Инспектор Вест возглавляет расследование Глава 1 КОТЕНОК
В темноте котенок потерся о ноги Роджера Веста, заставив его вздрогнуть от неожиданности и включить фонарик. В его луче засверкали два больших глаза. Потом зверек выгнул спину дугой и исчез. Роджер продолжал торопливо шагать, гулко топая каблуками об асфальт мостовой, пока впереди не забелели столбы ворот. Он завернул в раскрытую калитку, миновал палисадник, поднялся на крыльцо и вставил ключ в замочную скважину, действуя как автомат. В холле было абсолютно темно. Роджер наткнулся на какой-то предмет, которого по всем правилам там не должно было быть, и потерял равновесие. Фонарик выскочил у него из рук и упал на ковер, загремели ключи, а когда он взмахнул рукой, чтобы спасти себя от падения, то задел верхушку подставки для зонтов. Она тоже свалилась. С правой стороны маленького квадратного холла заструился сноп света. На фоне его четко обрисовалась женщина в длинном, до полу, темно-синем халате, из-под которого были видны только самые кончики домашних красных туфелек. Она неодобрительно посмотрела на Роджера. — Алло, дорогая, — воскликнул он, — еще не в постели? — Собиралась лечь, — отвечала «дорогая». — Чем это ты тут занимаешься? Роджер, покачиваясь, выпрямился: — Мне думается, я принес тебе подарок, — сказал он. — Вот как? Без четверти час… Где же он? — Именно это меня и удивляет, — вздохнул Роджер, вглядываясь в полутемный холл. — Что там позади тебя? Его жена отказалась смотреть назад. — Я знала обо всех твоих остальных недостатках, но думала, что ты не станешь злоупотреблять спиртным, — сказала она. — Хватит паясничать… Неожиданно она резко обернулась: — Что такое? Я уверена, что кто-то дотронулся до моих ног! — Я же предупреждал тебя! Я знал, когда еще он потерся о мои ноги, что мне от него будет не отвязаться… Теперь стой спокойно, не шевелись! Он осторожно развел полы ее халата, и что-то серое метнулось под стул. Затем последовало жалобное «мяу-у». — Кот! — воскликнула Джанет Вест. — Чего ради тебе вздумалось тащить домой кота? — Котенка, — внес поправку Роджер, — и он притащил меня, а не я его. Вылезай, давай-ка мы на тебя посмотрим. Он опустился под одно из кресел, став для этого на колени. — Перепуган до полусмерти, — сообщил он, поднимаясь на ноги. — Что же теперь? Блюдечко молока? — У нас осталось совсем немного, только к утреннему чаю. — Можно будет открыть банку со сгущенным молоком. Милая, говорил ли я тебе, что у тебя самый очаровательный носик? — А говорила ли я тебе, что у тебя самая отвратительная манера подлизываться? Услышав еще одно «мяу», Джанет добавила совсем иным тоном: — Я бы не возражала против чашки чая. Роджер наполнял чайник водой, Джанет же тем временем налила в блюдце молока и подсунула его под носик котенку. Тот недоверчиво понюхал его и принялся лакать. — Он наголодался, — объявил Роджер. Джанет отнесла поднос с чайными чашками в гостиную, где за каминной решеткой еще пламенели раскаленные угли. Котенок отправился следом, на всякий случай, дабы устранить возможных недругов, выгнул спинку дугой и зашипел, потом свернулся клубочком возле огня. — Котенок обрел дом, — изрек Роджер. — Как же мы его назовем? — Не стану говорить, будто мне не хочется иметь котенка, — призналась Джанет, разливая по чашкам чай. — Но ведь утром за ним непременно кто-то явится. Он не бездомный. Такой пушистый, прелесть! Ты и правда споткнулся о него? — Конечно, нет, — ответил Роджер, — ведь я был пьян. Так сказала моя жена. Ах, крепкий чаек — это здорово! Я перекусил у Марка, — продолжал он, — но это было в самом начале восьмого. Потом мы уткнулись в это проклятое дело Прендергастов, и я не заметил, что уже так поздно. — В ближайшем будущем я вычеркну твоих холостяцких друзей из списка наших знакомых, — пригрозила Джанет. — Марк может ложиться в постель, когда ему заблагорассудится, но у тебя нет времени для того, чтобы выискивать выдуманные преступления. Как бы я хотела, чтобы Марк не забивал тебе в голову эту дурацкую мысль. Почему в течение шести месяцев не могут трое человек умереть в одной семье? Только оттого, что тебе не по душе фасон брюк Прендергаста, он не станет тройным убийцей. Кроме вас с Марком никто такого не думает, и коли весь Скотланд-Ярд вполне удовлетворен, не понимаю, почему самый молодой из старших инспекторов выражает недовольство? — Весь Скотланд-Ярд, кроме меня? — задумчиво спросил Роджер Вест. — Интересно! Что значит быть полицейским! — Он разглядывал котенка, пуская колечки дыма из сигареты. — В одном отношении, мое сердечко, ты совершенно права: мне действительно не нравятся брюки Прендергаста, и жена его слишком властная. Теперь, когда они унаследовали все деньги, она примется бряцать оружием, а он скупать новые марки «Роллс-Ройсов». — Ты слишком воинственно настроен для часа ночи, — сказала Джанет, с трудом сдерживая зевок. — Я должна лечь. — Сначала запри это животное на кухне, — посоветовал Роджер. Когда Джанет ушла, он наклонился вперед и принялся ворошить угасающие угли, чтобы оживить на них язычки пламени. Возможно, «дело Прендергастов» и правда превратилось у него в своего рода навязчивую идею. Каждый раз, когда оно начинало замирать, Марк Лессинг придавал ему жизнь и краски. Прендергасты стали у него притчей во языцах! Миссис Прендергаст по своим габаритам превосходила двух Клодов, и вообще брюки следовало бы носить ей, а не ему, но пышность ее форм и приверженность к плотским удовольствиям все же не делали из нее убийцу. Зато кто бы мог поверить, что Клод и Мейзи — что за имя для такой женщины-горы! — способны совершить хладнокровное убийство. То есть, чтобы быть точным, не одно, а целых три! Точно рассчитанная серия убийств. Впрочем, в данном случае слово «способны» было вообще неуместно… Марк был прав в одном отношении. Серия «несчастных случаев» в семье Прендергастов воистину была странной. Сначала в собственном плавательном бассейне утонул Септимус. Ничто не указывало на то, что его ударили, если не считать неясного кровоподтека на затылке. Сиблей, патологоанатом Министерства внутренних дел, отказался сделать заключение о насильственной смерти, и в вердикте полицейского дознания значилось: «смерть по несчастной случайности». Состояние Септимуса Прендергаста, почти в миллион фунтов, даже после того, как были уплачены разорительные посмертные налоги, всего три недели тешило его сына Монти. Потом Монти свалился с утеса в Корнуолле. Никто не знал, зачем он туда попал, но все понимали, что он не стал бы разгуливать по краю обрыва в мрачное зимнее утро просто из желания подышать свежим воздухом и нагулять себе аппетит перед завтраком. Однако ничто не указывало и на насильственный характер смерти. Снова смерть «из-за несчастной случайности». И опять казна обогатилась на несколько сотен тысяч фунтов из прендергастовских сокровищ, прежде чем их унаследовал Ваверлей Прендергаст. Ваверлей попал под машину, водитель которой не соизволил остановиться. «Смерть из-за несчастного случая» после того, как полицейский сигнал SOS, переданный по радио, не получил ответа. Клод Прендергаст оставался единственным в роду. Ему досталось что-то свыше 400 тысяч фунтов капитала, Делавар-хаус, один дом в Суррее и второй в Лондоне на Ирэддон сквере, 48. Не говоря уже о доходах от бизнеса размером тысяч в 30 ежегодно. Через полгода Клод перепрыгнул с пособия в 2 тысячи в год (его отец считал, что сын не достоин и этого) до капитала в 400 тысяч фунтов плюс акции и прибыли от компании «Прендергаст Блайт», гораздо более известной под названием «Мечта»: сигареты «Мечта» и табак «Мечта». «Мечта», табак вашей мечты!» — кричали рекламы. После Клода наследников не было, в первоначальном завещании, оставшемся после Септимуса, было сказано, что все состояние Прендергастов будет передано на благотворительные цели, если оно уйдет из семьи. Причем не одному какому-нибудь крупному благотворительному учредителю, а семидесяти четырем, так что максимальная сумма пожертвования не превышала 3% первоначального капитала. Таким образом, здесь никак нельзя было усмотреть мотив для убийства, даже если какому-нибудь вдумчивому и подозрительному члену Адвокатской коллегии пришло бы в голову, что кто-то из членов попечительского совета мог бы решиться на преступление ради выгоды своей организации. Выходило, что ни у кого, кроме Клода и Мейзи, не имелось мотивов. Акции «Мечты» тоже были ни при чем: они поступили в открытую продажу. — Помимо Клода и Мейзи, есть еще одна возможность, — сказал Роджеру сегодня вечером Марк Лессинг. — Кому-то требуется подорвать дела компании. Но за красной физиономией Мейзи скрывается трезвая голова, она бы догадалась, в чем дело. Роджер не сомневался, что в ближайшие месяцы она переведет все деньги на себя, а потом даст отставку тщедушному Клоду. «И нам ничего не удастся предпринять, — пожаловался Марк, — потому что никто не знает, с каким адвокатом она все это обтяпает». — Даже если бы мы и знали адвоката, — возразил Роджер, — мы все равно не смогли бы ничему воспрепятствовать. Я выяснил одну вещь, которая тебе придется по вкусу. Мейзи и Клод несколько раз побывали у Габби Поттера. — У этого старого мошенника? Возбуждение Марка достигло предела: — Вот и твой счастливый шанс! Откопай предлог для ордера на обыск и выясни, какие дела у Поттера с Прендергастами. — Как ты считаешь, чего я добиваюсь? Увольнения? — Если бы я работал в Ярде, Поттер у меня угодил бы за решетку через пять минут! Он — величайший мазурик в Англии. Его следовало засадить в Дартмур много лет назад. — Есть и другие тюрьмы, помимо Дартмура, — напомнил Роджер. Сейчас, когда Джанет ждала его наверху, он пытался выбросить Прендергастов из головы. Конечно, мысль о том, что Поттер занимался делами этой парочки, тревожила его. Однако предположение, что Мейзи Прендергаст, бывшая Вебб, вышла замуж за Клода в расчете когда-нибудь унаследовать акции «Мечты», было всего лишь необоснованной догадкой. Что бы ни говорил Марк, у Мейзи для этого было достаточно мозгов. Но, допустим, кто-то жаждет контролировать «Мечту» через Клода и решил использовать Мейзи в качестве своего орудия? Габби Поттер был как раз тем человеком, которому сам бог велел заняться сомнительными делишками компании. Многие из ее деятелей, любители обходить законы, были его клиентами. На столе за Роджером стоял телефон. Он потянулся к нему и набрал номер Марка в Челси. Весты жили в Фулхеме, минутах в 20 ходьбы от холостяцкой квартиры Марка Лессинга. Длинные гудки продолжались не менее минуты. В недоумении Роджер опустил трубку на рычаг и вторично набрал требуемый номер, но с тем же результатом. Что за чертовщина? Он-то ведь знал, что телефон стоит на тумбочке возле кровати Марка. Дайвер из дивизиона, в котором жил Марк Лессинг, знал, что он — близкий друг Роджера Веста, и потому приглядывал за квартирой Лессинга не за страх, а за совесть. Более того, ему было известно, что в Ярде Лессинга считали способным детективом-любителем. У Дайвера не было времени на чтение его научно-популярных книжонок, название «криминолог» не производило на него впечатления, но Лессинга он хорошо знал в лицо и благоволил к нему. Дайвер был не на шутку озадачен, заметив небольшую машину, остановившуюся возле жилого дома, в котором находилась квартира Лессинга, потому что шли первые часы нового дня, а когда он здесь проходил прошлый раз, никакой машины не было. Жильцы всегда убирали свои машины в подземный благоустроенный гараж. Вообще-то ничего особенно удивительного в этом факте не было: кого-то мог подкинуть на своей машине приятель. Однако приятели обитателей этих роскошных машин редко разъезжали в довоенных полуразвалившихся фордиках. А этот выглядел особенно непрезентабельно. Поразмыслив на эту тему, Дайвер спросил себя, не пахнет ли здесь грабежом. Эта мысль его немного испугала, но одновременно привела в возбужденное состояние. Сначала он подумал было добежать до ближайшего автомата и позвонить в участок, но если бы все оказалось ложной тревогой, он выглядел бы желторотым птенцом. Тогда он решил подождать возле машины и поговорить с ее владельцем. Коли им окажется тип, отягощенный чемоданом или узлом, тогда он, Дайвер, сумеет и один задержать проходимца, что произведет хорошее впечатление на начальство и будет способствовать продвижению Дайвера вверх по служебной лестнице. Его любопытство так возросло, что он двинулся к входу в здание, чтобы воочию убедиться, нет ли каких-то явных признаков непорядка. Когда он вошел вовнутрь, не то, чтобы по-настоящему нервничая, но слегка волнуясь, он не мог сразу заметить человека, притаившегося за массивной дверью. Зато он услышал шорох за спиной, обернулся и увидел, как на него прыгает мужчина. Рука нападающего была высоко поднята, в ней был зажат кастет. Дайвер инстинктивно отпрянул назад. Оружие опустилось ему на плечо, и полицейский упал, запутавшись в коврике для вытирания ног. Падая, он попытался вытащить из кармана свисток, но тот откатился далеко в сторону. На Дайвера напал панический страх, но тут он заметил, что неизвестному не до него: он выскочил из холла. Дайвер с трудом поднялся на ноги, так как при падении сильно расшиб колено. К тому времени, когда он сумел добраться до улицы, старый «Форд» уже набирал скорость, и все, что сумел разглядеть полицейский, — это силуэт головы и плеч своего противника. Дайвер больше не стал тратить времени на бесполезное преследование. Зажав рукой раненое плечо, сильно припадая на ушибленную ногу, он доковылял до квартиры сторожа, разбудил его и оттуда позвонил в дивизион. — На вашем месте, сэр, я бы первым делом проверил квартиру Марка Лессинга, — заявил он подошедшему к аппарату инспектору. — Вы знаете, он приятель старшего инспектора Роджера Веста? Потом он добавил гораздо тише: — Подумать только, этот мерзавец мог мне размозжить голову. Один бог знает, что он натворил…Глава 2 ЖИВЕЕ ОСМОТРИСЬ!
Марк Лессинг лежал на животе… Сквозь простыню, которой была плотно обмотана его голова, он ясно слышал, как звонит телефон. Других звуков он не различал, ни единого движения людей, находившихся в соседних помещениях. Возможно, они уже ушли и он этого не заметил. Марк попробовал повернуться, однако у него не было ни малейшего шанса дотянуться до телефонной трубки. Дьяволы слишком тщательно привязали его к кровати. Хорошо уже то, что они его не пристукнули… Телефон замолчал. И тогда Марк услышал, как выдвигают ящик. Это был средний ящик буфета, который всегда заедало, и потому он противно скрипел. За этим последовала тишина, ничем не прерываемая. Казалось, ей не будет конца. Они ушли? Новый звонок, куда более резкий, чем телефонный: звонок у входной двери. До его слуха донесся шепот голосов, за ним — крадущиеся шаги. Ему показалось, что он слышит, как приоткрылась дверь, и сделал бешеное усилие освободиться от своих пут, в результате чего веревки лишь сильнее врезались ему в лодыжки и запястья. Больше он ничего не слышал, пока громкий голос не воскликнул: — Ну будь я проклят! Марк не узнал этот голос, но он слышал, как хлопнула дверь, так сильно, что ходуном заходила его кровать и картина на стене. Потом раздались тяжелые шаги и какофония разнообразных звуков. После этого распахнулась входная дверь его квартиры, и какой-то человек ахнул: — Великий Боже! — Значит, Дайвер был прав, — сказал второй голос, приближаясь к кровати: — Вы не ранены, мистер Лессинг?— Ваш приятель цел и невредим, — заверил Роджера дивизионный инспектор, — фактически он уже поднялся и чем-то подкрепляется. В его квартиру вломились двое, сбили с ног и крепко прикрутили к кровати. Перевернули и перетрясли все вещи. Не знаю, что он еще скажет, когда увидит этот погром! Дверь спальни отворилась. — Скоро узнаете! — заверил его Лессинг. Сначала он взглянул на Роджера, потом уж заметил Джанет. — Как, и вы тут? Он начал торопливо запахивать на себе халат. — Боюсь даже и заглядывать туда. Вчера мне удалось купить совершенно очаровательную севрскую статуэтку, такую изящную и хрупкую, что она может разбиться от легкого дуновения ветерка. Надеюсь… Он умолк, замерев на пороге своей приемной. Зрелище, представшее их глазам, лишило его дара речи. Роджер нахмурился, Джанет стало не по себе. Красивая комната была разгромлена: все было перекорежено, разбросано, изломано… Вдруг лицо Лессинга прояснилось: — Вандалы не заметили ее! — воскликнул он, подходя к стеклянной горке, из которой он достал прелестную фигурку в бледно-розовых и голубых тонах. — Разве это не совершенство? Работники дивизиона были несколько ошеломлены. Джанет поспешила согласиться: — Изумительно! — Помимо фарфора, что стоило у тебя воровать? — спросил Роджер. — Полузаконченную рукопись, в которой объясняется, почему полиции удается найти преступника. Она находилась в кабинете. Мне думается, они до него тоже добрались. Они с Роджером подошли к двери, соединяющей большую комнату с кабинетом, и остановились у порога. — В этом можно не сомневаться… Кабинет был небольшой. Три его стены были сплошь заставлены стеллажами с книгами, возле четвертой помещался массивный письменный стол, обитый сверху кожей. Мирзэпорский ковер и три глубоких кресла как бы составляли специальный фон для нескольких ярких статуэток, размещенных на особых полочках по этой четвертой стене. Только фарфор и остался нетронутым. Большая часть книг была сброшена со стеллажей, остальные лежали в хаотическом беспорядке. Стулья были перевернуты, обивка с них сорвана. Все содержимое ящиков письменного стола было вывернуто, бумаги густо устилали пол… Джанет, привстав на цыпочки, заглянула поверх их плеч. — Мне думается, они хотели что-то найти… Живее осмотрись, Марк! — Разве в этом хаосе можно что-то понять? — запротестовал Лессинг. — Потребуется целая неделя, чтобы навести здесь порядок. И взгляните на мою рукопись! Листы валялись повсюду, но ни один из них не был разорван. — Варвары, они по некоторым ходили! Марк наклонился, подбирая листы, покрытые убористо напечатанным текстом, в то время как Роджер занялся более внимательным осмотром помещения, обратив особое внимание на ящики стола. Вскоре он выпрямился. — Два замка взломаны человеком, специалистом своего дела, — сообщил он. — Это не случайный грабеж, они искали что-то определенное. Интересно, кто сейчас на свободе и мог произвести эту работу? — добавил он задумчиво, не отводя глаз от стола. Работники дивизиона занялись поисками отпечатков пальцев и всяческих улик. Приятно было смотреть, как эти здоровенные, высокие парни почти неслышно передвигаются от предмета к предмету. Роджер решил, что лучше им не мешать, и вернулся с Марком и Джанет в приемную, где полиция уже закончила осмотр. — Не грех чего-нибудь и выпить, — вздохнул Марк. — Джан, не откажитесь, помешайте уголья в камине. В топке уже появился серый налет, но когда Джанет пустила в ход кочергу, заплясали веселые язычки пламени. — Мне ничего не наливайте, — сказала она. — Не увлекайся виски, а то у тебя голова разболится еще сильнее! — посоветовал Роджер. — Можно подумать, что у тебя не трещит голова! — насмешливо огрызнулся Марк. — Кто тебя доставил домой? — Кот. — Котенок, — поправила Джанет. — Что? Джанет объяснила. — Гораздо важнее, кто доставил грабителей, — сказал Роджер. — Видели, как один улизнул, после того как стукнул местного полицейского, у которого появились подозрения по поводу стоящей у подъезда машины. Их было двое, ты говоришь? — Да. — Они не сказали, что им нужно? — Нет. — А ты не догадываешься, что это могло быть? — Не имею ни малейшего понятия. — Ты стал страшно непопулярен из-за Прендергаста и его Мейзи. Всему миру известно, что ты веришь в свой особый нюх в отношении преступлений, особенно убийств. А ты, имеешь дурную привычку разглашать свои подозрения… — До этого я не слыхивала, чтобы Марк, вот так, без видимой причины, вцеплялся в какое-нибудь дело, — сказала Джанет. — Ведь и раньше на него нападали за то, что он сует нос не в свое дело. — Явной связи между визитом грабителей и подозрениями в отношении Прендергастов не видно, — сказал Роджер. — Мы даже не знаем, чтобы Марку было известно нечто такое, что беспокоит предполагаемого убийцу Прендергастов. — Марк, ты что-нибудь узнал? — спросила Джанет. Лессинг потер себе нос: — Ничего особенного, но я слишком разоткровенничался во время интервью на телевидении и дал им понять, будто мне многое известно. — Ты когда-нибудь попадешь на скамью подсудимых за клевету и злословие! — Исключено… У меня имеются идеи, всего лишь идеи, тысячи идей, которые роятся в моей голове, как сгустки эктоплазмы, и я их все фиксирую на бумаге. Кстати, я оставил свои записи в левом верхнем ящике письменного стола. Мой бог, так ты считаешь… Они вместе отправились опять в кабинет. Полиция здесь закончила. Содержимое левого ящика беспорядочной кучей было вывалено на пол. Марк опустился на колени и принялся с остервенением фокстерьера, почуявшего водяную крысу, перерывать все бумаги. Роджер действовал куда спокойнее и методичнее. Вскоре в его руках оказалось несколько листков, покрытых размашистым почерком Марка, на которых сверху значилось: «Смерть от несчастного случая — ?» — Все на месте, — через пару минут подтвердил Марк. — Значит, они приходили не за этим. Выходит, не стоит искать связь между виртуозными убийствами Прендергастов и визитом грабителей! — Как можно употреблять высокие слова в совершенно неподходящих случаях? — возмутилась Джанет. — Ты не права, дорогая! Убийство — тонкое искусство, а ведь здесь было убито трое Прендергастов. Я полагаю, что всюду действовал один и тот же мужчина или женщина. Или злой дух. Мои мысли и соображения в отношении этой тройной акции, записанные и систематизированные, хранились в столе, так что мои незваные гости могли их прочитать. То, что листки остались на месте, ничего не доказывает, возможно, это было сделано специально, для отвода глаз… Не мог ли убийца Прендергастов потерять нечто такое, что он теперь жаждет любой ценой получить назад? — Ты что-то похитил? — требовательно спросил Роджер. — Нет, конечно. Но ведь этот человек мог полагать, что я это сделал. Кто знает, не имеет ли эта вещь для него колоссального значения? — Гадание на кофейной гуще, — недовольным голосом проворчал Роджер, подавляя зевок, — мы поставили возле твоих дверей постового, чтобы ты мог как следует выспаться, не опасаясь никаких сюрпризов. — Я ничего не боюсь, — заявил Марк, — но пару часиков спокойного сна мне и правда необходимы. — Вот и прекрасно. А утром ты сумеешь нанести визит Габби Поттеру. Если ты так сделаешь, он поймет, что ты связываешь ночной грабеж с его персоной. Возможно, что ты подметишь любопытную реакцию… — Нет, не надо! — испугалась Джанет. — Замечательная мысль, — сразу загорелся Лессинг. — Он тоже знает, что я помешался на деле Прендергастов. Так что если у него имеются какие-то планы в отношении их денежек, мы живенько это выясним. — Ты в самом деле считаешь, что он прав? — спросила Джанет у Роджера, когда они возвращались на машине домой. — Если Поттер причастен или если трое Прендергастов были действительно убиты, тогда Марк смутит чей-то покой. А коли ему удастся еще и напугать это лицо, то в спешке они могут наделать глупостей. Марк, кроме того, может позволить себе то, что недоступно для Ярда. Однако не спрашивай у меня, считаю ли я Марка правым в его подозрениях по поводу Поттера.
В то время, когда Роджер и Джанет ехали домой, мистер Габриель Поттер, адвокат и присяжный поверенный, сидел на широкой никелированной кровати с четырьмя шарами в просторной комнате с высоким потолком в большом и удобном доме на окраине Лондона, слушая по телефону то, что ему говорили грубым низким голосом: — Там нет ничего-ничегошеньки, гавернор. О вас ни полсловечка. Я прочел чего он там понаписал про Прендергастов. Одни догадки, ничего путного. Я сфотографировал все листочки, меня чуть было не застукали, так я сильно завозился. Пленку пришлю утром. Другого там просто не было, в этом я не мог ошибиться. — Верю, что нет, — сказал Поттер. У него все было какое-то мелкое: черты лица, фигура, голос. — Я хотел бы получить эту пленку как можно скорее, пожалуйста. Спокойной ночи. Он положил на место трубку, выключил свет и юркнул под одеяло. Как правило, он засыпал в то самое мгновение, когда его голова касалась подушки. Но сегодня он был обеспокоен, его мучили тревожные мысли.
А в это время Клод Прендергаст все еще беспокойно метался в кровати. Ему мешали звуки, к которым он никак не мог привыкнуть: могучий храп супруги на соседней постели. Она то и дело начинала что-то громко говорить. Клоду казалось странным и не совсем правильным, что в одной с ним комнате спит женщина. Мысли и размышления о Мейзи отнюдь не способствовали успокоению Клода. Он и сам не вполне понимал, как это он на ней женился, но он еще не достиг той стадии, когда его начнет терзать сожаление, почему в свое время он не проявил достаточно твердости. Мейзи дважды очень громко повторила: — Интересно знать, нашел ли он их? Интересно знать, нашел ли он их? Потом она тяжело перевернулась на другой бок, причем от ее веса разом застонали все пружины в матрасе, и затихла.
Глава 3 ФОТОГРАФИИ И ВЕЩИ
Джанет Вест проснулась первой, потянулась и залюбовалась профилем Роджера. Он лежал на спине, губы у него были тесно сжаты, выглядел он до неправдоподобия красивым. Было время, когда она сомневалась, может ли красивая внешность сочетаться со здравым смыслом, острым умом и покладистым характером. В Роджере все это великолепно уживалось. Единственная ее претензия к нему заключалась в том, что он слишком ревностно относился к своей работе. А иногда и слишком серьезно воспринимал Марка… — И, однако же, эти двое иной раз меня пугают, — призналась Джанет. — Как это Марк называет? «Предвидением, предчувствием…» Вчера вечером, к примеру. Что заставило Роджера чуть ли не ночью лететь к Лессингу? Повысив голос, она спросила: — Может быть, тебе известно что-то такое, чего не знаю я? — Э-э-э… который час? — Половина одиннадцатого, — ответила Джанет, стаскивая простыню, чтобы муж яснее ее слышал. — Роджер, почему ты вчера вечером поехал к Марку? Ты что-то от меня скрываешь? — А-а… э-э-э… — потянулся Роджер, широко раскрывая глаза. — Десять? Половина одиннадцатого? Великий боже!.. Он кубарем скатился с кровати и посмотрел на будильник на ночном столике: — Вот обманщица! Только самое начало девятого! Ну и задам же я сейчас тебе! Он снова забрался под одеяло. Снизу раздалось негромкое, но вполне отчетливое «мяу». — Разумеется, у нас же гость! — рассмеялся Роджер, натягивая халат. — Пойду поставлю чайник, ты можешь еще понежиться. К тому времени, как он умылся и почистил зубы, чайник уже вскипел. Роджер заварил свежий чай. Джанет перед зеркалом приводила в порядок волосы. Роджер любил наблюдать, как ее пальчики довольно ловко раскладывали и разбирали крупные черные кудри на затылке и висках, нравилось смотреть, как при этом изящно выгибается ее фигурка. Он разлил чай. Джанет повторила: — Знаешь ли ты что-нибудь такое о деле Прендергастов, что неизвестно мне? — Мне нечего тебе рассказать. И Марку тоже. Если тебя интересует, почему я поспешил в Челси, то просто испытывал смутное беспокойство. — Ты считаешь, что Марку что-то угрожало? — Упаси боже, нет! Если бы так было, мы бы не нашли его вчера привязанным к кровати: он был бы готов для вскрытия. И все же это поразительно. Мне думается, Марк не работает больше ни над чем, кроме дела Прендергастов. Отсюда естественный вывод: нашествие воров имеет к ним какое-то отношение. А если это так… — Тогда речь идет о расследовании убийства! — Серии убийств… Ну, мне пора. Он поцеловал ее в лоб, обещал вернуться в половине 8-го, повернулся и налетел на котенка, устроившегося на солнышке посреди комнаты. Роджер не упал только потому, что схватился за спинку ближайшего стула, и котенок с жалобным мяуканьем отлетел в сторону. — Бедняжка! — закричала Джанет. — Если хочешь, можешь попытаться найти его хозяина. Но если он все же останется у нас до самого вечера, не выпускай его из кухни. А то я боюсь открывать дверь: у него явная тенденция попадать мне под ноги. С полдесятка одетых в форму людей у ворот, в холле и вдоль коридоров Скотланд-Ярда пожелали инспектору Роджеру Весту доброго утра. В кабинете, который он разделял с четырьмя другими детективами-инспекторами, какой-то сержант разговаривал с огромным толстяком, занимавшим соседний с Роджером стол. Толстяка звали Эдди Дэй. Его специальностью были подделки. — Алло, алло! — заговорил Дэй неожиданным фальцетом, смешно растягивания гласные. — Гарри, как вам нравится наш Красавчик? Сержант почтительно улыбнулся: — Я от сержанта Слоуна, сэр. Он сказал, что вы захотите их увидеть, как только будете на месте. «Ими» называлась пачка бланков ярко-желтого цвета, поверх которых были приколоты два белых листочка. Белые были украшены серыми отпечатками пальцев. Роджер взглянул на них без особого энтузиазма. Сержант продолжал: — Один из них может принадлежать Чарли Клею. Отпечаток достаточно четкий, чтобы сделать такой вывод, но действовать на его основании нельзя. Мы знаем, что Клей на свободе. — Вы его разыскиваете? — Его привезут для допроса, если вы дадите «добро». — Несомненно! Больше ничего? — Ничего существенного, сэр. Роджер кивнул головой, сержант вышел. Эдди Дэй деловито склонился над кипой бумаг. Старый «фордик», накануне вечером отъехавший от дома, где жил Марк, как в воду канул. Была найдена всего одна группа отпечатков. То, как были взломаны замки, доказывало, что в деле участвовал эксперт. Чарли Клей, Эйб Фентон и три или четыре других искусных взломщика, которые, как было известно, находились в Лондоне, были названы возможными кандидатурами. Скорее всего это был Клей, но у него, несомненно, было припасено «железное алиби», которое полиции будет не так-то просто опровергнуть. У Клея имелась отличительная особенность по сравнению с остальными взломщиками. Во время работы он непременно снимал перчатки хотя бы на короткое время, и уже трижды его «упекали» на основании обнаруженных отпечатков пальцев, которых он мог бы и не оставлять. Роджер задумался над тем, что ему было известно о Клее. Огромный детина с грубым басом, которого почему-то всегда было трудно опознать. В личности Чарли имелась непонятная неопределенность, которая ему сильно помогала. Вот и сейчас: описание головы и плеч противника Дайвера могло соответствовать Клею, а могло и не соответствовать. Роджер отложил в сторону бумаги и подошел к зеленому несгораемому шкафу, в котором выдвинул ящик с делами на букву «К». Он достал из него папку в твердой обложке. Краткое резюме по досье Чарли Клея сводилось к следующему: «Защитник на последнем процессе — Габриель Поттер». Роджер громко пробормотал: — Я так и думал! — Почему ты не можешь помолчать? — взорвался Эдди Дэй, поднимая голову от двух банкнот, которые он разглядывал через лупу. — Как ты думаешь, могу ли я сосредоточиться в такой обстановке? — Я об этом вообще не думаю… Куда ж ты сегодня направляешься? — В Олд Вейли, а ты? — На Малбери-стрит. Надеюсь, подследственный в тюрьме. На Малбери-стрит он проторчал целых два часа в обитом дубовыми панелями зале судебных заседаний, пока снимали предварительные показания с некоего Джозефа Райта. Дело было мерзкое: Райта обвинили в незаконном сожительстве с несколькими женщинами в корыстных целях. Роджер лишь в полуха слушал показания облезлого альфонса. Он думал о Габриеле Поттере и Марке Лессинге. Пошел ли Марк к адвокату?Контора Габриеля Поттера была большая, неприбранная и пыльная. Зато сам Поттер поражал своей аккуратностью и худобой. Он был из тех адвокатов, которые убеждены, что чем обветшалее и замызганнее выглядит контора, тем больше доверия она внушает клиентам. Он сидел за конторкой с опускающимся верхом и без тени улыбки разглядывал фотографии с заметок Марка «Смерть от несчастного случая?..» Время от времени он глубоко запускал себе палец в ноздрю и с наслаждением его поворачивал. Неожиданно резко зазвонил телефон. Аппарат стоял на стопке бумаг, одновременно исполняя роль груза. — Да? — спросил Поттер. — Вас хочет видеть мистер Лессинг, сэр, — раздался девичий голос. — Мистер Марк Лессинг. — Попросите его подождать. Он нахмурился, опустил на место трубку и дочитал до конца фотокопии заметок Марка о смерти Прендергастов. После этого он собрал все листочки, положил их в большой конверт и сунул его в одно из отделений конторки на самом виду. После этого нажал на звонок. Было слышно, как он заливисто задребезжал во внешней конторе. Лессинг вошел сразу же. В руке у него была шляпа, перчатки и трость. Большие голубые глаза Поттера выражали полнейшее недоумение. Он приподнялся со стула. — Садитесь, мистер Лессинг. Чем могу быть полезен? В его манерах не чувствовалось фальшивого радушия, голос звучал холодно-вежливо. Высокий крахмальный воротничок с галстуком «кис-кис» усиливал впечатление худобы, шея была морщинистой и какой-то болезненной. Если к этому добавить отвратительный цвет лица и плохо выбритые щеки, то неудивительно, что Марк подумал, не болен ли адвокат раком или туберкулезом. — Сказать по правде, я и сам еще не знаю, — добродушно ответил Марк. Он умел создавать впечатление с трудом сдерживаемого нетерпения. Лессинг был интересным, волевым мужчиной, от него веяло силой, но без грубости. — Есть пара вопросов, в которых вы, возможно, сумеете мне помочь. Во всяком случае, у нас с вами есть нечто общее: мы не обязаны слепо следовать полиции с ее традиционными методами расследования преступлений. — В каком отношении вы обманываете полицию? — спросил Поттер. — Это они обманывают меня. Меня не удовлетворяет вынесенный ими вердикт по делу Прендергастов. Поттер кисло сказал, почесывая щеку: — Мистер Лессинг, если вы явились сюда, чтобы попытаться обсудить со мной что-нибудь, касающееся Прендергастов, вы напрасно тратите время. Я защищаю интересы мистера и миссис Прендергастов. Лично они вполне удовлетворены вынесенным решением. И отношением полиции. Я тоже. — Правда? - удивился Лессинг. — Что же, Клод Прендергаст находится в опытных руках, в этом нет сомнения. Довольно жалкий человечек, верно? Деньги, деньги повсюду, и не имеет понятия, на что их тратить. — Не сомневаюсь, что мистер Прендергаст будет в восторге от проявленного вами интереса к его особе, — сказал Поттер. — В равной мере я уверен, что у вас для этого не имеется оснований. Мистер Лессинг, я часто убеждался, с каким рвением вы занимаетесь делами посторонних. Искренно надеюсь, что в данном случае вы нарушите эту дурную привычку. Ваши расспросы друзей Прендергастов, их слуг стали нетерпимыми. Я подам прошение соответствующим авторитетам заставить вас прекратить раздражать моих клиентов. Так хочет мистер Прендергаст. — Только не Клод. Его мысли не идут дальше цвета его галстуков и покроя брюк. Мейзи, однако… Поттер наклонился вперед. — С меня достаточно, мистер Лессинг… Ваш визит ко мне избавил меня от необходимости вам писать. Я попрошу вас впредь прекратить свое преследование. Если вы не послушаетесь, я приму законные меры против этого. — Законные? Я вижу, вы исправляетесь! — Не будьте нахалом! Немедленно убирайтесь из моего кабинета. Или же я прикажу вас выбросить отсюда. Голос Поттера поднялся до крика. В ту же минуту сзади отворилась дверь, и на пороге появился огромный детина. Его наружность трудно поддавалась описанию, поскольку человек был каким-то бесформенным и неуклюжим, но в то же время совершенно не похожим на других рослых людей. Волосы и брови у него были ни то, ни се, сразу и не скажешь, какого цвета. Глаза серо-голубые. Голос хриплый, как если бы у человека была простуда. — Недоразумения, гавернор? — Вы можете мне понадобиться, — быстро ответил Поттер, — подождите снаружи. Чарли Клей кивнул и задом вышел из кабинета. Поттер обратил сердитый взгляд на Марка Лессинга, который теперь уселся на краешек письменного стола. Локтем он практически касался конверта с фотокопиями его заметок по делу Прендергастов. — Знаете, — сказал Марк, — жизнь полна совпадений. Вчера вечером была ограблена моя квартира. А теперь я вижу, что Чарли Клей работает у вас вышибалой. Интересно, знает ли полиция, что он на свободе и где он находился вчера вечером… Поттер пробурчал: — Я не стану предупреждать вас вторично. Марк улыбнулся и вышел вон. Рядом с Клеем стоял второй верзила. На нем был утренний костюм и серый цилиндр. Одежда и головной убор не соответствовали грубым неотесанным чертам лица. Это был старший клерк Габриеля Поттера, если верить послужному списку, но фактически он исполнял самые разные обязанности, включая должность посыльного. — Алло, ребята! — воскликнул Марк, не обращая ни малейшего внимания на два злобных взгляда, которым его отблагодарили «ребята». На лестнице он задержался, услышав, что к нему приближаются чьи-то тяжелые шаги. В конторе Поттера имелся лифт, но он не действовал. По горькому опыту Марк знал, что лифт всегда бывал в неисправности, когда кто-то жаждал поскорее попасть к Поттеру. Тут появились еще два здоровяка, и один из них произнес: — Доброе утро, мистер Лессинг. — Чисто сработано, Роджер, — пришел в восхищение Марк, — они пришли за Клеем. Снаружи ярко сияло солнце. Он подождал возле табачной лавочки, через витрину которой была протянута большая надпись: «Нет ни сигар, ни табака, ни махорки, ни спичек. Не ругайте меня — я ничего не могу поделать!» Все еще остро давали себя знать нехватки военного времени. Марк постоял на шумном Стренде минут 15, пока у входа в здание не появилась кучка народа. Первым шагал полицейский, как будто сержант, за ним Чарли Клей рядом с Поттером, а второй полицейский в штатском замыкал шествие. «В конторе Поттера никого нет. Не рискнуть ли?» Марк понимал, что он нарушает закон, входя в чужое помещение. Тут и Вест ему не Поможет. Но вряд ли ему когда-либо еще представится такая возможность. Не раздумывая, он снова перешел через дорогу и вошел в здание. Теперь лифт уже работал. Марк поднялся на 6-ой этаж, половину которого занимал Поттер, а вторую половину делили между собой три небольших фирмы. Две из них в настоящее время были пусты, согласно извещениям на стеклянных дверях. Никого не было видно. Марк прошел по коридору, застланному резиновой дорожкой, мимо двери с надписью «Поттер и Сын, адвокаты, юридические советы» — ко второй, где значилось: «Поттер и Сын, личный кабинет». Он осмотрел замок. — Поскольку я не ношу с собой динамита, дело дохлое, — громко проворчал Марк. Он потоптался у двери, обитой железом и снабженной такими запорами, которые были под силу лишь самым опытным взломщикам, да и то обладающим необходимым инструментом и неограниченным временем. Потом насторожился: заныл лифт. Марк спрятался за углом. Лифт остановился. Сначала показалась малюсенькая красная шляпка, ниже которой виднелась беспорядочная масса рыжеватых волос, а еще ниже — топорная физиономия Мейзи Прендергаст. Светлые волосы ее супруга находились как раз на уровне ее плеча. Марк оставался в тени, и Прендергасты, не заметив его, прошли к конторе Поттера. Полная рука Мейзи, сплошь покрытая перстнями, вцепилась в руку мужа чуть ли не под мышкой. На нем были надеты светло-розовые вельветовые брюки, коротенький спортивный жакет и красная рубашка, воротник которой был выпущен из-под куртки. Толстенные сплошные каучуковые подошвы придавали ему косолапый вид. Шляпа Мейзи по яркости могла поспорить лишь с ее губной помадой и красными туфлями. Ее английский костюм был угольно-черного цвета. В плечах и в талии она равнялась двум Клодам, причем ее портной из желания угодить заказчице все скроил настолько в обтяжку, что одежда трещала по швам. Дверь за ними закрылась. Марк подошел к ней как раз вовремя, чтобы услышать громкое заявление Мейзи: — Должно быть, произошла какая-то ошибка. Ее попытки смягчить грубый голос в другое время показались бы Марку забавными, но сейчас ему было не до курьёзов. — Мы договорились встретиться ровно в 19 часов, не так ли, Клод? — Да, да, — отозвался супруг. — Мистер Поттер не стал бы заставлять меня ждать, — продолжала Мейзи, причем всем было ясно, что она хотела сказать «не имеет права». Девушка рассыпалась в извинениях. Мистера Поттера неожиданно отозвали, но, несомненно, он вернется при первой же возможности. Не подождут ли они? Нет, ответила Мейзи, их контора исключительно неудобная, она не пригодна для того, чтобы в ней можно было бы кого-то дожидаться. Она не понимает, почему мистер Поттер совершенно не хочет считаться со своими клиентами. В таком случае они пойдут через дорогу к Мотту и позавтракают. Мистер Поттер найдет их там, когда он возвратится. Марк спустился по лестнице и скрылся из виду, когда чета Прендергастов вылезла из лифта. Он оказался на Стренде как раз вовремя, чтобы видеть, как они входили в «Котлетную» Мотта. Марк тщательно обдумал положение вещей. Посоветовав нанести визит Поттеру, Роджер признал, что разделяет подозрения Марка. Тот факт, что полиция отыскала Чарли Клея в конторе Поттера, говорил за то, что Клей был заподозрен. Но имелись пределы, выше которых полиции было не прыгнуть. И Марк не сомневался, что она не сможет долго держать контору Поттера под наблюдением. — И, однако же, за Поттером нужно следить, — произнес вслух Марк. Он достиг еще одного здания по Стренду, ближе к Трафальгар-скверу. Контора Поттера находилась между Олдвич и Флит-стрит. Наэтот раз лифт с мальчишкой-лифтером снова доставил его на 6-ой этаж, и он вошел в дверь, на которой значилось: «Морган и Морган, частный розыск». Маленькую внешнюю контору занимала машинистка, стучавшая на машинке, и толстый коротышка, пристроившийся на уголке ее стола. Его красная физиономия и нос картошкой были известны во всех лондонских судах, особенно в суде присяжных. Считалось, что Пеп Морган поставил рекорд по даче свидетельских показаний в бракоразводных процессах. Он соскочил со стола, его щегольские, лакированные ботинки засияли на фоне коричневого линолеума. — Доброе утро, мистер Лессинг! Рад вас снова видеть. Начинайте, Фло, мы закончим вместе, как только разберемся с мистером Лессингом. Он схватил Марка за руку и потащил его в личный кабинет. — Ну, какие у вас неприятности? — спросил он, протягивая коробку с сигаретами. — Инспектор Вест на этот раз не в силах помочь! — Закон есть закон, а инспектор — его составная часть. Если бы только он согласился выйти в отставку! Через две недели, Пеп, мы бы с ним оставили вас без куска хлеба. — Вы оба ходили бы с протянутой рукой, — захихикал Морган, — до того, как ваше заведение про функционировало бы неделю. — Серьезно, Пеп. Дело Прендергастов… — Все еще волнуетесь по этому поводу? Не дразните гусей, вот мой дружеский совет. — Вся беда в том, что я утратил сон и покой. Не могли бы вы приставить парочку ребят присматривать за конторой Поттера с тем, чтобы составить для меня список его посетителей? — Габби — парень хладнокровный и не особенно разборчивый в выборе средств. Он уже 25 лет держит свою контору, и не мне говорить, сколько раз за эти годы он выкидывал такое, за что самое малое мог получить 7 лет тюрьмы. Коли он плюет на полицию, ему наплевать и на всех остальных. Я бы не хотел раздражать Габби Поттера! — Вчера в мою квартиру забрались двое, один из них, скорее всего, был некто Клей. Клея только что взяли в конторе у Поттера. Возможно, он сообщит о своем задании. — Скорее всего, он обратится за юридической помощью. Я бы предпочел, чтобы наблюдением занялась полиция. — Полиция мне не расскажет, что они узнают, если даже наблюдение и не будет снято. Просто имена его визитеров, только и всего. Если, случайно, вы узнаете, куда он едет и с кем намеревается встретиться, я буду только благодарен. — Мне понятно, чего вы хотите. Все, что можно выяснить про Габби Поттера. Я не стану говорить, будто это невозможно, но мне не хотелось бы, чтобы Габби узнал, что я имею к этому какое-то отношение… Интересно, знаете ли вы, сколько людей, осмелившихся переступить ему дорогу, впоследствии об этом горько пожалели… Не стану утверждать, что все это происходило с его согласия, но совпадения были воистину любопытными. Я знал нескольких людей, которые считали, что сумеют что-то узнать о его деятельности, но со всеми, без исключения, произошли неприятные случайности, и они кончали больницей. Красавчик знает об этом не хуже меня. Коли он не может зацапать Поттера, какие шансы у меня? — Ну что же, Пеп, раз вы отказываетесь! — Вот что я вам скажу, — прервал его Морган, — я знаю человека, который может за это взяться. Он выполнял для меня странные поручения, но об этом никто не знает. Оставьте это на меня. Я позвоню вам сегодня же днем, если мы с ним договоримся. Э-э-э… знает ли об этом Красавчик? — Нет еще, но можете не сомневаться, я ему расскажу о вашей помощи. — Коли хотите знать, в один прекрасный день Красавчик нарвется на серьезные неприятности. Прокуратура не погладит его по головке за превышение полномочий. Он молод и энергичен, накопил уже кое-какой опыт, но это не значит, что ему позволят зарываться! — А если он когда-нибудь станет старшим офицером Ярда, вы же первый будете радоваться, что сотрудничали с его лучшим другом Марком Лессингом! Они оба рассмеялись.
Глава 4 СЕМЕЙНЫЕ ПОДОЗРЕНИЯ
Роджер скоро узнал, что у Чарли Клея имелось два козыря: алиби и юридический советник. Во время допроса Поттер не отходил от него ни на шаг, время от времени вставляя ядовитые замечания. Роджеру сообщили, что Чарли на Ист-Эндском спирто-водочном заводе предупредили, что его разыскивает полиция, и он бросился к Поттеру, ища у него поддержку и помощь. — Совершенно ясно, что у полиции нет никаких оснований для преследования моего клиента, инспектор. Он может доказать, что вчера вечером даже не приближался к квартире мистера Лессинга. Мне думается, что несколько писем в газеты от человека, который твердо решил вести честный образ жизни, отобьют охоту у лишенных воображения полицейских приписывать ему бог знает что… Роджер распорядился: — Уберите его, но если мы опровергнем это алиби, берегитесь! — Вы не в состоянии сделать невозможное! — холодно отрезал Поттер. Он вышел, придерживая Клея за локоть. Роджер выглянул из окна соседнего помещения. От Поттера можно было ждать неприятностей. В дурном настроении он отправился завтракать, а когда возвратился, в него вцепился Эдди Дэй. — Допрыгался, Красавчик. Тебя искал сам ПК. Думаю, что ему звонил Поттер. Сказал, что будет звонить еще раз. Попомни мое слово, сломаешь ты себе шею в один прекрасный день, если не перестанешь заниматься частным сыском со своим дружком Лессингом. Это ведь он тебя натравил на Чарли Клея, верно? — Отпечатки пальцев — этого самого Чарли Клея! — огрызнулся Роджер. Через 10 минут вежливый голос зарегистрировал его присутствие в комнате Помощника Комиссара. Вежливость не вселяла особой тревоги, ибо голос принадлежал секретарше ПК, которая была чем угодно, но не грубиянкой. А вот сам ПК был человеком настроений и особенно болезненно относился к газетной критике, которой угрожал Поттер. Сэр Гай Чартворд сидел за своим великолепно отполированным столом в не менее великолепно отполированном кабинете, где электрический свет сиял на его бледной, как бы отполированной лысине. Кайма темно-коричневых с проседью волос, обрамлявших лысину, и обманчивое выражение добродушия делали его похожим на деревенского доктора, а не на первое лицо в криминальной полиции. — А, Вест… Рад, что вы вернулись. Мне вы нужны на пару слов. Берите стул. Когда Чартворд бывал столь любезен, нужно было ждать грозы. Его дружелюбие в скором времени превращалось в ядовитые замечания. Сейчас ему просто надо было подготовить почву для того, чтобы выкатить на молодого инспектора холодный ушат воды с перечислением всех его промахов. А для этого еще требовалось пригласить закурить. Так оно и есть… — Берите сигарету, — сказал ПК, подталкивая к Роджеру серебряный ящичек. — Свет… Щелкнула зажигалка. ПК наклонился вперед, поднося Роджеру пламя, отразившееся на его сверкающей лысине. — Ну, Вест, я считаю, вы сумеете дать мне кое-какие объяснения о сложившемся странном положении вещей. Как мне кажется, данное положение существует уже порядочное время. Я имею в виду ваш интерес, скорее личный, чем профессиональный, к семейству Прендергастов. — Я не совсем вас понимаю, сэр. — Правда? Чартворд приподнял брови. — А я надеялся, что изъясняюсь вполне ясно. Ну что же, разрешите мне сформулировать свой вопрос так, чтобы у вас не возникло никаких сомнений. Удовлетворены ли вы вердиктами полицейского дознания гибели троих Прендергастов? — Нет, сэр. — Перестали ли вы полностью заниматься этим делом? — Нет, сэр. — Ага! Голос Чартворда утратил свои мурлыкающие нотки. — Рад, что вы были столь откровенны. И в равной степени доволен, что вы поняли, насколько неправильны эти вердикты. Сколько времени вы посвящаете делу? Не веря своим ушам, Роджер мысленно воскликнул: «Никак он за меня?» — Официально — ни минуты, сэр. Но я, разумеется, много над ним думаю дома и… — При помощи мистера Лессинга? Роджер судорожно глотнул: — Да, мы обсуждаем все вместе. — Интересный человек, этот Марк Лессинг, — заметил сэр Чартворд. — У него хорошая голова и обширные знания криминологии. Однако слишком доверяет интуиции. Опасная вещь. Вест, я получил массу различных донесений на протяжении последних нескольких часов, из которых явствует, что вчера вечером Лессинга посетили «незваные» гости, связали его, а после этого его квартира была перевернута. Узнал я также, что вы оказались на месте через поразительно короткое время, что были приняты все меры для поимки нарушителей, что, по вашему мнению, Клей был одним из двоих и что Габриель Поттер страшно возмущен вашим интересом к Клею. Я предполагаю, хотя у меня для этого не имеется никаких данных, что Лессинг специально раззвонил о своем интересе к делу Прендергастов, чтобы вызвать на себя нападение, и вы считаете, что вам это удалось? — Да, сэр. У Роджера пересохло во рту. Неужели это благоволение было подлинным? — Возможно, вы и правы… Мне очень не нравится, что Поттер занимается юридическими делами семейства Прендергастов. Мне этот Поттер так же отвратителен, как и вам, но, возможно, я ценю выше его изворотливость. Во всяком случае не исключено, что в прошлом имели место три убийства. Мне думается, не будет ничего страшного, если мы расследуем более тщательно такую возможность. Будьте осторожны с Поттером. Это матерый волк. Но не оставляйте его в покое. — Должен ли я понять, сэр, что мне поручается расследовать дело Прендергастов? — Скажем, две недели сроку, — сказал Чартворд, отодвигая назад кресло. Он был высоким, тучным и импозантным. — Пока у меня все. Держите меня в курсе дела, старайтесь минимально обращаться за помощью, а Лессингу от моего имени передайте, пусть напрасно не рискует и не пренебрегает общими принципами закона. И даже с Поттером. Правильнее будет сказать «особенно с Поттером». Он кивнул, улыбнулся и снова сел, в то время как Роджер выскочил из кабинета, вытирая рукой вспотевший лоб. А через полчаса, входя в дом, он лишь чудом не упал, споткнувшись о котенка. — Как, все еще здесь? Да здравствует твоя отдавленная лапка. Оставайся у нас, пока не кончится эта заваруха. Ты приносишь мне удачу. Он остановился, потому что Джанет отворила дверь в приемную. За нею четко вырисовывался крысиный профиль Клода Прендергаста, сидящего в большом кресле. Роджер имел дело только со смертью третьего Прендергаста, погибшего в Лондоне. Поэтому он был обязан смотреть на Клода с сочувствием: этот человек только что лишился всей своей семьи, получив в виде компенсации что-то около полумиллиона фунтов стерлингов. Клод не высказывал ни особого горя, ни большой радости. Он оставался средненьким, тщеславным, вспыльчивым человечком, любителем экстравагантной одежды, танцев с бешеным ритмом, спиртного в умеренном количестве и всякого рода развлечений. Джанет приложила к губам палец. — Алло, дорогой. Я не ждала тебя так рано… Почти шепотом она добавила: — Его привел Марк. Она отступила в сторону, давая ему проход, и он инстинктивно поискал глазами Мейзи. Но Мейзи не было. Зато сидел Марк. Он вылез из кресла, в котором, по своей привычке, сидел, согнувшись в три погибели. Белая с розовым физиономия Клода стала еще более белой и розовой. — Добрый вечер! Роджер улыбнулся Прендергасту. Прендергаст поднялся и протянул длинную белую руку, единственное, что было у него действительно красивым. Лицо у него было круглым и плоским, глаза напоминали прозрачные серые пуговицы, светлые волосы, зачесанные назад, были излишне напомажены бриллиантином, а на вытянутой голове отчетливо выступало несколько шишек. — Мистер Лессинг высказал предположение… э-э-э… что вы… э-э-э… Он взглянул на Джанет. — Мяу! — позвал котенок из кухни. — Пойду накормлю бедняжку! — тактично заявила Джанет. Прендергаст с явным облегчением посмотрел, как за ней закрылась дверь. Первым заговорил Марк. Мистер Прендергаст зашел к нему на квартиру рассказать историю, которую необходимо выслушать Роджеру, предпочтительно как лицу неофициальному. Мистер Прендергаст понимает, что если наступит такой момент, когда ее нельзя больше будет расценивать частным делом, тогда он согласится дать официальные показания. Не то, чтобы это представляло какой-то интерес для Скотланд-Ярда, но… Клод прикурил сигаретку дрожащей рукой. — Понимаете, я страшно испуган, — сказал он с нервным смешком, — э-э-э… хотя не совсем уверен… Пришел сюда только по совету Лессинга. Подумал, что он частный детектив. Понимаете, что я хочу сказать… Выяснилось, что нет. Или он говорит, что нет. Я… э-э… послушайте, Лессинг, лучше бы вы объяснили. — Мистер Прендергаст полагает, что последнее время за ним следят. Они с женой живут в своем лондонском доме. Два раза он едва-едва не попал под машину, — ровным голосом заговорил Марк. — Неожиданно он понял, что, возможно, его дед, отец и брат были убиты. Сделал он и второе тревожное открытие. Он всегда считал, что он последний из Прендергастов. Это не так. У него имеется родственник, кузен, единственный сын сестры его отца. Он смутно припоминает, что ему говорили о какой-то тетке, но и только. Она вышла замуж без согласия родителей, и Клод находил, что это чертовски здорово. Дедушка Септимус, как известно, был крутого нрава, викторианец до мозга костей. Не разрешал даже коктейли. Пил только портвейн и мадеру. Марк все это рассказывал своим голосом, но в то же время настолько великолепно имитировал отрывистую манеру изложения Клода, что это могло сойти за дословную запись на магнитной ленте. Время от времени Клод кивал, а под конец заявил: — Вы понимаете, что я имею в виду, суперинтендант! Роджер улыбнулся про себя, услышав такую неприкрытую лесть. — Я не думал о других, меня совершенно не трогало, живы они или умерли. Немного посорить деньгами, вот что было для меня основным. Конечно, когда машина переехала моего брата Ваверлея, я был потрясен. Мы с ним частенько вместе выпивали. Он в душе был превосходный малый. Но об убийстве я и думать не думал. Мне бы следовало сообразить, на что были направлены ваши вопросы, но не дошло. Транспортная авария, я это твердо знал. В конце концов, полмиллиона это полмиллиона! Ну и бизнес тоже. Раньше я видел в нем лишь возможность иметь даровое курево, но теперь — оно заставляет меня думать. Не могу же я разрешить, чтобы все пошло псам под хвост?! Уж если быть откровенным, — с вызовом продолжил Клод, — мы даже маленько поцапались с женой на эту тему. Она не понимает, чего ради я вдруг стал интересоваться «Мечтой», но тут уж ничего не поделаешь! — Вполне естественно, — согласился Роджер. — Потом я услыхал про этого кузена. Мне про него сказала Мейзи, моя жена, и спросила, какого черта я не поручу какому-нибудь башковитому парню управлять бизнесом, коли уж оно меня так волнует. Вот тут-то я и выудил у нее о существовании Харрингтона. Э-э-э… Клод утомился от долгой речи и откинулся на спинку отдохнуть. То, что он был до полусмерти напуган, было ясно по дрожащим рукам и срывающемуся на фальцет тенорку. Взглянув на Роджера, Марк сказал: — Есть еще одно дело. Миссис Прендергаст обладает привычкой говорить во сне и… — Я просто не могу этого понять! — воскликнул Клод, сопровождая слова глуповатым хихиканьем. — Никогда не верил, что так бывает в действительности. Считал просто крылатым словцом. Но сегодня утром она говорила особенно ясно. Я не разобрал всего, но это было что-то в том смысле, что мне пора присоединиться к остальным. Тут-то я и припомнил, что случилось с остальными. Меня мороз продрал по коже. Хотел сегодня повидаться со своим поверенным, но встреча не состоялась. Вместо этого мы пошли позавтракать, и Мейзи у меня спросила, присоединимся ли мы к остальным, имея в виду людей за соседним столом, заказавшим кларет. Господи, это меня доконало. Я знал, что Лессинг задавал кучу всяких вопросов и вообще во все совал нос. А Поттер, мой поверенный, сказал, что мистер Лессинг возомнил себя частным детективом. Вот я и ускользнул повидаться с ним. Он же уговорил меня приехать к вам. — Очень этому рад, — сказал Роджер. — Я бы не стал беспокоиться, потому что люди часто разговаривают во сне. — Черт побери! Но я же сказал, о чем толковала моя жена! — Слова вашей супруги можно истолковать как угодно. Она могла видеть сон о вечере, о званом обеде, о сотне других вещей. — Это вы так думаете, — возразил Клод, — я же с вами не согласен. Я не могу отделаться от мысли, что она меня люто ненавидит. Конечно, я грубо выражаюсь, но сегодня я обо всем долго думал. Она необычайно расположена к моему поверенному. Сначала он был только ее поверенным. У нас произошла ужасная ссора до моего отъезда, и я подумал, мне будет безопаснее некоторое время пожить одному. Боже мой, я никогда не предполагал, что у нее такой образ мыслей! Роджер сидел, ничего не говоря. Марк смотрел в окно. Прендергаст уставился на огонь. Сразу видно, что Клод находился на пределе нервного возбуждения, когда впервые задумался о возможности насилия и убийства. Сейчас он представлял себя четвертой жертвой, а жену — одним из главных заговорщиков. В таком состоянии с ним было легко справиться. Можно сказать, он был ниспослан полиции богом и представлял собою серьезную опасность для жены и Поттера, если, конечно, его страхи были оправданы. Таким образом, Прендергасту могла угрожать опасность двоякого рода: от убийц своих родственников и оттого, что он так перетрусил. — Что мне делать? — потребовал он. Роджер спросил беспечным тоном: — Марк, у тебя не нашлось бы нескольких дней, свободных дней на будущей неделе? — Зачем это? — спросил с подозрительным взглядом Марк. — Я подумал, что раз мистер Прендергаст уехал из дома, временно, конечно, он захочет остановиться в отеле. Если вы сумеете разделить с ним комнату или номер из нескольких комнат, он будет чувствовать себя в большей безопасности. Сомневаюсь, чтобы что-то из рассказанного им оправдывало вмешательство полиции, но я могу по-человечески понять, почему он так взвинчен… Так что если ты… — Лессинг! — завопил Прендергаст. — Умоляю! Вот ответ на мои мольбы. Вы должны согласиться. И Роджер, и Прендергаст посмотрели на Марка. — Я не чувствую себя в безопасности, — с диким видом продолжал Прендергаст. — Я боюсь один ходить по улицам. Убито трое моих родственников — теперь очередь за мной! — Вас никто не убьет, — сказал Роджер. — Вы сделали то, о чем не подумал никто из ваших предшественников: обеспечили себе защиту. Если они и были убиты, то их смертям был придан характер «несчастных случаев». А за вами будут все время следить. Ты согласен, Марк? — Вы должны! — снова закричал Клод. — Ну, я просто вас умоляю… — Хорошо, я выкрою время, — обещал Марк. Клод Прендергаст не находил слов благодарности. — Мы уедем в Делавар, наш загородный домик, — заявил он. — Там очень удобно. Лучше, чем в отеле. И поскольку Мейзи воображает, что я оставил ее, она не станет меня там разыскивать. — Не могли бы вы поподробнее нам рассказать о своем вновь обретенном родственнике? — О Харрингтоне? Нет. Только то, что мне рассказала жена, а это вы уже знаете. Когда Марк с Прендергастом ушли, Роджер отправился на кухню. Джанет вязала, а котенок возился с клубком шерсти. Роджер ей все рассказал. — Что довело Клода до такого состояния? - спросила Джанет. — Он вел себя немногим лучше истеричного ребенка. Когда они пришли, он все время оглядывался через плечо и умолял Марка стоять у окна. Даже я это видела. Неужели все дело только в ссоре с женой? И этот дикий страх… — Я этого не думаю, — медленно ответил Роджер. — Мне думается, Клод расклеился потому, что долгое время живет на одних нервах. Ни один человек, даже Клод, не дойдет до такого состояния только из-за какого-то призрачного подозрения. Мне кажется, что Клод довольно продолжительное время злоупотребляет наркотиками. Занимается ли он этим по собственному почину или же его опаивают — вопрос иной. У него отвратительная наследственность, постоянные сражения с Мейзи, а тут еще и наркотики… Всего этого вполне достаточно, чтобы и слона превратить в комок нервов. Только мне думается, что он не выдержал в неудачное время для Поттера и Мейзи… Но… Он замолчал. — Да? Джанет наклонилась поближе. — Наркотики — вовсе не догадка, а разумный вывод. Помню, когда я впервые увидел Клода, то удивился, почему у него такие малюсенькие зрачки, ну просто с булавочную головку. И тогда же подумал, что он принимает? Такое бывает от кокаина. Во всяком случае, Клод получает наркотики, факт номер один. Мейзи заговорила о давно потерянном кузене, факт второй. Короче, я надеялся посидеть сегодня вечером дома, а теперь вижу, что мне необходимо вернуться в Ярд. — Я уже предвижу, какое наступает время… Благодарение небесам, что появился хотя бы котенок, так что мне не так одиноко. Нехватка бензина и совестливость заставили Роджера отправиться в Ярд на автобусе: ведь дело-то не было срочным. Он дошел пешком до Фулхем-Роуд, почти сразу же вскочил на автобус и поднялся наверх. У него из головы не выходил новый родственничек, Харрингтон. Существовал ли такой на самом деле? Или же Мейзи брала мужа на пушку, желая его напугать еще сильнее? Кто такая была сама Мейзи? Чем скорее ему удастся все это выяснить, тем лучше. Потом он вспомнил котенка и усмехнулся. — Чему вы так радуетесь, инспектор? Роджер резко повернулся и увидел постную физиономию Габриеля Поттера. У него, было, исчезла улыбка с лица, а потом стала еще шире. Он притиснулся вплотную к окну, освобождая место для Поттера: — А что привело вас сюда? — Увидев вас в том же автобусе… — начал Поттер. — Ну нет, — перебил его Роджер, — вы шли следом или обогнали меня, но только не увидели здесь. Направлялись ко мне, когда заметили меня на остановке? Или же просто болтались поблизости? — Встреча совершенно случайная, — ответил Поттер. — Если бы я захотел с вами увидеться, инспектор, я зашел бы к вам на службу, а не домой. Я собирался это сделать сегодня, но теперь, кажется, можно будет сэкономить время. Сегодня утром, инспектор, я был раздражен, совершенно справедливо раздражен вашим своевольным обращением с моим клиентом. — Ну и на здоровье… Кстати, когда это Клей стал вашим клиентом? До вчерашнего взлома и ночного нападения на мистера Лессинга или уже после него? Если ранее, зачем ему понадобился адвокат? — Я думаю, вы слегка пьяны, инспектор, — пробормотал Поттер, — я веду дела мистера Клея уже несколько лет. — Трижды он брал то, что ему не принадлежало, трижды он отбывал срок наказания за решеткой, — примирительно заметил Роджер. — Либо безнадежное дело, либо дурной защитник, а последнего я не допускаю. Кстати, в обращении с Клеем не было ничего своевольного. Он является специалистом-взломщиком, у него выработался свой метод, а вчера замок был взломан именно так. Известно было, что он находится в Лондоне. Так что все проще пареной репы. — Надеюсь, теперь вы убедились, что он был далеко от Челси? — холодно спросил Поттер. — Ни в коей мере. Перед глазами Роджера на минуту мелькнула добродушная физиономия Чартворда, давшего ему «добро» в наступлении на Поттера. С каким бы наслаждением он расхохотался в рожу этому самоуверенному проходимцу. Ничего, он еще до него доберется, а пока же надо быть вежливым. — Я уверен, что это было делом рук Клея, а его алиби — дутое. Только вам об этом ничего не известно. — Если бы я на минуту усомнился в его искренности, он перестал бы быть моим клиентом, — заявил Поттер. — Не применяйте это золотое правило слишком широко к своим клиентам, — посоветовал Роджер, — иначе вы скоро очутитесь на мели. Поттер взглянул на него, затем демонстративно поднялся и сел на другое место. Роджер продолжал улыбаться, но только, чтобы досадить Поттеру. Период хорошего настроения прошел. Почему Поттер ведет себя так необычайно? Неужели он и правда следил за Клодом и стремился узнать, что Клоду понадобилось в Челси? Роджер поднялся, когда автобус прибыл к Парламент-сквер. Поттер остался наверху, неотрывно глядя в окно. Проходя мимо, Роджер бросил: — Я задержусь в Ярде довольно долго… Так что если появится охота — заходите. Он поспешил вниз, по-дружески кивнул часовому у входа и, насвистывая, двинулся к своему кабинету. За углом тяжелые шаги материализовались в громоздкую фигуру Чартворда в плаще. Все знали, что Чартворд терпеть не может свиста и громких разговоров в коридорах. Он сердито посмотрел на Роджера, который вежливо пожелал ему спокойной ночи. — Взаимно! — буркнул Чартворд. Войдя в кабинет, Роджер уселся за столом, просмотрел бумаги, появившиеся уже после его ухода, но в них не было ничего, касающегося расследования дела — Поттер-Прендергаст-Клей. Затем он поднял трубку телефона и попросил его соединить со старшим инспектором Лэмпардом из Гилдфордского отделения. Он когда-то встречался с Лэмпардом, возглавлявшим расследование смерти первого Прендергаста близ Делавара. Разумный человек, без излишнего зазнайства. Он не скрывал, что не удовлетворен вердиктом полицейского дознания. — Говорит Роджер Вест. Возможно, вы меня помните… — Помню. Лэмпард говорил быстро и решительно, он наверняка не тратил время на «как дела» и замечания о погоде. — Чего вы хотите? — Имеется работенка, в которой вы можете мне помочь, мистер Лэмпард. Только что уехал в Делавар-хаус мистер Прендергаст, вместе с моим приятелем, неким мистером Лессингом. Лессинг неофициально действует для меня… — Полномочия? — прервал его Лэмпард. — Никаких полномочий. Он отправился как частное лицо. У Клода Прендергаста появились опасения, что он может оказаться в списке номером 4. Возможно, в этом что-то есть. Можно ли организовать наблюдение за Делавар-хаусом? — Да. За что можно ухватиться? — Пока я не продвинулся далее «если» и «может быть». Но я бы не хотел оставлять Клода Прендергаста без наблюдения. Возле дома нет ли телефона-автомата? — Есть. — Если кто-нибудь завернет на подъездную дорогу к дому, — сказал Роджер, — неплохо было бы шепнуть словечко Лессингу. Мне думается, там может появиться мистер Поттер или кто-то из его клерков. Не исключена и миссис Прендергаст, Мейзи. Клод не желает ее видеть, у него в отношении ее имеются довольно странные идеи. — Итак, Поттер причастен? — почему-то обрадовался Лэмпард. — Я сделаю все, что в моих возможностях, Вест. Что-нибудь еще? — Возможно, вам будет интересно слышать, что на горизонте появился новый родственник Прендергастов, некто мистер Харрингтон. Я пытаюсь его отыскать, но пока он еще ничем не прославился. Это имя вам ни о чем не говорит? — Нет, — ответил Лэмпард. Роджер еще раз поблагодарил его и повесил трубку. После этого он позвонил в отдел Информаций и договорился о телетребовании собрать сведения о Харрингтоне, а также Мейзи. Когда все это было сделано и бумаги в сейф убраны, Роджер решил, что он имеет полное право отправляться домой. И тут зазвонил его телефон. — В приемной находится некий мистер Габриель Поттер. Хочет пройти к вам. — Я сам спущусь к нему, — ответил Роджер. Он был явно доволен собой. Поттер стоял посреди холла. В руках мягкая фетровая шляпа, острый подбородок торчит над высоким крахмальным воротничком. Во второй руке зонтик и кожаные перчатки. — Добрый вечер, — деловито начал Роджер, — пройдемте в зал ожидания, там теплее, чем у меня в кабинете. Они устроились в двух креслах возле огня. Поттер кривовато улыбнулся тонкими губами. — Ваша внимательность меня тронула, мистер Вест. Если когда-нибудь я смогу отплатить взаимной любезностью, буду счастлив. Он не вспоминал об их встрече в автобусе. — Я хотел поговорить с вами о Чарли Клее. — Да? — Я сам проверил его рассказ и говорил со свидетелями, подтверждающими, что вчера вечером он находился в «Голубой собаке», публичном доме в Воппинге, — заявил Поттер. — Нет никаких сомнений, что вечер он провел там в обществе одной женщины. Оставался с нею до трех часов… С раннего вечера он сильно напился. Конечно, это весьма непривлекательно, но неоспоримо. Все это Поттер говорил с нескрываемым отвращением. — Почему вы мне об этом рассказываете? — Мне бы очень не хотелось, чтобы вы, на основании имеющихся у вас неверных сведений, настойчиво продолжали свои расследования и в конечном счете натолкнулись на показания, с которыми суд не может не посчитаться. Неподтвержденное обвинение не в пользу молодому продвигающемуся офицеру. — Спасибо за заботу, — холодно отрезал Роджер, дожидаясь следующего хода. Поттер, безусловно, явился не только ради алиби Клея. — Мне пришло в голову, — продолжал Поттер, — что вы могли не принять в расчет других возможностей в своем стремлении обвинить Чарли. Я слышал, что некто Фентон, Эйб Фентон, вчера ночью где-то «пропадал». Я не располагаю сведениями об этом человеке, и он не является моим клиентом. Но я всегда стоял и стою на страже закона и потому кровно заинтересован в том, чтобы правонарушитель получил по заслугам. Он поднялся, не спеша взял со стула все вещи, показал в улыбке мелкие зубы: — Спокойной ночи, инспектор. — Вы позабыли зонтик, — сказал Роджер. Его так и подмывало ошеломить адвоката именем Харрингтона, но потом он решил, что лучше этого не делать. Поттер вышел неторопливой походкой. Роджер внимательно следил за ним глазами, потом бросил в камин окурок сигареты. Поттер настолько откровенно подкинул ему Эйба Фентона, что мог не сомневаться, — Роджер раскусит его намерение. И все же Роджер вернулся к себе в кабинет и дал по телефону указания отыскать Фентона. Положив на место трубку, он зло усмехнулся: — Вот чего хотел Фентон, будь он неладен! Поттер! Я совсем зарапортовался… Интересно, этого ли он хотел с самого начала? Нахлобучив шляпу и кое-как надев пальто, он поспешил домой. Если ему повезет с транспортом, он успеет прийти до того, как Джанет уйдет в гости к соседям. Практически сегодня, он уже не мог ничего сделать, разве что ломать голову над тем, что творится в Делавар-хаусе и сумел ли Марк заставить Клода разговориться. Не успел он завернуть в ворота, как распахнулась входная дверь. — Дорогой, — радостно закричала Джанет, — только что звонил Марк из Делавар-хауса. Говорит, что там находится кузен Харрингтон. Не можешь ли ты немедленно выехать? Запыхавшись, она сказала гораздо тише: — Я сказала, что мы приедем, верно? — Мы можем поехать на машине, — согласился Роджер. Выводя машину из гаража, он подумал, что Марк не стал бы вызывать его без причины и что сам бы он топтался на месте без помощи Марка. Такой вот следователь, не прикованный к Ярду, мог сделать очень многое. Однако, с другой стороны, Марк рисковал гораздо сильнее. Роджеру не терпелось скорее прибыть на место. Джанет была счастлива сидеть с ним рядом и следить за мелькающими мимо машинами, потому что такая поездка в дни «бензинной голодовки» превратилась в роскошь.Глава 5 ТЕМНАЯ НОЧЬ
— Как ты считаешь, мы доберемся в Делавар-хаус до наступления темноты? — спросила Джанет. — Примерно через полчаса. Это оказалось чересчур оптимистическим прогнозом, по тому что на подступах к Гилдфорду уже стало сильно темнеть. Ему пришлось снизить скорость, минуя Суррей. Проехав мост, они должны были повернуть и отыскать дорогу на Чесхэм, небольшой городишко возле Гилдфорда. За ним раскинулись Делавар-Виллидж и Делавар-хаус, особняк на поросшем соснами холме, который Прендергасты приобрели множество лет назад на прибыли от сигарет и табака «Мечта». Дорога была в отвратительном состоянии, в военное время ее вообще не ремонтировали. А через каждую сотню ярдов был очередной поворот. Мимо них проносились неясные предметы: телеграфные столбы, мотоциклист, ехавший без огней, какой-то зверь, метнувшийся в полосе света. — Ух, летучая мышь! — закричала Джанет. — Скорее сова. В темноте неприятное впечатление, верно? Теперь они ехали совсем медленно, потому что он искал поворот налево и боялся его пропустить. Нависшие низко ветки деревьев с неприятным скрежетом царапали крышу их небольшой машины. Подъем становился все более крутым, высокие берега с обеих сторон приобрели какую-то зловеще желтую окраску. Тени от деревьев как бы ползли им навстречу, а потом в панике бросались в стороны. За ними, как он знал, тянулись бесконечные поля, лишь кое-где поросшие лесом с редкими фермами и хижинами. Возле самого поворота с призрачным «Т» в кружке он заметил сноп света от другой машины, идущей им навстречу. Роджер поспешил прижаться к обочине, заметив, что вторая машина шла на убийственной для такой дороги скорости. Джанет затаила дыхание. Ослепив их светом фар, машина пронеслась почти вплотную рядом, отчаянно завизжав тормозами. Роджер вновь включил мотор. — Такому водителю самое место на скамье подсудимых! — воскликнул он с возмущением. — Откуда он только взялся? Ведь в этих местах не может быть много жилых мест. — Марк за рулем тоже ведет себя, как ненормальный… — Но не в такой степени. Роджер поехал осторожнее. К Делавару было два подъезда. Тот, по которому двинулись они, шел внутри огромного поместья, соединявшегося с основной магистралью возле будки телефона-автомата, о которой говорил ему Лэмпард. Джанет вглядывалась в темноту со своей стороны. — Вот и ворота, — сообщила она. Белые ворота были распахнуты настежь. Роджер въехал внутрь. Дорога петляла и извивалась между кустами, тень которых еще более усиливала темноту. Вдруг Джанет воскликнула: — Посмотри! Посмотри вон туда! Роджер нажал на тормоза. Джанет смотрела направо. Роджер напряг зрение, но не увидел ничего, кроме причудливых сплетений деревьев и кустарников. — Мне показалось, я видела человека, — с вызовом сказала Джанет. — Впрочем, так оно и есть. Вон поблескивает зажженная сигарета! — Пожалуй, нам стоит здесь остановиться, — сказал Роджер. Он отворил дверцу, в ту же секунду Джанет выскочила с другой стороны и присоединилась к нему. Они направились к главным воротам. В свете горящей фары фигура человека была ясно видна. — Я — старший инспектор Роджер Вест. А вы от инспектора Лэмпарда? — Совершенно верно, сэр. Лицо высоченного парня оставалось в тени, сноп света достигал ему только до груди. — Есть ли другие наблюдающие? — В данный момент я один посту, сэр. Позднее подъедет еще один. Он бы был уже здесь, но у него случился прокол. — Вы не заметили ничего особенного? — Нет, сэр. Если бы что-нибудь было, я бы заметил. Отсюда просматриваются обе дороги. — Значит, сумасшедший водитель выехал не отсюда, — сказал Роджер Джанет, когда они двинулись дальше. Вскоре из темноты выплыл дом, но они рассмотреть его громаду на фоне звездного неба смогли, лишь подъехав вплотную к подъезду. Легкий ветерок шевелил листву высоких деревьев, росших вокруг него. Где-то ухал филин. Джанет прижалась теснее к мужу. В доме нигде не было ни огонька. — Великолепное затемнение, — сказал Роджер. Он оставил зажженными задние огни в машине, вылез наружу и осветил фонариком ступеньки крыльца. Где-то гулко отдалась трель звонка, когда он дернул за ручку. После недолгого ожидания раздались шаги. Появился свет. Роджер пояснил: — Мистер и миссис Вест к мистеру Прендергасту. — Вас ожидают, сэр. Входите, прошу вас. Должен ли я взять что-то из машины? Чемодан? — Нет, благодарю вас. Роджер подхватил под руку Джанет. Они вступили в просторный квадратный холл. Все комнаты в Делавар-хаусе были на один манер: квадратные с высокими потолками. За маскировочными шторами сиял яркий свет. Дворецкий, человек пожилой, провел их в комнату направо. Он постучался, открыл дверь и громко объявил: — Мистер и миссис Вест. Джанет и Роджер переступили через порог. Марк сидел в удобном кресле. Клод Прендергаст, куда более напряженный, присел на диванчик, а возле ярко пылавшего камина стоял высокий крепкого сложения человек. Другого света в комнате не было. Но тут дворецкий щелкнул выключателем, и тотчас десятки лампочек в хрустальной люстре залили помещение ярким и, одновременно, притушенным светом. Высокий незнакомец с нескрываемым любопытством уставился на вошедших. Роджер не мог опомниться от изумления, так как Харрингтону, если это был Харрингтон, было максимум лет 30. У него были четко выраженные черты лица, очень смуглая кожа и общий вид здоровяка. Широко расставленные глаза смотрели открыто и прямо. Марк всех представил и предложил выпить. Сам он и занялся смешиванием коктейлей. Очевидно, Клод полностью передал ему полномочия хозяина дома. Максимум, на что он был способен, это притвориться, будто приподнимается, а потом искоса поглядывать на Джанет масляными глазками. Можно было подумать, что у него повышенная температура. Харрингтон тоже смотрел на нее с открытым восхищением мужчины, привыкшего к успехам у женщин. — Я рад, что вы приехали, — заговорил он шумно. Его голос усилил приятное впечатление. — Возможно, теперь мы услышим мнение официальной полиции или же официальное мнение полиции… Он улыбнулся собственной шутке, просто и приятно, без всякой рисовки. И все же Роджер не сомневался, что этот человек был чем-то раздражен, хотя изо всех сил старался этого не показывать. — Мистер Лессинг вел себя весьма загадочно и дал понять, что все дело в вас. — Марк умеет любой пустяк облачить тайной, — рассмеялся Роджер. — Я рад возможности познакомиться с вами, мистер Харрингтон. Харрингтон принял предложенную ему сигарету. Он оказался выше, чем это выглядело с первого взгляда. От него веяло силой и энергией. Темные, коротко подстриженные волосы круто вились. Роджер взглянул на Марка. — Чем ты тут занимался? — Осматривался, — беспечно ответил Марк. — Здесь есть кабинет со старым Дрезденом, это чудо какое-то, Роджер! Я ни о чем ином и думать не мог. Харрингтон сухо заметил: — Мистер Лессинг забавлял меня лекцией о редком фарфоре. Мой кузен едва сказал десяток слов. Я надеюсь, хоть вы-то будете более общительны! Марк явно тянул время, в то время как Клод не мог скрыть своих подозрений в отношении кузена. А был ли Харрингтон его кузеном? Напористый, энергичный, он совсем не походил ни на Клода, ни на остальных Прендергастов. «А что, если, — подумал неожиданно Роджер, — Поттер подсунул этого типа вместо настоящего кузена?» Джанет вмешалась в разговор: — Марк, ты знаешь, что дом окружен людьми? Она имела в виду полицию, но Клод понял ее неверно. Впервые он зашевелился, вскочил на ноги и прижался спиной к стене, вытянув вперед обе руки, как бы защищаясь от нападения. — Я знал это, знал! Так и должно было случиться! — закричал он пронзительным голосом, обращаясь к Харрингтону. — Это вы их привели! Вы… вы… Харрингтон с нескрываемым презрением-смотрел на эту истерику. — Поеду-ка я прочь из этого сумасшедшего дома, пока сам нахожусь в здравом уме, — сказал он раздраженно, — я никогда не интересовался прендергастовской линией семьи. И правильно. Было ошибкой стараться с нею познакомиться. Двумя большими шагами он добрался до двери, и тут раздался спокойный голос Роджера: — Вы зря кипятитесь. Обстановка необычная, меня удивляет, что вам ее не обрисовали. Мистер Прендергаст нервничает, потому что ожидает на себя нападения. Ну а мистер Лессинг не хотел ничего говорить до моего приезда. Но я не хочу вас задерживать… Харрингтон оглянулся: — Что за бред такой? — Никто из нас не был предупрежден о вашем приезде… Если вас действительно интересует, почему так нервничает Клод… Харрингтон вернулся на середину комнаты. Роджер подвел краткий итог страхам и подозрениям Прендергаста. Когда он кончил, Харрингтон покачал головой: — Ну и дела!.. Значит, он воображает, что я приехал сюда ухлопать его ради его денег? Ради справки, любезный кузен Клод, — он насмешливо фыркнул, произнося это имя, — меня не интересуют прибыли «Мечты». У меня, слава богу, хватает собственных денег. А прибыл я к вам из чистого любопытства. Вот уже полгода имя Прендергастов не сходит с заголовков газет. Я получил письмо, что могу оказаться упомянутым в каком-нибудь завещании, и это подстегнуло мою любознательность, а отнюдь не жадность. Деньги Прендергастов — грязные. У меня на этот счет нет никаких иллюзий. Вы-то об этом знаете? Роджер пропустил замечание мимо ушей. — Кто прислал вам письмо? — Адвокат по имени Габриель Поттер. Должно быть, он заметил, что его ответ произвел нечто вроде сенсации. Роджер нахмурился, Марк пробормотал: «Ну и ну!», Джанет опустилась на ручку диванчика, возле которого стояла. Клод громко воскликнул: — Поттер сообщил, что вы, возможно, окажетесь заинтересованным лицом? Поттер? Этот дьявол, он стоит за этим делом… Так вот почему она повела меня к нему! В отношении Клода надо было срочно принимать какие-то меры. Роджеру хотелось поговорить в спокойной обстановке с Харрингтоном, но в присутствии Клода это исключалось. Он заметил, что щеки Клода покрылись сероватой бледностью, и понял, что у него начинается припадок, почти такой же, как случился в Фулхеме. В Клоде было что-то неестественное. На лбу и над губами у него проступил пот. — Я больше этого не выдержу, — забормотал он, проводя рукой по бровям. Заметив пот, он удивился и долго смотрел с ошеломленным видом на свою влажную руку, потом глубоко вздохнул. Его трясло. — Мне не выдержать. Наверное, я нездоров. Видимо, я заболел… Он откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Харрингтон посмотрел на Роджера, озадаченный, сомневающийся. Роджер мягко сказал: — Он болен. Марк подошел к бедняге. — Вы бы лучше пошли и легли в постель. Я поднимусь вместе с вами в вашу комнату. Он помог Клоду подняться. Тот скорее всего походил на безвольную куклу. Встав с дивана, он сильно качнулся и ухватился за край стола. Теперь лицо у него было иссиня-красным, он непрерывно облизывал губы. — Дайте вы… выпить, пожалуйста… Роджер шагнул к бару, но тут Клод неестественно громко вскрикнул. Колени у него подкосились, и он так неожиданно грохнулся на пол, что Марк не сумел его удержать. На полу он затих, дыхание у него было затрудненным. — Он потерял сознание, — сказал Марк. — Нужно вызвать доктора! — пришла в страшное волнение Джанет. Харрингтон не говорил ине двигался.Глава 6 КЛОД ТОЖЕ?
Старик-слуга сообщил им имя доктора и номер его телефона. Роджер знал, что доктор Тенби был также местным полицейским врачом. Харрингтон и Марк перенесли Клода в его комнату. Слуги перешептывались и суетились без нужды: они были поражены не меньше гостей. Роджер пошел к телефону. Услыхав, что вызов из Делавара, доктор обещал придти немедленно. По-видимому, решил Роджер, Тенби подумал то же самое, что он сам, Джанет, Марк и, судя по их поведению, все слуги: что последний из Прендергастов отправится следом за своими предшественниками. Все слуги были либо пожилыми, либо средних лет, они проработали в этой семье долгие годы. Роджер подумал, многое ли они смогли бы рассказать о семейной истории и насколько это было бы интересно. Позднее он это выяснит. Хозяином в этом районе был Лэмпард. Роджер позвонил в Гилдфордский полицейский участок. Лэмпарда на месте не было, но Роджеру дали номер его домашнего телефона. Лэмпард ответил весьма вежливо. Роджер обрисовал обстановку. — Сейчас приеду. Спасибо за звонок. Вниз вместе с Харрингтоном спустилась Джанет. Роджер покончил с деловыми разговорами, теперь он мог получше приглядеться к этому абсолютно спокойному великану. Джанет объяснила, что Марк остался с Клодом. — Я начинаю верить, что мой кузен на самом деле перепуган, независимо от того, есть у него для того основания или нет, — заговорил Харрингтон. — Этот обморок не был естественным, в нем было что-то странное. — Да, — сухо согласился Роджер. — В данном деле вообще много странностей. Подряд три «случайных смерти». Поверенный, который не держит своего клиента в курсе всех дел. Жена, я говорю о жене Клода, которая заявляет своему мужу, что будет правильнее передать «Мечту» постороннему, настоящему бизнесмену, скорее всего вам. Вам не предлагали принять какое-нибудь активное участие в делах компании? — Нет! — с яростью вырвалось у Харрингтона. — Во всяком случае, я бы его отверг! Меня не интересует «Мечта». Компания смердит! Вот уже во второй раз этот человек отзывался о компании «Прендергаст и Блайт» в столь непочтительных выражениях. Харрингтон закурил и сказал: — Я приехал сюда потому, что был озадачен несколькими вещами. Прежде всего, я не знал, что они имеют понятие о моем существовании, но они меня как-то откопали. Я получил письмо от женщины, на которой женился Клод, второе — от Поттера. Суть нашего разговора, когда я с ними виделся, сводилась к тому, что я могу надеяться играть большую роль в компании «Прендергаст и Блайт». — Вы отвечали им так же резко, как и мне? — Нет, — признался Харрингтон, — не так. Я был заинтригован. Почему это поверенный и женщина, недавно вошедшая в семью, ведут со мной подобные разговоры, а не Клод? Я и решил повидаться с Клодом, — Вполне естественно. Видели ли вы Поттера и миссис Прендергаст вместе? — Да. В конторе у адвоката. Женщина похожа на дорогую проститутку. — Кто из них говорил? — Миссис Прендергаст. Поттер только кивал и походил на холодную рыбу. Он всегда такой? — Когда того желает… Вам не было сделано никакого определенного предложения? — Нет… Харрингтон бросил в огонь наполовину недокуренную папиросу. — Это-то меня больше всего и заинтриговало. Они намекали на мои интересы в «Мечте», подчеркивали, что Клод — единственный оставшийся в живых из всей семьи и что у него нет деловой жилки, да и желания заниматься компанией. Я чувствовал, что в воздухе запахло крупной взяткой, но они до нее так и не добрались. — Когда состоялась эта встреча? — Вчера утром. — Как вы узнали, где найти Клода? — Я работаю в Кингстоне. Я позвонил в Лондонский дом, решив, что сумею найти его там. Его там не было, но мне дали этот адрес. Это недалеко от Кингстона, вот я и приехал «на авось». Нашел Клода с вашим приятелем Лессингом, который мне заморочил голову с фарфором, был предельно любезен, но ничего не объяснил. Они назвали мне вас как возможный источник информации. Я до того устал от всех этих тайн, что стал уже подумывать, не делают ли они попытку втянуть меня в какую-то новую интригу. В изложении Харрингтона все это звучало вполне убедительно. Дверь отворилась, старик-дворецкий объявил о приходе доктора Тенби. Тенби оказался невысоким, коренастым человечком с румяным лицом и резкими манерами. Он коротко кивнул Роджеру и Харрингтону, поклонился Джанет и сразу же отправился наверх. Вскоре вниз спустился Марк. Как раз в этот момент тишину прорезал неистовый женский крик, раздавшийся над их головами. Все вздрогнули от неожиданности. Роджер и Харрингтон первыми бросились к дверям, Марк отстал на пару футов. Джанет, бледная и дрожащая, замерла у камина, боясь услышать повторение. Добежав до половины лестницы, Роджер увидел на площадке одну из служанок. Она стояла, закрыв лицо руками. — Что случилось? — спросил он повелительно. — Почему вы кричали? Она отвела прочь руки. В лице у нее не было ни кровинки. — Человек, — выдохнула она, — кабинет… — Бежим! — распорядился Харрингтон. Он первым достиг площадки и затоптался на месте. — Вторая дверь направо, — крикнул Марк. Комната Клода находилась в левой половине. Из нее вышел доктор Тенби. Увидав остальных, он снова скрылся за дверью. Дворецкий, задыхаясь от бега, поднимался по лестнице. Роджер распахнул дверь кабинета, на секунду отступил в сторону, наклонился и ворвался в помещение. Остальные — следом за ним. Окно кабинета было распахнуто. Горели настольная лампа и верхний свет. Над подоконником они успели заметить макушку чьей-то головы и пару рук, вцепившихся в доски. Харрингтон с Роджером подскочили к окну, но человек уже успел исчезнуть из поля зрения. — Фонарь! — крикнул Харрингтон. Роджер, вглядываясь в темноту, заметил человека, бежавшего к большой лужайке, которую можно было различить при желтом свете. Роджер перемахнул через подоконник и опустился на руках, следуя примеру непрошенного гостя. Мимоходом он заметил, что кабинет был перерыт, в руке у Марка светится фонарь, а Харрингтон тоже вылезает из окна. Не зная, насколько здесь высоко, Роджер все же спрыгнул. Внизу оказалась цветочная куртина. Мягкая почва смягчила силу удара. Роджер сразу же вскочил. Освещение было достаточным, чтобы видеть мелькающую в кустарнике футах в тридцати впереди человеческую фигуру. Роджер бросился в погоню. Он слышал шелест раздвигаемой листвы, треск ломаемых веток, и успел добежать до зарослей еще тогда, когда эти звуки были хорошо слышны, но затем его собственное продвижение вперед заглушило остальной шум. Около подъездной дороги светил фонарик. Полицейский Лэмпард? Между ним и дорогой был клочок неровного луга. Его догнал Харрингтон, освещавший себе путь ярким фонарем. Бежать было безумно трудно. Ямы и рытвины заставляли их поминутно спотыкаться и даже падать. Но в целом продвижение было куда более спокойным, ибо они не переставали слышать топот ног беглеца. Вот он выскочил уже на твердую дорогу. Роджер сообразил, что он направляется к тем воротам, через которые проехали они с Джанет. Тяжело дыша, они с Харрингтоном сразу же свернули налево, как только достигли дороги. Неожиданно они ясно увидели свою добычу, потому что впереди появилось слабое сияние света. — Машина! — ахнул Харрингтон. Машина мчалась по дороге. Ее фары посылали вперед мощные пучки света, которые вырвали из темноты покрашенные белым ворота и фигуру бегущего по асфальту невысокого человечка. Роджер почувствовал острое разочарование, ибо это не мог быть Чарли Клей. Клей был способен на многое, но все же превратиться в такого коротышку было свыше его сил. Впрочем, квартиру-то Марка «навестили» двое! Сама машина так и не появлялась. Ее двигатель совершенно заглушал звук их шагов. Вот беглец достиг ворот и выскочил на дорогу, собираясь ее перебежать. Машина взревела. — Великий боже! Смотрите, смотрите! Наконец-то они увидели машину. Ее радиатор на полном ходу ударил по человеку, отбросив его не в сторону, а вниз, под колеса. Раздался отвратительный звук ломающихся костей. Машина на секунду затормозила, потом рванулась с места и проехала дальше. Вопль, протяжный, душераздирающий, заглушил все остальные звуки. Машина успела скрыться из виду, когда Роджер и Харрингтон добежали до страшных остатков того, кто был только что человеком. В Лондоне Роджеру часто приходилось видеть жертвы уличных катастроф, так что он не был новичком в такого рода делах. Но неожиданность случившегося и преднамеренная жестокость преступления заставили его содрогнуться. У Харрингтона дрожали руки, когда он осветил распростертую фигуру. — Хотел бы я добраться до этого водителя… — Прошу вас, возвращайтесь в город и позвоните в полицию! Местный инспектор уже выехал сюда, но вы кого-нибудь там застанете. Он назвал номер. — Вы-то сами олл-райт? — Если вы волнуетесь за меня, то не стоит. Ваш приятель Лессинг с минуты на минуту окажется с вами. Из-за всей этой дикой истории Роджер совсем позабыл про Марка. Сейчас он стал всматриваться вдаль, но никого не было видно, хотя он и помогал себе в этом деле взятым у Харрингтона фонарем. Тело раздавленного лежало посреди дороги. Миновать его было невозможно. — Мне придется его перенести, — решил Роджер. — Посветите-ка мне, а потом направьте на дорогу, чтобы привлечь внимание проезжающих. — Мы и без того услышим, как они едут, — сказал Харрингтон. — Я вам помогу. Но они не успели приступить к этому неприятному делу, потому что в тишине раздалась заунывная песня мотора, а в темноте блеснули два одинаковых пучка света от фар и один, более яркий, от верхней лампы, устанавливаемой, согласно правилам, на полицейских машинах. Это был Лэмпард с сержантом. Они были потрясены убийством, даже стали разговаривать вполголоса, когда переносили труп, уложенный на резиновый коврик из машины, в другое место, на обочину дороги. Потом сержант уехал, чтобы вызвать кого-то из дежурных полицейских. Вернулся он сразу с двумя. Лэмпард установил одного с фонарем, дабы он заставлял всех сворачивать в сторону с интересующего их участка дороги. Предосторожность оказалась лишней. Не проехало больше ни одной машины до того самого момента, когда из Гилдфорда не явилась бригада, вызванная по телефону. Становилось все холоднее и холоднее. Поначалу легкий ветерок начал усиливаться. Свет магниевых вспышек освещал кусты и деревья, когда делали фотоснимки. Харрингтона отправили домой вместе с сержантом Лэмпардом, дабы они заперли двери кабинета и никого туда не пускали. Роджер все сильнее и сильнее беспокоился из-за Марка. Куда он девался? По-видимому, только сейчас начал давать себя знать запоздалый шок. Роджер не сомневался, что водитель машины специально поджидал беглеца и хладнокровно задавил его. Лэмпард с ним был полностью согласен. Он только и добавил: — Ничего, эта свинья нам попадется! При свете фар труп, покрытый старым брезентом, казался особенно зловещим. Лэмпард подошел к Роджеру: — Вы хорошенько его рассмотрели? — Да, я смотрел, но особенно… нет. — Вы не узнали его? — Сейчас взгляну еще раз. Он опустился на колени и отвел брезент от лица, оставшегося нетронутым. Крючковатый нос, прижатые к черепу уши, слабый подбородок. Это был взломщик, знаменитый Эйб Фентон. В памяти Роджера моментально зазвучал голос Поттера. И в автобусе, и в Ярде Поттер упорно намекал на Фентона, выгораживая Клея. Сейчас Эйб Фентон был им недоступен. — Я же его знаю! — воскликнул Лэмпард с редким для него возбуждением. — Одну минуточку… Он был, ну да, его портрет был разослан среди других разыскиваемых. Фентон. Совершенно верно, Фентон. Так? — Да, это Эйб Фентон, — согласился Роджер. Он подумал: трое Прендергастов, теперь Фентон. И один бог знает, кто следующий? Ну, а где же все-таки Марк?Глава 7 МАРК
Огонек сигареты привлек внимание Марка Лессинга. Он шел ярдах в двадцати от Роджера и Харрингтона, потому что его пальто зацепилось за сучок, и он долго с ним провозился. Этот огонек озадачил его, но когда он проходил мимо, то сообразил, что это такое. Он не сразу начал преследование, а сначала по инерции пробежал еще несколько ярдов, пока не достиг высокой травы, которая полностью поглощала шум его шагов. Здесь он замер, вглядываясь в темноту, пока не заметил снова тот же яркий «блуждающий» огонек. Теперь он был гораздо дальше от дороги, чем в первый раз. Видимо, человек медленно пробирался сквозь чащу. Раздался громкий стук мотора, за которым последовал визг тормозов. Но Марк не стал отвлекаться. Воспользовавшись этими громкими звуками, он поспешил вперед. Ему нужно было двигаться быстрее его дичи, которая уходила по диагонали в сторону. Красный огонек, описав дугу, упал на землю и остался там, медленно угасая. Они находились на опушке рощи, впереди простиралось открытое поле. Теперь фигура человека была ясно различима. Прищурив глаза, Марк сумел различить голову и плечи. Вот они перестали двигаться. По неясно донесшемуся звуку Марк понял, что человек перебирается через перелаз. Марк вышел на открытое пространство. Шаги незнакомца четко отдавались на пружинистом торфянистом грунте, производя чавкающие звуки. Поднялся неприятный, пронизывающий ветер. Марк находился ярдах в тридцати с лишним позади своей добычи, и ветер дул ему в лицо. Он почти не боялся, что его услышат. Второй перелаз отличался от первого. По обе стороны поднимались высокие изгороди; Марк подобрал правой рукой пальто, порыв ветра чуть не свалил его с ног. Его предшественник справился с той же задачей куда проворнее и уже шагал по дороге в противоположном направлении от Марка. Но вот и Марк вступил на асфальт. Вдруг до него донесся подозрительный хруст, он полуобернулся и позади себя заметил призрачную фигуру. Он инстинктивно вскинул руку, и в ту же секунду что-то тяжелое обрушилось ему на голову. Он поднял руки вверх, чтобы защититься от второго удара, — и упал лицом вперед, не теряя сознания, испытывая чудовищную боль в затылке. Следующий удар вывел из строя его руку. Голоса он слышал. На него набросился какой-то мужчина, стремясь дотянуться до горла. Марку живо припомнился тот момент, когда на него напали в постели. Сейчас ему показалось, что это тот же человек. Кто-то свирепо сжимал ему горло. Марк чувствовал, что у него раздуваются легкие, он ловил воздух широко раскрытым ртом. Темнота наползала на него, как огромная волна. Двое нападающих затащили его в зеленую изгородь и посветили фонариком в лицо. Чарли Клей воскликнул: — Это же сволочной Лессинг! — Вот и дождался, чего заслужил… — Нам нужен был другой! Клей грязно выругался, почесал затылок и спросил: — Что будем с этим делать? — Брось его здесь. Он же нас не узнал! И пнул Марка ногой. — Давай-ка его поднимем. Клей наклонился, второй помог ему взвалить Марка себе на спину. Сгибаясь под тяжестью, то и дело спотыкаясь, Клей все же побрел по дороге, причем быстрее, чем его компаньон. Через пять минут они добрались до узенькой дорожки, отходящей в сторону от шоссе. По обе стороны раскинулись вересковые пустоши, лишь кое-где прорезанные отдельными деревцами. Мелкий дорожный песок проваливался у них под ногами, они скользили и шатались из стороны в сторону. Дыхание Клея становилось все более затрудненным, но он упрямо шел вперед, пока не начался подъем. Тогда он сбросил Марка со спины: — Пусть себе катится в канаву! — Поосторожнее! — предупредил второй. Клей пинком ноги сбросил Марка под откос. Тот, перевернувшись несколько раз, свалился в канаву. Его совершенно не было видно. Вряд ли можно было рассчитывать на то, что его найдут даже днем в этой пустынной местности. — Свяжи ему руки и ноги, — распорядился Клей. Не ограничившись этим, они засунули в рот Марку носовой платок. Потом двое негодяев ушли, прекрасно ориентируясь при свете звезд. Дорожка вела к покосившимся воротам и коттеджику. Они миновали его, достигли широкой дороги и приблизились к зданию с длинной крышей, неровно чернеющему на фоне залитого звездами неба. Меньший отворил собственным ключом боковую дверь. — Нужен какой-то свет, — буркнул Чарли Клей. При ярком свете лампочки они постояли, моргая и жмурясь, потом разошлись в разные стороны. Чарли двинулся по коридору, устланному красной дорожкой, к низкому, просторному холлу с дубовыми балками, из которого наверх вела лестница в два марша с площадкой посредине. Ему приходилось идти согнувшись, чтобы не стукнуться головой о балки, и его плечи непроизвольно сжались, когда он достиг площадки и пошел по одной из двух отходящих от нее лестниц. Остановившись, он постучал в дверь, обитую листовым железом. Раздался тонкий голос Поттера: — Входите! Поттер сидел на стуле с высокой спинкой и великолепной резьбой какого-нибудь благочестивого монаха. Стоящий перед ним письменный стол был обит кожей. Темная одежда Поттера, высокий крахмальный воротничок, царивший в комнате полумрак (она освещалась лишь пламенем пылавшего в красном кирпичном камине одного соснового бревна), — отодвинули время назад. Поттер казался бездушным судьей, персонажем кровавого средневековья. Блики огня окрасили красным одну половину его лица, оставив вторую в тени. Клей проглотил слюну, не осмеливаясь посмотреть в сторону камина. Там сидел, на куда более удобном стуле, еще один человек, лицо которого полностью оставалось в тени, только глаза светились красным в танцующем свете пламени. — Да, Клей? — спросил Поттер. — Мы его не поймали, — сообщил тот, глубоко вздыхая. — Схватили суку Лессинга… — Следи за своим языком, — холодно отчеканил Поттер. — Где Лессинг? Надеюсь, вы его сюда не привели? — Сбросили с дороги, он валяется под холмом. Его никто не найдет до завтрашнего вечера. Человек возле огня слегка зашевелился. — Ты безмозглый осел, — бесцветным голосом объявил Поттер. — Почему ты не оставил его на дороге и не позвонил в полицию? Немедленно уберите его отсюда. В противоположный конец Делавара. Возьми одну из машин, поезжай в объезд. Он сильно ранен? — Удар по голове он долго будет помнить. Человек у огня откашлялся, потом сказал: — Почему не привести его сюда и не опросить? — Вы такой же глупец, как Клей, — сказал Поттер. — Лессинг не станет говорить, независимо от того, знает ли он что-то или нет. После того, что было у него обнаружено вчера вечером, вряд ли можно думать, что он имеет представление о происходящем. Так, общие намеки, которые ему ничего не дадут. Если мы доставим его сюда… — Ему не обязательно отсюда выходить, — холодно заметил второй. — У нас будет неоправданный труп на руках. Поймите одно, Дюк. Мы давно уже находимся на грани порядочности и пристойности. Нам надо следить за каждым нашим шагом… Олл-райт, Клей. Доложишь, как только вернешься. Клей кивнул и вышел. Поттер повернулся к папке с бумагами, лежащей перед ним, но лишь притворился, что их читает. Свет был недостаточным, и он видел лишь расплывчатые очертания строчек. После некоторой паузы человек у камина сказал: — Каким же вы умеете быть хладнокровным! Он безуспешно попробовал выбраться из своего кресла. Глаза его не отрывались от физиономии Поттера, который ответил ему совершенно безмятежным взглядом. Сейчас он откинулся на резную спинку своего старинного сидения, положил обе руки на подлокотники и стал истинным отцом-иезуитом. Ему не хватало только ниспадающей рясы да маленькой шапочки. Зато красное пламя придавало сатанинское выражение его худощавому лицу. — Дюк, вы иногда забываете, что вы сами, Клей и другие живете на лицензию, мою лицензию. Вам никогда не приходило в голову, где бы вы были, если бы не я? — Это разговорчики в пользу бедных, — сердито огрызнулся Дюк. — Вы увязли в этом деле не меньше нас. И вывернуться вы можете, только если с нами все благополучно. Знаете, как в поговорке говорится про одну веревочку, которой все вместе связаны, а потом на ней все рядышком будут висеть? Не забывайте ее. Мне осточертело сидеть и выслушивать ваши распоряжения, я слишком долго этим занимаюсь. Когда вы намерены убить Харрингтона? Если послушать вас, это должно было случиться месяц назад. — Ему осталось ждать недолго… Мне кажется, вы не учитываете всех трудностей. До настоящего времени у нас все шло гладко, практически без накладок. Но еще один Прендергаст был бы слишком! Три несчастных случая, — губы у него слегка скривились, — да, три тоже было многовато. И Вест не единственный, который заподозрил неладное… Все могло бы обойтись тихо, спокойно, если бы не Лессинг. Он… — Он напустил на вас страху! — фыркнул непочтительно Дюк. — И вы во что бы то ни стало захотели забраться к нему в квартиру! Поттер бросил резким голосом: — Эти бумаги могли находиться у него! — «Могли быть», — передразнил Дюк, — Поттер, я тут пораскинул мозгами, и мне что-то не нравится образ ваших мыслей. Я невольно задаю себе вопрос, исчезали ли в действительности эти бумаги? Если бы я только точно узнал, что вы мошенничаете, я бы собственноручно свернул вам шею! Не спорьте! Вам больше меня не запугать. Так вот, эти бумаги действительно украли? Поттер с шумом дышал через нос. — Да, их украли. Если их обнаружит полиция или Лессинг, вы, Клей и я — люди конченые. Полиция не должна их получить! — Если их не брал Лессинг, кто же другой? — Я узнаю. — Неужели вы не догадываетесь? — В данный момент нет. — Выходит, что кто-то шныряет вокруг с грузом динамита, достаточно большим, чтобы взорвать нас всех к чертовой матери? Нет, Поттер. У вас должны быть какие-то соображения о личности похитителя. Кто имел возможность обыскать ваш дом? Кто использовал подвернувшуюся ему возможность? Вы же работаете с другими. Кто? Вот что я хочу знать. — Успокойтесь! — фыркнул Поттер. — Я работаю с другими, да. Они занимают высокое положение и слишком дорожат своей репутацией, чтобы забираться в чужие дома или нанимать для этого разную шваль. Я работаю на людей, которые не станут рисковать. Они действуют через меня. Цена была высока, и я взялся за работу. Многое пошло неверно, но все еще можно исправить: если только мы сами не будем терять головы. Помолчав, он коротко распорядился: — Давайте-ка прорепетируем! Как вас зовут? Дюк откинулся в своем кресле: — Харрингтон. Вильям Эллсворд Харрингтон. — Когда вы родились? — 30-го января 1908 года. — Где? — В Йоркшире. Хемсли-роуд, 19, Харрогейт. — Девичье имя вашей матери? — Прендергаст, Эмили Джоанна. И я могу рассказать все остальное без наводящих вопросов, — сердито добавил Дюк. — Мой отец был Вильям Эллсворд Харрингтон первый. Он был джентльмен-фермер, но больше первое, чем второе. Умер он во Франции в 1914 году. Мать в 1918 году от азиатского гриппа. Воспитала меня приемная тетя, которая с выгодой сумела поместить все то, что оставила ей моя мать — порядка 2-х тысяч. В августе 1934 года я избавился от любовной заботы моей тетушки, выйдя из Грамматической школы Харрогейта. Я эмигрировал в Южную Африку, устал от апельсинов и лимонов и перебрался в Сингапур, где мне надоело продавать туристам поддельные драгоценности. После этого были каучуковые плантации на Борнео и в Южной Малайе. У меня были блестящие идеи в отношении каучука, которые я начал успешно претворять в жизнь, но меня обманули партнеры. Тогда я сел на торговое судно до Сан-Франциско, где у меня появились новые идеи, и здорово заработал. Я возвратился в Англию из-за войны и пошел во флот. — Почему во флот? — Просто я люблю соленую воду. Я назвал себя Дюком Конроем, потому что не хотел, чтобы моя семья нашла меня, ну и потом, когда я сел на судно, моим хозяевам это пришлось не по нраву, и они разыскивали меня с полицией. Вот я и посчитал, что инкогнито куда удобнее во всех отношениях. В Южной Атлантике нас торпедировали, меня здорово стукнуло. Я до сих пор хромаю. Надеюсь, что английские хирурги сумеют меня починить… Вот и вся история, но говорю вам, что… — Я не просил вас… — Сидите и слушайте, — грубо оборвал его Дюк. — Я тупица, конечно, но не в такой уж степени, как вы воображаете… Возможно, у нас бы это дельце и выгорело бы, если бы Харрингтона прихлопнули до того, как Вест и Лессинг с ним познакомились. Однако, поскольку Клод Прендергаст распустил нюни, я выхожу из игры. — Вы будете продолжать свою линию или полиция узнает, что до того, как стать в Южной Африке «Харрингтоном», вы совершили два убийства в Южной Родезии. Впрочем, о таких мелочах не стоит вспоминать. Лессинг и Вест знают какого-то человека, который называет себя Харрингтоном. Ну и что же? Когда этот Харрингтон умрет, будет сколько угодно доказательств того, что он не настоящий сын Эмили Джоанны Харрингтон, жены покойного Вильяма Эллсворда. Да, да. Личность того Харрингтона будет дискредитирована, а ваша — установлена. — Говорю вам, это не пойдет. Вест никогда такому не поверит и… — Весту придется посчитаться с фактами, — сказал Поттер. — У меня имеются необходимые документы, доказывающие, что вы и есть истинный Харрингтон, а второй, который в данный момент околачивается в Делаваре, самозванец. Оставь юридическую сторону этого дела мне. — Черта лысого я это сделаю! Вы что же воображаете, что этот Харрингтон так и будет вам помалкивать в тряпочку? Неужели он ничего не рассказал Лессингу уже сегодня вечером? А если и нет, что сделает полиция, когда его убьют? — Когда мы доберемся до Харрингтона, его никто не будет убивать. Он сам покончит с собой. И оставит неоспоримые доказательства того, что вместе с Эйбом Фентоном и другими он организовал убийства троих Прендергастов. Я сам прослежу за тем, чтобы тут комар носу не подточил. Полиция будет счастлива, что их теория убийства подтверждена и найден к тому же мертвый убийца с самым убедительным мотивом. Ну а тем временем я «отыщу» вас. Дюк глубоко вздохнул. — Говорить-то вы умеете… Послушать, так все это сущие пустяки, и осечка исключается. — Конечно, все сойдет без сучка, без задоринки. Если полиция попробует сейчас установить личность Харрингтона, я позабочусь о том, чтобы любые документы из его квартиры были изъяты. Так что с самого начала он будет выглядеть подозрительной личностью. Понимаете, предварительное следствие для нас выгодно, а вовсе не страшно. Ну, а потом мы организуем его самоубийство. Полиция углубляет поиски — и выходит на вас. Вы — подлинный Харрингтон, а не какой-то там Конрой, обвиняемый в двух убийствах в Родезии… Поттер замолчал и осклабился: — Подтверждающие обстоятельства всегда бывают ценными, Дюк. Надеюсь, что в будущем вы будете умнее и не станете сомневаться в моем умении все устраивать. Наша забота вовсе не Харрингтон, а похищенные документы. К завтрашнему дню мне будет доподлинно известно, у кого они есть. — Точнее, вы надеетесь на это? — В моем понимании эти два слова — синонимы. Они замолчали. Поттер включил настольную лампу и начал просматривать бумаги на столе. Дюк взял журнал и начал лениво перебрасывать страницы. Примерно через полчаса он поднял глаза и заметил: — Что-то Клей задерживается. — Он человек дотошный. Но и через час Клея все еще не было.Глава 8 МАРКУ НЕ СЛАДКО
Роджер находился в обществе Лэмпарда и доктора Тенби вот уже более часа после возвращения в Делавар. Телефонные линии в Лондон и Гилдфорд были все время заняты. Из Гилдфорда приехала медсестра, и доктор Тенби провел вместе с ней много времени в комнате Клода. Клод был жив, но положение оставалось серьезным. Тенби ограничил свои объяснения тем, что назвал это каким-то гипнотическим отравлением и сказал, что исход пока не ясен. На всякий случай надо вызвать жену. Мейзи в доме на Брэддон-сквере не оказалось. Тамошние слуги назвали целый ряд мест, где она может находиться, но особого оптимизма не проявили. К полицейским из Гилдфорда присоединились военные из местного гарнизона для поисков Марка Лессинга. Через час Роджер уже не верил, что инициатором исчезновения мог быть сам Марк. — Он бы никогда не довел дело до такой шумихи, если бы это зависело от него! — Что ты волнуешься по пустякам? — рассердилась Джанет. — Коль ему пришла в голову шальная мысль искать ветра в поле, не поставив тебя в известность, пусть пеняет на себя за огласку. Харрингтон, находящийся в этой же комнате, перевел глаза с нее на Роджера. — Строго между нами, мне что-то не по душе все, творящееся сегодня. У вас такое часто случается? — Один раз на тысячу. Не воображайте, что это типично для полицейской жизни. Как правило, она такая же нудная, как у всех служак. Впрочем, тут я несправедлив. Тишина для нас редкость, но бывают затишья… Закурив сигарету, он спросил: — Не припомните ли вы чего-нибудь такого из слов Мейзи или Поттера, что могло бы вас натолкнуть на мысль, почему они связались с вами? — Все время они изъяснялись крайне туманно. Их вопросы приобрели конкретность лишь тогда, когда они стали меня расспрашивать, чем я занимался с тех пор, как уехал из Англии. Ведь я уехал еще мальчишкой, — усмехнулся он. — Мои родители умерли рано. Я прекрасно понял, что косвенно в смерти матери виноваты Прендергасты. Вместо миллионов «Мечты» — жалкие крохи. Она умерла от гриппа, потому что не имела возможности обратиться к опытному врачу. Случайно выяснилось, что после ее смерти у нее осталось акций «Мечты» на пару тысяч… Они были переданы моей опекунше-тетке, которая вырастила меня. Она их все постепенно потратила… Серые глаза Харрингтона приобрели необычайно серьезное выражение. — С тех пор я много путешествовал, но того времени мне никогда не позабыть. — Вы давно уже самостоятельно зарабатываете себе на жизнь? — Это не имеет никакого отношения к прошлому… Засунув руки в карманы, он уставился в огонь. — Есть ли смысл мне здесь дольше оставаться? — Решайте сами. Я был бы рад, если бы вы остались, но принудить вас я не могу. Харрингтон запустил руки еще глубже в карманы. Потом пришел сержант и сказал, что мистер Лэмпард просит на несколько минут к себе мистера Харрингтона. Харрингтон поднялся: — Сейчас вернусь. Как только дверь за ним закрылась, Роджер подошел к Джанет и обнял ее за плечи: — У меня появился соперник? — Он мне и вправду нравится. Он колючий, у него какой-то груз на душе. Возможно, он раздражен потому, что, приехав к кузену, понял, что значит быть богатым… Каково твое мнение о нем? — Находчивый, энергичный, скрытный и, возможно, забияка. Не говоря уже о наследстве, — не обращай внимания на то, что он говорит, будто ему не нужны деньги от «Мечты», — если он действительно много думал над несправедливым отношением к его матери со стороны ее семьи, он мог и убить за это. Согласен, это мало вероятно, и все же сбрасывать со счетов такую возможность нельзя. Чем больше я думаю над этим делом, тем запутаннее оно мне представляется. И страшнее. Убийство Фентона было настолько хладнокровным, что просто не находишь слов. Хорошо, что мы явились свидетелями и не ломаем себе голову над тем, как это могло произойти. С другой стороны, это подтверждает вероятность того, что Прендергасты были убиты… А Поттер, будь он проклят, неужели Поттер мог быть настолько откровенным, что вызвал Фентона сюда, замышляя его убрать? Как бы то ни было, у меня замечательный свидетель, скромный и неразговорчивый. — Я нс люблю, когда ты начинаешь вот так говорить. Потому что тогда ты кажешься таким же черствым и бессердечным, как Лэмпард. А как ты считаешь, Клода отравили? — Несомненно. — Я не это имела в виду… Отравили ли его до того, как он отправился к Марку и именно потому, что он это сделал, или же его в любом случае хотели отравить? — Уместный вопрос, — похвалил Роджер. — Как бы я хотела, чтобы вернулся Марк! Тут она поднесла руку ко лбу: — Боже мой, я совершенно позабыла… Ты знаешь такого маленького человечка, мистера Моргана? — Пепа Моргана? — Да. Ведь он частный детектив? — У него есть и другие звания. — Он заходил сегодня вечером и оставил для Марка записку. Она у меня в сумочке. Даже несколько листочков. Объяснил, что Марк их ждет. Джанет достала из сумочки конверт. — Как ты считаешь, мы должны его распечатать? — Не должны, — усмехнулся Роджер. Он надорвал конверт и просмотрел вложение. Брови у него приподнялись: — Это список тех людей, которые приходили в контору Габриеля Поттера и уходили из нее. И описание передвижений самого Габби. Приходило трое людей, которых Пеп не узнал, затем Мейзи, сэр Эндрю Мак-Фоллен и Грегори Хотебай. Ничего потрясающего. Жалко. — Что жалко? — Что Марк не работает в Ярде. Он великолепно понимает важность вот такого предопределенного расследования. Не то, что ты… Приоткрылась дверь, и Лэмпард просунул внутрь голову: — Мы нашли вашего приятеля Лессинга, — объявил он, и на этом дверь закрылась. — Он ранен? — закричала Джанет. Роджер поспешил следом за Лэмпардом. Он увидел Харрингтона, который выходил из туалета, вытирая руки. Дверь, ведущая в жилую половину, была распахнута, в проходе за нею виднелись люди с носилками. — Нет! — закричала Джанет, вцепившись в рукав Роджера. Марк лежал на носилках. Лицо у него было совершенно бесцветным. Все щеки у него были исцарапаны, на лбу огромный синяк. Но даже с того места, где они остановились, было видно, что он дышит. Возле Лэмпарда никого не было. Роджер подошел к нему. — Нашли его в канаве, — коротко доложил он. — Похоже, что он скоро придет в себя. Можно, ли здесь наверху занять комнату? Впервые Роджер заметил признаки нерешительности у бравого инспектора. — Поскольку Клод «долой с коня», — пояснил Роджер, — хозяином стал Харрингтон. Разве что Мейзи появится, а ей можно будет сказать, что Клод нам разрешил. Он повернулся к Харрингтону. — Если вы спрашиваете у меня, то все олл-райт, — ответил тот. Возле носилок хлопотал дворецкий Петри с двумя пожилыми женщинами. Они поспешили наверх подготовить помещение. Джанет и сестра из комнаты Клода пробыли у Марка минут десять и вынесли такой же приговор. — Я посижу возле него, — вызвалась добровольно Джанет. — А я подожду здесь, пока он не придет в себя, — объявил Лэмпард. — Не осмотреть ли нам еще раз кабинет? Они вошли в помещение, из которого незадачливый Эйб Фентон выбежал навстречу своей гибели. Оно было все еще в неприбранном состоянии, потому что хотя полиция и обыскала кабинет, а фотографии находились уже на пути к Гилдфорду, где их должны были проявить, никто в доме не представлял, откуда появились все те бумаги, которые густо покрывали пол и стол. Это было задачей для Клода и Мейзи или одного из прендергастовских служащих. — Давайте-ка все это свалим на стол, — предложил Роджер. — Да, конечно… Но Лэмпард не выказывал ни малейшего намерения начинать. — Отпечатки пальцев по всему помещению. Интересно, есть ли среди них Фентона? Какова была репутация у этого человека? Роджер ответил немедленно: — Симпатичный человечек, опытный взломщик. Он обычно работал по чьему-то приказанию, не проявляя своей инициативы. Нет, он не заслужил такого страшного конца. Утром мы получим материалы из Ярда о недавних его контактах. Он предложил сигареты, но Лэмпард отказался. — Я вам еще не говорил, но мне дали две недели на то, чтобы сконцентрироваться на деле Прендергастов. — Я рад, что дело поручено вам, инспектор. А теперь в отношении мистера Лессинга. Его нашли с краю дороги в трех милях на запад от Делавара, хотя он вышел в восточном направлении. Конечно, туда ему тоже вроде бы не за чем было ходить, но вряд ли можно поверить, что он отправился туда, где его отыскали… У него в волосах и на одежде много серебристого песку, который характерен для здешних мест. Он же есть к северо-востоку, но никак не на западе. Там же, где его нашли, сплошная глина. Удар по голове рассек ему кожу, песок тоже попал в рану. — Здорово работаете, — похвалил Роджер. — Значит, на него напали не в том месте, где он был найден? — И он не был в состоянии пройти пешком из тех мест, где имеется серебристый песок, туда, где его нашли. Его отвезли туда на машине. — Похоже, что против него был выдвинут целый флот, — заметил Роджер. Лэмпард поджал губы: — Какова ваша оценка сегодняшних событий на данное время? Роджер откинулся на спинку стула: — Слишком много «если» и слишком много «возможно». Если бы мне пришлось расположить события в порядке их значения, я бы назвал ограбление номером 1. Эйб работал по чьей-то указке. По-видимому, он знал ту машину, которая задавила его. Ему было известно, что она его ждет. Именно поэтому он бежал напрямик к ней, вместо того, чтобы держаться под деревьями, где у него было куда больше шансов скрыться от нас. Вы понимаете, о чем я говорю? Эта рощица… — Все ясно. — Если Эйба действительно ждала та машина, в которой он видел средство для своего спасения, значит, его хозяева разделались с ним, так и не узнав, нашел он что-то в коттедже или нет… — Ага! Губы Лэмпарда слегка усмехнулись. — Никто бы не стал так спешить, если бы был хоть в какой-то мере заинтересован в том, что Эйб мог отыскать в кабинете. У Фентона в карманах не нашли ничего, взятого в доме? Так? — Абсолютно ничего. Очень рад, что вы рассуждаете таким образом. Наше мнение совпадает, но я боялся, что вы меня обвините в верхоглядстве. Наконец-то Лэмпард по-настоящему улыбался. Роджер раньше этого никогда не видел. И сразу же исчезло какое-то чувство напряженности, сковывавшее их обоих. — Итак, два примечательных момента… Первый, это что мистера Лессинга перевезли из одной части района в другой. Второе — что Фентона убило лицо, которое направило его залезть в дом мистера Прендергаста, но совершенно не было заинтересовано в том, что он там найдет. Роджер медленно произнес: — Ставя второе на первое место, хозяин Фентона либо поручил ему кражу, потому что хотел иметь шанс убить его, что не кажется весьма правдоподобным, либо он послал его в Делавар, зная заранее, что там ничего не может быть найдено, но для того, чтобы стало известно, что он там был. — Наши точки зрения почти идентичны! — Произошло нечто такое, обусловившее необходимость убить Фентона. — По-моему, да. — Теперь вернемся к первому своеобразному обстоятельству, — с довольным видом продолжал Роджер. — Кто-то был невероятно заинтересован в том, чтобы не стало известным, что Марк направился в район серебристого песка. Идея неплохая, но мало что дающая. Серебряный песок имеется на обширной площади? — Да, но на редко заселенной, — ответил Лэмпард. — Завтра к полудню все будет обыскано… Почему здесь был Лессинг? Роджер усмехнулся: — И почему я здесь? Потому что… Минут пятнадцать ушло у него на то, чтобы обрисовать Лэмпарду положение вещей. Явился сержант доложить, что мистер Лессинг находится без сознания, и так еще может продлиться несколько часов. Лэмпард отпустил его, потом обратился к Роджеру: — Вижу, дел у вас выше головы. Я поеду, но вы должны всегда и во всем рассчитывать на меня. Я буду поддерживать с вами связь. Дайте мне знать, если произойдет нечто важное, договорились? — Не сомневайтесь, — сказал Роджер. Он дождался, пока за гилдфордским инспектором не закрылась входная дверь, затем достал записку Моргана и прочитал ее еще раз.«Дорогой мистер Лессинг! Рад доложить, что эта маленькая работа начата. Сегодня днем к нашему приятелю П. заходили трое незнакомых людей, а также: Миссис Прендергаст, Сэр Эндрю Мак-Фоллен, Мистер Грегори Хотебай. П. вышел около 5 часов. Мой человек упустил его из виду в Кингстоне. Завтра ждите дальнейших донесений. Будьте очень осторожны.Роджер продолжал сидеть с листком в руке, когда отворилась дверь и вошла Джанет: — Как инвалиды? — спросил он. Она не сразу ответила, и он невольно ею залюбовался. Она была удивительно хороша, волнение ей было к лицу. — Марк — олл-райт, доктор Тенби дал ему снотворное. Я заглядывала к Клоду. У него ужасный вид, но сестра уверяет, что ему не хуже, он вне опасности. Но вообще-то можно подумать, что ему пара шагов до того света. Она увидала записку: — Это тебе что-то дало? — Прочитай сама. Он следил, как у нее нахмурился лоб. — Кингстон находится в этом направлении, да? — Да. Поттер двинулся в этом направлении. Но это еще не все. Ты больше ничего не заметила? — Что я должна была заметить? — Сэр Эндрю Мак-Фоллен и Грегори Хотебай — директора «Мечты», а теперь, возможно, клиенты Поттера. Вот и скажи мне, с какой это стати двое директоров фирмы стали вдруг встречаться с Поттером, хотя, насколько нам известно, этого за ними не замечалось. — Вам же не все известно. — Минуту назад мне хотелось тебя поцеловать. Да, мы не все знаем, но ведь я ломаю голову над этой аферой вот уже несколько месяцев и до сих пор не давал себе воли. Повторяю, вплоть до этого момента внешне сэр Мак-Фоллен и Хотебай не имели никаких дел с Поттером. Конечно, это можно проверить, дело нехитрое. Остаются Виддисон и Трэнсом. — Коли ты начал говорить загадками, я найду кого-то другого, кто поцелует меня. — Например, Харрингтона? — Темная романтическая душа, — пропела Джанет. — Я могу его представить в роли убийцы женщин. Кто такие Виддисон и Трэнсом? — Директора «Мечты». — Вижу, у тебя появились какие-то идеи? — Я повторял себе, что со-директора компании вряд ли могли быть заинтересованы в уничтожении семьи Прендергастов, потому что, поскольку все четверо были живы… Нет, объясню иначе. По завещанию старого Септимуса, если Прендергасты больше не в состоянии удерживать свое положение в правлении, их акции, составляющие большинство, должны быть пущены в свободную продажу… А это значит, что их могут приобрести кто угодно. Естественно, за эти акции будет великая драка. Ведь в них кровно заинтересованы другие конкурирующие компании, у которых «Мечта» давно стоит поперек горла. Возьмем Поттера. Он не биржевой маклер, но ведь у него могут быть клиенты, которые захотятстать владельцами акций «Мечты». — Мне кажется, я понимаю тебя, — протянула Джанет. — Ты хочешь выяснить, не скупает ли Поттер эти акции для кого-то еще? — Да. Допустим, некто А приобретет все акции Прендергастов, остальные директора «Мечты» вылетают в трубу. Да, мне необходимо выяснить, ради чего они навещали Поттера и какие дела он для них обтяпывает. Мне кажется, внутри «Мечты» не было внутренних неприятностей? — Не знаю… Через минуту она дотронулась кончиком ноги до бумаг, устилавших весь пол: — В комнате настоящий хаос. Послушай, дорогой, не следует ли нам что-то сделать в этом отношении?.. Слушай, а сам Поттер не может скупить все акции и от этих четырех директоров, так же, как и от Прендергастов? Ведь в известной мере он уже сейчас контролирует акции Прендергастов, не так ли? Через Клода или Мейзи. Или же он так считал, пока Клод не вышел из повиновения. — Подойди-ка, я тебя поцелую, это куда важнее. Снизу донесся непонятный шум. Пронзительный женский крик перемежался с баритоном Харрингтона. Хлопнула дверь, голоса умолкли. Роджер и Джанет одновременно двинулись к выходу. Дверь отворилась до того, как они дошли до нее. Появилась перепуганная физиономия старого Петри. — Извините меня, сэр. Я подумал, вы должны знать, что внизу находится миссис Прендергаст. — Большое спасибо, — поблагодарил его Роджер, который обладал удивительной способностью завоевывать любовь всех слуг. Они с Джанет сразу же спустились вниз. Роджер предполагал, что Мейзи может приехать, если до нее дойдет известие о несчастье с мужем, но считал это в высшей степени сомнительным. А тут прибыть в Делавар в столь короткий срок! Когда он растворил дверь в холл, его заполнил визгливый крик Мейзи: — Мерзкий самозванец! Брехливый негодяй, ты такой же Вильям Эллсворд Харрингтон, как я! Я найду на тебя управу, я уж позабочусь, чтобы ты получил то, чего ты заслуживаешь. Убирайся, убирайся из моего дома!Н. Э. П. М.»
Глава 9 МЕЙЗИ В ЯРОСТИ
Харрингтон стоял, засунув обе руки в карманы и повернувшись спиной к огню. Он во все глаза смотрел на Мейзи, которая сбросила на пол дорогое пальто из голубой норки и теперь грозила ему кулаком с расстояния в пять футов. Маленькая шляпчонка с легкомысленной вуалькой, спускающейся на нос, была воинственно сдвинута на затылок, ноги-тумбы широко расставлены. Наконец Харрингтон презрительно сказал: — Вы просто пьяны. — Ах, я еще и пьяна? — взвилась Мейзи. Она сделала шаг вперед. Роджер с интересом изучал ее пылающее лицо, полураскрытые губы. Нет, вряд ли тут дело в виски. Ее сжатые в кулаки руки дрожали, но она не приближалась к мистеру Харрингтону слишком близко. Вся ее поза говорила о том, что она готова отпрыгнуть назад, почуяв опасность. — Ты еще задумал оскорблять меня, негодяй? Катись из моего дома! Оскорблять леди, называть ее пьяной? Что ты сделал с моим мужем? Где он? Вот что я хочу знать: где мой муж? Пьяная? Я покажу тебе пьяную — ты, жалкий самозванец! Убийца, преступник, врун! Роджер стоял возле открытой двери, Джанет, поднявшись на цыпочки, заглядывала ему через плечо, а Петри стоял позади. Казалось, Харрингтон их не замечал, а уж Мейзи и подавно, потому что она набрала воздуху и принялась с утроенной энергией обзывать его всякими словами и спрашивать, где ее муж. Харрингтон посмотрел на дверь. Роджер шагнул вперед, Джанет, без всякой охоты, закрыла дверь снаружи. Растерянный Петри отправился в служебные помещения. Роджер заметил, что дверь чуточку приоткрылась: все же Джанет была прежде всего женщиной, а потом уж женой старшего инспектора полиции. Роджер властно прервал поток брани миссис Прендергаст: — Добрый вечер, миссис Прендергаст, я старший инспектор Вест… Вопли Мейзи как ножом отрезало, она моментально повернулась к нему. Ее нога, запутавшись в дорожке, поскользнулась, при этом шляпа съехала на самые брови, она ее сдвинула назад резким взмахом руки. Роджер удивился: у Мейзи были большие, удивительно красивые глаза, чистые, ясные. В остальном это была отталкивающе гадкая пьяная особа, а вот глаза смотрели умно и трезво. — Вы! — начала она. — Вы называете себя полицейским, а позволяете этой свинье находиться с вами под одной крышей? Уберите его отсюда, я не хочу, чтобы он тут был! Называет себя кузеном моего Клода, как же, кузен, черта лысого… Коли я не буду держать ухо востро, он прикончит его, как прикончил всех остальных. Говорила она удивительно неясно, выделяя отдельные слова или даже слоги. Ее дрожащая рука указывала на Харрингтона, но смотрела она по-прежнему только на Роджера. — Она же совершенно пьяна, — холодно отрезал Харрингтон. — Но… — Успокойтесь, миссис Прендергаст. Вы нарушаете покой больных. Вам известно, что ваш муж серьезно занемог? Ее уродливый рот растянулся еще больше. — Я знала это, знала! Клод, где же мой Клод? Я хочу его видеть. Уйдите с дороги, полицейский! Она сделала пару шагов, но замерла на месте, когда Роджер твердо сказал: — Доктор Тенби запретил к нему кого-либо пускать. Сам он скоро снова сюда приедет, и тогда вы сможете спросить у него разрешения. Тем временем вы только что высказали серьезные обвинения в адрес мистера Харрингтона. Он был холоден и недоступен, как Лэмпард. — Я и обвиняю его. Он… — Вы предъявляете ему формальное обвинение в убийстве? — потребовал Роджер. Он заметил хитрый блеск в ее глазах и с неудовольствием почувствовал, что Мейзи была куда умнее, чем он предполагал, и что она вполне могла обвести вокруг пальца кого угодно именно потому, что никто не считался с ее сообразительностью. — Это уж ваша работа, — ответила она. Отвернувшись, она тяжело опустилась на диванчик. Пружины застонали. — Ох, мой бедный, бедный Клод. Вы, тупоголовый полицейский, неужели не понимаете, что в том, как они все умирали, было что-то неестественное? И вы не задавали себе никаких вопросов? Она достала носовой платок из сумочки, лежащей у нее на коленях. Длинная ручка, перекидывающаяся через плечо, имела специальный замочек, чтобы прикрепляться к талии, которая у Мейзи отличалась солидными габаритами. — Бедный, бедный Клод. Он последний из них. Самый последний. — Почему вы говорите, что перед вами не мистер Харрингтон? — Я? Я и не помню, о чем я говорила! — вывернулась Мейзи. — Боже мой, я с ума сойду от беспокойства. Такие переживания не под силу слабой женщине! Она залилась слезами. Роджер бесстрастно разглядывал ее. Харрингтон достал из кармана трубку и принялся ее набивать. Но тут Мейзи неожиданно вскочила с места и бросилась к дверям. Она с трудом стала подниматься по лестнице, тяжело опуская ноги на ступеньки и вцепившись что было сил в перила. Роджер дождался, пока она не поднялась до площадки, потом бросился следом. Она и не пыталась войти в комнату Клода, а сразу же прошла в соседнюю спальню. Можно было подумать, что она не замечает одетых в штатское ребят Лэмпарда, дежуривших снаружи. — Смотрите, чтобы миссис Прендергаст не входила в комнату мистера Прендергаста, — громко сказал Роджер. — Да, сэр. — Инспектор Лэмпард, кроме вас, еще кого-нибудь оставил? — Двое снаружи, сэр. Один в кухне. — Хорошо. Роджер спустился вниз и велел полицейскому из кухни наблюдать за комнатой Мейзи Прендергаст, потом поманил пальцем Джанет. Она все еще находилась в холле. — Я знаю, чего тебе хочется… Заглянуть в комнату Мейзи и выяснить, что она делает. О'кей. Харрингтон курил, вытянувшись в кресле. Он искоса посмотрел на Роджера и усмехнулся. — Забавно? — спросил Роджер. Харрингтон вынул изо рта трубку. — Леди явилась поругаться. Отчасти это и правда забавно. Положение имеет свою забавную сторону. Как вы считаете, я убил всех Прендергастов? — Наверху остался еще один. — И впридачу к нему пьяная баба. Нет, я не убивал никаких Прендергастов. — Это хорошо. — А их и правда убили? — Официально — нет, однако же… — Вы считаете, что да? — Это меня не удивило бы. — Никого не удивило бы, если бы Мейзи и Клода пристукнули только за то, что они такие, — сухо заметил Харрингтон, поднимаясь с места. В данный момент он казался очень высоким и еще более сильным. Еще одно слово пришло на ум Роджеру: грозным. Вошла Джанет. Но на нее Харрингтон посмотрел отнюдь не грозно. Сейчас он снова стал обычным мужчиной. — Хэллоу, — воскликнула Джанет. — Вы что, знакомитесь друг с другом? Роджер, мы сегодня вернемся домой? Я волнуюсь за Омена. — За кого? — Котенка, с которого все это началось. Роджер подмигнул: — Эта особа не верит ни в какие приметы, а называет котенка Оменом, то есть Предзнаменованием. Ничего, он в тепле, а если вспомнить, каких размеров таз с молоком ты ему оставила, то можно не опасаться, что голодная смерть тоже исключается. Сомневаюсь, чтобы сегодня мы попали домой. Сейчас половина 12-го. Все зависит от того, когда вернется Тенби. — Вы тоже остаетесь здесь ночевать, мистер Харрингтон? — с самым невинным видом спросила Джанет. — Нет, еду домой. Мой адрес: Кингстон-он-Темс, Хилл-Мэншнэ, 49. Если вы захотите меня видеть, то завтра с половины девятого вы найдете меня на Динс Корт Роуд, где я зарабатываю себе на жизнь. — Мне так кажется, или ты его действительно раздражаешь? — спросила Джанет. — Трудно сказать… Как Мейзи? — Я не услышала ни единого звука, когда прислушивалась у дверей, а когда я вошла, она не рыдала, а смотрелась в зеркало. Увидев меня, она начала ныть. Ее шарфик и воротник пальто спереди мокрые. Дождя нет, а столько слез вылить просто невозможно. — Духи? — Или виски. Понимаешь, она ломала комедию. Она вовсе не была пьяная. И ты это понял, иной раз ты бываешь весьма сообразительным. Чего ради ей было являться сюда и возбуждать подозрения в личности Харрингтона, дорогой? Ни один человек в здравом уме не обратил бы внимания на ее вопли. — Так говорит Харрингтон, но он может быть и неправ. Однако Лэмпард установит наблюдение за Харрингтоном, а когда наступит время, мы потолкуем с Мейзи. Ты сможешь поспать в кресле? — Этот чудесный Петри постелил кровать в свободной спальне. Если бы не котенок… Все же я пойду и лягу, дорогой. Ох, Роджер… — Да? — Ты подозреваешь Харрингтона? — Не в сегодняшних преступлениях. — Но в чем-то? — Мейзи про него больше ничего не говорила? — Нет. Можно было подумать, что она почти сожалеет о своей невыдержанности. — Прежде чем начать его подозревать, я должен многое о нем выяснить. Утром запрошу Ярд. Впрочем, они и сейчас не сидят сложа руки. Ты пошла? Он ее слегка подтолкнул и поцеловал. Не успела она выйти, как он выскочил следом за ней: — Эй! — Как ты напугал меня, Роджер! — Где эта комната? — Вдоль по коридору направо. — Так-то лучше… Впрочем, надо подняться взглянуть на Марка. Марк все еще не приходил в себя, но он уже не казался таким бледным, да и дышал ровнее. Джанет вошла в небольшую спаленку с огромной двуспальной кроватью. Роджер ушел вниз. Когда явился Тенби, он сказал, что у Марка после сна будет самое большее болеть голова. Дела Клода тоже заметно улучшились. Он должен был очухаться с минуты на минуту, но несколько дней ему придется провести в постели. — Не можете ли вы точнее определить причину приступа? — Симптомы отравления барбитуратами, но это надо проверить. Не кляните меня, если мой диагноз не подтвердится. Когда Тенби ушел, Роджер принялся названивать в Ярд. Ему сказали, что Эйб Фентон на протяжении трех дней не был виден в обычных для него местах и никто не знает, где он был в Лондоне и чем занимался. Чарли Клей ускользнул от полицейского, которому было поручено за ним следить. В последний раз его видели в Путни. Позвонил Лэмпард с донесением, что Харрингтон прямиком поехал домой, тело Эйба Фентона перевезли в Гилдфордский морг, а дознание будет проводиться через 48 часов, если только Роджер согласен с таким сроком. — Согласен, это меня устраивает, — сказал Роджер — Я думаю остаться на ночь на случай возможных дальнейших неприятностей. И потом мне нужно поговорить с Клодом, если он придет в себя. — Правильно. Можете положиться на моих людей. Я велел им выполнять любые ваши распоряжения. — Огромное спасибо. Немного позднее он заметил Джанет: — А Лэмпард оказался гораздо лучше, чем казалось с первого взгляда. И он со мной разделяет одно опасение. — Какое? — Что это не конец волнениям. Незаменимый Петри нашел кое-какие необходимые предметы, вроде зубных щеток и пижам. Джанет снова пошла проведать Мейзи, но нашла ее уже спящей или притворяющейся спящей. Роджер подождал до двух часов и тоже отправился спать. Проснулся он оттого, что Петри принес поднос с утренним чаем. — Спокойная ночь, Петри? — Очень, сэр. Всюду покой и благодать. Вашему приятелю гораздо лучше. Пока Джанет потягивала чай, Роджер поспешил в комнату Марка. Тот сидел в подушках, держа в правой руке чашку чая. Голова у него была забинтована таким образом, что правой половины лица вообще не было видно. Второй глаз был сильно воспален, но губы Марка задорно улыбались, словно издеваясь над собственной беспомощностью. Подробно рассказав, что произошло, он сердито добавил: — Поеду-ка я в город размышлять о фарфоре. Это у меня лучше получается. И ребенку было бы ясно, что меня отманивают! Но зачем? — Тебя могли принять за другого. — Например? — За Харрингтона. — Н-да, который мог бы не отделаться так легко. В этом деле полно неясностей… Кстати, Пеп Морган не передавал тебе для меня послания? Роджер протянул ему письмо. — Совсем неплохо, — кивнул головой Лессинг, прочитав записку, — могу поспорить, у Поттера какие-то свои планы в отношении «Мечты». «Мечта» — это большие деньги, а за деньги можно и подраться. По всей вероятности, ты навестишь эту пару при первой же возможности? — Еще бы! Ко второй половине дня Роджер, забросив Джанет домой, помчался в Ярд, где он немедленно начал собирать информацию о директорах «Мечты». Марк вернулся к себе на квартиру с целью как следует отдохнуть. Никаких новостей не поступало, разве что Поттер вернулся к себе в лондонскую квартиру в 11 часов накануне. Позвонил Лэмпард. У него имелись имена и адреса семи домовладельцев, живущих в районе серебряных песков. Он подразделил их на коттеджи, на жилища местного населения и на дома большого размера. Вот этих-то и было 7. Роджер на всякий случай все переписал, но не проявлял никаких эмоций, пока Лэмпард не сказал: — И, наконец, Мартин Трэнсом, Ю-Хаус, Делавар. — Трэнсом? — ахнул Роджер. — Директор «Мечты», — подтвердил Лэмпард. — Разве вы не знали, что он здесь живет? — Не знал. Лэмпард не стал ничего комментировать, дал отбой. Роджер задумался, как лучше получить сведения от директоров «Мечты» об их делах с Габриелем Поттером. Прежде всего надо было выяснить, что из себя представляли эти самые директора. Оказалось, что мистер Мак-Фоллен счастливо женат, бездетен, много развлекался; Трэнсом тоже был счастливо женат, но имел двоих детей: сына и дочку Гариэлль. Виддисон был холостяком, Хотебай — вдовцом. Роджер подумал: Гариэлль Трэнсом может что-то из себя представлять. Конечно, в Ярде сведений о ней нельзя было раздобыть, и он позвонил в «Дейли эко». Редактор светской хроники, унылый человек, при одном взгляде на которого одолевала зевота, был счастлив выложить все, что знает. — Гариэлль Трэнсом? Как же, дебютировала в 1939 году. Очаровательная девушка. Ее отец загребает деньги лопатой, он верховодит в «Мечте». После начала войны Гариэлль ушла работать в одну из женских организаций, что-то вроде аэродромного обслуживания. Семейство подняло плач и стон по этому поводу, но она настояла на своем. В конце концов она попала в королевский военно-воздушный флот. Тогда еще газеты были газетами, а не листками военного времени… Я помню, был такой великолепный снимок — «Опять все вместе» или «Счастливая семья в сборе», когда она вернулась… По-видимому, я не должен спрашивать, почему вас интересует эта крошка. — Позднее, — твердо сказал Роджер. — Большое вам спасибо. Он повесил трубку, но тут же снова позвонил в «Эко», попросив раздобыть для него фотографии Гариэлль Трэнсом и ее семьи, а также Мак-Фолленов. Из фотографий стало ясно, что редактор светской хроники поскромничал, окрестив Гариэлль просто «очаровательной» девушкой. Наружность у нее была исключительная. — Звонил сержант из Гилдфорда, — сообщил Эдди Дэй, когда Роджер вернулся, — пообещал еще раз позвонить. Сержант имел сведения о Харрингтоне; тот работал на небольшой каучуковой фабрике в Кингстоне. Производство было секретное: они изготовляли новые фиттинги для военных самолетов. Харрингтон являлся владельцем компании. До войны его не знали, но правительственные контракты превратили фабрику в процветающий концерн. Харрингтон был трудолюбив, вроде бы любил свое дело. Большей частью вечерами он сидел дома, частенько у него бывала гостья, всегда одна и та же очень привлекательная молодая женщина. Соседи намекнули Харрингтону, что им не нравится, что в квартире холостяка подолгу остается женщина. Девушка, служащая Гражданской авиации, всегда уходила около 10 часов. — В Гражданской авиации, — задумчиво повторил Роджер, выслушав донесение. Он подумал о Гариэлль Трэнсом и решил, что занялся опасной игрой: делать скороспелые выводы. Но он волновался. Поттер оставался в своей конторе весь день. Лэмпард сообщил из Делавара, что миссис Прендергаст сидит в своей комнате, а Клоду стало заметно лучше. Роджер позвонил Джанет, сказал, что намерен проехать к Харрингтону в Кингстон, но должен возвратиться к восьми. Джанет ответила, что он должен поспешить, так как котенок без него страшно скучает. Посмеиваясь, Роджер спустился вниз и поехал в Кингстон. Хилл-Мэншнэ находились на повороте шоссе на Кингстон-Хилл. Он поднялся на второй этаж и позвонил. Дверь ему открыла девушка в форме стюардессы. Это была Гариэлль Трэнсом. Роджер в ней сразу увидел оригинал того портрета, что был помещен в «Эко».Глава 10 ГАРИЭЛЛЬ
— Добрый вечер! — сказала Гариэлль Трэнсом. — Мистер Харрингтон дома? — спросил Роджер, пытаясь скрыть удивление. — Нет еще, но он обычно возвращается в половине седьмого. Позвонить ему? Или что-нибудь передать? — С вашего разрешения, я подожду. Она отошла, пропуская его в крохотный холл, в котором ничего не было, кроме вешалки да коврика на полу. — Меня зовут Вестом, Роджером Вестом. Он следил за ней, ожидая заметить какую-нибудь реакцию, свидетельствующую о том, что Харрингтон рассказал ей про события в Делаваре, но если она и раньше слышала о Роджере Весте, это ни в чем не проявилось. — Подождите здесь, — предложила она. — Как только он придет, я ему скажу. Вы должны меня извинить: я спешу с ужином. Она улыбнулась. У нее были изумительные по красоте ярко-васильковые глаза. Роджер опустился на низкое кресло. В нем были такие отличные пружины, что он ушел в него глубже, чем ожидал, и с удовольствием прислонил голову к мягкой, податливой спинке. Одним словом, комфортабельное кресло. Комната была большой. В противоположном конце ее стоял обеденный стол, буфет, четыре высоких стула. На стенах не было картин, висели лишь три слегка подкрашенные женские маски. Их очертания были тонкие и строгие, вся красота заключалась в окраске. Это было скорее по части Марка, чем Роджера. В одном углу стоял небольшой рояль из инкрустированного орехового дерева, воистину роскошная вещь. И остальная мебель была того же стиля. Две вазы на камине заставили Роджера широко раскрыть глаза. Благодаря Марку он достаточно разбирался в фарфоре, и фаянсе, сразу же было видно, что это что-то необыкновенное. Стеллаж по одну сторону камина был тоже весьма красноречив. Несколько томиков Конрада в сафьяновых переплетах были чуть ли не единственными представителями «легкого чтения». Почетное место занимали учебники по каучуку. Отдельно стояли «Подъем и падение» и «Семь столпов мудрости» Лайви. Роджер их и рассматривал, когда дверь распахнулась и на пороге появился Харрингтон. Лицо у него было напряженное. — Какого дьявола вы здесь делаете? — спросил он с нарочитой резкостью. Роджер усмехнулся: — В духе Мейзи Прендергаст? Что вы пили? Абсент? — У меня нет времени на бесполезные разговоры с вами! Я вовсе не просил, чтобы меня осчастливили своим вниманием вы или любой другой полицейский из Скотланд-Ярда. У меня слишком много неотложных вопросов на фабрике. Чего вы хотите? — Почему вы так расстроились? Мы не могли не узнать о вашем знакомстве с мисс Трэнсом. Это был вопрос времени. — Это уж мое дело! — И дело «Мечты»! Харрингтон побагровел. Его руки были плотно прижаты к бокам. Гариэлль Трэнсом с испуганным видом выскочила из другой двери. До Роджера донесся запах жарящегося бекона. Его восхитила грация движений девушки. Она сняла с талии полотенце, служившее ей фартуком. — Билл, — начала она, — ты не думаешь?.. — Нет, не думаю! — загремел Харрингтон. — С меня достаточно ваших прославленных полицейских сил. Они следили за мной целый день, задавали оскорбительные вопросы моим рабочим и соседям. Короче, напрашивались на то, чтобы я надавал им по шее. И если только Вест отсюда немедленно не уберется, он почувствует, что у меня тяжелая рука. — Ох, да у меня голова болит думать о ваших капризах и о вас, — рассердился Роджер. Он прошел мимо него, поклонился Гариэлль и вышел из парадной двери. У него было чувство, что Харрингтону очень хотелось дать ему сзади пинка, но он заставил себя выйти без излишней поспешности и не оглядываться, даже выйдя на площадку. Дверь хлопнула. Харрингтон выглядел куда более расстроенным, чем это оправдывалось полицейским расследованием. Ведь он же должен был понимать, что они все проверят. Выйдя на улицу, Роджер принялся негромко насвистывать. Навстречу ему шел какой-то человек, тоже насвистывая. Поравнявшись, Роджер сказал: — Я инспектор Вест. — Да, сэр. Большие карие глаза спокойно смотрели ему в лицо: — Детектив Колтон из Кингстона. Как раз Колтон и звонил по телефону. — Сколько вам времени потребуется, чтобы привести сюда другого человека? — От 15 до 20 минут, если я позвоню. Или, возможно, будет лучше, если вы позвоните. На следующем углу есть будка. — Звоните вы. Скажите, что я этого прошу. Он наблюдал, как работник дивизиона шел по тротуару. Непроизвольно он поднял голову к окнам Харрингтона. Занавеска была отодвинута в сторону. Харрингтон смотрел на улицу. Роджеру показалось, что он увидел девушку рядом с ним. Роджер зашагал мимо. Он подождал у угла, пока не прибыло подкрепление из Кингстона. Одному из них было поручено наблюдать за Харрингтоном, другому — за девушкой, которая, как сказал детектив, пришла полчаса назад. Ему напомнили, что при затемнении это будет сделать нелегко. — Постарайтесь, — попросил Роджер, и пошел к Кингстон-Хилл. Харрингтон больше не выглядывал из окна. Роджер снова принялся насвистывать, двигаясь к киоску на следующем углу. Он понимал, что ему необходимо знать как можно больше про Трэнсомов и особенно об их взаимоотношениях с Харрингтоном. Он не допускал даже мысли, что Харрингтон не знал, кто такая Гариэлль, и хотя он не обязан был этого делать, все же почему он накануне вечером умолчал о своей близости к вершинам «Мечты». Роджер вошел в киоск и позвонил сержанту Слоуну, поручив ему узнать, как Харрингтон связан с Трэнсомами. Он был настолько поглощен этой мыслью, что не заметил человека, который медленно подходил к киоску. Этот человек вышел с Хилл-Мэншнэ-Роуд. Он был закутан в широкий, пушистый шарф, на глаза была надвинута фетровая шляпа с большими полями. Десятки людей миновали киоск, но этот человек вне всякого сомнения направлялся к нему. — Да, позвони ко мне в Фулхем, — сказал Роджер и повесил трубку. Широкополая шляпа сразу же попала в поле его зрения, и ее обладатель приоткрыл дверь в киоск. Роджер инстинктивно сжал кулаки, но тут увидел покрасневший глаз, смотрящий на него из-под шляпы, и услышал насмешливый знакомый голос: — Что, струсил? — спросил Марк. Роджер взял Марка за руку и пошел с ним прочь. — Что за маскарадный костюм? И, по-моему, считается, что ты отдыхаешь в своей комфортабельной квартире? — Меня соблазнили, — признался Марк. Появился его второй глаз. Голова у него была еще в бинтах и в крестиках пластыря. У него болела голова, сказал он, но больше ничего. — Я хотел повидаться с Харрингтоном. — Вот-вот, обряженный в маскарадного техасца, — подкусил его Роджер. — Тебе захотелось получить дополнительных тумаков и проваляться еще с недельку? Харрингтон не принимает сегодня визитеров. — Я догадываюсь. Я был в квартире напротив. Дал шиллинг маленькой служанке, и она устроила мне удобный наблюдательный пункт у окошка. Этот шиллинг и мое обаяние показали мне, что произошло, хотя я не слышал рева быка. А он ведь ревел? — А девушку ты видел? — Я уже приготовил историйку, которая заставит твою Джанет поплясать вокруг тебя не только с котенком. Кто она такая? — Гариэлль Трэнсом. — Как я понимаю, у Харрингтона с ней романчик, и он, естественно, не в восторге от того, что ты туда сунулся? — Ты и вправду такой тупица, каким кажешься? Марк нахмурился: — В каком отношении? Я… великий боже, Трэнсом? — Слава богу, дошло! Да, она возлюбленная Харрингтона, а это, выражаясь языком политиканов, открывает перед нами обширное поле для исследования. Она его хорошо знает, у нее собственный ключ, и она готовила ему ужин. Интересно, да? — Надо бы подыскать выражение посильнее! Что же ты намерен делать? — Все, что сумею, — ответил Роджер. — Это, скорее, работа для тебя — по началу. Если бы тебя не стукнули по голове, ты бы вполне справился. — Я и так справлюсь, — заверил его Марк. — Что ты знаешь про Гариэлль и ее семью? Роджер рассказал ему то малое, что он знал. К этому времени они успели дойти до машины Роджера, оставленной неподалеку. — Тебе куда? — спросил Роджер. — В Делавар-Виллидж. Затем в Ю-Хаус и к Трэнсомам. Я придумал весьма убедительную историю, — добавил он, подмигивая: — Я работаю для адвоката, действующего по поручению неизвестного родственника Прендергастов. Никаких имен, профессиональный этикет и все такое. Родственник беспокоится из-за возможности убийства и поэтому такой-то и такой-то не может ли дать ему какую-то информацию. Например, были ли перед смертью чем-то встревожены члены семейства П.? Эта идея, — добавил Марк, — пришла мне в голову до того, как я узнал о Гариэлль. Я планировал заняться поочередно всеми четырьмя директорами «Мечты». Ты, как я понимаю, официально не хочешь этого делать? — Не хочу. Ты же будь предельно осторожен и докладывай после каждого визита. — В полиции будет известно все, что я узнаю. Мне говорил друг моего друга, что Виддисон отвратительный старикан, Мак-Фоллен — веселый шотландец с острым чувством юмора и пристрастием к виски, а Хотебай — человек-кремень. Он моложе остальных, увлечен бизнесом. Он сочетает обязанности секретаря и генерального управляющего «Мечты». Отсюда его положение в правлении. Протеже Септимуса П., как я понимаю. — Будь с ним поосторожнее. И на случай, если ты забыл, ибо я не знаю, что у тебя на уме, есть еще один момент. Почему эти директора так заинтересованы в Поттере? Во всяком случае, двое из них? — Ты считаешь, что это «еще один момент»? Я считал, что это одно и то же… Подбрось меня до Кингстона, ладно? Я настолько оскудел в отношении бензина, что не могу разрешить себе гоняться за Харрингтоном в машине, мне приходилось искать такси. Если у тебя случайно завалялся лишний купончик… Роджер подмигнул: — Все ясно… Через полчаса Роджер, подбросив Марка в Кингстон, где у того оставалась машина, поехал в гараж своего дома, двери которого были распахнуты, и потом вошел в садик через боковую калитку. Котенок выгнул дугой спинку и потерся о ноги Роджера. — Алло, Омен! — сказал Роджер. — Ты исправляешься… Он громко свистнул и закричал: — Половина восьмого и я дома! Ответа не было. Он нахмурился, вошел в комнату отдыха, затем, прыгая через две ступеньки, поднялся на второй этаж, заглядывая поочередно в три спальни и ванную. — Джан, где ты? Котенок начал снова тереться об его ноги. — Тут нечему радоваться, — проворчал Роджер, рассеянно беря зверька на руки. — Где же она? Рядом, по всей вероятности, а меня вовсе не устраивает получасовое переливание из пустого в порожнее. Ты не мог бы сбегать ее позвать, а? Нет, наверное. Он закурил сигарету и с упреком посмотрел на запертую кухонную дверь, возмущаясь тому, что Джанет не встречает его на пороге. Но тут же, устыдившись, он вспомнил одинокие часы, которые ей недавно приходилось здесь коротать. К тому же, ведь он-то обещал быть дома не раньше восьми. Телефонный звонок заставил его вздрогнуть. — Это она, — обрадовался Роджер, хватая трубку, но услыхал мужской голос: — Это вы, Вест? Говорит Симмондс из дорожного отдела. Я решил сам вам позвонить… Симмондс был дивизионным суперинтендантом. — Дело в том, Вест, что ваша жена попала в уличную аварию… Нет, нет, ничего серьезного. Маленькая контузия. Она находится в Мемориал-госпитале. Все олл-райт. Спокойной ночи. «Несчастный случай», — подумал Роджер. У него сжалось сердце. Каким же образом это могло произойти? Где она была? Что с ней случилось? Он снова вывел машину, не забыл запереть в доме котенка, который немедленно начал жалобно выражать свой протест всяческими «мяу». Через десять минут Роджер был уже в госпитале, а еще через две он уже сидел в кабинете у старшей сестры. — Она вполне олл-райт, мистер Вест. Я бы посоветовала ей остаться здесь на ночь, потому что у нас сейчас с местами благополучно, а ей не стоит подниматься… Возможно, имела место небольшая контузия, но, скорее всего, это сильное встряхивание. Роджер немного отошел. Его провели в большую палату с несколькими десятками пациенток. Джанет лежала возле двери. Ее лицо просияло при виде мужа. — Я сомневалась, что они тебя впустят, — сказала она после того, как он ее поцеловал, — но я столько раз повторила, что ты работник Ярда, что они не могли не проникнуться уважением. Я была такой дурой! Собиралась приготовить сочни, а дома не оказалось сметаны. Побежала на угол в магазин. И выскочила под машину. Роджер удивился: — Выскочила под машину? В самом конце улицы? — Ну да. Против магазина. Я подумала, что услыхала мяуканье, и оглянулась, сойдя с тротуара. Ты же знаешь, как это иной раз бывает. Джанет была необычайно возбуждена, щеки у нее порозовели, глаза неестественно блестели: — Я заметила машину и отскочила назад. Самце глупое, что она меня не задела, просто я упала и стукнулась затылком об асфальт. Теперь я понимаю, что испытал наш Марк вчера вечером! — Лучше бы ты этого не знала! — Вечером ты будешь дома? — Да. И он тут же пожалел, что не ответил «нет». — Надо же такой неудаче, — пожаловалась Джанет. — Я бы, конечно, уехала домой, но они меня уговорили остаться до утра. Я не очень крепко держусь на ногах. Не можешь ли ты провести этот вечер с Марком? — Хорошо, но ты… — Обо мне не думай, нянечка тут такая милая. Ведь ты не против, что я остаюсь? Конечно, если ты предпочитаешь, чтобы я вернулась домой, я согласна. — Бог с тобой, — улыбнулся Роджер. — Я так счастлив, что все менее страшно, чем я опасался, что открою баночку сардин для Предателя. — Для кого? — Для Предателя, — твердо повторил Роджер. — Ведь во всем виновато его мяуканье, не так ли? Пятая колонна. Он оставался еще минут десять, посвящая ее в события дня. Потом явилась старшая сестра с предупреждением, что ему пора уходить, потому что больных нужно укладывать спать. Поскольку повреждение было не очень серьезным, она считала, что переводить миссис Вест в отдельную палату не стоит. — Конечно, не стоит! — замахала руками Джанет. — Правильно, — согласился Роджер. «Несчастный случай, — ворчал он, выйдя в узкий переулок, где находилась больница. — Интересно знать…» Он поехал в дивизионное управление и скоро уже сидел против громоздкого и медлительного суперинтенданта Симмондса. У Симмондса было три подбородка и нос сливой. — Да, — ответил тот, — один из моих ребят находился поблизости, когда это случилось. Он даже записал номер машины, которая, разумеется, не остановилась. Старый «бьюик». Он говорит, что машина стояла у самого угла, водитель скоренько вскочил на свое место, когда увидел, что приближается миссис Вест. — Какой же я был немыслимый идиот, когда согласился взять с собой Джанет вчера вечером! — сокрушенно пожаловался Роджер. Он свободно разговаривал с Симмондсом, разумным старым полицейским, который частенько давал ему дельные советы, и, потому что они не работали оба в Ярде, не чувствовал своего служебного превосходства. Симмондс слушал внимательно, изредка потирая свой длинный нос. Когда разговор подошел к финалу, он с уверенностью изрек: — Поттер в этом деле по самый кадык. Он и до этого десятки раз влипал в разные истории, но ему всегда удавалось обдурить полицию. В один прекрасный день он неизбежно поскользнется, и почему бы вам не оказаться как раз под рукой, чтобы схватить его за шиворот? А вторая лукавая бестия — наш старик Чартворд! Он знает, что вас с Лессингом водой не разольешь, и понимает, что если и удастся подловить Поттера, то только неофициально. Надеется, что у Лессинга получится. Ему нужен именно Поттер, иначе бы он не дал вам разрешения на двухнедельную свободную охоту. Но Поттер-то все это понимает не хуже вас, и коли вас интересует мое мнение, сейчас на карту поставлено многое. Не спрашивайте, откуда я знаю. Спросите у самого себя. — Очень может быть, — согласился Роджер. — Я вижу, вы очень болтливы, — рассмеялся Симмондс. — Но вы понимаете, что я имею в виду? — Да. Спасибо. — Благодарить не за что. Но кое с кем я потолкую. Попрошу присматривать за Белл-Роуд. Советую намекнуть Джанет, чтобы она вела себя поосмотрительней. Не надо ее особенно запугивать, но с Поттером шутки плохи… Роджер ушел, успокоенный в одном отношении и обеспокоенный в другом. Поттер использовал Клея, Поттер, возможно, организовал убийство Фентона. Поттер может действовать по схеме Мейзи-Клод-Харрингтон. Несомненно, в руках у Поттера находится множество веревочек, за которые он дергает, заставляя своих марионеток танцевать. Роджеру вспомнился глухой звук удара, когда машина наехала на несчастного Фентона, — и представил себе, что было бы, если бы под машину попала Джанет. Он яростно стиснул зубы. Котенок неистово мяукал, хотя блюдце с молоком, оставленное ему Роджером, оказалось пустым. Он просто скучал в одиночестве. Он сразу же отправился следом за Роджером в комнату отдыха, где не был зажжен камин, и прыгнул ему на колени. Он тут же свернулся клубочком и начинал так неистово мурлыкать, когда Роджер дотрагивался до него рукой, что под конец тот вообще перестал шевелиться. Лишь в половине 11-го Роджер вспомнил, что он ничего не ел со времени ленча. Он поднялся, нашел кое-что в холодильнике, не стал разогревать, но зато вскипятил себе чаю, все время думая, как Джанет бывало одиноко ждать его целыми днями. Раздался звонок у входной двери. Это явился Марк. Его появление поражало своей тишиной. Куда девались его шумные выкрики? — Ну так что? — спросил Роджер. — Ничего хорошего. — Трэнсом?.. — Трэнсом олл-райт. Я как раз был у них, когда к нему заехал Мак-Фоллен. Мак-Фоллен живет в Эпсоме. Они занимаются делами «Мечты» каждый у себя на дому, обсуждения происходят за обедом и сигарами. Мак-Фоллен не оставался долго, но сообщил что-то такое, что страшно всполошило Трэнсома. Тот этого не сказал, но и без слов все было видно. После этого Мак-Фоллен уехал. Недалеко от дома Трэнсомов крутой поворот, и если, не дай бог, потерять управление, то ты свалишься с обрыва в песчаный карьер ярдов 17 глубиной. Отвесная стена. Мы слышали треск и грохот из окна кабинета Трэнсома. Я поспел туда первым. Ничего хорошего… Там сейчас Лэмпард, осматривает останки человека и машины. Мак-Фоллен правил сам, «Роллс-ройс»… Какая гарантия, что мы снова не столкнулись с фактом смерти «из-за несчастного случая»? — Выпил бы ты чего-нибудь, — посоветовал Роджер. Ему становилось холодно, когда он думал о Джанет. Он налил два стакана виски с содовой. — Благодарю… Я подумал, нужно не терять времени даром и навестить жену Мак-Фоллена. Симпатичная, глуповатая шотландка. Мне не хочется вспоминать ее лицо, когда я ей сказал о гибели мужа. Наверное, у меня на глазах разбилось ее сердце… Господи, мы обязаны это прекратить! У Роджера сразу пересохло во рту. — Да, конечно… Ну, а что ты скажешь про Трэнсома? Не сообщил ли он тебе что-нибудь такого, за что можно ухватиться? — Он мне вежливо заявил, что ему ничего не известно и что он вполне удовлетворен тем, как полиция провела требуемые расследования. Голос Марка не изменился, но его манеры сразу стали необычайно напыщенными, а слова произносились с таким неоправданным пафосом, что Роджер не сомневался, именно так говорит Артур Трэнсом. Виски ему сильно помогло. — Он был, разумеется, в восторге от личного знакомства со мной и готов оказать мне всяческую поддержку, а в первую очередь этому вновь объявленному родственнику… — Марк неожиданно улыбнулся. — Короче говоря, меня обозвали лгуном, но я его здорово встревожил. Это было видно по его глазам. Впрочем, волнения начались задолго до моего визита. Мистера Трэнсома что-то мучило. Мак-Фоллен разделял его страхи и, как я полагаю, привез Трэнсому какие-то неприятные известия. Эффект был мгновенный, но единственное, что я из этого вынес, это что Трэнсом «будет там». Время и дата предполагаемого свидания не были названы. Мак-Фоллен ушел, как я уже говорил. — Ты не посчитал, что разумнее последить за Мак-Фолленом и оставить… Прости, я совсем запутался: продолжить наблюдать за Трэнсомом, а визит к миссис Мак-Фоллен отложить? Марк осклабился: — Это что, урок по азбуке полицейского расследования? Я еще раньше позвонил Пепу, за Трэнсомом установлена слежка. Да и я бы больше ничего не мог сделать, у меня был бензин на исходе. А дом Мак-Фоллена расположен по дороге домой. Он уселся в кресло, вытянул длинные ноги и принялся чесать у котенка за ухом. — А где Джанет? Роджер объяснил. — Господи, какой кошмар! По его глазам было видно, что он окончательно растерялся. Роджер все досказал до конца, закончив словами: — Это и правда кошмар. Похоже, что Поттер решил мне напомнить, что Джанет весьма уязвимое у меня место… Конечно, мы все приписываем Поттеру, так или иначе, но кто-то еще страшно заинтересован в том, чтобы мы с тобой отказались от охоты. — На меня-то ему наплевать! Он утратил к моей особе всякий интерес. — С чего это ты прибедняешься? Где доказательства? — Перед тобой, дорогой, перед тобой… Вчера вечером им ничего не стоило отправить меня в лучший мир. Подумай, сколько холмов и обрывов в тех местах. Я мог бы «спокойненько свалиться и сломать себе шею». Ну и кто сумел бы доказать иное?.. Со мной этого не случилось, значит, наш Поттер, — я все же считаю, что это Поттер, — решил, что я не являюсь для него серьезной помехой. Возможно, он даже нашел, что ему более выгодно позволить мне продолжать мою игру, потому что… Он замолчал. — Ну, продолжай! — Пришла в голову одна идейка, смутная и не совсем убедительная, однако… Понимаешь, Поттер знает, что я что-то ищу. Он предполагал, что эта вещь находится у меня на квартире, иначе он не стал бы посылать туда Чарли. Возможно, он считает, что я до сих пор не отказался от надежды отыскать эту самую вещь, в которой он сам страшно нуждается… — Немного натянуто, но рациональное зерно все же имеется. Послушай, а не допускал ли он того, что эта самая необходимая ему вещь находится в Делавар-хаусе? И ночной рейд в твою обитель был инсценирован с единственной целью сбить нас со следа, а? Моя гипотеза по остроумию не уступает твоей… А теперь давай поговорим об объединенных действиях. Я беру на себя Харрингтона, ты — Трэнсомов, завтра мы сравним наши впечатления. Договорились? — Да, дружище! В этот момент зазвонил телефон. Марк снял трубку: — А, это вы, Пеп? Что случилось? — Я пытаюсь весь вечер вас отыскать, — ответил Морган. — Наверное, вам будет интересно услышать, что в доме Трэнсома собрались остальные, то есть Виддисон и Хотебай. И потом я замерзаю… — Они уже давно там находятся? — Хотебай только что приехал. Вы едете сюда? — Приеду, если сумею, — ответил Марк и прикрыл рукой трубку, обращаясь к Роджеру: — Бензин, бензин. Вопрос жизни и смерти. Ты сумеешь мне наскрести пару галлонов? — В гараже целая канистра. — Спаси, господи, твою душу! Марк снова заговорил в трубку: — Олл-райт, Пеп, через час я буду. Он повесил трубку и протянул руку за ключом от гаража. — Я сказал: одну канистру. И ты получишь всего одну канистру, — сказал без тени улыбки Роджер. — Я пройду и прослежу, чтобы все было в ажуре… Знаешь, а не лучше ли и мне поехать с тобой? Снова зазвонил телефон. Роджер отдал без звука Марку ключи, сам вернулся назад к аппарату. Детектив-сержант Слоун считал, Роджеру будет интересно знать, что ему звонил старший инспектор Лэмпард из Гилдфорда и спрашивал у него номер домашнего телефона Веста. Роджер поблагодарил, опустился на стул и погладил котенка. Ему по-прежнему очень хотелось отправиться вместе с Марком, но, с другой стороны, было разумнее поручить это дело Марку и Моргану. Он не питал никаких иллюзий: Марк будет считаться с законом в своем понимании, игнорируя его нюансы тогда, когда они будут ему мешать. Марк отсутствовал минут десять. Телефон не звонил. Наконец Лессинг вернулся. От него пахло бензином, одна щека была в мазуте. — Ну, ты едешь? — Через несколько минут должен подъехать Лэмпард. Наверное, в связи с Мак-Фолленом. Доброй охоты, Марк! Марк улыбнулся медленно и понимающе: — Спасибо! И вышел из помещения. Когда его шаги замолкли, Роджер стал сразу жетерзаться сомнениями и беспокойством. Авария с Джанет, проявление насилия во всем, сгущающаяся таинственность, все это смешалось у него в голове. Ему хотелось сделать десятки разных вещей, но как полицейский он почти ничего не мог. Марк, например, может прижать Харрингтона и даже Поттера, а если он попробует, сразу же начнутся вопли о партизанских действиях Ярда… И потом, кто дал ему право считать, что он справится лучше Марка? Однако поручение было опасным… У Роджера была какая-то странная позиция «между двух стульев». Если бы полиция предприняла все те официальные шаги, которые были в их возможностях, это могло бы ровным счетом ничего не дать. В лучшем случае на время напугало бы преступников, но только на время. Занимаясь расследованием почти в одиночку, разве что с помощью Пепа Моргана, Марк сильно рисковал… Правда, Марк сам этого хотел. И Чартворд на этот раз понимал, насколько ценна его помощь для полиции. И все же это нисколько не снижало величину опасности для Марка. Естественно, Роджер хотел бы быть на его месте или хотя бы рядом. Лэмпард приехал около полуночи. Он действительно хотел рассказать про «несчастный случай» с Мак-Фолленом. Осмотр машины дал основание заподозрить что-то неладное с тормозной системой «Роллс-ройса». Но все это было весьма туманно и проблематично. Лэмпарда интересовало, считает ли Роджер разумным установить наблюдение за домом мистера Трэнсома. Во всяком случае он таким образом мог помочь Марку. — В данный момент я не вижу, зачем, — задумчиво ответил Роджер. — Лессинг мне говорил об этом. Как я понял, машина Мак-Фоллена стояла возле Ю-Хауса совсем недолго, так что вряд ли там успели что-то сделать с ее тормозами. Видимо, это устроили до того, как мистер Мак-Фоллен отправился в поездку. Роджер не стал спрашивать, почему Лэмпард советуется с ним, но подозревал, что в вопросе гилдфордского офицера содержится какая-то ловушка. — Лессинг там, да? Он лучше? — сухо осведомился Лэмпард. — Гораздо. — Олл-райт… — Лэмпард снова стал необычайно энергичным. — Сегодня вечером я не стану ничего предпринимать. Уже через некоторое время Роджер принялся разговаривать с котенком, который слушал его, забавно склонив голову на бок. — Предатель, Лэмпард башковитый мужик. Был ли Марк у Трэнсома, вот что его интересовало. Думает ли он тоже, что Марк сумеет выяснить нечто такое, что нам не по зубам? Или же он намеревается так окружить дом, что если Марк выкинет что-то такое, что не полагается делать, …нет, Лэмпард нам не подложит такую свинью, верно? Котенок принялся с остервенением мыть себе лапки и за ушками. — Бывают моменты, когда я нахожу разумным совет Марка покончить с полицией и заняться частным сыском. Тогда бы я был гораздо свободнее в своих действиях. Но с другой стороны… Он лег спать в первом часу, а в половине восьмого проснулся без всякого будильника. Несколько минут он лежал в приятном состоянии между дремой и явью, потом сообразил, что он один, и подумал, проснулась ли уже Джанет. Нужно позвонить и узнать, когда она будет дома. Хорошо бы в это время освободиться. Или вообще съездить за ней. От Марка тоже никаких новостей. Он позвонил к Марку на квартиру, номер оказался занят. Значит, Марк скоро позвонит сам. Он умылся, побрился, приготовил брекфас, использовав также и долю бекона Джанет, поел, а от Марка все не было ни слуху, ни духу. Чем он мог заниматься эти девять часов? Роджер почувствовал раздражение. Он позвонил в госпиталь, выяснил, что Джанет не выпишут раньше трех часов, она провела спокойную ночь и состояние у нее вполне удовлетворительное. После этого он снова попробовал позвонить Марку, но ему сказали, что номер не отвечает. Он подождал минут двадцать. Нет, ему нужно было ехать в Ярд. Когда он вошел в свой кабинет, там находился один Эдди Дэй, как всегда занятый разглядыванием каких-то банковских билетов, которые любому человеку показались бы настоящими. Он принялся пространно объяснять, каким образом он установил подделку. Роджер его практически не слушал: он был как на иголках, ибо от Марка все еще не было вестей. Но он проявлял вежливый интерес, зная чисто ребяческое удовольствие, которое доставляли Эдди похвалы. В половине первого вошел полицейский в униформе. Он сказал, что явилась мисс Гариэлль Трэнсом, она просит позволения пропустить ее к старшему инспектору Весту.Глава 11 ВСТРЕЧА В Ю-ХАУСЕ
Тем временем Марк Лессинг был совсем не в восторге от своей ночной поездки в Ю-Хаус. Никто, кроме глупца, не мог рассчитывать попасть туда вовремя для того, чтобы застать в нем трех директоров «Мечты». А еще больший глупец мог вообразить, что он сумеет что-то сделать, даже если застанет их на месте. Никто, кроме дурня… Машина, мчащаяся навстречу ему без огней, чуть не врезалась в него. Он лихорадочно включил свои фары. Они давали неяркий свет, но все же позволяли ему держать приличную скорость. Он думал о своем положении в Министерстве информации. Трижды он пытался уйти в отставку, но ему каждый раз говорили, что он выполняет исключительно важную для военного времени работу. У администрации были странные идеи о «значительности» заданий. В настоящее время ему дали четырехдневный «отгул», но послезавтра он обязан был явиться в контору и отдежурить четыре дня подряд. — Подам-ка я заявление на отпуск, — решил он наконец, — у меня не было настоящего отдыха с Рождества. Он добрался подъездной дорогой к Ю-Хаусу в час ночи, поздравив себя с тем, что потратил на дорогу немногим более 65 минут. Однако он совершенно не сомневался, что явился слишком поздно, Морган давно убрался восвояси, а если и нет, то клянет его на все корки. Вряд ли можно было его за это винить, потому что… — Это вы, мистер Лессинг? Несмотря на то, что свет фар был исключительно слаб, у Моргана блестели зубы. Нужно было лишь небольшое воображение, чтобы представить его сверкающие, начищенные ботинки. Голос у него не был ни ворчливым, ни возмущенным, ни раздраженным, но в нем чувствовался намек на возбуждение и напряженность. Марк поспешно опустил окно. — Да, Пеп? Ну, как дела? — Они все еще здесь, никто не выходил. Но я выскажу три предположения в отношении пришедших. Нет, лучше вы! — Поттер, — вздохнул Марк. — Верно, Поттер. Он приехал как раз после того, как я вам позвонил. Счастье, что он не столкнулся со мной, когда я пошел в деревню к автомату. Поттер, — шепотом повторил Морган, — Трэнсом, Виддисон и Хотебай. Любопытная встреча, как вы считаете, мистер Лессинг? — Не сомневаюсь, что вы много тут передумали об этом сборище, Пеп! Да, это любопытно. Вы знаете, в какой они находятся комнате? — Наверху. Угловая с правой стороны. Я не думаю, что наверху есть кто-то еще, помимо этой четверки. До полуночи на кухне горел свет, я видел это через замочную скважину. Сейчас его нет. — Прекрасно, — сказал Марк. — Хотел бы я знать, о чем они совещаются, а вы? — Можете не сомневаться. Но вы меня знаете, мистер Лессинг. Я не могу преступать закон. Зато я с удовольствием поболтаюсь вокруг и предупрежу вас свистом, если возникнет опасность. Я вижу, мистер Вест не приехал с вами. — Да, не приехал. Что собою представляет парадная дверь? Мистер Морган назвал ее «крепким орешком» и добавил, что все окна нижнего этажа заперты, хотя кое в каких можно отодвинуть в сторону задвижки. Окна были старинного фасона, поднимающиеся на кордовых шнурах. Все несчастье в том, что они наверняка скрипят. — Лучше я попробую справиться с дверью, — решил Марк. Он надел перчатки и принялся за дело… Одно время он специально практиковался у бывшего взломщика и мог бы быть достойным соперником Чарли Клею и Эйбу Фентону. — Получается? — спросил Морган. — Да. Марк с великими предосторожностями приоткрыл дверь, показалась слабая полоса света. — Так я вас прикрываю, — сказал Морган, — в случае тревоги — один длинный свист. Он быстро пошел назад по дорожке к воротам. Его машина стояла где-то на порядочном расстоянии, и Марк знал, что если Моргана и засечет полиция, то он присягнет, что вел только наружное наблюдение за домом для клиента, которого он не может назвать. К великому облегчению для Марка, пол в холле был застлан огромным ковром, на лестнице и площадках несомненно тоже будут дорожки. Слабый свет исходил не от электролюстры, висящей под потолком, а от малюсенькой керосиновой лампочки, стоящей на столе, где лежало несколько журналов. Это был скорее не холл, а комната отдыха, протянувшаяся вглубь дома, обставленная креслами и диванами. Большую часть одной стены занимал огромный камин, по обе стороны которого стояло полное рыцарское вооружение, дополненное широким мечом. Над ними висели какие-то темные картины. Панели темного дуба казались тяжеловатыми, но монументальными. По капризу архитектора, лестница начиналась в левом углу зала, вела сначала на площадку, затем на галерею. Посмотрев наверх, Марк увидел черный купол потолка, больше похожий на церковную крышу, чем на потолок холла в частном доме. Трэнсом любил стильные вещи. Марк поднялся наверх. В тишине слышалось какое-то бормотание, где-то разговаривали. Сердце у него бешено забилось, когда он заметил серебристую полоску света, вырывающегося из-под двери с правой стороны галереи, которая тоже была застлана ковром. Он быстро приблизился к ней, воспользовавшись тем, что голоса зазвучали громче. Говорил Поттер. Слова можно было разобрать: — Очень сожалею, джентльмены, но я постарался сделать это предложение практическим. Однако столкнулся с непреодолимыми трудностями. Уверен, что вы согласитесь, — сардонические нотки в его голосе, наверное, заставили многих содрогнуться, — что я дал вам полную возможность высказать свои точки зрения. Кто-то заметил: — Это не похоже на вас, Поттер. — Неужели, мистер Виддисон? Уверяю вас, это я, собственной персоной. Могу ли я чем-то быть вам полезным сегодня? Кто-то проворчал: — Я далеко не удовлетворен. — Возможно, джентльмены, вы сумеете найти себе другого поверенного, более способного, чем я, — сказал Поттер. — До того, как уйти, я считаю своим долгом выразить сочувствие членам правления, понесшим такую тяжелую утрату в лице сэра Энтони Мак-Фоллена. Спокойной ночи. Марк шагнул в тень. Шаги, заглушенные ковром, раздались в помещении. Дверь отворилась. Полоска света превратилась в пучок, который неожиданно чуть-чуть не добрался до Марка, которому пришлось отойти еще на три шага назад в тень двери. Поттер вышел на галерею, — высокая, худая, угловатая тень. — Я вернусь через минуточку, — сказал еще один человек. Появился Трэнсом, он шел рядом с Поттером к лестнице. Он закрыл дверь, холл освещался лишь керосиновой лампой, пока Трэнсом не включил фонарик. Ни один из них не произнес ни единого слова, пока они спускались по лестнице. Марк пошел следом и остановился на первой площадке. Мягкие, приглушенные шаги, отсутствие слов, все это усугубляло напряжение между Трэнсомом и Поттером. То, что адвокат замыслил какое-то надувательство, Марк не сомневался. Мужчины достигли холла. Когда они двинулись ко входной двери, Марк заметил какое-то движение справа, возле камина. Он буквально замер на месте, разглядев, что там стоял человек, одетый в черное, держа какое-то оружие в руке. — Осторожнее! — закричал Марк. Человек атаковал, но предупреждение Марка дало возможность Поттеру обернуться, а Трэнсому — прыгнуть вперед. Оба сделали это так быстро, что незнакомец в черной одежде нанес совершенно безвредный удар по воздуху. Он вложил в него столько силы, что вынужден был переступить на несколько шагов вперед, чуть ли не касаясь головой пола. Поттер отшатнулся в сторону, чтобы он не налетел на него. Трэнсом замер как человек в трансе. Наступила мгновенная тишина. Марк побежал вниз по лестнице, и тут он увидел, как нападающий пришел в себя, обернулся, готовясь снова ударить Поттера. Сейчас уже не было сомнения, которого из двоих он намеревался искалечить, но Поттер, двигаясь с поразительной ловкостью, отбросил в сторону протянутые к нему руки противника. Видимо, в ударе Поттера заключалось куда больше силы, чем казалось, потому что человек в черном, шатаясь, отлетел в сторону. Повернувшись, он снова направил свое оружие в голову Поттера. Удар оказался скользящим. Теперь уже вперед прыгнул Трэнсом, но он не привык быстро двигаться, и противник нанес ему чувствительный улар в живот, от которого тот согнулся пополам и охнул. Эхо гулко повторило этот звук под куполом крыши. В руке черного появился пистолет. Он показался Марку синевато-серым… Желтая вспышка и торопливый грохот выстрела. Тут отворилась дверь наверху, по лестнице бежали вниз Виддисон и Хотебай. Под их тяжестью забряцали рыцарские доспехи, задрожали ступени. Пуля не попала в Поттера, она вонзилась в деревянную панель выше его головы. Поттер бросился к какому-то деревянному предмету недалеко от входа. Черный человек снова поднял пистолет, но тут его настиг Марк. У него не было времени отбрасывать в сторону руку стрелявшего, он просто обрушился на него своим весом и сбил с ног. Вторая пуля расщепила перила. Стрелявший поднялся на ноги, но пистолет он выронил при падении, а Поттера не было видно. Человек круто повернулся и побежал в дальний конец холла. Марк пустился в погоню, отстав от него всего на десяток футов. Дальняя дверь распахнулась, впустив в холл холодный ночной воздух. На секунду фигура беглеца показалась расплывчатой тенью на фоне звездного неба, потом дверь захлопнулась. Марк, Хотебай и Виддисон почти одновременно добежали до выхода. Хотебай закричал: — Дайте мне до него добраться. Он оттеснил Марка в сторону и побежал первым. Два раза он выстрелил из пистолета, подобранного в холле. Выстрелы лишь осветили несколько ярдов воздуха и земли. Беглеца нигде не было видно. Марк пытался обогнать Хотебая, загородившего ему дорогу. Он догадывался, что человек в черном побежал к фасаду здания, и повернул в том направлении. Когда Марк достиг подъездной дороги, светлый столб прожектора залил призрачным блеском небо, Хотебай и Виддисон придвинулись поближе. Вдоль дороги в траве и в кустах слышалось какое-то движение. Марк сердито сказал: — Если вы намерены идти дальше, не сходите с газона. Сам он пошел по травянистой кромке дороги. Впереди различался еле слышный хруст, и он решил, что его добыча устремилась к шоссе. Там могла стоять машина или же человек рассчитывал удрать пешком. Морган сумеет помочь. Моргана не было видно, но когда Марк добрался до ворот, свет фар «Лагонды» залил дорогу. В их свете Марк заметил, как Морган поспешил скрыться в тени. Видна также была и фигура явно растерявшегося человека в черном. Он был уже почти рядом с мотоциклом. Незнакомец, согнувшись чуть ли не до земли, пробирался к нему, однако теперь его положение ухудшилось: Марк наступал с одной стороны, Морган — с другой. Человек все же добежал до мотоцикла и начал лихорадочно нажимать на стартер. Послышались глухие выхлопы, не более того. Они видели, с каким отчаянием он пытается оживить своего непослушного коня, но в ответ получает только сердитое ворчание. Они оба находились всего в нескольких ярдах от беглеца, когда мотор заработал. Марк был ближе. Он понимал, что черному необходимо повернуть мотоцикл на 120 градусов и направить его прямо на него, на Марка, чтобы как-то выскочить из колодца. Марк предусмотрительно метнулся к обочине, с силой выбросив вперед руку. Он дотронулся до плеча мотоциклиста, машина круто врезалась в зеленую изгородь. Все это было прекрасно видно при свете фар «Лагонды». Мотоциклист соскочил с машины, чтобы она не увлекла его за собой, но при этом зацепился курткой за ручку руля и упал. И тут где-то совсем рядом прозвучал выстрел. Винтовочный выстрел, подумал Марк. Он был ясный и деловитый, не такой тяжеловесный, как пистолетный, и слишком громкий для револьвера. Он повторился дважды. После второго мотоциклист охнул и тяжело завалился на спину. Возможно, это было воображение, но Марку показалось, что он заметил темное пятно у него на лбу. Морган добежал до мотоциклиста: — Что это было? — Прочь в кусты! Не забывайте про себя! — крикнул ему Марк. Снайперу они все были прекрасно видны на освещенной дороге, а изгородь бросала густую тень на асфальт в том месте, где она нависла над ним. Больше выстрелов не было. Снайпер исчез. Возле ворот столпились Хотебай, Виддисон и Трэнсом. — Вы что, онемели от страха? — накинулся на них Марк. — Вы его видели? Хотебай ответил: — Мы никого не видели и хотим с вами поговорить. — Один человек умер или умирает, где-то поблизости бродит убийца. Самое время заниматься разговорами! — буркнул Марк.Глава 12 ТРОЕ ПЛЮС КЛОД
Они сделали все, что могли. Их фонарики вырывали небольшие пространства из темноты, но никакого человека с винтовкой им не удалось обнаружить, хотя на влажном грунте вдоль дороги и виднелись следы, которые должны были пригодиться для полиции. Марка разрывали противоречивые мысли, как поступить далее. Морган, несомненно, не захочет себя обнаруживать. Он выполнил свою роль и теперь стремится остаться в тени. А трое директоров «Мечты» были лицами совершенно неизвестными. Неожиданно Марк подумал: «А где же Поттер?» Заговорил Трэнсом в своей высокомерной манере: — Мистер Лессинг, пора вам объяснить, каким образом вы здесь оказались. — Еще не время. Где Габриель Поттер? — А разве его здесь нет? — удивился Хотебай. Марк с трудом удерживался от брани. Как бы ему хотелось видеть лица вместо бледных расплывчатых пятен, чтобы он имел возможность осмотреть мотоцикл, пойти на поиски Поттера и позвонить в полицию. Лучше бы ему быть на месте в момент появления Лэмпарда. Уж слишком много возникнет разных вопросов. Он начал в первую очередь заниматься мотоциклистом. — Среди вас нет ни одного врача? — Нет, — ответил Виддисон. У него был каркающий голос, внешне это был воистину страшила. Так что темнота для него была спасением. — Будьте добры, вернитесь в дом и позвоните в полицию, — сказал Марк. — И заставьте Поттера дождаться их приезда. Он повернулся, не будучи уверенным, послушается ли его хотя бы один из них. Никто не пошевелился. Он был совершенно один. Пришлось идти к мотоциклисту. Ноги у бедняги были придавлены машиной. Он не мог даже пошевелиться. При свете фонарика Марк убедился, что во лбу у неизвестного имелось отверстие, которое почти не кровоточило. Лицо было незнакомо. Откуда-то из мглы донесся голос Моргана: — Я вам еще нужен, мистер Лессинг? — Сматывайте удочки, благодарю. Но сначала взгляните-ка на этого парня. Морган тоже впервые видел убитого. Самое обычное лицо без особых примет. Темный шарф, которым он замотал нижнюю половину лица, сейчас был на шее. — Бедняга, — вздохнул Морган. — О'кей, я смываюсь, если вы уверены, что я вам больше не нужен. — Нам нет никакой необходимости обоим лезть в эту кашу… Скажите, что за ботинки у вас на ногах? — Не беспокойтесь за меня, они не обнаружат мои ботинки по следам. Мне позвонить мистеру Весту? — Я сам это сделаю. Когда Морган ушел, Марку показалось холодно, мрачно и одиноко. Его удивило, что никто из обитателей Ю-Хауса не счел необходимым присоединиться к нему. Возможно, они срочно договаривались, как отвечать на неизбежно щекотливые вопросы. Любой из троих, так же, как и Поттер, мог сделать этот выстрел, который убил мотоциклиста. Но вот винтовки он не видел. Конечно, ее мог принести из дома Трэнсом. Но был ли он хорошим стрелком? А Поттер? Марк потер руки, чтобы они немножко согрелись. В окружающей его зеленой поросли слышались какие-то странные звуки, издали доносился непонятный грохот, как если бы по основной магистрали шли тяжелые машины. По небу то и дело шарили прожектора, но самолетов не было видно. Неожиданно Марк спросил: — Ну, а что будет со мной? Он, было, спрятал свой фонарик, но потом достал его снова, чтобы проверить, в каком положении лежал убитый. Немного поколебавшись, он запустил руку ему во внутренний карман. Там оказался бумажник и два письма. Посветив фонариком, Марк посмотрел на почерк на конвертах. Оба письма были адресованы: «Дейвид Андерсон, эскв. К° Харрингтон, лмтд Дин Парк-Роуд, Кингстон-он-Темс, Суррей». Марк повторил адрес два или три раза. Глубоко вздохнув, как это делают перед прыжком в воду, он открыл конверты. Письма оказались от одной и той же женщины, подписывающейся: «твоя любящая сестра Кора», и содержали всякие пустяки. Засунув конверты обратно (довольно неуклюже, потому что Марк действовал в перчатках), он занялся осмотром бумажника. В нем находилось удостоверение личности с фотографией на имя Дейвида Андерсона, служащего проектного отдела компании Харрингтона, пропуск на фабрику в любое время суток. Марк долго смотрел на карточку, дабы убедиться, что на ней был изображен ее владелец. Закончив осмотр, Марк выпрямился и закурил. Служащий Харрингтона… Трудно поверить, что его присутствие в этом доме не имеет никакого отношения к хозяину… Нет, думал Марк, есть пределы всяческим совпадениям. Ему страшно хотелось повидаться с Харрингтоном до того, как это сделает полиция. Это будет непросто, потому что полицейские не станут терять времени, как только опознают Андерсона. Марк нахмурился. В конце концов, если только документы парня не будут обнаружены немедленно (а ведь он мог их нечаянно выронить?), то процесс опознания здорово замедлится… Марк достал их из кармана, отнес на другую сторону дороги и бросил в канаву. Их найдут при тщательном осмотре места происшествия, скорее всего, уже после того, как рассветет. Ему стало легче. Как хорошо, что Роджер не поехал вместе с ним. Впрочем, как раз из-за этого он и не поехал: ему бы пришлось действовать официально. Марк не знал, сколько времени ему пришлось дожидаться приезда полиции. Часа три, самое малое. Лэмпарда среди них не было, и это обрадовало Марка, потому что он понимал — своей холодностью старший инспектор прикрывает свое недоверие к сыщику-любителю. Полиция сразу же занялась трупом. — Сколько людей знает про это? — спросил Вейд. — Насколько мне известно, еще четверо, — ответил Марк. — Кто вам позвонил? — Мистер Трэнсом. По голосу Вейда было слышно, что это имя в его глазах имело большой вес. — Это ваша машина стоит там? Фары его собственной машины освещали «Лагонду». — Да. Впервые Марк разрешил себе задуматься о собственных затруднениях. Ничего хорошего в них не было. Как он должен был объяснить свое присутствие в доме и то, что машина была оставлена довольно далеко? Его мозг лихорадочно работал, пока они шагали с Вейдом к Ю-Хаусу. Дверь была открыта, в холле сидела служанка в халате, которой было поручено встретить полицию. Трэнсом с друзьями находились в кабинете. Не будет ли инспектор столь любезен подняться наверх? Вейд ничем не проявил своего нежелания, чтобы Марк прошел с ним. Кабинет оказался именно таким, какой здесь следовало ожидать. На нем лежала печать богатства, даже роскоши. На столике перед ярко пылавшим камином стоял смеситель и три бокала. Трэнсом, Виддисон и Хотебай выпивали. Поттер, сидевший поодаль, не принимал участия в их веселье. Трэнсом поднялся, остальные лишь сделали вид, что они это делают. — Не беспокойтесь, джентльмены, прошу вас, — сказал Вейд. Поттер знаком пригласил Марка присоединиться к ним. Марк повиновался. Поттер демонстративно положил руки на полированные ручки кресла. Вейд разговаривал с Трэнсомом, задавая ему какие-то пустяковые вопросы, которые страшно раздражали Марка, но он все же сумел незаметно взять клочок бумаги, который Поттер прикрывал рукой. Заметил ли Вейд этот маневр? Марк поразился, когда Трэнсом сказал: — Мистер Лессинг оказал всем неоценимую услугу, инспектор. Я просто не знаю, что бы мы делали без него. Счастье, что он заехал. Что в отношении выпить? Он наклонился вперед, потянувшись за виски. — Мне не надо, благодарю, — отказался Вейд. — Спасибо, — сказал Марк. Он стоял близко у огня, пожирая глазами Поттера. Тот едва заметно кивнул головой. Видимо, у Поттера были весьма веские основания помочь Марку выпутаться. Вопросы и ответы. Трэнсом, Виддисон и Хотебай встретились, чтобы обсудить кое-какие юридические вопросы с Поттером. Лессинг заехал к Трэнсому — для чего, никто не уточнил, — и остался по приглашению хозяина. Они толковали о смерти мистера Мак-Фоллена. Такая печальная история! Это вторая смерть — Трэнсом просто не знал, что и говорить. Он отказывался понимать случившееся. Он проводил Поттера вниз и… С этого момента история Марка была настоящей. Он рассказал и о Моргане, но не называя имени. Объявил, что не знает убитого и даже не может его толком описать. Вейд казался удовлетворенным. Возможно, излишне удовлетворенным. Марку почувствовалась за всем этим властная рука Лэмпарда. Он ясно представлял себе, как Лэмпард инструктировал своего инспектора обращаться с директорами «Мечты» осторожно, не выказывать особой подозрительности. — Выходит, что жертвой должен был быть мистер Поттер, — сказал Вейд. — Мистер Поттер, а вы не представляете, кто это мог быть? — Я заинтригован не менее мистера Трэнсома, — ответил Поттер. — Но… — тут он пожал своими узкими плечами, — и у меня есть враги. У кого их нет? Думаю, что вы об этом осведомлены. Вейд был шокирован. Нет, он ничего об этом не знает. Надеется, что он не доставит лишних хлопот, но мистеру Трэнсому необходимо написать кратенькое заявление, которое они все подпишут. Личность убитого будет установлена как можно скорее, полиция сообщит им все, что положено. Мистер Трэнсом поймет, что при данных обстоятельствах он обязан оставить своих людей. Например, винтовку могли выбросить в кусты, а это ценная улика. Более того: преступник может за чем-то возвратиться. Он был сама деликатность, но и только. Трэнсом не стал возражать. Он горел желанием всячески помочь полиции, являя собой пример добропорядочности и понимания своего гражданского долга, которые не портила даже помпезность Трэнсома. Затем Трэнсом выразил надежду, что Поттер и Марк останутся у него ночевать, потому что уже так поздно. Марк удивился, когда Поттер изъявил согласие. Сам Марк отказался, и Вейд его отпустил. Он пожал всем руки и вышел из дома, чувствуя, что полученная им от Поттера записка буквально жжет ему карман. Он не пытался ее прочитать, даже усевшись в машину. Он поехал к Гилдфорду, немного снизив скорость, когда увидел группу полицейских, столпившихся вокруг тела Андерсона. Они действовали точно так же, как раньше возле Эйба Фентона. После этого Марк прибавил скорости. Не доехав до Гилдфорда, он уже убедился, что за ним следят. Причем не знал, кто организовал преследование, Вейд или Поттер. Он только понимал, что ему надо оторваться от этою «хвоста».Водитель преследовавшей машины ориентировался на свет фар «Лагонды», сам же ограничился лишь боковыми огнями. В зеркальце виднелись только два радужных пятнышка, на основании которых даже было трудно определить, насколько далеко позади находится этот автомобиль. Марк считал, футах в 50–60. Он увеличил скорость, но и вторая машина повторила его маневр. Тогда он, наоборот, замедлил. И тут же снизил скорость его преследователь. — Это исключает случайность, — громко, покачав головой, заявил Марк. — Если бы они намеревались покончить со мной, то это бы уже было сделано. Хотелось бы мне хотя бы мельком увидеть этих типов. Сначала ему пришло в голову остановиться и попросить у второго водителя помощи, в которой он не нуждался. Эта мысль показалась особенно удачной, когда они миновали Гобхэм. Он резко затормозил и выскочил на дорогу, показывая поднятой рукой, что просит водителя нажать на тормоза. За стеклом мелькнули чьи-то неясные черты, но Марк тут же включил фонарик и к своей великой радости узнал Лэмпарда. — Ну будь я неладен! — закричал он. — Вы едете в город в такой поздний час? Лэмпард мигал от яркого света и даже попросил Марка убрать фонарь. Он был необычайно любезен. Он едет в город, да, но не может ли он чем-то помочь мистеру Лессингу? Он так благодарен тому за яркие фары, его собственные дают скверный свет. Марк улыбался: — Какая жалость… Знаете, ведь я вообразил, что меня кто-то преследует, и остановился выяснить, в чем дело. Вот и все. — Может быть, вы оставите где-нибудь свою машину, мистер Лессинг. Тогда мы сможем обменяться мнениями. — Поверьте, я бы этого очень хотел. Но мне необходимо добраться домой и немножко поспать. Несмотря на усиленную дозу вчера, сегодня у меня глаза слипаются от усталости. Он поднял руку, возвратился к «Лагонде», сначала двинулся с места медленно, постепенно набирая скорость. У него еще был в баке бензин, значит, можно было поводить за нос Лэмпарда. Марк прямиком отправился в Челси и со страшным шумом поставил на место машину. Лэмпард миновал дорогу, после чего, как надеялся Марк, поехал по своим делам. Войдя в квартиру, Марк прочитал записку Поттера. Это была вежливая просьба встретиться с ним на следующий день. Он отложил ее в сторону. Ему не хотелось снова выходить. И тут он придумал. Три раза он позвонил домой к Харрингтону, и все безрезультатно. Потом, по какому-то наитию, позвонил по его служебному телефону. Мужской голос ответил: — Харрингтон слушает. — Алло, но ведь это не сам Харрингтон? — Нет, его оператор. Мистер Харрингтон в данный момент находится на заводе, но к телефону подойти не может: он до утра будет работать на прерывателе. Что ему передать? — Я еще раз позвоню, — сказал Марк. Раз Харрингтон находился на заводе, то опасность для него уменьшалась, Марк отказался от мысли поехать в Кингстон. Он поставил будильник на 9 часов, решив, что не стоит звонить Роджеру среди ночи. Так или иначе, Лэмпард все равно сообщит в Ярд о новом убийстве. Но Марка разбудил вовсе не будильник, а телефон. Глаза у него слипались, но он увидел, что стрелки часов уже показывали половину восьмого, и потянулся за трубкой. — Алло, — сказал он без всякого энтузиазма. — Доброе утро, — раздался голос Габриеля Поттера. — Вы же не имели в виду семь часов утра, а? — сердито спросил Марк. — Нет. Но я хотел убедиться, что вы не приходили. Поттер повесил трубку, ничего не добавив. Марк с недоумением пожал плечами. После того как он умылся и побрился, он позвонил Роджеру, но ему сказали, что номер занят. Откуда ему было знать, что Роджер просто пытается дозвониться до него?! Он положил трубку и в тот же момент телефон неистово зазвонил. — Мистер Лессинг? Это был Пеп Морган, голос которого звучал слегка возбужденно: — Послушайтесь совета, немедленно поезжайте к Харрингтону. Морган дал отбой. Через полчаса Марк нажимал на звонок в квартире Харрингтона. На улице моросил неприятный дождь, на циновке виднелись пятна грязи и чего-то, похожего на нефть. Либо возвратился Харрингтон, либо в квартире кто-то успел побывать. После некоторой паузы Харрингтон отворил дверь. В руках у него было полотенце. — Доброе утро, — сказал Марк. — Рад, что вы поднимаетесь с солнышком. Не могли бы вы мне уделить несколько минут? — Зачем? Я как раз собираюсь ложиться: работал всю ночь… — Странное совпадение, я тоже сегодня ночью бодрствовал. Мне думается, вы не пожалеете, если потратите на меня минут десять. Он прошел в почти пустой тесный холл, в то время как Харрингтон с явной неохотой распахнул ногой дверь в большое помещение, служившее одновременно приемной и столовой. — Сейчас приду, — пообещал Харрингтон. Марк с интересом осмотрел комнату, которая, по мнению Роджера, должна была ему понравиться. Его глаза широко раскрылись, когда он увидел Ливи, Лоренса, вазы на камине; но когда его взгляд остановился на трех масках, губы сами собой приготовились свистнуть. Он разглядывал одну из них, когда в комнату вошел Харрингтон. Марк в восторге закричал: — Ведь это работа ле Флера, да? — Да, а это Харрингтон собственной персоной. Так чего же вы хотите? Он был агрессивен, но не так зол, как в тот раз, когда к нему явился Роджер. Марк отвел глаза от масок. — Сыграть с вами в теннис, — усмехнулся Марк. — Что вы ершитесь, Харрингтон, я же не полиция! — Вы из этих языкатых проныр, которым до всего есть дело. У меня совершенно нет времени разводить с вами пустые разговоры. Если вы явились сообщить мне, что вы не полицейский, то до свидания! — Есть еще кое-что. Роджер Вест рассказал мне, что произошло накануне вечером и кто был вместе с вами… Меня совершенно не интересуют ваши личные дела. Веста тоже. Я бы советовал обратить на нас больше внимания. Вы сейчас рискуете набить себе таких шишек, каких у вас доселе не бывало. Если вы и дальше будете вести себя, как разъяренный бык, и на всех бросаться без разбору, вряд ли у полиции улучшится о вас мнение. По-моему, вы не отдаете себе отчета в своих поступках. Он дружелюбно протянул портсигар. Харрингтон оттолкнул его руку в сторону. — Если полиция все еще ломает голову над тем, что наговорила эта неповоротливая дура, бог им в помощь. Помимо этого, насколько я помню, не было сказано или сделано ничего такого, что имело бы ко мне отношение. Просто мне не повезло, я родился кузеном Клода Прендергаста. — Трудно сказать, кому повезло, а кому нет… Кто-то убил троих Прендергастов и покушался на жизнь Клода. Если он умрет, вы останетесь единственным наследником. — Вы что, хотите, чтобы я купил Клоду спасательный пояс? Да? Марк улыбнулся: — Не совсем это, он еще не умирает. За ним установлено тщательное наблюдение. Но есть куда более глубокие колодцы. Пока вы не заслужили высокой похвалы ни в чьих глазах. Вчера вечером был убит еще один директор «Мечты» и вчера же один человек пытался расправиться с Габриелем Поттером. Я терпеть не могу Поттера, но не считаю правильным, если кто-то задумал положить конец его грязной деятельности, пристукнув его. Это противозаконно, и пусть на его душе десятки преступлений, правда, недоказанных, но все же человек, решившийся на такой поступок, заслуживает самого строгого наказания. Харрингтон с совершенно каменным выражением лица разглядывал Марка. — Почему вы мне читаете эту мораль? — Вы не знаете? — Ради бога. Я слишком устал, чтобы следить за вашими словесными упражнениями… Нет, я не знаю. — Имя Дейвид Андерсон вам что-то говорит? Он видел, как вздрогнул Харрингтон, и подумал, что выиграл одно очко в свою пользу. Но вскоре его взяло сомнение. Имя, вне всякого сомнения, Харрингтону было знакомо, однако в его голосе было больше удивления, чем беспокойства, когда он сказал: — Если он появится около меня в ближайшие сутки, я его вышвырну с работы, и наплевать мне на то, что скажет профсоюз! Этот хам вчера должен был дежурить ночью, но не соизволил явиться. Тримминговый станок вышел из строя, и я до утра провозился с его наладкой. Если бы у него была хотя бы капля совести, он никогда бы не оставил его в таком состоянии. Остановка работы всего цеха была неизбежна… Харрингтон перевел дыхание, затем продолжил высказывать свое мнение о Дейвиде Андерсоне. Этот человек оставался на работе исключительно благодаря своей технической грамотности и чего-то еще, что было не совсем ясно. У Харрингтона просто от злости пропадали слова. Наблюдая за ним, Марк испытывал чувство симпатии к этому неуравновешенному великану. Андерсон подводил его вот уже который раз. И хотя все это не было облечено в столь высокие фразы, но в гневной речи Харрингтона проскользнула красной нитью следующая мысль: в столь тяжелый для нее час страна поручила человеку ответственный участок работы, кто же дает ему право лодырничать и халтурить? Харрингтон неожиданно подмигнул почти по-мальчишески. — По непонятной причине мне стало легче. Но это вовсе не основание для того, чтобы вы скалили зубы, как мартышка. Мне придется запереть под замок этих ле Флеров, вам нельзя доверять… Кстати, какое отношение к вам имеет Андерсон? — Это тот самый человек, который покушался на Поттера, — с приятной улыбкой ответил Лессинг. — Что??? Марк провел рукой по волосам и сказал: — Я понимаю, Харрингтон, что вы либо умница, либо настолько изобретательны, что я не могу в вас разобраться. Вы же меня слышали: Андерсон пытался не то убить, не то искалечить Поттера. Он увидел по глазам Харрингтона, что тот ему не верит. В них отразилось что-то еще — ужас ли, страх, отупение… Хотя, конечно, Харрингтон просто устал. — Я этому не верю! — категорически заявил Харрингтон. — Вас убедит полиция, причем я говорю не о Роджере Весте. Андерсон чуть не ускользнул. У него есть мотоцикл? — Да. — Он добежал до него. Я его остановил, но тут у кого-то хватило ума его пристрелить. Умер. Для него — легкий конец, но сразу же возникла куча вопросов. Понимаете, он напал на Поттера в доме Трэнсома. И возле этого же дома вчера вечером был убит Мак-Фоллен. Естественно, сейчас самого Трэнсома будут проверять вдоль и поперек, а связи Трэнсома и Андерсона с вами придают делу особую остроту. Вы понимаете? Харрингтон тяжело опустился на стул. — Это самая невероятная история, которую мне доводилось слышать, — сказал он. — Я все еще склонен ей не верить. Он и правда не был вполне убежден. Протянув вперед руку, он попросил: — Дайте мне сигарету. Спасибо. Поверьте, я ничего про это не знал. И никак не могу осмыслить, не улавливаю связи. Андерсон не имел ко мне никакого отношения помимо работы, он даже не был в числе моих друзей. Уж если быть откровенным, он внушал мне чувство гадливости. На него нельзя было положиться, он лгал, изворачивался, лишь бы выклянчить лишний выходной, грозил уйти с работы, когда я начинал его прижимать. Но в своем деле он был таким мастером, что я на многое смотрел сквозь пальцы. — А что это было за дело? Харрингтон нахмурился: — Не думаю, что это ваша забота и что это имеет принципиальное значение. Он был специалистом по машинам, с одной стороны, и химиком по каучуку, с другой. Именно в таком работнике я и нуждался… Харрингтон слишком сильно затянулся и закашлялся: — Мне не так-то легко будет найти замену. Марк вздохнул: — Хотел бы я знать немного больше. Скажите, химики по каучуку — такая редкость? — Если они наделены такой изобретательностью и сообразительностью, как он, то да. Вы можете спрашивать меня сколько угодно, но его работа остается моим секретом. — Отчего вы столь таинственны? — Прежде всего потому, что я дал подписку о неразглашении служебных секретов. Во-вторых, потому, что это мой бизнес. Но все равно я не вижу, какое к этому имеют отношение Трэнсом и Андерсон. — Вы хорошо их знаете? — По слухам только, но с семьями я не встречался. Они бы меня не одобрили… Поднявшись с места, он сказал: — Значит, мне следует ждать вопросов полиции об Андерсоне, не так ли? Он напал на Поттера и… нет, это бессмыслица! Понимаете, мне даже не верится, что Андерсон способен на нечто подобное. В его глазах виднелся неприкрытый страх. Не обязательно личный страх, но, вероятно, он опасался чего-то такого, что он мог предвидеть и что будет ужасным и чего он не может избежать. Марк обо всем этом подумал, пока Харрингтон смотрел мимо него какими-то «далекими» глазами. Харрингтон резко спросил: — Полиция знает, что вы здесь? — Нет. — Даже Вест? — Даже Вест. Мне лично хотелось посмотреть, как вы все это воспримете. Харрингтон пожал плечами. — Благодарю за то, что вы пришли… По-видимому, эгоистично предполагать, что вы хотели меня предупредить. Я в этом не нуждался. Но все равно спасибо. Я не имею понятия, почему Андерсон имел зло против Поттера. Все, что я знал про Андерсона, я вам рассказал. Нужно только прибавить, за последнее время у него завелись деньги. Я-то решил, что он удачно ставил на победителей. Большой любитель держать пари. А теперь, если вы не возражаете, я хочу немного отдохнуть. Сейчас я в таком состоянии, что не пригоден для допроса полиции. Мне не хочется снова показаться хамом. Вчера я излишне погорячился с Вестом. Мне показалось, что он преследует мою невесту. — Вы же ничем не показали своего желания помочь ему. — Ничего, он переживет… С трудом сдерживая зевок, он добавил: — Извините, но я больше не могу с вами разговаривать. Марк вышел из квартиры. Визит нельзя было назвать весьма удачным, но у Марка сложилось впечатление, что Харрингтон что-то скрывает совершенно сознательно. Тайна маленькой фабрики Харрингтона страшно заинтересовала Лессинга, однако медленно возвращаясь в Челси, он с сомнением думал о пословице про нескольких зайцев, за которыми не рекомендуется гоняться одновременно… Нужно сосредоточить все внимание на Поттере. Он не сомневался, что именно Поттер уговорил троицу в Ю-Хаусе не протестовать против его появления в доме. Ему казалось, что он знает, почему. Поттеру чудилось, что у Марка имелся какой-то рычаг, который он мог пустить в ход против него. Марк улыбнулся, подумав, для чего Поттер приглашал его сегодня к себе в контору. Он наверняка хотел, чтобы все было шито-крыто. И все же все мысли Марка были прикованы к Харрингтону и Гариэлль Трэнсом. Они стали для него «пунктиком». Он заварил себе чаю, нашел печенье и подумал, что же делать дальше. Он медленно пошел пешком в Ярд к Роджеру, надеясь, что в его кабинете не будет много народу. Уже с порога он заметил голову и плечи девушки в синей форме Королевского аэрофлота, сидевшей в кресле против Роджера. Марк невольно вскрикнул, девушка немедленно повернулась. Это была Гариэлль Трэнсом.
Глава 13 ОБМЕН МНЕНИЯМИ
Роджер даже не знал, радоваться или печалиться, когда он встал с улыбкой навстречу приятелю. Он выставил из кабинета остальных детективов-инспекторов, причем Эдди Дэй подчинился лишь тогда, когда его отозвали в кабинет суперинтенданта. — Мисс Трэнсом, это мистер Марк Лессинг, — сказал Роджер. — Марк, сомневаюсь, чтобы ты был знаком с мисс Трэнсом. — Значит, я очень невезучий, — сказал Марк и получил в награду улыбку. Подчиняясь жесту Роджера, он сел на стул у угла стола. Роджер продолжал: — Мистер Лессинг мне помогает при расследовании данного дела, мисс Трэнсом. Надеюсь, вы не возражаете, если он послушает? — Я пришла сюда вовсе не спорить, — сказала Гариэлль. — Я уже говорила, мне хочется объяснить, почему мистер Харрингтон вчера так расстроился, когда вы пришли. Он… Марк прикрыл глаза и слушал. Роджер мог сделать необходимые выводы. Не то, чтобы Гариэлль Трэнсом надо было многое сказать — Харрингтон столько работал, работа у него очень ответственная. Он нервничает, потому что за последнее время столько людей им интересуется. Опять-таки, дает себя знать недоверие, которое Харрингтон испытывает ко всем директорам «Мечты», включая ее собственного отца. Она не пыталась объяснить причину такой предубежденности, просто заявила о ней, как о факте. Марк раскрыл глаза. Роджер сидел, откинувшись на спинку стула, на лице у него было утомленное выражение. — Мисс Трэнсом, почему вы пришли сюда? Гариэлль выпрямилась на стуле и коротко ответила: — Я хочу узнать, почему вы так интересуетесь Харрингтоном, инспектор? — Потому что он кузен Клода Прендергаста. Вряд ли мне стоит вам перечислять все злоключения Прендергастов. — Является ли это ответом на мой вопрос? — Да. Это наша единственная причина. И мы надеялись, что мистер Харрингтон снабдит нас кое-какой информацией. Если есть информация, которую вы нам можете сообщить, мы вам будем в равной мере благодарны. — А если нет, то, пожалуйста, уходите? — с улыбкой спросила Гариэлль, но было заметно, что она чувствовала себя не совсем в своей тарелке. Пальцы ее теребили перчатки, лежащие на коленях. Молчание затягивалось. Ни один мужчина не пытался заполнить паузу. Наконец она заговорила более решительно. Сразу было видно, что она приняла какое-то решение: — Наверное, вам будет интересно узнать, что мы с мистером Харрингтоном встретились совершенно случайно и подружились задолго до того, как он понял, что я — дочь Артура Трэнсома. Я уже пыталась объяснить причину его вчерашнего дурного настроения, но не уверена, что мне известно все. Ответьте мне на следующий вопрос: как вы считаете, над ним нависла опасность? Роджер пожал плечами. — Я не могу сказать ни да, ни нет. Нам нужно учитывать все возможности, а это, несомненно, одна из них. Если вас интересует, располагаю ли я какими-то положительными данными о наличии опасности для мистера Харрингтона, я отвечу «нет». Он помолчал, но по ее глазам было видно, что слова Роджера ее не успокоили. Он удивился и на всякий случай спросил: — А вы? — Нет, — ответила Гариэлль, — но я хотела бы знать, почему он так переживает. Понимаете, он не находит себе места. Вы должны были обратить на это внимание. — Похоже на то, но на основании короткого разговора трудно составить себе мнение. И давно ли он кажется таким обеспокоенным? — Месяцев шесть. — То есть со времени смерти Септимуса, — уточнил Роджер. — Мне думается, это совпадение слишком уж очевидное, чтобы его не заметить, — сказала Гариэлль. — Да, это было примерно в то время, но я сомневаюсь, что есть какие-то основания полагать о наличии связи между этими вещами. Я имею в виду беспокойство Билла и смерти Прендергастов. Он не интересуется людьми «Мечты». Фактически, он их терпеть не может. — Глубоко вздохнув, она добавила: — У него совершенно определенные взгляды на прибыли и мотивы получения прибылей, и ему кажется, что из табака получают слишком много. — А вы? Этот вопрос вырвался у Марка машинально. Он не ждал на него ответа и бросил на Роджера смущенный взгляд. Гариэлль взглянула ему в лицо. — Для меня папиросы — самая обычная форма промышленности. Но я тоже не интересуюсь «Мечтой», мистер Лессинг. Мои разногласия с семьей имеют чисто личную подоплеку… Мне пора идти. Я уже отняла у вас уйму времени. Инспектор, могу ли я рассчитывать на вас, что вы сделаете все, чтобы обеспечить безопасность моего жениха? — Да. Но я хотел бы, чтобы вы сказали мне откровеннее, почему вы боитесь за него? — Не могу, у меня просто дурные предчувствия. Не смейтесь особенно над женской интуицией. И благодарю вас за ваше многотерпение. Роджер с Марком вместе проводили ее до дверей. Походка у нее была, как у феи. Когда она ушла, Марк сказал: — Вот мое представление о женской красоте! Харрингтон настоящий счастливчик… Интересно, сколько времени они помолвлены и помолвлены ли они вообще? — Узнаем, — сказал Роджер. — Надеюсь, ты не собираешься перемывать все грязное белье этой девушки? Долго ли она сидела у тебя до того, как я появился? — Это-то мы узнаем… — повторил Роджер, отвечая на свои мысли. Потом, спохватившись, сказал: — Ты слышал все, что стоило слышать. Ну, и какое же у тебя впечатление? — Что я мог понять? Она беспокоится за Харрингтона, не знает, в какой мере он причастен, ей хотелось подчеркнуть, что он не был в хороших отношениях с ее семьей и деятелями «Мечты» в целом, но тут она немного перестаралась. Она пыталась внушить, что его расхождения с «Мечтой» проистекают из альтруистических и моральных соображений, но в действительности там имеется нечто более глубокое. Ну и потом, не считая того, что она хотела направить нас по ложному следу, она солгала по меньшей мере один раз. — Об их случайной встрече? — Есть же пределы совпадениям. — Конечно, сейчас мы не можем ни в чем быть уверенными. Пока меня больше всего интересует, что заставило ее придти ко мне. Ведь не могла же она рассчитывать на то, что я заговорю? Через окна донесся бой Большого Бена. — Четверть второго. Пойдем перекусим, и ты сможешь мне рассказать, чем был занят сам. — Я явился жертвой в главе, повествующей о несчастных случаях, — заявил Роджеру Марк. — Что ты сделал по поводу последнего убийства в Делавар-Виллидж? — Мистера Мак-Фоллена? Я не слышал ничего нового. — Нет, не Мак-Фоллена, а неизвестного. Роджер искоса посмотрел на него. Марк замер, подняв ногу для очередного шага, потом покачал головой и сказал, что считает такую скрытность Лэмпарда воистину непонятной. Они вышли в холл, но тут их догнал сержант. В руке у него был запечатанный конверт для Роджера, а по лицу было видно, что он чем-то страшно озабочен. — Это письмо пришло вам из Гилдфорда, сэр, ранним утром. С нарочным. — Как рано? — спросил Роджер. — Около девяти часов. — Тогда почему я раньше об этом не услышал? Сержант проглотил слюну: — Его положили по ошибке в одну из других корзин, сэр, и отправили в дивизион. Ну и только что вернули. Моя вина, сэр. Сегодня за почту отвечаю я. — Олл-райт, идите! Роджер с Марком вернулись в кабинет. Это было длинное и подробное заявление о происшествии близ Ю-Хауса, к которому были приложены показания, подписанные Поттером, Трэнсомом, Виддисоном и Хотебаем. В приписке сообщалось, что Марк подтвердил точность сведений. В конверт была вложена фотография убитого, к Ярду обращались с просьбой помочь установить его личность. — Этот негодяй сержант! — в сердцах воскликнул Роджер. — Я… но послушай, Марк, что ты знаешь обо всем этом? — Я смогу тебе кое в чем помочь, и в отношении личности этого парня тебе не стоит беспокоиться. Я уже все выяснил. Еще вчера вечером, но не хотел говорить, чтобы развязать себе руки и первому поговорить с Харрингтоном. Он рассказал обо всем, тем самым дополнив рапорт Лэмпарда. Роджер прервал его всего раз, спросив: — Выходит, Харрингтон не в восторге от Андерсона? — Нет. Но я не уверен, что это нам что-то дает. Не забудь, что Харрингтон всю ночь проработал на фабрике. — Так тебе сказали по телефону, но ведь он мог туда приехать когда угодно среди ночи. Роджер нажал на звонок. Сразу же вошел сержант Слоун, громадный, неуклюжий, напоминающий своими движениями слона. — Слоун, попробуй проверить, работал ли этой ночью мистер Вильям Харрингтон у себя на фабрике, — распорядился Роджер, — когда он туда пришел и когда ушел. Фабрика расположена… — Мне адрес известен, благодарю вас, сэр, — сказал Слоун. Роджер подтянул к себе телефон и вызвал Гилдфорд. Лэмпард ушел завтракать, но на месте оказался сержант Вейд. Роджер сообщил все, что ему было известно о личности убитого. — Да, мистер Вест, мы знаем. Только что нашли кое-какие бумаги, удостоверяющие его личность. Они валялись в канаве неподалеку от того места, где его убили. Я подготовил рапорт мистеру Лэмпарду и передам, как только он вернется к себе. — Прекрасно. Передайте ему, что я еду к хозяину Андерсона. Он повесил трубку, нахлобучил шляпу и насмешливо посмотрел на Марка: — Так-так, бумаги, удостоверяющие личность убитого, были найдены в канаве… Интересно знать, как птичка их туда занесла? Пойдем перекусим. — Сегодня моя очередь платить, — негромко сказал Марк. — Несомненно! Роджер хранил молчание, пока они не выпили по кружке пива в баре на Кэннон-Роуд. Тут он заметил: — Харрингтону не нравятся Прендергасты — и смотри, что с ними случилось. Харрингтону не нравится Андерсон, и… — Я видел, что с ним случилось, но я не верю, что Харрингтон приложил к этому руку. — Надеюсь, что нет. Понимаешь, против него накапливаются косвенные улики. Меня интересует, хороший ли он стрелок? — Такие кочевники, как он, обычно дружат с огнестрельным оружием… Обмен мнениями продолжался. Роджер рассуждал вслух: — Мы считаем само собой разумеющимся, что Поттер присматривал за Эйбом, ну а что в отношении Андерсона? Было ли нападение на Поттера настоящим или для отвода глаз? А если подлинным, какие были у Андерсона основания до такой степени ненавидеть Поттера? — Знаешь, если это и была инсценировка, то все было здорово продумано. Поттер не растерялся в такой степени, как Трэнсом. Он среагировал очень быстро, не стал дожидаться неприятностей. Нет, если бы я не закричал, быть в голове Поттера огромной дыре… Знаешь, поеду-ка я к Моргану. Роджер посмотрел на часы. — Половина третьего. Пора двигаться… Скоро Джанет будет дома. С ней все благополучно, все олл-райт. Зачем тебе понадобился Морган? — Он говорил мне о незнакомых лицах, которые наведывались к Поттеру.Марк добрался до конторы Моргана через четверть часа. Пеп, как обычно, сидел на уголке стола машинистки, болтая ногой в идеально начищенном ботинке. Он что-то диктовал с неимоверной быстротой и жестом велел Марку помолчать, пока не закончит. — Приготовьте и отошлите это как можно скорее, — распорядился он. — Они хотят это использовать утром в суде, а защитнику нужно несколько часов, чтобы все это переварить, прежде чем он начнет свою речь. Он ослепительно улыбнулся Марку: — Алло, мистер Лессинг, как вы сегодня себя чувствуете? — Добрый день, — отозвался Марк, когда его привели в меньшее помещение. — Правильно… Так вот, мистер Лессинг, я совершенно ничего не хочу знать из того, что случилось уже после моего отъезда. Ничего, прошу вас. Мы попали в двусмысленное положение, я вовсе не хочу промочить ноги, если можно так выразиться… Его улыбка стала еще приветливее: — Чем могу быть полезен? — Когда вы можете связаться со своим человеком, который вел наблюдение за домом Поттера? Я хочу знать, не может ли он опознать этого парня? Он достал из кармана фотографию Андерсона. Морган из какого-то заднего ящика вытащил портфель для бумаг, из которого достал несколько небольших снимков и протянул их Марку. — Мой человек сделал моментальные снимки «Лейкой». Здесь не только ваш парень, мистер Лессинг. Посмотрите сами. Марк взял карточки и буквально замер от изумления. Кое-кого он не знал в лицо, но накануне среди визитеров Поттера были и Андерсон, и Гариэлль Трэнсом. — Сюрприз, верно? — спросил Морган. — Я так и подумал. Вчера я побродил по Кингстону и видел, как эта очаровательная леди была в гостях у Харрингтона. А после этого, сверившись со снимками, выяснил, кто она такая. Именно поэтому я посоветовал вам съездить к Харрингтону. Мне сказали, что она пробыла у него всю ночь, и я решил, что вы застанете их вместе. Своеобразное положение, мистер Лессинг, верно? — Да, Пеп, «своеобразное» — подходящее слово. Кстати, вы не в курсе, Харрингтон умеет стрелять из винтовки, а? — Первоклассный стрелок, — сразу же ответил Морган. — Узнал я это от одного из его работников. Харрингтон — член Внутренней Гвардии, в тире упражняется при любой возможности. Скажу вам еще кое-что. Поттер и Трэнсом и с метра промахнулись бы, а вот Виддисон и Хотебай — великолепные стрелки, снайперы. Я не сомневался, что рано или поздно, но вы зададите мне эти вопросы, поэтому сегодня все проверил.
Глава 14 ХАРРИНГТОН ГОВОРИТ
Марк ушел из конторы Моргана в половине четвертого и торопливо зашагал по Стренду. По мере приближения к зданию Поттера, его шаги замедлялись, наконец он остановился и, после некоторого колебания, вошел внутрь. Лифт работал. Во внешней конторе массивный телохранитель Поттера сосредоточенно лизал марку и приклеивал ее на конверт. Перед ним их возвышалась целая горка. — Алло, Джордж, — по-приятельски заулыбался Марк, — знаток законов у себя? — Допустим, что да. — Спасибо! Откинув крышку, перекрывавшую проход во внутреннее помещение, Марк шагнул к кабинету Поттера. Джордж бросил марки и преградил ему путь. Миниатюрное существо, сидевшее за внутренним телефонным пультом, поспешно соединилось с кабинетом хозяина: — Вы сможете принять мистера Лессинга? Выслушав ответ, она вытащила штепсель, повернулась к мужчинам и пробормотала с видом прилежной ученицы: — Мистер Поттер примет мистера Лессинга, Джордж. Джордж нахмурился, будто ему было нанесено личное оскорбление, но все же отошел в сторону. Марк деликатно постучался, отворил стеклянную дверь и вошел в длинный личный коридор, улыбаясь во весь рот суровому хозяину. Поттер раскладывал бумаги по ячейкам своего старомодного бюро. — Я подумал, что в конце концов все же стоит зайти, — начал Марк. — Меня не удивляет ваш визит, — сказал Поттер. — Садитесь, мистер Лессинг. Я с удовольствием с вами побеседую. Марк снял шляпу, трость, перчатки и уселся. — Приятно слышать. — Прошу вас выслушать меня внимательно. Если вы этого не сделаете, вы можете натворить множество глупых ошибок… Он отодвинул назад свой стул и положил тонкую жилистую руку на конверт, лежащий перед ним. — Здесь находится полное показание относительно того, что в действительности произошло вчера вечером. Ваш приятель инспектор Вест будет не в состоянии игнорировать тот факт, что вы тайно вошли в частный дом, если я отошлю ему это заявление по официальным каналам. Марк наклонил голову в одну сторону. — Да, не сможет, разве что это будет не совсем точное заявление. Вы ведь не знаете, как я туда попал. Между нами, я не собираюсь пугаться. Оружие-то обоюдоострое, и вы можете очень сильно порезаться, если не будете осторожны. Например, вы лгали. Лэмпарду это будет не по вкусу. Трэнсом тоже лгал. Поттер сказал: — Трэнсом способствовал тому, что полиция уверовала, будто вы имели право там присутствовать. Я молчал. Позднее я выяснил истину. В моем письменном заявлении это сказано совершенно ясно. — Предательство по отношению Трэнсома, не так ли? Похоже, что совершенно неожиданно вы прониклись к нему злыми чувствами. — Мое отношение к Трэнсому не имеет отношения к делу! Мистер Лессинг, я надеялся увидеться с вами, чтобы предупредить вас самым серьезным образом. С вашей стороны в высшей степени неосмотрительно продолжать затеянное вами расследование. Инспектор — лицо подневольное, если прикажут — он обязан подчиняться. Но чего ради вы подставляете свою голову под топор? Поверьте, я говорю как друг. Мне было бы неприятно услышать, что с вами что-то произошло… — Ох! Давно ли вы причислили меня к своим друзьям? Поттер наклонился вперед и положил руку на колено Марку. Даже сквозь брюки Марк почувствовал холодность его прикосновения, но больше всего его поразили слова Поттера: — С того момента, как вы вчера предупредили меня об опасности, мистер Лессинг! — Правда? — Можете поднять меня на смех, если желаете. Я считаю, что обязан вам жизнью. Я не из тех людей, которые забывают о таких долгах. Я ничего не могу вам сказать, но предупредить вас обязан. От меня вам не грозит опасность, но ведь вы никогда и не считали это возможным. Он не улыбался, речь его текла ровно и гладко. — Однако опасность существует и для меня, мистер Лессинг, и для вас. Фактически, она существует для всех, кто интересуется делами компании «Мечта». Меня пригласили, совершенно официально, помогать юридическими советами директорам. Думаю, вчера вы слышали, как я отказался от этого дела. Я буду стараться изо всех сил защищать интересы моих постоянных клиентов, мистера и миссис Прендергаст, но я насмотрелся на всякого рода нежелательную активность внутри и около деревни Делавар, так что теперь нахожу неразумным углублять свой интерес… Если это неразумно для меня, мистер Лессинг, то для вас это просто губительно. После напряженной паузы Марк сказал: — Будь я неладен! — Возможно, то, что вы спасли мне жизнь, вам представляется пустяком, для меня же это очень важное событие. Мистер Лессинг, скажите, денежная компенсация или что-нибудь иное способны ослабить ваши усилия? Марк даже поперхнулся. — Если да, то я готов пожертвовать порядочную сумму, лишь бы добиться желаемой цели. Марк с трудом проглотил слюну и рассеянным жестом достал сигарету. В жизни своей он не бывал так поражен, причем более всего неподдельной искренностью тона Поттера, чем тем, что он предлагал взятку. Поттер наклонился вперед со спичкой. — Благодарю… Марк сильно затянулся. — Поттер, возможно, в конце концов, я в вас и ошибался. Самую малость. Я считал, что у вас в душе нет ни капельки честности и благородства. Оказывается, вам свойственно чувство благодарности… Но все же неужели вы могли хотя бы на секунду допустить, что я способен пойти на такую вот сделку? Разве нельзя достичь соглашения иными средствами? — Мне больше не о чем с вами говорить, — вздохнул Поттер. Марк поднялся, Поттер молчал. Он вышел из кабинета. Проходя мимо Джорджа, он молча кивнул ему головой, громко хлопнув дверью. Кабина лифта ожидала на шестом этаже, ее металлическая дверь была закрыта. Марк медленно пошел к ней, неторопливо отвел в сторону половину двери и собрался войти внутрь, как кабина со сказочной быстротой провалилась вниз. Инстинктивно Марк отпрянул назад. Он видел, как исчезла дверь. Его трость, попавшая между стволом шахты и кабиной, разлетелась на несколько кусков. Шляпа свалилась на пол, он наступил на нее, прижавшись спиной к стене площадки. Лифт продолжал свое падение, пока с грохотом не упал на самое дно. Удар был настолько сильным, что от него заколебались стальные брусья, вделанные в стены шахты, карта Большого Лондона в вестибюле, зазвенели стекла в окнах, распахнулись двери. Сразу же повыскакивали со всех этажей перепуганные люди, не понимая, что могло случиться. Марк выпрямился, у него немного кружилась голова. В руке у него оставалась только самая ручка стэка с серебряным набалдашником. Запястье саднило: его больно ударило обломком дерева, когда стэк сломался. Из конторы Поттера выскочил Джордж. При виде его у Марка сразу же прошло чувство дурноты. Телохранитель прохрипел: — Вы олл-райт? Этот проклятый лифт… Марк проскочил мимо него, ворвался во внешнюю контору Поттера, не обращая внимания на машинисток и девушку за коммутатором. Он заметил, как она воткнула вилку, но прежде чем она успела позвонить Поттеру, он рывком отворил дверь его личного кабинета. Поттер поднял голову от бумаг, и впервые Марк увидел выражение страха на его морщинистом лице. Адвокат отодвинул назад свое кресло. — Лессинг! Что вы… Марк ничего не сказал. Лицо у него было разъяренным, глаза горели. Сделав еще пару шагов, он схватил Поттера за плечо и притянул его к себе. Он сам услышал громкий звук пощечины и увидел, как Поттер закатил глаза. Он бы вообще упал, если бы Марк не продолжал его крепко держать. У дверей громко завизжала девушка. Марк отпустил Поттера. Тот свалился, как куль с мукой, на свой роскошный стол. Марк повернулся. Девица отпрыгнула в сторону. В контору вошел Джордж, но при виде лица Марка он предпочел не двигаться. Марк прошел мимо него, спустился по лестнице, никого и ничего не замечая, и вышел на уличную прохладу. Ему сразу стало легче. Он глубоко дышал. Взглянув на часы, он мысленно выругался, что не может купить себе выпить, и решил ограничиться в кафе чашкой чая или кофе. Через двадцать минут возбуждение улеглось, он взял такси и поехал в Ярд.— Господи, отчего у тебя такой дикий вид? — спросил Роджер. Марк рассказал о случившемся. — Ты считаешь, что Поттер не сделал бы этот трюк с лифтом, если бы ты согласился на его условия? — Возможно. Мне кажется, он говорил искренно. Но почему такая спешка? Что я такого знаю, Роджер? Ведь даже Поттер не стал бы подстраивать такую ловушку, если бы речь не шла о чем-то важном. Один бог знает, на что я натолкнулся. Роджер затянулся сигареткой. — Итак, вчера утром Гариэлль Трэнсом и Дейвид Андерсон навестили Поттера. Но врозь, не так ли? — Пеп не говорил, что они были вместе, а он бы непременно сказал. — Да… Как ты считаешь, что мы теперь должны предпринять? — Уверен, что наши мысли одинаковы. — Харрингтон, — пробормотал Роджер. — Еще одно, гораздо более положительное интервью с Вильямом Харрингтоном. Пора ему прекратить секретничать. После того как мы расстались, мне пришла в голову еще одна мысль. Сейчас Слоун копается в Министерстве Поставок. Они контролируют фабрику Харрингтонов, а я хочу знать, чем он занимается. Я велел Слоуну позвонить мне на квартиру к Харрингтону в половине шестого, если только я не изменю это распоряжение. На случай очередного «инцидента» я попросил Лэмпарда приглядывать за квартирой Харрингтона. — Забавно… Я поручил то же самое Пепу Моргану. Ты не возражаешь, если я пойду с тобой? — У нас вместе получится еще лучше. Он намеревается быть строго в рамках закона, но твое присутствие прибавит душок неформальности, который может понравиться Харрингтону. Да, кстати, пока я не забыл… Он открыл бумажник и достал из него несколько розовых купонов на бензин: — Вот тебе двенадцать галлонов, но обращайся с горючим экономно. Мне пришлось пойти на ложное свидетельство, чтобы разжиться им для тебя. — Самые сердечные спасибо! — обрадовался Марк. — В таком случае поехали на моей «Лагонде». — Моя ближе, — усмехнулся Роджер. Он вел машину на приличной скорости, по дороге объяснив Роджеру все, что он узнал про умение стрелять самого Харрингтона и четырех директоров «Мечты». Он надеялся, что им не придется долго ждать или заезжать на фабрику. Опасения оказались излишними: дверь им отворил сам Харрингтон. На нем был темно-синий халат поверх рубашки и брюк. Поздоровался он с ними без всякого энтузиазма. — Снова вы? — спросил он. — Причем оба вместе. Вам следует остерегаться. Роджер незлобливо спросил: — И когда вы расстанетесь со своими кровожадными намерениями? Они миновали малюсенькую переднюю и вошли в знаменитую приемную с масками. Посмотрев на Роджера усталыми глазами, Харрингтон сказал: — Я вас ждал. — Что ж, это куда лучше, чем пытаться выставить меня… Где вы были вчера ночью? — На фабрике. Он вам не передавал? — Когда вы туда пришли? — В 10.30. — И пробыли всю ночь? — Ушел в начале восьмого утра. — Можете ли вы назвать мне имена людей, которые вас там видели? — Двадцать или тридцать, если вы отправитесь со мной на фабрику. Харрингтон начал набивать трубку: — Я не стрелял в Андерсона, если вы к этому клоните. Вообще-то мне частенько хотелось это сделать, но я сдерживался. — Надеюсь, — сурово заметил Роджер. — Знаете ли вы, что Андерсон был знаком с Поттером? Харрингтон перестал заниматься трубкой. — Не имел понятия. — Давно ли вы знаете Поттера? — Я уже говорил вам и не намерен бросать на ветер время, тысячу раз повторяя одно и то же. — Раньше вы с ним не встречались? — Нет. — Он ни разу не обращался к вам по другому делу, не считая того, о котором вы мне рассказывали? — Стилистически вопрос построен из рук вон плохо, но смысл верен… Нет, никогда. — То же самое распространяется и на миссис Прендергаст? — Да. — И на Клода Прендергаста? — Да, — ответил Харрингтон и отвернулся, чтобы взять спички с камина. — С другими Прендергастами вы были знакомы? — Они не принадлежали к тем людям, с которыми я хотел познакомиться. — Это не ответ на мой вопрос. Поймите, Харрингтон, я все равно вытяну из вас всю правду. Если вы не пожелаете отвечать тут, я отправлю вас в Ярд, и вас там будут допрашивать до тех пор, пока все не станет на свои места. Итак, вы знали других Прендергастов? Харрингтон долго разглядывал свою трубку, потом поднял глаза на Роджера и бросил: — Да. — Обстоятельства? Харрингтон глубоко вздохнул. — Я знал, что они были людьми состоятельными и по наивности решил, что они захотят финансировать небольшое предприятие. Мне нужна была их поддержка. Я был уверен, что в один прекрасный день мое изобретение принесет мне состояние. Несмотря на их моральное обязательство, они отказались. — Все? — Да. — Кто-нибудь еще знал об этом предложении? Харрингтон колебался. Он казался огромным и сильным, но Роджер не сомневался, что он испытывает облегчение от направления допроса. — Да. Все директора «Мечты» об этом знали. Именно так я и познакомился с мисс Трэнсом. Состоялось неофициальное заседание правления компании, она привезла отца из Ю-Хауса. Это было как раз после начала войны, я только что вернулся в Англию. Мне было страшно неприятно и обидно. Поэтому я частным образом обратился к Трэнсому. Он тоже дал мне от ворот поворот, мы обменялись парой отнюдь не ласковых слов. Он может быть нестерпимо грубым. Я чувствовал себя несправедливо оскорбленным. Если вас интересуют более интимные подробности, Гариэлль вам все выложит. Она как раз из-за этого поссорилась со своей семьей. Принципиальной причиной ее ссоры как раз послужило то, что мы продолжали с ней встречаться, хотя ее отец это запретил. Когда Поттер написал мне, я подумал, что фирма могла изменить свое мнение и хочет вложить деньги в мое дело. Поверьте мне, я мечтал об этом, чтобы с каменным видом отвергнуть их деньги. После моих первых постыдных переговоров я только и думал о такой возможности. — Иными словами, сейчас у вас достаточная финансовая поддержка? — Разве это не заметно? — Кто вас субсидирует? — Мне кажется, это не имеет отношения к делу, — твердо ответил Харрингтон. — Меня просили не разглашать его имя. Роджер невесело усмехнулся: — Он не мог ожидать, что заинтересуется полиция! — Я передам ему ваш вопрос. В этот момент раздался телефонный звонок. Харрингтон протянул руку за трубкой, послушал и с явным изумлением сказал: — Да, одну минуточку… Он взглянул на Роджера: — Это вас… Роджер взял трубку и услышал голос сержанта Слоуна: — Докладываю, как вы просили, сэр. Мне удалось проверить все, что было поручено. Джентльмен находился на фабрике с 10 вечера до 7 утра. Он находился на глазах у нескольких десятков людей, потому что чинил испортившийся станок, который тормозил производство деталей для одного из цехов. — Хорошо. Дальше? — Данная компания выпускает резиновые части для военных самолетов, танков и судов. Его фабрика — экспериментальный завод, как они его называют, — находится в ведении Исследовательского Департамента. Они проверяют структуру и качество синтетического каучука. Министерство Поставок особенно подчеркивало, чтобы в прессе об этом не появилось даже ни полслова. — Все понял. Что-нибудь еще? — В данный момент у меня все. — Благодарю. Взглянув на Харрингтона, Роджер впервые подумал, что это человек, работа которого интересует всю страну.
Глава 15 ЧТО-НИБУДЬ ЕЩЕ?
Роджер снова занял свое место, посмотрел на Марка, потом на Харрингтона и наконец спросил: — Есть ли у вас какие-либо особые возражения против того, что я ознакомлю мистера Лессинга с характером выполняемой вами работы? Харрингтон пожал плечами: — Какая мне разница? Вижу, что вы уже в курсе дела. Быстро работаете. По-видимому, это было неизбежно. Я работаю над вопросом улучшения качества и удешевления производства синтетического каучука. В Дин-Парке у меня имеется специальное оборудование. Андерсон был одним из немногих людей, который понимал, чем он занимается в экспериментальной лаборатории… Моя компания в будущем расширится раз в десять. Уже почти закончено здание новой большой фабрики, которая будет удовлетворять 25% запросов всей британской промышленности в изделиях из синтетического каучука. Экспериментальная стадия закончена, начинается практическое освоение. Марк подал голос: — Мы видим перед собой гения! — В этом нет ничего смешного, — обиделся Харрингтон, — только ни я, ни Министерство Поставок не хочет, чтобы об этом факте стало широко известно. — А в «Мечте» об этом известно? — спросил Роджер. — Они знали, что я собирался заняться синтетическим каучуком. И только. А что? — Дело в том, — ответил Марк, — что мы ищем убийцу Прендергастов и сконцентрировали все внимание на сигаретах «Мечта». А дело-то может заключаться только в вас… Какова примерная стоимость вашего предприятия? — Честное слово, не могу сказать. — И Андерсон знал процесс? — Да. — Когда вы вчера говорили об Андерсоне, у меня сложилось такое впечатление, что вы считаете его способным продать промышленные секреты. Это так? — Совершенно верно. Но если он это сделал, это можно выяснить. Роджер начал рассуждать вслух: — Андерсон мог продать секрет технологии Поттеру. Тот его обманул. Этим объясняется, почему болван подстерегал Габби и хотел его прикончить. Все дороги ведут к Поттеру. Я все же выясню, что они там не поделили… Скажите, могу ли я воспользоваться вашим телефоном? Вскоре он снова разговаривал со Слоуном. — Звоню по поводу убитого Андерсона… Сосредоточься на его взаимоотношениях с Габриелем Поттером, хорошо? Постарайся по возможности скорее выяснить все подробности. — Слушаюсь, сэр. Роджер положил на место трубку. — Ради порядка, мистер Харрингтон, я бы хотел видеть ваши личные документы, удостоверяющие личность. — Пожалуйста, они в моем бюро. У меня имеется нечто вроде бокса, совершенно темная комната, которая мне служит одновременно кабинетом и лабораторией. Вы хотите пойти со мной, чтобы я при вас все это достал из ящика? — Ну что вы, мы вам доверяем, — дружелюбно сказал Роджер. Кивнув, Харрингтон вышел. Совершенно неожиданно Марк поднялся, подошел к пианино и принялся что-то играть. Мелодия была удивительно напевной, однако Роджера она раздражала: он не хотел, чтобы музыка или что-то другое мешали его мыслям, которые и без того путались. И все же он невольно слушал. Возвратился Харрингтон и остановился в дверях, наблюдая за Марком. Это была странная интерлюдия, казавшаяся почти нереальной. Наконец Марк опустил крышку инструмента, повернулся на табурете и виновато сказал: — Простите за смелость… Роджер взглянул на Харрингтона и при этом заметил какую-то движущуюся тень рядом с ним. Он закричал: — Осторожнее, приятель! И прыгнул вперед. Харрингтон обернулся. Тень превратилась в руку, держащую пистолет за дуло. Рука поднялась и опустилась, но задела только плечо Харрингтона. Однако удар был такой сильный, что тот повалился на пол. Роджер бросился преследовать негодяя. Тот, убегая, попытался ударить Роджера, но он без труда парировал удар. Марк, присоединившийся к Роджеру, внезапно вскрикнул: за первым бандитом оказался второй, меньшего роста, который держал в руках два пистолета, направленные на Роджера и Марка. Роджер увидел желтую вспышку пламени, ему даже показалось, что он почувствовал резкую боль в груди, куда проникла пуля. — Назад! — приказал стрелявший. Большой парень провел руками по карманам Роджера, достал его пистолет и, подмигивая, сказал: — Думаешь, ты такой умный, да? — Клей, оставь мое оружие! Ты, по-видимому, сошел с ума! — сказал Роджер. — Это ты сумасшедший! — расхохотался, сердито поблескивая глазами, Чарли Клей. Он стоял, огромный, глыбообразный, немного растерянный, как будто не знал, что же ему делать дальше. К нему присоединился маленький. Они заблокировали выход. — Повернитесь! — командовал Клей. — Если ты не… — начал Роджер. Клей двинулся вперед, угрожающе повернув оружие. Роджер видел его уродливое лицо и волосатую руку, когда Клей снимал предохранитель. — Повернись! — грубо приказал бандит. — Я не привык повторять дважды! Меньший засунул свой пистолет в карман, вынул из другого два тонких шелковых шарфа. Наклонившись, он обмотал одним из них лицо Харрингтона, вторым — Марка. Все это было проделано очень быстро и ловко, Марк не пытался бороться. Роджер сказал металлическим голосом: — Значит, ты и раньше его вот так завязывал? — Заткнись! — лениво бросил Клей. Он не спускал глаз с Роджера, пока маленький бандит связывал Марку и Харрингтону руки за спиной магнитофонной лентой. Роджер подумал: ее будет нетрудно разорвать. В этот момент на его рот тоже был наброшен шарф и тесно затянут узлом на затылке. Только тут Роджер понял, почему Марк вел себя так смиренно: шарф был замотан таким образом, что не хватало воздуха, наступало удушье. Он, в свою очередь, стал ловить широко раскрытым ртом крохи воздуха, а тем временем ему связали руки. Он принудил себя не сопротивляться, понимая, что это только еще больше затруднит его дыхание. Их всех троих, действуя толчками и пинками, загнали в малюсенький бокс, наполненный всяческой химической аппаратурой и приборами. Помещение было настолько тесным, что, когда они втроем были в полном смысле слова свалены на пол, бандиты только и могли, что закрыть дверь. Клей что-то проворчал, вроде «проклятых полицейских», потом взял из угла бидон с какой-то жидкостью и начал поливать стол, стены, плеснул на Марка, на Харрингтона. Едкий запах бензина заполнил все помещение. Роджер замер: «Бензин?» Поверх шарфа ему было видно сосредоточенное выражение физиономии Клея. Маленькие глазки злобно блестели. Нечаянно поскользнувшись, он выпустил из рук бидон, который упал с грохотом на пол, ударив Роджера по коленке. Но тот и не почувствовал острой боли. — Осторожнее! — предупредил второй. — Выходи! — распорядился Чарли Клей. Он достал из кармана коробок со спичками. У Роджера в голове, сменяя одна другую, замелькали десятки мыслей. Умно задумано, ничего не скажешь… Бензин использовался для обработки каучука, так что пламя в лаборатории могло возникнуть совершенно случайно. Магнитофонная лента и тоненькие шелковые шарфы на лицах сгорят моментально, не оставив никаких следов. Вот почему они были такими легкомысленными. В боксе не было окон, так что дым не скоро будет замечен, и пожарные явятся уже слишком поздно. Пожалуй, Роджера в этот момент больше всего озадачивало участие Клея в данной операции. Клей же был взломщиком, специалистом по замкам… Клей чиркнул спичкой. Видимо, он здорово волновался, боясь взрыва паров бензина, потому что первая спичка у него сломалась, от второй, задымившись, отлетела головка, описала в воздухе дугу — и все. Выругавшись, Клей достал новую спичку, и вдруг непроизвольно вздрогнул. Роджер прислушался, сердце у него бешено заколотилось: кто-то громко стучал в парадную дверь.Клей исчез из комнаты. Рот и нос Роджера были наполнены парами бензина, глаза слезились. Он попытался пошевелиться, но то, что они были свалены один на другого, мешало ему, связывало всякую инициативу. Оставалось только смотреть на открытую дверь. Вот раздались приглушенные голоса: по-видимому, Клей о чем-то спорил со своим компаньоном. Стук повторился, на этот раз он был настойчивее. В холле раздались осторожные шаги. По всей вероятности, маленький бандит подошел к дверям узнать, в чем дело. Загудел чей-то голос, но Роджер его не узнал. Вот еще один голос, более громкий, крик. Дверь захлопнулась. Потом тяжелые топающие шаги. Дверь в бокс распахнулась, ударившись при этом о ногу Харрингтона, и отскочила назад к Клею, который показался на одно мгновение: в одной руке у него было зажато сразу несколько спичек, во второй — коробок. Изловчившись, Роджер что было мочи ударил ногой по качающейся двери. Та с силой хлопнула по руке бандита. Спички рассыпались, коробок упал в помещение. Маленький истерично завопил: — Бежим отсюда! Бежим! Опять шаги, серия громоподобных ударов по дверям, скрип открывающейся где-то еще двери. Новые звуки. Наверное, подумал Роджер, Клей с коротышкой удирают по пожарной лестнице. Несомненно, бандиты исчезли. Удары по парадной двери усилились, затрещало дерево. Ага, дверь высадили… Однако прошло порядочно времени, пока их спасители добрались до бокса. Первым вошел, осторожно ступая, широкоплечий неуклюжий великан. Роджер обрадовался: — Лэмпард! За ним показался Пеп Морган. На этот раз белые зубы Моргана сверкнули вовсе не в улыбке: у него от изумления приоткрылся рот. Будь другое время, Роджер бы посмеялся над его глупым видом, когда Пеп забавно повел носом и закричал «нефть!». Лэмпард ахнул: — Великий Боже! Морган протиснулся в бокс, достал из кармана нож и начал освобождать Марка, а Лэмпард занялся Роджером. Потом наступила очередь Харрингтона.
Детектив-сержант Слоун положил на место телефонную трубку, почесал себе кончик носа и сказал: — Они не могли уйти далеко. Нам нужно взять Клея. Объявлен общий розыск. Интересно, что он придумает? — Хватит думать, давай действовать! А где Красавчик? — В Кингстоне. Странное происшествие! Слоун снова начал звонить по телефону, отдавая соответствующие распоряжения настойчивым, но в то же время удивительно ненатуральным голосом. Совсем недавно Чарли Клеем просто «интересовались», теперь вот объявлен «общий» розыск. Словесный портрет Клея и его спутника, сделанный Роджером Вестом, был передан по радио. На следующее утро Роджер уже несколько оправился после шока в Кингстоне, но пройдет еще много времени, прежде чем у него из памяти полностью изгладятся те несколько страшных минут, когда они все трое чувствовали себя бессильными котятами. Он поговорил с Харрингтоном, который был потрясен не менее его. Как только он вернулся в Ярд, его вызвал к себе Чартворд. ПК не улыбался. — Садитесь, — сказал он. — Курите, если хотите. Или же вам папиросный дым напоминает пламя пожара? — Я теперь никогда без содрогания не смогу слышать запах бензина, — пожаловался Роджер. — Благодарю вас, сэр. Он закурил. — Как Лессинг? — Все в порядке, сэр. — Харрингтон? — Он здорово потрясен. Нет никакого сомнения, что Клей намеревался убить нас всех троих, включая и Харрингтона. И это, в какой-то мере, сняло с него груз. — Вы хотите сказать, что он автоматически исключается из списка подозреваемых лиц? — Во всяком случае, занял в нем самое последнее место. Безусловно, все то, что он нам сказал и что мы услышали от Гариэлль Трэнсом, будет проверяться и перепроверяться. Я буду изучать донесения, пока не выучу их наизусть. Но уже и сейчас я верю, что встреча мистера Харрингтона и мисс Трэнсом произошла случайно: она оказалась в том месте, куда он год с лишним назад приехал просить финансовой помощи. Чартворд кивнул, и Роджер понял, что ПК уже успел изучить все рапорты. — Я справлялся в Министерстве Обороны. Харрингтон у них высоко котируется. Он прошел через все проверки службы безопасности, потому что большая часть его работы — засекречена. Поэтому возникает такой вопрос: почему кто-то так жаждет его убить? Чартворд задумчиво протянул: — Два возможных мотива, верно? Потому, что он должен — или может — унаследовать «Мечту». Или потому, что он занимается своим делом. Как вы считаете, не столкнулись ли мы с вражеской деятельностью? — Не знаю, но все же я бы передал все материалы в М-15, сэр. Пусть они решают. — Надеялся, что вы так ответите. Да, мы так и поступим. Но все же меня интересует ваше личное мнение. — Пока у меня ясного мнения нет. Откровенно, в этой сумятице не было времени разобраться в движущих силах и мотивах… — М-да, любая охота бывает кем-то организована… и имеет свои проблемы. — И даже весьма важные, — согласился с ним Роджер. — С другой стороны, есть такие вещи, которые может сделать Лессинг, а я не могу. Например, ему гораздо удобнее загнать в угол Поттера. Если бы я позволил себе по отношению к Поттеру выкинуть хотя бы половину того, что проделал Лессинг, вам бы от Министра Внутренних дел попало бы по первое число… Я не могу сказать, что мне нравится сложившаяся обстановка, но в данный момент иначе работать невозможно. И Лессинг не делает никаких глупостей. Он пользуется услугами Пепа Моргана… — Да, да. А Морган нам неоднократно оказывал услуги… — Очень толковый человек. — С Лэмпардом ладите? — Лучше, чем я ожидал. Лэмпард и Морган, с моей точки зрения, действуют превосходно. — Н-да, после происшествия у Харрингтона я думаю то же самое… А теперь в отношении Поттера. Как я вижу, он попытался подкупить Лессинга; когда же тот отказался — попробовал организовать аварию в лифте. Вы уверены, что это было делом рук Поттера? — Не совсем. Имеются данные о том, что Поттер выплачивал Андерсону значительные суммы денег на протяжении полугода. Все началось примерно шесть месяцев назад, включая смерть Прендергаста. — Одну минуточку! Есть ли доказательства того, что Поттер давал деньги Андерсону? Или же это всего лишь логическое заключение? — Во всяком случае с такими «доказательствами» я не хотел бы выступать в суде, — признался Роджер, — но мне думается, нам удастся доказать, что Поттер и Андерсон обменивались деньгами и информацией. ТриждыАндерсон, выйдя из конторы Поттера, прямиком шел в банк на Стренде и вносил на свой счет по 200 фунтов наличными. Время его визитов к Поттеру было проверено, а также время банковских операций. Он не мог никуда зайти по дороге. Можно доказать, что и банкноты вышли из рук Поттера, но… — С меня этого вполне достаточно. Ты же еще не на суде. Что же Андерсон продал Поттеру? — Сведения о технологическом процессе Харрингтона, по всей вероятности. — Полностью? Роджер улыбнулся: — Всего он просто не знал. Харрингтон был осторожен, даже Андерсон кое о чем не был поставлен в известность. У нас имеются еще кое-какие доказательства, сэр. На квартире у Андерсона нашли записную книжку, некоторые записи в ней сделаны красным. Похоже, что так он различал то, что уже запродано Поттеру. — Интересно. Что дальше? — Я подумал, а вдруг Поттер решил, что хватит ему иметь дело с Андерсоном. Ну а тому это пришлось не по вкусу. И он попробовал шантажировать Поттера. Только не на того напал. Андерсон вышел из себя, мягко выражаясь. Он решил атаковать Поттера. Все сходится, верно? Конечно, Андерсона тоже могли нанять, как и Клея. Только мне не верится, что он стал бы инсценировать нападение на себя, воспользовавшись для этого услугами такого ненадежного типа, как Андерсон. Да и атака-то была слишком правдоподобной… — Кто убил Андерсона? — Не знаю, сэр. Возможно, кто-то из людей Поттера. Нужно не забывать о двух мотивах: добиться контроля над «Мечтой» и получить в свои руки процесс производства синтетического каучука. Если Поттер был заинтересован во втором, почему же он не договорился с Андерсоном? Или он нашел более дешевый путь? Сейчас, когда в стране остро чувствуется нехватка каучука, предприятие Харрингтона приобрело первостепенное значение. Директора «Мечты», возможно, решили прибрать его к рукам через Поттера. — На каком основании вы так рассуждаете? — Трэнсом буквально признался, что он заинтересован в этом деле, но обратиться к Харрингтону прямо он не мог. Вот Поттер и нашел ход через Андерсона. — Да, все это вполне логично и даже вероятно… А как Поттер объясняет свои дела с Андерсоном? — Будто бы Андерсон стремился занять у него денег. Он немного и так прирабатывает. Вообще я его не слишком прижимал… Как я считаю, после того, как провалилась попытка разделаться с нами тремя в доме Харрингтона, Поттер здорово перетрусил. Но он еще полон сил и не сдается. — Ладно, вроде бы эта часть становится более или менее ясной. Ну, а Прендергасты? И его супруга? Как ее там, Мейзи? Каковы ее взаимоотношения с Поттером? — Пока нам ничего не удалось выявить. — И никаких идей? — «Идеи» — вряд ли подходящее слово, сэр. Но кое-какие странности имеются. Например, мыслилось, что Поттер «открыл» Харрингтона как родственника Прендергастов, в то время как в действительности Харрингтон сам приехал познакомиться с Прендергастами два или три года назад. И они великолепно знали о его существовании, хотя нам об этом никто ничего не говорил. Потом Мейзи Прендергаст громко высказала предположение, что Харрингтон был вовсе не тот, за кого он себя выдавал. Возможно, это был пробный камень, доказывающий, что Поттер замыслил подвергнуть сомнению документы, удостоверяющие личность Харрингтона. — Это возможно? — Его свидетельство о рождении мне показалось в полном порядке. А вот паспорт менее убедительный. Мне доводилось в свое время видеть отличные подделки, так что нужно будет попросить Эдди Дэя им заняться. — Дальше? — Если допустить, что Поттер осуществил убийство Прендергастов, чтобы потом, через Мейзи, получить контроль над «Мечтой», то мотив достаточно солидный. Но где доказательства? Мейзи вышла за Клода ради его денег. В то время у него было две тысячи в год, вполне подходящая сумма, обеспечивающая безбедное существование. И сколько бы ни гадали, мы не можем наверняка утверждать, будто Мейзи уже тогда знала, что Клод в скором времени унаследует состояние Прендергастов… Итак, Поттер, как мы думаем, стоит за Мейзи. Мы также думаем, что Поттер отыскал нового родственника. Поттер же предпринял попытку отравить Клода, которая не увенчалась успехом. Теперь предположим, что Поттер задумал передать контроль над «Мечтой» человеку более энергичному и в то же время покладистому. И его выбор пал на Харрингтона. А Харрингтон не подошел. Что же ему остается делать? — Что? — Найти дублера на роль Харрингтона… Именно это я имел в виду, говоря, что Мейзи бросила пробный камень. Она специально нацелила наше внимание на такую возможность. И подсказать ей это мог только Поттер. Конечно, с моей стороны это плод чистой фантазии, однако… — Ничего особенно фантастичного я в этой истории не вижу, — объявил Чартворд. — Конечно, «повседневной» ее назвать нельзя, но ведь Поттер не идет по жизни проторенными путями… Такой маневр как раз в его духе… А что по этому поводу думает Лессинг? — Я передаю вам наше совместное мнение. Сводится оно к тому, что Поттер запустил руки сразу в два отличных пирога: «Мечта» и харрингтоновский синтетический каучук. — Да, но Поттер должен отдавать себе отчет в том, что если он поскользнется, мы его вздернем! — Он и сам может находиться под давлением. — Вот как, вы допускаете, что его кто-то принуждает так действовать? — Если бы в результате всех этих преступлений он загреб кучу денег, с которыми удрал бы за границу и жил там припеваючи, тогда было бы понятно. Но ведь он сидит на месте. Стал бы он идти на такой огромный риск, понимая, что мы следим за каждым его шагом и только ждем той минуты, когда он допустит ошибку? Вы понимаете, что я имею в виду!.. — Понимаю. Действительно, кто-то может оказывать давление на Поттера. Признаться, я и сам об этом думал. Рад, что наши точки зрения совпадают… Ладно, Роджер, продолжайте в том же духе. И не слишком-то стесняйтесь в выборе средств. На этот раз мы не имеем права позволить Поттеру от нас ускользнуть. Прежде чем отпустить Роджера, Чартворд поговорил о всяких мелочах, но суть дела сводилась к следующему: ПК предоставил ему свободу действий. Он должен был любой ценой уличить Поттера, а методы… выбирай по своему усмотрению! Эдди Дэй сидел за своим столом с неизменным увеличительным стеклом в глазу. Он отложил в сторону чек, до той минуты приковывавший его внимание, посмотрел искоса на Роджера и спросил: — Старина сегодня в дурном настроении? — Не хуже, чем обычно. Что, у тебя с ним интервью? — Упаси Боже, нет. Просто мне было интересно. Только что сюда заглядывал Слоун. Я сказал, что ты ему позвонишь, как только вернешься. — Спасибо. Роджер взглянул на часы. Уже почти половина второго, но Слоун часто ходил завтракать поздно. Он поднял трубку. — Говорит Вест. — Рад, что ты позвонил, — загудел Слоун. — У меня есть для тебя кое-что в отношении Клея. Его нашли вместе со вторым парнем. В песчаном карьере близ Ю-Хауса.
Глава 16 ТРУПЫ В ПЕСЧАНОМ КАРЬЕРЕ
У Роджера было чувство подступающей к горлу тошноты, когда он звонил Чартворду. Прошло четверть часа после того, как позвонил Слоун. Эти пятнадцать минут были заполнены самыми разнообразными делами. — Оба мертвы? — взорвался Чартворд. — Какого черта вы не приняли мер для того, чтобы этого не случилось? Мой Бог, для чего только существует полиция! Все его дружеское расположение куда-то исчезло. Роджер был уверен, что лицо ПК приобрело кирпично-красную окраску. — Это необходимо прекратить, остановить! Черт возьми, эти люди нам были нужны! Только их мы могли заставить заговорить о Поттере. Неужели вы этого не понимали? — Отлично понимал, сэр. — Знаете, кто их убил? — Нет, сэр. Нам известно, что Поттер все утро находился в Лондоне. Харрингтон у себя на работе, мисс Трэнсом дежурила. У нас нет полной картины в отношении директоров «Мечты», но мне звонил Лэмпард. По его сведениям, Клод Прендергаст и его жена неотлучно сидели в Делаваре. Но, конечно, наблюдение Лэмпарда не очень-то плотное. — Следовательно, надо послать туда наших людей, — громыхал Чартворд. — За всеми директорами этой компании нужно установить круглосуточное наблюдение. Проследите за этим. Бесполезно было напоминать о нехватке работников. — Да, сэр. — И действуйте порасторопнее! Роджер видел, как внимательно Эдди Дэй следит за выражением его лица, как бы стараясь угадать, что говорит ПК. — Мылит тебе холку? — блаженно улыбаясь, спросил Эдди. — Какое там, занимается кровопусканием. Настоящий вампир… Он позвонил Марку: — Я сейчас еду в Гилдфорд. Убиты Клей и второй, маленький. Едем? — И ты еще спрашиваешь? — Жди меня на станции Виктория. — Не понимаю, что за охота связываться с любителями, — возмутился Эдди Дэй. — Мы задыхаемся без людей, Эдди. Ругай Гитлера. Роджер снова поднял трубку и на этот раз заговорил с посыльным: — Принесите мне несколько мясных сэндвичей, заверните в пакет и отнесите в мою машину. Через пять минут я уезжаю. Он знал, что на это уйдет десять, а если не торопясь, то и все пятнадцать. Посыльный на этот раз проявил необычайную проворность, даже прихватил бутылку пива. — Замечательная мысль, — похвалил Роджер. — Позвоните моей жене, ладно? Предупредите ее, что я могу вернуться поздно. — Непременно, сэр. Через десять минут он посадил к себе Марка и подробно передал ему содержание своего разговора с Чартвордом. Возле зеленой изгороди, ограничивающей Ю-Хаус, расхаживал полицейский в форме. Он узнал Роджера и отдал ему честь. — Инспектор Лэмпард еще не уехал? — спросил Роджер, не вылезая из машины. — Нет, сэр. По-моему, он сейчас в беседке в конце сада. Вы попадете туда по этой дороге. Быстрее, чем ехать по главной. Они оставили машину и пошли по садовой дорожке, сплошь заросшей травой. Лэмпард был занят в старой деревянной беседке. Он сидел за круглым столом, который был сплошь завален бумагами. Неподалеку лежали два трупа, прикрытых простынями. Лэмпард поднял голову, однобоко улыбнулся и сразу же приступил к делу. Трупы были обнаружены бойцом Местной Обороны, который дежурил в этих местах и обратил внимание на отвратительный запах. Сейчас определили, что с бандитами покончили не менее двенадцати часов назад. Тенби спускался в карьер и почти не сомневается в своей правоте. В случае, если Роджер хочет его видеть, доктор будет вечером в Делавар-хаусе. Он собирался навестить Клода. — Спасибо, — поблагодарил Роджер. Лэмпард продолжал: получалось, что эти двое были убиты через два или три часа после того, как они уехали из Кингстона, где неудачно пытались осуществить тройное убийство. В карманах убитых не было ничего, достойного внимания. Даже нельзя было сказать, разделались ли с ними в карьере или же их трупы сбросили туда позднее. Поскольку на телах не видно было синяков и ссадин, скорее всего их там и убили. Лэмпард взял со стола небольшой конвертик. — Тенби извлек одну из пуль, — пояснил он, выкатывая ее на листок бумаги, — ту, которой был застрелен Андерсон, я положил в другой конверт, — на втором листке появилась еще одна пуля. — Их надо проверить, но мне думается, это пули из одной винтовки. За домом сейчас наблюдает полдесятка людей. Мистер и миссис Трэнсом у себя. И слуги… Больше никого. — Какова реакция Трэнсома? — Потрясен, — ответил Лэмпард, потирая подбородок. — Мы находимся примерно в двух милях от Делавара. Это пуля от небольшого ружья. Из такого могла бы стрелять и женщина… — Женщина? — вздрогнул Роджер. — Великий Боже! — воскликнул Марк. — Ну конечно же! Некоторые женщины — прекрасные снайперы. Роджер, тебе никто на ум не приходит? Перед глазами Роджера возникло видение: Мейзи Прендергаст с малокалиберной винтовкой в руке. До Делавар-хауса было рукой подать… Трое мужчин в беседке несколько минут сидели в молчании. Потом Роджер спросил: — Маленького уже опознали? — Нет, — ответил Лэмпард. — Давайте назовем его для удобства Смитом. Нам известно, что Клей и Смит удрали из квартиры Харрингтона в безопасное, с их точки зрения, место. Их застрелил человек, специально их дожидавшийся. О встрече наверняка договорились заранее. Есть две возможности: либо они направлялись сюда, либо шли через карьер в свою штаб-квартиру. — Помимо Делавар-хауса, есть еще один возможный дом, — сказал Лэмпард, — он называется «Гейблз» и находится отсюда на расстоянии мили на север. — Кто там живет? — Человек, который никоим образом не связан с этой аферой, — ответил Лэмпард. — Некий мистер Клемент Деларой. Старый, необщительный, одинокий. Говорят, что в юности он был блестящим экономистом. В этих местах он живет лет пять, про него никто ничего толком не знает. Если вы считаете, что пять лет не такой уж большой срок, учтите, лишь два человека прожили здесь дольше: Прендергасты и Трэнсомы. Большинство остальных приехали после того, как начались бомбежки Лондона. Так что Деларой здешний старожил. Хотя его почти и не видно. Продукты он закупает в деревне или в Гилдфорде, слуги у него из местных. У него есть пунктик — его земля. Вечно на кого-то жалуется в том смысле, что нарушают его права как частновладельца. Марк почесал подбородок. — Вам остается только сказать, что он носит большую седую бороду и парик, а его старый дом пришел в окончательный упадок. Тогда мы будем иметь классическую загадочную личность, непременно участвующую во всех детективных романах, и отправимся его арестовывать. К сожалению, в действительности все бывает гораздо сложнее. — Он совершенно лысый, — усмехнулся инспектор Лэмпард, — а такого красивого сада, как у него, едва ли мне удастся еще где-нибудь увидеть. До войны у него на четырех акрах постоянно работало трое садовников. Нет, в Деларое нет ничего таинственного. Просто он стал фигурировать в нашей беседе оттого, что его забор находится от песчаного карьера в какой-то миле. Кстати, у него в саду тоже весьма песчаная почва. — Песчаная почва и несравненный сад? — спросил Марк. — Он навез массу земли на свой участок, — пояснил Лэмпард. — На всякий случай, памятуя, что лишняя осторожность никогда не помешает, я установил наблюдение за домом. Естественнее предположить, что убийца явился из Делавар-хауса или из Ю-Хауса, но, понимаете, я не люблю оставлять без внимания даже самые пустяковые мелочи. Забрав пули, он поднялся из-за стола: — Хотите пойти к Трэнсому? — Да, — ответил Роджер. — Как раз перед вашим приездом мне позвонили. Там сейчас находятся Харрингтон и Гариэлль Трэнсом. Так что можете помериться с ними силами. — Игра стоит свеч, — улыбнулся Роджер. Они прошли напрямик по тропинке к Ю-Хаусу, подойдя к нему с торцовой стороны. Перед входной дверью стояла небольшая машина. Она никому не была знакома. Проходя по гравийной дорожке, огибавшей Ю-Хаус, они услышали чей-то сердитый голос. Бушевал мужчина. Две женщины, по всей вероятности, пытались его успокоить. Голос принадлежал Трэнсому. Даже во гневе он не мог полностью избавиться от своей напыщенной манеры изъясняться. — Остановка в пути указана свыше, — заметил Марк, — семейные сцены — бесценный источник информации. Густой кустарник полностью скрывал их от находящихся в доме, им же было прекрасно видно стеклянное окно-дверь, перед которым стоял Трэнсом, повернувшись к ним боком и глядя на человека, скрывающегося в тени комнаты. — В первый и последний раз, — дрожащим от ярости голосом орал Трэнсом, — говорю: я не хочу вас видеть в моем доме. Успокойся, Клара! Гариэлль, больше со мной на эту тему не разговаривай! Я сообщил свое решение, и ты либо подчинишься ему, либо… — Мне кажется, ты не понимаешь, что делаешь, — спокойно возразила Гариэлль. — Я советую тебе хорошенечко подумать. — Я и так слишком много думал! — завопил Трэнсом. — А теперь, сэр, нужно ли мне звать слуг, чтобы они проводили вас до дверей? — Если он уйдет, отец, я тоже уйду. — Доставь себе удовольствие! За последние два года это стало твоей привычкой, и я стараюсь не думать, куда она тебя заведет… Вряд ли я мог предполагать, что настанет такой день, когда моя собственная дочь, не краснея, заявит, что она проводит ночи — ночи! — с человеком, с которым она случайно познакомилась и который… Я уже сказал достаточно! Твои прошлые ошибки будут прощены, если… Раздался ледяной голос Харрингтона: — Поверите ли, мистер Трэнсом, я слышал про таких людей, как вы, читал про них и видел на экранах кинотеатров, но я не думал, что они существуют в действительности. Если молодая двадцатилетняя женщина желает жить так, как ей это нравится, в наше время никто из этого не делает трагедии… Даже если допустить, что она завела себе любовника, все равно криками и воплями вы ничего не добьетесь. Вы так пронизаны викторианскими взглядами и понятиями, что мне удивительно, как вы можете жить в наш «испорченный» век? Но даже если отбросить в сторону моральные соображения, где же ваша вера в Гариэлль? Из ваших слов можно подумать, что вы говорите о какой-то развратной девке. Я не потерплю таких разговоров в адрес моей жены! — Как вам это нравится? — прошептал с усмешкой Роджер. — Тише! После слов Харрингтона в комнате наступила зловещая тишина, потом послышалось чье-то учащенное дыхание. Что-то напоминающее рыдание. Наверное, не выдержала Клара Трэнсом. Мистер Трэнсом взорвался: — Ваша жена? Гариэлль, скажи, что он бредит. Это не может быть правдой. Ты не могла выйти замуж за этого обманщика. Я не могу и не хочу этому верить! — Надеюсь, брачное свидетельство тебя убедит? — спросила Гариэлль. Зашуршала бумага. — Ты хочешь на него взглянуть? По ее голосу было слышно, что она с трудом удерживается от желания закричать. По-видимому, напряжение в комнате достигло кульминационного момента. — Почему Трэнсом так ненавидит Харрингтона? — не удержался Марк. — Подожди, узнаем. Воскликнула Клара Трэнсом: — Ох, Гэрри, Гэрри! Почему ты нас обманула? — Потому что папа непременно воспрепятствовал бы нашей свадьбе, — ровным голосом ответила Гариэлль. — В газетах снова поднялась бы отвратительная шумиха. Или ты думаешь, мне приятно, что моими личными делами зачитывается вся Англия, потому что отец помешан на вопросе о женщинах? Десятки, нет, сотни раз я спрашивала у него, почему он возражает против моего выбора! Он даже и не пытался мне ответить. Считал, что вполне достаточно заявить, что он для меня хочет кого-то получше. Получше!.. Он хотел бы повести меня к алтарю с каким-нибудь титулованным выродком. Посмотрите, каких ископаемых он мне демонстрировал в качестве примеров «золотой молодежи». После краткого молчания Трэнсом сказал: — Дело вовсе не в этом, Гариэлль. Я на самом деле желал тебе хорошего мужа, но в первую очередь меня заботило твое счастье. А я уверен, что с этим обманщиком ты никогда не будешь счастлива. Он такой же Вильям Харрингтон, как я. И вовсе не родственник Прендергастов, а им назвался, чтобы добраться до «Мечты». Но что я теперь могу сделать? Что я могу предпринять? — Папа, ты должен поверить… — Этого не забыть, — сказал Трэнсом. Голос Харрингтона звучал по-прежнему ровно и спокойно: — Кто заронил такую мысль в вашу голову, мистер Трэнсом? Если полиция… — Полиция не имеет к этому никакого отношения. Когда я узнал, что вы встречаетесь с моей дочерью, я навел справки. И получил несомненные доказательства того, что вы не Харрингтон. Ваше подлинной имя Дюк Копрой… У меня имеются документальные доказательства. Молчал я только потому, что это мне казалось более разумным. Ведь я и не думал, что ты… — Папа, это неправда! — Кто дал вам эти сведения? — спросил Харрингтон. — Это не имеет значения. — Как не судите, вы мой тесть, — насмешливо произнес Харрингтон, — и от меня вы не отделаетесь такими фразочками. Кто вам все это наплел? — Его зовут… — начал Трэнсом. Неожиданно, без всякого предупреждения, где-то за спинами Роджера и Марка раздался грохот выстрела. Что-то просвистело мимо… Пуля попала Трэнсому в голову. На секунду в мире воцарилась тишина, грозная, всепоглощающая тишина. Потом Марк и Роджер одновременно обернулись. Ярдах в двадцати от них мелькнула фигура мужчины в широкополой шляпе, низко натянутой на лицо. Роджер закричал и упал на колени. Марк сделал то же самое. Пуля цвиркнула над их головами и впилась в стену Ю-Хауса. Роджер осторожно приподнялся, слыша впереди себя неясные звуки. Стрелявший теперь бежал от них в густую заросль деревьев. Винтовка возвышалась над его головой. — Осторожнее, Роджер! Выпрямившись, Марк вытянул из кармана пистолет. Шляпа бегущего все еще была хорошо видна. Откуда-то с севера донеслась заливистая трель полицейского свистка, но это было слишком далеко, чтобы представлять реальную опасность для стрелка. Марк выстрелил, целясь в ноги. Пуля потерялась где-то в кустарнике, человек побежал дальше. Лишь третья пуля, выпущенная Марком, попала беглецу в грудь. Он выронил винтовку, сделал еще пару шагов и свалился в траву. Когда они подбежали к нему, он лежал лицом вниз, вытянувшись во весь рост. Из дома бежали Харрингтон и Гариэлль, а с севера, из густого кустарника, появилось сразу двое полицейских. Очевидно, они бежали по звуку, наугад, и лишь заметив остальных, припустились к дому. Из открытого окна доносились жалобные, безутешные рыдания. Харрингтон остановился и сказал: — Иди к ней, Гариэлль! Гариэлль послушно повернулась и пошла домой. Марк и Роджер первыми склонились над раненым или убитым. Роджер снял с него шляпу и в безмолвном изумлении уставился на старое морщинистое лицо, обрамленное седыми волосами, на мучительно искривившийся рот. В его ушах раздался голос Джанет: — Он такой славный… Вот он лежал, задыхаясь от кашля, винтовка валялась в ярде от его руки, а рядом стояли Роджер и Марк, свидетели его нападения на Трэнсома. Петри, старый слуга Прендергастов. «Он такой славный», сказала Джанет, «такой славный». Лэмпарда и его людей нельзя было винить за то, что они свободно пропускали этого старичка. Никто не был виновен, но погиб еще один директор «Мечты».Глава 17 ОДИН ЗА ОДНИМ
Роджер медленно прошел из кабинета в Делаваре в комнату отдыха. В ней никого не было, даже не горел камин. Вечерняя темнота покрыла землю. Маскировочные шторы были спущены, поэтому кое-где в доме зажгли свет. Большая комната была полна теней. Снаружи сюда доносились вечерние голоса птичек, устраивающихся спать, и дребезжащий звук колечек на шторах, которые поочередно задергивали во всем доме. Роджер остановился у окна, вглядываясь в темноту, когда тихонько отворилась дверь и вошла женщина. — Могу ли я задернуть шторы, сэр? — Да. В эту минуту он заметил отблеск фар подъезжающей машины и выскочил на крыльцо встретить Марка и Лэмпарда. — Так вот оно как, — сказал Марк. — То же самое ружье, вне всякого сомнения. Баллистическая экспертиза подтвердила, что Андерсон, Клей, «Смит» и Трэнсом, — все были убиты одинаковыми пулями. Стрелял Петри, а у него, выражаясь врачебным языком, опасное состояние… Говорят, он в руки не брал ружья, пока не вступил в ряды местной обороны. Роджер кивнул. Они все втроем вошли в холл. Лэмпард снял шляпу. — Я просматривал бумаги Петри, — сказал Роджер. — Из них не видно, почему он все это делал и что он связан с Поттером и остальными. Но не забывайте, что он проработал в этой семье около 25 лет… Одно убийство за другим, все они какие-то бессмысленные, неожиданные. И когда будет им конец — никто не знает. Мы же находились на этот раз от Трэнсома в каком-то десятке ярдов — и не сумели предотвратить несчастье. Откровенно сознаться, сейчас мы так же далеки от решения загадки, как и в первый день, когда только начали ею заниматься. Впрочем, может быть, вас осенило? — Никаких знамений мы не видели, — уныло ответил Марк, — но мы и не собираемся рвать на себе волосы, как это делают некоторые работники Ярда… Во всяком случае не о Петри надо сейчас думать. Как там Мейзи? — Упорно повторяет, что она этому не верит, — пожал плечами Роджер. — Клод пришел в себя, но я ему еще ничего не говорил. Ему гораздо лучше… Во всяком случае, нам удалось спасти его. Но, кто знает, возможно, другие были более достойными этого. — Я считаю, нам нужно вернуться в Ю-Хаус, — сказал Лэмпард. — Вейд слишком долго хозяйничал в нем на свой страх и риск. — Да, — согласился Роджер. — Марк, ты останешься здесь, будешь приглядывать за Клодом и Мейзи. Сейчас у меня нет уверенности ни в чьей безопасности… Еще одно такое переживание, и я пойду проситься перевести меня на спокойное место стрелком в истребительную авиацию. Верно, Лэмпард? Телефонный звонок прозвучал одновременно с «да» Лэмпарда. Взяв трубку, Роджер услышал бодрый голос инспектора Вейда. — Могу ли я поговорить с мистером Лэмпардом? — Одну минуточку. Роджер протянул трубку старинного телефонного аппарата Лэмпарду. Разговор длился недолго. — Виддисон и Хотебай только что приехали в Ю-Хаус, — объявил Лэмпард, — так что нам пора туда отправляться. До жилища Трэнсома езды было 20 минут. Малолитражка Харрингтона казалась настоящим пигмеем рядом с солидным «Даймлером», в котором, забившись в уголок, дремал водитель в темной форме. При виде двух полицейских он непроизвольно выпрямился и даже высунул голову из окна, но глаза у него были заспанные. Дверь отворил слуга. — Мистер Харрингтон просил, чтобы вы прошли в кабинет мистера Трэнсома. Голос у старика дрожал, на глаза наворачивались слезы. Лэмпард первым пошел наверх. Роджер мельком взглянул на обширный полуосвещенный холл и на широкую галерею. У него появилось ощущение, что он вступил в прошлое. Из-под двери кабинета пробивалась серебряная полоска света. Постучав, Лэмпард вошел. Харрингтон, по своей привычке, стоял, повернувшись спиной к камину. Хотебай и Виддисон сидели по обе стороны от огня, а где-то в задней половине болтался Вейд с улыбающейся (по неизвестной причине) физиономией. Роджер ожидал увидеть Гариэлль, но ее тут не было. — Алло! — воскликнул Харрингтон. — Я думал, вы раньше вернетесь. — Раньше не получилось, — ответил Лэмпард. Роджер принялся разглядывать Виддисона и Хотебая. У Виддисона был старообразный вид, все лицо покрыто морщинами, кустистые брови сердито нахмурены, из-под них почти не было видно глаз. Толстые губы не прикрывали крупные пожелтевшие зубы с набухшими деснами. У Хотебая была смуглая кожа, темные глаза, черные волосы. Одет он был неприметно, но вполне пристойно, широкий лоб открыт. Типичная внешность, подумал Роджер, одна из многих, тогда как Виддисон представлял собой единственный экземпляр. Два оставшихся в живых директора «Мечты». — Ваш человек просил нас не прикасаться ни к каким бумагам, — начал Харрингтон, — мы подчинились. В его голосе звучали насмешливые нотки, но вид был усталый. — Стрелявшего опознали? — Да. Это был Петри, дворецкий Прендергастов, — ответил Лэмпард. — Господи помилуй! — ахнул Виддисон с таким ошеломленным видом, что в его искренности можно было не сомневаться. — Петри, вот старый змей! Но он же… — Он служил в этой семье четверть века, — сурово сказал Лэмпард. А Роджер подхватил: — Люди без причины не становятся убийцами. А вот он убил троих, потому что наверняка считал их причастными к гибели Прендергастов. — Господи помилуй! — повторил Виддисон. — Есть ли у вас основания для того, чтобы выдвигать такую теорию? — встревоженные глаза Хотебая уставились на Роджера. — Вполне очевидное объяснение, — пожал тот плечами, скрывая тот факт, что оно только что пришло ему в голову. — А какой еще иной мотив можно выдвинуть?.. Скажите, что привело вас сюда, джентльмены? — Нам сказали про убийство, — пояснили в один голос директора «Мечты». — Мы приехали выразить свое сочувствие миссис Трэнсом, — заговорил Хотебай. — Так вы полагаете, Петри считал, что мы убили его хозяев… С чего бы это? — На днях у вас здесь состоялась встреча с Габриелем Поттером, — продолжал Роджер. — На ней должен был присутствовать и сэр Эндрю Мак-Фоллен. Но его убили. Как я понял, Поттер отверг сделанное ему предложение. Возможно, что убийства связаны с этим предложением. Я хочу знать все подробности. Виддисон прокаркал: — Черта с два вы узнаете! — Должны ли мы понять, что вы отказываетесь сотрудничать с полицией? — грозно спросил Лэмпард. — Понимайте, как вам заблагорассудится, — огрызнулся Виддисон. — Это ваше дело. Лично я не желаю знать ни вас, ни кого либо другого из вашей братии. Роджер сказал: — Харрингтон, когда вы со мной разговаривали вчера вечером, вы обещали передать своему финансовому патрону, что нас интересует его имя. Вы это сделали? — Да, - ответил Харрингтон. — Так вы готовы сообщить нам его имя? — Он не дал мне своего согласия. Лэмпард заговорил веско, напористо: — Есть пределы тем препятствиям, которые мы можем разрешить, мистер Харрингтон. Согласен, что некрасиво нарушать слово, данное человеку, но это мелочь по сравнению с теми проблемами, которые мы призваны в настоящий момент решить. Харрингтон бросил на него упрямый взгляд. Виддисон и Хотебай повернулись от Роджера к Лэмпарду, не зная, кто из них задаст следующий вопрос. Роджер про себя подумал, что раньше они с Марком вот так «раздваивались» при неофициальных допросах. А теперь к ним совершенно естественно подключился Лэмпард. Это сбивало с толку допрашиваемых, усиливало их неуверенность, они нервничали, сбивались. Вообще, реагировали они не так, как можно было ожидать. Исключение в какой-то мере составлял Харрингтон. Но этот многое скрывал. Хотебай вскинул голову: — Не понимаю, почему вы не можете этого узнать, инспектор? Компанию Харрингтона финансировал мистер Трэнсом. — Что? — Нет, не он, — покачал головой Харрингтон, — а вы, мистер Хотебай. Наконец-то кое-что стало проясняться. Хотебай и Харрингтон смотрели друг на друга, вытаращив глаза, Виддисон забавно пощелкивал своими вставными зубами. — Так вы считаете, что это был я, Харрингтон? — наконец обрел дар речи Хотебай. — Разве вы не помните, как я вам ответил, что у меня невелик мой собственный капитал, но я постараюсь убедить кого-то еще заинтересоваться вашим предприятием. Так я и сделал. 75% давал Трэнсом, я только 25. — Я считал, что он меня терпеть не может! — Так оно и было, — ответил Хотебай, — однако Трэнсом был достаточно сообразителен для того, чтобы позволить личным чувствам одержать верх над деловыми интересами. Как следует обдумав ваше предложение, он увидел, какие оно обещает возможности. Я тоже. Поскольку мы не хотели, чтобы другие директора получили долю в этих прибылях, мы обошлись собственными средствами. Повторяю, большую часть денег вложил Трэнсом, я — остальное. Виддисон с сердитым видом переводил глаза с одного на другого, продолжая так же противно щелкать вставной челюстью. — Олл-райт, — вмешался Роджер. — Теперь этот вопрос окончательно прояснился. Одного не пойму, Харрингтон, почему вы сделали из этой истории такую тайну? — Мне было поставлено такое условие, — пожал плечами Харрингтон. — Кроме того, наша фабрика — засекреченное предприятие, и Министерство Поставок распорядилось не привлекать к ней внимания. Меня поражали кое-какие вещи, но я молчал, надеясь во всем разобраться без помощи полиции. Мне было известно, что некоторые люди старались меня опорочить. Как я предполагал, это исходило от директората «Мечты»: они задумали избавиться от меня и захватить в свои руки производство. Впрочем, я вовсе не собираюсь внушать вам подобную мысль. Полиция явилась сюда, чтобы получить ответы на какие-то определенные вопросы, ей не интересно, коли мы начнем их кормить с ложечки… Повторяю, я занял позицию наблюдателя. Возможно, все было бы иначе, если бы не моя жена. Я не хотел предавать огласке факт нашего брака. Не подумайте, что меня совершенно не задевали все те нелепости, с которыми мне приходилось на каждом шагу сталкиваться. Только я решил сам во всем разобраться, понять, кто за этим скрывается… Хотите верьте, хотите — нет, но иных побуждений у меня не было. — Так ли это, дорогой? Гариэлль вошла в комнату, бесшумно отворив дверь. Лицо у нее было очень бледным, но голубые глаза казались особенно яркими. Снова Роджер поразился удивительной пластичности всех ее движений. Сейчас она сняла синюю форму и переоделась в костюм лимонно-желтого цвета с белой кружевной блузкой. Харрингтон повернулся к жене: — Гэрри, ты же не хотела бы… — Как раз я хочу, — твердо сказала Гариэлль, — я устала, дорогой. Нельзя же нам вечно вести себя по-глупому! Она посмотрела на Роджера: — Билл скрытничал и противился вам, потому что я этого хотела. В комнате наступила абсолютная тишина, прерываемая лишь ее звонким голосом. Все смотрели на нее, причем с явным неодобрением и одновременно нетерпением. Можно было не сомневаться, что Хотебай, Виддисон и даже Харрингтон боялись того, что она могла сказать. — Это я заставляла его отделываться полуправдой, заставлять вас идти ощупью. И я помогала ему, как умела. Вы же понимаете, хотя мы и поссорились с отцом, но он оставался моим отцом. Я опасалась, что он является соучастником всех преступлений, потому что он был заодно с Поттером, ну а репутация Поттера мне хорошо известна. Папа тоже боялся. Он жил в вечном страхе, который он не мог скрыть, как ни старался. По-моему, он старался специально разорить Билла, так как возражал против нашей связи, но мне было трудно с этим согласиться. Я не старалась разобраться в своих чувствах. Скажу только, я тоже боялась. Что-то происходило под внешне спокойной поверхностью, и я изо всех сил старалась отвлечь ваши подозрения от отца. Я надеялась, что он откажется от своей нелегальной деятельности, как только поймет, что им заинтересовалась полиция. Понимаете, инспектор, я разрывалась на две части… Билл меня всячески поддерживал. Она подошла к Харрингтону и взяла его под руку. Он прижал ее руку к себе и посмотрел на нее, стараясь подбодрить улыбкой. Дружная, любящая пара… Тишину нарушил Лэмпард: — Вы подозревали своего отца в криминальной деятельности, миссис Харрингтон? Вы продолжаете утверждать, что ничего не знали о ее характере? — Я знала только одно: что в какой-то мере это затрагивало интересы моего мужа. Впрочем, я могу сказать вам следующее: в доме у отца были спрятаны какие-то бумаги. Она глянула на большие часы, вделанные в стену над камином: — Что это за бумаги — я не имею представления. Часы можно снять. За ними находится сейф. Ключи от него в той связке, которую вы вынули из кармана отца, инспектор Лэмпард.Глава 18 ИНТЕРЕСНЫЕ ДОКУМЕНТЫ
Теперь все глаза, как по команде, повернулись к часам. Прекрасная ручная работа в духе раннего Георгианского периода. Их громкое тиканье разносилось по всему помещению. Сейчас оно казалось почти невыносимым. Лэмпард спросил: — Каким образом вы узнали про эти бумаги? — Мне только что рассказала мама. Мне кажется, пора во всем разобраться, как бы это ни было ужасно. Нет ничего страшнее неизвестности. Впервые она, на какую-то долю секунды, потеряла над собою контроль, почувствовала это и сердито тряхнула головой. Нет, она не хотела принадлежать к «слабому» полу! Лэмпард повернулся к своему инспектору: — Где ключи, Вейд? — Здесь, сэр. Вейд поднял портфель, стоящий на полу возле письменного стола Трэнсома. Лэмпард порылся в нем и достал порядочную связку ключей на кольце. — Вы знаете, который, миссис Харрингтон? — Нет, к сожалению. Хотебай и Виддисон так вытянулись в своих стульях, что могли с них свалиться. Напряжение становилось невыносимым. Лэмпард подошел к камину. Харрингтон, все еще держа под руку Гариэлль, отошел в сторону, чтобы ему было легче дотянуться до часов. Часы с первого раза не поддались, но Лэмпард настаивал и под конец нашел секрет. Оказывается, нужно было нажать на резное украшение сверху, тогда сработала пружина — и часы спокойно снялись с крюка. За ними оказался круглый стенной сейф с внутренней ручкой. Замочная скважина находилась справа. Роджер изучал выражение лиц директоров «Мечты». Виддисон вцепился в подлокотники, Хотебай сидел совершенно прямо. Ближайшие к Лэмпарду Гариэлль и Харрингтон буквально сгорали от любопытства. Вейд шумно вздохнул, когда Лэмпард принялся поворачивать ключ в замке. Однако ключи не подходили, и он пробовал один за другим, действуя без всякой спешки и нетерпения. Подошел лишь пятый по счету. Лэмпард повернул его. Виддисон с шумом втянул воздух, Хотебай заерзал на стуле. Вот Лэмпард вытянул из сейфа толстый запечатанный конверт, проверил, нет ли в сейфе еще чего-нибудь, и громко сказал: — Наверное, вот это. Хотебай снова зашевелился. Он одновременно сделал две вещи: вскочил со стула и выдернул правую руку из кармана. Электрический свет заблестел на барабане пистолета-автомата. Хотебай отскочил назад, прижался спиной к стене и навел оружие на всю компанию. Вейд ахнул от неожиданности. Потом он нагнулся и схватил портфель, явно намереваясь запустить им в Хотебая. Тот выстрелил. Пуля попала инспектору в плечо, портфель вывалился из руки. Второй рукой Вейд зажал рану, но остался на ногах. Эхо выстрела раскатилось по всему дому. — Отдайте мне этот конверт! — потребовал Хотебай. — Положите его на ручку моего кресла! Лэмпард крепче сжал бумаги. — Я вас предупредил! — продолжал Хотебай, лицо у него перекосилось, губы сжались в узкую щелку. — Я намерен его получить! Не играйте собственной жизнью! Роджер удивился: неужели этот безумец может рассчитывать на благополучный исход, когда внизу дежурило несколько полицейских, да и сад был окружен. Лэмпард бросил конверт в физиономию Хотебая. И сразу же бросился на него, но тот этого ожидал и изо всей силы ударил инспектора ногой в живот. Лэмпард застонал, схватился руками за живот и опустился на пол. Хотебай направил пистолет на других, предупреждая: — Подойдите все к Виддисону! Немедленно! — Не надо! — неожиданно закричала Гариэлль, вцепляясь в руку Харрингтона. — Это же бесполезно! Роджер видел, как сжались кулаки Харрингтона. Девушка опасалась, что он бросится на Хотебая. А это было бы равносильно самоубийству. Нехотя Харрингтон и Гариэлль приблизились к Виддисону. И в этот момент прыгнул Роджер. Он знал, что Хотебай будет стрелять, поэтому сразу же свалился на пол. Выстрел и правда прозвучал, но никого не задел. Роджер быстро покатился под ноги Хотебая. Тот выстрелил, не целясь, еще раз и перестал следить за Харрингтоном. Тот в одну секунду подскочил к Хотебаю и нанес ему сокрушительный удар в челюсть. Хотебай выпустил еще одну пулю, которая оцарапала руку Роджера. Удар Харрингтона был настолько сильным, что Хотебай упал на пол, потеряв сознание. Пистолет и конверт с бумагами выпали у него из рук. — С каким бы наслаждением я свернул этому негодяю шею! — воскликнул Харрингтон. Он нагнулся и в сердцах швырнул его на кресло, потом нажал кнопку звонка, вмонтированного рядом с камином: — Черт подери, где все ваши люди, инспектор? — Выйдите на площадку и позовите! — посоветовал Роджер. Превозмогая острую, нестерпимую боль в области локтя, он поднялся с пола и взял в руки конверт и пистолет Хотебая. Ему не хотелось никому говорить о своем ранении. Ни звонки слугам, ни громкие призывы Харрингтона не произвели никакого впечатления. Никто не появлялся. Роджер попросил Гариэлль осмотреть плечо Вейда. Сам он опасался какого-нибудь фокуса со стороны Виддисона, который перестал двигаться после того, как услышал грозный приказ Хотебая. Он совсем ушел в свое глубокое кресло, нелепое чучело с блестящими глазами. Гариэлль подошла к Вейду, присевшему на кресло возле стола. Лэмпард все еще не пришел в себя от зверского удара в живот, лицо его было зеленовато-серого цвета, как будто у него был приступ морской болезни. — Пойду поищу, куда все провалились! — крикнул Харрингтон и выскочил из комнаты. И почти сразу же послышался крик Харрингтона, сначала громкий, потом перешедший в хрип. Гариэлль бросила Вейда. Минутная тишина — и глухой звук падения чего-то тяжелого. Роджер почти не сомневался, что это Харрингтон свалился с лестницы. Он приказал Гариэлль: — Оставайтесь на месте. Как только он высунул голову в плохо освещенный проход, где-то наверху сверкнуло пламя, при свете которого Роджер заметил какую-то огромную фигуру. Пуля вонзилась в дверь в дюйме от головы Роджера. Он выстрелил, но промазал. Вторая пуля ударила его в носок ботинка. Роджер поспешил ретироваться. — Билл, я должна пойти к Биллу! — плакала Гариэлль, порываюсь прорваться мимо Роджера. Он довольно бесцеремонно оттолкнул ее назад. В конце коридора что-то шевельнулось. Роджер выстрелил туда, услышал громкий вздох и подумал, что куда-то попал. Но рисковать не стоило. Поэтому он запер дверь на ключ, опустил его в карман и сказал: — По коридору нельзя продвинуться даже на шаг. Не глупите. Надо придумать что-то поумнее. Слава богу, имеется телефон! Однако телефон оказался не в порядке. Видимо, провод был перерезан. В дверь постучали. Незнакомый мужской голос приказал: — Передайте сюда конверт, Вест. Тогда мы оставим вас в покое. Вам не дождаться помощи — линия отключена. Даю вам три минуты на размышление. Роджер промолчал. Неизвестный продолжал: — Вам не выбраться. Полиция и слуги ушли. В доме нет никого, кроме вас и нас. Если вы не вернете нам эти бумаги, я их уничтожу. В огне. Роджер шепотом распорядился: — Отдерните занавески. Это сможет привлечь внимание. Гариэлль послушалась. Конечно, яркий свет во время затемнения не должен был остаться незамеченным. Но дом стоял в таком пустом месте, что едва ли приходилось рассчитывать на скорую помощь. Мужчина за дверью повторил: — Я не шучу, Вест. Роджер молчал. Неожиданно раздались три выстрела. Стреляли со двора в лампочку. Третий выстрел достиг цели. Комната погрузилась в темноту. — Сейчас зажгу настольную лампу, — сказала Гариэлль, — до этой им не добраться. Эта лампа бросала лишь расплывчатый желтый круг написьменный стол, поблескивающий в луже крови от раны Вейда в плечо. Тишину нарушили лишь внешние звуки. Роджеру показалось, что запахло бензином, но он не был уверен. Гариэлль смотрела на Роджера, ее губы полураскрылись. Роджер подождал секунд тридцать, потом показал ей рукой на лампу. Девушка ее немедленно выключила, и он неслышно подошел к двери.Глава 19 МАРК ИДЕТ ГУЛЯТЬ
Драгоценный конверт был засунут во внутренний карман. Роджер понимал, что у них имеется единственный шанс: любыми средствами помешать противнику привести в исполнение угрозу поджечь дом. Рано или поздно, но помощь подоспеет… Совершенно бесшумно он повернул ключ в замке. Прижавшись к стене, он правой рукой приоткрыл дверь, держа пистолет в левой. В проходе горел яркий свет. Роджер увидел какого-то человека, несшего в руках не то охапку хвороста, не то соломы. Лица не было видно. Но и человек не видел Роджера. Роджер выстрелил, целясь в бедро идущего. Связка выпала из рук человека, который закачался и, по всей вероятности, тоже упал, но уже после того, как Роджер успел захлопнуть дверь. Пуля расщепила дверную коробку. — Вы в него попали? — спросила Гариэлль. — Думаю, что да… Он улыбнулся девушке, сам же прислонился к стене, боясь потерять сознание от боли в руке. Гариэлль снова включила свет. — Уверен, что помощь не заставит себя ждать, потому что… Он замолчал, Из холла долетел новый крик, скорее удивления, чем боли. Грохнул выстрел, затряслась дверь, гулко зазвучали шаги. Казалось, что бежит сразу человек десять. Взрыв разноголосых криков, стрельба и громко отданная команда совершенно незнакомым голосом. — За ним по одному. Соблюдайте дистанцию! Шаги по лестнице, топот каблуков по коридору. Они замедляются возле двери, и голос Марка спрашивает: — Ты здесь, Роджер? — Лессинг! — кричит Гариэлль. — Вижу, он без меня жить не может! — говорит Роджер, и ему кажется, что это необычайно остроумно. С него струится пот, когда он отворяет дверь. Входит Марк и рослый мужчина в защитной форме с повязкой на руке — Гражданская Оборона. Еще одна фигура в хаки проходит мимо двери, направляясь в конец коридора. — Значит, вы все-таки ухитрились ввязаться в переделку, — добродушно ворчит Марк. Его ухмылочка исчезает, когда он видит Хотебая, Вейда и Лэмпарда. Гариэлль пробегает мимо него и устремляется к лестнице. Офицер Гражданской Обороны удивляется: — Какая муха ее укусила? — Сейчас успокоится, — говорит Роджер. — Кого вы сумели задержать? — Двоих или троих, — отвечает Марк. Снаружи находился всего один человек, который стрелял по вашей лампочке. Я видел все это, потому что оказался с этой стороны здания. Благодарение судьбе, что поблизости оказались ребята из Гражданской Обороны. И во главе их парень, который не заражен бюрократическим духом, он сразу же сообразил, что к чему. Здоровяк в хаки осклабился. — Ребята были рады поразмяться… Надоели учебные тревоги. Но что тут произошло? Вы не позвонили доктору? — Линия перерезана, — ответил Роджер. — Придется либо воспользоваться другим аппаратом, либо отправлять посыльного. Кто-нибудь из ваших ребят может оказать первую помощь? — Многие. Господи великий, похоже на то, что началось вторжение. Он громко крикнул. На его зов прибежало сразу двое. Роджер с Марком вышли в коридор. Возле одной стены на полу бесформенной кучей лежало тело. Подле него по стойке смирно стоял боец Гражданской Обороны. — Жертва номер один, — сказал Марк. — Он пытался уползти в сторону, но тут мы вмешались. У подножия лестницы лежит кто-то еще, но мне некогда было останавливаться. У третьего тела склонилась Гариэлль. Она подняла голову Харрингтона и произнесла жалобным голосом: — Когда можно ждать санитарную машину? Он сломал ногу и, по всей вероятности, несколько ребер. Прошу вас, не теряйте даром времени! — Мы не потратим ни одной минуты! Офицер Гражданской Обороны послал мотоциклиста в Делавар-Виллидж за доктором и велел оттуда позвонить в Гилдфорд к Тенби. Первыми в Ю-Хаус прибыли три машины с десятью полицейскими. Они тщательно осмотрели весь дом. Никого постороннего не было найдено, если не считать еще одну «бесформенную кучу». Роджер задумчиво произнес: — Выходит, что один из наших противников все же удрал… Марк, как ты сюда попал? Что тебя привело? — Просто я подумал, что тебе без меня приходится очень туго… и отправился на прогулку… Он снова умолк на половине фразы, потому что подошли к «куче» на верхушке лестницы. Это была вторая жертва Роджера. От нее несло бензином. По всему холлу были разбросаны подушки из гостиной, щедро политые этим же горючим. Можно было не сомневаться, что если бы в доме начался пожар, никто бы из них не остался в живых. Но ни Марк, ни Роджер об этом не думали, ибо в этот момент они поняли, кто оказался жертвой Роджера. На лестнице лежала Мейзи Прендергаст. Примерно через час приехали врачи и санитарные машины. Вейда, Лэмпарда и Харрингтона забрали в больницу. Гариэлль отправилась вместе с мужем. За миссис Трэнсом, находившейся в полнейшем забытьи после инъекции морфия, прибыла специальная медсестра. Четырех перепуганных слуг нашли в сарае для дров. Они объяснили, что их туда загнали под дулом пистолета. То же самое показали и трое полицейских, дежуривших возле дома. Все рассказывали одно и то же: их заставил подчиниться высокий худощавый мужчина с пистолетом. — Хорошо уже то, что не произошло убийства ради убийства… Мейзи, раненную в бедро, отправили санитарной машиной в Гилдфорд. Она либо имитировала потерю сознания, либо действительно «умерла» для всего света, потому что ее никак не могли заставить раскрыть глаза. — В Делаваре мне в одиночестве показалось необычайно скучно и мрачно, — рассказывал Марк. — Мейзи заперлась у себя в спальне, Клод спал под неусыпным оком медсестры. Надо вам сказать, что эта медсестра хоть на кого страху нагонит, этакая угрюмая великанша из исландских саг. Если она дежурит, за Клода можно не беспокоиться: к нему никто не посмеет приблизиться. Так что, когда Мейзи внезапно вздумала прогуляться, я захотел сделать то же самое. Ходить она умеет, смею вам доложить! Она шагала по холмам, как будто в жизни своей не встречала иных дорог. Неподалеку отсюда она встретилась с высоким худым человеком. Они пошли рядышком, о чем-то оживленно разговаривая. Я побоялся подойти слишком близко и потому не разобрал, о чем они беседовали. Потом они встретили еще одного типа, которому было поручено наблюдение за окнами кабинета. Было похоже, что мне пора бежать за подкреплением. Я знал, что у бойцов Гражданской Обороны должны были проходить ночные маневры, учебная тревога, и все такое прочее, потому что мне позвонили справиться, придет ли Петри. Помните, он недавно записался в это войско. Я пошел туда и без особого труда уговорил этого рослого лейтенанта выделить мне людей. За полмили мы уже услыхали, что в доме стреляют. Быстрее мне было не поспеть. Когда мы ворвались в дом, мне на минуту показалось, что я вообще опоздал. — Ты пришел в самый раз! — заверил его Роджер. — Слава богу, иного не скажешь! Вот и все, что я могу тебе рассказать. Ах да, у Мейзи с кем-то состоялся телефонный разговор в ее комнате. Как я понимаю, охота прогуляться у нее появилась именно вследствие этого разговора. Ну, а ты? — Это может обождать. Мне не терпится просмотреть документы, которые Хотебай ни за что не хотел показывать. Я еще не знаю, что в них есть, но они, вне всякого сомнения, должны пролить некоторый свет на всю эту историю. Сейчас уже ясно, что Хотебай и Трэнсом были в сговоре. Виддисон, возможно, нет. Догадываюсь, что Мак-Фоллен их на чем-то поймал и явился к Трэнсому за «разъяснениями». Трэнсом подстроил с ним «несчастный случай». Сам или через своих подручных. Хотебай приехал сюда сегодня вечером, разумеется, за документами. Мне думается, что Поттер тоже искал эти же документы. Он достал из кармана конверт и осторожно надрезал его ножичком с одной стороны. Внутри оказалась толстая пачка бумаг. — Дай мне половину для скорости, — взмолился Марк. — Нет, мы все прочитаем вместе. Пододвинь сюда лампу. Они сели рядышком возле стола, с которого была уже смыта кровь и убраны осколки стекол. Плотные занавеси закрывали окна. Верхнее письмо говорило о том, что Габриель Поттер имеет удовольствие приложить доклад но компании Харрингтона. Он был составлен 18 месяцев назад. В весьма обширном докладе было сказано, что Харрингтон весьма эрудированный человек в производстве каучука, курит, любитель женщин. Кроме того он был химиком-экспериментатором с несколькими степенями. Его бизнес был невелик, нуждался в капитале. Обращение за правительственными субсидиями было отклонено. А частные предприниматели не усматривали в этой компании что-нибудь заманчивое. Однако Поттер предполагал, что Харрингтон работает над проблемой получения синтетического каучука. Он не назвал имени своего осведомителя, но следующий документ представлял собой письмо, написанное косым почерком от руки, в конце которого стояла подпись «Д. Андерсон», адресованное Поттеру с приложением «требуемых данных». Эти данные были выписаны на специальном листочке и представляли собой краткое описание материалов, используемых в процессе производства на фабрике Харрингтона, тогда еще очень маленькой. — Он вел торговлю оптом и в розницу, — с негодованием заметил Марк. Роджер кивнул и обратился к следующему листку. Они были подобраны в хронологическом порядке. Расписки, письма, требования денег и так далее — все это показывало, как все ниже и ниже падал помощник Харрингтона. Письма Поттера представляли собой образец скрытности и дипломатии. Ни в одном из них не было прямого упоминания о Харрингтоне или его бизнесе, но Андерсон то и дело допускал промахи. Марк медленно сказал: — Андерсон сам затягивал у себя на шее петлю. Почти видно, как Поттер усиливает нажим. — Андерсона можно пожалеть, — усмехнулся Роджер. Он просмотрел несколько последующих писем без особого интереса, пока не наткнулся на послание Хотебая к Поттеру, в котором излагалась просьба о встрече. Поттер на нем сделал несколько карандашных пометок, включая имена Трэнсома и Прендергастов. На клочке бумаги была написана всего одна фраза, несколько раз подчеркнутая:«Харрингтон и мисс Трэнсом часто встречаются».Далее следовали многочисленные комментарии о Харрингтоне и Гариэлль, регистрация визитов Трэнсома без упоминания того, чему были посвящены эти встречи. Затем машинописный рапорт Поттера Трэнсому, в котором излагалось дальнейшее мнение о компании Харрингтона и давался совет вложить в нее деньги. Среди бумаг имелись записки от некоего Конроя. Дойдя до них, Роджер замер, как гончая, напавшая на след дичи. — Трэнсом говорил, что это — подлинное имя Харрингтона. Я… ага, вот, пожалуйста… Он дошел до письма Поттера к Трэнсому. Нет никакого сомнения, гласило оно, что человек, именующий себя Харрингтоном, в действительности Дюк Конрой, авантюрист с преступной репутацией, разыскиваемый за убийство в Родезии. Он, Поттер, старается отыскать настоящего Харрингтона и советует Трэнсому соблюдать тайну в этом деле, пока поиски не увенчаются успехом. Все это было изложено полунамеками, но повторяющимся лейтмотивом оставалось то, что Трэнсом сильно выиграет, если он поручит поиски действительного Харрингтона Поттеру. — Чем дальше в лес, тем больше дров, — проворчал Марк. — Поттер представляется во всей красе. Он понимал, что Трэнсома дешево не купить. Вот уж где два сапога пара! Теперь началась целая серия донесений клерков Поттера своему адвокату. Они касались Клея и Брауна. Были приложены их фотографии и полицейские анкеты. Клей выглядел куда отвратительнее Брауна. — Ага, так это наш «Смит», — задумчиво произнес Марк, узнавая на снимке компаньона Клея. — Кажется, в конце концов нам удастся загнать Поттера в угол. Здесь же были перечислены многочисленные преступления Клея, среди них описание таинственного нападения на банковского курьера в Альдгейте. Поттер писал: «…несомненно Клей агрессивный тип, подавляющий свои инстинкты, но подверженный припадкам почти шизофренической ярости и жестокости». Картина прояснялась. Клей совершил и другие преступления, сумев ускользнуть от полиции, но не от Поттера. Клей стал легкой добычей для предприимчивого нотариуса, так же, как и Браун. Поттер пригрозил донести на них в полицию, его сведений было достаточно, чтобы обеспечить им десять или даже больше лет тюремного заключения. Многие записки, написанные карандашом, касались Дюка Конроя. Вырезки из газет: человек, назвавшийся Харрингтоном, был списан с судна, идущего в Южную Америку. — Конрой, — сбоку надписал Поттер. — Харрингтон в то время находился в Англии. Это случилось всего год назад, — сказал Марк. — Да, — согласился Роджер. — А вот еще одна записка. «Почему Конрой называет себя Харрингтоном?» Ответ на этот вопрос был найден немного позже. Конрой познакомился с Харрингтоном в Южной Африке, он принял его имя, совершив два убийства в Родезии. Имелись снимки обоих мужчин, показывающие некоторое сходство, хотя если бы их поставить рядом, их бы никто не перепутал. Согласно «карандашным» записям Конрой был на дюйм ниже Харрингтона. Следующим шел газетный отчет о несчастном случае с Септимусом Прендергастом. Пометка карандашом на полях: «Клей или кто?». Далее, замечания о Марке Лессинге, присутствовавшем на дознании. Ничего значительного, однако слова: «Следить за Лессингом» указывали на ход мыслей Поттера. Далее — отчет о падении Монти Прендергаста со скалы в Корнуолле, организованном Клеем и Брауном, как подчеркивала пометка, опять же карандашом. И совершенно неожиданное сообщение:
«Клод Прендергаст и Мейзи Вебб обвенчались».Ваверлей Прендергаст попал под машину, и Клод и Мейзи стали фигурировать заметнее. Андерсон продолжал наведываться и заключать сделки, пока Поттер без всякого предупреждения не послал ему лаконичную, но весьма выразительную записку: их взаимоотношения должны быть ограничены. Отчет об интервью и короткая приписка: «Андерсон будет непокладистым». Из бумаг, становилось ясным, что Клод Прендергаст начал доставлять неприятности. «Не такой послушный, как предполагалось». Поттер подписал: «См. Харрингтон». Далее следовали замечания о встрече с Харрингтоном, результат которой не обрадовал Поттера. Примерно через три месяца общий тон записок и донесений переменился. Трэнсом и Хотебай стали частыми посетителями. Мак-Фоллен и Виддисон «ничего не знали». Еще одна записка: «Мак-Фоллен проявляет любопытство. Виддисон не опасен». Наконец замелькало имя Петри. Поттер при встрече сказал Петри, что Клей и Браун сыграли важную роль в убийстве его хозяев, точно так же, как и Андерсон. Он намекнул, что у Трэнсома и Мак-Фоллена тоже рыльце в пушку. Поттер посоветовал Петри не обращаться в полицию, но постараться самолично отыскать доказательства, пообещав, что как только таковые появятся, он сам займется этим делом. Были зарегистрированы несколько бесед с Петри. Марк не выдержал: — Поттер настоящий дьявол! Это он довел несчастного Петри до того, что тот стал убийцей. Вот, полюбуйся, записка: «Петри великолепный стрелок». Он все предусмотрел. А вот и записка от самого старика:
«Дорогой мистер Поттер! Я должен попросить вас попробовать еще раз. Я не найду себе покоя, пока убийцы моих хозяев будут безнаказанно разгуливать на свободе. Неужели никак нельзя отыскать такие доказательства, которые принудили бы полицию действовать? Ночи для меня превратились в какой-то кошмар. Я превращаюсь в нервного истерического инвалида.Карандашом на записке было помечено:Эрик К. Петри».
«Скажите ему, нет никаких шансов. Пошлите Клея».Роджер поднял голову от бумаг: — Ясно как день. Поттер был осторожной крысой. Он начал, а потом, дабы остаться в тени, подослал к Петри Клея, который и довел его до требуемой кондиции. Можно не сомневаться, что они натравили Петри на Андерсона, подстроив нападение на Поттера, а уже потом сказали Петри, что Браун и Клей как раз и были убийцами Прендергастов. И он их тоже убил. Конечно, нам сейчас трудно восстановить все звенья этой драмы в строгой последовательности, но общая картина ясна. По всей видимости, в намерения Поттера входило убить одного за другим всех директоров «Мечты», чтобы эта компания перешла целиком в руки Клода, а от Клода к лже-Харрингтону. Не сомневаюсь, что в конечном итоге Дюк Конрой должен был заменить Харрингтона. Среди бумаг были заметки в отношении паспорта и свидетельства о рождении. Заметка: «Клей устроил замену». Далее шло описание встречи в конторе Поттера между Трэнсомом и Хотебаем. И письмо Хотебая Трэнсому.
«Дорогой Трэнсом! Я полностью не доверяю Поттеру, но, мне думается, вместе мы сумеем провернуть данное дело. Если только финансовый контроль над предприятием будет в наших руках, а сам Харрингтон исчезнет, наша позиция будет незыблемой. Я, понятно, говорю о Конрое. Мак-Фоллен и Виддисон снова начинают проявлять любопытство. Им известно, что мы вложили деньги в его предприятие. Нужны ли они нам? Если нет, я предлагаю встретиться с Поттером у нас, где он постарается охладить все умы и успокоить наших докучливых партнеров. Мак-Фоллен мне явно действует на нервы. По-видимому, он догадывается, что мы планируем отделаться от Харрингтона. Не дай бог, в один прекрасный день он может предположить, что наш Харрингтон — это Конрой. Этого не следует допускать!Трэнсом в ответе сообщал, что он предупредил Поттера об этих новых затруднениях и Поттер обещал заняться этим делом. Марк медленно покачал головой: — Он и занялся. Трэнсом и Хотебай знали, что Конрой — подставное лицо. Они безумно нервничали, как бы Мак-Фоллен и Виддисон не испортили им всю игру, и подстрекали Поттера принять срочные меры. Не исключено, что Поттер поручил тому же Петри испортить машину Мак-Фоллена, пока тот находился в Ю-Хаусе. Или же кому-то еще… Вряд ли нам удастся выяснить такие подробности. — Меня гораздо больше заботит, как раздобыть неоспоримые улики против Поттера, — сказал Роджер, — такие, чтобы самое сердобольное жюри вынесло вердикт «виновен». Правда, теперь это уже не особенно трудно. От всего сердца надеюсь, что Петри не умрет, нам необходимы его показания. Мейзи-то определенно поправится, а под нажимом она быстренько расколется. Да и Хотебай не поскупится на подробности. Он замолчал, проглядывая оставшиеся бумаги. В них имелись замечания в его и Марка Лессинга адрес, в которых можно было прочитать между строк, что они проявили излишнюю настойчивость и любознательность. А на последнем листке было сказано:X.»
«Скажите Трэнсому, что эти бумаги взял Лессинг».— Будь я неладен! — воскликнул Марк. — Так вот почему они обыскивали мою квартиру. Поттер столкнул нас с Трэнсомом и Хотебаем. Трэнсом прекрасно подыгрывал, он забрал к себе бумаги… Постой, а не мог ли Трэнсом оказывать давление на Поттера? — Сомневаюсь, — покачал головой Роджер, — здесь ничто не указывает на то, что его подталкивают. Он начал с Прендергастов, потом перекинулся на предприятие Харрингтона и увидел возможность добиться контроля и над «Мечтой», и над Харрингтоном. У него было сколько угодно козлов отпущения. Для начала Хотебай и Трэнсом, Мейзи, Клей и Браун, Петри… И все время он играл с огнем. — Не забывай про Конроя, — напомнил Марк. — Этого человека мы не видели. Но на этот раз они от нас не ускользнут, верно? — Тех, кого упустит гилдфордская полиция, выловят бойцы Гражданской Обороны. Зазвонил телефон, значит, линию восстановили. Роджер поднял трубку. Раздался возбужденный голос гилдфордского сержанта: — Мистер Лэмпард поручил мне позвонить вам, сэр. Миссис Прендергаст заговорила. Ей позвонил Поттер. Сегодня вечером Поттер находился в доме. — Именно это мы и хотели узнать, — сказал Роджер. — Как мистер Лэмпард? — Утром он поедет в Делавар. Он интересуется, не могли бы вы с ним там встретиться в восемь часов? — Непременно буду, — обещал Роджер. Повесив трубку, он сказал: — Итак, Поттера мы возьмем. На этот раз он так солидно влип, что ему будет не отвертеться. Этого мне больше всего хотелось. Есть еще одна хорошая новость: Лэмпард не так серьезно травмирован… Сейчас половина второго. Пора лечь вздремнуть, а то… Снова зазвонил телефон: — Черт бы их всех побрал! Житья теперь не дадут. Марк поднял трубку. — Это вы, Лессинг? Хорошо… Я поймал вашего тощего мерзавца, — сообщил лейтенант Гражданской Обороны. — Вы серьезно? — Да, я всегда серьезен. Он пытался выбраться из дома, который находится за этим «Гейблз», может быть, слышали? Ну, а мы его проследили, тогда он вернулся назад, чтобы спрятаться. Я всех своих ребят разместил сплошной цепью, так что теперь и мышь оттуда не проскочит. Но, как говорится, чего только не бывает. Так что поскорее приезжайте со своими полицейскими дружками.
Глава 20 ПОТТЕР В ЗАПАДНЕ
На фоне звездного неба появилась громоздкая фигура в надвинутой на лоб фуражке. — Еле дождался! — пожаловался офицер отряда Гражданской Обороны. Роджер внимательно всматривался в очертания «Гейблза»: изломанная линия крыши с призмами труб, поднимающимися к небу, три островерхих конька, венчающих фасад здания. — Новости есть? — Никаких. Но он здесь, не сомневайтесь. Надеюсь, — с надеждой в голосе продолжал лейтенант. — Вы, наверное, захотите, чтобы мои ребята оставались на часах на тот случай, если он снова попытается улизнуть? С вами много полицейских? — Трое или четверо. Недостаточно, конечно. Я рассчитываю на вашу помощь. Одни мои люди в таком «замке» просто потеряются. — Замечательно! — обрадовался лейтенант. — Бард, вот работа для тебя и Симпсона. Двое людей вышли из-под тени густых деревьев. — Идемте со мной, сэр, — сказал один из них. Произошла небольшая заминка, пока Роджер расставлял по местам четырех гилдфордских полицейских, подобранных им по дороге к «Гейблзам»… Тишина ночи ничем не нарушалась. Люди отдавали распоряжения шепотом. Роджер как-то сразу поверил, что это уже завершающая операция. Поттер находился в этом доме, все выходы для него были отрезаны, за каждым кустом притаились бойцы Гражданской Обороны, которым страшно хотелось отличиться и доказать, что они делают серьезное дело, а не играют в игрушки. Мейзи его «продала». Ее показания плюс содержание найденных документов — это были неопровержимые улики. В «Гейблз» громко пробили часы. — Половина третьего, — сказал Марк. — И сколько же еще ждать? — Мы почти готовы, — ответил Роджер. — Трое людей к задней двери, трое к передней, трое к запасному выходу! — распоряжался капитан. — Они останутся на местах на случай, если кто-то попытается удрать из дома. Я иду к задней двери с одним из своих людей и с одним вашим. Так? — Так, — наклонил голову Роджер. — Двое моих и один ваш входят сбоку, а нам остается центр. Если никто не ответит на мой звонок, мы с Лессингом проникаем в дом и открываем для вас двери. Они разошлись в разные стороны, стараясь не шуметь. Над одной из труб показался серебряный ломтик луны, расплескивая серебристый свет на крышу дома и верхушки деревьев. В тени было легко передвигаться, можно было почти не опасаться, что их заметят. Близ парадной двери Марк сказал: — Неужели ты и правда собираешься позвонить в дверь? Роджер усмехнулся: — Нет, сначала ты попробуешь справиться с замком. Если же дверь заложена, что было бы вполне естественно, мы займемся окном. Когда начало будет положено, другие тоже примут участие, но мы постараемся сделать все, чтобы они прежде времени не начинали драки. — Предусмотрительный начальник! — Заткнись! — незлобно пробурчал Роджер. Его пальцы сжимали пистолет, отнятый у Хотебая. Он был снова заряжен. Марк был тоже вооружен. Они добрались до парадной двери. Марк посветил фонариком, определяя, что за замок ему придется отмыкать. И тут же сообщил: — Дверь не заперта. Она была приоткрыта лишь немного: ее придерживала цепочка. Марк попробовал протянуть внутрь руку и скинуть цепь, но у него ничего не получилось. Тогда он снова посветил внутрь фонариком: — Дверь забаррикадирована мебелью. — Что же, этого следовало ожидать. Как вы считаете, уважаемый мистер Лессинг, он не сумеет удрать? — Ты и сам знаешь, что нет. Меня куда больше интересует, сколько с ним народу. Возможно, этот Конрой и тот старик, о котором упоминал Лэмпард. Как его зовут? Делакруа? Нет, Деларой. Могут быть и другие. Пойдем посмотрим. Все окна им не удастся заставить. Они крадучись обошли дом. Все окна были заложены изнутри. — Пойди предупреди остальных, чтобы были готовы, — сказал Роджер. Через щель в дверях он видел провод звонка. Сначала он стукнул в дверь, потом несколько раз нажал на звонок. Ответа не последовало. Тогда он закричал во всю силу своих легких: — Отоприте именем закона! Ему самому сделалось немного смешно, когда гулкое эхо повторило несколько раз эту грозную фразу, а потом замерло вдали. Но зато теперь Роджер получил право войти в здание силой. Послышался звон разбитого стекла, потом глухие удары. Легко можно было вообразить, что скучающие без «настоящего» дела бойцы Гражданской Обороны пошли на штурм! Прибежал Марк: — Они высадили окно. Пошли! Действительно, «ребята лейтенанта» действовали удивительно энергично. Все же Роджер был вынужден умерить их пыл и первым забраться в окно. Он крепче зажал пистолет и проник в темное помещение. От его фонарика падал призрачный свет на стены и мебель. Дверь оказалась запертой. Он отступил назад, прицелился и выстрелом расщепил дерево возле замка. Когда он нажал на ручку, дверь отворилась. Роджер двигался очень осторожно, вглядываясь в темноту холла. Он протянул руку к стене и пошарил по ней в надежде найти выключатель; такового не было. В доме стояла мертвая тишина. Можно было подумать, что дом полностью покинут. Он приоткрыл дверь пошире, вышел в холл и осветил его своим фонариком. Мебель была навалена возле входной двери и у выключателей. На ковре, между ним и выключателями, лежала неподвижная фигура. Роджер выключил фонарик и прокрался по стене к выключателю. Марк и остальные стояли наготове возле открытой двери в холл. Вспыхнуло электричество. Роджер спрятался за горой мебели, опасаясь, что его встретят выстрелы со стороны винтовой лестницы. Когда его глаза привыкли к яркому свету, он пригляделся к скрюченной фигуре на ковре. Это был старик с совершенно лысой головой. Судя по зияющей у него в виске дыре, он умер. — Деларой, — пробормотал про себя Роджер. — Не понимаю, чего ради им понадобилось его убивать? По позе старика было видно, что он пытался выбежать из дома, когда в него выстрелили. В данный момент Роджера интересовал только Поттер. В глубине души он страшно боялся, что тот сумел его перехитрить. С верхней площадки лестницы раздался мужской голос, хриплый, незнакомый, грозный: — Прочь с дороги, Вест! Роджер спокойно ответил: — Ни у одного из вас нет ни малейшего шанса выбраться отсюда. Дом окружен. Вам не прорваться через кольцо. — Пусть так, но зато я смогу убить некоторых из вас. Что вы на это скажете? Помолчав, он пустил длинную очередь из легкого пулемета Томсона. Свист пуль был исключительно зловещим в тишине дома. Они веером впились в штукатурку в каком-то ярде от головы Роджера. — Послушайте, Вест! Прикажите своим людям не трогать меня. Велите им всем убираться отсюда. И вы об этом не пожалеете! Новая очередь пуль — на этот раз ближе к той двери, где стоял Марк и остальные. Это было какое-то безумие. Он действительно мог их перестрелять в этой комнате, но это вовсе не значило, что потом он сумел бы вырваться из ловушки. — Конрой, Поттера вы таким путем не спасете! — закричал Роджер. — Кто вам сказал, что я Конрой? — Я знаю, кто вы такой. Сдавайтесь! — Да, чтобы меня вздернули за то, что я сделал десять лет назад? Я понимаю, Вест, что моя песенка спета, если только вы не отдадите приказ всем уйти. Роджер услышал какой-то шум в комнате, где находился Марк. Конрой, по-видимому, тоже, потому что он послал в том направлении очередь. Однако он не попал в рослого лейтенанта Гражданской Обороны, который по-пластунски пересек коридор и прыгнул вперед, метнув в сторону лестницы ручную гранату. Сам он тут же упал на пол, закрыв обеими руками голову. Ослепительная вспышка, крик, шум взрыва, от которого ходуном заходил весь холл. Пирамида мебели, за которой скрывался Роджер, угрожающе закачалась, заставив его прижаться к стене. Но через секунду он уже выбрался из-под этой кучи-малы и бросился следом за Марком и дружинниками, которые бегом подымались по лестнице. Пулемет свалился после взрыва на среднюю площадку. Выше его, вытянувшись во весь огромный рост, лежал человек в сером. Роджер подбежал к нему. Он либо умер, либо потерял сознание. Страшная рваная рана виднелась с правой стороны его головы. Роджер перешагнул через него и пошел дальше. Впереди раздавался топот ног. Интересно, найдут ли они первыми Поттера?.. Люди разбежались по всему дому, хлопали двери, голоса перекликались, как в лесу. — Где же он? — закричал лейтенант. — Он не мог от нас ускользнуть. — Есть ведь еще один этаж, — сказал Марк. Роджер подумал: — Интересно, а нет ли здесь чердака и погреба? У Роджера звенело в голове от взрыва. Ему приходилось держать себя в руках, не распускаться, но нервы начинали сдавать. Три раза за последние дни он был на волосок от гибели. И тут он увидел Поттера. На площадке имелся стенной шкаф. Дверь в нем тихонько приоткрылась, и Поттер стал осторожно вылезать наружу. Длинный, худющий, все лицо в каких-то пятнах, руки вытянуты перед собой. Он снова нырнул в шкаф, услышав шаги проходящего по холлу дружинника, но как только тот прошел в соседнее помещение, — опять вылез. Роджер стоял у самой стены. Он видел, как Поттер совершенно неслышно прошмыгнул по лестнице и скрылся в одной из спален, уже обысканной преследователями. Он не закрыл плотно за собой двери. Добежав до нее, Роджер нащупал в кармане пистолет. Кто знает, может быть, Поттера прикрывают? Так оказывал ли кто-нибудь давление на Поттера или нет? Роджер наблюдал за ним сквозь щель в дверях. Поттер пересек комнату, раскрыл сначала ставни, потом окно. Холодный ветер ворвался в помещение, подхватил занавески. При лунном свете Роджеру было хорошо видно, что творилось в комнате. Поттер выглянул наружу. Внизу кто-то закричал: — Следите за окном! Второе от края! Поттер выхватил из кармана пистолет. Роджер не стал медлить. Быстро, почти бесшумно он выскочил из-за двери. Поттер повернулся, но пистолет был выбит у него из рук, а злобное дуло бывшего пистолета Хотебая прижалось к его животуГлава 21 ЗАЯВЛЕНИЕ
Поттер попытался освободиться. Тогда Роджер на какую-то долю секунды отступил назад и изо всех сил нанес Поттеру удар в челюсть. Адвокат не удержался на ногах. По лестнице кто-то торопливо бежал. — Все в порядке! — крикнул Роджер. — Включите-ка свет! — Не могу, — ответил человек, — на окнах нет штор затемнения. — Сейчас все устроим, — послышался второй голос. Когда свет загорелся, они увидели, что Поттер сидит у стены, ощупывая пальцами подбородок. Выглядел он глубоким стариком, на лице его не было ни злости, ни негодования, одно удивление. — Это — тот тип, которого вы искали? — спросил дружинник. — Тот самый, — ответил Роджер. Он достал из кармана наручники. Поттер медленно вытянул вперед руки. Наручники защелкнулись в тот момент, когда Марк влетел в комнату. — Ты поймал его! Просто не верится! — Можешь поверить… Ну, Поттер, теперь вы поедете со мной. Поттер сказал с видимым усилием: — Я ничего не скажу. Ничего!Роджер сидел в кабинете Лэмпарда в Гилдфорде. Последствия удара Хотебая не прошли полностью, потому что Лэмпард выглядел ужасно бледным, губы даже отливали синевой. Но он несколько раз улыбался, слушая рассказ Роджера. Перед ним лежали документы. — Итак, дело закончено, Вест. Настало время для взаимных поздравлений. — Да, похоже на то… Но в голосе Роджера звучало сомнение. — Только похоже? Неужели вы ожидали большего? — Не знаю, что и думать. Наверное, это запоздалая реакция. Понимаете, я терпеть не могу всякие неясности. А в этой истории мне многое непонятно. Скажем, Поттер мог бы без особого труда составить себе состояние на «Мечте». Нет, вместо этого — убийства, преступления, риск. И все это становится бессмыслицей. Я не верю, что он добровольно обрек себя на такую собачью жизнь. Нет, нет, на него давили. Кто-то шантажировал Поттера точно так же, как он шантажировал Клея и прочих негодяев. В этот момент раздался продолжительный телефонный звонок. Это был Чартворд. Роджер глубоко вздохнул. — Мы взяли Поттера, — сообщил он, — предъявив ему обвинение в убийстве и преступной деятельности, приведшей к убийствам. Услышанный Роджером в ответ звук было очень трудно определить: нечто среднее между гоготанием и воркованием. — Счастлив слышать об этом. По-настоящему счастлив. Можно ли надеяться, что он заговорит? — Пока он молчит. — Ладно, жмите на него. Конечно, это замечательно, но ведь были же и другие? Проверили ли вы все возможности? Прошлый раз вы высказывали идею о том, что на Поттера кто-то может оказывать давление… — Я в этом глубоко убежден, сэр, но у нас нет доказательств. Хотебай, Мейзи и Петри — все они не сомневаются, что Поттер работал только для себя. Мне думается, они бы назвали человека, если бы знали его или хотя бы подозревали о существовании такового. — Да, да, вполне возможно… Мне не хочется портить вам праздник, Роджер, но постарайтесь сделать все, что в ваших силах. Позвоните мне позднее. А пока примите мои сердечные поздравления. Разговор закончился. Марк проворчал: — Этот кровопийца не может требовать от тебя большего! — Он хочет того же самого, чего хочу и я: ясности… Чартворд тоже считает, что за спиной Поттера стоит другое лицо. — Не хотите ли вы проехать ко мне домой позавтракать? — спросил Лэмпард. — Вы нуждаетесь в отдыхе. Лэмпард жил возле станции У него оказалась молоденькая жена, почти такая же привлекательная, как Джанет. Муж предупредил ее о приезде гостей. Стол был накрыт заранее. Лэмпард сразу превратился в радушного хозяина, однако, когда он впервые назвал жену «дорогой», Марк чуть не подавился. За завтраком о деле даже не вспоминали. Но стоило им сесть в машину, чтобы вернуться назад, как Лэмпард заговорил: — Сообщения о Харрингтоне вполне удовлетворительные, так что миссис Харрингтон вернулась в Ю-Хаус. Петри сделал полное признание. Данные документов все проверяются и подтверждаются. Миссис Прендергаст останется жива, ей не миновать виселицы. А вот старик Петри не доживет до суда. Да оно и к лучшему. Его жалко, беднягу. Так что мы все выяснили и разложили по полочкам. Кроме одного момента… Алло, вот и доктор Тенби. Доктор приближался к вокзалу с другой стороны. При виде трио он довольно грустно улыбнулся. — Я все проверил, Лэмпард, — сказал он. — Что проверили? — спросил Роджер. — Ага, я так и чувствовал, что Лэмпард готовит нам сюрприз! — воскликнул Марк. Им сразу почему-то стало очень весело, они поспешили в кабинет Лэмпарда. Тенби вытащил из кармана небольшой пузырек и протянул Лэмпарду: — Таблетки барбитона, — сказал он. — Барбитона? — переспросил Роджер. — Один из гипнотических наркотиков, — пояснил врач. — Я знаком с его действием, — нетерпеливо сказал Роджер, — трех таблеток достаточно, чтобы человек потерял сознание, и если не знать про наркотик, можно подумать, что он умирает… Барбитон мог бы вызвать у Клода Прендергаста его болезнь… — Совершенно верно, — сказал Тенби, — вы рассуждаете правильно. Эти таблетки обнаружил в его багаже Лэмпард. Этикетки — нет. Но это барбитон. — Как он к нему попал? — Прекрасно знаю. Видите красное «X» на бутылочке? Наркотик взят из аптечки, на фабрике Харрингтона. Это — фабричное клеймо. Оно имеется повсюду. А отсюда вывод: человек, которого мы ищем, — Харрингтон. Он подходит по всем статьям: возможность, мотив получить контроль над «Мечтой», личная ненависть к директорам компании и доступ к Поттеру. Вы не согласны? — Харрингтон? — выдохнул Марк. Но Роджер уже смотрел на доктора Тенби: — Скажите, доктор, раз таблетки находились в вещах Клода Прендергаста, значит, он мог их сам принимать? — Да, но… — Марк, мог ли Клод принять пилюли, когда ты впервые поехал с ним в Делавар, за часик до того, как у него начался приступ? — Конечно, пару раз я оставлял его одного. — Клод! — прошептал Роджер. — У меня такое ощущение, — сказал Лэмпард, — что вы собираетесь похитить у меня мое открытие. Если мы потолкуем с Харрингтоном… — Доктор Тенби прекрасно знает Клода Прендергаста, — заговорил Роджер. — Когда он потерял сознание, доктор прежде всего начал искать наркотик. Теперь нам точно известно, что это было. Разве мы все не считали, что он был последней жертвой в ряду Прендергастов? Но если он сам одурманивал себя наркотиком, чтобы выглядеть жертвой, тогда большая часть вопросов становится ясной. Меня всегда удивляло, почему это Клод стал проявлять такой внезапный интерес к «Мечте»? И почему он так резко переменился к своей супруге? Лэмпард задумчиво протянул: — А ведь это возможно… — Я много раз задавал себе вопрос, что бы я сделал, если бы выяснил, что задумали Мейзи и Поттер? Очевидно, он гораздо легче руководил бы всеми операциями, если бы его не подозревали. Так? Часто ли мы подозреваем «бедную жертву»? Мне никогда не верилось, что Поттер действовал добровольно. Но Клод Прендергаст, полностью зная о положении вещей, давал ему исчерпывающие инструкции. Поттер был вынужден действовать по его указке, потому что Клоду ничего не стоило вывести его на чистую воду… Лэмпард покачал головой: — Да, Клод Прендергаст подходит больше, чем Харрингтон, но откуда он достал яд? — Если бы Андерсон был жив, мы бы спросили его, — сухо ответил Роджер. — Похоже, что Клод выяснил про заговор против Харрингтона и использовал это знание для того, чтобы заставить Поттера разделаться с Прендергастами. Подумайте о его положении, если он уже тогда замыслил избавиться от других директоров и единолично контролировать «Мечту». — Не пойти ли к нему? — предложил Лэмпард. — Признаюсь, я бы хотел, чтобы вы оказались правы.
Когда они вылезали из машины, Лэмпард спросил: — Вы считаете, что добиться контроля над «Мечтой» и у Харрингтона было его основным мотивом? Роджер громко хлопнул дверцей. — Сомнительно. Лично я считаю, что первопричиной всего была ненависть Клода к своей семье, не одобрявшей ни его поведения, ни его взглядов и привычек. Он получил смехотворно маленькое пособие и превратился в изгоя. С момента смерти Септимуса Прендергаста Клод был под подозрением, но до той минуты, пока я не сообразил, что он мог сам себя опоить… Он не закончил. Клод находился в своей комнате, на нем был яркий халат и вышитые домашние туфли. Его белесые глаза были широко раскрыты, но оставались усталыми. Сильно напомаженные волосы были разложены по всей шишковатой голове. В манерах чувствовалась нервозность. — Алло, алло, — заговорил он с неискренним радушием. — Надеюсь, джентльмены, все кончено? Великий Боже, даже сейчас я не чувствую себя в полной безопасности! Наступил долгожданный момент для Лэмпарда. Роджер наблюдал за ним. Марк встал за спинкой стула, Тенби — возле двери. — Да, все кончено, — сказал Лэмпард. — Мистер Прендергаст, как вы знаете, ваша жена арестована, в настоящий момент она находится в больнице. — Мне никак не поверить, что Мейзи была способна на такие жестокие вещи, — сказал Клод. — Конечно, я знал, что она немного вспыльчивая, под горячую руку может наговорить Бог знает чего, но… как вы считаете, она пыталась покончить и со мной? — Нет, — твердо заявил Лэмпард, — но она рассказала примечательную историю, мистер Прендергаст. Припоминаете, как вы сообщили мистеру Весту, что она часто разговаривает во сне? Клод вздрогнул: — Ну и что? Лэмпард улыбнулся: — Значит, помните. Через несколько минут, когда до Клода дошло все грозное значение этих слов, он не выдержал. Его начало колотить. Всякие сомнения исчезли из головы Роджера, когда он увидел, какое яростное выражение появилось на физиономии Клода. — Сука! — заорал он, потрясая кулаками. — Она вам налгала! Что она наговорила? — Среди всего прочего мы хотим знать, с какой целью вы одурманивали себя вот этим? — спросил Лэмпард. Доктор Тенби вытащил пузырек с барбитоном из кармана, как фокусник в цирке достает кролика из шляпы на глазах у изумленных зрителей. — Зачем вы это делали? — Это отвратительное вранье! Моя жена сама хотела отравить меня. Она… — Попрошу вас не высказывать вслух свое мнение о вашей супруге, — холодно сказал Лэмпард. — Мистер Лессинг, вы помните, как мистер Прендергаст при вас принимал эти таблетки? Из этого самого пузырька? Он указал рукой на бутылочку в руках доктора Тенби и сразу же встал между Клодом и Марком, чтобы Клод не заметил временного замешательства Марка. Впрочем длилось оно недолго. — Помню. — Если человек хочет принять лекарство, чтобы спокойно спать ночью… — начал Клод, но тут же замолчал, сообразив, что любое признание для него опасно. Он отступил назад, губы у него дрожали. — Клод Прендергаст, я обвиняю вас в соучастии в убийстве вашего деда, отца и брата, — сказал Лэмпард. — Все, что вы заявите, может быть использовано в качестве свидетельства против вас. Он достал из кармана наручники и шагнул к Прендергасту. — Нет! — истошным голосом завопил тот. — Вы не можете этого утверждать? Вы не имеете права этоделать! Они умерли от несчастных случаев. Во всем виноват Поттер! Он все устроил, ему и отвечать! — У вас будет возможность доказать это на суде! Клод повернулся и побежал к окну, но Роджер с Марком были там раньше его. Они схватили его за плечи, не обращая внимания на вопли, проклятия и совершенно непотребную ругань, которую можно услышать разве что в порту. — Если бы защиту Клода поручили Поттеру, — через некоторое время сказал Роджер, — он бы сумел вытащить своего клиента, сославшись на его ненормальность. Мы бы вынуждены были отпустить Прендергаста, если бы ты, Марк, не уличил Поттера. Лэмпард хохотнул: — Примите мои искренние поздравления, мистер Лессинг! — За мной самый дорогой ужин в ресторане, когда дело будет закончено! — серьезно ответил Марк. — А пока мне нужно дозвониться в свой проклятый отдел. Пора и на работу.
Огромный серый кот с пушистым хвостом и с зелеными глазами важно вошел в дом Вестов на Белл-стрит. Он поочередно посмотрел на Роджера, на Джанет, на Марка, потом уставился на огонь. Впрочем, огня-то как раз и не было, потому что стояла, на редкость жаркая погода. Пять дней, на протяжении которых слушалось дело Клода и Поттера в суде, явились пыткой для всех его участников, так душно было в битком набитом помещении. Увидев, что в комнате нет ничего интересного, кот одним прыжком перемахнул через подоконник и исчез в саду. Они посмотрели, как он важно идет по дорожке, делая вид, что его нисколько не интересуют птицы и бабочки. Роджер потер себе подбородок. — Когда я первый раз споткнулся о Лэмпа и даже упал, я, естественно, обругал его последними словами. Дай бог ему счастья (если такое можно пожелать коту), он сам не подозревает, что он начал. Наконец-то все это позади. Были раздобыты все необходимые доказательства. Харрингтон выступил сегодня замечательно… Он мне сказал, что скупает акции «Мечты», как только они поступят в продажу. В будущем он станет одним из наших промышленных магнатов… Роджер посмотрел на окно, потому что кот снова прыгнул в комнату, и засмеялся: — Алло, Лэмп, на улице не менее жарко, чем в доме? — Почему — Лэмп? В смысле «лампа»? — спросил Марк. — Какое странное имя для животного. В том смысле, что он осветил тебе путь, что ли? — Ну нет. «Лэмп» — это сокращенно от «Лэмпард», который на поверку оказался куда симпатичнее, чем с первого взгляда. Котище прыгнул Джанет на колени, пару раз боднул ее головой под подбородок и уютно свернулся пушистой муфтой, громко мурлыкая. Джанет погрузила пальцы в его шубку. Марк кашлянул. — Вижу, тут достигнуто полное взаимопонимание… В эту минуту в садик вошли мужчина и женщина. Джанет вскочила с места, позабыв про Лэмпа. — Боже мой, Харрингтоны! А у меня на голове настоящее воронье гнездо! Она принялась прямо руками приглаживать свои непокорные кудри. Гариэлль и Харрингтон уже стояли на пороге. — Мы просто завезли вот это Марку, — пояснил Харрингтон, протягивая Лессингу аккуратно завязанный пакет. — Мы решили снова открыть Делавар, — сказала Гариэлль. — Миссис Вест, обещайте нам приехать в отпуск, как только Ярд отпустит вашего мужа немного отдохнуть. — С превеликим удовольствием! — сказала совершенно искренне Джанет. — Я тоже. Только нам придется захватить с собой и Лэмпа. — А меня? — спросил Марк, развязывая шнурок, которым был перевязан пакет. Внутри оказалась картонная коробка, набитая специальной упаковочной соломкой. Его пальцы, со множеством предосторожностей, ощупывали содержимое коробки. Вот он что-то нашел — и вытащил одну из прелестных масок, некогда украшавших гостиную Харрингтонов. За ней появились еще две. — На тот случай, если вы надумаете снова заняться коллекционированием фарфора, — пояснил Харрингтон. — Кстати, не сообщите ли вы мне адрес Пепа Моргана? Это как раз тот человек, который меня устраивает во всех отношениях. Хочу поручить ему заботу о моих бумагах… Бежим, Гэрри, иначе мы опоздаем на поезд!
Джон Кризи ...И скрылся с места преступления...
Глава 1 Первое преступление
С момента совершения первого преступления прошло четыре года. После того, как было совершено второе, – шесть месяцев. И только тогда кое-кто начал подозревать, что оба эти случая действительно могут быть преступлениями – да и то как на это понятие посмотреть. Все верно, это слово несколько раз произносилось – когда обнаружили тело, и потом, во время следствия, но всякий раз в него не вкладывался специфический криминалистический смысл. Скорее, это слово – "преступление", произносилось вместо словосочетания "какой позор!". Старший инспектор Скотленд-Ярда Роджер Уэст – тот самый, кто потом расследовал всю серию убийств, – прочитал о втором преступлении в "Ивнинг глоб", единственной газете, детально изложившей все обстоятельства. Он пробежал заметку довольно небрежно, как обычно прочитываются сообщения о рядовом дорожно-транспортном происшествии, и когда жена сказала: "Да отложи ты газету, наконец, да садись ужинать!", он подчинился и больше не вспоминал о заметке. Хотя именно в то самое утро преступление было совершено. И совершено примерно следующим образом.* * *
Юнис Марсден разрывалась между желанием и необходимостью: ей очень хотелось успеть на первый автобус, чтобы попасть на Оксфорд-стрит к началу новогодней распродажи, однако надо было отвести Мег в школу – правда, это было по пути, но зато к тому времени все лучшие товары уже раскупят. Правда, и толчеи не будет... Когда приехала миссис Брей, она начала было склоняться ко второму варианту. Но миссис Брей явилась чуть раньше обычного. Миссис Брей сравнительно недавно вошла в дом Марсденов, и Юнис была весьма близка к мысли, что наконец-то заполучила сокровище: длительный опыт общения с приходящей прислугой убедил ее в том, что по большей части эти люди способны только на болтовню. Опасаясь спугнуть удачу, она даже не решалась рассказать мужу о том, как ей повезло. А появление миссис Брей в половине девятого утра – хотя она должна была прийти только к девяти – лишь подтвердило все предыдущие радужные предположения, и Юнис Марсден приняла решение. Служанка приблизилась к воротам небольшого стоящего особняком дома – маленькая полная женщина лет пятидесяти. В сером пальто и серой шляпе, шея плотно обмотана шерстяным кашне. Ее глаза слезились на ветру. Она осторожно преодолела неровно мощенную дорожку. Мег, демонстрировавшая порой чуть ли не телепатические способности, кубарем скатилась с лестницы. – Мисс Бей, – проговорила она, – миссис Бей пришла! Юнис колебалась: какую из ошибок поправлять? Миссис, мисс Брей... И приняла простое решение: – Брей, – сказала она, – с буквой "р". Брей. – Она пришла, – радостно объявила Мег, – можно я открою дверь, мамочка? Девочка прыгала у самой двери. Длинные темные волнистые волосы, которые вскоре превратятся в непокорную гриву, тонкие, почти прозрачные ноги и руки – с такой внешностью при хорошем воспитании можно надеяться на прекрасное будущее... А пока девочка ждала, что скажет мать. Послышались шаги миссис Брей. – Конечно же, открой, – разрешила Юнис. Мег встала на цыпочки и прижала указательный палец к губам. Звякнул колокольчик. Мег прыснула, но мать всем своим видом продемонстрировала, что не одобряет подобное поведение. Раздался еще один звонок, и в этот момент Мег дернула задвижку. – Осторожно, миссис Брей, – сказала Юнис. – А, это Мег, – миссис Брей медленно открыла дверь и улыбнулась девочке. Она никогда не суетилась вокруг ребенка и не поощряла баловства. – Спасибо, Мег. Как прошло утро? – Как хорошо, что вы пришли пораньше, – оказала Юнис, – я сейчас быстро оденусь и успею к началу распродажи. Вы не могли бы отвести Мег в школу? – Конечно, потому я так рано и пришла, – пояснила миссис Брей. – Вы вчера сказали, что все-таки решили приобрести себе новое пальто и новую форму для Мег. Миссис Брей снова улыбнулась и направилась в кухню. Мег пошла за ней, а Юнис бросилась наверх, перепрыгивая через две ступеньки, – мысленно она уже была в магазине. Через десять минут она спустилась, одетая в твидовый костюм трехлетней давности и небольшую черную шляпку, удачно дополняющую наряд. – Пока, Мег! – До свидания, мамочка! Мег, вечная непоседа, кинулась к ней и поцеловала. – Будь послушной. – Да, мама. – До свидания, миссис Брей, и спасибо вам... – Не торопитесь домой, – сказала миссис Брей, – без четверти час я зайду в школу и заберу Мег, так что выбирайте с толком. – Постараюсь. Юнис улыбнулась, а улыбаться она умела. Миссис Брей ответила ей строгим взглядом, едва ли не осуждающим, словно она не привыкла, чтобы ей улыбались. Юнис торопливо шла к автобусной остановке, размышляя больше о прислуге, нежели о Мег. Скорее всего, думала Юнис, жизнь у миссис Брей не сложилась и прошлое было несладким, однако о себе она почти ничего не рассказывала, кроме того, что пожилая леди, у которой она прежде работала, умерла, оставив ей тысячу фунтов в наследство. – Но я не умею подолгу бездельничать, – пояснила миссис Брей Юнис, – мне всегда нравилось работать, миссис Марсден. – А дети, они не будут беспокоить вас? – Думаю, для меня это будет приятное разнообразие, – отвечала миссис Брей. – У меня не возникало проблем с пожилыми людьми, полагаю, их не будет и с юными. Сказать-то просто! Большую часть времени она занималась одной лишь Мег, но на уик-энды в доме появлялись еще два мальчика, одиннадцати и четырнадцати лет, которые учились в довольно престижной школе-интернате – престижной настолько, насколько могли себе позволить Марсдены. Прошло уже три уик-энда, и ни мальчики, ни миссис Брей не проявляли сколь-нибудь заметного энтузиазма по отношению друг к другу, но тем не менее ладили. Часто работа по дому заканчивалась раньше обычного, и Юнис выкраивала час-другой, чтобы вздремнуть после обеда, а к вечеру она чувствовала себя свежей и отдохнувшей. Если и дальше все пойдет таким образом, то миссис Брей действительно окажется сокровищем. Автобус, битком набитый охотниками за дешевым товаром, выехал на Оксфорд-стрит. Юнис все еще думала о прислуге: она вдруг поняла, что не испытывает ни малейшего беспокойства за Мег. Обычно она волновалась, что ребенок может заиграться, убежать, выскочить на дорогу – в пять с небольшим лет чувство опасности еще не развито. От миссис Брей ей не вырваться, думала Юнис, невозможно. Двери магазина были уже открыты, а длинная очередь стояла и на улице. Да, кажется, грядет настоящее сражение, но вдруг удастся приобрести пару приличных вещей? Ее вынесло из автобуса. Так, локти в стороны, голову вниз... Юнис улыбнулась и ринулась в толпу.* * *
Когда Мег и миссис Брей вышли из дома, было двадцать минут десятого – ведь до школы всего десять минут ходьбы. – Мне не нравится, когда бантик на макушке, я люблю бантик спереди, – категорично заявила Мег. – В самом деле? – Да, – сказала Мег, но, увидев, как блеснули серые глаза миссис Брей, поспешно добавила: – Пожалуйста, миссис Бей. – У тебя слишком густые волосы, чтобы делать бантик спереди, – практично заметила та, – и, я уверена, мама говорила тебе об этом много раз. Мы попробуем завязать бантик сбоку и посмотрим, что получится. Она быстро и аккуратно завязала розовую ленточку и пошла за своим пальто. Вскоре они уже были на улице – служанка держала девочку за руку, ветер, слава Богу, дул в спину. Чтобы поспеть за миссис Брей, Мег приходилось семенить быстро-быстро. Когда они подходили к главной дороге, по тротуару пробежал белый котенок и свернул на проезжую часть. – Ой! – Мег попыталась вырвать руку. – После школы мы посмотрим, если котенок никуда не уйдет, – может быть, он позволит погладить себя, – пообещала миссис Брей. – А сейчас нам надо торопиться. Мег исподлобья посмотрела на нее, но все же подчинилась. Котенок скрылся за забором. Проехали два автобуса и фургончик лавочника. Миссис Брей и Мег прошли мимо припаркованного к тротуару автомобиля, за рулем которого сидел водитель. Это была обыкновенная черная машина, ничем особенным не примечательная. На человеке за рулем были серый плащ с шарфом и мягкая фетровая шляпа; он читал газету. В двухстах ярдах впереди был переход – школа располагалась в переулке, на той стороне. Две матери с детьми благополучно перешли улицу. Когда к "зебре" приблизились миссис Брей и Мег, в поле зрения не было ни одного пешехода. Заработал двигатель автомобиля, но миссис Брей не придала этому никакого значения и даже не посмотрела в сторону машины. Откуда-то сбоку послышался звук приближающегося мотоцикла. Совсем далеко ехал автобус, его даже не было видно. Миссис Брей крепко держала ребенка за руку и ждала, когда автомобиль проедет, – но водитель тоже осторожничал. Машина притормозила, и шофер сделал знак рукой, чтобы они переходили улицу. – Теперь крепче держи меня за руку, и пошли, – сказала миссис Брей почти суровым голосом, – и не скачи, пожалуйста. Она посмотрела на противоположную сторону, желая убедиться, что путь свободен, и ступила на пешеходную дорожку. Двигатель автомобиля внезапно взревел. Миссис Брей в испуге повернула голову. Машина мчалась к ним, мотор гудел на низкой ноте. Женщина видела блеск в глазах водителя, его широко открытый рот и сразу поняла, что он здесь для того, чтобы ее убить. Спастись она не успевала. Она вырвала свою руку из ладони Мег и изо всех сил толкнула ребенка назад. А затем – удар. Ребенок лежал на земле, собирая силы и дыхание для вопля боли и ужаса. Мотоциклист – он был еще далеко – видел только ребенка. Двигатель машины взревел еще раз, и она умчалась прочь. И только после этого мотоциклист заметил тело миссис Брей. – Смерть, должно быть, наступила мгновенно, – сказал врач, приехавший пять минут спустя. – Колесо раздавило ей череп. Да, можете ее увезти. А что с ребенком?* * *
Юнис Марсден была в отличном расположении духа: ее поход превзошел все ожидания. Она купила брючный костюм, который стоил двадцать гиней, – а столько он и стоил, но ей он обошелся всего в девять, и один этот факт оправдывал поездку. И еще платья для Мег – в обычное время она вряд ли позволила бы себе столько накупить, но, несмотря на низкие цены по случаю распродажи, все вещи были великолепные. Она повернула на Шелдрейк-стрит и увидела перед домом машину директрисы школы. Ее охватил страх. Мег! Забыв про усталость, она побежала. В чем же дело, где миссис Брей? Мег вылезла из машины, ее нос и подбородок украшали белые повязки. – Мег! – закричала мать. – Мег, что случилось? Вдруг она умолкла и остановилась. Она никогда не забудет взгляда и голоса Мег. – Мисс Бей умерла, – сказала она, – человек в машине ее переехал. К ним подошла директриса: – Это преступление, – начала она, – его следует повесить, он...* * *
Позже и коронер официально заявил, что это – преступление. Коронер отложил следствие, чтобы дать полиции еще одну возможность разыскать машину и водителя, но никакого результата это не дало. Единственным свидетелем был мотоциклист, но он видел все издали и утверждать мог лишь то, что двигатель автомобиля вдруг взревел. Он не смог разглядеть номерной знак, потому что глаза его слезились от ветра. От такого свидетеля толку не было. Полиция открыла дело – для отдела по расследованию уголовных преступлений наезд и бегство с места происшествия являются самым тяжким нарушением закона. Но это преступление было удостоено всего нескольких коротких строчек, и газетчики забыли о нем – миссис Брей при жизни была фигурой слишком незначительной, ее смерть не стала событием для уголовной хроники. Странностей в этом деле было предостаточно, и одной из них оказалось то, что полиция о миссис Брей почти ничего разузнать не сумела, кроме того, что у нее была комната в районе Патни, что она двенадцать лет присматривала за одной пожилой женщиной и та завещала ей кое-какие деньги. Сама же миссис Брей оставила после себя почти семь тысяч фунтов стерлингов. Завещания не было, и никто на наследство не претендовал. Шли месяцы, дело находилось на контроле Скотленд-Ярда. Роджер Уэст изучил все отчеты, но не мог найти ничего нового, что проливало бы свет наличность миссис Брей, и ничего, что как-то характеризовало бы поведение водителя. Действительно непонятно, почему же он скрылся, – то ли просто потерял голову после наезда, то ли сбил умышленно. Специалисты Скотленд-Ярда считали вторую гипотезу настолько маловероятной, что даже не рассматривали ее всерьез. Кое-что Уэст все же обнаружил, но отнесся к своей находке скептически. В кратком миге известности, который осветил конец унылой, хоть и весьма полезной жизни миссис Брей, присутствовала какая-то извращенная ирония: за четыре года до этого она выступала в качестве свидетельницы по делу о молодой женщине, погибшей в результате дорожно-транспортного происшествия. И только потому, что на верхнюю строчку в списке качеств, необходимых офицеру полиции, Уэст всегда заносил скрупулезность, он обратился за подробностями к коллеге, по отделу которого проходило это происшествие. Ответ получил он в тот же день: – Все просто: женщина вышла из автобуса и стала обходить его сзади, при этом не глядя по сторонам. Никто, кроме нее, в этом не был виноват: есть несколько свидетелей. Эта миссис Брей шла прямо за ней, потому-то на ее показания и можно было положиться. Самое ужасное, что та женщина умерла не сразу, а еще промучилась больше года. Но смерть ее – результат наезда, в этом не было никаких сомнений. Можно было бы расспросить о деталях, узнать имена водителя, других свидетелей, но, казалось, в этом нет никакого смысла. – А что это была за машина? – на всякий случай спросил Роджер. – "Ягуар". Шел всего со скоростью двадцать пять или тридцать миль. Да даже если б и быстрее, водитель все равно ни в чем не виноват. Хотя полицейскому, расследующему дорожно-транспортные происшествия, так говорить и не положено. Просто несчастный случай, думал Роджер. Жизнь стала опасной, люди рискуют каждый день – дороги, машины, полиомиелит, рак, война... Связывать эти два случая не имело никакого смысла. Миссис Брей была сбита машиной, мощность которой не превышала десяти или двенадцати лошадиных сил. На этом настаивал свидетель, подкрепляя свои показания заявлением, что это был автомобиль "обычной" марки: такую машину с "ягуаром" никто бы не спутал. Да, печальный финал для миссис Брей. А ведь как хорошо все складывалось: семь тысяч фунтов, удобная работа у Марсденов... Должно быть, на предыдущем месте ей хорошо платили, а может, получила приличное наследство или даже выиграла в футбольный почтовый тотализатор. В данный момент ее семь тысяч фунтов существенным фактом не представлялись. Зато следующее преступление на несчастный случай не походило никак.Глава 2 Второе преступление
Розмари Джексон не знала о существовании Юнис Марсден, и в их образе жизни не было ничего общего. Правда, как и Юнис Марсден, она была замужем, но это произошло так недавно, что Розмари все еще не могла прийти в себя от счастья. Ей было двадцать три года – светловолосая, хорошенькая и, по мнению всех родственников Чарлза Джексона, крайне неудачная партия. Однако он на ней женился, и все были вынуждены признать за ней по крайней мере одно достоинство: у нее не было ни малейшего стремления к экстравагантности. Это несколько утешало, ибо если у Чарлза и имелся недостаток (тоже один) – так это некоторая скуповатость. Откровенно говоря, он мог бы позволить себе кое-что получше крохотной двухкомнатной квартирки, пусть даже она и находилась в престижном районе Лондона. Во всяком случае, она была в центре. Вообще-то квартирка выглядела очаровательно. У Розмари обнаружились неожиданные таланты, в том числе и к дизайну – изучив дорогие журналы, она так украсила и обустроила квартиру, что привела всех в восторг. – Милочка, – ворковала ее невестка, – вам следовало бы профессионально заняться интерьерами. – Я знаю, – приветливо отвечала Розмари, – я бы так и поступила, если бы уже не приобрела профессию. – Какую же, дорогая? – Профессию жены, – столь же невозмутимо заключала Розмари. Это было жестоко, если принять во внимание, что невестке давно перевалило за тридцать, а отсутствие брачных предложений сделало ее агрессивной. На самом деле Розмари обладала куда большими достоинствами, чем те, что обнаружили в ней ее новые родственники, и в первую очередь терпением: она впервые за полтора года непрерывных уколов ответила ударом на удар. Она уже начала чувствовать себя более или менее спокойно в "замужнем состоянии" – а в том, что Чарлз непременно будет на ее стороне во всех стычках, она была уверена абсолютно. Чарлз Джексон был на пять лет старше своей Розмари, он занимал пост "младшего" партнера в юридической конторе "Мерридью, Баркер, Кайл и Мерридью", и никто не сомневался в его блестящем будущем. Недавно его избрали секретарем правительственной комиссии по проблемам наркомании. Комиссия состояла из политиков, врачей и крупных фармацевтов. Отчет, который подготовил Джексон, представлял собой образец четкости и выразительности, и эта работа помогла ему сделать имя. Розмари была убеждена, что ему следовало бы войти в коллегию адвокатов, поскольку он был превосходным оратором, умел быстро и четко выстраивать факты и на все имел ответ. Она часто слышала его выступления в суде магистратов, где ему почти всегда поручали защиту особо трудных дел. И люди говорили: "Это Чарлз Джексон, защитник по самым безнадежным делам". Все это Розмари знала. Она была счастлива до умопомрачения и надеялась, что Чарлз разделяет ее чувства. Это случилось примерно через два месяца после смерти миссис Брей, о которой Розмари случайно прочитала в "Ивнинг глоб". Розмари занималась бесконечными домашними делами. Было одиннадцать утра. День стоял редкий для Лондона – прозрачный, золотой, не было ни тумана, ни снега, ни дождя. Окно длинной и узкой гостиной выходило в сквер у большого дома на площади, и солнце ярко освещало голые ветки двух серебристых берез – их словно покрыли светящейся краской. Прямоугольный газон был безукоризненным, в центре находились две клумбы желтофиолей. "Пойду прогуляюсь", – решила Розмари. Она облачилась в котиковое пальто: во-первых, может похолодать, а во-вторых, в любом случае глупо не надеть главный свадебный подарок Чарлза. Она примерила шляпку, отороченную таким же черным мехом, улыбнулась своему отражению в зеркале, поймала ответный взгляд веселых голубых глаз и быстро сбежала по ступенькам. В цокольном этаже располагался гараж, и иногда на лестнице можно было почувствовать слабый запах бензина. Подойдя к входной двери, она услышала шаги снаружи. Дверь была незастекленной и без глазка, поэтому Розмари не видела, кто это мог быть. Но если открыть дверь прямо перед носом человека, который приготовился позвонить, он может смутиться и даже испугаться. Поэтому Розмари ждала. Звонка не последовало. Вместо этого раздался стук открываемой крышки почтового ящика, стук падающего письма – двух писем, и дверца снова закрылась. – Из Австралии, – вслух сказала Розмари, изучая почтовую марку с изображением кенгуру. Это письмо было адресовано Чарлзу. – От его друга Мастерса. Вот Чарлз обрадуется! Розмари посмотрела на второе письмо. Адрес напечатан на машинке, штемпель лондонский, а письмо адресовано ей! Она еще ни разу не получала столь официально выглядящего послания – все письма ей писались от руки. В маленьком холле было темно, поэтому она открыла дверь и, держа письмо в руке, вышла на улицу. Солнце ударило ей в глаза, осветило булыжную мостовую, шофера, полирующего на противоположной стороне улицы "роллс-ройс", – пожилой человек на мгновение прервал свое занятие и с явным удовольствием посмотрел на Розмари. Люди часто так делали. – Доброе утро, – сказала Розмари и получила в ответ широкую улыбку. Письмо из Австралии она положила в карман пальто – Чарлз знал, что она испытывает слабость к карманам, – и неторопливо, нежась в лучах солнца, пошла по улице. Наконец она открыла письмо. Оно было напечатано на простом, гладком листе бумаги, без обращения и подписи, всего одна фраза: "Ваш муж вам изменяет". Розмари остановилась так резко, что со стороны могло показаться, будто она наткнулась на стену. Она смотрела на эту единственную фразу, словно надеялась, что под ее взглядом она исчезнет. "Ваш муж вам изменяет". Эта фраза была как удар, шрифт такой черный, словно траурный. – Чепуха! – выдохнула Розмари. Она смяла, но не выбросила письмо и ускорила шаг. Она едва соображала, куда идет. Сначала она испытала шок, но на смену ему пришла ярость. Она крепко стиснула письмо, словно это была шея того, кто писал. Жалкая чушь! И она чуть ли не бегом пустилась за угол. Шофер, несколько озадаченный таким ее поведением, пожал плечами и вернулся к своему делу. Чтобы попасть на остановку, Розмари надо было перейти магистраль, а там автобус отвез бы ее в Гайд-парк. Но она не стала переходить дорогу. Перед глазами все стояли эти черные слова. Конечно же, это вранье, напрасно она так расстраивается, дикое, злобное вранье, но... Почему же кто-то отправил ей это послание? Кто может желать ей несчастья? В конце концов она все же перешла к остановке и спустя двадцать минут была уже в парке. Погода была почти весенняя, вот только листья не распустились и ветки деревьев на фоне неба напоминали гигантскую паутину. Солнце пригревало, она расстегнула пальто. Несколько человек устроились прямо на траве, другие бродили по дорожкам. Звуки улицы, шум машин доносились откуда-то издалека. Розмари пошла через лужайки – она хотела побыть одна и вновь и вновь задавала себе все тот же вопрос. Зачем ей послали такое нелепое письмо? Она еще раз посмотрела на конверт: ошибки не было, письмо адресовано миссис Чарлз Джексон. А что скажет Чарлз? Розмари принялась рассуждать сама с собой: о таких ситуациях читаешь в книжках, но, столкнувшись с ними в действительности, испытываешь потрясение. Следует ли рассказать об этом Чарлзу? Он так занят на службе, так беспокоится о своей работе и, кроме того, он же готовится к делу об убийстве, которое ему поручил Старый Нод, королевский адвокат! А ведь на прошлой неделе он несколько раз задерживался по вечерам... Она вздрогнула. – Нет! – вслух воскликнула Розмари. Пасущаяся поблизости овца прекратила жевать и внимательно посмотрела на Розмари. – Это же смешно! Не стану я показывать ему это письмо, – объявила Розмари, – и думать о нем не буду. Но она молила небо: хоть бы Чарлз не позвонил и не сказал, что снова задерживается!* * *
Он не позвонил. Он вел себя естественно и непринужденно, он даже не взял работу домой: заключение практически готово, и завтра он должен встретиться со Старым Нодом. Розмари о письме никому ничего не сказала.* * *
На следующее утро, когда Чарлз брился, а Розмари готовила завтрак, она услышала звонок почтальона – тот, который приходит по утрам, всегда звонит дважды и очень резко. Обычно она предоставляла Чарлзу самому заниматься почтой, но сейчас вдруг засуетилась и первой схватила письма. Чарлзу Джексону, эсквайру... эсквайру... эсквайру... Миссис Чарлз Джексон. Конверт был точно такой же. Она рассматривала письмо. Потом повернулась и медленно пошла наверх – она так сильно стиснула челюсти, что заболели зубы. Она слышала шипение пригорающего бекона, но это уже не имело значения. На середине лестницы она опустила письмо за ворот платья, и в этот момент из стопки выпал еще один конверт, который она сначала не заметила. Чарлзу Джексону, эсквайру. Маленький бледно-голубой конверт, округлый женский почерк, слабый запах духов. Ничего подобного раньше не было. Она поднялась наверх и услышала голос Чарлза: – Осталось две минуты, лапочка! – Бегу! Она заторопилась. Он был целиком погружен в предстоящее совещание со Старым Нодом – его первая непосредственная встреча с этим великим человеком! Он положил письма на стол, рядом со своим прибором, и очень удивился, что завтрак еще не готов. А Розмари чувствовала, что сегодня он может устроить по этому поводу скандал. Обычно ей удавалось предотвращать ссоры шутками, но сейчас она не испытывала ни малейшего желания шутить: уголок конверта колол ей грудь. – Буквально секунда, – сказала она, – а ты пока просмотри свою почту. – Нет-нет, – ответил Чарлз, – пока Старый Нод не разнесет меня в пух и прах в своем кабинете, я не смогу думать ни о чем другом. "Секрет успеха, – как говорит наш мистер Мерридью-старший, – концентрация, мой мальчик, концентрация. Когда тебе предстоит дело исключительной важности, сосредоточь на нем вес свое внимание, не распыляй мысль и энергию. Концентрируйся!" Он так точно передразнил шефа, что Розмари рассмеялась – рассмеялась несмотря на свое настроение, несмотря на то, что он сгреб все письма в карман, в том числе и надушенное письмо, которое вполне могло оказаться любовной запиской. Однако предстоящий "разнос" у судьи не испортил ему аппетита. И он, как всегда, крепко ее поцеловал. В какой-то момент она испугалась, что он заметит спрятанное на груди письмо, но все обошлось – он торопливо сбежал по лестнице, махнул рукой и быстрым шагом пошел прочь: хорошо сложенный мужчина, чуть выше среднего роста, черное пальто, серые брюки в тонкую полоску, котелок, черный портфель. Она достала письмо: «Если не верите, посмотрите в карманах его светло-серого костюма». Да нет же! Ничего подобного она делать не станет – дождется Чарлза и покажет ему оба письма. Через пять минут ее решимость ослабла. Она пошла в спальню. Места здесь хватало только для двухспальной кровати, туалетного столика да пары комодов светлого дуба; платяной шкаф был встроен в стену. Она резко раздвинула створки, прекрасно зная, где находится светло-серый костюм Чарлза. Костюм висел на месте. Розмари дотронулась до вешалки, но снять костюм не смогла. Ее всю колотило – она чувствовала себя как школьница перед ответственным экзаменом. Наконец она твердым голосом произнесла: – Я не найду себе места, пока не посмотрю. Она сняла костюм с вешалки и понесла его в гостиную. Встала напротив окна. И вновь почувствовала страх и неуверенность. Костюм был выглажен отлично – она сама вешала его в шкаф после того, как Чарлз его в последний раз надевал, и помнила, что он нуждается в утюжке. Чарлз был очень придирчив к своим вещам, словно франт. Она подняла пиджак повыше и, плотно сжав зубы, стала проверять карманы, то и дело поглядывая на пальцы, словно желала убедиться – не испачкала ли она их этим предательским обыском. И сразу же почувствовала, обнаружила то, что она меньше всего ожидала: слабый запах духов, такой же, какой исходил от письма. От одного из карманов жилета шел другой запах – и на своих пальцах она увидела частицы пудры. Вся ее косметика была в целости и сохранности, ни одна пудреница не просыпалась, и она ни разу не просила Чарлза положить пудреницу в свой карман. Из нагрудного кармашка выглядывал аккуратно сложенный бледно-серый шелковый платок. Она осторожно потянула за кончик: пятна губной помады невозможно спутать ни с чем. Следы были и четкие, и размазанные, будто помаду стирали, – с губ, щек, лба, отовсюду. Теперь ей предстояло принять серьезное решение: то ли бросить эти обвинения ему в лицо, то ли выждать удобный момент.* * *
Роджер Уэст, естественно, ничего не знал об этих событиях. Тем не менее он был связан с ними косвенным образом, так как именно ему поручили расследовать убийство пожилой леди, чей племянник был привлечен к суду и слушание дела которого было назначено на следующей неделе. Главным защитником выступал Старый Нод. Позиции Скотленд-Ярда были не самыми прочными – в этом мнении сходились и помощник комиссара, и государственный обвинитель, и Роджер Уэст. Сомнений в виновности племянника не было ни у кого, но в цепи доказательств имелись серьезные изъяны – ив случае правильной защиты эти изъяны могли позволить выпустить его на свободу. Старый Нод считался гением по части нахождения слабых мест даже там, где их не было, и потому, когда Роджер узнал, кто будет возглавлять защиту, у него вырвался стон. Он знал адвокатскую контору "Мерридью, Баркер, Кайл и Мерридью" и множество раз присутствовал в суде, когда защиту обвиняемых – обычно по самым тривиальным делам – вел Чарлз Джексон. Он отличался безукоризненной подготовкой дела – очевидно также было и то, что он предпочитает работу на защиту, а не на обвинения. – Это доставит нам массу неприятностей, – пророчествовал в то утро Роджер. – Когда дело закончится, я бы хотел с ним познакомиться. Интересно, что им движет. – То есть жаждет ли славы и богатства или же он человек с определенной миссией? – сухо осведомился помощник комиссара. – Не знаю, какой тип мне нравится меньше. Неважно, что им движет, лучше попытайтесь залатать в деле дыры. Я не хочу, чтобы племянничек оказался на свободе.* * *
Третье преступление началось тихо, незаметно, и поначалу Розмари Джексон не понимала, что это – преступление, а она – часть общей схемы. Она лишь знала, что пока не пришло то письмо, она была очень счастлива, сейчас же с колоссальным трудом держала себя в руках. Она ожидала вечерней встречи с Чарлзом и не представляла, как сможет смотреть ему в глаза, не рассказав о письмах. Но что, если обвинения окажутся ложными, если доказательства, которые она обнаружила, – фальшивые? Она ведь расстроит его – именно в то время, когда ему нужна максимальная концентрация. Четвертое преступление весьма отличалось от всех остальных (за исключением первого). Оно тоже было кровавым. И его жертвой тоже была женщина. Энергичная, замужняя женщина средних лет. Она жила в северном пригороде Лондона и занималась там филантропической деятельностью. Эта женщина была саркастичной и бесстрашной – именно так она излагали свои взгляды из судейского кресла, поскольку была председателем суда в Лайгейте. Короче говоря, это была женщина, обладавшая властью. В ночь преступления она была в своем доме одна, ничего не опасалась и ничего не подозревала.Глава 3 Четвертое преступление
Неизвестный подошел к дому судьи со стороны ворот, ведущих к гаражу и черному ходу. У ворот было темно – ближайший уличный фонарь располагался в ста ярдах, хотя над парадным входом и горело несколько фонарей. Человек двигался совершенно бесшумно. Одет он был во все черное. Заканчивался март, и луна входила в свою последнюю фазу. Дул сильный ветер, по небу летели облака, они то закрывали звезды, то пропускали их слабый свет, и ветер гнал их дальше. Человек попробовал ручку двери черного хода. Дверь была закрыта, но иного он и не ожидал. Затем, пользуясь ручным фонарем, он осторожно обследовал окна задней части дома. Все защелки оказались закрытыми, и он не стал их взламывать. Он отступил назад и начал осматривать второй этаж – ему показалось, что одно окно слегка приоткрыто. Слышно было только завывание ветра. Над дверью черного хода распластался козырек. Казалось, ухватившись за него, совсем нетрудно подтянуться и забраться наверх. Ноги человека скользили по кирпичной стене, срывались, и когда он влез на козырек, то не мог отдышаться. Но вскоре он пришел в себя, встал на колени и усмехнулся. Дождался, пока дыхание полностью восстановится, выпрямился в полный рост и понял, что без труда может дотянуться до открытого окна. Он немного подался вправо и толкнул оконную раму, она легко скользнула вверх. Было совершенно темно, лишь метались серые тени облаков да деревья стонали на ветру. Человек начал подтягиваться к окну. В этот миг на дорогу вырулила какая-то машина, ее фары отбрасывали пучки света. Человек на козырьке замер. Снопы света качались вверх-вниз, двигатель урчал, и когда автомобиль достиг угла, водитель вначале притормозил, потом дал газ и помчался в сторону пустыря, со скоростью, явно превышавшей допустимую ночью и даже на пустынной дороге – явно более пятидесяти миль в час. Но еще до того, как машина скрылась из вида, человек уже был внутри дома, в широком коридоре. С одной стороны – стена и окно, с другой – три двери. Он прошел по коридору и очутился на большой лестничной площадке. Свет огромной люстры заливал площадку, коридоры, широкую лестницу и большой, обшитый деревом холл, – здесь по стенам висели выцветшие портреты, в углах стояли семейные реликвии – свидетельства чести и гордости. Когда-то этот дом был богат, сейчас же в нем жили, мужественно сохраняя традиции и желание во что бы то ни стало сохранить прошлое. Это был дом миссис Джонатан Эдвард Китт, кавалера ордена Британской империи, мирового судьи. В настоящий момент она находилась в самой маленькой из четырех комнат первого этажа.* * *
Она сидела спиной к двери, за письменным столом, созданным триста лет тому назад, изучала какие-то бумаги и делала пометки. Свет от камина окрашивал ее правую щеку нежно-розовым цветом и отражался в глазах. Свет стоящей слева настольной лампы ярким пятном лежал на ее седых волосах, серебрил лицо, полную шею, крепкие руки. Она была одета в костюм, но в комнате было жарко, поэтому жакет висел на спинке стула. Блузка была слишком яркой для женщины таких габаритов: синяя с розовым и лиловым, из тонкой ткани, со множеством кружев и рюшек. Миссис Китт обожала кружева и яркие вещи – за ними она скрывала свою прямоту и чисто мужскую силу. Она и внешне была не очень женственна. Дыхание у нее было тяжелым. Ничто не отвлекало ее внимания, снаружи не доносилось ни звука, и она даже не слышала, как поворачивается ручка двери. Шелестели лишь бумаги у нее в руках. По улице проехала машина, уже вторая за десять минут, но вряд ли она обратила на нее внимание. Дверь очень медленно приоткрылась. И вдруг раздался пронзительный звук, словно сигнал тревоги, – телефонный звонок. Человек испугался, но у него хватило выдержки не захлопнуть дверь. Звонок заставил миссис Китт вздрогнуть, но она не отложила карандаша, не прекратила листать бумаги – просто сняла левой рукой трубку и сказала: – Миссис Китт слушает. Кто?.. А, советник Уиллерби, я ждала вашего звонка. Голос ее звучал решительно. Она сейчас же бросила свое занятие и сосредоточилась на разговоре. – Что?.. Да, конечно, я все изучила, сейчас вплотную занимаюсь деталями, и я не вполне довольна тем, что мы так вольно распоряжаемся деньгами налогоплательщиков... Я отлично знаю, что надушу населения получается совсем не много, я все-таки иногда думаю, не сомневайтесь... И все же налог увеличится в среднем на два пенса и вряд ли вам стоит рассчитывать на мою поддержку... Нет, я пока еще окончательно не решила, я согласна, что в отношении этой автомобильной стоянки надо принять самые решительные меры, преследование автолюбителей у нас в стране принимает чудовищные формы, но это уже к делу не относится. Вы со мной согласны? Тяжело дыша, она слушала собеседника. Человек проскользнул в комнату. Не отводя напряженного взгляда от миссис Китт, он прикрыл за собой дверь. Затем извлек из кармана обрезок велосипедной цепи длиной около фута – вполне достаточно, чтобы намотать на затянутую в перчатку правую руку. Его фигура отражалась в зеркале над камином, но человек этого не замечал: он смотрел на затылок миссис Китт, на завитки седых волос, тугой серебристый пучок. Человек уже был на расстоянии вытянутой руки от миссис Китт. – Советник Уиллерби, – резко сказала миссис Китт, и в ее голосе зазвучали агрессивные "судейские" нотки, – я великолепно знаю о своих обязательствах перед ближними, но я так же великолепно знаю – и я много раз заявляла об этом со своего судейского кресла, – что, с моей точки зрения, автомобилист – жертва чуть ли не всех несправедливостей нашего цивилизованного мира. Он платит налоги за автомобиль, бензин, шины, масло – за все. Он платит непомерные деньги за любой вид обслуживания, полиция постоянно его унижает, я бы сказала, преследует, у него нет места, где бы он с удобствами мог припарковать свою машину, и так далее. Но все это отнюдь не значит, что я приму сторону любого проекта, способствующему автолюбителям за счет других членов общества, и уж, конечно, не за счет жителей Лайгейта. Закончив этот монолог, она дышала уже не просто тяжело, а с хрипами. Но тут она вновь, очень резко вступила в разговор: – Прекрасно! Если вы не в состоянии придерживаться рамок приличия, нет смысла обсуждать вопрос дальше. Когда я обещала вам поддержать план строительства стоянки, я исходила из того, что этот план учтет практические трудности ситуации. Спокойной... В трубке послышался резкий щелчок. Советник Уиллерби бросил трубку. Она осеклась, потом медленно положила трубку на рычаг и прижала ладонь ко лбу. Человек за спиной миссис Китт не видел ее лица и потому не знал, что она закрыла глаза от внезапно обрушившейся усталости. Она медленно наклонила голову – позу удобнее трудно и представить... – Что со мной происходит? – спросила она себя и комнату, которую считала пустой. – Он вполне милый маленький человек, почему же я... Она осеклась. Позади послышался звук, и она попыталась повернуться в кресле, но не успела. Краем глаза она уловила силуэт мужчины, но не разглядела его лица, единственное, что она увидела, – темно-серую саржу пиджака и блестящие черные пуговицы. Он ударил ее с нечеловеческой силой. У нее вырвался вопль ужаса и боли. Он вновь ударил ее, и вновь, и вновь.* * *
Примерно через двадцать минут он вышел. Миссис Китт лежала на полу у кресла – кровь на ковре, руках, ладонях, которыми она пыталась защитить себя. Трудно было определить, дышит она или нет. На самом деле она еще дышала. Нападавший вышел через парадную дверь и торопливо направился через длинный газон к боковому выходу. Выйдя из ворот, осторожно двинулся вдоль высокой стены, держась к ней вплотную: даже если бы за ним кто-нибудь специально наблюдал, разглядеть его в темноте было бы невозможно. Так он добрался до угла дома. С противоположной стороны показался велосипедист, он был как раз между человеком и его припаркованной на перпендикулярно расположенной улице малолитражкой. Человек увидел, что это полицейский. Он отчетливо слышал шелест шин по дороге. Что-то позвякивало, вероятно, звонок на руле. Полицейский проехал мимо. Человек в темно-серой одежде не посмотрел ему вслед, он сразу направился к машине, фары которой светили вполнакала, как того требовали правила, и сел. И только тогда огляделся вокруг. Полицейский уже завернул за угол, дорога снова была пуста. Водитель завел двигатель, машина тронулась.Глава 4 Роджер Уэст
Наутро после нападения на миссис Китт старший инспектор нового Скотленд-Ярда Роджер Уэст, по прозвищу "Красавчик", вошел в кабинет и с удивлением обнаружил, что четыре других старших инспектора стоят все вместе у окна. Он настолько хорошо знал этих людей, что, как правило, не замечал их присутствия. Эдди Дей, с огромным пузом и торчащими вперед зубами, из-за чего его рот был вечно полуоткрыт. Высокий и крупный Билл Слоун, недавно вернувшийся назад из другого отдела, – благодаря своему свежему виду и ухоженным светлым волосам он больше походил на футболиста, нежели на профессионального детектива. Пухленький, печальный, но очень опытный Калдер. И Джим Ридон, самый маленький по росту, но старший по возрасту. – Хэлло, Роджер, ты слышал? – спросил Ридон. – У вас что, народное гуляние или праздник по случаю Дня преступника? – вопросом на вопрос ответил Роджер. Группа слоняющихся без дела инспекторов – это нечто из ряда вон выходящее. Значит, что-то значительное произошло во внутренней жизни Скотленд-Ярда – либо пронесся слух о новой системе премиальных или о пересмотре графика ночных дежурств, либо сверху пришли какие-то новые инструкции. По мрачной реакции коллег Уэст понял, что ошибся в своих предположениях, и добавил примирительным тоном: – Да нет же, я только вошел. У него возникло странное ощущение: похоже, коллеги не знали, как он воспримет новость, которую они собрались выложить. Даже Слоун, проработавший под его, Уэста, началом много лет, казался смущенным. Ридона явно тревожило то, что ему предстояло сказать, его темно-карие глаза слишком уж сверкали. – Что, Ньюман подал прошение? – требовательно вопросил Роджер. – Помощник комиссара серьезно болен, – сказал Ридон. – Коронарный тромбоз. Это случилось ночью. Дело очень серьезное. – О! – только и мог произнести Роджер. Теперь ему стало понятно их настроение. Он медленно, опустил руку в карман и достал сигареты. Пристально глядя на товарищей, закурил. Он прекрасно понимал, почему их смущала и тяготила обязанность сообщить ему эту новость. Он глубоко затянулся и спросил: – Где он? Он задал этот вопрос только для того, чтобы хоть что-то узнать о том, где находится сейчас сэр Гай Четуорт, помощник комиссара уголовного розыска. Важно, что он при смерти. – В Вестминстерском госпитале, – сказал Ридон. – Когда в последний раз туда звонили? – Нам только что сообщил об этом Кортленд, а ему – министр, – ответил Ридон. – Понятно, – Роджер снова полез за сигаретами. Теперь он также стал одним из тоскливо топчущихся инспекторов, и все равно между ними пролегала черта. Он смотрел из окна на большой двор внизу, на бесконечные ряды окон противоположного крыла здания, и ему казалось, что в каждом из них он видит Четуорта. Огромный, толстый, он по объему уступал только Эдди Дею, с красными, обветренными щеками, венчиком седых волос вокруг большой лысины, сияющей, словно отполированная. Сэр Четуорт, похожий на крестьянина. Он мог быть вспыльчивым, настоящим людоедом, однако был самым популярным помощником комиссара среди всех, кого когда-либо знал Роджер. "Друг всех полицейских", – сказал как-то один циник, и он был недалек от истины. И друг Роджера Уэста. В департаменте никто не сомневался, что новость эта огорчит Роджера сильнее, чем всех остальных. Четуорт и он "видели" ситуации и проблемы одинаково – и несколько иначе, чем все остальные. Только вчера вечером они разговаривали в этом самом кабинете – Четуорт заглянул сюда, чтобы сообщить Роджеру, что из апелляционного суда по уголовным делам новостей еще не было: они предполагали, что обвиняемый в убийстве подаст апелляцию. Ньюман и был тем молодым человеком, кто обвинялся в убийстве своей тети, – над этим сложным и щекотливым делом Четуорт и Роджер работали несколько недель. – Министр распорядился распространять среди сотрудников все поступающие бюллетени о состоянии его здоровья, – продолжал Ридон. Другими словами, Роджер не мог ничем помочь. Это было ясно. Он бросил недокуренную сигарету в большой камин. Огня почти не было, лишь тлели несколько углей. На улице светило солнце, слишком яркое для конца марта. – Кортленд сказал, что когда ты просмотришь все, что у тебя на столе, он хотел бы с тобой поговорить, – сообщил Ридон. – Спасибо. А как вообще прошла ночь? – Роджер подошел к своему столу, самому дальнему от двери. На ярко-желтой поверхности стояли корзинки для бумаг с табличками "Входящие", "Выходящие", "В работе" и "Законченные". Вертящийся стул. По стене проходила черная полоса: след от спинки. – Так себе, – ответил Билли Слоун. Он уселся за свой стол, напротив Роджера. Все остальные разошлись – ив этом кабинете не привыкли терять время попусту. – Грязное дело в Лайгейте. Думаю, Кортленд тебя по этому поводу и вызывает. – Грязное, да? – повторил Роджер, пододвигая к себе бумаги. Если бы не тот наезд на миссис Брей, дела его были не так уж плохи; Четуорт тоже занимался поисками сбежавшего водителя. Как же тяжело! И ведь еще вчера вечером они все сидели и говорили об апелляционном суде... Ладно, дело есть дело. Пора работать. Бумаг на столе Роджера было меньше обычного: на прошлой неделе он сумел переложить несколько папок в корзинку "Законченные", и сейчас они отправились в архив. Он просмотрел бумаги, сделал несколько пометок, отложил пару дел в сторону – надо будет обсудить их с кем-нибудь из суперинтендантов, и наконец добрался до копии отчета из полицейского участка в Лайгейте. Это был отличный отчет, без лишних слов. Прошлым вечером одна пожилая и известная жительница Лайгейтской пустоши подверглась в своем собственном доме жестокому нападению. В настоящее время она еще без сознания. По-видимому, мотивом было ограбление, так как комната, в которой находилась пострадавшая, была перевернута вверх дном. Однако были в деле некоторые странности, что подтверждала приколотая к отчету записка от Кортленда: "Загляните ко мне, ладно?". Обычно Кортленд вызывал П. К., а уже Четуорт посылал за Роджером. Сейчас промежуточное звено исчезло. Дай Бог ему здоровья, промежуточному звену. Роджер снял трубку: – Суперинтенданта Кортленда, пожалуйста. – Да, сэр. И почти сразу же: – Соединяю. – Благодарю... Доброе утро, Фрэнк, это Уэст, – поприветствовал начальство Роджер. – Да, конечно, сейчас приду. Он аккуратно загасил сигарету и заметил, что это уже третья, – три сигареты менее чем за полчаса! Встал, взял со стола папку с делом по Лайгейту. В комнате оставался только Эдди Дей, зарывшийся в ворох бумаг и что-то рассматривавший через лупу. Эдди был лучшим в Скотленд-Ярде – а может быть, и в мире – специалистом по фальшивкам, и он свято верил во всемогущество увеличительного стекла. В девяти случаев из десяти лупа показывала ему именно то, что он и хотел увидеть. Роджер вышел из кабинета. Новость о Чету орте легла камнем на сердце. Он заставил себя думать о лайгейтском деле. Пока он зацепился только за имя – судья миссис Китт. Имя было знакомым, и у "него возникло чувство, что при иных обстоятельствах он уже понял бы, почему. Но сейчас воспоминание ускользало. Судья миссис Китт... Миссис Китт, мировой судья. Вот оно что! Вот как следовало ее величать! Некрасивая миссис Китт, мировой судья, была символом. При любой возможности она вставала на защиту автомобилистов, она относилась к ним совершенно иначе, нежели большинство магистров и судей. Порой в этой своей поддержке их она была даже близка к безрассудству. Ее гневные высказывания часто цитировали вечерние лондонские газеты – иногда фразы были настолько хлесткими, что их перепечатывали и утренние издания: "Порой у меня возникает впечатление, что у среднестатистического полицейского нет никаких иных дел, кроме как притаиться где-нибудь в темном углу и ждать, когда ничего не подозревающий водитель припаркует свою машину в неположенном месте". После такой филиппики в газетах появлялся заголовок: "Судья утверждает, что полиция прячется по темным углам". Или же она заявляла: "Почему почти во всех дорожно-транспортных происшествиях вина падает на водителя? Половина из них лежит на совести безответственных пешеходов и ополоумевших велосипедистов". В свободном переводе газетчиков это звучало так: "Судья считает велосипедистов помешанными". Она была не единственным судьей с собственным мнением и острым языком, да и скандалов с ней связано не было – во всяком случае, Роджер не мог их припомнить. Значит, она никогда не заходила слишком далеко – по крайней мере, настолько далеко, чтобы вызвать обоснованное неудовольствие местной полиции. Суперинтендантом в Лайгейте был Джем Коннолли, до отставки ему оставалось несколько лет: старый служака, один из лучших. Вероятно, втайне ему нравилась эта женщина. Роджер постучал в дверь кабинета Кортленда: – Войдите... О, привет, Красавчик. Одно время Кортленда не любили, но не так давно он сумел, наконец, выбраться из своей защитной раковины, и к нему стали относиться с большим уважением, хотя симпатий в общем-то не испытывали. Грузный, с бледным лицом, скучный и нудный – у него полностью отсутствовало чувство юмора – Кортленд делил этот кабинет с еще одним суперинтендантом, который сейчас выехал в город по делу. – Присаживайтесь... жаль, что так случилось с сэром Гаем... вот уж никогда бы не подумал. – Да, новость не из приятных, – сказал Роджер. – Кто б мог предположить, что такое произойдет именно с ним! Для них всех его розовые щеки были всегда свидетельством крепкого здоровья. А его способность работать почти круглосуточно! Хотя надо было бы сообразить, что чрезмерно энергичному человеку, особенно когда ему за шестьдесят, есть чего опасаться. – Какие-нибудь новости? – спросил Роджер. – Какие там новости! Лежит в кислородной палате, за ним отличный уход – хотя бы об этом можно не беспокоиться. Но после таких историй человек редко выкарабкивается. Очень редко. – Да, – с каменным выражением лица произнес Роджер. – Ну ладно, теперь о Лайгейте, – наконец-то Кортленд перешел к делу. – У вас пока нет никаких соображений? – Нет. – Может быть, есть смысл поговорить с Джемом Коннолли? Он звонил полчаса назад. Ему кое-что непонятно, хочет поговорить с кем-нибудь из наших. Насколько я понимаю, старый Джем не горит желанием браться за эту работу. Но вам не придется отрывать кого-нибудь из своих ребят: Джем отдает своего сержанта в полное распоряжение. Во всем остальном – любая помощь, вот только людей я дать не могу. – Не думаю, что кто-то понадобится, там у них отличные парни. – И я так считаю. О'кей, значит, я звоню Джему и сообщаю, что вы уже в пути. – Отлично, – сказал Роджер. – Спасибо. У него возникло твердое убеждение, что Кортленд сунул ему это дело нарочно, только для того, чтобы у него не было времени отвлекаться на посторонние размышления – текучка и даже нераскрытые преступления оставляют простор для горьких мыслей. Сейчас в самый раз заняться чем-то сложным. До отъезда в Лайгейт, где он, вероятно, пробудет весь день, Роджеру надо было кое-что уладить. Одно хорошо: жены дома нет. Вернувшись в кабинет, он сделал несколько телефонных звонков и вспомнил, что на сегодня назначено свидание с Чарлзом Джексоном: стряпчий так тщательно готовил дело по защите молодого Ньюмана, что был весьма близок к успеху. Эдди Дей все еще торчал в кабинете – он поднял свой близорукий взгляд на Роджера и снова уткнулся в чек, приколотый к белому листу бумаги. Секретарша записала все распоряжения Роджера и сказала: – Вас просит мистер Джексон, сэр. – Спасибо, соедините. Он встречался с Джексоном чаще, чем с остальными стряпчими, ему нравился этот человек. Четуорт как-то согласился, что, по всей видимости, Джексон действует из высоких идейных соображений. Однако в последние несколько недель Роджер почувствовал, что настроение юриста изменилось. Складывалось впечатление, что Джексон теряет уверенность – видимо, гигантская работа по делу Ньюмана высасывала из него все силы. – Соединяю вас с мистером Джексоном, сэр. – Хэлло, мистер Джексон, – сказал Роджер, – инспектор Уэст, Скотленд-Ярд. Доброе утро. – Доброе утро. В голосе его не чувствовалось привычной энергии и напористости, он звучал грустно. – Прошу прощения, но у меня есть дело в Лайгейте, так что вряд ли я сумею вернуться к назначенному времени, – сказал Роджер. – Я позвоню вам, когда буду точно знать, что наверняка свободен. – Ах, черт возьми! – вдруг произнес Джексон. – Извините, если я... – О нет, не принимайте это на свой счет, – голос Джексона звучал уже более энергично. – Просто я очень хотел с вами поговорить о... в общем, личный вопрос. Я думал, мы сможем вместе позавтракать. Послушайте, а вы не сможете уделить мне часок вечером? Или в ближайшие дни? Хотелось бы поскорее... Было заметно, что он чем-то всерьез обеспокоен. – Хорошо, давайте встретимся сегодня вечером, – сказал Роджер. – Вы сможете заехать ко мне домой после ужина? Скажем, в восемь тридцать? – Очень мило с вашей стороны, мистер Уэст, обязательно буду. Вы не возражаете, если я... – Джексон внезапно умолк, словно боясь о чем-то проговориться, потом его голос снова возник в телефонной трубке, – так и договорились. В восемь тридцать, на Белл-стрит. – Буду ждать вас. Повесив трубку, Роджер сообразил, что Джексону пришлось приложить массу усилий, чтобы разузнать его адрес. Что ж, не в первый раз юристы хотели поговорить с ним в частном порядке. О причинах сейчас размышлять бесполезно, однако примечательно, что Джексон явно расстроился, когда узнал, что свидание отменяется. Роджер спустился вниз и вышел во двор, где стоял его зеленый "вулзли". С ним никто не заговаривал, но он понимал, что даже дежурные у входа не сомневаются в том, как сейчас себя чувствует Красавчик Уэст. Мерзопакостно. Вероятно, так же чувствовало себя множество других людей, в том числе и родственники миссис Китт, мирового судьи. Интересно, пришла ли она в сознание, выживет ли? Иначе... Иначе – это еще одно убийство. Вскоре ему предстояло это узнать.Глава 5 Наблюдательный полицейский
– Вот эта комната, – сказал Джем Коннолли, – я распорядился, чтобы до твоего приезда здесь ничего не трогали: никогда не знаешь, какая блажь придет в голову гениям из Скотленд-Ярда. Мы дрожим и трепещем перед вами. – Вот это правильно, – серьезно произнес Роджер. Невозмутимый Коннолли с его грубым юмором и сарказмом заставил Роджера немного прийти в себя. Коннолли совсем не походил на полицейского офицера, особенно не вышел ростом: когда сорок лет назад он поступил на работу, то еле-еле дотягивал до нижнего предела нормы. С годами он совсем усох и сейчас казался просто коротышкой. С высоты своего более чем шестифутового роста Роджер наблюдал за перемещениями Коннолли по холлу. Солнечный свет падал на короткие волнистые волосы Роджера. Несколько местных полицейских находились снаружи, еще больше – внутри. Основная работа уже была проделана – обмеры, фотографирование, отпечатки пальцев, поиски следов и вещественных доказательств. Дом был выстроен в позднем викторианском стиле, то есть со стороны выглядел крайне безобразно: стены из красного кирпича, остроконечная башня, покрытая черепицей. Однако внутри холл и комнаты оказались довольно большими, хорошей планировки, хотя на первый взгляд и производили впечатление запущенных. Коннолли провел его в комнату справа от входа – не очень большую, но все же больше, чем любая из комнат в доме Роджера в Челси. Сейчас здесь царил хаос. На полу валялись обрывки бумаг, в камине лежала внушительная куча сожженных документов – по большей части это были газеты. Вдоль стены стоял большой книжный шкаф красного дерева. Его застекленные дверцы были открыты настежь, похоже, большинство бумаг извлекли с нижних полок шкафа. Две-три книги были разорваны в клочья, неповрежденными остались только их кожаные переплеты. – Можешь ничего не говорить, – проворчал Коннолли, – я и сам вижу, что он здесь что-то искал. – Почему "он"? – Ты что ж, полагаешь, все это могла устроить женщина, Красавчик? – Просто интересуюсь, – сказал Роджер сухо, – кстати, Джем, фотографии уже готовы? – Курьер скоро будет. – Премного благодарен. Дело заслонило собой Четуорта, заслонило все. Практически идеальное преступление, пособие для студентов полицейской школы: перевернутая вверх дном комната, разорванные книги, сожженные бумаги, открытый шкаф, выдвинутые ящики стола – а на полу, перед бюро, обведенный мелом контур человека. Роджер подошел ближе: – Похоже, это была крупная женщина. – Пять футов одиннадцать дюймов, весом чуть больше четырнадцати стоунов. – Как она? – Пока без сознания. – Шансы есть? – Не говорят. Ее муж постоянно дежурит у постели, – сказал Коннолли. – А где он был прошлой ночью? – На деловой встрече. Они занимаются благотворительностью в Лайгейте. Между нами, Красавчик, – Коннолли стал серьезным, – я люблю эту пару, и если придется выбирать между ними, то я предпочту ей старого доктора Китта. Хотя и не намного. Она любит поговорить о том, как полиция преследует бедных водителей, но я тебе скажу: в одном ее мизинце куда больше доброты, чем у некоторых людей в... Впрочем, это неважно. Она много шумит, но в то же время делает чертовски много добрых дел. Участвует почти во всех молодежных движениях, навещает стариков, больных, потому никто особо и не переживает, когда она спускает пар по поводу правил, ограничивающих стоянку автомобилей. – Коннолли хитро подмигнул: – У нее большой "остин" старой модели, и она вечно не может его никуда приткнуть! Роджер тем временем рассматривал бюро. Сверху на нем стояло фото довольно молодой женщины с бодрым привлекательным лицом, во взгляде угадывалось веселье – на такие фотографии непременно смотришь дважды. – Кто это? – спросил он. – Племянница миссис Китт, ее единственная близкая родственница, – ответил Коннолли, – Джун Эйкерс. – Странно, что наш приятель не расколотил еще и фотографию, – Роджер не отрывал взгляда от снимка. – А на какой встрече был доктор Китт? – В местной ратуше: кампания протеста против сноса нескольких старых домов на той стороне пустоши. Антисанитария, грязь, дома просто ужасные, однако владельцы и жильцы подняли крик. Доктор Китт был председателем встречи, она продолжалась с восьми часов вечера до одиннадцати. Потом он с друзьями отправился выпить по чашечке кофе. Жену его нашли примерно в половине одиннадцатого. – Каким образом? – Я своих ребятишек учу хорошо... Роджер усмехнулся. Он снова внимательно оглядел комнату. Книги – некоторые из них лежали открытыми на бюро – не были повреждены, у стены валялась груда старых газет. Выглядело все так, словно налетчик приготовил их, чтобы уничтожить, но почему-то прервал работу. Некоторые газеты были разорваны на клочки, и сейчас Роджер увидел, что обложки больших разорванных книг на самом деле – переплеты, в которых хранились газетные вырезки. – ...Так вот, один мой паренек-полицейский по имени Пай почувствовал запах гари и решил войти посмотреть, – продолжал говорить Коннолли. – Он было подумал, будто дымоход засорился, но потом на него упало несколько полуобгоревших кусочков бумаги – он как раз ехал на велосипеде к дому. И он решил проверить, в чем дело. Заглянул через щель в занавесках, – Коннолли показал пальцем, – и увидел ее. – Есть какие-нибудь соображения относительно того, сколько к тому моменту прошло времени после нападения? – Да. Думаю, это можно определить, – сказал Коннолли, – советник Уиллерби клянется, что говорил с ней по телефону около девяти, – разговор продолжался приблизительно минут десять и закончился в девять ноль пять. Они заспорили по поводу одной проблемы, которая беспокоит советника, так что он пропустил начало новостей. Он большой поклонник этой передачи и каждый вечер слушает, как звонит Биг Бен. А миссис Китт стала возражать против плана строительства стоянки, который предложил Уиллерби, заговорила его, ну и настроение у него было жуткое. Он живет на противоположном конце пустоши, и его жена и пятеро детей могут подтвердить, что он никуда не выходил. – А о каком плане шла речь? – Все, что нужно Лайгейту, – это двадцать пять миллионеров-филантропов, и тогда у нас будет все, что нам требуется! Дело в том, Красавчик, что у миссис Китт, в отличие от многих, отличная голова на плечах, не так-то уж и часто она ошибалась. – Она тебе нравится, да? – Роджер улыбнулся. – Если она умрет, полицейские Лайгейта костьми лягут, но найдут этого негодяя, – сказал суперинтендант Коннолли. – Можешь быть уверен. Роджер снова усмехнулся: – Виват Джему Коннолли! Слушай, а ты не знаешь, что-нибудь пропало? – В ящичке книжного шкафа было двадцать фунтов или что-то около того, – Коннолли указал на зеленый металлический ящик рядом с камином. – Его взломали. – Отпечатки пальцев? – Ни одного. – А как он сюда пробрался? – Мог забраться через окно, выходящее на лестничную площадку, а может, она сама его впустила. – Еще что-нибудь пропало – бриллианты, что-то в этом роде? – Никаких особых ценностей у них не было, они из обнищавшего среднего класса – чтобы удержаться на плаву, им пришлось продать почти все, что получили в наследство. И тем не менее эта семья – одна из самых заметных в местном благотворительном обществе. – Короче, мотивы неизвестны. – Мотивы неизвестны, – согласился Коннолли. – И знаешь, что меня больше всего озадачивает? Если парень полез за деньгами, зачем ему понадобилось устраивать погром, жечь бумаги, газеты? Не вижу никакого смысла. А ты что скажешь? – Действительно, никакого. Знаешь, Джем, оставь эти сожженные бумаги нам. Я пришлю кого-нибудь из конторы за тем, что уцелело. Можно воспользоваться этим телефоном? Коннолли кивнул, и Роджер набрал номер 1212 в Уайтхолле. Кортленд пообещал немедленно послать лаборанта и криминалиста. – Спасибо. – Роджер повесил трубку. Он взглядом обежал комнату и занялся изучением очерченного мелом силуэта – склонив голову, он полностью ушел в загадку: – Какое из повреждений оказалось самым тяжелым? Коннолли медленно ответил: – Трудно сказать. Она была страшно избита – затылок, виски, верхняя часть лица. Этот малый, похоже, впал в неистовство. Но есть еще одна странная вещь... Слушай, а почему ты, собственно говоря, не выдвигаешь гипотез? Хочешь, чтобы все за тебя сделал я? – Если ее так страшно избили, почему она до сих пор жива? – спросил Роджер и перелистал медицинское освидетельствование: "Большинство повреждений поверхностные, обширное кровотечение, однако повреждений черепа, за исключением, возможно, одной трещины, нет". – Все дело в оружии нападения, не так ли? Похоже на велосипедную цепь. – В самую точку, – сказал Коннолли, – на щеках остались следы звеньев. Он бил ее по голове, будто хотел изувечить. А когда она потеряла сознание, в бешенстве разгромил комнату. – Упаси меня Господь от такого предположения, но, похоже, кто-то ее очень не любил. Обычный грабитель так не поступит. Если, конечно, – поспешно добавил Роджер, увидев, как сверкнули глаза Коннолли, – кто-то не хочет, чтобы мы приняли ограбление за личную месть... А что в остальных комнатах? – спросил Роджер. – Ничего не тронуто, – ответил старый лайгейтский полицейский. – А вообще, пошли, посмотрим. Он шел первым, и двадцать минут они осматривали дом. Они остановились у окошка лестничной площадки и осмотрели следы на внутренней и внешней поверхностях рамы. Коннолли сказал, что на стенке и на черепице козырька также обнаружены следы – кто-то влез в дом именно таким образом. Ничего, за что можно было бы зацепиться, они не нашли. – У Киттсов две приходящие служанки, одна работает давно, другую только что взяли,– продолжал Коннолли, – утром я сам разговаривал с обеими, но так ничего от них и не добился. Я без конца задавал им один и тот же вопрос: кто мог до такой степени ненавидеть миссис Китт, но она говорили то же самое, что говорит ее муж, а ее муж говорит тоже, что говорю тебе я, – в целом мире у нее не было ни одного врага. Насколько мы знаем, – сухо добавил Коннолли. – Значит, будешь гоняться за тайными врагами, Красавчик? – Вернемся в ту комнату, – сказал Роджер и, когда они туда пришли, продолжал: – Боюсь, у меня для тебя плохие новости, Джем. – Можешь мне ничего не говорить. Я и так знаю: ты пролистаешь все эти газетные вырезки, одну за другой – те, которые уцелели. Потом твои парни из Скотленд-Ярда будут трястись над золой – нам же нужен некто, ненавидящий миссис Китт до смерти. Может быть, этот некто – тот, кого она помогла запрятать за решетку. Ты это мне хотел сказать? – Если бы ты был немного помоложе, тебя бы могли взять работать в полицию! Еще что-нибудь хочешь добавить? – Боюсь занимать твое драгоценное время. – Тогда воспользуемся помощью Скотленд-Ярда? – Смотри, не надорвись здесь, Красавчик, – резко бросил Коннолли. Заметив проходящего за окном полицейского, он повеселел: – А вот и констебль Пай с фотографиями. Наблюдательный парень, этот Пай. Потом скажешь, как он тебе понравился. Я бы хотел знать твое мнение. – Да? – с отсутствующим видом переспросил Роджер и снова углубился в какую-то газету. В ней была опубликована одна из речей миссис Китт, мирового судьи, но по каким-то причинам эту речь не вырезали и не подшили в книгу. Внимание Роджера привлек небольшой заголовок. – Сомневаюсь, чтобы ты слышал хоть слово из того, что я тебе сейчас сказал, – пожаловался Коннолли. – Извини, – Роджер отложил газету. Она была разорвана вдоль и поперек, но статья уцелела. – Ты веришь в совпадения, Джем? Пару месяцев назад один негодяй сбил женщину и скрылся, мы так и не поймали его. Некую миссис Брей. А вот здесь речь миссис Китт по делу, в котором миссис Брей четырьмя годами раньше выступала как свидетель.* * *
"Водитель никоим образом не виновен", – гласил заголовок, а затем шла сама статья: "Сняв обвинения в неосторожной езде, выдвинутые против Бенджамина Канлиффа, проживающего по адресу Риджентс-парк, Парк-роу, 77, суд Лайгейта постановил выплатить обвиняемому издержки. Инцидент произошел на Кэннон-стрит, Лайгейт, ранним утром 17 мая. Потерпевшая, миссис Эвелин Роули, двадцати семи лет, до сих пор находится в тяжелом состоянии в больнице. Мистер Роули, старший фармацевт лайгейтского отделения фармакологической фирмы "Смартз", не сделал никакого заявления для прессы. Миссис Китт, мировой судья, заявила, что водитель автомобиля никоим образом не виновен, вся вина целиком и полностью лежит на несчастной жертве. "Как бы ни сочувствовали мы этой женщине, по отношению к фактам мы не можем быть сентиментальными", – продолжала миссис Китт. Общественную кампанию, направленную на обвинение водителя, возглавил преподобный Питер Уэйт. В июле у миссис Роули должен был родиться ребенок, однако в результате аварии у нее произошел выкидыш. Мистер Артур Роули, муж потерпевшей, давал показания сдавленным голосом, словно едва сдерживал горе. Он заявил, что его жена была очень счастлива и ни о чем не беспокоилась".* * *
– Да, миссис Китт говорит, что думает, – заметил Роджер. – Я отлично помню, что именно это тебе и говорил, – сказал Коннолли. – И еще я сказал... – Что пришел констебль Пай с фотографиями, и ты хотел бы знать, что я о нем думаю. – Смотри-ка, ты и во сне слышишь? Как тебе это удается? – Просто у меня никогда не бывает времени на сон. Но прежде чем мы встретимся с твоим гением, что там у тебя на преподобного Уэйта? Это что, тот самый проповедник Пит? – Он. Переехал из Тоттинг-уэй, – отозвался Коннолли, – и здесь его приняли с распростертыми объятиями. Намерения у него, конечно же, были самые хорошие, но и хлопот он доставлял тоже изрядно. Мир полон чудаков. – Ему просто не нравится рост дорожно-транспортных происшествий, – сказал Роджер сухо. – А что случилось с пострадавшей, миссис Роули? – Паршивое дело... Ее парализовало, она не могла двигаться и говорить. Живой труп. А через год после происшествия умерла. Но факт остается фактом – она переходила улицу, не глядя, куда идет. По мне, так пешеходы не менее опасны, чем водители. – Мы потом подискутируем с тобой на эту тему, – сказал Роджер. – А сейчас лучше позови своего Пая. Коннолли гаркнул: – Констебль! Войдите! Констебль Пай мог бы служить живой иллюстрацией в книжке про полицейских: в нем были полных шесть футов, плотная, но без капли жира фигура, серые глаза на длинном лице с широкой нижней челюстью смотрели внимательно, хотя и не без настороженности. – Я принес фотографии миссис Китт, сэр. – Спасибо, – Коннолли взял снимки. – Это старший инспектор Уэст из Скотленд-Ярда. – Очень приятно, сэр, – у Пая был отлично поставленный голос и прямой взгляд. – Рад видеть вас, Пай. Как я понимаю, вы первым обнаружили, что здесь случилось. – Да, сэр. – Расскажите, пожалуйста, все с самого начала. – Да, сэр, – Пай посмотрел на суперинтенданта. – Мне не будет скучно, – сказал Коннолли, – но помни: факты должны быть теми же самыми. – Факты невозможно изменить, сэр, – произнес Пай, возможно, чуть самоуверенно, а может, слишком буднично. Он смотрел в глаза Роджеру чуть ли не с вызовом – в какой-то момент возникло впечатление, что он собирается произнести речь. Однако он весьма лаконично и не впадая в высокопарность, рассказал о том, как почувствовал запах гари и что сделал после этого. – Все понятно, спасибо, – сказал Роджер. – Могу ли я получить письменную копию вашего рапорта? – Конечно, сэр. – Отлично. Что-нибудь еще? – Ничего, что могло бы иметь отношение к делу, сэр, возможно, одна небольшая деталь... – А именно? – Чуть раньше в тот вечер, когда я делал объезд – я езжу на велосипеде, сэр, у меня довольно большой участок, – я видел человека, шедшего от ближнего угла к дому миссис Китт. Он сел в машину и уехал. Я не мог понять, почему к машине надо было идти от угла, – места много, он мог припарковаться где угодно. Не могу сказать, что в тот момент у меня возникли подозрения, но я это отметил. Потом, когда я уже был на противоположной стороне дома, я почувствовал запах гари. Ветер дул в мою сторону. Вначале я ничего не предпринял, но, после того как завершил маршрут объезда, вернулся обратно – на сей раз на меня упали несколько кусков горелой бумаги и я подумал, что надо пойти взглянуть, в чем дело. – Какой марки была машина? – спросил Роджер. – "Остин-изо", сэр, выпуска прошлого года. – Вы в этом уверены? – Да, сэр. – Регистрационный номер? – Довольно необычный, сэр, – Л 573 ПР. Пай был решителен и точен. – Я никогда раньше не видел номера, в котором буквы были бы разделены цифрами – полагаю, именно поэтому он и привлек мое внимание. Это из новой серии, сэр. – Верно. Мы проверим этот номер, – сказал Роджер, делая пометку в блокноте. – Если бы каждый полицейский был бы столь же наблюдателен, как вы, и так же тренировал память, нам было бы намного легче работать. Спасибо, Пай. Вы знаете миссис Китт? – Да, сэр. Очень хорошо. – Она вам нравится? – Чудесная женщина, сэр. Если она умрет... – Пай неожиданно умолк. – А у вас есть какие-нибудь новости из больницы, сэр?* * *
Спустя полчаса Роджер связался с двумя больницами и из обеих получил один и тот же ответ: "Без изменений".* * *
Однако изменения – и в худшую сторону – были. Изменились к худшему отношения Чарлза и Розмари Джексон.Глава 6 Изменения к худшему
Все началось вечером того дня, когда пришло второе письмо. Чарлз вернулся домой после удачно прошедшей встречи со Старым Йодом и больше всего на свете жаждал внимания и отдыха. Розмари встретила его спокойно, почти равнодушно, а ведь он так устал! Затем последовала их первая настоящая ссора, и он очень переживал, что они так и не помирились. На следующее утро Чарлз завтракал в полной тишине, один на один со своей тарелкой. В течение двух дней Розмари пыталась убедить себя, что должны же быть какие-то нормальные объяснения этим лживым письмам, но стоило ей увидеть Чарлза, как у нее перед глазами возникали отпечатанные на машинке фразы, она ясно видела следы губной помады, пудры, чувствовала запах духов. На третий вечер, в пятницу, Чарлза ждал точно такой же прием. – Ну хорошо, Розмари, – сказал он устало, – если тебе хочется так себя вести – пожалуйста. Я постараюсь привыкнуть. Но по крайней мере объясни, почему. – Ты знаешь, почему. – Единственная причина, которая приходит мне на ум, – это женская непоследовательность. Она подскочила от негодования и выбежала из комнаты. Чарлз продолжал спокойно сидеть в своем кресле. Она вернулась назад, прихватив носовой платок и пиджак со следами измены. Он изумленно взял платок в руки, осмотрел и, постепенно приходя в себя, произнес тоном, в искренности которого сомневаться было невозможно: – С тех пор, как мы поженились, я и часу не провел наедине с другой женщиной, если не считать встречи с клиентками в конторе и бегающую взад-вперед нашу секретаршу мисс Тирвитт. Но ты же не назовешь эти встречи "такими". – Чарлз, но как же... – С тех пор, как мы с тобой поженились, я не целовал, не обнимал, не соблазнял и не делал намеков ни одной женщине! И вдруг Чарлз улыбнулся своей неотразимой улыбкой, провел рукой по волосам, что-то изменилось в его лице – он был уже не тридцатипятилетним мужчиной, а шаловливым подростком. Розмари стояла перед ним, заливаясь слезами. Она уже почти верила ему. А он продолжал со смущенной улыбкой: – Все это я делал только с тобой! – Чарлз, если... если ты не... как же... – Дорогая, – сказал он, – мы не в суде. Я говорю, что все так же влюблен, и я не изменял тебе ни в мыслях, ни в поступках. То надушенное письмо пришло от женщины, сыну которой я помог выпутаться из неприятности, связанной с автомобильным происшествием. Но, дорогая, ради Бога, не заставляй меня доказывать... Она бросилась ему на грудь.* * *
Но все было отнюдь не так безоблачно. Во-первых, письма продолжали приходить – все очень короткие и на одну и ту же тему, все отпечатанные на той же самой машинке, на той же самой бумаге, и на всех стоит один и тот же лондонский штемпель. Во-вторых, Чарлз часто был вынужден задерживаться по вечерам из-за дела Ньюмана. Старый Нод был самым строгим среди всех жрецов в храме правосудия, поэтому Розмари большую часть времени была предоставлена самой себе, а теперь по вечерам начались эти телефонные звонки. Звонивший был очень краток и прямолинеен: – Где он проводит сегодняшний вечер? – спрашивал мужской голос. Или: – Не верь ему, он искусный лжец. Или: – Он смеется над тобой. Все это действовало Розмари на нервы, и теперь она бывала счастлива только в очень редких случаях. Она рассказывала Чарлзу о каждом таком звонке, они бесконечно обсуждали их, но в глубине души она не верила ему до конца. Временами на нее находила апатия, иногда она начинала на всех бросаться. Всякий раз, приходя вечером домой или поднимаясь с постели утром, Чарлз не знал, в каком настроении будет Розмари. И что самое ужасное, она стала холодна к нему – она себя за это ненавидела, но ничего не могла с собой поделать. Потом у нее начались мигрени.* * *
"Мы тебя предупреждали, – нашептывали Джексону его родственники, – мы знали, что эта женщина тебе не подходит".* * *
В тот день, когда Роджер Уэст был в Лайгейте, примерно в полдень Розмари Джексон сидела у окна, выходящего в сад большого углового дома. Бутоны ранних нарциссов налились, скоро зацветут желтофиоли, на деревьях появились первые листья, некоторые кустарники уже откликнулись на теплое весеннее солнце, а два миндальных дерева на лужайке демонстрировали такой роскошный нежно-розовый наряд, что невозможно было поверить, что еще совсем недавно они были безобразными и кривыми. Но Розмари не видела буйства природы. Щеки ее были бледны, глаза блестели – как всегда, когда у нее начиналась мигрень. Логика здесь не помогала: она прекрасно знала, что с ней происходит, но ничего не могла с собой поделать. Яд недоверия к Чарлзу оказался настолько сильным, что почти сокрушил ее. Она стала испытывать перед ним страх. Бояться... Зазвонил телефон. Теперь она боялась и телефона, потому что это мог звонить "тот", с еще одним лаконичным утверждением, с еще одним доводом, подкрепляющим неверность Чарлза. Она не подходила к телефону, но он продолжал звонить, и она все-таки сняла трубку – она показалась ей ужасно тяжелой. – Миссис Джексон слушает. – Добрый день, миссис Джексон, это мисс Тирвитт. С вами хочет поговорить мистер Джексон. – А, спасибо. – Пожалуйста, подождите. Через мгновение Чарлз уже был на линии. Он говорил, тщательно подбирая слова, очень осторожно: в последние несколько недель он приучился говорить с ней именно так. – Хэлло, дорогая, как ты? – Все в порядке, Чарлз. – Это хорошо. Дорогая, сегодня мне придется задержаться на час или два. Она почувствовала, как откуда-то из глубины души поднимаются холод и враждебность. – Я понимаю, – резко ответила она. – Может быть, ты хочешь пойти со мной? Это было совершенно неожиданно, она пришла в полное недоумение. – Зачем? Чтобы... встретиться с клиентом? – В каком-то смысле, – ответил Чарлз. – Надо повидаться с человеком, с которым меня связывает работа и который, быть может, сумеет нам помочь. – Ты имеешь в виду врача? Но, Чарлз, я тебе уже говорила, что не больна, и если ты... – Это не врач, – спокойно сказал Чарлз. – Это полицейский. – Ты сошел с ума? После секундной паузы Чарлз очень осторожно произнес: – Может быть, Розмари. Но надо добраться до истоков этого дела, и я пришел к выводу, что мы должны обратиться в полицию. Они выяснят, кто посылает письма и звонит. Это самый банальный анонимщик, и в любом случае... – Чарлз снова сделал паузу, глубоко вздохнул и продолжал: – У меня есть один знакомый старший офицер из Скотленд-Ярда. Я знаю, что он отнесется к нашей проблеме с максимальным тактом, поэтому я хочу, чтобы ты сегодня пошла со мной. Он снова замолчал. – Чарлз, – сказала Розмари твердо, – ты действительно хочешь найти того, кто пишет эти письма? – Уже три недели, как я нанял частного детектива, – столь же решительно заявил Чарлз, – но ему ничего не удалось узнать. Скотленд-Ярд сделает это намного лучше. Так ты пойдешь со мной? Она чуть не плакала: – Да, – пробормотала она, – конечно, пойду. – Это я и хотел услышать. Послушай, милая, давай поужинаем в городе, к нашему другу можно не спешить. Он ждет в половине девятого. Ровно в половине седьмого я вернусь и захвачу тебя. Будь готова. – Буду, обязательно буду! – Розмари била дрожь. Она все еще продолжала дрожать, даже когда начала одеваться, но впервые за несколько недель она не чувствовала беспокойства. Был хмурый облачный день, к половине седьмого уже почти стемнело. За пять минут до назначенного срока она была готова – и выглядела посвежевшей, милой и юной. Она подошла к окну спальни и стала наблюдать за входом. Чарлз мог приехать на такси, хотя в час пик ему даже быстрее было бы добираться пешком. Она напрягала зрение, пытаясь разглядеть в полумраке его фигуру, и заметила, что на противоположной стороне улицы стоит небольшой черный автомобиль. И тут же о нем забыла. Вдруг она увидела Чарлза: он торопливо шел к дому, помахивая зонтиком. Розмари еле сдержалась, чтобы не закричать от счастья. И в этот момент она увидела, что машина тронулась. Горели ее габаритные огни. Автомобиль напоминал тень, которая постепенно увеличивала скорость. Окно комнаты было закрыто, Розмари ничего не слышала, но видела, что Чарлз уже ступил на мостовую, а машина набирала еще большую скорость. Теперь она мчалась прямо на Чарлза.Глава 7 ...И скрылся с места преступления
Чарлз Джексон видел свет в окне спальни, ему показалось, что он различает силуэт Розмари. Он молил небо, чтобы это было так. Последние несколько недель он был близок к отчаянию, даже начал сомневаться в их с Розмари будущем – неужели родственники были правы? Иногда он сомневался в том, что видел это своими глазами: короткие, отпечатанные на машинке письма, пудра, носовой платок со следами губной помады – не так давно "Мерридью, Баркер, Кайл и Мерридью" вела дело одного клиента, жена которого, чтобы начать бракоразводный процесс, подделала вещественные доказательства. Джексон не мог поверить, что Розмари способна на такую жестокую фантазию, но порой ее поведение пугало его. Он воспользовался услугами одного из самых лучших частных детективов Лондона. Безрезультатно. Он даже организовал слежку за Розмари. Они все реже и реже обсуждали ситуацию без эмоций, спокойно: Розмари была настолько взвинчена, что любое опрометчивое слово или совершенно безобидная фраза вызывали у нее слезы или приводили в ярость. Казалось, он давно уже не шел домой с такой радостью, как сегодня. Да, это была она – темный силуэт на фоне окна. Значит, она ждала его, испытывала те же чувства, что и он, – может, сегодня им удастся все изменить. Он не обратил внимания на небольшую темную машину, припаркованную у тротуара, ближе к углу улицы. В иной ситуации он, вероятно, подумал бы, что машина стоит слишком близко от перехода, но поскольку движениездесь было слабым, а большинство машин ехало медленно, он решил, что никакой опасности нет. Уличный фонарь находился несколько в стороне, да и ветви платана слишком разрослись и почти заслоняли его – улицы здесь освещались старомодными газовыми лампами, прикрепленными к специальным держателям на стенах домов. Темнели массивные двери гаража, единственным освещенным пятном в доме было окно его собственной спальни. Теперь он видел, что Розмари машет ему рукой. Он тоже помахал ей и бросился бегом к дому. Он слышал звук двигателя, но ему и в голову не пришло, что это может быть сигналом опасности. Он уже ступил на мостовую, когда понял, что двигатель работает на полных оборотах. Но и это не смутило его, и он начал переходить дорогу. Краем глаза он заметил габаритные огни. Они приближались, и слишком быстро. Он видел лишь увеличивающуюся в размерах темную тень, габаритные огни, очертания головы и плеч водителя – на нем была мягкая фетровая шляпа. Он слышал рев двигателя. Он оказался прямо на пути машины, и спастись он мог, только бросившись вперед, – если б он двинулся назад, то оказался бы под колесами. И он прыгнул. Он почувствовал, как что-то зацепило его сзади, как ноги оторвались от земли. Он ощутил слабую боль и почти не почувствовал самого удара – рухнув лицом вперед, он потерял сознание. А рев двигателя продолжал отдаваться эхом в узкой улочке.* * *
Автомобиль мгновенно развернулся на брусчатой мостовой и ринулся к распростертому на земле человеку, который теперь всецело был в его власти.* * *
Розмари мчалась вниз так быстро, что была на нижней ступеньке еще до того, как Чарлз упал. Она толчком распахнула дверь, и свет из подъезда выхватил блестящий черный кузов машины, бледное безжизненное лицо водителя. На мгновение он повернул к ней лицо, потом вновь склонился над рулем и бросил машину вперед, к лежащему на мостовой телу. – Нет! – закричала Розмари. – Нет, нет, нет!!! Она продолжала бежать. Правая рука Чарлза была протянута к ней, словно в немой мольбе. Она видела его повернутое в профиль лицо, видела мчащуюся на него машину, словно водитель решил во что бы то ни стало завершить свою смертоносную работу. И в этот момент на углу показалась еще одна машина, она замедлила ход. – Остановитесь! – рыдала Розмари. – Остановитесь! Дыхание у нее срывалось, она хватала ртом воздух, но уже понимала, что кричать бесполезно. Ее охватил ужас: у Чарлза не было ни малейших шансов. Однако она ошиблась. Автомобиль-убийца изменил направление: если бы он переехал лежащее на его пути тело, машина врезалась бы во второй автомобиль. Взвизгнули тормоза. Атаковавшая машина промчалась всего в нескольких дюймах от второго автомобиля и вырвалась из улочки. Водитель повернул направо, чтобы через несколько секунд выехать на оживленную магистраль: далее проследить его путь будет невозможно. Розмари опустилась на колени рядом с Чарлзом. – Не волнуйтесь, – сказал водитель, выскочивший из второй машины. – Дайте-ка я взгляну, по-моему, ничего страшного. Он склонился над Чарлзом вместе с Розмари. Затем подъехал еще один автомобиль, подошли несколько пешеходов. Было слышно, как они переговариваются. – Вы что-нибудь видели? – Ничего. – А вообще-то машина сильно газовала, не так ли? – Как вы думаете, он сильно пострадал? – Кто-нибудь вызвал врача? – Доктор, – эхом отозвалась Розмари. – Пошлите за доктором! – Я не думаю, что ему действительно нужен врач, – сказал склонившийся над Чарлзом человек. – На спине пальто разорвано, видимо, зацепило крылом, приличная шишка на лбу – поэтому-то он и потерял сознание. Он ощупал Чарлза, проверил пульс: – Через несколько минут он придет в себя и сам расскажет, что произошло. Давайте перенесем его на тротуар, я хотел бы отогнать свою машину. – Вам нужна какая-нибудь помощь? – спросил один из пешеходов. – С ним все в порядке? – Сбил и скрылся, да? – Вешать надо этих негодяев. Двое мужчин осторожно приподняли Чарлза, и в этот момент его веки дрогнули, зашевелились губы, словно он пытался что-то сказать. Через минуту он уже полностью открыл глаза, и Розмари взяла его за руку: – Милый, как ты себя чувствуешь? Милый, тебе нельзя шевелиться, пожалуйста, не... – Со мной все в порядке, – вымолвил Джексон. – Поразительное дело, он пытался сбить меня. – Надо уложить его в постель, – сказал водитель второй машины. С помощью тех же двух мужчин Чарлз добрался до распахнутой настежь входной двери – ему помогли подняться по узкой лестнице, а тем временем Розмари побежала вперед, чтобы приготовить кресло и пуфик для ног. Чарлза еще не ввели в квартиру, а Розмари уже набирала номер врача.* * *
Роджер Уэст вошел в свою пустую квартиру на Белл-стрит, включил свет в холле и закрыл входную дверь. Бросил шляпу на полку, провел ладонью по волосам, нахмурился и отправился на кухню. Привычный запах стряпни отсутствовал – не было вообще никаких запахов и звуков, просто пустой дом, и эта пустота действовала на Уэста угнетающе. Жена и двое детей уехали: жена присматривала за своей сестрой, которой оставалось совсем немного до родов, парней отправили к соседям, жившим неподалеку от колледжа. Другого выхода просто не было, но так прошла уже неделя, и, похоже, его одиночество затянется еще на две или три. Можно было поужинать в городе, но Роджер решил, что попробует совершить набег на кладовую. Войдя в кухню, он слегка приободрился: благо служанка убрала горы мусора, остававшиеся после его вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака. Он заглянул в кладовую, потом в холодильник. Жена была запасливой: колбасы, яйца, бекон – все, что надо мужчине. Он решил, что будет ужинать дома. Такое решение можно было отметить стаканчиком виски с содовой. Он прошел в гостиную, плеснул себе изрядную порцию и стал рассматривать стакан на свет. И снова нахмурился. Убожество, другого слова не подберешь, убожество. Джанет что-то говорила о новых портьерах и, может быть, о новом ковре, но все равно, комната – убожество. Мебель – по большей части разрозненные предметы, портьеры, ковры – полируй не полируй, штопай не штопай, результат один: убожество. Гостиной не пользовались уже больше недели, и от внушительного слоя пыли и общего запустения комната выглядела еще хуже, чем обычно. – Пора что-то делать, – сказал он вслух. – Вкладывать деньги сюда бессмысленно. Часы на камине – точнейшие корабельные часы в латунном корпусе – пробили один раз. Половина седьмого. Джексон придет в половине девятого. Интересно, что ему нужно? Оставалось еще два часа. Не забыть бы закрыть дверь в кухню, иначе запахи проникнут в холл, а Джанет это очень не любит. В углу, на полочке каштанового дерева, стоял ящичек для столового серебра – вот он-то ни при каких обстоятельствах не будет выглядеть убого. Вероятно, это лучшее из того, что у них есть в доме, не считая пианино. И то, и другое им подарили. Ящичек для столового серебра преподнес на свадьбу сэр Гай Четуорт. Роджер мрачно разглядывал свое сокровище. Из больницы никаких новостей. В Скотленд-Ярде все уже потеряли надежду, бюллетени о состоянии сэра Четуорта не внушали оптимизма. – Надо бы позвонить Джанет, пока она не узнала обо всем из газет, – пробормотал Роджер. Они условились созваниваться каждый вечер, в десять часов. Он прихватил стакан с виски и пошел в кухню – там он раздвинул столик и принялся за готовку, свалив в одну кастрюльку колбасу, соус, бекон и яйца. Нарезал хлеб, сделал тосты. Первые несколько минут он думал о Четуорте, но незаметно его мысли переключились на миссис Китт. Мировой судья миссис Китт. Очень странное дело, очень странные детали. Почему налетчик изорвал газеты, что именно он сжег? Почему он так жестоко избил миссис Китт, но тем не менее не убил? Думал, что убил, или не хотел убивать? Если бы он орудовал молотком или дубинкой, если бы он стал душить ее... Он воспользовался обрезком велосипедной цепи, излюбленным оружием многих негодяев: две-три лондонские банды в последнее время "выясняли отношения" именно таким образом. Боль от ударов, должно быть, непереносимая. Роджер встретился с доктором Киттом: этот седой человек держался мужественно, хоть и очень переживал за жену. Пока не было нащупано никаких нитей, за исключением номера машины – фальшивого номера. Все полицейские Лондона были предупреждены о машине с таким номером. Но тот факт, что он оказался фальшивым, придавал делу совершенно иную окраску: только опытные преступники рискнут воспользоваться фальшивыми номерными знаками. Почему такой преступник напал на миссис Китт? Роджер наблюдал за тем, как колбаски и яйца ворочаются в кипящем соусе. Бекон поджарился раньше, и он откинул его на край кастрюльки. Мысли его были далеки от кухонной плиты, сейчас он размышлял над мотивом преступления. Коннолли и доктор Китт утверждали, что миссис Китт любили все. Ни один из допрошенных по делу даже не намекнул, что у нее могли быть враги. Но, может, это обычное ограбление? А жестокое избиение? Разгром в доме – лишь свидетельство того, что грабитель был разочарован результатом? Или же это дело рук безумца? Роджер достал тарелку. Он был уверен, что ничего не упустил. И на Коннолли можно положиться – лучший из лучших. Надо выбросить все из головы. Но дело никак не хотело отпускать его. Когда он наполовину расправился со своим кулинарным шедевром, зазвонил телефон. Основной аппарат находился в гостиной, параллельный – наверху; сколько же раз он обещал себе провести третий телефон в кухню, но всегда не хватало времени. Он встал из-за стола и поспешил в комнату. На ходу он заметил, что в почтовом ящике наконец-то появились вечерние газеты: мальчишка-почтальон с каждым днем приходит все позже и позже. Он включил свет в "убогой" комнате и снял трубку: – Роджер Уэст слушает. – Привет, Красавчик. Это был Коннолли, в его голосе чувствовались нотки ликования: – Решил отдохнуть? А я еще в конторе. – У меня есть пара знакомых, которые предпочитают спать именно в конторе, – весело ответил Роджер. – В чем дело? – Мы кое-что выяснили. – Валяй, выкладывай. – Это нам кое-что дает, – продолжал Коннолли, – но для всех, кто знал миссис Китт, это шок-. Боюсь, старый доктор этого не перенесет; Ее шантажировали. – В самом деле? – медленно произнес Роджер. – Да. Мне только что звонили твои скотленд-ярдовские всезнайки – ты сам велел им со мной связаться в твое отсутствие. Газету, которую мы нашли на каминной решетке, он на самом деле использовал лишь как растопку, чтобы сжечь небольшую книгу, – что-то вроде дневника, который вела миссис Китт. Некоторые страницы сохранились, а твои парни из лаборатории ухитрились расшифровать часть сгоревших листов. Это хронология шантажа – телефонных звонков и писем за последние полгода. Похоже, она пыталась установить личность шантажиста. Ты сейчас приедешь или подождем до утра? – Сейчас не могу. На восемь тридцать у меня назначена деловая встреча, – Роджер не испытывал ни малейшего желания мчаться через вечерний Лондон, несколько часов ничего не решают. – Она что-нибудь выяснила? – В том, чем мы располагаем, нет никаких имен. – Есть какие-нибудь соображения относительно того, чем ее можно было шантажировать? – Никаких. – Узнай, и мы выйдем на того, кто этим занимается, – сказал Роджер сухо. – Она платила? – Да. Десять фунтов в месяц. – Я бы не назвал это такой уж большой суммой. – Для нее это приличные деньги. – Каким образом происходили расчеты? – Банкнотами – из уцелевших бумаг создается впечатление, что она виделась с шантажистом каждую неделю. Она записывала в дневнике: "Видела его сегодня" или "Думаю, сегодня он позвонит". Коннолли помолчал, потом продолжал: – Я еще не разговаривал с доктором Киттом. Может быть, ты сам скажешь ему? Я слишком хорошо знаю беднягу. – Хорошо, – пообещал Роджер, – скажу. Ты хочешь, чтобы я сделал это сегодня? – Пусть спокойно проведет ночь, но если ты считаешь, что это необходимо сделать немедленно... – Я встречусь с ним утром, – еще раз пообещал Роджер, – и заставлю ребят в лаборатории проверить каждую страницу, чтобы у нас была полная картина. Может быть, это объяснит причину нападения. – Каким же образом? – спросил Коннолли. – Если она не хотела платить, отказывалась, шантажист мог пойти и на такой шаг: когда она оправится, она предпочтет исправно платить деньги, лишь бы такое не повторилось, – вслух размышлял Роджер. – Во всяком случае, это возможный мотив. – Самое ужасное, что я сейчас понял: миссис Китт мог шантажировать любой, – сказал Коннолли, в его голосе слышалось недоумение. – Мне следовало бы принять меры, она же живет у всех на виду, ее жизнь как открытая книга! – Какая фраза! Как бы то ни было, это зацепка, и мы сумеем ею воспользоваться. – О'кей, Красавчик, – пробурчал Коннолли, – можешь возвращаться в лоно семьи. Пока. Он повесил трубку. А Роджер вернулся к бекону, яйцам и колбаскам. Он был так занят своими мыслями, что прикончил ужин автоматически, запивая его светлым баночным пивом. Пора бы уже было привыкнуть, и, в общем-то, он привык к тому, что неожиданностям и тайнам в жизни людей нет конца. Как часто человек с безукоризненной репутацией и жизнью у всех на виду имел за собой такие грехи, что волосы вставали дыбом. В каждом семейном шкафу по скелету! Было почти восемь, когда он закончил ужин. Он подумал, что Джексон, похоже, крайне пунктуален. Не имело смысла гадать о цели визита. Столь же бессмысленно пока анализировать странное совпадение: почему оказалась фамилия миссис Брей в той газете, которую он нашел в Лайгейте? В вечерних газетах были короткие сообщения о Четуорте и захватывающие дух репортажи о нападении на миссис Китт. В трех газетах приводились похищенные суммы – именно суммы, поскольку одно издание утверждало, что речь идет о двадцати пяти фунтах, другое настаивало на сорока пяти, а самое оптимистичное называло девяносто пять фунтов. Интересно: ведь всем газетчикам давалась одна и та же информация! Снова зазвонил телефон. – Я все-таки проведу эту чертову штуковину сюда. Пусть это будет последним делом в моей жизни, но – клянусь! – пообещал сам себе Роджер и снова пошел в комнату. – Слушаю, – сказал он, глядя в незанавешенное окно, – Роджер Уэст слушает. – Я звоню по просьбе мистера Чарлза Джексона, – сказал неуверенный женский голос, – это... это говорит его жена. Она замолчала, словно не зная, как продолжать, потом произнесла скороговоркой: – Не могли бы вы приехать к нам домой? Произошел несчастный случай, и хотя он в состоянии и сам к вам приехать, ему не следует этого делать. – Конечно же, я сейчас выезжаю, – тут же согласился Роджер. – По крайней мере, хоть глотну свежего воздуха по дороге. Диктуйте адрес...Глава 8 Совпадение
Джексон сидел в большом мягком кресле, ноги покоились на пуфике, на столике стоял стакан виски с содовой. На Джексоне был темно-красный халат и шлепанцы, под халатом светлая рубашка с широким воротом. Мрачный взгляд, на носу свежая царапина, на лбу – пластырь. Сильно разбитые костяшки правой руки. В остальном же он выглядел нормально. Его жена проявляла излишнее рвение и все подсовывала Джексону какие-то таблетки. Но Джексону, казалось, нравилось играть роль смертельно больного, и он благосклонно принимал ее ухаживание. Его жена – она показалась Роджеру очень молоденькой, почти девочкой – представляла собой одну из тех редких красавиц, которых не портят стандартные локоны и длинные, загнутые вверх ресницы. Отрадно было и то, что она оказалась не ярко выраженной блондинкой. На ней было светло-голубое платье, отороченное темно-синими кружевами, и прекрасно гармонирующие с ним небольшие бриллиантовые серьги. Обручальное кольцо с солитером стоило по меньшей мере пятьсот фунтов. Роджер, всегда весьма тонко чувствующий атмосферу, ощутил нечто, какой-то странный след, а потом понял: это был след спадающего напряжения. Странность же заключалась в том, что при данных обстоятельствах надо было бы ожидать его нагнетания. – Извините, что так вышло, – начал Джексон, когда Роджер сел, – я бы пришел сам, но моя жена... – ...поступила совершенно правильно, – сказал Роджер. Розмари улыбнулась, показав великолепные зубы – немногие женщины в наши дни владеют таким богатством. – Пусть меня хоть четвертуют, но я его сегодня из дома не выпущу, – нарочито строго произнесла она. – Что вы будете пить, инспектор? – Могу я попросить виски с содовой? – Конечно. – И будет совсем хорошо, если вы перестанете называть меня "инспектор". Она испытывающе посмотрела на него, и он подумал: интересно, что у нее на уме? Она совершенно спокойно заявила: – Как хотите, только это будет не так романтично. Жена Джексона подошла к маленькому бару и налила в стакан изрядную порцию виски. Узкая и длинная комната была оклеена голубыми обоями с золотым тиснением и производила очень приятное впечатление. Возможно, комната и маловата, но правильно потраченные деньги сделали ее очень уютной, а главное – она была обжитой. – Так что же произошло? – спросил Роджер. – Боюсь, вы мне не поверите, – усмехнулся Джексон. – Все же попробуйте. – Розмари уверяет, что это был преднамеренный наезд, да я и сам поначалу так думал. Но сейчас мне кажется, что водитель просто был не в себе: он выскочил на большой скорости из-за угла и чуть не раздавил меня. Во всяком случае, сбил. Он произнес все это довольно решительно, но при этом умоляюще смотрел на жену, словно просил ее не очень беспокоиться. – Скажите, когда будет достаточно, – Розмари поднесла сифон к стакану с виски. Роджер кивнул, она поставила стакан рядом с ним и продолжала спокойным тоном: – В действительности же водитель пытался убить его. – Ну послушай, дорогая... – Водитель пытался убить его, – настаивала она, и Роджер понял, что до его прихода они уже достаточно спорили по этому поводу: Джексон пытался убедить ее, что ничего подобного не было, она уверяла его в обратном. У нее была довольно любопытная манера говорить: она очень точно выражала свои мысли, не оставляя у собеседника ни малейшего повода для сомнений. – Как же все-таки это произошло? – спросил Роджер и поднял стакан. – За ваше чудесное избавление! – По-хорошему я должен был бы просить вас не обращать внимания на слова Розмари, – засмеялся Джексон, – но это бесполезно. Расскажи, что ты видела, дорогая, – обратился он к жене, – и забудь об этом. – Не сомневайся: расскажу! Она приготовила себе коктейль и села между ними – рассказывая, она смотрела на Роджера и почти не поворачивалась к мужу. – Я стояла у окна и видела все очень хорошо. На углу был припаркован автомобиль. Когда появился Чарлз, водитель завел двигатель. Он помчался прямо на него. Чарлз почти увернулся, но машина зацепила его за пальто, он упал вперед, ударился головой о мостовую и потерял сознание. В этом я абсолютно уверена. Она замолчала, продолжая смотреть на Роджера, но в выражении ее глаз появилось нечто новое – то, что невозможно было бы сыграть, изобразить. Страх. – Я подумала, что теперь он его переедет... Автомобиль проскочил в глубь улицы, развернулся – двигатель все время ревел, по-моему, на третьей передаче. А потом он помчался прямо на Чарлза. Если б не появилась еще одна машина, он бы его переехал – я уверена. А так водителю пришлось свернуть. Если бы не вторая машина, Чарлз был бы мертв. Джексон поднял руку: – Она будет стоять на этом до конца, – произнес он обреченно. – Конечно, буду, потому что это правда, – Розмари пригубила коктейль. Роджер видел, что страх ее почти исчез, – рассказ в какой-то степени снял напряжение. – Он специально поджидал, подкарауливал тебя, – продолжала Розмари. – Я видела его взгляд, когда он развернулся и поехал на тебя, – ты уже был без сознания, и... – Так вы видели его? – спросил Роджер. В его голосе зазвучали жесткие нотки. – Да. – И можете описать? – Знаете... – неуверенно начала Розмари и посмотрела на него (вот сейчас из нее вылезет глупая блондинка, мелькнуло у Роджера), – думаю, что могу, но не уверена. Воротник пальто был поднят, шляпа надвинута на глаза, а освещение на нашей улице не очень хорошее – вы и сами это, наверное, заметили. Но он посмотрел на меня и... в общем, если б я увидела его еще раз, я бы узнала его. У него маленький вздернутый нос. – И маленькие злобные глазки, – ехидно добавил Джексон. – Я знаю, что ты не склонен воспринимать все это всерьез, – огрызнулась Розмари, – но я считаю своим долгом убедить инспектора. Пусть даже для этого мне понадобится вся ночь. Она резко повернулась к Роджеру: – Чарлз просто отказывается относиться к этой истории серьезно. – Да, отказываюсь, – сказал Джексон. – Ну кому, скажи на милость, понадобилось меня убивать? – Где, вы говорите, это случилось? – переспросил Роджер. – На углу. – Там, где поворачивал и я, въезжая на вашу улицу? – Да, – Розмари встала. – Я ждала, когда вы приедете, и как только вы повернули на нашу улицу, пошла к двери. Точно так же, у окна, я дожидалась и Чарлза, и я знаю, что тот человек сознательно намеревался его сбить. Почему он так резко завел двигатель? Почему? Машина взревела, словно гоночная! Роджер ждал, что Джексон снова попробует отшутиться, например, скажет, что она ни разу в жизни не видела и не слышала гоночного автомобиля, но тот промолчал. – С какой стороны улицы была припаркована машина? – спросил Роджер. Розмари крепко взяла его за руку – словно это пожатие могло доказать справедливость ее слов – и повела к окну в спальне. Отдернула занавески и показала: – Вон там, видите? А потом он развернулся в глубине улицы... – Вы видели, как он это делал? – Вы такой же, как Чарлз, – заявила она. – Нет, в этот момент я неслась сломя голову по лестнице, но когда я подбежала к двери, он был уже как раз напротив входа, а для этого ему надо было развернуться. Я уверена, что он собирался убить Чарлза, но та, другая машина... Она не закончила фразу. Они вернулись в гостиную. Джексон был окутан клубами табачного дыма. – А что из всего этого видели вы? – спросил его Роджер. – Я почти ничего не успел рассмотреть, – признался Джексон, – но машина была припаркована именно в том месте. "Остин-изо". Я слышал, как водитель завел двигатель – как раз когда я с ним поравнялся, – и газанул он, на мой взгляд, слишком сильно. Я лишь увидел, как он вылетел из-за угла. Роджер стал спиной к камину. Розмари смотрела на него настороженно, словно от его реакции или его поведения зависело ее будущее. Роджер никогда не думал о том, что женщины – а Розмари не составляла исключения – видели в нем еще и красивого мужчину. Он действительно был очень хорош, особенно сейчас, в этой позе, освещенный сзади отблесками пламени. – Джексон, о чем еще вы хотели со мной поговорить? – спросил он спокойно. Он словно бросил кирпич в стеклянную стену – он явственно услышал, как она разлетается на кусочки. Он видел, что у Розмари перехватило дыхание, а Джексон выпрямился – казалось, он совсем забыл о том, ради чего собирался сегодня встретиться с Уэстом. Забыл – и не хотел к этому возвращаться. Жена подошла к Джексону и села на ручку кресла. Оборонительная позиция. – Не знаю, есть ли здесь какая-то связь с сегодняшним происшествием, – очень тихо произнес Джексон. – Это дело совсем иного рода. Вот и пришло время рассказать все, но говорить было тяжело. Очень тяжело. Он стал рыться в карманах халата. Розмари наблюдала за ним. И ждала. Джексон вынул большой конверт, вытряхнул из него несколько конвертов поменьше. После этого он посмотрел на Роджера и приступил к рассказу. Он не пропускал уже ничего: цитировал письма и телефонные звонки, словно заучил их наизусть, откровенно рассказал Роджеру, как все это началось, поведал, что произошло между ним и Розмари и почему в конце концов он решил обратиться за помощью в Скотленд-Ярд. – Если мы не узнаем, что за всем этим кроется, мы оба сойдем с ума, – просто сказал он. – Временами он думает, что я уже сошла с ума, – спокойно добавила Розмари, – что мне очень хочется с ним ссориться или что я все это придумала сама, чтобы найти повод для ревности. Она повернулась к мужу – Роджер наблюдал за выражением ее глаз, лица и не удивился, когда она с отчаянием, почти с яростью выкрикнула: – Я так его люблю, что готова на все, лишь бы не потерять его. Я хочу быть уверена, что он счастлив. И она осторожно положила свою ладонь на руку Джексона. Глаза молодой женщины излучали любовь и нежность, муж смотрел на нее преданно и восхищенно. Они спустились с небес на землю, но такова была сила их любви, что их нисколько не смутило присутствие постороннего. – Поэтому мы хотим знать, кто посылает нам эти письма, кто хочет нас разлучить, – произнес Джексон будничным тоном. – Наверное, мне стоит откровенно вам сказать, что родственники не одобряют мой брак с Розмари, они считают ее легкомысленной и... – ...и обыкновенной глупой и вздорной блондинкой, – вставила Розмари. – Но отчасти я сама в этом виновата: при встрече с ними я занимаю слишком активную оборону. А я обычно отнюдь не склонна к военным действиям. Так вы поможете нам? – Конечно, и постараемся сделать это побыстрее, – пообещал Роджер. Он вдруг поймал себя на мысли, что пытается оценить прочность их брака, их тяги друг к другу – не было ли и в самом деле у Розмари поводов для подозрений? Может, Джексон прав, опасаясь, что она сама "создает" эту другую женщину? Он вспомнил миссис Китт и то, что ее шантажировали, вспоминал бесчисленные "скелеты в шкафах", он думал о людях, которые производили впечатление совершенно обычных, нормальных, а в действительности оказывались с большими странностями; он вспоминал тех, чья жизнь проходила у всех на глазах и не вызывала упреков – но выяснялось, что когда-то в прошлом они совершали преступления... Эти уроки забывать нельзя – увы, слишком многое в жизни на поверку оказывается не тем, чем должно быть, даже любовь. – И как же вы это будете делать? – сухо спросил Джексон. – Учтите, нам придется прибегнуть к методу, который мы называем "глубоким зондированием", – ответил Роджер. – Друзья, родственники, сослуживцы... – Если бы мы не были готовых такому "зондированию", мы бы к вам не обратились. – Отлично! – Роджер отпил виски и достал сигарету. – Как только у меня появится какая-то информация, я дам вам знать. И, конечно же, мне будут нужны письма. У вас сохранилась та пудра? Пудра, что была в вашем кармане? – Мы отдали костюм в чистку, – сказал Джексон с сожалением, – Розмари... – Я могу сказать, что это была за пудра, – перебила его жена. – "Ноктюрн", итальянской фирмы "Аньели". Такими же духами пахло и письмо, адресованное Чарлзу. – А от кого было письмо? – спросил Роджер. – От миссис Кеннетт, – сказал Джексон. – Она души не чает в своем сыне, а тот совершил наезд и сбил ребенка. Я помог в его защите, и она прислала мне благодарственное письмо. – Так... А где она живет? Джексон засмеялся: – В настоящий момент – в Каннах. Ее не будет здесь по крайней мере еще пару месяцев. – Письмо сохранилось? – Я его сжег, – развел руками Джексон. – К чему было его хранить? Но у нас есть письма к Розмари. – Хорошо. И, пожалуйста, как можно точнее опишите голос человека, который звонит по телефону. – Он такой хриплый, – сказала Розмари, – просто хриплый, хотя, может быть, сиплый – точнее? – Я пришлю к вам нашего инженера, он подключит к телефонному аппарату миниатюрный магнитофон или диктофон – мы постараемся получить запись этого голоса. Если, конечно, это вам не помешает, – ваши разговоры ведь тоже будут записываться, – добавил он, обращаясь к Джексону. – Я хочу, чтобы вы нашли этого человека, – твердо ответил Джексон. – А вы, миссис Джексон? Ничего не имеете против? – Конечно, нет! – Тогда я пришлю его завтра же утром, – решил Роджер. – У него будет направление с моей подписью. Без этого направления никого в дом не впускайте. Итак... И он резко изменил тему разговора, желая проверить их реакцию: – Этот инцидент и попытка наезда... Миссис Джексон, а на вашу жизнь никто не покушался? – О Боже праведный, нет, конечно! Роджер повернулся к Джексону: – Ас вами что-нибудь подобное раньше было? – Нет, – Джексон комически округлил глаза. – Господи, почему выдумаете... – Я пока ничего не думаю. Я лишь пытаюсь выяснить, что же произошло, – резко сказал Роджер. – И я согласен с миссис Джексон: вне всякого сомнения, была попытка убить или искалечить вас. Над этим следует серьезно задуматься всем нам. Вам когда-нибудь угрожали? – Нет, я... – начал Джексон, и неожиданно его голос сорвался. Он казался очень молодым, утратил весь свой апломб преуспевающего юриста. Он явно не знал, что и сказать. – Дорогой, неужели... – заволновалась Розмари. – Что ж, в каком-то смысле можно допустить, что мне угрожали и прежде, – заключил Джексон. – Но, если ставить вопрос таким образом, значит, так же угрожали и вам, Уэст. Двое или трое из тех, кого я помог упрятать за решетку, угрожали мне местью, но это обычное явление. – Насколько мне известно, вы обычно ведете дела по защите, – сказал Роджер. – Сейчас – да, но это только в последние три-четыре года. А когда я начинал, я часто работал и на обвинение. Вообще-то... Джексон умолк на полуслове. – Он помогал в подготовке дела против человека, которого потом приговорили к десяти годам, – мягко сказала Розмари. – Потом выяснилось, что он невиновен, и его помиловали. И после этого Чарлз не смог заставить себя работать на обвинение. – Да, полицейский занимать такую позицию не может, – заметил Джексон. – В отличие от вас у нас нет выбора, – отозвался Роджер. Он не стал комментировать слова Розмари, но удивился: он не слышал об этой истории Джексона. Сострадание иногда вьет себе гнезда в самых неожиданных местах. – И как часто в прошлом вам угрожали? – Дважды. – А в последний раз? – Более трех лет назад. Так что бессмысленно вспоминать тот случай. Я совершенно не верю... – Пожалуйста, запишите имена этих людей, упомяните, при каких обстоятельствах вам угрожали, – попросил Роджер. – Я проведу проверку. Он допил виски и посмотрел на часы: было уже четверть десятого. – Пожалуй, мы закончили, мне пора. Я и так засиделся. – Еще одну, на дорожку, – сказала Розмари Джексон. – Нет, благодарю вас. – Я вас очень прошу... – Если б через ваши руки прошло столько же отчетов о дорожно-транспортных происшествиях, как через мои, – грустно сказал Роджер, – вы отказались бы от традиции "одну на дорожку". Маловероятно, но тем не менее допустимо, что человек, который едва не убил вашего мужа, был просто пьян. Очень часто водитель, который кого-то сбил и скрылся с места происшествия, боится помочь жертве и вызвать полицию только потому, что перед этим пил. Извините, если это прозвучало как нотация. – Да нет, все правильно, – застенчиво произнесла Розмари. – Я сама всегда так говорю. Правда, когда вы предлагаете выпить кому-то в своем собственном доме, все выглядит несколько иначе. Значит, вы поддерживаете проповедника Пита? – Проповедника? – Роджер усмехнулся. – О, теперь я понимаю, что движет этим человеком. Но мне с ним не по пути. Абсолютно не по пути! На какое-то время он исчезал из поля зрения, не так ли? – Несколько недель назад он готовил встречу в округе и нанес мне визит, – сказала Розмари. – Чарлз... Чарлз в этот день задержался на работе, и я пошла на встречу одна. Собралось всего человек двенадцать, народу не хватило даже на то, чтобы организовать рабочий комитет, но... Не знаю, мне он понравился. – Один из самых симпатичных людей, которых я когда-либо встречал, был фанатиком. Он считал, что все люди равны, а вся частная собственность должна стать общественным достоянием, – сказал Роджер. – Мы ловили его два года, а потом оказалось, что все награбленное он продавал, а деньги вносил в разные благотворительные фонды. Опасайтесь фанатиков. Он поднялся: – Что это со мной сегодня? Я все изрекаю истины, словно самодовольный мировой судья. – Мы люди к таким разговорам привычные, – и Джексон вручил Роджеру только что оконченную записку. – Здесь все детали, какие я мог припомнить, но, бьюсь об заклад, это напрасная трата времени. Он отодвинул пуфик и осторожно встал – видно было, что у него кружится голова, но жена не пыталась его остановить: – Кстати, вы что-нибудь знаете о происшествии в Лайгейте? О нападении на мирового судью? – Совсем немного. А почему вы спрашиваете? – Как она себя чувствует? – Состояние еще тяжелое, но, думаю, она выкарабкается. – Рад слышать, – произнес Джексон с чувством. – И если вы поймаете мерзавца, который это сделал, я возьмусь за подготовку дела по обвинению. – Вы знаете миссис Китт? Джексон улыбнулся: – Она была моим наставником. После колледжа меня взяли в адвокатскую контору "Саммерби и Коул", в Лайгейте, я в течение трех лет был там младшим стряпчим, и начало моей карьеры прошло под присмотром миссис Китт. Она была поразительной женщиной, можно сказать, кормила меня с ложечки. А какие заявления она делала в суде! И самое поразительное, никто на нее не обижался. – Когда вы там работали? – Срок стажировки кончился три с половиной года назад, а в общей сложности я провел в Лайгейте восемь лет. – А вы, случаем, не знаете, – может, кто-то испытывал к ней ненависть? Угрожал? – Нет, – рассмеялся Джексон, словно подобное предположение было невероятным до смешного. – Это-то и было самым потрясающим: никто ни разу не отозвался о ней дурным словом. Хотя нет, как-то раз один полицейский тихо выругался в ее адрес – вообще-то она довольно стервозная тетка, но держится с невероятным достоинством. Честная до мозга костей. – Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Роджер.* * *
По пути домой он поймал себя на том, что думает не о Джексонах, а о еще одном совпадении, поразительном совпадении. В заметке, что он прочитал в газете у миссис Китт, – в той, где говорилось о деле, по которому миссис Брей давала показания, – водителя в суде представлял мистер Чарлз Джексон из адвокатской конторы "Саммерби и Коул".Глава 9 Наезд со смертельным исходом
Сержант Артур Аткинсон из столичной полиции служил в отделении в Тоттинге. Аткинсону было уже почти сорок лет, из них семнадцать он отдал службе в полиции – он имел все основания рассчитывать, что вскоре его переведут в уголовный розыск и он сможет, наконец, ходить в штатском. Это было его давней мечтой. Он семь раз подавал рапорт о переводе и очень надеялся, что дивизионный суперинтендант подпишет самое последнее обращение. Тогда он будет зарабатывать чуть больше, но не деньги заботили Аткинсона: он просто жаждал снять форму. В последние несколько недель он демонстрировал повышенную бдительность: если он сумеет проявить себя, рапорт двинется быстрее, и он не хотел упускать свой шанс. На самом деле, за свои семнадцать лет службы он не упустил ни единого шанса. Начальство возражало против его перевода только потому, что у сержанта Аткинсона отсутствовало воображение. Он идеально подходил для патрульной службы, но в уголовном розыске требуются иные качества. Аткинсон пребывал в счастливом неведении относительно мнения начальства. В тот вечер, когда было совершено нападение на Чарлза Джексона – то есть примерно спустя сутки после событий в доме судьи миссис Китт, – он дежурил. Маршрут был довольно длинным, поскольку в его участок входил район Тоттинг-филдс, поэтому во время обхода Аткинсон проверял каждого констебля – лучше лишний раз удостовериться самому. Первый обход он закончил чуть позже десяти вечера и вернулся в участок для доклада. Там он выпил чашку чая, а примерно в половине одиннадцатого снова отправился в путь. Это был крупный, массивный мужчина, он вел велосипед уверенно и не торопясь, примерно за сто ярдов перед каждым из постов дежурных констеблей он спешивался. Первые посты находились в застроенном, обжитом районе. Все здесь было спокойно, и он двинулся дальше. Еле слышно шуршали шины велосипеда, тихо позвякивала цепь. Был великолепный свежий вечер, правда, без луны, но звезды усыпали все небо. Неподалеку от Тоттинг-филдс стояли большие частные дома, вроде дома миссис Китт, однако до Лайгейтской пустоши было еще далеко, около десяти миль. Почти все окна были темными, и вскоре Аткинсон выехал на пустынную дорогу, – казалось, она ведет в никуда, – на самом же деле дорога шла мимо больших участков государственной земли, где недавно начали строительство стадиона. Освещение было скверным, и Аткинсон считал, что надо установить дополнительные фонари: молодые люди часто занимаются в темноте всякими глупостями. Если бы это зависело от него... Он подумал о своей восемнадцатилетней дочери Бетти. Бетти была любимицей сержанта Аткинсона, ласковая, нежная, красивая, как рождественская открытка, – ничего более к достоинствам единственной дочери любящий и страдающий отсутствием воображения родитель добавить не мог. Аткинсон повернул за угол и въехал на улицу Филдс-вью. Через пять минут, на следующем углу, пост констебля, и Аткинсон не торопился. Он слез с велосипеда и повел его рядом с собой, как коня на поводу. Впереди он увидел малолитражный автомобиль с зажженными задними огнями. Аткинсон нахмурился. Задние огни были в полном порядке и вполне соответствовали норме, однако, по мнению Аткинсона, их яркость была недостаточной. Похоже, водитель считает себя большим хитрецом и пытается обойти закон. Если бы пополз туман, как это часто бывает в марте, велосипедист ничего бы не заметил и перелетел через крышу машины, а мотоциклист, вероятно, разбился бы в лепешку. Но по закону сержанту не к чему было придраться. Он прошел мимо автомобиля и бросил взгляд в сторону большого темного дома. В доме было около полудюжины квартир, и Аткинсон знал всех жильцов. Должно быть, на машине – а это был "остин-изо" – кто-то приехал в гости... "Остин-изо"? Аткинсон ощутил жгучее любопытство, и впервые за последние несколько дежурств для него забрезжил луч надежды: похоже, это был его шанс. Из Скотленд-Ярда пришли два запроса, начальство вывесило их на доску объявлений – в запросах указывалось на необходимость немедленно докладывать о появлении автомобилей марки "остин-изо" темно-синего или черного цвета, приводились два возможных номера: Л 573 ПР и КЛК 514. Освещение было настолько плохим, что издали он не мог рассмотреть номерной знак, но, приблизившись футов на двадцать, увидел его четко – надо признать, свет, падавший на номерной знак, оказался в пределах законной нормы. Он внимательно вглядывался в номер. 359 АСО. Аткинсон был разочарован, однако нашел в себе мужество усмехнуться: только полный дурак подумает, что та самая машина рискнет здесь останавливаться. "Остин-изо" – не очень распространенная модель, тем не менее в последнее время их развелось довольно много, и четыре из пяти наверняка окажутся черными или темно-синими. Однако он осветил фонарем салон. Ничего интересного. Потертое покрывало на заднем сиденье, рядом с местом водителя валяется газета и справочник автомобильной ассоциации. Состояние чехлов говорило о том, что хозяин следит за своей машиной. Немного расстроенный, Аткинсон продолжил маршрут.* * *
Хозяин машины наблюдал за ним из-за высокой кирпичной стены, окружающей дом. Когда Аткинсон и его позвякивающий велосипед скрылись, водитель вышел из убежища, подошел к машине и сел за руль. Чуть громче, чем ему хотелось бы, хлопнула дверца. Сержант Аткинсон обернулся на звук. Водитель завел двигатель. Мотор взревел.* * *
Сержант Аткинсон оглянулся чисто механически. Он обратил внимание, что габаритные огни "остин-изо" все-таки недостаточно яркие, надо менять аккумулятор. Однако двигатель завелся сразу и как-то чересчур уж прытко. – Ох уж эти водители, – вздохнул Аткинсон. На дороге он чувствовал себя в своей стихии. Он пять лет служил в дорожной полиции, ему приходилось регулировать движение на самых оживленных перекрестках, и он относился к дороге как к чему-то само собой разумеющемуся – при условии, естественно, неукоснительного соблюдения правил. Того же он требовал и от автолюбителей. Однако рев мотора и визг шин говорили о том, что машина тронулась с дикой скоростью. Он снова обернулся и чуть отрулил в сторону тротуара. – Боже! – прошептал он. Он отчаянно прыгнул вперед, к тротуару, но никаких шансов на спасение уже не оставалось. Первый удар сломал Аткинсону позвоночник, колесо размозжило ему голову.* * *
На угол Филдс-вью, к очередной встрече с сержантом, торопился молодой констебль по имени Дэвис. За его плечами было пока всего полгода службы. Дэвис был невысоким бледным юношей, и многие недоумевали: зачем в полицию берут столь непрезентабельных молодых людей? Он пока еще не решил, нравится ли ему эта работа и есть ли смысл делать профессию полицейского делом всей жизни. Именно об этом он и размышлял, двигаясь навстречу сержанту Аткинсону. Аткинсон – неплохой человек, думал Дэвис, но большую часть жизни он провел в полиции, а единственное, чем может похвастать, так это сержантскими нашивками. – Мне это не подходит, – бормотал сквозь зубы Дэвис. До угла оставалось ярдов пятьдесят, он не опаздывал. В этот момент он услышал, как завелся двигатель. Звук был очень громким, словно водитель решил его прогреть на больших оборотах. Можно подумать, зима! Некоторым гражданам противопоказано иметь машину – через пару месяцев они превращают ее в груду металлолома. И этому двигателю скоро придет конец. А затем Дэвис услышал удар. Он сразу же перешел на бег, и к тому моменту, когда оказался на углу, слегка задыхался. Темный малолитражный автомобиль был уже в конце улицы, двигатель работал теперь не так громко, однако скорость все равно оставалась большой. Дэвис схватил свисток. – Остановитесь! – крикнул он и поднес свисток кгубам. Звонкий свист прокатился веселым эхом. "Фью-ю-ю-ю-ю", – пел свисток. Дэвис мчался вперед. И тут он увидел нечто совершенно поразительное, то, о чем однажды говорили на инструктаже в районном подразделении Скотленд-Ярда. На автомобиле менялись номерные знаки. Раскачивающаяся из стороны в сторону уличная лампа позволила ему увидеть все. Прежний номерной знак приподнялся и исчез, а на его месте появился новый. Дэвис не смог разглядеть его – номер был заляпан грязью, – но две последние буквы он разобрал, в том не было сомнений: СО. Потом снова зажглись задние фонари, и он увидел, что машина поворачивает за угол, к дороге, ведущей в объезд участка государственных земель. Дэвис выдул из своего свистка еще одну трель. Улица опустела. Больше ничего он предпринять не мог. Дэвис повернулся и бросился к Аткинсону и искореженному куску железа, в который превратился его велосипед. Он заметил на тротуаре шлем Аткинсона у стоявший строго вертикально, будто Аткинсон, прежде чем упасть, аккуратно положил его туда. А сам сержант... Дэвис был в армии и привык к виду крови и увечьям, но такого он еще не видел. Глянув на размозженный череп Аткинсона, он понял, что проверять пульс смысла не имеет. Вот ублюдок! Задние огни автомобиля-убийцы еще были видны на дороге, ведущей вокруг поля, навстречу ему двигалась другая машина. Негодяя можно было бы догнать, нота, вторая машина, была на расстоянии в четверть мили, и Дэвис понял, что ничего поделать не сможет. Эта мысль привела его в ярость. Почему никто не вышел из дома, они же слышали его свисток? Почему они прячутся за закрытыми дверями? Почему? Из ближних домов выбежали два человека, со стороны угла быстро шел третий. Скрипнули тормоза, ярко вспыхнули передние фары и погасли – на голубой табличке на крыше машины мерцали буквы: "Полиция". Начались расспросы, но когда люди увидели голову сержанта, они замолчали. Дэвис бросил на дорогу полный отчаяния взгляд, но тот автомобиль уже исчез. Из патрульной машины выскочил полицейский. – Он ушибся? – Он мертв, – со злостью произнес Дэвис, – его сбил "остин-изо", после чего автомобиль сменил номерные знаки. Машина темно-синяя или черная, последние две буквы нового номера – "СО", возможно, два "О", но это не цифры. Водитель полицейской машины уже вел переговоры по рации. Подошли еще люди, вскоре появился врач: прежде чем полиция увезет тело Аткинсона, доктор должен засвидетельствовать смерть. Дэвис слышал, как прибежавшие на его свист люди вполголоса обмениваются замечаниями. Полицейский из патрульной машины склонился над Аткинсоном, словно надеялся воскресить его. – Что же могло произойти? – задумчиво спросил полицейский. – Вероятно, сержант поймал его на чем-нибудь... – На вашем месте, джентльмены, – сказал Дэвис, почувствовав, что у него в мозгу звякнул какой-то колокольчик, – я бы проверил замки. Должно быть, тот человек пытался залезть к кому-то из вас в дом и сержант поймал его с поличным. Люди зашевелились. И тут кто-то произнес тоном почти шутливым, отчего у Дэвиса кровь закипела в жилах: – Только не говорите ничего проповеднику Питу, а то он прямо сейчас соберет митинг! – Избави Бог нас от этого, – сардонически отозвался другой голос. Дэвис почти ничего не знал о проповеднике Пите, кроме того, что этот фанатичный священник живет где-то в округе. Он стал любимой темой шуток в участке, хотя злобных выпадов никто себе не позволял. Но Дэвиса меньше всего интересовал проповедник и его филиппики по поводу дорожно-транспортных происшествий. Это был не несчастный случай, это было хладнокровное убийство. О Боже! А миссис Аткинсон и их дочь Бетти? – Черт побери эту свинью! – прошипел сквозь зубы Дэвис. – Черт побери эту... Было половина первого ночи.* * *
В половине третьего Роджер услышал телефонный звонок, он доносился словно издалека, но годы работы сделали свое дело: он мгновенно проснулся. Это было еще не настоящее пробуждение, потому что телефон продолжал звонить словно из другой комнаты, хотя на самом деле стоял под ухом. Глаза закрыты, но сознание уже включилось. Роджер протянул руку, поднял трубку и успел обрадоваться, что Джанет нет дома, иначе она тоже проснулась бы. Было совсем темно. – Уэст слушает. – Это старший инспектор Уэст? – Да слушаю же! – Одну минуту, сэр, – сказал мужской голос, – с вами хочет поговорить суперинтендант Дэлби. Дэлби был на этой неделе ночным дежурным по Скотленд-Ярду, и он не тот человек, который без достаточных оснований станет среди ночи беспокоить вернувшегося со службы офицера. Роджер передвинул подушку, включил ночник, зевнул и лег на телефонную трубку ухом. Ждать пришлось недолго. – Это ты, Красавчик? – Он самый. – Очень устал? – Всегда на боевом посту. В чем дело? – Какая-то машина сбила местного сержанта в Тоттинге, – мрачно сказал Дэлби. – Смертельный исход. "Остин-изо". Констебль видел, как на ходу менялись номерные знаки. Я знаю, что ты интересуешься "остинами-изо", – здесь те же самые цвета, два разных номера, причем один из них проходит по делу о наезде, когда водитель тоже скрылся. Верно? – Машину взяли? – резко спросил Роджер. – Да, – сказал Дэлби. – На стоянке в Баттерси. Я потому и звоню. Может, ты захочешь взглянуть на нее. – Спасибо. Молодец, что позвонил, – сказал Роджер. – Сейчас выезжаю.* * *
На углу стоянки в Баттерси были установлены два мощных прожектора – именно здесь, в два часа ночи, и обнаружили "остин-изо". Прожекторы освещали место действия – автомобиль, полдюжины полицейских. Одни брали пробы краски и обрабатывали следы крови Аткинсона, другие соскребали грязь с шин, отсасывали специальным пылесосом пыль из салона, искали отпечатки пальцев, фотографировали. Дул пронизывающий ночной ветер, и полицейские работали быстро. Двое стояли у въезда на автостоянку, блокируя путь посторонним. Роджер прошел на стоянку и в круге света увидел полную фигуру инспектора из Тоттинга. Они были знакомы: Тоттинг входил в компетенцию Скотленд-Ярда. Констебль у въезда не знал Роджера, но мгновенно вытянулся, увидев его жетон. – Инспектор Морган ждет вас, сэр. – Благодарю. Роджер поставил машину рядом с полудюжиной других и присоединился к коллегам. Работа не прекращалась, но из конторы автостоянки появился человек, он нес большой поднос с горячей пищей. Роджер направился прямо к толстому Моргану. – А, хэлло, Красавчик. Дэлби предупредил, что ты будешь с минуты на минуту, – расплылся в улыбке Морган. У него было пышущее здоровьем лицо, двойной подбородок и ямочки на щеках – приветливость Моргана всегда была искренней, без всякой натяжки. Ворот рубашки был слишком просторным даже для его могучей шеи – Морган любил комфорт. – Скоро заканчиваем, – сообщил он. – Нашли кое-что, в том числе полный комплект отпечатков пальцев, пальчики – загляденье, будешь доволен. Ну и ночка! – Как вам удалось найти машину? – спросил Роджер, и они направились в сторону полицейских. – Это сделал один из моих парней, – сказал Морган, – сработано очень быстро, сразу же, как получили сообщение по рации. Короче, он заметил машину на стоянке – а как ты знаешь, здесь обычно ставят подержанные автомобили, – и удивился: новенький "остин-изо", да еще в такое время! Решил, что, наверное, машина вечером стукнулась, и хозяин оставил ее здесь, чтобы договориться с механиками. Он подошел поближе и увидел, что одно крыло сильно помято, фара разбита, на бампере кровь. Он не стал терять времени. Есть кое-что и для тебя, – добавил Морган, когда они подошли к машине, – нагнись, а то я устал, и обрати внимание на задние номерные знаки. Роджер присел и увидел то, что и ожидал. Номерные знаки были прикреплены к системе вращающихся рычагов, их можно было сменить нажатием кнопки в салоне. Всего здесь было три номера: Л 573 ПР, КЛК 514 и 359 АСО. – Теперь у тебя действительно кое-что есть, – с удовлетворением произнес Морган. Поднявшись и отряхнув брюки, Роджер почувствовал привычное возбуждение – так было всегда, когда у него появлялась точная информация или вещественные доказательства. До сей минуты он склонен был многое отнести на счет совпадения, но сейчас стало ясно, что это больше, чем совпадение. Примерно в то время, когда произошло нападение на миссис Китт, у ее дома видели автомобиль. Машина фигурировала и в случае умышленного наезда на Чарлза Джексона; в убийстве Аткинсона также участвовал автомобиль. Если бы им удалось выйти на водителя, все три дела слились бы в одно. Но было и еще кое-что. Если водитель-убийца напал на миссис Китт, потом на Джексона и, наконец, на Аткинсона – значит, существует некий общий знаменатель? Почему он желал смерти именно этих людей? И самый неприятный вопрос: есть ли еще опасность для Джексона и миссис Китт? Роджер пришел к неутешительному выводу: до тех пор, пока убийца не будет схвачен, над ними висит дамоклов меч.Глава 10 На сцене появляется проповедник
И с Четуортом не поговоришь... Его большой кабинет пустовал. Роджеру всегда казалось, что обстановка – огромный черный стол и легкая мебель из гнутых пустотелых стальных трубок, – совершенно не соответствует характеру хозяина. На месте была секретарша Четуорта, чопорная дама в белой блузке и черной юбке. На месте был неповоротливый Фрэнк Кортленд, старший суперинтендант, сейчас напрямую подчиняющийся комиссару, но никакой реальной помощи от них ждать не приходилось. В сообщениях из больницы не было ничего нового, и никто всерьез не верил, что Четуорт выкарабкается. Газеты уже сообщили о болезни помощника комиссара – на первой полосе, под материалом о нападении на миссис Китт. Она долго оставалась без сознания и до сих пор еще заявления не сделала, но доктора были настроены оптимистично. – Вы, конечно же, распорядились, чтобы в больнице дежурил полицейский? – спросил Кортленд. Четуорту и в голову не пришло бы говорить о столь очевидных вещах, но, видимо, Кортленд тоже нервничал. – Да, Джем Коннолли послал туда женщину-полицейского. – Хорошо. Есть что-нибудь еще, Красавчик? – Не много, – ответил Роджер. – Я проверил: женщина, которая благодарила Джексона за сына, все еще на Ривьере, и нет никаких данных, говорящих о том, что у Джексона с ней было что-то такое. Что же касается "остина-изо", то мы еще так и не установили водителя, который был за рулем прошлой ночью. Также неизвестно, где он обычно держал машину... Отпечатки пальцев и лабораторные анализы результатов пока не дали. В салоне удалось собрать довольно много отпечатков, но по нашей картотеке они не проходят. Если они вообще нам помогут – пока что отпечатки лишь усложняют картину. Все они принадлежат человеку с довольно крупными руками, тогда как по описаниям водитель – человек среднего или даже мелкого телосложения. Правда, вполне вероятно, что у него большие руки, но пользы от такой информации не много. Кортленд мрачно согласился с этим выводом. – Я разрабатываю общую версию, – продолжал Роджер. – Этого человека, по всей видимости, знают и миссис Китт, и Чарлз Джексон, и Аткинсон. Хотя Аткинсона я бы в расчет принимать не стал. – Я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал Кортленд. – Возможно, Аткинсон заподозрил, что на машине фальшивые номера или у него просто появились какие-то основания задать водителю вопросы, и тот решил убрать его. Другими словами, вполне вероятно, Аткинсон в схему не укладывается... А какая связь между миссис Китт и Чарлзом Джексоном? – Через суд, – просто сказал Роджер. – Одно время Джексон работал в Лайгейте и иногда действовал в поддержку местной полиции. Мотивом здесь может быть месть – поэтому я сейчас ищу дела, по которым Джексон выступал на стороне обвинения, а миссис Китт выносила приговор. Видимо, обвиняемый считал, что его наказали неправильно. И, скорее всего, человек этот предпочел иметь дело с судом магистров, а не с настоящим следствием... – Но с тех пор, как Джексон готовил дела для обвинения, прошло уже много лет, не так ли? Кортленд тоже не терял времени даром, подумал Роджер. – Ненависть – стойкое чувство. – Что ж, как бы там ни было, надо всех проверить, – сказал Кортленд и постучал пальцами по отчету, который ему принес Роджер. – А есть что-нибудь по тем двум, которые угрожали Джексону? – Нет, но я жду дополнительную информацию. И я хотел бы еще кое-что сделать. – Что именно? – Установить наблюдение за Джексоном и его женой, – на случай, если убийца предпримет еще одну попытку. Мне понадобятся еще четыре человека. – Можете взять. – Спасибо, – сказал Роджер. Двоим полицейским он дал задание следить за всеми перемещениями стряпчего и его жены, двоих оставил на смену. У него возникло смутное предчувствие, что Джексонов подстерегает опасность, – он понимал, что скорее всего причиной тому жестокость водителя-убийцы, что в действительности Джексоны находятся под охраной полиции, но ничего не мог с собой поделать. События развивались по одной и той же схеме: темнота, безобидный автомобиль с приглушенным светом фар, яростный рев двигателя и – удар. Но если вспомнить, каким образом была избита миссис Китт, то получится портрет человека чрезвычайно жестокого, человека, который атакует не по шаблону. Роджеру не давала покоя одна мысль: ведь мог быть еще кто-то, связанный с двумя предыдущими жертвами, неизвестный, на кого в любой момент мог обрушиться удар. Началась борьба со временем, борьба за жизни ничего не подозревающих людей. Вернувшись от Кортленда, Роджер составил список вопросов и направился к лифту, который поднял его в лабораторию. В Скотленд-Ярде было несколько лабораторий, они обслуживали все подразделения, не подчиняясь ни одному из них напрямую; существовал также специальный лабораторный зал, в котором проводились самые различные эксперименты и исследования. У одной из стен стояла широкая и длинная скамья, в то утро она была буквально завалена газетами – неповрежденные газеты с одной стороны, обгоревшие – в середине, обуглившиеся – в дальнем конце. Здесь же выстроились полусгоревшие книги и пустые обложки из-под газетных вырезок – все это привезли из дома миссис Китт. В углу зала, словно призрак, маячил фотоаппарат на штативе, прикрытый темной тканью. На столе стояли огромные резервуары с химикатами, в одном из них лаборант осторожно промывал обугленные страницы. Еще один криминалист сидел за маленьким столиком и заносил на большие листы бумаги все то, что удалось разобрать в обгоревших документах. Роджер оглянулся по сторонам и подошел к сидящему за столом человеку: – Нашли что-нибудь? – Ничего конкретного, – ответил тот, – есть только одна новая информация. – Что именно? – Она подшивала вырезки статей о проповеднике Пите. – Они тоже сгорели? – Да, за исключением тех, что остались в газетах, до которых наш приятель не успел добраться, – миссис Китт, видимо, тоже не дошла до них. По крайней мере, из этих газет она вырезок не делала. Хотя, надо сказать, в последнее время он не очень-то часто выступал в печати, а может, газеты просто устали от его изречений. Раньше его речи публиковали чаще. – Сейчас он перешел на письма тех, кто, по его мнению, может оказаться полезным. Он созывает митинг, – сказал Роджер. – Опустился уже до митингов? Бедняга! – А у миссис Китт много вырезок по нему? – спросил Роджер. Сержант посмотрел в свой лист: – Мы обнаружили упоминания о нем на семи полусожженных листах, во всех газетах, в трех вырезках, которые обгорели по краям и на семи неповрежденных страницах. Все вырезки на одну и ту же тему: преподобный гневно обличает автомобилистов и водителей, нарушающих правила. – М-да, – произнес Роджер задумчиво. – Где он живет? Его имя упоминалось в отчете, который сегодня утром прислали из Тоттинга, в рапорте констебля. Как же зовут этого паренька? А, Дэвис, точно, Дэвис, – Роджер говорил словно сам с собой. – Проповедник Пит живет в Тоттинге, – откликнулся сержант, – где-то здесь был его адрес. Он перелистнул газету: – Вот, Филдс-вью, 188. Послушайте, там же погиб Аткинсон! – Верно, – сказал Роджер. Он просмотрел все записи, но не нашел ничего нового. Вот бедолаги – дни и ночи напролет возятся в своей лаборатории; от этой рутины можно сойти с ума, но эта рутина – залог успехов Скотленд-Ярда. Роджер вернулся в свой кабинет и набрал номер Коннолли. – Хэлло, Красавчик, – крикнул в трубку служака из Лайгейта, – как раз собирался позвонить тебе. Врачи говорят, что миссис Китт вне опасности, но как минимум еще сорок восемь часов ей нельзя задавать никаких вопросов, – сегодня в его голосе было больше оптимизма. – Как. Четуорт? – Без изменений. – Да, плохо. – Слушай, Джем, проповедник Пит проявлял в твоих краях активность? Коннолли хихикнул: – Время от времени он поднимает шум. Примерно год назад, после того, как миссис Китт признала невиновным одного автолюбителя, он устроил митинг протеста. Ему удалось собрать человек семьдесят или восемьдесят, но когда он набросился на миссис Китт, его просто никто не стал слушать. Все было очень прилично: его просто обсмеяли, и он слез с трибуны. – А что миссис Китт? Она была там? – Откровенно говоря, не помню, – сказал Коннолли. – Подожди-ка, сержант, который у меня сегодня дежурит, был на том митинге. Сейчас я с ним переговорю. Примерно минуту Роджер прислушивался к шорохам в трубке. Наконец Коннолли вернулся: – Сидит, напрягает мозги. Но говорит, кажется, доктор Китт был там. Охотно в это верю, он мог пойти на митинг, чтобы убедиться в честной игре проповедника. А у тебя что нового? – Миссис Китт собирала газетные вырезки, посвященные проповеднику. – Вот как? Ты его знаешь, Красавчик? – Нет, никогда с ним не встречался. – А надо бы, с ним стоит поговорить. Милейший человек, за исключением тех моментов, когда садится на своего конька. Тут он превращается в одержимого, он... Подожди минутку! Коннолли вдруг замолчал, потом начал что-то бормотать себе под нос и вновь возник на линии: – Сержант прав. Доктор Китт был на митинге, что-то записывал, а потом увещевал тех, кто поднял святого отца на смех. Сущая правда. – Узнай, были ли доктор Китт и его жена знакомы с проповедником. – Сделаю. Что-нибудь еще? – Было бы неплохо получить рапорт об этом, митинге. – Вот что, – решительно сказал Коннолли, – я пришлю к тебе Пая, мой сержант говорит, что он тоже был в тот день на дежурстве. Сержант же просто подошел на минутку послушать, о чем там говорят. Когда мне его прислать? – Пусть приезжает часам к двенадцати дня. – Отлично. Роджер повесил трубку и откинулся на спинку стула. Потом снова взялся за телефон, позвонил дежурному и предупредил, что едет в Тоттинг. Через десять минут его машина была уже на Вестминстерском мосту. В этот час движение было очень интенсивным. Над Темзой висели облака, и прорывавшиеся сквозь них лучи солнца золотили здание парламента, мрачная громада которого вырисовывалась на фоне черных туч. Через двадцать минут он уже был в Тоттинге и сразу же направился в штаб-квартиру местного подразделения Скотленд-Ярда. Здесь тоже страдали от отсутствия новостей – владелец "остина-изо" пока установлен не был, не была обнаружена и обычная стоянка этого автомобиля.* * *
Дежурный суперинтендант чихал и кашлял – казалось, до конца своего дежурства он не дотянет. – А, проповедник Пит... Он живет неподалеку, – просипел он. – Не знаю, не знаю, как он вел себя на старом месте, а у нас к нему замечаний нет. Достаточно безобидный человек, у него только один пунктик – да ты и сам, наверное, знаешь. – Это его идея о том, что любой несчастный случай на дороге – убийство? – Именно, – заметил суперинтендант, – именно. – Не возражаешь, если я поеду к нему, поговорю? – Сколько угодно, Красавчик, хотя не думаю, что от этого будет какой-то толк. Проповедник знал миссис Китт, вспоминал Роджер, звонил он и Розмари Джексон – это еще одна общая деталь. Он приучил себя не поддаваться возбуждению при первой пришедшей идее и, борясь с соблазном готовой версии, спросил: – Сержант Аткинсон был с ним знаком? Вопрос прозвучал несколько резко. – Ты имеешь в виду проповедника? – суперинтендант закрыл глаза и всем своим видом осудил нелепый намек, содержавшийся в вопросе. – Я не очень хорошо знал сержанта Аткинсона. Могу только сказать, что он был смертельно скучным, хотя и добросовестным парнем. Можно поговорить с его женой и дочерью, но вряд ли это сейчас уместно. – Им уже сообщили? – Да, инспектор Гейл и молодой Дэвис – многообещающий молодой человек, этот Дэвис, вчера ночью он был на высоте. Вот кого тебе надо в помощники, Красавчик, это не Аткинсон. Бедняга не понимал, что его никогда не взяли бы в ваше ведомство. Ой, погоди секунду, кажется, я сейчас чихну... Роджер вышел, оставив полицейского наедине с простудой. Никто не знал, имел ли Аткинсон что-нибудь общее с проповедником Питом, никто не знал, где сейчас молодой Дэвис, – утром он был в участке, а на дежурство ему только к восьми вечера. Где болтается этот парень? Под началом такого суперинтенданта любой подчиненный начнет на службе чихать. Узнав дорогу, он поехал в противоположный конец Тоттинга, туда, где жила жена сержанта Аткинсона. Перед маленьким домом с верандой стоял мотоцикл – когда Роджер подъехал к воротам, из них выходил невысокий бледный человек. Пресса? Агент по страхованию? Распорядитель похорон? Человек остановился и подошел к машине Роджера: – Простите, сэр, вы старший инспектор Уэст? – Да. – Я констебль Дэвис, сэр. Я... это я обнаружил тело сержанта Аткинсона прошлой ночью. Я зашел сюда узнать, не требуется ли какая помощь. Это ужасно, когда в семье происходит такое, да, сэр? – Как они, очень плохо? – Жена все время плачет, а дочка – ей всего восемнадцать, она... Я могу вам чем-нибудь помочь, сэр? – Дэвис старался побороть свои эмоции. – Я ищу мотив, Дэвис, – Роджер слегка коснулся его плеча, и это волшебное прикосновение привело Дэвиса в восторг: такой человек разговаривает с ним как равный с равным. – Я меньше всего хочу причинить боль миссис Аткинсон, но мне надо знать, у кого мог быть на Аткинсона зуб, кто мог желать его смерти. Тебе, наверное, об этом ничего неизвестно? – Нет, сэр. Это был человек без врагов, я бы так сказал. – Ты хорошо его знал? – Понимаете, сэр, я в полиции всего полгода, но... в общем, он говорил со мной. Если позволите, скажу, что он был рад, когда мог с кем-то поговорить. Он чем-то напоминал одинокую старуху, а в участке к нему уже привыкли. Понимаете, сэр, я не критикую, я просто... – Излагаешь факты. Правильно. Может, он кого-то нащупал здесь, кого-то, кого мог бы упрятать за решетку? – Вряд ли, сэр. Возможно, подозрения у него и были, но не более того. – А друзья? У него были друзья, знакомые? Может, тот проповедник, как же его имя – а, проповедник Пит. Он всегда принимает сторону полиции, а Аткинсон был специалистом по дорожно-транспортным происшествиям, разве не так? – Да, он знал проповедника, – подтвердил Дэвис, – но времени-то у него совсем не было, даже на проповедника. Как-то вечером он показал мне его – это было неподалеку от того места, где его убили, сэр, проповедник живет в том районе. Сказал, что от него одно беспокойство, а толку никакого. Что-то в этом роде. Больше я, пожалуй, ничего не знаю... Но я не представляю, чтобы проповедник мог кого-нибудь убить. – Ты прав, – согласился Роджер и после некоторого раздумья продолжал: – Дэвис, я попрошу тебя кое-что сделать для меня, не откажешь? Найди предлог и снова навести миссис Аткинсон и ее дочь: узнай, насколько хорошо они знакомы с проповедником, а также знал ли Аткинсон что-нибудь о миссис Китт, когда работал в Лайгейте. – Вспомнил, сэр! Есть одна женщина, которую сержант готов был разорвать на кусочки! – воскликнул Дэвис. – Однажды он такое по ее адресу сказал, что я не рискну вам повторить. Я сделаю все, что смогу, сэр. А кроме того, я обещал им зайти в полдень. – Отлично, – сказал Роджер, – спасибо. Он наблюдал за тем, как Дэвис садится на свой мотоцикл, и в этот момент заметил, что занавеска на одном из окон в доме Аткинсонов слегка отодвинулась. Он присмотрелся и увидел черноволосую девушку: она смотрела на Дэвиса, а не на него. Похоже, она вообще никого, кроме Дэвиса, не замечала. – До свидания, сэр, – сказал Дэвис и завел мотор. Роджер сел в машину. Девушка – скорее всего, это была Бетти Аткинсон – заметила его, бросила в сторону автомобиля безразличный взгляд и задернула занавески. Плачущая женщина, безутешная девушка у окна – неужели этой боли не будет конца? Боль. Кто-то мучил Розмари Джексон, издевался над ее мужем – а потом попытался убить. Налетчик садистски избил миссис Китт. Ничего не подозревавший Аткинсон был сбит машиной, но его предсмертная боль была не менее острой, чем боль всех остальных. Кто стоит за всем этим? Какой-нибудь маньяк-садист?.. Но все нападения тщательно продуманны, хладнокровно спланированы. Роджер выехал за угол, где прошлой ночью стоял Дэвис. По обе стороны дороги стояли двухэтажные домики с верандами – желтые кирпичные стены, крыши из серой черепицы. Далеко впереди маячил автобус, чуть ближе виднелась машина, на дверце ее он заметил надпись: "Полиция". В этот момент рация ожила – раздался щелчок, потом послышался голос: – Вызывается старший инспектор Уэст, вызывается старший инспектор Уэст. Вас просят вернуться в Скотленд-Ярд, срочно. Повторяю: вас просят вернуться в Скотленд-Ярд. Как слышите меня, прием. Роджер переключил рацию на передачу: – Говорит Уэст, как слышите меня? – Слышу вас, сэр. – В чем дело? – Вероятно, новости о Четуорте, подумал Роджер. – Вас хочет видеть суперинтендант Кортленд, сэр, какие-то проблемы на улице Хейкорт-мьюз, это все, что я знаю, сэр. – Понял, – резко сказал Роджер, – еду. – Одну минуту, сэр... – торопливо произнесла рация, – еще одно сообщение для вас... от суперинтенданта. Не могли бы вы поехать сразу на Хейкорт-мьюз? Один из ваших людей серьезно пострадал, сэр, это все, что мне известно, сэр.Глава 11 Похищение
Роджер не стал заезжать на Хейкорт-мьюз, потому что уже на углу увидел около полудюжины полицейских машин. Он стал в том месте, где в свое время была припаркована машина того, кто покушался на Джексона, и вылез из-за руля. У входа в квартиру Джексонов стояли двое полицейских в форме. Люди в штатском, все из Скотленд-Ярда, помечали краской брусчатку во дворе дома... Один пытался снять гипсовый слепок с того места, где пыль веков слежалась до твердости камня. Фотографы распаковывали камеры и штативы. На пороге появился огромный Билл Слоун. Он был без шляпы, его красное лицо явно выражало беспокойство. – Привет, Красавчик, зайдешь? – Зайду. Перескакивая через две ступеньки, Роджер поднялся в квартиру. Сердце начало колотиться быстрее обычного, он чувствовал себя виноватым: он не смел допустить, чтобы здесь что-то произошло. Что же случилось? Он дернул Слоуна за рукав: – В чем дело? – Пропала миссис Джексон, – просто ответил Слоун. – Наш парень – молодой Хеппл, ты послал его сюда, – находится в Больнице святого Георгия, и, судя по всему, вряд ли выкарабкается. – Как это произошло? – Его ударили гаечным ключом по голове, – сказал Слоун. Он делал большие паузы между словами: – Пока ничего не понятно, но Джексон уже здесь, и мы подумали, что ты... Он замолчал. Из гостиной появился Джексон. Его глаза блестели, зубы были стиснуты. На лбу и носу еще оставались полоски пластыря, правый глаз заплыл, но Роджер мгновенно забыл об этом, когда Джексон встал рядом со Слоуном: – Что-нибудь узнали о Розмари? – Пока нет, – сказал Роджер, – я... – Уэст, – раздраженно произнес Джексон, – я знаю, как вы умеете работать, я знаю, что вы и ваши люди сделают все возможное. Я умоляю: найдите ее. – Обязательно найдем, – Роджер постарался, чтобы его слово прозвучало твердо. – Боже мой! – Джексон сжал кулаки. – Я не могу в это поверить. Я знаю, что ваш полицейский сильно пострадал, но какого черта он допустил это? Почему? Его же прислали охранять ее, разве не так? Почему он допустил такое? – Мы выясним, что произошло. И мы найдем миссис Джексон, – произнес Роджер спокойно. – Мы сделаем это быстрее, чем вы думаете. Слова заверения, какое они имеют значение, как они могут помочь Джексону? – Когда это случилось? – Около двенадцати часов, по-моему, я... – начал Джексон. – Позвольте, я изложу детали, – мягко сказал Слоун, в котором одновременно уживались верзила-подросток и благоразумный дядюшка. Он повернулся, и они вошли в комнату, где накануне Джексоны принимали Роджера. Ничего не изменилось, только в пепельницах не было окурков, да исчезли стаканы. Светлая, очаровательная комната. – Хеппл прибыл сюда к девяти часам утра. До его прихода мистер Джексон был дома. Хеппл подключил к телефону записывающее устройство и вышел на улицу – он должен был нести дежурство у входных дверей. Другой полицейский, в штатском, находился с противоположной стороны дома, наблюдая за окнами, выходящими в сад. Мы предусмотрели все, мистер Джексон, у преступника не могло быть никаких шансов. Джексон уныло кивнул. – Как утверждает шофер, мывший машину напротив у входа в гараж, немногим позже двенадцати здесь показался человек. Он стоял на пороге спиной к шоферу и ждал, пока ему откроют дверь. Шофер увидел, как наш человек, Хеппл, двинулся к входу – а потом, как говорит шофер, Хеппла двинули по голове, затащили внутрь – и тут двери гаража захлопнулись. Шофер услышал, как повернулся ключ в замке, и оказался взаперти – в течение примерно пяти минут он ломился в дверь, устроив страшный грохот. Это все, что он знает. – Хеппл что-нибудь сказал? – тихо спросил Роджер. – Когда мы его нашли, он был без сознания. Молочник услышал крики шофера, который уже понял, что в квартире напротив происходит что-то неладное, июни позвонили нам. Увидев, что Хеппла у дверей нет, наши парни высадили дверь. Хеппл лежал в холле. – И никаких следов Розмари, – сказал в отчаянии Джексон, – никаких.* * *
Она была жива. И отчетливо помнила все, что происходило.* * *
Для Розмари Джексон это было многообещающее утро, во всяком случае, оно было самым счастливым за последнее время. Она убедилась, что они с Чарлзом стали жертвами какого-то заговора – какого, она не могла понять, возможно, это была месть одного из тех, кого Чарли помог упрятать в тюрьму. Но мотив не имел для нее никакого значения. Она была достаточно благоразумным человеком и легко убедила себя, что сейчас, когда за дело взялась полиция, опасности больше нет. Она только немного беспокоилась, вот и все. Она следила за тем, как Чарлз собирается на работу, немного медленнее, чем обычно. Он пообещал ей, что обязательно возьмет такси, к тому же за ним неотступно следовал детектив. Чарлз мог бы и не ходить в контору, но надо было начинать работу над новыми делами, вечно эти новые дела! С угла, где прошлым вечером его чуть не убили, Чарлз помахал ей рукой, она отошла от окна и некоторое время смотрела, как детектив из Скотленд-Ярда возится с телефонным проводом – теперь все, что говорится по телефону, будет записываться на магнитофон. – Вот здесь маленький переключатель, мадам, – сказал он, показывая на магнитофон. – Он все время должен быть вот в этом положении. Если вам позвонят и вы поймете, что это не тот человек, поверните его, чтобы зря не расходовать ленту. Вы умеете обращаться с магнитофоном? – Конечно. Но с обыкновенным. – Когда эта лента закончится, точнее, если она закончится, здесь будет записано около трех тысяч слов! Детектив усмехнулся. Это был довольно симпатичный молодой человек, хотя и несколько безликий, с маленьким безвольным подбородком, редкими темными волосами и красивыми глазами. – Но все же, если лента закончится, вы должны будете снять катушку, вот так, – он медленно продемонстрировал, как надо снимать катушку, – а потом поставить новую, вот так, – он снова показал. – Может быть, попробуете? Надо убедиться, что вы все поняли. С трех попыток Розмари научилась обращаться с магнитофоном. – Теперь все в порядке, – сказал детектив-офицер Хеппл. – Пожалуй, я пойду на улицу, мало ли что может произойти. Хотя, как сказал сегодня утром инспектор Уэст, это маловероятно – вся проблема в том, что нас обычно подключают только тогда, когда самое худшее уже прошло. – Наверное, вы правы, – согласилась Розмари. Она видела, как он вышел на улицу, и сразу же занялась домашними делами. Время от времени она подходила к окну и смотрела на очаровательный садик, в котором работал садовник, которого она раньше не видела – не старик, приходивший туда два или три раза в неделю, а какой-то незнакомый молодой человек. Может, еще один из уголовного розыска? Пробило полдень, на плите закипел чайник – она налила чашку чая и услышала звонок в дверь. Ей и в голову не пришло, что это может быть сигналом тревоги: в любом случае у дома дежурит Хеппл, значит, ни о какой опасности не может быть и речи. На пороге стоял человек. Она его не знала. Но поняла, что попала в ловушку. Человек быстро двинулся ей навстречу. В руке у него был маленький пистолет, незаметный со стороны улицы, но она видела его очень хорошо. Позади этого человека, на ступеньках, стоял Хеппл, о пистолете не подозревавший. Через мгновение голова и плечи человека на пороге загородили фигуру детектива. Сзади к Хепплу подкрадывался еще один мужчина. – Осторожно! – крикнула Розмари. – Там... Человек собирался убить ее. Она видела, как поднимается рука с пистолетом, видела блеск в глазах человека и поняла, что это именно он был в машине. Затем услышала слабый шипящий звук. Из дула пистолета вырвался белый пар и окутал ей лицо. Она почувствовала, как газ щиплет глаза, нос и горло, вырвавшийся из груди крик моментально заглох. Она отшатнулась назад и в отчаянной попытке попробовала захлопнуть дверь, но ее грубо схватили и втолкнули внутрь. Она ничего уже не видела, боль была такой резкой, что хотелось кричать, но газ не давал ей возможности сделать вдох, и она лишь тихо стонала. Потом человек протащил ее по коридору в кухню, а оттуда в кладовку. Она упала на полки, разбив какие-то банки, дверь захлопнулась, и она очутилась в темноте. Слезы заливали лицо. Она оперлась о стену, закрыла глаза руками и попыталась сделать вдох. Жгучая боль постепенно исчезала, но глаза и носоглотку все еще жгло, ей казалось, что она задыхается. Она не могла бы сказать, сколько времени оставалась в кладовке. Неожиданно дверь открылась и в глаза ударил яркий свет – настолько яркий, что она зажмурилась. Она смутно видела очертания головы и плеч, и это было все. Она почувствовала на своем запястье руку, и ее буквально вышвырнули из кладовой. В припадке ярости она бросилась вперед, вытянула руки и почувствовала под пальцами что-то мягкое – его лицо? – но ей вывернули руку и она закричала от боли. Человек что-то произнес, но она не поняла, потом он снова обратился к ней – на этот раз она услышала: – Пошли, сука! Он был слишком сильный, она не смогла бы с ним справиться. Он потащил ее к выходу. Дверь была закрыта, но когда он подошел ближе, она приоткрылась на дюйм и он спросил кого-то снаружи: – О'кей? – Да, – ответил другой мужской голос. – Пора сматываться. Должен же кто-то быть на улице, кто-то, кто поможет ей! Если она начнет кричать, ее услышат. Она уже приготовилась, как вдруг споткнулась обо что-то и едва не упала. Это был детектив Хеппл. Он лежал неподвижно, голова и лицо залиты кровью. – Только попробуй что-нибудь выкинуть, и с тобой будет то же самое, – услышала она шепот, и ее дернули вперед. Она перешагнула через тело и поняла, что Хеппл, должно быть, мертв. Если так, то у нее больше не было никакой надежды. Дверь открылась шире. Человек достал носовой платок, скрутил его комком и засунул ей в рот. Кричать она уже не могла и едва не задохнулась, пока он тащил ее к маленькому черному автомобилю – "остин-изо", стоящему рядом с домом. Это была та же машина, которая чуть не сбила Чарлза. Задняя дверь была широко открыта, а радом с ней стоял маленький человек с бледным лицом. Ее швырнули в машину, втолкнули в угол, бледный человек сел рядом. Хлопнула дверца. Второй сел за руль. Розмари пыталась что-то сказать, но ей мешал носовой платок, она пробовала вытолкнуть его изо рта, но он был весь мокрый, и у нее ничего не получалось. Затем она ощутила боль в предплечье и поняла, что ей сделали укол. Она начала вырываться, но человек крепко держал ее. Постепенно она теряла силы и наконец затихла. Она видела прохожих, понимала, что если бы ей удалось закричать или как-то привлечь внимание, они помогли бы ей, но ничего нельзя было сделать. Вскоре ей уже ничего и не хотелось делать, она почувствовала какую-то странную апатию. Глаза, носоглотка и гортань больше не болели, не болела и рука, которую ей так жестоко вывернули. И как-то незаметно ею овладела усталость. Это было больше чем апатия, это был покой – мир и покой. Она забыла, что с ней произошло, она забыла свой страх. С ней случилось что-то необыкновенное и чудесное. Казалось, она уносится из мира обыденности и повседневности в новый мир, мир наслаждений и грез. Ничего подобного она еще не испытывала. Мысли исчезли, осталось только ощущение радости, чуть ли не восторга. Она чувствовала, как плавно движется машина, но совсем не обращала внимания на улицы, по которым они ехали. Она вообще больше ничего не видела. Она закрыла глаза и погрузилась в волшебный сон.* * *
Все и было как во сне, чудесно и безмятежно, даже когда ей помогли выйти из машины и провели в большой дом, окруженный садом. Все время рядом с ней находился человек – тот человек, который когда-то так напугал ее. А сейчас он казался неотъемлемой частью этого нового, восхитительного мира. Ее провели в спальню. Она легла на постель, почувствовала, как кто-то развязал на ней поясок, снял туфли. Было уютно, тепло и очень приятно. Она знала, что, кроме нее, здесь больше никого нет, ей и хотелось быть наедине со своими мечтами, которые были не столько мечтами, сколько новыми ощущениями, образами. Проснувшись, она почувствовала жжение в гортани и носу, щипало глаза. Сейчас ее настроение было совсем иным, она погрузилась в глубокую депрессию, как бывало после ссор с Чарлзом или после того, как начали поступать эти гадкие письма, телефонные звонки. И она страстно желала вновь оказаться в волшебном полусне. Постепенно депрессия сменилась раздражением, она вновь почувствовала страх – сейчас ее реакции были почти нормальными. Конечно же, ей сделали укол какого-то наркотика – героина или еще чего-то в этом роде! Она была в этом уверена, потому что когда Чарлз готовил отчет для комиссии по проблемам наркомании, она достаточно хорошо ознакомилась с темой и... Но какое все это имеет отношение к ней? Неужели на Чарлза покушались именно из-за того, что он принимал участие в подготовке этого отчета? Сама мысль об этом была ужасной. Столь же ужасной была и ее беспомощность. В панике она вскочила с постели – волшебные грезы превратились в кошмар. Она подошла к окну и обнаружила, что оно забрано матовым стеклом, сквозь которое ничего не было видно. Она стала искать шпингалет, но не нашла – окно было фальшивым.Глава 12 Проповедник собственной персоной
– Я вынужден признать: мы ни на шаг не продвинулись в поисках вашей жены и находимся в той же стадии, что и утром, – сказал Роджер. Он сделал паузу, давая возможность стряпчему высказать свое мнение, но Джексон лишь смотрел на него горящими глазами. Они находились в кабинете Роджера в Скотленд-Ярде. Шесть часов вечера того же дня. – Мы знаем, что ее увезли в черном "остин-изо", но у нас нет ни номера машины, ни свидетелей, которые помогли бы опознать ее. Мы также знаем, что машина повернула на Гроувенор-сквер – и это все. Больше мы никакой информацией не располагаем. "Остин-изо" – одна из самых популярных моделей, а черный цвет – самый распространенный. Он вновь сделал паузу. – А что водитель? – спросил Джексон. – Мы знаем, что это человек небольшого роста в темно-сером костюме: шофер "роллс-ройса" видел его лишь со спины. Он ростом примерно пять футов шесть дюймов, узкоплечий, в темно-серой мягкой фетровой шляпе и черных ботинках. Но такому описанию соответствуют тысячи мужчин, сотни из них разъезжают в "остинах-изо". – И что вы намерены делать? – мрачно буркнул Джексон. – Все лондонские полицейские предупреждены, окрестные графства оказывают нам содействие. О любом черном "остин-изо", припаркованном в необычном месте или просто вызывающем подозрения, будут немедленно докладывать мне. Но я был бы лицемером, если б стал уверять вас, что мы возлагаем на это большие надежды. Имеющаяся на данный момент информация не дает нам такого права. – Неужели это все? – В завтрашних утренних газетах будет опубликована фотография вашей жены, описание машины и водителя, – сказал Роджер. – Мы используем все методы, которые обычно применяются при розыске пропавших без вести. – Включая больницы и морги? – хрипло спросил Джексон. – Включая больницы и морги, – согласился Роджер и решил хоть немного облегчить горе этого человека. Он достал пачку сигарет, протянул ее Джексону и как бы между прочим произнес: – Я абсолютно отвергаю возможность того, что мы найдем ее мертвой. Если бы они хотели убить ее, они бы уже сделали это прямо в квартире. Очевидно, ее просто похитили, это и было их целью. Его слова зажгли огонек надежды. – Думаю, вы правы, – медленно произнес Джексон и взял сигарету, – спасибо. Они закурили. – Но зачем? – недоуменно спросил Джексон. – Не вижу никакого смысла. – О, смысл есть, – быстро сказал Роджер. – Когда мы ее найдем, мы практически выйдем на человека, который это сделал. Мы все еще обрабатываем информацию на тех, кто мог иметь что-то против вас. Мы проверили те два имени, которые вы мне дали, – тех, кто угрожал вам местью, после того как их приговорили. Одинуже мертв, другой, выйдя из тюрьмы, узнал, что его жена приобрела птицеферму, и, насколько мы сумели выяснить, сейчас полностью погружен в сельское хозяйство. Человек исправился, и за это надо благодарить его жену. В любом случае он не подходит под описание водителя. – Все это выглядит ужасно, Уэст, – сказал Джексон. – Он задумался и вдруг резко произнес: – Что же мне делать? Я не могу работать, а мои партнеры считают, что я должен сам предпринять какие-то действия. Ничего другого Роджер и не ожидал. – Самое лучшее, что вы сейчас можете сделать, – припомнить все, что было в вашей жизни, и попытаться понять, давали ли вы кому-нибудь повод для такой острой ненависти. И если вы придете к выводу, что такового не было, попытайтесь проанализировать прошлое вашей жены. Вы что-нибудь знаете о нем? Джексон заколебался: – Немного, – признался он. – Мы познакомились случайно, на вечеринке у одного нашего знакомого. Вообще-то у нее и прошлого как такового почти нет: отец ее умер, когда она была совсем маленькой, а мать всю жизнь сражалась за существование и за то, чтобы Розмари вначале поступила, а потом и закончила колледж. Я знаю ее школьных знакомых, это, конечно, не кадры, но... – Мать жива? – Да, она живет в Оксфорде – одному Богу известно, что с ней будет, когда она узнает об этом, – добавил Джексон. – Я связался по телефону с одним ее знакомым, но надо будет поехать и рассказать ей обо всем лично. Нет, я не могу поверить, что в прошлом Розмари есть что-то... – он замолчал. – Я сделаю все, что в моих силах, – наконец сказал он, – но если вы считаете, что я могу быть еще чем-то полезен, ради Бога, умоляю, скажите! – Непременно, – пообещал Роджер. – Возьмите карандаш и бумагу и припомните все, что можете, о ваших взаимоотношениях с миссис Китт, когда вы работали в Лайгейте. Особенно то, что касается этого конкретного дела, – он достал из бумажника копию газетной вырезки, одну из тех, которые нашли в доме миссис Китт. – Над этим работает и Коннолли, но, может быть, вы найдете иной ракурс, о котором он и не подозревает. Джексон прочитал заметку. – Сразу не могу вспомнить, – несколько секунд он жевал нижнюю губу, потом медленно продолжил, – не уверен, но, кажется, припоминаю. Рядом с тем местом в Лайгейте произошло подряд несколько несчастных случаев, возник даже неофициальный наблюдательный комитет, который поднял по этому поводу дикий крик. Это было рядом с электростанцией – да, вы, наверное, знаете то место, там два очень неприятных перекрестка. История эта произошла утром, около девяти часов, на глазах у нескольких человек. Этот неофициальный комитет настаивал на том, чтобы водителя осудили. Я даже подумал, что полиция дала им слишком много воли, – похоже, Коннолли опасался, что если обвиняемого оправдают, комитет покажет зубы уже по-настоящему, – Джексон умолк, вспоминая обстоятельства, а потом, уже более уверенно, заговорил: – Да, теперь вспомнил. Жертвой была молодая женщина, беременная, если не ошибаюсь, – точно, беременная, потому-то дело и привлекло внимание. Вы же знаете, какой мечтательной может быть женщина, особенно в таком положении, – а кроме того, еще и очень медлительной. В общем, она вышла из автобуса, обошла его сзади и очутилась как раз на пути "ягуара", двигавшегося в противоположном направлении. Удар был очень сильным, – у нее произошел выкидыш. Я защищал водителя – добавил Джексон поспешно, – мы еще спорили в конторе, надо ли нам это делать – общественное мнение было целиком на стороне пострадавшей. Неофициальный комитет представил обвинению нескольких свидетелей, но и у меня были свидетели защиты. Среди них одна пожилая женщина – забыл ее имя. Спокойная, уверенная в себе. Абсолютно надежный свидетель. Был еще полицейский, он видел все, что произошло. И я отлично помню его – такой степенный, непоколебимый, но, видимо, с великолепной реакцией и очень наблюдательный, такой человек незаменим на перекрестке. Лицо, словно высеченное из куска дерева... – Вы помните, как его звали? – очень мягко спросил Роджер. – Да, припоминаю. Аткинсон. За несколько недель до моего отъезда из Лайгейта его перевели то ли в Клапамуэй, толи в Тоттинг. Он... – Джексон вдруг замолчал. Роджер встал из-за стола. Это был один из тех моментов, когда скрыть волнение невозможно. Сержант Аткинсон! Он-то мог воспроизвести картину в мельчайших деталях. Молодая женщина, "ягуар", визг тормозов и крики, спокойный и уравновешенный полицейский, столь же спокойная и надежная миссис Брей, Джексон, эффективно и умело действующий в пользу подзащитного, и миссис Китт, категорично отрицающая обвинения. – Этот наблюдательный комитет... – сказал Роджер. – Вы можете вспомнить, кто в него входил? – Вряд ли, – ответил после некоторого раздумья Джексон. – Я смутно помню, как выглядели их свидетели, но имя могу назвать лишь одно. Вы сможете установить остальных. – И кто же это? – Проповедник. Тот самый, который до сих пор сотрясает воздух по поводу дорожных происшествий, – газеты называют его "Проповедник Пит". Это о нем вчера говорила Розмари, несколько недель назад они встречались и... Он словно споткнулся и откинулся на стуле, судорожно хватая ртом воздух: – Не мог же он... – Пожалуй, я встречусь с проповедником Питом, – очень спокойно произнес Роджер. – Вы сейчас очень заняты? – Уэст, мне действительно надо повидать мать Розмари, – Джексон боролся с желанием отправиться к проповеднику с Роджером. – Конечно же, я ненадолго, – если я поеду прямо сейчас, то буду у нее в половине девятого, а где-то к полночи вернусь домой. Если будут какие-то новости, вы можете позвонить к ней или перехватить меня по дороге. Та информация, что вы хотите от меня получить насчет миссис Китт, – это может подождать до утра? – Да, но если вы вспомните что-то такое, что покажется вам важным, немедленно звоните в Скотленд-Ярд или мне. По-моему, у вас есть мой домашний телефон, не так ли? – Да. Куда же я его сунул? – сказал Джексон, роясь в бумажнике. – А, вот он. Уэст... – он тяжело дышал, потом резко отвернулся, чтобы скрыть подступившие слезы, – впрочем, какой смысл умолять вас. Я же знаю, что выделаете все возможное.* * *
Вскоре после этого он выехал к теще, за ним следовала полицейская машина – все полицейские на дороге в Оксфорд также были предупреждены. А Роджер позвонил в Лайгейт. Коннолли уже ушел, но инспектор с готовностью пообещал разыскать все материалы по наблюдательному комитету и по делу водителя "ягуара". Хотя сегодня это вряд ли возможно, уже вечер, и секретарь суда, скорее всего, закончил работу. – Прошу вас, сделайте это немедленно, – сказал Роджер, – это может быть очень важно. А что сейчас слышно об этом наблюдательном комитете? – О, он распался сразу же после того дела, – ответил инспектор. – Единственным отголоском остался "островок безопасности", который сделали рядом с тем местом. Это уже кое-что, скажу я вам. Я тогда только пришел на службу и знаю об этом деле только по разговорам. Но имена найду. С адресами. Заправлял всем проповедник Пит – он и председатель комитета, и секретарь, да и все остальные должности, по-моему, тоже занимал он один. – Спасибо, – сказал Роджер. – Я поговорю с ним.* * *
За этот день Роджер собрал массу информации о проповеднике Пите, или преподобном Питере Уэйте. Питер Уэйт был еще молод, не более тридцати пяти лет. Был он священником небольшой секты нонконформистов – титул "преподобный" был скорее почетным, нежели результатом упорной религиозной деятельности. Имя Уэйт досталось ему по иронии судьбы: история его жизни представляла собой череду каких-то взрывов и протуберанцев – преподобный Пит был нетерпелив и не мог ждать результатов своего труда.[1] Все высказывались о нем примерно одинаково. Приятная внешность, хорошая литературная речь, искренний человек, много времени уделяющий всевозможным общественным комитетам; кроме того, еще и лидер ассоциации бойскаутов. Репутацией он пользовался самой благополучной и мог бы иметь невероятную популярность, если б не одна слабость: его фанатизм по отношению к дорожным происшествиям: "Водитель, сбивший пешехода, – не уставал повторять он, – это убийца, а к убийцам надо применять соответствующие меры". Церковь нонконформистов имела всего два прихода – один в Лайгейте, другой в Тоттинге. Он был священником в Тоттинге уже три года и жил в одном из больших домов неподалеку от поля. Подобно большинству домов в том районе, дом проповедника тоже был многоквартирным. Часть своей квартиры он использовал как штаб кампании по борьбе с дорожно-транспортными происшествиями – оттуда он распространял буклеты и плакаты и, видимо, писал свои письма. Кстати, он послал письмо и Розмари Джексон, а вскоре после этого ей позвонил. Совпадение?* * *
Домой Роджер попал уже после семи вечера. Настроение у него было отвратительное: пришло сообщение из больницы, что у Четуорта нет практически никаких шансов. Роджер всегда понимал, сколь велика роль Четуорта в жизни Департамента уголовного розыска, но лишь сейчас осознал, что значит для всех этот человек, – не было ни одного полицейского, который не расстроился и не горевал бы о помощнике комиссара. Роджер позвонил в Тоттинг и сообщил, что выезжает. На углу – том самом, где был убит Аткинсон, – он встретился с Дэвисом. Дэвис был не один, с сержантом, но тому явно не хотелось влезать в эту историю, и всю инициативу он передал Дэвису. – Я предпринял две попытки, сэр, но не смог найти связи между сержантом Аткинсоном и проповедником... я хотел сказать, мистером Уэйтом, сэр. Миссис Аткинсон помнит его по Лайгейту. Сержант Аткинсон очень тогда на него злился, но это все. – Понятно. А как чувствует себя миссис Аткинсон? – К ней приехала сестра из Манчестера, я думаю, сейчас ей будет легче. Я буду в курсе. – И меня, пожалуйста, информируйте, – сказал Роджер. – Вы не знаете, Уэйт сейчас дома? – Он вернулся в полдень, сэр, – вставил сержант, – и наши люди не видели, чтобы он выходил. – Вход в доме один? – Да, сэр. Правда, ворот двое, но все они выходят на дорогу. – Хорошо, спасибо. Я не думаю, что возникнут какие-то проблемы, мне надо просто с ним поговорить, но я хочу, чтобы в случае необходимости у меня был под рукой еще один человек. Дэвис сейчас на дежурстве или свободен? – Он в вашем распоряжении, сэр, – сказал сержант. – Отлично. Пойдемте, Дэвис, – и дни направились к подъезду. К дому вела дорожка, окаймленная низкорослыми деревьями и кустарником, стены были увиты плющом. В подъезде горел свет – это было хорошо видно через веерообразное окно над входной дверью; остальные окна в доме были темными. На пороге Дэвис достал фонарик и посветил на табличку со списком жильцов и кнопками звонков: "Квартира № 6: мистер Питер Уэйт, штаб-квартира кампании по борьбе с убийцами на дорогах". Роджер нажал кнопку, через секунду послышался резкий щелчок, и дверь открылась. – Никакой осторожности, – скептически заметил Дэвис. – Открывает дверь, даже не узнав, кто пришел. Хотя, может быть, он кого-то ждет? Мне остаться на лестнице, сэр? – Да. Лучше на верхней площадке. – Слушаюсь, сэр. Лестница освещалась отвратительно, на дверях красовались ободранные плакаты и лозунги, штукатурка отваливалась кусками, под линолеумом жалобно скрипели доски. Две квартиры на первом этаже, две – на втором, еще две – на третьем, последнем. Из-за дверей не доносилось ни звука, и в целом впечатление было довольно жутковатым. – Здесь, сэр, – сказал Дэвис и высветил фонариком табличку с цифрой "6". – Я спрячусь, чтобы он меня не заметил. – Хорошо. Да, из Дэвиса, пожалуй, получится отличный детектив. Роджер нажал кнопку, и в квартире громко зазвонил звонок. Через некоторое время послышались шаги, потом щелчок – кто-то включил свет в прихожей. В следующее мгновение дверь широко распахнулась, и на пороге появился мужчина с копной светлых волос. Глаза его округлились, рот чуть приоткрылся, словно от удивления. – Добрый вечер, – вежливо произнес Роджер. – Мистер Уэйт? – Я... Нуда, это я, – сказал проповедник Пит, – мистер Уэйт это я, да, – он казался удивленным, может быть, даже расстроенным. – Чем могу быть полезен? Если вы пришли на собрание, то, боюсь, вы ошиблись – оно состоится завтра. Но если вам нужны плакаты или буклеты... Он замолчал, по лицу его было видно, что на самом деле он и не думал, что посетитель пришел за плакатами. – Я бы хотел поговорить с вами, – сказал Роджер и достал удостоверение. Раскрыв его, он наблюдал за проповедником, который рассматривал документ. Преподобный Питер Уэйт оказался более хрупким, чем можно было предположить по газетным фотографиям. Выглядел он довольно молодо, бросались в глаза пухлые яркие губы. Он прищурился, разглядывая удостоверение, и Роджер решил, что проповедник близорук. На нем был высокий воротничок пастора и светло-серый костюм, который топорщился на плечах, словно его хозяин попал под дождь, а потом сушил утюгом. Проповедник поднял глаза: – Из Скотленд-Ярда? Старший инспектор Уэст? Наслышан, наслышан... Но проходите, инспектор, проходите. Честно говоря, ждал-то я не вас, а одну молодую леди, но, наверное, еще рано – она сказала, что придет в половине восьмого. Признаюсь, я несколько расстроен, но ведь еще нет половины восьмого, не так ли? Надеюсь, ваше дело не займет много времени, мисс Эйкерс и я собирались... В общем, прогуляться. – Я вряд ли задержу вас надолго, – сказал Роджер. – Мисс Эйкерс? Он вошел в квартиру. В небольшой прямоугольный холл выходили три двери. Одна из них была открыта настежь, там горел очень яркий свет. Он освещал стену, сплошь увешанную плакатами и лозунгами, – большинство из них были цветными и довольно примитивными, словно рисунки ребенка. Также были видны ряды стеллажей, забитых буклетами. – Мы... э-э... могли бы пройти в гостиную, – Уэйт заметно нервничал. – Любопытно было бы взглянуть на штаб-квартиру вашей кампании, – сказал Роджер и вошел в ярко освещенную комнату. Она оказалась больше, чем он предполагал. Все стены были заклеены неумело выполненными рисунками, преобладали красный и зеленый цвета. Посередине стояли четыре составленных вместе стола, заваленных конвертами, карандашами, ручками и бутылями с чернилами, – там же были и четыре стула. У окна стоял небольшой письменный стол. На этом столе тоже лежала гора бумаг, за которыми виднелась портативная пишущая машинка. – Больше похоже на штаб-квартиру предвыборной кампании, – весело сказал Роджер. – Вы находите? Важно, чтобы создавалось впечатление активности, это действительно очень важно. Когда приходят мои помощники, мне кажется, они ощущают определенный прилив энтузиазма, понимая, что до этого здесь поработали другие, такие же, как они, – они видят, что их здесь ждут, что им осталась работа. А вы знаете о моей кампании, старший инспектор? Я... Ах нет, а то я снова оседлаю своего конька. Вначале ваше дело! Чем могу быть полезен? Роджер продолжал оглядываться по сторонам: – Извините за нескромный вопрос, мистер Уэйт. А многие ли из тех, кто начинали с вами, продолжают оказывать помощь? – Что? А, из первых помощников, пожалуй, остались только двое или трое самых преданных. Но начинал я в Лайгейте – вы, может быть, знаете. А оттуда довольно далеко добираться. Пара помощников живут поблизости, они приходят регулярно, но, должен признаться, общественная поддержка очень незначительная. Прискорбно малочисленная группа, если говорить откровенно. Роджер внимательно посмотрел на него и промолчал: надо дать ему время, пусть соберется с мыслями. Тем временем с проповедником что-то происходило, некая метаморфоза, и наблюдать за нею было довольно любопытно. Большие детские глаза уставились на Роджера с немой мольбой, словно требуя внимания и поддержки. Проповедник схватил себя за лацканы – должно быть, так он выступает на митингах, для беседы же один на один жест несколько странный. В позе появилось нечто патетическое, но в целом фигура пастора являла собою образец достоинства и уверенности в себе. Голос стал тверже, в нем появились низкие грудные нотки: – Человек испытывает страх за свою драгоценную жизнь и в то же время равнодушен к ближним. Нет, нет, в этом равнодушии есть и зерно сострадания, уверяю вас, но к чему это холодное сострадание мужчинам, женщинам, маленьким детям, раздавленным колесами автомобиля, – покалеченным, изуродованным, тем, кто не может больше вести нормальную человеческую жизнь, или погибшим? Убитым. Им не нужно сострадание, сэр. Сострадание – это пустая чаша, в какой бы форме она им ни предлагалась. Жертвам нужно не сострадание, а война против убийц, вопль негодования всей страны, негодования против убийц на наших дорогах. Миллионы граждан должны потребовать от правительства, чтобы оно подняло свою стальную длань и покарало преступников. Надо потребовать от правительства, чтобы оно узаконило – и это надо было сделать еще давно – отношение к преступникам на колесах как к подлинным убийцам. Разве они заслуживают иного? Кто они, как не убийцы? Сейчас в этих детских глазах горел гнев – воздев руку с устремленным в небо перстом, хрупкий человечек почти кричал: – Ответьте мне! Тот, кто убивает безнаказанно, тот, кто калечит и увечит, – кто он? Разве не убийца? Почему же он не должен нести наказание, какое несут другие убийцы? Скажите мне, почему?Глава 13 Проповедник говорит
Голос Уэйта гремел. Его охватил восторг, словно он верил, что вдохновение ниспослано ему свыше, и теперь это вдохновение работало как бы само по себе. Палец все упирался в небеса, глаза сверкали, он вновь и вновь повторял: – Почему?! – Полагаю, я могу сказать вам, почему, – спокойно сказал Роджер. – Но бывают случаи... – О, я еще ни разу не встречал полицейского, который не защищал бы распущенность, – эта распущенность проявляется даже в тех немногих законах, которые направлены против преступных водителей, – холодно произнес Уэйт. Какая мгновенная метаморфоза, подумал Роджер, куда девалась его любезность. – Понятно, что для постижения идеи необходимо приложить усилия, – продолжал он, – но если б у меня была поддержка влиятельных организаций... – он на секунду умолк, но лишь для того, чтобы потом требовательно спросить: – Скажите, разве вашим людям по душе то, как они вынуждены относиться к этим страшным дорожным происшествиям? Им нравится осматривать искалеченные куски плоти, собирать по кусочкам кости? Им нравится... – Нет, им это не нравится, – голос Роджера прозвучал настолько резко, что Уэйт мгновенно умолк. – Но в то же время мы не рассматриваем автомобилистов как племя убийц. Если ваша кампания будет более умеренной и сдержанной, общественная поддержка ей гарантирована. – Именно так все они и говорят. Мягче, мягче, пусть в законе появятся новые дыры, сквозь которые будут ускользать убийцы. Вы когда-нибудь изучали мои предложения? Вы потратили хоть одну минуту своего драгоценного времени, чтобы подумать: что он предлагает, для чего вся эта кампания? Скажите мне! – Специально этим я не занимался. – По крайней мере, вы нашли в себе мужество в этом признаться, – голос Уэйта смягчился. – Большинство же делают вид, будто им отлично известно, что я имею в виду. А на самом деле они лишь читают газетные заголовки и считают меня лицемерным фанатиком. Посмотрите, посмотрите сюда! Он резко повернулся, и в глазах его вновь вспыхнул огонь. Он подошел к стеллажу и стал доставать буклеты. Набрав пять брошюр, он бросился к Роджеру и буквально вложил их ему в руки: – Возьмите, прочитайте, подумайте над тем, чего я добиваюсь, а после этого можете приказать своим полицейским относиться ко мне, как к спятившему демагогу. Я повторяю: водитель, вследствие своей беспечности убивший человеческое существо, ничем не отличается от братоубийцы. Да, приговор столь же суровый. "Не убий", – сказал Господь, а автомобилисты убивают людей ежесекундно – лишь несколько часов назад, у этих самых ворот, был сбит офицер полиции. Что выдумаете об этом, старший инспектор? То, что в качестве орудия убийства было использовано транспортное средство, разве делает убийство менее кровожадным, чем если бы оно было совершено с помощью пистолета или молотка? Он подошел вплотную к Роджеру. Глаза метали молнии, в уголках рта пузырилась слюна, и его страстность не могла не производить впечатление – как, впрочем, не могла и не тревожить. Он говорил от всего сердца, со страстным убеждением и пылом, почти с евангелической яростью. – Ну, – потребовал он, – что вы думаете о гибели этого полицейского, старший инспектор? Почитайте мои буклеты, ознакомьтесь с моими предложениями, убедитесь, что я все же не законченный идиот. Если в ходе следствия будет установлено, что человек повинен в убийстве другого человека вследствие неосторожности или любого рода небрежности, то – прости меня Господи – у меня нет достаточного мужества предложить более суровое наказание, но остаток жизни он должен провести в тюрьме. Если он нанес телесное повреждение – один год тюрьмы. Если повреждения незначительные – менее строгое наказание, но в любом случае не менее полугода тюремного заключения, старший инспектор. Посмотрите мне в глаза! – Роджер и без этого предложения не отрывал взгляда от священника. Он пытался оценить его беспристрастно, но тем не менее ощущал странное волнение. – Посмотрите мне в глаза, старший инспектор, и скажите: если бы к водителям закон применял такую меру наказания, как выдумаете, они продолжали бы быть беспечными? Он сделал паузу и затем дернул Роджера за руку, вновь выстрелив в него вопросом: – Думаете, будут? Ответьте мне! – Нет, – произнес Роджер очень медленно. – Думаю, не будут. Уэйт опустил руку: – Благодарю вас, – сказал он, – благодарю вас за искренность. Приятно было слышать. Большинство бывают настолько шокированы, что начинают придумывать фальшивые аргументы, говорят, что на практике это не будет оказывать никакого действия, или же убеждают себя, что несправедливо так относиться к человеку, совершившему одну ошибку. Несправедливо! Но, ради Бога, неужели это справедливо по отношению к погибшему, к женам, детям, которые страдают, которые... – Уэйт оборвал фразу, он задыхался, его била дрожь. Подойдя к столам, на которых лежали конверты и ручки, он сел и вытер платком взмокший лоб. Повернувшись к Роджеру, он продолжал уже менее уверенным голосом: – Прошу простить меня, старший инспектор, в последнее время я так часто теряю контроль над собой. Когда я был моложе... особенно после того, как она погибла, я был просто безумен. У меня было одно желание: хватать людей за шиворот и колотить по тупым головам до тех пор, пока они не поймут, что прощают убийцу, – он снова умолк. – Но вскоре я понял, что людей невозможно заставить предпринять какие-то реальные шаги. Я пытался действовать силой убеждения. Я созывал митинг за митингом, я обращался к духовенству, врачам, местным политикам, судьям, членам парламента, членам палаты лордов, – да, я даже осмелился докучать королевской семье. Иногда мне оказывали некоторую – небольшую – поддержку. Для обсуждения моих предложений сформировали комитет, потом еще один, но вскоре все они прекратили свое существование. Один раз мне удалось собрать наблюдательный комитет, в который вошли серьезные и бдительные люди, но все наши попытки оказать влияние на общественное мнение были безуспешными. Полиция защищала водителей так, словно это всего лишь шалуны, прокалывающие детские надувные шарики. Суды магистратов устанавливали, что водители, мотоциклисты, даже пешеходы виновны – по небрежности! – в смерти или увечьях других людей, и иногда приговаривали убийцу всего лишь к штрафу в несколько гиней. Несколько гиней! Он вновь впал в неистовство, в глазах появился прежний блеск. – Ну-ка, старший инспектор, – произнес он срывающимся голосом, – отгадайте, что говорят мне полицейские, с которыми я обсуждаю этот вопрос? – "Раз люди над этим задумываются, значит, дело сдвинулось с мертвой точки", "Человека наказывает его совесть"! А теперь позвольте заметить, что бойня на дорогах – это насмешка над тем, во что люди верят, насмешка над хваленой гуманностью человека. Это плевок в лицо Господа Бога, издевательство над его чадами. И это можно прекратить! Дайте мне неограниченную власть, и я остановлю все это мгновенно! Я заставлю всех – и женщин, и детей – быть осторожными, я вселю во всех страх и ужас. Иного пути нет. Его била дрожь. Роджер молчал, внимательно наблюдая за проповедником. – А вы немногословны, старший инспектор, – сказал наконец Уэйт. – Вы оказались более выдержанным и вежливым, чем большинство тех, с кем мне удается поговорить. Они неизменно находят предлог, чтобы прервать меня. Итак, чем я могу быть вам полезен? – Как продвигается ваша кампания? – почти безразлично спросил Роджер. – Отличный вопрос, – сказал проповедник. Он оглядел большую полупустую комнату: – Я обращаюсь письменно к родственникам жертв дорожных аварий, пытаюсь заручиться их поддержкой, пишу также членам Парламента, в местные газеты, но очень немногие удосуживаются ответить. Я не смею писать семьям погибших во время траура, но, похоже, они очень забывчивы – по крайней мере, они быстро забывают о постигшем их горе. Очень быстро. Лишь немногие приходят сюда и работают. Прошлым вечером здесь было совещание. Номинально, в комитет входят тридцать человек, присутствовали же только семь. – Он беспомощно поднял руки и продолжал: – Вы видите? Но я прав, я убежден, что прав. Это массовое уничтожение можно остановить за сутки. Он бросил взгляд на входную дверь, словно услышал звонок, в глазах засветилось нетерпение – он был готов броситься к двери. Но оттуда не доносилось ни звука, и он снова повернулся к Роджеру: – И все же, чем могу быть вам полезен? – сейчас его голос звучал тихо, спокойно. – Не знаю, сможете ли, – так же спокойно сказал Роджер. – Я пытаюсь выяснить детали дорожного происшествия, которое произошло в Лайгейте примерно четыре года назад. Вы и некоторые члены наблюдательного комитета выступали свидетелями обвинения. – Мы часто так делали, старший инспектор. – Это была молодая женщина по фамилии Роули, она была беременна... – А, миссис Роули, – сказал Уэйт и закрыл глаза, – миссис Роули, – повторил он и подошел к письменному столу. Он сел за стол и правой рукой отодвинул пишущую машинку. Роджер внимательно посмотрел на нее: это была машинка фирмы "Коно", примерно двадцатилетней давности. Подойдя ближе, он увидел, что машинка примерно того же типа и времени изготовления, как и та, на которой были напечатаны письма к Розмари Джексон. Рядом лежали несколько конвертов с напечатанными адресами. – Миссис Роули, – снова повторил Уэйт, в его голосе послышалось отчаяние, – странно, что вас заинтересовало именно это дело, старший инспектор. Это был как раз тот самый случай, когда мне была оказана самая большая общественная поддержка, – ни до, ни после ничего подобного не было. Очень печальные обстоятельства: женщина, готовящаяся стать матерью, – кстати, очень красивая женщина. Ее хорошо знали в Лайгейте. У меня были великолепные свидетели. Я работал над этим делом как никогда. По правде говоря, это дело едва не сломило мой дух. – Что же в нем необычного? – Поначалу ничего, – сказал Уэйт, – свидетели защиты были очень солидные. Как обычно, суд продемонстрировал пренебрежение к моему неофициальному наблюдательному комитету. Вердикт – "невиновен". Несколько дней общественность возмущалась, но вскоре все было забыто, и потом, потом, – продолжал проповедник, – я понял, что это дело и не следовало даже пытаться выиграть, потому что виновата была она сама, миссис Роули. В происшедшем, кроме нее самой, винить было некого. Я разговаривал со многими и в конце концов пришел к выводу, что дело, на которое я возлагал столь большие надежды, было абсолютно проигрышным. Возможна ли более горькая ирония, старший инспектор? – Нет, – медленно произнес Роджер, – должно быть, это было очень горько. А что с наблюдательным комитетом? Он распался? – Да. А вскоре я уехал из Лайгейта – из-за этого дела. Я понимал, что после этого надеяться на благоприятные результаты не приходится, но надо было продолжать борьбу. Не мог же я прекратить кампанию – крестовый поход – из-за одной ошибки! Но с того момента я начал терять поддержку общественности. Кое-что, конечно, оставалось, одна газета даже пожертвовала на кампанию деньги. Я получил множество писем от членов моей общины, они в какой-то мере погасили издержки кампании. Прежде я мог печатать плакаты, даже умудрился издать буклет тиражом сто тысяч. Я смог позволить себе выплачивать сотрудникам небольшую зарплату. Сейчас же я полагаюсь лишь на эпизодическую помощь, а плакаты рисуют дети на конкурсе в воскресной школе. Он замолчал, и было видно, что его поглотили горькие мысли. Но он не позволил им сокрушить себя. Тысячи людей сдались бы на его месте, но только не он, этот хрупкий человек с печальными глазами. – Мистер Уэйт, – тихо произнес Роджер и взглянул на него. – Да? – Когда я только начинал служить в полиции, в Эппинг-Форест нашли труп женщины. Спустя восемнадцать лет я поймал убийцу, сейчас он в тюрьме, отбывает пожизненное заключение. Мне показалось, это воспоминание может заинтересовать вас. Уэйт стоял почти неподвижно, руки чуть подняты, ноги расставлены – как боксер, приготовившийся к атаке. В серых глазах мелькнул огонек. После долгого молчания он сказал: – Не знаю, что привело вас ко мне, старший инспектор, но слава Богу, что вы пришли. Должен признаться, я уже был готов все бросить. Я работаю над этой кампанией уже почти десять лет и почувствовал, что больше не смогу, не выдержу. Вы пристыдили меня. Я принимаю ваш упрек. Восемнадцать лет или восемьдесят, какое это имеет значение? Увижу ли я при жизни результат своих усилий или нет, какое это имеет значение? Вы знаете, с чего все началось, старший инспектор? – Нет. – Вот, – сказал Уэйт и подошел к каминной полке, на которой стояла фотография в рамке. Это была старая, выцветшая фотография, вырезанная из газеты. Под фотографией была небольшая подпись: «Миссис Л. Л. Уэйт, проживавшая по Ардит-роуд, 85, в пятницу днем была сбита частным автомобилем. Полученные телесные повреждения оказались смертельными. Возбуждено уголовное дело». – Кто это? – спросил Роджер. – Моя мать. Новый штрих, теперь начала прослеживаться определенная логика. Женщина на фотографии выглядела молодой и очень миленькой – может быть, чересчур робкая и застенчивая, но, впрочем, какой еще могла быть мать этого человека? – Я понимаю, – сказал Роджер, – итак... Со стороны двери послышался какой-то звук. Уэйт встрепенулся: жизнь стала для него более важной, чем смерть. Потом раздался звонок, и Роджер наблюдал, как меняется выражение лица проповедника. Уэйт скрылся в прихожей, а Роджер быстро подошел к письменному столу, взял несколько конвертов и положил в карман. Потом взял еще один и стал внимательно его изучать. Его интересовала косо пробитая маленькая буква "с", слегка изломанная заглавная "Е" и "у", которая располагалась ниже, чем все остальные буквы. Он слышал, как в коридоре Уэйт говорит: – Ты все-таки пришла, – и женский голос ему отвечал: "Ну конечно же". Письма для Розмари Джексон печатали здесь или, по крайней мере, на этой машинке.* * *
Розмари Джексон разыскивала вся Англия. Ее фотографии были разосланы по всем лондонским и прилегающим к нему полицейским участкам, опубликованы во всех вечерних газетах страны – как обычно, с просьбой к гражданам, если им что-то известно о местонахождении этой женщины, немедленно сообщить в ближайший полицейский участок. В полицию Плимута уже начали поступать сообщения, и пока Роджер Уэст находился в квартире Уэйта, дюжина полицейских допрашивала кучу "свидетелей". Но Розмари Джексон пока не обнаружили. Она была в Лондоне. Она видела чудесные сны.Глава 14 Джун Эйкерс
Роджер опустил в карман и этот конверт и посмотрел на дверь. Он вспомнил лицо проповедника, пену на его губах – по всем признакам этот человек был фанатиком. От фанатизма только один шаг до безумия и... Безумцы могут быть весьма хитрыми и ловкими. Вполне возможно, этот человек – безумен. Если спросить Уэйта напрямую, кто мог иметь доступ к машинке, не исключено, что он солжет. Если же спросить, кто приходил сюда и помогал в подготовке кампании, он может сказать правду. Одни эти конверты дают основания получить ордер на обыск. Уэйт вошел в комнату рука об руку с молодой женщиной. Круглолицая, с приятными чертами, яркими серыми глазами, в прекрасно сшитом темно-сером костюме – она была явно не похожа на местных обитателей, живущих в скудно меблированных квартирках. Но не это было причиной повышенного интереса Роджера. Он узнал ее: та самая девушка, чью фотографию он видел в комнате миссис Китт. Племянница миссис Китт. – Джун, позволь представить тебе старшего инспектора Скотленд-Ярда, Роджера Уэста, – Уэйт вновь обрел точность формулировок и ясность мыслей. – Старший инспектор, разрешите представить вам мисс Джун Эйкерс. – Очень приятно, – сказал Роджер, не выказывая удивления. – Рада познакомиться, – Джун Эйкерс держалась так, словно всю жизнь провела в обществе офицеров Скотленд-ярла. Должно быть, Уэйт уже сказал ей о нем в прихожей. Она очень мила, подумал Уэст. Женщина во вкусе проповедника? Слишком смелое предположение, хотя в ее улыбке чувствовалось спокойствие, столь необходимое такому человеку, да и смотрела она на него явно не безразличным взглядом. Может, слишком не безразличным? Помни, сказал себе Роджер, она племянница миссис Китт. – Старшего; инспектора, Джун, интересует мой первый наблюдательный комитет, – сказал Уэйт, – но я не думаю, что этот разговор займет у нас много времени. Не так ли, старший инспектор? – Если вы дадите мне имена и адреса тех, кто входил в этот комитет, а также адрес миссис Роули, я не задержу вас ни на минуту. – Охотно, охотно, – сейчас Уэйт был сама любезность. – Я сумею сделать это очень быстро. Не хочу показаться негостеприимным, но мисс Эйкерс и я собирались пойти в кинотеатр, в "Гранаду". Мы уже немного опаздываем, но главное успеть на саму картину, короткометражки нас не интересуют. Мы не часто выбираемся в кино... Сейчас, сейчас! При всех моих недостатках, я, по крайней мере, аккуратен, – добавил он, роясь в бюро, выдвигая ящик за ящиком. – У меня есть полный список всех, кто когда-либо предлагал мне помощь или делал вклады и пожертвования – их несколько тысяч. Те, кто работал по-настоящему, а также члены комитета сведены в отдельный список. В любую секунду я найду тех, кто вас интересует. Бьюсь об заклад, у вас есть с собой блокнот! Он улыбнулся – в присутствии девушки ему очень хотелось выглядеть уверенным в себе: – Пожалуйста, можете переписать. Чем Роджер немедленно и занялся. Безусловно, это было потерей времени: как только парочка отправится в кино, он тут же позвонит в подразделение и попросит ордер на обыск. Получит его максимум через полчаса – право на подпись есть у любого местного мирового судьи. Затем, с помощью Дэвиса и еще двух полицейских, он тщательно обработает все эти документы, однако сделает это аккуратно, чтобы не осталось ни следа. После этого дом будет поставлен на круглосуточное наблюдение. Роджер испытывал обычное возбуждение, какое бывало, когда он приближался к конкретному результату. Он закончил записи: – Не буду вас больше задерживать, – сказал он непринужденно и словно невзначай добавил: – Если хотите, могу вас подвезти. – Очень любезно с вашей стороны, – начал Уэйт, но девушка улыбнулась: – У меня внизу машина. Уэйт проводил Роджера до двери. Девушка, казалось, никуда не торопилась, во всяком случае, выглядела она невозмутимой. На лестнице не было и намека на присутствие Дэвиса, но, как только двери закрылись, Роджер услышал его шепот: – Все в порядке, сэр? – Да, Дэвис, отлично. Ты приехал на мотоцикле? – Я оставил его за углом. – Иди туда, поедешь за Уэйтом и девушкой. Ее зовут мисс Джун Эйкерс. Они сказали, что собираются в кинотеатр "Гранада", но я хотел бы убедиться в этом. – Слушаюсь, сэр. Что-нибудь еще? – Сразу же возвращайся сюда – хотя нет, кинотеатр рядом со штаб-квартирой. Поезжай прямо туда. Готов заступить на дежурство? – Если потребуется, в любое время дня и ночи, сэр. – Прекрасно. Тогда поторопись. Когда я выйду, сделай вид, что не знаешь меня. Дэвис бросился вниз по лестнице, и Роджер почувствовал струю свежего воздуха, когда тот открыл входную дверь. Роджер вышел из подъезда. Похолодало, небо затянуло облаками, но через веерообразное окно над подъездом и от ближайшего фонаря было достаточно света, и Роджер отчетливо видел, как пара садится в светлый автомобиль. Дэвис последовал за ними.* * *
Через десять минут Роджер уже был у входа в штаб-квартиру подразделения – дежурный сержант отдал ему честь, и Роджер быстро поднялся в кабинет ночного инспектора. Он не знал, кто сегодня дежурит, но это и не имело значения: любой дежурный офицер имел право отдавать приказы. Постучав в дверь и услышав "войдите", он очутился в маленьком прокуренном кабинете. Сквозь завесу табачного дыма смутно виднелся крупный мужчина в рубашке с короткими рукавами – он сидел за столом, заваленном бумагами и уставленном телефонами. У мужчины было длинное красное лицо багрового оттенка, слезящиеся глаза, двойной подбородок и могучая шея, на которой болтался распущенный галстук. Концы светло-голубого галстука небрежно свисали на грудь, а воротничок выглядел так, словно кто-то подровнял его ножницами. Это был старший инспектор Картер, до недавнего времени работавший в Скотленд-Ярде. – Бог ты мой! – приветствовал он Роджера. – Какая честь для нашего скромного заведения! Он приподнялся на дюйм и изобразил салют: – Садись. Я слышал, что ты бродишь где-то поблизости, но и надеяться не смел, что снизойдешь и забежишь перекинуться парой слов. Неужто есть что-то, что ты не можешь сделать самостоятельно? – Хэлло, Алф, – сказал Роджер и уселся на маленький столик, за которым днем работал дежурный сержант. – Когда закончишь заполнять карточку футбольного тотализатора, просвети меня: есть ли поблизости дрессированный судья магистрата. – Хочешь получить ордер на обыск? – Обоснования? – Пишущая машинка в одном из здешних домов – та самая, на которой печатались определенные анонимные письма, и есть основания полагать... Набухшие веки Картера поднялись так высоко, что, казалось, исчезли во лбу. – Машинка Уэйта? – Да. – Я думал, он... Ясно. Судья в пяти минутах езды отсюда. Я еду с тобой. Только ордер? – Да. У тебя есть парни, которые могли бы по-тихому вскрыть квартиру и помочь мне с обыском? – спросил Роджер. Картер встал и привел в порядок галстук и рубашку. – Мне надо попасть в квартиру Уэйта, – продолжал Роджер, – и сфотографировать документы, но так, чтобы ни он, ни кто другой не знали, что мы там были. – Н-да, – промычал Картер и скосил глаза, пытаясь определить, ровно ли он повязал галстук, – даже не знаю. Уиллсон – нет, он свалился с гриппом. Чарлзуорт – тот может все испортить, Красавчик. Мне очень жаль, но, кажется, тебе придется послать за людьми в Скотленд-Ярд: те парни, что дежурят сегодня ночью, будут как слоны в посудной лавке. А те, которые могли бы сделать это чисто, уже сменились, и вытащить их из дома... На это уйдет времени не меньше, чем если бы ты вызвал людей из Скотленд-Ярда. – Могу я позвонить? – сухо спросил Роджер и, не дожидаясь ответа, пошел к телефону. Картер еще натягивал темно-коричневый твидовый пиджак, а Роджер уже разговаривал со Скотленд-Ярдом. Он договорился, что через час будет ждать двух специалистов неподалеку от дома Уэйта. Фильм в "Гранаде" закончится не раньше, чем через пару часов, и у них будет достаточно времени. – Я готов, – объявил Картер. – Чего только не сделаешь для добрых друзей из Скотленд-Ярда! У тебя действительно что-то есть на проповедника? – Я полагаю, мы можем кое-что извлечь из его документов, – сказал Роджер. – Мне не звонили? – Нет. Было около дюжины звонков по поводу Розмари Джексон. Все оказались ложными. У людей богатое воображение. Некоторые в совершенно незнакомой женщине обязательно узнают ту самую блондинку, фотография которой была в газетах, и не могут удержаться, чтобы тут же не позвонить в полицию, – он мрачно пожал плечами.* * *
Через пять минут они были у дома судьи магистрата, а еще через десять минут суетливый маленький человек подписал ордер на обыск, предварительно задав дюжину всяких вопросов, – хотя с самого начала знал, что все равно подпишет бумагу: полиция просто так не будет требовать ордер. После этого они вернулись в участок. В приемной Дэвис разговаривал с дежурным сержантом. У Дэвиса был длинный и острый нос, лицо с резкими чертами – в его движениях чувствовалась энергия, глаза выдавали сообразительность и ясность мысли. – Что-нибудь требуется от меня, сэр? – спросил он. – Иди к дому проповедника и жди меня там, хорошо? – сказал Роджер. – И передай сообщение сержанту, который сейчас там дежурит. Задерживай всех, кто входит в дом, и тех, кто выходит. – Слушаюсь, сэр. – А это еще зачем? – спросил Картер, когда Дэвис покинул участок. – Вполне возможно, что во время отсутствия Уэйта кто-то из его добровольных помощников приходит к нему в квартиру и пишет эти анонимные письма, – почти весело сказал Роджер, – а может, люди просто приходят работать. Как бы там ни было, я не хочу, чтобы кто-то знал, что мы направляемся в его квартиру. – Мудро. Может, зайдем пока в нашу столовую, выпьем пива? Все равно твои парни еще не приехали. Кстати, хочешь кое-что узнать? – Всегда испытывал тягу к знаниям. – Да, ты все тот же, Красавчик, – задумчиво проговорил Картер и продолжал тем же деловым тоном: – Молодого Дэвиса надо немедленно переводить в детективы. Он отлично ведет это дело, хотя может показаться чересчур эмоциональным. Если он сумеет отделить эмоции отработы... – В чем же проявляется эмоциональность? – Разве ты не знаешь? – удивился Картер. – Дэвис ухаживает за Бетти, дочкой Аткинсона. Чудная девочка, умница. Дэвис может стать утешением для миссис Аткинсон. – Возможно, – произнес Роджер задумчиво. – А как финансовые дела Аткинсонов? – Миссис Аткинсон назначат пенсию за мужа, так что в этом отношении она может быть спокойна. Даже и без этой пенсии она все равно не бедствовала бы – несколько лет назад она выиграла приличную сумму в футбольный тотализатор. Потому-то они и смогли позволить себе купить дом. Мне говорили, что она выиграла десять тысяч фунтов. Роджер промолчал, и в мозгу молнией сверкнула мысль, новая и настороженная: после окончания дела Роули в семье Аткинсонов появилась крупная сумма денег. То же самое произошло и в жизни другой свидетельницы, покойной миссис Брей.* * *
Некоторые подозрения, даже еще не оформившиеся до конца, следует держать при себе, поделиться ими Роджер не мог – во всяком случае, с Картером. Это было как раз то самое, не до конца понятное ему самому подозрение. В любом случае до утра Роджер ничего не мог бы предпринять в этом направлении. Картер привел Роджера в маленькую уютную столовую, освещавшуюся лампами дневного света. Здесь было человек шесть полицейских, двое играли в нарды, двое, сидя за столом, мерились силой. Взгляды, которые они бросали на Роджера, говорили о том, что его узнали. Картер направился к бару и заказал два стакана светлого пива. – Наши люди очень переживают за Аткинсона, – сказал он. – Может быть, сразу это и незаметно, но они разорвали бы его, убийцу, на клочки. Но проповедник Пит? Черт бы меня побрал, половина наших парней считает, что он прав. Если б только он был чуть сдержаннее в аргументах. Если они узнают, что он... – Ты хорошо его знаешь? – перебил Роджер. – Неплохо. – Скажи, часто он во время разговора выходит из себя, начинает брызгать слюной и вообще ведет себя, как бродячий дервиш? – Понимаю, что ты имеешь в виду: если он брызжет слюной – это плохой признак, кажется, что парень совсем спятил. Таким я его не видел уже давно. Мне казалось, он стал спокойнее. – Не знаешь, как давно он знаком с мисс Джун Эйкерс? – Первый раз от тебя слышу. Вероятно, об этом знал Аткинсон, но... – Картер отхлебнул пива. – А почему ты об этом спрашиваешь? – На мой взгляд, она не совсем подходит предводителю небольшой шайки полоумных. – Ты удивился бы, узнав, от каких людей порой Питер Уэйт получает помощь, – сказал Картер сухо. – Люди, у которых кто-то погиб в дорожной катастрофе, или, скажем, сами пострадавшие. Они испытывают такую горечь, что кампания Уэйта кажется им именно тем, что нужно. Потом они постепенно охладевают – либо его манеры начинают действовать на нервы, либо просто жизнь их поворачивает в другую сторону. Во всяком случае, боль утраты стихает... Все мы в какой-то степени существа бесчувственные. – Глубокая мысль, – улыбнулся Роджер. – Когда я уеду, попробуй разыскать кого-нибудь, кто знает, как долго эта Эйкерс знакома с Уэйтом, ладно? – А у нее хорошие ножки? – У нее все хорошее. – Настоящий развратник, вот ты кто, – ухмыльнулся Картер и допил свое пиво. – Еще по одной? – Нет, спасибо, – сказал Роджер, – пойду наверх, взгляну, не приехали ли мои ребята. Они вышли из столовой, провожаемые внимательными взглядами полицейских. Не успели они подняться в кабинет Картера, как к участку подкатила машина и из нее выбрались двое – сержанты-детективы Уиллис и Крю. Уиллис – высокий, худой и бледный, Крю – чуть моложе своего напарника, невысокий, едва наберется пять футов и восемь дюймов, с фотоаппаратом в руках. – Что ж, удачи вам, – сказал Картер. – Только не фотографируйте его плакаты, напрасно потратите время и пленку. – Я поеду вперед, – сказал Роджер своим помощникам из Скотленд-Ярда, когда они вышли на улицу, а выдвигайте следом, припаркуйте машину позади моей. В дом мы войдем все вместе. Мне надо переговорить с сержантом, который там дежурит. – Слушаюсь, сэр, – сказал Уиллис.* * *
Когда они подъехали к дому, было уже довольно темно, а это место освещалось из рук вон плохо. Не подозревая, что думает почти о том же, что и сержант Аткинсон за несколько минут до своей гибели, Роджер вглядывался в темные силуэты зданий: несколько лишних фонарей здесь не помешали бы. Он вылез из машины и, мягко ступая с пятки на носок, направился к наблюдавшему за домом сержанту. – Кто-нибудь входил? – Один человек, как раз перед тем как я получил ваше сообщение от констебля Дэвиса, сэр. Он все еще в доме. – Спасибо. А где Дэвис? – В парке, сэр. – Спасибо, – повторил Роджер. Дэвис прятался за деревьями – его совершенно не было видно, пока он сам не вышел из укрытия. Сбывалась его мечта: он работал с самим Роджером Уэстом, но Роджер Уэст решил, что не стоит оказывать ему чрезмерное покровительство. – Будь здесь, – сказал Роджер, – и подай нам знак, если возникнут какие-то проблемы. – Слушаюсь, сэр. Роджер вернулся к машине коллег из Скотленд-Ярда. Но вместо того, чтобы немедленно приступить к делу, он решил проверить информацию, полученную в участке, которая не давала ему покоя. – Подождите минуту, – сказал он и быстрым шагом пошел к телефонной будке на углу. Он набрал телефон Скотленд-Ярда, его соединили с дежурным суперинтендантом Ричардом Ридом. – Дик, по-моему, нам надо копать глубже, – сказал он. – Перед тем как Аткинсон уехал из Лайгейта, его жена внезапно разбогатела. Свяжись с Лайгейтом и попробуй узнать, в какой именно футбольный тотализатор она выиграла деньги, вообще раздобудь максимум информации по этому вопросу: – Понял, – сказал Рид, – что ты затеваешь? – Пока просто гипотеза. Если она действительно выиграла деньги в тотализатор, я о ней забуду. Если возникнут какие-то сомнения, я бы хотел о них знать. – Полагаешь, могут быть сомнения? – Лучше проверить всех организаторов этих тотализаторов, и чем раньше, тем лучше. Но не дай им повода понять, что нас интересует. – Хорошо, Красавчик, – сказал Рид, – если ночные дежурные в Лайгейте этого не знают, я свяжусь с Джемом Коннолли. – Отлично, – сказал Роджер и повесил трубку. Отличный вечер, подумал Роджер: было уже темно, слабый желтоватый свет, льющийся из подъезда, казался бледной лунной дорожкой в океане мрака. Помощи специалиста пока не требовалось: дверь подъезда открылась сразу. Даже после того, как все трое вошли, холл дома продолжал казаться огромным пустым сараем. Они поднимались по лестнице и прислушивались. Из квартир не доносилось ни звука. Какая-то странная тишина, подумал Роджер, поднимающийся первым. Потом из квартиры на первом этаже послышался звук радиоприемника. Не доходя до площадки второго этажа, Роджер почувствовал какой-то запах. – Что-то горит, сэр, нет? – спросил долговязый Уиллис и шмыгнул носом. – И бензином пахнет. Роджер бросился по лестнице бегом. У дверей квартиры проповедника Пита запах гари и бензина был еще сильнее, однако не было никаких признаков дыма или огня. Он толкнул дверь плечом, но она не поддалась: замок и петли были очень надежными. Он достал из кармана отмычку, присел и стал поворачивать ее, заставляя себя не торопиться. Он почувствовал, что замок поддался: если это холостой оборот, придется начинать все сначала. Теперь уже не было никаких сомнений, что в квартире пожар. В замке послышался щелчок. – Получилось, – прошептал Крю. Роджер повернул ручку и распахнул дверь. С таким же успехом он мог открыть дверцу печи. Прямо перед ним плясали языки пламени, в большой комнате бушевал огонь. Повсюду клубился дым, но его вытягивало в настежь открытое окно. Есть ли там пожарная лестница? Ящики были выдернуты из бюро, рядом разбросаны бумаги. Должно быть, комната миссис Китт сразу после погрома выглядела точно так же, но сейчас опасность была куда более серьезная. Крю закашлялся. – Позвони в пожарную охрану, – задыхаясь, приказал Роджер, – и принеси огнетушители! Он услышал, как парочка покатилась вниз по лестнице, и попытался войти в горящую комнату. Но жар был невыносимый, огонь бесновался прямо перед его лицом. Горели документы, которые он хотел перефотографировать, – не было никакого сомнения, что здесь все обрызгали бензином. Голыми руками он ничего сделать не мог. Если бы в квартире оказался огнетушитель, можно было бы попытаться что-то спасти – в остальных комнатах огня не было. Он не рассчитывал найти огнетушитель, но надо было попробовать. Через полуоткрытую дверь в кухню он видел раковину, блестящие трубы и кафель. И когда он перешагнул через порог, из-за двери на него ринулся человек с поднятым над головой оружием. С топором.Глава 15 Драгоценные документы
Роджер увидел, как топор поднимается над головой нападающего и начинает свое стремительное движение вниз. Еще секунда – и у него не было бы ни малейшего шанса избежать удара. Роджер почувствовал укол страха, словно лезвие уже коснулось его головы. Если он ударит этого человека, то наверняка не промахнется. Роджер в отчаянном прыжке бросился вперед, краем глаза наблюдая за тем, как топор набирает скорость. Человек с топором пошатнулся. Для размышлений времени не было, сейчас работали только рефлексы, а глаза отмечали покадровое изменение ситуации. Первое и самое яркое впечатление: топор был слишком тяжел для этого человека, и сила, которую он вложил в удар, заставила его пошатнуться. Топор вонзился в пол, человек дернул за ручку и, поняв, что это бесполезно, бросился к двери. Роджер мгновенно повернулся в его сторону. Он видел маленького человека, видел блеск в его темных глазах. Он видел бледное лицо и подумал, что его внешность соответствует всем описаниям: маленький, в темной одежде, почти черная мягкая фетровая шляпа, вздернутый нос и блестящие глаза, которые, как у перепуганного зайца, смотрели сейчас в разные стороны. Роджер бросился за ним. Человек даже не делал попытки вступить с Роджером в схватку – он без оглядки летел к двери. С самого начала у него было преимущество в два ярда, а двигался он очень быстро. Он потянул за ручку и захлопнул дверь кухни прямо перед Роджером. На этом последний потерял еще один ярд. Когда он очутился в небольшом коридоре, человек был уже у выхода. В реве огня тонули все звуки. Густые клубы черного дыма заволокли коридор, сквозь них пробивались багровые языки пламени. Курносый человек выскочил из квартиры и захлопнул входную дверь еще до того, как Роджер приблизился к ней. Изменившаяся тяга бросила дым и огонь в другом направлении, к открытому окну, и в какое-то мгновение стена огня оказалась рядом с Роджером. Он схватился за ручку, толкнул ее, и дверь открылась. Вновь возникшая тяга выбросила на лестничную площадку столб дыма, но там и так уже ничего не было видно. Роджер лишь слышал топот убегающего человека. Не теряя времени, Роджер взялся за перила и прыгнул в лестничный колодец. Он приземлился на первом этаже, всего в двух ярдах позади человека, который почувствовал опасность и резко повернулся. Роджер не смог остановиться. Они столкнулись. Вес Роджера был намного больше, и они повалились на пол. Роджер не сделал ничего, чтобы смягчить удар, и в самый последний момент понял, что человек, находящийся под ним, неизбежно ударится затылком. Звук упавших тел эхом прокатился по площадке первого этажа. Роджер вцепился в плечи человека и в этот момент почувствовал, что тот ослабевает. Он откатился в сторону, но человек продолжал лежать на полу – лицо повернуто к стене, глаза закрыты, ноги вытянуты. Пошатываясь, Роджер поднялся. Он посмотрел на маленького человека и увидел, что из-под его головы растекается лужа крови. Дым ел глаза, дышать становилось все труднее. И ничего нельзя было сделать. Ничего и нельзя делать. Врач... Он услышал, как кто-то спрашивает его: – Вы в порядке, сэр? Кто бы это мог быть? Спросивший подошел ближе. – Вы в порядке, сэр? Дэвис! – Пошлите за полицейским хирургом, – сказал Роджер, пытаясь говорить внятно и разборчиво, – и за "скорой помощью". Поторопитесь. – А вы, сэр, с вами все в порядке? – Да. Я сказал: поторопитесь. – Слушаюсь, сэр. В глазах Дэвиса отражались красные искры, лицо было бледным – Роджер увидел, что пламя уже вырвалось на площадку третьего этажа. Внезапно лестница окуталась густым черным дымом. Роджер начал медленно подниматься, но уже было ясно, что это пустая трата времени. Огонь уничтожил все документы. На полдороге Роджер остановился, вслух обругал себя идиотом и вернулся к лежащему без сознания человеку. Он вспомнил, что произошло, и понял, что ему очень не понравился звук, который раздался во время их совместного падения, – еще меньше ему нравилась лужа крови, которая все растекалась и растекалась, словно из какого-то резервуара. Надо, по крайней мере, взглянуть, откуда кровотечение. Нагнувшись, он увидел на полу какой-то белый порошок, вероятно, просыпавшийся из кармана человека. Порошок был очень мелкий, мучнистый. На какое-то мгновение Роджер забыл о человеке. Мысль пришла так быстро, что он не успел зафиксировать ее, но почувствовал, что эта находка может повернуть все дело в диаметрально противоположном направлении. Он осторожно дотронулся пальцем до порошка и поднес его к языку. – Так и есть, – сказал он вслух, – кокаин. В карманах человека оказалось несколько пакетиков кокаина. А Чарлз Джексон занимался отчетом правительственного комитета по проблемам наркотиков и наркомании.* * *
Примчались Уиллис и Крю с огнетушителями, а вслед за ними приехала пожарная команда. Но попасть в квартиру не было пока никакой надежды: они лишь помешали бы пожарным. Приехал доктор, немного спустя появилась "скорая помощь". Следом пришел Дэвис: – Я связался по рации из вашей машины, сэр, надеюсь, все сделано правильно. – Да уж лучше не бывает, – мрачно заметил Роджер. Он предложил Дэвису сигарету, и они молча наблюдали за врачами, окружившими неподвижную фигуру. Кокаин перекочевал в карман пиджака Роджера, и ему казалось, что там не невесомый порошок, а свинцовый брусок. – Надеюсь, что не убил его, – пробормотал Роджер. – Лучше так, сэр, а то он убил бы вас, – Дэвис не отрывал глаз от лежащего человека. – Я видел его несколько раз, видел, как он входил сюда. По-моему, это один из помощников мистера Уэйта. – Боюсь, ты прав. – Наверное, у него в мозгу помутилось, да, сэр? – спросил Дэвис и продолжал как само собой разумеющееся: – Интересно, что заставляет человека поступать таким образом? – Я догадываюсь, – сказал Роджер, но не стал вдаваться в объяснения. Кокаин – или отсутствие его – может вызвать у наркомана поведение, аналогичное поведению Уэйта. – Что же было в этих документах и в этой комнате? – задумчиво произнес Роджер. Он начал было подниматься по лестнице, но, еще не дойдя до площадки третьего этажа, понял, что попасть в квартиру не удастся. Наверху трое пожарных поливали все водой из сотрясающихся от напора шлангов. Другие пожарные работали на улице, пытаясь блокировать огонь через окно. Их начальник, пожилой седой человек, раздраженно посмотрел по сторонам: – Нам здесь негде развернуться, – пожаловался он. – Попробуйте спасти все, что возможно, в большой комнате, – попросил Роджер. – Я ни в коем случае не вмешиваюсь в вашу работу, но прошу: спасите все, что сможете. – Молите Бога, чтобы нам удалось хотя бы остановить огонь, – сказал офицер. – Могу сказать наверняка, что в комнате все выгорело дотла.* * *
В десять вечера Роджер вышел из своей машины и направился в здание местного полицейского отделения. Вдоль улицы дул пронзительный ветер, и Роджер поежился: на этой неделе еще не было такого холодного вечера. Уже окончательно стемнело. Придя в участок, он бросил взгляд на часы. Уэйт и девушка еще сидят в кинотеатре "Гранада" и смотрят фильм. И ничего не подозревают? Гадать не имело смысла. Они поставили машину на стоянке за кинотеатром, доложил Дэвис, и сразу же пошли в кассу. Купили билеты и направились в зал – не было никаких оснований полагать, что они передали кому-то сообщение. Но почему этот человек проник в квартиру и уничтожил документы? Почему он выбрал именно это время – когда Роджер собирался нанести визит Уэйту? Совпадение? Снова? Проследив, что Уэйт и Джун Эйкерс пошли в кино, Дэвис вернулся в штаб-квартиру, правда, по пути он заехал к Бетти Аткинсон, но это не заняло много времени. Но в кинотеатре есть телефон, Уэйт или девушка могли связаться с курносым человечком. Дэвис вернулся в кинотеатр, чтобы расспросить контролера и кассиршу – направились ли Уэйт и Джун Эйкерс прямо в зал или звонили по телефону. Дэвису придется ждать до окончания сеанса, а к дому их будет сопровождать другой полицейский. Может быть, они сразу же поедут назад, а Уэйт, возможно, отправится провожать девушку. Еще один детектив будет находиться рядом с телефоном, когда публика начнет расходиться из кинотеатра: Роджер намеревался вернуться к этому времени в сожженную квартиру, чтобы самому взглянуть на реакцию Уэйта. Картер был в своем крошечном кабинете, и снова в табачном дыму, галстук распущен, лицо багровое. Словом, Картер как Картер. – Тебе надо умыться и причесаться, ты похож на трубочиста из мультяшки, – приветствовал он Роджера. – Между прочим, тут для тебя кое-что есть – когда надо, мы работаем оперативно. Эта Джун Эйкерс – ты не знаешь, что она имеет отношение к еще одному человеку, фигурирующему в деле? – Ты имеешь в виду, что она племянница миссис Китт? Лицо Картера потеряло торжественное выражение: – О Господи, – пробормотал он, – с тобой невозможно работать, иногда ты почти соответствуешь своей репутации. Верно, она племянница миссис Китт. Поэтому-то я и сумел получить о ней информацию. Один из наших парней пару лет назад работал в Лайгейте, на прошлой неделе он увидел ее вместе с проповедником в Тоттинге, на Главной улице. Парень рассказывал об этом в столовой. Эта история не дошла до меня, ты же знаешь, я не люблю сплетни, но некоторые полицейские об этом знали. Это сообщение номер один. Сообщение номер два: масса информации из Лайгейта. Документы по делу Роули, фотографии и все такое прочее. Посмотришь прямо сейчас? – Если не возражаешь. – Тогда умойся и... – Омовение подождет, – сказал Роджер и достал из кармана пакет, который обнаружил у человека на лестнице. Он чувствовал сейчас возбуждение гораздо-большее, чем на любой предыдущей стадии дела, ибо эта находка открывала новую, страшную перспективу. – Попробуй, – предложил он коллеге. Картер нахмурился: – Что это? – Кокаин. – Боже мой! Так много? – Как видишь. – Нашел в квартире Уэйта? – Нашел у человека, который пытался сбежать из квартиры Уэйта, – сказал Роджер. – Отправь это с нарочным в Скотленд-Ярд, и чем раньше мы получим результаты анализа, тем лучше. – Немедленно, – выдохнул Картер. Роджер вручил ему пакет, сел за свободный стол и принялся за документы по делу Роули. Здесь были фотографии, полицейские схемы и диаграммы места происшествия, медицинские справки, вырезки из газет и – самое объемное – написанный каллиграфическим почерком стенографический отчет всего, что говорилось в суде. Здесь были заявления всех свидетелей, как защиты, так и обвинения, стенограмма язвительного заявления миссис Китт относительно того, что не было никаких оснований для возбуждения дела и что ей совершенно непонятно, почему полиция считает возможным расходовать на него деньги налогоплательщиков. Это заявление никак не комментировалось. Прилагалось и несколько фотографий жертвы: на одном снимке она лежала на земле, сразу же после наезда – был виден радиатор "ягуара" и вылезающий из него водитель. Фоном служили ноги людей, обступивших место происшествия. Две фотографии Мэри Роули, на которых она выглядела именно так, как ее описывали: миловидная, спокойная, с приятными чертами лица, немного похожая на мать Питера Уэйта. На другом снимке был в полный рост изображен водитель "ягуара". Это был человек с тяжелой нижней челюстью, массивный, с широко расставленными глазами – снимок не льстил его внешности. Похож на пожилого, преуспевающего бизнесмена, подумал Роджер. Его показания были четкими и прямолинейными, и, читая другие заявления, становилось совершенно ясно, что, отказав в возбуждении дела, суд магистратов поступил единственно разумным образом. – Ну и как, продвигается? – спросил вернувшийся в кабинет Картер. – Превосходно, – угрюмо ответил Роджер, – миссис Брей, свидетель защиты. Аткинсон, свидетель защиты – его вызвал Джексон, и тот обязан был давать показания. Джексон, адвокат защиты. Миссис Китт, судья магистрата, одобрившая решение суда... Преступник уничтожил почти всех. Алф, прощу тебя, позвони в Скотленд-Ярд. Пусть они свяжутся с Бенджамином Канлиффом, водителем этого "ягуара", – Роджер постучал пальцем по фотографии. – Все, связанные с защитой этого человека, оказались жертвами преступника, он может быть следующим в его списке. Я встречусь с ним сразу же, как закончу дела здесь, но сейчас ему надо обеспечить охрану. Кроме того, я хочу быть уверенным, что с Чарлзом Джексоном все в порядке. Картер уже снял телефонную трубку: – Что у тебя на уме, Красавчик? Думаешь, этот наблюдательный комитет решил... – он осекся. – О Боже, нет! – вырвалось у него. Через секунду он уже говорил деловым тоном: – Попросите Дика Рида, – он зажал трубку рукой и повернулся к Роджеру, – думаешь, Уэйт – сумасшедший? – потребовал он. – Может быть, наркоман? – Кто-то точно сумасшедший. И вдобавок в отчаянии. Кто-то не хотел, чтобы мы обыскивали эту квартиру. Возможно, все дело в кокаине, а возможно, и в документах кампании. Хорошо, что я переписал имена и адреса всех членов наблюдательного комитета, включая и Роули, мужа погибшей женщины. И еще, Алф. Самой первой была миссис Брей, ее сбили примерно три месяца назад на переходе. Она работала в семье Марсденов, присматривала за ребенком. Девочку она спасла, но... Короче, проверь, не связаны ли Марсдены с проповедником Питом, прошу тебя. – Я передам и это... да, слушаю, хэлло, Дик! Это Алф, тут Красавчик Уэст решил задать тебе работы, может, за неделю и справишься. Казалось, он забыл о присутствии Роджера и весело обменивался репликами. В этот момент в дверь постучали, и на пороге показался полицейский в штатском: – Мистер Уэст, есть сообщение для вас: в "Гранаде" закончился сеанс, и они едут. – Прекрасно, – сказал Роджер, – спасибо. Он повторил сообщение Картеру, тот кивнул головой. Роджер торопливо спустился вниз, сел в машину и нажал акселератор – главное увидеть реакцию Уэйта и Джун Эйкерс на пожар. Поблизости от темной Филдс-вью скопилось множество машин, толпа любопытных смотрела в сторону горящего дома, но вряд ли там можно было что-нибудь разглядеть. Пожарные сворачивали свои шланги, одна машина уже уехала. Полицейский сержант доложил, что несколько пожарных все еще находятся в квартире и что огонь не распространился за пределы одной квартиры, – сильнее всего пострадала большая комната, пламя было настолько мощным, что даже прожгло крышу, пол почти прогорел. – Мало шансов, чтобы что-то уцелело, сэр. – Плохо, – сказал Роджер. Послышался рокот мотоцикла. Роджер посмотрел на дорогу и увидел Дэвиса: этот парень имел поразительную особенность появляться именно в тот момент, когда он больше всего нужен. Он подрулил к стоящему на тротуаре Роджеру и спокойно сказал: – Они пошли прямо в зрительный зал, сэр, это точно. – Ты не узнал, они не выходили во время сеанса? В туалет, например. – Во всяком случае, я точно установил, что после того, как они прошли в зал, телефоном пользовались дважды, один раз билетерша, второй – какой-то человек, вошедший в вестибюль с улицы, – сказал Дэвис. – Кассирша и контролер уверены в этом, с их мест отлично виден телефон. Касса прекращает работу в девять часов, а мы знаем наверняка, что человек проник в квартиру раньше, – таким образом, двое готовы присягнуть, что ни Уэйт, ни девушка никому не звонили. – Что ж, весьма убедительно, – заметил Роджер, – спасибо. Медленно проехали несколько машин, их пассажиры с любопытством смотрели на собравшихся людей. Из-за угла появилась еще одна машина. Она остановилась. Полицейский нагнулся к водителю, и даже на таком расстоянии Роджер увидел, что за рулем сидит женщина. Роджер быстро пошел к машине – это был "хиллман", принадлежащий Джун Эйкерс. Он услышал, как Уэйт что-то сказал. Потом Уэйт вышел из машины, вслед за ним – девушка. Они стояли под фонарем, и их было отлично видно. Они смотрели на окна квартиры, рука девушки покоилась на руке Уэйта. На его лице читались изумление и смятение. Сказать с полной уверенностью было невозможно, но Роджеру показалось, что он не только удивлен, но и потрясен. И вдруг Уэйт воскликнул: – Мои документы, мои драгоценные документы! – и бросился к дому. – Питер! – крикнула Джун Эйкерс и побежала за ним. – Питер, вернись! Роджер не остановил их и пошел следом.Глава 16 Отчаяние
Преподобный Питер Уэйт стоял на лестничной площадке и разглядывал свою изуродованную квартиру. Вода нанесла ущерб ничуть не меньший, чем огонь. Вся лестничная площадка, а также маленький коридор и пространство перед входом в большую комнату были покрыты обгоревшими бумагами, повсюду лежали куски обуглившегося дерева. Пол залит водой – вернее, черным месивом. В кухню вели следы ног, но Уэйт даже не смотрел в ту сторону, он не мог оторвать взгляда от входа в комнату. Девушка держала его за руку. Рядом с ними стоял пожарный, готовый в любую минуту преградить путь в квартиру. С лица Уэйта исчезли все краски, он посерел, на лбу выступили капли пота. В глазах, казалось, застыл ужас. Рот чуть приоткрыт, зубы стиснуты. Прямо перед его глазами находилось то, что осталось от стального сейфа-бюро. Жар, видимо, был так силен, что металл расплавился. Все ящики были выдвинуты, и в них виднелись сгоревшие бумаги – похоже, не осталось ничего, что можно было бы прочитать. Бюро осело сквозь прогоревшие доски пола, его нижняя часть проломила потолок нижней квартиры. – Все, – произнес Уэйт низким хриплым голосом. – Все. – Питер, – начала девушка. – Десять лет работы, – не обращая на нее внимания, продолжал он, – десять лет – и все пропало, даже личные дела тех, кто мог бы мне помочь. Все. Его взгляд упал на плакаты, точнее – на то, что от них осталось: обугленные клочки бумаги с загнувшимися краями напоминали отклеившиеся от стен обои. Некоторые плакаты, висевшие под самым потолком, только сморщились от высокой температуры, их краски не успели потерять своей яркости. – Десять лет работы, – повторил он срывающимся голосом, и плечи его поникли, – словно Господь Бог тоже против меня.* * *
Повернувшись, чтобы положить руку на плечо Уэйту, словно она надеялась, что ее прикосновение поможет тому обрести уверенность, Джун Эйкерс увидела Роджера. До этого она его не замечала. Она молчала и не отводила от него взгляд – это была своего рода оборона. – Нам очень нужно получить то, что осталось от этого бюро, – обратился Роджер к пожарному. – Можно войти в квартиру? – Думаю, что да, если это действительно столь необходимо. – Это крайне важно. А что с пишущей машинкой? – Мы уже вынесли ее, – сказал офицер, – она внизу, вместе с другими вещами, которые удалось спасти из комнат. Учитывая, какой был пожар, можно сказать, что мы неплохо поработали. – Никто в этом и не сомневается, – быстро ответил Роджер, – первоклассная работа. Он не кривил душой, это действительно была первоклассная работа. Пожарный внимательно посмотрел на спутников Роджера и неохотно отошел в сторону. Они осторожно подошли к обгоревшему бюро. Роджер взглянул на Джун Эйкерс: – Вы не знаете, у кого бы мистер Уэйт мог переночевать сегодня, мисс Эйкерс? – Он может поехать ко мне, – ответила девушка, – места хватит. – Люди могут неправильно это понять... – Меня абсолютно не волнует, что подумают люди. Она даже не покраснела – это была констатация факта, хотя и произнесенная со скрытым гневом. – Это может волновать мистера Уэйта, – сухо сказал Роджер. – Иногда мне удавалось заставить его подумать немного о себе и чуть меньше внимания уделять всем остальным, – резко парировала Джун Эйкерс. – Он и так уже практически распял себя. Так почему же... – Почему бы вам не отвезти его в дом вашей тети в Лайгейте? – предложил Роджер. – Там тоже достаточно места, к тому же ваша тетя сейчас дома и тем самым вы избежите возможных сплетен в адрес мистера Уэйта. Вдобавок он будет под присмотром. Ее явно удивило, что ему известно, кто ее тетя, но тем не менее она никак не отреагировала на его слова. Уэйт не обращал на них никакого внимания, он стоял как будто в забытьи: руки сжаты в кулаки, глаза блестят. – Я пошлю с вами своего человека, – пообещал Роджер девушке. – Я прекрасно справлюсь сама. Она отвечала резко, почти грубо. – Не сомневаюсь. Но мой человек поедет с вами. Более того, я тоже приеду, как только смогу. Мне хотелось бы поговорить с вами. Он улыбнулся и приготовился отразить возражения девушки, но она отвернулась и взяла Уэйта за руку. Так, держась за руки, они стали спускаться вниз. Роджер вошел в квартиру. Пожарные уже перенесли бюро в угол, где пол был более надежным. Потом перетащили его в другую комнату, которая, казалось, совершенно не подверглась действию огня, хотя в одной из стен виднелась большая дыра. Роджер быстро спустился вниз и приказал Уиллису сесть в машину к Уэйту и Джун Эйкерс. Крю он велел следовать за ними. Затем вернулся в спальню и вместе с пожарным офицером и двумя полицейскими начал все внимательно осматривать. На лестнице послышались тяжелые шаги и, оглянувшись, он увидел входящего Картера. В двубортном твидовом пальто он выглядел чудовищно, его двойной подбородок мелко дрожал. Пожарные извлекли из бюро обгоревшие бумаги и переложили их в картонные коробки, однако ни один из этих документов не производил впечатления на что-либо годного, кроме мусорного ведра. Здесь не было ничего, что могло бы принести какую-то пользу. – Славно поработали, не так ли? – заметил Картер. Случилось что-то из ряда вон выходящее, подумал Роджер, иначе он не пришел бы сюда. – Недурно. Что заставило тебя выползти из своего кресла? – Нечто чертовски странное, Красавчик. Я решил навестить тебя. Этот парень, Канлифф, водитель "ягуара"... Его жена – наркоманка. Роджер молча переваривал еще одну сенсацию сегодняшнего вечера. Наркотики в кармане маленького человека, возможно, наркотики в квартире Уэйта, теперь еще это. – Как давно она пристрастилась? – спросил наконец Роджер. – Год или больше, – сказал Картер, – ему пришлось чертовски трудно. Ну как тебе эта информация? – А какой наркотик? – медленно произнес Роджер. – Героин. – Известно, где она его достает? – Нет. Она уже прошла два курса лечения. Сейчас лечится в третий раз. – Еще что-нибудь узнали? – Нет. – Где Канлифф? – В своем доме на Риджентс-парк. За домом уже установили наблюдение, но я пока еще с ним не связывался. Я разговаривал с Мики Смитом из Сент-Джонс-вуда, он знаком с этим делом. Он говорит, что несколько лет назад жена Кащшффа спуталась с одной веселой кампанией, видимо, они и начали снабжать ее наркотиками. Хотя наверняка ему это не известно. Она твердит, что первый раз ей дали попробовать какие-то незнакомые люди. Обычная история: один или два укола малой дозой, приятные сновидения, а потом... Это увлечение требует целого состояния – состояния Канлиффа, я имею в виду. – Получается, что нет ни одного представителя защиты в деле Роули, кто каким-либо образом не пострадал, – с натянутой улыбкой произнес Роджер. – Спасибо, Алф. Есть что-нибудь из больницы по поводу этого человека с проломленным черепом? – Без сознания. Пока никаких изменений. Роджер машинально закурил. В голове проносились мысли, едва он успевал ухватиться за одну, как ее тут же сменяла другая. Пострадали все, имевшие отношение к защите, это невозможно объяснить ничем иным, кроме тщательно разработанного плана. – А про самого Роули что-нибудь есть? – спросил Роджер. – Пока ничего, – ответил Картер. – Вскоре после смерти жены он уехал из Лайгейта – вот, пожалуй, и все. Я попросил Скотленд-Ярд выяснить его местонахождение. Но вряд ли этот человек... – Мы ведь не знаем, так? – резко возразил Роджер и посмотрел в сторону пожарных. Они уже извлекли из бюро практически все остатки бумаг. Документы так сильно обгорели, что большинство превращалось в пыль при малейшем прикосновении, не было никакой надежды, что из них можно будет хоть что-нибудь узнать. Но попытаться надо. Он подошел ближе и увидел, что пожарный внимательно изучает верхний ящик, и на его лице появилось недоуменное выражение. – Что-то расплавилось, – сказал пожарный, – какой-то металл, по-моему, свинец. Так что здесь хранили не только бумаги, это точно, – он ткнул в ящик отверткой. – Какой-то порошок. Картер напрягся: – Порошок? – Вот именно. – Позвольте я взгляну, – сказал Роджер и слегка отодвинул пожарного. На кончике отвертки виднелись мелкие белые крупицы. Роджер взял вещество на палец и понюхал. Но почувствовал только стойкий запах гари. – Немного отличается, но надо отдать на анализ, и побыстрее, – сказал он. – Алф, скажи, чтобы по всем вопросам мне звонили в дом миссис Китт. Я немедленно выезжаю туда. Если это то, что я предполагаю... – По-моему, я знаю, кого ты собираешься упрятать за решетку, – сказал Картер.* * *
Роджер ехал по неосвещенным улицам лондонских пригородов. Окна магазинов уже погасли, уличные фонари почти не пробивали темноту. В полночь движения почти не было, только изредка его машина обгоняла поздние рейсовые автобусы. Его рация была постоянно включена на прием: он ждал новостей из Скотленд-Ярда и из машины, следовавшей за Уэйтом и Джун Эйкерс. Три раза его вызывали, все шло нормально. Около дома девушки в Клапаме Уэйт остановил машину, и Джун Эйкерс побежала в свою квартиру за вещами – это была всего лишь кратковременная остановка, сейчас они уже ехали через Лайгейт, приближаясь к дому миссис Китт. О личности все еще находящегося без сознания поджигателя пока ничего известно не было. Роджер уже приближался к границе Лайгейта, когда его рация ожила и он услышал знакомый голос: – Вызывается старший инспектор Уэст, вызывается старший инспектор Уэст. Это напоминало припев популярной песни. – Как слышите меня? – Говорит Уэст, прием. – Есть, сэр. Для вас получено сообщение из лаборатории мистера Эванса. Первый порошок оказался кокаином, концентрация сто процентов, второй порошок – героин, восемьдесят процентов – тальк. Конец сообщения. Судя по всему, речь идет о партии наркотика, вы поняли меня, сэр? – Да, я все понял, – сказал Роджер, – спасибо. Перехожу на прием. Роджер щелкнул переключателем. Все в этом деле говорило о том, что главную роль здесь играет безумец – героин и кокаин могут привести человека к грани сумасшествия, отсутствие их превратит его в безумца. Он еще глубже вдавил педаль газа. Он хорошо знал Лайгейт. Доехав до местного бродвея, он повернул направо и оказался на дороге, ведущей к пустоши. Довольно странно, что и миссис Китт, и Уэйт жили в домах, расположенных поблизости от незастроенных участков земли. Снова совпадение. Совпадение ли? Он повернул на дорогу, которая вела к дому миссис Китт. Машина приближалась к перекрестку, через который в ту ночь шел констебль Пай, заметивший "остин-изо". Сейчас в доме миссис Китт светилось несколько окон. Он повернул за угол. И обратил внимание на три вещи. Первая. У ворот дома миссис Китт стоял автомобиль с включенными габаритными огнями. В свете уличного фонаря Роджер смог даже различить фигуру водителя. Вторая. Питер Уэйт неуверенно, словно слепой, подошел к краю тротуара. Третья. Полицейский на противоположной стороне улицы бросился ему навстречу. Затем послышался рев двигателя, и машина рванула вперед.Глава 17 Промах
Уэйт был не более чем в десяти ярдах от Роджера, другая машина находилась на таком же расстоянии за ним. Рев мотора напоминал звук взлетающего самолета. Услышав его, Уэйт повернулся, словно его дернули за невидимую нить, и на мгновение застыл на краю тротуара: руки вытянуты вперед, ноги чуть расставлены в стороны. Он стоял неподвижно, словно приветствовал автомобиль-убийцу. Полицейский бросился к машине, как будто надеялся остановить ее. Он дотянулся до дверцы, ухватился за ручку и словно прилип к ней. Уэйт продолжал стоять – в это мгновение жизнь и смерть слились в одно целое. Роджер ударил по клаксону. Его звук перекрыл рев двигателя. Роджер включил дальний свет и повернул руль, направив фары в лицо водителю. Он видел, что полицейский сорвался с машины, видел передние колеса автомобиля, приближающиеся к неподвижно стоящему человеку. Они были всего в двух ярдах от Уэйта. Водитель дернул руль, и машина изменила направление. Одно колесо наехало на бордюрный камень, сорвалось, снова въехало на бровку. Машина набирала скорость. Уэйт бросился бежать, констебль мчался параллельно движущемуся автомобилю, пытаясь открыть дверцу и добраться до водителя. Роджер нажал на тормоза. Машина неслась прямо на него, через мгновение она оказалась под прямым углом к автомобилю Роджера. Полицейский исчез из вида. Роджер повернул руль, рассчитывая ударить машину в бок, но водитель вновь изменил направление. Он крылом задел бампер машины Роджера, послышался резкий скрежет, и автомобиль промчался мимо. Краем глаза Роджер видел шатающуюся на дороге фигуру полицейского и уменьшающиеся задние огни автомобиля. Он остановил машину и включил рацию: – Вызываю все патрульные машины, вызываю все патрульные машины. Говорит старший инспектор Уэст, передаю из Лайгейта, с дороги у пустоши, из Лайгейта, с дороги у пустоши. Всем машинам двигаться к Лайгейту, задержите автомобиль марки "моррис", черный или темно-синий, с поврежденным правым крылом. Прошу передать сообщение всем патрульным машинам, прием. – Сообщение принято, – сказал мужской голос, – передаю всем патрульным машинам: немедленно изменить маршрут, всем двигаться к Лайгейту, на дорогу у пустоши... Роджер выключил рацию и вышел из машины. Полицейский не пострадал – он уже оправился от потрясения и бежал через дорогу к Уэйту. Уэйт сидел у стены дома миссис Китт, обхватив голову руками и подтянув колени к подбородку. Роджер видел лишь его ноги и затылок, со стороны проповедник напоминал небольшую горку мусора. Полицейский опустился на колено, взял Уэйта за кисть и стал нащупывать пульс. – Как он? – негромко спросил Роджер. – Похоже, в порядке, сэр. У него небольшой шок, по-моему, он наткнулся на стену. – Возможно. Роджер уже узнал констебля Пая: как бы там ни было, но после этого дела ряды Скотленд-Ярда пополнятся отличными сотрудниками. – Ему нужен врач? – Сомневаюсь, сэр. – Хорошо. Вдали слышался гул автомобильных двигателей. Хорошо бы они его догнали, подумал Роджер. Хотя, вполне возможно, водитель достаточно опытный и сможет ускользнуть. Потом послышался звук открываемой двери, на дорогу упал пучок света – и торопливые женские шаги. Куда делись Уиллис и Крю? Однако Роджер не стал расспрашивать Пая. Он направился к воротам дома и увидел бегущую Джун Эйкерс – темный силуэт на фоне освещенного прямоугольника двери. – С Питером все в порядке? – крикнула она на бегу. – Небольшой шок, по-моему. – Я слышала звук удара, – она скользнула мимо Роджера и побежала к Питеру Уэйту. Она наклонилась над ним, точно так же, как перед этим сделал Пай, и пощупала пульс. Пай уложил проповедника на бок, и сейчас в свете уличного фонаря можно было видеть бледное лицо и небольшую кровоточащую царапинку на лбу. Девушка не падала в обморок и вообще производила на Роджера впечатление весьма уверенной в себе особы. Она подняла глаза, увидела Пая и обратилась к нему: – Не поможете ли перенести его в дом? – Я сам отнесу его, мисс, – сказал Пай и взял Уэйта на руки с такой легкостью, словно это был ребенок. Он понес его в дом, следом шла Джун, рядом с ней Роджер. Он внимательно вглядывался в профиль девушки, изучал линию подбородка, ее походку. – Что заставило его выйти на улицу? – спросил он. – Ему позвонили по телефону. – Не знаете, кто? – Он не сказал. Просто повесил трубку и заявил, что ему надо с кем-то встретиться. Должно быть, машина поджидала его. – Да. Чтобы убить. – Это ужасно, – сказала Джун, – а Питер... – она не закончила фразу. – Хотел покончить с собой, не так ли? – сухо заметил Роджер. Она не ответила и лишь ускорила шаг. Они прошли в комнату, расположенную напротив той, в которой избили миссис Китт. Джун включила свет. Пай уложил Уэйта на старомодную кушетку: комната выглядела так, словно ее обставили шестьдесят лет назад и с тех пор сюда не входили. Уэйт начал подавать признаки жизни. – Может, дать ему глоток виски, сэр? – Пай похлопал себя по боковому карману. – Не надо, пусть придет в себя без посторонней помощи, – посоветовал Роджер. – Разве с ними не было еще двух человек? – Так точно, сэр, были, – сказал Пай, – но они получили сообщение из Скотленд-Ярда и поехали назад. Из участка сюда послали еще двоих полицейских, а я сказал, что пока они не приехали, справлюсь один. – Вы вели себя молодцом, Пай. Чувствуете себя нормально? – Так точно, сэр. – Не ушиблись? – Немного поцарапал руку да ударил колено, сэр. – Что ж, если необходимо, сделайте перевязку и встаньте у входной двери. Я хочу, чтобы какое-то время меня никто не беспокоил, понятно? – Так точно, сэр. Пай вышел и аккуратно закрыл за собой дверь. Джун Эйкерс стояла у изголовья кушетки – она долго смотрела на Уэйта, потом положила ладонь ему на лоб и взглянула на Роджера. В ее глазахпоявилась какая-то растерянность, словно события этой ночи в конце концов сломили и ее. Казалось, у нее разболелась голова. – Что произошло, когда вы приехали сюда? – неожиданно спросил Роджер. – В общем-то, ничего особенного, – ответила она невыразительным тоном. – Питер был смертельно расстроен. Он уже давно живет на одних нервах – я прекрасно знаю, что питается он кое-как, потому что почти все свои деньги вкладывает в кампанию. Вряд ли вы представляете, что значит для него потеря всего того, над чем он работал полжизни, каким шоком был для него этот пожар. Уничтожено все. Все, – она произнесла это слово почти с той же интонацией, что и Уэйт, когда он стоял на пороге своей квартиры и смотрел на царивший в ней хаос. – Что вы имеете в виду, когда говорите "все"? – спросил Роджер. – Пожалуйста, не задавайте бессмысленных вопросов, – сказала она. – Все, над чем он работал десять лет. – Кампания за безопасность на дорогах? – Ну конечно, что же еще? – Именно это меня и интересует, – сухо заметил Роджер. – Незадолго до того, как вы за ним заехали, он сказал мне, что дошел до критической точки и готов бросить эту кампанию. Он прекрасно понимал, что большинство тех, кто ему помогает, потеряли энтузиазм и желание работать. Почему же утрата нескольких имен и адресов людей, которых уже ничто не интересует, так повлияла на него? – Он ни за что не бросил бы свое дело, – медленно произнесла она, – а шок... – Думаете, это просто шок? – жестко спросил Роджер. – Что еще было в бюро-сейфе? Она не ответила. Но она глубоко вздохнула – очевидно, вопрос одновременно и уязвил ее, и потряс. Она посмотрела на Уэйта: его веки чуть вздрагивали, руки начали шевелиться. – Ну и что же там было? – резко спросил Роджер. Она не смотрела в его сторону и не отвечала на вопрос. Но Роджер понял, что она знает. Она стояла перед ним, высокая и стройная, с ясными, несмотря на выступившие слезы, глазами – в ней чувствовались гордость и нравственная чистота, которые невозможно было бы имитировать. – Что?.. – начал было Роджер, но девушка перебила его. – Не надо его тревожить... – Я хочу знать, что он скажет, – твердо сказал Роджер. – Уэйт, послушайте меня. При звуке его голоса Уэйт испуганно открыл глаза. – Уэйт, что еще было в том бюро? – Почему вы не позволили мне умереть? – слабым голосом произнес Уэйт. – Что еще было в том бюро? Его глаза расширились, он плотно сжал губы, словно почувствовал новую опасность. Девушка схватила Роджера за плечо: – Вы не имеете права пытать его! – Если вы будете вмешиваться, – холодно сказал Роджер, – против вас будут выдвинуты обвинения. Будьте благоразумны. Уэйт, что еще было в том бюро? В комнате воцарилось молчание. После долгой паузы он наконец произнес: – Все. Все. Надежда и вера – все. Все, кто мог помочь, – сейчас я даже не знаю, по каким адресам писать, я потерял все. – Что еще было в том бюро? – Все, – ответил человек, и это прозвучало как тихий выдох. – Не прикидывайтесь смертельно больным, отвечайте мне. В бюро был порошок. Что это за порошок? – Порошок? – эхом отозвался Уэйт, его взгляд стал осмысленным, словно наконец он начал понимать, чего от него хотят. – Порошок? – его зрачки расширились еще больше, и в выражении глаз появилось нечто непонятное. – Порошок, – повторил он, – тальк, мы... Он сделал глотательное движение: – У нас бывали собрания и даже вечеринки. Мы ведь все время работали. Но работы без отдыха не бывает, люди становятся мрачными. Были танцы. Тальк, – продолжал он уже более уверенно, – но какое это имеет значение? Тальк, мы натирали им полы, чтобы во время танцев было лучше скользить. – Он ничего не знает, – сказала Джун срывающимся голосом. – Зато вы знаете, – резко бросил Роджер.* * *
– Мне нечего сказать, – медленно проговорила племянница миссис Китт, – нет ничего, чем я бы считала возможным поделиться с вами. Больше она не произнесла ни слова.* * *
– Ну ладно, – сказал Роджер, когда прибыли люди из участка, – мы отвезем мисс Эйкерс в Скотленд-Ярд, и она останется там до тех пор, пока ей не захочется разговориться. Уэйта тоже надо прихватить, возможно, он не такой дурачок, каким хочет казаться. Роджер и три местных детектива находились в комнате, где преступник напал на миссис Китт. Уэст уже собирался вернуться в Скотленд-Ярд: надо было созвониться со всеми нужными людьми, поговорить с экспертами. У местной полиции есть свои сложности, их возможности ограничены, а если работать параллельно с такими отдаленными друг от друга участками, как Лайгейт и Тоттинг, то почти невозможно четко координировать действия. Надо было взять под наблюдение всех из списка комитета Уэйта, выяснить, чем там занимались, и сделать это следовало сегодня. Ему нужна была информация о человеке, которого он сбил на лестнице в доме Уэйта. Также надо было узнать, может ли миссис Китт дать показания, может ли ее муж оказать какую-нибудь помощь следствию. Доктор Китт все время находился в больнице вместе с приехавшей к нему сестрой. Это плохой признак. Был еще и Бенджамин Канлифф, с которым также предстояло встретиться и выяснить подробности о его жене. Надо было выяснить у полицейских из Сент-Джон-вуда, где она брала героин. Теперь в деле были уже два общих знаменателя: участие в том дорожном происшествии и наркотики. Роджеру необходимо было знать, сколько еще героина вращается в этом деле. И еще требовалось найти Розмари Джексон. Сейчас это было, наверное, самым важным.* * *
А она все спала и видела чудесные сны.* * *
Под присмотром местных полицейских Роджер отправил Уэйта и девушку в Скотленд-Ярд, а сам поехал в Сент-Джон-вуд, где ночной дежурный сообщил ему подробности относительно миссис Канлифф: – Грустная история, – сказал дежурный инспектор. – Канлифф души не чает в этой женщине. Она на пятнадцать лет моложе его и настоящая красавица. Но она частенько бывает навеселе – под героином. Надо сказать, у нее хороший источник. А поскольку он знает, как она страдает, когда не может достать наркотики, пару недель он позволяет ей предаваться этой страсти. Потом она приходит в себя, начинает понимать, что так больше продолжаться не может, Добровольно отдается в руки врачам, которые прописывают ей очередной курс лечения. Я знаю Канлиффа уже десять лет, – продолжал инспектор, – и могу сказать, что сейчас он женат на развалине, это лишь тень той женщины, которой она была несколько лет назад. Трагедия для Канлиффа. – Далеко ли он живет? – спросил Роджер. – И где сейчас его жена? – Она сейчас в клинике, но все это лечение – самообман, – холодно заметил инспектор. – Когда пришло сообщение из Тоттинга, я говорил с Канлиффом. Он сказал, что сегодня ляжет поздно и будет рад встретиться с тобой, только надо предварительно позвонить. Хотя он сомневается, что сможет чем-то помочь. Было уже начало первого ночи. – Как считаешь, это не слишком поздно? – спросил Роджер. – Только не для Канлиффа, – уверенно сказал детектив. – Не возражаешь, если я поеду с тобой? Водитель, который почти четыре года назад сбил миссис Роули, все еще бодрствовал. Этой ночью он и не собирался спать. Роджер имел о нем представление лишь по старой фотографии, и потому Канлифф во плоти показался ему гораздо более энергичным, подвижным – бесспорно, он был интересной личностью, хотя по снимку это было не понять. Дом на Риджентс-парк был окружен частным парком, здание являло собой шедевр архитектурной экспрессии, его изящные линии, подсвеченные небольшими прожекторами, гордо вырисовывались на фоне ночного неба. Интерьер поражал роскошью и изысканностью вкуса. Канлифф выглядел усталым, но бьющее через край здоровье и благополучие невозможно было скрыть. – Да, – сказал он Роджеру, – иногда мне кажется, что это возмездие за погибшую женщину, хотя, право, я и сейчас уверен, что ничего не смог бы тогда сделать. Это была не моя вина. Если бы скорость была чуть меньше, не двадцать пять миль в час... – он замолчал. – Это словно проклятие, – медленно продолжал он. – Через несколько месяцев после того происшествия заболела моя жена, – в то время я еще не понимал, что это наркомания. Когда я это обнаружил... Он снова умолк и пожал плечами. Они разговаривали в большой просторной комнате с высокими потолками. Горел камин, окна были закрыты темно-голубыми бархатными портьерами, каждый предмет в этой комнате говорил о богатстве хозяев. А в воздухе витала беда. – Я понял, что произошло, только через несколько недель после того, как она ушла из дома, – с трудом произнес Канлифф. – Она намного моложе меня, и я боялся, что у нее началась какая-то интрижка, поэтому мне казалось, что, натолкнувшись на мое спокойствие и показное равнодушие, она поймет всю безрассудность своего поведения. Вернулась она уже больной. Это и было началом. Она... – он тяжело дышал, – она всегда обвиняла меня. – В чем? – Она никогда не говорила, где достает наркотики, но как-то раз проговорилась, что они есть в одном из благотворительных комитетов, где она время от времени работала. Она вела большую общественную работу – потому что я на этом настаивал: ей практически нечем было заняться, а я считал, что труд пойдет ей на пользу. А вместо этого... – Какой именно благотворительный комитет? – резко спросил Роджер. – Я не знаю. – Не был ли это комитет Питера Уэйта "Остановить убийства на дорогах!"? – Она участвовала и в его работе, но я не уверен, что героин она доставала именно там, – настаивал Канлифф. – Этот вопрос интересовал всех, даже персонал в клинике "Палли", где она проходила лечение, но она была непреклонна. По-моему, она боялась, что если проговорится, то больше никогда не получит героина. – Понятно, – сказал Роджер и достал из кармана список адресов, которые переписал из досье Уэйта. – Вам знакомы эти имена, мистер Канлифф?* * *
Канлифф внимательно просматривал список. Роджер наблюдал за ним. На его месте он легко мог представить Чарлза Джексона, его глазах было такое же отчаяние. Чарлз Джексон, влюбленный в свою юную очаровательную жену, так же таинственно исчезнувшую. Имело ли это какое-то отношение к его работе в области исследования и предупреждения наркомании?Глава 18 Огромные усилия
– Единственное знакомое имя в вашем списке – это Артур Роули, – сказал Канлифф. – Но я не видел его с тех самых пор. После я ему писал, спрашивал, не могу ли чем-нибудь помочь, – понимаете, у меня есть деньги, а он очень беден. Ответа я не получил. Ничем другим я не мог быть ему полезен. Достаточно было того, что на моей совести лежала смерть этой женщины, и, конечно же, мне хотелось что-то сделать для ее мужа. Но я могу понять и его, особенно если он был уверен, что я действительно виноват в ее смерти. Если бы кто-нибудь убил мою жену... Он остановился на полуслове. Роджер не перебивал его. – Если бы мне удалось узнать, кто первый раз дал моей жене этот наркотик, если бы я знал, кто снабжает ее сейчас, мне кажется, я задушил бы этого человека собственными руками, – с огромным усилием произнес Канлифф. – У вас есть какие-то соображения на этот счет? Не представляете, кто бы это мог быть? – Увы, нет. – Вы сказали, что сейчас она в клинике, проходит курс лечения? – Да, она лежала в клинике "Палли" несколько раз, – сказал Канлифф. – Первые два раза мы сумели все сохранить в тайне, и полиция ничего не знала: я надеялся, что ее удастся вылечить. Но, как выяснилось, нервы ее были в таком состоянии... Ну и жизнь она устроила этому бедняге, подумал Роджер. – В последний раз я все рассказал полиции, но они так и не смогли выяснить, где она брала наркотики, – сказал Канлифф. – Когда она оттуда выйдет, за ней будут постоянно наблюдать, я вынужден был пойти на такой шаг, но... Мистер Уэст, моя жена была красавицей! Это была искренняя, приветливая женщина. Если бы вы наблюдали за происходившими с ней изменениями, если бы вы видели эту чудовищную метаморфозу, вы бы пришли в ужас. Наркотик подействовал на ее нервы и на внешность, на общее состояние здоровья. Иногда у меня возникают сомнения: неужели это одна и та же женщина? Оставаться дольше не имело смысла – что можно было сказать этому человеку, что сделать для него? Роджер вежливо попрощался с Канлиффом и вышел на улицу. – Ну, и что ты о нем думаешь? – спросил инспектор из Сент-Джон-вуда. – Он верно оценивает ситуацию, – осторожно заметил Роджер. – А что тебе известно о клинике "Палли"? – Чертовски дорогая психушка для истериков и наркоманов, – небрежно бросил инспектор. – В общем, лечат там неплохо, если тебе это по карману. Врач-ординатор живет при больнице, целый штат вышколенных медсестер, дюжина консультантов с Харли-стрит. У клиники хорошая репутация, а иногда им приходится иметь дело с весьма своеобразными пациентами. Эти наркоманы – самые настоящие психи, хотя кому я это рассказываю! – Мне, благодарю, – усмехнулся Роджер. – Что ж, теперь надо выяснить, вернулся ли домой Джексон.* * *
Он еще не вернулся, сведений о Розмари Джексон тоже не было. В последнем донесении говорилось, что к полуночи Джексон еще не выезжал от матери Розмари. Роджер подъехал к Скотленд-Ярду, но из машины выходить не стал. Был уже почти час ночи. Глаза пощипывало, как будто в них попал песок, – Роджер знал, что еще некоторое время он будет чувствовать сонливость, а потом это пройдет, и к утру он окончательно разгуляется. У него не было настроения возвращаться в пустую квартиру и ворочаться там с боку на бок, пытаясь заснуть, – надо все же повидаться с Джексоном. Пара глотков виски – и он моментально придет в себя. Огромные здания Скотленд-Ярда были погружены во тьму, и только в корпусе департамента уголовного розыска светилось несколько окон. Он въехал на стоянку, про1пел мимо дежурного, поднялся по лестнице и вошел в лифт. Первым делом он направился в свой кабинет. Открыл дверь и почувствовал холод: камин давно погас. Въевшийся в стены запах табака казался в холодной комнате особенно отвратительным, и, чтобы хоть как-то оживить этот склеп, Роджер закурил. Он сел за свой стол, заваленный отчетами и меморандумами, – для того, чтобы со всем этим разобраться, требовалось минимум два часа, но текущие дела сейчас его не интересовали. Потом он вспомнил, что забыл позвонить Джанет, своей жене, они же договаривались на десять часов вечера... Должна же она понять, что он чертовски занят, но... Он с досадой бросил сигарету. Вечерние газеты дали множество материалов по "дорожным происшествиям", во всех упоминалось его имя – Джанет, вероятно, уже поняла, какого рода делом он занимается и, наверное, волнуется. Какого черта он не позвонил ей? И тут же улыбнулся, вспомнив, чем он занимался в десять часов вечера. Сейчас звонить было уже поздно, но это первое, что он должен будет сделать утром. В поисках оперативной информации он быстро просмотрел записку. Сверху лежал вырванный из блокнота лист, на котором карандашом было написано: "Миссис Уэст звонила в 11.40. Я сказал ей, что ты уехал в районный участок". Больше ничего существенного не было, за исключением фотографии Артура Роули, сделанной примерно в то время, когда умерла его жена. К снимку была приложена краткая биография этого человека. Роули занимал должность помощника менеджера в небольшой фармакологической компании – он был хорошим специалистом в фармакологии и, похоже, преуспевал; в то время ему только что исполнилось двадцать семь лет. Внешне он производил впечатление кроткого и не очень далекого человека, легко было представить, как он дает молодым мамам советы по детскому питанию, проверяет рецепты, смешивает лекарства... лекарства... Наркотики. Это уже третий человек имеющий отношение к тому происшествию, и определенным образом связанный с наркотиками. Роджер быстро пробежал информацию по Роули, его интересовало, где сейчас живет этот человек, где работает. Судя по рапорту Коннолли из Лайгейта, Роули покинул этот район вскоре после смерти жены. И он уже не работал в фирме "Смартс", его фамилия не числилась ни в одном из ее подразделений. О его родственниках ничего не было известно, и Коннолли сейчас занимался проверкой. – Надо как можно быстрее разыскать этого Роули, – вслух пробормотал Роджер и закурил новую сигарету. Изменилось бы что-нибудь, знай он раньше, что Роули – химик-фармацевт, имеющий опыт обращения с наркотиками, а главное – доступ к ним? Телефон на его столе тихо звякнул, и он сразу же поднял трубку: – Уэст слушает. – Хэлло, Красавчик, это Дик Рид, – спокойным голосом сказал дежурный суперинтендант, – заходи, поговорим, у меня тут кое-что есть для тебя. Отставка Рида была уже не за горами. Этот спокойный седой человек в свои почти шестьдесят лет выглядел так, словно всю жизнь занимался научными проблемами или преподавал что-то очень теоретическое в солидном колледже. На самом деле он больше сорока лет крутился в бешеном водовороте Скотленд-Ярда. Услышав шаги Роджера, он поднял голову: – Привет, – весело улыбнулся Рид, – проходи, садись. Он наблюдал за тем, как Роджер устраивается в кресле. – У тебя такой вид, что хочется предложить подушку. – Нет настроения спать, слишком много мыслей крутится в голове. – Тогда имеет смысл пропустить по рюмочке, – заметил Рид и достал из стола бутылку виски и сифон. – Говорят, там кто-то кинулся на тебя с топором? Роджер усмехнулся: – Когда Уэйт немного придет в себя, я обязательно спрошу, зачем ему на кухне понадобился топор. – А я могу тебе сказать, – деловым тоном произнес Рид. – К нам заявился один из его бойскаутов, и мы задали ему несколько вопросов. Оказывается, Уэйт частенько ездит в Суррей и занимается там рубкой леса, это что-то вроде тренировок для его бойскаутов. – Вряд ли мне бы понравилось, если б мои мальчишки присоединились к его команде, – мрачно заметил Роджер, – но с этим можно не торопиться. У меня возникли другие проблемы, Дик. Тебе что-нибудь известно о действии героина? – Достаточно много. – А о лечении? – Почти ничего. – Ты слышал когда-нибудь о наркомане, который даже во время лечения не продал бы душу дьяволу за один укол? – Нет, – задумчиво сказал Рид. – О чем ты говоришь, Роджер? – Миссис Канлифф – наркоманка. Дважды или трижды ее помещали в клинику "Палли" для так называемого лечения. Как говорит ее муж, даже сотрудники клиники не сумели узнать от нее, где она берет наркотики. – За один укол она бы все им выложила, – сказал Рид, – кто-то здесь лжет. – Верно, кто-то лжет. Ее надо взять под наблюдение, и крайне важно установить местопребывание Артура Роули. – Возможно, утром удастся получить по нему кое-какую информацию, – сказал Рид. – Сейчас я распоряжусь относительно наблюдения за Канлиффами. Он снял трубку и отдал распоряжения, потом что-то записал на листе бумаги. – Спасибо, – сказал Роджер. – Любитель топоров пришел в сознание? – Пока нет. – Хоть кто-нибудь пришел в сознание? – Миссис Китт вычеркнули из списка тяжелобольных, так что завтра утром мы сможем с ней поговорить. Уэйт уже заждался и скоро закипит. Девица Эйкерс – в другой комнате, спокойная, безразличная, по крайней мере, так может показаться со стороны. Рид ухмыльнулся и сделал глоток виски: – С уловом тебя! – торжественно произнес он и начал рыться в бумагах на своем столе. – Как только ты обнаружил кокаин и героин, я сразу же проверил всех известных и подозреваемых торговцев наркотиками и всех прочих сомнительных типов, связанных с наркотиками. Насколько мы выяснили, вся крупная рыба сейчас ушла на дно и не проявляет никакой активности. Утром мы бросим на это дополнительные силы. Кстати, как ты думаешь, сколько там вообще было наркотика? – Примерно фунт героина и около полуфунта кокаина. – Торговля оптом, а? Если Уэйт использовал свой комитет как средство распространения и реализации товара... – А если комитет использовал его в качестве прикрытия? – сухо сказал Роджер. – Хотел бы я знать, каким образом тот, кто поджег документы, узнал, что они нам нужны. Об этом могли догадываться только Уэйт и Эйкерс. Если за домом следили или кто-то из соседей квартиры... Он замолчал. – Гадать можно до бесконечности. Довольно. У тебя еще что-нибудь есть? – Нет. Почему бы тебе не пойти наверх и не прилечь? Сбрось ботинки и отдохни. – Надо обязательно поговорить с Джексоном, когда он вернется из Оксфорда, – сказал Роджер. В этот момент зазвонил телефон. – Подожди минуту, – Рид поднял трубку. – Рид слушает... Да, он сейчас у меня, а кто говорит?.. А, сейчас. Он подвинул телефон поближе к Роджеру и шепотом сказал: – Гора сама идет к тебе. Это Чарлз Джексон. – Спасибо, – Роджер быстро взял трубку. – Хэлло... – Это Уэст? – голос Джексона звучал так громко, что Роджер непроизвольно отодвинул трубку от уха. Непохоже на :него, подумал Роджер. Джексон никогда так не разговаривал. Сейчас же он говорит так, словно на грани нервного срыва. – Уэст слушает, – сказал Роджер. – Уэст... – его голос срывался, и Роджер почувствовал что-то неладное. – Вы можете... немедленно приехать ко мне? Я... О Боже, это ужасно! Ужасно? Может быть, ему стало что-то известно о Розмари, может быть, ему сообщили, что она мертва. – Что?.. – начал было Роджер. – Я у себя дома, – перебил его Джексон и повесил трубку: судя по грохоту, который раздался перед тем, как послышались короткие гудки, он просто выронил ее. Роджер одним движением поднялся из кресла и схватил свою шляпу, которую перед этим бросил на стол Рида: – Что-то случилось в квартире Джексона, – сказал он. – Здесь есть пара сотрудников, но, боюсь, может потребоваться больше. Он так стремительно направился к двери, что можно было подумать, будто это его первый выезд на дело после продолжительного отпуска.* * *
Его машина мчалась на Хейкорт-мьюз. Никогда в жизни он не ездил с такой скоростью.* * *
В окне спальни горел свет. Дежуривший на углу полицейский в штатском с удивлением смотрел на ворвавшуюся в улочку машину. Раздался визг тормозов, Роджер стремительно выскочил из автомобиля и чуть ли не бегом бросился к входной двери. Полицейский молниеносно двинулся в его сторону, но, узнав Роджера, остановился посередине улицы. – Хэлло, Кимбер. Есть новости? – Мистер Джексон вернулся примерно полчаса назад, сэр. – С ним кто-нибудь был? – Нет, сэр. – Хорошо, спасибо, – и Роджер бегом бросился" по лестнице. Дверь оказалась открытой, ему даже не надо было звонить. Увидев лицо Джексона, он понял, что, видимо, есть основания для тревоги: человек его склада не мог так сломаться без достаточно серьезного давления со стороны. – Все в порядке, – спокойно сказал Роджер. – Что случилось? Он бы не удивился, если бы Джексон сказал, что его жена мертва. – Пойдемте, сами посмотрите, – ответил Джексон. Он вошел в большую гостиную – пастельные тона и декор помещения мгновенно ассоциировались с грациозностью и очарованием Розмари Джексон. На столе лежали две фотографии, рядом был большой надорванный конверт. – Пожалуйста, – скрипучим голосом сказал Джексон, – взгляните сами. Роджер подошел к столу. Он не знал женщин, запечатленных на фотоснимках, хотя вначале ему показалось, что это жена Джексона. На одной фотографии была изображена молодая, довольно симпатичная женщина, – не красавица, но с таким веселым выражением глаз, что не возникало ни малейших сомнений относительно ее способности смеяться при любых обстоятельствах. На другой фотографии была женщина более старшего возраста. Старшего? – Посмотрите с другой стороны, – сказал Джексон. Роджер перевернул фотографии. Он уже начинал понимать, так как заметил сходство двух снимков: форма головы, линия подбородка, скулы и нос были очень похожи. С обратной стороны фотографии молодой счастливой женщины было одно слово: "до". На снимке женщины "постарше" также было одно слово: "после". И тут он заметил то, на что вначале не обратил внимания: из-под разорванного конверта выглядывала газетная вырезка. Он осторожно взял ее, ив этот момент Джексон начал говорить. Его голос звучал хрипло. Он был в отчаянии. – Что вы теперь намерены делать, Уэст? Как вы собираетесь искать ее? Вы не можете позволить, чтобы с ней это произошло, вы слышите меня? Вы не имеете права допустить это, об этом нельзя даже думать. Роджер бегло просматривал строки последнего отчета Министерства внутренних дел по деятельности наркомафии в Великобритании – беспристрастный, лаконически точный анализ, который в качестве секретаря комитета по расследованию подготовил Чарлз Джексон. Какой во всем этом смысл?* * *
– Что вы собираетесь предпринять, чтобы найти ее? – жестко сказал Джексон. – Вы обязаны найти ее! – Что вы намерены делать? – спокойно спросил Роджер. – Но я же ничего не могу сделать! Роджер невозмутимо смотрел на него: – Вы в этом уверены? – К чему вы клоните, черт возьми? – Буду с вами откровенен, – сказал Роджер, – в этом деле есть два очень важных фактора, и один из них – наркотики. А вы готовили этот отчет, это та тема, которой вы занимаетесь вплотную. Свидетели и все те, кто имел отношение к делу, четыре года назад возбужденному против Канлиффа, пострадали, всех их постигла судьба миссис Роули. Не стану делать вид, что мне известно, каким образом это связано, но знаю, что два свидетеля по этому делу были убиты, что вас и миссис Китт едва не постигла та же участь, что Уэйта, который был инициатором обвинения, сегодня вечером чуть не убили. – Какое все это имеет отношение к исчезновению моей жены? – резко спросил Джексон. – Двое убиты, двоих чуть не убили, на вас было совершено нападение, – сказал Роджер, – все эти преступления можно объяснить только одним: заставить молчать всех, кто что-то знает. Ведь они похитили вашу жену только для того, чтобы иметь гарантию вашего молчания, разве не так? – Что такого, черт возьми, я могу сказать? – Вот об этом я вас и спрашиваю. Все полицейские Англии брошены на поиски вашей жены, но если мы не разыщем ее только потому, что вы скрываете информацию, вам некого будет винить. – Я не утаиваю ни капли информации, – рявкнул Джексон, и Роджеру нечего было возразить.* * *
Роджер вернулся в Скотленд-Ярд, снова встретился с Ридом, и вдвоем они начали готовить утреннюю операцию. В деле появился новый аспект, и Роджер размышлял, имеет ли смысл попытаться действовать через Джексона. Сейчас состояние его было чудовищным, вне всякого сомнения, на него оказывали невероятное давление. – Нам надо проверить его работу в этом комитете, – деловито сказал Роджер, – найти людей, с которыми он встречался, и попытаться определить, существует ли связь между ними и его работой. – Неплохо, – согласился Рид. Предстояло допросить всех, кто был в списке. Запрос относительно Артура Роули уже послали. Уэйт пока молчал. В данный момент он спал: они решили дать ему еще немного времени, а после немедленно приступить к допросу, чтобы установить всех, кто имел доступ к штаб-квартире кампании. Полиция усилила охрану всех, кто имел даже самое отдаленное отношение к защите в том старом деле против Канлиффа. Роджер пытался использовать любую лазейку, которую ему удавалось обнаружить. Врачи наконец дали согласие на разговор с миссис Китт, вновь предстояло самым тщательным образом допросить доктора Китта: если полиции удастся узнать, почему шантажировали миссис Китт и кто этим занимался, возможно, это поможет распутать данное таинственное дело. Четуорт одобрил бы такие действия, и он разделил бы опасения Роджера и Скотленд-Ярда за судьбу Розмари Джексон. В сообщениях о состоянии здоровья Четуорта ничего не изменилось. Роджер поднялся в комнату для отдыха. Было четыре часа утра, когда он наконец лег. Заснул он в ту же секунду. Сон был тяжелым, но проснулся он без будильника, в половине седьмого. Здесь было все, что нужно мужчине утром, от бритвы до не слишком пахучего одеколона. Он побрился, принял холодный душ и спустился в свой кабинет – еще слишком рано, на новую информацию рассчитывать пока не приходилось. Он отправился в бар, выпил чашку горячего чая и снова вернулся в кабинет. Уже окончательно рассвело, на улицу вышли дворники. Он убедился, что в стопке сообщений не появилось ничего нового, и спустился вниз, взглянуть на Уэйта и Джун Эйкерс. Дежурный сержант доложил, что Уэйт всю ночь провел в кресле, похоже, спал. Девушка тоже поспала несколько часов и сейчас умывалась под присмотром женщины-полицейского. – Все в порядке, сэр, – сотрудница Скотленд-Ярда вышла из кабинета и закрыла за собой дверь, – можете войти. Роджер вошел в кабинет, переоборудованный в своего рода камеру предварительного заключения. Похоже, она отлично выспалась, заметил про себя Роджер. Девушка выглядела свежей и отдохнувшей – очевидно, мучившая в ее вечером головная боль прошла. Самыми примечательными в ее лице были глаза, яркие и очень красивые. – Доброе утро, – сказал Роджер, – садитесь, пожалуйста. – Я, пожалуй, постою. Она была спокойна и пыталась казаться безразличной. – Как вам угодно, – Роджер холодно посмотрел на нее, и ему не пришлось делать для этого над собой усилий. Совершенно ясно, что она знала о героине в бюро. – Я хочу получить от вас определенную информацию, – начал Роджер, – которая поможет спасти жизнь нескольким людям, а многим другим не даст сорваться в пропасть. И учтите, я не шучу. Он протянул ей фотографии, которые ночью забрал из квартиры Джексона: – Вы когда-нибудь видели нечто подобное? Джун посмотрела на фотографии и надписи "до" и "после", вздрогнула, подняла глаза на Роджера и сказала: – Да, видела. В журналах. – Порошок, который мы нашли в штаб-квартире кампании Уэйта, оказывает на женщин вот такое действие, – жестко произнес он. – А эти фотографии были посланы мужу женщины, которую вчера похитили. Ее обрабатывают таким же образом, как и женщину на фотоснимках, и превратят в сумасшедшую. Это всего лишь одна из причин, по которой мы хотим выяснить, кто манипулирует этими наркотиками и как они попали в бюро Уэйта. Она стояла неподвижно и молчала. Он бросил на нее быстрый взгляд: – Почему шантажировали вашу тетю? Она платила вымогателю гораздо больше, чем могла себе позволить. И вопрос стоит именно так: почему? Возникла напряженная пауза. Выражение ее лица изменилось: на смену агрессивной самообороне пришло беспокойство, она уже не казалась такой уверенной. Похоже, миссис Китт была ее уязвимым местом. – Ваша тетя приобретала наркотики, дело в этом? – отрывисто спросил Роджер. – Каждый месяц она платила десять фунтов, чтобы купить наркотики? Не дождавшись от Джун ответа, он продолжал: – Я могу потребовать медицинского освидетельствования, и в течение часа получу результаты, так что вы напрасно тянете время. Все было именно так? После некоторого молчания девушка сказала: – Нет, все было не так. Ее... ее действительно шантажировали. – Почему? – Я... я не обязана отвечать. – Все верно, – сказал Роджер, – вы не обязаны отвечать, вы можете скрывать важнейшее доказательство, вы можете подвергнуть смертельной опасности жизнь людей, вы можете считать себя героиней, – но вы не обязаны мне отвечать и у меня нет способа заставить вас. Но я могу посадить вас и Уэйта на скамью подсудимых, я очень сильно постараюсь... – Ее... ее шантажировали, потому что однажды мой дядя незаконно продал наркотики, – хрипло произнесла Джун. – Это случилось много лет назад, всего один раз. Если бы об этом стало известно, его карьере пришел бы конец. Я думаю, он умер бы от стыда. – Она снабжала шантажиста наркотиками из больницы доктора Китта? – Она... – Это так? – Я не знаю, – сказала Джун еще более хриплым голосом.Глава 19 Ложные сообщения
Сейчас надо было ослабить давление, настало время действовать мягко, но решительно. Роджер внимательно смотрел на девушку. В ее глазах появилось смятение, и в то же время ему показалось, что она почувствовала облегчение, во всяком случае, она уже не отводила взгляда. – Когда она рассказала вам об этом? – спросил Роджер спокойным тоном. – Полгода назад или, может, чуть раньше. – Ее шантажировал Питер Уэйт? – Вряд ли Питер об этом что-либо знал, – сказала Джун уверенно. – Мне кажется, его каким-то образом использовали те, кто занимается распространением наркотиков. По-моему... надо рассказать вам все с самого начала. Когда я узнала, что тетю шантажируют, я не могла найти себе места. – Вы близки с ней? – перебил ее Роджер. – С тетей Лиз? Да, она была... впрочем, это не имеет значения. Мы были как мать и дочь. Она воспитывала меня. – Когда вы начали подозревать, что она попала в беду? – Года три назад, – сказала Джун и села на стул. – Вначале я решила, что она не очень хорошо себя чувствует. У нее начались нервные приступы, она часто расстраивалась, плакала по пустякам, а иногда казалась еще более смелой и уверенной в себе, чем обычно. Я думала, что это работа ее так изматывает, она все время что-то делала – ни секунды покоя. Джун на мгновение прервала свое повествование, но тут же продолжила: – Она работает в разных комитетах, ведет судебные заседания, она самая энергичная женщина в мире – и поначалу эти черные периоды были крайне редки. Потом я стала замечать, что нервные срывы обычно происходят либо в понедельник вечером, либо во вторник утром. Когда я спросила ее об этом, она вначале накричала на меня, а потом сказала что-то невразумительное. Я стала забегать к ней по вторникам, и однажды увидела, что к ней приехал какой-то человек. Я слышала, как она кричала на него. Это был маленький человек, курносый – он вышел от нее и усмехнулся... – Он приехал на машине? – Да? – Вы не обратили внимания, на какой? – "Остин-изо". Я еще несколько раз видела эту машину у дома, каждый раз по вторникам. В тот день я заставила ее все рассказать, по-моему, она была рада поделиться хоть с кем-то. – Сколько это продолжалось, вы не знаете? – Нет, об этом она не говорила, ее волновал только дядя, чтобы он ничего не узнал. – А вы не рассказали ему? – Конечно же, нет. – Но что-то же вы ведь предприняли? – Возможно, это было глупо, – сказала она, – но я пыталась выяснить, кто за этим стоит, и в следующий вторник решила проследить за этим человеком. Он... – Ваша тетя знала его имя? – Для нее он был Браун, – сказала Джун, – я слышала только это имя. – Пожалуйста, продолжайте, – сказал Роджер, – куда же он направился? – В штаб-квартиру кампании Питера, – ответила Джун. Ее руки сжались в кулаки, в глазах мелькнул страх. – Когда я поняла, что это дом того самого проповедника Пита, я... в общем, я решила немедленно пойти в полицию. Конечно же, так и надо было поступить. Но тем самым я могла выдать тетю и дядю – после того, как она всю свою жизнь посвятила служению обществу, это выглядело бы бесчеловечно. Я сделала вид, что хочу участвовать в кампании по предотвращению дорожно-транспортных происшествий, – мне казалось, что я могу помочь тете Лиз и избавить ее от шантажиста. Она снова замолчала. Не имело смысла говорить, что желание выручить из беды близких ослепило ее, и она не сделала самой элементарной вещи: обратись Джун в полицию, преступник уже был бы обезврежен. – Итак? – мягко спросил Роджер. – Произошло нечто совершенно неожиданное, – спокойно сказала Джун. – А именно? – Я начала испытывать уважение к Питеру Уэйту. Увидев его в первый раз, я не ощутила ничего, кроме ненависти, но вскоре я начала сомневаться и поняла, что он ничего не знает. Он производил впечатление человека предельно искреннего, и, несмотря на то, что все считают его свихнувшимся на дорожных происшествиях, мне показалось, что вот он-то как раз и нормальный, а сумасшедшие – мы, все остальные, – она смотрела прямо в глаза Роджеру. – Если вы внимательно изучите его аргументы, то поймете; что они действительно имеют смысл. Он требует лишь того, чтобы за невнимательную, беспечную езду предусматривалось гораздо более суровое наказание, чем то, что применяется сейчас, – тогда люди не посмеют быть беспечными. Все, что требуется, – это ужесточение закона. – Короче, вы влюбились в него, – сухо заметил Роджер, – и как давно? – Это началось несколько месяцев назад, – сказала Джун. – Вначале я не знала, что мне делать. К тому времени я уже обнаружила, что очень многие имеют доступ в штаб-квартиру. По меньшей мере у полудюжины членов комитета были свои ключи – видимо, и другие могли в любое время попасть в квартиру, неважно, был ли там Питер или нет. Я не хотела ничего говорить Питеру до тех пор, пока не буду знать точно, что же там происходит, так я стала следить за тем, кто бывает в квартире во время его отсутствия. Она так сильно сжала кулаки, что побелели костяшки пальцев. – Потом я заметила, что несколько его помощников выглядят весьма странно, и поняла, что они принимают наркотики. Те, которые приносили информацию о наездах и возбуждали уголовные дела, выглядели аналогичным образом – как правило, это были одни и те же люди, они заходили каждую неделю. И лишь несколько дней назад я с полной для себя ясностью поняла, что это центр по распространению наркотиков. Я ума не могла приложить, что же мне делать. Мне думалось, что если Питер все узнает, его хватит удар – в любом случае могла ли я быть уверенной, что полиция не усомнится в его невиновности? Даже я сомневалась. Роджер мог бы сказать, что действовала она крайне неразумно, ход ее мыслей был легко объясним. Она никому ничего не говорила отнюдь не из страха, все дело в неверном представлении о чувстве долга. – Сколько всего человек действительно занимались наркотиками? Вам известно? – Вы переписали их фамилии и адреса прошлым вечером, – сказала Джун. – Вы кому-нибудь говорили о том, что у меня есть эта информация? – Нет. – А Уэйт? – Он просто не мог этого сделать. Я постоянно была рядом с ним, и вы это прекрасно знаете. – И не отходили от него ни на минуту? – Ни на минуту, – подтвердила Джун. – Даже если бы он и хотел, он не смог бы никого предупредить, хотя... Я знаю, что прошлой ночью за его квартирой следили. Этот человек, Браун, я его видела. И уже не в первый раз. – Мистер или миссис Джексон когда-нибудь там бывали? – Нет, но Питер ездил к миссис Джексон, встречался с ней, он знал, что ее муж – член правительственного комитета: Питер пытался использовать самые различные контакты. Но оказалось, что Питер уже встречался с ее мужем ранее, и рассчитывать на его помощь не приходилось. – Вы уверены, что Джексон не бывал в штаб-квартире кампании? – Во всяком случае, не в моем присутствии. – А как насчет миссис Канлифф? – Да, несколько недель тому назад она заходила, – сказала Джун. – Очень элегантная женщина. Но больше я ее не видела. Роджер задал еще несколько вопросов, но больше ничего нового не узнал. Наконец он сказал: – Очень хорошо, мисс Эйкерс, благодарю вас. Теперь я попрошу вас продиктовать все, что вы мне рассказали, стенографистке. Или же сами сделайте письменное заявление. Сейчас я хочу повидаться с Питером Уэйтом – у двери он обернулся – имейте в виду, мы проверим каждое ваше слово, поэтому пишите только правду. – Я сказала вам всю правду, – просто произнесла она. Роджер в этом уже почти не сомневался. Уэйт также выглядел отдохнувшим и гораздо более спокойным. Трудно было поверить, что этот человек мог организовать что-то, кроме своей кампании, ставшей для него делом всей жизни. Он подтвердил, что миссис Канлифф принимала финансовое участие в кампании и просто помогала в работе, он также подтвердил, что одним из членов комитета был человек по фамилии Браун, и не отрицал, что, посетив миссис Джексон, узнал, кто ее муж. – Вы встречались с ним после того дела в Лайгейте? – В Лайгейте я знал его очень неплохо, – сказал Уэйт. – Когда я понял, что это тот самый Джексон, я не стал терять время понапрасну. Он все равно отказался бы помочь. – Вы знали сержанта Аткинсона? – Очень поверхностно. – А миссис Брей? – О да, – сказал Уэйт. – Миссис Брей помогала мне многие годы, но, к сожалению, обстоятельства сложились таким образом, что она прекратила участвовать в кампании. Я не видел ее уже около года. – Ее сбила машина, и она умерла, – резко сказал Роджер, – разве вы не знали? – Миссис Брей? – выдохнул Уэйт, и в его глазах появился знакомый параноидальный блеск. – После всего, что она сделала, это какая-то дьявольщина! Как же так, она... – Мистер Уэйт, можете ли вы объяснить присутствие в вашей штаб-квартире значительного количества наркотика, весьма опасного наркотика? Уэйт был ошарашен, во взгляде читалось явное недоверие. Если это была игра, то очень убедительная. Роджер оставил Уэйта один на один со стенографистом и вернулся в свой кабинет. Сообщения поступали одно за другим, но ни в одном из них не содержалось сколь-нибудь полезной информации. Не было новостей и от Джексона, хотя наблюдавший за улочкой сотрудник позвонил и доложил, что Джексон уже встал. Роджер отправился к нему. Джексон выглядел усталым и измученным, но продолжал настаивать, что ему нечего скрывать. – Ну хорошо, – сказал Роджер, – давайте подойдем к этому иначе. Кто-то вторгается в вашу жизнь, пытается разрушить ваш брак и наконец похищает вашу жену. Возможно, на нее оказывалось давление, но она ничего вам об этом не говорила – или же вы сами, не отдавая себе в этом отчета, обладаете определенной информацией, представляющей для кого-то смертельную опасность. Сейчас мы знаем, что за всем этим делом стоят наркотики. Подумайте над этим, хорошо? Перечитайте свой отчет, проверьте каждую мелочь, попытайтесь припомнить все, что проходило через ваши руки, подумайте, какая информация может таить в себе опасность. – Опасность для кого? – потребовал Джексон. – Для кого угодно. Вероятно, вы что-то узнали, и не представляете себе всю ценность этого знания.* * *
Роджер не стал возвращаться в Скотленд-Ярд. Вместо этого он поехал в Лайгейт, захватил Коннолли и отправился к доктору Китту. Едва оправившийся от потрясения, ничего не подозревающий старик был мгновенно сломлен, когда ему напомнили о его давнишнем преступлении. Он клялся, что ничего не знал о шантаже. Вернувшись в Скотленд-Ярд, Роджер обнаружил несколько новых сообщений по членам комитета кампании Уэйта. Два полицейских инспектора вели непрерывные допросы этих людей, но те все отрицали. Был произведен обыск их домов, личный досмотр вещей, и у шести членов комитета полиция обнаружила следы героина – в складках карманов, за подкладкой, в ящиках столов, в буфетах. Можно было бы усилить давление на этих шестерых, но маловероятно, что они знали, кто стоит за всем этим. Пока же они все отрицали. Розмари Джексон все еще была в розыске. И никаких следов Артура Роули. В донесении из Лайгейта говорилось: жена сержанта Аткинсона выиграла значительную сумму в футбольный тотализатор "Ансеттс"; таким образом, сведения об источнике ее богатства полностью подтвердились. И, тем не менее, это надо было проверить еще раз. Контора известной фирмы лотерей и тотализаторов "Ансеттс" находилась в Лондоне, и Роджер отправился туда сам. Озадаченный директор фирмы сказал, что списки всех выигравших никогда не уничтожаются, и если полиции необходимо что-то проверить, то к их услугам любая информация. Проверка не заняла много времени. Среди обладателей выигрышей, в том числе и крупных, не было ни одного человека по фамилии Аткинсон, и вообще ни одного победителя с лайгейтским адресом. Получалось, что состояние миссис Аткинсон не имело никакого отношения к тотализатору. Роджер тут же поехал к ней. Он нашел ее заплаканной, и в присутствии очаровательной дочери было непросто начать разговор. Миссис Аткинсон клялась, что ей ничего не известно о происхождении этих денег – муж сказал, что выиграл их в тотализатор.* * *
Ни Розмари Джексон, ни Роули в тот день найти не удалось. Но три члена комитета начали давать показания, все три заявления оказались одинаковыми. Они получали кокаин и героин в штаб-квартире кампании, от Брауна. В бюро был один потайной ящичек, в котором он хранил часть наркотиков. У каждого был список покупателей, которых они регулярно снабжали наркотиками – они написали их адреса и фамилии. Сам Уэйт никому из них наркотики не давал. Работа каждого из этих людей позволяла им регулярно бывать в частных домах – двое занимались ремонтом радио– и телевизионной техники, один работал страховым агентом, двое – коммивояжерами, еще один был пекарем. Они получали по десять процентов от реализации, а оставшиеся у них наркотики хранили в потайном отделении бюро. Потом все остатки забирал Браун. Когда Роджер, Кортленд и другие сотрудники Скотленд-Ярда внимательно изучили эти заявления, у всех одновременно возник один и тот же вопрос. – Возможно ли, чтобы все это происходило в штаб-квартире кампании Уэйта и Уэйт ничего об этом не знал? – раздраженно заметил Кортленд. – По-моему, Красавчик единственный, кто считает, что так оно и есть. – Возможно, я ошибаюсь, – невозмутимо ответил Роджер, – но прежде чем мы узнаем ответы на все ваши вопросы, надо выяснить, каким образом миссис Аткинсон и миссис Брей получили деньги. Также нам надо узнать, где находится Роули – жив ли он вообще. Есть еще один вопрос: почему врачи в клинике "Палли" не могут получить от миссис Канлифф элементарной информации. Кроме того... – О'кей, о'кей, – сказал Кортленд, – ваша позиция понятна. – Что с этим Брауном? – спросил Роджер. – Он заговорил? – Пока без сознания, и, между прочим, это ты его приложил, Красавчик. – И сделал бы это еще разок. А как миссис Китт? – У нее был рецидив, но скоро мы сможем поговорить с ней, – сказал Кортленд, – по крайней мере, я очень на это рассчитываю. А пока будем заниматься тем, что у нас есть. Это означало многочасовой допрос соседей Уэйта, встречи с коммивояжерами, почтальонами – со всеми, кто часто бывал в округе. Надо было составить, наконец, полный список регулярных посетителей штаб-квартиры кампании. Уэйт назвал более ста человек, предстояло допросить каждого. Каждый час поступали донесения о том, что Розмари Джексон наконец обнаружена – полиция проверяла и перепроверяла эту информацию; начались активные поиски Артура Роули, допросы добровольных помощников кампании. Этим делом занимались практически все детективы округов и множество патрульных полицейских. Сотни Паев и сотни Дэвисов круглосуточно колесили по улицам Лондона и его пригородам, но, увы, безрезультатно. Поведение Канлиффа не вызывало никаких подозрений – в полдень он навестил свою жену в клинике "Палли". Джексон сказал, что он понятия не имеет, чем может помочь. Скотленд-Ярд проверял консультантов клиники "Палли", наводил справки о враче-ординаторе – в частности, полицию интересовал некто доктор Смит, на которого был возложен курс лечения миссис Канлифф: никто в уголовном розыске не мог понять, почему он не заставил ее рассказать, где она берет наркотики. На следующее утро произошло два знаменательных события. Браун пришел в сознание. Миссис Китт была готова дать показания. Голова Брауна была почти сплошь забинтована, открытыми участками оставались лишь запавшие глаза и дрожащие губы. Он буквально умирал без наркотиков, и врачи решили сделать ему укол. Он говорил хриплым голосом – именно такой голос был у человека, который звонил Розмари Джексон. Он сказал, что напал на Уэста только потому, что хотел скрыться. Все приказы отдавал Питер Уэст, ему же он передавал деньги, вырученные от продажи наркотиков. Кортленд и другие присутствовавшие офицеры Скотленд-Ярда едва не расхохотались. Сразу же после допроса Брауна Роджер поехал к миссис Китт. Было от чего прийти в отчаяние, и в данный момент его меньше всего волновали Уэйт и Джун Эйкерс – необходимо было немедленно найти Розмари Джексон. Жива ли она? Находится ли под действием наркотиков? Или для нее уже начался кошмар?Глава 20 В стране грез
В те непродолжительные моменты, когда она была в полном сознании, Розмари понимала, что это только начало кошмара. Она была одна в маленькой комнате. В углу стояла постель, в стене – окно-муляж и надежно запертая дверь. Она представляла себе лицо Чарлза и понимала, в каком он, должно быть, состоянии. Но она была совершенно беспомощна, ее захлестнуло отчаяние и еще... Она предвкушала, как откроется дверь и в комнату войдет человек со шприцем. Она предвкушала острую боль, с которой игла войдет в ее вену, она ждала той минуты, когда увидит, как у основания шприца появляется мутное облачко крови – она даже улыбнулась, предчувствуя перемену своего состояния. Она забудет страх, успокоятся измученные нервы, исчезнет желание кричать, плакать и бесноваться от ярости. Снова начнется жизнь в стране грез. Но она смутно понимала, что пройдет совсем немного времени, и эта волшебная страна превратится в жестокую реальность, а мир без наркотиков будет кошмаром. В своих снах-мечтах она не думала о Чарлзе.Глава 21 Показания миссис Китт
Миссис Китт находилась в лайгейтской больнице. Ее небольшая палата была очень светлой, стены выкрашены светло-зеленой краской, повсюду множество цветов – на подоконнике, столе, в изголовье постели. Желтые нарциссы, тюльпаны, фиалки, розы, гвоздики – к каждому букету приколота открытка с пожеланиями скорейшего выздоровления. Цветы присылали сотрудники суда магистратов, полицейское управление, муниципальный совет, комитеты, в которых она работала, просто жители Лайгейта. Когда Роджер вошел в палату, миссис Китт полусидела на постели, прислонясь к подушке: пожилая женщина с очень яркими глазами и запавшими щеками. На исхудавшем лице еще резче выделялись тяжелая нижняя челюсть и крючковатый нос – перед Роджером была лишь тень той властной женщины, одно присутствие которой в суде наводило страх не только на преступников, но и на самих присяжных. Однако в глазах ее не было страха, голос звучал так же энергично, столь же непринужденными были и ее жесты. – Так вы и есть тот самый очаровательный полицейский, – приветствовала она Роджера. По голосу можно было догадаться, что она еще не вполне здорова, но болезнь не сломила ее духа. – Ваше счастье, что держались подальше от моего суда, я бы соблазнила вас! Что вы хотите узнать? Я пыталась спасти своего мужа от последствий той идиотской ошибки, которую он совершил десять лет назад. Повторись все – и я бы сделала то же самое. В этом не было ни малейших сомнений: если бы ей представился случай, она снова повела, себя точно так же. – Кому вы отдавали деньги? – спросил Роджер. – Человеку, который представился мне как Браун. – Всегда одному и тому же? – Да. – Сколько же вы ему платили? – Десять фунтов в каждый визит. – Других выплат не было? – Это и так больше, чем я могла себе позволить. – Вы платили и натурой, миссис Китт? – Если вы намекаете на то, что я давала ему героин или другие наркотики из хирургического отделения моего мужа, то вы ошибаетесь, этого не было. Трудно было ей не поверить. – Вы когда-нибудь отказывались платить? – Пыталась. – И чем это кончилось? – Ничем. Я все равно не смогла бы пресечь его вымогательство. – Помимо Брауна кто-нибудь еще шантажировал вас? – Нет. – Вы предполагаете, каким образом шантажисту стало известно, что доктор Китт однажды продал наркотики? Черты ее лица, казалось, заострились еще заметнее, глаза побелели от гнева. – Да, – громко сказала миссис Китт. – И как же? – Через одного фармацевта, который в то время работал в Лайгейте, – его звали Роули. – Как давно вам стало известно, что Роули незаконно занимается наркотиками? – До тех пор, пока меня не начали шантажировать, я ничего об этом не знала, а потом он уехал из Лайгейта, – сказала миссис Китт. Несмотря на бодрый голос, было видно, что чувствует она себя неважно, и скоро врачи прервут разговор, предположил про себя Роджер. Поэтому он торопливо спросил: – У вас нет никаких соображений относительно того, почему на вас было совершено нападение, миссис Китт? – Есть, – тихо произнесла она и закрыла глаза, – да, я знаю. За неделю до того я сказала Брауну, что больше так продолжаться не может, – он разорил меня. Я пригрозила, что сообщу в полицию. Думаю, я его напугала. Вероятно, она его действительно напугала, подумал Роджер, это почти полностью объясняет причину нападения. И все же еще остались некоторые непонятные моменты. – Пожалуй, пора заканчивать, – сказал врач. – Последний вопрос, – попросил Роджер. – У вас есть какие-либо основания полагать, что в этом замешан преподобный Питер Уэйт? Она улыбнулась. – Питер Уэйт, – словно эхо повторила она его вопрос, и ее голос стал тверже, – нет, я так не думаю. Этот человек – святой. Она увидела, что Роджер хочет ей возразить, и торопливо продолжала: – Я всегда боролась против преследования автомобилистов и, если Бог даст мне силы, буду продолжать эту борьбу, но меня поражало, сколько аргументов находит противная сторона, и я восхищалась мужеством моих противников, да, сэр, речь идет именно о мужестве. Работать так, как работает молодой Питер Уэй?! Его бросали, и он в одиночку продолжал свое дело – даже после дела Роули: когда любой другой понял бы, что у него нет никаких шансов, он продолжает бороться. Он часто писал мне, протестуя против моих резких заявлений, – о, я-то знаю, на что способен мой язык! Спустя какое-то время я решила, что надо бы встретиться с этим пророком. Он не очень-то красив, внешность самая заурядная, у него нет средств, он ведет за собой весьма немногочисленную паству и представляет церковь, у которой нет ни денег, ни идей – я хотела понять, что им движет, почему он не прекращает борьбу. И я пошла к нему. – Наверное, это был исторический момент в жизни проповедника Пита? – тихо спросил Роджер. Она усмехнулась – будь миссис Китт здорова, эту улыбку можно было бы назвать свирепой: – Вы попали в самую точку, для проповедника Пита это был праздник! Как сейчас вижу его: он открывает дверь своей лачуги, и от изумления его глаза чуть не вылезают из орбит! Я видела, что он пытается сопротивляться, – любой другой человек после таких ударов уже давно бросил бы эту затею, а он продолжал сражаться за идею. После этого я была у него пять или шесть раз, и мне казалось, что я начинаю понимать его побудительные мотивы. Вера, сэр. Этот молодой человек просто верил, он был абсолютно убежден в свой правоте, абсолютно убежден, что если мы сделаем то, что он требует – станем чрезвычайно сурово наказывать за невнимательную езду, – несчастные случаи на дорогах прекратятся. Таким я его и запомнила: он стоит у маленького письменного стола в комнате, больше похожей на сарай, с развешанными, словно в детском саду, по стенам картинками, и тычет пальцем в заголовок газетной статьи. Дело было под Рождество, и в этом выпуске газеты появились сразу две статьи. "Рекордное число жертв на Рождество, почти 100 погибших и 7 тысяч раненых" – называлась одна, другой заголовок гласил: "Пивовары и производители крепких спиртных напитков предполагают оживленную торговлю на Рождество". Да, я вижу его, словно это было вчера, – продолжала миссис Китт. Она подняла сжатую в кулак руку: – "Так, значит, по-вашему, даже на Рождество людям нельзя повеселиться? – спросила я его. Он посмотрел на меня укоризненным взглядом – знаете, мне всегда казалось, что у него по-собачьи печальные глаза, – и сказал: "Вы понимаете ничуть не больше, чем все остальные, миссис Китт. Я никому ни в чем не отказываю, я просто хочу, чтобы люди жили чуть дольше и чуть дольше радовались жизни. Я не против спиртных напитков, я против того, чтобы люди употребляли их перед тем, как садиться за руль, неважно – мужчина это или женщина. Это не единственный фактор, делающий автомобиль смертельным оружием, хотя и один из них. Что я не могу понять – продолжал он, возбуждаясь, – а это его самая большая проблема, он возбуждается мгновенно, – чего я не могу понять, миссис Китт, так это почему вы не согласитесь, что научно обоснованные данные совершенно справедливы: если перед тем, как вы сели за руль, в вашу кровь попал алкоголь, реакция водителя будет уже гораздо хуже. Сам того не желая, человек может стать убийцей. Чего я хочу! – он уже весь кипел. – Я хочу, чтобы люди не превращались в убийц. Чтобы они не калечили своих братьев и сестер. Я пришел к выводу, что единственная вещь, которая может помешать им убивать друг друга, – страх. Миссис Китт, если вместе с суровым наказанием в них вбить страх Господень, если запугать их наказанием, они наконец-то поймут, что от них требуется". Миссис Китт замолчала. Ее глаза сверкали, и врач, находившийся в палате, весьма недвусмысленно взглянул на Роджера: это уже чересчур! Женщина тяжело дышала, на лбу и верхней губе выступили мелкие капли пота. Наконец она очень отчетливо произнесла: – Вот почему я и сказала Брауну, что больше так продолжаться не может. Целостность натуры Уэйта – вот что не шло у меня из головы. Я начала ненавидеть себя, свои слабости, все, что я до этого делала. Я чувствовала, что все надо начинать сначала. Браун ничего бы не понял, поэтому я сказала ему, что написала письмо в полицию, – если он вновь осмелится мне угрожать, я отправлю это письмо. – Когда вы ему это сказали? – быстро спросил Роджер. – Утром того дня, когда на меня было совершено нападение, – она глубоко вздохнула. – Как я понимаю, письмо исчезло. – Да, – Роджер встал, – он его забрал. Вы, наверное, спрятали его среди ваших газетных вырезок? – Да, – улыбнулась миссис Китт.* * *
Это звучало весьма правдоподобно. Миссис Кит откинулась на подушку и закрыла глаза, а доктор повелительным жестом поднял руку, давая Роджеру знак, что свидание закончено. Роджер, Коннолли и стенографист, который записывал каждое слово, послушно покинули палату. Стенографист отправился расшифровывать записи, а Коннолли пустился в рассуждения: – Она не изменит своих показаний, Красавчик, и, я должен сказать, теперь мы знаем, почему на нее было совершено нападение, и почему в доме был такой разгром. – Да, – согласился Роджер, – тот, кто на нее напал, пытался уничтожить все, что могло бы навести на мысль о шантаже. – Но это не снимает подозрений с Уэйта, – пожал плечами Коннолли. – Верно, не снимает, – задумчиво проговорил Роджер. – Поеду и побеседую с ним еще раз. Вернувшись в Скотленд-Ярд, он пробежал сообщения, не обнаружил ничего для себя полезного и отправился к Джун Эйкерс, которая уже подписала показания и могла ехать домой. Роджер повел ее по коридору к выходу и, проходя мимо двери, за которой находился Уэйт, она спросила: – Вы уже предъявили ему какие-нибудь обвинения? В этом вопросе чувствовались одновременно мужество, вызов и страх. Она была вторым членом семьи, которая, узнав Уэйта ближе, стала его яростной сторонницей, и Роджер подумал, что только человек с незаурядным характером может внушить к себе подобные чувства. Мог ли Уэйт провести их? Помни, Браун назвал его имя. Но также запомни и то, что один из соучастников Брауна едва не убил его. – Ну так как? – настаивала девушка. – Нет, – Роджер развел руками. – Он уже разговаривал с адвокатом? – Нет. – Я позабочусь, чтобы это было сделано незамедлительно, – Джун сложила руки на груди, и Роджер понял, что восхищается ее поведением. Он не мог надолго задержать Уэйта, не предъявив ему никаких обвинений, а предъявив их, он обязан был предоставить ему право на юридическую защиту. Однако после ухода Джун он ждал еще час, и вскоре раздался телефонный звонок: одна из адвокатских контор Лайгейта заявила, что будет представлять интересы Уэйта. – Вы можете в любой момент встретиться с ним, – информировал юристов Роджер и спустился этажом ниже. Уэйт с надеждой поднял глаза на открывающуюся дверь, но, увидев на пороге Роджера, сник – вошедший вместе с Роджером сержант также не вызвал у него энтузиазма. Настало время применить шоковый метод. – Питер Дилан Уэйт, – резко произнес Роджер, – я обязан арестовать вас по обвинению в хранении таких опасных для жизни наркотиков, как кокаин и героин, а также в распространении указанных наркотиков среди ваших друзей и знакомых с целью наживы. Я обязан предупредить вас, что с этого момента каждое ваше слово может быть использовано против вас. – Что за чушь, – высокомерно сказал Уэйт, – я не виновен.* * *
Близился полдень. К этому времени уже поступили сотни сообщений о Розмари Джексон и Артуре Роули, сотни прежних сообщений при проверке оказались ложными. Три раза звонил Джексон, и Роджер немедленно перезванивал ему; но Джексону нечего было сказать, он лишь повторял свой отчаянный вопрос: – Вы нашли мою жену? И всякий раз Роджер уверял его: – Как только у нас появятся какие-либо новости, я немедленно сообщу вам. – Ради Бога, – взрывался Джексон, – найдите ее! Почему вы не можете найти ее?! Говорить с ним становилось все труднее и труднее. Наконец Роджер сделал все необходимые звонки и отправился в кабинет к Кортленду. Суперинтендант сидел в своем кабинете один, стол был завален бумагами – дела последних дней явно выбили его из равновесия, во всяком случае, он заметно нервничал, невозмутимостью Четуорта здесь и не пахло. – Хэлло, Красавчик. Я как раз собирался спросить, как идут ваши дела. – Все застопорилось. – Работы невпроворот, черт бы ее побрал! Но есть и хорошие новости, – продолжал Кортленд, – из больницы только что сообщили, что Четуорту стало лучше. Пока рано говорить о кардинальном улучшении, но, похоже, у него появился шанс. Мне сказали, что если ему удастся выкарабкаться, о работе придется забыть. Господи, да даже если он просто будет гулять с палочкой и дышать воздухом! Чем плохо просто радоваться жизни?* * *
Первый раз за несколько недель Роджер почувствовал, что у него с души свалился камень. Правда, облегчение было недолгим.* * *
– А теперь за дело, – Кортленд хлопнул ладонью по столу. – До тех пор, пока мы не найдем миссис Джексон, всем придется работать на пределе. Мне не надо вам напоминать, что мы снимаем людей с других заданий, тоже важных. Убийство Аткинсона не вписывается в общую схему, и это осложняет дело. Теперь, когда известно, что все связано с наркотиками, надо ждать воплей общественности, с нас будут требовать результатов. В "Дейли глоб" нас уже поддели, читал? – Они возмущены тем, что квартиру Уэйта подожгли в тот момент, когда весь дом был под наблюдением, – невозмутимо заметил Роджер, – и здесь они попали в самую точку. – Да, – протянул Кортленд. – Хотите знать, что я об этом думаю, Красавчик? – Именно за этим я и пришел к вам. – Даже если Уэйт никак в этом не замешан, я уверен, он может навести нас на след. Сейчас в нем взыграло чувство собственного достоинства, но когда он придет в себя и поймет, чем все это может ему грозить, он призадумается. Кто бы за всем этим ни стоял, он смертельно боится Уэйта. Основания для подобного вывода: они же пытались убрать его, не так ли? Роджер молчал. – Если мы выпустим Уэйта под залог или просто освободим, пока он еще не лопнул от возмущения, возможно, нам удастся спровоцировать нападение, – Кортленд искоса посмотрел на Роджера. – И если его действительно выслеживают, мы схватим убийцу, тот просто не успеет причинить ему никакого вреда. Я понимаю, это рискованно, но... Короче, что вы об этом думаете? – Мне не нравится эта идея, – Роджер встал, – но я не исключаю, что придется ею воспользоваться. Я надеюсь получить показания от миссис Канлифф. Мне сообщили, что курс лечения подходит к концу и она уже в состоянии рассуждать здраво. О'кей? – Попробуйте, – пожал плечами Кортленд. В его глазах читалось отчаяние, и для этого были все основания. В качестве исполняющего обязанности Четуорта Кортленд ощущал страшное давление общественности, ему требовались немедленные результаты. Несомненно, Джексон нажал на своих друзей – как партнер крупной адвокатской конторы он имел такую возможность. Если такие влиятельные люди, как Старый Нод – сэр Уилфред Триз, королевский адвокат, – порой оказывали давление даже на Четуорта, то какие меры воздействия они могли применить к Кортленду? Отчаяние Кортленда легко было понять – так же, как можно было понять страх Джексона, недовольство общественности тем, что полиция никак не может добиться результатов. Роджер вышел из кабинета суперинтенданта и уже направлялся к своей машине, когда на лестнице его догнал сержант: – Мистер Уэст! Сэр! – Да, – обернулся к нему Роджер. – Звонит мистер Джексон, он говорит, что должен немедленно связаться с вами, что-то очень срочное. Я как раз был на коммутаторе... Роджер бегом бросился в приемную и схватил трубку телефона на столе дежурного сержанта: – Уэст слушает, – он тяжело дышал, – соедините мистера Джексона со мной. – Слушаю, сэр. Через секунду в трубке раздался голос Джексона, в его тоне Джексон уловил нечто новое: либо это была надежда, либо полное ее крушение. – Уэст, кажется, я знаю. – Знаете что? – То, над чем вы меня заставляли думать. Это клиника "Палли"... – При чем здесь клиника? – Роджеру показалось, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – Именно там мне подбросили в карман пудру и вымазали губной помадой платок. Во время расследования, которое проводил правительственный комитет, я несколько раз бывал там, разговаривал с пациентами. Мои коллеги также общались с больными, некоторые из них добровольно давали показания. Там была одна женщина – она вдруг стала меня обнимать, я еле отделался от нее. Мне все понятно, Уэст, сейчас я поеду туда... – Держитесь подальше от клиники, – Роджер перешел на язык приказов, – это наша работа. Есть еще какие-нибудь новости? – Я не вполне уверен, но я проанализировал все, что мне говорили в клинике, мысленно повторил каждый разговор и сейчас могу сказать, что там был один человек, с которым мне никак не удавалось встретиться до самой последней минуты, вместо себя он все время присылал ко мне кого-то другого. Он... – Кто это? – Врач-ординатор, живущий при больнице, некий доктор Смит. Мне показалось, что я его уже где-то видел, и только сейчас до меня дошло, что это Роули! Понимаете, Роули, муж женщины, которую сбил Канлифф... – Это все, что мне нужно, – мягко произнес Роджер. – Джексон, я понимаю ваше состояние, но, прошу вас, не выходите из дома до тех пор, пока мы с вами не свяжемся. Не делайте ничего, что могло бы вспугнуть Роули. – Если в течение часа вы не позвоните, я еду в клинику, – прорычал Джексон. – Итак, чем мы располагаем? – Кортленд с трудом скрывал возбуждение. – Кое-что есть, – Роджер сел в кресло. – Мы знаем, что Роули начал заниматься наркотиками уже давно. Сейчас он так называемый врач-ординатор в частной клинике, специализирующейся на лечении наркоманов. Он пытался спрятаться от Джексона, потому что боялся, что тот признает в нем Роули. В этой клинике находится жена Канлиффа, от которой они не могут добиться признания, где она достает наркотики; поверить в это довольно сложно. Скорее всего, именно Роули шантажировал миссис Китт. Если главная фигура – Роули, то все сходится. Если этого недостаточно... – Более чем достаточно. Что вы предприняли? – потребовал Кортленд. – Приказал выставить вокруг клиники полицейский кордон, – доложил Роджер, – ускользнуть оттуда сейчас никто не сможет. Наши люди расположились в отдалении, вряд ли есть смысл привлекать к ним внимание. У главного въезда мы припарковали фургон, замаскированный под машину для перевозки белья из прачечных – через него мы поддерживаем прямую радиосвязь с кордоном. У заднего въезда – еще одна машина, такси. – Хорошо. Дальше? – Откровенно говоря, я не очень-то уверен в Канлиффе, – Роджер поднял глаза на суперинтенданта. – Я собираюсь позвонить ему и попросить согласия на визит к его жене. Если в клинике начнется суматоха и кто-то попытается бежать, мы будем знать наверняка, что предупредил их именно Канлифф... – Но, Красавчик, ведь его же собственная жена... – Жена Роули мертва, разве не так? – мрачно бросил Роджер. – И, я надеюсь, скоро мы узнаем, почему.* * *
– Пожалуйста, вы можете говорить с моей женой о чем угодно, – сразу же согласился Канлифф. Он говорил так громко, что Роджер отодвинул трубку от уха. – Если кто-то в клинике потребует моего личного подтверждения, попросите их связаться со мной по телефону. – Большое спасибо, – поблагодарил его Роджер. – Наверное, вы действуете правильно, – голос Канлиффа звучал глухо, – но, признаться, я не очень-то верю в вашу затею. Думаете, я сам не пытался узнать у нее? – Я дам вам знать, если мы чего-нибудь добьемся, – пообещал Роджер и повесил трубку. Клиника "Палли" находилась неподалеку от лесопарка Хампстед-хит – это был большой особняк, окруженный высокой кирпичной стеной. Выглядел он довольно приятно, чувствовалось, что за зданием и садом тщательно ухаживают. В подъездной аллее стояли две большие машины, и единственным знаком, который посторонний наблюдатель мог бы счесть зловещим, были решетки, установленные на некоторых окнах, и матовые стекла, через которые обитатели клиники не могли видеть людей на улице, а последние не видели пациентов. Роджер представился и предъявил пожилой регистраторше служебное удостоверение. Он ждал не более пяти минут. Затем его провели по широкому, застланному ковром коридору, и он оказался в комнате, где за огромным полированным столом сидел маленький пухлый человечек с растрепанными темными волосами и небольшой иссиня-черной бородкой. Первой мыслью Роджера было, что это какой-то шарлатан, но он ошибся: перед ним был Реджиналд Джи, который уже многие годы занимал пост ученого секретаря клиники "Палли". У него оказался неестественно высокий голос: – Чем могу быть полезен, старший инспектор? Буду рад помочь вам, если, конечно, это в моих силах. – Благодарю вас, – Роджер был предельно вежлив. – Я бы хотел поговорить с миссис Канлифф. Хочу попробовать выяснить, где она достает наркотики, в частности героин. – Пожалуйста, вы можете встретиться с ней немедленно, – любезно предложил Джи, – поверьте, если вам удастся это узнать и ликвидировать источник наркотиков, и она, и ее муж будут вечно молиться на вас! Мы попробовали все способы, но так ничего и не добились. В это мог поверить только человек, совершенно незнакомый с поведением наркоманов, лишенных возможности принимать наркотики. Джи прекрасно об этом знал, а значит, сознательно лгал. Неужели он не отдавал себе отчета, что Роджер это тоже понимает? – Я с большим удовольствием буду сопровождать вас, – расплылся в улыбке Джи, – мы окажем вам любое посильное содействие. Он пошел вперед. Они поднялись этажом выше, и Джи открыл дверь, за которой оказалась великолепно обставленная комната, как в первоклассном отеле. На подоконнике сидела женщина и смотрела в сад. Это была жена Канлиффа. Глянув на нее, Роджер сразу же понял, что ее предупредили о его приходе. Эта пожилая женщина с седыми волосами и помятым лицом напряженно уставилась на него. Роджер представился, но она сделала вид, что его визит ей совершенно безразличен, хотя было видно, что ее нервы взвинчены до предела, а в глазах застыл страх. Роджер находился почти в таком же напряжении. Это была та самая женщина, снимки которой – с надписями "до" и "после" – послали Джексону. Она абсолютно соответствовала фотографии, где она "после". Но это было еще не все. Роджер чувствовал слабый запах духов "Ноктюрн" – совсем недавно фирма "Ангели" прислала по его просьбе образцы своей продукции, и он уже не мог спутать их с другой косметикой. Миссис Канлифф пользовалась теми же самыми духами и пудрой, которые были обнаружены в карманах Чарлза Джексона – пудру подсыпали для того, чтобы Розмари стала подозревать его в связи с другой женщиной. Розмари Джексон.* * *
Она пребывала в приятной полудреме, в комнате, расположенной над той, где сейчас находился Роджер.Глава 22 Вопрос жизни и смерти
Снаружи светило солнце, повсюду виднелись аккуратные лужайки и свежевскопанные клумбы. На некоторых уже распускались нарциссы. За стеной, окружавшей лечебницу, виднелась табличка: "Гараж. Техническое обслуживание автомобилей марки "остин"". Снаружи гуляли люди, слышались сигналы машин. У ворот стояла служебная машина Скотленд-Ярда, на которой приехал Роджер, за рулем сидел сержант и лениво листал газету: на самом деле он внимательно следил за входом в лечебницу. Вместо фургона для перевозки белья в прачечную перед въездом стояла теперь передвижная бакалейная лавка, а на месте такси была машина для перевозки почты. А в клинике испуганная миссис Канлифф смотрела на Роджера. Испуг не уходил из ее глаз, беззвучно шевелились губы, заметно дрожали руки. Она пыталась унять дрожь, но безуспешно: Роджер заметил, что в ее взгляде к страху примешивалась явная ненависть. – Доброе утро, миссис Канлифф, – пронзительным голосом приветствовал ее Джи, – у нас посетитель, старший инспектор Уэст из Скотленд-Ярда. Вам не нужно беспокоиться, старший инспектор лишь хочет помочь вам, он такой же, как и мы, – мы же все желаем вам добра, не так ли, миссис Канлифф? Верно, старший инспектор? – Я... мне не нужна никакая помощь, – бесцветным голосом произнесла Вера Канлифф, – мне лучше, намного лучше. Я знаю, что мне лучше, мистер Джи! Но я не хочу встречаться с людьми, вы же знаете, что я не люблю никаких посещений. – Это все нервы, нервы, вы немного нервничаете, – Джи разговаривал с ней, словно с ребенком. – Сейчас вы привыкнете к инспектору и все будет хорошо. Для беспокойства нет никаких причин, он задаст вам один или два очень простых вопроса, а вы попробуйте на них ответить, вот и все. – Я... у меня очень болит голова, я ни о чем не могу думать, не могу, не могу! Она была слишком напугана, чтобы сосредоточиться. Возможно, причина ее страха – наркомания, а может, дело в чем-то другом? Ее взгляд перебегал от Роджера к Джи, и Роджер готов был побиться об заклад, что она гораздо больше боится ученого секретаря клиники, нежели его. – Ну что вы, миссис Канлифф, – ласково увещевал ее Джи, – конечно же, вы можете думать, ваш разум так же ясен, как и мой. И не надо так расстраиваться, когда к вам кто-то приходит: в конце концов скоро вы будете дома, вам же не хочется там нервничать, правда? Нет ничего плохого, если вы поговорите со старшим инспектором и ответите на его вопросы, от вас ничего особенного не требуется, просто говорите правду – я уверен, старший инспектор сделает все, чтобы помочь вам. Мы же не хотим, чтобы вы проходили через муки лечения, выписывались из нашей клиники, а потом снова начинали бы принимать наркотики, ведь так? Она не отвечала ему и с ужасом смотрела на Роджера, словно пыталась предугадать, о чем он ее спросит. Одно было совершенно ясно: ему не следует предлагать ей вопросы, которые еще больше взвинтят ее нервы. Но он обязан был о чем-то спросить, чтобы визит в клинику выглядел обоснованным. – Вы можете назвать имена людей, которые давали вам наркотики? – осторожно спросил Роджер. – Я... я не помню. Я уже много раз говорила, что не помню, я... – Вы когда-нибудь встречались с преподобным Питером Уэйтом, организатором кампании за безопасность движения? Она бросила настороженный взгляд на Джи, словно спрашивая его, можно ли ответить на этот вопрос. – Отвечайте старшему инспектору, миссис Канлифф, пожалуйста. – Я... да, да, – она явно испытывала беспокойство, – я помогала мистеру Уэйту. – Вы когда-нибудь бывали в его квартире на Филдс-вью, 188? – Да-а-а-а, я делала там кое-какую работу, мой муж хотел, чтобы я помогала ему. – Почему? – Он... он однажды сбил женщину, и она умерла. Он... он очень хотел хоть чем-то компенсировать смерть этой женщины, он... он чувствовал себя виноватым, но он не был виновен, это признали все, это была не его вина! – Это совершенно очевидно, миссис Канлифф, я изучил свидетельские показания, они говорят в его пользу, – стал уверять ее Роджер. – Скажите, мистер Уэйт давал вам когда-нибудь наркотики? – Нет! – Первый раз вы получили наркотик в штаб-квартире кампании? Она не знала, что сказать, и молча смотрела на Джи – потом резко отвернулась, словно поняла, что на этот раз он ей ничем не поможет. Джи неторопливо подошел к ней, положил руку на плечо, как будто желая успокоить ее, и, заглядывая в глаза, произнес, на этот раз голосом, близким к обычному: – Миссис Канлифф, если вы получали наркотики именно там, вам следует сказать об этом старшему инспектору – и, конечно же, мне. Потому что, когда вы вернетесь домой, возможно, вам снова придется поехать туда, в эту квартиру, и если там окажутся наркотики, для вас это закончится очень и очень плохо. Вы же знаете, у нас нет полной уверенности, что вы излечились. Итак, вы доставали наркотики там? – Прошлой ночью в этой квартире произошел пожар, – Роджер снова вступил в разговор. – Если источник наркотиков был там, то теперь его не существует, поэтому бессмысленно упорствовать и скрывать эту информацию, миссис Канлифф. Она всплеснула руками – казалось, глаза ее сейчас выпрыгнут из орбит. Она сделала шаг вперед и оттолкнула Джи в сторону. Он схватил ее за руку, словно опасаясь, что она может наброситься на Роджера. – Это правда? Она сгорела? Правда? – Я же вам сказал. Она отвернулась, закрыла лицо руками и плечи ее задрожали от беззвучных рыданий. Судя по всему, она доставала наркотики именно в квартире Уэйта. – Пожалуйста, ответьте на вопрос, миссис Канлифф, – резким голосом настаивал Джи, – тогда я буду уверен, что старший инспектор удовлетворен. Не поднимая глаз, она проговорила, глотая слезы: – Да, я получала их в той квартире. Я бывала там раз в две недели и всегда доставала там наркотик – один человек давал мне дозу для инъекции... – она не могла больше говорить. Джи требовательно посмотрел на Роджера: – На мой взгляд, достаточно, мистер Уэст. – Да, конечно, – согласился Роджер, – больше не буду вас беспокоить, миссис Канлифф, большое спасибо за помощь. Не хотите передать что-нибудь мистеру Уэйту? Ее лицо выглядело изможденным, но полные слез глаза смотрели трезво: – Нет, ничего, – пробормотала она, – у меня разболелась голова, я больше не могу, помогите мне. Голос сорвался на крик, и она повернулась к Джи: – Помогите же мне! Пошлите за доктором Смитом, он поможет мне! Поведение, типичное для всех наркоманов. Если ей запрещали называть имя Уэйта под угрозой лишения наркотиков, то вопль отчаяния вполне объясним. – Да, да, немедленно, – начал успокаивать ее Джи, – я сам пойду за доктором Смитом. Он взял Роджера за руку и повел к двери: – Я провожу вас. Вы сможете немного отдохнуть. Она наблюдала за ним, ее поза выдавала отчаянное нетерпение. Роджер покорно следовал за Джи: тот взялся за ручку двери, чуть приоткрыл ее – в этот момент Роджер повернулся, окинул взглядом трагическую фигуру – призрак красавицы – и спокойно спросил: – Вас, случаем, недавно не фотографировали, миссис Канлифф? – Да, а почему вы спрашиваете? – она смотрела на него с удивлением. – Мне казалось, что я пошла на поправку и решила сфотографироваться для Бена, я... – Это был очень удачный снимок, – вмешался Джи, – действительно, очень удачный. Он выпроводил Роджера из комнаты, закрыл дверь и повел его к лестнице: – Бедняжка, – голос Джи звучал неубедительно, – боюсь, что, несмотря на все наши усилия, ее случай безнадежный. Я отнюдь не уверен, что ее выпишут. Во всяком случае, мне надо будет обсудить это с доктором Смитом. Мистер Уэст, будьте так добры, подождите меня здесь, я покину вас не более чем на две-три минуты. Надо сказать, чтобы миссис Канлифф сделали укол. Он неторопливо пошел по коридору и остановился у двери с табличкой "Вход посторонним воспрещается". Во всех его движениях, в том, как он говорил, чувствовалась нервозность – и возникла она в тот момент, когда Роджер спросил о фотографии. Джи вошел в кабинет, закрыл за собой дверь, но его визгливый голос все равно был слышен даже на лестнице, где по стенам висели написанные маслом портреты каких-то ученых мужей, а ступени были скрыты толстым пушистым ковром. В большом холле стояло несколько журнальных столиков, около каждого – удобные глубокие кресла: посетитель клиники с первой же секунды убеждался, что ее владелец – человек преуспевающий. Недолго же ему осталось преуспевать, подумал Роджер. Джи был уже до смерти напуган. Он – или кто-то другой – совершил роковую ошибку, послав фотографии миссис Канлифф Джексону. Но в то время они и не подозревали, что полиция будет допрашивать миссис Канлифф. Скоро дело будет закрыто. Правда, надо ждать криков протеста и всевозможных интерпретаций действий полиции, безусловно, не в пользу последней. В Скотленд-Ярд Роджер мог позвонить из своей машины – после этого надо было замкнуть полицейский кордон и приступить к допросу Джи и Смита. И сделать это нужно как можно скорее. Джи не мог не понять смысла вопросов, которые задавал Роджер миссис Канлифф, и, вне всяких сомнений, рассказал доктору Смиту – то есть Роули – и об этих вопросах, и о фотографиях. Именно этим объяснялся его поспешный визит к доктору Смиту, отнюдь не желанием помочь миссис Канлифф. Роджер прошел к лестнице и быстро спустился вниз. В холле сидела шикарно одетая женщина и просматривала журналы. Роджер открыл входную дверь. Сержант должен был припарковать машину с боковой стороны здания. Связь со Скотленд-Ярдом – дело нескольких секунд, и через считанные минуты патрульные машины блокируют клинику "Палли". Он направился к подъездной аллее. Служебной машины Скотленд-Ярда там не было. На ее месте стояли два больших пикапа "скорой помощи". – Ищете свою машину, сэр? – спросил Роджера один из водителей. – Нам пришлось попросить всех выехать с территории, и они припарковались рядом с входом в клинику, там много места, хватит на всех. А ваша машина с шофером, сэр? – Да. – Она стоит прямо у входа, сэр. – Спасибо, – Роджер быстро пошел к воротам. На машине они проскочили аллею очень быстро, сейчас же Роджеру казалось, что до ворот почти миля. Роджер обернулся и посмотрел на окна, потом перевел взгляд на входную дверь. Там никого не было. Он уже приближался к воротам и всматривался в стоящие за ними машины. Автомобиль Скотленд-Ярда был почти у самого въезда, но Роджера водитель не видел. Неожиданно сзади послышался рев автомобильного двигателя. Роджер резко повернулся: прямо на него мчалась машина "скорой помощи".Глава 23 Истина
"Скорая помощь" была всего в пяти ярдах от него. Должно быть, перед этим она ехала с выключенным двигателем – аллея имела небольшой уклон к воротам, и Роджер услышал ее только в тот момент, когда водитель дал газ: машина неслась слишком быстро, чтобы сразу с места можно было развить такую скорость. Времени для раздумий не было, смерть приближалась стремительно и неотвратимо, казалось, не было никаких шансов избежать рокового удара. Убегать было поздно, а если бы Роджер попытался броситься на капот машины, это лишь увеличило бы силу удара. Расстояние сократилось до одного ярда. Он чувствовал жар мотора, в ушах пульсировал его рев. И он заставил себя упасть на спину. Он приготовился к сильному удару головой об асфальт, к той сокрушающей тяжести, с которой бешено вращающиеся колеса вдавят его тело в асфальт. И он действительно больно ударился затылком, но шляпа осталась на голове и ее замявшиеся поля смягчили удар. Вытянув руки по швам, он смотрел, как над ним проносится забрызганное маслом брюхо злобно рычащего чудовища. Он почувствовал, как колесо задело его руку, над самым лицом прогрохотал раскачивающийся задний мост, и он увидел над собой небо. Машина промчалась вперед. Он был цел и невредим, дневной светослепил его, сердце бешено колотилось. Он не мог шевельнуться, казалось, силы покинули тело. Послышался новый звук, полицейский свисток. К нему сломя голову бежал сержант из Скотленд-Ярда, прижимая к губам свисток. Мотор "скорой помощи" все еще рычал, но звук его, по мере удаления машины, становился все слабее и слабее. Вокруг мирно чирикали воробьи, тихо шелестела трава – идиллия, подумал Роджер, в которую не вписывались бегущий человек и удаляющаяся машина. Он не должен лежать здесь, надо подниматься. Встать! Какие еще нужны доказательства? Джи и Смита нельзя упустить, отсюда никто не должен уйти. Встать! Роджер с трудом поднялся на ноги. Сержант был уже почти рядом с ним. Машина "летучего отряда" также находилась неподалеку. – Блокируйте оба выхода! – приказал Роджер. – Свяжитесь со всеми патрульными машинами. Выполняйте! Он направился к фургону – кружилась голова, к горлу подкатывала тошнота. – Немедленно блокируйте эти ворота, немедленно! Преодолевая головокружение, он попытался ускорить шаг, но ноги все еще плохо слушались его. – Через минуту здесь будет дюжина наших машин, – сказал сотрудник Скотленд-Ярда. – Чудесно. Поторопитесь. Убедитесь, что через задние ворота и муха не пролетит. Он сел в свою машину. Сержант занял место рядом с водителем фургона для перевозки белья, и тот снял машину с тормоза. Роджер повернул ключ зажигания. Он видел, как полицейские машины на огромной скорости врываются в подъездную аллею и, образуя полукруг, блокируют ворота. Он тронулся с места. До ворот было всего двадцать ярдов, но ему казалось, что намного больше. Вдруг он услышал рев автомобильных двигателей. Его машина уже достигла ворот. С площадки у боковой стены клиники выехали три машины – большие, черные, сверкающие хромом и эмалью. Он смог рассмотреть водителя первой машины: Джи, рядом с ним человек помоложе. Перед самыми воротами Роджер нажал на тормоза и открыл дверцу, готовясь выскочить наружу. Но автомобиль Джи летел на огромной скорости, и Роджер сообразил, что столкновения избежать не удастся, – его снова захлестнула волна страха. Он выскочил из-за руля и одним движением перебросил тело через крышу своей машины. Он видел искаженное страхом лицо Джи, понимая, что тот изо всех сил жмет на тормоза, но было уже поздно. Глаза сидящего рядом с ним человека побелели от ужаса. Роджер был уже вне опасности, когда услышал звук удара. Столкновение было настолько сильным, что, казалось, машина вот-вот взмоет в воздух. Но этого не произошло: капот большого автомобиля на глазах сплющился и стал похож на концертино. Вторая машина из тех, что отъехали от клиники, врезалась в багажник первой: из салона выпал человек с залитым кровью лицом, другой замер за рулем. Он заметил на заднем сиденье еще одну неподвижную фигуру. Это была Розмари Джексон. Без сознания. Полицейские окружили место происшествия и оттеснили прохожих. Розмари Джексон в аварии не пострадала. Узнав об этом, Роджер почувствовал себя словно заново родившимся. – Пора ехать, – Роджер подошел к сержанту, – надо проверить другие ворота. Свяжитесь со Скотленд-Ярдом, скажите Кортленду, чтобы он позвонил Канлиффу: пусть тот не выходит из дома, мне надо поговорить с ним. Сержант протянул руку к микрофону. – Попросите, чтобы прислали еще человек пятнадцать, – бросил через плечо Роджер, – надо как следует прочесать эту клинику. Как только люди прибудут, окружайте здание и блокируйте парк, нам совсем ни к чему, чтобы у них возник соблазн попробовать прорваться во второй раз. И еще: самым тщательнейшим образом обыщите гараж. Все это будет сделано, весь вопрос лишь в том, насколько быстро. Лишь только когда Роджер убедился, что из клиники "Палли" никто не ускользнет, он подошел к месту столкновения. Тело Джи уже увезли. Рядом с ним был доктор Смит, он же Роули, тоже мертвый. Еще один человек получил сильные повреждения, двое других почти не пострадали. Всех их задержали, и сейчас полицейские готовили раненых к отправке в полицейский госпиталь. Водитель патрульной машины открыл дверцу и позвал Роджера: – Суперинтендант Кортленд хочет поговорить с вами, сэр. – Очень хорошо, спасибо, – Роджер взял микрофон. – Уэст слушает... Что?.. Да, похоже, мы все закончили, но сказать наверняка можно будет только после того, как закончится обыск... У меня создается впечатление, что персонал ни в чем не замешан, хотя, возможно, отдельные сотрудники что-то знали... мы проверим. Сейчас я собираюсь осмотреть кабинеты... Да, скажите Джексону, что с его женой все в порядке... Что?.. Канлифф? Вряд ли я смогу доказать, что он по уши в этой истории, но было бы удивительно, если он не имеет к ней никакого отношения. У меня даже возникла мысль, что он действительно убил миссис Роули... Вполне возможно, что я спятил, – если это так, я обязательно дам вам знать, – Роджер широко улыбнулся. – Пришлите побольше людей, Корти, предстоит чертовски много работы... Кстати, как там Уэйт? – Столь же спокоен, как и вы, – весело ответил Кортленд, – в мужестве ему не откажешь. Если он чист, то чем раньше мы ему об этом скажем, тем лучше. – Да, он чист, – согласился Роджер. – Передайте это и Джун Эйкерс.* * *
Вслед за прибывшими детективами Роджер вошел в клинику. Уже начался допрос медперсонала, и большинство сотрудников, казалось, обалдели от удивления. Роджер не стал терять на них время и сразу же направился в комнату миссис Канлифф. Она оказалась закрытой изнутри. Толчком плеча он сорвал защелку, вошел в комнату и остановился у постели, на которой спала миссис Канлифф. – По крайней мере, она жива, – он повернулся к сержанту. – Поставьте у двери человека и проследите, чтобы ее никто не беспокоил. Что-нибудь обнаружили? Они уже нашли комнату, в которой прятали Розмари Джексон. По словам персонала, она была "пациенткой" доктора Смита – ее привезли сюда на машине "скорой помощи" и никто не сомневался в том, что она обычная клиентка лечебницы, которой предписано стационарное "лечение". Ее пользовал исключительно доктор Смит. На каминной решетке в кабинете Смита – он же Роули – полицейские обнаружили кучку золы: перед побегом он сжег какие-то бумаги. Большой сейф был открыт – вокруг него толстым слоем лежал белый порошок. – Героин или кокаин, – удовлетворенно сказал Роджер, – здесь они держали запасы для "лечебных" целей и, убегая, должно быть, порвали один из пакетов. Полагаю, остальные мы найдем в разбитых машинах. Он распорядился, чтобы об этом сообщили полицейским, дежурившим на месте столкновения, и набрал номер Скотленд-Ярда. – Ко мне уже поступают донесения, – чувствовалось, что у Кортленда приподнятое настроение. – Похоже, вы выиграли, Красавчик. Вам уже известны все детали? – Нет. Я собираюсь повидаться с Канлиффом, – сказал Роджер, – и, надеюсь, после этого разговора все станет ясно. – Он пока еще у себя в конторе. – Ну и хорошо, – Роджер потер ладонью лоб. – Надо, чтобы кто-то позвонил ему... Подождите-ка, кто у нас умеет подражать чужим голосам? По-моему, Миддлтон. Пусть он подождет еще полчаса, а потом позвонит Канлиффу. Скажите ему, чтобы говорил фальцетом – очень высоким голосом, как говорят чревовещатели. И не очень внятно. Пусть скажет ему, что ко мне попали фотографии его жены и что известные ему люди из клиники ударились в бега. – Не знаю, что из этого выйдет, – с сомнением заметил Кортленд, – по-моему, Четуорт всегда заставлял вас посвящать начальство в свои таинственные планы, но я не настаиваю. О'кей, я вызываю Миддлтона. – Спасибо, – с чувством произнес Роджер. Через полчаса Роджер с двумя детективами из департамента уголовного розыска уже был у здания на Портман-плейс, где находилась контора Бенджамина Канлиффа. У входа стоял его серебристый "роллс-ройс". Примерно через десять минут Канлифф вышел из здания. Он сел в машину и резко тронулся. За ним последовал Роджер; на всем участке пути до Риджентс-парк за ними внимательно наблюдали полицейские в штатском. Канлифф захлопнул дверцу "роллс-ройса" и быстро вошел в дом. Через двадцать минут он снова появился. Роджер, уже в другой машине, припарковался на углу и, попыхивая сигаретой, наблюдал за Канлиффом. Тот снова сел за руль своего "роллс-ройса" и поехал в направлении Эджуэр-роуд. Вскоре он проехал через Гайд-парк и направился в сторону Хаммерсмита. Было совершенно ясно, что он едет в аэропорт. Роджер по рации информировал об этом полицейских Хитроу. Когда они были уже примерно в десяти минутах от аэропорта, пришло сообщение: – Через полчаса рейс на Париж, сэр, и мистер Бенджамин Канлифф зарезервировал себе место. – Там я с ним и встречусь, – сухо ответил Роджер.* * *
Канлифф стоял в очереди на регистрацию, по его виду невозможно было догадаться, что он встревожен и пытается спастись бегством. При нем был небольшой портфель, а два чемодана он уже успел погрузить на тележку; грузчики готовились отправить багаж на борт. В сопровождении детективов и двух офицеров полиции аэропорта Роджер поджидал его на ступеньках, ведущих в зал вылета. Канлифф начал подниматься по лестнице, и Роджер шагнул к нему: – Вы не уделите мне еще одну минуту, мистер Канлифф? Канлифф застыл на месте. Нижняя челюсть отвисла – он с трудом взял себя в руки, и когда заговорил, в его голосе отчетливо звучал страх: – В чем дело?.. Почему прямо здесь? У меня неотложное дело в Париже, какое вы имеете право? – Мы вынуждены будем попросить вас отложить поездку, – решительно заявил Роджер. – Есть несколько вопросов, которые мы хотели бы вам задать. Если вы дадите на них удовлетворительные ответы, вы вполне успеете на следующий рейс, сэр. Казалось, Канлифф вот-вот упадет в обморок. Роджер шел рядом с ним, остальные полицейские – чуть позади. Канлиффа провели в служебное помещение, носильщик принес его багаж, который открыли еще до начала допроса. Канлифф отлично подготовился к побегу. Среди сложенной одежды оказалась значительная сумма в иностранной валюте, целое состояние в виде бриллиантов, устилавших все дно одного из чемоданов. При нем оказалось множество ценных бумаг на весьма значительную сумму, а также кредитные карты, выписанные зарубежными банками, из которых явствовало, что он под разными именами держал в нескольких странах очень крупные суммы. И еще в его вещах нашли небольшой конверт с героином.* * *
– Какое вы ему предъявили обвинение? – поинтересовался Кортленд, когда Роджер вернулся в Скотленд-Ярд. – У вас отличный выбор. – Формально пока ничего, – Роджер достал из кармана сигареты, – но есть одно, которое я просто мечтаю ему приклеить. – Какое же? – Убийство миссис Роули, помните? – Роджер чиркнул спичкой. – Я думаю, он сбил ее сознательно, это не было несчастным случаем. Полагаю, это знал и Роули. Вероятно, к тому времени Роули – химик-фармацевт, имевший доступ к различным наркотикам, включая героин, – был уже крепко повязан с Канлиффом, и повязан на наркобизнесе. Очевидно, это стало известно его жене. Вероятно, она пыталась убедить его бросить это занятие и когда поняла, что увещевания ни к чему не приведут, решила обратиться в полицию. Не сомневаюсь, что все свидетели были подкуплены. Самое неприятное для нас – Аткинсон. Вспомните, он разбогател сразу же после окончания судебного разбирательства и тут же подал рапорт о переводе в Тоттинг, где приобрел дом. Думаю, что мы скоро выясним, что купил он его на деньги, полученные за ложные показания. – Кажется, я начинаю понимать, – наморщив лоб, медленно проговорил Кортленд. – Но какова роль всех остальных, Красавчик? – Я понимаю, что ставлю себя под удар, – Роджер любовался идеальным кольцом сигаретного дыма, – но сейчас, когда Браун заговорил, я могу увязать все детали этого дела и дать удовлетворительные объяснения. Браун работал с Роули долгие годы – он и другие распространители наркотиков вначале работали за деньги, потом – за наркотики. Все они к тому времени уже стали наркоманами. Насколько я понимаю, события развивались следующим образом: – Миссис Брей работала на Роули с того самого судебного разбирательства в Лайгейте. Она была его неизменным помощником. Аткинсон обеспечивал ей – как, впрочем, и Брауну, и всем остальным членам шайки, которые использовали штаб-квартиру кампании как прикрытие, – надежную защиту. Потом миссис Брей и Аткинсон стали слишком самоуверенными: они так много знали о Роули и его деятельности в качестве "доктора Смита", что решили наложить лапу на часть его наркотиков, отколоться от клиники "Палли" и начать собственное дело. Им были известны все наркоманы, регулярно посещавшие штаб-квартиру кампании, поэтому проблема клиентуры их не волновала. Браун признает, что они подрубили доходы Роули и фактически отняли у него дело. Этого Роули допустить не мог, он обязан был пресечь их деятельность. Но в его распоряжении был только один единственный способ: убийство. Миссис Брей он ликвидировал первой, чем вынудил Аткинсона на время притихнуть, хотя, возможно, он и не понимал, что это убийство. Затем произошло еще одно, совершенно неожиданное событие, перепугавшее Роули: Чарлз Джексон, также участвовавший в лайгейтском деле, увидел его в клинике "Палли". По-моему, тогда-то Роули и понял, что его игре пришел конец. Теперь у него была еще одна надежда: улизнуть с тем, что удалось заработать. Но повсюду была опасность. Одним из источников ее оказался Джексон, его необходимо было держать под контролем. Каким-то образом его следовало нейтрализовать, и Роули попытался воздействовать через его жену. Операция против Джексонов началась еще до того, как возникли другие осложнения, и этот вариант провалился, потому что обстоятельства вынуждали Роули действовать слишком быстро: если бы все его проблемы ограничивались только Джексонами и Аткинсоном, возможно, он и ушел бы от нас, – по крайней мере, на какое-то время. Но за долгие годы работы в наркобизнесе он подготовил пути к отступлению, причем такие, которые не требовали от него ухода в подполье. Он использовал ничего не подозревающего Уэйта прикрытие и считал его абсолютно надежным. Чего он не предвидел, так это проблем с миссис Китт. В том, что миссис Китт несколько раз встречалась с Уэйтом, не было ничего примечательного, всего лишь логическое развитие ее общественных взглядов. Ирония заключалась в том, что миссис Китт взбунтовалась. Браун решил убрать ее и едва не сделал этого. Но существовал еще и Аткинсон, в отношении него тоже надо было принять меры, и вообще предстояло сделать последние штрихи, чтобы подозрения окончательно пали на Уэйта. Надо было заняться и Джексоном, особенно тогда, когда стало известно, что он нанял частного детектива. Несомненно, каждый раз Роули планировал новую операцию по устранению опасных для него людей, но этот способ перестал срабатывать, и вскоре вопрос встал следующим образом: либо все, либо ничего. Одним ударом. И он задумал серию стремительных убийств, всякий раз используя для этого Брауна, – поскольку Браун уже убил миссис Брей. Первым должен был быть Джексон. Но тот сумел избежать смерти, поэтому, в отчаянной попытке заставить его молчать, похищают его жену. Затем настает очередь Аткинсона. Его убивают. Потом Уэйт. У меня нет ни малейших сомнений, что если бы мы не вышли на Уэйта, его бы убили, а потом убедительно доказали бы, что именно он был распространителем наркотиков, – и тем самым Роули уходил из-под удара. Но когда стало известно, что мы заинтересовались Уэйтом, так просто это сделать было уже невозможно. Уэйт знал все имена и адреса клиентов Роули, и эти списки надо было уничтожить. Роули не мог отдать их нам в руки. Большинство имен и адресов Уэйт помнил наизусть, поэтому он тоже должен был умереть. Мы знаем, что ему едва удалось избежать гибели. Можно догадаться, в какое отчаяние пришел Роули, когда узнал, что миссис Китт и Джексон уцелели. Но он уже не мог остановиться, он вынужден был довести свой замысел до конца. Браун тоже не мог отступать, и, кроме того, у них еще оставалась надежда, что мы сочтем убийцей Уэйта. – Не очень-то безосновательная надежда, надо сказать, – сухо заметил Кортленд. – Кое-кто из нас был убежден в этом. И все-таки, что из всего этого мы можем доказать? – Мы можем доказать все, что нам необходимо, – Роджер встал. – Вероятно, Канлифф попытается свалить всю вину на Джи и Роули, поскольку они погибли, но я сильно сомневаюсь, чтобы человеку, который сумел превратить свою собственную жену в наркоманку, сопутствовала удача. – Хотелось бы, чтобы вы оказались правы, – назидательно заметил Кортленд. Роджер вышел из его кабинета и отправился к Канлиффу, который томился в кабинете этажом ниже. При появлении Роджера он вскочил со стула и, не дожидаясь вопросов, разразился бурной речью: – Я ничего не мог поделать, Уэст! Меня шантажировали. Много лет назад я работал с Роули, и он вцепился в меня мертвой хваткой. Он... он снабжал мою жену наркотиками, Уэст, я не мог остановить... – Вы даже пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей, – произнес Роджер ледяным тоном, – милосерднее было бы убить ее, как вы убили миссис Роули. – Это ложь, Уэст! – Мистер Канлифф, есть кое-что, чего вы не знаете, – Роджер невозмутимо закурил. – После того, как погибли миссис Брей и сержант Аткинсон, мы абсолютно точно установили, что они дали ложные показания на следствии по делу о так называемом несчастном случае, при котором была убита миссис Роули. Мы возобновим это расследование. Кроме того, в клинике "Палли" мы обнаружили документы, из которых явственно видна ваша роль в продаже и распространении наркотиков. Если вы напишете полное и подробное признание, это может вам помочь. Больше вам рассчитывать не на что. – О Боже, – простонал Канлифф, – я... я же говорю вам, что меня шантажировали, Уэст. Именно так. Его признание, которое он подписал в тот же день, расставило все точки над "i" и полностью подтвердило то, что Роджер изложил Кортленду. Он рассказал, как миссис Брей и Аткинсон решили основать собственную организацию, как их поведение осложнило ситуацию, как Роули и Канлифф были вынуждены вести борьбу со временем, какие проблемы возникли в связи с правительственным расследованием, как Джексон...* * *
По пути домой Роджер размышлял. Интересно, сломался бы Канлифф так окончательно и бесповоротно, если бы знал, что "доказательства" ложных показаний свидетелей по делу о смерти миссис Роули по меньшей мере неубедительны? С точки зрения этики он поступил неправильно. С точки зрения этики он был плохим полицейским. Но и дело оказалось чертовски сложным. На какой же именно наркотик – героин или кокаин или это были наличные деньги – можно покупать таких людей, как Канлифф, Аткинсон, миссис Брей? Но было и кое-что положительное. Миссис Канлифф удастся вылечить, у Джексонов жизнь снова превратится в бесконечный медовый месяц, а роль миссис Китт во всей этой истории будет известна лишь работникам полицейского архива и никогда – широкой публике. Повезло и Питеру Уэйту. У него была Джун, со всей ее преданностью, верностью и желанием помочь – пройдет совсем немного времени, и им вновь овладеет страсть к крестовым походам. Миссис Аткинсон и ее Бетти придется нелегко, но констебль Дэвис будет для них надежной опорой. Первоклассный полицейский этот Дэвис, может быть, даже лучше, чем Пай, – а вообще-то они оба хорошие специалисты, и скоро их обоих переведут в Скотленд-Ярд, в Департамент уголовного розыска. Были и другие основания для хорошего настроения: по Скотленд-Ярду прошел слух, что Четуорт благополучно миновал критическую стадию и пошел на поправку. Сообщения из больницы не опровергали эту гипотезу. Скоро в департаменте появится новый помощник комиссара, вряд ли Четуорт сможет продолжать работать, но отставка все же не столь печальное событие, как уход на пять футов под землю.* * *
Роджер добрался до Белл-стрит, загнал машину в гараж и вошел в пустой дом. Скоро вернется Джанет: невероятно, до какой степени мужчина воспринимает жену как нечто само собой разумеющееся, и лишь когда она уезжает, начинает по-настоящему ценить свое сокровище. То же самое можно сказать и о детях. По крайней мере, сегодня он не забудет им позвонить, это уж точно! Он вынул из ящика вечерние газеты, небрежно пролистал их, и его внимание привлекла статья на первой полосе "Ивнинг глоб": ""Ивнинг глоб" считает, что в своей страстной кампании против убийств – он справедливо использует именно это слово – на дорогах нашей страны преподобный Питер Уэйт верно служил интересам общества. Узнав о той трагической роли, которую играла штаб-квартира кампании, услышав, что огонь уничтожил практически все, кроме духа этой кампании, "Ивнинг глоб" предлагает отстаивать идеи этой святой борьбы, во главе которой должен стоять мистер Уэйт. Необходимо, чтобы граждане нашей страны наконец поняли, что бессмысленные убийства на дорогах можно и должно прекратить, – любой, признанный виновным, должен нести суровое наказание. Как утверждает мистер Уэйт, страх – это единственное орудие, которое можно использовать против беспечных водителей, чья небрежность и вопиющая невнимательность стоят стольких человеческих жизней". Джун Эйкерс научит проповедника Пита дисциплине, подумал Роджер, она обуздает его дикий нрав и поможет направить его кампанию в новое русло, чтобы люди действительно прониклись ее идеей. По крайней мере, она постарается это сделать. Роджер закончил ужин, принял душ и увидел, что часы показывают половину десятого. Он устал ждать звонка, поэтому снял трубку и набрал номер жены.Д.Кризи. Двое против инспектора Веста
1. Микель и Дафни
— О, дорогой,— сказала Дафни Моллоу,— ты разве не собираешься ложиться спать? Микель, ее муж, удобно устроился в кресле, обитом ярко-красной тканью. Белый ковер, белые стены, красное кресло — все это казалось чересчур модным для маленького домика, который они приобрели в рассрочку в деревенской местности в Англии. Но сейчас деньги уже выплачены, и это их дом! — Дорогой,— повторила Дафни,— ну что же ты? Микель только усмехнулся. Она покачала головой с притворным раздражением, хотя таким, каким он бывал перед сном, он ей нравился: лицо спокойное, расслабленное, волосы в живописном беспорядке. Иногда у нее проскальзывала мысль, что он слишком привлекателен. Он, посмотрев на нее, сложил губы для поцелуя, в его голубых глазах появилось озорное выражение. Таким способом он часто заставлял ее подходить и целовать его. Потом пошевелил губами и, подумав, произнес: — Нет, я еще не собираюсь спать. — Ах ты, скотина! — Напротив, животное во мне подавлено течением времени,— произнес Микель.— Я собираюсь немного еще почитать, но ты, дорогая, чожись спать. Ты выглядишь усталой. Я тебе сейчас приготовлю молоко. — Я совсем не устала. — Ты выглядишь изнуренной,— дразнил он,— под 1 лазами синяки, складки возле рта, морщины. — Не может быть! Неужели правда? — спросила Дафни с внезапной тревогой.— Я имею в виду морщины. О дьявольщина! Но она смеялась, ей было это приятно. Муж мог дразнить ее, когда ему этого захочется, а Дафни, дурача мужа и дурачась сама, наслаждалась жизнью. Такие шутливые пикировки, как сейчас, происходили между ними постоянно. Дафни по ночам была счастливее, чем днем, потому что днем Микель был всегда угрюмым и раздражительным, без малейшего намека на шутливость, но по ночам этого не было. Почему так? Дафни терялась в догадках. «Скорее всего, деньги»,— решила она. Микель рисковал слишком крупно, много денег он тратил на пустяковые, но дорогие подарки для нее. Дафни знала, что он часто бывает в долгах. Микель, правда, почти никогда не говорил об этом и не показывал ей своей чековой книжки. Он только регулярно вносил определенные суммы на ее счет и в ведении домашнего хозяйства всецело полагался на нее. Трижды он вынужден был просить ее как-нибудь обойтись без денег одну-две недели. Всякий раз она справлялась, догадываясь, насколько близок он был к разорению. А вдруг это не деньги, а женщина? Она не хотела этому верить. Никогда не было ни малейшего повода, никаких подозрений, ничего, что заставляло бы думать, что он мог иметь когда-либо что-нибудь, кроме легкого флирта. Чувство тревоги появлялось у нее, когда он часто и подолгу отсутствовал. Она хотела бы, чтобы он занимался любой работой, кроме работы коммивояжера. Она иногда задумывалась, не чаще ли он отсутствует по ночам, чем это было необходимо? Она не была уверена. Какой-то внутренний голос часто подсказывал ей то, о чем даже думать не хотелось. И когда его не было с ней рядом, Дафни ощущала странную неопределенность. А когда он, как сейчас, находился дома, развалившись в этом уютном кресле, сделанном будто бы специально для него, все ее страхи улетучивались. Микель казался таким счастливым, так хорошо выглядел! Это подтверждала его улыбка, блеск глаз, полная расслабленность жилистого сильного тела. Тем не менее ее всегда тревожила одна вещь: она никогда не знала, о чем он думает и какие мысли мелькают в его голубых глазах, когда он улыбается. Одно Дафни знала: она безумно его любит, и одна мысль о том, что она может потерять Микеля, причиняла ей острую боль. — Сколько времени? — неожиданно спросила она. — Повернись и посмотри, лентяйка! — Я хочу смотреть на тебя,— возразила Дафни,— это мне больше нравится. Он удивленно поднял голову, затем выпрыгнул из. кресла и быстро устремился к ней. Она не успела даже пошевелиться, как он уже крепко обнял ее и его губы прижались к ее губам. Его руки были так нежны, когда он поднимал ее с кресла... Комнату они покинули вместе. Ветер, прорвавшийся сквозь крохотную щель окна спальни, захлопнул дверь. Они едва ли заметили это. Без слов, без мыслей, только с глухим шумом сердец и пугающей бездыханностью они отдались друг другу. Полчаса спустя он встал, облачился в халат, скорчил ей гримасу и направился прямо на кухню. А она лежала в живописной расслабленной позе, прислушиваясь к шуму ветра, чувствуя, как разъярилось море, лениво размышляя о том, что творится сейчас в коттедже Тони, который предпочитала своему небольшому домику. Она наполовину дремала, когда вошел Микель с виски для себя и пузырящимся и пенящимся молоком для нее. Дафни поежилась, и он набросил ей на плечи шаль. Глядя на него, Дафни снова охватило желание ощутить его ласки, его железные объятия, его обжигающие поцелуи. Она хотела его, как никогда раньше... — Ты не опоздаешь, дорогой? — А тебе-то какая разница, ты ведь спишь как бревно,— заметил он, почесывая об нее свой нос.— Что нам нужно, так это две кровати, куколка! — Нет! Никогда! Он смеялся. Она вдруг обнаружила, что тоже смеется, подумала, как он хорош в этом старом шелковом халате, мешком висящем на нем, с длинными ногами, с крепкими мышцами, загорелый до шоколадного цвета. Ей все в нем нравилось: глаза, нос, рот, ноги, руки, жилистое тело и даже затылок. Дафни вспомнила, что было время, когда они беседовали более откровенно. Он рассказывал ей многое, делился неприятностями. Если б он только знал, как отчаянно она хочет делить с ним все: плохое и хорошее, горе и радость. Но сам он был уверен, что ей это не нужно. Несколько лет назад, после того как он упал ночью в нескольких футах от обрыва, он долго был в ужасе и после сказал ей, что всегда боялся физической боли. Именно по ночам он иногда говорил об этом. А позже, в связи с другими обстоятельствами, она поняла, что ему вообще не хватало природного мужества. К ней подкрались мягкие, дурманящие видения, она расслабилась, задремала. Он встал и взял чашку. — Проснись, дорогая, я не могу опаздывать. Микель поцеловал ее и вышел, погасив свет над дверью. Она лежала в темноте с закрытыми глазами, ощущение теплоты не покидало ее. Дафни всегда себя так чувствовала, когда пила на ночь молоко, которое он приносил. А Микеля она сейчас представляла себе так ясно, словно он находился в комнате. Но его уже не было. Завтра утром она проснется, и он будет рядом с ней с утренним чаем на подносе. Микель, когда бывал дома, не придавал значения тому, что должен вставать раньше. Он оказывал ей любую услугу и всегда был настоящим мужчиной. Мысли начали путаться, и она заснула. Она не знала, что это был ее последний спокойный и беззаботный сон.Микель Моллоу не спеша просмотрел две газеты, выкурил три сигареты. Часы пробили одиннадцать, он и не взглянул на них, бездумно покачиваясь в кресле. Медленно оглядел комнату. Все вокруг было новым, ярким, чистым. Преобладал ярко-красный цвет, цвет крови. Микель поднялся и направился в спальню к жене. Из холла проникал тусклый свет, и несколько секунд он молча смотрел на Дафни. Потом собрал свою одежду, убедился, что галстук и воротничок на месте, и вышел? Закурив сигарету, Микель начал одеваться. Одевшись, вышел в холл, вынул из маленького шкафчика дождевик, потом спустился на крыльцо. Ветер рвал и трепал его волосы, и он несколько раз приглаживал их, но поняв, что это бесполезно, перестал. Ветер продолжал дуть ему в спину, когда он подошел к гаражу, где находилась его машина и велосипед Дафни. Было 11,35, когда Микель Моллоу сел на велосипед и отъехал. Коттедж, который он собирался посетить, находился всего в двух милях, но дорога на протяжении нескольких сотен ярдов круто поднималась вверх. На этом участке Дафни всегда толкала велосипед руками. Дорога казалась лентой, протянутой между звездами. Ни заднего, ни переднего света Микель не включил, так как по дороге ночью никто не ездил, а вела она только к коттеджу. В одном месте дорога подходила вплотную к скале. Ветер рычал, как тысяча львов, и дул со страшной силой. Среди скал разносился резкий свист, производящий гипнотическое впечатление. Переднее колесо велосипеда затряслось, как будто застряло в щели скалы. Из темно ты вырос большой утес, по форме похожий на скалу дьявола. Здесь Моллоу сошел с велосипеда, и прошло некоторое время, пока он смог отдышаться. В коттедже светились окна, будто его хозяин, Тони Роусон, ожидал Мике-ля в гости. Капризный ветер вновь вздыбил его волосы. Море ревело. Фонари возле коттеджа, казалось, подмигивали. Вскоре он оказался уже так близко к коттеджу, что смог расслышать приглушенные звуки музыки. Вдруг рядом, как призрак, возник силуэт мужчины, и Микеля охватил безотчетный страх.
2. Напуганный Микель
Дафни Моллоу проснулась. Все было как обычно: множество звуков, проникавших в спальню, настойчиво будили ее. Сначала она не открывала глаз. Микель, возможно, уже встал и сейчас должен войти с чаем? Она открыла один глаз. Стоял яркий, солнечный день. Микель находился в комнате, полностью одетый. Он что-то делал у небольшого шкафчика, висевшего у окна. Время от времени он выглядывал из окна, каждый раз резко дергая головой. На нее он не обращал внимания, и она могла спокойно за ним наблюдать. Он упаковывал чемодан, видимо, собираясь уезжать. Но он никогда не делал этого раньше, не предупредив ее. Кроме того, была суббота, а по субботам Микель не уезжал никогда. Он очень торопился. Вещи он всегда упаковывал плохо, и она обычно делала это за него. Почему же сейчас он укладывается сам? Почему смотрит в окно, будто чего-то боится? Или ей это показалось? Микель повернулся, чтобы взять что-то из ящика комода, и увидел ее. Глаза Дафни были широко открыты. Микель замер и продолжал машинально двигать рукой над открытым ящиком. Никогда раньше Дафни не видела его в таком состоянии, и ее охватило острое чувство страха. Сразу исчезло очарование утра, и тепло постели, и даже мысль о небольшом продлении отдыха. Она разомкнула непослушные губы и прошептала: — Ми... Микель!.. — Ты давно проснулась?— спросил он. Г о л ос его звучал хрипло. Он убрал руку от ящика и повернулся к ней лицом, но не подошел; выражение его лица было новым для нее: каким-то пугающим и незнакомым. Это был не ее Микель! — Давно ли? — резко повторил он. Только что... только что...— пролепетала она, вставая.— Микель, что?.. — Не спрашивай! — резко'ответил он.— Никаких...— он внезапно замолк и пристально посмотрел ей в глаза. Он выглядел совершенно больным. — Очень жаль,— бормотал он,— я не хотел тебя будить. Мне предписали срочно выехать. Я должен... ехать на Север. Специальная работа... Это совсем не то, что мне поручают обычно, и в другом месте... Было совершенно ясно, что это ложь, и оставалось только удивляться, как у него хватает совести говорить ей это. — Я должен быть в Глазго утром в понедельник. Придется ехать два дня, сегодня и завтра. Она не отвечала. — В чем дело? Ты оглохла? — закричал он. — Микель? Что случилось? — Я сказал тебе уже, что случилось,— хриплым, грубым голосом ответил он.— Меня послали в Шотландию со специальным заданием. Если я его выполню, то...— он замолчал. — Что произошло? — прошептала Дафни. Она резким движением отбросила одеяло и соскочила с постели. — Микель, скажи мне! — Не вставай! Не подходи ко мне! Дафни подскочила к нему и схватила его за руки. — Что случилось, что ты там все высматриваешь? Руки Микеля были холодны как лед, он дрожал. Дафни никогда не видела его в таком состоянии. Она поняла, что он страшно чего-то боится. Его глаза обведены темными кругами и налиты кровью, как будто он был пьян. Ей показалось, что от него пахнет виски. Он не освободил от нее своих рук, но пытался отвести в сторону глаза. — Пожалуйста, скажи мне, Микель, скажи, в чем же дело! Он повернулся. — Нет, я не... не могу.— Резким движением он вырвал руки.— И это будет правильно. Ты не должна беспокоиться. Ты только говори всем, что я отбыл в специальную командировку, понимаешь? — Микель, я хочу знать, что случилось,— голос ее был взволнованным и дрожащим. Она поняла, что что-то произошло, и хотела во что бы то ни стало заставить его говорить. Дафни схватила Микеля за руку, но на этот раз он грубо отшвырнул ее. Это было ужасно. Никогда раньше он не позволял себе ничего подобного, и это явилось для нее полной неожиданностью. Дафни, пошатываясь, отошла к кровати и упала на нее. Она молчала и с изумлением наблюдала за мужем. — Слушай меня! — резко повторил Микель.— Я уезжаю в специальную командировку. Но вернусь. Ты не беспокойся. Что бы ни случилось, говори, что меня срочно послали в Шотландию. Это все! Она вновь заговорила дрожащим, прерывающимся голосом: — Майк, дорогой, я не знаю, что ты сделал. Не имею понятия. Я хочу тебе помочь. Пожалуйста, расскажи мне, что случилось, и я сделаю все. Я найду выход. Не убегай от меня, прошу тебя! Он продолжал беспорядочно бросать вещи в чемодан, потом остановился, изумленно озираясь по сторонам. По комнате были разбросаны его бритвенные принадлежности, щетки, носки, носовые платки, рубашки. Чемодан выпал у него из рук, перевернулся, вещи оказались на полу. — О боже! — воскликнул Микель.— О боже! Он поднял руки к лицу, голова его склонилась; он стоял так довольно долго, а когда она подошла и взяла его за руку, то даже не пошевелился. Она, не отрывая взгляда от его лица, ждала. Наконец Микель перестал дрожать, Дафни отпустила его руку и, нагнувшись, принялась укладывать чемодан, наблюдая за ним. Когда он убрал руки от лица, она заметила, что он страшно бледен. Он, видимо, не спал совсем, потому что иначе глаза его не были бы такими страшными. Она сама страшно перепугалась. — Я... я ничего не могу сказать тебе сейчас,^— проговорил он медленно и хрипло.— Я не могу, Дафни. Это выше моих сил. Но мне необходимо на несколько дней уехать. Когда это пройдет...— он замолчал. — Когда что пройдет? Он не ответил, но в глазах его появилось новое выражение, похожее на проблеск надежды. Губы его искривились в горькой усмешке. Протянув руки, он стиснул ее плечи. — Даф, я попал в западню. Я надеюсь на тебя. Ты ведь хочешь мне помочь, не так ли? Ты ведь сделаешь все для меня? Ты ведь меня любишь? — Конечно, люблю. — Скажи же, что сделаешь все для меня! — Конечно, сделаю! — почти кричала она.— Но как я могу, если не знаю, о чем идет речь? Что случилось? Я не боюсь, я все сделаю, чтобы тебе помочь, но мне надо же знать, в чем дело! Ты же понимаешь, я должна это знать. Он продолжал теребить ее руки. — Слушай, Даф, сегодня я не ночевал дома. И в этом все дело. Я не ночевал дома. Я позвонил тебе и сказал, что уезжаю на уик-энд. Не имеет значения, почему я не ночевал дома и как возникла эта неожиданная поездка.— Он так крепко сжимал ей плечи, что она едва не кричала, но Микель вряд ли это понимал.— Можешь ты так ответить, Даф, если кто-нибудь будет спрашивать? — Кто будет спрашивать? И о чем? Майк, отпусти меня, мне больно. Он убрал руки. Она потерла пальцами места, где ей было больно, но сделала это совершенно машинально. — Лучше, если ты ничего не будешь знать,— продолжал он.— Меньше будет причин для беспокойства. Я рассчитывал, что ты ничего не будешь знать до понедельника.— В голову ему пришла новая мысль, и он, оживившись, снова схватил ее за руки.— Даф, а ты и сама уезжай! Поезжай проведи уик-энд у матери и скажи ей, что я уехал в командировку. —- Я должна знать, что случилось, Микель,— произнесла она медленно и четко. Он отошел в сторону. Некоторое время длилось тягостное молчание. Они внезапно стали чужими. Дафни показалось, что и Микель это понимает. Он заговорил, и его голос звучал резко: — Поезжай и проведи уик-энд у матери. Ты очень подведешь меня, если поступишь иначе. Я дам о себе знать, как только смогу. Скажи, что я зашел домой вчера днем, затем ушел и позвонил только вечером, сообщив тебе, что уик-энд проведу не дома. Скажи, что с тех пор меня не видела. Понимаешь? — Но тебя могут увидеть, когда ты будешь уезжать! — Никто меня не увидит! — резко ответил он.— Я скоро свяжусь с тобой и, очевидно, попрошу приехать ко мне. Посмотрим. Все должно наладиться. Если так... — Что должно наладиться? — бросила она. Он промямлил невнятным, незнакомым голосом: — Даф, приготовь мне чашку чая и бутерброд или поджарь что-нибудь. Я в западне. Тебе совсем не нужно знать об этом. Она поколебалась, потом все же надела халат и пошла вниз. В кухне было тихо. Кухня была маленькая, отделанная белым и голубым кафелем, много хрома и нержавеющей стали. Дафни включила тостер, поставила на газ чайник, нарезала хлеба. Она почувствовала, что погружается в оцепенение. Она не представляла себе, что надо делать: никогда раньше Дафни не видела Микеля в таком состоянии, с тех самых пор, как он упал на утесе. Он тогда был напуган почти как сейчас. Если бы он сказал Дафни, в чем дело, ей было бы легче. Она знала бы, как поступить. Но он ничего не говорил, и она поняла наконец причину — его лишил языка отвратительный страх! Когда через десять минут Микель спустился вниз, яичница была уже готова. Он машинально поблагодарил, так же машинально сел за стол и начал есть. Пробило семь часов, а к десяти он уже был готов к отъезду. Бумажник, который Микель достал из кармана, был плоским и почти пустым. Он страдальчески посмотрел на Дафни. — У тебя нет немного денег? Я имею в виду наличные. Она думала, что, если сказать «нет», он не сможет уехать. Но эта мысль быстро исчезла. Она ничего не сказала, прошла в спальню за своим ридикюлем и принесла одиннадцать фунтов - все, что у нее было. Он взял их, потом надел пальто. Она перевела дыхание. — Майк, ты не можешь... остаться? Он подхватил чемодан, потом бросил его и взял Дафни на руки. Неистовость его поцелуя показала ей, в каком отчаянии он был. Это было похоже на последнее «прости». Она чувствовала, как стучит его сердце, и понимала его состояние. Он шагнул вперед, все еще держа ее на руках. — Даф, верь мне. Сделай то, о чем я прошу тебя. Не говори никому, что ночью я был дома, не говори никому. Он поставил ее на пол, поднял чемодан и поспешно направился через кухню к черному ходу. Было слышно, как со скрипом открылась дверь. Микель шагнул вперед, ветер рванул его плащ, и он на мгновение пошатнулся. Затем, не глядя по сторонам, он зашагал в гараж. Дафни слышала, как заработал мотор, потом открылась дверь гаража. Она поймала себя на том, что думает о соседях, чьи дома были расположены неподалеку. Дафни не вышла: что-то подсказало ей, что этого не следует делать. Вместо этого она прошла в гостиную, где ярко алели в лучах солнца красные стулья, а стены выглядели безукоризненно белыми. Пока Микель отъезжал, она стояла у окна. Дафни была очень напугана. Она решила не ехать к матери на уик-энд и осталась дома. В этот день ничего не произошло и не возникло ни малейшего намека на причину отъезда Микеля. Но в понедельник она не могла больше выдерживать напряжения и поднялась к коттеджу на скале — навестить Тони Роусона, друга их семьи, которому она могла довериться и который мог что-то знать об этой истории. Двери коттеджа были заперты, и в почтовом ящике торчала газета. Она посмотрела через окно, выходящее на лестницу, и не заметила ничего особенного, разве только то, что комната Тони была в большом беспорядке и выглядела не так, как обычно. В этом было что-то непонятное, но в то же время она не удивилась и не испугалась. Состояние ее несколько изменилось. Ей все стало казаться каким-то нереальным. Она жила теперь в каком-то призрачном мире, в котором завтрашний день должен был принести избавление от страха, а сегодняшний угнетал ее и наполнял ужасом. Когда она от коттеджа Тони добралась обратно, их белый домик показался ей ослепительно ярким на фоне бледно-зеленых деревьев позади. Траву нужно было уже подстригать, а сорняки вплотную окружили клумбы с прекрасной зеленью. Она видела все это и в то же время как-то не осознавала то, что видит. Горько было сознавать, что Микель, может быть, так никогда и не вернется домой. Она открыла дверь, вошла и заметила два письма, лежащих на коврике. Одно было адресовано Микелю, другое — ей. Сначала она подняла письмо, адресованное Микелю, прислонилась к стене, осторожно повертела его в руках и только потом распечатала. Письмо было из Лондонской конторы Милдмэя, фирмы, в которой работал Микель. В письме было всего несколько строк, написанных на машинке буквамиголубого цвета, и размашистая подпись в конце. Когда она вникла в содержание, у нее появилось ощущение, что ее ударили ножом. Вот что там было написано:«Уважаемый мистер Моллоу! Вместо того чтобы ехать во вторник в Базинсток, который входит в ваш маршрут на этой неделе, не будете ли Вы так добры прибыть в Лондон и навестить меня? У меня есть безотлагательные материалы, касающиеся Юга и Юго-запада. Их следует обсудить незамедлительно. Я жду вас в 11.30 утра. Ваш X. Питербай».
Эта паукообразная подпись долго стояла у нее перед глазами. Затем она бросила взгляд на календарь. Понедельник. Она и тогда совершенно не поверила тому, что говорил Микель о Шотландии, а сейчас перед ней было несомненное, ненавистное доказательство его лжи! Письмо было холодным, как и сам Питербай. Она видела его только однажды и не хотела бы встретиться снова. Микель его недолюбливал. Питербай обладал холодной деловитостью машины, его человеческие струны затронуть было невозможно. Если Микель не приехал по его вызову, соваться с извинениями бесполезно. Она представила себе Питербая, сидящим в маленьком кабинете перед небольшим бюро. Одну руку он держит под столом, ее не видно, а другая, в плотной кожаной перчатке, покоится на бюро. Может быть, причина холодности Питербая в том и состоит, что он получил в молодости тяжелое увечье, она не знала этого. Не знала также, скрывают ли его черные блестящие перчатки искусственные кисти, обрубки или парализованные пальцы. Она чувствовала, что не может ожидать от Питербая ни понимания, ни помощи. Его твердокаменность только пугала ее. Она пыталась и не могла вспомнить, когда за последние месяцы Микеля таким образом вызывали в Лондонскую контору. Контора была очень маленькая, только шеф да три или четыре девушки, но... Проклятый Питербай! О нем нелегко было забыть. Категоричность письма на нее сильно подействовала. Микель там должен быть во вторник. Она не знала, где он теперь, не была даже уверена, что увидит его хоть когда-нибудь снова. Она взяла второй конверт и внезапно почувствовала леденящий холод. Адрес был написан карандашом, почерк совсем не похож на почерк Микеля, но разве он не мог его изменить? Поначалу у нее не хватило сил вскрыть конверт, она могла только смотреть на него. Конверт был очень толстым, значительно толще, чем обычно. Наконец Дафни решилась, вскрыла конверт и встряхнула, чтобы вынуть содержимое. Небольшая пачка однофунтовых билетов, скрепленных резиновым жгутом, выскользнула ей на ладонь. Она бессмысленным взором уставилась на нее, снова тряхнула конверт, потом снова сжала его так, что то место, где конверт был открыт, расширилось, как пасть, и заглянула внутрь, надеясь найти хоть строчку от Микеля. Но в конверте ничего больше не было. Дафни стояла, держа пачку фунтов в руках, устремив взгляд в сторону окна, чувствуя внутри резкую боль. Майк ли прислал ей это? Она все еще держала деньги в руке, когда к дому подъехал большой зеленый автомобиль. Дверца его открылась, и оттуда появились двое мужчин весьма представительного вида. Они вместе направились к входной двери. Одного из них она видела раньше, хотя и не имела понятия, кто он такой. Он был крупен, нескладен и несколько похож на быка. Другой, с быстрыми движениями, живой и приятный на вид, привлек ее внимание. Но этого человека она не знала. Проходя мимо окна, он заглянул в комнату, и его пристальный взгляд упал на банкноты. Раздался звонок. Поскольку человек, который привлек ее внимание, шел впереди, она догадалась, что именно он и позвонил в дверь. Она продолжала стоять с деньгами в руках, у нее не было сил пошевелиться. Ей, наверное, следовало бы их спрятать. Она быстро оглянулась, думая, куда бы убрать деньги. Особых оснований для этого, впрочем, не было, кроме мучившего ее жестокого страха. Дафни поспешно выскочила из комнаты, вбежала на кухню и засунула банкноты за мешок с сахаром. Звонок у парадного входа продолжал звенеть. Она, наконец, заставила себя подойти к двери и открыла ее, втайне надеясь, что ни один из мужчин не догадается, как лихорадочно стучит ее сердце. Симпатичный мужчина, который ей понравился, стоял впереди. Он казался живым и непринужденным, и в то же время в его манерах было что-то очень дружелюбное. Он внимательно посмотрел на нее и приветливо улыбнулся: — Доброе утро, миссис Моллоу,— произнес он,— простите за беспокойство, но не могли бы вы уделить нам несколько минут? — он сделал жест рукой в сторону человека, пришедшего вместе с ним.— Это мистер Уотлесбери, начальник полиции из Мид-Сессекса, а я — главный инспектор Вест из Скотланд-Ярда.
3. Главный инспектор Вест
Главный инспектор Роджер Вест мог своим поведением привести в нормальное состояние и обезоружить большинство людей, в каком бы плохом настроении они не были. Один из его принципов гласил: лучше иметь дело с сотней спокойных людей, чем с одним возбужденным человеком. Прошли те времена, когда основной тактикой было устрашение, сейчас в моду вошли приятные, вежливые манеры. Но это, конечно, далеко не все. Молодая женщина ему понравилась. Ее гладкие темные волосы, пышное тело, серые глаза, довольно высокий рост — 5,7 или 5,8 футов. Она, казалось, сошла с обложки женского журнала. Дафни выглядела исключительно эффектно в своем полотняном костюме цвета красного вина, юбке со множеством складок и белой' накрахмаленной кофточке: Она спросила: — Что... в чем дело? Страх за Микеля все еще мучил ее. Что с ним? Жив он или уже умер? Или арестован за какое-нибудь преступление? Ужас, а вовсе не здравый смысл не позволил ей задать вопрос о Микеле, хотя его имя вертелось у нее на кончике языка. Но инстинкт внезапно подсказал ей, что правильнее будет помолчать и послушать. Все ее помыслы были направлены на то, чтобы как-то не повредить Микелю. — Мы по поводу вашего приятеля,— небрежно заметил Вест,— мистера Антони Роусона. Дафни хотела было произнести что-то, но промолчала и лишь отступила в сторону, чтобы дать им пройти. Вест с довольно безразличным видом осматривался по сторонам, но почти ничего не упустил. Он уловил главное, что отягощало ее и делало неповоротливой,— страх. Движения Дафни были неловкими, она даже наткнулась на Уотлесбери, когда тот перешагивал через порог. Неожиданно она очень быстро заговорила: — О, пожалуйста, проходите сюда, в эту комнату. Я, правда, боюсь, что ничем не смогу вам помочь, я не видела Тони уже неделю или больше. Честно! «Это «честно»,— произнес про себя Вест,— явный признак ее нервного расстройства». Однако для нервозности у женщины могло быть множество причин. Они вошли в великолепно выглядевшую под лучами утреннего солнца красно-кремовую комнату. Французское окне выходило в сад. В окно были видны лужайка и рощица позади, сад с маленькими газонами на клумбах, несколько, правда, запущенных. — Не будете ли вы... не желаете ли присесть? — Нет, спасибо,— ответил Вест,— я только что приехал из Лондона и не могу задерживаться ни на минуту. Когда вы видели мистера Роусона в последний раз? Она заговорила слишком быстро: — Около десяти дней назад. Когда это было? Неделю назад, в четверг. Микель, я имею в виду моего мужа, был в тот вечер дома, и мы зашли к Тони выпить. Получился такой приятный вечер. Мы прогулялись. Он подвез нас домой. Я уверена, что это было в четверг, помню, мне так было приятно, что Микель вернулся домой на день раньше обычного. А он всегда ночует дома? спросил Вест. Он чувствовал, что для Уотлесбери, с его строгими правилами, такой вопрос неприятен и он не слишком доволен, что Вест его задал. Уотлесбери еще до этого сообщил Весту, что Микель Моллоу работал разъездным коммивояжером и проводил в дороге четыре или пять дней в неделю, следил за своей внешностью, был внимателен к прекрасному полу. Для самого Уотлесбери допрос женщины был неприятной обязанностью, он считал, что следовало бы найти других свидетелей. — Ну что вы, он ведь разъездной сотрудник,— мягко заметила Дафни.— Вы ведь знаете, он работает у Милд-мэя, канцелярское и конторское оборудование...— Она сделала паузу, и Вест уловил в ее голосе некоторую напряженность. — Микель уехал в Шотландию,— продолжала Дафни,— по специальному поручению. Во время уик-энда его уже не было дома. Я не знаю, какое это поручение, но оно связано с продвижением по службе. — М... м... м...— промычал Вест.— Итак, он уехал... Уотлесбери при этом издал серию нечленораздельных звуков, которые можно было принять за выражение профессионального скептицизма. — Что произошло и почему вы интересуетесь Тони? — спросила Дафни. Ее голос стал почти спокойным. Вест не был уверен, но предположил, что она вряд ли волновалась из-за Антони Роусона. — Мы не можем установить, где находится в последнее время мистер Роусон,— ответил Вест. — Вы не можете выяснить...— она запнулась, замолчала, потом резко спросила: — Что вы имеете в виду? Он что, убежал? — Мы предполагаем, что вы могли бы нам дать некоторые сведения,— отвечал инспектор Вест.— Вы не знаете, где находится он сейчас? — Конечно, нет.— Она выглядела теперь вполне спокойной, нормальной, приятной молодой женщиной.— Как раз сегодня я ездила туда на велосипеде, но ничего не видела. — А часто вы ездите туда? Дафни внезапно умолкла и пристально посмотрела на Веста. Тот заметил, как вспыхнули вдруг ее щеки. Она поняла намек, содержащийся в его вопросе. Но ответ ее прозвучал довольно спокойно и даже слегка официально: — В погожие дни я езжу иногда туда на велосипеде выпить чашку кофе или чая. Мистер Антони Роусон — наш старый друг. — А вы не знали, что он уезжает? — Не имела никакого понятия. — А ваш муж? — Если он и знал, то мне ничего не говорил. Уотлесбери продолжал производить все те же шумные вздохи, он, безусловно, думал о том, что Вест выпустил из рук хорошую возможность. Молодая женщина успела собраться и успокоиться. Вест изобразил одну из самых любезных своих улыбок. Эта улыбка и вьющиеся волосы делали его необыкновенно привлекательным. — Ваш муж все рассказывает вам, миссис Моллоу? — спросил он. — Конечно! — воскликнула она. Роджер сделал паузу, готовясь задать следующий вопрос. — Что касается мистера Роусона, не знаете ли вы, были ли у него другие близкие друзья в Хуле или поблизости отсюда? — Думаю, что нет,— ответила Дафни.— Она слегка откинула прядь волос.— У него много знакомых, но думаю, что большинство из них не являются близкими друзьями. — Родственники? —.Кажется, у него их нет, но крайней мере близких. — Не знаете ли, чем он живет? — Да, конечно...— она колебалась.— Он что-то вроде журналиста или, как это называют, независимый — - кажется, так. Он иногда пишет для газет и журналов. — И это все? — Насколько мне известно, он ничем иным не занимался,— ответила Дафни.— Я думаю, правда, возможно это не мое дело, но полагаю, что он получил в наследство некоторую сумму денег и после этого бросил работу. — Вы знаете, какая это была работа? Дафни поколебалась, потом ответила: — Нет! Уотлесбери продолжал хранить молчание, слегка сопя. Так, впрочем, делали многие из присутствовавших на допросах, которые вел Вест. Секрет успеха Веста был в том, что он не давил на людей, не повышал голоса, не акцептировал вопросы каким-то особенным образом. Он как бы убеждал людей раскрыться и выложить все, что им известно; его манера вести беседу успокаивала, и ему удавалось извлекать истину из самых непокладистых людей. Очень благодарен вам, миссис Моллоу. Если что-нибудь узнаете, не будете ли так любезны дать знать полковнику? он улыбнулся и кивнул в сторону Уотлесбери. Вы оставите карточку, не так ли? — Я? Да, конечно. Уотлесбери пошарил по карманам своего неряшливого костюма из голубой саржи, извлек карточку и про тянул Дафни. Вест открыл портсигар, не спеша выбрал сигарету и закурил. В то время как Уотлесбери вручал свою карточку, он нагнулся, незаметно взял какую-то бумагу и положил ее в карман. — Спасибо, — поблагодарила Дафни полковника за карточку, потом вежливо добавила: — Я думаю, он скоро появится. — Вы уверены? — внезапно спросил Вест, и вопрос этот прозвучал так, будто ему точно было известно, что она лжет. Это привело ее в недоумение, но не встревожило, и она ответила спокойно: — Конечно, а почему бы и нет? — Надеюсь, вы правы, - ответил Вест, скрывая свои сомнения. — Миссис Моллоу, нет ли у вас причин думать, что мистер Роусон имел врагов? Кого-нибудь, кто желал бы ему зла.— Он сделал паузу.— Он никогда не говорил вам о своей тревоге, о страхе, беспокойстве? Паузы между вопросами были предельно короткими, только чтобы она имела возможность осмыслить сказанное. Затем последовал следующий вопрос: — Не принимал ли он каких-либо специальных мер против воровства, физического насилия, кражи? Она, очевидно, чувствовала себя так, словно стояла под пронизывающим ветром: — Ну, нет, я не понимаю вас... Для чего все это ему? Вест не ответил. Уотлесбери издал негромкое хрипение. Вест обратил внимание на удивление, почти замешательство, появившееся в глазах женщины, пока он один за другим задавал вопросы. Сказанное им смутило ее, он видел, как она пытается ориентироваться, пока он переходил от одного намека к другому. Слова «физическое насилие» он как бы отрубил, выбросил их со сжатыми губами, его глаза устрашающе блестели. Она сильно побледнела, в ее красивых глазах появился страх. — О нет! — воскликнула Дафни. Уотлесбери подвигал ногами, потом поднял руки, сцепив их. Он полагал, что наступил кульминационный момент допроса — момент внезапной атаки. Вест очень мягко спросил: — Вы когда в последний раз видели мистера Роусона? — Я уже сказала вам! На прошлой неделе, нет... неделей раньше. Это было... — Когда? — Я уже вам сказала! — А вы были у коттеджа ночью в пятницу? — В пятницу? Нет! — крикнула она. — Вы уверены? — он сейчас был страшно агрессивен. — Да, конечно! — А ваш муж? — Он... он не мог там быть... его не было дома, он выехал в Шотландию. — Тогда каким образом можно объяснить, что возле дома Роусона обнаружены следы вашего велосипеда, которые оставлены либо в пятницу вечером, либо в субботу утром? Вопрос был ужасен. Она не знала, что отвечать, и молчала. Дафни была уверена: эти двое знают, что она лгала им.4. Хул
Дафни стояла совершенно неподвижно, лицо бледное, глаза ярко блестели. Она тяжело дышала. Ей хотелось спрятаться от Веста, но она не могла заставить себя даже пошевелиться. Ситуация сложилась напряженная. — Ну и как вы объясните эти следы? — продолжал наступление Вест. — Я... я не могу... — Вы были в коттедже? — Нет! — А ваш муж? — Я говорила уже вам, что его не было дома.— Это главное, во что было необходимо заставить их поверить. Все связанное с Тони по сравнению с этим ничего не значило. Но какая-то сила все же побудила ее задать вопрос: — А как вы узнали, что там следы моего велосипеда? — Следы, оставленные вашим велосипедом в понедельник, и те, что оставлены после дождя в пятницу, видны совершенно отчетливо и абсолютно одинаковы. — О-о, — слабым голосом произнесла Дафни,— ну... я не знаю. Ведь мог же кто-нибудь воспользоваться велосипедом. — А вы его кому-нибудь одалживали? — Нет. — Уверены? — Да. — Тогда почему же вы думаете, что кто-то им пользовался? — А как же иначе мог он попасть наверх? — парировала она. Наступила долгая напряженная пауза. И все это время Дафни продолжала твердить себе, что главное — не дать им понять, что Микель был дома в пятницу. «Что произошло в коттедже? — думала она.— Не замешан ли Микель в преступлении?» Неожиданно Вест улыбнулся: — Очень признателен вам за терпение, миссис Моллоу,— сказал он.— Если что-нибудь узнаете о мистере Роусоне, то дайте знать начальнику полиции, хорошо? С удовлетворенным видом он повернулся к выходу. На лице Уотлесбери промелькнуло сначала выражение удивления, потом осуждения. Он был, казалось, недоволен чем-то. Но, ничего не сказав, полковник пожал своими покатыми огромными плечами и вслед за Вестом направился к двери. Оба детектива вышли на террасу. Солнце пригревало, розы ярко выделялись среди изумрудно-зеленой травы. Неподалеку, на соседних участках, росли молодые буки и березки, серебристые, с нежно-зелеными, еще не полностью раскрывшимися листочками. Вест снова улыбнулся Дафни Моллоу: — Еще раз благодарю вас. До свидания. Он надел шляпу, повернулся и зашагал к машине. Уотлесбери медленно следовал за ним. Он был килограммов на двадцать тяжелее Веста, окружность его талии достигала почти пятидесяти дюймов. Внезапно Вест повернулся и устремился обратно, как будто что-то вспомнив. На лице Дафни Моллоу вновь появилась тревога. О, миссис Моллоу,— живо произнес Вест самым приятым голосом,— надеюсь, это не причинит вам неудобства, но мы вынуждены будем забрать ваш велосипед. За ним вскоре приедет человек. Мы не задержим его дольше, чем это будет необходимо. — Хорошо,— ответила она. — Это вас не обеспокоит? — Нет, я могу обойтись. — Можно мне взглянуть на него сейчас? — Да, да... конечно. Велосипед находился рядом с гаражом и выглядел совершенно обычно. Вест осмотрел его молча. Уотлесбери также не сделал никаких замечаний. Поблагодарив Дафни, Вест знаком подозвал полисмена, который ожидал их на улице, и поручил ему охранять велосипед до тех пор, пока кто-нибудь из Хула не приедет за ним. Затем они вернулись к машине. Вест уселся за баранку, Уотлесбери поместился рядом с ним. Дафни Моллоу, стоя у открытой двери, следила за ними, но она находилась на расстоянии 30—40 ярдов, и на таком расстоянии уловить выражение ее лица было невозможно. — Прекрасная женщина! — торжественно произнес Вест. — Хм? Да. О, да. Великолепная.— Уотлесбери осекся, слегка сконфуженный. Вест знал, что он один из лучших работников местной полиции. Он, разумеется, благоговел перед Ярдом, вел себя очень осторожно и если о чем-нибудь спрашивал, то только о самом необходимом. Полковник не решался расспрашивать Веста о его методах, хотя и был полностью в курсе расследования. Вест преодолевал тем временем ухабистую каменистую дорогу. Окрестности Хула изобиловали плохими дорогами, но та, по которой они ехали, вообще никуда не годилась. Громадные ямы, наполненные водой, встречались на каждом шагу, хотя дождей не было уже три дня. — Так вы хотели спросить, почему мы не заставили ее разговориться? — неожиданно спросил Вест у начальника полиции. — Да... хм, действительно, почему? -- Я видел, что она расстроена,— пояснил Вест.— Вопрос о Роусоне сильно ее взволновал. Но она быстро сориентировалась. Вы заметили? Я хотел бы знать чуть больше к тому моменту, как мы затеем разговор с ней вторично, это необходимо. Вы обратили внимание на деньги? — - добавил Вест небрежным тоном. — Какие деньги? — Когда мы подошли к парадной двери, у нее в руках как раз была пачка зеленых однофунтовых банкнот. Она, казалось, не знала, что с ними делать...— Вест достал что-то из кармана и спросил полковника: — Что это такое? Это был кусок плотной бумаги. Уотлесбери взял его с ладони Веста и развернул с величайшим вниманием. Его движения были удивительно быстрыми и четкими. Бумагу он взял за углы, очевидно чтобы не стереть чьих-либо отпечатков пальцев, и то, как он это делал, подсказало Весту, что Уотлесбери — высококвалифицированный работник сыска. — Конверт,— произнес он.— Адресован миссис Моллоу. Штамп — Лондон, Ист-Сайд, № 3. Написано небрежно, карандашом.— Он добавил почти про себя: — Бумага прекрасного качества. Производство Милдмэя? — Думаю, не только они изготовляют такие конверты,— заметил Вест,— но в любом случае это интересно. Хотя бы потому, что подскажет нам точные размеры пачки банкнот. Конверт был у нее в руках в тот момент, когда мы поднимались, она его обронила, уходя из комнаты. И деньги тоже были у нее.— Он помолчал.— Что вы думаете об этом? — Трудно сказать... хм... Да, Уотлесбери был очень осторожен. Порой это раздражало, но характерной чертой полковника была высокая квалификация. Да и подчиненные его также были на высоте, хотя бы тот парень, который обнаружил на дороге следы велосипеда и установил, что это велосипед миссис Моллоу. — Поедем осмотрим труп? — спросил он у Веста. Полковник сидел, откинувшись на сиденье, его громадная туша давила на плечо инспектору. Секунду спустя он достал газету и осторожно завернул в нее измятый конверт. — Или в коттедж? Надо его детально осмотреть, а потом сообщить в управление, что Моллоу исчез. ----- Мы позвоним туда,— ответил Вест.— Я думаю, вам известен номер его машины? —- Местный констебль знает,- - произнес Уотлесбери. Они проезжали вблизи телефонной будки. Уотлесбери вышел и набрал номер своего управления. Он уточнил номер автомобиля Моллоу и сделал запрос, действительно ли Моллоу был командирован в Шотландию. Он повесил трубку через минуту и молчал, пока они снова не сели в машину. Затем сказал: — Странно, почему она сегодня ездила в коттедж Роусона? — Но они же близкие друзья? — Да, конечно, и она иногда туда ездила одна. Ничего особенного, хотя... если бы что-то было, то пошли бы слухи.— Уотлесбери говорил несколько загадочно.— Я думаю, не была ли она расстроена из-за того, что не имела сведений о Роусоне? — У меня не сложилось впечатления, что она беспокоилась о Роусоне до того момента, пока не поняла, что с ним что-то случилось,— ответил Вест,— так что давайте-ка сначала съездим в коттедж, а тем временем закончат вскрытие трупа. — О’кей,— согласился Уотлесбери.— Поезжайте сначала направо, потом налево, потом снова налево. Только имейте в виду: наши деревенские дороги паршивые. Машина двигалась по неровной каменистой дороге, то и дело объезжая воронки и ямы. — Власти боятся потратить лишние полкроны на ремонт дорог, хотя многие приезжие об этом только и говорят. А с утеса Хул выглядит очень живописным. — Я не знаю города,— произнес Роджер Вест.— На первый взгляд он действительно выглядит чудесно. — Это самый красивый приморский городок на юге Англии,— самодовольно сказал Уотлесбери,— наш Хул. Я прожил здесь всю жизнь и ни на что другое его не променяю.— Он немного помолчал, потом спросил почти виновато: — Но Роусон, он, кажется, не имеет ни друзей, ни родственников. Миссис Моллоу сказала, что он типичный холостяк. Кому нужно было его убивать? — Мы, конечно, скорее узнаем это, чем он сам,— ответил Вест.— Вы сказали, второй поворот направо? — уточнил он. — Да, возле того старого забора. Дорога круто поднималась вверх, проходя по лесистой местности, где еще доцветали колокольчики, уже поблекшие, с опадающими лепестками. В воздухе порхали и играли птицы. Солнце стояло высоко, и в машине было жарко. Они свернули на узкую дорогу, покрытую гудроном и, видимо, недавно отделанную светлым гравием. Слева виднелось ущелье с неясными очертаниями скал, а дальше — море, на спокойной глади которого выделялась яхта с ослепительно белыми парусами. — Подъезжайте к вершине и там остановитесь на минутку,— попросил Уотлесбери. Вест так и сделал, остановившись в тени высокой скалы, которая даже в лучах солнца казалась темной и зловещей. — Это скала Дьявола, закрывающая вход в бухту Дьявола,- объявил Уотлесбери.— В этой бухте в плохую погоду опасно. Давайте выйдем, я расскажу вам об окрестностях. Они вышли. Бриз, дувший с моря, овевал их лица, воздух был свежим, чистым и бодрящим, непривычным для человека из пропахшего бензином Лондона. Они смотрели назад, в сторону дороги, по которой только что проехали. Город Хул зимой насчитывал 9400 жителей, а летом их число доходило до 29 тысяч. Он был расположен в долине среди холмов, которые в этой части Сессекса спускаются прямо к морю. Та часть долины, где находились Вест и начальник местной полиции, была покрыта растительностью. Среди деревьев виднелись небольшие домики, очень похожие на домик Моллоу с его островерхой крышей. На горизонте виднелись две деревни. Одна с церковью в нормандском стиле, в другой выделялось большое здание с изящным серым шпилем. Сам Хул делился на две части узенькой речкой, ослепительно сверкающей под утренним солнцем. Вест насчитал три моста: один висячий и два сводчатых. Отсюда сводчатые мосты выглядели очень старыми. В городе было два парка, красивых и зеленых, и дюжина церквей — Вон тот домик на отшибе,— показал местный детектив,— коттедж Роусона.— Он был восстановлен только после того, как перешел к нему. Когда Роусон его приобрел, он был почти развалиной. Он вложил деньги, провел электричество, привел все в порядок и после этого переехал туда жить. — Откуда? — Насколько мне известно, из Лондона,— ответил Уотлесбери. — Интересно, откуда он взял деньги? — лениво произнес Вест. Ну, поехали, посмотрим на месте. Вскоре показался коттедж. Он был почти целиком сделан из дерева, красная черепица крыши раскрошилась и покрылась пятнами. Окна были очень маленькими, хотя одно из них, казалось, недавно было несколько расширено — обрамление выглядело новым. Над крышей торчали три печные трубы. — Весной жители городка поднимаются сюда, чтобы полюбоваться садом,— сказал Уотлесбери.— Здесь бывает очень много горных цветов: герань, фиалки, плющ, тюльпаны, много всего. Прямо изобилие. Его карликовые азалии великолепны. Жалко, что сейчас не сезон. Вест остановил машину и вышел. Сад был великолепен, прекрасно спланирован. Там были ручьи, два небольших озера, бассейн с золотыми рыбками, сверкающие водопады — все в миниатюре, и ничто не казалось искусственным. Все было выполнено с любовью. — Что, Роусон все это сделал сам? — спросил Вест. — Да, несомненно. Он обожал это место. За домом у него, вон там, на заднем дворе, огород. Там несколько дней в неделю работал человек. Овощи он продавал и имел от этого немалую выгоду. Гараж у него за углом. Это просто старый сарай. На виду он не хотел иметь ничего, что органически не вписывается в общий пейзаж. Машина и сейчас там стоит.— Уотлесбери тяжело вздохнул.— Если бы я мог поступить по своему усмотрению, я бы уже сюда съездил, но мой шеф говорит: «Подождите, раньше осмотрите его белье и марку прачечной на нем». В карманах ничего интересного не было, вы же знаете. Я был бы очень удивлен, если бы то тело, которое мы вытащили сегодня из моря,— не Роусон. Я часто видел эти маленькие пятнышки за его правым ухом, а в совпадения я не верю. Ну что, войдем через переднюю дверь или через заднюю? — Попытаемся через переднюю,— ответил Вест. Они медленно подошли, осматривая все кругом. Коттедж, с его длинными, плавными, изогнутыми линиями, выглядел совсем иначе, чем изуродованное тело, которое лежало на скамье в морге, при отделении полиции. А сад выглядел так, будто за ним кто-то любовно и тщательно ухаживал. Газета все еще торчала из почтового ящика. Они потрогали железную ручку, потом толкнули толстую дубовую дверь. Она не шевельнулась. Уотлес-бери вытащил связку ключей, выбрал один, тонкий и длинный, вставил его в замочную скважину и повернул. Большой замок с легким скрипом открылся. — Быстро! — одобрил Вест и толкнул дверь. Дверь была довольно низкой, и полковнику пришлось наклонить голову перед притолокой. Иначе он ударился бы о дубовую балку, которая тянулась от камина до противоположной стены. Темные дубовые брусья покрывали и другую стену. Коттедж имел живописный вид, но после яркого солнца здесь казалось темновато. Стены были украшены латунными и медными пластинками, над огромным камином висел крюк и большие металлические собачьи головы. Здесь же висели два скрещенных мушкета, несколько старых пистолетов и пищалей — настоящий музей старинного оружия. Вест не заинтересовался экспонатами этого домашнего музея. Он принюхался. Уотлесбери продолжал сопеть в своей обычной манере и, казалось, ничего не замечал. Вест опять принюхался, затем шумно вздохнул. Он повернулся и открыл боковую дверь. К этому времени Уотлесбери тоже понял, что что-то не так, но что именно, он не догадывался. Неужели у него совсем не было обоняния? — Это вон там! — сказал Вест. Он вытащил из кармана носовой платок и заткнул им нос, затем пошел вперед. Озадаченный Уотлесбери хранил молчание. Он недоумевал недолго. На плиточном полу кухни лежал труп мужчины. Мужчина умер уже несколько дней назад, и в коттедже было полно крыс...5. Два мертвеца
В отличие от Уот лесбери Роджер Вест продолжал не спеша продвигаться вперед. А полковник молча стоял, наклонив голову, и лицо его сделалось почти бесцветным, потеряв прежние краски. Приблизившись к трупу, Вест понял, что с опознанием трудностей не избежать: черты лица покойника едва проступали, и то только с одной стороны. Человек был белокурым, несколько седоватым, на первый взгляд среднего возраста. Затылок его был превращен в кровавое месиво. На нем был серый костюм, коричневые ботинки, красные носки и старый дождевик. Лежал он на спине, одна рука поперек груди, другая — вытянута вдоль туловища. Руки его больше всего пострадали от крыс. Нагнувшись, Вест установил, что концы пальцев целы, что давало возможность снять отпечатки. Он не задержался возле трупа, а быстро прошел к двум небольшим окнам и открыл их. Ни слова не говоря, он и Уотлесбери то же самое сделали в ванной, в передней комнате и в крошечном кабинете. Там находилось современное дубовое бюро, черная портативная пишущая машинка, бумаги, книги... в общем, обычное оборудование конторы. Все выглядело опрятно, и казалось, это было единственное место в доме, где все содержалось в идеальном порядке. На бюро стоял телефон. — Ну что, за кем мне следует послать? — спросил Уотлесбери, лицо которого теперь ничего не выражало. — Вызывайте кого следует и как можно быстрее! Полковник вытащил носовой платок и, обернув им трубку, снял ее с аппарата. Назвал номер полицейского отделения и, вызвав инспектора Порта, приказал ему подняться к коттеджу, имея при себе все необходимое для расследования убийства. — ...Да, здесь труп,— добавил он.— Санитарную машину, доктора, фотографа — в общем, всех. Быстрее! Ждем.— И он положил трубку. Вест снова занялся трупом, его губы были плотно сжаты. Он пошарил в карманах, извлек несколько предметов и отложил их в сторону. Уотлесбери подошел, чтобы посмотреть на них. Пока ничто не давало возможности опознать покойника. Там были деньги, часы, гребешок — в общем, то, что мужчина имеет при себе. Все, кроме документов. Полковник аккуратно разложил все на столе и стал тщательно рассматривать. — Надо бы осмотреть и верхний этаж,— предложил Вест. Перед тем как выйти, оба внимательно посмотрели на труп. — Это не Роусон? — спросил Вест. — Конечно, нет. Роусон моложе, у него черные волосы. Этому лет сорок пять, а Роусону не более чем тридцать два - тридцать три. И этот к тому же крупнее. Они подошли к узкой винтовой лестнице, которая вела вверх из коридорчика возле кухни и гостиной. Вест шел впереди. Уотлесбери за ним, задевая плечами за обе стены. Чтобы тщательно осмотреть окружающее, они остановились и мысленно запоминали все: дыра в потолке, обломки штукатурки, пыль на полу, неровные доски в обшивке возле кровати и туалетного столика, какой-то темный налет на всем, слой белой пыли на подоконнике. Под дырой в потолке находился стул. Можно было подумать, что кто-то стоял на нем, делая отверстие, или смотрел сквозь него. Плечи мертвеца были запорошены той же белой пылью. Вест осторожно забрался на стул, извлек из кармана фонарик и осветил чердак. Луч света упал на небольшой пакет. Он сначала не понял, что это такое, поднес фонарь ближе и рассмотрел, что в пакете пачка зеленых однофунтовых банкнот. Взяв пакет за уголок, Вест слегка встряхнул его, потом вытащил. При этом ему вспомнилась Дафни Моллоу и в руках ее пакет с деньгами, правда, денег там было меньше. В том пакете, который он держал в руках сейчас, было не менее чем 250 фунтов. Нашли что-нибудь? —- прохрипел Уотлесбери. — Да,— ответил Вест. Стараясь не дотрагиваться пакетом ни до чего, он аккуратно опустился на пол. Пакет он положил в чистый носовой платок, который протянул ему полковник. — Интересно, что еще мы найдем здесь? — спросил Вест. Шеф полиции внимательно разглядывал пачку. Она была перевязана узкой полоской плотной желтой бумаги, по краям несколько толще, чем в середине, и покрыта толстым слоем пыли. — Трудно пока что-то утверждать,— заметил Уотлесбери несколько торжественно.— Но если у Роусона и было что-нибудь наверху, то это наверное...— он внезапно остановился. — Там много могло быть этого «чего-нибудь»,— ответил Вест,— я даже видел место, где все это лежало. Может быть, ему никто и не завещал никаких денег,— задумчиво добавил он. — Если Роусон был мошенником...— начал Уотлесбери, потом прорычал; — Я, наверное, сошел с ума, болтаю такие вещи! Нам надо разыскивать убийцу! — Тот, кто подкрался к покойнику там, внизу, и размозжил ему голову, сделал это, очевидно, уже после того как забрал деньги с чердака,— предположил Вест. Мы должны найти и деньги, и убийцу. — Может быть, Роусон и Моллоу сделали это вместе, а потом скрылись? — сказал Уотлесбери, завязывая деньги в носовой платок.— Мои ребята сейчас будут здесь и сделают все, что нужно. — Спасибо,— безразличным тоном сказал Вест. Уотлесбери насупился: — Вы, кажется, говорили, что миссис Моллоу держала в руках пачку однофунтовых банкнот? — Да, мы с ней снова поговорим, как только выясним, действительно ли Моллоу отбыл на Север. Она была взвинчена, и мне хотелось бы узнать, в чем дело. — Знаете, инспектор,— неожиданно произнес Уотлесбери,— Моллоу всегда нуждался. Занимал деньги где только возможно. У Роусона много занимал, да и не только у него. Прекрасный был бы парень Микель Моллоу, если бы так часто не валял дурака. Он снова взглянул на убитого.Через час Вест, покидая коттедж, направлялся к своей машине. В салоне было очень жарко, так как он забыл открыть окно. У подъезда к коттеджу собралась группа людей, человек двенадцать — пятнадцать, они внимательно наблюдали за происходящим. У заднего входа стояла санитарная машина, и покойника вот-вот должны были вынести. Здесь же были три полицейские машины и небольшой фургон. У обеих дверей в дом, и у передней и у задней, стояли рослые полицейские, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. Посторонним оставалось только бросать любопытные взгляды и созерцать вспышки внутри дома, где работали фотографы. Вест тронул машину. Собравшиеся проводили его взглядами. Он ехал медленно и остановился, как только достиг площадки возле бухты Дьявола. Там он снова внимательно осмотрел окрестности Хула. Сейчас солнце находилось с правой стороны; ниже, в городе, тени выглядели резкими и черными, серые каменные дома — сравнительно светлыми и значительно более яркими, чем на самом деле. Он постоял немного, потом поехал вниз, к городу. Вест — Красавчик, как прозвали его в Ярде, оказался в Хуле не случайно. На скалах Хула были обнаружены тела двух школьниц, и его направили на розыски убийцы, предполагаемое описание которого было сообщено. В путь Вест отправился в сопровождении жизнерадостного сержанта полиции Брэдинга. Тот имел в Хуле родственников и в настоящее время остановился у них. Вест считал, что между трупом в Хуле и разыскиваемым человеком, судя по описанию, имелось некоторое сходство. А покойник, обнаруженный ими в доме Роусона, кто он такой? Уотлесбери хотел, чтобы Вест задержался до тех пор, пока они не узнают об этом человеке как можно больше. — Вы присутствовали с самого начала, и будет безумием, если вы сейчас уедете обратно,— сказал он.— Шеф не будет возражать, если этот вопрос вы согласуете с Ярдом. Роджер Вест согласился. Он был под впечатлением того, что видел в коттедже, и вид и запах трупа преследовали его долгое время. За последние несколько часов, проведенных здесь, это уже второй труп. Первый труп находился в морге, где производилось вскрытие, и его вид также не доставил Весту большого удовольствия. Сейчас Вест ехал не в полицейский участок, а в отель «Старый корабль». Там они с Уотлесбери договорились встретиться во время ленча. Хотя отель снаружи и казался бедным и грязным, внутри можно было пользоваться известным комфортом и получить хорошую пищу. Пожилой швейцар указал Весту телефонную кабину, и он вызвал Ярд. Весту повезло — помощник комиссара оказался на месте. Выслушав Веста, он ухмыльнулся: — Я знаю, чего вы хотите: устроить себе небольшой отпуск на морском побережье,— заметил помощник комиссара резко и решительно.— Хорошо, оставайтесь на сегодня. Не ссорьтесь только с лордом Хулом, он не из самых покладистых главных констеблей. Утром дайте мне знать, если сочтете целесообразным оставаться там больше. И выпейте за мое здоровье в «Старом корабле». — Чего именно, сэр? Чэтуорт засмеялся. «Это хороший знак»,— подумал Вест, дав отбой. Его чего именно» не прозвучало дерзко, а было сказано как бы для того, чтобы узнать настроение шефа. А у Чэтуор-i а бывали иногда довольно странные предложения. А пока можно было подумать о деле. Что у них было? Один мужчина в морге — с разбитой головой. Другой в коттедже — тоже с разбитой головой! По меньшей мере одно неоспоримое вещественное доказательство — пачка денег — указывало на возможный мотив преступления. Но был ли убийцей Роусон или сам он был убит? Предположения было строить пока что рано. Нервозность миссис Моллоу, ее испуг, попытка спрятать банкноты, внезапная вспышка страха, когда ей дали понять, что Роусон, возможно, стал жертвой насилия. Микель Моллоу, друг Роусона, о котором известно только то, что он нуждался в деньгах, а на уик-энд куда-то уехал, что, как сказал Уотлесбери, было необычно. Потеря времени при расследовании преступлений всегда осложняла работу полиции, и особенно когда речь шла об убийствах. Вест, не выходя из кабины, снова позвонил в Ярд и на сей раз попросил инспектора сыскного отделения — Торнбалла. — Приятно проводите время, Красавчик? — Вопрос из Лондона прозвучал несколько насмешливо. — Дела идут, два трупа! — бодро ответил Вест.— Я хотел бы, чтобы вы выяснили все возможное о Микеле Моллоу, разъездном агенте Милдмэя, фирма конторского оборудования. Около тридцати лет, белокурый, приятный на вид, голубые глаза, вес около двенадцати стоунов. Живет здесь, в Хуле. Он как будто бы выполняет задание в Шотландии, но я в этом сомневаюсь. — Хорошо. Нужно еще что-нибудь? — Сначала сделайте это, ладно? — Добро,— сказал Торнбалл. Роджер торопливо направился в полицейский участок и оказался там одновременно с Уотлесбери. — Могу сказать вам одну вещь,— прорычал тот, как только они вошли в прохладный большой холл,— я поручил следить за Дафни Моллоу. Хотя она очень приятная леди, но те деньги не дают мне покоя. Вы уверены, что у нее были фунтовые билеты? — Несомненно. — Мне хотелось бы иметь какой-нибудь предлог, чтобы получить разрешение на обыск,— продолжал Уотлесбери.— Есть идеи? — Дайте ей понять, что за ней наблюдают, и посмотрите, как это на нее подействует,-— посоветовал Вест.— И выясните, действительно ли ее муж отсутствует с прошлого понедельника или она солгала? Если солгала, а я думаю, что так оно и есть, то наверняка по просьбе мужа. — У меня такое чувство,--- произнес Уотлесбери,— что когда мы поговорим с Моллоу, то мы узнаем значительно больше, чем знаем сейчас. Во всяком случае, я поручил миссис Моллоу заботам толкового парня.— Он повернулся к Весту.— Черт! Мы хоть умоемся в «Старом корабле»? Я умираю с голоду. — Есть что-нибудь новое насчет велосипеда? — Э! Вы что же, не хотите есть? — Уотлесбери перебрал несколько бумаг. Вот доклад по этому поводу: «Песок на шинах — с вершины утеса, отпечатки пальцев миссис Моллоу». — Никаких других отпечатков? — Мужские пальцы. Почему бы мужу не покататься на велосипеде жены? — Конечно,— согласился Вест и усмехнулся.— Хорошо, проверьте, не видел ли кто-либо из соседей Моллоу в этот уик-энд на велосипеде или, может быть, в машине. — Все это уже делается! — сказал Уотлесбери.
6. Наблюдатель
Дафни Моллоу выглянула из окна в пять часов пополудни и увидела мужчину. До сегодняшнего дня ей ни разу не приходилось видеть, чтобы человек стоял вот так на дороге, ничего не делая. Он был высокий, сутулый, довольно неприятный, в светло-коричневом костюме и в шляпе с широкими полями. Наблюдатель смотрел в сторону ее дома и дважды за последние два часа обошел вокруг дома. Прогуливался он небрежно, с сигаретой в зубах, держа руки в карманах. Ближе чем на пятьдесят ярдов он к вилле не приближался, но само присутствие этою человека разбудило ее страх, как будто раздуло тлеющий огонь. Даже когда она не видела его, ее не покидала мысль, будто взгляд его способен проникать сквозь стены. Дафни с волнением думала о событиях последних дней: сначала страх Мигеля и его побег, затем ожидание. Потом, неожиданно, двое полицейских, причем один — из Скотланд-Ярда, с его манерой смотреть и спрашивать. Он оставил ее с бьющимся сердцем и необъяснимым страхом из-за Тони. А сейчас вот — наблюдатель. Она не была уверена, что он из полиции, но предполагала это. Дафни чувствовала, что задыхается. Все окна Белой виллы были открыты настежь. Аромат цветов, запахи трав и деревни проникали в дом во всем своем разнообразии и должны были действовать успокаивающе, но тем не менее малейший звук пугал ее. Сердитое жужжание мухи, резко налетевшей на стекло и отскочившей в сторону, заставило ее вздрогнуть, а полет птички за окном — вскочить на ноги. Она не знала, что это была аккумуляция страха, что нервы ее на пределе с того самого утра, когда она проснулась и увидела, что Микель готовится к отъезду. Это был удар, и она до сих пор еще не пришла в себя. Ей хотелось крикнуть: «Где же он?!» Ей хотелось поговорить об этом с теми, кого она хорошознала, может быть с матерью или с Тони. Но она не смела выйти, она вынуждена была сидеть дома и ждать, что произойдет дальше. Где же Тони? Она села поближе к окну в небольшое кресло с каким-то вязанием в руках, но только делала вид, что вяжет, опустив глаза вниз и думая о своем. Когда она подняла глаза, она увидела мужчину. Сердце ее сильно забилось, она привстала, но упала обратно .в кресло. Мужчина шел к дому. Неподалеку послышался шум мотора, и она подумала, что это не машина Микеля, а полицейская. Казалось, что Микель вышел из ее жизни в тот момент, когда покинул свой гараж... Раздался телефонный звонок. С внезапным оживлением она повернулась и, вскочив на ноги, быстро пересекла комнату. Это мог быть друг, торговец, Микель! Став спиной к окну, она сняла трубку. — Алло! Миссис Моллоу слушает. — Это миссис Моллоу? Это был не Микель. Дафни почувствовала, как у нее подогнулись колени. Она прислонилась к стене и теперь стояла боком к окну. — Да,— произнесла она осипшим голосом. — Добрый день, миссис Моллоу,— приветствовал ее бодрый мужской голос,- С вами говорят из «Дейли комет». Я прошу прощения за беспокойство, но был бы вам крайне признателен, если бы вы дали нам небольшую информацию о последних днях мистера Антони Роусона. Я знаю, что он был близким другом мистера Моллоу. Она не ответила. В ее ушах вновь прозвучала фраза: «О последних днях мистера Роусона...» Дафни почувствовала, что дрожит. — Вы слышите меня, миссис Моллоу? — настойчиво повторял сотрудник «Дейли комет». — Я... я не понимаю вас,— прошептала Дафни.— Мистер Роусон... мистер Роусон не мог умереть... Я не верю...— Она остановилась, понимая, что ее слова бессмысленны, лондонская газета такой ошибки допустить не могла: «последние дни мистера Роусона».— Прошу прощения,— приглушенно сказала она, вряд ли понимая, что говорит.— Я не могу сейчас... До свидания. Она повесила трубку. Раздался звонок в парадную дверь. Несколько секунд она оставалась у телефона, затем собрала последние силы, выпрямилась и прошла в холл. Она не должна себя так вести. Надо сделать над собой усилие. Не мешало бы с кем-нибудь поговорить. Конечно, с матерью. Открывая дверь, она почувствовала себя уже несколько лучше, хотя и не очень хорошо, но решила не подавать вида. — Добрый день! — Добрый день, миссис Моллоу.— Это был человек, наблюдавший за домом. Взгляд его вполне дружелюбен. Зловещий сыщик казался приятной личностью. — Мистера Моллоу еще нет дома? — К сожалению, нет. — Он не звонил? — Нет,— ответила она, и ее снова охватило удушье. — Вы ничего о нем не слышали? — Нет! — крикнула она и тут же поняла, что кричит зря. Ее смутили его дружелюбные глаза.— Я... я прошу извинить меня, но зачем вы хотите это знать? Кто вы? — Я сыщик Брэдинг, миссис Моллоу.— Он с быстротой и ловкостью фокусника извлек из нагрудного кармана карточку и показал ей. В глаза Дафни бросились слова: «Новый Скотланд-Ярд...». — Как вы думаете, вернется мистер Моллоу сегодня к вечеру? — спросил мужчина. — Я не знаю... Я... — Если он придет, сразу же позвоните в полицейский участок, хорошо? — попросил Брэдинг.— Это очень важно. — Почему? — спросила она. Было видно, что ему ее очень жаль. Он стоял со шляпой в руке, откинув голову назад, серые глаза сузились, на широком лице появилось некоторое подобие улыбки. — Личное дело,— ответил он.— Не хочу волновать вас, миссис Моллоу.— Он снова надел шляпу и надвинул ее на лоб.— Не знаете ли вы, когда ваш муж в последний раз видел мистера Антони Роусона? Она не ответила. Ей хотелось отвернуться, вбежать в дом, захлопнуть дверь перед его гладкой физиономией с изображенным на ней фальшивым дружелюбием. Но она знала, что вести себя так очень глупо. Ей просто до сих пор причиняли острую боль слова «о последних днях мистера Антони Роусона...» — Я же говорила... Это было на прошлой неделе, в четверг... Мы...— Она ощупью отыскивала ручку двери, чтобы опереться на нее, и вдруг задала вопрос, который мучил ее: — Это... это правда, что мистер Роусон мертв? — О да,— ответил сыщик тихо.— Есть подозрение, что он предательски убит. Дафни ухватилась за дверь, словно это была ее последняя опора. Казалось, если она попытается сделать хотя бы шаг, то упадет. Каждый мускул и каждый нерв ее тела был натянут как струна и причинял ей боль. Зубы стучали, губы сделались чужими и непослушными. Внезапно ноги ее подкосились. Брэдинг стремительно шагнул вперед, поддержал ее за талию. Она была в обмороке. Он пожал плечами, подхватил ее и принес в красивую красно-белую комнату с цветами на огромных окнах. Комната ему понравилась. У окна стояла кушетка темно-красного цвета. Он положил на нее Дафни и подсунул ей под голову подушку кремового цвета. Затем расстегнул молнию на лифе и на юбке, проверил пульс. Ее состояние не внушало опасений, и он вышел, предварительно осмотрев комнату. Брэдинг искал пачку фунтовых банкнот, но их там не оказалось. Он приступил к осмотру столовой, где стояло бюро мореного дуба, много модной мебели и находилось огромное количество книг. На глаза ему попалось письмо Питербая из Лондонской конторы. Сыщик просмотрел его с вниманием, которого оно заслуживало, и запомнил адрес. Кухня, в которую он попал, была мечтой любой хозяйки. Там на стеклянном шкафу, который, видимо, служил буфетом, стояла большая красная сумка. Сыщик отметил про себя, что эта женщина, видимо, из всех цветов больше всего любила красный. Он быстро открыл сумку и посмотрел внутрь. Ничего в ней не обнаружив, поискал кругом, обращая внимание на банки и свертки. Он нашел пачку банкнот на полке за мешком с сахаром. Через двадцать минут Брэдинг покинул Белую виллу. Он настойчиво просил Дафни сообщить в полицию о любом беспокойстве. Она была похожа на привидение. Брэдинг не стал больше торчать возле виллы и направился в сторону леса. Из тени деревьев навстречу ему вышел человек. — Как она? — Плохо. Смотрите за ней получше. — Ладно,— ответил второй мужчина.— Сведений о том, что Моллоу видел кто-нибудь в субботу утром, пока нет. Слышали только звуки, похожие на шум мотора, вот и все. — Мало толку,— пробормотал Брэдинг. Об обнаруженных им банкнотах и о письме Питербая он промолчал. Пройдя пешком с сотню ярдов, Брэдинг подошел к запаркованной автомашине и спустя две минуты подъезжал уже к Хулу. А еще через 20 минут он входил в кабинет полковника Уотлесбери. Там же обосновался и Роджер Вест. В кабинете для двоих было не слишком много места, но у Роджера был и телефон, и пишущая машинка. Брэдинг доложил обстановку и сообщил, что нашел банкноты. — Хорошо,— сказал Вест,— ими мы займемся позже.— Он взглянул на Уотлесбери.— Выходит, что если Моллоу и поехал в Шотландию, то вовсе не по заданию Милдмэя. Пока не нашли мужа, надо днем и ночью следить за женой. Следует установить прослушивание ее телефона, но так, чтобы она об этом не знала. Если она пошлет письмо, прежде чем оно уйдет из Хула, его необходимо прочесть. Можно ли в этом вопросе положиться на вашего почтмейстера? — Я и сам могу это организовать,— произнес Уотлесбери. Вест почувствовал, как растет его уважение к этому довольно нескладному человеку. — Хорошо. Мы, со своей стороны, также будем проверять все адресованное ей. Постараемся установить, какие взаимоотношения существовали между ней и Ро-усоном. Если Моллоу убийца, возможные мотивы: ревность, деньги. Пока что-то определенное сказать трудно.— Вест и сам чувствовал, что то, что он сказал, звучит банально.— Ну а потом выйдем и на Микеля Моллоу. — В печати что-нибудь будет? — спросил Брэдинг. — Лучше пока это не афишировать. Нам следует узнать все о Моллоу и о его работе. Нет ли тут чего-нибудь более серьезного, чем несколько сотен долга и пары девиц легкого поведения.— Вест сделал паузу, потом неожиданно добавил: — Жене его сейчас трудно приходится. Чем скорее все это кончится, тем легче будет и для нее, и для нас. Собеседники согласно кивнули.Дафни с трудом поднялась с кушетки, но как только встала, ей снова захотелось лечь и лежать целую вечность. Голова болела, во рту пересохло. Было очень тихо. Дафни вспомнила улыбающееся лицо сыщика из Скотланд-Ярда, его спокойное обхождение. Вражды она к нему не чувствовала, просто размышляла о вещах, которых не понимала: побег Микеля, интерес к нему полиции, убийство Тони... Она дрожала, и не было сил успокоиться. Сыщик оставил стакан воды на столике возле кушетки. Она взяла его и выпила воду маленькими глотками. Здесь же лежали и сигареты. Одну она прикурила, но, ощутив горечь во рту, затушила ее. Ей захотелось выпить чашку чая, и она медленно спустилась в кухню. Она себя чувствовала опустошенной, будто бы не от мира сего... Чайник и тостер Дафни включила совершенно механически, а затем замерла, устремив тупой, неподвижный взгляд в сторону сада на клумбы и фруктовые деревья. Чайник закипел. Она отвернулась от окна. Тони погиб. Скорее всего, убит... Микель скрылся... Ей хотелось закричать. Медленно приготовив чай, Дафни решила, что лучше будет выпить его в гостиной. Она направилась туда, рассеянно наблюдая, как падающие на красные стулья солнечные лучи делали их еще ярче. Неожиданно зазвонил телефон. Она рванулась вперед. Чайник, чашка, блюдце, ложка, сахар, кувшинчик с молоком — все подпрыгнуло на подносе. Из носика чайника вытекла струйка чая, растеклось молоко, которое на зеленом стекле казалось голубоватым. Она ускорила шаг. Телефон звонил часто, резко и настойчиво. Дафни поставила поднос на стол. Потом остановилась, выжидающе глядя на телефон. Про себя она повторяла, что ото звонят или из полиции, или из редакции газеты, или любопытные соседи. Убеждая себя, что сейчас ни с кем не надо беседовать, Дафни медленно подняла трубку: — Говорит миссис Моллоу. Ей ответил четкий и бесстрастный женский голос: — Это Хул двенадцать пятьдесят четыре? — Да. — Пожалуйста, не отключайтесь, вам звонят по междугородной. Телефонистка отключилась, и линия как будто замерла, не было слышно ни звука. Дафни очень остро чувствовала свое сердце: внутри ее как будто глухо шумел мотор. Длинный звонок... Междугородний разговор... «Микель? Возможно ли это? Боже, сделай так, чтобы это был Микель!» — Вы на месте, абонент? — снова спросил равнодушный женский голос. -- Будьте любезны, нажмите на кнопку «А», я вас соединяю... «Боже, будь милостив...» — Даф! — услышала она голос Микеля.— Даф, это ты? Это я, Майк. Ты меня слышишь?..
7. Следите за моей дамой
Дафни слышала его голос, понимала, что нужно отвечать, но не находила слов. Ее душил спазм, как будто ее схватили за горло. Это была реакция нервной системы. Она пыталась заговорить, но губы только дрожали. Микель повторил хрипло: — Даф, это ты, Даф? За последние дни ей пришлось много бояться, она привыкла к страху и угадала страх в голосе Микеля, в его манере говорить тихо, настойчиво, почти шепотом. — Да,— с трудом произнесла она придушенным голосом.— Майк, где ты? — У меня нет ни минуты,— говорил Микель,— тебя... тебя допрашивали? — Меня... да,—. ответила Дафни, задыхаясь от волнения. — Они все еще там? — Не... не в доме,— ответила она.— Один снаружи, он...— Дафни внезапно остановилась.— О, Майк! — все ее отчаяние вылилось в этом крике. — Слушай внимательно, что я скажу,— торопливо продолжал Микель.— Мне нужны деньги. Достань как можно больше и вечером привези в Лондон. И мне... мне нужно скрыться. Сколько ты сможешь достать, как ты думаешь? Его голос, исходящий из телефонной трубки, произносящий эти пугающие слова, был таким хриплым, будто Микель не пил уже несколько дней. Подобное хрипение могло издавать только пересохшее горло. — Майк, что случилось? Скажи... — Сколько ты можешь достать?! — яростно закричал он, затем быстро, умоляюще продолжал: — Я расскажу тебе все, когда ты приедешь сюда, но я не делал этого, Даф! Клянусь тебе, не делал! — Ты знал, что...— начала было она. — Не надо спорить. Сколько сможешь привезти? Ответ нашелся совершенно неожиданно. У нее были те деньги, позади мешка с сахаром. Она дважды пересчитала их, там был 51 фунт. Наверху у нее имелось еще десять или около того, она всегда держала небольшой запас. Дафни могла разменять чек в отеле «Старый корабль» у знакомого управляющего или в одном из магазинов, если они не закрыты. — Около ста фунтов,— сказала она. Он казался удивленным. — Сто?! Чудесно! Даф, у тебя ведь есть паспорт? Привези его, хорошо? Мой не надо, он не годится, а твой ведь не заменяли с тех пор, как мы с тобой поженились, правда? — Да. — Привези его. Садись на поезд шесть тридцать. Езжай прямо на Трафальгарскую площадь и жди около льва напротив Национальной галереи.— Сейчас слова он произносил быстро, бойко и уже не так хрипел.— Скажу тебе все, как только приедешь сюда. — Майк! — крикнула она.— Мистер Питербай... — Черт с ним, с Питербаем. Он отключился. Она не могла этому поверить, продолжая прижимать трубку к уху и звать его сначала громко, потом все тише, потом уже безнадежно слабым шепотом. Дафни медленно повесила трубку. Она забыла и чай, и кушетку, и свою слабость. Она вновь и вновь возвращалась к словам Майка: «Я не делал этого, Даф, клянусь тебе, не делал!» Но сделал Микель что-то или не сделал, он был охвачен страхом и собирался бежать из страны. Ее ясный, четкий ум сделал жесткий вывод: так не может вести себя человек, не совершивший никакого преступления. Она вошла в кухню. Часы в форме сковороды из до блеска отполированной стали, висевшие над электропечью, показывали около половины шестого. В ее распоряжении было около сорока минут на сборы, так как до станции четверть часа езды. Понадобится такси. И ей надо взять кое-что из своей и его одежды. И деньги. Потребуется время, чтобы разменять чек. У нее упало сердце. Она ему обещала сто фунтов, и он этому обрадовался. В действительности будет немногим больше шестидесяти. Она чувствовала, что подвела его. Эта мысль душила Дафни. Ее отвлекла только необходимость упаковать вещи в чемодан, вызвать такси и сделать еще кое-какие приготовления. Она подумала о сыщике Брэдинге и о том, что он убрался, слава богу, и сейчас не подсматривает. Она вызвала такси. Шофер Миклен, обслуживающий эту часть Хула, был свободен. Вдруг ее осенила блестящая идея: — Мистер Миклен! — крикнула она, опасаясь, что он сейчас повесит трубку. — Да, мэм? — Мистер Миклен, я должна срочно ехать в Лондон, а банки сейчас уже закрыты. Не могли бы вы разменять мне довольно надежный чек? Он колебался. Может быть, ей не следовало просить его. Она хотела повесить трубку, но вынуждена была ждать, пока он обдумает ответ. — Ну, я не знаю, насколько он надежен,— произнес он наконец.— Я не держу много денег дома, мэм. Я мог бы достать пятнадцать фунтов, если это вас устроит. — О, это прекрасно. Я так вам благодарна. Не опаздывайте, пожалуйста, я должна успеть на поезд.— Она повесила трубку. По темпераменту она была спокойной, а по привычкам — аккуратной. И кризис плюс стимул получения известий от Микеля вернули ей ясность ума. И хотя она понимала, что чувствует себя нездоровой, что может внезапно сломаться, как после бессонной ночи, сейчас ее мозг работал предельно четко и ясно. Она вошла в спальню, из которой просматривался сад перед входом, и осмотрелась. Единственное, чего она боялась, чтобы ее не заметили, но высокий детектив с деланно дружелюбной физиономией исчез. Дважды она выглядывала из окна и ничего не видела. А как быть с молоком, газетами, почтальоном? Миклен получит за нее молоко и газеты, а почта подождет здесь. Вероятно, она будет отсутствовать недолго. Эта мысль находилась в противоречии с побегом из страны. Открывая оловянную коробку, где хранились полисы, сберегательная книжка, чековая книжка, паспорта, она секунду колебалась, прежде чем переложить чековую книжку и паспорт в свой ридикюль. Там лежали уже фунтовые билеты, кроме тех, что предназначались на хозяйство. В шесть часов Дафни уже надевала шляпу. Погода, казалось, не должна была быть холодной, но все же она решила взять теплый свитер для себя и Микеля и летний дождевик. Она делала все это, не рассуждая о последствиях, не думая всерьез, что ей придется бежать из страны. В ее голове все предстоящее представлялось довольно туманно, но она едет в Лондон и встретит там своего Микеля—: вот что действительно важно! Только бы за ней не шпионили! Миклен прибыл в своем древнем черном «остине» пять минут седьмого. Дафни была уже готова, чемодан ее стоял в холле. С неторопливой учтивостью Миклен поднял остроконечную шляпу со своей лысины и пожелал Дафни доброго вечера, выразил надежду, что не неприятные известия заставили ее выехать в Лондон. Его старые глаза, степенные и водянистые, очень внимательно изучали Дафни. Ей это было неприятно. Она расположилась на заднем сиденье комфортабельного старого автомобиля, высматривая справа и слева своего долговязого детектива. Единственный человек, которого Дафни увидела, был рабочий в темной одежде, копавший яму Около шоссе. Он продолжал свою работу, не обратив никакого внимания на проехавший мимо автомобиль. А Роджер Вест сидел в одиночестве у телефона в большом офисе. Было уже шесть часов, и офис погрузился в сумерки. Он ослабил узел галстука, подвернул рукава куртки и чувствовал себя здесь так же свободно, как и в своей конторе. Он собирался позвонить жене и сообщить ей, что домой сегодня не приедет. Это было ему неприятно, потому что жена его за пятнадцать лет совместной жизни все еще к этому не привыкла. Зазвонил телефон. Мужской голос спросил: — Это главный инспектор Вест? — Я слушаю. — На проводе Осборн, сэр, человек, который наблюдал за домом миссис Моллоу. Докладываю: такси было вызвано обычным путем, водитель, взяв чемодан, вернулся к машине. — Прекрасно, марка и номер машины? Осборн ответил. — Спасибо,— поблагодарил Вест и положил трубку. Поскольку телефон Дафни был уже под контролем, ему вскоре стал известен и ее разговор с мужем. Вошел Уотлесбери. Он прислушался и взял одной рукой трубку телефона, а другой карандаш. Глаза его блестели. Он заговорил: — Старый черный «остин», да. Машина Тэда Мик-лена для выездов,— произносил он в трубку не переводя дыхания.— Пусть кто-нибудь будет на станции. Если машина Тэда Миклена прибудет с пассажиром, мне сразу же позвоните.— Он положил трубку, удивляя Веста быстротой движений, поскольку энергичным полковник никогда не казался. — Ясно, что она спешит на поезд в шесть тридцать,— заметил он. — В Лондон? — Да, вокзал Виктория. — Остановки по дороге? — Хоршем, Гулдфорд. — Так,— произнес Вест,— надо предупредить моих ребят, чтобы они были наготове и встречали ее в Лондоне. Думаю, что и мне надо отправляться туда. Что вы скажете на это? Уотлесбери усмехнулся: — Я предупредил жену, что к ужину ожидается гость, вот и все. Ну, давайте обсудим детали. Вам надо бы поторопиться. Я провожу вас, детали по дороге, а? — Неплохая мысль,— согласился Вест. Они быстро спустились по лестнице. — Станция в пяти минутах ходьбы,— сказал Уотлесбери,— мы будем на месте раньше дамы. Я только что вернулся от доктора Сэмсона, который проводил вскрытие. Дантист, который лечил зубы Роусону, также осматривал труп, выловленный нами из моря, и нет никакого сомнения — он принадлежит Роусону. У Роусона возле уха был небольшой шрам, такой же шрам обнаружили и на трупе. Я лично был в этом уверен,— проговорил Уотлесбери с чувством глубокого удовлетворения.— О втором парне мы пока ничего не получили. Костюм от Барли, ботинки от Вильсона, белье и рубашка могли быть куплены в любом магазине. В карманах ничего не обнаружено. Пара фунтов, и только. Все, что нашли, и все данные о нем мы послали в Ярд, возможно, там нам помогут. — Я вам позвоню вечером, — пообещал Вест. — Кстати, — добавил Уотлесбери,— он не из местных жителей, и поэтому я рад, что вы занялись этим делом. Я скажу, как представляю себе это дело,— сказал детектив, когда они шли по многолюдному тротуару, пересекая единственную широкую улицу Хула — Хай-стрит возле базарной площади.— Это выглядит так,— говорил он, подводя Веста к полосатому перекрестку: — Антони Роусон сделал большое дело, а потом приехал сюда на жительство как джентльмен. Как бы в отставку. Тот мужчина, которого мы нашли в коттедже, об этом, наверное, знал и забрался на виллу. Он, возможно, встретился с Микелем Моллоу, и они подрались. — Возможно, что дело было так или что-то в этом роде,— согласился Вест. Они свернули в узкую улицу и очутились возле станции. С противоположной стороны медленно приближался поезд. — Мы можем следить за платформой с моста,— пояснил Уотлесбери,— а когда она будет садиться в поезд, вы займете место в любом из вагонов, в котором вам будет удобнее. Вы знаете,— порывисто добавил он,— у меня есть одна мыслишка... — Да? — В Ярде я был единственный раз, когда совершал свадебное путешествие... — Я организую вам это в любое время, когда захотите, дайте мне только знать...— угадал его мысли Роджер. — Да, конечно,— ответил Уотлесбери,— непременно.— Он кивнул контролеру, стоящему возле барьера: — Этот джентльмен из Ярда, Джо. Все ясно? — Да. Заплатит в поезде? — Добро. Они поднялись по узким деревянным ступенькам и направились по главной лестнице к мосту, возвышавшемуся над путями. В воздухе стоял запах сажи и гари. Так пахнет только на железнодорожных станциях. Мимо них, свистя, проследовал поезд, другой останавливался у платформы, на зеленоватой табличке виднелась большая белая цифра «2». — Это ваш поезд. Видите вход на платформу? Она сейчас будет здесь,— уверенно сказал Уотлесбери и добавил:— Уже двадцать две минуты. Менее чем через минуту Дафни Моллоу прошла через билетный турникет, неся свой чемодан, квадратный, песочного цвета, с ярко-красными углами. Сверху Вест отлично ее разглядел. Она шла легко и грациозно и выглядела чудесно. «Чудесно» — это наиболее подходящее слово. Вест подумал, как счастлив должен быть любой мужчина, к которому пришла бы такая женщина. У входа в вагон третьего класса она слегка задержалась. — Когда миссис Моллоу едет поездом, то всегда берет билет в вагон третьего класса,— заметил Уотлесбери.— В их семье она наиболее бережлива. — Я только сейчас начинаю понимать прелесть жизни в маленьком городке,— тепло произнес Вест.— Как себя чувствовал лорд Хул, когда вы виделись с ним сегодня днем? — Для его возраста неплохо. Между прочим, он много слышал о вас и сказал, что хотел бы встретиться с вами. — Передайте ему, что я завтра днем собираюсь просить у него аудиенции,— сказал Вест.— Спросите у него, можно ли обследовать Белую виллу. Конечно, согласно ордеру. Моллоу должна завтра же вернуться, и это для нас единственный удобный случай. И если он выдаст ордер, сделайте все сами, хорошо? — Непременно,— заверил Уотлесбери,— сделаю лично. Они обменялись рукопожатиями, после чего Вест устремился вниз по широкой лестнице, ведущей к поезду. Он решил занять место в вагоне, следующем за тем, в который села женщина, чтобы не проходить мимо окон и не попасться ей на глаза. Ему и в голову не приходило, что в настоящей ситуации может иметь место хоть какой-то намек на опасность или на возможность неудачи. Единственный риск — потерять ее в толпе на вокзале Виктория. Однако следовало действовать так, чтобы Дафни Моллоу ни в коем случае не заметила за собой слежки. Роджер вошел в вагон и своим обычным цепким взглядом осмотрел пассажиров. Он не увидел мужчину, который в этот момент вышел из комнаты отдыха напротив последнего вагона поезда, но тот, увидев Веста, не вошел в вагон, а бросился обратно и захлопнул за собой дверь. Роджер занял свободное место в углу вагона и собирался почитать газету, но машинально бросил взгляд в окно. В этот момент мужчина, прятавшийся от Веста, снова появился из комнаты отдыха и Роджер его заметил. Однако бледное, довольно невыразительное лицо было Весту совершенно не знакомо. Одет был мужчина очень плохо. Он повернулся и направился к последнему вагону поезда. Вест вытащил сигареты и задумался. Он покончит с этим делом, арестует, если найдет, Микеля Моллоу после его встречи с женой и к ночи наконец, возможно, сумеет попасть домой. Не часто, однако, все получалось так гладко, как хотелось бы. Роджер пошарил по карманам и, не обнаружив у себя газеты, рассердился. Его раздражение, однако, скоро прошло, так как минут через десять после того, как поезд тронулся, сосед по купе предложил ему свою. — Большое спасибо,— поблагодарил его Роджер Вест, вытягивая ноги и приготовившись удобно провести это путешествие продолжительностью в час пятнадцать минут. На вокзал Виктория поезд прибыл ровно в семь сорок пять. Из купе на перрон Роджер вышел первым. Позади него следовала небольшая группа пассажиров третьего класса. Он не спешил, так как хотел убедиться, что Дафни Моллоу его не заметила. Он видел, как она выходила. Сосед по вагону — крупный, довольно молодой и очень рыжий — протянул ей чемодан, а затем, по-видимому, предложил его поднести. Она отказывалась, но безрезультатно. Вест пропустил их за билетный турникет, а затем последовал в тридцати ярдах сзади. У жены Моллоу были красивые ноги и походка. Она... Вест почувствовал, как подкашиваются у него ноги, и он, совершенно неожиданно для себя, упал вперед. Ему некогда было подумать еще о чем-нибудь, кроме этой боли в ногах, такой неожиданной, и вдруг что-то толкнуло его в плечо. Роджер почувствовал, что летит с платформы прямо на рельсы. Послышался пронзительный свисток и грохот поезда...8. Ярд за работой
У Роджера Веста не было шанса спастись. Он находился совсем близко к краю платформы, намереваясь обойти идущего впереди мужчину, когда вдруг, ощутив толчок, увидел блестящий металл рельсов, камни среди деревянных шпал и сами шпалы, почти черные от мазута. Он падал вниз головой. Единственное, что он мог успеть, это выставить вперед руки, чтобы прикрыть голову, но причиной охватившего его страха было вовсе не само падение. Оглушительный свист, который раздался, казалось, прямо рядом с ним, будто раскалывал голову пополам. Фи-и-и-у-у-ууу! Прижимая руки к голове, Вест упал на путь и растянулся на рельсах. Боль пронзила локоть и плечо. Он слышал пронзительный гудок и чувствовал, как дрожат шпалы и даже земля, как локомотив стремительно приближается к нему. Мелькали отрывочные мысли: «Машинист, возможно, видел, как я падал, и затормозит... Но, может быть?..» Вест отдернул от головы руки и попытался подняться на ноги. Но время, время! А локомотив уже почти рядом с ним: огромное чудовище из чугуна и стали, рычащее, свистящее, зловещее, с визгом пытавшееся тормозить. Не успевая встать на ноги, Роджер рванулся от локомотива на четвереньках, ощущая, как в ушах у него гремит гром. Он чувствовал, что не успевает, ждал удара, боли, страшного конца. Что-то обжигающее пронеслось возле его лица — порыв горячего ветра от проходящего в нескольких сантиметрах локомотива. В голове мелькнула до безумия счастливая мысль: его не задело, он жив! Его отбросило в сторону потоком воздуха. Секунду он лежал лицом вниз, а ноги его находились в двух-трех дюймах от колес поезда, въезжающего под своды вокзала. Вест едва дышал. При таком событии одного шока вполне достаточно, чтобы убить человека. Роджер никогда не был так близок к смерти, как сейчас. Внезапно, с новой неясной тревогой он осознал, что состав снова должен вернуться на этот путь. Опасность подстегнула его, и он с трудом встал на ноги. Вест находился в самом конце платформы, поблизости людей не было. Пассажиры высаживались из вагонов на противоположной стороне. Тяжело дыша, он прислонился к краю платформы. Он не мог подумать о том, чтобы вскарабкаться наверх, не было сил, но все же ему стало несколько лучше — настолько, что он смог подумать о Дафни Моллоу. Но вдруг длинная пустая линия платформы, оживляемая только немногими группами пассажиров, очевидно ожидавших очередного поезда, преобразилась. Вдали, возле билетного турникета, появилось несколько мужчин: сначала трое, вслед за ними еще несколько. Среди них были работники вокзала в форме, люди в штатском, они кого-то искали. Вест понял, что им нужно, что привело их сюда так внезапно: страх за него. Он убрал руки от края платформы и помахал им. Они не успокоились, но помахали ему в ответ и в несколько секунд втащили его наверх, бессвязно и наперебой задавая ему вопросы. Все были уверены, что Вест погиб. А у него на языке вертелся один-единственный вопрос, который он и задал им немедленно: — Вы взяли человека, который это сделал? Все как один внезапно смолкли, и на всех лицах появилась гримаса недоверия и ужаса. — Но это же несчастный случай, разве нет? — неуверенно проговорил один из них. Вест сел за стол в кабинете начальника станции, напротив него расположился помощник начальника, величественный, в голубой фуражке с золотым шнуром. Здесь же находились два клерка и один носильщик. Роджер прижимал к уху телефонную трубку, нетерпеливо постукивал носком ноги по полу. Прошло уже десять минут с тех пор, как его вытащили, и пятнадцать или более того, как он потерял из виду женщину, а ему до сих пор не удалось связаться со Скотланд-Ярдом. Наконец девушка произнесла: — Скотланд-Ярд. Что вам угодно? — Это Вест. Кто сейчас в комнате старших инспекторов? — Мистер Кортланд, сэр. — Соедините меня, пожалуйста,— попросил Роджер. Кортланд был славным парнем и к тому же не любил терять время даром. — Алло, Корти, говорит Красавчик. Ты что-нибудь слышал о деле в Хуле? — Как раз сейчас просматриваю,— ответил Кортланд.— Местные детективы прислали нам массу материалов, в том числе фотографии этого парня, Моллоу, и его жены... — Миссис Моллоу? — резко спросил Роджер. — Что с тобой,— удивленно сказал Кортланд,— оглох? — Шутки попозже, пожалуйста,— убедительно попросил Роджер.— Спасибо Уотлесбери, что он отправил эти фотографии! Эта женщина в Лондоне. Она приехала на вокзал Виктория в семь сорок пять. У нее с собой большой желтый чемодан с красными углами. Она нужна нам, и как можно скорее. Она, вероятно, встретится с мужем,— продолжал он после паузы.— Его машина «воксхолл» голубого цвета, описание у нас уже есть...— Он помолчал и добавил внушительно: — Не трогайте ее до того, как она приедет к мужу! —. Ты довольно-таки непоследователен, это не в характере Красавчика Веста,— сухо произнес Кортланд.— Что-нибудь случилось? — Я слегка ушиб мои кости,— ответил Вест.— Я скоро приеду.— Он отключился. У помощника начальника станции было напряженное сморщенное лицо, оба клерка недоумевали, и единственный человек, оказавшийся на высоте, был носильщик. Он многозначительно заметил, что находился вблизи от Веста, и уверен, что того толкнули. Носильщик был молод, широкоплеч, невысокого роста. Он снял свою форменную фуражку с позументом; глубокий рубец на лбу говорил, что размер для него маловат. — Я с трудом могу поверить...— начал помощник начальника. — Понятно, и я тоже,— сказал Роджер и улыбнулся носильщику.— Явное свидетельство того, что он чувствовал себя много лучше. У него сильно болел локоть левой руки, но ничего страшного в этом не было: просто небольшой отдых и массаж, и все будет о’кей. И к тому же это была левая рука. Но не слишком приятно было думать о том, что могло случиться, и он спешил скорее уйти отсюда. — Тем не менее мне подставили ножку и толкнули,— продолжал он.— Не собираетесь ли вы поручить это дело вашей станционной полиции, чтобы она выяснила, не видел ли этого эпизода еще кто-нибудь? — Я, конечно, сделаю это, но... — Конечно, джентльмена толкнули,— снова вмешался носильщик.— Это сделал парень, одетый в шляпу и плащ. Он сделал боковую подсечку, а потом резко рванул его за плечо. И это произошло очень быстро... — А вы не запомнили его в лицо? — спросил Роджер. — Не рассмотрел,— ответил носильщик,— но я могу вам кое-что сказать, сэр. На подошвах его ботинок были дыры. — Ботинок? — Да, точно. Это были старомодные поношенные ботинки,— ответил носильщик.— Стоптанные каблуки и дыры на подметках. Да, дыры,— повторил он, и брезгливая усмешка исказила его и без того неприятную физиономию,— на подметках! — Не хотите ли поехать со мной в Ярд и сделать официальное заявление? — быстро спросил его Роджер. Голубые глаза носильщика заблестели. — Отчего же,— сказал он с восторгом.— Как вам угодно, сэр! Он взглянул на помощника начальника станции, как будто хотел сказать, что это приглашение непременно должно быть принято. — Конечно, конечно! — пробормотал помощник. Обстановка в Скотланд-Ярде вечером была необычной. Какое-то предчувствие, ожидание чрезвычайного происшествия, могущего произойти в любой момент, носилось в воздухе. Более часто, чем обычно, приезжали и уезжали патрульные машины. Мужские фигуры во дворе выглядели как-то крупнее. На дежурстве в главном здании осталось только несколько человек, а остальной активный состав Си-ай-ди постоянно находился в разъездах. Любой телефонный звонок мог быть очень важным. Кабинеты администрации были закрыты, но все отделы: и баллистики, и дактилоскопии, и фотографии, и даже грамзаписи,— находились в постоянной готовности, и нужную информацию можно было получить в любой момент. Шаги звучали громче, звонки — резче, голоса выражали сдержанное волнение. Роджер оставил носильщика, которого звали Чарльз Сюлливан, с сержантом и полицейским агентом в приемной для оформления заявления, а сам поспешил в комнату старших инспекторов, где сидел он и еще четверо. Кортланд был на месте. Стол Роджера, единственный из пяти выкрашенный в раздражающе желтый цвет, находился в углу около окна, из которого открывался вид на набережную. Окно было немного приоткрыто, и шум с реки проникал в комнату. Большой Бен бил как раз в тот момент, когда Вест открыл дверь, он находился всего в сотне ярдов отсюда. Роджер машинально посмотрел на свои часы: было половина девятого. Кортланд, грузный мужчина в костюме темно-серого цвета, поднял приветственно громадную руку. — Как твои кости? — Я собираюсь предъявить претензии к железной дороге, о которую я стукнулся,— беззлобно произнес Роджер, не обратив внимания на комическое приветствие Кортланда.— Ничего нового о Моллоу? — Совершенно глухо, разве что одна деталь: Моллоу не заезжал за своей женой на машине. У Роджера заблестели глаза: — Нашли ее? — Да, на стоянке, шоссе Энфильд, машина торчала там пару дней почти без бензина. Не спрашивай, почему об этом не доложили раньше, кое с кого я за это спущу шкуру. А сейчас автомобиль в гараже, мы его тщательно осмотрели. — Может быть, нам это поможет? — спросил Роджер неуверенно. — Мы проверили такси и скоро узнаем, кто увез женщину с вокзала,— продолжал Кортланд.— Ты. сказал, что... — Между нами говоря, я солгал. Мне не нравится парень, который это сделал. Стоптанные каблуки, дырки на подметках..— Кортланд смотрел на него, ничего не понимая — Ты получил что-нибудь из отдела дактилоскопии? Я имею в виду тело, которое мы обнаружили в коттедже. — Пока еще ничего,— ответил Кортланд вяло. — Возможно, мы что-то и узнаем, если повезет,— произнес почти мрачно Роджер. Он сел за стол и начал рассматривать бумаги с пометкой «Неотложное». Потом отложил бумаги и закурил. — Будь столь любезен, войди в мое положение. Ро-усон, в прошлом опытный взломщик, как теперь подозревают, убит и брошен в море. Установлено, что раны на его голове нанесены ему до того, как он попал в воду.— Роджер извлек из пачки бумаг письмо и стал его рассматривать. Потом продолжил: — В его коттедже найден мертвый мужчина. Судя по одежде, именно он проделал отверстие на чердак, где мы обнаружили пачку однофунтовых билетов. Ранее там, видимо, таких пачек было немало. Там же был и металлический ящик с острыми углами — мы видели царапины. Одну пачку он оставил, видимо, случайно. Наверное, что-то заставило его спуститься вниз, и его ударили сзади по голове, как только он достиг лестницы. Удар нанесен тяжелым предметом, однако никаких других следов обнаружить не удалось. Он, похоже, раскопал старый тайник, но кто-то третий уложил его и воспользовался тайником в свою очередь. — Это Моллоу? — поинтересовался Кортланд. — Дубина! Ты же до сих пор не обнаружил отпечатков пальцев Моллоу! Однако похоже на то...— Роджер объяснил еще некоторые детали, затем закончил свое сообщение.— Я наблюдал за женой Моллоу. Элементарная работа: я бы сделал ее, зажмурив один глаз. Эта женщина выделяется в любой толпе. Но кто-то следил за мной. Этот кто-то предположительно находился в поезде, а ранее был в Хуле, выследил и запомнил меня и очень хотел, чтобы я не напал на след Моллоу. Кортланд кивнул в знак того, что все понимает. — Значит есть «кто-то», который хотел, так же как и мы, выйти на Моллоу через его жену. Кто он такой? Кортланд задумчиво почесал свой широкий подбородок. — Думаю, в коттедже было двое ребят: один работал, другой стоял на стреме. Очевидно, Моллоу знает обоих и так или иначе имел с ними дело. Моллоу сбежал, и только так они надеялись его найти. А ты стоял на дороге...— многозначительно заметил Кортланд. — Неплохая версия,— усмехнулся Роджер.— Ну ладно, мне надо сходить в отдел дактилоскопии. Если Дэлбай принесет заявление носильщика, скажи ему, чтобы угостил парня пивом за мой счет, ладно, Козлик? — Хорошо, Красавчик,— ответил Кортланд. Он задумчиво смотрел на Веста, пока тот выходил. Кортланд имел двадцатипятилетний опыт работы в Ярде и очень четко ощущал ситуацию. Он знал, чем озабочен Вест и что его угнетает, и полагал, что Вест имеет что-то, о чем не сказал, некую деталь, которая дала новое направление его мысли. Роджер поднялся на второй этаж и постучал в запертую дверь дактилоскопии. Сотрудники встретили его радушно. Ночной дежурный отдела, по прозвищу Палец, обладал самым круглым и красным, как турецкий перец, лицом в полиции. Он поднял руку и описал ею круг, сложив вместе большой и указательный пальцы. — Здорово, Красавчик! — сказал он. — Здравствуй и ты,— почти машинально ответил Роджер.— Ты, касатик, видимо, очень устал. Что-нибудь сделал с теми отпечатками, что прислали из Хула? Палец поднял другую руку и проделал ею то же самое движение. Он все еще широко улыбался. — Только что с этим расхлебался. Ты мне задал порядочную работенку, знаешь ли. Роджер почувствовал, как силы вдруг покинули его, сердце будто остановилось, потом начало биться быстробыстро. Вы можете работать в полиции хоть всю жизнь, и все равно такое время от времени будет случаться с вами. — Кто мертвец? Он мог бы детально описать тот труп, с пятнами крови, с обгрызанной 'крысами щекой и пальцами, сохранившимися только на левой руке... — Чипс Сильвестр! — провозгласил Палец.— Помнишь Чипса? Он получил десять лет за попытку убийства. Его счастье, что человек, на которого он напал, остался жив. Но в одиночку он не работал, ты ведь знаешь это? — Палец будто бы наслаждался своим рассказом, и Роджер это видел, но он понимал и еще кое-что, и сердце забилось еще быстрее. А Палец продолжал: — Он работал с Джином Левшой, и худшего быть не могло. Ты правильно вышел на убийцу, Красавчик! Он напал на след убийцы... — А убийца следовал за Дафни Моллоу на вокзале Виктория. Сейчас Ярд со всеми его возможностями не мог гарантировать, что женщина останется в живых, если ее преследует Джин Левша. Джина необходимо было найти во что бы то ни стало. Много лет о нем ничего не было известно, и вот сейчас он как будто воскрес из мертвых... Люди из полиции, которые сталкивались с ним когда-то, с трудом теперь припоминали его связи и друзей. Не было ни одного надежного адреса. Однако согласно некоторым слухам его будто бы недавно видели в Камбервилле, в доках; предполагали, что он служил в торговом флоте и в Англии вообще бывал редко. Собрав все отрывочные сведения и доклады, Роджер Вест попытался представить картину. Пока было ясно только одно: ни один человек ни в Ярде, ни в отделении Си-вби, находящемся в самом убогом квартале Ист-Энда, около прежнего дома Джина, даже представить себе не мог, что Джин способен исправиться. — ...Если он вышел из одной авантюры, то только для того, чтобы непременно ввязаться в другую, где можно больше заработать,— сообщил Роджеру по телефону Ламсден, начальник отдела Си-би, парень могучего сложения. — А вы уверены, что в последнее время он нигде не появлялся? — Я бы несомненно узнал о его присутствии за милю от меня или даже больше. — А его семья? — Жена его давно бросила из-за его жестокости к их детям. — Она все еще проживает на вашей улице? — Да, конечно, но... — Мы обязаны сделать все, что в наших силах,— произнес Вест.— Извините, Лам. Попытайтесь хоть немного с ней поговорить или пошлите кого-нибудь из ваших людей, наиболее сообразительных, будьте добры. Бывшие жены имеют много возможностей знать подробности о бывших мужьях. — Все возможное будет сделано, и как можно скорее,— ответил Ламсден. Роджер отключился. Продолжали поступать различные телефонные сообщения. Два из них оказались совершенно неожиданными. Утверждали, что человека, похожего на Джина, видели неподалеку от церкви Святого Павла. Но в этом районе Джин никогда не появлялся и не имел никаких дел. Тем не менее сержант, дежуривший в Холборге, видел его лично, о чем и сообщил по телефону. Спустя десять минут последовал третий доклад от полисмена, дежурившего обычно неподалеку от лестницы, ведущей в церковь Святого Павла. Он сообщил, что два или три раза за последнее время видел человека, соответствующего приметам Джина, который каждый раз в сумерки следовал в направлении Холборга. Начнем отсюда наши поиски, решил Роджер. Он обговорил с сержантом детали и выделил в его распоряжение две патрульные машины с людьми, направив их в район церкви Святого Павла, и только потом снял трубку телефона, звонившего особенно резко. — Вест на проводе. — Вы самый удачливый полицейский в Лондоне,— раздался низкий голос Ламсдена.— Ятолько что беседовал с миссис Джин. Ныне ее зовут миссис Флэнери. Всего неделю назад она видела Джина в одной из его старых берлог на берегу в нижнем течении реки. Она сказала, что не уверена точно, но будто бы он приобрел себе постоянную подругу. Ее зовут Глэдис. — Именно Глэдис? — Я говорил с ней не более десяти минут тому назад,— обиженно пробурчал Ламсден. — Может, мне приехать и разобраться на месте?.. — спросил Вест. — Только через мой труп! Если что-нибудь случится, я вам позвоню. Наступило затишье, во время которого Роджер продолжал анализировать обстоятельства, обвиняя себя во всех грехах и перебирая в уме все подробности. Зазвонил телефон. —- Вест слушает. — Говорит инспектор Мортимер из отделения Эй-би, сэр.— Голос у инспектора был довольно писклявым.— Мне только что стало известно, что вы интересовались Джином Левшой, я мог бы быть вам полезен... — Продолжайте, пожалуйста. — Дело в том, сэр, что я на него обратил внимание несколько месяцев тому назад, он только что сошел тогда с борта корабля. Мне известно, что он обычно подолгу отсутствовал, служа в торговом флоте. Но в тот раз он, казалось, хотел остаться надолго, С ним женщина, которая... — Я вас прекрасно понимаю. — Да, сэр. Она значительно моложе Джина. Ей лет двадцать пять или около того. Ее имя — Глэдис Домуэл. Он гостит иногда у нее на квартире — она живет вместе со своей замужней сестрой. Не могу сказать, что заметил что-нибудь подозрительное, хотя должен отметить, что не верю, если мужчина старается идти слишком прямо. — Великолепно,— произнес Роджер.— А где живет эта замужняя сестрица? — Дом №111 по улице Устерхаус, сэр, как раз между Оурчепель и Темзой. — Знаю,— подтвердил Вест. — Спросите вашего шефа, не разрешит ли он вам встретиться там со мной, скажем, через полчаса? — уточнил он. — Нет, сэр... — А вы, однако, спросите! — посоветовал Роджер и отключился. Он чувствовал некоторое облегчение от того, что работа по поискам Джина продвигается быстро, и следовало ожидать, что его скоро схватят. Сестре Глэдис Домуэл было около сорока лет. Это была крупная тяжеловесная женщина, обремененная большой семьей, вульгарным мужем, тяжкой нуждой. Когда Роджер с ней встретился, она выглядела усталой и из-_ можденной и разговаривала с трудом. Да, у ее сестры было две комнаты в этом доме. Иногда приезжал и гостил Лефти Джин, но ненадолго оставался. Иногда он гостил по нескольку дней, но чаще не появлялся неделями. Она не знала, куда он уезжает, это ее не волновало; он, однако, утверждал, что уходит в море. Она не одобряла и не порицала любовной связи сестры. Это ее не касалось. Глэд было двадцать шесть лет, она сама знала, чего ей хочется и что ей делать. Глэд аккуратно платила ей за квартиру каждую неделю, а если дома бывал Джин, то платил он. Создавалось впечатление, однако, что он долгое время нигде не работал и что у него не все в порядке. Она считает, что он в основном был без работы и его поддерживала Г лэдис, но это не ее дело. — А чем ваша сестра зарабатывает себе на хлеб? — спросил Роджер. Сестра Глэдис слегка приосанилась. — Она так же добропорядочна, как и вы, мистер,— заявила она.— Работает у Ридлов, фабрикантов перчаток в Уайтчепеле, и иногда приносит работу домой. Если хотите, пойдемте, осмотрите ее комнату. Как раз именно этого и хотел Роджер Вест. Он не обнаружил ничего достойного внимания. Джин держал здесь запасную рубашку, , носки и пару брюк, последние были старыми и потертыми — явное доказательство того, что дела его шли не блестяще. Не было видно какого-либо имущества, которое подсказало бы, что у него еще где-нибудь имеется дом. Сестра Глэдис об этом ничего не знала, а если и знала, то не говорила. Она продолжала бубнить о честности и трудолюбии своей сестры. В крошечной спальне нахр-дилось кое-какое оборудование для изготовления перчаток: кожа, мягкая ткань для подкладки, нитки, болванка для перчаток — словом, все, что необходимо для перчаточницы-надомницы. Одежда Глэд Домуэл не была слишком роскошной, но и не казалась дешевой. Для этого района города она выглядела вполне прилично, но разве мог себе позволить Джин существовать за счет женщины? Роджер снова взял в оборот сестру Глэдис Домуэл. Нет, она не знает, пошла ли Глэд вечером встречать его. Он не появлялся здесь неделю или больше. Ей больше нечего сообщить полиции. Роджер оставил ее в покое. Неотступная мысль о Дафни Моллоу и Джине не оставляла его. Что-то в этом маленьком домике, находящемся в убогом квартале, в полуиспуганной манере поведения сестры Глэдис подсказало ему то, что не так просто было осознать. Это реальная опасность Джина. Ею была насыщена здесь вся атмосфера... Роджер распорядился установить за домом наблюдение и предупредил, чтобы ему лично сообщили, если вдруг появится Джин или Глэдис Домуэл, после чего вернулся к себе в Ярд. Ничего больше не произошло, а в его представлении отсутствие новостей было плохой новостью.9. Лев
Дафни Моллоу не имела представления о том, что произошло за ее спиной, пока она шла в сопровождении-рыжего молодого человека по направлению к билетному турникету. Ей хотелось остаться одной. Рыжий был Бен Норис, знакомый Микеля, они всегда играли в теннис на пару. По дороге он очень много болтал, но сказал и одну дельную вещь — он рассказал ей о теле, обнаруженном на побережье, и об истории Антони Роусона. Он сообщил ей и о трупе неизвестного мужчины, обнаруженном в коттедже. Норис не заметил ужаса, промелькнувшего в ее глазах, пока она слушала его. В поезде она пристально смотрела в окно на деревенские пейзажи, такие зеленые и мирные, с деревьями, казавшимися темными по сравнению с небом, с хлебами, начавшими колоситься, и, услышав эти страшные новости, совершенно окаменела, но Бен обладал свойством характера, сослужившим ей хорошую службу. В то время как он говорил, он совершенно не обращал внимания на то, что делает собеседник, и потому не обратил внимания на ее реакцию. Она сделала кое-какие выводы, когда вышла из оцепенения, вызванного его сообщением о втором убийстве. Сейчас Норис замедлял шаги, стремясь идти с ней в ногу. Он должен был поехать на вокзал Ватерлоо, но с ней он отправился бы куда угодно. Бен не спешил. — Позвольте мне хотя бы найти вам такси? — спросил Бен Норис, когда она попросила не провожать ее дальше. — Не надо! — резко ответила Дафни. Отказ поколебал его невозмутимое самодовольство, он был несколько удивлен. — Хорошо, пусть будет так. Приятно было побеседовать. Как-нибудь вечерком сходим в клуб выпить, когда Микель вернется! — Он широко улыбнулся.— Не разрешайте ему слишком часто проводить уик-энд вне дома! Итак, ей удалось избавиться от него. Она слышала позади суматоху, шум, крики, разговор о том, что кто-то упал на рельсы, но это не имело для нее значения. Она прошла дальше, не заметив человека, который следовал за ней, вместе с ней нанял такси, обогнал ее машину возле церкви Святого Мартина. Дафни ждала возле перил Национальной галереи, поставив чемодан на тротуар, и пристально смотрела на статую большого льва с его сфинксоподобной мордой, которая невозмутимо взирала на тысячи прохожих. Ближайший фонтан работал, вода шумно плескалась, медленно уносясь через большой бассейн в подземный резервуар. Над ее головой скворцы устраивались на ночь на карнизах окон и углах балконов, исполняя свою пронзительную, нахальную песню. Бело-голубое небо было совершенно безоблачным. Микель не появлялся, и ей пришло в голову пересечь улицу. Его не было и там, и она уже отчаялась его дождаться.. Чемодан казался таким тяжелым, что Дафни пожалела, что не оставила его на вокзале Виктория. Дубина Бен Норис заставил ее забыть об этой возможности. С этим сундуком она выглядела намного заметнее. Множество мужчин глядело на нее, и она почти читала их мысли. Довольно скоро один спросил, не нужна ли ей помощь. Она никогда еще не чувствовала себя такой беззащитной. Юноша и девушка торопливо прошли мимо, крепко обнявшись и целуясь. Дафни смотрела во все стороны, но не видела Микеля. Почему он не пришел? Она продолжала ожидать, но его не было. Внезапно, к ее крайнему удивлению, рядом раздался незнакомый ей резкий и неприятный мужской голос. — Вы миссис Дафни Моллоу? Она быстро обернулась и прямо взглянула в вялое, неумытое лицо этого человека. — Да! — воскликнула Дафни.— А вы... Она в испуге замолчала. А вдруг это сыщик? Она, возможно, совершила роковую ошибку одним этим возгласом «да» и внимательно посмотрела блестящими от страха глазами на его бледную физиономию. — Я его друг,— сказал мужчина. Она не верила, однако поняла, что он не был и полицейским. Он был слишком незначителен: на два дюйма ниже ее, одет очень убого, давно небрит — в общем, какой-то прощелыга. Мог ли ее Микель дружить с таким? — Он не мог приехать сюда,— сказал оборванец.— Он хочет, чтобы вы пошли со мной. — Не может быть...— начала она, и у нее неожиданно прервался голос. Дафни пристально взглянула в холодные серые глаза бродяги. Его внешность, конечно, ей не понравилась, однако он знал, что она должна встретиться здесь с Ми-келем, и это обстоятельство говорило в его пользу. — Это совсем близко,— пояснил мужчина,— позвольте поднести ваш чемодан. Она поняла, что он не шутит. Голос его зазвенел как сталь. Он не казался больше ни спокойным, ни доброжелательным. На голове старая грязная шляпа, изо рта исходит резкий, противный запах табака. Мужчина поднял чемодан. — Почему... почему он не мог прийти сюда? — Дафни очень не хотелось с ним идти,— Что... что случилось с Микелем? — Ничего, леди. С ним все в порядке. Он просто не хотел, чтобы его увидели, вот и все. Если хотите ему помочь, поспешите... Что было ей делать, кроме того как последовать за ним? А он тем временем уже шел по направлению к Национальной галерее. Лев, площадь и все находящееся на ней, было теперь позади...Микель шел, только по противоположной стороне площади, он очень торопился.
Оборванец остановился у края тротуара, держа в руке чемодан и пристально наблюдая за уличным движением, которое угадывалось по мельканию огней, то удаляющихся, то приближающихся. Он что-то искал, и Дафни не знала, что именно. Она только видела его тонкий, почти бесцветный рот, крепко сжатые губы и жилистость, подтянутость всей его фигуры. Он был невысок, но плотен, и в нем угадывалась незаурядная сила. Незнакомец неожиданно поднял руку и свистнул. Этот свист заставил ее вздрогнуть. К ним подъехало такси. — Садитесь,— сказал он. Он открыл дверь, прежде чем машина остановилась, и, когда она почти упала на сиденье, небрежно зашвырнул чемодан, словно это была дамская сумочка, тоже влез в машину, сел на край сиденья и быстро выглянул в окно. Затем подался вперед и заговорил с шофером. — К Святому Павлу! — резко сказал он.— Я спешу. С края сиденья он не двинулся и остался в таком положении, казалось, намеренно. При движении машины он несколько раз менял позу, и Дафни, наконец, поняла, что он старается помешать ей видеть улицу. Его лицо было совсем близко. В темноте старого сундукообразного такси оно выглядело не просто омерзительно, но даже зловеще, его глаза как будто мерцали. Она чувствовала, как он дышит — коротко, отрывисто, страшно... — А что...— начала было она. Машина, выезжая с площади, наклонилась на повороте, ее спутник качнулся в сторону, она смогла выглянуть в окно, и взгляд ее упал прямо на бронзового льва. Микель был здесь! Она открыла рот, чтобы крикнуть, но прежде чем смогла это сделать, прежде чем успела испугаться своего спутника или хотя бы понять, что вообще происходит, его рука грубо зажала ей рот. Он толкнул ее обратно на сиденье, схватив за запястье правой руки и сильно сжав его. Это было похоже на стальные тиски. — Если вы хотите видеть его живым, закройте рот,— прошипел оборванец.— Не делайте глупостей. Если не будете осторожной, вам будет очень плохо. Тем временем автомобиль, набрав скорость, двигался по направлению к Стренду. Лев и Микель остались далеко позади... Оборванец убрал руку от ее рта, но все еще сжимал ее запястье. Хотя он и не причинял ей боли, она знала, что малейшее движение, любая попытка к сопротивлению могут стать для нее роковыми. — Делайте то, что я вам говорю, это будет лучше для вас обоих,— сказал он. Бродяга все еще не отпускал ее. Она не плакала, а только смотрела молча, слишком подавленная новыми переживаниями, чтобы думать.
Микель Моллоу не видел, как его жена садилась в такси. Фонтан и лев скрывали ее и оборванного мужчину. Пристально глядя на то место, где он велел Дафни ожидать его, он не мог видеть проходящего такси, а также плечо, шею и поношенную шляпу мужчины, загораживавшего окно. Он остановился на расстоянии одного ярда от льва и осмотрелся. Часы на углу здания, неподалеку от Стренда, показывали десять минут девятого. Если кто-либо выехал из Хула в шесть тридцать, он должен быть здесь в восемь часов или чуть позже. Он точно рассчитал время своего прибытия так, чтобы избежать ожидания, и не предполагал, что Дафни может опоздать или не дождаться его. Он стоял среди уличного водоворота, толпы людей появлялись и исчезали на перекрестке улиц. На нем был светлый плащ, хотя вечер был очень теплым, и это бросалось в глаза. Маллоу нервничал. Его привлекательная внешность настолько была искажена тревогой, что исчезло всякое обаяние. В его голубых глазах угадывалась напряженность, взгляд метался из стороны в сторону. Он начал прохаживаться взад и вперед и один раз даже направился в сторону Уайтхолла, но быстро вернулся обратно. От льва он отлучился не более чем на две минуты, но когда вернулся обратно, там ожидала девушка. Она даже отдаленно не напоминала Дафни. У нее были блестящие, коротко остриженные волосы, дерзкие карие глаза и фигура, на которую нельзя было не обратить внимания. Накрашена она была сильнее, чем большинство лондонских девушек, и это вместе с ее манерой поведения создавало ощущение какого-то нахальства, почти бесстыдства. Улыбка содержала призыв. Он резко отвернулся и посмотрел на Уайтхолл. Именно оттуда должна была подъехать Дафни. Машин не было видно. Он представил мысленно ее путь. Сначала Виктория-стрит, дотом Парламентская площадь, далее Парламентская улица и мимо Уайтхолла — все это расстояние на такси ничего не стоило проделать за десять минут, а сейчас было уже почти половина девятого. Он выплюнул сигарету, затоптал ее ногой и закурил новую. Пачка почти опустела. — Кого-нибудь ждете? — спросила небрежно девица. Он повернулся, быстро взглянул на нее, его физиономия приняла холодное, презрительное выражение. — Не заинтересован,— с усмешкой ответил он. Хотя Микель быстро отвернулся, он все же уловил, как раздвинулись ее накрашенные губы и на них появилась широкая улыбка. Девушка была не высока ростом и не достигала даже его плеча, под косыми лучами солнца ее прекрасные агатово-черные волосы блестели. Они были почти такими же, как у Дафни, но значительно пышнее и кудрявее. — Вы ждете,— сказала она. Он повернулся к ней: — Что такое? — Вы будете...— начала она. — Что буду? — Заинтересованы. — Что вы за ерунду говорите! — Я только говорю, что вы будете во мне заинтересованы, Майк,— ответила она.— Вы пойдете со мной.— Ее голос был гортанным, но вовсе не неприятным. Некоторое время он молчал, только смотрел на нее, как будто постепенно начинал понимать, в чем дело. Она, казалось, искренне забавлялась. Неожиданно она схватила Моллоу за руку и привлекла к себе. — Пойдем отсюда, здесь слишком людно,— предложила она.— Твоя жена чуть-чуть нас опередила. Она уехала с Лефти Джином. Ты его, наверное, знаешь? — Я... нет. А кто это? — Непременно увидишь,— пообещала девица.
10. Лефти Джин
Лефти не был уверен, удастся ли ему задуманное, во время поездки в такси с Дафни Моллоу, до того момента, как они вышли из машины и направились к церкви Святого Павла. Идти пришлось по незастроенному пустынному участку. Стоял теплый вечер. Джин шагал бок о бок с Дафни по узкому проулку, где кирпичные стены не достигали даже высоты плеч. Левой рукой Джин по-прежнему сдавливал кисть молодой женщины, в другой руке держал чемодан. Он, казалось, нес всего лишь наволочку с перьями и шагал очень быстро. Дафни увлекали вперед ее страхи, опасения, подозрения, к тому же он почти тащил ее за собой. Вот и Святой Павел остался позади. Здесь и там виднелись большие ямы— строились и закладывались дома из кирпича и бетона, вероятно, административные здания и магазины. Они располагались так густо, что все это напоминало пчелиный улей. Улицы становились уже и темнее, все чаще встречались мрачные закоулки. Стали часто попадаться полуразрушенные дома, от многих из них остались только фундаменты. Поодаль, в запустении, виднелось несколько квадратных строений, омерзительных и грязных. Однако и здесь и там были посажены цветы и разбиты маленькие садики. Джин не нарушал молчания, да и у Дафни не было желания разговаривать. Она была испугана, и только одна мысль — поскорее увидеть Микеля и помочь ему — поддерживала ее силы. Джин видел, что множество людей могло обратить на них внимание, но, во-первых, уже темнело, и, во-вторых, ни один не находился к ним настолько близко, чтобы обратить внимание на контраст между ее элегантностью и его вульгарным видом. Тем не менее Джин был все время настороже. Он подошел к высокой стене, которую подпирали толстые бревна. К стене примыкал полуразрушенный фундамент, дикие цветы и трава росли в трещинах между его камнями, по углам и вдоль стены. На стене виднелось написанное красной краской слово «ОПАСНО». Возле находился пролет каменной лестницы, около которого торчал старый котел бывшего центрального отопления. — Вниз! — приказал Джин. Впервые за это время Дафни подалась назад. — Куда... куда вы ведете меня? — Он скрывается там,— сказал Джин. Он не улыбался, видно было, что ему совсем не до шуток.— Спускайтесь вниз! — Нет! Я хочу видеть его! Я...— Она попыталась освободиться. Джин бросил чемодан, ударил ее под колени сзади правой ногой и, как только она согнулась, подхватил ее на руки и понес вниз по лестнице. Он шел так легко, словно в руках у него была только ее одежда, и так быстро, что она едва ли успела осознать, что произошло. Когда они спустились вниз, он поставил ее на ноги и сказал: — Стой здесь и не смей кричать, иначе я перережу тебе глотку! Он пошел обратно за чемоданом. Страх сжал Дафни сердце, она окаменела. Было темно и тихо, слышались лишь шаги Джина, который, подхватив наверху ее чемодан, стремительно спускался вниз. Весь мир, еще недавно такой близкий, оказался где-то далеко. Ей еще никогда не было так страшно... А если бы она вскрикнула? Его глаза гипнотизировали ее. — Ступай,— сказал он и схватил ее за руку, под локоть,. увлекая вперед и прямо в угол. Там Джин приподнял камень, поросший мхом, затем повернул ключ, и тут же часть стены отодвинулась, как дверь. Большие стальные петли заскрипели и заскрежетали. Ногой он придержал дверь и грубо пихнул Дафни вперед, прямо в черную бездну... — Нет! — крикнула она. Но было слишком поздно. Он подтолкнул ее, и она пошла пошатываясь. Пол был ровный, и она не упала, сумев сохранить равновесие, ее губы сжались. Она по-прежнему не издавала ни звука. Единственный луч света падал откуда-то сзади, а сейчас и он пропал. Тень от Джина падала на пол, длинная и черная. Когда закрылась дверь, стало темно, не было и проблеска света. — Прошу вас, отпустите меня отсюда,— умоляла Дафни,— отпустите, пожалуйста, ради бога! Он не отвечал. Дафни услышала какой-то странный звук. Она не смела даже пошевелиться... Джин взял большой керосиновый фонарь с огромным фитилем, который был со всех сторон покрыт копотью. Потом зажег свечу, вставленную в пивную бутылку, и поднес к ней фонарь. Фитиль медленно, нехотя разгорелся, и Джин опустил на фонарь колпак. Огонек пламени сначала был совсем маленький и все уменьшался, будто собираясь совсем исчезнуть. Но потом постепенно разгорелся, и свет стал ярким. Дафни смогла рассмотреть его лицо, вялое, но со сверлящими глазами. Потом заставила себя отвести от него глаза и заметила в углу старый тюфяк, покрытый одеялом. Он, видимо, служил постелью. Возле тюфяка — прямой стул, несколько коробок, стены обклеены газетными вырезками, большинство из них изображало девушек в купальных костюмах. Дверь была снабжена огромным железным засовом и несколькими внушительными задвижками. Дафни не знала, что помещение это когда-то принадлежало банку. Сводчатые стены и потолок, толщиной не меньше двух футов, совершенно звуконепроницаемы. В углу стоял большой шкаф, как крепость внутри крепости. — Садись! — приказал Джин. Она не двигалась. — Я не желаю с тобой церемониться,— решительно продолжал Джин.— Ты для меня ничто, вбей себе это в голову. Мне нужен твой муж, а также деньги, которые он взял из дома Роусона. Но пока ты здесь, делай то, что тебе говорят, я не люблю повторять дважды. Дафни подошла к столу и села, плотно сдвинув колени, хотя как на женщину Джин не обращал на нее никакого внимания. Он сдвинул на затылок шляпу и вытащил из кармана обтрепанного плаща пачку дешевых сигарет «Жимолость». Закурил, положил пачку обратно. Курил он странно: не выпускал дым ни через рот, ни через ноздри — можно было подумать, что он поглощает весь дым, будто бы дышит им. — Ты здесь останешься до тех пор, пока я не получу то, что мне надо,— сказал он,— вот и все.— Последовала короткая пауза, потом он задал вопрос: — Знаешь, куда он дел деньги? — Нет! — Уверена? — Да. Уверена. Я не знаю ничего о деньгах. Я не знаю вообще, что он сделал! — Она замолчала, глядя на мужчину, который со скептическим выражением лица изучал ее, двигая в углу рта сигарету с тлеющим кончиком.— Я же говорю вам, не знаю! Он позвонил мне по телефону и сказал, чтобы я встретилась с ним на Трафальгарской площади... — Ты с ним встретишься в другом месте, если только он станет разумно себя вести,— холодно произнес Джин и сделал по направлению к ней движение. Она резко отшатнулась, хотя он не намерен был причинить ей какой-либо вред, и движение это вовсе не было угрожающим. Джин просто опустил руку вниз и вытащил из-под ее ног чемодан. Затем набросил ей на плечи ременную петлю и отошел поближе к фонарю. Там он стал вынимать вещи из чемодана, и каждый раз, как он что-либо извлекал, он бросал на нее быстрый взгляд. В глазах его мерцал отблеск от фонаря. Кошелек, пудреница, конверт с пятьюдесятью одним фунтом внутри. Он открыл конверт, заглянул внутрь, медленно вынул деньги. Пощелкал по пачкам большими пальцами обеих рук, и впервые губы его изобразили что-то похожее на улыбку. Джин поставил чемодан на пол и пересчитал деньги, как клиент банка, усомнившийся в честности кассира. Он вслух произносил цифры, и в тишине страшного помещения звучал его негромкий шепот: — Двадцать семь, двадцать восемь... сорок девять, пятьдесят, пятьдесят один. Сейчас его губы слегка приоткрылись, очевидно, он был очень доволен. Свет фонаря сиял на его физиономии, когда он повернулся лицом к Дафни. Казалось, что у него во рту совсем не было зубов; и рот и лицо походили на маску, совершенно ненатуральную, будто бы на добродушного человека взвалили обвинение в убийстве. — Откуда ты это взяла? — Это... это мне прислали...— прошептала Дафни. Он ничего не ответил и направился к ней, пощелкивая пальцем по пачке банкнот, и только этот звук раздавался в тишине. Джин остановился на расстоянии одного ярда от нее, он все еще улыбался. Но поскольку огонь находился сзади, его лицо казалось плоской черной маской. Только глаза сверкали... — А кто прислал? — Я не знаю! — Ты лжешь мне! — уверенно произнес он, и улыбка моментально исчезла, как будто выключили свет. — Нет! Нет! воскликнула она.— Честное слово! Сегодня утром эти деньги прислали по почте, и я не знаю, кто. Майк сказал, что ему потребуются деньги, и я сунула их в чемодан... То, что она сказала, было, видимо, ему неприятно. Несмотря на темноту, она заметила, что выражение его лица изменилось. Он стоял не двигаясь, не трогая денег и не издавая ни звука, только смотрел ей прямо в глаза. Она думала, что уже узнала, что такое страх, но сейчас... Раньше она никогда подобного ощущения не испытывала —- это был ужас, способный, казалось, превратить ее кровь в воду, она чувствовала себя рядом с этим человеком слабой и совершенно беспомощной. — Скажи это еще раз! — приказал он. — Я не знаю, кто эго прислал! — прорыдала она. — Повтори снова! — Я не знаю, кто это послал, это чистая правда, пакет доставили по почте. Я не знаю, кто его отправил. Майк сказал, что ему нужны деньги, вот почему я и привезла их... Дафни знала, что не сумела повторить все в точности, ей казалось, что он нарочно мучает ее, причиняя страдания, и удивилась, когда он вдруг отошел в сторону. Настолько удивилась, что в первый момент даже и не почувствовала никакого облегчения, Он снова принялся пересчитывать деньги. — Когда он сказал, что ему нужны деньги! — Когда звонил по телефону, сегодня днем. — Он сообщил еще что-нибудь? — Нет. Я имею в виду, не о деньгах. Он... он просил, чтобы я захватила мой паспорт, но...— Дафни не могла продолжать. Джин снова повернулся к чемодану и извлек из него все, что в нем находилось. Он спросил ее при этом только об остальных деньгах: в кошельке было десять фунтов, а пятнадцать — в конверте, который дал ей Миклен. Джин был удовлетворен и совершенно преобразился. Но казалось, что какая-то мысль не дает ему покоя. Он задумался. Потом положил в чемодан все, кроме денег, которые убрал в потертый бумажник и запихнул в карман пальто. Затем извлек изо рта сигарету, успевшую превратиться в почерневший окурок, бросил его и растоптал. — Это только начало,— произнес Джин.— Все еще впереди. Когда появится Моллоу, он мне сообщит, куда дел остальные деньги и почему не может ими воспользоваться. Пока он этого не сделает, ему никуда не деться, так же как и тебе.— Губы Джина раздвинулись в страшной, как бы беззубой усмешке: — Будто в мавзолее, верно?В Ярде Роджер Вест просмотрел все материалы, относящиеся к делу, но это не много ему дало. Наибольшее внимание он обратил на сообщение, посланное со специальным курьером из Хула, но там не было ничего нового. Брэдинг сообщил адрес Лондонской конторы Милд-мэя: Бат Лэйн, 27, Холберн. Лучше всего съездить туда самому утром. Ему не хотелось дожидаться утра, но ничего не поделаешь. Если бы вдруг объявилась Глэдис Домуэл... Кто-нибудь из заведения Ридлов — перчаточников должен знать, где она была, и только ради этого, наверное, следовало бы нанести туда визит. Потом он подумал, что пока все необходимое сделано, и решил пойти домой... Он не успел предупредить жену, и она будет сердиться, не слишком сильно, но, однако, достаточно для того, чтобы испортить ему настроение. А ему как раз необходима хорошая доза бодрости и юмора. Он ей должен был бы непременно позвонить. А сейчас ему придется набраться терпения, чтобы перенести первую сцену и переварить ее недовольство. Только после этого, возможно, он расскажет ей все о Дафни Моллоу. Его жена была единственным известным ему существом, которому можно было рассказать, какую ответственность чувствует он за судьбу Дафни Моллоу.
11. Глэдис
Первые несколько минут после того, как девушка взяла его под руку, Микель Моллоу не произнес ни слова. Несмотря на то что ему была противна даже мысль о ней, он медленно двинулся вперед, не имея сил остановиться. Уличные звуки раздражали его; как только нужно было пересекать улицу, откуда-то вдруг с треском появлялся мотоцикл и заставлял их вместе с другими прохожими пятиться обратно на тротуар. В какой-то момент гудки и другие звуки смолкли, сигналы прекратились. Девица подняла глаза на Микеля и игриво произнесла: — Нам ведь надо перейти улицу, не так ли, беби? Он молча кивнул. Они пересекли улицу, сначала по направлению к Национальной галерее, затем к лестнице Святого Петра. Людской поток двигался по направлению к автобусной остановке, находящейся у дальнего конца железнодорожной платформы, возле огромной церкви. Автобус прошел мимо, кое-кто из прохожих пустился догонять его. Спутница Микеля не последовала их примеру. Она все еще держала Микеля под руку. — Куда мы направляемся? — спросил он. — На автобусную остановку... — Ты собираешься устроить мне встречу с моей женой? — Да, но никому не говори об этом. — Где она? Я покажу. Они приблизились к остановке, и тут же подошел другой автобус. Глэдис быстро взглянула вверх и сказала: — Этот нам как раз и нужен,— и слегка подтолкнула его. Он поднялся и вошел. Автобус был почти пуст. Моллоу опустился на сиденье возле входа, девушка поместилась рядом с ним. Она села к нему ближе, чем нужно было, и взяла его под руку, слегка прижимаясь. Ее плечо и нога также придвинулись к нему вплотную. Девушка смотрела на Моллоу со смешанным выражением дерзости и издевки. Кондуктор протянул руку: — Платите, пожалуйста! Моллоу полез в карман брюк, потом судорожно вздрогнул и, избегая взгляда кондуктора, почти с отчаянием повернулся к своей спутнице: — Я... У меня нет с собой денег. — Хорошо, Майк, могу представить,— протяжно произнесла она и высвободила руку. Потом открыла маленькую ярко-зеленую сумочку и вынула шиллинг. — Два до Святого Павла,— сказала Глэдис, потом вдруг резко переменила решение: — Нет, два до Английского банка! — Подкрути мозги! — посоветовал кондуктор. — Скажи это еще раз, и я тебе одолжу немного своих,— ответила девица. Кондуктор уставился на нее, затем подмигнул. Она улыбалась совершенно беззлобно. У нее были великолепные зубы и прекрасно очерченный рот. И Моллоу заметил это, как вообще замечал многое в женщинах. Она отдала ему билеты и сказала: — Глэдис не собирается все время платить, мой сладкий! — Я очень, очень сожалею. Глупо с моей стороны,— ответил он.— Очень жаль.— Он откинулся на спинку сиденья и взял ее за руку. Она, казалось, была удивлена, и это. выражение удивления вытеснило с ее лица все остальное. Моллоу придвинулся к ней. — Глэд, что значит все это? — Ты не догадываешься? — Не могу понять,— ответил он, как будто искренне недоумевая.— Где Даф, Дафни,— быстро поправился он,— моя жена? — Уехала на небольшую прогулку с Лефти,— мягко ответила девушка. — Кто такой этот Лефти? — Да замолчи ты! Не можем же мы болтать на весь автобус! — сказала она, очевидно, в некотором раздражении.— Скоро ты достаточно узнаешь, и, если будешь делать то, что тебе говорят, все будет о’кей! А пока сиди и отдыхай. Моллоу облизал губы и с минуту рассматривал блестящие Черные волосы своей спутницы, потом уставился в противоположное окно, на толпу и магазины. Они как раз проезжали мимо гостиницы «Дворец на берегу», где швейцар разговаривал с разносчиками газет.. Автобус в этот момент на секунду приостановился, и Микель успел прочесть рукописную афишу у разносчика: «Два убийства на берегу моря!» Микель украдкой кинул взгляд на девицу. Она смотрела на него в упор, губы кривились улыбкой, которая теперь вовсе не была влекущей. Он отвернулся. Автобус помчался дальше, и скоро они выехали за пределы Лоу-Кортса. Здесь узкие тротуары Флит-стрит были пустынны, виднелось всего с полдюжины автомобилей, совсем мало пешеходов, ни одного дежурного полисмена. На остановке у Стренда автобус остановился, и, прежде чем он снова успел набрать скорость, Моллоу вскочил, вырвал руку, шагнул на площадку и спрыгнул. Он сумел сохранить равновесие и ступил на тротуар. — Куда! — закричала девица.— Она рванулась с места, глаза ее сверкали от негодования. Кондуктор засмеялся.— Давай сигнал, ты, оскаленная обезьяна! — заорала она на него и принялась искать кнопку сигнала, кусая свои накрашенные губы и крепко стискивая поручни. Как только автобус притормозил, она рванулась к выходу. — А ну, полегче! — крикнул ей кондуктор.— Ты сломаешь себе шею! — Он с чувством долга крепко схватил ее за руку. Дорога извивалась и петляла, сходить было небезопасно. Но когда автобус еще замедлил движение, кондуктор отпустил руку Глэдис.— Поцелуй его за меня,— игриво произнес он и, когда она спрыгнула и принялась возбужденно оглядываться кругом, добавил с язвительной улыбкой: — И ни в коем случае не оплачивай ему обратную дорогу, разве что он окажется на высоте как мужчина! Она не обратила на его реплику внимания и поспешила обратно по направлению к Лоу-Кортсу. Выражение ее взгляда и неуравновешенность движений выдавали напряженность, беспокойство и тревогу — эти чувства были свойственны любому, кто подвел Лефти Джина. Она почти бежала. Из-за угла административного здания появился какой-то мужчина и, переступая с ноги на ногу, наблюдал за ней, осмотрев девушку с головы до ног. Потом он пожал плечами и пересек улицу. Глэдис не обратила на него внимания. Она достигла Лоу-Кортса, внимательно посмотрела вдоль Элдуича и стремительно двинулась дальше. Не было видно ни одного мужчины с белокурыми волосами, похожего на Моллоу. Возле перекрестка она некоторое время, кусая губы и стискивая руки, колебалась, не зная, что делать дальше. Найти человека в громадном скопище людей в Лондоне — это смешно. Потом она двинулась вдоль улицы, смотря вперед, и поэтому не заметила Моллоу, пока он не подошел к ней вплотную, появившись откуда-то сзади. — Куда это ты направляешься, Глэд? — спросил он. Она повернулась, глаза ее удивленно округлились. Сейчас это были прекрасные глаза. Моллоу улыбнулся ей. Глэдис молчала, тяжело дыша, будто бежала сотню миль. Моллоу профессионально, как и кондуктор автобуса, взял ее за руку и слегка пожал. — Ты хоть соображаешь, что делаешь? — спросила она, отдышавшись. — Я делаю только то, что мне нужно,— самоуверенно заявил Моллоу.— Что все это значит, Глэдис? Где моя жена и куда ты меня ведешь? — Если ты хочешь ее увидеть...— начала Глэдис. Моллоу, продолжая сжимать кисть Глэдис, взглянул на нее с ужасающей усмешкой и прервал ее: — Что все это значит? Кто такой Лефти Джин? — Ты очень скоро все узнаешь. — Если я захочу, я сам все узнаю. Я никогда не иду туда, куда мне приказывают, даже если тот, кто приказывает, имеет пару таких прекрасных глаз и чудные черные волосы.— Он усмехнулся.— Ну так в чем дело? — Не валяй дурака, ты, шляпа! — заявила Глэдис.— Твоя жена у Лефти. Он следил за ней из Хула, и когда она пришла на Трафальгарскую площадь, он уже ждал ее там, чтобы увезти. У нее не было иного выбора. Я их встретила у Виктории, потом ждала тебя. Мы были совершенно уверены, что вы оба скоро окажетесь вместе.— Каждое слово, которое произносила Глэдис, звучало убедительно. Было заметно, как она сильно испугана тем, что могла не выполнить своей миссии.— А сейчас мы идем навестить твою жену и Лефти. — А что Лефти от меня хочет? — Ты что, глупый? — спросила она. — Я не так глуп, как ты думаешь,— резко произнес Моллоу.— Ответь мне, Глэд, я хочу знать. — Ему нужны деньги. — Какие деньги? — Слушай,— грубо сказала она,— ты за кого меня принимаешь? — Я удивляюсь...— ответил Моллоу, и голос его звучал слабо. Он будто бы совсем изменился с того момента, как она впервые встретилась с ним. Произошел перелом, взгляд стал напряженным, хотя он и старался скрыть это.— Итак, ее увез Лефти Джин...— Он колебался, произнося эти слова и глядя на нее с некоторым недоверием, потом продолжал: — Ты должна отвезти меня к ним. Если я отдам деньги, остаток денег, о которых ты говорила, вы ее отпустите. Не так ли? Она кивнула, пристально глядя на него, будто стараясь понять, не дурачит ли ее Моллоу, но ничего не могла прочесть в его голубых глазах. Глаза его были налиты кровью, губы плотно сжаты. Было заметно, что он сдерживается, большим напряжением воли заставляя себя казаться спокойным. — Такие-то дела,— продолжала Глэдис.— Джин — убийца. Он сейчас в полной силе, но ему нужны деньги.-— Новая, просительная нотка появилась в ее голосе.— Не пытайся обмануть Джина. Если ты это сделаешь... Что-то непонятное произошло с Моллоу. Он судорожно вздохнул, издал короткий звук, как бы от удушья, крепко стиснул руки и резко произнес: — Я обманул его? Хорошенькое дело! Боже мой, он хочет получить мешок денег, которого у меня нет, и еще толкует, будто я собираюсь его надуть! Она рывком освободила руки. — Отпусти меня! — Ты пойдешь и скажешь Джину, что я и в мыслях не держу иметь дело с подобным грубым животным, даже если я и взял деньги! — Слушай, Моллоу! — выдохнула Глэдис.— Ты разве не понимаешь английского языка? Твоя жена у него. Он сделает все, что взбредет ему в голову. Ты не понимаешь, что говоришь! Если ты не придешь, он...— Глэдис замолчала,— Я же говорю тебе, что он ужасен. Недавно с ним что-то случилось и... Моллоу грубо оттолкнул от себя девушку и зашагал прочь. Глэдис замерла, пристально смотря ему вслед. Люди, проходящие мимо, обращали внимание на испуганное, напряженное выражение ее лица и мысленно удивлялись, не видя, что могло явиться тому причиной. Прошло немало времени, прежде чем она, придя в себя, повернулась и направилась вдоль Флиг-стрит по направлению к площади Дладгейта. Она все время оглядывалась назад. Ей казалось, что Моллоу должен был ее преследовать. Но она не заметила никого, хотя бы отдаленно на него похожего, хотя заглядывала и в двери магазинов, и в подворотни, и в переулки. Сначала она еле передвигала ноги, но, приблизившись к площади, распрямила плечи и пошла быстрее, очевидно придя к выводу, что чем скорее все это кончится, тем лучше!Роджер Вест произнес весело: — Не будь дубиной, Скоупи, у тебя достаточно времени, чтобы решить, что тебе делать дальше. Я не собирался идти работать в полицию, пока мне не стукнул двадцать один год. А тебе еще нет одиннадцати. Перестань хмурить брови и улыбнись. Его старший сын Мартин, по прозвищу Скоупи, выглядел так, что ему можно было дать не одиннадцать, а все пятнадцать лет. Он прищурился, как бы в унынии, потом хихикнул, будто нехотя. Младший, Ричард, на-блюдая эту сцену, тоже захихикал, затем объявил: — Я собираюсь стать писателем. — Ты не можешь пока знать, кем собираешься стать,— пренебрежительно сказал Скоупи.— Пап, а некоторые ребята уже в девять лет знают, чем будут заниматься! — А я знаю, что вы будете делать сейчас! — произнесла Жанет Вест.— Отправляйтесь-ка спать! На дальнейшее я приказываю вам быть дома ровно в половине девятого, и не пытайтесь уговаривать мисс Лок или еще кого-нибудь звонить по телефону и сообщать, что вы на час задерживаетесь, иначе целую неделю вы вообще не пойдете гулять. С вами все! — О, мама...— хором начали они. — Ребята! — произнес Роджер тоном, не допускающим возражений. — Хорошо,— покорно ответил Скоупи.— Пошли, Ричард, ты должен быть в постели уже час тому назад. Правда, мама? Он взял Ричарда за плечо, и оба вышли. Прежде чем дверь успела закрыться, раздалось хихиканье, потом звуки потасовки. — Эй, ребята! — крикнула Жанет.-— Идите пить молоко. Они направились на кухню, а через минуту снова появились в дверях. Ричард, с молочной полоской вокруг рта, казался измазанным белой губной помадой. — Посмотри на свои губы,— посоветовала Жанет. Ричард принялся вытирать рот тыльной стороной ладони, потом поймал взгляд матери и выскочил вон. В следующий момент казалось, что они подбрасывают друг друга вверх по лестнице, а как только они добрались наверх, стало тихо. Слышалось только, как они ходили из спальни в ванную с непривычной степенностью. — Ну, дорогая,— спросил Роджер,— устала? Жанет Вест улыбнулась без особого энтузиазма. — Так себе,— призналась она,— я неважно себя чувствую. Но эти сорванцы совсем меня изведут. Это никогда не прекращается: если не Скоупи, то Ричард, если не Ричард, то... — Пожалуйста, не смотри на меня т ак! Жанет, почти раздраженная, начала смотреть сердито, но при виде широкой улыбки Роджера смягчилась и рассмеялась. Она придвинута к себе коробку с шерстью и шелком. Было без четверти десять. Роджер вернулся домой всего двадцать минут назад, как раз перед приходом мальчиков. Жанет была в капризном настроении: она терпеть не могла, когда ей неожиданно приходилось оставаться одной. По мере того как ребята подрастали, она чувствовала, что все больше нуждается в их обществе. В то же время она вынуждена была смириться с тем обстоятельством, что Роджеру приходилось часто отсутствовать по вечерам. Но сейчас все трое мужчин были дома, день прошел, она могла положить ноги на пуфик и отдыхать, хотя в это время она натягивала серый носок с огромной дырой на голубой гриб для штопки, слишком маленький, чтобы перекрыть дыру. Роджер сидел и смотрел та жену. О таких минутах он совершенно искрение мог сказать, что это его любимая форма отдыха.. Он еще не сообщил, что, вероятнее всего, его снова вызовут и очень скоро, что вся полиция Лондона брошена на поиски Микеля Моллоу и его жены. Он предполагал, что ему к дома-то побыть не дадут, что он получит вызов обратно в Ярд, едва откроет дверь своей квартиры, по пока такого не произошло. Это означало только, что за этот час важной информации не получено. Его портфель, нераскрытый, стоял возле стула. Жанет, с пышными черными волосами, слегка тронутыми сединой, казалась усталой, но не такой измученной, какой он нередко ее видел. У нее были серо-зеленые глаза, полные губы, фигура не имела недостатков, но и не бросалась в глаза. Она выглядела хорошо: не слишком эффектно, но вполне достойно. Гостиная их. дома на Велл-стрит была уютной и красивой. Небольшой рояль был отполирован и выглядел таким же новым, как и в день свадьбы, когда, его подарили, портьеры яркие и свежие, но коврики у двери и перед стулом Роджера уже слегка потертые. Жанет внезапно спросила: — Озабочен своим делом? —Да, немного,— согласился Роджер. Он ничего не сказал ей о происшествии с поездом. Оно, к счастью, не попадет в газеты, и нет никакого резона волноватьжену, нет также оснований полагать, что инцидент как-то повредил ему, разве что помешал следовать за Дафни Моллоу. — Этот мужчина из Хула? — осведомилась Жанет. Роджер утром сообщил ей по телефону, что едет в Хул. Он поднял свой портфель, открыл и извлек оттуда папку. Потом протянул Жанет фотографию,- Я следил за ней и потерял из вида на Виктории,— объявил Роджер Жанет.— Думаю, она направлялась на встречу с мужем. Здесь замешаны один или два отъявленных мерзавца. Будет крайне неприятно, если с ней что-нибудь случится после того, как я ее упустил. Жанет рассматривала фотографию, починка носка была отложена, глухой стук наверху нарушил почти подозрительную тишину. -- Да,—- произнесла Жанет,- она выглядит очень мило.— Ты предполагаешь, что ее муж убийца? ----- Может быть. Жанет вернула фотографию обратно. — Это безумие..быть женой человека, который способен на такие вещи,- - сказала она медленно.-- - Особенно, если его любишь... Последовала пауза, а затем наверху раздались подряд три глухих удара. Дорогой, загляни наверх и вели им лечь спать. — . Хорошо,— ответил Роджер и отправился наверх. Да, это ужасно —- любить убийцу. Пока не было уверенности, что Моллоу является убийцей, но на это указывало множество фактов. Наиболее тревожно то, что в эту историю замешан Джин, отсидевший в тюрьме семь лет за грабеж с насилием. Он был замешан в деле с убийством, он был гнусен, он принадлежал к тому типу негодяев, которые способны совершить любые преступления без тени колебания, без всякого чувства. Роджер поднялся наверх. Один из мальчишек зашептал что-то, пружины кроватей громко заскрипели, но Вест не улыбнулся. Он думал о другом и совсем не шутил, когда сказал, что чувствует свою личную ответственность за Дафни Моллоу. Его мучили отсутствие сведений о ней и мысль, все ли он сделал для ускорения розыска: Правда, прошло еще совсем мало времени. Роджер вошел в спальню к сыновьям. Мальчики лежали в кроватях, простыни натянуты на головы, торчали только макушки. Игра остается игрой и в семь лет, и в одиннадцать. Роджер тихонько засмеялся. Если он сейчас стащит с них простыни, то, возможно, обнаружит, что они не надели свои пижамы. Некоторое время он забавлялся этой идеей, как вдруг зазвонил телефон. Одеяла были моментально сброшены на пол, как будто сработала какая-то пружина. Г лаза их блестели на ярко-румяных мордашках. — Папа, телефон! — У меня тоже есть уши,— сказал Роджер и усмехнулся.— Теперь прекращайте баловство, выключайте свет и спите! — Хорошо, пап! — Ричард всегда был нахалом. — Послушай, пап,— начал было Мартин. — Роджер! — резким голосом позвала Жанет,— это из Ярда! Ее тон и это «Роджер» яснее ясного говорили, как она желала бы, чтобы Ярд провалился сквозь землю. Жанет имела все основания опасаться, что муж снова уйдет. — Иду! — он быстро двинулся к двери.— Покойной ночи, малыши. Я думаю, мама через минуту придет к вам. Он помахал рукой, спустился на небольшую лестничную площадку и встретил Жанет. — Пожалуйста, постарайся не уходить опять,— попросила она. — Конечно, если мне удастся,— пообещал он, но это было правдой только частично. Он подошел к телефону, почти отчаянно надеясь, что узнает новости, что ему сразу же нужно будет выехать, что он увидит Дафни Моллоу, ее мужа и Лефти Джина. — Говорит Вест! — произнес он. — Это Кортланд,— послышался оживленный голос.— Моллоу поймали или он сам себя поймал — одно из двух. Он сейчас на пути в Ярд. Я за тобой послал патрульную машину. О’кей? — Ясно, спасибо,— ответил Роджер.— Я готов.
12. Подвал
Роджер толчком открыл дверь приемной комнаты Ярда и увидел, как Моллоу вздрогнул. Это ясно говорило о состоянии его нервной системы. Он сидел в старомодном кресле возле открытого окна, выходящего во внутренний двор. В окно можно было видеть приезжающие и отъезжающие патрульные машины и полицейских, находящихся в постоянном движении. Завидев Веста, Моллоу приподнялся. — Сидите,— быстро ответил Роджер, внимательно его рассматривая. Налитые кровью, полные отчаяния глаза яснее слов говорили, что случилось что-то серьезное. Моллоу похудел, казался очень голодным. Он нервно барабанил пальцами по подлокотникам кресла. Его пока не допрашивали, но сам он сделал краткое заявление о том, что его жена была насильно захвачена людьми, которых он не знает. История появления Моллоу в Ярде была несложной. Дежурный полисмен заметил Моллоу поблизости от Блэкфрэйз Бридж, узнал его по описанию, доставленному сержантом патруля, направился к нему и был поражен тем, что Моллоу сам почти побежал ему навстречу. — Я — Микель Моллоу,— произнес он. Я хочу поговорить с кем-нибудь из Ярда безотлагательно, но мне нечем Заплатить за проезд. Десять минут спустя он прибыл в Ярд в такси, оплаченном полисменом. Роджер заметил, как дрожат в нервном возбуждении его губы, и предложил сигарету. Моллоу закурил со сдержанным нетерпением, он втягивал в себя дым так, будто от этого зависела его жизнь. — Итак, что все это значит? — спросил Роджер.— Я — старший инспектор Вест, ответственный по Лондону в расследовании убийства Антони Роусона. Вы хотите.,. — Я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Тони Роусоне или еще о ком-то, кого прикончили в Хуле,— грубо ответил Моллоу.— Я отдал себя на вашу милость, потому что очень боюсь за жену. Я об этом уже дважды говорил вашим людям. Когда вы собираетесь что-нибудь предпринять? — Вам не станет лучше, если вы будете кричать,— мягко сказал Роджер.— Полегче, мистер Моллоу. Вся полиция Лондона ищет вашу жену. А почему вы за нее опасаетесь? Моллоу вынул изо рта сигарету: — Мы должны были встретиться с ней на Трафальгарской площади. Не знаю, как это получилось, но кто-то опередил меня. Некто по имени Джин, Лефти Джин, как мне сказала девушка. Он увез мою Даф. Девушка сказала, что ему нужны от меня деньги... Он, он думает, что я разбогател. Я... я хотел последовать за девушкой, но потерял ее из вида.— Моллоу внезапно прервал свою речь, подскочил, сжал кулаки и завопил, потрясая ими перед лидом Роджера.— Почему же, черт побери, вы не стараетесь найти мою жену? Чем более Моллоу выходил из себя, тем спокойнее должен был быть Роджер Вест. Ему нужно было получить как можно более полную и точную информацию. Он спросил: — Какое имя, вы говорите, назвала девушка? — Глэдис. Она... — Я имею в виду, какого мужчину она назвала? Тогда, дьявольщина, почему вы точно не говорите, — Что вам нужно? — спросил Моллоу.— Джин, Лефти Джин. — Уверены? — Конечно, уверен. — Что она сообщила о нем? Моллоу колебался. Он, казалось, готов был взорваться, но заставил себя ответить: — Она сказала, что Джин захватил Дафни, что ему нужны от меня деньги.— Его голос звучал визгливо.— Она сказала, что он убийца, и предупредила, чтобы я не смел ему перечить. Он убийца, вы понимаете это? Убийца!! — Я понял, - спокойно ответил Роджер.— Это правда. — Что? — Если это тот Лефти Джин, которого мы знаем, он действительно убийца. Моллоу долго и пристально смотрел на Веста, его глаза горели, кулаки сжимались, руки судорожно вытянулись вдоль туловища. Затем совершенно неожиданно он обхватил лицо ладонями и прорыдал: — О боже мой! Что я наделал, что я наделал! Роджер спросил его очень доброжелательно: — Что вы сделали, Моллоу? Как же вы влипли в эту историю? Как случилось, что ваша жена оказалась в опасности и при этом во власти человека, подобного Джину? Моллоу не отвечал и не открывал лица. — Пока мы этого не узнаем, мы не сможем добиться никаких результатов. Что вы сделали? Почему Джин считает, что... Моллоу медленно опустил руки. Он выглядел усталым и разбитым, у него, казалось, ужасно болела голова. Его голос утратил бодрость. — Я ничего не могу вам сказать,— произнес он.— Я знаю, что вы имеете в виду, но это неправда. Я сообщил вам все, что случилось сегодня вечером, все, что мог, дабы помочь вам найти Дафни... Роджер был совершенно уверен, что Моллоу может сообщить ему много больше, он даже был почти уверен, что тот сегодня же это сделает. Однако не следовало форсировать признание. Нельзя заставлять человека говорить, когда он этого не хочет. Что бы он ни совершил, но он передал себя в руки правосудия из-за опасности, нависшей над его женой. Возможно, у него было ужасное ощущение вины по отношению к ней. — Хорошо, но не упрекайте нас, если мы не сможем обнаружить Джина из-за того, что вы что-то утаили от нас,— внезапно сказал Роджер.— Эта девушка, Глэдис, какова она из себя? — Что за дьявольщина...— начал было Моллоу, потом осекся.— О черт, прошу прощения. Я чувствую себя так, будто схожу с ума... Если я что-то не сказал и если из-за меня что-нибудь случится с моей женой, то я...— Он снова осекся, облизал губы и продолжал: — Она сказала, что ее зовут Глэдис. Она небольшого роста, длинные черные волосы почти падают на плечи, карие глаза и... ну и, в общем, лакомый кусочек. Податливая, понимаете. Слишком сильно накрашена, На ней желтый свитер и коричневая юбка, на обувь я не обратил внимания. Это, пожалуй, все, что я могу сообщить. Роджер сделал знак детективу, записывавшему беседу. — Возьмите описание, Хэррис, и передайте его на все патрульные машины и полицейские участки, на все посты. — Где вы ее потеряли, мистер Моллоу? — По дороге к Ладгейт. Нас разделило два автобуса. Она, должно быть, села в один из них. Я не знаю. Я плохо сознаю, что со мной происходит. У меня порой головокружение. Я ничего не ел со вчерашнего дня. И я... я в ужасе. — Мы дадим вам перекусить,— пообещал Роджер. Сержант вышел, дверь за ним закрылась. — Послушайте, Моллоу, мы сейчас здесь одни. Ничто, сказанное вами, не будет служить свидетельством против вас. Это могло бы иметь вес, только если бы был свидетель. Итак, не лучше ли было б вам облегчить себя от тяжелой ноши? Глаза Моллоу сверкали, было похоже, что говорит он, как в бреду. — Все, что я хочу, это быть уверенным, что с моей женой все в порядке. Кроме того, мне нечего больше сообщить. Разве что... я не убивал Роусона. Это безумие! Ведь он был одним из лучших моих друзей! Я не убийца! Он повысил голос, губы его дрожали. Вновь появился дежурный детектив. Моллоу, взглянул на него, потом на Роджера, потом беспомощно оглянулся в поисках пепельницы. — Бросьте на каминную решетку,— посоветовал Вест,— И присядьте, мистер Моллоу. Я предупредил вас, что вы не обязаны делать заявление, но думаю, что с вашей стороны это было бы весьма благоразумно. И в любом случае я обязан вам задать несколько вопросов. — Почему вы не бросаете все и не идете искать мою жену? — вскричал Моллоу.— Прежде всего найдите мою жену, и я отвечу на все ваши вопросы. О боже, если что-нибудь случится с Даф, я покончу с собой! Роджер сказал твердо: — Сделано все возможное, чтобы отыскать ее. Если потребуется мое личное участие, я сразу же подключусь. А пока ответьте на вопросы. Были ли вы в Хуле в ночь на пятницу пятого июня? Моллоу сжал губы, отказываясь отвечать.Пятнадцать минут спустя поступило сообщение о том, что девушка, соответствующая описанию Глэдис, была замечена возле церкви Святого Павла. Еще через пять минут дежурный полисмен доложил, что только что видел женщину, по описанию похожую на Дафни Моллоу, с чемоданом, который нес невысокий мужчина, одетый в макинтош, к северу от церкви Святого Павла. «Возможно, они пошли в Холборн, но, если так, почему они шли пешком? Лучше всего окружить этот район и начать облаву»,— подумал Роджер. Оставив Моллоу в Ярде, он выехал на место.
Было уже темно, когда Роджер добрался до развалин, расположенных позади Святого Павла. Огни больших магистралей, находившихся вдалеке отсюда, ярко светились. Кругом теснились полицейские автомобили, и люди с факелами были готовы начать осмотр местности. С Роджером приехал сержант, который знал этот район так же хорошо, как и свою собственную улицу. Это был давний знакомый Роджера по имени Паркер. Он сказал: — Если они прошли вдоль Кэмбл Лэйн, сэр, то должны выйти вон к тем зданиям. Он указал направление. — В таком случае расположимся здесь,— решил Роджер.— Куда ведет эта дорога? — Она почти так же заброшена, как и все здесь, сэр,— ответил сержант.— Множество полуразрушенных стен и фундаментов. Земля похожа на огромный пчелиный улей. Я полагаю, мы там обнаружим множество ночлежек, сэр. Да, там, прямо у нас под носом, живут люди, пользуются и водопроводом и электричеством чуть ли не с соседнего счетчика. Они незаметно проходят сюда ночью и живут здесь, пока не становятся слишком неосторожными и не начинают пользоваться своей «квартирой» днем. Сержант Паркер произнес эту тираду на удивление важно. — Короче говоря, будто кроличий садок, сэр. И никто сюда не заглядывает, разве что мы, полицейские, но мы же не можем видеть сквозь кирпичные стены. Это была не самоуверенность, а всего лишь флегматичная констатация фактов. — Неподалеку отсюда в прошлом году мы нашли ту маленькую девочку. Мерзкое дело, надо сказать. Роджер вспомнил о деле, которое привело его в Хул. Оно не даст ему покоя, пока не будет завершено. — Да,— сказал он.— Если кто хочет иметь убежище, где его лучше всего найти? — Как раз вон там, сэр! — Паркер не колеблясь указал в сторону подвала, где скрывались Джин и девица.— Но будьте осторожны возле той большой стены с красным фонарем, сэр. Опасно. Она запланирована к сносу на будущей неделе. — Мы будем осторожны,— пообещал Роджер.
— Итак, он не придет,— произнес Джин,— и ты упустила его, не так ли? Он повторил это уже с полдюжины раз, как будто был в состоянии думать только об этом. Он пока еще ничего не сделал, он не тронул Глэдис и не угрожал ей. Сейчас он стоял возле ящика, на котором была укреплена свеча, и смотрел на Глэдис, будто забыв о том, что здесь находилась и Дафни Моллоу. Глэдис отвечала так же, как и раньше. — Не могла же я принести его на руках, не так ли? — Ты не могла заставить его понять. — Конечно, я заставила его понять. Он не шутил, это точно. А кто тебе сказал, что он отдаст те деньги ради женщины, даже если она и его жена? Джин ничего не ответил. Он бросил взгляд на Дафни, которая сидела на стуле возле большого упаковочного ящика, служившего столом. Она будто одеревенела: ноги болели, жесткое деревянное сиденье служило как бы орудием пытки. Волосы ее растрепались, потому что она все время трогала их руками. В подвале было довольно холодно, и она дрожала; сказывался не только холод, а главным образом страх и нервное возбуждение. Она давно ничего не пила и не ела, и во рту у нее пересохло. Временами она почти теряла сознание, и ей казалось, будто она идет по колышущейся воздушной подушке, пот ом чудилось, будто она на скалах, таких же твердых, как и те, о которые разбилось тело Тони Роусопа. Сейчас происходил поединок между мужчиной и этой невысокой, полногрудой и большеглазой девушкой с прекрасными волосами. Отблеск огня от фонаря падал на ее локон, который она то и дело отбрасывала со лба. Без сомнения, Глэдис боялась Джина, но она поборола страх и разговаривала с ним с каким-то чувством испуганного вызова. Джин молчал так долго, что Глэдис сделала порывистое движение и произнесла: — Может, он рад избавиться от нее? Дафни вздрогнула. И еще одна вещь,-— язвительно продолжала Глэдис.— Понимаешь, у него не было ни гроша. Он даже не мог заплатить в автобусе за проезд до Английского банка. Я купила билеты как раз до этой остановки, а не до Святого Павла, ясно? - Она добавила с почти трогательной попыткой снискать его расположение: — А почему ты так уверен, что остальные деньги и камни у него? — Он забрал все,— сказал Джин.— Должно быть, запрягал и не может взять обратно. Он испугался, что выведет нас к деньгам, вот и все. Если он будет в моих руках, я заставлю его говорить. — Ну, он не пойдет на это! — Нам надо его заполучить. — Каким образом? — ядовито спросила Глэдис.— Покажи мне, какой ты умный. — Мы найдем его,— ответил Джин,— и прекрати свои дерзости, пока я тебя не треснул.— Его глаза сверкали, но он не ударил девушку. Что-то подсказало Дафни, что страх Глэдис несколько уменьшился. Ее собственный страх — нет, и ничто из сказанного Джином не давало ей ни малейшего успокоения, ни минутного расслабления от изводящего страха по поводу того, что может случиться дальше. — Я должен захватить его живым и заставить говорить.— продолжал Лефти.-— Его жену лучше всего держать здесь. Если он узнает, что ей плохо, он все расскажет. — Он не придет к ней! — почти кричала Глэдис, — Как вбить это в твою тупую голову? — Мы найдем его. — сказал Джин.— Будь я проклят, если мы его не найдем:! Он двинулся к двери, по остановился возле нее, засунув руки в карманы..—Ты останься и следи за женой Моллоу. Не давай ей есть и пить, понятно? Она, возможно, знает. где он скрывается. Дафни хрипло проговорила: — Her. не знаю, клянусь, не знаю! — Я мог бы найти способ заставить тебя припомнить,--- произнес Джин с холодной угрозой,— Глзд, выйди наружу, посмотри, нет ли кого вокруг. Я не хочу угодить в лапы полицейских. Направившись к выходу, Глэдис прошла мимо, но. прежде чем она успела открыть дверь. Джин внезапно схватил ее за волосы и оттянул голову назад. Их лица были совсем близко друг от друга. -- И не корми ее, ясно? Не будь мягкосердечной! — Это проживя столысо времени с тобой? — - прохрипела Глэдис.— Я и не знаю, что это такое! Джин отпустил ее. и она, кряхтя от натуги, открыла тяжелую дверь. Лефти не сделал ни малейшего движения, чтобы помочь ей. Дверь открылась. Стояла ночь, черкая, как деготь. Днем, когда было светло, у Дафни оставалась какая-то надежда — сейчас не было ничего: ночь ей придется провести здесь. И она останется в этом подвале весь следующий день, а может быть, и еще один день, и еще, и еще. Ей хотелось кричать от ужаса. И Микель не пришел, не попытался помочь ей, не проявил заботы. Наиболее мучительной была именно эта мысль, а вовсе не мысль о том, что этот человек был уверен, будто деньги у Микеля. Она почти забыла историю, которую слышала в поезде,— беспрерывный поток слов Бена Нориса, разговоры других пассажиров в вагоне. Все, что случилось до сегодняшнего дня или, вернее, вечера, казалось как-то оторванным от ее жизни. Было только настоящее: страх перед Джином и еще — мучительная мысль о том, что Микель бросил ее на произвол судьбы. Она пыталась убедить себя, что он просто не поверил Глэдис, но это мало помогало. Ее рот ломило от жажды, она страдала от голода. Весь сегодняшний день она ничего в рот не брала, кроме утренней чашки чая в двенадцать часов. Дафни чувствовала головокружение и понимала, что если встанет, то вряд ли сумеет сохранить равновесие. Глэдис вышла. Джин, держа руки в карманах, двинулся к Дафни. Вот сейчас случится то, чего она постоянно ждала. Дафни сделала попытку встать и пошатнулась. Джин вытащил из карманов руки. В одной руке у него был шарф. Неужели он собирается ее задушить? Ужас сдавил ее сердце, но сил хватило только на то, чтобы тяжело прислониться к стене. — Спокойно! — приказал он. Просунув ей шарф за голову, он его крепко завязал вокруг лица и поверх рта Дафни. Губы ее оказались прижатыми к зубам. — Пока меня не будет,— продолжал он,— ты немного подумай. Тебе будет лучше, если мы узнаем, где твой муж.— Он схватил Дафни за запястья и свел их у нее за спиной, затем отступил назад и добавил: — Не пытайся вырваться отсюда, ничего не получится. Вот сюда я тебя посажу,— добавил он, толкнув ее по направлению к шкафу, стоявшему в углу. Затем открыл дверцу шкафа и втиснул Дафни вовнутрь. Дверки захлопнулись, и тьма поглотила ее. Она не могла даже крикнуть. Джин потрогал дверцы, чтобы убедиться, что они заперлись, отошел, задул свечу и странно утонченным жестом отщипнул кончик фитиля, чтобы помешать распространению чада. Затем двинулся к тяжелой потайной двери и открыл ее. Отсюда он мог видеть участок, освещенный светом звезд, а также отблеск в небе от мощных фонарей. Он почувствовал, что вблизи подвала происходят какие-то оживленные передвижения. Дверь заскрипела. — Полиция...— выдохнула Глэдис.
13. Убийца действует
Несколько секунд Лефти стоял неподвижно, потом закрыл и запер дверь, положил на место неплотно лежавший кирпич и двинулся вперед через развалины фундамента. Потом остановился и, вскарабкавшись на кусок бетона, осмотрелся. В трех направлениях: прямо, вправо и слева — он увидел скопление фонарей, освещавших пространство. Это были пучки яркого, совершенно белого света. Джин видел, как медленно и неуклонно полиция приближается к тому месту, где они стояли. — Вверх, и на ту сторону! — скомандовал он шепотом. — А женщина...— начала было Глэдис. — Вперед! Джин повернулся и, схватив Глэдис за талию, поднял ее. Она что-то невнятно пробормотала. Что — Джин не понял. Он слегка подтолкнул Глэдис, чтобы удостовериться, что она наверху, потом вскарабкался сам. Теперь оба стояли рядом, глядя на фонари, ближайшие из которых находились от них в сотне ярдов. Сверху видно было больше. Несколько автомобилей стояло один возле другого, занимая удобные позиции, видны были фигуры людей, слышны отдельные возгласы. — Пробирайся вдоль стены,— сказал Джин.— Не беги, двигайся тихо. Старайся не издавать ни звука. Я не собираюсь им дать возможность взять нас живыми,— добавил он после некоторой паузы. Слова эти в ночной тишине прозвучали как-то особенно зловеще.-— Иди! — добавил он, подтолкнув ее вперед. Огни фонарей тем временем приблизились и стали очень яркими. Вскоре в лучах фар стали просматриваться фигуры людей. Доносился до них и шаркающий звук, очевидно шаги, грохот камней, отшвыриваемых полицейскими с целью убедиться, не скрывают ли нагромождения обломков дверей или тайников. Но для детального осмотра района людей потребовалось бы не меньше сотни, а сейчас, насколько мог судить Джин, их было не больше тридцати. Чтобы проскочить сквозь цепочку приближающихся полицейских, им надо было преодолеть расстояние в сотню ярдов. Был шанс проскользнуть между двумя группами, но промежуток этот постепенно сужался. Полицейские двигались медленно и осторожно, внимательно осматривая все вокруг. Глэдис споткнулась, задев за камень, и хотя шум был совсем незначительным, он им показался громом. Джин резко рванул ее за руку. — Тихо ты! — прошипел он. Она повернулась к нему и увидела, что он держит в руке нож.Через развалины, действительно, включая Роджера Веста, двигались тридцать четыре полисмена. Роджер знал, что для тщательного осмотра участка требовалось по меньшей мере вдвое больше людей, но надеялся, что им повезет. Улей низких фундаментов и подвалов затруднял движение. Здесь и там полисмены вынуждены были шагать по узким кирпичным стенам, с большой осторожностью, рискуя свалиться и сломать шею. Каждая щель осматривалась самым тщательным образом, каждая дверь, каждая дверная петля освещалась фонарями, чтобы убедиться, что на них нет следов смазки и ими не пользуются. Они преодолевали нагромождение всякого хлама: ржавых кастрюль, котелков, изношенных башмаков, порванной одежды, птичьих костей и скелетов собак, для которых это место было кладбищем. Роджер двигался во главе средней группы, осматривая и обходя опасные участки. Поблизости была огромная яма, наполненная рухнувшими стенами, развалившимися на части,— очень опасное место, по мнению сержанта Паркера. Роджер направился туда. Участок этот был наиболее темным, лучи автомобильных фар сюда не попадали, а налаживать переносные прожекторы не было времени — можно было бы упустить самое главное. Как только они достигли края огромной ямы, сержант Паркер подошел к Роджеру. — Здесь очень скользко и опасно, сэр. Если вы собираетесь спуститься вниз, я подам вам руку. — Хорошо, спасибо. Какова здесь обстановка? — Там внизу кирпичи, всякий хлам, несколько больших ям. Недавно один мужчина провалился там и сломал себе ногу в трех местах. — Скверно,— рассеянно ответил Роджер.— Я спущусь вниз, а потом помогу вам. Оказавшись внизу, Роджер протянул руку сержанту. Его все больше и больше продолжали мучить опасения за женщину, которую он потерял на вокзале. Он сейчас вспомнил ее входящей на платформу в Хуле, здоровую, красивую, изящно одетую, двигавшуюся легко и свободно. И сейчас, в этой яме, напоминающей катакомбы, он ищет ее. — Пролом в стене вон там, сэр.— Паркер посветил своим фонарем, и, похоже, он был прав.— Здесь так много камней, вы легко можете вывихнуть ногу. — Я буду осторожен. Роджер направился через площадку, покрытую битым булыжником, протиснулся через дырку в стене и фонарем осветил следующий подвал. Стены его также были разрушены. Ему показалось, что там мелькнула какая-то тень. — Стой! — прошипел он. У обоих мужчин глухо забилось сердце, они внимательно всматривались туда, где двигалась тень. Воображение? Крыса, кошка, собака? Они не услышали ни одного звука, не заметили больше никакого движения. Оба снова двинулись вперед. Почти невозможно было двигаться без шума, под ногами — огромное количество обломков и камней. Но если им это не удавалось, то тот, кого они искали, также не мог передвигаться неслышно, если он находился здесь. Тьма стояла кромешная, и без фонарей разглядеть что-либо было совершенно невозможно. Луч фонаря Роджера выхватил из темноты отверстие в стене, но что там было дальше, разобрать было невозможно. Паркер предложил: — Не лучше ли будет позвать еще двух парней. — Хорошая идея. Я... Тихо! Шш!.. Он услышал звук, будто кто-то задел ногой рассыпанные камни, и другой звук, похожий на шаги. Роджер слышал, как тяжело стучит его сердце. Оба они напряженно всматривались в темноту. Луч фонаря Паркера дрожал. Послышался звук, похожий на предсмертный визг кролика, и какой-то глухой шум. — Передайте сигнал о помощи, прошептал Роджер сержанту,— а затем двигайтесь вокруг, к противоположной стене. — Хорошо, сэр, - выдохнул Паркер. Он начал сигналить фонарем, шагнул в сторону, а затем послышался вздох, звук падения, грохот осыпающихся камней. Когда шум утих, Роджер услышал звуки, издаваемые Паркером, который пытался встать. Что случилось, Паркер? — Вывихнул... вывихнул колено, - сиплым голосом отозвался Паркер. Не могу, не могу двигаться, сэр. В таком случае не шевелитесь, мягко сказал Роджер. Он не мог выбросить из головы этого визга. Это мог быть приглушенный вопль боли, крик женщины — Дафни Моллоу... Роджер ощутил, как сильно сжались его зубы. Да, идти сюда только с одним человеком было ошибкой. Остальные сейчас далеко... Он неслышно двинулся по направлению к отверстию в стене и, ступая по мелким камням, по кускам раскрошенного бетона, ломавшимся под его тяжестью, достиг отверстия. Если он правильно ориентировался по звукам, кто-то находился от него совсем близко и мог видеть свет его фонаря. Роджер снова очень осторожно продвинулся дальше, укрепив фонарь на уровне пояса и направив его свет в отверстие. Подобравшись к дальнему концу ямы, он замер, прислушиваясь. Вот то, что они слышали: звук чьего-то дыхания! Роджер посмотрел вверх и при свете звезд различил верхушку стены. Вытянув вверх руки, он схватился за края камней и начал подтягиваться. Делая отчаянные усилия, он согнул руки в локтях, напряг мышцы и плечи до боли в суставах, и наконец ему удалось заглянуть поверх стены вниз, на ту сторону. Свет его фонаря был ярким и резким. Его маневр оказался успешным. Он увидел, как какой-то человек стремглав бросился через яму, чтобы добраться до другой ее стороны. Только один человек, больше никого! Долю секунды было видно и его лицо — расплывчатое пятно. Было видно, как блеснули глаза, когда на лицо упал луч света, И в руке его ярко блеснуло лезвие ножа. «Сто шансов против одного,— подумал Роджер,— что это и есть Джин, бессердечный, безжалостный убийца». Вест вскарабкался на самый верх стены, готовясь через нее перескочить. Упускать Джина отсюда нельзя, он затеряется в лабиринте улиц. Его надо брать здесь. Роджер секунды две балансировал на стене, не заботясь больше о шуме, который производил. Джин быстро взглянул вверх. Он увидел Роджера, понял его намерения и быстро повернулся к нему лицом, держа нож почти на высоте плеча, будто собираясь метнуть его, как дротик. Оба стояли совершенно неподвижно. Роджер нагнулся, приготовившись спрыгнуть вниз. Он представлял собой близкую, удобную мишень для Джина, для отточенного лезвия его ножа. Не было времени позвать кого-либо, сюда никто не успеет добраться. — Брось свой нож! — сказал Роджер. Джин не двигался. Значит, будет схватка, рукопашная, ожесточенная и смертельная. Они смотрели друг на друга всего секунду, но казалось, что прошла целая вечность. Неподалеку раздались свистки, кричали люди. Паркер там, возможно, еще подавал свой сигнал. Но это было гам, в другом мире, по ту сторону. Джин выбросил руку, сверкнуло лезвие. Роджер быстро наклонился, но выпад оказался ложным. Но, уклоняясь, Роджер потерял равновесие, и теперь волей-неволей ему пришлось спрыгивать. А Джин стоял пригнувшись, крепко стиснув занесенный для удара нож, направляя его вверх, прямо в живот Роджера. Еще не видя лезвия, Роджер догадывался, что собирается делать его противник. Падая вниз, он попытался отклониться несколько вправо, в том направлении, куда двигался Джин, ударился о землю, перевернулся и почувствовал резкую боль в левой руке. Роджер мгновенно вскочил, пытаясь схватить Джина, который увернулся с проворством лисы. Роджер промахнулся, потом повторил свою попытку, намереваясь схватить врага за ноги. Тот снова ускользнул и устремился в темноту. Роджер вскочил и проревел: — Хватайте его! Он уходит! Джин, не останавливаясь, повернулся и метнул свой нож. Оружие просвистело в воздухе. На этот раз это не было ложным выпадом. Роджер пригнулся, и нож пролетел над ним. Но время оказалось упущенным. Джину удалось покинуть зону, освещенную лучом фонаря Веста, и уйти в темноту. Шаги его были слышны четко. Он двигался так быстро и уверенно, будто знал в этих развалинах каждый закоулок. — Ко мне! Ко мне! — кричал Роджер. Он споткнулся и потерял равновесие. Падая, пытался уберечь левую руку от нового удара, но, несмотря на предосторожность, все-таки ушиб локоть и с трудом удержался от крика — такой сильной была боль. Поднялся Вест с огромным трудом. Слышался топот ног, резкие свистки. Полицейские, по-видимому, вели преследование, но Роджеру не верилось, что им удастся настичь негодяя. А вдруг? Сейчас ему оставалось только надеяться. Сам он оказался вне игры, он упустил Джина, как сегодня упускал всех. Вест чувствовал себя абсолютно разбитым, но не только от боли, а, главным образом, от унижения. Роджер снова вспомнил о кроличьем визге, слышанном им некоторое время назад, и подумал о Дафни Моллоу. Что если он найдет ее тело, обнаружит ее мертвой, с ножевой раной... Вест посветил вокруг себя фонарем и обратил внимание на что-то желтое. Он вспомнил, как описывал Моллоу джемпер Глэдис. Роджер бросился туда. Луч фонаря осветил черные волосы девушки, ноги, юбку, руки... ее спину. Роджер увидел темное пятно поверх яркой желтизны свитера— как раз напротив сердца... Секунду спустя он стоял уже на коленях возле Глэдис Домуэл, и руки его окрасились кровью. Чтобы проверить пульс, он снял с ее руки перчатку... Не изготовила ли она ее своими руками лично для себя? И ее убил мужчина, которого она любила. Пульса не было. Роджер направил луч фонаря на лицо, котopoe заливала смертельная бледность. Девушка обладала, видимо, большим запасом жизненных сил, и все это обрубил Джин подобно фермеру, срезающему серпом колосья хлеба... Но где находилась Дафни Моллоу?
14. Розыски
— Вам лучше было бы хоть ненадолго прилечь, Красавчик,— посоветовал полицейский врач.— Ваша рана — пустяки, но вы плохо выглядите и говорите такие вещи, будто свалились с луны. Ребята вполне способны найти женщину и без вашего участия. А вот утром вам непременно потребуется свежая голова. — Конечно,— ответил Роджер,— надо быть в форме, а состояние у меня сегодня оставляет желать лучшего.— Он закурил и посмотрел в ту сторону, где мерцали огни фонарей.— Если он такое совершил с той девушкой, которая работала на него, он это сможет сделать с кем угодно... — Сейчас для ее спасения вы ничего не способны сделать,— резюмировал хирург. Никак не могу понять, что заставило вас иметь дело с такими типами, как Джин? Роджер ничего не ответил. Он наблюдал, как двое санитаров с риском для жизни, карабкаясь по стенам и лавируя между камнями, приблизились к месту происшествия, чтобы забрать тело Глэдис. Ее лицо и тело были покрыты отвратительным серо-коричневым налетом. Наконец санитары вместе с полицейскими, помогавшими им и указывающими направление, двинулись в обратный путь. Другие же исследовали место, где было совершено убийство, но улики, которые будут здесь собраны, не могут служить явным доказательством вины против человека, который ее убил. Потребуются свидетельские показания или другие неопровержимые факты. Если, их не будет, адвокат постарается спасти его от рук палача, будет бороться за его жизнь, будто бы этот человек достоин жить. А Джина, несомненно, здесь уже нет и в помине. Прошло уже полчаса с тех пор, как Роджер упустил его, и до сих пор не поступало о нем никаких известий. Было мало шансов найти его среди камней и развалин. Поиски надо было начинать с нуля. Из Ярда и из местных отделений прибывали подкрепления. Если потребуется, люди были готовы работать всю ночь, хотя надежды на успех почти не было. — Ну вот, все готово,— произнес полицейский врач.— У вас имеется с собой бутылка с виски? — Забыл в письменном столе,— ответил Роджер. — Возьмите мою,— посоветовал доктор.— Но если вы ее потеряете или разобьете, вам придется иметь дело с моей женой. Доктор сунул фляжку в руки Роджеру, потом повернулся, чтобы проследить за санитарами. Роджер, преисполненный чувства благодарности, глотнул виски, прополоскал рот. потом проглотил. Сунул фляжку в задний карман и вытер рот тыльной стороной руки. На мгновение он представил себе Жанет и детей и невольно улыбнулся. Это помогло ему избавиться от тяжелых воспоминаний, переполнявших его. Роджер расправил плечи и выбрался из углубления, не глядя на сотрудников полиции, которые добросовестно выполняли свою бесполезную в данном случае работу. Сейчас уже все развалины были освещены беспрерывно перемещающимися огнями. Более дюжины автомобилей находилось здесь, среди камней. Исчезло охватившее было Роджера чувство беспомощности и пессимизма, воспоминание о Жанет и детях подбодрило его. Он ведь был полицейским, не гак ли? Нет ничего невозможного, и хотя случай был исключительным, необходимо было искать здесь и по всему Лондону малейшие следы пребывания Дафни Моллоу или Джина. Завтрашний день потребует максимального напряжения сил и ума, на которое он будет способен только в случае, если получит возможность хорошо отдохнуть. Он ведь в принципе легко отделался. Паркера-то увезли с сильным повреждением сустава, а с Роджером могло получиться и еще хуже. Счастье, что он остался жив! Его кто-то окликнул: — Это мистер Вест. сэр? — Да. — Для вас сообщение, сэр! — Спасибо. Иду. Он поспешил на зов, не пользуясь уже фонарем, поскольку фары полицейских машин давали достаточно света. Их лучи превратили темноту запустения в прозрачную яркость. Один луч с дальнего автомобиля попал Роджеру прямо в лицо, и он, ослепленный, едва не натолкнулся на стену. Стена эта отбрасывала на руины неимоверно длинную тень. Верх тени оказался в нескольких дюймах от дверного проема, над которым можно было различить темно-красную надпись: «ОПАСНО». Ближайшим к Дафни Моллоу полицейским в этот момент был Роджер Вест. Но он этого не знал. И удалился прочь.— В этот автомобиль, сэр,- - пригласил человек. Это был один из двух полицейских, охранявших машины. Он прикоснулся к козырьку своей фуражки и добавил: — Мистер Кортланд, сэр. — Благодарю. Роджер проскользнул на сиденье рядом с шофером и включил радиотелефон. — Вест на связи. — Ну, ну, сказал Кортланд шутливым тоном.— Что-нибудь новое о жене Моллоу есть? Роджер резко ответил: — Нет! —- Жаль,— произнес Кортланд.— Мы видели, как Моллоу будто воскрес после смерти, а еще мы получили злобное послание от Джина! — Вы п-получили...— начал было, заикаясь, Вест и умолк. — Да. Он позвонил на станцию Джи-Кэй и предупредил, что если мы выпустим Моллоу, его жена останется жить, а в противном случае он ее убьет. Знаете, кто такая Глэдис Домуэл? — спросил Кортланд с оттенком нетерпеливой настойчивости. — Да,— резко ответил Роджер. Я знаю. Спасибо. Подождите минутку на связи, хорошо? — он опустил трубку и посмотрел в сторону Холборна. Отсюда хорошо были видны полицейские, двигающиеся медленно и осторожно, вспышки множества фонарей. Вест машинально закурил сигарету, затем снова поднял трубку. — Хелло, Корги, извини. Джин, значит, более отчаянный, чем мы думали, он и в самом деле может убить Дафни Моллоу. А если это так, она, значит, находится не там, где я думал. Кортланд хмыкнул. — А почему Моллоу выглядел, как выходец с того света? — спросил Роджер. — Ну, мы дали ему поесть, и он ел так, будто много дней не прикасался к пище! — В голосе Кортланда слышалось неподдельное удивление.— Прямо греб все, как экскаватор. Деньги свои, как он сказал, он все истратил на какие-то вещи. Мы думали, что еда успокоит его, но не тут то было. Он был в ярости из-за того, что мы не ищем его жену, бушевал и рвался сам ее разыскивать. Скажу вам одну вещь, Красавчик: я не знаю, виновен ли он, но надо сказать, что жену свою он любит так, как мне следовало бы любить мою! Роджеру было совсем не до софизмов: — Я еще поговорю с ним, когда приеду. Надеюсь все же от него кое-что получить. — А как идут розыски? Дело в том, что у нас сейчас два срочных вызова в разных концах города и людей вам для помощи мы послать уже не можем. Последовала пауза. Затем Роджер произнес: — Спасибо, Корти, людей больше не надо.— И отключился. Он выбрался из машины и в сопровождении двух полицейских отправился сквозь развалины посмотреть, как идут дела. Ничего найдено не было. — Нам известно, откуда вышел Джин,— сказал Роджер.— Давайте тщательно осмотрим это место... Надежды было мало, но домой никто не собирался, и поиски возобновились с новой силой. Нужна была какая-то новая информация, толчок, импульс, который сдвинул бы поиски с мертвой точки. Сегодня вечером уже были тщательно опрошены все друзья и знакомые Джина в Ист-Энде, и было похоже на то, что все они дали обет молчания. И сестра Глэдис Домуэл тоже клялась, что ничего больше не знает. Около половины второго поиски в районе Святого Павла все еще продолжались. Люди смертельно устали и были бы рады хоть небольшому отдыху. Однако их не покидала уверенность, что Вест знает, что делает, и, поскольку он продолжал поиски, они следовали за ним. Без четверти два послышался наконец свист — сигнал, что что-то обнаружили. . — Без всякого сомнения, они здесь были,— сообщил один из полицейских Роджеру.— Вот сумка убитой женщины, инициалы «Г. Д.». Полагаю, в этих местах не могло быть другой леди с такими инициалами, не правда ли? — Я тоже так думаю,— ответил Роджер. Он повертел в руках дешевую сумочку. Инициалы были крупные, очевидно, из серии «сувениров с юга»: такие встречались часто именно в такой комбинации букв. Из сумки доносился слабый запах пудры. При свете фонаря Роджер различил на коже отпечатки пальцев чьих-то маленьких рук. Он аккуратно взял сумку за края и положил ее в чистый белый конверт. — Каким образом она это здесь обронила, интересно? И не было ли у нее ридикюля? — проговорил он тихо, как бы разговаривая сам с собой, а потом сказал громко: — Надо искать ридикюль Глэдис Домуэл. Узнайте, какой у него внешний вид, был ли он у нее сегодня вечером, и если и нет, то почему? Интересно, что об этом скажет Моллоу? — Здесь есть следы ног, но они неясны,— доложил один из сотрудников.— Похоже, что мужчина и женщина. И они прошли по всей площадке. — Обойдите вокруг стен и еще раз все посмотрите основательно,— произнес Роджер. Но снова ничего не удалось найти, хотя тщательно исследовали каждый камень. И ни один не обратил внимания на то, как содрогается стена, возвышающаяся над их головами... А внизу, замурованная в шкафу, Дафни даже не знала, что полиция проводит облаву. Ей было страшно холодно. Ужас поверг ее в бесчувственное состояние. Приходя в сознание, она снова и снова вздрагивала, когда ей казалось, что дверь открывается и кто-то входит. У нее болели руки, ноги и все тело. И ей даже хотелось, чтобы Джин вернулся обратно.
Когда во сне человек выглядит так, будто он на своих плечах тащит весь мир, это плохо! Жанет Вест стояла возле кровати и смотрела на Роджера. Он не пошевелился, когда в начале восьмого она встала, чтобы приготовить завтрак. Жанет знала, что Роджер вернулся домой рано утром, но, когда именно, не знала. Он почти не побеспокоил ее. Сейчас Роджер спал. Губы его были плотно сжаты, брови нахмурены, между бровей залегла глубокая складка. Она знала его настолько хорошо, насколько может жена знать мужа, и внешний вид Роджера подсказывал ей, что дела у него сейчас идут из рук вон плохо. Щеки Роджера заросли щетиной, подбородок испачкан грязью, лицо в пыли — он не умылся, перед тем как упасть на кровать,— так он был измотан. На одной руке, лежащей поверх одеяла, две глубокие ссадины, ногти грязные — необычно для Роджера, один ноготь сломан. Жанет знала, как следует ей вести себя в подобных случаях. Она не испытывала ничего, кроме обычного беспокойства женщины, когда у мужчины, которого она любит, происходят неприятности. Она знала, что он пройдет, этот неприятный промежуток времени, как эго бывало и раньше. Одно из наиболее характерных качеств Роджера —нежелание сдаваться. Нежелание — эго слабо сказано. Сдаться для Роджера это было невозможно! — Мам,— прошептал один из ребят так тихо, что она даже не разобрала, кто это был.-- Мам, нам можно войти? Было начало девятого. Из Ярда еще не звонили, и не было нужды будить Роджера, пока его не вызвали. Жанет вышла настолько озабоченная, что в первый момент даже не заметила скрытого возбуждения мальчишек и не поняла, почему они в обеих руках держат газеты. — Смотри! — Ричард чуть не завизжал. — Что...-- начала было Жанет, но тут, обратив внимание на газету, увидела в ней портрет Роджера.— Что это?! воскликнула она. Его толкнули под поезд! - выпалил Мартин. Если бы я нашел того человека, я бы убил его! голос Ричарда сорвался. — Тихо! — произнесла Жанет. — Давайте уйдем отсюда. Она направилась к лестнице, мальчишки следовали за ней, как цыплята за курицей. Жанет нащупала ногой первую ступеньку и начала спускаться вниз, все еще глядя в газету. В холле она прочитала подробности этой истории. Здесь говорилось почти обо всем: о двух мужчинах, убитых в Хуле, об убийстве неизвестной девушки неподалеку от церкви Святого Павла, о побеге Джина, описание столкновения Роджера и Джина, жирным, черным шрифтом и с многочисленными догадками и предположениями, а также тот факт, что Дафни Моллоу исчезла. — Как ты думаешь, пана проснется до тех пор, как мы пойдем в школу? — спросил Ричард. Жанет заставила себя отложить газету: — Я не знаю. В любом случае, вы не должны его беспокоить, он очень устал. Кончайте одеваться и поторопитесь, а то опоздаете в школу. Ребята уже ушли из дома, когда зазвонил телефон, неся новые заботы. Не приедет ли Роджер как можно быстрее в Ярд, есть важные новости, требующие его внимания, а заместитель комиссара желал бы видеть его у себя в половине десятого. Было без двадцати минут девять.
Роджер быстро принял холодный душ, поспешно побрился и почти не завтракал он слитком торопился. Он все делал с быстротой и напряженностью, которые свидетельствовали о том же, о чем говорило выражение его лица, пока он спал. Жанет не была навязчивой, не задавала никаких вопросов. Роджер поцеловал ее с особой нежностью, которая: говорила о его благодарности за понимание, а в 9.15 садился уже в автомобиль, присланный за ним из Ярда. Закурив свою первую в это утро сигарету, он оглянулся, но Жанет и их дома уже не было видно, просматривались только аккуратные домики соседей. Сегодня ему не хотелось бы так скоро расставаться с Жанет. — Прекрасное утро, сэр,— произнес шофер. — Да, приятное. В самом деле, было уже совсем тепло, для Лондона даже жарко. Роджеру пришлось расстегнуть воротник, и он пожалел, что не надел более легкую рубашку. Вскоре они подъехали к Ярду. Первое, что увидел Роджер, был его собственный зеленый «уолсели». Он спросил: -— А вы знали, что моя машина здесь? — Когда я уезжал, ее здесь не было, сэр. — Хм, хм...— промычал Роджер. Он думал, кто же это мог доставить сюда из Хула его машину, но, взглянув на часы, выбросил эти мысли из головы. Было ровно 9.30, а господин Чэтуорт не любил, когда его заставляли ждать. В приемной находился только Эдди Дай, крайне гнусная личность. Его огромные, выдающиеся вперед зубы, казалось, раздвигали и без того громадный рот. Он спросил: — Ты разве не знаешь, что Старик тебя ждет? — Попробуй позвони ему и скажи, что я явлюсь через полчаса или около того,— с кислым видом сказал Роджер. — Слушай, Красавчик, так не годится,— начал он.— Ты должен был...— Увидев усмешку Роджера, он замолчал и обиделся. Вест стал быстро просматривать бумаги, лежащие на его столе. Ничего особенного там не было. У Глэдис Домуэл была с собой сумочка, большая, зеленого цвета, ее замужняя сестра была абсолютно уверена в этом, к тому же и Моллоу это подтвердил. Это могло быть полезным для следствия. По-прежнему ничего не было слышно и о Дафни Моллоу. Поведение Микеля Моллоу не изменилось. И о Джине ничего нового. Без двадцати десять он стучал в дверь кабинета Чэтуорта, сотворив предварительно короткую молитву, чтобы тот не оказался в задиристом настроении. Он был лучшим в мире боссом и в то же время походил на дьявола. — Войдите! Роджер расправил плечи и открыл дверь. Чэтуорт сидел за своим широким столом, кабинет был отделан черным стеклом и хромом, хозяин походил на фермера, ушедшего на покой. Он улыбнулся ангельской улыбкой, махнул рукой и произнес: — Входите, входите, Вест, рад вас видеть. Вы ведь знакомы с полковником Уотлесбери, не гак ли? Уотлесбери сидел, втиснувшись в кресло, слишком маленькое для его огромного тела. Он, видимо, чувствовал себя неловко и был очень рад увидеть знакомое лицо. Возле его ног стоял раскрытый чемодан. На скомканном газетном листе на столе Чэтуорта лежал большой камень. Он был размером с огромную грушу, зловещий, зазубренный, покрытый пятнами коричневого цвета.
15. Находки Уотлесбери
— Не вставайте, полковник, не вставайте,— благожелательно заметил Чэтуорт.— Проходите и присаживайтесь, Вест. Уотлесбери оживился, ему, видно, совсем не хотелось подниматься со своего кресла. Рядом с кирпично-красным Чэтуортом он выглядел бледным и бесцветным. — Думал, что сам справлюсь, вот только одну вещь мы нашли в Хуле,— произнес Уотлесбери.— Да и автомобиль ваш привел. Он, видно, нужен. Вы, надеюсь, не против? Роджер помахал рукой: — Очень вам признателен. Мне его как раз не хватало. Большое спасибо. А это что? Он уставился на камень. Вест знал, что это такое, по крайней мере приблизительно, но с его стороны нехорошо было отнимать у Уотлесбери возможность все объяснить. Роджер почувствовал себя лучше. Новый день нес в себе что-то новое... На некоторое время судьба Дафни Моллоу отодвинулась в мыслях Роджера на задний план. — Я очень рад, что поступил правильно,— пробубнил Уотлесбери.— Да, это кровь, об этом можно твердо заявить. Мы проверили группы —это группа А. Мертвец в коттедже, его имя Сильвер, имел кровь тоже группы А. Роусон — тоже.— Он отдышался и продолжал: — На камне имеются некоторые отпечатки. — Прекрасно,— мягко сказал Вест.— Они принадлежат Моллоу? — Нет. — А кому? — Джину. Это становилось интересным. Было много работы, продолжались поиски исчезнувшей женщины. Но сейчас не осталось уже никаких сомнений — надо ловить Лефти Джина! Это походило на вспышку света в темной комнате. Потом вспышка исчезла. Роджер некоторое время ничего не говорил, хотя и знал, что остальные ждут его слова. Все внимательно смотрели на него. А в голове у Роджера этот камень с отпечатками пальцев вызвал цепную реакцию мыслей: «Джин убил собственного компаньона, а потом им, возможно, был убит и Роусон! Но почему...» — Что вы думаете об этом? — спросил Чэтуорт.— Не ожидали, что Джин окажется и там? Э? Обескуражены тем, что это не отпечатки пальцев Моллоу? Э? — Не в этом дело, сэр,— медленно и официально ответил Роджер.— Обратите внимание, Джин, он же выдает себя всеми возможными путями! Вот чего я не могу понять! Уотлесбери молча сопел. — Не понимаю вас,— коротко произнес Чэтуорт. Для дальнейших раздумий времени не было. Роджер понял свои сомнения, свое отношение к этому делу, собственное замешательство, все те обстоятельства, которые смущали его, пока он не пришел к четкому решению. — Мы будто бы вышли на Джина, как только узнали, что убит Чине Сильвестр, — произнес Роджер.— Мы не беспокоились о том, кто именно убил Чипса, Джин или кто-то другой, мы следовали за Джином только потому, что он был у нас «на руках». Таким путем мы поймали сотни преступников. — Но после появилась девушка — Глэдис Домуэл. Нам известно, что она далеко не дура. А что получается? Джин не скрывает того, что он вновь находится в Ист-Энде и что Глэдис его любовница. Много лет Джин скрывался и вдруг внезапно появляется. Зачем? И почему Глэдис разговаривала с Моллоу таким образом? Помните, сэр? Она сказала Моллоу, что Нефти Джин захватил его жену. Она не была уверена, последует ли Моллоу за ней, куда ей нужно. Так и случилось он пришел к нам и подвел Нефти. — Да, я понимаю, что вы хотите сказать, — пробурчал Чэтуорт. Девушка совершила роковую ошибку. Она, по-видимому, полагала, что Моллоу придет в ужас при одном упоминании имени Джина и сделает то, что нужно. Она... Чэтуорт резко выпрямился. Его именем она хотела устрашить Моллоу, полагая, что Моллоу его знает. Вполне возможно, решительно заявил Уотлесбери. Да, да, произнес Роджер, машинально закуривая сигарету.— Конечно, Моллоу нам всего нс сообщил, но со временем мы эго узнаем. А что касается повода... Это загадочная вещь, подхватил Чэтуорт, почему Джин убил свою возлюбленную. Он ведь не знал, что она говорила о нем Моллоу, и не мог ей за это мстить. — Да, разумеется,— произнес Роджер и, помолчав, добавил: Извините, сэр, если бог нам пошлет удачу. Джина мы схватим сегодня же. — Надеюсь, что это так и будет,— начал Уотлесбери и посмотрел на Чэтуорт а. будто бы ожидая разрешения продолжать. С сотрудниками из провинции Чэтуорт мог быть ангельски любезным, Уотлесбери к тому же ему нравился. Он кивнул. — Там есть еще кое-что,— продолжал Уотлесбери.— Это обнаружил ваш сотрудник Брэдинг. В коттедже имеется множество отпечатков, не принадлежащих никому из тех, кого мы знаем... — Мужские? — спросил Роджер. -- Да. Я бы сказал, очень крупного парня. Не Роусона, не Моллоу, не Джина и не этого, как бишь его зовут, — Сильвера, Чипса Сильвера, а плотника или кого-то в этом роде. Но не садовника. Посмотрите, добавил Уотлесбери, нагнувшись, хрюкая и сопя, вытаскивая что-то из чемодана.— Видите? Это были снимки отпечатков пальцев, свидетельство того, как напряженно работала все это время полиция Хула. Насколько можно судить, отпечатки были оставлены на слое пыли в спальне, а пыль там появилась с потолка, когда в нем проделали отверстие. Совершенно ясно, что неизвестный там находился в то же время, что и другие, или чуть позже. Всегда одно и то же,— добавил Уотлесбери, позволяя себе немного поворчать.— Или у вас слишком много отпечатков, или слишком мало. На сей раз слишком много, мы могли бы обойтись и без этого парня, но он, однако, там был. И это конечно же не ваши отпечатки, мистер Вест, Брэдинг уверен в этом! — Значит, на сцене появляется новое действующее лицо!..— заметил Роджер.— Мужчина с большими пальцами! — Да, это так. Пока что единственное, что мы имеем, это отпечатки больших пальцев. Мои ребята еще раз осматривают коттедж, и я уверен, они ничего не упустят! — Держу пари, что нет! — улыбнулся Роджер. У вас еще что-нибудь есть, полковник? — Ничего особенного. Я привез копию доклада обо всем происшедшем и предпринял попытку выяснить деятельность Роусона до того, как он появился в Хуле. В коттедже мы нашли школьное свидетельство и еще вот это. Он вынул лист плотной бумаги и протянул его Роджеру. Это был сертификат инженерного института, свидетельствующий, что человек по имени Антони Роусон проходил там обучение на слесаря. — Хэлло! — воскликнул Роджер, прочитав документ.— Слесарь — взломщик сейфов! Мы, кажется, получаем нить. Роусон...— Он быстро взглянул на Чэтуорта: — Понимаете, к чему я клоню? — Посмотрим,— произнес Чэтуорт и нажал кнопку звонка. Почти сразу же вошла его секретарша — женщина средних лет, одетая в белую кофту и черную юбку. Он протянул ей удостоверение.— Проверьте срочно этого господина — Роусона, поручите это Торнбаллу, если он на месте. — Слушаюсь, сэр.— Женщина вышла из кабинета. — Не говорите мне, что там было еще что-нибудь,— сказал Роджер. — Самая малость,— самодовольно ответил Уотлесбери.— Если Роусон был мошенником, а в коттедже держал наличные, это, похоже, стало известно Моллоу. Мне повезло, и на берегу я нашел письмо. Его, несомненно, вынесло водой из кармана Роусона. Оно размазано, но вполне разборчиво. Он извлек листок, и Роджер прочитал:— «Тони, я в глубоком прорыве. Не можешь ли ты со мной встретиться сегодня ночью, около полуночи, у тебя дома? Дафни не должна знать. Не можешь ли добыть для меня 50 фунтов, чтобы выручить меня? Микель».
— Однако это попахивает шантажом,— предположил Уотлесбери. — Возможно,— согласился Роджер.— Прежде всего нам, однако, нужно знать, кто тот мужчина с большими пальцами. Если он проходил по нашей картотеке, это много времени не займет. Но меня более всего волнует Дафни Моллоу. Ведь нам стало известно, что Джин убьет ее, если мы не отпустим Моллоу. Чэтуорт молчал. — Этот парень не должен рассчитывать, что мы подчинимся его требованию,— возразил Уотлесбери. — Джин считает, что у Моллоу есть деньги и он может заставить Моллоу их вернуть. И судя по тому, как относится Моллоу к своей жене, он, возможно, прав, если... — Если у Моллоу есть деньги! — вставил Уотлес-бери.-т- Но все говорит об обратном, о том, что он находится в прорыве, не так ли? Иначе он не стал бы заставлять Дафни занимать деньги у чужих людей? — А что выяснили относительно того конверта, в котором был пятьдесят один фунт? Уотлесбери закрыл рот, потом снова открыл его, почти как рыба. Он покраснел и, ухмыляясь, нагнулся, чтобы вынуть еще что-то из своего чемодана. — Чуть не забыл,— сказал он.— На конверте было несколько пятен и две пары отпечатков. Одна пара — Чарли Рея, почтальона, другая — те крупные пальцы, которые мы обнаружили в коттедже на слое пыли. Не Моллоу,— снова повторил он, усиленно это акцентируя. — Это достоверное свидетельство того, что деньги у кого-то еще,— вставил Чэтуорт.— Прошлой ночью, Вест, когда вы допрашивали Моллоу, он ведь отрицал, что у него были деньги. А ничего другого он не отрицал. Может быть, вам удастся заставить его заговорить? — Я еще раз попытаюсь, но он ведь может и не заговорить. А если мы отпустим Моллоу, Джин попытается снова захватить его. Мы могли бы отпустить Моллоу и наблюдать. Это старый трюк. Риск заключается только в одном: Джин может его убить. И если... — Вы и в самом деле хотите освободить Моллоу и последовать за ним? — спросил настойчиво Чэтуорт. — Я пошел бы на любой риск, чтобы побыстрее захватить Джина,— ответил Роджер.— Он единственный знает, где находится Дафни Моллоу. — Сходите повидайте Моллоу,— решил Чэтуорт.— Посмотрите, что вы сможете узнать от него. А если вам, полковник, захочется присутствовать при разговоре, я уверен, что старший инспектор Вест будет счастлив...— Вся резкость его исчезла, он снова стал походить на ангела.— Мы увидимся с вами позже, полковник. А о вещественных доказательствах не беспокойтесь, я пошлю их в контору старших инспекторов. Роджер вместе с Уотлесбери направился к двери. Прежде чем они вышли, житель Хула с робкой благодарной улыбкой поклонился великому заместителю комиссара. Да, неожиданно возникло кое-что новое, на что и надеялся Роджер, и несколько продвинуло ход дела: «неизвестные» отпечатки пальцев, Роусон в качестве взломщика сейфов. А теперь вопрос жизни и смерти жены должен заставить Моллоу говорить. Уотлесбери заметил: — Вспугнули тигра, не так ли? Э-э... Очень хотел бы быть полезен, но все же лучше, если вы сами проведете допрос. Слишком много неясностей, знаете ли...
Моллоу, по всей вероятности, совсем мало спал. Он побрился и выглядел более собранным, глаза его горели. Он часто вскакивал со стула, будто долго не мог оставаться на месте. Его густые жесткие волосы торчали на макушке, из-за того что не было бриолина. Руки его находились в постоянном движении, он то и дело ударял кулаком одной руки по ладони другой. — Я должен спросить вас, что делаете вы для того, чтобы найти мою жену? Почему вы теряете время, когда каждый полицейский города обязан быть на розысках? Этим занято множество людей,— мягко ответил Роджер. Перестанем ходить вокруг да около, давайте выясним правду. Вы могли бы спасти свою жену, отдав те деньги. Я ничего не знаю о кровавых деньгах! — Вы были в коттедже, когда... — Я пошел навестить Роусона. Да, я собирался одолжить немного денег! Я разорен, но никого не убивал. Когда я попал туда, то обнаружил там человека, лежащего у подножия лестницы с проломленной головой. Я... я поискал Тони, но не мог его найти. Моллоу говорил так быстро и складно, словно рассказывал об этом не в первый, а в десятый раз. Затем кто-то, кого я не видел, ударил меня по затылку. У меня там сохранился еще синяк, глядите! Он подался вперед, согнувшись почти пополам, чтобы показать им свой затылок. Волосы там были неожиданно жидкими; виднелся небольшой синяк и ссадина. Моллоу продолжал, и голос его повысился до вопля: Я подумал, что он собирается размозжить мне голову, как и голову того парня... Как я испугался! Когда я очнулся, я не мог поверить, что жив до сих пор, я не мог поверить в это! — он перевел дыхание. — А где вы находились, когда очнулись? — спросил Роджер. — В коттедже. Возле того человека, с головой... это было ужасно... Моллоу невольно задрожал. Ужасно. Я увидел громадную жирную крысу, подползавшую...— Он закрыл глаза. Уотлесбери сопел, будто сочувствуя. Роджер с непроницаемым лицом внимательно наблюдал за каждым оттенком в лице и глазах Моллоу. — Это все,— значительно медленнее продолжал Моллоу.— Я вернулся домой и принял решение бежать. — Почему? — Разве вы не поняли? Вы не можете понять, почему? — Нет,— решительно произнес Роджер.— Если б это было действительно так, я на вашем месте дал бы знать полиции. Почему вы не сделали этого? — Я... я был потрясен! — А что же заставило вас трястись перед полицией? Моллоу плотно сжал губы и не сделал ни малейшей попытки ответить. — Послушайте, Моллоу,— резко сказал Роджер,— этот Джин убийца. Он где-то прячет вашу жену, и она находится в смертельной опасности. Вбейте это себе в голову. Мы должны знать абсолютно все, что вы в состоянии нам сообщить. Не бойтесь рискнуть головой, если вы хоть немного беспокоитесь о вашей жене, выкладывайте чистую правду! Моллоу пропищал: — Я все уже рассказал вам. — Вы не сказали нам, почему вы бежали. Почему вы решили оставить ваш дом. Давайте начистоту. Вы убили вашего друга, Роусона, не так ли? Вы ударили его по голове, а потом спихнули с утеса в пещеру Дьявола. Вы собирались обокрасть его дом, а обнаружили там других людей. Продолжайте же, покончим с этим. — Это неправда,— прошептал Моллоу. — Я не убивал Тони. Он был моим ближайшим другом, на кой черт мне его убивать? — Моллоу сделал паузу, затем взорвался: — Когда собираетесь вы найти мою жену? Даф, о... Даф! Он замолк, и слезы были на его глазах.
— Он что-то пытается скрыть,— доложил Роджер заместителю комиссара.— Мне не хотелось бы гадать, что именно. Должен заметить, что по своему желанию он не способен вызывать слезы. Его любовь к жене — важный фактор. Есть только одна странность в том, что он мне рассказал. — Что именно? — Он был сбит с ног в коттедже, трогал дверь, отворял ее, но нигде не оставил отпечатков. Полагаю, что он был в перчатках. Отпечатков ему, по-видимому, оставлять не хотелось. — Неплохая идея,-- произнес Чэтуорт. — Вы все еще советуете его отпустить? — Думаю, игра стоит свеч. Если он знает, где находится Джин, он, возможно, приведет нас к нему. Чтобы следовать за Моллоу, я выберу надежного человека, который не способен ошибиться, и мы оставим их до тех пор, пока не наступит время звонить во все колокола. Уотлесбери поддержал его: — Если мне разрешено будет вставить слово, господин. заместитель комиссара, я бы хотел сказать, что я согласен с Вестом. Простите, с мистером Вестом.— Я... я хотел бы подчеркнуть,— продолжал он,— что Моллоу и Джин раньше работали вместе. Не так ли, мистер Вест? — Вполне возможно,— согласился Роджер. — Делайте то, что считаете нужным,— согласился наконец Чэтуорт,— но не потеряйте Моллоу. Он не добавил: «Как вы упустили других», но это подразумевалось. Роджер спустился в свой отдел и поручил нескольким сотрудникам неотступно следовать за Моллоу, но не был уверен, что тому не удастся их обмануть. Был еще вопрос: если Джин не уверен, что Моллоу свяжется с ним, зачем он послал свой ультиматум? И другой вопрос: если у Моллоу нет денег, почему Джин так уверен, что они есть? Кроме того, стало известно, что отпечатков пальцев большого размера, найденных в коттедже, в картотеке Ярда нет. Не было и никаких записей, касавшихся человека по имени Роусон. Правда, отыскали одного Роусона, который работал лет десять тому назад учеником слесаря у «Лондон Лок Компани», и сейчас надо было организовать поиски в этой компании. А ведь прошло столько лет! А жизнь Дафни Моллоу, она зависела от того, состоится или нет встреча Джина и Моллоу. Это мучило Роджера больше всего. Он видел перед собой ее испуганное лицо. В каком ужасе она будет, когда Джин протянет к ней руки. Если она жива...
16. Стальной шкаф
В тот момент, когда Вест освободил Микеля Моллоу, Дафни Моллоу находилась на грани потери сознания. Ей казалось, что она находится в темном, холодном колодце. Дафни дрожала. Узел шарфа давил на зубы, и она не могла бткрыть рот, а только пыталась прогрызть ткань. Однако из этого почти ничего не получалось. И воздух был скверным. Каждый раз, когда Дафни приходила в себя, она находилась в том же положении. В этих случаях она пыталась встать на ноги и дубасила в стальную дверь, пока ей не становилось больно и она была вынуждена останавливаться. Однако ни один звук не был слышен за пределами подвала, и у нее не было надежды. Она вновь и вновь впадала в бессознательное состояние, и выходила из него, и впадала опять. Голод, жажда, физическая слабость совсем обессилили ее. Ее рот казался таким сухим и хрупким, когда она проводила по нему языком. Шарф был испачкан чем-то маслянистым, и от этого ощущение было еще более неприятным. Усилием воли она заставляла свои губы двигаться вверх и вниз, вряд ли осознавая, для чего это нужно. Она слегка жевала ткань, но все слабее, слабее... Был холод, тишина и страх от мысли, что она никогда не выберется отсюда...А снаружи полиция еще раз осматривала заброшенный участок, на сей раз при дневном свете.
Роджер стоял возле магазина в Уайтчепеле и смотрел вверх на зеленоватое окно с надписью: «Солл Ридл, мастер по перчаткам, специальные заказы». Вывеска была написана черной краской. Он мог видеть только головы девушек, работавших в магазине. Дверь была открыта, и на ней значилось: «Только для сотрудников». Роджер вошел. Жужжание пошивочных машин настойчиво доносилось из задней комнаты. Разнообразный шум, связанный с работой, проникал из-за деревянной перегородки, отделявшей контору мастера от производства. Дверь в этой перегородке открылась раньше, чем он успел нажать кнопку звонка. Молодой человек с темными волнистыми волосами, обильно намасленными — мечта подростков, с бледно-розовой кожей и прекрасными глазами медового цвета вошел в маленький кабинет. Его полные красивые губы были готовы расплыться в улыбке. Когда он увидел Роджера, то некоторое время колебался и сомневался: не заказчик ли это? — Доброе утро! — голос был приятный, но не лишенный некоторой гнусавости. — Доброе утро,— ответил Роджер и показал свое удостоверение.— Могу ли я побеседовать с мистером Соломоном Ридлом? — Разумеется, сэр,— произнес молодой человек.— Я и есть сам Солл Ридл. Чем могу быть полезен? — У вас есть место, где мы могли бы побеседовать? Ридл взглянул на удостоверение, и глаза его внезапно расширились. Теперь он. выглядел более озабоченным, осмотрительным и даже осторожным. Конечно, это почти ничего не значило: в этом районе полиция часто опрашивала тех, кто был не в ладах со своей совестью. — Конечно, давайте поднимемся,— предложил Ридл. Моя квартира как раз наверху, старший инспектор... Вест, не гак ли? Он обнажил в улыбке белые зубы. — Хотя мне показалось, что я видел вас раньше, мистер Вест, но в любом случае мне очень приятно познакомиться с вами. Он крикнул:Ричель, я на несколько минут выйду, присмотри здесь. Он повел Роджера в проход, смежный с магазином, затем к лестнице, ведущей наверх. Это маленькая квартира, сказал он извиняющимся тоном, только для моей бедной матери и меня. Она увидит нас, старший инспектор, не обращайте на это внимания, она абсолютно глуха. Такая жалость! Комнаты в квартире были невелики, но хорошо обставлены. В той комнате, куда Солл Ридл привел Веста, находились большой телевизор, гарнитур, кушетка с подушками королевского голубого цвета, коктейль-бар орехового дерева и много ценных безделушек, расставленных с большим вкусом. Ковер был новейшего персидского образца. — Садитесь, пожалуйста, и скажите, чем я смогу быть вам полезен? — пригласил Ридл. Ничего серьезного, надеюсь, не гак ли? — Он присел, казалось несколько успокоившись. — Очень серьезно, — решительно ответил Роджер. — В вашем штате имеется девушка по имени Глэдис Домуэл? Глаза медового цвета расширились. Последовала долгая пауза. Ридл будто бы пытался осознать смысл сказанного, затем произнес: — Да, да, конечно. А что случилось с Глэдис? Мне очень жаль, она очень хорошая девушка и хорошая работница, одна из лучших. Теперь не так-то просто найти хорошую девушку — добросовестную, я имею в виду. Глэдис всегда отдавалась полностью работе. И какая мастерица! Если я смогу помочь ей, то всегда буду рад сделать это, инспектор! — Я хотел бы поговорить с ее подругами, с теми, кто хорошо знал ее. Глаза Ридла оставались спокойными, руки неподвижно лежали на коленях. — Инспектор, эта неприятность связана с человеком, с которым она имела дело, с этим Джином? Роджер спросил резким голосом: А что вам известно о Джине? — Немного,— ответил Ридл.— Но когда Глэдис связалась с ним, я ее предостерег. Я его однажды видел. Должен сказать, паршивый человек, мистер Вест. Я не мог бы ему доверять.— Он выразительно поднял руки.— Но вы знаете, как это случается? Почему девушка, подобная Глэдис, отдается такому мужчине? Хочу вам сказать одну вещь. Моя собственная сестра, инспектор, замужем за отъявленным мерзавцем, и что же он с ней сделал? Он сделал ее жизнь полной страданий, огорчений, несчастья и никогда не был к ней добр. Бедная Роза! Именно об этом я предупреждал Глэдис, такую же жизнь создал бы ей Джин. Но ничего нельзя было сделать, мистер Вест, она была так упряма. Влюбленные всегда упрямы, не так ли? А что с ней случилось, инспектор? — Вам что-нибудь известно о его репутации? Ридл пожал плечами. — Да, кое-что известно. Я о нем знал и раньше, до того, как он исчез. Мой отец сказал о Джине так: «Какое несчастье, что его не повесили!» Честно вам скажу, я его знал в те времена, когда оба мы были помоложе. И тогда он был мерзавцем, ну а с тех пор как вернулся...— Солл Ридл сделал паузу, потом широко развел руками и покачал головой.— Вы не видели его, инспектор? Он выглядит плохо, а сейчас он, похоже, болен. От подобной болезни умер мой старый отец, много лет мучился... Но не о нем речь, инспектор. Признаюсь вам, Джин приходил ко мне и просил работы. Я не мог принять такого человека, но именно здесь он познакомился с Глэдис. Как это получилось, что она влюбилась в него? Я не знаю, право, не знаю.— Он снова сделал паузу, потом добавил твердым голосом: Пожалуйста, скажите мне, в чем дело? — Он убил ее,— произнес Роджер. Руки Ридла замерли на полпути к груди. Он резко выпрямился. Персиковый цвет исчез с его щек. Он медленно, печально вздохнул и покачал головой. — Бедная старушка Глэдис! — произнес он.— Мало толку, что я предупредил ее. По-моему, они не должны были встречаться. Мне очень жаль, инспектор, очень жаль! И если я могу быть полезен, то я к вашим услугам!
Ни один человек из мастерской ничего не мог добавить.
Без четверти двенадцать Роджер оставил свою машину возле дома № 27 по Бат Лэйн, у высокого серого закопченного здания с маленькими окнами. Позади и кругом виднелись остовы зданий, бывших когда-то жилыми домами. Он вошел. Зал был темный и мрачный, каменная лестничная клетка открывала негостеприимный вход наверх. На стене, справа от двери, висела панель с фамилиями владельцев и названиями компаний, которые расположились здесь. Роджер прочел:
«Контора Мелдмэя, оборудование для контор и канцелярий. X. Д. Питербай, управляющий, 4-й этаж».
Роджер нажал кнопку лифта — безрезультатно. Нажал снова — то же самое. Он неторопливо двинулся вверх по каменным ступеням. Пролеты были очень длинными, а ступени — крутыми. Миновав бездействующую кабину лифта на третьем этаже, он несколько успокоился. Из каждого окна просматривались окрестности, и из каждого окна он мог видеть церковь Святого Павла, полицейских, автомашины, развалины. Он ускорил шаги на последнем пролете, чтобы доказать себе, что находится в наилучшей форме. На четвертом этаже он остановился и резко постучал в дверь из матового стекла, на которой значилось: «Милдмэй — Канцелярское и конторское оборудование. Главная контора и производство. Брэйтнос». Стучали пишущие машинки, никаких других звуков не слышалось. Роджер открыл дверь и увидел трех девушек — две из них сидели за машинками, а одна склонилась над большой бухгалтерской книгой. Она подняла голову, а две другие бросили на Роджера быстрые насмешливые взгляды. Контора была невелика и опрятна, лучше некуда. Девушка, находившаяся возле конторской книги, встала и отпустила Роджеру официальную улыбку: — Доброе утро. Чем могу быть полезной? — Мистер Питербай у себя? — Вы с ним договорились о встрече, сэр? — Нет.— Он вытащил визитную карточку.— Попросите его принять меня, хорошо? Девушка посмотрела на Роджера, бросила взгляд на карточку. То, что она при этом почувствовала, передалось и машинисткам: в их работе возникла мимолетная испуганная пауза. Одна из машинисток была великолепна на вид — с мягкими пушистыми волосами, с фарфоровыми голубыми глазами, в блузе из белого шелка, которая, видимо, предназначена была для того, чтобы показать высокую красивую грудь и по мере возможности привлечь взгляды мужчин. — Я вас не задержу ни на секунду,— сказала первая девушка. Фарфоровые голубые глаза смотрели в сторону. Позади конторки была только одна дверь, на ней значилось имя: «X. Д. ПИТЕРБАЙ, лондонский управляющий». Девушка исчезла, дверь за ней бесшумно закрылась. Секунду спустя девушка снова появилась, ее движения были так же быстры, как и действия машинисток, которые работали с ужасной скоростью: — Мистер Питербай будет рад видеть вас, сэр! — Спасибо.
Питербай поднялся из-за большого полированного бюро. Он сидел спиной к окну, к церкви Святого Павла. Мужчина был красен и круглолиц, мал ростом и неулыбчив; он не был неприятным, но его нельзя было считать обаятельным. Цвет его лица свидетельствовал о том, что он здоровый, цветущий человек. Видимо, не в его привычках было обмениваться рукопожатием, левой рукой он указал гостю на стул. В этот момент Роджер не заметил ничего странного. — Спасибо,— произнес он.— Извините, что побеспокоил вас, мистер Питербай, но у меня неотложное и конфиденциальное дело. — Буду рад помочь,— произнес Питербай педантичным голосом. Он производил впечатление человека, который все тщательно отрепетировал, который редко действовал, не продумав, какие это может иметь последствия.— Но я не совсем понимаю, чем могу быть вам полезен, старший инспектор...— он быстро взглянул на карточку,— Вест. — Как мне известно, у вас служит мистер Микель Моллоу? У любого другого реакция была бы значительно заметнее. У Питербая она выразилась только в том, что он несколько поднял брови да тусклые глаза его слегка блеснули. Он действительно служит в моей компании, мистер Вест. Я только контролирую работу Лондонского и Южного отделений компании. Могу сказать точно: я слежу за заказами, которые получают наши лондонские и южные представители. Мистер Микель Моллоу представляет нас в секции Ют Англии, отмеченной, соблаговолите повернуть голову, буквой «Д». Роджер повернулся. Карта Южной Англии занимала большую часть стены позади него. Она была разделена примерно на дюжину секций, каждая окрашена в разный цвет, на каждой помещалась большая буква. Секция, отмеченная буквой «Д», находилась внутри сегмента, начинавшегося от Крайдона и достигавшего побережья. Хул находился примерно в середине линии, огибавшей побережье. — А в каком смысле мистер Моллоу интересует Скотланд-Ярд? — спросил Питербай. Его тон был полностью лишен эмоций и почти безразличен, а движения казались удивительно скованными и затрудненными. Только сейчас Роджер заметил в нем нечто, ранее ускользнувшее от его внимания. Правая рука Питербая, облаченная в перчатку, покоилась на конторке, пальцы искривлены, левая рука была спрятана. Поза настолько естественна, что с первого взгляда обманула Роджера. Перчатка изготовлена из блестящей черной кожи, без единой морщины. Надеюсь, вы поймете, если я не отвечу на ваш вопрос, сказал Роджер. Он был сух и официален. Я был бы вам признателен, если бы вы рассказали о беде, в которую он попал. Питербай произнес: — Я не знаю ни о какой личной беде, если только вы не имеете в виду его денежные дела. — Я имею в виду что-нибудь, что могло тревожить его персонально. — Очень хорошо,— сказал Питербай.-- В таком случае, да, могу дать вам небольшую конфиденциальную информацию. — Он сделал паузу.— Я просил мистера Моллоу приехать ко мне сегодня утром, чтобы дать ему возможность объяснить некоторые странности в его финансовых отношениях с компанией. Он предпочел проигнорировать приглашение. Вполне понятно, что все, что я вам сообщаю, совершенно конфиденциально и не должно использоваться для формального обвинения, пока не поступит дальнейшая информация и не будут получены инструкции из нашей главной конторы. — Это понятно,— заметил Роджер и подумал: «Что, интересно, последует за этим? Серьезное обвинение или пустяки?» Питербай дал понять, что он хорошо осведомлен и о том, что произошло с Моллоу, и о том, в чем его подозревают. Он держал Моллоу в руках и, хотя притворялся равнодушным, очевидно, испытывал почти садистское удовольствие. — Дело довольно важное, мистер Вест,— продолжал он.— Выяснились определенные несоответствия в книге заказов мистера Моллоу. Несколько недель тому назад он попросил и получил значительную сумму, аванс наличными, в зачет долга по торговле с последующим возвращением в кассу компании в течение трех месяцев. Комиссионные мы обычно выплачиваем поквартально. В данном случае оказалось, что выплаченная сумма комиссионных на 103 фунта и 9 шиллингов больше. Эти 103 фунта были начислены на основании поддельных документов. Питербай сделал паузу и на дюйм или два подвинул левую руку, как если бы она закостенела. — Рассматривая ордера одной из компаний — «Норис и сын» из Хула,— продолжал он,— я обнаружил несоответствие между стоимостью отпущенных товаров и суммой, проставленной в ордере. Товары стоили 75 фунтов, а в ордере значилось 175 фунтов! Хотя пока я имел только один факт, я приостановил финансирование и по другим документам, так как таких случаев могло быть несколько. Я не утверждаю, что это так, но должно быть проведено расследование. Позицию моей компании я предсказать не берусь. Он умолк с безразличным видом. — Как давно было совершено первое мошенничество? — спросил Роджер. — Восемнадцать месяцев назад, как раз перед Рождеством прошлого года. — Могу я посмотреть поддельные ордера? — Можете,— ответил Питербай.— Они в моем бюро, под моим личным присмотром. Он отклонился назад, таким образом вытащив вторую руку. Двигал он ею с медленной, завораживающей плавностью, действуя двумя пальцами. Толстую пачку бумаг он держал совершенно свободно, словно механической клешней. Роджер взглянул в окно. Ему как-то тягостно было сознавать, что Моллоу обкрадывал своих хозяев, хотя это и свидетельствовало о его финансовых затруднениях. Если бы Микель Моллоу знал о деньгах, которые припрятал Роусон, все могло бы быть иначе... — Будьте любезны, мистер Вест,— произнес Питербай. Роджер посмотрел ордера. Некоторые, возможно, были подлинными, другие поддельными, что было ясно видно при помощи увеличительного стекла. На ордере Нориса из Хула это было заметнее, чем на других. — Здесь подделку совсем нетрудно заметить. Не знаете, почему? Питербай обнажил свои молочно-белые зубы: — Не мое дело заниматься догадками, мистер Вест, но это, наверное, потому, что Норис — друг Моллоу и Моллоу надеялся, что тот будет хранить молчание. Вы удовлетворены? — На время, да.— Роджер поднялся.— Благодарю. Могу я взять эти ордера? Питербай медленно положил руку на пачку, закрыл ее и произнес: — Если вы представите письменный запрос соответствующего начальства, то да, мистер Вест. В противном случае они останутся в распоряжении компании. — Я согласую этот вопрос с начальством,— ответил Роджер, решив, что спорить не стоит. Надо было поглубже вникнуть в махинации Моллоу, но это была работа для его подчиненных. К тому же сейчас ему это казалось не . заслуживающим внимания. Самое главное в настоящий момент — найти Дафни Моллоу. Чтобы сообщить ей, за какого мерзавца она вышла замуж.
Полицейские продолжали медленно осматривать развалины, не сообщая ничего о результатах.
17. След Микеля Моллоу
Роджер остановил машину вблизи катакомб и вышел. С противоположной стороны с трудом вылез Уотлесбери. Он выглядел распаренным, плотный твидовый костюм был явно не по погоде. Уотлесбери вытер лоб, потом посмотрел наверх на церковь Святого Павла, будто никак не мог поверить, что действительно стоит в тени громады. Сопровождавший Роджера полицейский остался в машине при радиостанции, а Вест и Уотлесбери направились к участку, где вела розыски группа полицейских. Людей было гораздо больше, чем прошлой ночью, но никому, естественно, и в голову не могло прийти, что то, что они ищут, находится в сотне ярдов от них, в тени огромной стены. Двое или трое мальчишек карабкались по стене, наблюдая за работой полицейских. Они были веселы и, не обращая внимание на знак «ОПАСНО», развлекались, кидая камушки в обломок стены, который торчал, будто обломок последнего зуба во рту восьмидесятилетнего старика. Полицейские не запрещали этого занятия, поскольку ребята находились от них на приличном расстоянии и не отваживались приблизиться. На это решились газетчики, которых было с полдюжины, и все они поспешили навстречу Роджеру. — Доброе утро, Красавчик! — Есть что-нибудь для нас? — Это правда, что Моллоу освобожден? — Вы серьезно думаете, что его жена здесь, Красавчик? Роджер остановился на последнем вопросе: — Известно, что она была здесь прошлой ночью, и не замечено, чтобы она отсюда ушла, шансов у нас очень мало. Но мы также знаем, насколько опасен Джин. Он знает, что его ищут... — И он человек того сорта, которые умирают, зажатые в угол, не так ли? — спросил один. — Может быть. — Мы можем сослаться на вас? — Нет. — Думаете, ему удастся скрыться? — Он не сможет исчезнуть. Порты, аэродромы, вокзалы — под постоянным наблюдением. Каждое отделение полиции и каждая газета в стране получат к вечеру копию его фотографии. А также его и миссис Моллоу покажут по телевидению. — Вы думаете, он собирается что-то сделать с ней? — - Есть реальная опасность. — Как вы считаете, она мертва? ---- Надеюсь, что нет. Вы, полагаю, довольны вашей работой этим утром, Красавчик, не так ли? — спросил, ухмыляясь, один из журналистов. Когда реклама способна помочь, я за рекламу! — усмехнулся в ответ Роджер. Он выглядел лучше, ибо занят был активной работой, и Уотлесбери ему здорово помог. — И вот еще что, не для печати,— добавил Роджер.— Полковник Уотлесбери, из полиции Хула, обнаружил скалу, с которой предположительно был сброшен в море человек... Еще не закончив фразы, Роджер уже наполовину раскаялся, что это сказал. Шесть пар глаз немедленно уставились на Уотлесбери. Уотлесбери одобрительно улыбнулся. Он был любезен с прессой, предельно вежлив и предупредителен. Как бы то ни было, он присоединился к этой импровизированной пресс-конференции. Роджер слегка усмехнулся. В это время человек, дежуривший в его машине, подал сигнал. Он оставил Уотлесбери на попечение людей с Флит-сгрит и поспешил к машине. — Радио на связи, сэр. — Спасибо. Всегда есть надежда, что поступят важные новости. Он схватил трубку. Говорит Вест! — Рукоплескаю вам, господин Вест, — произнес сотрудник бюро информации Ярда. Прежде всего сообщение от Брэдинга, из Хула. Он обнаружил несколько рыжих волос на углу дубовой перекладины в коттедже Роусона, на средней перекладине, как указано в докладе. Это длинные волосы, четыре или пять дюймов, вьющиеся, принадлежат мужчине, по-видимому очень крупному. Рыжие волосы... как эхо произнес Роджер. Весьма благодарен. А еще что? — Доклад от Эпалбая, сэр. который наблюдает за Микелем Моллоу. Он сообщает, что, когда Моллоу свернул на Парламент-стрит, газетчик, парень средних лет, сэр, встал и проследовал за ним до Трафальгарской площади. Затем Моллоу вошел в телефонную будку. Так же поступил и наш человек. Оба позвонили, только один из общественного автомата, другой от табачника. Газетчик и сейчас следует за Моллоу, сэр. Эпалбай преследует обоих, а Одди прикрывает. Одди передал их под наблюдение человеку с его дозора, сэр. — Хорошо. А куда они сейчас следуют? — К Сити, сэр. — Лучше было бы к Ист-Энду,— заметил Роджер.-. — Пешком или на автобусе? — Пешком, сэр. — Спасибо.— Роджер отключился. Он чувствовал сдержанное возбуждение от новой надежды. Почему Моллоу так быстро позвонил кому-то по телефону? Он должен знать, что за ним наблюдают, Джин также должен это понимать. Роджер вновь задумался над тем, почему Джин так хотел освобождения Моллоу. Он, как выяснилось, был уверен, что Моллоу украл деньги. Почему такая уверенность? Он вспомнил историю Моллоу пункт за пунктом, в том числе 51 фунт,присланный Дафни Моллоу анонимно, с неустановленными отпечатками пальцев на конверте. Были еще длинные рыжие волосы. Где-то в этой ситуации маячил смутный портрет мужчины с рыжими волосами. Какие-либо предположения на эту тему могли бы увести Роджера далеко в сторону, и он пока выбросил все из головы. Ему больше всего сейчас хотелось бы знать, не звонил ли Моллоу Джину, предлагая сделку? Не был ли человек, следовавший за Моллоу, одним из людей Джина? Возможно, но не исключено, что это человек с Флит-стрит. Надо было возвращаться в управление. Сегодня следовало решить добрую сотню вопросов. Но уходить не хотелось. Вест стоял, наблюдая за медленными и осторожными шагами полицейских, продолжавших розыски. Уотлесбери по-прежнему находился в обществе газетчиков с Флит-стрит. Трое мальчишек все еще бегали по камням, бросая булыжники в пустые окна, на стену с надписью «ОПАСНО». Роджер подошел к Уотлесбери. — Что вы знаете о мужчине с рыжими волосами, который возник в этой ситуации? О друге Роусона или Моллоу? — спросил он. — А... о рыжем?.. Не ожидавший вопроса Уотлесбери нуждался в паузе, чтобы подумать. — Для мужчины волосы очень длинные, и мужчина, причем, очень крупный. — Да... хорошо, хм... м-м... я так тоже думаю,— начал Уотлесбери.— Рыжеватый или что-то в этом роде... Мужчина по имени Норис, крупный парень с...— Уотлесбери замолк, громко сопя. Роджер набрался терпения. — Крупный парень с большими руками,— выдохнул Уотлесбери.— Рук крупнее, чем у него, я ни у кого не видел. Имеет хватку, как слоновый хобот. Бен Норис... Какой неожиданный оборот! — Он снова замолк и теперь выглядел почти смешным.— А откуда он взялся? — Рыжие волосы в коттедже. — Боже мой! — прохрипел Уотлесбери. — Можно мне поговорить с моим управляющим по радио? — Он с шумом двинулся к автомобилю.— Они могли обнаружить множество его отпечатков. — Поговорите с Ярдом, они переправят ваше сообщение. Уотлесбери взял трубку: — Попросите моих ребят в Хуле побывать у Нориса на Хай-стрит. Пусть узнают у него, где он находился в пятницу ночью, и получат отпечатки пальцев. Доброжелательно и незаметно. Результаты — немедленно в Ярд. Он так быстро положил обратно трубку, словно она жгла ему руки. — Расскажите мне подробно о Норисе,— попросил Роджер. — Занимается оптовой продажей канцелярского оборудования и принадлежностей. Завсегдатай в семье Моллоу, в приятельских отношениях с ними с тех пор, как приехал в Хул. Ненадежный какой-то тип, все время болтает; я усомнился в Моллоу, как только узнал, что они дружат... Может, нам вернуться в Ярд? — застенчиво улыбнулся Уотлесбери.— Сказать по правде, я себя чувствую неважно, если под рукой у меня нет телефона и удобного кресла. — Мы сейчас же отправимся в управление,— пообещал Роджер. Он не стал объяснять, что владелец магазина по продаже конторского оборудования в Хуле по имени Норис обладал, по-видимому, всеми сведениями о мошеннических проделках Моллоу. Они сели в машину, и Роджер уже собирался свернуть влево, когда заметил, что большой фургон задержал движение на улице с односторонним направлением, ведущей с Ладгей Хилл. Он проследовал по другой улице и свернул направо, по направлению к Холборну и опустошенным развалинам. Они проехали мимо мальчишек, бросавших камни, мимо грозящих падением стен и в пятидесяти ярдах от Дафни Моллоу, которая лежала, свернувшись в комочек, в темной норе, туго связанная шарфом, со слабым дыханием и совсем медленным пульсом...Они вернулись в Ярд, а через десять минут прибыло сообщение из Хула. Норис уехал в Лондон в шесть тридцать вечера, провел в Лондоне ночь. Где остановится, никому не сказал. Где он сейчас — неизвестно. Это, разумеется, гот самый рыжеволосый мужчина, который беседовал с Дафни Моллоу на платформе!
А рыжеволосый мужчина по имени Норис в этот момент быстрыми шагами входил в пустой дом возле Клепхем Хоммон с ордером на осмотр. Ему вовсе не нужно было покупать этот дом — он просто собирался здесь встретиться с Лефти Джином. Джин уже ждал его. Физиономия Джина приобрела нездоровый серо-желтый опенок, он прищурил глаза, как будто свет причинял ему боль. Одна рука его стискивала в кармане нож, другой он держал недокуренную сигарету. Первым заговорил Норис: — Слушай, Лефти, в чем дело? Чего ради ты пошел в открытую? Ищешь приключений? Тогда позволь мне... — Заткнись! — коротко оборвал его Джин. — Но, Лефти, это вызовет неприятности и... — Это ты вызываешь неприятности,— ответил Джин резко,— Моллоу пока что вне игры, но, я полагаю, начнет действовать... Он готов на помощь, я знаю. Встреться с ним и заставь говорить. Согласен? — Но все это можно было сказать по телефону, Лефти. Я не понимаю, почему...— Поток слов резко прервался, будто он захлебнулся. — Я хочу, чтобы ты понял одно: я не потерплю никакого надувательства ни от тебя, ни от кого другого,— ответил Джин. — От меня? Надуть тебя? — Норис нервно рассмеялся.— Никогда не осмелюсь, Лефти, и не собираюсь, ни в коем случае! — У тебя имеется шанс доказать свою лояльность. Заставь его вернуть остаток денег. — Я не могу принудить его,— прошептал Норис.— Если он не согласится... — Если не сможешь этого сделать, притащи его сюда. Норис что-то прошипел, но не стал возражать бесноватому Джину, который, как ему казалось, считал, что именно он, а не Моллоу украл деньги. Норис понял, что обязан привести сюда Моллоу,— он не смел обмануть Джина.
Наблюдение за Моллоу вел сержант Эпалбай, проницательный, изобретательный человек, чья одаренность в технике преследования позволила ему занять, несмотря на его двадцатилетний возраст, заметное место в Ярде. Его сообщения поступали в Ярд отовсюду: кое-что он сообщал по телефону, два сообщения — из патрульной машины, два — от дежурных полицейских. Наиболее важное сообщение Роджер получил на специальном бланке, где печаталась информация, которую Ярд хотел сохранить в тайне от начальства:
«...11.58. Покинув Ярд, Моллоу направился на Парламент-стрит. Из кафе на углу Кэнион Роуд за ним последовал невысокий человек, имя узнать не удалось. Моллоу свернул в направлении Трафальгарской площади. 12.21. У Трафальгарской площади низкорослый человек настиг Моллоу и заговорил с ним. Я находился слишком далеко и не мог уловить детали разговора. Через некоторое время мужчина отошел, а Моллоу казался очень рассерженным. Прилагаю описание этого невысокого мужчины...» Как только описание поступило, оно немедленно было направлено во все отделения полиции, но было настолько неточным, что нельзя было ждать никаких результатов. «12.48. Моллоу, все еще крайне возбужденный, на верхней скамье автобуса № 15 направляется в сторону Сити. Я — на нижней скамье этого же автобуса. Одди следует за нами на такси. 13.14. Моллоу приближается к маленькому кафе на углу Видклоу-стрит. Он сейчас ведет себя так, будто чувствует, что его преследуют. 13.26. Моллоу находится в кафе в течение 10 минут, сидит за столом в одиночестве, не заказывая ни еды, ни питья. Он, похоже, сказал официантке, что ждет приятеля. 13.34. Крупный рыжеволосый мужчина в коричневом с мелкой полоской костюме сидит с Моллоу в кафе. Оба что-то заказали. Они, по-видимому, в плохих отношениях. 13.59. Они вышли из кафе. Отношения не улучшились. Наняли такси. Голубой «бердмор» довоенного выпуска, регистрационный номер 8-234. Преследую их. Попросил ближайшую патрульную машину следовать за мной. 14.27. Моллоу и рыжеволосый мужчина пересекли Клеффен Коммон. Моллоу выглядит сильно утомленным. Друг с другом они не разговаривают. Я поручил сержанту местного отделения полиции выделить сотрудников для наблюдения за Моллоу и его компаньоном. 14.40. Моллоу и его спутник вошли на территорию частного дома, на передних воротах которого вывеска: «Для продажи». Стена и разросшиеся кусты скрывали нижнюю часть здания. Пытаюсь организовать наблюдение из соседнего дома. 14.49. Моллоу вышел из дома один, он выглядел чрезвычайно возбужденным. Я следую за ним. 14.54. Рыжеволосый мужчина обнаружен на участке, прилегающем к дому, с проломленным затылком. Смерть, видимо, наступила мгновенно. 14.59. Моллоу задержан и направлен в Ярд для допроса».
Выглядел Моллоу достаточно неприятно и раньше, а сейчас вид его был ужасен. Казалось, ему стоило больших усилий держать глаза открытыми. Он находился в следственной комнате в Кэннон Роу с Роджером, Уотлесбери и сержантом из Ярда. Было около четырех часов, но по-прежнему не поступало никаких сведений ни о Джине, ни о жене Моллоу, ни о человеке, который следовал за Моллоу по Парламент-стрит. Сейчас им совершенно точно было известно, что погибший мужчина — Бен Норис из Хула. Уотлесбери достаточно было одного беглого взгляда. Именно отпечатки пальцев Нориса были обнаружены в коттедже Роусона и на конверте, в котором жене Моллоу был прислан 51 фунт. — Вы думаете, я не знаю, что должно произойти? — произнес Моллоу придушенным голосом.— Меня привлекут к суду за убийство, признают виновным и повесят. Но я не убивал его. Я никого не убивал! Бен сказал, что у него есть новости о Даф и хотел встретиться со мной в том кафе в Уайтчепеле. Я должен был пойти. Должен. Для Даф. — Как он связался с вами? — спокойно спросил Роджер. — Я позвонил ему в отель. — Как вы узнали, где он остановился? — Я знал, что на этой неделе он приедет в Лондон, а останавливался он всегда в одном и том же отеле, на Кромвель Роуд. Я хотел одолжить немного денег. Он сказал, что постарается что-нибудь сделать, и сообщил, где с ним встретиться. Наступила долгая, тягостная пауза. Внезапно у Роджера совершенно изменился голос, глаза, манеры, он как будто взорвался: — Вы лжете, как лгали все это время! — грубо выкрикнул он. Это вы убили Нориса! — Я не убивал... я клянусь... — Он знал, что вы убили Роусона, поэтому вы заманили его туда и размозжили ему голову! — Это ложь! — в ужасе закричал Моллоу. —- Вы будете повешены за это, если не скажете нам, почему вы бежали в панике из коттеджа Роусона. Последовала новая пауза, настолько напряженная, что казалось: вот-вот последует взрыв. — Вы никогда не поверите мне! — Попробуйте нас убедить! — Это напрасная трата времени! — У вас его пока достаточно, до виселицы. — Вы уже вынесли мне приговор, вы уверены, что я виновен! — Мне наплевать, черт возьми, виноваты вы или нет. Мне надо найти вашу жену. Эта фраза Роджера как будто резко подбросила Моллоу вверх, звук его дыхания походил на свист пара, выходящего из клапана котла: — Это... это ваша работа, вы обязаны ее разыскать! — Для того чтобы найти ее, нам надо найти Джина. Где он? — Я не знаю. Я никогда не слышал о нем до сегодняшнего дня. Я клянусь... — Поберегите голос. Где мы можем разыскать его? — Я не знаю. — Он убьет ее! — Я не знаю, где он находится. Разве вы... разве вы не видите, что случилось? — прорыдал Моллоу.— Бен Норис сказал, что мог бы мне помочь, Джин, должно быть, узнал об этом, пришел на место нашей встречи и убил его. Меня снова использовали.— Он замолчал. Тишина походила на паузу после резкого удара цимбал. Моллоу отвернулся. Роджер смотрел на него пристальным обвиняющим взглядом, Сержант поднял глаза от своих записей. Уотлесбери шумно переменил позу. — Итак, Джин собирался использовать вас снова? — мягко произнес Роджер.— А когда был первый случай? Моллоу не отвечал. — Вот как вы любите свою жену! — прорычал Роджер.— Пусть она будет в лапах Джина, пусть он делает с ней все, что захочет. Награда за любовь... — Нет,— прошептал Моллоу. — Она любит и она верит вам. — Не говорите больше о моей жене! — Гд 'ее фотография, полковник? — спросил Роджер.— Та, цветная. Я дал ее вам... Уотлесбери ощупал нагрудный карман. — Я... я не знаю, где Джин! — крикнул в отчаянии Моллоу.— Я не знаю, клянусь. Вот почему я и хотел повидаться с Норисом. Выяснить все и идти к Джину. Я никогда... никогда не встречался с Джином. Клянусь богом, никогда! Это Норис воспользовался мной. Он знал Джина... Роджер предложил ему сигарету. Моллоу прервал свою хриплую речь, чтобы прикурить, а потом продолжал, еще более взволнованный, чем раньше. — Я расскажу вам все, что случилось, все... Это мой грех... Если бы я не поставил так много на лошадей... Ну а я поставил... Он был близок к обмороку. Роджер пододвинул к нему стул, и он упал на него. — Мне нужны были деньги, и я вынужден был влезть в долги. Я сказал об этом Норису. Он впутал меня в махинации. Получение авансом комиссионных, подделка ордеров и тому подобное. Я думал, что верну эти деньги, я не имел в виду...— он замолчал, и на глазах его были слезы. Роджер ждал. — Но я так и не смог вылезти из долгов,— продолжал Моллоу.— Я не знал, я занял кучу денег у Роусона, не хватало совести просить еще. А затем... затем Норис сказал, что добудет мне некоторую сумму, если я соглашусь помочь ему. Я должен был навестить Роусона в его коттедже ночью в пятницу. В полночь. Роджер хранил молчание. — Я не знал, для чего это,— продолжал Моллоу,— но я... был вынужден. Норис пригрозил, что сообщит фирме об ордерах, которые я подделал. Итак, я пошел туда. Кто-то ударил меня по голове, прежде чем я вошел в коттедж.— Он облизал губы и молчал несколько секунд, которые казались минутами.— Когда я немного пришел в себя, в окнах коттеджа горел свет, и я пошел посмотреть, в чем дело. Мне показалось, что это ночная кража со взломом. Войдя, я увидел мужчину, спускавшегося по лестнице. Крупного мужчину с саквояжем. Зеленый саквояж, наподобие заграничной сумки... Он вновь с шумом облизал губы.— Человек вытащил нож. Последовала ужасная борьба, и я убил бы его, если б мог, но, клянусь, я не сделал этого. — А кто? — спокойно спросил Роджер. — Клянусь, не знаю. Кто-то подкрался сзади и ударил меня по голове. Я с трудом выполз на порог коттеджа, а когда вновь вернулся, он... он был там. — Тот самый мужчина? — Да. — Мертвый? — Да. У него была размозжена голова. — Видели еще что-нибудь? — Нет. — А Нориса? — Никого. — А зеленый саквояж? — Он исчез. — Видели Роусона? — Нет! Последовала очередная пауза. Роджер извлек флягу с виски из нагрудного кармана и предложил Моллоу выпить. Моллоу посмотрел на него так, словно не верил своим глазам, потом выхватил фляжку и залпом проглотил виски. — Пусто,— сказал Роджер, забирая фляжку.— Почему вы не пошли в полицию? Моллоу не ответил. — Давайте покончим с этим, Моллоу. — Я... я думал, мне никто не поверит. — Вы надеялись, что никто не узнает о вашем визите в коттедж? Не так ли? — Я... — Это так? — Да,— пробормотал Моллоу.— Я помешался от страха. Помешался. Я приехал сюда и позвонил Норису. Он сообщил, что едет в город, и сказал, где собирается остановиться. Вот почему я знал, куда ему звонить. — Что он сказал? — Он сказал... он сказал, что Джин хочет денег.— Моллоу протянул дрожащие руки и взглянул в лицо Роджера.— Я ничего не знаю о деньгах. Норис сказал, что они находились в зеленом саквояже. Деньги и драгоценности от какого-то старого ограбления. Он сообщил также, что Тони Роусон — на самом деле жулик по имени Ридон, который совершил грабеж, урвал большой куш и держал его в коттедже. Норис сказал, что Джин хотел воспользоваться награбленным, но Ридон скрылся. Норис встретил Тони, узнал его и сообщил Джину. Джин запланировал вылазку в коттедж. Я... я совершенно уверен, что они заманили меня туда, чтобы убить Тони и свалить это дело на меня.— Последовала очередная пауза. — А вы знали, что Роусон в то время уже был мертв? — мягко спросил Роджер. — Нет! Не переворачивайте то, что я говорю. Мне сказал об этом Норис, а я складываю то и другое вместе. Последовала долгая пауза. Роджер размышлял. Если это правда, то способа проверить рассказ Моллоу не было. Вест тихо сказал: — Этот мужчина, который спускался по лестнице, который, как вы говорите, был убит в то время, пока вы были без сознания, вы знали его? — Нет. — Видели еще кого-нибудь? — Я уже говорил вам — нет! — Моллоу, вы убили того мужчину? — Клянусь — нет! — вскричал Моллоу и зарыдал. Больше ничего существенного из него вытянуть было нельзя. Задыхаясь и рыдая, он сказал, что первую ночь спал в своей машине, затем ночевал в третьесортной гостинице, в ужасе от того, что его могут опознать. Он сообщил название гостиницы и фамилию, под которой был там записан: Уайт. Это было все. Моллоу увели. — У нас никогда не было столько очевидных доказательств вины преступника,— резко произнес Роджер.— Даже если бы его схватили с окровавленными руками, это не прибавило бы ничего. Но, черт возьми, я не чувствую полной уверенности в том, что он лжет. И даже если мы не обнаружим больше никаких фактов, он все равно будет повешен. А его жена...— Роджер умолк. — Как розыски в районе церкви Святого Павла? — спросил Чэтуорт.— Прекращаете их? — Все закоулки будут к наступлению ночи осмотрены, и только после этого можно прекращать там поиски,— ответил Роджер. — Я совсем не уверен в успехе,— произнес Чэтуорт без всякого энтузиазма.— Будет замечательно, если она находится в том последнем уголке, который вы осмотрите. Но искать надо тщательно. А что слышно в отношении Нориса? — Он и в самом деле находился в коттедже, когда был убит Чипе Сильвер,— доложил Роджер.— Рыжие волосы принадлежали ему, мы это установили. Уотлесбери ищет, где только возможно, но Норис не оставил ни одной улики. Все, что нам известно, это то, что и он и Джин были в коттедже. Похоже, что они собирались использовать Моллоу как ширму при убийстве Роусона; закавыка, однако, в том, куда исчез зеленый чемодан. Если его похитил Норис, а Джин считает, что сделал это Моллоу, то Джин,— он остановился,— единственный, кого нам надо искать. Человек, который преследовал сегодня Моллоу, это Эбби из «Эзхо». — Ист-Энд, населенный беднотой, был перевернут сверху донизу,— продолжал Роджер,— и ни малейшего намека на успех. Похоже на то, что эта тварь вообще не существовала. Единственные двое, кто действительно его хорошо знал, Чипс Сильвер и Глэдис Домуэл — мертвы. Он на несколько лет уезжал из страны, на короткое время иногда возвращаясь вновь, долгое время находясь в море, на борту корабля. Мы передали его описание на все корабли, на которых он мог плавать, но нам очень повезет, если мы чего-нибудь достигнем. Если мы не найдем Джина, думаю, повесим Моллоу, хотя я и не уверен, что он убийца. И если мы не схватим Джина, то никогда, вероятно, не найдем жену Моллоу. Чэтуорт ничего не ответил, и Роджер продолжал: — Мы собираем все о Норисе и вновь проверим все действия Моллоу. Если б мы нашли чемодан и оповестили бы об этом с помощью печати, Джин мог бы освободить женщину, узнав, что товар в наших руках. — Не можем же мы рассчитывать...— начал Чэтуорт. — Чтобы убедить Джина в том, что мы нашли саквояж, мы должны дать прессе описание его содержимого,— просто сказал Роджер.— А пока мы не найдем его, это не в наших силах. Они не обнаружили зеленый саквояж в отеле Нориса. Его не было ни у Моллоу, ни где-либо еще. Они обшарили гардеробы и билетные кассы, камеры хранения, все закоулки и не нашли ничего. Было установлено, что фотография Ридона, сделанная несколько лет тому назад, совпадала с фотографией юноши по имени Роусон, ученика слесаря, который был заподозрен в участии в крупном грабеже и после исчез.
18. Стена
Уотлесбери что-то ворчал себе под нос, когда садился в автомобиль вслед за Роджером. Он молча сопел, внимательно наблюдая за оживленным уличным движением, а потом повернулся к Роджеру. Они находились уже в конце Блэкфрейз бридж, когда, наконец, он решил высказать то, что было у него на уме: — Если б только я подозревал Нориса... — Никто не подозревал, не было причин,— ответил Роджер. Он пристально смотрел на дорогу прямо перед собой, потом обратился к Уотлесбери: — Вы зря так волнуетесь. Вы — один из немногих провинциальных полицейских, которых я не хотел бы отпускать обратно в их прекрасные, удобные кабинеты.— Думаете, Моллоу лгал? — продолжал он, помолчав. — Вполне мог,— ответил Уотлесбери.— Хорошенькая история, черт возьми! — Отпечатки доказывают, что и Джин и Норис оба находились там,— произнес Роджер. — Жулики всегда оставляют следы,— философски заметил Уотлесбери. — Но у меня все-таки стойкое ощущение, что Моллоу, возможно, говорил правду. Целая куча всяких доводов для сомнений... Роджер свернул с главной магистрали и вскоре затормозил возле длинной вереницы полицейских автомашин. Небольшие группы людей, как полисменов, так и факельщиков, еще сновали вокруг. Пятьдесят или шестьдесят бездельников глазели с той внимательностью, с которой пустоголовые люди часто рассматривают яму на дороге. Газетчики подошли к Роджеру. — Это правда, Красавчик, что вы прекращаете поиски? — спросил один из них. — Верить ли слухам, что Джин уехал из страны? — вкрадчиво осведомился другой. — А что насчет другого убийства, Красавчик? — Джентльмены! — произнес Роджер настолько саркастически, насколько он мог позволить себе в разговоре с представителями печати.— Ответ на второй вопрос — полиция не занимается сбором слухов, на последний — да, было другое убийство, почитайте газеты, и вы все о нем узнаете, а что касается продолжения поисков... — Ну, ну! — настаивали двое. Все было погружено во мрак. Безрезультатность поисков, сознание того, что розыск ни к чему не привел, обрушились на Роджера. Если Дафни Моллоу все-таки где-то здесь, она или уже мертва, или умирает. Пройдет несколько лет, и когда здесь вновь начнут строить здания, возможно, наткнутся на ее скелет. Доказательств, что она находилась здесь дольше, чем несколько минут, у него не было. Ближайший газетчик, низенький, с носом пуговкой и пуговичными глазками, задиристый, как настоящий маленький терьер, сказал: — Внесите же ясность, Красавчик. Вы прекращаете? Роджер вяло смотрел на него. — Да,— наконец ответил он,— примерно через час.— Он едва ли понимал, почему он добавил «через час». Он не имел полномочий. Приказ Чэтуорта о прекращении поисков был отдан около часа назад. Он бы продолжал поиски, пока не наступит ночь, и еще завтра, но начальство уже распорядилось. Он не скрывал того факта, что не согласен с приказом, но это никого не касалось. Уотлесбери молчал, глубоко засунув руки в карманы плаща. Настроение Роджера сейчас было отвратительным, как никогда. Оглянувшись, он увидел огромного полисмена, направляющегося в его сторону вместе с маленьким мальчиком. Они шли, держась за руки. Мальчишка был, очевидно, среднего роста, но рядом с полицейским он казался лилипутом. В другое время это было бы очень комичным. Мальчишка был одним из тех трех, что бегали по развалинам и бросали камешки. У него были резкие черты лица, живые глаза типичного «кокни», светлые волосы, одежда явно просила иглы, мордашка давно не мыта. Ему было не более одиннадцати-двенадцати лет, но по серьезному выражению лица можно было подумать, что он значительно старше. «Зачем нужно приводить этого мальчишку сюда за какой-нибудь глупый проступок? — раздраженно подумал Роджер.— Некоторые из полицейских ведут себя так, будто никогда не имели собственных детей!» Констебль, грузно ступая, подошел к стоянке. — Старший инспектор Вест, сэр? — Да,— ответил Роджер и попытался улыбнуться мальчишке, но у него ничего не получилось. У этого юноши интересное сообщение, сэр. «Я становлюсь тупоголовым!» — злобно подумал Роджер. Он даже не рассматривал эту негармоничную пару как вестников надежды, а просто вырвался из состояния подавленности с безумной быстротой человека, который, мучимый жестокой жаждой, увидел воду. — Ну и что, сынок? — теперь в его усмешке не было усилия, Мартин и Ричард узнали бы ее.— Нашел что-нибудь из краденого? — Нет,— улыбнулся в ответ парнишка. Гнусавого акцента, характерного для «кокни», у него не было.— Я спросил полицейского, что вы ищете здесь, он сказал мне об этом парне, Джине. — Я счел это целесообразным,— произнес констебль таким тоном, будто собирался писать рапорт. — Ты видел его? — спросил Роджер. — Не могу сказать, что видел, и не могу сказать, что нет,— ответил мальчишка,— но, кажется, был он. Вон там.— Он указал на высокую стену с надписью «ОПАСНО».— Два или три раза я видел его с наступлением темноты. Я могу показать вам дверь, через которую он ходит, если только это он. — Дверь?! — Он утверждает,— провозгласил полисмен,— что видел, как эта личность спускается в один из котлованов и открывает дверь в углу фундамента. — Чего ждем? — резко воскликнул Роджер и вскочил.— Пошли! Они поспешно приближались к нависающей стене. Ничто не указывало на то, что здесь в самом деле так опасно, как гласила надпись. Стена стояла, отвесная и высокая, потемневшая от непогоды, огня и дыма, с пустыми оконными проемами, сквозь которые проникал дневной свет. Огромные деревянные брусья, подпиравшие стену, казались настолько прочными, будто могли продержаться еще 50 лет. — Давай вперед и покажи мне то место! — крикнул пареньку Роджер, мысли которого были заняты только дверью в стене фундамента.— Быстрее! За ними следовали Уотлесбери, здоровенный полицейский и два газетчика — странная процессия. А неподалеку полицейские все так же настойчиво обшаривали развалины, а зеваки глазели, не зная, что происходит. Роджер и парнишка вступили в тень, отбрасываемую стеной, мальчик скользнул вниз и исчез из вида. Когда Роджер добрался до кромки, он был уже возле дальнего угла. Вест почувствовал резкое разочарование. Это место выглядело так же, как и остальная часть фундамента,— ничего похожего на дверь. Роджер заколебался. Полицейские и газетчики находились в двадцати ярдах позади. Парнишка бегал вокруг, будто что-то искал, потом принялся ковырять стену куском жесткой проволоки. Он был очень серьезен. — Ты уверен, что это то, что нам нужно? — окликнул его Роджер, спрыгнув вниз. — Конечно, уверен: видел дверь открытой достаточно часто,— ответил мальчик.— Пытался даже войти, но никогда не удавалось. У него, думаю, был ключ. Вот этот кирпич немного расшатан, смотрите! Он потыкал проволокой в край кирпича, и тот отодвинулся. У Роджера подпрыгнуло сердце. — Чудесно, дай мне! — Готово! — выдохнул мальчик и вытащил кирпич из ячейки, но так резко, что кирпич упал ему прямо на ногу. Роджер увидел отверстие в стене. В глубине отверстия виднелась замочная скважина. Было бы наивно думать, что с замком будет легко справиться: вне всякого сомнения, кирпичи были укреплены на внешней стороне стальной двери. Но дверь следовало открыть как можно быстрее. — Кто-нибудь сюда, с кирками! — позвал Роджер.— Поторопитесь! Паренек протянул ему обломок железной балки, фута два длиной, перекрученной в пламени пожара. — Это подойдет, сэр? — Прекрасно, мальчик. Парень поднял обломок железа и, собрав все силы, обрушил его на стену. На его лице отразилось невероятное рвение. Роджер дал ему возможность ударить трижды. Никто не заметил, что высокая стена вздрагивала до основания и пошатывалась. — Дай-ка мне! — сказал Роджер.— Он расшатал несколько кирпичей возле замочной скважины, и мальчик с трудом извлек их. Роджер улыбнулся. Это не могло быть случайным совпадением. Мальчишка, видимо, действительно видел Джина, и если Дафни Моллоу здесь, то трудно было бы найти более подходящее место, чем это. Он должен открыть ее осторожно, спешить медленно. Старая поговорка. Взгляд мальчика был взволнованным и напряженным, почти осязаемым. Роджер взял в руки отмычку и принялся ею орудовать. Он почувствовал, что замок стал медленно открываться. Послышался звук, донесшийся, казалось, издалека; нечто похожее на шелест или хруст, сопровождаемый громким скрипом и треском. Он не обратил на это внимания, хотя слышал мужской голос, резко спросивший: — Что это?! Двое полисменов, взяв кирки, прыгнули уже вниз, здесь же, возле Роджера, находился один из газетчиков. Все, пораженные, оглядывались по сторонам. Замок щелкнул. — Черт побери! — выдохнул Роджер.— Давай, парень, жми, как сам дьявол! Он прижал кирпич к одной стороне отверстия, парнишка к другой. Оба давили отчаянно, изо всех сил. Дверь начала приоткрываться, за ней была темнота. Позади них раздался треск, скрежет, над ними, казалось, проплывает тень, медленно, но неотвратимо. Уотлесбери проревел голосом, который перекрыл зловещие, угрожающие звуки: — Уходи, Красавчик, стена падает! Роджер услышал и в это мгновение с пугающей ясностью понял, что это был за шум. Мальчик тоже это понял. Они повернулись, двигаясь рывками, как заводные игрушки. Громадная черная стена, возвышавшаяся над ними, медленно падала, и отделившиеся от нее кирпичи летели сверху, ударяясь о фундамент. Никакой надежды на спасение не было. Газетчик и два полисмена с сумасшедшей скоростью улепетывали прочь, прикрывая головы руками. Мальчишка окаменел. Роджера что-то словно толкнуло изнутри. Он быстро схватил мальчика и впихнул его за дверь, в темноту. Затем протиснулся в эту черную пустоту сам, натолкнулся на парня и ухватился за него. А потом свет померк — лавина кирпичей обрушилась возле двери и дверь захлопнулась. Треск, подобный грому, раздавался с оглушительной силой и пугающим ревом. Земля дрожала, стены содрогались.19. Дафни Моллоу
Лавина звуков постепенно затихла. Мужчина и мальчик стояли, прижавшись друг к другу, руки парня обвились вокруг пояса Роджера, лицо его было прижато к плечу Веста. Помещение наполнилось пылью, которая была словно спрессована и затрудняла дыхание. Она, казалось, заполнила все и полностью вытеснила воздух. Роджер судорожно дышал, пытаясь справиться со страхом, который охватил его. Ему ведь надо было позаботиться и о мальчике. Стало совершенно тихо, вот разве что удушливая пыль... — Все в порядке,— бодро сказал Роджер,— стена выдержала. Нам сегодня везет! Говорить было трудно, и через каждые два-три слова приходилось делать паузу. Его голос казался незнакомым даже ему самому. Мальчик все еще держал Роджера за руку. — Отпусти меня,— попросил Роджер,— я постараюсь зажечь свет. Мальчик убрал руки. Его присутствие подействовало на Роджера успокаивающе, момент паники уже миновал. Пыль оставалась пылью — неприятно, но не смертельно, дышать они уже могли. Роджер вытащил фонарь. — Я его заправил вчера вечером,— сообщил он,— и нам пока будет хорошо. Думаю, они откопают нас.— Логика подсказывала ему, что люди снаружи уже принимают меры, но, возможно, кроме них были и другие, кого требовалось откапывать. Роджер подумал об Уотлесбери. — Один момент,— сказал он и зажег свет. Желтый свет фонаря казался сначала таким ярким, что ослепил их обоих. Роджер прищурил глаза и огляделся вокруг. На ящике, видимо служившем столом, стояла свеча, воткнутая в горлышко пивной бутылки. Потеки воска создавали отдаленное сходство с крошечным замерзшим водопадом. Парнишка дрожащим голосом произнес: — Я... да... смотрите, здесь кто-то... кто-то живет... Роджер шагнул вперед и зажег свечу. Стало несколько светлее и лучше видно. Они увидели кровать, фотографии красоток, остатки пищи, стул, дверь железного шкафа. А также чемодан Дафни Моллоу с ярко-красными углами. Роджер смотрел на него, не отводя глаз. После долгой паузы паренек спросил: — А что... а в чем дело? Его вопрос побудил Роджера к действию. Он был уже готов, не дрогнув, встретить убийственный факт, что Дафни Моллоу здесь нет, только ее чемодан да закрытая дверца железного шкафа. Все-таки он решил провести тщательное обследование. Размышляя о том, что он увидел в комнате, и строя план дальнейших поисков, он даже и забыл, что они оба здесь погребены, но такая манера его поведения уменьшила страхи подростка. — Попробуй открыть этот чемодан,— произнес Роджер почти грубо.— А я займусь дверью. Роджер увидел странные куски блестящей кожи и шаблон для перчаток. Отметив это, он подошел к дверце шкафа, взялся за металлическую ручку, повернул ее и потянул. Она открылась. Тень Роджера упала на Дафни Моллоу, которая лежала на полу шкафа в куче всякого хлама. Роджер стоял молча, не в силах пошевелиться. — Боже! — выдохнул мальчишка.— Окровавленный труп!Дафни была жива. Теперь она лежала на одеяле, обувь и одежда сняты, тело покрыто одеждой, пульс очень слабый. Трудно было сказать, доживет ли она до того, как подоспеет помощь. Воздух оставался сильно загрязненным, хотя пыль уже несколько улеглась. Десны и губы Дафни были воспалены и сильно кровоточили из-за того шарфа, которым она была связана и который обрезал Роджер. Запястья сильно потерты веревкой. Придется ли им находиться здесь несколько часов или несколько дней? От этого зависела жизнь Дафни. В тусклом свете свечи она казалась прекрасной, хотя ее воспаленные губы были вялыми, лоб испещрен морщинами, под глазами — темные круги. Трудно было поверить, что она дышит. Парнишка хриплым голосом спросил: — Она умрет, мистер? — Нет, мы постараемся ее спасти,— ответил Роджер. Было пять часов. Светящийся циферблат часов Роджера не был поврежден, и время можно было узнать в темноте. Свечи хватит ненадолго, и ее в любом случае следует на время погасить. Неожиданно Роджер поймал себя на мысли, что Дафни Моллоу уже не занимает его, появились другие проблемы: например, как выжить, пока не подоспеет помощь. — Послушай, парень,-— спросил он мальчишку,— как все-таки тебя зовут? — Джордж Смит, вы разве не знаете? Роджер улыбнулся и принялся рассуждать с Джорджем Смитом, как если бы он разговаривал при подобных обстоятельствах с Мартином или Ричардом. — Слушай, нам неизвестно, сколько времени мы пробудем здесь. Может быть, долго. Помещение маленькое, здесь очень душно, свежий воздух не поступает. Ты улавливаешь мою мысль? — Мы можем умереть от недостатка кислорода,— угадал Джордж,— как те ребята на Эвересте? — Да, это так. Но если мы все будем делать медленно, то сможем сохранить кислород. Самое главное в данном случае — это лечь спать. Перед этим мы должны еще кое-что сделать, но учти, очень медленно. Не дергайся, хорошо? — Хорошо! — Чудесно. Поищи-ка свечей, спичек и чего-нибудь поесть. Вон там чайник и еще ведро — смотри, как нам повезло! А я займусь другими делами, поищу следы Джина, посмотрю, не оставил ли он здесь чего-нибудь. — Вы имеете в виду драгоценные камни или еще что-то? — азартно спросил Джордж. — Вполне возможно. Оба принялись за дело, но двигались чрезвычайно медленно. Роджер обнаружил еще несколько кусков кожи, преимущественно черной глянцевой замши, но была и свиная кожа, и немного простой коричневой кожи для перчаток. Очевидно, Глэдис делала здесь большую часть работы, как бы подчеркивая этим свою любовь к Джину, а он убил ее так безжалостно, как отправил бы на тот свет кролика. — Нам бы сюда печку, воды да еще и пищи, и мы долго могли бы здесь пробыть,— небрежно пробормотал Джордж, забывший о своих страхах и о женщине, находящейся в бессознательном состоянии. Но, вспомнив о Дафни, он заметил, что чашка чая, если б она у них была, не повредила бы ей. — Неплохая мысль, Джордж,— ответил Роджер,— если только она придет в себя. Он был уверен, что Дафни Моллоу ничто не может помочь, кроме свежего воздуха и доктора. Но почему до них не доносится никаких звуков снаружи? Перебирая вещи, Роджер нашел несколько листков бумаги для заметок и несколько конвертов с адресом: — «Милдмэй лимитед. Конторское и канцелярское оборудование. Батт Лэйн, 27, Холберн Е. К. 2». Какое отношение имел Джин к фирме Милдмэя? Нервы Роджера напряглись до предела. Внезапно он обнаружил сверток, развернул его и увидел, что это пакет, адресованный Глэдис Домуэл, в дом ее сестры. На нем была странная паукообразная подпись, похожая на ту, что была на письме к Моллоу от Милдмэя — почерк Питербая, лондонского управляющего. Роджер стоял, рассматривая конверт, его мозг лихорадочно осмысливал новые данные. Потом он положил пакет на место, поднял флакон с белыми таблетками и прочитал на ярлыке: «Никотиновая кислота». Нахмурившись, он рассматривал флакон, и в этот момент над его головой раздался глухой звук — первый звук, донесшийся снаружи. Джордж зацепился за чайник и опрокинул бутылку с метиловым спиртом. По комнате распространился резкий удушающий запах, спирт разлился по пыльному полу, пары могли в любую минуту вспыхнуть. Наступила гнетущая тишина. Джордж потянулся за свечой. —- Убери огонь! —закричал Роджер.— Убери его прочь!
Над их головами работали полицейские, факельщики, группа ремонтников от ближайшего подрядчика. Люди разбирали обломки кирпича, бетона, балки, работая руками или небольшими лопатами. Среди них был и Уотлесбери, в его обычно спокойных глазах был страх. Где-то неподалеку раздался женский крик: — Ну что они тянут резину, ведь люди погребены заживо! Уотлесбери знал, что так это и было. Двое полицейских и один журналист были засыпаны и находились где-то в верхней части этой груды. Команда спасателей должна была с величайшей осторожностью снимать каждый кирпич и каждый кусок бетона, чтобы не причинить вреда засыпанным людям. Уотлесбери не знал, что случилось с Роджером и мальчишкой. Надо было спешить, но поспешность в поисках могла принести засыпанным людям еще больший вред. Спасательная команда делала все, что могла. Рядом стояли доктор и медицинские сестры, поблизости находилась и машина «скорой помощи», работа требовала много времени, а его как раз катастрофически не хватало.
А неподалеку от места, где шли поиски, оба сынишки Веста, сидя в кино, надрывали бока от смеха над ужимками знаменитого американского клоуна, в то время как Жанет размышляла, сможет ли она вынести до конца всю эту чепуху, а также о том, придет ли сегодня Роджер домой пораньше и нашел ли он ту исчезнувшую женщину.
Было совершенно темно. Паренек сидел рядом с Роджером, прислонившись спиной к стене, а Роджер расположился ближе к Дафни Моллоу. Он слышал дыхание мальчишки, но не слышал, дышит ли Дафни. И не мог ничего предпринять. Хотя они привыкли уже к зловонию метилового спирта, Роджер все еще не решался зажечь огонь. Если б возник пожар, у них не осталось бы никакой надежды на спасение. Роджер размышлял. Ему хотелось увидеть Питербая именно сейчас, ему очень нужно было с ним встретиться. Питербай казался единственным человеком, с помощью которого можно было бы выйти на Джина. Нужно доказать, что Джин совершил эти два или три убийства. Но Джин пока оставался в стороне, а вина за преступления падала на Моллоу, которого ждала смертная казнь. А сейчас самое главное — Питербай; каждая потерянная минута увеличивает шансы Джина избежать возмездия. Да, может получиться очень плохо, если он не сумеет дать знать людям снаружи. Шума работы он не слышал: это доказывало только, как медленно и с какими предосторожностями они продвигаются. Мальчишка задремал, это было хорошо. Роджер и сам чувствовал, как его охватывает оцепенение: тяжелый запах, недостаток воздуха и усталость делали свое дело. А время было так дорого, так много нужно успеть, а Джин с каждой минутой, возможно, удаляется все дальше и дальше.
Сейчас на поверхности стемнело, и площадка была освещена фарами автомобилей и двумя переносными прожекторами. Большая часть камней была уже убрана с фундамента. Уотлесбери наблюдал, как трое людей с большой осторожностью собирают мелкие обломки. Свет упал на руку и ногу засыпанного человека. Сейчас невозможно было определить, кто это. Еще один мертвый лежал рядом на носилках. Подъехал автомобиль, послышался голос Чэтуорта. Ему односложно отвечала женщина, затем послышались шаги, и мальчишеский голос спросил: — Это ведь не папа... а, мам? Правда, это не он? Другой ребенок закричал: — Нет, нет! Это не он! Жанет Вест проговорила очень спокойным голосом: — Подойдите и стойте со мной, мальчики. Мы ничего здесь не можем сделать. — Идите, ребята,— сказал им Чэтуорт. — О боже! — сказал Мартин Вест и вместо того, чтобы вернуться к матери, двинулся вперед.— Я должен пойти посмотреть. — Скоуп! — крикнула Жанет Вест,- Иди сюда! Но он уже спускался в яму, направляясь к изломанному, исковерканному телу. Это не был его отец, но он теперь понял, что могло случиться с отцом. Мартин принялся убирать обломки бетона с силой взрослого мужчины. В это время Жанет возле обрыва боролась с Ричардом, который рвался присоединиться к Мартину. Была полночь. В половине второго вход полностью расчистили.
20. Один человек для захвата
Роджер встал и сделал несколько движений, разминая затекшие ноги и сведенные судорогой руки. Он делал это механически, что-то вывело его из оцепенения, заставило двигаться. Воздух в подземелье оставался спертым и тяжелым, во рту пересохло, глаза болели, голова невыносимо гудела. Он подумал, что долго не выдержать. Парнишка не шевелился, по-прежнему прислонившись к стене. Не умер ли он? — Разбуди его! — крикнул Роджер.— «Разбуди его!» — ответило ему эхо.— Джордж! — крикнул он, нагнулся, ушиб голову о стену, затем наткнулся на тело мальчика.— Джордж! Проснись! Мальчик что-то прошептал. — Джордж, проснись! Все в порядке! Роджер был близок к панике, но паренек находился в норме, даже лучше, что он спал, а не бодрствовал. Роджер ощупал руку Джорджа. — Отлично, Джордж,— сказал он.— Я задремал. Жаль. Мальчик не ответил. Итак, все в порядке, ничего не случилось... Заметьте, если уж им суждено было умереть, лучше всего было бы умереть во время сна. Стояла кромешная темнота. Затем возник мираж или что-то похожее на мираж. В комнату проник свет. Он исходил изодной-единственной точки, пересекая все помещение. Крохотный лучик бледного света осветил шевелящуюся пыль и цементный пол. Он имел форму, именно форму, растянутой замочной скважины. Роджер не дыша смотрел на него, он слышал за стеной голоса и знал, что он и мальчик спасены, но сейчас, когда помощь была рядом, она казалась почти ничего не значащей. Была ли жива Дафни Моллоу?За Роджера уцепилось трое мальчишек, трое, хотя его собственных было только двое. Жанет, вся в слезах, стояла в нескольких ярдах в стороне. Рядом с ней огромный и неуклюжий Уотлесбери, выглядевший так, будто он только что поднялся после тяжелой болезни. Чуть поодаль стоял Чэтуорт. Он распекал кого-то из сотрудников Ярда. Санитары несли Дафни Моллоу на носилках к санитарной машине кремового цвета. Доктор следовал за ними со своим стетоскопом, он будто бы не мог отличить жизнь от смерти без одной из этих штуковин, висящих у него на груди. — Она жива? — пролаял Чэтуорт. — Пока — да,— ответил доктор.— Если повезет, все будет в порядке. Поторопитесь, пожалуйста.
Была ночь, сон, а потом новый яркий день. Он проснулся, приподнялся и сел на кровати, вспоминая все происшедшее, затем взял газету и внимательно просмотрел последние сообщения. О Дафни Моллоу не было ничего. Он немного подождал, пока умолк пылесос, и окликнул жену. Жанет, как будто только и ждала этого, в то же мгновение появилась в дверях. Она вошла стремительно и выглядела великолепно: разрумянившаяся, в фигурной шапочке на темных волосах, с блестящими глазами. — Все в порядке,— сообщила она.— Миссис Моллоу жива, она поправляется. Ты спас ее. — А Джин? — Чэтуорт звонил полчаса тому назад и сообщил, что нет ничего нового. — А Питербай? — Он утверждает, что Джин сообщал ему только о том, что Моллоу обманывает Милдмэя. Джин требовал за информацию и за доказательства десять фунтов, и Питербай утверждает, что заплатил ему. Подробностей я не знаю.— Жанет шагнула в сторону от кровати и покачала головой. Что-то похожее на смех мерцало в ее ясных серо-зеленых глазах.— Я хотела попросить тебя хотя бы утро провести дома, но понимаю, что это бесполезно. Я приготовлю тебе чашку чая. Она вышла. Роджер позвал: — Есть новости о юном Джордже Смите? — Да! — крикнула в ответ Жанет.— Весь вчерашний день он бездельничал: он всегда этим занимается. Почему ты не захватываешь преступление там, где оно только начинается? Ее слова только частично были шутливы.
Микель Моллоу выглядел намного спокойнее, чем в предыдущие дни. С тех пор как ему стало известно, что Дафни спасена, он спал, глаза не были уже налиты кровью, он был тщательно побрит. Сейчас он имел вид приятного молодого человека, правда со слабым подбородком и безвольным ртом, однако многие женщины без ума от подобных типов. — Я говорил и продолжаю говорить: я никого не убивал. Я слегка смошенничал на комиссионных, но совсем немного, и собирался восстановить статус-кво. — Вы видели Нориса в коттедже Роусона? — Нет. — Кого-нибудь еще? — Только мужчину с чемоданом, я вам говорил уже. — Были ли у вас когда-нибудь основания считать, что Бен Норис является сообщником воров? — Нет. — Вы когда-нибудь видели человека по имени Джин? — Никогда! — А вот этого видели? — Роджер показал Моллоу фото Чипса Сильвера. Моллоу посмотрел пристально и напряженно, потом вскочил: — Это тот самый мужчина с зеленым чемоданом, что был убит, но я не убивал его! Он снова и снова повторял свой рассказ о том, как был сбит с ног, идя к коттеджу, как увидел Чипса Сильвера, как его снова сбили с ног, как он, придя в себя, обнаружил, что Чипе убит, а чемодан исчез. — Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Ридон? — Норис сказал мне, что Роусона зовут Ридон. — А вы не знали Роусона как Ридона несколько лет назад? — Нет. — Как долго вы были знакомы с Роусоном? — Несколько лет, с тех пор как я приехал в Хул. — Почему вы не дали знать в полицию, когда обнаружили тело? Почему вы бежали? Что заставило вас подумать без всяких оснований, что полиция обвинит вас? — Я же сказал вам раньше...— ответил Моллоу. — Разве вы не понимали, что вашим побегом только обратили на себя внимание полиции? — Я думал, вы найдете убийцу, и все будет кончено до того, как я окажусь у вас. — Если вы лжете,— сказал Роджер,— то только затягиваете петлю на собственной шее. Можете понимать это буквально! Насколько хорошо вы знаете лондонского управляющего, мистера Питербая? — Не очень хорошо. — Он нравится вам? — Я его не перевариваю. — За что? — Он всегда придирается ко мне. — Почему? — О черт! — проворчал Моллоу,— я же присвоил комиссионные, подделал несколько ордеров. Я считал, что все будет в порядке, и надеялся, что он не примет никаких мер. — Что? — Он сам на грани увольнения,— сообщил Моллоу. — А вы в этом уверены? — Конечно, уверен. Мне сказала одна из девушек лондонской конторы. Он служил фирме несколько лет, но с недавних пор забросил все дела. — Норис знал Питербая? — Да,— ответил Моллоу.-— Они встречались. Пи-тербай был в Хуле, и я сопровождал его в визитах к заказчикам. — Когда это было? — Думаю, около года назад. Это было в некотором роде свинство. У меня была назначена встреча с Тони Роусоном, и я вынужден был отменить ее. Мы только немного выпили с Тони, вот и все. — Роусон знал Джина? — Я не знаю! — закричал Моллоу.
Роджер вышел из комнаты. Он не чувствовал себя на высоте положения, но времени даром не терял. Уотлсбери уехал обратно в Хул, чтобы проследить за расследованием действий Бена Нориса на месте, однако основное расследование велось в Лондоне. Роджер проанализировал все известные передвижения Моллоу, Нориса, Чипса Сильвера, и это привело его в кафе Элдгэйта. Хозяин сообщил, что Сильвер и Норис случайно встретились здесь. Сильвер посещал кафе в течение ряда лет. — А Джин? — И он тоже бывал,— ответил владелец.— Но очень давно я его не видел. — Вы когда-нибудь видели мужчину по имени Роусон, вот этого парня? — Роджер показал фото Ридона. Хозяин внимательно рассмотрел изображение. — Разумеется, только тогда он был значительно моложе. Он обычно приходил с Чипсом Сильвером и Джином, только он был мальчишкой. Сейчас уже не вызывал никакого сомнения тот факт, что Ридон под именем Роусона провернул большую работу и скрылся. Немного странно, как об этом узнал Джин, возможно через Нориса, и наметил ограбление. Они, очевидно, намеревались убить Ридона и, вероятно, использовать Моллоу, но для чего убивать Ридона? Они могли напасть на него или отвлечь его и ограбить коттедж. Но им нужно было как-то связать вместе Ридона и Моллоу, если только его рассказ был правдой. Но было ли так? И где находится Джин? Захватил ли он зеленый чемодан со всем его содержимым или это сделал Моллоу? Он крайне нуждался в деньгах — достаточно сильный мотив. Долги превращают добродушных людей в зверей, честных — в преступников. Долги... Роджер сидел за своим столом, когда его осенила идея. Он немедленно послал вызов инспектору полиции в Бридженорте, он его немного знал. — Насколько хорошо знаете вы управляющих фирмы Милдмэя? — быстро спросил он. — Очень хорошо,— ответил сотрудник Бридженор-та.— Как же, президент фирмы избирается нашим главным констеблем. А что? — Выясните, почему лондонский управляющий Пите-рбай уволен, хорошо? — Посмотрю, что я могу сделать,— пообещал человек из Бридженорта.— Я вам позвоню. Он позвонил ровно через час, переполненный новостями. — У вас что, Красавчик, второе зрение? Питербай ряд лет систематически обкрадывал фирму. Фирма приняла его на работу несколько лет тому назад, после того как с ним произошел несчастный случай. Он казался надежным работником. Но буквально несколько недель назад директора фирмы раскрыли его махинации. Чтобы не повредить престижу фирмы, они не стали прибегать к помощи прокурора, но... — Мы, однако, потревожим их,— сказал Роджер, и голос его стал жестким.— Сообщите мне детали, хорошо?
Он как раз клал трубку, когда Кортланд поспешно вошел в кабинет. Он выглядел очень возбужденным. — Мы узнали кое-что свеженькое о Моллоу,— сообщил он.— Моллоу имел связь с одной девушкой, машинисткой из конторы Питербая. Они виделись каждое воскресенье. Ну как? — Прекрасно,— сказал Роджер,— но удивительно. Я сначала повидаюсь с девушкой, потом сведу с ней Моллоу. — Перед тем как мы введем в игру еще и Питербая, я хочу...— Он рассмеялся.— Тебе ведь нужен Джин, и пока он на свободе, он может натворить черт знает что, так? — Будто я этого не знаю,— усмехнулся Роджер.— Помнишь те таблетки никотиновой кислоты, найденные под булыжником? — Да,— ответил Кортланд. Видел о них сообщение лаборатории? Всего-навсего никотиновая кислота. Чистая и несфальсифицированная. Возможно, они были необходимы Джину... — Да, он в них очень нуждался,— согласился Роджер. — Но он не страдал болезнями, против которых применяется эта кислота. — Знаешь симптомы после их приема? — Покрасневшее лицо, неприятные ощущения, что-то похожее на лихорадку,:— я бы так сказал. — Возможно,— ответил Роджер.— Он засунул руку в карман и вынул флакон.— Во всяком случае, вот они. Он вышел из кабинета.
21. Разоблачение
Подружка Моллоу была девушка маленького роста, с приятной округлой фигуркой, гладкими пушистыми волосами и фарфоровыми голубыми глазами, она казалась испуганной и глуповатой. Роджер вспомнил, как она отчаянно стучала по машинке, когда он первый раз пришел повидаться с Питербаем. Сейчас, находясь в Ярде, она все время дрожала, чувствуя, видимо, себя гномиком рядом с полицейскими и Роджером. Она будто бы была готова сломаться без всякого нажима. — Итак, мисс Рейнольдс, не преступление укрывать преступника, если вы не знаете, что этот человек является преступником. Вам понятно? — Я... да, я понимаю — захныкала девица. — Давно ли вы знаете Микеля Моллоу? — О, очень давно! — Сколько времени вы находились в близких отношениях? Ее глаза затуманились слезами. — Не очень давно... я... я знаю... я не должна была бы... позволить ему поступать таким образом...— Она не смогла закончить и зарыдала. — Когда вы в последний раз видели его? — Это было... скорее всего, это было в воскресенье... — В какое время? — Ну... ну... утром. Мама как раз собиралась в церковь. Он позвонил мне домой, сказал, что попал в беду и ему необходимо повидаться со мной. Я... мы встретились с ним на Хэмпстед-стрит. Я живу неподалеку, это место свидания для меня очень удобно. — Чего он хотел? — Он хотел... чтобы я... Она снова прервала речь и залилась слезами. Роджер терпеливо хранил молчание. Девушка пришла в себя и продолжала: — Он хотел, чтобы я спрятала ч-ч-чемодан! Терпение Роджера было вознаграждено. — Зеленый брезентовый чемодан? — решительно спросил он. — Да! — Вам известно, что в нем? — Нет,— ответила она и снова принялась рыдать. — Он перевязал его и сказал, что я ни в коем случае не должна развязывать его. Я и не пыталась сделать это. — Где он сейчас? — В моем комоде, дома,— сказала она.— Честное слово, я ни разу к нему не притрагивалась с тех пор, как его туда положила.Они нашли зеленый чемодан, поверхность которого была покрыта пылью с потолка коттеджа в Хуле. Внутри находилось 10 тысяч фунтов однофунтовыми банкнотами и новые ассигнации, не бывшие еще в употреблении,— почти половина суммы, похищенной несколько лет назад из банка. Роусон, видимо, умышленно тратил деньги понемногу и не спеша, чтобы не вызвать подозрений. Там находились также драгоценные камни стоимостью 15 тысяч фунтов, похищенные в том же банке.
Моллоу не смог выдержать очной ставки с Ирис Рейнольдс и лицезрения чемодана. Он сломался и все рассказал. Основная часть его рассказа соответствовала тому, что он говорил раньше, вплоть до того момента, когда он попал в коттедж. Он клялся, что мужчина с зеленым чемоданом сам на него напал, ему пришлось его убить в порядке самозащиты, после чего он открыл чемодан. Там было столько денег! Они полностью избавляли его от проблемы, открывали новые возможности! Потому он и бежал, намереваясь укрыть свое богатство, пока не минует опасность, надеясь, что, может быть, на его след не нападут. Он приготовился объяснить свое бегство боязнью, что его обвинят в убийстве. Он знал, что Норис отправил по почте деньги Дафни. Норис должен был наблюдать за ней, имея в виду, что рано или поздно Дафни узнает, где муж, и это у нее можно будет выяснить. Данный вариант, однако, не сработал. Моллоу пытался сыграть на том, что он абсолютно откровенен и не имеет понятия о том, где находятся деньги. Он добровольно явился в полицию вроде бы ради жены, а на самом деле, чтобы спастись от Джина. Он признался, что, когда полиция его освободила, он был в ужасе и позвонил Норису, чтобы разделить трофеи, а потом попался в ловушку Джина. Норис рассказал мне о том, что произошло в коттедже, — сообщил Моллоу.— Джин убил Роусона, Сильвер искал барахло, Норис был на стреме. Внезапно появилось двое береговых охранников. Джин и Норис вынуждены были спрятаться. Как раз в этот момент пришел я в коттедж, подрался там с Сильвером и забрал чемодан. Я быстро убрался, и меня никто не видел. Норис и Джин догадались, что я взял чемодан, и полагали, что легко заставят меня его вернуть. Но почем, черт возьми, я должен был это делать?! Он был возмущен до глубины души. — Ну, а что еще? — холодно спросил Роджер. — Но я вовсе не собирался убивать человека, говорю вам, что это произошло в порядке самозащиты. —- Вы продолжаете утверждать, что никогда не видели Джина? — Если б я знал еще что-то, я бы вам сообщил,— искренне сказал Моллоу.— Джина я никогда не видел, клянусь вам! Но, послушайте, вы обязаны его схватить! Я не могу быть спокоен, пока он на свободе. Как же моя жена?! — Я не думаю, что вы беспокоитесь о своей жене,— ледяным тоном произнес Роджер.— Джина, однако, мы схватим. Он сказал это совершенно уверенно и вышел. Вне всякого сомнения, Моллоу получит несколько лет тюремного заключения, если даже ему не будет инкриминировано убийство. Когда Дафни очнется от тяжелого испытания, она несколько лет будет предоставлена самой себе. Возможно, ей удастся устроить свою личную жизнь. А сейчас Роджер направлялся к Питербаю в сопровождении сержанта Эпалбая, чтобы допросить его.
Питербай спокойно сидел за своим бюро, левая рука его покоилась на полированной поверхности, правой не было видно. Негнущиеся и скрюченные пальцы делали руку похожей на клешню. На фоне освещенного солнцем окна румяное лицо Питербая выглядело четко и рельефно, цвет лица казался не совсем естественным. Он был холодно равнодушен так же, как и при первой беседе, говорил только с Роджером, совершенно игнорируя присутствие сержанта Эпалбая. — Я уже сообщил полиции о своих отношениях с этой личностью, Джином,— сказал он.— Джин представил данные, из которых явствовало, что Моллоу завышал суммы проданных товаров, подделывая цифры для того, чтобы получать большие комиссионные, чем ему следовало. Я не особенно старался выяснить это: когда человек в затруднении, он идет на все.— Питербай сделал паузу, чтобы подчеркнуть сказанное, а когда Роджер ничего ему не сказал, он продолжал тем же тонким холодным голосом: — Стало известно, что Моллоу знаком с мистером Норисом из Хула. Я говорил вам уже об этом. У мистера Нориса я спросил, какова сумма ордеров, и та цифра, которую он назвал, значительно расходилась с проставленной на ордере, который Моллоу отправил фирме. Я немедленно опросил других заказчиков, и во всех случаях масса поводов для подозрений. — А не можете ли вы сказать, почему вы сами на заметке у полиции, мистер Питербай? Питербаю, видимо, это не понравилось, и он ничего не ответил. Роджер бросил быстрый взгляд на скрюченную руку, а потом и на ту, которая была спрятана. Только передвинув свое кресло, он мог бы видеть, что находится в той руке. Роджер не двинулся с места, однако Эпалбай, безмолвный свидетель, увидел, куда посмотрел Роджер. — Прекрасно,— сказал Роджер.— Я сообщу вам. Вы обкрадывали вашу компанию, и директора предупредили вас. Они были слишком снисходительны, им следовало бы отдать вас под суд. Если бы они сделали это, мы бы взяли вас уже давно и установили бы вашу личность, мистер Питербай, и личности ваших друзей, особенно Джина. Он сделал паузу. Питербай выглядел озлобленным. — Джин действительно весьма гнусный человек, и он ускользнул от нас,— продолжал Роджер.— Он сказал, что отправляется в море, и все этому поверили. Но он этого не сделал. По примеру Ридона, которого он знал уже много лет, Джин решил стать другим человеком. И вот свидетельство этому. Вест вытащил из кармана флакон с таблетками никотиновой кислоты, найденный им в развалинах. Питербай бросил на него быстрый взгляд, потом отвел глаза. — Под действием этих таблеток цвет кожи делается ярким — вы выглядите румяным. Но когда действие таблетки кончается, вы принимаете снова обычный вид, а, умело натерев лицо жиром, становитесь не румяным, а наоборот, лихорадочно-желтым. Становитесь как бы другим человеком. Вы, конечно, не обманете того, кто знает вас, но два описания вашей внешности будут совершенно различны. Питербай по-прежнему смотрел в одну точку. — Другая улика, о которой я говорил, была также найдена в подвале разрушенного дома, то есть в том месте, которое Джин использовал как убежище. Она убедительно доказывает, что Джин имел специально изготовленные перчатки. Эти перчатки выполняли две функции: он не оставлял отпечатков пальцев на месте преступления; когда же он надевал их, будучи в своем втором обличье, они являлись характерной чертой и приметой этого второго человека, настолько натуральной, что никто даже не подозревал истины. Таким образом, Джин имел два обличья и прекрасно чувствовал себя в любом из них. Приехав в своем втором обличье по делам в Хул, Джин случайно встретился с Роусоном и узнал в нем Ридона; он знал и то, что Ридон располагает значительной частью добычи от давнего ограбления. Но и Роусон узнал в нем Джина. Поэтому оставлять Тони Роусона в живых было опасно. Джин решает избавиться от него и завладеть деньгами и драгоценностями. С помощью Нориса, своего сообщника, Джин заманил Моллоу в коттедж Ридона. Все должно было произойти именно так: Ридона, убить, Моллоу, подставить, чтобы на него пала вина за убийство и ограбление. Но план Джина сорвался. Моллоу исчез вместе с деньгами. Кроме того, затеяв крупное дело, Джин вынужден был открыть Норису свою вторую сущность. И поэтому теперь Норис должен был умереть, но вина и за его смерть должна была опять лечь на Моллоу. Оставался только один человек, который знал о двух обличьях Джина Лефти. Это была Глэдис Домуэл. Но и от нее Джин избавился. Все свидетели были убиты, и Джин чувствовал себя в полной безопасности. С этого момента Лефти Джин полностью перестал существовать. Но оставалось второе обличье, что позволило ему до сих пор оставаться на свободе. Роджер сделал паузу. Питербай сидел прямо, неподвижно. Левая рука была по-прежнему спрятана, но правое плечо его дернулось. Как только рука показалась над поверхностью стола, Роджер резко бросил свой портсигар прямо в лоснящееся красное лицо. Питербай успел уклониться. Его правая рука поднялась над столом, сжимая пистолет. Прежде чем он успел выстрелить, Эпалбай схватил его за кисть и вывернул ее. Пистолет упал на пол. — Превосходно,— сказал Роджер,— все кончено. Перед Роджером промелькнули Дафни Моллоу, юный Джордж Смит, Жанет и сыновья — все их страхи были окончены. Эти мысли помогли забыть мрачные картины. — Прекрасно! — повторил Роджер и поправил пальто.— Гарольд Джулиус Питербай, именем Его Величества я обязан арестовать вас по обвинению в преднамеренном убийстве Глэдис Домуэл приблизительно в десять часов пятнадцать минут вечера в понедельник, восьмого июня. Мой долг предупредить вас, что все, что вы скажете, может быть использовано против вас. Далее, я обязан информировать вас о том, что обвинение может быть предъявлено вам не только как Гарольду Джулиусу Питербаю, но и как Ролланду по прозвищу Лефти Джин.
Джон Кризи
Инспектор Уэст сожалеет
Глава 1 РОДЖЕР УЭСТ НА СЕДЬМОМ НЕБЕ
Старший инспектор Скотленд-Ярда Роджер Уэст говорил по телефону с женой. Говорил он из служебного кабинета, который ему приходилось делить с четырьмя другими сотрудниками одинакового с ним ранга. На красивом лице старшего инспектора — а Уэст действительно был очень красив, недаром коллеги прозвали его «Красавчиком», — блуждала блаженная улыбка. Время от времени он восклицал: — Не может быть! Подумать только! Да что ты говоришь! За три месяца совместной работы коллеги Уэста привыкли к его столь бурным проявлениям восторга, и как только у Роджера начинался разговор с супругой, они спешили удалиться из кабинета, предоставляя Уэсту полную свободу наслаждаться отцовским счастьем. Все, кроме Эдди Дейли. Впрочем, от Эдди никто и не ожидал такой тонкости. Этот склонный к полноте, среднего роста человек с безвольным подбородком и торчащими вперед зубами слыл крупным специалистом по выявлению фальшивок. Может быть, у кого-нибудь порой и возникали сомнения относительно воспитанности Дейли, однако в своей узкой области он был вне конкуренции. Сейчас Эдди занимался проверкой каких-то бумаг. И если подтвердится подлог, полиция получит возможность привлечь к ответственности некоего джентльмена, подозреваемого в весьма искусной и хитроумной подделке прошений и ходатайств. Полуоткрыв рот и посапывая от напряжения, Эдди, казалось, с головой ушел в работу. Отворилась дверь. Дейли бросил озабоченный взгляд на Роджера, распрямился и уронил на стол лупу, со стуком отодвинул стул, привстал и нарочито громко произнес: — Доброе утро, сэр! — Доброе утро, вернее, добрый день, — послышался ответ помощника комиссара полиции сэра Гея Чартуорда. — У меня пока не готово… — пролепетал Эдди, — еще часика два-три… — Не волнуйтесь, — успокоил его Чартуорд, — я к Уэсту. — Он подошел к столу Уэста. Не подозревавший о его присутствии Роджер вдруг буквально сложился пополам и, сотрясаясь от смеха, едва смог выговорить: — Восторг! А ему всего-то четыре месяца! Да, теперь уже скоро. Говорят, они всегда появляются парами. — И ведь у нас никогда не было никаких проблем с ним, — вторила ему жена. — Но, дорогой, ты, наверное, очень занят? — Ничуть, — заверил ее Роджер, — у меня сегодня на диво спокойное утро. Впервые за все три последних месяца. Да, да… Эдди только что вышел. Ну, а что же было потом? Дженет увлеченно сообщала мужу все новые и новые подробности… Локоть Уэста соскользнул со стола. Он переменил позу и вдруг обнаружил начищенные до блеска коричневые башмаки, мешковатые брюки над ними, скользнул взглядом по жилету песочного цвета, цепочке от часов… Подняв глаза, Роджер увидел обрамленную седыми кудряшками сияющую розовую лысину над красной шеей и, наконец, круглую багровую физиономию… К чести инспектора Уэста, он не утратил самообладания и недрогнувшим голосом продолжал: — Это чудесно, дорогая. Извини, меня вызывают. Кажется, помощник комиссара. Что? Спасибо, обязательно передам. До свидания, дорогая. Он положил трубку, выпрямился и с неотразимой улыбкой приветствовал Чартуорда: — Доброе утро, сэр. — Доброе утро, инспектор Уэст, — послышался подчеркнуто любезный ответ начальника. — Прошу прощения, помешал вам. Однако любопытно узнать, что вам поручили передать мне? — Дженет передает искренний привет и просит сообщить, что ваш крестник ведет себя безупречно… Глаза Чартуорта мягко засветились, на какой-то миг в них даже промелькнула нежность. — Рад слышать. Но вы, инспектор, ведете себя не столь безупречно… — Я должен был подбодрить Дженет. Ведь я почти не вижу малыша, разве что каких-нибудь полчаса, утром. В нем уже больше двенадцати фунтов. Такой толстенький, что глазки как щелочки, такой веселенький! А вы… — А я сомневаюсь, правильно ли поступил, согласившись быть его крестным отцом, — проворчал Чартуорд. — Если он станет похож на вас, когда вырастет, то это наверняка будет человек без совести. Но это к делу не относится. В данный момент вы не слишком перегружены, не так ли? — Я заканчиваю дело Галлауэя, — ответил Роджер. — Откровенно говоря, сэр, я надеялся получить несколько выходных дней… — Чтобы понянчить наследника, — подхватил Чартуорд. — Что же, если не будет серьезных происшествий, я не вижу причин для отказа. — Он положил на стол перед Роджером письмо. — А сейчас давайте хорошенько подумаем, что можно выяснить по этому делу. — Еще одно, сэр! — воскликнул Роджер, взглянув на конверт. — Да, это уже пятое за пять дней. Автор этих посланий — напористый тип. Роджер вынул из конверта и пробежал глазами напечатанную на машинке коротенькую записку: «Не теряйте времени зря. К. скоро начнет действовать, и вы пожалеете, что не обратили внимания на мои предупреждения». Подписи и адреса отправителя не было. Буква «К» в письме обозначала мистера Эндрю Келема. Это был известный финансист, на которого полиция давно уже завела досье и даже собрала кое-какие материалы. Этот общительный, красивый человек среднего возраста невольно внушал людям доверие. Его фирма занималась проектированием и благоустройством поместий в Большом Лондоне и в провинциальных городах. В деятельности фирмы не было ничего противозаконного. Однако уже в первых анонимках содержался намек на то, что Келем нарушает закон. Для этого у него было широкое поле деятельности, например возможность спекуляции земельными участками. Роджер постучал указательным пальцем по письмам: — Ума не приложу, с чего начать? — Наверное, надо поднять архивные документы. Это нисколько не нарушит вашего отдыха. Я пришлю вам остальные письма. Разумеется, на чудо надеяться не приходится, но… Он кивнул головой и вышел из кабинета. Когда Роджер принялся перечитывать письмо, дверь отворилась и послышался голос Чартуорда: — Эй, Уэст! Роджер поднял голову: — Да? — Кто это всегда появляется парами? — Парами? — Вы сказали жене, что кто-то ходит парами. Предупреждаю, что вам придется поискать другого крестного отца, если… Роджер фыркнул: — Я имел в виду зубы. У него сверху вышел один. Если верить учебникам, нижние всегда режутся парами, их так и называют парными. — Вот как? Чартуорд вышел из кабинета. Роджер подмигнул вошедшему в кабинет Эдди. Очевидно, во время разговора тот стоял за дверью. — Я пытался предупредить тебя, Красавчик, — сказал он. — Я давно говорил тебе, ты рискуешь нарваться на неприятности, если не будешь осторожнее. Тебе здорово влетело? — спросил он с любопытством. — Ничуть. Он был весьма дружелюбно настроен. Эдди печально покачал головой. — Не пойму, как это тебе удается? — сокрушался он. — Просто не представляю, Красавчик, что было бы, если бы он застал меня за таким разговором. Да, мне досталось бы… А ведь их у меня целых пять! — Чего? Зубов? — Нет, ребятишек. Какого черта ты вспомнил о зубах? Посыльный Чартуорда принес остальные анонимные письма. Роджер отправил его в архив за досье на Эндрю Келема. Отправляясь домой, он взял все письма с собой. Утро ушло на то, чтобы изучить и сопоставить отрывочные данные, но ничего определенного найти не удалось. Неясные намеки на то, что он был связан с дельцами, ранее осужденными за спекуляцию, двое из которых сильно нажились на поддельных документах и на аферах с земельными участками, служить уликами не могли, и Уэст решил составить список лиц, уличенных в подобных махинациях. Среди знакомых Келема их оказалось семнадцать. Роджер позвонил испектору Слоуну. Недавно, по рекомендации Уэста, тот был повышен в звании. Роджер сообщил ему о своих находках. Слоун задумчиво возразил: — Если как следует покопаться, то найдется немало людей, так или иначе связанных с мошенниками, однако это не повод для обвинения. — Может быть. Не уверен, но список внушительный. Не хотелось бы думать, что Келем, может быть, посмеивается над нашей наивностью. — Так что же предпринять? — Не знаю. Во всяком случае, оснований для официального расследования пока нет. — А почему помощник комиссара придает такое большое значение этим анонимкам? — Он ничего не сказал мне по этому поводу, Билл, приезжайте сегодня ко мне в Челси. Я захвачу эти письма домой. Поломаем голову вместе, может быть, что-нибудь и придумаем. — С удовольствием. — Молодец! — похвалил его Роджер. — Договоримся на семь часов. В это время наследник будет уже в кроватке… Он положил трубку, а через несколько минут позвонила Джаннет. Когда их соединили, Роджер услышал громкий плач своего первенца Мартина. — Дорогая, я не очень затрудню тебя, если приглашу Слоуна и Марка Лессинга поужинать у нас? — Нет, я справлюсь. Извини, должна бежать к нему, не то он свернет себе шейку. Роджер набрал номер Марка Лессинга, своего близкого друга, человека с пытливым умом. Марк обещал приехать примерно в половине восьмого. Часы показывали шесть. Роджеру можно было бы отправляться домой, но тут появился взволнованный посетитель и стал расспрашивать, как продвигается Галлоуэйское дело. Когда Роджер запер свой стол и собрался покинуть кабинет, было без четверти семь и в окнах светились огоньки. Роджер надел плащ и шляпу, спустился с лестницы и прошел половину двора, как вдруг его окликнули: — Красавчик! Он оглянулся и увидел одного из инспекторов. Тот спросил: — Ты ведешь дело «К»? — Да. А что? — Убит сын Келема, — сообщил инспектор, — мне кажется, тебе нужно съездить туда.Глава 2 УБИЙСТВО ЭНТОНИ КЕЛЕМА
Когда Роджер добрался до квартиры Келема на Парк-лейн, уже стемнело. Вместе с ним были и сержант, и два детектива. Квартал роскошных домов освещался стенными фонарями. Сыну Келема, временно исключенному из Оксфорда, был двадцать один год. Администрация квалифицировала организованные им вечеринки как «оргии», а его эротические вкусы как «скотские». Уэста сильно занимала проблема «отцы и дети», и он сейчас очень сочувствовал Эндрю Келему. Великолепно одетый человек с лощеной внешностью открыл дверь. Это был Блэр — личный секретарь Келема. — Инспектор Уэст, не так ли? Благодарю, что так быстро приехали. Мистер Келем страшно расстроен. — Естественно, — согласился с ним Роджер. — Я понимаю, что вы не нуждаетесь в моих советах, — продолжал Блэр. — Но, прошу вас, будьте деликатнее. Он будет признателен вам за это. — Я вовсе не намерен усугублять его страдания. — Вы очень любезны. Блэр производил впечатление человека, до смешного самовлюбленного. В ходе прошлых расследований Роджер уже несколько раз встречался с ним, и у него сложилось о нем впечатление, как об идеальном секретаре. — Прежде всего скажите мне, что произошло? — спросил Уэст. Приехавшие с ним сотрудники поставили на пол чемоданы, один начал привинчивать на треноге фотоаппарат. Их ввели в огромную, богато и со вкусом обставленную гостиную. В квартире стояла гнетущая тишина. — Боюсь, что вряд ли смогу сообщить какие-либо интересующие вас данные, — начал Блэр. — Днем мистер Келем и я отсутствовали. Когда мы возвратились домой, Тони, простите, Энтони Келем, сидел за столом в библиотеке мистера Келема. Мне кажется, следствие придет к заключению, что он был убит выстрелом в спину. — Вы перенесли его в другое место? — Нет. — Вы ничего не трогали в его комнате? — Нет. Все осталось в таком виде, как было. — Энтони было позволено находиться в библиотеке? — Он мог входить в любую комнату этого дома. Ни одно помещение от него не запиралось. Вы задали очень странный вопрос, инспектор… — заметил Блэр. Роджер, казалось, не обратил внимания на его замечание. — Когда вы вернулись? — Немногим позже половины седьмого. — Сейчас двадцать минут восьмого, — Роджер подумал о маленькой компании в Челси. — Можно воспользоваться вашим телефоном? — Он находится справа, в углу. — Спасибо. Уиллис, позвоните от моего имени миссис Уэст, предупредите, что я задерживаюсь и, возможно, вернусь домой поздно. — Он снова обратился к Блэру: — Когда приехал Энтони Келем? — В пять часов. По крайней мере, обещал приехать в это время. — А что говорит прислуга? — В квартире никого не было. В доме только приходящая прислуга — одна женщина и ее дочь. Мы обедаем в ресторане… Блэр закурил сигарету. — Боюсь, что не смогу точно сказать вам, когда приехал Тони, инспектор, и, я уверяю вас, мистер Келем тоже вряд ли в состоянии сделать это. — Понятно. — Уэст повернулся к сержанту. — Спуститесь вниз и узнайте, не заметил ли швейцар или кто-нибудь еще, когда мистер Энтони возвратился домой. Когда сержант вышел, он сказал Блэру: — Я очень рад, что вы не теряли времени зря. Это может оказаться полезным. По-видимому, у вас нет собственной версии? — В жизни своей не был я так поражен, — ответил Блэр. — Может быть, вам лучше переговорить с мистером Келемом? — Он один? — Да. Миссис Келем уехала. Роджер кивнул и следом за Блэром направился в холл. Блэр остановился перед одной из пяти дверей и тихонько постучал. Изнутри послышалось хрипловатое «войдите». Когда Роджер вошел в комнату, Эндрю Келем сидел перед бюро. Вся его поза говорила о подавленном состоянии. Роджер, который привык видеть его подтянутым, элегантным, уверенным в себе и благодушным, подумал, что Келем за какую-то пару часов постарел на много лет. — В чем дело, Блэр? — спросил Келем, не поднимая головы. — Инспектор Уэст из Скотленд-Ярда. — Ах да, конечно… Когда Келем встал и повернулся к Роджеру лицом, тот увидел, что Келем действительно сильно сдал. В его глазах, всегда сияющих и смеющихся, сейчас застыли растерянность и отчаяние. Воротничок рубашки был смят, волосы растрепаны, к плечам и спине пиджака прилипли какие-то пушинки. В руках он держал письмо. — Рад, что вы приехали, инспектор. Блэр, наверное, рассказал вам, что… произошло? — Мне было тяжело слушать его, — сказал Роджер. — Я не хочу тревожить вас. — Тревожьте меня сколько угодно. Вы слышите меня? — голос его звучал глухо, руки дрожали. — Только поймайте человека, убившего моего сына, больше мне ничего не нужно. И не деликатничайте ни с кем, особенно со мной. Он вдруг замолчал и отвернулся к стене, на которой висела цветная фотография молодого человека, очень похожего на Келема. — Я пойду с вами, — тихо сказал Келем. — Мне кажется, вам лучше остаться здесь, сэр, — вмешался Блэр. Но Келем не обратил внимания на его слова и первым направился в холл. Там их дожидались сержант Меллор с двумя детективами и вернувшийся из гостиной Уиллис. Келем даже не взглянул на присутствующих и направился к запертой двери. В замке торчал ключ. С видимым усилием Келем отворил дверь и отошел в сторону, пропуская вперед Уэста. Роджеру редко приходилось видеть что-либо более жуткое. За огромным письменным столом в неестественной позе сидел Энтони Келем. Отсюда, от двери, лица его не было видно, и молодой Келем казался точной копией отца. Одна рука Энтони лежала на столе, а вторая, ухватившаяся за край столешницы, казалось, поддерживала тело. На нем был светло-серый костюм. Справа, на уровне лопатки, виднелась дырочка с коричнево-красными краями. Темные волосы Энтони низко спустились на лоб. Дотронувшись до его запястья, Уэст ощутил, что рука уже окоченела. Он повернулся к Келему: — Вы нашли его в точно таком же положении? — Да. Когда я открыл дверь, я не заметил ничего странного. И лишь когда он не ответил на мое приветствие, почувствовал тревогу. Я пощупал пульс. Он был мертв. — Ясно, — сказал Роджер. — Скажите, мистер Келем, кто мог убить его? Как вы думаете? — Понятия не имею. — Вы не знаете, были ли у него враги? — Насколько мне известно, нет. — Кто еще знал, что вечером он должен был приехать сюда? — Насколько мне известно, никто. Я сам только сегодня утром узнал об этом. Он собирался провести Пасху у матери в Нью-Берри, а я планировал уехать к ним в субботу или в воскресенье. Он сказал, что приедет в Лондон всего на один день и переночует здесь. Я никому кроме Блэра не говорил об этом. — Вам известно, какие дела были у вашего сына в Лондоне? — спросил Уэст. — Прочтите вот это. — Келем протянул Роджеру коротенькое письмо, написанное неразборчивым почерком на бланке колледжа Кресли. Содержание этого послания вряд ли могло помочь разобраться в обстоятельствах дела: «Дорогой Энди, у меня есть приятный сюрприз для тебя! Завтра я должен провернуть в Лондоне парочку неотложных дел, так что я вряд ли сумею к вечеру уехать в Нью-Берри. Жди меня часиков в пять. Новостей почти никаких. Впрочем, все расскажу при встрече. Тони».— Благодарю вас, — сказал Уэст. — Мне думается, что вам не стоит здесь оставаться, если, конечно, вы сами этого не захотите. Позднее я смогу обсудить с мистером Блэром подробности, а через пять минут приедет полицейский врач. — Есть ли причины, не позволяющие мне присутствовать здесь? — Нет. — Тогда позвольте мне остаться. В течение последующих двадцати минут фотограф сделал пару десятков фотографий в различных ракурсах. До прихода врача Роджер не приближался к телу. Паталогоанатом Говард Уинтер, молодой экспансивный человек, вел экспертизу, учитывая лишь профессиональные интересы. Никаких сантиментов! Келем вышел из комнаты до того, как осмотр был закончен. У двери его ждал Блэр. — Здесь все ясно, — сказал Уинтер. — Меткий выстрел из крупнокалиберного револьвера. Смерть наступила сразу. Я здесь больше не нужен? — Нет, благодарю, — ответил Роджер. — Миллер, вызовите санитарную машину и сообщите в морг на Дженнауэй-роуд. Когда сержант вышел, Роджер подошел к дверям, чуть не отдавив при этом ногу Блэру. — Извините, — сказал он подчеркнуто вежливым тоном. Он прикрыл дверь библиотеки, выпачкав при этом руку в порошке для снятия отпечатков пальцев, но это его не встревожило: снимки с дверной ручки и большинства предметов со следами пальцев уже были сделаны. Блэр стоял позади Уэста в коридоре. Роджер начал медленно отворять дверь. Дверь открывалась бесшумно, и вот уже виден толстый ковер на полу, стол с сидящим за ним мертвецом!… Выстрел, сделанный на высоте пояса, совпадал с уровнем раны. Роджер взглянул на окно: оно находилось довольно далеко, фрамуга была открыта, но пуля, выпущенная оттуда, не могла бы попасть в человека, сидящего за столом… Неожиданно Блэр произнес: — Должно быть, стреляли от двери. — Мы ничего не принимаем на веру. Скажите, мистер Келем часто пользуется этой комнатой? — Да, конечно. Она служит ему приемной. — Пару дней здесь будет довольно неуютно, — сказал Роджер. — Для него было бы лучше перебраться в какой-нибудь отель или на другую квартиру. Я имею в виду, удобнее для него самого… Мы-то устроимся. Спросите его, каково будет его решение. Хорошо? Пока Блэр отсутствовал, явился Меллор и доложил, что никакие признаки взлома наружной двери не обнаружены, а вокруг замочной скважины царапин не видно. Сержант Линн доложил, что никто не заметил, когда приехал Энтони Келем, выстрела тоже никто не слышал. Тем временем к воротам подъехала санитарная машина. Владелец лома страшно разволновался и просил, чтобы тело вынесли через черный ход, и Роджер снизошел к его просьбе. После того как тело увезли, он пошел в гостиную поговорить с Келемом. Тот сказал: — Если полиция считает, что нам лучше на время уехать, мы, конечно, сделаем это. Вы не возражаете, Блэр? — Я забочусь только о ваших удобствах, — ответил Блэр с полупоклоном. — Но все ваши бумаги находятся здесь. — Я надеюсь, полиция не будет возражать, если мы возьмем с собой некоторые бумаги, — поинтересовался Келем. — Пожалуйста, но только предварительно мы просмотрим их, чтобы быть уверенными, что ни одна из них не будет уничтожена. — Разве это так необходимо? — возмутился Блэр. — Мне надоели ваши возражения, — резко заметил своему секретарю Келем, — здесь было совершено убийство. Неужели вы этого еще не уразумели? Полиции необходимо все тщательно проверить, все и всех. А наша обязанность оказывать ей всемерную помощь. — Затем он сказал Роджеру более спокойным голосом: — Простите меня, инспектор, но мои нервы не выдерживают. Вы не будете возражать, если во время обыска мой секретарь будет находиться при вас? — Ничуть, — ответил Роджер. — Благодарю вас. А я пойду и договорюсь о переезде на несколько дней в отель. Неизвестно, были ли у Келема какие-либо причины опасаться полиции, но держался он безукоризненно. Конечно, можно было предположить, что компрометирующие его бумаги изъяты ими до прихода полиции. Более того, нельзя было полностью исключить, что Блэр с Келемом разыгрывали спектакль. Но Роджер мог бы подозревать их в этом, если бы он Келема не видел в первый момент. Сейчас Келем казался более собранным, но в его глазах по-прежнему застыла боль, а руки дрожали. — Еще один вопрос, инспектор. Я хотел бы выехать из Лондона повидаться с женой. Вернусь я, если это необходимо, завтра утром. Она нездорова и сама приехать сюда не сможет. — Не возражаю, — ответил Роджер. — Благодарю вас. Теперь и вы, Блэр, надеюсь, поняли, что я настаиваю на вашем полнейшем сотрудничестве с полицией. Я прошу вас помогать им во всем. — Слушаюсь, сэр, — сказал Блэр. Потом с видимым усилием спросил: — Я пойду собирать вещи? — Я сам все сделаю. — Мы можем сделать это вместе, — сказал Роджер. — У меня нет никакой необходимости немедленно заняться проверкой шкафов с бумагами. Келем направился в спальню собирать вещи. Уэст спросилсержанта Меллора: — У вас при себе много денег? — Да пара фунтов наберется, а что? — Келем уезжает, и я хочу, чтобы вы последовали за ним. Роджер вытащил бумажник и достал трехфунтовую бумажку — все, что у него было. — Займите столько, сколько сумеете, у остальных. Как только узнаете его адрес, позвоните в Ярд. — Ясно, сэр, — сказал Меллор. — Я уж его из виду не выпущу. — Постарайтесь. Он сказал, что собирается к себе в загородный дом «Тополя» в Стотоне близ Нью-Берри. Запомнили? — Да, — ответил сержант. — Тогда пошевеливайтесь. Меллор начал поспешно спускаться вниз по лестнице. Келем отсутствовал уже десять минут, и Роджер решил начать просматривать бумаги в одном из шкафов с выдвижными ящиками. У входной двери раздался звонок. Полицейский в гражданском платье пошел отворить дверь. Блэр обеспокоенно спросил: — Интересно, кто бы это мог быть? Роджер никак не отреагировал на его вопрос. В свое время он выяснит, почему Блэр так нервничает. Пока же он ухватился за возможность заняться бумагами, которые всего пару часов назад были недоступны для него. По большей части это были контракты, накладные и прочие документы, связанные со строительством. По временам Блэр заглядывал ему через плечо, но инспектор полностью ушел в свою работу и занимался ею до тех пор, пока в холле не послышались женский и мужской голоса. Тут Блэр вылетел пулей из комнаты. Роджер встал и пошел следом за ним. Он увидел девушку в ярком плаще, с которого стекали капли воды. Из-под капюшона выбивались мокрые пряди светлых волос. Роджер обратил внимание на ее широко открытые глаза. Девушка с изумлением смотрела на Блэра, — Чарлз! — воскликнула она. — Что случилось? Что здесь делают эти люди? Она взглянула на Роджера и требовательно спросила: — Кто вы такой? — Я… — начал было Уэст. — Он мертв! — закричал Блэр. — Тони мертв. Его убили!
Глава 3 ГРИЗЕЛЬДА
Красивое личико девушки выразило растерянность и тревогу, но не удивление. И это прежде всего бросилось Роджеру в глаза. — Вы из полиции? — понизив голос, спросила девушка. — Да, — ответил Уэст, протягивая ей свое удостоверение, на которое она едва взглянула. — Что Тони… мистер Энтони Келем мертв? — К сожалению, мертв, — ответил Роджер. Она снова взглянула на Блэра, который не сводил глаз с Роджера. И, казалось, окончательно потерял почву под ногами. — А Энди… Энди знает? — Мистеру Келему это известно, — подтвердил Роджер. — Пожалуй, так лучше, — заметила девушка. Потом спросила: — Вы, конечно, хотите знать, кто я такая. Меня зовут Гризельда Фейн… Мы с Тони старые друзья. — Она посмотрела на Блэра, и ее взгляд, по мнению Роджера, был довольно-таки пренебрежительным. — Я знала… — Зачем вы приехали? — воскликнул Блэр. — Почему вы решили, что Тони будет здесь? Вы же знали, что он собирался в Нью-Берри. Он… — Но он сказал мне, что приедет сюда, — ответила Гризельда. — Он не мог вам этого сказать! — не унимался Блэр. — Он не мог! Гризельда, ради Бога… Он больше не мог говорить… — Не смешите меня, — сказала Гризельда. — Я не убивала его. Наверное, инспектор, такие вещи слышать дико. — Она быстро взглянула на удостоверение. — Но, инспектор Уэст, это правда. Мы с Тони постоянно ссорились, а недавно вообще разругались, но вчера вечером мы помирились. — Понятно, — сказал Роджер. — Вы часто бываете здесь, мисс Фейн? — Ну, довольно часто. — У вас есть свой ключ? — Что вы! Я ведь не член семьи. Тут она бросила косой взгляд в сторону Блэр.-» как будто последнее замечание относилось именно к нему. — Все… все кажется таким неправдоподобным. Вы знаете, я не могу поверить… — Наступило неловкое молчание. — Можно мне повидаться с Энди? — спросила девушка. — Он уехал в Нью-Берри. — Конечно, конечно… бедная миссис Келем. Роджер удивился, почему она называла мистера Келема просто Энди, а его жену более официально. — Я хотел бы чуть позже задать вам парочку вопросов, мисс Фейн, — сказал он спокойно. — А это необходимо? Я не видела Тони несколько недель и… но… наверное, это действительно нужно. Я живу в Ройал Хостел. Чарлз, могу я чем-нибудь помочь вам? — Нет, — покачал головой Блэр. — Вам следовало бы быть полюбезнее, — сказала Гризельда, поворачиваясь на каблуках. — Будьте добры, позвоните мне, как только Энди появится. Я должна его видеть. Спокойной ночи, инспектор. — Что же, нужно продолжать начатое дело, — заметил Роджер, когда девушка удалилась. Беспокойство Блэра усилилось, но Роджер притворялся, что не замечает ничего, даже его частых взглядов в сторону двери библиотеки. После двадцати минут бесплодной работы Роджер поднялся и сделал шаг к выходу. — Я на одну минуточку, — сказал он, не оборачиваясь, хотя ощущал на себе пристальный взгляд Блэра. Роджер вышел, оставив дверь полуоткрытой, и поманил пальцем детектива-инспектора — огромного детину, все еще занятого поисками отпечатков пальцев. Уэст жестом указал на дверь и приложил палец к губам. Полицейский на цыпочках пересек комнату и подоспел к Уэсту в ту минуту, когда тот быстро шагнул в кабинет. В руке у Блэра были какие-то бумаги. Увидев Роджера, он сунул их в карман и, неистово размахивая другой рукой, бросился к выходу. Но Роджер успел схватить его за запястье и выдернуть руку из кармана. Несколько писем оказались на полу. — Вы глупец, Блэр, — сказал Роджер. Он велел полицейскому подобрать письма. — Я сам займусь мистером Блэром, — пояснил он. Он ослабил свою хватку, но Блэр, не в силах оторвать взгляд от лежавших на полу писем, даже и не пытался освободиться… Роджер решил пока не тратить время на письма и потянул Блэра к шкафу с документами, грубовато заметив ему, что вовсе не намерен потратить всю ночь на такое идиотское занятие. Блэр судорожно глотнул. Роджер вытащил папку, озаглавленную «Смета Бристоль». В ней, по всей вероятности, не было ничего интересного. Он был убежден, что самым ценным материалом были письма, отнятые у Блэра. Однако проверка бумаг, находившихся в шкафу, убедила Роджера в том, что практически вся страна была охвачена программой очистки свалок, не говоря уже о том, что Келем участвовал в нескольких крупных строительных фирмах. Воистину, деятельность этого человека была титанической. Роджер просматривал документы, не слишком углубляясь в подробности. Но даже такая поверхностная проверка длилась до начала десятого. Инспектор сильно устал и проголодался. Молчание нарушил Блэр. — Послушайте, сколько времени вы намерены еще здесь оставаться? — в его голосе слышалось негодование. — Обедать уже поздно, а я очень хочу есть. Роджер спокойно взглянул на него. — Боюсь, что сейчас не время делать перерыв, мистер Блэр. Я хочу задать вам пару вопросов. Мне кажется, будет лучше всего, если вы поедете со мной в Скотленд-Ярд… — В этом нет необходимости, — воскликнул Блэр. — Я расскажу вам все, что знаю, я хочу помочь, я… — Он замолчал, потом вдруг сказал: — Черт побери, дайте мне сигарету! Пожав плечами, Роджер вынул портсигар и, когда Блэр трясущимися руками вытащил сигарету, спокойно спросил: — Это вы сообщили мисс Фейн, что мистер Энтони Келем должен приехать сюда? Кому еще вы сказали об этом? — Как… откуда вы узнали? — Ваши попытки заставить ее молчать об этом были слишком явными, — пожал Роджер плечами. Потом «выстрелил» наудачу: — Так кому же еще вы сообщили об этом? — Никому. — В таком случае, она, должно быть, сказала об этом еще кому-то. — Нет, этого быть не могло! — Либо она сказала кому-то еще и этот человек явился сюда и убил Тони Келема, либо она его убила сама, — спокойно продолжал Роджер. — Чепуха! — Как она сама призналась, они поссорились… — Говорю вам, они помирились! — Об этом можно судить пока только на основании ее слов! А это еще нужно проверить. Роджер снова действовал вслепую, но ему опять повезло. Блэр перевел дух. — Говорю вам, вы ошибаетесь! Она и Тони были помолвлены. Несколько месяцев назад они поссорились и разорвали помолвку. Это обыкновенное дело, не так ли? — Блэр говорил очень быстро, захлебываясь словами, — Гризельда вышла из себя… Он запнулся, а потом буквально с трудом выдавил из себя: — Она… один раз чуть не застрелила его. Тони сказал ей какую-то гадость. Гризельда почти всегда носит пистолет. Ну и… всякий в подобной ситуации потерял бы власть над собой. Ее винить нельзя! Он снова перевел дух и проговорил с неподдельным отчаянием: — Это случилось во время вечеринки. Гризельда и Тони несколько недель были в ссоре, но мистер Келем всячески пытался помирить их. Он и организовал эту вечеринку, и пригласил девушку, не предупредив сына. Когда Тони и Гризельда встретились в библиотеке, они были очень удивлены. Дверь в библиотеку была открыта, и несколько человек стали свидетелями их встречи. Вначале они говорили тихо, потом Энтони Келем закричал во всеуслышание, что она дочь сумасшедшего с преступными наклонностями и ее тоже нужно запереть в изоляторе… Я все это слышал и видел, Уэст, — продолжал Блэр дрожащим голосом, — вместе с другими присутствующими. Она побледнела и застыла на месте. А потом… потом она выхватила из сумочки пистолет и выстрелила в него. Я понял, что она хочет сделать, и бросился к ней, так как стоял ближе всех, толкнул ее под локоть, и пуля ушла в сторону. Разумеется, дело замяли. Конечно, не будь Тони так пьян, он никогда не решился бы на такую выходку. — Скажите, а обвинение против отца девушки справедливо? — спросил Уэст. — Да. Ее отец умер в Бродмуре. Вы сумеете узнать все из отчетов полиции. Но повторяю, Гризельда и Тони помирились. Он даже пытался сделать это в тот же вечер. Он вообще быстро трезвеет. Но она даже и слушать его не стала и сразу уехала. Тони засыпал ее письмами, звонил по телефону, и вот вчера она согласилась встретиться с ним и не ворошить прошлое. Это истинная правда, Уэст. Мистер Келем всегда хотел, чтобы они поженились. Естественно, я ему помог помирить их. Последние слова он произнес еле слышным голосом. — Это было трудной задачей, не правда ли, Блэр? — тихо спросил Роджер. — Это было настоящей пыткой! — воскликнул Блэр. — Я благословлял землю, по которой она ступала, и мне пришлось думать, как помирить их… Прости меня, Бог, если я действовал во вред ей… — неожиданно воскликнул он, упав в кресло и закрыв лицо руками.Глава 4 ДЕВУШКА С ПИСТОЛЕТОМ
Пока Блэр в кресле предавался отчаянию, Роджер занялся чтением писем, тех, которые секретарь пытался спрятать. Все они были напечатаны на машинке и не имели ни подписи, ни адреса. Роджеру показалось, что шрифт очень похож на тот, которым были напечатаны анонимные письма на имя сэра Гея. Во всяком случае, это будет нетрудно установить. Эти послания угрожали! Первое было написано месяц назад. Оно предупреждало: «Если полиция и не сцапает тебя, старый дьявол, я сам сумею отправить тебя на тот свет. Бойся! Твой конец может наступить в любую минуту. Я очень надеюсь, что тебя вскоре вздернут на веревке, и только поэтому до сих пор не разделался с тобой». Закончив чтение анонимок, Уэст поднял глаза на Блэра и заметил, что тот не спускает с него глаз. Измученное лицо молодого человека выражало душевную муку, а глаза сверкали от гнева. — Вы знаете, кто их послал? — внезапно задал вопрос Уэст. — Нет. — А мистер Келем знал об этих письмах? — Он их не видел, — прошептал Блэр. — Как? — поразился Роджер. — Я всегда распечатывал его корреспонденцию, — пояснил Блэр. — У него хватает хлопот и без этого маньяка. Я хотел выяснить, кто автор этих писем, поэтому спрятал их среди деловых бумаг. Я единственный человек, которому известно о существовании этих анонимок, — добавил он, расслабляя воротничок. — Ясно. Почему вы не хотели, чтобы мистер Келем знал о них? И почему пытались скрыть их от меня? — Я… Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь мог назвать мистера Келема убийцей. — А разве он убийца? — холодно спросил его Уэст. Стук в дверь возвестил о том, что полицейский принес кофе и бутерброды. Сначала Блэр отказывался, заявляя, что он не в состоянии есть, но, с видимой неохотой откусив кусочек тоненького ломтика хлеба, он затем с жадностью проглотил кофе и несколько сандвичей. Он не сводил глаз с Роджера. Утолив голод, он вновь заговорил: — Мне больше нечего добавить, мистер Уэст. Если эти обвинения в какой-то мере обоснованы, то все, о чем здесь пишут, могло случиться только до моего знакомства с мистером Келемом. — Возможно, — согласился Уэст. — Но вы не осведомлены о всей его деятельности, так ведь? — Ну, это как сказать. Я личный секретарь мистера Келема. Он нигде не бывает, предварительно не поставив меня в известность, и, как правило, я всегда сопровождаю его. Есть еще один момент, который, как мне кажется, вам необходимо знать… Он замолчал, как бы собираясь с мыслями: — Много лет тому назад мой отец владел небольшим сталелитейным заводом. Дела шли из рук вон плохо, и дело зачахло. В то время я учился в Оксфорде и до самой его смерти ничего не знал о финансовых затруднениях отца. Мне сообщили о том, что отец много задолжал мистеру Келему, к которому за долги и перешел завод. Через несколько недель снова стали поступать заказы, и дело воскресло. Я вернулся домой с самыми мстительными намерениями, обвиняя Келема во всем случившемся, но, к своему изумлению, узнал, что в этом деле он вел себя весьма благородно. Оказывается, он даже предложил отцу пост директора на одном из своих крупных заводов. Мне мистер Келем предложил должность его личного секретаря, я согласился и ни разу не пожалел об этом. Вот, пожалуй, и все. Когда-то я Келема ненавидел, теперь же искренне уважаю и даже люблю. — Вы сказали, что хотели выяснить, кто автор этих писем… — До сих пор я только собирался заняться этим. — А Энтони Келем не получал подобных писем? — Во всяком случае, я не слышал об этом. — А у вас нет никаких соображений о причинах убийства Энтони Келема? — У меня — нет, — ответил Блэр. — Это не совсем так, не правда ли? — вкрадчиво спросил Роджер. — Вы почти уверены, что его убили по ошибке, вместо отца. Так ведь? — Я не могу допустить никакой другой причины. А вы скоры на выводы, как мне кажется! — На расстоянии они очень похожи, — рассуждал вслух Роджер. — Как вы думаете, мистер Келем тоже допускает такую возможность? — Не знаю. Он мне ничего такого не говорил. — Ладно, — вздохнул Роджер, — на сегодня вполне достаточно. Но я попрошу вас подробно описать все, что вы делали в течение этого дня. После того как напишите, будьте любезны, уйдите из этой комнаты. Она будет опечатана до тех пор, пока мне не придется снова заняться документами. Оставшись один в своем кабинете, Роджер написал короткий рапорт и перечень вопросов, которые было необходимо выяснить завтра утром. Ему было совершенно ясно одно: убийца проник в квартиру, воспользовавшись ключом. Следовало выяснить, был ли контрольный ключ у управляющего домом, и спросить у Блэра, были ли у него ключи от входной двери. Очевидно, все члены семьи Келемов, Блэр и, возможно, приходящая прислуга имели свои ключи. — Проклятье! Как же я мог упустить это из вида! — воскликнул Уэст. Он тут же позвонил Блэру и справился, как зовут домработницу и где она живет. Блэр без всяких колебаний ответил на все вопросы и добавил, что у нее также есть ключ и от черного входа. Роджер взглянул на часы: начало одиннадцатого. Значит, еще есть возможность поговорить с этой женщиной. Звали ее Риккетс и жила она в пяти минутах езды от Ярда, на четвертом этаже старинного жилого дома в Ламбете. Роджер напрасно искал звонок, и ему пришлось стучать в дверь собственным кулаком. — До чего же воняет в таких домах, правда? — прошептал его шофер Гарденер. — В некоторых, — согласился Роджер и забарабанил сильнее. В ответ ни звука. Но вот на верхнем этаже открылась дверь, и вниз спустилась устрашающего вида особа, за которой показалась более молодая, в кокетливом платье женщина. Даже в темноте было заметно, что ее губы накрашены слишком ярко. — Вам кого? — требовательно спросила первая грубым голосом. — Вы, верно, разыскиваете миссис Риккетс? — перебила ее вторая. — Да. Что, ее нет дома? — Она пришла… — начала молодая. — Заткнись, Люси, не встревай в разговор без спросу! — огрызнулась пожилая. — Чего вам надо? — Просто задать пару вопросов, — с улыбкой ответил ей Роджер, предъявляя свое удостоверение. — Я из… — Я узнаю шпика и за сто шагов, — ворчала пожилая, не скрывая своей враждебности. — Ходят без толку, тревожат честных людей. Для них это первая забава. Гарденер фыркнул, а Роджер поспешил утихомирить расходившуюся фурию. Через пару минут, когда все было улажено, заговорила Люси, и Роджер сразу же почувствовал неладное. Миссис Риккетс возвратилась с работы около половины шестого, как всегда. По раз и навсегда заведенному обычаю, она и ее дочь должны были подняться к соседям поужинать. Обе семьи питались вместе, готовя поочередно. Дочка миссис Риккетс тоже до сих пор не появилась. Она неожиданно ушла в кино. Люси с матерью несколько раз стучались к ним, но безрезультатно. Обе женщины были не на шутку встревожены, потому что покидать дом по вечерам не входило в привычки их соседок. Роджер не стал терять времени зря. Он попросту уперся в дверь плечом и изо всей силы нажал на нее. Замок застонал. — Давайте-ка я попробую, сэр! — сказал Гарденер. Он был намного крупнее Роджера, и замок сразу же поддался. Гарденер делал попытки удержать на месте сгоравших от любопытства соседей, а Роджер вошел в маленькую квартиру. Он остановился на пороге грязной спальни и сразу увидел на полу около кровати тело миссис Риккетс. Она была задушена. Уже гораздо позднее, ночью, Роджер, в полном смятении мыслей, медленно ехал в Челси. Причина убийства миссис Риккетс была очевидна. Человек, застреливший Тони Келема, прямиком направился в Ламбет, чтобы помешать миссис Риккетс рассказать кому-либо, кто взял у нее ключи от дома Келемов. Однако у него не было уверенности в том, что это не один из тех случаев, когда истина оказывается весьма далекой от того, что на первый взгляд кажется «очевидным». Занавески на окнах дома на Белл-стрит были опущены, но в нескольких местах через них пробивался свет, и Роджеру стало ясно, что Дженет не спит и ждет его.Глава 5 РАССКАЗ ГРИЗЕЛЬДЫ
— Прежде всего я должен вымыться и привести себя в порядок, — твердо заявил Роджер. — Вы ждали столько времени, что десять минут не делают погоды. Я умоюсь на кухне, — добавил он, обращаясь к Дженет. Голубые глаза Гризельды метали молнии, но она промолчала. По дороге на кухню Роджер ухватил Дженет за талию и ухитрился поцеловать ее в мочку уха. — Мне очень жаль, дорогая… — Ничего не поделаешь! — Как наш крикун? — Крепко спит, слава Богу! Дженет поставила чайник на плиту и начала торопливо посвящать мужа в события дня: — Она приехала в полночь, а в одиннадцать я сказала Билли Слоуну, чтобы он ехал домой. Ведь никто не знал, когда ты вернешься. Марк все же решил дождаться тебя и заодно присмотреть за домом, ну а я отправилась спать. Меня разбудил ее звонок. — Она не сказала, зачем приехала? — Чтобы поговорить с тобой. — Я мог бы с таким же успехом принять ее в Скотленд-Ярде, — проворчал Роджер. — Мне как-то не по душе люди, которые считают Белл-стрит частной исповедальней. Он увидел, что жена нахмурилась, и заставил себя улыбнуться ей. — Не сердись, дорогая, я буду предельно вежлив. Позови Марка, ладно? — Марк! — позвала Дженет, вполголоса, чтобы он услышал, а малыш не проснулся. К счастью, Марк сразу же услышал ее и немедленно появился на кухне. — Роджер разозлился на нее, — первым делом объявила Дженет. — И зря, — покачал головой Марк, — но, по-видимому, он очень устал. Он дружески подмигнул приятелю. Это был высоченный, нескладный детина с крючковатым носом и острым подбородком. Несомненно, он производил весьма сильное впечатление, но вряд ли кто-нибудь рискнул бы назвать его красавцем. Известность себе он снискал, выпустив несколько книжонок с описанием наиболее нашумевших уголовных дел. Он очень любил подчеркнуть, что без его книжек никто не имел бы даже малейшего представления о незаурядной личности инспектора полиции Роджера Уэста. Все знали, что Марк всегда был готов каждому оказать посильную помощь, и работники Скотленд-Ярда очень ценили его мнение и острый ум. — Так, по-твоему, все дело в том, что я устал? — спросил Роджер. — Ладно, посмотрим. А вы догадываетесь, что произошло? — Нет, — в один голос заявили Дженет и Марк. — Ее жених, или, вернее, бывший жених Энтони Келем, сегодня был убит. — Он подмигнул, заметив изумление Марка. — Мне сообщили также, что она постоянно носит с собой оружие. Марк, прошу тебя, под каким-нибудь предлогом возьми ее сумочку и проверь это, идет? Мне нельзя, потому что я представитель закона. — Можешь рассчитывать на меня, — твердо пообещал Марк. Он вышел из кухни, а вслед за ним в коридор прошмыгнули Роджер и Дженет. Через неплотно закрытую Марком дверь они могли видеть Гризельду, которая, стоя возле пианино, рассеянно листала альбом популярных песенок. На пианино лежала синяя кожаная сумочка. Марк быстро шагнул в гостиную, взял девушку за плечи и легонько отодвинул в сторону, затем раскрыл пианино и стал чуть слышно наигрывать какую-то мелодию. Гризельда была ошеломлена. Вдруг Марк, перелистывая странички альбома, выронил его из рук. Девушка нагнулась, чтобы поднять альбом. В ту же секунду Марк открыл сумочку, и в его руке очутился маленький автоматический пистолет. — Ну и ну, — произнес он озадаченно. — Что же это такое? Роджер и Дженет вошли в комнату. Когда Гризельда увидела открытую сумочку и пистолет, ее голубые глаза гневно сверкнули, однако она не утратила самообладания. — Я оставлю пистолет у себя до тех пор, пока вы не предъявите разрешение на право ношения огнестрельного оружия, — заявил Роджер. — Спасибо, Марк. Мисс Фейн, раз уж вы решились навестить полицейского на дому, вы должны были бы ожидать, что ваше сообщение может вызвать определенные сомнения. Как я понимаю, вы всегда носите с собой пистолет? Она произнесла с яростью: — Из всех скотов Чарльз Блэр самый… Она не договорила, выхватила сумочку из рук Марка и быстро захлопнула ее. — Боюсь, что вы мне не поверите, но я приехала сюда, чтобы рассказать вам о ссоре с Тони и ее последствиях. — И это единственная цель вашего визита? — Не-ет, — ответила она, бросая взгляд в сторону Марка, как бы надеясь на его моральную поддержку. — Пойду приготовлю чай, — сказала Дженет. — Я скоро… Действительно, она вскоре возвратилась с чашками и вазочкой варенья на подносе. Гризельда с рассеянным видом взяла чашку и сделала несколько глотков, но от печенья отказалась. — Знаете, — заговорила она, потягивая чай, — несколько недель тому назад я чуть не убила Тони. Догадайтесь, почему? — Я хотел бы, чтобы вы рассказали об этом сами, — уклончиво ответил Роджер. — Это означает, что вам все известно. Ладно, мистер Уэст, я расскажу вам эту историю. Тони Келем привел меня в такую ярость, что я не помнила себя и была готова убить его, что, впрочем, и пыталась сделать. Он сказал при всех правду о моем отце, а мне было больно слышать эту правду, — произнесла девушка. Она вздохнула и сделала большой глоток из чашки. — Отец пытался наложить на себя руки. Его отправили в сумасшедший дом. Там он и умер. А довел его до этого, а может быть, и до безумия, Эндрю Келем. У отца была процветающая фирма. Келем стал его партнером и попытался выкупить ее у моего отца. В конце концов получилось так, что отец не согласился с его отчетами. Тогда он попытал… Впрочем, не стоит повторяться. По-видимому, вас удивляет, что я согласилась на помолвку с Энтони Келемом? Я объясню… Я надеялась, что через сына смогу отомстить отцу… Эндрю Келему… Но временами я готова была убить их обоих… — Вы действительно очень откровенны, — заметил Уэст. — Я не кончила. Сегодня утром я была в доме Келемов, — сказала она почти бесцветным голосом. — Думаю, что я последняя видела Тони живым. «Вот это откровенность, в полном смысле слова», — подумал Роджер. Ему стало стыдно за то, что он раньше не верил в искренность девушки. — Зачем вы ездили к ним на квартиру, мисс Фейн? — тихо спросил он. — Я не знала, что Тони сегодня будет в Лондоне. Об этом мне утром сообщил Блэр. Я приехала туда в пять часов, а через несколько минут уехала домой. Тони сам открыл мне дверь и выпустил меня. Как видите, я там не задержалась и очень скоро уехала домой… — Вы имеете в виду общежитие? — Да. Мы договорились встретиться в половине восьмого. Я приехала чуть раньше. И сразу же, как только мне сказали, что произошло, я поняла, как будет выглядеть мой первый визит, если вы о нем узнаете. Я промолчала, но потом, обдумав все хладнокровно, пришла к выводу, что сделала глупость, и позвонила в Скотленд-Ярд. Мне сказали, что вы уже ушли. Тогда я приехала сюда. Вот и все… — Спасибо, вы мне очень помогли, — сказал Роджер, — теперь я более или менее точно знаю, когда Энтони Келем приехал домой. Не знаете ли вы, как долго он там находился? Я имею в виду до вашего первого визита? — Мне кажется, что он только что приехал, потому что на нем были шляпа и пальто. Я думаю, что пришла туда в пять минут шестого. Я не хотела опоздать, но все же немного задержалась. — Почему же вы так боялись не застать его там? — спросил Роджер. — По вашему собственному признанию, вы не испытывали большой симпатии к нему. Она, кусая губы, молча смотрела на него. — Ладно, я не хочу вынуждать вас отвечать на мои вопросы. Он взял в руки пистолет и внимательно осмотрел его. — Он убит не из этого пистолета! — закричала Гризельда. — Смешно было бы думать, что я поверю вам на слово, — усмехнулся Роджер. — Вам и не нужно верить моим словам, достаточно взглянуть на его рану. Она… Девушка в испуге умолкла. — А откуда вам известно, как выглядела его рана, мисс Фейн?Глава 6 ИСПОВЕДЬ ГРИЗЕЛЬДЫ
Еле слышным голосом она проговорила: — Я вернулась и увидела, что он убит. — Через сколько времени после вашего первого визита? — Примерно через четверть часа. — Таким образом, мы уточнили время убийства, — резюмировал Роджер. — Между пятью и двадцатью минутами шестого. Ценные данные, мисс Фейн. — Его мягкий тон, казалось, не предполагал следующего вопроса. — Как вы попали в дом во второй раз? — Дверь была открыта. — Вы совершенно уверены в этом? — Да, абсолютно. Дверь была не заперта. Я вошла в библиотеку и увидела, что там кто-то сидит за столом. Сперва мне показалось, что это мистер Келем, но когда я подошла к столу и увидела Тони… Я испугалась и не помню, как выскочила из дома. Но меня что-то тянуло туда, и я не могла справиться с собой. Да, я понимала, что делаю глупость, ведь меня в первую очередь заподозрят в убийстве:., из-за того случая. Я в третий раз пришла туда и увидела вас. Я растерялась… решила позвонить в Скотленд-Ярд, но мне сказали, что вы ушли домой, поэтому осмелилась приехать сюда… — Боюсь, ваша исповедь не звучит достаточно убедительно, мисс Фейн. Поэтому мне придется вас задержать, — сурово произнес Роджер. Дженет прерывисто вздохнула. Под Марком застонал стул. Мертвенно-бледная Гризельда не смогла выговорить ни слова, руки ее сотрясала дрожь. — Марк, позвони в отделение. Попроси прислать какого-нибудь сержанта. — Вы не посмеете арестовать меня. В этот момент раздался громкий, напугавший всех стук в дверь. Марк остановился на полпути к телефону. Дженет бросилась к кроватке сына… Стук повторился, и Роджер пошел к двери. Марк, подумав, направился туда же. Сверху послышался громкий плач ребенка. А через секунду здесь началось Бог знает что. Гризельда, размахивая сумочкой, бросилась к Дженет. Та вскрикнула и отскочила в сторону. И как раз в тот момент, когда Роджер открывал дверь, он услышал громкий крик жены. Когда Грйзельда достигла коридора, Марк повернулся к ней, и она ударила его по лицу, сама же проскочила в кухню и захлопнула дверь. Дженет, все еще не оправившись от потрясения, бросилась к надрывно кричавшему малышу. При этом в коридоре она столкнулась с Марком. Естественно, что среди этого хаоса Роджер не сразу обратил внимание на стоявшего в дверях человека. Ему только бросилась в глаза его чудовищная толщина. — Мисс Грйзельда Фейн здесь? — заревел незнакомец. Ребенок заплакал громче. Дженет была уже наверху. Марк заторопился на кухню, но дверь была заперта. — Да она… Он замолчал, потому что в бледном лунном свете увидел, что Гризельда бежит по дорожке из заднего сада в палисадник. Толстяк услышал ее шаги и оглянулся. За ним стоял второй человек, который, заметив Марка, пустился наутек. На дороге ждала машина, и толстяк направился к ней. Догнав его, Роджер сказал: — Кто бы вы ни были, я… — Вы запугивали ее! — заорал толстяк. — Я вас проучу! Вы на всю жизнь запомните тот день, когда вселили ужас в ее бедное сердечко! Он повернулся к Роджеру и без дальнейших объяснений нанес ему такой удар в лицо, что тот не удержался на ногах. Мотор машины заработал. Толстяк, добежав до нее, плюхнулся на заднее сиденье, и машина сорвалась с места еще до того, как Марк успел подбежать к воротам, а Роджер оправиться от удара. Шаги неизвестного и девушки гулко раздавались на пустынной улице. — Все в порядке, — рассмеялся Марк. Роджеру было ясно, что дальнейшее преследование бесполезно. Вдали мелькнули красные огоньки, и машина исчезла. Гризельда со вторым незнакомцем скрылась за углом. Может быть, удастся перехватить их, пробежав проходным двором? Сказано — сделано. Увы, улица была пуста. На следующее утро Роджер явился в Скотленд-Ярд чуть позже девяти. Эдди Дейли уже корпел за своим столом, а двое других коллег читали утренние газеты. Один из них поднял глаза и, подмигивая, сообщил, что «красавчик» опять угодил в прессу. Роджер уже просмотрел газеты, в которых на центральном листе были помещены сообщения об убийстве сына Келема. — Красавчик, тебе долго придется возиться с этим делом. П.К. уже трижды справлялся о тебе. И в последний раз мне показалось, что он готов оторвать тебе голову, провалиться мне на этом месте! Роджер рассмеялся. — Послушайте, Уэст, — сказал Чартуорд, — вы окончательно распустились. Уже почти десять, — сердито добавил он. — Скажите, вы просмотрели досье Келема и Блэра? — Я дал указание начать проверку сегодня утром, — ответил Роджер. — А пока я могу сообщить вам время, когда было совершено убийство. Оно совершено между пятью и пятью двадцатью… — Каким образом вам удалось узнать это? — Мне сообщила это мисс Гризельда Фейн, — и Уэст пустился в объяснения, не сказав, однако, когда он виделся с ней. Чартуорд посматривал на него из-под густых бровей, но не прерывал. — Хм, да. Когда произошел этот инцидент с девушкой? — спросил он, после того как Роджер умолк. — Между часом и двумя утра. — Какого дьявола вы не доложили об этом мне сразу же? Что вы еще припрятали напоследок? — Я больше ничего не припрятал, а вы, сэр? — Должен предупредить вас, чтобы вы не относили на мой счет все те соображения, с которыми я сейчас познакомлю вас: некоторые члены Кабинета министров всерьез обеспокоены ростом влияния Келема. Оно действительно весьма значительно. Мы должны выяснить причины этого, но зацепиться пока не за что. Убийство сына Келема дает нам шанс официального доступа к его бумагам, поэтому-то я и поручаю вам вести расследование. Выходя из кабинета начальника, Роджер откровенно признался себе, что он предпочел бы менее деликатное дело. — Эдди, а тебе не кажется, что эти письма напечатаны на той же самой машинке? — Да. На портативке марки «Ройал». По-видимому, ей редко пользуются. Шрифт почти новый, только буква «с» чуть пониже остальных, а у «т» нет нижней черточки. Узнав, что донесения еще не поступали, Роджер распорядился, чтобы составили списки всех ранее задержанных аферистов, имеющих пишущие машинки «Ройал». Затем он решил наведаться в общежитие, где жила Гризельда. Возле общежития — ничем не примечательного здания на Букин-гем Палас-Лейн, выделявшегося среди других домов только соответствующей вывеской, — стоял дежурный из Скотленд-Ярда. Никаких новых сведений у него пока не было. Роджер позвонил. Худенькая горничная открыла дверь, и через несколько минут он уже беседовал с внушительного вида матроной в пенсне, с прической «кукиш», которая вряд ли кого могла украсить. Но зато никто не усомнился бы в ее деловитости, а ее маленький чистенький кабинет в полном смысле слова был «рабочим». — Я хотел бы осмотреть комнату мисс Фейн, — сказал Роджер, представившись. — Странная просьба! — воскликнула матрона. — Я могу предъявить ордер на обыск, — спокойно заявил Уэст, — но считаю, что вы захотите избежать лишних формальностей и осложнений. — Вы очень любезны, — сразу смягчилась матрона. — Очень хорошо, инспектор, пожалуйста, пройдите за мной. Я только боюсь, чтобы кто-нибудь из моего персонала не пронюхал о визите полиции… — Поднимаясь по лестнице, она добавила: — Полицейский у входа вызвал, вероятно, массу пересудов… В маленькой комнате Гризельды стояли односпальная кровать и платяной шкаф. Роджер заметил также несколько женских безделушек. И все же, безукоризненно чистая и опрятная, комната скорее походила на гостиничный номер или кабинет. На письменном столе возле узкого окна стояла фотография пожилого мужчины, рядом с ней — пишущая машинка. Скользнув взглядом по фотографии, Роджер снял с машинки футляр и увидел торговую марку «Ройал». Затем он занялся тщательным изучением содержимого ящиков стола.Глава 7 ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ УЛИКИ ПРОТИВ ГРИЗЕЛЬДЫ
Судя по всему, Гризельда Фейн была машинисткой-стенографисткой и обслуживала избранный круг клиентов, не имея, впрочем, постоянного места работы. Матрона сообщила также, что девушке часто приходилось отлучаться из Лондона на два-три дня, видимо, в связи с выполнением заказов, к которым она относилась на редкость педантично и добросовестно. Впрочем, то же самое сейчас можно было бы сказать и о Роджере, который с особым тщанием осматривал ящики письменного стола и обнаружил в них много любопытного, в том числе кучу рецептов, счетов и квитанций, а главное, книжечку с перечнем заказов и адресами заказчиков. Рукописи, ожидающие своей очереди, лежали в отдельном ящике. Матрона была явно недовольна и встревожена, но Роджеру было не до переживаний матроны. Захватив с собой машинку, книжку с адресами, рукописи и прочие документы, он вышел из дома и направился к машине. Прямо на него, низко наклонив голову, быстро надвигался какой-то человек. Роджер посторонился, уступая незнакомцу дорогу, но тот вдруг бросился к Роджеру и с налета ударил его головой в живот. В этот же момент кто-то еще подскочил к Роджеру и сбил его с ног. Роджер растянулся на земле. Бумаги разлетелись во все стороны, машинка грохнулась на дорогу, футляр отлетел в сторону и раскололся. Роджер попытался дотянуться и собрать бумаги, но один из нападавших схватил его за руки, а второй предпринял попытку разбить голову Роджера о дорогу. — Вот они, — вдруг заорал незнакомец, и Роджер увидел, как чьи-то руки хватают бумаги. Он закричал, но получил такой удар по голове, что на миг потерял сознание. Придя в себя, Уэст услышал тяжелые шаги, а потом почти оглушивший его пронзительный свисток и понял, что это Гарденер спешит к нему на помощь. Но тот пробежал мимо. Роджеру удалось подняться, хотя ноги еще плохо повиновались ему, и он увидел, что Гарденер преследует одного из напавших на Уэста парней. Но вот тот скрылся за углом, в направлении Слоун-сквера. Полицейский в штатском, стоявший на посту близ общежития, бросился догонять беглеца. Подошли несколько человек, один из них начал отряхивать костюм Роджера. Серьезных повреждений он не получил, но нос сильно распух, а когда он дотронулся до него, его пальцы оказались в крови. Пришлось пустить в ход носовой платок. Кто-то поднял портативку и угрюмо прокомментировал: — Да, здорово же вам досталось! Он подошел к машине и не слишком удивился, обнаружив, что обе покрышки проколоты. К счастью, мимо проезжало такси. Роджер махнул рукой, и водитель остановился. Поблагодарив своих помощников, Роджер поднял машинку и, сев в такси рядом с водителем, сказал: — Я офицер полиции. Везите к Слоун-скверу. Через несколько секунд Роджер, все еще прижимая платок к носу, высунулся из окна и заметил одного из своих людей, который бежал по боковой улице. Ярдах в пятидесяти впереди него Гарденер преследовал по пятам маленькую машинку марки «моррис». Насколько он мог понять, водитель «морриса» почему-то заглушил мотор, и Гарденер явно настигал машину. — Подсадите этого парня, — сказал Роджер таксисту, — а потом догоним вон ту машину! Шофер такси увеличил скорость до предела, потом резко затормозил возле Гарденера. Тем временем «моррис» тоже поднажал и ушел вперед ярдов на двадцать. Гарденер совершил акробатический прыжок и буквально ввалился в открытую дверцу такси, которую Роджер захлопнул уже на ходу. Шофер снова перешел на максимальную скорость. — О! — присвистнул Гарденер. — Нужно было видеть, как они рванули с места… — Похоже, мы едем на Мейденходд, — произнес он через несколько секунд. И все же в Ридинге маленькой машинке удалось оторваться от них. Роджер потерял было надежду удержать их в поле зрения. Он уже собирался приказать вернуться в Нью-Берри-роуд, но тут такси повернуло за угол, и ярдах в тридцати они увидели «моррис». На тротуаре шумела толпа взволнованных людей. И все же после шлагбаума беглецам вновь удалось обойти их на несколько ярдов, а затем они свернули на Нью-Берри-роуд. Неожиданно из «морриса» высунулась рука, и в воздухе что-то сверкнуло. Это «что-то» ударилось о землю перед такси и разбилось. Осколки стекла застучали по ветровому стеклу. Шофер испугался за покрышки, но все как будто было в порядке, и машина не снизила скорость. — Молочная бутылка, — морщась от боли, пояснил Роджер. И вот тут-то неожиданно лопнула камера. Такси занесло в сторону, но таксист оказался на высоте. Он вовремя затормозил, и машина остановилась на середине дороги, а меленькая машинка скрылась за поворотом. — Какой позор! — воскликнул Гарденер. — Вот уж не везет, ничего не скажешь! А Роджер даже и не нашел подходящих слов. Он распахнул дверцу и выскочил из машины, но водитель тоже не тратил время даром: сразу же стал менять колесо. Гарденер рьяно помогал ему, и через пять минут преследование продолжалось. Однако догнать беглецов уже не было никакой возможности, так что таксист бросил: — Мне кажется, толку не будет… — Едем в Нью-Берри, — скомандовал Роджер. — Возможно, они направляются в один известный мне дом, здесь недалеко. Они въехали в ворота дома Келема так быстро, что Роджер не успел заметить, была ли над ними табличка с номером. Такси, завизжав тормозами, остановилось. Из-за изгороди появился какой-то человек и уставился на них в изумлении. — Как, инспектор! — выдохнул Меллор. — Я никогда бы… — Тут он увидел нос Роджера. — Я хочу сказать, что нахожусь здесь согласно вашим приказаниям. — Великолепно! А маленький «моррис» сюда не заезжал? — Не видел, — ответил Меллор. — Хорошо, Меллор, покажите Гарденеру куда пройти, чтобы одновременно были видны обе дороги. Гарденер, вы сможете узнать мистера Келема? — Да, сэр. — Дайте знать Меллору, если вы увидете, что он выезжает из дома по другой дороге, — распорядился Уэст. — Меллор, вы можете рассказать Гарденеру, кого мы еще разыскиваем. Водитель, поворачивайте к дому. Нет, нет, к этому дому, пожалуйста. Это был довольно симпатичный дом из красно-желтого кирпича с красной черепичной крышей с коньком. Роджеру никогда не приходилось видеть миссис Келем, и он удивлялся, почему она совсем не появляется в Лондоне. Келем как-то сказал, что у нее слабое здоровье. По-видимому, действительно какое-то очень серьезное заболевание так долго удерживало ее в стенах дома. Роджер, отдышавшись, позвонил у входа. Дверь отворила молоденькая горничная. — Мистер Келем у себя? — спросил Уэст. — Он занят, сэр, — ответила девушка. Она отступила в сторону, давая Роджеру возможность войти, и справилась, как доложить о нем. Он уже хотел было протянуть ей свое удостоверение, но в это время наверху послышался какой-то гудящий голос. Он быстро поднял голову. Дверь полуоткрылась, и он отчетливо услышал: — Даю тебе слово, Энди, это не годится, никуда не годится. — Не думаю, — раздался спокойный голос Келема. Дверь затворилась. Девушка вопросительно смотрела на Уэста. Тот спохватился и назвал первое пришедшее на ум имя: — Гарденер, Джордж Гарденер. Я по поручению мисс Фейн. — Пожалуйста, присядьте, сэр. Я скажу мистеру Келему. Машинально следуя взглядом за ее легкими шагами по широкой лестнице, Роджер вдруг подумал, что этот гудящий голос, вероятнее всего, принадлежит тому самому толстяку, встречи с которым он так жаждал.Глава 8 ТОЛСТЯК ВОЗМУЩАЕТСЯ
Горничная вскоре вернулась. — Мистер Келем будет занят еще минут двадцать, вы сможете подождать его? — Конечно, благодарю вас, — ответил Роджер. Он приметил, в какую дверь вошла девушка, и поспешил перейти в противоположный угол. Если бы Келем или его посетитель, любопытствуя, кто пришел, выглянули в дверь, то они вряд ли смогли бы увидеть его. И действительно, дверь чуть приоткрылась. Роджеру показалось, что он слышит шепот. Потом дверь захлопнулась, но через несколько минут отворилась вновь, и Роджер увидел начищенные до блеска ботинки. Кто-то шел на цыпочках к перилам лестницы, видимо, намереваясь как можно быстрее и бесшумнее сойти вниз. Роджер медленно опустился на стул, спиной к лестничной площадке, так, чтобы Келем илитаинственный посетитель не смогли узнать его. С площадки донесся едва слышный шорох, а затем шепот — Черт побрал бы этого парня. Вон он, сидит внизу. Дверь снова закрылась. Роджер вскочил, оглянулся и, убедившись, что никто не следит за ним, неслышно бросился вверх по лестнице. Он подошел к самой двери. — Говорю тебе, я никогда не слышал об этом типе! Гарденер? Грйзельда не знает никакого Гарденера. Я в этом уверен. Это точно был голос толстяка. — Ерунда, — раздраженно ответил Келем. — Возможно, этот человек получил от нее записку… — Ага! Значит, от толстяка она удрала, — резюмировал Уэст. — Я должен выяснить, кто это, — твердо заявил Келем. Дверь распахнулась, и на пороге появился Келем. Он тотчас же узнал Роджера, и тот заметил, что на лице хозяина дома удивление сменилось испугом. Наступила напряженная тишина. Роджер с самым непринужденным видом пожелал хозяину дома «доброго утра». — Что это значит? — возмутился Келем. — Насколько мне известно, вы назвались Гарденером, инспектор? Вдруг около окна на стене зашевелилась огромная тень и раздался какой-то шум, сильно напоминавший взрыв. Роджер, решивший во что бы то ни стало увидеть толстяка, минуя испуганного Келема, ворвался в комнату. Он заметил, что дверь, очевидно, ведущая в соседнюю комнату, тихо приоткрылась. Потом щелкнул замок. — Уэст! — закричал Келем. — Извините меня, — едва успел сказать Роджер и выскочил в коридор. Он захлопнул дверь и остановился, прислушиваясь, как Келем двигается по комнате, и не спуская глаз с другой двери в коридоре. Вот она начала потихоньку отворяться. Роджер прижался к стене. Щель стала шире, и толстяк выглянул в коридор. — Мистер Александр! — раздался требовательный шепот Келема. Толстяк вздрогнул, но Роджер быстро прыгнул вперед и успел протиснуть ногу между дверью и стеной и помешать тому захлопнуть дверь. Из первой двери показался встревоженный Келем. Чудовищно толстый Александр, не сводя глаз с Роджера, медленно отступал назад. — Вам еще не надоело играть в прятки? — спросил Роджер. — Кто, кто этот человек? — послышался голос толстяка. — Энди, почему ты позволяешь подобным типам так распоясываться в твоем доме? Может быть, я ошибаюсь, но этот малый не имеет права находиться здесь. Он нарушил границы твоего владения… По мере возвращения к нему самообладания голос толстяка становился все более зычным. Роджер против воли восхищался такой находчивостью. — Вы знаете, кто я такой. — сказал Роджер. — Да и я не забыл урока, который вы дали мне прошлой ночью, мистер Александр! — Инспектор, я должен попросить вас немедленно удалиться, — сказал Келем. — И я буду жаловаться вашему начальству на ваше неоправданное вторжение в мой дом. — Давай прежде спросим у него, почему он обманул тебя, сказав, что принес известие от мисс Фейн, — перебил его толстяк. Протянув руки к Роджеру, он двинулся вперед. Губы его вдруг полуоткрылись, и лицо приняло выражение робкой надежды. — Мой дорогой сэр, умоляю вас сказать правду! — у него даже перехватило дыхание. — Умоляю, будьте совершенно откровенны. Есть у вас новости о моей племяннице? Скажите, где Гризельда Фейн? — Я сам очень хотел бы знать это, — ответил Уэст. — Значит, она пропала, она пропала, бедная девочка, — воскликнул Александр, но сразу же овладел собой. — Этого я и боялся. Безрассудное дитя, иной я ее не помню! Всегда упрямится, не хочет повиноваться. Бедное, бедное дитя. Мое сердце скорбит о ней. Келем нахмурился и взглянул на Роджера, как бы говоря, что от мистера Александра ожидать благоразумия трудно. — Инспектор, а что привело сюда вас? — спросил он. — На меня напали двое людей. Они отняли бумаги Гризельды, изъятые мной из ее комнаты. Я преследовал их вплоть до этого дома. — До этого дома? — воскликнул Александр. — Вот проклятые дураки! — Согласен с вашим мнением. А вы велели им ехать в другое место, не правда ли? — спросил Роджер с самым наивным видом. Позднее он каялся, хоть и на одну минуту, что утратил бдительность. Виною такой беспечности было его ликование. Александр невольно проговорился, и Роджер позволил себе немного «расслабиться». А пока он праздновал победу, Александр оттолкнул Келема в сторону и подскочил к Роджеру. От одного взмаха его огромной руки Роджер отлетел в сторону. Александр бросился к двери, распахнул ее и успел пробежать половину лестницы, в то время как Роджеру удалось только достичь площадки. Келем поспешил вслед за Роджером. Роджер лихорадочно искал возможность как-нибудь задержать беглеца. Он быстро осмотрелся вокруг. На площадке никаких вещей не было. Александр, уже достигший основания лестницы, оглянулся. В этот момент Роджер споткнулся о персидский ковер. И тут его осенило: одним рывком сорвал ковер, сложил его пополам и бросил к порогу входной двери. Ковер развернулся и накрыл Александра. Роджер увидел, что тот пытается отбросить в сторону невесть откуда взявшийся «ковер-самолет». Это было большой ошибкой со стороны Александра, так как в результате этой попытки ковер накрыл толстяка с головой. Тот попытался вслепую добраться до выхода, но запнулся за порог и тяжело навалился на дверь. Роджер медленно подходил к Александру. Он опасался, что Александр предпримет новую атаку, но тот внезапно обмяк и больше не пытался сбросить ковер, а лишь освободил лицо и тяжело дышал. Лицо толстяка утратило напыщенное выражение и приняло обиженный и, пожалуй, немного растерянный вид. — Какая муха тебя укусила? — нарушил молчание Келем. — Уэст примет тебя за сумасшедшего, если ты будешь продолжать в том же духе. — Не-ет, — покачал головой Роджер. — Вот уж только не за сумасшедшего. Он оттащил Александра от двери, причем тот не оказал ему ни малейшего сопротивления, а затем открыл дверь и приложил к губам свисток. По холму эхом раскатился пронзительный свист, напугавший всех присутствующих. Не успев даже выйти из двери, Роджер увидел, как две фигуры двинулись по дороге к дому. Водитель такси в явном замешательстве смотрел на него. — Все в порядке, — успокоил его Роджер, а затем обратился к Александру: — Так что, по вашему мнению, они идиоты, если решились направиться сюда, не так ли? Я говорю о ваших людях в машине. Вы не все предусмотрели, мистер Александр… Но ему не удалось закончить свою тираду. Изо рта Александра вырвался страшный хриплый звук, и на глазах у Роджера человек стал меняться в лице. Губы посинели, щеки покрылись мертвенной бледностью, глаза закатились. Раскачиваясь из стороны в сторону и конвульсивно сжимая и разжимая пальцы, он вытянул руки по швам, потом поднял одну из них к горлу и дернул воротничок. Среди страшного хрипа с трудом можно было разобрать слова: — Карман… жилетный карман… Келем подскочил к Александру. Роджер, удивленный и в то же время настороженный, понял, что этот припадок — очередной трюк толстяка, и крепко схватил его за руки. Келем обшарил карманы жилета и с радостным восклицанием достал стеклянную ампулу. Александр всем телом навалился на Роджера, которому с трудом удавалось держать его. Келем понял, что может произойти, и помог Роджеру дотащить толстяка до кушетки. Пружины застонали, когда на них опустилась такая туша. — Принесите воды, — распорядился Келем. Роджер распахнул дверь и позвал горничную. — Воды! Живее! Девушка с удивительной быстротой выполнила приказание. В дверях появились Меллор и Гарденер. Они молча, в изумлении смотрели на Александра. Роджер коротко бросил: — Входите и станьте рядом с ним. Александр запил таблетку водой и, тяжело дыша, сел. Лицо его все еще было синюшным. Присутствующие толпились вокруг кушетки, не сводя с толстяка глаз. Келем мягко сказал горничной: — Спасибо, Мери, — и та поспешно удалилась. Келем, как бы извиняясь, обратился к Роджеру: — Мне следовало бы предупредить вас, Уэст, у него часто случаются такие припадки, как следствие сильного волнения. — Похоже, что в ближайшем будущем ему придется перенести много таких припадков, — не особенно любезно буркнул Уэст. Келем нахмурился. — Вам не стоит говорить подобные вещи! Не могли бы вы на несколько минут пройти со мной в кабинет? — Не разрешайте мистеру Александру выходить из холла, — приказал Роджер и последовал за Келемом, который не произнес ни единого слова, пока за ними не захлопнулась дверь кабинета. Келем предложил Роджеру виски. — Я понимаю, что доставил вам массу хлопот, — начал он. — По-видимому, я не только не помог вам, но даже помешал. Все дело в том, что вы напугали меня, явившись под чужим именем. Мое неудовольствие, как мне кажется, вполне понятно. Однако теперь это не имеет никакого значения. А что касается Александра, тут дело обстоит иначе. Это очень состоятельный и эксцентричный человек — мой близкий друг. Я ему во всем помогаю. Мне не хотелось повторять слово «эксцентричный», но… Он замолчал. — Вы пытаетесь намекнуть, что он не вполне нормален? — напрямик спросил Роджер. — Пожалуй, это было бы слишком сильно сказано, — заметил Келем. — Однако он не совсем обычный человек. Во всяком случае, у него порой бывают припадки буйства, которые сменяются сердечными приступами. Он слишком тучен, конечно… — Не мне судить, вменяем он или невменяем, — сухо возразил Роджер, — но я, несомненно, могу назвать его поведение крайне подозрительным. Боюсь, что мне придется доставить его в Ярд. — Какие у вас подозрения в отношении его? — спросил Келем. — Какие вы можете предъявить ему обвинения? — Прежде всего он напал на меня прошлой ночью, зная, что Гризельда Фейн приехала переговорить со мной, — ответил Роджер. — Как? Она приезжала к вам? — Да. — Поразительное существо, — сказал Келем, пожав плечами. — Никто никогда не может предугадать, какой она выкинет номер. Но зто так, между прочим. Вы ошибаетесь, полагая, что прошлой ночью на вас напал именно Александр. Уверяю вас, он был здесь, когда я приехал домой, то есть немногим позднее одиннадцати, и с тех пор из дома не выходил.Глава 9 ВОЗВРАЩЕНИЕ В ЛОНДОН
Роджер не поверил Келему, но промолчал. А тот, казалось, почувствовал облегчение. — По-моему, в темноте все толстяки кажутся одинаковыми, — продолжал он. — Зачем вы приехали сюда, инспектор? Как я понимаю, не только для того, чтобы повидаться с ним? — Нет. Я уже говорил вам, что в этом направлении скрылись двое людей, — ответил Роджер и переменил тему разговора. — Мне нужно возвращаться в Лондон. Что вы могли бы рассказать о Гризельде Фейн? — Она дочь человека, с которым у меня были деловые связи. У него возникли финансовые затруднения, и он пытался покончить с собой, но остался жив. Умер он в лечебнице для буйнопомешанных. Я всегда старался помочь ей. Она поразительное создание, как вы, без сомнения, успели заметить. У нее, надеюсь, нет серьезных неприятностей? — Я хотел бы задать ей несколько вопросов. — В связи со смертью моего сына? — Да. Она виделась с ним вчера вечером… — Я начинаю понимать. По-видимому, вы узнали про тот злополучный случай, когда она притворилась, будто стреляет в Энтони. С вашей стороны было бы ошибкой принять это всерьез. Я рассчитываю на вашу деликатность… — Безусловно. — Прекрасно. Мне думается, что мы поняли друг друга. Очевидно, вы захотите оставить здесь своих людей. Но не нужно, чтобы бедняги болтались вокруг дома. Я не возражаю, чтобы они находились в доме. Уверяю вас, ни я, ни Александр, не попытаемся бежать. Да, кстати, не нарушу ли я ваших планов, если задержусь здесь до вечера или даже до завтрашнего утра? Смерть сына — страшный удар для моей жены, и я очень опасаюсь за нее. — Постарайтесь приехать сегодня и как можно позже, — резковато ответил Роджер. — А теперь я хотел бы снова побеседовать с мистером Александром. Александр по-прежнему сидел на кушетке в холле на первом этаже. Синева сошла с его губ, но лицо все еще было пепельно-серым. Судороги тоже прекратились. Он еле слышным голосом разговаривал с Гарденером и Меллором. Гарденер казался очень заинтересованным. — Действительно это будет замечательный отпуск, — говорил Александр. — Обслуживание первоклассное. Что касается вашей работы, то ее по праву можно назвать благородной, на благо общества. Выслеживание опасных преступников в целях защиты жизни и имущества людей… Он печально улыбнулся. — Что касается меня, то ведь известно, что жизнь редко оправдывает ожидания. Должен признаться, что в молодости у меня были грандиозные мечты, а самая заветная — стать знаменитым сыщиком. Кроме того, меня привлекала красивая форма и импозантная внешность офицера полиции. Мне и в голову не приходило, что причуды и превратности судьбы не позволят мне реализовать эти горделивые планы… Когда Роджер и Келем вошли в холл, Александр поднял голову и лицо его сияло. — Энди, дорогой мой! Я все время тревожился, что тебя так долго нет! Инспектор Уэст, если не ошибаюсь? Вы стали такой знаменитой персоной. Он поднялся и на нетвердых ногах сделал шаг вперед. — Энди, скажи мне правду, был ли я… — Александр запнулся, потом с великим усилием закончил свой вопрос: — Буйным? И когда Келем не стал этого отрицать, он, горестно вздохнув, взглянул на Роджера: — Я очень сожалею, инспектор, ужасно сожалею… — Все в порядке, — резковато ответил Роджер. — Пошли наверх, — предложил Келен Александру. — А вы, инспектор, не согласитесь поужинать с нами? — Нет, благодарю, — отказался Роджер. — Но если вы сможете выделить что-нибудь для моих ребят, они будут вам признательны. — Я позабочусь об этом, — пообещал Келем, — ну а пока… всего доброго… Тяжело ступая, Александр тем временем добрался до половины лестницы. Вид у него был чрезвычайно подавленный. Ну никак нельзя было заподозрить этого человека в притворстве! Вместе с Келемом Александр исчез за дверью кабинета. — Ну, будь я… — начал Гарденер. — Молчите, — остановил его Роджер. — Я все понимаю и не думаю, что Александр действительно болен. И вообще я никому не верю в этом доме. Мне потребуется ваш полный и подробный отчет обо всем, что здесь произойдет. Гарденер, вы возвратитесь назад с Келемом, а вы, Меллор, оставайтесь на месте, пока я вас не позову. И посматривайте, не появится ли Гризельда или один из тех парней, которые напали на меня возле Виктории. Гарденер приметил их. В кабинете был один Эдди Дейли. Он не располагал никакими новыми сведениями или «ужасными подробностями». При виде разбитого футляра от машинки он состроил кислую мину, но когда Роджер извлек из футляра машинку, он с удовольствием установил, что, хотя эмаль и пострадала, машинка была в рабочем состоянии. Роджер сел за машинку. Эдди нетерпеливо сопел ему в затылок. — Вот они! — завопил Эдди Дейли. Он ткнул пальцем в приметные «т» и «с», и Роджер разделил бурное ликование Эдди. После этого он прямиком направился в кабинет Чартуорда, который заговорщически подмигнул ему одним глазом. — Я слышал, вы побывали на войне, Уэст! — сказал он, поглядывая на нос инспектора, красный и распухший, с едва начавшей затягиваться раной. — Побывал, сэр, но не особенно горжусь этим. Я лишился нескольких бумаг, изъятых из комнаты Гризельды Фейн, и, как мне кажется, очень важных. — Потеряв голову, по волосам не плачут, — миролюбиво заметил Чартуорд. — Вы были в Нью-Берри? — Да, — ответил Роджер и вкратце изложил ситуацию. Чартуорд слушал внимательно. — Это все, что мне пока удалось сделать, сэр. Впрочем, есть еще одно… — Что именно? — Это странное дело, и мне кажется, что более разумным было бы привлечь к нему посторонних. Я имею в виду… Чартуорд подмигнул: — Своего приятеля Лессинга, конечно? — Лессинга и Пеппа Моргана, сэр. — Хм. Стоит ли вмешивать в это дело частных агентов? — Меня беспокоит Келем, сэр. Он великолепно знает всех наших людей, то же самое и Блэр. Я вовсе не настаиваю, чтобы пригласить Моргана немедленно, но я хотел бы иметь его про запас, на непредвиденный случай. — Ладно, ладно, — согласился с ним Чартуорд. В последующие два часа Роджеру явно не везло. Он позвонил Пеппу Моргану, частному агенту, с которым он частенько работал вместе. Увы, того не было на месте. Роджер добрался до дома почти в семь часов. Он был настолько озабочен всем случившимся, что даже общество мистера Мартина Уэста не сразу вывело его из этого состояния. В полном изнеможении он опустился в кресло, любуясь своим первенцем, который, лежа в кресле возле камина, с самым серьезным видом изучал собственные пальчики. Вдруг малыш увидел отца. — Хэлло, парень! — заулыбался Роджер и нежно похлопал его по голому задику. — Дорогой! — донесся голос Дженет. — Что, если я попрошу миссис Норман посидеть с малышом, а мы с тобой сходим в кино? Она только вчера говорила, что с удовольствием сделает это. Слава Богу, она вынянчила троих своих, так что мы можем доверить ей нашего Марти… Ну как, идем? — Ну что ж, пошли, — согласился Роджер. Добросердечная соседка охотно согласилась помочь молодой парочке, и началась суета, как будто они собирались невесть куда. Без скольких-то минут девять они уже сидели в зале местного кинотеатра, нежно держа друг друга за руку. Громко звучавшая музыка резко оборвалась, занавес раздвинулся, и на экране появилась реклама, потом стали показывать киножурналы. Но вот вместо названия фильма на экране вдруг вспыхнули слова: «Мистера и миссис Уэст просят немедленно вернуться домой». — Роджер! — закричала Дженет. — Марти!Глава 10 УГРОЗЫ В НОЧИ
Они бежали, натыкаясь на прохожих, наступая им на ноги, и выслушали столько проклятий, что их хватило бы на несколько десятков лет жизни. Дженет бежала впереди. — Роджер, смотри, такси! И когда они уже сели в машину, а Дженет торопливо сообщила шоферу адрес, из темноты улицы возник какой-то человек: — Это вы, мистер Уэст? — Дорогой, не задерживайся! — взмолилась Дженет. — Поезжай одна, — решил Роджер, вылезая из машины и захлопывая дверцу. — Ты не успокоишься, пока не увидишь его. Поезжай ради Бога. Он повернулся к человеку, стоявшему рядом с ним, будучи уверен, что это сотрудник Ярда и что Ярд послал «СОС». — Ну, в чем дело? Он не мог разглядеть скрывавшегося в тени незнакомца и снова спросил его: — Кто вы такой? — Это не имеет никакого значения, — последовал ответ. Неизвестный стоял вплотную с Роджером, уткнув что-то ему в бок. — Не шумите и не тратьте времени даром, Уэст. Пошли вон туда. Роджер возмутился: — Я… — Я разнесу тебя на куски, если ты вздумаешь упираться, — яростно прошептал тот. Они двинулись по боковой улочке. — Сюда, — скомандовал человек, по-прежнему уткнув что-то в ребра Уэста, которому не оставалось ничего другого, как повиноваться. Чуть дальше к ним присоединились еще двое, и теперь они уже втроем повели Уэста вниз по переулку. Впереди виднелся небольшой деревянный сарай. Один из конвоиров подошел к сараю и отпер его ключом. Да, если бежать, то нужно попробовать сделать это сейчас. Роджер замедлил шаг, но стражи не спускали с него глаз. Человек с пистолетом — если только это был пистолет — подтолкнул Уэста в спину, и через секунду он очутился в сарае. Не зажигая света, они заперли дверь. Роджер щелкнул выключателем, и загорелась тусклая лампочка, болтавшаяся под деревянным потолком на грязном шнуре. Сарай был совершенно пуст, и отвратительно пахло плесенью. На бетонном полу лежала куча мусора, а стены были покрыты паутиной. Теперь Роджер рассмотрел своих похитителей. Один из них был лысый, небольшого роста человек с добродушной физиономией, второй — высокий и тощий тип, а третий — коротышка с рябым лицом. Роджер увидел и предмет, приставленный теперь к его животу. Это был автоматический пистолет. — Что это значит? — спросил Роджер сердито, но вместе с тем совершенно спокойно. Если бы они стремились убить его, то уже сделали бы это. Человек с пистолетом ответил: — Послушай, Уэст. Ты разыскиваешь девушку по имени Грbзельда Фейн. Это славная девушка. Она моя приятельница. Если ты осмелишься арестовать ее, у тебя будут серьезные неприятности. Ты понял? — Понял, — подтвердил Уэст. — Что ты имеешь против нее? — Когда был убит молодой Келем, она находилась в их доме. Может быть, как раз перед или сразу же после убийства. — Что еще? — Больше ничего. — Тогда почему же ты забрал бумаги из ее комнаты? — Вот тут ты ошибаешься, Лысый, вернее просчитался. Человек вытаращил глаза. — Как это понимать?… — Вы же сами отняли у меня все эти бумаги. Вот уж не думал, что они представляют такую ценность. Лысый человек с беспокойством заговорил: — Я говорил им… — Заткнись! — заорал парень с пистолетом. — Послушай меня, Уэст, ты не только полицейский, но и человек. Причем семейный. У тебя, кажется, есть жена и мальчонка. — Тут он злорадно усмехнулся, и Роджер внутренне содрогнулся. — Так вот, если ты хочешь, чтобы они не пострадали, освободи Гризельду и забудь, как мы выглядим. О'кей, дорогой!? Тощий как будто только и дожидался этих слов. Что-то тяжелое обрушилось на голову Роджера, и он потерял сознание. Роджер остался в полном одиночестве в запертом сарае. Когда Дженет увидела миссис Норман, спокойно сидевшую в кресле с журналом в руках, а малыша, мирно посапывавшего в своей кроватке, она вначале не почувствовала ничего, кроме огромного облегчения, но к полуночи ее стал одолевать панический страх, и она позвонила в Ярд. Дженет попросила к телефону Роджера, но ей ответили, что он не показывался здесь с половины седьмого. — Этого не может быть! — закричала она. — Его вызвали, и он поехал в Ярд. — Я ничего не слышал об этом, миссис Уэст, — сказал дежурный. — Сейчас выясню. Подождите минутку, прошу вас. Инспектор Слоун случайно взял трубку телефона. Накануне он заходил к Уэстам домой. Расспросив Дженет о случившемся, он разволновался не меньше ее самой, потому что точно знал, что в Ярд Уэста не вызывали. Он пообещал немедленно выяснить все, посоветовав Дженет повесить трубку, но не вешать носа. Дженет с отчаянием посмотрела на часы. Неожиданно ей в голову пришла другая мысль. Она набрала другой номер и терпеливо слушала длинные гудки. Наконец раздался хриплый сонный голос: — Лессинг слушает. Кто у телефона? — Дженет. Марк, вы не могли бы сейчас же приехать? С Роджером что-то случилось, что-то загадочное. И я просто не в состоянии одна всю ночь ждать его. Не могли бы вы приехать? Я очень волнуюсь. — Буду у вас через двадцать минут, — заверил ее Марк. — Дженет, скажите, ничего плохого не случилось? Нет? Роджера не ранили? — Я не знаю, что с ним, — заплакала Дженет, — я… Но тут она замолчала, потому что в комнате послышался какой-то шум. Она в ужасе закричала: — Марк, скорее! В доме кто-то есть… И забыв положить трубку, Дженет вихрем помчалась вверх по лестнице, к детской. Колыбелька сына была пуста. — Великий Боже! — только и смогла проговорить несчастная. — Не допусти, чтобы ему причинили зло! Снаружи раздались быстро удалявшиеся от дома шаги. Подскочив к широко распахнутому окну, она громко закричала: — На помощь! На помощь! Полиция! Она кричала, пока хватило сил. Вдруг она заметила, что в окне напротив загорелся свет. Окно растворилось, и из него показалась голова миссис Норман. — Что случилось, миссис Уэст? — Пожалуйста, идите ко мне! — взмолилась Дженет. — Пожалуйста! Они унесли Марти, они украли нашего Марти! Дженет ничего не могла добавить к этому. Она бросилась вниз по лестнице и отворила дверь. А может быть, на улице их ждет машина? Увы, там никого не было. Да и шаги давно уже стихли. В это время появились миссис Норман и ее супруг, заспанные, в халатах и шлепанцах. Волосы мистера Нормана, в прямом смысле, стояли дыбом. Дженет, всхлипывая, еле смогла выговорить: — Я услышала шум… и… он… исчез… он… исчез… — Пойдемте, моя дорогая, — сказал мистер Норман. Он подхватил ее под руку и повел в дом. — Вам не следует волноваться, ничего серьезного произойти не может… И эти, казалось бы, пустые слова как-то успокоили Дженет. — Садитесь, — ворковала миссис Норман, усаживая ее в кресло. — А теперь выпейте вот это. Она отвернула пробку плоской фляжки, которую предусмотрительный мистер Норман захватил с собой, тщательно обтерла горлышко и скомандовала: — Запрокиньте голову! Поддерживая одной рукой подбородок Дженет, мистер Норман лично влил в рот молодой женщины несколько капель виски и посоветовал жене: — Нора, отправляйся в спальню и осмотри там все хорошенько. — Я сама пойду! — закричала Дженет. — Сидите, сидите, дорогая. Все, что необходимо, сумеет сделать и Нора. Проглотив виски, Дженет почувствовала головокружение и дурноту. Приземистая фигура Нормана закружилась перед ее глазами… Но вдруг, сквозь звон в ушах, ей послышался плач ребенка. И она в полном смятении, с натянутыми до предела нервами вцепилась похолодевшими пальцами в ручки кресла и замерла. Потом сверху донесся голос миссис Норман: — Он здесь, в целости и сохранности! — Нет! — воскликнула Дженет. — Нет! Я… Она вскочила и, не чуя под собой ног, перескакивая через две ступеньки, помчалась наверх. Миссис Норман стояла возле раскрытой двери спальни и, когда Дженет подбежала к ней, показала на ребенка, спокойно спавшего в материнской кровати.Глава 11 НОВЫЕ ИЗВЕСТИЯ О ГРИЗЕЛЬДЕ
— Я ничего не могу понять, — в который уже раз повторяла Дженет только что приехавшему Марку. Она держала малыша на руках. Тот проснулся и не сводил с нее глаз. — Скажите, ради чего им понадобился этот спектакль? Негодяи! Я никогда еще не страдала так. Это… — она перевела дыхание. — Но кто-то должен же разыскать Роджера. Не сомневаюсь, что эта история связана с ним. Я просто убеждена в этом. Она взглянула на сына и заявила: — Я ничего больше не могу сделать, но сегодня он должен спать в моей комнате. Я ни на секунду не оставлю его одного. Марк, будьте добры, перенесите его колыбельку в спальню. Минут через двадцать она уже немного успокоилась. Две таблетки аспирина и чашка крепкого кофе помогли ей прийти в себя, на ее щеках даже появился легкий румянец. Дженет закурила сигарету, чего с ней почти никогда не случалось, и просительно посмотрела на Марка. Миссис Норман отправилась к себе, чтобы принести что-нибудь теплое для мужа, которого определила на пост возле спальни Дженет. Марк позвонил в Ярд и доложил, что здесь произошло. Его заверили, что поиски Роджера уже начаты и что, как только будут получены какие-нибудь известия, они сразу же сообщат об этом по телефону. — Больше мы ничего сделать не можем, — сказал Марк. На улице раздались и замерли у калитки чьи-то шаги. Калитка распахнулась, потом с шумом захлопнулась. — По-моему, Ярд кого-то прислал, и парень очень недоволен, что его разбудили среди ночи, — сказал Марк, поднимаясь и подходя к двери. Распахнув ее, он тихо воскликнул: — Роджер! На пороге действительно стоял Роджер, весь в синяках и ссадинах, утомленный, грязный, в изорванном костюме. — Роджер! — воскликнула Дженет, бросаясь к нему на шею. — Жив и более или менее здоров, — с трудом выговорил Роджер. — Но у меня страшно болит голова! Не найдется ли чашечка кофе? — Конечно. Мы только что пили чай, — ответила Дженет. — Что у вас творится? — изумленно спросил Роджер. — Марк, чего ради ты здесь очутился? И почему у Дженет такой вид? — Он замолчал, услышав чьи-то шаги. Появилась миссис Норман в теплом халате, с клетчатым пледом, перекинутым через плечо. — Эй вы, бессовестные люди, говорите скорее, что у вас тут происходит? — Да так, небольшой переполох, — ответил Марк. — Но уже все в порядке. Дженет вдруг обрела дар слова… Роджер с каменным лицом слушал ее. Когда она окончила рассказ, он медленно произнес: — Значит, они предупредили нас о том, чего можно ожидать. Но я нагоню полный дом людей, и пока не прекратится эта подлая игра… Они у меня еще попляшут! — добавил он мстительно. — Пожалуйста, не беспокойтесь, мистер Уэст, — поспешно вмешалась миссис Норман, — мой муж стоит на страже, наверху… — Э! — оторопело воскликнул Роджер. — На страже? А, понятно. Вы хорошие люди. Однако я не хочу вас задерживать, я совершенно уверен, что сегодня можно больше не опасаться никаких неприятностей. Но в одном, миссис Норман, вы могли бы нам помочь. Не согласитесь ли вы с завтрашнего дня приютить парочку моих людей, чтобы они приглядывали за нашей квартирой? Они не будут мешать вам, уверяю вас. Конечно, никто не должен знать, что они находятся у вас и чем занимаются. — Ничего не может быть проще, — ответила миссис Норман и закричала, обращаясь к мужу: — Тед, Тед, все в порядке! Ты можешь оставить пост. Через несколько минут после того, как Норманы удалились, из Скотленд-Ярда прибыли два человека в штатском. Они были поражены, увидев Роджера. После этого Уэст долго говорил с Ярдом, сообщая приметы задержавших его людей. Когда и с этим было покончено, он собрался было связаться с администрацией кинотеатра, но, поразмыслив, отложил этот разговор До утра. Сотрудники Скотленд-Ярда были размещены в гостиной. Уэст приказал разбудить его при малейшей тревоге. После этого Роджер отправился спать. Марк остался ночевать у Уэстов. Роджера разбудил стук почтальона в дверь. Один из сотрудников Ярда отворил дверь, расписался за заказное письмо и громко спросил, что ему с ним делать. Роджер вышел на площадку и попросил принести письмо наверх. На маленьком конверте, с красной печатью, помимо напечатанного на машинке адреса была приписка: «Инспектору Уэсту, лично». Он заглянул в спальню. Дженет все еще спала, хотя малыш что-то весело лопотал про себя. Светало, время приближалось к семи. У дверей появился Марк. Роджер надорвал конверт и вынул сложенный пополам лист бумаги с напечатанным на машинке текстом: «В свое время ты узнаешь, как это просто делается. Это письмо будет отправлено до того, как мы навестим твой дом и побеседуем с тобой. Мы знаем, чего хотим, и обязательно добьемся своего, хотя вовсе не стремимся причинить зло твоей жене или ребенку, однако…» Роджер усмехнулся и передал записку Марку. — В самоуверенности им не откажешь, верно? — Они дураки, — коротко ответил Марк. — Никто, кроме дурака, не вообразит, что можно запугать сотрудника Скотленд-Ярда, но если даже они рассчитывали на то, что ты отступишься, им следовало бы знать, что половина Ярда станет преследовать их тотчас же по пятам. — Это только половина дела, — сказал Роджер. — Очевидно, они думают, что мне известно что-то, о чем не догадываются остальные. Видимо, они не хотят, чтобы об этом узнали другие. — Ну, а что, собственно, тебе известно? — Если я догадываюсь о чем-либо, то пока очень смутно. Одно очевидно, — сказал он, подмигивая, — они страшно обеспокоены. Мы, конечно, знаем, что это дело сложное, но как приятно сознавать, что мы не даем им покоя. Кто первый принимает ванну — ты или я? Мартин вдруг громко заплакал, и Дженет встала, чтобы спуститься вниз за бутылочкой. Роджер принял ванну, побрился и подошел к телефону. Он отправил своих людей завтракать, приказав им возвратиться через час. Они заверили его, что чувствуют себя вполне нормально, так как спали поочередно и выспались. К тому времени, когда Дженет приготовила завтрак, Роджер успел еще раз переговорить с Ярдом, но никаких новостей не узнал. Кроме того, он договорился с фирмой Пэппа Моргана о командировании двух агентов в дом мистера Нормана, позвонил миссис Норман и предупредил ее об их приходе, а потом, после долгих усилий, ухитрился раздобыть номер телефона управляющего кинотеатром. Этот достойный джентльмен все еще находился в постели и, несомненно, был разбужен звонком Роджера, о чем свидетельствовал его недовольный голос. Впрочем, тон его сразу изменился, когда Роджер сухо отрекомендовался: — С вами говорит старший инспектор Роджер Уэст, из Скотленд-Ярда. Вы меня хорошо слышите, мистер Ловлесс? — Э…э. Скотленд-Ярд. Да, да… Через пять минут Роджер выяснил все: накануне вечером, примерно в половине восьмого, управляющему позвонил какой-то мужчина, назвавшийся инспектором полиции, и попросил показать на экране объявление. Управляющий ни на секунду не усомнился, потому что подобные просьбы поступали и раньше. Управляющему показалось, что звонили не из Лондона, через личный коммутатор. Голос человека, передававшего объявление, звучал очень требовательно. — Вы смогли бы узнать этот голос? — на всякий случай поинтересовался Роджер. — Пожалуй, да, — заверил его управляющий. В Ярде Уэста ожидали несколько донесений, в том числе одно от Гарденера, в котором тот сообщал, что в восемь тридцать утра он на машине отделения полиции в Нью-Берри выехал из «Тополей», буквально вслед за Келемом, и что мистер Александр все еще находится в доме, за которым ведет наблюдение Меллор. Роджер направился с отчетом к Чартуорду. — Послушайте, Уэст, — заметил Чартуорд. — Может быть, лучше передать следствие кому-нибудь другому, чтобы снять угрозу вашей семье. — Но, увидев выражение лица Роджера, он подмигнул ему и сказал: — Ладно, ладно, не глядите на меня так, как будто я обвиняю вас в предательстве. Ну, а что слышно об этой особе, как ее, Гризельде? Похоже, что эти парни весьма обеспокоены ее судьбой. — Может быть, это и так, сэр, а, может быть, это всего лишь уловка, чтобы заставить нас сосредоточить внимание на ней одной, пока они займутся чем-нибудь другим. Зазвонил телефон, и Роджер собрался уходить. — Подождите минуточку, Уэст! — сказал Чартуорд, внимательно слушая донесения. — Ладно, — ответил он коротко и, повесив трубку, взглянул на Роджера. — Это Слоун. Он думает, что обнаружил Гризельду Фейн.Глава 12 ГРИЗЕЛЬДА НАЙДЕНА
Роджер остановил машину почти у самого поворота на маленькую улочку, невдалеке от Иллинг-Коммон. Несколько одетых в форму полицейских прохаживались взад и вперед по улице, кроме них, в дальнем конце улочки находились еще двое, в гражданской одежде. А на углу дежурил Гарденер, в глазах которого Уэст заметил азарт охотника. К машине подбежал инспектор Слоун — высоченный детина с устрашающими мускулами, румяным лицом и голубыми глазами, горевшими сейчас таким же возбуждением, как и глаза Гарденера. — Она здесь? — нетерпеливо спросил Роджер. — Здесь. Я узнал ее по фотографии и описанию и шел за ней по пятам. Уж теперь-то она от нас не сбежит, — самодовольно заверил Уэста Слоун. — Там есть еще кто-нибудь? — Не знаю. В дом никто не входил. Мы решили дождаться вас и держались на расстоянии, — пояснил Слоун, широко улыбаясь. Они быстрыми шагами прошли по улице. Один полицейский шел следом за ними, а второй держался чуть поодаль. Здесь стояло десятка два маленьких особнячков, разных, и в то же время чем-то очень похожих один на другой, каждый в аккуратном, затейливом садике. Точно таким же был и «Уголок», в который вошла Гризельда. Роджер открыл громко заскрипевшую калитку. Двойные ворота короткого въезда в гараж находились в противоположном конце сада, сам же гараж не был виден. Сержант обошел дом сзади, а Роджер постучал в дверь. Тишина… Он постучал еще раз, потом резко нажал на кнопку звонка. Послышалась заливистая трель. Ни звука в ответ. Слоун тихо кашлянул. Роджер же, нахмурившись, приказал, чтобы он проверил, нет ли в доме открытых окон. Ордер на обыск давал им полное право взломать дверь, и после того как Слоун сообщил, что все окна закрыты, а задняя дверь на запоре, Роджер больше не колебался. Чтобы не терять времени даром, он вынул из кармана пистолет и разбил рукояткой стекло, на землю посыпались осколки. Но других звуков не было слышно. Роджер нащупал засов, отодвинул его и очутился в маленькой, хорошо освещенной прихожей, в которой было еще три двери. Лестница, расположенная прямо перед входом, вела наверх. В передней стояли несколько стульев и шкаф, а натертый до блеска пол был застелен яркой дорожкой. — Пройдите, пожалуйста, в дом и отоприте заднюю дверь, хорошо? — сказал Роджер. Слоун направился на заднюю половину дома, а Роджер обошел все нижние комнаты. Они были пусты. Мебель в доме была современной и в хорошем состоянии, все было чисто прибрано, но на столе в гостиной стояли три пепельницы с окурками, причем на некоторых из них были заметны следы губной помады. Роджер и Слоун вместе поднялись на верхний этаж, где размещались четыре спальни и ванная, но и там было пусто, хотя все выглядело так же, как и помещения внизу, будто здесь жили люди и регулярно прибирались. Единственными звуками в доме были их собственные шаги и приглушенные голоса. На плошадке около стены под самой дверью-трапом от чердака стоял стул. В ожидании всяческих неожиданностей Слоун остался возле лаза на чердак, а Роджер взгромоздился на стул и толкнул руками трап. Трап с громким стуком откинулся назад. Роджер схватился за край люка и подтянулся на руках. Дотянувшись до дощатого настила, он услышал какой-то шорох, но когда он выпрямился, а потолок чердака был достаточно высок, он никого не увидел. Следом поднялся и Слоун, и они, стоя рядом, стали осматривать помещение. В одном углу были пирамидой навалены чемоданы, сундуки, обломки старой мебели, подушки и одеяла. В другом — в огромной цистерне булькала вода. Застекленная крыша хорошо пропускала свет, но здесь имелась и электропроводка. Роджер заглянул за цистерну, потом неожиданно опустился на четвереньки — цистерна стояла на деревянных подставках, так, что между ней и полом оставалось пространство в несколько дюймов. По другую сторону цистерны он увидел пару туфелек. — Ладно, миссис Фейн, — сказал он, — вылезайте-ка сами. Он встал с одной стороны цистерны, Слоун — с другой. Послышался шорох, какая-то возня, и наконец появилась Гризельда Фейн. Прежде всего Роджер увидел ее злые глаза. Девушка подняла над головой тяжелую трость и закричала: — Не подходите! Не то… Роджер шагнул вперед, не обращая внимания на ее слова. Девушка замахнулась, но он вытянул руку вперед и спокойно отвел удар, затем схватил ее за запястье. Гризельда замерла и, как затравленный зверек, молча посмотрела на него. В эту минуту его единственным чувством была жалость к девушке, но никак не торжество победы. Казалось, Гризельда вот-вот заплачет. — Я знал, что был прав! — ликовал Слоун. — Вы будете вести себя разумно? — спросил Роджер. — А что мне еще остается? — ответила она с горечью. — Вот это сила духа! — улыбнулся Роджер. — Спускайся, Билл, — и подал ей руку. Гризельда не делала попыток убежать. Слоун протиснулся через люк и спрыгнул вниз. Следующей с опаской спускалась Гризельда. Слоун схватил ее за талию и осторожно поставил на пол. Через минуту к ним присоединился Роджер. Он вытер пыльные руки о костюм, потом крикнул сержанту, стоявшему у входа: — Подрулите сюда машину, хорошо? — Как вы узнали, что я здесь? — спросила девушка. — Вас видели, когда вы входили сюда. — Как это? — спросила Гризельда, нахмурившись. — Когда я приехала сюда, было совсем темно. — Послушайте, — сказал Слоун, — сегодня утром, не более чем два часа назад, я сам видел, как вы входили в этот дом, и… — Глупости! Я более суток и носа не высовывала из дома, — выпалила Гризельда. — Да-а? — изумился Слоун. — Вы бы лучше разыскивали других, — с горечью продолжала Гризельда, — а не тратили столько времени на меня. Я понимаю, что вы мне не верите, но я вот уже двадцать четыре часа торчу в этом доме. Я знаю, что сюда кто-то приезжал, какая-то женщина. И несколько мужчин тоже. Я спряталась на чердаке, и мне кажется, они не подозревали о моем присутствии. Я пыталась спуститься, вниз, но не справилась с люком. Она казалась расстроенной и утомленной, под глазами у нее были темные круги, веки покраснели. Слоун отнесся к словам девушки скептически, но Роджер неожиданно спросил: — Когда вы последний раз ели, мисс Фейн? — Вчера утром. У меня была маленькая плитка шоколада, — ответила Гризельда. Потом у нее перехватило горло, она отвернулась в сторону и чуть слышно прошептала: — Я ужасно хочу пить. Могла бы я выпить чашку чая? — Конечно, — ответил Роджер. — Но для этого нужно пойти в кухню. — Я не могу рассказать вам ничего интересного, — заговорила Гризельда, покончив с приготовленным Роджером чаем. — Сначала я поехала в дом своих друзей и провела там ночь, а потом, вчера утром, еще до рассвета, перебралась сюда… — Почему вы перебрались сюда? — Я иногда выполняла кое-какую работу для этих людей и подумала… — она явно что-то не договаривала. — Продолжайте. — Я подумала, что они смогут мне помочь, — сказала Гризельда, но вдруг с яростью произнесла: — Они убили Энтони Келема! Я слышала, как они говорили об этом. Вы мне не поверите, но это они убили его! — Когда вы вошли в дом? — спросил Роджер. — Когда я приехала, все еще спали, но я знала, где у них хранится ключ от черного хода. В гараже. Я хотела дождаться, когда они спустятся вниз, но кто-то позвонил у входа. Здесь, в кухне, дверь не была заперта. Я увидела, как мистер Беллоу отпер дверь, потом услышала свое имя. Кто-то вошел и сказал, что за ним гнались до Иллинга, и спросил, не приходила ли сюда я. Мистер Беллоу ответил: «Нет». Этот человек предупредил их, чтобы они были поосторожней, потому что их смогут привлечь за соучастие в убийстве Келема. Гризельда говорила очень быстро, не сводя с Роджера блестящих глаз. — Это правда, — добавила она в отчаянии. — Я понимаю, что все это звучит неправдоподобно, но это правда. — Что было потом? — Оба поднялись наверх. По-видимому, мне нужно бы тогда же уйти, но я знала, что вы подозреваете меня в убийстве, и надеялась узнать еще что-нибудь, поэтому и осталась. Я много раз бывала в этом доме. Я пробралась в большую комнату и спряталась за ширмой на случай, если они войдут туда. В доме находились Гей Беллоу, его брат и какой-то незнакомец. Они прошли на кухню, а я поднялась наверх, решив, что лучше всего спрятаться на чердаке. Я надеялась, что,когда они уйдут из дома, я спущусь вниз, осмотрю весь дом и, может быть, найду какие-нибудь улики. Я не пробыла наверху и пяти минут, как они стали снова подниматься по лестнице. Я боялась, что они услышали, как захлопнулся чердачный люк, но они ничего не заметили. Стул всегда стоит под люком, поэтому у них не возникло никаких подозрений. Итак, я осталась, прислушиваясь к каждому звуку и надеясь, что скоро они уйдут. Но когда они ушли и я попыталась спуститься вниз, оказалось, что люк заперт на задвижку. Скепсис Слоуна таял. Конечно, они с Роджером привыкли к фантастическим, невероятным историям и научились отличать правду от лжи, но ее рассказ, снабженный массой подробностей, звучал так убедительно… — Эти Беллоу уехали вчера? — Их не было почти целый день, они возвратились около семи и вскоре опять уехали, — продолжала Гризельда. — Я слышала, как они еще раз приходили около часа ночи, а может быть, и позднее. Я расстелила на полу старые одеяла и подушки и попыталась заснуть… После того, что я услышала, мне стало ясно, что они ни в коем случае не должны знать о моем присутствии. Я… Мне показалось, что они намерены заставить вас поверить в то, что это я убила Энтони Келема. — Понятно, — кивнул головой Роджер. — А теперь… Эти Беллоу. Скажите, один из них лысый, с довольно добродушной физиономией? Гризельда была поражена. — Да. Это Мортимер. — А второй — длинный малый с впалыми щеками? — Это Гей. — Скажите, а третий — это крепкий малый с уродливой физиономией и скрипучим голосом? — Ну да, — совсем тихо ответила Гризельда. — Значит, вы их тоже знаете? — Я не имел ни малейшего понятия, как их зовут, до той самой минуты, как вы сказали мне об этом, но с ними я раньше встречался. Скажите, мисс Фейн, когда вы поднялись на чердак, не слышали вы, что кто-то подходил к люку? — Ну-у, я уже говорила, что кто-то поднялся по лестнице, но где он стоял, я не знаю. А что? — Потому что они, несомненно, знали, что вы спрятались в доме, и даже догадывались, где, поэтому и заперли чердак, чтобы вы не смогли убежать. — Тут он подмигнул Слоуну. — Все было чисто сработано, Билл, и они вас на этом поймали, не так ли? Они наверняка обогнули дом, перелезли через ограду и ушли через чей-нибудь участок. — Я очень внимательно следил за домом и не заметил ничего подобного. Но я могу присягнуть, что женщина, которая сегодня утром вошла в этот дом, была именно мисс Фейн. Она была одета точно как в описании: цветной плащ, о котором вы, инспектор, мне говорили. С капюшоном. — Но ведь я оставила его в общежитии! — воскликнула Гризельда. — Мы вскоре узнаем, находится ли он там, — пообещал Роджер. На подоконнике стоял телефон. Роджер позвонил в общежитие на Букингем Палас Гейт и сразу же узнал голос матроны. Не успел он назвать себя, как та затараторила: — Ах, какое счастье, инспектор, что вы позвонили. Вы должны немедленно приехать сюда. Я уже звонила в Скотленд-Ярд. У нас произошла кража. Комнату мисс Фейн буквально перевернули. Пропало большинство ее вещей. — Скажите, а яркий плащ мисс Фейн на месте? — Из ее верхних вещей вообще ничего не осталось! — Не осталось, да? Прекрасно! — воскликнул Роджер и услышал, что матрона разразилась возмущенными криками. — Я скоро буду, — пообещал он и повесил трубку. — Но я не улавливаю в этом никакого смысла, — рассеяно проговорила Гризельда. — Чего ради… — Вы не можете рассчитывать на то, что я посвящу вас во многие подробности, — рассудительно заговорил Роджер. — Но вот что можно предположить. Допустим, что они, как вы сами говорили, хотят свалить вину на вас, навести полицию на ваш след. Что может быть лучше, чем запереть вас на чердаке? Потом, «подманивая» полицию, появляется какая-то особа в вашем плаще и незаметно уходит задними дворами. Предупреждаю, я не могу утверждать, что так именно оно и было, но это вполне вероятно. Сержант, которому было поручено подогнать машину к крыльцу, доложил, что машина пришла, и Роджер со Слоуном вышли в маленький садик за домом. Они без труда обнаружили пролом в изгороди, через который, по-видимому, и скрылись Беллоу. Со стороны дома его скрывал угол кирпичного гаража, занимавшего часть сада. Неожиданно полумрак гаража прорезала яркая вспышка, сопровождавшаяся грохотом выстрела. Слоун вскрикнул, отскочил в сторону и упал, уткнувшись лицом в землю. Потом прогремел второй выстрел…Глава 13 ВЫКУРИВАНИЕ
— Бросайте револьвер! — закричал Роджер, выхватив пистолет и скрываясь за углом гаража. Из дома вышла Гризельда, сопровождаемая сержантом и двумя другими полицейскими. Уэст поманил их к себе, и они тотчас же подбежали к гаражу. — Внутри скрывается один или, может быть, даже двое вооруженных людей, — предупредил Роджер. — Будьте осторожны, держитесь на расстоянии и постарайтесь взять их живыми. Он отдал сержанту свой пистолет и добавил: — Для вас, мисс Фейн, лучше всего возвратиться в дом. Констебль, отправляйтесь вместе с мисс Фейн и позвоните в Управление. Сообщите помощнику комиссара, что в гараже скрываются вооруженные люди и нам, вероятно, придется их оттуда выкуривать. Передайте также, что Слоун ранен, необходима санитарная машина. После того как они ушли, Роджер тщательно проверил выбранную позицию. В саду, кроме встревоженных соседей «Уголка», посторонних не было видно. Возле дома стояли два полицейских в форме, а сержант с двумя другими занял позицию у задней стены гаража. Роджер приблизился к углу дома и шепотом отдал распоряжение: — Раздобудьте несколько камней, кирпичи тоже вполне сойдут. В случае необходимости бросайте их внутрь, но ни в коем случае не приближайтесь… Он осторожно пробрался к тому месту, где лежал Слоун, а оттуда — к воротам гаража. В гараже горел тусклый свет, отбрасывавший на стену тень человека. Роджер прижался к самой двери и расслышал знакомый скрипучий голос: — А может быть, попытаться прорваться? — Идиот, не спускай глаз с задней двери, будь ты проклят! И не подпускай их туда! Роджер был уверен, что с обладателем скрипучего голоса ему уже приходилось иметь дело раньше, значит, заднюю дверь гаража охранял тощий тип с впалыми щеками. Да, сейчас очень пригодился бы пистолет… Роджер задумался, потом вдруг снял фуражку и поднял ее до уровня окна. Тотчас же раздался выстрел. — Это ты, Уэст? — послышался скрипучий голос. Роджер медленно пятился назад, осторожно подтягивая за собой Слоуна. — Эй, ты, неважно кто, лучше не лезь сюда, — скрипел голос, — живым тебе отсюда не уйти. Роджер молча продолжал тащить за собой Слоуна. Больше выстрелов не последовало. Не означало ли это, что у тех мало патронов? — Осторожнее, сэр! — вдруг закричал полицейский. Роджер быстро пригнулся. Над головой просвистела пуля, и в тот же миг в дверь гаража полетело несколько кирпичей. — Спасибо. Неплохо сделано. Смотрите за ними внимательно. Он нагнулся и умудрился подсунуть одну руку под грудь Слоуна, а вторую — под ноги. Поднимая бесчувственное тело, Роджер позвал на помощь. К нему подбежал один из полицейских и, взвалив Слоуна на спину, понес его в дом. Из кухонного окна выглянула Гризельда. В передней Слоуна опустили на кушетку — в его груди виднелись две раны. Слоун был страшно бледен, одежда пропиталась кровью. Гризельда сказала, что она присмотрит за раненым. Роджера несколько приободрила ее готовность помочь, и он поспешил назад «на поле битвы». Больше не стреляли. Сержант с пистолетом хотел ворваться в гараж, но Роджер категорически запретил делать это. По-видимому, придется «выкуривать» бандитов. Не было никакого смысла рисковать жизнью. Захват преступников — лишь вопрос времени, если только попавшие в ловушку люди не вздумают прорваться через окружение, понадеявшись на свои пистолеты. Теперь здесь собралось много зрителей. В саду и у окон домов, не обращая внимания на настоятельные просьбы разойтись по домам, толпились зеваки. Роджер взял у полицейского свой револьвер и занял такую позицию, чтобы были хорошо видны оба конца гаража и хватило времени произвести выстрелы, вздумай Беллоу прорваться. И в самом деле, из гаража вдруг выскочил высокий парень и, стреляя на ходу, побежал к верхнему концу сада. Погнавшийся за ним полицейский споткнулся и упал. Роджер выстрелил, но промахнулся. Второй полицейский, не считаясь с опасностью, бросился вперед, а третий запустил в беглеца кирпичом. «Длинный» удирал. Он сделал еще два выстрела. Одна из пуль угодила в окно, кто-то пронзительно вскрикнул, закричали женщины. Между Роджером и «Длинным» было около десятка людей. Роджер не стрелял, чтобы не ранить кого-нибудь. Проклиная зевак, он помчался вдогонку за «Длинным». Вскоре расстояние стало сокращаться, и тут беглец оглянулся и выстрелил. Роджер бросился на землю, пуля пролетела над его головой. Теперь, лежа на спине, он спокойно прицелился: если бы он и промахнулся, то пострадала бы только каменная стена. Пуля угодила «Длинному» в бедро, он упал и выронил пистолет. Тяжело дыша открытым ртом, он казался до крайности испуганным. Подбежал полицейский, и Роджер вернулся к гаражу, опасаясь, что второму тем временем удалось скрыться. Пока Роджер раздумывал, стоило ли рисковать и врываться внутрь гаража, чтобы захватить «Лысого», к дому подъехала крытая машина, из которой выскочили несколько полицейских, вооруженных пистолетами. У одного из них в руках была небольшая санитарная сумка. Это был дивизионный инспектор из Иллинга, которого Роджер хорошо знал. — У нас сколько угодно слезоточивого газа! — крикнул он, подходя к Роджеру. — Надеюсь, мы не опоздали? — В самый раз! Попотчуйте его своим гостинцем! «Интересно узнать, — подумал он, — как поступит этот тип?» В гараж полетели стеклянные «бомбы» со слезоточивым газом, рассыпались на мелкие осколки, и газ с шипением вырвался наружу. Роджер, у которого не было маски, вынужден был остаться снаружи во время последнего акта трагедии, конца которой он ждал с нетерпением. Через несколько минут, показавшихся вечностью, из гаража, шатаясь, вышел кашляющий и отплевывающийся человек, по лицу которого струились обильные слезы. Газ стал выходить наружу. Роджеру пришлось отступить, потому что у него тоже начало пощипывать глаза. Порыв ветра погнал газ в сторону садов, изгороди которых плотно облепили зеваки, и Роджер злорадно усмехнулся, заметив, как поспешно они ретировались. В это время полицейские привели пойманного «Длинного» — Беллоу. Выкуренный из гаража человек, имени которого Роджер не знал (это был не Мортимер Беллоу — «Лысый», как окрестил его Роджер, а неизвестный со скрипучим голосом), все еще промывал глаза в кухне. Его стерегли двое полицейских, да и вообще небольшой домик был набит народом до отказа. Роджер пробрался туда, где лежал Слоун, обвязанный по самую шею бинтами с толстыми тампонами, наложенными на пулевые отверстия, чтобы остановить кровотечение. Он был еще без сознания, но Гризельда сказала: — Я думаю, что теперь смерть ему уже не угрожает. Роджер с интересом посмотрел на девушку. Она по-прежнему казалась очень усталой, но делала все очень ловко и не воспользовалась сумятицей, чтобы сбежать. Приехали санитарная машина и полицейский вездеход, из которого вылезла монументальная фигура Чартуорда. Он протиснулся через быстро растущую толпу зевак и, как только очутился в доме, сразу же попросил Роджера коротко доложить обстановку. — Дайте-как мне взглянуть на этого негодяя, — потребовал помощник комиссара. Роджер первым вышел из кухни. Арестованный, в пыльной, изодранной одежде, с мокрыми волосами и все еще слезящимися глазами, с унылым видом сидел в кухне. Казалось, что он сломлен и больше не опасен. — Как ваше имя? — спросил Чартуорд, который на месте происшествия всегда вел допрос сам. — А как ваше имя? — с издевкой ответил вопросом на вопрос задержанный. — Послушайте. Если вы… — Осторожнее! — воскликнул Роджер. Он увидел, что задержанный выхватил из кармана нож. Ловкий прыжок, и малый освободился от полицейских, ослабивших внимание. Роджер кинулся вперед, но парень отскочил от Чартуорда и с поднятым ножом бросился к Уэсту. Роджеру стало ясно, что этот тип намеренно позволил арестовать себя и только ждал удобного случая, чтобы убить его, Роджера Уэста.Глава 14 ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ НЕ ЖЕЛАЛ ГОВОРИТЬ
Чартуорд размахнулся и в ту самую минуту, когда нож уже почти коснулся груди Роджера, своей огромной ручищей дал такую затрещину малому, что тот свалился с ног. Все услышали, как нож стукнулся об пол. В одно мгновение двое полицейских набросились на преступника. Чартуорд поглядел на свою пятерню, потом спросил Роджера: — Вы в порядке? — Благодарю вас, сэр. Оказалось, что острие ножа все-таки пропороло мундир Роджера. — Да, это опасный негодяй, — заметил Чартуорд, который не стал выяснять, почему задержанного не обыскали. Всему свое время. И стражи за потерю бдительности тоже получат свое. — Увезите негодяя как можно скорее и позаботьтесь, чтобы он не сорвал наручники. Чартуорд лично проверил, надежно ли защелкнули наручники. Когда преступника выводили из кухни, Чартуорд выбросил руку вперед, схватил арестованного за плечо и требовательно спросил: — Так как вас зовут? — Узнаете, — послышался издевательский ответ. — Это идиотское упрямство вам дорого обойдется, голубчик! — изорвался Чартуорд. Роджеру потребовалось двадцать минут, чтобы сделать все необходимые распоряжения. Люди из Иллингского дивизиона вместе с двумя представителями Ярда были оставлены в доме для тщательного обыска. По пути в Вестминстерскую тюремную больницу Гей Беллоу находился в одной машине с Слоуном. Грbзельда Фейн сидела в машине с Роджером — ее пожирали глазами человек 50-60 зрителей, запрудивших всю улицу. Агрессивный пленник, конвоируемый полицейским, был помещен в другую машину. Второй полицейский занял место за рулем. Затем Роджер умылся, приложил носовой платок к злополучному носу, из которого все еще шла кровь, и не переставал благодарить небо за то, что ему удалось так дешево отделаться. — Я подброшу вас, сэр, хорошо? — предложил он Чартуорду. — Хорошо. А есть ли нужда в том, чтобы эта девушка ехала с нами? — Я думаю, что она теперь станет посговорчивее, сэр, — ответил Роджер. Через час они были уже в кабинете Чартуорда. Роджер начал довольно-таки официально: — Мисс Фейн, я не предъявляю вам никакого обвинения, вы не арестованы и имеете право не отвечать на мои вопросы. Но я надеюсь, что вы этого делать не станете. У вас есть портативная машинка «Ройал», не так ли? — Да. Иногда я беру ее на вызовы. — Вам когда-нибудь приходилось печатать анонимные письма? — Разумеется, нет! Для чего это мне? — Вы недолюбливали Эндрю Келема, а он и присутствующий здесь помощник комиссара получили несколько анонимных писем, напечатанных на вашей машинке. — Во всяком случае, я их не печатала! — Вы никогда не разрешали кому-нибудь пользоваться вашей машинкой? — Разрешала. Но это было давно… Мне кажется… И она, закусив губы, замолчала. — Вы хотели сказать, что в ваше отсутствие кто-то мог воспользоваться машинкой? — Очень может быть. Меня часто приглашают работать у клиентов. Машинку с собой я не беру. Но мне, кажется, ни одна из девушек в общежитии на такое не способна, да они даже и понаслышке не знают о Келеме. — Понятно, — сказал Роджер. — Ну, а что вы сами скажете о Беллоу? Сколько времени вы с ними знакомы? — Лет семь или восемь, с тех пор, как я начала работать. — Какого рода работу вы выполняли для них? — Ту же, что и для других. У них было недостаточно работы, чтобы держать постоянного секретаря. Я дала объявление в газете, и они стали время от времени приглашать меня. — В этом объявлении было названо ваше имя? — спросил Роджер. — Кажется, да. — Благодарю вас. Скажите, а вам никогда не приходило в голову, что Беллоу — мошенники? — Разумеется, нет. Я всегда считала их очень порядочными людьми. Насколько мне известно, они живут в Иллинге и сами ведут свои дела. Я часто приезжала к ним работать на дом. Они были… ну, в общем, они мне нравились. Последнее слово она произнесла совершенно обескураженным тоном. — Чем они занимались? — Трудно сказать. В основном скупали по дешевке различные товары и перепродавали их по более высоким ценам. Они также занимались сдачей в аренду домов и земельных участков. — А все-таки, что было главным — земля или дома? — Да как вам сказать: и то, и другое. Большую часть своей корреспонденции они вели лично, точно так же как и отчеты. Я в основном печатала договоры, контракты и некоторые деловые письма. — Вам известны имена всех их клиентов? — Нет, но если напрячь память, то я, вероятно, смогла бы вспомнить многих. — Это именно то, о чем мы очень хотим просить вас, — сказал Роджер, — а среди их клиентов не было ли одного, которого можно было бы назвать «примечательным»? Она впервые заколебалась. — Да, пожалуй, был. Я видела многих их клиентов, потому что иногда присутствовала на переговорах в небольшой конторе в Сити, — это не было их собственное помещение, они пользовались им на паях. Так вот, в некотором роде примечательным можно было бы назвать того толстяка, которого вы видели вчера. — Мистер Кеннет Александр, — пробормотал Роджер. — Да. — Вы после этого видели его? — Один раз. — Он, кажется, называет вас племянницей? Гризельда состроила гримаску. — Постоянно. Отвратный тип. Мне иногда приходилось выполнять для него работу, и я считала его одним из лучших клиентов, пока месяцев шесть назад он не переступил границы дозволенного. Я перестала ездить к нему. — Куда вы ездили к нему? — К нему на квартиру в Путни Крейн-Корт, двадцать два, — уточнила она, заметив, что Роджер вынул карандаш и блокнот. — До вчерашнего вечера мы с ним не виделись уже почти полгода. — Почему вы убежали от него? — Я убежала не от него, а от вас. Роджер улыбнулся. — Он знал, что вы находитесь у меня, и подгадал свой визит, явно желая дать мне понять, что приехал именно за вами. Как вы думаете, почему? — Не имею ни малейшего понятия. — Ясно. А он не дружен с Эндрю Келемом? — Насколько мне известно, нет. — Вам не приходилось видеть его в квартире Келемов? — Никогда. — Беллоу были знакомы с Келемом? — Они продали ему участок в Южном Лондоне, но, насколько мне известно, с ним не встречались. Я печатала письма и подготовила соглашение. — Вам приходилось работать у Эндрю Келема? — Иногда. — Она вспыхнула. — Я выполняла его поручения, потому что хотела убедиться в его подлости. Но я так и не нашла ничего, что могло бы опорочить его. И если бы я не знала, что он сделал с моим отцом, я была бы полностью введена в заблуждение. Это такой двуличный человек и притворщик! Роджер неожиданно спросил: — Почему в день убийства вы приходили повидаться с Энтони Келемом? Краска сбежала с ее лица, она прижала руки к груди. Чартуорд сидел совершенно неподвижно и не спускал с нее глаз. — Я приехала, чтобы попытаться получить от него несколько писем. Любовных писем. Эндрю Келем — страшный человек, но его сын во много раз хуже. Речь идет не о моих письмах. Это письма моей приятельницы, замужней женщины, с которой я познакомила его. Он поднял меня насмех, мы поссорились, и я ушла. Я знала, что Айрис, моя приятельница, — тут она запнулась, — страшно волновалась из-за своей неосторожности… Я представила себе ее отчаяние, если мне не удастся заполучить эти письма, поэтому я и возвратилась, чтобы попытаться еще раз. Я нашла его мертвым. Переведя дыхание, она медленно продолжала: — Я осмотрела его карманы. Письма были при нем, я их взяла и не перестаю благодарить Бога за то, что он дал мне силу сделать это. Когда девушку увели обратно в приемную, Чартуорд с задумчивым видом и как-то нехотя произнес: — Это дает нам новые улики против нее. — Муж приятельницы мог узнать об этой истории и решить рассчитаться с молодым Келемом, — сделал предположение Роджер. — Хм, да-а. Но это полностью опровергает милую вашему сердцу версию, что его убили по ошибке, приняв за отца, не так ли? — Версии для того и создаются, чтобы их отвергать, — спокойно возразил Роджер. — И мне думается, для девицы будет безопаснее, если под каким-нибудь благовидным предлогом мы задержим ее. Я думаю, что она согласится с нами, если мы ей все так и объясним. Вместе с тем нельзя не учитывать и вероятность того, что она водит нас за нос. Роджер изложил свои соображения Гризельде и приказал сержанту поместить ее в камеру для привилегированных арестантов, которая представляла собой довольно просто обставленную комнату. После этого инспектор направился допрашивать крепыша. Поначалу он добился даже большего, чем ожидал, ибо тот был вынужден: признаться, что зовут его Ньюменом, так как в его кармане были обнаружены письма, адресованные в Иллинг на это имя. Но в камере задержанный упорно молчал. Роджер три часа тщетно старался выяснить еще что-нибудь, но ему пришлось отказаться от допроса, признав это занятие безнадежным. Парень знал, что Слоун при смерти, что ему могут предъявить обвинение в убийстве, и все же категорически отказывался говорить. Роджер отправился в кабинет баллистической экспертизы. Здесь как раз сравнивали пули из пистолетов Беллоу и Ньюмена с пулей, которой был убит Энтони Келем. Роджер сам не мог объяснить себе, почему он почти не ощутил разочарования, когда эксперт по баллистике сказал ему: — Возможно, вы не ошиблись, схватив этих типов, но Келем убит пулей из другого пистолета. Он возвратился в отдел и позвонил в больницу. Слоун еще был в операционной. В течение нескольких минут Уэст неподвижно сидел, мрачно уставившись в стену. В комнату вплыл Эдди Дейли. Увидев Роджера, он вздрогнул. — Ты случайно не знаешь, — спросил Роджер, — никто не заходил в Ройал Уайт-хостелл? — Перед твоим приходом звонила какая-то женщина, — ответил Эдди. — Она спросила тебя и была явно не в духе. Я сказал, что ты| позвонишь ей сам. — Ой, я совсем забыл про нее. Немедленно еду туда. Если она позвонит еще раз, так и скажи ей, ладно? Роджер вместе с сержантом, одетым в гражданский костюм, направились на Букингем Палас Гейт. То, что он решил взять с собой сержанта, хотя и знал, что два полицейских уже следят за домом, свидетельствовало о его состоянии. Близ общежития он заметил одного из своих людей и подошел к нему. — Я только что просил сообщить вам по телефону, — сказал тот, — что недавно в дом вошел человек. Мне кажется, что, судя по описанию, это тот толстяк, Александр. Он здесь уже с четверть часа. — Мне передали, что здешняя хозяйка очень хочет видеть меня. Я из Скотленд-Ярда, — представился Роджер девушке. — Да, да, она ждет вас с нетерпением, — ответила девушка, — по сейчас она занята. Однако я уверена, что она не заставит вас ждать долго. — Кто у нее? — Опекун одной из наших постоялиц, — ответила весело девушка. — Нам приходится иметь дело и с ними. Но у этой все в порядке. Она, фыркнув, засмеялась, но Роджер не заподозрил ничего плохого. Девушка проводила его к двери с надписью «комната для посетителей» и распахнула ее. — Я вернусь через минуту, — добавила она, и Роджер сделал шаг назад, давая ей дорогу. Неожиданно она втолкнула его внутрь холла так, что он чуть было не упал. Девица захлопнула дверь, и Роджер увидел фигуру мистера Александра, который, направив на него небольшой пистолет, стоял за дверью. — Я так рад, что вы пришли, — усмехнулся мистер Александр.Глава 15 МИСТЕР АЛЕКСАНДР РАССУЖДАЕТ
— Разумеется, — продолжал он, понизив голос, — я не сомневался, что вы поспешите сюда. Мой приход сюда не остался незамеченным, и полицейский, конечно, поспешил к телефону. Так что примите искренние поздравления со столь быстрым прибытием, дорогой инспектор. Вы чрезвычайно энергичный работник, и мне, инспектор, так нужно поговорить с вами откровенно, чего я никак не мог бы сделать в присутствии моего друга Келема. — Будьте осторожнее, не то у вас начнется сердечный приступ! — сказал Роджер. Александр просиял. — Мой дорогой, какая непростительная доверчивость! Значит, вы поверили, что у меня сердечный приступ? Ха-ха! Это просто маленькая шутка. Ампулка адреналина, когда я спускался по лестнице, — очень эффективное средство! Но нам нельзя терять время. Последние донесения с поля боя, как uоворится, свидетельствуют, что вам с избытком хватит стрельбы на сегодня, и я уверен, вы больше не захотите рисковать. Итак, перехожу к делу. Вчера утром, во время вашего визита в это общежитие, вы забрали несколько бумаг… — После чего их у меня отняли, — буркнул Роджер. — Знаю, знаю. Это я поручил Ньюмену раздобыть письма, и, как видите, он не терял времени зря. Конечно, я вовсе не одобряю его методы. Он грубый малый, и мне кажется, вам нужно заняться им всерьез. Кстати, у него очень сильные руки. Говорят, парень не одного… придушил. Тут мистера Александра передернуло. — Я, к моему великому сожалению, заранее заплатил за эти письма наличными. Они обошлись мне в пятьдесят фунтов. Но меня надули. Одного, которое, как мне точно известно, было у Гризельды Фейн, не хватает. Ньюмен клялся, что отдал мне все, что ему удалось заполучить. Так что, дорогой инспектор, с вас причитается… Письмо у вас. — У меня? — переспросил Роджер удивленно. — Инспектор Уэст, я хочу, чтобы вы меня правильно поняли. Идея относительно вашего сына принадлежит мне. Надеюсь, вы оценили мою деликатность? Пока дражайший Эндрю Келем нянчился со своей женой, я отдал распоряжения: ребенку пока не должно быть причинено ни малейшего вреда. Надеюсь, это указание было выполнено точно? — Да. Но человек, который выполнял это указание, больше не в вашем распоряжении, — сказал Роджер. — Неужели вам никогда не приходило в голову, инспектор, что человеческое существо заменить очень просто? — Александр буквально сиял от удовольствия. — Но вернемся к делу, которое меня больше' всего интересует, — к письмам. Вы их отвезли в Скотленд-Ярд? — Вам придется нанять еще несколько «человеческих существ» для выяснения этого дела, — посочувствовал Роджер. — Возможно, что вы их и получили? — произнес в раздумье Александр. — Интересно, неужели Гризельда оказалась настолько сообразительной, что смогла одурачить меня? Она — интересное создание. Да, у нее могло хватить мозгов сообразить, что происходит, и спрятать письмо. Если так, — он тяжело вздохнул, — допущена досадная ошибка… — Вам следовало бы спросить ее об этом до того, как вы дали мне арестовать мисс Фейн! — Возможно, возможно! Даю слово, инспектор, вы заставили меня пережить несколько неприятных минут. — Он побледнел и беспомощно вытирал пот со лба. — Подумать только, я имел возможность отобрать их у Гризельды… Нет, это невыносимо! И… не двигайтесь, инспектор! Не двигайтесь! Я слежу за вами. Роджер, выпрямившийся в эту минуту, увидел, что толстые пальцы сжались на пистолете, и замер на месте. Однако он видел: в этот раз Александр не притворяется. — Господи, помилуй! — вздохнул Александр, потом повысил голос: — Этель! Немедленно появилась девица, как видно, караулившая за дверью. Роджера вдруг осенило, что именно она, одетая в плащ Гризельды, гак ловко одурачила полицейских. — Этель, — тихим жалобным голосом сказал Александр, — есть основания думать, что бумаги у Гризельды. Девица с ненавистью прошипела: — Эта маленькая… — Тихо! Надо сознаться, это мы допустили ошибку. Значит, Гризельда арестована, инспектор? — Да. — Понятно. Что ж, ничего иного не придумаешь. Вам придется послать за ней, Уэст. — Конечно, — рассмеялся Роджер. — Я напишу открыточку. Александр сделал шаг вперед, его левая рука приподнялась, как будто он хотел пустить ее в ход. — Поймите меня, дорогой, вам придется приложить все усилия, чтобы Гризельда приехала сюда. Снаружи дежурят ваши люди, вы можете из окна отдать приказ. Этель, раскрой окно. А теперь, Уэст, делайте то, что я говорю. И если это потребуется, я убью вас, можете не сомневаться. Девушка подняла шпингалеты, раздвинула чистые занавески и широко распахнула окно. Александр пистолетом подтолкнул Роджера к окну. Глаза его сузились. Пистолет был направлен в грудь инспектора. Но с улицы это не было видно. Широко распахнув окно, девушка отошла в сторону. Роджер искоса взглянул на толстяка, сунул руку в карман, нащупал звонкую мелочь и вдруг, швырнув ее через плечо, вскочил на подоконник. Девушка в ужасе отпрыгнула в сторону, а Роджер все еще слыша, как монеты со звоном катятся по полу и ожидая выстрела и пули в спину, совершал головокружительный полет. Он приземлился на бетонные плиты двора, можно сказать удачно, хотя и не удержался на ногах. Прижимаясь к стене, Уэст постарался поскорее убраться из опасного места, так как не сомневался, что Александр будет стрелять из окна. У него перехватило дыхание, и он не мог позвать на помощь полицейских, с изумлением взиравших на своего шефа. Впрочем, он их не видел. Но вот полицейские догадались, что дело неладно, и побежали к воротам. — Осторожнее! — закричал Роджер. — Будьте внимательны! Парадная дверь вдруг распахнулась, и Роджер увидел Александра, который в сопровождении Этель с необычайно надменным видом шествовал вниз по лестнице. Он достиг ворот почти одновременно с полицейскими и, наскочив на них, разбросал их в разные стороны, Один свалился на тротуар, второй покатился во двор. Александр, обхватив Этель за талию, потащил ее за собой к ближайшему углу. Ни один из полицейских еще не успел прийти в себя настолько, чтобы броситься в погоню. И прежде, чем они сообразили, что им делать, Роджер уже добежал до угла и увидел удалявшуюся машину. Догнать Александра и Этель не было никакой возможности. Тяжело дыша, он остановился. Тут подоспели и остальные полицейские, страшно обескураженные своей неудачей. Взяв с собой одного полицейского, Уэст возвратился в дом, казалось, покинутый всеми его обитателями. В одной из комнат на первом этаже он обнаружил коммутатор и конторку. Роджер был настолько сведущ в технике телефонной связи, что сумел без затруднений вызвать Ярд и предупредить о бегстве Александра, находившегося в настоящее время, по его предположениям, где-то в районе Слоун-сквера и Виктории. Когда он уже собрался, на пороге показались две девушки. — Кто вы такие? — резко спросил он. Они с изумлением уставились на него, потом пролепетали, что они здесь живут. — А вы кто? — Инспектор Уэст из Скотленд-Ярда. Я попросил бы вас посидеть здесь. — Потом он добрался, судя по всему, до кухонной двери. Дверь была заперта. Он поднажал плечом, но дверь оказалась прочной. Тогда он вытащил из кармана связку ключей и подобрал подходящий. — Следи за лестницей, — приказал Роджер полицейскому. Войдя в комнату, Уэст замер на пороге. На него воззрели три женщины, в том числе и матрона, волосы которой уже не были собраны в малюсенький «кукиш» на затылке, а висели длинными патлами. Две женщины были в белых халатах. Все они, крепко привязанные к стульям, сидели за столом с кляпами во рту. Не успел Роджер вынуть кляп изо рта хозяйки общежития, как та сразу же разразилась жалобами и упреками в адрес полиции, но он не уделил ей внимания, пока не освободил остальных. Напротив, в отместку за ее ядовитые замечания он отвязал ее последней и быстро спросил: — Сколько времени вы здесь находились? — Несколько часов! — воскликнула матрона. — Неправда. Вы преувеличиваете, мне нужно знать правду. Она посмотрела на него так, как будто собиралась разразиться новым потоком жалоб, но затем призналась, что нападение было совершено час назад, а может быть, и менее. Она как раз давала указания кухарке насчет ужина, когда помощница пошла открывать двери и впустила огромное чудовище, которое явилось к ним на кухню в сопровождении одной из живущих здесь девиц. У Роджера прояснилось лицо. — Такая полная особа? — Да, Этель Дауни. Она мне всегда не нравилась. Нахалка и грубиянка. Толстяк пригрозил мне пистолетом, а Этель привязала всех к стульям. Роджер представил себе, с каким удовольствием Этель проделала это, а когда увидел багровые рубцы на шее и запястьях матроны, он был склонен согласиться, что она и впрямь пострадала больше остальных. Толстяк и Этель заперли всех в кухне, так что они ровным счетом ничего не слышали и не видели. — Считайте, что вам еще повезло, что этим дело и ограничилось, — заметил Роджер. — А теперь я хотел бы получить подробную информацию об Этель Дауни. Это чрезвычайно важно. Матрона уже пришла в себя и важно поплыла к своему кабинету. Здесь она отперла дверцу стального несгораемого шкафа и вынула оттуда папку с надписью «Дауни Этель, Милдред». Внутри находились фотография, несколько рекомендательных писем от прежних хо-!яек и краткий перечень примет, за что Роджер выразил особую благодарность хозяйке общежития. — Этель Дауни сирота, ее родители умерли много лет назад. Она работала в конторе Финансового треста Келема. Когда Роджер вернулся домой на Белл-стрит, было уже совсем темно. Навстречу ему от дома двинулся какой-то человек, направивший свет фонарика прямо в лицо Роджера. Узнав начальника, он шагнул назад и извинился: — Я не сразу узнал вас, сэр. — Ничего, все в порядке. Сквозь занавешенное окно холла пробивался свет. Как только Роджер повернул ключ в замке, в прихожей сразу же загорелся свет и на пороге показалась Дженет. — Это ты, бедняжка? — проворковала она. — Ужин почти готов. Я позову вас к столу через пять минут. Дженет отправилась в кухню, поняв, что муж не был расположен к оживленной беседе. Роджер прошел в холл, уселся в качалку, закурил и мрачно взглянул на Марка, который что-то тихонько наигрывал на пианино. Минут через десять Дженет легонько потрясла мужа за плечо. — Проснись, дорогой, все остывает. Он ел с удовольствием и, покончив с ужином, почувствовал себя лучше. Все перешли в холл. Дженет принесла кофе и решила, что теперь можно посвятить мужа в события дня, который, по ее мнению, прошел удивительно спокойно. В полдень появился Марк и не оставлял ее одну ни на минуту. У Норманов все еще дежурят детективы Пеппа Моргана, а дом охраняют сотрудники Скотленд-Ярда. После рассказа Дженет наступила очередь Роджера. Его не прерывали, хотя Дженет, сидевшая на низком пуфике перед камином, в котором ярко горело толстое смолистое полено, не раз обмирала от ужаса, а круглый стул под Марком вертелся то в одну то в другую сторону. — А что с этими исчезнувшими бумагами? Гризельда знает что нибудь о них? — спросил Марк, когда рассказ Роджера подошел концу. — Она молчит, хотя кажется искренней, — сказал Роджер, нахмурившись. — Но поручиться не могу. Ее отказ сообщить нам имя приятельницы наводит на некоторые размышления. Она должна понимать, что мы ведем дела очень осторожно, так что муж этой дамы ничего не узнал бы. — У меня просто из головы не идет, не он ли убил молодого Келе ма? Гризельда могла увидеть его там, в квартире Келема, перед самым убийством или после, и именно этим можно объяснить ее тревогу. На следующее утро, в семь часов, Роджера разбудил телефонный звонок. Дженет уже встала. Роджер потянулся к аппарату на ночном столике. — Уэст, — сказал он тихо. Взволнованный голос инспектора Гарденера заставил его вскочить — Гарденер следил за Келемом и Блэром, которые остановились в отеле «Маджестик». — Это вы, инспектор? Мне кажется, что Келем исчез. Скрылся. Его секретарь Блэр, — вы слышите? — носится как полоумный. Он сказал, что Келема в номере нет и на постели никто не спал. Я всю ночь дежурил возле дверей, но тоже не видел его. — Немедленно выезжаю! Через двадцать минут он уже гнал машину по полупустынным улицам в «Маджестик», который находился возле Мраморной Арки. Он даже начал неодобрительно думать о Гарденере, но отложил выговор до выяснения обстановки. Молодой человек в нетерпении ожидал его на площадке возле номера Келема. — Вот дверь. Через эту дверь только что с чаем вошла горничная, — говорил Гарденер. — Я просидел здесь всю ночь и могу поклясться, что не задремал даже ни на минуту. Вчера, перед возвращением сюда на пост, я выспался и был свеж как огурчик. Честное слово, инспектор. Я… Матерь Божия, что это такое? Последние слова он произнес в спину Роджеру, а тот уже мчался по направлению к номеру, за дверями которого недавно скрылась горничная. Послышался дикий вопль, и было слышно, как поднос с утренним завтраком грохнулся на пол.Глава 16 ДЛЯ РОДЖЕРА НЕТ ПЕРЕДЫШКИ
Когда Роджер ворвался в комнату, он увидел горничную, которая дрожа всем телом, не сводила глаз с постели. На постели лежал Келем. Он был одет, лицо и волосы были в крови. Одна рука, почти касаясь пола, свешивалась с кровати. Роджер, услышав шаги Гарденера, резко оглянулся назад. — Немедленно направьте посыльного за доктором Уинтером и позаботьтесь, чтобы эта девица не распространялась о случившемся. — Будет исполнено. Пошли, моя дорогая. Он вывел девушку, а тем временем Роджер, опасаясь, что Келем уже мертв, и испытывая чувство беспомощности, наклонился над постелью и попытался нащупать пульс. Выражение его лица изменилось, когда он услышал слабое биение сердца. Он положил Келема поудобнее, распустил галстук и расстегнул воротничок. Удостоверившись, что Келем жив, Уэст осмотрел его раны. Они были сравнительно легкими, кости вроде бы не повреждены. На виске виднелся страшный порез, который и вызвал такое обильное кровотечение, но, пожалуй, этим все и ограничилось. Роджер подложил под голову Келема подушку и решил, что разумнее до прихода врача не касаться ран. Он мыл руки, когда в номер вошел Гарденер с переполошившимся владельцем отеля. — Доктор Уинтер едет, — доложил Гарденер, — и я сказал ему, что нам потребуются фотограф и эксперт по отпечаткам пальцев. Это правильно? — Да, хорошо, — буркнул Уэст и потратил несколько минут на беседу с хозяином, заверяя его, что в его намерения вовсе не входит встревожить весь отель, но ему необходимо знать, кто занимал комнату, в которой нашли Келема, и поэтому нужно как можно скорее опросить служащих. Хозяин несколько успокоился и пообещал оказывать всяческое содействие. — Здесь дело нечисто, — настаивал нетерпеливый Гарденер. — Я утверждаю, что он не выходил. Думаю, эти номера сообщаются, сэр. Дверь между номерами действительно существовала. Она не была заперта. Через нее Роджер проник в соседнюю комнату, почти такую же, как та, в которой обнаружили Келема. В этой комнате никто не жил, но именно здесь находились те два ящика с документами, которые Келем захватил с собой из дома, а также несколько чемоданов и саквояжей. Очевидно, Келем собирался прожить в этом номере довольно долго. Щетки, бритвенный прибор и прочие мелочи были аккуратно разложены по полочкам. — Разыщите Блэра, — распорядился Роджер. Ему нужно было остаться одному. Он не пытался строить версию, а просто хотел в ожидании врача обдумать все происшедшее. Приехал встревоженный доктор Уинтер. Он потратил не более пяти минут на осмотр Келема. — Ничего серьезного. Через неделю он будет совершенно здоров. — Что, по-вашему, явилось орудием преступления? Я хотел сказать, чем его ранили? — Похоже на фарфоровый или хрустальный сосуд, — ответил полицейский хирург. — Раны поверхностные. Пожалуй, было бы разумнее отправить его в больницу. Роджер ответил задумчиво: — Пожалуй, мы отвезем его домой. Там дежурит пара моих людей, они заодно смогут и присмотреть за ним. Ведь ему понадобится сиделка? — Раза три-четыре в день нужно будет навещать его, но особенного ухода не потребуется. Давайте подумаем. Да, да, квартира на Парк-Лейн. Я уеду с машиной «скорой помощи», если вас это устраивает. В комнате был телефон. Роджер позвонил на квартиру Келема и дал точные указания дежурному. К его величайшей радости, сержант Уиллс возвратился на дежурство. В комнату с озабоченным видом вошел Гарденер. — Мне не удалось разыскать Блэра, сэр. — Спуститесь вниз в приемную и узнайте у дежурного, не видел ли он, как тот выходил? — с трудом сдерживая негодование, сказал Роджер. В огромном отеле было несколько входов, поэтому Блэру ничего не стоило выйти незамеченным. Роджер зажег сигарету. Через несколько минут Роджеру доложили: — Все следы затерты, так что вряд ли удастся обнаружить что-нибудь. Роджер отправился поговорить с администратором. Номер рядом с комнатами Келема снимал человек, назвавшийся Смитом, но никто из персонала его не запомнил. При проверке Роджеру удалось установить, что Смит выехал через час после того, как был заказан номер для Келема. Вернее, после того, как Блэр забронировал этот номер. По описаниям прислуги это был обычный человек невысокого роста. И лишь по какому-то наитию Роджер вдруг спросил у горничной: — А он не лысый? Горничная, не обладавшая особо острым умом, удивленно посмотрела на него и сказала: — До чего же странно, сэр… — Что странного в лысине? — спросил Роджер. — Понимаете, сэр, он не был лысым. Но однажды утром я вошла к нему в номер, когда он шел спать, вернее… вчера утром. Она глотнула и попыталась справиться со своим волнением. — Мне показалось, что у него как-то очень уж странно выглядят волосы, сэр. Вроде бы они растут с одной стороны, если вы понимаете, что я имею в виду. — Парик! — ахнул администратор. — Подождите минуточку, ладно? — сказал Роджер и поспешил в номер, чтобы застать фотографа. — Вы не захватили с собой снимки людей, проходящих по этому делу? — Фотографии Беллоу и Ньюмена при мне. — Вы ведь умеете ретушировать? — поинтересовался Роджер. — Пририсуйте этому лысому волосы и принесите снимок в кабинет управляющего. Через десять минут фотографию показали горничной, и та, ойкнув от удивления, воскликнула: — Как же, это же вылитый его портрет! — Прекрасно, — сказал Роджер, — а вы не заметили, приходили к нему какие-нибудьпосетители? — Я не видела, сэр. Хотя Роджеру так и не удалось выяснить, приходил ли кто-нибудь к Беллоу, назвавшемуся Смитом, все же он был вполне удовлетворен. Роджер выставил Гарденера за дверь, отделался от фотографа и эксперта и стал внимательно изучать бумаги. Через полчаса, совершенно обалдевший от всех этих копий договоров и отчетов, он неожиданно громко вскрикнул. В руках у него был договор о продаже братьями Беллоу мистеру Келему земельного участка. Казалось, придраться было не к чему. Но Роджер отложил документ в сторону и принялся за работу с удвоенной энергией. Еще один договор заинтересовал Уэста, хотя он не сразу понял, что именно привлекло его внимание. Роджер перечитал текст договора. Вот оно! Адрес дома — Букингем Палас Гейт. — Провалиться мне на этом месте! — воскликнул Роджер и подбежал к дверям номера. — Гарденер, скажи, в каком номере на Букингем Палас Гейт размещается это женское заведение? — В доме двадцать один-Б. Номер участка, приобретенного Келемом, был 101-а. Роджер отложил договор в сторону и занялся другими. Больше ничего интересного не попадалось. Почувствовав, что он буквально умирает с голоду, Роджер распорядился, чтобы принесли чего-нибудь поесть. Было уже почти одиннадцать часов. Оставив Гарденера сторожить комнату, Роджер поехал в Ярд. Прежде чем пойти на доклад к Чартуорду, он просмотрел корреспонденцию. На столе лежал адресованный Уэсту пакет. Роджер пробежал глазами весьма лаконичное донесение: «Передано по телефону в одиннадцать часов пятнадцать минут утра. Детектив — сержант Меллор старшему инспектору Уэсту. Чарльз Блэр прибыл в «Тополя» в десять часов сорок пять минут. Жду указаний». Уэст немедленно позвонил в полицейский участок в Нью-Берри и попросил инспектора передать Меллору, чтобы тот задержал Блэра, если тому вздумается бежать. После чего поспешил в кабинет Чартуорда. Тот встретил его таким хмурым взглядом, что сердце совсем неробкого инспектора невольно сжалось. — Доброе утро, инспектор, — процедил Чартуорд, откидываясь на стуле и постукивая пальцами по лежавшему на столе письму. — Здесь жалоба на то, как вы, инспектор, разобрались в обстановке в общежитии. Хозяйка, подписавшаяся именем Агаты Бартон, сообщает, что вы вели себя непозволительно грубо, были невнимательны и нетерпимы. Она обвиняет вас в пренебрежении своими служебными обязанностями… — Я действительно был не слишком многословен с ней, — сознался Роджер. — Но что касается прочих обвинений, то… — Понятно, понятно, — прервал его Чартуорд. — Ладно, я отправлю ей вежливое письмо с заверениями, что вы оправдаете свои действия, как всегда, блестящими результатами. — Благодарю вас, сэр. В данный момент я пришел доложить вам, что Блэр уехал из отеля, обманув наших людей, — он не стал называть имени Гарденера, — и прямиком направился в Нью-Берри. Об этом только что сообщил Меллор. Я хотел бы съездить туда, сэр. Теперь у нас есть законное основание просмотреть бумаги, которые там хранятся. И как мне кажется, не нужно упускать эту возможность. — Отправляйтесь туда немедленно, — распорядился Чартуорд. Роджер заскочил домой, взял пакет с бутербродами, поцеловал Дженет и Марти, после чего он и Марк Лессинг отправились в Нью-Берри. Путешествие прошло без каких-либо приключений. Они миновали Нью-Берри и в начале четвертого повернули к «Тополям». Меллор, расположивший свой пост в кустах у дороги к дому, поднял большой палец в знак того, что на его участке все спокойно. Оставив Марка в машине, Роджер нажал на кнопку звонка. Дверь сразу же отворилась. — Добрый день, сэр, — приветствовала его девушка, открывшая дверь. — Добрый день. Мистер Блэр дома? — Он разговаривает с миссис Келем, сэр. — Хорошо. Передайте ему, что его хочет видеть старший инспектор Уэст, — сказал Роджер и, когда девушка ушла, весело помахал Марку. Блэр, с искаженным от злобы лицом, быстро спускался по лестнице. — Что вам от меня нужно? — Вы сами дали нам право арестовать вас. Почему вы сбежали из Лондона? — Это вас не касается. — Ясно. Вы хотите, чтобы я придерживался более жесткой линии, не так ли? — Чарльз, дорогой, — неожиданно раздался мягкий голос. — Чарльз, кто это? В голосе была какая-то необыкновенная нежность, которая даже заставила Роджера вздрогнуть. Он взглянул на площадку лестницы. Блэр полуобернулся, пальцы у него нервно сжались. По коридору к лестнице шла женщина. На ней был надет бледно-голубой пеньюар, пышные седые волосы были взбиты в высокую прическу в стиле «Помпадур». Казалось, она не идет, а скользит к ним навстречу. Женщина была очень красива, и Роджер даже подумал, что так могла бы спускаться по лестнице только настоящая королева.Глава 17 МИССИС ЭНДРЮ КЕЛЕМ
Чуть слышным голосом, почти не разжимая губ, Блэр пробормотал: — Если у вас в душе есть хоть капля благородства и жалости, не говорите ей, что Эндрю ранен, — она не вынесет этого удара. Он сделал несколько шагов вперед и протянул руку. — Линда, как приятно видеть вас здесь, внизу! — осторожно подхватив женщину под руку, Блэр подвел ее к Роджеру. — Это мистер Уэст, приятель Энди. — Добрый день, мистер Уэст, — произнесла миссис Келем с нежной улыбкой. — Очень рада вас видеть. Вы новый приятель Энди? Я ни разу не слышала от него вашего имени. — Добрый день, миссис Келем. Я всего лишь деловой партнер вашего супруга, — пробормотал Роджер. — Ах, дела! Когда только Энди позволит себе отдохнуть от них? — нахмурившись, проговорила миссис Келем. В ее тоне сквозило неодобрение. — Скажите, вы не из тех людей, которые причиняют ему беспокойство и не дают возможности провести несколько недель со мной? — Я не имел понятия, что ему так необходим отдых. — Понятно, — миссис Келем пленительно улыбнулась. — Простите меня за мои слова, мистер Уэст. Я расстроилась из-за того, что Энди снова пришлось задержаться в Лондоне на неделю или больше. Чарльз что-то скрывает от меня. Боюсь, что один человек имеет на него огромное влияние. Это противный мистер Александр. Кстати, его здесь нет? — Мне кажется, он в Лондоне, — ответил Роджер. — Вы один из его людей? — подозрительно спросила миссис Келем. — Ни в коем случае. — Я очень рада, — улыбнулась миссис Келем. — Как я хотела бы иметь право запретить Александру и его друзьям появляться в нашем доме! Я не верю, что они оказывают благотворное влияние на моего мужа. Иногда я думаю, что Александр — воплощение зла. — Линда… — начал окончательно растерявшийся Блэр. — Может быть, вы считаете, что я не должна вмешиваться в его дела, — продолжала она. — Но я слишком долго сдерживалась и молчала. Когда Энди приезжал сюда в последний раз, у него был вид тяжелобольного человека, и мне кажется, все это из-за того, что Энтони послали за границу. Энди слишком устал, и если он не отдохнет, ему не выдержать. Мистер Уэст, — она с умоляющим видом протянула руку, — не могли бы вы убедить его быть чуточку осторожнее? — С удовольствием попытаюсь сделать это, — заверил ее Роджер. — Как это мило с вашей стороны. Чарльз, разве мистер Уэст — не прелесть? — она улыбнулась, потом с усилием оперлась на руку Блэра. — Пожалуй, я снова поднимусь наверх, Чарльз. Я не думала, что понадобится столько усилий, чтобы спуститься вниз. До свидания, мистер Уэст. Благодарю вас за ваше обещание, и, пожалуйста, поговорите серьезно с Энди, как только его увидите, хорошо? Она протянула ему горячую, сухую руку. Роджер наблюдал, как Блэр заботливо помогал ей подняться по лестнице. Если раньше Роджеру было неясно стремление Келема «самому сообщить известие», то теперь он понял все. Он закурил сигарету и почти докурил ее до конца, когда на лестнице появился запыхавшийся Блэр. — Уэст, вы вели себя по-джентльменски! Я бесконечно благодарен вам и уверен, что Энди Келем скажет то же самое. — Пустяки. Лучше скажите, зачем вы приехали сюда, Блэр? Чтобы сказать ей, будто Келем задерживается в Лондоне, и помешать узнать, что он ранен? — Да, — кивнул Блэр, — позаботиться, чтобы никто не проболтался о случившемся. Она не должна ничего знать, ей не пережить удара. Позднее, когда она несколько окрепнет, можно будет сказать ей правду, но сейчас, разумеется, это может оказаться для нее фатальным. — Понятно, — сказал Роджер. — Но какого черта ни вы, ни Келем не удосужились предупредить меня? — Энди как раз сегодня утром собирался переговорить с вами, — вздохнул Блэр. — Ну как он? — Раны несерьезные. Через неделю он поднимется. Что же произошло, Блэр? — Не знаю. Я занимал комнату рядом с его номером. Он жаловался, что чувствует себя измочаленным и хочет пораньше лечь спать, и просил меня разбудить его в семь часов. Когда я пришел в его комнату, она оказалась пустой, кровать стояла нетронутой… Я… Я буквально потерял голову… — Потеряли, — хмуро согласился с ним Роджер. — Скажите, кто-нибудь навещал Келема в отеле? — Насколько мне известно, нет. — Знаком ли он с двумя братьями Беллоу? — Беллоу? — переспросил Блэр. — Фамилия знакомая, но я никогда не встречался с ними. Он… да, припоминаю. Мистер Келем купил у них пару домов, причем не так давно. А что? — Один из этих парней напал на него, — сказал Роджер. Блэр недоверчиво посмотрел на инспектора. — Но из-за чего? Роджер произнес медленно и резко: — Блэр, я намерен быть с вами совершенно откровенным и надеюсь, что вы ответите мне тем же. — Он остановился. Блэр был явно встревожен. — Все дело в том, что Беллоу уверены, что Келем обманул их, обвел вокруг пальца. Поэтому нападение было совершено из мести. — По вашему собственному признанию, вы в курсе большинства дел Келема. Я должен оградить его от дальнейших нападений, а возможно, и от смерти, поэтому мне нужно знать все. Он действительно обманул Беллоу? — Нет, конечно нет! Это выдумка. Не верьте им. Келем — честный человек. Никто из тех людей, которые имели с ним дело, на него пожаловаться не могут. Роджер увидел, что его хитрый план трещал по всем швам. Он надеялся испугать Блэра и таким образом вызвать его на откровенность, но столкнулся с совершенно явным недоверием. Блэр был убежден в непогрешимости своего патрона, хотя, если верить Гризельде, сказать что-нибудь доброе о мистере Келеме было трудно. — Если вам угодно, можете думать, что все дело в Гризельде. Лично к нему у меня нет никаких претензий, разве только то, что Гризельда однажды сможет стать его женой. Но было множество других людей, которые недолюбливали, если не сказать больше, Энтони Келема. — Почему вы не рассказали об этом раньше? — с упреком сказал Роджер. — Ведь это меняет все дело. — Предположим, это так, — ответил Блэр. — Тони умер, и я не вижу необходимости ворошить старое и поднимать на поверхность всякую грязь. Энди и так тяжело. По-видимому, мне не следовало бы говорить вам об этом, — добавил он, — потому что теперь вы получили «мотив» против меня. Не то, что я его убил… — добавил он, и Роджер подумал, что Блэр очень легко теряет самообладание. — Скажите, где Гризельда? Уверяю вас, она не причастна к убийству. — Она под арестом, — ответил Роджер. — Боюсь, что это было неизбежным, но поверьте мне, Уэст, вы обнаружите другого убийцу. Гризельда не убивала его! — Нам известно, кто это сделал, — спокойно ответил Роджер, беря сигарету. Блэр сделал то же. — А теперь, — продолжал Роджер, — что вы мне скажете об этом мистере Александре? — Он приятель Эндрю. — Миссис Келем считает, что мистер Александр оказывает на него дурное влияние. Вы его хорошо знаете? — Я несколько раз встречался с ним и, хотя у меня никогда не было времени для беседы с ним, должен сказать, что он прежде всего бизнесмен, человек дела. Ну а Энди тоже в первую очередь человек дела. Послушайте, Уэст, не тратим ли мы попусту время, толкуя об Александре? — Не думаю. Когда вы видели его в последний раз? — Много недель назад. В квартире на Парк-лейн. Какое это имеет значение? — Тут Блэр взглянул на часы: — Великий Боже! Почти четыре часа! Не хотите чаю? Прошу извинить меня. Он поспешил в буфетную, чтобы распорядиться насчет чая, а Роджер задумчиво посмотрел ему вслед. С улицы раздался настойчивый гудок автомобиля. Роджер выглянул из дверей и увидел, что Марк с недовольным, даже раздраженным видом стоит возле машины. — Совсем забыл про меня? — крикнул он с обидой в голосе. — Что ты! Иди сюда. Когда Марк поднялся, Роджер тихо произнес: — Все очень странно. Миссис Келем — красавица. Она, по-видимому, не знает про убийство сына и покушение на мужа. Мне показалось, что Блэр был готов задушить меня, когда подумал, что я собираюсь рассказать ей об этом. Кстати, миссис Келем терпеть не может Александра. — Вряд ли можно упрекнуть ее за это! — Я хочу узнать причину такой антипатии. Поэтому я сейчас увезу с собой Блэра, а ты останешься здесь и попытаешься разнюхать, почему Александр так непопулярен. Мне кажется, ты без труда завоюешь ее расположение, если скажешь, что восхищаешься Келемом, что он выглядит усталым, и пообещаешь приложить все усилия, чтобы убедить его отдохнуть. Все ясно? Блэр не возражал против возвращения в Лондон, но потребовал, чтобы миссис Келем осталась в неведении о случившемся. Марк сказал, что у него в Нью-Берри живут друзья, которых он хочет навестить, и сошел с машины в центре города, а Роджер с Блэром в полном молчании поехали дальше. Прошло не менее получаса, прежде чем Блэр заговорил: — Кто вам сказал, что Гризельда не любит Келема? Роджер искоса посмотрел на него. — Она сама. — О… я, пожалуй, даже и не удивлюсь этому. Уэст, скажите откровенно, вы и в самом деле верите, что она застрелила Тони по ошибке, приняв его за отца? — Я пока не сделал определенных выводов, так как не люблю спешить. Кроме того, я сотрудник полиции и не имею права много болтать. И без того я слишком откровенен с вами, гораздо больше, чем положено. Надеюсь, вы учтете это… Роджер не договорил. Его внимание привлек мчавшийся навстречу маленький «моррис». Когда расстояние между ними сократилось, ему удалось разглядеть и одинокого водителя. Это был Мортимер Беллоу. Роджер резко прибавил скорость и сделал крутой поворот. Машину занесло, и Блэр ударился о дверцу. Роджер нажал на тормоз, дал задний ход и благополучно выбрался на шоссе, так что теперь он мог начать преследование маленькой машины. Вцепившийся в сиденье Блэр все еще не пришел в себя от удара. Дорога впереди была пуста. «Моррис» исчез за поворотом. Роджер выжал из машины предельную скорость и вскоре увидел впереди «дичь». «Моррис» свернул на обсаженный кустами участок дороги. Уэсту сейчас ничего не стоило бы догнать и арестовать Мортимера Беллоу, но он хотел узнать, куда тот ехал. — Какая муха вас укусила? — враждебно спросил Блэр. — Этот парень ранил Келема. Я не хочу, чтобы вы вмешивались, но если он попробует удрать от меня… «Моррис» исчез за очередным поворотом, и Роджер, зная, что впереди развилка, снова нажал на акселлератор. — Осторожнее! — закричал Блэр. Поперек дороги стоял «моррис», а Мортимер бежал прочь от него к живой изгороди. Роджер вывернул руль вправо, где еще оставалось свободное пространство, но избежать столкновения не удалось. Напрасно он нажимал на тормоз: его швырнуло на баранку с такой силой, что, казалось, весь воздух моментально вышел из легких. Голова ударилась о ветровое стекло, но сознание он не потерял. Маленькую машину протащило несколько ярдов по дороге, и тишину вечера грубо нарушили резкий скрежет металла и визг тормозов.Глава 18 СНОВА МИСТЕР АЛЕКСАНДР
Все еще оглушенный, ловя открытым ртом воздух, Роджер огляделся вокруг. Первое, что он увидел, была фигура упавшего лицом вперед Блэра. Он был без сознания. Стекло треснуло, но не разбилось. Передняя часть машины Уэста врезалась в «морриса» так, что трудно было определить, где кончалась одна и начиналась другая машина. Роджер сделал попытку открыть дверцу, но это ему не удалось. Тогда он толкнул ее изо всей силы, но снова безрезультатно. Пришлось перегнуться назад и открыть заднюю дверцу. Наконец он вывалился на дорогу и даже сумел выпрямиться, тяжело дыша и чувствуя ломоту во всех суставах. Беллоу и след простыл. Машин на шоссе пока не было видно. Роджер подумал, что если из-за поворота на приличной скорости выскочит автомобиль, то произойдет еще более серьезная катастрофа. Но сам он был не в состоянии сдвинуть с места останки машины. Он решил, что разумнее будет добраться до поворота и удостовериться, что других машин на шоссе нет, чем вытаскивать Блэра из машины и рисковать вообще расстаться с жизнью. Он не сомневался: Беллоу понял, что его узнали, и попытается сбежать. Когда он вышел к повороту, навстречу ему бросился какой-то крестьянин в грязной одежде. — Мне показалось, что я слышал шум, вроде бы произошла авария. — Правильно, и скверная. Не согласитесь ли вы постоять здесь минут десять и предупредить машины, которые будут проезжать мимо? — Конечно, — человек казался встревоженным. — Кто-нибудь ранен? — Надеюсь, что нет, — ответил Роджер. Он поспешил назад к Блэру и с облегчением увидел, что тот пришел в себя. Дверца со стороны Блэра открылась без затруднений, и Роджер помог ему выбраться из машины. Неожиданно ему пришло в голову, что никакого крестьянина они по дороге не встречали. Ближайшая развилка была более чем в миле отсюда, и если человек шел не напрямик через поля, то он поджидал их где-то поблизости. — Я… Я здоров, — пробормотал Блэр, наклонившись к изгороди, — говорю вам, все в порядке. — Постойте еще парочку минут, ладно? В этот момент Роджер услышал шум приближающейся машины и крик крестьянина. Правая рука Блэра безжизненно повисла: и была как-то странно вывернута. Роджер подумал, что здесь пахнет переломом. — Я думаю, — начал было он… — Подумайте, какое счастливое совпадение! — послышался сзади мужской голос. — Поразительно, до чего тесен мир, инспектор Уэст! Мой дорогой сэр, как вы себя чувствуете? Надеюсь, никаких серьезных повреждений? Роджер потянулся было к заднему карману за оружием, но не успел, потому что в руке Александра блеснул нацеленный ему в грудь револьвер. Рядом с Александром, ухмыляясь во весь рот, стоял крестьянин, а из-за зеленой изгороди появилось испуганное лицо Мортимера. — Честное слово, инспектор, у вас действительно воинственный вид, — говорил Александр. — Между тем вы должны благодарить судьбу за свое спасение. Беллоу, перестань дрожать, как заяц, иди сюда, оттащи машины! Беллоу полез через изгородь. — Инспектор, инспектор, вам нельзя так волноваться. Повернитесь! Роджер медленно и неохотно повиновался. — Ступайте по дороге и после первых ворот сверните в сторону рощицы, — командовал Александр, — я пойду следом за вами, и если вы выкините какой-нибудь номер или попытаетесь бежать, я застрелю вас без предупреждения. Роджер медленно зашагал по дороге. Осознание новой опасности заставило его забыть о физической боли. С трудом преодолевая сильное искушение попытаться сбежать, он заставил себя идти к воротам, за которыми начиналась дорожка к ферме, крыша которой едва виднелась среди густых высоких деревьев. Подойдя ближе, Роджер увидел также группу хозяйственных построек. Конвоир остановился перед дверью каменного фермерского дома. — Входите, Уэст, — распорядился Александр, — наверх. Широкий холл с каменным полом был темным и мрачным. В середине лестницы с узенькими ступеньками был поворот, и Роджер, глянув через плечо, взвесил шансы попытки перепрыгнуть через перила и оказаться позади Александра. Они подошли к двери, которую отпер идущий впереди человек. Роджер вошел в комнату, обстановка которой была такой шикарной, что, несмотря на свое подавленное состояние, Роджер не мог не восхититься. Возможно, она была целиком доставлена сюда из лондонской квартиры. Дорогая мебель, толстый ковер на полу, стеллажи на фоне ярко-желтых стен, широкое трехстворчатое окно — все это производило впечатление изысканного вкуса хозяина, что в сознании Роджера никак не ассоциировалось с Александром. Между тем тот приказал: — Садитесь вон там, около бюро. Роджер сел. Александр, все еще сжимая револьвер в руке, подошел к окну. Один из людей Александра стоял за открытой дверью. — Ну все, Уэст, — начал Александр, — мы, кажется, порезвились вволю. Я мог бы пристрелить вас еще в общежитии, позднее по дороге. Как видите, у меня было достаточно удобных случаев убить вас, но я не люблю делать это без крайней необходимости. Более того, вы можете быть мне полезны. Мне необходимо переговорить с Гризельдой. Мне вряд ли придется прибегать к жестоким мерам, поэтому я могу дать вам слово, что завтра, то есть через двадцать четыре часа, она будет возвращена вам целой и невредимой. Более того, я могу предложить вам еще больше: вы ищите убийцу Энтони? Я назову вам его имя и предоставлю все необходимые доказательства. Я помогу вам решить эту задачу. Теперь, когда Келем умер, это уже не имеет значения… Роджеру очень хотелось верить, что ему удалось скрыть свое удивление. Значит, Александр уверен, что старший Келем мертв? — Так что, по вашему мнению, я должен сделать для этого? — Все очень просто. Вы позвоните в Ярд — а аппарат перед вами, — и попросите, чтобы один или два ваших сотрудника доставили Гризельду в дом Келема в Нью-Берри. Никто не усомнится в правомерности ваших распоряжений. Мне известно, что вы на хорошем счету в Скотленд-Ярде, и один только факт, что ее будут сопровождать ваши сотрудники, снимет все подозрения. А на пути в Нью-Берри в дело вмешаюсь я. Вы сами видели, как это просто делается. С нею будет не сложнее. — Допустим, я откажусь? — Я немедленно пристрелю вас, можете не сомневаться. — Он помолчал, потом угрюмо добавил: — Уэст, приподнимите бювар. — Роджер не сразу сообразил, что от него хотят. Александр грубо крикнул: — Ну, быстрее! Роджер медленно сдвинул в сторону бювар. Под ним лежал маленький снимок Дженет и Мартина, ребенок на руках у матери, сделанный совсем недавно с небольшого расстояния. Должно быть, фотография была похищена с Белл-стрит. Лицо Роджера окаменело. Он поднял глаза на Александра. Ненависть к этому негодяю, который использовал в борьбе самые беспринципные методы, светилась в его глазах, мешала думать. Александр открыл было рот, чтобы заговорить, но, взглянув на Роджера, ответил ему точно таким же взглядом. В комнате стояла напряженная тишина, а снаружи доносился равномерный стук трактора, отдававшийся в голове Роджера, как удар кузнечного молота. — Я позвоню в управление, — наконец произнес он.Глава 19 МНЕНИЕ СЭРА ГЕЯ ЧАРТУОРДА
Он сдавленным, хрипловатым голосом представился дежурному по Скотленд-Ярду: — Старший инспектор Уэст. Пожалуйста, немедленно соедините меня с помощником комиссара. — Одну минуточку, сэр. — Разве нельзя было говорить только с дежурным? — послышался пронзительный шепот Александра. Роджер поднял на него глаза: — Нет, — отрезал он и снова уставился на прислоненную к телефонному аппарату фотографию Дженет и сына. Роджер закоченел, его бил внутренний озноб. Он подчинился насилию, ибо другого выхода не было, и поэтому доводы «за» или «против» сейчас его не занимали. Он был близок к отчаянию, ибо был попран кодекс всей его жизни. Никогда еще ему не приходилось переживать такой душевный кризис. Мозг сверлила одна мысль: сейчас он предает не только себя, но и своих коллег. Понимал он и другое: чашу весов перетянула фотокарточка. В трубке раздались далекие звуки. Роджер даже разобрал отрывок разговора. Он подумал было, что его разъединили, но тут же услышал бас Чартуорда: — Хэлло, Уэст, откуда вы звоните? — Из Нью-Берри, сэр. Я… — Говорите громче, дружище. Что с вами случилось? Я с трудом узнаю вас. «Он меня с трудом узнает», — подумал Роджер и плотнее прижал трубку к уху. Александр не догадывался, как был озадачен и насторожен Чартуорд. У Роджера появился проблеск надежды, и он испугался, что не сумеет скрыть это от Александра. — Я не хочу, чтобы нас подслушивали, — продолжал он. — Я только что из дома Келема. Возможно, у меня будут неприятности, если я не сумею быстро выехать отсюда. Мне кажется, что я близок к завершению дела, сэр. Александр нагнулся над Роджером с поджатыми губами. Он ждал иного разговора. — Вот как? — спросил Чартуорд все еще недоумевающим тоном. — Да, сэр. Я наверняка узнаю все, когда поговорю с Гризельдой Фейн. Мне думается, что нужно отправить ее сюда, сэр, с охраной. Она должна ехать по дороге на Ридинг-Нью-Берри. Вы это организуете, сэр? — Вы говорите таинственно, — сказал Чартуорд. — Я объяснил бы подробнее, если бы у меня было время, но я не могу терять ни минуты. Так вы сделаете это? — Ладно, — буркнул Чартуорд. — Благодарю вас, сэр. Я снова позвоню вам, как только смогу. До свидания, сэр. Роджер положил трубку и сел, уставившись глазами на фотографию. Ему вдруг показалось, что очертания губ Дженет обрели какую-то особую четкость, а малыш… малыш улыбается… Лоб Роджера покрылся каплями пота, ладони были влажными. Затмение первых минут проходило, больше он не испытывал прежнее все поглощающее чувство стыда. Чартуорд, может быть, сумел разгадать подтекст их разговора и примет необходимые меры, чтобы не произошло самое страшное. Он увидел просвет, пусть пока очень слабый, и возможность каким-то образом узнать, почему Александр так настаивал на встрече с Гризельдой. Сэр Гей Чартуорд знал своих людей. По крайней мере, он так думал. У него было весьма лестное мнение о Роджере Уэсте, и он даже пришел к заключению, что недавняя провинность Роджера не так уж и велика, поэтому и выбрал такую тактику общения с ним. Он знал, с каким невероятным напряжением, при реальной угрозе жене и ребенку ведет Уэст расследование. Поэтому, когда Чартуорду сказали, что Уэст просит его к телефону, он был готов проявить максимум дружелюбия и даже поблагодарить инспектора. Разговор с Уэстом озадачил Чартуорда. Недоумевая, он взъерошил свои волосы. — Интересно, какие у него неприятности? — размышлял он вслух. — Он определенно был сам не свой. Что он сказал? «Она должна ехать по дороге Ридинг-Нью-Бери». Ридинг-Нью-Берри. Это странно, очень странно. Если он ждет ее в доме Келема, то какая разница, какой дорогой ехать? Она должна ехать по этой дороге. Интересно, почему он особо подчеркнул слово «должна»? И говорил очень скованно, очень… Вдруг он протянул руку к телефону и распорядился: — Соедините меня со Страттоном, Нью-Берри, восемьдесят пять. Поживее. Положив трубку, он уставился на аппарат, потом нажал кнопку пульта. Вошел сержант. Чартуорд приказал: — Пригласите ко мне старшего полицейского офицера Аббота. Немедленно! Как только за сержантом закрылась дверь, Чартуорд снова схватил трубку и сердито спросил: — Что, мне целый день ждать вызова из Страттона? В кабинет вошел Аббот. Этот высокий, сухой малый с лицом аскета, казалось, даже дверь открывал по-особому: она скрипела долго и нудно. Абботу, исполнительному и инициативному офицеру с хорошей репутацией, но холодному и необщительному, в Ярде обычно поручали самые неприятные задания, в том числе и извещения о наложении взысканий. Поэтому сотрудники Ярда, разумеется, не питали чувств горячей симпатии к нему. — Добрый день, сэр, — приветствовал Аббот. — Садитесь, Аббот. У меня только что был любопытный разговор с Уэстом. Он хочет, чтобы Гризельду Фейн отправили в дом Келема в Нью-Берри, и обусловил, какой дорогой ее нужно везти. В его манере говорить было что-то странное, — Чартуорда внезапно осенило, — как если бы он действовал по принуждению. — Это не похоже на Уэста, сэр! — В том-то и дело, это было совершенно не похоже на Уэста. Мы знаем, что этот тип, Александр, находится на свободе, а он не из тех, кого можно было бы назвать честным человеком. Нам известно также и то, что он хочет получить какие-то сведения от Гризельды Фейн. Я думаю… одну минуточку. — Раздался телефонный звонок. — Алло, благодарю вас, алло! Это дом мистера Келема? У вас находится мистер Марк Лессинг? Пожалуйста, попросите его подойти к телефону… Говорит Чартуорд. Наступила долгая пауза. Наконец Марк взял трубку. Причем сразу было видно, что настроение у него скверное. — Разве так уж необходимо звонить сюда? — заговорил он сердито. — Мне удалось узнать кое-что у миссис Келем. — Уэст там? — коротко осведомился Чартуорд. — Нет, — ответил удивленный Марк. — Он уехал с час назад. Он должен уже подъезжать к Лондону. Он везет с собой Блэра. А в чем дело? Что случилось? — Я и сам не знаю, — сознался Чартуорд. — Слушайте внимательно, Лессинг. Примерно через полчаса к вам должны доставить Гризельду Фейн. Вы ее знаете. Если Уэст появится до приезда Гризельды, попросите его немедленно позвонить мне. Ясно? Благодарю вас, Лессинг, благодарю. Рассчитываю на вас. До свидания! Он дал отбой и в раздумье посмотрел на Аббота. — Очень странно, Аббот. Что-то заставило Уэста отказаться от возвращения сюда уже после того, как он выехал из дома Келема. Похоже, что в пути он встретил кого-то или что-то. Немедленно распорядитесь приготовить две машины. Гризельду Фейн отправьте со своим Мартином и еще одним сержантом. Вы поедете следом за ними. Не забудьте захватить с собой оружие. Я не люблю перестрелок, но здесь придется соблюдать исключительную осторожность. Не копайтесь слишком долго и перед выездом зайдите ко мне. Кивком головы он отпустил Аббота и пошел в кабинет, где обычно работал Роджер. Здесь трое инспекторов заканчивали свои дневные дела. Эдди Дейли вскочил первым и широкой улыбкой приветствовал помощника комиссара. — Не могу ли я быть полезным вам, сэр? — Не знаю, — буркнул Чартуорд. — Скажите, за последнюю пару часов на имя Уэста не поступало никаких сообщений? Дейли поспешил к столу Уэста и вытащил из ящика для входящих документов несколько казенных конвертов, а также какие-то записки. — Вот, сэр, пожалуйста. Большинство рапортов по делу Келема были самыми обычными: отчеты об отпечатках пальцев, повседневные сообщения о поведении и передвижении проходивших по делу людей, подробные справки о работе Этель Дауни в финансовом тресте Келема, дополнительные данные о Гризельде Фейн, относящиеся к тому времени, когда еще был жив ее отец, и менее важные сведения о том, что репутация молодого Келема в его отношениях с женщинами была весьма сомнительной. В одном рапорте сообщалось, что некая миссис Айрис Лесли, муж которой только что возвратился из одной из стран Среднего Востока, была близкой приятельницей Гризельды Фейн и жила в Иллинге… На столе Роджера зазвонил телефон. — Алло, говорит старший инспектор Дейли. Нет, инспектора Уэста нет, но я могу принять сообщение… — Я сам приму, — сказал Чартуорд. Эдди огорчился, когда Чартуорд вырвал из его рук трубку. Все замерли. — Так в чем дело? — требовательно спросил Чартуорд. Его приветствовал далекий голос. — Я звоню из полицейского участка в Мейденходде, по просьбе инспектора Уэста, который поручил мне этот участок. Сегодня в половине второго через Мейденхорд проехал маленький «моррис» мощностью в восемь лошадиных сил. Полагаю, что это именно та машина, которой интересуется главный инспектор Уэст. Позднее поступило сообщение, что эта машина потерпела аварию в пяти милях от Нью-Берри со стороны Реддингтона, столкнувшись с «хиллменом» номер 2БХ-12. Нужны ли дополнительные сведения? — Разумеется, — возмутился Чартуорд. — Вы ничего не сказали о пассажирах! — Обе машины были брошены, сэр. Полагаю, что пассажиров увезли для оказания им медицинской помощи. Приняты меры для их обнаружения. Вы не могли бы дать нам приметы и имена ехавших в этих машинах? — Да, — сказал Чартуорд, но потом сразу же поспешил добавить: — Только не сейчас. Вам позднее позвонят. А ну, Дейли, скажите-ка мне номер машины Уэста. Эдди глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, сжал руки и буквально «выпалил» требуемый номер: — 2БХ-12, сэр! — Спасибо, Дейли! У вас замечательная память. Когда Чартуорд вернулся в свой кабинет, Аббот уже был там. Он лаже обрадовался ему. — Аббот, нам удалось узнать кое-что. Уэст был втянут в дорожную катастрофу, но мне он ничего не сказал об этом, ни единого слова! Нет никаких сомнений, для этого у него были веские основания. Замаскируйте машину, в которой поедете вы. Я тоже еду с вами. — Вы считаете необходимым присутствовать лично… — начал было Аббот. — Мне наплевать, считаете вы это разумным или нет! — неожиданно взорвался Чартуорд. — Я еду! Он поднял телефонную трубку и сказал оператору: — Вызовите мою квартиру и предупредите леди Фитц-Джордж, что я не смогу быть сегодня вечером. Он опустил трубку и радостно потер руки: — Хитрая бестия, этот Уэст, сообразил ведь, как говорить. Вроде бы ни одного лишнего слова, но я не мог ошибиться, не мог не заметить, что он предупреждает о чем-то. Аббот, меня не удивит, если мы схватим этого знаменитого Александра! Ну, а коль уж это случится, ему будет не так-то просто вырваться от нас. Гризельда Фейн готова? — Она уже в машине, сэр. — Хорошо. Мы выедем через десять минут после них. Скажите водителю той машины, чтобы не очень гнал.Глава 20 СХВАТКА С АЛЕКСАНДРОМ
Александр, напевая что-то себе под нос, ждал сигнала с дороги. Он стоял на холмике, с которого просматривалось все шоссе. Холмик находился примерно в сотне ярдов от дома, в котором был заперт Роджер Уэст. Александр все еще казался очень утомленным, но вместе с тем чувствовалось, что с его плеч свалилась какая-то огромная тяжесть, потому что мотив его песенки был явно игривым. По шоссе в обоих направлениях промчалось несколько машин. А потом послышался невероятный грохот: двое мужчин катили колоссальную бочку. Они установили бочку на середине дороги, водрузив сверху красный флажок, и встали по обе стороны бочки, и когда мимо шла машина, они останавливали ее и о чем-то говорили с водителями. Александр внимательно следил за действиями поста. Вот одна машина завернула и поехала назад: очевидно, водителю сказали, что впереди идут ремонтные работы. Точно так же действовал пост с другой стороны бочки. Все машины направлялись в объезд, так что участок перед фермой оставался пустым. Следует упомянуть, что такой трюк уже был проделан сегодня утром на том месте, где произошло столкновение машины Роджера с «моррисом». Все шло как по маслу до той минуты, пока какой-то чрезвычайно любопытный юнец не захотел взглянуть на поврежденный участок и не донес полиции о двух разбившихся машинах. Теперь этого юнца поблизости не было, так что Александр мог рассчитывать на удачное завершение своего хитроумного плана. Вот показалась еще одна машина… — Внимание! — крикнул Александр. — Черная крытая, правильно! Черная крытая… двое мужчин и одна женщина… Это она! Произнеся последние слова, он прижал к глазам бинокль, затем громко крикнул что-то и хлопнул в ладони. Флаг убрали, и машине разрешили беспрепятственно проехать мимо бочки. Немного дальше, в том месте, где потерпел аварию Роджер, они с оружием нападут на машину, и, по расчетам Александра, через полчаса, а то и раньше, Гризельда будет в его руках. Александр поспешил во двор фермы, где стоял блестящий темно-синий «паккард», готовый немедленно отправиться в путь по проселочной дороге от Нью-Берри, поэтому Александр совершенно не боялся, что его могут схватить. Он вошел в дом и поднялся в кабинет. — Теперь уже недолго, — прогудел он Роджеру, который смотрел на него со своего места возле бюро. — Выше голову, инспектор! Я уже говорил вам, что я человек слова. Меньше чем через четверть часа вас освободят. — Он прыснул от смеха: — Если вы через несколько минут взглянете в окно, то, видимо, сможете полюбоваться Гризельдой Фейн. Насмешливо отсалютовав Роджеру, он вышел, оставив дверь полуоткрытой. Но дежуривший снаружи человек своего поста не покинул. Сердце Роджера тяжело билось в груди. Он подошел к окну и увидел «паккард», возле которого стоял Александр. Уэст машинально фиксировал в памяти: номер машины… цвет — темно-синий, на радиаторе «талисман» — фигурка бегущей лошади, обивка салона — темно-красная, трещина в левом углу одного из боковых стекол. Неожиданно он услышал голоса. Приглядевшись внимательно, он увидел, что двое мужчин ведут Гризельду к дому. Девушка шла уверенно, расправив плечи, но, вне всякого сомнения, она была очень испугана. С одной стороны от нее шел работник фермы, с другой — Мортимер Беллоу, который почему-то нервничал. Александр двинулся им навстречу. — Великолепно! Великолепно! — гудел он с лучезарной улыбкой. — Моя дорогая, я в таком восторге от нашей встречи! Я избавил вас от назойливого внимания полиции и надеюсь, что ваша благодарность будет соответственно глубокой! Беллоу! Подайте еще одну машину. Гризельда, садитесь в «паккард». Вы видите, какие удобства я предоставляю вам? Гризельда, подозрительно глядя на толстяка, не двигалась с места. — Зачем вы это сделали? — спросила она. — Мое дорогое дитя, сейчас не время для пустых разговоров. Садитесь живее! Эдвард, заприте инспектора и сразу же спускайтесь вниз. — Инспектор? — спросила Гризельда. Александр расхохотался. — Ваш злой гений, дитя мое! Не более и не менее, как сам инспектор Уэст был вынужден помочь мне в этой маленькой инсценировке. — Он посмотрел вверх на окна, но снизу Роджера не было видно. — Я сдержу слово, ее никто не обидит! — закричал Александр. — Гризельда, садитесь же! Дверь комнаты Роджера была заперта на ключ. Вылезти через окно невозможно, потому что дом был высокий, стена — гладкая, а внизу вымощенный камнями двор. Он видел, как Гризельда садилась в машину. Двое мужчин сели возле нее, а Мортимер Беллоу рядом с Александром. Вот загудел двигатель «паккарда». Роджер уловил звук еще одного мотора, и во дворе появился маленький допотопный «остин». Через полминуты «паккард» проехал половину аллеи, ведущей к дому, и стороживший его Эдвард уже влезал во вторую машину. Остальные сели вместе с ним, и «остин» двинулся следом за «паккардом». Через несколько минут, показавшихся Роджеру бесконечными, шум обоих моторов затих вдали. «Телефон!» — первое, о чем подумал Уэст, но, по-видимому, провод был где-то перерезан. В отчаянии Роджер открыл окно и высунулся наружу. Вблизи дома не было никаких построек, на которые можно было бы прыгнуть. Взглянув вверх, он заметил, что водосточный желоб, протянувшийся вдоль края крыши, проходит сравнительно невысоко от окна. Роджер не стал терять времени зря и вылез на подоконник. К несчастью, он был очень узким. Роджер, с трудом удерживая равновесие, вцепился одной рукой в раму, а другой ухватился за желоб и подергал его, проверяя прочность. Потом он ухватился за него второй рукой и начал медленно подтягиваться вверх. Неожиданно раздался зловещий треск, и Роджер, болтая ногами, полетел вниз. У него сжалось сердце, когда он представил себе удар о плиты двора, но его полет вдруг застопорился. Он поднял голову и увидел, что желоб оторвался не полностью, так что при необходимости можно было снова влезть в комнату. Но тут ему в голову пришла другая мысль: оторвавшийся кусок желоба был длиной в несколько футов. Если он крепко держится своим концом за крышу, можно попробовать постепенно опустить его вниз и таким образом сократить пространство до земли. Сказано — сделано. Снова оттолкнувшись от стены, Роджер всей тяжестью повис на желобе, который с зловещим скрежетом все больше отходил от края крыши. В конечном итоге ноги Роджера оказались всего в трех футах от земли. Он отпустил желоб и даже ухитрился приземлиться на ноги. Он ободрал руку, и она сильно кровоточила. Рукав мундира разорвался до самого локтя, но, к счастью, его неприятности этим и ограничились. Он замер на месте, глядя в направлении холмика и дороги, по которой уехали машины. Разумнее всего было взобраться на холм, оттуда и попытаться определить ближайшее место, откуда можно было бы позвонить по телефону. Он побежал в сторону холма, но внезапно тишину нарушил окрик: — Эй, остановитесь! Стойте! — Великий Боже! — выдохнул Роджер и обернулся назад: — Чартуорд! Потом он увидел и самого Чартуорда, который шел по узенькой тропинке через рощу. За ним виднелась высокая фигура Аббота, а сзади еще двоих полицейских, которые побежали к нему, как только узнали его. Они были уже близко, и Роджер увидел удивленное лицо Чартуорда. — Уэст! Клянусь спасением души, это Уэст! — Ловите машину, догоняйте! — закричал Роджер истошным голосом. — Бежим! Нет, нет, не сюда, возвращайтесь назад, на дорогу! — Он бесцеремонно схватил Чартуорда за рукав и потянул к дороге. — Они уехали всего пять минут назад! Мы сумеем догнать их! — Бегите один, — сдался наконец Чартуорд, пробежав несколько сот ярдов вместе с Уэстом. — Бегите, Уэст! Он задыхался. Роджер дал короткое описание обеих машин и побежал к «хамберу» Чартуорда, проклиная в душе задержку, так как на узкой дороге пришлось разворачиваться. Аббот и два других полицейских присоединились к Уэсту. Прежде чем машина тронулась, он заметил лысую голову Чартуорда уже среди деревьев рощицы. Им понадобилось менее пяти минут, чтобы добраться до перекрестка. К счастью, навстречу им ехал на мотоцикле сержант дорожной полиции. Роджер резко притормозил и, перекрывая грохот мотора, закричал: — Вы видели «паккард»? — Что? — сержант выключил двигатель. — «Паккард»… — По этой дороге «паккард» не проезжал. — Спасибо! — крикнул Роджер и свернул на узкую дорогу. Дорога петляла среди высоких изгородей. Аббот сидел с поджатыми губами. Он явно нервничал. Роджер, стремясь хоть как-нибудь реабилитировать себя, не боялся рисковать, но пока все шло нормально. Вскоре дорога расширилась, изгороди стали ниже, так что видимость заметно улучшилась. Роджер, пользуясь тем, что на проселочной дороге не было других машин, вел машину со скоростью болеешестидесяти миль в час. Сияло солнце, и Роджеру показалось, что милях в двух впереди сверкнула крыша машины. Он увеличил скорость. Аббот только крякнул, но протестовать не стал. Расстояние между машинами стало сокращаться, и Роджер увидел, что за блестящей машиной следует дряхлый «остин». Машина преодолела подъем. Внизу перед ними расстилалось поле со змейкой дороги, на которой были отчетливо видны обе машины беглецов. Роджер надеялся, что Александр не заметил погоню. Однако когда машины скрылись за густой зеленью, он все же на всякий случай притормозил. И действительно, завернув за угол, он увидел, что «остин» стоит посреди дороги. Очевидно, он стоял здесь уже несколько минут, потому что ехавшие на нем люди успели скрыться. — Осторожнее! — закричал Аббот. — Мы догоним их, — заверил его Роджер и бросил через плечо: — Вы двое приготовьтесь прыгать. Поблизости могут скрываться два-три человека из этой компании. Проезжая мимо «остина», он задел крыло машины и ободрал краску. Двое полицейских приготовились и, как только препятствие осталось позади, соскочили на землю. Роджер понимал, что за это время «паккард» сумел выиграть у них не менее полумили, поднажал на акселератор и снова услышал хмыканье Аббота. Дорожный знак предупредил их, что впереди перекресток. До них стали долетать гудки машин, пришлось уменьшить скорость. Мимо прошла вереница армейских грузовиков. Каждая потерянная секунда выводила Роджера из себя, но он не решился выехать на шоссе между грузовиками. — Да, теперь они удерут, — заметил он с горечью, когда дорога освободилась. — Никто не сможет обвинить вас в том, что вы старались сделать все возможное, — сказал Аббот со слабой улыбкой. — Я давно уже не дрожал так от страха. — Я тоже, — отозвался Роджер. — Но мы должны схватить негодяя. Думаю, разумнее остановиться здесь. Даст Бог, кто-нибудь поедет и нам удастся узнать, не видели ли они «паккард». Он не договорил, заметив что-то возле дороги. Канавка возле дороги заросла густой высокой травой, которая почти полностью скрывала ее, но все же Роджеру удалось рассмотреть что-то черное, напоминавшее мужское пальто или пиджак. Он затормозил и выскочил из машины. Пришлось возвращаться назад к примеченному месту. Аббот молча бежал сзади. Приблизившись, они увидели в канаве спину человека, а среди примятой травы виднелась откинутая в сторону рука. — Я подниму его, — сказал Роджер. Сердце его бешено забилось, когда он опустился на колени перед телом человека, голова которого была засунута в канаву, а ноги почти полностью скрыты травой. Роджер протиснул руку под туловище и осторожно приподнял его. Но когда он увидел затылок несчастного, разбитый, как яичная скорлупа, понял, что никакая помощь и осторожность здесь уже не нужны. Под лысой головой трупа в траве валялся парик. Это был Мортимер Беллоу!Глава 21 МИСТЕР АЛЕКСАНДР РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ОБВИНЕНИЮ В УБИЙСТВЕ
— Ну, что же, — задумчиво сказал Роджер. — Теперь мы арестуем его за убийство. — Я не понимаю вас, — сказал Аббот. — Беллоу находился в одной машине с Александром. Должно быть, он был убит в машине. Дорого дал бы я, чтобы узнать почему… Маленький лысый человек теперь лежал на спине, лицо его было прикрыто платком. Он еще не успел остыть, внешне все было в порядке, сильно пострадал только затылок. Глядя на него, Роджер подумал, что Гризельда была в той же машине, где совершилось убийство. И от одной этой мысли у него потемнело в глазах. Вдали показались несколько машин. Роджер и Аббот остановили их. Никто из водителей «паккарда» не видел. Шофер молочного фургона сказал, что прекрасно знаком с этими местами, и сообщил, что на дороге много развилок, так что Александр наверняка свернул на одну из них. В это время подъехала машина, из которой вылез Чартуорд. — Не повезло? — спросил он. — Боюсь, что так, сэр, — покачал головой Роджер и снова повернулся к шоферу молочного фургона, который старался хоть чем-нибудь помочь полиции. — Где находится ближайший телефон? — Вниз по дороге, примерно в полумиле отсюда есть пост дорожной полиции. — Прекрасно, — решил Роджер, — разумнее всего объявить розыск «паккарда». Он чувствовал неимоверную усталость. Он надеялся, что, задержав Александра, он в какой-то мере искупит свой поступок, теперь же его снова стали мучить угрызения совести… Чартуорд внимательно посмотрел на него, потом сказал: — Да, хорошо… Я… черт побери, что вы сделали с моей машипой? Посмотрите только на крыло! — Прошу прощения, сэр, я… — Ладно, неважно… — Чартуорд снова взглянул на ободранный бок машины, сделал гримасу, потом залез на место водителя. — Мы вернемся минут через десять, Аббот. Проследите, чтобы здесь все было в порядке. Он подождал, пока Роджер усядется рядом, и плавно тронулся с места. — Не вешайте голову, Уэст, вы чуть было не схватили его, — сказал он, поглядывая на Роджера, который сидел, уставившись прямо перед собой невидящим взором. — Какая польза от этого «чуть было»? — уныло спросил Роджер. — Ну, ну, дружище! Для такого уныния нет никаких оснований. Вы действовали безукоризненно, и мы обязательно сцапаем голубчика. Выше голову! — Действовал безукоризненно? — закричал Роджер. — Да я… — Чего только стоит ваш телефонный звонок, — перебил его Чартуорд. — Как только я услышал ваш голос, сразу же понял, что дело нечисто, и постарался не дать вас в обиду. Вы что, разговаривали под пистолетом? — Да. Александр… — Тогда вы просто чудо! А теперь перестанем говорить на эту тему. А вот и пост. Поговорите с ними. Вот ключ от будки. Он, сняв ключ с кольца, протянул его Роджеру, сам же оставался за рулем, пока Роджер разговаривал с Винчестерским полицейским управлением. Уэст сообщил приметы «паккарда» и распорядился, чтобы были оповещены все ближайшие посты. — Все в порядке, — последовал ответ на другом конце провода. — По правде говоря, мы давно уже получили такой приказ. Посты наблюдения выставлены повсюду. — Люди в «паккарде» опасны, — предупредил Роджер. — Они вооружены и в случае необходимости будут стрелять. Позаботьтесь оповестить об этом все посты. — Ах, вот оно что! Обязательно, инспектор! Повесив трубку, Роджер возвратился к машине. Он не мог заставить себя улыбнуться в ответ на улыбку Чартуорда. Губы его были плотно сжаты, пальцы все время что-то перебирали. Он молча сел в машину, а Чартуорд только недоуменно пожал плечами и вздохнул. Тело Мортимера Беллоу положили в кузов второй полицейской машины, и Чартуорд распорядился, чтобы его немедленно доставили в Лондон. Аббот ехал в той же машине, к которой сзади прицепили еще и «остин». Беглецы так и не были обнаружены. Видимо, им удалось скрыться в густом лесу, пересеченном множеством тропинок, так что пришлось обратиться за помощью к местной полиции. Роджер опять был вынужден давать описание беглецов. Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем с этим делом было покончено. Две машины ушли вперед, и они снова остались с Чартуордом с глазу на глаз. — Что же вы посоветуете предпринять теперь? — спросил Чартуорд. — Разумнее всего узнать, как идут дела у Лессинга, сэр. Вы ничего не будете иметь против, если машину поведу я? Чартуорд внимательно посмотрел на Уэста, потом без звука уступил ему место за рулем. Они поехали кратчайшим путем в Нью-Берри, который находился и тринадцати милях отсюда, а Страттон — еще в двух милях от него. Быстро проехали городишко, после которого показались «Тополя». Высокие деревья усадьбы, слегка покачиваясь от ветра, четко вырисовывались на фоне ясного неба. Дом оказался очень привлекательным и совершенно не вязался со сценой насилия и преступления, свидетелями которого они только что были. За воротами их поджидали Меллор и еще один сотрудник Ярда. Роджер замедлил ход машины. — Все в порядке? — Да, сэр. Ровно настолько, насколько нам видно отсюда. — Если бы дело обстояло иначе, вам вряд ли пришлось докладывать мне, — ответил Роджер, как бы не замечая удивленного взгляда Меллора. Уэст понимал, что в этот момент он выглядел более чем странно, и это, конечно, видели все. Когда машина остановилась возле дома, Чартуорд без обиняков спросил Роджера: — Ну же, Уэст, почему у вас такой потерянный вид? Роджер тяжело вздохнул. — Вам себя упрекнуть не в чем, — продолжал Чартуорд. — Наоборот, вы действовали замечательно, поверьте мне. — Как мне хотелось разделить ваше мнение, сэр! — вцепившись в баранку, Роджер повернул к начальнику побледневшее лицо. — Но ведь это Александр вынудил меня убедить вас освободить Гризельду Фейн. Он предложил мне выбрать: либо это, либо смерть и не забыл, кроме того, жену и… — Вы полагаете, что он замышлял зло против Гризельды? — В тот момент я дал убедить себя, что ей не грозит никакая опасность. Но никаких определенных доказательств у меня не было. Факт остается фактом: я подставил ее голову под удар, чтобы спасти собственную… — Бичуйте себя, если вам так хочется, но не рассчитывайте на мою помощь. Теперь вы можете поправить дело, только схватив Александра до того, как он расправится с Гризельдой. — Неожиданно он хлопнул Роджера по плечу: — А теперь, Уэст, посмотрим, чем тут занимается Лессинг. Роджер коротко изложил поручение, данное Лессингу. Его несколько удивило, что никто в доме не прореагировал на прибытие машины. Но когда Чартуорд упомянул о своем разговоре с Марком, Уэст подумал, что его приятель все еще беседует с миссис Келем, а прислуга не имела привычки совать нос не в свои дела. Прежде, чем войти в дом, Роджер сказал Чартуорду: — Мне кажется, сейчас не стоит рассказывать миссис Келем правду. Мне хотелось бы связаться с ее врачом, а в случае необходимости показать ее специалистам, чтобы убедиться, так ли серьезно она больна, как пытается представить это Блэр. Лучше не рисковать без необходимости. — Полностью согласен, — кивнул Чартуорд. Дверь открыла худенькая девушка, которая приветствовала Роджера милой улыбкой. Оказалось, что Марк действительно до сих пор сидит у миссис Келем. Ни днем, ни вечером никаких других посетителей не было. Девушка поднялась наверх позвать Марка, оставив Роджера и Чартуорда в гостиной, обставленной изящными стульями и диванчиками «чиппендели» на фоне голубого ковра. На камине громко тикали позолоченные часы в стиле Людовика XVI. Светлые красновато-коричневые стены удивительно гармонировали с обивкой мебели и ковром. — Вы что-то говорили об обыске в доме, — напомнил Чартуорд. — Он может стать предлогом, чтобы проникнуть сюда? Роджер улыбнулся. — Не совсем так, сэр, я действительно собираюсь произвести доскональную проверку, но было бы лучше… Господи! — Теперь-то что случилось? — спросил Чартуорд. — Я совершенно забыл про Блэра! Ведь он был в моей машине, когда меня задержали! — Вам нужно тренировать память, — заметил Чартуорд с улыбкой, которая лишила эти слова обидного смысла. — Он спрятался за изгородью. Наши парни его обнаружили. В настоящее время он находится в Нью-Берри в больнице, руку ему выправили. — Так, это был вывих! — Роджер судорожно глотнул, потом выдавил из себя подобие улыбки. — Мне скоро придется просить отпуск по болезни. Я просто сам себе удивляюсь… — Верно, — согласился Чартуорд. — Что так долго нет Лессинга? Как раз в это время появился Марк. Он весело помахал рукой. — Хэлло, сэр! Хэлло, Роджер! Ну, я проговорил со старой леди больше часа! Она самое очаровательное существо, с каким мне когда-либо доводилось встречаться. И она просто боготворит мужа. Странно, так много людей его обожают и почти столько же ненавидят! Не знаю, услышал ли я от нее что-нибудь полезное, но беседа была интересной. По словам Линды Келем, ее муж тратит слишком много сил на покровительство Александру, которого она считает своим злым гением. — Уэст обнаружил то же самое, — кисло заметил Чартуорд. — Но он не узнал, почему, — весело отпарировал Марк. — А мне это удалось. Келем столь предан Александру по весьма понятным причинам: они сводные братья. Роджер смотрел на Марка с нескрываемым изумлением, Чартуорд тоже был поражен. Марк улыбнулся ему, совершенно удовлетворенный впечатлением, произведенным его словами, и продолжал: — Это чистейшая правда. Александр, а его полное имя Александр Кеннет Келем, несколько лет тому назад изменил его юридическим актом. Александр был чем-то вроде «черной овцы» в семейном стаде. Он появился на сцене во время войны, когда Эндрю Келем уже преуспевал. Миссис Келем считает, что он, то есть Александр, имеет колоссальное влияние на ее мужа, но не знает, почему. Она говорит, что это началось три года назад, я имею в виду влияние, и что с тех пор Келем вечно нервничает и постоянно чем-то обеспокоен. Мы делаем успехи? После нескольких минут молчания Роджер медленно процедил: — Несомненно. Когда я первый раз говорил с Блэром, он сказал любопытную вещь: якобы ему ничего не известно о прошлом Келема. У меня создалось впечатление, что Келема либо шантажируют, либо его гнетет нечто, содеянное им в прошлом. — Его жене, должно быть, известно об этом, — заметил Чартуорд. — Вы понимаете, что нам, может быть, придется слишком долго считаться с ее здоровьем. Если она действительно располагает полезными сведениями, необходимо заставить ее как можно скорее выложить все без утайки. — Мне не верится, что она знает что-нибудь, порочащее мужа, — покачал головой Марк. — Во всяком случае, ей не известно ничего о его более далеком прошлом. Ведь они женаты всего шесть лет. Энтони Келем — единственный ребенок от первого брака. Понимаете, я действовал очень осторожно, но методично, и у меня сложилось впечатление, что Келема шантажируют. И этим многое объясняется. — Н-да, пожалуй. — все так же задумчиво протянул Роджер. — Ценные сведения, — согласился Чартуорд. Он выглянул из окна, помолчал несколько минут, потом сказал: — Ну что, не можем же мы ночевать здесь. Вы собираетесь производить осмотр дома, Уэст? — Тут он взглянул на Марка и добавил саркастически: — Надеюсь, здоровье миссис Келем не пострадает, если мы займемся этим? — Сомневаюсь, чтобы она была в курсе дел Келема, — спокойно ответил Марк. — Единственная прислуга в доме — девушка, которая отворила вам дверь, и она, в полном смысле слова, настороже. Сейчас она укладывает миссис Келем в постель, а через пятнадцать минут сможет спуститься вниз. — В таком случае, приступим к обыску, — быстро решил Роджер. Он чувствовал, что ему необходимо как следует поработать здесь, так как возвращаться в Лондон пока было практически не с чем. Чартуорд сказал, что он тем временем съездит в Беркшир поговорить с главным констеблем, с которым знаком лично, после чего приедет за ними. На часах было начало седьмого, когда Чартуорд вышел энергич-ным шагом, и Роджер видел в окно, как он уехал. Вниз сошла девушка. Роджер сказал ей, что сейчас в доме будет произведен обыск, и был несказанно удивлен, услышав в ответ: — Мистер Келем предупредил меня, что, если приедет полиция я должна буду оказать всяческую помощь, сэр, но просил не трогать миссис Келем. Я уверена, что вы сами не станете этого делать. — Конечно. Кстати, вы не знаете, кто ее лечащий врач? — Сэр Рандольф Мерлин. Раз в неделю он приезжает с Гар-лей-стрит. Она произнесла «Гарлей-стрит» с едва заметным, но все же определенным нажимом. — Благодарю, — улыбнулся Роджер. Доктор Мерлин пользовался незапятнанной репутацией. Его заключение о состоянии миссис Келем снимало необходимость проведения дополнительных консультаций. Роджер решил немедленно заняться выяснением этой деликатной проблемы и позвонил сэру Рандольфу. Уэсту повезло. Доктор Мерлин было дома, и через несколько минут инспектор Уэст получил обоснованное заверение в том, что миссис Келем действительно серьезно больна. С задумчивым видом он положил телефонную трубку. — Не могу себе представить, что Келем может держать здесь что-нибудь такое, что представляло бы для нас интерес. Вряд ли мы здесь много найдем, Марк. — Я согласен, но если мы не начнем обыск сейчас, то вообще ничего не найдем, — последовал резонный ответ. К тому времени, как они закончили обыск, уже стемнело, и девушка пришла пригласить их поужинать перед отъездом. И они с удовольствием приняли ее приглашение. Обыск не дал никаких результатов. Единственным помещением, на которое они затратили сравнительно много времени, был кабинет Келема, но и в нем почти не было деловых бумаг, а частные тоже не содержали ничего интересного для следствия. Чартуорд заехал за ними сразу же после девяти часов. Он сообщил, что договорился о тщательном обыске домика фермера, хотя и признался, что не рассчитывает найти там что-нибудь стоящее. Звонил он и в Скотленд-Ярд, но туда не поступало никаких сведений ни о «паккарде», ни о людях, которые как сквозь землю провалились. В ответ на запрос больнице был получен ответ, что Блэру гораздо лучше, но дня два-три он там еще пробудет. — Вы можете вести машину, Уэст, — добавил Чартуорд. — Я теперь не гожусь для ночной езды. Честно говоря, я думаю вздремнуть на заднем сиденье. Так что, если захотите разговаривать, то не особенно кричите, ладно? От дома Чартуорда Роджер с Марком пешком отправились на Белл-стрит. Хотя время приближалось к полуночи, а может быть, и перевалило за нее, Роджер заметил свет в холле. Он встревожился, по стоявший в кустах дежурный заверил его, что день прошел спокойно. Дженет дремала, сидя в кресле, но как только Роджер вошел в комнату, она сразу же проснулась. Ни один из них не был расположен к долгим разговорам, так что они отправились спать, и Дженет почти тотчас же уснула. Часа полтора Роджер лежал без сна. В голове у него поочередно мелькали картины прошедшего дня… Разбудил его требовательный плач малыша. Дженет проснулась. Вид у нее был усталый, и Роджер сказал, чтобы она не вставала, и отправился в кухню подогревать молочко для сына. Марк крепко спал. Отодвинув занавеску в холле, Роджер увидел на противоположной стороне улицы дежурного из Скотленд-Ярда. У него возникло сомнение в необходимости держать дом под такой усиленной охраной, но потом он подумал, что, пока Александр разгуливает на свободе, так спокойнее. Если бы его поймать… Роджер принес рожок с молоком, и малыш крепко вцепился ручонками в бутылочку, как будто боялся, что ее отнимут. Роджер стал одеваться. И вот теперь он заговорил. Ему нужно было облегчить свою душу рассказом о Гризельде Фейн, потому что он был уверен, что жена поймет, как мучает его тревога за судьбу девушки. Раздавшийся у входной двери звонок прервал его исповедь. Дженет сказала, что почтальон обычно не звонит, а стучит. Звонок разбудил и Марка, который закричал, справляясь, поднялся ли кто-нибудь в доме. Роджер успокоил его и быстро пошел открывать, но звонок раздался еще раз до того, как он подбежал к двери. На пороге дома стояли сотрудник Ярда и таксист, а на дороге перед домом Роджер увидел такси, дверь которого была широко распахнута. — Хэлло, — сказал Роджер, глядя на полицейского. — Что стряслось? — Странное дело, сэр, и я подумал, что нужно позвать вас, — ответил тот с растерянным видом. — Таксисту дали вот этот адрес. Однако леди вроде бы спит, и мы не сумели разбудить ее. — Леди? — переспросил Роджер. — Какая леди?… И, не дослушав ответ, он, в шлепанцах на босу ногу, в развевающемся как парус халате, бросился по садовой дорожке к машине. Добежав до машины, он замер на месте: внутри, сжавшись в комок, сидела Гризельда. Глаза ее были закрыты, лицо мертвенно-бледно.Глава 22 ГРИЗЕЛЬДА НАХОДИТСЯ В ТЯЖЕЛОМ СОСТОЯНИИ
Водитель такси помог вытащить девушку из машины, и Роджер на руках отнес ее в дом. Она, казалось, не дышала и тяжело обвисла в его объятиях, хотя, насколько он мог судить, никаких внешних признаков увечий не было. Он отнес ее наверх и положил на кровать, с которой только что поднялся. Потом оставил ее на попечении Дженет, обнаружив, к своему величайшему облегчению, что у девушки, пусть и едва заметно, но все же прощупывался пульс. Снизу он позвонил врачу, с которым был немного знаком, а потом принялся расспрашивать шофера. История была простой и ясной. В семь часов тот медленно ехал вдоль Патни Хай-стрит, направляясь в Юатт Кил, когда его остановил мужчина, шедший с женщиной по тротуару. По его словам, мужчина был «здоровенный», а женщина, понятно, Гризельдой. Мужчина сошел у Челси Таун-Холла, дал адрес на Белл-стрит и расплатился двумя фунтовыми бумажками, сказав, что сдачи не нужно. Таксисту это показалось странным, так как, по его мнению, пассажирка была в полном порядке. Каково же было его удивление, когда он увидел, что девушка заснула. — Вы не слышали, разговаривала она с мужчиной, когда он выходил из машины? — спросил Роджер. — Пожалуй, нет, как я теперь припоминаю, — солидно ответил шофер, человек пожилой и как будто сообразительный. — Честно говоря, тогда я на это не обратил внимания. Не было никаких оснований, понимаете ли! — Да, да, вам не о чем беспокоиться. Скажите, а эти деньги все еще при вас? — Разумеется. — Давайте я обменяю их на две другие бумажки, идет? Таксист согласился. Ему не терпелось поскорее уехать. Но Роджер записал адрес и телефон гаража, позвонил туда и удостоверился, что у шофера репутация солидного человека, предупредил шофера, что его могут вызвать в полицию для дачи показаний, и лишь после всего этого разрешил уехать. Тот с видимым облегчением сел в машину. Приехал врач. — Мне необходимо не только узнать, что с ней случилось, — пояснил Роджер, ведя доктора наверх, — но и допросить ее. Мне кажется, что ее усыпили, но это всего лишь предположение. — Все понятно, — сказал врач и вошел в спальню, где Гризельда по-прежнему лежала с закрытыми глазами и пепельно-серыми губами. Марк и Роджер спустились вниз. Роджер позвонил в Ярд и попросил вызвать старшего полицейского офицера Аббота. Этот образцовый служака, казалось, никогда не покидал своего служебного поста. — Говорит Уэст, — сказал он. — Мисс Фейн находится в моем доме, и мне думается, что пора установить наблюдение за портами и аэродромами. — Это сделано еще вчера, — последовал холодный ответ. — О-о! — Роджер почувствовал себя дураком. — Быстро же вы действуете. Утром никаких известий не поступало? — Ничего нового. В каком состоянии девица? Роджер объяснил, пообещал позвонить еще, как только услышит мнение врача, и с озабоченным видом возвратился в кухню. Марк приготовил чай и понес поднос с чашками наверх. Из комнаты, где лежала Гризельда, вышел врач. — Выпьете чашечку? — гостеприимно осведомился Роджер. — Э… нет, благодарю… Хотя, впрочем, выпью, — смутился врач. Марк проводил его в гостиную. — Знаете, я не могу понять, что ей дали. Вернее ввели, потому что я обнаружил след… — Внутримышечно?… — спросил Уэст. — Да, и судя по небольшому покраснению, совсем недавно, — ответил доктор. — Это, несомненно, наркотик. Я не думаю, что последствия могут оказаться серьезными, но она так крепко спит, что вряд ли скоро проснется. До того, как она выйдет из комы, я не советовал бы прибегать к каким-нибудь инъекциям, чтобы приблизить этот момент. Но если вас не удовлетворяет мое мнение, вы можете проконсультироваться еще с кем-нибудь. Сейчас появилось столько новых наркотиков, что все их знать просто невозможно. Лучший специалист по наркотическим препаратам в Лондоне — некий сэр Рандольф Мерлин, но, наверное, вам это известно не хуже меня. Роджер уставился на него отсутствующим взглядом. На какой-то миг им овладели растерянность и нерешительность, но потом не связанные, казалось бы, друг с другом факты, неразрешимые загадки стали вдруг выстраиваться в стройный логический ряд, и он своим внутренним видением начал улавливать их скрытый смысл. Наркотики… — Личный врач миссис Келем! — воскликнул Роджер. Потом добавил, обращаясь к Марку: — Чем скорее я повидаюсь с доктором Мерлином, тем лучше. Он торопливо отхлебнул из чашки. — Черт побери, горячо! Все в порядке, доктор! — добавил он, улыбнувшись врачу. — Я не сошел с ума. Вы мне оказали, сами того не зная, огромную услугу. Марк, будь другом, позвони Мерлину и попроси его не уезжать из дома до моего приезда. А потом позвони Абботу и сообщи ему все, что нам стало известно, ладно? — Ладно, ладно, — буркнул Марк. — А как насчет завтрака? — Чуточку позже! Роджер был уже готов отправиться в дорогу, но ему пришлось задержаться дома еще минут на десять, потому что Марти овладел его галстуком и пришел в такой восторг, что Роджер и Дженет, глядя на своего наследника, буквально задыхались от избытка чувств. Он добрался до Гарлей-стрит немного позднее половины девятого. Представительный слуга открыл дверь, и Роджера провели в длинную, почти пустую комнату для ожидания, где вся обстановка ограничивалась круглым полированным столом, на котором были разложены иллюстрированные журналы. Через пару минут слуга возвратился. — Сэр Рандольф ждет вас. — Благодарю, — сказал Роджер, следуя за ним в кабинет доктора. Роджеру и раньше приходилось встречаться с сэром Рандольфом, крупнейшим специалистом и экспертом по наркотикам. Этот высокий седовласый человек с моложавым лицом и изысканными манерами больше походил на денди эпохи Регентства, чем на врача двадцатого века. Весь облик сэра Рандольфа свидетельствовал о полученном им хорошем воспитании и независимости. И еще Роджеру бросилось в глаза, что, несмотря на непредвиденный визит, утренний пиджак и полосатые брюки сэра Рандольфа были безукоризненны. Он изящным жестом указал Роджеру на кресло и сел напротив, скрестив ноги и положив тонкую руку на стол со стеклянным верхом. Прежде всего он предложил Уэсту сигарету, затем закрепил свою в длинном мундштуке из слоновой кости и только после этого начал разговор: — Я счастлив, что могу оказать вам содействие, мой дорогой инспектор. Можете располагать мной настолько, насколько вам это потребуется. Надеюсь, вы понимаете? — Какой наркотик употребляет миссис Келем? — спросил Роджер прямо. Не будь он так возбужден, его наверняка поразила или, вернее, позабавила бы перемена в облике доктора Мерлина, растерянное лицо которого свидетельствовало, что Мерлин, несомненно, лечил миссис Келем от наркомании. Роджер безошибочно рассчитал все: начни он беседу более «цивилизованно», Мерлин, конечно, прикрылся бы «профессиональной этикой» и без согласия Келема не стал раскрывать секреты своего клиента. Мерлин грациозно признал свое поражение. — Если я теперь стану отрицать, инспектор, что она употребляет наркотики, вы наверняка уличите меня во лжи. Ей не стало хуже? — Не думаю, — сказал Роджер. — Надеюсь, вы не будете мешать мне, потому что от вашего ответа зависит очень многое. Скажите, как долго вы лечите ее? — Три года, — ответил Мерлин. — Видите ли, инспектор, я охотно сообщу вам все, имеющиеся в моем распоряжении сведения, но мне нужно предварительно поговорить с мистером Келемом, иначе ему будет очень неприятно. Кстати, ведь он был ранен… — Откуда вам это известно? — Мне сообщил это его секретарь. Он звонил мне на днях из Нью-Берри и попросил принять меры, чтобы это скрыли от миссис Келем. Когда же он упомянул ваше имя, инспектор, я ответил ему, что причин для беспокойства нет. Роджер подумал: «Вот почему Блэр поспешил уехать из «Тополей». Он улыбнулся и сказал: — Мне думается, что Келем скоро будет в состоянии ответить на мои вопросы. Но я надеюсь, что сначала это сделаете вы. Скажите, какие наркотики могут вызвать длительный сон, вплоть до состояния комы? — Их несколько, — последовал уклончивый ответ. — Их можно ввести себе самостоятельно? — безразличным тоном спросил Роджер. — У меня есть все основания так думать, — ответил Мерлин. — Иначе я давно посоветовал бы мистеру Келему обратиться в полицию. — Понятно! — улыбнулся Роджер и решил, что сейчас самое время подпустить немного лести: — Всем известно, что вы, сэр, величайший специалист по наркотическим средствам. Сейчас у меня в доме находится девушка, которая спит под воздействием какого-то наркотика. Я был бы бесконечно признателен вам, если бы вы согласились поехать со мной осмотреть ее, нам необходимо как можно скорее поставить диагноз. Хорошо? — М-да, это сильно нарушает мою утреннюю программу, — сказал Мерлин, поглядывая на часы. — Но если вы живете не очень далеко, то, может быть, я потеряю не слишком много времени? — Я живу в Челси. Внизу нас ждет такси. Через двадцать минут сэр Мерлин осмотрел Гризельду и спокойно сообщил Роджеру: — Я думаю, что для тревоги нет никаких оснований. Однако возможно, что она придет в себя лишь через несколько дней, по-видимому, ей внутримышечно ввели большую дозу лодаума. Этот наркотик не новинка. До того, как девушка сможет есть самостоятельно, придется пару раз прибегнуть к искусственному питанию, поэтому нужно пригласить сиделку. — Скажите, нет никакой возможности сделать так, чтобы она смогла говорить уже сегодня? — Я не советовал бы делать это, — покачал головой Мерлин. Роджер с видом глубочайшего огорчения рискнул задать еще один вопрос специалисту, надеясь, что тот несколько ослабит свою настороженность. — Не может ли это быть тот самый препарат, который используется миссис Келем? Мерлин склонил голову на бок, потом ответил с улыбкой. — Вы на редкость настойчивый молодой человек. Я охотно сообщу вам дополнительные сведения, когда получу разрешение мистера Келема. Вы найдете меня в кабинете с одиннадцати до часа. Могу ли я воспользоваться вашим такси? Роджер улыбнулся и проводил доктора до машины. Он не сомневался, что это был тот самый наркотик, и его ликование не было омрачено тем, что в течение нескольких дней Гризельда не сможет дать показания. Келем уже был достаточно крепок для допроса, и можно перестать церемониться с ним. Однако он не сразу поехал на квартиру Келема, а сначала отправился в Кеннан-роу, где сидел Гай Беллоу. Этот тип находился в состоянии смертельного страха. Смотритель сказал, что он отказывается есть, а когда Роджер увидел его дрожащие руки, у него появилась новая надежда выудить необходимые сведения. Беллоу явно был не в форме и не смог бы устоять во время допроса. Роджер заговорил с ним намеренно жестко: — Ну, Беллоу, у меня есть кое-какие новости для вас… — Что-о такое? — спросил Длинный. — Я ничего не могу рассказать вам, инспектор, меня обманули, вынудили… — Я великолепно знаю, что вас вынудили. Так вот: Александр убил вашего брата. — У-у-убил? — заикаясь переспросил он. — Да, убил, — безжалостно подтвердил Роджер. — Может быть, вы и дальше будете покрывать его? — Я… я его ненавижу! — завопил Беллоу в истерике. — Я всегда ненавидел его! Он… он пытался заставить меня убить Келема. Я отказывался. Тогда он послал со мной Ньюмена. Говорю вам, меня к этому принудили! Но Беллоу не успел договорить, Роджеру стало ясно, что это по приказу Александра Мортимер Беллыо напал на Келема и покинул его в полной уверенности, что тот мертв. Но Александр знал, что Келем жив!Глава 23 КВАРТИРА НА ПАРК-ЛЕЙН
В холле перед дверью квартиры Келема горничная, повернувшись спиной к Роджеру, чистила дорожку громко шумевшим пылесосом. Кроме нее, в холле никого не было. Роджер быстро прошел мимо и нажал кнопку звонка. На сердце у него было очень неспокойно. Дверь открыл Гарденер. — Как, это вы, сэр? Здравствуйте, — улыбнулся он. — А я-то все ждал, когда вы к нам заглянете? — Правда? — с облегчением вздохнул Роджер. Он вошел в прихожую. Гарденер не спускал с него преданных глаз. — Как дела? — спросил Роджер. — В полнейшем порядке. Мы дежурим по очереди с сержантом Уиллсом, а кроме нас еще один-два человека. Медсестра приходит через три часа, но у мистера Келема нет ничего опасного. Скоро он будет совсем здоров. — Хорошо. А медсестра надежна? — Да, сэр. Она часто работала у нас. Так что можно быть вполне уверенными в ней. Даю слово, — с самым искренним видом продолжал Гарденер, — что я совершенно не сплю во время дежурства. Мы никого не впускаем за дверь, если не знаем этого человека в лицо. Недавно сюда явился какой-то тип, так он буквально взбесился, когда я не пропустил его к мистеру Келему. Я не стал следить за ним, сэр, потому что тогда мне пришлось бы оставить квартиру без присмотра, а я решил, что этого делать нельзя. Гарденер улыбнулся, что-то припоминая. — Он мне показался еще немного шумным, сэр, и разговор у него был точно такой, как у Александра, та же манера выражаться. Нет, это был не мистер Александр, — продолжал он, подмигивая, — я не ошибся бы, можете не беспокоиться. Он назвался врачом. Но это был какой-то необычный врач, так что я сказал ему, что весьма сожалею, но… — Он не назвал своего имени? — Нет. — Это был высокий, хорошо одетый господин с седыми волосами и красивым лицом? — Провалиться мне на этом месте, если это не так! Вы его описали тютелька в тютельку! — В таком случае это сэр Рандольф Мерлин, — слегка улыбнулся Роджер. — И я думаю, что вы не очень-то обрадовали его своим отказом пропустить к больному. Увидев огорченную физиономию Гарденера, Уэст расхохотался. — Не огорчайтесь. Вы и не могли знать, кто это. А он должен был представиться, назвать свое имя. Пропустите его, если он придет еще раз, но не оставляйте мистера Келема один на один с кем бы го ни было. Это приказ. — Все ясно, сэр. — Помните, я вас предупредил. А теперь мне надо поговорить с мистером Келемом. Он подошел к дверям спальни Келема, постучался и, услышав «войдите», вошел внутрь. Келем полусидел в постели, возле него стоял поднос с завтраком. На голове Келема была повязка, закрывавшая один глаз. Однако рубцы на подбородке и щеках затянулись. Увидев Роджера, Келем улыбнулся и жестом пригласил его сесть. — Входите, инспектор! Я все ждал, когда же вы удостоите меня своим посещением. Я должен поблагодарить вас, — добавил он, когда Роджер сел, — за то, что вы разрешили мне возвратиться домой. Дома, конечно, лучше, чем в больнице, а ваши люди заодно делают полезное дело: не пускают сюда докучливых корреспондентов. — Я рад, что от них есть какой-то толк! — рассмеялся Роджер. — Они весьма внимательны и даже довольно-таки деликатны, — продолжал Келем. — Разумеется, я понимаю, что под предлогом моей охраны они фактически держат меня под негласным арестом, но в данное время я еще слишком слаб, чтобы расстраиваться по этому поводу. Меня тревожит только состояние моей жены. Блэр должен был приехать и рассказать, как ее здоровье. — Блэр попал в аварию и сломал себе руку, — пояснил Роджер. — Вернее, вывихнул ее. Ничего особенно серьезного, но он в больнице. Миссис Келем здорова, я видел ее вчера вечером. — Понятно. Вы пользуетесь моей беспомощностью, чтобы провести тщательный обыск, инспектор. Я сожалею лишь об одном, инспектор, — добавил он добродушно, — что вы не хотите быть откровенным со мной. Я уже говорил вам, что хочу быть полезным во всех отношениях. И, должен признаться, для меня тяжело быть подозреваемым в убийстве собственного сына. — Ни в чем подобном вас не подозревают, — совершенно искренне заверил его Роджер. — Но все же необходимое расследование должно быть произведено. Ему было ясно, что Келем пытается выяснить истинную причину интереса, проявляемого полицией к его особе. Однако в планы Роджера не входило открывать свои карты. — Есть одно дело, в котором вы могли бы помочь мне… — Какое именно? — спросил Келем. — Сэр Рандольф Мерлин, естественно, не желает сообщить мне, какой препарат ваша жена… наркотик… Он не договорил, потому что Келем внезапно изменился в лице. Он выпрямился, вцепился руками в край одеяла, губы его сжались, а единственный глаз гневно сверкнул. Роджер впервые заметил сходство между ним и Александром. — Она тяжело больна! — выкрикнул он. — О никаких наркотиках не может быть и речи. — Очень жаль, что вы так восприняли мой вопрос. Никто, кроме полиции, об этом знать не будет. И если вы не ответите на мой вопрос сейчас, я ведь все равно узнаю это другим путем. А откажется отвечать Мерлин, придется созывать врачебный консилиум. Я думал, что вы предпочтете поменьше шума. — Повторяю, наркотики не имеют никакого отношения к моей жене. В комнате повисла напряженная тишина. Из холла донесся шум пылесоса. Роджер вздрогнул от неожиданности, а Келем посмотрел на дверь. Он еще не овладел собой, о чем свидетельствовали сжимающиеся и разжимающиеся пальцы. И Роджер вдруг понял, что он близок к цели. Он не рассчитывал легко перебороть Келема, но ему стало ясно, что тот знает, что его жена страдает от наркотического отравления, причем это каким-то образом связано с той тайной, которая окружала его самого. — Неужели нельзя прекратить этот шум! — закричал Келем. — Каждое утро я должен выносить эту пытку. Велите им выключить этот чертов пылесос! — Скоро все и так успокоится, — попробовал было уговорить Келема Роджер, но тот упрямо повторял: — Прекратите шум! Совершенно неожиданно Келем сдался. Роджеру оставалось только пойти к дверям, потому что у Келема началась форменная истерика. Пылесос гудел у самой двери, так что ее створка даже стучала по аппарату. Роджер не смог перекричать гудение мотора, и ему пришлось похлопать девушку по плечу. Она выпрямилась и повернулась к нему. Прежде чем до него дошло ее намерение, она подняла ногу, чтобы ударить его в живот. Он заметил это и успел уклониться от удара, но при этом не сумел удержаться на ногах, и она ринулась мимо него в спальню. Гарденер вскочил в тревоге, но Роджер спохватился, и прежде чем девушка достигла двери, он был уже на ногах. Эта горничная была Этель Дауни! Она выхватила пистолет из кармана белого передника. Роджер видел, как ее рука поднялась, когда она бросилась к Келему, который с посеревшим от ужаса лицом откинулся на подушки. Все произошло в одно мгновение! Не успела Этель прицелиться, как Роджер, схватив на бегу стул, в отчаянии устремился за нею. Стул задел за ковер, и девушка промахнулась. Пуля пролетела так близко, что он ощутил даже движение воздуха, но все обошлось благополучно. Не помня себя от злости, Роджер с такой силой схватил Этель за руку, что та завопила от боли. Пистолет упал на пол. Но даже и теперь она пыталась вырваться, пустив в ход ноги, руки и даже зубы. Она так вцепилась ему в лицо ногтями, что Уэст почувствовал острую боль, так как в третий раз пострадал только что подживший кончик его многострадального носа. Но на помощь пришел Гарденер. Он влепил этой фурии такую затрещину, что та закачалась из стороны в сторону, сразу утратив способность сопротивляться. — Мегера! — прохрипел сквозь зубы Гарденер. — Чисто сработано, — похвалил Роджер. — Наденьте-ка на нее наручники. — Он видел, как Гарденер с явным удовольствием выполнил это распоряжение, потом холодно сказал: — Это было грубой ошибкой с вашей стороны. Вас подослал Александр? — Предположим, что да! — Я займусь вами позже, — сказал Роджер. Потом обратился к Келему, который все еще не мог справиться с нервной дрожью: — Пуля не задела вас? — Нет, у меня все в порядке, но ваш нос… — Всего лишь царапина, — сказал Роджер, зажимая нос платком, — которую я вполне заслужил. Великолепное проявление братской любви, не правда ли? Келем затаил дыхание. — О чем… о чем вы говорите? — Эта девица — эмиссар вашего сводного брата, — Роджер кивком головы указал на Этель. — Пора прекратить скрытничать, делать вид, что вы помогаете нам. Вы прекрасно понимаете, что для успешного следствия нужно знать все детали. Только сегодня вы меня уже дважды обманули. Ведь нам известно, что мистер Александр — ваш сводный брат и что причина болезни вашей жены — наркотики. Мы со временем узнаем также, какая тайна вынуждает вас хранить молчание. Лучше бы вы добровольно сделали заявление, а не заставляли нас рыться в вашем прошлом… Никому не нравится перебирать грязное белье… И я хотел бы… Он замолчал, потому что Гарденер, который отвел Этель Дауни в соседнюю комнату, постучал в дверь со словами: — Инспектор, доктор Мерлин… Я хочу сказать, сэр Рандольф Мерлин снова пришел. Он хочет видеть вас. — Пригласите его сюда, а потом отвезите задержанную в Кеннанроу, — распорядился Роджер. Он взглянул на Келема и спокойно добавил: — Может быть, для вас это последняя возможность сделать заявление и начать действовать заодно с полицией. Воспользуйтесь ею. В эту минуту вошел Мерлин. Если он и был в какой-то мере раздосадован своей неудачей, то сейчас он очень успешно скрывал это. Он улыбнулся Роджеру, положил шляпу, перчатки и трость на стул, потом, потирая руки, подошел к Келему. — Ну, Энди, наконец-то я вижу тебя. Как ты себя чувствуешь, старина? Роджер поразился приподнятому настроению Мерлина. К тому же он не предполагал, что у них такие близкие приятельские отношения. — Ничего нового, — ответил Келем. — Помолчи одну минуточку, Рандольф, мне надо подумать. Он закрыл глаза и замер, а Мерлин с упреком воззрился на Роджера, который не сводил глаз с лица раненого финансиста. Молчание казалось бесконечным. Роджеру чудилось, что он видит, какая напряженная внутренняя борьба идет сейчас в душе Келема, и молил Бога о том, чтобы Мерлин не вздумал вмешаться. Наконец Келем открыл глаза. — Хорошо, Уэст, — сказал он с сомнением в голосе, — Рандольф, не перебивай меня. — Он снова замолчал, потом заговорил более твердо: — В течение нескольких лет мой сводный брат Александр преследовал меня, шантажировал, мучил, вынуждал совершать такие поступки, которые противоречили моим желаниям и принципам. Для шантажа было две причины. Прежде всего, я приобрел некоторую известность в финансовых кругах. Я никогда не добился бы этого, если бы стало известно, что… — Энди! Нет никакой необходимости… — Нет, пусть все выйдет наружу, — сказал Келем. — Не перебивай меня. Я собирался сказать, Уэст, что не смог бы достичь нынешнего положения, если бы стало известно,что в свое время я был приговорен к трем годам лишения свободы за растрату. Не здесь, а в Америке… Роджер молчал, он был удивлен. Ему давно было известно, что прошлое сильно давит на настоящее. Но известие, что преступление было совершено в Америке и повлекло за собой три года тюремного заключения, было новостью для него. — Я в юридическом плане расплатился за свой проступок, — продолжал Келем. — Но не собираюсь представлять себя невинной жертвой. Я действительно растратил деньги своего клиента, хотя, как и все люди, повинные в том же самом грехе, рассчитывал возместить их до того, как это будет обнаружено. Понятно, что этот печальный эпизод из моей жизни помешал бы мне сделать финансовую карьеру в Англии. Я не думал, что здесь это кому-либо известно, потому что в Америке я жил под другим именем и считался американским гражданином. В Англии я начал с нуля, — в его голосе послышались иронические нотки, — и уже добился значительных успехов. Меня разыскал мой сводный брат, Александр, который никогда не отличался особой щепетильностью, но всегда был дьявольски умен и хитер. Природа наградила нас обоих талантом финансиста. Различие между нами, по-моему, заключается в том, что он человек аморальный, в то время как я стараюсь не преступать границы дозволенного и стремлюсь быть честным во всем. Однако не буду тратить время, стараясь обелить себя. Он снова замолчал и потянулся к ночному столику за портсигаром. Роджер подал ему сигареты и помог закурить. — Благодарю вас. Я был уверен, — продолжал Келем, — что Александр попытается втянуть меня в аферы, которые придутся мне не по нутру. Чтобы откупиться от него, я помог ему деньгами и дал возможность идти собственным путем. Я считал, что мне это удалось, пока не сделал открытия, кстати, с помощью доктора Мерлина, что ухудшение здоровья моей жены вызвано употреблением наркотика — лоданума. Я считал, что у нее сонная болезнь, но Мерлин быстро разуверил меня в этом. С самого начала было ясно, что препарат вводится каким-то хитрым способом. До сегодняшнего дня я так и не знаю ответа на эту загадку. Я отправил ее в «Тополя», окружил слугами, которым, по-моему мнению, можно доверять, и постарался сделать все, чтобы ни один плохой человек не мог проникнуть в дом. Но несмотря на все предосторожности, наркотик попадал к ней. Бывали периоды, когда ей вроде бы становилось лучше, но потом наступало резкое ухудшение. Я делал все, чтобы выяснить, кто давал ей наркотик, но так и не сумел добиться цели. Я знал организатора — им был Александр, но он держал меня в своих руках, а теперь его узда стала еще прочнее. Я мог избавиться от этого, раскрыв правду о своем прошлом. И я решился бы на это, но на карту было поставлено не только мое благополучие. Он организовал это преступление и дал мне понять, что будут травить ее, даже если он и лишится свободы. И я знаю это. Мерлин заверил меня, что наркотик не окажет смертельного действия, пока его дают в таких дозах. Но кто может поручиться, что дозу не увеличат? Итак, я под колпаком. Вы знаете, что я был втянут в сомнительные махинации. Теперь вам понятно, почему все так получилось. Следующий шаг был для меня очевидным: я должен завоевать независимость, используя земельный бум. Мои интересы были чисто финансовыми. Конечно, я попытался скрыть от Александра, что по умеренной цене я приобрел несколько крупных поместий. Затем я вложил средства в строительство, в кирпичные заводы и связанные с этим предприятия. Естественно, мне хотелось добиться максимального влияния. Уэст, уверяю вас, моим искренним желанием было строить хорошие дома для тружеников нашей страны по доступной цене. Меня удовлетворяли умеренные прибыли. Я понимал, что тут широкое поле деятельности для аферистов, но рассчитывал при помощи правительства связать им всем руки. Однако Александр обо всем этом разнюхал. Он через подставных лиц по подложным документам продал мне несколько участков. Используя мое имя и подкупив члена муниципального совета, который заверил власти, что участки будут использоваться под общественно-полезные здания, приобрел их за гроши и перепродал втридорога, получив сказочную прибыль. Он делал все для того, чтобы его неблаговидные поступки приписывались мне. В итоге Государственный департамент стал с подозрением относиться к моим намерениям. Методы его чрезвычайно просты: я буду наживать колоссальные деньги, в какой-то мере незаконным путем, а он — шантажировать меня и получать часть прибыли. Я не мог бы доказать, что он совершает преступления, а у него были доказательства, что этим занимался я. Я понимаю, что все это звучит дико, — устало добавил Келем, — но это так. Шантажируя меня, он заставлял меня поступать согласно его желаниям из страха, что моя жена умрет на моих глазах. И каждый раз, когда у нее начинался новый приступ, я понимал, что это кинжал, направленный в мое сердце. Конечно, мне было ясно, что Александр вскоре потребует от меня большего. Пока же он тщательно готовил почву и наверняка рассчитывал начать сотрудничать со мной в открытую. Понимаете, у него были свои планы: захватить власть над строительными фирмами, в которые я уже вложил деньги. Александр — очень состоятельный человек. Поэтому он не испытывал трудностей, подыскивая для себя подходящих работников, ибо платит он щедро. Его можно с полным основанием назвать браконьером, даже пиратом, который пойдет на все, чтобы отхватить кусок пожирнее. После войны, когда возникла необходимость программы восстановления, он умудрился, используя мое имя, сколотить большой капитал. Вы можете сказать, что я был для него подопытным кроликом. Он приобретал все большую и большую власть. Я был связан договором с Министерством работ, а угроза жизни моей жены становилась все сильнее… Я не сомневался, что привлек к себе внимание полиции. Я был уверен, что это так. Я знал, почему вы, инспектор, были так враждебно настроены, не явно, конечно, но я все видел. Это одна сторона дела. Но, кроме того, я нажил себе врагов. Сначала я не знал, что некоторые мелкие фирмы, у которых я приобрел акции, были разорены Александром, который затем скупил их по дешевке. Отец Чарльза Блэра был одним из таких неудачников. Он покончил с собой. Вторым был отец Гризельды Фейн. Тот тоже попытался покончить с собой, но поскольку дела его фирмы были не в порядке и он нарушил закон, его отправили в лечебницу строгого режима для душевнобольных. Чарльз Блэр приехал объясниться со мной, но мне удалось убедить его, что я сделал все, чтобы помочь ему. Гризельда не сказала мне открыто того, что ей было известно. Я люблю это дитя, — сказал он дрогнувшим голосом. — В Гризельде есть какое-то очарование. Я думал, что со временем сумею преодолеть ее враждебность, и в надежде, что у нас воцарится мир, хотел, чтобы она стала женой моего сына. К несчастью, она знала, что Энтони, несмотря на все его прекрасные качества, в отношениях с женщинами был человеком ненадежным. По временам он совсем отбивался от рук и становился настоящим дикарем. В один из таких вечеров они поссорились. Но даже и тогда я не оставлял надежды помирить их и продолжал действовать в этом направлении. Понимаете, инспектор? — Да, — тихо ответил Роджер. — Было много печальных последствий моего партнерства с Александром, — горько продолжал Келем. — Те люди, которые воображали, будто причинил им вред я, засыпали меня угрожающими письмами, но я игнорировал эти угрозы. Одно время писем этих приходило столько, что я, даже не читая, велел Чарльзу уничтожать их. Я все еще надеялся, что придет время, когда мне удастся узнать, каким образом Александр ухитрился устроить так, что жена получала наркотики. Это стало моей навязчивой идеей. Я решил, что буду работать вместе с ним до той минуты, пока не перестанет существовать угроза для жизни моей жены. Может быть, я и сделал ошибку, но таково было мое решение. Даже когда был убит Энтони, я не изменил этому решению. Я не знаю, кто убил моего сына. Иногда мне кажется, что это сделал Александр, потому что Энтони узнал его истинное лицо. А порой мне приходит в голову, что он был убит человеком, имевшим причины ненавидеть меня, что Этони по ошибке приняли за меня, — ведь мы так похожи… Конечно, я понимал, что была опасность, что вы сумеете обнаружить многое из того, что не лежало на поверхности, но я решил любой ценой спасти жену. Сомневаюсь, что вам удалось бы понять, какую роль играл во всей этой истории мой сводный брат, если бы он не свалял дурака и не явился к вам домой за Гризельдой. — Раньше или позже это все равно прояснилось бы, — спокойно возразил Роджер. — Скажите, почему вы так стремились заполучить Гризельду? Он постарался задать этот вопрос как бы между прочим, но в душе весь напрягся в ожидании ответа Келема, от которого зависело многое. Казалось, тот собирался с мыслями, но вместо ответа послышался вопрос: — А где Гризельда сейчас? — В моем доме. О ней заботятся… — Гризельда… Так вот оно что! — неожиданно воскликнул Мерлин. — Я же слышал, что они ее так называли! Послушай, Энди, дитя страдает точно от такого же наркотика, что и Линда. Келем справился со спазмом в горле и холодно взглянул на Роджера. — Значит, вы ее освободили, а этот зверь потом поймал ее? — Ей больше ничто не угрожает, и мы сумеем также оградить и вашу жену. Но, если вам это известно, скажите мне, почему Александр так стремился увидеть мисс Фейн? Поймите, это очень важно! — Я не совсем уверен в этом, — пожал плечами Келем. — Но я думаю, что она знает, кто убил Энтони.Глава 24 КРАЙНЕ ИНТЕРЕСНЫЕ ОТПЕЧАТКИ ПАЛЬЦЕВ
Их беседа длилась еще около двадцати минут, потому что пришлось уточнять кое-какие детали. «Исповедь» Келема казалась правдивой, но все же были в ней какие-то загадки, которые буквально сверлили мозг Роджера, когда он возвращался в Скотленд-Ярд. Основная проблема решена, но это было поразительно неудобное решение. Пока Александр оставался на свободе, он был очень опасен. Совершенно ясно, что он работал за спиной не только брата, но также и других людей, имена которых Роджеру пока не были известны. Келем был уверен, что Александру удалось создать могущественный синдикат, который через подставных лиц приобретал огромное влияние в строительстве и связанных с ним отраслях, так что в руки Александра стекались чудовищные прибыли. Келем сказал, что, по мнению его брата, подготовительная стадия еще не совсем завершена, но что тот совершенно уверен в своем блестящем будущем. Роджер позвонил Чартуорду, и тот приказал ему немедленно возвращаться. Поднимаясь по лестнице, инспектор приводил в порядок мысли, чтобы потолковее изложить Чартуорду все, что ему удалось выяснить. Помощника комиссара сильно заинтересовало сообщение старшего инспектора, и, когда Роджер закончил доклад, он взъерошил волосы на висках, что было признаком сильного волнения, и произнес: — Прекрасный рапорт, Уэст, прекрасный! По-видимому, вам удалось найти правильный подход к Келему. Теперь все, что от нас требуется, — это поймать Александра! — «Все», — повторил Роджер уныло. — Ну, а что с девицей Дауни? Она еще не заговорила? — Я пока не допрашивал ее. Мне думается, что будет разумнее подержать ее пару часов в напряжении. Перед тем как отправиться на допрос Этель Дауни, Уэст повидался с Гаем Беллоу. Тот теперь был готов выложить все без утайки. Оказалось, что он и его брат уже больше года участвовали в махинациях Александра, который так запугал их, что им ничего не оставалось, как безропотно подчиниться ему, чтобы тот не выдал их полиции. Братья прекрасно понимали, что Александр не остановился бы и перед убийством. Да, мистер Александр был непревзойденным в искусстве шантажа. — Я не имею ни малейшего представления, где его искать, — бормотал про себя Роджер, переходя из камеры Беллоу в камеру Дауни. — Кажется, я даже жалею, что служу в полиции, иначе я сумел бы заставить эту мегеру заговорить, — сетовал Роджер на правила Устава полиции, связывавшие ему руки. Этель Дауни не отказалась отвечать на вопросы. Она охотно сообщила, что Келем разорил ее родителей, поэтому она и пыталась его убить, а Александру помогала потому, что он был врагом Келема. — Когда вы начали помогать Александру? — спросил Роджер. — Много лет назад. Он узнал, что я ненавижу Келема. Не спрашивайте, как ему это удалось. Я и сама не знаю. Но я была готова помогать всякому, кто желал Келему зла. Она проговорила это со злобой, и Роджер понял, она верила, что ненависть ее обоснована. — Ваши работники не очень-то спешили предпринять что-либо, поэтому я… — Что вы имеете в виду? — быстро спросил Роджер. — Я много раз писала вам, — буркнула девица. — Понятно, — протянул Роджер, сообразив, что найден ответ еще одной загадки. — Вы пользовались пишущей машинкой Гризельды, чтобы печатать анонимные письма? — Может быть, и так. Гризельда просто выводила меня из терпения! Тупица! Я знала, что она в приятельских отношениях с Келемом, значит, она заслужила то, что получила. Роджер не стал комментировать эту тираду. Девица сказала, что не знает, где скрывается Александр, и поклялась, что почти ничего не знает о его делах. Вела она себя дерзко, если не сказать нахалъно, и, казалось, совершенно не сознает опасности своего положения. Роджер потратил больше часа на беседу с Этель, но ушел, так и не раздобыв больше ничего ценного, по-прежнему терзаемый мыслью, что Александр находится в Англии и смеется над его бессилием. Роджер возвратился домой к ленчу. Он очень обрадовался при виде Марка. Но прежде всего ему пришлось уделить внимание Марти, который, увидев отца, запрыгал в своей кроватке. Подбросив сына несколько раз в воздух, Роджер посадил его к себе на колени, сунул ему галстук и только после этого смог рассказать Марку о последних событиях. — Значит, осталось выяснить всего два вопроса: где Александр и кто убил Энтони? — язвительно подвел итог Марк. — У меня сейчас такое состояние, что, честно признаться, меня не слишком заботит, кто убил Энтони, — сказал Роджер. — Единственное, о чем я мечтаю, — это арестовать Александра. Где он может скрываться? Я обзвонил все полицейские участки в радиусе сотни миль от Лондона и Нью-Берри, но он нигде не появлялся. Черт побери, не мог же «паккард» стать невидимкой! — Неужели его так нигде и не видели? — всплеснула руками Дженет. — Сегодня она что-то не очень хорошо соображает, — сказал Марк извиняющимся голосом. — Понимаешь, у Марти болел животик — это ее очень расстроило. Плюнь, Роджер, ведь машина должна где-нибудь спуститься на землю, даже если она растворилась в воздухе. Роджер нахмурился. — Кто, ты сказал, сегодня плохо соображает? — Удалось поймать тех людей, которые сбежали из «остина»? — улыбнувшись мужу, спросила Дженет. — Да, винчестерская полиция обнаружила их в роще и сцапала всех. Перед тем, как ехать домой, я звонил туда по этому поводу. И они все в один голос утверждают, что не имеют ни малейшего понятия, где скрывается Александр. Конечно, на него работают много мерзавцев, может быть, даже и убийц, которым он хорошо платит и помогает скрываться от правосудия. Но они так… мелкая рыбешка. Мы их скоро выудим. А вот он… Не думаю, чтобы многим было известно, где скрывается их хозяин. Вряд ли нам удастся поймать его. Почему-то мне теперь кажется, что с самого начала меня угнетала мысль, что Александр перехитрит нас. Его самоуверенность гипнотизирует. Сам факт, что он отпустил сперва меня, а потом Гризельду, доказывает, что за себя он не боится. Роджер угрюмо закурил сигарету, бросив спичку в тарелку с хлебом. — Красавчик Уэст хандрит, — сказал Марк. — А ты забыл, что однажды уже была попытка отправить тебя на тот свет? — Может быть, мне это только показалось, — не сдавался Роджер. — Возможно, Александр просто играл со мной, желая психологически подготовить меня отпустить Гризельду. — Вот это уже чепуха, — рассердился Марк. — В том доме в Илинге Ньюмен поджидал тебя, чтобы убить. Кстати, а что удалось выяснить о той приятельнице мисс Фейн и версии о ее ревнивом муже? Ты разговаривал с ней? — Если ему так хочется убить тебя, — рассудительно заметила Дженет, — зачем же он дал тебе уйти? — В этом-то все и дело! — воскликнул Роджер. — И должна же быть какая-то причина! Но пока меня это озадачивает в той же мере, как и то, что он отпустил Гризельду. Правда, ей ввели какой-то наркотик и она будет спать два-три дня. Это говорит о том, что ему нужно определенное время, чтобы закончить дела. Вытащив из портсигара еще одну сигарету, он постучал ею по столу и уже с более веселым видом воскликнул: — А мы все-таки поймаем негодяя! Он повернулся к жене. — Мне думается, что сейчас тебе не нужна моя помощь? — спросил Роджер жену. — Пожалуй, нет, но если что-нибудь произойдет, я немедленно позвоню тебе. — Как, по-твоему, если я поведу машину, это не отвлечет тебя от твоих мыслей? — с невинным видом справился Марк. — Поехали! — рассмеялся Роджер. Марк вывел машину из гаража, и вскоре они ехали в Скотленд-Ярд. Те же самые проблемы стояли перед Уэстом, прежняя мысль неустанно сверлила мозг, вытесняя все остальные. И этой главной мыслью была одна: где и как найти Александра? По ступенькам здания Ярда, рахмахивая черным портфелем, спускался сержант. Увидев Уэста, он вытянулся. — Уэст, я только что был у Слоуна. — Ну и как он? — быстро спросил Роджер. — Вне опасности. Это известие немного приободрило Роджера, но до того, как он добрался до своего кабинета, произошло еще одно важное событие, которое, однако, не сулило немедленных результатов: ему сообщили, что близ Гилдфорда найден «паккард». — Похоже, что они ехали в Лондон, — рассуждал Уэст, шагая вместе с Марком в кабинет. — Но пройдет еще не меньше двух часов, прежде чем мы получим какие-нибудь дополнительные данные. В кабинете Эдди Дейли вместо приветствия закричал: — Послушай, Красавчик, тебя хочет видеть Парки! Он говорит, что это очень срочно. Боже, да ведь это мистер Лессинг! Как поживаете, Марк Лессинг? Эдди встал, чтобы пожать Марку руку, и между ними завязалась бесконечная беседа. Роджер направился в лабораторию дактилоскопии. Через широкое, почти во всю стену этого небольшого кабинета окно лился яркий свет, освещавший множество самых разнообразных предметов на длинном столе. Некоторые были покрыты тонким серебристым налетом. Инспектор Паркер — лучший специалист Ярда в этой области — поднял на Роджера глаза и подмигнул. — Я подумал, что тебе это может пригодиться — сказал он. — Я пригрозил Энди Дейли, что вытряхну из него душу, если он не пришлет тебя сюда, как только ты появишься. — Любые данные мне необходимы, как воздух. — Иди за мной, — пригласил Паркер. Они отправились во второе, более обширное помещение, стены которого были сплошь увешаны полками, на которых размещались альбомы с тысячами тщательно подобранных и систематизированных отпечатков пальцев. Роджер так и не смог разобраться в этой хитрой системе, с помощью которой Паркер и его многочисленные помощники почти всегда без большой затраты времени находили нужные данные. — Пожалуйста, — сказал Паркер. — В квартире Келема было обнаружено множество отпечатков пальцев, которые я сначала не мог определить. Ну, а потом все-таки догадался посмотреть письма. Он показал Роджеру листок почтовой бумаги, на котором виднелись отпечатки всех пальцев двух небольших, по-видимому, женских рук. — Так вот, в квартире Келема было много разных следов, но мы обнаружили и один хороший «набор». А теперь посмотри вот сюда… От открыл шкаф, наполненный папками с делами, и вытащил одну, на которой стоял тот же номер, что и на листке с отпечатками пальцев. Из папки была извлечена учетная карточка, и Роджер увидел те же самые отпечатки. Их четкий рисунок не вызывал сомнений в том, что они принадлежат одному и тому же лицу. — Миссис Милисент Гарнер, — с широкой улыбкой сказал Паркер, — которая несколько лет тому назад села на три года за организацию тайного притона и другие дела. Тебе не приходилось встречаться с ней? — спросил он, вытаскивая из папки большую фотографию женщины. Роджер ахнул. — Великий Боже! Матрона из пансионата! — Теперь известная под именем Агаты Уортон, — с величайшим удовольствием добавил Паркер. — Я сразу же увидел, что это одна и та же особа, как только увидел ее снимок, который ты сделал в пансионате, Красавчик. Неплохая работенка, э-э! — Да, неплохая! — воскликнул Роджер. — Это просто чудо! Он с изумлением посмотрел на сияющую физиономию Паркера, как будто и в самом деле увидел перед собой знаменитого фокусника, между тем как в голове у него зароились новые мысли. — Значит, владелица пансионата или как его там — женского общежития — была в квартире Келема? Значит, она причастна к делу? Какой же я дурак! Когда в кино было сделано объявление, оно поступило с частного коммутатора! И все же, когда я увидел ее в пансионате, у меня не возникло никаких подозрений. Парки, я твой должник до гробовой доски! — Я напомню тебе об этом, не волнуйся, — засмеялся Паркер. Роджер выскочил из комнаты. Марк и Эдди вытаращили глаза, увидев, с каким нетерпением он бросился к телефону и, то поднимая, то опуская трубку, попросил соединить его с Чартуордом. Через секунду он рапортовал начальнику: — Говорит Уэст. Я хотел бы получить разрешение целым отрядом произвести облаву в общежитии на Букингем Парк Гейт. Могу ли я возглавить эту операцию? Стало известно, что хозяйка общежития, некая Бартон, по всей видимости, находилась в квартире Келема в день убийства… Да, я прослежу за этим, сэр. Благодарю, сэр! Он дал отбой и с торжеством посмотрел на Марка. — Вот теперь дело сдвинулось с мертвой точки. Эдди, прояви героизм и попроси Аббота подобрать мне человек восемь, ладно? А мне необходимо позвонить в одно место… — Все это прекрасно, но… — начал было Эдди, потом вздохнул и послушно поднял трубку, потому что Роджер уже вызывал квартиру Келема. Уэсту с присущей живостью ответил Гарденер, а через секунду у аппарата был Келем. — Говорит Уэст. Скажите, вам принадлежит здание, в котором размещается пансионат, где живет Гризельда Фейн? — Нет, — ответил Келем. — Но у моего брата там несколько домов. — Вам знакома управительница дома? — Нет, не думаю. Одну минуточку, Уэст. — Он немного помолчал, потом продолжал: — Я пытался вспомнить, каким недвижимым имуществом владеет там Александр… Боюсь ошибиться, попробую поискать в отчетах Беллоу. По-моему, это они продали ему эти дома. Роджер поблагодарил его, потом попросил разрешения переговорить с Гарденером. — Послушайте, Гарденер, не разрешайте мистеру Келему ни пользоваться телефоном, ни выходить из дома. А если он попытается это сделать, немедленно сообщите мне. Договорились? — Слушаюсь, сэр, — осторожно ответил Гарденер. — Все в порядке, совсем не устал. Роджер усмехнулся, услышав, как искусно замаскировал Гарденер содержание разговора. Он повесил трубку и поспешил к дверям, предупредив Марка, что вернется минут через пятнадцать. Пробежав коридор и лестницу, он, к величайшему удивлению дежурившего у подъезда полицейского, не снижая скорости, миновал двор, выскочил за ворота и через несколько минут говорил с дежурным солдатом в Кеннон-роу: — Мне необходимо немедленно переговорить с Беллоу. — О'кей, сэр. Солдат, побрякивая связкой ключей, ленивой походкой двинулся вдоль камер. — Живее! — поторопил его инспектор, и солдат побежал рысцой. Гей Беллоу сидел на жестком деревянном стуле. Когда загремел замок, он поднял голову, но даже и не подумал встать. У него был такой измученный вид, что Роджеру против воли стало его жалко. — Беллоу, это может оказать серьезное влияние на ваше будущее. Скажите немедленно — какие дома принадлежат Александру на Букингем Палас Гейт? Я знаю, что в номере 21-В находится общежитие, а что еще? Беллоу ответил, не раздумывая: — У него три дома: общежитие как раз посередине. Мы продали ему эти дома несколько лет назад. — Это все? — Насколько мне известно, все. Что вы имеете в виду, когда сказали, будто это сможет оказать серьезное влияние на мое будущее? — Это значит, что я постараюсь сделать для вас все, что в моих силах. Ладно, это все, солдат! — Готово? — нетерпеливо спросил тот. — Все готово, — весело ответил Роджер. — Поехали!Глава 25 ОБЛАВА
— Мне не хотелось бы быть пессимистом, — сказал Марк Лессинг, — но ты почему-то считаешь само собой разумеющимся, что мы найдем Александра в пансионате, мне не верится, что он в Лондоне. Но если даже он в городе, он, конечно, понимает, что это общежитие — не самое надежное место, тем более что ты побывал там. — Кто угодно, только не он, — уверенно сказал ему Роджер. — Да и почему ему так думать? Ведь он тогда приказал Этель Дауни связать хозяйку общежития, чтобы отвести от себя подозрения. Этим и объясняется его самоуверенность, за которую он дорого заплатит. Мы найдем его именно там. — Хотелось бы верить, что ты прав, — заметил Марк в раздумье. Роджер подмигнул, однако сомнения товарища заставили его задуматься. Если бы не открытие Паркера, Уэсту вряд ли пришло бы в голову начать поиски с общежития. Александр, видимо, именно поэтому и рассчитывал, что там он будет находиться в полной безопасности. Однако этот авантюрист мог выбрать для себя убежище и в любом другом уголке страны и даже за ее пределами. Но если это и так, то, возможно, матрона что-нибудь знает о месте его пребывания. Он направил одну машину с четырьмя сотрудниками к тыльной стороне здания, где к ним должен был присоединиться стоявший на посту полицейский. Еще четверо заняли пост у главного входа со строгим приказом следить за соседними домами. Здесь их группа была усилена вторым дежурным. Сам же Роджер и Марк громко постучали в дверь парадного подъезда. Им открыла девушка, которую Роджер уже видел до этого. — Добрый день, — сказала она. — Хэлло. Миссис Бартон у себя? — Мисс Бартон, — поправила девушка. — Да, сэр, она в своей конторе. Я ее позову… — Не трудитесь, — сказал Роджер. — Лучше отправляйтесь в кухню и скажите кухарке, чтобы через две минуты вас здесь не было. О вещах не волнуйтесь. У черного хода вы увидите людей, они позаботятся о вас. А теперь поживее убирайтесь отсюда! Девушка захлопала глазами, но послушно отправилась в кухню. Роджер поспешил по коридору к дверям конторы. Когда он достиг двери, та распахнулась, и на пороге с явно враждебным видом появилась мисс Бартон. — Право слово, инспектор, — заявила она, — вам следовало бы быть повежливее и предупредить меня… — Бросьте, миссис Гарнер, — буркнул Роджер. — Сейчас не время для китайских церемоний. Матрона, прижав руки к груди, с мгновенно посеревшим лицом отскочила от Уэста. Не в силах произнести ни звука, она почти упала на стул возле конторки. — Где Александр? — требовательно спросил Роджер. Она облизала пересохшие губы и прохрипела. — Кто? Кого вы имеете в виду? — Александр — тот толстяк, на которого вы работаете, — бесстрастно пояснил ей Роджер, — или он известен вам под другим именем? Где он? Мисс явно тянула время: — Я… Я… Я не знаю, про кого вы говорите… — Советую подумать как следует! Роджер заметил, что она старается незаметно дотянуться до кнопки коммутатора. Он дал ей возможность сделать это, но она коснулась нужного контакта, — он в ту же минуту прыгнул и оттащил ее в сторону. Марк схватил женщину за руку. — Вот как! Вы хотели предупредить его? — спросил Роджер зловеще. — Послушайте, Гарнер, — сказал Роджер. — Мне нужно знать, где находится Александр. У вас пока есть возможность облегчить свою участь, но вы ее лишитесь, если будете продолжать упорствовать! — Я… я ничего не знаю. Вы допустили ужасную ошибку, ужасную ошибку! — Она говорила жалобным голосом, хватая воздух открытым ртом. — Я не знаю никакого Александра. Говорю вам, не знаю… Роджер взорвался. — Вы находились в квартире Келема в вечер убийства его сына. У меня есть доказательства, что вы спрятали пулю, которой был убит Энтони. Об этом мне сообщил Александр. — Это ложь! — закричала она. — Ложь или нет, у меня есть ордер на ваш арест, — сказал Роджер, делая вид, что достает из кармана бумагу. — Вряд ли бы мистер Александр вел себя так лояльно по отношению к вам. Тут ей предъявили ордер на обыск. — Милисент Гарнер, она же Агата Бартон… — Он на чердаке! — закричала она. — Чердак тянется под всеми тремя крышами… Тут она застонала и потеряла сознание. Роджер сказал: — Что же, для начала недурно. Марк, побудь здесь, ладно? Он подбежал к двери и подозвал полицейских. — Трое пойдут со мной, двое остаются караулить все три двери. Следите, чтобы никто не удрал. В случае неповиновения стреляйте, но постарайтесь взять живым. Одному из людей, вошедших вместе с ним в дом, он велел передать его указания полицейским, дежурившим за домами. Трое из них должны войти в ударную группу. — Понятно, сэр! — А теперь на чердак! — приказал Роджер. — Не будь таким беспечным, — напомнил Марк. — Возможно, он все подслушал. — Понимаю, — кивнул Роджер. Он поднялся по лестнице наверх и остановился перед запертой дверью. Пришлось ломать замок, но дверь не открылась. К этому времени весь отряд собрался возле Роджера. — Изнутри на болте, — сказал Роджер. — Кто посильнее — вперед! Вся группа столпилась у двери. — Двое! — повысил голос Роджер. — Париш, ты и Фрейзер сумеете это сделать. И все, пожалуйста, помните, что у нас времени очень мало. Двое дюжих парней навалились на дверь. Роджеру вдруг показалось, что и им не удастся сломать ее. Может быть, дверь с другой стороны обшита сталью или даже находится под током? Может быть, вызвать человека с кислородным прибором для сварки, чтобы прожечь дыру? Но тут, после третьей попытки, болты не выдержали, дверь распахнулась, и все оказались на чердаке. Сразу же за дверью вверх вели ступеньки, по которым группа стала подниматься вверх. — Марк, — распорядился Роджер, — ты останешься здесь. Он бросился вперед, но Марк, игнорируя приказ Роджера, следовал за ним по пятам. Все достали пистолеты. Кто-то нащупал выключатель. На лестнице и в небольшой прихожей перед ней загорелся свет. Толстый ковер, покрывавший ступеньки лестницы, глушил шаги группы захвата. Впереди виднелась вторая запертая дверь. — Силачам снова придется поработать, — мягко сказал Уэст. Роджер прижался к стене, чтобы пропустить остальных, и заметил, что дверь стала потихоньку открываться. Не раздумывая, он выпустил в образовавшуюся щель целую очередь из своего пистолета. Дверь захлопнулась, но Роджер успел заметить за нею лицо Александра. Прежде, чем тот успел запереть ее на болты, два геркулеса навалились на дверь и с первой попытки справились с этой преградой. Роджер вскочил в освещенную комнату. Александр, повернувшись к ним лицом, с пистолетом наготове, пытался протиснуться в дверь напротив. Прозвучали два выстрела. Александр промахнулся. Охнув, толстяк схватился за плечо, но не отказался от попытки пролезть в дверь, явно слишком узкую для него, и застрял в ней. Роджеру удалось схватить его за здоровую руку. Сильный рывок, — и толстяк, как пробка, вылетел из западни. Тяжело дыша, он поднял вверх раненую руку. — Ищите остальных! — распорядился Роджер. Марк и трое полицейских побежали дальше, а Роджер остался стеречь Александра. В глазах толстяка застыло изумление, он до сих пор не мог поверить, что его схватили. Роджер ждал, чувствуя, что его напряжение начинает ослабевать. Теперь, когда все было кончено и все его люди были живы и не пострадали, Роджер понял, на какой отчаянный шаг он решился. Если бы только Александр мог предположить такую возможность, он подготовился бы к обороне как следует, и один пулемет натворил бы здесь Бог знает что! Но, как говорится, на всякого мудреца довольно простоты! — Ну, — заговорил Роджер после долгого молчания. — Пора платить по счетам. Вы задержаны по обвинению в убийстве. Александр открыл свой неправдоподобно маленький рот и сказал жалобным голосом: — Я не убивал молодого Келема. — Я думаю, — отчеканил Роджер, — да и уверен в том, что Мортимера Беллоу убили вы. — Он пытался выскочить из машины, выпал и… — … разбился насмерть, а потом сам спрятался в канаве, — насмешливо закончил Роджер, — вам надеяться не на что, вы уличены! — Уэст, инспектор Уэст, послушайте меня! Ведь я отпустил вас! И собирался написать вам, что молодого Келема убил мой сводный брат, и рассказать о всех преступлениях, которые он совершил. Вы даже и не представляете, какую делаете ошибку. Я всего лишь пытался помешать его дьявольским планам, не больше! Я расскажу вам все, решительно все. Отпустите меня, ведь я отпустил вас тогда. Это я отправил назад Гризельду Фейн, не причинив ей никакого вреда. Через пару дней она будет совсем здорова. — Келем рассказал мне все, так что не думайте, что меня так просто обвести вокруг пальца. — Вы искуснейший лгун! Дайте мне только шанс, один единственный! Я… я не мог действовать иначе — меня вынуждали обстоятельства. Говорю вам, вы должны схватить Эндрю, а не меня! Все было организовано им, Уэст, — Александр протянул к Уэсту здоровую руку, — не будьте таким жестоким, умоляю, не будьте таким жестоким! Я действовал из самых высоких побуждений. Разве я причинил вам какое-нибудь зло!? Я только хотел напугать вас… — Вы напрасно теряете время, мистер Александр. Ведь Ньюмен не только пугал меня. В это время в дверях появился Марк с остальными полицейскими. Они вели несколько человек, в которых Роджер узнал негодяев, действовавших на ферме. Сейчас все они были в наручниках. Это была полная победа. Однако слова Александра в какой-то степени поколебали уверенность Роджера в искренности Келема. Роджера поразила происшедшая в Александре перемена. Толстяк, явно перетрусив, весь вдруг как-то обмяк. Губы его дрожали, а голос стал тонким и жалобным. Но Роджеру показалось, что Александр все еще надеется на избавление, поэтому был начеку, опасаясь, что толстяк еще раз попытается оказать яростное сопротивление, прежде чем окончательно сломаться. — Я… я всегда знал, что Ньюмен работает не только на меня, — ныл Александр. — Он работал и на моего сводного брата. Почему вы не хотите поверить, Уэст? Почему вы смотрите на меня так, будто я какое-то чудовище? Выслушайте меня, Уэст! Вы совершите величайшую ошибку, если не освободите меня и не арестуете Келема. Виноват один Эндрю! Он мастер на такие штуки. Он наврал вам. Прикрылся мной, заставил меня расплачиваться за его грехи. Это несправедливо, несправедливо! Роджер нахмурился и, казалось, начал колебаться. Глаза Александра ожили, в них засветилась надежда. Подошедший Марк изумленно посмотрел на приятеля, который, как бы сдаваясь, произнес: — Послушайте, Александр! Допустим, я смогу помочь вам. Я вовсе не собираюсь превышать свои полномочия. Мне только нужно разыскать убийцу младшего Келема. Ни один полицейский, у которого есть голова на плечах, не станет совать нос не в свои дела, особенно если речь идет о большом бизнесе! — Уэст, я всегда знал, что вы истинный джентльмен! Будьте разумны, мой друг, помогите мне, и вы никогда об этом не пожалеете! — Если бы я только знал, почему вам так нужна была Гризельда и что было в тех бумагах, о которых вы говорили! — в раздумье произнес Роджер. Марк уставился в потолок, сильно сомневаясь, что Александр проглотит приманку. Но тот сразу же отозвался: — Все чрезвычайно просто, Уэст. Естественно, я не думал, что вы станете разыскивать меня здесь, на чердаке. Но я понимал, что Эндрю может предать меня. Я подозревал, что Гризельда знает о существовании этого помещения, и мне нужно было проверить это. Братья Беллоу по ошибке направили ей документы, среди которых находится договор о приобретении мною трех этих домов. Вы сами видите, что мне было необходимо узнать, читала ли их Гризельда. Она прочитала их, но решила, что разумнее промолчать. Тогда ей для большей уверенности дали снотворное. Я не собирался долго задерживаться здесь, а ей не было известно, куда я после этого собирался направиться. Гризельда рассказала мне, что бумаги находились в специальном углублении в столике под пишущей машинкой. Вот почему вы их и не сумели обнаружить. На них случайно наткнулась Этель Дауни. Я подумал, что вы прочитали договор, и направил Ньюмена… — … убить меня. Все правильно! — рассмеялся Роджер и почувствовал, что с его души свалился огромный груз. Слова Александра полностью объяснили роль Гризельды в этом деле. Единственное, что оставалось сделать, — это узнать, кто убил Энтони. — Ладно, Александр, я при случае замолвлю за вас словечко. Ну, а кто убил молодого Келема и миссис Риккетс? Роджер надеялся, что ценой столь туманного обещания ему удастся выудить у Александра дополнительные сведения. — Я не убивал! Клянусь, не убивал! — Меня не интересует, кто не убивал. Может быть, это дело рук мисс Гарнер, простите, Бартон? — Не думаю. Она побожилась, что не знает, кто его убил, хотя в это самое время и находилась в квартире Келема. Она видела Гризельду и слышала их разговор. Когда Гризельда ушла, появился какой-то мужчина и застрелил Келема, а потом удрал. Агата поспешила скрыться через заднюю дверь… Она ужасно перепугалась, ужасно… — А зачем она приходила туда? — Ее послал я. У меня был ключ, которым она и воспользовалась. Я знал, что Гризельда собирается повидаться с Энтони, и хотел узнать, о чем они будут говорить. Но я не допускаю мысли, что Агата застрелила Энтони. Гризельда волновалась из-за каких-то глупых писем подруги. Меня же интересовало, что расскажет ей Энтони, не выдаст ли он меня… — Значит, он работал на вас? — воскликнул Роджер. — Ну… он оказал мне несколько незначительных услуг. Это был симпатичный мальчик, и я его очень любил. — Энтони был законченным мерзавцем. Скажите, это он подсыпал отраву матери и таким путем вы сумели обмануть бдительность Келема? — Это абсурд! Уверяю вас, что ничего подобного я не делал. Подсыпать отраву мачехе! Тоже скажете! Да я… — Мы напрасно теряем время, — устало заметил Роджер. — Самое правильное — немедленно отправиться в Ярд и там… — Нет, Уэст, нет! Только не это! — закричал Александр. По-видимому, он уверовал в то, что Роджер его отпустит, хотя тому с большим трудом удалось скрыть свое негодование и отвращение. — Умоляю вас, дайте мне этот единственный шанс, поверьте на слово, — молил Александр. — Да, да, сознаюсь, я устроил так, что Энтони постоянно давал Линде в шоколаде и питье несильный наркотик. Я хорошо платил ему за это. Отец не одобрял его образ жизни и деньгами не баловал. А Энтони тратил много денег, очень много… Я… Уэст, как по вашему, Эндрю обнаружил это? Вы думаете, что он… — Неважно, что думаю я, — оборвал его Роджер. Потом обернулся и позвал стоявших возле двери полицейских. — Отвезите его в Скотленд-Ярд и, если он вздумает удрать, не слишком-то церемоньтесь с ним. Он подождал, пока толстяка, все еще бросавшего в его сторону умоляющие взгляды, не увели с чердака. Марк задумчиво спросил: — Выходит, Келем убил собственного сына? — Потому что тот опаивал мачеху наркотиком. — в тон ему продолжил Роджер. — Правдоподобно. Самым трудным будет доказать несостоятельность этой версии. — А ты хочешь этого? — тихо спросил Марк.Глава 26 АЛИБИ
Роджеру пришлось сознаться, что у него нет сомнений в том, что все, сказанное Келемом об Александре, — истина, которая в скором времени получит подтверждения. Вместе с тем, он допускает, что Келем, узнав о низости Энтони, был способен убить сына. Так что, прежде всего необходимо сопоставить и перепроверить все добытые данные, а уж потом делать выводы. Роджер возвратился в Ярд после того, как Александр был благополучно доставлен в Кеннан-роу и упрятан под замок. Он доложил Чартуорду обстоятельства ареста и в конце рапорта изложил новую версию убийства Энтони Келема. Чартуорд был поражен, и его реакция была недмусмысленной: — А разве это не вы говорили мне, что у Келема и Блэра твердое алиби? — По имеющимся ответам, да, — согласился Роджер. — Вот смотрите. — От открыл папку и начал цитировать справку: «Четыре тридцать — на совещании с тремя директорами финансового треста Келема. В пять тридцать Келем уехал». Все директора были опрошены, показания их совпадают. Это, разумеется, не означает, что они намеренно прикрывают Келема. Я не думаю, что нужно опрашивать их снова. Прежде всего я занялся бы Блэром. — Что вы намерены делать? — Доверьте это мне, сэр, хорошо? — Хм, хм, ну ладно… Роджер попросил Марка подбросить его до Нью-Берри, и видя расстроенное лицо приятеля, Марк хранил молчание в пути. Машина шла быстро. Безмолвие и красота сельской местности подействовали на Уэста благотворно, и он вновь обрел способность хладнокровно оценить события последнего времени. Он вдруг подумал о Марти, и ему в голову пришла мысль о том, что было время, когда и Келем радовался своему ребенку. Роджер попытался пережить в воображении ужасную трагедию, уготованную Келему судьбой. Убить собственного сына! И Роджер содрогнулся. — Мне пойти с тобой? — спросил Марк, когда они подъехали к больнице. — Да. Они вошли в залитую ярким светом палату. Блэр, лежа в кровати на спине, что-то читал. Молодой человек, казалось, был намного спокойнее, чем во время последней встречи с Уэстом. Он приветствовал вошедших широкой улыбкой, которая исчезла, как только он увидел выражение лица Роджера. Отложив книгу, Блэр приподнялся на подушках. Сейчас было видно, как он молод. — Ну, Уэст? — спросил он. — Мне предстоит ужасное дело, — начал Роджер. — Я должен арестовать человека по обвинению в убийстве, в котором его наверняка уличат, но лично я не верю в вину этого человека. И ничего не могу сделать. Улики налицо, дело выяснено, а я не верю… Но другого выхода у меня нет. — Понятно, — сказал Блэр. — Но я не убивал Энтони Келема. — Я ни на одну секунду не допускал подобной мысли и не собирался ни в чемобвинять вас, — улыбнулся Роджер. — Я сейчас еду в Лондон, чтобы задержать Гризельду Фейн. Блэр замер. — Вы не должны делать это. Она не убивала! — Она присутствовала при убийстве — это доказано. По-видимому, для этого у нее были причины, ведь она и до этого стреляла в него. Единственный способ спасти ее от виселицы — это найти настоящего убийцу. Мое начальство удовлетворено тем, что она задержана. С их точки зрения, следствие закончено. Гризельда… Блэр взволнованным голосом прервал его. — Остановитесь, Уэст, остановитесь! Это я убил его. Наступила мертвая тишина. Признание было настолько неожиданным, что Роджер растерялся, но сразу же понял, что Блэр сказал правду. — Я отлучился с директорского совещания всего на двадцать минут, — заговорил он, — и поехал на квартиру, вошел в библиотеку, застрелил Энтони и возвратился назад… Он закрыл глаза и добавил чуть слышным голосом: — Я знал, что Энди очень страдал из-за болезни своей жены. Однажды в комнате Тони я нашел лоданиум и сразу же заподозрил негодяя. После этого я стал следить за ним. Если бы Энди узнал когда-нибудь правду, это его доконало бы. Я уже до этого ненавидел Энтони из-за Гризельды. Он был мерзавцем, не имеющими права жить. Но больше всего я ненавидел его за то, что он так мучил Энди. Я убил его намеренно и, если бы это было нужно, охотно сделал бы то же самое еще и еще… много раз. Он замолчал. У Роджера в висках громко стучала кровь. Он и в мыслях не допускал ничего подобного, но теперь не сомневался, что все именно так и было. Перед ним был человек, который убил Энтони Келема и который любил Эндрю Келема, как родного отца. В признании Блэра было объяснение всему тому, что до сих пор оставалось неясным. Самым трагичным было то, что во время судебного процесса неизбежно выплывает наружу и страшная правда. Блэр, да и Роджер не смогли бы скрыть от Келема, каким негодяем был его сын. Вдруг Марк закричал: — Роджер, смотри! В это мгновение Блэр отбросил одеяло в сторону и прыгнул к полуоткрытому окну. Распахнув его, он вскочил на подоконник, но прежде чем он успел броситься вниз, Роджер и Марк схватили его и стащили вниз. В глазах Блэра стояли слезы, когда он заговорил: — Дайте мне убить себя, тогда не будет никакого суда. Избавьте Энди от этой пытки, Уэст! Избавьте его от суда! — Иногда мне не хочется быть полицейским. Я очень сожалею, Блэр, но нам придется через все это пройти. Однажды сентябрьским вечером Роджер пешком возвращался из Скотленд-Ярда домой. Он шел, почти не замечая прохожих и порой наталкиваясь на них. Перед его глазами все еще стояло утреннее судебное разбирательство по делу Чарльза Блэра в связи с обвинением его в убийстве Энтони Келема. Дело Александра и его сообщников рассматривалось в суде раньше. Александр и братья Беллоу были признаны виновными в убийстве миссис Риккетс, преступление Александра отягчалось еще и убийством Мортимера Беллоу. В ночь убийства Энтони Келема Агата Бартон находилась в квартире на Парк-лейн и видела его труп. Риккетс заметила ее. Ньюмен, не теряя времени, заставил несчастную замолчать навеки и, чтобы сбить с толку следствие, забрал с собой ключ от черного хода. Эндрю Келема несколько раз вызывали для дачи показаний, и теперь уже не было никакого в том сомнения, что он сказал Роджеру правду: он был вынужден подчиниться сводному брату потому, что жизни его жены постоянно грозила опасность. Александр задумал вздуть цены на земельные участки и строительство, Келем же планировал снизить их. Но Александр был умным противником. Он прекрасно знал, к чему приведет полицейское расследование, и решил убрать сводного брата до того, как тот откроет его карты. Роджер подумал и о Гризельде. Как же просто было создать прошв нее дело! Стрельба из пистолета уже давно стала хобби для Гризельды, и у нее было разрешение на ношение оружия, но теперь она вряд ли захочет взять пистолет в руки. Когда Роджер свернул на дорожку к дому, дверь открылась, и навстречу ему выбежала Дженет. Из холла был слышен жалобный плач малыша. — Как дела? — спросила она нетерпеливо. — Виновен, — вздохнул Роджер. — Дополнительные улики не нужны. Он обнял Дженет за талию и повел ее в дом. Увидев их, Марти перестал плакать и широко открыл ротик. — Голоден, приятель? — спросил с улыбкой Роджер. — Что, мама морит голодом? — Он поздно проснулся, — успокоила мужа Дженет. — Впрочем, я сегодня завертелась. У меня до четырех часов просидела Гризельда, потом она ушла и не сказала, куда едет. Роджер, я… — Она замолчала, и глаза ее наполнились слезами. — Подержи его, — сказала она тихо и поспешила в кухню. Роджер взял сына на руки. Тот взвизгнул от восторга и вцепился отцу в волосы… Когда через десять минут Дженет возвратилась к ним, Роджер качал сына на коленях, но его улыбка была какой-то застывшей. Как только Дженет забрала малыша, он подошел к телефону и набрал номер. Дженет, глядя на мужа, водила соской вокруг ротика малыша, пока его вопли не заставили мать сообразить, что она делает. — Алло, — заговорил Роджер. — Это квартира мистера Келема? — Да, — услышал он знакомый голос. — Кто говорит? — Инспектор Уэст! Алло! Это вы, Гризельда? — Роджер бросил удивленный взгляд в сторону Дженет. — Да, — ответила Гризельда. — Да. Я должна была узнать, не смогу ли я хоть чем-нибудь помочь. Я чувствую себя такой свиньей. Я сейчас позову его, он будет очень рад, что вы позвонили. Но… — Она быстро спросила: — Его повесят? — Мне кажется, у него все шансы быть оправданным, — ответил Роджер. — Крепитесь, Гризельда! Ему показалось, что он слышит ее рыдания, потом наступила продолжительная пауза, прежде чем до него донесся голос Келема. — Хэлло, Уэст. Вы очень внимательны. — Пустяки. Скажите, как самочувствие миссис Келем? — Она практически здорова. Мы уезжаем в Нью-Берри, и Гризельда согласилась разделить с нами уединение. В его голосе не было никакой горечи, но когда он задал следующий вопрос, его голос дрогнул: — Скажите, Уэст, это возможно… то, что вы сказали Гризельде о Чарлзе? — Да, возможно. — Если у вас будет случай, Уэст, будьте добры, передайте ему, что Гризельда… Он замолчал. — Непременно передам, — расстроганно ответил Роджер.
Инспектор Вест на отдыхе Глава 1 Роджер Вест покупает газету
Джанет Вест одновременно ухитрялась не спускать глаз со старшего сына Мартина, именуемого в семье Скуппи, то есть Пронырой, забавлять младшего Ричарда, который сидел на пледе, растянутом на горячем песке, и высматривать мужа, полчаса назад отправившегося искать мороженое. Мартин стоял и во все глаза смотрел на маленькую девочку с льняными волосами, наполовину скрытыми белой панамкой. Теплое ласковое солнце освещало желтый пляж и почти неподвижное море. В руке у Скуппи было маленькое ведерко с водой. Вдруг он поднял его с решительным видом, но Джанет успела крикнуть: — Скуппи, не смей! Он искоса посмотрел на мать и все же пролил несколько капель воды из ведерка на голенькие ножки девочки, потом отвернулся от нее, заметив пучок ярких зеленых водорослей. Пока он занимался ими, Ричард издал звук, в котором одновременно слышались восторг, жалоба и боль. Джанет бросила взгляд на тропинку, по которой шел Роджер Вест. Краешком глаза она заметила что-то желтое, кружащееся над головой Ричарда. Этот непрошеный гость в высшей степени заинтересовал годовалого карапуза. — Ой! — воскликнула Джанет, отгоняя осу. Пронзительный вопль Ричарда выразил силу его протеста. Скуппи, сразу же проникнувшись братскими чувствами, отошел от воды и сунул малышу под нос мокрые водоросли. Роджер Вест, которого издали было видно благодаря высокому росту, осторожно нес в руках бумажный пакет. Загоревший за четыре дня бездумного лежания на пляже, со светлыми волосами, не успевшими просохнуть после недавнего купания, одетый во фланелевые брюки и рубашку с открытым воротом, он невольно привлекал к себе внимание. — «Ивнинг Ньюс». Убит член парламента, — надрывался мальчишка-газетчик за спиной Роджера. — Статья об убийстве. ЧП! Роджер тотчас же остановился, а Джанет тяжело вздохнула. Сидевшая подле нее пожилая женщина сочувственно заметила: — У вас хлопот полон рот, не правда ли? — Да, вы правы, — улыбнулась Джанет. — Но зато у вас пара славных ребятишек! — Да, и их двоих вполне достаточно… Скуппи! Ах ты, паршивый чертенок! Мартин, который на какое-то время остался без присмотра, подбежал к воде, зачерпнул полведерка смеси: воды, песка и водорослей и все это вывернул на спину приглянувшейся ему девочки. К счастью, пострадали лишь ноги жертвы. Но поднявшийся вслед за этим рев перекрыл все остальные звуки, за исключением приговора одной толстухи. — Какой отвратительный мальчишка. Джанет бросила на обидчицу происполненный негодования взгляд, однако вынуждена была промолчать. Скуппи, потупив голову, шел на расправу. Джанет вскочила с такой воинственностью, что пожилая соседка тут же взмолилась: — Только не наказывайте его! В шлепке Джанет не было никакой силы, но Ричард и Скуппи заревели оба сразу, испуганные сердитым лицом матери, и одновременно маленькая девочка, как видно, из сочувствия, усилила свои вопли. Инспектор Вест из Скотланд-Ярда как раз подоспел к середине этого концерта. Бумажный пакет в его руках совершенно промок, сам же он был погружен в чтение газеты. — Ради бога, Роджер, помоги мне, — взмолилась Джанет. — А? — спросил Роджер, отрываясь от газеты, — собственно говоря, что тут происходит? Через минуту Скуппи и его недавняя жертва с восторгом брызгались в воде, а Ричард, размахивая печеньем, криком выражал свое удовольствие. Джанет была еще несколько возбуждена. Лицо у нее покраснело, темные волосы выбились из-под купальной шапочки, а плечики купальника перекрутились. Поднявшись, она споткнулась о брошенное ведерко Скуппи и чуть было не упала. Роджер весело рассмеялся, но вовремя заметил, что она готова расплакаться. — Неужели тебе понадобилось отсутствовать целый час, чтобы найти это несчастное мороженое? — возмутилась Джанет. — А потом купил эту идиотскую газету и наступал всем на ноги, потому что не мог обождать минуты и читал ее на ходу. Я-то считала, что мы оба на отдыхе! — Так оно и есть, дорогая! Эй, Скуппи, мороженое! Липкая, растаявшая масса была выскоблена из мешка, разложена по бумажным стаканчикам и в одну минуту уничтожена. Роджер упорно косил глаза на газету. Джанет оглянулась и увидела, что он читает. Она нахмурилась, собралась было что-то сказать, но потом раздумала, заметив, как он заинтересован. Некоторое время он читал, потом отложил газету в сторону и уставился на море. — Вернись назад, дорогой, — засмеялась Джанет. Он вздрогнул и улыбнулся. — Куда тебя унесла газета? — спросила жена. — В город. Но забудем об этом и быстренько окунемся в воду. Роджер снял брюки и, оставшись в плавках, взял Джанет за руку, и они побежали к морю. Отплыв на несколько ярдов и немного поплавав, они повернули назад, кувыркаясь и брызгаясь. Пляж казался удивительно далеким, и Джанет то и дело поглядывала в ту сторону. Роджер заметил недалеко от них яхту и предложил: — Поплыли наперегонки? Он плавал хорошо, но на коротких дистанциях Джанет всегда его опережала. И в этот раз она первой доплыла до лодки. В ней для них не нашлось свободного места, но все же они сумели прицепиться. Джанет чуточку запыхалась. Назад они плыли уже медленнее, на боку, повернувшись лицом друг к другу. — Дорогой… — проговорила Джанет при очередном взмахе рукой. — Да? — Что ты вычитал в газете? — Ничего. Забудь про это. — Я не знаю, что такое «забудь», — начала она и не договорила, потому что волна ударила ей прямо в лицо. Но немного отдышавшись, она продолжала: — Посмотрел бы ты на себя со стороны! Ты же полностью позабыл, где находишься. Что там было написано? — Об убийстве, если ты так уж хочешь знать. — Неужели даже в отпуске ты не можешь позабыть, что ты инспектор Роджер Вест? — Иногда не могу. Прости меня, дорогая. Без четверти шесть они вернулись в гостиницу. Роджер занялся Скуппи, а Джанет возилась с Ричардом. В половине седьмого оба малыша уже лежали в кроватках. Роджер и Джанет вошли в столовую комнату, расположенную рядом со спальней. Их обед начался ровно в половине восьмого. — Вот только когда начинается твой настоящий отпуск, — вздохнул Роджер. — Слушай, попроси одну из горничных присмотреть за нашими наследниками. Мне удалось приобрести два билета на танцы. Глаза Джанет просияли: — Умница! Я пойду с удовольствием! Они закончили быстрый вальс, оба немного запыхались и вернулись к своему столику, где их ожидал какой-то высокий и плотный человек. — Надеюсь, я не ошибаюсь, — произнес незнакомец, — вы действительно старший инспектор Роджер Вест? — Я надеялся, что здесь об этом никто не пронюхает, — усмехнулся Роджер. — Я никому не проболтаюсь об этом, — заверил его мужчина. — Я — старший полицейский офицер Келл. Местный, — добавил он, улыбаясь Джанет. — Я знаю, что вы, ярдовские работники, во время отпуска предпочитаете проживать инкогнито, но я не мог устоять против искушения познакомиться с вашим супругом, миссис Вест. Джанет рассмеялась. — Скажите, — продолжал Келл, — не согласились бы вы присоединиться к нашей компании? Они знают, кто вы, но они так же ненавидят говорить в обществе о служебных делах, как и я. Компания Келла состояла из пяти мужчин и трех женщин. Келл был самым старшим. Ему было лет пятьдесят. Оставшись с Роджером вдвоем, когда остальные ушли танцевать, Келл спросил: — Что вы знаете о деле Риддела, Вест? — Только то, что написано в «Ивнинг Ньюс». — Он был убит в вашем районе? — Если бы я находился на дежурстве, то скорее всего, это дело поручили бы мне, — признался Роджер, — и, между нами, мне бы очень хотелось возвратиться в город. Но я об этом не смею и заикнуться. Это наш первый совместный отпуск за несколько лет. — Жаль, — вздохнул Келл, — жаль, что вы не можете возвратиться в город. Не часто выпадает возможность найти убийцу члена парламента. Вы знакомы с Ридделом? — Слегка. — Отталкивающий тип, не так ли? — Некоторые люди придерживаются такого мнения, — осторожно ответил Роджер. — Они его разделали под орех, — продолжал Келл, подкручивая усы. — Превратили лицо в неузнаваемую маску, а голову почти полностью отделили от тела. Могу поспорить, что к тому времени, как это дело будет кончено, выяснится много интересного. Ведь он был членом какого-то правительственного комитета, не так ли? — Я знаю только то, что прочитал, — заверил его Роджер. В этот момент музыка утихла, и он вытащил портсигар. — Помолчите немного, я не хочу, чтобы моя жена подумала, будто я добиваюсь вызова на работу. У нас впереди еще целых десять дней. — Меня не удивило бы, если бы вас отозвали, — заметил Келл. Они оба поднялись, когда к ним присоединилась Джанет и сын Келла, высокий, добродушный юноша. Танцы закончились в начале первого. Келл предложил довезти Роджера и Джанет на машине, но они предпочли прогуляться пешком. Яркая луна, казалось, приглушила огни ночного города. Они шли по набережной и любовались серебристым блеском воды, а плеск волн напоминал далекий хор таинственных менестрелей. Неожиданно Джанет спросила: — Дорогой, почему ты мне ничего не расскажешь про Риддела? — Я в отпуске, — беспечно ответил Роджер. — А какой осел назвал тебе это имя? — Младший Келл. Разве Риддел не обращался в Ярд за защитой? Помнится, что ты мне как-то об этом рассказывал. — Да, верно. Но именно поэтому десятки молодчиков из Ярда справятся с таким пустяковым заданием. Они, вне всякого сомнения, быстро сцапают убийцу. Чартворд ухватится за ту малюсенькую ниточку, которая у него имеется. Конечно, если бы меня не отпустили отдыхать, я бы наверняка занялся этим делом… Повторяю, мне оно представляется детской забавой, но все же я чуточку волнуюсь за Билла Слоуна. Джанет даже вздрогнула. — А при чем здесь Билл? — Эти две недели он заменяет меня. Они были уже в спальне, когда Роджер услышал звонок. Он поспешил вниз. В гостинице был всего один аппарат, который находился в нише холла. — Алло, «Мейвью-Отель». — У меня личный вызов для мистера Роджера Веста, — сказала телефонистка, — можно ли его позвать к телефону? — Слушаю. Я у телефона. Значит, о нем вспомнили! — Обождите минуточку. Наступило молчание. Роджер принялся гадать, кто же мог ему звонить. Он не был слишком удивлен, когда услышал голос детектива-инспектора Вильяма Слоуна. — Послушай, Красавчик, надеюсь я не вытащил тебя из постели? — смущенно спросил Слоун. — Я хотел позвонить раньше, но у меня был черт знает какой трудный день! — Я этого опасался. — Как ты думаешь, не мог бы ты завтра утром на пару часиков приехать в город? Остальные подлецы так бесстыдно ликуют, потому что я допустил оплошность, что мне претит мысль просить их о помощи. — Сначала я улажу с Джанет, — ответил Роджер, — пожалуй, ради твоих прекрасных глаз она, возможно, и даст согласие. Однако, это будет неофициально, ясно? Потому что если только я покажусь в Ярде, меня обратно не выпустят. — Встретимся на Белл-стрит, — сказал повеселевшим голосом Слоун, — скажем, часиков в одиннадцать. — Договорились. Что-нибудь прояснилось? — Казалось, что мы схватим наших голубчиков через пару часов, но совершенно внезапно стали возникать различные затруднения… Одним словом, все пришлось отложить до утра. Пожалуйста, старина, передай Джанет, что я крайне сожалею. — Ну, на этом наш отдых кончился, — через несколько минут сказала Джанет, — в глубине души я все время этого боялась. Нам здесь без тебя не слишком будет весело. — Я завтра вернусь обратно. — Сильно сомневаюсь… Ну, да ладно, я постараюсь уж как-нибудь справиться и одна.Глава 2 Детектив в Доллремзе
Роджер поехал в Лондон на поезде, оставив машину Джанет. Он уютно устроился в уголке купе 1-го класса с утренними газетами в руках. Все они поместили несколько отличающиеся друг от друга отчеты об убийстве Риддела, но единодушно заявляли, что Скотланд-Ярд с минуты на минуту… «ожидает важных событий…». Сидевшие напротив двое мужчин принялись обсуждать убийство. Один низенький толстячок буквально повторил слова Келла. — По всем разговорам можно судить, что он был отменным мерзавцем. — Знаем мы этих политиканов, — насмешливо откликнулся второй, — а этот был политическим авантюристом самого скверного пошиба. При его деньгах он никогда бы не присоединился к лейбористам, если бы не добивался поста в правительстве. Чертовски рад, что он его не получил. — Не исключено, что он был искренен, — возразил второй. — Только не Риддел, — упорствовал первый, — уж поверьте моему слову, он занимался политикой только ради того, что мог через нее что-то, получить. Вспомните хотя бы его жену. — А что в ней особенного? — Мой дорогой друг, она же дочь лорда Пломлея, твердолобого тори. Не старайтесь меня убедить, что Риддел мог породниться с такой семьей, если бы у него было хоть на пенс искренности. Этот брак вообще очень странен. Никогда не мог понять, как Пломлей мог согласиться на это. — Возможно, у него не спрашивали согласия, — пробурчал первый, — в наши дни дети покорностью не отличаются. Толстяк вытащил из кармана «Таймс» и углубился в чтение передовицы. Роджер откинулся на спинку дивана, закрыл глаза и принялся восстанавливать в памяти все, что ему было известно о Джонатане Ридделе, который не прошел на выборах по Шиленду всего лишь через несколько месяцев после женитьбы на прелестной Синтии Пломлей. Эта свадьба вызвала много толков в светских кругах. Богатый человек, унаследовавший после смерти дядюшки огромное состояние, Риддел все время находился на виду. Видимо, этим фактом и объясняются многочисленные слухи относительно его особы… Его называли тираном, жадным и прижимистым хозяином. Роджер увидел его впервые, когда тот явился в Скотланд-Ярд просить защиты. Риддел был высокомерен, но довольно разговорчив. Он сказал, что получил три угрожающих письма, вернее, полуграмотно написанные записки. Все без подписи. Несколько лет тому назад он уволил шофера, уличив его в хищениях. Парня посадили в тюрьму. Риддел был убежден, что автором этих записок и был злополучный малый. Но ничего не было обнаружено. — Как же его звали? — размышлял Роджер. — Финн как будто. Да, Финн. Невысокий толстый человек, с копной черных волос и синеватым подбородком, Финн после этого работал в Лондоне на фабрике. Он отрицал свою причастность к письмам. Меньше чем через два часа после выезда из Боньера Роджер вылезал из такси напротив своего дома на Белл-стрит, в Челси. Лужайку следовало подстричь, а у него не было времени сделать это до отпуска. Он отпер дверь и потянул носом. — Уже пахнет затхлостью. О! Вот и письмо. Он взял один-единственный конверт. На нем не было марки, а в левом верхнем углу виднелась надпись: «В личные руки. Срочное и важное». Он быстро надорвал конверт. Ему писал Джонатан Риддел:«Дорогой Вест! Я приеду к вам сегодня вечером в 7.00. Пожалуйста, постарайтесь быть дома. Я не хочу заезжать в Скотланд-Ярд по причине, которую я изложу вам при нашей встрече. Дело чрезвычайно важное. У меня есть основание полагать, что в ближайшие два-три дня на меня будет произведено покушение».Удивление по поводу того, что Риддел написал ему неофициальное письмо по домашнему адресу, затмило тот факт, что этому человеку было известно о грозившей ему опасности. Будь Роджер в тот вечер дома, он бы сумел предотвратить трагедию. Роджер услышал шаги на крыльце и вышел навстречу. — Так это вы здесь, мистер Вест? — Господи! — пробормотал Роджер. На пороге стоял их ближайший сосед по имени Норман. Роджер скрыл свое разочарование и пошел навстречу. — Хелло, это я, — проговорил он сердечно. В руке у Нормана была бутылка с молоком. Он вошел в холл, и Роджер подумал, какая у этого человека добродушная физиономия. — Моя жена заметила, как вы входили в дом. Жаль, что вам пришлось возвращаться назад. Наверное, из-за этих воров? — Каких воров? — оторопел Роджер. — Как, вы не знаете? Великий боже, вот когда мы перепугались! Я подумал, что вас поставят в известность, хотя никто ничего не успел стащить. — Я бы хотел узнать поподробнее, — вежливо заметил Роджер, ничего не понимая в невнятной речи соседа. — Пройдемте на кухню и выпьем по чашке чая. — Ну, что же, не откажусь. Норман первым потрусил на кухню. — Меня поражает, что вас не известили о грабителях, мистер Вест. Это случилось в понедельник ночью. Заезжал мистер Риддел, а вскоре после этого… Роджер остановил его. — Одну минуточку. Мы начинаем ходить вокруг да около. Вы говорите, что сюда заезжал мистер Риддел и что в тот же вечер в доме была произведена кража со взломом? — Как раз именно так это и произошло, — ответил немного нервничающий Норман, — я хотел было позвонить в Ярд, просто напомнить еще разок. Но решил, что они все и без меня знают. Я хочу сказать, им наверняка все сообщили в связи с мистером Ридделом. — Должно быть, — подтвердил Роджер. Он терпеливо пытался вытянуть из Нормана все детали. Примерно в половине восьмого в понедельник к дому Роджера подошел человек. Норман работал в саду и громко крикнул посетителю, что Роджер уехал. Сам он Риддела не узнал, но тот весьма приветливо представился и спросил адрес Роджера. Норман сказал, что сосед не оставил ему адреса. Разве что справиться в Скотланд-Ярде, однако Риддел никак ему не верил. Тут появилась миссис Норман и пригласила Риддела войти в дом. Возможно, он надеялся узнать адрес у нее и поэтому согласился. Они все вошли в гостиную дома Нормана, но тут Норман заметил, что в палисадник дома Вестов вошел какой-то человек. Норман поспешил предупредить пришедшего, что Весты уехали, но нигде того не увидел. — И тут я обратил внимание на то, что ваше среднее окно растворено, — говорил Норман, — это было поразительно, мистер Вест. Ведь этот тип не пробыл и пяти минут. Наверное, он прямиком направился к окну и высадил раму. Смею вас заверить, я не стал напрасно терять время. И поднял тревогу, мне на помощь пришел мистер Риддел. Я полез в дом через окно, а жена побежала к телефону, чтобы вызвать полицию. Мистер Риддел тоже влез в окно следом за мной. Внутри дома находился человек, мы слышали его, хотя и не видели. Впрочем, мельком мы его заметили, когда он перелезал через стену в саду. — Ясно, — вздохнул Роджер. — Я был уверен, что вы в курсе дела, — продолжал Норман, — ведь полицейский появился почти немедленно. Шабель не пришлось даже звонить в участок, она увидела, как он проходил мимо и позвала его. Господи, сколько мы пережили! Теперь вы понимаете, почему я предполагал, что вы можете возвратиться. А вдруг этот непрошеный гость имеет какое-нибудь отношение к злополучной смерти мистера Риддела. — Ну и разнесу я их там всех за то, что они мне ничего не сообщили! — Возможно, они просто не хотели вас волновать во время отдыха, — предположил Норман. — Да, Шабель просила передать вам, чтобы вы зашли к нам пообедать, если вы не уедете до ленча. Роджер поблагодарил его, проводил до калитки и возвратился назад в кухню, оставив парадную дверь открытой. Затем он осмотрел все комнаты, но нигде не обнаружил следов ограбления. После этого он вытащил из сарая машину для стрижки травы и принялся приводить в порядок лужайку перед домом. Он почти покончил с работой, когда к нему подъехала машина. Из нее вылез Билл Слоун. — Хелло, Роджер! Извини за опоздание. — Он был моложе Роджера и лишь недавно ему было присвоено звание детектива-инспектора. У него была цветущая добродушная физиономия, которую украшали сверкающие белые зубы и серые глаза. Они пожали друг другу руки. — Как поживает Джанет и… — Все хорошо. Ближе к делу, — перебил его Роджер нетерпеливо. — Я чувствовал, что неприятностей не оберешься, но не предполагал, что Чартворд так на меня обрушится. Можно было подумать, что я сам слежу за Ридделом. — А кто был к нему приставлен? — Молодой Гамильтон. Я бы не поручил это дело ему, но из-за отпусков у нас острая нехватка в людях. Гамильтон, как правило, очень исполнительный парень. Вот я и выбрал его. Он прислал несколько толковых рапортов вплоть до ночи на воскресенье. Тут он потерял Риддела. Уверяет, что тот надул его. Чартворд этому просто не поверил. — Но Риддел ведь убит в собственной квартире. Если Гамильтон его потерял, он обязан был возвратиться к нему на квартиру. — Он там и оказался через час после убийства. Или, вернее, после часа смерти, установленного врачами. Дверь была открыта, так что он вошел в дом и увидел… Ну, ты знаешь, что он там увидел. — Газетные отчеты верны? — Относительно обнаружения тела — да. Вскоре после Гамильтона туда же прибыл репортер из «Ассошиэйтед Пресс». Он сказал, что у него договоренность о встрече с Ридделом. Так как дверь была не заперта, он так же, как и Гамильтон, вошел в квартиру. Вряд ли можно было ожидать, что он повременит с опубликованием такого сенсационного материала, — продолжал Слоун. — Чартворд сразу же отправил прессе меморандум, обычные разговорчики о том, что в скором времени будут произведены аресты. Сам знаешь… — Он скоро остынет. В чем именно он тебя обвиняет? — В том, что я поручил такое ответственное дело неопытному юнцу, — ответил Слоун, — и, разумеется, в том, что я не доложил ему о деле до того, как оно попало в газеты. Гамильтон позвонил мне из квартиры, ну и я, как последний дурак, сломя голову помчался туда, не удосужившись сначала предупредить Чартворда. Он обо всем узнал из «Ивнинг Ньюс». Теперь он назначил старшим Аббота. Я никогда не любил это холодное бревно, какой-то бесчувственный чурбан. Он разгуливает с таким видом, как будто я опозорил Скотланд-Ярд и все время бубнит об отсутствии внимания и инициативы. Боюсь, он даст на меня скверную характеристику Чартворду. — Через некоторое время ты прямиком отправишься к нему и сообщишь кое-что о кое-каких фактах, которые ты сумел раздобыть по собственной инициативе. — Что ты имеешь в виду? — Думаю, ты обнаружишь, что человек в полицейской форме, но без права надевать ее, явился в дом на Белл-стрит в Челси немного позднее 19.30 в понедельник. Это произошло как раз после того, как сюда заявился Риддел, чтобы повидать меня. Он был крайне разочарован, узнав, что я в отъезде. После того как неизвестный забрался в эту комнату и, очевидно… — Подожди, что за чушь ты порешь. Сюда приезжал Риддел, чтобы повидаться с тобой? Ни о каком взломе никто не сообщал, газеты уж наверняка разнюхали бы. Ты мне морочишь голову! — Я тебе объясняю, как ты можешь мигом утихомирить разбушевавшийся океан. Все, что от тебя требуется, это побеседовать с моим соседом. Ручаюсь, что Чартворд замурлыкает, как довольный кот. — Когда я смогу повидать твоего соседа? — потребовал Слоун. Они вместе отправились к Норману, который горел от нетерпения выложить еще раз свои сведения. Миссис Норман все же накормила их до того, как Слоун покатил в Скотланд-Ярд. Роджер решил достричь лужайку. В половине третьего, когда, как он знал, у мальчиков был полдник, он позвонил в Боньер. Ответила Джанет. — Ты возвращаешься? — первым делом спросила она. — Сомневаюсь, удастся ли мне быть дома раньше вечера. — Начинается, — вздохнула Джанет. — Зачем я только вышла замуж за полицейского! Ты видел Билла? — Да, и он уехал от меня немного приободренный. Вечером я дам тебе подробный отчет. Как сегодня было на пляже? Через пять минут он дал «отбой». Нужно сказать, его раздирали противоречивые чувства: теперь, когда он находился в Лондоне, стремление попасть к Джанет и мальчикам было почти непреодолимым, но поскольку помощнику комиссара станет известно, что он уже вмешался в это дело, его почти наверняка отзовут. Около трех раздался телефонный звонок. — Начинается, — повторяя интонацию Джанет, произнес Роджер и снял трубку. — Алло? — Не могла бы я поговорить с инспектором Вестом? — произнес женский голос. — Кто его спрашивает? — Меня зовут Риддел, миссис Синтия Риддел.
Глава 3 Миссис Риддел
Миссис Риддел необходимо было с ним повидаться. Будет ли он дома в четыре часа? Роджер ответил, что будет. В пять минут пятого он начал проявлять признаки нетерпения. Он был уверен, что жена покойного должна быть пунктуальна. Он вышел в сад и остановился возле ворот. В это время из-за угла вынырнул «мерседес», за рулем которого сидела женщина. Машина остановилась против дома Вестов. Женщина вышла из машины и направилась к дому. — Инспектор Вест? — Да. — Вы очень добры, что согласились повидаться со мной. Миссис Риддел не была красавицей, но косметика сделала свое дело. У нее была грациозная и одновременно полная достоинства манера держаться, выгодно отличавшая ее. Она была очень высока, почти с Роджера, тоненькая, с великолепной фигурой. На ней был темно-синий костюм с пестрыми манжетами. Роджер знал, что ей 32 года. С виду она выглядела на 23. Роджер отступил в сторону, пропуская ее в приемную, затем предложил сигареты. — Благодарю вас, мистер Вест, но я очень редко курю. Я должна извиниться за то, что приехала сюда. По-видимому, встреча с полицейским офицером разрешается только через посредство Скотланд-Ярда? Мне так сказали. — Нет никаких оснований, чтобы вы не могли повидаться со мной, миссис Риддел, но как частное лицо я могу вам помочь в определенных пределах. — Мне нужно весьма немного. Когда на днях мой муж приезжал к вам, было ли у него что-нибудь с собой? — Что вы имеете в виду под «что-нибудь»? — Небольшой пакет размером с блок сигарет, — медленно ответила она. — Он его привозил? — Не знаю. — Пожалуйста, не нужно уверток, мистер Вест. Если вы мне прямо скажете, что не имеете права давать информацию, я не стану вас больше тревожить. — Я ничего не скрываю. Просто ваш муж не видел меня. — Что?! — Я уезжал. — Невероятно. Он говорил мне, что видел вас. Не могу понять, зачем ему нужно было обманывать меня. Он — у него о вас сложилось весьма высокое мнение, — он стремился познакомиться с вами. Нет, это просто невероятно, — снова повторила она. — А разве вся история не невероятная? Она всплеснула руками. — Не знаю. Я жила столько времени в постоянной тревоге, что меня уже ничто не может удивить. Но это… — Значит, вы тоже чего-то боялись? — Не уверена, что именно это слово, — сейчас она овладела собой. — Я знала, что Джонатан боялся Финна, но мне не верилось, что страх его обоснован. — Вы знали Финна? — Много лет назад. Она немного помолчала, внимательно разглядывая Роджера и не стараясь скрыть собственной растерянности. Затем быстро поднялась. — Не имеет смысла больше оставаться. — Что было в пакете, миссис Риддел? — Нечто личное. — Все личное, принадлежащее мистеру Ридделу, в настоящее время интересует полицию. После долгой паузы женщина сказала: — Я не знаю, что было в этом пакете. — Понятно. Откуда вам стало известно, что ваш супруг намеревался поехать ко мне? — Я уже говорила, он заявил, что был у вас. — Правда ли это? — вкрадчиво спросил Роджер. Кровь бросилась ей в лицо, а Роджер лишь весело рассмеялся. — Я категорически протестую против такого предположения, мистер Вест. — Я и не думал делать предположения, миссис Риддел. Но у меня большой опыт по делам ведения следствия об убийствах. Я хочу напомнить вам, что правда, в конце концов, обязательно обнаружится: в течение долгого времени ее удается утаивать, но она редко становится от этого иной. — Вы слишком дерзки! — закричала она. — Я — полицейский, миссис Риддел. Она повернулась и пошла к входной двери. Роджер открыл ее. Миссис Риддел слегка кивнула головой и вышла из двери, даже не оглянувшись. Мотор пару раз чихнул, и машина рванулась с места. Роджер вошел в холл и подошел к телефону. Набрал 12-12 и попросил Слоуна. Тот находился у помощника комиссара. — Хорошо, соедините меня тогда с инспектором Дэем. Через довольно продолжительное время в трубке послышался голос: — Говорит старший инспектор Дэй. — Добрый день, старший инспектор. Это тоже старший инспектор Роджер Вест. — Кто? — завопил Дэй. — Красавчик? — Да, я. — Как сейчас в Боньере? Черт побери, здесь невозможная духотища! Обливаешься потом. Ты счастливчик. Урвать неделю в такую погоду! Как жена? Семейство? Уже купались? Я бы на твоем месте вообще не вылезал из воды. — Эдди, это срочно. — Не могу понять таких типов, как ты, Красавчик! Честное слово, не могу. Ты получаешь двухнедельный отпуск в лучшее время года, а тебя не оторвать от телефона. Я бы, представься мне такая возможность, спрятался бы за сотни миль отсюда, а в сторону телефона просто не смотрел бы, не говоря уже о том, чтобы звонить на работу. Могу поспорить, что миссис Вест не будет в восторге, если узнает, что ты беспокоишься о делах. Все подумают, — с раздражением добавил Эдди, — будто ты воображаешь, что мы без тебя не можем обойтись. Ничего подобного, машина вертится! — Все ясно. Послушай, как только вернется Слоун, передай ему, слышишь, не забудь. — Что передать-то? — Скажи ему, что, по моему мнению, его заинтересует миссис Риддел. — Значит, ты пытаешься руководить отделом из Боньера, — фыркнул Эдди, — на месте Слоуна я наплевал бы на все твои указания. Конечно, он этого не сделает, — добавил Дэй, понижая голос, — бедняге Слоуну попало ни за что, ни про что. Я случайно проходил мимо кабинета Чартворда, когда тот ему мылил холку. — Ты передашь ему то, что я просил? — Конечно, можешь не сомневаться. И я не думаю, что это будет для него новостью, скорее всего, он уже и сам подумал об этом. Возможно, он и допустил какую-нибудь промашку в самом начале, но вообще он малый не дурак, ничего не упустит. Я… Эдди замолчал. В трубке послышалось что-то вроде «к чертям», а потом Эдди с негодованием произнес: — Обожди, Красавчик, здесь Слоун. Ухмыляется от уха до уха. Честное слово, сдаюсь. Передавай от меня привет супруге. — Алло, Роджер, — раздался голос Слоуна, — я нужен? — Как дела? — Лучше не бывает. Тебе и вправду удалось. Чартворд… — Не забывай про длинные уши Эдди Дэя. — Ну, все прошло как по маслу, — сбавил тон Слоун. — У меня есть еще кое-что в этом же плане. Недавно мне нанесла визит жена Риддела. Ты с ней уже виделся? — Хладнокровная особа. Знаешь, позавчера вечером ее не было в городе… — Она утверждает, что у Риддела был пакет размером с блок сигарет, когда он приезжал ко мне, и будто бы он сказал ей, что виделся со мной. Либо он наврал ей, либо она мне. Она была очень заинтересована судьбой этого пакета, хотя, по ее словам, ей неизвестно, что в нем находилось. Пока я не стал бы ее теребить в отношении пакета, но не спускал бы с нее глаз. Если она будет держаться высокомерно, прижми ее. Это ее испугает и, может быть, она развяжет язык. — Правильно, — быстро согласился Слоун. — Как бы я хотел, чтобы ты вернулся. Это дело как раз по тебе. — Не будь ослом, Чартворд не знает, что ты со мной виделся, не так ли? — Он намекнул мне, что ты в такое горячее время нежишься на пляже, но ничего не говорил о твоем отзыве. — Удержи его, если сумеешь, — попросил Роджер, — я хотел бы провести эту недельку в Боньере. Он повесил трубку и отправился в холл. Железнодорожный справочник лежал на столе. Он посмотрел, когда отходит ближайший поезд на Боньер. Если выйти из дома через 20 минут, он как раз успеет на него. Он обошел все комнаты, закрывая на щеколды окна и задергивая занавески. Роджер собрался было уже уходить, когда раздался резкий телефонный звонок. — Минуточку, — сказала телефонистка, — у меня междугородный разговор. Он услышал, как она отвечает кому-то на другом конце линии: «Алло, Боньер, я соединила вас с абонентом в Челси».Сэр Гай Чартворд был крупный мужчина с цветущим румяным лицом, широченными плечами и, в нормальном состоянии, добродушным характером. Он сидел в своем огромном кабинете, за блестящим отполированным столом, окруженный ультрамодной мебелью из стальных гнутых трубок и разговаривал по телефону. Солнечный зайчик, отраженный от картины на правой стене, пристроился на его лысине, волосы у него были седые, крутыми кудряшками они обрамляли совершенно голую макушку. — Да, да, Джанет, я все понимаю. Это невероятно досадно. Честное слово, я крайне сожалею, но вы сами понимаете, насколько это важно. Если бы этот паршивец Роджер не был таким хорошим работником, я его ни за что бы не побеспокоил. Я решил, что мне надо сначала переговорить с вами, чтобы смягчить удар. Как поживает мой крестник? — Это нечестно, сэр Гай, — не удержалась Джанет, — вы это прекрасно понимаете. — Ну, ну, успокойтесь, дорогая, — загудел сконфуженный Чартворд, — поймите же, это почетное дело, пожалуй, ничего подобного у нас давно не было. Роджеру представляется возможность сразу же выдвинуться. Если он, конечно, сумеет отличиться. Он должен мне быть только благодарен, да и вы тоже, Джанет, вы же понимаете, что членов парламента каждый день не убивают. — Мне ясно только одно: ему не следовало ездить в город! — Что вы сказали? — Я сказала, что ему не следовало уезжать в город! Хотя бы пару денечков дали ему еще отдохнуть. Такая замечательная погода! — Хм, пару денечков. Может быть, дело будет закончено через пару дней. Одно я вам твердо обещаю: как только расследование закончится, Роджер отправится на море и догуляет все, что ему положено. — Может быть, вы устроите нам номера в гостинице и соответствующую погоду? — Постараюсь… — рассмеялся Чартворд. — Надеюсь, я… я не была слишком резкой, извините меня, но это такое разочарование. Я все понимаю и надеюсь… — Моя дорогая Джанет, не тревожьтесь из-за этого, — гудел Чартворд, — честно признаюсь, что чувствую себя преступником, когда думаю о вас. Не вините и Роджера, я не знал, что он в Лондоне. Хорошенько смотрите за Скуппи и возвращайтесь все назад шоколадного цвета. Кстати, где остановился Роджер? — Скорее всего, сейчас он возвращается в Боньер. — Ой, лучше бы этого не было! — испугался Чартворд. — До свидания! Не успел он повесить трубку, как Джанет уже заказала разговор с Челси.
Вешая трубку, Роджер довольно улыбался. Раз Чартворд хочет поручить ему это дело, значит, у него неплохая репутация. Он может позвонить с минуты на минуту. Действительно, раздался звонок. Чартворд? Роджер бросился к телефону. Это был действительно он. И тут он заметил через узенькую щель между занавесками, что к дому снова подъехала машина миссис Риддел.
Глава 4 Ответный визит
— Я хотел бы поговорить с инспектором Вестом, — проговорил Чартворд голосом, который был воплощением сарказма, — попросите его подойти к телефону. — Вест слушает. — Роджер поставил аппарат на краешек стола, затем потянулся к окну, не выпуская трубку из рук, пытаясь раздвинуть пошире занавески. Дверца в машине хлопнула. Миссис Риддел направилась к дому, и Роджера снова поразила ее необычайная грациозность. — Это помощник комиссара, — заявил Чартворд. — Здравствуйте, сэр, — радостно проговорил Вест. — Будьте добры, подождите одну минутку, кто-то стоит возле двери. Он положил трубку и выбежал в холл. Звонок все еще дребезжал. Открыв дверь, он любезно пригласил: — Входите и садитесь. Я задержусь на пару минут. Берите сигареты, налейте себе вина. Все на столе. Сам он снова побежал к телефону. — Прошу извинить меня, сэр. — Мне необходимо вас немедленно видеть, сэр, — в тон ему сказал Чартворд. — Господи, — простонал Вест. — Что вы имеете против? — Я обещал жене вернуться следующим поездом. — Очень сожалею, Вест, но это необходимо. Чартворд повесил трубку, и Роджер вернулся в холл. — Вас нельзя обвинить в медлительности, — начал он. — Что ж, я рад вас видеть. Мы разумные люди. Конечно, нашаработа делает нас не слишком популярными, потому что иной раз, благодаря нашим стараниям, у людей возникают крупные неприятности. Но мало у кого есть веские основания жаловаться на то, как мы с ними обходимся. — Вы всегда начинаете разговоры со свидетелями с подобного пролога? — Если появляется риск быть неправильно понятым, обязательно. Впервые она улыбнулась и, стряхнув пепел с кончика сигареты, поднялась и принялась ходить взад и вперед по комнате. — Немного подумав, инспектор, я решила быть откровенной. Содержимое того пакета, маленького пакетика, имело колоссальное значение для меня и моего мужа. Теперь пакет обнаружен. — Прекрасно, — пробормотал Вест. — Может быть, вам будет интересно взглянуть на него? — Еще бы! Она раскрыла свою сумочку и достала пакет, завернутый в коричневую бумагу. Затем протянула его Роджеру. — Я сломала печати, чтобы удостовериться, что все цело. — Благодарю вас. Роджер сорвал обертку и бросил ее на стул позади себя случайным жестом, на который она, по всей видимости, не обратила никакого внимания. В его руках оказался футлярчик из черной кожи с золотыми петельками и затвором. Он внимательно осмотрел его, а затем поднял крышку. Внутри на черном бархате покоилось изящное жемчужное ожерелье. Жемчужины были подобраны по все убывающей величине. Нитка лежала в форме двух соединенных сердец. Роджер поднял глаза. — Вы должны быть счастливы, что такая ценность нашлась, миссис Риддел. Этот футляр похитили у вашего мужа? — Да нет. В конечном итоге я отыскала его в чемодане. Но я-то вообразила, что ожерелье украли. Глаза Роджера весело блеснули. — И ради этого вы приезжали ко мне? Она насмешливо расхохоталась. — Я подумала, что его украли, когда вы сказали, что у вас его нет. В субботу вечером мой муж сказал мне, что он намеревается отнести ожерелье к вам, так как боится за его сохранность. Вы, конечно, спросите, почему он не отнес его в банк или в сейф? — Она пожала плечами. — На это я не сумею ответить, инспектор. Я не могу объяснить ни одного поступка мужа за последние несколько недель. Я знаю одно, он жил невероятно напряженно, поведение его частенько бывало эксцентричным. Роджер помолчал, потом серьезно спросил: — Вы думаете, его убили из-за этого ожерелья? — Не имею понятия. Вы думаете, что это действительно так? Ее самообладание было потрясающим. — Да, — ответил Роджер. — И в то же время такое зверское убийство из-за драгоценностей… Воры и убийцы, как правило, антагонисты, понимаете ли, нападение было такое жестокое, что… — Инспектор, разве необходимо вдаваться в такие подробности? — Боже мой, какой же я бездушный осел? Роджер защелкнул футляр и отдал его женщине. — Большое спасибо вам за то, что вы показали мне такую роскошь. И за объяснение загадки, на которую могло бы уйти много драгоценного времени. Она направилась к двери, он пошел ее провожать. Глянув на коричневую бумагу на стуле, он подумал, что она действительно про нее забыла, потому что сразу же сунула футляр в сумочку. — Я должен предупредить вас кое о чем, — спокойно заметил Вест. — Визиты на дом к полицейскому могут быть неверно поняты. Меня обвинят в сговоре с вами. Если вам потребуется увидеть меня еще раз, вы всегда сможете найти меня в Ярде. — Сомневаюсь, чтобы такая необходимость возникла, — ответила миссис Риддел. — От всей души надеюсь, что у вас не будет неприятных последствий из-за моего незваного вторжения. — Ну, один раз не в счет! До свидания, миссис Риддел и большое спасибо! Они впервые обменялись рукопожатиями, рука у нее была холодной, и она сильно сжала руку Веста. Затем, нажав на стартер, она сказала: — Вы знаете, кто убил моего мужа? — Пока нет, но узнаем обязательно. — Я буду всячески помогать вам, — пообещала она. Немного дальше, на Кинг-Роуд, выехала небольшая двухместная машина и пристроилась в паре ярдов за «Райли» миссис Риддел. За рулем сидел молодой детектив в штатском; Слоун не терял времени даром. — Ну, что ж, мы начали продвигаться вперед, — вслух заметил Роджер, — и Билл прав — она чертовски хладнокровная особа. Он сбегал наверх и принес небольшой портфель. С большими предосторожностями он сложил оберточную бумагу и сунул ее в портфель, потом взял свой портсигар, из которого она брала сигареты, завернул его в платок и тоже положил в портфель. Выйдя из дома, он сел в автобус и доехал до Вестминстерского моста, оттуда до Ярда было рукой подать. Он не сразу пошел в кабинет Чартворда, а сначала заглянул в лабораторию. На высоком табурете сидел бледный молодой человек, вооруженный лупой. На столе перед ним было разложено множество всяких предметов: бутылки, сумочки, коробки, вилки. Старые, новые, дорогие, дешевые — все в хаотическом беспорядке. — Хелло, Джо, — воскликнул Роджер, — значит, ты сегодня дежуришь? Джо кивнул головой и подмигнул Роджеру. — Нет, я не дежурю, а гуляю, вроде тебя. Роджер усмехнулся: — Тогда тебе сверхсрочная работенка. Он вытащил коричневую бумагу и портсигар. — Проверь-ка срочно отпечатки на этом хозяйстве. Примерно через пятнадцать минут по этому поводу позвонит Чартворд, ты же знаешь, он не терпит промедлений. — Да, ему результаты должны быть сообщены немедленно, — буркнул Джо. — Ладно, Красавчик, сразу же обработаю. — Спасибо! Выйдя из лаборатории, Роджер поднялся к себе в кабинет, находящийся на втором этаже. В комнате стояло четыре желтых стола. На каждом имелся ящик с отделениями, обозначенный: «входящие», «исходящие», «на рассмотрение», «срочные», «специальные». На одном из этих столов отделения были пусты, в других лежали бумаги. Однако ни одного из трех старших инспекторов, разделявших с Роджером кабинет, в данный момент не было на месте. Он отпер свой стол, но тотчас же поднял голову при скрипе отворяемой двери. В кабинет осторожно вошел старший инспектор Эдди Дэй, с подозрением поглядывая в сторону Роджера. Это был здоровенный детина с довольно объемистой талией, но непомерно маленькой головой и руками, так что казалось — он сплющен с обоих концов. На нем был дорогой костюм зеленовато-серого цвета, что еще более привлекало внимание к его несуразной фигуре. У него был крючковатый нос и выдающиеся вперед длинные зубы, которые были заметны даже при закрытом рте. Ни один человек, впервые увидевший Эдди, не мог поверить, что тот наделен недюжинным умом, позволившим ему занять высокое положение в Ярде. Те же, кто знал его хорошо, с трудом выносили, но высоко ценили его искусство разбираться в подделках. Во всей Англии не было второго такого специалиста. — Ну, видимо, мне пора отправляться в психиатрическую лечебницу! — завопил Эдди на своем невозможном «кокна». — Значит, ты и вправду вернулся? Наверняка тебя об этом попросил сам лорд Главный Комиссар! — Чистейшая правда! — усмехнулся Роджер, — и сейчас он как раз меня ждет. — Ты всех переплюнул! Можно подумать, что во всем Скотланд-Ярде не найдется второго такого детектива. Вот что значит создать себе хорошую рекламу! — добавил он с насмешкой. — И я бы посоветовал тебе поторопиться. Когда у него паршивое настроение, он не разбираемся, кто прав, а кто виноват. Ждать он не любит! — Ну, мне всегда удается выйти сухим из воды, — весело рассмеялся Роджер. — Ты, я думаю, занимался теми анонимками, которые получал Риддел? — Трижды все перепроверил, потому что Чартворд сомневался, — ответил Эдди, — но мое заключение сейчас остается таким же, как и вначале. Все они написаны человеком с хорошим плавным почерком, который специально коверкал его. Девять к одному, что писала женщина, и несомненно… — Для меня этого вполне достаточно. Спасибо, Эдди. Роджер подошел к кабинету Чартворда и постучал. Чартворд сидел за столом, положив на него руки. Голова у него была наклонена немного вбок. — Очень любезно с вашей стороны, инспектор Вест, что вы зашли, — начал он иронически, — садитесь… По-видимому, вы ждете, чтобы я начал приносить извинения за испорченный отпуск? — Я очень рад оказаться на работе, — ответил Роджер. — Ладно, послушаем, какие коварные карты вы припрятали. Роджер доложил. Через десять минут Чартворд поднял трубку и спросил лабораторию: — Форбс, вы закончили обработку оберточной бумаги, которую принес вам только что инспектор Вест?.. Немедленно тащите сюда. Джо Форбс явился тотчас же и бесцветным голосом доложил: — На бумаге много отпечатков, сэр. Большинство из них — женские, в нашем архиве они не числятся. Другие принадлежат инспектору Весту, но их немного. Два или три отпечатка той же дамы обнаружены и на портсигаре, а остальные инспектора Веста. — Что еще за портсигар? — спросил Чартворд. — Мой, — пояснил Роджер, забирая его, — его трогала миссис Риддел. Итак, мы знаем, что она принесла подложный пакет. На настоящем были бы отпечатки самого Риддела. — Спасибо, Форбс, — сказал Чартворд. Когда он вышел, помощник комиссара сказал: — Сконцентрируйте все внимание на этой леди. Не дайте ей возможности обвести вас вокруг пальца. — Мы уже установили слежку, сэр. — Хорошо. И кончайте с этим делом по возможности быстрее. Официально дело поручено старшему офицеру Абботу, но он будет находиться здесь. Вы будете работать вместе со Слоуном, берите в помощь столько людей, сколько найдете нужным. То, что Риддел был членом парламента, вызовет гораздо более широкий отклик, чем любое другое дело. Пресса будет на вас тявкать, Министерство внутренних дел торопить, ну и в Палате поднимут соответствующий вопрос. Мы не можем ни проиграть, ни затянуть дело. Кроме того, немаловажную роль играет тот факт, что Риддел выполнял в Комитете специальное правительственное задание. Вам об этом известно? — Только в общих чертах. — Вот вам голые факты. Была создана Государственная комиссия по изучению деятельности некоторых трестов и синдикатов, ходили слухи, что некоторые из них не считаются с новыми правительственными ограничениями. Лорд Пломлей находится в Правлении компании, которую как раз сейчас и обследуют. Жена Риддела — третья дочь Пломлея. До сих пор это еще не стало достоянием публики, но, несомненно, скоро станет. Одним словом, назревает первоклассный скандал. Одна очередная теория предполагает, что Риддел обнаружил какое-то темное дело в тресте Пломлея. Я думаю, что он предупредил своего тестя о неминуемых неприятностях. Ну и был убит. Загадочное поведение его супруги только прибавляет весомости моему предположению. — Но ведь есть и другие члены Комитета, которым столько же известно, сколько и Ридделу? — спросил Вест. — Они все утверждают, что ничего не знают. Министр внутренних дел заверил меня, что у них тоже нет никаких сведений по этому вопросу. Сначала Комитет состоял из пяти членов. Чартворд раскрыл папку из манильской кожи и протянул ее Роджеру. — Вот их имена. Рэйди в работе практически не участвует, он заболел вскоре после создания этого Комитета. Так что в настоящее время осталось только трое: Марриот, Гарнер, Хенби. Было бы смешным предположить, что три члена парламента скрыли какую-то информацию. Но, может быть, удастся что-либо вытянуть из них. Мне кажется, что для начала вам нужно поговорить поочередно с каждым из них. Они знают, что мы не оставим их без внимания и, как я думаю, охотно помогут. Обдумайте хорошо весь план мероприятия и держите меня в курсе дела. — Конечно, сэр. Скажите, беспокойство Риддела началось примерно с того же времени, как была создана комиссия? — Приблизительно через месяц. Комиссия работает вот уже три месяца. Дело было сложное, и без этой случайности оно потребовало бы много времени. — За остальными членами Комитета установлено наблюдение? — Да. — Слоун знает? — Сомневаюсь. Распоряжался Аббот. Понимаете, Слоун не покрыл себя неувядаемой славой. — Вряд ли можно ожидать, что он будет успешно действовать, если не все данные ему сообщены. Что касается меня, я ему полностью доверяю. — Это уже ваше личное дело, — сказал Чартворд, но тут же погрозил пальцем. — Но больше ни один человек не должен быть в курсе дела. Мне известно, что ваш приятель Марк Лессинг частенько осчастливливает вас своими советами. На этот раз он не должен пользоваться никакой информацией. Теперь мне пора уходить, — отрезал Чартворд, — у меня сегодня еще много дел. Желаю удачи. — Спасибо, сэр. Роджер вышел из кабинета, мысленно взвешивая полученные сведения и моля бога, чтобы Эдди Дэй уже ушел домой. Ему будет легче размышлять, если его то и дело не будет прерывать Эдди. Роджер опустился в кресло для посетителей, но не успел даже вытянуть ноги, как дверь с шумом распахнулась и вошел старший офицер Аббот. Такой поступок не был характерен для Аббота, который никогда не торопился. Как правило, он бочком входил в комнату, опустив глаза. Сейчас на его бледном лице появились пятна румянца, глаза блестели. — Хелло! — воскликнул Роджер, вскакивая с кресла. — Где помощник комиссара? — Уехал. А что случилось? — Стреляли в Марриота. Это один из членов Ридделовского комитета. — Убит? — Нет, но он в опасном состоянии. Мне надо позвонить Чартворду, а вам, мне думается, нужно съездить в больницу и выяснить, когда Марриот придет в себя. — Я пошлю кого-нибудь другого, — ответил Роджер, — сам же отправлюсь к остальным членам Комитета.Глава 5 Мистер Гарнер и мистер Хенби
Полковник Рандель Гарнер был единственным консерватором в кабинете Риддела. Роджер много слышал про этого человека, но никогда с ним не встречался. Его уважали обе правительственные партии. Во время коалиционного правительства он был рядовым членом партии, «заднескамеечником», как их называли; в настоящее время он был одним из самых деловых критиков теперешней администрации. Это был состоятельный человек и его дом на Гросвенор-Плейс считался в Лондоне светской Меккой. Роджер дожидался в холле уже минут пять и начал терять терпение, когда вновь появился неторопливый лакей, открывший ему дверь. — Будьте добры сюда, сэр. — Благодарю. Роджер поднялся следом за лакеем по лестнице, пересек площадку и остановился перед дверью. Его шаги заглушил толстый ковер. — Ах, входите, инспектор, — сказал Гарнер, поднимаясь из-за массивного письменного стола. Они пожали друг другу руки. — Садитесь, пожалуйста. Разумеется, можете мне не объяснять цели своего прихода. Что вы будете пить? — Благодарю вас, ничего. — Что вы, выпейте что-нибудь, — настаивал Гарнер, — прошу вас, не церемоньтесь. Виски с содовой? — Ну, хорошо. На столе стоял поднос с виски, содовой и бокалами. Комната со всех сторон была окаймлена стеллажами. Ручки кресел были довольно потертыми, на ковре кое-где виднелись потускневшие пятна. Сам стол сверху был обит кожей, кое-где потрескавшейся. И все же в комнате чувствовался достаток и благополучие. Сам Гарнер был высоким энергичным человеком, облаченным в вечерний костюм. Отблеск настольной лампы играл на его крахмальной манишке и манжетах с жемчужными запонками. Жемчуг напомнил Роджеру о втором визите миссис Риддел: Густые волосы Гарнера были совершенно седые, он зачесывал их назад. — За удачу в вашем начинании, — сказал он, поднимая свой бокал. — Понимаю вас, инспектор, хлопот у вас полон рот. Это отвратительное, подлое дело. Я знал мистера Риддела очень хорошо. Он мне очень нравился. Не обращайте внимания на разные сплетни о нем. Конечно, он был необщительным человеком, но очень симпатичным и отзывчивым. Его смерть потрясла всех его друзей. — Не сомневаюсь, — пробормотал Роджер. — Мне это представляется какой-то бессмыслицей, — продолжал Гарнер, — думается, единственный и возможный мотив — ограбление, хотя как будто бы ничего не было украдено. Бессмысленное убийство гораздо труднее раскрыть, чем какое-либо другое преступление. Я не завидую вам. По всей вероятности, у вас уже сложилось свое мнение по этому делу? — Мы пока не добрались ни до каких теорий, сэр. Нам нужно гораздо больше информации, прежде чем мы приступим к делу. Лично меня больше всего волнует другая сторона дела. Гарнер внимательно посмотрел на него. У него были проницательные серые глаза, и, несмотря на свою словоохотливость, он производил впечатление человека, который в любых условиях предпочитает молчать. — Вы выражаетесь неясно, — пробормотал он. — Как же, сэр, после того, как Марриот тоже пал жертвой… Гарнер выронил бокал. Он ударился об угол стола и разбился, расплескав виски по всему ковру. Роджер не шевельнулся. Гарнер побледнел. Впечатление, что этот человек прекрасно владеет собой, исчезло. Полковник был смертельно испуган. — Вы в этом уверены? Он даже не заметил разбитый бокал и пролитое виски. Трясущимися руками он взял сигарету из пачки, лежавшей на столе. — К сожалению, да. — Как это произошло? — В него выстрелили, когда он вылезал из машины перед входом в свой клуб, — ответил Роджер, проведший пять минут у Слоуна, прежде чем уехать из Ярда. — В настоящее время его оперируют в Вестминстерской больнице, но надежды на спасение невелики. — У меня было впечатление, что Риддел крайне мнительный человек, — сказал Гарнер, — вернее сказать, мне казалось, у него было много личных неприятностей, но о них со мной он никогда не говорил. Таким образом, убийство Риддела нельзя назвать совершенно случайным… В какой-то мере понятна его скрытность на протяжении нескольких последних недель. Господи, да мы же с ним виделись, я уже говорю о Марриоте, только сегодня утром. Он был в отличном настроении. Вы говорите, что в него стреляли, когда он вылезал из машины, чтобы войти в клуб? — Да. — Великий боже! — воскликнул Гарнер. — Какой ужас! Но преступника хоть задержали? — Пока нет. — Вы должны его схватить! — закричал Гарнер. — Господи, господи, разве можно разрешать убийце разгуливать среди бела дня? Кстати, разве Марриота не охраняла полиция? — Охраняла. — Это не делает вам чести, — заявил Гарнер. — Тот факт, что полиция установила слежку за Марриотом и за мной, говорит о том, что подобное нападение не явилось для вас неожиданностью. И все же преступник успел скрыться. Вам нужно действовать более успешно! — Мы постараемся, — угрюмо буркнул Роджер, — если у нас будут какие-нибудь основания полагать, что на вас тоже нападут, мистер Гарнер? — После покушения на Марриота я не знаю, что и думать. Он налил себе новый бокал виски и залпом выпил его. — Хотел бы я рассчитывать на более надежную защиту! — Для этого требуется сотрудничество с вами, сэр. — Я буду помогать, не сомневайтесь, буду, — быстро заговорил Гарнер, улыбаясь какой-то вымученной улыбкой. — Мне кажется, нет никаких оснований, чтобы убивать меня, но я чувствовал бы себя спокойнее, если бы вы заперли этого маньяка под замок. Э-э… какого рода помощь вам нужна от меня? — Снаружи ожидает детектив — сержант Дикоп, сэр. Я хотел бы, чтобы вы сообщили ему список намеченных вами встреч на ближайшие несколько дней. Если будут какие-либо изменения, предупредите его. Очень скоро сюда прибудут из Ярда еще два человека, которые будут следить за домом круглосуточно. Вряд ли вам следует беспокоиться, — добавил Роджер, поднимаясь со стула. Роджер позвал Дикопа и представил его полковнику. Сам же извинился и поехал на Ламбет, где жил мистер Хенби. Было похоже, что Гарнер считал себя в опасности и что нападение на Марриота усугубило эту опасность. Роджер не мог избавиться от впечатления, что Гарнер нацепил на себя маску храбреца, когда он только вошел к нему, и что в действительности тот от него что-то скрывал. Роджер ехал по улице, отходящей от Ламбет-Роуд. Примерно на полпути к ней находился квартал, состоявший из четырех зданий — все, что осталось от длинной террасы, разрушенной пожаром 1942 года и так и не восстановленной. Возле дома Хенби, последнего из четырех, стоял детектив, который сразу же подошел к Роджеру. — Хелло, Джим, — сказал Роджер, — у вас все спокойно? — Тишина, — ответил Джим, опытный и осторожный офицер, — мистер Хенби вот уже два часа находится у себя. — Посетители? — Нет, сэр. К дому никто не приближался, если не считать нескольких джентльменов, живущих в этом здании. — Спасибо. Вас скоро сменят. Мистера Марриота застрелили, — добавил он, направляясь к парадной. Джим вытаращил глаза от изумления. Дверь была открыта. В холле рядом с дверью висело объявление, вернее, доска для объявлений, к которой было при креплено несколько визитных карточек. Дом был разделен на отдельные квартиры. В нем проживали семьи нескольких членов парламента, которые не смогли подыскать себе ничего более подходящего. Все они принадлежали к лейбористам. Роджер прочитал отчет о домашнем окружении Хенби, прежде чем отправиться к нему. Еду готовила для всех обитателей дома пожилая пара. Следует добавить, что все члены парламента, проживающие в этом доме, были «заднескамеечниками», молодежью, впервые попавшей в Палату Общин. Пока Роджер шагал по проходу, ему никто не встретился. Здание нуждалось в ремонте, но было довольно чистым. По скрипучим ступенькам он поднялся наверх и отыскал квартиру 4, в которой жил Хенби. Он, было, протянул руку к звонку, но задержался, услышав за дверью чьи-то голоса и смех. Дверь почти моментально открылась. На пороге стоял сам Джордж Хенби. Роджер узнал его по фотографии, которая имелась в папке с делом Риддела. Хенби был высоким интересным мужчиной, лет сорока трех. — Добрый вечер, — сказал он, бросив взгляд на удостоверение Роджера. — Полиция? — Он добродушно усмехнулся. — Входите. Чарли, полиция наконец добралась и до нас. Инспектор Вест — Чарльз Инглтон. Инглтон был моложе Хенби, круглолицый парень, в помятой одежде. На Хенби были тщательно отутюженные брюки и рубашка с открытым воротом, подчеркивавшая стройность его фигуры. — Я вам определенно помешаю, — сказал Инглтон, — да мне и без того пора уходить. Он помахал рукой Роджеру: — Доброй охоты! Хенби указал на виндзорское кресло: — Ну, чем я могу быть вам полезен? Роджер осмотрелся. С одной стороны стола большой книжный шкаф со стеклянной дверкой, набитый книгами, в углу — бюро с задвижной крышкой. Отделения для писем были пусты, да и вообще на бюро ничего не было, кроме листка бумаги да какого-то томика. Больше в комнате не имелось ничего достойного его внимания. — Изучаете атмосферу? — весело спросил Хенби, — дело стоящее, не так ли? По-видимому, вас привело сюда известие о бедняге Марриоте. — Новости разносят быстро, — заметил Роджер. — А эта быстрее остальных, — суховато ввернул Хенби. — Мне рассказывал об этом Инглтон. Он прибежал сюда весь взмыленный и, я, признаться, почувствовал себя довольно скверно. Вроде бы злополучный Комитет обречен. Стрелявший скрылся, не так ли? — Да. — Да… вам не позавидуешь. Вскоре на вас набросятся целые своры недоброжелателей. Выражаю по этому поводу вам свое сочувствие и все прочее. Под напускной небрежностью чувствовалась серьезность, которая полностью проявилась при следующих словах: — Потрясающая история, Вест, и мне бы очень хотелось помочь ее распутать. Я могу сказать только одно: у Риддела нервы были очень напряжены в течение последних нескольких недель. У меня есть некоторые соображения относительно всего этого, но вы, как я думаю, не интересуетесь личными соображениями какого-то жалкого члена парламента. — Меня интересует все, решительно все, относящееся к мистеру Ридделу. — Но не для того, чтобы потом использовать это как свидетельство против меня? — Если вы желаете сообщить конфиденциальные сведения, — осторожно ответил Роджер, — то они будут считаться таковыми, если не имеют отношения к убийству Риддела, я имею в виду — непосредственного отношения. — Сильно сомневаюсь, чтобы Риддел был счастлив в своей семейной жизни. Вернее, я даже уверен в обратном. Он однажды рассказал мне об этом, когда я впервые увидел его пьяным. Он не особенно распространялся, но мне стало ясно, что он сомневается в… привязанности своей жены. — Вы хотите сказать, что у нее был роман? — Неужели все нужно сводить к таким мещанским определениям? — возмутился Хенби. — Как я понял — это мнение самого Риддела. Я немного знаком с его женой. У меня нет никакой уверенности, что обо всем этом мне нужно рассказывать, но если это хоть сколько-нибудь поможет… — Раньше или позже, но мы об этом узнали бы, — заверил его Роджер, — а ваши слова могут избавить миссис Риддел от ненужных неприятностей. Так что не терзайтесь угрызениями совести. Но это еще не все. Прошу вас письменно изложить все, что вам известно о нервозности Риддела. Припомните дни, когда особенно было заметно его беспокойство. Это может во многом помочь. — Это сложно, но я постараюсь, — пообещал Хенби. — Благодарю. А сами вы нервничаете? — Нервничаю из-за того, что меня тоже могут подстрелить или изувечить, как Риддела? Нет, я не волнуюсь. Я привык сам стоять за себя. Если вы хотите знать, нет ли у этих проходимцев оснований охотиться за мной, то я этого не знаю. В ваших расследованиях не выяснилось ничего такого, что могло бы служить поводом для того, чтобы от всех нас избавиться? Насколько мне известно, есть один небольшой момент. Он замолчал, внимательно глядя на Роджера. — Утром мне звонил Риддел. Это было в понедельник, — продолжал он, — я вспомнил об этом лишь сегодня. Он сказал, что хочет мне кое-что сообщить, и спросил, буду ли я свободен утром? К сожалению, у меня была назначена встреча с избирателями, от которых я не надеялся быстро отделаться. Я так ему и сказал. Риддел ответил, что в таком случае мы встретимся позднее и повесил трубку. Не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение или нет, но я все же счел нужным вам рассказать… Его слова прервал легкий стук в дверь. Роджер не слышал звука шагов. Припомнив, как под его ногами скрипели ступени, он подозрительно посмотрел на дверь. Хенби подошел к ней, но Роджер предупредил: — Не открывайте. Разрешите это сделать мне. Он встал перед Хенби, глядевшим на него с нескрываемым изумлением, отодвинул задвижку и сразу же отскочил в сторону, но, увидев человека, стоящего в коридоре, засмеялся над своими опасениями. — Джим, — сказал он, — не могу сказать, что вы произвели много шума! Это был полицейский, дежуривший внизу. — Да, сэр. Прошу вас потише. Он осторожно юркнул в комнату и закрыл за собой дверь. — Только что в дом забрался какой-то человек. Мне кажется, он сейчас в соседнем помещении. Во всяком случае, он влез через то окно. — Что?! — У Хенби глаза полезли на лоб. — Тише, прошу вас, — умолял Джим, — ко мне кто-то подошел и спросил дорогу. По-видимому, он пытался отвлечь мое внимание, но я отлично видел дом в окне противоположного здания и заметил, как наверх лез человек. Потом мой парень ушел и тут я воочию убедился, как пара ног исчезла в окне комнаты, находящейся рядом с этой. Нужно ли посылать за подкреплением, сэр?Глава 6 Захват
— Мне думается, мы справимся одни, — ответил Роджер, — отправляйтесь вниз, Джим, и следите за окнами. — Хорошо, сэр, но… — Что вас тревожит? — Не думаю, чтобы тот тип, что спрашивал у меня дорогу, ушел далеко. Он может в случае тревоги вернуться назад. — А чем я не гожусь? — спросил Хенби. — Нет, сэр, мы не имеем права просить вас… — начал детектив. — Глупости, да и Инглтон сумеет нам помочь, если потребуется четвертый. — Я думаю, мы управимся, — решил Роджер. — Стойте поближе к дому, Джим, и предупредите, если увидите, что тот парень возвращается. Ваши сменщики, о которых я вам говорил, должны тоже подойти с минуты на минуту. Джим кивнул и вышел. Роджер подождал, пока Джим спустился с лестницы, потом снова приоткрыл дверь. — Что мы будем делать? — прошептал Хенби. — Ворвемся внутрь. Чья комната по соседству? — Моя спальня. — Заперта? — Ключ изнутри. Движением головы Роджер показал, что можно выходить. Тишину дома нарушал рев сирены со стороны реки. Роджер нажал на ручку и тихонько открыл дверь, вернее — попытался открыть ее, спальня была заперта. Роджер поблагодарил судьбу, которая помогла ему в трудную минуту. — Нажмем? — спросил Хенби шепотом. — Из дома есть еще один выход? — Черный ход, разумеется. А что? — Мне нужно знать, куда он побежит. Да, дверца-то ерундовая. Поднажмем? — Правильно. Они встали рядом, откинувшись, а затем бросили свой общий вес на дверь. Раздался ужасающий треск, но дверь выдержала. Вторая попытка тоже ничего не дала. — Дверь загородили, — догадался Роджер. Затем он громко крикнул: — Немедленно откройте! Они ясно расслышали какие-то шорохи в комнате. За дверью молчали. Хенби снова налег на дверь, но безрезультатно. — Нам нужен лом, — зло сказал он, — мы не можем допустить, чтобы и этот негодяй сбежал. — Никуда он не денется, — проговорил Роджер, — я рассчитывал захватить его с налета, ну да сделаем иначе. Изнутри раздались новые звуки. — Ага, это рама. Значит, он вылезает. Оставайтесь здесь, ладно? Когда Роджер повернулся, чтобы сбежать с лестницы, из комнаты напротив вышел Инглтон. Он что-то сказал, но Роджер уже не слышал. Он спустился до половины лестницы, когда до него донеслись крики Джима. Роджер выскочил из парадной. Джима не было видно. Роджер повернул налево к окнам Хенби. Добежав до угла дома, он увидел Джима, который стоял в нескольких ярдах от стены, подняв голову и что-то разглядывая. Он заметил Роджера и знаком велел ему молчать. Из окна вылезал маленький человечек. Он ухватился за подоконник, добрался до водосточной трубы, по которой довольно ловко спустился вниз, не удосужившись ни разу посмотреть на землю. Когда до земли оставалось несколько футов, человек спрыгнул, поднялся и обернулся. — Отлично! — похвалил его Роджер. Лицо человека исказилось от страха. Он метнулся в левую сторону, но Джим схватил его за пиджак. Парень вывернулся и бросился в противоположном направлении, здесь ему дорогу преградил Роджер. Тогда человек прижался к стене, вытянул вперед руки, как бы отталкиваясь от обоих своих противников. Дышал он прерывисто, всем своим видом напоминая загнанного зверя. — У вас нет никаких шансов, — пытался урезонить его Роджер, — прекратите… Человек неожиданно бросился на них, размахивая руками. Они не ожидали такого контрхода. Джим получил довольно сильный удар по физиономии. Второй рукой парень едва дотянулся до Роджера, который, однако, сумел вовремя отскочить в сторону, но тем самым дал возможность человеку вырваться от них и побежать вдоль улицы. Роджер повернулся, закричав: «Держите его!» Маленький человек бежал быстро. Он повернул налево к улице Ламбет. Роджер, прижав локти к бокам, устремился в погоню. Беглец прибавил скорости, сделав рывок, но не сумел надолго сохранить такой темп. Следом раздавались тяжелые шаги Джима. Толпа ребятишек, игравшая на песке, с улюлюканьем и смехом смотрела за гонками. Роджер слышал голоса, но не разбирал того, что кричали ребята. Они находились ярдах в пятидесяти от главной магистрали. Беглец опередил их ярдов на десять. Если он доберется до шоссе, шансы уравняются — пятьдесят на пятьдесят. Человек сможет затеряться в толпе, да и Роджер не сумеет так легко ориентироваться. И вдруг откуда-то сбоку выскочил один из мальчишек, не обращая никакого внимания на протесты остальных, он прямиком подбежал к «дичи» Роджера и сделал ему классическую подножку. Беглец, не ожидая подножки, растянулся на мостовой. Роджер не сумел вовремя замедлить скорость, он сделал огромный прыжок над распростертым телом и проскочил дальше. Когда он обернулся, мальчишки набросились гурьбой на парнишку, который столь успешно спутал карты беглеца и помешал ему удрать. Джим пытался разнять драчунов и одновременно не спускал глаз с распростертого тела маленького человека. — Хватит! — строго прикрикнул Роджер, и мальчишки немедленно прекратили потасовку, хотя и продолжали что-то ворчать. Роджер сунул руку в карман. — Джим, у вас есть мелочь? — спросил он, подбрасывая на ладони несколько монет. — Дайте тому парнишке пять шиллингов, остальным по полкроны и перепишите их имена и адреса. — Ясно, сэр. Роджер отдал все, что нашел у себя в карманах, затем повернулся к пленнику. Тот при падении сильно разбился и сейчас пытался подняться с земли. Роджер помог ему и посадил его на большой камень. Парень вытер пот со лба. На левой скуле, у него красовался синяк, с носа была содрана кожа. Роджер взял парня за локоть и повел его к дому уже без всяких осложнений. Мальчишки окружили Джима, который сначала записывал имя и адрес, а потом давал наградные. Из подъезда вышли Хенби и Инглтон. — Отличная работа! — похвалил Хенби. — Мне хвастать нечем. Его преподнес на серебряном блюдечке один из здешних пострелят. Они вошли в холл и стали подниматься по лестнице. Парень немного очухался. Войдя в комнату Хенби, он упал в виндзорское кресло и опустил голову. Инглтон и Хенби стояли рядом, рассматривая его с жадным интересом. Роджер проверил содержимое его карманов. В потрепанном бумажнике хранилось несколько писем на имя Берта Брея, эсквайра. Роджер положил их на стол вместе с другими документами, ни один из которых не представлял ни малейшего интереса. Когда возвратился Джим, Роджер спросил: — Что вы делали в соседней комнате? Брей внимательно посмотрел на него и с трудом выдавил из себя: — Ничего. — Не валяйте дурака. Для чего вы пришли? — Просто так. — Вам лучше выложить все начистоту. Сейчас вам может помочь только правда. Для чего вы забрались в спальню мистера Хенби? — Я ничего не скажу. — Присмотрите-ка за ним, Джим, — распорядился Роджер, — и попробуйте кое-что растолковать. — Сам он вместе с Инглтоном и Хенби пошел в спальню, дверь которой была открыта. — В ручку была просунута ножка от стула, — пояснил Хенби, — нам удалось раскачать дверь и стул выпал. Вроде бы в комнате все на месте, ничего не тронуто. — У вас здесь не хранилось ничего ценного? — Да нет, все важное находится во второй комнате. — Я прошу вас проверить содержимое ящиков комода, пока я осмотрю кровать. — Для чего? — Он не мог прийти сюда «просто так», — резонно ответил Роджер, — раз здесь нечего взять, значит, здесь можно что-то оставить. Он повесил покрывало на спинку кровати, потом сделал то же самое с простынями. Хенби неохотно занялся ящиками комода, но Инглтон даже не притворялся, что его интересует что-либо, кроме Роджера. Когда постель была разобрана, Инглтон воскликнул: — Вам помочь? Они вдвоем взялись за концы матраса и перевернули его. Между ним и пружинами ничего не было. Тогда они проверили одну половину матраса, а потом вторую. И тут Инглтон завопил: — Чтоб я пропал! — Что там? — быстро спросил Хенби. — Смотрите! — Инглтон бросился вперед с вытянутой рукой. — Не трогайте! — предупредил Роджер, Инглтон отдернул руку так, как будто его ударило током. Роджер засмеялся, увидев выражение ужаса на его лице и пояснил: — Понимаете, на нем могут быть отпечатки пальцев, а вы их нарушите. Он стоял и внимательно разглядывал небольшой пакетик в коричневой обертке. Хенби отбросил волосы со лба, посмотрел на пакет, потом на Роджера. — Вы когда-нибудь видели эту вещь? — спросил Роджер. — Да, — ответил Хенби. — Где? — На столе у Риддела. Пакет лежал там, когда я заезжал к нему утром в воскресенье. Или же нечто подобное, — добавил он, вглядываясь внимательнее. — Этот, так же как и тот, перевязан был изоляционной лентой. И, по-моему, тоже сплющен с угла. Вы ожидали, что найдете его здесь? — Я просто ожидал, что Брей должен был что-то оставить. — Вы не собираетесь его вскрывать? — Я обязан сделать это в управлении, — пояснил Роджер, — если вас это интересует, мистер Хенби, мы можем поехать вместе. Вы будете присутствовать при распечатывании. — Благодарю. А как в отношении моего приятеля? Повезло ли ему так же, как и мне? По-видимому, этому человеку никогда не изменяло чувство юмора. — Вы расскажете ему обо всем позже. Роджер пытался засунуть пакет в карман пальто, но он оказался слишком большим. — Отправьте Брея в Коннон-Роуд, Джим, — распорядился Роджер, — обратите на него особое внимание. Поезжайте вплотную за мной, — добавил он и отправился вниз. На улице, кроме юрких мальчишек, виднелся один-единственный велосипедист. Роджер посмотрел на него. Тем временем Джим заталкивал Брея в маленькую полицейскую машину, а Хенби распахнул дверцу собственного «Боксхолла». Роджер обошел кругом, чтобы сесть на водительское место. Держа пакет в свободной руке, правой он потянулся к ручке дверцы и дернул ее на себя. В тот момент, когда он садился в машину, мимо несколько раз проехал велосипедист. Неожиданно Роджер почувствовал, что пакет вырвали из его пальцев. Он попытался спиной вылезти назад, но ударился при этом головой о металлическую дверную раму. Ослепленный болью, он с трудом разглядел, как велосипедист с безумной скоростью катит вдоль дороги. Он успел добраться до угла и свернуть на шоссе до того, как машина тронулась с места.Глава 7 Еще о Брее
Поняв, что он не в состоянии вести машину, Роджер затормозил сразу же, как только тронулся с места. Вторая машина уже сворачивала за угол. Инглтон и двое полицейских в форме стояли у обочины возле дома. Инглтон что-то пробормотал, но Роджер не разобрал, что именно. — Вы в порядке, Вест? — спросил Хенби. — Через минуту все будет в норме. — Вы бы лучше чего-нибудь выпили, — посоветовал он. Инглтон повел Роджера обратно в гостиную Хенби и принес из своей комнаты полбутылки виски и сифон. Затем смешал спиртное. — Садитесь и не переживайте, — сказал он сочувственно, — не вбивайте себе в голову, что потеряли свое Ватерлоо. Это первый случай, когда я поверил в Скотланд-Ярд. Мне нравятся люди, которые иной раз допускают ошибки и промахи. — А мне не нравятся люди, которые засыпают на работе, — у Роджера был мрачный вид, — скажите, не могу ли я воспользоваться телефоном? Он передвинул свой стул таким образом, что смог дотянуться до аппарата и набрал Скотланд-Ярд: 12-12. Аббот немедленно поднял трубку. — Кое-чего мы добились, — сказал Роджер, — поймали человека по имени Берт Брей, или Герберт, или Альберт Брей из дома 16, Фишер-стрит, Ламбет. Сейчас его везут в Коннон-Роу. Джим предъявит ему обвинение в незаконном проникновении в квартиру мистера Хенби. — Понятно. — Аббот не имел привычки высказывать энтузиазм. — Кроме того, маленький пакет, который Брей оставил в комнате Хенби, был похищен у меня пять минут тому назад неизвестным велосипедистом. — Вы сказали — похищен у вас? — Да. Велосипедист — молодой человек в возрасте от 20 до 25 лет, худой, темноволосый, без шляпы, одет в светлосерые фланелевые брюки и темно-коричневый кожаный, великоватый для него, жилет. Он ехал в гоночном велосипеде, находящемся в отличном состоянии, модель мне неизвестна. Он завернул на Ламберт-Роуд к Вестминстерскому дворцу. Все ясно? — Зайдите ко мне, когда возвратитесь, Вест, — сказал Аббот. — Прохладный прием? — поинтересовался Хенби. Роджер усмехнулся. — Каким образом вам удалось заметить все эти детали? — спросил Инглтон, у которого глаза стали круглыми от удивления… — Я смотрел, когда он ехал по улице, — объяснил Роджер, — если нам повезет, то его разыщут до вечера. — Послушайте, Вест, вы предполагаете, что пакет очутился в моей комнате, чтобы подстроить ложное обвинение против меня? — Да. — Тогда в нем может быть динамит? — Все может быть. — Сомневаюсь в вашей правоте, — вмешался Инглтон. — Какой смысл прятать пакет под матрас Хенби? Он мог там пролежать бог знает сколько времени и никто не обратил бы на него внимания. — Иногда матрасы переворачивают, — не согласился Хенби. — Нет, нет, здесь что-то не так, — Инглтон не сдавал позиций, — ложное обвинение против Хенби удалось бы подстроить только в том случае, если бы полиция явилась в его дом с обыском! А это вряд ли могло произойти, не так ли? — Член парламента не стоит выше закона, — торжественно объявил Хенби. — Я знаю, что мы не выше закона, но Вест не влез бы к вам в квартиру и не стал бы переворачивать матрас по пустякам. Пакет никто не обнаружил бы в течение нескольких дней, а когда его нашли бы, полиция могла бы про это ничего не узнать. Я имею в виду, если его содержимое инкриминирующее. — Иными словами, вы хотите сказать, что был бы сюрприз для меня! — Хенби выколотил трубку и ткнул черенком в сторону Инглтона. — Я просто указываю на некоторые слабые места в теории инспектора. — Да, вы известный мастер негативной критики, — усмехнулся Хенби. — Она вовсе не негативная, а скорее, наоборот, конструктивная, не правда ли, инспектор? Она заставляет тебя думать о других возможностях. Устоявшиеся идеи нам не помогут, вы знаете это из собственного опыта, — оживление рассуждал Инглтон, — я не думаю, чтобы пакет был подброшен с целью дискредитировать Хенби, потому что уж слишком трудно было бы заставить полицию произвести у него обыск. Докажите мне, что можно пренебречь таким возражением, и я откажусь от своего утверждения. — Сейчас я ничего не могу вам доказать, — согласился Роджер. — Вот вам, пожалуйста, — злорадствовал Инглтон. — Заткнись, Чарли, — огрызнулся Хенби, — у инспектора может сложиться дурное мнение об администрации страны, если ты будешь продолжать в том же духе. Из того, что мне известно о нем, инспектор Вест не прочь был бы произвести обыск у кого угодно под любым предлогом. Но вы давно уже пользуетесь репутацией ортодоксального офицера полиции. — Совсем наоборот, — заверил его Роджер, — и поэтому мне необходимо явиться в Ярд. — Десять против одного, что вы сегодня не схватите велосипедиста, — сказал Хенби. — Я не принимаю пари, — спокойно ответил Роджер, — полицейская служба — не азартная игра. Замечание Хенби его сильно заинтересовало. Вполне возможно, что он пытался узнать мнение, истинное мнение Роджера. В Ярде Аббот держался холодно и формально. Очень жалко, что Роджер допустил кражу пакета. Вообще-топустяковое дело, но налицо одна досадная ошибка за другой. Единственный обнадеживающий факт — арест Брея. — Да его бы нам не поймать, если бы не помощь какого-то мальчишки, которому нет еще и десяти, — буркнул Роджер. — Вы уже видели Брея? — Да. — И он по-прежнему ничего не говорит? Так. Какие последние новости о Марриоте? — Пулю извлекли, но состояние осталось тяжелым. Вы еще чего-нибудь добились? Помощник комиссара приедет в половине десятого. Надеюсь, что к тому времени мы сможем доложить ему о чем-нибудь более удовлетворительном, чем в данный момент. — Это зависит от велосипедиста и Брея. Пожалуй, мне имеет смысл потолковать с ним. Он следил за тем, как Аббот раскрывает папку из манильской кожи. — По всей вероятности, вы узнали, что он из себя представляет? — Естественно. Вот, полюбуйтесь. Дурное настроение Роджера увеличилось. Случай оказался более серьезным, чем он предполагал. Вряд ли все члены парламента будут такими покладистыми и обязательными, как Хенби. К этому времени наверняка полковник Гарнер обратится в Министерство внутренних дел с запросом о нерасторопности полиции. К утру нападки на полицию и покушение еще на одного члена парламента будут темой заголовков всех газет. Роджер изучал досье Брея. Посредственные характеристики и никаких особых нареканий. Работал он и лотошником, и помощником приказчика, и клерком в бухгалтерии. Он не числился в полицейских карточках, был холост, занимал двухкомнатную квартиру на Бетвел-Грин. Однако Брей упорно молчал, как будто бы боялся сообщить полиции сведения. Никакие силы не могли заставить его заговорить и незадолго до восьми Роджер со Слоуном отправились производить обыск у Брея на квартире. Когда они явились, их встретила бурными протестами дородная особа, необыкновенно аккуратно и чисто одетая. Но после того как были предъявлены удостоверения и ордер на обыск, она пригласила их войти. Дом был немногим больше лачуги, но в отличном состоянии. Комната Брея сверкала чистотой. Около изголовья кровати стояла полочка с десятком книг, обернутых в бумагу, какой-то дикий рисунок висел на стене. На подоконнике лежала стопка пластинок. Они тщательно осмотрели обе комнаты, даже приподняли линолеум, но не нашли ничего путного. — Опять ничего, — Слоун не находил себе места от волнения, — когда же нам наконец повезет, Роджер? — Надеюсь, сегодня вечером, — ответил Роджер с напускной веселостью. Они отправились вниз и разговорились с женщиной. Она отвечала, не задумываясь, на все его вопросы и, как он подумал, говорила правду. Брей был образцовым жильцом. У него редко бывали посетители, фактически за последние три месяца только раз кто-то заходил. Он аккуратно приходил обедать. Единственная жалоба — его пристрастие к музыке, особенно к пластинкам. Но даже не очень уж плохо и это, потому что пластинки были хорошими, да и включал проигрыватель он не на полную мощность. Нет, ей неизвестны имена его друзей, если таковые имелись. Он редко ходил в рестораны и бары. В основном в кафе, расположенное неподалеку от их дома. Роджер записал название кафе. — Рассказ о безупречной жизни, — сказал он. — Вы собираетесь взять дом под наблюдение? — спросил Слоун. — Оставим это за дивизионом. Мы скоро с вами встретимся, но сначала, как мне кажется, нужно потолковать с «Лордом Найзби» и его завсегдатаями. «Лорд Найзби» пользовался хорошей репутацией. Владельцем его был невысокий человек, с огромной, почти лысой головой. Ему страшно хотелось угодить полиции. Да, он немного знал Брея, парень приходил сюда два раза в неделю. Иногда один, а иногда с девушкой. Нет, хозяину неизвестно ее имя. Но жена хозяина считала, что он называл ее Этель. Мало того, она видела ее за прилавком соседнего универсального магазина. Вчера она была одета в великолепное платье. Тут не может быть ошибки, дело в том, что Этель была с другим парнем, по имени Тэнди. — Ну, а Тэнди — настоящий проходимец, — подхватил хозяин, — и если вы разыскиваете его, меня это ни капельки не удивляет, джентльмены. Ему нужно запретить разъезжать взад и вперед так, как он это делает, не считаясь с правилами уличного движения. На днях он чуть не сбил мою жену, правда, Лия? — Конечно! Он в восторге от собственной наглости! — Мотоциклист? — спросил Роджер с возрастающим интересом. — Мотоцикл, как же! Обыкновенный велосипед, но и этого достаточно! Он выделывает на нем всевозможные трюки во время ярмарок и поэтому воображает, что ему все позволено! — Строит из себя вельможу, — как эхо отозвалась миссис Лия. — Где он живет? — Внизу, около «Арок», — ответил хозяин. — Вы должны знать это место. Старые «Арки», которые когда-то использовались под бомбоубежище. Одну из них превратили в шапито, как мне говорили, но сам я там не бывал. Значит, вы все-таки охотитесь за Тэнди? — Это угрюмый, темноволосый, худой человек, лет двадцати-двадцати четырех? — Совершенно точно! — воскликнула миссис Лия. — Не сомневайтесь, это Тэнди! «Арка» находилась в конце короткой узкой дороги. Большая часть строений в этом районе была необитаема. Многие стояли без крыш и окон, а в тех, где кто-то жил, заселенными были только нижние этажи. Всего было семь или восемь арок, построенных для железной дороги, которая в свою очередь использовалась только для местных товарных паровозов. Обо всем этом Роджер узнал у старшего полицейского офицера Адамса из 9-го дивизиона. Роджер позвонил в дивизионное управление из «Лорда Найзби» и застал Адамса на месте. Он был хорошо с ним знаком и был уверен, что этот человек никогда не будет рассчитывать на «авось». Полицейские были на дороге к «Аркам» уже до того, как Роджер добрался до полицейского участка, где Адамс, огромный широкоплечий мужчина, поджидал их с чашкой горячего какао. — Новости есть? — нетерпеливо спросил Роджер. — Дайте мне хоть немного времени, — запротестовал Адамс, — ведь мои ребята не успели еще туда добраться. Зачем вам Тэнди? — Дело Риддела, — коротко ответил Роджер. Адамс раскрыл глаза. — Вот уж не подумал бы, что Тэнди может быть замешан в деле высшего света. Мы некоторое время следили за ним, но не заметили ничего предосудительного. Мы считали, что он занимается мелкими кражами, а затем удирает на велосипеде. В чем вы его обвиняете? Роджер объяснил положение вещей, пока они потягивали какао. Раздался телефонный звонок, Адамс взял трубку, и лицо его сразу же посуровело. В глазах появилась тревога. Роджер и Слоун не спускали с него глаз. Наконец он отдал приказ: — Да, оставайтесь на месте. Я пришлю помощь. На секунду он положил трубку, потом снова ее поднял. — Дайте мне Мартина. Алло, Мартин! Немедленно выдели четырех человек для поездки к «Аркам». Нужно выломать дверь. Там один парень выкидывает номера, а его требует Ярд. Положив трубку, он усмехнулся. — Тэнди заперся внутри и не желает выходить. Забаррикадировал дверь. Едем! Машину вел Роджер. С ним были Адамс и Слоун. Вторую машину вел дивизионный инспектор, показывая путь по запутанным, плохо освещенным улочкам. Вскоре они свернули на длинную широкую дорогу неподалеку от доков. Адамс наклонился вперед и сказал: — Малопочтенное место. Первая машина встала у обочины. Роджер остановился впритык к ней. Из тени строений к ним торопливо выбежал человек. Не было слышно никакого шума, даже обычных ночных звуков. Непередаваемая тишина и безмолвие. — Ничего не произошло, — доложил мужчина. Адамс подозвал своих инспекторов и дал им лаконичные распоряжения. Чувствовалось, что он великолепно знает эту местность. Они остановились в нескольких ярдах до поворота к «Аркам». Удрать, минуя это место, было невозможно. Одной машине было приказано завернуть в тупик и коротко осветить «Арки». До того, как машина заняла требуемую позицию, трое мужчин пробрались по темной улице к самой арке. Их не могли заметить из здания. В случае необходимости им нужно было ломами высаживать дверь. Полицейские ушли, осторожно ныряя в ближайшие подъезды, стараясь не привлекать к себе внимания. Улицы освещали газовые фонари. Ночь была теплой, но туманной. Царившую тишину нарушил скрип машины, завернувшей в переулок. Свет фар ударил в потрепанные строения и толстые деревянные двери арки перед ними. В больших воротах была прорублена маленькая дверь, около которой дежурил один из людей Адамса. Двое других находились неподалеку от него. Адамс, Роджер и Слоун пробрались к зданию под прикрытием машины и остановились рядом с ней в темноте. Адамс подождал, пока водитель не вылезет из машины, потом сложил руки рупором и поднес их ко рту. Мегафон был излишней роскошью, когда рядом находился Адамс. — Тэнди, ты здесь?! — заорал он. — Послушай меня! Тебе не удрать, перестань валять дурака! Никакого ответа. — Немедленно выходи! — надрывался Адамс. Ничто не говорило о том, что в здании кто-то был. Когда Адамс перестал кричать, тишина показалась еще более напряженной. — Дурак! — проворчал Адамс, потом снова крикнул: — Ладно, ты еще об этом пожалеешь! Люди возле ворот начали ломать двери. Двое взялись за маленькую дверь. — Надеюсь, он все еще там? — забеспокоился Слоун. — Что с вами сегодня творится? — добродушно спросил Адамс. — За зданием следят с той минуты, как я послал сюда своих ребят. Выход всего один, и мы его схватим через десять минут. Смотрите, они уже справились с дверью. Они… Он резко умолк. Маленькая дверь неожиданно распахнулась, и на улицу вылетел большой кувшин с водой. Он угодил в живот одному полицейскому, и тот с воплями упал на землю. Адамс, Роджер и Слоун одновременно бросились вперед. Но тут из проема двери на них была направлена сильная струя воды, под напором которой они не могли устоять. Роджер успел вовремя распластаться на земле, избежав струи. В ту же минуту дверь захлопнулась и водяной поток прекратился. Адамс, сердито ворча, стряхнул воду с головы. Не успели они еще прийти в себя, как наверху над дверью распахнулось небольшое отверстие, в котором появилась насадка пожарного шланга, и снова водяная струя ударила вниз. Вода шипела и угрожала людям, стоявшим у ворот. Они не стали ждать, а быстро укрылись за машиной. Струя последовала за ними. Столпившись за кузовом, беглецы видели, как струя воды ударялась о радиатор, била по стеклам. Единственно безопасное место было непосредственно за самой машиной, так что Слоун с Адамсом присоединились к трем полицейским. Роджер сбежал под портик одного из покосившихся домов. Он был сравнительно сухим. С этого места было хорошо наблюдать за входом в арку. Шипение воды заглушало его голос, когда он закричал: — Они собираются удирать! Он понимал, что остальные его не слышат, поэтому выбрался из своего укрытия и юркнул в ближайший подъезд. По краям улицы было спокойнее, струю воды водили из стороны в сторону, держа середину дороги под прицелом. Машина была буквально затоплена. Один из полицейских попытался высунуться, но вода сбила его с ног, так что он быстро спрятался назад. Роджер был на полпути между машиной и аркой, когда он заметил, как отворилась маленькая дверь. На дорогу вышел человек, осмотрелся и нырнул назад. Затем возвратился с велосипедом. Роджер побежал уже не прячась. Люди, столпившиеся в конце улицы и наблюдающие за происходящим, ему непременно помогут. Он бежал к Тэнди, который уже собирался сесть на свой велосипед, не замечая противника. Роджер видел, как раскрылся рот Тэнди, тот что-то кричал, но шипение воды заглушало все звуки. Роджер видел только черные волосы Тэнди, который показался ему настоящим чертом. Тэнди прислонил велосипед к стене и встретил натиск Роджера, приняв боксерскую стойку. Роджер отбросил его в сторону. Тэнди, потеряв равновесие на мокрой земле, упал. Роджер схватил его велосипед. Он оказался необыкновенно легким. Подняв его над головой, Роджер отбросил его в сторону. Пролетев несколько ярдов, велосипед грохнулся на мостовую. Тэнди бросился на Роджера и изо всех сил ударил его в живот. Тут выскочил еще один человек, который схватил Роджера сзади за локти и втянул в маленькую дверь арки. Роджер услыхал, как тот закричал: — Эй, Тэнди, скорее назад! Его бросили на плохо освещенный пол комнаты. Он сильно ударился головой об пол и несколько раз перевернулся, плохо соображая, что с ним творится.Глава 8 Оборона «Арок»
Начав приходить в себя, Роджер обнаружил, что свет внутри арки ярче и дверь заперта. Тэнди сидел, откинувшись на спинку стула и дышал открытым ртом. Один из парней, коренастый детина, подошел к Роджеру и подтянул его за лацкан пиджака. — Ого! Ребята, мы поймали крупную дичь, это же Красавчик Вест! Роджер попытался сбросить его руку. — Ну, ну, ведите себя пай-мальчиком, Красавчик, — насмешливо сказал парень. — Нам не хотелось бы портить ваше смазливое личико. Но мы это сделаем, если вы начнете ломаться. Он поднес кулак к самому носу Роджера. — Он и сам по себе неплох, а если еще взять кастет, то он может сделать неплохое дельце! Покажи-ка ему кастет, Сэм. Третий человек, розовощекий недоросток, взял со стола пару кастетов. Тэнди все время смотрел на Роджера. Рослый детина нацепил на левую руку алую игрушку. Она напоминала сплющенный стальной браслет. Стальные шипы по четверти дюйма длиной выдавались из кастета. Он махнул кулаком в воздухе и рассмеялся. — Проглотили язык, Красавчик? — Нет, это вы потеряли головы, — усмехнулся Роджер. — Ага, значит, вы очнулись, не так ли? Ладно. Послушайте меня, Вест. Голос человека стал твердым, он подошел ближе, держа кастет в нескольких дюймах от лица Веста. — Вы знаете, что вас ждет, если вы попробуете свои штучки. Мы с Тэнди собираемся удрать. Вам придется приказать фараонам ретироваться, а если вы не согласитесь, ваша жена вас не узнает. Он повысил голос, стараясь перекричать голос Адамса: — Что там случилось? — Они о чем-то совещаются, Бенни. — Пожалуй, им стоит прекратить это бесполезное занятие, — фыркнул верзила. Он схватил Роджера за руку и потянул за собой. — Пошли. Половина арки была превращена в жилое помещение. Вторая половина представляла собой склад всякого барахла. Части каких-то машин, обломки мебели, несколько велосипедов, выкрашенных в яркие цвета, вывески, выполненные яркими красками, канаты, холсты, шесты, сетки. Одним словом, реквизит бродячего цирка. Деревянные перегородки разделяли большое помещение на отдельные комнаты, по всей вероятности, коридоры. Верзила повел Роджера по главному проходу. Когда Роджер споткнулся о какой-то половик и чуть не упал, он схватил его за руку. Перед ними была лестница, ведущая на чердак. — Поднимайтесь, Красавчик, и без штучек. Роджеру пришлось подчиниться. Он поднялся до деревянного потолка, в котором была дыра, размером с квадратный ярд. Через нее он протиснулся наверх и очутился на чердаке. Верзила, следуя за ним по пятам, положил руки на край люка. В ту же минуту Роджер всей своей тяжестью наступил на его пальцы. Извергая проклятия, верзила отдернул руки. Роджер огляделся: голые доски, грубо обтесанная скамья, пара табуреток. Больше никакой мебели. С потолка свисали яркие лампочки. У окна сидел человек, держа в руках пожарный шланг, который он направлял вниз на улицу. Вода растекалась по всему чердаку, но он не обращал на это никакого внимания. Вблизи люка лежал толстый деревянный квадрат, которым, очевидно, закрывался люк. Роджер нагнулся, чтобы поднять крышку. Но, оглянувшись через плечо, он увидел, что маленький парень наполовину выбрался из отверстия. Роджер с грохотом уронил крышку и подбежал к люку. Он обрушил на голову недоростка всю тяжесть своих кулаков и заставил его поспешно ретироваться. Человек с пожарным шлангом услышал стук крышки и поспешно вскочил с подоконника. Верзила закричал снизу: — Если вы будете продолжать в том же духе, я размозжу вам башку! Он задыхался от ярости. — Я не бросаю слов на ветер. Отойди, Сэм, дай мне до него добраться. Роджер одним глазом следил за парнем со шлангом, сам же снова взялся за крышку люка. Она была страшно тяжелой, но он все же ухитрился набросить ее на отверстие, правда, не совсем точно. Он подтолкнул ее ногой, надеясь вогнать в пазы, но в этот момент человек у окна дернулся в его сторону. В руках у него сверкнул нож. Роджеру бросилось в глаза необыкновенное сходство с Тэнди. По-видимому, это был его брат. Внешне он был выше и посильнее. И он, сразу было видно, не шутил. Роджер напрягся, готовый отпрыгнуть в любую сторону. Метнет ли парень в него нож или предпочтет пустить в ход на более близком расстоянии? Послышался толчок в крышку люка. Она на несколько дюймов приподнялась, но потом снова упала на место. — Подними крышку, слышишь? — приказал парень. Роджер не шевельнулся. — Подними или я тебя изувечу! Он медленно подкрадывался, согнув не только руки, но и ноги, держа нож за спиной так, чтобы Роджер его не видел. В крышку снова ударили. — Прощайся с жизнью! — закричал бандит и метнул нож. Нож пролетел как стрела, но Роджер успел среагировать и на этот бросок и плашмя грохнулся на пол. Все же в левой руке повыше локтя он почувствовал острую боль. Зазвенело железо, когда нож вонзился в стену. Парень выпрямился и прыгнул на Роджера. При этом он очутился возле крышки люка, которая как раз в этот момент слегка приподнялась, и нога парня угодила в отверстие. На секунду Роджер испугался, что крышка будет отброшена, но случилось обратное: нога парня застряла, и он растянулся на полу лицом вверх. Роджер нагнулся и несколько раз ударил его затылком о пол. Крышка снова приподнялась. Вест увидел физиономию верзилы. Но теперь Весту удалось загнать крышку люка в пазы, после чего он вытащил нож из стены и подбежал к окну, в которое был просунут пожарный шланг. Он схватил его за наконечник и выдернул из окна. Внизу раздался голос Адамса: — Если вы не выйдете оттуда добром, мы вас выкурим! Роджер высунулся наружу и был ослеплен ярким светом фар. Внизу стояли еще две полицейские машины, люди приближались к дому со всех сторон. Но как только Роджер высунулся из окна, они бросились в подъезд. Он заметил, что Слоун указывает на него рукой. — Шевелись, ребята! — крикнул Роджер и сразу же обернулся, услышав позади себя подозрительный звук. Это снова был братец Тэнди, тихонько крадущийся к крышке люка. Роджер схватил шланг и направил его на парня. Струя воды, описав в воздухе круг, опустилась между ним и люком. Роджер со злорадством заметил, как парень напрасно старался успеть к крышке. Квадрат на полу приподнимался и опускался. Очевидно, снизу употребляли что-то вроде тарана. Он притворился, что не умеет обращаться со шлангом, а сам постепенно увеличивал напор струи. Брат Тэнди добежал до крышки. Роджер побольше открыл кран. Струя ударила в голову противника. Шланг буквально вырывался из рук Роджера, но он с ним справился и направил струю чуть ниже. Напор был настолько силен, что брат Тэнди не удержался на ногах и на четвереньках отполз от крышки к стене. В этот момент из-под крышки показались голова и плечи верзилы. Роджер открыл кран на полную мощность. Верзила невольно спрыгнул вниз. Приспособив рукав шланга в нужном направлении на полу, Роджер выглянул в окно. Полицейские все еще с опаской приближались к дому и не напрасно. Неожиданно раздался звук выстрела. Полицейский, находившийся ближе всех к воротам, упал лицом вниз. Он попытался подняться, но снова упал. Остальные быстро скрылись в различных укрытиях. Первый выстрел. На этот раз Роджер ждал его и установил, откуда он был произведен. Он раздался из комнаты, находившейся под ним. Значит, Тэнди и его компаньоны приберегли оружие напоследок. Имея пару пистолетов, порядочный запас патронов и великолепную позицию, они здесь долго продержатся. Брат Тэнди снова подбирался к люку. Он был необыкновенно упорен. Его одежда промокла насквозь, рот был широко открыт. Очевидно, ему было больно, но он не остановился, когда Роджер стал приближаться к нему. Вест схватил его за ворот пиджака и поволок к люку. Напрягшись до предела, он приподнял крышку люка и сдвинул ее в сторону. Затем он подтянул парня к отверстию, двигая его ногами вперед. В ту секунду, когда парень кубарем скатился с лестницы, в край крышки ударила пуля. — Вы же зря их расходуете! — захохотал Роджер. Брат Тэнди застрял на ступеньках. Роджер оставил приоткрытым угол люка, сам же поспешил назад к шлангу, схватил наконечник и потащил кишку к люку. Улегшись на пол и направляя струю вниз к двери, он мешал стрельбе в обоих направлениях. Толстые доски пола предохраняли его от пуль. Сейчас ему было много легче управляться со шлангом, чем когда он попробовал это впервые. Еще одна пуля угодила рядом с люком. Это заставило его отодвинуться, но он приладил насадку, после чего вытянулся во весь рост. Больше всего он боялся высунуть хотя бы маленький кусочек кишки: это уничтожило бы его надежды помешать стрельбе. Теперь вода лилась под предельным давлением. Неожиданно после какого-то громкого урчания раздался кипящий звук, и вода иссякла, только тоненькая струйка лилась из насадки. Роджер с удивлением посмотрел на шланг, повернул кран сначала в одну, потом в другую сторону. И лишь после этого до него дошло, что внизу перекрыли воду. — Сдавайтесь по-хорошему, Вест, — раздался внизу голос верзилы. — Вам отсюда живым не выбраться, если не выйдем мы. В течение нескольких минут длилось гробовое молчание, даже с улицы не доносилось ни единого звука. Потом Бенни выругался и под сводами арки раздалось эхо громкого выстрела. Затем еще и еще. Роджер огляделся в поисках метательного снаряда. В углу лежали какие-то деревянные чурки. Пока он подносил их к люку, внизу в деревянную дверь кто-то стукнул. Потом раздались еще удары. Они не были достаточно сильными, чтобы сорвать дверь с петель. Можно было предположить, что вовсе не полиция пытается проникнуть внутрь. После этого удары послышались выше, почти под самым потолком. Что-то ударило в окно, которое Роджер оставил открытым. Какой-то предмет влетел в окно и ударился о доски. В ту же секунду из него повалил густой дым. Яркий свет озарил все помещение, потом все заполнилось густым черным дымом, который распрос ранялся с потрясающей скоростью. Было трудно дышать. Снизу доносились вопли и проклятия. Было похоже, что их тоже выкуривают, и они пытаются добраться до окон. Впрочем, Роджер был озабочен тем же самым. Он наткнулся на какую-то стену, больно ударившись лбом, на ощупь, как слепой, пошел вдоль нее и уперся во вторую стену. Его душил кашель, он задыхался. Внизу тоже кашляли, он различал чьи-то шаги. Потом он услыхал стук совсем рядом: отодвигалась крышка люка. Затеи стало слышно, как какой-то человек пролезает сквозь люк. Они надеялись, что вверху им будет легче дышать, забыв, что дым всегда поднимается вверх. Сейчас они все находились рядом, но в дыму ничего не было видно. Все чихали, кашляли, ругались. Роджер старался изо всех сил сдержать кашель, чтобы не выдать места своего укрытия. Но в это время спазмы буквально вывернули его внутренности наружу, его стало тошнить. К счастью, то же самое творилось и со всеми, поэтому производимые им звуки не обязательно ассоциировались с ним. За ним раздались тяжелые шаги. Он пошел вбок. Окно было теперь опасным местом. Переборов очередной приступ кашля, Роджер сделал три длинных шага вперед. Люк находился ярдах в пяти от передней части арки, так что ему оставалось пройти еще ярда два. — Вест! — голос Бенни раздался совсем рядом. Роджер уже освоился в дыму. Ему стало легче дышать, да и сознание несколько прояснилось. Он преодолел еще один ярд. — Не воображайте, что вам удастся выбраться через люк, — грозил Бенни, — я стою рядом. Роджер сделал еще один шаг и ногой почувствовал пустоту. Он стоял на самом краю люка. Опустившись на колени, он правой ногой стал нащупывать первую ступеньку лестницы, а потом медленно полез вниз. Его ноги как раз достигли пола, когда в дверь раздался мощный удар. Дым рассеивался. Роджер уже различал светлое пятно лампочки. Он пошел на него. После некоторого времени раздался еще один удар, затем устрашающий треск. Дверь упала вовнутрь. Что-то стукнуло Роджера по ногам. Стоял такой грохот и треск, что у Роджера заложило уши. Затем он увидел огни, сначала неясные, потом ярче, а в свете — очертания людей. Одна фигура была очень хорошо освещена, и Роджер увидел, что она в противогазе. На него упал луч чьего-то фонарика, и полицейский громко закричал: — Вот он! — Я — Вест, — выдавил из себя Роджер. — Вест. Остальные наверху. Осторожнее, они вооружены. На нем был сосредоточен свет нескольких фонарей, и ликующий голос произнес: — Инспектор в порядке, сэр! — Наверху… — повторил Роджер, — наверху… Будьте осторожны… Его голос окончательно ослабел.Глава 9 Свидетели
— А теперь успокойтесь, Роджер, — уговаривал Слоун. — Они наверху ничего не смогут сделать. Мы их быстро выкурим оттуда. Не беспокойтесь, старина. Вы скоро придете в себя. — Я уже в полном порядке, — запротестовал Роджер, — чего ради вы меня несете? — Но через пять минут после чашки горячего кофе он почувствовал себя действительно лучше. Тут он вспомнил про острую боль чуть выше локтя, когда парень метнул в него нож. Слоун помог закатать ему рукав. Царапина оказалась пустяковой, всего лишь поверхностное ранение кожи. — Разузнай-ка, Билл, что там творится, — попросил Роджер. — Не беспокойся, они сообщат. — Как у тебя хватает терпения… Шаги, раздавшиеся в холле, заставили его замолчать. С необычным почтением с кем-то говорил Адамс: — Совершенно согласен, сэр. Уверяю вас, рана не опасная. Когда Чартворд вошел в комнату, Роджер уже сидел и даже попытался подняться, но Слоун толкнул его, и он снова сел. Чартворд опустился на стул, стоящий напротив, и ворчливо сказал: — Мне что-то в это не верится. Вы хотите встать, Вест? Не стоит. Сидите и вы, Слоун. Похоже, что у вас тут было горячее дело. Надеюсь, вам не так скверно, как это кажется, Вест? — Я чувствую себя нормально, сэр, — заверил его Роджер, — просто мне надо помыться и причесаться. Он посмотрел на Адамса. — Как дела в «Арках», Адамс? — Все кончено. Трое живы, один мертв. — Не переживайте за случившееся здесь, — сказал Чартворд, — сегодня вы все славно поработали. — Мне думается, надо начинать с невысокого парня, сэр. Он быстро расколется. — Он мертв, — сказал Адамс. Брат Тэнди был ранен в плечо и в голову. Он находился в больнице, так как к этому добавилась еще и контузия. Тэнди и Бенни отделались синяками и шишками. Сэма, по прозвищу «Огрызок», обнаружили у подножия лестницы со сломанной шеей. Все эти новости Роджер узнал, пока Слоун вез его в Ярд, после чего Гамильтон подкинул его домой. Гамильтон был парнем лет 30 с небольшим, веселым веснушчатым лицом. Его рано выдвинули из простых постовых полицейских, Роджеру он нравился. Гамильтон был полон ночных переживаний. Он десятки раз повторял, что Тэнди и остальные входили в небольшую группу, бродячую труппу артистов, подвизающихся на различных ярмарках. Реквизит не принадлежал им, но организация, сборы и прочее находилось в их руках. Два здания с арками они использовали для хранения реквизита. Единственное, чего Гамильтон никак не мог взять в толк, каким образом могло случиться, что цирковые артисты оказались причастными к нападению на члена парламента. — Во всяком случае, лично я не усматриваю никакой связи, — повторил он. — Ну, а каково ваше мнение, сэр? Роджер подмигнул ему. — Я частенько слышал, как люди называют парламент «цирком». Возможно, все дело в этом?В двух-трех верхних этажах в окнах горел свет, но на первом этаже было освещено одно единственное окно — его собственное. Роджер вышел из машины, остановился ярдах в двадцати от ворот и оглянулся, наблюдая, как Гамильтон движется на свет. Потом он осторожно двинулся по узкому проходу между двумя домами. С этой стороны света не было. Он отворил маленькую калитку возле гаража и неслышными шагами прошел к задней двери. Сейчас, когда он был ближе к дому, ему был виден отраженный свет лампы, горевшей где-то внутри дома. Казалось, что его шаги разносятся гулко по цементной дорожке. Добравшись до задней двери, Роджер осторожно нажал на ручку. Дверь была заперта. Он вытащил ключ и вставил его в замок с величайшими предосторожностями. Тихонько повернув ключ, он открыл дверь и осторожно вошел внутрь. Стояла мертвая тишина. Роджер вошел в коридорчик, ведущий к двери парадного входа. Свет шел из передней комнаты, дверь в которую была неплотно закрыта. Ему показалось, что он различает тень человека. Тень пошевелилась. Роджер стоял неподвижно, готовый ко всяким неожиданностям. Но вдруг раздался музыкальный аккорд, и в следующее мгновение домик наполнился звуками Рахманинов-ской прелюдии. — Чтоб я пропал! — усмехнулся Роджер. У его лучшего друга, Марка Лессинга, имелись собственные ключи от дома Роджера. Именно против его «помощи» был так настроен Чартворд. Марк расположился в квартире на Белл-стрит, как в своей собственной. Роджер подошел к двери. Теперь он отлично видел пианиста со стороны спины. Темные волнистые волосы подтвердили справедливость его догадки. Подождав с минуту, пока Марк не начал быстрого пассажа, Роджер изо всех сил ударил кулаком по двери. Марк молниеносно повернулся на вращающемся табурете — Кто?.. — Добрый вечер, мистер Лессинг! — Вылезай, бродяга! Ты чуть было не довел меня до инфаркта. Роджер подошел к парадной двери, где стоял Гамильтон, очевидно, готовый ко всему, и открыл ее. — Ложная тревога, Гамильтон, — сказал он. — Прекрасно, сэр, — пробормотал тот, но при свете ламп в холле было видно, что он разочарован. — Вряд ли у вас здесь будет много работы, — сказал Роджер с сомнением, — но, пожалуй, вам все же лучше остаться. Роджер вернулся в комнату, где его ждал Лессинг. Высокий стройный Лессинг, облаченный в добротный серый костюм, стоял перед камином. — Инспектор Вест может поделиться со мной своими заботами, — сказал он. — Инспектору Весту было приказано этого не делать. — Но не собираешься же ты сдерживать свое слово? — возмутился Марк. — Черт знает, какое запутанное дело, — пожаловался Роджер, усаживаясь в кресло и вытягивая ноги. — Понимаешь, я пока в полуобалделом состоянии, а потому не выдержку долгой беседы. Но если бы я и был в полном здравии, все равно у меня что-то еще не отсортировалось, пшеница от мякины, так что я смогу изложить только разрозненные факты. — Ага, вечные штучки с «внутренней информацией» и прочей ерундой, — угрюмо заметил Марк, — впрочем, кое-какими данными я тоже располагаю. — Какими именно? — У меня, так сказать, «светское знакомство» с семейством Риддела, ну и в дом Пломлея я тоже вхож. Однако, раз Чартворд сказал нет… — Утром я с ним еще поговорю, — пообещал Роджер, — до этого момента я буду находиться у него в «белых списках». Но если ты хочешь услышать об этом деле, давай-ка ляжем отдохнуть. Они воспользовались комнатой, в которой стояли две кровати. Большую часть времени говорил Роджер. — Полагаю, ты действительно знаком с семьей Пломлея? — спросил он у Марка. — Я не могу сказать, что мы с ним закадычные друзья, но знакомы. А Синтию я знал еще в то время, когда она была веселой и беззаботной девочкой. Синтия? — Жена Риддела. — Ах, да.. — Она утратила всю свою жизнерадостность, став его женой. — Э-э-э-э-э… — Ложись-ка ты спать и подмажь свою мыслительную машину. — Я уже давно забыл про сон. Ты говоришь, после того как она вышла замуж за Риддела, в ней произошли сильные перемены? — Вне всякого сомнения. — Ты слышал, что об этом говорили и другие? — Большинство ее друзей. — Не считая замужества, не было ли еще других причин для такой метаморфозы? — «Во всем виновата любовь», — продекламировал Марк загробным голосом. — Да, наверняка все-таки предполагали. Кстати, между Пломлеем и Ридделом вроде все было нормально, никаких недоразумений, не так ли? — Да, но вообще-то это был далеко не брак по любви, — вздохнул Марк. — Предупреждаю, я вовсе не хочу сказать, будто Синтия Пломлей боялась не исполнить волю отца. Она независимая молодая женщина и, несмотря на светские манеры и изящную внешность, сложившийся политический деятель. Консерватор, разумеется, но по сути — весьма прогрессивна! Представляешь, как нравится это Пломлею? Я думал, что примерно через год Пломлей вообще откажется от нее. Она собрала вокруг себя кружок из левой молодежи, некоторые из них были близки к коммунистам, не говоря уже о лейбористах. Они с Хенби проводили много времени вместе. Я бы сказал, что он гораздо более подходил ей, чем этот выскочка Риддел. Но у бедняги ни гроша за душой. Марк и не подозревал, что Роджер давно уж сидел на постели, боясь пропустить хотя бы одно словечко из рассказа приятеля. — Мне думается, что Пломлей объявил ультиматум: выйдешь замуж за Хенби, я тебя лишу наследства. Так или иначе, но дела пошли кувырком. Кто знает, может быть, она не могла представить себе жизнь на несколько сотен фунтов в год. Хенби перестал появляться в числе ее знакомых, ну а конец тебе известен… Послушай, что это ты соскочил с кровати? Роджер включил лампу возле постели и потянулся к телефону. — Я забыл сообщить Хенби, как нам сегодня повезло, — пробормотал он, называя его номер. Он думал о словах Хенби: Риддел подозревал, что у его жены был с кем-то роман. Интересно, эти сведения он сообщил Роджеру с целью помочь следствию или из каких-либо других соображений?
Глава 10 Прошлая история
Хотя было уже почти половина второго, Хенби не заставил Роджера ждать. — Надеюсь, я вас не вытащил из кровати? — стал извиняться Роджер. — А я то-гадал, — захихикал Хенби, — позвоните вы мне до утра или нет. С извинениями, так как вам не удалось найти велосипедиста с таинственным пакетом. Жаль, что мы не поспорили на деньги. Я как раз заканчиваю отчет, который вы просили меня написать. Так что вы должны мне быть благодарны. — Я благодарен, но денежки вы бы проиграли. — Что? — Велосипедист, которого зовут Реджинальдом Тэнди, в настоящее время сидит в камере. А вот о пакете я пока действительно ничего не могу сказать. — Поздравляю. Значит, дело приближается к концу? Или, может быть, об этом еще рано говорить? — Не уверен, что мы продвинулись настолько далеко, но все же сделано много полезного. Думаю, вам приятно будет узнать, что у Марриота появилась маленькая надежда на выздоровление. — Замечательно! Перспективы для Хенби и Гарнера более благоприятные. — Я бы тоже так сказал. — Ну что же, огромное спасибо за звонок. Теперь я могу спать спокойно. Послушайте, Вест, у меня есть мечта моего детства попасть в святая святых Скотланд-Ярда. Можно мне утром самому принести мои записи? — Разумеется. — Благодарю, старина. Часов в десять? — Нет, где-нибудь в районе тринадцати, потому что с десяти до одиннадцати мне нужно быть на Бау-стрит. — Хорошо, может быть, я тоже туда загляну, — сказал Хенби и засмеялся. — Тогда у меня будет полное впечатление о Скотланд-Ярде. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — ответил Роджер и повесил трубку. Он потянулся за сигаретами. Марк, который тоже сидел на постели, свесив свои длинные ноги, чиркнул спичкой, и они оба закурили. — Какая новая сумасшедшая идея у тебя в голове? — спросил Марк. — Ты что, уезжаешь? — Нет. Двое надежных людей следят за домом Хенби. И если он только попробует улизнуть, мне немедленно доложат. Понимаешь, как-то не верится, что он замешан в преступлении. — Все же поделись своими сомнениями со мной, старина. — Разве же это не очевидно? Синтия Пломлей не может выйти замуж за любимого человека из-за отсутствия у него денег. Она выходит за богача, которого вскоре убивают. Богатая вдова, теперь она может выйти замуж за кого угодно. Хенби — перспективный политический деятель. Возможно, в скором времени получит пост заместителя министра. На меня он произвел впечатление умного и светского человека. — Хенби — умница, — сказал Марк, — и он наделен тем, чего так сильно не хватает в Палате Общин — чувством юмора. Он воспринимает жизнь серьезно, но не угрюмо. Но на твоем месте я бы не спешил выложить такую теорию перед Чартвордом. Понимаешь, она может быть не так истолкована. Ну, и вообразить Синтию Пломлей в роли убийцы… — Ничего подобного я и не предполагал, — возразил Роджер, — а всего-навсего заметил, что ее супруг был преблагополучно отправлен к праотцам. А теперь я хочу спать. Спокойной ночи. Бау-стрит была запружена народом, пресса была представлена особенно богато, да и на тротуаре толпилось достаточно зевак. Хенби стоял неподалеку от двери. Рядом с ним был Тубби Инглтон. Роджер, оглядев зал судебных заседаний, когда его пригласили на место свидетелей, подумал, увидит ли он среди присутствующих Синтию Риддел. Но ее не было. Зато, к великому его удивлению, он увидел мистера Леонарда Брейла, старшего партнера адвокатской конторы «Брейл, Лонгли, Брейл и Брейл». С ним почтительно разговаривал один из приставов. Брейл редко показывался в полицейском суде, тем более, когда он не защищал интересы обвиняемых. Их представлял адвокат из Ист-Энда. Подробности проникновения Брея в квартиру, кража пакета и события в «Арке» были изложены весьма поверхностно, как это принято у полиции. Бенни, подлинное имя которого было Гаррисон, и Реджинальд Тэнди, на основании показаний Роджера были взяты под стражу. Им предстояло отсидеть какое-то время в тюрьме. Роджер спустился вниз, чтобы выполнить кое-какие формальности. Когда он вновь поднялся наверх, Марк и Хенби о чем-то оживленно беседовали, а Инглтон ушел. У Хенби было великолепное настроение. Марк, против обыкновения, ничего не говорил. Роджер присоединился к ним. Хенби похлопал его по плечу. — Хорошая работа, Вест. Я только что говорил Лессингу, что все утро я униженно и смиренно просил у вас прощения, мысленно, конечно. — Это пойдет вам на пользу, — сказал Марк. Хенби отдал Роджеру запечатанный конверт, и они все вместе уселись в машину Роджера. В Ярде Роджер на несколько минут задержался в своем кабинете: его не удивили слова Эдди Дэя о том, что Чартворд просил Веста прийти к нему, как только он вернется с Бау-стрит. Роджер отправился к помощнику комиссара, который встретил его с нетерпеливым восклицанием: — Ага, я жду вас с самого утра. Мне нужно поговорить с вами. — Не разрешите ли, сэр, отложить разговор на полчаса. Я приехал сюда с человеком, который, как мне кажется, заслуживает внимания. — Ладно, но особенно не задерживайтесь. Кстати, кто этот человек? — Большое спасибо, — ответил Роджер, пропуская мимо ушей вопрос Чартворда, — я постараюсь управиться побыстрее. Он быстро прошел в комнату ожидания, где Марк и Хенби с энтузиазмом углубились в обсуждение внешней политики. Роджеру не хотелось тратить время на то, чтобы водить Хенби по всему зданию. Он только показал ему дактилоскопический отдел и полицейский архив, которые произвели на Хенби должное впечатление. Затем он сказал, что если Хенби этого хочет, то он поручит какому-нибудь сержанту ознакомить его более подробно с остальными отделами. — Возьмите с собой Лессинга, — посоветовал Роджер, — он знает столько же, сколько и я. — С вами никто не сравнится, — рассмеялся Хенби. — К сожалению, я не могу задерживаться дольше. Мне, понимаете, необходимо взглянуть на нашу говорильню. В конце концов, это всего лишь через дорогу. — Я бы на вашем месте не называл бы Палату «говорильней» в присутствии ваших избирателей. — Послушали бы вы их, как они ее называют! Я гарантирую вам, Лессинг, что вы нигде такого не услышите. Хотите со мной пойти? — Благодарю! Охотно пойду. Прошло ровно полчаса, прежде чем Роджер вторично вошел в кабинет Чартворда. — Мне трудно проникнуть в социальные круги Риддела, — пожаловался Роджер, — но Лессинг с ними со всеми знаком. Он может раздобыть для нас кое-какие сведения, намеки, сплетни, разговоры. Более того, он и Хенби отлично знает. Сейчас они вместе отправились в парламент. Чартворд спросил: — По-видимому, вы предполагаете, что Риддел был убит из-за того, чтобы Хенби и миссис Риддел могли пожениться? — Мы не должны исключать такой возможности. — Да, — согласился Чартворд, — но я бы не хотел, чтобы вы действовали опрометчиво. И все равно мы не можем запретить Лессингу вмешиваться, коли ему пришла в голову такая блажь. Но я уже предупреждал вас, насколько это дело деликатное. Если Лессинг выкинет какую-нибудь глупость и станет известно, что он получил от нас неофициальное благословение, то… — Всем болтунам рот не заткнешь, слухи все равно будут распространяться. Но, мне кажется, сэр, пока не стоит обращать на это внимание. Нам нужно найти убийц и докопаться, почему убили Риддела. Я готов использовать любые средства, лишь бы получить ответы на эти вопросы. Чартворд махнул рукой. — Ладно, действуйте по собственному усмотрению. Но предупредите Лессинга, что мы не сможем ему помочь, если он попадет в какую-нибудь неприятную историю. Что еще вы хотите сказать? — Я хотел бы повидаться с лордом Пломлеем, формально допросить миссис Риддел и обойти их владения. — Есть ли данные о деловых интересах Пломлея? — спросил он у Слоуна, вернувшись в свой кабинет. — Насколько я могу судить, он участвует решительно во всем, — ответил Слоун. — На первом месте туфли и сапоги, но у него капиталовложения почти во всех универсальных магазинах. Затем резина и мануфактура, я имею в виду ткани. Он снимает сливки с десятка различных предприятий. Химикаты и транспорт. Конечно, он осуществляет лишь финансирование. — Чем именно занимается Комитет? — спросил Роджер. — Обувью. — Значит, занимая пост председателя Комитета, Риддел знал, что он может затронуть интересы лорда Пломлея, — размышлял вслух Роджер. — Раздобудь-ка мне побыстрее отчеты. Да, еще одно: почему Брейл присутствовал сегодня в суде? — Он ведет все дела Пломлея, — ответил Слоун. Роджер поблагодарил его, затем стал внимательно читать рапорт, лежавший настоле.«В 2.15 мистер Хенби по пожарной лестнице спустился из дома и прошел по пустырю между Линг-стрит и Кадерган, параллельной Линг-стрит. Потом он пешком дошел до Ламбет-Бриджа. Мне было трудно следить за ним, потому что он быстро шел. Я договорился с детективом Гринхемом, чтобы он остался дежурить у дома, поскольку по инструкции не разрешалось оставить дом без присмотра. Мистер Хенби боковыми переулочками добрался до Уинг Виктория-стрит и сразу же вошел в дом 118 по Гросвенор-Плейс. Там он пробыл 55 минут. Вышел он в 4 часа 10 минут и вернулся домой тем же путем»— Ну и ну! — воскликнул Роджер. Эдди Дэй поднял глаза: — Что-то нашел, Красавчик? — Член парламента — таинственный ночной бродяга, — фыркнул Роджер. — Кто живет на Гросвенор-Плейс, 118? Гарнер живет немного дальше, но… — Сто восемнадцатый дом — дом Пломлея, — сказал Эдди, — я не ошибаюсь, потому что я утром проходил мимо Слоуна, это было в понедельник, как раз после того, как он принял дело. Слоун тогда сказал, что миссис Риддел уехала в дом своего отца на Гросвенор-Плейс, 118. Это тебе что-нибудь дает? — Эдди, ты чудо! Я бог знает сколько заплатил бы, чтобы обладать такой памятью, как у тебя. Интересно, ходил ли Хенби на свидание со своей Синтией в столь поздний и таинственный час, или же ему нужно было повидаться с сэром Пломлеем? Если Лессинг позвонит, передай ему, чтобы он встретился со мной часов в пять, ладно? — Где, здесь? — Нет. В Пенси-кафе, — ответил Роджер. — Скажи ему, что я угощу его чаем. Не успел он выйти из кабинета, как Эдди высунул из кабинета свой длинный нос в коридор и крикнул, что Лессинг на проводе. — И, мне кажется, он совсем недоволен собой. Я бы на твоем месте давно бы поубавил у него спеси.
Глава 11 Сообщение Марка
— Ну, — вместо приветствия крикнул Роджер, — кто убил Риддела? И почему он или она его убили? Что было в этом маленьком пакете? Как великий человек нашел ответы на все эти вопросы, которые вот уже столько времени ставят в тупик авторитетов полицейского сыска? Может быть, ты пожелаешь княжество взамен твоих услуг? — У тебя великолепное настроение, да? — Последнее, что мне посоветовал Эдди Дэй, это поубавить у тебя спеси, вот я и стараюсь изо всех сил, — сказал Роджер, подмигивая Эдди. — Он сказал, что в твоем голосе звучит отвратительное самодовольство! — Не без причины, — заявил Марк, — я хочу видеть тебя, как только ты освободишься. — Телефон не устраивает? — Нет. Я звоню из автомата и… ну, одним словом, я не могу доверить свои мысли телефонным трубкам. — Пожалуй, самое правильное — нам встретиться немедленно. Пенси-кафе, через двадцать минут, идет? Роджер прошел пешком в кафе «Пенси», небольшое заведение на Карк-роуд всего лишь в нескольких минутах ходьбы от Ярда. Несколько лет тому назад его открыла женщина с так называемыми «артистическими идеями». Стены, мебель, посуда — все было украшено фиолетовыми разводами, а на вывеске красовалось одно-единственное слово «Пенси», печаль. Теперь оно принадлежало Марио, толстенькому итальянцу, который содержал кафе вместе со своей дородной супругой. Марио был в дружбе и со Скотланд-Ярдом, и с Коннон-Роуд. Он неоднократно оказывал значительные услуги Роджеру. «Пенси» было излюбленным местом отдыха полиции. В половине четвертого кафе было еще совсем пустым. Марк занял местечко возле окна и разговорился с Марио. — И вот что я вам скажу, — возмущался итальянец, — вечно одно и то же: Вест сделай то, Вест сделай это. Какая несправедливость испортить ему отпуск. Да, таково мое мнение. — Но думает ли он так же? Хелло, вот и он сам, легок на помине. Марио проворно обернулся, и лицо его засияло от радости. Он сочувствовал, расспрашивая о здоровье Джанет и бамбино. Пообещав им лучший чай в Лондоне, Марио убежал на кухню. Роджер опустился на стул. Улыбка Марка была такой широкой, как и у Марио. — Доволен? — спросил Роджер. — Думаю, ты тоже будешь доволен, — ответил Марк. — Марио обещал некоторое время не сажать за наш столик никого, так что мы можем не стесняться. Я только что расстался с Хенби. Роджер промолчал. — Он был предельно любезен. Если он на самом деле совсем не такой человек, то ему было наверняка тошно от собственных стараний меня очаровать. В настоящее время Палата Общин не имеет от меня секретов. Я познакомился с тремя кабинет-министрами и еще какими-то двумя парламентскими деятелями. — Что ты делал? — Вел себя, как положено. Сообщал им кое-какую «внутреннюю информацию» о том, что ты убежден, что, поймав Тэнди, считаешь дело в шляпе. Я попытался отклониться в сторону, но Хенби каждый раз возвращался к этой теме. Один разок он упомянул имя Пломлея, заявив, что Риддел, чисто случайно оказался в составе Комитета, который должен был инспектировать Пломлеевский Трест наряду с другими организациями. Как тебе это нравится? — Интересно. — Ты неблагодарный шваб. Говорю тебе — Хенби проявил нездоровый интерес к этому делу. Он ведет себя, как кот на горячих кирпичах. Закончил, сказав мне, что он, естественно, крайне заинтересован и что если ты не будешь держать его в курсе дела, то он будет крайне признателен, если эту миссию возьму на себя я. Почему-то он неоднократно упоминал о том сообщении, которое он тебе насочинил по делу Риддела. — Великий Боже! — воскликнул Роджер, — а я-то даже не соизволил прочитать его! — Его самолюбие было бы уязвлено. Где оно? — У меня в кармане. Он тебе не рассказывал, куда ходил между тремя и пятью часами утра? — Он выходил? — В дом Пломлея. — Черт побери! Он упомянул, что Синтия сейчас живет в доме отца. Чем больше я думаю, что в этой истории не обошлось без Синтии и Хенби, тем больше я склоняюсь в пользу данного предположения. Не хочешь ли ты узнать, о чем они говорили вчера вечером? — Да. Хенби как-то заметил, что член парламента не стоит выше закона. Ты будешь гораздо полезнее, чем предполагаешь. — Мне не нравится эта тайная деятельность. Если бы Чартворд вел себя разумно… — Он и ведет себя разумно. Он говорит, что мы должны действовать незаметно, а коли ты влипнешь в какую-нибудь историю, можешь не рассчитывать на помощь Скотланд-Ярда. Обычная проповедь о необходимости соблюдения тайны. Марк, я почти не сомневаюсь, что Чартворд опасается натолкнуться на какой-то неблаговидный предлог или скандал. Котел переполнен кипятком, а когда мы снимем крышку, там может оказаться черт знает какое месиво. По твоему мнению, что нужно узнать в первую очередь? — Ты бы мог объяснить… — начал было Марк, но тут же замолчал. — Тише, сюда идет Марио. Марио с торжественным видом нес на вытянутых руках поднос, покрытый белоснежной салфеткой. Опустив его на стол, он с сияющей физиономией откинул салфетку и отступил, ожидая похвалы. На подносе на двух тарелочках соблазнительными горками возвышалась ароматная клубника. В отдельной вазочке пенились взбитые сливки. На этом фоне тоненькие бутерброды со всякими яствами утратили свою привлекательность. — Потрясающе!! — воскликнул Роджер. Глаза у него заблестели, как у маленького мальчика. — Во всяком случае, теперь у тебя исправилось настроение, — засмеялся Марк, — ты ведь сам не свой от взбитых сливок. — Они мне показаны по состоянию здоровья, — отпарировал Роджер. Потом продолжал уже совсем другим тоном: — Самая важная и, возможно, самая трудная часть задачи — установить связь между Тэнди и К° и одним из наших наиболее подозрительных лиц. Короче — с Синтией, Хенби, Пломлеем и, возможно, с Гарнером. — О Гарнере я как-то и не задумывался, — признался Марк. — Да и я недостаточно. — В основном, не спускай глаз с Синтии. Мы установили за ней слежку, но это не так-то просто. А ты не будешь выглядеть неуместно в «Савойе» или у «Скотта». Ты просил «светскую линию» — так получай. — Благодарю. Что ты сейчас будешь делать? — Если бы ты мне не позвонил, я бы отправился в дом Пломлеев. Именно это я сейчас и сделаю.Дом Пломлея находился в сотне ярдов от дома полковника Гарнера. Лакей открыл дверь, взял у Роджера карточку и попросил его подождать. В холле висело всего две картины Ван Гога, и Роджер принялся их внимательно разглядывать, но его уши чутко прислушивались ко всему окружающему. Когда дверь отворилась, он не повернул голову, притворившись полностью погруженным в размышления. Послышался голос Синтии Риддел: — Добрый вечер, инспектор. — Хелло, миссис Риддел, — ответил Роджер, с улыбкой поворачиваясь к ней. — Вы пришли повидаться со мной? — Нет, но я с удовольствием поговорил бы и с вами, если вы уделите мне несколько минут. — Конечно. Значит, вы пришли к отцу? — Да. — Надеюсь, вы не станете его слишком, ну, волновать, что ли? — Я не стану его задерживать дольше, чем это необходимо. — Некоторое время он болел, — объяснила Синтия, — шок, нанесенный смертью моего мужа, и последующие напряжения ему не по силам. Конечно, я не имею права на вас нажимать. Она улыбнулась и ушла, а Роджер в который раз отметил грациозность и величественность ее манер. На лестнице появился лакей. — Лорд примет вас через несколько минут. Не будете ли вы столь любезны подождать в малой гостиной? Вскоре в комнату очень медленно вошел лорд Пломлей… Роджера поразила его бледность. Он казался тяжело больным человеком. Вообще он был высокий широкоплечий крепыш. Роджер часто видел его на различных церемониях, когда он удивлял всех присутствующих своим цветущим видом и воинственным выражением лица. Сейчас в нем не было и следа былой воинственности. Его худобу, пожалуй, вернее было бы назвать истомлением; глаза его смотрели без всякого интереса. Одно было несомненно: такая перемена не могла произойти за такой короткий период после смерти Риддела. — Добрый день, инспектор. Его глуховатый голос звучал достаточно твердо. — Садитесь, пожалуйста, и можете не говорить, по какому делу вы пришли. Разумеется, я к вашим услугам. — Благодарю вас, милорд. Надеюсь, я не слишком вас обеспокою. Он задал несколько нейтральных вопросов, главным образом о распорядке дня Риддела и общем состоянии его здоровья до убийства. Пломлей отвечал без раздумья, однако все время в его манерах сквозило скрытое беспокойство. Оно было заметно в глазах и в том напряжении, с которым он отвечал на очередной вопрос и дожидался следующего. Казалось, человек ждет чего-то неприятного, возможно — вопроса, на который он не сумеет ответить. Иными словами, он был начеку и внимательно следил за каждым своим словом. — Надеюсь, вы понимаете, что наш разговор не для широкой публики, сэр. Не могли бы вы мне сказать, был ли мистер Риддел в коротких отношениях с другими членами Комитета? — Думаю, что да. — Не был ли он дружен с одним из членов Комитета? — Не забывайте, что я не особенно близко был знаком с жизнью моего зятя, — напомнил ему Пломлей. — Разумеется… Например, дружил ли он с мистером Хенби? — Никаких особенных сведений у меня нет. Они дружили и знакомы несколько лет. Однако я не смогу вам помочь в этом отношении, инспектор. — Мистер Риддел никогда не разговаривал с вами о маленьком коричневом пакетике, размером с блок сигарет? Наступила секундная пауза. Выражение лица едва заметно изменилось. «Вот оно», — подумал Роджер, но продолжал выжидательно улыбаться, пока Пломлей не буркнул? — Нет, инспектор. — Вы у него не видели такой вещи? — Не кажется ли вам этот вопрос излишним? — возмутился Пломлей. — Уверяю вас, у меня нет привычки задавать ненужные вопросы, — ответил Роджер, впервые придавая своему голосу резкое звучание. Огоньки в глазах Пломлея подлили масла в огонь. Очевидно, собеседник утратил отчасти свою самоуверенность. — У меня есть основания предполагать, что может иметь колоссальное значение, и потому… — Не лгите мне, сэр! Пломлей поднялся с кресла. Как и его дочь, он стал внезапно совсем другим человеком. — Я не потерплю такого оскорбления. Я уже сказал вам, что не имею понятия ни о каком пакете. Вы обвиняете меня во лжи? Роджер тоже поднялся. — Мне очень жаль, сэр, что вы сочли необходимым обижаться. — Обижаться! Да вы меня оскорбляете! Я настаиваю на том, чтобы вы немедленно покинули мой дом. Вы слышите меня? Щеки Пломлея пылали. Он непроизвольно сжимал и разжимал кулаки. — Ясно. Вы, разумеется, понимаете, что в интересах правосудия этот пакет должен быть найден, его содержание проверено и… — Правосудие… О каком правосудии вы еще говорите? Пломлей закашлялся, и Роджер встревожился, потому что лорд был близок к истерике. Но Пломлей справился с собой и заявил Роджеру, что не желает продолжать разговор и портить себе весь день. Роджер подошел к двери и положил руку на ручку. — Миссис Риддел собиралась повидаться со мной и… — Я не разрешаю, чтобы мою дочь мучили! Достаточно того удара, который она пережила. Можно было бы ожидать, что люди, наделенные минимальной дозой этики, это поняли и не дергали бы ее без нужды. — Но ведь убит ее муж, — напомнил Роджер. Пломлей в ярости поднял руку, чтобы ударить Роджера, но в это мгновение открылась дверь и вошла Синтия. Она моментально разобралась в положении вещей и встала между ними. Схватив одной рукой отца за поднятый кулак, обняв второй его за талию, она сказала голосом, не терпящим возражений: — Иди наверх, отец. — Нет, пока этот человек находится в моем доме! — Голос Пломлея дрожал от ярости. Синтия взглянула на Роджера. — Хорошо, — сказал Роджер, пожимая плечами, и вышел из кабинета. Он медленно зашагал по коридору, не оглядываясь назад и не дожидаясь, пока лакей проводит его до выходной двери. Он так погружен был в обдумывание того, что сказали ему Пломлей и его дочь, что не слышал звучащего звонка. Дверь отворилась, и вошел полковник Гарнер. — Добрый день, Сейл. Лорд… Заметив Роджера, Гарнер замолчал. Он напоминал испуганного кролика, готового удрать с поджатым хвостом. Наконец он выдавил из себя улыбку и протянул руку с преувеличенно дружеским жестом. На верхней ступеньке лестницы появился Пломлей и закричал пронзительным голосом: — Я не хочу видеть Гарнера! Никого не хочу видеть, никого, никого! Ты понимаешь — никого! Синтия крепче взяла его за руку и повела по лестнице вверх.
Глава 12 Вмешательство блондина
— Пожалуй, нам разумнее уйти, — сказал Роджер. Гарнер большими глазами смотрел на дочь и отца. Казалось, он не слышал слов Роджера, так что тому пришлось дернуть его за руку. — О, да, да, — заторопился Гарнер. — Что, Сейл, у него очередной приступ? — Боюсь, что так, — ответил слуга. — Очень жаль. — Бросив на Роджера уничтожающий взгляд, он спросил: — Ваша работа, Вест? — Вряд ли он может винить кого-либо, кроме себя самого. — Должен сказать, что, по моему мнению, являться в такое время — предел неделикатности. — Не будьте глупцом! — Роджер был слишком возбужден, чтобы деликатничать. Не пройдя и двух шагов, он пожалел о своей невыдержанности. Он оглянулся назад и увидел, что Гарнер стоит на верхней ступеньке, внимательно смотря ему вслед. По его лицу Роджер понял, что ему может дорого обойтись эта вспышка. Гарнер начнет жаловаться начальству. Впрочем, гораздо хуже было то, что он настроил против себя Пломлея. Роджер двинулся в сторону Виктории, Гарнер — к Гайд-парку. На другой стороне улицы полицейский следил за домом Пломлея. Роджер перешел дорогу, потому что тот сделал ему знак рукой, как бы собираясь что-то сказать. — Скучно? — спросил его Роджер. — Кому-то надо исполнять и скучные поручения, сэр. Я хочу вам сообщить об одной вещи. За домом Пломлея еще кто-то следит, а также и за жильем полковника Гарнера. Сейчас его здесь нет. Он заметил, как вы вошли в дом Пломлея и сразу же отправился к Гарнеру. Его туда впустили без разговоров, и через короткое время он вышел, а следом за ним вышел и сам Гарнер и отправился к Пломлею. — Молодец! — похвалил его Роджер, — вы хорошо рассмотрели этого человека? — Да, сэр. Прекрасно одет, блондин, среднего роста, серые глаза, здоровый цвет лица, не цветущий, а просто здоровый. Дет тридцати, разговаривает культурно. — Подробная характеристика! — снова похвалил его Роджер. — Благодарю, сэр. Я случайно услышал, как он разговаривал с только что прошедшей женщиной. Она остановилась всего на минуту, но у меня создалось впечатление, что она специально приходила повидаться с ним. Она передала ему простое распоряжение: «Восемь часов». Он ответил: «Прекрасно». — «Я уверена в отношении связи, сэр», — добавила она и ушла. Хорошенькая девчонка, сэр, стрижена под мальчишку, слишком бросается в глаза, но привлекательна. Сомневаюсь, чтобы этот парень раньше занимался подобными делами. Он явно не знает, кто я такой. — Позвоните в Ярд и скажите, что я распорядился вас подменить. Потом поезжайте туда и пусть они разошлют подробные описания этого человека по всем полицейским участкам. Сначала доложите инспектору Слоуну. Если бы нам удалось задержать этого парня, мы смогли бы узнать что-нибудь новое. — Слушаю, сэр. — Еще один момент. Пусть инспектор Слоун попытается связаться с мистером Марком Лессингом и сообщит ему данные описания. Роджер пошел дальше, прошел мимо телефонной будки, которой пользовались сотрудники полиции. Он вошел во вторую у вокзала Виктория и набрал номер телефона Пломлея: ему ответил слуга, с которым он недавно разговаривал. Он попросил позвать Синтию, но ему сказали, что она занята. — Передайте ей, что это крайне важно. — Это мистер Хенби? — спросил лакей. — Не важно, скажите ей. Ему пришлось подождать несколько минут, прежде чем Синтия взяла трубку. По голосу чувствовалось, что она торопилась. Ее первым словом было: — Джордж, я должна тебя видеть…, — Произошла ошибка, миссис Риддел, — прервал ее Роджер. — Говорит инспектор Вест. Она ничего не ответила, очевидно, стараясь взять себя в руки. Постепенно ее быстрое дыхание стало нормальным. Молчание продолжалось так долго, что Роджер подумал: не положила ли она трубку. Наконец он услышал далекий голос: — Вы хотели меня увидеть, инспектор? — Прошу вас. Мне заехать к вам домой? — Пожалуй, будет лучше, если я приеду к вам. Будете ли вы через час у себя? — Да. — Я приеду, — пообещала она. Роджер весело улыбнулся. Это слове «Джордж» сказало ему о многом. Он пошел вдоль Гросвенор-Плейс и поставил машину недалеко от дома 118. Полицейского сменили. Роджер сам следил за резиденцией Пломлея, надеясь, не приедет ли Хенби. Этого не случилось, но через 15 минут из дома вышла Синтия и подозвала такси. Роджер включил мотор и поехал следом. Такси завернуло в сторону Гайд-парка. Тут Роджеру не повезло — он не успел проскочить по зеленому сигналу. Он ждал, кляня на свете все светофоры, как вдруг мимо него проскочил маленький «Моррис» и, не обращая внимания на красный свет, завернул за угол. Полицейский отчаянно засвистел, автобус еле-еле успел затормозить. «Моррис» нахально мчался вперед. Тут уж и Роджер не выдержал и, не дожидаясь зеленого сигнала, сорвался с места и помчался вслед за «Моррисом», который, не снижая скорости, мчался через парк. Когда они были неподалеку от Мраморной Арки, Роджер увидел, как «Моррис» пристроился к такси Синтии, которое легко было узнать по ярко-зеленой окраске. После этого водитель «Морриса» оставил все свои попытки нарушать правила уличного движения.Роджер безуспешно пытался разглядеть человека за рулем. Но лишь когда они повернули к Селбриджу, он заметил, что это блондин. Синтия вышла из такси на Бигмор-стрит. «Моррис» проехал чуть вперед. Роджеру пришлось проехать еще дальше. Водитель такси о чем-то переговорил с Синтией, после чего она направилась прямо в дом. Роджер вынул из кармана газету и притворился, что читает. Блондин вышел из своего «Морриса». Не было сомнения, что это тот самый человек, о котором рассказывал полицейский. Он стоял перед домом, разглядывая лепные украшения, потом внезапно оглянулся, вздрогнул и спешно ретировался. Мимо машины Роджера шел какой-то человек. Роджер полностью закрылся газетой, узнав в нем Хенби. Если бы последний не следил за блондином, он мог бы узнать Роджера. У Хенби было невероятно злое лицо, один раз он даже побежал, но потом замедлил шаги и вошел в тот же самый дом, что и Синтия, предварительно внимательно посмотрев на блондина, который, казалось, не знал, что ему предпринять. Потом мимо Роджера промелькнула низкая машина спортивного типа. Водитель подал оглушительный сигнал. Роджер даже вздрогнул от неожиданности. Он оглянулся и увидел за рулем «Лагонды» Марка Лессинга. Он затормозил машину, остановив ее возле «Морриса». Блондин снова сел за руль. «Собрание всей братии, — ухмыльнулся Роджер. — По-видимому, Марк следил за Хенби». Оглянувшись, он увидел невдалеке констебля. Выйдя из машины, Роджер подозвал его к себе. Тот подбежал: — Вы звали меня, сэр? — Да. Я хочу, чтобы вы передали кое-что этому джентльмену. Марк даже не оглянулся, когда мимо него прошел полисмен, но через минуту поднял руку, как бы показывая, что исполнит то, о чем просил Роджер. Роджер решил, что теперь он может уехать с Бигмор-стрит, поэтому он повернул назад и отправился прежней дорогой к Уайт-холлу. Он оказался в кабинете за 20 минут до назначенного времени встречи с Синтьей. Первым делом он позвонил Слоуну, сообщил о последних новостях и велел не спускать глаз с блондина. На одного Марка надеяться нельзя. — Если ты поторопишься, то можешь еще застать его на Бигмор-стрит, — сказал Роджер, — но не мешай Марку. — О'кей! Я поехал. Ровно через час после телефонного разговора с Синтией в кабинете Роджера раздался звонок. Он был уверен, что ему доложат о ее приходе. Вместо этого послышался обескураженный голос Слоуна: — И такси и машины исчезли с Бигмор-стрит до того, как я приехал туда. — Ладно, подождем, что нам сообщит Марк. Он пришлет записку или позвонит, как только что-нибудь прояснится. Роджер опустил на рычаг трубку и стал ждать сообщения о приходе Синтии Риддел. Поошел час, но ее не было. От Марка тоже не было никаких известий.
Марк Лессинг вышел из кафе с великолепным настроением и пошел к своей машине. Он не совсем понимал, с чего начинать, поэтому, сев за руль своей «Лагонды», начал размышлять над создавшейся обстановкой. Роджер, решил он, избрал Хенби в качестве наиболее подозреваемого лица. Отсюда следует, что самое правильное — это связаться с как можно более максимальным количеством друзей Хенби, особенно с теми, кто также знает и Синтию. Он уже собрался двигаться, как его узнал один знакомый и подошел к нему. От него Марку удалось отделаться лишь через 10 минут и когда он, наконец, отъехал, ему удалось увидеть, как из двора парламента торопливо выходит Хенби. Что-то в его поведении привлекло внимание Марка. Он внимательно проследил, как Хенби остановил проезжающее мимо такси, потом поехал следом. Хенби прямиком направился на Бигмор-стрит, а через несколько минут Марк получил устное распоряжение Роджера, переданное через констебля, следить за Синтией. Вскоре и сама Синтия вышла из дома и села в свое такси. Человек в «Моррисе» поехал следом за ней. — Вот теперь и правда началась игра, — пробормотал Марк. Медленная езда и вынужденное безделье изводили Марка. Пару раз он заметил, как Синтия обеспокоенно смотрит через заднее стекло. Затем такси неожиданно повернуло направо. У Марка создалось впечатление, что это был хитрый маневр, чтобы избавиться от «Морриса». Но водитель «Морриса» вовремя нажал на тормоза и повторил правый поворот. Марк проделал то же самое и услышал отчаянный визг тормозов своей машины. Теперь такси шло с приличной скоростью, но «Моррис» не отставал. Несколько неожиданных поворотов не сбили со следа водителя «Морриса». Возле Пиккадилли такси резко остановилось, и Синтия вышла из него. Она в упор взглянула на светловолосого водителя «Морриса», затем смешалась с толпой. Блондин тут же вышел из машины и отправился следом. Марк притормозил и медленно двинулся за парочкой. Он сомневался, чтобы Синтии удалось скрыться и, действительно, блондин вскоре поравнялся с ней, дотронулся до ее руки и что-то сказал ей. К сожалению, Марк не мог расслышать, о чем они говорили. Синтия остановилась. Блондин продолжал говорить с умоляющим видом. Синтия холодно смотрела на него и молчала, потом с явной неохотой повернулась назад и пошла к его машине. Марк тронулся с места раньше «Морриса». Он позволил им обогнать себя, а сам стал держаться позади, как он думал, на безопасном расстоянии. Знакомая дорога на Викторию заставила его предположить, что они возвращаются к дому Пломлея. «Моррис» свернул налево вдоль Букингем-палас, миновал площадь, Челси и Фулхем и снова завернул налево на Путни-бридж. «К этому времени они должны были меня заметить», — подумал Марк, впервые испытывая беспокойство. Они остановились около Темзы, оставили там «Моррис» и пошли пешком вниз. Поблизости стояло несколько домов, окруженных большими земельными участками. Все они выходили фасадами на реку. Блондин вел Синтию под руку. Они завернули в ворота второго дома. Марк вылез из «Лагонды». «Вся эта история крайне подозрительна», — думал Марк. Из ближайших ворот дома вышел какой-то мужчина и торопливой походкой направился к нему. Марк, которого в данное время больше всего интересовало выбрать место, чтобы его не было видно из того дома, куда вошли Синтия с блондином, не обратил никакого внимания на этого человека. Для него явилось полнейшей неожиданностью то, что тот, пройдя мимо, ударил его каким-то предметом по голове. Хотя это был всего лишь скользящий удар, Марк поскользнулся и упал. Человеку этого было мало: он нагнулся и изо всех сил ударил Марка по затылку. Тот окончательно потерял сознание. Подойдя к воротам, он внимательно осмотрел всю улицу, затем схватил Марка за ноги и поволок. Отдышавшись, он потянул Марка дальше в кусты. Человек пощупал Марку пульс и, казалось, удовлетворился. Затем связал' Марку руки за спиной своим галстуком, заткнул рот носовым платком, а сверху накидал листьев на неподвижное тело. Выйдя на улицу, он еще раз осмотрелся и вошел в тот дом, куда до этого вошли Синтия Риддел и блондин.
К семи часам Роджер не находил себе места от тревоги. Уже были отправлены по всем полицейским участкам распоряжения о розыске Синтии Риддел и Марка Лессинга, однако никаких сведений не поступало. Большинство сотрудников Ярда разошлись по домам, по коридорам лишь кое-где раздавались одинокие шаги. Роджер попеременно смотрел на часы и выглядывал из окна. Телефонный звонок в соседнем кабинете заставил его вздрогнуть от неожиданности. Злясь на себя, он совсем уже было собрался уйти, как вдруг зазвонил телефон у него на столе. Роджер схватил трубку: — Алло, Вест слушает. — Говорит Хенби. Вы не знаете, где находится Миссис Риддел? — Не имею понятия. А что? — Она должна была со мной встретиться в шесть часов, но не пришла. — Известно, что женщины всегда опаздывают на свидания. — Не паясничайте. Это должно было быть деловое свидание. Я боюсь, что с ней что-то произошло, что она попала в беду и ей грозит опасность. Вы уверены, что не видели ее после шести? — Последний раз я видел ее на Бигмор-стрит. — Вы хотите сказать, что она не явилась к вам на прием? — Вот именно. А вы неплохо информированы, не правда ли? — Это все ерунда… Вест, вы должны обязательно найти ее. Поверьте моим словам: она попала в беду и ей грозит опасность… я не могу объяснить подробнее, но… — Мы уже отдали приказ о розыске. В данный момент больше ничего не придумаешь. Кстати, не пора ли вам прекратить дурачить полицию. — То, что я делаю, — моя работа. — А то, что делает миссис Риддел, — моя. — Будь все неладно! Так исполняйте же свои обязанности. После этого я, возможно, сумею вам помочь кое в чем. — Вы можете начать немедленно. Хенби, если вы положите трубку, я отдам приказ о вашем аресте в качестве важного свидетеля. Я не шучу. — Вы начинаете нажимать. — И я умею быть твердым, — загремел Роджер. — Кто этот блондин, которого вы видели на Бигмор-стрит? Есть основания предполагать, что он может знать о местонахождении миссис Риддел. — Я знаю, что он частенько бывает в клубе на Шафтсбери-авеню, «Свинг-клуб». — Этот тип ученый? — Он член этого клуба. Больше я не знаю, где его можно отыскать. — Ладно. Благодарю. И хватит водить нас за нос, Хенби. Он повесил трубку, не дав Хенби возможности ответить. И сейчас же он позвонил Слоуну. — Билли, мы едем в «Свинг-клуб», в Сохо, и там нам надо быть во всеоружии. Блондин завсегдатай этого клуба. Немедленно пошли-ка туда человек шесть установить наблюдение за этим заведением. Мы с тобой явимся туда без четверти восемь. Подождем, не прилетит ли наш голубчик. Кстати, кто сегодня дежурит на Гроссвенор-Плейс? — Вы имеете в виду Винниджера? Пожилой, темноволосый? — Да, да. Нужно его взять с собой, потому что он видел девицу, которая передала распоряжение блондину. Договорились? — Да. Погоди, Роджер. — Да. — Если ты ждешь неприятностей, не следует ли нам быть наготове? — Ты имеешь в виду пистолеты? Да, я думаю они не помешают. Роджер позвонил Абботу, который всегда был на месте, договорился об оружии и патронах, потом с большим трудом связался с инспектором, в обязанности которого входило наблюдение за клубами Вест-Энда. Его заверили, что «Свинг-клуб» пользуется хорошей репутацией. Отчего его так назвали, инспектор не знал. Сначала это был дискуссионный клуб, может быть, отсюда и название «качающиеся», но у них было разрешение на танцевальные вечера под музыку. Ничего предосудительного ни об одном из членов клуба он не слышал. Секретаря звали Джонсоном Уильямом Джонсоном. Вошел Слоун с двумя пистолетами в одной руке и еще одним под мышкой. — Подарок от Аббота, — сказал он. — Этот человек не тратит зря времени. Все в порядке? — Первая партия людей, должно быть, уже на месте. Ты серьезно думаешь, что может что-либо произойти? — Да, старина. Больше они не разговаривали, лавируя в полутемных улочках Сохо.
Глава 13 «Свинг-клуб»
Клуб занимал угловое здание в узком переулке, отходящем от Шафтсбери-авеню. Было уже темно, когда Слоун, Роджер и Винниджер прибыли на место. Они оставили машину сбоку от главного входа, сначала расспросив сержанта, возглавлявшего первую партию. — Внутрь вошло несколько человек, — сказал он, — пока не чувствуется большого оживления. Мне сказали, что в основном все собираются около девяти часов. Наш человек не приезжал, это точно, сэр. Роджер вместе с Винниджером и Слоуном стояли под прикрытием высокой стены, наблюдая за входом в клуб. За 10 минут приехало три человека. Все молодые: двое смахивали на артистов, третий типичный бизнесмен. Целых 5 минут никого не было видно, часы начали отбивать 8, и в этот момент перед входом в клуб остановилось такси. Роджер и Винниджер сделали шаг вперед, чтобы лучше разглядеть пассажиров. — Это она, сэр. — Она точно. Молодец, Винниджер. — Скоро прикатит и блондин, — прошептал Слоун. — Не сомневаюсь… А вот и «Моррис». Маленькая машина свернула на асфальт около разбомбленного здания. Блондин, которого было плохо видно при тусклом освещении, вылез наружу, хлопнул дверцей, потом запер ее на ключ и вошел в клуб. Он шел спокойно, не оглядываясь, видимо, не опасаясь слежки. — Когда мы войдем? — спросил Слоун. — Через пару минут, — прошептал Роджер. Он подал условный сигнал сержанту. Полицейские, ведшие наблюдение, оставили свои посты и приблизились к клубу. Им было велено никого не выпускать из клуба и задерживать всех желающих войти. Слоун, Роджер и Винниджер, держа пистолеты в руках, вошли в тесный холл. Неяркая лампочка освещала дверь с надписью «Гардероб» и лестницу, покрытую дешевой дорожкой. Их шаги гулко раздавались по коридору. Из одной комнаты слышались звуки музыки, транслируемой по радио. Наверху перед ними возникли две двери: одна была открыта, вторая — закрыта. Возле открытой находилась стойка, за которой восседала тощая девица, занятая полировкой ногтей. Услышав шаги, она подняла глаза: — Вы Члены клуба? — Нет! — отрезал Роджер. — Я так и думала, — затараторила девица, — посетителей мы впускаем только вместе с членами клуба. Крайне сожалею, но таково правило. Нет никакого смысла совать мне ваши удостоверения… Сматывайтесь! — Будьте умницей и не теряйте головы. Нам нужно переговорить с двумя членами клуба. — Вы не имеете права заниматься проверкой этого места. Не глупите. Здесь даже нет игроков в домино, не говоря уже о картах. Вы напрасно теряете время. — Мы здесь по делу, — теперь в голосе Роджера звучали металлические нотки. — Скажите, где находятся основные помещения? — Все очень просто: через вторую дверь вдоль коридора. Справа столовая, прямо бар, гостиная налево. Вот и весь клуб. — Ну, а контора и управление? — Наверху. Только там никого нет. — Вы уверены? — Я не видела, чтобы кто-нибудь поднимался. Роджер повернулся к Винниджеру: — Оставайтесь здесь, сержант. С этой девицей никто не должен разговаривать. А мы тем временем проверим наверху. Он первым прошел по лестнице до площадки много меньше той, что была на втором этаже. Тут тоже были две двери: одна с надписью «Общая», вторая — «Частная». Из-под двери свет не пробивался. Площадку освещала одна тусклая лампочка. — Похоже, что она была права, — буркнул Роджер. — Заперто, — сказал Слоун, подергав за ручку. — А эта нет, — сказал Роджер. Вторая дверь отворилась в небольшую комнату. Но в темноте ничего нельзя было разобрать. Роджер нащупал выключатель. Две лампочки под матовым колпаком вначале их ослепили. Это была «частная контора», согласно надписи. В одном углу стояло бюро с опускающейся крышкой, в другом на столе пишущая машинка под чехлом. На полках стояли книги. Беглый осмотр показал, что они, в основном, политического и экономического содержания. На других полках лежали кипы разрозненных бумаг. — Тесно и нудно, — продолжал Слоун. — Да, — согласился Роджер, — и это странно. На втором этаже большие помещения, а здесь всего лишь две маленькие каморки. Знаешь, надо попробовать открыть вторую дверь. — Не лучше ли сначала проверить второй этаж? — Одну минутку. Роджер вытащил из кармана большой перочинный нож и попытался открыть вторую дверь. Однако ножом тут нечего было делать. Тогда он решил проверить замок. — Странно, такой сложный замок новейшей конструкции для обычной конторы, а для частной — времен царя Гороха. Да… эту дверь можно взломать только ломом. Я не удивлюсь, если она окажется стальной. — Что? Роджер постучал по двери. Раздался глухой звук с металлическим звоном. На ощупь поверхность была совершенно холодной. — Сталь, сверху покрашенная под дерево, — сказал он, — скорее всего — огнеупорная. Здорово, в «Свинг-клубе» больше неожиданностей, чем мы предполагали! — Осторожнее, Роджер! — вдруг крикнул Слоун. Изо всей силы он оттолкнул Роджера в сторону. Роджер не видел, что произошло, но услышал глухой звук, после чего мимо него мелькнул человек, явно получивший сильный удар. Это был невысокий парень; на его лице была смесь тревоги и удивления. Слоун прыгнул вперед и схватил его за руки. — Тише! — сказал он. Парень пришел в себя и изо всей силы пнул Слоуна в пах, так что тот невольно выпустил его. Второй удар, предназначавшийся для Роджера, не достиг цели. Зато Роджер сильно двинул парня в челюсть своим кулаком. Правда, при этом он вывихнул пальцы, но парню досталось так, что он отпрянул назад, теряя сознание. — Более чем достаточно, — усмехнулся Роджер. В руке парня находился так называемый «кош», кожаный мешочек, наполненный дробью. Удар такого «коша» валил с ног любого человека, не оставляя ни синяков, ни царапин. Роджер выхватил его из рук бандита. — Э, да это стреляный воробей, — пробормотал он и втолкнул парня в частную контору, внимательно осмотрел еще раз помещение. Оно было точно в таком же состоянии, в котором они видели его пару минут назад. — Откуда ты взялся? — зловещим голосом спросил Роджер. — Это тебя не касается. — Хватит! — рявкнул Роджер. — Ну-ка, Билл, проверь его карманы! Он схватил парня так, что тот не смог пошевелиться. Слоун же вывернул ему все карманы и обнаружил пистолет-автомат и связку ключей. — Отлично! Уверен, что один из них подойдет ко второй двери. — Откуда ты пришел? Молчание. — Вероятно, бюро поворачивается, — предположил Слоун. — По временам я люблю применять силу, — все также зло проговорил Роджер, — он мне сейчас все выложит. Он подошел к бюро и внимательно осмотрел его: бюро как бюро. Тогда он нагнулся и взглянул на выемку для ног на передней доске. Она была достаточно большой, чтобы там мог спрятаться такой тщедушный человечек. А они ведь не проверили помещение, как следует. — Вряд ли тут имеется какая-нибудь загадка. Давай-ка лучше подберем ключ ко второй комнате. — Ни с места! — вдруг раздался голос над ними. Они одновременно посмотрели наверх. Человека не было видно, но через отверстие под самым потолком на них было направлено дуло пистолета. — Не шевелитесь, — снова приказал голос, — отпустите его немедленно. — Не будьте болваном, — рассердился Роджер. — Дом окружен полицией… — Если вы его не отпустите, я вас изрешечу. Роджер незаметно опустил руку в карман. — Ничего не поделаешь, Билл, — сказал он. — Против пистолетов не спорят. Ему удалось зажать в руке собственный пистолет и направить его вверх, не вынимая из кармана. Было трудно правильно рассчитать направление. Слоун отпустил парня. Тот оправил пиджак и отправился к бюро за связкой ключей. Роджер выстрелил. Пуля ударилась в потолок около отверстия. Пистолет исчез. Слоун мгновенно снова схватил парня. Тот попытался улизнуть, но Слоун не стал с ним церемониться: со всей силы ударил его о бюро. Ключи выпали из рук парня. Слоун нагнулся за ними и в этот момент раздался выстрел сверху. Пуля прошила перегородку, как будто та была бумажкой и вошла в заднюю стенку. Роджер одновременно со Слоуном выскочили из комнаты, парень все еще оставался у бюро, не в силах опомниться после удара Слоуна. В соседней комнате послышался глухой удар и кто-то сказал тихим голосом: — Здесь всего лишь один выход. — Через крышу! — второй голос был более пронзительным. — Заткнись, идиот! — Но что с ней делать? — На нее наплевать, — огрызнулся первый, — следи за дверью. Пока ты будешь ее прикрывать, они не войдут сюда. Роджер показал пальцем на лестницу, и Слоун опрометью бросился вниз, предупредить людей. Роджер отступил чуточку назад, так, чтобы держать под обстрелом площадку и потолок. Насколько он мог судить, на крышу отсюда было не попасть. Он услыхал, как один из полицейских поднимается на площадку и, подозвав его к себе, прошептал: — Вызовите по телефону пожарную команду и, как можно, быстрее. — Слушаюсь, сэр. — Вызовите, как можно больше людей и следите, чтобы из дома никто не выходил. Он посмотрел, как полицейский помчался выполнять его приказание, сам же попытался подобрать ключи. Третий подошел. Он повернул его и, отскочив в сторону, распахнул дверь, немедленно раздался выстрел, и пуля ударила в перила лестницы. — Семь лет ты уже себе заработал, парень, — проговорил Роджер. Стрелявший промолчал. — Советую тебе хорошенько все обдумать. Бросить пистолет и выйти оттуда, — продолжал Роджер, — возможно, я сумею тебе после этого помочь, когда дело дойдет до суда. Человек молчал. — Можешь напомнить своим приятелям, что если вы хоть пальцем тронете женщину, тогда всем без исключения будет обеспечена виселица. Роджер с минуты на минуту ждал подмоги, но в этот момент внизу раздался невероятный шум, потом какой-то мужчина закричал: — Какого дьявола вы придумали? Уберите прочь руки! — Очень сожалею, сэр, но я выполняю полученные указания. Это был Винниджер. — Мне нет никакого дела до ваших дурацких приказов. Я имею право уходить и приходить, когда мне вздумается. — Будьте же благоразумны, сэр, — протестовал Винниджер. Роджер сделал шаг к площадке и увидел Винниджера, за которым шел человек с копной черных волос на голове, бледным лицом и одетым в диковинную рубашку ярко-розового цвета с красным галстуком. — «Будьте благоразумны», — ворчал незнакомец, — у вас еще хватает нахальства предлагать не покидать мой клуб и сохранять при этом спокойствие. — Наденьте на него наручники, если он не подчинится! — крикнул сверху Роджер. Человек посмотрел наверх, вздрогнул и растерянно развел руками. После этого он молча повернулся на каблуках и исчез за дверью комнаты. Послышался шум голосов: кто-то смеялся, кто-то ругался. Трое или четверо человек появились на площадке и Роджеру показалось, что Винниджер начал нервничать. Он снова крикнул: — Если вы все желаете себе добра, возвращайтесь спокойно на свои места! Полицейский рейд. — Великий господь! — раздался женский голос. — Здесь шутки плохи! — Я не шучу, — ответил Роджер и… В следующую минуту он горько раскаялся за свою беспечность, когда на несколько минут отвел взгляд от двери. Раздался выстрел, и он почувствовал жгучую боль в левой руке, так что ему пришлось прислониться к стене. Дверь захлопнулась. — С вами ничего не случилось, сэр? — спросил Винниджер. — Нет, — ответил Роджер. Распахнув дверь ногой, он выстрелил через карман и ранивший его человек был настолько удивлен, что даже не успел отскочить в сторону. Пуля угодила ему прямо в грудь, и он упал навзничь. За дверью никого не было. Оказалось, что за ней находится подобие тесного бара. Потом раздался женский крик: — Нет, нет!!! Роджер не мог сказать, была ли это Синтия Риддел или другая особа. Он почувствовал необъяснимый ужас. Новое «нет» выражало смертельный страх. Раздался звук, как будто волокли что-то тяжелое, снова женский вопль, потом шум падения. К Роджеру по лестнице бежали двое людей. Отчаянная мольба в женском голосезаставила Роджера действовать без промедления. Он проскочил узкий проход, который огибал внутреннюю комнату и пробежал в дверь которая была широко открыта и вела в еще одну комнату С улицы раздался громкий вой пожарной сирены. Он был таким громким, что Роджер понял, — окно открыто. Осторожно он переступил через порог, держа пистолет в руках. Первое, что он увидел, была миссис Риддел. Она стояла спиной к окну, вцепившись руками в оконную раму и старалась избавиться от мужчины, который схватил ее за плечи, пытаясь перегнуть ее назад. На лице миссис Риддел было выражение неописуемого ужаса. Негодяй хотел выбросить ее из окна. В проходе раздались шаги полицейских. Человек у окна, наконец, схватил миссис Риддел за ноги и приподнял ее. Она громко вскрикнула и качнулась назад. Роджер прыгнул к окну и вцепился в женщину правой рукой, корпусом стараясь оттолкнуть противника. Левая рука совершенно не действовала. Однако, человек не ожидал нападения и потерял равновесие. Роджер успел схватить женщину за ногу, но при этом она перевесилась через подоконник. Его рука скользнула по ноге и он почувствовал, что вот-вот сорвется надетая на нее туфля, которая помогала ему держать на весу такую тяжесть. Ее ноги были согнуты в коленях. В комнате оставались только лодыжки. Сама же она висела вниз головой над улицей. И если бы ему не удалось ее удержать, она разбилась бы насмерть.Глава 14 Роджер отдыхает
Туфля почти совсем сползла с ноги. Роджер напрасно пытался хоть сколько-то помочь себе левой рукой, но все было напрасно: она его не слушалась. Но все же он ухитрился приподнять руку и вцепиться в чулок. Пальцы скользнули по нейлону и ему показалось, что правая рука тоже отказывается повиноваться. Потом его хватка стала более уверенной, но зато от невероятного напряжения правая рука стала неметь. Сзади него послышались какие-то звуки. Громкие проклятия мужским голосом, удары, грохот падения тяжелого тела. Кто-то упал около Роджера так, что он перестал понимать, держит ли еще женщину или она упала вниз. Затем кто-то спокойно сказал: — Порядок, Роджер. Это был Слоун, который подошел к подоконнику, но ничем не мог помочь Роджеру в данную минуту, поскольку двоим было у окна не встать. — Держи крепче! — сказал Слоун и стал осторожно протискиваться под рукой Роджера. — Возьми ее второй рукой, — посоветовал он. Слоун вытянулся из окна и пытался дотянуться до платья Синтии. Роджер видел, как на лбу у Слоуна выступил пот. — Вторую руку, — задыхаясь, крикнул Слоун. Но Роджер только беспомощно покачал головой. Сзади них все еще шла какая-то возня. — Что… — сказал мужской голос, потом ругнулся: — вот сволочи! Роджер узнал Винниджера. — Смените меня, — еле выговорил Роджер, — я больше не могу держать ее. — О'кей, сэр. Винниджер никак не мог протиснуться к окну, которое было загорожено Слоуном и Роджером. Но он перегнулся сбоку, встал на цыпочки и вцепился в ногу женщины немного ниже колена. Слоуну удалось схватить ее за платье. — Все в порядке, сэр. Роджер разжал пальцы, выпрямился и прислонился к стене. Сейчас он почувствовал острую боль повыше локтя. Он даже закусил губу. Головокружение проходило, но он все еще чувствовал себя скверно, когда в комнату вбежал еще один человек. К этому времени Слоуну и Винниджеру удалось вытащить миссис Риддел из окна. Слоун поддерживал ее за талию, Винниджер подхватил под колени. Человек, который хотел вытолкнуть ее в окно, все еще пытался сопротивляться, хотя лежал связанным на полу под присмотром одного полицейского. — Ну, она может считать себя счастливой, — сказал Слоун. — Каким образом вам удалось ее схватить, — ума не приложу! Господи, Роджер, что с тобой? — Что, вид неважный? Ничего, скоро все будет в порядке. Что творится снаружи? Неожиданно он перепугался: куда же девались люди, находившиеся в комнате? По-видимому, они вылезли из окна до Синтии, но надо было знать наверняка. — Что происходит? Он поднялся, но подступившая к горлу тошнота заставила его упасть в кресло. — Мы скоро узнаем, — ответил Слоун. Оставив Синтию под присмотром Винниджера, Слоун подошел к окну, свесился через подоконник и проверил крышу дома. Несколько минут он молчал, потом раздраженно заметил: — Плохо видно. Боюсь, им удастся удрать. Двое из них ползают по крыше, как обезьяны. — Где же твои люди? — возмутился Роджер. — Полезли наверх. Я… Слоун не договорил. Он подтянулся на руках, перекинул тело через подоконник и вылез наружу. Добравшись до крыши, он крикнул Роджеру, чтобы тот не волновался. В этот момент полицейский привел женщину лет 30, энергичную на вид, в порядочном вечернем туалете. У полицейского был извиняющийся вид: — Эта леди — врач, сэр. — Сначала посмотрите другую пациентку. Винниджер, дай-ка мне руку. И вы тоже, — он взглянул на полицейского. С их помощью он поднялся на ноги и в ту же минуту забыл про Синтию, врача, про все на свете, его интересовала только крыша. Слоун передвигался не медленнее своей «дичи». Уличные фонари, окна рекламы давали достаточно света. Роджер увидел, как один из беглецов скрылся за трубой, второй шел по самому краю крыши, балансируя руками, как канатоходец. Это был блондин. Внизу остановилась пожарная машина. Пожарники налаживали раздвижную лестницу, чтобы подняться на крышу. Операцией руководил сержант. Несколько человек бежало по узкому переулку, параллельному Шафтсбери-авеню. Послышался вой сирены второй машины. Роджер не спускал глаз со Слоуна. С удивительной ловкостью тот перебрался через верх крыши и все ближе и ближе настигал беглецов. Казалось, они не подозревали, что погоня так близка. Из другого окна на крышу вылезли двое полицейских. К этому времени на улице собралась большая толпа зевак. Взглянув вниз и увидев их задранные лица, Роджер подумал, что они кажутся неестественными. Пожарники выбрали неудачную позицию, поэтому они начали спускать лестницу, чтобы продвинуться дальше. — Есть ли еще жертвы? — спокойно спросила женщина. Роджер оглянулся. — Да, у меня в руке застряла пуля. Доктор помогла ему снять китель, рукав которого совершенно промок от крови, так же, как и рубашка. Зрелище было таким отвратительным, что Роджера снова начало мутить. — Эй, вы! — женщина обратилась к Винниджеру, который немедленно к ней подошел. — В гардеробе есть аптечка первой помощи. Принесите мне ее сюда. Она закатала рукав рубашки, кровь из раны текла по ее пальцам и пачкала кружева нарядного вечернего платья. — Вам представят счет за нанесеннные убытки, — сказала она. — Что это была за вечеринка? — Кровавая, — ответил Роджер. Она рассмеялась: — Это я вижу. Помимо возбужденной толпы на улице, в соседней комнате сидит масса обозленных завсегдатаев клуба. Все эти выстрелы и сирены напугали их до смерти. И они не очень-то сочувствуют полиции в данный момент. Не могут ли они уйти? — Нет. — Распространяется ли это и на меня? — Вы имеете привилегию в том, что вас первой опросят. Никого не выпустят, пока они не скажут о себе, кто он или она такой или такая, чем занимаются и… — Формальности? — Гораздо больше, чем простые формальности… Простите и не обижайтесь. У меня от разговоров кружится голова. Она кивнула и больше ни о чем не спрашивала. Винниджер принес аптечку, второй полицейский — горячую воду, полотенце и губку. Рука болела все сильнее и сильнее. Роджеру казалось, что пуля задела кость. Напротив него в кресле сидела Синтия, глаза ее были по-прежнему закрыты, но на щеках появился легкий румянец. Человека, подстреленного Роджером и того, что пытался выбросить Синтию из окна, убрали. — Сквозное ранение, — сказала женщина своим деловым тоном, — мне придется отправить вас в госпиталь, у меня нет инструмента, чтобы обработать вашу рану здесь. Я буду дежурить с полуночи до утра, так что поезжайте в Вестминстер. Вопль ужаса собравшейся внизу толпы заставил ее умолкнуть. Роджер вскочил на ноги. Странный вопль: полурев, полувздох, полустон. Винниджер обернулся: — Кто-то упал с крыши, — взволнованно проговорил он. — Не инспектор ли Слоун? — Не знаю, сэр. Ему казалось, что они целую вечность добирались до Вестминстерского госпиталя. Женщина все время сидела подле него и считала его пульс. Когда они повернули на Шафтсбери-авеню, Роджер увидел старшего офицера Аббота, сидящего за рулем небольшой машины и направляющегося к «Свинг-клубу». Прекрасно, Аббот возглавит следствие, а ему придется довольствоваться одними отчетами. Марк все еще отсутствует. Не исключено, что Слоун погиб. Люди, задержанные в клубе, должны быть опрошены, а ему приходится ложиться в госпиталь. Роджер противно застонал. Никто и никогда не сомневался в расторопности старшего офицера Аббота. Все горе в том, что он был лишен человеческих чувств. Например, ему и в голову не придет прислать Роджеру записку, что один из беглецов свалился с крыши и разбился, другому удалось удрать, что никто из полицейских не получил ранения и что вскоре после того, как волнения улеглись, позвонили из Путни и сообщили, что Марк Лессинг был найден в кустах сада большого дома, рядом с особняком, в который увезли Синтию. Какой-то прохожий услыхал, как Марк звал на помощь. Все это Роджер узнает от Чартворда, облаченного в блестящий макинтош и галоши от проливного дождя, который, вроде бы и не собирался прекращаться. — Так что, ваша задача, Роджер, поскорее поправиться, — сказал он в заключение. — Что говорят о руке? Уход хороший? — Мне думается, что через пару дней я буду на работе. Я хотел бы попросить вас, сэр, позвонить Джанет и успокоить ее, сказать, что у меня пустяковое ранение. — Непременно позвоню, — успокоил его Чартворд, — а теперь в отношении Лессинга. Его оглушили ударом по голове, но он вскоре пришел в себя и опознал человека, напавшего на него. Очевидно, это тот тип, которого вы со Слоуном обнаружили в «Свинг-клубе». Мистер Лессинг сказал нам, куда отвезли миссис Риддел до того, как ее перевезли в «Свинг клуб». Впрочем, это дает не очень много: этот дом принадлежит человеку по имени Тэнди. — Как, у Тэнди имеется большой дом в Путни? — Он приобрел его несколько месяцев назад и распорядился полностью обставить его. Так что, как видно, трюки на велосипедах дают большие доходы… А теперь вот что важно, Роджер. Собственно говоря, из-за этого я и пришел повидать вас. Миссис Риддел сказала мне, что блондин расспрашивал ее о пакете в коричневой бумаге. Она уверяет, что ей неизвестно его содержимое, но что он требовал сведения именно об этом пакете. Надо не забывать, что этот пакет отнял у вас именно Тэнди, не так ли? Однако блондин его разыскивает. Он свободно хозяйничает в доме Тэнди. Одним словом — одно с другим не вяжется. — Да, — пробормотал Роджер. — Как вы считаете, миссис Риддел сказала правду? — Понимаете, мне кажется, что в случае необходимости она может и соврать. Если это ее устраивает и она считает это разумным, она солжет, не моргнув глазом. Ведь привезла же она фальшивый пакет вместо того, о котором все время идет речь. Кстати, что она говорит по этому поводу? — Ее показания сводятся к тому, что блондин, кстати, у него есть имя, надо бы его соответственно и называть, требовал данные о судьбе маленького пакета в оберточной бумаге. Правда, она еще окончательно не пришла в себя. Ваше поведение — выше всяких похвал, и это не будет забыто. Он взял свою шапку. — Одну минуту, сэр, как зовут блондина? — О'Дар. По происхождению ирландец, но воспитывался в Англии. Получил хорошее образование, именно он убежал по крыше. — Он заставил миссис Риддел поехать вместе с ним. Следовательно, они знакомы. — Пока она о нем ничего не говорила. Да, я тоже чувствую, что она что-то скрывает. Разумеется, мы не имеем права ее задерживать, но отпускать ее мне очень не хочется. — Пусть отправляется, только нужно будет установить пристальное наблюдение. — Совершенно точно. — Что еще произошло в клубе? — Практически ничего, Роджер. Ни один из посетителей клуба вроде бы не знал о событиях в конторе. Укрепленная комната явилась для них полнейшей неожиданностью. Клуб, как таковой, здесь ни при чем. Но администрация занималась какими-то странными делами. С крыши упал и разбился секретарь клуба Джонсон. Остальные задержанные — настоящие шалопаи. Впрочем, допросы продолжаются. — Объяснила ли миссис Риддел, зачем она поехала на Бигмор-стрит? — Она не стала распространяться о том, что виделась там с Хенби, но, по всей вероятности, их встречи происходили в доме ее приятельницы, живущей на той же улице. Роджер был рад, что Чартворд ушел. Он слишком устал, чтобы думать о чем-то серьезном и ему безумно хотелось спать. Когда он проснулся, в окна по-прежнему барабанил дождь. Через некоторое время отворилась дверь, и сестра сказала: — Вот он. Роджер поднял глаза: в комнату вбежала взволнованная Джанет.Глава 15 Выздоровление
— Конечно, я не поверила Чартворду, — сказала Джанет, приближаясь к нему. — Я села на первый же поезд и примчалась сюда. Он позвонил мне только сегодня утром. Чудо, что я не успела об этом прочитать в газетах. Что ты собираешься делать? Не можешь же ты долго оставаться в этом свинушнике! — Какой же это свинушник? — расхохотался Роджер. — Меня волнует только одно: не заставят ли тебя работать сразу же, как только ты поправишься. Я схожу к Чартворду и сама с ним поговорю на эту тему. Было так приятно чувствовать в руке теплые пальчики Джанет. Было приятно закрыть глаза и на время позабыть о деле Риддела. Как было бы хорошо вернуться в Боньер! В их номере есть балкон, где бы он мог часами сидеть и смотреть на море и пеструю толпу на набережной. Очень приятно… Алло, кто-то говорит, говорит… Кто это мог быть? Матерь божия, да он никак уснул! А Джанет горячо о чем-то продолжала толковать, хотя и тихим голосом. Он всегда мог точно определить — сердится Джанет или нет. Ба, да с ней разговаривает какой-то мужчина. Он открыл глаза. — Но это и правда очень важно, — говорил Джордж Хенби. — Нет ничего достаточно важного для того, чтобы стоило его будить, — заявила Джанет. — Меня поражает, что медсестра… — Эй, осторожнее, — подал голос Роджер. Джанет обернулась, и Хенби прошел мимо нее. — Роджер, но это же отвратительно! — закричала Джанет, покрываясь красными пятнами. Роджер подумал, что она наверняка уже долго спорит с Хенби. — Он не имеет права врываться сюда! — Он не имеет права делать многое из того, что он делает, — заверил ее Роджер, приподнимаясь на подушках. — Он утаивает от полиции сведения, что особенно непростительно для члена Парламента. Но полиции все известно. Он чувствовал себя посвежевшим, даже способным шутить. — Дорогая, вы уже познакомились? Это мистер Джордж Хенби. А это моя жена. — О, господи! Что я натворил! — воскликнул Хенби. — Ведь я был уверен, что разговариваю с хорошенькой медсестрой? Он одарил Джанет своей самой привлекательной улыбкой и, несмотря на то, что она все еще сердилась, она не могла не смягчиться. — Честное слово я бы не пришел к вам, если бы не считал это исключительно важным. — Полиция работает и без меня, — напомнил Роджер. — Вы умеете быстрее других улавливать сущность вещей, ну и, кроме того, вы знакомы с этим делом, так сказать, изнутри. Я пытался дозвониться до Лессинга, но не мог нигде его отыскать. Думаю, Чартворд засекретил его местонахождение на случай, если кому-нибудь понадобится еще раз проломить ему череп. Хенби присел на стул возле кровати. — Я в отношении того блондина, О'Дара: думаю, вам следует знать, что он в течение многих месяцев шантажировал миссис Риддел. — Я знаю, что порой люди готовы убить меня за легкомыслие и болтливость, — продолжал Хенби, корча смешную физиономию, — знаю и то, что сам на это напрашиваюсь. Но это действительно серьезно, Вест. О'Дар шантажировал Син…, то есть миссис Риддел. — Называйте ее Синтией. Весь Лондон знает, что вы были, да и, возможно, остались с ней большими друзьями. Так что ничего нового в этом отношении вы мне не скажете. Когда вы узнали про шантаж? — Сегодня утром. — Очень жаль, что миссис Риддел не доверилась нам раньше. — Никто в подобном деле не доверился бы полиции. И вы прекрасно знаете, почему она молчала. Не знаю, в чем он ее обвинял, но я склонен поверить ей, а не ему. А одно лучше выяснить немедленно: я говорил вам, Риддел подозревал, что у Синтии роман со мной. Только это неверно, но вам наверняка доложат что-нибудь в этом плане, и вы все равно начнете расспрашивать меня. — Даже лежа в постели, могу сказать вам, что нет никакого смысла рассказывать полуправду. Если миссис Риддел шантажировали, мне необходимо знать, почему? — Я не могу заставить ее рассказать мне причину… Я обратился к вам именно потому, что мне казалось так спокойнее. Вы не всегда ведете себя как чинуша, для которого самое основное — буква закона. Вы понимаете, как подобная история может отразиться на судьбе женщины. Мне бы не хотелось, чтобы ее допрашивали, особенно какой-нибудь тугодум. Факты таковы: ее шантажировали. Этого вполне достаточно для начала. — Все это разговоры в пользу бедных… Ну, конечно же, я должен буду доложить начальству. — Лучше бы я вам ничего не говорил, — нахмурился Хенби, — я-то надеялся, что вы ей поможете. — Моя задача — узнать, кто убил Риддела. Все остальное отодвигается на второй план по сравнению с этим. — Но вы уже знаете, кто убил Риддела. Тэнди. — Он мог воспользоваться ножом и топором, — признал Роджер, — но мы не знаем, почему он на это пошел и кто ему заплатил за работу. Тэнди ведь мог быть только исполнителем, а нам нужно узнать подстрекателя. — Ладно, раз вы уж так относитесь к этому, нам не о чем больше разговаривать, — фыркнул Хенби. Он поднялся и вышел из палаты. — Самодовольный и требовательный грубиян, — возмутилась Джанет. — Ты не права, — усмехнулся Роджер. — Он симпатичный малый, только чуточку взбалмошный и упрямый. Он волнуется за миссис Риддел. Все-таки интересно, шантажировали ее или нет? — Неужели он все это выдумал? — запротестовала Джанет. — Видишь ли, он мог руководствоваться своими собственными соображениями, которые в его глазах оправдывают любые средства. Конечно, дело может обстоять и иначе: он — во главе всей этой истории и сейчас хочет сбить нас со следа. Если, как следует подумать, то Хенби не такой уж дурак, чтобы поверить тому, будто меня можно уговорить не разглашать то, что он мне может доверить. Он наверняка уверен, что я доложу в Ярде о нашем разговоре. Так почему же он так хотел, чтобы знали о том, что Синтию шантажировали? — Не знаю, дорогой, я страшно проголодалась, пойду поем. Что тебе принести? — Сигареты, — ответил Роджер, — и огромный букет роз, пожалуйста.На балконе в Боньере было изумительно. Для Роджера поставили специальное кресло, в котором очень удобно было сидеть. Слоун каждый день присылал отчеты. Сначала Роджер читал их без особого интереса, но по мере выздоровления его интерес возрастал. По временам он испытывал чувство вины от сознания, что радуется своему медленному возвращению к «полной форме». — Я бы предпочла, чтобы ты полностью был в другом месте, чем находился бы здесь одной десятой своей души, — сказала однажды Джанет. — Понимаешь, дорогой, я никогда не бываю за тебя спокойна. А вдруг тебя серьезно ранят? Надеюсь, что они покончат с этим отвратительным делом до твоего возвращения. Передай-ка мне мое платье. Она натянула его на себя, а когда ее голова вновь поднялась через ворот, добавила: — Ты воображаешь, что тебя и смерть не возьмет, верно? — Разумеется, Джанет, я… — и не договорил, услышав стук в дверь. — Кто это может быть? Одну минутку! — крикнула Джанет, застегивая последние пуговки, поскольку дверь начала приоткрываться. — Роджер, взгляни же, кто это? — Чем вы тут заняты? — послышался замогильный голос. — Марк! — обрадовалась Джанет. — Входите же. — Понимаю, ты была просто не одета, а не в компрометирующем положении, — сказал с улыбкой Марк, входя в комнату. — Сразу видно, что ты в отличном настроении. — Правильно. Полностью поправился после удара по макушке, поддерживаемый известиями о состоянии здоровья прославленного инспектора Веста. Купался в лучах славы и любезного одобрения со стороны помощника комиссара неизвестно за какие подвиги и развлекался в Ярде, слыша, как все единодушно восклицают: — Вы должны закончить это дело до того, как возвратится инспектор Вест! Эдди Дэй мрачно предсказывает, что ты все же успеешь вернуться и забрать все лавры, как обычно. А когда я последний раз виделся с Чартвордом, он сказал: если вы собираетесь в Боньер, мне бы хотелось, чтобы вы узнали, как скоро Вест вернется на работу. Мне не хочется вызывать его официально, поскольку стоит замечательная погода. Предупреждаю вас, это строго между нами. Так что опасения Дэя имеют почву под ногами. Марк закурил сигарету. — Ладно, новости все сообщены, переходим ко второй части. Вы, двое, согласны сегодня отобедать вместе со мной? — С восторгом! — воскликнула Джанет. — Воображаю, как ты будешь кормить своего ненаглядного Роджера с ложечки. Не осрамите меня, голубка, потому что я буду в обществе весьма уважаемого лица. — С кем? — в один голос спросили Джанет и Роджер. — Вы сами увидите «У Джорджа» в 8 часов. А поскольку сейчас уже почти 7, я лучше пойду. Прошу извинения за беспокойство. — Могу поспорить, что это Чартворд! — сказал Роджер. — Увидим! — подмигнул ему Марк. Они пришли в отель без десяти восемь, ломая себе головы над тем, кто же этот весьма уважаемый человек. Задержавшись около гардероба, Джанет с удовольствием принялась разглядывать туалеты, а Роджер лишь собеседников. Вдруг Роджер замер. Заметив это, Джанет спросила: — Что случилось? — Сразу не смотри. В правом углу сидит скромненькая молодая девушка в салатном платье. Светлые длинные волосы до самых плеч. Видишь ее? — Да. — Это та самая особа, которая должна была встретиться с О'Даром. Они договорились о свидании, встретившись на Гросвенор-Плейс. Билл написал, девушка божилась и клялась, что это было самое обыкновенное свидание. У нас нет доказательств, что это не так, но она была среди посетителей «Свинг-клуба» в тот вечер… — Что она здесь делает? — Вот именно, что?.. — Роджер уставился на девушку, не стараясь больше скрыть своего интереса. В эту минуту в холл вошел Марк и прямо направился к девушке в зеленом. — Я хочу познакомить тебя с мисс Мери Энсон, Джанет, — сказал Марк, весело поблескивая глазами, — а это ее супруг, мистер Вест, — добавил он, уже обращаясь к девушке. Мери Энсон улыбнулась им обоим и сказала: — Мне кажется, я вас уже где-то видела, инспектор. — Случается, я захожу в полицейский суд или в известный клуб, — отпарировал Роджер. — Самое отвратительное в полицейских, — пожаловался Марк, — то, что они не умеют скрывать свою профессию. Пойдемте-ка лучше к столику, а то его могут отдать другим. Он ухитрился сделать так, что сам он подвел к столику Джанет, а Роджеру пришлось идти с Мери Энсон. — Надеюсь, Роджер переживет подобный удар, — пробормотал Марк. — Какой ты верный и хороший друг, — с чувством произнесла Джанет. — Я хотел их обоих поразить, — признался Марк. — Но ведь они незнакомы? — Я ей ничего не говорил. Но она могла узнать его после инцидента в «Свинг-клубе». Метрдотель остановился у столика, накрытого на четверых. — Ну, как развиваются события? — спросил Марк, когда все уселись. — Обмениваетесь воспоминаниями детства? Должен сознаться: я организовал эту встречу, потому что Мери хотела бы кое-что рассказать. Я добился знакомства с нею, использовав хитрые приемы, потом начал весьма продуманные вопросы, а под конец она уже сама спросила меня — не друг ли я инспектора Веста. Это нанесло мне моральный удар. К тому же, по собственной инициативе, она сообщила мне, что знакома с О'Даром, и тем самым свела на нет всю продуманную мною подготовительную стадию. — Вряд ли можно сказать, что у меня что-то интересное, — запротестовала Мери, — но я действительно хорошо знаю Пэта О'Дара. Во всяком случае думала, что знала. И что бы вы мне о нем ни говорили, он мне нравится. — Вот это лояльность, — пробормотал Марк. — Это очень веселый человек, — продолжала Мери, — и мне трудно поверить, что он преступник, мистер Вест. — Давайте оставим эту казенщину. Его зовут Роджером, — вмешался Марк. — Прекрасно, — сказала Мери, и блеск ее глаз показал, что все это ей страшно нравится, — если миссис Вест не возражает. — Джанет, — поправил Марк. Но рассказ не был особенно интересен, хотя и полезен. О'Дар и Мери Энсон знали друг друга около полутора лет. Они встретились в «Свинг-клубе», так как, по словам Мери, она переживала период, когда ее приводил в восхищение каждый мужчина или женщина, разбиравшиеся в политике и в экономике. Эти интересы вскоре пропали, но ее дружба с О'Даром и другими членами клуба продолжалась. Коньком О'Дара был шантаж некоторых политических деятелей и предпринимателей. Он частенько повторял, что ему ничего не стоит погубить Джорджа Хенби, рассказав хотя бы половину того, что ему известно о нем. — Вам он рассказал хоть половину? — поинтересовался Роджер. — Нет. — Кого еще недолюбливал О'Дар? — Полковника Гарнера и лорда Пломлея, — ответила Мери. — По правде говоря, он был уверен, что Хенби с ними в сговоре по какому-то вопросу, поэтому он следил за их домами. Так продолжалось некоторое время. Это было похоже на… — На проказы, — подсказал Марк. — Правильно. Пэту тридцать один год, но он часто ведет себя, как мальчишка. В своих убеждениях он серьезен и получал большое удовольствие от того, что он называл работой детектива. Он запретил мне помогать ему, так как это было связано с некоторым риском. Ну, и поскольку днем я занята, я не настаивала. — Вы заведуете шляпной мастерской? — спросил Роджер, припоминая отчет Слоуна. — Я владелица шляпной мастерской, — поправила его Мери. — Прожженная шантажистка, — подмигнул Марк, — она не имеет права быть членом «Свинг-клуба», где котируются только умные бедняки. «Мери и Марк великолепно ладят друг с другом», — подумал Роджер. Остальную часть разговора практически вели они. Джанет с удовольствием разглядывала присутствующих, а Роджер мысленно обдумывал сообщение девушки. Пока он ее не спросил, почему она не была также откровенна со Слоуном, поскольку в его отчетах ничего не было сказано о ее знакомстве с О'Даром. Но сейчас это не столь важно.
На следующее утро, когда они лежали на песке, перед ними вдруг возникла фигура с темными волосами и голубыми глазами. Это был Билл Слоун. В виде взятки он купил большую коробку шоколадных конфет. Чартворд прислал его обменяться мнениями с Роджером. — На мой взгляд, факты достаточно красноречивы, — начал Слоун. — В «Свинг-клубе», как клубе, нет ничего плохого. Комитет ничего не знал о темных делах О'Дара. Его часто видели в цирке, но не среди зрителей, а среди членов правления, так что многие считают, что у него вложены деньги в это предприятие. Задержаны также еще несколько человек. Так что руководителем этой группы был О'Дар, который связан с Тэнди. — Это проверено? — Да. И Тэнди и Гаррисон иногда приходили в клуб, якобы продавать спиртное, фактически они совещались с О'Даром. Мы прилагаем много усилий для поимки О'Дара. — Мне думается, Чартворд чуточку нервничает? — спросил Роджер. — Это вполне естественно. Мы не можем возбудить дело против братьев Тэнди и других, не узнав мотива. Или ты уже знаешь мотив? — неожиданно спросил Слоун. — Вот в том-то и дело, что нет… Так или иначе, я думаю, что было бы безумием снимать людей с Гросвенор-Плейс. Попроси Чартворда оставить там дежурного под предлогом, что Гарнеру и Пломлею требуется охрана. Как думаешь, удастся ли тебе его уговорить? — Возможно. — Хорошо. Меня поражает, что в твоих отчетах отсутствует один момент. Я не вижу убедительного заявления Синтии Риддел после того, как она окончательно поправилась от переживаний в «Свинг-клубе». Она заявила, что встретила О'Дара на улице и он угрозами заставил ее поехать с ним в Путни, а затем в клуб. Этого же мало. — Она клянется, что больше ничего не знает. Каково твое мнение? — Пока ничего определенного. Роджер размышлял, как быстро была забыта столь сенсационная история. Вина Тэнди, Гаррисона и всех остальных была вроде как бы доказана. Всего лишь одна газета продолжала интересоваться этим делом. Из всех членов парламента лишь один Инглтон продолжал запрашивать полицию, когда же будет пролит свет на убийство Джонатана Риддела. И каждый раз его заверяли, что его об этом уведомят, как только получат новые данные. С общего согласия был избран новый Комитет, чтобы продолжать работу старого. Марриот, который был еще болен, в него не вошел, а Хенби и Гарнер были снова включены в его состав. Роджер не видел Хенби со времени визита того в госпиталь. Эдди Дэй, который пришел поздно в первый день возвращения Роджера на работу, хмуро посмотрел на него и спросил: — Вернулся снова, Красавчик? Не до конца запутал дело? — Разве я его запутал? — А ты этого не знаешь? Его следовало закончить еще несколько недель назад. Мне не нравится, что оно повисло в воздухе, совсем не нравится! — Зато меня веселит! — Тебе хорошо говорить, ты никогда и ничего не принимаешь близко к сердцу. На твоем месте я вообще бы забыл про сон. И наверняка бы заработал выговор по работе, вместо трех недель отпуска. Самое скверное — это любимчики, — фыркнул он под конец. — Эдди! — обозлился Роджер, — мне еще никогда не приходилось иметь дело с таким неприятным человеком, как ты. В один прекрасный день я выложу тебе все, что я о тебе думаю. И ты не обрадуешься. — Не лезь в бутылку, — сбавил тон Эдди, — я тебе хочу помочь. Он уделил все свое внимание какому-то поддельному чеку на столе, после чего они некоторое время работали в тишине. Наконец, Эдди поднялся и вышел из кабинета. Роджер с облегчением вздохнул и принялся рассматривать корреспонденцию, накопившуюся за время его болезни. И хотя большая часть ее была связана с данным делом, ни один из этих отчетов не давал ему никакого намека на что-нибудь стоящее. Наконец, он наткнулся на конверт, адресованный «Роджеру Весту, эсквайру, Нью-Скотланд-Ярд, Ю — 3-1». Он надорвал его и с интересом прочитал:
«Сэр! Я был бы вам крайне признателен, если бы вы посетили меня в удобное для вас время. Искренне ваш — Пломлей».— Отлично! — воскликнул Роджер и взглянул на дату. — Возможно, он хочет извиниться за то, что выгнал меня из дома? Следующие полчаса Роджер посвятил изучению отчетов о Пломлее. Его заинтересовало одно обстоятельство: в течение нескольких месяцев у Пломлея было весьма неважно со здоровьем. Ему не было еще и 60, а выглядел он на все 80. — Поеду я к нему сегодня утром, — решил Роджер. Сказано — сделано. Он поднялся, предупредил Слоуна, куда едет, и немногим позднее 11 был у дома Пломлея. Дверь отворил тот же Сейл. Он предложил Роджеру пройти в маленькую гостиную. Рассматривая новую сверкающую мебель, Роджер неожиданно ясно почувствовал, что в этом доме есть что-то искусственное. Дверь отворилась. Роджер поднялся, ожидая увидеть Пломлея. Но вместо него на пороге показалась Синтия Риддел.
Глава 16 Шантаж
Она прекрасно видела, что произвела на него большое впечатление в своем изящном туалете из черного с белым материала. Глаза у нее были веселые, да и сама она улыбалась, подходя к нему. — Отец сейчас придет, — сказала она. — Я попрошу подать кофе. Она позвонила, и Сейл немедленно поднялся. Когда он ушел выполнять распоряжение, она повернулась к Роджеру, внимательно посмотрела на него и сказала: — Мистер Вест, только вчера мне стало известно, как я вам обязана. Роджер притворился смущенным. — Я не знала, что это вы спасли меня. Иной раз очень трудно сказать «благодарю вас». Поверьте, я делаю это от чистого сердца. — Работа есть работа, — усмехнулся Роджер, — ну, а потом я получил три недели неожиданного отпуска. Только боюсь, что они не помогли мне продвинуться вперед. Я по-прежнему блуждаю в потемках. — Значит, вас не удовлетворяет, что Тэнди убил моего мужа, чтобы украсть жемчуг? — Нет. А вас? После непродолжительного молчания она сказала: — Мне бы хотелось, чтобы это было так. Я чувствовала бы себя спокойнее. Меня страшит то, что может быть обнаружено. Это вас не удивляет? — Нет. Меня поражает только ваша скрытность. — Моя скрытность? — Вы могли бы разговаривать гораздо свободнее, чем это делаете. Возможно, вас сдерживает то, что вы не убеждены, что те сведения, которыми вы располагаете, имеют отношение к преступлению? Но какова бы ни была причина, вы совершаете ошибку. — Может быть, вы и правы. Если не ошибаюсь, мой отец хочет вам кое-что сообщить. Я ему только что объяснила, что вы спасли меня от неминуемой гибели, — тут она улыбнулась, — и он снова возвратился к своему прежнему мнению о вас. Во время своего первого визита вы его невероятно расстроили. — Вернее, он меня невероятно расстроил. — Видимо, мой отец действительно хочет сообщить вам нужные сведения. Вряд ли они имеют непосредственное отношение к убийству. Впрочем, вы сами можете судить. Налив ему кофе и протянув чашку, она, как бы между прочим, спросила: — Вы считаете меня невероятно черствой? — В каком смысле? — спросил Роджер, выражая недоумение. — Ну, умер мой муж… — Не все афишируют свои чувства. Распахнулась дверь, и в комнату влетел Сейл. — Что случилось? — спросила миссис Риддел. — Лорда в комнате нет, мадам. — Он должен быть у себя в кабинете. — Но его там нет, — настаивал Сейл. — Я заглянул и в его спальню, и в приемную. Его нигде нет, мадам. Я его не видел после того, как он сказал, что спустится через пять минут. Синтия поспешно выскочила из комнаты, а дворецкий продолжал твердить свое: — Его нигде нет, мадам. Роджер тоже встал, прошел мимо дворецкого вслед за Синтией наверх по лестнице. Сначала она заглянула в спальню, затем в примыкающую к ней ванную. Там никого не было. Сцепив пальцы, она остановилась посреди коридора: — Какая пакость! Он начал одеваться в тот момент, когда вы пришли. Меня еще удивило, что он заставляет вас так долго ждать. Интересно знать… Она не договорила и пошла по коридору к кабинету, но и там никого не оказалось. — Не мог же он уйти из дома, — сказала она напряженным голосом. — Пожалуй, это можно проверить, — сказал Роджер. Он открыл окно, выходящее на улицу. Неподалеку стоял Винниджер. Роджер подозвал его и побежал вниз. — После моего приезда кто-нибудь выходил из дома? — спросил Роджер. — Да, сэр. Лорд Пломлей. — Вы уверены? — Полностью. Подъехала машина марки «Даймлер». Я видел, как лорд сел в нее. Ошибки быть не может. — Вы не заметили номер «Даймлера»? — Нет, я не знал… — Ладно, — махнул рукой Роджер и возвратился в дом. Синтия ждала его внизу. — Он уехал на машине марки «Даймлер». — По-видимому, это машина полковника Гарнера, — вмешался лакей, — но я не уверен. Полковника не было за рулем. Роджер повернулся к Синтии. — Возможно, он уехал вместе с полковником. — Я не могу поверить тому, что он уехал. Он во что бы то ни стало хотел встретиться с вами. У нее был невероятно растерянный вид, если не испуганный. Она внимательно следила за Роджером, когда тот подошел к телефону и набрал номер Скотланд-Ярда. Тоном, не допускающим возражений, он отдал приказ о розыске машины полковника Гарнера и лорда Пломлея. — Ничего не понимаю, — беспомощно сказала Синтия, — что заставило его уехать. Роджер посмотрел на Сейла. — После моего прихода кто-нибудь звонил? — Да, сэр. Телефон соединили с комнатой лорда. Он отвечал лично. Звонили буквально через пару минут после вашего прихода. — Это необычно? — спросил Роджер. — Весьма. Особенно за последний месяц. — Похоже на то, — сказал Роджер, — что кто-то заметил, как я приехал, и принял меры, чтобы мы не встретились. Где нам будет удобнее всего разговаривать, миссис Риддел? Она снова провела его в маленькую гостиную. Машинально он отпил глоток остывшего кофе и отодвинул чашку. Синтия избегала взгляда Роджера. Напряженность возрастала. Роджер не собирался сам ее ослаблять. Синтия явно что-то скрывала. Поэтому была надежда, что она заговорит. Его лицо сделалось сердитым, когда он спросил: — Миссис Риддел, вы знаете, куда уехал ваш отец? — Конечно, нет. — Ну хотя бы догадываетесь? — Нет, я не знаю, не знаю… — Она колебалась, потом разразилась неудержимым потоком слов. — Он не совсем здоров. Малейший пустяк выводит его из себя, и угрозы могли… — Угрозы? — прервал ее Роджер резким голосом. Она даже откинулась назад. Глядя на нее в упор, Роджер спросил: — Миссис Риддел, состояние здоровья вашего отца меня поражает. Он почувствовал себя больным, если не ошибаюсь, вскоре после вашего замужества и после этого уже не поправлялся. Это верно? — Да. — Вы знаете причину его заболевания? Она не ответила, а Роджер продолжал: — Миссис Риддел, вы договорились, чтобы мистер Хенби передал мне лично, что вас шантажировал человек по имени О'Дар, но о причине, вернее о поводе для шантажа, вы и не заикаетесь. Подумав, я пришел к выводу, что шантажировали не вас, а вашего отца. Я прав? Вам не известно, куда уехал ваш отец. Не исключено, что человек, оказывающий на него нежелательное влияние, заставил его покинуть дом, не повидавшись со мной. Вы понимаете, если это лицо живет неподалеку, оно могло заметить, как я приехал, и немедленно позвонило лорду Пломлею. Если это было сделано с целью помешать нашей встрече, ваш отец может больше не вернуться. — Умоляю вас… — Вы не ребенок и прекрасно все понимаете. Вы достаточно долго играли с нами в прятки, миссис Риддел. Шантажировали вашего отца или нет? — Да, — ответила она после долгого молчания. Она приложила руки к вискам, и Роджер увидел, что у нее дрожат пальцы. — Но причины я не знаю. — Почему вы притворялись, будто шантажируют вас? — Я подумала, вы непременно узнаете, что один из нас так страдал, и предпочла, чтобы жертвой выглядела я. — Почему вы думали, что я об этом узнаю? — Арест Тэнди. Он передавал деньги. — От вашего отца? — Он получал их от меня. Я была посредником. Мне думается, Тэнди был всего лишь исполнителем, подручным, почтальоном. Вряд ли он знал о размерах суммы. Это были десятки тысяч фунтов. — И вы не знаете, почему шантажировали вашего отца? — Нет. — Но все-таки вы поручили мистеру Хенби сказать, что жертвой были вы. — Я не сомневаюсь, что Тэнди расскажет, как он приходил ко мне за деньгами. Мне хотелось избавить отца от лишних хлопот. — Мистер Хенби знал правду? — Нет. «Вот и объяснение визита Хенби», — подумал Роджер. Хенби, как и Синтия, был уверен, что Тэнди расскажет правду. Их поступок был логичен, сейчас он должен был решить — скрывает ли она еще что-нибудь или нет. — Вы считаете, пакет в коричневой обертке имел отношение к шантажу? — спросил Роджер. Вопрос ее явно напугал. — Возможно. — Так что, принеся мне жемчуг, вы хотели меня обмануть? — Я хотела, чтобы вы перестали терзать моего отца. Разве это такое уж большое преступление? — Всегда опасно лгать полиции. По крайней мере сейчас-то вы говорите правду? Вы действительно не знаете, что было в пакете? — Не знаю. Это правда. — И не догадываетесь, в чем О'Дар обвинял вашего отца? — Не догадываюсь. — Миссис Риддел, накануне убийства вашего мужа этот пакет находился у него на столе. Об этом мне заявил мистер Хенби. Вы знали об этом? — Да, — ответила она. — Джонатан помогал отцу. Ему удалось получить пакет. И, казалось, все было позади. Позади, — повторила она с горькой усмешкой, — но все едва начиналось. — Когда ваш муж просил охрану у полиции, не делал ли он это потому, что подвергал себя опасности в поисках пакета? — Не знаю, возможно. — Вы знали, что ваш муж просил помощи у полиции? — Да. Вообще-то он не был особенно скрытным, но кое-что держал все же в тайне от меня. Думаю, что отец поделился с ним в отношении шантажа, потому что я ему ничего не рассказывала. — Понятно, — проговорил Роджер. Ему ничего не было понятно. Правда, кое-какие мелочи прояснились, но он по-прежнему оставался в полном неведении относительно самого убийства. Только одно не подлежало сомнению: Синтия Риддел по-настоящему волновалась за своего отца. — Миссис Риддел, — спросил Роджер с жестокой откровенностью, — вы опасаетесь за жизнь лорда Пломлея? — Да, я ужасно боюсь.Роджер оставил Винниджера в доме, а сам поспешил в Ярд. Никаких известий не поступало, и «Даймлер» Гарнера не обнаружили. На телефонные звонки в доме полковника никто не отвечал. Это озадачило Роджера. Даже если его не было дома, то слуги-то должны были быть. Роджер пошел к Чартворду, кратко доложил о последних событиях и поехал на Гросвенор-Плейс, но на этот раз в дом полковника Гарнера. Слоун поехал вместе с Роджером. На их звонки и стук в дверь никто не отвечал. — Мне это не нравится, — сказал Роджер. — Интересно, открыто ли окно? Он резко замолчал. В холле послышались какие-то звуки: как будто человек хватал ртом воздух. Какое-то шарканье. Звуки прекратились, потом раздались снова. Роджер заглянул через замочную скважину, но с той стороны двери висела портьера, так что ничего не было видно. — Мы должны любым способом попасть внутрь. Все окна были заперты. Роджер хотел уже локтем разбить стекло, но Слоун остановил его: — Не забывай про свою больную руку. Он сделал это сам. Звук разбиваемого стекла показался очень громким, осколки полетели во все стороны. Слоун с большой осторожностью дотянулся до шпингалета и через минуту окно было раскрыто. Оба без труда влезли внутрь. На улице уже успела собраться толпа любителей острых ощущений. Сюда же спешило двое постовых полицейских. Один из них узналРоджера. Тот распорядился, чтобы никого к окну не подпускали. Слоун первым достиг холла. Когда же туда добрался Роджер, он увидел, что инспектор стоит на коленях возле человека, лежащего с пробитой головой. Бедняга находился без сознания. Очевидно, он пытался доползти до входной двери. Кровавый след тянулся от лестницы. — Открой дверь и немедленно вызови врача. Сам Роджер побежал наверх. Кровь рассказывала лучше всяких свидетелей. Она начиналась от дверей второй комнаты с правой стороны коридора — библиотеки Гарнера, насколько помнил Роджер. Он широко распахнул дверь и вошел в комнату. Мертвый Гарнер лежал на полу около письменного стола. На столе царил страшный беспорядок. Ящики были выдвинуты и их содержимое было разбросано по полу. Бумаги возле Гарнера были перепачканы кровью. Роджер подошел к телефону и хотел было позвонить, но быстро отдернул руку. В комнату вошел Слоун. — Вызови специалистов из техотдела снять отпечатки пальцев, — распорядился Роджер, — не исключено, что именно по этому телефону звонили Пломлею. Второй телефон где-то внизу. В холле над телом склонились пожилой доктор и двое полицейских. В дверях с открытыми от удивления ртами стояла пара незнакомых людей. — Какого дьявола вы тут потеряли? — рявкнул Роджер. Это вам не цирк! — «Дейли Рекорд», — сказал один из них. — Я вижу, вы время не теряете. В данный момент я не могу уделить вам ни секунды, но позднее охотно с вами потолкую. — Благодарю. Петер, сбегай позвони в редакцию, а я пока посмотрю кругом. Роджер уже звонил из гостиной. Он распорядился удвоить поиски, машины Гарнера и Пломлея. Затем связался с Чартвордом и сообщил ему о происшедшем. По тому, как Чартворд отнесся к известию, Роджер понял, что помимо того, что данное преступление явится новой сенсацией для газет, Ярду оно ничем не сможет помочь. По лестнице спускался Слоун. — Пошли за Синтией Риддел. Ничего не говори ей о случившемся, просто передай, что мне необходимо ее здесь видеть. После этого он набрал еще один номер и попросил вызвать мистера Хенби. — Мне кажется, что мистер Хенби на заседании Комитета, сэр. — Это старший инспектор Вест из Скотланд-Ярда. У меня срочное дело. Вызовите его, даже если он делает доклад. — Хорошо, сэр. Роджер ждал, пытаясь разобраться в неразберихе мыслей и впечатлений. Почему убит Гарнер? Теперь единственным незатронутым членом первоначального Комитета остается Хенби. — В чем дело, Вест? — послышался голос Хенби, который, казалось, был где-то недалеко. — Я очень занят и… — Я бы попросил вас немедленно приехать в дом полковника Гарнера. Его ранили. — И серьезно? — Да. — Я еду. Дом к этому времени наполнялся полицейскими из всех отделов Скотланд-Ярда. Проверяли отпечатки пальцев, снимали кровавые следы на полу и оба тела под различными углами зрения. Невзрачный человечек колдовал над телефоном в библиотеке. Роджер в течение нескольких минут наблюдал за ним. Аппарат был посыпан серым порошком, но явных отпечатков не было заметно. — Его вытерли, не так ли? — спросил Роджер. — Ага. — Человечек поднял аппарат до уровня глаз и принялся его внимательно разглядывать. — Вытереть-то его вытерли, но не аккуратно. Гляньте-ка сюда, инспектор. Разве это не прелесть? На трубке, почти у самой мембраны, сохранился целый отпечаток, ниже было еще несколько, но смазанные. — Ай, ай, не отпечаток, а конфетка, — проговорил человечек, от избытка чувств прищелкивая языком. — О лучшем я и не мечтал. Парень торопился. Где Морган? Морган, бродяга, иди сюда! Сделай-ка полезное дело, щелкни своим фото! — Ну вроде бы на этот раз он поскользнулся, — с удовлетворением заметил Роджер. — Проверьте-ка в наших архивах, как только сможете, Манферсон. Я скоро приеду за результатами. — Будет сделано, сэр. Подошел Слоун. — Она идет. Повезло, Роджер? — Я думаю, что мы что-нибудь извлечем из того, что Манферсон назвал конфеткой. У меня для тебя есть еще одно деликатное дельце, Билл. Узнай-ка, все ли утро Хенби находился в Палате Общин? Вскоре приехал Хенби. Полицейские не пустили его наверх, пока не появился Роджер. Роджер отметил, что у Хенби скорее злой, чем взволнованный вид, возможно, из-за только что пережитого столкновения с сержантом. С Роджером он поздоровался более чем прохладно. — Ну, как он? — Умер! — Умер?! — Хенби отступил назад, — великий боже! Какой снова поднимется шум! — Дело не ограничится одним только шумом. Это опрокинуло все наши представления о первом убийстве. Потому что это точное повторение того, что случилось с Ридделом — свирепая атака, удары, нанесенные тупым предметом. Мы воображали, что подлинный убийца Риддела у нас в руках. Теперь такой уверенности больше нет. Когда вы в последний раз виделись с миссис Риддел? — Вчера вечером. — Исчез ее отец. — Пломлей? — не поверил Хенби. — Да он с трудом по комнате ходит! — И все же он исчез, — повторил Роджер. — Через пару минут она будет здесь. — Вы предполагаете, что с Синтией может что-нибудь произойти? — Нет, я оставил с ней человека. Я… — Ваши «человеки» не уберегли других от смерти! — взорвался Хенби. Он повернулся и выскочил на улицу. Видимо, он поставил рекорд в беге на короткую дистанцию, отделявшую один дом от другого. Роджер увидел, как его фигура скрылась в подъезде дома Пломлея. Роджер позвонил туда и спросил Сейла, вышла ли уже миссис Риддел. — Она собиралась выходить, но тут пришел мистер Хенби. Они пришли вместе. На щеках Синтии снова появилась краска. Очевидно, присутствие Хенби успокаивало и подбодряло ее. — Вам известно, что произошло с лордом Пломлеем, Вест? — требовательно спросил Хенби. — Надеюсь, в ближайшем будущем мы получим от него какое-нибудь известие. Вот, слышите, звонит телефон. На другом конце провода звучал холодный голос старшего офицера Аббота: — Это старший полицейский офицер Аббот, Вест. Вы запрашивали сведения о машине полковника Гарнера? Ее нашли. Лорда Пломлея в ней нет.
Глава 17 Дела Хенби плохи
Брошенная машина полковника Гарнера была найдена в переулке, глухом тупике по Фулхем-Роуд. Ее уже проверили на отпечатки пальцев, так сообщил Аббот, после чего он спросил у Роджера подробности событий на Гросвенор-Плейс. На разговор ушло минут десять. Синтия и Хенби стояли и наблюдали за ним. — Нашли брошенную машину, — наконец проговорил Роджер. — Вы должны отыскать Пломлея! — воскликнул Хенби. — Миссис Риддел, — спросил Роджер, — вы считали, что ваш отец хотел сообщить мне какие-то важные сведения. Известно ли вам, о чем именно он хотел рассказать мне? — Нет, — ответила она тихо. — Не переживай, его обязательно найдут, — принялся успокаивать ее Хенби. — Вест, нужно все перевернуть, но обязательно найти лорда Пломлея. — Не декламируйте, как заднескамеечник, — огрызнулся Роджер. Ему хотелось вывести Хенби из себя, но у него ничего не получилось. Хенби наконец ушел вместе с Синтией, а Роджер отправился с докладом к Чартворду. Ничего нового в Ярд не поступало. Во время совещания с Чартвордом Джо Форбст из технического отдела принес результаты анализа, полученных с телефона отпечатков пальцев. — Ну, что скажете, Форбст? — спросил Чартворд. Форбст с видимым удовлетворением заговорил: — Отпечаток на телефонной трубке и на барабане «Даймлера» оставлены одним и тем же человеком, сэр. Он положил перед полковником фотоснимки и начал подробное объяснение в отношении петель, линий и рубца. Роджер нагнулся к столу, даже Аббот проявил некоторые признаки интереса. — Оба раза этот человек старался принять меры предосторожности, он все предусмотрительно вытер, но в спешке был недостаточно аккуратен. Вы сами видите, сэр, — не может быть сомнения, что это след одной и той же руки. — Несомненно он числится в наших архивах? — И да, и нет, — ответил Форбст. — Как прикажете понимать ваши слова? Числится или нет? Форбст состроил постную физиономию, но Роджеру было ясно, что парень вне себя от распирающей его гордости. Форбст всегда строил из себя дурачка, когда собирался сообщить что-либо сенсационное. — Этот человек не из полицейского архива, сэр, но благодаря инспектору Весту у нас имеются отпечатки его пальцев, несколько недель назад он нам их передал. Как вы сами понимаете, они принадлежат человеку, проходящему по делу Риддела. Это отпечатки мистера Хенби, сэр.После того как Форбст сообщил свою сногсшибательную новость, он важно выплыл из кабинета. Чартворд уставился на лежащие перед ним бумаги. Аббот проявил признаки сильнейшего беспокойства: он принадлежал к тем людям, которых приводила в ужас даже одна мысль о том, что члена Парламента приходится привлекать к отвественности по обвинению в убийстве. Глядя на него, Роджер подумал, что тот готов броситься на него за то что он, Роджер, обнаружил эти злосчастные отпечатки пальцев на телефоне и «подвел под монастырь» Хенби. Чартворд почему-то медлил. Роджер поочередно переводил взгляд с одного на другого и думал, что бы они сказали, если бы он высказал вслух их собственные мысли. Наконец Чартворд сказал: — Ну, вроде бы это решает дело. — Хенби сегодня утром пробыл в Палате недолго, — ответил Роджер. — В то время, когда было совершено убийство на Гросвенор-Плейс, он как раз отсутствовал. — Но у Хенби может оказаться алиби, которое докажет, что в момент убийства его не было на Гроссвенор-Плейс. Тогда не оберешься жалоб и неприятностей. Чартворд постучал пальцем по снимку. — Никакое алиби не в силах опровергнуть этого. — Я не согласен с этим, сэр. — Будьте любезнее и изъяснитесь подробнее. Чартворд бросил на него сердитый взгляд. — Допустим, Хенби разговаривал по этому телефону раньше и вел «Даймлер» вчера? Мы должны доказать, что эти отпечатки оставлены примерно в то время, когда был убит полковник Гарнер и исчез лорд Пломлей. Алиби, даже самое неубедительное, принесет нам массу хлопот. Учтите, сэр, я вовсе не отрицаю того, что Хенби оставил все эти отпечатки сегодня утром. — Надеюсь, вы проявите благоразумие. Да, кошмарное дело! Газеты не должны об этом пронюхать до той минуты, пока все не будет окончательно доказано. Пожалуй, мне лучше будет самому поговорить с Хенби. — Как вы считаете, сэр, не стоило бы сначала посоветоваться с министром внутренних дел? — Да, пожалуй. — И мне думается, что Хенби особенно охотно побеседует со мной без излишнего нажима, — продолжал Роджер. — Если он явится в Ярд без стража, это не привлечет к нему особого внимания. Поэтому, не надо за ним никого посылать. За ним наблюдает лично Слоун. Кроме того, я не думаю, что Хенби скроется. — Надеюсь, — ответил Чартворд. — Ладно, Вест. Не говорите Слоуну и вообще никому пока ничего, пока у нас не будет точных доказательств. Осторожнее в отношении миссис Риддел. Она сейчас в комнате для ожидания. Роджер прошел к ней. — Простите, что заставил вас ждать столько времени. Садитесь, пожалуйста. — Я устала от бесконечного сидения. Вы нашли моего отца? — Нет, еще нет. Думаю, вы сами понимаете, что для нас сейчас является основным. Вопрос вот какой: сведения или знание каждого факта из жизни лорда Пломлея, которые дали шантажисту такую власть над ним? — Я уже говорила, что не имею понятия. — Как вы считаете, могло это быть связано с деятельностью, проверяемой специальным Комитетом? — Раз я говорю, что не имею понятия, значит, я решительно ничего не знаю. Роджер присел на краешек стола. — Если не ошибаюсь, ваш отец страдал годами. Мучился не только он, но и вы. Ваш муж убит, полковник Гарнер — тоже. Мистер Марриот и дворецкий полковника серьезно ранены. Трудно предугадать, сколько людей еще может быть убито или искалечено. Если вы имеете хотя бы малейшее представление о характере данного дела, вы должны мне признаться немедленно. Если вы промолчите, вам не избежать ответственности за то, что может произойти. — Мне нечего сказать, — поспешно сказала она. — А ваш муж знал эту тайну? — Не знаю. — А вы как думаете? — Вы мне сами говорили о серьезности положения дел, а теперь подбиваете меня, чтобы я занималась догадками и высказывала свои предположения. — Прекрасно, миссис Риддел, — сдался, наконец, Роджер. — Надеюсь, в ближайшее время вы не уедете из города. Он смотрел, как она вышла из здания с высоко поднятой головой, затем, когда она уже прошла Коннен-Роу, он незаметно последовал за ней. Она вошла в здание Палаты Общин. — Понятно, — пробормотал Роджер. — Она хочет посоветоваться со своим Джорджем. Не успел он вернуться в свой кабинет, как его вызвал Чартворд. Он уже говорил с министром. Естественно, требовалась строжайшая тайна и осторожность. Вест должен попросить Хенби немедленно к нему заглянуть. — Ну, а если у него не будет алиби, — спросил Роджер, — что нам тогда с ним делать? — Что делать? Придется его арестовать. — А затем мы обязаны будем ему предъявить обвинение, если даже задержим временно. Не лучше ли пока оставить его на свободе? Но только усилить наблюдение. Я узнаю от него, чем он занимался сегодня утром и займусь проверкой. Если у него припасено алиби, мы должны это тщательно проверить. Нет, я не вижу необходимости арестовывать его немедленно. — Вест, а как вы думаете, виновен Хенби или нет? — Я думаю, что поспешность может только повредить, — ответил Роджер, — а мы не можем ошибаться, не так ли? — Конечно, нет! Ладно, поговорите с ним и сообщите мне, что он скажет. Да, что вам удалось узнать у миссис Риддел? — Очень мало, почти ничего. Я отпустил ее, но предупредил, чтобы она не выезжала из города. Он замолчал, потому что в коридоре раздались торопливые шаги. Дверь распахнулась, и в кабинет влетел Марк Лессинг. Это было неслыханное нахальство. — Послушай, Марк… — замахал руками Роджер. — Разрешите мистеру Лессингу обратиться к вам, — саркастически начал Чартворд. — Правда, как правило, все посетители предварительно стучат в дверь, даже те, которые являются по вызову, но мы все знаем ваш энтузиазм. — Он меня настолько переполняет, — подмигнул Марк, — что я ни о чем другом не могу и думать. Сэр Гай, прошу прощения, но мне нужен Роджер. Честное слово: срочное дело. Просто я сумею отвести его к Патрику О'Дару.
Глава 18 О'Дар
Машина Роджера лавировала в потоке других машин. Он свернул с Ковентри-стрит, пересек Шафтсбери-авеню, проехал такими тихими боковыми улочками до Мерилбона и Вест-Хемпстеда. За ним ехала вторая машина с Винниджером, дежурным сержантом и двумя детективами-агентами. Все были вооружены. Марк повторил еще раз, что он говорил Чартворду. — Слышишь, Роджер, Мери Энсон сделала один трюк. Она получила записку от О'Дара и тут же предупредила меня. Я пытался до тебя дозвониться, но тебя не было и не могли тебя отыскать. Тогда я подумал, что будет лучше, если я сам повидаю тебя. Нам нужно быть осторожными, потому что Мери тоже поехала туда. О'Дар дал Мери Энсон адрес в районе Вест-Хемпстеда. В записке было сказано, что дом находится в нескольких минутах ходьбы от автобусной остановки. Белл-стрит 8. Полиция Хемпстеда уже следит за домом. — Надеюсь, мы можем ей доверять, — только и сказал Роджер. — Вряд ли есть причины сомневаться. Какой смысл направлять нас по ложному пути, да еще и вооруженными? Я попросил ее подождать в конце Белл-стрит. — Сперва направо, потом налево и затем еще раз направо, да? — Да, если верить твоей карте! Роджер снизил скорость. Возле табачного магазина стояла Мери. У нее был озабоченный вид. На голове не было шляпы. Роджер даже удивился, почему при этом у нее такая идеальная прическа. Она подозрительно взглянула на машину, потом выражение ее лица смягчилось, и она весело замахала рукой. Поблизости стояло двое полицейских из Хемпстеда в штатском. Один из них стоял в подъезде, откуда хорошо просматривалась вся улица. Роджер остановился. Вторая машина резко затормозила тоже. Марк выскочил, улыбаясь до ушей. — Мы не слишком опоздали? — Чудо скорости, — ответила Мери, глядя на Роджера. — Я жду всего лишь несколько минут, дорогой. Это «дорогой» заставило Роджера призадуматься. В нем чувствовалась не простая форма обращения, а нечто гораздо большее. Роджер заметил, что рука Марка на секунду задержалась в руке девушки, потом она спросила: — Вы собираетесь поступить так же, как и я в клубе? — Более или менее, — ответил Роджер. — Надеюсь, на этот раз вас не ранят. По-видимому, Mapк2 уже говорил вам, что я собираюсь прямиком пойти в указанный дом, найти квартиру 5 и спросить мистера Айланда. — Да. — Вы хотите, чтобы я пошла? — Нет никакой необходимости совать вам голову в петлю. — Вообще-то говоря, я не против того, чтобы вам помочь, — сказала она без особого энтузиазма. — Я думаю, вам нравится О'Дар. — Это было до того, как я прочитала в газете со всеми подробностями о том, что произошло с полковником Гарнером. — Ясно, — кивнул головой Роджер, — но все равно вам вряд ли стоит вмешиваться в эту историю. Он замолчал, потому что к ним подошел инспектор из Хемпстеда. — Хелло, инспектор! Придется потревожить ваш тихий уголок. — Ничего не имею против, — ответил инспектор. Он был высоким коренастым человеком с темными волосами и красивыми голубыми глазами. — Вы охотитесь за парнем по имени О'Дар, не так ли? Надеюсь, вам удастся схватить этого дьявола. Кое-что я вам расскажу. Дом разделен на отдельные квартиры, которые сдаются в наем. Мы регулярно проверяем регистрационный журнал и никаких неприятностей никогда не было. Приличный пансион, который содержит пожилая пара, зарабатывая тем самым себе на жизнь. Старик приходил ко мне на Хай-стрит после того, как я получил ваше уведомление. Мы с ним откровенно потолковали. В тот день, когда произошла стычка в «Свинг-клубе», а вернее ночью, к ним явился некий тип по имени Айланд. Однако, кое-что никак не увязывается. Айланд — брюнет, его внешность никак не соответствует тому описанию, которое разослано по отделениям. Конечно, он может замаскироваться. Айланд почти все время сидит в своей комнате. Завтракает и обедает тут, ужинать иногда ходит в другое место, а то перекусит и всухомятку. Он и раньше останавливался в этом пансионате, но всегда не на продолжительное время. — Бывают ли у него посетители? — Редко. Но сейчас у него кто-то есть. Во всяком случае был, явился как раз перед тем, как старик отправился ко мне. Мои ребята с тех пор следят за домом. Никто из дома не выходил. — Отлично! — Прошу разрешения отправиться вместе с вами, — сказал инспектор из Хемпстеда. —Пожалуйста, — рассмеялся Роджер, — если вам доставляет удовольствие рисковать своей головой. Если мы пойдем по нечетной стороне, то, вероятнее всего, нас не будет видно из окна комнаты. — Входная дверь открыта, — сказал инспектор, — и у меня есть ключ к пятой квартире. — Я только отдам распоряжение своим людям занять самые выгодные позиции, — сказал Роджер, — а потом мы сможем сомкнуть кольцо. Он отдал распоряжение Винниджеру и, когда с этим было покончено, взглянул на Марка Лессинга и спросил: — Тебе тоже хочется участвовать в этом деле? — Еще бы! — ответил Марк. Роджер подумал, что у девушки взволнованный вид, но промолчал. Они перешли на противоположную сторону, потом Роджер, Марк и инспектор двинулись по направлению к дому. Они прошли несколько домов и тут из дома номер восемь вышел какой-то человек. Он не взглянул в их сторону и пошел в противоположную. Это был массивный невысокий человечек, наружность которого показалась Роджеру знакомой. — Его остановят на следующем углу, — успокоил Роджера инспектор. — Хорошо, — кивнул Роджер. — Я… Он замолчал, потому что человек остановился и чуть ли не бегом стал возвращаться обратно к дому номер восемь. Было похоже, что он что-то забыл. Он не глядел в сторону Роджера. Его глаза были прикованы к панели. Роджер замер на месте, жестом руки приказывая всем остановиться. — Ты его знаешь? — спросил Марк. — Это мистер Инглтон, член парламента. Трудно было сказать — заметил их Инглтон или нет. Он торопился. У него был вид обычного занятого человека. Завернув в ворота дома номер восемь, он, не снижая скорости, побежал вверх по ступенькам. — Не исключено, что он что-то заметил и вернулся, чтобы предупредить, — сказал инспектор. — Мы все равно ничего не сможем сделать, — вздохнул Роджер. — Но ведь у вас есть ключ. Они пошли дальше. Роджер первым поднялся в холл. В доме царила тишина. Неожиданно наверху раскрылась дверь, и на площадке послышались шаги. Роджер почувствовал, что это должен быть Инглтон. Сначала они увидели его ноги, когда он спускался по лестнице и все, как по команде, прошли в комнату справа. Было похоже, что Инглтон не догадывался об их присутствии, пока Роджер не прошептал: — На одну минуту, пожалуйста. Инглтон быстро обернулся. Роджер выбросил руку вперед и ловко засунул в рот Инглтону носовой платок. Марк без труда отнес Инглтона в пустую гостиную, которая была такой же мрачной, как и холл. Роджер сомневался, что Инглтон узнал его, но не хотел рисковать. Показав жестом Марку, чтобы тот занялся членом парламента, он в сопровождении инспектора вошел в узкий коридор. В голове у него царил хаос. Появление Инглтона внесло еще большую путаницу. Однако наверх он прошел уверенной походкой. Про себя он с благодарностью отметил, что инспектор не задает ни одного вопроса. Исполнительность этого человека была выше всяческих похвал. Наконец они достигли площадки. — Пятая направо, — подсказал инспектор. Площадка была освещена тусклым светом, проникающим через матовое стекло окошка, расположенного над лестницей. Около стены стояла какая-то допотопная мебель, несколько стульев выстроились вдоль перил. Дверь в ванную была открыта. Тишина в доме так ничем и не нарушалась. Марк прекрасно справлялся с заданием. — Откройте дверь, — прошептал Роджер. Инспектор неслышно вставил ключ, повернул его и осторожно нажал на ручку. Послышался слабый скрип. Инспектор замер, но ничего не было слышно, как будто на скрип никто не обратил внимания. Он посмотрел на Роджера, и тот распорядился: — Открывайте! Когда это было сделано, Роджер шагнул вовнутрь, рука его в кармане сжимала пистолет. Айланд сидел у окна, зажав голову руками и уставившись в книгу, которая лежала перед ним на столе. Лишь тогда, когда дверь стукнулась о стену, он понял, что в комнату кто-то вошел. Тут он вскочил, отбросив назад стул. — Оставайтесь на месте! — приказал Роджер. Если это был О'Дар, тогда это было чудо гримировки. И дело было не только в темных волосах. Кожа у него казалась более смуглой, он был бедно одет и казался очень изможденным человеком средних лет, а не сильным, молодым юношей, каким его видел Роджер. — Кто вы? — спросил он дрожащим голосом. — Я — инспектор Вест. Патрик О'Дар, я предупреждаю вас, что вы обвиняетесь в причастности к убийству полковника Рандольфа Гарнера и что все сказанное вами может быть использовано в качестве свидетельских показаний против вас. Айланд молчал. — Отвезите его в Скотланд-Ярд, — приказал Роджер. Это было поразительно просто по сравнению с тем, что происходило раньше. Роджер почувствовал облегчение, когда они вышли на улицу и повнимательнее рассмотрели задержанного человека. Сейчас он впервые заметил, что лицо у человека пятнистое, кожа под глазами была много светлее. Ослабив захват воротника Айланда, Роджер обнаружил, что кожа шеи тоже была заметно белее, да и волосы у корней были не такими темными. Инспектор вывел пленника из подъезда. Таких молчаливых пленников ему не часто приходилось встречать: ни единого слова, если не считать первоначального «кто вы такие?». Был ли это О'Дар? Роджер вновь вернулся в дом и вошел в комнату, где Марк откинул занавески, чтобы сюда проникал дневной свет. Инглтон сидел на софе. Вид у него был подавленный. Марк склонился над пианино. — Ну, мистер Инглтон? — спросил Вест. — Вест, — жалобно проговорил тот, — кажется, я сам себе наделал неприятностей. — И немалых. — Мне кажется, я смогу все объяснить, — сказал Инглтон, но без особой уверенности. — У нас мало времени. Самое главное: вы явились сюда для встречи с О'Даром? — О'Даром??? Я виделся с Айландом. — Его настоящая фамилия О'Дар. — Вы не можете этому верить, Вест, — запротестовал Инглтон. О'Дар — блондин, а Айланд… ну, вы сами видели его, не так ли? Роджер не ответил, а Инглтон продолжал: — Это не О'Дар. Того я великолепно знаю вот уж много лет по «Свинг-клубу». Вы никак не можете обвинить меня в том, что я приходил сюда на свидание с О'Даром. Инглтон спокойно смотрел в глаза Роджеру. Марк заерзал на своем месте. Неожиданно снаружи раздались шаги, и голос Мери Энсон крикнул: — Марк, где вы? — Мы здесь! — крикнул Роджер. — Дверь справа. Она вбежала, задыхаясь, и, не обращая внимания на Инглтона, сказала: — Вы ведь не думаете, что человек, которого вы задержали О'Дар? — Как раз мы так и думаем. — Но это же ерунда, — запротестовала девушка. — Он не имеет ничего общего с О'Даром. Черты лица совсем другие. У Пата глаза голубые. Да нет, тут и речи не может быть о том, что это О'Дар. — То же самое пытался втолковать ему и я, — вмешался Инглтон, — какой смысл думать, что вы поймали О'Дара? Дверь в комнату захлопнулась. Роджер взглянул на Мери в тот момент, когда закрылась дверь, и, вскочив на ноги и чуть не сбив ее, налег всем своим телом на дверь, но было поздно; ключ в замке повернулся. Марк не терял времени даром: он бросился к окну. Они все слышали, как кто-то промчался по лестнице к выходу. Марк распахнул окно. Роджер выскочил на улицу в тот момент, когда беглец успел миновать дом и броситься в дальний конец улицы.Глава 19 Преследование
Роджер оказался ярдах в двадцати от беглеца. Двое полицейских с дальнего конца улицы уже заметили случившееся и пустились в погоню, но Роджер находился ближе всех. Он заметил, как беглец приближался к углу и с некоторым облегчением подумал, что именно там дежурили его люди и ребята из Хемпстеда. Человека три, самое малое. Вот двое из них выскочили на улицу. Бегущий, казалось, не обращал никакого внимания на них. Роджер не раздумывал — был ли это настоящий О'Дар или кто-то другой. У него были черные волосы, бежал он с легкостью молодого здорового парня. Это все, что он заметил. Вот к беглецу подскочило двое людей, тот размахнулся и отбросил их в разные стороны. Сделано это было артистически. Лишь одно мгновение казалось, что ему не увернуться, а потом один полицейский очутился на земле, а другой — отступил назад. О'Дар же — это должен был быть О'Дар — мчался к углу. Теперь расстояние между ним и Роджером сократилось на 10 ярдов. Роджер слышал громкий топот полицейских, спешащих на подмогу. Глянув назад, он увидел Марка. После этого он сосредоточил все свое внимание на беглеце. Вот к нему приближается сотрудник Ярда, но парень увертывается в сторону и по-прежнему бежит к углу улицы. Они его упустили.Роджер отворил дверь своего дома и на минуту задержался в прихожей, потом широко распахнул дверь комнаты. Джанет вскочила со стула: — Роджер, как ты меня испугал! Роджер поцеловал ее и спросил: — Как ты себя чувствуешь, дорогая? Мне хочется виски с содовой, хотя на содовой я не настаиваю. — Садись, дорогой, сейчас принесу. Через минуту она вернулась, держа в руках стакан с виски, а в другой сифон. Он был голоден, и Джанет, у которой ужин всегда был наготове, накрыла на стол. Роджер с удовольствием помог ей. — Ну, что ж, — сказал он, когда уже все было убрано и посуда перемыта, — я могу винить в случившемся лишь себя одного, если это может служить утешением. Меня поймали на такую дешевую приманку! Он рассказал ей все, что произошло, затем продолжал: — О'Дар, очевидно, боялся, что мы можем напасть на след Айланда. В том доме у него была комната, которую он занимал в течение нескольких лет. Старики, содержащие пансионат, и не подозревали, что он нас интересует. Он называл себя Смитом. Пригласил к себе своего дружка и помощника Айланда, чтобы отвлечь на него огонь и… — Но не было ли это безрассудством? В том же самом доме? — спросила Джанет. — Очевидно, Айланд для чего-то ему был нужен. Может быть, это и не было совсем безопасно, но и особой опасности в этом не заключалось. По всей вероятности, О'Дар здорово перетрусил, когда мы явились в дом, потому что бежать-то ему не следовало. От всей души желаю, чтобы он сломал себе шею. — Вы нашли украденную им машину? — Да, на Хемпстед Хилл. Все, что требуется, выполнено. Теперь у нас есть все основания его задержать, поскольку он находится в бегах, — тут он пожал плечами, — факт остается фактом, я держал его в руках и так бездарно упустил. — Ну, а кого вы поймали? — Такого же упрямого и молчаливого, как и все они, — сердито ответил Роджер. — Мне начинает казаться, что их поразительная лояльность по отношению к О'Дару имеет под собой прочную основу. Они просто не желают говорить. Ни братья Тэнди, ни Гаррисон, ни Брей — не раскрывают рта. Значит, они на что-то рассчитывают. Ну и Айланд точно такого же пошиба. — А что в отношении Инглтона? — Вот тут мы действительно попали в затруднительное положение… Собственно говоря, почему он не может навестить Айланда? Нам его не в чем обвинить. Он вполне удовлетворительно объясняет свой приход к Айланду: Айланд написал ему и попросил обсудить с ним некоторые вопросы политической экономии, которой Инглтон сильно интересуется. Конечно, можно спросить, почему Инглтон приехал к нему, а не наоборот, но, с другой стороны, почему Инглтону было не поехать, если ему хотелось? Фактически единственно по-настоящему странным является то, как Инглтон приветствовал меня. Он ясно ожидал неприятностей. Он не сомневался, если О'Дар будет пойман, ему, Инглтону, придется туго. А теперь он осмелел и требует, чтобы я предъявил конкретное обвинение. Естественно, я не могу этого сделать. — Ну, а Хенби? — Он уверяет, что все утро ездил по магазинам, и сообщает названия универсальных магазинов, в которых побывал. В двух он определенно был. С другой стороны, ведь в Гросвенор-Плейс ехать-то недолго. — Ты думаешь, Гарнера убил Хенби? — Мне не хочется так думать, но улики нагромождаются одна на другую. Аббот настаивает на аресте. Сейчас я в немилости, Чартворд может согласиться. Если это произойдет, то станет сенсацией века. — Ладно, надевай домашние туфли и забудь хоть на время обо всех делах. — В половине девятого придет Марк, возможно, со своей приятельницей. Да, Джанет, на этот раз он вроде бы серьезен. Вытянув ноги, он задумчиво продолжал: — Четыре необъяснимые загадки: пакет, Хенби и Синтия, убийство, Пломлей. Старик как сквозь землю провалился. Надеюсь, мы не найдем его в виде трупа. — Но зачем убивать человека, которого шантажируешь? — При некоторых обстоятельствах такое случается. Но все же одна полезная вещь явилась результатом сегодняшнего спектакля: за Синтией, Инглтоном и Хенби установлено постоянное наблюдение. С другой стороны, поисками О'Дара и Пломлея занята вся страна. Рано или поздно, но результаты будут. Откинувшись на спинку удобного кресла, он не заметил, как задремал. Джанет возилась на кухне. К дому подъехала машина. Он открыл глаза, встал и потянулся. Это был «Райли» миссис Риддел. Когда раздался звонок, Роджер стоял у камина и приводил себя в порядок. Но раздавшиеся шаги были не женскими. Он решил, что пусть дверь лучше откроет Джанет. Послышался голос Хенби: — Добрый вечер. Инспектор Вест дома? На Хенби был одет великолепно сшитый вечерний костюм. Короче говоря, вид у него был парадный. Когда он вошел в комнату, Роджер невольно подумал, что он довольно интересный мужчина. Хенби не протянул ему руки. — Ну, Вест. — Если вы с миссис Риддел и дальше возьмете себе в привычку являться ко мне домой, мой шеф будет считать, что мы в сговоре. — Сомневаюсь, что вы, этого боитесь, — засмеялся Хенби. — У вас был горячий денек, не правда ли? — Слишком горячий. — Я только что от Инглтона, он мне рассказал, что произошло в Хемпстеде. Очень плохо. — Для Инглтона? — Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. Инглтон ездил к Айланду по моей просьбе. — Ох! — устало ойкнул Роджер. — Айланд писал мне, записки у меня сохранились, что он может сообщить кое-какие данные о лорде Пломлее. Мне не хотелось самому вмешиваться в это дело, и Инглтон предложил свои услуги. Надеюсь это обеляет Инглтона. Хенби улыбался, но голос его звучал серьезно. — Сейчас уже ничто никого не обеляет… Ради чего вы упорно разыгрываете из себя дурака? Если у вас имелись какие-нибудь сведения о лорде Пломлее, ваш долг был сообщить об этом мне. — Долг?! Все толкуют о долге, понимаете. Я хочу спасти старика Пломлея. Не ради него самого, а ради Синтии. Вы можете узнать… дело в том… Впрочем, вы, наверное, обо всем догадываетесь. — Вы любите Синтию? Глаза Хенби стали злыми. — Да, и в этом нет ничего смешного. — Подобные вещи не бывают смешными, — согласился Роджер. — Но именно поэтому у вас были серьезные причины для убийства Риддела. Думаю, вы это понимаете? — Конечно. Но я его не убивал. Хотя и не испытывал к нему особой любви. Впрочем, как и к Пломлею. Ни один порядочный человек не взвалил бы на родную дочь такое бремя. На мой взгляд, он потерял все права на ее привязанность и преданность. Он превратил ее жизнь в сплошную пытку. Если бы не она, я бы палец о палец не ударил, чтобы его разыскивать. — Понятно. Вы навлекаете на себя кучу неприятностей, хотя и любите ее. — Да. Но, наверное, хватит терять попусту время. Вас интересует, зачем я пришел? — Да. — Сунуть голову в пасть льву. Сегодня утром я был в доме Гарнера. Улизнул через черный ход. О'Дар позвонил мне и сказал, что хочет со мной там переговорить. О'Дар — тот человек, который имеет непосредственное касательство к данному делу. Я подумал, что сумею узнать что-то полезное. На самом же деле нашел мертвого Гарнера и тяжело раненого слугу и услыхал стук в дверь, когда вы пришли со Слоуном. С моей стороны было большой глупостью убегать, не правда ли? Он снова рассмеялся. — Горькая правда заключается в том, что я перепугался до потери сознания. — Ну, а что же произошло потом? — спросил Роджер.
Глава 20 Арест члена парламента
— Это решать не мне, — сказал Роджер и направился к телефону. Набрав домашний номер Чартворда, он пододвинул стул и сел. К телефону подошел сам сэр Гай. — Говорит Вест, сэр. Я звоню из дома. У меня находится мистер Хенби. Только что он сказал мне, что сегодня утром был в доме полковника Гарнера, где нашел его мертвым. В панике он убежал. Теперь, хорошенько все взвесив, он решил рассказать правду. — Вы сказали, что Хенби у вас? — переспросил Чартворд. — Слушает наш разговор, сэр. — Вы ему верите? — Не вижу оснований поступать иначе, — ответил Роджер. — Понятно. Предъявите ему обвинение и доставьте в Ярд. Роджер опустил трубку, повернулся и внимательно посмотрел на Хенби. Тот не двигался и ничего не говорил, пока Роджер не произнес стандартную фразу об аресте, потом он как-то сник. — Нам лучше сразу же отправиться, — сказал Роджер. Подойдя к двери, он крикнул: — Джанет! Я еду в Ярд. Люди придут, Марк со Слоуном, скажи им, что они найдут меня там. Член парламента Хенби, которому только что было предъявлено обвинение в убийстве, следил за ним не двигаясь. Роджер поправил воротничок и галстук. Хенби спросил напряженным голосом: — Смогу ли я вас подвезти, инспектор? Это было безумием! Человек сам вез себя в камеру, прекрасно понимая, что должно произойти в дальнейшем. Это было бессмысленно! Хенби вел машину совершенно спокойно. — Миссис Риддел знает, что вы поехали ко мне? — спросил Роджер. — Да. — Вы виделись с ней сегодня вечером? — Да. — Вы сказали ей, что собираетесь сделать? — Да. Никакого энтузиазма это не вызвало, но я не меньше вашего устал от притворства. Мне нужно так или иначе закончить эту историю. Дальше так тянуть немыслимо. Они находились на Виктория-стрит. Ехали медленно за вереницей автобусов. Пару раз Хенби удалось вырваться на середину дороги, но каждый раз впереди была новая пробка. Роджер сидел, усиленно размышляя. Они уже почти приблизились к Парламент-скверу, когда ему в голову пришла одна мысль. Он скомандовал: — Остановитесь, Хенби! — Мы еще не в Ярде, — проворчал Хенби, но остановился и вынул сигарету. — Скажите, Хенби, если бы О'Дар заявил миссис Риддел, что ее отец будет убит, если вы не отдадите себя в руки полиции, неужели у вас хватило бы глупости пойти на такую авантюру? — Я, безусловно, невероятный глупец, но все же не до такой степени. — Не уверен… Думаю, так оно и было. Хенби взглянул ему прямо в глаза и сказал: — Я устал от этого дела, устал от вечных подозрений, я хочу, чтобы все было выяснено законным порядком. Вот почему я к вам и приехал. — Ладно, тронулись. Хенби включил мотор и в этот момент что-то ударило в ветровое стекло. Оно не разбилось, только паутина трещин покрыла его от края до края. Хенби, не снимая руки с переключателя скоростей, с изумлением смотрел на эти узоры. — Что за черт?! Роджер мгновенно толкнул его голову вниз и сам сделал то же самое. Послышался второй пронзительный звук. — Не двигайтесь! — распорядился Роджер. Он протянул руку, чтобы открыть дверцу машины. Мимо проносились автомобили, и никто ничего не заметил. Выстрелы были сделаны из бесшумного пистолета, либо из духового ружья. Дверь отворилась. Раздался еще один скрежещущий звук: новая пуля попала либо в дверцу около Хенби, либо в крышу. Хенби искоса поглядывал на Роджера: — Осторожнее, Вест. Роджер молчал. Он тихонько выскользнул на тротуар, не поднимая голову. Прохожие с изумлением смотрели на него. — Ложитесь на сидение! — приказал Роджер. Хенби повиновался. Сам же Роджер стал внимательно осматривать противоположную сторону, не показываясь из-за машины. Стрелять на ходу было невозможно, значит, выстрелы сделаны либо из окна дома, либо… У обочины напротив стоял маленький «Моррис». Щелчок очередной пули был слышен немного громче. — Прижмитесь еще ниже, Хенби! Роджер вытащил свой пистолет. Ему был виден человек за рулем «Морриса», а также сидящий сзади. — Полиция! — крикнула какая-то женщина, увидев пистолет в руках Роджера. Какой-то прохожий бросился вперед и выбил пистолет из рук Роджера. В ту же секунду водитель «Морриса» сорвался с места. Роджер яростно обернулся и заорал: — Я сам из полиции! Перепуганные прохожие расступились перед ним, но «Моррис» был уже далеко. Подбежал постовой полицейский, и Роджер распорядился: — Немедленно позвоните в Ярд и объявите о розыске черного или темно-синего «Морриса» с номером 4-ВС-12. Хенби лежал лицом вниз поперек обеих сидений. — Хенби! — не своим голосом заорал Роджер. Тот не двигался. Роджер влез в машину и приподнял его голову. Сбоку, на правом виске виднелась ранка и из нее текла тоненькая струйка крови. В машине Роджер подумал: «Убили»! Он так растерялся, что с трудом сумел взять себя в руки и более внимательно осмотрел рану Хенби. Потом пощупал пульс: он бился. С чувством облегчения Роджер решил, что это просто ушиб. Пуля лишь задела Хенби, и этого оказалось достаточно, чтобы его оглушить, но не более. Сев за руль, Роджер с максимальной скоростью добрался до Скотланд-Ярда. Из холла быстро выбежали люди и отнесли Хенби в лазарет. Через полчаса он сидел на постели и растерянно оглядывался вокруг. — Ничего страшного, — успокоил его Роджер, — можете не волноваться. — Не волноваться? Ах, да! Была стрельба, не так ли? — Все страшное позади. Оставайтесь пока здесь, а когда почувствуете, что вы достаточно успокоились, пошлите человека к сэру Гаю Чартворду. Он будет вас ждать. — Хорошо. У меня и вправду трещит голова, — пожаловался Хенби. — Заработал себе хворобу. — Ваше счастье, что не гроб. — Куда вы идете? — На поиски О'Дара. Но он вовсе не собирался искать О'Дара, а поспешно сбежал вниз, сел в «Райли» Хенби и поехал к Синтии. Всю дорогу он тревожился за нее. Увидев Винниджера на посту возле дома по Гросвенор-Плейс, он несказанно обрадовался. Сзади тоже дежурил полицейский. Вряд ли кому-либо удалось бы пробраться незамеченным в дом. — Есть новости? — спросил он у Винниджера. — Около получаса назад отсюда уехал мистер Хенби, — ответил Винниджер. — Никто не приходил? — Никто. Он не стал дожидаться Сейла, а прошел прямо в комнату направо от холла. В одном углу был торшер, от которого исходил приятный мягкий свет. На диване сидела Синтия с зажженной сигаретой. Она просматривала какой-то журнал. — Я рад, что вы в полном здравии и невредимы, — начал Роджер. Все напускное равнодушие исчезло, она была не на шутку встревожена. — Что случилось? — О'Дар продолжает стрелять. Мистер Хенби… — Нет, нет! — закричала она. — Он ранен не опасно. Это не вина О'Дара. Он старался вовсю. Миссис Риддел, скажите, зачем ко мне приезжал мистер Хенби? Ему велели так поступить в уплату за молчание в отношении кое-каких поступков вашего отца? — Джордж… — прошептала она. — Где он? — Отвечайте. — Да, да. Я просила его не ездить, но он настоял, он… — Чем грозили? — Обычные угрозы, — устало проговорила Синтия, — открыть правду, которую я даже не знаю. Она стояла неподвижно, держа руки по швам. — Как было получено приказание? — По телефону. Около семи часов вечера. Голос походил на голос О'Дара. — Междугородный разговор? — Вряд ли. Нас сразу соединили. — И было велено Хенби явиться ко мне и сказать, что утром он был на Гросвенор-Плейс, в противном случае станет известна правда о вашем отце. Так? — Да. — В действительности Хенби был на Гросвенор-Плейс утром? — Нет. Уверена, что нет. Он говорил мне, что не был. В противном случае я никогда бы не разрешила ему отправиться к вам, ведь это чистое безумие.Значит, я иной раз не понимаю, что делаю или думаю. И так неделя за неделей, месяц за месяцем. И я не знаю, почему. — О'Дар упомянул имя вашего отца? Задав этот вопрос, Роджер подошел к стенному бару, который не был заперт, и налил немного виски с содовой. Затем он протянул стакан Синтии. — Нет, отца не упоминали. Благодарю вас. Вы меня не обманываете? Джордж ранен не серьезно? — Сейчас, возможно, он уже разговаривает с помощником комиссара. Послушайте меня, миссис Риддел. Отпечатки пальцев Хенби были обнаружены на телефонной трубке в кабинете полковника Гарнера, а также на руле той машины, в которой увезли вашего отца. Это неопровержимое доказательство того, что он был сегодня утром в доме полковника Гарнера и что он звонил вашему отцу. Вы понимаете, что это означает? Хенби вам лжет, Хенби шантажирует вашего отца, Хенби… Она выплеснула на него виски. Оно попало на плечо, но несколько капель достигли шеи и лица. Бокал бесшумно упал на толстый ковер. Синтия стояла с белым, как мел, лицом, глядя на него широко раскрытыми глазами. Потом она резко отвернулась и заломила стиснутые руки. — Я не в своем уме, — проговорила она. — Простите меня, но я так боюсь, что вы, может быть, правы. Если да — почему же в него стреляли? Ответьте мне, почему в него стреляли? Она снова повернулась к Роджеру, однако это была уже другая женщина с возродившейся надеждой. — Раз покушались на его жизнь, значит то, что вы сказали — неправда. Вы ведь не выдумали про это, нет? — Нет, но… — Тогда это неправда, неправда… — она чуть не рыдала. — Почему вы посчитали, что так могло случиться? — допытывался Роджер. — Нет никакой необходимости отвечать на ваш вопрос, никакой… — она не договорила, подошла к креслу и упала в него. — Практически следят за каждым моим шагом. Я не могу выйти из дома. Но надо не иметь головы, чтобы предположить, что Джордж может быть шантажистом. — Отпечатки пальцев как раз говорят обратное, — продолжал Роджер, — и сегодняшняя стрельба была подстроена специально, чтобы представить его жертвой. Понимаете, он единственный член первого Комитета, которого до сих пор не трогали. — Но его же ранили? — Ничего серьезного, царапина, — ответил Роджер. Если бы ему удалось перепугать и запутать Синтию до такой степени, чтобы она выложила ему все, что ей известно, тогда, возможно, это было бы концом данного дела! Чем более безнадежным он рисовал положение Хенби, тем больше было вероятности того, что она заговорит. Поэтому он продолжал: — Есть и другие признаки, миссис Риддел. У него в доме однажды был таинственный пакет. Позднее у меня его украли, но сама история так и осталась невыясненной. Не исключено, что люди, которые, как я предполагал, приходили подбросить пакет в квартиру Хенби, на самом деле пытались взять его у него. Сейчас самое важное — найти вашего отца, спасти ему жизнь. Если О'Дар действует заодно с Хенби, я сумею заставить Хенби заговорить. — Он не стал бы вредить моему отцу. — Сегодня вечером он сказал мне, что не испытывает к нему любви, — спокойно возразил Роджер. — Но он не мог бы… Синтия не договорила, и он заметил, что она дрожит. Тогда он налил ей второй бокал, добавив побольше содовой. Она выпила без возражений. Это помогло ей справиться с волнением, но голос ее звучал глухо, когда она вновь заговорила: — Это началось… началось после того, как я расторгнула помолвку с Джорджем. Роджер промолчал. — Об этом никому не говорили. Мне пришлось ее порвать потому, что отец был категорически против этого брака. Ну и кроме того я не была уверена в самой себе. В Джордже есть что-то всесильное. Люди делают то, что ему хочется. Он может заставить почти каждого подчиниться своей воле. Если бы я вышла тогда за него замуж, мне пришлось бы порвать со своим отцом. Я все это взвесила и поняла, что мне не выдержать. Вскоре после этого отца начали шантажировать. Я не знаю, что использовали против него. Мне было известно, что Тэнди приходил и забирал деньги. Я это не связывала с Джорджем, да и никто бы не мог. Я даже думала, что это… мой муж. Роджер затаил дыхание. — До дня его смерти я была уверена, что это он. Я вышла за него замуж по настоянию отца. Мне показалось, что в этом отношении на отца было оказано давление. И надеялась, что после свадьбы нам станет легче, но стадо гораздо хуже. Никто не знает, что я выстрадала, живя с моим мужем. Пытка, мука… если на свете существовал когда-нибудь дьявол, то это был Джонатан Риддел. Она умолкла, но Роджер и не подумал прервать ее. — Я была рада, когда его убили, — продолжала она, — потом начала сомневаться, не нанял ли отец людей, чтобы его убили. К тому времени я уже знала, что самое важное заключалось в коричневом пакете. Когда я услышала, что Джонатан будто бы ездил к вам, я подумала, что он отвез вам пакет. Я решила, что он боялся нападения и хотел, чтобы у вас в руках были улики, так, чтобы можно было преследовать отца даже после его смерти. Приехав к вам, я поняла, что у вас пакета не было и придумала историю про жемчуг. Все так безнадежно запуталось. Я знала, что отец не смог бы подстроить убийство Марриота, если только он не сошел с ума. Потом мне пришло в голову — не стремится ли он убить всех членов Комитета, чтобы сохранить свою проклятую тайну. Я… я рассказала Джорджу. Он посмеялся над моими страхами. Он уже помогал или говорил, что помогает отцу. Потом, однажды, только однажды, я заметила ненависть в его глазах, когда отец вошел в комнату. Я никогда не видела ничего более откровенного, более зловещего! Я с тех пор не переставала бояться, однако Джордж уверил меня, что он нам помогает. Я… я… — она замолчала и посмотрела на Роджера. — Теперь вы удовлетворены? — Да, полностью. У меня всего один вопрос: вы знали О'Дара до вашей встречи в «Свинг-клубе»? — Я знала его как Престона. Он работал на одной из фабрик отца химиком. Небольшая фабрика резиновых изделий в Слоу. Я с ним редко встречалась, но мы были знакомы. — Как называется фабрика и где она расположена? — «Пломекс лимитед». Около Трейдинг Эйстед. Только за последнее время, за последние несколько дней я поняла, что он может быть причастен. Я имею в виду О'Дара. Он имел на отца непонятное влияние. Он — умный химик, специалист по резине. Это важно? — Теперь уж недолго, — с уверенностью сказал Роджер, подходя к ней и беря ее за руку, — я сомневаюсь, чтобы Джордж Хенби был виновен в чем-либо, кроме излишней преданности. И надеюсь это доказать. Она сжала его руку. — Надеюсь, вы не говорите это только для того, чтобы утешить меня? — Я не верю, что он убийца, хотя нарушаю все правила. Уверен, что сумею доказать свою правоту. Но мне бы хотелось, чтобы вы сделали еще кое-что: оставайтесь дома весь сегодняшний вечер и, в случае необходимости, весь день. Не выходите. Дом находится под усиленной охраной. Я не впущу сюда ни одного чужого, а если хотите — отдам приказ и в отношении знакомых. Не выходите. Если вы не послушаетесь, я не отвечаю за вашу безопасность. — Я буду дома, — пообещала Синтия. Роджер сразу стал необычайно энергичным. — Разрешите воспользоваться вашим телефоном? Я хочу направить людей на фабрику Пломлея. Он набрал номер Ярда, еще не закончив свою фразу.Глава 21 Фабрика «Пломекс»
Фабрика помещалась в одноэтажном здании, стоящем посреди большого земельного участка. Она находилась близ железнодорожной станции. Около входа горело несколько фонарей, но фасад здания не был освещен. Деревянные ворота оказались на запоре. Тогда молодой и проворный Гамильтон перелез через забор, чтобы отпереть их с той стороны. По-видимому, если судить по звону и лязгу, с цепями и засовами было много возни, но, наконец, ворота отворились. Гамильтон стоял у прохода в ярком свете неоновой вывески. Роджер привез с собой Винниджера, Слоуна и еще несколько человек, хотя и не опасался, что на фабрике могут возникнуть какие-либо осложнения. Вряд ли О'Дар выбрал себе здесь место для своего убежища, но тем не менее людей расставили вокруг забора, огораживающего главный участок, а когда Роджер подъехал к контрольному входу, они перелезли через забор и сузили кольцо. После того, как Роджер выключил мотор, наступила мертвая тишина. Он нажал на кнопку звонка, видневшуюся с правой стороны. Внешне фабрика смахивала на загородную дачу, с трех сторон она была обнесена большой верандой. Пришлось позвонить несколько раз, но безрезультатно. — Должен же быть здесь управляющий? — высказал предположение Слоун. — И уж ночной сторож во всяком случае. Коли он сейчас не отзовется, придется разыскивать этого управляющего. Это было поручено Слоуну. Через некоторое время тот его привел. Невысокий, тщедушный человек, явно растерянный и испуганный появлением полиции, представился как Юстас Мортимер. Прежде всего он принялся извиняться: ночной сторож, конечно, слышал звонки, но он настолько ленив, что его трудно поднять с места. Мистер Мортимер собственноручно открыл дверь и первым вошел в помещение. Идущий следом за ним Роджер не был так спокоен, он подумал, не стряслось ли чего с дежурным. Впрочем, его опасения оказались напрасными, сторож встретил его на пороге комнаты. При всем старании ему не удалось скрыть того, что он только что проснулся. — Мы с вами поговорим завтра утром, — зловещим тоном произнес мистер Мортимер. После этого он провел Роджера в маленький, но хорошо обставленный кабинет и предложил ему виски. — Не сейчас, благодарю. — К делу, к делу, — вздохнул Мортимер. У него была постная физиономия, но довольно плутоватые глаза. — Я прекрасно понимаю, инспектор. Вы ведь инспектор, да? — Старший инспектор Вест. Мне известно, что здесь раньше работал некий мистер Престон. — Престон? Да. Но его уже здесь несколько недель нет. — Мне хотелось бы знать, когда он последний раз был здесь? И осмотреть его лабораторию. — Это небольшое предприятие, — пояснил мистер Мортимер, — поэтому у мистера Престона не было собственной лаборатории, просто у него был небольшой уголок. Они пошли по скрипучим доскам длинного прохода и остановились перед запертой дверью. Мортимер вытащил из кармана связку ключей, выбрал один и открыл дверь. — Здесь используется большое количество ядохимикатов, инспектор, поэтому мы всегда запираем эту комнату. Стекла непробиваемые. Это сохранилось еще со времени войны, когда опасались бомб и пожаров. Для такой фабрики это отличная лаборатория и, как видите, все тут в идеальном порядке. Он включил свет. Они находились в длинной узкой комнате с тремя раковинами, огромным столом, уставленным обычными аксессуарами: горелки, пробирки, точные весы и стеклянные колбы. Стены были изразцовыми. Все сверкало чистотой. Возле каждой раковины стоял шкафчик, на одном из которых было написано: «Мистер Престон». — У вас есть ключ? — Боюсь, нет, — ответил Мортимер. — Придется его взломать. Роджер просигналил Слоуну, и тот пришел на подмогу. Мортимер был шокирован. — До того как уехать, мистер Престон занимался опытами? — Да. Слоун просунул небольшой ломик в щель возле замка — раздался треск расщепляемого дерева. У мистера Мортимера даже голос задрожал, но он храбро продолжал: — Он частенько задерживался на всю ночь. Господи, неужели это так необходимо? — не выдержал он при новом треске. — Безусловно. На какого рода работах специализировался Престон? — Он занимался проблемой резины. У него довольно много патентов в этой области. Вам, наверное, это известно. Некоторые из его изобретений — блестящи! Слава богу, господь его не обделил воображением! Он также заведовал нашей механической мастерской, ну и механическими поделками. — Механическими поделками? — Так мы называем мелкий ширпотреб. Ведь нашей основной продукцией являются шины автомобильные и велосипедные, камеры и покрышки, а во время войны мы работали и на авиацию. И кроме того — всевозможная мелочь. Это мы именовали «резиновыми или механическими поделками». Теперь, разумеется, мы выпускаем множество предметов домашнего обихода. Тут вы найдете образцы. Он открыл другой ящик. Между тем по лицу Слоуна градом катился пот; ему никак не удавалось справиться с замком Престона. — Вот взгляните, — с гордостью сказал Мортимер. Действительно, моделей было великое множество: резиновые кольца, тазики, ручки, щетки, пуговицы, пробки, рукавицы, купальные шапочки и так далее. — Для каждой модели, естественно, требуется форма. Возможно, вы кое-что знаете о резиновом производстве? Знаете? Прекрасно! Если бы не было так поздно, я провел бы вас по всей фабрике и показал бы ее в действии. Управляющий, как видно, был большим энтузиастом фабрики. — Возможно, я попрошу вас сделать это, — сказал Роджер и перевел глаза на Слоуна, — как дела, старина? — Кажется, наконец, справился. Он приналег на лом, потом буркнул: — Поддается, проклятый! Дверца шкафчика отворилась. На первый взгляд, внутри не было ничего примечательного. Однако Роджер начал аккуратно все вынимать и разглядывать поочередно все предметы. Слоун вопросительно взглянул на него, стараясь узнать, что же все-таки ищет старший инспектор. Однако Роджер молчал. Когда все было проверено, на его лице выразилось полное разочарование. В углу на самой нижней полке лежал маленький запечатанный конверт. Роджер вынул его и разорвал. — Но ведь это личные вещи мистера Престона! — слабо запротестовал мистер Мортимер. — Очень сожалею, — в тон ему ответил Роджер. Он вынул из конверта несколько листков бумаги, и лицо его сразу прояснилось. — Думаю, мы на правильном пути. Ну и хитрый, дьявол! На самом низу лежала груда каких-то обрезков резины. Он принялся их поочередно вынимать и внимательно разглядывать. Один кусок он поднес к свету и убедился, что он был подделан под человеческий палец. — Скажите, мистер Мортимер, — спросил Роджер, — возможно ли создать модель точной копии человеческого пальца со всеми особенностями рисунка кожи так, чтобы получить точные отпечатки этих пальцев? — Да, вполне возможно, — удивился Мортимер. — Электронная гравировка дает возможность воспроизвести самые точные рисунки. Но какова практическая ценность таких подделок? Каким промышленным целям они будут служить? — Промышленного значения они не имеют, в этом вы правы, но зато они могут отправить на виселицу невиновного человека. И, обращаясь к Слоуну, добавил: — Коли не ошибаюсь, это отпечатки Хенби. Ты понимаешь, он не прикасался ни к телефону, ни к рулю машины. Следы были сделаны при помощи вот таких «подделок». — Господи! Значит, Хенби… — Хенби выходит из игры. Нам нужны О'Дар и Пломлей. — Лорд Пломлей! — задохнулся Мортимер. — Да, он исчез из дома сегодня утром, — объяснил Роджер. — Скажите, он сюда не заезжал? — Нет. — После колебаний он добавил: — Но сегодня утром он звонил мне. — Что он хотел? — Сказать по правде, я в некотором затруднении в отношении его распоряжений, — ответил Мортимер. — Он дал мне указание взять из кассы 2000 фунтов и завтра утром доставить их ему. — Куда? — Он позвонит мне утром и скажет, куда нужно будет доставить деньги. Весьма необычный приказ, но, в конце концов, он председатель совета директоров, ну и последнее время был не совсем здоров… — Мистер Мортимер, все вечерние газеты кричат об исчезновении лорда Пломлея. Почему же вы не связались с полицией? — Но он же лорд Пломлей! — с несчастным видом ответил Мортимер, — а также председатель совета директоров. Я считал, что это его дело, он имеет право делать то, что считает нужным, не так ли? — Придется, голубчик, — подумав, сказал Роджер, — с этой минуты следить за тобой до тех пор, пока Пломлей не позвонит тебе. А то ты от великого почтения натворишь невесть чего.Роджер сильно устал, но настроение у него было превосходное. Если утром Пломлей позвонит Мортимеру, назначая ему встречу, О'Дар может быть вместе с ним. Более того, может оказаться, что за деньгами вместо Пломлея явится сам О'Дар. Была еще одна причина для ликования. Хенби был свободен, о его аресте никто не знает. Идиотское заявление о том, что он был на Гросвенор-Плейс теперь утратило всякое значение. В настоящее время Хенби находился вместе с Синтией. Роджер не видел Синтии после того, как она снова встретилась с Хенби. Чартворду не терпелось узнать, как Роджеру пришла в голову мысль о возможности подделки отпечатков. Роджер объяснил: — Понимаете, сэр, мне показалось странным, что с телефона и с руля были стерты все отпечатки, а потом нанесли эти. Ну, а для этого необходимо какое-то приспособление. Я не сомневался, что отпечаток можно сделать только из резины. Ну, а когда мне сказали, что О'Дар химик, специалист по каучуку с большим опытом работы, я сообразил, что нахожусь на правильном пути. Сегодня утром, когда Роджер взял из рук Джанет чашку кофе, ему в голову пришло одно предположение. Он чуть не опрокинул чашку, ставя ее на столик, и торопливо набрал номер сэра Гая. «Боюсь, что это потрясет старика», — подумал он, ожидая ответа. — Алло, сэр, говорит Вест. — Доброе утро, Вест, — проговорил Чартворд спокойным голосом. — Мне пришло только что в голову, что 2000 фунтов, сами по себе не очень большие деньги. Но если предположить, что Пломлей отдал аналогичные распоряжения управляющим всех своих предприятий, а он контролирует их около 90, то получается солидная сумма. Я собираюсь заняться проверкой всех его компаний, сэр, но на это понадобится много людей. — Какие могут быть разговоры? Раз нужно — действуйте! — прокричал Чартворд.
Глава 22 Старания дали плоды
— Но, мой дорогой! — воскликнул Роджер, занятый бритьем, — любой человек, хотя бы с частицей здравого смысла, сразу же поймет важность этого дела. — Брейся, — проговорил Скуппи. — Бог с ним, с бритьем. Не могу понять, почему я вчера об этом не подумал. — Брейся, — повторил Скуппи. — Тебе не надо было показывать кисточку, — проговорила Джанет из спальни, — теперь тебе не удастся спокойно побриться. — Брейся! — завопил Скуппи, почувствовав поддержку. Из детской доносились вопли ликования Ричарда, которого положили в кроватку вздремнуть после завтрака. Роджер начал намыливаться, положил кисточку и стал искать бритву. На обычном месте ее не оказалось. В зеркало он увидел, как Скуппи прикладывает лезвие к своей щеке. У Роджера замерло сердце. — Вот паршивец! Отдай ее мне! Ему удалось отнять бритву, потому что Скуппи дотянулся до умывальника и завладел кисточкой. Он намазал себе все щеки. Роджер подмигнул ему и начал бриться, но делал это без особенной тщательности. Его удивили плутоватые огоньки в собственных глазах и веселая улыбка, которая нет-нет и кривила его губы. — Скажем, 50 компаний и по 2000 фунтов каждая, — он обратился к Скуппи, который весьма искусно мазал кисточкой диван, — и вот у тебя 100000 фунтов, которых достаточно не только на хлеб с маслом, но и на что-нибудь посолиднев. Наш шантажист решил затихнуть до той минуты, когда ему удастся нанести решающий удар. И вот сейчас, несомненно, наступил такой момент. Ты со мной согласен, сынок? Скуппи снова провел кисточкой по носу, затем подошел к зеркалу, поднялся на цыпочки и удовлетворенно загудел «у-у-х!». — Я бы тоже сказал «ух» и «ох» и «ах», — приговаривал Роджер, принимаясь за вторую щеку. — Ух-ах-ах! — передразнил его Скуппи. — Брейся, папа! — Тут и о бритве забудешь, как начнешь размышлять. Ладно, сейчас я покончу с подбородком, и мы с тобой потолкуем, как мужчина с мужчиной. Он вымылся, убрал бритвенный прибор подальше, чтобы Скуппи до него не добрался, поднял малыша и посадил его на край кровати. После этого он осторожно ручкой бритвы снял мыло с лица малыша, который зажмурился от удовольствия. — Все, Скуппи, ты побрит. Теперь, возможно, ты будешь с полным пониманием обсуждать со мной дело Пломлея и О'Дара. О'Дар понимает, что у него в руках беспроигрышные карты. Он действительно действовал отлично. Когда нужно было, кидал козыри и рассчитывал свои ходы с невероятной точностью, но все же и на старуху бывает проруха, дорогой Мартин! Вымыв Скуппи лицо и руки, он принялся вытирать их, продолжая рассуждать вслух. — Вот теперь можно и потолковать. Какая блестящая идея! Шантаж через различные организации Пломлея. Ах! Вот где препятствие… Он буквально упал с небес на землю. — Да, серьезное препятствие. Допустим, они собирались удрать, получив с каждой компании по 2000 фунтов. Несомненно один управляющий из этих компаний нам донесет. Не могут же они все быть такими бесхарактерными слизняками, как Мортимер. Нет, О'Дар должен был и это учесть. Он побежал в спальню к великому удовольствию Скуппи, поднял телефонную трубку. Через некоторое время ему ответил мужской голос: — Мистер Мортимер? — спросил Роджер. — Да, говорит мистер Юстас Мортимер. — Инспектор Вест. По-видимому, вы не получили еще никаких указаний? Нет? Я так и думал. Скажите, были ли у вас какие-либо инструкции, например, письмо от лорда Пломлея, говорящее, что нужно предпринять при определенных условиях… Что?.. Мистер Мортимер, — продолжал Роджер голосом, не предвещающим ничего хорошего, — вы поступили крайне неосмотрительно и необдуманно. Вы обязаны были сообщить мне об этом вчера. — Я страшно беспокоился, — заикался от волнения Мортимер, — но это же приказ самого лорда Пломлея, причем инструкции самые точные… Нет, при мне его нет, он находится в конторе, но я ясно помню его, инспектор. Мне было приказано не удивляться в том случае, если я получу по телефону распоряжение в ближайшие несколько дней предоставить наличными известную вам сумму денег и что я в точности должен буду выполнить то, что будет сказано… Что же я мог еще сделать, инспектор? Даже если лорда шантажировали, все равно я лишь слуга. А первейшая обязанность слуги — выполнять распоряжения хозяина. Да, я немедленно сообщу вашему помощнику, как только получу сведения от лорда Пломлея. Внизу в столовой, Джанет и Мод, симпатичная домработница, кормили малышей. Скуппи пытался самостоятельно справиться со своей яичницей. Ричард сидел, открывая рот, как галчонок. Ему запихивали туда по полной ложке молочной каши, которую он проглатывал с необычайной быстротой. — Как продвигаются дела? — спросила Джанет. — Мортимеру было написано письмо с инструкциями. Думаю, что другим тоже. Если мне позвонят, скажи, что я буду в Ярде минут через 15-20, хорошо? — Снова летишь, сломя голову. Роджер поцеловал Джанет. — Со мной никогда ничего не случается! — крикнул он уже на ходу. Выводя машину из гаража, он услыхал, как чья-то машина с визгом затормозила около его дома. Это была «Лагонда» Марка. — Поехали, — крикнул он ему, выезжая на Белл-стрит. — У тебя довольный вид, — заметил ему Марк. — Да. Вроде бы сдвинулись с мертвой точки, — ответил Роджер, после чего вкратце поделился своими предположениями. Марк поехал вместе с ним в Ярд. Там у каждого телефона дежурили люди. Роджер почти вбежал в свой кабинет. Для него было несколько рапортов. Он их внимательно читал, не обращая внимания на гул голосов, телефонные звонки, хлопанье дверей. Рапорты были лаконичны, но Роджер с удовольствием читал их. Вильям Хобджой, управляющий обувного предприятия, звонил вчера в 20.35. Он получил указание подготовить 2500 фунтов наличными в однофунтовых купюрах и лично доставить лорду Пломлею и его агенту. Его предупредили, что придется совершить небольшую поездку. Роджер отложил рапорт. Шум в комнате стал невыносимым. Всего было восемь рапортов, касающихся официальных лиц, работающих на предприятиях треста Пломлея. И в каждом было сказано, что окончательные инструкции будут сообщены. — А таковые не поступят до открытия банков, — подумал Роджер. Отворилась дверь, и в кабинет вошел Чартворд. По всем признакам у него было добродушное настроение. — Гудит улей, да? Вы меня поймали на слове. Есть успехи? — Не так-то просто раздобыть имена и адреса всех управляющих Пломлеевскими предприятиями, — ответил Роджер, — но у нас уже есть неоспоримые доказательства того, что Мортимер был одним из многих. — Вот как? Молодец, Вест! Тут Чартворд подмигнул Марку. — Другого слова и не подберешь. — Мне кажется, — продолжал Роджер, — необходимо распорядиться, чтобы местная полиция проследила за управляющими. Не исключено, что их направят в разные места. Естественно, это увеличит количество телефонных разговоров, но мы не должны ничего пропустить. — Телефонистки сойдут с ума, — пошутил Чартворд, — но иного выхода нет. Я пришлю вам письменное подтверждение. Нужно связаться в каждом городе, где есть предприятие Пломлея, со старшими полицейскими офицерами. Только не вздумайте обращаться к главным констеблям, тогда не оберешься хлопот. — Голос его звучал так, как будто его это не касалось. — Доложите мне, как только что-то выяснится. После этого телефонного звонка, рапортов, написанных в результате этих звонков, было великое множество. Все их передавали Роджеру. Вскоре он сам сел у телефона. Теперь сообщения приходили быстрее. Пара сообщений была из Манчестера, одно из Кливленда, несколько из Бирмингема и Сандерленда, с десяток из Лондона. Стало невероятно жарко и душно, но никто этого не замечал. К 10 часам у них было около тридцати сообщений. — Скоро должно поступить сообщение и от Мортимера, — сказал Марк. — Надеюсь, с ним ничего не случится, — сказал один из инспекторов, заглядывая в свои записи. — Об этом позаботится Слоун, — ответил Роджер. И все же он волновался. Вполне возможно, что О'Дар или его подручные проведали, что он, Роджер, ездил в Слоу. Они попытаются помешать Мортимеру связаться с полицией. В равной мере опасность существовала и для Мортимера, и для Слоуна. Последние полчаса вконец истрепали нервы Роджера. При каждом звонке городского телефона он вскакивал, надеясь, что звонит Мортимер. Около половины одиннадцатого в кабинет влетел Эдди Дэй, глаза его сверкали от возбуждения. — Послушай, Красавчик! — Его пронзительный голос звенел в ушах, перекрывая все остальные звуки. — Знаешь Красавчик, мне кажется, до меня дошло. Понимаешь, Красавчик, территория ярмарки. Ярмарка! — Что??? — спросил пораженный Роджер. — Ярмарка, — настойчиво повторил Эдди, — не понимаешь? Это должно быть такое место, где трудно заметить большое количество людей. Это очевидно, не так ли? Ведь если даже приедет всего 30 человек и каждый отдаст по пакету, он же покроется ими с ног до головы. Значит, у них должно быть место, где бы они могли их сложить. Именно такое место, где эта передача будет происходить не на глазах. Ну, что скажешь, Красавчик? — Продолжай, — проговорил Роджер напряженным голосом. — Я подумал, что у тебя откроются глаза, — каркал Эдди, — но вижу, что у тебя мозги сегодня частично не работают. Эдди заговорил в своей излюбленной манере. — Я рассудил так: Тэнди и его брат не имеют отношения к данному делу, у них не то цирк, не то какое-то ярмарочное представление. Что-то в этом роде. Ну, а теперь сам О'Дар. Это же необыкновенный малый. Красавчик, он замечательный акробат. То, как он лазает по крышам или шныряет на машине в часы «пик», не многим под силу. Акробат — ярмарка! Готов поспорить на 5 фунтов, что эти проходимцы собираются где-то на территории ярмарки возле Лондона. Сегодня суббота, значит, народу там будет много. Понимаешь, как все просто! «Идите к палатке мадам Сайя!» или как ее там! Она выступает там в качестве гадалки и одновременно является агентом О'Дара, собирает для него деньги за определенную мзду. Может быть, это будет вовсе не гадалка, поскольку мы на них иной раз совершаем облавы, — задумчиво добавил Эдди, — тогда кто-либо другой… Ну, что скажешь? — Эдди! Ничего как гениальной догадкой это не назовешь! Я сейчас же доложу об этом Чартворду. — Ты только скажи ему, что это моя идея, хорошо? — Непременно скажу, — рассмеялся Роджер. — И больше никогда не стану выходить из себя при разговоре с тобой. Ярмарка вблизи Лондона. Где же это? Послушай, Эдди, добеги до Пармиттера, у него есть список официально разрешенных ярмарочных трупп и балаганов в районе Большого Лондона. И если, к тому же, тебе удастся раздобыть список их телефонов, тогда мы сможем предупредить местные полицейские участки. — Хорошо, Красавчик, бегу! С сияющим видом он выскочил из кабинета. — Мне кажется, он и вправду додумался, — проговорил Роджер, обращаясь к окружающим. — Одну минуту, ребята, я только сбегаю к Чартворду. Когда он получил разрешение войти, Чартворд сидел за столом, обложившись какими-то бумагами. — Ну, в чем дело, Вест? — Известий от Мортимера пока не поступало, но вот Дэй подсказал мне неплохую идею, сэр. Мне думается, что он прав. Ярмарка… Чартворд слушал, постукивая пальцами по столу и временами кивал головой. Роджер почти закончил, как вдруг зазвонил телефон. Чартворд не обратил на него внимания. Звонок повторился. Чартворд поднял трубку, крикнул «одну минутку» и дослушал выводы блестящей догадки Эдди Дэя, а также сообщение Роджера о том, что он предпринял по этой линии. — Да, дельное сообщение, — согласился Чартворд. — Я так и скажу Дэю. Боюсь, что скоро на посту у нас не останется ни одного полицейского, но другого выхода нет… — Алло, — загудел в трубку Чартворд. — Да? Э-о-э… Да, он здесь. Это вас, Вест. Роджер взял трубку. — Слушай! — ликующим голосом проговорил Слоун. — Мортимер приготовил деньги и получил указания. Ты ни за что не догадаешься, куда он должен явиться! Сегодня в Хемпстен Хилл открывается ярмарка для банковских работников. Мортимер должен явиться в палатку «Уродливой женщины», она так именуется. Что ты на это скажешь, Вест? — Первая медаль тебе, вторая Дэю, — ответил Роджер и весело посмотрел на Чартворда. — Хемпстен Хиз, сэр. Дэй оказался прав. — Прекрасно! Теперь вам остается только сделать засаду в павильоне этой «Уродливой женщины». Жаль, что это Хемпстен. Было бы гораздо легче действовать на более маленькой площади. Ну, да все равно. Можно прекратить телефонные разговоры, ясно? — Да, необходимость в них отпадает, — согласился Роджер, — но вот в том, что нам поможет немедленная облава, я сомневаюсь. — Что вы хотите делать? — Мне думается, что в этом случае пришлось бы привлечь большое количество работников. Легко может возникнуть первоклассная драка. Зачем мне лишние беспорядки? — Да, желательно, как можно меньше шуму. — Значит, нам нужно прибыть туда таким образом, чтобы наше появление не бросилось в глаза. О'Дар и его головорезы в первую очередь, конечно, опасаются Хемпстенской полиции и специальных констеблей. Их всех нужно не допускать к наблюдению за павильоном. Ну, а те кто, работал по этому делу и могут быть легко узнаны, должны переодеться и… — Терпеть не могу маскарады, — нахмурившись, проговорил Чартворд. — Я тоже, но в данный момент не вижу другого выхода. О'Дар наверняка выставит наблюдателей и как только появимся я, Слоун или Лессинг, его предупредят. Он слишком часто ускользал от нас. И рисковать сейчас… По-видимому, Дэй прав: он к тому же еще и акробат. Но мне хотелось бы самому произвести отот арест. — Не сомневаюсь. — Нельзя забывать еще об одном, сэр. Мы до сих пор не знаем, куда исчез Пломлей. Он нам нужен живым. О'Дар убьет его, если поймет, что игра проиграна. Если удастся, нужно брать О'Дара без лишнего шума, так, чтобы он не успел опомниться. Одно совершенно ясно: он пробудет там достаточно долго, так как ему надо собрать все деньги и если его никто не предупредит, что мы в Хемпстене, он будет занят этим делом. Всех курьеров с деньгами будут незаметно сопровождать полицейские в штатском. — Ладно, — вздохнул Чартворд, — устраивайте свой спектакль, но сделайте так, чтобы никто из этой палатки, включая и «Уродливую женщину», не улизнул. — Хорошо, сэр. Это пока все? — Да. О'Дар несомненно хочет покинуть пределы Великобритании. Ни в коем случае этого нельзя допустить, ни в коем случае!!! — Этого не случится, — с уверенностью ответил Роджер. Через десять минут над ним уже колдовал гример из Ярда. В помощь ему вызвали несколько гримеров из театров. Приехал и Слоун. Он ждал своей очереди на «обработку». Роджер вышел от гримера в тот момент, когда раздался звонок из Хемпстенского полицейского управления. Первые трое посланцев с пакетами вошли в павильон «Уродливой женщины». Оттуда они вышли с пустыми руками.Глава 23 Веселый Хемпстен
Ярмарка была в полном разгаре. Наступило время ленча, толпа стала еще больше. Основной шум и беспорядок производили школьники… «Чертово колесо» и «Американские горы» не успевали обслуживать желающих, качели взлетали под самое небо. Аттракционы пользовались большим успехом. «Тиры», «Кривые зеркала», «Комнаты смеха», «Тетя Салли» — все это работало с полной отдачей. Тут же показывали «волшебные картинки», щелкали деньги в автоматах, хриплые голоса зазывали, перекликаясь в какофонии звуков, производимых десятками музыкальных инструментов — непременными принадлежностями каждого павильона. Добавить к этому взрывы хлопушек, громкий хохот и пронзительные крики детей. Роджер и Марк ходили рядом. Поблизости от них были Слоун с Винниджером и несколько других работников Ярда, включая и Эдди Дэя. Эдди даже не пришлось гримировать, он и так походил скорее на владельца какого-то сомнительного кафе, чем на старшего инспектора полиции. Он успел съездить домой и одеть свой самый яркий костюм. Из чувства гордости он прицепил фальшивые усы, но ничто не могло сделать Эдди более привлекательным. Роджер благодарил судьбу за плотные тучи, грозившие дождем, которые сделали день прохладным. Толстый слой грима и бакенбарды изменили его внешность так сильно, что его никто не узнавал, хотя при более внимательном осмотре можно было заметить, что все это фальшивое. Он не считал это существенным. Марк с черной бородой и кустистыми бровями был облачен в морскую форму. Они медленно ленивой походкой обходили всю ярмарку, изредка останавливаясь, чтобы посмотреть отдельные эстрадные номера. Павильон «Уродливой женщины» был возле центрального круга, вокруг него было большое пространство, большее, чем где бы то ни было. Силачи, фокусники, чревовещатели, укротители змей спорили из-за посетителей. Почти возле каждой палатки стоял свой зазывала. Роджер был убежден, что за ним никто не следит. Возбуждение в нем все нарастало. — Эдди сегодня звезда представления, — сказал он с усмешкой. Затем вынул часы. — Нам гулять еще 10 минут. — Если бы О'Дар заподозрил что-то неладное, он давно бы смылся, — проговорил Марк. — Да не нервничай ты так. — Легко сказать, — усмехнулся Роджер. Они находились около палатки «Уродливой женщины», которую было прекрасно видно, здесь не было никакого зазывалы. Но в течение трех минут в палатку вошли трое бизнесменов, которые выглядели удивительно неуместно среди веселой толпы. — Черт возьми… Что я вижу? — Хенби! — раскрыл рот от удивления Марк. — Идиот! — возмутился Роджер. — Синтия Риддел тоже с ним! — воскликнул Марк. — Разве за ними не следили? Ей же было приказано не выходить яз дома! — Можешь не сомневаться, я предупреждал эту упрямицу. Была бы у меня возможность, я бы стукнул их головами друг о друга. Как люди не понимают, что своим дурацким поведением они навлекают на себя серьезные неприятности. — Я все еще не уверен в полной невиновности Хенби, — признался Марк. Они подошли поближе. Было без пяти два. Сейчас уже ничто не задерживало полицейский рейд, но если бы он начался в тот момент, когда Синтия и Хенби подошли к павильону, им грозила бы опасность, Роджер был уверен, что О'Дар сам собирал деньги. — Войдем? — спросил Марк. — Не раньше, чем подойдут наши работники. Еще четыре минуты. Может быть, они выйдут. Прошло еще две минуты, подходила к концу третья. Ни Синтии, ни Хенби видно не было. Роджер нервничал все больше и больше. Он заметил, что к павильону стягиваются полицейские в гражданской одежде. Надо сказать, что маскировка была ниже всякой критики, или Роджеру все мерещилось в черном свете. Однако те, которые раньше принимали участие в этом деле, были неузнаваемы. Часы Роджера показывали ровно два. Десяток людей одновременно посмотрели на часы и двинулись к палатке. — Пошли! — скомандовал Роджер. Отбросив всякое притворство, он побежал к павильону «Уродливой женщины» и первым ворвался в него. Это была большая палатка, перегороженная на две части. В первой едва хватало места для двоих людей, но здесь никого не было. Роджер откинул занавеску. В лицо ему ударил язык пламени, и он отпрянул назад, налетев на Марка. Палатка пылала так, как будто стены ее были пропитаны бензином. Огонь с невероятной быстротой перекинулся на переднюю половину. Роджер и Марк отступили. Но сзади на них напирали полицейские. Теперь уже горело все кругом. К палатке бросилась толпа зевак. Кто-то истерично закричал: — Пожар, пожар, спасайтесь! Нестерпимый жар» отбросил Роджера и остальных ярдов на десять в сторону. Полицейские моментально устроили кордон. Взявшись за руки, они удерживали толпу. А пожар разгорался все больше и больше. Пламя вперемежку с черными клубами дыма поднималось в небо, угрожая поджечь соседние павильоны. На толпу падали черные капли сажи. — Нефть, — пробормотал Роджер. Схватив Марка за руку, он побежал вокруг цепи полицейских, думая про себя: выходил ли кто-нибудь из палатки или нет? Больше ждать было невозможно. Синтия и Хенби оставались внутри! Толпа испустила громкий вопль. Из пламени появился Хенби, неся на руках Синтию. Она была неподвижна. Ее платье и волосы горели. Роджер сорвал с себя пиджак и бросился к ним навстречу. На Хенби тоже дымилась одежда, лицо и волосы почернели, широко раскрытыми глазами и ртом он хватал воздух. Роджер накинул пиджак на голову Синтии, чтобы сбить пламя. Хенби что-то сказал, споткнулся и упал бы, если бы его не подхватил Марк. К ним подбежали другие. Издали послышался звук пожарной сирены. Послышался новый крик толпы. Он начался у задней половины палатки и приближался к Роджеру. К ним спешили санитары, прибывшие из больницы Св. Джона. Роджер оставил на них Синтию и Хенби, а сам вместе с Марком устремился туда, где громче всех вопила толпа. На земле лежали двое сбитых полицейских, зеваки были вне себя от возмущения. Роджер заметил, как люди расступились, давая дорогу человеку, который бежал, размахивая тяжелой дубиной. Детективы было бросились за ним, но толпа тут же сомкнулась. — О'Дар, — простонал Роджер, — и мы ничего не можем сделать! — Так уж и ничего? — возмутился Марк. Его голос перекрыл шум толпы. — Полиция, полиция — дайте дорогу! Он побежал прямо на толпу, прокладывая себе дорогу не столько кулаками, сколько своим устрашающим видом. Роджер и остальные устремились в образовавшуюся брешь. Люди расступались и тут же смыкались снова, так что они оказались в плотном окружении. Но Марк не обращал ни на что внимания. О'Дар, если это действительно был он, опередил его всего ярдов на десять. Кричали женщины, мужчины, ревели перепуганные дети. Толпа начала редеть. — Вот он! — закричал Роджер. Человек, похожий на О'Дара, хотя волосы у него были темные, продолжал размахивать дубинкой, но во второй руке Роджер заметил пистолет. «Нельзя допустить, чтобы он им воспользовался, — подумал Роджер. — В такой толпе он может ранить десятки людей». — Вот он, сюда… сюда! — ревела толпа. — Остановите! Задержите! Вопли не действовали. Роджер прекрасно видел О'Дара и боялся, как бы тот не начал стрелять. Вдруг кто-то выскочил из толпы и ударил Роджера кулаком в челюсть. Марк не растерялся и изо всей силы ударил нападающего ногой в живот. Из толпы выскочил еще один, размахивая палкой. — Началась потасовка, — пробормотал Роджер. Среди толпы было несколько парней, которые натравливали ее на полицию, улюлюкая, свистя, махая палками. Роджер, у которого от удара выступили слезы на глазах, потерял из вида О'Дара. Ему пришлось вскочить на какую-то тумбу, чтобы разглядеть его среди голов толпы. О'Дара не было видно, но зато он заметил то, что заставило сжаться его сердце: на территории ярмарки пылало не менее дюжины палаток, к небу поднимался черный дым, ветер раздувал и разносил искры. Огонь распространялся с невероятной скоростью. Полиции было не до беглецов: впору было наводить порядок. Люди разбегались во всех направлениях, хулиганы своими воплями и подстрекательствами только усугубляли серьезность момента. Уже имелись жертвы, неизбежные при всякой панике: люди падали, по ним бежали, топча и калеча их ногами. Санитары, казалось, были вездесущи. Прибывали пожарные машины, но обезумевшая толпа не давала им возможности приблизиться к очагам пожара. Было невыносимо жарко. К Роджеру подбежал какой-то человек и спросил — не ранен ли он? Роджер узнал Гамильтона. Лицо у парня почернело от сажи. Мундир на плече был разорван. — Я — в порядке. А как вы? — Мне не повезло. Ведь я ухватил мерзавца за воротник, но его отбили. Во всяком случае отметину он получил. — Какую отметину? — Я рассек ему губу, — ответил Гамильтон. — Видите? — он поднял руку, показывая окровавленные косточки. — У него весь подбородок в крови, это я разглядел! — Молодец! — крикнул повеселевший Роджер. — Значит, еще не все потеряно. Пошли! Они понеслись к машине с громкоговорителем. Водитель сидел на подножке, рядом с ним стоял радист. Толпа отодвинулась от них. — Подъезжайте к самой толпе, — распорядился Роджер. — Полиция. Им не требовалось показывать удостоверения: водитель немедленно сел за баранку. — Где у вас микрофон? — В кузове. — Я сяду туда. Это был небольшой крытый грузовичок, в котором двоим даже было тесно. Гамильтон оставался с шофером, а с Роджером в кузов полез радист. — Как он работает? — спросил Роджер. — Нажмите на эту кнопку. — Включайте! — Есть, сэр! Роджер заговорил: — Вызываются все полицейские. Внимание! Задержите всех мужчин с рассеченной губой. Повторяю: задержите всех мужчин с рассеченной губой. Всем полицейским… Всем полицейским… Радист потянул его за рукав.Роджер замолчал. — Когда машина движется, плохо слышно. Лучше останавливаться через каждые 15-20 ярдов. — Хорошо. Это было кошмарное путешествие. Испуганные люди лезли буквально под колеса машины. Двое мужчин даже пытались забраться внутрь. Роджер, свесившись через борт, с трудом спихнул их вниз. Если бы они разбили прикрепленный вверху громкоговоритель, была бы потеряна последняя надежда. Они с радистом поочередно повторяли сообщение: — Внимание! Всем полицейским! Задерживайте всех мужчин с рассеченной губой или разбитым лицом. Задерживайте… По лицу Роджера струился пот. Под конец они смогли передвигаться немного свободнее. Толпа заметно поредела. Грузовик поднимался в гору. На вершине радист удовлетворенно вздохнул. — Мы завершили полный круг. — Начнем новый. — Я слышал, как ваше обращение повторяют две другие машины. — Отлично! Трогайтесь, пожалуйста! Он устал, охрип, порой им овладевало отчаяние. И все время у него перед глазами стояли Синтия и Хенби. Зачем они сюда приехали? Сейчас, когда переезды совершались легче, Роджер, наконец, мог рассмотреть, что творилось на ярмарке. Кое-где к небу поднимались столбы дыма, но основная угроза была диквидирована. Обращение к полиции передавали все громкоговорители. Роджеру пришла на ум рассказанная соседом история о мнимом полицейском. Он подумал, что человеку в форме легче всего пробраться сквозь толпу. Все горе в том, что уж слишком велико было поле действия. Физически невозможно проверить каждый ярд Хемпстен Хилла. Если бы выставить кордон вокруг всего места, так, чтобы всех проверить… Громкоговорители продолжали передавать обращение, он ясно различал ближайший, а затем уже доносились звуки более дальние. Уставшие, ошеломленные люди проходили мимо или сидели прямо на траве. Сажа была повсюду, черные хлопья облепили даже листву. Лица были невероятно грязны. На лицах многих был испуг. Под одним из деревьев прямо на траве лежало несколько человек, подле них хлопотали санитары. Появилась конная полиция, она ездила по территории всей ярмарки, придирчиво приглядываясь ко всем прохожим. На Роджера никто не обратил внимания. Приблизился еще один грузовик с громкоговорителем. — Внимание, полиция! Отправляйте подозрительных в Хемпстенский участок. Отправляйте подозрительных в… — Хотите, чтобы я тоже это объявил? — спросил радист. — Пожалуй, разумнее всего, мне самому отправиться в участок, — ответил Роджер. Полицейский участок находился в пяти минутах езды от ярмарки. Снаружи стояло огромное количество машин и большая толпа. Выйдя из грузовика, Роджер обратил внимание на людей с подбитыми лицами, у нескольких были рассечены губы. Он невольно рассмеялся, но потом одернул себя — ведь в первую очередь попадет-то ему. Около самого участка полиция установила небольшой порядок. Раненые стояли в очереди и по одному входили в Дверь. «Как бы мне хотелось лучше знать О'Дара», — подумал Роджер. Дежурный у входа не узнал Роджера и ему пришлось предъявить удостоверение. Роджер первым делом осмотрел всех опрашиваемых. Но в большинстве своем они не имели даже отдаленного сходства с О'Даром. Настроение у него испортилось еще более. Его узнали, и кто-то из сотрудников Ярда пытался с ним заговорить, но он не стал задерживаться, а прошел прямо наверх к старшему полицейскому офицеру. Распахнулась дверь, и он сразу услышал голос Чартворда: — Садитесь, Вест. У меня для вас есть кое-какие новости. Пломлей умер. Тело его нашли на территории ярмарки. Убит. Он нагнулся к ящику и вынул небольшой пакет, размером с блок сигарет, перевязанный изоляционной лентой. — Это было у него в кармане. Мне только что принесли. Роджер молча взял пакет. У него появилось чувство разочарования, как будто данная находка ничего не значила. Вот Хенби и Синтия — другое дело. — Тот самый, сэр, — сказал он. Поддев ленту кончиком перочинного ножа, Роджер начал открывать пакет, что оказалось довольно трудным делом, потому что руки у него дрожали от напряжения. Роджер сбился со счета, считая, во сколько листков был завернут пакет. Внутри оказалась маленькая жестяная коробка довоенного производства. Роджер приподнял крышку. Коробка была набита сложенными бумагами. В коридоре раздались чьи-то торопливые шаги, и в кабинет влетел человек. Роджер с трудом узнал Слоуна — тот все еще был в гражданской одежде и с ног до головы измазан в копоти. Присутствие Чартворда несколько охладило инспектора Слоуна. — Прошу прощения, сэр. Я не знал… — Что нового? — быстро спросил Чартворд. — Мы схватили О'Дара, сэр! Нет никаких сомнений. Да он и сам признался. Его-таки здорово отделали, губу придется зашивать. Он пытался от нас скрыться, но, видимо, не хватило сил. Схватили, одним словом.Глава 24 Кто убил Риддела?
В карманах О'Дара нашли два билета на самолет до Буэнос-Айреса и письмо на имя Престона, адресованное в Хокстен. О'Дар в данный момент не мог говорить из-за рассеченной губы. Полицейский врач тут же наложил швы. О'Дара направили в Хемпстенский госпиталь, куда поехал и Роджер. Он велел тому написать заявление о признании. О'Дар с ненавистью смотрел на него налитыми кровью глазами и молчал. Потом он потянулся за карандашом и бумагой, что-то быстро написал и протянул Роджеру. «Вы знаете, кто убил Риддела, Вест? Я не знаю», — было написано на бумаге. — Вам это ничего не даст, — спокойно сказал Вест. — Вам необходимо написать подробное объяснение. Зачем самому себе создавать трудности? Глаза О'Дара смеялись. — Нам известно, что в Хемпстене вы убили Пломлея. Вам не спастись. Подумайте о своих товарищах. О'Дар знаком потребовал бумагу и попытался заговорить. Видимо, он повторял тот же вопрос: «Кто убил Риддела, Вест? Я не убивал». — А вы знаете? О'Дар кивнул головой. — Вы знаете, что если вы выдадите сообщника и станете свидетелем обвинения, вы облегчите свою вину? О'Дар снова взял карандаш и написал: «Занимайтесь своим грязным делом». Потом он отбросил карандаш, откинулся на подушки и закрыл глаза. Роджер вместе со Слоуном направились по Хокстенскому адресу. Дом находился на окраине и в самом бедном квартале. Там О'Дар снимал комнатушку, где стояло несколько чемоданов. Слоун спросил, догадывается ли Роджер о том, кто должен был лететь с О'Даром? — Понятия не имею. Откроем чемоданы. Все они были заперты, но замки оказались примитивными. Первый чемодан был набит личными вещами О'Дара. Роджер принялся тщательно все рассматривать. Слоун занялся вторым. — Чтобы мне провалиться! — воскликнул он, откидывая крышку чемодана. — Ну что ты на это скажешь? В чемодане были аккуратно сложены женские вещи превосходного качества. Роджер от изумления даже забыл про свой чемодан и с рассеянным видом перебирал кружевное белье. — Как ты думаешь, эти вещи не миссис Риддел? — спросил он с сомнением. — Думаю, да. — Значит, она собиралась удрать вместе с О'Даром, а Хенби узнал и… Так, что ли? — Я бы удивился. Но, конечно, это может быть и другая женщина. Например, Мери Энсон. Это тебя волнует, Роджер? — Сам не знаю. У меня предчувствие, что нам приготовлен новый сюрприз. Припомни, какие только трюки не были использованы! Отпечатки пальцев могли привести Хенби на виселицу. Кто знает, может быть, есть и другие ловушки. Чемодан вроде бы свидетельствует, что Синтия была соучастницей О'Дара, и, однако же… Он не договорил, так как вытащил откуда-то платок с инициалами С. Р. — Вроде бы теперь нет сомнений, — сказал Слоун. — Да. Посмотрим, что еще удастся обнаружить. В чемоданах не было ничего, кроме одежды и небольшого количества денег. Однако под досками пола они обнаружили огромное количество бумаг, счетов, конторских книг и гроссбухов. Кроме того, они нашли небольшую зажигательную бомбу петрольного типа. Взорвавшись, она не только бы уничтожила комнату, а и весь дом. — Ладно, теперь мы знаем, каким образом возник пожар в Хемпстене, — сказал Слоун. — Ну и что ты собираешься со всем этим делать? — Отправить в Ярд.Когда в начале седьмого Роджер вернулся в свой кабинет, он нашел там терпеливо ожидающего Марка. Эдди Дэй тоже сидел на своем месте. — Чартворд только что ушел, — сказал Эдди, — но он вернется после семи и надеется, что у Роджера будет готов полный отчет к этому времени. — Поверь мне, он говорил серьезно, — пробормотал обескураженный Эдди, — он вышел на тропу войны, Красавчик. Смотри, не попадись ему под горячую руку. Ты знаешь про Пломлея? — Что я знаю? — Они с Чартвордом вместе учились в университете. Не удивительно, что старик так переживает. Поосторожнее, Красавчик. — Вряд ли есть основание беспокоиться. Но теперь мне ясно, почему Чартворд нервничал. Ты не знаешь, Тэнди или кто-то из его дружков не заговорил? — Чартворд сказал, что он оставляет их за тобой. — Как мило с его стороны! Роджер взглянул на Марка. — Есть известия о Синтии и Хенби? — Хенби практически не пострадал. Его отправили домой и за ним ухаживает Инглтон. Миссис Риддел еще в больнице. У нее сильно обожжены ноги и немного лицо, как я понял, врачи не опасаются за ее жизнь и говорят, что на лице никаких следов не останется. — Очень жаль, — чуть слышно произнес Роджер. — Что ты сказал? — Так, пустяки. Прости меня, старина, но мне необходимо побыть одному и разобраться в бумагах. Чартворд не переживет, если ты примешь в этом участие. Поезжай ко мне и посиди немного с Джанет. — Ну, что ж, хорошо. Он колебался. Роджер поднялся и проводил его до дверей. — Скажи, Роджер, что тебя гнетет? — Синтия Риддел и Хенби. Надеюсь, мне будет все ясно, когда я ознакомлюсь с содержимым ящичка. При первой же возможности я тебе обо всем расскажу. — Договорились! Бумаги Роджер разбирал вместе с Абботом и Слоуном. Сначала в кабинете ничего не было слышно, кроме шуршания и шелеста бумаг. Потом из комнаты вышел Эдди Дэй, сказав, что это не его стихия. Слоун с Роджером понимающе переглянулись. Даже Аббот иной раз издавал восклицание, когда перелистывал заметки. Все было закончено к семи часам. Оставался злополучный пакет. После небольших колебаний Аббот протянул его Роджеу. — Лучше вскройте его вы. — Благодарю вас. Впрочем, мы все прекрасно понимаем, то там находится. — Безусловно. Разглядывая содержимое коробочки, Роджер подводил итоги только что полученных вещественных доказательств. Это были неоспоримые улики, уличающие Пломлея. Он много раз обманывал правительство с помощью именитых лиц. Факты свидетельствовали о таком грандиозном скандале, что сразу стало ясно, почему Пломлей был так напуган созданием специального государственного Комитета для проверки деятельности его Треста. Он не мог скрыть следы своих подделок. Очень медленно Роджер вынимал все бумаги из жестяной Коробочки. Бегло просмотрев, он передавал их остальным. Первый документ подводил итоги счетам и отчетам, которые были найдены в квартире в Хокстоне. Второй документ заставил Роджера широко раскрыть глаза. В нем излагался план тех мероприятий, с помощью которых Пломлей надеялся уничтожить следы своей преступной деятельности. Работа уже началась: подлинные отчеты и счета заменялись фальшивыми там, где затрагивались интересы правительства. Серьезность преступления едва ли можно было переоценить. — И ведь ему удалось бы все это скрыть, — с изумлением произнес Слоун. — Специальный Комитет мог бы ничего не обнаружить. — Зато кто-то обнаружил и начал его шантажировать, — проворчал Аббот. — О'Дар, разумеется. А может быть, и кто-то другой. Что скажешь, Вест? — Очень может быть. — Но почему же тогда преследовали членов Комитета — задумчиво спросил Слоун. — Какая-то бессмыслица. Пломлей все продумал, и в его интересах было, чтобы Комитет продолжал работу. Ничего не понимаю. — Пожалуй, я пойду, повидаю Тэнди и К°, — решил Роджер.
Он отправился в тюрьму Коннон-Роуд, где содержали арестованных. Роджер с удовольствием прошелся по свежему воздуху. В этот момент подъехала машина Чартворда. Помощник комиссара спросил: — Какие новости, Вест? Роджер доложил. Чартворд кивнул и повторил слова Слоуна, что в таком случае смерть Риддела становится бессмысленной… — Надеюсь, мне удастся теперь выведать что-либо у Тэнди, сэр. Если нет — остается О'Дар. В Хокстене я раздобыл доказательства того, что в течение нескольких лет он работал акробатом в цирке. Отсюда его подвижность. Потом он зажил оседлой жизнью, начал серьезно заниматься химией и поступил на фабрику Пломлея. Однако он не порвал своих старых связей с циркачами, особенно с компанией Тэнди. Доказано, что Тэнди возглавлял шайку бродяг, занимавшуюся преступной деятельностью в больших масштабах. О'Дар был организатором всех операций. Во время налетов шайки пару раз бывали смертельные исходы. Тэнди, несомненно, повинен в одном убийстве. О'Дар крепко держал бразды правления в своих руках и мог заставить пойти их на все что угодно. Единственное, что мне непонятно, каким образом ему удавалось заставлять держать язык за зубами в отношении данного дела. — Отправляйтесь к ним! — распорядился Чартворд. Роджер подумал, что Тэнди и его шайка будут по-прежнему молчать, но не успел он переступить порог камеры, как Тэнди закричал: — Вест! Вест! Я должен вам что-то сказать. Подошел сержант и отпер дверь барьера, отгораживающего посетителей от арестованных, и Роджер прошел внутрь. Заросший, небритый Тэнди не спускал с него глаз. — Правда ли, что умер Пломлей и вы взяли О'Дара? — Да. Об этом сообщается в вечерних газетах. Думаю, что это вас убедит. У вас есть «Ивнинг ньюс?» — обратился он к сержанту. — Да, сэр. Сейчас принесу. — Не надо, — отмахнулся Тэнди. — Верю вам на слово. Значит, Пломлей мертв. О'Дар всегда уверял, что Пломлей может сделать все что угодно с помощником комиссара и министром внутренних дел. Он говорил так быстро, что Роджер с трудом разбирал отдельные слова. — Он говорил, что нам нужно только молчать, и все будет в порядке… Тэнди замолчал, и Роджер заметил выражение ужаса и отчаяния в его глазах: человек боялся суда и приговора. В последней своей фразе он прекрасно объяснил, в чем заключалась причина его молчания и молчания его приятелей. О'Дар их убедил, что пока Пломлей жив, им нечего опасаться. И они в это свято верили. — Вы знаете, что О'Дар выкачивал денежки из Пломлея? — спросил Роджер. — Да. — Единственное, чего я не знаю, это почему он убил Риддела. — О'Дар его не убивал. — Тогда кто же? — Я не знаю, но это знает О'Дар. Я могу рассказать вам очень многое. Вы вызовете меня в качестве свидетеля обвинения? — Я постараюсь вам помочь всем, что в моих силах, — медленно ответил Вест. — Я вам верю, Вест. Вы отличный парень! Помните тот день, когда вы впервые увидели меня? Я еще вырвал у вас тот пакет. Брей отправился к Хенби, чтобы взять его оттуда. О'Дар знал, что он у Хенби. Когда вы взяли Брея, я был поблизости. Я глазам своим не поверил, увидев пакет в ваших руках. Для меня это было настоящим подарком. — Вы говорите правду? — Конечно. Спросите любого. Теперь они все расскажут, раз Пломлей умер, а О'Дара взяли. Пакет был у Хенби, не сомневайтесь. Роджер внимательно посмотрел на Тэнди и в душе поверил ему. — Ясно, Тэнди. Марриота застрелили вы, не так ли? — Меня вынудил О'Дар, — запротестовал тот, — он много лет держал меня в руках. У меня не было другого выхода, Вест. — Возможно, так оно и было. Что дальше? — Больше-то я ничего не знаю, но могу сказать вам вот еще что: одно время О'Дар ухаживал за женой Риддела. Она ему дала от ворот поворот. После этого О'Дар возненавидел ее, папашу и Хенби, как Гитлер ненавидел евреев. Честное слово, не вру. Он всегда хвастал, что в конце концов ее прикончит. — Понятно. Больше ничего путного Тэнди сообщить не мог, а остальные лишь подтвердили его показания. Возвратившись в Ярд, Роджер обо всем доложил Чартворду. Выслушав его, Чартворд сказал: — Итак, пакет находился у Хенби. Выходит, он действовал заодно с О'Даром? — Все может быть… Я немедленно к нему еду, — ответил Роджер. — Возьмите с собой Слоуна, — сказал помощник комиссара.
Хенби сидел на постели, вместе с ним находился Инглтон. Последний попробовал протестовать, что по состоянию здоровья Хенби не может подвергаться допросу — голова Хенби была вся в бинтах — но тот рассмеялся, обозвав Инглтона ослом. Несомненно, Хенби был в отличном настроении. Когда Инглтон вышел, он заговорил: — О'Дар прислал мне записку, предлагая встретиться с ним и Айландом в Хемпстене. Меня подменил Инглтон. Он поехал туда как связной. Надеюсь, вы не думаете, что он причастен к этой истории? — В данный момент Инглтон меня ни капельки не волнует. Когда вы получили коричневый пакет? Брей приходил сюда именно за ним, а не наоборот, Хенби? Наступило долгое напряженное молчание. Настроение Хенби резко изменилось, он плотно поджал губы и ухватился за край одеяла, как бы боясь нечаянно открыть рот. Он не испугался, нет, он только нахмурился. «Предательский удар», — подумал Роджер. Возможно, только сейчас Хенби понял, что вся надежда потеряна. Наконец, он пошевелился и хрипло произнес: — Ясно. Значит, О'Дар заговорил. — Его люди. Вы меня обманули в отношении этого пакета. В действительности, вы вместе с О'Даром шантажировали Пломлея. — Что??? — Хенби даже подскочил. — И теперь вам уже ничто не поможет, — спокойно закончил Роджер. — Если вы поверили такой ерунде, значит, вы можете поверить чему угодно! — закричал Хенби. — Неужели вы не понимаете, что шантажировал Риддел? — Конечно же, Риддел шантажировал Пломлея, — сразу поверил Роджер. — А Хенби всегда старался выгородить Синтию и даже защитить ее от собственного мужа. Знала ли об этом миссис Риддел? — Она узнала про это, но если вы воображаете, что это она убила Риддела, то глубоко ошибаетесь. Она согласилась выйти за него замуж только потому, что в противном случае он грозился разоблачить ее отца. Она надеялась, что ее брак положит конец шантажу, но… Роджер прервал его: — В комнате О'Дара мы нашли чемодан с вещами миссис Риддел. Она собиралась вместе с ним бежать за границу. Вы узнали об этом и последовали за ней в Хемпстен, не так ли? Не хватит ли вам защищать ее и не лучше ли рассказать правду? — Я рассказываю вам чистую правду, — настаивал Хенби. — Чемодан с ее платьями был украден. О'Дар позвонил Синтии и сказал, что она может повидаться с отцом в палатке на ярмарке. Она помнила, что обещала вам не выходить из дома, но ей казалось, что она обязана повидать отца. Я понимал, что это сопряжено с опасностью и поехал вместе с нею. Не сомневаюсь, что О'Дар намеревался увезти ее с собой, прижав еще раз, как следует, Пломлея. Но Синтия никогда не согласилась бы стать женой О'Дара. Когда мы пришли в палатку, негодяй стал хвастать, сколько денег он сумел собрать за один день, даже показал нам несколько пачек и объяснил, как ловко он это придумал. Потом он добавил, что Пломлей находится во второй половине палатки. Он довел Синтию до истерики. Я бы без труда убил его, но боялся за лорда Пломлея. О'Дар сказал, что скоро перестанет шантажировать его, ему нужно только получить еще одну вещь. Тогда я не понимал, на что он намекал, но теперь мне стало ясно… Он собирался было объяснить, но тут раздался телефонный звонок. Он выслушал и вскочил с места с о словами: «Явился Вест. Это вы ему сказали, где я? Ну, вы еще об этом пожалеете!» После этого раздался взрыв и сразу же возник пожар. Я видел, как он выскочил из палатки, но мне нужно было спасать Синтию. Роджер внимательно смотрел на него. Наступило долгое молчание. — Ясно, — изрек наконец Вест. — Вернемся снова к запечатанному конверту. Как он попал к вам? — Он был у Синтии. — Вы хотите сказать, что миссис Риддел взяла его себе, убив при этом мужа? — Вест, Синтия не убивала Риддела. Она обнаружила в кармане недописанное письмо к вам и подумала, что он передал этот пакет вам на хранение. Вот она и отправилась на Белл-стрит. После первого визита она нашла пакет в письменном столе Риддела и отнесла его мне. Я спрятал его в постель, думая, что он там будет в полной безопасности. После этого она еще раз посетила вас с фальшивым пакетом, но Риддела она не убивала. — Согласно имеющимся данным, ее не было в Лондоне в то время, когда был убит ее муж, — согласился Роджер, — но теперь я этому не верю. — Между тем — это правда. — Ладно, — повернулся Роджер на каблуках, — я не собирался ее допрашивать, пока она находится в таком состоянии, но видно, другого выхода нет. Пошли, Билл! Они со Слоуном направились к двери. Подождав, пока Слоун не вышел, Хенби сказал: — Послушайте, Вест. Синтия была в Лондоне в момент убийства Риддела. Потом она приехала сюда, и я ее спрятал. Она вместе с отцом пыталась уговорить Риддела проявить некоторое снисхождение. Но тот схватил Пломлея за горло и последний, не выдержав, убил Риддела. Сразу же после этого в кабинет вошел О'Дар. — Теперь все стало на свои места, — объявил Роджер Марку и Джанет поздно вечером. — О'Дар, сразу потеряв свою былую уверенность, должен был сознаться, что прибыл в дом Пломлея сразу же после убийства Риддела. О'Дар собственноручно изуродовал лицо Риддела, чтобы придать преступлению другой характер. После этого он принялся шантажировать лорда до такой степени, что у того уже никаких сил не хватало. Хенби… — Должно быть, он ее безумно любит, — спокойно сказала Джанет. — Он чуть было из-за нее не испортил себе карьеру, но мне думается, это дало свои результаты. — Но почему убили Гарнера? — спросил Марк. — Я выяснил правду у того же О'Дара. Гарнер, по всей вероятности, догадывался о деятельности Пломлея, ну а тот рассказал все О'Дару. Он чуть было не подставил под удар Хенби. О'Дар давно уже мечтал добиться благосклонности Синтии Пломлей. Сначала он потерял ее из-за Риддела. После его смерти он понял, что, не устранив Хенби, ему снова ее не заполучить. Этот человек, разумеется, не совсем нормален. Кстати, он хотел, чтобы Мери Энсон сыграла роль посредника. Вот почему он послал за ней… Симпатичное дельце, не правда ли? — Кошмарное дело, — с чувством произнесла Джанет. — Однако, наконец, оно свело вместе миссис Риддел и Хенби и даже возможно, — тут она посмотрела на Марка и улыбнулась, — превратило нашего Бенедикта в Ромео! Роджер, а Синтия не останется обезображенной? — Нет. Я смотрел сообщение из госпиталя перед самым отъездом домой. Как ты думаешь, может стоит позвонить Хенби и сказать ему об этом?
ДЖОН КРИЗИ
Пропавшая Новобрачная
1 Свадебный марш
Невеста, сияющее видение в белом, вошла в церковь Святой Маргарет, следом за нею исчезли ее подружки. Снаружи осталась лишь толпа зевак. Низко опустив голову, возле самой двери стоял человек. У него было страдальческое выражение лица. Одет он был небогато, но чистенько. В данный момент на нем не было шляпы, однако когда жених с невестой и приглашенные гости входили в церковь, шляпа была низко надвинута у него на глаза. У человека было бледное изможденное лицо с множеством морщин возле глаз и рта. Волосы начали седеть, а глаза утратили свойственный юности блеск. Почти напротив этого человека, смешавшегося с толпой уличных ротозеев, находился второй мужчина, с широкими плечами и выправкой бравого вояки, облаченный в добротный коричневый костюм. У него были крупные черты широкого лица и пара прозорливых глаз, которые как бы сверлили насквозь собеседника. Он то и дело поглядывал на седовласого человека, но всякий раз, когда тот смотрел в его сторону, поспешно отводил глаза. Это был детектив — сержант Джеймсон — из Скотланд-Ярда. Сразу было видно, что он был чем-то сильно озабочен, но постепенно его физиономия прояснилась. Он отвернулся от невзрачного человека и встретился взглядом с детективом-офицером, который тоже стоял посреди толпы, по другую сторону прохода. Детектив-офицер прочитал немой призыв в глазах своего коллеги, протолкался между скопившимися любителями красочных зрелищ и подошел к Джеймсону. Двое или трое из числа опытных наблюдателей в толпе многозначительно подтолкнули друг друга локтями, немедленно признав в этой паре детективов. Но никто, кроме детектива-офицера не слышал, как Джеймсон сказал: — Этот невысокий тип, вон там впереди, вы видите его, Пил? — Да, — ответил Пил, тоже отличавшийся высоким ростом и богатырским телосложением. Эта пара могла сойти за родных братьев. — Это же Артур Морлей, — прошептал Джеймсон, — я его хорошо помню. Лет 13 назад он был приговорен к смерти за убийство жены, но потом приговор был смягчен. Его выпустили всего лишь месяц назад. Следите за ним! — Интересно, что он здесь делает. Джеймсон ответил: — А вам бы не хотелось взглянуть на свадьбу собственной дочери? Из церкви донеслись торжественные звуки «Свадебного марша» Мендельсона. Толпа зашевелилась, и человек, узнанный сержантом, снова натянул шляпу на глаза. Джеймсон, который вечно опасался какой-нибудь неприятности, подумал, что на этот раз здесь все будет спокойно. Если бы Морлей помышлял о скандале, он не стал бы прятать лицо. В том, что он не хотел быть узнанным, не было ничего удивительного. У него был вид симпатичного старика, хотя слово «старик» едва ли было в данном случае уместным: Морлею не было и пятидесяти. Джеймсон смутно помнил обстоятельства дела Морлея. Произошла ссора из-за другого мужчины, и Морлей задушил жену. Судебное разбирательство было недолгим. Обвиняемый почти не защищался, разве что ссылался на свое сильное возбуждение. Самое трагическое было то, что следствием было совершенно точно установлено, что у жены Морлея никого не было, так что его ревность была беспочвенной и неразумной. Интерес толпы сильно возрос, когда на церковных ступеньках появились жених и невеста. Защелкали фотоаппараты: стараясь ничего не упустить, Джеймсон одним глазом смотрел на лицо Кристины Морлей, теперь уже Кристины Грант, которая являла собой смесь красоты, возбуждения и счастья. Он редко видел, чтобы женщина казалась такой сияющей. Улыбка Майкла Гранта исчезла, когда он заметил направленные на него фотообъективы, но вскоре вновь появилась. Он был высоким, стройным, внешне немного задиристым. Сын знаменитого отца, сумевший собственными силами создать себе громкое имя, несмотря на столь серьезную конкуренцию… Итон, Оксфорд, крупный капитал, авиация, летчик-истребитель, снова большой бизнес — такова была карьера Майкла Гранта. Ему было тридцать с небольшим, то есть он был лет на 10-13 старше своей супруги. Когда молодожены прошли, Морлей, стоявший совершенно неподвижно, стянул с головы шляпу. Он смотрел вслед своей дочери, пока она не уселась в лимузин марки «Роллс Банти», в котором Гранты должны были совершить первую часть свадебного путешествия. Им предстояло прожить пару недель в Девене, где у сэра Мортимора Гранта был очаровательный старинный особняк «Тайвери Лодж». Новобрачные туда отправлялись сразу же после брачной церемонии. Хейдон, лакей Майкла Гранта, уехал в Девон заблаговременно с большей частью багажа. Продолжая все так же сиять от счастья, Кристина с веселым смехом шла к машине. Теперь на ней был костюм от Дорио, цвета бутылочного стекла. Грант уселся рядом с женой, и машина тронулась. Кристина сначала стряхнула конфетти у себя с рукавов и колен, потом почистила и костюм мужа. Он с нежной улыбкой посмотрел на нее, но вообще-то его внимание поглощал плотный поток машин на шоссе. Когда они выбрались на большую зеленую дорогу, Грант разрешил себе чуточку расслабиться и взглянул в глаза Кристине. — Все хорошо, любимая? — Все изумительно! — воскликнула она, вкладывая в это слово всю полноту своего чувства. — От всего сердца надеюсь, что ты всегда так будешь себя чувствовать со мной. — Дорогой, иначе и быть не может. А где мы проведем сегодняшнюю ночь? — Скоро узнаешь, — усмехнулся Грант. — Ты не будешь пытаться добраться до Тайверна, нет? — Не всегда же я бываю безрассудным. Да и потом это всего лишь машина, а не самолет. Нет, я разыскал небольшую гостиницу, совершенно потрясающую. Мы туда приедем как раз вовремя, чтобы отдохнуть. Если тебе захочется, успеешь переодеться к обеду. — Значит, где-то в Дорсете? — Холмистая окраина Северного Дорсета, — пояснил Грант. — Давай-ка посмотрим, нельзя ли нам выжать более приличную скорость из этого драндулета! Дорога свободна. Кристине было безразлично, куда они едут. Она разговаривала как-то машинально. В угаре счастья она думала: «Мне надо до него дотронуться, чтобы убедиться в его реальности». Грант ей подмигнул: — Не больше сотни, дорогая! В этом месте дорога была совершенно ровная, окрестности неинтересные, но где-то впереди виднелись деревья, окаймляющие зеленые луга. Грант посмотрел на Кристину тем обожающим взглядом, каким смотрят только на новобрачную. — Счастлива? — Очень! И тут на самом повороте мимо них промчалась легковая машина зеленый «Мерседес». Грант сердито нахмурился: он ненавидел лихачей и зевак — пешеходов. Кристина видела, как опустились уголки его рта. Когда «Мерседес», обогнавший их, рванулся вперед, пассажир, сидевший на заднем сидении, оглянулся, и Кристина прекрасно рассмотрела его лицо: бледное, круглое, с какой-то трафаретной «китайской улыбкой». Машина исчезла за вторым поворотом. Кристина заговорила с возмущением: — Никак не возьму в толк, почему люди сами стремятся нажить себе неприятностей? Я… Она не договорила. Можно было подумать, что темная туча спустилась на лицо ее мужа. Сейчас оно было таким мрачным, что стало походить на высеченное из гранита. Оно выражало злое упрямство, о существовании которого Кристина могла лишь догадываться, так искусно его скрывал Майкл. «Мерседес» ушел далеко, так что теперь можно было лишь смутно различить очертания головы и плеч водителя, и больше ничего. На кончике ее языка вертелся вопрос, почему так расстроился Майкл, но она решила промолчать. В свое время он ей все расскажет. По сути дела, они совершенно не знали друг друга. Им еще предстояло изучить привычки, вкусы, научиться распознавать настроение и не портить друг другу кровь. Она не должна его торопить, не должна показывать, что заметила его состояние. Что же, она вполне может пойти на это! Чего же хитрить с самой собой, она боготворит своего Майкла. В этот момент он повернулся, чтобы посмотреть на нее, и она испугалась, ибо заметила то, чего никогда не мыслила увидеть: Майкл был напуган! Грант сначала посмотрел на нее с таким видом, как будто бы не сознавал, что она сидит рядом. Но постепенно выражение его лица изменилось, складки разгладились, кончики губ загнулись вверх, лицо снова стало сильным и бесстрашным. Он оторвал на секунду руку от руля и стиснул ее колено. — Мы хорошо проведем время! Как ты смотришь на то, если мы поедем вслепую — наугад?.. Ты не против, если нам придется вернуться? — Нет! Ведь мог же произойти прокол или неполадка с мотором, но, конечно, я бы не хотела провести брачную ночь под стогом сена! Он весело рассмеялся. — Не уверен, что я был бы очень против, — сказал он, — но, вероятно, ты права. Зеленый «Мерседес» больше не был виден, дорога была превосходной, так что они снова могли прокатиться на максимальной, скорости. Казалось, Грант совершенно позабыл про недавний инцидент, хотя Кристина не могла изгнать его из головы. Она только надеялась, что по ней этого не видно. Они добрались до Солсбери через два часа после выезда из Лондона и въехали под арку XVI века, принадлежавшую старинному постоялому двору, где хмель обвил все стены, и в окнах до сих пор были вставлены бутылочные стекла, а ветви дубов как будто росли на крепостных стенах. — Чаю, миссис Грант? Он помог ей выйти из машины и под терпеливым взглядом старика-портье скинул несколько блесток конфетти с ее костюма. Затем, взявшись за руки, они двинулись к заднему входу в гостиницу. Огромная комната отдыха оказалась полупустой и приятно прохладной. Симпатичная официантка в черном платье и крахмальном чепчике приняла заказ. Они болтали весело, бездумно, глупо, так что Кристина совсем почти забыла про зеленый «Мерседес». Но вскоре после того, как они поехали дальше, Кристина почувствовала, что Майкл был насторожен и взвинчен. Они успели проехать не больше двух миль, приближаясь к району новостроек Вильтона, когда их вторично обогнал зеленый «Мерседес». На этот раз машина совершенно не нарушила правил движения, и пассажир сидел, забившись в угол, не выглядывая наружу. Выражение лица Гранта не изменилось, но Кристина заметила, как его руки непроизвольно сжали баранку. Вскоре они свернули с главной магистрали на аллею, и вот они уже остановились в небольшой рощице. Он притянул ее к себе, так что ее голова оказалась у него на плече, и прижался губами к ее лбу. — Дорогая, у меня темное прошлое, — объявил он с насмешливым торжеством. — Я в этом не сомневалась! Он собирался объяснить ей. Да, она была уверена, что это было наградой за ее ожидание. — Это не исповедь, — заверил он ее, — а простая констатация факта. Можно же мне быть мелодраматичным? — А ты сумеешь? С легким беспокойством Кристина ждала, что будет дальше. — Могу. Могу быть невероятно мелодраматичным. Так или иначе, милая, но я должен поделиться с тобой величайшей тайной моей жизни!.. У меня есть враг! — Ага! — воскликнула Кристина, стараясь сохранить легкомысленный тон, но ее сердце екнуло. — Смертельный враг? — Человек, который с удовольствием всадил бы мне нож между лопатками, — заявил Грант. И хотя это было сказано с шутливыми ужимками, у Кристины по спине пробежал холодок страха. Но он быстро исчез. — Человек, которого я несправедливо обидел. Во всяком случае, так он считает… Человек, который… Он не договорил и улыбнулся. — Собственно говоря, этим все сказано, любимая. Я воображал, что дело, из-за которого я однажды поссорился с этим человеком, давно забыто, но я только что увидел его на дороге. Меня эта встреча потрясла, хотя, возможно, это было случайным совпадением. — Человек с китайской улыбкой? — спросила Кристина. — Я сразу подумал, что ты что-то заметила. Но мне и в голову не могло придти, что ты так быстро его разглядела… Человек с «китайской улыбкой». Весьма удачно! — Благодарю вас, сэр. — О, хвали там, где похвала заслужена. Он снова был совершенно спокоен, шутил, улыбался. Ни тени тревоги. — Это длинная история, любимая. Ты можешь назвать ее почти семейной враждой. Он потерял много денег и поклялся отомстить, но так как он уехал за границу, я был уверен, что все давно забыто. Его угроза не заставила меня мучиться по ночам от бессонницы. Но надо же было ему показаться именно сегодня, черт бы его побрал со всеми потрохами! — Вряд ли это было совпадением, — задумчиво протянула Кристина. — Беру свои слова обратно. Скорее всего он хотел омрачить мне этот самый для меня счастливый день… Я рад, что не стал это скрывать от тебя. — Я тоже, — тепло ответила Кристина. Ей хотелось задать десятки вопросов, но она снова решила, что разумнее всего на него не нажимать. Он все расскажет, когда найдет нужным. Поэтому она по-прежнему пыталась шутить. — Придется сегодня на ночь покрепче запереть дверь. — Он не знает, где мы остановимся, — с заговорщическим лицом сказал Грант, — и этот объезд я сделал специально для того, чтобы он не смог нас выследить. Еще 20 миль мы не будем выезжать на центральное шоссе. Примерно с час они продвигались вперед по проселочным дорогам, иногда веселые, иногда притихшие. Грант до сих пор не сказал, куда едет, но после десятиминутного прогона по шоссе, он воскликнул: — Вот мы и у цели! Вдали от дороги раскинулось большое одноэтажное здание с низкой черепичной крышей, сложенное из желтовато-красного кирпича, окруженное садом, который казался собранием ярких красок. Грант остановил машину за открытыми воротами. — Вылезай, дорогая, — сказал он. — Я поставлю машину в гараж и сразу же вернусь обратно. Он перегнулся над нею, чтобы открыть в машине дверцу, и в этот момент из особняка вышел мужчина в короткой белой куртке. Казалось, что он совсем не спешит, но оказался у машины как раз вовремя, чтобы помочь Кристине. — Могу ли я забрать багаж, сэр? — Два чемодана в багажнике, прошу вас. Грант подождал, пока не выгрузили объемистые дорожные чемоданы. Кристина остановилась у подножья невысокой лестницы. — Ровно две минуты! — сказал Майкл и улыбнулся с такой страстью, что ей даже стало страшно. Кристина посмотрела на раскинувшуюся впереди долину, окруженную холмами и на несколько минут она опять избавилась от неуверенности и смутной тревоги, но состояние счастливого экстаза уже не вернулось. Здание было выстроено на краю долины. По обе стороны подъездной аллеи раскинулись безграничные зеленые луга. Кристине не хотелось без Гранта подниматься в отель. Он вскоре пришел, беспечно подбрасывая в воздух ключи и что-то насвистывая. — Ну? — спросил он. — Чудесно! Грант довольно улыбнулся. — Я был уверен, что тебе понравится. Загородный отель этот больше похож на клуб. Я на него наткнулся несколько лет назад и всегда хотел приехать сюда еще раз. Хочешь пробыть здесь неделю-другую? — С восторгом! Она не стала ему говорить, что они собирались отправиться в Хайвери, или напоминать об отосланном туда багаже, но ей было трудно примириться с его скрытностью. Вестибюль оказался очень уютным, со стеклянными дверями по обе стороны, ведущими в главную комнату отдыха и в столовую. Стены были отделаны панелями из светлого дуба, мебель удобная, современного стиля. На полу лежали толстые мягкие ковры. На лужайке, против главного входа расположились в шезлонгах несколько человек, а дальше играли в теннис две молодые девушки. Стук мячей об ракетки доносился до холла. Солнце сияло на воде, на зданиях, на клумбах и фонтанах. Еще дальше они различили группу всадников, приближающихся к гостинице. Грант повел ее по широкому коридору с дверями, расположенными на порядочном расстоянии одна от другой. Из последней двери на правой стороне вышел портье. — Если вам что-нибудь понадобится, сэр, дайте мне знать, хорошо? — Да, благодарю, — улыбнулся Грант. Он первым подошел к двери и распахнул ее перед Кристиной. Комната была обставлена удобной мебелью и большими глубокими креслами. Вдоль обитых панелями стен тянулись полки, на которых стояли блюда, разрисованные цветными листьями, медные кувшины, горшки и вазы, бронзовые статуэтки. — А теперь проверь-ка брачный покой, — с шутливой усмешкой сказал Грант. — Дверь вон в том углу ведет в ванную. Полюбуйся, какой отсюда открывается вид! — Слушай, дорогой, это не сон? Мы действительно на земле? Они стояли рядышком, переплетя пальцы, возле самого окна. Необыкновенное чувство покоя и полной безопасности постепенно овладело Кристиной, а вместе с ним и какое-то невероятное удивление, что этот человек мог в нее влюбиться и стать ее мужем. — Когда будет обед? — спросила она. — Я успею распаковать вещи? — Мы поделим все домашние заботы пополам, — твердо заявил Майкл, — не то, чтобы их было много, но… Он открыл чемодан и увидел, что он набит до отказа. — Хм, я бы не сказал, что тут всего одно вечернее платье, мадам. Может быть, помочь что-то развесить в гардеробе? — Платьями я займусь сама, — сказала Кристина, подходя к шкафу и открывая его. Она громко вскрикнула. Грант подскочил к ней и сразу же понял, что ее испугало. Внутри гардероба висело лицо, сделанное из картона, которое тихо покачивалось на веревочке, лицо ухмыляющегося китайца.2 Розовощекий мистер Прендест
Кристина не в силах была совладать с дрожью, она увидела, что лицо было сделано в натуральную величину и так искусно нарисовано, что с первого взгляда казалось почти настоящим. Оно было прикреплено тесемочкой к вешалке для платьев. Грант снял его. При более длительном рассмотрении оказалось, что это было не совсем лицо китайца или вообще жителя Востока, но на картоне была изображена та самая улыбка, которую Кристина заметила у пассажира зеленого «Мерседеса». Даже прядь темных волос, падающих на лоб, не была забыта. Грант обнял Кристину. — Ты не представляешь, как я об этом сожалею, дорогая. Ужасно сожалею. Я воображал, что тут нас никто не найдет. Кристина не могла говорить. — Хорошо, что я тебя немножно подготовил, — продолжал он. Она облизала пересохшие губы. — Да, хорошо. Я через минуту приду в себя. Он привлек ее к себе и так поцеловал, что она почти задохнулась. — Вот медведь-то, — засмеялась она, пытаясь изо всех сил скрыть свой испуг, напоминая себе, что было бы ошибкой заставить его сказать что-то еще. Его признания должны быть абсолютно свободны. — Какое неудачное начало нашей супружеской жизни, Майкл! — Ужасное, я знаю, но… — Да нет, я просто хотела сказать, что ты так старался все организовать… Понимаешь, против самого китайца Чин-Чина я не слишком возражаю, но меня выводит из себя мысль, что ты проявил столько изобретательности, чтобы сбить его со следа, а он успел побывать даже в этой комнате раньше нас! — Гм, — промычал Майкл. — Н-н-да-а. Если бы я не был уже в тебя так безнадежно влюблен, то сделал бы это сейчас. Он и не подозревал, каким ликованием наполнили ее эти слова. Это была награда за проявленное ею терпение. — Ты мне не говорила, что в трудную минуту у тебя появляется железная выдержка и удивительная находчивость!.. Приходится признать, что все мои великолепные планы на поверку оказались негодными. Да, милая, я знаю, что он вернулся и мы встали перед дилеммой: либо отложить нашу свадьбу до того времени, когда Чин-Чин будет обезврежен, либо рискнуть, притвориться, что его не существует, надеясь, что у него хватит здравого смысла оставаться в тени… О его приезде я узнал лишь две недели назад. Ты представляешь, какие быначались разговоры? «Он бросил бедняжку почти у самого алтаря…» Нет, на такое я не мог согласиться, — с горьким смешком закончил он. — Да, я могу себе представить, Майкл, но только не смотри на меня такими глазами. В чем-в чем, а в твоей любви ко мне я не сомневаюсь. Конечно, было бы гораздо приятнее, если бы ты посчитал возможным рассказать мне обо всем раньше. — Но тогда я бы тебе испортил все перед свадьбой, когда ты с таким удовольствием занималась своим приданым. Да и в церкви ты бы оглядывалась по сторонам, а не слушала бы священника, воображая, что где-то в толпе затаился косоглазый мерзавец, готовый бог знает на что! — Наверное, ты прав, — согласилась Кристина. Ей было приятно, что он подумал в первую очередь о ее спокойствии, а не о собственном. — Попробуем временно забыть об этой истории, — взмолился Грант. — Давай веселиться, время слишком быстротечно! Итак, сейчас он больше ничего не собирается объяснять. — Куда мы поедем отсюда? — Куда угодно, — воскликнул Майкл, — я не хочу, чтобы нам кто-то испортил наш медовый месяц! — Дорогой, — улыбнулась Кристина, нажимая на кнопку звонка с показным хладнокровием, — я вовсе не собираюсь куда-то удирать! Ты представляешь, что за отдых у нас будет, если мы станем шарахаться от каждого куста?.. Нет, разумнее пожить тут, пока все не кончится, а потом уже ехать дальше с уверенностью, что нам никто не помешает! Она подняла голову, услышав стук в дверь. — Сейчас мне больше всего хотелось бы выпить. Мне сразу станет легче на душе! Вошел парень в белой куртке, у него были черные волосы и постная неулыбчивая физиономия. — Джин с лимоном, двойное сода-виски, бутылку оранжада, — распорядился Грант. — Да, сэр. Парень исчез. — Не знаю, права ли ты в отношении этого места, — задумчиво проговорил Майкл. — Чин-Чин, может быть, очень скоро уедет из Англии, потому что его досье в полиции такое же длинное, как рожа у этого официанта. «Тогда каким же образом этот человек познакомился с Майклом», — подумала Кристина. — Мне думается, разумнее уехать на две-три недели, а затем возвратиться, когда прояснится обстановка. Давай на этом закончим и отправимся пока обедать. На сытый желудок говорить о неприятных вещах как-то легче… Сколько времени тебе потребуется для переодевания. — С полчаса. — Мне не более десяти минут. Когда мы покончим с выпивкой, я обойду территорию отеля и посмотрю, чем они располагают. Через 20 минут он вышел и энергичными шагами двинулся вдоль коридора к комнате отдыха. Там не было никого, кроме портье. Холл тоже был пуст, но снаружи доносились голоса. Смеялась какая-то девушка, приехали молодые люди, прогуливавшиеся верхом: двое мужчин и две женщины. На руках последних поблескивали кольца помолвленных. Обе, как по команде, посмотрели на Гранта, как это делало большинство женщин. Он на них не обратил никакого внимания, прошел по подъездной дороге, осмотрел все машины, стоявшие у ворот, потом пошел в обход здания. Территория отеля была не только великолепно расположена, но и содержалась в идеальном порядке. Само здание было обширным: в нем было 30 номеров. Помимо центральной части, где они с Кристиной получили комнаты, имелось два крыла, восточное и западное. В густом кустарнике были проложены многочисленные тропинки, протянувшиеся по радиусу более чем на сотню ярдов к лугам по бокам и к фруктовому саду. Некоторое время он шел по тропинке, которая лишь слегка поднималась в гору, но от плавательного бассейна подъем стал заметно круче. Грант удлинил шаги и вскоре добрался до вершины холма, который был увенчан могучим дубом и хороводом березок. Здесь он остановился и посмотрел в сторону нагорья. По обе стороны виднелись фермы и отдельные разбросанные коттеджи. От центрального шоссе шла машина, косые лучи солнца блестели на ее зеленом кузове. Грант замер, одна рука у него была в кармане, другая сжата в кулак. Казалось, легковая машина почти не двигалась, как бы давая ему возможность убедиться, что это зеленый «Мерседес». Вот он приблизился к отелю и у Гранта непроизвольно сжались зубы. Зеленый «Мерседес» проехал мимо. У Гранта отлегло от сердца, но он продолжал следить за машиной. У самого нагорья плотная масса деревьев скрыла дорогу, машина исчезла за ними и уже больше не появлялась. Грант подождал минуту, потом вытащил из кармана изящный золотой портсигар, достал папиросу и щелкнул зажигалкой. — Прошу прощения, — раздался сзади мужской голос, — не дадите ли вы и мне прикурить? Грант быстро обернулся, при этом огонь погас, а папироса у него выпала изо рта. Человек, которому удалось так бесшумно приблизиться к нему, стоял в каких-нибудь пяти шагах. Он был средних лет, маленький, толстенький, с розовыми щечками. У него были светло-голубые глазки, курносый нос, маленький ротик, сложенный бантиком, как у кокетки прошлого века, и практически никакого подбородка. Сначала он улыбался. Но улыбка исчезла, когда он спросил: — Я вас напугал? Очень сожалею. — Пустяки. Грант снова щелкнул зажигалкой, незнакомец приблизился и, прикрывая пламя обеими руками, — прикурил, после чего снова улыбнулся и отступил назад. — Благодарю вас. Разве отсюда не очаровательный вид? — Весьма! — Приятное тихое место. У меня такое чувство, как будто я избежал кульминации катастрофических событий и пришел сюда отдохнуть душой, любуясь красотой здешних мест. Вы этого не испытываете? — Я только что приехал. — Я тоже. Надеюсь, мы познакомимся поближе, мистер… — Грант. — Мистер Грант, меня зовут Прендест. И я очень ценю эту маленькую обитель мира среди суматохи и неустроенности нашего безумного бытия. Он посмотрел на Гранта как-то сурово, но в то же время как-то по-детски. — Я в эти дни никогда не чувствовал себя в безопасности, а вы? — Со мной такое тоже часто случается. — Правда? — спросил Прендест. Его улыбка стала шире. — Какой вы счастливый человек, мистер Грант! По моему мнению, состояние, обстановка в современном мире порождает постоянную тревогу… Последнее слово он произнес очень вкрадчиво, но оно таило в себе непонятную опасность. — Конечно, — продолжал он, — во многом это зависит от того, чем занимается человек, как он зарабатывает себе на пропитание. Лично я — артист. Художник. Грант посмотрел на него, прищурив глаза. — И я надеюсь здесь много написать, — заявил он. — Обычно я пишу портреты. Но здесь мне хочется запечатлеть на холсте природу. Мне как-то не верится, что покой здешних мест когда-либо будет нарушен насилием. А вам? — Не вижу, почему это должно тут случиться? — Верно, совершенно верно! Может быть, мы пройдем назад? Прендест пошел первым. Он шел смешными мелкими шажками. — Как восхитительно, как прекрасно, — вздыхал он время от времени. — А вы не преувеличиваете наличие злого начала повсюду? — спросил Грант. Прендест оглянулся через плечо и захлопал глазами. — Возможно!.. Возможно, вы правы и просто у меня появилась навязчивая идея. Но судите сами! Он вынул из кармана сложенную газету, это была «Морнинг Пост», развернул ее и принялся тыкать указательным пальцем в разные заголовки, пронзительно выкрикивая: — Ограбление… Подделка документов… Вооруженное нападение… расовые бои… Вендетта. При этом он очень резво семенил вверх по склону, ни разу не взглянув в сторону Гранта, которому приходилось все удлинять и удлинять шаги, чтобы не отстать от розовощекого толстяка. Они миновали плавательный бассейн и теннисные корты и Грант завернул к служебному двору. Прендест остановился. — Мне в другую сторону, — сказал он, — до свидания, мистер Грант? Увидимся за обедом. — Он на прощание еще раз улыбнулся и зашагал в противоположную сторону. Во время обеда небольшой струнный оркестр исполнял легкие музыкальные произведения. Большие окна столовой выходили на дальний конец долины. Сгущались сумерки. Скрытые настенные бра струили свет по всему залу. Тут сидело человек 40, большинство за столиками на двоих, хотя в углах разместились две большие группы. Четверка молодых людей, которых раньше повстречал Грант, была в таком радушном настроении, что вино за их столиком лилось рекой. У Кристины вновь появилось утреннее сияющее выражение. На ней было нарядное белое платье. Вино помогло ей справиться со своими тревогами и даже вызвало блеск в глазах. Она весело улыбалась, слушая рассказ мужа о встрече с маленьким художником. — У тебя такой вид, как будто мои слова входят к тебе в одно ухо и без задержки выходят из другого, — заметил он, закончив свой рассказ. — Дело в том, дорогой, что твой розовый толстяк не спускает с меня глаз. Посмотри вон туда. Наверное, это и есть Прендест. Если бы ты мне про него не рассказал, я бы подумала, что одержала победу. И мне думается, вообще не следует, вешать головы, а то если я буду сидеть с видом мокрой курицы, китаец Чин-Чин отметит свою победу бутылкой шампанского… А ты что-нибудь выяснил про этого «Розовощекого ? — У меня не было времени. Кристина опустила бокал. — Майкл, я не против того, что произошло, мне даже по душе всякая таинственность, я уверена, что ты все мне объяснишь, когда сочтешь нужным, но, прошу тебя, скажи, что ты собираешься делать? Не старайся противостоять этой беде в одиночку! — Отныне и вовек я все буду тебе рассказывать. Никакого позерства, изображения «сильного молчаливого мужчины», — с комической торжественностью пообещал Грант. — В небольших дозах мне такая поза нравится… Дорогой, наверное, не стоит говорить, что я хотела бы узнать самое худшее, и ты можешь мне это сказать. Понимаешь, любимый, это будет своего рода местью, если он рассчитывал просто испортить нам наш медовый месяц. Как ты считаешь, этим и ограничиваются его намерения? — Я совершенно не знаю, — медленно произнес Грант. — По-видимому, начало этого дела было очень скверным? — Ты права! Этими словами Грант и ограничился. Но Кристина никак не могла удержаться и после коротенькой паузы добавила: — Не уверена, что мне хотелось бы остаться одной на продолжительное время, Майкл. Я все-таки нервничаю… Что принято делать здесь по вечерам? — Они освободят это помещение для танцев, — ответил Грант, потом сказал самым невинным тоном: — Или же мы могли бы сегодня пораньше лечь спать? — Господи, что за романтическая идея. Ее глаза смеялись. — Давай сначала пройдемся, лунная ночь подскажет нам что-нибудь толковое. Светил месяц, смягчая очертания деревьев и живой изгороди, переливаясь серебром на поверхности пруда, рисуя таинственные уголки там, где ровным счетом не было ничего интересного. Они шагали, тесно прижавшись друг к другу, к зарослям боярышника. На Кристине была надета коротенькая соболья шубка и прозрачный шарфик на голове. Ветер улегся, теперь он лишь иногда дул с запада, принося с собой звуки танцевальной музыки из отеля. Они не были единственными гуляющими: за несколько минут до этого веселая четверка разбилась на парочки, и Грант слышал их голоса на некотором расстоянии, когда они пробирались к извилистой дорожке между кустарниками. — Интересно, на каком расстоянии тянутся эти заросли? — спросила Кристина, как будто это было очень важно. Но на самом деле значение имела только его близость к ней. Он был как наркотик, заставляющий ее позабыть про все неприятности. — Не знаю точно, — ответил Грант, — нам заросли кажутся большими, чем они есть на самом деле, потому что тропинка петляет. Мне думается, примерно на… Он не успел договорить… Пальцы Кристины впились в его руку, потому что тишину ночи прорезал, совершенно неожиданно, душераздирающий девичий крик, который казался особенно странным и неуместным после недавних взрывов веселого хохота.3 Ошибка
Этот крик едва успел замереть, как за ним последовал второй. Мужской голос спрашивал: — Что случилось? А женский испуганно пояснил: — Это они! Кусты затрещали, раздались тяжелые шаги бегущего человека. Новый вопль закончился каким-то булькающим хрипом. Девушка закричала: — Том, не оставляй меня одну! Грант схватил Кристину за руку. — Поспешим! Они побежали по дорожке, которая петляла и кружила из стороны в сторону. Совершенно неожиданно они наткнулись на другую пару, которая немного опередила их. Грант спросил: — Что случилось? — Кто вы? — напряженным голосом осведомился мужчина. — Грант из отеля. Вы ее нашли? — Нет, — ответил молодой человек и добавил более тихо своей спутнице: — Все будет в порядке, дорогая! Она возможно увидела лисицу или что-то еще… Дерек! Где вы-ы?! — закричал он изо всех сил. Ответа не последовало. — Они нас обогнали, — пояснил молодой человек, глядя на Гранта. Он явно почувствовал облегчение, когда узнал его. — Она чуточку неуравновешенная. Вряд ли могло произойти что-то серьезное! — Тогда почему они не отвечают? — требовательно спросила его девушка. Грант, на голову выше остальных, смог разобрать в кустах тропинку со всеми ее поворотами и петлями. На некотором расстоянии он заметил какое-то движение и устремил глаза в ту сторону. Теперь он уже понял, что по дорожке вниз к лугам бежал человек. Но он был один, если не считать какое-то большое белое животное, которое бежало вприпрыжку следом за ним. — Это… это не Дерек, — пробормотал молодой человек. — Том, мне страшно, — прошептала девушка дрожащим голосом. Том взглянул на Кристину. — Может быть, вы вместе с моей невестой возвратились бы в отель? Тогда бы мы с мистером Грантом смогли бы… — Я предпочитаю остаться с вами, — сразу же перебила Кристина. — Я тоже, — решила девушка. — А те двое шли тоже по этой дорожке? — поинтересовался Грант. — Думаю, что да. Какой смысл было бы уходить или сворачивать с нее? Мы шли сзади. Он повернулся и зашагал по тропинке рядом с Грантом. Женщины шли сзади, боясь отстать от них. Человека с собакой больше не было видно, но зато теперь тишину нарушил новый звук: шум заработавшего автомобильного двигателя. Вскоре они заметили рассеянный свет от вспыхнувших фар: машина мчалась прочь от нагорья и центрального шоссе. Все четверо молчали. И тут они явно услышали стон. Обе женщины на секунду остановились и судорожно глотнули воздух. Том посмотрел на Гранта, но тот, забыв осторожность, уже бежал в ту сторону, откуда раздавались стоны. Завернув вокруг какой-то густой заросли, он увидел девушку, лежавшую на боку возле кустов. На ней было какое-то светлое платье, которое задралось выше колен, она поворачивала из стороны в сторону голову, как будто в агонии. Рядом с ней совершенно неподвижно лежал ее спутник. Грант крикнул: — Кристина, на минуточку постойте на месте! Том подошел к девушке и опустился возле нее на колени, приговаривая: — Все хорошо, Энн! Все хорошо! Грант подошел к молодому человеку. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что он умер. У него на горле была ужасная рваная рана, из которой хлестала кровь, промочив насквозь всю рубашку и пиджак… Через полчаса после того, как было обнаружено тело молодого человека, из Шафтсбери прибыла машина с полицейскими в составе: инспектора, сержанта и троих, одетых в форму рядовых, полицейских. Позднее появились эксперты и врач. Теперь о случившемся знали все — решительно все. Энн с Дереком шли обнявшись по тропинке, неожиданно на них из кустов бросилась огромная собака. Стояла мертвая тишина, ничто не предвещало опасность. Чудовище сделало гигантский прыжок и вцепилось в горло Дереку. Кристине все последующее казалось ночным кошмаром. Грант ни с кем не разговаривал, только что-то сообщил седовласому управляющему да полиции. По всей видимости, инспектор Фрэттон был удовлетворен мерами, принятыми после нападения. Предельно взволнованные обитатели отеля собрались в большой комнате отдыха. Кристина забралась с ногами в большое кресло, стоявшее возле окна в ее спальне, не забыв закрыть жалюзи. Грант со стаканом вина в руках стоял у туалетного столика. Первой заговорила Кристина: — Его убили специально? — Вне всякого сомнения! — Его спутали с тобой, Майкл! — Возможно. Грант вздохнул, опустил стакан на столик и закурил сигарету. — Ты рассказал об этом полиции? — Нет еще. — Но расскажешь, не так ли? Кристина говорила настойчиво потому, что теперь нельзя уже было надеяться, что человек, так сильно ненавидевший Майкла, удовлетворится только тем, что испортит им медовый месяц. Они собирались его убить, и если она была права, то вместо него погиб ни в чем неповинный юноша. Его односложные ответы лишний раз сказали Кристине, что она почти ничего не знала о его прошлом, и вообще о нем самом. Грант придвинул туалетный пуфик, сел напротив Кристины, расправил плечи и взял в ладони обе ее руки. — Крис, моя любимая, — заговорил он тихо. — Мне следовало тебе обо всем рассказать и отложить нашу свадьбу. Но я не мог себя заставить пойти на такой шаг, и отчасти я этому рад. Потому что если бы со мной теперь что-нибудь случилось, ты была бы обеспечена до конца дней своих. Она закрыла глаза, так ей было больно его слушать. Он еще сильнее сжал ее руки. — Но я попытаюсь остаться в живых, — продолжал он с невеселой улыбкой, — смерть этого парня навсегда останется на моей совести. — Не мучай себя подобными мыслями, Майкл, и не ухудшай положение, что-то утаивая от полиции. — Я все расскажу полиции, — обещал Майкл, — но отсрочка на пару часов ничего не изменит. Я… Вдруг его голос замер, и Кристина увидела, как поворачивается ручка двери. Выражение ее лица и заставило Гранта быстро обернуться. Дверь медленно приотворилась. Грант подскочил к ней, у Кристины перехватило дыхание. На пороге возникла фигура Прендеста. Вид у него был утомленный, лицо заметно побледнело. Увидев Гранта, он попятился назад и громко закричал: — Мой дорогой сэр! — Какого черта вы вваливаетесь, даже не постучав? — теряя самообладание, закричал Грант. — Я… Мне было просто необходимо сказать вам пару слов, поверьте мне, сэр. — Почему вы не постучали? — Я думал, что вы в комнате отдыха и собирался здесь подождать, — довольно неубедительно промямлил мистер Прендест. — Я не могу сегодня выносить вид остальных постояльцев, они все невыносимо нудны. Я сразу понял, что вы человек понимающий и умный, когда мы повстречались с вами на холме. Вот я и решил вас обождать здесь. Если я напугал вашу супругу, прошу извинения. Но мне нужно было придти. После всего, что я говорил раньше о насилии, вдруг происходит такое! — Весьма примечательно, не так ли? Грант не был ни убежден, ни смягчен, но мистер Прендест был необыкновенно увертлив. — Примечательно, едва ли правильное слово, — сказал он и без всякого приглашения уселся на стул, стоявший возле стены, наморщил лоб и уставился глазами на бутылку виски. Грант сразу же все понял. — Хотите выпить? — С большим удовольствием. Грант налил виски. Прендест выпил одним залпом. — Большое спасибо, огромное спасибо, мистер Грант. У меня такое ощущение, как будто рушится весь мир. Мне казалось, что здесь я отыскал настоящий райский уголок, где можно будет забыть о преступлениях и насилиях и однако же… такое кошмарное событие! Этот несчастный юноша, погибший в расцвете жизненных сил! Представьте себе, миссис Грант, представьте, что вы бы вот так потеряли своего мужа… Представьте ужас одиноких ночей… Представьте, что каждый раз, когда вы выходите из дружеского домашнего уюта на улицу, где вокруг вас смыкаются тени, вам будет мерещиться чудовище, которое настигает вас с открытой пастью, его зловонное дыхание достигает вашего лица… — У вас богатое воображение, — вежливо заметил Грант, — не каждому дано такое. — Обычное явление для художника… Прендест скромно потупил свои маленькие глазки. — Ощущаешь как бы боль других. Возьмите хотя бы миссис Грант. Мне стоило только на нее взглянуть, чтобы понять, что наши чувства одинаковы. Где-то среди ее предков наверняка был художник, человек огромного понимания, и этот великий дар он частично передал ей. Кристина вскочила с кресла. — Майкл! — закричала она. С ее лица сошли все краски. — Прошу тебя, останови его!.. Пусть он замолчит! Прендест поднялся, как бы в испуге, перевел глаза на Гранта, поставил стакан на стол и шагнул вперед. — Моя дорогая леди, если я причинил вам что-то неприятное, я бесконечно сожалею. Прошу мне поверить. — Вы слишком красочно рисуете свои картины, — сухо пояснил Грант. — Скажите, вас еще не допрашивала полиция? — Полиция? Допрашивала меня?.. Розовый толстяк был ошеломлен. — Но зачем им это нужно? — Они обязаны допросить всех, кто выходил из здания отеля после обеда. — Я никуда не выходил. — Значит, я видел вашего двойника. Прендест смотрел на него во все глаза, постепенно его щеки приобрели багровый оттенок. Было похоже, что сейчас он действительно испугался. — Но я выходил из отеля только до обеда! А с тех пор я все время находился в здании! — закричал он. — Я видел вас снаружи. Допускаю, конечно, что вас влекло какое-нибудь божественное видение и… — Это бесстыдная ложь! — Не говорите ерунды! Я вас видел! — Вы лжете! Я не переступал порога гостиницы. Он прыгнул вперед, как бы желая подтвердить свой протест кулаками. Это было нелепо, потому что Грант был гораздо выше и сильнее, но, видимо, толстяк окончательно потерял голову. В этот напряженный момент раздался стук в дверь и Грант пошел посмотреть, кто это. Возле порога стояла высокая статная фигура инспектора Фрэттона. Прендест был в такой ярости, что все еще сохранял воинственную позу: его кулаки были сжаты, руки согнуты в локтях, как у борца. — Говорю вам, я не выходил наружу! Вы поняли? Если вы только скажете, что я выходил, то я расскажу… — Боюсь, что мистер Прендест слишком возбужден, — усмехнулся Грант. — Входите же, инспетор. Фрэттон улыбнулся, потому что возбуждение было совершенно неизвестной для него эмоцией. У него был добродушный вид, улыбка вполне искренняя. Возможно, в выражении его карих глаз, когда он взглянул на Гранта, что-то противоречило его беспечной улыбке, но голос звучал дружелюбно, приятно лаская слух певучим светским выговором. — Он возбужден? — как эхо, повторил инспектор. — В чем дело, мистер Прендест? Прендест не ответил, но явно старался взять себя в руки. — Он позабыл, что после обеда выходил из отеля, — сухо пояснил Грант. — Думаю, что ему не хочется быть на виду. Художники — такой застенчивый народ. Скрытные до невозможности, но я-то посчитал, что вы обязаны все знать. Фрэттон засмеялся. — Порядок должен быть во всем, не так ли? Разумеется, мне необходимо все знать. — Это неделикатно! — завопил Прендест, снова теряя самообладание. — Вы призваны сюда, чтобы расследовать обстоятельства кошмарного преступления, а вы смеетесь! Смеетесь… Вряд ли можно удивляться, что преступность растет с каждым годом. Беспомощность, некомпетентность нашей полиции стали притчей во языцех… Это позор, вопиющее безобразие! — Жить с постоянным похоронным настроением невозможно, — заметил Фрэттон. — Вы были знакомы с погибшим, мистер Прендест? — Нет. — Вы только здесь с ним встретились? — Да. — Как гуманно с вашей стороны принимать так близко к сердцу его смерть. Заметили ли вы собаку, когда гуляли? — Я не выходил из отеля. — Да, разумеется… У Фрэттона появились глубокие складки на лбу. — Возможно, вы ошиблись, мистер Грант? Кристине понравилось, как безразлично прозвучал ответ Майкла. — У меня нет оснований утверждать, что мистер Прендест находился в саду, если его там не было. Но делать окончательные выводы придется вам. Могу ли я вам чем-нибудь помочь, инспектор? — Я хотел бы задать вам пару вопросов, сэр. Вам оставаться нет необходимости, — Фрэттон повернулся к Прендесту, — но через несколько минут я бы хотел побеседовать с вами, если вы не возражаете. Прендест раскрыл рот, как бы собираясь протестовать, но тут же закрыл его и с оскорбленным видом вышел из комнаты. — Похоже, что вы его расстроили, — заметил Фрэттон. — И все из-за того, что сказали о его пребывании на участке отеля после обеда. — Да. Благодарю вас… Выражение лица инспектора стало просто ангельским. — Вы оба должны меня простить, что все произошло именно в эту ночь. Кристина снова опустилась в кресло. — Разве все обитатели отеля знают, что мы новобрачные? — спросил Грант. — Затрудняюсь сказать, сэр, ей-богу. Конечно, по полицейским каналам приходит всякая информация, но ведь вы, мистер Грант, весьма приметная фигура. Лично я бесконечно счастлив возможности познакомиться с вами. — Благодарю. Так как же все-таки я могу вам помочь? Фрэттон был предельно вежлив: — Я подумал, что вам будет приятно узнать, что мы только что получили донесение о машине зеленый «Мерседес», который около десяти часов проехал по этой дороге. На заднем сидении, рядом с пассажиром, находилась огромная собака. — Быстрая работа, — похвалил Грант. Кристина не спускала глаз с его волевого лица и молила бога, чтобы Майкл рассказал инспектору все вот сейчас, когда первые шаги уже сделаны. — Среди обитателей отеля, как я понял, высказывалась такая версия: собака-людоед, если можно так выразиться, вырвалась от своего хозяина, — продолжал Фрэттон. — То есть, это один из множества трагических несчастных случаев, вроде автомобильных катастроф. Однако, я не вполне уверен, что мы имеем дело со случайностью. — Я тоже сомневаюсь, чтобы это была случайность, — сказал Грант. — Совершенно верно. — Я считаю, что это была попытка убить меня! — Вот именно это я и надеялся услышать от вас, — с подкупающей откровенностью воскликнул Фрэттон. — Я только боялся, что вы не решитесь мне об этом рассказать и не видел возможности вытянуть у вас такое признание.4 Побег
— Вы знали? — вне себя закричала Кристина. — Да, миссис Грант, я знал, — ответил Фрэттон. — Во всяком случае, мы имели сильное подозрение, а это практически одно и то же. Грант засмеялся чуточку слишком громко. — Беру назад свои представления о провинциальной полиции, мистер Фрэттон. — Про нас говорят бог знает что, — без всякой обиды заметил Фрэттон. — И в какой-то степени мне ясна причина. В деле, подобном этому, нам трудно что-либо сделать собственными силами, потому что мы привыкли к местным специфическим формам преступлений и нарушений, мы знаем свою провинцию и всех ее обитателей… Поэтому мы обращаемся в Скотланд-Ярд. Неужели вы не поняли, что некоторые ваши последние поступки не прошли незамеченными в Скотланд-Ярде. — Я не совсем вас понимаю, — сказал Майкл Грант. Но Кристина готова была присягнуть, что он все отлично понимает. Он не смотрел в ее сторону, и ей было больно сознавать, что больше всего на свете ему хотелось бы, чтобы ее не было при этом разговоре. — Вы, сэр, в какой-то мере общественный деятель и Скотланд-Ярд не может не знать о кое-каких разногласиях, которые у вас когда-то были с Карози. Карози вот уже несколько месяцев находится в Англии. Естественно, вас охраняли на тот случай, если у него возникнет мысль о вендетте. Очевидно, мы опасались не напрасно. Давно ли вы сами об этом узнали, мистер Грант? — О том, что он в Англии, три месяца тому назад. А о его мыслях о мести — всего несколько часов назад. — В момент венчания. — Нет, днем на дороге. Но мне почти не о чем вам рассказать, инспектор. Грант описал Фрэттону все свои переживания с такими мельчайшими подробностями, что Кристина была поражена: он не упустил ни одного пустяка, охарактеризовал картонное лицо в шкафу, его цвета, запах свежей масляной краски. — А Прендест-художник, — закончил он таким тоном, что Кристине стало ясно, что он подозревает, — Прендест подослан Карози. — Да, сэр, я знаю. Скажите, сэр, вы на самом деле видели Прендеста на участке после обеда? — Нет. Но я уверен, что картонное лицо в шкафу — его работа, поэтому я подумал, что будет полезно заставить художника понервничать перед разговором с вами, инспектор. — Если бы я сделал что-либо подобное, меня назвали бы провокатором, можете не сомневаться, — совершенно серьезно сказал Фрэттон. — Думаете здесь побыть несколько дней? — Хотите, чтобы мы остались? — Да, сэр. Всего лишь полчаса назад я разговаривал со Скотланд-Ярдом. Сказать по правде, не найти более подходящего места для ловушки Карози. За отелем нетрудно установить плотное наблюдение, мы без труда можем проверить всех выходящих отсюда. Вы знаете, как нам необходим Карози? А вы представляете для него определенную приманку. Но не воображайте, что он приехал в Англию ради мести. Нет, он не такой дурак! Ярд опасается, что мы не можем взять его за прошлое, поскольку не располагаем бесспорными доказательствами. Уверен, что вы меня понимаете, миссис Грант. — Конечно, — ответила Кристина. — Мне бы не следовало втягивать тебя в такую историю, дорогая, — вздохнул Грант, — и, наверное, никто не позавидует началу нашего медового месяца. Фрэттон хранил молчание. По-видимому, мужчины ждали ее решения. Можно было сделать только одно. Кристина поняла, что сейчас не время думать о собственном покое. Случилось так, что полиция рассчитывает на них. Медовый месяц был специально избран для мести. Она пыталась скрыть, как она напугана, как слова инспектора заставили ее понять, что Карози был преступником крупного масштаба, с которым трудно справиться даже самому Скотланд-Ярду. — Разумеется, мы должны остаться, — сказала она с неправдоподобной беспечной улыбкой. — Огромное вам спасибо, — сказал Фрэттон. Когда он ушел, Грант запер дверь, подошел к Кристине и обнял ее с бесконечной нежностью. И вскоре они остались во всем мире одни. Позднее, когда он уже уснул, сжимая ее в своих объятиях, она сообразила, что он так и не сказал, почему его так ненавидит Карози. Прендест дрожал как осиновый лист, когда выходил из номера Гранта, а вид констебля, дежурившего у входа, заставил его изо всех сил броситься в свою комнату. Первым делом он заперся на ключ и вытер обильно струившийся пот со лба. Потом подошел к шкафу, вынул бутылку виски и налил себе полный стакан. Он как раз приканчивал его, когда зазвонил телефон. Стакан, казалось, сам выскочил у него из рук. Телефон продолжал звонить. Он облизал пересохшие губы, осторожно подошел к аппарату, снял трубку и прижал ее к уху. — Хэлло? — Что случилось? — спросил мужской голос на правильном английском языке, но с заметным акцентом. — Я… я ол-райт… Ничего не случилось, — пролепетал Прендест. — По голосу вы нервничаете. Все идет нормально? — Да, но это… — Все идет хорошо? — голос мужчины зазвучал более резко. — Нет, нет, не очень, — заныл Прендест. — У меня был совершенно кошмарный вечер, совершенно кошмарный! Я не мог как как следует поработать, потому что вечером произошла ужасная история. Убили молодого парня… Убили! Его загрызла собака… Такой кошмар! Совсем мальчик… Второй голос вкрадчиво непеспросил: — Убили мальчика? — Да, да, я об этом и говорю. — Сейчас мы не будем больше разговаривать, — оборвал его собеседник, — мы с вами увидимся утром, как было условлено. — Я… я попытаюсь придти, — сказал Прендест. — Полиция задает всем вопросы. Они потребовали меня, так что я могу в это время… то есть не смогу. — Вы должны быть крайне осторожны и не раздражать полицию. Мы увидимся, как только это удастся. — Этот негодяй Грант утверждает, — взорвался Прендест, — будто видел меня на участке отеля вечером. Это вранье, но он так заявил полиции, он… В трубке послышалось невнятное восклицание, наступила тишина, затем голос распорядился: — Мне думается, вам необходимо немедленно бежать из отеля. Приходите немедленно. Он бросил трубку до того, как Прендест успел что-то сообразить. Пару минут он стоял совершенно неподвижно, только губы шевелились. Потом он засуетился, движения его стали бестолковыми. Он включил свет и подошел к окну. Его комната выходила на холм и кустарник. Он осторожно отодвинул занавески. Где-то вдали вспыхивали огни, он даже сумел различить фигуры полицейских, производивших обследование местности. Они были идиоты, эти полицейские. Что можно было обнаружить в такой кромешной тьме? При мысли, что «полицейские — идиоты», ему стало немного легче… Он включил настольную лампу возле кровати, в чем не было ничего особенного, и принялся укладывать чемодан. Вещи не были особенно тяжелыми, поскольку он собирался идти пешком, чемодан легким нельзя было назвать. Он снова полностью выключил свет, выставил сначала чемодан, перевесившись из окна, потом вылез сам. Ничто не шевелилось. Казалось, поблизости никого не было. Он начал осторожно красться к дороге. Когда под его ногами зашуршала галька, он остановился и посмотрел в сторону ворот. В самом конце дорожки ему удалось разглядеть фигуру полицейского. Тогда Прендест пересек дорогу и оказался в относительной безопасности, потому что здесь росли кусты, скрывавшие его от ворот. Он прошел по тюльпанам и нарциссам, не заметив этого, и наконец оказался на лугу. Дальше он двинулся вплотную к зеленой живой изгороди, окаймлявшей дорогу, и когда, наконец, добрался до ворот, представляющих собой несколько деревянных бревен, сколоченных вместе, то без труда перелез через них и очутился на асфальте. Никого не было видно. В душе Прендеста вспыхнула надежда, что ему удалось провести полицию, так что теперь ему не о чем беспокоиться. После получасовой ходьбы он достиг того места, где они условились встретиться с человеком, говорившим по телефону. Прендест напряг глаза, пытаясь заметить очертание машины, поставленной где-то около обочины, и хотя он ничего не разглядел, это его мало озаботило: машину могли спрятать в кусты. Он снова оглянулся, хотя не думал, что за ним следят. Тогда он прошел еще немного до перекрестка и услышал, как тронулась с места машина. Значит, он был прав: ее укрыли в незаметном месте. Они сделали все, чтобы спасти его. Откуда-то из тени прямо перед ним вышел человек. — Господи! — воскликнул Прендест и сразу похолодел от страха. — Тебе нет никакой нужды взывать к богу, — сказал человек и взмахнул правой рукой. Нож вошел в тело Прендеста до того, как он сообразил, что причинило ему нечеловеческую боль. Он сразу рухнул замертво. Убийца повернулся и поспешил назад к машине, которая стояла у обочины с погашенными фарами, вскочил в нее и сразу рванулся с места, так что он был далеко, когда двое людей Фрэттона, которым было поручено наблюдение за Прендестом, споткнулись в темноте о его труп.«Я бы не вынесла, если бы с ним что-нибудь случилось,» — думала Кристина, прижимаясь к мужу. Страх не исчезал… Если бы он только рассказал ей побольше о Карози и причине его ненависти к нему. В дальнейшем это бы помогло.
5 Вести из Ярда
Старший инспектор Роджер Вест из Нового Скотланд-Ярда знал очень многое о действительной причине ненависти, существующей между Майклом Грантом и Карози. Он порядочно поломал себе голову и над вопросом, и над рапортом от Фрэттона из Дорсетского отделения. Разумный парень, этот Фрэттон… Блестящий парень Майкл Грант! Его отец был миллионером, его имя не сходило со страниц газет, где дело касалось хитроумных торговых операций. Он получал сказочные прибыли, а Грант ухитрился перещеголять отца по популярности, избрав себе совершенно иное поле деятельности. Крупный капитал не всегда переходит по наследству от отца к сыну, но тут как раз все так и получилось. Деньги, внешность и слухи о необычайной смелости молодого Гранта — сделали его самым завидным женихом Лондона. Но он оставался равнодушным ко всем красавицам до тех пор, пока не познакомился с одной девушкой, на которой и женился после характерного ухаживания в духе рыцарских романов. И все же Вест больше думал о Карози, чем о Гранте. Карози жил в Лондоне большую часть войны. У него никогда не было хорошей репутации. Было известно, что он стоит на грани многих преступлений, но многие годы никто и не подозревал, что он руководит целой бандой. На долю Веста как раз выпала задача подготовить материалы для Министерства Внутренних дел, которому непосредственно подчинялся Скотланд-Ярд и вся полиция Скотланд-Ярда, и вся полиция Великобритании, о бандах и шайках, которые орудовали в Лондоне или около Лондона. Он их подразделил на три отдельные группы. Первой была расовая банда, которая, несмотря на широко укоренившееся мнение, что в Англии таковых вещей не существует, как раз занималась расовым террором. Но таких акций было сравнительно немного. Вторая группа включала «мелочную банду». Группу можно было разбить еще на более мелкие организации, членами которых являлись эксперты в своей области. Они объединяли самых умных взломщиков, наводчиков, содержателей «малины», ювелиров и слесарей, «медвежатников» и карманников, умельцев, способных подделать любую подпись и так далее… Слово «банда», пожалуй, к ним и не подходило. Среди них, этой мелкоты, выделялась особая группа, кружок, которым принадлежала монополия на более серьезные преступления. Но всех их характеризовала общая черта: они не признавали насилия, то есть «мокрых дел». Карози принадлежал к третьей группе. Одно время эту группу вообще можно было назвать «бандой Карози». Эта банда была менее специализированной, чем две первые. Входящие в нее преступники были крепко связаны друг с другом. Ими почти исключительно руководили отпетые уголовники, часто люди, не имеющие возможности получить британское подданство, профессией которых стали преступления. Преступления всех видов и оттенков, которыми был так богат Вест-Энд. Все человеческие слабости, все пороки были взяты на вооружение членами этой банды. Идейным руководителем, полновластным хозяином и гениальным вдохновителем этой банды был Карози. Сфера деятельности шайки Карози была необыкновенно широка и разнообразна. Она затрагивала такие дела, куда другие преступники не совали и носа. Это была необыкновенно мощная преступная организация, которая успешно действовала на протяжении нескольких лет, крепла и богатела. Несколько лет Карози владел большим загородным домом, куда он периодически удалялся на отдых со своей очередной возлюбленной. У него была не менее роскошная городская квартира. Он был завсегдатаем всех злачных мест в Вест-Энде, ночных лубов и самых дорогих ресторанов. Ему выплачивали «дань» многие дансинги и ночные клубы, публичные дома, даже отделения крупных лондонских рынков. Но все это он проделывал очень искусно, так что «комар носа не подточит». Ярд неоднократно расставлял ловушки для поимки Карози, но все было напрасно. Было известно, что у него в руках находятся досье многих богатых людей и общественных деятелей, которые давали ему возможность заниматься шантажом… Он всегда выбирал свои жертвы с осторожностью, но однажды допустил серьезную ошибку: попробовал свои когти на сэре Мортимере Гранте. Ярд все еще не знал основы брони финансиста. Им было известно, что сэр Мортимер не обратился в полицию, но зато он обо всем рассказал своему сыну Майклу. Совершенно хладнокровно Майкл пробрался в жилище Карози. Свидетель его визита рассказывал, что после него было такое впечатление, будто обрушился ураган. Более того, Карози удрал из страны, явно опасаясь, что молодой Грант сообщит Ярду такие данные, которые помогут упрятать его на много лет за решетку. Однако Грант ничего не выдал, а Карози не преминул установить за ним нечто вроде негласного контроля. Во время отсутствия Карози Ярду удалось дополнить данные о его нелегальной деятельности и привлечь к суду несколько его сподвижников. Но у них до сих пор не хватало улик, чтобы рассчитаться с самим Карози и покончить с грозной антизаконной организацией, которую он по-прежнему возглавлял. На следующий день после убийства в Дорсете, ровно в 9 часов утра Роджер Вест вошел в кабинет, который он разделял с четырьмя другими старшими инспекторами. Он пришел первым. Пять новеньких столов и пять весьма потертых стульев ожидали появления пяти массивных полицейских. Вест проглядел свою почту, отложил в сторону большую часть писем и бумаг и занялся изучением донесения Фрэттона, доставленного нарочным. Потом он поднял трубку одного из аппаратов, стоявших у него на столе. — Помощник комиссара у себя? — спросил он оператора. — Не знаю, сэр. Сейчас выясню. — Благодарю. — Да, он у себя, — сказал человек, минуту спустя вошедший в кабинет. Он был высоким, с солидным брюшком, длинным заостренным носом и немного срезанным подбородком. Улыбаясь, он обнажил свои выдающиеся вперед зубы. — Только что с ним разговаривал, он шел вместе со мной по коридору. — Многообещающее начало твоего трудового дня, — усмехнулся Роджер. — Нет никаких оснований для сарказма, — обиделся Эдди Дэй, с трудом протискиваясь между стулом и столом, который стоял возле самого окна. — Наш Чарти ничего себе, когда у него хорошее настроение! — Если бы он хоть раз услышал, как ты называешь его «Чарти», тебе больше не видеть его в хорошем настроении. — Хватит трепаться… Зачем он тебе понадобился? — Карози. — Поставь ты лучше крест на Карози, Красавчик! Тебе давно следовало бы это сделать. Поставь на него крест! Что за дикая мысль играть в кошки-мышки с подобным типом? В один прекрасный день он взбесился и ухлопал человека, без особой для того причины, а попробовав разок крови, он уже не знает удержу. Лично я не представляю, где он остановится. А что случилось? — вдруг спохватился он. — Что, я попал в точку? — Вчера в том отеле, где остановился Грант, отправляясь в свадебное путешествие, — произошло два убийства. — Ого! Я вижу, ему уже мало одних сексуальных оргий! Роджер Вест улыбнулся и протянул руку за трубкой громко зазвонившего телефона. — Помощник комиссара у себя в кабинете, сэр. — Благодарю. Вест был высоким, стройным и чрезвычайно интересным мужчиной, что дало повод окрестить его «Красавчиком». Сосвоими волнистыми золотистыми волосами, ярким цветом лица и белозубой улыбкой, он казался моложе 33 лет. Роджер постучал в дверь помощника комиссара. — Войдите! — раздался голос сэра Арчибальда Чартворда. Он был один в кабинете — массивный человек, с обветренным красным лицом, нахмуренными бровями и венчиком совершенно седых волос, окаймляющих лысину. Короче говоря, типичный фермер в роскошном кабинете и за столом красного дерева. — Входи, Роджер, и садись. Вест сел. — С чем пожаловал? — Карози, — односложно ответил Роджер. И помощник комиссара сразу же превратился в самого внимательного собеседника. — Итак, ты хочешь поехать в Дорсет, — подвел итог сэр Чартворд, когда Вест кончил. — И как можно скорее. — Да. Конечно. Не беспокойся о формальностях. Дорсетский начальник мне позвонил вчера вечером с просьбой прислать кого-нибудь в случае, если Грант задержится в этом отеле. Чартворд внимательно посмотрел на Веста и вдруг рявкнул: — Выкладывай, что ты там не досказал?! — Понимаете, в данном деле уж слишком много сопадений… — Что ты имеешь в виду? — Вы знаете, что Майкл Грант женился на дочери Артура Морлея? — Да. Но разве можно обвинять дочь, раз ее отец получил срок за убийство жены. — Морлей был вчера в церкви во время венчания, его выследил Джеймсон. Он наблюдал дочь, но прятал ото всех свое лицо. После церемонии сразу же удалился. Ни шума, ни скандала, но… — Вам кажется странным, что он там появился? — Чартворд сразу принял более официальный тон. — Но ведь это вполне естественно. Наоборот, это очко в его пользу. Он проявил известную деликатность, не сунулся вперед. А ведь любой проходимец в подобном случае попытался бы вытянуть из нее денег, тем более, что положение у него сейчас не из блестящих. Вряд ли это было совпадением. — Артур Морлей был художником… Возможно, он им и остался. Специализировался на портретах. Точно так же как и убитый вчера Прендест. — Понятно… Хм, да, да. Тебе лучше поехать. Но не делай скоропалительных выводов, не спеши. Договорились? — В отношении чего, сэр? — Невиновности Майкла Гранта. По временам эти финансовые магнаты прыгают выше себя. У сэра Мортимера Гранта должно существовать в прошлом черное пятно, иначе Карози ни за что бы не решился на шантаж. Но нам это неизвестно. Надо полагать, что молодой Грант получил у Карози инкриминирующие материалы. Но не раздобыл ли он и еще что-нибудь? — Я все это учту, сэр. — Не сомневаюсь. Учти еще один момент. Мы знаем, что Карози пытался шантажировать сэра Мортимера Гранта, но ссора могла иметь и совсем иную подоплеку. — Вы хотите сказать, что вор у вора дубининку украл?.. И, возможно, Майкл именно потому так упорно молчит о данной истории, что узнал правду об отце и боится своими разговорами ему повредить?.. Помните, когда мы привлекали Гранта к ответственности за самоуправство с Карози, поднялись толки о существовании двух законов: одного для богатых, другого — для бедных. — Куда ты клонишь? — подозрительно осведомился сэр Чартворд. — Подобные слухи поползли с легкой руки «Монитора», и если мы привлечем их к внутренней пружине данного дела… — Дело поручается тебе, — не дал ему договорить сэр Чартворд, — только напоминаю, что, согласно правилам, мы должны относиться к представителям прессы совершенно беспристрастно: ни бояться их, ни приваживать. — Ничего не поделаешь, бывает по-разному. — Будь осторожен, — предупредил Чартворд. Роджер Вест поспешил назад к себе в кабинет, позвонил в редакцию «Монитора» и спросил репортера, некого Фингльтона. Ему сказали, что Финльтон будет отсутствовать несколько дней. Роджер задумчиво опустил трубку на рычаг. В тот же самый день Роджер вместе с детективом-сержантом Губером Джилом выехал из Лондона, сделав небольшой крюк, чтобы заехать домой на Белл-стрит. Веста уже поджидала жена Джанет с пакетом сэндвичей, приготовленных в дорогу, и небольшим саквояжем. У нее был немного опечаленный вид, когда машина скрылась за поворотом, потом она заставила себя вернуться к домашним заботам.6 Плавательный бассейн
Этот день был теплым и ясным. Майкл и Кристина вышли из отеля сразу же после ленча и направились к дальним холмам. Их не удивило, что в пятидесяти ярдах за ними шел детектив, которого им представил до этого Фрэттон. Они шли уже в течение получаса, лишь изредка обмениваясь словами, как вдруг Майкл отрывисто сказал: — Нам лучше вернуться назад. Полицейский эскорт почти заставляет меня жалеть, что я перед ними разоткровенничался. — Как будто это что-то изменило! Но возвращаеться назад мы можем безболезненно. Как это ни нелепо, но этот полицеский заставил нас позабыть, что, возможно, кто-то помимо него следит за нами и только ждет удобного случая. — Прошу тебя уяснить одно: мы вовсе не находимся под вечным страхом смерти! — Дорогой! — У Кристины дрогнул голос. — Мне не нравится трусить. И мне не нравится видеть, как ты нервничаешь. Лучше не будем друг друга обманывать. — Хм, — усмехнулся Грант, а потом, не обращая внимания на полицейского, прижал ее и поцеловал так крепко, что она чуть не задохнулась. — Любимая, сомневаюсь, чтобы нашлась еще одна женщина, которая вела бы себя так спокойно в подобных обстоятельствах… Прошу тебя, не обращай внимания на мое настроение. Полмира и любая газета тебе скажут, что я был невероятно избалован. Твое дело — направлять меня. Итак, история моего знакомства с Карози… Он рассказал ей то, о чем только что рассуждал Вест с Чартвордом, и добавил быстро: — Шантаж прекратился. Но на квартире у Карози я нашел некоторые так назывемые улики против моего отца и кое-какие сведения в отношении других людей. Я почти все сжег, но Карози этого не знает. Он, наверное, воображает, что я держу их у себя дома и даже использую в собственных интересах. Он не умеет отличать белое от черного. Он не способен ни на что, кроме зла. Потому что для него не существует понятий: «Добро и зло», а только деньги и власть. В настоящее время к моему отцу никто не придерется, он чист, как «святейший папа», и я люблю его, даже если его сердце сделано из того, что в данное время составляет большую часть денег. Потому что у меня точно такое же. Материала, которым располагал Карози, вполне хватило бы, чтобы уничтожить отца в соответствии с библейской заповедью о грехе отцов. Я уничтожил доказательства Карози об этом деле. Я не собираюсь стоять в стороне и смотреть на разорение собственного отца или на его агонию в руках шантажиста. Но до тех пор, пока не умер Дерек Ален, это дело было чисто семейным, теперь же оно перешагнуло эти рамки. — Да, конечно, — сказала Кристина и коротко рассмеялась странным смехом. — Ты, наверное, посчитаешь меня ужасно бессердечной, если я скажу, что наши отцы оставили нам хорошее наследство, ведь правда? Мой… — Хватит об этом! — Нет, Майкл! Возможно, мы больше никогда не захотим возвратиться к этой теме. Что бы ни натворил твой отец, у него все равно не может быть худшего прошлого, чем у моего отца! У нее глаза светились лихорадочным блеском, да и говорила она слишком быстро. — Ты ведь знаешь, что он убил мою маму, не так ли?.. И попал в тюрьму. В прошлом он был художником. Каждый раз, когда Прендест обращался ко мне, мне казалось, что он хочет мне об этом напомнить… У меня имеется давнишняя фотография отца, единственная, которую я видела. Он не походил на Прендеста, но тоже выглядел полным, не исключено, что он был розовым и рыхлым. Меня воспитала тетя и дядя, про них я тебе все рассказала. Они оба были сама доброта, но в их доме даже никогда не упоминалось имя отца. Дорогой, как странно, что Прендест был так похож на отца, верно? — Довольно! Если ты будешь продолжать в том же духе, ты договоришься до того, что Прендест и правда был твоим отцом! А это исключается, поскольку он до сих пор находится в тюрьме. — Нет, — покачала головой Кристина. — Нет? — Грант удивился. — Вчера утром он находился возле церкви, — спокойно сказала Кристина. — Но, конечно, теперь он совсем не похож на Прендеста, он гораздо старше. Я бы его не узнала, но вчера мне принесли письмо. Она засунула руку за лиф и вынула оттуда смятый конверт. Грант стоял очень тихо. — Я тебе ничего не сказала. Мне не хотелось омрачать такой торжественный день, ну и потом, не правда ли, у меня не было возможности заговорить на эту тему вчера вечером. В отеле меня не покидало чувство, что за каждым моим шагом следят, каждое слово подслушивают. А вот детектив, который идет за нами по пятам, мне как-то не мешает. Она вложила конверт в руку Гранта. Тот вынул вложенный листок бумаги с напечатанными на нем несколькими словами, моментальным снимком, сделанным в яркий солнечный день, так что получились мельчайшие детали. Снимок изображал невысокого человека с резко очерченными чертами лица, жалкими глазами и венчиком седых волос. Записка гласила: «Снимок сделан с вашего отца неделю назад. Его выпустили из тюрьмы в феврале месяце этого года». Грант положил фотографию обратно в конверт. — Мы с тобой должны получить премию за скудоумие. Мы в равной мере его заслуживаем. Надо поставить крест на дурацком заблуждении, будто мы помогаем друг другу, играя в молчанку и скрывая свои неприятности. Поэтому я скажу тебе одно, о чем я решил было молчать до гробовой доски. Карози хорошо знает твоего отца. Он упомянул про него, когда звонил мне два дня назад. Я предпочел не ставить в известность об этом полицию. — Майкл! — Это настолько характерно для Карози, что я сначала не обратил на это внимания, — продолжал Грант. — Просто это являлось частью его плана вывести нас из равновесия и нанести смертельный удар. Что ж, по крайней мере, теперь нам все стало ясно. Теперь счастье Кристины было глубже. Пусть у них были основания для беспокойства, но зато никаких тайн друг от друга. Именно на это она и надеялась. Было уже три часа, когда они вернулись в отель. — Знаешь, — сказал Майкл, — я бы с удовольствием поплавал. Что скажешь? — Я тоже! Они весело и беззаботно смеялись, проходя мимо светловолосого гиганта удивительно красивой внешности, они его здесь до сих пор не встречали. В его улыбке было что-то дружеское и привлекательное. В спальне Кристина сказала: — Какой интересный, верно? — Я надеялся, что две-три недели для тебя не будет существовать «интересных мужчин», — рассмеялся Грант.— Это правило № 1 для новобрачных. — Да, дорогой! Ее купальный костюм был ярко голубого цвета. Он плотно облегал ее стройную фигуру. Она заметила, что Майкл буквально пожирает ее глазами, как будто видит впервые. — Всему свое время и место, — смутилась она. — Что ж, место вполне подходящее, — усмехнулся Майкл, он легко поднял ее на руки и отнес на кровать. — Ты все еще хочешь плавать? — Позднее, — прошептала она. Они вышли из номера в начале пятого, не забыв прихватить с собой губки и полотенца, и неторопливо прошли через служебный вход в плавательный бассейн. Несмотря на теплый солнечный день там, кроме них, не было ни одной души. Майкл разделся и побежал к краю. Он сразу же нырнул, как настоящий пловец, проплыл под водою, высунул голову и позвал Кристину. Кристина изогнулась, чтобы прыгнуть. Еще до того как она прыгнула, они услышали какой-то резкий звук где-то вдали и почти сразу же раздался глухой треск о боковую стенку примерно в футе от того места, где стояла Кристина. По инерции Кристина нырнула. Когда она показалась на поверхности, Майкл стоял у края бассейна, глядя на синеющий вдали лес. — Не высовывай голову, дорогая, и быстро плыви сюда! Она не стала спорить. Они присели в воде, так что снаружи торчали одни их головы. Охранявший их детектив вместе с еще одним полицейским побежали к лесу. — Значит, он все еще не успокоился! — угрюмо заметил Грант. Он поднялся на руках на край водоема, потом помог выйти из воды Кристине. Они долго стояли, следя за полицейскими, пытаясь разглядеть какое-нибудь движение среди деревьев. Вдруг где-то вдали застучал мотоцикл. Майкл подошел к тому месту, где осталась их одежда и полотенца. Обернув полотенцем плечи, чтобы не замерзнуть, они пошли к более глубокому краю водоема. На одном из изразцов была видна свежая трещина. Чуточку дальше, на асфальтированной дорожке, окаймляющей весь бассейн, виднелась выбоина. Неподалеку от нее лежала пуля со сплющенным носиком. Майкл нагнулся, чтобы ее поднять. — Хэлло, — раздался приятный мужской голос. — Нашли что-то интересное? Кристина и Майкл одновременно подняли головы и увидели светловолосого красавца, которого они недавно заметили в отеле. — Мне кажется, это действительно интересно! — ответил Майкл, схватив пулю. — Пошли, Крис, разумнее отправиться к себе. — Немного прохладно, — заметил незнакомец, — из-за многих причин. Скажите, я действительно слышал выстрел? — Кто-то дурачится в лесу, — буркнул неохотно Грант. — Прошу прощения, мы спешим. — Разумеется. — После всего этого необходимо принять горячую ванну, — сказал Майкл Кристине, когда они, наконец, оказались у себя в номере. — Сначала ты, дорогая. Надеюсь, этот белокурый Адонис не начнет трепать языком с другими обывателями отеля. Еще пара подобных инцидентов и в гостинице начнется паника. Я намерен вызвать Фрэттона, вместо того, чтобы помогать тебе купаться. Фрэттона не нужно было вызывать, он уже стоял возле их номера. Он забрал пулю, сказал, что, возможно, его людям удастся найти следы стрелявшего в них человека. Выслушав рассказ о молодом «Адонисе», он весело усмехнулся. — Вряд ли вам стоит волноваться в этом отношении, — сказал он. — Я с ним поговорю. Но в отеле имеется другой парень, который может действительно причинить неприятности: лондонский репортер по имени Фингельтон. Это огромный малый с кудрявыми рыжими волосами. Когда он возьмет вас в оборот, я бы на вашем месте не особенно с ним откровенничал! — С ним я справлюсь, — ответил Грант. Фрэттон улыбнулся своей отеческой улыбкой и пошел к двери. Он ее распахнул, в коридоре послышалось громкое восклицание. У самого порога, вытянув с дурацким видом вперед руки, как бы ожидая удара, стоял здоровенный детина со спутанной шапкой кудрявых рыжих волос — газетчик Фингельтон. Впрочем его растерянность длилась недолго. Он молниеносно справился и шагнул в комнату. — Мистер Грант, если вы сумеете уделить… — Не сейчас. Возможно, позднее, — вполне учтиво ответил Грант. — Прошу всего одного слова, — умолял репортер, нисколько не смущенный неласковым приемом. — Могу ли я сказать, что вы складываете все, включая собственную супругу, и спешите удрать от мстительного внимания Карози? Грант внимательно посмотрел на него, подошел к телефону и поднял трубку. — Тайвери 5… пожалуйста, — сказал он и стал молча ждать под внимательным взглядом детектива и репортера. — Хэлло, это вы, Хейдон? Я хочу, чтобы вы все снова уложили и привезли в отель «Аплэндс»… Да. Утром. До свидания. — Он повесил трубку. — Подходящий заголовок? — Герой медового месяца,— сказал Фингельтон. Глаза у него одобрительно улыбались, когда он поспешил прочь. — Я всегда говорил, что разумно задобрить прессу, — с довольным видом пробормотал Фрэттон. — И мне кажется, что вы правы, оставаясь, мистер Грант, хотя я был бы последним человеком, который упрекнул бы вас, если бы вы предпочли уехать. Необходимо считаться с фактами. Не хочу напрасно вас заверять, что здесь можно доверять обслуживающему персоналу. Вы приезжали сюда 10 дней назад договариваться, за этот срок произошли три замены в штате слуг. Мы проверяем новичков, все они из Лондона. — Спасибо, — буркнул Грант. — Все то, что вы будете есть, будет готовить наш человек. Мы не хотим полагаться на волю случая, и я надеюсь, что вы в равной степени будете осторожны. Не пейте вина или других напитков из бутылок, если вы не уверены, что с ней могли намудрить. Ну и все такое прочее. — Надеюсь, ваш человек прилично готовит? — Я восхищаюсь вашей выдержкой, мистер Грант! Честное слово восхищаюсь. И миссис Грант тоже. Мы постараемся сделать все, что в наших возможностях, но… Они не сумели предотвратить этого выстрела в Кристину. Грант не сразу отправился в ванную. Эти два посетителя взвинтили его еще больше. Ему хотелось успокоиться и поостыть. Неожиданно ему пришло в голову, что он не слышит шума воды. Значит, Кристина уже вышла из ванной. Он посмотрел на ее платье, разложенное на постели. — Ты еще долго, Крис? — крикнул он. Молчание. — Крис! Грант подошел к двери и повернул ручку. Вот негодница, она его, разумеется, дразнит, доказывая, как… Дверь была заперта. — Крис! — уже с тревогой позвал Грант. — Крис, у тебя все в порядке? Она по-прежнему не отвечала. — Крис! — заорал он изо всех сил и затряс ручкой. — Отопри дверь. Пусти меня! Никакого ответа. Тогда он бросился к дверям в коридор, оглашая воздух громкими криками: — Фрэттон! Фрэттон! Ему никто не ответил, хотя в самом конце коридора мелькнула белая куртка кого-то из слуг. Грант бросился во вторую комнату, из которой тоже можно было попасть в ванную; она являлась частью большого отдельного номера-квартиры, которую он арендовал до конца их пребывания в отеле. Он нажал на ручку, но и эта дверь была закрыта на ключ. Он отчаянно забарабанил в дверь, крича в исступлении: — Фрэттон! Черт бы вас побрал, куда же вы пропали? Наконец появился запыхавшийся Фрэттон. С разинутыми ртами стояли двое постояльцев, которых поразил вид Гранта, в одном купальном костюме ломившегося в запертую дверь, с полубезумным видом. В конце коридора засуетились слуги. — Моя жена заперлась в ванной, — торопливо объяснил Грант. — Я не могу добиться от нее ответа. Это второй вход. — Понятно, только не ломайте дверь, — сказал Фрэттон, запуская руку в карман и извлекая оттуда отмычку. Они вошли в комнату, обставленную так же, как комната Гранта. Дверь в ванную находилась в дальнем углу. Майкл подбежал к ней, нажал на ручку и широко распахнул дверь. Ванная была пуста. На полу лежало полотенце Кристины рядом с ее купальником, который казался более синим, так как был мокрым. На пробковом коврике возле ванны виднелись мокрые следы, а сама ванная все еще была наполнена горячей водой. Единственное окошечко было маленьким и расположено высоко. Его закрывали и открывали при помощи длинной веревки, так что выйти отсюда можно было только через вторую спальню. Фрэтгон угрюмо спросил: — Была ли у нее тут какая-нибудь одежда? У Гранта был вид помешанного, он не сразу сообразил, о чем его спрашивают. — Нет, только одно полотенце и купальный костюм. Мой бог, они… — Она бы ни за что в голом виде по доброй воле отсюда не ушла, — рассудительно заметил Фрэттон. — Значит, ее вынудили пойти, но они не могут уйти далеко. Мы скоро ее вернем. Вот теперь он заторопился, выскочил из комнаты, крикнул уже на ходу: — Ничего не трогать! Не открывайте вторую дверь! Грант не ответил. Он внимательно осмотрел дверь, которая вела в спальню. Верхний и нижний шпингалеты были закрыты, но ключа не было видно. И однако же кто-то проник сюда через смежную спальню и заставил Кристину пойти следом за собой. Грант услышал за спиной какое-то сопение. Он медленно повернулся: сзади стоял Фингельтон и немилосердно ерошил свою огненную шевелюру. — Чертовски сожалею, Грант, — сказал он. — Рассчитывайте на меня в случае чего. Через полчаса, после того как было обнаружено исчезновение Кристины, все комнаты в отеле были осмотрены, но она как сквозь землю провалилась. Были обысканы и служебные помещения, опрошены все постояльцы и обслуживающий персонал. Пристройки, гараж, чердаки, подвалы — все было прочесано самым тщательным образом. НИКАКИХ ПРИЗНАКОВ КРИСТИНЫ! В 5 часов сразу почерневший и осунувшийся Грант сидел у себя в номере, перед ним стоял графин виски и бутылка содовой. В ванной полиция не обнаружила ничего полезного: ни отпечатков пальцев, ни следов, которые можно было бы сфотографировать. На пол было пролито много воды, на ковре в коридоре имелись влажные следы, возможно, оставленные мужчиной, но они были недостаточно четкими, так что от них было мало толку. Так объяснил Фрэттон. С одной стороны коридора находился холл, с другой — глухая стена. Большую часть времени днем в холле дежурил портье, но он несколько раз уходил отвечать на телефонные звонки. Однако его отлучки продолжались не более 2–3 минут. Два раза по телефону звонили гостям, один раз ошиблись номером. — Не исключено, что ее унесли через одну из спален, — рассуждал Фрэттон, — в самом конце коридора имеется комната, из которой через окно можно попасть в другое крыло, пройдя мимо глухой стены. Но даже в этом случае ты попадаешь в помещение для прислуги. А большая часть их в это время находилась на дежурстве. Грант простонал: — К чему все эти рассуждения?.. Важно одно: она исчезла, и ее необходимо отыскать! — Мы сделаем все, что сможем! — сказал Фрэттон, но его обещание звучало малоубедительно. — Все, мистер Грант, уверяю вас! Я должен вам сказать одну вещь. Вы можете в ближайшее время получить весточку от Карози. Вы не должны упускать из виду того факта, что Карози охотится за вами. Миссис Грант всего лишь пешка в большой игре. Не покидайте отеля, не сообщив. Обещаете? Грант опустил на стол стакан с виски. — Я буду действовать так, как считаю нужным, — ответил он. Фрэттон поднялся, хотел было что-то добавить, но передумал. Он тихо вышел и осторожно прикрыл за собой дверь. Грант сидел неподвижно, в состоянии отупения.7 Пропавшая новобрачная
Вода в ванной была горячей. Перегнувшись через ванную, Кристина открыла холодный кран. Журчание струи заглушило скрип открываемой двери и звук шагов человека. Оставив дверь незакрытой, к ней сзади подкрадывался человек… Кристина разогнала по ванне холодную воду, потом закрыла кран. Человек был уже совсем рядом. Он держал наготове большую простыню. Кристина нагнулась за губкой. Человек сделал последний шаг и ловким движением набросил ей на голову простыню, одновременно плотно закрыв рот. Она попыталась закричать, но не успела. Давление на рот ослабло, зато усилилось на шею. Она уже не могла дышать, и боль стала невыносимой, у нее все поплыло перед глазами, было больно в груди, она почувствовала, что умирает. Почти потеряла сознание. Человек отпустил ее шею, поддержал рукой и потянул назад. Нижняя половина его лица была закрыта шарфом, поверх костюма был одет плащ. Он снял простыню с ее головы. Глаза у нее были закрыты. Он бросил простыню на пол, поднял Кристину и положил на пол, а сам закрыл дверь на задвижку. Следующим его действием было надеть на Кристину плащ, причем он обращался с ней как с неодушевленным предметом. Он застегнул плащ на все пуговицы. Убедился, что его пленница без сознания, поднял ее и вышел через вторую спальню, затем высунул голову в коридор, проверяя безопасность отступления. Молодой официант с темными волосами и длинным лицом стоял возле вестибюля. Он сделал знак рукой. Незнакомец вернулся назад за Кристиной и отнес ее в комнату в самом конце коридора, французское окно которого выходило на балкон, откуда можно было попасть в еще одно пустое помещение. Во дворе за гаражом стояла небольшая крытая продуктовая машина, на одной из стенок которой было написано: «Замороженные фрукты — Флорист». Дверца сзади была предусмотрительно распахнута. Человек положил Кристину внутрь, затем влез сам и закрыл дверцу. Он не видел водителя, сидевшего за рулем, но машина немедленно тронулась с места вниз под уклон, чтобы поменьше шуметь. Человек сдернул с лица шарф, вытер обильно струившийся пот и только после этого занялся Кристиной. Он положил ее лицом вниз и принялся делать искусственное дыхание. Это было не просто, так как грузовик подпрыгивал на скверной дороге, но через несколько минут Кристина зашевелилась. Человек продолжал разводить ей руки, пока она тихонько не застонала.Тогда он приподнял ее и посадил на пустой ящик, прислонив спиной к стене грузовика. Ее глаза раскрылись. Машина добралась до небольшого оврага, где у самой обочины дороги стоял огромный лимузин. Человек, сидевший за рулем, махнул рукой, грузовик остановился, и Кристину перенесли в легковую машину. — Она в порядке? — спросил водитель. — Сейчас сообразим. Надо ей дать немного выпить. Скажи, у тебя есть какие-нибудь тряпки? — Посмотри в багажнике. Вскоре Кристина сидела в машине, ее голова откинулась на спинку сидения. Человек насильно влил ей в рот немного бренди. — Все о'кей, сестренка, — она услышала слова похитителя. — Сейчас ты ляжешь баиньки и будешь умницей. Он вынул из кармана шприц, ввел длинную иглу в предплечье и нажал пальцами на поршень. Фрэттону рассказали о крытом грузовике, уехавшем с территории «Аплэндса», только после разговора с Грантом, когда полиция случайно услышала об этом от кухонной работницы. Она не считала, что ее сообщение имеет какую-то ценность, потому что грузовик приезжал так часто, и за рулем, как правило, сидел один и тот же шофер. Видела ли она его? Нет, но это ровно ничего не значит. Он всегда в это время подвозил свои товары и оставлял их в подсобном помещении. Фрэттон немедленно передал оповещение всем постам дорожной полиции и на контрольно-пропускные пункты. К шести часам «Флориста» нашли: он был связан по ногам и рукам в овраге, а грузовик брошен где-то недалеко на шоссе. Черного лимузина никто не видел. Фрэттон, наконец, отошел от телефона, установленного в маленькой комнате и предоставленного в распоряжение полиции, и отправился в вестибюль. Роджер Вест разговаривал с портье, но замолчал при появлении Фрэттона. — Закончили? — спросил он резко. — Насколько мог, — ответил инспектор Фрэттон. — Н-да… Дела идут из рук вон плохо. Я знаю пословицу о бессмысленности плакать над сбежавшим молоком, но на этот раз сбежало слишком много, так что можно было бы отправить в плавание целый эсминец. — Что ж теперь убиваться, — заворчал инспектор. — Они тоже не лыком шиты. Около ворот вертелось двое незнакомцев, отвлекая внимание дежурного. Но он все равно заставил грузовик остановиться и заглянул вовнутрь через заднее окно. Если бы внутри находился кто-нибудь, помимо водителя, ему бы пришлось забраться под шоферское сидение. Одним словом, они натянули нам нос. Роджер заговорил более миролюбиво: — Ладно, пока никто с нас голов не снимает. «Монитор» примется за Гранта, но это нас не свяжет ни капельки, нужно учесть еще один момент. Банда Карози специализируется на девушках. Большинство из них были пустоголовыми глупышками со смазливыми личиками и пышными формами. Они сами нарывались на неприятности, разве что получали больше, чем ожидали или заслуживали. Если бы мне сказали, что Карози переправил за границу свыше сотни красоток, которые теперь находятся в Буэнос-Айресе, Алжире или Монтевидео, проклиная тот день, когда они появились на земле, я бы не удивился. Фрэттон даже дышать перестал: — Так скверно? — Так скверно. — Майклу Гранту об этом тоже известно? — Известно. — Теперь мне ясно выражение его глаз. — Мне тоже. Роджер посмотрел в конец коридора и заметил Гранта, который быстро скрылся из поля его зрения. — Мы можем допустить, что Карози похитил миссис Грант, вместо того, чтобы ее убить, дабы усилить муки Гранта. Но в этом есть и положительное зерно: она наверно жива. — Можно ли быть уверенным? — Я исхожу из очевидного. Чего ради они стали бы увозить ее труп?.. И потом проще всего было бы убить ее в ванной. Знаете, я думаю, что в конечном счете данная история сыграет нам на руку. — Какая ерунда! — Нет! Происшествие попадет в прессу, оно потрясет читательское сердце. Начнется новая кампания в отношении недостаточно суровых законов и недопустимости либерализма к преступникам. Снова внимание будет сконцентрировано на Карози, что обеспокоит множество его мелких подручных. — Пожалуй, вы правы, — согласился Фрэттон. — Идиотское предположение! — раздался яростный голос Гранта. Он появился из-за дверей, за которыми, очевидно, стоял уже некоторое время. — Черт бы вас побрал! Кто вы такой? Его взгляд на похитителя не был бы более злобным, чем сейчас. Лицо его олицетворяло страдание. — Это старший инспектор Вест из Скотланд-Ярда, — пустился в объяснения Фрэттон. — Он… — Значит, это произошло при попустительстве Ярда, — прохрипел Грант. — Я вижу, Вест, вы быстро идете в гору. Даю слово употребить все свое влияние, чтобы вас понизили в должности. — В тот момент мистер Вест находился далеко от отеля, — начал Фрэттон. — Его дело защитить мою жену, — сказал Грант дрожащим голосом. — Мне наплевать, кто пострадает, лишь бы Кристина вернулась ко мне. И, если бы мне пришлось для этого испортить карьеру вам обоим, я бы с наслаждением это сделал. «Этот человек живет в настоящем аду,» — подумал Роджер Вест, — «и, самое главное, он винил себя. Какая мука понимать, что ты находился в нескольких ярдах от своей жены, когда на нее напали… Но было уже пора набросить на него узду, подтянуть его. Фрэттон за эти дни постарел лет на десять. С этим нельзя было не считаться.» — Так что поскольку вы знаете, что вам полезно… — начал Грант. — А вы когда-нибудь думали, что в первую очередь вам надо винить самого себя? — заговорил Вест. Но его слова не сразу дошли до Гранта. — Спрашивали ли вы себя, сколько людей страдает от Карози, потому что вы его освободили? Фрэттон стоял с открытым ртом. Грант себя не помнил от ярости. — Вы, наверное, сумашедший! Какого… — Вы великолепно знаете, что я не сумашедший, мистер Грант. Вы совершили налет, если так можно выразиться, на квартиру Карози, нашли там доказательства его преступной деятельности, но вы предпочли на все закрыть глаза из-за страха, что вашему отцу придется расплачиваться за его прошлые грехи. Теперь вы озабочены только судьбой собственной жены. Ну, а мне приходится думать гораздо шире. Я обязан думать обо всех жертвах Карози, прошлых, настоящих и будущих. Я обязан думать обо всех жертвах и о том, как заставить его заплатить за все то, что он уже совершил. Как помешать ему в дальнейшем губить людей, разрушать семьи, увозить за границу девушек в ночные клубы для развлечения пьяных скотов! Я буду совершенно откровенен! Я сделаю все, что в моих силах, любой полицейский нашей страны выполнит свой долг до конца, чтобы возвратить вашу жену. Мы будем этим заниматься, потому что такова наша работа. Мы хотим помочь вам обоим, вам и ей, так же, как и всем другим несчастным. Грант молчал. — Я знаю, вас не остановить от попытки самостоятельно найти жену, — продолжал Роджер Вест. — Но не верьте лживым обещаниям Карози. Если вы ему поверите, тем самым вы можете перерезать горло своей жены. — Что заставляет вас предполагать, что Карози свяжется со мной? — выдавил из себя Грант. — Потому что она козырная карта в его руках, пока жива. Он захочет на ней спекульнуть, — сурово ответил Роджер. — Потом голос его изменился, стал более человечным. — Я думаю, что мы ее отыщем. Но отчаяние в глазах Гранта сказало ему, что тот не слишком на это надеется.8 Пробуждение
Было темно. Кристина лежала на чем-то мягком, не то на кушетке, не то на кровати. У нее безумно болели голова и глаза. Она ощупала все вокруг себя, почувствовала край кушетки, простыню, одеяло, пододеяльник. Мало того, в ногах у нее лежала горячая грелка. Значит, похитители заботились о ней. Если бы только хоть какой-нибудь лучик света! Свет появился. Он возник прямо перед ее глазами, как раз над головой… Нет, впереди… Смутные очертания двери на фоне неяркого света. Она почему-то стала спокойнее и задремала снова, проснулась, опять забылась коротким сном. Она понимала, что находилась все еще под действием наркотика. В скором времени она окончательно проснется и уже не захочет больше спать. Но сейчас ей совсем не было страшно. Когда она проснулась окончательно, то, прежде всего почувствовала разницу в освещении и взглянула на окна. Они были задернуты плотными занавесками, но какой-то дневной свет все же проникал в комнату. Его было недостаточно, чтобы как следует разглядеть помещение, и она протянула руку к настольной лампе, стоящей у кровати на тумбочке… Электрический свет в первую минуту заставил ее зажмуриться, но в скором времени она широко раскрыла глаза. Это была небольшая комната, роскошно обставленная, но сильно отличавшаяся от спальни в отеле «Аплэндса». Потолки были гораздо выше. Диван-кровать, на котором она лежала, необыкновенно мягкий и удобный. Голубой ковер был толстым и пушистым. Туалетный столик из хитроумного литья был элегантен, и металлический туалетный прибор на нем был наимоднейшего стиля. На ней самой была бледно-зеленая шелковая рубашка без рукавов, отделанная розовыми кружевами. Своей у нее такой не было. Медленно она припомнила нападение на нее и задрожала от страха. После этого ее ум заработал с лихорадочной быстротой… Кто-то надел на нее эту роскошную рубашку, уложил в постель, позаботился об ее удобстве. Почему?.. Кто ее похитил?.. И зачем?.. Она припомнила: Карози. А Майкл? Он будет мучиться, обвиняя во всем себя, пытаясь перевернуть весь мир, чтобы отыскать ее. Как мало и в то же время, как хорошо она его знает! Юноша с разорванным горлом! И попытка застрелить ее возле водоема. Она села на кровати, опустила ноги на пол и встала. В первую минуту она покачнулась от слабости. Попытка двигаться усилила головную боль, так что ей пришлось снова опуститься на подушки. Лучше бы ей не шевелиться, потому что теперь у нее голова буквально раскалывается от боли, рот пересох, а когда она провела языком по небу, ей показалось, что он пылает. Отворилась дверь. Вошла девушка и осторожно прикрыла ее за собой. Девушка?… Женщина? Женщина хмуро посмотрела на Кристину, потом увидела, что та проснулась, и улыбнулась. Улыбка показалась на ее бледном лице, на котором чернели глаза, очень щедро подведенные тушью. Губы были тоже ярко намазаны помадой. Она двинулась, покачивая бедрами, по комнате, и спросила: — Хэлло, дорогуша, чувствуешь себя чуточку лучше? Голос у нее был хрипловатый, но довольно добродушный, без злобы и насмешки. — Да, спасибо, — ответила Кристина. — В таком случае все о'кей, можно впустить сюда немного солнышка, — сказала женщина и проплыла к окну. Она отдернула занавески. Потом подошла к постели и выключила лампу. — Ну, ну, — сказала она с упреком, — вижу, ты уже пыталась подняться, а этого не следовало делать. У тебя покраснели глаза, наверное, страшно болит голова. Хочешь чашечку горячего чая? — Очень! — Тогда о'кей. Сейчас принесу. Но не делай глупостей, дорогуша, это не поможет. Она вышла. Кристина слышала, как в замке повернули ключ. Значит, она оказалась в настоящей тюрьме, несмотря на симпатичную «нянюшку». Ha сколько времени она ушла? Но вскоре опять послышались шаги, заскрипел ключ в замке, дверь открылась и снова появилась женщина с подносом в руках. Она поставила его на стул возле двери, сунула ключ в карман, потом взяла поднос и поставила его на столик возле кровати. — Пусть он немного остынет, дорогуша, — сказала она, усаживаясь. — Это тебе будет полезнее. Ты сейчас выглядишь немного лучше, мне кажется. Скоро будешь совсем о'кей. Все дело в морфине, но ты родилась в сорочке, он о тебе заботится. Ты в одной из лучших спален. Хотела бы я быть хоть наполовину такой счастливой, наверняка, ты ему здорово приглянулась. Ему приятно на тебя смотреть, не то что на меня. Я ему не по вкусу. Он никогда не любил толстых ног… Как тебя зовут? — Кристиной Морлей. Произнося «Морлей», она сообразила, что теперь она Грант. — Я тебя буду звать Крисс. А я Мейзи. Я давно уже здесь, и когда ты привыкнешь, тогда все будет олл-райт! Я думаю, мы можем приниматься за чай, — засмеялась она и потянулась за чайником. Кристина сначала набрала чаю в ложку и прополоскала им рот, потом начала с жадностью пить, пока не опустила чашку на стол, уже совершенно пустую. Мейзи же ухитрилась одновременно пить и болтать, причем слова «Он» и «Ему» не сходили у нее с языка. — Кто это «Он», о котором вы все время говорите? — заставила себя спросить Кристина. У Мейзи широко раскрылись глаза. — Кто он? Не прикидывайся дурочкой, Крисси! — Но я действительно хочу узнать. — Вот тебе и на! — сказала Мейзи, потом слегка откинувшись назад, добавила совсем иным тоном: — Прости, дорогуша, но если и правда тебе не сказали, пусть он сам тебе объяснит. Мне слишком часто попадало за то, что я болтаю своим длинным языком. — Он здесь? — Сейчас нет, но скоро будет. — Мы в Лондоне? — Ты можешь задавать ему любые вопросы, но меня спрашивать бесполезно, — решительно ответила Мейзи. — Я здесь для того, чтобы делать то, что мне велят, ясно?.. А теперь не хочешь ли ты помыться и чуточку привести себя в порядок? Иди сюда, дай-ка я тебя причешу. Кристине было странно сидеть перед зеркалом и видеть в нем, как Мейзи старательно расчесывает ее волосы с таким видом, как будто ей это очень нравится. Наконец, она покончила с прической. Затем взяла поднос и вышла из комнаты, заперев за собой дверь. Кристина села на диван, поджав под себя ноги. Она чувствовала себя значительно лучше, ощущение жжения во рту исчезло, голова почти совсем не болела и, сидя, она раздумывала и терялась в догадках. Вдруг снова заворочался ключ в дверях. Кристина ожидала увидеть Мейзи, но это был длиннолицый официант из отеля «Аплэндс». Он был одет в свою белую куртку, а его темные напомаженные волосы и неулыбчивая лошадиная физиономия выглядела так, как в отеле. Он принес несколько газет и журналов, которые молча положил на постель, и вышел. Кристина долго смотрела на запертую дверь, прежде чем притронуться к газетам, потом с лихорадочной поспешностью схватила все разом.9 Карози
Собственное лицо Кристины смотрело на нее с первой полосы газеты. Будто бы ты читаешь про незнакомого тебе человека. Фингельтон очень живо описывал то, что произошло по мнению полиции. Он даже ухитрился раздобыть снимок ванной, где на полу валялся купальник и простыня. Другая фотография, привлекшая ее внимание, изображала необыкновенно красивого человека, с которым они повстречались в отеле Подпись гласила: «Старший инспектор Роджер Вест из Скотланд-Ярда, вызванный в отель «Аплэндс» местной полицией. Его сопровождает детектив — сержант Джилл». Кристина просмотрела и внутренние страницы газет. Она обнаружила статью о Карози и Майкле, в которой в искаженном виде была описана история их столкновения. Автор смаковал подробности репутации Карози, все время подчеркивая тот факт, что его подозревали во множестве самых разнообразных преступлений. Принявшись за вторичный просмотр газет, она обратила внимание на то, что некоторые статьи были едва заметно подчеркнуты карандашом. В одной говорилось, что Карози подозревался в белом рабовладении, во второй подчеркивался тот факт, что занимался перепродажей наркотиков… В третьей, что он принадлежал к международному «порочному кругу». Все эти намеки усилили ее ужас. Наконец, она отложила газеты и закрыла глаза. Нервы ее были предельно напряжены. Если только Карози сейчас войдет в комнату, ей не удержаться, она закричит, что есть мочи. Теперь ей было известно о нем гораздо больше. Послышался какой-то неясный шум, и она открыла глаза. В ее ногах возле дивана стоял Карози! Кристина не слышала, как он вошел. Не слышала ни единого звука. Но вот он здесь. Человек из машины… Человек, портрет которого висел в шкафу… Китаец Чин-Чин… Он стоял, как статуя, ничего не говоря, не усмехаясь. Казалось, она оледенела, потеряла способность двигаться, могла только смотреть на него. Почему он не шевелился?.. Не говорил? Ничего не делал, ровно ничего… Все было бы лучше, чем вот так стоять в нескольких шагах от дивана. Казалось, он смотрит сквозь нее… Нет, он раздевал ее своими глазами… Она чувствовала, что рядом с ней находится нечто грязное. И вот когда ей показалось, что она больше не выдержит, что у нее вот-вот сорвется крик, его губы зашевелились. У него был странный голос, как у сильно простуженного человека. — Итак, миссис Грант, — сказал он. Три самых простых слова, и однако он ухитрился наполнить их ядом, так что от них повеяло чем-то ужасным. В них были угроза и издевка… «Итак, миссис Грант!..» Только и всего, но лишь сейчас она поняла, как она беспомощна, что она полностью в его власти, что на свете не было ничего такого, чего бы он не смог с ней совершить. — Вам удобно? Еще пара издевательских слов. «Сейчас вам удобно, но так будет не долго», — мог бы он сказать. — Вы не будете упрямиться, — сказал он громко и шагнул ближе. Она закричала громко и пронзительно. Выражение его лица не изменилось. Он напряженно смотрел ей в глаза и продолжал приближаться. Подойдя вплотную к дивану, он протянул руку и сжал ей грудь. Очень нежно, но ясно показывая, что он может с ней сделать. — Вам здесь удобно? — вторично спросил он. — Да, да! — еле выдохнула она. — Да… благодарю вас. — Вам и дальше будет хорошо, если вы будете паинькой, — говорил он с таким видом, как если бы ему было больно говорить. — Но я хочу, чтобы вы не слишком долго были тут в одиночестве. Мне хочется, чтобы к вам присоединился ваш муж. Вы сделаете в точности то, что вам будет сказано. Вы поняли? — Да. — Надеюсь… Потому, что если вы этого не сделаете, вам тогда не будет хорошо, — проговорил он необычайно отчетливо. Теперь он слегка ослабил напряжение, возможно, потому, что дал понять, что имеет в виду именно то, о чем говорит. Сейчас Кристина не могла думать даже о Майкле, ею владело единственное чувство — безмерный ужас. — Вы прочли газеты? — спросил он. — Да, да, конечно. — Я принес вам еще кое-что почитать. Он вынул из внутреннего кармана пиджака тоненькую книжечку. Заголовок ей ничего не сказал: «Данные». Она протянула руку за книгой, но вдруг оннеожиданно вырвал ее из рук и ударил ее корешком по голове. Удар пришелся по правому глазу, который сразу же заслезился. Она непроизвольно закрыла оба глаза. Теперь она не видела Карози, и не знала, что он сделает еще. И вдруг она поняла: он ушел, не произнося больше ни единого звука. Долгое время она лежала в полушоковом состоянии, постепенно начиная понимать значение сказанных им слов и ужасной опасности для Майкла… Об этом не хотелось думать. Она сплела пальцы и при этом коснулась оставленной им книги «Данные». Она раскрыла ее где-то на середине, предпочитая делать что угодно, лишь бы не думать. На каждой странице имелось по фотографии. Слева была изображена молодая девушка в купальнике. Ей было не больше двадцати лет. Глядя на нее, можно было без ошибки сказать, что у девушки веселый и беспечный нрав, как это бывает только в юности. На правой стороне была сфотографирована женщина, одетая в какую-то накидку, доходящую до земли. У нее было старое измученное лицо. Она тоже улыбалась, но это только усиливало жалкое впечатление, производимое ее обликом: невольно думалось, что ей приказали улыбаться, и она повиновалась, но камера уловила верно — страдание и усталость. Под этой фотографией стояла дата: 1943 г., а под левой — 1939 год. И только сейчас Кристина поняла: это же была одна и та же девушка, снятая с интервалом в четыре года. Кристина нерешительно стала перелистывать книжку. Всюду с левой стороны были сняты цветущие привлекательные девушки, а с правой — развалины. Тогда она посмотрела на первую страницу страшной книги. Там стояло всего два слова: Буэнос-Айрес. После этого она пробыла в полном одиночестве около часа. И вдруг царившую тишину нарушил незнакомый ей звук, которого она раньше не слышала: собачий лай. Впрочем слово «лай» — едва ли подходило к услышанному. Это был глухой рев, который, могли издавать лишь чудовища, вроде того, которое загрызло Дерека Алена. Нет, никакого «удобства», ничего хорошего не было. Один кошмар!Следующий день после похищения Кристины Грант был несчастливым для Скотланд-Ярда. Газетные отчеты были явно предвзятыми, но самое ужасное было то, что все понимали, какой промах допустил Скотланд-Ярд. Последней каплей оказалась карикатура, на которой была изображена Кристина Грант, едва прикрытая полотенцем, которую вели мимо десятка полицейских, притаившихся вдоль дороги за кустарниками. Никто не затрагивал Роджера Веста. По-видимому, и газетчики и сотрудники Ярда понимали, как он был зол на себя. Но все же действительной причиной было то, что никто не представлял, где же скрывается Карози. Вместе с ним как сквозь землю провалились все его бывшие соратники. Лондон был напуган, что случалось не часто. До сих пор не нашли никого из людей Карози. Все квартиры и номера в отелях были оставлены совершенно пустыми. Мужчины и женщины, которых в обычные дни всегда можно было застать в ресторанах, клубах или барах, куда-то исчезли. Их исчезновение породило в Ярде непривычное смятение и растерянность. Роджер Вест провел целый день с Фрэттоном, Лейном и другими, проверяя дорсетскую нить. Из Министерства внутренних дел приехал паталогоанатом осмотреть тело Дерека Алена. В отеле «Аплэндс» оставалась прежняя напряженная атмосфера, усиливавшаяся теперь, когда всем стало известно, кто такой Роджер Вест. К счастью, никто, кроме Фингельтона, не знал, что детектив, сержант Джилл, тоже полицейский: его фотографии не было в газетах. Теперь Джилл преобразился в официанта. Роджер Вест вошел в комнату, отведенную для полиции и нажал на звонок. Джилл, выглядевший громоздким и неуклюжим в белом жакете и черных брюках, был симпатичным парнем с цветущим лицом, светлыми волосами и приятным чувством юмора. — Совершенно верно, любезный официант. Сядь-ка на минутку и скажи, ты ничего не выяснил? — Есть одна любопытная деталь. Один из официантов, молодой парень по имени Луиджи, — у него вчера утром был выходной, — приступил к дежурству с полудня и работал допоздна. Он должен был сегодня снова выйти во вторую смену, но не явился. В отеле он работал около недели. — Что ты предпринял? — Поскольку вас не было, я позвонил в Ярд. — Хорошо. Что из себя представляет этот Луиджи? — Лет 18-ти, высокий, худощавый, лицо продолговатое, волосы темные. Про себя не слишком рассказывал. Я с ним перекинулся парой слов за все это время. Приятель Дерека Алена, Крайзон, шнырял по кухне, задавая массу глупых вопросов. — Ему рот не заткнешь, — вздохнул Роджер. — Возможно, от этого у него становится спокойнее на душе. Ладно, иди, обслуживай постояльцев. Джилл ушел, а Роджер Вест тотчас же связался с Ярдом. Его сразу соединили с Чартвордом, который быстро спросил: — Есть новости? — Есть, но новостями это не назовешь. Нас интересует исчезнувший официант. — Луиджи? Я уже слышал об этом. — Я бы хотел с ним побеседовать, а также с отцом миссис Грант. — Почему? — Грант рассказал мне, что Карози пытался навести тень на плетень, упомянув в телефонном разговоре о прошлом Морлея. Накануне венчания Кристина Грант получила любительский снимок своего отца. Характерный для Карози трюк. У нас нет доказательства того, что Карози использует Морлея, но это не исключено. — Если это так, тогда Морлей, скорее всего, исчез с остальными, — буркнул Чартворт. — Это можно будет выяснить, сэр. — Хорошо, я распоряжусь, — обещал Чартворт. — Что еще? — Вроде бы ничего, благодарю вас, сэр. — Хорошо, тогда у меня есть кое-что для тебя. Сэр Мортимер Грант использует все свое влияние, чтобы осложнить обстановку. Так что не удивляйся, если на тебя завтра начнут сильно нажимать. Он повесил трубку. Роджер закурил сигарету, с тоской взглянул на кипу донесений, которые следовало перечитать, и внезапно почувствовал глухую злобу и раздражение. Не очень-то приятно было сидеть, сложа руки, и ждать, когда Карози начнет действовать, а дело почти уже дошло до этого. Имелась еще одна сторона, которая ему нравилась еще меньше. Мысль о том, что Кристина Грант находится в руках Карози, доставляла мало приятного. Ему ничего не стоило сделать ее наркоманкой или превратить ее медовый месяц в настоящую пытку, нравственную и телесную. Его сексуальные и садистские наклонности были хорошо известны в Ярде. Тот факт, что номинально дело было поручено Фрэттону, ни в коей мере не снимало ответственности с него самого, Роджера Веста. Если им не удастся в ближайшее время отыскать Кристину, он до конца своих дней не простит себе собственной недальновидности. Конечно, она понадобилась Карози в качестве приманки для Гранта, а за Грантом установлено плотное наблюдение. Если он сдвинется с места… Около 7 вечера послышался стук в дверь, на пороге появился ярдовский работник Лейн, докладывающий на ходу: — Я подумал, что вы сразу должны узнать об этом, сэр. Пять минут назад Гранту позвонили по телефону, и он выводит машину из гаража.
10 Грант рискует
У человека, беседовавшего с Грантом по телефону, был нерешительный голос. Казалось, он не привык говорить по-английски. Он сказал немного, но каждое слово молотком отдавалось в голове у Гранта. Миссис Грант в безопасности. Ей не причинят вреда, если Грант точно выполнит то, что ему будет сказано… Первое обязательное требование: он не должен говорить полиции об этом звонке. Он должен ехать в Солсбери. Если заметит преследование, должен ехать до отеля «Касл», выпить чего-нибудь и возвратиться в отель «Аплэндс». Если же слежки не будет или он сумеет от нее избавиться, то ему необходимо доехать до вокзала в Солсбери и войти в буфет со стороны прибытия лондонских поездов. Там он встретится с человеком, которого узнает и от него получит дальнейшие указания. Грант стоял возле постели, когда раздался телефонный звонок. Он не двинулся с места. Потом он резко повернулся, вышел из комнаты, решив все сделать, как ему было сказано. Он прошел мимо нескольких постояльцев, не замечая их, и очутился во дворе. Было прохладно. Он, не оглядываясь, прямо отправился в гараж и вывел свою машину. Дежурный полицейский около ворот посмотрел на него, но не сделал попытки задержать или заговорить. Грант сразу же поехал влево к центральному шоссе Солсбери, выжимая из мотора максимальную скорость. Сначала он оглядывался и видел фары какой-то машины, которая шла следом за ним. Значит, полиция была настороже. Дорога была прямой, но узкой. Стрелка спидометра колебалась, пока не достигла отметки 80. Полумрак затруднял ему езду, но Грант не включал огней. Машина преследователей, в которой, как ему казалось находился Вест, постепенно начала отставать. Он добрался до шоссе и через три мили свернул в сторону. Теперь он должен был включить фары. Этот район он знал как свои пять пальцев и ни разу не ошибся в поворотах. Через 40 минут после выезда из отеля он достиг Солсбери, в полной уверенности, что полиция никогда не догадается, что он въедет в город с севера. Он оставил свою машину на месте автостоянки возле вокзала, выключил огни и вышел на платформу. Здесь он остановился возле справочного бюро, откуда была великолепно видна его машина. Неподалеку от нее стоял полицейский, но он даже не посмотрел в ее сторону. Через пять минут Грант вошел в зал ожидания. Он был плохо освещен, поскольку в ближайшее время не ожидалось прибытия поезда, на платформе никого не было. Он взял перронный билет и пошел в сторону прибытия. В буфете был куда более яркий свет, чем на платформе, но он не увидел ни одного знакомого лица. Тогда он заказал себе пива и остановился возле стойки, внимательно разглядывая входящих. Вот отворилась дверь, и в помещение вошел немолодой человек неприметной наружности. Грант на него практически не обратил внимания. Человек подошел к столику возле окна и уселся. Когда он поднял голову, Грант ясно увидел его лицо. Спокойные серые глаза смотрели на него, но по ним нельзя было сказать, что человек узнал его, Гранта, но последний не сомневался, что именно с этим человеком он должен встретиться. Это был Артур Морлей — отец Кристины. Грант подошел к столу и уселся. Морлей приветствовал его слабой улыбкой и продолжал прихлебывать свой чай. У Гранта на скулах заходили желваки, он крепко сжал кулаки. Морлей вынул из кармана пачку дешевых сигарет, похлопал себя по карману и сказал растерянно: — Прошу прощения, сэр. Нет ли у вас спичек? — Спичек? Грант поколебался, потом вынул зажигалку и поднес ее Морлею. Тот закурил с невозмутимым видом. — Благодарю вас. Холодный вечер, не правда ли? — Сами вы холодный! — возмутился Грант. — Чего вы хотите? — Пожалуйста, — запротестовал Морлей. — Пожалуйста! Мы должны быть осторожны. У меня к вам послание, конечно, но мы должны быть осторожны. Он откинулся на стуле и улыбнулся официантке, в то время, как Грант играл со своим стаканом. Морлей заговорил нудным голосом: — Я не хочу являться причиной задержки, но не могу поступать опрометчиво. Мне точно объяснили, что я должен делать, и я обязан повиноваться, мистер Грант. Вы тоже. От этого, возможно, зависит жизнь моей дочери. Грант ничего не сказал. — И я жду сообщения от друга, — продолжал Морлей. — Он или она скажут, следовала ли за вами полиция. Если да, то вам придется вернуться в отель и ждать нового вызова. Грант заговорил с большим трудом: — Вы знаете, где она? — Нет, мистер Грант. Они мне не доверяют. Они, несомненно, опасаются, что если бы я об этом узнал, то сразу же сообщил полиции. И, конечно, я так бы и сделал. Я боюсь этих людей. Даже одна мысль об их преступлениях приводит меня в дрожь, а это касается моей собственной дочери. — Возможно, вам и приходится быть тут, но быть таким беспринципным лицемером вас никто не заставляет! — возразил Грант. — Лицемером? — как эхо повторил Морлей. — Не судите обо мне слишком поспешно, мистер Грант. Я провел в тюрьме столько страшных лет, терзаясь угрызениями совести из-за содеянного мной зла. На сегодняшний день меня можно было бы назвать ненормальным. Наверное, психолог именно так бы и сказал. Но я не хотел обращаться к их помощи. В мрачной темноте моего тюремного существования мелькал луч света: моя дочь, теперь ваша жена. Моя единственная мечта в то время была, чтобы она счастливо вышла замуж. И когда я вышел из тюрьмы и узнал, что все идет к этому, я поблагодарил бога за услышанные им мои молитвы. Выражение лица Гранта не смягчилось. — Наверное, вам трудно поверить, что я говорю правду. Я решил во что бы то ни было поглядеть на нее во время венчания. Стоял возле церкви, но ничем не привлек ее внимания, не омрачил ее радости… И когда я увидел ее сияющее лицо, я понял, что могу уйти спокойно. С невероятным шумом подошел поезд. Морлей молчал, пока не установилась относительная тишина. — А потом я получил весточку от Карози, — чуть слышно сказал он. У Гранта перехватило дыхание. — Я слышал о нем и раньше, — все так же негромко говорил Морлей. — Вы были бы удивлены, услышав, о чем говорят в тюрьме. Со мной в одной камере находилось несколько бывших подручных этого негодяя. Морлей снова закурил. В буфет вошло еще несколько человек, слышался звон посуды. — Думаю, вы представляете, в каком я был смятении, получив известие от подобного типа, — продолжал Морлей. И Гранту показалось, что на секунду на его лице мелькнуло выражение неподдельного ужаса. — Сам я не преступник, но, конечно, заклеймен до конца своей жизни… Карози это прекрасно понимает — если я сделаю что-нибудь такое, что расстроит его планы, от этого пострадает Кристина. Поскольку я читаю газеты, знаю, что с нею произошло. Разве я мог не волноваться? Его голос был жалким и молящим. — Если вопрос идет о деньгах… — начал Грант. — Нет, благодарю вас. Я пошел на это из-за страха, не из-за выгоды. В буфет вошла немолодая дама с немыслимым зонтиком, одетая в старомодную шляпку и пальто двадцатилетней давности. В руке у нее была корзиночка. Она подошла к стойке, заказала себе чаю и отнесла его к столу. Морлей посмотрел на нее с некоторым интересом. Грант глухо спросил: — Долго ли тут сидеть и ждать? — Теперь уже нет. Вот посланец, — заявил Морлей. — Все в порядке. Вы можете получить распоряжение. Вы должны сесть на следующий лондонский поезд, который отходит в 8.15. В Ватерлоо вы пойдете к эскалатору, который вас доставит в метро и там должны подождать у ближайшей стороны билетного киоска. Вам ясно? Грант молчал. Рыжеволосая женщина как-то удивительно шумно втягивала в себя чай. — Вам ясно? — нетерпеливо переспросил Морлей. — Скоро придет поезд, а вам нужно еще взять билет. Ну, и конечно, вы не должны связываться с полицией. Умоляю вас, не делайте глупостей! За вами следят все время, понимаете? — Понимаю, — сказал Грант и вдруг спросил совсем другим тоном: — Скажите, если бы вам представилась возможность, вы бы пошли на риск ради своей дочери. — Я бы отдал за нее жизнь, — ответил Морлей.Телефонное распоряжение от старшего инспектора Веста в Скотланд-Ярд:
«Не задерживайте Морлея. За ним следят. Применив маскировку, следую лично за Грантом от Солсбери в направлении Ватерлоо. При слежке за Грантом соблюдайте максимальную осторожность».
Мимо Гранта прошло множество людей, пока он ждал около билетной кассы на Ватерлоо, которая еще была закрыта. Он притворился, будто читает газету. Вот мимо пронесся мальчишка. Грант случайно посмотрел на мальчишку и заметил его лукавую физиономию. В руках мальчика был зажат клочок бумаги. — Вам придется раскошелиться на полсоверена, сэр! — Что это? — Ждете записочку, верно? И только после того, как мальчуган получил свои деньги, Грант смог прочесть послание. Мальчишка моментально растаял в толпе. Грант положил записку в газету и внутри развернул листок. На нем карандашом была нацарапана всего одна фраза:
«Приезжайте на вокзал Виктория, под часами».На вокзале было двое часов. Грант неподвижно постоял минут пять под одними, прежде чем вспомнил о вторых. Он быстро отправился туда, но когда подошел к ним, его взяло сомнение, и он снова зашагал обратно. «Часы, что за болван!..» Почему не было оговорено, которые. К нему, раскачивая бедрами, подошла красотка, сильно накрашенная, профессия которой не оставляла сомнений. Она что-то еле слышно пробормотала, Грант немедленно замахал руками: — Нет, нет, уходи… Она усмехнулась ему в лицо и схватила его за руку. Он сильно оттолкнул ее прочь, но пальцы у нее были цепкими. Вдруг он почувствовал что-то твердое у себя на ладони. Когда «мегера» наконец отстала, он увидел, что ему был вручен железнодорожный билет. Билет первого класса до Восточного Крейдона. Грант даже вытер платком шею, отходя от часов. Он подошел к ближайшему турникету и спросил, с какой платформы отходит поезд на Крейдон.
Телеграфное сообщение от старшего инспектора Веста в Скотланд-Ярд:
«Грант на вокзале Виктория. К нему подходил маленький мальчик и проститутка. Слышал, как он спрашивал про Крейдон. Предупредите все отделения в Суррее, Суссексе, Кенте о необходимости установить наблюдение за всеми дорогами и использовать, где возможно, радиофицированные патрульные машины. Отправить на все крейдонские станции подобные машины в ожидании моего приезда».
Грант прибыл в Восточный Крейдон в 11.45. При электрическом свете платформа казалась покинутой, но вот из поездов вышли пассажиры, и он смешался с их шумной толпой. Поскольку распоряжения кого-то ждать он не получил, Грант прошел за барьер, тут же стояло несколько такси. Один из водителей спросил: — Такси, сэр? — Нет. Свет горел только над выходом, остальная площадь была погружена в темноту. Теперь ушла большая часть пассажиров, осталось лишь несколько человек, ехавших в самом конце поезда, да и те торопились к выходу. Разобрали все машины. В противоположном конце площади стояла какая-то машина. Ее задние фары казались необыкновенно яркими. Из нее никто ке выходил. Еще одна машина большего размера завернула к вокзалу. Ее фары осветили Гранта. Машина направилась прямо к нему, и Гранту пришлось закрыть лицо рукой от ее слепящего света, когда машина описала около него полукруг и остановилась. Его поманил к себе шофер. Грант подошел. Шофер протянул руку и открыл заднюю дверцу, как принято это среди шоферов. Грант влез внутрь, но чуть было не упал, наткнувшись на чью-то ногу. — Все в порядке, — раздался девичий голос. — Садитесь. Он едва различил ее в самом углу. Машина резко рванула с места, и он с трудом удержался от падения на колени девушки. У нее было молодое лицо с совершенно классическими чертами, но странно неподвижное. Второй раз он имел возможность взглянуть на свою спутницу, когда они проезжали мимо уличного фонаря, но после этого машина свернула на неосвещенную дорогу.
Радиосообщение от старшего инспектора Веста всем полицейским патрульным машинам Суссекса, Кента и Суррея:
«Грант в черном или темно-синем Армстронг-Сидлее, за рулем шофер. Направление к югу от Крейдона. Сообщайте передвижение, шаг за шагом, но не преследуйте вплотную».
11 Место назначения
— Куда мы едем? — спросил Грант, хотя и не ожидал услышать ответ. — Увидите сами, — усмехнулась девушка. Грант на ощупь нашел сигарету. — Вы закурите? — Нет, благодарю. Грант чиркнул зажигалкой. Дело было не в курении, ему просто хотелось рассмотреть девушку. Она была молода и очень привлекательна. Грант прикурил и спрятал зажигалку. — Удовлетворены? — насмешливо спросила девушка. — Я люблю знать своих компаньонов. Они выехали за черту города и мчались вперед по очень широкому шоссе. В свете фар встречных машин Гранту удалось разглядеть по обе стороны какие-то фабрики. Картина была ему чем-то знакома. Они проехали под мостом, до них донесся гул снижающегося самолета. «Ага, значит это Крейдонский аэропорт, или где-то возле него. Должен ли он улететь с Карози за границу?.. Да, правильно, это аэропорт…» Но машина проехала мимо, не снижая скорости. — Нет, мы не едем в аэропорт, — сказала девушка, не глядя в его сторону. — Куда мы едем? К моей жене? — Неужели вам это так важно? — недовольно спросила девушка. Грант посмотрел на ее профиль, на минуту освещенный проходящей машиной. Теперь он уже ясно представлял, с кем имеет дело. Красивая, самоуверенная, холодная. Грант перевел взгляд на шофера, который довольно небрежно вел машину, всего лишь в паре футов от него. Их разделяло лишь стекло. Если бы ему только схватить этого типа за горло, тогда бы он смог распорядиться машиной. — У меня в руке пистолет, — холодно предупредила девушка. Грант с трудом различал светлые пятна вместо ее рук, пистолета он не видел, но не сомневался, что таковой у нее был. — Если вы хотите иметь шанс когда-либо увидеться с женой, то он целиком зависит от вашего поведения… Если сейчас начнутся какие-то недоразумения или если за вами хвост… — Вы хорошо знаете Карози? — отрывисто спросил Грант. — Достаточно хорошо для того, чтобы понимать, что если нарушатся его планы, ваша жена будет сожалеть о той минуте, когда вы с ней встретились! Грант вздрогнул и молча отодвинулся назад. Перед его глазами возникла Кристина. Его спутница наверно слышала, как у него стучат зубы. Через полчаса водитель затормозил возле обочины, но они не вышли, молча посидели минут 5, пока снова не заработал мотор. Очевидно, это была проверка — нет ли за ними погони. Теперь шофер гнал, что было мочи, они проехали несколько городков и деревушек. Ветровое стекло вдруг покрылось сотней капель дождя, заработали «дворники». Примерно через час езды — шофер снова остановился, на этот раз под деревом. При свете фар Грант различил белый щит дорожного указателя, но прочитать название не сумел. Возле них остановилась вторая машина. Грант наклонился вперед, чувствуя волнение. Из машины вышел мужчина и заговорил с шофером. Дождь усилился, лицо незнакомца было скрыто шляпой с большими полями. — Все о'кей. За вами нет преследования, — сказал прибывший. — Знаю, проверял. — Были неприятности? — Совсем, как ягненок, смирны. — А что ему остается делать? Мужчина повернулся и открыл дверцу машины. Грант замешкался, потому что дождь не переставал ни на минуту. — Не теряйте времени, — решительно сказала девушка, и Грант повиновался. — Садитесь в другую машину! Дождь был настолько сильным, что Грант невольно съежился и быстро побежал к открытой дверце лимузина, гораздо более рокошного, чем первый. Он повернулся, чтобы захлопнуть дверцу, но это сделал за него кто-то еще, сидевший в углу. Грант забился в свой угол и прежде всего причесал волосы, закрывающие глаза. На этот раз его спутником был мужчина. Шофер сел за руль, и машина тронулась, в то время как вторая повернула в обратном направлении. Девушка, во всяком случае, хоть что-то говорила. Грант не хотел разговаривать первым, и снова потянулся за своей зажигалкой. Фигура в темном углу протянула руку и отняла ее у Гранта. Большей пытки нельзя было придумать, а воспоминания, как злые демоны, причиняли воистину адские муки. Вскоре машина свернула с шоссе, и взору Гранта представились массивные ворота с горящими возле них фонарями. Фары машины погасли, она сделала крутой вираж, под колесами зашуршал гравий. Человек в углу скомандовал: — Вылезайте! Голос у него был такой же бесцветный, как у Карози, но это был не Карози, Грант в этом не сомневался. Что-то прижали к его ребрам, он сообразил — нож. Грант вылез наружу. Перед ним возвышалась бледная громада какого-то строения. В окнах не было видно огней. В темноте он с трудом различил лестницу, ведущую к парадкой двери. Неторопливо он поднялся на ступеньки. Над портиком имелся широкий навес, под которым можно было укрыться от дождя. Захлопнув дверцу машины, человек с ножом тронулся следом за Грантом, машина же поехала вокруг дома, где, очевидно, имелся гараж. Распахнулась парадная дверь. Грант вошел в большой темный холл, наверху лестницы виднелся тусклый свет, скудно освещавший ступеньки. Грант остановился, замерев, как каменное изваяние, и человек, шедший позади, наткнулся на него и выругался. Грант едва слышал его, настолько велико было его потрясение. Несмотря на полумрак, и то, что он еле различал ступеньки, несмотря на то, что не сумел узнать въезд, теперь он был уверен, что находится в доме своего отца. Грант полузакрыл глаза, когда человек позади него закрыл дверь. Он не видел, кто ее открывал. Без предупреждения вспыхнул яркий свет, ослепивший его. Когда его глаза привыкли к свету, он внимательно оглянулся кругом… Да, широкий размах лестницы, все знакомое с самого детства… Грант-Майори. Впервые за все это время образ Кристины был вытеснен у него из головы. Ее место занял его отец, сэр Мортимер Грант, когда-то гордый и непреклонный, рассказывающий ему о шантаже Карози, не сломленный, но подавленный. — Поднимитесь по лестнице, — сказал человек позади. Он должен сохранить спокойствие, он не имеет права срываться, обязан выжидать. Слишком многое поставлено на карту!.. Все!.. Кристина! Он поднялся на площадку, глядя на знакомые темные двери, которые были все заперты, на широкий коридор, ведущий в правое крыло, где жили слуги, на второй коридор поуже, ведущий к основным спальням. Дверь налево в кабинет отца, в приемную, спальню и ванную. — Входите сюда, — сказал тот же голос, имея в виду половину отца. Грант повернулся и посмотрел на него. Какое-то костлявое лицо, на кончике носа дождевая капля. На самый затылок сдвинута шляпа. Маленькие поросячьи глаза и уродливый рот с тонкими губами. — Достаточно нагляделись, — буркнул человек. — Входите же! Грант сделал шаг вперед и отворил дверь. Это была приемная, в ней горел свет, комната была пуста. Дверь за ним закрылась, ключ повернулся в замке. Грант сжал ладонями виски, стараясь прогнать непрошенную головную боль… Что он тут делает?.. Как удалось Карози сюда пробраться?.. Отчего он тут распоряжается, как в собственной вотчине? В соседнем кабинете, как он полагал, должны быть виски, джин, что-нибудь спиртное. Ему нестерпимо захотелось выпить. В кабинете горел свет. Все оставалось на прежних местах: стеллажи, окаймлявшие три стены от пола до потолка, библиотечная лестница, темно-красный ковер, огромный письменный стол орехового дерева, стоявший в углу… И КАРОЗИ, сидевший на отцовском месте. На Карози был надет темно-красный смокинг с искрой. На угрюмой невыразительной физиономии застыла заученная улыбка. Толстые пальцы-сосиски лежали на столе, узкие глаза повернуты в сторону входной двери. Грант ничего не сказал, молча подошел к бару, встроенному в одной из книжных полок. Он раскрыл его непослушными пальцами, вынул виски, сифон и стакан, потом смешал себе почти до самых краев и выпил залпом. Выпив, он отвернулся от бара, вынул портсигар, уселся в кресло и не спеша закурил. Только после этого он заговорил: — Где моя жена? — В безопасности, — ответил Карози своим до смешного ровным голосам. — Пока в безопасности. — Мей отец? — Сейчас он понял, что был неправ, не согласившись со мной. Вы тоже придете к тому же выводу. Однажды вы совершили огромную ошибку. Смотрите, не повторяйте ее! — Да, я совершил ошибку, не покончив одновременно и с вами! Карози приподнял руки, и Грант увидел, что они прикрывали револьвер. — Не допускайте новой ошибки, — не повышая голоса, повторил Карози. — Я лично не помышляю о мести. Вы уже заплатили сторицей… Через свою жену… Такая очаровательная!.. Раньше я этого не понимал… Мне она понравилась! Грант отпил еще виски и крепко вцепился в ручки кресла. Он не должен рисковать своей жизнью. Он не должен… Он должен выжидать, выжидать и спокойно выслушивать этого наглого негодяя, этого бешеного пса. — Да, она мне очень нравится, — продолжал Карози, — в этом ее счастье возможно… Не исключено, что и ваше тоже! Пока я еще не знаю. Грант, мне еще многое нужно сделать… Я не могу тратить на вас столько времени! Что прошло, то прошло! И теперь у меня новые планы! — В отношении меня? — с трудом выдавил из себя Грант. — Кое в чем они вас почти не затрагивают, а кое в чем даже весьма сильно. Грант, я привез вас сюда, чтобы показать, что я хозяин положения! Ваш отец работает вместе со мной… Правда не совсем по доброй воле, но… — Он здесь? — Он здесь. Он будет мне помогать. И вы тоже. До тех пор, пока вы не сделаете того, что мне нужно, вы не увидите своей жены. И ваш отец, и ваша жена — заложники. Мне ничего не стоит погубить вашего отца. Уничтоженные вами бумаги являлись лишь частью инкриминирующего материала, остальное в моих руках. Ваш отец точно выполняет все, что я требую, потому что у него нет иного выхода… Ни вам, ни ему никто не может помочь! Возможно, вы воображаете, что Скотланд Ярд вас защитит? Защитит! Как бы не так!.. Они разрешили увести вашу жену, им никого не спасти от Карози! И, надеюсь, вы уже начали этому верить? — Да, кажется, начал. — И правильно… Поймите одно: я вовсе не низкий негодяй. Я не пигмей, а гигант. Я прощаю вам прошлое. Но я заставлю вас всех сильно пострадать, если вы не пожелаете считаться с моими желаниями в будущем. Уразумели? Гранта бросило в дрожь. — Да. — Не сомневаюсь. Я буду следить за каждым вашим шагом. За свою жизнь я познал одну истину: не доверяйте никому, кроме полиции… Они надеются через вас захватить Карози. Прекрасно… Мне пришлось побеспокоиться, — он насмешливо засмеялся, — кое-что организовать. Они сконцентрировали свое внимание вокруг отеля «Аплэндс». Великолепно! Вы вернетесь туда и будете ждать, пока не получите от меня инструкции, как действовать в дальнейшем. На вас будут совершать нападения в дальнейшем. Часто… Но вас не убьют и даже не ранят. Понятно? — Вполне. — Это то, что принято называть приманкой. Вы должны казаться предельно напуганным, обеспокоенным за судьбу своей жены. Вы постоянно жалуетесь. Вам необходимо сделать так, чтобы вам поверили в ваш ужас перед смертью. И в этом случае я гарантирую вам полную сохранность ваших близких. — Я не понимаю, — сказал Грант. — Не понимаете? Мне надо иметь свободу действий… Так вот, вы меня не послушались, оскорбили меня, в результате случилось такое несчастие с вашей женой. Скажете полиции, что вы ездили в один дом, где рассчитывали отыскать ее, но напрасно. Вас провели. Поэтому вы возвратились в отель. Спокойно ждите моих указаний. — Но не привезли же вы меня сюда только для того, чтобы все это сказать и отослать назад! — Нет, нет! Я привез вас сюда, чтобы показать, какой неограниченной властью я располагаю. В моем распоряжении дом вашего отца. Это как раз то место, куда полиция не соизволила заглянуть. Повторяю, вы будете получать инструкции о своем дальнейшем поведении! Вот и все! Пот проступил у Гранта на лбу, когда он проговорил дрожащим голосом: — Я сделаю, что вы хотите, но дайте мне возможность… разрешите мне повидать мою жену. — Нет. С ней не произойдет ничего дурного, если вы будете послушным. Поезжайте и спокойно ждите моих распоряжений. Карози протянул руку, нажал на звонок, откинулся в кресле и снова прикрыл ладонью пистолет. Грант не знал, сидеть ли ему по-прежнему в этой комнате, не знал, чего можно еще ожидать, не смея надеяться, но все же надеясь. Вот в соседней комнате раздались какие-то шаги. Медленно, очень медленно открылась дверь. Грант увидел своего отца.12 Предательство
Сэр Мортимер Грант неслышно вошел в кабинет и закрыл за собой дверь… Сперва от кивнул Карози, потом посмотрел на сына. Он имел высокую представительную фигуру, начавшую слегка полнеть, надменное лицо с серыми глазами, такой же цвет лица, как у сына. Сейчас в нем поражала какая-то неестественная апатия. Но Майкл сразу заметил глубокие складки на лбу и возле глаз, оставленные тревогами и волнением. Походка у сэра Мортимера была тяжелая, в ней не было и намека на былую энергичность. — Н-у, Майкл, — сказал он очень спокойно. — Хэллоу, пап, — ответил Майкл бесцветным голосом. — Я объяснил вашему сыну положение вещей, — сказал Карози. — Подтвердите ему, пожалуйста, только покороче. — Олл-райт. Майкл, мне бесконечно жаль. Но дело в том, что Карози для меня оказался слишком сильным противником… И для тебя тоже. Мы должны разрешить ему действовать по-своему. — Но что же произошло? — с нескрываемой горечью спросил Майкл. — Просто я понял, что не смогу дальше продолжать борьбу, — ответил сэр Мортимэр. — Я слишком для этого стар… После той истории я надеялся, что все будет хорошо, но я не мог предполагать, как сильно… в какие тиски я попал! Вот уже больше года я выполняю инструкции Карози. — Понятно, — поникнув головой, протянул Майкл. Больше года… а он ничего не знал!.. Уж год, а он считал себя героем намного умнее полиции, в то время, как Карози сумел в такой степени запугать отца, что тот не доверился даже ему, своему сыну. — Тебе придется сделать то же самое, — продолжал сэр Мортимер, — потому что он может сделать все, что угодно с Кристиной. — Мне, думается, этого достаточно, — недовольным тоном прервал его Карози. — Идите к себе, сэр Мортимер, пожалуйста. Вы же, Грант, учтите, что если меня схватят до окончания задуманного мной дела, вам больше не видеть своей жены. Больнее этих слов Гранту было смотреть, как его отец послушно повернулся и вышел из комнаты, как вышколенный лакей. Никого в жизни Грант так не ненавидел, как Карози. — Теперь вы возвратитесь в отель «Аплэндс», — сказал Карози. — Не забудьте сказать полиции, что вас отправили искать вчерашний день, в конечном счете вы никого и ничего не нашли. Вас отвезут в Крейдон, откуда вы сможете вернуться в отель, когда вам будет угодно. Спокойной ночи! — Спокойной ночи! — заставил себя быть вежливым и Грант. Он вышел из кабинета, чувствуя себя настоящим стариком. Он пересек пустую переднюю, постоял в нерешительности перед дверью, как бы не веря своим глазам. Дверь оказалась незапертой. Он вышел на площадку. У подножия лестницы стоял человек, привезший его сюда. Он молча поманил его пальцем, но Грант был не в силах торопиться. Вид его отца, воплощение беспомощности, растерянные нотки в голосе и сознание никчемности собственных действий, все вместе подействовало на него с такой силой, что ему буквально отказались служить ноги. Он ворвался с таким риском в квартиру Карози — и тем обрек родного отца на полурабское существование, а… Кристину… Была ли она тоже в этом доме?.. Он понимал, что даже если и была, то он не должен даже помышлять ее отыскивать. Карози дал ему ясно об этом понять. Какой злой гений вдохновлял этого человека, что дало ему в руки такую власть? — Да шевелитесь же! — сказал его провожатый, открывая парадную дверь. — Дождь прекратился, это уже хорошо! Да, да, это… Он не договорил, и Гранту показалось, что он собирается вскрикнуть, но крика не получилось. Какая-то темная фигура отделилась от портика, а через секунду водитель уже лежал на земле, тихий, беспомощный. Ногами он ударил Гранта, который попятился назад. Свет из холла струился на блестящую от воды дорогу и на бесчисленные лужи. Человек, напавший на шофера, заговорил самым обычным тоном: — Скажите, Карози тут, мистер Грант? Голос был явно Роджера Веста из Скотланд-Ярда, но внешне это был черноволосый неуклюжий мужлан с темными усами, довольно немолодой. Из тени вышло трое других людей и неслышно вступили под портик. Двое проскользнули мимо Гранта, которого Вест взял под руку и втянул обратно в холл. Нападение пугало своей безмолвной молниеносностью. — Он здесь? — снова требовательно спросил Вест, и теперь Грант узнал его глаза. — Он… да, но… Страх, порожденный угрозами Карози, лишил Гранта способности мыслить и говорить. Если только Карози подумает, что он действовал заодно с полицией… Ему и в голову не пришло, насколько это вторжение удивительно, он даже не посчитал возможным, что Карози схватят сегодня же. — Где же он? — настаивал Вест. — Наверху. Послушайте, Вест, я должен вам что-то сказать… — Постойте, я сейчас! Вест снова вышел под навес и негромко свистнул. Через секунду послышался стук мотора, и на подъездную дорогу въехала машина. Вест вернулся. — Пусть думает, что вы уехали, — пояснил он. — Вы знаете, сколько тут людей? — Я… только видел двоих… Вест, моя жена… — Если она здесь, мы ее найдем. Не беспокойтесь, Грант! — Но если Карози подумает, что это сделано с моей помощью, он ее убьет! — Если у него имеется голова на плечах, он поймет, что вся полиция страны не спускала с него глаз и держала постоянную связь по радио. Я ехал одним с вами поездом. Нас много, несколько десятков людей. Дом окружен со всех сторон… У Карози нет никаких шансов на спасение. — А у Кристины? Если только Грант сейчас присоединится к Весту, а Карози удастся все-таки ускользнуть, то Кристина… Отрывочные мысли, страх, сомнения, все это перемешалось в голове у Гранта, и неожиданно он почувствовал острую ненависть к этому уверенному полицейскому с его проклятым спокойствием и напористостью. Потому что Вест своими действиями мог вынести смертный приговор Кристине… ОН НЕ ДОЛЖЕН ДОПУСТИТЬ, ЧТОБЫ ВЕСТ СХВАТИЛ КАРОЗИ. — Где же Карози? — спрашивал Вест. — Послушайте, чем скорее мы с этим покончим, тем лучше! Приняв определенное решение, Грант почувствовал облегчение. — В моей комнате, — солгал он. — Наверху, вдоль первого большого коридора, вторая дверь по левой стороне. — В вашей комнате? — изумился Вест. — Это дом моего отца. — Великий боже! Да, тяжелое испытание. Будь он проклят! Зачем эти сочувственные нотки в голосе. — Проводите нас, хорошо? — Вест, я столько всего пережил, что выдохся! — сказал Грант. Вот теперь ему требовалось сочувствие. — Ладно, оставайтесь здесь, — решил Вест и повысил голос так, чтобы его услышали в холле: — Идите за мной, вы, двое! Грант подождал, пока они не скрылись за поворотом лестницы, затем бросился следом. Толстый ковер заглушал звуки шагов. Их спины еще были видны, когда он добежал до половины отца, промчался через приемную и открыл дверь кабинета. Карози стоял возле одного из стеллажей. — Грант, какого черта вы еще здесь? — заорал он хриплым голосом. — Я же вам говорил… — Вест в доме… Его люди окружили все здание… — сказал Грант. — Если вы рассчитываете выбраться, то только через боковую дверь! Идите через… — Мне путь известен, — прервал его Карози с удивительной человеческой улыбкой. — Вы получите за это сторицей. Роджер Вест пробежал по ступенькам с быстротой и энергией, порожденными ожиданием скорой победы. Они схватят Карози… Он поставил все на карту: сам пустился в погоню, одолжил у Фрэттона какой-то старый костюм и воспользовался гримом из новогодних запасов в отеле. Весь расчет был построен на внезапности нападения. Флит-стрит отведет ему первые страницы: «Работник Ярда схватил Карози!» От возбуждения у него все сжалось внутри, когда он нажимал на ручку двери и чувствовал, как она поддалась. Его двое помощников стояли сзади него наготове. Вест распахнул дверь и ворвался в комнату. Но она была пуста. Через полчаса он прекратил поиски. На следующее утро в половине одиннадцатого Роджер Вест вошел в здание Скотланл-Ярда. Его повсюду встречали любопытные взгляды. Самым настырным оказался Эдди Дэй. Он один сидел в их общем кабинете. — Горячее дело было, верно, Красавчик? — сказал он, развалясь в кресле. — Я же тебе с самого начала сказал: Карози надо было ловить много месяцев назад, даже, уж если быть точным, несколько лет назад. — Правильно, только жаль, что ты мне не сказал, как это сделать! — проворчал Роджер, снимая телефонную трубку. Он попросил соединить его с Чартвордом. — Приходите немедленно! — распорядился тот ледяным тоном. — Обожди хоть минутку, — взмолился Эдди. — Расскажи мне, что произошло вчера ночью? — Эдди, все будет в газетах. Почему бы тебе не почитать вечерком? Чартворд сидел с видом зажиточного фермера за своим сверкающим столом. Он кивнул Весту и показал на стул. — Вы не предсталяете, как я переживаю! — пожаловался Роджер. — Это мне и без слов ясно, — хмыкнул помощник комиссара. — Знаю я, что тебе не повезло. На много ли тебя опередил Карози? — Всего на несколько минут. Он находился в другой комнате. Кресло, на котором он сидел, даже не остыло, а на стакане с подогретым бренди мы обнаружили следы отпечатков его пальцев. Конечно, это Грант помог ему улизнуть. Из кабинета имеется боковой выход, которым пользовались возлюбленные хозяина майората. — Никаких признаков миссис Грант? — Никаких. Совершенно определенно ее не было в Грант-Майори. Я считаю, что Грант предупредил Карози об опасности, чтобы тот не отомстил или, скорее, не выместил на миссис Грант свою злобу. Знаете, сэр, Карози стал для меня какой-то навязчивой идеей. — В каком смысле? — Он гораздо крупнее и важнее, чем мы воображаем. Он держит в кулаке многих людей, занимающих большое положение. Совершенно очевидно, что сэр Мортимер Грант снова попал ему под сапог. Он показал, что Карози держал его там насильно, но я готов прозакладывать свой месячный заработок, что сэр Мортимер сотрудничает с Карози. Например, он уволил всех своих прежних слуг. Сэр Мортимер утверждает, что он собирается уехать, но… — Роджер не договорил. — Все же кое-что мы в доме обнаружили. Карози не успел унести кое-какие бумаги, в частности, троих людей, которых, как мы предполагаем, он шантажирует. — Кто такие? — Лорд Рафетти, сэр Арнольд Дейн и Вильфред Гаррисон. — Господи помилуй! Эти люди имеют капиталы на 50 миллионов. — Я тоже так подсчитал, — спокойно согласился Роджер. — Мне бы хотелось поговорить с каждым из них, сэр. — Валяй! — с ошеломленным видом согласился Чартворд. — Скажи, как ты думаешь, что затеял Карози? Не имеешь представления? — Я бы не хотел гадать на кофейной гуще, но барыш будет миллионным, сэр. Не говоря ужео человеческих страданиях. — Добудь Карози, Роджер! Я тебя поддержу во всех твоих начинаниях! — тихо сказал Чартворд. Ни один из трех миллионеров не признал факта знакомства с Карози. И все люди, так или иначе, связанные с Карози, совершенно исчезли из поля зрения полиции. Грант оставался в отеле «Аплэндс», как бездомный пес. Сэр Мортимер никуда не уехал, жил настоящим отшельником в своем загородном доме. Кристина Грант как сквозь землю провалилась. Роджеру Весту было буквально не за что зацепиться, пока ему не сообщили, что Артур Морлей, отец Кристины, остановился в кентском прибрежном городке. — Ты сразу же поедешь, не так ли? — осведомился Чартворд, когда пришло донесенение. — Да, как только смогу… Я предполагаю, что это приманка, конечно. Червяк на крючке… Карози считает, что Морлей сыграл роль посредника между ним и Грантом, и он разрешил Морлею высунуть нос только потому, что это его устраивает. — Ну? — Потому я считаю, что это приманка, которую неплохо бы проглотить. У нас нет ниточки на Карози! Известно только одно: он не мелкая рыбешка, а настоящая акула в преступном мире. Уж если он сумел подчинить себе таких людей, как сэр Мортимер, Дейн, Рафетти, значит его влияние огромно. Нам необходимо все это выяснить. Так что я проглочу этот крючок, надеюсь, что другой конец находится в руках Карози. Чартворд угрюмо буркнул: — Если ты попадешься в руки Карози, то не воображай, что тебе будет просто от него вырваться… Ты ему осточертел, как никто другой. Вечно наступаешь на пятки… А у тебя есть жена и ребятишки. Не забывай об этом. Глаза Роджера ничего не выражали. — Я бы хотел получить разрешение проглотить этот крючок, сэр. Наступило долгое молчание. Потом Чартворд со вздохом сказал: — Действуй, как считаешь правильным.13 Приманка
Морлей сидел на скамейке, повернувшись лицом к Английскому каналу, покуривая сигарету и греясь на солнышке. Выглядел он гораздо здоровее, чем в Солсбери, да и одет был намного приличнее. На губах у него блуждала довольная улыбка, как будто он мечтал о чем-то приятном. Роджер дважды прошел мимо него, потом сел поблизости. Морлей оглянулся на него и пробормотал что-то о хорошей погоде. — Замечательный день! — подхватил Вест. Он был одет в некогда светлый костюм с заплатой на одном колене и рваным карманом. Вместо рубашки на нем красовался линялый пуловер. Волосы у него были по-прежнему перекрашены, над губой прилеплены немыслимые усы, которые не могли бы никого обмануть. Одним словом, это была карикатура на маскировку. Трое грузчиков, работавших в 50 ярдах от этого места, были ярдовскими сотрудниками. Если Карози такой великий комбинатор, как предполагал Роджер, он сразу же об этом догадается и подумает, что полиция рассчитывает арестовать его приспешника. Ему и в голову не должно придти, что Роджер намеревается безболезненно «проглотить приманку». Более того, людям Карози надо дать возможность похитить его, Веста… Морлей ничем не проявил себя, что узнал Веста. Казалось, он дремлет. Через некоторое время он взглянул на свои большие несовременные часы, цепочка от которых была видна из-под пиджака… Была почти половина двенадцатого. Ровно в половине двенадцатого Морлей поднялся и медленно пошел вдоль набережной. В этом месте скалы были невысокими. Между ними были устроены пологие лестницы, которые вели к пляжу. Неподалеку виднелась лодочная станция с полдюжиной лодок и несколькими яхтами, каноэ и моторными катерами, которые можно взять напрокат. Поскольку летний сезон еще только начинался, претендентов на морские прогулки было мало. Роджер отправился за Морлеем. Возможно, отец Кристины просто решил прогуляться перед ленчем, но Роджеру как-то в это не верилось.. Нет, этот променад затеяли неспроста! Навстречу Роджеру по пляжу шла девушка в широкополой шляпе и белом платье без рукавов, которое, казалось, подчеркивало малейшие изгибы ее стройного тела. За ней понуро плелся огромный черный дог. Он не принюхивался к следам, как это делают все собаки, не вертел хвостом. Сердце Роджера забилось от непритворного страха. Именно такой дог загрыз до смерти Дерека Алена. Что стоит этому чудовищу сделать прыжок и вцепиться ему в горло? Грузчики-полицейские отправились на свой полуденный перерыв, потому что он ушел с места, но они все же находились на таком расстоянии, что видели его. Девушка и собака были красивы, каждый в своем роде. Вдруг с другой стороны показался Майкл Грант. На нем были надеты светло-серые брюки и голубой жакет. Ветер шевелил его пушистые волосы. Сначала он посмотрел на линию горизонта, потом перевел глаза на девушку и Роджера… Нет, отнюдь не случайно они повстречались возле маленькой бухточки, где стояла моторная лодка. Девушка даже не вглянула в сторону Роджера, одарила пленительной улыбкой Гранта, как будто приветствуя дорогого друга. Собака побежала вперед, Роджер инстиктивно схватился рукой за горло и лишь большим усилием воли заставил себя не пятиться назад. — Вест, никто не тронет вас, — сказал Грант — если вы поедете с нами покататься на лодке. — Какого черта вы тут говорите, — притворно возмутился Роджер. — Меня зовут Стимсон, я… — Бросьте эти штучки! Если вы будете продолжать в том же духе, эта красотка подаст знак своему догу, и все опереточные полицейские-рабочие не смогут вас спасти. Идите-ка без разговоров и садитесь в лодку под названием «Нью-Дей», вы узнаете ее по свежей окраске. Девушка улыбалась мягко и нежно. Она выглядела слишком красивой и чистой, чтобы оказаться преступницей… Но вот она протянула руку к собаке, как бы подавая команду, и чудовище посмотрело на Роджера, склонив голову на бок. — Послушайте, Вест, — с каким-то отчаянием заговорил Грант. — Я ведь не шучу. Карози хочет вас видеть, а его ничто не остановит. Если у вас имеется хоть капелька здравого смысла, вы сразу же поедете вместе с нами… Если нет, то можете не сомневаться, что он, Карози, заинтересуется вашей женой или детьми. — Он любит ребятишек, — проворковала девушка с совершенно обворожительной улыбкой, — поедемте с нами, мистер Вест!.. Уверена, лодочная прогулка доставит вам массу удовольствия. Кроме того, вы встретитесь со своим приятелем, неким мистером Фингельтоном из «Монитора». Ведь он ваш друг, не так ли? Он пытался накинуть узду на мистера Карози, но дело обернулось не совсем так, как он планировал. — Вест, — снова начал Грант. На пролегавшей выше дороге внезапно завизжали тормоза. Роджер обернулся. Машина съехала с асфальта и остановилась у обочины. Один полицейский стоял внизу, двое других перевесились через борт. Время было рассчитано безукоризненно: даже если бы он действительно нуждался в их помощи, они не имели бы возможности что-то предпринять. — Пошли, — торопил его Грант. — Шевелитесь же! Собака зарычала. — Если вы убьете полицейского, — начал Роджер, как бы с трудом справляясь с обуявшим его страхом, — все до одного, находящиеся в органах, ополчатся против Карози! — Не сомневаюсь, что подобная перспектива до смерти напугает мистера Карози, — насмешливо сказала девушка. Они ушли далеко в море. Стояла безветреная погода, прогулка могла бы быть очень приятной. Дог лежал на банке, девушка грациозно перевесилась через борт и играла пальцами в воде. Вскоре стало очевидным, что целью их «прогулки» является судно, водоизмещением в 50–60 тонн. Трап на нем был уже спущен. Увидит ли он сейчас Карози?.. Интересно, не так ли этот человек скрывается от полиции, курсируя за пределами территориальных вод? Они подплыли к самому судну. Их уже поджидал моряк в белоснежной форме, готовый придти им на помощь. — Сначала вы, — сказала девушка, обращаясь с улыбкой к Роджеру. Роджер стал подниматься по трапу, повернувшись спиной к земле, ко всему, что было ему дорого. Теперь судно казалось гораздо большим, оно было безукоризненно чистым и новым, что называется с «иголочки». Наверху у трапа стояло еще двое моряков. Один из них протянул ему руку. Но помощь ему не требовалась. Ему просто не терпелось увидеть Карози. Но сначала он увидел Фингельтона. У репортера был такой вид, как будто ему пришлось пережить нечеловеческие муки. Это было видно по его глазам и по его губам, по синякам на лице. Кажется, он не узнал Роджера, пока тот не осведомился: — Что с вами стряслось, Фингельтон? — Великий газетный работник, — горько заговорил Фингельтон. — Ас с Флит-стрита, собиравшийся обставить Скотланд Ярд и затмить самого Веста. Я воображал, что кое-что обнаружил… Я выследил связь Карози с лордом Раффети. Отправился к Раффети и попал на прием. Мистер Карози захотел во что бы то стало узнать, откуда я располагаю этими сведениями. Я ему ничего не сказал, но боюсь, что не выдержу, Вест!.. Этот человек… Он не договорил, в его глазах был страх. Дверь каюты была на запоре, но вскоре появился человек с подносом, на котором стояли какие-то блюда, и Фингельтон набросился на еду так, как будто не ел уже несколько дней. Роджер тоже заставил себя немного поесть. Через 20 минут он понял, что допустил непоправимую ошибку, ибо его неудержимо тянуло ко сну. Несомненно, в пище было что-то наркотическое. Теперь его мучило только одно: было ли это всего лишь снотворное или яд, который должен был его убить? Когда он пришел в себя, кто-то неподалеку смеялся, но смеялся как-то странно, как будто человек умирал от смеха, так ему было весело, и в то же время смех доставлял ему боль. Роджера со всех сторон окружала темнота, но из-под двери пробивалась полоса света. Взрыв истерического смеха доносился откуда-то издали, как будто человек не мог с собой справиться. Роджер поднялся. Его покачивало, голова гудела, но ужасный противоестественный смех убивал в нем всякое желание мыслить. Он подошел к двери. Это оказалось настолько физически трудным, что он буквально взмок от пота и боялся, как бы не свалиться. Но все же нащупал ручку и вцепился в нее. Дверь отворилась. Роджер постоял немного на пороге, чтобы привыкнуть к свету, потом смело шагнул в соседнюю комнату. Она была пуста. Из-за двери в смежную комнату донесся новый взрыв смеха. Роджер направился туда. Это была не каюта, а обыкновенная гостиная жилого дома. Значит, они находились уже на берегу. Роджер посмотрел на помещение, из которого только что вышел: в углу стояла кровать. Смех перешел в какой-то всхлипывающий звук, странный и жуткий. Роджер распахнул дверь в соседнюю комнату при новом взрыве смеха. Фингельтон лежал ничком на кровати в углу комнаты. Он был совершенно обнаженный, если не считать маленьких плавок. Сейчас были видны все его многочисленные синяки. В ногах кровати на табуретке сидела девушка, которая время от времени щекотала пятки Фингельтона длинным пером… Девушка с пляжа в широкополой шляпе… и страшный дог. Она не улыбалась. У нее был скучающий вид, и это делало картину еще более ужасной. По-видимому, она не заметила прихода Роджера. Вот она отняла руку с пером, Фингельтон конвульсивно дернулся и перестал смеяться, но он не лежал тихо. Его грудь тяжело вздымалась, открытый рот хватал воздух. В носу и горле у него что-то свистело и булькало. По лицу, по плечам, даже по ногам струился пот. Сейчас, когда прекратился смех, было похоже, что у него предсмертная агония… По-видимому, так оно и было. Как только репортер чуточку отдышался, девушка дотронулась пером до его правой пятки. Фингельтон всхлипнул. Роджер шагнул к девушке, вырвал у нее перо, сжал в руке и выбросил прочь. Девушка не была удивлена. Она посмотрела на него с неподдельным упреком. — Вы не должны этого делать. Мистер Карози рассердится! Она не стала протествовать, когда Роджер подошел к кровати, ища на ощупь в карманах перочинный нож, пока не убедился, что ключи, деньги, всякая мелочь была оставлена, а нож кто-то позаботился отобрать. Фингельтон поднял на него налитые кровью глаза, но не узнал. Из его запекшихся губ сорвалось единственное слово: — Воды!.. В комнате не было ни графина, ни умывальника, ничего. Однако, подумал Роджер, может быть он найдет воду в своей спальне. Сейчас у девушки не было пера. — Не смейте его больше трогать, — потребовал он и быстро прошел через гостиную в свою спальню. Здесь был умывальник, губка, стакан и прочие туалетные принадлежности. Роджер подставил губку под холодный кран, выжал ее, снова наполнил стакан водой и пошел назад. Фингельтон снова начал смеяться. — Прекратите! — заорал Роджер, не помня себя от злости. — Сейчас же прекратите! Войдя в комнату, он увидел, что девушка сидит точно в такой же позе, держа в руке новое длинное перо. Он подбежал к двери как раз в ту минуту, когда девушка захлопнула ее перед самым его носом. Вода выплеснулась через край стакана, когда Роджер попытался открыть дверь ногой, в то время как Фингельтон продолжал смеяться своим диким истерическим смехом. Роджер повернулся, чтобы куда-нибудь поставить стакан, намереваясь своим весом обрушиться на дверь. — Кажется, вы очень заботитесь о своем приятеле? — раздался позади него голос Карози. Смех Фингельтона прекратился. Роджер положил губку и стакан на ближайший столик и медленно обернулся. Карози стоял, облокотясь на стул. На его лице была улыбка, которую Кристина окрестила «китайской». — Фингельтон больше не будет смеяться, если вы расскажете правду, — сказал Карози, своим простуженным голосом. — Оставьте в покое эти вещи, Вест, и садитесь напротив меня. В смежной комнате наступила тишина. Роджер опустился в кресло и поднял глаза на Карози. Он пытался внушить себе, что не боится, но он боялся. — Я вас уже видел в таком виде раньше, — ровным голосом заговорил Карози, — хотя вы, возможно, этого не заметили. Грим, маскировка, они могут сослужить службу только раз, если человек не способен увидеть глубже внешности… Очень просто… А вы простой человек, Вест. У вас немудреные правила: это — хорошо, а это — плохо, так можно поступать, а так нельзя. Вы всегда стоите на стороне «правильного поведения», но жизнь куда сложнее… Вы — жертва культуры и фальшивой цивилизации… Вы добры, а природа зла… Человек отказывается сказать мне правду. А я хочу какую-то вещь и беру ее… Мне мешает человек, я устраняю его, или заставляю страдать, пока он не сделает то, что я хочу. Роджер не ответил. Он был рад небольшой передышке. — А вы наделены всеми ошибками современной цивилизации, — продолжал Карози. — Например, вы страдаете потому, что другой человек в агонии. Это, конечно, плохо, но лично я нисколько не страдаю. Я вообще почти не замечаю страданий. Я тренирую в других это равнодушие к страданию окружающих… Мне давно уже стало ясно, что самым сильным оружием является то, которое действует на привязанности и эмоции по отношению другого человека… Например, Грант и его жена… Вы, ваша жена, дети… Возможно, Фингельтон… Впрочем, я тут не прав. Фингельтон в личном плане нас не интересует. Что вы думаете обо мне, старший инспектор Вест? Роджер промолчал. Ему нечего было сказать. Тогда Карози свистнул и, почти сразу же Фингельтон начал смеяться. Роджер поднялся. — Мне говорили… — Я всегда выполняю свои обещания, вы скоро в этом убедитесь. Но вы отказываетесь отвечать на мои вопросы. Что вы думаете обо мне? Теперь вы ответите? Смех Фингельтона замер. — Да, — хриплым голосом ответил Роджер. — Я вам отвечу. Вы… Он запнулся. — Будьте совершенно откровенны. Вы увидите, что у нас много общего, Вест. Например, я люблю правду. Роджер сказал: — Не думаю, чтобы у меня имелось о вас определенное мнение. Оно было, но теперь, после этого, оно сильно изменилось. — К лучшему или худшему? — К худшему. — Что ж, это правда. А что вы думали обо мне раньше, Вест? Я был просто крупным преступником, так вы меня охарактеризовали, не правда ли? — Да. — Скажите мне точно, каково ваше мнение о моей деятельности и о применяемых мною методах? Вы понимаете, у меня не часто имеется возможность рассуждать на данную тему с полицейским офицером. Что ж, если ему подобная игра доставляет удовольствие, почему бы не позаботиться?!.. Ничего трудного в этом нет, только если бы не упорный взгляд узких глаз-щелочек, который вызывал у Роджера серьезные опасения, что его «ложь» будет немедленно обнаружена. — Нельзя так просто подвести итог моим мыслям, — начал он. — Умны ли вы?.. В известном смысле, да. Достаточно умны, чтобы получать то, что вам хочется. Заставить людей раболепствовать перед вами, заработать кучу денег и уехать за границу, когда тут начнется полоса неудач. И в то же время, это не абсолютный ум… Я был уверен, что вы вернетесь. Когда человек становится могущественным, как вы, он не может находиться далеко от источника своей власти. Если бы вы были действительно умны, вы бы никогда не возвратились. — Вопрос точки зрения, — сказал Карози. — Ну, а что еще? Прошу вас. — В вас воплощены все человеческие недостатки. Вы испытываете удовольствие, наблюдая за муками других. Вы любите причинять страдания, чтобы иметь возможность их наблюдать, вам это доставляет удовольствие. Это принято называть садизмом. — Нет, нет, — запротестовал Карози. — Вы не правы. Я не получил никакого удовольствия, слушая вашего приятеля Фингельтона. Но его страдания меня не затрагивают, только и всего. Если бы я мог получить все, что мне нужно, без этого, я бы никогда не стал понапрасну мучить людей… Однако, очень часто это единственный способ. ФАШИСТЫ!!!! ГНИЛЬЕ!!! Но получать удовольствие?.. Никогда! Мне просто все равно. Скажите, считаете ли вы меня несколько отличным от рядовых преступников?.. От воров?.. От такого человека, как Артур Морлей?.. Который в припадке ревности задушил свою жену?.. Вы же не можете поставить меня на одну доску с подобными типами? — Нет, — ответил Роджер. — Не сейчас. — Почему, прошу вас? — Они знают, что творят зло, когда его творят. Они знают разницу между правым делом и неправым. Что-то совершив, они знают, каковы будут последствия. Вы не знаете! Вы хватаете хорошенькую девушку и губите ее жизнь, и… — Это же сентименты, — прервал его Карози. — На это у меня совершенно нет времени. У меня есть слабость к некоторым людям. Скажем, к Джульетте. Она находится в соседней комнате. И к Кристине Грант. Я нахожу ее очаровательной. Мне нравится тип ее красоты… Да, ее привлекательность… Обладать ею. Пользоваться!.. Джульетта, но вы, возможно, не знаете историю Джульетты? — Не знаю. — Я познакомился с нею, когда она была еще ребенком. Родители ее испанцы. Довольно хорошенькая девочка, но не такая красавица, как сейчас. Свеженькая и многообещающая. Я подумал, в один прекрасный день ты будешь как раз то, что мне нужно в постели… Но у нее не только тело, у нее неглупая голова. Я не превратил ее в одну из девушек, которых охотно приобретают за границей. Она мой второй ум! У меня имелся один замечательный врач, который помог мне ее воспитать и избавить ее от того, что вы именуете эмоциями. Она выполняет то, что ей говорят, всегда без всяких пререканий. Хорошо — плохо, это ее не волнует! Единственно правильным является все то, что мне не нравится. Такова Джульетта! Это был своеобразный эксперимент, если можно так выразиться. Одно из моих великих достижений. — Возможно, это окажется одним из ваших величайших преступлений? Портить и ломать… — Нет, нет! Поймите меня правильно, Вест. У вас, так сказать, один моральный кодекс, у нее другой. Они противоположны, вот и все! Вас учили делать «добрые дела», хорошие вещи с определенными нормами. А ее — тоже хорошие, но в другом смысле. Она так же, как и вы, верна своему хозяину. У нее есть все, чего она может пожелать, включая собак. Ту привязанность, которую она, возможно, должна была бы испытывать к мужчине, она отдает этим зверюгам… Это выход, своеобразный предохранительный клапан! Люди, работающие на меня, всегда имеют свой предохранительный клапан! Им предоставляется несколько недель, когда они могут заниматься тем, что им по душе. Например, я только что отправил за границу группу людей из Лондона. Из тех, кого вы искали. Они вернутся, когда потребуются мне… А теперь скажите, понимали ли вы прежде, что я из себя представляю? — Нет. — Тогда, возможно, вы признаете, что были неправы во многих своих суждениях… Хорошо… Это первая часть… Вторая будет значительно короче. Что вы знаете о моих планах и намерениях? Роджер мог сказать правду, но поверил ли бы ему Карози? Дверь отворилась, в комнату вошла Джульетта. На ней было надето облегающее шелковое платье цвета красного вина, с пышной юбкой. Оно приятно шуршало при каждом шаге девушки. Джульетта пересекла комнату и уселась на низенький пуфик. — Как идут дела? — спросила она со своей очаровательной улыбкой. — Пока прекрасно,— ответил Карози. — Могу тебя поздравить, Джульетта. Ты мне говорила, Вест не будет мне лгать в отношении моей особы. Он был очень откровенен. А теперь мы перешли к другому вопросу. Я хочу знать, что ему известно о моих будущих планах… Ну, Вест!.. Что вы пронюхали? Деловой тон его вопроса не обманул Роджера. Карози не имел ни чувства жалости, ни моральных устоев. Вот почему Ярду было так трудно разобраться в деле Карози, где требовались иные мерила. — Я ровнешенько ничего не знаю. Улыбка медленно исчезла с лица Карози. Одновременно нервы Роджера снова напряглись, сердце сжал холодок страха. Он ничего не мог поделать с собой. — Вест, вы не должны мне лгать! Я всегда знаю, если человек лжет. Фингельтон лгал… Для этого у него должны были измениться основания. Он посетил одного из моих помощников. Но утверждать, что нет… Я не хочу быть неприятным, Вест! Джульетта сказала с улыбкой: — Конечно, тебе этого не хочется, но если мистер Вест будет таким глупцом… — Она достала из кармана конверт и вынула оттуда карточку. — Тогда ему придется винить себя самого, когда с ним что-нибудь произойдет, — добавила она. Она повернула карточку-снимок к Весту. Это была фотография его жены и сыновей. —Вест, — спросил Карози, — что вы знаете о моих будущих планах? — Ничего не знаю, — глухим голосом ответил Вест. — Знаю, что вы прижали Мортимера Гранта, лорда Раффети, сэра Арнольда Дейна и Гаррисона. Но ни один из них этого не признает, не говоря уже о том, что и ничего не рассказывает. Как вы этого добились и чего от них требуете — не знаю. Но я догадываюсь, что, кроме этих четырех, должно быть еще много других, и … — Вы догадываетесь? — Так мне подсказывает логика. — Отличная догадка, не правда ли, Джульетта? Отведи его обратно к его приятелю Фингельтону, моя дорогая.14 Одиночество
Фингельтон спал на кровати в ненормальной позе, но без всяких веревок. Кто-то обмыл ему лицо. Наволочка и простыни были белоснежными. Контраст между тем, что он видел до этого, не оставлял сомнения в том, что такая перемена входила в общий план держать в напряжении нервную систему репортера. Карози представал пугающим, устрашающим фактором. Взять его внешность, ровный хрипловатый голос, умение бесшумно двигаться, то, как он ловко рекламировал свою власть, прозрачные намеки на то, что он может сделать с любым человеком, — все это способствовало его успеху. Нетрудно было понять, почему Грант подчинился, почему он сейчас помогает Карози! Трудно поверить, что ему вообще кто-то может противостоять. Он сам, Роджер Вест, краса и гордость Скотланд-Ярда, сейчас не мог думать ни о чем другом, как о Карози. Ему бы следовало составить план, как выбраться из этой комнаты? Как обыскать дом? Как улизнуть из западни, а он вместо этого вновь возвращается к Карози, как будто бы тот надел стальной обруч на его мыслительный аппарат. Он должен его сбросить! Он должен воспользоваться этим шансом, возможно, последним в его жизни. Фингельтон мог бы помочь… Грант мог бы… Это были всего лишь сладкие мечты; Роджер отлично понимал, что бы он ни предпринял, действовать ему придется на свой страх и риск. Он подошел к окну и отдернул занавески, глядя на лунную ночь. Окно не было забрано решеткой, поскольку Карози не считал, что у Веста есть шанс на побег. Луна освещала живописную местность. Из окна были видны могучие развесистые деревья старого парка. Неподалеку было огорожено место, где лаяли и завывали псы. Роджеру даже удалось разглядеть железный забор и троих людей, стоящих неподалеку. С ними тоже были две собаки. Вот один из сторожей запер ворота, и тогда эти трое с собаками куда-то ушли. Побег в таких условиях равносилен самоубийству. Роджер осторожно приоткрыл окно. До него донеслись мужской и женский голоса. Это был Майкл Грант, а вот женщина?.. Грант тоже не знал, где он находится. Он точно выполнил все то, что ему было приказано, из-за страха возмездия за ослушание. Его преследовал образ беспомощного, растерянного отца, да и Кристина не выходила из головы. Ему обещали свидание с ней, если он поможет с Вестом. И он помог, но все равно мысль о собственной позорной измене терзала его днем и ночью. Он почему-то надеялся увидеть Кристину на борту судна, но его заперли в каюту, сказав, что ему придется поскучать несколько часов, а потом принесли что-то поесть. После этого он заснул непробудным сном, поняв только в самую последнюю минуту, что в пищу было подмешано снотворное. Он отчаянно пытался перебороть желание спать, но это ему не удалось. Проснулся он в темноте. Он не представлял, сколько времени проспал и где находится в данное время, хотя и соображал, что не в море. Затем через некоторое время до него дошло, что в комнате спит кто-то еще. Грант некоторое время лежал в темноте, затем протянул руку, нащупал на ночном столике лампу и включил свет. Рядом, на соседней кровати лежала и спала сном младенца Кристина. Его Кристина!! Она скоро проснулась… После нескольких первых минут безграничного восторга, они начали говорить торопливо, бессвязно и сбивчиво. Грант не мог отвести глаз от лица жены. К Кристине вернулось что-то от сияющей красоты ее свадебного дня. Тот факт, что они оба были пленниками Карози, сейчас не имел значения. Они говорили обо всем случившемся, потом речь зашла о Весте. А Роджер Вест слушал их, стоя у окна этого загородного особняка, являвшегося по сути дела тюрьмой. На следующий день утром Роджер увидел, как чета Грантов уехала на черном лимузине. Вест не был вполне уверен, что это Англия, но в душе надеялся на это. Он понимал, что в данный момент он ничего не сможет поделать, разве что подвернется какая-нибудь неожиданность. И ему ничего не оставалось иного, как ждать этого счастливого часа. Ему принесла завтрак какая-то полупьяная, нелепо накрашенная особа, а через час явилась Джульетта пригласить его выйти с ней погулять. Нет, она не шутила… Они вышли из спальни на широкую площадку, спустились по просторной лестнице в холл. Да, это Англия. Вроде бы в этом уже нет сомнения. Через несколько минут они шли с Джульеттой по дорожке, выложенной губчатым туфом. Девушка то и дело поднимала глаза на здание. Они находились как раз посередине между огромным джорджианским особняком и кольцом из деревьев, окаймлявших парк. На девушке было белое платье без рукавов, представляющее собой смесь скромности и бесстыдства. Волосы свободно падали на плечи. Перед ними чинно шагали два дога, нюхая воздух и лишь изредка отбегая на несколько шагов. Другие псы находились во дворе за домом. Роджер и Джульетта подошли к самому кольцу. Под высокими деревьями была поразительно густая поросль, нехарактерная для этого времени года, так что Роджеру не удалось ничего разглядеть. Но он чувствовал, что там, за деревьями, начинается иной мир. Он подумал с интересом, что бы произошло, если бы он сейчас позвал на помощь или же, потеряв голову, побежал к деревьям. Потом его глаза скользнули по догам, которые были так привязаны к Джульетте. — Я не думаю, что стоит ходить дальше, — проговорила девушка с обезоружвающей простотой. — Вам понравилась прогулка? — Очень. — Как-то жаль держать вас так долго взаперти, тем более, что вы никакого вреда причинить не можете. Среди деревьев много охранников, а коли поднимется тревога, они спустят собак. Надеюсь, вы не будете делать глупостей? — Не здесь, и не сейчас, — заверил ее Роджер. — Это очаровательное место. Он повернулся к зданию и пробормотал: — Я впервые понял, что означает фраза — «Благородные сооружения Англии». Изумительный особняк, не правда ли? Джульетта засмеялась: — Да, но Англия ли это? Нет, не отвечайте. Нам пора возвращаться. Когда они были уже у самого дома, на верхней ступеньке крыльца появился Карози. Хотя он находился на некотором расстоянии от них, Роджер сразу же узнал его приземистую фигуру. — Королевство Карози, — мимоходом заметил Роджер. Джульетта расхохоталась. — Вы совершенно правы. И как бы обрадовался Карози, если бы услышал от вас эти слова. Вы знаете, что вы ему нравитесь, мистер Вест? — Вот как? — сказал Вест, с трудом подавляя желание проехаться насчет волка и кобылы. — Какая мне от этого польза? — Возможно, очень большая, — весело ответила Джульетта. — Сейчас вы бедный человек, но с помощью Карози сможете разбогатеть. Пожалуйста, будьте с ним посговорчивее. Возможно, придет такой день, когда вы будете этому рады. Возможно, придет такой день, когда он задушит Карози собственными руками, если у него не будет другого выхода. Джульетта глядела на него своими обманчиво улыбающимися глазами. Помни, у нее нет собственных мыслей! Она была всего лишь тенью Карози… Не забывай этого, Роджер! — Он не совсем такой, как вы считаете, — говорила девушка. — Например, Майкл Грант выполнил все то, что он от него потребовал, и вот его отпустили домой вместе с женой. Роджер замер на месте. — Что? — Я не обманываю вас, так оно и есть. Также этот газетчик, Фингельтон, набрался ума и сказал Карози, что он выследил человека, который однажды работал по поручению Карози в доме лорда Раффети. Это было на прошлой неделе. Он убедил Карози, что ему больше ничего не известно, и тот его тоже отпустил. Карози никогда не убивает ради убийства. А теперь вы ему пришлись по душе. Он бы хотел, чтобы вы работали вместе. Он еще понаблюдает за вами, а потом сделает такое предложение. Но если вы согласитесь, а потом предадите его, он будет беспощаден! Она улыбнулась так нежно. — Если он такой человеколюбивый малый, зачем он натравил на Гранта собаку? — спросил Роджер. — Вовсе не на Гранта, — ответила Джульета, поворачивая к нему свои детски-невинные глазки. — А на парнишку, который жил в том отеле. Жизни Майкла Гранта ничего не угрожало. Просто Карози нужна была помощь Гранта. Мальчишку убили, а Грант принял все на свой счет. Вы понимаете? — Иначе говоря, Карози опасался, как бы Грант не испортил ему все дело и поэтому «в назидание» убил ни в чем неповинного мальчика? — Ну, да, — без тени смущения сказала девушка. — Оттого Карози всегда все удается. Он такой дотошный, все продумывает до мелочей. Казалось, в доме было мало людей. Роджера не держали в комнате под замком, ему разрешалось ходить куда угодно. Но он все время чувствовал, что за ним следили, хотя внешних признаков этого не замечал. Похоже, что Джульета была права, утверждая, что он понравился Карози. Роджер стал задумываться над тем, не стоит ли принять предложение Карози, если он таковое сделает, чтобы добыть необходимые улики. Но осмелится ли он потом предать Карози? Осмелится ли он даже подумать об этом? На третий день пребывания Роджера в этом доме они сидели вместе с Карози в библиотеке. Внезапно Карози позвали, и Роджер остался один. Он не сомневался, что сейчас за ним установлено более плотное наблюдение, что Карози только ждет, чтобы он начал расследование и ухватился за то, что покажется ему, Роджеру, нужным шансом. Поэтому он уселся в кресло, закурил и принялся ждать. Прошло 10–20 минут, полчаса. На письменном столе лежала кипа бумаг, которую ему ничего не стоило просмотреть. Соблазн был почти непреодолимый, но Роджер с ним справился. Когда Карози вернулся, он улыбнулся. — Все хорошо, замечательные новости, — заговорил он. — Теперь уже осталось недолго ждать, и я надеюсь, что мои планы осуществятся наилучшим образом. Он вертел в руках маленький кружочек, с одной стороны красного цвета, а на другой виднелись какие-то буквы. Карози положил его на стол, но в это мгновение в комнату вошел какой-то неизвестный человек и спросил: — Вы задержали мой пропуск, сэр? — Вы выронили его из своего бумажника, — ответил Карози. — Это было крайне неосторожно. Он посмотрел в упор на человека, и Роджер видел, как страх стер все краски с лица несчастного. Тот буквально замер на месте, с отчаянием уставившись в глаза Карози. — Не делайте больше таких глупостей, — наконец сказал Карози, протягивая ему кружочек. Человек шагнул за ним с таким видом, как будто ступал по раскаленным углям. Ничего особенного не произошло. Карози отдал кружочек. Но когда человек выходил из библиотеки, он был полумертв от страха. Кружочек, с одной стороны красного цвета и с буквами — на другой, являлся «пропуском». Он был самого обычного вида, ничем не примечателен. Итак, что-то уже выяснилось. В тот же вечер Карози спросил: — В самом непродолжительном времени я покончу со своими делами в Англии, Вест, и после этого, возможно, мы добьемся взаимопонимания — да? — Очень может быть, — сказал Роджер с самым невозмутимым видом, и Джульетта одобрительно кивнула головой. Но именно с этого момента Роджер не мог уже думать ни о чем ином, как о способе выбраться отсюда, чтобы предупредить Ярд о приближении развязки. Он не думал, чтобы Карози лгал, потому что для этого не было оснований. К сожалению, ему не удалось проникнуть дальше в замыслы этого негодяя, но в их преступном характере можно было не сомневаться. И хотя идея о подрывной работе изнутри не оправдалась, теперь Роджеру нужно было выбираться на волю. Однако, вооруженные охранники и злобные псы днем и ночью несли караульную службу. Отправившись вечером к себе в комнату, Роджер в который уже раз, принялся обдумывать положение дел. Раньше или позже, но ему придется попытаться прорваться. Сначала, конечно, нужно было бы точно выяснить, где находится этот особняк. Допустим, он все же не сумеет удрать. Он постарался отогнать прочь подобную мысь, но тут же ему в голову пришла другая. Имелась ли у Ярда хотя бы маленькая возможность отыскать его? Знают ли они, что Грант на свободе? Не поможет ли им Фингельтон? Все сильнее и сильнее ему начинало казаться, что про него все забыли, оставили барахтаться в полном одиночестве и выбираться собственными силами из когтей Карози. Проснулся он поздно, чувствуя себя усталым и разбитым. Сон принес ему мало пользы. В комнату вошла Мейзи, немолодая служанка довольно придурковатого вида. — Хэлло, дорогуша, — заговорила она механически. — Пора вставать! Сегодня будет спокойный денек. — Почему? — быстро спросил Роджер. — Почему, мой воробышек? Хозяин уехал на целый день. Забрал с собой свою красотку. Против Карози я ничего особенного не имею, но эту девку я бы собственными руками… Мейзи не нашла нужных слов. — Скажите, Мейзи, вы никогда не пытались выбраться из этого дома? — спросил Роджер. — Они не держат меня все время под замком, — ответила служанка. — Мне они доверяют. Иногда я хожу полюбоваться озерами и частенько провожу денек в Дуб… Она прикусила язык. Роджер замаскировал свою радость зевком. — Значит, поблизости есть озеро, вот как? Вестгорлэнд, по-видимому? — Это не ваша забота, — пробормотала испуганно Мейзи. — Мне не следовало бы так много болтать. Прошу вас, мистер Вест, держите язык за зубами. Скажу одно: страже отдано распоряжение убить вас, если вы попытаетесь бежать. И они это сделают. Она выскочила из комнаты. Роджер выпрямился на постели, позабыв все, что она сказала, за исключением неоконченной фразы. «Что она могла иметь другое в виду, кроме Дублина?..» Чем больше он думал об этом, тем сильнее становилось его радостное возбуждение. Неожиданно снаружи донесся неистовый собачий лай. Он подскочил к окну и увидел, что пять псов носятся по двору со злобным рычанием. Тут же находились двое вооруженных людей. Объяснения не требовалось: это была тревога. Не полиция ли?15 Кинара
Роджер стоял возле окна своей комнаты и с напряженным вниманием следил за действиями людей и собак во дворе. Животные лаяли и рвались к ограде, охранники выхватили оружие. Тревога продолжалась около часа. Дверь в его комнату заперли на ключ, и под его окном стоял дежурный. Потом он увидел, как одну из собак спустили с привязи, и она со злобным рычанием бросилась к кустам. Из кустов выскочил невысокий человек и с отчаянной скоростью помчался прочь, но через секунду его окружила свора разъяренных чудовищ. Дальнейшее походило на кошмарный сон. Человек пинком ноги отбросил одну из собак, она с визгом отползла в сторону. Вторая упала на спину, скуля и завывая. Но собак было слишком много… Наблюдать дальше было просто невозможно. Роджер отошел от окна и с такой силой стиснул зубы, что заболела челюсть. Его ногти впились в ладони рук. Он не знал, много ли прошло времени, но вот раздались два выстрела, показавшиеся ему очень далекими, потому что толстые стекла не пропускали звука. Он подошел к окну. Незнакомого мужчину уносили на носилках. По-видимому, его только что пристрелил человек, стоявший неподалеку с пистолетом в руке. Тут же находился и Карози. Потом появилась Джульетта… Роджер видел, как она бежала по густой траве к деревьям, возле которых разыгралась трагедия. У нее был вид обезумевшей от горя женщины. Карози попытался ее задержать, но она оттолкнула его и бросилась на труп первой собаки точно так, как бросаются на тело убитого возлюбленного. Значит, Джульетте не были совершенно чужды человеческие эмоции. Карози оставил ее с собаками на несколько минут, потом подал знак двум охранникам, и те насильно увели ее прочь. Она ушла — внешне покорно, но Роджер разглядел дикое выражение ее глаз и даже подумал, не помешалась ли она немного от неожиданного отчаяния…. Впрочем, он тут же позабыл про Джульетту, потому что как раз под его окном проносили на носилках тело нарушителя. Свет падал на его лицо и растерзанное горло, так что Роджер его прекрасно разглядел. Он узнал в нем одного из приспешников Карози по прежним аферам, шантажиста по имени Демстер. Было похоже, что Демстер явился отплатить за себя. Но самым главным было иное: не только он, но и все работники Ярда, особенно Джилл, знали о связи Демстера и Карози. Если Демстера выпустили из тюрьмы и он прямиком направился сюда, можно не сомневаться, что Ярд организовал слежку. Роджер вглядывался в чащу деревьев, как бы рассчитывая, что если он будет достаточно горячо надеяться, там мелькнет знакомая фигура Джилла и его ребят. Но волнение уже улеглось, вокруг здания снова воцарилось безмолвие. Однако дверь его не открывали, он по-прежнему сидел в своей спальне. Он знал, что замок не открыть — он уже пытался сделать это неоднократно. И все же он предпринял новую попытку, использовав самодельную отмычку, изготовленную им из толстой проволоки, вынутой из абажура. Еду ему принесла нелепо подкрашенная Мейзи, вечно находящаяся «навеселе», сыпавшая, как всегда: «дорогуша», «воробушек» и «глупышка»… Надо сказать, что кормили здесь не только вкусно, а даже изысканно, украшая стол и блюда с таким искусством, как это делают только в первоклассных ресторанах. Сегодня Мейзи была на редкость молчаливой и какой-то пришибленной, как будто утренний инцидент напугал ее до полусмерти. У Роджера в комнате не было радио. Только несколько книг и журналов, лежавших на столике, они успели ему надоесть. Он упорно смотрел в сторону деревьев, в душе сознавая, что подобные необоснованные надежды порождены отчаянием. Он проглотил приманку Карози, все прошло согласно его планам, но теперь, когда он попал в логово зверя, он испытывал чувство такой беспомощности, что потерял даже способность думать и трезво оценивать обстановку. Можно было подумать, что Карози лишил его энергии и изобретательности. Это был бесконечно длинный утомительный день. Вечером вошла Мейзи с ужином, задернула занавески и сказала: — Ох, эта ведьма сегодня невыносима! Потом она вышла, заперев за собой дверь. Роджер ел медленно, просто ради того, чтобы чем-то заняться, затем он попытался заставить себя почитать, но вместо этого в его мозгу рождались планы побега, один фантастичнее другого… Это было естественной реакцией на чувство безвыходности. В одиннадцать часов основной свет был выключен, насколько он мог судить, глядя из окна. Кроме охраны все обитатели дома отправились на покой. Роджер снова начал колдовать своей горе-отмычкой, но вскоре сдался: замок не поддавался. Ему хотелось раздобыть один из кружочков. Но какой будет прок от этого, если он сумеет раздобыть их даже сотню, но не сумеет отсюда выбраться. Роджер вернулся к окну. Нервная система начала сдавать, подумал он с раздражением. И все же, пока он жив и находится в доме Карози, он должен выискивать тот единственный шанс, ради которого решился на такую рискованную авантюру. Нужно только постоянно быть настороже и не упустить возможности, которая может предоставиться в самый последний момент. Вот если он упустит, тогда можно будет говорить о действительном провале. Он так и не смог заснуть. Была глубокая ночь, когда он услышал какие-то неясные звуки возле своей двери. По ночам его обязательно запирали на ключ. Он лежал совершенно тихо, повернувшись лицом к двери, прищурив глаза. В темноте ничего не было видно, но слух его не подвел; дверь действительно тихонько отворилась, при этом слегка скрипнув. Он ожидал увидеть в проеме свет, но там тоже царил мрак. И все же он сумел различить бледную призрачную фигуру. Вот дверь также осторожно закрылась, и вместе с этим он потерял способность что-то различать. Затем он явно услышал шуршание шелка и почувствовал запах терпких духов, которые любила Джульетта. Он не двигался. Ему ясно представилось лицо девушки, когда она бежала к убитой собаке, странноенапряженное выражение во взгляде. И слова Мейзи о Джульетте. Она была совсем рядом. — Роджер, — прошептала она еле слышно. — Роджер, проснитесь! Никто в этом доме не называл его Роджером… Почему же она вспомнила его имя? — Проснитесь же! — повторила Джульетта, и Роджер почувствовал у себя на плече ее холодную руку, потом ее пальцы вцепились ему в запястье: — Проснитесь! Он вздрогнул, делая вид, что ничего не понимает со сна. — Кто тут?.. В чем дело?.. Он поднялся и сбросил ее руки прочь, как бы в испуге. — Кто это? — Не шумите! — яростно прошептала она и внезапно навалилась на него, вынуждая снова лечь на подушку. Он почувствовал упругую мягкость ее груди и почувствовал, что если он ее сейчас же не сбросит с себя, ему не выдержать подобного искушения. Но она сама отпрянула, пробормотав: — Если он меня найдет здесь, то убьет! Прошу вас, тихо! Роджер почувствовал, что она совершенно искренна в своих опасениях. Внезапно зажглась прикроватная лампочка, и Роджер увидел Джульетту. На ней был надет тонкий, совершенно прозрачный белый пеньюар, весь отделанный кружевами, в котором она выглядела настоящей красавицей. Она подкрасилась, как будто шла на свидание с любовником. Она ему улыбалась, но губы у нее были напряжены, как будто эта улыбка была вынужденной. В ее глазах горел какой-то мрачный огонек. — Взгляните на меня! — приказала она. — Внимательно, прошу вас! Разве я чем-то отличаюсь от других женщин? Скажите мне откровенно, уничтожил ли он меня?.. Могу ли я привлечь мужчину?.. Или не могу? Она быстро распахнула пеньюар. Она была прямо ослепительна, редко он видел что-либо подобное, только в ее глазах было безумное выражение. Роджер понял, что наступила та единственная возможность, о которой он так молил небеса, но что при малейшей неосторожности он ее может упустить. Оттолкни он сейчас Джульетту, и она превратится в разъяренную тигрицу. Он не имеет права рисковать, он обязан ей польстить и успокоить ее, сделать все, что угодно, лишь бы она не рассердилась на него. Хотя бы потому, что на ее шее висела золотая цепочка, к которой был прикреплен знакомый ему заветный кружок. — Ну, так я чем-то от них отличаюсь? — она гордо откинула голову, но губы у нее при этом предательски дрожали. — Говорите же, что во мне не так, как у других? Роджер ответил нетвердым голосом: — Отличаетесь? Конечно, отличаетесь, как золото отличается от меди! Наступила минута напряженной тишины… Он не знал, что она сделает, не был уверен, то ли он сказал, что ей хотелось услышать. Потом он увидел, как яростный восторг появился у нее в глазах. Она снова прижалась к нему всем телом и замерла, закрыв глаза. Он крепко сжимал ее в объятиях, слушая ее бессвязные отрывистые восклицания. Почему-то в этот момент он почувствовал к ней острую жалость. Она напоминала ему его младшего сынишку Ричарда, который что-то натворив, растерянный и испуганный, приходил к нему излить перед ним истерзанную душу. И так же, как он делал с Ричардом, он начал осторожно и нежно гладить ее по голове, утешая и успокаивая. — Он настоящий дьявол, мучает меня, превращая в существо, безразличное к другим мужчинам. Он никогда мне не разрешит жить собственной жизнью. — Все будет хорошо, Джульетта, маленькая, ты скоро будешь счастлива и беззаботна! — Я ненавижу его! Ненавижу!.. И буду всегда ненавидеть! — Он больше не будет мучить тебя, Джульетта! — Он заставил убить моих собак, моих любимых собак. Он приказал их застрелить! — Все будет хорошо, девочка! Он больше не сможет этого сделать. — Он дьявол! Он заставляет людей творить его сатанинские дела. Если они не подчиняются, он их убивает или выкрадывает их жен. Он всегда добивается того, что ему хочется, он убирает с дороги всякого, кто ему мешает! — Это скоро прекратится, Джульетта! — Почему вы его не убьете? Только при этих словах она откинулась назад, как бы сообразив, что практически на ней ничего не одето. Запахнув пеньюар, она вплотную приблизила свое лицо к его лицу и спросила вторично: — Почему вы его не убьете? Наступил момент откровения. Но должен ли он сейчас узнать все то, что ему было так необходимо узнать?.. Знает ли она, что замышляет Карози? Роджер осторожно объяснил: — Его нельзя убивать до тех пор, пока мы не выясним, что он делает, Джульетта. Потом мы сможем спасти многих людей от тяжких испытаний. Огонь исчез из ее глаз, она отпрянула от него и с ошеломленным видом спросила: — Почему я должна спасать других?.. Разве они уж так важны? — Они помогут тебе стать более нормальной, они… Это было серьезной ошибкой. — Нормальной? — закричала девушка, подскочив к нему и ударив его по лицу, затем откинулась назад и зашипела с такой злобой, что ему невольно стало страшно. — Ты сказал, что я ненормальная? Ты осмелился оскорбить меня? Меня?.. Несравненную женщину Карози! Ну, ты пожалеешь, когда я скажу ему об этом. Я пыталась спасти тебя, я убедила его, чтобы он сохранил тебе жизнь, но теперь я ему скажу, что нашла тебя в своей комнате, скажу ему, что ты пытался меня… Голос ее становился все более громким и пронзительным. Скоро его будет слышно по всему дому. Она стояла перед Роджером, потрясая кулачками, ее тело била дрожь, прозрачная одежда колыхалась, а красный кружок плясал на ее безукоризненной груди. Ему было необходимо заставить ее замолчать. Роджер схватил ее руку и притянул к себе, зажав левой рукой рот, чтобы заглушить крики, а правой сжал ей горло, нажав указательным пальцем на сонную артерию. Сначала она брыкалась и извивалась, но постепенно сопротивление прекратилось, она обмякла в его руках. Он уложил ее в кровать, быстро поднялся, нащупал ее пульс, но ничего не мог понять, потому что сам дышал с большим трудом. Нет, она была жива. Конечно, жива! Тогда он отыскал замочек на золотой цепочке с красным кружком, раскрыл его, снял цепочку с шеи и опустил в карман своего пиджака, висевшего рядом на спинке стула. После этого он поспешно оделся. Джульетта тихонько зашевелилась, но не проснулась. Он оторвал длинную полоску от подола ее прозрачного пеньюара и на всякий случай обмотал ей лицо, так, чтобы она не могла закричать, подошел к двери, рассчитывая, что если она сумела ее открыть, то он тоже сможет. Дверь открылась. Из холла доходил слабый свет. Он знал, где находится спальня Джульетты и осторожно двинулся к ней, благодаря в душе толстый ковер, заглушавший его шаги. Вытянув шею, он увидел сторожа, сидевшего у двери, дабы у него, Роджера, не возникло желания удрать из дома. Но в данный момент этот человек не интересовал Роджера. Он дошел до комнаты Джульетты и тихонько заглянул внутрь. Возле кровати горел ночник, кровать была измята. Видно, девушка в ней ворочалась, прежде чем решилась отправиться к нему. Роджер вернулся к себе, поднял Джульетту и отнес в ее комнату, уложил на кровать и прикрыл одеялом. Она все еще не пришла в себя. Даже если он и убил ее, ее не найдут до утра, а тогда он уже будет далеко. Но нужно ли ее убивать? Когда она придет в себя, сохранится ли у нее прежняя обида к Карози и захочет ли она рассказать ему о случившемся? Или же осторожность заставит ее молчать, опасаясь его гнева?.. Ведь она не сможет отделаться полуправдой. Карози сообразит, что Роджер не мог выйти из своей комнаты и попасть к ней. Свой пропуск она могла просто потерять. Роджер еще раз пощупал ее пульс и определил, что забытье еще продлится некоторое время, а после этого она не сразу побежит узнавать, где он находится и что делает. Нужно ли ее убивать? Смог бы он ее убить? Он резко повернулся на каблуках и, осторожно прикрыв за собой дверь, неслышными шагами двинулся вниз по лестнице. Часовой читал книгу. Он сидел так, что ему было видно начало лестницы и дверь, но до тех пор, пока он не поднимал головы, ему ничего не было видно. Передумав, Роджер вернулся к себе в комнату за подушкой, затем снова прокрался к лестнице. До половины марша лестницы он мог скрываться от глаз охранника. Спускаясь ступенька за ступенькой, он больше всего опасался, как бы часовой не поднял головы. Но тот, как завороженный, смотрел в книгу, видимо, увлеченный ее содержанием. Наконец нога Роджера коснулась пола. Теперь он двинулся — вбок, чтобы подойти к охраннику сзади. Он был уже вне поля его зрения, когда сторож, что-то заподозрив, поднял голову. Однако Роджер находился уже так близко от него, что сумел одним прыжком достать человека и схватить его рукой за шею, одновременно зажав подушкой рот. Он почувствовал, как конвульсивно задергалось тело, как перестало сопротивляться, но он долго еще не ослаблял захвата пальцев. Послышался неприятный хруст. Роджер понял, что он прикончил охранника. Тогда он опустил его на землю, вынул из его кармана пистолет и переложил к себе. Убедившись, что красный кружок на месте, он подошел к двери и принялся неслышно отодвигать засовы и задвижки. Где-то могла находиться сигнализация. Нужно действовать не спеша, чтобы случайно не задеть ее. Но все сошло благополучно. Роджер отворил дверь и вышел во двор.16 Ирландец
Не часто случалось, чтобы детектив-сержант Джилл беседовал наедине с помощником комиссара, и Джилл испытывал благоговейный трепет перед Чартвордом. Но в последние дни в Ярде творилось что-то невообразимое. Так что привычные нормы были нарушены. Случилось так, что прочитав с огромным интересом какое-то донесение, сержант Джилл поднялся с места и по собственному почину вскоре оказался в кабинете Чартворда. Чартворд не мог скрыть удивления при виде сержанта, но был достаточно вежлив. — Доброе утро, сержант. Чем могу быть вам полезен? — Не могли бы вы уделить мне несколько минут? — Разумеется. В чем дело? Приободрившись, Джилл приблизился к столу. — Я только что прочитал, что старый каторжник, по имени Демстер, две недели назад вышел из тюрьмы, сэр. Он был посажен за шантаж. Подозревался в сообщничестве с Карози. Проще сказать, работал на него. В течение некоторого времени он работал лакеем в доме сэра Мортимера Гранта. Вы помните его, сэр? — Смутно… Чем он примечателен в настоящее время? — Он единственный человек из бывших соратников Карози, которого мы сумели выследить. Я организовал за ним специальное наблюдение, решив, что, по всей вероятности, в ближайшем будущем он постарается связаться с Карози. И вот вчера поздним вечером он прилетел последним самолетом из Крейдона в Ирландию. Беттону, осуществляющему наблюдение, удалось попасть на тот же самолет. В Дублине Демстер взял машину и ночью отправился в Килари. Беттон только что звонил оттуда, сэр. Он не имел возможности преследовать машину по дороге, зато попал на утренний самолет до аэропорта, а оттуда уже поехал на машине. В отделении местной полиции ему сообщили, что Демстер утром приехал в Килари, но куда двинулся дальше, неизвестно… — У Демстера в Килари нет ни друзей, ни родственников? — Никого, насколько мне удалось выяснить! — Хм! Пожалуй, мало надежды поймать Карози на такой незавидный крючок… Но, как я понимаю, вам, так же, как и мне, не терпится это сделать! С Вестом дела плохи. Звонила жена… Одним словом, утопающий хватается и за соломинку, так что мы просто не имеем права не использовать и этот шанс. Думаете, Беттон один справится в Килари? — Сомневаюсь, чтобы было разумно рассчитывать только на него, — ответил Джилл без промедления. — Я хотел просить вас организовать помощь со стороны Гражданской Гвардии. Они там большие формалисты. И болезненно мнительны. — Я был бы точно таким же, если бы они явились сюда и стали хозяйничать без нашего распоряжения,— умехнулся Чартворд.— Я немедленно переговорю с дублинской полицией. — Еще один момент, сэр. Демстера выпустили из тюрьмы в тот же день, что и некого Вилли-нытика, который… — Даже я знаю Вилли-нытика, — улыбнулся помощник комиссара. — Они с Демстером сидели в одной камере, — объяснил Джилл. — Вы же знаете, как это бывает в заключении, сэр. Они разговаривают гораздо непринужденнее, чем если бы находились на свободе. Демстер мог кое о чем проболтаться Вилли. Поэтому я подумал, что было бы неплохо отыскать «нытика» и… — Сообщите мне, что вам удастся выяснить у него… Что же нам делать с миссис Вест, а? Как считаете? Стоит ли ее еще раз навестить? — Конечно, она оценит ваше внимание, сэр. Ну и это ей польстит, разумеется. Но вообще-то она никому не поверит, что Красавчик, мистер Вест — я хотел сказать, может погибнуть. Дивизионный детектив-офицер отыскал Вилли-нытика в его «отдельной квартире» в темной лачуге около Сотни Арок. Вилли слезно протестовал и сопротивлялся, когда его вели в полицейский участок. Он же не совершил ничего противозаконного, с тех пор, как его выпустили. Он мухи не обидел! При виде массивного Джилла, сидящего в зале заседаний участка, Нытик был потрясен, ибо сержант никак не увязывался в его глазах с обликом холеного офицера Ярда. Все остальные вышли из комнаты. — Ну, в чем дело? — с напускным возмущением заговорил Вилли. — Я ничего не сделал и мне не в чем признаваться. Можете не воображать! — Мы вовсе не пытаемся тебе ничего «пришить», Вилли, поэтому спусти пары, — добродушно ухмыльнулся Джилл, — и то, что ты мне скажешь, дальше меня не пойдет. Вот почему я всех отсюда отослал. Сейчас я работаю в Ярде. — Вы вовсе не заслужили повышения, — с нахальным видом пробормотал Вилли. — Ты тоже этого не заслуживаешь, — сказал Джилл, протягивая ему сигареты. — На мой взгляд, миленький, сидеть бы тебе и сидеть за решеткой. Но никуда не денешься, тебя выпустили, и ты теперь свободен. В кутузке познакомился со стоящими ребятами? Вилли закурил. — Не было ни одного, одна шпана, — проворчал он. — И ты в том числе? Что-то темнишь, друг. Всегда одни бывают хуже, другие лучше. О Карози доводилось слышать? У Вилли передернулось лицо. — Э-э!? — Карози! Тип, который причинил тебе некоторые неприятности до того, как тебя посадили, — небрежным тоном пояснил Джилл. — В жизни не слышал про такого! — Неужели? — вкрадчиво произнес Джилл. — Демстер имел зуб на Карози, разве нет? — Мало ли что говорил Демстер? Я ничего не знаю о Карози! Так и запомните! Он порывисто вскочил и уронил сигарету, попытался схватить ее на лету и только обжегся. — Вилли, ты скверный враль. Ты сидел в одной камере с Демстером. Карози продал его, и Демстер попал как кур во щи за чужие грехи. — Не тратьте попусту время. Я ничегошеньки не знаю! — Вилли, — сказал Джилл, — три дня назад на Майл-роуд произошла небольшая кража — срезали дамскую сумочку. Имеется заявление потерпевшей. Тебя видели неподалеку от места происшествия. А ты только вышел из тюрьмы, значит, на мели. Я не стану утверждать, что это твоя работа. Пусть суд решит… Но тебе придется попотеть, чтобы доказать свою непричастность! — Ты проклятый брехливый фараон! — заорал Вилли. — Да меня и близко там не было! Наплевать мне на дамскую сумочку… Это вовсе не по моей части. Вам не пришить мне этого дела! — Что говорил Демстер? — спросил Джилл. — Сказал, что знает, где его отыскать, и как только попадет на свободу, поедет к нему и заплатит за все сполна. Но я-то ему говорил, что только дураки могут связываться с Карози. Он же из него мокрое место сделает! — А ведь ты никогда даже не слышал про Карози, верно? — насмешливо сказал Джилл. — Ладно, Вилли, проваливай. Джилла встретил в Гиненском аэропорту высокий краснолицый капитан Гражданской Гвардии, именовавшийся Малуном и отличавшийся неимоверной жаждой и профессиональным восхищением всем английским, включая представителей Ярда. У него была машина, да еще новая! Огромный сверкающий «Крейслер», оглушающий своим ревом все живое на дурной дороге от Гиненны к югу. По дороге он восхвалял все английское. Говорил много. И, наконец, сказал: — Ох! До чего же мне было весело с вашим парнем Беттоном! Наконец они приехали в Килари. Около отеля «Саузери» ирландец первым выскочил из машины и опустил руку на плечо Джилла. — Вы сейчас попадете в прекрасный отель, сержант. Второго такого не сыскать во всей Ирландии! Он провел Джилла через просторный холл, и, поднявшись по лестнице, они очутились в номере с двумя кроватями, где над картой склонился огромный угрюмый детектив-офицер Беттон. Беттон быстро поднял голову. — Есть новости, Дик? — спросил Джилл. — Не слишком много: я отметил с десяток крупных частных особняков, но все они как будто бы принадлежат американцам. — Это нас не должно беспокоить, Карози может назвать себя не только американцем, но и жителем луны… а в отношении собак? — А как можно жить в большом доме без верного сторожевого пса? — философски заметил Малун. — У них у всех тут есть овчарки. — Меня интересуют доги. — Такой зверюге я лично никогда бы не доверял! — покачал головой Малун. — У кого-нибудь поблизости есть собственные аэропланы? — спросил Джилл. — Да, у троих или четверых. Говорят, что наша страна самая замечательная для воздушных прогулок, да и рукой подать до Америки… Теперь в отношении этих самых догов. И самолетов. Что еще вас интересует? Карози, как я понимаю? Если так, сержант, то вы приехали не туда, куда следует!.. Мы бы не потерпели такого злодея, как Карози!.. Да еще в самой замечательной части Ирландии. Как вы считаете? — Не знаю, — пожал плечами Джилл. — Был же у вас Кромвель? Большие глаза Малуна округлились, он с минуту оторопело смотрел на Джилла, потом хлопнул его по плечу и оглушительно захохотал. У него даже слезы выступили на глазах. Справившись со смехом, Малун заявил: — Правильно, сержант, ни один англичанин еще так меня не отбрил, как вы! Так что можете рассчитывать на Пата Малуна, я для вас в лепешку расшибусь, но все сделаю, что вы хотите. Потому что я люблю находчивых парней. Ох!.. Мы ведь и правда терпели Кромвеля! На него напал новый припадок хохота, который произвел на Беттона неблагоприятное впечатление. — Значит, вас интересует Карози с аэропланами и догами? Вы его разыскиваете, а также славного инспектора Веста, который должен быть жив, если только он еще не умер. — Совершенно верно, — подтвердил Джилл. — Ох, мы можем разослать своих людей по всей Ирландии. Но я буду удивлен, если знаменитый английский детектив окажется пленником в нашей стране. Пат Малун производит впечатление недалекого парня, я это понимаю, но он знает, что творится в Килари. У меня есть одна неплохая идея. Нам надо посоветоваться с Майклом О'Лири. Беттон беспокойно заерзал: — У этого самого О'Лири был прадед, который владел замком, что теперь лежит в развалинах. Майкл О'Лири замечательный офицер, в ведении которого находится Килари. Майкл О'Лири замечательный собеседник, потому что он обладает удивительной наблюдательностью. Всего неделю назад он мне говорил: «Пат, ты слышал, что один американский миллионер купил Кинару?» Я ответил, что слышал. Я не стал ему напоминать, что он только и рассуждает о том, что этот американский богач приобрел Кинару. Он приобрел ее пять или шесть лет назад. Сейчас я все время мучаюсь, стараясь припомнить его имя. Малун нахмурился, всем своим видом показывая напряженную работу мысли. — Ох, вспомнил! Пайн, Джексон. Пайн, вот как его зовут! И такой богач, что трудно поверить. Он купил Кинару, дом, имение, прилегающий там лес! Деревья посажены кольцами вокруг дома и сада. Ох! Они тянутся на много миль. У старого эрла Кинары вокруг владения имелась высоченная каменная стена, а по обе ее стороны посажены могучие дубы. Это одинокое место, которое, как говорят в народе, нередко посещает сам дьявол. Другого такого места не сыщешь во всей Ирландии! И Майкл мне говорил, что у мистера Пайна есть собственный аэроплан! Да, да! А его участок простирается до самой береговой линии, так что у него имеются и суда всех видов, от яликов до яхт и даже парового катера… Вы что-то сказали, сержант Джилл? — Нет, продолжайте, капитан. — Да мне больше-то и говорить нечего… Сколько раз Майкл рассказывал мне, что этот Пайн только и делает, что летает взад и вперед на самолете. Вроде бы у него их даже два. И еще болтают, что торговцы и разносчики из магазинов никогда не входят на территорию Кинары, они все оставляют в привратницкой, потому что там имеются большие собаки. — Собаки? — закричал Беттон, не в силах сдержать волнение. — Не волнуйтесь, — предупредил Малун, — всем известно, что ирландцы любят преувеличивать. Но есть еще один момент, который возможно, окажется нам полезным. Я только сегодня утром беседовал с О'Лири по телефону. «Майкл, — сказал я ему, — к нам прилетает замечательный, очень сильный англичанин из Скотланд-Ярда, который интересуется человеком по имени Демстер, выехавшим вчера рано утром из Килари. Этот Демстер невысокого роста, черноволосый. Ты не приметил похожего около Кинары?» Это я у него спросил. И поверите ли, Майкл отвечает: «Слышал я разговор о черноволосом человеке, по виду не похожем на англичанина, который вчера утром отправился в Кинару и перелез через высокую стену. После этого его не видели больше». — Мы-таки нашли его! — возликовал Беттон. — Не надо так спешить, — снова предупредил осторожный Малун. — У англичан скверная привычка начинать волноваться без всякого для того основания и засыпать, когда, как раз надо начинать бодрствовать. Этот Пайн никак не может быть вашим Карози. Согласно описанию в газетах, Карози маленький коренастый человек, а Пайн высокий и худой. Если вам интересно узнать мое мнение, я бы посоветовался с О'Лири и договорился с ним о поездке в Кинару, но только лучше всего связаться сначала со Скотланд-Ярдом, чтобы те попросили дать в Дублине соответствующие указания О'Лири, потому что без этого он с места не сдвинется. Ну, а если Пайн предоставил убежище вашему Карози, я говорю «если»… то тогда потребуется армия. На вашем месте я бы действовал крайне осторожно.Казалось, в ту ночь сотни глаз следили за Роджером, но он все же добрался до ближайших дубов, под которыми было так темно, что хоть глаза выколи. Здесь он оглянулся назад: перед ним чернела громада здания. Нигде не было заметно ни единого огонька. Он напряженно прислушивался к звуку шагов патруля. Каждая тень ему казалась притаившимся кровожадным псом, готовым вцепиться ему в горло. Он знал, что по ночам их спускали. Они-то и представляли для него величайшую опасность. Причем в такой темноте он может кружить и на одном месте. Придется подождать рассвета. Если только не… Недалеко залаяла собака. Не на него ли? Он стал отходить, причем каждый шаг для него был настоящим мучением. Завывание и собачий лай прекратились, но Роджеру казалось, что кроме осторожного звука его шагов, за ним слышится также топот многих разъяренных животных. Собаки снова залаяли, но теперь Роджер был уверен, что не на него. Надежда становилась все более обоснованной… Роджер упорно шел вперед, уверяя себя, что парковая стена не может быть далеко. И вдруг собачий вой раздался позади него. Он оглянулся и увидел волкоподобных зверей, несущихся в его сторону плотной массой. Впереди скакал особенно крупный темный дог. В этот момент раздался громкий треск, и темнота над головой Роджера была прорезана вспышкой выстрела. Роджер увидел высокую стену, верхом на которой сидел человек, освещенный еще одной вспышкой. Затем нестерпимо яркий свет залил все пространство поблизости, слепя глаза ему, собакам, охранникам… Роджер бежал наугад, и вдруг до него донесся голос, который он не чаял уже и услышать: — Сюда, Роджер! — кричал Джилл. — Сюда! — Вот теперь начнется потеха, ребятки, — прогудел Малун, обращаясь к О'Лири. Малун и О'Лири все еще сидели на верхушке стены, Джилл и несколько других спрыгнули вниз. Группа служителей Карози бежала от них по парку, за ними с громкими криками спешили ирландские полицейские. Стрельба слышалась лишь изредка. Роджер стоял возле стены. Ему до сих пор не верилось, что в тот момент, когда залаяли собаки и поднялась стрельба, Джилл и Беттон с многочисленным отрядом Гражданской Гвардии готовились к штурму «королевства Карози». И теперь сражение возле стены закончилось. Не менее десятка людей Карози были убиты или захвачены, большая часть собак застрелена. Ни одной живой не было видно. По всей территории стояли небольшие группы людей и совещались. В доме по-прежнему не было видно света. Рука Джилла задержалась на плече Роджера. — Чувствуешь себя хорошо, Красавчик? — Замечательно, Джилл! Я никогда не сумею… — Эй, подождите! Провалиться мне на этом месте, если это не сам великий инспектор Вест? — загудел Малун, отделяясь от группы людей. — Теперь я буду хвастать, что лично знаком с вами, инспектор! — Он протянул огромную руку. — И вы можете не говорить, я знаю, что вы тоже рады видеть меня. Хорошенькая у нас была ночка!.. Познакомьтесь с моим другом, капитаном О'Лири из графства Кэрри. Это О'Лири вы должны благодарить! — Не могли бы вы хоть на секунду приглушить свой голос? — добродушно проворчал капитан. — Из-за него мы не слышим собственных голосов. Он тоже пожал руку Роджеру. — Я считаю за честь познакомиться с вами, инспектор Вест, — сказал он. — Согласитесь, что мы славно поработали! Скажите, собираетесь ли вы лично обыскать дом Карози?.. Или вам помочь? — Нам предстоит утомительное и долгое дело, — вздохнул Роджер. — Важно отыскать все записи Карози, его бумаги и… Яркое пламя вдруг осветило темное небо, огромное здание внезапно все было охвачено огнем. До них донесся оглушительный взрыв, волна воздуха сбила всех до одного. Когда они пришли в себя, через все окна здания рвались наружу языки пламени. Они побежали, хотя Роджер, как и все остальные, понимали, что нет никакой надежды спасти Кинару. Он слышал, как взмыли аэропланы, помогая Карози скрыться от возмездия. И как же Карози теперь будет всех ненавидеть.
17 Карози предлагает
Джульетта сидела в шезлонге на палубе мотобота. На мостике находился капитан Марко, внимательно следя за стоящим у борта Карози. Тот замер в характерной для Наполеона позе со сложенными на груди руками, уставившись в убегающую назад волну. Кругом раскинулось серо-зеленое море, не было видно ни другого судна, ни земли. Карози стоял на этом месте вот уже два часа, после того как удалось скрыться, растаяв в предутреннем тумане. Джульетта почти не помнит, как к ней в спальню пришли мужчины, чтобы разбудить ее и увести в безопасное место. Стюард, одетый в белую форму, вышел из-за каюты и приблизился к ней. Его бесстрастная физиономия ничем не показывала, через какой ад они только что прошли, хотя все члены команды знали, что произошло в Кинаре. — Мистер Карози хотел бы с вами побеседовать, мисс. — Хорошо, — сказала Джульетта, но вместо того, чтобы прямо отправиться к Карози, она наклонилась над бортом. Лицо ее выглядело утомленным и постаревшим. Она не подкрасилась и не напудрилась. Только в глазах горел дикий огонек. Она закурила сигарету, бросила спичку в море, потом медленно двинулась к Карози. — Ты не слишком спешила, — его хриплый голос не изменился. — Что с тобой? Ты заболела? — Нет, я не больна. Я просто не нахожу себе места от ненависти! — К Весту? — Ко всем, кто помог это сделать! А ты был уверен, что они нас там не найдут. Даже ты ошибался! — Я никогда не ошибаюсь! — Ты потерпел неудачу. Даже ты! Столько хвастовства, столько самоуверенности, а теперь — провал! Все пошло прахом! Все! — У тебя истерика, — спокойно заметил Карози. — Ты не кричишь и не визжишь, но это все равно. Мне надоело твое поведение. С тобой это началось, с тех пор, как я пристрелил твоих паршивых псов, в день появления Демстера. Но ведь он их ранил, вот и пришлось прикончить. Не следует расходовать свои чувства на зверье, Джульетта! — Женщины… мужчины… собаки… — они для тебя «зверье»! Всего лишь животные! Ты ими пользуешься, но не испытываешь к ним привязанности, они тебе безразличны. Что ты из себя преставляешь? — Я рациональный человек, и ты тоже до недавнего времени была разумной женщиной… Мы вовсе не в таком плачевном положении, как ты воображаешь. Я вовсе не потерпел неудачу. Чтобы я, Карози, мог допустить ошибку?! Новая угрожающая нотка появилась в его голосе, она становилась все более ясной и настойчивой. — Я не должен разрешать говорить тебе подобные глупости!.. Мои планы не изменились, грандиозные мысли готовы воплотиться в дела. Неужели меня может остановить такая безделка. И ты теряешь в меня веру в тот самый момент, когда мне больше всего нужна твоя преданность. Вспомни все, что я сделал для тебя. Свою роскошную бездумную жизнь, своих слуг, все, все, что у тебя есть, принадлежит мне… Она не отвечала. — Понимаешь, Джульетта, я продолжаю жить своими планами. И они осуществятся. Потеря Кинары,— он пожал плечами,— конечно, неожиданна, но я был к ней подготовлен. Нам не повезло, этот Демстер, единственный человек, который знал, где найти дом, был освобожден из тюрьмы. — Говори! — бросила она гневно. — Ты же настоящий пустомеля, хвастун! Карози, не спеша, разжал руки, заложенные за спиной, и ударил ее по лицу. Она не устояла на ногах и отлетела к борту. Ее глаза яростно сверкнули, одну минуту можно было подумать, что она набросится на Карози, но потом она справилась с собой и застыла на месте, глядя на него ничего не выражающими глазами. — Это была досадная оплошность, не более. Всего-то было потеряно 22 человека, включая Пайна. Пайна мне жаль, потому что он был бы незаменим в Америке. Но ведь у меня осталось более сотни мужчин и женщин, ожидающих моих приказаний. И они их получат. Вест удрал, но ведь он не знает моих планов. Все документы в Кинаре уничтожены. Ты сама видишь, как я тщательно все продумал на случай опасности. — Более сотни мужчин и два десятка женщин ожидают твоих распоряжений, — яростно повторила Джульетта. — Ты так считаешь? Все газеты полны описаний катастрофы. Все над тобой смеются. И твои собственные люди тоже читают новости. Как они будут доверять человеку, который допустил такой промах? — Джульетта, — начал Карози. — Я не разрешаю… — Слушай меня! — закричала она, глядя на него побелевшими от ярости глазами. — Позабудь, что ты всегда бываешь прав! Слушай меня! Мы с тобой знаем твоих людей. Это же дураки! Среди них нет ни одного, равного Пайну или Мейзи, которые никогда бы не изменили тебе. Большая часть из них жадные, жестокие, трусливые твари. Они боялись тебя до полусмерти, пока ты был силен, но теперь они боятся полицию в равной степени. Ты же сам внушал, что им нечего бояться властей, поскольку ты их защищаешь. Теперь все кончено, ясно? Ты отнял у них способность мыслить самостоятельно, они ровным счетом ничего не могут. Их действия обречены на неудачу. — Но я же здесь! И я их проинструктирую, — сказал Карози. — Как ты не понимаешь, что у них нет уже прежней веры в тебя. Я скажу тебе, что нужно делать. Уезжай!.. Оставь Европу… Откажись от своих планов! Только глупец может сейчас поверить в удачу. — Это ты потеряла веру. И мне тебя жаль. Подохли два пса — и ты превратилась в безмозглую истеричку. Я невольно начинаю задавать себе вопрос, случилась ли эта перемена только благодаря этим собакам? — Я их любила! — Я допустил ошибку, разрешив тебе привязаться к животным. Мне не следовало позволять тебе любить ни одно живое существо. Ты меня разочаровала, Джульетта! Но мне не верится, что ты так ведешь себя из-за собак!.. Тут что-то другое! Ты прежде не относилась ни к одному человеку так, как к Весту… Ты с самого начала просила и заступалась за него… Ты беспокоилась, чтобы его не мучили, настаивала, чтобы я свободно с ним разговаривал… Ты не хотела, чтобы ему причиняли боль… Очень красивый мужчина. Да, Адонис!! Они его называют «Красавчиком». Первый мужчина, который заставил забиться твое сердце! Первый мужчина… —Нет! — закричала она. — Неправда! Это ложь! Карози схватил ее рукой за запястье, притянул к себе и заставил взглянуть в его холодные бесчувственные глаза. — Скажи правду, — приказал он, начиная выворачивать ей руку. — Признавайся! Солнце било ей в глаза, она изо всех сил старалась их не закрывать. — Джульетта, скажи мне правду?! И тогда она закричала, яростно и неистово: — Да, да, да! Это правда! Ты пытался лишить меня всех человеческих чувств, уничтожить всякое проявление естественной привязанности, превратить в машину. В машину с жестоким мозгом и безупречным телом! Ты сделал меня безразличной к мужчинам, и однако мужчины смотрели на меня со страстью в глазах. Ты лишил меня возможности стать матерью! Ты убедился, что я никогда не познаю радости и горести подлинной любви! Но тут появился ОН! И я вас сравнивала. Я увидела человека, который может быть жестоким и ужасным, однако же оставаясь в душе добрым и мягким. Мне захотелось посмотреть, как ты будешь вести себя в его присутствии… Я слышала весь ваш разговор… Вест — человек, а ты… Левая рука Карози потянулась к ее горлу. Она вздрогнула, но не пыталась убежать. Он сжал ее горло изо всех сил, она издала полузадушенный крик. Лицо Джульетты покраснело, грудь вздымалась, когда она старалась выдохнуть, глаза стали закатываться. Тогда Карози отпустил горло и отбросил ее в сторону.Она была одна в своей комнате. На шее и руках виднелись багровые следы пальцев Карози. Джульетта сидела возле иллюминатора и не спускала глаз с бегущих волн. Она пребывала здесь уже больше часа. В коридоре послышались шаги, кто-то остановился возле ее двери. Она не подняла головы, даже когда дверь раскрылась. Это был Карози. Он вошел быстро, прикрыл за собой дверь, подошел к небольшому шкафчику и вынул из него бутылку виски. Потом снял с полки два хрустальных бокала и наполнил их до краев. Один из них он протянул Джульетте, она взяла его, не поднимая глаз на Карози. — После наступления темноты мы встанем на якорь, — сказал Карози, — до этого у нас масса дел. Сегодня же необходимо разослать инструкции нашим агентам. Приготовь распоряжения и коды. Джульетта медленно тянула свое виски. — Прежде всего нужно будет увезти Мортимера Гранта и его друзей, прежде чем мы возьмем остальных, — продолжал Карози. — Если они не захотят подчиниться, их придется ликвидировать. Джульетта сказала: — Ты же обещал Гранту их не трогать. Раньше ты всегда держал слово. — Сейчас положение изменилось. Давай не будем больше ссориться. И он вышел из каюты.
18 Контрмеры
Роджер увидел свет в окнах своего дома на Белл-стрит еще издалека. Сержант-водитель выскочил из кабины, чтобы открыть ворота, потом сказал: — Спокойной ночи, сэр! Роджер его не слышал, так сильно колотилось его сердце. Дверь отворилась, на пороге появилась Джанет. Его жена, его любовь и жизнь! — Я бы почувствовала себя самой счастливой женщиной в мире, если бы Чартворд велел тебе оставить в покое этого Карози, — говорила Джанет, когда они лежали рядом в постели. — Но, как мне кажется, с таким же успехом я могла бы попросить у него достать луну. — Сомневаюсь, чтобы ты захотела уступить честь поимки Карози кому-то другому теперь, когда нам удалось спутать его карты. — Не будь слишком самоуверенным, дорогой. Его голыми руками не возьмешь! — Да, сейчас его сопротивление удесятерится, — согласился Роджер. — Но все же он многое потерял и потеряет еще больше. Он много думал о Карози, не меньше и о Джульетте, но пока ничего не рассказывал Джанет о воспитаннице Карози. Джанет заснула, а Роджер еще долго лежал с открытыми глазами. Удивительно, как быстро жизнь приняла свое обычное течение. Завтрак, мальчишки, не помнящие себя от удовольствия, что их отец снова дома, поздравления и улыбки соседей, поцелуй Джанет, возможно, чуть более страстный. Потом Ярд. Пожатия сотни рук, сотни голосов, желающих ему всяческих благ. Газеты, пестрящие его именем и фотографиями. Чартворд был один у себя в кабинете. Роджеру было приготовлено кресло. Чартворд придвинул к нему свой серебряный портсигар. — А теперь, Роджер, прошу подробности. — Прежде всего я хочу доложить вам, какие приняты шаги в данный момент, — начал Роджер. — Вчера, до того, как сесть на пароход, я распорядился установить круглосуточное наблюдение за сэром Мортимером Грантом, Дейном, Раффети и Гаррисоном, потому что по моим расчетам, Карози попытается с ними разделаться. Все арестованные в Кинаре уже переправлены в Англию, их допрашивают. Я связался с нью-йоркским департаментом полиции и попросил их прислать сведения о Пайне. Его удалось выхватить из пламени, пока он мало что сказал, но мне думается, он расколется. Сейчас он и женщина по имени Мейзи в больнице. Она в тяжелом состоянии, но, видимо, выживет. Фингельтон приступил к своим обязанностям. Только вряд ли он осмелится еще раз заняться делами Карози. — Таким образом, остается Майкл Грант. — Я все еще не знаю, что нам с ним сделать, — признался Роджер. — Если поверить Джульетте, ему разрешили уехать вместе со своей Кристиной потому, что он помог Карози заманить меня в западню, как они полагают. Я разговаривал с Моррисоном, который подробно допрашивал молодого Гранта, но безрезультатно. За ним тоже установлено наблюдение. Не думаю, чтобы кто-нибудь из наших подопечных сумел улизнуть. Всюду, где только возможно, используются радиофицированные машины. И охота за самим Карози и его людьми сейчас стала задачей номер один. Мы проверили красный кружок-«пропуск», вроде бы он представляет собой опознавательный знак. Его имел человек, который получал право в любое время быть пропущенным к Карози. — Хорошо. А теперь расскажи мне о своих приключениях. Когда Роджер рассказывал, он ощущал непонятное гипнотическое влияние Карози, чувствовал как бы его присутствие, его неприятный насмешливый взгляд. — Мы не имеем ни малейшего представления о том, что он задумал, — спросил Чартворд. — Совершенно верно, сэр. — Так что красные кружочки — единственное, за что мы можем ухватиться? — Да. — И ты все еще напуган, как бы Карози не удались его планы? — Да, — неохотно сознался Роджер. — Я боюсь, потому что после неудачи с Кинарой он станет еще беспощаднее и кровожаднее, если можно так выразиться! Он будет творить зло ради зла и… — Я приказал поставить возле твоего дома двойное охранение, — сказал Чартворд. — Благодарю вас, сэр… Я собираюсь поехать к Грантам. Никак не могу понять, почему Карози отпустил их. Этот вопрос не дает мне покоя. Никогда не поверю, что это было простым вознаграждением за оказанную услугу. У Карози должны быть для этого веские основания. — Решай сам, что можно предпринять, — сказал Чартворд. Роджер только сейчас заметил, какой у него усталый вид. — У меня такое чувство, что мы сидим на вулкане, который может взорваться с минуты на минуту. Карози меня тоже пугает. — Да, я все это понимаю, — сказал Роджер. Он вышел и проходил мимо своего кабинета в тот момент, когда раскрылась дверь. Он не хотел видеть никого из старших инспекторов, с которыми вместе работал, так как начались бы неизбежные разговоры. Но все же Эдди Дэй успел его заметить и крикнул вдогонку: — Красавчик! — У меня нет времени, — ответил Роджер. — Ты должен остановиться, — Эдди бросился следом за ним к холлу. — За последние полчаса черт знает что творится. Все полицейские с ног сбились. Драки, вооруженные нападения. Вроде бы все мошенники и негодяи сошли с ума сегодня утром. Ты не считаешь, что Карози пошел ва-банк? Во дворе Ярда гудели моторы, машины отъезжали одна за другой. Кто-то кричал истошным голосом. Теперь и Роджеру показалось, что извержение вулкана началось. — Снимите с постов всех дежурных вооруженной охраны. В городе объявите чрезвычайное положение! — Понимаешь, что я имею в виду? — продолжал Эдди. — Все дивизионы требуют патрульные машины, а на Майл-роуд настоящие беспорядки. Сцепилась банда Бростера и молодчики Красного Мингера. Я считаю, что это дело рук Карози. — Может быть, — сказал Вест. Если это было правдой, то была ли у них возможность остановить Карози? В холл завернул Джилл и поспешил к ним, его лицо было чрезвычайно возбужденным. — Вы слышали, сэр? — Я как раз рассказывал ему, но кажется, он мне не верит, — пожаловался Эдди. — Похоже на это, — сказал Джилл, стараясь приглушить свой бас. — Ничего подобного не видел за всю свою службу в Ярде… Куда бы ни посмотрел, всюду чрезвычайные происшествия. На Оксфорд-стрит было два вооруженных ограбления, одно на Пиккадилли. — Что вы собираетесь предпринять? — заверещал Эдди. Роджер ответил: — Лично я поеду к Грантам. Оставайся тут, Джилл. Никуда не отлучайся, разве что в случае крайней необходимости, и собирай данные по всем донесениям… Мы должны иметь полную картину. Эдди вернулся к себе, а Джилл убежденно заговорил: — Знаешь, Роджер, я тоже думаю, что Карози показывает зубы. Похоже на взрыв, на извержение вулкана. Все происходит одновременно, как если бы Карози пытался внести в наши действия растерянность. — Не исключено, — согласился Роджер. Ему не хотелось этому верить, но в душе он понимал, что дело обстояло именно таким образом. — Я не задержусь ни на секунду дольше, чем это потребуется. Он поспешил к выходу, слыша, как вызывают еще две патрульные машины. — Немножко того, многовато происшествий, — проворчал дежурный сержант. — Пока мы справляемся, но скоро машин не хватит. — Похоже на то, — невесело усмехнулся Роджер. — Прошу вас, позвоните ко мне домой и попросите миссис Вест никуда не уходить, пока я ей не позвоню. — Сейчас же все исполню, сэр. — Благодарю вас. Интересно знать, знал ли что-нибудь Майкл Грант? Можно ли будет заставить его говорить? Почему Карози отпустил их с Кристиной? У Джилла были самые интересные часы за всю его жизнь. Он сидел в информационном бюро вместе с другими сержантами, инспектором и двумя детективами-офицерами и следил, как острые булавки с разноцветными головками постепенно заполняли огромную карту Лондона и его окрестностей. Он просматривал донесения, число которых росло с каждой минутой. На универсальный магазин группа молодчиков с оружием в руках совершила нападение, они захватили меха и драгоценности, погрузили их начастную машину и скрылись. Почти одновременно были совершены налеты на три более мелких магазина на Оксфорд-стрит. В Вест-Энде, в Сити и пригородных местах произошли многочисленные кражи. Все патрульные машины были разосланы по различным районам, а дивизионные участки звонили, не переставая, прося дополнительной помощи. Драка между двумя шайками на Майл-роуд была первой ласточкой, за ней начались аналогичные потасовки в Ист-Энде. Во многих районах города дерущиеся приостановили уличное движение, мирные жители были терроризированы, на дорогах образовались пробки, транспорт стоял на протяжении нескольких кварталов. В половине первого, помимо первого донесения об ограблении банка, последовало три других. Были взломаны два частных сейфа. Вооруженные бандиты в масках нападали на кассиров и владельцев магазинов, забирали выручку и исчезали. Схвачены были лишь несколько человек, и у каждого был обнаружен маленький красный кружочек, который, очевидно, одновременно служил пропуском и опознавательным знаком. В полдень, после коротенького совещания в Министерстве Внутренних дел, Чартворд запросил войска для помощи патрульным полицейским, чтобы очистить улицы и установить порядок в городе. Но вскоре беспорядки начались в провинции. Полиция Манчестера, Бирмингема, Бристоля, Глазго и очень многих других городов доносила по телефону в Скотланд-Ярд о хаосе, творившемся в их городах. Все в один голос утверждали, что Карози проводит «артподготовку». Пришлось установить усиленную охрану в портах и авиавокзалах, чтобы похищенные ценности, количество которых равнялось уже миллиону, не были вывезены за пределы страны. В Лондоне и на окраинах были произведены аресты, причем во всех случаях были найдены красные кружочки. И все же, несмотря на все принятые меры, положение оставалось напряженным. В Ярде никто не сомневался, что данное мероприятие было тщательно организовано, что одновременное выступление было рассчитано таким образом, чтобы парализовать полицию и внести смятение в ее ряды. Постепенно тщательно продуманная схема, творцом которой являлся безжалостный, холодный и логически мыслящий ум, уступала место хаосу. Сколько времени все это будет продолжаться? До сих пор ни один из людей, которых в свое время шантажировал Карози, не был тронут. Все казалось нормальным. И в лондонских апартаментах царили тишина и спокойствие. Роджер застал Майкла Гранта и его жену в гостиной. Они стояли рядом, а маленький Артур Морлей сидел поблизости и смущенно молчал.19 В тесном семейном кругу
— Ну, ну, — сказал Роджер, когда за ним закрылась дверь, с трудом подавляя в своем голосе насмешливые нотки. — Как я вижу, вы собрались в гостиной в семейном кругу!.. Что вы празднуете? Морлей с упреком посмотрел на Hero. — Пожалуйста, мистер Вест, — начала Кристина и умолкла. — Входите, — не слишком любезно проговорил Грант, приглашая жестом Роджера в красивую комнату с современной обстановкой, с большими окнами, выходящими на один из самых красивых лондонских скверов. Когда все уселись, он сказал: — Вы считаете меня подлецом? Правильно! Я один раз разрешил Карози уйти от наказания, я помог ему скрыться вторично, потому что считал своей первостепенной обязанностью спасти жену. И я не раскаиваюсь. Но если вы воображаете, что это доставило мне удовольствие, то ошибаетесь. У меня не было иного выхода. Его жена выглядела очаровательно, но в ней не было того внутреннего свечения, которое бывает только у очень счастливых людей. Нет… Кристина была подавлена. — Я тоже считаю, что мой зять был прав, — подал голос Морлей. — Интересно, как бы вы поступили сами в подобных обстоятельствах, мистер Вест? — Не знаю, я никогда не задавал себе подобного вопроса. Но в одном я твердо уверен: ни я, ни моя жена, мы бы никогда не пошли на предательство… Но я пришел сюда не для того, чтобы судить, поступили ли вы правильно или неправильно, Грант. Я пришел спросить, не знаете ли вы чего-нибудь такого, о чем нам не рассказали. — Не знаю. Роджер протянул ему красный кружок. — Вы когда-нибудь видели такую штуку? Он внимательно смотрел в лицо Гранта. По его бледности он понял, что Гранту «пропуск» хорошо знаком. Не испугал ли его вид этого диска? — Нет, — глухо ответил Грант. — Не лгите, Грант! Если вы… Грант вскинул голову и заговорил обиженным голосом: — Не кричите на меня и не называйте меня лжецом. Я ответил «нет». Это окончательно. — Послушайте меня, — холодно произнес Роджер. — Вон там, за стенами вашего дома ограблены сотни людей, многих ранили, некоторых убили… Это работа Карози! Есть слабенькая надежда, что мы можем это остановить до того, как будет слишком поздно. Это еще не все. Карози зажал в кулаке вашего отца и нескольких других состоятельных людей. Пока с ними ничего не произошло, но может в ближайшем будущем… Ради вашего отца. — Я никогда раньше не видел таких кружков. — Хорошо, вы раньше не видели подобных кружков… Простите меня, но я по-прежнему считаю вас лжецом! Теперь… Он заметил, что Кристина шагнула вперед. Казалось, Грант избегает смотреть в ее сторону, но Роджер нарочно умолк, чтобы дать ей возможность заговорить, и Грант ничего не мог сделать, когда она сказала: — Майкл, пора тебе рассказать всю правду. Я знаю, почему ты помог Карози, знаю, что ты боялся того, что он мог сделать мне, если ты поможешь полиции, а он об этом узнает. Но я не могу жить за счет несчастья и благополучия других!.. Если Карози не поймают, то при каждом новом случае кражи, ограбления и убийства я буду думать, что этому я обязана своей жизнью… Каждому новому преступлению… — Не говори так! — закричал Грант. — Но это же правда, Майкл. Это чистейшая правда! Неужели ты воображаешь, что я смогу быть по-настоящему счастлива? У Гранта было мучительное выражение лица; Морлей пробормотал более вкрадчиво, чем всегда: — Я уверен, инспектор не будет разглашать, откуда он раздобыл подобные сведения. Грант схватил кружочек, лежавший на ладони Роджера. — Ладно, — прохрипел он, — я видел такую штуку. Она была у моего отца. Я видел, как другие люди приходили к нему и показывали точно такие кружки. Но это все, что мне известно. Даю вам слово, Вест, что я больше ничего не знаю, и ничем не могу вам помочь. Вы напрасно теряете время. Оставалось задать еще один вопрос. — Почему Карози вас отпустил? — Я говорил вам достаточно часто. Это была сделка, стоившая безопасности моей жены и свободы. Надеюсь, я никогда об этом не пожалею. Роджер вышел к своей машине, чувствуя себя беспомощным и растерянным. Он включил радио и услышал поток сообщений из информационного бюро. Ситуация стала еще более хаотической, чем она была раньше, казалось, ей не будет конца. Роджер поинтересовался, не было ли особых сообщений о сэре Мортимере Гранте, Раффети, Дейне и Гаррисоне. Он поехал обратно в Ярд, чувствуя, что та путеводная ниточка, которую он разыскивает, лежит где-то рядом, стоит только протянуть руку, и что она каким-то образом связана с причиной, побудившей Карози отпустить Майкла и Кристину Грант. Сожаление?.. Жалость?.. Желание сдержать слово?.. Он не верил в такие возможности. Либо Карози это было выгодно, либо он решился на это под чьим-то нажимом. Под нажимом? Мог ли кто-нибудь оказать на Карози такое давление, чтобы он уступил? Почему он отпустил Грантов? Роджер задержал дыхание, когда ему в голову пришла совершенно новая мысль. Он остановил машину возле обочины, чтобы дать себе возможность как следует поразмыслить в более спокойной обстановке. Чем больше он думал, тем правдоподобнее ему представлялось его предположение. Он снова включил радио, информационное бюро сразу же ответило. — Говорит Вест. Немедленно соедините меня с помощником комиссара. — Да, сэр. — Скорей, скорей! — Это ты, Роджер? — голос Чартворда звучал глухо и устало. Было ясно, что он не ждет хороших новостей. Роджер заговорил напористо: — Я только что увидел новую возможность, сэр, которая может нас привести как раз туда, куда мы стремимся. Я долго обдумывал причину того, почему Карози отпустил Грантов из Кинары. Предположим, что один из сообщников Карози, человек, имеющий на него огромное влияние, не хотел, чтобы им был причинен вред. Родственник, который… — Ты с ума сошел? Сэр Мортимер Грант сам был жертвой Карози на протяжении многих лет! — Я вовсе не думаю о сэре Мортимере, а о человеке, который вышел из тюрьмы, как раз перед тем, как все это началось. До тех пор, пока его не освободили, Карози жил за границей. Когда тот оказался на свободе — тотчас же появляется Карози и начинает заново свою кипучую деятельность. Человек, о котором я веду речь, все время стоял в стороне, несчастный старик, который, правда, все время попадается нам под ноги, но… — Ты говоришь об Артуре Морлее? — почти закричал сэр Чартворд. — Правильно. Но не начинайте на меня махать руками, сэр! Выслушайте, прошу вас! Все началось вскоре после прихода Морлея. Его фигура все время попадалась в поле нашего зрения. Он, очевидно, действительно любит свою дочь. Насколько мы знаем Карози, он без колебания бы ухлопал Гранта, но что-то связывало его по рукам и ногам. Могли убить и Гранта, и его жену… Этого не произошло… Если Морлей к этому причастен, тогда он имел основания приструнивать Карози. Мне думается, нам надо приставить опытный хвост к Морлею, не спускать с него глаз ни днем, ни ночью. Но надо это делать так, чтобы ни он сам и никто другой не догадались о существовании наблюдения. Чартворд немного подумал, прежде чем ответил со вздохом: — Что ж, во всяком случае, от этого хуже не будет. Полиция установила плотное наблюдение за Артуром Морлеем. Как ни странно, но, выйдя из дома дочери и зятя, он направился к лондонским докам, попил чай в скверном кафе, понаблюдал за разгрузкой судов и барж. По временам он останавливался на набережной и подолгу смотрел на реку, где из баржи грузили большие бочонки. Иногда он улыбался. Затем начал наводить справки в отношении работы на заграничном судне. Несколько раз он получал довольно грубые отказы, но наконец ему сказали, что «Снежная королева» находится на верфи в Симлее, вниз по реке, и набирает команду на шестимесячное плавание. Место там он получил и провел ночь в общежитии, около Симлеевской верфи. Все это Роджер знал. Но он почти забыл об этом при новой сенсации: известие об исчезновении многих богатых и именитых людей. Не только Мортимер Грант, Раффети, Дейн и Гаррисон — были похищены и десятки других политических, общественных деятелей, финансистов и бизнесменов… С самого утра до позднего вечера, под самыми благовидными предлогами, эти люди выходили из своих контор, клубов, домов и больше не возвращались. По сути дела никого так и не хватились до самого вечера, когда трое из них, ожидаемые на каком-то важном техническом совещании, так и не прибыли. Другие, включая политических деятелей, которые в этот вечер должны были заседать в Палате Общин, исчезли аналогичным образом. Никто из исчезнувших так и не появился. На Скотланд-Ярд обрушился новый поток срочных звонков от родственников пропавших людей и из провинции. Немолодой председатель Мидасского треста, возможно, одной из самых богатых корпораций Великобритании, лорд Кардис вышел из такси около Олгейтского вокзала из-за затора транспорта и пошел пешком к небольшому пакгаузу, близ Майленд-роуд, где ему было приказано встретиться с агентом Карози, который покажет ему красный кружок со специальным номером на обратной стороне. Лорд Кардис нерешительно вошел во двор. Маленький человек с короткими руками молча ткнул пальцем в сторону открытой двери, и Кардис вошел в темное помещение. Внутри стояли ряды огромных деревянных бочек. За ним закрылась дверь, и человек подошел ближе. Лорд почувствовал боль в правом предплечьи и громко воскликнул. — Что это? — О'кей, о'кей, — заговорил успокоительно малый, показывая красный кружок. — Все будет о'кей! Через десять минут лорд Кардис потерял сознание, его сложили пополам и запихали в пустой бочонок, сверху закрыли крышкой и вместе с десятками других бочек погрузили на грузовую машину. На всех бочках была надпись: «Фрукты на экспорт». В этот день и на следующее утро караван барж медленно тянулся по Темзе по направлению к океанскому торговому судну, пришвартованному у Симлеевской верфи. Симлеи были основными поставщиками заокеанских фруктов и цветов, которые они доставляли с континента и Ирландии. Это была не особенно большая фирма, но пользовавшаяся солидной репутацией. Грузовой буксир с покосившимися трубами и необыкновенно замызганной палубой выглядел страшно грязным и вонючим. На его борту была выведена надпись «Снежная королева». Он был приписан к Лойду в числе прочих судов Симлеев. Согласно таможенным записям, на «Снежную королеву» погрузили специальный сорт масла, сделанного из газа. Большая часть его переправлялась за границу. Масло было налито в 100-галлоновые бочонки, поскольку «Снежная королева» не была танкером, а пускать ее порожняком не было в привычках расчетливых хозяев. Никто не обратил внимания на то, что большую часть бочонков погрузили в трюм «А», тогда как некоторые в трюм «В». Третья же партия вообще осталась на палубе. Буксир должен был отплыть на заре, с утренним приливом. На «Снежной королеве» имелись пассажиры. После наступления темноты в ту ночь, когда город захлестнула волна преступлений, по территории доков неторопливо шел невысокий коренастый человек, одетый в светлую гамбургскую шляпу и пальто американского покроя. Его сопровождал совсем молоденький паренек. Их можно было увидеть только со стороны верфи. Если бы освещение было более ярким, каждый бы сказал, что мальчик больше походил на девушку. Они взошли на судно. — Ну, Джульетта, — заговорил Карози, — мы добились полного успеха. Понимаешь, нас никто не заподозрил… Кому придет в голову, что верфь Симлеев так же, как и ряд других, принадлежит мне? Никому, Джульетта, кроме тебя! И кто может догадаться, какого рода груз мы везем. Он торжествующе засмеялся. — Никто, — согласилась Джульетта. — Это вполне удалось. — Я тебе это обещал. Кто может подумать, что бочонки содержат в себе людей, которых сейчас разыскивает полиция Великобритании?.. О, они в полной безопасности. Они, разумеется, будут иметь несколько помятый вид, но это не столь уж важно. К завтрашнему утру они у меня станут совсем ручными! И тогда я заявлю полицию, что они у меня и назначу свою цену за их освобождение. — Да, — сказала Джульетта. — Ты так равнодушно это воспринимаешь. Разве я не выполнил всего того, что обещал? — Я хотела бы, чтобы прилив начался пораньше. До рассвета так еще долго ждать. — Тебе нечего беспокоиться. Нас никто не заподозрит. Полиции сегодня было не до того. Я об этом позаботился. В газете еще даже не упомянуто о пропаже этих людей. Пятьдесят один джентльмен являются моими дорогими гостями! И когда мы будем далеко в открытом море, их родственникам будут доставлены сообщения… За каждого из них, а среди них нет неимущих, я получу по 100 тысяч фунтов золотом или драгоценностями, которые нужно будет доставить моим надежным друзьям. — Это триумф, — без всяких эмоций произнесла Джульетта. — И хотя мы потеряли Кинару, и не можем туда отправить пленников, это не имеет особого значения. Нам все удалось, ну, а с Кинарой… Нападением на Гранта и его жену я отвлек внимание полиции, моя дорогоя… Этот номер всегда удается. Нападаешь в одном месте, а удар наносишь в другом. Мне почти жаль Веста! Газеты… Ты все их видела, Джульетта? — Все. — Прекрасно. Я доволен тем, что в них сказано. Все до одной считают, что сегодняшний день был спланирован великим Карози. Весту было поручено отыскать меня. Он внимательно смотрел на девушку, произнося имя Веста, но выражение лица у нее не изменилось. — А теперь мы уплывем и никогда больше не вернемся. Разве ты не довольна, Джульетта? Разве ты не гордишься величайшим преступником, которого когда-либо знал мир?! — Возможно, за исключением одного, — послышался негромкий голос, и откуда-то сбоку вынырнул невысокий человек. — Да, за исключением одного! Потому что никто никогда меня не подозревал, Карози, даже Джульетта! Все предполагают, что я всего лишь несчастный ревнивец, напрасно убивший свою жену… В то время как я покончил с ней потому, что она догадалась о нашей с тобой работе! В тюрьме я продумал и разработал все твои планы, не правла ли, Карози? Что бы ты делал без меня, а, признавайся? Артур Морлей улыбнулся в глаза Джульетте, потом громко захохотал. Карози тоже захохотал, положив руку на плечо Морлею. В этот момент мимо судна медленно прошла баржа, а навстречу, по самому краю набережной, двинулись две машины. Затем, без всякого предупреждения, с берега и с баржи на судно были направлены снопы яркого света от мощных юпитеров, люди бросились к судну и полезли на борт. Морлей пронзительно закричал: — Нет, нет! Он сразу же увидел Веста. Тот стоял с пистолетом в руке ближе всех остальных. Карози выхватил пистолет. Вест закричал: — Бросай оружие! Сопротивление бесполезно! Но тут кто-то толкнул его в спину, и он уронил свой пистолет. Роджер ясно увидел всю тройку вместе и понял, что у него нет надежды на спасение. Морлей был растерян, но зато Карози стоял прямо и спокойно, со своей китайской улыбкой на лице, держа револьвер в вытянутой руке, как это делают в тире. Роджер знал, что больше всего на свете Карози хочет убить его. Но тут в игру вступила Джульетта: она изо всех сил ударила Карози по руке, так что выстрел пришелся в сторону. Роджер сделал гигантский прыжок, но опоздал: вторым выстрелом Карози сразил Джульетту. — Во всяком случае, Карози мы взяли живым, — вскоре после этого говорил Чартворд. — И Морлея тоже… Найдены все пропавшие и все ценности. Чистая работа, Роджер! Вот только жаль девушку! — Да, конечно, — согласился Роджер, но в душе подумал, что может быть для Джульетты это было и лучше.Джон Кризи Триумф инспектора Веста
Глава 1 Смерть маленького человека
Мощный автомобиль, казалось, поглощал дорогу, которая пересекала мрачное безлюдье Клепем Коммон. Лучи фар освещали сплошную стену деревьев и кустарников, зеленый цвет которых при ярком свете фар казался ненатуральным. Было около часа ночи; водитель спокойно вел машину. Он тихонько напевал песенку и небрежно поглядывал по сторонам. Желтая полоса света между двумя зелеными стенами. Прямо. Все время прямо… Неожиданно впереди на обочине появился человек. Водитель сбросил газ. Внезапно появившийся человек вышел на середину шоссе, расставив ноги и подняв руки, в позе жандарма перед дорожным заграждением. Тяжелая машина, визжа покрышками, остановилась. Неизвестный небрежной походкой подошел к ней и наклонился к окну. — Даю слово, — иронически проговорил голос, — что это мистер Ребурн! Большой Пол Ребурн во плоти! — Раздался насмешливый хохот. — Как вы поживаете, сэр? А как идут дела, сэр? При свете щитка приборов лицо в проеме окна дверцы выглядело неестественно бледным. Если водитель и испытывал какие-то эмоции, то отлично скрывал это. — Кто вы такой? И чего вы хотите от меня? — резко спросил он. — Чего я хочу… — насмехалось тощее лицо с впалыми глазами. — Что это за вопрос такой, мистер Ребурн! Смотрите… Теперь уже не узнают старых друзей? Ну, «сэр», маленькое усилие… Соутгемптон, 1958… А, видимо, начинаете вспоминать! Но не делайте такой мины, можно подумать, что вы увидели волчью голову! — В темноте ночи раздался демонический смех, рука с черными от грязи ногтями погладила дверцу автомобиля. — Мммм… «роллс-ройс», да? Недурно, мой голубок! Наверное, приятно сидеть за рулем такого авто… Лицо водителя одеревенело. Он неторопливо достал из массивного золотого портсигара сигарету. — Как поживаете, Хеливел? — безразличным тоном спросил он. — А! Я знал, что вы вспомните своего старого друга. Этот проклятый Ребурн, а! Ну, выходи теперь наружу, чтобы мы могли спокойно поговорить. — Лучше влезай в машину, здесь нам будет удобнее. Голос незнакомца стал жестким. — Ну, Пол… за кого же ты меня принимаешь, за безмятежное дитя? Ребурн закурил сигарету, наблюдая краем глаза за своим собеседником: грязные натруженные работой руки, впалые щеки, бледное лицо, нездоровый вид бродяги, проводившего ночи на станциях метро… Под маской безразличия и насмешливой агрессивности, сохраняемой с большим трудом, чувствовались трусость и подлость обиженного судьбой человека. Ребурн поднял голову. — Сколько ты хочешь? — просто спросил он. Тощая голова почти просунулась внутрь машины: черты лица судорожно исказились. — Я хочу быть твоим ассистентом, Пол, как раньше. Я хочу быть твоим товарищем во всех делах, все пополам… — Впалые глаза горели нездоровым блеском, хриплый голос с ненавистью продолжал: — О нет, дружок, ты не сможешь отделаться от меня при помощи нескольких тысяч долларов… Ведь я тоже гурман и тоже хочу свою часть пудинга, это ведь естественно. А где ты очутишься завтра, если я выложу все, что знаю про тебя, а? — Я не знаю, чего ты этим достигнешь, — заметил Ребурн, выпуская струю дыма на щиток приборов. — Это, может быть, меня особенно ни к чему и не продвинет… но тебя, тебя это заставит здорово отодвинуться назад. — Отвратительный смех снова прозвучал в темноте, но сразу же прервался приступом кашля. Вдалеке показался мотоциклист, приблизился и промчался мимо, как призрак. Хеливел все еще кашлял. — Нет, старина Пол, — прохрипел он, наконец, прочистив горло, — нет, поверь мне, я не буду требовать от тебя слишком многого. Ты должен мне за пять лет моей жизни! Пять проклятых лет, проведенных за шитьем башмаков и в кружении по двору тюрьмы, в то время как ты наслаждался на берегу моря и развлекался с куколками… Тебе не кажется, что я имею право на хорошую тарелку доброго супа и всего прочего, а? — Ты, безусловно, имеешь на это право, — согласился Ребурн. Его кулак, утяжеленный золотым портсигаром, ударил Хеливела по лицу. Тот схватился обеими руками за голову и, шатаясь, отступил… Ребурн выскочил из машины. Сильным ударом ноги в живот он заставил свою жертву с громким криком сложиться пополам, потом во второй раз ударил портсигаром по лицу. Хеливел упал на землю и остался недвижим. Ребурн быстро выключил фары: подфарники бросали на дорогу слабый свет. Он перевел автоматическое переключение скоростей на задний ход, и огромная машина попятилась на несколько метров назад. Темная ночь, пустая дорога. Он взглянул в зеркальце: сзади никого. Тихое урчание мотора, едва слышимое из-под капота, нарушило тишину ночи, а перед капотом валялась какая-то бесформенная масса, как мешок с тряпьем, выпавший из машины. Утопив педаль газа, Ребурн, вцепившись в руль, послал машину вперед. Он почувствовал рывок, машина перевалилась через препятствие и быстро помчалась вперед… Он снова включил фары, посмотрел на мелькавшие деревья и кустарники и снова стал напевать. Он не видел, как юркая фигура вынырнула из-за кустов. Маленький человек с подвижным, как у кролика, носом выскочил на дорогу, быстро взглянул на труп и с бледной улыбкой на лице проводил взглядом удаляющиеся красные габаритные огни «роллс-ройса». Он подождал, пока они совсем не скрылись из виду, постоял немного, потом быстро пошел по правой стороне дороги. Вдали показался неясный свет, послышался шум выхлопов, который оповестил о приближении мотоцикла. Человек с кроличьим носом юркнул в кустарник. Вскоре показался полисмен на мотоцикле, одетый в каску и в длинный черный плащ. Большинство ночей недели Пол Ребурн возвращался таким же образом в свои роскошные апартаменты на Парк Лейн из клуба «Клепем Ком». В те вечера, когда он не чувствовал себя особенно усталым, он, чтобы проветриться и сбросить с себя тяжесть утомительного дня, удалялся километров на двадцать от основной дороги и возвращался окружными путями, ведя машину на огромной скорости по деревенским дорогам. Чудовище весом в три тонны пожирало дорогу и послушно неслось вперед или под острым углом поворачивало в сторону, повинуясь движению его руки или ноги, — и он чувствовал себя почти сверхчеловеком. В этот вечер он миновал мост через Темзу и поднялся до высот Путни, откуда проехал в деревню. По Национальной дороге было слабое движение: на боковых и второстепенных улицах было темно и безлюдно. Не доезжая немного до Роемтона, он остановился на обочине, достал из кармана на спинке сиденья бутылку виски и долго полоскал себе горло напитком, прежде чем проглотил содержимое двух стаканов. Выйдя в темноту, он старательно вытер о траву свой золотой портсигар, потом тряпкой старательно протер правую дверцу, к которой прижимался Хеливел и на которую он клал свою руку. Потом еще раз старательно проверив, не забыл ли что-нибудь сделать, он снова сел за руль и спокойно продолжал свой путь. Неожиданно в зеркальце ударил сноп света и ослепил его: появившиеся яркие фары быстро приближались. Вскоре Ребурн уже смог прочесть светящиеся на крыше машины буквы. Синие буквы на белом пластике: «ПОЛИЦИЯ». Преследующая его машина поравнялась с ним, некоторое время ехала рядом, а сидящий возле шофера полицейский старательно осматривал «роллс-ройс». Потом фары замигали, зазвучала сирена, и полицейская машина заехала вперед перед капотом лимузина. Ребурн резко затормозил. Знаки отличий и портупеи блестели в темноте. — Добрый вечер, сэр. Ведь вы мистер Ребурн? — вежливо осведомился чей-то голос. Водитель «ройса» засмеялся глупым смехом и, заикаясь, заплетающимся языком пьяницы стал отвечать: — Разве в-в-ас касается… к… к-ак меня зазовууут? Оба полицейских быстро переглянулись. Тот, который уже обращался к нему, доброжелательным, но вместе с тем строгим голосом, каким обычно говорят с маленькими детьми, продолжал; — Ну конечно, ну конечно, мистер Ребурн… Безусловно, нас это не касается. Но вы сегодня вечером очень устали и нельзя больше рисковать еще одним дорожным происшествием… Большая бабочка налетела на ветровое стекло и стала биться об него. — … шествием! Я! Никогда, во всю мм-мою жизнь, не было пррроисшестия!!! Более миллиона километров за ррррулем! Да, джентльмены… Все отлично… Никогда, пррроисшествий! На него напала ужасная икота: агент открыл дверцу лимузина и осторожно, но твердо подтолкнул его. — Ну же, мистер Ребурн, будьте благоразумны, сэр. Вы не будете возражать против того, чтобы мы отвезли вас, так будет гораздо лучше. И вы сможете поспать по дороге. — Спать! Я не хочу ссспать. Я хочу девушку! Когда полчаса спустя машина остановилась перед дверьми комиссариата в Клепеме. Пол Ребурн вовсю распевал уличные песенки, сопровождая их игрой на губах. Обоим полицейским пришлось поддерживать его, чтобы помочь войти в помещение. — Никогда никаких прррроисшествий! Главный инспектор Роджер Вест в рубашке с закатанными рукавами и расстегнутым воротничком поглощал свой маленький завтрак в кухне своего павильона на Вил-стрит. Мазутовая печка распространяла приятное тепло. Расправляясь с яйцами, поджаренными вместе с сосисками, Роджер просматривал «Морнинг Кри». Высокий, светловолосый, атлетически сложенный, всегда простой и естественный, инспектор Вест своей непринужденной и немного бесшабашной манерой напоминал молодых кинолюбовников, что дало повод работникам Скотленд-Ярда дать ему кличку «Красавчик». В прихожей раздался телефонный звонок. Вест невозмутимо продолжал читать заметку о девятом муже одной американской актрисы. Джанет, только что отправившая двух сыновей в школу, появилась, вытирая руки о свой клетчатый фартук. — Роджер! Ты что же… Ведь это наверняка тебя! Он бросил на нее возмущенный взгляд и небрежным жестом снял трубку. — Вест у телефона. — Говорят из Ярда, сэр, — проговорил вежливый голос телефонистки. — Мистер Турнбал хочет поговорить с вами. Прошу вас, сэр, подождите несколько секунд. Инспектор сунул в рот сигарету и стал усиленно шарить по карманам в поисках зажигалки. Увидев ее лежащей на круглом столике, он уже протянул руку, чтобы взять ее, но тут в трубке раздался раздраженный голос Турнбала: — Вест! — Старина, сегодня у меня выходной день, — прервал его Вест твердым голосом. В трубке раздалось неясное бормотание, среди которого Вест различил несколько ругательств. — Я знаю, знаю! Боже, что за характер! Я просто хотел сообщить новость, которая доставит тебе удовольствие: мы накрыли Ребурна. Роджеру понадобилось несколько секунд, чтобы усвоить услышанную новость, потом он закричал: — ЧТО?! Турнбал, видимо, очень довольный, проскандировал по слогам следующую фразу. — Пол Ребурн за-дер-жан! — Не услышав никакого ответа, он нагнулся к микрофону. — Эй, Вест! Ты меня слышишь? — Да, да… я тебя отлично слышу, — издалека пробормотал инспектор. В трубке послышался легкий треск. — Какой сегодня день? Первое апреля? Турнбал расхохотался. — Это не шутка, старина! Даю слово. В час ночи он раздавил кого-то на окраине Клепем Коммон. Один агент, который возвращался к себе домой, обнаружил тело, когда оно было еще теплым. У него были неполадки с освещением, когда он проезжал через лес, и, как только, удалось наладить и включить фары и осветить дорогу, он как раз увидел появляющуюся машину Ребурна. Полисмену даже показалось, что «ройс» ненадолго остановился: фары неожиданно погасли, потом снова зажглись, и «ройс» на большой скорости проехал мимо агента, который заметил за рулем Пола… Патруль подобрал Ребурна час спустя пьяного в стельку и проводил в комиссариат в Клепеме. Сомнений не было: это он переехал того человека: на крыле и на колесах были следы крови. Мы теперь заняты тщательными исследованиями, но дело совершенно ясно. Красавчик, ура, мы наконец держим этого прохвоста; убийство, оставление жертвы без помощи, вождение машины в пьяном виде… — Турнбал вздохнул. — Это намного лучше, чем ничего. — Да, безусловно, — пробормотал Вест. — А кого он раздавил? — Этого мы еще не знаем. На бедняге не было никаких бумаг, и мы производим необходимые розыски. — А где находится труп? — Ну где ему быть, как не в морге? — Да-а… — Что с тобой происходит, старина? У тебя странный голос. Ты разве недоволен? — Это не совсем так, — проговорил инспектор, — конечно, я доволен! Я как раз думал о Ребурне… — Роджер старательно скреб подбородок. — А ты уверен, что это несчастный случай? — Как это, уверен ли я в этом? — удивился Турнбал. — Я лучше тебя знаю Ребурна, старина. Это превосходный водитель, и машина — его хобби. Он умеет пить и может выпить очень много. Я видел: он выпивал огромное количество виски и выходил из своего клуба таким же прямым, устойчивым и непринужденным, каким входил в него. — Роджер, нахмурясь, раздумывал с незажженной сигаретой в руке. Неожиданно приняв решение, он прокричал необходимые распоряжения. — Турнбал, немедленно пошли Габби в морг и скажи ему, что я через полчаса приеду туда. Сделай все возможное, переверни землю и небо, но узнай, кто жертва и какие у него были связи с Ребурном. Ты спрашивал в конторе? — Н… нет еще, — сконфуженно пробормотал Турнбал. — Тогда быстрей спроси там: может быть, этот тип известен или разыскивается. Найди мне врача, который осматривал Ребурна в комиссариате, определяя степень его опьянения… И приготовь мне подробный отчет о фактах и поведении нашей птицы вчерашним вечером… — О’кей, о’кей, сейчас займусь этим… Настоящий погонщик… — проворчал Турнбал в аппарате. — …пошли объявления в газеты, чтобы все, кто находился в час ночи около Клепем Коммон, немедленно связались с нами. Их, вероятно, будет не так уж много. И… Да! Ребурн уже взял себе адвоката? — Да. Абеля Мелвила. Роджер состроил гримасу. — Ни слова о том, что я тебе сейчас сказал, — продолжал он. — Остерегайся Мелвила, он очень ловок и хитер. Если что, позови Аббота. Это единственный человек из тех, кого я знаю, который способен подкосить Мелвила. — Инспектор Вест наконец дотянулся до своей зажигалки, машинально закурил сигарету и продолжал прежним тоном: — И добудь мне сведения, которые я просил, до полудня. Потом вытащи из постели своего агента, того, который нашел тело, я хочу с ним поговорить. Пошли также кого-нибудь в клуб Ребурна: пусть постарается отыскать двух свидетелей, которые подтвердили бы, что видели вчера вечером пьяным твоего узника… — Красавчик, а я думал, что сегодня у тебя выходной день! — насмешливо проговорил Турнбал. Но Роджер уже повесил трубку. Пританцовывая от удовольствия, он на ходу сдернул фартук с жены, игриво хлопнул ее ниже спины и с демоническим хохотом устремился по лестнице. — Нет, вы только подумайте! — возмущенно воскликнула Джанет наполовину сердито, наполовину весело. — Мы держим Ребурна! — закричал ее повелитель из спальни. Стоя перед зеркалом, он старательно завязывал себе галстук. Инспектор Вест отвернулся от раздавленного тела, лежащего на холодном мраморном столе, и инквизиторским взглядом уставился в очки, прикрывающие мигающие глаза. — Итак? — Итак… если вы настаиваете на том, что это обязательно было преступление, я не возражаю… Но вам чертовски трудно будет доказать это. — Очки держались на оттопыренных ушах, пальцы старательно протирали запотевшие стекла. Две пуговицы синеватого фарфора на красной физиономии — таков был портрет полицейского врача Габби Деринга. Он равнодушно откашлялся. — Одно колесо проехало по его черепу, другое по ногам… Но есть маленькая ссадина за правым ухом, и я пока не вижу, каким образом она могла образоваться… Но, возможно, это следствие падения… Роджер раздул ноздри, как охотничья собака. — Ссадина? Правое ухо? — Тут, — сказал Габби, указывая на нее пальцем. Инспектор внимательно осмотрел голову трупа, потом спросил врача: — Это сделано после смерти или до? — Глаза его загорелись. — Одновременно или почти одновременно, — осторожно ответил Габби. Вест уничтожающе взглянул на маленького доктора, который спрятался за своими очками. Толстая розовая рука легла на плечи инспектора. — Я разделяю ваши сомнения, мой дорогой Вест, и ваши огорчения. Нет убийцы, которого можно было бы повесить, это, конечно, вам очень неприятно… — Он выдавил из себя клокочущий смех, потом прочистил себе горло и продолжал: — Нужно считаться с видимыми фактами, мой дорогой. Смерть наступила от того, что колесо проехало по его голове. Я осматривал труп не позднее часа после происшествия, он был еще теплым… Шея, легкие, внутренности, все абсолютно нормально. Нет никаких признаков насилия, ни яда в его организме, я даже знаю, что ел этот бедный дьявол. — Стекла уставились на голый труп. — Он, без сомнения, куда-то шел. Роджер еще раз посмотрел на лицо умершего, — такое не увидишь и в кошмарном сне. — Да, он, безусловно, не обладал состоянием Ротшильда, — задумчиво проговорил Вест, машинально взяв предложенную врачом сигарету и наконец окончательно очнувшись перед пламенем зажигалки. — Довезти вас куда-нибудь, доктор? — спросил он с улыбкой. — Нет, спасибо. Я на своей «санбеам алпин». — ответил Габби снобистским тоном. Он удалился по длинному узкому коридору, похожему на трубу. Холод и запах формалина заставили Роджера вздрогнуть. Он быстро направился к выходу, на ходу застегивая плащ. Плешивые лужайки и жалкие кустарники Клепем Коммон подчеркивали мрачность этого учреждения. Перед взором Веста стояла зловещая фигура Пола Ребурна. Мысль о том, что преуспевающий мошенник снова ускользнет безнаказанным, наполняла инспектора холодной яростью. Некоронованный король ночной лондонской жизни, Ребурн имел влияние на все ее порочные организации, в том числе на торговлю наркотиками и игорные дома любых категорий. Скрытый стеной подставных имен и ловких дельцов, мошенник-миллионер управлял преступной деятельностью, смеясь в лицо полиции, которой еще никогда не удавалось поймать его. Этот страшный и неуловимый бандит был настолько популярен в Скотленд-Ярде, что известная поговорка «Неделя из четырех четвергов» была заменена другой — «День, в который будет задержан Ребурн!» Большой Бен прозвонил четверть одиннадцатого, когда инспектор Вест появился в монументальном портале Нового Скотленд-Ярда. Через высокое окно кабинета, которое выходило на набережную Темзы, бледное солнце погожего октябрьского дня весело освещало темные стены и металлическую мебель, обитую зеленым плюшем. Радиаторы повсюду распространяли сухое тепло. Главный инспектор Эдди Дейл углубился в исследование какого-то чека: его лупа сверкала, как бриллиант. — Итак? Ты его держишь? — обрадовался он. — Как же! Не будем обольщаться, — охладил пыл своего коллеги Роджер. — Нет, к несчастью, я еще не держу его. А ты видел сегодня утром Турнбала? Эдди Дейл осторожно отложил лупу и посмотрел на Веста. — Я думаю, он у патрона. Кстати, я вспомнил: Чартворд уже в течение часа спрашивает о тебе. Позвони ему скорей! Роджер сел на край стола, указательным пальцем сдвинул шляпу на затылок, снял телефонную трубку и нажал на красную кнопку. — Соедините меня, пожалуйста, с помощником комиссара… у аппарата Вест. Телефонистка была очень любезна, последовало немедленное соединение. Роджер тем временем листал свою почту. — Вест! — Здравствуйте, сэр, я… — Вест! Рысью ко мне! — раздался громкий голос сэра Гая Чартворда. Инспектор сдвинул шляпу на лоб и вышел, сопровождаемый восхищенным взглядом Эдди Дейла. Кабинет помощника комиссара, расположенный в середине коридора «Ф» на втором этаже нового здания, был неисчерпаемой темой насмешек и острот служащих и посетителей Ярда. И все сходились на одном: никогда в памяти полицейских не запечатлялось ничего подобного. Хром, черное стекло, полированный алюминий. В полукруге, на толстом зеленом ковре, — вращающиеся сиденья в форме бобов, похожие на странные растения. На стене висела сюрреалистическая картина: «Устрица и швейная машинка отправились на похороны засохшего листа». А позади монументального письменного стола из черного стекла, заставленного всевозможными аппаратами связи, диктофонами и телефонами, восседал Чартворд с неизменной трубкой в зубах и управлял Скотленд-Ярдом с обаянием всезнающего капитана Немо. Когда инспектор Вест скромно вошел в кабинет, два глаза лукаво посмотрели на него и красное лицо усмехнулось: трубка из шотландского вереска дымилась, как Везувий. Огромный инспектор Турнбал совершенно исчез в чреве кресла-боба. — Наконец! — проворчала трубка в ореоле искр. — Хелло, Вест, — вежливо проговорило кресло, стараясь повернуться в его сторону. Роджер уселся с большой осторожностью. Помощник комиссара с торжеством протянул ему желтую бумагу. — Ваш тип — Хеливел: он только что вышел из тюрьмы. Он просидел пять лет за ограбление, лжесвидетельство, надувательство… у него очень длинный послужной список. Роджер слегка нахмурил брови. — Хеливел? Трубка выражала нетерпение, Турнбал покровительственно улыбнулся. — Убитый тип, которого раздавил Ребурн… Его зовут Хеливел… Роджер как ужаленный вскочил со своего кресла. — Тип, которого раздавил Ребурн! Он вышел из тюрьмы! Вот это да, это удача!.. — Вест пробежал по комнате, потом подошел к столу и облокотился на него правой рукой: левая продолжала жестикулировать. — Замечательно! Наконец-то что-то солидное! У меня предчувствие, что мы находимся на правильном пути, что это значительный след, сэр. Или я при помощи новых полученных данных смогу доказать виновность Ребурна, или брошу работу! — Или я отправлю вас регулировать движение на Пикадилли, — холодно поправил его Чартворд. Роджер открыл рот, как рыба. Турнбал льстиво ухмыльнулся. Помощник комиссара наклонился вперед. — Я хочу, чтобы вы оставили все дела, которыми занимались до сих пор, — сказал он, подтверждая свои слова ударами кулака по столу. — Я хочу, чтобы вы оба взяли это дело в свои руки, и, Боже мой, хоть в ад спускайтесь, если нужно, но принесите мне хорошие результаты. — Он поочередно внимательно посмотрел на своих подчиненных, потом обратился непосредственно к Весту: — Турнбал говорил мне о ваших сомнениях, огорчениях, и это не совсем глупо. То, что вы говорили, даже, пожалуй, умно, почти умно… Нет, нет, не протестуйте… Во всяком случае, этим стоит заняться. Этот Хеливел, который только что вышел из тюрьмы… может быть, тут зарыта собака. И если вы правы, Вест, то «куик»! — Он сжал пальцы, как когти. — Конец Ребурну! Тачка вместо «роллс-ройса». В тень короля неона! Ха! Ха! Ха! Помощник комиссара потирал руки, пьянея при мысли об осуществлении их давнейшей мечты. Оба инспектора быстро переглянулись. — Мы постараемся сделать все, что только будет возможно, сэр, — обещал Роджер, — мы поддержим честь организации. — Гм… Я на это надеюсь. Пока Вест и Турнбал шли к двери, их провожало напутствие Чартворда. — Побольше упорства, дети мои! Вот вам мой приказ: вцепитесь в него, как настоящие бульдоги, и не выпускайте. Результаты, черт возьми, нужны результаты! Упорство и настойчивость, вы хорошо поняли? Да, особенно упорство. Это всегда было девизом нашей старой Англии. Соображайте, парни! Не упускайте улики… Гм… Выйдя в коридор и обернувшись, Вест увидел трубку, высунувшуюся из двери и извергающую пламя. — И вперед во славу Индийской Армии! — насмешливо проговорил Турнбал. Роджер вздохнул и взял своего коллегу под руку. — Скажи-ка, бульдоги? А где, кстати, сейчас находится «ролле»? — В комиссариате в Коммоне. Я отметил отпечатки пальцев. Туда должны были послать кого-нибудь. — Отлично. Ты мне сказал, что твой агент, который возвращался к себе, пересекая Клепем Коммон, видел, как машина останавливалась? — Он не особенно отчетливо видел, что машина останавливалась, не может поручиться за это. Он вынужден был заменить свою лампочку, для чего ему пришлось слезать с мотоцикла. Он находился в четырехстахметрах от места происшествия и видел, как фары машины Ребурна погасли на две-три минуты, потом зажглись снова. Вот агент и подумал, что Ребурн останавливался. — Так… — Роджер поскреб себе подбородок. — Тем не менее в этом есть нечто курьезное: никто не выключает фар посреди леса в час ночи… А если Ребурн остановился, чтобы заставить Хеливела сесть в машину? Черт возьми! Турнбал, на машине должны быть, отпечатки пальцев убитого! — Пусть святая Тенасит, покровительница полицейских, сделает так, чтобы ты оказался прав, — проговорил Турнбал неуверенным тоном. — Да, это было бы замечательно, — вздохнул Роджер. Он подтолкнул своего компаньона. — Пойдем посмотрим на твоего агента. А как его, кстати, зовут? — Аркрайт, — ответил Турнбал. На скамейке в комиссариате Клепем Коммон сидел полицейский агент Аркрайт: глаза красные от бессонницы, он зевал и, с нескрываемым беспокойством поглядывая на дверь, мял в руках свою каску. Заметив инспекторов, он мгновенно выпрямился. Роджер предложил ему сигарету. — Очень огорчен тем, что пришлось поднять вас с постели, старина, но это было крайне необходимо. Что дало вам повод думать, что «ролле» Ребурна останавливался посреди леса? Агент оторвал от своей каски кусок шнура и воззрился на него с недоумевающим видом. — Это потому, что на маленькой пластинке оказалась соринка, — неожиданно торжественно объявил он. Роджер остался с раскрытым ртом, не в силах переварить услышанное, а Турнбал поднял глаза к потолку. Агент Аркрайт с удовлетворением выпустил из ноздрей дым. — Я сперва подумал, что это моя лампочка перегорела. — Он решил внести объяснение: — Это продолжалось уже с четверть часа… нет, может быть, десять минут, как моя фара вышла из строя. Временами она светила хорошо, а временами так тускло, так слабо, как будто накалялся лишь один волосок. Вы понимаете, что я хочу сказать? Заметьте, что это также могло быть и из-за неисправности динамо, но я как раз в пятницу отлично проверил его состояние. Это мой выходной день, господин инспектор, и я, моя жена и теща должны были отправиться в сад, когда оказалось, что в наличии только теща… — Болтливый агент поймал взгляд Турнбала, и слова застряли у него в горле. Роджер стоически барабанил пальцами по своему колену. Аркрайт судорожно проглотил слюну. — Короче говоря, господин инспектор, переходя к прямым фактам, как говорят в рапортах: это была пластинка. Роджер, не в силах дождаться продолжения, инквизиторским взглядом уставился на человека с пластинкой, Турнбал скорчился, скрипя зубами. Молчание становилось зловещим. — Внутри оказалась соринка! — таинственным голосом наконец продолжил агент. — Это нарушило контакт. Я надеялся все же доехать до дома, как вдруг — крак! Никакого света — и это по моей вине… Я слез с велосипеда, стал шарить… когда вдруг увидел появившуюся вдалеке машину… Роджер терпеливо выслушал показания неловкого и очень болтливого агента, который не добавил ничего к уже имеющимся фактам. Он только спросил: — Вы ничего не видели в лесу? — Напротив, господин инспектор. Какой-то человек на велосипеде проехал, пока я стоял. — Агент вздохнул. — У него свет работал нормально. Аркрайт, надувшийся от собственной значительности, был отпущен с благодарностями обоих инспекторов. Когда он повернулся к ним спиной, Турнбал поднял ногу с весьма определенным желанием дать ему пинка, а Роджер отвернулся, стараясь удержаться от обуявшего его хохота. Появился какой-то сержант и объявил, что приехал доктор Брим и ожидает внизу. Доктор Брим был дежурным врачом. Твердым голосом он точно осветил все пункты своего официального рапорта. Да, в момент появления в комиссариате Ребурн был основательно пьян. Не только все наружные признаки свидетельствовали о степени его опьянения, но и в крови оказалось большое количество алкоголя. Брим казался совершенно уверенным в своих показаниях. — По вашему мнению, он не играл комедии? — спросил Роджер. — Мой дорогой мистер Вест, я достаточно повидал пьяниц на своем веку, чтобы распознавать их, — ответил доктор Брим с натянутой улыбкой. Инспектор вздохнул. На письменном столе Роджера ожидали три рапорта. Первый касался жертвы: владелец кондитерского предприятия в Соутгемтоне Хеливел застраховал воображаемую продукцию на десять тысяч фунтов стерлингов и сжег свое предприятие. Никаких связей с Ребурном не было отмечено. Второй был длинным и скучным перечнем свидетельских показаний. Около двадцати человек, в том числе пять членов клуба, видели Ребурна в Дайтим-клубе в Клепеме. Большинство утверждало, что король мошенников весь вечер занимался смешиванием коктейлей. Другие утверждали обратное, настаивая на том, что он пил очень мало. Последний, третий рапорт был лаконичным, в нем говорилось, что никаких отпечатков пальцев Хеливела на поверхности «роллса» обнаружено не было. Нетерпеливым жестом Вест отправил эти рапорты в ящик стола. Откинувшись в кресле, он некоторое время тер свои усталые глаза. Расслабленный, инертный, он являл собой картину безнадежности, но тут неожиданно с треском распахнулась дверь, и в комнату ворвался захлебывающийся циклоп, который вскоре принял форму главного инспектора Эдди Дейла. — Красавчик!.. Красавчик! — Что с тобой опять произошло? — проворчал Вест почти с неприязнью. — У Мелвила есть свидетель-сюрприз! — воскликнул Эдди экзальтированным тоном. — Одна мышка! Зовут ее Франклин… О, Роджер, если бы ты видел этот лакомый кусочек! — Он нарисовал в воздухе контуры форм, сопровождая это восхищенными причмокиваниями. — О! Какое у нее шасси! Сердитым движением ноги Вест отправил корзину для бумаг в другой конец комнаты.Глава 2 Сломанные копья
Льстивая улыбка осветила лунообразное лицо Абеля Мелвила, когда Роджер, стоя у свидетельского места, поднял правую руку, чтобы принести клятву. Адвокат потирал руки, внимательно глядя на переполненный зал. Из-за барьера для обвиняемых Ребурн, подтянутый и напряженный, настороженно следил за показаниями полицейского и бросал быстрые взгляды на своего защитника. Короткие фразы гулко раздавались в огромном помещении с сухой ясностью военного рапорта. Мелвил взял чистый листок бумаги и стал складывать из него маленькие самолеты. Но не успел Роджер закончить последнюю фразу своего рапорта, как, бросив легкомысленное занятие, хитрый адвокат вскочил с места. — Ваша честь, я могу задать свидетелю один или два вопроса? — елейным тоном спросил он у судьи. Получив утвердительный ответ, адвокат подошел к барьеру с видом кота, приближающегося к птице. Он остановился перед Роджером. — Господин главный инспектор, зная ваше служебное усердие, я полагаю, что вы все сделали, — подчеркиваю: все! — чтобы обнаружить главного свидетеля происшествия. Ведь я прав, не так ли? — Совершенно правы, мистер Мелвил. Это я сделал в первую очередь. — А!.. — Пауза, во время которой Мелвил обвел многозначительным взглядом аудиторию. Потом, улыбнувшись Весту, он спросил: — Вы нашли его? — Нет, — просто ответил Вест. — Нет!.. — Мелвил хлопнул себя по лбу и принял драматическую позу. В зале пробежал шепот. — Вы действительно сказали «нет», господин главный инспектор? Я верно вас понял? Роджер холодно посмотрел на него, и адвокат, покачав головой, несколько раз проговорил: — Так, так, так… Но вы все же нашли человека, который находился в Клепем Коммон во время происшествия? — Да. — В добрый час! И вы, конечно, собираетесь позвать этого человека в качестве свидетеля? — Да. — И… не желая быть нескромным… мы можем поинтересоваться, кто же этот свидетель? — спросил Мелвил, бросив острый взгляд на скамью присяжных заседателей. У судьи вырвался нетерпеливый жест, он невольно посмотрел на толстое досье. — Если это так необходимо… свидетеля пригласят… — Я бы не позволил себе занимать время уважаемого суда, если бы не считал этот вопрос столь существенным, ваша честь, — ответил Мелвил. — Свидетель, ответьте на вопрос защита, — проворчал судья в парике. Роджер с трудом скрыл улыбку. — Агент полиции проезжал через Клепем Коммон в то время, когда произошел несчастный случай и… — Агент полиции! — воскликнул Мелвил, словно совершенно ошеломленный. Он так смотрел на инспектора, как будто не верил словам, которые услышал. — Агент! Полиции!.. А, очень хорошо! Это отлично!.. Значит, господин главный инспектор, потому что какой-то агент полиции находился в Клепем Коммон в то время, когда мой неловкий клиент совершил свой проступок, вы… Но!.. Я только напомню суду, что протяженность пространства, называемого Клепем Коммон, составляет 217 гектаров и что в час ночи… — Мистер Мелвил, — прервал его судья на этот раз более твердым голосом, — мы услышим все подробности и немедленно из уст самого свидетеля. — Простите меня, ваша честь! — Мелвил стал комично кланяться и расшаркиваться перед судьей, утрируя свои жесты. — Я только хотел сохранить суду время. Я закончил. Адвокат вернулся на место, отведенное защите, торжественно прошествовав перед фотографами, а Роджер, горько улыбаясь, вернулся на свое. Доктор Брим сделал короткий и четкий доклад. Агент Аркрайт, заранее оповещенный о том, чтобы он не распространялся о своей погасшей фаре, стал давать показания и его и так не слишком яркое выступление благодаря пристрастным ехидным вопросам Мелвила превратилось в шутовское представление. Адвокат сделал из него шута, и судье неоднократно приходилось призывать публику к тишине, которая нарушалась громким смехом. Инспектору Весту хотелось спрятаться с головой в своем плаще. Потом наступила очередь защиты.Глава 3 Свидетель-сюрприз
— Мисс Ева Франклин, — вызвал очередного свидетеля страж. Все головы повернулись, по рядам пробежал шепот, очки секретаря сползли с носа. И Ева Франклин оказалась достойна такого внимания. Влитая в отлично сшитый костюм, в туфельках из крокодиловой кожи, размахивая сумочкой, молодая женщина прошла к свидетельскому месту с уверенным видом звезды, красота которой вне сомнения. Волосы цвета воронова крыла, большие глаза и огромные ресницы придавали ее красоте индийский колорит, подчеркнутый соответствующими косметикой и одеждой. Она произнесла соответствующую клятву. — Мисс Франклин, — атаковал ее сияющий Мелвил, — вы находились в Клепем Коммон ночью двадцать второго октября… или, — легкая, извиняющаяся улыбка тронула его губы, — чтобы быть точным, очень рано утром двадцать третьего? — Да, мистер, это верно, — ответила красавица уверенно. — Одна? Длинные ресницы затрепетали. — Да. — Разве это не… гм… не слишком ли поздний час для пребывания молодой женщины в таком уединенном месте? — О! — воскликнула очаровательная мисс с приятной гримаской. — Я ведь уже не ношу плиссированных юбочек и косичек. Кое-кто засмеялся, даже важные парики улыбнулись. Роджер кусал губы и сжимал кулаки в карманах плаща. — Черт возьми! Они поверят ей! Все эти болваны будут верить ей! Банда олухов! — Будьте спокойны, мисс, — проговорил Мелвил тоном светского человека, — суд не стремится узнать ваш возраст… — Он был вознагражден улыбкой и бархатным взглядом. — Прошу оказать нам любезность и рассказать, что вы делали в лесу так поздно. — Я возвращалась домой, — с улыбкой ответила она. — Ну конечно: нет ни метро, ни автобусов в такое позднее время, и вы не смогли найти такси? Прокурор выскочил, как чертик из своей коробки. — Я протестую!.. — Протест принят, — сказал судья. — Мистер Мелвил, прошу вас… Дайте свидетелю возможность отвечать самому. Адвокат рассыпался в извинениях и обратился к свидетельнице: — Ответьте суду, мисс Франклин. Почему вы шли пешком через лес в час ночи? — Потому что я не нашла такси, — сахарным голосом ответила та. — Не было такси, это действительно досадно… — проворчал Мелвил. — Скажите, мисс, а у вас была действительно необходимость идти лесом? Там очень пустынно ночью… Разве вам не было страшно?.. Звонкий смех остановил его. — Вы принимаете меня за Красную Шапочку! — насмешливо проговорила она. — Нет, мистер, я ничего не боюсь, очень часто возвращаюсь пешком и всегда сокращаю путь через Клепем Коммон. У меня есть друзья, которые живут как раз на границе леса, и я выигрываю почти полчаса… очень люблю ходить пешком. В этот вечер, совершенно точно, ночью двадцать второго… я возвращалась от этих моих друзей. — А! — произнес Мелвил и замолчал. Он выдержал точно рассчитанную паузу, затем продолжил: — Вы весь вечер провели с вашими друзьями? — Да. — В котором часу вы вышли от них? — О… около часа. — Постарайтесь быть более точной, мисс Франклин. Сделайте маленькое усилие. — Ну… я… — Мисс Франклин огорченно всплеснула руками и проворковала голосом маленькой девочки, которую несправедливо бранят: — Я очень огорчена, мистер, но я не могу назвать точное время. — Но это было приблизительно около часа ночи? — Во всяком случае, близко к этому. Мои друзья предупреждали меня, что скоро отойдет последний поезд метро, но я ответила им, что мне совершенно безразлично, что я очень люблю ходить пешком и прогулка доставит мне лишь удовольствие. Вскоре после этого разговора я и покинула их. — А в лесу какой дорогой вы шли? — Той же, какой пользовалась обычно: маленькой тропинкой, пересекающей лес. Мелвил со значительным видом наклонился вперед и медленно, весомо задал основной вопрос: — А вы наблюдали катастрофу, когда пересекали Клепем Коммон в ночь с двадцать второго на двадцать третье октября? В зале наступила мертвая тишина. Лишь издалека доносился вой полицейской сирены… Роджер давился от ярости в своем кресле. Ангельский голос продолжал: — Да, мистер, выходя на главную магистраль, я видела приближающийся свет фар. Мне даже пришлось подождать, чтобы пропустить машину. «Ролле» или «бентли», я полагаю. Может быть, «даймлер»… Большой английский лимузин, во всяком случае. Я не обратила внимания на его цвет, но уверена, что машина эта светлая… — Она зажмурила глаза, как бы для того, чтобы получше припомнить все детали происшедшего. У нее это получалось очень натурально. — Вдруг едва ли за пятьдесят метров от приближающейся машины какой-то мужчина быстро выскочил на дорогу. Я не поняла, откуда он взялся, но он выскочил как сумасшедший прямо на свет фар. Машина резко затормозила, и я подумала, что она свалится в кювет… Но водителю удалось справиться. Мужчину, вероятно, задело сбоку, я не видела, что произошло, я стояла слишком далеко и было слишком темно… Но водитель, вероятно, решил, что ему удалось объехать человека, потому что продолжал свой путь. Я почти наткнулась на лежащего на дороге, и это меня потрясло! Я не могу вынести вида крови. Мне казалось, что я потеряла сознание. — Мы прекрасно понимаем ваше состояние, мисс Франклин. Но почему вы не предупредили полицию? Вы были не в себе? — Конечно, я была не в себе… Но вскоре показался человек, он быстро подъехал на мотоцикле. Я не видела, как он подъехал, он ехал без света, но, когда он слез с мотоцикла, чтобы посмотреть на жертву, я узнала в нем полицейского. Значит, мне не нужно было ничего делать. Мелвил принял вид отца, бранящего своего ребенка. — Тем не менее, мисс Франклин, вам не кажется, что вы должны были подойти и представиться ему как свидетель происшествия? — Я… я должна была это сделать. — Она грустно опустила голову. — Я очень огорчена, но мне было так страшно!.. Мне совсем не хотелось быть замешанной в полицейскую историю. — Неожиданно подняв голову, она обвела присяжных заседателей взглядом своих больших синих глаз. — Если бы я знала, как это важно! О! Я сразу же прибежала бы, я вам клянусь в этом! — Мы все в этом уверены, — согласился с ней Мелвил, бросив испытующий взгляд на скамью присяжных. И с театральным жестом он закончил: — У защиты больше нет вопросов к свидетелю, ваша честь. Легкий шепот пронесся по залу. Ребурн и его защитник обменялись быстрыми торжествующими взглядами. Прокурор сделал все, что мог, но ему не удалось опровергнуть показаний молодой девушки. Двое мужчин и одна студентка Академии художеств подошли к свидетельской скамье, чтобы подтвердить, что Ева Франклин действительно провела в их обществе вечер двадцать второго октября. Сияющий Мелвил выудил из доктора Брима все, что хотел узнать; адвокату удалось поколебать уверенность дорожной полиции, задержавшей Ребурна. — Ваша честь, — закончил адвокат лирическим тоном, — мы убедились в том, что несчастный случай был неотвратим. Но остается обвинение в управлении автомобилем в нетрезвом состоянии, и тут у меня имеются некоторые сомнения, так как тридцать, а если хотите, то и пятьдесят свидетелей, готовы под присягой подтвердить воздержанность мистера Ребурна не только в тот роковой вечер, но и во всех случаях жизни. Часом позже мистер Ребурн вышел из суда с триумфом.Глава 4 Ева
Ева Франклин медленно натянула прозрачный нейлоновый чулок на вытянутую ногу, застегнула пряжку и встала перед зеркалом. Она была похожа на только что проснувшуюся кошку и разглядывала себя в зеркале с видимым удовлетворением. Переливающийся свет люстры отражался на ее голых плечах и волосах. Она села на пуф, обтянутый зеленым бархатом, и закурила сигарету. Каждый жест ее был рассчитан и заучен. Плотный слой дыма на некоторое время закрыл ее отражение в зеркале. Она не слышала, как отворилась дверь, но, когда дым рассеялся, увидела в зеркале отражение усмехающегося лица. — Неплохо… — мутный взгляд ласкал ее белые плечи и обнаженную спину. — Ты одевалась? — Я… я должна выйти, — пробормотала молодая женщина с недовольным видом. — Зачем ты пришел сюда? Тонкие губы приподнялись над квадратными блестящими зубами. — Убедиться собственными глазами, как ты удачно устроилась! Она недовольно пожала плечами. — Ты всегда так галантен… — Галантен! — Вошедший издал шумный вздох, полный горечи. — Мисс теперь будет принадлежать к большому свету. — Мужчина задумчивым видом достал сигарету и постучал ею о крышку плоского серебряного портсигара. — Естественно, когда-нибудь это должно было случиться… — Держа руки в карманах, с сигаретой в зубах, склонив набок голову, он с разочарованным видом рассматривал молодую женщину. Высокий, в костюме с увеличенными плечами, в модных ботинках и ярко-оранжевой рубашке, он выглядел обольстителем уличных девушек. — Ты все же не ожидала, чтобы я принял все это за шутку? Она презрительно свистнула. — Убирайся! Ты… не имеешь на меня никакого права! Что ты себе воображаешь? — Значит, ты думаешь, что все это очень просто… клак! — Его пальцы щелкнули, как кастаньеты. — Отшвырнуть Тони Брауна! Пффф… как старую туфлю! И все это потому, что ты нашла себе субчика с большим количеством монет, чем у меня. Его длинные ухоженные пальцы гладили нежную шейку: испуганная Ева видела устремленные на нее необыкновенно бесцветные глаза, ледяные глаза рептилии, без всякого выражения. Тони Браун беззвучно смеялся. — Что это с тобой, куколка? Ты боишься? — Н… нет, Тони, — возразила она дрожащим голосом. — Нет, я не боюсь тебя. — Ты должна… — Блестящие зубы и ощущение твердых пальцев на шее пугали ее. — Ты воображаешь, что всегда будешь нравиться мистеру Полу Ребурну, даже если у тебя на шее появятся синие пятна, красивый рот будет перекошен, а глаза станут, как вареные яйца? Ева рывком высвободилась и с перекошенным от злости лицом закричала: — Убирайся! Оставь меня в покое! Человек с непомерно широкими плечами стал мягче. — Ты не расстраивайся, — проговорил Тони. — Я пришел сюда не для того, чтобы убивать тебя, это не мой обычай… Я борец, Ева. Я не признаю себя побежденным, пока не выкладываюсь до самого конца. Я пришел сюда поговорить с тобой. Сядь ненадолго и послушай меня. Она осталась стоять перед ним, испуганная, держа руки у горла… Браун взял с кровати шаль и закрыл ею дрожащие голые плечи, потом толкнул женщину к дивану. — Сядь, я тебе сказал! — Он мигнул глазом, потому что в него попал дым от сигареты, зажатой между зубами, вздохнул, покачал головой и проговорил: — Ты делаешь большую, очень большую глупость, моя красотка. Даже если предположить, что ты будешь единственной женщиной в жизни Ребурна, на что очень мало шансов, я уже говорил тебе об этом… Даже если он женится на тебе, чего он, конечно, не сделает… И даже в этом случае ты совершишь глупость, Ева, потому что полицейские рано или поздно его поймают. Но это еще не самое главное. Хуже то, что он оставит тебя завтра или послезавтра. И он будет бояться двух вещей: во-первых, что ты из мести снова предстанешь перед судом, и, во-вторых, что ты захочешь заставить его «петь». Ева приняла высокомерный вид и ответила: — Ты говоришь Бог знает что. Я никогда не давала ложных показаний. Я видела все, что произошло. — Ты видела, моя прелесть, — насмешливо проговорил Тони, он весь кипел от негодования. Неожиданно вид его смягчился, и, словно помолодев, он стал выглядеть, как нежный любовник. — Ева, сколько он дал тебе, чтобы ты рассказала свою сказочку в суде: ведь по крайней мере тысячу кусков. — Бесцветные глаза мечтательно смотрели вдаль. — Ты отдаешь себе отчет, что бы мы оба смогли сделать с таким кушем? Ты и я в Австралии или в Америке?.. — Но по выражению лица молодой женщины он понял, что его мечты развеялись в прах. Тони Браун встал и расправил плечи. — Очень хорошо, — со вздохом проговорил он. — Делай как хочешь. — Мужчина медленно направился к двери, борясь с самим собой. Сигарета была раздавлена на шерсти ковра сердитым хлопком ноги. — Но я скажу тебе последнее, Ева: я отлично знаю, что ты ничего не видела в темноте леса. И если Ребурн когда-нибудь перебежит мне дорогу, я, возможно, прогуляюсь в полицейское управление. Все. Выходя, Тони еще раз обернулся. Отлично владея собой, улыбаясь, хотя внутри у него все кипело от злости, он бросил ключ на колени Евы. — Возьми. Мне он больше не нужен. Ева Франклин осталась одна, задумчивая, с холодным ключом на голых бедрах. Оставленный любовник в последний раз спустился по такой знакомой лестнице. Он даже не заметил неясный силуэт человека, который двигался навстречу ему и бесшумно скользнул в темную нишу. Свежий воздух, темные фасады… Немного согнувшись, Тони Браун, засунув руки в карманы, шел, держась ближе к стенам домов по направлению к Темзе, блуждая по темным улицам, не торопясь, почти без цели, неся в своем сердце обиду и мрачные мысли. Темная масса парка Веттерси неясно маячила впереди, безлюдная, молчаливая. Далекие фонари бросали пятна света на тротуары, но он не хотел света. Нигде не было видно никакого транспорта. Вскоре показались высокие молчаливые стены аттракционов, закрытых до начала сезона. И наконец появился запах реки. Скрываясь в плотном мраке ночи, избегая света фонарей, за ним следовала какая-то тень. Браун резко свернул в сторону от парка и устремился по узенькой улочке, на которой находился дом, освещенный единственным светильником и неоновой вывеской ночного притона… Виски и сода… Автоматы были поставлены в ряд: один, два, три, четыре… Было уже одиннадцать часов, когда несчастливый влюбленный утопил свое огорчение с помощью автомата и нырнул в переполненную людьми пещеру, чтобы пройти в свою маленькую комнату. Тени, не расшнуровывая, сбросил с ног ботинки, злобно рванул воротничок и сорвал с себя галстук. После нескольких минут пьяного раздумья он повалился на свою узкую кровать и вскоре погрузился в глубокий сон. Маленькая комната на мансарде имела обычную обстановку, пластиковая занавеска закрывала нишу с вешалками в углу голой стены… В другом углу — небольшой газовый камин с запломбированным счетчиком. В доме царило полное безмолвие. Время от времени было слышно тяжелое дыхание уснувшего человека, сопровождаемое непонятным бормотанием. Прошло около получаса. Что-то очень тихо заскреблось возле двери. Может быть, мышка затеяла возню с крошкой хлеба… Дверь очень тихо отворилась, чтобы дать проскользнуть в комнату неясной тени, которая прошла по комнате. Браун, ворча, перевернулся на спину: ничто не шевельнулось, была полная тишина, потом тяжелое дыхание вновь стало слышным. Три маленькие монетки упали в отверстие счетчика с характерным звуком: клинь, клинь, клинь! Развалившись на кровати, Браун храпел во сне. Тень, благоразумно стоявшая без движения, чутко прислушивалась к ночным звукам, потом протянула руку в перчатке к газовому крану. Вскоре раздалось легкое шипение выходящего газа… В комнате остался лишь Тони Браун со своими кошмарами. В роскошных апартаментах Пола Ребурна, находящихся вне досягаемости городского шума и оканчивающихся террасой с видом на Гайд-парк, было тихо. Семь комнат, убранных по проекту австрийского художника-декоратора Литца, составляли лабиринт из зеркал и стеклянных дверей и производили впечатление роскошной анфилады, в которой лакированная китайская мебель и подушки — точно из тысячи и одной ночи — причудливо сочетались с розовым деревом в стиле Людовика XV. В библиотеке, выдержанной в строгом стиле старой Англии, отделанной орехом и покрытой толстыми коврами, полная женщина с вялой кожей усиленно спорила с маленьким сухим человеком, умные и хитрые глаза которого выражали нескрываемое беспокойство. — Это мне не нравится! О, нет! Совсем не нравится! — визжал маленький Георг Уерендер, утонувший в глубоком кресле с высокой спинкой. — Не устраивай сцен, Георг, — возразила полная дама. — Пол знает, что надо, и не станет делать глупостей. — Я бы хотел быть в этом уверен так же, как и ты, — вздохнул ее собеседник, вытирая лицо белым шелковым платком. Сморщенный, с нездоровым цветом лица, в своем безукоризненном смокинге он казался олицетворением отчаяния. Его собеседница сосала карамель и сверлила его глазами из-под толстых, как лупы, стекол очков. Уерендер поднял свою лисью физиономию, осунувшуюся от беспокойства. — Мамаша! Мамаша Весли толстым пальцем, унизанным кольцами, поправила декольте, довольно странное для ее возраста. Она спрятала карамель за щеку: — Да-а? — Мамаша? Он еще раз выходил вместе с Евой? — Да. Георг, казалось, еще больше опечалился. — О! Как мне не нравится все это!.. — Уерендер быстро потер нос, как будто торопился куда-то. — Эта девушка далеко не глупа, мамаша. И Пол, кажется, не на шутку очарован ею… О! Как я все это ненавижу!.. У нее был любовник, который совсем не радуется этому: Темби мне рассказывал, что он часто ходит к ней и устраивает ей сцены. Мамаша Весли пожала плечами. — А что? Темби ведь там, чтобы наблюдать за ним, разве не так? — Да, если хочешь… А с другой стороны, я все же против этого… Темби не внушает мне никакого доверия. Он также наблюдал за Хеливелом и, вероятно, видел гм… как произошел несчастный случай! Я знаю, я знаю!.. — Он с вызывающим видом пожал плечами в ответ на насмешливую улыбку женщины. — Великий, единственный Пол Ребурн никогда не допускает ошибок! Очень хорошо. Продолжайте вашу игру, дети мои… Телефонный звонок перебил его. Мамаша сняла трубку, и карамель неожиданно выпала из ее открытого рта, отчего мамаша стала похожа на вынутую из воды рыбу. — Что?! — выкрикнула она. И без того обеспокоенный Уерендер приблизил любопытное ухо к трубке, из которой доносились вопли. Мамаша повесила трубку. Она задумчиво и долго смотрела на желтую мумию, скорчившуюся перед ней в глубоком кресле из кожи. — Георг, — наконец прошипела она сквозь зубы, — я полагаю, что на этот раз ты был прав. — Что… что же произошло? — взволнованно спросил испуганный старик. Бледные глаза за толстыми стеклами казались таинственными и угрожающими. — Только то, что Пол проводит вечер вместе с Евой в «Силвер Кетл». И Мелвил мне только что сообщил, что наш друг Вест тоже находится там, очень нарядно одетый, с бутоньеркой, и сидит он за бутылкой шампанского… — О! — В вопле старика не было ничего человеческого. — Как мне это все не нравится!Глава 5 Встреча
Пурпурные бархатные портьеры и зеркала в «Силвер Кетл» ярко освещались переливающимся светом многих люстр и прожекторами. Тихонько играл антильский оркестр. Несколько пар танцевали на лакированной поверхности площадки. За столиками, стоявшими вдоль стен, беззаботные бездельники весело проводили время. Модное кабаре «Силвер Кетл», делающее отличные сборы, предлагало представления хорошего вкуса. Во всем «ночном Лондоне» не было места лучше этого. Роджер Вест, в свежем смокинге, только что полученном из чистки, был ослепителен: можно было без сомнения принять его за звезду Голливуда. И сидящая рядом с ним за угловым столиком, одетая в гранатового цвета шелковое платье, прекрасно причесанная, Джанет вполне соответствовала мужу. Компанию им составлял молодой человек, младше Роджера, с породистым лицом, очаровательными улыбкой и манерами. — Джанет, — сказал он неестественно суровым тоном, — ты, кажется, забавляешься. Внимание! Жена главного инспектора Скотленд-Ярда ходит в ночные кабаки не развлекаться… Служба — службой… Джанет Вест рассмеялась. — Мой дорогой, когда у главного инспектора есть друг, который состоит членом самого роскошного клуба в Лондоне… — Друг! — небрежно проговорил Роджер с бледной улыбкой на губах. — Кто сказал, что Марк — настоящий друг? Это просто один тип, с которым я знаком двадцать лет, который всюду следует за мной, чтобы посмотреть, как я работаю, и который потом пишет разные статьи, чтобы я поучился у него, как надо работать… Друг! Ну и ну… Приятель принял вид циничного и разочарованного лорда. — Но когда возникает необходимость проникнуть в такой респектабельный клуб, как, например, «Силвер Кетл», то ты бываешь очень доволен, что у тебя есть этот друг-писака. Не правда ли, цыпленок? Кроме шуток, тебе очень повезло, что я вернулся из Америки. — Респектабельность! — фыркнул Вест. — Ты видел что-нибудь респектабельное у Пола Ребурна? — Внешне здесь все пристойно. Этот кабак в большей степени, чем Жокей-клуб, защищен от вторжения извне целой армадой правил, статусов, обычаев. Без крестного отца ты не сможешь купить карточку члена клуба даже и за пятьсот фунтов! — Следя за взглядом полицейского, он увидел Ребурна, с сияющим видом сидевшего рядом с красивой девушкой. Наклонясь к другу, он прошептал: — Ты обнаружил интересные вещи, касающиеся Евы? Вест, не обращая внимания на свою зажженную сигарету, которая дымила, как труба, бросил орлиный взгляд на свою добычу. — Страшная карьеристка… Всегда настороже, в поисках хорошего варианта. Сделает все, что угодно, если это сулит хороший куш. Она только что бросила некоего Тони Брауна, за которым Турнбал внимательно наблюдает: это игрок, букмекер, между прочим, и большой любитель женщин… Весьма смазлив — масляные глаза и банковские билеты, легко вышвыриваемые на воздух. Но, конечно, он не идет в сравнение с Полом Ребурном. Тогда — прощай, и без сожалений! Оркестр заиграл модную кубинскую мелодию: Ребурн встал и предложил руку своей даме, очень элегантной в платье из шелка бутылочного цвета и почти без драгоценностей. Он был на целую голову выше нее и тоже очень элегантен в своем отлично сшитом смокинге, который подчеркивал ширину его плеч и узость бедер. Его волосы, цвета перца с солью, вились на висках, глубокий взгляд и высокий лоб придавали ему вид интеллигента. А если к его внешним данным присовокупить его состояние, станет ясно, почему Пол Ребурн был столь неотразим. Роджер увидел, как человек небольшого роста, желтый, как восковая свеча, проскальзывал между столиками, как охотничья собака, бегущая по следу. Вновь прибывший сделал быстрый, предостерегающий жест метрдотелю и бросился к этой красивой паре, которую остановил уже на танцевальной площадке. Маленький Георг Уерендер схватил своего патрона за рукав, словно пытаясь удержать его, но Ребурн расхохотался и, легко освободившись от него, небрежной походкой направился к столику Веста. — Нет, нет… — Приветливо улыбаясь, он остановился перед полицейским. — Нет, только не вставайте, дорогой инспектор. Это большое удовольствие для меня — принимать здесь вас… Прошу прощения, что раньше вас не заметил. Вы с… — он вежливо улыбнулся, — с друзьями? — С женой и другом, — вежливо ответил Вест. Оркестр умолк, и пары стали возвращаться к своим столикам. Ребурн бросил на музыкантов быстрый взгляд, и сразу же раздались звуки танго. — Я никогда не имел счастья встречаться с миссис Вест, — сказал он. — Могу я позволить себе пригласить ее на этот танец? — Пожалуйста… — сказал Роджер, как заправский светский человек. Джанет, улыбаясь, непринужденно встала, чувствуя себя рыбой в аквариуме. Она под руку с гангстером направилась на танцевальную площадку под перекрестными взглядами всех присутствующих. Ева Франклин смотрела спокойно, желтый Уерендер нервничал, Марк вытер лоб. — Владыка небесный! Мне необходимо выпить чего-нибудь! — Выпей пару стаканов, — засмеялся очень довольный инспектор. — Может быть, нам наконец в чем-то и повезет. Тщеславный и хвастливый, Ребурн может сказать моей жене что-нибудь лишнее, просто так, чтобы покрасоваться. И Уерендер это знает, посмотри на него! Он просто беснуется от беспокойства! — Уерендер? — спросил Марк, глядя на столик бандита. — Это тот крысиный подонок, который сидит рядом с Евой? — Да. Хитрый, скрытный и злобный, он вместе с одной доброй женщиной, которую зовут мамаша Весли, ведет все дела Ребурна, и темные и легальные. И они трое вместе с Абелем Мелвилем составляют странную шайку. Танцоры остановились с последним аккордом оркестра: Ребурн, очень довольный и улыбающийся, проводил Джанет к ее столику. — Примите мои поздравления, инспектор: миссис Вест отлично танцует. — В этом, пожалуй, мне повезло, — должен был признаться полицейский. Джанет ущипнула мужа за руку: Ребурн, смеясь, откланялся и вернулся к своему столику. — Какое у вас впечатление, миссис Шерлок Холмс? — спросил Роджер. Супруга, произведенная в детективы, морщила брови и кусала губы, явно озабоченная. — Это очень трудно объяснить, дорогой… О! Он говорил очень мало, сказал только несколько слов, таких… шутливых: что ты губишь свой талант, стараясь поймать его… что Марк Лессинг должен искать тему для полицейского романа… и все это со своей светской манерой, с полуулыбкой, которая замораживала мне мозги! — Она неожиданно взяла мужа за руку и посмотрела ему прямо в глаза: — Дорогой… он определенно дал мне понять, что ты очень многим рискуешь и подвергаешься большой опасности, занимаясь его делами! Он не сказал мне это прямо, но… — Я все отлично понимаю, будь спокойна. — Его большие пальцы взяли маленькую ручку жены и тихонько сжали ее. — Ни о чем не беспокойся, дорогая. Мы сегодня проделали отличную работу. Уерендер прямо позеленел от страха, а красивая Ева имеет такой вид, как будто приняла глистогонное… — тихонько посмеиваясь, он встал и слегка подвинул стол. — Вы идете, дети мои? Выходя из зала. Джанет бросила острый взгляд на компанию Ребурна. — Ты находишь ее по-настоящему красивой? — спросила она кислым тоном. Инспектор Вест быстро прошел через вестибюль под саркастическим взглядом Марка Лессинга. В тот же вечер, уже в кровати, Джанет, положив на грудь открытую книгу, которую читала, надолго задумалась. Наконец раздался ее тихий голос: — Дорогой! — Да? — Будь осторожен с этим Полом Ребурном. Он из числа людей, которые способны безжалостно раздавить человека, ставшего на его пути. Роджер невольно улыбнулся, но удержался от ответа: — Я знаю… так, как он сделал с Хеливелом. Среди ночи Вест неожиданно проснулся, подскочив в кровати, весь мокрый от пота: в навязчивом кошмаре на него были наставлены две ослепительные фары, которые неукоснительно приближались… На следующее утро, в девять часов, входя в свой кабинет в Скотленд-Ярде, Роджер Вест был остановлен инспектором Эдди Дейлом. — Ты! Здесь? Вест удивленно поднял брови. — Послушай, мой дорогой компаньон по цепям, разве не здесь находится уготованное для меня место? — Твое место сегодня утром скорей должно бы находиться в квартире одного мертвеца по имени Тони Браун. Он, кажется, если не ошибаюсь, был женихом Евы Франклин, а сегодня ночью покончил жизнь самоубийством… Эй! Роджер!.. Коридор, лестница… Инспектор Вест бежал к своей машине.Глава 6 Кто убил Тони Брауна?
Массивный и свирепый, как дог, Турнбал угрюмо наблюдал за жестами полицейского врача, осматривающего труп Брауна. Там, где кожа соприкасалась с кроватью, она была бледной, а в остальных местах — темно-красной или багровой. Лицо умершего напоминало большую раздавленную вишню. Очень слабый запах газа еще сохранился в воздухе. Газовый камин, его кран, дверные ручки и медный лист — все было покрыто порошком для определения отпечатков пальцев. Стоя на коленях перед радиатором, детектив обследовал трубы, пользуясь щеткой, легкой, как пушок. Доктор выпрямился со слабой улыбкой на губах. — Многого не сделаешь! Он умер вчера вечером! На нем нет никаких следов насилия… Он даже ни разу не пошевелился: на коже остались пролежни на всех местах, на которых он лежал. У меня впечатление, что он немало выпил перед этим… Нужно подождать результатов вскрытия, чтобы определить все подробности. Турнбал молча кивнул головой. Врач отошел в сторону, уступив место полицейскому фотографу из Ярда, вошедшему со своим штативом. Снизу было слышно, как подъехала санитарная машина, и вскоре санитары, уложив тело на носилки из плаща, понесли его вниз. Турнбал отступил в сторону, когда Роджер вбежал в комнату. — Ты… ты нашел что-нибудь? — выпалил Вест, глотая воздух. — Нет, ничего, — ответил его коллега. Вест устремился к бамбуковому столику, на котором были разложены личные вещи мертвого: содержимое его карманов, а также ящиков ночного столика. Большое количество номеров «Лондон-тир» и «Игрок» указывали на интересы жертвы. Две фотографии Евы — на одной она снята в скромной одежде служащей, на другой — в отличном модном платье — ничего нового следствию не дали. На страницах газет Вест обнаружил записи многих пари, но нигде ни строчки писем. Даже ни одной открытки. — Влюбленные почему-то не переписывались, — разочарованно пробормотал он. Потом обнаружил в углу старый футляр от саксофона. — Вот как, — проворчал он, — разве этот Браун занимался музыкой? — Он поднял старый футляр из черной кожи и спросил: — Вы сняли отсюда отпечатки пальцев? — Пффф… — Турнбал казался заранее недовольным. — Со всей этой пылью, которая на нем! Роджер удержался от резкого ответа и только вздохнул. Открыв незатейливый замок, он обнаружил на старом зеленом бархате саксофон, который заботливо содержали в чистоте и сухости. — Гмм… Интересно узнать, играл ли Браун в оркестре? Ева когда-то пела вместе с группой молодежи, это есть в рапорте… Нужно будет внимательно просмотреть его. Он заботливо закрыл футляр и, сдув с него пыль, сунул его под мышку, потом подошел к детективу, который по-прежнему искал повсюду следы. — Ничего не нашли, Симс? — Нет, сэр. Маленькая щетка продолжала свое весьма монотонное дело. Роджер, не обольщаясь надеждой, с руками в карманах, расставив ноги, смотрел в окно. Крыши, террасы — куда ни взглянешь, целый лес телевизионных антенн… Строения в два, три этажа, грязные, запущенные. И среди этой массы серых, загаженных зданий свежевыкрашенная стена сверкала как луна. Длинные траншеи невидимых улиц, а напротив высокая кирпичная стена, как стена тюрьмы. Инспектор Вест повернулся с огорченным видом. — Ладно… Подробно расспросите всех жильцов дома и соседей… — Он вздохнул. — Кто-нибудь, может быть, видел или слышал что-нибудь. Я рассчитываю на вас, Симс. — Будьте спокойны, сэр, — ответила везде поспевающая щетка. — Ты идешь, Турнбал? Оба полицейских спустились вниз, молчаливые и сосредоточенные. На обратном пути они не обменялись ни словом. Наконец, достигнув Скотленд-Ярда, Вест, вместо того чтобы прямо пройти в свой кабинет, вошел через маленькую черную дверь на лестницу, ведущую вниз. — Мне необходимо повидать Габби Деринга, — пробормотал он в свое оправдание. Турнбал пожал плечами и быстрым шагом последовал за ним. Полицейский врач в белой рубашке с офицерскими погонами орудовал в маленькой лаборатории. Он был окружен всевозможными препаратами и орудиями для необходимых исследований, большинство которых источали не слишком приятные запахи. Турнбал подошел к врачу, который, увлекшись своей работой и стоя спиной к двери, не сразу заметил их появление. — Вот как! Турнбал! Вест!.. Хелло! Ну как дела? Я слышал, что у тебя на руках окись углерода. Я могу посмотреть на пятна? — Не только посмотреть, но ты должен мне их вывести. — Так! — пробормотал Деринг, глядя поочередно на обоих. — И посмотрел в лупу на все кусочки, чтобы обнаружить в них следы преступления. — Эти кровожадные полицейские… всегда готовы повесить человека. Но в конце концов… — Он пожал плечами и вытер очки подолом своей рубашки. — Но… что вас привело сюда? Чего вы от меня хотите? — Крови, — ответил Роджер, обнажая клыки. — Что? — Мне нужна человеческая кровь в маленьком флаконе, который можно будет легко открыть. Радость озарила глаза за очками. — А! Что же вы сразу не сказали мне об этом! Вот… вот!., как раз то, что вам нужно… — Врач устремился к одному из шкафов и стал шарить по его полкам. Потом он с триумфом вытащил бутыль, наполненную черной кровью. — Хотите? Это отличная женская кровь! — Маленького флакона мне будет достаточно, — скромно проговорил Роджер. Габби Деринг ворча отлил кровь во флакон. Выйдя во двор, Вест подмигнул своему молчаливому компаньону. — Ты смекаешь? Турнбал сильно потер себе затылок. — Боже мой, нет! — Мы немедленно же нанесем визит прекрасной Еве Франклин. — Владыка небесный! — воскликнул ошеломленный Турнбал. — Ты хочешьзаставить ее выпить человеческую кровь? — Идиот… Роджер не смог удержаться от смеха. Это заставило многих полицейских обернуться. Не теряя ни минуты оба полицейских отправились к любовнице Пола Ребурна. Велинжер-стрит, на которой жила Ева Франклин, находилась лишь в нескольких минутах ходьбы от того места, где незадачливый влюбленный окончил счеты с жизнью. Обе улицы были похожи одна на другую, только дома на Велинжер-стрит содержались немного лучше. Сильные порывы ветра яростно крутили опавшие листья. Когда оба инспектора прибыли на место и Роджер устанавливал свою машину, маленький человечек по-воровски выскользнул из парадной и быстро удалился, несколько раз оглянувшись через плечо. — Он вышел из того дома, где она живет! — воскликнул Турнбал. — Брось, — проворчал Роджер, — я хочу видеть одну только Еву. Они вошли в довольно чистый холл, недавно выкрашенный в светло-зеленый цвет, — здесь еще пахло краской. Они молча поднимались по лестнице. На третьем этаже полуоткрытая дверь одной из квартир давала возможность заглянуть в нее. Оттуда слышалось жужжание пылесоса. На пороге появилась молодая женщина в розовом цветастом фартуке, которая внимательно посмотрела на обоих инспекторов, прежде чем захлопнула дверь в свою квартиру. Турнбал усмехнулся и стал разглядывать карточки со списками, вывешенные на дверях. — Франклин, это здесь! Перед помещением в конце площадки обе массивные фигуры полицейских заняли все свободное пространство. Спустя некоторое время послышались мягкие шаги, потом в замке повернулся ключ… При виде двух плащей, почти белых при свете слабых лампочек, этих жестких лиц под фетровыми шляпами Ева Франклин невольно сделала шаг назад и положила руку на сердце. — Огорчен, что побеспокоил вас, мисс, — сказал Роджер. Молодая женщина сразу же постаралась поплотнее запахнуться в свой почти прозрачный золотистого цвета халат. Ее длинные черные волосы свободно падали на плечи и достигали лопаток. — Ведь вы совсем не огорчены, ни в малейшей степени, так зачем же это говорить? — Огромные ресницы задрожали, взгляд, брошенный ею, был не из любезных. — Входите! Она отстранилась, чтобы дать визитерам пройти, и закрыла за ними дверь. — Чего от меня хочет десант из Скотленд-Ярда? Она провела обоих полицейских в маленькую гостиную, просто, но хорошо обставленную, выходящую окнами на маленький спокойный тенистый садик. Скульптурная фигура Евы в тонких, прозрачных и развевающихся одеждах, казалось, парила в воздухе; только ее длинные ноги танцовщицы с узкими лодыжками твердо стояли на высоких тонких каблучках. — Если я смогу быть вам полезной… — очаровательно улыбаясь, проговорила она. Ни малейшего страха не читалось на этом отлично вылепленном лице. Роджер набросился на нее с нарочитой резкостью: — Мисс Франклин, некий Тони Браун был убит сегодня ночью. Мы знаем, что он был из числа ваших друзей. Молодая женщина невольно подскочила на месте, а инспектор воспользовался ее смущением и продолжал: — Мне очень жаль сообщать вам эту печальную новость. Когда вы видели мистера Брауна в последний раз? — Н… но не позже вчерашнего вечера мне… — Она неожиданно остановилась и закусила губу, как будто испугалась, что сказала что-то лишнее. После некоторого молчания продолжала, заметно волнуясь: — Вчера. Он приходил ко мне вечером, чтобы узнать от меня новости. — А в котором это было часу, мисс Франклин? — Часу… э-э… я не обратила внимания. — Совсем расстроенная, она казалась на грани самообладания. — Около семи часов, я полагаю… да, это так! Я выходила из дома в половине восьмого, а он приходил до этого времени. — Она быстро выплевывала слова, как будто боялась, что ей не удастся продолжать. В ее глазах был ужас. — Но это невозможно! Он… он чувствовал себя очень хорошо! А почему вы думаете, что Тони убили? И главное, почему вы говорите с уверенностью, что Тони «убили»? Кто же мог это сделать? — Мы только знаем, что он умер при довольно странных обстоятельствах, мисс. Это в обычае нашего следствия: мы проверяем все, что делал и говорил, с кем общался умерший. Нам необходимо все знать, чтобы вывести заключение… — Нет! — Из-за сжатых губ вырвался этот вопль. — Нет! Тони не кончил жизнь самоубийством! — А по какому поводу вы ссорились с ним? — спросил Роджер, пронзительно глядя на нее. Глаза ее наполнились слезами, она повернулась спиной к полицейским. И вдруг бросилась в свою комнату, хлопнула дверью и повернула ключ в замке. — Черт возьми! — сквозь зубы выругался Турнбал. — Скорей! В таком состоянии, в котором она находится, она может учинить Бог знает какую глупость. Вытащив из своего кармана перочинный нож, он сунул тонкое лезвие в замочную скважину, некоторое время поколдовал уверенной рукой… и вскоре раздался щелчок… Дверь под нажимом двух сильных рук отворилась, и они увидели плачущую Еву, которая лежала на диване, спрятав лицо в подушках. Она села. — Это… это… ничего… Сейчас мне уже лучше. Обладая очень сильным характером, Ева Франклин уже взяла себя в руки. Вест подошел к ней с отеческой улыбкой. — Ну, мисс Франклин, не расстраивайтесь же так… — Он закрыл свой перочинный ножик и неожиданно выпустил его из рук с криком: — Ах!.. Ах, Боже мой! Он повернулся на каблуках, стал с силой трясти пальцами, гримасничая от боли. Повернувшись спиной к Еве, он быстро достал флакон с кровью, данной ему врачом. Одним ударом он выпихнул пробку… и его пальцы и кисть руки оказались покрытыми кровью. — Эй! Эй! — с ошеломленным видом закричал Турнбал. — Роджер, скорей отправляйся к аптекарю. Красивая Ева реагировала на это очень спокойно, проявив практичность: — Осторожнее с моим ковром… Вест, держа здоровой рукой свою окровавленную кисть, направился к ванной комнате, где, заглушив голос бежавшей водой из крана, сказал своему коллеге: — Сделай мне повязку из моего платка… торопись! Когда инспектор Вест вернулся в комнату с завязанной рукой. Ева, которая, по ее заявлению в суде, падала в обморок при виде капли крови, спокойно посмотрела на покрасневший от крови платок. В этот момент раздался звонок. — Я открою, — проворчал Вест. Он открыл дверь и впустил Георга Уерендера, съежившегося и желтого. Он бросил на полицейских подозрительный взгляд и пробормотал: — Что такое здесь происходит? Что делают здесь эти люди? Услышав знакомый голос, Ева вскочила на ноги и прошептала на ухо Турнбал у: — Не позволяйте ему входить в эту комнату! Он не должен видеть меня в таком состоянии! Быстро подойдя к столику с рядом флаконов и баночек, она попыталась при помощи пудры и кремов стереть следы недавних слез. Но Уерендер все же вошел… — Боже мой! Что такое с вами случилось, мое дорогое дитя? — Он покровительственно положил ей руку на плечо. — Вас так расстроили эти люди? Ева, со щеками, покрытыми толстым слоем крема и пудры, отчего они стали похожи на маску,‘плаксивым тоном маленького ребенка протянула: — Д-да! Уерендер выпрямился во весь свой маленький рост. — Значит, вы применяете пытки, инспектор? — Не говорите глупостей, — оборвал его Роджер, пожимая плечами. Но Уерендер, заведенный, вопил как одержимый: — Какой стыд! Насилие над личностью! Мучить несчастную невинную девушку! Выслушайте меня хорошенько, господин главный инспектор… — Он указал пальцем на галстук Веста, произнося слова свистящим голосом. — Это дело зайдет далеко! Слишком далеко! И оно наделает шума, это я вам говорю! Достаточно шума для того, чтобы одернуть некоторых людей, которые вообразили, что им все позволено… Роджер, совершенно равнодушный к его угрозам, бросил ледяным тоном: — Все дозволено, когда дело касается убийства. Уерендер сделал шаг назад, лицо его сморщилось сильнее выжатого лимона. — Что… что такое вы говорите? — Я говорю, — терпеливо продолжал Вест, — что некий Тони Браун вчера вечером был убит. Этот Тони Браун находился вместе с Евой во время того происшествия. И она собиралась дать нам показания. Он умер как раз вовремя, не правда ли, мистер Уерендер? — Я не понимаю, о чем вы говорите, — пробурчал маленький человек, бросая на Еву мрачный взгляд. — Ах, вы не понимаете! — Роджер рассмеялся. Его лицо неожиданно стало жестким, маска светского человека исчезла, сине-серые глаза сверлили, как два буравчика. Он сделал шаг вперед, Уерендер отступил. — Ну что же, я объясню вам… Ваш дорогой патрон заставил уничтожить единственного свидетеля, способного опровергнуть его алиби. Полиция ничего не добилась: великий, гениальный Пол Ребурн выигрывает первый круг. О’кей! Но ужасная ошибка! Вы в сумятице забываете про труп. А Скотленд-Ярд не будет прохлаждаться, пока вы станете приготовлять пышные похороны… Теперь я вам скажу, что произойдет, мистер Уерендер. Мы перевернем землю и небо, и если будет нужно, то и кусочек ада, чтобы найти того, кто видел Еву Франклин и Тони Брауна в то время, когда ваш патрон играл в охоту на людей на зеленых просторах Клепем Коммон. И когда мы заполучим этого свидетеля, Скотленд-Ярд выиграет, можете мне поверить! И в этот день мамаша Весли и мистер Георг Уерендер очень рискуют составить компанию Полу Ребурну в его уединении… Там проходят курс лечения для похудания, толкая небольшую тачку, или, наоборот, толстеют от избытка белых бобов! — Вест потер себе руки под носом у желтой мумии, которая теперь позеленела и покрылась холодным потом. — А в ожидании этого я забираю мисс Франклин с собой в Ярд. Ну, собирайтесь! — Вы… вы не имеете права делать это! — возмущенно закричал Уерендер. — Я беру ее с собой! Мисс Франклин имела полную возможность спокойно дать все свои показания здесь. Она отказалась от этого… это ее право… но теперь я увожу ее с собой. Кончена комедия! И я вам запрещаю разговаривать или общаться с ней каким-либо другим способом! Уерендер как молния пролетел через комнату и прокричал с порога: — Ребурн заставит вас заплатить за все это, и очень дорого! Он хлопнул дверью изо всех сил. Его шаги еще долго слышались на лестнице.Глава 7 Пил против Темби
Во дворе Скотленд-Ярда с улыбкой до ушей на полном лице Абель Мелвил ожидал обоих инспекторов с их «невинной жертвой». — Ну что же… Они не стали долго ждать и не теряли времени даром, — проворчал Турнбал саркастическим тоном. Знаменитый адвокат по распоряжению того, кого легко угадывали все, срочно приготовил все нужные документы, которые Ева тут же подписала. Тони Браун покончил жизнь самоубийством, отравившись газом, вследствие разрыва с невестой. Не прошло и десяти минут после прибытия Евы, как она уже покидала полицию, опираясь на руку адвоката. Турнбал вздохнул. — Красавчик, старина, ты рисковал многим, это не сыграло… Теперь тебя будут бить по рукам! — Я даже вижу завтрашнюю статью в «Крике», — сухо усмехнулся Вест. — В конце концов… — Он посмотрел на часы и резко повернулся к своему коллеге. — Турнбал! Ты помнишь этого типа, который вышел от Евы, когда мы подъехали? — Еще бы не помнить! — Без сомнения, он предупредил Уерендера. Попробуй узнать, кто это такой. Ты не возражаешь против этого? — О’кей, старина. На первой странице газеты с надписью «ОТВЕТСТВЕННЫЙ» красовался портрет Веста со статьей, в которой журналист в лирическом тоне рассуждал о размягчении мозгов. Естественно, Ева Франклин была представлена как невинная жертва бестолковости полиции. Вест, усмехнувшись, бросил газету в корзину. Смерть Тони Брауна официально была признана самоубийством, что вынудило прекратить следствие. Роджер с засученными рукавами рубашки, нахмурившись, старательно изучал прошлое Хеливела, Евы Франклин и уже в который раз Пола Ребурна… Напрасно. У Тони Брауна была сестра, которая находилась под чьим-то присмотром, и в связи с делом Ребурна инспектор Вест решил отправить сержанта-детектива на поиски данных о прошлом Брауна. Турнбал, словно бульдог, вцепившись в дело, не выпускал его из рук. Лессинг, к сожалению, без результатов просматривал старые газеты и журналы. Так проходили дни — медленно, монотонно, бесперспективно… Но однажды дверь кабинета инспектора распахнулась, как от порыва урагана. — Эй! — возмущенно закричал Эдди Дейл. — Что за манеры! Если человек хорошо воспитан, он стучит в дверь, прежде чем войти. Турнбал, вероятно, не обладал этим качеством, потому что, удобно устроившись на краю письменного стола инспектора Веста, он громогласно объявил: — Есть новости! Сердце Роджера замерло. Наполовину поднявшись из своего кресла, инспектор просто пожирал глазами коллегу под удивленным взором Эдди. — Говори скорей! — Тип, которого мы видели выходящим от той девочки Франклин, я его нашел! Его зовут Темби. И — внимание! — у него есть судимость. Хоть один раз повезло!.. Роджер улыбался, покраснев от удовольствия. — Судимость? А что такое он сделал? — Плутовство и мошенничество, семь лет назад. Целая серия мошеннических проделок, чтобы выиграть на бегах. Он был словно придавленный до последнего времени, а теперь совершенно неожиданно стал бросать деньги направо и налево. Странно, не правда ли? — Действительно странно. Кто его обнаружил? — Я, шаря по архивам судимостей. Я до этого просмотрел более тысячи фотографий. О! Я узнал его в то же мгновение. — Как ты думаешь, Симс способен им заняться? — спросил Роджер, дрожа от нетерпения. — Невозможно, старина. Симса только что отправили в провинцию. — Мммм… — Вест яростно потер подбородок… — О тебе или обо мне не может быть и разговора… Нас и так слишком многие знают. Нам нужен парень молодой, но сообразительный… Пил! Что ты думаешь о маленьком Пиле? — Неплохо, — проворчал Турнбал, немного недовольный тем, что не может заняться делом собственноручно. И, так как несчастье одних приносит счастье другим, молодой Пил с носом по ветру, как хорошая охотничья собака, трепеща устремился на выполнение своего первого ответственного задания, которое может повлиять на всю его карьеру. Маленький тщедушный человек по имени Темби тянул теплое виски с содовой в отдаленном углу паба под вывеской «Красный лев», на Фелхам-роад. Узкое лицо и почерневший окурок, свисающий с нижней губы, придавали ему вид апаша старых времен. Он внимательно рассматривал остальных посетителей паба. Облокотившись о стойку бара, молодой детектив Пил потягивал коктейль. Высокий, с широкими плечами и узкими бедрами, в сером светлом костюме, красивом и удобном, он походил на студента спортивного факультета, которому все нипочем. Улыбка открывала великолепные зубы, он был таким симпатичным… Таково было мнение служанки. — Вы здесь новенький? — Да, — с пленительной улыбкой ответил Пил. — Вам надо приходить чаще, вы быстро приобретете друзей. — Решено, — согласился Пил. В этот момент веселая и шумная компания молодых людей ворвалась в бар, и детектив отступил, чтобы дать им место за баром. С безразличным видом он некоторое время блуждал между столиками, а потом как бы случайно наткнулся на свободный стул за столиком Темби и вежливо спросил его, не будет ли тот возражать, если он займет свободное место. Косой взгляд и неясное ворчание, которое он получил в ответ, Пил воспринял как разрешение. И, усевшись за столик, стал медленно тянуть свое пиво в компании с бывшим арестантом Темби. Два человека, случайно оказавшиеся за одним столиком… Разговор между обоими мужчинами не замедлил завязаться. Темби, более желчный и ядовитый, чем всегда, отвечал на любезности своего молодого собеседника злобной бранью по поводу нерадения и сумасшедших трат правительства. — Всюду чиновники скучают от безделья… Девки и бумаги… И все это на деньги налогоплательщиков. Пил внимательно и сочувственно слушал, но неожиданно все его тело напряглось. — Вест! — выплюнул со злобой маленький человек. — Вот, возьмите этого Веста… Вы ведь читали, да? Это было в газетах. Ах, как это возвышенно! Ах, как это красиво! Какая у нас отличная полиция! Невероятная беспечность! Потрясающее мотовство!.. Вашего агента, дорогой мистер… вашего и моего… А под конец?.. Вы видели… он набрасывается на молодую девушку у нее в доме, взяв с собой телохранителя… это хуже, чем гестапо! И это Скотленд-Ярд! Пфуй!.. — Отвратительно! — подпевал ему Пил, выразив на лице брезгливую гримасу. — Вымогательство! — визжал в исступлении Темби. — Безобразие! — кричал раскрасневшийся Пил. Они много пили, чтобы помочь глотке произносить такие громкие фразы. Под изумленным взглядом инспектора Пила Темби достал из кармана целлофановый мешочек, наполненный шоколадными конфетками. Маленький глоток виски… и молочный шоколад! Пил почувствовал, как к его горлу подступила тошнота, и закрыл глаза. Когда он открыл их, он увидел медленно жующий шоколад рот своего компаньона, желтое лицо, сильно прищуренные глаза, удаляющиеся, потом приближающиеся, мутные-мутные и такие далекие, как будто Пил смотрел в бинокль с другой стороны… И ужасная жара, и пот, крупными каплями стекающий за воротник… Одна-единственная мысль сверлила мозг инспектора: «Он поймал меня! Боже мой, Боже мой! Он меня поймал! Он получил меня…» Героическим усилием воли Пил попробовал сконцентрировать внимание на своей кружке с пивом, но она представлялась ему в виде большого шара неопределенного цвета. Лицо — длинное, желтое — теперь приблизилось, насмехаясь злобной радостью… И раздался медовый голос, полный фальшивого участия: — Мистер… Эй, мистер! С вами что-то случилось? Все в баре закружилось сперва медленно, потом быстрей — потолок, лампы, сперва розовые, потом красные. Служанка, казалось, плыла на крыльях. И такие далекие голоса: — Мистер? Мистер? Что с вами? Это приключилось с ним совершенно неожиданно. Мы так спокойно с ним разговаривали… И, покрывая все голоса, раздался твердый мужской голос: — Доктора! Быстрей идите за доктором! Все стало черным. Инспектор Пил позволил своей голове тихонько опуститься на грудь. Больше он уже ничего не слышал. Темби встал и неловким жестом уронил стакан с пивом, которое разлилось по полу. — О! Как я неловок! Но, знаете, я так расстроился… Он поскорей сунул себе в рот еще одну шоколадную конфетку.Глава 8 Уерендер против Ребурна
Когда Георг Уерендер вошел в роскошный кабинет в апартаментах, выходящих на Парк Лейн, Ребурн, улыбающийся и очень довольный, листал свою записную книжку. Он не поднял головы, так что от его взора ускользнуло гневное и суровое выражение лица делового человека. Но он услышал такой неприятный для его ушей голос. — Пол, почему бы тебе не уехать в отпуск куда-нибудь?.. Ребурн стал полировать ногти правой руки о свою шершавую рубашку. — Георг, — все так же улыбаясь, ответил он, — я как раз собирался предложить тебе то же самое. Уерендер пожал плечами с видом превосходства. — Я говорю серьезно, Пол. Мамаша и я достаточно делаем для тебя, чтобы иметь право на большее доверие с твоей стороны. Ты, как всегда, считаешь себя умнее всех на свете. — Он подошел, протягивая вперед руки. — Пол, тебе сейчас нечего делать в Англии. И ты уже целую вечность не ездил за границу. Так поезжай же и посмотри, как идут твои дела в Соединенных Штатах Америки, в Канаде или… в Австралии… Хорошо? Ты можешь взять с собой малышку! — Его рот, сжатый в спазматической улыбке, прошипел: — Если, конечно, мисс выносит длинные путешествия! Выражение благодушия исчезло с лица Ребурна. — Довольно! Я не хочу больше слышать, как вы критикуете Еву, ты и мамаша. Понял? — Он рывком встал на ноги, прямой, — огромный, с глазами, устремленными на маленького делового человека. — Но что же вас расстраивает? Послушав вас, можно подумать, что мы получили множество ударов! Итак, чтобы все шло как на колесах! Только глаза сверкали жизнью на безжизненном лице мумии. — Скоро ты будешь плакать и мечтать о быстрых колесах, идиот! Чтобы поскорей спастись, когда на твоем заду будет висеть Вест! После той глупости, которую сделал Темби… Ребурн снова сел на прежнее место. Он усиленно старался держать себя в руках, чтобы спокойно продолжать разговор. — А! И Темби тоже? — Он, насмехаясь, подул на свои ногти, прежде чем протереть их о шелковую рубашку. — И что же, по-твоему, плохого сделал Темби, о чем ты хочешь сказать мне? Я, наоборот, нахожу, что он ликвидировал Брауна очень квалифицированно. — Если бы дела велись, как следует, Пол, никогда бы не было нужды наряжать Еву и ликвидировать Брауна. Ты бы никогда не стал сам убивать Хеливела: это дело Темби. Хеливел должен был исчезнуть, я с тобой совершенно согласен. Но это стало бы одним-единственным преступлением, и нам нужно было держать Темби на поводу так крепко, как паяца на веревочке. В то время как теперь… — Георг, — сказал Ребурн с бледной улыбкой, — ты испытываешь мое терпение. — А ты слишком надеешься на свое могущество! — Глупости!.. — Красивое и умное лицо гангстера исказилось от злости и так переменилось, что его собеседник остался стоять с открытым ртом. Ребурн продолжал с большим воодушевлением, воспевая свое могущество. — У меня длинные руки, Георг. У меня повсюду свои: в министерствах, в Белом доме Америки и вообще повсюду, где мне надо!.. И ты хочешь, чтобы несколько несчастных полицейских меня испугали. Ну и ну! Ха, ха! Одним дуновением, одним жестом, старина, движением пальца я пущу весь Скотленд-Ярд на воздух! Аль Капоне когда-то распоряжался Чикаго… Кто знает, Георг, может, я буду таким же сильным человеком в Англии? А? Энергичный сильный человек, неизвестный широкой публике! В котором наша бедная страна так нуждается. Да, почему бы нет?.. Политика и деньги — это все. А политика может поднять меня на вершину… Ошеломленный Уерендер открыл маленький бар из палисандрового дерева. — Выпьешь что-нибудь, Пол? Его голос был тих и полон отцовской нежности. — Виски, — ответил Ребурн, как бы очнувшись от грез. Больше не было произнесено ни слова. Спустя несколько минут, когда Уерендер раздевался в своей комнате, в дверь тихонько постучали и, не дожидаясь ответа, с грациозностью бегемота вошла мамаша Весли. — А! Это ты! А я-то думал, куда же ты запропастилась? Тройной подбородок задрожал, когда она, чтобы ответить, поспешно проглотила карамель. — Я была в коридоре и подслушивала под дверью кабинета. — Я так и думал, — холодно сказал деловой человек. Мамашу обуял хохот, от которого вся ее огромная туша заколыхалась, как желе. Она села на кровати, застонавшей под ее тяжестью, мимоходом похлопав по щеке своего соучастника. — Пол прав, мой маленький Георг, ты слишком беспокоишься. Но во всем, что касается прекрасной Евы, я полностью с тобой согласна. Так не может продолжаться. — Что ты хочешь, чтобы мы сделали? — плаксивым тоном проговорил Уерендер, — ведь ты его слышала? Он влюблен, как студент Итона. Она отвратительно рассмеялась. — Я, может быть, смогу подсказать тебе маленькую идею: нежная и чистая Ева скомпрометирована с другим мужчиной… Ну как?.. Мальчики из Итона этого не любят! Мумия казалась довольной. — Мамаша, ты — гений! — Ты ничего нового мне не сказал. Она вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь. Ночь была спокойной: время от времени какая-нибудь машина замедляла ход на углу авеню. Георг Уерендер лежал на спине с широко открытыми глазами. Он никак не мог заснуть. Слабый свет фонаря отражался на потолке в виде темного и угрожающего пятна. Большой, сильный человек… Боже мой! Пол совершенно помешался! Все шло так хорошо в прежнее время, когда трое дельцов полностью контролировали прибрежные туристские предприятия и злачные места, которые давали им возможность выгодных мошеннических операций. Да, это было чудесное время! Большое дело… Они жили в лучших отелях, особенно не зарываясь, из боязни привлечь внимание европейской полиции. Это была вполне респектабельная жизнь… Потом торговля в пятидесятых годах: сперва Швеция как начало и поворотный круг, потом три города: Лондон, Париж, Милан. Деньги лились потоком, и Ребурн становился большим человеком. У него всегда были хорошие идеи. Слишком хорошие. И теперь, после четырех лет благополучного существования… Уерендер, весь мокрый от пота, вертелся под простыней. «Пренебрегать Скотленд-Ярдом! Боже мой, Боже мой!» Да, все было слишком легко, все слишком хорошо шло у удачливого гангстера. С первых крупных дел с недвижимой собственностью доход, уже к тому времени немалый, постоянно увеличивался. И в ошеломляющем вихре из шампанского и цветных неоновых вывесок стали быстро расти ночные заведения поблизости от ипподромов, казино, игровые автоматы… А в темные ночи возникал Хеливел, как призрак минувшего, как мститель за убийство. Соутгемптон, 1958… Ребурн начал с сотрудничества с ним в морских торговых перевозках, которые, как по волшебству, все расширялись, особенно контрабандные. Спустя несколько месяцев таинственный взрыв потопил судно, судя по бумагам, перевозившее драгоценный груз, принадлежащий известной фирме и застрахованный у Ллойда на крупную сумму… Проклятый Хеливел! Уерендер не смог удержаться от смеха. Снаружи какая-то машина подъезжала на первой скорости: на темном потолке ясно отразились пятна света от ее фар. Неожиданно деловой человек вздрогнул: из коридора донесся легкий шум, раздался скрип паркета. «Кто-то ходит по квартире!» Уерендер сел на кровати, вытянул шею, чтобы лучше слышать. Молчание. Едва слышный металлический шум, потом легкий скрежет, как будто кто-то что-то просовывал в замочную скважину… Пол Ребурн запирался на ночь в своей комнате.Глава 9 Таинственная атака
Уерендер выскользнул из своих простынь и с бесконечными предосторожностями опустил ноги на пол. Черная ночь. Он волчьими шагами прокрался к двери… Очень медленно повернул ручку, медленно и бесшумно. В роскошных апартаментах никакие замки и двери не скрипели: все было отлично смазано. В конце коридора виднелся кружок белого света: карманная лампа-фонарь лежала на выступе панели, и свет ее был направлен на дверь патрона. В круге света две руки в перчатках орудовали с ловкостью фокусника. Свет был достаточно ярким, чтобы можно было различить силуэт согнувшегося человека и его спину. Уерендер приблизился к нему на кончиках пальцев: ковер заглушал осторожные шаги. Уерендер не имел времени, чтобы поискать какое-нибудь оружие. Кроме того, тот человек был один и слишком занят своим делом, чтобы ожидать нападения сзади. Пять шагов… три шага!.. Вдруг Уерендер услышал чье-то прерывистое дыхание, и его сердце на секунду замерло. Он обернулся и издал крик ужаса, громко отозвавшийся в пустынных апартаментах. Сзади на него бросилась темная, зловещая фигура сообщника взломщика. Взломщик быстро выпрямился, выключил лампу, и Уерендер, получив удар по темени, снова закричал и упал на колени. Захлопали двери… И неожиданно появился ослепляющий свет! Взломщики бросились к входной двери. На пороге своей комнаты появилась мамаша Весли, держа в кулаке небольшой браунинг. Уерендер, наполовину оглушенный, увидел появившихся в ярком свете грабителей. Потом яркая вспышка желтого света озарила коридор, сопровождаемая громким звуком детонации. Раздался крик боли… Злоумышленники ринулись по лестнице к входной двери, преследуемые мамашей Весли, одетой в какое-то ужасное домашнее зеленое платье, стрелявшей им вслед: один, два раза, еще и еще… В других дверях показались разбуженные шумом горничная и патрон. — Что… что такое здесь происходит? — прорычал Ребурн, бледный и испуганный. — Я одного из них ранила! — с торжеством заявила мамаша Весли, потрясая своим оружием. Ребурн энергично потер глаза и спросил: — Ранила?.. Кого это? Уерендер встал, держась за голову: его шатало. Мамаша Весли поспешила ответить: — Воров, конечно! А кого, ты думаешь, я ранила? — Она повернулась к горничной, которая дрожала от испуга. — Мод, будьте добры, приготовьте нам кофе. После всех переживаний это необходимо… Как только девушка ушла выполнять приказание, трое сообщников обменялись выразительными взглядами. И мамаша медленно произнесла, озабоченно наморщив лоб: — Воры, сердце мое, Пол… Кому-то что-то понадобилось от тебя. Уерендер, цвет лица которого был похож на старый воск, осторожно массировал темя. — О-о! Как мне это все не нравится! Очень крепко спящий Роджер Вест, ворча, поднял телефонную трубку, и после первых же услышанных слов превратился в почти проснувшегося инспектора Веста. Он выпрямился и проснулся окончательно: — Да?.. Что?.. Ребурн!.. Суперинтендант, который дежурил в эту ночь в Скотленд-Ярде, быстро ознакомил его с происшедшим. Роджер, прижав плечом трубку к уху, говорил и одновременно шнуровал ботинки. — Будьте так добры, позвоните Турнбалу, сэр. Он живет недалеко оттуда и прибудет раньше меня. Я скоро присоединюсь к нему. Он прыгнул в брюки. Тихий и скромный Турнбал тянул свой кофе, уютно устроившись между Уерендером, лицо которого напоминало о встрече с бандитами, и мамашей Весли, неизменно сосущей карамель. Ребурн состроил гримасу, не пытаясь скрыть свою враждебность. Каждый рассказал свою маленькую историю, никаких отпечатков пальцев не было получено, ничего не было украдено… Роджер заставил вынуть замок из двери, чтобы отправить его в лабораторию на исследование. И, конечно, никто из них не смог описать внешности грабителей. — Я видел лишь руки в перчатках, — простонал Уерендер. Он осторожно дотронулся до своей щеки: — Ай! Турнбал с непринужденным видом поставил свою чашку на стол. — Я уже ходил в комиссариат и расспрашивал дежурного сержанта. Один из агентов, объезжавший дороги, видел, как от этого дома отъехала машина. Между половиной третьего и без четверти три… Это необходимо уточнить. — И еще как необходимо! — воскликнул инспектор Вест. С руками, заложенными за спину, он быстро ходил по комнате, разглядывая трех обитателей дома с таинственным и строгим видом. — Мы их поймаем, мистер Ребурн, вы можете доверять нашему старому Скотленд-Ярду… Воры, взломщики — все они одинаковы во всем мире. У них бывает период удачи, в течение которого они считают себя в совершенной безопасности, и идут все дальше и дальше… Но в один прекрасный день они делают один неверный шаг и хлоп!.. Скотленд-Ярд наблюдает за ними, сэр. Об этом не беспокойтесь. — Он потирал себе руки, глядя сатанинским взглядом на Ребурна… — Хлоп! Наступила тишина, и было слышно лишь, как хрустит карамель на зубах у мамаши Весли.Глава 10 Немного джаза в семье
Роджер Вест работал в своем кабинете, каждые десять минут ему приносили рапорта из западной части Лондона и ближайших к ней районов со сведениями о передвижении автомобилей между двумя и тремя часами утра. Внимание полицейских сконцентрировалось на трех машинах, которых видели в Парк Лейн во время налета: один большой «остин», один «фиат—2300» и один «хилман минкс». В пять часов десять минут раздался телефонный звонок из дивизиона «Д»; сообщили, что на маленькой улице Брикстона обнаружен брошенный «хилман минкс». — Хорошенько исследуйте его! — распорядился Вест, очень возбужденный. — Бесполезно, — ответил ему голос, — это уже сделано. На переднем сиденье пятна крови, так же как на коврике и на двери около ручки. В машине не так давно находился раненый: вероятнее всего, его ранили в левую руку. — Браво! Это краденая машина? — На этот вопрос нам еще не ответили. Как только мы что-нибудь узнаем, я тотчас же позвоню вам. — О’кей! А пока я пошлю к вам Турнбала, пусть еще он бросит на нее взгляд. Инспектор повесил трубку и улыбнулся при виде Турнбала, который невольно схватился за голову. Без четверти шесть снова раздался телефонный звонок и было высказано предположение, что «хилман» украден на стоянке для машин отеля «Тутинг». В шесть часов это стало определенно известно. А в конце утра обнаружили свидетеля, который утверждал, что видел машину, когда она покидала стоянку: это был маленький, беспокойный и нервный человек, официант одного из ресторанов в Сохо. Обслужив последнего клиента, он пешком возвращался к себе домой. — Он вел машину, как сумасшедший! Машина сорвалась с места страшным рывком, и я едва успел отскочить. — А вы заметили водителя? — спросил Роджер. — Еще бы! Он проехал на расстоянии метра от меня и под светом фонаря… Похож на итальянца, немного рябой. Вы понимаете, что я хочу этим сказать? — Очень хорошо понимаю. Он был один в машине? — Нет. Их было двое, но я рассмотрел только шофера. — В каком направлении они поехали? — Они помчались по Клепем Ройал к Брингтону! Такие люди, как этот тип, представляют общественную опасность. Дивизион «С», который контролировал «Тутинг» и его окрестности, также включился в розыски: различные сведения, собранные по крохам и переданные в разное время и разными людьми, позволили создать более или менее ясную правдоподобную картину. Около стоянки для машин, о которой шла речь, были замечены двое. Турнбал разыскал полисмена, который заметил двух людей, выходящих из дома на Хил Лейн Тутинг, приблизительно около часу ночи, а вернулись они около четырех часов утра. — Хм… — Роджер старательно скреб свой подбородок. — Но что нам известно об этих двух людях? — Почти ничего… Но есть одна курьезная вещь… Вест широко приоткрыл глаза. — Что? — Один из этих двух типов зовется Браун! Роджер погрузился в свое кресло и долгое время пребывал в раздумье. Эдди Дейл, который делал вид, что работает, на самом деле навострил уши и старался не пропустить ни одного слова. — Еще один Браун, что ли? — сквозь зубы пробормотал инспектор. — Брат убитого? Тони жил как раз в этом месте, ты помнишь? — Ну конечно, я отлично помню это! Пошли… Вставайте и в дорогу! Полчаса спустя оба полицейских выходили из машины напротив жилища мистера Брауна. По дороге — Турнбал вел машину — Вест торопливо пролистал досье Брауна. О брате было мало сведений. Известно было только, что он женат и делит помещение с неким Дикином. Улица была спокойной. Дом вполне современный, без особых характерных деталей, как большинство в этом квартале. Он помещался в центре небольшого квадратного садика в конце небольшой гравийной аллеи. Вест и его компаньон вошли в довольно просторный холл, в котором находились две двери: в доме были четыре одинаковые квартиры. Раздался скрежет какого-то шарнира… Турнбал неожиданно повернулся и оказался лицом к лицу с девочкой с косичками, в фартуке, которая облизывала обмазанную чем-то сладким ложку, широкую, как тарелка. — Ты хочешь увидеть мою маму, мистер? — Браун живет на первом этаже, — прошептал на ухо Весту Турнбал. И ас Скотленд-Ярда тихонько потянул девочку за косичку, приветливо улыбаясь ей. — Не стоит беспокоить твою маму, детка. Мы пойдем повидаем мистера на первом этаже. Они стали подниматься по лестнице, ведущей на первый этаж, провожаемые взглядом сладкоежки, когда внизу отворилась дверь и женский голос сердито произнес: — Мери! Немедленно иди домой! Мисс Мери, абсолютно спокойно продолжала слизывать сахар. — Мери, если ты заставишь меня выйти из квартиры, это может кончиться для тебя плохо! Роджер, который мечтал как можно тише войти в дом, улыбнулся, чтобы заставить юную Мери послушаться своей матери. Напрасно. Зачарованная присутствием незнакомых мужчин, девочка стояла как вкопанная и облизывала красным язычком ложку. — Мери! Немедленно в дом! На пороге квартиры появилась большая, костлявая женщина, вытирая мокрые от стирки руки о фартук. Она легонько шлепнула свою дочь и послала обоим полицейским извиняющуюся улыбку. — Ах, эти дети!.. Никогда нет покоя! — У меня их двое, и я хорошо знаю, что это такое! — с отцовской ласковостью ответил Вест и подошел поближе. — Вы не знаете, миссис, кто-нибудь есть на первом этаже? — Я полагаю, что миссис Браун у себя дома, да… — Она одернула свою линялую блузку и поправила волосы. — Я надеюсь, что ее муж чувствует себя неплохо. Брови Роджера Веста вопросительно поднялись вверх. — Неплохо? — Да-a, ну… В прошлую ночь его ранили. Миссис Браун брала у меня пакет для оказания первой помощи. У меня всегда имеется все необходимое под руками. С детьми никогда не знаешь, что может пригодиться, правда? На первом этаже послышались шаги, и заботливая мать устремилась на лестницу, подняв голову кверху. — Миссис Браун! — закричала она пронзительным голосом и повернулась к инспектору. — Вам повезло, вот она. — И, снова повернувшись в сторону двери миссис Браун, она продолжила: — О, миссис Браун! Тут два господина хотят вас видеть. На лестнице прозвенела упавшая ложка. — Мери! Я сейчас пойду поищу полицейского, чтобы он посадил тебя в свой мешок и унес в тюрьму! Оба полицейских обменялись быстрыми взглядами, а соседка снова стала допытываться: — А ваш муж, миссис Браун, чувствует себя лучше? — Ну конечно, он хорошо себя чувствует, — проворчал голос с первого этажа. Маленькая, толстенькая женщина появилась на лестничной площадке: у нее были два синих, круглых, как пуговица, глаза, блестящие посредине джунглей крашеных и завитых волос. Она нервно облизывала губы, глядя на визитеров с весьма обеспокоенным видом. — Так чего же от меня надо? — спросила она медовым голосом. — Нам хотелось бы повидаться с мистером Брауном, — как можно любезнее проговорил Вест. — Он вышел из дома! Это был почти крик. Инспекторы поднялись на несколько ступенек. Вест продолжал спокойно и твердо: — Тогда не сможем ли мы поговорить с вами, миссис? Разговор будет касаться вашего мужа. Она слегка заколебалась, потом, пожав плечами, сделала им знак подняться и провела в маленькую гостиную, она же и столовая, оклеенную цветастыми обоями и обставленную ужасной мебелью. Проходя перед обоими инспекторами, она трясла своими чрезмерно полными бедрами, едва прикрытыми слишком коротким платьем, в котором она была похожа на жирную улитку. Турнбал сделал жест, как будто собирался хлопнуть ее по заду, но вовремя опустил руку: слишком округленная миссис Браун внезапно остановилась. — Если бы не эта болтушка снизу, я вам ни за что бы не открыла дверь… — Руки ее сжались в кулаки, глаза смотрели с неприязнью. — К тому же мне нечего вам сказать. — Вы разве знаете, кто мы? — спокойно спросил Роджер. — Вот глупость-то какая! — Она насмешливо пожала плечами. — Вы не первые полицейские, которые хотят задать мне вопросы. Но у меня всегда один ответ на это: я ничего не знаю. Между тем предыдущие допросы мистера Брауна и его соседа здорово посбивали спесь с молодой женщины: она погрузилась в кресло с лицом красным, как клюква. Внимательно осматривая комнату, полицейские сосредоточили свое внимание на различных музыкальных инструментах, разложенных на буфете: ударные, два тромбона, труба. На стене висела соответствующая фотография. — У вашего мужа есть оркестр, миссис Браун? — Да, — мрачно ответила она. Роджер, который рассматривал фотографии, осторожно снял одну, ту, которую им презентовал Тони. Там было надписано: «Кетти и Биллу на память от Тони». — Кто это такой, миссис Браун? — Вы это знаете так же хорошо, как я! К чему же спрашивать? Вест притянул себе стул и сел напротив и в достаточной близости от молодой женщины. — Я не знаю, насколько вы отдаете себе в этом отчет, миссис Браун, но эта история очень серьезная. Ваш муж сделал глупость, по счастью, не слишком большую! Нарушение неприкосновенности жилища… мы сделаем все, что будет в наших возможностях, чтобы уладить дело. С не слишком строгим судьей он получит не больше трех месяцев. Время быстро пройдет, и он будет в гораздо большей безопасности в тюрьме, чем на свободе. После всех этих историй можно было ожидать худшего. Побледнев как смерть, она проблеяла, с трудом шевеля языком: — Что, что такое вы говорите? — Вы сами хорошо знаете. — Роджер предложил ей сигарету, которую она взяла дрожащими пальцами, потом он сунул ей под нос фотографию. — Кто это? — Тони, брат моего мужа, — пояснила она хрипло. Роджер продолжал с нарочитой жестокостью: — Брат вашего мужа, который умер в комнате, полной газа? — Да! — Она вскочила на ноги, жестикулируя перед обоими полицейскими. — Умер, убитый в своей комнате, полной газа! И вы очень быстро согласились, что он покончил с собой, потому что его убийца — миллионер и потому, что вы боитесь затрагивать могущественных людей. Страшный, великий Пол Ребурн! — Она выплевывала слова, заливаясь слезами. — Ах, закон — это потаскуха… Один для богатых, которым дозволено все, и другой для бедных, которым нельзя ничего!.. Можно убить маленького неизвестного музыканта, это никому не мешает! — Она злобно рассмеялась. — Вы еще больше гангстеры, чем другие! Роджер вздохнул и твердо проговорил: — Нет, миссис Браун, ни один миллионер на свете не может позволить себе убийство. Если бы у меня были доказательства виновности Пола Ребурна, он в течение часа был бы мной арестован. Но мы отлично знаем, что он не убивал Тони. У него алиби на каждую минуту в ту ночь. — Алиби? — Она смеялась, почти захлебываясь от слез. — Это покупается, ваше алиби! — Нет, миссис Браун, нельзя купить ни свидетельства шестидесяти человек в клубе, ни свидетельства дюжины людей, которые между собой незнакомы… — Тогда он приказал убить Тони какому-нибудь убийце из гангстеров, — заявила Кетти Браун категорическим тоном. — Вот такое доказательство я и ищу. — Вест наклонился вперед и для большей убедительности взял руки молодой женщины в свои. — Вот здесь как раз вы и можете помочь нам, миссис Браун! Скажите нам все, что знаете… Можете вы доказать, что Пол Ребурн заплатил убийце, чтобы он избавил его от вашего зятя? Она вздохнула и безнадежно покачала головой. — Конечно, нет, я ничего не могу доказать… Он слишком хитер, этот Пол Ребурн. — Если Тони действительно был убит, миссис Браун, я буду преследовать его убийцу до конца моей карьеры, если это потребуется! Но почему Полу Ребурну нужно былоубивать вашего зятя? Синие глаза еще больше округлились от удивления. — Разве вы этого не знаете? — Мне необходима ваша версия, объясняющая это, миссис Браун. — Да из-за этой мартышки! — Она с силой раздавила окурок в пепельнице, обожгла себе палец и выругалась. — Ева Франклин! Негодяйка! Тони совершенно обалдел от нее. Она вскружила ему голову. Ева не любила наш оркестр — это было слишком дешево для этой герцогини. И вот наш Тони бросает оркестр… Ева хотела туалетов, которые стоили трехмесячного заработка музыканта оркестра в ночном ресторане, она хотела спортивную машину. Тони пришлось заняться бегами, махинациями… Он дошел бы на голове от Лондона до Глазго ради нее!.. Таких женщин, как она, следует публично сечь!! Бить! Бить! Только это. Я просто страдала при виде бедного Тони, который выкручивался как дьявол, чтобы оплачивать ее расходы, делать ей дорогие подарки, водить ее в дорогие рестораны… А она неплохо потешилась над ним! А, подлая!.. Как только она поймала курицу, несущую золотые яйца, этого Пола Ребурна, то Тони… пуф! Выброшен вон, как старый ненужный башмак. — Она остановилась, чтобы перевести дух. Роджер молчал. Турнбал с задумчивым видом рассматривал фотографию. Кетти продолжала неожиданно спокойным голосом: — О! К чему же все это было! Я старалась утешить Билла, но у него было слишком тяжело на сердце. Он не собирался убивать его, я могу вам в этом поклясться! Он так опечален смертью брата, что хотел немного попугать Ребурна, чтобы хоть как-то отомстить. — У вашего мужа, естественно, как ни у кого другого, имеется зуб против Ребурна, — согласился с ней Вест. — Но почему он убежден, что Ребурн виновен в смерти Тони? Ведь вы сами мне сказали, что у вас нет никаких к тому доказательств. Кетти немного подумала, задумчиво устремив глаза на инспектора. — Послушайте… — Она проглотила слюну. — В ночь происшествия, о котором Ева свидетельствовала в пользу Ребурна… Ну так вот, в ту ночь Тони, вне себя от ревности, следил за Евой, чтобы узнать, куда она пойдет. И она никогда не ходила лесом. Полицейские переглянулись. А Турнбал, подняв обе руки над головой, сам пожал себе руку.Глава 11 Дорога в Брингтон
После того как Кетти выдала свое сенсационное сообщение, она замкнулась и, несмотря на все уговоры инспектора Веста, не пожелала сообщить место, где прятался ее раненый муж. Усилия обоих инспекторов ни к чему не привели, и полицейские покинули ее, погруженную в кресло и находящуюся на грани истерики. На пороге Турнбал остановился. — Отправим ее в Ярд? — Еще чего! — прошептал ему Роджер на ухо. — Совсем наоборот: оставайся здесь и наблюдай за ней. Вернувшись в свой кабинет, Роджер нашел на столе последние рапорта хорошо замаскированных наблюдателей, окружающих гангстера и его сателлитов: Ребурн отправлялся в Брингтон, увозя с собой Еву Франклин. Парочка должна была провести неделю в «Королевском отеле». Роджер немедленно вызвал по телефону полицейское управление Брингтона. — Вы не обираетесь нанести нам визит, Красавчик? — спросил суперинтендант полиции. — К сожалению, нет! Совершенно невозможно в настоящий момент покинуть Лондон. Но я пошлю к вам Турнбала. Наблюдайте за ним и не позволяйте ему бегать за девочками. — Будьте спокойны, старина, мы не спустим с него глаз. В самом низу, под остальными рапортами и донесениями, находилась записка с орфографическими ошибками на бланке «Сюрте Женераль». Приступая к расследованию дела Ребурна, Вест обратился ко всем европейским полициям с просьбой сообщить, нет ли у них сведений об опасном трио: Уерендер, Весли и Темби; о действиях самого Ребурна было и так все хорошо известно. Французы знали о деятельности Весли довольно много: в компании с двумя индивидуумами она проделала немало довольно удачных мошенничеств на Лазурном берегу и в Биаррице. Досье в «Сюрте» об их деятельности содержало три страницы машинописного текста. Вышла замуж за француза, жила во Франции до 1957 года, затем вернулась в Англию. Ее муж принял английское подданство, сменив свою фамилию на Весли. У них было трое детей: два мальчика и девочка. Держа в руке бумаги, Вест пошел в телетайпный зал, откуда отправил следующее послание: «Основание: Ваш рапорт 22/791.33, подписанный инспектором Пьером Манне. Пришлите подробное описание обоих мужчин, работающих вместе с мамашей Весли. Всякие сведения очень желательны. Дело очень большой важности. Главный инспектор Нью-Скотленд-Ярда, Роджер Вест». Возвращаясь на свое рабочее место по застекленным коридорам, опустив голову и крепко задумавшись, Роджер почувствовал, как кто-то схватил его за плечо. — У тебя есть секунда? Марк Лессинг, веселый, с таинственным видом наклонился к нему. Инспектор, обрадовавшийся появлению друга, остановился. — Чему мы обязаны твоим посещением, о знаменитый сыщик-любитель? — Я пришел оказать тебе услугу, о невинный цыпленок, — отпарировал Марк с нарочитой небрежностью. — Я узнал, что твой Пол Ребурн ревнив, как тигр. Пеп Морган… Роджер, протянув вперед обе руки, прикрыл ему рот. — Пеп Морган сказал тебе, что он работал для одного обманутого мужа, а его жена, потрясающая красотка, выбрала себе в дружки Пола Ребурна. Я все это знаю, он мне об этом уже рассказывал. В конце концов если бы не было адюльтеров, то частным сыщикам нечего было бы делать и им пришлось бы закрыть свою лавочку… — Совершенно с тобой согласен, — согласился Марк, немного недовольный. — Но знаешь ли ты, что Ребурн сунул крупную сумму мужу, чтобы тот оставил его в покое? Когда наш герой обзаводится куколкой, он не выносит и мысли, что может ее лишиться. — Марк взял друга за рукав. — Роджер, старина… У меня есть идея! Пол и Ева отправились в Брингтон. И представь себе, что там, на пляже, маленькая Ева совершенно случайно встретит обольстительного парня, атлетически сложенного, умного, по имени Марк Лессинг… Вест не смог удержаться и фыркнул. Потом тихонько покачал головой. — Поезжай в Брингтон, если хочешь… но даже крабы станут спасаться бегством, когда тебя увидят. И не забудь, что Ребурн видел тебя в ночном кабаре. — Ба!.. Он меня видел две секунды. А даже если он меня узнает? Еще лишнее основание. Он просто сойдет с ума, когда увидит, что я верчусь возле его мышки! А так как злость плохой советчик… Роджер нахмурил брови: его это не веселило. — Марк, это меня не устраивает. Но так как ты все равно поступишь по-своему, то пусть это падет на твою голову… Во всяком случае, предупреди Турнбала… Я совсем не желаю проводить следствие по факту смерти Марка Лессинга. — Я буду очень осторожен, — заявил будущий обольститель. — Браун и Хеливел тоже считали себя осторожными людьми. Два друга расстались. День закончился обычной рутиной… Никакого ответа из Парижа. Ничего не получено от миссис Браун, по-прежнему нет известий о ее раненом муже. Розово-серый туман падал на Темзу. Роджер сидел за столом, когда телефонный звонок заставил Джанет вздохнуть: она как раз ставила на стол аппетитно пахнувшего поджаренного цыпленка. Она нетерпеливо разгладила свой передник. — Пусть себе звонит, дорогой… Неужели ты опять уйдешь ночью?! Инспектор с бледной извиняющейся улыбкой снял трубку под осуждающими взглядами своей половины и обоих сыновей. — Вест слушает… Некий сержант Меллен, очень возбужденный, насколько может быть таковым британский полицейский, бубнил на другом конце провода: — Нам позвонили из дивизиона «С», сэр… Они потеряли миссис Браун. К ней приходила в гости какая-то женщина, потом миссис Браун вышла из дому около девяти часов двадцати минут. Ребята из дивизиона стали следовать за такси, в котором она ехала, но ей удалось обставить их в районе Хаммерсмич… Сразу видно, что это не парни из Скотленд-Ярда, сэр… Мы немедленно сообщили об этом по радио. Потом нашли такси. Миссис Браун сошла около Варнее Коммон… — Варнее Коммон! — в ужасе простонал Роджер. — Что она может делать в лесу? — Мы этого не знаем, сэр. Это только то, что сказал нам шофер такси. Вцепившись в телефонную трубку, инспектор Вест рычал: — Предупредите местный комиссариат! Скажите им, чтобы они послали отряд в лес. И чтобы следили за всеми дорожками!.. За всеми подступами!.. — Он поднял руку, чтобы повесить трубку, но в последний момент остановился: — Медлен! Эй, Медлен! Вы еще у телефона? Скажите им, чтобы они отправили туда машину с рацией и соответствующим образом экипировали своих людей… Я скоро приеду! Он повесил трубку… Вест уходил, еще дымящийся цыпленок остался нетронутым.Глава 12 В глухую ночь
Кетти Браун заплатила таксисту и посмотрела на удаляющийся черный «остин». Прижавшись к грязной стене какого-то старого строения, она с испугом бросала вокруг пытливые взгляды. Напротив, на другой стороне шоссе, темнели сырые деревья Варнее Коммон… Еще дальше — одинокий фонарь, как фосфоресцирующий червь, едва освещал скудное пространство. А за ним мрачный массив леса, погруженный в темноту. Она услышала шум шагов и прижалась к незнакомой двери: женщина с мужчиной быстрыми шагами прошли мимо, о чем-то оживленно беседуя шепотом. Когда они скрылись из виду, она крадучись перешла через дорогу и, словно дикое и испуганное животное, углубилась в кустарники. Ее сердце отчаянно билось. Чернильная темнота. В лесу раздавались треск, стоны и другие ночные звуки. Завывание ветра между ветвями деревьев наводило ужас. Ее гостья, хорошая знакомая, принесла новости о Билле, ее муже, которого ранили в плечо во время налета на квартиру Ребурна. Он назначал своей жене свидание в странном месте и в странное время. В десять часов вечера, на железнодорожном мосту: в Варнее Коммон… Сейчас без двадцати минут десять. Какое-то животное проскользнуло мимо нее и зашуршало сухими листьями. Пахло мхом и грибами… Она пожалела, что отпустила такси и не догадалась доехать на нем до самого моста, но, с другой стороны, за ее домом так пристально наблюдали, что она должна быть предельно осторожна. Кетти Браун, чтобы придать себе храбрости, громко рассмеялась при мысли, что ей удалось провести полицию. Билл будет гордиться ею! Она надела полуботинки на каучуковой подошве — они бесшумно ступали по траве, разве что попадался какой-нибудь камешек, который откатывался в сторону. Кетти несла сумку из пластика с сандвичами, двумя термосами кофе и бутылкой виски. Пять пакетов сигарет, мыльница с мылом и махровое полотенце заканчивали список содержимого сумки. Если Билл сочтет нужным некоторое время прятаться, все это ему понадобится. Узкой полосой, как река между двумя черными берегами с зубчатыми краями, показалось небо. Сквозь деревья угадывалась дорога, немного более светлого оттенка, чем окружающее пространство. Далеко впереди по перекрестку проехал ярко освещенный автобус. Дойдя до этого перекрестка, она легко найдет основную дорогу, хорошо освещенную сильными флюоресцентными лампами. Но это позже, а пока будет лучше, если ее никто не увидит. Кетти углубилась в чащу. Как темно! Ведь Билл должен подумать об этом… А полицейский Вест выглядит вполне приличным парнем… Три месяца тюрьмы. И Билл будет под защитой!.. Чем же здесь пахнет? Честное слово, я становлюсь сумасшедшей… Мне теперь повсюду мерещится газ! Бедный Тони! Ну конечно, это сделал подонок Ребурн. Он нанял убийцу и… Убийца! — Неожиданно испугавшись, она остановилась и услышала, как бьется ее сердце. Убийца! Убийца! Убийца! Ветер, завывающий между деревьями… Ужасный крик агонии какого-то грызуна, схваченного безжалостными лапами совы… Кетти устремилась вперед. Ее подошвы бесшумно ступали по земле. Убийца! Убийца! Убийца! По главной дороге проехал фургон. Неожиданно Кетти задержала дыхание. — Голоса! Там… Похолодев, несчастная застыла на месте. Ей уже виделась какая-то масса. Да, действительно, кто-то шепчется там, под деревьями… Тихий, приглушенный смех, сопровождаемый поцелуем… Отлично, все ясно! Кетти, улыбаясь, на кончиках пальцев отошла от этою места. Она пересекла тропинку, потом лужайку… Слабый свет стал пробиваться сквозь листву, и вскоре показалась дорога с цепочкой лампочек, высоко протянувшейся над дорогой. Мост находился впереди на расстоянии пятидесяти метров от нее. Кетти побежала. Никого кругом. Полное молчание… Она наклонилась, опершись о перила. Рельсы отражали свет ламп и казались лезвиями ножей… Сильный свет, освещавший дорогу, еще более подчеркивал темноту окружающего леса. — Билл! Она позвала сперва совсем тихо, потом громче. Никакого ответа. Но ведь уже десять часов! Может быть, Билла что-то задержало? Может быть, его обнаружила полиция?.. Полиция… Ребурн? Мимо проехал автомобиль со своими ослепляющими фарами. И маленькая женщина пыталась спрятаться в тени парапета, чтобы только не оказаться на свету. Она приподняла свою сумку и стала спускаться по довольно крутому откосу, покрытому мокрой травой. Под мостом она спугнула целое семейство крыс. Было невозможно разглядеть на часах время… Она снова немного поднялась наверх, к свету. И тут услышала чьи-то осторожные шаги. Кто-то приближался. Одним махом она снова взлетела на мост. Билл? Светлое шоссе, пустое, безлюдное, идущее прямо между деревьев, зеленых и черных… Неожиданно охваченная паникой, Кетти стала скользить по насыпи прямо в крапиву и терновник и побежала без оглядки по направлению к железной дороге, чтобы спрятаться под мостом или где угодно, лишь бы уйти от этого ужасного яркого света, в котором она так отчетливо видна. Она остановилась, задыхаясь. Никаких звуков. Может быть, ей это просто показалось? Но нет, нет и нет! Она отчетливо слышала шаги. А теперь ничего не слышит… Может быть, это была собака или кошка? Собака, может быть, но не кошка. Та не сделала бы столько шума. И тихим голосом, едва отдышавшись, она рискнула проговорить: — Билл… Чья-то рука зажала ей рот. Кетти пыталась кричать, кричать изо всех своих сил, удесятеренных от ужаса, но из ее рта не вырвалось ни звука… Напавший на нее прижал ее к себе мускулистой рукой, заломив руки за спину, и с силой сжал. В попытке освободиться она была похожа на рыбу, вынутую из воды. Напрасные усилия. Другая рука, в черной перчатке, схватила ее за горло…Глава 13 Ату его! Ату его!
Инспектор Вест рассматривал пластиковую сумку при свете электрического фонаря, который держал детектив Грей из комиссариата в Варне. Мост, насыпь и часть железнодорожного полотна были черны от полицейских. — Сандвичи, термос… это, может быть, позабыли здесь охотники? Роджер достал бутылку виски и насмешливо посмотрел на своего собеседника. — Забыли? Это с таким содержимым! На мосту стояла полицейская машина с рацией. Сидевший в ней сержант беспрерывно поддерживал связь со всеми патрулировавшими машинами, а также с полицейскими, наводнившими лес. Полицейские старательно прочесывали лес. Семейство крыс поспешно скрылось в свою самую глубокую нору. Грей рассказал своему коллеге из Ярда обо всех принятых его комиссариатом мерах для проведения операции. — Все кругом оцеплено, значит, она еще находится в лесу… Она сократила свой путь, пройдя тропинкой, а без пяти минут десять ее заметил один автомобилист: она стояла, прислонившись к парапету. Но ни один из моих людей ее не видел… Порыв ветра неожиданно налетел на мост. Вест поднял воротник своего плаща и нагнулся над перилами, чтобы посмотреть на дорогу. Никаких следов! Казалось, что в лесу находились только полицейские. Ветер так же неожиданно стих, как и начался. Инспектор Вест достал пачку «Плейерса» и протянул ее Грею. Вдруг в тишине ночи раздался крик человека, крик отчаяния и призыва о помощи! Роджер и Грей бросились в лес. Полицейские, ломая кустарники, пробивались сквозь чащу… Множество электрических фонариков освещали лес: лучи света прыгали и перемещались по деревьям, по земле… Множество маленьких антенн ловило малейшие сообщения полицейской рации… — На железной дороге ничего… — Разойдемся на расстоянии в сто метров от шоссе по направлению к проселочной дороге. Пока нечего сообщать… — Да, сообщать нечего. Роджер, запыхавшись, наконец остановился. Его фонарь осветил деревья и кусты, которым, казалось, не было конца. Он невольно сквозь зубы пробормотал ругательство. — Понадобится целая армия, чтобы прочесать этот лес! К нему подбежал Грей, усталый и потный. — Здесь можно сколько угодно прятаться, и никто тебя не найдет… По всей видимости, детектив из Варна считал всю эту затею напрасной тратой времени. Неожиданно раздался громкий крик: — Сюда! Сюда! Лучи всех электрических фонарей направились в ту сторону. Роджер заметил неясную тень, которая старалась прятаться в чаще, пытаясь скрыться от лучей света. Повсюду раздавались крики. — Остановитесь! Остановитесь во имя закона! Вест и Грей также устремились туда, где уже собрались полицейские. — Сюда! Сюда! — Он там, впереди!.. Направо, налево… Полицейские беспорядочно бегали в разных направлениях и без толку. Освещая себе путь фонарем. Роджер оказался у небольшого холма, поросшего молодыми деревьями. Фонарь задрожал в его сжатой ладони: в луч света попали две ноги, обутые в полуботинки на каучуковой подошве. Под молодым орешником, со скрещенными на груди руками и наполовину закрытыми глазами лежала Кетти Браун. Вест позвал на помощь, и ему сразу ответили с нескольких сторон. Он опустился на колени перед молодой женщиной, и сердце его невольно вздрогнуло от радости. Жертва еще дышала. Несмотря на усердное преследование, преступнику все же удалось ускользнуть. Кетти Браун оказалась в состоянии разговаривать лишь на следующее утро. Напавший на нее, сказала она, не собирался задушить ее, а хотел только похитить. И лишь полиция вынудила его убежать. Роджер пытался выяснить у собеседницы как можно больше, но безрезультатно. Во всяком случае, она клятвенно обещала оповестить Скотленд-Ярд, как только получит новости о муже, каким бы способом она ни получила эти сведения. — Я даю вам слово, инспектор, — сказала она. — После того, что с вами случилось, я в этом ни минуты не сомневаюсь, — холодно ответил Вест. Она покраснела и, уткнувшись в подушку, пробормотала: — А… а вы поймали человека, который набросился на меня? — Нет еще. — Если бы я только смогла разглядеть его лицо! — вздохнула она. — Вы по крайней мере слышали его голос. Как вы думаете, вы сможете узнать этот голос, если услышите его еще раз? — О! Без сомнения! — воскликнула миссис Браун. — Никогда в жизни я не забуду этот голос! — Она протянула дрожащую руку к руке полицейского. — И… инспектор Вест… — Да, миссис. Она прошептала почти на одном дыханием: — Вы еще не задержали Билла? — Если мы найдем его до вашего выхода из госпиталя, я привезу его к вам в гости, — обещал ей Роджер, пленительно улыбаясь. Он встал, застегнул ремень плаща и ласково похлопал ее по щеке. — Ничего не бойтесь… Мы найдем его, вашего Билла! В Скотленд-Ярде сэр Чартворд, в очень плохом настроении, разговаривал с инспектором Вестом. — Гм!.. Что же вам еще от меня нужно? Измученный Роджер погрузился в одно из кресел-«бобов». — Вот что, сэр: я хочу дать прессе возможно более подробные сведения о нападении на Кетти Браун и сообщу, что ее жизни еще и теперь угрожает опасность. Нужно, чтобы газеты оповестили всех о том, что бедная жертва только и делает, что зовет своего мужа… — Он потер руки с довольным видом, вопросительно глядя на начальника. — Это заставит Брауна выйти из своей норы и может заставить зашевелиться Ребурна! — Гм!.. — на этот раз тон Гая Чартворда был гораздо мягче, он только пытался сделать свою улыбку угрожающей. — Сегодня же вечером устройте пресс-конференцию, до того как пойдете домой. Если вы этого не сделаете, я выгоню вас вон! Роджер в этот день пришел домой очень поздно, но в хорошем настроении. Все утренние выпуски газет напечатали одну и ту же историю, в том числе и «Морнинг Кри», владельцем которой был Ребурн. Журналисты не преминули усмотреть связь, как и надеялся инспектор Вест, между бегством Билла Брауна и таинственными обстоятельствами смерти Тони Брауна. Сэр Гай Чартворд с удовлетворением прочел все газеты. Он выразил удовольствие на красно-кирпичном лице, а также издал соответствующие звуки: — Гм! Роджер провел весь день в нетерпеливом ожидании, перелистывая и пересматривая досье, вскакивая с места при каждом телефонном звонке, но молчание нарушалось лишь плоскими шутками Эдди Дейла. Билл Браун не подавал ни малейших признаков жизни, а Марк Лессинг и Турнбал, казалось, утонули в волнах виски в барах Брингтона. Роджер и сам отправился в закусочную, чтобы убить время за чашкой чая. На расстоянии трех километров от Ярда Джанет Вест тоже пила чай, с беспокойством думая об этом деле. Оба сына вернулись из школы с серьезными и озабоченными лицами. Они тоже прочли газеты. Старший, по прозвищу Скуппи, остановился перед матерью, глядя на нее напряженным взглядом. — Мама! Как ты думаешь, этот гангстер Ребурн посмеет напасть на папу? — Ну конечно, нет! — поспешно ответила Джанет, пожимая плечами. — И как вам могли только прийти в голову подобные мысли! — Она ласково улыбнулась сыну и поспешила переменить тему разговора. — Пейте поскорей ваш чай и отправляйтесь делать уроки. Джанет надела передник и возвратилась в кухню. Скуппи и Ричард переглянулись. Единственными, кто благоденствовал на свежем воздухе Брингтона, были Марк Лессинг и Турнбал… Холл «Королевского отеля» представлял собой роскошное помещение. Лакеи, одетые, как адмиралы, с изысканными манерами, скользили по роскошным толстым коврам. Повсюду стояли глубокие кресла и кушетки, обитые небесно-голубым бархатом, и низенькие лакированные китайские столики. Какой-то генеральный президент-директор, одетый в капитанскую форму, предупредительно протянул свою золотую зажигалку, чтобы дать прикурить молодой девушке со слишком голой спиной. Молодость и фунты стерлингов… В холле было мало народу: в пять часов большинство людей находилось на пляже. Марк Лессинг, сидя на низком стуле возле застекленной витрины, прячась за колонной, наблюдал за гангстером и его любовницей, комфортабельно устроившимися перед огромным камином. Ребурн утонул в кресле из синей кожи, Ева сидела на маленьком пуфе у его ног. Маленький грум, покрытый веснушками, вошел в холл и бесшумно положил на столики вечерние выпуски газет. Марк Лессинг оживился. Ева выпрямилась: она положила свою белую ручку на колено любовника и пленительно ему улыбнулась, тот стал нежно гладить ее руку. Она пробормотала несколько слов, он согласно кивнул. Ева встала и прошла через салон своей королевской походкой, отлично понимая, что все взоры устремлены на нее. Ребурн, мечтательно глядевший на ее округлые бедра, снова сел, когда его красотка достигла лифта, и машинально подобрал газеты со столика. Все его тело напряглось… Пробежав глазами «Ивнинг», он стал просматривать «Ивнинг Кри», потом «Стар». Марк злорадствовал, потирая руки. Ребурн устремился к лифту, держа в судорожно сжатой руке все три газеты. Марк видел, как раздвижная дверь бесшумно закрылась и сразу же зажглись маленькие красные лампочки: 1-й… 2-й… 3-й… Он направился к мраморной лестнице неторопливой, медленной походкой, но, как только оказался вне видимости присутствующих в холле, стремительно побежал по лестнице, перепрыгивая сразу через три ступеньки. Длинный коридор, покрытый толстым ковром, и одинаковые двери по обеим его сторонам. Возле одной из дверей стоял передвижной столик, заставленный серебряными блюдами с пирожными и пустыми чашками. В коридоре никого не было видно. Марк Лессинг, прижав ухо к двери Ребурна, услышал сердитый голос: — Это возмутительно! Что это еще за история? Раздался женский смех, который спугнул подслушивающего: у Марка едва хватило времени, чтобы выпрямиться… Сунув руки в карманы брюк, он сделал несколько шагов по коридору. Появилась парочка, шаги которой заглушал толстый ковер. Они прошли мимо Лессинга, не обратив на него никакого внимания, и он поспешил вновь занять свое место у двери Ребурна. — Георг, я хочу знать, что скрывается за этой кампанией в прессе! Я немедленно возвращаюсь в Лондон! Послышался стук трубки, положенной на аппарат… Потом раздался сладкий голос Евы Франклин: — В Лондон! Почему, дорогой? — Из-за срочного дела. Я очень огорчен, моя кошечка… Мне необходимо вернуться. Приготовь, пожалуйста, свои вещи. Ева тяжело вздохнула. Были слышны шаги Ребурна, который метался по комнате, как тигр в клетке… Лессинг, сидя за рулем своего «сумбеам талбота», стоявшего возле прогулочной аллеи, горячо убеждал детектива Турнбала. — Он уезжает! Он, безусловно, поедет по дороге через Хов, а я поеду впереди него. Я буду ехать медленно. — Мистер Лессинг… — начал Турнбал поучающе. — Что? — Лессинг барабанил пальцами по рулю и бросал вокруг себя тоскливые взгляды. — У нас нет времени, чтобы терять его, старина… Ребурн с минуты на минуту может покинуть отель. Я сейчас же отправляюсь. Я слышал, как он по телефону сказал Уерендеру, что немедленно выезжает в Лондон… — Я должен наблюдать за вами, мистер Лессинг! — строго проговорил Турнбал. — А мне Роджер сказал, чтобы я не спускал глаз с вас, — раздраженно прошипел Марк. — И мы оба не должны спускать глаз с Ребурна. — А я должен также наблюдать за Евой! — Пусть Бог хранит нас обоих… Они рассмеялись. Марк повернул ключ зажигания, и четыре цилиндра заурчали в капоте. Последнее рукопожатие. — Все в порядке? — Поезжайте вперед, мистер Лессинг. Я поеду следом. Марк вскоре покинул дорогу, идущую вдоль моря, с очень интенсивным движением. Он едва проехал километра два, двигаясь не торопясь, облокотясь на открытое окно дверцы и подставив голову ветру, когда в видоискателе увидел приближающуюся сзади машину. Большая, массивная, она увеличивалась на глазах, с огромными, как блюда, фарами. Кузов был обтянут брезентом с хромированными углами и двумя рядами поясов. Позади лобового окна виднелись шотландская шапочка с помпоном и ярко-желтая перевязь. Мотор гудел, как авиационный. Водитель сделал рукой дружеский жест. Со скоростью 150 километров в час, по дороге, на которой была ограничена скорость, Турнбал обогнал Марка. Около восьми часов вечера, когда уже наступала ночь, Лессинг, едущий с дозволенной скоростью, взял вправо, чтобы пропустить мощную американскую машину, заполненную, как ему показалось, молодыми людьми. Огромная машина повернула со скрежетом шин, и ее красные огни исчезли из виду. Лессинг подъехал к повороту и повернул руль… Боже мой! На повороте! На земле!.. Скорей свернуть! Налево! Скорей!.. В пятидесяти сантиметрах от капота его машины на освещенном фарами месте, поперек шоссе, лежал какой-то мужчина.Глава 14 Старый трюк
Человек не шевелился, «сумбеам» почти въехал в кустарник, так что терновник оцарапал его левую дверцу. Ошеломленный Марк не сразу вышел из машины: он дал задний ход, чтобы поставить машину на дорогу, все время держа незнакомца в лучах света фар. Тот казался мертвым. Поблизости не было видно ни одного автомобиля. Темнота покрывала деревья и окрестности: в некоторых местах были едва видны полосы тумана. Может быть, человек мертв? А может быть, только ранен, сбитый большой американской машиной? А вдруг это западня? Очень старый трюк — старый как мир… И Турнбал, этот проклятый Турнбал, который промчался Бог знает куда, теперь, вероятно, уже доехал до Менса и там развлекается вовсю. Марк вышел из машины. Его желудок протестует против его решения, но нельзя же оставлять раненого на дороге без помощи! Нет, конечно, нельзя!.. Марк, старина, ты можешь попасть в ловушку и взвалить себе на голову большие неприятности! Один колеблющийся шаг… Другой… Лессинг с отчаянием оглядел местность, погруженную в темноту. Ни одной фары вдалеке. Напрягая все свои мускулы, он наклонился, стараясь стоять так, чтобы не быть ослепленным собственными фарами. И вдруг… «Мертвое тело» подпрыгнуло, как на пружине, и сильно ударило Марка прямо в лицо! Да, старый и испытанный трюк! Раздался шум шагов. Потом шепот. Оглушенный Марк словно плавал в красном сиропе, и ему послышался вдалеке, как во сне, голос человека, отдающего приказания. — Скорей! Уберите его с дороги! Он почувствовал, как его тащат… Приходя временами в себя, он отчаянно боролся, нанося серии ударов, которые вызывали стоны и проклятия противников. Его ноги снова коснулись земли. Сильным ударом локтя в живот он освободился от человека, держащего его справа… Удар… Еще удар… Но нападающих слишком много, и они опытны в таких делах. Казалось, что они танцуют, как демоны, в этой полутьме… Их трое… нет, четверо. Марк ударил правой, еще! Но человек, который весил, вероятно, не менее ста килограммов, вскочил к нему на спину и железной хваткой сжал его руки. Сильный удар в живот — Марк закричал от боли. Настоящий вихрь ударов посыпался на несчастного, который почувствовал приступ тошноты и головокружение. Звезды закружились вместе с освещенными верхушками деревьев. И терновник царапал ему лицо. Марк снова потерял сознание. — Перенесите его через ограждение дороги! Шевелитесь! Неожиданно их залил поток света. Странная и дикая картина возникла при свете фар. Раздался нетерпеливый звук клаксона. В наступившем мертвом молчании лимузин, который только что завернул, остановился позади «сумбеама». Нападающие перепрыгнули через барьер, как стая кроликов, и скрылись в чаще, оставив Лессинга, окровавленного, избитого, стонущего, на дороге. Он увидел, как подошли и наклонились к нему двое: — Вы ранены? Этот голос… этот голос… Ведь я его знаю! А вместе с тем… нет, это не Турнбал! Это… это… Звезды снова закружились перед ним на бархатном небе. — Эй! Мистер! Как дела? Ребурн. Это Ребурн и Ева, которые приехали вовремя, чтобы спасти Лессинга. — О! Боже мой! — воскликнула молодая женщина. — Ваше лицо! Оно все в крови! Марк с колоссальным усилием встал, опираясь на своего спасителя. Ева поддерживала Лессинга с другой стороны, чтобы помочь ему потихоньку добрести до машины. — Что это с вами приключилось, старина? — Я… На меня набросились грабители… Черные охотники, которые хотели меня ограбить… Был ли его тон достаточно убедителен? Марк надеялся на это. Лежа на сиденье роскошного «роллс-ройса», он почувствовал себя лучше и понемногу стал приходить в себя. Ева, наклонившаяся над ним, заботливо вытирала его глаза и рот платком, надушенным лавандой. Он видел так близко вырез ее платья! Белизну шелковистой кожи шеи! И ручку, такую нежную, такую осторожную… Раздался резкий голос Пола Ребурна. — Вы не в состоянии сами вести машину. Я отвезу вас в город в вашей машине. Ева, ты последуешь за нами в «роллсе». Вот как: «Ева, а не моя кошечка…»Глава 15 Большие идеи Георга Уерендера
— Кретин! — Пол, я… — Болван! Уерендер, побледневший до почти зеленоватого цвета, непрестанно облизывал губы. Погруженный в глубокое кресло, он был похож на затравленное животное. — Выслушай меня по крайней мере, Пол! — сказал он протягивая вперед руки с расширенными синими венами. — Я предупреждал тебя, что там находится Лессинг… Ему не собирались причинять особого зла, только хотели хорошенько проучить, чтобы не совал свой нос куда не следует… Ребурн нетерпеливо выстукивал пальцами по своему письменному столу: большая зеленая муха билась позади застекленного проема. Мужчины вызывающе смотрели друг на друга. Уерендер встал с кресла, крепко сжав зубы. — Пол, ради Бога, на этот раз все слишком серьезно… Вначале вся история исходила от Веста, но теперь Чартворд знает слишком много! У него нет никаких доказательств, это понятно… Но все, решительно все: полицейские, журналисты, публика — словом, все, говорю тебе, сделали то, чего я боялся, то есть связали глупую смерть Тони с нападением на Кетти Браун. — Крупные капли пота стекали по его вискам, совсем как капли воска со свечи. — Нет, мой дорогой Пол, это не я сделал эту глупость, а твой Темби! Ребурн оставался безмолвным, погруженным в размышления. Уерендер стал все больше распаляться, жестикулируя, как хозяин итальянского ресторана. — В основе всех наших неприятностей лежит Вест. Это он отправил Лессинга в Брингтон. А к чему он это сделал? Я до сих пор не знаю. Он приставил и к тебе детектива. Ребурн насмешливо усмехнулся. — Смейся! Валяй! Ты увидишь, чем все это кончится! Пока мы имеем дело с умными людьми, я отвечаю за нашу безопасность. Я не менее умен и хитер, чем полицейские. Может быть, не более хитер, но послушай, Пол… не менее! Тогда как Темби… — Он рассмеялся презрительно и с горечью. — Темби! Ребурн вздохнул и холодно проговорил: — Это ты занимаешься нашей безопасностью, а не Темби. — Но черт возьми! Пол! — воскликнул деловой человек, сильно покраснев от негодования. — Как я могу работать, когда вы за моей спиной портите то, что я устроил. — А что ты устроил, Георг? — спросил твердый ледяной голос. — Что?! — Уерендер, побледнев, заикался от злости. — Что я устроил, Пол? Все! Без меня наше предприятие давно полетело бы прахом… — Он уставился на великого гангстера красными от ярости глазами. — А ты, вероятнее всего, гнил бы в какой-нибудь яме. Ребурн засмеялся сухим насмешливым смехом. — А нападение на Лессинга ты считаешь хорошей работой? Ты не мог выбрать для этого другое время, а? Напасть на человека как раз прямо перед моим носом. Кроме того, Ева была рядом со мной. Я не йог не остановиться! Что бы она могла подумать обо мне! — Что бы она могла подумать обо мне! — передразнил его Уерендер голосом мальчишки, который прячется в юбках своей матери. Он пожал плечами и так тяжело вздохнул, что даже закашлялся. Ребурн встал, как подброшенный пружиной. — Ни одного слова о Еве, или… Они встретились глазами. — Или что? Гангстер посмотрел на своего сообщника долгим взглядом, стараясь проникнуть в его душу, но Уерендер ни на секунду не опустил глаз, не дрогнул… Ребурн первым опустил глаза и, овладев собой, добродушно рассмеялся. — Ну, ну, Георг… Не станем же мы ссориться друг с другом! — Это не ссора, Пол. — Уерендер старался использовать малейшую лазейку, пользуясь переменой в настроении Ребурна. — Ведь мы уже не дети. Это моя мысль — наказать Лессинга, но провел операцию Темби… И ты видел, как он это сделал! Он послал нескольких парней с Восточной стороны, а сам преспокойно остался в Лондоне, нимало не беспокоясь о том, как они все проделают. Теперь я задам тебе вопрос: ты называешь это работой? А? Ответь мне… И с Кетти Браун тоже, а? Это переходит все границы! Халтура! Ха! Ха! С того времени, когда ты ничего не сказал ему о смерти Тони, Темби стал опасен. Ребурн, опустив голову, молча думал. — А что касается твоей Евы… Гангстер реагировал немедленно, в глазах его появился опасный огонек. — А что такое сделала Ева? — Что она сделала? Она готова была все рассказать Весту, когда тот приходил расспрашивать ее. Хорошо, что тогда так получилось! Она дрожала от испуга… И если когда-нибудь ему удастся забрать ее в Ярд, я не дам ей и получаса, твоей Еве. Она запоет во весь голос, как канарейка в клетке. — Сквозь полузакрытые глаза он наблюдал за Ребурном. — Не сердись на меня. Пол, я тебе все это говорю лишь для твоего же блага. Таких красивых девушек, как Ева, полно в Лондоне… и гораздо более серьезных! По Ребурну, казалось, пробежал электрический разряд. — Почему ты это говоришь? — Просто так. Пол, просто так… но ведь глаза у меня не в кармане. Гангстер надолго задумался. Наступила тишина, прерываемая лишь уличным шумом с Парк Лейн. Через несколько минут, которые Уерендеру показались вечностью. Пол поднял голову — очень спокойный и полностью владеющий собой. — У тебя какая-то мысль, Георг? Уерендер на секунду поколебался: его глаза впились в собеседника с живейшим любопытством. Потом он решился одним ударом покончить со всеми своими сомнениями. — Нам необходимо освободиться от Темби и от Евы… Настороженное молчание… Ни один мускул не дрогнул на лице гангстера: Уерендер задержал дыхание… Потом раздался спокойный голос светского человека: — Ты считаешь, что это будет лучшим выходом из положения, Георг? Напряжение исчезло, и наступил покой. Уерендер облегченно вздохнул и засмеялся, обнажив все свои желтые зубы. — Браво, Пол! Ты намного сильнее, чем я думал. — Никогда не принимай меня за мальчика, Георг, — проговорил Пол Ребурн. В семь часов без трех минут инспектор Вест надел свою фетровую шляпу и плащ и направился к выходу из кабинета, когда неожиданно зазвонил телефон. Он стремительно бросился обратно и снял трубку. — Вест у аппарата. Долгое молчание… Потом раздался боязливый голос, звучавший откуда-то издалека. — Браун… Билл Браун. Вест с силой сжал телефонную трубку, но заставил себя спокойно проговорить: — Да, Браун. Я вас слушаю. Беглец спросил о своей жене, и Вест постарался как можно любезнее удовлетворить его любопытство. Они беседовали таким образом в течение пяти минут: инспектор, прислушивавшийся к малейшим нюансам голоса своего собеседника, чувствовал, что тот перестает быть напряженным. Вест собирался начать уговоры и убедить Брауна добровольно сдаться полиции, когда в их разговор ворвался посторонний голос, который закричал с настоящим акцентом кокни: — Спасайся, Билл! Вот они! — Браун! — завопил побледневший Вест. — Приезжайте скорей, — простонал Браун. — Пятьдесят четвертый номер, Берри-стрит. Мил Энд… торопитесь, или вы найдете меня разорванным на маленькие кусочки! Звук разъединения… и полное молчание. Вест лихорадочно стал набирать нужные номера: — Алло! Дивизион «С»? Немедленно займите Берри-стрит… две машины с радиоприемником, три фургона… Быстрей! Быстрей! Там может произойти нападение, и, возможно, оно кончится убийством… Следующий телефонный звонок был к суперинтенданту. — Могу я воспользоваться оружием, сэр? — спросил он, — вы знаете, ведь эти люди способны на все! — Гм! — проворчал в ответ сэр Гай Чартворд.Глава 16 Берри-стрит, 54
Билл Браун повесил, скорее даже, бросил трубку и выбежал из телефонной кабины с видом несчастного, преследуемого дьяволом. Рыжеватый туман стоял на перекрестке, и никого не было видно, за исключением неясной фигуры его сообщника, который со всех ног удирал, держась поближе к стенам. Браун бросился следом за своим другом Дикином, высоко подбрасывая колени и дыша ртом. Ему показалось, что он заметил два неясных силуэта, но потом все пропало. Берри-стрит, длинная прямая улица, в тумане выглядела таинственной и незнакомой. Билл Браун наконец догнал Дикина. — Что такое ты увидел? — Двух типов, трех, четырех… — бормотал его друг, продолжая бежать. — Они пересекали улицу, как будто направлялись к телефонной будке. — Он оглянулся через плечо. — Билл, я повторяю, что мне все это надоело. Это сидит у меня в печенке. Еще не много, и я… Берегись!!! Они появились неожиданно из пустоты, два привидения, одетые в серое, — и посыпались удары. Билл прыгнул в канаву, потом выбрался на шоссе и побежал по его середине. Дикин, наклонив голову, орудовал кулаками, похожими на молоты. Направо! Налево! Ой! Ай! Что-то очень крепкое! Его кулак со всей силой обрушился на чей-то костлявый подбородок… Проклятие! Один из нападавших упал на землю. Билл, в десяти метрах впереди, уже нырнул в гущу тумана. Абсолютно ничего не видно. Он прислонился к фонарному столбу, с гримасой боли потирая раненую руку: позади него слышались тяжелые шаги его преследователей. Дом номер 54 находился на половине дороги между телефонной кабиной и концом дороги: если он достигнет его, то будет в безопасности. «Я, вероятно, нахожусь недалеко от дома, — подумал Браун. — А Дикин? Удалось ему спастись?» Неожиданно наступившая тишина удивила его… «Куда делись все остальные? Может быть, он их всех оглушил? Или они прячутся где-то тут в тумане, готовые наброситься на меня? И где я сам нахожусь?» Билл Браун, крадучись, подошел к стене дома и встал на цыпочки, чтобы разобрать номер над дверью: там оказался номер 62. Он продолжал красться вдоль стены дома… 58! На улице, окутанной плотным слоем тумана, царила мертвая тишина. Дверь нужного дома была полуоткрыта. Он стремительно бросился внутрь, никем не замеченный, невидимый в тумане, и сразу остановился, задерживая дыхание: в глубине узкого и темного коридора слышалось чье-то учащенное дыхание. — Дикин… — прошептал Браун. И кто-то с силой дикого зверя ударил его прямо по лицу. Когда он пришел в себя, лежа на полу в убогой комнате, освещенной единственной лампочкой без абажура, измученный и оглушенный, четверо мужчин, поджидавших его в этом помещении, наклонившись над ним, холодно разглядывали его. Дикин тоже находился тут, позеленевший от страха и стонущий от боли. — Я ничего не знаю! Я ничего не делал! Не причиняйте мне зла! — Закройся! Это был тот, который ударил Билла в лицо, колосс с толстыми негритянскими губами, с маленькими сверлящими глазками под темной вьющейся шевелюрой. Небольшого роста человек с лицом лисы, засунув руки в карманы брюк истрепанного костюма, с безразличным видом наблюдал за сценой. Оба других также были облачены в старые костюмы: у обоих были длинные волосы. Колосс насмешливо загоготал и подошел к Брауну, кровожадно глядя на него. Его правый кулак, огромный, коричневый, похожий на окорок, ударял по ладони левой руки с регулярностью молота. — Что ты искал у Ребурна тогда, среди ночи? Браун проглотил слюну. — Я… я никогда не ходил к Ребурну… Я даже не знаю, о чем это вы говорите. Потрепанный костюм расплылся в насмешливой улыбке. — Он не знает, о чем ты говоришь, Джо! — Ну что ж, я помогу ему понять это, я… Феноменальнойсилы пощечина была дана пленнику и вызвала у него громкий крик ужаса и боли. Широкая пятерня, крепкая и жесткая, как дерево, ударила с шумом выстрела, громко раздавшимся в маленькой комнате. Браун с прервавшимся дыханием, глазами, полными слез, попытался встать, но, отброшенный с силой катапульты, полетел обратно и ударился о стену. Дикин, зеленый от страха, закрыл глаза. — Ты думаешь, он теперь понял, Энди? — спросил Джо со скверной улыбкой на лице. Пробормотав сквозь зубы ругательство, потрепанный костюм пожал плечами. — Займись сперва им, потом сможешь поговорить с другим. Пять минут спустя Билл Браун рассказал, не заставляя себя упрашивать, всю историю. Гангстеры узнали о том, что Тони следил за Евой в ту ночь, когда Хеливел был раздавлен в Клепем Коммон. Джо и Энди обменялись взглядами, тяжелыми, полными угроз. Последняя пощечина… Так, на будущее… Неожиданно дверь затрещала под ударами. — Вест! — в ужасе закричал Энди. Парни в панике заметались по комнате… Только Джо, колосс, спокойно и хладнокровно достал из кармана револьвер и проворчал сквозь сжатые зубы: — Эту пулю ты получишь, это твоя доля, грязный полицейский! Инспектор Вест, сжав рукоятку револьвера, стал стрелять, не вынимая его из кармана: один, два, три раза! Предназначавшаяся ему пуля ударила в дверь на три сантиметра выше его головы. Джо, которому пуля попала прямо в грудь, зашатался, окровавленными руками держась за грудь. Оружие выпало из его руки. Обезумевший Энди вопил: — Полицейские вооружены! Мы пропали! Мы зажарены! — Как маленькие хлебцы, — весело проговорил Роджер. В комнату уже врывались агенты и инспектора, защелкали наручники. Несколько минут спустя, ревя сиреной, подъехала карета «скорой помощи» и увезла Джо на операционный стол. Остальные арестованные с видом мальчиков, пришедших к первому причастию, уверяли, что совершенно случайно оказались здесь, что они жертвы недоразумения, что в первый раз в жизни видят Джо. Роджер со вздохом приказал отправить их в камеры. После полудня телефонный звонок известил Веста о результатах операции. Вне всякого сомнения, таинственный Джо может считаться вне опасности. Рана не смертельна, но о том, чтобы допрашивать его в этот вечер, не могло быть и речи. Может быть, завтра, если… Двое арестованных были опознаны как дезертиры из одного воинского соединения. Они заявили, что встретили Джо и Энди в одном из баров Мил-Энда. Джо совершенно пришел в себя, но окончательно лишился дара речи, когда Роджер пришел в тюремную больницу навестить его. Роджер оставался у его изголовья около двадцати минут, не вырвав у него ни единого слова. — Джо Молчаливый, да? — задумчиво пробормотал инспектор. Он вернулся в Скотленд-Ярд, перебирая мысленно различные версии и строя самые невероятные предположения. Турнбал, игривый и загоревший на морском воздухе, развалился, в кресле инспектора Веста, когда последний вошел в кабинет и строго посмотрел на него. — Это так-то ты охраняешь Марка Лессинга? Под холодным взглядом Веста инспектор-детектив выпрямился и пустился в пространные объяснения, оправдывая свой отъезд необходимостью оставаться незамеченным на дороге… — С твоим-то пожарным фургоном! — насмехался Вест. — Понимаешь, старина… — Турнбал старательно скреб затылок, показывая всем своим видом, что очень огорчен. — Это была мысль мистера Лессинга. Он сказал мне, что Ребурн и малышка укладывают чемоданы… Мы условились последовать за ними по дороге в Лондон. Меня уже слишком долго видели в Брингтоне. Я уверен, что Ребурн узнал меня. — Тебя — нет, но твою машину — да! — Я и ехал на ней, чтобы казалось, что еду в отпуск, — простонал Турнбал. — Тогда в другой раз отправляйся в отпуск на старой, вышедшей из моды машине, возьми «остин». Серый «остин»! Турнбал вышел из кабинета, ворча про себя: — А почему бы не взять велосипед? Покончив с делами и уложив свои бумаги в письменный стол, Роджер стал одеваться, добираясь домой. Он уже садился в свою машину, когда его настиг рассыльный комиссариата. — Что-нибудь новое? — спросил инспектор. — Мы только что получили извещение из комиссариата по прямому проводу, сэр. Нам сообщили, что миссис Весли вошла в дом, где живет мисс Франклин. Суперинтендант сказал, чтобы я немедленно известил вас об этом.Глава 17 Кусочки складываются
Инспектор Вест, устроившись у входа в какое-то помещение, в котором пахло капустой и кошачьей мочой, не спускал взгляда с двери дома. На тридцать метров дальше, на противоположном тротуаре, молодой детектив Пил внимательно рассматривал витрину табачного магазина. В конце улицы двое буржуа — слишком типичные, чтобы быть настоящими — оживленно обсуждали что-то, держа под мышками «Таймс» и зонтики. Ожидание… Мамаша Весли вышла от Евы Франклин чуть позже десяти часов вечера. Даже не оглянувшись по сторонам, она пошла удивительно быстрой для ее комплекции походкой к телефонной будке. Пил с видом праздношатающегося бездельника отошел от витрины табачного магазина. Не успел он завернуть за угол первого переулка, как быстро достал из кармана пиджака маленькую рацию и вызвал автомобиль, водитель которого связался с телефонным управлением. Центральное телефонное управление, немедленно оповещенное по распоряжению полиции, записало очень интересный разговор. — Алло! Георг? — Добрый вечер, мамаша. Итак? — Ничего не вышло. Она отправила меня прогуляться. Пол — слишком большая добыча для такой маленькой пройдохи, как она. Я тебе говорила, что она его не выпустит из рук за несколько ассигнаций. — Тысяча фунтов стерлингов! И ты называешь это «несколькими ассигнациями», — возмутился Георг Уерендер. — Это жалкие крохи для Евы, которая надеется стать миссис Ребурн. Она просто рассмеялась мне в лицо. — Гм… это очень неприятно. Все это… Наступила долгая пауза. Слышались неясные голоса в глубине помещения. Потом раздался характерный голос Ребурна: — Георг сказал мне, что она ничего не хочет слышать, мамаша? — Ничего не поделаешь, мой дорогой Пол… Она до сумасшествия влюблена в тебя… — раздался смех ведьмы. — И в твои песо… — затем уже серьезным тоном она продолжила: — Конечно, я сделала все, что могла! Я ей сказала, что ты всегда был донжуаном, который разбивал сердца всех красивых женщин Англии, Шотландии и Ирландии, но она стала орать, упрекая меня в зависти… Она обзывала меня всевозможными словами… А потом выставила за дверь… — раздался глубокий вздох. — Какая чудесная вещь любовь! Выйдя из кабины, она сразу же села в такси. Инспектор Вест и Турнбал, обхватив головы руками, три раза провернули магнитофонную ленту. Почему Ребурн посылал мамашу Весли для уговоров своей любовницы? Кетти Браун, наконец понявшая истину, любезно встретила инспектора Веста, навестившего ее на следующее утро. Немного опечаленная тем, что ее муж находится в тюрьме, она тем не менее понимала, что это место для него самое безопасное. Да, конечно, она поможет полиции. — Вы знаете, инспектор, доктор считает, что я смогу завтра покинуть госпиталь, — сказала она. — Браво! — ответил Роджер с ласковой улыбкой. Он предложил молодой женщине сигарету и, усевшись на край кровати, рассказал ей все подробности освобождения Билла, а также о задержанных злоумышленниках. Кетти, с округлившимися от страха глазами, испуганно вскрикивала при мысли об, опасности, которой подвергался ее Билл в лапах этого ужасного Джо. — Кто же такой этот человек? — заикаясь, спросила она. — Бог его знает! — проворчал Вест недовольно. Потом, с интересом взглянув на Кетти Браун, он сказал: — Миссис Браун, я хотел бы, чтобы вы послушали его голос. Вы узнаете по голосу того, кто на вас напал? — Я… я узнаю его из тысячи! — воскликнула Кетти Браун. Часом позже в помещении тюремного госпиталя, спрятанная за полуоткрытой дверью, она услышала, как Джо отвечал на вопрос своей сиделки. Ее пальцы вцепились в руку инспектора Веста. — Это он! Это его голос! — Шшш… — прошептал Вест, увлекая ее из комнаты. Нашелся другой кусочек пирога. Но ниточка еще не вела к Полу Ребурну. Вест, Турнбал и молодой Пил большую часть своего времени проводили за анализом малейших деталей по делу Ребурна, но пока не обнаружили ничего нового. Джо Молчаливый был по-прежнему окутан плотной завесой тайны; бригады Восточной стороны безуспешно прочесывали все доки и пристани, морские притоны и отели: этого человека никто не знал. Оба дезертира, высадившиеся в Лондоне, совершенно случайно встретились с ним в автобусе. Энди, маленький пройдоха, завсегдатай портовых баров, был хорошо известен полиции. Но никто — ни агенты, ни хозяева кабаков, ни сутенеры, ни осведомители — никогда не видел его в компании таинственной личности. Он сам, похоже, познакомился с ним случайно на сборище мошенников по какому-то грязному поводу. Темби, казалось, пустил корни в своей любимой закусочной, в которой в любое время дня и ночи можно было увидеть его, мрачно сидящего за столом за стаканом какой-то жидкости цвета жженого сахара. Марк Лессинг часто наведывался в это злачное место, но мошенник всегда сидел один. Ребурн и его «мозг», Уерендер, неожиданно превращенный в респектабельного бизнесмена, были замечены только в деловых кругах и на бирже. Каждый вечер гангстер сопровождал красивую Еву Франклин в самые лучшие рестораны и самые роскошные клубы города. Газеты, постоянные ловцы сенсаций, не могли долго писать о деле Брауна, которое и было вскоре забыто широкой публикой. Прошло несколько дней, печальных, лишенных каких-либо новостей. Однажды вечером, возвращаясь под руку с Джанет из кинематографа, Роджер заметил силуэт, четко обрисовавшийся на фоне открытой двери их дома в Челси. Пальцы супруги впились в его руку. — Роджер! Это Скуппи! Он ждет нас… И она бросилась к сыну с криком: — Скуппи! Что случилось? С Ричардом? — Ну конечно же, нет, — ответил мальчик, снисходительно улыбаясь. — Но после вашего ухода я три раза подходил к телефону. Это звонили тебе, папа… Меня просили передать тебе: «Хорошенько стерегите Еву», — после чего повесили трубку.Глава 18 «Хорошенько стерегите Еву»
— Ты уверен, что это говорил мужчина? — спросил Вест. — Ммм… — промычал Скуппи, яростно почесывая голову. — Я думаю… может быть, это была женщина с мужским голосом? Ты понимаешь, что я хочу сказать? Вест вздохнул, но улыбнулся сыну. — Все очень хорошо, ты прекрасно все понял. — И, повернувшись к Джанет, продолжал: — Дорогая, приготовь мне чашечку чая и несколько сандвичей, мне необходимо пойти посмотреть, что там происходит. Джанет, покраснев от негодования и нахмурив брови, собралась протестовать, но передумала и со вздохом направилась в кухню, где, надевая передник, проворчала: — Выйти замуж за полицейского!.. — Ты что-то сказала, дорогая? — Нет… нет, ничего. Дверь холодильника хлопнула, как выстрел. Турнбал, плохо выбритый, яростно скреб подбородок. — Может быть, это плохая шутка… — Такая же, как газовые краны, которые сами открываются ночью… — Вест саркастически усмехнулся. — Я предпочитаю на этот раз не рисковать. Кто наблюдает за Евой? — Аллен и Мак Кинли. — Она у себя? Турнбал пальцем повернул страницу рапорта. — Подожди, пока я просмотрю последние рапорта… Она обедала у «Силвер Кетли» вместе с Ребурном, и в одиннадцать часов он проводил ее домой. Одиннадцать десять, Аллен звонил мне по телефону менее четверти часа тому назад. — Больше ничего? — Подожди… — Он перевернул несколько страниц, исписанных крупным почерком. — Мамаша Весли за весь вечер не сделала ни шагу из дома… Темби вернулся домой в десять часов, один… Темби… Погоди! — Он быстро пробежал донесение. — Это может быть интересным: Темби покинул «Красного льва» в десять часов и сел на автобус по направлению к Слоун-скверу, но детектив, следивший за ним, не успел вовремя сесть в автобус. Он вернулся в клуб, но Темби туда не возвращался. И тип, который дежурит перед его отелем, говорит, что он не возвращался и домой. Роджер с нахмуренными бровями сердито пожал плечами. — В какой автобус он вошел? Турнбал бросил взгляд на рапорт. — В 11-й. Ммм… он проходит мимо бюро Ребурна. И Уерендер вернулся в десять у асов! — Турнбал, старина, наши пройдохи, может быть, встретились там. Это ведь Пил наблюдал за Уерендером? — Да. — Ты еще не получил его рапорт? — Нет… — Он проговорил извиняющимся тоном: — Знаешь, у него, вероятно, еще не было времени написать рапорт. — Не было времени! — фыркнул Вест, подняв руки к небесам. — Уерендер вернулся в десять часов, а сейчас без семи минут двенадцать! И у него не было времени написать свой рапорт! Вест немедленно позвонил по телефону, и на его нетерпеливый вопрос мать молодого Пила дрожащим от беспокойства голосом ответила, что сын до сих пор не возвращался домой. Роджер посоветовал ей не беспокоиться о сыне и повесил трубку с такой силой, что было удивительно, как аппарат не сломался, когда на него обрушилась трубка. — Я побегу к Еве… ты побыстрей отправляйся в бюро Ребурна, но сперва пройди в комиссариат Сити и возьми с собой несколько парней… Никогда ничего нельзя знать заранее… Оба полицейских помчались по коридору. Движение на больших улицах, хорошо освещенных, было еще весьма интенсивным, но Сити, пустынный после пяти часов, когда служащие и деловые люди заканчивали свою работу, казался мертвым. Турнбал, медленно, из уважения к красному свету светофора и квартальному инспектору, ведя машину, остановился перед высоким современной архитектуры зданием с вывеской «Ребурн и К°», которая прикрывала своей мнимой респектабельностью истинное лицо его владельца. Фасад, выполненный из железобетона, с шахматным расположением квадратных окон, был безмолвен. Полное молчание царило кругом. Широкая улица была пуста. Два силуэта лишь виднелись в полумраке: один в униформе и каске, другой в гражданском плаще. — Что нового? — Ничего. Совершенно спокойно… — Видели Пила? — Да, он недавно был тут. «Недавно, это, вероятно, относится к половине десятого вечера! И с тех пор никаких следов молодого Пила», — подумал Вест. И Темби должен был прибыть в эти места что-то около девяти часов пятнадцати минут. — Быстро! Полицейские с переносными лампами устремились в узкий проход, ограниченный голыми бетонными стенами, который вел во внутренние дворы здания и открывал доступ к служебным входам, а также к мусорным ящикам. Луч одной из ламп, шаря по цементу двора, осветил натертые до блеска башмаки инспектора Пила. Раздались восклицания… Турнбал бросился вперед, за ним его коллеги. Пил лежал за мусорным ящиком, наполовину заваленным старыми бумагами. Он едва дышал, пульс был еле различимым. Казалось, что его оглушили ударом тяжелого предмета: на затылке была большая кровоточащая ссадина. Полицейские осторожно ощупали его тело. Оно было инертным, но крови нигде не было заметно. Но оглушенный человек не остается без сознания в течение двух часов, и Турнбал, очень обеспокоенный, послал за машиной «скорой помощи», а сам стал внимательно рассматривать бледное лицо, потом осторожно приподнял опущенные веки. При ярком свете переносных ламп, направленных на лицо потерпевшего, его зрачки выглядели, как булавочные головки. — Наркотики! — проворчал Турнбал. — Его оглушили, потом впрыснули ему наркотик… — Ну вот, — пробормотал инспектор квартала, — теперь появились и наркотики… Хорошенькое дело! Турнбал выключил свою лампу и тихо проговорил: — Это случается не в первый раз. Наш друг Темби большой специалист по этому вопросу. Роджер Вест, встреченный Евой Франклин, вставшей для этого с постели и одетой в умопомрачительную розовую, прозрачную ночную рубашку, вышел от нее успокоенный. Все казалось нормальным. Он тщательно проверил охрану и поставил трех человек вместо одного, которым посоветовал смотреть в оба. Сам он совершил обход квартала, прежде чем отправиться домой. Джанет с сердитым видом барабанила пальцами по спинке кресла и смотрела на часы. — Турнбал просил, чтобы ты позвонил ему… — Она сделала гримасу и, стараясь передразнить Турнбала, произнесла: — Это не-от-лож-но… Вест сокрушенно набрал нужный номер телефона, бросая на свою жену взгляды побитой собаки. Он сделал безнадежный жест, на что она ответила пожатием плеч и подняла глаза к небу, крепко сжав губы. Но, когда муж, едва обменявшись с Турнбалом несколькими словами, опрометью бросился из дома. Джанет вышла на порог дома и закричала, обращаясь к звездам: — Мы разводимся! Вест вернулся, чтобы запечатлеть поцелуй на ее лбу, и прокричал в ответ: — Только не сегодня вечером. Все адвокаты уже спят! Темби, одетый в радужную с полосами пижаму, тер глаза и приговаривал: — А! Вот еще! А! Что же это такое? Будить человека среди ночи! Это возмутительно! Вест и Турнбал, стоя с широко расставленными ногами, руки — в карманах макинтошей, смотрели на него с серьезным и строгим видом. — Ну, гоп! Встать! Надевай свои шмотки, да побыстрей, и следуй за нами. Темби подпрыгнул на своем пружинном матраце, как от электрического заряда. — Что? — Тебе сказано, чтобы ты одевался… Не заставляй нас повторять… Бледный мошенник, дрожа и бормоча проклятия, спустился по лестнице зажатый между двумя полицейскими, под испуганным взглядом своей сожительницы, закутанной в старый халат с жирными пятнами на обшлагах и вокруг выреза. Потом его посадили в полицейский «остин» — при свете бледного фонаря, под внимательными, взглядами трех котов, сидящих на краю мусорного ящика, а также стоявшего в отдалении метельщика улиц. Большой Бен пробил два часа, когда машина въехала в большой портал Нового Скотленд-Ярда. Там не стали долго ждать. — Где ты был вчера вечером? — громко спросили его. Темби, истекающий потом и цветом похожий на вареного судака, пробормотал: — Я… Я сделал небольшую прогулку, прежде чем лег спать! По… почему?.. Наступило молчание. И жесткий голос продолжал: — Это мы задаем вопросы, Темби. Допрос, настойчивый, непрерывный, продолжался больше получаса: полицейские задавали вопросы, которые в пустой комнате звучали как одинокие выстрелы. Бледный, с расстегнутым воротом, с волосами, прилипшими ко лбу от пота, несчастный мошенник бормотал несвязные ответы, совершенно неспособный создать себе алиби на последние часы вечера. — Тебя видели у конторы Ребурна… Пил заметил тебя раньше, чем получил удар по голове… А наркотики, а?.. Может быть, это не ты? Ты и в этом деле не участвовал? — Нет! Нет! Я клянусь вам в этом! Это не я! Я ни на кого не нападал! Турнбал, поставив ногу на перекладину табуретки, обменялся с сержантом, дежурившим в отделении, ироничным взглядом. Роджер, не выказывая своего разочарования, спокойно проговорил: — Отлично… Я велю отвезти тебя домой, Темби… Но берегись! Мы не спускаем с тебя глаз. При малейшем неверном шаге — гоп! — и все… Обычная угроза. Темби вышел, экскортируемый сержантом, а Турнбал, явно удивленный, спросил неуверенным тоном: — Что с тобой происходит? Ты что, сошел с ума? — Нет, старина, — с улыбкой ответил Вест. — Нет определенных доказательств, его все равно бы оправдали, а мы получили бы пощечину. Тогда как теперь мы поставили ему хорошую ловушку. Если мои предположения правильны, он немедленно побежит к своему хозяину просить защиты. И Уерендер теперь, может быть, начнет шевелиться. Турнбал долго думал над услышанным, уставившись на носы своих запыленных ботинок, потом улыбнулся. — Знаешь, это не так уж глупо. — Спасибо. Ребурн чуть не проглотил свою сигару. Он нагнулся над письменным столом с вытаращенными глазами. — Это… это ты! — Ну, конечно, это я, — спокойно уверил его Уерендер, очень довольный происшедшим. — Я усыпил полицейского на несколько часов и сказал Темби, чтобы он пришел… Вест поднял его среди ночи с постели. Все произошло так, как я и планировал. — И… и ты не думаешь, что это слишком уж рискованно? — с беспокойством спросил Ребурн. Уерендер усмехнулся и стал полировать свои ногти. — Совсем наоборот. У полицейских нет никаких доказательств, и они будут вынуждены выпустить Темби, а тот, чувствуя, что его начали преследовать, прибежит сюда просить твоей защиты. Теперь мы его держим крепко связанного по рукам и ногам! — А потом? — А потом… — злорадное чувство озарило лицо мумии, — а потом пойдет, как по писаному: мы заставим его произвести экзекуцию над Евой. С двумя убийствами на шее он сделает все, чтобы между ним и английской полицией оказался по крайней мере целый океан, а то и два. И мы таким образом избавимся от Темби… Ребурн сосал свою сигару, задумчиво глядя на делового человека. — Да-а… Я не знаю, — пробормотал он с нахмуренными бровями. — В нашем положении, я считаю, слишком опасно оставлять Темби в живых… Мы должны сразу освободиться от всех людей, которые нас стесняют. Почему же просто не убить их всех? — Но весь мой план базируется на Темби, — запротестовал Уерендер, наклонясь вперед. — Если мы их убьем, его и Еву, полиция заподозрит нас. Нам нужен хороший эмиссар, Пол. Подумай: как ты можешь допустить, чтобы Темби заговорил, когда это он убил Тони Брауна? Он слишком боится полиции! Для Мелвила детская игра — содействовать его осуждению и отправить его кончать свои дни в тени. Нет, нет, Пол, послушайся меня и не сделай глупости. Лишней глупости. Ребурн вопросительно посмотрел на него. — Лишней глупости? — Еще бы! — с жаром заявил Уерендер. — Если бы ты не потерял самообладания и не убил Хеливела, ничего бы этого не случилось. — Он спохватился, заметив ледяной взгляд гангстера. — Ну, что сделано, то сделано… И с глубоким вздохом он вышел из комнаты.Глава 19 Темби недоволен
Пол Ребурн бросал на своего посетителя суровые взгляды: Уерендер, сидящий за маленьким письменным столом, делал вид, что очень занят какими-то бумагами. Мамаша Весли со скверной улыбкой на губах громко грызла очередную карамель. Гангстер встал, прямой, с расправленными плечами. Он сделал три шага вперед, схватил Темби за отвороты пиджака, притянул его к себе и прошипел ему прямо в лицо угрожающим тоном: — Кто позволил тебе прийти сюда, кретин? Ты отлично знаешь: тебе заплатили, чтобы ты исчез! — Я… я не мог поступить иначе, мистер Ребурн, — бормотал совершенно испуганный мошенник. В его глазах читался сумасшедший страх, но также и гнев. — Мне необходимо было поговорить с вами и… — Он засмеялся безнадежным и горьким смехом. — Я тем не менее не собирался просить вас побеспокоиться… Ребурн отпустил его, отступил на шаг и стряхнул воображаемую пылинку с пиджака. — Но какая странная манера обращаться с людьми, которые так много сделали для вас и которые были так преданы! Ребурн нетерпеливо пожал плечами. — Чего же ты хочешь? — сухо спросил он. — Говори скорей, у меня нет лишнего времени. Темби вынул из кармана сложенную газету и скрюченными пальцами указал на строчки, в которых сообщалось о нападении на инспектора Пила. — Вы читали это? — спросил он. Уерендер повернулся, чтобы пролаять: — Это есть во всех вечерних газетах! — Возможно, — продолжал Темби тем же тоном, — но ни в одной газете не говорится, что инспектор Вест обвиняет в этом нападении меня! — Я всегда говорил, что рано или поздно инспектор Вест получит твою шкуру, — ласково проговорил Уерендер, откинувшись в своем кресле. Темби подпрыгнул как ужаленный. — Он не получит ее, если вы меня не выдадите! — выплюнул он с искаженным от страха лицом. Он с ненавистью посмотрел поочередно на Ребурна, Уерендера и мамашу Весли… — Может быть, вы думаете, что я дурак? Ну, так вы глубоко ошибаетесь! Мне все совершенно ясно, все! Я отлично понимаю, что вы тут комбинируете… Мне позвонили и говорили со мной измененным голосом. Мне сказали, чтобы я пришел к конторе мистера Ребурна. Я пришел и никого там не застал. А это было как раз в тот момент, когда напали на полицейского. Вы не находите, что это странное совпадение, а? Как раз для того, чтобы у меня не оказалось алиби! — Он остановился и провел языком по своим пересохшим губам. Уерендер очень холодно, свысока смотрел на маленького человека: мамаша Весли усиленно жевала. Ребурн неожиданно приветливо улыбнулся. — Послушай меня, Темби, — твердо проговорил он. — Я не знаю, кто говорил с тобой по телефону и отправил тебя туда, но я клянусь, что мы сделаем все, чтобы выяснить это дело. Теперь, я надеюсь, ты доволен? Мошенник, немного сбитый с толку таким заверением, переступал с ноги на ногу, покраснев и не совсем доверяя им. — Э-э-э… вы очень любезны, мистер Ребурн, я вам очень благодарен, но… — Он выпрямился и собрал все свое мужество. — Честно говоря, с меня довольно. Я не боюсь это сказать, мистер Ребурн, наступил момент, когда я… когда мне хочется покончить со всем этим. Я делал для вас хорошие дела, но все складывается плохо, и я не понимаю, почему так происходит. Не говоря уже об этом телефонном звонке, у меня в последнее время сплошные неприятности. Почему? Что я вам такое сделал? — Что ты хочешь этим сказать, Темби? — с заинтересованным видом спросил Ребурн. — Ну… О! Не принимайте такой удивленный вид, не стоит… Бари Коммон! И Берри-стрит! Ну? Вы называете это игрушками? Ребурн сделал шаг назад. Положив руки в карманы, он долгим взглядом рассматривал своего собеседника. — Темби, — ласково пробормотал он, — в конце концов ты хорошо сделал, что пришел. Настало время для дружеского разговора. — Его взгляд неожиданно стал жестким. — Почему ты сделал эти два дела? — Я? Темби, казалось, лишился от удивления чувств. Потом собрался с духом. — Скажите же, мистер Ребурн, в какую игру вы играете? Вы, безусловно, имеете право употреблять и других людей для ручного труда, кроме меня, это ваше дело. Если у них не выходит их работа, это их дело… Но не обвиняйте потом в этом меня! Уерендер и мамаша переглянулись с открытыми ртами. — Ты хочешь заставить меня поверить, — ледяным голосом проговорил Ребурн, — что ты не похищал Кетти Браун? Темби несколько раз ударил себя пальцем по лбу. — Я еще не сошел с ума! Наступило почти угрожающее молчание. Уерендер, бледный, потный, бросал на своего компаньона боязливые взгляды. На гангстера было страшно смотреть:, челюсти его сжались, глаза бешено сверкали. — Да кто же сделал это? — рычал он со сжатыми кулаками. Он круто повернулся на каблуках, Нахмурив брови и наморщив лоб. — Георг, я хочу знать, что кроется за этой историей, и хочу это знать немедленно… Ты понял? — Понял, — пробормотал Уерендер. Темби, волнуясь все больше и больше, стал умолять своего патрона помочь ему уехать куда-нибудь подальше. Ребурн обещал помочь. — У меня есть коттедж около Беркшира. Там очень спокойно и никого нет. Ты можешь отправиться туда и пожить там немного, пока я устрою тебе отъезд на пароходе. Темби рассыпался в благодарности и вышел из дома успокоенный, унося в своем кармане ключи от коттеджа, а под мышкой коробку с шоколадными конфетами. Он совсем не заметил человека из Скотленд-Ярда, который в конце улицы сложил свою газету, чтобы последовать за ним. Роджер улыбнулся при виде французской печати на конверте, быстро вскрыл его и прочитал содержимое. Данный рапорт, адресованный мистеру главному инспектору Роджеру Весту, представлял собой список модных курортов и мест, где оперировало известное всем трио. К сожалению, французская полиция никогда не имела возможности поймать их с поличным, и потому они никогда не были арестованы. Дальше следовало подробное описание примет высокого красивого человека и маленького сухого человечка. — Ребурн и Уерендер, — проворчал Роджер, — так я и думал. — Но в настоящий момент нас это ни к чему не приближает, — заметил практичный Турнбал. Роджер усиленно соображал, барабаня пальцами по конверту, полученному из Франции. — А что-нибудь обнаружили о мамаше Весли? — спросил Турнбал. — Она когда-то жила в конце Ветнол Грин, в доме, которого больше не существует… Но нам удалось разыскать коммерсантов, которые помнили ее. У нее была очень скверная репутация. Она отправляла своих детей просить милостыню и вообще совсем не занималась ими… Она исчезла из виду в 1936 году. — А какого возраста были тогда ее дети? — Старшему было пятнадцать. Остальные еще ходили в школу. — Ты знаешь их имена? — Нет еще. Я повсюду послал запросы, но ответа пока не получил. — Роджер вытянул свои длинные ноги. — Сосредоточь на них свое внимание, — с улыбкой проговорил он. — Я собираюсь отвезти наших птичек в госпиталь, чтобы они посмотрели на Джо. Мы им скажем, что разыскиваем одну подозрительную личность в связи с нападением на квартиру Ребурна. Хочешь поехать со мной? — Еще бы! — воскликнул Турнбал, потирая руки. Уверенный в том, что дело касается простого эпизода следствия, гангстер и его сообщники не могли отказаться от приглашения. Их проводили в муниципальный госпиталь, сопровождал их инспектор Вест, вежливый и предупредительный. Ребурн первым вошел в комнату, в которой находился Джо, лежащий высоко на подушках. Он поднял на вошедшего пустой взгляд. — Я никогда не видел этого человека, — сказал Ребурн, отрицательно покачав головой. Уерендер, сопровождаемый Турнбалом, казался еще более сухим, чем обычно. Он рассматривал раненого, как филателист редкую марку. — Нет, — проговорил он после долгого молчания, — я не думаю, чтобы это был человек, который пытался взломать дверь. Правда, было так темно… Мамаша Весли вошла, в свою очередь, огромная и улыбающаяся. Она бросила лишь один взгляд… быстрый, как молния. Джо слегка побледнел. Это продолжалось едва лишь долю секунды, но инспектор Вест покинул госпиталь в твердой уверенности, что мамаша Весли и Джо знали друг друга, были старыми знакомыми. На ступенях, заполненных толпой посетителей, врачами в белых халатах и сиделками в белых кофточках, юный молодой человек в зеленой фуражке-каскетке продавал последний выпуск «Ивнинг Кри». Роджер прочел заголовок, и крупные буквы заплясали перед его глазами: «МИЛЛИОНЕР ПОЛ РЕБУРН ЖЕНИТСЯ». — Вы меня не поздравляете? — спросил гангстер с широкой улыбкой.Глава 20 Красивый коттедж среди зелени
Марк Лессинг подъехал к маленькому местечку Беркшир ко времени завтрака и остановил свою «сумбеам» перед трактиром под вывеской «Кингс Арме». Сильный ветер гнал тучи на восток, но небо оставалось облачным. Повсюду, куда достигал взгляд, виднелись кустарники и другие растения. Трактир был кокетливым, типично деревенским домиком и казался совершенно пустынным, как дороги, по которым Марк только что ехал. Холл был пуст, Марк прошел через два помещения, пышно обставленных и соответственно названных, одно — САЛОНОМ, другое — ГОСТИНОЙ, не встретив на своем пути ни души. Отчаявшись, он крикнул: — Здесь есть кто-нибудь? Маленький человек с белоснежными волосами бесшумно, как крыса, появился на пороге комнаты. — Вам определенно везет! — сказал он вместо приветствия. — Почему? — удивленно спросил Марк. — Потому что еще осталось немного йоркширского пудинга. Он сделал знак своему гостю сесть за стол и исчез в направлении кухни, ковыляя на своих коротеньких ногах. Несколько минут спустя Марк сидел перед огромной кружкой пива и поглощал пудинг под нежным взглядом хозяина таверны. — Вы проездом, сэр? — Мм… и да, и нет, — ответил Марк с полным ртом. — Я ищу коттедж. Старик вздохнул. — Вы не единственный, сэр. Это отличная местность и близко от города. Артисты кинематографа и певцы приезжают сюда провести здесь уик-энд. До самого Лондона отличная дорога и… Марк, используя свой талант общения, вскоре стал другом хозяина таверны, который поместил его в лучшую «комфортабельную» комнату, обстановка которой состояла в основном из широкой, как Темза, кровати. Час спустя, прогуливаясь с видом туриста по жизнерадостной деревне, наш детектив-любитель, свернув с проселочной дороги, увидел за деревянным забором виллу под названием «Лелехем Коттедж», принадлежащую Полу Ребурну. Расположенный у подножия зеленого невысокого холма домик, покрытый вьющимися растениями, утопал в зелени. Парк, отлично ухоженный, с подстриженными кустарниками и цветочными клумбами, радовал взгляд. Все ставни были закрыты, и нигде никого не было видно. Только птицы громко щебетали на деревьях. На опушке маленького леса в конце аллеи стоял сарай для садового инвентаря, крыша которого выглядела достаточно прочной, чтобы выдержать вес человека. Марк бесшумно влез на нее и со своего наблюдательного пункта отлично видел весь фасад и входную дверь. — Этим я займусь ночью, — пробормотал он, спрыгивая на землю. Он провел время после полудня в прогулке по окрестностям деревни, шагая по полям. Прежде чем вернуться к себе, он сделал круг, чтобы убедиться, что коттедж по-прежнему никем не занят. Хозяин таверны спросил его, какого он мнения об их местечке. — Восхитительное. Но очень мало домов продается. — А! Вот что! Это излюбленное место артистов, певцов, сэр. На обед Марк заслужил жареного цыпленка с брюссельской капустой. Как только стало немного темнеть, он вышел из таверны под предлогом вечерней прогулки и быстро отправился к своему наблюдательному пункту. Взобравшись на него, он замер в ожидании. С воды стал подниматься туман, его холодные потоки вскоре достигли Марка, и тому приходилось несколько раз, предварительно внимательно осмотревшись, чтобы убедиться, что никого нет, спрыгивать с крыши и бегать отогреваясь. С правой стороны сквозь стволы деревьев мелькали огоньки поселка. Потом наступила ночь. В лесу кричала сова, холод и сырость становились невыносимыми. Измученный Лессинг смотрел на фосфоресцирующий циферблат часов и вздыхал: время, казалось, не двигалось. Десять часов… десять тридцать… Неожиданно яркий свет фар автомобиля разорвал ночную темноту, осветив желтым светом ограду и крыльцо. Мотор урчал, как большой кот. Марк, распластавшись на крыше, старался не двигаться… Яркий свет пробежал по деревьям, по сараю и погас… Автомобиль проехал дальше… Лессинг старательно вглядывался в темноту: машина остановилась перед входом в дом, и ему показалось, что он различил два силуэта. Ребурн и Ева? Две человеческие тени прошли перед фарами, о чем-то споря… и одна тень вернулась к машине. Это было такси! Действительно, человек подошел к входной двери, сунул ключ в замочную скважину и обернулся, освещенный светом фар. Темби! Марк скатился со своего наблюдательного пункта и со всех ног кинулся к селению, чтобы позвонить Роджеру. — Отличная работа! — радостно воскликнул Вест. — Он обставил нашего человека: неожиданно прыгнул в проходящий автобус. Оставайся там, только не делай никаких глупостей. Мы приедем. — Пошевеливайтесь! Лессинг расположился в гостиной и заказал двойной скотч. В это время Темби в коттедже с видом знатока осматривал кровать, на которой ему предстояло спать. Он пощупал матрац, снял покрывало и с удовлетворенным видом растянулся во всю длину. Правой рукой он вынул из коробки шоколадку и отправил ее в рот, заранее предвкушая удовольствие. Темби был сластеной. Лежа на кровати, он чувствовал себя королем. На следующее утро Марк Лессинг, совершая утреннюю прогулку, встретил двух инспекторов из Ярда, которые фланировали, держа руки в карманах, а нос по ветру. Проходя по опушке леса, он увидел крестьянина с ружьем на плече, который в обычной жизни назывался инспектором Уетсом. Но никаких следов Веста не было. В пять часов его привлек к окну грохот мотора: какой-то автомобилист резко остановил машину. Невысокий, худенький, с черной бородой, одетый в дорожное пальто, которое доходило ему до пят, он был похож на администратора театра. Лессинг, внимательно рассмотревший его, был уверен, что уже видел его где-то. — Еще один тип из Ярда. Автомобиль «форд кортина» вскоре удалился в направлении «Лелехем Коттеджа». Марк быстро поднялся в свою комнату, откуда открывался обширный вид на всю деревню: он увидел, как машина объехала вокруг холма и завернула в маленький лес… Но с другой его стороны она не появилась! У полиции там условленное место? Кусты, деревья простирались насколько мог охватить глаз, все кругом было зелено. А бородатый автомобилист неожиданно появился, петляя, как заяц, между деревьями, он быстро шел по направлению к коттеджу, в котором прятался Темби… Марк, прыгая через четыре ступеньки, помчался к гаражу, где остановился как вкопанный, с бьющимся сердцем, «ролле» Ребурна выезжал из поселка и направлялся прямо к таверне! Огромная машина, сверкающая и великолепная, пронеслась мимо, как ветер… И Ева Франклин была одна в машине, за рулем! Машина промчалась мимо отеля и исчезла на проселочной дороге, ведущей к коттеджу. — Действительно, они все условились там встретиться! — пробормотал Лессинг. Чтобы не пропустить ни единой сцены из представления, друг Роджера вывел из гаража свою машину и, сидя за рулем своего «сумбеама», последовал за «роллсом»… Лессинг вовремя успел занять свой наблюдательный пункт: увидел, как «ролле» остановился перед виллой, как отворилась входная дверь и в нее просунулся длинный, любопытный и обеспокоенный нос. — Вы! Ева сделала шаг назад, ошеломленная при виде Темби, который, в свою очередь, очень разнервничался и прилагал большие усилия, чтобы казаться любезным. Он гримасничал, тер себе руки, более липкие и скользкие, чем обычно. — Миссис Ребурн! Какой сюрприз! О! Если бы… если бы я только знал! — Что это вы здесь фабрикуете? — закричала Ева испуганно. — Мистер Ребурн пригласил меня, миссис… — Темби вертелся, очень смущенный, не зная, как вести себя. — Но мне никто не сказал, что вы приедете сюда! Гм… Но войдите, прошу вас! Ева заколебалась на мгновение, потом решилась. Дверь за ними закрылась. Марк скатился с крыши, согнувшись пополам, пробежал через лужайку и, добежав до стены дома, прижался к ней, задерживая дыхание. Он на цыпочках обогнул дом и подкрался к двери черного входа. Она оказалась открытой! Он стал потихоньку толкать ее, осторожно, осторожно, чтобы не произвести ни малейшего шума, потом проскользнул в темный коридор… Страшный удар обрушился на его череп: все кругом завертелось — красное, красное, потом… чернота! Он упал навзничь, потеряв сознание. С большими предосторожностями бородатый снова закрыл дверь… Из салона раздавался визгливый голос обезумевшего Темби: — Это ловушка! Ах, подонки! И я позволил провести себя, как ребенка! И голос Евы: — Что это с вами делается, Темби? О Боже мой! Я боюсь! Почему он заставил вас приехать сюда? — Почему?.. — Темби разразился демоническим хохотом. — Вы не понимаете, что это все специально подстроено, нет? Молодая, чистая новобрачная находит в уютном деревенском гнездышке негодяя! О, свинья! — Он бросился к телефону и стал лихорадочно набирать номер. Он несколько раз тщетно пытался дозвониться. — Но что это случилось с телефоном, Боже мой? — Неожиданно он позеленел и в ужасе отступил на несколько шагов. — Ева! Ева! — заикаясь, пробормотал он. — Провод обрезан! Она поднесла руки к лицу, смертельно побледнев. Медленно, очень медленно, бесшумно дверь стала отворяться… Марк в конце коридора приподнялся на локте. Все перед глазами плавало в красном тумане: двери, потолок… Голоса доносились к нему издалека, как во сне. Он пытался встать на колени. — Что же, вы думаете, с нами собираются сделать? — приглушенным голосом спросила Ева. Темби с вытаращенными глазами истерично кричал: — Он хочет освободиться от нас, разве вы до сих пор не поняли этого? Нас поймали в ловушку, как крыс! Дверь приоткрылась на сантиметр, потом на два… Появилось бородатое лицо! Марк, прижавшись к стене, отчаянно старался встать на ватные ноги. Он заметил Роджера, который неслышным шагами, прижав палец к губам, прошел мимо, подмигнув. И другая фигура в плаще бесшумно проскользнула следом. Хлопнула дверь… Раздался вопль Евы: — Нет! Темби! Не оставляйте меня одну! Умоляю вас!.. Крик ее был заглушен. Ева Франклин, с шелковым шарфом на шее, отчаянно сопротивлялась убийственной хватке бородатого. Убийца изо всех своих сил сжимал ее горло с безумной улыбкой на губах. Молодая женщина задыхалась… Лицо ее стало пурпурным… А убийца тащил ее, гогоча, смеясь и ругаясь. Неожиданно раздался спокойный голос Роджера: — Нехорошо душить женщин, Уерендер! Фальшивая борода оторвана… Ева, сжимая руками поврежденное горло, не веря своим ушам, повторяла: — Уерендер? Уерендер? — Да, миссис, — вздохнул Роджер. — Я распорядился убрать полицейских, которые следили за ним, в надежде, что он начнет действовать. И он начал, животное! По счастью, здесь находился Марк Лессинг, и я был информирован по радио о всех передвижениях Уерендера; и дом был окружен. Нам оставалось лишь сорвать плод, как только он созреет. Георг Уерендер, мгновенно посеревший, почти лишился чувств. — Я еще всего не знаю, — сказал Роджер Турнбалу, — но теперь мы на правильном пути. Ева молчит как рыба: я думаю, что она страшно напугана. По всей видимости, Ребурн женился на ней, чтобы помешать ей свидетельствовать против него, потому что по закону жена не может свидетельствовать против мужа. Уерендер отказывается говорить. Они собирались убить Марка вместе с молодой женщиной и оставить Темби выкарабкиваться с этими двумя трупами. Со всеми его заслугами и показаниями против него Темби совершенно созрел для виселицы, как цыпленок для печки. Турнбал дружески хлопнул своего товарища. — Иди скорей и расскажи все это помощнику комиссара, и он, может быть, представит тебя к награде. — Подожди секунду, — со смехом возразил Роджер, — сейчас же побегу… А потом я хотел бы провести маленький разговор с Ребурном прежде чемповидаю Чартворда. В этот момент дверь отворилась, и показалась красная физиономия вестового. — Инспектор Вест, сэр… Помощник комиссара вас ждет. Он нагнулся, чтобы пробормотать конфиденциальным тоном: — В его кабинете Ребурн. Роджер помчался. Сэр Гай Чартворд, сидевший за грудой бумаг за своим письменным столом, курил трубку, укутанный сизым дымом. Напротив него, очень подтянутый и прямой, сидел в кресле Пол Ребурн с парой свежих кремовых перчаток в руке. Серебряная тросточка лежала возле него, и он, улыбнувшись с видом совершенного благодушия, сделал дружеский жест инспектору, но даже не попытался встать с места. — А, Вест! — сказал Чартворд. Он остановился, чтобы посмотреть на выражение лица своего подчиненного, и, не увидев ничего, кроме спокойствия и безразличия, продолжал театральным тоном: — Мистер Ребурн желает сделать заявление. — Заявление? Очень хорошо, — безразлично проговорил Роджер. Ребурн приблизился небрежной походкой. — Я прежде всего желаю рассеять недоразумение, инспектор Вест. Я теперь понимаю, что наше поведение вам показалось подозрительным. Это вполне естественно. На вашем месте я поступил бы так же. — Ребурн краем глаза смотрел на Роджера и, не обнаружив никакой реакции на свои слова, продолжал: — Я должен еще сказать, чтобы вы лучше поняли меня, что этот Темби в течение нескольких лет вымогал у меня деньги. Однажды, это было много лет тому назад, Уерендер учинил небольшое мошенничество на бегах, прячась за моим именем и моей репутацией. Я хорошо знал Георга и простил ему: теперь я вижу, до какой степени был наивен. Короче говоря, Темби, который работал на Уерендера, воспользовался всем этим, чтобы выкачивать из меня деньги. И в конце концов он снова пришел, чтобы продолжать свой шантаж, только в еще большем размере. На этот раз он требовал очень крупную сумму. — На каком же основании он хотел заставить вас платить эти деньги? — осторожно спросил Роджер. Ребурн улыбнулся. — На том простом основании, что Ева Франклин давала ложные показания в суде: она не была свидетельницей того происшествия в лесу, в Клепем Коммон. Вест и Чартворд должны были упасть в обморок от такого заявления. Или Ребурн был жертвой заранее рассчитанного удара, или он был преступным гением! Ребурн глубоко вздохнул. — Все это составляло часть плана Темби. О! Это было отлично состряпано… И я, как дурак, попался в его сети. Я любил Еву и женился на ней на прошлой неделе. Вы теперь понимаете весь его гнусный план? Вернее, их план. Они пришли к Еве, до смерти запугали ее, заставили говорить неправду перед судом. Даже — я поверил в то, что она говорила! А потом, когда Ева стала миссис Ребурн, они решили, что могут заставить меня платить им до моего последнего дыхания! Роджер вытер лоб; Чартворд посылал к потолку клубы дыма и не говорил ни слова. — А почему Уерендер пытался убить вашу жену? — тихим голосом спросил инспектор Вест. — Да потому, что она, будучи сильно влюблена в меня, рассказала бы мне про все их проделки, рассказала бы мне всю правду. Я же немедленно обратился бы в полицию, и Уерендера с Темби арестовали бы. Арестантская логика! Инспектор усмехнулся: согласился бы Георг Уерендер, даже если ему будет заплачено, просидеть в тюрьме долгие годы, не сказав ни слова? А между тем Ребурн находился тут, сидя в кресле, с перчатками и тростью в руке, совершенно спокойный… Телефонный звонок прервал нить его размышлений. Чартворд снял трубку, переменился в лице и переспросил резким тоном: — Кто? Мелвил? Роджеру показалось, что он уловил выражение триумфа в глазах гангстера. Помощник комиссара с недовольным видом слушал, что ему говорили. Потом он резко повесил трубку. — Абель Мелвил ходил к Уерендеру на свидание в тюрьму. После его ухода арестованного нашли мертвым, отравленным ядом. В одном из ботинок у него оказался полый каблук, и можно предположить, что там он и прятал яд! Ребурн провел рукой по глазам, как бы для того, чтобы отогнать кошмар. — Боже мой! Боже мой! Бедный Георг! Он поочередно посмотрел на обоих полицейских. Взгляд его был грустен. — Вот видите, господа, к чему приводит преступление! — проговорил он тихим голосом.Глава 21 Некий Джо
Когда Ребурн вышел, Вест, дрожа от ярости, безнадежным тоном пробормотал, адресуясь к своему начальнику: — Мелвил ли принес яд в тюрьму, или Уерендер держал его спрятанным в каблуке, ровно ничего не меняет. Мы ничего не сможем доказать, и судьи вынесут вердикт: самоубийство. Ребурн выигрывает по всей линии, сэр. — Гм, — пробурчал сэр Гай Чартворд, более красный, чем вареный рак. Оставались еще Темби и Ева Франклин. Ева, ставшая миссис Ребурн, не могла быть привлечена как свидетель… А Темби в один прекрасный день был срочно перенесен в госпиталь: вернее, перенесли его тело, потому что он умер по дороге в госпиталь. Смерть наступила от приема морфия… — Шоколад!!! — Какой шоколад? — Темби вышел от Ребурна с коробкой шоколадных конфет под мышкой. Боже мой, сэр! Мне всегда это казалось странным… Если бы мне удалось разыскать эту коробку с остатками шоколада, она могла бы привести нас к Ребурну… Чартворд, приросший к своему креслу, выпустил густую струю дыма, прежде чем ответить: — Может быть, лучше подождать результатов вскрытия… — Это верно, сэр, — с улыбкой согласился Роджер. — Но если в желудке обнаружат шоколад, это даст нам определенный след. — Может быть, — согласился помощник комиссара полиции. Когда Вест вернулся в свой кабинет, ему позвонил Турнбал; он был очень возбужден. — Роджер! Я наконец обнаружил кое-что… Я нашел старшего сына мамаши Весли: его зовут Джо. — Джо? — Джо! Да, старина… дезертир, бродяга, подозреваемый в грабежах… Он последнее время жил в Ливерпуле: вот потому-то его в Лондоне никто и не знал. И держись крепче… Он приехал сюда специально для того, чтобы повидаться с матерью: они встретились с ней в одной таверне Мил-Энда. Хозяйка этого заведения узнала их по фотографиям. — Замечательно! — с энтузиазмом воскликнул Вест. Два часа спустя принесли результаты вскрытия: шоколадки оказались начиненными морфием. Коробка от шоколадных конфет, подарок Ребурна, была найдена в коттедже, и каждая оставшаяся шоколадка подверглась тщательному анализу: многие из них были отравлены. Морфий был введен в конфеты при помощи шприца. — Хорошенько просмотрите все отпечатки пальцев, — распорядился Роджер, — и пусть сделают их увеличенные оттиски. — Он заранее радовался, весь покраснев от волнения. — Вероятно, все-таки найдут хоть один отпечаток пальца Ребурна! Нимало не беспокоясь, Ребурн, очень гордый своими действиями, так блестяще себя оправдавшими, сидел на широком диване и улыбался мамаше Весли, которая, по своему обыкновению, сосала карамель. В открытое окно врывался уличный шум большого города. Ребурн ласково проговорил: — Мамаша, ты просто чудо. — Я это знаю, мой дорогой Пол… — Она засмеялась, показывая свои желтые зубы. — Что бы ты стал делать без своей мамаши Весли, а? — Ты действительно гений, — согласился тот. — Эта твоя идея — заставить работать на нас твоего сына — просто замечательна. Даже Уерендер верил, что все эти нападения были совершены Темби или, во всяком случае, были организованы им. Разделять, чтобы властвовать, — вот золотое правило. Темби думал, что мы хотим от него избавиться… А Георг считал, что Темби стал слишком много себе позволять, что ему дали слишком много свободы… И они прекрасно сломали себе шеи! Теперь нам остается лишь дождаться признания Джо. О! Я отсюда прекрасно вижу лицо Веста! Джо станет обвинять Уерендера в том, что тот подговорил его напасть на Брауна и его жену… К сожалению, еще этот револьвер! Почему, черт возьми, он носил оружие? И он стрелял в Веста! Это может обойтись ему несколькими годами тюрьмы. — К сожалению! — Мамаша глубоко вздохнула. — Джо всегда был трудным ребенком, доставлял мне много хлопот и беспокойства… А я ведь всегда настоятельно рекомендовала ему не носить с собой оружия… Отвратительная улыбка внезапно озарила ее жирное лицо. — В конце концов… Пятьдесят тысяч фунтов, которые ты ему дашь, после того как он выйдет из тюрьмы, вознаградят его за испытанные лишения. Неожиданно Ребурн и мамаша Весли одновременно подскочили на месте и воскликнули: — Вест! На пороге показались трое: Роджер Вест, Турнбал и Пил, с надвинутыми на глаза шляпами, в застегнутых на все пуговицы плащах… — Убедительный разговор, мамаша. Все записано на пленку. И вы понимаете, что изображено на этой фотографии, мистер Ребурн? Он достал фотографию отпечатка пальца. — Это отпечаток вашего большого пальца левой руки, найденный на отравленной шоколадной конфетке. — Это отвратительная ложь, — воскликнул Ребурн, побледнев, как мертвец. — О нет! Под тяжестью неопровержимых доказательств Ева во всем призналась. Она не имеет ни малейшего желания быть замешанной в убийстве, даже если оно совершено ее собственным мужем. Шаловливая мальчишеская улыбка озарила умное лицо инспектора Веста. — Не хотите ли, чтобы я принес вам вашу газету, мистер Ребурн? Наручники щелкнули, как челюсти капкана. В тот же вечер инспектор Вест, сидя за столом, вскочил с полным ртом, чтобы ответить на телефонный звонок. Джанет бросила в него салфетку. — Роджер! Если ты опять уйдешь, я немедленно подам на развод! Инспектор, сняв трубку, улыбнулся жене. — Возьми в адвокаты Абеля Мелвила! Но это оказался Марк Лессинг, который собирался послать Джанет коробку шоколадных конфет.
Инспектор Вест начинает игру Глава 1 Счастье неведения
Гай Рэнделл не имел понятия, что он должен умереть. Для этого не было никаких оснований. Ни один нормальный 33-летний человек не думает, что его за углом поджидает смерть. То, чем он был занят в день своей гибели, было важно по двум причинам. Полицейскому офицеру пришлось напряженно работать целых две недели, чтобы точно установить, когда и куда он ходил, и с кем встречался. — Потому что — откуда знать? — не было ли среди его собеседников убийцы?! Даже если не принимать в расчет столь неожиданный финал, этот день был необычным для Гая Рэнделла, по своему многообразию — многообещающим и волнующим. Рэнделл был энергичен, напорист и безмерно счастлив. Он чувствовал себя способным совершить любой подвиг. И он прошел долгий путь по городу, завернул за множество углов до того, как сделать фатальный шаг. Старший инспектор Роджер Вест из Нью-Скотланд-Ярда возглавлял данное расследование с бесконечным терпением, с похвальной настойчивостью восстанавливал картину деятельности Рэнделла и в конечном итоге сумел представить начальству исчерпывающий отчет об его поступках, но, конечно, ему не были известны мысли покойного. Доклад Веста начинался с описания раннего утра последнего дня жизни Гая Рэнделла… Помещение было не большим и не маленьким, но необыкновенно светлым и радостным, потому что в это мартовское утро солнце струилось непрерывным потоком в распахнутое окно. Комната находилась на втором этаже «Мейбенка», викторианского особняка в Сент-Джонс Вуде, который в такой степени можно было называть «домом» Рэнделла, в каком им бывает пансионат. Рэнделл крепко спал. Снаружи раздались торопливые шаги и почти одновременно раздался легкий стук в дверь. После паузы стук повторился, но уже гораздо сильнее. Рэнделл не пошевелился. Теперь дверь отворилась. На никелированном подносе задребезжали чашка и блюдце. Вошедшая в комнату девушка лет 17–18 отчетливо произнесла: — Мистер Рэнделл, уже восемь часов. Рэнделл вздохнул и заморгал спросонья глазами. — Э-э, хэллоу! — Он зевнул во весь рот и вытянул руки. — Хэллоу. Который час? — Около восьми, — ответила девушка. — Пора вставать, — сказал Рэнделл, и девушка вышла, прикрыв за собой дверь. Первый завтрак в «Мейбенке» празднично не обставлялся. Из семи постояльцев один Рэнделл спустился вниз в половине девятого. Возле его прибора лежал сложенный «Дейли Телеграф» и два письма. В тот самый момент, когда Гай занялся письмами, вошла хозяйка с традиционной тарелкой овсяной каши. Он отвернулся от нее, распечатывая письмо. В другое время он ей обязательно улыбнулся бы. Письмо было от сестры, как всегда лаконичное до предела.«Дорогой Гай, я пришла в восторг, услышав о твоей помолвке. Наилучшие пожелания, мой дорогой. Когда же ты собираешься привезти к нам свою Сайбил?.. Говорят, она само очарование. Кончаю. Безумно занята, но не могла не написать немедленно, как только получила твою весточку».Рэнделл усмехнулся, отложил письмо и принялся за овсянку. Когда официантка явилась вторично, он был поглощен чтением нового письма. Оно было гораздо длиннее, причем в отличие от первого напечатано на машинке.
«Мой дорогой Гай! Итак, женоненавистник капитулировал. Враг прекрасного пола превратился в пылкого возлюбленного. Я был уверен, что рано или поздно так случится. Нет, конечно, это ни в коей мере не повредит делу. Да и с чего бы это? Ведь теперь у вас только увеличится стимул и вы будете стараться продать наш товар выгоднее. Не мое дело, придется ли вашей молодой супруге по сердцу то, что вы часто находитесь в отлучке. Благодарение небесам, это ваше дело. Я вторично обращаюсь к тому, что заставило меня сесть за письмо и что, если не ошибаюсь, страшно мучает и тревожит вас. В данный момент фирма не в состоянии предоставить вам отдельную контору, т. к. нет свободной вакансии.Однако мне передали, что старик Льюис всерьез поговаривает об уходе на пенсию. Когда он это сделает, освободится район Мидленда, можете не сомневаться, что его поручат вам, а вместе с тем дополнительно 200 фунтов в год. Поэтому я почти уверен, что правление уже сейчас повысит ваше жалование на означенные 200 фунтов с момента вашей женитьбы. Пишу вам из конторы. Прошу вас, постарайтесь как можно дольше оставаться на земле и не собираться в райские кущи, ведь надо еще успеть переговорить с Перриманом. Если бы вы сумели добиться их заказа! Но, это почти неосуществимо, разумеется. Более ненадежного и капризного клиента у нас не было никогда. Все же, поскольку они настаивают на снижении расценок на нашу тару в ближайшие 6 месяцев, будьте к этому готовы. В прошлом письме я вам писал, что вы можете согласиться снизить на 5 процентов все виды упаковок. Строго между нами, если вам удастся получить их заказ, снизив расценки на 10 или даже 12 процентов, никто не станет возражать. Разумеется, их претензии вполне законны.К тому времени, как Рэнделл закончил читать письмо, его завтрак окончательно остыл. Гай выпил две чашки чая, запивая им сначала жареные помидоры, а потом съел хлеб с сыром и маслом. После чего он прошел в холл. Там на тумбочке возле вешалки хранились его перчатки. Шляпу же он вовсе не носил. Ему пришлось дважды свернуть за угол, прежде чем он добрался до своего гаража и вывел 12-сильную машину марки «Митчел». По дороге, особенно в Вест-Энде, он сделал десятка два поворотов, в половине десятого повернул в последний раз, поставил машину у обочины и вошел в здание компании «Браун Прилтинг», расположенное на улице, отходящей от Стрэнда. У Рэнделла не было друзей в лондонской конторе, но так как она служила ему штаб-квартирой, когда он колесил по Лондону или югу, то он знал по имени всех клерков, машинисток, секретарш и т. д. И они тоже знали его как лучшего торгового агента южного района. Он заставлял трепетать сердца молоденьких девушек, потому что был красив и доброжелателен, хотя сам не подавал им для этого ни малейшего повода. Колеман, управляющий Южного филиала торговой фирмы «Браун», человек средних лет, уже находился у себя в кабинете. Когда Рэнделл вошел, он отложил в сторону какое-то письмо и приветливо сказал: — Доброе утро! Я слышал, мне надо вас поздравить? — Черт побери, откуда вы это знаете? — изумился Рэнделл. Колеман рассмеялся. — Об этом упоминает в своем письме мистер Вильсон. Для вас тоже есть письмо относительно Перримана, но я сильно сомневаюсь, чтобы с ним дело выгорело. Там пустил корни «Тактос»… От души порадовался за вас. Я знаком с этой леди? — Нет, — ответил Рэнделл, — мы встретились с ней летом в Брайтоне. Хотим скромно повенчаться в конце будущей недели. У Рэнделла лицо буквально сияло от счастья, так что Колеман в свою очередь не мог удержаться от улыбки, хотя его собеседник сразу перешел к делам. — Вам больше других известно о Перримане и «Тактосе». Расскажите-ка мне всю подноготную, идет? Колеман исполнил его просьбу, повторив под конец еще раз, что он считает несбыточным план «подобрать ключи» к Перриману. Компания «Браун Прилтинг» изготавливала широкий ассортимент изделий из бумаги и картона, а за последнее время стала с успехом применять также и пластики. «Тактос», выпускавшая патентованные складные коробки и пакеты, была более крупной конкурирующей фирмой, учрежденной 50 лет назад. На протяжении всего этого времени они полностью обеспечивали упаковочными средствами Перримана, вполне удовлетворяя их огромные требования. «Фасованные продукты» Перримана в различной упаковке производились почти в неограниченном количестве и, конечно, получить заказ от такой фирмы было крайне заманчиво. Они имели дело также и с полуфабрикатами, у них была разветвленная сеть складов и магазинов по всей стране. По своим взглядам они были ультра-консерваторы. Нескольким компаниям, занимающимся изготовлением упаковочной тары, удалось получить от них заказы, но все равно основным поставщиком оставался «Тактос». Их различные мастерские специализировались уже давно на изготовлении всевозможных ящиков, коробок, пакетов, причем размеры концерна давали возможность отпускать товары по более низким ценам, чем конкурирующие организации. Все это было давно известно Рэнделлу. Колеман разве что дополнил это цифровыми данными, а потом добавил: — Дело не только в размерах «Тактоса». У них великолепная реклама и опытные агенты. Знаете Джеремию Скотта? — Да, Джеремию из «Тактоса» я отлично знаю, — ответил Рэнделл с кривой усмешкой. — Полужулик, полугений. Верите ли, мы с ним давно соперничаем. Если у него я вырываю из-под носа заказ, он непременно отыгрывается, заключив контракт с таким клиентом, в надежности которого я никак не сомневался. Сказать по совести, Колеман, я был бы вам крайне признателен, если бы вы мне помогли, подсказали, как его обставить. Никто лучше вас не разбирается в этих делах! — Тронут вашей оценкой. А что вас, не пойму, так тревожит? — Я бы не назвал это «тревогой», но не знаю, как выразиться? Дурным предчувствием, что ли? Слишком часто скрещиваются наши пути с Джеремией Скоттом, особенно здесь, на юге. И всякий раз у меня возникает ощущение, что он готов вцепиться мне в горло. — Вы хотите сказать, что он питает к вам личную неприязнь? — Мне об этом неизвестно. Как правило, он достаточно вежлив. Вообще-то мы встречаемся только в тех случаях, когда останавливаемся в одном отеле, ну и, как известно, к вечеру он уже «лыка не вяжет». Впервые встречаю человека, который бы поглощал спиртное без счета. — А вот я не верю, чтобы он по-настоящему напивался, — задумчиво произнес Колеман. — Скотт умеет пить и ума не пропивать! «Тактос» не терпит соперничества, а за последние годы мы перехватили у них много заказчиков. И, большей частью, по вашей милости. Я не стану закладывать голову, что Скотту особенно приказано заняться вами и постараться вас свалить. Но это не личная вражда, Рэнделл, если это вас пугает. — Иногда мне тоже так кажется… Не то, чтобы это было очень важно, однако я хотел бы знать, как следует держаться со Скоттом! — Всего навсего занимайтесь своим делом. Тогда вы застрахованы от грубых ошибок. Кстати, не исключено, что сегодня тоже столкнетесь со Скоттом. Головная контора договорилась о вашей встрече с Перриманом на три часа. — В таком случае Скотт наверняка побывает там еще утром, — с гримасой проворчал Рэнделл. Он пробыл в управлении до половины одиннадцатого, после этого до 13.25 успел съездить в три места, договорился о двух существенных заказах, после чего поехал в «Сиблей». Это был маленький фешенебельный ресторанчик, расположенный в узком переулке, отходящем от Черрингкросс-роуд. Ему пришлось оставить автомобиль на разбомбленной площадке, ныне превращенной в место стоянки машин, и пройти пешком последнюю сотню ярдов. Швейцар Льюис, стоявший у входа, с интересом наблюдал, как приближающийся к углу человек завернул за него и чуть было не сбил с ног молодую девушку, спешившую с противоположной стороны. — Ох! — воскликнула девушка. Лицо у нее побледнело, глаза испуганно блестели, — ох… Гай! — Сайбил, дорогая! Что с тобой… что-то случилось? — Ничего. Просто я боялась опоздать. — Я тоже, — рассмеялся Рэнделл, беря девушку под руку, — а вместо этого мы оба явились тютелька-в-тютельку. Дорогая, у меня сногсшибательные новости. — Правда, Гай? Страх, если таковой когда-то и был, исчез из глаз девушки. Льюис задумчиво посмотрел на парочку и улыбнулся. Они его даже не заметили. Держась за руки, они вошли в мрачный вестибюль «Сиблея». Только сейчас Льюису пришло в голову, почему девушка так торопилась. Он припомнил, как, подходя к ресторану, она оглянулась через плечо. За ней виднелась фигура какого-то мужчины; он сразу же повернул назад, как только она встретилась с Рэнделлом. У Льюиса мелькнула смутная мысль, что девушка убегала от этого типа. Очутившись внутри, Рэнделл продолжал говорить, пока они шли за официантом к заранее оставленному за ними столику в самом углу зала. — Честное слово, потрясающая новость! Сегодня утром я получил письмо от Джима. Джима Вилсона из Управления. — Да, дорогой, я знаю, о ком ты говоришь. — Нежданно-негаданно все окончилось благополучно. Практически он обещал мне в самом недалеком будущем Мидленд. А в качестве свадебного подарка надбавку в две сотни фунтов в год. Замечательно, да? — Великолепно! Подошел официант. С ним посоветовались и сделали заказ — красное вино и креветки. После чего официант ушел. — Да, — продолжал Рэнделл, совершенно открыто беря Сайбил за руку, — это означает тысячу фунтов в год, дорогая, а если считать комиссионные по прошлым годам, то еще две, две с половиной тысячи в год, как минимум. Думаю, с такими деньгами ты сумеешь свести концы с концами? — Свести концы с концами? Гай, да это же чудесно! — Дорогая, можешь не волноваться: мы с тобой при деньгах! Официант принес закуски и вино. Они вышли из ресторана в половине третьего. Сайбил вернулась к себе в контору на Стрэнде. Рэнделл же поехал к Перриману. Коммерсанты пищевых продуктов занимали огромное здание в Сити неподалеку от Гильд-холла. Рэнделлу пришлось назвать свое имя одетому в форму швейцару, который позвонил директору компании Самуэлю Перриману. Обычно посетителей провожали до соответствующего кабинета, только избранным разрешалось действовать самостоятельно. На этот раз Рэнделл впервые удостоился подобной чести. Он весело улыбнулся и беспечно ответил: —О да, разумеется, — когда швейцар спросил у него, знает ли он, где находится святилище самого мистера Самуэля. Рэнделл поднялся на лифте на шестой этаж, но когда он вышел на площадку, его охватило сомнение, и он остановился в нерешительности, глядя налево и направо. Из-за стеклянной двери огромного операционного зала появился крошечный мальчишка рассыльный, который с вежливой улыбкой подошел к Рэнделлу. — Не могу ли я вам помочь, сэр? — Я ищу кабинет мистера Самуэля, то есть мистера Перримана, — сразу же поправился Рэнделл, — ведь он находится на этом этаже? — Совершенно верно, сэр. Вот сюда, сначала первый поворот налево, затем второй направо, на двери имеется табличка. Второй направо. Рэнделл повернул налево и вторично в этот день чуть не наткнулся на человека. На этот раз это был мужчина, который все же ухитрился отскочить назад, а потом, узнав Рэнделла, не то улыбнулся, не то скорчил рожу. Это был Джеремия Скотт.До скорой встречи,как всегда ваш Джим».
Глава 2 Последний поворот
Джеремия Скотт не соизволил посторониться. В узком проходе Рэнделлу с ним невозможно было разойтись. Он выдавил из себя неискреннюю улыбку. Налитые кровью глаза Скотта подозрительно и с вызовом смотрели на Гая, словно стараясь его оскорбить, сделать больно или даже напугать. Молчание нарушил Рэнделл. — Хеллоу, Скотт! — Какая приятная встреча. Жаль, что чуточку опоздали. В эту минуту сбоку отворилась дверь, на пороге возникла незнакомая фигура мужчины. — Добрый день, мистер Скотт, — сказал человек. Значит, с представителем «Тактоса» они были знакомы. Скотт кивнул в ответ и отступил в сторону. — Думаю, в скором времени мы снова наткнемся друг на дружку, — сказал он, обращаясь к Рэнделлу. — Пока! — и ушел. Высокий широкоплечий малый с тяжелой походкой. Вышедший из конторы незнакомец сказал: — Я бы не принимал всерьез шуток мистера Скотта, мистер Рэнделл. — И двинулся по своим делам. Рэнделл вновь остался один. Он внимательно посмотрел вслед говорившему и только после этого двинулся дальше по коридору до двери, на которой имелась золотая надпись: «М-р Самуэль Перриман». Рэнделл постучал, и дверь сразу же открыла невысокая плотная девица в черном костюме и белой блузке. — Мистер Рэнделл? — спросила она. — Да, я мистер Рэнделл. — Входите, пожалуйста, мистер Самуэль освободится через минуту. Рэнделл услышал за дверью ворчливое хмыканье Перримана. В этом кабинете стояли два письменных стола, две пишущих машинки, три несгораемых шкафа, диктофон и магнитофон. На обитых деревянными панелями стенах не было никаких украшений, кроме двух фотографий. Фотографии были знакомы Рэнделлу, как впрочем, они были знакомы и всем жителям Великобритании и множеству городов за границей. Женщина была средних лет с типично-благопристойной улыбкой, компетентная, деловитая, идеал рачительной хозяйки среднего класса. Мужчина был чуточку старше, не мужчина, а «судья Гарди» с седеющими волосами и усталой, но доброжелательной улыбкой. У него был такой вид, как будто он отдыхает, откинувшись в кресле после трудового дня в шумной конторе. Примечательным в этих портретах было то, что они были выполнены всего лишь по плечо. Эффект же создавался выражением лиц. Здесь, словно говорили они, уголок старой Англии. Их знали все, как «Мистера и Миссис Перриман». Они красовались бок о бок на всех перримановских продуктах: пакетиках с супом, бульонных кубиках, желе, всевозможных порошках и всяческих изделиях, относящихся к еде, которую можно положить в жестяночку или пакетик. Изображения супругов были неотделимы от знаменитых английских полуфабрикатов. Рэнделл был поглощен созерцанием фотографий, когда вновь появилась секретарша с приятным известием: — Мистер Самуэль вас ожидает, мистер Рэнделл. — Благодарю. Перед ним распахнули вторую дверь, и он с большим любопытством вступил в кабинет Великого Человека. Эпитет «Великий» был уместен применительно к репутации Самуэля Перримана, его положения в обществе и даже административных и финансовых способностей, но отнюдь не к его наружности. Природа обошла его ростом и осанкой, зато наградила непропорционально крупным лицом и головой. Он сидел за огромным столом орехового дерева спиной к четырехстворчатому окну. Жестом руки он пригласил Рэнделла сесть в кресло. Рэнделл поблагодарил и начал с вежливой фразы о самочувствии Перримана: — Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете, мистер Самуэль? — Хорошо бывает редко, — буркнул Перриман, — у меня несварение желудка. А теперь, мистер Рэнделл, как я полагаю, вы захватили с собой образцы. Вы уполномочены вести переговоры о поставках и э-э-э условиях? О расценках. Цены, названные вашей головной конторой, нереальны. Понимаете? Они не выдерживают никакой критики. — Мне думается, нам не стоит слишком беспокоиться относительно цен, — заметил Рэнделл, раскрывая свой портфель. Самуэль Перриман нажал на кнопку звонка, вмонтированную в крышку стола. Позади Рэнделла растворилась дверь, на пороге в почтительной позе замерла секретарша. — Да, мистер Самуэль. — Принесите папку с образцами картона и пакетов. — Да, мистер Самуэль. — Уверяю вас, — продолжал Рэнделл, — вам не придется сомневаться и в отношении поставок. Мы только что установили несколько новых машин, что значительно увеличило выпуск продукции. Да и с сырьем нынче дело обстоит значительно проще, так что никаких нареканий на качество изделий у вас никогда не будет, мистер Перриман. Мистер Самуэль похлопал себя по черной жилетке. — «Высокое качество» — это квинтэссенция всего нашего предприятия, мистер Рэнделл. На этом зиждется безупречная репутация фирмы Перримана. «Качество продукции Перримана гарантировано». — Он развернул плакат с этими словами, ставшими вместе с портретами супругов Перриман торговой маркой их фирмы, и продолжал еще долго и нудно рассуждать о смертных грехах тех предприятий, которые экономят на качестве выпускаемой ими продукции. Наконец дверь растворилась и вошла секретарша с большой квадратной папкой, примерно такого же размера, как портфель Рэнделла. Она опустила ее на стол. Рэнделл сразу обратил внимание на предательские пятна на щеках несчастной и ледяное выражение глаз мистера Самуэля. — Вы слишком замешкались, мисс Мортон. — Да, сэр. Прошу извинить, — зашептала мисс Мортон, — папка находилась в комнате мистера Акермана. Я не сразу сообразила, что он забрал ее к себе. — Вы всегда должны точно знать, где находятся данные образцы, — буркнул мистер Самуэль и, махнув рукой, отпустил ее. К этому времени Рэнделл вытащил из своего портфеля образцы упаковок «Брауна» и разложил их на краю стола. Это были всего лишь макеты. Часть из них была изготовлена вручную, часть машинами, но на всех без исключения имелись черно-белые, довольно грубые изображения «мистера и миссис Перриман» вместе с девизом «качество гарантируем». Когда Рэнделл взглянул на образцы, принесенные мистеру Самуэлю, он невольно состроил гримасу. Ибо эти образцы были настоящие упаковки, выглядевшие гораздо лучше его макетов. Несомненно, это были те самые маленькие пакетики и коробочки, которые на протяжении стольких лет фирма заказывала у «Тактоса». Мистер Самуэль разостлал их на столе, долго колдуя над ними. Вместе они составили радужную гамму красок, ибо мистер Перриман верил в необходимость системы в каждом деле. Поэтому каждый продукт имел упаковку специальной окраски и формы. Кроме того имелись листки с печатными текстами, где излагался способ приготовления данного полуфабриката. Мистер Самуэль продолжал говорить с неослабным воодушевлением. Вскоре он отобрал кое-какие образцы Рэнделла. Роль самого Рэнделла сводилась к тому, что в соответствующих местах он вставлял «да» или «нет», иногда «ясно». Мистер Самуэль сгибал, расправлял,внимательно рассматривал и даже обнюхивал макеты, кивая то одобрительно, то с возмущением в зависимости от того, как ему нравился образец. Постепенно он разделил их на две стопки. Покончив с этим делом, он заговорил несколько повышенным тоном: — Несмотря на ваши заверения, мистер Рэнделл, я сильно сомневаюсь в том, что ваша фирма выдержит сроки поставок. Скажем, вот эти коробочки под крупы. Нам их потребуется, — он умолк, набрал воздуха, чтобы усилить впечатление, потом изрек: — нам потребуется миллион на протяжении одного года. Миллион равными партиями помесячно. — Мы это сможем обеспечить, — уверенно заявил Рэнделл. — Прекрасно. Теперь цена. Вы поставили: один фунт одиннадцать шиллингов и три пенса за тысячу. Но это же не влезает ни в какие рамки, мистер Рэнделл! Наши заказы будут миллионными, я только что сказал. Яичный порошок, поваренная соль, мука, сухие кисели и кремы, все это расфасовывается в однотипные коробочки, только разного цвета. Вам понятно? — Что же, рассмотрим все по порядку, пункт за пунктом, — предложил с улыбкой Рэнделл. — Сколько же коробочек этого размера за год потребуется вашей фирме? Мистер Самуэль рявкнул: — Не менее трех миллионов. Рэнделл на миг перестал дышать, затем, как можно спокойнее, произнес: — Мистер Самуэль, я безгранично верю вашей честности и вашим знаниям подлинных оптовых цен. Если вы дадите фирме «Браун» заказ на три миллиона таких вот коробочек, указав соответствующие цвета, фирма будет счастлива доверить вам решение вопроса расценок. Мистер Самуэль впервые растерялся. — Уполномочила ли вас ваша фирма на такую постановку вопроса? — Надеюсь, вы помните, в своем письме они указывают, что мне поручено урегулировать финансовую сторону вопроса. В случаях больших заказов я согласен придерживаться того же принципа в отношении всех видов упаковки. Составьте перечень своих требований с обозначением спецификации, укажите сроки поставок и расценки и подпишите договор, мистер Самуэль. И у вас никогда не будет причин пожалеть об этом. После долгого раздумья мистер Перриман сказал: — Вы очень смелый молодой человек, мистер Рэнделл. Через три четверти часа Рэнделл вышел из огромного здания компании, размахивая портфелем. Его губы против воли складывались в улыбку, в блаженную улыбку. Он почти не замечал дороги, а когда влез в машину и включил мотор, сделал он все это механически. Секретарша мистера Колемана уже опускала футляр на свою машинку, когда Рэнделл распахнул дверь и влетел в кабинет. Она раскрыла рот от удивления, видя его необычайное возбуждение. Чтобы окончательно поразить ее, Рэнделл подскочил к ней, схватил ее за плечи и крепко прижал к себе. В этот момент из кабинета вышел Колеман и буквально остолбенел на пороге. — Х-м-м! — деликатно кашлянул он наконец. Рэнделл без тени смущения сразу же обернулся к нему. — Я их получил! — закричал он. — Получил! — Что вы получили, мистер Рэнделл? — Неужели заказ от Перримана? — догадалась секретарша. Рэнделл по-мальчишески подбросил в воздух свой портфель, поймал его и изо всех сил шлепнул по нему. Портфель был до того туго набит, что звук получился глухим, гудящим. — Я добился заказа на девять миллионов картонных коробок. И подписан он самим Великим Самуэлем, причем расценки выше того минимума, на который мы были согласны. Мне думается, у них с «Тактосом» произошел разрыв дипломатических отношений… Джеремия Скотт явился на прием к Перриману в полупьяном состоянии, ну а мистер Самуэль, как известно, фанатичный трезвенник. Непослушными пальцами Рэнделл расстегнул ремни на своем коричневом портфеле и вытащил огромный конверт. — Здесь подписанный заказ, взгляните сами. Девять миллионов картонок! Тут же образцы и печатный текст, придется попотеть, дорогие мои. Шутка сказать, девять миллионов! Колеман недоверчиво взял в руки бланк заказа. Совершенно верно, фирменный бланк, в углу которого улыбались непременные мистер и миссис Перриман. А в нижнем углу стояла мелкая аккуратная подпись мистера Самуэля. — Я бы никогда этому не поверил! — почему-то шепотом сказал Колеман. — Это самый крупный заказ за всю историю нашей фирмы. Сенсация, Рэнделл! Я думаю, мне кажется, надо позвонить мистеру Вильсону… Он должен узнать немедленно! — Не делайте этого, — взмолился Рэнделл, — мне бы очень хотелось утром сходить на фабрику и лично обо всем доложить. Ведь я это заслужил, верно? Мне придется еще посидеть пару часиков, чтобы разобраться в их наставлениях и сделать соответствующие пометки. Если нужно, я работу закончу у себя. Но на первый поезд непременно поспею. Есть возражения? Колеман покачал головой. Однако, когда дело дошло до обработки текстов, Рэнделл никак не мог заставить себя сосредоточиться. Он то и дело нетерпеливо поглядывал на большие настенные часы, а когда стрелки приблизились к шести, позвонил Сайбил. — Дорогая, мы должны вместе пообедать. Сайбил запротестовала: — Но, милый… — Честное слово, это необходимо. Пошли ко всем чертям прочие дела, мое золото, и будь в «Сиблее» к семи часам. Мне невероятно повезло! Льюис, стоявший у подъезда, у входа в «Сиблей», обратил внимание на то, что мисс Леннокс снова оглянулась через плечо, как бы опасаясь преследования, когда она торопливо шла к ресторану. Действительно, позади шел мужчина всего в паре шагов от нее. Тот же тип, подумал Льюис, которого он заметил перед ленчем. Вот мисс Леннокс опять оглянулась… Швейцар предупредил: — Мистер Рэнделл ожидает внутри, мисс. — Спасибо. Человек, идущий следом за девушкой, прошел мимо ресторана, даже на взглянув на входную дверь. В половине девятого, когда на город уже спустилась темнота, Рэнделл довез на машине свою невесту до пансионата, подождал, пока она не махнула ему рукой на прощание с порога, потом двинулся к углу. Его мысли все еще витали в облаках. Добравшись до гаража, он поставил на место машину. После этого он ленивой походкой направился к «Мейбенку». На углу горел фонарь. Завернув за угол, Рэнделл очутился на полутемной улице. Второй фонарь стоял в пятидесяти ярдах от угла. В световом кругу виднелся человек. Его лица Рэнделл не разглядел… Зато он увидел вспышку яркого света, услышал негромкий звук и сразу же почувствовал, как будто кто-то изо всей силы ударил его в грудь. Рэнделл пошатнулся и уронил портфель. Вторую вспышку он видел уже как бы в тумане.Глава 3 Мертвое тело
Тело Гая Рэнделла пролежало на тротуаре минут десять. Со стороны улицы, от которой отходил переулок, донеслись женские шаги. Женщина дошла до того же самого угла и взглянула на погасший теперь фонарь. Убийца предусмотрительно запустил в него камнем. Чуточку поколебавшись, женщина все же двинулась по переулку и почти сразу заметила какую-то темную массу возле обочины. На всякий случай, она пошла по противоположному краю тротуара. Сделав еще несколько шагов, она сообразила, что на земле лежит человек. Он не шевелился. — Вы… Вам плохо? — спросила она робким голосом. Человек лежал неподвижно. В этот момент в доме напротив распахнулась дверь и раздался веселый мужской голос: — Спокойной ночи, моя дорогая! Спокойной ночи! — Световой поток достиг человеческого тела и заблестел на черно-красном пятне, растекшемся на тротуаре. Женщина отскочила назад и пронзительно закричала. Человек на противоположном тротуаре издал испуганный возглас, женщина же, стоявшая на крыльце, громко спросила: — Что случилось? Особа, замершая возле тела Рэнделла, еще отчаяннее закричала, и мужчина сразу же побежал к ней, не обращая внимания на предупреждения своей приятельницы. — Осторожнее! Прошу тебя, осторожнее. Из-за угла показался еще один прохожий, потом в переулок завернула машина. Ее фары ярко осветили всю сцену. Сразу же стали видны кровавые пятна на рубашке Рэнделла. Водитель затормозил. Немолодая женщина, присоединившаяся к группе у фонаря, закричала: —Да это же мистер Рэнделл! Она тоже жила в «Мейбенке». Мужчина из противоположного дома опустился на колени возле неподвижного тела. Поднявшись, он сказал дрогнувшим голосом: — Лучше до него не дотрагиваться, а вызвать полицию. Надо немедленно им позвонить.Морг помещался в низком строении, примыкающем к полицейскому участку. Примерно через два часа после того, как было обнаружено тело Гая Рэнделла и полицейский врач подтвердил факт смерти, обнаженный труп несчастного лежал на холодном каменном столе прозекторской под ярким светом электрических ламп. Полицейский хирург Кумбер и его помощник, осматривавшие труп, сначала обратили внимание на две пулевые раны: одну несколько выше и правее сердца, а вторую — сквозь него. Скальпель блестел на ярком свету. Кумбер целиком ушел в работу. Даже если бы он и заметил, как осторожно открылась дверь прозекторской, он все равно не обернулся бы. К столу подошел высокий молодой здоровяк с коротко подстриженными черными волосами и завидным цветом лица. Его появление заинтересовало Меррика, помощника хирурга. В этот момент ловким движением скальпеля Кумбер извлек из глубины ткани обе пули и подал знак Меррику, чтобы тот теперь взял их пинцетом. Только после этого Кумбер поднял голову. — Ах, хм, это вы… — Хэллоу, — поздоровался вновь пришедший, который был никто иной, как детектив-сержант Гудвин из Нью-Скотланд-Ярда. — Мне сказали, что у вас имеется труп, и я решил наведаться. — Подождите, сразу за вами явится Адамс, — усмехнулся Кумбер, — а он терпеть не может ярдовских умников, которые только и делают, что шныряют вокруг его царства и разнюхивают сенсационные дела, чтобы вырвать их у него из-под носа, пока он еще не очухался. Ждите, я вам говорю, прибежит с минуты на минуту. — Я готов, — с улыбкой сказал Гудвин. И вдруг его весело-лукавое выражение лица исчезло, сменившись тревожным и растерянным, когда он взглянул на лицо убитого. Он шагнул вперед и сжал руки в кулаки. — Легче, легче на поворотах, старина. Это не Вест, — сказал Кумбер. — Непостижимо! Это его двойник. — Не преувеличивайте, — возразил Кумбер. — Между покойником и Роджером Вестом имеется известное сходство, но весьма поверхностное. Цвет лица, светлые волнистые волосы, разрез глаз и верхняя часть носа, и все, пожалуй. — Он тихонько рассмеялся. —Признаться, я был точно также потрясен при первом взгляде на убитого. Да и все остальные тоже. Мы даже позвонили в Ярд, и нам сообщили, что до половины десятого Вест находился в Управлении. А этого малого нашли примерно в девять. Так что нет нужды волноваться. — Разумеется, — механически ответил Гудвин. — Вы правы, он совсем не так похож, как мне вначале показалось, но для Веста это будет неприятный сюрприз. — Возможно, — согласился Кумбер, — хотя этого молодого человека не так легко вывести из равновесия. Ладно, оставаться здесь нет никакого смысла. Делать сейчас вскрытие я не собираюсь. Скорее всего займусь этим завтра с самого утра. Вам от меня ничего не нужно? — Что вам о нем известно? —поинтересовался Гудвин. — Вопрос не по адресу, — пожал плечами Кумбер, — лучше обратиться к посторонним. И не забудьте, что Адамс размозжит вам голову, если только заподозрит, что вы собираетесь забрать себе это дело. — Осел! — только и сказал Гудвин. Они оставили тело в холодном, мрачном помещении на попечении смотрителя морга, сами же двинулись в Дивизионное Управление, помещавшееся по соседству. Управление было рядом, и они оказались там почти одновременно с суперинтендантом Адамсом, неуклюжим верзилой, отличавшимся широченными плечами и толстым брюхом. Тот холодно взглянул на Гудвина своими голубыми глазами и обрушил на всех поток вопросов. Кумбер с завидным терпением отвечал на все его вопросы. Адамс подошел к своему столу, уселся в кресло и взял в руки донесение патрульных. — Я больше не нужен? — спросил Кумбер. — Э-э? Нет. Позднее я позвоню вам. — Адамс кивнул хирургу, пожелал ему спокойной ночи и нажал на звонок. В кабинет вошел тощий человек в гражданской одежде. — В чем суть дела, Эллиот? — спросил Адамс. — В рапорте все изложено, сэр. У Эллиота был скрипучий голос, а нос такой устрашающей длины, что на него было как-то неприятно смотреть — Странная история. Мы все тут переполошились. Покойник, как две капли воды похож на мистера Веста. — На кого? — рявкнул Адамс. — На старшего инспектора Веста, сэр, из Скотланд-Ярда. — Ох! — вздохнул Адамс. — И вот почему я здесь, — соврал Гудвин. Адамс оттаял и взял в руки донесение. Он стал читать его вслух, но так, чтобы Гудвин не мог разобрать ни одного слова.
Роджер Вест находился у себя дома. Время приближалось к полуночи, и он сладко зевнул, глядя на начавшие тускнеть угли камина, который затопила его жена Джанет по случаю прохладного вечера и прихода друзей. Вест чувствовал себя приятно утомленным, расслабившимся и необычайно счастливым. Вошла Джанет с подносом, на котором стояли две чашки с кофе и лежало несколько бутербродов. — Заманчивый вид! — обрадовался Роджер. — Я была рада, когда гости не пожелали перекусить, — призналась Джанет, с трудом удерживаясь от зевка. — Я… Раздался телефонный звонок. — Только не это! — воскликнула Джанет. — Неужели у них хватает нахальства потревожить тебя в такой поздний час? Роджер потянулся к телефонной трубке. — Наверняка, кто-то из гостей, что-то забыл, — сказал он беспечным тоном, — алло? — Джанет видела, как он нахмурился, значит, это был не рассеянный гость. Не скрывая раздражения, она опустила поднос на низенький столик и села в свое любимое кресло, не спуская глаз с Роджера, который все еще ждал соединения, прижимая трубку к уху. По комнате разлилось приятное тепло. Помещение было уютным и хорошо обставленным. Веселая современная комната в веселом современном доме на Белл-стрит в Челси. — Вест слушает, — наконец произнес Роджер. Последовала небольшая пауза, потом он спросил: — Кто? А, Гудвин… да? Что-то выслушав, он сказал: — Что ж, если вы действительно считаете, что это столь срочно, тогда да. Олл-райт! — Он положил трубку на место и собирался что-то сказать, но его опередила Джанет. — Роджер, это отвратительно! Ночь за ночью тебя нет дома. Это просто нечестно! По временам я ненавижу твою работу! — Правильно, по временам я тоже ненавижу свою работу. Но не на этот раз… — Это неправда! Ты наслаждаешься каждой минутой, проведенной на работе. Если бы тебе пришлось выбирать между работой и семьей, ты бы, без колебаний, категорически отказался бы от меня. И не вздумай отнекиваться, ты же знаешь, что я права! Роджер был так ошарашен этим взрывом негодования, что буквально лишился дара речи. Он видел слезы в ее серо-зеленых глазах, видел дрожащие губы и напряженное выражение лица. Джанет сегодня выглядела особенно привлекательной со своими блестящими черными волосами, падающими крупными локонами на плечи. — Видишь, я права, иначе ты бы сказал, что это не так! Роджер вскочил с места, чуть не перевернув при этом столик с подносом. Кофе выплеснулся на блюдечки. — Вот увалень! — рассердилась Джанет. Но он уже взял себя в руки, осторожно обнял ее одной рукой, крепко прижимая к себе. Теперь слезы неудержимым потоком струились у нее по щекам. Он подвел ее к стулу, уселся сам и усадил ее к себе на колени. Потом свободной рукой вынул из кармана платок и вытер ей нос и щеки. — Прости, у меня в мыслях не было вести себя такой дурой, — пробормотала Джанет, — но я была так уверена, что тебе дадут несколько выходных дней или, хотя бы, позволят меньше работать. А теперь тебе звонит среди ночи Гудвин, и ты уже готов лететь в свой Ярд! — Нет, дорогая, Гудвин сам едет сюда о чем-то потолковать со мной, причем это не официальный визит. Во всяком случае, пока. Симпатяга этот Гудвин. Его только что произвели в сержанты 1-го класса. Какое-то дело показалось ему настолько серьезным, что ему не терпится немедленно посоветоваться со мной… Ну, а мне неудобно давать ему от ворот поворот. — Я не уверена, что это даже не хуже, — буркнула Джанет, которой не хотелось признаться в своей ошибке, — тем самым твоя обожаемая работа подбирается к самому нашему порогу! Гудвин еще не успел приехать, как они покончили со своим кофе, и Джанет решила пойти лечь спать. Роджер поднялся вместе с ней на второй этаж. Они на цыпочках зашли в детскую. Здесь спал их первенец Мартин, чаще именуемый Скуппи-Пронырой. Он лежал на спине, громко посвистывая носом. Спутанные светлые волосы закрыли ему глаза, на круглой рожице застыло сосредоточенное выражение. Несколько минут они постояли у его кровати, потом перешли в маленькую соседнюю комнатушку, в которой спал другой сын — Ричард-Рыбка. Мальчишки вели себя слишком шумно, если их укладывали в одной комнате. Когда Роджер вышел на площадку, прикрыв за собой дверь в детскую, у парадного раздался звонок. — Я скоро лягу, — пообещал Роджер. Джанет пожала ему руку. Он спустился вниз отворить Гудвину. Для своих тридцати лет Гудвин сделал блестящую карьеру в Скотланд-Ярде. Три года тому назад его перевели сюда из дивизиона «Д» в чине детектива-офицера. За это время он был произведен в детектива-сержанта III-го, потом II-го и вот совсем недавно I-го класса. Можно было не сомневаться, что в недалеком будущем он получит звание инспектора. Роджеру показалось, что у Гудвина усталый вид. Он также заметил, как тот обрадовался при виде пива, принесенного Джанет. Роджер наполнил две кружки и сказал: — Садитесь и выкладывайте, что вас тревожит? Гудвин отпил пива. — Спасибо. Послушайте, сэр, у вас нет брата? Брови Роджера комично взметнулись вверх: — Брата?.. Ну, есть… Он… — В Лондоне? — Нет, много лет назад он перебрался в Южную Африку с семьей. Но какое отношение имеет мой брат к вашей тревоге? Вместо ответа Гудвин вынул из внутреннего кармана большой конверт и извлек из него фотографию, которую и протянул Роджеру. Очевидно, она была совсем недавно напечатана, потому что до сих пор оставалась чуточку влажной на ощупь. Роджер повернул ее и увидел лицо Гая Рэнделла. Вглядевшись, он заметил у него на губах кровавую пену и быстро спросил: — Дорожная авария? — Нет, убийство, — сказал Гудвин, после чего заговорил гораздо свободнее.
Глава 4 Опасность
Сначала делом занимался Дивизион, и Ярд только «держали в курсе дела». Роджер день за днем следил за всеми донесениями. Он занимал кабинет вместе с тремя другими старшими инспекторами. Двое из них были сравнительно недавно назначены, третий же, Эдди Дэй, так же прижился к Ярду и к своему званию, как ракушка к подводной скале. Их комната была большая, высокая, окнами она выходила на Набережную и находилась в новом здании. Утром в понедельник Роджер вошел к себе в кабинет ровно в десять часов. Эдди Дэй сидел в самом углу у окна, что-то высасывая из своих желтых сильно выдающихся зубов. Все в крупном лице Эдди было заостренным, включая мясистый нос и толстые губы, которые имели форму треугольника. Он притворялся, будто читает газету и какие-то донесения. Но в действительности с момента появления Роджера в комнате он не спускал с него своих внимательных глаз. — Доброе утро, Красавчик! — Хэллоу, Эдди. Хорошо провел уик-энд? — Так себе. Правда, сумел посадить две грядки гороха. — Прекрасно, — с отсутствующим видом сказал Роджер. Он сел за свой стол и протянул руку к папке с «входящими» и сразу же заметил конверт с напечатанными на машинке его званием и именем. Только помощник комиссара посылает вот в таких конвертах разные толстенные меморандумы. Эдди несомненно знал, что бумага была от Чартворда. И именно по этой причине его мучило любопытство. Роджер надорвал конверт, быстро прочитал вложение, и у него вытянулось лицо. — Ну, в чем дело? — нетерпеливо спросил Эдди. — А? — вздрогнул от неожиданности Роджер. — Выкладывай. Что написал Чарти? — Ты о его записке? Он вызывает меня к себе на утро. Адамс не в восторге от дела Рэнделла. Похоже, что они собираются перепоручить его мне. — Уж этот мне Адамс! — возмутился Эдди. — Вечно берется за непосильные вещи. А потом ждет, чтобы мы разобрали тот компот, который он заварил. Будь я на месте Чарти, я бы не дал ему возможности вот так, каждый раз сухим вылезать из воды. Почему бы тебе не отказаться? — Сначала надо выслушать, что они скажут. — Поторопись, ты же знаешь, что старина не любит ждать. — До одиннадцати к нему не стоит носа совать: все равно он занят. Так что у меня есть время просмотреть очередные донесения. Он взял в руки самый большой лист бумаги в ящике с «текущими документами» и принялся его изучать. Из него он выяснил имена большинства тех людей, с которыми Гай Рэнделл виделся в день своей смерти. Каждому из них было посвящено по нескольку страниц, где излагались сделанные ими заявления и данные перепроверки. По мнению Роджера, лишь два момента заслуживали внимания. Прежде всего, исчезновение портфеля Гая Рэнделла, в котором находился заказ Самуэля Перримана и образцы упаковок; во-вторых, невеста убитого, мисс Сайбил Леннокс, показалась Адамсу и его парням ненадежной свидетельницей. Если бы в здании Скотланд-Ярда какому-то несведущему человеку поручили найти заблудившегося фермера, вряд ли бы он стал его искать дальше кабинета помощника комиссара, ибо сэр Гай Чартворд с виду казался типичным земледельцем. Носил грубошерстные костюмы, его обветренное лицо казалось вырубленным топором, кудряшки с проседью узким венчиком охватывали его голову, оставляя на макушке блестящую лысину. Курил он только видавшую виды весьма обгоревшую трубку. В Скотланд-Ярде все его уважали, кое-кто побаивался. Человек он был способный, хорошо разбиравшийся в людях и с большой осторожностью подбиравший себе подчиненных. Его кабинет тоже был знаменит в Скотланд-Ярде, потому что в благодатное время, предшествующее нынешнему режиму экономии, сэр Гай ухитрился добиться того, что обставил его заново в нравящемся ему стиле. Только Чартворду было по душе черное стекло, прямая мебель с хромированными металлическими частями и общая мрачная атмосфера, которая невольно вселяла дрожь во многих людей, опускавшихся в кресло против огромного стола со стеклянным верхом, за которым восседал известный своей суровостью сэр Гай Чартворд. — Доброе утро, — приветствовал он Роджера. — Дело Рэнделла. Дивизион зашел в тупик. Адамс думает, — он ухитрился как-то «выфыркнуть» последнее слово, — что в основе его лежит нечто большее, чем им удалось выяснить. Никакого мотива, если только история не связана с этой красоткой Леннокс. Вы ведь в курсе дела, не так ли? — Совершенно верно, сэр. — Поезжайте к Адамсу. возьмите с собой сержанта. Разберитесь детально, что они все-таки сделали. — Да, сэр. — Хорошо, с вами все. Идите. Но когда Роджер уже дошел до двери, Чартворд снова поднял голову от бумаг и спросил: — Решили, кого возьмете с собой? — Гудвина, сэр. Чартворд хмыкнул, возможно, одобрительно. Папка с письменными показаниями очевидцев и свидетелей у Адамса с трудом завязывалась, так что у Роджера и Гудвина на разбор ее ушло целых два дня. Это довольно нудное занятие было прервано только один раз встречей с Сайбил Леннокс. Она отвечала на вопросы Веста достаточно открыто и выказала следы тревоги только тогда, когда он спросил ее, не преследовал ли ее кто-то в день убийства Рэнделла. Девушка это категорически отрицала. В остальном же она вела себя так, как и ожидал Роджер. Она еще не оправилась как следует от шока, вызванного смертью Рэнделла. Все знакомые единогласно подтверждали, что она его безумно любила. И все же Роджеру показалось, что она чего-то недоговаривает. Очевидно, Адамс ее в этом обвинял. Роджер счел за благо не высказывать своих сомнений. Поэтому после их свидания девушка ушла, если не счастливая, то все же более спокойная. Изучение донесений познакомило Роджера с показаниями других свидетелей. Когда с этим было покончено, Роджер решил лично вызвать их всех поочередно к себе. Вот тогда-то ему и удалось установить, чем занимался Гай Рэнделл в день своей смерти, а через несколько дней узнал три момента, упущенные Адамсом: что в тот самый день Рэнделл встретил Джеремию Скотта, что Акерман, один из оптовых покупателей Перримана, слышал слова Скотта, обращенные к Рэнделлу в довольно угрожающем тоне; и что владелица пансионата, в котором живет мисс Леннокс, с неодобрением отзывается о своей постоялице. Первый «мирный» период расследования, продолжавшийся ровно три недели после убийства Рэнделла, закончился, когда Роджер послал Гудвину записку:«Встретимся сегодня в 12.15 минут в Сиблее».Оставив машину у обочины, Роджер двинулся пешком к ресторану. Он обдумывал пришедшую ему накануне в голову мысль, каким образом сломить сопротивление Сайбил Леннокс или хотя бы проверить, истинное оно или кажущееся. Стоящий на своем обычном месте швейцар «Сиблея» Льюис с ужасом узнал человека, шагающего в его сторону. Роджер заметил напряженный взгляд и неестественную бледность ресторанного служителя и задержался около него. — Как чувствуете себя, Льюис? — Все еще не по себе, инспектор. Знаете, вы очень на него похожи… Ну, как, выяснили, кто его порешил? — Пока ищем. Последний раз, когда мы с вами разговаривали, вы обещали мне хорошенько подумать о посещениях мистера Рэнделла и особенно о том, что случилось в самый последний день. Вы по-прежнему четко помните, что за приятельницей Рэнделла кто-то шел следом? — Я уверен, сэр. Так же уверен, как то, что вы не Рэнделл. Этот парень так и стоит у меня перед глазами. Она тогда бежала, как будто за ней по пятам гонится дьявол. А он идет себе вроде бы и не спеша, а ведь не отстает! — Она всегда так спешила или только в последний раз? — Почти всегда, если не бывала с мистером Рэнделлом, но в тот день она почти бежала. И все оглядывалась через плечо. Роджер кивнул. — Он не был ни толстым, ни тонким, — продолжал Льюис. — Пониже вас или меня, но и не низенький. Одет в синий костюм. Сзади брюки здорово лоснились. — Видели ли вы его раньше? — Нет. — Но это точно, он шел следом за мисс Леннокс, первый раз, когда они встретились к ленчу, и второй раз уже вечером? — Провалиться мне на этом месте, если я вру! — Ну что ж, спасибо… Мне помнится, вы однажды говорили, что она казалась испуганной? — Да, до смерти, и все время оглядывалась. — Ну, а раньше она бывала испуганной? Льюис решительно затряс головой: — Ни боже мой! — Ясно… Ну что ж, сегодня она придет сюда одна. Я собираюсь с ней тут потолковать. Роджер вошел в ресторан. Его встретил с поклоном невысокий человек с белоснежной бородкой. Это и был Сиблей. — Я оставил для вас столик, инспектор, в таком месте, где ваши разговоры никто не услышит. Можете не сомневаться. — Огромное спасибо. Но вы знаете, что он на троих? — Да, да. Все уже готово. Столик стоял в углу. Несколько человек посмотрели с нескрываемым любопытством на Роджера и Гудвина, пока они пробирались к нему. Могучая фигура Гудвина, казалось, заполнила весь зал. — Хэллоу, сэр! Это Гудвин на ходу здоровался с Роджером. — Садитесь, Джек. Подождем прихода мисс Леннокс, а пока закажем выпить. — Какова цель нашей встречи? — Она до сих пор не хочет сознаться, что ее что-то тревожило в день смерти Рэнделла. Но швейцар клянется, что она была смертельно перепугана человеком, который оба раза преследовал ее вплоть до самого ресторана. Вот я и подумал, не развяжет ли ей здешняя обстановка язык. — Понятно, — протянул Гудвин, забавно морща лоб. — Ведь она почти всегда встречалась в этом месте с Рэнделлом, и когда она увидит вас… — Ш-ш-ш! — зашикал Роджер. Гудвин был парень сообразительный, он не стал оборачиваться. Когда Сайбил Леннокс вошла в зал, все головы повернулись в ее сторону. Плотно облегающий костюм зеленоватого цвета подчеркивал стройность ее фигуры, шляпка из тонкой соломки не скрывала золотых волос, уложенных красивыми локонами. Но не ее туалет, не фигура и не волосы привлекали к себе внимание, а лицо. Скорбные линии рта усиливали впечатление переживаемого горя и бесконечной усталости. Роджер не спускал с нее глаз. Ему стало известно, что его сходство с Гаем Рэнделлом усиливалось в том случае, если на него смотрели сверху вниз, как сейчас смотрела Сайбил. Заметив его, она замедлила шаги и порывисто вцепилась обеими руками в сумочку. Но ее замешательство немедленно прошло, она справилась с волнением и подошла к их столику. Роджер и Гудвин поднялись, официант придвинул стул для девушки, и они все трое одновременно заняли свои места. Официант положил перед Роджером меню. Тот сказал: — Два шабли, пожалуй. — Да, сэр. — Если вас это устраивает, — обратился Роджер к девушке. Она молча кивнула. Чтобы унять дрожь в руках, она вцепилась в крышку стола. Роджер предварительно узнал, что заказывал в этом ресторане Рэнделл, когда он здесь бывал вместе с Сайбил. Но даже если она и поняла, что он специально играет на ее нервах, то и виду не подала. Наоборот, она медленно успокаивалась. Гудвин довольно неуклюже предложил ей сигарету. Роджер дал прикурить от зажигалки, после чего «нечаянно» уронил ее на стол. Невольно ее глаза остановились на блестящей вещице, и она затаила дыхание, забыв, что во рту у нее сигарета. Зажигалка была точно такой же, как и у Рэнделла. Точнее сказать, Роджер распорядился отыскать ему двойника той, что была найдена в кармане убитого. — Мистер Вест, — заговорила девушка прерывающимся голосом, — не могу понять, зачем вам понадобилось вызывать меня еще раз. — Я пытаюсь воссоздать последний день жизни вашего покойного жениха, мисс Леннокс, — ответил Роджер спокойным, почти безразличным голосом. — Я повторяю решительно все мелочи. Отсюда и данная встреча. К ним снова подошел официант, на этот раз с большим желтым листом, где были напечатаны мясные и рыбные блюда. — Хм, закуски, как вы считаете? — спросил все также спокойно Роджер. Рэнделл всегда начинал с закусок. — А я бы хотел супа, — буркнул Гудвин. — Мне паштет, — едва слышно проговорила Сайбил, сильно затягиваясь сигаретой. — Я не усматриваю смысла в ваших поступках, мистер Вест. Его не стало, вы до сих пор не схватили его убийцу, а это все ненужная жестокость. — Мы намерены разыскать его убийцу, — не менее спокойно ответил Роджер. — Не важно, сколько для этого потребуется времени и сколько раз мне придется допрашивать вас, насколько жестокими вам покажутся мои методы, мы все равно узнаем, кто его убил. А для этого прежде всего надо выяснить, почему его убили. Мисс Леннокс, вы абсолютно уверены, что в его портфеле не было ничего такого, что могло бы послужить мотивом для данного преступления?
Глава 5 Первая трещина
Сайбил не ответила. — В конце концов, портфель украли, — добавил Роджер. — Он мог его потерять… — Послушайте, — запротестовал Роджер, — у него в портфеле лежал колоссальный заказ, изложенный на одном листе бумаги, который означал для него величайшую победу. Во всех отношениях, не так ли? Разве в тот день, когда вы вместе с ним обедали в этом самом ресторане, он не сказал вам: «Мы с тобой при деньгах, можешь не волноваться!»? — Да, он так говорил. — Эти слова могли быть вызваны только его успехами, не правда ли? — Мне думается, что да. Роджер загасил окурок. Голос у него внезапно изменился, стал резким и требовательным: — Вы всего лишь «думаете». А что другое он мог подразумевать? Каким иным путем вы могли быть «при деньгах», если не через его работу? — Конечно, он наверняка говорил об этом! — поспешила она согласиться, забывая, очевидно, что во время ленча Рэнделл еще не получал заказа от Перримана. — Так вы уверены, или вы что-то от нас скрываете, мисс Леннокс? — Я… я думала… Подошел официант с подносом и ловко уставил весь стол тарелками, это дало девушке минутную передышку. Она принялась за свой паштет. — Мисс Леннокс, не сомневаюсь, что в дальнейшем вы сильно пожалеете, если сейчас не будете с нами вполне откровенны, — продолжал Роджер. Она повернулась к нему и с вызовом посмотрела ему в лицо: — Я не знаю, чтобы у Гая были иные источники дохода. Сейчас же я подумала, что для нас обоих означала эта удача с заказом. Мы были так счастливы! — Мне просто нужна правда, мисс Леннокс, и я ее узнал. Но это еще не все. Когда вы приходили сюда в день смерти мистера Рэнделла, вас оба раза преследовали. — Нет. — У меня имеется свидетель. — Вам наврали. Он не стал настаивать. Официант принес мясные блюда. Они с ними наполовину разделались, когда к их столику подошел старший официант и пробормотал: — Вас просят к телефону, сэр. Роджер заколебался, но потом все же поднялся со стула, уронив при этом на пол салфетку: — Благодарю. Прошу прощения, это займет всего минуточку. Он вышел в сопровождении старшего официанта. Как только они вышли, тот объяснил ему: — Прошу прощения, сэр, но ничего более умного я не мог придумать. В действительности с вами срочно хочет поговорить Льюис. Льюис стоял в мрачном холле возле лестницы. Как только к нему подошел Роджер, он торопливо заговорил: — Зайдите сюда, сэр. Вас могут заметить. Внутри парень. Тот, что преследовал ее, я хочу сказать. Как всегда шел следом, только она его не заметила. Не оглядывалась на этот раз почему-то. — Вам следовало бы работать в полиции, — сказал Роджер. — Идите-ка на свое место и приглядывайте за ним. Я сразу же пришлю сюда человека. Если этот молодчик уйдет до того, как мисс Леннокс выйдет из зала, зевните два раза так, чтобы я мог это заметить. — О'кей! Бегу! Льюис был явно доволен отведенной ему ролью. Поблизости на площадке были две телефонные будки. Роджер вошел в одну из них и удивительно быстро связался с Ярдом. Он попросил позвать Слоуна. —Билл? Говорит Роджер. Мне нужен хороший «хвост» немедленно. К «Сиблею». Сумеешь организовать? — Да, — ответил Слоун. — Прекрасно. Слушай. Примерно через полчаса Сайбил Леннокс выйдет из ресторана. Скорее всего за ней увяжется тип в ярко-синем костюме с лоснящимися брюками. Рост примерно пять футов. — Хочешь установить слежку за ними обоими? — Да. — Что делать, если они разделятся? — Лучше прислать двоих ребят. — Достану из-под земли, — пообещал Слоун. Роджер опустил трубку и вышел из будки. Войдя в зал, он поманил пальцем Гудвина, который сейчас же вскочил с места. — Человек, который преследовал ее в тот день, ждет снаружи. Я послал за «хвостами», но они могут запоздать. Если наш голубчик решит убраться, в зал сунет голову швейцар и пару раз зевнет. Придется пойти вам. Коли Льюис не станет зевать, дожидайтесь меня. И, главное, чтобы девушка вас не заметила. — Хотел бы я, чтобы парень не стал ее дожидаться! — сказал Гудвин, который терпеть не мог медлительности в работе. Девушка подняла печальные глаза и посмотрела внимательно на Роджера, когда он вернулся к столику. Он ей объяснил, что Гудвину придется уйти по другому делу. За сладким и кофе с сигаретами они почти не разговаривали. К двум часам с едой было покончено. — У вас есть еще ко мне вопросы? — спросила Сайбил. — Я должна торопиться к себе в контору. — Мне думается, мы сказали все, что следовало сказать. — Я сказала все, что могла… Мистер Вест, если вы посчитаете необходимым допросить меня еще раз, я буду вам очень признательна, если вы не станете мне звонить на работу. В пансионате меня в любое время позовут к телефону, на работе же начальство весьма косо смотрит на частные разговоры в рабочее время. — Хорошо, постараюсь без крайней нужды вам не звонить,— пообещал Роджер. Она ушла, Роджер же закурил еще одну сигарету. Не успел он ее кончить, как появился весьма мрачный Гудвин. Роджер усмехнулся. — Значит, он ее дождался? — Да. За ними следят Пил и Харрисон. Я проверил через окно. — Они вышли вместе? — Нет. Парень стоял в подъезде магазина, я сомневаюсь, чтобы она его заметила. Он пропустил ее вперед на полквартала и лишь после этого отправился следом. — Больше никого не было видно? — Не заметил. Но непременно бы увидел, если бы таковые имелись. — Джек, советую вам твердо помнить одно: человек ожидал Рэнделла и всадил в него две пули, причем с завидной точностью. Одним словом, чувствуется опытная рука. Мы должны действовать максимально осторожно. Во всяком случае на сегодня я договорился со стариной Сиблеем в отношении черного хода. Он уплатил по счету, и они двинулись в половину, отведенную под кухню, где после полуденной спешки отдыхал шеф-повар в своем высоком белом колпаке, окруженный свитой звезд помельче. Старший официант отпер запасной выход, и двое детективов оказались на малолюдной боковой улочке, где горой были свалены ящики из-под фруктов и стояли тележки зеленщиков. До Шафтсбери-авеню было две минуты ходу. — А теперь что?.. — спросил Гудвин. — Проберитесь-ка к парадному входу в ресторан и проверьте, не ждут ли нас с той стороны. А потом возвращайтесь в Ярд. Если меня там не будет, когда поступят сообщения от Пила и Харрисона, и потребуется принимать срочные меры, решайте самостоятельно. — Слушаюсь! А чем вы собираетесь заняться? — Потолкую с хозяйкой Сайбил. Брилл-стрит была точной копией Белл-стрит, где жил Роджер. Ее высокие серые дома с одинаковыми террасами были на один манер, отличаясь только степенью давности окраски. Большинство палисадников было покрыто асфальтом, лишь кое-где пробивалась робкая зелень. Почти все это были частные дома, но пока Роджер шел по панели к номеру 37, где помещался пансионат мисс Леннокс, он обратил внимание на то, что буквально на третьем доме имелись объявления о сдаче комнат, домашних обедах и ужинах, свободных квартирах и т. д. Он поднялся на четыре ступеньки высокого крыльца дома 37 и позвонил. Дверь отворила женщина средних лет с седыми волосами, с неприятным хитрым лицом, одетая в темно-синее платье. — Одна-единственная комната на самом верхнем этаже, — заявила она бесцветным голосом. Роджер предъявил удостоверение и сказал: — Вы миссис Кларк, не так ли? — А, полиция, — разочарованно протянула женщина. — В чем дело? Мисс Леннокс? — Нет, — ответил Роджер, — мистер Рэнделл. — То же самое. Входите-ка внутрь, чего стоять на пороге? Она отошла в сторону, и он прошел в узкий мрачный холл. — Вон туда! — ткнула пальцем хозяйка. Роджер послушно двинулся в приемную, до предела заставленную всякими деревянными безделушками. — Я никогда не жила, как эта девица, — проворчала хозяйка, — на уме одни наряды, а уж форсу-то, форсу. Невесть кого из себя строит. Слишком много дружков, вот в чем беда. Но у меня было несколько свободных комнат, есть-пить всем надо, не приходится особенно привередничать. Вот доверять я ей никогда не доверяла. Какую же надо иметь работу, чтобы тратить столько денег на свои тряпки! Роджер сочувственно кивнул. — Ну, а потом, вечные мужчины. Не поймите меня неверно: ни один мужчина не оставался здесь на ночь, даже не пытался. Но я не могу запретить девушкам приглашать их к себе в комнаты, хотя в десять часов уже никаких посторонних здесь не бывает. Я не терплю никакой безнравственности. — Итак, у мисс Леннокс было несколько приятелей мужчин, которые ее навещали? — с интересом переспросил Роджер. — Раньше было. — Но вы положили этому конец? — Не хочу брать греха на душу, — с явным сожалением ответила миссис Кларк. — Она сама все это прекратила. Я… я знаю почему. В душе она наверняка решила, что не стоит на них тратить время, раз она и без того была при деньгах. Последний заходил сюда три месяца назад. А после этого бывал только один мистер Рэнделл. Вернее он даже сюда и не заходил, я его видела только в машине. Миссис Кларк пожевала губами и с той же неохотой добавила, что у девушки после появления Рэнделла был счастливый вид и что она с ним познакомилась в Брайтоне, куда ездила провести уик-энд. Все это было малоинтересным, так что Роджер начал было жалеть о напрасно растраченном времени. Ему хотелось взглянуть на комнату мисс Леннокс, но он никак не мог придумать подходящего предлога. Он поднялся со стула и в этот момент над его головой раздался глухой удар. Он заставил его поднять голову, но громкий вопль миссис Кларк застал его врасплох: — Кто там? Кто там? Это воры!Глава 6 Свалка
— Это воры! — повторила она придушенным голосом. — Может быть, это кто-то из ваших постояльцев? — спросил Роджер, быстро подходя к двери. — Они все ушли. Говорю вам, это воры! А раз вы полицейский, то поймайте их! — Послушайте меня: продолжайте говорить, как будто я все еще нахожусь в этой комнате. Чья комната находится наверху? — Ее, — выдавила из себя миссис Кларк. — Продолжайте же говорить, — приказал ей Роджер. Миссис Кларк начала говорить, но таким тихим писклявым голосом, что ее практически не было слышно. Роджер с максимальной осторожностью прокрался к узенькой лесенке, застланной половиком, и начал подниматься наверх. Голос хозяйки окреп. Вест добрался до половины, когда дверь в комнату Сайбил приоткрылась. Он увидел яркий дневной свет, струящйся через щель. Человеку, стоящему за дверью, не была видна площадка, а лишь верхняя половина лестницы. Роджер уже добрался до площадки и прижался к стене. Щель увеличилась. На противоположной стене и на полу обозначилась тень человека. Человек шагнул из комнаты, приблизился к деревянным перилам и перегнулся через них, вглядываясь в лестницу. Он был низеньким и толстым, а на голове у него была такая шляпа, какую описывал Льюис. В правой руке у него был портфель. Дышал он тяжело, как сильно уставший мастеровой. Роджер сделал шаг вперед. Пол был покрыт линолеумом, который слегка пискнул под ногами. Человек быстро обернулся, поднял портфель и ударил им Роджера по голове. Металлический уголок угодил Роджеру по глазу. Острая боль пронзила лоб, лишая возможности что-либо видеть. Воспользовавшись этим, его противник нанес ему зверский удар в живот. Яростная атака заставила Роджера попятиться к стене. Он ослеп, потерял ориентацию, а боль в животе вынудила его согнуться пополам. Он почувствовал, как его схватили за плечи и оттолкнули в сторону. Несмотря на дикую боль, Роджер сообразил, что человек бежит вверх по лестнице и выставил ногу. Не заметив подвоха, человек запнулся о нее и упал с таким грохотом, что закачалась ветхая лесенка. Миссис Кларк пронзительно закричала. Ее вопль эхом раскатился по всему дому. Человек выругался, Роджер услышал, как он с кряхтением поднимается на ноги. Слезы из поврежденного глаза перестали литься так сильно, и Роджер сумел разглядеть очертания своего врага. Тогда он прыгнул почти наугад. Одной рукой ему удалось ударить человека в лицо, но следующий удар попал в пустоту. Человек оказался не новичком: он сумел схватить Веста за запястье, скрутил ему руку и заставил попятиться к стене. Роджер упал. Миссис Кларк закричала еще сильнее. По лестнице загрохотали шаги. Значит, преступнику удалось удрать. Роджер прижался к стене головой и решил, что надо «выплакаться», чтобы унять боль в глазу. Внезапно до него донесся голос Гудвина: — Нет, врешь, не уйдешь! — Он вооружен! — завопила миссис Кларк. — Не валяйте дурака! — грозно предупредил Гудвин. — Если ты выстрелишь, то тебе не миновать виселицы! И тут раздался выстрел. Сквозь пелену слез Роджер увидел яркую вспышку. Гудвин покатился по лестнице, за ним метнулся человек. Вот Гудвин глухо ударился о стену внизу и замер. Человек, не останавливаясь, перепрыгнул через него. Ухватившись за перила, Роджер остановился над неподвижным телом сержанта. Увидев направленное на него оружие, он склонился назад, а затем упал. Миссис Кларк давно ретировалась. Громко хлопнув дверью, человек потянулся к ручке, с опаской глядя назад через плечо… В правой руке он держал пистолет. Хлоп! Пуля впилась в дерево перил, расщепив и изуродовав его. Роджер выхватил из кармана портсигар и метнул его в физиономию бандита. Другого «снаряда» у него не было. Человек пригнулся, одновременно выпустив еще одну пулю. На этот раз он попал в стену. Роджер уже был в коридоре, но входная дверь больше не представляла преград — человек выскочил на крыльцо. Когда Роджер добрался до порога, человек бежал изо всех сил к Набережной. Новый поток слез лишил Роджера возможности видеть. Он закричал: — Полиция! Полиция! Неожиданно в дверях появилась еще одна темная фигура и побежала в том направлении, что и первый человек. Очередной приступ боли у Веста прошел, он сейчас снова что-то видел. Вот беглец повернулся и выстрелил. Он промахнулся, но заставил преследователя потерять скорость. В итоге ему удалось добежать до угла и скрыться за ним. В этот момент возле Роджера затормозила машина. Водитель спросил: — Что случилось? — До конца дороги и поверните направо! — выпалил Роджер. Он вскочил на подножку кабины водителя и вцепился в ручку. Ветер бил по глазам, так что Роджеру пришлось опустить голову. Свободной рукой он вытирал непрерывно струившиеся слезы. Поток машин на набережной был невероятно плотным, шли они на большой скорости, но к счастью в тот момент, когда им надо было сворачивать направо, в этом потоке образовалась брешь, так что шофер ухитрился не потерять ни секунды на повороте. Бандит бежал по тротуару ближе к реке, расталкивая по обе стороны перепуганных прохожих. Оглянувшись, он заметил Роджера, прижавшегося к кабине грузовика. Тогда он метнулся на проезжую часть. Надеялся ли он перескочить незаметно на противоположную сторону или просто скрыться из поля зрения Роджера, тот так и не узнал, потому что почти в то же мгновение завизжали тормоза. Раздался громкий женский крик, потом глухой звук падения. Водитель «реквизированной» машины ахнул, его руки впились в руль, грузовик вильнул в сторону, но шофер справился с управлением и остановился в 50–60 ярдах от конца Брилл-стрит. Оглянувшись назад, Роджер увидел легковую машину, задние колеса которой были занесены на тротуар, а передние неестественно вывернуты к проезжей части дороги. А под колесами темную массу, которая всего несколько минут назад была живым человеком. Закон вступил в свои права. Откуда-то появились сразу три полицейских, умело и быстро распорядившихся в отношении толпы, трупа, машины и пострадавшего водителя. Последний, правда, был больше напуган, чем ранен: у него были порезаны руки и лицо разбившимся во время аварии стеклом. Роджер переговорил с сержантом дорожной полиции, распорядившись, чтобы труп был доставлен в морг «Капьен-Роу», а на Брилл-стрит 37 послали людей. Сам он тоже направился назад. Снаружи уже собралась небольшая толпа, в коридоре набилось полно зевак, не считая миссис Кларк, какого-то человека в темно-коричневом костюме и двух полицейских. Гудвин лежал в прежней позе у подножья лестницы. Роджер протолкался вперед и узнал в человеке в коричневом сержанта Пила, которому было поручено преследование Сайбил и ее «компаньона». — Хэллоу, сэр, — будничным тоном сказал Пил, — боюсь, что Гудвин плох. — Жив? — с надеждой спросил Роджер. — Дышит. Я послал за скорой помощью и врачом. Сейчас прибудут. Думаю, его лучше не трогать. Ранение в груди, примерно такое же, как у Рэнделла. Я использовал тампон из индивидуального пакета, чтобы остановить кровотечение. Он без сознания, ничего не чувствует. Мерзавец удрал? — Угодил под машину. — Умер? Роджер кивнул. Раздался звонок. Санитарная машина подкатила к подъезду. Она не успела остановиться, как из нее выскочил дивизионный полицейский хирург. Он быстро осмотрел раненого и заявил, что операция может его спасти. Вошли санитары с носилками. Роджер следил, как они вынесли Гудвина. — Поставьте одного дежурного здесь, а второго у задней стены дома, — приказал он Пилу. — Запишите имя и адрес человека, машиной которого я воспользовался, и вежливень-ко отделайтесь от него. Потом поднимитесь ко мне наверх. Не разрешайте миссис Кларк выходить из дома, а если появятся постояльцы, пусть ждут внизу, пока я не дам «добро». — Слушаюсь, сэр. Роджер медленно поднялся в комнату Леннокс. Она оказалась большой, светлой, веселой. И мебель была тоже относительно новой. Первым делом Вест глянул в зеркало. Над правым глазом появился страшный синяк, сам глаз был почти не виден. Портфель в руках негодяя оказался страшным оружием… Портфель… Роджер метнулся назад к двери, как раз в тот момент, когда Пил поднялся на площадку. — Вы не видели светло-коричневого портфеля, Пил? — Какой-то нашли внизу под лестницей. Я его завернул в бумагу, на всякий случай, и оставил внизу в холле. Сходить принести? — Пожалуйста. Роджер уселся на краешек кровати и принялся массировать живот, который все еще сильно болел от удара ногой. Пил принес не только пакет, но и стакан крепкого чая. — Подумали, что вам будет кстати, — сказал он. — Хотите добавить туда виски? — Совсем недурно! Поставив опустошенный стакан на камин, Роджер почувствовал себя снова полным сил. Прежде всего он спросил Пила, каким образом тот очутился на Брилл-стрит. История сержанта была предельно проста. Он следил за мужчиной, сержант Харрисон взял на себя девушку, которая сразу же вернулась в свою контору на Стрэнде. Харрисон все еще находится там и последует за ней, если она куда-нибудь отправится. А неизвестный мужчина привел Пила в Челси. Он проник в малюсенький задний садик дома номер 36. К счастью мимо проезжала радиофицированная патрульная машина, и Пил попросил известить Гудвина, чтобы тот поспешил на помощь. Пил с ним переговорил и сам остался сторожить черный ход, а Гудвин отправился к парадному. Очевидно, Гудвин нашел дверь незапертой или миссис Кларк его впустила, и он вошел в дом, услышав шум. При звуке выстрелов Пил тоже побежал к входу и успел как раз в тот момент, когда Вест остановил машину. — Давайте-ка, взглянем на этот портфель, — сказал Роджер. — Кроме вас его никто не трогал? — Никто. А я обернул руку платком. — Прекрасно. Роджер натянул тонкие синие перчатки, осторожно взял портфель за ручку и открыл замок, стараясь не прикасаться к блестящей коже. На крышке с обратной стороны имелась маленькая визитная карточка с именем и адресом Рэнделла.Глава 7 Человек по имени Кирби
Глаза Пила сверкнули. — Значит, мы его нашли, — заметил он, — несомненно, этот дьявол имел непосредственное касательство к смерти Рэнделла. Не удивлюсь, если он и есть убийца. Он стрелял точно также и в Гудвина, метил ему в грудь. И пистолет тоже маленький. — Вы его видели? — Мельком в его руке. И звук выстрела. Нет, это был не револьвер, а скорее всего пистолет-автомат. — Негодяй ударил меня по глазу этим самым портфелем, он крепко держал его в руках, а выронил, по-видимому, случайно, когда споткнулся о Гудвина, загородившего ему дорогу. Возникает вопрос: явился ли он сюда, чтобы достать его из комнаты Сайбил Леннокс или чтобы подложить его к ней? — Но, если бы ему нужно было подложить его туда, стал бы он его забирать с собой, удирая? — Мог, — сказал Роджер. — Одно дело оставить портфель у нее так, чтобы никто об этом не знал, а совсем другое, когда его самого видели в доме и легко могут с ним связать появление портфеля. Если на нем будут обнаружены свежие отпечатки пальцев Сайбил Леннокс, тогда, возможно, портфель все время находился у нее. Нужно, кстати, получить образцы отпечатков ее пальцев, — добавил он, поглядывая на туалет. — У вас с собой чемоданчик? — Боюсь, что нет. — Мой в машине, я ее поставил на улице. Принесите-ка его, пока я тут все осмотрю. Вдоль одной стены стояла мягкая односпальная кровать, напротив нее платяной шкаф, в углу второй меньшего размера. У самой кровати — комод с двенадцатью ящиками. В простенке между окнами — туалет. Ни в одном из ящиков не было ни писем, ни бумаг. Роджер перешел к гардеробам. У Сайбил Леннокс действительно оказалось огромное количество нарядов, причем очень дорогих. Теперь Роджеру стали понятны намеки миссис Кларк. Если Сайбил действительно не зарабатывает бешеных денег, подобные туалеты ей не по карману. Иначе говоря, у нее должны были существовать другие источники дохода. Вошел Пил, неся чемоданчик с самыми необходимыми инструментами и приборами. Пока Роджер занимался изучением содержимого нижних ящиков комода, Пил весьма квалифицированно занялся отпечатками пальцев. — Хорошие следы? — спросил Роджер. — Высшего класса. — Сфотографируйте их. Он знал, что Пил не разлучался с «лейкой», т. к. до безумия любил подобные поручения. Фотоаппарат защелкал. Роджер практически тоже закончил с осмотром помещения. Ничего интересного обнаружено не было. — Помогите мне повернуть матрац, — сказал он сержанту. Вдвоем они ловко откинули одеяло, простыни, матрац. К их величайшему изумлению под периной оказались куски цветного картона, с которых на них глядели с невозмутимым спокойствием знакомые лица мистера и миссис Перриман. — Теперь мы нашли его образцы, — выдавил из себя Пил. — Это значит, что мы нашли ее!Сайбил Леннокс работала в чертежной мастерской небольшойархитектурной фирмы «Войда-Фзавезера». Войд редко бывал в конторе, но зато Фзавезер почти никогда не отлучался — маленький седовласый человечек в бифокальных очках с пронзительным «бабьим» голосом и неуравновешенным характером. Сайбил в тот день вернулась на работу лишь без двадцати три и даже не стала объяснять столь неестественное опоздание. Примерно в четыре раздался телефонный звонок. Попросили подозвать ее. Она спросила сердитым, слегка взволнованным голосом: — В чем дело? Держала она трубку с отсутствующим видом, почти не отвечая невидимому собеседнику, который, наоборот, говорил очень много. Наконец, она ответила едва слышно: — Олл-райт, до свидания.
Детектив-сержант Харрисон стоял у самого входа в огромное здание, на одном из этажей которого помещалась фирма «Войд-Фзавезер», любуясь моделями самолета, парохода и автомобиля, выставленными в витрине магазина игрушек. Он видел решительно всех, кто входил в интересующий его дом, ибо сержант Харрисон обладал удивительной способностью с фотографической точностью регистрировать все в своем мозгу, сам оставаясь незаметным. Время подходило к пяти. На Стрэнде движение всегда было весьма оживленным, а с приближением часа пик оно стало каким-то сумасшедшим. Уже кое-где образовались пробки, слышались голоса спорящих. Люди спешили мимо Харрисона. Перед его умственным взором стояла Сайбил Леннокс. К самому входу подкатило такси. Харрисон между прочим зарегистрировал этот факт и запомнил водителя. На лбу и щеках у него было несколько наклеек из пластыря, правая рука забинтована. На весьма длинном носу, на самой переносице, тоже примостился пластырь, а на кончике носа — ссадина. Под правым глазом — здоровенный синяк. Харрисон прошел мимо него и, одновременно мимо входа в здание, чтобы получше разглядеть заинтересовавшего его водителя, но тот как раз в этот момент стал прикуривать и низко наклонился над сложенными лодочкой руками. Харрисон повернулся и пошел на свое прежнее место. За стеклянными дверями стояла девушка, на лице которой было выражение нетерпеливого внимания. Она внимательно смотрела на улицу и вглядывалась в водителя такси. В одну секунду Харрисону все стало ясно: она ждала, чтобы шофер дал ей знак выходить. Сержант виду не подал, что ему ясна их игра. С самым безразличным видом он повернулся к витрине, за которой была выставлена детская одежда, а в зеркальных стеклах все отражалось, как в зеркале. Вереница транспорта замерла от самой Трафальгарской площади, на светофоре горел красный сигнал. Вскоре машины тихонечко сдвинулись с места. Забинтованный водитель выбросил через окно недокуренную сигарету. Девушка моментально выскочила на ступеньки крыльца. Харрисон нетерпеливо вглядывался в вереницу машин, надеясь заметить свободное такси. Ни одного не было. Да и не могло быть в это время. Тогда он запомнил номер, окраску и марку машины. Поблизости кондитерской имелся телефон-автомат. Харрисон поспешил туда и чуть было не упал на маленького человечка, неизвестно откуда вынырнувшего в это мгновение. — Извините! — пробормотал Харрисон. — Черта с два я тебя извиню! — неожиданно завопил малыш, едва достигавший Харрисону до груди. Его худощавое лицо исказилось от ярости, при этом он забавно подпрыгивал на одной ноге, как драчливый петух. — Чуть не сломал мне коленку, верзила несчастный. — Извините! — повторил Харрисон, — это вышло совершенно нечаянно. — Должен смотреть, куда прешь, неуклюжий медведь! — еще больше распалялся коротышка. Вокруг них быстро собралась толпа любителей всяческих скандалов. — Я же сказал, что прошу прощения. Ничего особенного с вами не случилось. Прошу не скапливаться. Голос полицейского, не облаченного в форму, не возымел никакого действия. Наоборот, слова Харрисона только подстегнули человечка, который теперь требовал, чтобы его обидчик назвал ему свое имя и адрес. Харрисон попытался выбраться из окружения, но толпа была слишком плотной. Маленькая «жертва» неожиданно размахнулась поврежденной ногой и нанесла ему удар, необыкновенно сильный, прямо по коленной чашечке носком сапога. Харрисон света божьего не взвидел от резкой боли, которая подобно электрическому току пронзила все его тело. Он зашатался и не удержался на ногах. И лишь через двадцать минут после того, как Сайбил Леннокс села в ожидавшее ее такси, Харрисону удалось передать сообщение об этом в Скотланд-Ярд. Примерно в то время, когда девушка появилась у дверей, Роджер Вест добрался до Скотланд-Ярда вместе с Пилом. Пила он прямиком отправил в технический отдел с портфелем, его снимками и цветными образцами Перримановских образцов упаковок, чтобы все это проверить на отпечатки пальцев, сам же отправился к себе в кабинет и был безмерно счастлив, что там никого не было. Он снял трубку. — Соедините меня с больницей в Челси, — попросил он оператора. Потом посмотрел на стол. В отделении для «входящих» находился маленький автоматический пистолет с сильно поцарапанной ручкой, к которой был прикреплен ярлык. На черном металле виднелись следы порошка. Тут же был приложен патрон, по-видимому, единственный оставшийся в барабане. Разумеется, это был тот самый, из которого стреляли утром. На ярлычке значилось:
«Автоматический пистолет «Болтон-22», найденный возле тела человека, которого считают Артуром Кирби, на набережной в Челси в 3 часа 34 минуты дня, сего марта».На маленькой бирочке, прикрепленной к пуле, было записано:
«Пуля из автоматического пистолета «Болтон-22», найденного возле тела Артура Кирби. Смотри пистолет».— Вас соединяю, сэр, — сказал оператор. — Спасибо. Больница Челси? Это Скотланд-Ярд. К вам утром был доставлен сержант Гудвин с пулевым ранением груди, не могли бы вы мне сказать, каково его состояние? Да, я подожду. Он услышал снаружи шаги и увидел, как поворачивается ручка. Длинный нос Эдди Дэя и его толстое брюхо появились в комнате раньше их владельца. — Хэллоу, Красавчик! Мне сказали… — Тише… Эдди на цыпочках подошел к Роджеру, и в этот момент раздался голос медсестры: — Пулю удалили, состояние больного настолько удовлетворительно, насколько этого можно было ожидать. — Но оно опасно? — Безусловно. Несколько дней еще ничего нельзя сказать с уверенностью. Разговариваю ли я с другом раненого? — Да. — Мне кажется, нужно срочно вызвать его родственников, — сказала женщина. — Я позабочусь об этом, благодарю вас, — угрюмо ответил Роджер. Он опустил трубку и поднял глаза на физиономию Эдди. — Гудвину плохо, Красавчик? — Очень. Он живет где-то на Мерилебон Роуд. Пожалуй, я сам съезжу, предупрежу его жену. — Я ничем не могу помочь в твое отсутствие? — Скажи Пилу, что в половине шестого я вернусь. И еще предупреди его, что сегодня ему придется задержаться допоздна. Он займет место Гудвина. — Хорошо, Красавчик! Роджер спустился вниз. Его машина стояла у главного входа, но когда он уже завел мотор, к нему подскочил кривоногий человечек в твидовом костюме: —О, Красавчик! — Роджер мрачно взглянул в его сторону. — Идите в инспекторскую, — посоветовал он. — Сейчас у меня ничего для вас нет. — Одну строчку, больше мне не надо! — Как только смогу, скажу больше. Сейчас недосуг, — отрезал Вест. Он спешил домой к Гудвину.
Глава 8 Новая точка зрения
Гудвин жил в квартире над агентством «Новости» в самом конце Эдвар-Роул возле Мерилебон. По длинному узкому коридору Роджер попал к небольшой дверце. Она была неплотно прикрыта. Роджер ее распахнул и вошел внутрь. Прежде всего ему бросилась в глаза детская коляска, мимо которой он протиснулся боком, чтобы добраться до узкой лестницы. У Гудвина была одна дочка двух лет. Всего пару дней назад Гудвин с радостной улыбкой говорил, что она уже выросла из своей коляски. Поднявшись до половины лестницы, Роджер услышал женский смех и детское лепетанье. Дверь наверху была заперта. Роджер осторожно постучал, женщина перестала смеяться, но девочка никак не могла успокоиться. — Тише, Маджори. Мама должна пойти открыть дверь. Оставайся здесь, слышишь? Раздались шаги, Роджер нервничал, запустил себе пальцы в волосы и вытер лоб. Он встречался с миссис Гудвин всего пару раз. Она была невысокая круглолицая женщина с озорными голубыми глазами и хорошо развитой, даже пышной фигурой. Она продолжала слегка улыбаться, когда отперла дверь. Узнала она Роджера сразу, но тут же поняла, что он принес плохие известия. Улыбка исчезла. — Что такое, мистер Вест? Он ранен? — Да, — негромко сказал Роджер, проходя следом за хозяйкой в жилую комнату. — В него стреляли. Пули извлекли, принимаются все меры для его спасения. Но мне кажется, вы должны знать, что состояние у него тяжелое. — Где он? — В Чейни-госпитале, Челси. — Когда я могу туда поехать? — Я вас довезу. Машина внизу. Миссис Гудвин растерянно посмотрела на девочку. — Мне придется захватить ее с собой. Мы здесь сравнительно недавно, я просто не соображу, кому ее подкинуть. Через пять минут я буду готова. В действительности уже через три минуты она с Маджори усаживалась на заднее сидение машины. Роджер, не теряя времени, сразу же быстро взял с места. Взрослые молчали, даже девочка притихла, как будто понимая, что над ними нависла беда. Роджер избрал объездной путь, где не было такого интенсивного движения. Вдруг он сказал: — Миссис Гудвин, моя жена охотно присмотрит за Маджори. Мы живем недалеко от больницы. — Разве я могу ее так обременять? — Об этом даже не думайте. А девочке будет весело с нашими сорванцами. Мне кажется, нам лучше сначала завести Маджори. На это уйдет каких-нибудь лишних пять минут. Скуппи и Ричард, облаченные в ярко-красные вязаные костюмы, играли в заднем саду. Услышав шум мотора, они прибежали в передний сад. Джанет находилась наверху. Он кивком попросил ее спуститься. К тому времени, как дверь была отворена, мальчики уже познакомились с Маджори. — Что такое, Роджер? Джанет сразу все поняла. Они договорились, что миссис Гудвин, когда ей можно будет уйти из больницы, возвратится сюда. И вскоре они уже ехали в госпиталь. К своему величайшему облегчению Роджер увидел в огромной белой приемной неуклюжую фигуру Слоуна, который тут же сообщил последние новости. — Пока все по-прежнему. Вы подниметесь наверх вместе с миссис Гудвин? — А вы не могли бы? Мне необходимо возвратиться в Ярд. — Охотно. Пошли, Нелл, — сказал Слоун, и только тут Роджер сообразил, что Слоун с Гудвином были друзьями. Нелл Гудвин повернулась к Роджеру, хотела что-то сказать, но у нее не хватило сил и она быстро побежала по длинному коридору. Роджер не стал ждать, а сразу же пошел к машине.В Ярде он без задержки поднялся к себе в кабинет. Там не было никого, кроме Пила. Роджер посмотрел на недавно положенные ему на стол предметы и пакетики: пистолет, еще две пули с прикрепленными бирками. — Баллистическая экспертиза уже проделана? — поинтересовался Роджер. — Да. Но у меня есть и другие новости. — Выкладывайте. Пил рассказал ему о происшествии с сержантом Харрисоном, а также о том, что обнаружить такси так и не удалось. Его номер не был зарегистрирован в Скотланд-Ярде, не числился он и среди машин, выдаваемых напрокат. Это означало, что либо номер был фальшивый, либо у водителя не было прав на вождение. — О розыске Сайбил Леннокс заявили? — Да. — Хорошо, скажите, можно рассылать харрисоновское описание шофера? Достаточно ли оно подробно? — Да, я бы его разослал. Харрисон сейчас наверху, в комнате отдыха. Держит ногу на весу. А сам строчит донесение. Вы не хотите с ним повидаться? — Сию же минуту, — ответил Роджер. Правая нога Харрисона была забинтована. Он в неудобной позе скособочился над столом и писал «по свежим следам» донесение. Увидев Роджера, он начал извиняться за то, что «все перепутал». — Вашей вины тут нет, — оборвал его Роджер. — Меня интересует этот маленький человечек, который учинил такой скандал. Как вы думаете, не было ли это подстроено? — Не сомневаюсь! — А водитель такси, как он выглядел? — Ну прежде всего, он недавно побывал в аварии. Именно поэтому я обратил на него внимание и смог составить довольно подробное описание. — Конечно, я не в состоянии поручиться, что пластырь и бинты не употреблены с целью затруднить опознание, но ссадина на кончике носа у него совсем свежая. — Одну минуточку, — воскликнул Роджер, поворачиваясь к Пилу. — Отправляйтесь немедленно в Челси и получите подробное описание увечий, полученных шофером той машины, которая переехала Кирби. Было похоже, что с Кирби произошел несчастный случай, но сейчас мне пришло в голову, не устранили ли его умышленно. Если он знал, что на набережной его дожидается машина, он попытался бы до нее добежать, ну а водитель, учитывая неблагоприятные обстоятельства, мог намеренно его переехать. Водитель той машины назвался Смитом и представил водительские права на это имя. Но к восьми часам вечера удалось выяснить, что документ принадлежал другому человеку, который потерял его несколько недель назад и на протяжении всего этого утра находился в противоположном конце Лондона. Сильно поврежденная машина была взята напрокат все тем же «мистером Смитом», в Вест-Энде в бюро «Водите сами» под залог двух фунтов. Самого Смита перевязывали местные врачи. Больной наотрез отказался, чтобы его доставили домой на полицейской машине, он настоял, чтобы ему вызвали такси, которое увезло его с места аварии, и в половине девятого в полицейский участок на Норд-стрит явился шофер. Он высадил своего пассажира неподалеку от Донг-Акр. Все это Роджер узнал, не отходя от своего письменного стола. Пил занял стол Эдди Дэя, чтобы составить свое донесение. Розыск лжеводителя такси, карлика и Леннокс остался без результата. О Кирби поступили кое-какие сведения. Он жил в доходном доме близ Нью-Оксфорд-стрит на протяжении последних шести недель, где снимал комнату с обстановкой и сам готовил себе еду. Соседи о нем почти ничего не знают. К нему редко приходили посетители, и единственный человек, которого запомнил владелец дома, была женщина по имени Роза, лет эдак под тридцать. Даже без нападения на Гудвина Ярд и Дивизион были взвинчены до предела, тот же факт, что Гудвин мог умереть от полученных ран, как бы подлил масла в огонь. Чартворд позвонил с квартиры в Виктории, справившись о здоровье Гудвина, и сказал Роджеру, что он может действовать самостоятельно. Это было в половине десятого. Роджер потянулся, опустив на место трубку. — Неплохо бы перекусить, верно? — спросил Пил. — Что ж, добегите до столовой, может быть, они нам что-нибудь изобретут. Пилу не пришлось дважды повторять одно и то же. Роджер взял в руки карандаш и начал выстукивать какой-то мотивчик. Мысли его свободно перескакивали с одного факта на другой, расценивая их под новым углом зрения. Еще недавно шла речь о «домашнем» убийстве. Но Кирби, полукарлик и лжетаксист, очевидно, принадлежали к одной группе. Таким образом, полиция больше разыскивала не одного человека, но силы, стоящие за его спиной. Короче говоря, они имели дело с организацией. Принимала ли Сайбил Леннокс участие в убийстве Рэнделла? Не входила ли она в какую-то гангстерскую группировку? Не познакомилась ли она с Рэнделлом, подчиняясь чьему-то приказу, с целью его таким образом использовать? Если это так, естественно предположить, что его убийство так или иначе связано с профессией Рэнделла и его разъездами. Зазвонил телефон. Роджер взял трубку. — Вест слушает. — Это я, дорогой, — необыкновенно тихо произнесла Джанет. — А, любимая. Прости меня, я все собирался позвонить, но… — Я сразу поняла, что тебе не выбраться домой. Миссис Гудвин останется здесь ночевать. Я уложила мальчиков вместе, а Маджори в комнате Ричарда. Миссис Гудвин ляжет на твою постель. Тебе я поставила в столовой раскладушку. — Спасибо, моя дорогая. — Да, и Марк здесь. Он только что явился. Скажи, ты вернешься до полуночи? — Сомневаюсь. Прошу тебя, напомни ему, что он рядовой гражданин, пусть занимается своим фарфором и антикварными книгами. Дорогая, я должен идти. — Береги себя, — сказала Джанет слегка дрогнувшим голосом. Вернулся Пил. Он принес холодное мясо, булочки с сыром и чай. Роджер поел с удовольствием. Пил выслушал по телефону еще два негативных сообщения о розысках женщины по имени Роза. Роджер же в который раз начинал сызнова обдумывать все дело. Взять хотя бы водителя такси… Вдруг он вскочил с места. — Что, кусок попал не в то горло? — осведомился Пил. Роджер отпил сразу полстакана чая. — Человек, назвавший себя Смитом. Его ссадили в районе Донг-Акр. Поблизости имеется несколько таксомоторных парков. Смит уехал из Челси, сошел возле Донг-Акр и оказался буквально через очень короткое время в такси на Стрэнде, поджидая мисс Леннокс. Понимаете, он должен был очень быстро найти свою машину. Пил схватил телефонную трубку: — Патрульная служба. — Да, и дивизионная. Объезд данного района, — распорядился Роджер.
Глава 9 Такси
Было уже очень темно, но по-прежнему душно и жарко, как будто приближалась гроза. После одиннадцати часов в районе Донг-Акр было довольно тихо. По временам в гараж возвращались машины. На этот раз, когда водитель оставлял свое место за рулем, его опрашивали люди из полиции. Тридцать полицейских, сконцентрированных в этом районе, твердо знали, что они ищут машину марки «Моррис» 1922 года, темно-синего цвета с черными крыльями и рамой. У них имелось описание шофера и маленького человека, который задержал наблюдательного Харрисона, и фотографии Кирби. Машины не было ни в одном из пяти ближайших гаражей, так что она должна вернуться с минуты на минуту. Роджер дежурил на углу узенькой улочки, напротив небольшого гаража. Неподалеку, у гаража побольше, находился Пил. Мимо прошло несколько проституток, «ночных птичек», как их тут называли. Стало еще душнее, где-то вдали проворчал гром, небо чуть осветилось отблеском далекой молнии. Приближалась гроза. Роджер расстегнул воротничок. Ему показалось, что на него упала первая капля дождя. Пальто он с собой не захватил, ни у одного из них не было даже плаща. Луч света из гаража упал на девочку, во всяком случае, Роджеру она показалась девочкой. Она шла мимо торопливой походкой, свет вспыхнул на ее, окрашенных хной волосах, сильно накрашенном лице, прозрачном платьице, плотно облегающем фигуру. Таксист, вышедший из гаража, крикнул: — Хэллоу, дорогуша! — Заткнись, — лениво ответила «девочка», которой было не меньше тридцати, как теперь уже видел Роджер. Женщина прошла. Таксист перешел дорогу, и тотчас же ему навстречу из тени выступил Роджер и еще один детектив-офицер. Шофер вздрогнул от неожиданности. — В чем дело? — Даите-ка на вас взглянуть, — сказал с усмешкой Роджер. — Повернитесь, приятель. Он внимательно посмотрел на красную физиономию таксиста, почувствовал сильный запах вина, и только после этого показал свое удостоверение. — Где вы сегодня были? — Как всегда, центр. — Вы знаете человека по имени Кирби? — Никогда о таком не слышал. — А водителя по имени Смит? Человек фыркнул: — Десяток, не меньше. А в чем дело, все-таки? — Убийство, — коротко сказал Роджер. Таксист нахмурился. — Вы только что заговорили с женщиной… Вы ее знаете? — Иногда видел ее поблизости. Приходит сюда к своему приятелю, как видно. — Как ее зовут? — Дайте-ка сообразить… Я приходил к Гарри Вигноллу одолжить немного кабеля. Два дня назад. Там она и повстречала своего дружка. Я слышал, как он ее окликнул: «Хэллоу, Роза!» — Роза, вот как? А как выглядел ее дружок? Он тоже таксист? — Значок я на нем приметил, — сказал водитель, дотрагиваясь до своего нагрудного знака с номером. — Взгляните-ка сюда, — предложил Роджер, освещая фонариком фотографию Кирби, сделанную после его гибели. Таксист посмотрел и не особенно уверенно ответил, что это может быть «тот самый парень»… Тогда Роджер описал полукарлика, напавшего на Харрисона: маленький, бледный, лысый с острым носом и раздвоенным подбородком. — Знаю, знаю. Это же Рельф! Он в… Таксист не договорил. — Я же вам объяснил: убийство, — грубовато прикрикнул на него Роджер. — Вы здесь, сэр? — до Роджера донесся с другой стороны голос Пила, подошедшего к углу. — Мне думается, мы нашли… Простите. Он заметил шофера. — Все в порядке. Кого вы нашли? — Розу. Правда, мы еще ее не задерживали, я решил подождать вас, но ее зовут Роза, и она регулярно приходит сюда на свидание к водителю по имени Кирби. У Кирби имелось собственное такси, которое он оставлял в гараже Вигнолла. Роджер снова повернулся к таксисту. — Рельф работает тоже у Вигнолла? — Допустим. — Вы сами напрашиваетесь на неприятности! — рассердился Роджер. Потом спросил у Пила: — Роза в гараже? — Мы ее задержим, если она выйдет оттуда. Они двинулись по дороге, и в ту же минуту начался дождь. Грозовые раскаты приближались, дождь усиливался с каждой минутой. Роджер поднял воротник пиджака. Гараж Вигнолла оказался крупнее остальных, внутри стояло уже десятка три машин, поблескивая никелированными частями в свете электрических лампочек, дававших не яркий, тусклый свет. Единственный яркий источник света был в углу, где была воздвигнута перегородка из досок в нижней половине и из стекла наверху. На стекле черными буквами было выведено «Контора». Сама контора была не больше чулана. За письменным столом сидел лысый человек, поглядывая на Розу, которая устроилась на высоком стуле. Ноги у нее не доставали до пола, она ими болтала, как маленький ребенок. Возле нее стояла бутылка пива и кружка. К губе прилипла сигарета, человек не спускал с нее внимательного взгляда. У него был длинный нос и раздвоенный подбородок, как бы вдавленный в шею. Пил пробормотал: — Это Харрисонов противник. — Похоже на то, — согласился Роджер. Снаружи дождь лил уже сплошной завесой. Гром гремел над самой крышей. Девушка и лысый одновременно взглянули на дверь, при вспышке молнии в ее проеме ясно обрисовывались силуэты обоих детективов. На секунду на лысого как бы напал столбняк, но через короткое мгновение он вскочил с табуретки, возвышаясь всего на голову над уровнем стола. Девушка воскликнула: — Какая муха тебя укусила! Карлик спихнул ее со стула навстречу детективам, загораживая вход, и только в эту минуту Роджер заметил дверь за письменным столом. Девица завопила, грохнувшись со стула. Со стола упала пивная бутылка, следом за ней кружка, разлетевшаяся на десятки кусочков. Роджер свистнул в полицейский свисток, но его звук утонул в новом оглушительном раскате грома. Карлик исчез за задней дверью. Роджер снова свистнул. Девица с очумелым видом сидела на полу и трясла левой рукой, на которой виднелась кровь. Роджер оперся рукой о стол и перемахнул через него, минуя девицу. Он выскочил через заднюю дверь на деревянную лестницу. Шаги карлика раздавались где-то наверху. Пил спешил следом. Роджер сожалел, что он не вооружен, тем более, что Чартворд предоставил ему свободу действий. Но теперь уже поздно об этом думать. Одним махом Роджер добежал до вершины лестницы и очутился на низком душном чердаке. Только в одной его части были настланы доски, на которые были свалены в кучу старые покрышки, ящики, шланги и прочий хлам. Рельф согнулся за штабелем покрышек. Он сразу же бросил в Роджера кусок какой-то ржавой трубы, но взял слишком высоко, удар пришелся в плечо, да и то не сильно. Роджер тут же пригнулся за этим куском: все же лучше, чем ничего. Рельф снова исчез. Пил стоял за Роджером. — Сзывайте всех, предупредите, что он здесь,— приказал Роджер.— Поднимите сюда побольше людей, но пусть следят за улицей и крышей. Мы… — Прямо над их головами послышался удар грома, молния через два окошка осветила желтым светом весь чердак. Роджер начал осторожно пробираться к шинам. Вскоре он заметил очертание Рельфа, перебегающего от одной кучи хлама к другой. Возле Роджера оказался, мешок с запальными свечами. Он схватил их пригоршню и сунул в карман. Как только из-за покрышек показался силуэт Рельфа, Роджер метнул в него свечу, но угодил в шину, от которой она отскочила. Рельф пробирался к окошку, находившемуся у края досчатого настила. Похоже, что у него тоже не было оружия. Роджер сейчас подобрался к нему уже ярдов на десять, сжимая в руке новую свечу. Ему в глаза бросилась причудливая тень на стене, отбрасываемая лампой снизу. Короткая тишина не могла никого обмануть. Уже несколько человек из его ребят спешили наверх, дом был оцеплен, весь участок взят под наблюдение. Но в гараже не было слышно ни звука, только дождь стучал по крыше. Вдруг что-то блеснуло возле самых глаз Роджера, так что он невольно отскочил назад. Совсем рядом с ним в деревянной обшивке качался нож. Его метнул не Рельф, он был направлен с другой стороны. Следовательно, на чердаке спряталось двое бандитов. Новый громовый раскат одновременно со вспышкой молнии. Карлик закричал высоким каким-то ненатуральным голосом, звериным криком, покрышки покатились к ногам Роджера. Тень двинулась к окну. Это действительно была тень Рельфа. Карлик был совсем рядом с окном. Второй человек, скрывавшийся в дальнем углу чердака, бросал всем, что попадало ему под руку, в Роджера. Чтобы добраться до карлика, Роджеру необходимо было миновать эту опасную зону. Тогда он нагнулся и на четвереньках стал перебираться к окну, боясь только, чтобы ему в голову не угодил какой-нибудь тяжелый предмет. Вот на чердак ворвались полицейские. Кто-то из них вскрикнул: видно, в него попали. И тут в голове у Веста зашумело, зазвенело, ему показалось, что у него раскалывается череп. Это случилось в тот момент, когда Рельф добрался до окна и ухитрился протиснуться сквозь него наружу. Рама насмешливо хлопнула. Роджер размахнулся шиной и выбил стекла. Краем глаза он посмотрел на Пила и трех полицейских, которые цепочкой двигались к союзнику Рельфа. Детектив, получивший только что увечье, посылал на голову своего врага столь виртуозные проклятья, что можно было только удивляться его изобретательности в этом отношении. Впрочем сейчас враг смиренно стоял, прижавшись к стене. Но главного он добился: Рельф удрал. Роджер между подоконником и рамой вставил кусок трубы, стараясь высадить окно. К нему на помощь пришел еще один полицейский. Петли не выдержали, рама скособочилась. И все же пролезть сквозь такое отверстие было крайне трудно. Яркая молния пересекла все небо. На какую-то долю секунды даже самые мелкие предметы стали видимыми, почти осязаемыми; трубы всех видов и размеров, неровности крыши, поблескивающие чердачные окошки, серебряные нити дождя. И Рельф. Узенькая пожарная лестница тянулась от окна вверх на крышу соседнего здания. Расстояние до земли было менее пятидесяти футов. И карлик уже переполз по ней, он примостился на краю крыши, поглядывая на Роджера, а когда погасла молния, двинулся дальше. В ту же секунду детектив, находящийся рядом с Вестом, направил на Рельфа мощный луч своего карманного фонаря. Тот поспешно скрылся за трубой. — Я полезу, сэр? — спросил он. —Нет. Возьмите-ка это. Он отдал парню обломок свинцовой трубы, сам же вылез из окна. В одну секунду его одежда намокла и отяжелела. Пожарная лестница была невероятно скользкая из-за дождя. До соседнего здания было каких-то десять футов, но если у Рельфа есть пистолет?.. — Прикрывайте меня, — распорядился он. — Каким образом, сэр?.. Роджер промолчал. Новый удар грома все равно заглушил бы его голос. Дождь лил сплошным потоком. Следующая вспышка молнии застала Роджера как раз посредине лестницы. При свете ее он увидел Рельфа, который стоял за трубой с пистолетом в руке. Значит, он все-таки был вооружен. Роджер услышал звук выстрела, увидел вспышку, ощутил, как заходила ходуном лестница, но боли не почувствовал. Снова наступила темнота. Детектив позади него погасил фонарь. До следующей молнии Роджер был в относительной безопасности. Но он не мог торопиться, опасаясь сорваться. Вот, наконец, и крыша. Почти автоматически он пробрался по острому скату до ближайшей трубы. У него хватило сил обхватить ее руками и подтянуться всем телом, стараясь стать невидимым. Луч фонаря прорезал тьму, коснувшись крыши неподалеку от него. Сразу же вспыхнули и другие. Оказалось, что по другую сторону дороги на всех крышах уже стояли полицейские. Засветились окна, одни ярче, другие едва заметно: так — желтые квадраты. Неподалеку из окна вырвался мощный сноп света, напоминающий прожектор. Он осветил всю крышу, на которой стоял Рельф: пространство в 50–60 ярдов, перерезаемое одними только стояками труб. Уклон от конька крыши был довольно пологий, так что передвигаться по ней было безопасно, если бы не потоки дождя, превратившие крышу в настоящий каток. Через дождевые струи Роджеру были видны люди, стоящие на крышах, а при очередной вспышке молнии он снова увидел Рельфа. Рельф притаился за третьей от него трубой. Роджер стал пробираться вперед. Детектив у окошка закричал ему: — Не торопитесь, сэр, не торопитесь! Он может вас подстрелить!.. Резонно, ничего не скажешь, но осторожничать нельзя: Рельфа надо схватить живым, а вдруг он пустит себе пулю в лоб? Крыша все же оказалась менее скользкой, чем ему казалось. Новая молния, удар грома прозвучал уже с перерывом, на некотором расстоянии. Значит — гроза уходила. И дождь поубавился. Второй раз он заметил Рельфа уже у дальнего края крыши. Было похоже, что он высматривал способ перебраться на следующий, соседний дом, оглянувшись, он выстрелил в Роджера. Роджер не знал, куда попала пуля: свиста пули он не слышал. Он благополучно добрался до следующей трубы, последней между ним и Рельфом, и спрятался за нее, чтобы не угодить под пули. Высунув на секунду голову, он увидел очертания маленького человечка. Хотя было темно, но все же света хватало. Самое время схватить беглеца. Правда, как только Роджер из-за своего прикрытия выйдет, он угодит под выстрелы Рельфа. Если он этого не сделает, то Рельф найдет пожарную лестницу, соединяющую эту крышу с соседней. Похоже, что он уже ее нашел. Вот он наклонился вперед, потом снова оглянулся. Роджер вовсе скрылся за трубой. Такая игра в прятки может продолжаться бесконечно долго. Впрочем, так ли? Вот уже на соседней крыше появилось двое людей. Значит, дело движется к развязке. Рельфу нет пути ни вперед, ни назад. Он заметил двух детективов, одетых в плащи и шляпы. Выпрямился и стал пробираться к дальнему концу крыши, на четвереньках, как краб, уходя от Роджера и остальных преследователей. Один из людей на соседней крыше что-то бросил и закричал. Роджер не разобрал, что именно. Раскаты грома заглушили его голос. И чего только думают эти дурни? Ведь если они подшибут Рельфа, тот свалится с крыши, а его надо взять живым. Когда те снова швырнули какой-то предмет, он закричал изо всех сил, но было уже поздно. Камень, или что там было — угодил в Рельфа, тот поскользнулся и упал. Он пытался задержаться на скользкой крыше, однако, это было невозможно. Даже водосточный желоб не спас его. — Идиоты! Разве таких безмозглых дураков можно держать в полиции?!.. Тишина. Крыша казалась безжизненной, а ночь безлюдной. И тут он увидел две фигуры людей на соседней крыше, поспешно удирающих через окно. Тут только до него дошло: это же были вовсе не детективы, они специально прикончили Рельфа! Он повернулся и вдруг услышал возле себя бодрый голос: — Приготовили мне материальчик, Красавчик? Весь гнев, вспыхнувший в нем из-за неожиданного маневра врага, обрушился на голову весельчака: — Какого черта вы сюда явились? Каким образом попали? — Настойчивость, предприимчивость и нюх на сенсационные события, — так же бодро ответил тот же голос. Это был бочкообразный репортер из «Эхо», никогда не унывающий Клейтон. — Я было подумал, что поступаю правильно, поднимаясь наверх. Но теперь я не прочь остаться внизу. Идем?Глава 10 Роза
Промокшие до нитки, люди столпились в гараже. У них был угрюмый и пристыженный вид, они избегали смотреть Роджеру в глаза. Он влез через чердачное окно и спустился по лестнице. Тело разбившегося Рельфа как раз переносили в санитарную машину. Около двери стояли два детектива, слушая того парня, который умел так виртуозно ругаться. У гаража собралось большинство людей, участвовавших в рейде. К Роджеру подошел какой-то темноволосый парень с почти сухим полотенцем. — Протрите хотя бы волосы, сэр. — А нет ли чего-нибудь горячего? Принесли целый чайник горячего чая из кафе напротив. — Замечательно. Роджер энергично растерся — руки, лицо и волосы. Одежда к нему прилипла, мокрая, противная. Вытираясь, он заговорил громко, энергично, желая подбодрить приунывших людей: — Могло бы кончиться и хуже. Жаль, конечно, что он разбился, но мертвые не могут причинить вреда. Наверное, вы уже знаете, что мимо нас пробралась пара этих бандитов. Поднялись по лестнице на крышу соседнего дома, ну и отправили его к праотцам. Люди закивали, что-то заговорили, у некоторых был ошеломленный вид. Роджер продолжал: — Удивляться не приходится: наша группа была сборной, так что не все друг друга знали. Человеку с крепкими нервами ничего не стоило затесаться среди нас. Заговорил один высокий детина: — Мне думается, я их видел. Они натянули себе шляпы до ушей. Я еще им позавидовал, что на них были плащи. — Ну и ночь с грозой им помогла. Однако девицу и одного парня нам удалось задержать. Где они? — Через дорогу, в гараже. Оттуда их легче вывезти. — Совершенно верно. Роза что-нибудь сказала? — Молчит, как глухонемая, как будто это не… В дверях показались двое людей с подносом, на котором были плотно уставлены десятка два стаканов с горячим чаем. Один из вновь пришедших был ярдовским сотрудником, второй, если судить по грязному переднику, унылой физиономии, вытянутому подбородку и черным глазам, итальянцем, владельцем соседнего кафе. Роджер с наслаждением проглотил чай. — Очень хорошо. А теперь… — Я хотел сказать, — снова заговорил тот же высокий полицейский, — что от второго парня нам будет мало толку. Он действительно глухонемой. Верно, Джузеппе? Итальянец картинно развел руками. — Да, пожалуйста. Томми не говорить и не слышать. — После этого он пустился в подробнейшие рассуждения. Очевидно, он великолепно знал людей в округе, особенно работников гаражей, и с удовольствием делился своими сведениями. Вигнолл, владелец гаража, обычно уходил в восемь часов домой, оставляя на ночь своим заместителем Рельфа. До семи часов утра он всегда бывал на работе. Опытный механик. Томми был глухонемой. У него не было своего угла. Рельф позволял ему спать на куче тряпья на чердаке. Отсюда и его дикая ярость, когда его благодетель оказался в опасности. Итальянец знал и большую часть шоферов, оставляющих свои машины в гараже. Это все были частные владельцы. Вигнолл других не признавал. Среди них был и Кирби. Когда Роджер показал Джузеппе фотографию Кирби, тот энергично закачал головой. Потом он описал его машину. Стало ясно, что человек, называвший себя Смитом, в тот день ездил на такси Кирби. Ибо числился среди его приятелей. Кафе Джузеппе находилось как раз напротив гаража, так что он был в курсе всех дел. Имени приятеля Кирби он не знал, но сказал, что тот появлялся большей частью по вечерам, когда Рельф вступал на дежурство. Роза была «девушкой» Кирби. — Отлично, Джузеппе, — сказал Роджер. — Вы нам очень помогли. Мы этого не забудем. И постараемся не тревожить вас больше того, чем необходимо. — Полиция делать свое дело, — заявил итальянец с удивительно обаятельной улыбкой, превратившей его в другого человека, — пажаласта, таксеры нет много плохой ребята. Кирби не любит их, они не любят Кирби. Только Рельф любит Кирби. Роджер кивнул и повернулся к Пилу. — Где девица? — Роза в мой кафе, — ответил Джузеппе, — я давать кушать бедный Томми. Если я не давать, он совсем голодный. — Счастье Томми, что вы поблизости, — засмеялся Роджер. Он поручил двум детективам обыскать конторку. Гром уже ворчал где-то далеко. В кафе Джузеппе приветливо горел огонь. Роджер решительно распахнул входную дверь, отчего яростно залился прикрепленный над нею звонок. Из второй двери вышла невысокая полная женщина и провела Роджера в заднюю половину помещения. Ее черные волосы были заплетены в косы, румяные щеки только что не лопались. — Мой Джузеппе хороший человек! — заявила она с гордостью. — Я в этом не сомневаюсь, — согласился Роджер. — Заткни рот, Марта, — возмутился Джузеппе, — принеси много чая, пажалста торопись. Чай для всех полисмены. Он тихонько подтолкнул супругу в спину, сам же повел Роджера в заднюю комнату. Возле камина стояли два детектива, а в углу в плетеном кресле сидела Роза, уставившись глазами в одну точку, в противоположном углу скорчился перепуганный «бедный Томми». Одет он был в какие-то отрепья, волосы у него были длинные и нечесаные, руки черные, заскорузлые. Когда Роджер направился в его сторону, он вскочил со стула и прижался к стене. Роджер повернулся к Пилу. — Отвези-ка его в Коннон-Роу и отыщи специалиста, понимающего язык глухонемых. Пил с одним из детективов увезли Томми. Джузеппе принес еще чаю на подносе, но Роза жестом показала, что она пить не будет. Роджер отпил с полстакана, и лишь после этого заговорил: — Не слишком-то удачный для вас день, Роза. Когда вы в последний раз виделись с Кирби? — Я не видела его целый день! — крикнула она хриплым взволнованным голосом. — И не пробуйте меня спрашивать о Кирби, все равно я ничего не скажу! — Это значит напрашиваться на неприятности, — спокойно сказал Роджер. — Послушайте, Роза. Вы никому не поможете тем, что станете вставлять в палки колеса. Мы вовсе не хотим вас в чем-нибудь обвинить. — Зато вы хотите что-то пришить Кирби. Но вы его не увидите, как своих ушей, ясно? Он умнее любого фараона в Лондоне! Я не стану говорить, а вам его не видать! Джузеппе покачал головой: — Плохой девушка, Роза! — Кирби убили сегодня утром, — негромко сказал Роджер. Роза отшатнулась. Даже под толстым слоем штукатурки было видно, как она побледнела. Джузеппе закричал напряженным голосом: — Марта, Марта! Принеси бренди, быстро! Роза вздохнула и тихо сказала: — Это вранье. — Нет, это не вранье. Он стрелял в полицейского. Потом побежал к своему приятелю, который ожидал его поблизости в машине. Ну, а дружок его и переехал. — Это ложь! — завопила Роза, подбежала к Роджеру и вцепилась ему в запястье. — Это неправда, — кричала она. — Вы мне врете. Просто хотите заставить меня говорить. — Его тело сейчас находится в морге, — тем же ровным голосом сказал Роджер. Она надолго замерла, потом как-то сразу поникла, отошла к стулу и упала на него. Ее затрясло. Джузеппе двинулся было к ней со своим бренди, но Роджер тихонько взял его за плечо и покачал головой. — Обождите, — шепнул он ему, потом повысил голос: — Роза, мы ищем человека, который убил Кирби. Мы искали Кирби, но теперь он уже вне нашей власти. Никто ему не может ни повредить, ни помочь. И вы тоже. Убивший его человек иногда брал у него машину, взял ее и сегодня днем. Мне нужно про него все знать. Расскажи, как все было, а потом ты сможешь отдохнуть. Сначала она молчала, но потом ее как будто прорвало. Боже, какая это была грубая, отвратительная речь. Она наделяла убийцу Кирби всеми известными ругательствами, проклинала и призывала на его голову все кары земные и небесные. Закончив, она откинулась назад и закрыла глаза, по-видимому, задохнувшись. Роджер согласился: — Что-ж, вы правы, Роза. Именно поэтому мы его разыскиваем. Как его зовут? Где он живет? Она зашевелила губами, как будто ей трудно было говорить. — Я не знаю, где он живет, — наконец сказала она, — зовут его Майклом. Майкл Скотт. Я вырву ему глаза… Она вскочила, у нее началась истерика. На этот раз Роджер взял ее за плечи, силком посадил на стул и сделал знак Джузеппе. Пока она пила бренди, тот стоял рядом с ней. Ее нельзя было оставлять одну ни на секунду, поэтому Роджер дал указания детективам отвести ее в полицейский участок на Боу-стрит. И все это время он думал об имени разыскиваемого человека: не Смит, а Скотт. А Джеремия Скотт уже фигурировал в данном деле. Роджер подписал счет, представленный ему Джузеппе, назначил четырех человек дежурить в гараже для того, чтобы опросить поздно прибывающих таксистов, а потом поехал к себе домой, в Челси. По дороге на него напала дрожь, он расчихался, раскашлялся. И стал серьезно подумывать, не простудился ли он во время дождя на крыше. Сейчас снова разъяснилось, хотя стало заметно холоднее. Продолжая дрожать, он вытащил из сырого кармана ключи и открыл дверь. Ему придется потревожить женщин, так как он должен переодеться. И как бы ему хотелось принять горячую ванну! Включив в холле свет, он посмотрел на часы: начало третьего. Электрокипятильник нагреет воду в ванной за полчаса. Он тихонько пробрался на кухню и включил плитку, потом принялся наливать воду в чайник, при этом загремев крышкой. Обругав себя последними словами за неловкость, он замер на месте: как бы не проснулась Джанет. Однако в доме было тихо. В углу в буфете лежали кухонные полотенца. Роджер сбросил с себя мокрую одежду и начал энергично растираться, чувствуя, что ему иначе никогда не согреться. Постепенно по телу начало разливаться тепло. Вот весело запел чайник. Он повернулся, чтобы выключить плитку, и вдруг почувствовал, что откуда-то потянуло холодом. Медленно открылась дверь. Он заметил тень мужской головы и на всякий случай схватил со стола чашку, готовый запустить ее в злодея. Но тут голова просунулась в кухню — копна каштановых волос над его собственным шелковым халатом! — Шумный дьявол, — проворчало видение, — не даешь человеку поспать. Роджер опустил чашку. — Марк, ослиная голова! — И где справедливость? Я ему постель согреваю, — пожаловался Марк, входя на кухню и прикрываяза собой дверь. — Господи, мужчина во всем естестве! Что, под ливень попал? — Я ходил купаться, — усмехнулся Роджер. Джанет говорила ему, что Марк Лессинг интересовался, возвратится ли он до полуночи. Видимо, он прикорнул на его раскладушке. Лессинг был высоким и худым, по-своему красивым, так что многие его считали строгим и суровым, но это была одна «видимость», как говорил Роджер. Он коллекционировал старый фарфор и писал об этом книги. Фарфор был его страстью. Но был у него и второй интерес, который по временам заслонял даже фарфор: он изучал убийства со всех точек зрения, включая прихологическую. Иногда он пытался «помочь» Роджеру, несмотря на сопротивление последнего, и порой успешно применял свои теоретические познания. С самого начала его сильно заинтересовало убийство Рэнделла. — Ты, должно быть, здорово устал, — заметил он. — Иди, залезай в постель. Джанет оставила тебе пижаму, а я принесу чаю. Я же просплю остальную часть ночи в кресле. И не пробуй возражать! — Можешь спокойно занимать раскладушку, — холодно заявил Роджер. — Я снова ухожу. Я же тебе неоднократно говорил: подобная работенка не по зубам дилетантишкам твоего склада. — Горячий виски с кусочком сахара, горячая ванна, вот что тебе нужно, — с видом опытного врача заявил Марк. — Раздобудь мне виски, будь другом, — взмолился Роджер. Он поднялся в ванную, завернувшись в махровое полотенце, и плотно прикрыл дверь, а потом уже пустил горячую воду. Помещение в скором времени наполнилось паром. Роджер с величайшим наслаждением плюхнулся в воду и лежал в ней неподвижно минут десять, пока не появился Марк с подогретым виски с сахаром. — Из спальни не доносилось никаких звуков? — спросил Роджер. — Нет, а что? — Одежда… — Надевай мою, — не раздумывая предложил Марк, — а утром я подберу себе что-нибудь из твоих костюмов. — Нельзя сказать, что тебе в голову никогда не приходят умные мысли. Роджер одевался в гостиной. — А для меня у тебя нет никаких поручений? — спросил Марк. — Постарайся-ка утром отыскать Сайбил Леннокс, — весело ответил Роджер. — Нет, я не хочу, чтобы ты без нужды рисковал. Такой вариант меня совершенно не устраивает.Глава 11 Немой
Роджер не поехал сразу в Ярд, сначала он завернул на Коннон-Роу. Пил находился в комнате дежурного вместе с пожилым священником. — Мистер Картрайт из общества глухонемых, — представил его Пил. — С вашей стороны было крайне любезно приехать, — сказал Роджер. — Вы уже видели Томми? Картрайт покачал головой. — Думаю, вы уже знаете, почему мы хотим его допросить? — Этот джентльмен говорит, что кого-то убили. Надеюсь, этого несчастного не подозревают в злодеянии? — Нет, его лично, нет. Вест вкратце изложил историю взаимоотношений Томми с убитым Рельфом. Картрайт время от времени кивал головой, и выслушав все до конца, сказал: — Я охотно вам помогу, возможно, мне удастся помочь и этому человеку. — Будем надеяться, — наклоняя голову, сказал Роджер. — Мне думается, самое правильное написать вам вопросы, чтобы вы попробовали заставить Томми на них ответить. — По правде говоря, я уже начал составлять такой перечень, — признался Пил. — Прекрасно, дайте-ка мне на него взглянуть. Вопросы были исчерпывающими, так что Роджеру почти ничего не пришлось добавлять. Они направились к Томми. Глухонемой помещался в маленькой комнате отдыха. Он все еще сидел, забившись в угол, как будто эта поза была для него естественной, и казался еще более неухоженным и забитым, чем в кафе. Роджер был страшно заинтересован встречей Картрайта с Томми. Лицо священника источало доброжелательство. Вот он шагнул к Томми и взял его за руку. Как по мановению волшебного жезла Томми успокоился. Потом пальцы священника задвигались. Видимо, он помнил, что знания Томми языка глухонемых были отрывочными и непрочными, и все же Томми поднял руки и попытался что-то ответить. Туда и сюда мелькали его черные пальцы, иногда сплетаясь, иногда прищелкивая. Картрайт повернулся к Роджеру. — Прошу вас, оставьте нас вдвоем. Тогда он будет говорить свободнее. — Ладно, — согласился Роджер. — Позвоните, когда кончите беседу. Он вышел в коридор, где его дожидался Пил. Они вместе двинулись в Ярд. В кабинете Роджера уже дожидался ответ эксперта из баллистического кабинета. Заключение эксперта гласило:«Пули, которые убили Рэнделла, соответствуют пулям, извлеченным из груди Гудвина».Следовательно, Рэнделл был застрелен из пистолета Кирби. Около пяти часов из Коннон-роу сообщили, что преподобный Картрайт сделал все, что было в его силах. Роджер прошел в тюрьму. У Картрайта был унылый и подавленный вид. Выходило, что Рельф был единственным другом глухонемого. Томми «прожил» в гараже больше года. Он клялся, что ничего не знал о деятельности Рельфа, а когда увидел, что его другу грозит опасность, бросился его защищать. — Может быть, он и знает больше, мистер Вест, но я в этом искренне сомневаюсь. Его судьба меня сильно беспокоит. Его надо, понимаете, пригреть, приручить. Есть возможность устроить его в специальном общежитии. Умоляю, разрешите мне забрать его из тюрьмы. — Если вы готовы отвечать за него, забирайте. Мы не в силах ему помочь, возможно, это удастся вам. Картрайт удивился. — Вы говорите серьезно? — Разумеется. Картрайт сжал руку Роджера. — Я никогда не забуду этого. Признаться, я не ожидал. Вы очень добры и человеколюбивы. Роджер усмехнулся. — Как раз полицейских-то и считают противниками гуманизма. Через двадцать минут священник увел глухонемого. На всякий случай за ними последовала полицейская машина. Почесав затылок, Пил недоуменно спросил: — Неужели мы такие сухари, какими нас считает Картрайт? — Я сам начинаю сомневаться. Впрочем, выбросьте это из головы. Мы должны объявить розыск Майкла Скотта, а завтра я собираюсь нанести визит Джеремии Скотту. Конечно, это может быть простое совпадение, но… Он не договорил, потому что не в его привычках было заниматься беспочвенным прогнозированием. Когда с канцелярской работой было покончено, Роджер поехал в гараж Вигнолла. Но оставленные там люди вытянули пустышку: в конторке не было никаких интересных бумаг для полиции. Вигноллу позвонили, и он вскоре приехал. Коренастый, полный человек, из которого ничего нельзя было вытянуть. Он призывал всех святых в свидетели того, что ничего не знал о тайной жизни Рельфа. После этого Роджер отправился взглянуть на тело Рельфа. У него была сломана шея, смерть наступила мгновенно. Содержимое его карманов было сложено рядом на тумбочке. Впрочем, ничего путного не было, за исключением домашнего адреса. Туда уже отправился детектив. Квартира оказалась двухкомнатной, расположенной над каким-то оффисом. Обыск не дал никаких результатов. Домой Роджер уже вернулся в восьмом часу, не забыв позвонить в госпиталь. Гудвин провел ночь спокойно. Роджер проспал от половины десятого до часу дня, наспех перекусил и поспешил в Ярд, но там не было никаких новых донесений, и он поехал прямо в «Таксос». Приземистая масса зданий, где помещался завод и типография «Таксос Лимитед» находилась в северо-западном пригороде Лондона в сорока минутах езды от Скотланд-Ярда. Роджера у ворот остановил швейцар в униформе. Вся территория компании была обнесена высоким забором. Рядом с огромным складом стояло несколько грузовиков с рулонами бумаги. Попав за ворота, Роджер удивился совершенно другой картине, представившейся его глазам. Квадратный холл был отделан панелями светлого дуба. Возле высокого стола сидели три красиво одетые девушки. На втором этаже находилась колоссальная контора со стеклянными стенами, где работало человек двести. Вдоль этого зала, по всей длине тянулся коридор, по другую сторону которого были расположены отдельные кабинеты тоже со стеклянными перегородками — стенами. Лишь у двух последних стены были деревянными. На дверях первого из них имелась надпись: «И. Деверолл — торговый директор». — Пожалуйста, мисс Грей. Это инспектор Вест, — еле выдохнул провожавший Роджера мальчишка-посыльный. — Входите, инспектор. Мисс Грей провела Роджера через всю комнату к другой двери, которую она сама распахнула перед ним, громко назвав его имя и звание. В комнате находилось двое: один сидел за столом, заваленным образцами картонок, оберток, наклеек. Второй — в кресле напротив. На первом были нарукавники. Лет ему было тридцать с небольшим, но толстые очки в роговой оправе придавали ему более солидный вид. — Добрый день, инспектор, сигарету? Он придвинул Роджеру коробку с сигаретами, сбросив при этом ка пол пачку бумаг. Секретарша немедленно их подняла, после чего уплыла из кабинета. — Садитесь, — продолжал Деверолл. — Все еще жарко, да? — Он щелкнул зажигалкой. Роджер нагнулся вперед, прикуривая. — Итак, чем мы можем помочь Скотланд-Ярду? Не часто нам представляется такая возможность. Его наигранная веселость, неестественная развязность, даже какой-то «чужой» голос, все это показалось Роджеру неуместным. Но в эту минуту внимание Роджера привлек второй человек, который откинулся на спинку стула и поглядывал на них обоих с насмешливой улыбкой тонких алых губ. Это и был Джеремия Скотт, которого Роджер сразу же узнал по описанию. Роджер отвечал формально. — И нам не часто представлялась необходимость сюда являться, мистер Деверолл. — И слава богу. Что стряслось? — Я представляю следственный отдел криминальной полиции, — Роджер продолжал тем же официальным тоном, — мне необходимо связаться с одним из ваших сотрудников, мистером Джеремией Скоттом. — Только послушайте! — взвился Скотт. Голос у него был бархатистый, приятный, совершенно не вяжущийся с его отталкивающим видом. Деверолл потер руки. — А вот он как раз перед вами, инспектор. Вы, оказывается, везучий. Роджер сделал вид, будто он этого не знал. Скотт выпрямился и достал из кармана тонкий золотой портсигар. — Не притворяйтесь, будто вы не знали, что я здесь. Что вам от меня нужно? — Я бы предпочел побеседовать с вами наедине, мистер Скотт, — сказал Роджер. Деверолл не стал возражать. — Пожалуйста, если это вас устраивает. Я сейчас вызову свою секретаршу, и вы сможете занять ее комнату. Поднявшись, он нажал на звонок. Секретарша в ту же минуту возникла на пороге. — Возьмите свою записную книжку, мисс Грей. Я вам кое-что продиктую. Секретарша снова исчезла. Деверолл посмотрел на Роджера. — Инспектор, я это разрешаю, но надеюсь, что ваше дело не имеет никакого отношения к «Таксосу». В противном случае я имею право все знать. — Если такая связь будет, я поставлю вас в известность. Деверолл нахмурился. В маленькой приемной Скотт занял удобное место машинистки, оставив прямой стул Роджеру, но тот не стал садиться. — Вы ведь знали Гая Рэнделла, не так ли? — начал он. — Мы встречались. — Даже в день его смерти, верно? — Мы встречались, — повторил Скотт. — Наша встреча не была слишком продолжительной, инспектор, я видел его всего раз за этот день. — Он вам что-нибудь говорил? — Нет. Мы с ним почти не разговаривали. — Говоря это, Скотт засмеялся приятным, добродушным смехом. — Рэнделл со мной не ладил. Он не был сторонником сочетания бизнеса и удовольствия и два виски по вечерам были его пределом. — Вы не были соперниками? — Соперниками? — брови Скотта взметнулись. — Я бы этого не сказал, если вы имеете в виду его приятельницу. Мне не нравятся женщины подобного типа. — Хорошо ли вы знаете Сайбил Леннокс? — Более чем достаточно. — Знал ли Рэнделл о вашем знакомстве с нею? — Не могу сказать. Вероятно, да. Но я ее знал до того, как она стала светской дамой. Хотите знать — где? В Анмере, где я был летчиком на бомбардировщике, а она работала в диспетчерской. В те дни она слишком много о себе воображала, особенно после того, как стала обзаводиться состоятельными друзьями. Она была уверена, что является этаким божьим даром для мужчин. Кто знает, может быть, Рэнделлу потребовалось бы затратить уйму усилий, чтобы установить факт старого знакомства Скотта с мисс Леннокс. Казалось бы, он должен быть благодарен за эту откровенность, но в голосе Скотта чувствовалась скрытая насмешка. Впрочем, не было ли это в привычке данного неприятного типа? Вот такой снисходительный тон! — Но вы с Рэнделлом были соперниками в деловом смысле, вы соревновались друг с другом, не так ли? — Он так считал. — А вы нет. — Я на торговом деле собаку съел. Этому агентишке и не снились те операции, которые я проводил. Да и «Браун» вообще не типография. Располагают какой-то конурой возле Бирмингема и вылезают вон из кожи. Разве тут можно говорить о соревновании? — И все же вам это не нравилось? — С чего вы взяли? Мне было на него начихать! — Даже когда Рэнделл перехватил у вас большой заказ от Перримана? Скотт выпустил струйку синего дыма и разогнал ее рукой. — Рэнделл его у меня не перехватил, — произнес он неохотно. — Это сделал сам Перриман. Понимаете, он законченный трезвенник, ну а я нет. Я имел неосторожность перед тем, как явиться на его пресветлые очи, зайти в один премиленький барчик. Ну и выпил больше нормы. А мистеру Самуэлю это не понравилось. Я ему сказал пару ласковых слов. Сами понимаете, что он отдал бы заказ черту лысому, если бы тот явился в ту минуту. — Понятно… Так вы не имели ничего против Рэнделла? — Да нет, разумеется. Если так было, я бы все равно не стал в него стрелять. Но он играл с огнем, когда встал между Сайбил Леннокс и ее дружками. Почему бы вам, Вест не предложить Сайбил познакомить их с вами? Или наоборот? Скотт намеренно снова повернул на девушку. — Вы не читаете газет? — быстро спросил Роджер. — Сегодняшних я еще не видел, если это вы имеете в виду. А что? — Мы ищем Сайбил Леннокс. Она исчезла. — Исчезла? Ловко. Резко зазвонил телефон, Скотт даже вздрогнул. Приоткрылась дверь, просунулась голова мисс Грей, которая прощебетала: — Это вас, мистер Скотт. — Благодарю, извините, что нас прервали, — неискренним тоном Скотт обратился к Роджеру и потянулся за трубкой. — Да, кто это? Говорите громче, плохо слышно. Майкл? О, вот как?.. Голос у него изменился. Он только разок взглянул на Роджера и сразу же отвел глаза, боясь показать свою тревогу, даже панику. И потом «Майкл» могло относится к Майклу Скотту. Роджер достал сигарету, прикрывая рукой зевок. Скотт чуточку успокоился. — Да-да, старина… Конечно, я заеду на этих днях. Пока, старик. Он опустил трубку. — Меня хочет видеть один наш заказчик, — сказал он небрежным тоном, не слишком даже стараясь, чтобы Роджер поверил этой спасительной лжи.
Глава 12 Жизнь на весах
Майкл Скотт опустил трубку. Лицо у него все еще было заклеено пластырем, рука перевязана, синяк под глазом цвета синевато-бордового. Рядом с ним стояло еще два человека, дюжие парни с небритыми грубыми физиономиями. На столе по всей его поверхности были разбросаны карты. — Он придет? — спросил один из парней. — Да, придет, если я позвоню еще раз. Похоже, что он здорово перетрусил. У него даже голос изменился. — Чего ради? — Каким чертом я могу узнать, чего ради, — огрызнулся Майкл. — Майкл, нам надо раздобыть деньжат. Твои трогать нельзя, это не безопасно… Твой брат… — У моего брата никогда не водились монеты, — проворчал Майкл, — но сколько-нибудь он раздобудет. — Здесь мы в безопасности, не так ли? Мне необходимо дождаться, пока не заживет лицо. А вам, двум бугаям, ничто не мешает отправиться подзаработать, хотя бы на первое время. Один из парней сказал: — Мы никуда не выйдем, Майкл. Можешь не рассчитывать. Мы сделали свое дело, не так ли? Отделались от Рельфа? — А я отделался от Кирби, так что нам нечего считаться, — с громким хохотом заявил Майкл, хотя ему совершенно не стало весело. — Кому-то надо идти. — Мы сделали свое дело, — снова затянул парень. — Заткнись со своим делом! — рявкнул Майкл. — Кирби пришил Рэнделла и раздобыл портфель. Кирби поддерживал связь с боссом, а теперь, когда его нет, мы не знаем ни босса, ни того, как его разыскать. Босс приказал мне проследить за тем, чтобы не схватили Кирби. А вам — чтобы не сцапали Рельфа. И мы выполнили его распоряжение. Но что это нам дало. Может быть, мы вообще не услышим ни одного слова от босса. Раздался звонок. Все трое насторожились. — Что такое? — Откуда мне знать? — заорал Майкл. — Не мы же пойдем открывать, а Топси. Они сидели в средней из трех комнат. В ней было одно небольшое окошечко, выходившее на неказистый задний дворик, но стекла были матовыми. В коридоре послышались чьи-то торопливые шаги: это служанка побежала к парадной двери, смешно переваливаясь на ходу, совсем как большая, неуклюжая утка. Они услышали скрип отворяющейся двери, потом мужской голос. Дверь снова закрылась. Незнакомый голос стал более отчетливым. Значит, Топси его впустила. Через пару минут женщина приоткрыла дверь в комнату и сказала: — Кто-то к вам. За ней вошел мужчина. Он был низенького роста, физиономию украшала темная бородка с несколькими седыми волосками. Кроме того, у него были пушистые усы, кустистые брови и густая шапка волос. Одет он был в легкий плащ, из-под которого виднелся черный пиджак с жилетом и брюки в узенькую полоску. Ни один из присутствующих в комнате не знал этого человека, никто его раньше не видел. Он слегка улыбнулся, вернее сказать, скривил губы, потом неторопливо положил на буфет принесенный с собой портфель, неодобрительно поглядев на неумытую посуду и неубранный стол. Первым нарушил молчание Майкл; — Кто вы такой и зачем вам понадобились эта дурацкая борода и грим? — Скажем, друг? — тихо ответил бородатый. — Я решил, что мне лучше приехать лично, потому что вы должны волноваться. Нам в последнее время не везет. — Так вы босс? — Называйте меня просто другом, — сказал бородач любезным тоном, — мне известно, что вы сделали. Справились вы с заданием великолепно, понимаете, и Рельф и Кирби стали ненадежными. Кирби напортачил, провалил дело в комнате нашей приятельницы, не так ли? Единственное, что от него требовалось, это осторожно положить портфель, а он поднял такой шум, что полиция сразу узнала о его посещении. Нервы у него были не в порядке, не так ли, Майкл? — По всей вероятности. — Ну, а Рельф вообще устроил цирк на Стрэнде, — ворчливо продолжал бородатый. — Все было бы превосходно, если бы он ограничился руганью, но завязать драку с полицейским было равносильно тому, что он громогласно объявил о своих истинных намерениях. Что касается вас, то вы справились со своими поручениями превосходно. Для того, чтобы затеряться среди полицейских, требуется выдержка. Майклу придется некоторое время посидеть взаперти, пока не придет в порядок его физиономия. Он вытащил из внутреннего кармана пачку денег. — Здесь сотня, — сказал он, — поделите поровну. Разумеется, это только на первый случай, вам причитается гораздо больше. Мы зарабатываем очень хорошо. Майкл протянул руку к деньгам. Два верзилы глядели на них голодными глазами. — Да, а что мы сейчас будем делать? — спросил Майкл. Бородач улыбнулся. — Дорогой Майкл, чем меньше вы будете знать, тем лучше для вас. Вам будет точно объявлено ваше задание, и вы будете за него щедро вознаграждены. Это превосходная организация. И Кирби и Рельф знали чуточку больше — отсюда все неприятности. Поделите немедленно деньги, Майкл, а то другие подумают, что вы хотите себе присвоить большую часть. Майкл неторопливо разложил деньги на три пачки по тридцать три фунта, отложив отдельно сотый. — Это для Топси. Свою пачку он сунул в карман. Парни схватили тоже по пачке. — Я собираюсь послать за вами после наступления темноты, Майкл, — продолжал бородатый. — В отношении такси не беспокойтесь. Его не найдут. А когда найдут, оно будет другого цвета. Если бы не одно лицо, я вообще был бы совершенно спокоен. Не знаю, что и говорить про нее. Все зависит от того, каково ваше мнение об ее умении держать язык за зубами. Самый высокий парень удивился. — Вы о Топси? — Нет, с Топси все в порядке, — махнул рукой бородатый. — Я думаю о девушке со второго этажа. Я не люблю убивать. Неприятно прибегать к этому, но одна лишняя смерть погоды не делает. И вам будет спокойнее. Меня она не знает, так что я ее не опасаюсь. Вы — другое дело. Полиции вы не могли бы рассказать про меня при всем своем желании, так что решайте сами. Прошу только одного: если посчитаете необходимым убрать ее с дороги, не тяните с этим делом. Они кивнули. Бородач поднял глаза к потолку. Как раз над ними находилась Сайбил Леннокс. — Вы можете представить дело так, как будто произошло самоубийство, — продолжал он с задумчивым видом. — Неплохо бы подстроить так, чтобы у полиции сложилось впечатление, что Рэнделла убила она сама. — Пистолет Кирби у сыщиков, — напомнил Скотт. — Им известно, что он стрелял в полисмена, но что это его пистолет — они не знают. Пистолет принадлежал Сайбил. Это им нужно доказать. Когда-то ей внушили, что ей надо иметь такую игрушку для самозащиты. Так что если бы у нее в комнате остался пистолет, соответствующий выпущенным пулям, было бы совсем неплохо! Полиция всегда хватается за очевидное, даже если это очевидное не вяжется со всем остальным. В конце-то концов, нашли же они кое-что из содержимого портфеля Рэнделла в ее комнате. И после этого она сбежала. Если она умрет, то ей не удастся рассказать полиции, почему она это сделала, не так ли? На случай, если вам понадобятся пули, то вот они. — Он положил на стол маленький пакетик, завернутый в коричневую бумагу. — Помните, Майкл, я пришлю за вами сразу же после наступления темноты. А остальные могут уйти отсюда в любое время. Да и Топси лучше бы уйти пораньше. — Где мы сможем вас разыскать? — спросил верзила. — Нет, нет, это излишне, — усмехнулся бородач, — я сам вас разыщу. Только больше не ходите в гараж Вигнолла, а справляйтесь в салоне Джо на Мидл-Энд-роуд. Он вышел из комнаты энергичными шагами, маленький и быстрый. Когда за ним захлопнулась дверь, три пары глаз устремились в потолок. Майкл сказал: — Нам придется ее прикончить. — Это вовсе не так просто, — возразил один из парней. — Фараоны на милю чуют подложное самоубийство. — В ее комнате газовый камин, — напомнил третий парень. — Послушайте меня, — заговорил верзила, — этот тип разрешил нам сматывать удочки, когда угодно. Так чего ради ломать голову из-за девчонки? — Что верно, то верно. — А Майклу нельзя нос высунуть. Майкл Скотт щелкнул зажигалкой, закуривая сигарету. Потом он задумался и притронулся к тем местам, где на его лице все еще был пластырь. — Так что, вы решили, что я один должен прикончить малютку? А чего бы нам сейчас не перерезать ей горло, а? — Нет, брат, этот номер не пройдет! Нас могли видеть, когда мы сюда входили, могут заметить и как мы будем отсюда выходить. Бородач прав: нужно, чтобы она наложила на себя руки. — Что ж, попытаюсь, — зевнул Майкл. — Придется уложить ее баиньки, а потом открыть газ. Как бы это ее усыпить, а? Бородач этого не предусмотрел, нет? — Он противно захохотал. — Он не предусмотрел, так другие подумали, — проворчал верзила, засовывая руку в жилетный карман и вытаскивая оттуда стеклянный тюбик, в каких аптекари обычно отпускают аспирин. Он вытряхнул на грязную ладонь две малюсенькие таблеточки. — Это морфин. Он знал, что он у меня есть.Сайбил Леннокс беспокойно заворочалась на огромной двухспальной кровати. Она лежала, вытянувшись во весь рост, заложив руки за голову, и прищуренные глаза смотрели на маленькое окошко. Ее туфли валялись на полу. Колени были прикрыты стеганым пуховым одеялом. Обстановка в комнате была отвратительная. На стенах красовались выцветшие обои. Сайбил знала, что дом находится в Харлингхэме на какой-то боковой улочке, неподалеку от теннисного клуба, но на этом ее познания заканчивались. Накануне вечером ее привезли сюда. Привез ее Майкл, которого она великолепно знала. Через него она иногда получала задания. Если не считать нескольких минут, когда к ней поднялся Майкл, она все время была в полном одиночестве. Видела она мельком еще двух каких-то типов и неряшливую служанку по имени Топси. Сайбил знала, что ей скоро скажут, что делать дальше, знала, что ей придется подчиниться: не имело смысла действовать по собственной инициативе. Она услышала, как заскрипели ступеньки под чьими-то ногами. Было около пяти часов. Значит, она пробыла в этом месте целые сутки. Скрип усилился. Сайбил знала шаркающую походку Топси. Служанка вошла, задыхаясь от напряжения. В руках у нее был поднос с чаем. Она опустила его на стул. Из носика чайника выплеснулся кипяток. Кроме молока и сахара, на подносе она принесла хлеб с маслом, причем хлеб был нарезан толстыми кусками, а масло едва намазано. Топси засеменила назад. Сайбил с отвращением посмотрела на бутерброды, но чаю ей хотелось. Она было потянулась к молочнику, но заметила, что в чашке уже имелось молоко. Не усмотрев в этом ничего особенного, Сайбил налила из чайника кипятка и положила две ложки сахара. Она отпила. Чай был очень крепкий и ей пришлось добавить еще сахару. Закончив первую чашку, она налила себе вторую. Очень скоро ее стало клонить ко сну. А через полчаса она уже крепко спала. Вошел Майкл и прислушался к ее дыханию: ровное, спокойное. Он постоял, посмотрел на девушку, кривовато улыбнулся, подошел, потряс ей руку, потом плечо. Она не просыпалась. Тогда Скотт резко ударил ее по лицу. Удар оставил красный след, который постепенно стал бледнеть, но тоже не разбудил спящую. Улыбка Скотта превратилась в злобную усмешку. Неторопливо он натянул пару нитяных перчаток, прошел к туалету, на котором лежал ее саквояж, и высыпал в него три пули, оказавшиеся в коричневом пакетике бородатого. После этого он направился к газовому камину и снял крышечки, разбивавшие пламя. Следующим делом было придвинуть к камину старое кресло. Пока он занимался этим, внизу хлопнула дверь. Значит, в доме остался он, один с Сайбил. Пожав плечами он повернулся к девушке, лежащей на кровати. Подняв ее на руки, он перенес ее к камину и уложил на полу около горелки. Взяв руку девушки, он повернул ею кран. Газ с шипением устремился в комнату. Скотту этого показалось мало. Он еще раз прижал к крану ее большой и указательный палец. Вот теперь ее отпечатки пальцев наверняка останутся на металлической поверхности. Потом он то же самое проделал с крышками от горелок. На них тоже останутся следы. Отступив на шаг, он заулыбался результатам своей работы. Волосы Сайбил золотым каскадом закрывали часть решетки. Та щека, по которой он ударил, до сих пор оставалась розовой, но вторая уже стала мертвенно бледной. В этот момент Сайбил была изумительно красива. Майкл нагнулся ближе к камину, убедился, что девушка дышит почти чистым газом, затем подошел к окну, задернул занавески, не спеша вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Глава 13 Джеремия Скотт наносит визит
Через полчаса после того, как Вест вышел из правления «Тактоса», Джеремия Скотт расстался с Девероллом и пошел к гаражу. У него был мощный серый «Крайслер», современный, сверкающий, напоминающий стрелу. Вывернув на шоссе, Скотт оглянулся, но Веста нигде не было. В Харлингхэме он был в двадцать пять минут шестого. Остановив машину в переулке, он вытащил карту Лондона и разыскал Кинг-стрит, название которой ему сообщил брат по телефону. Переезд оказался не длинный. На этот раз он затормозил за несколько домов от № 41, который он искал. Он посидел несколько минут в машине, вглядываясь в оба конца улицы, пока не убедился, что за ним никто не следит. Тогда он вылез из машины и зашагал к № 41. Громко постучав тяжелым медным молотком, он замер, прислушиваясь. В доме царила тишина. Тогда, он снова постучал и одновременно нажал на звонок. И снова никакого ответа. Рассердившись, он попробовал в третий раз. Его приветствовало гробовое молчание. Тогда он отошел от двери и двинулся к маленькому палисаднику. Но, сделав пару шагов, он буквально прирос к месту. С одной стороны к нему приближался в сопровождении двух рослых детективов сам Вест, а с противоположной еще двое громадных детин, на физиономии которых было написано, что они являются сотрудниками Особого Отдела Скотланд-Ярда. Возле его «Крайслера» уже дежурил полицейский. Кое-как справившись с нервным шоком, Джеремия Скотт выжал на лице улыбку. Вест спросил его небрежным тоном: — Наносите визит? — С каких это пор я должен спрашивать разрешения навещать друзей? — Ну что вы? Зачем бы это? — заверил его с чарующей улыбкой Вест, поглядывая на сердитую физиономию Скотта. — Не надо себя взвинчивать. Пока я сидел у вас, вам позвонил ваш брат Майкл. Нам бы хотелось с ним переговорить. Похоже, что и вы собираетесь с ним повидаться. Не так ли? Скотт промолчал. — Давайте посмотрим, нельзя ли их заставить себя услышать, — сказал Роджер. Он подошел к двери и забарабанил с такой силой, что стук разнесся по всей улице. Но ответа не последовало. Улыбка Скотта стала еще шире. — Я подумал, что сумею застать дома нашего заказчика, — сказал он, — но нам не везет сегодня а, Вест? Несчастливый денек, а? — День еще не закончился, — сказал Роджер. Он повернулся к Пилу, который стоял как раз за ним. — Наши парни к этому времени уже подтянулись к задней половине дома? — Сто лет назад. — Олл-райт, посмотрим, что мы можем сделать. — Получили ордер на обыск? — спросил с вызывающим видом Скотт. — А как же иначе. Роджер осмотрел замок, пока его люди изучали окна, причем все это проводилось так быстро и умело, что даже Скотт перестал насмешливо кривить губы. Пил обнаружил, что может открыть окно в передней комнате, просунул перочинный нож между рамой и шпингалетом. Действительно, через пару минут рама поддалась. Как раз в этот момент позади раздался взрыв — короткая пауза — и заливистый полицейский свисток. — Кого-то схватили! — крикнул Пил. — Следите за Скоттом! — распорядился Роджер, обращаясь к одному из людей, и прыгнул следом за Пилом в окно. В комнате было тихо, но снаружи вновь зазвучал свисток и звуки голосов. Роджер первым добежал до коридора, потом повернул к кухне. Дверь в нее была на ключе. Тогда он нажал на нее плечом. Никакого результата. К нему присоединился Пил, но даже вдвоем они ничего не могли сделать с проклятой дверью. Изнутри послышалось какое-то царапанье, но этот шум внезапно прекратился, и дверь открылась. На пороге стоял детектив. Волосы у него были взлохмачены, щека поцарапана, но глаза сияли. Он закричал с торжеством: — Мы его взяли, сэр. — Кого? — Майкла Скотта. У него по-прежнему на лице наклейка из пластыря, правая рука перевязана. Я совершенно уверен, что это он. — Замечательно, — сказал Роджер. — Теперь мы сумеем устроить очную ставку двум братьям. Он взглянул поверх головы детектива на дверь кладовки, откуда двое детективов выводили Майкла Скотта. Ссадина на кончике его носа кровоточила, он тяжело дышал. Похоже, он понимал, что это был его первый шаг на пути к виселице. Входная дверь уже была открыта, и группа детективов и Джеремия Скотт находились в холле. Он перестал дышать при виде брата. Но, очевидно, ни он, ни Роджер не ожидали такого яростного потока проклятий, которые полились изо рта Майкла. — Так это ты, безмозглый баран, притащил сюда всю свору? Я бы перерезал тебе глотку! Ты продал меня, вонючий койот! Он продолжал в том же духе, а Джеремия Скотт, позабыв свои насмешливые улыбочки, смотрел на него с ужасом и недоумением. Тут вмешался Роджер. — Достаточно! Он взглянул на Пила. — Наденьте на него наручники, а потом осмотрим весь дом. Я бы хотел, чтобы вы остались, мистер Скотт, — сказал он Джеремии. Тот вынул свой портсигар и протянул сигареты брату. Майкл взял одну. Это было последнее, что он сделал до того, как на него надели наручники. При этом он усмехнулся почти застенчиво. — Не говори ни слова, — посоветовал ему Джеремия, — ничего не выдавай, Майкл. Я раздобуду хорошего адвоката. Майкл кивнул. Гнев его исчез. А газ тихонько шипел. В комнатах первого этажа они никого не нашли, но в средней комнате на полу возле стола и на самом столе валялись карты, а на стуле громоздилась гора грязной посуды — свидетельство того, что здесь находилось несколько человек. Роджер и Пил пошли наверх. Как только они поднялись на площадку, Роджер положил руку на плечо Пила, предупреждая его о необходимости быть внимательным. — Чувствуете? Это газ. Пошли! Они нашли Сайбил Леннокс в той же позе, в какой ее уложил Скотт. Комната была наполнена газом. Через двадцать минут приехал врач. Сайбил перенесли в другую комнату и накрыли десятком одеял. Врач хмыкнул и посмотрел на Роджера. — Да, да, тепло. Это хорошо, это правильно. Надеюсь, не пробовали делать искусственное дыхание? — Нет, она почти не дышала. Это ей бы только повредило. Санитарная машина уже вызвана. — Хорошо, хорошо. Доктор раскрыл свой саквояж. Прибыла машина. Роджер спустился вниз, туда, где сидели под стражей оба брата Скотта. Ни один из них не пожелал сделать какое-нибудь заявление. Майкл сидел с поджатыми губами, и походил на перепуганного кролика. Джеремия, подумал Роджер, явно беспокоился больше за брата, чем за себя. Роджер не стал с ним разговаривать, а сразу же отправился в Коннон-Роу, предъявив Майклу Скотту обвинение в том, что он водил такси, не имея на то лицензии. Данная формулировка вызвала циничную улыбку на толстых губах Джеремии. Потом Роджер предъявил и ему обвинение «в утаивании от полиции существенных данных, относящихся к делу». Иначе говоря, он не хотел раскрывать свои карты. Когда Роджер остался один, к нему подошел Пил. — Какие новости сверху? — спросил Роджер. — Ничего. Еще не закончили. — Н-да, только-только поспели… Ну, а что в комнате мисс Леннокс? — Не богато. Мы обнаружили отпечатки ее пальцев на газовом кране и на крышках, но других следов нигде нет. — Давайте посмотрим, — сказал Роджер. Газовый камин и вся арматура, так же как и другие предметы в комнате, были покрыты серым порошком. Роджер долго изучал положение всех следов. — Она левша? — спросил он Пила. — Данных об этом нет. — Нет, не левша. Когда я ее видел, она все делала правой рукой. Однако же отпечаток ее левого большого пальца остался на том месте, где должен был бы быть указательный. Смотрите сами. Он осторожно наложил руки на кран. Глаза Пила сверкнули. — Значит, она не сама оставила эти следы. — Похоже на то. Вряд ли она могла находиться на этом месте и вот так держать крышки. Проверьте, не осталось ли хотя краешка отпечатка Майкла. Уверен, тут не обошлось без него! — Он мог орудовать в перчатках, — сказал Пил, — только у нас есть другой ход. Понимаете, сэр, я заметил несколько золотистых волосков у него на жилетке. Если он ее поднимал… — В Коннон-Роу они их обнаружат. Ну ладно, давай действовать. Они осмотрели все уголки, надеясь увидеть хоть какую-нибудь записку, но ничего путного не было. В ее сумочке помимо обычных женских пустяков, лежали пули. Он отложил их в сторону. Вскоре его люди закончили обыск первого этажа. В передней комнате на столе лежала пачка бумаг и документов. Дом с полной меблировкой был сдан на шесть месяцев Майклу Скотту, адрес которого был обозначен, как Лэнтон-Отель в Вейхвотер. Несколько писем Майклу, два от женщин, одно от букмекера. Вот и все, если не считать трех сложенных программ состязаний в Грейвер-коттедже, Фулхэм. Это был футбольный клуб. Программы были двухнедельной давности. Принесший их человек присутствовал на всех трех матчах. На них был проставлен счет и карандашом отмечены имена некоторых игроков. — Не жирно, — вздохнул Пил. — Не догадываетесь, что скрывается за всем этим? — Черт его знает. Одно можно сказать с уверенностью: люди не решаются на убийство только потому, что им не нравится физиономия другого человека. Я припоминал все крупные аферы и организации, основанные с целью получения доходов жульническим путем и выявленные за последнее время, но не мог найти точек соприкосновения с нашим делом, за исключением пищевого производства. Фирма Перримана — одна из крупнейших в стране. В этот момент сверху спустился человек, и Роджер подошел к двери. Это был санитар из машины «Скорой помощи». — При известном везении она поправится, — сказал он. — Подумал, вам это интересно знать. Ближайшие соседи переполошились, когда их стала расспрашивать полиция. Рассказывали они самые невероятные истории, но все же кое-что удалось выяснить. Появилась неряшливая женщина. Приходила пожилая женщина, но с ней никто не был знаком. Молодая, хорошо одетая особа приехала накануне на такси, но машину никто не заметил, хотя одному человеку показалось, будто водитель вошел с дом вместе с девушкой, а машину увел кто-то третий. Двух других мужчин никто не упомянул, но несколько соседей сказали, что накануне возле дома болтался какой-то человек. Розовощекий, темноволосый, одетый в серые фланелевые брюки и серый в клеточку пиджак. В голове Роджера сразу же возникли противоречивые мысли, тогда как Пил остался совершенно спокойным.Глава 14 Исчезнувший человек
В четверть восьмого Роджер вернулся в Ярд, чувствуя, что день у него не пропал даром. На следующее утро Сайбил Леннокс будет в состоянии дать показания. Роджер прошел по холодным коридорам, в которых никого не было, и распахнул дверь в свой кабинет. Он почувствовал папиросный дым. Помощник комиссара курил только трубку или сигары. Но на этот раз во рту его была папироса. Чартворд поднял голову из-за стола Эдди Дэя. На нем был вечерний костюм. — Хэллоу, сэр, — весело поздоровался с ним Роджер. — Все-таки вы меня помните? — с кислой миной спросил Чартворд. — Почему не соизволили ко мне зайти сегодня? — Уж очень был жаркий день, — защищаясь, сказал Роджер. — Вы не слышали, что случилось в гараже… — Олл-райт, — сказал Чартворд, который, по-видимому, намеревался разворчаться, но внезапно передумал. — Корби мертв, убит, как вы воображаете, хотя все очевидцы единогласно твердят о несчастном случае. Вы же видели, как убился Рельф, которого якобы подбили на крыше. Но ведь он мог просто поскользнуться? Майкл Скотт пропадал некоторое время, согласен. Но опять-таки мы не располагаем никакими доказательствами, что это он сидел за рулем машины. Исчезла и девушка. В данной картине, скажем прямо, нет ничего отрадного. — Верно, пока для старого Вейли у нас маловато данных, сэр, — спокойно ответил Роджер, усаживаясь на свое место, — но мы все же кое-чего добились. Утром мы сможем взять Майкла Скотта под стражу по самому тривиальному обвинению. Девушку мы нашли как раз вовремя, чтобы спасти ей жизнь. Чартворд вынул изо рта папиросу. — Значит, вы не совсем бездарно потратили время. Как это случилось? Роджер говорил целых десять минут, отчитываясь о событиях дня. Выслушав его, Чартворд кивнул с удовлетворением. — Ладно, действуйте по своему усмотрению, но держите меня в курсе дела. — Непременно, сэр. Чартворд вышел из комнаты А Роджер направился напротив, в Коннон-Роу, где он нашел братьев Скотт и их защитника по имени Гринволл. Гринволл был замечательным адвокатом с безупречной репутацией. Как Роджер и предполагал, он заявил, что в то время, как у полиции имелись основания задерживать Майкла Скотта, с его братом дело обстояло иначе. — Я мог бы согласиться, если бы он объяснил, ради чего он поехал навестить брата, — сказал Роджер. — Это он объяснит, — заверил его Гринволл, взглянув на Джеремию Скотта, который скорчил характерную для себя насмешливую гримасу и процедил сквозь зубы, что Майкл сообщил ему по телефону о своих неприятностях и попросил денег. Вот он и поехал прямиком к нему, чтобы помочь. Никаких оснований задерживать его дольше у полиции не имеется. Роджер согласился. — В таком случае, возвратите мне мои личные вещи, — потребовал Джеремия. — Ваши молодчики забрали у меня все из карманов. — Вполне естественно. Сейчас распоряжусь, — ответил Роджер. Содержимое карманов Джеремии Скотта лежало в кабинете участкового суперинтенданта. Роджер просмотрел решительно все. И одна вещь привлекла его внимание. Золотой портсигар Джеремии был не единственным дорогим предметом в данном наборе, судя по которому их владельца можно было назвать состоятельным человеком, там же имелась небольшая книжечка с твердыми корочками, был и членский билет и постоянный пропуск Скотта в Фулхэмский футбольный и атлетический клуб и т. д. Сержант все это сложил в большой конверт, и Роджер отнес его Джеремии, который в скором времени уехал. Майкл, который категорически отказался делать какое-либо заявление, был помещен в одну из камер Коннон-Роу. Гринвилл небрежно спросил Роджера: — Привлечете его к судебной ответственности? — Да, и скажу вам заранее, что предъявлю ему более серьезное обвинение, чем то, что было предъявлено при задержании, — сказал Роджер. — Мне не хотелось бы доставлять вам неприятности, уверен, что в скором времени вы сами убедитесь, что Майкл Скотт замешан в отвратительной истории. Гринволл пожал плечами и молча удалился. Пил уже возился с микроскопом, разглядывая под ним длинные золотистые волосы. Несколько было снято со спинки стула, на котором сидела Сайбил, другие с одежды Майкла Скотта. Они оказались тождественными. — Прекрасно, «покушение на убийство» он уже имеет, — проворчал Роджер. — И мне думается, нам поможет толстяк, которого заметили на Кент-стрит. Вы его ведь тоже видели вчера вечером, не так ли? Промок до костей, несмотря на свой клетчатый пиджак, бедняга! — Клейтон? Репортер из Эха ? — Он самый. Поспел туда раньше вас. Сообразительный малый, этот Клейтон. Ладно, поезжайте-ка домой. Оставшись один, он сам снова задумался над тем фактом, который давно уже не давал ему покоя: три программыфутбольных матчей на Кент-стрит и членский билет того же самого клуба в кармане Джеремии. На Белл-стрит он был в 9.15. На пороге его встретила Джанет. — Я разве не умник, так рано вернулся. — Умник, умник. Я ожидала тебя позднее, дорогой, хорошие новости: врачи думают, что Гудвин поправится. — Благодарение богу. Миссис Гудвин знает? — Да, мы только что возвратились из госпиталя. Она наверху. Она до того измучена, что я посоветовала ей пораньше лечь спать. Ты не против раскладушки? Роджер рассмеялся. — Не против? Да я был бы счастлив спать на чем угодно, лишь бы меня не тревожили. Из дома появился улыбающийся Марк Лессинг. С кухни доносился соблазнительный запах жареного лука, там кто-то двигался. По всей вероятности задержалась их приходящая работница. — Голодный? — спросила Джанет. — Как волк. Но вы ведь не задержались из-за меня с обедом? — Нет, нет. Твой разогревается. Скорее умывайся и садись за стол. Роджер кушал в столовой. Джанет присела к нему за стол выпить чашечку кофе за компанию. Марк устроился напротив в кресле. Джанет рассказывала о маленькой Маджори и мальчиках, которые очень сдружились за это время. После того, как она ушла на кухню помочь с уборкой посуды, Марк заговорщицки подмигнул Роджеру: — А теперь выкладывай негласную информацию. Девушку нашли? — Да. Твой вопрос напомнил мне про газеты. Я их сегодня не просматривал. Пошли в соседнюю комнату, почитаем. Газеты были полны описаний гибели Кирби и Рельфа и исчезновения Сайбил Леннокс. «Эхо» осторожно намекало на организацию преступников. Репортаж был подписан Томми Клейтоном, который славился своим умением оказываться первым на месте. Роджер протянул газету Марку. — Ты в этом ничего не усматриваешь нового? — спросил он с интересом. — Всего лишь догадки. — Клейтон в смысле догадок собаку съел, — засмеялся Роджер. — Возможно, он и прав. — Плохи дела, когда Ярд хватается за ниточку, протянутую прессой. — Что касается ниточек, то их больше, чем нужно. Он потянулся к городскому телефону, потом взял телефонный справочник и отыскал имя Томми Клейтона. Ему ответила женщина. — Мистер Клейтон дома? — спросил Роджер. — Кто его спрашивает? — голос звучал взволнованно. — Инспектор Вест из Скотланд-Ярда. — И вы хотите знать… — теперь в ее голосе слышались слезы. — Нет, его нет дома со вчерашнего утра. Я боюсь, что с ним что-то случилось. Я его жена. — Скорее всего, он получил специальное задание, — постарался успокоить ее Роджер. — Я видел его вчера вечером. — Я звонила в редакцию. Они сказали, что он часто уезжает, не говоря им, куда и на сколько времени. Поэтому они не усматривают в этом ничего особенного. Но мне-то он непременно звонит по телефону или посылает телеграмму. Я просто не нахожу себе места от тревоги. — Я вас прекрасно понимаю, миссис Клейтон. Оставьте это дело на меня. Я узнаю, куда он изволил запропасть. Он положил трубку на место и задумчиво посмотрел на Марка, потом рассказал ему о сомнениях миссис Клейтон. После этого он позвонил в «Эхо». Совершенно верно, они ничего не слышали о Клейтоне с тех пор, как он прислал отчет о деле Рэнделла и Рельфа. — И вы ничем не можете мне помочь отыскать его? — спросил Роджер. — Нет, но за Томми никто не беспокоится. Он умеет за себя постоять. Роджер положил трубку. Теперь его мысли были полностью поглощены репортером, который тогда в Ярде пытался выведать у Роджера какие-нибудь сенсационные сведения о Рэнделле. Его заявление в гараже Вигнолла можно было отнести за счет оперативности и репортерского умения, но если на Кент-стрит действительно он был, а теперь он исчез… Раздался телефонный звонок. — Роджер Вест у аппарата. — Вест, это снова «Эхо». Редактор отдела новостей. Знаете, теперь и я начал беспокоиться за Клейтона. Утром звонила его жена. Вы серьезно встревожены? — Да. — Не знаю, что и подумать, но все же считаю необходимым сообщить вам следующее: Клейтон полагает, что в деле Рэнделла замешана фирма Перримана. Он что-то обнаружил, когда занимался вопросом монополий на пищевые продукты и их цены. Много не говорил, это не в его привычках, но он почуял там какую-то фальшь. — Перриман! Благодарю, мы сразу же начнем проверку, — пробормотал Роджер.Глава 15 Правда от Сайбил
Постепенно неестественная вишнево-розовая окраска щек Сайбил Леннокс сменилась мертвенной бледностью. Она лежала, закрытая множеством одеял, облаченная в фланелевую ночную рубашку больничного образца. Подле нее на табуретке сидел Роджер, по другую сторону кровати стенографистка, а в ногах женщина-сержант. Роджер говорил напористо и энергично. — Я хочу, чтобы вы мне точно описали, рассказали, что с вами вчера приключилось, мисс Леннокс. Предшествующего дня касаться не станем. Почему вы пытались покончить с собой? — Откуда вы взяли?! — Послушайте, вы не… — Это неправда! Я совершенно не помню, что со мной было после того, как я заснула. Проснулась я уже здесь. Мне и в голову не могло прийти самоубийство. С чего бы это? — Известно ли вам, что с вами случилось? — спросил Роджер. — Нянечка мне сказала, что я чуть не умерла от газового отравления, но я не имею понятия, как это могло произойти. Та отвратительная старуха принесла мне вечером чаю. Я выпила и почувствовала сонливость. А дальше я не помню. — Иначе говоря, вас пытались убить, — с невозмутимым видом подвел черту Вест. — Кто? Майкл Скотт? — требовательно спросила она. — Он был в доме, когда мы вас нашли. — По-видимому, мне не следует удивляться. Это он меня туда отвез. Он позвонил по телефону и убедил меня в необходимости поехать с ним, а когда мы приехали в тот дом, он… он заставил меня там остаться. — Заставил? — переспросил Роджер. — Да. — Он был один? — Я не видела никого, кроме старухи и двух типов. Последних я заметила только мельком. Вчера днем приходил кто-то, я слышала, как он звонил и как разговаривал. Они находились в комнате под моей. Но в основном я видела только Майкла. — И подчинялись ему, — сказал Роджер. — Иначе я не могла. — Почему? — Он сказал, что может доказать, что это я убила Гая, — очень тихо ответила она. — Это ложь, смерть Гая явилась для меня ужасным ударом, но его убийца воспользовался моим пистолетом. Впервые она познакомилась с Майклом на танцах в Анмере. Танцы посещали не только работники аэродрома, Скотт был их завсегдатаем. В то время Сайбил нравился Джеремия, понравился и его брат. Она и еще одна девушка с аэродрома провели с ними несколько коротеньких увольнений в Лондоне. Потом она поссорилась с Джеремией. Мать Сайбил умерла, проболев целый год. Сайбил осталась практически одна на целом свете, и у нее не было родственников, которых бы она любила, с которыми хотя бы поддерживала дружеские отношения. Но вскоре ей удалось найти работу у «Войда и Фзавезера». Поселилась она в пансионате миссис Кларк. Иногда ее навещал Майкл Скотт. Он был женат, но стал принуждать ее к сожительству с ним. И когда она отказалась, обозлился. Потом она прочитала объявление в газете: небольшой фирме требовалось сделать несколько чертежей. Она взялась за эту работу, что давало ей дополнительный заработок к уже довольно приличной зарплате у «Войда и Фзавезера»… Работа была сдельной и очень выгодной. Она отнимала у нее все больше и больше времени. Ей приносили чертежи, она должна была снять с них копии, расчет производился наличными. Она любила наряды, да и кроме того ей хотелось что-то отложить, поэтому она работала, не жалея сил. Чертежи были самыми разнообразными. Иногда жилых зданий, фабрик, складских помещений, другой раз каких-то двигателей, замков, деталей. С каждого она снимала три копии. На протяжении нескольких лет она жила спокойно и беззаботно: почти ни с кем не встречалась, потому что большую часть свободного времени проводила за чертежной доской. И вдруг неожиданно явился снова Майкл и сказал ей, чем она в действительности занимается. Взломщики изучали чертежи, делали модели, на них учились, как открывать замки, проникать в здания и т. д. Она помогала банде преступников. И оплачивали ее работу тоже ворованными деньгами. Платили гораздо больше, чем это было принято, хотя она об этом не знала. Майкл без труда доказал ей, что она была настоящей преступницей, и никто, ни одна полиция в мире не поверила бы ей о ее неосведомленности. Он попытался заставить ее взять на себя другие обязанности: знакомиться и сходиться с будущими жертвами, добывать от них требуемые сведения или же «занимать» их в то время, когда будут орудовать воры. Она наотрез отказалась. Потом произошло нечто ужасное. Кто-то побывал в ее комнате и произвел обыск. Она пришла в ужас, что полиции уже все известно. Потом ее кто-то столкнул с тротуара на мостовую, она чуть не угодила под машину. По всей вероятности они затеяли кампанию, чтобы сломить ее нервы. И она не сомневалась, что всем этим руководит Майкл Скотт. Однажды на нее напал какой-то хулиган, когда она шла по пустынной улице. По счастью в этот момент из-за угла появилась машина, и этот человек удрал. После этого она купила пистолет и патроны к нему. Его приобрел для нее знакомый, один из сослуживцев, который в скором времени уехал. И только после его отъезда она сообразила, что он тоже был из числа молодчиков Скотта, который был приставлен негласно следить за ней и сумел втереться к ней в доверие. Она продолжала выполнять заказы Скотта. Среди них были образцы картонных, бумажных и других упаковок перримановских товаров. Для чего — она не знала. Имелись упаковки и от других товаров. «Перриман» — не была единственной фирмой, привлекшей внимание Скотта. Она все еще получала плату за свою работу. У нее не хватало смелости порвать с ним окончательно. По приказу Майкла она поехала в Брайтон на уик-энд. Там, в отеле, она повстречалась с Рэнделлом. Она знала, что это подстроено Майклом, но Майкл не мог предвидеть результатов. Весь первый вечер они протанцевали, провели вместе субботу и воскресенье — и влюбились друг в друга. Поняв это, Майкл пытался ее каким-то образом дискредитировать в глазах Рэнделла. Она продолжала встречаться с Рэнделлом в Лондоне, и тут обнаружила, что куда бы она ни шла, за ней всегда следили. И однажды у нее из сумочки исчез пистолет. Через два дня убили Рэнделла. Снова явился Майкл с теми же требованиями. Она должна была стать приманкой. Он и сказал ей, что Рэнделла застрелили из ее пистолета, что если полиция выяснит, кому он принадлежит, ее приговорят к повешению. Вот почему она не посмела рассказать правду и отрицала факт слежки. Майкл позвонил ей и сказал, что они должны встретиться. Она должна подождать в холле возле стеклянной двери появления такси, Майкл сам отвез ее в дом в Харлингхэме. Ночью ее заперли в комнате второго этажа и велели никуда не выходить днем. Она не знала почему, но не смела ослушаться. Выслушав историю Сайбил Леннокс, Чартворд спросил у Роджера. — Вы ей верите? — В основном, да, сэр. Во всяком случае нам ведь точно известно, что он является агентом какой-то крупной банды. Ну и Кирби и Рельф тоже были ее членами. Вот чего я не могу понять, чего ради он надумал ее убить? — Уверены, что это был он? — Тут не может быть сомнения. На его одежде обнаружены ее волосы. Это он подтаскивал ее к камину. В паре мест он измазался ее пудрой. Но самая важная улика, сэр, была обнаружена на газовом кране: половина отпечатка его указательного пальца, и такой же фрагмент на одной из пуль, находившихся в сумочке девушки. Чартворд кивнул и довольно хмыкнул. — Понимаете, она послушно выполняла все его приказы, — задумчиво продолжал Роджер, — поехала, как овечка, с ним в этот дом, и вдруг Скотт решает от нее отделаться. То ли он боялся, что ей слишком много известно, то ли действовал по указанию сверху. Чартворд снова хмыкнул. — Тот факт, что она копировала образцы упаковок Перримана, может означать очень многое и может ровно ничего не значить, — рассуждал вслух Вест. — Но один факт подтверждает правильность ее показаний в отношении чертежей и планов. При некоторых ограблениях складов пищевых продуктов мы отмечали, что воры прекрасно знали расположение построек, проходы, внутренние коридоры и т. д. Мне думается, мы установили, что эти ограбления были организованы одной бандой. Я бы не удивился, если бы Томми Клейтон из «Эха» как раз это и заподозрил. — О нем ничего не слышно? — Ничего. Он определенно был на Кент-стрит. — Возможно, парень просто торопится поскорее все причесать. Что вы предлагаете в отношении девушки? — Мне кажется, неплохо было бы отправить ее отдохнуть куда-нибудь на побережье. Я побывал у ее хозяев, они не возражают. Конечно, придется установить плотное наблюдение, потому что они могут предпринять вторую попытку. Ну, а потом, я бы сказал, можно будет слегка отступиться от обычной линии поведения. — Каким образом? — Нам смог бы помочь мой приятель Лессинг. Если его поместить в тот же самый отель, что и девушку… — Очень сомневаюсь, что он способен на подобные подвиги, — хмыкнул Чартворд. — В один прекрасный момент у него будут из-за этого серьезные неприятности. Однако, мы ведь не можем запретить ему остановиться в том отеле, где он захочет, не правда ли? Доставьте себе удовольствие. Эта организация… Вы не представляете, кто стоит за ней? — Ни малейшего. Однако, она может быть связана с пищевыми продуктами. При таких высоких ценах на продукты воры могут составить себе состояние на каком-нибудь грузовике бекона или консервов. Не могу себе представить ее разветвленность, но не могу выбросить из головы уверенности в том, что бедняга Рэнделл наткнулся на что-то, связанное с фирмой Перримана. Чартворд снова хмыкнул. — Вот кто мне не ясен, так это Джеремия Скотт, — продолжал Роджер, — но я приставлю к нему опытного стража. В его списке несколько фабрикантов и компаний пищевых продуктов. Кому, как не ему, разъезжать по фабрикам, заводам и складским помещениям, делать заметки, наброски, эскизы, которые впоследствии дорабатывались в настоящие чертежи. Его нельзя сбрасывать со счетов. Согласно его слов, он понятия не имел о Кент-стрит до той минуты, пока его туда не вызвал брат… Беспокоят меня и кое-какие непонятные мелочи. Майкл Скотт хранил у себя три программы футбольных матчей, а его братец член Фулхэмского футбольного клуба. — Честное слово, в этом нет ничего подозрительного и ничего противоестественного, — сказал Чартворд. — Даже я хожу на матчи. А больше ничего? — В данный момент единственная линия расследования, которая могла бы привести к желанному результату, это Томми Клейтон, а у меня такое ужасное предчувствие, что в ближайшие дни мы найдем его труп. Ох, есть еще одна линия расследования. Мне кажется, что ключ к решению загадки у Перримана. Ведь это в полном смысле слова монополия в области продуктов питания. Вот я и предлагаю направить Пила поразнюхать на их фабрике в Булхолле. — Тогда они поймут, что вы их заподозрили. — Нет, сэр. Пил может устроиться там на работу. Они вечно объявляют об охранниках на складах и чернорабочих. — Уж лучше Пил, чем ваш приятель Лессинг, — проворчал Чартворд. Роджер пошел к себе в кабинет. Ему сказали, что внизу его дожидается какой-то мистер Вилсон. Карточка Вилсона лежала на столе. Роджер прочел:«Джеймс Вилсон директор Компания «Браун», производство и печать.»Это была фирма Рэнделла. Роджер позвонил, чтобы посетителя проводили к нему, и в скором времени здоровался с молодым человеком атлетического телосложения, с зеленовато-серыми настороженными глазами, темно-каштановыми волосами и твердым рукопожатием. Вилсон слегка нервничал, как многие люди, впервые пришедшие в Ярд. — Садитесь, — пригласил его Роджер и пододвинул к нему ящичек с сигаретами. — Я бы закурил трубку с вашего разрешения, — сказал Вилсон, усаживаясь. — Насколько я понимаю, дело Рэнделла поручено вам? — Да, я им занимаюсь. — Рад, что оно не забыто. Гай Рэнделл был хорошим парнем, моим большим приятелем. Есть какие-нибудь успехи? — На подобные дела требуется много времени, — избегая прямого ответа, ответил Роджер. — Не сомневаюсь. Случайно попал сегодня в Лондон, приехал в наше управление. Управляющий сказал мне, что виделся с вами. Просил передать: если мы можем хоть в чем-то помочь, говорите. — Большое спасибо. Скажите, мистер Вилсон, а что вы думаете по этому поводу? — Что я могу думать? Гай был самым счастливым человеком на свете. Обручился, все такое. Э-э, скажите, есть ли какие-нибудь известия о его нареченной? Я хочу сказать, они ни в чем не нуждается? Я бы с удовольствием помог. — Мне кажется, она держится молодцом, — заверил его Роджер. Он спустился проводить Вилсона, посмотрел, как тот уселся в блестящий «Олвис» и отъехал.
Так же, как и предприятие «Тактоса», крупнейшая фабрика Перримана находилась в пригороде Лондона, в Будхолле, но в отличие от «Тактоса», это было ультрасовременное производство. Центральное здание было высоким, с белыми перилами. Вплотную к нему примыкала узкоколейка, на которой вечно кипела жизнь. По другую сторону раскинулся огромный гараж для нарядных продуктовых машин Перримана с изображением на них образцовых супругов. Одни машины стояли под погрузкой, другие ожидали у огромных складских помещений. Они работали круглосуточно: шутка сказать, одних больших магазинов Перримана насчитывалось свыше двух тысяч, не говоря уже об оптовой торговле на экспорт. Практически все, продаваемое в перримановских магазинах и завернутое в перримановскую бумагу, производилось здесь: варение, бисквиты, какао, полуфабрикаты, супы, бесконечный список наименований. Пил это понял, проработав всего два дня на центральном складе в числе других тридцати складских рабочих. Центральный склад занимал огромное пятиэтажное здание, в котором хранили все расфасованные товары небольшого веса, до двух фунтов. Перед его глазами тянулись бесконечные ряды полок и скамеек с аккуратно расставленными пакетиками. Бригадиром на этаже, где работал Пил, был невысокий человек по имени Рамзей с искусственной ногой, который неторопливо обходил свои владения. Он проработал на фабрике свыше тридцати лет, она выросла на его глазах. Ему нравилось, что новые рабочие проявляли интерес и высказывали восхищение. Пила особенно интересовала организация транспортировки. Он подолгу простаивал у главной диспетчерской, где нагружались машины. Он узнал, что была разработана бесперебойная система доставок и что имелось особое контрольное бюро при отделе доставок, которое по своей организации напоминало чем-то таможню. Круглосуточно дежурило несколько клерков, которые могли точно указать, где и с чем находится данная машина, мощность которой почти в четыреста лошадиных сил, когда она должна прибыть на пункт назначения, кто ее ведет и т. д. Если в пути случалась поломка или задержка по какой-то причине, шофер немедленно звонил в контрольное бюро и сообщал о происшествии. Сразу же высылали техническую помощь. В обязанности Пила входило загружать электрокары, доставлявшие товары со складов в отдел доставки. Таким образом он все время находился между складскими помещениями и отправкой, проделывая по несколько десятков рейсов туда и обратно. Он выяснил и доложил полиции, что совершать налеты на грузовики с товарами можно было бы каждую ночь. Многие уже нагружались в ночное время вечерней сменой рабочих, выезжали они где-то около шести часов утра. Нагруженные машины выпускались через боковые ворога, там они и стояли, чтобы сразу же брать с места и устремляться на центральное шоссе. Их место занимали пустые грузовики. Ночная охрана имелась так же, как и дежурные в контрольном бюро, но, как понял Пил, особой бдительности те и другие не проявляли. Облаченный в спецовку цвета хаки и брезентовую шапочку, Пил нагружал электрокар и предупреждал водителя, когда все было готово. Электрокар медленно отъезжал, двигаясь по асфальтированной дороге, огороженной с обеих сторон металлическими поручнями. Пил зевнул. Время подходило к четырем часам дня, в предыдущую ночь он почти не спал. — Эй, Пил! — это был голос Рамзея. — Иду! — Пил зашагал к столу бригадира, стоящему посреди помещения. — Ты уже бывал на свалке? — На свалке? Нет. Я даже не слышал о ней. — Тогда пора услышать. Венни повредил ногу, так что я прошу тебя взять его тачку, отправиться на свалку и сжечь отходы. Свалку ты сразу найдешь — над ней постоянно курится дымок. — Тогда я знаю, — сказал Пил. Венни был старым рабочим, в обязанности которого входило подметать проходы, собирать мусор, сортировать утиль и увозить все лишнее к мусоросжигательной печи, которую здесь именовали просто свалкой. Его тачка была уже наполнена, и Пил отвез ее к подъемнику, который доставил его на первый этаж, где было главное отделение доставки. Свалка находилась поблизости, возле железнодорожной ветки. Пятифутовая кирпичная стена окружала дымящиеся отбросы. Пил двинулся по цементированной дорожке, к единственному проходу в стене. Его тачка на резиновых шинах двигалась легко и спокойно. Пил сморщился от неприятного запаха, ударившего ему в нос. Он ему показался особенно противным и неприятным. Внутри стены находилась огромная конусообразная куча с неровными краями, напоминающая террикон. Там и тут вырывались языки пламени, но большая часть мусора превратилась уже в дымящуюся золу. В кирпичной стене железными скобами были прикреплены несколько топоров, лопаты и грабли. Парочка небольших кучек недавно привезенных отбросов виднелась справа, и Пил повернул свою тачку в их сторону. Он взял вилы и перевернул часть нового мусора, стараясь заставить его разгореться. После нескольких попыток действительно с одного края показался веселый огонек. Однако его инициатива имела и обратную сторону медали: усилился неприятный сладковатый запах, от которого к горлу подступала тошнота. Пилу показалось, что он знает эту вонь: так пахнет горелое мясо. Запах не исчезал. Наоборот, он становился сильнее. Тогда Пил стал энергично разгребать кучу, не отдавая себе отчета, что он надеется отыскать, уж очень ему не нравился этот отвратительный запах. Вилы во что-то уперлись, Пил вытащил из кучи какую-то материю, покрытую черной золой. Он подтянул ее к себе и присмотрелся: это была не простая тряпка, а кусок пиджака. Низ и рукав сильно обгорели, но воротник, плечи и лацканы были целы. Когда-то пиджак был сложен, в складках материал не так сильно загрязнился. Пилу показалось, что его ударили обухом по голове. Это был клетчатый пиджак, как две капли воды похожий на тот, что был на Томми Клейтоне. Пил выпрямился, тверже схватил вилы и еще энергичнее принялся разгребать кучу. В скором времени зубы снова наткнулись на что-то твердое, но на этот раз их было не так-то легко выдернуть. Тогда Пил схватил лопату и, не обращая внимания на то, что его сапоги и даже брюки погружались в воду, начал расчищать проход. Показалась человеческая рука…
Глава 16 Труп на свалке
У Пила «заскучал» желудок, но он заработал еще быстрее и энергичнее, отбрасывая в сторону мусор. Рука стала видна полностью. Она сильно обгорела, кое-где до костей. Он подцепил руку лопатой, она была отделена от тела. Пил оглянулся. Поблизости никого не было, никто не мог увидеть, как он работал, разве что из самого верхнего этажа здания. Но оно было слишком далеко. Сначала он хотел побежать и вызвать по телефону наряд местной полиции, но потом решил, что надо выяснить побольше. После руки он нашел ногу, тоже отделенную от тела. Потом — голову. Ему пришлось отойти в сторону; его начало рвать. Справившись с этим кое-как, Пил вытащил дрожащими руками сигарету и закурил. Пожалуй, лучше доложить о своей находке управляющему. Если он обратится непосредственно в полицию, он себя разоблачит. Ноги его не слушались, но ценой огромных усилий он заставил себя перенести обнаруженные части трупа к проему в стене. Он увидел водителя грузовика, стоявшего возле своей машины неподалеку от стены, и нескольких рабочих. В этот самый момент что-то коснулось его ноги. Он взглянул себе под ноги… и его отбросило назад: «что-то» оказалось толстенной проволокой с крюком на конце, который обхватил его вокруг голени. Пил ничего не видел, падение оглушило его. Потом он заметил человека. Вернее только его очертания. Лицо человека было обвязано носовым платком, шляпа надвинута на глаза, а в правой руке он держал совок на длинной ручке. Совок был поднят, Пил сразу сообразил, каковы были намерения этого человека и отклонился в сторону. Удар лишь задел ему плечо, рука сразу онемела и повисла, как плеть. Пил попытался позвать на помощь, но стена заглушила его голос. Тогда он бросился под ноги парня. Проволока ограничивала его движения — удар оказался не сильным. Совок с грохотом упал на цементный пол. Но что-то ударило Пила по уху. Потом он услышал какие-то отдаленные звуки. В следующую минуту он почувствовал еще один удар по уху и ничком свалился на землю. Пил затаил дыхание, ожидая последнего, смертельного удара, но вместо этого почувствовал, что кто-то трясет его за плечо. — О'кей, приятель, спокойнее. Пил медленно сел. — Успокойся же, — настойчиво говорил тот же голос. Это был плотный, невысокий человек, он внимательно взглянул Пилу в глаза. — Успокойся. Не поднимайся, посиди минуту, они принесут тебе чего-нибудь выпить. Все будет о'кей. Пил облизал губы. — Тот человек… — За ним погнались, а ты о'кей. Подошли еще двое рабочих, у одного из них в руках была фляжка. Раздался чей-то авторитетный голос: — Не давайте ему виски! Оно может ударить ему в голову. Дайте я на него посмотрю. Вновь подошедший был невысоким человеком средних лет в хорошем костюме. Кто-то из администрации. Пил послушно сидел, пока ему осматривали голову. Его чуточку подташнивало, но особой боли он не испытывал. Человек отошел в сторону. — Только ссадины. Пожалуй, спиртное ему поможет, — сказал он. Виски действительно помогло. Пил попробовал подняться, но не смог. Другие подхватили его под руки. Он глянул поверх стены. Трое мужчин, оживленно жестикулируя и о чем-то толкуя, шли в их сторону. — Они его поймали? — пробормотал Пил. — Нет, но полиция поймает. Не беспокойтесь, — ответил человек в добротном костюме. — А в чем, собственно говоря, дело? Пил рассказал ему.Если местную полицию и удивил необычайный интерес Скотланд-Ярда к найденному на свалке трупу, они этого ни в чем не проявили, но сердечно приветствовали Веста. Сержант и полицейский врач приехали почти немедленно. Семь-восемь полицейских вокруг свалки, остатки жертвы были сложены возле стены. Оставалось найти еще одну руку, вернее кисть. Предплечье с сильно обгорелым и искалеченным запястьем только что обнаружили, а вместе с ним и серые фланелевые брюки и коричневые ботинки, которые удивительно мало пострадали. Внутри одного из них даже сохранились следы надписи. Короче говоря, опознать одежду не составляло особого труда. К сожалению, с самим человеком дело обстояло сложнее. Роджер и полицейский хирург разглядывали останки. — Он был молод, — сказал хирург, — высокого роста. Думаю, вы сумеете установить его личность через дантиста. Ничего иного не могу посоветовать. — Не представляете, сколько времени он мог тут находиться? — Трудно сказать. Знаете, кто вам нужен? Инспектор по пожарам. Лично я сказал вам даже больше, чем следовало бы. Я на вашем месте отослал бы эти останки в Ярд, как только закончится фотографирование. Оставлять их здесь нет никакого смысла. А рано утром я пришлю дантиста. — Сегодня вечером, пожалуйста, — попросил Роджер. — Хорошо, хорошо. Роджер переговорил с местным суперинтендантом, люди которого все еще переворачивали кучу дымящихся отбросов. Потом направился к главному зданию фабрики. Когда он подошел к платформе, вплотную к которой стояли с десяток грузовиков, из помещения конторы вышел невысокий, хорошо одетый мужчина в сопровождении бригадира. Он увидел Роджера. Против воли он попятился назад, натолкнувшись на бригадира, и на его лице появилось растерянное выражение. Очевидно встреча с Роджером была для него настоящим потрясением. Напряженное удивление сменилось тревогой и даже страхом. Он не сдвинулся с места, даже когда с ним заговорил бригадир. Руки у него дрожали, он сильно побледнел. Роджер поравнялся с платформой. — Мистер Акерман, что случилось? — это спрашивал бригадир. Акерман справился с собой и подошел к Роджеру. — Кто… кто вы такой? — спросил он слегка дрожащим голосом. — Старший инспектор Вест из Скотланд-Ярда. Есть основания так встревожиться? — Встревожиться? Да-а, пожалуй. Знаете, с трудом поверил собственным глазам. Вы же точная копия. Я говорю про Гая Рэнделла. — История Рэнделла мне хорошо известна, — суровым голосом ответил Роджер. Ему как-то не верилось, что его внешнее сходство с Рэнделлом могло вызвать такую реакцию у Акермана. — Тут не менее страшное дело, сэр. Вы — управляющий? — Не здесь. Я из лондонской конторы. Я Фрэнсис Акерман, из отделения покупок. Э-э, да сегодняшнее дело не менее ужасно. Я рад, что местная полиция без промедления послала за работниками Скотланд-Ярда. Нам надо как можно скорее разобраться в данной истории. — Надеюсь, мы разберемся. Кто руководит этим предприятием? — Мистер Эмануэль. Мистер Эмануэль Перриман. Я уверен, что он вас примет лично. — Благодарю. Но я имел в виду руководителя только этого отдела. Я хочу переговорить с человеком, который видел нападение на вашего складского рабочего. Как его зовут? Пилом, кажется. — Шоферов уже опрашивала полиция, — сказал Акерман. — Они все еще здесь, сэр, — вмешался бригадир. — Вот как? Прекрасно! Поручаю вам старшего инспектора, а я пойду доложу директору, что он здесь. Роджер в свою очередь опросил шоферов. Ни один из них не мог описать подробно человека, напавшего на Пила. Говорили, что на нем был темно-коричневый костюм, а лицо закрыто носовым платком. При опросе присутствовал бригадир. Роджер спросил у него, не пропадал ли кто-нибудь из постоянных работников. — Затрудняюсь ответить, день был такой суматошный. Скажу вам, что может тут помочь — рабочие листки. — Каким образом? — Понимаете, если это кто-то из наших рабочих, а вы очевидно так предполагаете, он не мог бы отметить время ухода, верно? Нападающий просто сбежал. — Он мог преспокойным образом проскользнуть в другую проходную и отметиться там, — сказал Вест, — но все же я хотел бы посмотреть, кто еще не отметился. — Пойдемте со мной. Бригадир повел Роджера в проходную. Там находилось два больших ящика. Большинство листов лежало в одном из них, во втором оставалось еще с десяток. Бригадир сказал, что это листки тех рабочик, которые еще не успели отметиться. Его собственный тоже находился в этом ящике. Он просмотрел имена. Шесть карточек принадлежали женщинам, оставшимся работать сверхурочно на упаковке. Громко читая остальные имена, бригадир поглядывал на большой сарай и комментировал: — Дэнни здесь, Вое, Гим, Венни, хм-хм, Рельф, он… — Кто? - воскликнул Роджер. — Рельф, один из грузчиков, он обычно уходит с первым ударом часов, — фыркнул, отвечая, бригадир. — Что, имя знакомое? — Весьма. Каков он из себя, этот Рельф? — Большой и сильный малый. Не могу сказать, чтобы я его любил. Носильщик по профессии, у нас прирабатывает. Он… Бригадир не договорил. — Да?! — Он больше других работал на свалке. Роджер спокойно сказал: — Я проверю этого Рельфа. Выходит, что помимо него, никто не исчез? — Никто, а что? — Вы забыли про труп, — напомнил Роджер. — Правда. Да. Но я уверен, что это посторонний. — Замечали последнее время здесь посторонних? — Несколько человек всегда бывает. Приходят старьевщики, отбирают барахло. Обождите, обождите, был один такой упрямец, который все время здесь толкался. Он назвался сборщиком утиля и уверял, что может договориться на оптовое приобретение всего, что у нас имеется. Болтался по полдня на прошлой неделе, приставал ко всем со своими тряпками. — Как он выглядел? — Симпатичный малый. Среднего роста, я бы сказал, довольно полный. Волосы темные, всегда одет в серые фланелевые брюки и клетчатый спортивный пиджак, — ответил бригадир, облизывая губы. — Погодите, они же нашли такую клетчатую куртку. Или то, что от нее осталось.
Глава 17 Ночные прогулки
Все указывало на то, что убитый был репортером Клейтоном, а исчезнувший Рельф — тем человеком, который напал на Пила. Один из железнодорожников с узкоколейки видел, как он бежал с фабрики и вскочил на мотоцикл. Указанный адрес оказался домом, сдаваемым по-комнатно. Когда туда явилась полиция, Рельфа дома не оказалось. Роджер распорядился, чтобы за домом установили наблюдение, а описание внешности Рельфа было разослано по всем полицейским участкам страны. Тут за ним пришел Акерман с приятелем Рэнделла Вилсоном. — Вторая встреча, — поздоровался Вилсон, — я очень огорчен случившимся. Это то же самое дело? — Возможно, — ответил Роджер. — Мы только что рассуждали на эту тему, — сказал Акерман. — Мистер Вилсон приехал посмотреть на условия хранения и упаковки наших товаров. Чтобы иметь более ясное представление, какого рода тара нам требуется. — Мне приходится работать по заказу, полученному Рэнделлом, — объяснил Вилсон. Роджер кивнул. — Но вы не должны заставлять мистера Эммануэля себя долго ждать, — сказал Акерман. Роджер еще не привык к перримановским привычкам называть членов своей семьи просто по имени, чтобы отличить одного от другого. В Вудхолле работали Эммануэль, Саймос и Мэтью. В Лондоне — Самуэль, Джозеф и целая плеяда более молодых представителей рода Перриманов с более современными именами. Мистер Эммануэль был патриархом в семье. Это он пятьдесят лет назад основал второстепенную фабрику пищевых концентратов. Он принял Роджера в небольшом уютном кабинете. У него были довольно длинные белоснежные волосы, которые пышными волнами обрамляли его лоб, большие усы, красные щеки и ясные голубые глаза. Его страшно расстроило происшествие. Он хотел заверить полицию, что она может рассчитывать на всяческую поддержку со стороны администрации. Имя Перриманов пользовалось заслуженным уважением в стране. Подобный скандал, такая отвратительная история порочит это славное имя. Если в процессе расследования выяснитса, что к убийству причастен кто-то из штата их работников, то это будет особенно тяжким ударом для всей администрации. Вежливый секретарь вывел Роджера из святая святых. Роджеру сказали, что приехал офицер из противопожарной службы и дожидается внизу около свалки. Он определил, что верхний слой накопившегося мусора в одном месте был снят и переброшен в другое место, в куче отбросов была вырыта яма, заполненная легковоспламеняющимся материалом. Как он считал, труп был положен сверху и охвачен пламенем. Примерно через полчаса, когда труп был деформирован до неузнаваемости, его расчленили и закопали, присыпав сверху золой и пеплом. — Что вы скажете про одежду? — На нем не было ни пиджака, ни брюк, — без колебания ответил пожарник. Перекопка кучи могла бы продлиться всю ночь и даже следующий день, но Роджер стремился покончить с этим делом как можно быстрее, причем у него на глазах. Бригадир отдела доставки, оставшийся на фабрике после своего рабочего времени, был неиссякаемым источником информации. Он сказал Роджеру об одной вещи, которая не была упомянута в рапорте Пила. Два раза в неделю на фабрике практиковались так называемые «ночные прогулки». Это были рейсы средней протяженности, рассчитанные таким образом, чтобы товары доставлялись в магазины рано утром, если машина выедет после рабочего дня. В подобных «прогулках» участвовало около семидесяти машин. Проводились они по понедельникам и четвергам. Сегодня был четверг. Большая часть машин была уже погружена. Шоферы собирались в половине девятого вместе со своими напарниками, получали путевые листы, накладные и отмечали рабочие карточки. Машины выезжали с интервалом в тридцать секунд. Так что все семьдесят покинули территорию фабрики за тридцать пять минут. Последняя машина прогрохотала мимо ворот в девять часов пять минут, когда на дворе уже было темцо. Вел ее долговязый веселый парень по имени Тим Холлвей, а его помощником был маленький шотландец. Долговязый Тим не только выглядел веселым. Он был оптимистом по натуре. Сидящий рядом с ним Сэнди Мак-Кей, наоборот, был человеком мрачным и угрюмым. Они находились на спокойном участке дороги близ Вейзингтона, когда неожиданно в свете фар мелькнула тень человека, который поднял над головой руки и размахивал ими изо всех сил. — Не надо рисковать, — быстро сказал Сэнди, — правилами запрещено кого-то подвозить, Длинный. — Никто не может меня обвинить в том, что я отказался кого-нибудь подвезти, — весело сказал Тим, — ты что, хочешь, чтобы я его раздавил? Он стал сбавлять скорость, и тут фары осветили человеческую фигуру, лежавшую беспорядочной грудой на дороге. — Вот это да! Кого-то сшибли. — Мне это совсем не нравится, — забубнил Сэнди. — Наверное, парня ограбили и… Но было уже поздно. Тим затормозил машину как раз перед самым человеком, лежащим на дороге. Второй парень подбежал к кабине и рывком открыл дверцу. — В чем дело, приятель? — Ничего особенного, просто подними руки, дурень! — спокойно сказал человек. В призрачном свете фар свирепо поблескивал его пистолет. Долговязый судорожно вздохнул, Сэнди выругался. «Жертва дорожной катастрофы» быстро вскочила на ноги, и Тиму и Сэнди пришлось поднять руки. — Послушайте, ребята, — заговорил Тим совершенно искренне, — если вы будете заниматься подобными делами, это вас до добра не доведет! «Жертва» открыла дверцу кабины со стороны Сэнди и велела ему вылезать. Долговязый тоже был вынужден спуститься на землю, и человек с пистолетом провел их к кузову машины. Скинули металлический засов и открыли двери. Водителей заставили влезть внутрь. Следом за ними забрался и вооруженный бандит. Он вынул карманный фонарик и повесил его на гвоздик внутри машины, а сам уселся на ящик с концентратом овсяной каши. Долговязый плюхнулся на ящик с беконом, а Сэнди упрямо стоял, качаясь на ухабах и лицо его все больше и больше хмурилось. Машина шла неровно. Один раз они так резко затормозили, что Сэнди упал на их врага и сильно стукнул его о стенку машины. В ответ тот изо всех сил ударил Сэнди ногой в пах. Маленький шотландец вскрикнул и упал на какие-то коробки, увлекая за собой другие пакеты. Он еле поднялся, дыхание его стало болезненным и неровным. Пистолет смотрел прямо на Долговязого. — Без фокусов, — крикнул бандит. Его лицо было измазано жирной краской, под носом торчали шутовские усы, а шляпа надвинута на самые глаза. Машину занесло сначала вправо, потом влево. Водитель свернул с центральной магистрали на какую-то проселочную дорогу. По ней они ехали довольно долго. Но вот машина замедлила ход и окончательно остановилась. — А теперь выкладывайте! — скомандовал бандит. — Нам нужен бекон и консервированные фрукты. Варенье. Живо сносите все это к дверям! Сэнди с ненавистью прохрипел: — Чтоб я тебе стал помогать… Бандит изо всей силы ударил его по лицу рукой и ручкой пистолета. Дверь отворилась, в кузов влез второй. Он ловко опустил заднюю стенку у машины. Подчиняясь угрозам, Долговязый и Сэнди были вынуждены подтаскивать ящики с требуемыми продуктами. К бандитам присоединился откуда-то взявшийся третий. Быстро и ловко все ящики были вынесены из машины и куда-то спрятаны. Долговязый вытирал пот со лба. Машина казалась свалкой исковерканных ящиков, разорванных пакетов, весь пол был усыпан крупами и крахмалом. Бандиты уронили ящик с вареньем, половина банок разбилась. Густое красное варенье медленно расползалось по доскам, напоминая своим видом кровь. Один из бандитов все еще не выпускал пистолета из рук. Второй вскочил в кузов и без всякой видимой причины набросился на Сэнди и Долговязого с тяжелой дубинкой. Долговязый пытался запустить в него какой-то коробкой, но промахнулся. За это дубинка опустилась ему на висок. Парень упал. Второй удар пришелся ему по шее. Несчастный потерял сознание. Не помня себя от ярости, Сэнди схватил банку с вареньем и швырнул ее в физиономию бандита. Сладкая липкая масса заклеила ему глаза, забилась в рот и уши. Сэнди избивали уже и после того, как он перестал что-либо чувствовать. От неминуемой гибели его спасло то, что бандитам надо было торопиться. Они подняли заднюю доску, заложили болт, закрыли дверь и побежали к небольшому грузовику, стоявшему перед перримановским. Водитель уже сидел за рулем. Мотор взревел, и через минуту грузовик скрылся во мраке. В эту ночь еще одиннадцать других машин были ограблены почти таким же способом. Унесены были те же самые продукты. Старший клерк контрольного бюро сидел за своим столом, разбираясь в бесконечных колонках цифр. Часы показывали четыре. Его помощник вычерчивал маршруты поездок на понедельник. Что за жизнь! Все одно и то же! Никаких событий, монотонная, однообразная рутина. Что за жизнь! Он бы… Оглушительно зазвонил ближайший к нему телефон. Помощник поднял голову. — Не беспокойтесь, я отвечу, — сказал старший клерк, у которого от цифр стало рябить в глазах. Он протянул руку к трубке. — Контрольное бюро Перримана. — Обождите, соединяю, — раздался голос телефонистки. — Перси! — глухо зазвучал чей-то голос и старшему клерку передалось нервное напряжение говорившего. — Кто говорит? — Это Долговязый. Перси, слушай. На нас напали. Мак избит, не знаю, останется ли жив, бедняга. Я нахожусь в амбулатории. Послал за полицией. Я около Вейзингтона.Весты привыкли подниматься рано, мальчикам было все равно, когда лег их отец и выспался ли он. Роджера разбудил звонкий голос Скуппи, распевавшего какую-то глупую считалку. Роджер усмехнулся. Он посмотрел на Джанет, спавшую на соседней кровати, потому что Нелл Гудвин настояла на том, чтобы ее уложили в столовой.Похоже, что жена крепко спала. Роджер осторожно поднялся и спустился вниз. Он вскипятил чайник и приготовил мальчикам апельсиновый сок. На площадке появились заспанные мальчишки с всклокоченными головами. — Оденьте-ка ваши тапочки, молодые люди, — притворно сердитым голосом заговорил Роджер, — а то я… Зазвонил телефон, принося известие о ночных грабежах. У бригадира отдела доставок Перримана был настолько убитый вид, что Роджеру даже жалко его стало. Но этот старый служака ни на секунду не прекратил работу. Он получил данные о всех ограблениях, которые точно совпадали с рапортами местной полиции, прочитанными Роджером в Ярде. Единственно серьезно пострадавшим был Сэнди Мак-Ней. У него оказался перелом ребра. Его положили в больницу. Повреждения головы были не особенно тяжелыми. Другим водителям и их напарникам тоже досталось, если они оказывали сопротивление. Бригадир подводил итоги похищенных товаров. — Ничего подобного мы еще ни разу не испытывали, — пожаловался он. — Это ужасно. — Часто ли случались аналогичные неприятности в прошлом? — спросил Роджер. Бригадир перечислил с десяток ограблений, — Я бы хотел выяснить все до конца, — спокойно сказал Роджер. — Итак, составляется точный график поездок и рассылается по всем отделам. В графике указывается время нахождения всех машин в том или ином месте их маршрута, вычисленное заранее. Так? Бригадир кивнул. — И если человек раздобыл копию графика, он великолепно знает, где ему удобнее всего встретить машину. Когда составляются такие графики? — В суббогу на понедельник, а в среду — на четверг. Вот вчерашний. Он протянул Роджеру, сложенную вчетверо розовую синьку, оказавшуюся величиной с его полстола. На ней были напечатаны названия магазинов, находящихся в радиусе ста миль от Лондона, отдельно — в двухстах милях. Под каждым магазином были напечатаны «Регулярные еженедельные поставки», а чернилами были помечены «Особые заказы». На обратной стороне графика были обозначены номера машин, которым поручались поездки, и вычисленное время прибытия в определенные пункты всего маршрута, охватывающего несколько магазинов. Роджер посмотрел на типографские данные. Там значилось: «Напечатано компанией «Тактос». лит. Лондон, СЗ». — У кого имеются копии? — спросил Роджер. — В отделе торговли, на центральном складе, в Управлении, в секретариате, в лондонской главной конторе, а два экземпляра остаются здесь, в отделе доставки. Вот поэтому мы работали вчера вечером. — Выходит, что списки и постоянные заказы печатаются сразу в нескольких экземплярах, а всякие детали вносятся чернилами? — уточнил Роджер. — Да. — Бригадир взглянул на полку, где лежали стопками папки для бумаг и стояли разные справочники. Он достал несколько подшивок, быстро перебрал их, потом с недоумением посмотрел на Роджера. — Второй экземпляр пропал. — Когда вы его видели в последний раз? — Вчера, не знаю точно когда. Они всегда лежат на этой полке. — Скажите, Рельф когда-нибудь заходил в контору? — Да, подметать. Я видел, как он вытирал пыль с полок и привел бумаги в такое хаотическое состояние, что я сказал ему пару теплых слов. Говорю вам, я никогда не доверял этому типу. — Могло бы отделение покупок в Лондоне ознакомиться с графиком до того, как он попадет в отдел доставок? — Не в готовом виде, напечатанная синька попадет в Лондон позднее. Впрочем, графики печатают как раз в Лондоне. — Так что содержание графика им известно? — Да. При желании и мистер Самуэль и мистер Армстронг могут посмотреть на график, как и любой из боссов. — Кто-нибудь когда-нибудь приходит сюда проверять эти документы? Бригадир потер нос. — Изредка, но только не из Лондона. Понимаете, графики не особенно интересуют лондонское отделение. Графики у нас появились недавно, всего семь месяцев назад. До этого у нас была обыкновенная книга учета. Конечно, составлять по книгам маршрутный лист так, чтобы ничего не забыть, было ужасно трудно. Ко мне приходил парень из чертежной, просиживал по полдня. — Симпатяга, — добавил он другим тоном, — мы с ним много толковали о футболе. Он, так же, как и я, болеет за Фулхэм. — Вот как, — небрежным тоном заметил Роджер, — мне случается там тоже бывать. Ну, а теперь я хотел бы взять для образца один из этих графиков. Старый или даже неиспользованный, все равно. В этот день опросили всех шоферов и их напарников, заставили описать нападающих. Результаты были ничтожными, потому что большинство бандитов были в масках, или же загримированы. Рельф так и не вернулся к себе на квартиру, но полиции узнала, где он проводил время, с кем дружил. Выяснилось, что он был второй из братьев Рельф. Очевидно, общий план только сейчас начал претворяться в жизнь. Убийство Рэнделла привлекло к нему внимание. Хищения продовольственных товаров в огромных размерах. Но воры должны были предусмотреть возможность сбыта наворованного. Найти перекупщиков, и тогда задача будет наполовину решена. Небольшое количество бекона было обнаружено в одной лавчонке. Химики Перримана без колебания заявили, что бэкон был изготовлен на фабрике Перримана. То же самое было сказано и в отношении консервов, хотя с них были содраны бумажные наклейки. На протяжении суток большая часть товаров, похищенных во время ночного налета на машины, была обнаружена в небольших магазинчиках в разных концах страны. Их хозяева готовы были покупать по дешевке все, не задавая лишних вопросов. Кое-что попало в ресторанчики и кафе. Товары Перримана были найдены даже в Карлайле, а на юге в Вупермаусе и Брайтоне. На следующий день после событий на свалке все газеты только и писали, что об ограблении машин с продуктами, а с десяток провинциальных ежедневных газет, объединяемых одним издательством, вышли с умопомрачительными заголовками на первых страницах, которые буквально сообщали следующее: «Похитители продуктов убили репортера «Эхо». Расследование полиции ничего не дало». Роджер читал «Эхо», сидя за своим столом в Ярде. Статья сводилась к следующему: «Полиция и данная газета предполагают, что труп, обнаруженный в куче отбросов на фабрике Перримана в Будхолле, является телом известного репортера из «Эхо» Томаса Клейтона, чьи сенсационные сообщения, освещающие всяческие преступления, любят и ценят все читающие. Труп был изуродован и полусожжен. «Эхо» уверено, что расследование Клейтона привело его к Перриману и что он уже раньше располагал данными о серии преступлений, которые предполагалось осуществить на дорогах Лондона. В этом отношении Клейтон опередил полицию. «Эхо» не собирается обвинять полицию в бездействии. Задачи Скотланд-Ярда огромны, в целом он с ними великолепно справляется. Но в данном преступлении, одном из целого ряда, имеются тревожащие нас особенности. Было совершено нападение на двенадцать продуктовых машин. В ограблении участвовало, самое меньшее, тридцать шесть человек. Ни один из них не задержан. Насколько нам известно, почти ничего из похищенных продуктов не было найдено. Подобный размах преступления является сенсационным, успехи же полиции ничтожными. Все дело не стоило бы выеденного яйца, если бы не баснословные цены на продукты питания.» Поэтому «Эхо» требовало создать правительственную комиссию для урегулирования цен на пищевые продукты и расследовать деятельность монополий, системы закупок и сбыта. Заканчивалась статья следующими словами: «Мы снова повторяем правительству, что настоящая политика в области продуктов питания создает не только трудности для миллионов тружеников, но также порождает преступления». Эдди Дэй поднял голову от каких-то бумаг. — Они чуточку горячатся, не правда ли? — спросил он у Роджера. — Их нельзя винить, хотя заявлять с такой уверенностью, что это труп Томми Клейтона — преждевременно. — Пусть осталось это только доказать, — фыркнул Эдди. — Да, доказательства всегда бывают кстати, — усмехнулся Роджер и тут же позвонил полицейскому врачу, который первым осматривал полуобгоревший труп. — Говорит Вест. Есть какие-нибудь новости в отношении тела, найденного на свалке. Или вы и думать о нем забыли. — Сарказм тут не уместен, — проворчал полицейский хирург, — короче говоря, мы разыскали дантиста Клейтона и он сегодня к нам приходил. Даже еще не успел уйти. Хотите с ним поговорить? — Да, пожалуйста. Я сейчас же направляюсь к вам. Роджер с невольным удивлением наблюдал, как несчастный дантист возится во рту обожженной головы, на которую было и без того страшно смотреть, что-то разглядывает через лупу, освещает полость рта сильным электрическим фонариком. Нет, честное слово, это было куда противнее, чем любое вскрытие! — Это кто угодно, только не Клейтон, — заявил с уверенностью врач. — Начать с того, что я никогда не ставлю таких пломб, да они и не на тех зубах. Клейтон, возможно, действительно мертв, но это — не он. — Огромное вам спасибо, — поблагодарил его Роджер. — Теперь надо найти того дантиста, который ставил данные пломбы, и тогда уже можно установить и личность жертвы. Вернувшись в свой кабинет, Роджер прежде всего позвонил в «Эхо» и посоветовал им прекратить писать статьи о том, что найден труп Клейтона. После этого связался с миссис Клейтон. Не успел он положить трубку, как телефон зазвонил. На линии был суперинтендант Ист-Эндского дивизиона, немногословный, но толковый офицер. — Вест? — Да. — Мне кажется, мы можем схватить вашего Рельфа. В старом пакгаузе близ доков. Мы искали краденые товары. Нам сообщили, что видели, как этот парень вошел в складские помещения вечером того дня, когда было совершено нападение на Пила. Приехал на мотоцикле. За рулем сидел другой. Приедете? — Еще бы! Что-нибудь уже предприняли? — Пакгауз окружили. Как вы считаете, помощник комиссара разрешит взять оружие? — Я разрешаю, — ответил Роджер. Через полчаса он приехал в доки в компании двух сержантов и трех детективов-офицеров. Все они были вооружены, а Роджер захватил лишний пистолет для суперинтенданта, массивного бледнолицего человека, который ожидал прибытия ярдовской машины на углу узкого переулка, спускающегося к самым докам. Когда Роджер вышел из машины, он увидел, что здесь собралось человек пять из дивизиона. — Пока ничего. Никто туда не входил и не выходил. — Суперинтендант ткнул пальцем в неряшливо одетого человека с нечесаными волосами, который с жалким видом стоял между двух полицейских в форме. — Это он донес. Роджер подошел к человеку. Неприятный тип: нечистая кожа, не хватает передних зубов, слезящиеся глаза. Он знал Рельфа весьма поверхностно, так же, как и его брата, помогал ему в гараже. Он видел человека, в котором признал Рельфа, в тот самый вечер. Он приехал на мотоцикле и вошел в пакгауз. Второй человек вышел из этого самого склада и уехал на машине. Пакгауз считался пустым, но он частенько замечал, как после наступления темноты в него входили и выходили какие-то люди. — Где этот пакгауз? — спросил Роджер. — Отсюда его не видно. Пока мы только перекрыли подходы, — объяснил суперинтендант. — А за пакгаузом ведем постоянное наблюдение из окон соседнего склада резиновых изделий. Через пять минут ходьбы они очутились возле огромного серого строения, стоящего неподалеку от доков. Отсюда можно было видеть верхушки разгружаемых пароходов, слышать гудки сирен, стук моторов и визг лебедок. Снаружи, возле серого склада, стоял странный запах, не похожий на запах резины, а нечто иное, более сильное и удушливое. Внутри от пола до потолка лежали груды резиновых изделий. Дивизионная полиция договорилась с администрацией, и Роджер, суперинтендант и один из сержантов, Коукер, вошли в склад, где грузчики развозили на тележках те же самые резиновые товары. Лифт доставил их на пятый этаж, самый последний этаж здания. Помещения здесь оказались полупустыми. Лишь кое-где лежала резина, но зато было порядочно всякого хлама. Перед окном была устроена «наблюдательная площадка» из каких-то досок. Роджер поднялся на нее и взглянул на расположенный по соседству старый пакгауз. Он находился всего в нескольких ярдах от этого здания и по сравнению с ним казался обыкновенным сараем. Окна в нем почернели от копоти, часть крыши провисла. Он казался заброшенным и давно необитаемым. По обе стороны от него виднелись глубокие воронки от бомб, поросшие крапивой и заваленные каким-то ржавым железом. — Что собой представляет здешняя крыша? — спросил Роджер. — Часть ее в полном порядке, — ответил суперинтендант, — так во всяком случае утверждает районный пожарник. Хотите проникнуть внутрь сверху? Если хотите знать мое мнение, нам следует дождаться темноты. — Тогда у них тоже будет больше возможности ускользнуть, — вздохнул Роджер. Но строго говоря, здесь хозяином был суперинтендант. Роджеру не хотелось вмешиваться. — Если вы хотите, я обойдусь только своими людьми. — Этого еще не хватало! Я сам ломаю себе голову, разумно ли медлить. И, пожалуйста, не церемоньтесь со мной, Вест. Скажите, чего вы ждете от меня, я все охотно выполню. — Спасибо. Направьте отделение к главному входу, а второе — к запасному. Я со своими ребятами займусь крышей. Только нам нужна какая-нибудь крепкая лестница, чтобы добраться туда. — Устроим, — пообещал суперинтендант. Через четверть часа с одной крыши на другую были переброшены крепкие лестницы. Полицейские для страховки обвязались вокруг талии веревками. Время приближалось к пяти часам, светило яркое солнце, хотя с юга медленно наползали тяжелые тучи. Роджер первым вступил на лестницу. Он задержался на крыше пакгауза, которая была совершенно плоской, в тех местах, где не была разрушена. В одном конце зияла огромная дыра, но вторая половина выглядела прочной. Именно на этой половине виднелась застекленная полоса, отгороженная перилами: верхний свет в одном из Складских помещений. Рамы были закрыты. Туда-то Роджер и направился. Он подошел к стеклам, очень осторожно опустился на одно колено и заглянул внутрь. Все, что он увидел, это узенькую железную лестницу, ведущую в какой-то коридор. Роджер отступил. Один из его парней бесшумно приподнял раму. Роджер начал спускаться вниз первым. Лестница была покрыта толстым слоем пыли. Когда Роджер встал на находящийся внизу бетонный пол, поднялось целое облако. Ему неудержимо захотелось чихнуть. Он зажал себе нос, но находящиеся внизу люди не учли такой возможности и зачихали. Надо было хотя бы обвязать лица носовыми платками. Роджер замер, внимательно прислушиваясь к тому, что творилось внизу. Вроде бы все было спокойно. Тогда он подал знак остальным, что можно продолжать спуск. Коридорчик привел к дверной коробке, но сама дверь отсутствовала. Дальше начиналась деревянная лестница. Они старались ступать как можно легче, опасаясь, что ступеньки начнут скрипеть. Изобилие пыли и паутины убедило их в том, что на верхние этажи никто давно не поднимался. Если приятели Рельфа и использовали данное помещение, то только в пределах первого этажа. Лестница окончилась огромным помещением с выбитыми стеклами и мышиным запахом. Следующая площадка была точной копией первой. На первом этаже было гораздо чище. Некоторые места были сравнительно недавно подметены, в углах стыдливо притаились кучи сору. — Теперь мы куда-то пришли, — прошептал Роджер. Он опустил руку в карман, прикосновение к пистолету вселяло уверенность. Ему показалось, что он услышал какой-то шум, но полной уверенности у него не было. Входная дверь пакгауза была заперта, свет проникал через окно, расположенное над самой дверью. Роджер стал прокрадываться по лестнице вниз, пять человек двигались за ним гуськом. Внизу находился подвал, скорее всего погреба. Пол рассказал Роджеру много интересного. Люди ходили и выходили из склада очень даже часто. На пыльном полу ясно отпечаталась проторенная ими дорожка. Роджер подошел к большой двери, в одной половине которой была сделана меньшая дверка. На ней виднелся замок с кнопкой, хорошо смазанный и без всяких следов пыли. Когда Роджер нажал на кнопку, барабан в замке легко повернулся. От маленькой дверцы вниз, в подвал, вели жирные следы: где отпечатался каблук, где носок. Очевидно, где-то снаружи было пролито масло, и люди, входящие в пакгауз, наступали на него каждый раз, когда подходили к порогу. — Один из вас, пусть станет у дверей, — распорядился Вест. Детектив-офицер остался, остальные повернули к подвалу. Роджер услышал шаги, отчетливо раздававшиеся на каменных ступенях внизу, и почти сразу появился человек: небольшой парень с квадратными плечами в полосатом свитере и шарфе, завязанном наподобие галстука, с массой жирных черных волос. Полицейские не успели спрятаться, и парень увидел их еще до того, как поднялся на верхнюю площадку. У него отвисла челюсть, глаза буквально полезли на лоб. Он остолбенел. — Ни с места! — прошипел Роджер. — Ни звука! — Парень стоял с оторопелым видом. Один из сержантов приблизился к нему на несколько шагов, но в этот момент откуда-то сверху донесся громкий голос: — В чем дело, Перси? Перси как-то по-кроличьи пискнул и неожиданно кубарем скатился вниз, прежде чем его успели задержать.
Глава 18 Игра в прятки
Сержант, находившийся ближе других к лестнице, прыгнул вперед. Роджер же крикнул офицеру, стоящему у двери: — Предупредите людей снаружи. Уже стемнело. Роджеру пришлось достать маленький карманный фонарик и его тоненьким лучом обшаривать все помещение, ощупывая ступеньки в подвал и цементный пол. У второго офицера оказался более мощный фонарь. Стены были им не видны. Так как это оказалось огромное помещение, они не могли определить, к сожалению, было ли оно пустым или нет. Сразу же против ступенек находилась дверь, видимо, та, которая только что хлопнула. — Попытайтесь найти выключатель, — сказал Роджер, быстро спускаясь по лестнице. В подвале было холодно. Роджер замер, прислушиваясь. Вот щелкнул выключатель, но свет не зажегся. Сверху до них донесся бас суперинтенданта: — Все подходы к дому перекрыты. Я спускаюсь вниз. Когда он пришел, Роджер и один из сержантов были заняты осмотром дверного замка. Второй сержант обходил помещение вдоль стены. Замок оказался современной конструкции, было похоже, что его недавно поставили. — Дверь стальная, сверху покрашена, — сказал Роджер. — Постарайтесь как можно скорее раздобыть кислородно-ацетиленовый аппарат для разрезки металла. Пока двое людей отправились за аппаратом, Роджер с парой людей из дивизиона обошли вокруг пакгауза, проверив все переулки и тупики. На каждом углу дежурили по два сотрудника дивизиона. — Удовлетворены? — спросил суперинтендант, когда они снова возвратились ко входу в пакгауз. Роджер кивнул. — Никто не сумел бы лучше расставить посты. Они вошли в склад и услышали шипящий звук газовой сварки. Перед стальной дверью на коленях стоял человек. Огромный подвал был залит неестественно ярким светом, в котором совершенно исчезли желтые огоньки десятка керосиновых ламп, расставленных на полу. В металле уже виднелись две прямых прорези близ замка, пламя вырисовывало третью линию. Роджер смотрел на ловкие руки сварщика, прищурив глаза от нестерпимого зноя и блеска. Неожиданно пламя скакнуло в сторону и увяло. — Теперь о'кей, — сказал парень. К двери подошел полицейский и потянул ее на себя. Она медленно отворилась. Но когда дверь была полностью открыта, ничего не произошло. Роджер медленно шагнул вперед, подняв пистолет. Света позади было достаточно, чтобы осветить вторую комнату. Ступенек не было. Пол казался натертым. Роджер понял, что если кто-нибудь скрывается внутри, то он, Роджер, явится для него замечательной мишенью. Но должен же был кто-то войти первым. И вот Роджер перешагнул через порог, глядя то влево, то вправо. Двое сержантов и суперинтендант следовали вплотную за ним. По стенам громоздились какие-то коробки, которые казались то голубыми, то красными в сумеречном свете. Роджер сделал еще один шаг… Его ноги разъехались, и он тяжело грохнулся на спину, громко вскрикнув от неожиданности. При этом его пальцы разжались, пистолет выскочил и, ударившись об пол, скользнул в сторону. Суперинтендант поспешил на выручку и тоже поскользнулся. Два сержанта, выделывая нелепые кренделя ногами, плюхнулись рядом. Столпившиеся в дверях детективы в полном недоумении ширали на эту нелепую сцену. Роджер попытался подняться, однако его руки и ноги скользили, и он снова свалился, на этот раз животом вниз, стукнувшись носом об пол. Тогда он начал очень медленно и осторожно подниматься, сначала на четвереньки, поняв, что поспешность тут ничего не даст. Он видел, как остальные тоже ценой невероятных усилий вставали с пола. Засверкали фонарики, на пороге поставили несколько ламп, так что сразу стали видны все уголки. По стенам были сложены сыр, бекон, консервы, бочонки с маслом. Один бидон растительного масла был вывернут на пол перед самым входом, образовав большую лужу. Роджеру так и не удалось справиться со столь необычным препятствием. Отбросив соображения самолюбия, он на четвереньках перебрался на сухое место. Новый звук перекрыл все шорохи и скрипы, звук, показавшийся странным и чуждым при данных обстоятельствах, так что все присутствующие повернули головы в тот угол, откуда он доносился… Кто-то громко кашлял. Роджер медленно и осторожно стал пробираться к штабелям провизии. Теперь он уже видел, что масляная дорожка пересекающая помещение по диагонали, была не особенно широкой, так что за ее пределами можно было стоять, не опасаясь падения. Суперинтендант тоже выбрался из масляной дорожки. — Я им покажу! — бурчал он с яростью. Двое сержантов по-прежнему боролись со скользким полом. Но тут откуда-то появились охапки рогожных мешков. Ими закидали масляное поле, вернее, поток, который простирался до второй двери, находящейся прямо напротив первой. Подобрав пистолет, Роджер отправился исследовать эту дверь, она не была стальной. — Нужны топоры? — спросил суперинтендант. — Да, — ответил Роджер. И снова раздался надрывистый кашель в том месте, откуда он доносился и в первый раз. Там лежала гора круглых и продолговатых сыров, завернутых в разноцветные целлофаны… — Разберите-ка эти сыры, — распорядился суперинтендант. Люди осторожно приблизились к углу. Тем временем двое начали высаживать дверь, орудуя топорами на длинных топорищах. Роджер и суперинтендант подошли к сырам. Теперь они могли хотя бы приблизительно сказать, сколько здесь было собрано продуктов. Несомненно гораздо больше, чем было похищено во время нападения на грузовики Перримана. Бекона лежало тонн двадцать, несколько тонн сыров, тысячи ящиков варенья, компотов и консервированных фруктов. — Надеюсь, «Эхо» напечатает про это, — со злорадной усмешкой сказал суперинтендант. Новый приступ кашля, но теперь он слышался уже гораздо дальше. К этому времени большая часть продуктов была переложена, показался люк с разбитой стеклянной крышей. Внизу непроглядная тьма. И постепенно слабеющий кашель. — Хотел бы я знать, куда ведет этот чертов проход! — сердито воскликнул суперинтендант. Роджер смело шагнул вперед, но не успел он приблизиться к краю люка, как внизу сверкнуло пламя. Он инстинктивно пригнулся. Глухой выстрел прокатился под сводами подвала, и пуля со свистом врезалась в сыр. Люди отпрянули в сторону. — Ничего, мы доберемся до вас, голубчики! — проворчал суперинтендант. — Пожалуй, нам нужно загнать их в угол. Так, как мы действуем сейчас, мы ничего не добьемся, — сказал Роджер. — Лучше применить слезоточивый газ. Сколько времени потребуется на то, чтобы его раздобыть? — Минут пятнадцать. Суперинтендант отдал распоряжение, человек побежал наверх. — Они не смогут удрать! — сказал суперинтендант. — Будем на это надеяться, — сказал Роджер. — Попробую-ка с ними поговорить! Он повысил голос. — Эгей, там, внизу! Тишина. — Эгей, слушайте меня! И снова никакого ответа. — Вы напрасно тратите время, — крикнул Вест. — Мы всех вас переловим, а если вы попадете хоть в одного из нас, я вам гарантирую по десять лет каждому, как минимум. Возможно, он говорил это все самому себе? — Осторожно, вы слишком близко подошли, — предупредил его суперинтендант. — Они могут… Вспышка и грохот. Вторая пуля тоже впилась в сыр. Возник новый звук, сначала еле слышный, потом более отчетливый: звук шагов бегущего человека. Потом раздался выстрел, где-то неподалеку от люка, но не предназначавшийся для полиции. Они даже не видели вспышки. Еще один выстрел. Человек продолжал бежать. И отчаянные крики. — Лови его! Лови! Роджер приблизился к краю люка — и никакого выстрела не последовало. Шаги приближались, крики становились все более громкими. Новый выстрел. Явно стреляли в бегущего. Роджер опустил одну ногу в люк, нащупал ею пол и опустил вторую. Бах! На этот раз вспышка была так близко, что при ее свете Роджер увидел и стрелявшего, и беглеца, направляющегося в сторону люка, но находившегося еще на расстоянии 20–30 футов от него. Роджер не мог разглядеть, кто бежал. Позади него раздались другие шаги. Он огляделся, на секунду увидел силуэт суперинтенданта, ясно обозначавшийся на фоне прямоугольника люка: тот согнулся, очевидно, намереваясь тоже спуститься вниз. Тут раздалась отвратительная ругань, прозвучал еще один выстрел. — Следите за люком, — завопил кто-то истошным голосом, — не допускайте шпиков… Он не договорил. Бегущий остановился. Его дыхание отчетливо доносилось до Роджера, впрочем точно так же, как дыхания двух его преследователей по обе стороны от люка. Знали ли бандиты, что он, Роджер, сумел спуститься? Он крепче сжал в руках пистолет. Около люка было достаточно светло, но уже в паре футов была непроглядная темнота, и можно было лишь смутно угадать очертания продуктовых ящиков и коробок, за которыми скрывались негодяи. Вест услышал сдерживаемое чихание, за которым немедленно последовала вспышка, на долю секунды осветившая человека с пистолетом. Кто-то пробормотал: — Они сейчас примутся выкуривать нас слезоточивым газом. Надо поскорее сматываться. Ему ответил хриплый голос того человека, крики которого Роджер услыхал еще наверху. — Сначала надо поймать эту свинью! Снаружи послышались шаги. Полицейские подходили к люку. Возможно, с ампулой слезоточивого газа. Единственной задачей Роджера теперь было помешать бандитам убить их пленника. Он поднял пистолет. Человек, которого он не видел, выстрелил. Выстрел прозвучал гораздо громче. Пламя было ярко-желтым. При свете его Роджер отчетливо увидел беглеца. Это был Клейтон из «Эха». Клейтон судорожно открыл рот и отскочил назад. Роджер наугад выстрелил в человека с пистолетом, но пуля угодила в ящик. Раздались удивленные крики, возгласы тревоги, ругань. — Олл-райт, Клейтон, — негромко сказал Роджер, — продержитесь еще пару минут. Клейтон промолчал. — Мы должны сматывать удочки! — прошипел хриплый голос. — Нам надо поймать Клейтона, — возразил второй, — он слишком много знает. Что-то пролетело через люк, ударилось об пол с легким звоном. Следоточивый газ, с облегчением подумал Вест, не беспокоясь о том, что ему тоже достанется. За ним что-то зашуршало. — Это вы, Клейтон? — тихо спросил он. Ответа не последовало. В подвал влетела вторая ампула с газом. Роджер вытащил носовой платок и закрыл им рот и нос. Кто-то закашлялся, потом второй, третий. Раздались шаркающие шаги. Преступники отступали. Что-то еще влетело через люк и, ударившись о землю, загорелось ярким зеленоватым пламенем, при свете которого Роджер увидел все: десятки ящиков, пол, потолок, стены подвала, Клейтона, согнувшегося за каким-то тюком, троих людей, которые уже были далеко от него, стелющийся по земле беловатый газ, все, кроме стоящего за его спиной человека. Он почувствовал сильный, страшно болезненный удар, и потерял сознание.Глава 19 Одни
Перед глазами Роджера прыгал яркий огонек, который вызывал у него во лбу такую боль, как будто бы туда вонзили нож. Затылок ныл. Вест потер лоб ладонью. Боль утихла, огонь перестал прыгать. Тогда Роджер впервые широко открыл глаза и осмотрелся. Он находился в малюсенькой каморке с деревянными стенами, пыльным цементным полом и закопченным потолком. Свет исходил от электролампочки, висящей как раз над его головой. Она тихонько раскачивалась из стороны в сторону. Роджер лежал на полу. Он медленно вытянулся, потом сел, упершись спиной в стену. Боль в затылке усилилась, вспышки перед глазами стали более частыми. Ни руки, ни ноги у Роджера не были связаны, дверь чулана была приоткрыта. Находился ли он по-прежнему в погребе старого пакгауза? Он медленно поднялся. Боль в затылке стала такой невыносимой, что ему пришлось прислониться к стене, закрыть глаза и подождать, пока не стало чуточку легче. Тогда он отошел от стены и двинулся к двери. Каждый шаг ему стоил огромных усилий. Сколько времени он здесь пробыл? Он взглянул на ручные часы и впервые подумал о Джанет, которая их когда-то ему подарила. Джанет скоро скажут, что он исчез. Почти девять часов. Часы тикают, ему необходимо двигаться. Открыть дверь. Ох, его пистолет! Он ощупал карман, но оружие пропало. Роджер открыл дверь и шагнул в коридор. Здесь было темно, единственный свет проникал из чулана. Вест постоял у порога, вглядываясь вправо и влево. Где-то громко пищали крысы. Пол в проходе тоже был цементным. Помещение было сырым и холодным. Когда его глаза привыкли к темноте, он разглядел несколько выключателей возле самой двери. Роджер нажал на один из них. Где-то дальше по коридору вспыхнул свет. Со стен и с потолка свешивались огромные паутины. Все было исключительно грязным и запущенным. Одна стена была зацементирована, вторая сложена из кирпича. Кое-где кирпичи повысыпались, искрошились. Проход был узким, не шире трех футов. До Роджера долетели новые звуки. Сначала они его испугали, но он прислушался получше и сообразил, в чем тут было дело: снаружи пытались проломить стену. Он осторожно двинулся навстречу царапающим звукам и свету. Им наверняка пришлось пустить в ход пневматическое сверло, чтобы пробиться сквозь такую толщу. Стена — была ли это действительно стена? — она находилась от него на большом расстоянии. Почему бандиты его не убили? Глупый вопрос. Убийства без серьезной причины бывают редко. Даже закоренелые убийцы не кончают людей просто ради «удовольствия». Они его стукнули только для того, чтобы он не мог помочь Клейтону — вот и все. Черт возьми, до чего же длинный проход! Он оглянулся назад, свет, выходивший из чулана, отстоял теперь ярдов на пятьдесят. Стук приближался. Может быть, он… И вдруг он услышал нечто новое: дикий, яростный рев, разорвавший воздух, наполнивший все помещение грохотом. Взрыв! Стены и потолок заходили ходуном, как будто кто-то поддел их гигантской лопатой. Потом Роджер услышал, как рушатся перегородки, сыплется земля, кирпичи и камни. Его ударило взрывной волной. Она сбила его с ног и откинула на несколько ярдов назад. Не его одного, но и кирпичи, и камни, и пыль. Ему сразу стало трудно дышать, потому что все заполнилось пылью, известью, песком. На спину, плечи, руки, ноги посыпались удары один за другим. Его перевернуло на 180 градусов, хотя он этого не сообразил. Он упал на пол и замер. Светопредставление продолжалось. Что-то сильно ударило его по лбу. Он ничего не видел и не слышал, с трудом хватая воздух широко открытым ртом. Потом на него напал кашель. Снова наступила темнота. Приступ кашля прекратился. После него Роджер почувствовал себя ослабевшим, тело у него обмякло, на лбу выступила испарина. До него даже не дошло, что он сейчас дышит гораздое легче. Он так пролежал довольно долго, пока не ослаб грохот в его ушах и он не почувствовал, что может пошевелить руками и ногами. Он попытался подняться, но огромный груз придавил ему спину и ноги. Тогда он уперся руками в пол и решил освободиться силой одних рук, но из этого ничего не вышло. Что-то прижимало его к полу. Его пальцы погрузились во что-то мягкое. Совсем как земля на грядках, когда он сажал овощи. Так вот оно что! Опустился потолок, земля осыпалась, заживо похоронив его. Тут раздался второй взрыв.Роджера ударило по голове, он вторично потерял сознание.Сэр Гай Чартворд, кажущийся особенно рослым в своем костюме песочного цвета и ярко-голубой рубашке, стоял возле огромной дыры, проделанной час назад в стене пакгауза. Раньше тут была маленькая дверь, за которой громоздилась гора обломков кирпича, и разобрать стену казалось проще, чем возиться с дверью. Возле помощника комиссара стояли сержант Пил, суперинтендант и полдесятка полицейских, которые отдыхали, опершись на лопаты. Другие работали за брешью, проделывая узкий проход в стене, но дело продвигалось медленно. Пил рассказывал: — Мы почти закончили, когда раздался взрыв. Волной многих посбивало с ног, так прошло некоторое время, прежде чем мы смогли возобновить работу. Чартворд хмыкнул. Пил вздохнул. — Никто не знает, сколько земли необходимо вынуть. Вызвали инженеров с доков. Наверное, надо оттаскивать обломки в сторону, чтобы легче было работать. И ставить подпорки, как в шахте. Жаль, что копать может только один. Инженер говорит, что в такой тесноте много людей не поставишь, да и может произойти дополнительный обвал. Сейчас мы организовали посменную работу. Нам обещали поднести еще ведер, чтобы ускорить дело. Чартворд снова фыркнул. — Нет никакой уверенности, что Вест именно здесь, — добавил суперинтендант, — его могли вынести через другую дверь. Чартворд посмотрел на него уничтожающе. — Знаете свой район, суперинтендант? — Каждый дюйм, сэр. — Тогда почему же вы не можете нам сказать, куда выходит второй конец этого тоннеля? Чартворд сделал несколько шагов и заглянул через брешь в стене. Люди, работающие при свете шахтерских ламп, разделись по пояс. Он отошел прочь. — Принесли карты? — спросил он. — Да, сэр, — сказал суперинтендант, — у нас имеются свои на участке, но я послал в Таун-холл за другими, хранящимися в отделе архитектурного надзора. Не исключено, что проход ведет к другому складу. В этом районе вообще много подземных переходов. Их сделали из канализационных труб после того, как система стояков была углублена. Чартворд кивнул головой, потом обратился к Пилу. — Мне казалось, вы были на фабрике Перримана? — Да, сэр, днем. — Что вы делаете здесь? — Я позвонил мистеру Весту, узнал, что произошло, ну и приехал. — По какому поводу звонили? — Сегодня днем я видел на фабрике Джеремию Скотта. Он рассматривал кое-какие упаковки на складе, ну я и подумал, что мистеру Весту будет интересно узнать, что он хорошо знаком и со складом, и с отделом доставки. — Правильно. Джеремия Скотт, а? Сколько времени вы уже здесь находитесь? — С полчаса. — Ну и что же вы думаете по этому поводу? — Меня интересует, нет ли поблизости складов перрима-новской компании, сэр. — Об этом же подумал и я, — сказал Чартворд. — Проверьте-ка, ладно? Я тем временем схожу вон в то кафе через дорогу, выпью чашечку чаю и съем сэндвич. Не успел пообедать. Когда узнаете, тоже забегите туда перекусить. — Большое спасибо, сэр. Пил отправился в ближайшую пивную и попросил телефонный справочник. Перримановские предприятия были набраны жирным шрифтом. Пятый адрес из девяти был: «Мидлтонский док и склад, Воппинг». Пил бегом отправился к Чартворду и доложил ему о своем открытии. Как раз в этот момент подошел суперинтендант в сопровождении какого-то немолодого длинноносого человека, у которого под рукой была синяя большая папка. Внутри оказались разнообразные карты. Чартворд распорядился освободить в кафе два стола, и длинноносый заговорил каким-то скрипучим голосом, указывая пальцем на разные точки на карте. Разрушенный пакгауз был обозначен красным кружочком. Длинноносый, оказавшийся сотрудником архитектурного отдела надзора Таун-холла, пояснил: — Вот где мы сейчас находимся. Это река, как вы видите, все берега застроены. Вот эти квадратики — складские помещения. Они раскинулись в радиусе ста ярдов. Чартворд отправил в рот половину сэндвича. — Тоннели? Палец архитектора уперся в тонкую синюю линию. — Известные тоннели и подъездные переходы сконцентрированы на этом участке. Вы видите, что их довольно много. В свое время большая часть складов принадлежала одной фирме, но потом она распалась на ряд более мелких, часть тоннелей была перегорожена стенками. Но не все, конечно. — Понятно, благодарю. — Где находится Мидлтонский склад? — спросил Пил. Чартворд искоса посмотрел на него. — Перримановский? — топограф показал карандашом на второй карте место нахождения этого склада, который отстоял ярдов на двести пятьдесят от полуразрушенного пакгауза… — Вот он. Самый крупный и современный на этом участке реки. Почему, собственно говоря, вы им интересуетесь? — Я слышал, что это замечательный склад, — без всякого смущения ответил Пил, за что получил одобрительный кивок от помощника комиссара, который внимательно прислушивался к их разговору. — Вы нам очень помогли, — сказал Чартворд длинноносому топографу, — огромное спасибо, сэр. Скажите, где мы сможем вас разыскать, если вы нам срочно понадобитесь? — Я бы хотел посмотреть на то место, где произошла беда, — сказал длинноносый менее скрипучим голосом. — Да, да, пожалуйста, — Чартворд быстренько выпроводил топографа из кафе и сказал: — Мидлтон принадлежит Перриману, да? — Да, сэр, — ответил Пил. Мидлтон был окружен стеной высотой в десять футов. Железные ворота были распахнуты, над ними горел свет. Во дворе тоже были зажжены фонари, потому что шла погрузка грузовиков и продуктовых автобусов. На дворе виднелось с десяток рабочих. Когда сэр Чартворд в сопровождении нескольких детективов подошел к воротам, навстречу им шагнул охранник. Склад поражал безукоризненной чистотой и порядком. Часто расположенные лампы дневного света придавали огромным складским помещениям веселый вид. Ночной дежурный поднял их на лифте на второй этаж, затем провел по широкому коридору до второго подъемника, который доставил их в подземные хранилища. Он объяснил, что здесь содержались импортные и наиболее дорогие продукты. Возле огромного бункера стоял какой-то человек. Увидев Пила, он сначала было испугался, потом на его физиономии появилось насмешливое выражение. — Добрый вечер, мистер Скотт, — глухим голосом сказал Пил. — Это мистер Джеремия Скотт, сэр Гай.
Глава 20 В завале
Скотт вытащил свой золотой портсигар и с важным видом протянул его Чартворду. Тот покачал головой. Усмешка Скотта была почти издевательской, когда он сам закурил. — Ай-ай-ай, сержант, — обратился он к Пилу, — я вижу, вы изменились. — Что вы здесь делаете? — спросил его в свою очередь Пил. — Дела, — вздохнул Скотт, — заботы. Перриман хочет, чтобы некоторые упаковки не боялись воздуха. Вот я и проверяю, каковы условия хранения продуктов на его складах. — Меня не удовлетворяет ваше объяснение, — отрезал Пил. — Ничего иного не улышите! — Сколько времени вы здесь находитесь? — спросил Чартворд. — Около часа. — Кого вы здесь видели? — Почти никого. Сегодня все работают наверху. — А инспектора Веста вы видели? Скотт открыл рот и облизал губы. — Значит, у Веста неприятности. Потеряли его? — Мистер Скотт, — сурово сказал Чартворд. — Мне не нравится ваш тон и я вполне согласен с сержантом, что ваше объяснение звучало неубедительно. Я бы попросил вас… Его прервало неожиданное восклицание их провожатого, который прошел несколько шагов вперед и завернул за угол. Пил бросился туда же. Провожатый стоял, вперив глаза в проем в стене. Проход был усыпан обломками кирпича, известью, грязью. Около стены ясно отпечатались большие следы, лежали катушки и комочки глины. Совершенно очевидно, здесь недавно прошло несколько человек. Пил, не раздумывая, подбежал к проему и осветил его фонарем, затем прошел внутрь. Стена была почти в фут толщиной, за ней начинался узкий проход. Свет фонарика успел упасть на размельченный кирпич и песок, почти такой же, как на другом конце прохода. По-видимому оба входа были завалены двумя взрывами. Скоро все присоединились к Пилу. Скотт вкрадчиво сказал: — Вы действительно кое-что обнаружили? Пил снова включил свой фонарик и начал сантиметр за сантиметром проверять свободное от обломков пространство. Очень скоро луч упал на человеческую ногу, поднялся по лежащему телу. Но до того еще, когда он коснулся лица, Пил уже знал, что это не Вест. Это был Клейтон. Пил отдал приказ немедленно начать раскопки с этого конца. Голова Клейтона была повреждена, но он вскоре пришел в себя. Его отправили в больницу, потому что в таком состоянии он все равно не мог бы ответить ни на один вопрос. Бандиты либо прошли перед самым приходом Скотта, либо он их видел. Проем в стене был сделан рядом с небольшой стальной дверью, выкрашенной под цвет стены, которую им, очевидно, не удалось открыть. Она была завалена щебнем и кирпичами после взрыва.Пил находился в подвале пакгауза вместе с Вилли Слоуном и Эдди Дэем, который приехал всего полчаса назад. Один бог знает, каким образом он разузнал о случившемся. Тут же среди мужчин расхаживала медсестра ближайшего морского госпиталя, которая принесла с собой огромный чайник с крепко заваренным чаем, какие-то бутерброды, чашки и блюдца. Все это дребезжало и качалось на подобии стола, установленного возле стены. Подле Чартворда стояла Джанет, бледная, напряженная. Ее вызвали сюда по приказу помощника комиссара. В тоннеле продолжались спасательные работы. Уже очистили свыше двадцати футов прохода. Джанет знала, что все опасались, как бы Роджера не раздавили обломки. Чартворд разговаривал с высоченным человеком, с которым Джанет наспех познакомили, — с местным суперинтендантом. Она механически наблюдала за ними, номысли ее были там, в этом страшном тоннеле. Теперь она понимала, что испытывали шахтерские жены, когда случалась авария на шахте и их мужья оказывались заживо похороненными. — Миссис Вест, — раздался голос медсестры, стоявшей рядом с Джанет. — Мне необходимо уйти на несколько минут, принести еще хлеба. Может быть, вы подмените меня на это время? — Подменить? Ах, да, конечно. — Большое вам спасибо. Заняться чем-то было воистину счастьем. Наверное, медсестра это понимала. Люди залепленные грязью, потные, полузадохнувшиеся от пыли, вылезали из прохода и с благодарностью съедали бутерброд и выпивали чашку горячего чая, пока другие занимали их места. На очистке действовало сразу трое, обломки же передавали в ведрах по цепочке. В глубине тоннеля послышался чей-то голос: — Осторожно! — Что-то нашли? — Похоже… Джанет уронила чашку. Чай залил ей чулки и туфли. Ожидавший «завтрак» человек побежал назад, его больше не интересовали никакие бутерброды. Чартворд и Пил сразу стали по обе стороны Джанет, а медсестра прекратила приготовление будербродов. — Разгребайте руками! — послышалась команда. — Это его нога! Его нога… Чартворд крепче схватил Джанет за руку, но ничего не сказал. Она обошла стол и двинулась к проходу. Чартворд не отпускал ее одну. Сейчас проход был ярко освещен. На обеих стенах через пару футов были повешены лампы. Сейчас люди стояли на вершине кучи щебня и разбирали ее руками. Она увидела ногу Роджера. Нога уже была очищена до колена. Всего одна нога? Нет, вот показалась вторая. Джанет задрожала. — Спокойнее, моя дорогая, — прогудел с несвойственной для него нежностью Чартворд, — спокойнее. — Он оглянулся. — Где врач? — Ожидает, — ответил Пил. — Мы принесли кислород. Все готово. — Хорошо. Джанет задрожала еще сильнее.
Глава 21 Клейтон
«Опасаются, что сотрудник Ярда мертв!» «Всю ночь продолжаются спасательные работы!» Под такими заголовками вышла газета «Эхо». «В подземных хранилищах полуразрушенного склада, который, как нынче выяснилось, использовался похитителями продовольственных товаров для укрытия награбленного, полиция и гражданские спасательные рабочие борются за жизнь старшего инспектора Роджера Веста из Скотланд-Ярда. Возле них ждет его измученная тревогой жена. За несколько часов до этого Ярд проследил банду похитителей провианта вплоть до их логова. В подземной перестрелке было ранено несколько человек. Были найдены огромные склады краденого продовольствия». «Репортер «Эхо» спасен!» «Пленник продовольственной банды, репортер «Эхо» Томми Клейтон вчера вечером был освобожден полицией после сражения с применением огнестрельного оружия в подземельях складского помещения в Ист-Энде. В больнице Клейтон чувствует себя очень бодро и, по-видимому, в скором времени выйдет оттуда. Его захватили в то время, когда он вел наблюдение за подозрительными лицами на продовольственной фабрике, и отвезли в старый пакгауз, где его и нашли. Он скрылся от своих похитителей во время переполоха, вызванного появлением полиции…» «Триумф полиции. Найдены скрытые богатства!» «Головная полиция быстро откликнулась на требование «Эха» принять меры для обнаружения воров продовольственных товаров. Уже через несколько часов на основании полученной информации Дивизион суперинтенданта Воллами и старший инспектор из Скотланд-Ярда Роджер Вест прибыли к месту нахождения скрытых запасов продовольствия. Были обнаружены многие тонны продуктов. Произведены аресты. Как понимает «Эхо», обнаруженные продукты не были похищены во время налета на машины Перримана. Большинство продуктов датского или голландского производства. Очевидно, они были доставлены контрабандным путем на судах, разгружавшихся в доках. Продукты были… » Роджер отложил в сторону газету и потянулся за сигаретой. Он зло рассмеялся, смех был достаточно громким, чтобы привлечь внимание Скуппи. — Это ты, пап? — Да, я здоров, старина. Скуппи уже спешил наверх по ступенькам, а следом за ним торопилась Маджори Гудвин. В холле раздались шаги Джанет. — Скуппи, Ричард! Куда вы? — Есть надежда получить чашечку чая? — весело крикнул Роджер. — Дорогой! — Джанет мигом очутилась наверху. — Ты уже проснулся? — Хэллоу, любимая… Дети широко раскрытыми глазами следили за нежностями родителей, а когда Джанет наконец оторвалась от мужа, Ричард с необыкновенной серьезностью сказал ей: — Папа же олл-райт! — Правда, Роджер? Ты чувствуешь себя… — Превосходно! — Мальчики, спуститесь вниз, и скажите тете Нелл, что папа проснулся, — сказала Джанет. — Иди с ними, Маджори. Она уселась на краешек кровати, когда детвора скрылась за дверью. — Выглядишь ты прилично, — согласилась Джанет. — Я чувствую себя отлично, — твердо сказал Роджер. — Конечно, кое-где еще больновато притрагиваться, но волноваться не о чем. Сколько же времени я нежился в постели? — Часы почти успели совершить полный круг, — рассмеялась Джанет. — Тебя привезли в санитарной машине, ты помнишь, как мы тебя укладывали в постель? А это было почти десять часов утра. Сейчас половина десятого. Дорогой, я думала, что уже потеряла тебя. Роджер сжал ей руки. В дверях показалась Нелл Гудвин с чаем на подносе. Внизу раздался звонок, Джанет спустилась отворить дверь. Роджер услышал мужской голос, ответ Джанет, довольно нерешительный, а потом характерный смешок визитера. К нему пришел Томми Клейтон. — Пусть он поднимается! — крикнул Роджер. — Пожалуйста, не оставайтесь там слишком долго, — взмолилась Джанет. — Олл-райт! — крикнула она Роджеру и проводила Клейтона до спальни. У Клейтона, как и у Роджера, было несколько ссадин и синяков, но глаза у него задорно блестели, настроение было бодрым и веселым. Одет он был в свои неизменные фланелевые брюки и клетчатый пиджак спортивного покроя. Роджер с неудовольствием посмотрел на его пиджак, пока репортер усаживался в кресло. — Вы их покупаете десятками? — спросил он. Клейтон тихонько рассмеялся. — Как-то на распродаже жена приобрела, со скидкой, разумеется, отрез этого самого материала. Из него вышло два пиджака. Знаете, очень удобно. Второй к сожалению износился. Скажите, вы не представляете, чей труп найден на свалке? — Пока нет. Учтите, в последние два дня я вышел из игры. — Ничего, скоро снова будете на коне. Большое вам спасибо за попытку вызволить меня. Вы ведь знаете, что довольно большое количество продовольствия, хранившегося в перримановском складе у доков, было перенесено в другое место через проем в стене? — Я этого не знал, — сказал Роджер. Они еще не разоткровенничались. — Проем в стене перримановского склада находился близ двери. Дверь заело, так что им пришлось разобрать стену. Гангстеры были в сговоре с парой охранников из ночной смены у Перримана. Товары были перенесены с судов на склад Перримана. Мясные изделия, варенье, сыры. Я это выяснил еще до того, как явился на Будхоллскую фабрику. В Будхолле у них должен был быть сообщник, который работал вместе с двумя прохвостами в доках. — Каким образом вы до этого докопались? — спросил Роджер. — Услышал случайно разговорчики в доках. Эти двое складских рабочих от Перримана должны то и дело затыкать рот своим дружкам по работе маленькими подачками. Но вы ведь знаете, на каждый роток не накинешь платок. Ну и потом, им показалось мало, они стали спекулировать понемножку на свой страх и риск. Я стал следить за ними, ну и сумел встретить одного из них сильно под мухой. Не могу сказать, чтобы он мне прямо все выложил, но все же сказал достаточно, чтобы меня сильно заинтересовали перримановские продукты. Ну, а потом и вы мне чуточку помогли, когда задержали этого Рельфа. Я знал, что у него есть брат, который частенько заглядывал в полуразрушенный пакгауз. Потом он вообще устроился в отделе доставок у Перримана. Вот я и начал крутиться поблизости. Но действовал я неосторожно, они меня узнали, и в следующий раз, когда я сунул нос в самый пакгауз, меня хлопнули по голове. До сих пор не могу сообразить, почему они меня вообще не прикончили. Отобрали у меня верхнюю одежду и вместо нее выдали такую рвань, в которой я не хотел бы умереть. И держали меня в проклятом тоннеле на одном хлебе и воде. Роджер кивнул. — Они даже не изволили скрывать от меня, что у них все предусмотрено на случай, если их обнаружат и придется смываться. Ну, а когда вы появились, они до того перепугались, что им было не до меня. Ну я и улизнул, как вам известно. Все же они меня заметили за ящиками, снова тюкнули по голове, чтобы я не рыпался. Не сомневаюсь, что они все удрали через тот проем в стене перримановского склада. — Я об этом не знаю. — Да, Пил мне рассказал, что произошло в дальнейшем. Теперь вы их выставили из гаража Вигнолла и из их пакгауза. Интересно, где теперь они обоснуются? — Имеются ли предложения? — Никаких. Мой след оборвался у Перримана. Учтите, я уверен, что кое-кто из их работников в курсе дела. — Меня бы это не удивило. — Вам частенько приходилось встречаться с Джеремией Скоттом? — спросил Клейтон, меняя тему разговора и напуская на себя невинный вид. — Как с братом Майкла Скотта. — Странный субъект, — задумчиво сказал Клейтон. — Вроде бы защищает интересы Перримана. Мне сказали, что он находился на складе Перримана, когда Чартворд и Пил туда прибыли, ища вас. Я за ним немножко следил. Шныряет по всей стране, и Перриман не единственная компания, которую он обслуживает. Ведь он не простой торговый агент, он директор «Тактоса». Понимаете, ему бы ограничиться бухгалтериями, управлениями и книгами учета, а он ходит по всей территории, по цехам, складам, узнает, какие нужны упаковки, добывает эскизы. Короче говоря, он совершенно спокойно хозяйничает у своих заказчиков. — Он торговый агент высшего класса, — заметил Роджер, — и его фирма выполняет самые разнообразные заказы. — Возможно, внешне все так и выглядит. Но не мешает к нему ближе присмотреться!.. Как поживает Марк Лессинг? Хорошо ли проводит время в Брайтоне? — спросил с веселой усмешкой Клейтон. — Да, да, нам известно, что он находится в том же отеле, где отдыхает Сайбил Леннокс. Кстати, вы Сайбил доверяете? — Я не имею привычки никому не доверять, пока не будет доказано, что это правильно, — отрезал Роджер. Вошла Джанет, обеспокоенная тем, что Клейтон слишком долго засиживается у Роджера. Но, как ни странно, разговор с репортером подбодрил Роджера. Он теперь рвался в Скотланд-Ярд. Впрочем, против этого Джанет решительно восстала. Роджеру пришлось удовольствоваться беседой с Пилом, который пришел вслед за Клейтоном. Сообщения Пила в основном были негативными. Правда, в разрушенном пакгаузе задержали двух человек, они охотно отвечали на все вопросы. Они утверждали, что понятия не имеют, у кого работали. Они получали распоряжения от Рельфа и другого человека по имени Вилкинс. В день, вернее в ночь вооруженных нападений, пакгауз был покинут. Двое гангстеров признались в том, что участвовали в ограблении, но клялись, что ничего не знали про других. Они не знали, где находятся склады награбленного. — У них самих что-нибудь нашли? — спросил Роджер, который успел к этому времени полностью подняться. Пил сидел против него в передней комнате. — Есть только одна вещь, которая должна вас сильно заинтересовать, — проговорил неторопливо Пил. Он вынул из кармана конверт и протянул его Весту. — По одной у каждого человека, — добавил он. Роджер раскрыл конверт и достал из него две программы последнего футбольного матча, состоявшегося в Фулхэме. — Их не допрашивали по этому поводу? — обеспокоенно спросил Роджер. — Нет, я подумал, что стоит притвориться тупоумными тугодумами. — Когда Фулхэм снова выступает на своем стадионе? — Послезавтра. — Решено, мы идем на футбольный матч. Золотое правило — перемежать полезное с приятным, не правда ли? Пил осклабился. — Больше ничего заслуживающего внимания? — Как сказать. Вы ведь знаете, что приятель Рэнделла, Вилсон, приезжал на фабрику Перримана. Он провел много времени в обществе Акермана. Из кожи лез вон, чтобы мы поверили, будто он старается разбиться в лепешку, но повысить авторитет фирмы «Браун» и окончательно дискредитировать «Тактос». — Честь ему и слава, — буркнул Роджер. — И это все? — По всей стране прокатилась волна хищений в магазинах и на складах. Еще один любопытный факт. Четверть похищенного провианта мы так и не обнаружили. Его, совершенно точно, не реализовали, но должны реализовать в ближайшем будущем. Меня сильно интересует, каким образом. Понимаете, мы исходим из того, что Перриман причастен к мошенничеству, но никому, как им, с их широко разбросанной сетью магазинов, не было бы так легко реализовать краденое. — Нужны веские доказательства, что это так. Чего ради воровать собственные товары и продавать в своих же магазинах? Пил откинулся назад. — Вы позабыли о страховке за украденное и высоких ценах, искусственно поддерживаемых нехваткою товаров. Но с другой стороны, это равносильно тому, чтобы ходить по краю пропасти. Вот я и думаю, не замешан ли кто-то из перримановских боссов. Он может возглавлять преступную организацию: предоставлять склады и магазины фирмы так, что остальные директора об этом и не догадываются. Такая вещь не является невозможной, не правда ли? — настаивал Пил. — Да, — заговорил после долгого раздумья Вест, — прибрежные филиалы, пожалуй, стоит проверить. Установить за ними наблюдение. Надо предупредить местную полицию. — По всей вероятности, мистер Лессинг ничего не сумел добиться в Брайтоне? — спросил Пил. — Я с ним поговорю. Пил уехал. Марк Лессинг звонил днем. Ему нечем было похвастать, разве что Сайбил Леннокс помогает отдых. Он с ней проводил много времени, хотя к ней не так-то просто было подойти и их прогулки ограничивались набережной. Роджер уловил заинтересованные нотки в голосе Марка, когда он попросил его приглядывать за перримановским магазином в Брайтоне. — Меня интересует следующее. Не заметите ли вы там что-нибудь необычное, скажем, странного заказчика, мышиную возню у черного хода после закрытия магазина, таинственные машины, нечто в этом роде. Ничего не делайте, только держите глаза открытыми, — говорил Роджер, обращаясь к Марку на «вы», как к одному из своих офицеров. — Положись на меня! — сказал Марк. На следующий день Роджер с самого утра отправился на работу. Его ждала пачка писем, документов, донесений, за просмотр которых он было принялся, но его отвлек телефонный звонок. — Ливерпульская криминальная полиция, — сказал оператор, — суперинтендант Хейтон. — Соединение! Человек заговорил громким голосом с типичным северным акцентом. — Это мистер Вест? Говорит Хейтон из Ливерпуля. Возможно, вы меня помните, мы встречались два года назад, когда вы приезжали к нам по делу Ларрами. — Да, да, конечно. Как поживаете? — Все было хорошо, но сейчас я чувствую себя неважно. Мы только что установили огромные хищения в доках. Главным образом бекон и консервы. Унесены незаметно ночью. В общей сложности свыше ста тонн. Исчез ночной сторож. Я решил, что это часть вашей истории. — Я бы не удивился, — сказал Роджер, придвигая к себе карандаш и бумагу. — Сообщите подробности. Хейтон назвал цифры и закончил разговор. Через четверть часа состоялся аналогичный разговор с Саутгемптоном. Позднее с подобными же сообщениями звонили старшие офицеры Плимута, Бристоля, Кардиффа, Нью-Касла, Гуля, Гарвича. На протяжении суток в этих приморских городах были произведены кражи продовольствия. Грабители не одевали масок. Подъезжали грузовики, на них с помощью сторожей или работников складов грузились товары, и они спокойно уезжали. А на следующее утро заголовки «Эха» кричали о неслыханном мошенничестве.Глава 22 Победители матчей
В два часа дня в субботу машина Роджера выезжала со двора Ярда, когда в воротах показалась серая машина Чартворда. Помощник комиссара остановил Веста. — Куда это вы собрались? — По правде сказать, сэр, я хочу посмотреть фулхэмский матч. — Что?! Вы с ума сошли, Роджер! Сейчас не время для развлечений. Э-э, постойте, в Фулхэме? — Да, сэр. Пил уже там. Я распорядился, чтобы люди из дивизиона следили за всеми турникетами. Всем розданы фотографии Джеремии Скотта и нескольких других, которые, по нашему мнению, могут быть замешаны. Не исключено, что они каким-то образом используют эти матчи для того, чтобы связаться со своими боссами. Программы… — Что же, неплохой предлог, чтобы побывать на футболе. Ладно. Не о чем доложить? — Не о чем, сэр. Чартворд кивнул, и Роджер пошел к своей машине. К Стевенади-Роуд он подъехал в половине третьего. До фулхэмского стадиона было рукой подать. Возле турникетов стояли длинные очереди любителей футбола. Десятки мальчишек выкрикивали на разные голоса: «Программы. Официальные программы». Они едва успевали доставать программы из холщовых сумок, висящих у них через пречо. Раскупали их десятками. Роджер направился к центральному входу и увидел Пила в обществе какого-то коренастого человека, видимо, из фулхэмского полицейского участка. Заметив Веста, Пил поднял руку. Роджер подошел к ним. — Сержант Паркер, сэр, из Фулхэма. — Хеллоу, Паркер, — сказал Роджер. — Симпатичная работенка найти отдельных людей в подобной толпе. — Что ж, нам такое не впервые! — Я раздобыл для вас местечко на центральной трибуне, — сказал Пил. — Переговорили с администратором. Разумеется, он не знает, кого мы ищем. Скотта я не видел, но вот Акерман присутствует. Перримановский покупатель. — Случаем не знаете, где он живет? — Я не справлялся, но могу это сделать, я… — Пил не договорил. Его взор был устремлен на ближайший турникет. Роджер посмотрел в том же направлении, Пил прошептал: — Пара, только что вылезшая из «Ройса». Узнаете их, сэр? — Ну и ну! Самуэль Перриман и сам великий Эммануэль. Любители футбола? Ни один из перримановских директоров не оглядывался вокруг и, казалось, нисколько не интересовался тем, что происходило вокруг. — Пойдемте к ним, — сказал Роджер. Они пошли к основному входу и предъявили свои билеты. За самыми воротами была задняя сторона трибуны. Металлические ворота отделяли небольшое пространство между непосредственно стадионом и оградой, возле которой бегали неугомонные мальчишки и чинно прохаживались несколько взрослых, среди них братья Перриман. Пил спросил: — Бывали здесь прежде, сэр? — В этом секторе, нет. Я обычно беру билет за два шиллинга. — Я тоже, сэр. Это Грейвен-коттедж, — Пил ткнул пальцем в маленький домик, приютившийся в углу стадиона. — Тут раздевалка местной команды, посетители проходят через боковую дверь. — Указывая далее на две машины, Пил продолжал давать объяснения. — Автомобили директоров. Толпа ожидает появления игроков, которые выбегают отсюда на поле. Они уже должны быть почти готовы к началу. — Сейчас 3.15. — Значит, через десять минут. Те, кто еще не успели занять свои места, должны поспешить… — Никак не могу сообразить, чьи же эти два «Дисмолл-Джимми». Думаю, перримановские. — Вот что значит футбол! — послышался сзади насмешливый голос. Они быстро обернулись и увидели Джеремию Скотта. Знакомая полуулыбка кривила его губы. — Богачи, бедняки, воры, нищие, все являются на футбольные состязания. И в том числе полицейские. У них свои заботы. Кого вы ищете? — Рассчитывали найти вас, — сухо ответил Вест. — О, я здесь бываю постоянно. У меня, как вы наверняка соизволили заметить при проверке содержимого моих карманов, имеется членский билет и постоянный пропуск на стадион. Я люблю футбол. И Перриман тоже! — со смехом добавил Скотт. — Я их частенько тут встречаю. Изредка появляется Акерман. Возможно, из уважения к боссам. Потребует ли от меня полиция еще какой-нибудь информации, прежде чем я сяду на свое место? — Не сейчас, благодарю, — ответил Вест. Джеремия насмешливо махнул своей программой, повернулся и исчез за перегородкой. — Этот человек считает себя непревзойденным умником! — проворчал Пил. Стадион был переполнен. У Роджера место было в третьем ряду, недалеко от ложи прессы и всего лишь в нескольких ярдах от братьев Перриман, которые склонились над своими программами. Роджер почувствовал чей-то взгляд на своем затылке, обернулся и увидел саркастическую улыбку торгового агента «Тактоса». Роджер подмигнул ему и махнул рукой, с удовольствием убедившись, что чего-чего, а уж этого Скотт от него не ожидал. Он обратил внимание на своих соседей и заметил неподалеку Акермана. Громкий рев приветствий заставил Роджера посмотреть на поле. Команда Фулхэма выходила из ворот в углу поля: рослые парни в белых футболках и черных шортах. Новый возглас приветствий, громче первого — появились рентаунцы. Капитаны разыграли ворота. Фулхэму пришлось играть против легкого ветра, дующего со стороны Вижен-Энда… Было удивительно, как быстро очистился стадион после матча. Казалось, только что восторженные болельщики выражали свой восторг победителям, но прошло несколько минут — и наступила тишина, народ устремился к выходам. Роджер видел, как поднялись со своих мест братья Перриман в сопровождении Акермана. Перриманы, несомненно, болели за Фулхэм. Роджер закурил. Сзади послышался голос: — Разрешите прикурить. Это снова был Скотт. Роджер щелкнул зажигалкой. — Спасибо, — сказал Скотт. — Неплохая игра, верно? Фулхэм выиграл весьма справедливо. Ну, видели злодеев? — Во всяком случае, одного. Скотт рассмеялся. Подошел Пил. — В комнате директора собирается небольшая компания. Не хотите ли выпить, сэр? — Не был бы полицейским, если бы не хотел, — сказал Скотт. Снова расхохотавшись, он отвернулся и отошел. — По-видимому, вы ничего не заметили, сэр? — спросил Пил. — К сожалению, ничего. Разве что невероятно большое скопление людей. Вот уж не думал, что у Фулхэма столько почитателей. Алло, Скотт что-то обронил. Это оказалась программа, Роджер взял ее на всякий случай и сунул к себе в карман. — От наших ребят нет донесений? — спросил он. — Увы, пока ничего. Пил двинулся к выходу. — А какое отличное место встреч, верно? Записку или устный приказ передать легче легкого. Роджер кивнул. Они прошли через маленькую дверку в кирпичной стене и оказались на небольшой площадке, имевшей форму римской пятерки. Один выход шел к раздевалке, второй — на дорогу. Площадка была забита народом. Роджер заметил репортера из «Эха». Тот приветливо заулыбался и махнул рукой. Вест кивнул головой и отправился следом за Пилом к коттеджу. Они вошли в узенький коридорчик, по обе стороны которого были расположены двери. Коридор упирался в стеклянную перегородку. Здесь на двери имелась надпись: «Секретарь». Казалось, что внутри разговаривает одновременно сто человек. В действительности их было всего девять пар, мужчин и женщин, которые расхаживали по комнате, стояли у столиков или сидели. На столах были чай, пиво, виски и блюда с бутербродами. — Как только народу поубавится, я проведу вас к управляющему, — сказал Пил. — Чем больше я думаю об этих программах, найденных в Харлингхэме, тем более странным мне кажется это, сэр. Ведь большинство людей их сразу же выбрасывает, не так ли? — Да как сказать. Как раз не сразу… — Вест закончил свое пиво и оглянулся. На пороге комнаты стоял спортивный комментатор из «Эха», широкоплечий, с довольно привлека тельной наружностью. Репортер указывал на Роджера, и Пил прошептал: — Это Осборн, управляющий. Осборн поднял руку, стараясь привлечь внимание Пила. Кивком головы он указал на Роджера, после чего вышел. Роджер вместе с сержантом пересекли комнату. Осборн ожидал их в дверях своего кабинета. Пил представил Веста. Мужчины пожали друг другу руки и Осборн сказал стюарду: — Билл, закройте дверь и никого не пускайте, пока я не открою их сам снова. Кабинет был небольшим. В одном углу стояло бюро с задвижным верхом, во втором — книжный шкаф и несколько ящиков с документацией. У Роджера сложилось впечатление, что у генерального директора, высокого улыбающегося человека, было что-то на уме. Но сначала директор, которого звали Дин, предложил выпить. — Игра понравилась? — спросил он. — Исключительно, — ответил Роджер. — Мальчики сегодня были в ударе, — заметил директор, закуривая. Рука у него слегка дрожала. Осборн облокотился на бюро, держа в руках бокал. — Да, они сейчас в превосходной форме, — продолжал он. — Э-э, мистер Вест! Он замолчал. Роджер улыбнулся. — Скажите, у вас были особенные причины посетить нас сегодня? Я заметил, что полиция дежурила у турникетов, внимательно приглядываясь к публике. — Неужели вам никогда не приходилось слышать о карманных воришках? — небрежно спросил Вест. Дин недоверчиво спросил: — И из-за этого вы лично сюда приехали? Я знаком с местным инспектором, но он меня не предупредил о намечавшемся полицейском рейде. А обычно он всегда это делает, когда полиция намеревается дать бой карманникам. — А вы знаете какие-нибудь другие причины для нашего появления? — спросил Роджер. Дин и Осборн обменялись взглядами. — По правде сказать… — начал Дин. — Знаем, — напрямик ответил Осборн. — Конечно, мы можем ошибаться, но один из наших мальчиков пропал. — Один из мальчиков? Вы имеете в виду футболистов? — Не совсем, — сказал Осборн. И Роджер понял, что управляющий был не менее обеспокоен, чем генеральный директор. — Это наш младший тренер, Мейдмент. Он у нас проработал не очень долго. Наш старший тренер не справляется с таким громадным объемом работы. Мы стали подыскивать ему помощника. Мейдмент подошел. Прекрасные рекомендации, замечательный специалист, но… — Он исчез, — сказал Дин. — Я просто себе места не находил от злости, когда услышал об этом. — Осборн задумчиво потер подбородок и сказал: — Он был здесь во вторник днем на прошлой неделе. После этого мы о нем больше ничего не слышали. Я сам поехал к нему домой — не мог понять, почему он не отвечает на телефонные звонки. Обнаружил, что дом заперт и как будто находится под наблюдением полиции. — Осборн подмигнул. — Ваш страж, казалось, был заинтересован моей персоной, пока я ему не представился. Ну а он сам любитель футбола. Его дом находится в Харлингхэме, неподалеку от… — Кент-стрит? — заинтересовался Роджер. — Значит, вам кое-что известно об этом деле, инспектор? — вкрадчиво спросил управляющий. — История дома на Кент-стрит мне известна во всех подробностях… Сколько времени он прожил на этой улице? — С тех пор, как получил у нас работу, — ответил Осборн. — А его старого адреса у вас нет? — Уверен, что в архиве найдется. Хотите его узнать? — Прошу вас. — Есть ли что-то против данного дома на Кент-стрит? — напряженно спросил Дин. — Вы можете назвать его пристанищем гангстеров, — спокойно ответил Роджер, пока Осборн просматривал какие-то бумаги в одном из ящиков. — Как он выглядел? Этот ваш тренер, я имею в виду. — Ну-у… — начал Дин. — Билл! — крикнул Осборн. Дверь немедленно отворилась и появился стюард. Он был довольно низенького роста и полный. — Фигура совсем, как у него, — сказал Осборн. Вы ведь говорили, Билл, что и вес у вас с Медментом одинаковый? — Тютелька в тютельку, — с готовностью ответил стюард, в то время, как разглядывающий его Роджер подумал, что этот Билл по своей фигуре напоминал Томми Клейтона. Билл скрылся за дверью. Осборн протянул Роджеру письмо. Оно было написано аккуратным, полудетским почерком и являлось формальным заявлением принять подателя на должность младшего тренера. Был указан и адрес: «Мейнор-Парк, В-12». — Ну, инспектор, зачем же вы все-таки пришли сюда? Карманники здесь ни при чем, нам не стоит морочить голову. След тех убийств? — напрямик спросил Осборн. — Возможно. Откровенно говоря, мы обнаружили в том доме, на Кент-стрит, несколько ваших программ, а потом у некоторых задержанных нами людей в карманах оказались такие же программы. Вот мы и решили проверить, не собираются ли здесь подозрительные люди. Вытянули пустышку, насколько я могу судить. Мейдмент когда-то жил целых два года в Мейнор-Парке. Он был одиноким и хозяйка о нем почти ничего не знала, но зато ей был известен его дантист, так как сама к нему обращалась. Роджер сразу же отправился к дантисту, который отказался отвечать «без подготовки», но дал слово отправиться в Ярд с данными о состоянии зубов мистера Мейдмента. К десяти часам Роджер знал совершенно точно, что в печи для сжигания отбросов в Будхолле был найден труп младшего тренера Мейдмента. — Теперь мы уже можем с уверенностью сказать, что фулхэмские программы что-то в себе скрывают, — заявил Роджер Пилу, когда ушел дантист. В этот поздний час Ярд казался вымершим. У Пила был утомленный вид. — Шли бы вы лучше домой, — вздохнул Роджер. — Завтра хотя и воскресенье, но нам с вами отдохнуть не придется. Доклады о Фулхэмском стадионе все тут, да? Пил постучал по папке. — Все до одного. В тишине кабинета Роджер принялся изучать донесения работников дивизиона и его собственных людей. Одно касалось Самуэля и Эммануэля Перриманов, второе — Джеремии Скотта, третье — Акермана, еще одно — бригадира из отдела доставки в Будхолле, сотрудников разных служб у Перримана, три — водителей такси, которые обычно оставляли свои машины в гараже Вигнолла, наконец донесения о различных дружках и приятелях обоих Рельфов. В итоге получалось, что почти все люди, так или иначе проходящие по делу Рэнделла, собирались в этот день на стадионе Фулхэма. Можно ли было это считать случайным? Приехали ли они туда по собственной охоте? Сразу на такой вопрос было сложно ответить. Порой Весту самому казалось, что он усматривает в Фулхэмском стадионе то, чего там никогда и не бывало. А через минуту он повторял себе, что подобных «совпадений» быть не может. И тогда он еще внимательней вчитывался в очередной рапорт. Все они были краткими и в основном касались времени прибытия на стадион, поведения на стадионе — ничем не примечательного — и отъезда домой. Программы все приобретали у мальчишек возле стадиона. Роджер отложил в сторону очередное донесение и посмотрел на следующее. И вдруг его что-то поразило. Как он сразу не обратил внимание! Во всех рапортах указывалось, что все, за кем велось наблюдение, покупали программы у мальчишки, стоявшего близ входа на стадион со стороны Вишон-парка. Это открытие так поразило Роджера, что он даже на несколько минут закрыл глаза и посидел, откинувшись, в кресле. Следующее донесение касалось Джеремии Скотта. Конечно же, он тоже купил программу у продавца, чей участок был возле парковых ворот рядом со стадионом. Выходило, что все люди, даже отдаленно связанные с этим делом, приобретали программу в одном и том же месте! У одного и того же человека.Глава 23 Программа
Роджер вынул из кармана программу Джеремии Скотта и положил ее рядом со своей собственной. Шрифт на программе Скотта был чуточку крупнее, поля уже. Бумага тоже отличалась. Роджер начал проверять текст программы. В основном он был идентичен, однако в скоттовском экземпляре вкралось несколько опечаток, которых не было в программе Роджера. Это были довольно нелепые отпечатки: лишние или, наоборот, пропущенные буквы, чуточку неверно написанные слова, все это могло быть и кодом. Но программы, совершенно точно, не были отпечатаны на одной машине. Роджер закурил сигарету, чтобы справиться с волнением. Программа Скотта заканчивалась следующими словами: «Мы сожалеем, что программа на следующую неделю не может быть такой же подробной. Это упущение будет исправлено при ближайшей возможности». В программе Роджера такого добавления не было. — Вот теперь мы уже кое-что имеем! — воскликнул Вест, быстро перелистывая страницы телефонного справочника в поисках домашнего телефона Осборна. Он заказал разговор и ждал, когда его соединят, когда в коридоре возле его кабинета раздались тяжелые шаги. Дверь приоткрылась и вошел Чартворд. — Хэллоу, сэр! — весело приветствовал его Вест. — Наверстываете упущенное время? — довольно ядовито спросил Чартворд. Раздался телефонный звонок. — Одну минуточку, сэр… Алло? Это мистер Осборн? — Да. Кто со мной разговаривает? — Вест, инспектор Вест. Прошу извинения за столь поздний звонок, но дело не терпит отлагательства. Меня интересуют ваши программы. Скажите, их вам печатают в разных местах? — Почему? В одном. — Послушайте, было ли включено в программу этой недели следующее предложение: «Мы сожалеем, что программа на следующую неделю не может быть такой подробной. Это упущение будет поправлено при ближайшей возможности»? — Сочинявший подобную белиберду человек прежде всего не умеет выражаться по-английски. На следующей неделе программа будет точно такой же, за исключением того, что противник будет иной. Откуда у вас такие странные предположения, инспектор? — Передо мной лежат две программы сегодняшнего матча, — ответил Роджер. — Вообще-то они тождественны по содержанию, за исключением данного предложения, но отпечатаны на разной бумаге и разными машинами. — Возможно, что это «левая» программа, — сказал Осборн, — мы их называем пиратскими. Такое и раньше случалось. Кто-то печатает состав команд и продает их под маркой настоящих. Кустарщина. — Эта программа точно такая же, как и настоящая. — Тогда это не просто левый приработок, — задумчиво произнес Осборн. — Вы случайно не знаете, возле какой трибуны она была приобретена? — Около парковых ворот, рядом со стадионом. — Вот как? Этот участок обслуживает приятель Мейдмента. Несколько месяцев назад место освободилось, и Мейдмент сказал, что у него есть парень, который с удовольствием возьмется за это дело. — Не могли бы вы сказать, где его можно отыскать? — Вот этого-то я как раз и не смогу сделать. Он появляется в конторе перед каждым матчем и платит за программы, которые потом продает. Но если вы хотите, я наведу справки. — Лучше оставьте это на меня, — сказал Роджер. — Пожалуйста. Сообщить вам, если парень появится перед следующим матчем? — Сразу же. Тогда мы установим за ним наблюдение. Огромное вам спасибо, мистер Осборн, и спокойной ночи. Вест опустил трубку и посмотрел на Чартворда. Тот ворчливо спросил: — В чем, собственно говоря, дело? Роджер пояснил. Чартворд в конце концов согласился, что поездка в Фулхэм как будто бы принесла плоды. Потом явился сержант. — Еще одно донесение для вас, сэр, — сказал он, — из Юго-Западного дивизиона. Его только что принес человек, который задержался из-за небольшой аварии. — Благодарю, — сказал Роджер, беря донесение. Сержант ушел. Роджер надорвал конверт и вынул бумагу. Его глаза лихорадочно забегали по строчкам. — Что там? — спросил Чартворд. — Послушайте, сэр, — в страшном волнении проговорил Роджер. — «Женщина, подходящая под описание Сайбил Леннокс, приехала на стадион в 15.05 на такси. Вышла на террасу со стороны перка, заплатив два шиллинга за вход и приобретя программу у человека, стоявшего у парковых ворот. К ней подошли 5–6 мужчин, и с каждым из них она раз-юворивала по несколько минут». Роджер отложил в сторону рапорт, глаза у него зло поблескивали. — Если она приезжала из Брайтона, почему нам об этом неизвестно? — спросил Чартворд. — Куда смотрел Марк Лессинг? — Я сейчас же еду в Брайтон и все выясню.С Сайбил Леннокс не все благополучно. Марку Лессингу не за что было зацепиться и не о чем докладывать Роджеру. Конечно, можно было допустить, что девушка до сих пор не оправилась от шока, вызванного смертью Рэнделла. И все же Марку казалось, что дело вовсе не в этом. Иногда она бывала почти веселой, участвовала в общих разговорах в отеле. А потом, без всякой видимой причины, запиралась у себя в комнате, пару раз ей звонили, изредка она получала письма. Накануне вечером они ходили вместе в театр, и Марк понял, что ему не безразлично, интересуется ли она его обществом или нет. Марку все труднее было сохранять бесстрастный вид в присутствии девушки. И быть, так сказать, вполне объективным. Уж если Роджер ее подозревал, то мог бы отрядить кого-нибудь из ярдовских молодцов следить за нею. Дошло до того, что несчастный Марк всерьез подумывал, не будет ли честнее прямо так и заявить об этом Роджеру, но потом решил отложить разговор на после уик-энда. Брайтонская футбольная команда играла у себя на стадионе. После театра Марк предложил Сайбил сходить на футбольный матч. Она согласилась. На следующее утро — это было воскресение — в одиннадцать часов, она вошла и вместо приветствия сказала ему, что, к сожалению, пойти не сможет. На его физиономии выразилось разочарование, так что Сайбил поспешно стала объяснять: — Мне и самой очень жаль, но я должна встретить своих друзей. И вышла. Марк держался на некотором расстоянии позади девушки, когда она вышла из отеля и торопливо двинулась к торговому центру. Он дошел с ней до универмага Доума, в который она вошла. Он не знал, в какой отдел. Они были размещены в одинаковых зданиях неподалеку от нового кинотеатра. Тогда он медленно прошел мимо магазинов, поочередно заглядывая в каждый. Сайбил ни в одном из них не было. Один из магазинов был перримановским. Тогда Марк перешел на противоположную сторону, повернулся лицом к зеркальному стеклу витрины, в котором отлично виднелась другая сторона улицы. Вот к магазину подъехало такси, и девушка села в него, выскочив из перримановского магазина. Марку повезло: мимо проезжала вторая свободная машина. Марк поехал следом за первым такси до вокзала и видел, как Сайбил вышла на платформу, откуда отправлялись поезда на Лондон. Она ехала первым вагоном, Марк третьим. В самом начале четвертого часа Сайбил добралась до Фулхэмского стадиона. Марк выбрал себе место неподалеку от девушки, однако не смог заметить все то, что не скрылось от глаз опытных детективов, рапорт которых получил позже Роджер. Но все же и он видел, как с ней разговаривали несколько человек, протолкавшихся через толпу. Боясь, что он потеряет ее на обратном пути, Марк вышел за несколько минут до финального свистка и стал дожидаться девушки у входа. Вот он заметил ее широкополую шляпку, мелькнувшую среди моря голов. Сайбил встала в длинную очередь на автобус, доехала до Хаммерсмита и вышла на Брайтонской платформе. И вот она снова в отеле. Часы показывали десятый час. Марк не был уверен, знала ли она, что он ездил за ней целый день. Она подняла голову и улыбнулась ему, когда он вошел в комнату отдыха после обеда. Марку показалось, что она приглашает его сесть рядом с нею в свободное кресло. — Мне даже жалко, что мы вчера сходили в театр, — заявил он. — Господи, что за странные слова! — Если бы мы не были вчера, мы могли бы сходить сегодня. Сайбил рассмеялась. — Понятно. — Мы можем сходить в кино, — предложил Марк, — хотите? — Знаете, меня не особенно привлекает название этой картины, но… — Прогулка! — спросил быстро Марк. — Погуляться было бы неплохо. Такой прекрасный вечер. — Отлично! — обрадовался Марк. Они еще немного поболтали за кофе, потом Сайбил поднялась к себе наверх, надеть пальто. И почти сразу спустилась. На голове у нее ничего не было. На плечи она накинула длинный ворсистый жакет. В руке у нее была изящная сумочка и перчатки в тон обуви. — Побережье или тихие улочки? — спросил Марк. Она снова рассмеялась, но ему показалось, что в ее голосе звучали истерические нотки. — Я знаю, что это глупо, — сказала она, — но я бы хотела сходить на дамбу. — Что же в этом смешного? Пошли. Набережная была ярко освещена, хотя в некоторых местах было просто темно. Здесь было царство влюбленных. Парочки проходили, тесно прижавшись друг к другу, нашептывая интересные только им одним слова. Прошла стайка девчонок, лет по четырнадцать, громко смеясь и повизгивая от удовольствия. В тени стояло двое парней. Они глазели не то на девчонок, не то на Сайбил. Марк затруднялся определить, на кого именно. Один из парней сделал шаг вперед. Сайбил перестала дышать и вцепилась в руку Марку. У него не было сил посмеяться над ее страхом или найти какие-то ободряющие слова: его собственное сердце бешено колотилось. Показалась дамба, освещенная гораздо хуже, чем набережная. Сайбил шла медленно. Если бы она заговорила, ей самой стало бы легче, да и у Марка прибавилось бы храбрости. — Сайбил, что вас тревожит? Он впервые назвал ее по имени, без официального «мисс». — Ничего! — слишком громко заявила она. Два парня приблизились к ним вплотную, напирая плечом с таким видом, как будто они намерены столкнуть Марка и девушку с дороги. Потом они разделились. Один зашел с одной стороны, второй — с другой. И тут к обочине подъехала машина. Марк автоматически взглянул на нее. В это мгновение один из парней подошел к нему сбоку, прижал что-то к его ребрам и сказал едва слышно: — Влезай! Без шума! — Какого дьявола… Парень нагло ухмыльнулся и посильнее прижал «что-то» к боку Марка. — Влезай же! — повторил он. Сайбил вцепилась ь рукав Марка. Марк знал, что второй парень говорит с ней, но слов разобрать не мог, тот почти шептал. Давление на ребро усилилось. — Влезай! — в третий раз прозвучало с явной угрозой.
Глава 24 Ночное приключение
«Что-то» теперь не только давило Марку на ребро, но и причиняло острую боль, как если бы ему в тело постепенно входил кончик острого ножа. Марк видел наглую усмешку на физиономии парня, в которой читалась ничем не прикрытая издевка над его бессилием. Для прохожих в их встрече не было ничего примечательного, так — дружеская беседа. Тихонько стучал мотор машины, за рулем сидел человек в островерхой шапочке. В радиусе пятидесяти ярдов от машины виднелось с полсотни людей. Кто они? Друзья? Враги? Марк стоял неподвижно, боясь пошевелиться из-за острой боли в правом боку. Сайбил прижалась к нему, все еще не выпуская егорукава. Противник Марка сказал: — Слушай, Лессинг, у меня нет намерения торчать здесь всю ночь. Если вы будете противиться, я расквашу физиономию этой красотке. Он слегка повернул нож так, что теперь его острие было нацелено в живот Марка. И тут в Марке проснулся борец. Он изо всей силы ударил парня в подбородок. Не ожидая подобного выпада, парень инстинктивно отпрянул назад, нож со звоном упал на тротуар. Стоявший рядом с Сайбил второй гангстер грубо притянул девушку к себе, так что она выпустила рукав Марка. Бандит потащил ее за собой. Марк попытался было защитить ее, но теперь оглушенный парень пришел в себя и изо всей силы ударил его ногой в пах. Невыносимая боль заставила Марка согнуться пополам. Сайбил была уже около открытой машины. Находившаяся поблизости группа девчонок застыла с открытыми ртами. Марк закричал: — Полиция! К нему подскочил какой-то человек, рука взметнулась почти у самого его лица, свет фонаря блеснул на лезвии ножа. — Полиция! Как по команде закричали все девчонки. Сайбил уже заталкивали в машину. Второй противник Марка загородил ему дорогу к машине. Он пустил в ход свои огромные кулаки, вынуждая Марка медленно отступать к канаве. Ряд болезненных ударов по животу, и перед глазами Марка завертелись радужные звезды. Он уже не видел ни своих врагов, ни толпы, ни машины. Единственное, на что он был способен, это кричать громко, требовательно: — Помогите! Помогите! Послышался топот бегущих людей. Пестрые струи и круги перед глазами стали вертеться медленнее, но прежде чем он мог удостовериться, действительно ли к нему спешат на помощь, ему подбили ноги и он тяжелым кулем свалился на землю. К Марку бежали двое молодых людей и девушка. Неподалеку заливисто раскатился свисток, значит, полиция услышала его крики. Кто-то склонился над Марком. — Вы о'кей? Марк с трудом выдохнул: — Машина! Увезли мою девушку! Машина! — За ней погнались, — лаконично ответил парень. Потом подошел полицейский. Полицейский был нетороплив и преисполнен достоинства. Он стал успокаивать Марка — его крики о помощи были сразу же услышаны, в погоню за бандитами направилась полицейская машина. Тем временем, как только джентльмену станет лучше, он хотел бы услышать от него кое-какие данные. Похитили его девушку, если верить одному из этих молодых людей. Это верно? Кто она такая? Как одета? — Послушайте, констебль, — заговорил с большим трудом Марк. — Немедленно позвоните в Скотланд-Ярд старшему инспектору Весту. Передайте ему, что мисс Леннокс похитили. — В Скотланд-Ярд, сэр? — Да. Подъехала патрульная машина. — Лучше поедемте со мной в участок, сэр. Оттуда мы скорее соединимся…Это была мощная быстроходная машина. Она без особого труда оставила позади устремившегося за ней в погоню старенького полицейского «Морриса» и затерялась в переплетении боковых улочек Брайтона, искусно пробираясь к лондонскому шоссе. Промчавшись по нему несколько миль, она свернула на проселочную дорогу, не снижая скорости на рытвинах и ухабах и наконец остановилась. Сидевший рядом с Сайбил человек коротко распорядился: — Вылезайте. Сайбил потянулась к ручке дверцы, плохо видимой в отраженном свете фар, но все же сумела справиться с замком и с трудом вылезла из машины. При этом она оступилась, так как машину остановили у самой канавы, к счастью, не особенно глубокой. Все же одна нога у девушки ушла по щиколотку в воду, показавшуюся Сайбил буквально ледяной. Напавший на Марка парень, сидевший возле шофера, тоже вылез. Он протянул Сайбил руку и рывком вытянул ее из канавы. Второй молодчик шел сзади. Он что-то сказал водителю, который тут же включил двигатель. Мотор загудел свою песню, шины зашуршали по гравию, и машина уехала, предварительно включив передние фары. На некотором расстоянии от них пролегала главная магистраль, мчавшиеся по ней автомобили бросали мощные пучки света, но до этого места они не достигали. Один парень схватил Сайбил за руку, второй стал с другой стороны, придерживая ее повыше локтя. — Пошли! Две зловещие тени с белыми пятнами вместо лиц, уродливые, страшные. Сайбил дышала так, как будто она бежала всю дорогу. Она чувствовала такую слабость в ногах, что непременно бы упала, если бы не ее провожатые. Они прошли около сотни ярдов по боковой дороге следом за машиной, которую больше не было видно. Один из парней сказал: — Вот и все. С левой стороны стало мелькать какое-то белое строение, показались ворота. Подойдя поближе, Сайбил поняла, что ворота отделяли от дороги поле, а вовсе не сад или двор. Ворота распахнулись, жалобно застонав, и они прошли через них на неровную тропинку среди луга. Наверху сверкали яркие звезды, ветер совершенно утих. Где-то вдали переливались бесчисленные огни в виде большой дуги, по обе стороны которой залегли небольшие участки темноты, за которыми снова оранжевые цепочки электрического света. Сайбил поняла, что они находятся на холме, возвышающемся над котлованом, в котором раскинулся Брайтон. Они двинулись дальше. Что-то загородило от них огни побережья. Деревья, или холм, или же дом. Теперь на горизонте не было видно ни единого огонька, но провожатые Сайбил, по всей вероятности, хорошо знали это место и не замедлили шагов. Девушку почти тащили, у нее то и дело подгибались колени. А тут еще и несчастье, она потеряла туфлю. Она попыталась остановиться. — Я потеряла туфлю! — Наплевать. — Но я же босая! Но они не обратили ни малейшего внимания на ее протесты, так что девушке пришлось идти дальше прихрамывая. Вскоре ее нога в одном тоненьком чулке совершенно закоченела. Вторую туфлю она потеряла, когда они переходили через какую-то канаву, и даже обрадовалась этому. Так было легче идти. Новые ворота. Войдя в них, Сайбил заковыляла с большим трудом. Дорога была усыпана мелким гравием. Острые грани и углы причиняли боль ее ногам. Но парни не замедляли шаг. Вскоре впереди показались еще одни открытые ворота. Сайбил буквально волоком подтащили к какому-то строению, не то к дому, не то к амбару. В темноте нельзя было разобрать. Вспыхнули фонари, стала видна машина в сарае. Человек с фонарем крикнул: — А где же Лессинг? — Удрал. — Ему это не понравится. — Мне ровным счетом начхать, понравится это ему или нет, — огрызнулся один из молодчиков, — в конце концов ее мы доставили. Наконец они отпустили Сайбил. Стоять ей было мучительно, но сесть было некуда, разве что на подножку машины, но путь к ней они загородили. — Она говорила? — спросил ожидавший их человек. — Вряд ли она доставит много хлопот. Усади-ка ее на ящик, а мы поехали назад. С Сайбил остался только один человек. Он действительно посадил ее на перевернутый ящик сомнительной чистоты, и она сразу почувствовала облегчение. У нее под ногами было что-то твердое, оно похрустывало, и Сайбил сообразила, что это солома. Фонарь погас. Сколько времени она вот так просидела, она не имела представления. Час? Девушка дрожала от холода и страха. По временам она слышала, как передвигается ее сторож. Но вот послышались шаги нескольких человек. Они принесли с собой «летучую мышь», которую повесили на стене амбара. Желтоватое пламя было удивительно уютным, домашним. В его свете виднелся верх машины, охапка соломы, брусок спрессованного сена и несколько огородных инструментов, включая косу, прислоненную к косяку амбара. Трое мужчин встали перед Сайбил полукругом. Посредине стоял самый высокий. У него были маленькие злобные глазки, которые сверкали из-под нахмуренных бровей. Нижняя часть лица была закрыта платком, чтобы девушка не могла его узнать. Он затянулся сигаретой, выбросил окурок небрежным жестом, потом неожиданно схватил Сайбил за волосы и откинул назад ее голову. Другой рукой, ребром ладони он изо всех сил ударил ее по горлу. Девушка судорожно открыла рот, ей показалось, что весь воздух был вытянут у нее из легких, ей больше нечем было дышать. На минуту она потеряла сознание, а когда пришла в себя, то этот зверь стоял на прежнем месте, как будто бы ровно ничего не произошло. Он негромко заговорил: — Послушай, Сайбил, я намерен задать тебе множество вопросов. И ты должна на все ответить. Если ты не захочешь, тогда… — он пожал плечами, — мы можем сделать с тобой все, что угодно. Уверяю, тебе это не понравится. Она кивнула. — Почему ты проводила время с Лессингом? — Он был ко мне внимателен и добр. — Значит, он был добр, — фыркнул спрашивающий. — Ты же знаешь, что он приятель Веста. Почему же… — Я не знала! Это неправда! — Марк Лессинг давнишний друг великого красавчика Веста. Так ты уверяешь, что ты этого не знала? — Конечно, не знала. — Что-то мне не верится, — сказал человек, медленно протягивая к девушке руку. Она отпрянула назад. Он ее не тронул на этот раз, а продолжал говорить все так же монотонно. — Ты знаешь, что Лессинг ездил следом за тобой сегодня в Фулхэм? — Нет. — Так вот, он ездил. Ты тоже поехала и встретилась с теми людьми, с которыми мы велели тебе повидаться. А Лессинг за всем этим наблюдал. Днем стадион был забит полицией, можно не сомневаться, что тебя видели тоже. А если и нет, то Лессинг к этому времени успел рассказать своему дружку, куда ты ездила. Это значит, что они нас ловят в Фулхэме. А это очень плохо, Сайбил. Прежде всего, говорила ли ты полиции, что мы встречаемся на стадионе? — Нет. — Нет, конечно, — насмешливо передразнил ее человек, — а теперь подумай хорошенько, о чем ты рассказала Лессингу. Ты великолепно знала, кто он такой. Он приехал в Брайтон специально, чтобы заставить тебя говорить, потому что Вест не поверил, что ты ему все выложила. Вест решил, что такой привлекательный парень, как этот Лессинг, скорее сумеет вытянуть из тебя все остальное. Так что же ты успела ему доложить. — Ничего. Я не знала, кто он такой. Человек поочередно посмотрел на своих компаньонов. Страх Сайбил перерос в подлинный ужас. Ей казалось, что она прочла мысли своих мучителей. Они действительно не остановятся ни перед чем, чтобы заставить ее говорить, сказать им всю правду. Высокий негодяй одним рывком сорвал с нее жакет, второй заломил ей руки за спину, а третий ее собственным жакетом замотал ее таким образом, что она превратилась в беспомощного спеленутого младенца. Сайбил была вынуждена опуститься снова на ящик. Ноги не держали. Она с отчаянием посмотрела на бандитов. — Что ты рассказала Лессингу? — Ничего. — Будь же разумна, Сайбил. Мы вовсе не хотим терзать тебя без нужды, но нам необходима правда. И мы ее узнаем. Один из молодчиков подошел к стене и взял в руки косу, провел пальцем по острому лезвию и с удовлетворением кивнул головой. Высокий заговорил еще громче. — Ты зря упрямишься, Сайбил. Познакомишься ближе с этой косой и все равно все выложишь. Но только после того тебе уже не бывать такой красоткой. Так что же ты рассказала Лессингу? — Я ему ровным счетом ничего не рассказывала. — Он ходил в магазины Перримана. Он много времени проводил около него. Почему? — Не знаю! Он мне об этом не рассказывал. Высокий крепко схватил ее за руку, а один из парней принялся размахивать косой из стороны в сторону и сверху вниз, как бы тренируясь. — Ты ему сказала, что он многое сумеет узнать, проследив за этим магазином? — настаивал высокий. Голос у него звучал хрипло, злобно. — Это неправда! Снова молчание. Один из парней медленно сказал: — Она не будет говорить до тех пор, пока не почувствует острие косы. Лучше… Второй поднял косу. Сайбил смотрела на него, не мигая. Ее глаза округлились от ужаса. Высокий прыгнул вперед и зажал ей рукой рот. Один палец уперся ей в глаз. Она попыталась укусить его ладонь, но ее зубы соскользнули. Обозлившись, он схватил ее другой рукой за волосы и начал таскать. Потом, придя в себя, отпустил и сказал спокойно и зло: — Теперь ты знаешь, что тебя ждет, Сайбил. Мы предоставляем тебе последнюю возможность рассказать нам правду. Что ты выболтала Лессингу? — Я ничего ему не рассказывала, — еле выдавила она. — О'кей, тогда получай, чего добивалась! — Она открыла рот, чтобы закричать, но он сунул ей в рот кляп, так что она поперхнулась и покраснела с натуги. Девушка попыталась вырваться из своих пут, но руки ей связал опытный негодяй. Она была совершенно бессильна. Что могло ее спасти от этих людей, от страшной косы? И тут случилось чудо. В амбаре вспыхнул ослепительный свет, освещая и косу, и девушку, и трех гангстеров. Последние, как по команде, повернулись к дверям, потеряв от неожиданности дар речи. Коса с грохотом полетела на землю. Это словно послужило сигналом: гангстеры пустились наутек. Но далеко они не ушли. Амбар был окружен нарядом полиции, возглавляемым Роджером и Марком Лессингом.
Сайбил сидела в кресле, ее ноги были опущены в горячую воду. Конечно, еще несколько дней поболят, но вообще-то с ней ничего серьезного не произошло. Марк сидел, выпрямившись, на стуле рядом с девушкой и неотрывно смотрел на нее. Роджер не стал нажимать на девушку с вопросами, он предпочел, чтобы сначала Марк рассказал ей, что произошло после ее похищения. Все было очень просто. По радио передали приказ о розыске машины. Роджер уже до того выехал в Брайтон. Машину гангстеров заметил патруль возле поворота на проселочную дорогу. Полиция последовала за бандитами. Они слышали с начала до конца допрос Сайбил. Поведение Роджера несколько удивило девушку. Пока он не задал ей ни одного вопроса. Заговорил Марк. — Послушайте, Сайбил. Теперь вам достаточно ясно, что эти негодяи сделают с вами, если снова захватят. Не стоит говорить, что их противозаконную деятельность надо прекратить. Они убили Рэнделла, убили Рельфа, Кирби и других… Кто скажет, где и когда они остановятся, если не положить конец их преступлениям. Они напугали вас, и вы не посмели все рассказать Роджеру. Но теперь вы обязаны это сделать. Сайбил облизала губы. — Начнем вот с чего, — впервые заговорил Вест. — Почему вы все-таки кое-что утаили от меня, рассказав так много? Боялись их мести? — Да, — наконец решилась Сайбилл. — Я думала, что они оставят меня в покое, если я не сообщу вам всего.
Глава 25 Шоссе
Сайбил Леннокс рассказывала остальную часть своей истории в течение часа. После этого Роджер оставил ее на попечении брайтонской полиции, которой было приказано хранить девушку как зеницу ока. Сам же вместе с Пилом отправился на машине в Лондон. Раненый высокий бандит, самый важный из троих задержанных, находился в госпитале: у него был перелом бедреной кости. Пока он отказывался давать показания. Остальных уже давно отправили в Коннон-Роу. Сидя за рулем, Роджер снова мысленно возвращался к рассказу девушки. Сначала он был склонен ей поверить, но теперь его снова стали одолевать сомнения. Ей было известно, что гангстеры использовали стадион в Фулхэме, а также некоторые магазины Перримана. Но она уверяла, что только точно знает лишь о Брайтонском, что же касается характера использования, то тут она ничем помочь не могла. То же самое и в отношении стадиона: она не может сказать, являлся ли стадион в Грейвен-коттедж простым местом встречи членов шайки или использовался и в иных целях. В первый день в Брайтоне ее никто не трогал, но уже на второй ей позвонили по телефону и приказали явиться в магазин Перримана, где она встретилась с управляющим Картрайтом. Он ей просто сказал, что она все еще в долгу перед ними и предупредил, чтобы она не рассказывала больше ничего полиции. В субботу утром Картрайт снова вызвал ее и приказал отправиться в Фулхэм, передать распоряжения в запечатанных конвертах людям, которые подойдут к ней и покажут программы с оборванными уголками. Она повиновалась. Картрайт жил над магазином, за которым брайтонская полиция установила наблюдение. Вест пока решил не обыскивать магазин. Марк остался в отеле. В его чувствах и мыслях Роджер прекрасно разбирался. Его приятель не шел в счет, но почему «они» снова использовали девушку? Ведь они понимали, что он уже в какой-то мере напал на след фулхэмского стадиона и магазина «Брайтон» фирмы Перримана. Они могли направить Сайбил на матч, рассуждал Роджер, с таким заданием для того, чтобы внушить ему, что тайна Фулхэма заключается в программах с оборванными уголками, ибо они знали, что рано или поздно девушка расскажет о своей поездке полиции. Но тогда зачем похищение? И почему ее мучитель упорно допрашивал, что именно она выболтала Марку Лессингу? Мысли Роджера изменили направление, когда они догнали и перегнали машину без включенных огней. Роджер ехал быстро. Возле него дремал Пил. Мимо них проехало несколько машин в обратном направлении. Их никто не перегонял. И вдруг темная машина, только что оставленная позади, мелькнула черной тенью. Это Роджеру не понравилось. Слегка усмехнувшись, он нажал на акселератор. 89—89,5—90! Оглянувшись назад, он заметил позади себя фары другой машины. Это его поразило. По-видимому, автомобиль вывернул из какой-то боковой дороги: на протяжении получаса шоссе за Роджером оставалось чистым, а сейчас он ехал с такой бешеной скоростью. И все же задняя машина не отставала. Более того, постепенно она стала его догонять. Роджер взглянул на Пила, который стал слегка похрапывать, потом снова в зеркальце. Нет никакого сомнения, задняя машина без видимых усилий шла на большой скорости. Несомненно междугородний автобус. На них стоят мощные двигатели. Интересно будет на него взглянуть, когда он промчится мимо. Бу-у-ух! Машина промчалась. Механически Роджер снизил скорость до 75. Черт побери, обогнавшая машина выжимала не меньше сотни. Он не успел как следует разглядеть ее, но ему показалось, что это был «Роллс-Ройс». Братья Перриман приезжали в Фулхэм тоже на «Роллс-Ройсе», но он не мог себе представить, чтобы престарелый Эммануэль или почтенный Самуэль мчались ночью по дороге со скоростью сто миль в час, как оголтелые юнцы. «Роллс-Ройс» был уже далеко впереди, но все же ближе, чем можно было ожидать. Похоже на то, что он тоже слегка снизил скорость. Номерной знак его был плохо виден. Роджер нахмурился. Навстречу им шла машина. Водитель выключил фары. Тоже самое сделал «Роллс-Ройс». На несколько секунд обе машины исчезли из поля зрения Роджера. Пил что-то забормотал и заворочался, просыпаясь. «Роллс-Ройс» скрылся за поворотом дороги. Возможно, они его больше не увидят. Роджер снизил скорость, приблизившись к этому изгибу шоссе. — Я заснул, — смущенно пробормотал Пил. — Неужели? — притворно удивился Роджер. — Вздремнул, — Пил сладко зевнул,— признаться, я здорово устал, сэр… Смотрите! — Роджер не нуждался в предостережении. На дороге лежал человек, головой в их сторону, лицом вниз. Его сбил проклятый «Роллс-Ройс», можно было не сомневаться. Сбоку оставалась узкая полоса, достаточная как раз для того, чтобы Роджер проехал по ней, не задев человека. Не было ли это трюком? У Роджера как раз хватило времени, чтобы взглянуть направо, затем налево. Направо — совершенно темные массы кустов, растущие по самому краю шоссе. Там могли скрываться бандиты. Если он затормозит, не исключено, что на него нападут и обстреляют. Человек на дороге не шевелился. Теперь уже можно было различить возле головы растекающуюся лужу крови. Роджер подрулил к самому краю канавы, так что колеса машины запрыгали по травянистой обочине. Нет, красное пятно не было воображением. Оно могло обозначать только одно: несчастного раздавила машина. Это была настоящая дорожная катастрофа, не трюк, не обман. Роджер обязан остановиться, хотя… он не переставал сомневаться. Выбора у него не было. Он нажал на тормоза. Пил уже открыл дверцу, стремясь выскочить на ходу, но Роджер крикнул: — Обожди минуточку! — Почему? — Мне не слишком нравится данное происшествие. И обстановка. Он выразительно кивнул в сторону темных зарослей. — Тут все без обмана, — заявил Пил. Они вылезли оба и подошли к человеку. Сомнений не было, он был мертв. — А вот и другая машина! — вскричал Роджер. Она была на некотором расстоянии от них, едва освещаемая отсветом огней Брайтона. Этот призрачный свет усугублял таинственность ночного шоссе и делал более ужасной неподвижную фигуру на асфальте. К этому времени водитель идущей машины должен был бы заметить сбитого пешехода. Так и случилось. Он свернул к обочине, на секунду ослепив их светом своих фар. Человек за рулем не соизволил даже взглянуть в их сторону. Они тоже видели лишь очертания его темной фигуры. Машина промчалась. Пил взволнованно спросил: — Видели? — Да, видел. Вряд ли можно ожидать, что Томми Клейтон заинтересуется трупом на дороге, если он находится на работе, — сказал Роджер с невеселым смешком. — Но вот только не думал я, что Клейтон так скоро примется за дело. А ты? — Он должен был поспешить… — Н-да… Мне кажется, это действительно был Клейтон. — Его ни с кем не спутаешь, — ответил Пил. — Могу поспорить, что утром в «Эхо» будет изложена со всеми подробностями история похищения мисс Леннокс. Знаете, сэр, мне никогда… Пил не договорил и кашлянул. — Продолжайте же! — Мне никогда не нравился Клейтон. Я начал сомневаться, не было ли инсценировано нападение на него на складе. В конце концов… Возможно, я даю волю своему воображению, когда мы должны заняться трупом. — Ничего, «повоображай» еще немножко. — Понимаете, Клейтон просто обязан был рассказать нам все, что ему известно. Если бы он это сделал, мы гораздо раньше поспели бы на место происшествия. Ну, а потом, как его самого похитили. Если подумать, выглядит не слишком убедительно, да? Когда же он убежал, или сделал вид, со склада, мне показалось, что они не слишком старались его прикончить. Потому что в этом не было ничего сверхсложного. Когда его нашли, он не был сильно поврежден. Он так и не сумел удовлетворительно объяснить, почему остался в живых. Это одна из тех загадок, на которую мы так и не нашли ответа. И чего ради они нарядили этого Мейдмента в одежду Клейтона? Зачем им надо было нас убеждать в смерти Клейтона? Если вы хотите знать мое мнение, то Клейтон собирался скрыться и появиться где-то под вымышленным именем, но что-то не получилось. Он снова потребовался как Клейтон. И тогда они позволили ему «сбежать». Понимаете, сэр, меня все время мучает неуверенность, не является ли Клейтон одним из них. Но, конечно, если я поделюсь с кем-нибудь своими сомнениями, меня поднимут на смех. — Мы ведь не на суде, старина, так что тут можно свободно высказывать все свои соображения. А теперь давай-ка познакомимся поближе с трупом. Убитый был очень молод, лет двадцати с небольшим. У него была размозжена голова, но лицо почти не повреждено. Через минуту Роджеру с Пилом стало ясно, что его вовсе не переезжала никакая машина: его выбросили на полном ходу из машины головой вниз. Пил негромко сказал: — У меня такое чувство, что я его видел раньше, сэр. — У меня тоже, но пока я никак не припомню, кто он такой. — Почему-то мне кажется, что я его видел в субботу. — Ну, конечно же! Вы совершенно правы! — воскликнул Роджер. — Продавец программ! Они еще раз посмотрели на парня. Конечно, в этом бедном безжизненном лице было трудно угадать того горластого полумальчишку, который стоял возле ворот Вишон-парка, размахивая пачкой бумажных листков, оглашая воздух звонкими призывами покупать официальные программы. Двухпенсовики со звоном падали в его небольшой холщовый мешок, прикрепленный вместе с раздутой сумкой для программ. Вне всякого сомнения, это был тот самый парень, которого они хотели допросить. Еще одно звено в цепи порвалось. — Надо разыскать телефон, — спокойно сказал Роджер. — Садитесь-ка в машину и поезжайте вперед по дороге. Пилу не пришлось ехать долго. Роджер все еще стоял над убитым юношей, низко склонившись, когда услышал голос Пила, вылезающего из машины и машущего ему рукой. Роджер поспешил к сержанту. Тот стоял на траве и указывал на что-то темное, видневшееся за воротами в поле. Это было лондонское такси. Они подошли поближе, включив фонарики. Машина была выкрашена темно-синей краской и шасси — черной. На передней части правого крыла большая вмятина. Это была машина Кирби. — Могу поспорить, что бедняга приехал на ней в это место, где у него была назначена встреча с его убийцами, — проворчал Пил. Они были вблизи Рэдхилла. Местная полиция прибыла очень скоро. Роджер забрал все, что было в карманах у парня, распорядился, чтобы труп отправили в Лондон, потом сел в машину и продолжил свое путешествие, но гораздо медленнее, чем ехал сначала. В Коннон-Роу полчаса у него ушло на допрос двоих задержанных в амбаре. Оба парня утверждали, что все распоряжения получали от третьего, которого зовут Смитом. Роджер предъявил им обвинение в попытке нанести увечья Сайбил Леннокс. Вест дал указания допрашивать этих типов каждый час, а сам отправился к себе в кабинет. Прежде всего он хотел навести справки в отношении «Роллс-Ройса» Перриманов. Ничего интересного выяснено не было. Он отправил Пила домой, потом принялся изучать содержимое карманов убитого парня. Снова две фулхэмские программы. И это убийство, и бесчеловечные пытки, уготовленные для Сайбил Леннокс, да и многие другие вещи доказывали беспринципность и жестокость тех, против кого он вел борьбу. Хищение провианта могло быть лишь первым шагом в цепи более тяжелых преступлений. В Челси он был уже в начале седьмого. Надо сказать, что фигура Клейтона тоже не давала ему покоя. Джанет заворочалась на постели и проснулась. Он не разрешил ей подняться, быстро разделся и юркнул в постель. Когда он проснулся, солнце стояло уже высоко. Роджер решил, что время приближается к полудню. Он протянул руку к часам — половина одниннадцатого. Что ж, это не так уж плохо. В половине двенадцатого он уже будет в Ярде. Вошла Джанет. — Ты не слышала о полицейском, которого уволили с работы за то, что он поздно продирает глаза? — спросил он у Джанет. — Ты даже представить себе не можешь, как бы я хотела услышать, что тебя уволили с работы! Чаю? Чай готов. Я тоже в это время всегда выпиваю чашечку. — Одна? Без Нелл Гудвин? — Она ушла, — засмеялась Джанет, — сказала, что не может у нас жить до бесконечности. Джек уже вне опасности. Ну, а дома ее ждет куча дел. Так что она уехала сразу после завтрака. Она сунула ему утренние газеты. Сверху лежало «Эхо». Через всю первую страницу тянулся заголовок: «Девушка, которую мучили в амбаре. Внезапный налет полиции». Сразу же под ним был большой поясной портрет Сайбил Леннокс. Далее следовало описание, достаточно точное и подробное, которое убедило Роджера в том, что накануне ночью Томми Клейтон находился поблизости от амбара. Даже про косу было упомянуто.Глава 26 Говорит Джеремия
Чартворд сидел с хмурым видом за своим огромным столом, покрытым толстым черным стеклом. Чартворд был не в духе. Он и слышать не хотел, чтобы использовать Сайбил в качестве приманки. — И эта ее история, к чему она собственно говоря сводится? Подтверждает футбольную версию. Что ж, это подтверждение, собственно говоря, нам не нужно. Затем, использование перримановского магазина в Брайтоне. Из донесения я не вижу, чтобы вы располагали такими сведениями. Единственное доказательство — слова девушки. — Ее слова и вопросы людей, пытающих ее, — напомнил Роджер. — Мы слышали их. — Хм. На мой взгляд, здесь нет особой разницы. А это, — Чартворд постучал по экземпляру «Эхо» указательным пальцем. — Клейтон следил за ней и знал, что случилось. И статья написана таким образом, что каждому становится ясно, что мы самым бессовестным образом бросили девушку на произвол судьбы. Даже упоминается Лессинг в качестве вашего друга. Мне это не нравится, Роджер. О том, что она была на стадионе в Фулхэме, вы узнали совершенно случайно. Ваш дражайший друг не потрудился даже снять трубочку и позвонить вам об этом. Намекнуть, что она уезжает из Брайтона. Роджер спокойно сказал: — У него не было времени, сэр. А брайтонская полиция об этом знала. — Обвиняя других… — Я никого не обвиняю. Он сам удивился резкости своего тона. У него даже сердце сжалось: не зашел ли он слишком далеко! — Так вы считаете, что вам некого винить? — грозно спросил Чартворд. — Да, сэр. Мы действовали методом проб и ошибок, но нам удалось довольно быстро избавиться от своих промахов и вынудить наших противников самим начать ошибаться. Нельзя же допустить, что в их планы входило убить Кирби, Рельфа, Мейдмента, продавца программ и так далее. Роджер сознавал, что его голос звучал агрессивно, но ничего не мог с собой поделать. — Мы загнали их в угол, и они убивали ради самозащиты, только для того, чтобы мы не смогли разобрать, что к чему. И им не удалось добиться успеха. Мы вышли на фулхэмский стадион, на магазины Перримана, на эти программы. Майкл Скотт ожидает суда, мы задержали несколько человек других участников. Сейчас можно сказать с полным основанием, что кто-то из боссов в компании Перримана причастен к данной преступной организации и что имеется кто-то еще, вроде Джеремии Скотта, занимающегося своеобразной разведкой. Роджер помолчал, прикуривая сигарету. Лицо у него побледнело, голос звучал хрипло, во рту пересохло. Чартворд с непроницаемым видом поглядывал на него из-под насупленных бровей. — И это далеко не все. До того, как началось данное дело, мы не имели понятия, что продукты расхищаются в таких огромных размерах. До Ярда почти не доходили донесения. Теперь нам известно, что преступники действуют в пределах всей страны. Мы выставили воров из их убежищ: в гараже и старом пакгаузе в Лондоне. Мы помешали им сгружать товары прямо с судов, швартующихся в лондонских доках. Теперь мы в состоянии понять все их замыслы. Роджер посмотрел сначала на сигарету, потом на Чартворда, который продолжал все так же бесстрастно смотреть на него. Наконец он заговорил. — Весьма убедительно. Поздравляю вас. Он склонился, открыл дверцу правой тумбы и что-то достал. Роджеру показалось, что его нервы не выдержат. И вдруг все стало на свои места, напряжение, как рукой сняло. На столе появилась бутылка виски и стаканы. Потом Чартворд достал сифон. Открывая бутылку, помощник комиссара продолжал: — Внушительный анализ требует достойного завершения. Итак, вы отправили Сайбил Леннокс в Брайтон, не предусмотрев ее охраны, кроме вашего приятеля Лессинга, считая ее хорошей приманкой. Почему вы мне ничего не сказали? — Поскольку это не было очевидным, я подумал, что это и так пройдет. — Понятно. Впредь советую вам всегда вводить меня в курс дела. Чтобы я мог вполне полагаться на вас. Так оно всегда было, и я хочу, чтобы было и впредь. Каково же положение вещей, Роджер? Как вы считаете, можно ли уже хотя бы приблизительно угадать, что стоит или кто стоит за всей организацией? Роджер наклонился вперед и очень медленно произнес: — Я думаю, что это идет гораздо дальше, чем мы понимаем. Мы более или менее выяснили роль фулхэмского стадиона в общей схеме. Да, но почему только Фулхэм. Почему не Челси, Ливерпуль, Вайнхарт-Лейн? Ведь все это гораздо большие стадионы. И почему ограничиваться только Лондоном? Кроме него, существуют Мидлэнд, Север, Шотландия. Что мешает этим негодяям использовать десяток других стадионов, применяя тот же трюк с программами, при помощи которых люди получали их приказы, тут же, во время матчей? — Ну, ну, Роджер! Не слишком ли вы далеко замахиваетесь? — Кто знает, склады и торговые точки Перримана разбросаны по всей стране. Не забывайте еще о поставках продовольствия в кафе и рестораны. Это все те места, куда могут попасть краденые товары. Нет, мы еще только в самом начале пути, сэр. — Берите столько людей, сколько вам потребуется, но торопитесь, мы не имеем права медлить! Вест и Пил позабыли про сон, отдых, еду, но пока ощутимых сдвигов не чувствовалось. Оставалась надежда на Скотта.Когда Марк Лессинг позвонил, что они с Сайбил приехали в Лондон, Роджер обрадовался. — Послушай, Марк, мне нужна помощь Сайбил. Он поговорил несколько минут с Марком, а потом позвонил Скотту, прося его придти. Джеремия Скотт явился через пару часов. — Проводите его наверх, — распорядился Пил в трубку. Он занял место в уголке, положил перед собой карандаш и бумагу и приготовился стенографировать предстоящий разговор. Констебль в соответствии с полученными указаниями довел Джеремию Скотта до самых дверей кабинета. Роджер поднялся и пригласил жестом сесть в кресло. Пил придвинул блокнот. На сцену появился золотой портсигар Джеремии. — Нет, нет, благодарю, — замахал руками Роджер, — сегодня я не выпускаю сигареты изо рта. Но вы курите. — Этот вирджинский табак прекрасно успокаивает нервную систему, — сказал Джеремия. — Я вижу, что вам тоже досталось за это время. Или же вы курите вроде меня, по привычке? — Да нет, я всегда курю много, когда дело, над которым я работаю, близится к завершению. Брови Скотта приподнялись. — Правда? Поздравляю. — Он подмигнул. — Ну, чем могу помочь? Раздумья по поводу Фулхэмского матча или же новые расспросы об исчезнувшем складском рабочем? — Ни то, ни другое, — ответил Роджер, — я хочу вернуться назад, ко времени, предшествующем смерти Рэнделла. — Вы знаете, я всегда думал, что вам правильнее было бы замять факт смерти этого бедняги. Впрочем, Рэнделла я мало знал, так что лучше остановимся на его приятельнице. Слышал, что у нее снова были неприятности. С самого начала я вас предупреждал, чтобы вы не доверяли ей и поинтересовались ее другими друзьями, не так ли? Данные друзья, как будто попытались ее припугнуть. Интересно знать, с какой целью? — Я знаю с какой. Что побудило вас предупреждать и предостерегать меня в отношении ее? — Не в отношении ее, а в отношении ее друзей! — Многое ли вам известно об этих самых друзьях? — Достаточно, чтобы их не любить. — Почему? — Потому что они были друзьями моего брата и не принесли ему ничего хорошего. Кстати, когда вы рассчитываете закончить это дело? Человеку трудно оставаться в неизвестности и… — Чем дольше он дожидается суда, тем дольше он остается в живых, — резко возразил Роджер. Лицо Джеремии перекосилось. — Не слишком ли вы загибаете? Сомневаюсь, чтобы вы сумели обвинить его в убийстве. Я всегда считал, что наши законники руководствуются принципом презумпции невиновности. — В мои обязанности входит находить убийц. — Но мой брат не убийца. — Уверен, что да. Во всяком случае, все его дружки уличены! Джеремия откинулся на спинку кресла и достал еще одну сигарету. — Коли вы хотите узнать поподробнее о моем брате, то в его личности нет ничего хитрого. Всегда, с самого детства, отличался необузданностью. Попав в авиацию, он оказался в еще более необузданной компании. — А вы не думали о том, что его специально тренировали быть безрассудным и бесшабашным? Всем было наплевать на его моральный облик, при условии: если он исправно убивает людей, а потом, как ни в чем не бывало веселится. Хуже не придумаешь для восприимчивого ума. Ну, а потом и того хлеще. Он влюбился в Сайбил. — Не знаю, что эта Иезавель вам наговорила, но не сомневаюсь, что она изобразила себя этакой обманутой невинностью. А события прошлой ночи утвердят вас в вашей уверенности. Не обольщайтесь, инспектор. Она прирожденная лгунья. Ее единственная цель в жизни — удовлетворять собственные прихоти, которые сводятся к приобретению нарядов, короче говоря, деньги. Это факт, Вест. Роджер молчал. — Влюбившись в нее без ума, Майкл позволил ее драгоценным друзьям превратить себя в их послушное орудие. Как я вам уже говорил, он и до того был необузданным, но в нем нет порочности. В качестве старшего брата я предупреждаю вас, что сделаю все, чтобы добиться справедливого суда. Я уже договорился с защитником. — Весьма любопытно, — сказал Роджер с невозмутимым видом, — скажите-ка, а почему вы потеряли перримановские заказы? Роджер увидел, как сразу же изменилось выражение лица Джеремии, он как-то поник, пожалуй, он был не столько удивлен вопросом, сколько встревожен, даже испуган. Почти сразу же его губы искривила знакомая насмешливая улыбка, которая, как понимал Роджер, была лишь привычной маской для этого человека. — Честное слово, я же вам говорил. Недосмотр с моей стороны. Я большой любитель «Длинного Джона», а сэр Самуэль никакого виски не переваривает. Несовместимые вкусы! — Они совмещались долгое время. — Сэму не удавалось уличить меня так же, как и Вилсона, босса Рэнделла. Тот тоже не дурак выпить. — Не отклоняйтесь, — сказал Роджер. — Самуэль Перриман прежде всего бизнесмен. Он не заблуждался в отношении вашего пристрастия к спиртному. Но это ему нисколько не мешало вести дела с «Тактосом». Были какие-то другие разногласия. — Никаких, уверяю вас, — запротестовал Джеремия, — все дело в том, что в этот раз я нетвердо стоял на ногах, да и язык у меня здорово заплетался. — Я еще не встречал человека, которому удавалось бы долго водить за нос полицию, каким бы виртуозным вруном он ни был… Почему вы уронили свою программу в субботу в Фулхэме? И снова такой же удивленный вид. — Я вижу, вы немного поумнели, — пробормотал Джеремия. — Мне бы хотелось думать, что мои труды не пропали даром. Я обратил внимание на то, что Майкл и кое-кто из его сомнительных друзей несли шефство над одним и тем же парнем, продающим программы. Тогда на прошлой неделе я купил программу у него, а вторую — у другого продавца. Ну, заметил разницу… скажем так. Это меня удивило, но от факта никуда не денешься. Вот тогда я и уронил программу, надеясь, что детектив «Ястребиный глаз» заметит это и заинтересуется моим поступком. Молодец «Ястребиный глаз», своеобразный код, не правда ли? — Левая продажа программ, — небрежно бросил Роджер. — Мелочь! — Джеремия закурил сигарету. — Чем еще могу быть полезным. — Вы можете мне сказать, знаете ли вы кого-нибудь из них? Он вынул из стола несколько фотографий и разложил их перед Джеремией. Среди них были снимки Мейдмента и Томми Клейтона. Джеремия сразу же отобрал карточку Клейтона, внимательно рассмотрел другие, потом ткнул пальцем в изображение Мейдмента. — Мне кажется, этого парня я видел. Если требуется, постараюсь припомнить, где именно. Второй тип — Клейтон, конечно, всезнайка из «Эхо». Меня от него всегда мороз по коже продирает. Перримановский любимчик, но вы, наверное, об этом знаете? — Каким образом вам об этом известно? — Я обхаживаю перримановских любимчиков. Никогда не знаешь, где и когда они могут понадобиться. — Кто из Перриманов особенно благосклонен к Клейтону? — Если ты не знаешь, то не так-то просто узнать. Молодой Рональд, старший сын Самуэля. Образцово-показательный представитель семейства. У Клейтона есть смазливенькая сестра, на мой взгляд уж слишком кукольное существо. Рональд не равнодушен к Бэри Клейтон. Ясно? — Это все, что вам известно? — Да, умный парень Клейтон, с большим самомнением. Не возражаете, если я пойду? Сейчас половина шестого, а у меня масса работы. — Я не задержу вас долго, — сказал Роджер и нажал на кнопку звонка, вмонтированного под крышкой его стола. Это был заранее обусловленный сигнал сержанту, находящемуся вместе с Сайбил в соседней комнате. — Я не хочу преувеличивать опасность нынешнего положения вещей, Скотт, но мне кажется, вы не полностью в нем разбираетесь. Было совершено несколько убийств, похищено огромное количество продовольствия. Все это должно быть выведено на чистую воду. Многие люди, воображающие, что они просто помогают своим друзьям или запутавшимся родственникам, нарвутся на крупные неприятности, если не сообщат полиции те сведения, которыми они располагают. Джеремия принял торжественный вид. — Пусть это послужит мне уроком, — сказал он, отодвигая свой стул. — До свидания, Вест. Он подошел к дверям. В этот момент завертелась дверная ручка. Дверь отворилась. Кто-то доложил: — Мисс Леннокс, сэр… Остальные слова провожатого были заглушены громким восклицанием девушки. Она буквально замерла на пороге, в то время как Джеремия уставился на нее тяжелым, злобным взглядом. Несколько минут они, как говорится, поедали друг друга глазами. Напряжение, болезненные для обоих мгновения. Джеремия глянул на Роджера и отступил назад, давая возможность Сайбил войти в кабинет.
Глава 27 Новости издалека
Сайбил медленно вошла в комнату, больше не оглядываясь на Джеремию. Она была мертвенно бледна, у нее дрожали руки. Казалось, ей все еще было больно ходить. Она сразу же опустилась в кресло, которое до нее занимал Джеремия. Потом она подняла на Роджера округлившиеся от страха глаза. Сразу было видно, как потрясла ее неожиданная встреча со старшим Скоттом. — Вы ненавидите этого человека, да? — Я его не люблю. — Вы его ненавидите, для чего должны существовать серьезные основания. И боитесь. Он один из тех, кто заставил вас работать на них? Вы не смеете назвать его, опасаясь его мести? Она облизала губы. — Нет, нет. Мне он просто не нравится. Не доверяю я ему. — Его брат работал вместе с ним? — Не знаю. Бесполезно меня расспрашивать в отношении его. Я не знаю больше того, что сказала вам. — Ладно, мисс Леннокс. Прочитали ли вы свое вчерашнее заявление, напечатанное на машинке? — Да. И подписала его. — Больше вы ничего не припомнили? — Нет. Больше нечего вспоминать. Она наклонилась вперед. У нее действительно были прекрасные глаза. Роджер понимал, что мужчины по ней просто с ума сходили. Была ли она гораздо хитрее, чем это казалось? — Мистер Вест, я… я бы сказала вам и больше, если бы могла. Я понимаю, что теперь нет никакого смысла что-либо скрывать. Поверьте, в этом заявлении написано все. — Вот и прекрасно. Она не поднималась. — Мистер Лессинг приехал вместе с вами? — Да. И двое полицейских. Я не хочу, не могу возвращаться в Брайтон. И не хочу идти к миссис Кларк. Я все еще боюсь. — Не надо, — Роджер сказал более ласково. — Теперь мы вас охраняем. — Да, а раньше вы этого не делали.Неужели вы не можете оставить меня здесь? Тут я буду в полной безопасности. Они до меня здесь не доберутся. Это единственное место, где мне будет спокойно. Конечно, он мог ей предъявить какое-нибудь обвинение, чисто формальное. Тогда бы ей отвели место в камере предварительного заключения. Ни один магистрат не отказался бы поставить свою подпись, если бы ему объяснили положение вещей. Действительно, более безопасного места нельзя было отыскать. Возможно, она была права в отношении опасности, хотя он-то пытался уговорить себя, что «их» она больше не интересует, так как ее нельзя было уже заставить молчать из-за страха. Но Роджер предпочел бы видеть ее на свободе, хотя и под наблюдением, так что если бы была предпринята новая атака, преступников сразу бы схватили. Раздался телефонный звонок. Роджер был рад этому вмешательству. — Вест слушает. — Приходите сюда, хорошо? — послышался голос Чартворда, который звучал так сурово, что Роджер понял — дело идет о каких-то новых неприятностях. — Могу ли я задержаться на несколько минут, сэр? У меня… — Приходите, как только сможете. Девушка не отводила от него глаз, пока он разговаривал с Чартвордом. Но теперь он уже знал, как надо поступить в отношении ее. Минутная нерешительность прошла. — Мисс Леннокс, вы будете находиться под защитой полиции. Я советую вам возвратиться в свой обычный пансионат в Челси. Во всяком случае, куда бы вы ни отправились, за вами будет следовать полицейский эскорт. А теперь у меня срочные дела. Он поднялся, показывая, что аудиенция закончена. Девушка посмотрела на него с молчаливым укором, поднялась с кресла и вышла. Марк ожидал ее внизу. Она рассказала, что произошло в кабинете у Роджера. Он не удивился. Из Скотланд-Ярда за ними вышли двое полицейских. Один из них сразу же подошел, когда Марк поманил его. — Мы едем ко мне на квартиру, — сказал Марк, — сообщите об этом мистеру Весту при первой возможности. И проверьте, чтобы там была установлена охрана или наблюдение. — Мисс Леннокс будет жить там? — Да, — твердо сказал Марк. Чартворд пребывал в мрачности. «Эхо» напечатало критическое выступление Министерства внутренних дел. Они искали виновного. — Есть ли какие успехи, Роджер? — Маловато. Я не удивлюсь, если в ближайшие недели прокатится новая волна ограблений. Я поручил брайтонской полиции сделать обыск в больших складах Перримана. Жду донесения с минуты на минуту. — А другие магазины и склады? — Мне думается, мало толку действовать наугад. — Что слышно о Перримановских «Роллс-Ройсах»? — В этой семье их целых семь штук. Я имею сведения о шести, ожидаю сведения о машине Эммануэля, которую, как мне сказали, он никогда не использует по ночам. Тем временем мне хочется пощупать другие футбольные клубы. Если организация так велика, как мы опасаемся, тогда в ней участвуют сотни и даже тысячи людей. Вероятно, они работают группами. Одна в Фулхэме, другие по разным местам. И хотя имеется общий контроль и руководство сверху, группы работают независимо. Не исключено, что Фулхэмская не имеет понятия о других, скажем Ливерпуле или Вайт Харте. Если в организации поднимется тревога, очень скоро последуют общие распоряжения. А это можно сделать в пятницу, если бы нам удалось организовать рейд. — Весьма эффектно, но вы увлекаетесь, Роджер. — У них должны существовать пути общения, связи, что ли, со своими людьми. А что может быть удобнее программ? — Ладно, организуем проверку. Как мыслишь начать? — Я попрошу Фулхэмскую администрацию навести справки в других лондонских клубах, а сам съезжу в парочку провинциальных клубов покрупнее. Фулхэмский клуб сразу же выразил желание помочь. Роджер побывал в Астон-Вилле, Ньюкасле и Блэкпуле. С управляющим же Глазго-Рейнджере долго беседовал по телефону. У большинства клубов были неприятности из-за «левых» программ, но ни один из них не усмотрел в этом ничего серьезного. Подобные истории случались и в прошлом, но скоро частно-предпринимательская деятельность таких кустарей продолжалась недолго, так как не сулила больших барышей. Во всех «левых» программах были обнаружены различные опечатки. Роджер посчитал, что все они напечатаны на одной и той же машине. Для надежности он справился у метранпажа типографии Министерства внутренних дел. — Да, инспектор, — подтвердил метранпаж, — все это напечатано на одной машине монотипного образца. Это видно по несколько неясному «а» и сбитому хвостику буквы «р». Но не поймите неверно эти недочеты. Это напечатано на новой машине, а не на старом станке. — Что значит — новой? — Одну такую мы установили восемнадцать месяцев назад, выписали из Америки. Думаю, что после войны таких машин импортировано не более десятка. А эта последнего образца. — Вы уверены, что ввезено всего несколько станков? — Совершенно. Мне думается, в торговой палате вам точно скажут, у кого есть еще такие машины. — Спасибо за совет, — поблагодарил Роджер. Всего импортировано было двенадцать машин. Четыре из них были установлены в центральной типографии. В трех других государственных по одной. «Тактос» приобрел три машины. Две других были установлены на фабрике Мидленда компании «Браун», где когда-то работал Рэнделл. Пил в должности инспектора Торговой палаты был не менее убедителен, чем в качестве носильщика у Перримана. Когда он явился «инспектировать» фабрику «Браун», вместе с ним ходил и старший наборщик. А в маленьком кафе на Солихула-Роуд сидел Роджер Вест. Джим Вилсон из «Брауна» провел их по всему огромному машинному залу. Его рыжеватые волосы блестели, глаза сверкали. Пилу он показался удивительно добродушным и симпатичным. Впрочем, так же, как и Роджеру. Он был энтузиаст в полном смысле этого слова, что характерно для всех недавно назначенных директоров. Фирма «Браун» за последнее время добилась поразительных результатов. Она значительно расширилась, купила несколько меньших фирм, собираясь всерьез конкурировать с таким концерном-спрутом, как «Тактос». Вилсон говорил спокойно, но все же его голос заглушал гул машин. Их тут стояло более десятка: одни большие, другие поменьше. В самом дальнем конце зала возвышались два новых агрегата монотипной системы. Чудо типографского дела! Два наборщика сидели у наборной доски, печатая текст с поразительной скоростью. Метранпаж заулыбался, когда инспектирующий выразил свое восхищение новой машиной и попросил показать ему образцы шрифтов. Конечно, сказал Вилсон, и послал мальчика за готовыми текстами. Когда их принесли, он стал объяснять, насколько красив и элегантен шрифт. Пил внимательно следил за молодым директором. После продолжительной инспекции, проверяющий отбыл. Роджер видел, как машина Пила остановилась напротив кафе. Устав от ожидания, он побежал ему навстречу, повергнув в изумление официанта, не успевшего принять заказа. Одного взгляда Пила было достаточно, чтобы он понял результат его миссии. Главный наборщик тоже подтвердил, что «левые» программы были набраны на данной машине. В этот день, в пятницу, Вест с Пилом возвратились в Ярд в половине шестого, и Роджер без промедления отправился в кабинет помощника комиссара. — Вы будете потрясены, сэр, — заговорил Роджер с довольным видом. — Мы нашли машину, узнали, кто печатал и распределял программы. Я еще не произвел арестов. Предпочитаю подождать до завтрашнего дня, когда мы почистим всю шайку на футбольном стадионе и… — Почему же меня это потрясет? — спросил негромко Чартворд. Роджер рассмеялся. — Единственное место мы должны были проверить и не проверили, сэр, — компания Рэнделла. Речь идет о Вилсоне, одном из директоров фирмы «Брауна». Он был другом Рэнделла, во всяком случае им считался. Это от него Рэнделл получил письмо за день до своей смерти. Припоминаете? Чартворд смотрел на Роджера во все глаза. — Я проверил очень тщательно, — сказал Вест. — Вилсон весьма увлечен своей работой и вникает во все ее аспекты. Например, он сам набирает и печатает. Два или три вечера в неделю он работает допоздна по специальным заказам, а по четвергам приезжает машина и забирает напечатанное. На фабрике толкуют, будто это секретная правительственная работа, так что посторонним туда заглядывать не полагается. По сути дела, никто об этой вечерней работе не задумывался. Ночной сторож встречает и отправляет машину. Я с ним долго разговаривал. Недавно на грузовике сменился водитель. Он узнал на фотографии Майкла Скотта. Две недели назад он сидел за баранкой. — Ну, ну, — пробормотал Чартворд. — Вилсон и Скотт всегда уходили вместе. Как считает ночной сторож, водитель отвозил Вилсона домой. Машину заводят в запирающийся гараж, а пакеты отправляют утром с бирмингэмского главпочтамта во все концы страны. У меня имеется список большинства адресов. Уже сейчас ясно, что все города, где появляются «левые» программы, получали такую бандероль. — Да, понятно, — задумчиво проговорил Чартворд. — Но не надо торопиться. Возможно, Вилсона вы и нашли, но он не единственный организатор. — Вилсон футбольный болельщик, — продолжал Роджер, потирая руки. — Пил заставил его разговориться на эту тему. Говорит, что всю свою юность пропадал в Фулхэме, на стадионе. Не пропустил ни одного матча. Он завтра будет в Коттедже. — А сейчас он не испугается туда пойти? — Потому что он знает, что мы вышли на Фулхэмские программы? Не думаю. Он явится проверить, что все в порядке. Помните, его лондонский сообщник мог его видеть. И что получилось? Он убивает всегда, когда чувствует приближение опасности. Нет, он завтра непременно встретится со своим партнером, или я утратил способность соображать. — Будем надеяться, что вы правы. Что еще? Есть ли какие соображения касательно его компаньона? — Когда мы возвращаемся назад, ко дню смерти Рэнделла, мы наталкиваемся на тот факт, что он получил заказ Перримана, что сильно удивило Джеремию Скотта. Перриманы замешаны в эту историю. Не все, конечно, но кто-то обязательно. В тот день Рэнделл виделся с Самуэлем Перриманом. Я бы сказал, что Рэнделл сообразил, что произошло. Заказ ему был дан, чтобы замазать рот. С Самуэлем поговорить необходимо, но только после матча. Как смотрите вы на то, чтобы я достал вам билет на центральную трибуну, сэр? Хотите пойти? На следующее утро Джеймс Вилсон уехал с фабрики около половины десятого и повел машину к Лондону. Через каждые три мили о его передвижении сообщали различные патрульные машины. Одна все время держалась поблизости. По Лондону полицейская машина, ничем не отличающаяся от любого частного автомобиля, ехала за его блестящим «Альвизом» через весь Вест-Энд и Сити, пока он не остановился перед головной конторой Перримана. Вилсон не вошел в здание, а вместо этого перешел на другую сторону в небольшое кафе, где к нему сразу же подошел невысокий невзрачный человечек. Было самое начало первого. Они заказали ленч. Детектив в элегантном сером костюме занял место за соседним столиком. Всего разговора он не слышал, хотя отдельные фразы долетали до него отчетливо. Одна особенно поразила его. Произнес ее Вилсон: «Через неделю они не будут знать, на каком свете они. Операции этой недели были детской игрой». Этот и другие обрывки разговора были в точности переданы Роджеру в Грейвен-коттедж. Он приехал туда в половине второго, когда на стадионе было всего лишь несколько сот зрителей. Вскоре трибуны начали заполняться.Глава 28 Последний удар
На всех стадионах футбольной ассоциации собрались огромные толпы посмотреть последний матч сезона. Полиции вроде бы было не больше, чем всегда, потому что большей частью они были в гражданской одежде. Несколько человек стояли у турникетов, поблизости от продавца «левых» программ. Внутри каждого стадиона можно было наблюдать любопытную картину. Каждый человек, приобретший программу у подозрительного продавца и затем заплативший за вход, беспрепятственно проходил внутрь. Здесь его деликатно трогали за плечо и препровождали в огромную палатку, воздвигнутую поблизости специально для этой цели. Большинство задержанных были до того ошеломлены, что даже не пытались протестовать. Некоторые попробовали удрать, но не смогли вернуться через турникет, а все остальные выходы были перекрыты. Всего одному удалось прорваться через полицейский кордон в Фулхэме. Среди общей массы попадались и невинные любители футбола, но им не помогли никакие протесты. Когда подошло время начинать игру, к стадиону стали подходить грузовые машины с крытым верхом и увозить задержанных на допрос. Виновных посадят, а невинных выпустят с соответствующими извинениями по домам. Продавец «левых» программ на этот раз стоял на другом месте, ближе к верфи. Это был немолодой человек невысокого роста, чем-то напоминающий побитую собаку. Он явно нервничал. Вест и Чартворд сидели рядом. Самуэль и Эммануэль Перриманы занимали свои обычные места. Увидев Роджера, Джеремия Скотт ему хитро подмигнул. Пил и другие Ярдовские сотрудники расположились около выходов. В третьем ряду сидел улыбающийся Джеймс Вилсон подле Акермана, покупателя фирмы «Перриман». — Все здесь? — спросил Чартворд. — Да, — ответил Вест, имея в виду тех, кто его интересовал. — Сижу и ломаю себе голову, за кем мы охотимся, за Акерманом или Перриманом? — Н-да, кто-то из них… — Я почему-то думаю на Самуэля. Я… — Его слова потонули в громе приветствий команде Бромвича, только что показавшейся на поле. Новый рев — это выбегают фулхэмцы. Как раз в это мгновение на вершине лестницы показалась невысокая, нескладная фигура продавца «левых» программ. Вест замер и кивком головы указал на него Чартворду. Человек бочком пробирался мимо Пила, который как раз стоял в этом проходе, дошел до третьего ряда и тронул за плечо Вилсона. Вилсон поднял голову и взмахнул рукой, показывая, чтобы человек уходил. Но тот наклонился вперед и что-то зашептал ему на ухо. Наверняка сообщил о действиях полиции. На поле два капитана пожимали друг другу руки, рефери положил монету на ноготь большого пальца. Право выбора выиграл фулхэмский капитан. Он указал облюбованные ворота, вызвав новый рев на трибунах. Вилсон и Акерман одновременно вскочили. Пил и два констебля в униформах загородили выход. Вилсон, увидев полицию, неожиданно двинулся вперед, оттолкнув двух людей, сидевших перед ним, по плечам зрителей первых рядов он стал пробираться к полю. Он не обращал внимания на возмущенные крики и почти добрался до первого ряда. Акерман попытался проделать то же самое. Но Пил схватил его за руку. Теперь уже зрители вскочили, протестуя против такого хулиганства. Продавец программ присел и попытался юркнуть к выходу, но его сразу же поймал за воротник един из полицейских. Вилсон достиг первого ряда, за которым был один только барьер, отделяющий футбольное поле. Роджер бегом бежал по проходу. Вилсон перепрыгнул через барьер. Он рассчитывал пробежать по узкому пространству между барьером и непосредственно полем до ближайшего выхода. На поле обе команды выстроились, ожидая первого удара по мячу. Судья поднес свисток к губам. Вест с трудом пробрался через толпу, забившую все проходы, и по примеру Вилсона перемахнул через барьер. Тот оглянулся, заметил преследователя и устремился к «служебному входу», возле которого не было полицейского кордона. Прозвучал свисток судьи, возвещавший начало матча. Трибуны возмущенно заулюлюкали, видя, что на священный зеленый прямоугольник вторглись Вилсон, Роджер и несколько детективов в гражданской одежде, бежавших на порядочном расстоянии от Роджера. Мяч как раз полетел в эту сторону. Он миновал Вилсона и ухитрился приземлиться возле самых ног Роджера. Тот без раздумья поддал его ногой и послал через все поле на левый край, доставив тем самым огромное удовольствие зрителям. Обескураженный судья отчаянно засвистел, стараясь навести порядок, но Вилсон бежал, не обращая ни на кого внимания. Расстояние между ним и Роджером значительно сократилось. Тогда Вилсон выхватил из кармана пистолет, оглянулся и выстрелил. Вест успел заметить желтое пламя, вслед за которым прозвучал выстрел. Крики толпы сразу же прекратились. Вилсон промахнулся, но те игроки, которые было устремились за ним в погоню, при виде оружия спасовали. Растерявшиеся в первый момент полицейские спешили на помощь, однако Вилсон уже почти был рядом со служебным выходом. Мог он и просто добежать до центральной трибуны и затеряться там среди толпы. Он выстрелил еще раз. Роджер почувствовал острую боль в правом предплечье, но это не замедлило его бега. Вот уже Вилсон практически достиг боковой линии поля. Еще один рывок — и он ичезнет в проходе. И вдруг откуда-то сбоку появилась коренастая фигура черноволосого парня в белой форме фулхэмского клуба. С профессиональным мастерством парень метнулся под ноги Вилсона. Не помня себя от злобы, тот, не целясь, выстрелил в него. Толпа ответила грозным ревом на грохот выстрела. Вилсон споткнулся, пистолет выскользнул у него из рук, он потерял драгоценные секунды. Роджер сделал отчаянный рывок. Вилсон обернулся и изо всей силы ударил его в челюсть, но Роджер напружинился и ответил еще более сокрушительным ударом. Они оба не удержались на ногах и упали на зеленый газон футбольного поля. Над ними сразу склонились подоспевшие полицейские: — Все о'кей, сэр! Вест взволнованно оглянулся назад. Слава богу, отчаянный футболист поднимался с земли, улыбаясь во весь рот. Толпа стала шумно выражать свой восторг. Под эти ликующие крики Вилсона вывели с зеленого футбольного ноля.Чартворд, Роджер и Пил расположились в самой большой комнате коттеджа, куда доставили Вилсона, Акермана и продавца программ. Пил занял привычное для него место стенографиста. Перед ним на столе лежала пачка ровных листов бумаги и несколько остро заточенных карандашей. Вилсон стоял возле окна. Волосы у него были взлохмачены, на подбородке виднелась ссадина, некогда симпатичное лицо перекосилось. На столе аккуратными стопками лежало содержимое карманов задержанных. Пистолет, к которому уже привязали соответствующий квадратик бирки, был присовокуплен к вещам Вилсона. Пока Вилсон категорически отказывался отвечать на вопросы. Продавец программ заговорил сразу же беспорядочно и бестолково. Он не имел понятия, что у Вилсона есть пистолет, он ни за что не стал бы работать с убийцей. Он был приятелем Мейдмента. Прежний продавец программ был его сыном. Он знал о смерти сына, но думал, что тот погиб при дорожной катастрофе. Он не мог поверить, что его убили. Однако всем было совершенно очевидно, что поверил он сразу же. Этому человеку по всей вероятности было известно немногое. Он присутствовал на всех футбольных матчах, иногда помогал сыну. Мейдмент приказал ему предупредить Вилсона и Акермана, если полиция когда-либо заинтересуется программами. Он видел одного парня, которому удалось удрать от полиции, вот и поспешил выполнить инструкцию. У него был постоянный пропуск на трибуны, который ему устроил Мейдмент. Теперь Роджер обратился к Вилсону. — Вы знаете, что игра проиграна. Мы арестовали всех ваших людей на стадионе, и не только здесь, но и во всех остальных местах. Нам известно, что вы рассылали приказы при помощи программ, что вы запланировали еще более крупную операцию на следующую неделю. Но она не осуществится. Вы были пойманы с поличным при попытке совершить убийство. Так что единственная возможность облегчить вашу участь, это чистосердечное признание. Взгляд налитых кровью глаз Вилсона был ужасен. — Но если вы собираетесь чинить следствию препятствия, я не стану сейчас тратить на вас время, — продолжал Роджер. После чего он обратился к Акерману: — Ну, а вы готовы дать показания? Акерман облизал губы. — Если только вы… — начал было Вилсон. — Если вы выдадите сообщников и станете свидетелем обвинения, это вам поможет, — сказал спокойно Роджер. Вилсон отвернулся с презрительной миной, Акерман заговорил сначала медленно и неуверенно. Карандаш Пила забегал по бумаге. По его словам, ни Клейтон, ни Джеремия Скотт не были причастны. Перриманы понятия не имели о преступной деятельности Акермана и Вилсона. Акерман работал с Вилсоном почти с самого начала. Они действовали только ради наживы. По всей стране в больших и малых магазинах продавались краденые продукты. Огромные запасы продовольствия были подготовлены к отправке. Программный шифр подготовлен и разработан Вилсоном. У каждого члена шайки, приходившего на футбольные матчи, имелся особый код, согласно которому по допущенным опечаткам и искажениям в тексте, он точно знал, какие магазины должны быть ограблены и куда направлять продукты. Акерман, основной покупатель фирмы Перримана, вербовал владельцев торговых точек, которые наряду с официальными товарами охотно соглашались, за известное вознаграждение, реализовать и краденое. Метод был предельно простым по идее, но сложным по организации. В итоге, каждый человек, покупающий «левую» программу и имевший в своем распоряжении код, совершенно точно знал, что он должен делать. Его деньги за предыдущую работу были вложены в программу. Понятно, что такие программы со вложением получали только те люди, которые сообщали пароль. Когда работа была сделана, обязанности гангстера кончались… Он не знал никого и ничего, кроме узкого участка деятельности. Лишь немногие были посвящены в то, кто еще работает в организации. Система отдельных ячеек была доведена до совершенства. Роль Сайбил Леннокс уже была известна полиции. Майкл Скотт был одним из руководителей, доверенным лицом, прекрасно знавшим, что в преступную деятельность был вовлечен Акерман. Это он организовал размножение схем и планов, намеченных для налетов при помощи Сайбил. Он же шантажировал ее, заставляя продолжать работу после того, как она выяснила страшную правду. Кирби и Рельф принадлежали тоже к немногим осведомленным лицам. Их «убрали» по личному приказу Вилсона. Вилсон сам находился поблизости от Вигноллского гаража и послал двух переодетых молодчиков «убрать» Рельфа с крыши. Остальные исполнители были обычными уголовниками, готовыми пойти на все ради денег. На Пила напали потому, что Рельф испугался, что его заподозрят в убийстве. Что касается расследования, то оно началось благодаря досадной ошибке Акермана. Когда Рэнделл явился на переговоры с Самуэлем Перриманом, директор послал за папкой с образцами упаковок. Незадолго до этого Акерман просматривал программу очередного матча в Фулхэме, которую он собирался послать Вилсону, чтобы тот ее отпечатал. Его прервали срочным телефонным звонком, и он сунул черновик в первую попавшуюся папку, папку с образцами. За ней пришла секретарша и унесла директору. Акерман не сразу сообразил, куда он задевал проклятую программу. Лишь позднее он сообразил, что она попала вместе с остальными бумагами в портфель Рэнделла. Помимо черновика программы, в котором для постороннего не было ничего предосудительного, в папке была записка от Акермана к Вилсону. Вот это уже было опасно, потому что если бы Рэнделл ее прочитал, он бы сразу понял, что к чему и мог выдать их полиции. В панике Акерман позвонил Вилсону, который отдал приказ Кирби убрать Рэнделла, что и было сделано. За Рэнделлом Кирби ходил полдня, но ему не представилась возможность украсть портфель. Впрочем Вилсон боялся, что Рэнделл уже прочитал записку и программу, поэтому и настаивал на убийстве. Как только началось расследование смерти Рэнделла, Вилсон решил сделать козлом отпущения Сайбил, будучи уверен, что полиция попадется на подкинутую для нее приманку. Обнаружив, что полицейские были не такими болванами, как он надеялся, Вилсон постарался организовать вещественные улики в виде портфеля Рэнделла и кое-каких бумаг в ее комнате. Она знала только Майкла Скотта и кое-кого из простых исполнителей, так что он не опасался разоблачения со стороны Сайбил Леннокс. Майкл Скотт был главным исполнителем по Лондону. Все высокопоставленные участники организации понимали, чем они рискуют, поэтому им хорошо платили. Майклу тоже. Однако он был отчаянным игроком и любителем «веселой жизни» и потому всегда нуждался. Одним из его надежных источников дохода был Джеремия, перед которым он разыгрывал из себя несчастную жертву обстоятельств. Джеремия ему свято верил и старался всеми силами помочь. Больше других он обвинял Сайбил, воображая, что все средства Майкла уходят на ее наряды. Сайбил похитили и допрашивали потому, что Вилсон опасался, что Рэнделл все же прочитал записку Акермана и рассказал о ней девушке по телефону или во время обеда. По этой же причине Майкл Скотт пытался отравить ее газом. Большая часть участников шайки была арестована. В «Роллс-Ройсе» ехал Акерман. Он договорился с парнем, продавцом «левых» программ, по телефону. Когда парень подошел к машине, его схватили сообщники Акермана, притаившиеся на заднем сидении. Все дело было в том, что бедняга, как и его отец, знал Вилсона по имени. Через три дня, на протяжении которых производились массовые аресты, а пресса кричала о триумфе полиции, были обнаружены огромные склады краденого продовольствия. И вот на четвертый день, когда уже можно было вздохнуть более или менее свободно, Роджер вернулся домой в самом начале восьмого. Джанет была на кухне. Его ужин дожидался в духовке. — Дорогой! У меня хорошие новости. Сегодня выписался из больницы Гудвин. — Замечательно! — А еще звонил Марк. Он собирался вечером заехать. Спрашивал, не будешь ли ты против, если он привезет Сайбил. Я сказала, чтобы приезжали без церемоний. Скажи, подходит ли она для него, дорогой? — Об этом ты лучше спроси у Марка. Раздался звонок у парадной двери. Роджер услышал чей-то мужской голос, но только не Марка. — Не уделите ли вы мне несколько минут, мистер Вест? Если вы заняты, я могу подождать. И Роджер нарочно стал медленно доедать свой ужин. Ничего, Джеремии ожидание пойдет на пользу! Через двадцать минут он вошел в гостиную. Джеремия, как всегда, улыбался своей сардоническсй улыбкой. Увидев Роджера, он достал свой золотой портсигар. — Сейчас вы уже так много не курите? — Нет, благодарю вас. Как говорится, чем обязан столь высокой чести? — Мне всегда хотелось увидеть полицейского в момент большой победы. Примите мои поздравления. — Спасибо. Но все-таки, что вам надо в действительности? Джеремия натянуто рассмеялся. И вдруг он сразу помрачнел. Очевидно, ему было трудно решиться на данный визит. — Дело в том, Вест, что я только что виделся с братом. И он рассказал мне всю правду. При нашем разговоре присутствовал полицейский, так что я не смогу ему повредить. Как я выяснил, Сайбил Леннокс не была причиной его несчастий, скорее наоборот. Вот мне и захотелось вам объяснить, что я заблуждался. Лично я против нее ничего не имею. Пожелайте ей от моего имени всяческого благополучия. — С удовольствием. Джеремия поднялся. На его губах снова появилась обычная нагловатая, насмешливая усмешка. Но она не могла обмануть Роджера. Перед ним стоял морально убитый человек.
Джон Кризи
Одиночество инспектора Уэста
Глава 1 ДОМ НА ОТШИБЕ
Даже сейчас Роджер Уэст не верил, что это фальшивка. Он боялся лишь одного — как бы Дженет не попала в беду. В жизни часто так бывает: знаешь, что надвигается опасность, но не ощущаешь ее приближения. И только когда начинаешь понимать, что она угрожает твоей жене, возникает сосущее чувство страха, особенно если ты влюблен в свою жену. Роджер стоял возле черного хода. Дверь была закрыта — точно так же, как парадный вход и окна. Это был небольшой дом на отшибе. Два часа назад Роджер даже не знал, как назывался этот район. Вокруг сада тянулась низкая, полуразрушенная ограда. В темноте смутно проступали неясные силуэты деревьев. В тех местах, которые когда-то были лужайками, росла высокая, по колено, трава. Сквозь гравий подъездной дорожки пробивались сорняки. Нигде ни звука, лишь завывание ветра. Сообщение было достаточно ясным, хотя принимал его не Роджер. Дженет звонила в Скотленд-Ярд. Роджера в отделе не оказалось, и поэтому с ней разговаривал Эдди Дэй. Эдди отнюдь не блестящий работник, хотя работает уже тридцать лет и дослужился до старшею инспектора. Но что-что, а сообщения он принимает точно. — Что-то стряслось у тебя, Красавчик, Дженет звонила. Ну, ну, не волнуйся, с детьми ничего не случилось! Дженет сказала, что поехала навестить свою кузину Филлис — ту, что живет в Саррее, и хотела узнать, не приедешь ли ты к ней туда вечером? Копс-коттедж, Хелшэм — это недалеко от Гилдфорда. Она говорит, что отысказ ь его непросто. Я вот здесь все записал. Сверяясь с запиской, он легко нашел Копс-коттедж. У выезда рядом с большим белым камнем стоял щит-указатель. Ошибиться невозможно. Правда, казалось странным, что изображенный на щите вместо стрелки указательный палец и надпись «Копс-коттедж» была нарисованы свежей краской, в то время как табличка с названием дома, прибитая к деревянным воротам, годами не подновлялась. Дом был погружен во тьму. Роджера удивило то, что ни в одном окне не горел свет; странным показалось и то, что никто не отзывался на стук. У Дженет действительно была кузина по имени Филлис, жившая где-то в Саррее. Роджер никогда ее не видел, да и Дженет встречалась с нею не больше двух раз за последние пять лет. Что же случилось? Может быть, Филлис заболела и Дженет поспешила к ней, чтобы отправить ее в больницу или забрать к себе в Челси? Роджер снова посмотрел на темные окна фасада. Отсюда ему были видны огни габаритных фонарей его машины, которая стояла на узкой, заросшей травой полянке, недалеко от шоссе. Сейчас он еще раз постучит в дверь, а тогда уж поедет в деревню, что в двух милях отсюда, и позвонит домой. Внезапно огни машины пропали. Роджер остановился и стал всматриваться в темноту. Огни могли исчезнуть только в том случае, если кто-то заслонил их собой. Они горели — он явственно видел их отсвет. Постепенно он различил силуэт… Может быть, это Дженет?… Нет, это был мужчина. Огни снова стали видны. Роджер не слышал ни шагов, ни каких-либо других звуков. Неясный силуэт растворился в темноте. Затем он услышал, как кто-то открыл дверцу машины. — Эй! — крикнул Роджер и бросился к поляне. Дверца хлопнула, двигатель заработал. Роджер был уже в десятке ярдов от ворот, когда машина тронулась с места, а когда он подбежал к воротам, автомобиль уже отъехал ярдов на двадцать. — Эй, вы! Ответом был лишь шум удаляющейся машины. Тревога охватила Роджера. Он бросился вслед. Дорога была неровной, и машина не могла набрать достаточную скорость, а на крутых поворотах водителю приходилось даже резко замедлять ход. Камни и рытвины мешали Роджеру бежать. Он споткнулся, потерял драгоценные секунды и еще более драгоценные метры. Мерцавшие впереди красные огни все уменьшались и, наконец, когда водитель свернул на дорогу в Хелшэм, пропали совсем. Что все это значит? И вообще, что здесь происходит? Прямо-таки фантастика, в которой сквозило что-то зловещее. Интересно, приходила ли сюда Дженет? Шум машины затих, слышны были только порывы ветра. Темнота — хоть глаз выколи. На лбу Роджера выступил холодный пот. Что же теперь делать? Идти пешком в деревню или вернуться и попытаться проникнуть в дом? Роджер не любил долго раздумывать. Он не мог разобраться в причинах своих страхов. Разумнее было бы взять в деревне машину и вернуться сюда с местным полисменом. Но трудно сохранять благоразумие, если тебя охватило беспокойство за Дженет. И вдруг в доме зажегся свет. Он не был ярким — так, какое-то колеблющееся желтоватое свечение. Свет возник на втором этаже в комнате над входной дверью и начал перемещаться. Потом вдруг тень, большая и бесформенная, упала на окно: кто-то переносил лампу из одной комнаты в другую. Вот он прошел мимо окна, и свет снова потускнел. Затем ярко вспыхнул в другом окне и уже не гас. Дженет? Она услышала бы его крик и, наверное, отозвалась бы. Роджер быстро зашагал к дому, не сводя взгляда с освещенного окна. Однако тень больше не появлялась. Когда он повернул в открытые ворота, на него обрушился сильный порыв ветра, и почти в этот момент Роджер услышал крик. Дикий, пронзительный, почти нечеловеческий. Он резанул Роджера по нервам, словно пила по железному пруту. Кричала женщина. Роджер швырнул камнем в окно, и разбитое стекло отозвалось в тишине взрывом. Осколок поранил ему руку, но он даже не заметил этого. Локтем выдавил застрявшие в раме куски стекла и дотянулся до задвижки, отодвинул ее и поднял раму. В комнате царила кромешная тьма. Роджер включил фонарик. Луч вырвал из темноты очертания мебели, зеркало в массивной раме, дверь. Роджер перебрался через подоконник в комнату. Крик не повторялся. Тот, кто переносил лампу, должен был услышать звон стекла, но повсюду была тишина. Роджер неслышно подошел к двери, потянул ручку и ступил в коридор. Слабый свет струился сверху, и с его помощью Роджер разглядел узкую лестницу, мрачный холл, картины в застекленных рамах на стене. Потом выключил фонарик и застыл на месте. Ни звука, ни движения. А слышал ли он крик? В нервном напряжении Роджер так плотно сжал зубы, что больно заныли щеки. Он медленно двинулся вверх по лестнице, стараясь ступать ближе к стене, чтобы ступени не скрипели. Свет, тусклый, желтый, все еще струился сверху. Роджер остановился на площадке и прислушался. Нервное напряжение первых минут спало, но внутреннее чутье не позволяло ему расслабиться. На втором этаже Роджер увидел двери. Одна была открыта настежь, через нее проникал свет. Он бесшумно приблизился к ней и заглянул внутрь. Это была спальня. Совершенно пустая, насколько он мог видеть. Большая кровать с медными шариками на спинке стояла у стены. Вплотную к окну придвинут туалетный столик в викторианском стиле с широким зеркалом посередине и узкими по бокам. На нем — керосиновая лампа без абажура, которая благодаря зеркалам давала больше света. Он подошел к кровати — она была пуста. Может быть, услышанный им крик всего лишь шутки ветра? И все же Роджер чувствовал, что это не так, что пришел сюда не зря. Тот, кто зажег лампу, должен быть где-то рядом… Стоп! Ведь пока он разбивал стекло и пробирался внутрь, у незнакомца — мужчины или женщины — было достаточно времени, чтобы спуститься по лестнице и выйти из дома через черный ход. Этого он не учел. Роджер вошел в комнату, взял со стола коптящую лампу, вернулся на лестничную площадку и поставил лампу на сундук. После этого он приблизился к одной из двух закрытых дверей. Вынув носовой платок, обернул им ручку и слегка повернул. Дверь открылась без усилий. И эта комната также была спальней, но поменьше, и в ней — тоже никого… Внезапно тишину разорвал чей-то стон. Судя по всему, он доносился из комнаты за третьей дверью. Похоже, стонала женщина, и в его воображении тотчас же возник образ Дженет. Роджер медленно подошел к двери и, повторив трюк с носовым платком, толкнул ее. Но она не открывалась. Стон повторился, протяжный, низкий, пугающий. Дверь была массивной, ключа в замке не оказалось. Он прижался к ней плечом и резко надавил — так, как обычно открывал тонкие двери в современных домах, — но ничего из этого не вышло. От отступил чуть назад и ударил в неподатливую дверь всей тяжестью своего тела, но только ушиб плечо. Стон не прекращался. Роджер спустился по лестнице, освещая себе путь фонариком. Сразу же найдя кухню, осторожно открыл дверь. Комната была пуста. Следующая дверь вела в моечную: в таких старых коттеджах обычно находились помещения для мойки посуды. Моечная имела запущенный вид. С окна свисала паутина. Он открыл буфет и нашел то, что искал. Топор, покрытый ржавчиной и толстым слоем пыли. Обернув рукоятку носовым платком, поднялся наверх и решительно направился к двери. Размахнувшись, Роджер с силой ударил топором в створку чуть повыше замка. Лезвие застряло в древесине, и он с трудом вырвал топор обратно. Грохот, разнесшийся по всему дому, не остановил его. Роджер бил и бил топором, на пол летели щепки. Наконец в двери образовалась щель. Он просунул в нее руку в надежде нащупать ключ. Ключа не было! Он снова пустил в ход топор и бил им до тех пор, пока замок не ослаб и дверь не поддалась. Он был весь в поту. Снова послышался стон. Роджер ударил плечом в дверь, и она распахнулась. Включив фонарик, он вошел в комнату. У стены, плотно прижавшись к ней, стоял человек. Роджер не видел его, пока тот не бросился на него. Острые ногти впились Роджеру в лицо, и почти тут же противник нанес ему удар коленом в пах. Роджер отшатнулся к двери, а в этот момент сильные руки вцепились ему в горло. Роджер хотел пустить в ход топор, но нападавший прижал его руку к стене, и он никак не мог ее высвободить. Роджер почувствовал, что задыхается. Легкие сдавило, словно тисками, сознание покидало его. Он, извиваясь, отбивался ногами, но избавиться от объятий не мог. Потом он упал на пол.Глава 2 ТЕМНАЯ КОМНАТА
Тьма. Тьма и боль. Глухо ныло в груди, саднило лицо. Он никак не мог понять, что же произошло, пока не услышал… стон. И тут же все вспомнил. Он лежал на полу и никак не мог понять, откуда доносился стон, а стонали где-то совсем рядом, в этой же комнате. В паху сильно болело. Роджер сделал попытку встать, но боль стала такой резкой, что он упал, на мгновение потеряв сознание. Придя в себя, Роджер осторожно перевернулся на правый бок и снова попытался подняться. Перед глазами пошли круги, но все же ему удалось встать. Он вытянул правую руку и нащупал стену, потом, шатаясь, сделал шаг вперед и прислонился к ней. В легких все еще ощущалась боль. За окном, на улице, завывал ветер. Внезапно возник еще один звук — шум автомашины на дороге. Но он постепенно стих. Роджер наклонился, и кровь ударила ему в голову. Но он все же превозмог себя, нащупал на полу фонарик, включил его и начал медленно водить лучом по комнате, пока не увидел женщину. Она лежала на кровати, в двух ярдах от него, и рука ее свисала до самого пола — тонкая белая рука. Тело женщины, перевернутое на спину, казалось плоским. Одежда ее была в беспорядке, короткая юбка открывала длинные красивые ноги в нейлоновых чулках. Женщина выглядела молодой и привлекательной — не лицом, лица он еще не видел, а фигурой. Луч света упал на подбородок — точно такой, как у Дженет, поднялся выше… осветил ее лицо… Фонарик выпал из рук, ударился об пол и потух, погрузив комнату в темноту. Когда самый тяжелый шок прошел и Роджер снова обрел способность мыслить, у него сразу же возник вопрос: как она до сих пор еще жива? Как вообще могла сохраниться искорка жизни в этом страшно изуродованном теле? За окном снова послышался шум автомашины — на этот раз почти у самого дома. Сначала Роджер не обратил на него внимания, но когда мотор заглох и хлопнула дверца, он понял, что кто-то подъехал к дому, Роджер не шевелился и не отрываясь смотрел на кровать. Послышались шаги, а затем громкий стук в парадную дверь. Кто-то крикнул, но Роджер не разобрал слов. Спустя некоторое время снова раздались шаги — ходили люди в комнатах нижнего этажа. Затем шаги переместились в коридор. До Роджера доносился разговор, но слов было не разобрать. Несколько человек подошли к лестнице. Вот они начали подниматься, Роджер попробовал нащупать ногой фонарик, но ему это не удалось. Потом он увидел пятно света: гости осторожно приближались, освещая себе путь. Роджер облизал пересохшие губы и крикнул: — Эй, кто там? Шаги стихли, и тут же погас свет. Тогда он снова позвал: — Ну, где же вы? Послышался какой-то шуршащий звук, потом скрип ступеней лестницы, — и вдруг луч света ударил ему прямо в лицо. Он непроизвольно зажмурился, а когда открыл глаза, увидел перед собой двух здоровенных мужчин и еще одного сзади. В следующий миг сильные руки схватили его, а луч фонарика скользнул в сторону кровати. Несколько минут — целую вечность! — никто не произносил ни слова. Потом хриплый голос сказал: — Ну и зверь же ты! — Послушайте, не валяйте дурака. Я… — начал было Роджер. — Заткнись! Говорить Роджеру тут же расхотелось. Он понял, что объяснение состоится позже. Это были полицейские: два констебля и один в штатском. Из-за слабого освещения Роджер не узнал этого человека. Да и зачем ему было знать в лицо всех полицейских агентов в Саррее? То, что ему хотелось узнать, уже не имело значения. Страх, который перед этим исчез, снова вернулся. Неужели это Дженет? — Ну-ка, дай побольше света, — попросил человек в штатском. — Посвети сюда, Харрис. — Сейчас, сэр. Харрис, полисмен, стоявший ближе к двери, неохотно выпустил руку Роджера. Зато второй сильно, до боли, сжал ее. Но Роджеру было все равно. Он только хотел узнать, Дженет ли это. Женщина перестала стонать. Когда человек в штатском приблизился к кровати, Роджер сказал: — Взгляните на ее правое плечо. Полисмен, стоявший к нему спиной, направил луч фонарика на ее лицо… — Посмотрите… — начал было Роджер. — А ты не лезь, — рявкнул второй. — Здесь нужен врач, — заметил штатский. Харрис, дымя сигаретой, вошел в комнату с зажженной лампой и поставил ее на туалетный столик. Человек в штатском тут же предупредил, чтобы никто ни к чему не прикасался. Харрис неуклюже опустил лампу. Теперь комнату заливал теплый, мягкий свет. Роджер снова напомнил о себе: — Единственное, о чем я прошу вас, это взглянуть на ее правое плечо. Человек в штатском был довольно высоким, с тонкими чертами лица. Правда, освещение придавало его лицу немного желтоватый оттенок. — Зачем? — Посмотрите, есть ли у нее родинка возле лопатки на правом плече? — Хочешь убедиться, ту ли ты убил? — Потом вы будете громко смеяться. — Тебе будет не до смеха, — отрезал штатский. Тем не менее он наклонился к плечу женщины. Она лежала неподвижно и уже не стонала. Теперь для нее лучшим выходом было бы умереть, чем остаться жить, но… все тот же вопрос словно тяжелым молотом стучал в мозгу Роджера, наполняя его невыносимым страхом: «Неужели это Дженет?» Он заставил себя говорить спокойно. — Не будетели вы столь любезны взглянуть на ее правое плечо и сказать мне, есть ли у нее родинка? Человек в штатском распорядился: — Проводите-ка его вниз и попросите доктора Гилличка подняться ко мне. Если патрульная машина пришла, скажите им, чтобы были поосторожнее и не затоптали следы. Пусть начнут с окна. Когда потребуется, я позову их. Да, и пришлите сразу фотографа. — Слушаюсь, сэр. — Харрис и второй полисмен потянули Роджера за собой. «Если родинка есть — значит, это Дженет». Роджер высвободил одну руку и сразу же понял, что за этим последует. Он повернул голову и тут же получил сильный удар в лицо, на глазах выступили слезы. Очертания женщины и человека в штатском превратились в бесформенные пятна. Роджера выволокли из комнаты. Потом один из полисменов ловко заломил ему руку за спину и подтолкнул к лестнице. Второй следовал сзади. В холле толпились какие-то люди, среди которых находился и средних лет человек с седеющими волосами и черным саквояжем в руках — доктор. — Инспектор Хэнселл, поднимитесь, пожалуйста, наверх и возьмите с собой доктора. — Что там случилось? — Грязное, очень грязное дело, сэр. Холодный взгляд серых глаз остановился на лице Роджера. Доктор ничего не сказал, но было видно, что поимку преступника он воспринял как должное. Роджера втолкнули в небольшую комнату, ярко освещенную лампой, и усадили на стул. — Пожалуй, для него это слишком удобно, — заметил Харрис. — А ну-ка, ты, встань и сядь вон туда. «Туда» — означало на табурет. Роджер даже не шелохнулся. — Встань, я тебе сказал! Спорить было бесполезно. Роджер поднялся и пересел на табурет рядом с массивной, старомодной лампой. Не успел он сообразить, в чем дело, как ощутил прикосновение холодного металла к руке и услышал щелчок замка. Его пристегнули наручником к бронзовому торшеру. Теперь Роджер на себе почувствовал, что значит находиться по другую сторону закона, увидел, как обращаются с подозреваемым. Но надо быть справедливым: они обошлись без рукоприкладства. Удар Харриса был вполне оправдан: ведь Роджер пытался высвободить руку. Вряд ли можно упрекать Харриса за то, что он так силен. Наручники тоже оправданы, ведь он пытался бежать. Интересно, почему они приехали так быстро и почему их так много? Краснолицый, мужиковатого вида Харрис не спускал с него глаз. Роджер медленно и безразлично сказал: — Я хочу послать инспектору Хэнселлу записку от старшего инспектора Уэста из Скотленд-Ярда. Харрис уставился на него непонимающим взглядом. — Я хочу узнать, обнаружил ли он родинку на правом плече женщины или нет. Харрис пожал плечами. — Когда инспектор захочет послушать тебя, он придет сам. А пока прикрой пасть. — Черт побери, узнай же о родинке! Скажи ему, что я Уэст. И давай двигай, да побыстрее! Харрис смешался. Второй констебль что-то пробурчал, они обменялись взглядами. Затем Харрис с усмешкой произнес: — А я, между прочим, королева Майская… Но он все же вышел из комнаты и стал подниматься по ступеням, которые скрипели под его ногами. Второй констебль, такой же грузный, но приземистый, отошел к двери, всем своим видом давая понять, что не намерен вступать в разговоры. Когда Роджер услышал, как возвращается Харрис, беспокойство его достигло предела. Он буквально окаменел на своем табурете, глядя в одну точку. Кто-то остановил Харриса, Роджер хорошо слышал их разговор. О Дженет не было сказано ни слова. Роджер привстал с табурета, но констебль тут же проворчал: — Не вздумай шутить. Разговор еще некоторое время продолжался, а потом затих. Появился Харрис. У Роджера помимо воли вырвался вопрос: — Ну что? — Нет родинки, — ответил Харрис.Глава 3 ПОЧЕМУ?
Убита не Дженет. Дженет жива, свободна. Дженет… Значит, она сюда не приезжала. А как же кузина Феллис? И что за этим всем кроется?… Если это инсценировка, то выполнена она превосходно. Допустим, кто-то хотел заманить его сюда, а затем выставить виновником убийства. Тогда все становится ясным. Непонятно только, зачем и кому это понадобилось. Так, пойдем дальше. Все было подстроено заранее, даже звонок в полицию об убийстве. Иначе вряд ли Хэнселл с его отрядом примчался сюда на всех парах. Нужно уточнить одну деталь. Сообщили ли Хэнселлу, что он может застигнуть в чужом доме на месте преступления Роджера Уэста, самого молодого старшего инспектора Скотленд-Ярда? Если так, значит, стоит лишь доказать Хэнселлу, что перед ним Уэст, и ситуация обернется в его пользу. Его застали в запертом доме с топором в руках, рядом с обезображенным трупом. — Кажется, я здорово влип, — вполголоса пробормотал Роджер. — Давно бы так, — проворчал в ответ Харрис. Роджер пожал плечами и встал. Длинная цепочка наручников позволяла ему сделать это. На побег не было ни единого шанса, но оба полицейских все же придвинулись поближе. Он отвернулся и взглянул в овальное зеркало над камином. Впервые с тех пор, как Роджер попал сюда, он увидел свое отражение, оно потрясло его. Лицо напоминало темную зловещую кляксу. Вошел Хэнселл. Роджер не заметил этого, ибо был занят разглядыванием своей внешности. Постепенно отвращение сменилось любопытством. Лицо было в ссадинах, они сильно кровоточили, кровь кое-где запеклась и превратилась в коричневую массу, которая в зеркале казалась черной. Роджер коснулся правой рукой щеки и почувствовал резкую боль где-то выше кисти. Он взглянул и увидел длинный рубец — очевидно, порез от разбитого стекла. И тут только заметил Хэнселла. Тот стоял сзади и тоже смотрел в зеркало. Роджер обернулся. Оба полисмена вышли, закрыв за собой дверь. — Любуетесь своим отражением? — спросил Хэнселл. — Кто вы? — Я… — Роджер выдержал паузу, решая, стоит ли нарушать так хорошо задуманную кем-то инсценировку, тем более сейчас? — Вы что, не уверены? — усмехнулся Хэнселл. — Наверное, у вас не все в порядке с головой. Почему вы так настойчиво интересовались родинкой на теле убитой? — У моей жены в этом месте родинка. — Ну что ж, значит, вы не убивали свою жену. — Вы правильно это подметили. — Хватит препираться. Кто вы? Хэнселл понравился Роджеру. Он понимал, что этот человек — толковый офицер, с сильно развитым чувством ответственности. Если Хэнселл узнает правду, то наверняка будет молчать. — Роджер Уэст, старший инспектор Скотленд-Ярда. — Вы уже говорили об этом Харрису. Не возражаете, если я посмотрю ваш бумажник? Роджер потянулся было левой рукой к карману, но наручник не позволил сделать этого. — Возьмите сами. Хэнселл вынул бумажник. В тусклом свете было довольно сложно разобрать написанное. Он приблизил бумаги к самым глазам. Роджер не смотрел на то, что делает Хэнселл, а следил за выражением его узкого лица, с опущенными уголками губ. В бумажнике было несколько писем. Хэнселл вынул их и поднес к свету. Только теперь Роджер заметил, что это не его бумажник. Он был черного цвета, а у него — коричневый. Кроме того, этот был значительно толще. Роджер увидел целую пачку однофунтовых банкнотов, у него такой суммы не было. — Это не… — начал было Роджер. — Три письма, адресованных мистеру Артуру Кингу… А у вас хорошее произношение, — саркастически заметил Хэнселл. Он продолжал осматривать бумажник. — Водительское удостоверение Артура Кинга. Что дало вам основание называть себя полицейским? Роджер тяжело опустился на табурет. — Вы Артур Кинг, проживающий по адресу: Сэджли-Роуд, восемнадцать, в Кингстоне-на-Темзе, — сказал Хэнселл, — и я обвиняю вас в убийстве женщины, личность которой пока не установлена, и предупреждаю, что все сказанное вами может быть впредь использовано как улики. Ну, попробуйте теперь вывернуться? — Пока хватит, — сказал Роджер. — Но мне все же интересно, почему вы называете себя Уэстом? — Об этом потом. Не стоит молоть чепуху, Хэнселл, — грубо ответил Роджер и увидел, как руки Хэнселла сжались в кулаки. — Какие у вас улики? Все до единой косвенные! Да, я находился в комнате с этой женщиной, вы увидели меня, тут же сделали вывод и вынесли обвинение. Вся эта галиматья лишь обрадует ваше начальство, зато судью хватит удар. — Рядом с вами найден топор, которым была убита женщина, — возразил Хэнселл. — На топоре, а также на фонарике и вообще на всех предметах, включая и окно, через которое вы проникли в дом, найдены отпечатки ваших пальцев. Женщина сопротивлялась, и на вашем лице остались следы ее ногтей и кровь, а у нее под ногтями — ваша кровь и частицы вашей кожи. — Я не убивал ее, — сказал Роджер. — Я находился на улице, услышал крик, а после того, как проник в дом, и стоны. Разбил дверь топором, и, когда вошел в комнату, какой-то человек бросился на меня и буквально нокаутировал. Я пришел в себя минут за пять до вашето появления. — Как вы сюда добрались? — На своей машине. — Марка машины? — «Моррис-12» с форсированным двигателем, регистрационный номер SY-31. — Так вот почему возле дома на дороге припаркован «крайслер» с номером XBU-31291! — рассмеялся Хэнселл. Теперь Роджер уже не сомневался в том, что все это было подстроено, и подстроено настолько превосходно, что начисто лишало правдоподобия его рассказ о том, как он попал сюда. Впившись ногтями в лицо, незнакомец легко создал иллюзию борьбы с женщиной. Ему даже как-то удалось перенести частицы кожи Роджера ей под ногти. И все же, несмотря на всю тщательность замысла и его исполнения, этого было недостаточно. На что рассчитывал его противник? — Ну, почему вы молчите, Кинг? — спросил Хэнселл. — Мы же взяли вас с поличным. — Что же, радуйтесь. — Радовался бы, знай я, за что вы убили эту женщину. — А я бы обрадовался, если бы вы начали искать истинного убийцу. Не дадите ли вы мне сигарету? — Роджер обычно держал сигареты в заднем кармане брюк, но теперь не мог до него дотянуться свободной рукой. — Я не курю. И даже если бы и курил, то не дал бы вам. Харрис! — Хэнселл повысил голос, и дверь тотчас открылась. — Выложите содержимое его карманов на стол, — приказал он. — И вы, Листер, побудьте пока здесь. Второго констебля звали Листер. Хэнселл вышел, а Харрис приступил к осмотру карманов Роджера. Из правого кармана пиджака он извлек изящный золотой портсигар — у Роджера такого не было, из жилетного кармана — зажигалку, часы и записную книжку — ни одна из этих вещей Роджеру не принадлежала. Незримый противник забрал из карманов Роджера все его вещи, а взамен положил чужие. Листер аккуратно переписал все, предмет за предметом, по мере того, как Харрис извлекал их из карманов Роджера и раскладывал на столе. Вошел Хэнселл. — Закончили? — Да, сэр, — подтвердил Харрис. — Нашли что-нибудь, помеченное инициалами Р. У.? — Нет, не нашли, но на нескольких вещах есть инициалы А. К., сэр. — Ну что ж, прекрасно, — сказал Хэнселл. — Сержант Дрейтон, который ждет на улице, доставит вас и арестованного в участок. Там арестованного приведут в порядок, но все же я прошу вас соскрести с его лица немного запекшейся крови, она нам еще пригодится. Накормите его, дайте сигарету. Журналистов не пускайте. Посадите его на заднее сиденье, так, чтобы он не видел никого, кроме наших людей. — Слушаюсь, сэр. Харрис снял с Роджера наручники. Полицейские встали по обе его стороны, и, когда они втроем вышли на улицу, Листер крепко взял его за руку чуть выше локтя. Лил сильный дождь, и лучи света фар нескольких автомобилей, стоявших вдоль ограды, серебряными струйками просачивались сквозь потоки воды. Машины были обращены передом в сторону дороги к Хелшэму и лишь одна — «крайслер» «Артура Кинга» — в обратную сторону. Роджер забрался на заднее сиденье машины. Харрис сел рядом, Листер — на место водителя, и еще один человек в штатском — очевидно, сержант Дрейтон, — рядом с водителем. Когда они тронулись, Роджер успел внимательно осмотреть другие автомашины, потом он увидел большой белый камень и перекрашенную табличку-указатель. Он откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза, ощущая на себе тяжесть руки Харриса. Стоило ему только пошевелиться, как Харрис тут же пустил бы в ход свой огромный кулак. Бежать Роджеру было бессмысленно, так что Харрис мог не беспокоиться. Роджер никак не мог собраться с мыслями. Вспомнил изуродованное лицо женщины. Все происходящее казалось ему каким-то неестественным и нелепым. Машина медленно съезжала по склону пологого холма, по которому Роджер уже поднимался, когда направлялся к дому. На дороге встретилось несколько опасных поворотов, и ни один из них не был обозначен дорожными знаками. Свет фар выхватил из темноты тонкие голые ветви кустарников, клонящиеся под порывами мартовского ветра. Дорога блестела от воды. Деревья, словно серые приведения бесследно исчезали позади автомобиля. Впереди, по ходу движения, забрезжили огни. Это была деревня Хелшэм. Но машина свернула на Гилдфорд. Кого он знал в Гилдфорде?… Шофер круто повернул вправо и неожиданно резко нажал на педаль тормоза. Всех швырнуло вперед. Роджер даже не успел бросить взгляд на дорогу.Глава 4 НАПАДЕНИЕ
Свет фар выхватил из темноты фигуру человека в дождевике и низко надвинутой на лоб шляпе. Он стоял перед машиной, направив на нее пистолет. Роджер заметил еще каких-то людей. Один из них быстро подбежал к машине и дернул дверцу водителя, направив на него оружие. Харрис что-то проворчал и сильно сжал руку Роджера. Роджер ощутил на ней холодок стали, потом раздался щелчок — и он снова оказался связан наручником, но теперь уже с Харрисом. — Спокойно, — произнес ровным, невыразительным голосом человек с пистолетом. Нижняя часть его лица, словно маской была закрыта широким шарфом. — Делайте, что вам скажут, и вас никто не тронет. — Вы с ума сошли! — раздался резкий голос сержанта Дрейтона. — Не более, чем вы, — последовал ответ. — Нам нужен Уэст. — Здесь нет никакого Уэста… — начал было шофер. — О'кей. Забудь это имя. Нам нужен ваш пленник. Это наш парень. Давай, друг, вылезай! — и он посмотрел на Роджера. Взгляд был запоминающимся: глаза незнакомца в лучах фар словно излучали пламя. — Мы из полиции! — вскричал Дрейтон. — А нам нужен наш приятель, даже если бы вы были армией, флотом и авиацией. — Дуло револьвера качнулось в сторону Роджера. — А ну, вылезай! Дверца с той стороны, где сидел Роджер, открылась. В ее проеме появился еще один человек с оружием. — Я не могу… — начал было Роджер. — Можешь, можешь, парень. И поспеши, мы не намерены торчать здесь всю ночь. — Ну, хватит! — вскипел Харрис. Он в отличие от Дрейтона не утратил выдержки. — Убирайтесь отсюда! — крикнул он хорошо поставленным голосом, словно обращался к толпе зевак, сбежавшихся поглазеть на уличное происшествие. — Этот человек арестован! Прочь с дороги! — Мне мешают наручники, — произнес Роджер. Ему нелегко было сохранять спокойствие и говорить безразличным голосом, сознавая, что наступила вторая фаза задуманного против него заговора. Харрис откинулся на спинку сиденья, и извлечь его из машины, лаже силой, было далеко не простой задачей: весил он явно больше сотни килограммов. — У него ключ, не так ли? — хрипло спросил человек с необычными глазами, указывая на полицейского. — Я сказал, чтобы ты убирался, — снова проворчал Харрис. — Через минуту подойдет еще машина, и тогда… — Не морочь нам голову, — сказал человек. — Тебе же будет лучше, если ты откроешь наручники. — Кто? Я? — спросил Харрис. Он взмахнул левой рукой, и какой-то предмет, блеснув в свете фар, полетел в кусты. Это был ключ. Теперь на то, чтобы отыскать его, ушло бы несколько часов. Дверца машины, там, где сидел Харрис, распахнулась. Он обернулся и тут же получил сильный удар рукояткой револьвера по голове. Вслед за ним — удар в челюсть. Резким движением сбив с головы Харриса шлем, человек снова ударил его. Харрис сполз на пол машины и затих. — Послушайте, вы что, рехнулись? — выдохнул Дрейтон. — Вот именно. Делай, что тебе сказали. Нападавшие уже вытаскивали тело Харриса из машины. Вместе с ним скользнул к дверце и Роджер. Наручники больно сдавливали ему руку. Наконец Харрис оказался на земле, а Роджер вывалился из машины на его обмякшее тело. — Спокойно, — произнес человек, нокаутировавший Харриса. Подошел другой и взял Роджера за руку. Теперь ему была видна стальная цепочка, соединявшая полисмена с узником. Он склонился над замком и тонкой пилкой стал перепиливать цепь. К шуму дождя прибавился скрежещущий звук. Вода холодными струйками стекала Роджеру за ворот. Одежда быстро намокала. Двое полисменов молча стояли возле машины под дулом пистолетов. Человеку с пилкой потребовалось всего пять-шесть минут. Вскоре Роджер уже в новой компании ехал в машине вниз по склону холма. Роджер не анализировал происшедших с ним событий. Схема выглядела довольно просто. Выбирается какой-нибудь полицейский. С помощью фальшивой записки его заманивают в пустынный дом. Там убивают беззащитную девушку. Все улики выстраивают против этого детектива. Ему «присваивают» фальшивое имя. Под этим именем он попадает в руки полиции. Затем его уже под настоящим именем отбивают у нее. И, наконец, увозят в неизвестном направлении. — Сигарету? — предложил человек, сидевший рядом, и глаза его загорелись странным серебристым огнем. — Благодарю. Человек зажег две сигареты, одну протянул Роджеру и откинулся на спинку сиденья. Было слишком темно, и разглядеть его лицо не удавалось. Но вот он стянул с лица шарф, и огонек сигареты осветил острый кончик его носа. Машина свернула с узкой дороги на шоссе, ведущее через Хелшэм к Лондону. Мощный автомобиль легко съедал километры дороги. — Отдыхаете? — спросил сосед Роджера. Его голос и манеры не соответствовали взгляду его глаз. — Так себе. — Должен вам заметить, что вы вели себя превосходно. Я полагаю, мы сработаемся. — Рано или поздно вам придется спросить, буду ли я работать с вами, — отзетил Роджер. — И это совсем не маловажный вопрос. Человек рассмеялся. Он был явно уверен в успехе. — Теперь у меня к вам вопрос, чтобы окончательно успокоиться, — как бы между прочим сказал Роджер. — Ну что ж, слушаю. — Что с моей женой? — Вероятно, она ждет вас дома, если уже не позвонила в Скотленд-Ярд, чтобы сообщить о вашем исчезновении. У Роджера не было оснований не верить этому человеку. На душе стало немного легче. Значит, Дженет избрали наживкой, и винить в этом Эдди Дэя не стоило. Машина, не сбавляя скорости, неслась по освещенным авеню, иногда сворачивая в темные улицы. Наконец возле Гилдфорда она выехала на объездную дорогу и теперь мчалась вдоль рядов маленьких домиков. Впереди, метрах в двадцати, шел такой же мощный автомобиль, который обгонять они, видимо, не намеревались. Навстречу им внезапно выскочила еще одна машина с надписью «полиция» на дверях, и человек тут же мягко сжал колено Роджера. — Мне не раз приходилось слышать, что если существует такое понятие, как «хороший полицейский», то оно непременно относится к Роджеру Уэсту, — сказал он. — Благодарю, но я всего лишь новичок. — Если вы будете вести себя подобающим образом, то у вас еще впереди масса времени для того, чтобы сделать карьеру. Хотите выпить? — Нет, спасибо. — Выпейте, чтобы доставить мне удовольствие, — сказал собеседник. — Это шотландское виски, оно приятно на вкус. Вы ничего не почувствуете, зато отдохнете несколько часов. А тогда уж поговорим о деле. — А что, если я выплюну? — Ну тогда вас придется обработать, как того быка на дороге. Сказав это, человек извлек из заднего кармана фляжку. Он отвинтил крышку и зажег свет в салоне машины. У человека было узкое бледное лицо и сверкающие глаза под длинными темными ресницами. Несмотря на покачивание машины, руки его почти не дрожали. Роджер взял протянутую флягу: содержимое по запаху действительно напоминало виски. Напиток согрел его и немного взбодрил. — Достаточно, — произнес человек, отбирая у Роджера флягу и завинчивая крышечку. — Если не подействует, тогда выпьете еще. Роджер откинулся на спинку сиденья и, устроившись поудобнее, погрузился в дремоту. Теперь он уже не узнавал дороги. Когда Роджер очнулся, был уже день. Он лежал на удобной кровати, еще не отойдя до конца ото сна, а потому пока безразличный ко вчерашним болям, но лицо и руки ощущали некоторую неловкость. Но вот Роджер вспомнил о том, что произошло в машине, и тут же возникло чувство тревоги. На несколько минут он закрыл глаза, потом открыл и оглядел комнату. Она была небольшой, но со вкусом обставленной: пожалуй, спальня принадлежала женщине. Роджер чувствовал, что пора вставать, но не было желания даже пошевелиться. Во рту — сушь: очень хотелось чаю. И ломоть хлеба с маслом. Это было первой стоящей мыслью с момента пробуждения: значит, он приходил в себя. Роджер рывком сбросил одеяло и сел. Ноги были словно ватные. Он с трудом опустил их на пол. Сразу же возникла боль в голове. Почувствовав себя лучше, Роджер встал и медленно подошел к окну. Взгляд его скользнул по зеленой ухоженной лужайке, грядкам с кустиками нарциссов, живой зеленой изгороди, стволам и ветвям деревьев с пожухлыми листьями. Сквозь толщу оконных стекол в комнату не проникало ни единого звука, только видно было, как под напором ветра раскачивались деревья. Окно было с одной рамой, и когда Роджер обследовал ее, то обнаружил, что она не открывалась. Он прижался лицом к стеклу и посмотрел вверх. Стекло имело желтоватый оттенок — очевидно, небьющееся. Теперь Роджер направился к двери. Она была с ручкой, но без замка и без замочной скважины. Он легонько постучал по ней — похоже, дверь была из металла. Роджер постучал громче, чтобы удостовериться, что таким способом можно привлечь к себе внимание. Потом отошел от двери и стал обследовать комнату. Только теперь Роджер заметил, что на нем была бело-голубая полосатая пижама, на кровати лежал халат, а на полу — шлепанцы. Верхней одежды не было. Он заглянул в гардероб: там тоже ничего, кроме пустых плечиков. В зеркале Роджер увидел свое лицо и очень удивился: оно было вполне нормальным. Он приблизил лицо к зеркалу и только тогда различил едва заметные розовые царапины: после удаления с них сгустков крови их покрыли слоем какой-то мази или грима. Запястье руки с ссадинами от наручников было обработано таким же образом. Так вот почему, проснувшись, он ощутил здесь некоторую неловкость. Роджер внимательно изучил свое лицо и улыбнулся, вспомнив, как в Скотленд-Ярде его называли Красавчиком. Теперь, наверное, эта кличка не очень к нему подходила. Роджер подошел к умывальнику, осторожно вымыл руки и лицо теплой водой и вытер их насухо. Царапины на лице проступили, приобрели пунцовый оттенок и защипали. Тогда Роджер подскочил к двери и забарабанил в нее кулаком, потом отступил несколько назад и стал ждать. Спустя некоторое время он услышал шаги.Глава 5 МАРИОН
Прежде чем дверь открылась, Роджер уже знал, что за ней стоит женщина. Шаги были быстрыми, легкими, он слышал их отчетливо даже сквозь стальную дверь. Послышался щелчок отпираемого запора — значит, замок был снаружи. Роджер сел на кровать. Вошла девушка. Завидев его, она сначала оглянулась, потом улыбнулась и закрыла за собой дверь. Роджер успел заметить человека, который остался в коридоре. — Доброе утро! — приветливо произнесла девушка. — Вам что-нибудь нужно? — Чаю, — ответил Роджер. — Целый чайник или хотя бы большую кружку. — Через несколько минут вам принесут. — Сигареты и зажигалку. — Я могу вас угостить сигаретой, — сказала она, — но вам запрещено иметь спички и курить, когда в комнате никого нет. Она достала из кармана светло-серого платья пластмассовую коробочку и зажигалку. Теперь ей надо было подойти ближе, протянуть сигарету и зажечь ее. Вряд ли нашлись бы мужчины, которые возразили бы против того, чтобы оказаться с ней наедине. Ее нельзя было назвать красавицей, скорее просто очень привлекательной. Привлекательность заключалась в ее чистых серых глазах, в мягком румянце щек, в красивом изгибе губ. У нее был правильный овал лица и светло-каштановые волосы. Роджер скорее назвал бы их темно-рыжими. Они были коротко острижены, и Роджер очень удивился бы, узнав, что их естественные волны сделаны в парикмахерской. Ее руки были хоть и не маленькими, но очень изящными, а ногти покрывал светло-розовый лак, достаточно бледный, чтобы придать им натуральный вид. Роджер затянулся сигаретой. — Ну как, все в порядке? — Да, спасибо. А вы кто? — Зовите меня Марион. Он оперся о стену, обхватив колени руками, и уже открыто посмотрел на девушку. — Очень любезно с вашей стороны. А как вы собираетесь называть меня? — Мистер Кинг. — О, вот я и снова король[2], не правда ли? Девушка отошла от кровати и присела на ручку одного из кресел, изящно закинув ногу на ногу. На ней было длинное платье, которое не скрывало ее стройной фигуры и красивых коленей. — Это вы подлатали мое лицо вчера ночью? — спросил Роджер. — Да, я. А как вы себя чувствуете? — Думаю, что оно нуждается в повторном уходе. — Прямо сейчас? — А почему бы и нет? Девушка подошла к умывальнику, открыла шкафчик над раковиной, сняла с белой полочки небольшую баночку с белой мазью и вернулась к Роджеру. — Сядьте прямо, — попросила она. Когда Роджер принял требуемую позу, девушка взяла на палец немного мази и начала мягкими движениями массировать царапины на его лице. Закончив, она отступила на шаг и спросила: — А как насчет руки? Он послушно протянул руку. — Очень вам благодарен, — сказал Роджер, когда она закончила эту процедуру. — У вас навыки квалифицированной медсестры. — Вам придется познакомиться со всем понемножку. Дверь вдруг открылась. Вошел человек, небольшого роста, одетый в белый пиджак, с седой головой и грустным взглядом. Первое, чем он обратил на себя внимание, начищенные до блеска коричневые ботинки. С изяществом опытного официанта он поставил принесенный им поднос на столик у кровати. Роджер тут же заинтересовался его содержимым. Он увидел сначала большой нож из слоновой кости, по виду напоминавший больше нож для резки бумаги. На подносе были чай, тосты, мармелад, масло и две тарелки под серебряными крышками. — Я бы на вашем месте позавтракала в постели, — посоветовала Марион. — Я никогда не завтракаю в кровати. — Вам не следует переутомляться, — возразила она и тут же придвинула к столику табурет, чем очень рассмешила Роджера. Вначале он налил себе чашку чаю и выпил залпом. Потом приподнял крышки — овсяная каша, яичница с беконом. Роджер съел все без остатка. — Ну и прекрасно! — сказала она. — Что прекрасно? — Ваш аппетит. — Но это еще не все, — возразил Роджер. — Мне бы хотелось побриться. — Сейчас я это устрою. Когда она вышла, Роджер подошел к шкафчику над умывальником. Ни ножниц, ни лезвий — ничего режущего в нем не было. Он ждал минут десять — по крайней мере, ему так показалось: часов в комнате также не было. Затем дверь открылась, и снова вошла Марион вместе с официантом. В руках у него был небольшой черный мешочек. Официант впервые заговорил. По выговору Роджер понял, что это типичный кокни[3] из самого сердца Ист-Энда. — Сядете на кровать или к зеркалу? — спросил он. — К зеркалу, — ответил Роджер. — Хорошо. Человек обошел вокруг табурета и развязал свой мешочек. Из него он извлек большую розовую салфетку. Роджер сел. Человек профессиональным движением обмотал ею шею Роджера, быстро побрил его безопасной бритвой. Очевидно, к Роджеру относились настороженно; девушка к тому же, вероятно, считала его еще и лунатиком. Официант принес ленч. Пока Роджер расправлялся с ним, орудуя костяным ножом, официант стоял молча поодаль. Минут через пять после того, как Роджер закончил есть, в комнату вошла Марион, держа в руках поднос с кофейником и двумя чашечками. Он сидел в кресле возле окна. — Вы не возражаете, если я выпью с вами кофе? — Я просто мечтал об этом. — Как самочувствие? — спросила она. — Хотя все это ужасно таинственно, но я вполне доволен. — Я так рада. — Она никак не среагировала на слово «таинственно» и стала по-хозяйски разливать кофе. — Благодарю. Когда вы намерены посвятить меня в местные секреты? — сросил Роджер. — Я ничего не могу вам рассказать, — проговорила она. — Вы считаете меня сумасшедшим? — Что вы, конечно, нет! — Она пролила кофе на блюдце. — Это же нелепо. Просто вам было плохо, а сейчас вы поправляетесь и скоро будете в полном порядке. Я хочу вам помочь. И мне хотелось бы, чтобы вы говорили со мной откровенно. — О чем? — Обо всем, что придет вам в голову. — О прикладной психологии? Или психиатрии? Или еще о чем? — Просто говорите. Приятно, когда люди что-нибудь рассказывают. — Ну, допустим, я стану говорить о своей жене. О сыновьях. — На ее лице снова появился испуг, и Роджер решил, что у «мистера Кинга», вероятно, нет ни жены, ни детей. — Дженет не похожа на вас, разве только руки… Руки о многом говорят — вы знаете об этом? — Да, — согласилась она. Роджер напустил на себя мечтательный вид. — О человеке можно безошибочно судить, если сравнить отпечатки на кончиках пальцев с линиями на ступнях ног. Да, я, кажется, собирался рассказать вам о своей семье. О Дженет рассказывать не стоит, а вот о мальчиках… У меня их двое. Старший — Мартин, но мы зовем его «Скупи»[4]. Смешно, не правда ли? — Мне нравится. — Она делала вид, что верит ему. — Скупи у нас большой парень. Почти шесть лет. На жизнь смотрит очень серьезно. Ричард на год младше и совсем не такой. Он воспринимает жизнь, не задумываясь, как она есть. Веселый малый и далеко пойдет, если выработает в себе солидность брата. Вы не верите ни одному моему слову, не так ли? — Прошу вас, продолжайте. — Почему вы мне не верите? — Продолжайте, прошу вас. — Почему вы работаете на убийцу? — Просто это моя работа. — Вам совсем не идет быть подручной убийцы. Она улыбнулась. — А если я, как сумасшедший, вдруг ударю вас? — На эту тему мне нельзя с вами разговаривать, — сказала она. — Я знаю, что вас мучают сны и кошмары. Сны — это хорошо, а что касается кошмаров — я помогу забыть вам их и спокойно уснуть. Кошмары — временное явление, результат стресса. Не думайте об этом. Расскажите мне о ваших снах. Вот и все, что от вас требуется. Меня вы не испугаете. Я столько слышала всяких странных историй от разных людей. Расскажите самый страшный сон. Прошу вас. «Что им нужно? Хотят заставить меня поверить в то, что я сумасшедший?»Глава 6 КОШМАР
Он слышал стон… Ему привиделась девушка с обезображенным лицом, в белой блузке, и ее рука безжизненно свисала с кровати. Кошмар поглотил его всего, он продолжался, казалось, бесконечно, и каждый раз повторялось одно и то же — девушка, стон, четче, ближе, четче, ближе. Ему хотелось закричать, он открывал рот, но крик застревал в горле. Потом он проснулся. Уже третью ночь Роджера мучили кошмары. Когда он просыпался, было всегда темно. Роджер знал, что, стоит ему уступить и включить свет, он уже не сумеет перебороть страх. Шагов Роджер не слышал, но внезапно почувствовал, что кромешная тьма рассеивается. Он открыл глаза. Слабый свет пробивался из-под осторожно открывающейся двери. В комнату бесшумно проскользнула Марион и так же неслышно затворила за собой дверь. На ней был халат, волосы стягивала сеточка, на лице играла ободряющая улыбка. Она подошла прямо к нему, и ее прохладная, нежная ладонь легла на его горячий лоб. Затем Марион намочила губку и обтерла ему лицо и руки. Роджеру хотелось, чтобы она как можно дольше не отнимала своих рук. — Все будет хорошо. Успокойтесь, — говорила Марион. — Если бы вы раньше рассказали мне о них, то теперь вам бы не пришлось так беспокоиться. Она произносила эту фразу десятки раз за последние трое суток, обычно это случалось днем. Утром же, просыпаясь, он никогда не видел ее в комнате. Роджер лежал, глядя на Марион — воплощение привлекательности. Она была для него всего лишь женщиной, с которой можно только поговорить, никак не изменив ее отношения к нему. Она же была уверена, что он болен, и считала своей обязанностью помочь ему. Роджер даже иногда испытывал желание возненавидеть ее, но ничего из этого не получалось. — Скоро вам будет лучше, — мягко сказала Марион. Он сел на кровати. — Дайте, пожалуйста, воды. Она подала ему полный стакан. Роджер медленно пил, не сводя с нее взгляда. Марион напоминала ему Дженет. Однако, если бы здесь была Дженет, стало бы легче. Быть с ней в разлуке — настоящая пытка. Он знал, что она не находит себе места из-за его исчезновения. Мысли о Дженет терзали его, как терзал и мучительный вопрос: что все это значит? Роджер не видел газет, не слышал радио. Он не имел ни малейшего представления о том, что происходит за стенами этого дома в недоступном ему мире. Когда приходила Марион, за дверью всегда стоял вооруженный стражник. — Расскажите мне, что вам снилось? — прошептала она, склонившись над Роджером. Ему ни в коем случае нельзя уступать им. — Мне очень жарко. — Я уберу одеяло. — Она встала и, сложив накидку из гагачьего пуха, положила ее на кресло. — Теперь ложитесь, — сказала Марион и, когда он повиновался, легла рядом с ним. Она показалась ему холодной и бесчувственной, совсем как неживая. — Расскажите, что с вами произошло? Ее тон был ровным, как всегда. — Скоро вам будет лучше. Это звучало уже обещанием. — Все хорошо. Я с вами, — проговорила она ободряюще. Теперь Роджер уже не думал о ней, его охватила внезапно пришедшая на ум идея — рассмеяться. Еще ни разу с тех самых пор, как он оказался здесь, ему не хотелось этого. Он чувствовал, что наступает новый этап его тюремного заключения, а потому ему необходимо разговаривать, чтобы «они» не подумали, что он побежден. — Расскажите же мне… Он стряхнул с себя ее руку, резко сел на кровати и оттолкнул Марион. — Мистер Кинг… — Убирайтесь! Уйдите прочь! Вы мне противны! — Если вы только… — Убирайтесь! — Он снова толкнул Марион и вдруг, подняв руки, схватил ее за горло. Не сильно — лишь бы напугать. Марион пронзительно закричала: «Сюда, на помощь!» Он все еще держал ее, когда дверь отворилась и в комнату ворвались двое. Один схватил Роджера за руки и оторвал от Марион, другой помог ей встать с кровати. После этого все трое вышли, оставив его одного. Роджер ощутил озноб. Но вместе с ознобом пришло новое чувство — чувство уверенности в своих силах. Теперь у него был план. Роджер уяснил для себя одно — с ним ничего не случится до тех пор, пока он будет выполнять все требования Марион, откровенничать с ней. Роджер встал и подошел к окну. Хотелось курить, но курить ему разрешалось, только когда приходила Марион или парикмахер-официант. Вне всякого сомнения, это означало, что они боятся, как бы он не поджег дом. И вообще, эти двое своим поведением давали ему понять, что его считают буйнопомешанным. Наконец Роджер решил, что пришло время действовать. Он лег на кровать и стал кричать во всю глотку: — Нет, нет, нет!… Никакой реакции. Он снова завопил истошным голосом: — Нет, нет, нет!… Интересно, как люди теряют рассудок? Как кричит буйнопомешанный и вообще кричит ли он в пустой комнате, когда никто его не может слышать? Вспыхнул свет. В дверях стояла Марион, улыбающаяся, невозмутимая. Свет лился откуда-то сверху, и Роджеру казалось, что ее голова находилась в центре нимба. Марион неслышно прикрыла за собой дверь. — Опять дурной сон? — осведомилась она. — Я… я не могу больше… — пролепетал Роджер, облизывая губы и стараясь говорить как можно убедительнее. Очевидно, ему это удалось, потому что Марион молча смочила водой губку и, склонившись над ним, обтерла ею потный лоб и руки Роджера. Потом снова прилегла рядом с ним. — Ну, рассказывайте, — попросила она. И тогда он рассказал, ничего не скрывая, о том, что с ним произошло в Копс-коттедже. Его голос звучал ломко, дважды он обрывал свой рассказ и отворачивался от нее, тело его напрягалось. И всякий раз Марион гладила его руку и терпеливо ждала, когда он заговорит снова. Странно, но Роджер испытывал облегчение. Марион обняла его за плечи и приблизила свое лицо к нему. — Не волнуйтесь, — проговорила она очень спокойно. — Вам нужно уснуть. — Сколько… который сейчас час? — Сейчас полночь. Не волнуйтесь, спите. Кошмар вам больше не приснится. И кошмар ему действительно не приснился. Был уже день, когда Роджер открыл глаза, солнце стояло в зените. Он хорошо отдохнул, и на душе было спокойнее, чем в предыдущие три дня, вернее, даже четыре. Он немного полежал, разглядывая солнечный зайчик, притаившийся в углу комнаты, а затем встал и посмотрел через окно в сад. Трава блестела, а нарциссы подняли к солнцу свои головки; пейзаж завораживал и успокаивал. Роджер даже не стал раздумывать о том, удался ли ему ночной спектакль. Он знал, что удался. Потом пришла Марион с завтраком. Человек в белом пиджаке со скорбным лицом побрил его. После завтрака Марион принесла ему одежду. Кроме носового платка, в карманах ничего не оказалось. Одевшись, Роджер почувствовал себя уверенней. Одежда оказалась ему по росту. Галстука не дали. Воротничок рубашки был пристежным. Вместо ботинок со шнурками ему принесли пару кожаных шлепанцев. На одевание Марион отвела ему двадцать минут, после чего снова вошла в комнату. Дверь она оставила открытой настежь. За спиной Марион никого не было видно. Сама она выглядела свежей, и ничто не говорило о том, что ночью она почти не спала. — Не хотите ли прогуляться по саду? — Э-э… а можно? — Да. Сегодня прекрасное утро, — сказала она. — Потом мы немного посидим с вами в саду. Смена обстановки пойдет вам на пользу. Вы сегодня хорошо спали? — Э-э… да. — Ничего не снилось? — Нет. — Я же вам говорила, — обрадовалась Марион. В узкий, с кремового цвета стенами коридор выходили четыре двери. Заканчивался он площадкой, за которой виднелась лестница. Скорее всего она вела во двор или в сад. В конце лестницы в маленьком холле была вешалка. Марион сняла с крючка пальто и помогла Роджеру одеться. Накинув на плечи свое, она отперла дверь. Солнце ударило ему в лицо по-весеннему теплыми лучами. Было приятно вдохнуть полной грудью свежий воздух. Какой-то согбенный старик подошел к цветочной грядке, но, заметив их, быстро исчез. Кустарниковая изгородь на деле оказалась куда больше, чем выглядела из окна, — примерно семи-восьми футов высотой и значительно гуще. Перелезть через нее будет нелегким делом. Гуляя, Марион беззаботно болтала о пустяках. В конце сада Роджер остановился и окинул взглядом весь дом. Внешне он был ничем не примечателен. Серые стены, маленькие окна, причем открывались только те, что на первом этаже. Из одной комнаты слышались звуки музыки. Роджер догадался — Марион не хотелось, чтобы он рассматривал здание, и она, мягко взяв его за руку, увлекла за собой. Чуть погодя Роджер обернулся снова. И в этот момент заметил в окне первого этажа человека. Роджер узнал его. Это был тот, с кем он разговаривал в машине. Даже на таком расстоянии Роджер увидел его серо-серебристые глаза.Глава 7 ГАЗЕТЫ
Человек внезапно исчез, очевидно, боялся, что его заметят. На лице Роджера ничего не отразилось, его взгляд безразлично скользнул вдоль окон и задержался на грядке с цветами. Он чувствовал, что Марион внимательно наблюдает за ним, но взгляды их не встретились. Она слегка придерживала его за руку, когда они снова двинулись в путь. — Что случилось? — спросила она. — Все в порядке. — Вам нужно научиться рассказывать мне все, что приходит вам на ум, что пугает вас. — Я не испугался. — Испугались, — сказала она. Теперь Роджер уже не смог избежать ее взгляда. Он посмотрел ей в глаза. Они были серыми и на редкость чистыми и спокойными. — Я почувствовала, как напряглась наша рука. Пока вы не будете все откровенно рассказывать, облегчение не наступит, — пояснила она. Так открыто о его болезни она еще ни разу не говорила. — Почему вы не доверяете мне? — Я буду очень послушным. — Я только хочу помочь вам, и, надеюсь, у меня получится. — Сколько у вас здесь еще пациентов? — Много. Некоторым мне удалось помочь. И я очень хочу помочь вам. — А почему бы вам не сказать прямо, что со мной? — А вы этого не знаете? — Нет… Я так же нормален, как и вы, и хочу уехать отсюда. — Вы и уедете, как только вам станет лучше. Он высвободил руку и прошел немного вперед. Она не сделала даже попытки догнать его. Садовник спокойно копался в земле, не проявляя к ним ни малейшего интереса. Роджер пересек лужайку, поглядывая при этом на окно, в котором видел человека с серебристыми глазами. И снова заметил его. Человек стоял сбоку от окна, придерживая рукой штору. Роджер обернулся и увидел Марион, медленно идущую через лужайку. Солнце освещало ее волосы, придавая им золотистый блеск, и это делало ее еще красивей. Он подождал, и, когда она подошла, они больше не возвращались к тому разговору. — Мне кажется, вы устали. Вам лучше вернуться в дом. — Не стоит, мне здесь хорошо. — Вы впервые за несколько дней оказались на улице. Лучше не злоупотреблять, — возразила Марион и снова взяла его за руку, легонько подтолкнула в сторону дома. На сей раз сомнений не было: она слегка прижалась к нему. Роджер вошел в дом, который после яркого солнечного света показался особенно унылым, и Марион повела его к правой двери. Очевидно, это была та самая комната, в окне которой он заметил человека. Большая, уютная и солнечная комната с виду напоминала гостиную, обставленную в том же стиле, что и комната Роджера. В одном углу, возле окна, стоял большой рояль, на нем в вазе — букет нарциссов и ранних тюльпанов, прямо-таки дышавших свежестью. Здесь же было несколько диванов и кресел, на полу — ковер с желто-зеленым узором, на стенах, оклеенных розовыми обоями, несколько неплохих акварелей. Марион подвела Роджера к креслу. Подождав, покаон устроится, подкатила к нему небольшой столик, на котором стояли ящичек с сигаретами и настольная зажигалка. Она предложила ему закурить. — Благодарю вас. — Посидите здесь немного. Я скоро вернусь. Она вышла, оставив ему зажигалку — первый признак доверия. Роджер с трудом удержался, чтобы не вскочить и не побежать за ней. Он огляделся и заметил несколько газет. Эти газеты были для него первым за четыре дня соприкосновением с реально существующим миром. Они лежали на подставке возле рояля вместе с несколькими журналами. Роджер пересек комнату и взял их. Тут же у него мелькнула мысль: «Это трюк». Наверное, эти старые газеты не представляют интереса. Но он ошибался. Их было четыре, все — «Дейли край». Первая — от 14 марта. Именно в тот день он поехал на поиски жены. Роджер взглянул на другие: от 15, 16 и 17 марта. Раскрыл вторую, и в глаза ему бросился заголовок:В ПУСТОМ КОТТЕДЖЕ НАЙДЕНА МЕРТВАЯ ДЕВУШКА «Тело неизвестной девушки с обезображенным лицом было обнаружено полицией в Копс-коттедже, Хелшэм, наиболее малонаселенной части Саррея. Убийца взломал окно, пробрался в дом, разбил топором дверь комнаты, в которой находилась девушка…»В заметке упоминались и другие сведения, но ни слова не было о Роджере, о нападении на полицейскую машину. Он бросил газету и взял другую.
БАНДА СПАСАЕТ УБИЙЦУ, ЗВЕРСКИ ИЗБИТ ПОЛИЦЕЙСКИЙЗдесь была приведена вся история, и гораздо подробнее, чем в предыдущем номере. Роджер мельком пробежал текст, выискивая знакомые имена и названия. Человек, о котором говорилось в заметке, оказался, «как полагают, неким Артуром Кингом, проживающим в Кингстоне-на-Темзе». О Роджере Уэсте — ни слова. Роджер быстро просмотрел оставшиеся номера, прочитывая заголовки, и наконец на одной из внутренних полос нашел то, что искал, — короткий абзац мелким заголовком:
ИСЧЕЗНОВЕНИЕ СОТРУДНИКА СКОТЛЕНД-ЯРДА «Старший инспектор Роджер Уэст, по прозвищу «Красавчик», самый молодой из старших инспекторов Скотленд-Ярда, покинул свой служебный кабинет в полдень в понедельник, и с тех пор никто о нем ничего не слышал. Руководители Ярда полагают, что с Уэстом, который в течение последних месяцев работал с особым напряжением, возможно, произошел приступ амнезии или какого-то сходного заболевания».За этой заметкой крылось гораздо большее. Роджер сразу распознал в ней руку Скотленд-Ярда, который давал газетам намек «обыграть» в печати факт исчезновения. Фото не было, не было и никаких наводящих мыслей — ровным счетом ничего, что могло бы в той или иной степени связать его исчезновение с убийством. Роджер развернул четвертую газету — сегодняшнюю:
ПОЛИЦИЯ ИЩЕТ БАНДУ УБИЙЦ «Полиция объявила по всей Великобритании розыск членов банды, которая вырвала из рук властей схваченного убийцу. Нападение произошло в понедельник ночью возле Хелшэма, в графстве Саррей, вскоре после ареста преступника. Нападение, подробности которого опубликованы в предыдущем номере «Край», рассматривается полицией как самое дерзкое из всех упомянутых в ее анналах. Убитая девушка еще не опознана. В доме не обнаружено никаких доказательств того, что она жила в нем. Дом пустовал уже несколько месяцев — его владелица, миссис Этель Мэллой, живет сейчас за границей. В полиции полагают, что убийца назначил здесь свидание неизвестной девушке, которая, слишком поздно распознав его намерения, заперлась в комнате. Ее лицо так изуродовано, что идентифицировать девушку по фотографии не представляется возможным. Сэр Гарри Грег, главный патологоанатом Скотленд-Ярда, заявил, что убитой было, вероятно, лет двадцать. На ее теле не обнаружено никаких особых примет. Полиция обращается к читателям с просьбой сообщать ей обо всех девушках, ушедших из дома в прошлый понедельник и не вернувшихся, внешность которых соответствовала бы следующим данным: рост 5 футов 6 дюймов, шатенка, глаза — голубые, сложение — нормальное, вес — 10 стоунов 4 фунта[5]. В момент смерти на ней была черная юбка, деловая шелковая блузка с четырьмя перламутровыми пуговицами, каждая размером с двухшил-линговую монету, длинный жакет, на три четверти прикрывавший юбку, нейлоновые чулки размера 9 1/2 (французские), черные туфли, рейоновое белье (абрикосового цвета). Фирменные ярлыки со всех предметов одежды спороты».Роджер взял вторую сигарету и закурил, уже не думая об оставленной ему зажигалке. Да, было о чем поразмыслить. Отсутствие клейма на одежде не помешает полиции определить ее владельца. Трудность представляли «французские» чулки. Возможно ли, что девушка приехала из Франции? Вряд ли. Роджер думал привычно, как если бы находился в своем кабинете. Перевернув еще несколько страниц, он снова нашел то, что ему было нужно, — еще одна ссылка на него, на сей раз с небольшой фотографией, довольно нечеткой.
СОТРУДНИК ЯРДА ЕЩЕ НЕ НАЙДЕН «Старший инспектор Уэст (фото сбоку) все еще не возвратился ни в Скотленд-Ярд, ни домой на Белл-стрит, в Челси. Не обнаружено никаких следов его местонахождения с тех пор, как он ушел с работы вечером в понедельник на свидание со своей женой. В полиции предполагают, что его исчезновение отчасти можно объяснить потерей памяти, к чему склоняется и его жена, которая подтвердила, что напряженная умственная работа в последние несколько месяцев могла оказать пагубное воздействие на его здоровье».Какая чушь! Ну что же, Дженет виднее. По всей вероятности, к ней заходил кто-нибудь из Ярда и убедил именно так отвечать на вопросы прессы. И все же в газетах ни слова, даже намека на связь между его исчезновением и убийством в Копс-коттедже. Итак, одна загадка влечет за собой другую. Убитая девушка не опознана. Это означает, что Ярд недалеко продвинулся в своих расследованиях. Но все это мелочь по сравнению с более важной загадкой — как эти люди намерены поступить с ним? Зачем они привезли его сюда, выдавая за какого-то Артура Кинга, и почему так открыто, в момент похищения, дали понять полиции, что он в действительности Уэст? Далее, с какой целью с ним обращаются как с больным, да и его стараются убедить в том, что он болен, что нуждается в лечении, что у него расстроена психика? Кому понадобилось, чтобы Скотленд-Ярд имел основание считать его убийцей? Роджер закурил еще одну сигарету. Поднявшись с кресла, подошел к окну, выглянул в сад и тут заметил, что окно в этой комнате точно такое же, как и наверху, — из небьющегося стекла и с наглухо закрытой рамой. Роджер отошел от окна и снова взял газеты, как вдруг услышал за своей спиной какой-то звук. Это заставило его обернуться. Окно на его глазах стало медленно закрываться наружной шторкой, напоминавшей венецианское жалюзи. Когда она должна была вот-вот опуститься, Роджер бросился к окну и инстинктивно уперся руками в стекло, но ничего не мог поделать. Теперь он видел лишь узкую полоску зеленой лужайки и головки нескольких нарциссов. Но и они исчезли, когда жалюзи опустилось до самого карниза. Роджер оказался в полной темноте. Светился лишь кончик горящей сигареты, да и тот угасал, когда Роджер переставал затягиваться. Ни звука, абсолютная тишина. Роджер стоял спиной к окну, не шевелясь. Вдруг, непонятно откуда, возник какой-то жужжащий звук. Роджер машинально повернул голову вправо. Спустя секунду-две он заметил луч света, будто кто-то обшаривал мощным фонарем противоположную стену комнаты. Стена была голой. Луч ударил в эту стену и остановился, образовав овальное пятно, напоминавшее киноэкран размером в два ярда[6] в поперечнике и полтора ярда по высоте. Так и есть, свет исходил от маленького проектора, чем объяснялся и жужжащий звук. Значит, ему хотели показать фильм. Роджер заставил себя медленно подойти к креслу, не сводя при этом взгляда с освещенной стены. Он нашел его на ощупь среди прочей обстановки комнаты и сел, закинув ногу на ногу. На стене возникло изображение. По узкой безлюдной улице шла девушка. Улица была незнакомой, но по некоторым признакам Роджер догадался, что это не Англия, а скорее всего Франция. Дома высокие, с террасами, окна со ставнями. На верхних этажах домов лепились балкончики. Улица была по-прежнему безлюдной, и только девушка двигалась прямо на снимавшего ее оператора. Она была высокого роста. Одета довольно пестро, выглядела задумчивой. Вряд ли она имела сходство с Марион, но, насколько он мог судить, на Дженет тоже не была похожа. Вот она свернула на другую улицу, довольно многолюдную, затем — на третью. Это уже была шумная, деловая магистраль. Роджер заметил одноэтажный автобус, набитый пассажирами, на задней площадке которого стояли люди. Похоже на Париж. На убитой девушке были французские нейлоновые чулки. Теперь Роджер начисто позабыл страх, который охватил его, когла комната погрузилась во мрак, — так его захватил фильм. Девушка затерялась в толпе. Потом снова появилась, остановилась у витрины магазина — рассматривала дамские сумочки. Опять двинулась дальше — и тут пленка кончилась. На следующей пленке было снято кафе с большим полосатым тентом и десятком столиков. В дверях стоял официант в белой куртке, какая-то парочка что-то пила из высоких стаканов. В кадре снова возникла девушка и заняла столик в стороне от парочки. К ней подошел официант. Она отрицательно качнула головой, по-видимому, сказала, что ждет кого-то… Официант вернулся на прежнее место, к дверям. Девушка закурила, поправила на коленях юбку, окинула взглядом улицу. Посмотрела на наручные часы. Лицо ее нахмурилось. Потом девушка открыла сумочку и что-то достала из нее. Письмо? Видно было, что она внимательно изучала его. Взгляд ее был неподвижен — значит, она не читала. Потом положила бумажку на стол, и Роджер заметил, что это фотография, по-видимому, мужчины, хотя он и не был в этом уверен. Девушка докурила сигарету и стала нетерпеливо постукивать ногой об пол. Затем возле нее появилась тень. Девушка подняла глаза, взгляд ее выражал беспокойство. Она что-то сказала, и Роджер пожалел, что фильм немой. Тень падала от мужчины, который стоял спиной к камере. Он отодвинул стул и сел. Мужчина был без головного убора, его светлые волосы нуждались в парикмахере. Что-то в нем почудилось Роджеру знакомым, но что? Когда подошел официант, мужчина обернулся, и тогда Роджер разглядел его профиль — от неожиданности он вздрогнул, и холодные, колючие мурашки пробежали по спине. Это был его профиль! Он никогда прежде не видел этой девушки, однако сам, собственной персоной, сидел там и разговаривал с ней. Изображение исчезло. Но жужжание продолжалось, и экран светился. На лбу Роджера выступил холодный пот. Фильм потряс его, он чувствовал, как его охватывает пока еще непонятный страх. Снова возникло изображение… Девушка… без лица, вернее, с лицом, узнать которое уже было невозможно. Он видел его там, в Копс-коттедже. И вдруг из угла комнаты раздался громкий мужской голос: — Почему вы это сделали, Уэст? Зачем?
Глава 8 БЕСЕДА
Когда он вошел, Роджер не слышал. Он даже не думал о том, что кто-то может появиться в комнате. Роджер резко обернулся и стал вглядываться в темноту. Заметил какую-то нечеткую тень, терявшую свои очертания по мере того, как свет проектора медленно угасал. — Почему вы это сделали, Уэст? Зачем? Голос звучал отнюдь не зловеще: обычный мужской голос, даже с оттенком искренности, хотя и довольно мрачный. Роджер слышал его там, в машине, когда они спускались с холма возле Хелшэма. Человек пошевелился. Роджер снова услышал его голос. — Почему вы не отвечаете? Зачем вы это сделали? Зажегся свет — не яркий, всего одна настенная лампа возле двери. Все это напоминало спектакль, который игрался в полутьме. Человек казался чуть выше своей тени, но глаза… глаза сверкали необычным серебристым огнем. — Я вас не понимаю. Я не делал этого. — Слова Роджера прозвучали неубедительно даже для него самого, он не был готов к встрече, а потому казался застигнутым врасплох. — И вы думаете, что кто-нибудь вам поверит? — спросил незнакомец. — Поверит, если он разумный человек. — Любой, кто посмотрит этот фильм и узнает все остальное, будет убежден, что убили ее вы, Уэст. Роджер повернулся в кресле. Нечаянно задел локтем ящичек с сигаретами, и они рассыпались по столику. Он взял одну, прикурил и почувствовал некоторое облегчение. Человек по-прежнему стоял неподвижно, уставившись на Роджера. — Что вам от меня нужно? — с усилием спросил Роджер. — Мне нужно, чтобы вы реально взглянули на факты. Вы не помните о своей поездке в Париж или о посещении коттеджа? — Я не был в Париже больше года. — Но вы могли с ней там встретиться. — Я не знаком с ней. И вообще никогда не встречал. Человек подошел ближе. — Уэст, кажется, вы не поняли, в каком положении оказались. Вы ездили в Париж и видели ту девушку — камера не лжет. Копию фильма можно легко переправить в Скотленд-Ярд. Вы ездили в Копс-коттедж, вы были там один, когда была убита девушка. Выдали себя за другого, чтобы одурачить полицию. Вас спасли друзья, которые чуть было не убили констебля. Ваши коллеги из Скотленд-Ярда уверены, что убийство — ваших рук дело. Улики очень серьезны. Фильм доказывает, что вы знали ее раньше и имели с ней дело, а потому для убийства у вас были мотивы. Вы назначили ей свидание в пустом загородном доме. Организовали телефонный звонок в Скотленд-Ярд с липовым сообщением, якобы от вашей жены, но не учли, что жена станет отрицать это. Вы думали, что спокойно вернетесь домой и будете вне подозрений, не так ли? Но вам не повезло, Уэст. — Один из нас сошел с ума, — резко произнес Роджер. — Никто в Скотленд-Ярде не поверит, что вы рехнулись. Вас слишком хорошо знают, и вы слишком умны. Преступление совершено очень грамотно — такое может сделать лишь тот, кто прекрасно знает закон. Вы — полицейский. — Голос говорившего звучал монотонно, в нем не слышалось ни издевки, ни насмешки, одна только убежденность. — Вам хорошо известно, как ведут следствие, да и самому приходилось собирать неопровержимые улики, чтобы отправить преступника на виселицу. Вы не раз убеждали суд такими уликами. А теперь представьте себе, что на этот раз улики будут против вас: вы были в Париже; эта девушка — француженка; вы там виделись с ней; потом она приехала в Англию и грозила нарушить ваш семейный покой; вы встретились с девушкой и убили ее, чтобы спасти свою семейную жизнь от катастрофы. И не надо, Уэст, убеждать меня, что вы не совершали преступления. Скажите лучше, к какому решению может прийти суд в этой ситуации. — Каждый судебный процесс предусматривает и наличие защиты… — начал было Роджер. — Я ухожу, а вы тем временем подумайте, — внезапно прервал его человек. Вынув из кармана конверт, он бросил его на колени Роджеру. Когда он уже уходил, шторка окна начала медленно подниматься, и яркий солнечный свет снова залил комнату. Роджер ощупал большой конверт, в который, как ему показалось, было вложено несколько листков бумаги. Он зажег еще одну сигарету. Руки его дрожали, когда он извлекал содержимое конверта — три конверта меньших размеров, на каждом — французская марка, парижский почтовый штемпель и голубой ярлычок с надписью «авиапочта». Все они были адресованы Артуру Кингу, Сэджли-роуд, 18, Кингстон-на-Темзе. Почерк крупный, женский, чернила ярко-синие. Роджер вынул первое письмо, и в глаза бросилось обращение: «Мой дорогой Артур…» Почерк тот же, что и на конверте. Вместо обратного адреса стояло: «Париж» и дата. Роджер пробежал глазами текст. Это было обычное любовное письмо, в котором женщина изливала свои чувства. Хорошее, доброе, написанное правильным английским языком письмо, правда, с несколькими неанглийскими оборотами и случайным французским словом или выражением. Подпись — «Люсиль». Был и постскриптум: «Жду скорой встречи. Когда ты сможешь приехать?» Роджер вскрыл второе письмо, датированное двумя неделями позднее. Начиналось оно так же, но затем шел текст, резкая прямолинейность которого покоробила Роджера. «Я еду к тебе. Да! Очень скоро буду в Лондоне. Я вне себя от радости, chéri…»[7] Третье письмо было очень кратким. Она сообщала, что прибудет в Лондон в субботу 12 марта, и просила написать ей в отель «Оксфордпалас» и сообщить, когда и где они могут встретиться. Роджер мог бы порвать письма, но вряд ли это помогло бы. С них наверняка сняты фотокопии, да к тому же, вероятно, имелись и другие письма. Письма, адресованные Артуру Кингу. Стоило их передать в руки обвинения и еще кое-что, и ни один суд присяжных не оправдает его. Фильм — явная липа. Специалисту нетрудно состряпать подобный. Кстати, несложно найти и экспертов, которые легко определят подделку. Для защиты это аргумент. Сначала снят один сюжет, потом на негатив наложено другое изображение… в общем, дело техники. Кто-то сфотографировал его. Потом убрали фон… А нужны ли такие сложности?! Достаточно ведь просто загримировать человека, придать ему сходство с Роджером. Походив в раздумье по комнате, Роджер сел в кресло, заново прочитал письма и чуть ли не физически ощутил страсть, с которой Люсиль писала их. Из этого он заключил, что она была влюблена в мужчину, которому писала. Следовательно, Люсиль имела любовника и приехала в Лондон, чтобы встретиться с ним. Но кто был ее любовником?… Человек с серебристыми глазами?На этот раз Роджер разглядел его. Кроме глаз, в нем не было ничего примечательного. Узкое лицо, не отталкивающее, но и не красивое — какое-то неопределенное. Губы необычно четко очерчены и имеют неестественно красный цвет. Каштановые волосы зачесаны назад на прямой пробор и открывают высокий лоб. Одет человек был в дорогой темно-серый костюм. Он с улыбкой вошел в комнату и спокойно опустился в кресло. — Ну как, прочитали? — Да. — Что, по-вашему, можно сказать на это? — Защита потребует доказательств, что эти письма адресованы именно мне. — О, доказательства будут. Восхитительные доказательства. От двух или трех безупречных свидетелей, которые поклянутся, что часто видели, как вы приходили за письмами на Сэджли-роуд, 18. Ну, как вам это нравится? — Не очень, — ответил Роджер. — А когда вы намерены объяснить мне, зачем вам весь этот спектакль? Человек засмеялся легко и непринужденно, будто между ними велась обычная беседа, но Роджер уловил в этом смехе и недобрые нотки. — Слышу разумную речь, — заметил человек, — значит, мы уже на полпути к соглашению. Но заранее хочу предупредить, что вам придется принять мои условия, ибо это единственное, что может избавить вашу шею от веревки. В детали я посвящу вас чуть позже, возможно, завтра. Сейчас у меня есть еще кое-какая информация для вас. Этот дом — частная психиатрическая лечебница. Вы здесь не единственный пациент. Доктор, как и другие свидетели, абсолютно надежен. Персонал четко знает свои обязанности. Не так давно сюда был доставлен некий мистер Кинг, с которым случился тяжелый приступ буйного помешательства. Ему был назначен специальный курс лечения, и несколько дней назад его выписали. На прошлой неделе он заезжал сюда. Заезжал в то время, когда вас в Скотленд-Ярде не было, вы отправлялись на задание. А потому доказать, что сюда приезжали не вы, практически невозможно. Он тоже блондин, и вас легко принять друг за друга. Только два человека из персонала лечебницы действительно видели его и могут подтвердить, что это были не вы, — санитар, который брил вас, и доктор. Сестра, обслуживающая вас, — милая девушка, не так ли? — никогде его не видела. Вас она очень жалеет. Считает, что вы совершили тяжкое преступление и потому нуждаетесь в соответствующем лечении. Лечащий же врач поклянется на Библии, что Артур Кинг и вы — одно и то же лицо. А общая картина выглядит так: Роджер Уэст узнал нечто такое, что произвело на него столь сильное впечатление, и тронулся умом. Теперь выдает себя за Кинга, а посему проходит курс лечения. Конечно, защита, возможно, кое-что извлечет для себя, но… все будет зависеть от того, что скажет обвинение. — Не беритесь судить о том, чего не знаете, — хрипло проговорил Роджер. — Хорошо. Обвинитель заявит, что все это тщательно спланировано, так что, если вас поймают, вы сможете предъявить в свое оправдание только свое психическое расстройство. Местный врач также сделает клятвенное заявление, а что касается других, то они скажут, кстати вполне искренне, что, если человек хочет выдать себя за кого-то, он может это сделать и таким образом ввести всех в заблуждение. Вы же как раз и ввели в заблуждение местного врача. Человек рассмеялся. Роджер расстегнул воротник рубашки. — Случай простой, — заметил с улыбкой собеседник. — Даю вам весь этот день и ночь на то, чтобы тщательно все взвесить и попытаться найти выход. Будь я на вашем месте, я бы очень быстро решился. Единственный выбор для вас — либо сыграть в мою игру, либо погибнуть. И если вы не примете моего предложения, то убьете себя. Ваш труп выловят в какой-нибудь реке с письмами в кармане. Естественно, жена некоторое время попереживает, но боль не вечна. Удивительно, как быстро люди забывают о тяжелых потрясениях! Ей придут на помощь друзья. Ваш приятель Марк Лессинг, например, наверняка поможет ей стоически перенести удар, не правда ли? Он вполне может стать отчимом ваших сыновей. Приятные ребята, я видел их несколько раз. Кстати, как зовут вашего старшего? Как-то необычно — Марион говорила мне — она, правда, не верит, что у вас есть дети, и вообще считает, что вы тяжело больны… Ну, это уже слишком, такое вряд ли кто может вынести… При первом же упоминании о Дженет Роджер почувствовал, как напряглись его мышцы. Когда же речь пошла о сыновьях, им овладела дикая злоба. А этот вопрос: «Как зовут вашего старшего?» — вызвал в памяти Роджера образ Скупи — большого, веселого, доброго мальчугана. Ярость нахлынула на Роджера. Он в мгновение ока оказался на ногах и со всей силы ударил в эту отвратительную физиономию. В следующее мгновение его окружили какие-то люди, и на него посыпался град ударов. Правую руку резко завели за спину, и он чуть не потерял сознание от боли. Потом Роджер увидел троих незнакомых субъектов и своего мучителя. Двое держали его, а у третьего в руках было что-то, напоминавшее сбрую. В дверях стояла Марион. — О, прошу вас… — произнесла она. Мужчины не удостоили ее вниманием. Они силой продели руки Роджера в отверстия этой «сбруи». Теперь он понял, что это смирительная рубашка. На глазах Марион показались слезы. Роджера вынесли в коридор и потащили наверх, но не в его комнату, а в другую, гораздо меньшего размера, — настоящий карцер.
В ней он просидел конец дня и всю темную и страшную ночь. В карцере была кушетка, на которую его и положили. Перед самым закатом пришли двое и покормили его с ложечки. Роджер почти не спал, а когда ненадолго забывался, в мозгу возникали видения. Правда, это были не кошмары, но он не был уверен в том, сон это или явь. Ему чудились Марион со слезами на глазах, Дженет, его мальчуганы. Когда наступил день, Роджер лежал на спине, глядя в потолок. В комнате, высоко в стене, было крошечное оконце, в которое не проникало солнце, хотя он чувствовал, что утро выдалось ярким и солнечным; за этим окошком простирался спокойный, светлый и счастливый мир. Счастливый! Роджер не переставая думал и искал выход из своего положения, но всякий раз мысленно невольно возвращался к предъявленному ультиматуму: подчиниться этому человеку или погибнуть — им же ничего не стоит превратить его гибель в самоубийство. Как все это сложно, хотя незнакомец и убеждал его в обратном. Теперь ему нужно выбирать между жизнью (а в этом случае есть надежда на помощь, хотя вряд ли ему поверят до конца, даже если он примет их предложение) и смертью (тогда загадочный план этого человека рухнет). Все очень просто. Если он откажется играть в их игру, его убьют. Если откажется играть, то одержит победу, но какой ценой! Но тогда он не отомстит за погибшую девушку. Это не поможет Дженет. Это не вернет Скупи и Ричарду отца. Роджер лежал, не шевелясь, даже когда в комнату открылась дверь. Он ожидал увидеть санитаров, но вошла Марион. Она улыбнулась, закрыла за собой дверь, решительно подошла к нему и помогла сесть. Затем, не произнося ни слова, стала развязывать на спине узлы смирительной рубашки. Сняла ее. Его затекшие руки пронзили уколы невидимых иголочек. Марион стала молча массировать их. — Ну, теперь лучше? Боль утихла? — спросила она. Он не ответил. — Я ужасно боюсь, как бы у вас не повторился рецидив, — сказала она. — Полагаю, вы не ударите меня. Вы не должны нападать на своих друзей, не правда ли? Она говорила с обезоруживающей простотой, словно убеждая ребенка. Не поворачивая головы, Роджер взглянул на нее и подумал, как бы она вела себя, если бы знала всю правду. Была бы она столь же искренна? Правду ли сказал о ней тот человек? Если да, то она могла бы стать его союзником. — Вы слышите меня, не так ли? — спросила она. — Да. — Я хочу попросить, чтобы вам разрешили вернуться в вашу комнату. Полагаю, что вас слишком рано выпустили на улицу после приступа. Доктор Риттер считает, что пациентам нужно предоставлять максимум удобств. Теперь Роджеру стало известно имя — «доктор Риттер». Кое-что прояснилось. — Я скоро вернусь, — пообещала Марион. Она вышла, не закрыв дверь. Было ли это случайностью или она доверяла ему? А может, тот человек хотел проверить, не предпримет ли он попытку бежать? Но куда ему бежать? Его сразу же арестуют и наверняка обвинят в убийстве; бежать глупо. Он ничего не мог предпринять. И мысли его снова вернулись к необходимости выбора: сыграть в их игру или дать себя убить. Он сыграет, конечно. Он вынужден играть. Вскоре Марион вернулась — ее лицо сияло от радости. В коридоре за дверью никого не было. Они находились на втором этаже. Потом, когда спустились на первый, Марион ввела Роджера в комнату, куда его поместили в день приезда. Роджер сразу же подошел к окну, ему хотелось взглянуть на белый свет, пусть даже и огороженный забором. Он заметил в саду трех человек, о чем-то разговаривавших между собой, — садовника, высокого мужчину с крючковатым носом, и мужчину, чьи глаза произвели на него столь глубокое впечатление. Роджер схватил Марион за руку. — Кто эти люди в саду? — Не притворяйтесь, что вы не узнали доктора! — Риттер — это высокий? — Он как-то не подумал об этом. — А кто тот, другой? — Не притворяйтесь, мистер Кинг. — Я где-то видел его раньше, но не могу припомнить. — Он прикрыл глаза рукой, делая вид, что роется в памяти, но Марион прервала его «воспоминания» и подвела обратно к кровати. Роджер сел, но ложиться не стал. Но тут Марион произнесла: — Это же ваш лучший друг — мистер Кеннеди. Это он привез вас сюда.
Глава 9 ИГРА
Кеннеди появился в полдень. Солнце уже клонилось к западу, и Роджер покончил с ленчем час — а может быть, два часа? — назад. Кеннеди вошел бесшумно, прикрыв за собой дверь. Роджер взглянул в его сторону, но не двинулся с места. На лице Кеннеди блуждала легкая саркастическая усмешка. Он сразу же направился к Роджеру и предложил сигарету. — Я вас напугал? — ухмыльнулся Роджер. — А я никогда и не боялся вас, Уэст! — непринужденно ответил Кеннеди. — Я только позвал на помощь, и друзья тут же пришли. Они знают, что имеют дело с опасным душевнобольным. Ну, так как, вы поняли всю безнадежность вашего положения? — Мне хотелось бы его изменить. — Это в ваших силах, — мягко сказал Кеннеди. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. — Мир снаружи остался таким же, как и прежде. Ваша жена, ваши дети, ваш друзья — все они живут, как и жили: едят, спят, работают. Если вы желаете вернуться в тот мир, вам придется сделать то, что вам скажут. — Это зависит от того, что вам от меня нужно. Кеннеди обернулся и бросил на Роджера пронзительный взгляд своих серебристых глаз. — Мне нужны вы, Уэст, — спокойно ответил он. — Человек и полицейский. Ваше знание преступности и методов работы полиции. Мне нужен эксперт, владеющий техникой расследования преступлений. Человек, знающий Скотленд-Ярд так же, как врач своих больных, и даже лучше. Мне нужно знать, что делается внутри вашего отдела. Все приемы, которые применяет полиция. Вы держите руку на пульсе Скотленд-Ярда, этого же хочу и я. Вы нужны мне целиком, а не частично. Ум, тело, душа — хотя вряд ли у вас есть душа — и все остальное. Я хочу владеть и этим. Все предельно ясно. Кеннеди не был безумцем и не требовал невозможного. — Я не сумасшедший, Уэст. — Что вы имеете в виду? — грубо спросил Роджер. — Отправить меня обратно в Ярд замаранным? — Забудьте об этом. Вас ищут как убийцу. Об уликах, достаточно сильных, я позаботился. Если вам удастся выбраться отсюда живым в одиночку, вам крышка. Побег вам пользы не принесет. Вы можете убежать только за своей смертью. Будь разумным, прояви свой здравый смысл. — Потрясающая перспектива. Значит, я работаю на вас и забываю о своем прошлом? — Прошлого у вас нет. — А жена? А семья? — Они живы. Чувствуют себя прекрасно и вне опасности. Но забудьте о них. — Любой сотрудник уголовного отдела в любом городе, любой патрульный, деревенский полисмен, журналист и еще тридцать миллионов рядовых жителей, которые знают мое лицо после того, как Ярд раззвонил в прессе об этом деле, — все будут искать меня. — Они не найдут вас. Вы не будете похожи на себя. Перестанете быть самим собой. Роджер отвел взгляд, покрутил головой, посмотрел на мирный пейзаж за окном, чтобы убедиться, что все это не сон, не сказка. Кеннеди тоже молчал. — Решайтесь, — наконец сказал Кеннеди. — Мне от этого никакой выгоды. Зато теряю я многое. — Вы останетесь живы. — Вы думаете, что я буду жить на небесах? Кеннеди откинул голову и рассмеялся. У него был неприятный смех. Глаза его светились. Он потер от удовольствия руки, пересек комнату и хлопнул Роджера по спине. Роджер стоял напрягшись, даже легкое прикосновение этого человека было ему неприятно. — Вы, как и все, Роджер! У вас не возвышенный дух, нет полета мысли. Вас волнует только то, что вы будете с этого иметь! — А действительно, что я буду иметь? — Обеспеченную жизнь. Множество нужных людей. Делайте, что вам скажут, и весь мир будет в ваших руках. — И никакого прошлого? — Никакого, — сказал Кеннеди. — Вы сказали, что вам нужен человек и полицейский. Но и у того и другого есть память. — Забыть очень легко. — Кеннеди говорил тихо, почти шепотом. Он отвернулся, будто хотел скрыть от Роджера странный блеск своих пугающих глаз. — По себе знаю, что легко. Я, например, все забыл. — Было видно, что на него нахлынули какие-то воспоминания, но он отбросил их. — Ну так как, Уэст, будем играть? В этом что-то было, но Кеннеди не раскрывал своих карт, лишь показал их кончики. — Я не хочу умирать. — Вам и не придется. Ну, будете играть? — Похоже, деваться некуда. — Сейчас вам дадут бумагу и карандаш, — сказал Кеннеди, — и вы составите список всех старших офицеров Скотленд-Ярда с указанием их непосредственных обязанностей. Отметите также личные качества каждого. Упомянете об особенностях работы всего учреждения. Это поможет вам убить время до конца дня. И учтите, все должно быть без обмана. Сказав это, Кеннеди резко повернулся и вышел из комнаты. Особого предательства в этом Роджер не увидел: всего несколько небольших секретов. Он писал, пока не заболели пальцы. Пришел санитар и принес ужин, а заодно забрал исписанные листки. Незаметно наступила ночь, но усталости Роджер не чувствовал. Теперь у него были часы, сигареты, спички, даже виски — начало «легкой» жизни. Мозг работал четко, Роджер знал, что делать. Прежде всего нужно было убедить Кеннеди в том, что он действительно решился «сыграть». Конечно, не обойдется без проверок, ловушек, придется все время быть начеку, пока Кеннеди окончательно не поверит ему. Теперь он начал хладнокровно обдумывать, как дать знать о себе Дженет и в Скотленд-Ярд. Дженет — в первую очередь, хотя из памяти его не выходила произнесенная Кеннеди фраза: «Вы прежде всего полицейский, а потом уже человек». Итак, битва начиналась — странная и жестокая.Марион пришла, когда Роджер еще спал. Сначала ему показалось, что это Дженет. Он проснулся. Тусклый свет проникал в окно. Марион присела на кровать. Сегодня она почему-то выглядела особенно хрупкой. — В чем дело? — Я ужасно боюсь, — ответила она. — Вы боитесь? — Да. — Почему? Что произошло? — Кто вы? — спросила она. «Остерегайся ловушек»… — А вы не знаете? — Я думала, вы — Артур Кинг. — А разве нет? — Он назвал вас другим именем. — Кто? Доктор? — Нет. Кеннеди. — Когда? — Я случайно подслушала вчера вечером ваш разговор. Ну что ж, вполне возможно. А еще более вероятно, что и она вовлечена в заговор и явилась сюда в качестве агента-провокатора. — Забудьте об этом, — резко бросил Роджер. — Прошу вас! Не говорите громко. Если вы в беде, я могу помочь вам. Я видела фотографию… — Я болен, и вы знаете об этом. — Но вы же… — Она крепко сжала его руки. Шерстяной халатик распахнулся у нее на шее, и Роджер увидел розовое шелковое белье. — Мне вас очень жаль. Вы сразу показались мне таким рассудительным, не то, что другие, и я подумала… — Она замолчала и до хруста сжала пальцы. — Что? — Я подумала… потому что я… потому что вы мне понравились. — Это и раньше со мною случалось. — О, пожалуйста, скажите мне правду. Если вы кто-то другой… я могу передать от вас записку. Это же бесчеловечно держать здесь здорового человека! Может быть, мне передать что-то вашим друзьям или сообщить в полицию? Завтра у меня выходной, и я смогу съездить в деревню, в Лондон, словом, куда потребуется. Я хочу помочь вам. — Вы это серьезно? — О, да! — Тогда дайте мне уснуть. Она отпрянула, словно Роджер ударил ее, и в ее глазах отразилась боль. Интересно, всякая ли женщина повела бы себя таким образом? Марион встала и медленно направилась к двери. Впервые за все время плечи ее поникли, словно жизнь покидала ее. Она отворила дверь… можно было еще вернуть ее, но Роджер не сделал этого.
Ему дали безопасную бритву, и хотя Роджер успел отвыкнуть от нее, он все же не порезался. Однако, взглянув на себя в зеркало, заметил слабые следы от заживших царапин. Санитар принес свежую «Дейли край». В ней были помещены небольшое сообщение об объявленном по всей стране розыске Роджера Уэста и некоторые данные о его личности вместе с большой фотографией. В сообщении говорилось: «Из надежных источников стало известно, что последний раз инспектора Уэста видели в понедельник вечером в районе Гилдфорда. Просим каждого, кто встречал его после 18.15 в понедельник, немедленно сообщить в Скотленд-Ярд или ближайший полицейский участок». Это сообщение обнадеживало Роджера. Медленно, но верно Ярд нащупывал связь между его исчезновением и делом об убийстве. Роджер отложил газету, когда дверь отворилась и вошел Кеннеди, а с ним человечек, похожий на воробья, — с носиком-клювиком, глазами-бусинками, румяным личиком и тонкими, бескровными губками. Ростом он едва доходил Кеннеди до плеча. Одет был довольно пестро: черный пиджак, серые брюки в полоску, бледно-серые гетры, а на серебристо-сером галстуке сверкала булавка с бриллиантом. У него оказался высокий, почти визгливый голос. — Доброе утро, доброе утро! А вот и мой пациент. — С какой это стати? — удивился Роджер. — Ну, мы там посмотрим, — заметил Кеннеди. — Да-да, — поддакнул человечек, — да-да, я посмотрю. Мистер… э-э-э… Кинг, подойдите, пожалуйста, к окну, сядьте к нему боком. Глядите на стену. Прошу вас. Роджер повиновался. Человечек подошел вплотную. Он внимательно осматривал лицо Роджера, дышал на него, постоянно кивал. Потом стал ощупывать его щеки, лоб, кожу на подбородке. Роджер чувствовал себя подопытной морской свинкой. — Так-так, достаточно. — Хороший экземпляр? — осведомился Кеннеди. — Вполне удовлетворительный. — Слушайте, вы! Выбирайте слова, черт побери! — Не стоит ругаться, — задиристо прочирикал «воробышек». — Так когда же? — Сегодня днем. — Прекрасно, я буду готов. — И «воробышек» с достоинством удалился. Роджер ощутил на себе взгляд блестящих глаз, и его бросило в жар. Он был откровенно напуган, но взял себя в руки и спросил довольно спокойно: — Объясните, что все это значит? — Вторая стадия превращения Роджера Уэста. Не стоит волноваться, вы даже ничего не почувствуете. — Кеннеди рассмеялся, но тут вошла Марион с подносом, на котором стояли две чашечки с кофе. Это было явным отступлением от прежних правил и потому вызывало подозрение. Марион заговорила первой, словно хотела развеять подозрительность Роджера. — Раз вы здесь, мистер Кеннеди, я решила и для вас принести кофе. Ему подсыпали наркотик. Роджер понял это по ухмылке, промелькнувшей на лице Кеннеди, и еще по тому, что минут через десять после того, как он выпил кофе, его вдруг потянуло в сон. Кеннеди удалился, а вместо него появился санитар и, сказав: «Следуйте за мной», вышел, рассчитывая на беспрекословное подчинение. Роджер последовал за ним по узкому коридору с гладкими стенами. Санитар открыл какую-то дверь, в нос ударил резкий запах антисептиков, и взору Роджера открылась сияющая белизной операционная. Его охватила паника, он встал как вкопанный, ухватившись за косяк двери. В затуманенное наркотиком сознание ворвалась мысль: бежать, с боем вырваться на свободу. Под зажженной яркой лампой стояло кресло. Санитар подтолкнул к нему Роджера и скомандовал: «Снимите пиджак!» Роджер повиновался и сел. И тут же прискакал «воробышек». Ни на кого не глядя, он подошел к стерилизатору, в котором кипятились сверкающие хромом хирургические инструменты. Роджер зажмурил глаза и в изнеможении откинулся на спинку кресла. Его шея коснулась удобного, мягкого резинового валика. Пар, вытекавший из-под крышки стерелизатора, уплотнялся, становился облаком, которое заслоняло собой окно, перевращая яркий свет в расплывчатое светлое пятно. «Воробышек» то выныривал из облака пара, то исчезал в нем. Он все время прищелкивал языком, а может быть, это лязгали его вставные челюсти? Он натянул на себя длинный белый халат. Облако пара со стороны походило на адский дым, а «воробышек» — на колдуна. В голове Роджера словно стрекотал кинопроектор, скорость стрекотания с каждой секундой возрастала, превращаясь в сплошной гул. Люди уже двигались, как в густом тумане. Инструменты на подносе блестели, и их сверкание напоминало Роджеру серебристые глаза Кеннеди. Он потерял сознание.
Роджер застонал. В ответ кто-то заговорил мягко, монотонно. Он снова издал стон, но не от боли. Боли не было, только страх чего-то, но чего — он понять не мог. На плечо легла рука, и снова послышался голос. Роджер попытался открыть глаза, но у него не получилось. Паника, только гораздо сильнее, чем тогда, в кресле, охватила его. Что-то давило на руки и на глаза. Вот почему он не смог их открыть. Но это было еще не все: давило на щеки, подбородок, губы, шею, давило и стягивало, будто лицо заключили в специальную смирительную рубашку. — Мистер Уэст! Он узнал голос. — Пожалуйста, не шевелитесь, прошу вас. А разве он шевелится? Ему казалось, что все его тело билось в конвульсиях, которые он бессилен был укротить. Но от прикосновения нежных рук Марион ему стало легче. — Все будет хорошо, — успокаивала она, — все образуется. Роджер затих, но ощущал жар. Все тело горело, и ему казалось, что лицо чем-то подогревают. Он не смог даже пошевелить губами. — Не пытайтесь говорить, пока еще рано. Потом все будет хорошо. Вам сделали пластическую операцию. Только теперь Роджер понял, что произошло. «Воробышек» был хирургом-косметологом. Кеннеди упоминал как-то в разговоре о «второй стадии превращения Роджера Уэста». Значит, он имел в виду пластическую операцию. Он пошевелил правой рукой, и кончики пальцев ощутили уже знакомый ему жар и скованность. Очевидно, с них срезали кожу и приживили новую, чтобы изменить рисунок папиллярных узоров. Но ведь кожа может отрасти, и рисунок восстановится, неужели они этого не знают? — Я хочу помочь вам сесть, — раздался голос Марион, — а потом покормлю вас. Руки, молодые и сильные, приподняли Роджера, и он удобно сел, облокотившись на подушку. Она поднесла что-то к его губам, показавшееся ему жестким, холодным и круглым, как сигарета. Но это была не сигарета, а резиновая трубка. Теплая сладкая жидкость наполнила рот, и он громко глотнул, когда она проходила через горло. — Вам удобно? Кивните, если да. Он кивнул. — Может быть, вам что-нибудь нужно? Ему была нужна свобода. Дженет, его мальчики, все то, чего у него отняли. Он отрицательно покачал головой. — Я скоро вернусь. Ему хотелось спросить, сколько еще его здесь продержат, но он по-прежнему не мог шевельнуть губами, и Марион ушла. Прежде чем она вернулась, прошел час, а может быть, и целая вечность. — Мистер Уэст, я хочу, чтобы вы выслушали внимательно все, что я вам сейчас скажу. Роджер кивнул в знак согласия. — Вы можете говорить, может быть, у вас и получится. Губы ваши свободны, но подбородок и нос пока под бинтами. Если вы умеете говорить, не шевеля губами, у вас должно выйти. Опытные уголовники знают этот фокус, и Роджер нередко показывал его, чтобы страшно рассмешить своих сыновей. Теперь ему пришлось повторить его. — О'кей, я слышу. — Голос Роджера звучал, словно чужой. Неужели они и его изменили? — В таком положении вы пробудете еще день или два, а потом большую часть бинтов с вас снимут, и вы почувствуете облегчение. — О'кей. — Возле вашей головы — шнур. Потяните за него, если вам что-нибудь понадобится. — Спасибо. — Может быть, принести радиоприемник? — Нет, не надо. — Если все же надумаете, воспользуйтесь шнуром. Запомните главное: я сделаю все, чтобы помочь вам. Теперь мне известно, кто вы, я видела газеты и… Ее прерывистый голос осекся, и она быстро вышла из комнаты. Теперь все дни были похожи один на другой. Питание — только жидкое, раз в день — визит«воробышка». Музыкальные программы по радио получасовыми дозами. Разговорная практика, гимнастика для пальцев, музыка по радио, скучные радиокомедии, веселые радиокомедии. Но никаких новостей. Никогда и никаких новостей по радио. Ему оставалось только ожидать появления Марион, постоянно прислушиваться в надежде различить ее шаги. Как он был разочарован, когда она не приходила, и как радовался, когда она открывала дверь! Во что бы то ни стало отвлечься! Перестать думать о Дженет! Перестать! Остановить бурю, унять волны! Не думать, отвлечься, забыть! На третий день большая часть бинтов была снята. Жжение прекратилось, но лицо и пальцы продолжали ощущать онемение. На восьмой день черный мрак отступил — они сняли повязки с лица. Роджер открыл глаза, увидел свет и прямо перед собой улыбающееся лицо «воробышка», разглядывавшего его в упор и, кажется, довольного результатами. — Еще два-три дня, и все придет в норму. В первое время будете чувствовать некоторую слабость, но она скоро пройдет.
Глава 10 НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Дождь приглушенно стучал в окна, низко над землей стелились тяжелые серые тучи, а сад превратился в хлюпающее месиво. Нарциссы гибли под ударами дождевых струй, прямо на глазах размывалось привычное многоцветье, и все затягивалось зеленым цветом. Роджер стоял у окна и смотрел в сад. Дверь открылась. Марион? Его сердце учащенно забилось, в этом доме только ее голос, ее взгляд выражали участливое внимание к нему. Нет, это «воробышек», а вместе с ним — Кеннеди. Кеннеди приветливо кивнул и изобразил на лице улыбку, подчеркнув тем самым свое хорошее настроение. — С добрым утром! — «Воробышек» радостно потер руки. — Ну как самочувствие, лучше? — Да. — Прекрасно, прекрасно. Идите сюда. Роджер сел в кресло перед зеркалом. Белые бинты еще скрывали часть его лица, но он уже видел и даже стал привыкать к своим «новым» глазам, носу, рту, с которых сняли повязки еще три дня назад. Они резко изменили его внешность. Кеннеди стоял поодаль, рассматривая в зеркале Роджера. Возле затылка Роджера щелкнули ножницы, и мягкие пальцы хирурга осторожно, словно кожуру, отделили от лица остатки повязки. Роджер инстинктивно вцепился руками в подлокотники кресла и закрыл глаза. «Воробышек» сказал: «Готово!» Воцарилась тишина, а затем раздался восхищенный голос Кеннеди: — Великолепно! — Да, получилось очень удачно. Я знал, что вам понравится. Кеннеди усмехнулся: — А вам не хочется взглянуть на себя, Уэст? Роджер стиснул зубы, представив себе радость «воробышка» и злорадное удовлетворение Кеннеди. Очень медленно Роджер приоткрыл глаза. Сначала возникли неясные очертания головы и плеч. Потом туман рассеялся. Он увидел в зеркале незнакомца. Лицо потеряло свою привлекательность, но уродливым его тоже нельзя было назвать. Взгляд стал более суровым, нос — шире, особенно в переносице, глаза — уже. Роджер догадался, что из уголков глаз была удалена кожа. Подбородок выглядел менее острым, губы — тоньше и не изгибались книзу. Что же касается лица в целом, то оно вроде бы мало изменилось, но все же стало чужим. Светлые вьющиеся волосы были коротко острижены. Когда все удалились, вошла Марион. Она застала Роджера у окна. Он смотрел на скрытый за пеленой дождя сад, одинокий, как и его будущее. Марион подошла неслышно и медленно, словно опасаясь того, что ей предстояло увидеть. Он не обернулся. Взглянув на его лицо, она замерла, и крик словно застыл на ее губах. Роджер проворчал: — Ну как, вы довольны своей ролью? — Это было жестоко, и он понял, что несправедливо обидел девушку. — Я же хотела вам помочь… — Вы оказались превосходной помощницей. — Если бы вы только позволили мне сообщить о вас… — Позволил? А разве я запретил вам? — Да, — ответила она. — Я не сообщила в полицию, думая, что вы скрываетесь от нее. Я бы отдала свою жизнь, чтобы помочь вам. Мне было все равно — мне и сейчас все равно, — убили вы ее или нет. — Я никого не убивал. — Тогда почему же вы не позволили?… — О, забудьте об этом. — Он резко поднялся с кресла. — Все в порядке, Марион. Лучше расскажите, как вы ухаживали за мной после того, как узнали, что я не душевнобольной. Вы же знаете, что ваш драгоценный доктор Риттер и мой дорогой друг мистер Кеннеди — преступники, не так ли? — Я?… Да… — Вы и раньше знали об этом, не так ли? — Нет, — ответила она глухо. — Когда вас привезли, я и понятия не имела о том, что здесь что-то не так. Только когда меня приставили к вам, доктор Риттер сказал, что вы убили девушку и вашу внешность придется… изменить. Он дал мне возможность помочь вам. Я воспользовалась этим шансом, вернее, должна была, так как боялась, что он узнал обо всем. — О чем? — О том, что я полюбила вас, — глухо призналась она.Неужели Марион лжет? Или притворяется, чтобы завоевать его доверие? Была ли она орудием в руках Кеннеди или же его жертвой?
Когда Роджер вошел в приемную первого этажа, Кеннеди был уже там. Он отложил в сторону газету и помахал рукой в знак приветствия. — Хэлло, Уэст! Похоже, вы так же хорошо чувствуете себя, как и выглядите? — Да, я в полном порядке. — Вот и прекрасно. После некоторого перерыва вам придется снова привыкать к цивилизации. Я намерен разрешить вам небольшую прогулку в обществе Марион. За вами, конечно, будут наблюдать, и, я полагаю, у вас хватит ума не выкинуть какой-нибудь фокус. — Я устал от безделья. — У меня для вас будет много работы. Для начала ознакомьтесь с газетами за последние десять дней. Прочитайте новости, прогуляйтесь с Марион в кино, потанцуйте немного, а потом начинайте жить заново. С этими словами он вышел из комнаты. Роджер читал газеты до тех пор, пока не перестал понимать написанное. Копс-коттедж постепенно исчез со страниц «Дейли край», и его место заняли материалы, связанные с его исчезновением. Пропажа Роджера Уэста занимала газетчиков в течение девяти дней, но официальные власти никак его не связывали с убийством. Видимо, сообщения контролировал Скотленд-Ярд. Только фотография Дженет бередила душу Роджера. Постепенно им овладело одно желание: дать знать о себе жене. Даже если до нее дойдет лишь намек о том, что он жив, Роджер сможет рассчитывать на ее помощь и сам поможет ей пережить потрясение. Марион… Можно ли положиться на нее?
Солнце несмело проглянуло сквозь тучи, и сразу же защебетали птицы, воздух посветлел, наполнился густым ароматом. Роджер, одетый в прекрасно сшитый костюм, вместе с Марион стоял возле небольшой машины у парадного подъезда дома. Вдали виднелись деревья, заросли кустарников, поля, пасшийся на траве скот. Но домов не было видно нигде. — Садитесь, — предложил он. Марион забралась в машину. На ней был красный пластиковый дождевик поверх голубого платья. Глаза ее сияли, Марион выглядела свежей под стать погоде, страхи ее исчезли, и она была готова действовать. Вместе с ним. Они удобно устроились в машине, и шофер-санитар включил зажигание. Дорога несколько миль вилась между деревьев, а потом вывела на шоссе. Замелькали телеграфные столбы, провода, легковушки, грузовики, почти забытые Роджером. Они миновали деревню, констебля, облокотившегося о велосипед и болтавшего с двумя стариками. Скоро машина подъехала к городу. Город был чистым и уютным, все дышало умиротворенностью. Улицы и рыночная площадь были заполнены людьми, машинами, одноэтажными автобусами, между ними оказалось и несколько конных повозок. Санитар направил машину к стоянке неподалеку от огромного здания кинотеатра «Одеон». — Хотите сразу пойти в кино? — обратился Роджер к Марион. — Нет, сначала давайте заглянем в «Ройал» попить чаю. Роджер снова находился среди людей, но чувствовал некоторую отчужденность. Здесь было несколько полицейских, но никто из них не проявил к нему ни малейшего интереса. На лицах своих компаньонов он заметил довольное выражение. Марион крепко стиснула его руку. За ними, казалось, никто не наблюдал, но Роджер был убежден, что без слежки не обойдется, куда бы он ни направился. Это шестое чувство, выработанное им с годами, еще не умерло в нем. Они подошли к большому отелю, на дверях которого красовалась вывеска: «Чай и танцы. Ежедневно. Вход: 3 шиллинга 6 пенсов». — Куда мы приехали? — спросил Роджер. — В Уорчестер. Уорчестер… Старый городишко, но в нем много новых домов. Они вошли. Обстановка была самая непринужденная, играл неплохой оркестр, правда, танцевали только три пары и еще с полдюжины сидело вдоль стены просторного зала. Они потанцевали. Марион двигалась легко, словно перышко. — Если бы так продолжалось вечно, — вздохнула она. Роджер кивнул, но ничего не ответил. Ее присутствие болью отзывалось в нем. Марион своим поведением, своей покорностью очень напоминала ему Дженет. Он танцевал квикстеп с радостью обретенной свободы. Затем в дверях появилась новая пара. Роджер взглянул на нее и похолодел. — Не смотрите так, — сказала Марион. Он отвернулся, но все же успел еще раз скосить глаза в ту сторону. Это не было галлюцинацией. Кровь бросилась ему в лицо, он сбился с ритма. — Что случилось? — тревожно спросила Марион. Роджер не ответил и молча повел ее к столику, ощущая тошноту и боль внутри. Мужчина и женщина окинули беглым взглядом зал. Мужчина и… Дженет. Мужчина был Марком Лессингом — единственным близким другом Роджера. — Что случилось? — требовательно спросила Марион. — Прошу вас, скажите мне. — Ничего особенного. — Увидели знакомого? — Да. Прошу вас, ничего не говорите. Наступило неловкое молчание. Дженет сняла пальто, довольно поношенное, сшитое из черной тюленьей кожи и купленное Роджером несколько лет назад. Марк накинул его на спинку стула. Дженет сидела боком к Роджеру ярдах в пяти от него. Она озиралась по сторонам, и он с горечью отметил выражение усталости в ее серо-зеленых глазах. Дженет постарела, и в ее движениях сквозило безразличие и напряженность. Взгляд ее, минуя всех присутствующих в зале мужчин, остановился на нем. Дженет пришла сюда в надежде встретить его, но надежда ее постепенно угасала. Она снова посмотрела на Роджера, но взгляд ее не задержался даже на короткое мгновение; на Марион Дженет не обратила внимания. Глаза ее были утомленными, темные блестящие волосы, казалось, утратили свой блеск. Марк Лессинг предложил ей сигарету, и она закурила, затягиваясь нервно и торопливо. Марк сидел, откинувшись на спинку стула. Он оглядел Роджера не так внимательно, как Дженет, но все же с интересом, изучающе. Это был симпатичный мужчина, в общем даже красивый. Лицо его казалось аскетичным, и те, кто не знал Марка близко, нередко принимали его за сноба. Кожа на лице его имела нездоровый оттенок, темные волосы, несколько длинноватые, лежали крупными волнами. Дженет и Марк ближе всех знали Роджера. — Скажите мне, кого вы там увидели? — прошептала Марион. — Так, одного знакомого. — О-о, Кеннеди… — Отправив нас сюда, он устроил мне хорошенькое испытание нервной системы и силы воли. У меня просто нет слов. — Это ваша жена, я угадала? — спросила Марион безразличным голосом. — Она… — кивнул Роджер. — Она очень мила. — Давайте лучше уйдем отсюда. — Нельзя! За нами наблюдает Кеннеди. — Марион, видимо, очень боялась Кеннеди. Роджер грустно улыбнулся. — Пойдемте отсюда, — решительно сказал он, вставая. Пока Роджер шел, с лица Кеннеди не сходила саркастическая ухмылка. Марк бросил на Роджера вопросительный взгляд. Роджер расплатился у кассы, а когда обернулся в зал, уже никто не смотрел в его сторону. Роджер был весь в поту. Он вышел в вестибюль и увидел человека в кресле — отсюда хорошо просматривался весь танцевальный зал. Все, что Роджер смог сделать в этой ситуации, — это отвернуться от наблюдателя, которым был… Слоун, инспектор уголовной службы Скотленд-Ярда. И никто во всем Ярде, кроме него, не знал Роджера Уэста лучше и ближе. Но и Слоун не обратил на него никакого внимания.
Фильм оказался так себе. Перед глазами Роджера все еще стояла Дженет. Когда они с Марион вышли из кинотеатра, было совсем темно. Санитар дожидался в машине. Обратная дорога заняла не более часа. Роджеру не терпелось добраться до своей комнаты и побыть одному, но Кеннеди пригласил его в приемную. С ним вместе вошла и Марион. — Вы здесь не нужны, — бросил ей вскользь Кеннеди. — Закройте дверь и оставьте нас одних. Марион молча повиновалась. — Неплохо, Уэст, не так ли? — произнес Кеннеди и хмуро посмотрел на Роджера. — Разве? — Я бы сказал даже — хорошо. В будущем вы станете Рейнером — Чарлзом Рейнером. У меня уже заготовлены для вас паспорт, регистрационная карточка, занятие, дом, легенда и все, что вам необходимо. Не забудьте, мистер Рейнер. — Вы упустили из виду, что у меня неважная память. — Память у вас прекрасная, насколько мне известно, и она вам не должна изменить. Со всеми вопросами обращайтесь к Марион — она довольно милая девушка, мистер… Рейнер. — Ну а дальше? — А дальше у вас появится великолепный шанс дать знать о себе вашей супруге. Но не советую делать этого. Кстати, именно я послал ей записку о том, что она сегодня сможет увидеть вас в Уорчестере. Так что, как понимаете, ваша жена не потеряла надежды. Когда вы только выехали в Уорчестер, она уже направлялась в город. Знаете, как я узнал об этом? Роджер не прореагировал на вопрос. Кеннеди рассмеялся. — У вашей жены теперь новая прислуга. Она, между прочим, столько времени потратила на ваши поиски, что вынуждена была нанять надежную женщину, присматривать за вашими детьми. Прислуга будет предана вашей жене ровно настолько, насколько вы будете преданы мне. И ни на день дольше. Надеюсь, вы понимаете меня, Уэст. Так вот, я предположил, что, получив мою записку, ваша жена непременно поделится новостью с прислугой или, по крайней мере, не скроет ее. Так и вышло. Запомните это крепко. Прислуга — хорошая девушка и очень любит детей. Но она будет делать то, что прикажу ей я. А мне бы не хотелось причинить детям боль.
В следующий раз Роджеру разрешили покинуть дом лишь неделю спустя после свидания с Дженет. Лондон! Лондон, который Роджер знал и любил, снова предстал его взору, пока он ехал по прямой, широкой и кричаще безвкусной Оксфорд-стрит. Машина свернула на извилистую Риджент-стрит. Потом чередой промелькнули суматошная Пиккадилли, спокойная Лесестер-сквер с островками ласкающей взгляд зелени, Трафальгарская площадь, Уайтхолл, массивное здание парламента и, наконец, Скотленд-Ярд. Шофер свернул к Скотленд-Ярду, но не проехал мимо, а остановил машину так, чтобы Роджеру было хорошо видно старое здание из красноватого кирпича, в котором размещалось Управление гражданской полиции. Дежурившие у входа констебли посмотрели на них без всякого интереса, как на туристов. Затем Роджера провезли мимо здания полицейского участка в Кеннон-роу — мрачного дома с низкой крышей и закопченными, забранными решетками окнами. Роджер знал эти места как свои пять пальцев. Набережная. Новое белое здание отдела уголовного розыска. Затем они миновали шумную улицу неподалеку от дымно-серой, строгой громады нового моста Ватерлоо и выехали на Стрэнд. Роджер, сидевший рядом с водителем, не проронил ни слова с того самого момента, как они въехали в Лондон. И только теперь он спросил: — Куда мы едем? — Увидите. Возле Ковент-Гардена, тихого и безлюдного в ожидании нового рабочего дня, они свернули со Стрэнда и остановились на узкой улочке. Здания на ней были обшарпанными, старыми — беспорядочное нагромождение контор и жилых домов. — Вот этот дом — ваш, — сказал шофер. — Номер пятнадцать. Роджер вышел. У дома номер пятнадцать на противоположной стороне дверь подъезда была отворена, и можно было видеть мрачный вестибюль и нижние ступени узкой лестницы. Роджер был озадачен. Шофер остался в машине. На его лице играла легкая усмешка. Роджер взглянул на вывеску. На ней значилось шесть фамилий, одна из них явно была выведена недавно:
ЧАРЛЗ РЕЙНЕР Торговый агент Оптовая и розничная торговля 4-й этаж
Лифта в доме не было. Роджер стал медленно подниматься по ступеням. Теперь он Чарлз Рейнер, и здесь его контора, в которой ему придется делать свой «бизнес». На лестничных клетках — ни одной лампочки. Четвертый этаж оказался самым темным. Правда, здесь было окно, но оно забито досками. В нерешительности Роджер остановился перед дверью, на которой значилось его новое имя, нажал на ручку и вошел. И в это мгновение из-за двери на него кто-то бросился.
Глава 11 РЫЖИЙ
Железный прут, зажатый костистой рукой, скользнул по плечу Роджера, который каким-то чудом успел уклониться от него, и, ударившись о дверь, со звоном упал на пол. Придя в себя от неожиданности, Роджер сделал привычный финт и сам перешел в атаку. Правой — в живот, левой — в челюсть. От первого удара человек охнул, от второго пронзительно вскрикнул и отлетел назад. Ударившись о стул, он вместе с ним грохнулся на пол. Роджер закрыл дверь и вслушался. Где-то за стеной стучала пулеметная дробь пишущей машинки, но и только. Тем временем человек поднялся, облизал губы и в страхе заслонился рукой, ожидая нового удара. — Как ты думаешь, почему я не сломал тебе шею? — спросил Роджер. Его голос звучал хрипло и угрожающе. Такую манеру разговора он давно выработал в себе специально для бесед с преступниками. Человек отпрянул назад — его храбрость и решительность улетучились, словно воздух из лопнувшего шара. Человек выглядел худым и болезненно-бледным. Ему явно не мешало бы побриться и постричь свои рыжие волосы. Одет он был бедно. Обшлага пиджака цвета морской волны затрепались, а вместо воротничка и галстука на шее болтался грязный шарф. Все это происходило в приемной с голыми розоватыми стенами, двумя кожаными креслами и четырьмя гнутыми стульями — подделкой под Хепплуайта. На простом, ореховом столе — с десяток свежих журналов торговых реклам. В комнате ощущался легкий запах краски — сухой и неприятный. Из комнаты вели две двери. На одной была надпись: «Справки. Просим звонить» — и под нею колечко вытяжного звонка. На другой — «Чарлз Райнер. Личные апартаменты». — Почему вы бросились на меня? — резко спросил Роджер. — Я… думал… — Человек мялся, не зная, куда девать руки. — Вы совсем не тот, кого я ждал. — Вы же могли убить меня. — Я и пришел, чтобы убить. В его словах, в его неожиданном признании, несомненно, сквозило чувство собственного достоинства. Он был горд тем, ради чего пришел сюда. — Стойте там, — сказал Роджер. Он повернулся, отворил ногой дверь и увидел просторный офис с шестью или семью столами, несколькими пишущими машинками и телефонами, шкафами — отлично оборудованное конторское помещение, где почти все было новым. Стоял здесь и гардероб с плечиками для одежды и крючками для шляп. Осмотрев все это, Роджер вернулся назад, втолкнул рыжеволосого в комнату и запер в гардеробе. Другая дверь вела в «личные апартаменты». Роджер отворил ее. Комната выглядела прямо-таки роскошно — с толстым ковром на полу, стенными панелями, довольно большой библиотекой и несколькими креслами она скорее напоминала жилое помещение, чем кабинет. Помещение было пустым. Роджер оглядел потолок, стены. Почувствовав себя снова полицейским, он точно знал, что искать, а главное — где. Он обратил внимание на одну небольшую панель в стене позади письменного стола и, легко надавив рукой, открыл ее. Роджер довольно ухмыльнулся — эта улыбка была первой непритворной улыбкой с тех пор, как ему пришлось покинуть Скотленд-Ярд. Внутри открывшейся его взору ниши был установлен крошечный диктофон. С помощью карандаша Роджер выключил его и, поставив панель на место, принялся осматривать потолок, пока не убедился, что в комнате больше нет никаких отверстий, через которые можно было бы подслушивать или подглядывать за ним. Тогда Роджер вернулся в офис, отпер гардероб и выпустил рыжеволосого пленника. — Выходите, — приказал Роджер. Он запер изнутри входную дверь на ключ. Теперь в контору можно было проникнуть разве что через окна, но они выходили в глухую стену, а прыгать вниз, в узкую щель между домами, было крайне рискованно. Роджер постоял у одного, потом у другого окна, пока не убедился, что заглянуть внутрь снаружи невозможно. Наконец вместе с рыжеволосым, все еще сильно нервничавшим, он подошел к столу и обследовал оклеенный белой бумагой потолок — никаких следов, никаких отверстий или трещин, через которые можно было бы вести наблюдение. — Кого вы ожидали здесь? — Только… только не вас. — Ну что же, допустим, что я поверил. А кого вы хотели убить? — Рейнера, — ответил рыжеволосый. Значит, вместе с именем, подумал Роджер, он унаследовал и врага. — За что? — Он убил мою жену. — Убийц обычно вешают. — Никто не знает, что он убийца, — устало ответил рыжеволосый. — И вообще никто ничего об этом не знает. Никто, кроме меня. Я был в «том доме», когда это случилось. Рейнер всегда твердил мне, что убьет ее, если она откажется выполнять то, что он хочет. Она отказалась, и Рейнер убил ее. Это что, очередная шутка Кеннеди? — Как вас зовут? — спросил Роджер. — Кайл, — пробормотал человек. — А как вы оказались в «том доме»? — Кайл?… Имя было знакомым, какие-то смутные воспоминания теснились в мозгу Роджера. — Подделка, — сказал Кайл односложно. — Я гравер, хороший гравер. — В его голосе послышались нотки гордости. — В моих изделиях заметить подделку практически невозможно. Да, все точно: это тот самый Кайл. Его арестовали и судили в Манчестере. Это был один из тех редких случаев, когда провинциальная полиция отобрала лавры у Скотленд-Ярда. Эдди Дэй, специалист по всем делам, связанным с подделками, ездил в Манчестер в поисках «выгодного» для Ярда дела и вернулся, потрясенный лихостью, с которой местная полиция распутала тот узел. — Когда вас выпустили? — Месяц назад. — И чем вы занимались все это время? — Искал Рейнера. — А как выглядит человек, именующий себя Рейнером? Водянистые глаза, прикрытые розовыми веками со светлыми белыми ресницами, вскинулись на него вопросительно. — А вы что не знаете? — Я — Рейнер. — Нет-нет! Этого быть не может! Вы… — Кто воспользовался моим именем? Как он выглядит? У него есть какие-нибудь характерные приметы? Кайл ответил ровным голосом, но в нем сквозила нескрываемая ненависть. — О, Рейнера забыть нельзя. Его глаза… О, как я ненавижу их! Дениза — тоже, хотя она нравилась ему, но Рейнер все время запугивал ее. Тащил к себе и требовал, чтобы она ушла от меня. Приятели рассказывали, что он грозился убить ее, если она останется со мной. Но Дениза не пошла к нему, И ее убили. Случайно. По ошибке! — Последнее слово он выкрикнул на пределе своего голоса, и в глазах его отразилось отчаяние. — Ее сбила машина, страшно изувечив. А ведь Дениза была такой красивой. — Он извлек из кармана фотографию, при этом пальцы его мелко дрожали. Кайл опустил голову, всматриваясь в изображение. На глазах его заблестели слезы, и он прошептал: — Взгляните! Веселая, улыбающаяся девушка. Его королева. Легко поверить, что Кайл боготворил ее. — Могу понять, — сказал Роджер, — почему вам не нравится Рейнер. Дайте-ка мне взглянуть на ваш бумажник. — Я… нет! — Дайте, дайте. Кайл нерешительно протянул бумажник Роджеру. Тот вытряхнул его содержимое на кожаную поверхность письменного стола. Среди прочего он увидел то, что и ожидал: пропуск на выход из тюрьмы, тюремное удостоверение, регистрационную карточку, старое, затертое, со смятыми уголками письмо восьмилетней давности, банкнот в десять шиллингов и еще одну фотографию. Роджер взглянул на обратную сторону. Он чувствовал, что Кайл внимательно наблюдает за его действиями, а потому придал своему лицу равнодушное выражение. Это было непросто, так как о фотографии на него смотрела… Люсиль. Девушка из Парижа. Изучив снимок, он сравнил его с фотографией погибшей жены Кайла. Они были похожи, как могут быть похожи друг на друга близкие родственники. — Симпатичные, — ворчливо заметил Роджер после длительной паузы. — Да, очень, — в голосе Кайла снова послышалась гордость. — Это моя дочь. — Неужели? Вы в этом уверены? — Конечно, — сказал Кайл, — ее зовут Люсиль, — он улыбнулся. — Несколько лет назад я отправил ее во Францию к родственникам жены. С женой, с Денизой, я познакомился еще во время первой мировой войны. Люсиль очень добрая и умная, и мне не хотелось, чтобы на нее пала тень моей подмоченной репутации. Мы с женой решили, что Франция подойдет для нее как нельзя лучше. Нам пришлось пережить тяжелое военное время, жена очень страдала, потому что я не мог избавить ее от одиночества. Но все утряслось. Во Франции Люсиль жила в деревне, в спокойной обстановке. — А где сейчас? — спросил Роджер. — В Париже. — Адрес знаете? — А вот этого я вам не скажу. — Дайте мне его, Кайл, иначе вам придется очень плохо. Назовите адрес и можете убираться отсюда. А это поможет вам продержаться несколько недель. — И Роджер, вынув бумажник, отсчитал десять фунтовых банкнотов из пятидесяти, врученных ему Кеннеди. Радость засветилась в глазах Кайла. — Я готов давать вам по десять фунтов в месяц, — пообещал Роджер. — Их будут переводить на ваш адрес. — Нет, нет! Это опасно, так как я живу у Джо. — «У Джо» означало самую отвратительную ночлежку, которая со времен королевы Виктории была в Лондоне. — Посылайте их лучше в… А за что, собственно, вы собираетесь мне платить? — Я не люблю людей, которые интересуются мною… оплачиваю ваше молчание. Если кто-либо заинтересуется вашим визитом сюда, вы ответите, что зашли попросить денег, а я вышвырнул вас вон. — О, да-да! — Так где же Люсиль? — Несчастный, он пока не знает, что труп его дочери уже отправили на какое-нибудь кладбище для бедняков в Саррее. — Она живет по адресу: Париж, восемь, рю де ля Круа, двадцать три, — неохотно сообщил Кайл. — Вы не причините ей зла? — Нет. И запомните: я буду ежемесячно высылать вам десять фунтов на имя Джона Пирсона. Получать деньги вам необходимо в почтовом отделении на Стрэнде у Трафальгарской площади. А теперь проваливайте отсюда. И если кто будет вас беспокоить, звоните сюда. — Роджер отстучал на машинке номер телефона, указанного на аппарате, и адрес: «Джон Пирсон, п/о Стрэнд» — и подтолкнул листок через стол. — Мне не пишите и ко мне не приходите, пока я сам не пришлю за вами. Все поняли? — Да, но… Я не понимаю… — А вам ничего и не нужно понимать. — Роджер поднялся. — Когда выйдете на улицу, надвиньте шляпу пониже, чтобы вас никто не узнал. У вас могут быть большие неприятности, если ваш знакомый дознается, что вы его искали. Кайл кивнул. За годы, проведенные в тюрьме, он научился делать то, что велят, и эта привычка к послушанию укоренилась в нем. Роджер отпер дверь и проследил, как Кайл, надев шляпу, вышел из конторы — маленький, худой, невзрачный. Роджер проводил его вниз по скрипучей лестнице, держась в нескольких шагах позади. Рыжеволосый Кайл проскользнул в дверь и свернул в сторону рынка. Тем временем на улице показался еще один человек: инспектор Слоун из Скотленд-Ярда — высокий, светловолосый, с подвижным лицом. Он двинулся следом за Кайлом, внимательно наблюдая за каждым его движением. Сердце Роджера сильно забилось, но он взял себя в руки, повернулся и стал подниматься по лестнице. На втором этаже ему пришлось остановиться. Слоун внезапно свернул в подъезд.Глава 12 ПРОВЕРКА
Роджер приподнял панель в стене, включил диктофон и спокойно устроился в кресле за письменным столом. Он выдвинул ящик, вынул несколько бумаг — первых попавшихся под руку — и разложил их на столе. В это время на лестнице послышались громкие шаги Слоуна. Затем Роджер услышал, как открылась входная дверь. Кеннеди, кажется, допустил серьезную оплошность, что не ввел его в курс дел. Впрочем, было ли это оплошностью? В любом случае, по всем признакам его затея смахивала на ловушку: пустая контора, визит Слоуна. Сомнительно, чтобы Кеннеди позволил бы ему остаться в конторе одному без какой-либо видимой цели. Шаги Слоуна звучали уверенно, но не тяжело. Роджер хорошо знал эту походку, ведь со Слоуном они распутали несколько десятков преступлений. Слоун постучал. Роджер смахнул пот со лба и крикнул: «Входите!» Слоун распахнул дверь и, прежде чем войти и закрыть, внимательно оглядел помещение. Бросил тяжелый взгляд на Роджера, как на человека, с которым встречается впервые. Этот момент был решающим для Роджера, но… Слоун не узнал его. — Что вам угодно? — спросил Роджер. — Мистер Рейнер? Чарлз Рейнер? — Да, он перед вами. — Простите, что беспокою вас, мистер Рейнер. — Начало как начало, но Роджер почувствовал враждебное отношение Слоуна к себе уже по тому, как тот брал стул и садился. Усевшись, он извлек из кармана желтую пачку и вынул сигарету. — Курите? — Нет. Кто вы? Слоун закурил и, вынув визитную карточку, протянул ее Роджеру. Роджер взглянул на нее. — Может быть, вы и полицейский, но это вовсе не означает, что вам принадлежит весь мир. — Я зашел, чтобы прояснить одну деталь, — сказал Слоун. — У вас только что был посетитель — мистер Кайл, который долгое зремя провел за решеткой. — Да, он что-то говорил об этом. — Диктофон зафиксировал эти слова, так что Кеннеди в свое время узнает о визите Кайла. — Ему было нужно что-то от вас? — Нет. — Почему вы провожали его вниз? — Чтобы убедиться, что он ушел. — У вас на все готов ответ, мистер Рейнер. — Совершенно верно. — Уверен, что у вас в запасе есть и другие, на тот случай, если возникнет необходимость. — Это заключение в устах Слоуна прозвучало саркастически. — Мой визит к вам неофициальный. Между прочим, готовы ли вы показать в суде, что не были знакомы с Кайлом до его визита к вам? — Разумеется. — Каким бизнесом вы занимаетесь, мистер Рейнер? — Я агент по комиссионной торговле. — Это широкое… понятие. — Пауза между словами прозвучала как обвинение. — И сколько времени вы работаете здесь? — Нисколько. Ответ озадачил Слоуна. — Но ведь это ваша контора? — Да, но я открою ее только на следующей неделе. — У вас до этого был другой офис или же вы только начинаете свое дело, мистер Рейнер? — В вашем распоряжении достаточно людей, которые помогут выяснить все интересующие вас подробности. — Довольно своеобразное утверждение, мистер Рейнер. — А я считаю своеобразными ваши манеры, мистер полицейский. — Понятно, — заметил Слоун. — Это должно означать, что вы не намерены оказывать помощь полиции. — Если я знаю, как это сделать, я ее оказываю. — Значит, вы только начинаете свое дело? — Какой ответ вы бы хотели получить? — Люди, чувствующие неловкость в разговоре с полицией, потом нередко сожалеют об этом. Учтите это. — Полицейские, которые обращаются с вопросами в частном порядке, не могут требовать исчерпывающих ответов на них. — А вы умный человек. Где вы живете? — Здесь и живу. — И утром, и днем, и вечером? — Инспектор, мне не нравится ваш тон, — произнес Роджер медленно и веско. — Повторяю, что человек, приходивший сюда, мне не знаком. И не причисляйте меня к аферистам. В следующий раз, когда вам потребуется от меня информация, не начинайте с обвинений в мой адрес. А сейчас извините, мне нужно работать. — На кого? — внезапно спросил Слоун. — На Кеннеди?Вопрос прозвучал словно гром с ясного неба. Роджер знал, что крылось за этими словами Слоуна, ему хорошо были известны все оттенки его голоса. Он понимал, что вслед за этим предостережением должна разразиться гроза. Пока Роджер не знал какая, но одно только упоминание имени Кеннеди застигло его врасплох. Однако ему все же удалось сохранить на лице непроницаемое выражение, какое обычно бывает у игрока в покер. — Кто этот Кеннеди? — спросил Роджер как можно равнодушнее. — А то вы не знаете! — Нет, не знаю. — Вы совершаете ошибку, мистер Рейнер. — Вы тоже, — парировал Роджер. — Так вы настаиваете на том, что не знакомы с Кеннеди? — Скажите мне, какого Кеннеди вы имеете в виду и зачем вам это нужно, а тогда я отвечу вам, если сочту ваши объяснения резонными. Было немного странно сидеть за столом и следить за ходом мыслей Слоуна. Они смотрели друг на друга, но вдруг глаза Слоуна потускнели, и это означало, что он пришел к определенному выводу. — Вы и есть Кеннеди, — заявил он вдруг, — и давайте говорить начистоту. Итак, Роджер Уэст против Чарлза Рейнера. Кайл знал Кеннеди как Рейнера. Слоун предположил, что Кеннеди и Рейнер — одно и то же лицо. Догадка Слоуна не случайна, у него, видимо, были основания так считать. — И все же вам не удастся долго скрывать от полиции факты, — сказал Слоун, поняв, что его атака захлебнулась. — Я не могу запретить полиции дурачить себя. Я — Чарлз Рейнер и занимаюсь честным бизнесом, у меня полно работы. — Роджер поднялся с кресла, но Слоун продолжал сидеть с загадочным выражением на лице. К чему бы? — Вы еще пожалеете о своем поведении, мистер Рейнер, — произнес Слоун и вышел из конторы. Роджер подождал, пока хлопнет наружная дверь, и в тот же момент услышал из приемной какой-то слабый звук. Он насторожился, посмотрел на дверь и вдруг увидел, как медленно поворачивается дверная ручка. Значит, Слоун решил-таки остаться, чтобы подслушать. Роджер снял телефонную трубку, потом положил ее обратно на рычаг. Эту манипуляцию он проделал несколько раз, после каждого тренькал звоночек. Очевидно, Слоун считал, что близок к успеху, и теперь, в довершение всего, рассчитывал подслушать телефонный разговор. Слух у него был отменный. Но тут Роджеру вдруг пришла на ум идея позвонить в Скотленд-Ярд и спросить, работает ли у них старший инспектор Слоун. Подумав немного, Роджер набрал номер, представив себе, как Слоун, прильнув к двери, напряженно вслушивается в тишину. В трубке что-то щелкнуло, а потом раздался спокойный, очень знакомый голос, и на Роджера нахлынули теплые воспоминания. Конечно же он сделал глупость, позвонив им. — Говорит Скотленд-Ярд, чем могу служить?… Я вас слушаю… — Так как Роджер ответил не сразу, человек на переговорной станции повысил голос. — Да… да. Скажите, работает ли у вас офицер по фамилии Слоун — старший инспектор Слоун? — Да, у нас есть инспектор по уголовным делам Слоун, сэр. — Это такой высокий, румяный? — А кто это говорит? — Меня зовут… э-э… впрочем, это не имеет значения… — Роджер положил трубку. На противоположном конце провода было прошлое Роджера, которое неотступно преследовало его. Стоит лишь поднять трубку и набрать знакомый номер, и он услышит голос Дженет. Дженет… интересно, что бы она сделала, услышав его голос? Нет, об этом надо забыть! Он мог бы позвонить Марку Лессингу, десятку, сотне друзей, но лучше этого не делать. Роджер отодвинул телефонный аппарат и закурил. Рука дрожала. Никогда в жизни он не испытывал такой острой потребности выпить, как сейчас. Окрыв дверку бара, устроенного в тумбе письменного стола, Роджер нисколько не удивился, найдя бутылку, стаканы и сифон с содовой. Он налил себе виски. Неплохое начало: виски чуть ли не с утра. Плохо же было то, что он оказался в незнакомой конторе, не имея никакого представления о том, за кого должен себя выдавать, а кроме всего прочего, подвергся нападению и даже заслужил обвинение в том, что он-то и есть Кеннеди. Любопытно, а где в это время находился Кеннеди? Насколько правдива рассказанная Кайлом история? Роджер представил себе жену Кайла, сбитую машиной, и перед его мысленным взором предстала мертвая Люсиль. Машинально он стал просматривать лежащие на столе бумаги. Здесь были счета, бланки заказов, подшивки писем клиентов — то, чем ему предстояло заниматься. Разнообразия в работе не предвиделось. Он совершенно запутался, глядя на эти бесчисленные документы. Бизнес Чарлза Рейнера оказался весьма процветающим. Он торговал буквально всем — табаком и сигаретами, легкими винами и крепкими спиртными напитками, стульями, сделанными из стальных трубок, и изделиями из пластмассы. Безделушки, изготовляемые в Бирмингеме, Рейнер сбывал на базарах Индии и Китая. Продавал он товар в Англии и за ее пределами, но почему-то ничего не импортировал. Основные сделки совершались в конторе на Лиденхолл-стрит. Потом Роджер обнаружил несколько открыток, уведомлявших своих клиентов об «изменении адреса». Кое-что прояснилось из одного циркулярного письма: «Мистер Сэмюел Вайзман информирует Вас, что отказывается от своего бизнеса в пользу мистера Чарлза Рейнера, но остается в фирме на некоторое время в качестве консультанта. Он имеет удовольствие заверить Вас в том, что мистер Рейнер берет на себя личную ответственность за дела фирмы и обязуется впредь уделять максимум внимания Вашим требованиям». Письмо было датировано 1 марта, то есть двумя неделями раньше дня гибели Люсиль. Неужели Кеннеди был настолько уверен в себе, что заранее все спланировал, или у него на примете был другой «Чарлз Рейнер» и только в последний момент Роджер занял его место? Каковы же в действительности планы Кеннеди? В ящике стола Роджер обнаружил «свой» паспорт; он откинулся на спинку кресла и стал изучать его. Как сотрудник Скотленд-Ярда, он знал, что достать фальшивый паспорт сравнительно нетрудно, однако это был оличный экземпляр: им уже пользовались, в нем стояли штампы виз и отметки таможенных властей США и нескольких европейских стран, в том числе ФРГ, что же касается фотографии, то она была безупречна. Он даже не знал, что его «новую» внешность уже зафиксировали на пленке, и сходство не вызывало сомнений. В столе Роджер не обнаружил никакой зарубежной корреспонденции — может быть, она хранится в одном из шкафов? Очевидно, он найдет и ее, если основательно включится в «бизнес». Зазвонил телефон. Роджер поднял трубку, помедлил, потом поднес ее к уху. Он решил изменить свой голос и заговорил, стараясь не шевелить губами. — Хэлло! — Роджер! — При этих словах сердце его учащенно забилось. Голос был женским. — Роджер, прошу вас, помогите мне, я… Это была Марион. Марион в беде! — Что случилось? — Я скажу вам после. Мне необходимо встретиться с вами. Я буду ждать вас через час на Пиккадилли возле «Суона и Эдгара». Помогите мне, прошу вас! — Марион, послушайте. Я… Но в трубке уже раздавались гудки.
Роджер стоял у входа в универмаг, в самом центре Лондона, созерцая сумасшедший транспортный поток. На людей он почти не обращал внимания, зато каждый полицейский, попадавшийся ему на глаза, казался Роджеру великаном. Марион опаздывала на полчаса… Ждать было уже бессмысленно. Видно, что-то ей помешало. Может быть, он совершил ошибку, придя сюда? Может быть, зря разговаривал и с Кайлом?… Вдруг он заметил санитара-коротышку. Одет тот был броско: голубой костюм, ярко-желтые туфли и красный галстук в белый горошек. Санитар подошел к Роджеру с важным видом. — Очень устали? — осведомился он. — Что вам нужно? — Мистер Рейнер, вы нужны в конторе. На вашем месте я бы не покидал с такой легкостью работу. — Он поднял руку и остановил такси. — Садитесь. — Роджер повиновался. Санитар назвал адрес его новой конторы. — Что все это значит? — потребовал Роджер. — Узнаете. Трижды они попадали в затор и вместо десяти минут добирались все двадцать. За это время они не обменялись ни единым словом. Выйдя из машины, санитар подождал, пока Роджер поднимется по лестнице и подойдет к двери своего офиса, и, быстро догнав его, многозначительно сказал: — Не сюда — напротив. Вы живете здесь. — Он кинул Роджеру ключ. Роджер отпер противоположную дверь и оказался в светлой и обставленной комнате. По радио передавали Брамса. В кресле, вытянув ноги и прикрыв глаза, с мечтательной улыбкой на устах сидел Кеннеди и слушал музыку. Санитар перешел в другую комнату, затворив за собой дверь. Кеннеди продолжал сидеть, не меняя позы. Когда музыка кончилась, он открыл глаза и медленно проговорил: — Итак, вам нанес визит рыжий Кайл, не так ли? Кеннеди вел себя вызывающе, а в тоне вопроса слышалась угроза.
Глава 13 БУНТ
Кеннеди, прищурившись, пристально смотрел на него. Роджер демонстративно пересек комнату, выключил радио, вынул сигарету и закурил. — Я с вами разговариваю или нет? — спросил Кеннеди, и в глазах его вспыхнула бешеная ярость. — Я слышал вас, — спокойно ответил Роджер. — Тогда отвечайте! — Вы сами роете себе яму, — произнес Роджер. — Загнали меня сюда, не сказав ни слова и сделав все, чтобы я засветился. Кайл в расчет не идет, а вот Слоун… — Что вы сказали Кайлу? — Сейчас задаю вопросы я. Почему вы меня не проинструктировали? Или вы считаете, что я все равно выпутаюсь? Если бы мне было что рассказать Слоуну о своем бизнесе — у кого я купил дело, чем вообще занимаюсь, — ему не к чему было бы придраться. А теперь Слоун сел мне на хвост. Он ведь как бульдог, и если вцепится в меня, то не отпустит, пока все не вытрясет. На это ему потребуется не так уж много времени. А я-то полагал, что вы умный человек. Пока Роджер говорил, Кеннеди принял другую позу. Глаза его потухли, но взгляда он не отвел. Внезапно смягчившись, Кеннеди возразил: — Это было неизбежно. — Он поднялся с кресла. Видимо, доводы Роджера подействовали на него. — Меня тоже навестила полиция. — Значит, мы оба под подозрением. — Мне они задали несколько вопросов, а вот вам придется найти способ поставить их на место. Это ваше дело, понимаете, Рейнер? Вы здесь именно для того, чтобы оказывать противодействие полиции, сбивать ее со следа. Подумайте, как это лучше сделать. — Вы ошибаетесь. Прежде чем появиться здесь, вы должны были меня проинструктировать. И если не соблюдать осторожность, то ваш липовый бизнес приведет вас прямехонько на виселицу. — Вы должны выполнять мои указания. — Именно этого я и боюсь. Кеннеди нехотя улыбнулся. — Для этого нужны хорошие мозги, — сказал он. — Уверен, что я сделал правильныйвыбор. Действуйте осмотрительно и помните: в этом деле босс — я. — Ну, если я что-либо и буду делать, то сделаю это по-своему. — Роджер подошел к креслу, тяжело опустился в него и тут же словно выстрелил в Кеннеди вопросом: — Что случилось с Марион? — А почему вас это беспокоит? — Она мне позвонила и попросила… — Да, я в курсе, но вам, Рейнер, ни к чему бегать на свидания со всякой красивой женщиной. Вы должны делать только то, что угодно мне, а об остальном забудьте. — Так где же она? Кеннеди развалился в кресле и снова вытянул ноги. — Ее нет, — ответил он мягко. Смысл его слов не сразу дошел до сознания Роджера. Возможно, он не понял бы его вообще, если бы не ленивая, жестокая улыбка на лице Кеннеди. «Ее нет» означало только то, что Марион нет в живых. Значит, ее убили. — Дорожное происшествие, — небрежно пояснил Кеннеди. — Происшествие? — С языка Роджера готовы были сорваться слова: «…как и с женой Кайла», но он сдержался. — Значит, вы… — Угадали… А разве вы еще не поняли, на кого работаете? Марион слишком разоткровенничалась с вами и оказалась ненадежной. Она влюбилась в вас, подслушивала у замочных скважин, узнала ваш адрес. Когда человек много знает, становится опасным. Но у нее не хватило ума рассказать полиции все, что ей удалось узнать. — Каждый детектив Скотленд-Ярда, — заметил Роджер, — скажет вам то же самое, что сейчас скажу я. На вас можно ставить крест. Вам, быть может, и удастся скрыть одно, ну, скажем, два убийства. Но вы ведь не успокоитесь на этом и будете убивать до тех пор, пока не погорите. Так что считайте, что вы уже на виселице. — Вот и превосходно. Я же говорил, что ваша задача в том и состоит, чтобы уберечь меня от полиции. — Кеннеди встал и подошел к окну. Оно выходило на узкую улицу. — Я не хочу превращать вас в покорное существо, такой человек мне не нужен. Но запомните: если меня схватят, вместе со мной пропадете и вы. Итак, я спросил вас, что вы сказали Кайлу? — А откуда вам стало известно о Слоуне? — Мы еще успеем поговорить о том, что вас интересует. Слушать же вашу болтовню о всякой чепухе я не намерен. Сейчас речь идет о Кайле. — Когда я вошел, он уже ждал меня за дверью. Видимо, надеялся встретить кого-то другого, хотя и не сказал об этом открыто. Он сказал мне, что ему было нужно, но я дал ему в ухо и вышвырнул вон. — И что же ему было нужно? — Деньги. Найдись у меня на него время, я бы выслушал все до конца. Но времени у меня было в обрез. Кроме того, мне совсем не улыбалось попадаться на глаза полиции вместе с этим каторжником. — А кто вам сказал, что Кайл — каторжник? Роджер взглянул на Кеннеди и рассмеялся. Ему даже удалось изобразить на лице удивление. Он закурил еще одну сигарету. — Господи, да я занимаюсь каторжниками всю свою жизнь. Стоит мне взглянуть на человека, как уже знаю, кто он и сколько сидел. Кайл отбыл в тюрьме по крайней мере года четыре. Вам этого не понять, пока не схлопочете для себя такой же срок или побольше. — О'кей, Уэст, — сказал Кеннеди, — согласен. А теперь послушайте меня. Бизнес нужно расширить! Мелкими деталями — подбором сотрудников и текущими делами — пусть займется Роуз Морган, ваша секретарша. Главные инструкции вы будете получать у меня. Вам придется много путешествовать — разве я не обещал вам легкую жизнь? — Он усмехнулся. — Здесь ваша лондонская квартира, две комнаты и кухня. Кроме того, в ваше распоряжение я дам человека, который будет вас обслуживать. Он появится здесь в конце дня. Его зовут Харри. Так что обживайтесь как следует, Рейнер. — А когда вы намерены посвятить меня в то, для чего все это нужно? — Узнаете в свое время. Я и так много рассказал для начала. И не забывайте о том, что случается с людьми, которые отказываются играть в мою игру. Девушка из Копс-коттеджа была первой, Марион — второй. Кеннеди поднялся и вышел из комнаты.Роуз Морган было за сорок. Она оказалась полной и бесформенной. Платье сидело на ней черным мешком. Маленький носик-пуговка, маленькие же и обычно бледные, слегка приоткрытые губы, высокий и решительный голос. Вся ее внешность говорила о недюжинной деловой хватке. Волосы мышиного цвета, завязанные сзади в тугой узел, красивые руки, тщательно ухоженные ногти. Видно было, что дело свое она знает превосходно. Роджер впервые увидел Роуз Морган в пятницу, на другой день после визита Слоуна. Она сообщила ему, что сотрудники выйдут на работу в понедельник. Роджер прежде всего потребовал список служащих — их было девять. Роуз заверила его, что все они вполне надежны и работали уже у Вайзмана, бывшего владельца конторы, в течение нескольких лет. Роджер просмотрел список, где была указана и зарплата каждого — он, оказывается, хорошо платил своим подчиненным! Роуз Морган получала тысячу фунтов в год, а общий заработок остальных сотрудников получился больше пяти тысяч. Арендная плата и другие необходимые расходы тоже были высокими. Однако доход конторы превышал расходы на десять тысяч фунтов. Прибыль обычно поступала без каких-либо затруднений и задержек. Например, за последние два года доходы составили около пяти тысяч фунтов. Теперь в них была и его доля. Перевоплотившись в Чарлза Рейнера, Роджер стал обладателем счета в банке с кредитом, превышающим две тысячи фунтов, и оказался обеспеченным правительственными гарантиями. Он стал стоить в десять раз дороже, чем стоил Роджер Уэст. Все это открывало перед ним совершенно новые перспективы: он мог считать себя вполне богатым, даже позволяя себе то, что прежде было ему не по карману. Харри, который «обслуживал» его, был тихой, невзрачной личностью с кукольным лицом, большими карими глазами, ни дать ни взять — вышколенный слуга, знающий свое место. Утром он подавал чай, перед ленчем и обедом приносил виски. Еда была вкусной, одежда всегда выглаженной. Роджер имел открытый счет в трех фешенебельных ресторанах и в двух крупных магазинах. Теперь он покупал одежду только высшего качества и последних фасонов. Для этого достаточно было только подписать счет или чек. Кеннеди не появлялся уже десять дней. Ни о Кайле, ни о Слоуне Роджер не получал никаких известий. Он даже не предполагал, что так быстро потеряет связь с прежней жизнью. Случившееся с ним теперь казалось ему далеким, кошмарным сном. Роджер с усилием заставлял себя возвращаться мыслями к прошлому и даже к той цели, которую определил для себя как главную, — узнать всю подноготную Кеннеди. Роджера увлекло его новое занятие. Ему приходилось отвечать на множество звонков. Он покупал у одного и продавал другому. Бизнес давал Роджеру возможность завести массу ценных связей. Он приобретал без особых затруднений дефицитные товары и потому мог сам назначать на них цены. Не было такого дефицита, с которым не имела бы дела его контора. Однако он не терял головы, действовал осторожно, ибо убедился, что почти все сделки заключались в пределах закона. Все попытки разгадать «загадку Кеннеди» натолкнулись на прочное противодействие: куда бы Роджер ни направлялся, наблюдение за ним не прекращалось. Выходил ли он погулять, или ложился спать, за ним бдительно следили люди Кеннеди. С каждым днем он все больше врастал в жизнь Чарлза Рейнера. С каждым днем все дальше в прошлое отступал Роджер Уэст. К концу третьей недели Роджер понял, что самую большую опасность для него представляет он сам, новые удовольствия жизни, постоянная слежка и желание освободиться от нее. Настоящая свобода придет лишь тогда, когда Кеннеди будет доверять ему и ослабит свое внимание. Ровно через месяц после визита Кайла Роджер послал заказное письмо «мистеру Джону Пирсону» на адрес почтового отделения на Стрэнде. Кайл с тех пор не звонил. На следующее утро он получил письмо с пометкой «лично». Это было первое письмо, полученное Роджером с тех пор, как он поселился в этой квартире. Харри принес его на подносе вместе с утренним чаем. Роджер выждал, пока тот уйдет, а затем дрожащими пальцами распечатал конверт. В него был вложен крошечный клочок бумаги, на котором кто-то нацарапал всего два слова: «Кайл мертв». Утренние газеты подтвердили это. Кайл бросился на рельсы под поезд метро на станции Эджвер-роуд. В середине дня позвонил Кеннеди. — Вы получили записку? — Да. — Примите это к сведению. А вообще-то у меня к вам дело. — Где и когда? — Вас доставят ко мне. Вы помните санитара? Зовите его Перси. Он встретит вас на углу Патни-бридж, возле старого театра. Убедитесь, что за вами нет слежки. Выходите немедленно, Перси будет ждать вас в течение часа. Кеннеди повесил трубку. Роджер откинулся на спинку кресла, обдумывая сложившееся положение. Значит, его впервые хотят использовать в деле. Он набрал номер Роуз Морган. — Слушаю, мистер Рейнер. — Я уезжаю и не знаю, когда вернусь. — Хорошо, мистер Рейнер. — Передайте Харри, чтобы ленч не готовил. Думаю, что вернусь к обеду. — Хорошо, мистер Рейнер. — Если придет Ренфрю, извинитесь перед ним и скажите, что я болен. А в остальном поступайте по своему усмотрению. — Хорошо, мистер Рейнер. Роджер надел шляпу и спустился по лестнице. Добрался до Стрэнда и взял такси, выбрав машину из длинной очереди. «Харродс!» — бросил Роджер шоферу и устроился на заднем сиденье. Он то и дело посматривал в заднее окно: их никто не преследовал. Через три четверти часа он уже был на Патни-бридж. Перси сидел за рулем большого просторного «даймлера» — старая модель, но с кондиционером. Он был в шоферской униформе, на голове красовалась фуражка. Перси небрежно кивнул вместо приветствия, но даже не улыбнулся, когда вышел из машины, чтобы открыть перед Роджером дверцу. Перси вел себя точно так же, как и Роуз Морган, — словно хорошо отлаженная машина. Роджер уселся на роскошное сиденье, внезапно ощутив себя важной персоной. Он наблюдал за потоком машин, который двигался по мосту, вливался в Патни-хай-стрит и взбирался по ней в гору. Достигнув ее вершины, шофер повернул направо, в сторону Ричмонда. Спустя некоторое время до слуха Роджера донесся жужжащий звук, напомнив ему треск кинокамеры в лечебнице. Шторки на окнах стали медленно опускаться — видимо, на приборной панели автомашины была соответствующая кнопка. «Даймлер», набирая скорость, плавно вписывался в повороты, а потом с мягким рокотом помчался по главной магистрали города, на которой, судя по шуму, движение транспорта было не столь интенсивным. Так они ехали в течение получаса, а затем, круто свернув, машина выбралась из Лондона и понеслась по шоссе. Вскоре она снова свернула у подножия холма, видимо, довольно крутого, потому что Перси вынужден был переключить передачу. Машина медленно вползла на вершину и остановилась. Темные шторки поднялись, и солнечный свет ворвался в салон «даймлера», ослепив Роджера. Кода его глаза свыклись с освещением, он увидел, что они стояли возле небольшого загородного дома. Позади него густо росли деревья. К фасаду вела длинная аллея, а перед самым зданием сверкали зеленью лужайки с пестрыми цветочными клумбами, на которых цвели тюльпаны и желтофиоли в горшках, а нежные незабудки придавали голубой фон всему этому многоцветью. Пейзаж ласкал взор. Дорожка, по которой они подъехали, исчезала в густой заросли молодых дубов и березок. — Выходите, — резко бросил Перси, открывая перед Роджером дверцу машины. — И все-таки когда-нибудь вам придется сбавить тон, Перси, — заметил Роджер. Тот осклабился, но промолчал. Роджер поднялся на три каменные ступени и остановился на красно-кирпичном крыльце. Дверь парадного входа была сработана из натурального дуба, обильно покрыта олифой, но не окрашена. По краю шла полоска больших круглых шляпок декоративных гвоздей. Дверь отворил человек — подобострастный и невозмутимый. — Мистер Рейнер? — Да. — Прошу пройти, сэр. — Дверь за ними закрылась, и Роджера провели вверх по лестнице, гораздо более широкой, чем он предполагал. Роджер пересек квадратный холл. В него выходило несколько дверей. Роджера подвели к первой двери направо. Его спутник постучал и открыл ее. — Мистер Рейнер, мадам, — представил Роджера человек и, отступив в сторону, пропустил его.
Глава 14 «МАДАМ»
Она не была похожа ни на Марион, ни на Люсиль, ни даже на Дженет. Это была просто привлекательная женщина — красивая и молодая. Она сидела в кресле за небольшим, с витыми ножками столиком красного дерева. Солнечные лучи проникали в комнату через окно за ее спиной, и потому фигура ее казалась темным силуэтом на светлом фоне. Женщина слегка улыбнулась и указала жестом на кресло — она не встала и не протянула руки. Кресло находилось напротив окна, и это позволяло ей рассмотреть каждую черточку, каждую морщинку на его лице. Женщина придвинула к нему серебряный портсигар и ждала, пока он закурит. Сама она сигарету не взяла. На ней была белая блузка, очень простая, застегнутая доверху. Голос ее оказался низким и менее приятным, чем он ожидал. — Мистер Кеннеди сказал, что вы можете помочь мне, — начала она. — Я поняла, что вы хорошо разбираетесь в работе полиции, уголовном законодательстве и во всем, что с этим связано. — Совершенно верно. — Мистер Кеннеди заверил меня также, что я могу целиком рассчитывать на вас. Это верно? — Да, верно, — ответил Роджер. — Мой муж находится под следствием в Брикстонской тюрьме. Весьма возможно, что против него возбудят уголовное дело. Если вина будет доказана, то его, очевидно, осудят на длительный срок. У меня есть копии его заявлений адвокатам, и хотелось бы, чтобы вы с ними подробно ознакомились. Я также знакома с некоторыми деталями предъявленного ему обвинения и уликами, которые помогут вам разобраться в этом деле. Я хочу, чтобы вы изучили все документы и высказали свое мнение насчет того, чем может закончиться процесс. Если вы обнаружите слабые стороны в обвинении, то мне бы хотелось, чтобы вы нашли способ сыграть на них. Его обвиняют в незаконном ввозе иностранной валюты и вывозе значительных сумм в фунтах стерлингов из Великобритании в страны континента. — Я не специалист по валюте, — возразил Роджер. — Вам нужно изучить это дело в свете имеющихся улик. Вам будет удобно, если вы поработаете здесь? Изучение документов могло занять несколько часов, день, несколько дней. Но Кеннеди сам предложил ей его услуги, и в данных обстоятельствах Роджеру ничего не оставалось, как согласиться. — Благодарю вас. Каков ваш гонорар, мистер Рейнер? — осведомилась она. — Я сообщу вам, когда ознакомлюсь с делом. — Прекрасно. — Но по этому вопросу вам лучше всего говорить с мистером Кеннеди, — добавил Роджер. Она отрицательно покачала головой. — За знакомство с вами я уже заплатила ему, а все остальное должно быть решено между вами и мной. Если ваши рекомендации можпо будет использовать, я в долгу не останусь. Нужно, чтобы мой муж избежал тюремного заключения. На уме у нее было еще что-то, но что — Роджер пока не мог понять. — Какое помещение вы мне отведете? — Я приготовила комнату, и все бумаги вам доставят туда, — сказала она. — Если вам что-нибудь еще потребуется, можете позвонить. Пока вы здесь, мне хотелось бы, чтобы вы никуда не отлучались, во всяком случае, не уходили за пределы сада. Она позвонила в колокольчик, давая понять, что беседа окончена. Теперь Роджер вспомнил, где он видел ее раньше, — на фотографиях в газетах. Правда, сходство было слабое, но он узнал ее, как только она упомянула о контрабанде валюты. Речь шла о крупнейшей валютной операции, которой когда-либо занимался Скотленд-Ярд. Дело обросло многочисленными побочными линиями и неисчислимым количеством подробностей. Значит, его привезли к миссис Джеймс Дэлани. Муж ее был сыном обедневшего пэра. Как утверждали газеты, обвинения против него оказались самыми тривиальными. Из этого явствовало, что Скотленд-Ярд играл с прессой в «кошки-мышки», скрывая от нее истинный масштаб преступления. Комната, в которую привели Роджера, была просторной, со всеми удобствами, окна выходили на заднюю часть сада. Принесли чай, а полчаса спустя — две объемистые папки, после чего Роджера оставили наедине с самим собой. Роджер приступил к работе. Ему нужно было тщательно ознакомиться с массой фактов, вникнуть в каждую деталь и по крупицам воссоздать картину расследования. А оно началось с того момента, когда служащий таможни случайно обнаружил, что Дэлани при выезде из Англии имел при себе на сто фунтов больше, чем разрешалось, — в общем, ничего из ряда вон выходящего. Однако в чемодане Дэлани была найдена почтовая открытка (у дураков всегда при себе есть нечто подобное — они никогда не уничтожают всех улик) с поименным списком французских и швейцарских граждан, с которыми Дэлани входил в контакт. Именно с этими людьми имели дело мелкие валютчики. В папке Роджер нашел подробный отчет о том, какие вопросы задавал сотрудник Скотленд-Ярда Дэлани и какие сведения последний ему сообщил. Было около восьми часов вечера, когда Роджер закончил изучение документов. Он протер уставшие от чтения глаза и позвонил по телефону. Швейцар ответил без промедления. — Я бы хотел поговорить с мадам, — сказал Роджер. — Мадам просит поужинать с ней, сэр. Ужин в 8.30. Мадам вышла к ужину в черном платье с белыми манжетами и воротничком. Она ожидала Роджера в маленькой комнате позади столовой. Здесь находился бар, красиво отделанный металлом и цветным стеклом. Когда мадам предложила Роджеру коктейль, на лице ее была написана грусть. Это выражение не сходило с него и когда они пили коктейль. Выглядела она побледневшей и, видимо, уже предполагала, каков будет его ответ. Вопросов она не задавала почти до самого десерта. Внезапно она подняла глаза на Роджера. — Вы пришли к какому-нибудь мнению? — Да. — И каково оно? — Вы были правы. У него почти нет шансов выкрутиться. — Вы нашли хотя бы одну лазейку? — Ни одной. В Ярде он выдал себя с головой. — Нет, — сказала она и улыбнулась, как может улыбаться мать, когда ее ребенок ошибся. — Джеймс не привык иметь дело с полицией. Он под стражей… — Да, в бумагах говорится об этом. Он в Брикстоне, и в понедельник или во вторник на будущей неделе дело его будет передано в Олд Бейли[8]. Я очень сожалею, но шансов у него нет. Вы, вероятно, полагаете, что к нему подошли слишком строго, так как до войны за это не судили, но… — Роджер пожал плечами, -… по крайней мере хорошо, что ваш муж не втянул в это дело вас. — А я в этом деле не участвую. Я даже не знала, чем он занимался. И вообще я не понимаю, как можно на этом заработать. — Мадам улыбнулась. Она действительно была очень красивой. — А я-то думала, что Джеймс ради меня затеял все это. Вот почему я считаю своим долгом помочь ему выкарабкаться из этой трясины. Значит, он должен сесть в тюрьму. — Я не смогу помешать этому. — А если его не будут судить, то и в тюрьму он не попадет? Теперь Роджер все понял. Догадка осенила его внезапно. — Его не будут судить, если он исчезнет из Брикстона до суда или по дороге в суд, не правда ли? Вам знаком распорядок дня в Брикстоне? Я хочу, чтобы вы посоветовали, как проще всего вырвать его оттуда, и организовали ему побег. У меня все готово к отъезду из Англии. Если мы с ним уедем, то и не о чем будет беспокоиться. Мистер Кеннеди имеет огромные связи и ради меня сделает все. Только не говорите, что это невозможно. Это надо сделать.Глава 15 ПОБЕГ
Перси вез Роджера от дома Дэлани в Лондон, и по дороге в Патни-бридж они прихватили с собой Кеннеди. По мнению Роджера, пришло наконец время выяснить, где скрывается Кеннеди, и перейти в наступление. Но Кеннеди все еще был недоверчив, а потому опасен. Кеннеди сел в дальний угол машины и, едва за ним захлопнулась дверца, произнес: — Она сказала мне, что вы очень самоуверенны. — Так и есть, — произнес Роджер. Он заявил женщине, что побег можно организовать, поскольку точно знал, что можно. — И когда вы намерены осуществить свой план? — В воскресенье ночью. В это время дисциплина во всех тюрьмах заметно ослабевает. — Я верю вам. А каким образом вы думаете устроить побег? — Мне нужны будут два человека — один, одетый официантом, другой в форме констебля, и еще девушка для алиби. Форма должна быть настоящей, со всеми аксессуарами — номером, значком и так далее. Обед в комнату Дэлани принесет мой официант. Сопровождать его будет мой констебль, который и отвлечет на себя охрану. Люди должны быть толковыми, а проинструктирую их я сам. Вам же придется уладить дела с рестораном. Дэлани носят пищу оттуда. Нужно сделать так, чтобы этой ночью работал мой официант. — Какой риск вы собираетесь взять на себя? — Я поведу машину на обратном пути, если вы называете это риском. — Я не вижу четкой схемы в вашем замысле, — сказал Кеннеди. — Мы выработаем ее с двумя помощниками и девушкой. Полагаю, вас интересует не сама схема, а результат? — Кое в чем вы оказались даже лучше, чем я предполагал, Рейнер. Что еще вам от меня нужно? — Две автомашины — обычная, старенькая, которая будет ждать у ворот тюрьмы, и еще одна, помощнее, — в полумиле от них. А каким образом вы намерены сплавить эту парочку из Англии? — По воздуху. — Откуда? — У меня есть на примете частный аэродром возле Уотфорда. — Мне все равно, где он, — заметил Роджер, — но, когда я поведу вторую машину, со мной должен быть человек, хорошо знающий дорогу, чтобы не потерять время. На аэродроме мне понадобится третья машина, на которой я смог бы быстро уехать оттуда.Перед воротами тюрьмы царил мрак, лишь местами несколько ламп освещали улицу. На территории тюрьмы было почти темно, и только три рассеянных световых пятна тщетно разгоняли ночную тьму. У железных ворот торчали двое полицейских. Неподалеку, за углом, стоял маленький грязно-серый «моррис» с легко сменяющимися регистрационными номерами — для этого достаточно было лишь нажать на кнопку на приборной доске. Роджер сидел за рулем, рядом с ним — девушка, приятная на вид блондинка, без признаков страха или ума на лице. При необходимости она должна была лишь поклясться, что весь вечер находилась в своей комнате вместе с Роджером.
Официант появился первым. Он был не единственным — в тюрьме работало несколько официантов, и каждый вечер они приносили подследственным, которые располагали деньгами, приличествующий их положению ужин. Официант вышел из ближайшего ресторана, держа в руках большой поднос, накрытый крышкой. Охрана у ворот беспрепятственно пропустила его. Он дошел до дверей главного следственного здания, где охранник осмотрел содержимое подноса. — Прошу вас, не остудите, — попросил официант охранника. — Пахнет вкусно, — заметил полисмен. Освещения было достаточно, чтобы он убедился: на подносе не было ничего такого, что могло бы облегчить подследственному побег или самоубийство — одну из наиболее распространенных форм «побега». — Вы новенький, кажется? — Уже несколько дней. Но сегодня я подменяю товарища. Охранник засмеялся. — О'кей. Официант вошел внутрь. Коридор освещался плохо, но внешне не очень напоминал тюремный. В меблированных камерах были низкие потолки. К официанту подошел еще один охранник. — К кому? — рявкнул он. — К мистеру Дэлани. — О'кей, проходи. Охранник повел его по коридору, позвякивая ключами. В камере Дэлани тихо наигрывал приемник. Официально иметь приемник не разрешалось, однако в зависимости от «общественного» положения клиентов и наличия у них денег для некоторых иногда делались и исключения. Из коридора музыку не было слышно. Охранник отомкнул дверь камеры Дэлани. В этот момент в противоположном конце коридора возникла фигура констебля. Он спокойно приближался к двери камеры, пока официант и охранник находились внутри. Охранник следил за каждым движением Дэлани и за тем, чтобы, кроме пищи, в его руки не попало ничего лишнего. Дэлани, небрежно развалившись, сидел в кресле. Он был светловолос и голубоглаз, строен, изысканно одет. Правда, все впечатление портило хмурое, почти страдальческое выражение лица. На официанта, расставлявшего на маленьком столике тарелки, Дэлани даже не взглянул. Констебль из коридора свернул в камеру. — В чем дело? — спросил охранник. — Меня прислал мистер Карноди из Ярда, — ответил констебль. Карноди был старшим полицейским офицером, ведавшим охраной Брикстона. — Он только что видел Старика и велел спросить у тебя, что мне делать. Вот с этим. — Он кивнул в сторону сидевшего Дэлани. — Подожди минутку, — ответил охранник. — О'кей, о'кей. — Констебль расстегнул нагрудный карман френча, скосил глаза вправо, влево, потом оглянулся. Коридор был пуст. Пока охранник наблюдал за официантом, констебль извлек из кармана вещицу, похожую на белый карандаш. — Ну, скоро? — спросил он. — Заткнись! — отрезал охранник и обернулся. И тут констебль молниеносно сломал «карандаш» о подбородок охранника и одновременно нанес ему сильнейший удар в солнечное сплетение. Охранник, судорожно глотая воздух, согнулся пополам. Слезоточивый газ, вытекавший из трубочки белым облачком, обволакивал его рот, нос, глаза. Официант выхватил из кармана противогазовую маску и кинул ее Дэлани. — Быстро наденьте! Дэлани судорожно глотнул воздух. — Надевайте! — Официант тем временем натянул на себя маску, как и констебль. Потом помог Дэлани. Констебль нагнулся над охранником и для верности еще раз ударил его по затылку резиновой дубинкой. Тот затих. Официант в резиновой маске прокричал Дэлани приглушенным голосом: — Наденьте свое пальто! Поняв наконец, что произошло, Дэлани быстро оделся.
Роджер сразу заметил, что у Дэлани тряслись руки — его бил озноб. — Успокойтесь, — сказал он. Они забрались в машину, которая ожидала их в полумиле от Брикстона. Когда «бьюик» сорвался с места, официант с девушкой сели в грязно-серый «моррис», стоявший у дороги. — Все будет в порядке. Побег организовала ваша жена. Вас ждет самолет, на котором вы покинете пределы Англии. Воскресными ночами движение на дорогах слабое, потому им не было никакой необходимости ехать через Уэст-Энд. Роджер вел машину спокойно, не превышая скорости — около тридцати миль в час. За окнами проплывали полицейские, пешеходы, автомашины, автобусы, мелькали огни кинореклам. Вскоре они достигли окраины и свернули на широкое шоссе. Роджер прибавил скорость. Дэлани, не проронивший до сих пор ни слова, наконец произнес: — Кто… кто вы? — Не имеет значения. — Куда мы едем? — На аэродром возле Уотфорда. — Вы уверены… — Там, в перчаточном ящике, фляжка с виски. Глотните как следует. Через пару часов вы вместе с вашей супругой будете за пределами страны. Дэлани поднес к губам фляжку и долго пил не отрываясь. Роджер в раздумье смотрел в окно. Свой первоначальный план он изменил только в одном пункте. Накануне вечером, отказавшись от проводника, проехал по этой дороге и познакомился с ее особенностями. Они прибыли на аэродром в тот момент, когда там уже прогревали моторы двух маленьких самолетов. Возле крошечного ангара их ожидала миссис Дэлани. Пилот окликнул их из темноты: «Ну как, готовы?» Еще двое или трое наблюдали за происходящим со стороны. Роджер ощутил на себе их пристальные взгляды. Был ли среди них Кеннеди? Или Перси? Дэлани вышел из машины, и жена кинулась ему навстречу. — Спасен! — крикнул ей Роджер. — Забирайте! Она обернулась. Света на поле аэродрома было достаточно, чтобы увидеть, насколько красива миссис Дэлани и как блестели от счастья ее глаза. Она сунула ему в руку увесистый пакет. Роджер, стоя возле машины, наблюдал, как они забирались в кабину, как самолетик разбегался по взлетной полосе и отрывался от земли. Больше он ждать не стал, быстро сел в машину и поехал к воротам. Там уже стоял автомобиль поменьше с включенными фарами. Возле него Роджер увидел Перси. — Неплохо, — произнес тот почти дружеским тоном. — Не забудьте сменить номера у «бьюика», — напомнил Роджер. — И не выезжайте на шоссе — рискованно. — Думаете, за вами был «хвост»? — Нет, «хвоста» не было, однако мне известно много случаев, когда люди попадались на мелочах. — О'кей, — согласился Перси. — Спокойной ночи. На Лайм-стрит было безлюдно, возле дома — ни души. Роджер быстро подошел к подъезду и нырнул в парадное. Отпирая дверь, он осмотрелся по сторонам. Сердце молотом билось в груди. Роджер вошел, запер за собой дверь и смахнул пот со лба. Как часто приходилось ему в подобных местах ожидать преступника, считавшего себя в полной безопасности. На верхней площадке он включил освещение на лестнице. В доме царила гробовая тишина. Роджер остановился у двери, ведущей в квартиру, отпер ее и вошел внутрь. Харри отсутствовал, и в квартире было темно. Роджер прошелся по комнатам, зажигая в них свет, потом сделал себе коктейль, нашел блюдо с сандвичами и копченой рыбой, оставленными ему Харри, и рассмеялся. Закуривая сигарету, бросил взгляд на свое отражение в зеркале — напряжение на лице еще не спало. Потом извлек из кармана пальто сверток, который ему вручила миссис Дэлани. Он был из коричневой бумаги. Роджер вскрыл его — в нем оказалось несколько пачек фунтовых банкнотов — частью новых, но в основном старых, скрепленных клейкой лентой. Он пересчитал одну из них — ровно сто. Пачек было пять. В свертке оказалось еще что-то — кусок шерстяной ткани, выпавший из пакета к его ногам. Роджер развернул его, и в руке засверкал всеми огнями радуги крупный бриллиант величиной с небольшой орех и стоимостью… сколько он стоил, Роджер понятия не имел. Плата за преступление… Роджер умылся и принялся за сандвичи, но вскоре раздался телефонный звонок. Ему звонили редко, обычно Кеннеди или Перси. — Хэлло? — Мистер Рейнер? — Я у телефона. Человек на противоположном конце провода повесил трубку, не сказав больше ни слова, но Роджеру было достаточно и этого. Ошибиться он не мог: звонил Билл Слоун. Почему ночью?… И почему именно сегодня?!
Роджер просматривал воскресные газеты: «Таймс», «Обсервер» и «Экспресс», а также «Дейли край», которую выписал для себя Харри. Он перелистал свои, потом взялся за «Дейли край», и вдруг его словно током ударило. Его лицо — лицо Роджера Уэста смотрело на него с газетной страницы. Он быстро пробежал глазами заметку, отметив, что на сей раз рядом с его именем был упомянут Копс-коттедж, и погрузился в размышления.
Глава 16 БУЛЬДОГ
У входной двери зазвенел звонок. Слоун вряд ли мог так быстро добраться до его дома, даже если он звонил из ближайшего автомата. Роджер встал и не спеша направился к двери, мысленно пытаясь найти уязвимые места в своем алиби. Когда Роджер открывал дверь, из-за нее раздался голос Кеннеди: — Совсем обленились? Может быть, вам присылать кого-нибудь в те дни, когда у Харри выходной? — С этими словами он шагнул в комнату, но Роджер тут же загородил ему дорогу. — Вы выбрали чертовски неудачное время для визита. Когда вы нужны — вас нет. Скажите, Перси с машиной ждет внизу? — Нет, — Кеннеди был озадачен вопросом Роджера. Это уже второй случай за время их знакомства, когда Роджер ставил его в тупик. — А что произошло? — Мне только что звонил инспектор уголовной полиции Слоун, и, как мне думается, он уже отправился сюда. Я не знаю, почему он избрал именно эту ночь, но хочу надеяться, что не из-за сегодняшнего дела. На вашем месте я бы прошел в контору, а когда он появится, осторожно выбрался бы на улицу. — Мне совершенно не нравится этот ваш приятель Слоун, — тихо произнес Кеннеди, метнув быстрый взгляд через плечо на лестницу. Там пока было тихо. — Забудьте об этом, Кеннеди. Скажу вам честно: меня беспокоит то, что ваши люди не останавливаются перед применением насилия против представителей власти. — Не хотите ли вы сказать, что… — Нет, не хочу. Пройдите лучше в контору. — Он сказал вам, что идет сюда? — Нет, потому я и боюсь, что именно так он и поступит. Слоун позвонил мне и, ничего не сказав, бросил трубку. Думаю, что особой опасности нет, за исключением вашего присутствия здесь… — Их шепот вряд ли можно было услышать на расстоянии, но если Слоун уже пришел и находится достаточно близко, он мог заметить тени на верхней площадке. — У вас есть ключ от конторы? — Похоже, вы даете мне указания? Мне это не нравится, поосторожней. — Бросьте пустые разговоры, лучше поторопитесь, — отмахнулся Роджер. Кеннеди пересек лестничную площадку, вошел в помещение конторы и тихо прикрыл за собой дверь. Роджер вернулся к себе, убрал деньги и бриллиант в ящик, запер его, положил ключ в карман и стал медленно спускаться по лестнице, вглядываясь в темные углы и проходы, — никаких признаков присутствия Слоуна он не обнаружил, да и вообще человеку из Ярда здесь негде укрыться. Роджер открыл парадную дверь, вышел наружу и немного прошелся. Он заметил, как на его улицу свернули два человека, но ни один из них не обратил на него ни малейшего внимания и не подошел к дому. Значит, Слоун еще не приехал. Роджер вернулся в подъезд и в этот момент услышал шум приближающейся автомашины. Фары осветили табличку с номером дома. Роджер инстинктивно вжался в стену, чтобы не попасть в луч света, а затем, оставив двери незапертыми, взбежал наверх. Он включил все светильники в комнате и уже почти доел второй сандвич, когда раздался звонок. Роджер решил подержать Слоуна за дверью, как и Кеннеди. Когда он открыл, Слоун чуть отступил назад, улыбнулся одними губами. — Кто?… — начал было Роджер. — Вы меня помните? — спросил Слоун вместо приветствия. Роджер выждал мгновение. — А, да-да… вы тот самый полицейский, который приходил накануне открытия моей конторы!… А разве вы по воскресеньям не отдыхаете? — У полиции выходных не бывает. — Ну что ж, входите и устраивайтесь поудобнее, — пригласил его Роджер. Он пожалел, что включил все огни. Теперь ему легко было понять, каким образом преступники совершают ошибки. Вероятно, и за ним тянется хвост разных оплошностей. Слоун огляделся по сторонам и бросил фуражку на стул. — Вы неплохо устроились. — Как и все удачливые дельцы. Угощайтесь, берите сандвичи. — Спасибо. — Если у Слоуна и была слабинка, то это еда. — Сегодня вы что-то слишком любезны. — Сегодня я отдыхаю, — ответил Роджер и нахмурился. — Я смотрю, вам нравится наносить неофициальные визиты, не так ли? — Я никогда не хожу в гости по выходным. Можете считать, что я всегда на работе. — Что будете пить? — гостеприимно осведомился Роджер. — Пиво, если у вас есть. — Не только полицейские пьют пиво. — Беседа протекала слишком уж легко. Роджер не знал, следует ли связывать появление Слоуна с Брикстонским делом или нет, но пока его мозг лихорадочно искал объяснение причин визита, мысль о допущенной им ошибке вылетела из головы. Он налил пива в высокий стакан, себе плеснул немного джина, именно джина, ибо настоящий Роджер Уэст никогда его не пил. Он старался говорить резким голосом, не шевеля при этом губами. Больше всего Роджер боялся, что в беседе со Слоуном его выдаст именно голос. — Итак, что вас на этот раз интересует? — Это главный вопрос. Где вы были сегодня вечером? — У одной премилой девочки, — мечтательно произнес Роджер. — Милой и невинной, без вопросов и претензий, симпатичной и пышущей здоровьем. А теперь, быть может, вы ответите, почему решили навестить меня? — Я смотрю, вы сегодня гораздо разговорчивее, чем в прошлый раз. — И это все, в чем вы хотели бы убедиться? — Нет, не все. Я еще не знаком с вашими друзьями. — С Кеннеди, например? — Роджер громко расхохотался. — Первая буква та же, а фамилия другая. Помните Кайла? — Кайл… Кайл… — проговорил задумчиво Роджер, делая вид, что пытается вспомнить это имя. — О, Кайл! Тот самый неудачник, который заходил ко мне перед вашим первым визитом? Да, припоминаю. — У вас хорошая память. Слышали что-нибудь о нем? — Нет, ничего. — Удивительно, — сказал Слоун, нахмурившись. — У него в кармане был найден клочок бумаги со штампом почтового отделения на Стрэнде и чужим именем. Когда его задержали, у него нашли и почтовую квитанцию. Я забрал письмо на почте. В конверте ничего не оказалось, кроме десяти однофунтовых банкнотов. Вы что — филантроп? — Пока нет. — Ведь это вы послали ему деньги? — Нет. Можете спросить у него самого. — А вы даже и не знаете, что случается с вашими друзьями? — Он вовсе не друг мне. Он… — Ваши друзья почему-то имеют склонность внезапно умирать, так ведь? Причем от несчастного случая. — Так он что — умер?! — воскликнул Роджер и нахмурился. — И что в таком случае должен, по-вашему, делать я? Плакать по человеку, которого видел всего один раз в жизни и не желал больше встречать? — А что вы скажете насчет девушки? Роджер плеснул себе еще джину, наполнил стакан Слоуна и вопросительно взглянул на собеседника. — Я не совсем вас понимаю. Вы имеете в виду девушку, от которой я недавно ушел? — Нет, совсем не ту. Я имею в виду Марион Дэй. Роджер не понимал Слоуна. Тот раскрывал свои карты, чего бы не сделал ни один опытный полицейский. Правда, он поступил умно, выбрав для визита воскресную ночь, пожалуй, наиболее подходящее для детектива время. Тактика вполне правильная. Но все остальное?… Роджер словно нехотя переспросил: — Марион Дэй? Не припоминаю такой. Слоун неожиданно расхохотался, хотя ничего смешного в ответе не было. — Припоминаете. — Он вынул из кармана фотографию — это была Марион — и сунул ее под нос Роджеру. — Ну-ка, взгляните хорошенько. — Я видел ее раньше где-то, — ответил Роджер, — но где — не помню. Мне она не знакома. — Знакома, раз вы встречались с ней, — загадочно произнес Слоун. — Или кто-то хочет доставить вам крупные неприятности, или же вы сами создаете их для себя. — Он встал, подошел вплотную к Роджеру и внимательно посмотрел ему прямо в глаза. — У Кайла найден номер телефона: «Темпл Бар, 89-511». Это номер вашего офиса. В сумочке этой девицы — такой же: «ТБ 89-511». Как вы это объясните? — У Кайла — вполне возможно. Он был здесь и, вероятно, хотел снова позвонить. Девушка же… — Роджер с сомнением покачал головой. — Нет, право же, не нахожу объяснения, откуда у нее мог оказаться мой телефон. Но, возможно, вы не учли одного обстоятельства. — Какого? — В моей конторе одиннадцать служащих. Один из них вполне мог знать обоих. Я же ее не знаю. — Ну, это я проверю, — сказал Слоун. — Даю вам слово, что все выясню, Рейнер. Оба они погибли в результате несчастного случая, если верить следователю, но лично я не всегда доверяю подобным заключениям. — Он допил пиво и вынул из знакомой желтой пачки сигарету. Роджер тоже взял одну. — Помните убийство в Копс-коттедже? — спросил Слоун, приблизив свое лицо почти вплотную к лицу Роджера, чтобы прикурить от его зажигалки. Этот ход вряд ли делал честь Слоуну. Многозначительная пауза, небрежная манера — все это могло предшествовать решительному удару. Посторонние не знали об этой привычке Слоуна, но Роджер помнил, что всему этому Слоун научился у него. — Сейчас столько убийств… — ответил Роджер. — Копс-коттедж? Не знаю. Хотя вроде что-то слышал. Когда это произошло? — Скажем, месяца два назад. — Убийство еще не раскрыто? — Пока нет. Там убили девушку. Убийца исчез. Вернее, ему помогли исчезнуть, какие-то бандиты отбили его у полиции. Вы, конечно, ничего не слышали о действиях преступных банд?… — Напротив, много раз. Я читаю о них в газетах. — Слишком уж вы умный… — хрипло проговорил Слоун. — А где вы взяли деньги на покупку у Кеннеди его бизнеса? — вдруг добавил он. — Я загипнотизировал его и не оставил ему никакого шанса отказать мне. Но уж если говорить честно, то дело свое я купил у Сэмюэля Вайзмана. А вообще я не понимаю, к чему вы клоните, мистер полицейский? Слоун пожал плечами и потянулся к столику за своим стаканом — опасность снова отступила. — А теперь скажите мне, чем вы занимались до того, как купили свой бизнес? — Я сколотил небольшое состояние в Африке. В бумагах, переданных ему Кеннеди, говорилось о таком факте его «прошлого». — Это я тоже проверю, — сказал Слоун. — Когда вы находились в Африке или после возвращения оттуда, вами никогда не интересовался старший инспектор Уэст?Глава 17 ПРИЧИНА ДЛЯ БЕСПОКОЙСТВА
Роджер почувствовал, что над ним сгущаются тучи. Он метнул взгляд на Слоуна. Слоун смотрел хмуро. Он никогда не хитрил. Роджер молчал. Слоун подошел и положил ему на плечо свою тяжелую руку — хорошо знакомый жест, которым с удовольствием пользуются полицейские в тех случаях, когда предъявляют кому-нибудь обвинение. — Значит, все-таки интересовался, — произнес Слоун. — Нет, никакой Уэст ко мне не приходил, — выдавил из себя улыбку Роджер. — Однако имя это мне знакомо. Я читал о нем статью в сегодняшней «Дейли край». — Это было правдой, но было ли это спасением? Слоун слегка растерялся. Он даже снял руку с плеча, однако это отнюдь не означало, что Роджер мог вздохнуть свободно. — Он исчез. Убийство в Копс-коттедже! — О котором вы не слышали, хотя и прочитали о нем в дневной газете. Роджер возразил: — Статья была об Уэсте, а об убийстве, по-моему, там ничего не говорилось. Еще пива? — Нет, благодарю. Вы уверены, что не видели Уэста? — Ко мне он никогда не заходил. Вы — первый полицейский, с которым я беседую столь откровенно. — Роджер предложил сигареты, Слоун взял одну и задумчиво осмотрел фильтр. — Я никак не могу понять, к чему вы клоните? Слоун ответил с мягкой укоризной: — Роджер Уэст был моим другом… — Почему был? — Если это сплетня, газеты вряд ли стали бы о ней писать. Прямо там ничего не говорится, но намек, довольно прозрачный, есть. Уэст был очень хорошим другом. Я предполагаю, что его заманили в ловушку и убили, а имя замарали грязью. Сейчас, в свое свободное время, я кое-что предпринимаю, чтобы разобраться в этом, я хочу докопаться до правды. — Лучше разыщите автора той статьи. — Его-то разыскать не сложно, — ответил Слоун. — Жаль, что этого не скажешь о вашем друге. — Да, — тяжело вздохнул Слоун. — Послушайте, Рейнер, я ухлопал массу времени, выясняя, кто выи чем занимались. Ничего против вас я не нашел. Сейчас я еще кое-что скажу, чего никогда бы не сделал, будь я на работе. Вы мне нравитесь. Мне и дело ваше кажется чистым, но, может быть, вас пытаются втянуть во что-то — во что, вы еще и сами не знаете. Дело в том, что ваш бизнес раньше принадлежал не Вайзману, а некоему Кеннеди. И мне думается, что Кеннеди может сообщить мне кое-что об Уэсте. — У вас какие-то странные предположения, — сказал Роджер, — но, к моему сожалению, я ничего не могу сказать вам о Кеннеди. Я имел дело только с Вайзманом. — Да, и еще… — продолжил свою мысль Слоун. Он запнулся, повернулся вполоборота к Роджеру, и тот сразу почувствовал, что готовится новый удар. — Рейнер, я только что был у жены Уэста. Держится она прекрасно. Правда, боится, что ее муж мертв, но определенно ничего не знает. Ее пугают вещи, которых она не понимает. «Дейли край» вылила на нее целый ушат грязи. Об Уэсте ей известно ровно столько, сколько и мне. Но мне все же хочется смыть с его имени грязь. Ведь когда человек чист, он может прямо смотреть в глаза. Если же нет… — Мне очень жаль его жену. — Роджер не почувствовал, каким тоном он произнес эти слова, но и Слоун, видимо, не уловил ничего особенного в его интонации. Скорее всего он просто не обратил на это внимания. — Хорошо, — сказал Слоун. — Передайте вашему другу Кеннеди все, о чем мы тут говорили. Он встал и направился к выходу.Заперев дверь, Роджер вернулся в комнату. Перед его мысленным взором неотступно стоял образ Дженет, возвращенный рассказом Слоуна. Бесполезно было тратить время на догадки о том, как и почему Слоун связал с его именем имена Кайла, Марион и Кеннеди. Правда, он мог представить себе, как Слоун строил свою версию. К этому следовало добавить его обычную настойчивость. Этого одного уже предостаточно. Однако главным было то, что у Слоуна имелась причина подозревать Кеннеди. Роджер достал из ящика деньги и бриллиант и запер их в небольшой сейф. Слоун вынуждал его к активным действиям. Пока Роджер вел себя осторожно, осмотрительно, он добился того, что Кеннеди хотя бы немного, но все же стал доверять ему. После Кайла Роджер не сделал ничего, что могло бы вызвать подозрение. Слежку за ним прекратили, но, несмотря на это, сейчас он не имел права оступиться. Первым делом нужно выяснить домашний адрес Кеннеди. Мысль его прервал телефонный звонок. — Ну и как? — спросил Кеннеди. — Мне необходимо вас видеть, — сказал Роджер. По его расчетам, взволнованный тон должен был поколебать хладнокровие собеседника. — Я приду… — Только не это. Вам надо держаться подальше отсюда. И зарубите себе это на носу. Где вы находитесь? — Я вас встречу… — Послушайте, — раздраженно перебил его Роджер, — я вам не марионетка, а партнер. Доверяя друг другу, мы подвергаемся равному риску. Хватит с меня всяких тайн. Где вы находитесь? — Через полчаса Перси будет ждать вас возле Берлингтонской аркады, — ответил Кеннеди. — Он привезет вас ко мне. Роджер прошел на кухню. Он взял лист бумаги и разорвал его на небольшие квадратики, на каждый высыпал из жестянки немного муки, затем свернул их. Получилась дюжина бумажных фунтиков. Стряхнув остатки муки на пол, он завернул фунтики в носовой платок и сунул его в карман.
Перси сидел за рулем «даймлера». Дверцу он не открыл, и Роджер сам забрался в машину. Она медленно тронулась, на окна тут же со знакомым жужжанием упала черная шторка. Роджер приоткрыл боковое оконце и, дождавшись, когда машина дважды свернула в одну и ту же сторону, бросил на дорогу первый фунтик. Машина сделала еще три поворота — и за окно полетел второй фунтик. Весь путь занял около четверти часа. Ясно, Перси петлял, запутывая след. Вероятно, прикинул Роджер, от аркады они находились не более чем в пяти минутах езды. Больше Перси никуда не сворачивал. Как только машина замедлила ход, Роджер вытолкнул через оконце третий пакетик. Перси открыл дверцу. Роджер оглядел улицу. Неподалеку виднелась какая-то площадь, но он ее не узнал. Потом взглянул на мостовую — пакетик с мукой рассыпался ярдах в десяти позади машины. Вслед за Перси он проследовал к дому, заметив на его стене табличку с номером 27. Дверь открыл привратник — Кеннеди жил на широкую ногу. Перси вошел и молча повел Роджера вверх по лестнице. Дом был роскошный: на полу — ковры, на стенах — гобелены, дорогая мебель, мягкий, рассеянный свет — такой дом по силам содержать лишь миллионеру. Перси подвел его к двери справа и постучал. Дверь тотчас же открылась. Это был кабинет с рядами книжных полок вдоль стен и великолепным письменным столом из резного дуба. Кеннеди стоял возле камина со стаканом в руке, слегка прикрыв веки. Он поднял голову и в упор посмотрел на Роджера. — О'кей, Перси, — выдавил он тихо. На нем был вечерний костюм, в пепельнице на камине дымилась наполовину выкуренная сигара. В другой пепельнице, у кресла, — недокуренная сигарета. На фильтре были видны следы губной помады, значит, он ужинал с дамой. Дверь закрылась с легким щелчком. — Отчего вы так встревожились, Уэст? Оговорка — Уэст вместо Рейнера — выдала его внутреннее состояние. Даже если Кеннеди и осознал свою оплошность, у него хватило ума не исправлять ее. — Почему вы не сказали мне, что вас разыскивает полиция? — произнес Роджер. — Меня полиция не ищет, — спокойно возразил тот, — и вы это знаете. Слоун случайно вставил в беседу имя «Кеннеди». — Смотрите, это ваше дело, — резко отрезал Роджер. — Скажу только, что он связал ваше имя, имена Кайла, Марион и… мое. Только не спрашивайте почему. Кеннеди отвернулся, взял из пепельницы сигарету, затянулся, потом вынул ее изо рта и долго смотрел, как теплится под ее серым пеплом красный огонек. Весь его облик говорил о полном и непоколебимом спокойствии. — Я бы хотел услышать подробности. — Утром вы сможете прослушать вашу магнитофонную запись, — ответил Роджер. — Я думал, что только я рискую… Полиция нашла что-нибудь против вас? — Им известно только имя и ничего больше. Вы и еще кое-кто знают меня как Кеннеди. Но в этом доме Кеннеди не знают. Меня зовут по-другому. Я осторожный человек, Рейнер. — Он снова перешел на имя «Рейнер». — Против Кеннеди они ничего не имеют. Возможно, его подозревают в каких-то мелких преступлениях, но и только, поэтому нет нужды впадать в панику. — Называйте как хотите, но это опасно. Слоун предостерег меня, сказав, что если я заодно с Кеннеди, то, значит, заодно и с плохими людьми. — Вероятно, он принимает вас за честного человека, — сказал Кеннеди. На его лице не отразилось даже и тени удивления. — Меня всегда беспокоил этот Слоун, он слишком быстро вышел на Кайла. Конечно, он следил за теми, кто был связан с Кайлом, то есть… — … именно таким путем полиция наполовину разрешила свою задачу. Они взяли на чем-то одного, потом узнали, с кем он связан. Вы недооцениваете способности полицейских. — Возможно, — произнес Кеннеди. — Кстати, вы не знаете, есть ли у Слоуна досье на вас, на Кеннеди и на тех, кто замешан во всем этом? — Очень может быть, но, очевидно, он хранит свои записи в своем рабочем кабинете, а уж никак не дома. Немногие детективы держат подобные сведения в памяти. Многое можно и забыть — и тогда жди неприятностей. Так что лучше самое важное записать. Слоун же, насколько я помню, хранит свою записную книжку в рабочем столе. — Интересно, делился ли он с кем-нибудь своими мыслями? — Сомневаюсь. — Почему? — У него нет в Ярде близких друзей. Он вообще молод, да и для своего звания тоже. Обычно мы с ним работали в паре. Мне Слоун доверял. Что же касается нашего дела, то скорее всего он ни с кем не делился, ибо конкретных фактов у него нет. Он чувствует, что другие над ним посмеиваются. Большинство в Ярде наверняка считают, что девушку в Копс-коттедже убил я. — Так, понятно. Хотите выпить, Рейнер? Я бы порекомендовал вам бренди или… — Я бы не отказался от виски. — Прошу вас. — Кеннеди протянул стакан. — Не знаете ли вы кого-нибудь в Скотленд-Ярде, кто любит деньги? Вопрос нисколько не удивил Роджера, во всяком случае, не был для него неожиданным. Он взял протянутый ему стакан, но промолчал. — Так как? — Голос собеседника стал резким и хриплым. Значит, он добился доверия Кеннеди. Теперь отступать нельзя. — Трудно сказать. Есть, правда, двое, которым я не очень доверял, но вряд ли они согласятся продать то, что вам нужно. Конечно, в семье не без урода. Есть там один… — Роджер сделал паузу и залпом допил свое виски. — Да нет, вы с ума сошли! Хватит с меня Брикстонского дела. Покупать сотрудника Скотленд-Ярда… — Вам и не придется его покупать. Человек, который займется этим делом, сделает его лучше вас. С нашей точки зрения, он почти вне подозрения. Однако ему потребовалось бы месяцев шесть, чтобы найти такого человека. Вы можете помочь мне совсем в другом, да заодно помочь и себе, Рейнер. — Я ничего не могу гарантировать. — А что за человек, которого вы имели в виду? — Ну, как вам сказать… сержант… детектив… — Невелика сошка, — хмыкнул Кеннеди. — А что-нибудь посолиднее? — Вам он как раз подойдет. Стоит ли искать высокопоставленных чинов? Я бы скорее положился на любую из таких «сошек». «Сошка» эта — сержант Банистер, довольно пожилой. Он презирает старших по званию, а кроме того, сам не выдержал ни одного экзамена на более высокий чин. Банистер хороший работник, но никак не может заручиться солидной поддержкой, а потому и добиться повышения в зарплате. Кстати, и дома у него не все в порядке. Жена вечно болеет — хронический инвалид. Я, конечно, не знаю, как Банистер себя поведет, но для вас он — самая подходящая кандидатура… А что, собственно, вы задумали? — Мне нужна записная книжка Слоуна. — А еще что? — Имеющиеся в полиции данные в связи с расследованием убийства в Копс-коттедже, какими уликами она располагает против нас, данные о Кайле, Кеннеди, Марион, одним словом, досье на всех этих людей. Как вы думаете, сложно ли найти в Ярде человека, способного добыть такие документы? — Найти можно, но эти люди, как правило, в разъездах, — я имею в виду младших офицеров, сотрудников отдела внутренней безопасности или одного из старших офицеров, — но отсутствуют они недолго. Если Банистер клюнет, ему потребуется несколько дней. Правда, есть одно препятствие. — Какое? — Если досье исчезнет, в Ярде поднимется страшный шум, и под подозрением окажутся все, кто имел к нему хоть какое касательство. Вы даже не представляете, что будет, когда они бросят в дело всех экспертов. Поверьте, уж я это знаю. — Бумаги я долго не задержу — ровно настолько, чтобы снять с них фотокопии. — Ну что ж, — произнес Роджер, — прощупайте тогда Банистера, но не говорите потом, что я вас не предупреждал. — Не скажу. — Кеннеди рассмеялся, чуть закинув при этом голову назад. — Итак, приступим к проверке вашей полезности. Интересно, сколько бы заплатил Ярд в подобной ситуации кому-нибудь из моих людей? Это мне помогло бы по достоинству оценить их. — Но предупреждаю — никакого насилия ни над Слоуном, ни над кем-либо еще! — возвысил голос Роджер. — Я знаю меру, — произнес Кеннеди. Он казался искренним до тех пор, пока, пятью минутами позже, уже уходя, в дверях, Роджер не обернулся и не бросил на него взгляд: лицо Кеннеди было жестким — видимо, он уже мысленно решал судьбу Слоуна. Все это походило на игру с огнем. Привратник затворил за ним дверь, Роджер пересек лестничную площадку, как вдруг открылась другая дверь: на него в упор смотрела женщина — небольшого роста, красивая, что называется, с изюминкой. На ней было черное вечернее платье с вырезом, шею прикрывал газовый шарфик, конец которого свешивался за спину, волосы ее были цвета спелой кукурузы. Не улыбнувшись, она молча отступила назад в комнату и притворила за собой дверь. На улице Роджера ожидал Перси. — Где вас высадить? — осведомился он. — На том же месте. Роджер сел в машину. Как только она тронулась, следом тронулся и маленький автомобиль, стоявший у тротуара, несколько поодаль. Сидя в машине за спущенными шторками, Роджер больше его не видел, но когда он вышел на Пиккадилли, то заметил его снова. Роджер медленно двинулся по направлению к зданию цирка. Ночь была звездная, тихая, ни ветерка. Лондон сверкал огнями, и особенно весело искрились лампочки бегущей рекламы на здании цирка. Следом за ним шел человек. Роджер и не пытался скрыться, спокойно продолжая свой путь к дому. Он не спеша поднялся по лестнице, включил свет, а затем крадучись спустился вниз. В дверях дома напротив маячила фигура. Значит, Кеннеди, чье имя было вовсе не Кеннеди, приказал Перси включить красный сигнал. Значит, он решил удостовериться, что Роджер не выкинет какой-нибудь номер. Телефон прослушивался. Жаль, что он совершил такую непростительную ошибку, показав, что ему известно о диктофоне. Хотя, вероятно, Кеннеди и так бы обо всем догадался. Но самая большая опасность нависла над Слоуном. То, что Слоун приговорен к смерти, как и Люсиль, не вызывало никаких сомнений. Сегодня ночью? Возможно, но только если он будет вне дома. Конечно же это окажется не убийством, а, как обычно, «уличным происшествием». Роджер в нерешительности стоял у телефона. Диктофон можно отключить, но где гарантия, что и телефон не снабжен каким-нибудь устройством? Он подозревал, что и другие конторы, размещенные в здании, принадлежат Кеннеди, хотя и не был до конца в этом уверен. Нет, с телефоном рисковать нельзя. Интересно, сколько еще времени будет торчать тот тип? Роджер прошел на кухню, достал небольшой ящик с инструментами, отобрал несколько, включая ключ, который можно было бы использовать как отмычку, и тут вдруг вспомнил о Харри: Харри, когда у него выпадал свободный день, обычно возвращался в одиннадцать. Сейчас было почти десять. Одного часа явно маловато для того, что Роджер задумал. Пожалуй, он подождет возвращения Харри, а тогда уж попытается. Роджер взял первую попавшуюся под руку книгу и стал читать, но никак не мог собраться с мыслями. Он снова перечитал заметку в «Дейли край». Она ему не понравилась, особенно то место, где упоминались имена Дженет, Скупи и Ричарда. Наконец в замке лязгнул ключ: пришел Харри. Мрачно улыбаясь, он вошел в комнату, осведомился, не нужно ли чего, и отправился спать. У него была своя комнатка с отдельным входом. Роджер выждал немного времени, которого, по его расчетам, было достаточно для того, чтобы раздеться и лечь в постель, а затем прошел в свою спальню, примыкавшую к комнате Харри. Пустив воду из крана, он мурлыкал под нос песенку и вообще делал все то, что делает человек, готовящийся ко сну. Включил радио — передавали музыку, затем вынул из сейфа пятьдесят фунтов, надел туфли на мягкой каучуковой подошве, завернул инструменты, сунул их в карман, выключил радио и, крадучись, вышел на лестницу. Перед дверью он остановился и бросил взгляд на дверь комнаты Харри. Снизу пробивалась узкая полоска света, но за дверью было тихо. Немного подумав, Роджер вернулся назад, оторвал от свертка с деньгами, врученного ему миссис Дэлани, ленту клейкой бумаги, пометил ее карандашом и прилепил внизу к косяку двери. Если Харри вздумается заглянуть к нему в комнату, чтобы узнать, дома ли хозяин, разорванная бумажка сообщит об опасности. Приняв меры, он стал осторожно спускаться по лестнице… Уличный наблюдатель по-прежнему торчал в подъезде напротив. Роджер остановился у дверей в контору на цокольном этаже здания и стал ковыряться в замке. Замок был несложным — любой полисмен при необходимости смог бы открыть его не хуже специалиста. И все же Роджер повозился минут пять, прежде чем замок поддался. Конечно, на двери остались следы от инструментов, но, может быть, их и не заметят, если ничего не будет украдено. Он неслышно пересек помещение и подошел к окну, выходящему во двор. Окно было заперто на задвижку. Роджер отодвинул ее и поднял раму, потом выбрался через окно во двор и опустил раму. Он двинулся по узкому проходу, ведущему на параллельную улицу, прошел по ней до Лайм-стрит и… увидел наблюдателя. Бросив взгляд в противоположную сторону, Роджер заметил, как «даймлер» Перси поворачивал за угол. «Даймлер» притормозил возле наблюдателя, и тот быстро юркнул в машину. Она тронулась и скрылась в одной из улиц возле Ковент-Гардена. Теперь Роджер понял, что Кеннеди возложил на Харри обязанность следить за ним, пока он был дома. Харри, видимо, полагал, что Роджер уже спал. Роджеру сейчас очень нужна была удача. Правда, до сих пор он не предпринимал ничего такого, что могло бы возбудить у Харри подозрения. Зато сегодня ему предстояло сделать очень много. Инструменты оттягивали карман, когда Роджер шел вдоль Стрэнда. Он свернул на боковую улицу к телефонной будке. Роджер набрал домашний номер Слоуна. Его била нервная дрожь, пока в трубке раздавались длинные гудки. Брр-брр… Дома ли Слоун? Гудки не прекращались. Если Слоуна нет дома, ему может грозить опасность. Бррр-бррр… Его, конечно, нет — в такое время он никогда не ложится спать. — Хэлло? Роджер изменил голос, ибо Слоун мог узнать Рейнера. — Мистер Слоун? — Да, это я. — Хочу предостеречь вас, мистер Слоун. За вами следят. — Кто? — Раскиньте мозгами. На вас готовится нападение. Берегитесь автомашин. Я спешу. Берегитесь, мистер Слоун! — Послушайте, кто… — Мое дело — предупредить вас. Да, еще одна вещь, мистер Слоун. — Какая? — Слоун ждал, что абонент назовет себя. — Помните убийство в Копс-коттедже, ту девушку, которую до сих пор не опознали? Так вот, ищите ее следы в Париже. Рю де Круа, 23, район VIII. Запомнили? По этому же делу ищут и вас. Роджер повесил трубку и выскользнул из будки. Идти пешком было далеко, да и небезопасно. Поэтому он дошел до Стрэнда и взял такси, выбрав машину в середине длинной очереди. — Где Илинг, знаешь? — спросил он шофера. — Положись на меня, приятель. — Тогда попробуй найти Мерриуэйл-авеню. — Нет ничего проще. Туда и обратно? — И там еще подождать. — Это будет стоить целое состояние. — Таксист рассмеялся, довольный своей шуткой. Роджер устроился на сиденье, скрестив ноги, и стал следить за мелькавшими мимо огнями. Многое теперь зависело от того, удастся ли ему вернуться незамеченным. Он докуривал уже третью сигарету, когда таксист замедлил ход возле платформы Илинг-коммонстейшн — городской железной дороги. — Какой номер на Мерриуэйл? — Тридцать пять. — О'кей. Мерриуэйл-авеню, 35, оказался скромным домом в глубине небольшого сада, который даже при свете звезд выглядел чистеньким и прибранным. Дом был погружен во тьму. Часы показывали половину двенадцатого, и на всей улице светилось лишь несколько окон. Роджер позвонил у двери и стал ждать. Снова позвонил, а затем принялся стучать. В окне вспыхнул свет, и на лестнице послышались шаги. Дверь открыл Пеп Морган, который прекрасно знал Роджера Уэста, — по крайней мере однажды имел возможность узнать его близко. Морган возглавлял частное сыскное агентство и редко конфликтовал с полицией. Это был толстенький человечек, завернутый в толстый халат. Его редкие волосы были всклокочены. Резким визгливым голосом он спросил: — Какого черта вам нужно? — Вашей помощи, — ответил Роджер. — Плачу пятьдесят фунтов за работу, которая не стоит и десяти. — Кто вы такой? — Возможно, я вам и скажу, но не здесь, — ответил Роджер. Он быстро прошмыгнул мимо человечка, когда того окликнул сверху женский голос: — Пеп! Кто там, Пеп? — Всего лишь клиент, дорогая, всего лишь клиент. — Пеп затворил за собой дверь и включил свет в приемной. У него оказались светло-карие глаза, которые теперь начисто утратили сонливое выражение. Он внимательно вгляделся в лицо Роджера. — Я вас не знаю. — Надеюсь, и не узнаете. — Роджер вынул из кармана деньги и положил на крышку небольшого пианино. Пеп даже не взглянул на них. — Работа очень простая — никакого риска, ничего противозаконного, но срочная. Первое: я хочу, чтобы утром — если нельзя раньше — вы нашли человека с велосипедом, который проехал бы от Берлингтонской аркады, свернул в первый поворот направо, а затем во второй налево… Уяснили? — Я сейчас запишу. — Возле телефона лежал блокнот и карандаш. Пухлые пальцы Пепа порхали по бумаге. — Так, дальше… — … Где-то там он найдет следы рассыпанной муки. Муку сыпали из окна машины, главным образом на поворотах, — вернее только на поворотах, за исключением одного места: у дома номер двадцать семь. В доме несколько дверей. Номер нанесен черной краской на колонне розового цвета. — Так, дальше… — быстро записывал Пеп. — Мне нужно знать название улицы и имя владельца дома, только и всего. Как только узнаете, оставьте дома записку. Примерно во время ленча вам позвонит некий мистер Браун. Ему нужны: имя и полный адрес. Все ясно? — А за что же вы платите пятьдесят фунтов? — За то, что поднял вас с постели. Пеп потер свой толстый нос. — О'кей, — сказал он. Роджер вернулся тем же путем, каким и ушел, — через окно конторы на цокольном этаже и снова запер его изнутри. Он запер и дверь самодельной отмычкой и тихо поднялся наверх. Ленточка клейкой бумаги была на месте — значит, Харри не знал, что он уходил из дома. Роджер отклеил ее, вошел и, мягко прикрыв дверь, опустился в кресло. Никогда еще за последние недели у него не было такого приподнятого настроения. Теперь Слоун будет осторожен. А будет ли?
Глава 18 СЛОУН
Билл Слоун в задумчивости постукивал кончиком серебряного карандаша по крепким белым зубам, просматривая свои записи, которые озаглавил «Исчезновение Уэста». Заметки эти он сделал для себя и ревниво оберегал от постороннего взгляда. В них было подробно записано все, что ему удалось узнать за два месяца, когда Слоун искал Роджера Уэста. Прочитав их, можно было прийти к заключению, что он отдал этим поискам все свое свободное время. В записях была зафиксирована работа, которую Слоун провел с Марком Лессингом. При этом он ни разу не консультировался с высшими чинами Скотленд-Ярда. Из предосторожности записи Слоун хранил под замком. В них упоминались имена Кеннеди, Кайла, Марион Дэй и некоторые другие. Но — никаких улик с точки зрения закона. Слоун закрыл дневник, отложил его в сторону и нажал на кнопку вмонтированного в стол звонка. В этом огромном кабинете работало еще пять инспекторов, но все они были на задании. И никто из них не знал о его дневнике. В кабинет вошел человек средних лет с цветущим лицом и воинственно торчащими усами. Фигура его формой напоминала бочонок, глаза были тусклыми, а взгляд растерянным. — Вызывали? — спросил он ворчливо, подойдя к столу. Одет человек был неряшливо. Его коричневый костюм нуждался не только в чистке, но и в глажке. Волосы были давно не стрижены. Выглядел он так, словно думал, что весь мир ополчился против него. — Да, Банистер, — ответил Слоун. — Ты не знаешь, помощник комиссара у себя? — Кажется, я видел старика, да… он у себя. — Банистер говорил неуверенно и старался избегать взгляда Слоуна. — Опять тебе досталось? — поинтересовался Слоун. — Он всегда против меня. Все против меня. Лучше об этом забыть. — Конечно, конечно, — согласился Слоун, взглядом провожая сержанта. Дверь с шумом захлопнулась, — видно, Банистер был не в духе. Несколько минут Слоун сидел не двигаясь и совершенно не думая о помощнике комиссара. Он вспомнил разговор с Роджером в доме на Белл-стрит примерно за неделю до его исчезновения. Начал тот разговор Роджер. — Ну как, ты доволен Банистером, Билл? — Что ты имеешь в виду? — ответ Слоун знал заранее, но ему хотелось, чтобы Роджер сам сказал об этом. — Ты полностью ему доверяешь? — Ну, как тебе сказать… У меня нет оснований не доверять Банистеру. Однако, если бы мне понадобился верный помощник, я бы такого не взял. — Именно это я и имел в виду, — ответил тогда Роджер. Роджер был душой Скотленд-Ярда. Его любили все, всем нравилась его внешность, его быстрая походка, доверительная манера разговаривать, доброжелательность, дружелюбие. Слоун быстро привязался к Роджеру. Он чувствовал себя потерянно и одиноко, когда того не было рядом. Вскользь брошенный намек, осторожное предположение, обстоятельный разбор сложного дела — Слоун многое почерпнул у Роджера Уэста. Восхищение и уважение к нему постепенно переросли в доверие и дружбу. Возможно, он был единственным в Ярде, кто еще верил в то, что Роджер жив, и кто считал, что скорее солнце не взойдет, чем Роджер станет предателем. Внезапно Слоун вскочил со стула и почти бегом бросился в кабинет помощника комиссара. Если бы он попросил у него аудиенции по телефону, ему скорее всего отказали бы. Чартуорд, за исключением чрезвычайных обстоятельств, редко находил время для бесед с инспекторами уголовного розыска. — Входите, если пришли, — проговорил ворчливо Чартуорд. — С добрым утром, сэр! — приветствовал его Слоун. — Что вам угодно? — сердито вопросил Чартуорд. Значит, подумал Слоун, он выбрал неудачное время. Чартуорд был крупным, дородным мужчиной, с седыми, вечно сальными волосами и сверкающей лысиной. Его загорелое, грубое, обветренное лицо временами, особенно когда он хотел казаться любезным, принимало почти ангельское выражение. Иногда с ним можно было разговаривать запросто. Чартуорд носил зеленый твидовый пиджак, красный, небрежно завязанный галстук. Чем-то он походил на фермера, побывавшего в салоне красоты. Кабинет его был весь из хрома, металла, стекла — холодный и бездушный. — Не можете ли вы уделить мне несколько минут, сэр? — По какому вопросу? — По личному, сэр. — Входите, садитесь, — и Чартуорд жестом указал на стул. Слоун неловко присел на самый кончик, зная, что Роджер на его месте свободно устроился бы, закурил сигарету, нисколько не заботясь о том, что подумает об этом помощник комиссара. Чартуорд сдвинул в сторону бумаги, на которых делал пометки тонким карандашиком, и посмотрел на Слоуна. Во взгляде его промелькнуло на этот раз ангельское выражение. Он изобразил улыбку, обнажив мелкие зубы, и придвинул Слоуну серебряный портсигар. — Курите, Слоун. Так что же случилось? — Я боюсь, сэр, — примерно так начинал свои беседы с ПК (так за глаза называли его сотрудники) Роджер, для того чтобы овладеть его вниманием. — О-о! И кого же? — Я получил предостережение, к которому, как мне кажется, следует отнестись серьезно. В ближайшие день-два на меня должно быть совершено покушение. — Кому же вы наступили на мозоль? — Это долгая история, сэр, и… Глаза Чартуорда сверкнули и потухли. — Связано с Уэстом? Роджер ожидал бы такого вопроса, Слоун же — нет. Он глотнул слюну, захлебнулся дымом и закашлялся. Чартуорд молча постукивал карандашиком по стеклянной крышке стола. — Так как же? — Да, в какой-то степени. Я… — Слишком много времени вы уделяете Уэсту, не так ли? — Только в неслужебное время, сэр. На работе это не отражается, но… — У вас даже есть свободное время? У хорошего детектива свободного времени нет. Он либо работает, либо отдыхает, набираясь сил для нового дела. Вы полагаете, что Уэст не погиб, не правда ли? — Именно так, сэр. — Вы также не считаете, что он мог предать, верно? Все это пустое занятие. Пустое занятие! Глаза Слоуна сузились от злости. — Нет, сэр. Решительно нет! Временами я чувствую… вы читали вчерашнюю «Санди край»? — Этой болтовне я предпочитаю улики. Вам известно, какие факты свидетельствуют против Уэста? Но это неважно… вы копаете на свой страх и риск, до чего-то вы уже дознались, и в итоге теперь вам угрожают. Так ведь? — Так. — Расскажите, что вам стало известно? — Я не знаю, что вам хотелось бы услышать. — Слоун хотел сказать «следовало бы знать» и надеялся, что Чартуорд понял это по интонации его голоса. — Многие ниточки обрываются, но я взял за основу предположение, что Уэст что-то узнал о какой-то крупной организации, о существовании которой мы даже и не подозревали. Возможно, ее люди убрали его, хотя я не знаю, каким образом это им удалось. Однако, несмотря на это, у меня такое чувство, что он все же жив и ведет расследование в одиночку. — Ведет расследование? — Да. Если он жив, то наверняка ведет расследование. Правда, все это довольно неопределенно и… — Хоть это-то вы себе уяснили, — сказал в сердцах Чартуорд, но сарказма в его голосе не прозвучало. — У меня нет доказательств, что Уэст жив, но вы помните, наверное, что после убийства в Копс-коттедже кого-то задержали, задержанный заявил, что исчерпывающие сведения мы можем получить у некоего Кеннеди. Человек этот исчез, но я просмотрел протоколы и наткнулся на имя Кеннеди. Похоже, именно он стоял за событиями, связанными с тем громким делом о подлоге, которое слушалось где-то на севере. Тогда некий Кайл был приговорен к семи годам. Мне кажется, было бы правильным проследить связи Кайла. Поручить же это дело можно, к примеру, мистеру Эбботту. — Продолжайте. — Так вот, недавно Кайл заходил к некому Рейнеру в его контору на Лайм-стрит возле Стрэнда. Этот Рейнер сообщил мне, что сколотил свой капиталец в Африке, потом вернулся и купил агентство по комиссионной торговле у некоего Вайзмана — простите, сэр, если я кое в чем ошибусь, — а у Вайзмана был компаньон по фамилии Кеннеди. Имя это в общем-то обычное, но любопытно то, что Кайл еще раньше, на суде, показывал, что должен был связаться с кем-то, кто купил свое дело у Кеннеди. Пока что Кеннеди — лишь имя. Его самого я не видел и не могу предъявить ему ничего. С Кайлом после его визита на Лайм-стрит я разговаривал лично, он объяснил, что заходил туда в поисках работы, но ему отказали. Беседовал я с Кайлом и о нем самом и выяснил, что, пока он был в заключении, его жена погибла в автомобильной катастрофе. Хотя он выглядел совершенно растерянным, вызвать его на откровенный разговор мне не удалось. Однако я установил, что он боится одного — того, что его дочь, которая живет во Франции, узнает о нем всю правду. Ее зовут Люсиль. А как вы помните, мы пришли к выводу, что убитая в Копс-коттедже девушка — француженка. — Но Люсиль — не обязательно французское имя, — вставил Чартуорд. — Я знаю, сэр, но… пойдем дальше. Вы помните, что имя Кеннеди было связано и с убийством в Копс-коттедже, и с похищением Уэста. Мы искали девушку-француженку в списке бесследно пропавших людей, который по нашей просьбе предоставила нам Сюртэ[9], и в нем значилась Люсиль Динар. Зацепившись за это имя, я не так давно слетал в Париж на уик-энд и там выяснил, что эта самая Люсиль в дейстительности была англичанкой, но уточнить английскую фамилию, которую она носила до приезда в Париж к своим дяде и тете, мне не удалось. Я недостаточно сносно владею французским, да и человек из Сюртэ, который сопровождал меня, не проявил должного интереса. Я запомнил ее имя, но решил заняться Кайлом. Спустя месяц после того, как он побывал в конторе Рейнера, Кайл попал под поезд на Эджвер-роуд. Кто-то сообщил полиции, что его столкнули, но на допросе отказался засвидетельствовать это под присягой. Следователь на суде долго разглагольствовал о «живом воображении», так что причиной гибели в заключении поставили: «несчастный случай». Точно так же, как и в деле о смерти жены Кайла за несколько месяцев до этого. Кстати, у Кайла был найден номер телефона Рейнера, записанный на клочке бумаги вместе с именем Джона Пирсона и адресом почтового отделения на Стрэнде, а также конверт с десятью фунтами, адресованный Пирсону, на почтовое отделение на Стрэнде. Значит, кто-то хотел подкупить его. Чартуорд потер свой круглый красный нос и что-то промычал. — После произошло еще одно загадочное событие: во время дорожного инцидента погибла девушка по имени Марион Дэй. Все это выглядит довольно естественно, но все же. дорожные происшествия вызывают у меня недоверие, и я затратил довольно много времени на проверку обстоятельств ее смерти. Она погибла на Кенсингтон-Хай-стрит, причем на том ее отрезке, где ничего подобного не происходит. Я исследовал все аналогичные случаи, имевшие место и на других безопасных участках, и это помогло мне сузить сферу поисков. Любопытно, что у девушки был обнаружен номер телефона того самого Кеннеди, которого разыскивал Кайл. Таким образом, три дорожных происшествия, и все они связаны с именем Кеннеди. Я навел кое-какие справки о Марион Дэй. Так вот, она работала в медицинском учреждении, а точнее, в частной психиатрической клинике, специализировавшейся на лечении шизофрении. Через несколько дней после гибели Марион Дэй клиника закрылась. Врач и персонал исчезли. Список персонала отсутствует. Фамилия доктора — Риттер — а он был главным врачом клиники — ни в общемедицинских, ни в хирургических справочниках не значится. В этой клинике — она находилась недалеко от Уорчестера — я провел несколько часов, мне удалось разыскать одного старика, работавшего в ней садовником. Многого он не помнит, в здании клиники никогда не был, однако рассказал мне, что туда нередко наезжал некий мистер Кеннеди — последний раз месяца два назад. О нем садовник узнал от Марион Дэй, которая иногда общалась с ним и раза два упоминала имя Кеннеди. Садовник рассказал, что у нее в то время был особый пациент. Однажды она выводила его на прогулку по саду и… в общем, садовник не может утверждать, но, судя по некоторым данным, это мог быть Уэст. Садовник вспомнил, что, когда он увидел этого пациента, его отвлекли. Я показал ему фотографии. И тут, думаю, совершил ошибку, сэр. Вместо того чтобы предложить ему несколько различных фотографий, я показал ему только фото Уэстд. Но даже и тогда он не смог опознать его с уверенностью, однако имя Кеннеди слышал точно. Пациент появился в клинике сразу же после убийства в Копс-коттедже. А сама клиника, как я уже говорил, была закрыта после гибели Марион Дэй. Тогда я снова посетил Рейнера и попытался заставить его признаться, что он знаком с Кеннеди, Кайлом и Марион Дэй, но ничего не добился. Я не склонен подозревать его. Правда, он может иметь хорошее прикрытие, но даже если это и так, вряд ли он профессиональный преступник. Я видел его вчера, а поздно вечером по телефону меня предупредили, что со мной может произойти дорожное происшествие. Кроме того, мужчина, который звонил мне. сказал, что, если я хочу опознать убитую в Копс-коттедже девушку, мне следует искать ее следы по адресу: Париж, восемь, Рю де Круа, двадцать три. Это адрес Люсиль Динар, к родственникам которой я ездил во Францию. В результате… — Насколько я понял, — тяжело сказал Чартуорд, — вам нужна защита, официальная поддержка вашей версии расследования, помощники и… вам бы хотелось также получить оружие, не так ли? — Именно так, сэр. Я понимаю, что сведения, которыми мы располагали до сих пор, были весьма противоречивыми и неопределенными. Но прошлой ночью я пришел к выводу, что нам следует сконцентрировать внимание на этом деле, а сейчас… — Кого вы хотите себе в помощь? — Сержанта Пила. — Согласен. Подготовьте официальный рапорт о том, что возникла угроза вашей жизни, а также прошение о выдаче вам оружия. Узнайте, можно ли на неделю освободить Пила от его непосредственных обязанностей. Недели вам хватит? — Хватит, если не случится ничего непредвиденного. Пил был на восемь лет моложе Слоуна, но внешне чем-то напоминал его. Ему тоже покровительствовал Роджер Уэст. Слоуну дали разрешение привлечь его к работе.На лестнице Слоун сказал Пилу: — Я поеду автобусом до Ритца, а потом пройду пешком до Хайд-парк-корнер и дальше вниз к Гросвенорплейс. Ты же бери машину и жди меня у Ритца, а потом следуй за мной. Если ко мне прицепится хвост, я сдвину шляпу на затылок. Понятно? — Все понял. — Пил был рад заданию. Слоун быстро сбежал по лестнице, вышел из здания Скотленд-Ярда, миновал полицейский участок в Кэннон-роу и свернул на Парламент-стрит. Маленький автомобильчик, стоявший в начале Парламент-стрит, медленно тронулся за ним следом. Это был «моррис», старый, грязно-серого цвета, с регистрационным номером ХА 124. Слоун сел в автобус, нашел место, откуда через заднее стекло хорошо просматривалась улица. Грязно-серый «моррис» не отставал. Когда Слоун увидел «моррис», его словно обожгло, «грязный» и «серый» — именно эти два слова вертелись в мозгу. Он развернул взятую с собой «Дейли край» — с первой же страницы бросились в глаза кричащие заголовки сообщения — о побеге Дэлани из Брикстонской тюрьмы. Вот! «Полиция обращается ко всем, кто располагает информацией о маленьком четырехместном грязно-серого цвета «остине» или «моррисе», стоявшем перед входом в Брикстонскую тюрьму примерно в то время, когда был совершен побег. За рулем находился мужчина, а на пассажирском сиденье — женщина. Информацию следует…» и т. д. — Я верю в совпадения, но не в чудеса! — сказал вдруг вслух Слоун и в недоумении пожал плечами. Когда Слоун выходил из автобуса, «моррис» остановился чуть впереди. Из машины выбрался невзрачный человек небольшого роста в синем костюме. На голове у него была шляпа с широкими полями. Слоун быстро миновал автобусную остановку и направился вдоль Грин-парка. На газонах повсюду стояли кресла, немногочисленные посетители бродили по аллеям, радуясь солнечному теплу. Транспортный поток послушно сворачивал к Гайд-парку. Грязно-серый «моррис» по-прежнему стоял там, где остановился несколько минут назад, а невзрачный человек следовал за Слоуном. Слоун щелчком сдвинул шляпу на затылок, но оборачиваться, чтобы удостовериться, едет ли за ним Пил, не стал. Слоун миновал ворота Грин-парка, на мгновение задержался у края тротуара и посмотрел на массивное здание больницы Сент-Джорджа. Со стороны казалось, что он вот-вот раздумает переходить улицу и направится к Грос-венор-плейс. Его преследователь, а теперь уже и «моррис», двигались за ним на некотором удалении. Неожиданно Слоун шагнул на мостовую, но не успел коснуться ногой проезжей части, как мотор «морриса» взвыл, и машина резко взяла с места.
Глава 19 ДЖЕНЕТ
Двадцать ярдов — совсем немного, но Слоун не был готов к этому и не сумел среагировать. Водитель другой машины, который намеревался обойти «моррис», нажал на тормоз, ее занесло. Грязно-серый «моррис» вильнул было в сторону Слоуна, но не смог его достать: такой маневр мог закончиться аварией. Водитель «морриса» судорожно вцепился в руль, и, не снижая скорости, машина пулей пронеслась мимо Слоуна, перед самым носом второго автомобиля, который затормозил в нескольких дюймах от Слоуна. Шофер ее был белый, как мел. Машина Пила промчалась мимо. Человек в синем несколько минут постоял на краю тротуара, а затем повернулся и быстро зашагал в сторону Гайд-парк-корнер. Водитель машины, которая едва не сбила Слоуна, закричал: — Ты, болван проклятый! Жаль, что я тебя не угробил! Как только я еще остановился!… Из-за таких вот идиотов и все неприятности. Тебе повезло, что жив остался… — Поток ругательств не прекращался. Слоун поправил свой костюм, попытался что-то ответить, но тот ему не дал и слова вымолвить. Вокруг собрались прохожие, все они были на стороне водителя. — … врезать бы ему! Ходят тут, точно слепые! Я бы на вашем месте… — Да, вы правы, — оправдывался Слоун. — Это моя вина. — И он вынул из кармана визитную карточку. — Да уж, черт побери, это уж точно твоя вина. Только дурак или пьянчуга способен на такое! Да не суй ты мне под нос свою карточку! — Водитель отмахнулся. — Дело в том, что я следил за одним человеком, — пояснил Слоун. — Я из Скотленд-Ярда. Прошло минут десять, прежде чем Слоуну удалось из нарушителя уличного движения превратиться в героя и продолжить свой путь. Он поймал такси и направился в Скотленд-Ярд. Там первым делом Слоун написал рапорт об уличном происшествии, подробно обрисовав внешность человека из машины и саму машину. В рапорте он сделал особую приписку: «Проверить по материалам брикстонского дела», а затем принялся разбирать текущие дела в ожидании звонка от Пила. Наконец зазвонил телефон, Слоун схватил трубку. — Слушаю? — Говорит Пил, — послышалось в трубке. — Рад, что с тобой все в порядке, а то я боялся, что ты угодил под вторую машину. — Ты проследил его до самого дома? — Да, — ответил Пил. — Пансион в Челси. Я звоню из полицейского участка, думаю понаблюдать за ним. — Хорошо, — ответил Слоун, — только будь осторожен. — После сегодняшнего тебе, наверное, не стоит одному появляться на улице. — Обо мне не беспокойся, — заверил его Слоун. — Ты лучше не спускай глаз с этого человека. Кстати, где машина? — У ворот пансиона. — Поспрашивай там, в Челси, у людей, где он был прошлой ночью. Попробуй найти гараж. «Грязно-серый», тебе это ничего не напоминает? — Брикстон! Слоун рассмеялся. Он был доволен. Прекрасное настроение еще не покинуло его, когда снова раздался телефонный звонок. — Хэлло? О Марк! Привет, Марк! Голос его изменился, он почти кричал. Марк Лессинг невольно заставил его вспомнить о Дженет. — Что-нибудь новенькое? — спросил Слоун. — Боюсь, что да. — Слоун подумал, что было бы хорошо поговорить с Марком по душам, но по телефону всего не скажешь, да и неразумно сейчас давать Дженет надежду. — Как она там? — Не очень. Дженет убеждена, что в Ярде о Роджере все позабыли. Ты не мог бы ее как-нибудь расшевелить? — Я попробую сегодня заглянуть к ней. Минут десять после звонка он ничего не мог делать. Каждый визит к Дженет приносил ему боль, но Слоун снова был вынужден возвращаться к вопросу: говорить ли с ней о Роджере, чтобы дать ей надежду. Он пообедал в столовой. Банистер сидел за своим обычным столиком. Взгляд его был мрачен. Банистер всегда казался нелюдимым. Но Слоун тут же забыл о нем. Был уже пятый час, когда Слоун свернул на Белл-стрит в Челси. За ним никто не следил, да он и не думал сейчас об опасности — вряд ли они так быстро решатся организовать новое покушение. Один инцидент — это инцидент, два — уже совпадение, а совпадение всегда вызывает у полиции подозрение. Навстречу по улице бежали два мальчугана: один — здоровый, пухлый и розовощекий, другой — пониже ростом, более стройный, с вьющимися волосами. Даже на расстоянии были видны его большие голубые глаза. Оба громко смеялись. В воротах стояла молодая женщина и звала ребят. Не обращая на нее никакого внимания, они вихрем промчались мимомашины, даже не взглянув на Слоуна. Старший, почти догнав младшего, протянул руку и схватил его за серые джинсы. — Рича-а-ард, — вопил он задыхаясь, — это мое! Видимо, Ричард взял себе вещь, ему не принадлежавшую. Женщина что-то крикнула, а потом бросилась вслед за мальчиками, и в этот момент Ричард, споткнувшись о камень, растянулся на дороге. Раздался душераздирающий вой. Слоун остановил машину, когда женщина пробегала мимо. Она была небольшого роста, полногрудая, с длинными темными волосами и бледным лицом. Слоун выглянул в окно и увидел Скупи. Старший из мальчиков стоял и широко раскрытыми от испуга глазами смотрел на брата. Потом он стал оправдываться. — Я не виноват, Ричард взял сам. — Ты плохой мальчик, Скупи, — сказала женщина. Ричард кричал не переставая. Слоун вылез из машины и подошел к женщине. — Можно мне покатать его на машине? Тогда он быстро успокоится. — Не надо, он разбил себе колено, — ответила женщина, помогая мальчику встать. Лицо Ричарда было свекольного цвета, а из широко открытого рта вырывались судорожные всхлипывания. У женщины были темные глаза, такие же как у детей. Она подняла Ричарда на руки и понесла к дому Уэстов. — Скупи, шагай за мной, — приказала она. — Посмотрим, что скажет об этом мама. Слоун остановил машину перед домом в тот момент, когда подошла вся группа. И тут только Скупи впервые обратил на него внимание — его круглая мордашка расплылась в широкой улыбке. — О, мистер Слоун! — Хэлло, Скупи. Из-за чего весь этот шум? — Ричард забрал мой музыкальный ящик. — Скупи сразу почувствовал в Слоуне союзника. — Он мой, папа мне купил его перед тем, как уехать. — Неправда! — Ричард перестал плакать и сразу стал агрессивным. — Неправда, ведь так, Грэйс? Папа купил его нам. И сейчас моя очередь играть. Женщина — ее звали Грэйс — опустила мальчика на землю. Коленка его сильно кровоточила. Она повела обоих мальчиков в дом. Слоун последовал за ними. Дженет спускалась по лестнице навстречу. Его она не заметила. Он молча стоял, наблюдая за ней. — Ну, что случилось? — Скупи… — начал Ричард. — Ричард… — возразил Скупи. — Я пригляжу за ними, миссис Уэст, промою ранку и перевяжу. Не волнуйтесь. — Грэйс улыбнулась. У нее была приятная улыбка, которая озаряла все лицо и делала ее совсем непохожей на ту женщину, которую Слоун видел всего несколькими минутами раньше. Но ее улыбка не тронула Дженет. Она безучастно стояла в стороне, и Слоун внимательно наблюдал за ней. Жене Роджера нередко приходилось переживать трудные тревожные минуты, когда Роджеру поручали опасные дела. Но такого отчаяния у нее Слоун еще не видел. Она осунулась буквально на глазах, морщины под глазами и складки у рта состарили ее лицо. Взгляд, в котором всегда легко вспыхивала радость, был усталым, но Дженет не забывала следить за собой: на ней было аккуратное темно-серое платье, волосы тщательно причесаны. Наконец Дженет заметила Слоуна. — Билл! — Она обрадовалась, и лицо ее озарила радость. Однако радость быстро улетучилась, Дженет закрыла глаза и теперь стояла молча, не шевелясь. — Хэлло, Дженет, как поживаешь? — Ничего, Билл. Входи. — И она направилась в гостиную. Здесь все напоминало о Роджере — его кресло, его трубка, его… — Выпьешь что-нибудь, Билл? — Нет, спасибо, немного рановато. — Никаких новостей, я угадала? — Никаких, — признался Слоун. — Ни плохих, ни хороших, Дженет. Но я хотел тебе кое-что сообщить, что, возможно, обнадежит тебя. Она вся напряглась. — Появилась ниточка, которая тянется от Копс-коттеджа и которую мы раньше не заметили, — сказал он. — Может быть, она никуда не ведет, но, во всяком случае, Чартуорд разрешил мне уделить ей больше внимания. Сегодня я с ним разговаривал. Он согласен поддержать меня и, хотя не сказал об этом открыто, однако, выразил уверенность, что все это дело — нелепая ошибка. — Мне он об этом не сообщил, — заметила Дженет. — И не сообщит, пока у него в руках не окажется настоящих улик. Не знаю, зачем я говорю тебе, но это все, чем я располагаю на сегодняшний день. Зато теперь я могу посвятить расследованию и часть своего служебного времени. — Ты чудный, Билл. — Она слегка улыбнулась. — Ты и Марк. Вы оба. Не знаю, что бы я делала без вас. Но… как бы мне хотелось, чтобы все как-то разъяснилось. Но если Роджер жив, он сумел бы дать мне знать. Слоун ничего не ответил, но бросил выразительный взгляд на дверь. Ему послышался легкий звук и даже почудилось, что ручка шевельнулась. Скупи очень любил подслушивать разговоры взрослых, но если это Скупи, ему бы не удалось так бесшумно подкрасться к двери. А может, Слоуну показалось? — Билл, — сказала Дженет, — все это бесполезно, мы должны смотреть в лицо фактам. Либо Роджер мертв, либо он совершил… преступление. Либо — либо, иного быть не может. Ты знаешь, что преступления он совершить не мог, значит, он мертв. — Не могу этому поверить. — У тебя есть основания говорить так? Слоун встал, достал сигареты и словно без всякой цели направился к двери, стараясь ступать бесшумно. — Оснований нет, Джэн. Зато, мы узнали имя девушки, убитой в Копс-коттедже. Это открывает для нас дополнительные возможности. Я забыл спички в пальто, сейчас вернусь. Он рывком открыл дверь. Грэйс торопливо удалялась по коридору к лестнице. Она даже не обернулась. Слоун взял пальто, сделал вид, что ищет спички, и вернулся к Дженет, которая сидела неподвижно в кресле, прикрыв рукой глаза. Ничего необычного она не заметила. Слоун ушел спустя три четверти часа. Мальчики шумели в ванной, Грэйс беззаботно болтала с ними. Дженет все же чуть повеселела. Слоун сел в машину, махнул рукой на прощание и поехал по Белл-стрит в сторону Челси-Эмбэнкмент. Он решил вернуться в Скотленд-Ярд. Эта женщина Грэйс… Откуда-то сбоку вывернула машина. Для Слоуна она была полной неожиданностью, ибо мысли его были заняты Грэйс. Но каким-то шестым чувством он ощутил опасность. Слоун резко крутанул руль. Машина оказалась мощным «бьюиком», способным разнести его малолитражку, как спичечный коробок. Он ощутил удар, «бьюик» лишь задел крыло, но все же Слоун потерял управление, и его машину бросило поперек дороги. «Бьюик» скользнул вдоль набережной, свернул влево, к мосту. Слоун пришел в себя. К машине бежали люди. Он не ушибся, так — пара царапин. Когда Слоун вернулся, Пил уже был в Ярде. Он сообщил, что полиция Челси взяла на себя слежку за грязно-серым «моррисом». После того, как Слоун рассказал о столкновении с «бьюиком», Пил заметил: — Я же тебе говорил. На что Слоун пожал плечами и произнес: — Да, теперь придется держать ухо востро. Знаешь, что мне пришло в голову? — Что именно? — Роджер Уэст назвал бы это подозрительным. Ладно, мы тоже будем считать это подозрительным. Но нам еще нужно проверить одну няню, ее зовут Грэйс Хауэлл, и живет она в доме Роджера. Пил ушел. Слоун принялся за новый рапорт, официальный, для которого ему была не нужна записная книжка. Поэтому он и не хватился ее. Однако Слоуну потребовалась папка с материалами по делу в Копс-коттедже, и он послал за ней в архив констебля. Тот долго отсутствовал, а когда' вернулся с пустыми руками, Слоун нетерпеливо спросил: — В чем дело? — Прошу простить меня, сэр, но папки там нет. Помощник комиссара брал ее днем — может быть, она у него? — Хорошо, благодарю вас, — ответил Слоун. Он дописал свой рапорт и без досье и уже в восьмом часу отправился домой.Глава 20 ТРЕБОВАНИЕ КЕННЕДИ
В тот день Роджер не сумел позвонить Пепу Моргану. Куда бы он ни пошел, за ним тащился хвост — то ли это был сотрудник Ярда, то ли человек Кеннеди. Роджер не знал. Поэтому он предпочел не испытывать судьбу. На следующий день слежка была снята. Почему — он не стал размышлять. На Стрэнде у него было назначено свидание с представителем фирмы по производству нейлоновых чулок, поэтому он ушел из дома еще до полудня и позвонил Моргану из автомата. Морган сообщил: — Мистер Рэймонд Хеммингуэй, Маунтджой-сквер, двадцать семь. — Спасибо, Пеп, — поблагодарил Роджер. Как только это «Пеп» сорвалось с языка, он сразу же понял, что допустил промах. Очень немногие звали частного детектива Моргана Пепом. Морган, кажется, на это не обратил внимания. — Все же пятьдесят фунтов слишком много за работу. — Возможно, но у меня еще будет к вам одно поручение, но не сейчас. Спасибо вам. Роджер вышел из телефонной будки возле табачной лавки на Лайм-стрит, стер пот со лба и зашагал прочь. Да, это была грубейшая ошибка с его стороны. Хоть и не подав виду, Морган наверняка зафиксировал ее в своей памяти. Теперь он станет вспоминать всех, кто звал его Пепом. В основном это были сотрудники Ярда и военной контрразведки, пользовавшиеся его услугами. Опасность заключалась в том, что Морган мог рассказать об этом Слоуну, Марку или Дженет. Два или три человека прошли мимо, никто из них не проявил к нему интереса. Роджер долго шагал по Лайм-стрит, но слежки не обнаружил. Он уже дорого заплатил за нелепую оговорку. Вероятно, Морган не только узнал адрес Хеммингуэя, но и раскопал попутно кое-что еще. Очевидно, Роджеру следовало сразу же спросить Моргана об этом. Значит, Кеннеди в действительности мог быть Хеммингуэем. Когда Роджер вернулся в контору, Роуз была на месте. — Хэлло! — поздоровался он. — Есть что-нибудь для меня? — Я положила вам несколько писем на подпись, сэр, — сказала она. — Если вы не возражаете, я бы сходила позавтракать. — Не возражаю. Поставщики все еще жалуются, не так ли? — Нам очень повезло, сэр. Роджер улыбнулся и отпустил Роуз. Потянувшись через стол, он взял телефонный справочник. Против фамилии мистера Рэймонда Хеммингуэя стоял адрес: «Маунтджой-сквер, 27». Там же был указан телефон: «Мэйфер 12-131». Значит, Кеннеди все же некоторое время жил в этом доме, так, по крайней мере, следовало из справочника годичной давности. Тогда Роджер взял «Справочник директоров» и «Кто есть кто?», но, прежде чем открыть их, он вдруг подумал о том, почему с такой легкостью «его» фирма умудряется доставать дефицитные товары? Простой факт: если на какие-либо товары возникал повышенный спрос, фирма Рейнера доставала их легче других. Подобные отношения существовали у его конторы не с одной-двумя, а практически со всеми, фирмами, с которыми она имела дело. Подтверждения тому он получал ежедневно. Нужны сталь и изделия из нее, на которые повышенный спрос? Их можно взять у «Стиллере», которая сохранила это название, хотя давно уже находится в ведении министерства торговли. Дорогой фарфор, который не купить ни в одном магазине, только если из-под прилавка? «Баррис» из Сток-он-Трента поставит тебе сколько требуется. Через «Рейнер и К°» шла саржа ручной выделки, которую можно было найти только у самых модных портных или модельеров. Фирма закупала ее прямо на фабрике — и все на законной основе. Можно было привести еще добрую сотню примеров. Даже импортные товары из любой точки земного шара — те, на которые существовали мизерные квоты, поступали безо всяких осложнений. Люди, разбиравшиеся в коммерции, владельцы отелей, фешенебельных магазинов и мало кому известных организаций знали, что «Рейнер и К°» может достать для них почти любой товар. Связи фирмы были обширными. Причем она имела дело только с самыми надежными, и доходы не были очень высокими. Однако все сделки осуществлялись строго в соответствии с законом. Тот, кто создал такой бизнес, был гением. Роджер еще некоторое время размышлял над этими фактами, но потом стал сосредоточиваться на них, обозначив для себя их как «загадку номер два». Загадкой номер один был Кеннеди, то есть — Рэймонд Хеммингуэй, и этого он не должен забывать. В «Кто есть кто?» он прочитал о Хеммингуэе следующее: «Хеммингуэй, Рэймонд Менвилл, директор компании. Род. 1905 г. Образ. — Итон. Боллиол. Жен. 1931. Дезире, дочь сэра Роберта и леди Мортимер. Адрес: Маунтджой-сквер, 27. Клубы: «Атенеум», «Карлтон», «Пендекстер». Немного, если не считать того, что он получил более высокое, чем предполагал Роджер, образование. Хотя, может быть, это и не так. Да, еще — удачная женитьба. Роджер раскрыл «Справочник директоров». Одна компания носила имя «Хеммингуэй, Мортимер и К° Лтд.» и занималась продажей произведений искусства. Это может пригодиться. Торговцы произведениями искусства располагают прекрасными возможностями для спекуляции антиквариатом, картинами, objets d'art[10], ювелирными изделиями. В Америку и из Америки, в Англию с континента и обратно контрабандистами были проложены свои маршруты. Однако эта компания пользовалась хорошей репутацией. Рука Роджера невольно потянулась к телефону. Если бы сейчас он был в Ярде! Достаточно двухминутного разговора, и к вечеру перед ним на столе лежал бы полный отчет о предпринимательской деятельности мистера Хеммингуэя. Минул полдень, но поступление заказов не прекращалось. Около шести вечера открылась дверь, и в комнату ввалился Перси в сине-голубой шоферской униформе. — Вас требует босс, — коротко бросил он. — Прежде чем входить, следует стучать. А сейчас идите вниз и ждите, — рявкнул в ответ Роджер. — Между прочим, на днях… — начал было тот, но не закончил и вышел из комнаты. Роджер некоторое время подождал, не повернется ли ручка на двери. Но этого не произошло, значит, Перси спустился вниз. Однако Роджер не торопился. Ему надо было обдумать все как следует. Что означает фраза «вас требует босс», понять нетрудно, но стал бы Хеммингуэй посылать за ним в таком случае? Стоп! — сказал себе Роджер. Будь осторожен: считай этого человека Кеннеди, а не Хеммингуэем. Если все время называть его Хеммингуэем, можно невзначай проговориться. Стоит только Кеннеди что-либо заподозрить или, не дай Бог, проведать о планах Роджера, приговор его будет суровым. Роджер взял шляпу и спустился вниз. Единственная разница, существовавшая между Чарлзом Рейнером и Роджером Уэстом, состояла в том, что Рейнер всегда носил шляпу, а Уэст ходил с непокрытой головой. Мелочь, но существенная. «Даймлер» ждал его, и он сел в машину. На этот раз шторки не опустились: они направлялись не на Маунтджой-сквер, а в район небольших вилл возле Оксфорд-стрит — небольших, но фешенебельных. — Номер пятнадцать, — сказал Перси без каких-либо признаков недовольства, когда машина остановилась. Роджер кивнул и вошел в дом. Кеннеди сам открыл дверь. На нем был повседневный костюм — пиджак и серые, в полоску, брюки. За исключением глаз, ничто в его облике не напоминало Роджеру того человека, которого он впервые увидел после убийства в Копс-коттедже. И все же любопытно, почему Кеннеди лично принял участие в его похищении? Квартира была небольшой, но гостиная оказалась просторной. Роджера поразило то, что внешне она напоминала жилище женщины. — Еще одно маленькое pied á terre?[11] — спросил Роджер. — Надеюсь, оно вам нравится? Что будете пить? — Виски, пожалуйста. Кеннеди налил виски, достал сигареты. Пожалуй, слишком долгое предисловие. Он сделал глоток и, как всегда, взглянул на Роджера сквозь ресницы полуопущенных век, как бы пытаясь притушить блеск своих глаз. — Ваш друг Слоун — крепкий орешек, — начал он. Роджер весь сжался. — Я же просил вас… — Вот именно об этом я и хочу поговорить с вами, — мягко ответил Кеннеди. — Вы же обещали мне забыть свое прошлое. Вы слишком совестливы. Слоун — крепкий орешек и не дурак. Он продолжает свое дело. Вчера на него было совершено два покушения, и оба раза неудачно. Не знаю, подозревает он что-то или нет, — думаю, подозревает, но он не в безопасности. — Я не одобряю этого, — сказал Роджер. Кеннеди рассмеялся. — Неужели? — Он обернулся к столу, взял с него фотографию и передал Роджеру. — Узнаете? С нее на Роджера смотрели Скупи и Ричард в ярких индейских нарядах и девушка, незнакомая, небольшого роста, полногрудая, в короткой юбке. Он не стал тратить время на разглядывание девушки, а уставился на ребят. Игра в индейцев с ношением перьев и ярких жилетов была их любимым развлечением. — Я еще раньше говорил вам, — произнес Кеннеди, — что не хочу причинять вреда детям, но вы должны уразуметь, наконец, что они больше не принадлежат вам, а прежние ваши друзья, которые встали на нашем пути, должны с него уйти. И первым — Слоун. Стоит мне только набрать номер, и эта девушка уйдет из дома вместе с детьми. А как на это посмотрит некая вдова? У Роджера помутилось сознание. — Я полагал, — продолжал Кеннеди, — что худшее в своей жизни вы уже пережили, Рейнер. — Он отставил стакан, подошел к окну и стал смотреть на улицу. — Слоун очень опасен для вас. Вам нравится ваш нынешний образ жизни? — У него есть некоторые положительные стороны, — ответил Роджер. — Вы станете значительно богаче. Сможете делать что вам заблагорассудится. Я не напрасно трачу время, организовывая за вами слежку. Эта новая жизнь идет вам, как хорошо сшитый костюм. Но от вас требуется забыть все, и тогда будущее — в ваших руках. — Я уже предупреждал, — сказал Роджер, — чтобы вы не трогали Слоуна. То, что он мой друг, — это одно. Но есть и еще кое-что. Он очень подозрителен. Кроме того, стоит вам только тронуть его, как весь Скотленд-Ярд кинется на вас, как стая собак. Подчеркиваю: как стая собак. Они растерзают вас, отберут все. Вот эту виллу, дом, деньги, будущее. Вы сделаете глупость, если пойдете против Слоуна. — Слоун должен исчезнуть, — произнес Кеннеди, — и очень скоро. — Он подошел к элегантному письменному столу и взял в руки книгу большого формата — очевидно, дневник — с застежкой. — Узнаете? Роджер невольно сглотнул слюну. — Записная книжка Слоуна? — А он многое уже раскопал. Даже доказал правдивость ваших слов — полиция гораздо умнее, чем я думал. Если Слоун сообщит обо всем, нам придется туго. Да, он должен исчезнуть. — Значит, Банистер… — Банистер тот человек, который нам нужен. Он сделал свое дело за очень скромное вознаграждение. Сегодня днем я снял копии с досье и теперь знаю все, что известно Скотленд-Ярду. Рекомендую вам взглянуть на эти документы, найти в них сильные и слабые стороны, а уж там решить, как с ними бороться. Но дневник Слоуна раза в два опаснее досье, а потому Слоун должен исчезнуть. Роджер налил себе еще порцию виски с содовой. — Вы уже достаточно долго у меня работаете и, вероятно, теперь поняли, насколько вы полезны? — спросил Кеннеди. — У меня есть идея. — Вряд ли мне она понравится, — парировал Кеннеди. — Когда мы увеличим число ваших сотрудников, вы станете купаться в деньгах. Где живет Слоун? — От меня его адреса вы не узнаете. — Наступила пауза. — Если вас устраивает быть повешенным, пошлите одного из своих головорезов, пусть он поищет. Что ему стоит проследить за Слоуном до самого дома? Так что делайте это сами, а меня не впутывайте. Кеннеди посмотрел на янтарную жидкость в стакане. — Допустим, Слоун исчезнет, — задумчиво произнес он. — Это может иметь обратный эффект, так ведь? Слоун был вашим лучшим другом. И если исчезновение его произойдет одновременно с пропажей конфиденциальных документов, вашим бывшим коллегам будет несложно к двум прибавить два: бумаги похитил Слоун. Банистер останется в Скотленд-Ярде, всегда готовый услужить нам. Как вам нравится такая перспектива, Уэст? Роджер понял, что «Уэст» не оговорка. — Пожалуй, это выход из положения, — согласился он. — Вы растете прямо на глазах. Значит, под моим крылышком уже два лучших работника Ярда, которые доставят массу неприятностей сыскной полиции. Коррупция в Скотленд-Ярде — ведь это ужасно, не правда ли? Позже мы заполучим оттуда еще парочку специалистов. Могу себе представить, какой ущерб они нанесут. Впрочем, не будем загадывать, лучше сосредоточим свое внимание на Слоуне. Есть один очень простой способ: вы должны заговорить с ним своим настоящим голосом, и он сразу же прибежит к вам! Ведь правда? — Да… — с трудом выдавил из себя Роджер. — Он мне нужен, — сказал Кеннеди тоном приказа. — Когда? — Скажем, сегодня вечером, ну… самое позднее — завтра. — Где? — В вашей конторе. Это облегчит… — Слоун подозревает Рейнера. Он сразу же почувствует подвох, когда узнает о месте встречи. А если доставить его сюда? — Хорошо, везите его сюда, — согласился Кеннеди. — Боллингменшн, пятнадцать, Уайлд-стрит. — Он быстро принял решение. — Когда вы его заполучите, Перси сообщит мне об этом. Но никаких фокусов, Уэст! Когда все будет сделано… — он выдержал паузу и произнес: — Прекрасная квартирка, не правда ли? Она ваша, со всем, что в ней есть. Во всяком случае, здесь можно найти все, что вам нужно. — Кеннеди рассмеялся, но в смехе его слышалась угроза. — Оставайтесь здесь и подумайте хорошенько. Я зайду поопозже. Да не суньте по ошибке в карман это фото. Он поставил фотографию на книжную полку: два смеющихся мальчугана и угрюмая темноволосая женщина. Кеннеди был неглуп — он знал, что наступил кризис, однако не верил до конца в реальность угроз, поэтому и усилил нажим. Но этим породил в Роджере решимость все-таки раскопать, в чем заключается его «великое будущее». Кеннеди замешан в крупном преступлении, о котором никто не подозревает. Это ясно. Преступление как-то связано с поставками дефицитных товаров, с подлогом, в котором принимал участие Кайл, и наконец с контрабандой валюты. Можно всю жизнь просидеть в Скотленд-Ярде и так и не узнать о существовании мошенников-виртуозов. А таковые есть, и они орудуют, как правило, так, что полиция об этом не догадывается. Кеннеди, или Хеммингуэй, — вне подозрений. Но в таком деле, каким он занимается, обойтись вообще без документов нельзя, ибо держать в памяти все детали «бизнеса» практически невозможно. Следовательно, у Кеннеди есть изобличающие его бумаги и, возможно, — один шанс из тысячи, — хранятся они на Маунтджой-сквер, 27. Роджеру предстояло серьезно поразмыслить обо всем услышанном и в первую очередь о том, чтобы связаться со Слоуном. Одно не вызывало сомнения: если Слоун исчезнет, Скотленд-Ярд сделает вывод, что он вместе с Роджером замешан в какой-то махинации и исчез, чтобы осуществить их общий замысел. Это послужит подтверждением тезиса Кеннеди о том, что Ярд заражен коррупцией сверху донизу. Правда, такое и раньше случалось — в разное время ряд старых работников оказался замешанным в неприглядных историях. Руководя большим числом людей, любой высшей чин в Скотленд-Ярде мог легко контролировать любое расследование, любую сферу. Щупальца Скотленд-Ярда были очень длинными. Роджер старался отогнать эти мысли. Он пытался взять себя в руки, спуститься с небес на землю и решить, как же быть со Слоуном. Но тут услышал, как открылась дверь. В комнату вошла женщина, мягко притворив за собой дверь, и, улыбаясь, подошла к Роджеру. Она была высокого роста, ее фигура не вызвала бы нареканий ни у одного ценителя. Строгое платье, из темно-зеленой ткани с бледно-желтой отделкой. Темно-рыжие волосы, приятно контрастировавшие с красивыми серо-зелеными глазами. Облик ее дополнял приятный, чуть с хрипотцой голос, чем-то напоминавший голос миссис Дэлани. — Можно мне с вами выпить? Роджер очнулся от размышлений. — Что вы предпочитаете? — Джин с вермутом, пожалуйста. Он сделал ей коктейль. Ее пальцы с ярко накрашенными ногтями были длинными и тонкими. На правой руке сверкало кольцо с бриллиантом. — Вы что-то очень задумчивы, Чарлз, — заметила она. — Просто мне надо о многом поразмыслить. — Стоит ли? Вам так повезло! — Она отпила из бокала. — У вас все есть. Такая прекрасная квартира… — Вы уже слышали об этом? — Да, он рассказал мне. Квартира моя, но она мне надоела. — Я холостяк по натуре, — сказал Роджер. — О вас я все знаю, — заявила она. — Вы страдаете от тоски, я вижу по глазам. Я сказала ему, что вам крайне необходима компаньонка. Ничто так не помогает забыться, как близкий по духу человек. Вас это удивляет? Когда ваша жена дойдет до подобного состояния, ей станет легче. Вы считаете такой исход трагедией, но это случается с миллионами людей, и все же они живут счастливо и, в конце концов, остаются довольны своей судьбой. Сентиментальная иллюзия о предназначении одного мужчины для одной женщины — чепуха. — Итак, я страдаю от тоски, а вы хотите спасти меня от нее, — не удержался Роджер от саркастического замечания. — Я хочу попытаться, потому что мне не нравится, когда рядом происходит что-то неприятное. Кстати, никто не запрещает вам заботиться о вашей жене. Это уже совсем новый поворот, новый метод давления. Роджер внимательно посмотрел на нее, и в его глазах женщина прочитала вопрос. — В материальном плане, разумеется, — разъяснила она. — Вы предлагаете мне послать ей пачку денег? — Большинство мужчин, стоит им только попасть в сложную ситуацию, ведут себя по-детски, — заметила она. — Идите сюда и сядьте. — Она подошла к тахте и расправив складки на платье, удобно устроилась на подушке. Роджер тоже подошел к тахте и сел на боковой валик. — Ну что ж, помогите мне повзрослеть. — Я хочу помочь вам. Вы привлекательный мужчина, состоятельный или, по крайней мере, вполне обеспеченный. И достаточно молодой. Вам оказывает поддержку очень влиятельный человек — в некотором роде гений. Интересно, много ли она знает о Кеннеди? — А почему вы думаете, что он именно такой? — Рэй — мой брат, — ответила она. — Я не знаю случая, чтобы он в чем-нибудь допустил серьезный промах. Правда, кое-кто из его друзей считает ошибкой то, что он привлек к этому делу вас. Но это не ошибка. Я верю, что вы будете благоразумны, Рэй безжалостен, и именно это качество выделяет его среди остальных. В один прекрасный день он станет богатейшим человеком Англии. — В ее голосе не было даже намека на сомнение. — Замечательный человек, — тяжело произнес Роджер. — Он даже держит небольшую армию наемных убийц, не так ли? — Ни в коем случае, — возразила дама в зеленом. — Он очень влиятельный человек, а потому всегда находит людей, готовых выполнять его желания. Они даже не знают, что приказы исходят от него. Некоторых из них, правда, арестовали — к примеру, Кайла, но это на нем никак не отразилось. Выследить Рэя просто невозможно. Они могут напасть на след некоего Кеннеди, но такого в природе не существует. Роджер соскользнул с валика на тахту, закинул ногу на ногу и внимательно посмотрел на женщину. В ней не было ничего примечательного, за исключением ее осведомленности в делах брата. — Да, и еще, — улыбнулась она. — Если вы даже будете встречаться с ним так, как встречаетесь сейчас, вы все равно не узнаете его никогда. Вы ловкий, Чарлз, но вам еще никогда не доводилось восхищаться им, не так ли? — У меня в голове какая-то путаница. Она протянула свою тонкую и белую руку и положила ее рядом с его рукой. — Думаю, что он всегда прав, — сказала она мечтательно. — Рэй чувствует, что, привлекая к работе вас, принял самое важное из всех своих решений. Это открыло перед ним новые возможности. Он никому не передоверит вас, даже мне. — Она непринужденно рассмеялась. — Рэй прекрасно разбирается в людях. Мне часто кажется, что он может даже читать мысли. Думаете, это плод моей фантазии? Возьмите сегодняшний вечер. Рэй заранее знал вашу реакцию на Слоуна. Он понимает, что, стоит вам преодолеть этот барьер, и все у вас пойдет прекрасно. И очень заинтересован в этом. — И вы поможете мне преодолеть этот барьер? — Совершенно верно, — ответила она и наклонилась к нему поближе, взяв его руку в свою. — Я помогу вам, покажу настоящее будущее, и вы поймете, каким оно будет. Вы когда-нибудь испытывали бедность? — До некоторой степени. — Нет, настоящую бедность — голод, безденежье, когда не на что купить одежду и еду. — Нет, — ответил он. — А жаль. Если бы вам довелось испытать крайнюю нужду, вам легче было бы понять это состояние. А мы прошли через нее. Рэй говорит, что начисто забыл о тех днях, но это не так. Именно поэтому он и поставил себе целью разбогатеть. Мы были на «дне», а теперь поднимаемся к самым вершинам. На деньги можно купить все, Чарлз: красоту, любые вещи, возможность путешествовать — все, кроме жизни. И мы стремимся к этому. Рэй ненавидит прошлое и живет будущим. Он очень щедр, и вы знаете об этом. А разве Рэй не был щедр к вам? Может быть, вам чего-либо не хватает? — Нет, — ответил Роджер. Она взяла его руку и нежно прижала к своей груди. — Так что, либо вам придется выполнять то, что он хочет, и в конечном счете вы будете иметь все, что захотите, либо вас просто-напросто не станет. Однако, если вы умрете, пострадают и другие. Рэй заберет у вашей жены детей — это будет очень жестоко. Она никогда не узнает, где они. Ваша жена кончит свои дни в страшной нищете. Он сможет сделать и это. А ваши друзья — Лессинг, Слоун — они тоже окажутся в его черном списке и будут вычеркнуты из жизни, хоть это тоже жестоко. Да, он может быть безжалостным, если стремится к цели. Так что, Чарлз, их судьба в ваших руках. Не глупо ли брать на себя такую ответственность? — Немного помолчав, она добавила: — Ну, хватит с вас. — И, закрыв глаза, приблизила к Роджеру губы. Он поцеловал ее…— Так вы пошлете за Слоуном? — спросила она тихим голосом. Он стоял возле бара, приглаживая взлохмаченные волбсы. — Хорошо. — Сегодня вечером? — После двух покушений Слоун вряд ли откликнется на таинственное приглашение, да еще вечером. Днем он еще может себе позволить риск. — Слоун должен прийти сам. — Я не могу поручиться за его поступки. — Роджер налил шампанского. Оно шипело, пузырилось и искрилось в стаканах. Руки его слегка дрожали. Дверь открылась — вошел Кеннеди. В его прищуренных глазах, как и прежде, светился серебристый огонь. Он нахмурился. — Что я слышу? Роджер заметил мимолетный взгляд, который дама в зеленом бросила в сторону Кеннеди, и прочел в нем триумф. — Чарлз собирается послать за Слоуном, — сказала она. — Он внес несколько ценных предложений… — Спокойной ночи, — произнес Кеннеди уже в дверях. Перси стоял возле своего «даймлера». — Спокойной ночи, — ответил Роджер. — Надеюсь, завтра утром вы сообщите Слоуну этот адрес. Роджер пошел к машине, Перси открыл дверцу не слишком любезно. Он и раньше не навязывал Роджеру свою дружбу. — Я пойду пешком, — сказал Роджер. — Нет, не пойдете! — сорвался Перси. Не сказав ни слова, Роджер повернулся и спокойно двинулся по улице. Он не смотрел на Перси, хотя и догадывался, что тот послал сигнал Кеннеди, который, вероятно, был еще у дверей. На углу Роджер обернулся. Из дома вышел человек и быстро двинулся за ним. Роджер сделал вид, что не заметил его, и спокойно продолжил свой путь. Была теплая лондонская ночь. Он не спешил. Человек, державшийся в некотором отдалении, тоже шел не торопясь. Минут двадцать, пока Роджер добирался до Лайм-стрит, человек шел следом. Роджер задержался в подъезде, закурил сигарету, взглянул вправо, потом влево. Его «тень» остановилась в дверях магазина на углу, делая вид, что не обращает на него внимания. Роджер поднялся по лестнице, оставив входную дверь незапертой. Когда он слегка сдвинул штору и выглянул на улицу, человек стоял уже напротив его дома. Харри, как всегда, спокойный и апатичный, осведомился у Роджера, не будет ли он обедать. — Я бы перекусил, — ответил Роджер — Очень хорошо, сэр, — и Харри направился в кухню. Роджер поставил пластинку — Вагнер как нельзя лучше соответствовал его настроению, тихая музыка не мешала думать. Мысли его снова вернулись к Кеннеди. Надо же так подсластить пилюлю. Он до сих пор не оставил попыток подавить его волю, подчинить его разум. Поймать в ловушку Слоуна — это серьезная проверка! Вероятно, Кеннеди считает ее последней. Если она удастся, тогда он получит доступ к самому сердцу Ярда; если же нет — женщина в зеленом (он даже не узнал ее имени) скажет: «Я же вам говорила». В общем, бесполезно спорить об этом. Если удастся — Кеннеди поднимет перед ним завесу тайн. В противном случае Роджеру придется умереть, и страшные последствия обрушатся на Дженет и его мальчиков.
Женщина в зеленом начала было рассказывать ему о том, чем собиралась заняться этим вечером, но не договорила. Но Роджер все же понял, что они должны уехать за город, вероятно, и жена Кеннеди присоединится к ним. Почти наверняка их повезет Перси. Ночью домой они наверняка не вернутся. Следовательно, никого в доме на Маунтджой-сквер не будет. Перси — тоже. Кеннеди убежден, что Роджеру неизвестен адрес дома на Маунтджой-сквер. Они с сестрой уверены, что Роджер «сыграет в их игру». Посланный за ним наблюдатель — дело обычное, просто не надо давать ему шанса в столь большой игре. За Роджером будут следить, за каждым его шагом и до тех пор, пока Слоун не угодит в ловушку. Одним словом, свободы действий ему не дадут. Остается одно — пойти на крайние меры, решиться на отчаянный шаг, который приведет либо к полному успеху, либо к окончательному поражению. Значит, Роджеру нужно пробраться в дом на Маунтджой-стрит, 27. При этом ему понадобится опытный взломщик. При необходимости он сможет найти такого. Роджер рассмеялся… Если он подчинится Кеннеди, выманит Слоуна и завлечет его в ловушку, тогда успех предприятия будет в значительной степени облегчен. С другой стороны, следовало бы подождать: он слишком далеко зашел, и Слоун, конечно, не простил бы ему этого. Слоун — единственный, кто по-настоящему поймет сложившуюся обстановку. Но… остается один фактор, предвидеть который невозможно. Если он заманит Слоуна, как при этом поступит с ним Кеннеди? Использует его в своих целях? Убьет? А сумеет ли Кеннеди использовать Слоуна, ведь у него уже есть все, что нужно? Внезапно Роджер поднялся с кресла. — Он его убьет… — начал он вслух, но в этот момент дверь из кухни бесшумно распахнулась, и в комнату вошел Харри с подносом в руках. — Вы что-то сказали, сэр? — На его болезненного вида лице не отражалось никаких эмоций. — Так, говорил сам с собой. Просто у меня такая привычка, Харри. — У меня тоже сложилось такое мнение, если позволите заметить, сэр. — Харри опустил поднос и снял серебряную крышку с гриля. — Это лучшее, что мне удалось сделать для вас в такое позднее время, мистер Уэст. Он немного отступил назад. Его карие глаза заблестели. Казалось, Харри ожил. Произнеся имя Уэст, он словно швырнул в Роджера гранату. — Считай, что я ничего не слышал, — с расстановкой произнес Роджер. — Нет, слышали, сэр. В комнате воцарилась напряженная тишина. — Насколько ты осведомлен обо всем этом, Харри? — Немного, сэр. — Он снова выглядел, как обычно, блеск в глазах погас, но все же в его облике было что-то такое, чего раньше Роджер не замечал. — Я получил инструкции сообщать обо всех ваших передвижениях и телефонных разговорах, сэр. Я честно выполнял свои обязанности, за исключением… — он не договорил. Это было новой формой пытки. Как догадаться, что у него на уме?! Роджер чувствовал себя словно в эпицентре чудовищного взрыва. Однако голос Харри был спокойным. Роджер знал этого человека почти два месяца и изучал его, однако заметил только то, что Харри был хорошо вымуштрованным автоматом, послушным приказам и никогда не возражающим. Сейчас он превратился в человека, располагающего опасными сведениями. — За исключением чего? — Роджер крепко впился руками в подлокотники кресла. Харри нервно проглотил слюну. Он сам начал разговор и теперь испугался. Напряжение, возникшее в комнате, было хрупким и опасным. — За исключением того… когда вы уходили из дома той ночью, сэр… Роджер подумал о диктофоне, спрятанном где-то в этой комнате. Он так его и не нашел, хотя, быть может, и правильно, что не прикасался к нему и дал возможность Кеннеди без помех слушать их разговоры. — Я заметил бумажную ленточку на двери, сэр. Она подсказала мне, что вы ушли… мне даже казалось, что я слышал, как вы уходили, — пояснил Харри. — Но мистеру Бриггсу я ничего не сказал. — Кому? — Мистеру Бриггсу… Перси, сэр. Перси — тот человек, которому я должен обо всем сообщать. — Понятно. И почему же ты его не информировал? — Я подумал и решил, что лучше этого не делать, — ответил Харри. Он тщательно подбирал слова и с трудом выговаривал фразы. Чего Харри боялся? Реакции Роджера после того, как ему станет известна вся правда? А может быть, это шантаж? Харри был преступником и, возможно, профессиональным, в противном случае он не получил бы этой работы. Не исключено, что у него был зуб на своего босса. Роджер стоял не шевелясь, глядя в упор на своего собеседника. Гриль на подносе остывал. Харри, казалось, сжался в комок, он нервно облизывал губы, прежде чем снова заговорил: — Видите ли, сэр… Фразу он так и не закончил. Стараясь подавить в себе вспыхнувшую ярость, Роджер резко перебил его: — Ладно, Харри, оставим это. Сколько ты хочешь? Харри всплеснул руками. — Я хочу? Но это не шантаж, сэр… Договорить он не успел, ибо в это время у входной двери раздался звонок.
Глава 21 В ГОСТИНОЙ
Харри подскочил, будто его ударили, и метнул через плечо затравленный взгляд. Роджер сказал: — Не волнуйся. Если это не шантаж, тогда что же? — Я… я лучше посмотрю, кто там, — сказал он. Звонок явно вывел его из равновесия: он побледнел, руки дрожали. — Это, наверное, мистер Бриггс. Роджер схватил его за руку. — Забудь об этом. Что… Но Харри вырвался и бросился к дверям. Роджер не сумел его задержать, да и вряд ли ему стоило делать это — шум можно было услышать с улицы. В этот момент щелкнул замок входной двери. Быстрым взглядом он окинул комнату в отчаянной попытке обнаружить местонахождение диктофона. Но времени уже не было. Роджер услышал низкий мужской голос. — Ладно-ладно, я знаю, что он дома. Это был Слоун. — Но это правда, сэр. — Голос Харри поднялся до протестующего крика. — Мистер Рейнер только что… Мощная фигура Слоуна заполнила собой дверной проем. — Вламываетесь силой? — спокойно спросил Роджер. — Я всегда вламываюсь, когда тороплюсь, а сегодня я особенно тороплюсь. У вас есть место, куда можно было бы отправить эту личность, чтобы он нас не подслушал? Взгляд Харри затуманился. — Иди на кухню, Харри, — приказал Роджер, — да поживее! Харри поспешно вышел и притворил за собой дверь. Слоун для верности повернул ключ в замке. Как и обычно, он казался агрессивным. Роджер сказал: — Мне что-то не нравится ваше настроение, инспектор. — Забудьте на время, что я полицейский. Скажите лучше, это вы звонили мне по телефону в воскресенье вечером? — Слоун был явно не в себе. Где-то был диктофон, который все фиксировал. — Ничего подобного. — Мне нужна правда, Рейнер. — А почему бы вам не спросить об этом у вашего друга Кеннеди? — Не острите, Рейнер. После того, как я вышел от вас, меня дважды чуть не сбили машиной. Это было покушение на мою жизнь. Я вам предоставляю шанс избавиться от возможных неприятностей. Так вы мне звонили? — Нет. — Тогда эти покушения организовали вы. — Да вы с ума сошли! — Ну это мы еще увидим, — Слоун двинулся через комнату. Его правая рука была опущена в карман, где вполне мог находиться револьвер. Если сотрудник Ярда имел основание подозревать, что его жизни угрожает опасность, он мог получить право на ношение оружия. Что-то необычное, новое было в выражении лица Слоуна, точно он был уверен в том, что все равно вынудит собеседника на откровение. — Успокойтесь, лучше выпейте, — сказал Роджер. — С убийцами я не пью. — Ладно, тогда выпейте сами с собой. Не возражаете, если я доем свой ужин? — Роджер присел за стол и взял вилку и нож. — Где вы были вечером? — На улице. — Не уходите от ответа. Где именно вы были? — Продолжал эксперимент в области любви. На сей раз темно-рыженькая. Сложная особа, но, думаю, она не в вашем вкусе. — Правда? Уж не та ли, что была с вами воскресным вечером? В голове Роджера зазвенел колокольчик тревоги. Что-то екнуло внутри, во рту появился медный привкус. Только бы сохранить спокойствие! — Нет, совсем не та. Та была наивная миленькая зверушка, разве я вам о ней не рассказывал? Эту же наивной не назовешь, а тем более миленькой. — Как зовут девушку, с которой вы были в воскресенье? — Дорис. — Дорис, а дальше? — В этом нет никакой необходимости. — Где вы ее подцепили? — Нигде. Это она меня подцепила. Прекрасная двухкомнатная квартирка. И сама, в общем, ничего. — Он проглотил кусочек бекона с тостом и чуть не подавился. — Лжете! Вы подцепили ее в машине! — Думайте, что хотите. — Машина марки «моррис», цвет серый, вся в глине, ибо прошла немало по проселочным дорогам, и ее не успели вымыть. Она и сейчас в глине. Вот из нее-то вы и извлекли свою девицу… Давайте говорить начистоту, Рейнер. — У меня нет машины. — Вы ее брали напрокат. Роджер откинулся на спинку стула. — В воскресенье вечером я никуда не ездил. Весь вечер я провел с Дорис и возвратился домой как раз, когда вам взбрело в голову навестить меня. Запомните! И если бы я взял напрокат машину, то уж, во всяком случае, не убогий «моррис». Слоун сделал шаг вперед и нахмурился. — Убогий «моррис», говорите? А откуда вам известны размеры этой машины, мистер Рейнер? Роджер почувствовал, что опять сделал промах, но не подал виду и громко рассмеялся. — Когда я говорю о «моррисе», я прекрасно представляю его размеры. И все же хотел бы я знать, что вы задумали? — Узнаете, — ответил Слоун. — Мы взяли эту вашу Дорис. — Неужели? Что же она такого натворила? Я и не знал, что в свободное время она занимается мошенничеством. Я… О-о, она проститутка? Очень жаль… — Эта девушка живет на доходы одной банды из Восточного Лондона. Вы эту банду знаете — ее возглавляет Майерс. Той воскресной ночью девушка находилась в грязном «моррисе» у ворот Брикстонской тюрьмы. И с ней в машине сидели вы. — Это она вам сказала? — С ней были вы! — В ее квартире. Если она сказала иначе, значит, она была с другим мужчиной после того, как я ушел от нее. А я ушел довольно рано. Она… Слоун вытащил свой револьвер и направил его на Роджера. Он был офицером Скотленд-Ярда, а офицер Ярда никогда не пользуется оружием, чтобы угрожать другим. Он применяет еготолько в целях самозащиты, а сейчас такой нужды не было. Слоун зашел слишком далеко. В комнате находился диктофон, и очень возможно, что и наблюдатель, расположившийся в доме напротив, уже сообщил по телефону о приходе Слоуна. Если так, то птичку, залетевшую к Роджеру в клетку, могут схватить в любой момент. — Давайте говорить откровенно, — проворчал Слоун. — Вернемся немного назад. Вы убили Уэста, и все остальное неважно. Вы убили Уэста. Я не в состоянии доказать это на фактах, но дал себе слово, что убью того, кто убил Уэста. Я могу застрелить вас в порядке самообороны, и мне за это ничего не будет. — Его низкий голос звучал отчетливо, и Роджер боялся, как бы Харри не услышал его из кухни. Мог ли Слоун осуществить свою угрозу? Или он блефовал? Многолетний опыт подсказывал Роджеру, что это блеф, но еще ни разу в жизни он не видел Слоуна таким разъяренным. Что же касается серой автомашины, о которой Слоун упоминал, то здесь, пожалуй, было больше, чем простое подозрение. — Я не убивал никакого Уэста, — произнес Роджер. — Я вообще никого не убивал, и воскресной ночью меня не было в сером «моррисе». — Я вам не верю. — Ну хорошо, оставайтесь при своем мнении. Я голоден, — Роджер обратил свой взор на гриль. Бекон уже застыл на блюдце. Слоун между тем возвышался горой над Роджером. Он произнес медленно и безразлично: — Сегодня утром найдено тело Уэста. До этого я не был уверен в его смерти. Теперь я знаю и то, что убили его вы. Но, кроме вас, есть и другие. Среди них — Кеннеди. Говорите правду, Рейнер. Назовите имена, расскажите все, как было, какова ваша роль в Брикстонском деле. В его голосе не было настойчивости. Так, надо подумать. Сестра Кеннеди говорила, что за Дженет «будут присматривать» с большой осторожностью, так, что та и не узнает об этом; она весьма прозрачно намекнула, что есть план подсунуть полиции его «тело». Слоун пришел к каким-то выводам, но сейчас с ним трудно столковаться. Вдруг Роджер услышал, как к дому подъехала машина. Перси? Или же люди, которых вызвал по телефону наблюдатель? — Вам не удастся повесить на меня преступление, которого я не совершал, — сказал Роджер. — Вы начали не с того конца, Слоун. Уберите ваш пистолет, так будет разумнее. С чего вы взяли, что ваш друг Уэст мертв? — Мы обнаружили его тело. Уэста утопили. Лицо изуродовано до неузнаваемости, пальцы отрублены — в общем, сделано все, чтобы труп не был опознан. Однако они допустили одну ошибку. Вы допустили ошибку. Известно, что тот, кто хочет одурачить другого, дурачит самого себя. У Уэста был шрам или два, по которым его можно было опознать. Я сам видел труп и эти шрамы. Один у Уэста остался от ранения, а когда его ранили, я был вместе с ним. Ну что же, все предусмотрено: они даже нашли человека со шрамами, так что полицию это вполне удовлетворит. А Дженет? Дженет уже знает об этом? Ужасное беспокойство охватило Роджера, и он был почти готов рассказать Слоуну всю правду, как вдруг услышал звук: металл звякнул о металл — кто-то вставлял ключ в замок наружной двери. Слоун, видимо, ничего не слышал. — Извините, что перебиваю вас, — сказал Роджер. Ему стало не по себе. Неужели Дженет уже знает? — Если эта самая Дорис сказала вам, что я был с ней в машине, значит, она лжет. Слоун вдруг резко выбросил вперед руку с револьвером. — Даю вам полминуты, — сказал он. Глаза его зажглись диким огнем, сдержанности как не бывало, но даже и сейчас Слоун блефовал. Дверь комнаты бесшумно отворилась. Слоун стоял к ней спиной. — Я не шучу, Рейнер. — О, нет. Погодите. В комнату скользнул человек, в руке его был револьвер. Слоун резко обернулся. Человек выстрелил. Пуля попала в револьвер Слоуна и выбила его из руки. Оружие упало на пол между ним и пришельцем, который медленно приблизился и ногой отбросил его в сторону. В комнату вошли еще двое, оба были вооружены. Слоун отпрянул. — Убирайтесь отсюда, убийцы! Но они медленно и неумолимо приближались. Роджер весь подобрался. Если они получили приказ убить Слоуна, тогда будут стрелять независимо от того, сдастся он или ринется в драку. Да, но почему этот человек только выбил оружие и не застрелил Слоуна сразу? — Не надо грубить, Слоун, — произнес человек с револьвером. Он был худощавый, небольшого роста, дурные намерения были написаны на лице. Роджер его знал. Это был известный на весь Ист-Энд продажный и злобный гангстер, обычно промышлявший на скачках и входивший в банду Масляного Джо. Его звали Майерс. Он сделал шаг вперед, не выпуская из рук оружия. — Я сказал, убирайтесь отсюда… — повторил Слоун и неожиданно бросился вперед. Роджер мгновенно сделал подножку. Слоун споткнулся и растянулся на полу. Через долю секунды прогремел выстрел. Пуля Майерса пролетела выше уже падавшего Слоуна и вонзилась в стену. Двое других, стоявших позади Майерса, мгновенно бросились на Слоуна. Не успел Слоун привстать, как на нем защелкнулись наручники. Майерс ухмыльнулся Роджеру. — А ты спас себя от неприятностей. О'кей, забирайте его. — Он кивнул своим людям, которые, подхватив Слоуна под руки, поволокли из комнаты. — Ну как, все в порядке? — спросил Майерс, повернувшись к Роджеру. — Слишком много шума, — ответил Роджер. — Зато теперь будет тихо. Ни о чем не беспокойся. Если кто-нибудь что-то и услышал, мы все устроим. Пока! — Майерс развязной походкой вышел из комнаты, хлопнув дверью. Роджер долго сидел без движения и сначала даже не обратил внимания на стук в дверь. Но стук повторился, и Роджер поднял голову и прислушался. Конечно же это Харри стучал из кухни. Он совсем позабыл о нем, забыл о поспешности, с которой тот бросился открывать дверь и впустил Слоуна. Роджер подошел к двери и повернул ключ. — Спасибо, сэр, — сказал Харри. Теперь уже он не казался напуганным. — Я боялся, что вас ранили. — А еще чего ты боялся? — Я… я ничего не боюсь, сэр. Вам показалось. Жаль, пропал ужин. Может быть, я приготовлю еще чего-нибудь для вас? Я бы с удовольствием… — Ты знаешь, где здесь спрятан диктофон? Харри судорожно сглотнул слюну. — Я отключил его, сэр. Я сделал это еще до разговора с вами. — Дай мне виски, — резко сказал Роджер. — Налей себе, если хочешь, а потом сядь вот сюда. — Роджер не был уверен, что это правильная тактика. Одни чувствуют себя свободно за стаканом в мягком кресле, других же, напротив, это нервирует. Харри налил себе пива в высокий стакан. Роджер предложил ему сигарету. — Благодарю вас, сэр. Они закурили. — Итак, если это не шантаж, тогда что же? Страх Харри не исчез, он читался в его взгляде, но все же новая ситуация придала ему некоторую уверенность, и голос его зазвучал тверже. — Я многое видел в этом доме, мистер Уэст. Как-то перед вашим появлением одна леди наведывалась сюда и спрашивала вас. Я был дома, убирался. Ее звали мисс Дэй, мисс Марион Дэй. Потом из газет я узнал, что с ней случилось. Но именно благодаря ей я догадался, кто вы есть на самом деле, сэр. И я… я был другом рыжего Кайла. Однажды вместе с ним мы вляпались в одну историю. Я не просил снисхождения, сэр. Мы знали, на что шли, и знали, что нам грозило. Мне повезло — в тюрьму я не попал. Заработал немного, и если бы не обстоятельства, сэр, я давно бы все это бросил. Когда Кайла выпустили, он думал, что его ждет богатый куш, а вместо этого они убили его жену — по крайней мере он так считал, а затем и его самого. Я не мог ничем ему помочь, мистер Уэст. И если я в вас ошибся, тогда мне крышка. Но мне все же хочется воспользоваться своим шансом так же, как воспользовался им Кайл. Но, по-моему, никто не видел вас, когда вы ушли той ночью. Тогда я догадался, что вы работаете не на них. Ведь так, сэр? Если да, то все в порядке, я на вашей стороне и готов вам помочь, честное слово! Он умолк и откинулся на спинку кресла. Его лоб и верхняя губа были покрыты испариной, и смутный страх все еще оставался в его глазах. Неужели это еще один из тонких трюков Кеннеди?Глава 22 МАУНТДЖОЙ-СКВЕР, 27
Роджер мог рассказать Харри всю правду, Харри же, в свою очередь, не ровен час, все передал бы Перси. На этом бы все и кончилось. Роджер мог отказаться от предложения Харри и сообщить о нем Перси. Но стоит ли предавать Харри, посылать его на смерть? Допустим, он примет предложение. Но разве ему не известно, что Кеннеди может убить, убить легко и безжалостно, как никто другой? Этот человек абсолютно аморален, он даже не считает убийство чем-то из ряда вон выходящим. Раз это необходимо, значит, целесообразно. Тем более если так можно устранить препятствие на его пути, словно стереть след мела со школьной доски. — Перед кем ты исповедуешься, Харри? — Перед Перси, сэр. — Так. А где? — У меня есть номер его телефона. Есть и другой способ — через людей, которые находятся на той стороне улицы. Уверен, что вы видели их, — я заметил, как прошлым вечером вы выглядывали в окно. Раз они дежурят там, значит, еще не до конца вам верят. И думаю, не поверят. Это грязный бизнес, он дурно пахнет. Я много чего сделал в своей жизни, но убивать я боюсь. Да, боюсь, и признаюсь в этом открыто. Я решил использовать свой шанс, и, надеюсь, меня простят. — Ты знаешь, где живет Перси? — Нет, сэр. — А Кеннеди? — Я слышал это имя, но и только. По-моему, этот человек звонил сюда два или три раза, но когда он приходил к вам, мне заранее приказывали уходить. — А каким образом ты получал инструкции? — От Перси, сэр. — А чтобы ты повиновался ему, он шантажировал тебя? — Совершенно верно. — Какую работу ты выполнял? — спросил Роджер. Харри поставил на стол пустой стакан и, закрыв глаза, ненадолго задумался. — В основном сейфы, сэр, позже — квартиры. Однажды в квартире, которую я взломал, оказался убитый старик. Я не трогал его, но Перси сказал, что теперь я у него на крючке. Я не сомневаюсь, что когда-нибудь он воспользуется им. Вообще мне хорошо платят, и я не вижу причин отказываться от этой работы. Вы — совсем другое дело. Но после того, как они убрали мисс Дэй и Кайла, я решил: все! Есть вещи, с которыми еще как-то можно мириться… но хладнокровное убийство не по мне. Роджеру очень нужен был опытный взломщик. И он спросил: — У тебя есть с собой инструмент для взлома? У Харри от удивления глаза полезли на лоб. — Как это пони… — Я имею в виду хороший современный инструмент, а не какие-нибудь «фомки» или отвертки. — Здесь нет, но я знаю, где можно достать. — Харри был явно заинтригован вопросом. — Не побоишься крепко рискнуть? — Вообще-то мне терять нечего, — ответил Харри, и лицо его, приняло безразличное выражение, но на щеках появился легкий румянец. — Значит, я был прав, вы играете против Перси и его босса? — Совершенно верно, Харри. Харри довольно улыбнулся. В улыбке его не было злорадства, скорее облегчение.Роджер стоял в дверях подъезда и внимательно оглядывался по сторонам. Охрана была на месте. Сам он находился в тени, и наблюдатель не мог его заметить. Роджер видел, как человек сунул руку в карман и извлек пачку сигарет, чиркнул спичкой и, выйдя из подъезда, зашагал по улице. Роджер выглянул было из-за двери, но тут же отпрянул назад: из-за угла дома показался полицейский и направился вдоль Лайм-стрит. Вот почему наблюдатель покинул свой пост! Стараясь не привлекать внимания, наблюдатель стал рассматривать меню, выставленное в витрине кафе. Роджер снова выглянул за дверь. Полицейский прошел мимо. Наблюдатель подождал, пока тот свернет за угол, и снова занял свой пост. Тогда Роджер внезапно вышел из подъезда. Наблюдатель насторожился. Роджер между тем перешел улицу, даже не взглянув на стража. Ясно, теперь он должен либо позвонить по телефону, либо следовать за ним. Роджер двинулся в сторону неосвещенной площадки с рыночными палатками. Человек последовал за ним. Роджер быстро свернул за угол: там была кромешная тьма. Он слышал быстрые шаги и знал, что сейчас тот дойдет до угла дома. Наконец преследователь свернул с Лайм-стрит. И тут Роджер молниеносно схватил его за горло, стараясь зажать ему рот, и нанес сильнейший удар — сначала в живот, а затем левой рукой — в челюсть. Человек упал на землю. Поблизости никого не было — полицейский уже скрылся из вида. Роджер отволок обмякшее тело по грязной булыжной мостовой в лабиринт ларьков. Найдя обрывок толстой веревки, связал ему ноги в коленях, а также запястья рук и затолкал в рот носовой платок. Затем за воротник потащил его дальше, пока не увидел кучу деревянных контейнеров. Отодвинув один, впихнул в образовавшуюся щель тело и задвинул контейнер на место. Там его не найдут до тех пор, пока не появятся рабочие и не станут разбирать ящики, а это произойдет через несколько часов. Роджер вернулся на Лайм-стрит. У дверей его поджидал Харри. — О'кей, сэр? — Да, пошли, у нас мало времени. — Но мне еще нужно достать инструменты, — возразил он. — Я буду ждать вас через час, скажем, у Берлингтонской аркады. Сейчас одиннадцать, там я буду в полночь. Никогда еще шестьдесят минут не казались ему столь долгими. Пешком он добрался до Берлингтонской аркады. Мозг его напряженно работал, обдумывая все варианты. Дом Кеннеди наверняка охраняется. Кеннеди, то есть Хеммингуэй, вряд ли держит документы дома, где чувствует себя в абсолютной безопасности. Правда, может подвести Харри — испугаться или попросту надуть. Не исключено и то, что появится человек Кеннеди — пешком или в машине — и хладнокровно всадит в него пулю. Роджер шел по ночной Бонд-стрит в направлении Оксфорд-стрит. По пути ему попалось несколько человек — вероятно, они возвращались из «Эолиен-холла», концертного зала лондонского радио. Промчалось несколько такси. С Оксфорд-стрит выплыл сверкающий лимузин, который, поравнявшись с ним, замедлил ход. Было без десяти двенадцать. Роджер опасливо взглянул на машину, готовый метнуться в сторону, если шофер или пассажир сделают малейшее движение. Но машина проехала мимо. Роджер двинулся назад. Была теплая ночь, но его знобило. Торжественно пробили куранты — полночь. Каждый удар казался громким и пугающим. На условленном месте Харри не оказалось. Роджер повернул обратно: стоять на месте было опасно. Еще одна машина проехала мимо, замедлила ход на повороте и свернула за угол — шофер даже не посмотрел в его сторону. Потом еще одна — уже не частник, а таксомотор. Машина притормозила. Из нее выбрался Харри с большой сумкой и, заплатив, отпустил машину. Роджер заметил, что шофер подозрительно посмотрел в его сторону. — Ну вот, сэр, мне повезло. Я добыл все, что нужно. — Голос его звучал хрипло. — Достал новейший аппарат, гораздо лучше старой ацетиленовой горелки. Правда, он не из легких, но вполне можно нести одному. Вообще-то лучше иметь и то, и другое, но тогда без машины не обойтись. Сначала они прошли всю Бонд-стрит. За Брук-стрит свернули налево. Роджер взял у Харри сумку — она оказалась тяжелее, чем он предполагал. Трижды они менялись, прежде чем добрались до угла Маунтджой-сквер. Они свернули за угол, прошли несколько ярдов до того места, где начинался служебный въезд, ведущий во двор домов, расположенных вокруг площади. Маунтджой-сквер нельзя было назвать типично лондонской площадью. Таблички с номерами домов крепились к чугунным воротам, за которыми находились небольшие садики. Роджер не стал зажигать фонарь. Он просто подходил вплотную и всматривался в каждую табличку. Таким образом он отыскал номер 23 — белая табличка на черном фоне ворот, на нее падал свет из окон противоположного дома. Следующий — номер 25 и, наконец, 27. — Пришли, — сказал Роджер. — Я взгляну на ворота, — предложил Харри. Он вдруг стал как-то даже выше ростом, значительней, уверенней, почувствовал себя нужным для предстоящей важной работы. Ворота были заперты, но запор оказался простым. Харри легко отпер его отмычкой, не произведя при этом ни малейшего шума. Петли даже не скрипнули, когда он отворял ворота. Двор был пуст. Их туфли на каучуковой подошве гасили звуки шагов. Скрытый тенью дома, Роджер заметил свет в верхнем окне: от ворот его не было видно. Он просачивался сквозь щель в шторах. Видимо, это была комната прислуги. Харри посмотрел наверх, потом на дверь. Фонарь он не зажигал — да и вряд ли тот был ему нужен, — мягко ощупал пальцами дверь, не заботясь о том, что может оставить на ней отпечатки. — Ничего не скажешь, — наконец произнес он, — отличная работа. Замки запираются только изнутри. Не знаете, есть ли там сигнализация? — Вероятно, да. Харри презрительно фыркнул. Отстранив Роджера, направился к длинному узкому окну возле двери. Подойдя, впервые зажег фонарик. Харри стоял спиной к улице и домам на противоположной стороне, осторожно ощупывая раму. Жалюзи были опущены, и он осматривал их края в поисках провода сигнализации. Внезапно Харри погасил фонарь и подошел к Роджеру. — Могут быть осложнения, — сообщил он. — А что, если попробовать через окно второго этажа? Нужна лестница. Стойте здесь. Он исчез, оставив Роджеру сумку с инструментом. Отсутствовал Харри, как показалось Роджеру, слишком долго. Появился внезапно и тихо, словно дух. — Нашел? — Нет. Но будьте осторожны, — произнес шепотом Харри. — Тихо! Роджер отошел в сторону. Харри вынул из сумки предмет, напоминавший по виду сложенный коврик, затем извлек небольшую банку. Он полил водой коврик и, развернув его, наложил на поверхность оконного стекла. Прилипший коврик должен был заглушить звук. Харри взял молоток и сильно уаарил по коврику. Стекло издало глухой звук. Харри фыркнул — «триплекс». Он снял коврик, завернул его в газету и убрал в сумку. Достал дрель и, работая бесшумно, высверлил в деревянной раме рядом друг с другом четыре отверстия. Затем, взяв тонкую пилку, стал пилить. Полотно, обильно смазанное жиром, не издало ни звука. Минут через пять он выпилил кусочек рамы, просунул в узкое отверстие руку и, подсвечивая себе фонариком, нащупал запор. Запор громко щелкнул — Харри застыл на месте. Все было тихо. Никакой тревоги. Харри снова сунул руку в отверстие, нащупал и отсоединил провод сигнализации. Это отняло довольно много времени. По улице прошла автомашина, осветив фарами дома на противоположной стороне, но Харри не прекращал работы. За окном послышался легкий щелчок, и он выдернул руку из отверстия. Потом толкнул раму вверх. Она немного заскрипела, но сигнала тревоги не последовало. — Сумку! — скомандовал Харри, вскарабкиваясь на подоконник и отводя в стороны шторы. Роджер подал ему раскрытую сумку, а затем влез сам. — Может быть, стоит отключить весь свет в доме? — предложил он. — Не вздумай. В верхних комнатах горит свет. Если его отключить, они пойдут проверять, что случилось. Он задернул шторы и включил свет. Они находились в длинном и узком кухонном помещении. Блестел белый кафель, сверкала хромом мойка. Напротив была дверь. — Куда теперь? — осведомился Харри. — Для начала поднимемся на второй этаж — там я знаю одну комнату. — А может быть, заглянем в подвал? — Нет, сначала посмотрим, нельзя ли в нее попасть сразу. — О'кей, наверх так наверх. А знаете что? — Харри взглянул на Роджера, держа руку на выключателе. — Что? — Может быть, пусть лучше сначала сыщики осмотрят весь дом? Есть один верный способ — надо только позвонить по номеру 999 и сообщить о взломе. — Нет, это после. Они прошли через две комнаты, прежде чем добрались до коридора, ведущего в холл. Дом был погружен в темноту, и лишь тонкий луч фонарика освещал им путь, но и этого было достаточно, чтобы отыскать лестницу. Харри взял из рук Роджера сумку, закрыл ее, и они стали медленно подниматься наверх. Роджер шел впереди. Харри шепотом спросил: — А кто сейчас в доме? — Понятия не имею. — Почему-то никакой охраны. — По этим словам Роджер понял, что Харри неспокоен. Возможно, это просто нервы, реакция после трудной работы. Предложи ему сейчас взломать сейф, и он забудет о нервах. Наконец они подошли к двери кабинета. Харри тихо опустил сумку на пол и взялся за ручку. Дверь была заперта. Он исследовал ее сначала на ощупь, потом посветил себе фонариком, удовлетворенно кивнул и, достав отмычку, принялся за дело. Харри отомкнул дверь бесшумно. Света в комнате не было. Он кивнул Роджеру и вошел внутрь, включив фонарик на полную мощность, стараясь все же не направлять луч на окна. Роджер затворил дверь, но сделал это слишком громко и тут же услышал неодобрительное шипение Харри. Харри двинулся вдоль стен, легко ориентируясь в темноте. Он достиг окна и сказал своим тихим, но четким голосом: — Шторы задернуты плотно. — Дверь? — спросил Роджер. — В порядке. Роджер нащупал выключатель, и в комнате вспыхнул свет. Зажглись только два настенных бра: они давали спокойный приглушенный свет. Комната была знакомой. Роджер посмотрел на дверь и вспомнил, что во время своего первого визита сюда он обратил внимание на то, что дверь сверху, снизу и с боков имела звуконепроницаемые рокладки, следовательно, и свет она не пропускает. Заметил это и Харри. Теперь Роджер проникся к Харри большим уважением. Шторы были из тяжелого зеленого бархата, широкие, ниспадающие до самого пола. Вряд ли сквозь них можно было с улицы заметить свет. — Где он? — спросил Харри. — Сегодня ты босс. Лицо Харри приняло озабоченное выражение, уверенность вернулась к нему. Он бродил по комнате, приподнимал картины, сдвигал мебель, осматривал стены наметанным взглядом. Роджер стал исследовать одну половину комнаты, Харри — другую. Роджера нисколько не удивило, когда он услышал шепот Харри: «О'кей». Харри стоял возле книжного шкафа, который перед этим немного отодвинул от стены. Роджер подошел и увидел за шкафом в стене дверцу сейфа. Существуют десятки разновидностей стенных сейфов, но, глядя на этот, трудно было определить, к какой он принадлежит. Наружу выступала лишь блестящая металлическая ручка. Харри еще чуть отодвинул шкаф и показал на то место, где был установлен механизм, поднес к стене настольную лампу, включил ее, затем достал из сумки асбестовые перчатки, натянул их на руки и взял тоненькую, толщиной с иголку, проволочку. Кончиком ее коснулся ручки сейфа — ничего не произошло. Потом он тронул одну из круглых заклепок, и между проволочкой и заклепкой вспыхнула голубая искорка. Харри нахмурился. — Что, трудно? — спросил Роджер. Роджер понимал, что самый простой путь — отключить электричество в доме, но Харри уже показал ему на практике, как надо проникать в квартиры. — Да, пожалуй. Но если сигнализация электрическая, то это все же не так страшно. Хуже, если инфракрасная. — Харри хмыкнул. — Тогда уж звон будет по всему дому. Пока разобраться трудно: проводка и в том, и в другом случае одинаковая. — Может быть, вывернуть пробки? — Идите вы к черту с вашими пробками. — Он нахмурился. — Надо только отключить звонок, это главное. Вероятнее всего, звонок находится где-то снаружи. А может быть, их два. Но если мы найдем контрольный и отключим, то и другой будет молчать. Подождите здесь. — Нет, я пойду с тобой. Они вышли вместе. Харри сердито посмотрел на Роджера, когда тот открывал дверь, но не сказал ни слова. Они стояли в темноте на лестничной площадке. Харри включил фонарик — вспыхнул приглушенный свет. В доме по-прежнему царила тишина. Харри обследовал площадку, посмотрел на потолок. Далеко ходить не пришлось: на стене, ближе к потолку возле двери, из-за которой в прошлый раз на Роджера смотрела женщина, была укреплена коробочка. Роджер принес стул, но он был слишком низким. Рядом оказался дубовый сундук. Вдвоем они придвинули его к стене, а сверху взгромоздили стул. Но для Харри и этого показалось мало. Он снял стул, принес из комнаты толстую скатерть, расстелил ее на сундуке, чтобы не поцарапать его, и только тогда поставил на него стул. Все это он проделал без малейшего шума. Теперь Харри легко мог дотянуться до коробочки. Он осторожно открыл ее — в ней блеснул большой медный колокольчик — и минут пять ковырялся. Затем обернулся и тихо произнес: — Помогите мне слезть. Роджер протянул ему руку. — Теперь все в порядке, — сказал Харри. — Пошли обратно. Они вернулись к сейфу. Харри взял стамеску, вставил ее в щель между стеной и обшивкой и приподнял. Дерево скрипнуло, застонало, но он продолжал отдирать обшивку, освобождая себе место для работы. Оголился провод, ведущий к сейфу. Харри снова надел асбестовые перчатки и взял кусачки с изолированными ручками. Он быстро перекусил провод: вспыхнула голубая искорка, что-то зашипело. Все было кончено. Харри удовлетворенно крякнул, выпрямился и все свое внимание обратил на сейф. Теперь нужно было время, чтобы подобрать правильную комбинацию цифр. Однако с этим Харри не стал возиться, а извлек из сумки компактный прибор, напоминавший с виду паяльную лампу. Он был соединен длинным резиновым кабелем с небольшим металлическим цилиндром. Минут пять Харри копался с прибором, потом нажал на рычажок и направил струю вспыхнувшего белого пламени на круглую рукоятку створки сейфа. — Дайте очки, — приказал он Роджеру. — И не смотрите на пламя. — Харри надел очки и повернулся к сейфу. Комната наполнилась бело-голубым свечением. Запахло расплавленным металлом. Роджера так и подмывало обернуться и посмотреть, но он понимал, что это мальчишество, что стоит ему лишь взглянуть на огонь, потом час или больше ничего не сможет увидеть вообще. И Роджер стал смотреть на дверь. И тут он заметил, что ручка двери стала медленно поворачиваться…
Глава 23 ЖЕНА КЕННЕДИ
Пламя шипело и металось. Харри склонился над сейфом, ничего не видя и не слыша. Роджер тихо двинулся к двери, но она была закрыта и к тому же не пропускала ни света, ни звука. Кто бы это мог быть? Почему ручку поворачивали с такой осторожностью? Неужели вернулся Кеннеди, вечно всех подозревающий? Роджер ждал и не сводил взгляда с ручки, слегка мерцавшей в свете пламени. Ручка повернулась до конца, и дверь начала медленно приоткрываться. Она открылась бесшумно, но не так широко, чтобы из-за нее можно было заметить свет, однако вполне достаточно, чтобы убедиться в том, что в комнате кто-то есть. Дверь осталась приоткрытой, ручка больше не двигалась. Роджер хотел было предупредить Харри, но его шепот мог спугнуть и того, кто был в коридоре. Он немного придвинулся поближе и бросил через плечо мимолетный взгляд. Харри сидел, низко склонившись над сейфом. Пламя ослепило Роджера, он быстро отвернулся и зажмурился, потом медленно приоткрыл глаза. Ручка казалась ему мутным пятном, но Роджер все же заметил, что дверь стала закрываться. Он немного выждал, а потом быстро подкрался к двери. Харри что-то сказал, но он не разобрал что. Шипенье прекратилось, пламя погасло. — Что… — начал было Харри. Но Роджер сделал знак рукой, призывая к молчанию. Он подошел к двери и так же тихо и медленно стал поворачить ручку. За спиной послышалось ворчание Харри, Роджер обернулся и увидел, что тот приближается к нему. Он снова дал знак не двигаться и на дюйм приоткрыл дверь. На площадке горел свет, но за дверью никого не было. — Что случилось? — прошептал Харри. — Там кто-то есть. Тихо! — Роджер приоткрыл дверь пошире и увидел яркий свет, исходивший из-за соседней двери, которая на его глазах стала медленно закрываться. Это была дверь в комнату жены Кеннеди. Он заметил ее тень на полу. Харри стоял за спиной Роджера. — Кто… — Тихо! Смотри… — Роджер пересек лестничную площадку, сердце его бешено колотилось, он взялся за ручку соседней двери и толкнул ее. Она оказалась незапертой. Вдруг Роджер услышал «дзинь…» — кто-то поднял телефонную трубку. Он заглянул в щель. Жена Кеннеди, маленькая и изящная, стояла возле кровати в своей роскошной спальне. Она держала возле уха телефонную трубку и смотрела на дверь своими серыми, широко раскрытыми глазами. При виде Роджера она вздрогнула, в глазах ее отразился ужас, но трубки не отняла. Вместо этого выхватила что-то из-под подушки — это был автоматический пистолет. Она стояла, не шевелясь и не произнося ни слова. Набрать номер до конца у нее не хватило времени. — Дрянь! — вскрикнул Харри, вложив в это слово все, что было у него на душе. Он стоял за спиной Роджера, который стал медленно надвигаться на женщину. Комната блестела серебром и золотом — именно в таких апартаментах живут богатые красавицы. На женщине был тончайший пеньюар, стелившийся по полу бледно-золотым сиянием. Выглядела она существом из другого, прекрасного мира, однако автоматическое оружие не дрогнуло в ее руке. Она медленно положила трубку на столик. Протянула руку, вставила палец в одно из отверстий в диске аппарата, но не знала, куда смотреть — на диск или на Роджера. Роджер сделал еще шаг. Харри последовал за ним и притворил за собой дверь. — Откройте, — приказала женщина. Роджер впервые услышал ее голос. В нем был страх, но сама она страха не выказывала. Харри не среагировал на приказание. Роджер сделал еще шаг. Комната была длинной — и казалось, женщина находится от него на значительном расстоянии. — Не приближайтесь ко мне и откройте дверь, — голос ее звучал холодно и отчужденно. — Положите оружие и отойдите от телефона, — приказал Роджер. Эти слова он произнес шепотом, хотя не было никакой опасности быть услышанным из-за закрытой двери. Роджер сделал еще шаг. Оружие, направленное ему прямо в живот, не дрогнуло в ее руке, и он знал, что она не промахнется. Роджер не мог одновременно следить за ее взглядом и рукой, но наверняка заметил бы движение, если бы она вздумала нажать на спуск. Поэтому он следил за рукой, а не за взглядом женщины, и сделал еще один шаг вперед. Он почувствовал, как внезапно испарина выступила на лбу и шее, и даже вздрогнул. — Я не хочу причинять вам вреда, — произнес он, — я… И тут же мгновенно метнулся в сторону. Прогремел выстрел. Он почувствовал, что пуля прошила пиджак и… в этот момент вскрикнул Харри. Роджер прыгнул к женщине. Она с ужасом бросила взгляд на Харри. Потом снова вскинула пистолет, но покачнулась. Прогремел еще один выстрел, пуля вонзилась в пол, и тут Роджер схватил ее руку и завернул ее за спину. Споткнувшись о кровать, женщина упала на нее, но оружия не выпустила. Наконец Роджеру удалось захватить ее запястье и крепко сдавить — пистолет выпал, он схватил его и отскочил назад. — Она… — прохрипел Харри, — она попала в меня. — В его голосе звучали и страх, и какие-то просительные нотки. Роджер посмотрел на него. Харри стоял на коленях, держась рукой за бок. Сквозь его пальцы сочилась струйка крови. Он силился встать, но это ему не удавалось. Рот его исказила гримаса боли. Жена Кеннеди стояла возле кровати и молча буравила Роджера взглядом. Из телефонной трубки по-прежнему слышались гудки, но это его уже не беспокоило. Беспокоило другое. Слышали ли слуги вы стрелы? Прошло несколько секунд, прежде чем он сдвинулся с места, но они показались ему целой вечностью. Женщина отпрянула. Роджер схватил ее за плечо, повернул спиной и, переложив оружие в другую руку, ударил рукояткой в шею. Ему показалось, что он ударил скульптуру. Женщина со стоном повалилась на кровать. Роджер положил трубку на рычаг телефона. — Я все испортил, — проговорил Харри. Снаружи, с площадки не доносилось ни единого звука, но, если там кто-то был, он постарался бы действовать бесшумно. — Чепуха, — Роджер прошел мимо лежащего Харри. Держа пистолет в руке, осторожно приоткрыл дверь, затем вернулся и выключил свет. На площадке за дверью тускло мерцала лампочка. Он вгляделся в темноту лестницы — никого. Было тихо, лишь громко стучало его сердце. Дверь кабинета по-прежнему была открыта. Роджер вернулся, прошел мимо Харри и сказал успокаивающе: — Ничего, все будет в порядке, Харри. — Харри все так же зажимал рукой бок. Роджер подошел к женщине, поднял ее и на руках отнес в кабинет. Она была легкой, как ребенок. Он опустил ее в кресло и вернулся за Харри, который стоял все в том же положении, на коленях, облизывая языком пересохшие губы. — Я сейчас перенесу тебя в другую комнату. Не волнуйся. Держи крепче свой бок. Роджер даже застонал, с трудом отрывая от пола тело Харри. Он прошел с ним через лестничную площадку и опустил Харри на пол кабинета. Затем снова вернулся в спальню, стянул с кровати простыню и две подушки и быстро вышел, затворив за собой дверь. Войдя в кабинет, он так же плотно прикрыл дверь. Ни Харри, ни женщина не двигались. Роджер отодвинул кресло, в котором сидела женщина, от стола, чтобы она не взяла с него что-нибудь, пока он стоял к ней спиной, затем подложил подушку под голову Харри. — Дай-ка мне посмотреть. — Я все… конец, — с трудом прохрипел Харри. — Совсем не конец… еще долго до конца. Вот доктор… — Не надо… — в глазах Харри не было страха. — Лучше заканчивайте свое дело. — Он снова облизал пересохшие губы. Роджер отвел руку Харри, и кровь закапала на ковер. Рана, по-видимому, находилась слева и была не опасна. Роджер расстегнул жилет, ослабил пояс и приподнял набухшую рубашку. Кровь из раны побежала струйкой. Он сложил носовой платок в виде подушечки и приложил к ране, чтобы остановить кровь. — Подержи-ка вот так, Харри. — Роджер приложил его руку к платку, а сам принялся разрывать простыню на узкие полоски. Из одной он сделал еще подушечку, а другой стал перевязывать живот. Харри сжал зубы, превозмогая боль. Если немедленно отправить его в больницу, у него еще есть шанс. Через час все может кончиться плачевно. Роджер посмотрел на женщину. Казалось, она все еще находится в бессознательном состоянии. Сейф был распахнут настежь, инструменты и сумка лежали тут же на полу. Роджер подошел ближе. Металл еще был горячим. Сквозь отверстие Роджер увидел толстые рулоны бумаги, коробочки С драгоценностями, пачки денег, еще какие-то предметы. Он вынул несколько рулонов, стянутых широкой резинкой. Один из них оказался плотнее остальных — похоже на фотографии. Роджер сорвал резинку и увидел фотокопии с досье, выкраденных в Скотленд-Ярде. Он распаковал второй — там оказались списки: фамилии и адреса с пометками против каждой фамилии. Многие имена Роджер знал — это были люди, с которыми «Рейнер и К°» поддерживала деловые связи и которые поставляли дефицитные товары (артикулы поставляемых товаров были указаны в отдельной графе). В следующем рулоне он нашел имена и адреса, на этот раз не английские. На каждую страну континента приходилось по нескольку листов. Некоторые имена ему уже встречались, когда он занимался делом Дэлани». Значит, за ними стоял Кеннеди. Еще один список — пэры и члены парламента, следующий — пэры и члены политических партий. И наконец — имена биржевиков с незапятнанной репутацией. Были и еще списки, но Роджер не стал их просматривать… Эти документы представляли огромную ценность. Если передать их в Скотленд-Ярд, они с лихвой могли бы компенсировать его неудачу с Дэлани. Роджеру очень хотелось этого. Он отер пот со лба и отошел от сейфа. Жена Кеннеди пришла в себя и, сидя в своем кресле, широко открытыми глазами смотрела на Роджера. Между тем Харри чуть внятно произнес: «Ну вот и отбегался… теперь все…» Женщина сидела молча. Роджер подошел к письменному столу, мельком взглянул на разлетевшиеся по полу бумаги, снял телефонную трубку и стал набирать номер: WHI… — Не надо! — вдруг вскрикнула жена Кеннеди. — Не делайте этого! Вы только все испортите! — Ничего, зато кое-кто отправится на виселицу, — успокоил ее Роджер. Он набрал еще две цифры: 1 и 2. В последний раз Роджер звонил в Скотленд-Ярд, чтобы навести глупые справки о Слоуне, подбросить ему материал для размышления. Где-то теперь Слоун? — Вы будете очень богаты… — Я сыт по горло вашим богатством. — Роджер набрал еще одну единицу и двойку. В трубке раздались гудки. — Говорит Скотленд-Ярд. Мы к вашим услугам. Роджер судорожно глотнул слюну. — Чем могу помочь? — Я говорю от имени инспектора уголовного розыска Слоуна. Он просит немедленно прислать наряд с машиной по адресу: Маунт-джой-сквер, двадцать семь, а также карету «Скорой помощи» — здесь раненый. Он в тяжелом состоянии. — А мистер Слоун там? — Нет, он сейчас очень занят. Поторопитесь. — Хоршо, сэр, — дежурный трубки не положил. — Назовите ваше имя, сэр. — Мое имя Рейнер, Чарлз Рейнер. Я очень прошу вас поторопиться. — Хорошо, сэр. Я вызываю дежурный наряд. Роджер повесил трубку. Женщина не шевелилась, не двигался и Харри. В комнате стояла гробовая тишина. Роджер провел рукой по лицу и смахнул пот. Он не улыбнулся, ему почему-то не хотелось улыбаться. Дежурный наряд обычно приезжает быстро — патрульная машина и «скорая помощь» должны быть здесь минут через десять, значит, через десять минут все будет кончено. Нет только доказательств. Он воспользовался своим шансом и выиграл. Сложности, правда, не исчезнут: с Дженет, с мальчиками, со Слоуном. И еще: как ему убедить полицию быстро убрать с улицы машины, чтобы никто не сумел предупредить Кеннеди, когда он сюда явится. Как… В этот момент дверь в кабинет широко распахнулась и… вошел Кеннеди и с ним женщина в зеленом.Глава 24 ХЕММИНГУЭЙ
В руке Кеннеди был револьвер. Он вошел в кабинет и спокойно огляделся по сторонам. И хотя это был все тот же Кеннеди, что-то в нем изменилось. Но что? Автоматический пистолет его жены покоился в кармане Роджера. Он опустил руку в карман, но Кеннеди предупредил его движение: «Не стоит!» — сказал он и направил оружие на Роджера; тот уже не сомневался, что оно может выстрелить в любой момент. — Он только что позвонил в Скотленд-Ярд, Рэй, — сказала жена Кеннеди. — Торопись. Женщина в зеленом решительно пересекла кабинет, остановилась перед Роджером и вдруг ударила его по лицу. В этом ударе, в блеске ее глаз была жестокая беспощадность. Молча запустив руку в карман Роджера, она вытащила пистолет и, не сказав ни слова, отошла в сторону. Что же все-таки изменилось в облике Кеннеди? Он был тем же, но и одновременно другим! Ах, вот что — его глаза: они больше не источали серебристого огня, это были обычные, ничем не примечательные глаза. Именно они-то и изменили его внешность. — Что он им сказал? — спросил Кеннеди. — Он просил их приехать сюда. — С ним были еще люди? — Нет, только этот, — и миссис Кеннеди, указав на Харри, поднялась со своего кресла. Рядом с мужем она выглядела совсем маленькой. Тут в комнату вошел Перси. От неожиданности он на мгновение остановился. — Что я… — начал было Перси, но Кеннеди перебил его. — Собери все бумаги, Перси, и унеси их отсюда. На квартиру мисс Кеннеди не ходи — спрячь где-нибудь еще, а утром первым делом скажи Грэйс Хауэлл, чтобы она забрала детей Уэста. Его женой я займусь сам, но чуть позже. Передай Майерсу, что нужно убрать Слоуна, нам он больше не нужен. Перси начал складывать листы фотокопий и распихивать их по карманам. — Да поторопись же ты, — невозмутимо подгонял его Кеннеди. — О'кэй, босс, — ответил Перси. — Только без паники, нам это не в новинку. — Наконец засунул в карман последний рулон бумаги и выпрямился. Проходя мимо Роджера, он нанес ему сильный удар в челюсть. — Не теряй понапрасну время, — бросил ему Кеннеди. Вероятно, патрульные машины были уже на подходе, но, если они опоздают, тогда Перси уже не перехватить. Сейчас остановить его уже нельзя, разве что броситься и завязать драку, но это лишь ненадолго задержит его. Перси подошел к лежащему Харри, на момент задержался возле него, а потом пнул ногой. Харри издал громкий стон, от ярости кровь бросилась Роджеру в лицо. Перси ушел, Кеннеди прикрыл за ним дверь. Его жена открыла бар и смешала три коктейля. Секунды казались минутами. Кеннеди медленно подошел к Роджеру. — Ваша ошибка, Уэст, заключается в том, что вы полагали, будто мы не следим за вашим телохранителем. Но каждые два часа мы посылали к нему своего человека. Когда же Харри не оказалось на месте, мы догадались, что произошло. Изменив свое лицо, вы не изменили образа мыслей. Я же дал вам все… — К чему об этом говорить, — произнес Роджер. — Вам все равно не понять меня. — Он не представлял себе, чем все это может кончиться. Ясно одно — Кеннеди все равно выкрутится, ибо улики, эти проклятые улики исчезли вместе с Перси. И все же его интересовало, что на уме у этого человека. Сейчас Кеннеди уже не походил на себя, сейчас он превратился в Рэймонда Хеммингуэя. — Да, я действительно не понимаю вас, Уэст, — признался Кеннеди. — Вы судите о человеке лишь по его поступкам, — сказал Роджер. — Вы использовали все виды давления, которые только могли придумать, — угрозы в адрес жены и детей, шантаж. Ничего не вышло. Вам я больше не нужен, жена и мои дети — тоже. Они и так выстрадали достаточно, вы из чувства мести готовы еще больше наказать их. Вы низкий человек. — Вы так думаете, Уэст? — рассмеялся Кеннеди. — Ну ладно, я найду в Скотленд-Ярде еще кого-нибудь, а случай с вашей женой и детьми использую в «воспитательных» целях, чтобы подчинить себе другого человека. У меня уже есть кое-кто на примете в вашем Скотленд-Ярде. Банистер — хорошее, хотя и небольшое приобретение. Скотленд-Ярд поможет мне провернуть еще много крупных дел, но сейчас нет времени вдаваться в детали. — Он снова рассмеялся. — Одна деталь вас все же заинтересует. Я хочу застрелить вас. — Он направил на Роджера ствол револьвера. — Когда прибудет полиция, я скажу им, что жена услышала шаги в доме, пошла посмотреть, обнаружила вас двоих, одного застрелила, а другой ее обезоружил. Затем вернулся я и застал вас на месте преступления. Это яснее ясного — сейф-то вскрыт. В этом доме я — не Кеннеди, а уважаемый обществом человек и бизнесмен по фамилии Хеммингуэй. Очевидно, вам это известно. Я ничего не знаю, за исключением того, что в дом пробрались взломщики, которые и были убиты при попытке к бегству. Это убийство с целью самозащиты. Чтобы сделать его еще более правдоподобным, я подожду, пока появится полиция вот в этих дверях — выстрел произведет на них впечатление и послужит доказательством того, что я ждал их сколько мог, но вы предприняли последнюю отчаянную попытку. — Он снова захохотал. — Это хороший ход, Уэст, не правда ли? А вы молодец, ваш план почти удался. Харри — слабак. Для меня это будет уроком: не надо было привлекать к делу друзей рыжего Кайла. Дуло револьвера по-прежнему смотрело Роджеру в живот. Но одно Кеннеди все же забыл, да и его жена тоже: Роджер назвал имя Слоуна. Как онсумеет объяснить все это? Женщина в зеленом наконец сказала: — Рэй, хватит тратить время попусту. — Возможно, ты права, дорогая, — согласился Кеннеди и слегка приподнял дуло револьвера. Ну вот и все. Роджер внутренне весь подобрался. Может быть, стоит броситься вперед, создать видимость борьбы? Лицо смерти всегда отвратительно, а он смотрит ей в глаза, при таких обстоятельствах уже не важно, какой рукой она схватит тебя за горло. И тут Харри внезапно пнул Кеннеди ногой. Кеннеди, застигнутый врасплох, обернулся, но Харри снова ударил его. Роджер, как кошка, метнулся к женщине в зеленом. Она тоже смотрела на Харри. Роджер выхватил у нее оружие, она отпрянула, не удержалась на ногах и упала. Кеннеди выстрелил, но промахнулся. Роджер с пистолетом отскочил за книжный шкаф и тут же почувствовал, что пуля разорвала одежду, а следом услышал звук второго выстрела. Роджер прямо-таки вжался в стену. В поле зрения попадали лишь письменный стол и женщина, пытавшаяся подняться с пола. Кеннеди начал бесшумно подкрадываться к шкафу. Роджера он не видел и потому мог стрелять, лишь ориентируясь на его тень. Но тут дверь резко распахнулась. — Что здесь происходит? — раздался громкий голос. Роджер узнал его: он принадлежал инспектору Скотленд-Ярда Пилу. Роджер стоял за книжным шкафом. В комнату вошли еще Люди. Женщина в зеленом задыхающимся голосом воскликнула: — Осторожнее, он вооружен. — Кто вооружен? — спросил Пил. — Грабитель. Он — там. — И она указала на шкаф. Пил медленно направился к шкафу. — Только не вздумай шутить, — предупредил он. Пил появился перед Роджером, даже не взглянув на оружие в его руке. — Мы застали его на месте преступления, — заявил Кеннеди, и в его голосе прозвучала издевка. — Обоих застали. Этот — самый опасный, будьте с ним осторожнее. — Он не причинит нам вреда, — заметил Пил и протянул руку. — Отдайте мне, пожалуйста, ваше оружие. — Он был очень спокоен. — Вы Чарлз Рейнер, не так ли? Но тут вмешался Кеннеди: — Да, именно так. И… — С вами мы поговорим позже, — перебил его Пил. — Прошу ваше оружие, Рейнер, и не вздумайте шутить. — Пошли людей за Майерсом, — сказал Роджер, — тем самым, что из банды с Билк-стрит. Они схватили Слоуна и собираются разделаться с женой Уэста. Служанка в доме Уэста получила приказ похитить его детей. С этими словами Роджер протянул пистолет Пилу. Пил обратился к сержанту: — Вы слышали, что он сказал? Позвоните в Ярд, пусть возьмут Майерса и допросят служанку Уэста. Пил повернулся к Роджеру. — Откуда вам это известно? Теперь у Дженет появился хоть маленький шанс. — Это не имеет значения. — Инспектор… — начал было Кеннеди. — Не беспокойтесь, все в порядке, мистер Хеммингуэй. Роджер наконец вышел из своего угла. Женщина в зеленом присоединилась к жене Кеннеди. Их напряжение достигло высшей точки. Кеннеди стоял не шевелясь, лицо его было хмуро. Очевидно, он думал сейчас о том, какие обвинения предъявить. Но это вряд ли имело значение, ибо компрометирующих бумаг в комнате не было. И все же… Кроме Пила, здесь находились еще двое сотрудников Скотленд-Ярда — таких знакомых, внушительных на вид и уверенных в себе. Те двое осмотрели сейф и стали о чем-то переговариваться вполголоса. — Итак, что вы хотели сообщить мне, мистер Хеммингуэй? — Голос Пила звучал официально, без дружеских интонаций. — Вы говорили, что миссис Хеммингуэй неожиданно застала двух грабителей и застрелила одного из них. Потом приехали вы и едва не застрелили второго… — Только после того, как он направил оружие на меня. — Так, понятно. В доме был кто-нибудь из слуг? — На верхнем этаже. — И они ничего не слышали? — Нет. Грабители вывели из строя сигнализацию. — Вы пришли сюда вместе с женой? — Нет, с сестрой. — Кеннеди говорил спокойно. — Жена находилась на этом же этаже, одна. Вы не станете возражать, инспектор, если я налью ей немного вина, она так перенервничала сегодня? — И он направился к стенному бару. — Между прочим, мне бы хотелось предостеречь вас — не обращайте внимания на слова этого человека. Он соврет и недорого возьмет за это. — Кеннеди подошел к шкафчику и извлек бутылку. — Мне не наливайте, — заметил Пил довольно бесцеремонно, и Кеннеди взглянул на него, словно очень удивившись. Жена его, похожая на китайскую фарфоровую статуэтку, тяжело села в кресло и спрятала лицо в ладонях. Женщина в зеленом не спускала глаз с Роджера. Напряжение, царившее в комнате, достигло предела. — А почему бы и не выпить? — резко спросил Кеннеди. — Я предпочитаю не пить на работе, сэр. Кеннеди подчинился, хотя это было и не в его правилах. — Ну хорошо. Итак, как я уже сказал, Рейнер без сомнения… — Ваше заявление, сделанное в подобной обстановке, не является уликой, сэр. Человек должен представить доказательства и попытаться опровергнуть выдвинутые против него обвинения. Интересно, почему Пил ведет себя столь официально? — Скажите, инспектор Слоун давно ушел отсюда? — спросил Пил. Миссис Кеннеди затаила дыхание, но Кеннеди спокойно ответил: — Слоун? Не припоминаю такого имени. О-о, Рейнер, кажется, упомянул его только что. — Человек, который вызвал нас сюда, сказал, что говорит от имени Слоуна. Разве это не вы звонили? — Тут, должно быть, ошибка, инспектор. Я не… Ошибка? Это величайший просчет Кеннеди! Роджер почувствовал, как блаженное тепло стало разливаться по телу. — Так это не вы вызвали Скотленд-Ярд? — спросил Пил. — Нет, но мой шофер… — Насколько я понял, ваши слуги ничего не слышали? Браво, Пил, отличная работа, ничего не скажешь! — Мой шофер привез меня сюда. Он позвонил… — Он что, знаком с мистером Слоуном? — Откуда я знаю, черт возьми! — сорвался Кеннеди. — Возможно… может быть, он и упомянул имя Слоуна, чтобы вы побыстрее приехали. — Мы всегда быстро приезжаем, сэр. А где ваш шофер? — Его здесь нет. — Кеннеди нервно облизал губы. Обе женщины не сводили глаз с Пила, позабыв о Роджере. — Это я и сам вижу, — ответил Пил. — Интересно, а почему его нет? Почему вы его отослали? — Я его не отсылал… — Тогда почему же он ушел? — спросил Пил. Пил вырос в глазах Роджера. Роджер подошел к столу и присел на его край. Два сержанта переговаривались между собой шепотом, но Роджер их не слушал: он следил за беседой Пила и Кеннеди. — Не имею ни малейшего представления, — сказал Кеннеди. — Я даже не знал, что он ушел. — Вы не знали также, что мы арестовали его, не правда ли, сэр? Патрульная машина немедленно прибыла по вызову, и вашего шофера мы встретили на пороге вашего дома. При нем находилась масса разных документов — документов, которые, вне всякого сомнения, были изъяты вот из этого сейфа. Шофер сообщил, что вы приказали ему увезти эти бумаги. Он не ждал ареста, а потому у него не было времени придумать подобающую случаю ложь, сэр! Зачем вы отослали шофера с документами? У Кеннеди пропал дар речи. Жена его подалась вперед и закрыла лицо руками. — Ну что ж, рано или поздно мы это выясним, сэр, — произнес Пил монотонным голосом, которым говорил на протяжении всей беседы. — Значит, у вас есть что-то такое, что вы хотели бы утаить от нас? — Мне кажется, — ответил Кеннеди, — что вы превышаете свои полномочия, инспектор. — Он посмотрел на Роджера, пистолет все еще находился в его руке. Кеннеди слегка приподнял его ствол. — Я обвиняю этих двух людей в… Сержант, стоявший позади Кеннеди, неслышно приблизился и, прежде чем Кеннеди понял, что произошло, спокойно взял у него оружие. Кеннеди резко обернулся, его пальцы непроизвольно сжались в кулак, готовый к удару, но он вовремя сдержался и повернулся к Пилу. — Я настаиваю… — Один момент, сэр, если вы позволите. — Пил сделал знак рукой, и на лестнице послышались шаги. Роджер наблюдал за происходящим, еще не до конца поверив, что все окончилось, что он стался жив. Появился Перси — кто-то за дверью, невидимый Роджеру, с силой втолкнул его в комнату. Лицо его было бледно, как у Харри, а в глазах стоял страх. Он почувствовал на себе взгляд Кеннеди, но не посмел взглянуть на своего хозяина. Следом за ним в комнату вошел… Слоун. Роджер невольно воскликнул: «Билл!» Слоун улыбнулся Роджеру. Пил остолбенел от удивления. Сержант безмятежно стоял в дверях с пистолетом, отобранным у Кеннеди. — Привет, Роджер, — весело откликнулся Слоун. — Я еще в прошлый раз догадался, кто ты на самом деле. — Роджер Уэст?… — удивленно произнес Пил. Кеннеди шагнул вперед. — Вот именно, ренегат-полицейский. Это он вынудил меня… — Все ваши заявления, сэр, мы выслушаем в свое время, — перебил его Пил, но голос его сорвался, и он, не отрываясь, смотрел на Роджера. — Шеф едет сюда, он будет с минуты на минуту и тогда возьмет следствие в свои руки, — добавил Пил после паузы. Потом сглотнул слюну и прошептал: — Не может этого быть! — Может, — ответил Слоун. — Какой сюрприз для Дженет!Глава 25 СЮРПРИЗ ДЛЯ ДЖЕНЕТ
Прошло по крайней мере три часа, прежде чем Роджеру удалось приступить к рассказу. Чартуорд, прибывший вскоре после появления Слоуна, сидел вместе со Слоуном и Пилом в гостиной дома на Маунтджой-сквер, 27, и слушал. Сержант стенографировал беседу. Началась она сумбурно, но постепенно вошла в спокойное русло. Картина двух мрачных месяцев наполнялась деталями, многие из которых были откровением как для одной, так и для другой стороны. Наверху, в кабинете, сотрудники полиции изучали документы. Кеннеди, его жена и сестра были помещены в разные комнаты. Перси увезли в Скотленд-Ярд, Харри был отправлен в ближайшую больницу. Из разговора Роджер узнал, что в ту ночь Пил и еще двое сотрудников следили за Слоуном и видели, как его на Лайм-стрит схватили люди Майерса. Они проследили за ними и освободили Слоуна; Майерс и члены его банды в настоящее время были уже в тюрьме, так же как и Грэйс Хауэлл. Роджер продолжал свой рассказ… Во рту сухо, но он совсем забыл о том, что рядом с ним стояла бутылка виски и содовая. Роджер очень устал, но говорил живо. Он не улыбался, не менял интонации голоса, просто говорил, как если бы рассказывал доктору о ночных кошмарах, мучивших его долгих два месяца. Наконец он замолчал и сделал большой глоток из стакана. После продолжительной паузы Чартуорд спросил: — Но почему, Роджер? Как же так? — Вы имеете в виду, почему я позволил превратить себя в Рейнера? Почему не пришел к вам? — Нет-нет, тут все ясно. Я понимаю, что вы не могли упустить случай выведать, кто такой Кеннеди и чем он промышляет. Мне думается, я правильно вас понял. — Голос Чартуорда звучал довольно холодно. — Единственный путь уличить Кеннеди в преступлениях — заманить его в ловушку. Я просто не могу себе представить, как человек мог решиться на такое. Но теперь это уже не имеет значения. Меня интересует, зачем Кеннеди все это проделал? — Мы узнаем об этом, когда изучим весь его архив, — ответил Роджер. — Им занимается инспектор Чабб, и он уже пришел к кое-каким заключениям. — Пил поднялся со своего кресла. — Разрешите пойти посмотреть, сэр? Чартуорд что-то буркнул под нос: очевидно, это должно было означать «да». Пил вышел из комнаты. Чартуорд задумчиво барабанил пальцами по ручке кресла. Слоун сидел молча, откинувшись на спинку стула, и на его хмуром лице светилась счастливая улыбка. Отсутствовал Пил довольно долго, и за это время никто из сидящих в комнате не сдвинулся с места и не обронил ни слова. Чартуорд не мог оторвать взгляда от нового лица Роджера. Он казался теперь совсем иным человеком, но все же шеф пытался найти хоть какое-то сходство с прежним Уэстом. Три или четыре раза он сокрушенно качал головой. Наконец вошел Пил, в руках он держал документы, и глаза его светились радостью. — Ну, что? — резко бросил Чартуорд. — Здорово сработано, сэр! Вот эти бумаги и еще кое-какие документы раскрывают всю тайну! Кеннеди, оказывается, уже много лет занимался этим и за прошедшие годы разработал целую систему шантажа. Он оказывал давление на сотни людей. Сотни!… — Пил был настолько возбужден, что, рассказывая, не переставал нервно постукивать по столу рулоном принесенных документов. — Эта система чудовищна по своим масштабам. Основа ее — шантаж, шантаж повсюду, где только можно. От тянул из людей все соки, а их самих держал в страхе. Люди, поставлявшие товары «Рейнер и К9», вынуждены были подчиняться, ибо Кеннеди их шантажировал. Но все это мелочи. Он имел влияние на членов парламента, пэров, очень известных людей. Совершал крупные валютные операции, спекулировал драгоценностями. Мы нашли у него список лиц, с которыми он поддерживал деловые связи, — все они значатся в нашей картотеке. Кеннеди отдавал им приказы, а потом выгребал у них все без остатка. Майерс, например, признал, что все приказы он получал от шофера Перси Бриггса. В общем, это очень разветвленная организация, целый айсберг, и мы пока не знаем, что скрывается под водой. В этом доме Кеннеди проживал под фамилией Хеммингуэй и доверял лишь своей жене, сестре и Бриггсу. Он проник в министерство торговли, финансов и другие правительственные учреждения, и это приносило ему прибыль. Ему было нужно надежное прикрытие, а потому Кеннеди особенно себя не афишировал. Человек по фамилии Рейнер, работавший с ним некоторое время, отошел от дела и уехал в Африку, где сколотил себе состояние на алмазах. Он… — Кто вам это сказал? Ведь таких сведений в документах нет, не так ли? — перебил Пила Чартуорд. — Вы правы, сэр, но Майерс и Бриггс кое-чем поделились с нами. Я только что разговаривал с Ярдом, сэр, и мне сказали, что этот Рейнер умер несколько лет назад. Поэтому, когда Кеннеди планировал свою операцию против Уэста и создавал ему прикрытие, он присвоил ему имя Рейнера, передал его паспорт, связи — одним словом, все, что нужно. Сам же Кеннеди (кстати, это его настоящее имя) давно подумывал, как бы заполучить себе людей из Ярда, и случайно натолкнулся на одного… — Чэтуорт даже рот открыл от удивления, а Пил тем временем продолжал: — Тогда ему пришла в голову мысль подчинить себе кого-нибудь рангом повыше. И Кеннеди выбрал Уэста. Он прощупал его окружение и обнаружил, что у миссис Уэст есть кузина в Саррее. Именно это и дало ему толчок к разработке многоходовой и сложной операции. — А та молодая француженка… — начал было Слоун. — Вот именно, — согласился Пил. — Бриггс и о ней говорил. Она была влюблена в Кеннеди. Он ездил навещать ее в Париж, называл себя при этом Артуром Кингом, а заодно выяснил, известно ли ей что-нибудь о ее отце — рыжеволосом Кайле. Кеннеди очаровал ее. Он вообще пользовался успехом у хорошеньких женщин. Кайл же знал о Кеннеди гораздо больше остальных. Но Кеннеди была нужна его дочь. С ней он, правда, не заключал никаких сделок: она сама увязалась за ним в Англию. Тогда Кеннеди решил использовать ее для осуществления своего коварного замысла и поймать в ловушку Уэста. Он подыскал домик и устроил там с ней свидание. Теперь стало ясно, что именно Кеннеди убил девушку и напал на Уэста. — От долгого рассказа и возбуждения голос Пила звучал хрипло. — Конечно, в этом происшествии еще много всяких деталей, но общая схема вполне ясна. Перси Бриггс не торопится все выложить, но рассказывает он подробно, ибо знает, что это единственный способ спасти свою шею от петли. Когда Кеннеди требуется сделать «работу» — убийство или еще что, — он точно знает, кого использовать. Родился Кеннеди, если верить Бриггсу, в Ист-Энде, настоящий Хеммингуэй, за которого он себя выдавал, жил и умер за границей. Кеннеди занял его место. А так как у Хеммингуэя в Англии не было близких друзей, Кеннеди вынужден был расстаться со своими. В общем, уже сейчас у нас предостаточно оснований, чтобы предъявить обвинение и Кеннеди, и обеим женщинам. — Все это у меня не укладывается в голове, Роджер, — произнес с расстановкой Чартуорд. — Никогда и никто мне ничего подобного не рассказывал, да, наверное, и не расскажет. Не могу понять, как муж может сохранить в тайне от своей жены… зная вас и вашу жену… — … но зная также, как Кеннеди контролировал каждый мой шаг, — добавил Роджер. — Да-да, вот именно. Кстати, уже почти пять часов. Э-э… а как насчет вашей жены? Вам, наверное, не терпится увидеть ее? Хотя она… черт возьми, она же не узнает вас! И мальчики тоже… — Я попрошу сначала Марка Лессинга съездить к ней, — сказал Роджер. — Если вы ничего не имеете против, то я прямо сейчас и отправлюсь к нему. Слоун притормозил машину и махнул рукой Роджеру, когда тот выходил из дома Хеммингуэя. — Ну вот, теперь они все под замком, дружище. Бриггс все еще рассказывает. Ох и выдумщик этот Кеннеди! Ты знаешь, он придумал один трюк: закапывал какие-то капли в глаза — белладонну или что-то в этом роде, — и они меняли до неузнаваемости его внешность, после чего многие принимали его совсем за другого человека. Да и тебя, кажется, загипнотизировали его глаза… — И ты мне это рассказываешь?! — воскликнул Роджер. Слоун добродушно улыбнулся. Он был счастлив. — Кеннеди считал, что, подсунув твой труп, окажется в полной безопасности. Помнишь, я тебе говорил? — Конечно, помню. Ты был… — Ах, оставь! — Никогда.Роджер сидел в машине Марка Лессинга неподалеку от дома на Белл-стрит. Было чуть больше шести утра. На улицах только стали появляться первые автомашины, два-три человека вышли из своих домов. Белл-стрит была еще по-ночному тиха и пустынна. Марк что-то долго не возвращался. На тротуаре под окном машины уже скопилась горка окурков. Наконец появился Марк и сделал Роджеру знак рукой. Он не произнес ни слова, когда тот прошел мимо и свернул в ворота. В дверях стояла Дженет. Утренний свет падал на лицо Роджера. Он медленно приближался к ней, сердце его бешено колотилось. Более двух месяцев минуло с тех пор, как они виделись в последний раз. Роджер заметил на ее лице беспокойство и в то же время радостный блеск в глазах. Она смотрела на него, изучая каждую черточку его лица. Наконец медленно протянула ему навстречу дрожащие руки. Он взял их в свои, нежно притянул к себе жену, и тут Дженет громко разрыдалась.
Дженет сидела перед ним на мягком пуфе, закинув голову. Она крепко держала его за руку, словно боясь, что стоит лишь отпустить ее, и ей уже никогда не удастся дотронуться до Роджера вновь. Вдруг наверху раздался голос Скупи: — Ричард! Ричард! Никакого ответа. — Ричард! — голос Скупи стал громче. — Я проснулся, вставай, я уже проснулся! Сердце у Роджера готово было выскочить из груди. — А что скажут дети? — спросил он. — Я думал об этом тысячу раз, они ведь не узнают меня, они… — Они узнают тебя, стоит только тебе заговорить. — Голос Дженет срывался. — Я расскажу им все. Хотя нет, ты им сам расскажешь… О, нет-нет, лучше я. Теперь у них есть ты и у меня есть ты! Роджер, как это ужасно! Я потеряла всякую надежду. Я… — Я бы не осмелился… — Конечно, ты бы не осмелился. Но не вини себя, не беспокойся, дорогой, ни о чем. — Слезы катились из ее глаз. — А знаешь, у тебя совсем неплохое лицо, Роджер. Мне оно чем-то даже нравится… Наверху на лестнице внезапно воцарилась тишина, а затем раздался чистый голосок Ричарда: — Мама уже внизу. — И комната Грэйс пустая, — добавил Скупи. — Мама! — Мамочка! — Я скоро приду, мальчики. Идите в комнату Ричарда и не кричите так громко. Роджер произнес хриплым голосом: — Они уже в комнате Ричарда. Ничего не изменилось, господи! Я хочу видеть их, Джен. Я должен их видеть. Я… — Я сейчас схожу и поговорю с ними, — сказала Дженет. — Я скоро. — Она поднялась, затем склонилась над ним и поцеловала. Повернувшись, Дженет поспешно вышла из комнаты. Марк бродил по саду, засунув руки в карман. Поднявшись наверх, Дженет сказала веселым голосом: — Послушайте меня, мальчики, у меня есть для вас сюрприз. — Какой же это сюрприз, если ты плакала? — возразил Скупи. — Я ни в чем не виноват, я ничего такого не сделал, — по привычке стал защищаться Ричард. — Нет-нет, — Дженет с трудом выдавливала из себя слова. — А теперь послушайте меня, дети. У меня для вас радостная новость. По-настоящему я совсем не плакала. Я… я даже смеюсь. Случилось что-то вроде чуда… — Папа вернулся! — заорал Скупи во все горло. — Папа вернулся домой! — Папа! — взвизгнул вслед за ним Ричард. — Мальчики! Подождите меня. Да, это папа, но… Но они стремглав бросились вниз, стуча голыми пятками по ступенькам лестницы, а мать тщетно пыталась остановить их и предупредить о том, что их ожидает.
Журнал «Искатель» 1992, № 5
Джон Криси Убийца королев красоты
Роман
— Послушай, Бетти, тебе это ничего не даст, — говорил Хэролд Милсом прерывающимся от волнения голосом. — Разве что мимолетное удовлетворение. Потом ты всю жизнь будешь раскаиваться — я в этом уверен.
— Дорогой, ты просто ничего не понимаешь, — возразила Бетти. — Я должна это сделать. Такой шанс предоставляется раз в жизни. Сотни, да что я говорю, тысячи девушек пожертвовали бы ради такого всем на свете. Прошу тебя, не обижай меня из-за… из-за этого.
Милсом смотрел на нее, как смотрит простой смертный на богиню. Она и была настоящей богиней: юная, чистая, в ореоле сияющей красоты, которая причиняла Милсому нестерпимую боль, — это было видно по его глазам, по тому, как он стиснул зубы, точно пытаясь эту боль унять.
— Если говорить откровенно, то, мне кажется, Хэролд, я обладаю всеми данными, чтобы стать настоящей звездой. Да, да — звездой.
— Дурочка, ты всего лишь одна из многих тысяч, которые растрачивают впустую время и силы, расхаживая с идиотским видом по сцене и подлизываясь ко всяким грязным старикашкам, наивно полагая, будто от них что-то зависит. — Милсома явно прорвало. — Те же только и думают о том, как бы переспать…
— Хэролд!
— Да, понимаю, я груб. — Милсом попытался взять себя в руки. — Прости меня, Бетти, я не хотел тебя обидеть, но мне стало невмоготу, когда я подумал, что из тебя сделают шлюху, растопчут твою душу, доведут до отчаяния и вышвырнут вон. Поверь мне, это так и случится.
— Какой же ты глупый… — Бетти снова стала сама безмятежность. — Некоторые достигают вершин — вспомни хотя бы Вивьен Ли или Джин Симмонс. Они, как и я, начинали с нуля. Нет, у меня даже больше шансов — ведь я выиграла конкурс и…
— Лучше бы ты в нем не участвовала!
— Опять ты, Хэролд, за старое. Сам знаешь, это ничего не даст. Первый придешь поздравить меня с победой.
Внезапно Милсом схватил девушку за плечи и встряхнул. Она ничуть не испугалась — ведь они вместе росли.
— Послушай, идиотка, тебе никогда не удастся одержать победу. Тебя водят за нос. Никакой актрисы из тебя не выйдет. Тебе давно пора это понять и перестать делать из себя посмешище. Тебя выжмут, как лимон, и вышвырнут на помойку. И тогда тебе будет грош цена.
— Хэролд, мне больно, — ничуть не изменившимся голосом сказала Бетти.
Он и не подумал разжимать пальцы.
— Пожалуйста, отпусти меня. Ты делаешь мне больно.
Он разжал пальцы, убрал руки с плеч девушки и отошел в сторону, не спуская с нее глаз. В них снова появилась мука.
— Лучше б ты умерла! — в сердцах заявил он. — Послушай, Бетти, будь благоразумна. У меня теперь хорошая работа, и мы с тобой заживем припеваючи. Годика через два, а если хочешь, и раньше, мы сможем пожениться. Ты ведь создана для семейной жизни, а не для того, чтобы дрыгать ногами в каком-нибудь паршивеньком кордебалете или угождать мерзким старикашкам, у которых только и на уме, как бы…
— С меня хватит, — заявила Бетти.
Она повернулась и пошла прочь. В ее походке была природная грациозность, что тоже причиняло ему боль. Теперь девушка оказалась к Милсому спиной, но перед глазами стояло ее лицо. Казалось, вместе с ней от него уходит сама жизнь.
— Бетти! — хрипло окликнул он девушку и невольно сделал шаг в ее сторону.
Она даже не обернулась.
Милсом было устремился за ней, но внезапно остановился. Дорога шла слегка в гору, Бетти уже была почти у самой линии горизонта, вся в дымке золотистых летних сумерек. По обе стороны дороги высились деревья, за ними шла детская площадка, а еще дальше раскинулись заросли кустарников, среди которых уже бродили занятые поисками укромных уголков парочки. Дальше начинались улицы Комона, ведущие к небольшим частным домам этого пригорода Большого Лондона. Дома были выстроены из потемневшего от времени желтого кирпича и выглядели такими нарядными в последних лучах заката. Но это был обыкновенный обман — стоит спрятаться солнцу, как их желтизна тут же поблекнет.
На горизонте зловеще теснились темные облака.
Бетти шла по усыпанной гравием тропинке, держа путь в сторону этих домов, — мимо орущих и визжащих на площадке детей, мимо сторожа, который отдал ей честь, приложив ладонь к островерхой кепке, а потом долго смотрел вслед. Как и те трое юнцов, держащие путь в Комон. Один из них издал разбойничий свист. Услышав его, Хэролд Милсом побелел и стиснул кулаки.
Он сделал еще один шаг вперед, не сводя глаз с юнцов, — до них было ярдов сто.
— Успокойся, Хэролд, — сказал подошедший сзади мужчина.
Милсом резко обернулся.
Возле кустов стоял высокий тощий парень с длинной шеей и большим адамовым яблоком. Скорее всего он прятался за кустами и слышал все, что было сказано между Милсомом и Бетти.
— Какого черта ты здесь делаешь, Тик? — Милсом осатанел от злости и с удовольствием бы выместил ее на первом встречном. — А ну-ка говори: ты давно здесь торчишь?
— Успокойся, старина, — поспешно сказал Тик. — Это общественная земля, верно ведь? И я имею полное право…
— Ты давно здесь торчишь?
У Милсома сорвался голос.
— Нет. К тому же, парень, как тебе известно, я мухи не обижу. Советую тебе не принимать все близко к сердцу. Бери пример с Бетти. — Он заискивающе улыбнулся. — Что толку терять голову? Да она сама вернется, когда поймет, что ты был…
— Значит, ты торчал здесь все время. — У Милсома опять сорвался голос. — Ах ты паршивый шпион! Да я сейчас расквашу тебе рожу!
— Не тронь! — испуганно воскликнул Тик и поднял руки, пытаясь защититься.
Увы, напрасно.
Улары посыпались в лицо, грудь, живот. У Тика сразу же заплыл один глаз, во рту появился соленый привкус крови. Он хватал ртом воздух и звал на помощь, но свирепые кулаки молотили безостановочно.
Милсом оставил Тика в покое, лишь когда тот оказался на земле, и пошел, не разбирая дороги. Трое юнцов, один из которых свистел вслед Бетти, поспешили на место происшествия.
Тик рыдал, заливаясь смешанными с кровью слезами.
Час спустя Бетти хлопнула дверью и направилась в сторону пустыря. Дорогу ей освещали редкие уличные фонари. Конечно, не слишком приятно идти через пустырь, но это самый короткий путь к шоссе, а следовательно, к автобусу, который всего за полчаса доставит се в Уэст-энд. Бетти шла очень быстро. За ней вроде бы никто не увязался. Хватит с нее Хэролда, убеждала себя девушка. Очень жаль, что он ее не понимает. Стоит Хэролду настоять на своем, и она очутится в жалком домишке, окруженная оравой детей, — ведь он не раз говорил ей, что хочет иметь большую семью. Ладно, ну и что дальше? А вот что: два раза в неделю кино, очередь везти в школу своих и соседских детей, ко всему прочему расплывшаяся фигура. Да, да, такова цена счастливого материнства. Нет, нет, это не для нее, королевы красоты Южного Лондона, которой обещана небольшая роль в отечественном фильме. А там видно будет. Кто-кто, а она в себе уверена. Увы, ни родители, ни Хэролд этой уверенности в ней не поддерживают. С вершины холма было видно шоссе, освещенное зеленоватым светом фонарей. Вон там, слева, она совсем недавно разговаривала с Хэролдом… Внизу, в небольшой ложбине, очень темно — там самое темное место на всем пустыре. Стоит Бетти в нее спуститься, как ей становится не по себе и она невольно ускоряет шаги. Сегодня же страхи были какими-то подсознательными. Девушке казалось, будто она плывет на невидимом облаке, в голове возникали дивные мечты о славе кинозвезды, о красавцах героях, с которыми ей предстоит играть в кино, о муже-кинозвезде, толпах поклонников, триумфальном возвращении домой в Тэлхем на Хиндл-стрит. О, ее скромные тихие родители еще будут очень гордиться такой дочерью, а Хэролд Милсом нежно поцелует в щечку и попросит прощения. На пустыре была непроглядная тьма, если не считать далекого зеленоватого света фонарей. Внезапно в мечты ворвался чужеродный звук, и Бетти сбилась с шага. Она тут же его выровняла, стиснула кулаки и припустила быстрее, утопая каблуками в вязком торфе. Не надо смотреть по сторонам, нужно идти только вперед и вперед. Кажется, там кто-то есть, а? Может, сова?.. Говорят, на пустыре живет сова. Нет, она больше никогда не будет ходить по ночам одна этой дорогой. Хотя глупо из-за каких-то дурацких страхов терять целых двадцать минут, идя кружным путем. Скорей бы попасть в Уэст-энд — там много театров и все в ярких огнях. Она больше не в силах сидеть дома и слушать рассуждения отца о том, что лучше парня, чем Хэролд Милсом, ей не встретить, проживи она хоть сотню лет, или постоянное ворчание матери, считавшей дочку помешанной и предрекавшей ей всяческие несчастья из-за ее внешности. Снова этот звук. Будто кто-то тяжело дышит… На этот раз она обернулась. Было темно, но она разглядела белое пятно — лицо мужчины или женщины. Кто-то куда-то спешит… Побежал… — Нет, — прошептала Бетти, — не надо… Она тоже припустила бегом. Каблуки зацепились за траву, и она споткнулась. За ней кто-то гонится… Все ближе, ближе и дышит все громче. Девушке хотелось закричать, но горло сдавил спазм, Бежать, бежать из последних сил… Бетти была уже на вершине второго холма. Здесь чуточку светлей, видны не только эти зеленые уличные фонари, но даже желтые огни домов и магазинов, очертания крыш и деревьев. Теперь она в безопасности или почти в безопасности. Какая же она дурочка — поддалась панике. Нужно только ни в коем случае не замедлять шаги… Каблук завяз в земле, и Бетти упала. Она не ушиблась, но ее снова с головы до пят охватил ужас. Девушка попыталась подняться на ноги. Воздуха не хватало, а удары собственного сердца заглушали шаги неизвестного преследователя. Ей удалось подняться на колени. Но тут на нее упала черная тень. — Нет! — завопила она. — Н-е-т!!! Горло сдавили чьи-то пальцы. Как больно… Бетти отчаянно колотила ногами, руками, но боль не ослабевала. Ей и так уже нечем дышать. А пальцы сжимали все крепче и крепче. Померк свет. Грудь Бетти пронзила острая боль. Она понимала, что теряет сознание. Казалось, кто-то со свистом накачивает воздухом ее голову. Больно, ой, как же больно! Нет, просто невозможно терпеть… И тут боль, страх и все остальное растворились в кромешном мраке. Убийца наклонился, схватил девушку за лодыжки и поволок по траве в сторону темнеющих неподалеку кустов.
— А где же Уэст? — спрашивал инспектор уголовной полиции Тернбул. — Он что, всегда появляется после десяти? — Он вчера засиделся допоздна, — пояснил сержант. — Не пойму, почему Уэсту всегда так везет? — не унимался Тернбул. — Мне и раньше говорили, будто Старик танцует под его дудку. А если поладишь с Чэтуортом, считай, тебе подкинут дельце с убийством. Да, скажу я вам, все это весьма и весьма странно. — А я скажу, что вам бы лучше помолчать, — заметил сержант. Тернбул, судя по всему, последовал его совету. Он подошел к столу Роджера Уэста, одному из пяти в огромном помещении офиса, и уселся в кресло. Никто из присутствующих не сказал ему, что это равносильно святотатству — весь Скотленд-Ярд считал, что Тернбул сам напрашивается на неприятности. Тернбул был очень даже не глуп, и если бы не его тщеславие и вечное злословие по поводу окружающих, наверняка мог бы сделать блестящую карьеру в Ярде. Итак, он восседал в кресле Уэста и читал рапорты из полицейского участка Тэлхема об убийстве девушки по фамилии Бетти Джелибранд. В рапорте говорилось, что это была привлекательная блондинка, следовательно, прессе есть чем поживиться. Тернбул внимательно вчитался в рапорт. Сержант куда-то вышел, а два старших инспектора старательно игнорировали Тернбула. На столе у Роджера зазвонил телефон. Тернбул схватил трубку. — Это Тернбул… О, сэр, доброе утро. — Услышав, как изменился голос Тернбула, оба инспектора оторвались от своих дел и обменялись понимающими взглядами. — Нет, сэр, его еще нет… Нет, сэр, думаю, его нет вообще… Да, да, как только я его увижу, непременно передам. Он положил трубку и посмотрел на ястребиный профиль одного старшего инспектора и широкую спину другого. — Это был сам великий сэр Гай Чэтуорт. Мне показалось, он слегка недоволен. Ему никто не ответил. Тернбул метнул злобный взгляд в сторону своих коллег и снова потянулся к трубке. Прежде чем заняться изучением изложенных в рапорте скудных сведений о Бетти Джелибранд, он велел телефонистке поставить его в известность, когда старший инспектор Уэст войдет в здание Ярда. Хмыкнув, бросил на стол прочитанный рапорт, вынул из кармана пачку турецких сигарет и закурил. — Джим, ты не возражаешь, если я открою окно? — секунду спустя поинтересовался у своего коллеги старший инспектор с ястребиным профилем. — Давай я помогу тебе, — буркнул его коллега. Тернбул притворился, будто погружен в чтение. Прибыл сержант, спустя две минуты еще один. Теперь в офисе было пять человек. Наконец открылась дверь, и на пороге появился Роджер Уэст. В повадках Уэста ощущалась порывистость, но не поспешность. Словно ему не терпится разделаться с текущей работой и немедленно приняться за другую. Присутствующие в офисе разом взглянули на Уэста и улыбнулись — все они видели, как посмотрел Роджер на сидящего за его столом Тернбула. Сам Тернбул ничего не заметил. Несмотря на распахнутое настежь окно, в офисе стоял крепкий запах турецкого табака. Все четверо полицейских затаились в предвкушении представления: сейчас Роджер распечет подчиненного, рассевшегося как ни в чем не бывало за его столом, к тому же тот отравляет воздух табачным дымом. Уэст, широкоплечий мужчина шести футов, с правильными чертами лица и светлыми волнистыми волосами, получил в Ярде прозвище «Красавчик». Он весело подмигнул всем четверым и направился к Тернбулу. По его лицу нельзя было определить, что у него на уме. Наконец его тень упала на Тернбула. Тот поднял глаза и в удивлении уставился на своего шефа. Похоже, ему даже стало слегка не по себе. — Меня дожидаешься? — поинтересовался Уэст. — Э-э… да. Принес тебе вот это. — Тернбул не спеша поднялся и взял со стола рапорт. — Работенка в Тэлхеме. Убита девица девятнадцати лет. Вернее, задушена. — Тернбул снова чувствовал себя на коне — детектив с бесстрастным лицом, которого ничем не удивишь. — Следов изнасилования не обнаружено. Жертва, по всей вероятности, поцарапала убийце лицо и руки. Если верить показаниям трех абсолютно разных людей из этой округи, девчонка была смазлива. Местная королева красоты. — Ну да? — недоверчиво буркнул Роджер. Рассказывая, Тернбул вышел из-за стола шефа, и Уэст наконец смог сесть. — Сэр Гай выразил пожелание, чтобы ты отправился в Тэлхем, — доложил Тернбул. — Он несколько раз тебе звонил. — Я от него, — бросил Уэст. — Ты поедешь со мной. У Тернбула блеснули глаза. — Замечательно. Я…. — Нам предстоит поупражняться в логике и дедукции, — продолжал Уэст. — Только, пожалуйста, не забывай, что имеешь дело с людьми, ладно? Помягче с родителями девушки. — К черту родителей, — бросил Тернбул. — Меня интересует ее приятель, этот Хэролд Милсом. — Серьезно? — Уэст внимательно посмотрел на коллегу. — Надеюсь, он тебя не разочарует. Свяжись с Комоном и доложи, что мы едем. А после взгляни, готова ли моя машина, ладно? По дороге сюда сломался насос. Если механики все еще возятся, возьмем, что дадут. Не думаю, чтобы нам пришлось кого-то догонять. — Можем взять мою, — с готовностью предложил Тернбул — у него был мощный «ягуар». — Нет, спасибо, — отказался Уэст. Тернбулу это определенно не понравилось, по он лишь пожал плечами и удалился. Когда за ним закрылась дверь, Уэст помахал у себя перед носом рукой, разгоняя табачный дым, посмотрел на окна, закурил сигарету из вирджинского табака и принялся просматривать рапорты. Минут через десять зазвонил телефон. — Але?.. Да, Тернбул, я сейчас спущусь. — Красавчик, что ты не устроишь этому типу взбучку? — поинтересовался старший инспектор с ястребиным профилем. — Его нужно время от времени осаживать. — Зачем же осаживать хорошего человека? — Улыбка на лице Уэста свидетельствовала о том, что к Тернбулу он не питает никаких чувств. — Увидимся позже. Отправь срочные депеши в Комон. — О'кей. Ястребиный профиль улыбнулся. — Пожалуйста, сделай вот еще что. — Уэст задержался на пороге. — Отыщи дела всех девушек, убитых за последние три месяца. Я имею в виду нераскрытые дела, ладно? Только ни в коем случае не показывай их мистеру Тернбулу. Уэст захлопнул за собой дверь. Он шагал широкими неотапливаемыми коридорами Ярда, небрежно насвистывая. Спустившись в большом лифте, сбежал по каменным ступенькам лестницы на тротуар. Тернбул стоял возле зеленого «морриса» Уэста. — Замечательно, — кивнул Уэст, — Поехали.
Девушка лежала на мраморном столе в холодном, плохо освещенном морге полицейского участка Мидл Комон. Снаружи с шумом проносились машины, однако внутри стояла тишина. Сторож морга, успевший за свою долгую службу привыкнуть ко всему на свете, включил над головой девушки лампу. — Так лучше? — поинтересовался он у Уэста. Уэст с Терибулом, не отрываясь, смотрели на труп Бетти Джелибранд. — Кто-то потеряет покой и сон, — заметил Тернбул. — Настоящая красотка. Уэст смерил коллегу испытующим взглядом и занялся изучением синяков на шее девушки. Их было много — темные, посветлей, — они указывали на то, что совершено зверское убийство. Он смотрел голову Бетти, обнаружил, что кое-где с корнем вырваны волосы, — очевидно, когда девушку тащили в укрытие, ее волосы цеплялись за кусты. На лодыжках тоже были синяки от пальцев. — Обрати внимание: несколько спущенных петель на чулках, но ни одной дыры, — сказал Тернбул. — Знаешь, о чем это говорит? — О чем? — О том, что у этого типа холеные руки. Физическим трудом он не занимается. Вероятно, коротко подстригает ногти, может, даже обкусывает их. Попробуй-ка взять ее за лодыжки и потащить. — Тернбул продемонстрировал все наглядно, точно перед ним было не человеческое тело, а пластиковая модель. — Обязательно останутся на чулках дыры, здесь же их нет. Да в ней не меньше десяти стоунов[12]. Ядреная кобылка, однако… — Он мог быть в перчатках, — бесстрастным голосом констатировал Уэст. — В перчатках — и такие синяки? — Тернбул указал пальцем на шею девушки. — Уверен, ты сам так не считаешь. — Он фыркнул. — К тому же ночь была теплая. Да, не слишком густо, а? Они еще полчаса провели в офисе морга наверху, разглядывая фотографии и слушая рассказы о родителях девушки, ее коронации на конкурсе красоты в Южном Лондоне, ее надеждах, планах, о приятеле по имени Хэролд Милсом и прочие подробности из биографии, казавшиеся значительными для местных полицейских и скучными для Тернбула. Потом поехали на пустырь, который на самом деле был небольшим парком без ворот и ограды. Пышная зелень дышала свежестью, — в том году в мае выпало много дождей, сейчас только начался июнь. Под теплым солнцем распускались цветы рододендронов — розовые, красные, багровые. Полицейские образовали с помощью веревки полукруг, в котором оказались и рододендроны. Толпа глазела на переодетых сыщиков, обследовавших цветущие кусты, куда наведалась смерть. Уэст зашел за ограждение, Тернбул следовал за ним по пятам. Они разглядывали место, где лежало тело, — оно могло пролежать там много часов и даже дней, если бы не шустрая собачонка и ее старый хозяин, решивший, что песик нашел носовой платок. Они видели след, оставленный телом девушки, когда его волокли, — за колючие кусты куманики и боярышника цеплялись ее волосы… — По-моему, давно пора побеседовать с этим ее приятелем, Милсомом, — изрек Тернбул с едва скрываемым нетерпением. — Она получила титул королевы красоты, что вовсе неудивительно с такой фигурой и внешностью, и бросила этого парня, верно? — Возможно, ты прав, — кивнул Уэст. Он определенно никуда не спешил. Тернбулу пришлось сделать над собой усилие и умерить свой пыл. — Вовсе не в наших интересах, чтобы он смылся, а? — Ты так думаешь? — Впервые за все время в глазах Уэста появились насмешливые искорки. — Что это, обвиняющий перст? — Ты сам знаешь, что убийца — опасный тип. Если это на самом деле Милсом, нам бы не мешало знать, где он сейчас. — Мы узнаем об этом в самое ближайшее время, — пообещал Уэст, — На самом же деле… — Он не договорил, поскольку полицейский, охраняющий территорию за веревкой, оставил отчаянно жестикулирующего мужчину и направился к ним. — А, да ладно, это не столь важно, — бросил Роджер Тернбулу и шагнул навстречу полицейскому. Он не спускал глаз с мужчины, который продолжал что-то говорить и размахивать руками. Тот был молод и приметен — распухшие губы, заплывший глаз, поцарапанный лоб и порванное ухо. Роджер обратил внимание, что у мужчины тонкая шея и большое адамово яблоко. Констебль приложил ладонь к козырьку. — Прошу прощения, сэр, — тут один человек хочет вам что-то сказать. — Вы его знаете? — И да, и нет, — ответил констебль. — Его фамилия Картер. Тик Картер. — Казалось, констебль вот-вот ухмыльнется. — Здешний старожил. Он говорит… Тик Картер вдруг перепрыгнул через веревку и неуклюже поспешил в их сторону. — Я знаю, кто это сделал! — заорал он так громко, точно вокруг были глухие. — Эта свинья Милсом, вот кто! Вчера вечером они здесь поскандалили. Еще как поскандалили. И он… он чуть меня не убил. Взгляните на мое лицо! Нет, вы только взгляните… — Успокойся! — рявкнул констебль. — А я что говорил? Я его унюхал! — ввернул Тернбул. — Я бы на твоем месте говорил потише, — посоветовал Уэст Тику Картеру, —Ну-ка, расскажи подробней. Тернбул уже держал наготове блокнот и ручку. Ручка тут же забегала по бумаге. На его физиономии появилось выражение, можно сказать, злорадного удовлетворения. Через десять минут Уэст, Тернбул и один из местных полицейских держали путь в магазин на Тэлхем-Хай-стрит, где работал Милсом. А еще через десять минут они уже знали, что он сегодня там не объявлялся. Милсом снимал квартиру по соседству. Хозяйка беспокоилась, что жилец не ночевал дома.
— Мистер Хэролд Милсом скоро окажется у нас в руках, — уверенно заявил Тернбул, — Мы отправили за ним погоню, и он от над никуда не уйдет. — Тернбул улыбнулся Роджеру. — Я был уверен в этом с самого начала. — Интуиция? — снисходительно поинтересовался Уэст. — Слишком громко сказано… Сам знаешь, что это такое. Ты тоже определяешь их на расстоянии. Тернбул сидел рядом с Роджером в машине и самодовольно улыбался. Они застряли в пробке часа «пик». Теплый вечерний воздух был пропитан выхлопными газами и бензиновыми парами, косые лучи заходящего солнца золотили городской пейзаж. Их машина двигалась по крайней полосе — Роджер собрался свернуть влево и выбраться из пробки. Тернбул — импозантный парень, размышлял он. Такие пользуются успехом у женщин. У него золотисто-каштановые, волнистые полосы, гладкая кожа и бронзовый загар — похоже, любит проводить время на солнце. Часто улыбается, обнажая при этом крупные белые зубы, Болтают, будто Тернбул — сын богатого австралийца, решивший сделать карьеру в Ярде и стремительно восходивший по служебной лестнице, Так оно или нет на самом деле, никакого значения не имеет. Тернбул ездит на мощном «ягуаре», а такую машину может позволить себе разве что помощник комиссара Скотленд-Ярда. Впереди медленно полз автобус. — Фью! — громко свистнул Тернбул, и Роджер от неожиданности резко повернулся к нему. Мотор заглох. Он тут же его завел, успев приметить сворачивавшую за угол девушку. Тернбул, разумеется, тоже на нее глазел. И она того стоила. На девушке было ярко-синее платье, схваченное в талии широким белым поясом, большая белая шляпа с низко свисающими полями и огромная белая сумка в руках. Ее фигуре позавидовала бы любая манекенщица, и она, черт возьми, об этом знала. Как и о том, что почти каждый встречный мужчина глядит ей вслед. — Да, ну и штучка, — отметил Тернбул, не сводя с девушки глаз… — Но та кошечка, держу пари, еще смазливей. — Какая? — Малышка Бетти Джелибранд. Уэст ничего не сказал. Заметив, что машины впереди пришли в движение, он шмыгнул в образовавшийся просвет. Они не обменялись ни единым словом до самого Ярда, Тернбул напевал незнакомый Роджеру мотивчик. Возле здания мальчишка-газетчик зазывал прохожих; — Разыскивается мужчина! Читайте об этом в газете! Читайте в газете о последнем убийстве! Он задорно улыбнулся полицейским. — Наглый гаденыш, — проворчал Тернбул. — Вот когда-нибудь возьму и оборву ему уши. — Хоть ты и полицейский, все равно это будет расценено как нарушение правопорядка, — заметил Уэст. — Пожалуйста, поднимись и напиши рапорт. — Может, сделаем это вместе? — Нет. Это твое дело. Тернбул обиделся. Когда они расстались, Роджер прошел в свой офис и позвонил помощнику комиссара, но Чэтуорта на месте не оказалось. Роджер достал из пакета, который принес с собой, фотографии, разложил их на столе. На них была Бетти в короне королевы красоты Южного Лондона, Бетти с другими участницами конкурса, Бетти с отцом и матерью. Она была единственным ребенком в семье. Рядом лежали две фотографии Хэролда Милсома. Люди, знавшие его, клялись, что сходство с оригиналом стопроцентное. Если верить фотографиям, Милсом — симпатичный мужчина лет тридцати с орлиным носом и гривой волос. Один из приятелей Милсома утверждает, что у того темные волосы, карие глаза и смуглая, оливкового цвета, кожа. Похоже, он пользуется симпатией у окружающих. До сегодняшнего дня Милсом торговал изделиями из кожи в небольшом магазинчике в Тэлхеме. Роджер припоминал десятки людей, с которыми они беседовали, работодателя Милсома, его сослуживцев, подчиненных, квартирную хозяйку. Последняя чуть ли не рыдала от горя. Потом он вспомнил Джелибрандов — потрясенных, подавленных, едва живых от обрушившейся на них страшной беды. Отец лишился дара речи, мать, напротив, стала неестественно говорлива. Оба чувствовали себя виноватыми — в ту ночь у них случился скандал, после которого Бетти ушла из дома. Если бы она не ушла в ту ночь из дома… В разговоре с родителями Бетти Тернбул проявлял нетерпение. Его интересовали подробности о Хэролде Милсоме. Тернбул находчив, насторожен, хитер и очень настойчив. О, это толковый малый, и его единственная ошибка была в том, что он ограничился Милсомом. Роджер Уэст внимательно изучал фотографии… Бетти была настоящей красавицей, куда красивей победительниц других конкурсов. Кстати, выигранный ею конкурс очень значительный. Его устраивает Конуэйз, солидная корпорация, производящая мыло и стиральные порошки. Таких конкурсов проводится двенадцать: четыре в Лондоне, пять в городах Англии, по одному в Шотландия, Уэльсе и Северной Ирландии. Финалистки получают значительные шансы завоевать весь мир. Да, девушка была воистину красива, и Милсом наверняка от этого страдал. Тик Картер, которого как выяснил Роджер, еще со школьной скамьи прозвали Клещом, тоже производил впечатление озлобленного человека, но, по общему признанию окружающих, не любил врать. Были и другие свидетели, в том числе те три юнца, наблюдавших, как Милсон набросился на Картера. Иногда все идет как по маслу, и тот, на кого с самого начала падает подозрение, оказывается виновным. Тернбул твердо уверовал в то, что на этот раз все именно так и есть. У Роджера подобной уверенности не было, однако он понимал, что его скепсис вызван самоуверенностью Тернбула. Чего греха таить, он недолюбливал инспектора Тернбула и надеялся, им не придется слишком долго работать вместе, и тем не менее проявлял исключительную беспристрастность суждений. Да, Тернбул отличается впечатлительностью, догматик, страдает ограниченностью, но смышлен и очень добросовестен. Достаточно короткой команды — и Тернбул натравит на Милсома весь Ярд. Открылась дверь, и вошел Ястребиный профиль. — Привет, Красавчик. Удачный денек? — Средненький. — Только что имел честь лицезреть их милость сэра Ради Уоррена Тернбула, — сказал Ястребиный профиль. — Жалуется, что ты заставил его писать рапорт, авторство которого присвоишь себе. Советую держать его на коротком поводке. Что касается меня, то я бы ни за что не упустил такой возможности. — Смотри, как бы он тебя не укусил. — Роджер усмехнулся. — Добыл что-нибудь для меня? — Ты о чем? — Об убитых девушках. — Господи, разумеется, — Ястребиный профиль плюхнулся в кресло и стал копаться в бумагах на столе, — За три месяца девять случаев. Вот, взгляни: — Он протянул Роджеру пачку рапортов. — Но вряд ли это тебе здорово поможет. Трое зарезаны ножом, одна утонула, еще одну убили тяжелым предметом, троих задушили. Да, нам бы жилось куда легче, кабы не было на белом смете этих сексуальных приманок, — заметил Ястребиный профиль почти серьезно. — Всех без исключения? — Ну, пусть их останется совсем немного. Роджер просмотрел рапорты. Кое-что из написанного там он помнил, о другом имел лишь смутное представление. Одно из описанных убийств как две капли воды похоже на убийство Бетти Джелибранд — была задушена миловидная девушка из той же среды, мотивы преступления все еще оставались неясны. На теле убитой не обнаружено никаких следов сексуального насилия. И вдруг Роджер присвистнул от изумления. К рапорту была приложена подробная схема местности, где было обнаружено тело, на ней указан путь, по которому волокли задушенную девушку, чтобы спрятать ее в кустах. Если не считать показаний избитого Тика Картера и исчезновения Хэролда Милсома, все один к одному. Фамилия убитой — Хилда Шоу, убийство произошло в Тотенхеме, весьма похожем на Тэлхем. Распахнулась дверь, и в комнату влетел Тернбул. — Рапорт готов, — доложил он с порога. — Будешь читать или можно подшить к делу? — Просмотрю, — сказал Роджер. — Благодарствую, сэр. — Тернбул с трудом сдерживал ярость. — Поправь, если что не так. Звонили из Челси — вроде бы Милсома видели там. Может, мне туда смотаться? — Может быть, — не без колебаний ответил Роджер. — О'кей. Тернбул вышел, хлопнув дверью. Роджер принялся читать рапорт — он был написан блестяще. Этот малый хорошо владел стилем (чего не скажешь о большинстве его коллег по Ярду), точен в формулировках. К тому же умен и даже хитер. Здесь ничто не говорит, что Тернбул считает доказанной вину Милсома. Напротив, он рекомендует местной полиции ускорить расследование по выявлению приятелей Бетти Джелибранд. «У привлекательных девушек вроде погибшей, как правило, много приятелей», — пояснял он, что являлось единственной ошибкой, ибо было рассчитано на публику. Внизу листа стояла жирная подпись Тернбула. Роджер едва заметно улыбнулся и написал: «Прочитано и одобрено» — и поставил свои инициалы. Нужно непременно повидать Чэтуорта, а также пролистать дюжину аналогичных дел. В последнее время он без остатка отдается работе. Быть может, следует передать это новое дело об убийстве Тернбулу и окружной полиции Тэлхема, но, черт побери, не дает покоя аналогичное происшествие в Тотенхеме. Ту девушку тоже волокли за ноги и… Роджер снова уткнулся в рапорт из Тотенхема — он весь построен на сугубо фактическом материале и дает полную картину случившегося. Что там насчет чулок?.. Ага, все то же самое: «Слегка повреждены нейлоновые чулки на убитой». Он набрал номер телефона архива. — Подберите мне все, что сможете, по делу об убийстве Хилды Шоу. Тотенхем, шесть недель тому назад, — сказал он. — Слушаюсь, сэр. — Мне не посылайте, я сам зайду. Сказав это, Роджер сам удивился. Ну конечно же, ему не хочется, чтобы Тернбул догадался о ходе его рассуждений. Пускай это останется для него тайной. Тут его вызвал Чэтуорт, дородный детина с бурно седеющей густой шевелюрой, очень смахивающий на оказавшегося не на своем месте фермера. Его кабинет оформлен в ультрасовременном дизайне — сплошь черное стекло и хромированная мебель. Да, Чэтуорт явно боится отстать от времени. — Будем надеяться, что вы на правильном пути, — проворчал шеф, попыхивая небольшой манильской сигарой. — Тернбул еще не доложил, как там у него дела с этим Милсомом? — Пока нет. — Кстати, по поводу Тернбула. Он что, на самом деле такой, как о нем тут поговаривают? Роджер давно ждал этого вопроса. — У меня создалось впечатление, что Тернбул очень квалифицированный работник, сэр, По крайней мере рапорт он составил безукоризненно. — Вот как? — Чэтуорт задумался. — Хорошо. Я просмотрю этот рапорт. Роджер отправился к себе. Скоро шесть. Денек выдался тяжелый, и вечер хотелось провести дома. Его жена, Джанет, периодически ругает Ярд, в котором ее муж, как ей кажется, днюет и ночует и где на него наваливают самую ответственную работу. Стоит Роджеру провести один-единственный вечерок дома, и Джанет наверняка успокоится. Он черкнул записку и только потянулся было к шляпе, как зазвонил телефон. — Уэст слушает. Да, я буду с ним говорить. Хорошо, подожду. Он пошарил левой рукой, нащупывая сигареты. Тернбул уговорил кого-то из местных полицейских набрать номер Ярда и позвать к телефону старшего инспектора Уэста. Тернбул определенно считает себя большой шишкой, а следовательно, не может тратить попусту свое драгоценное время. — Это ты, Красавчик? — раздался в трубке голос. — Говорит Тернбул. Кажется, он у нас в руках. — Милсом? — Да. Он на крыше церкви, Брикли-стрит, Челси, возле Чейн-Уок. Но он вооружен. — А ты уверен, что это Милсом? — не спеша переспросил Роджер. — Конечно, уверен. Я решил, ты должен быть в курсе событий. Лезу за ним. — Нет, оставайся внизу, — отрывисто приказал Роджер. — Поставь окружение и жди меня. — Но ведь… — Я сказал — жди! — рявкнул Роджер и, бросив трубку, кинулся к двери. Церковь была намного выше домов в округе. Ее изящная стройная колокольня смотрела на широкую и спокойную Темзу, подпоясанную тремя мостами, на расположенную неподалеку каменную громаду тепловой станции Бэттерси, из широкой трубы которой валили клубы плотного белого дыма и медленно плыли над крышами убогих домишек на противоположном берегу реки. Полицейские осаживали толпу зевак. Уже успели поставить знак объезда. Роджера остановил замотанный, но вежливый констебль. Это был пример терпеливости и педантичности, что присуще лондонской полиции в моменты ответственных испытаний.. — Прошу прощения, сэр, проезд закрыт, — сказал констебль. — Развернетесь, второй поворот направо и… — Я Уэст. — Кто?.. О, мистер Уэст. Прошу прощения, сэр. Роджер ехал по опустевшей улице, чувствуя на себе завистливые взгляды подростков. Толпа насчитывала человек сто или даже больше. Повсюду сновали газетчики. Впереди высилась колокольня в обрамлении строительных лесов. Свернув за угол, он увидел группку местных полицейских и отряд пожарных в стальных шлемах, уже готовивших выдвижную лестницу. Словом, все, кроме Тернбула, были на своих местах. Роджер затормозил возле пожарной машины, и к нему приблизился добродушный толстяк — суперинтендант местной полиции. — Приветствую, Красавчик. Вижу, не теряешь зря время. — Привет, Тедди. Где мой посланник? — Тернбул, что ли? — Он. Полицейский скорчил гримасу. — Внутри. А скорее всего уже на крыше. Его не удержишь. Выходит, Тернбул не повиновался его приказу. Терпимость и терпеливость — качества похвальные, но к Тернбулу рано или поздно придется применять самые крутые меры. Может, прямо сейчас. Роджер кивнул суперинтенданту и направился к распахнутым настежь церковным воротам. Тедди шел рядом, на ходу просвещая коллегу из Ярда. На крышу можно было взобраться и изнутри церкви, и снаружи — не так давно колокольня пострадала от взрывной волны, и теперь ее ремонтировали. Что касается самой церкви, то она почти не пострадала — всего несколько дыр в крыше. Похоже, Милсом попросил здесь убежища, а его опознал проходивший мимо констебль и поднял тревогу. Пока прогремел один-единственный выстрел: стреляли в констебля, который находился в церкви. — Внутри? — изумился Роджер, не веря собственным ушам. В церкви стоял полумрак. Все окна, кроме одного, были застеклены обыкновенным прозрачным стеклом, Окно же позади алтаря сверкало и переливалось в лучах заходящего солнца, нимб вокруг запечатленного на нем в радуге разноцветных стеклышек Христа отливал золотом. — Пуля попала в дверь ризницы, — пояснил суперинтендант. — Наш человек вошел сюда через ризницу, а Милсом в это время как раз взбирался на крышу. Крышу поддерживали толстые дубовые стропила. В некоторых местах был натянут зеленый парусиновый тент, чтобы не протекало внутрь. Толстые стены из серого камня говорили о прочности божьего храма. Возле ступенек алтаря стояли два полисмена без касок. — Вряд ли он станет спускаться здесь, — полушепотом сказал суперинтендант. — Но все-таки нам лучше быть наготове. — Правильно. Когда Тернбул вошел в церковь? — После разговора с тобой. Его нигде не было. Полицейские сообщили, что он зашел за алтарь — оттуда вела лестница наверх. — Милсом на крыше, поэтому здесь можно спокойно подняться, — сказал суперинтендант. — Верно, — кивнул Роджер. На секунду в церкви повисла звенящая тишина. — Тернбул! — негромко окликнул Роджер. Усиленное сводами эхо его голоса заметалось от стены к стене. — Тернбул! Из ризницы вышел человек. Возможно, это была всего лишь игра света, но человек производил впечатление бесплотного существа. К тому же на его бледном лице застыло выражение какого-то странного безразличия к происходящему. Серая сутана и воротничок говорили о том, что это священник. — Где я мог его раньше видеть? — ломал голову Роджер. Священник приблизился к полицейским. — Я знал, что вы будете шуметь, — спокойно сказал он, — Здесь у нас не кричат. — Вы правы, — согласился Роджер. — Извините. Не видели Милсома? Священник вдруг зажмурил глаза, точно ему сделали больно, но тут же открыл их и сказал, глядя на Роджера: — Нет. В манерах священника было что-то такое, что заставило Роджера усомниться в искренности его ответа, но он не стал анализировать свои впечатления. — Жаль. А кого-нибудь еще видели? — Нескольких полицейских, в том числе того, который полез на крышу. Роджер нащупал в кармане оружие. Нет, он не любит его носить, но, когда тот, за кем охотишься, вооружен, оружие необходимо. Ему вовсе не хотелось стрелять ни внутри церкви, ни даже на ее крыше, однако на потемневшей от времени дубовой двери ризницы была отчетливо видна отметина, оставленная пулей. — Я полезу наверх, — сказал Роджер суперинтенданту. — Мы постараемся, сэр, причинить вам как можно меньше неудобств, — заверил он священника. Не переставая гадать, почему этот человек посеял в нем сомнения своим категоричным «нет», и размышляя о том, может ли солгать святой отец, Роджер повернулся спиной к священнику и стал взбираться наверх. Теперь его мысли вернулись к Тернбулу — в мужестве этому парню не откажешь: у него нет оружия, а Милсом, как известно, вооружен. Роджер взбирался выше и выше. Сверху все казалось маленьким, даже миниатюрным — скамьи, блестящий бронзовый орел на аналое, резные сиденья на хорах, свежие цветы на алтаре, фигурки людей. «Я видел священника раньше», — снова подумал Роджер и тут же дал себе слово смотреть вверх, а не вниз. Сквозь прикрытые парусиной дыры в крыше проникал свет. Роджер отодвинул рукой материю и без труда очутился на крыше. Глаза ослепили лучи яркого предзакатного солнца. Поблизости было основание колокольни в стальных лесах. Ни Милсома, ни Тернбула он не видел, правда, его поле зрения ограничивал небольшой деревянный сарайчик, сооруженный прямо на лесах, — он напомнил ему огромное воронье гнездо. К нему вели две деревянных доски над узкой пропастью между крышей церкви и колокольней. Внизу серели крыши домов, переливалась в солнечных лучах широкая лента Темзы. Тепловая станция беспрестанно выплевывала в атмосферу клубы белого дыма. — Тернбул! — позвал Роджер. Ответа не последовало. — Тернбул! Послышался скрип, после чего в дверном проеме сарайчика показалась голова Тернбула. На солнце его волосы отливали медью. Роджер заметил, как злобно блеснули его глаза. — Какого черта ты кричишь? Он… — Тут Тернбул понял, кто его звал, и прикусил язык. — Извини. — Он перешел на шепот, — Кажется, я загнал его в угол. — Где он? — С другой стороны сарайчика, — все так же шепотом сообщил Тернбул. — Хочу выломать несколько досок и добраться до него. Боюсь, как бы он не сиганул вниз — предпочел бы видеть его повешенным. Позволь заняться этим мне, ладно? — Нет. Иду к тебе. — Послушай, не надо, — запротестовал Тернбул. — Я уже здесь, и мне легче это сделать. К тому же есть опасность, что… — Ну-ка отойди в сторону, — велел Роджер. Тернбул метнул в него злобный взгляд. Это оказалось на самом деле опасно: две тонких доски длиной в десять футов между двумя строениями, а под ними потрескавшаяся от жары земля и покрытые зеленцой мха могильные камни. Одним словом, верная смерть. Милсом притаился где-то позади этого сарайчика… Нет, нет, Милсом нужен ему только живым, а Тернбул наверняка не станет вступать в переговоры с тем, кого считает преступником. Роджер осторожно ступил на доски. Ему пришлось сохранять равновесие с помощью рук. Расстояние казалось прямо-таки бесконечным. Тернбул не спускал с него свирепого взгляда, но уже протягивал ему руку. Роджер был на полпути, когда раздался выстрел. Он его слышал и даже, похоже, видел вспышку. Ногу пронзила жгучая боль. Екнуло сердце. Под ним были трава, надгробия, люди, желоба… Он начал туда падать. Каким-то чудом удалось схватиться за стальную перекладину. Вцепившись в нее, он повис над бездной. Суставы плеч заломило от нестерпимой боли. Нет, в таком положении он долго не продержится — правая рука уже отказывает. Если бы ее можно было отпустить, а потом перехватиться за перекладину поудобней… Что, если попробовать? Нет, нет, это невозможно. Теперь и левое плечо разламывается от боли. Он не может упереться ногами в стенку или в какую-нибудь перекладину, значит, конец… Роджер спокойно думал о сыновьях, о Джанет, точно они теперь были с ним рядом. Кажется, Джанет ему что-то сказала… Боль все усиливалась, и немудрено, ведь в нем сто девяносто шесть фунтов веса. Пальцы медленно разжимались. Еще две-три минуты — и все будет кончено. За это время вряд ли кому-то удастся прийти ему на помощь. — Уэст! — услышал он свистящий шепот Тернбула. Роджер с трудом повернул голову. — Уэст, послушай меня… — Тернбул стоял на коленях возле сарайчика. — Я сейчас. Ты держись. Я сейчас. Он убьется. — Нет! Не надо!.. — Держись, идиот! Милсом, наверное, их видит и может снова выстрелить. — Вернись! — Держись, Уэст! — услышал он шепот Тернбула. Великан, чтобы не потерять равновесия, двигался очень медленно. Вот он опустился на одно колено. Если Милсому вздумается стрелять, то лучшей мишени, чем Тернбул, не найти. — Ну-ка давай мне руку, — велел Тернбул. Уже лежа на животе на этих узких дощечках, он протянул согнутую в локте правую руку. Все ясно без слов: Тернбул хочет, чтобы Роджер поднял правую руку, и он в нее вцепится. Тогда у него будут шансы удерживать его до тех пор, пока не подоспеют пожарные с лестницей либо веревками. Правда, Тернбул может потерять равновесие… Или же в него выстрелит Милсом! — Дав-вай! — хриплым голосом приказал Тернбул. Роджер поднял свободную правую руку. Это оказалось отнюдь не легко — каждое движение усиливало тяжесть его тела. Левое плечо теперь онемело от боли. Он стиснул зубы, закрыл глаза. Пальцы Тернбула схватили и крепко сжали его кисть. Левому плечу стало чуть полегче. — Они вот-вот будут здесь, — сказал Тернбул. — Расслабься. Левой рукой Тернбул крепко обхватил снизу доски. Роджер заметил на его лбу капельки пота. Внизу шумел движок пожарной лестницы и раздавались голоса. Боковым зрением Роджер видел, как по церковному дворику бегают пожарные. А где же Милсом? Почему он не стреляет? Почему?.. Поблизости кто-то вскрикнул. Роджеру показалось, будто по его телу прошел разряд тока. Он вздрогнул и почувствовал, как вздрогнул и покачнулся Тернбул. И тут услышал другой звук — глухой стук. Так могло стукнуться о землю его собственное тело. Снова кто-то вскрикнул.
Тернбул не вздрогнул, когда снова раздался крик, лишь сильнее напрягся. Роджер в невероятном волнении ждал третьего вскрика. Его не последовало, — вместо этого кто-то разразился громкими рыданиями. — Он умер! Взгляните, он умер! — прозвучало в теплом вечернем воздухе. Это был одинокий мужской голос. Все остальные теперь звучали приглушенно, слившись в один умиротворенный шепот. Возившиеся с лестницей пожарные говорили гораздо громче, но даже их голоса не могли заглушить этот шепот. Пожарные действовали быстро и деловито. Они спокойно объяснили Роджеру и Тернбулу, что им нужно делать. Роджеру казалось, прошло очень много времени, на самом деле он в мгновение ока очутился на строительных лесах, а следовательно, в полной безопасности. Тернбул затеял с пожарными спор. — Сперва спустите вниз его, — убеждал он. — Я в полном порядке, а он белый как простыня. Пожарные оставили Тернбула на крыше. Теперь Роджер опирался на чье-то плечо. По левой ноге текло что-то липкое и теплое. Когда он очутился на земле, под ним быстро образовалась лужа крови. — Положите его на землю, — приказал чей-то голос. — Нужно взглянуть, что с его ногой. — Крови-то — как из недорезанного поросенка, — констатировал один из пожарных. Роджеру помогли сесть на землю. Он громко застонал, когда кто-то коснулся его плеча. — Еще что-то болит? — Все в… порядке. Что случилось… здесь? — Не знаю и знать не хочу, — ответил пожарник. — Осторожно… Вскоре появились доктор и машина «Скорой помощи». Роджеру перевязали рану, наложили на плечо шину и заставили лечь на носилки. Волнами накатывала боль, усиливаясь с каждым разом. У Тернбула был преувеличенно бодрый вид. — Не повезло тебе, Красавчик, — сказал он, глядя на распростертого на носилках Роджера. — Не волнуйся — я лично все доложу твоей хозяйке. — Что тут случилось?.. — Милсом бросился вниз, — пояснил Тернбул. — От него, разумеется, осталось только мокрое место. Я думаю, мы тут ни при чем. Остальным он наверняка скажет, что Милсома вполне можно было взять живым, если бы в это дело не ввязался Уэст. Наверняка так и скажет. — Моя вина, — пробормотал Роджер. — Если бы я не… — Давай про это забудем. — Увы, это не так просто, — сказал Роджер и прикусил губу, чувствуя, как накатывает новая волна боли. Его лоб покрылся испариной. — Спасибо за то, что ты сделал там… наверху. Тернбул улыбнулся. — Ерунда. Привет, док. Морфий имеется? Шефу требуется. Это был хирург местного участка — седой, степенный, с полным набором необходимых медикаментов. Он достал шприц, санитар закатал рукава Роджера, и в его плоть впилась игла. — Будьте с ним осторожны, — попросил доктор. Санитары подняли носилки. Нет, они не были виноваты в том, что Роджеру стало нестерпимо больно. И все равно он счастливчик — жив, а ведь мог уже быть на том свете. Он глядел на строительные леса на фоне закатного неба, на доску, с которой сорвался. Неужели это он висел вон на той перекладине, причем на одной руке?.. Если бы не Тернбул, продемонстрировавший пример хладнокровия и мужества, его, Роджера, остывающим останкам лежать бы сейчас на земле. Наконец они тронулись в путь. То место, где лежал труп, было оцеплено полицией. Роджер наблюдал за происходящим с расстояния примерно двадцати ярдов. Какой-то женщине стало плохо, и ее унесли, а священник встал на колени перед покрытыми зеленой парусиной останками. Его лицо Роджеру кого-то так мучительно напоминало… На смену боли пришла другая волна — мягкая, убаюкивающая. Но он все еще оставался в сознании и даже гадал о том, почему Милсом стрелял в него и не стал стрелять в Тернбула. Быть может, он попросту испугался, но быстро понял, что все равно ему крышка?.. Почему он так долго раздумывал, прыгать или нет? Роджера вывел из задумчивости голос Тернбула: — Но мы не можем торчать здесь целый день. Даже ради вас, святой отец. — Он по обыкновению был груб и циничен. — Больше вы ему ничем не поможете. Нужно было помогать, пока парень был живой. Бледное печальное лицо священника внезапно исказила такая гримаса боли, что даже Тернбул был потрясен и на какое-то время лишился дара речи. Должно быть, один из санитаров тоже не мог оторвать взгляда от священника — Роджер почувствовал, как опустилось на несколько дюймов изголовье носилок. Он не мог оторвать взгляда от бледного, искаженного нечеловеческой мукой лица — это был точно стоп-кадр из какого-то фильма. — Вы видели его раньше? — спросил Тернбул священника. Молчание длилось слишком долго. Наконец священник произнес тихо и почти бесстрастно: — Это мой сын.
Мартин Уэст по прозвищу Копуша шагал по Белл-стрит в Челси. Когда на улицу свернула машина отца, у мальчишки загорелись глаза. В руках у него была его драгоценная бита для крикета, к которой он привязал пару щитов. Перекинув все свое добро через плечо, мальчишка припустил бегом. Мартин влетел через открытую калитку в сад и увидел Ричарда, наблюдавшего за птичьим гнездом на дереве. — Папа едет! — оповестил он брата. — Здорово! — отозвался тощий и высокий для своих девяти лет Ричард и бросился на улицу. — Попроси, чтоб прокатил нас! — на ходу крикнул он Мартину. Джанет Уэст наблюдала эту сценку из окна спальни. Она как раз собиралась позвать мальчишек домой — скоро пора спать, правда, на дворе такой изумительный вечер, что жаль их загонять в дом. Она видела, как они бегут навстречу машине, нахмурилась, потому что Роджер не притормозил. Обычно, заметив мальчишек, он останавливался и брал их в машину. Правда, иной раз сперва притворялся, будто у него не держат тормоза. Десятилетний Мартин и его брат Ричард раскрыли от изумления рты, когда машина промчалась мимо. — Черт возьми, что это с Роджером? — изумилась Джанет и высунулась из окна. Машина со скрежетом затормозила и остановилась возле дома. Раз Роджер не собирается ставить ее в гараж, значит, он очень спешит. Что ж, вполне понятно, только зачем он так обошелся с мальчиками? Из машины вылез незнакомец. Но ведь это машина Роджера… Мальчики бежали рядышком, не спуская удивленного взгляда с незнакомца. А на него стоило посмотреть: высокий — еще выше Роджера — и очень импозантный. Джанет поймала себя на том, что улыбается незнакомцу. Тот решительным шагом направился к двери. У него были чудесные волнистые волосы золотисто-каштанового цвета — любая женщина позавидует. Поднявшись на крыльцо, незнакомец стукнул в дверь, а потом позвонил. Мальчики уже были возле калитки. Внезапно Джанет охватила тревога, и она ринулась навстречу незнакомцу — этот человек наверняка привез плохие вести. Но почему никто не позвонил и не… Джанет с лету распахнула входную дверь. — Значит, вы — ребятишки нашего Красавчика, да? — услышала она голос незнакомца. Он стоял спиной к двери и не слышал, когда она открылась. — Да уж, в том, что он твой папочка, вряд ли кто усомнится. — Он взлохматил волосы Мартина. Теперь Джанет видела мужчину в профиль — он весело улыбался и трепал Ричарда за его большое оттопыренное ухо, — Ну а про тебя этого не скажешь. Мама дома? — Да, сэр, — отозвался Мартин, держась на приличном расстоянии. — Скажите, случилось что-то с отцом? — Да, сынок, — сказал незнакомец, не переставая улыбаться. Джанет почувствовала, что он догадывается о том, что она стоит у него за спиной. — Поваляется несколько дней в больнице, потом недельку отдохнет дома. Он поранил плечо. — Плечо! — воскликнула Джанет и подалась вперед. — И больше ничего? Вы уверены? Она вцепилась в рукав незнакомцу. Он повернулся к ней, хотел было что-то сказать, по так и замер с открытым ртом. Теперь он смотрел на Джанет, а мальчики с любопытством на него. Джанет видела восхищение в устремленном на нее взгляде, дети же, разумеется, ни о чем не догадывались. Даже когда тот взял ее руку и крепко сжал. — Уверен, уверен, миссис Уэст. — Внезапно он разразился смехом, напомнив ей бронзового Аполлона. — Я сам провожал его до «скорой» — вывихнутое плечо и несколько порванных связок. Ну и рана в верхней части ноги, в мякоти. Пустяки. А та сволочь, которая во всем виновата, теперь обезврежена. — Он заговорщицки подмигнул Джанет, дескать, мальчишкам не все следует знать. — Я обещал ему, что сам сообщу вам о случившемся. Меня зовут Уоррен Тернбул. Я инспектор уголовной полиции. — Он сделал шутливый салют и ослепительно улыбнулся. В его карих глазах, все еще светилось восхищение. Ричард залился веселым смехом — хотя этот человек и оттрепал его за ухо, мальчишка был покорен. Мартин стоял все так же поодаль и не проявлял никаких чувств. — Вы… вы очень добры, — пробормотала Джанет. — Если он на самом деле отделался… — Даю вам честное слово, что так и есть. Он сейчас в больнице святого Георгия, так что, право, волноваться не о чем. — Вы меня успокоили, — сказала Джанет и тут же добавила: — Но я должна позвонить и… Только вы, пожалуйста, пройдите в дом. Она надеялась, что Тернбул извинится и сошлется на то, что у него нет времени, но ошиблась. Тернбул, не мешкая, принял приглашение, и Джанет провела его в переднюю комнату, машинально указала на кресло, взяла телефонный справочник и отыскала номер телефона больницы святого Георгия. Роджер, как ей сказали, вне опасности, но Джанет все равно решила съездить в больницу и все выяснить на месте. Разумеется, она сделает это, когда уйдет Тернбул. А сейчас нужно предложить ему выпить. — Садитесь же, — сказала она. Тернбул уселся в глубокое, изрядно потертое кресло Роджера, стоявшее спинкой к окну. Мальчики вошли вслед за взрослыми в дом и теперь топтались на пороге. — Что будете пить? — поинтересовалась Джанет. — Все, что угодно, миссис Уэст. От виски до пива, — Тернбул потянулся и снова потрепал за ухо Ричарда. — Младший медника сынишка накует нам мелочишки. А ты умеешь? — Он быстро выбросил руку и схватил за нос не успевшего отпрянуть назад Мартина. В его кулаке звякнули монеты. — О, вот здорово! — восхищенно воскликнул Ричард. — Еще! — Послушай моего совета и никогда не проси, чтоб навсегда осталось лето, — каламбурил Тернбул. — Разнообразие лучше всего. — Он снова подмигнул Джанет и вынул изо рта шарик от пинг-понга. — Понял? — Здорово! — воскликнул Ричард, Джанет смешала виски с содовой. Ей наконец удалось отправить мальчиков спать. Они были ошеломлены целым каскадом отлично исполненных фокусов и трюков. К тому же Тернбул сыпал скороговорками. Он успел выпить два стакана виски с содовой и несколько раз подмигнуть Джанет, Он произвел на нее странное впечатление: в его неприкрытом восхищении ею было столько мальчишески наивного, хотя она понимала, что он отнюдь не наивен и вовсе не мальчик. В его подмигиваниях были явные намеки, рассчитанные на то, что она их поймет. Он то и дело хватал Джанет за локоть или же стискивал ее руку — все якобы по ходу фокусов, но она-то знала, что он это делает умышленно. Джанет было слегка не по себе, но этот парень столь импозантен, что даже Роджер в сравнении с ним кажется… Впрочем, Роджер — это Роджер. Джанет надеялась, что Тернбул не станет засиживаться после того, как мальчики отправятся спать. Он уже встал с кресла и, улыбаясь, смотрел на нее. — К сожалению, мне пора, — сказал Тернбул. — Не скрою — я завидую Красавчику! — Он не стал объяснять, почему именно — дескать, сама догадайся. — К тому же такие славные ребятишки. Когда-нибудь я увезу их на выходной, и мы от души повеселимся. — Он протянул Джанет руку. — Au revoir[13], миссис Уэст. Он ушел, забыв предложить Джанет отогнать машину в гараж. Она заставила себя отойти от двери, чтобы не смотреть Тернбулу вслед. Впервые она встречается с таким удивительным человеком. Его влияние на нее оказалось столь велико, что она, можно сказать, поверила в то, что Роджеру ничто не угрожает. Джанет позвонила в Скотленд-Ярд, трубку снял Ястребиный профиль, которого она принялась подробно расспрашивать о происшествии. — Пустяки. Через несколько деньков будет свежей огурчика, — уверял ее старший инспектор. — Но учтите — вашему Роджеру крепко повезло. Его спас молодой Тернбул, рискуя собственной жизнью. Если бы у этого Тернбула была на плечах голова, он мог бы стать любимчиком всего Ярда. Как ваш Роджер. — Вы хотите сказать, что Роджеру спас жизнь инспектор Тернбул? — воскликнула Джанет. — Он самый, — подтвердил Ястребиный профиль. — А почему вы так удивились? — Он заезжал к нам домой, чтобы сообщить про Роджера, но словом не обмолвился о своем поступке. Старший инспектор удивленно хмыкнул. — Коль уж Тернбул записался в скромники, то я поверю в чудеса, — изрек он. — Ладно, это не так важно. Главное, Роджер вне опасности. Повесив трубку, Джанет окончательно уверовала в то, что с Роджером все в порядке. И все равно ей было не по себе. Не потому, что ее мучили страхи, беспокойство или даже злость по поводу постоянно висящей над Роджером угрозы… Почему — она не знала сама.
В ту ночь, когда Роджер был под действием морфия, Тернбул развлекался в каком-то полулегальном заведении, отец Милсома сидел в своем кабинете, устремив взгляд на крест, а Джанет и оба мальчика крепко спали, погибла еще одна девушка. На этот раз тело спрятали в кустах, где оно пролежало две с лишним недели.
— В порядке, Красавчик? — В полном, спасибо. — Полегчало, Красавчик? — Да, спасибо. — Еще прихрамываешь, Красавчик? — Всего лишь по привычке. — Рад видеть вас в строю, сэр. — Спасибо, Симпсон… Он шел словно через строй — от ворот Ярда, по лестнице, через пропитанный парами сырости холл, по широкому выкрашенному зеленой краской коридору… Распахивались двери, с порога улыбались знакомые лица, сыпались одни и те же вопросы… Наконец Роджер добрался до своего офиса. Было около девяти утра. Со дня происшествия в церкви Сант-Клео минуло четырнадцать дней, пошел пятнадцатый. Черные тучи разверзлись, низвергая на землю потоки дождя. Он хлестал по бетону набережной, шумел в сочной, зелени платанов вокруг Ярда, стучался в окна, морщил гладь Темзы. В офисе никого не было; Роджер стоял и смотрел на реку, вспоминая ее, подкрашенную золотом заката, — такой она была за мгновение до поразившего его выстрела. Открылась дверь, вошел Эдди Дэн. Это был здоровенный детина с большим животом. Дэй слыл в Ярде крупным знатоком по всякого рода фальшивкам. — А, Красавчик, привет. Вижу, ты снова на двух ногах. Все нормально? — Замечательно, Эдди, благодарю тебя, — машинально ответил Роджер. — Знаешь, а мы по тебе скучали, — признался Эдди Дэй. — Слышал новости? Следователь закруглился с делом Джелибранд и практически вынудил присяжных сказать, что это — дело рук Хэролда Милсома, — выпалил Эдди. — У бедняги Тернбула, должно быть, дырки в ладонях. В глазах Роджера внезапно вспыхнул жгучий интерес. — То есть?.. — Видел бы ты, как он их потирал от удовольствия, показывая при этом всем своим видом: «А что я вам говорил?» Правда, Красавчик, нужно отдать ему должное — он не болтал языком. Наш Тернбул, видать, укоротил свой язычок. Поберегись, сынок, он теперь у нас самый лучший в Ярде сыщик. А тут еще вдобавок ко всему ты ему здорово подсобил со славой. Подчас Эдди молол всякую чушь и вообще смахивал на дурачка, на самом же деле он был ой как хитер. Сейчас Дэй явно зондировал почву. — Но я на самом деле ему многим обязан, — сказал Роджер. — Вот-вот, именно на этом он и выехал: держал рот себе на замке, дожидаясь, пока другие заговорят про его подвиги. — Похоже, Эдди, ты не злой человек. И вовсе не подлый. — Признаюсь тебе, Красавчик, по секрету: теперь я еще больше невзлюбил Уоррена Тернбула, но многие к нему явно подобрели. Не знаю, что у него на уме, но даю голову на отсечение — что-то есть. Хотя, возможно, он попросту зарабатывает себе репутацию. — Эдди скривил губы. — Как бы там ни было, тебе, Красавчик, придется отдать это дело ему — ведь он с самого начала вычислил Милсома. Забавный он парень. И, оказывается, какой проницательный. Говорят, на его счету уже несколько подобных заслуг. — Каких? — Он с самого начала вычисляет убийцу, — пояснил Эдди. Зазвонил телефон. Дэй снял трубку, а Роджер уселся за свой стол, который был, можно сказать, пуст, ибо его работу делали другие. Если не считать нескольких рапортов по поводу уже раскрытых дел, арестов и приговоров. Одним словом, обычная рутина. Ведь преступление, как и погода, никогда не сходит с повестки дня. Еще на его столе лежала толстая папка с делом Джелибранд, содержащая подробные отчеты о предварительном расследовании отношений прекрасной Бетти с Хэролдом Милсомом. Роджер погрузился в изучение этих материалов и тут обратил внимание на записку из архива: «Оставили для вас материалы по делу Хилды Шоу». Он встал и направился в архив, по пути бросая направо и налево: «Благодарю вас, прекрасно». Этому утру суждено было вылиться в сплошную манифестацию доброжелательности. Дежурного инспектора на месте не оказалось, но досье Хилды Шоу ожидало Роджера на столе. Он отнес его к себе в офис и занялся детальным изучением. Здесь все как две капли воды походило на дело Бетти, Джелибранд, плюс совершенно неожиданное открытие — за несколько недель до своей гибели Хилда Шоу тоже выиграла конкурс красоты. Какой — не говорилось, что, разумеется, не делало чести писавшему рапорт. Придется навести соответствующие справки. В половине одиннадцатого Роджера вызвал Чэтуорт. — Рад видеть тебя живым и невредимым, — сказал шеф, как только Родлсер появился на пороге его кабинета. — Порядок?.. Замечательно. Советую в первые дни не напрягаться. Теперь, что касается Тернбула… Да ты садись, садись… Он что, влез на крышу вопреки твоему приказу? Чэтуорт был мастером задавать неожиданные вопросы, а Роджер таким же мастером на них отвечать. — Он был там за главного, поэтому мог принять любое решение. — Роджер улыбнулся шефу. — Мне, между прочим, повезло, что он оказался на крыше. — Если бы его там не оказалось, беды могло бы и не случиться, — парировал Чэтуорт. — Роджер, строго между нами: Тернбул заслужил поощрение? — Он много чего заслужил. — А именно? — Мне нечасто доводится работать с ним рука об руку, сэр. Однако, когда это случается, я им обычно очень доволен. Возможно, он несколько импульсивен, но знает свои слабости и не боится себя осаживать. — Я спрашиваю, заслужил ли он поощрение? — Чэтуорт помрачнел. Роджер пригладил свои пшеничного цвета волосы. Жаль, что шеф настаивает на ответе на этот вопрос. — Должен сказать, сэр, Тернбул — очень хороший детектив. В дальнейшем же, поднабравшись опыта, он скорее всего станет несравненным виртуозом в своем деле. Только мне очень хотелось, чтобы… Роджер внезапно замолчал. — Я тебя слушаю, — подбодрил его Чэтуорт. — Мне бы очень хотелось увидеть, как он себя поведет, зависни на нем парочка нераскрытых дел. Вот тогда я смог бы составить о нем более полное впечатление. — Гм, дельная мысль. Спасибо, Ты уже успел просмотреть дело Джелибранд? — Да, сэр. — Удовлетворен результатами? — Нет. Чэтуорт выпрямился, и теперь просачивающийся в отверстие между лампочкой и абажуром свет освещал его снизу, отчего по его лицу скользили причудливые тени. — Почему, черт побери? — Был еще один такой случай… Роджеррассказывал спокойно, немногословно. Он знал — Чэтуорт его внимательно слушает. Когда он описал, в каком положении было найдено тело Хилды Шоу, и указал на явное сходство между двумя убийствами, его сомнения по поводу правильности проведенного расследования усилились. На Чэтуорта рассказ произвел впечатление — он даже забыл про сигару. Шеф сидел погруженный в размышления. — Вижу, куда ты клонишь. Если Хилду Шоу и Бетти Джелибранд, этих двух королев красоты, убил один и тот же человек, он явно не мог быть Хэролдом Милсомом. — Вот именно. Если только не обнаружится, что Милсом был знаком с Хилдой Шоу, знал местность в Тотенхеме, ну, и так далее. Придется мне поговорить с местными полицейскими и потихоньку заняться расследованием. — Ты хочешь сказать, что об этом не должен знать Тернбул? — Об этом никто не должен знать. — Ладно, валяй, — разрешил Чэтуорт. — Я тут кое-что для тебя наметил — похоже, это прекрасно впишется в твое расследование. Хочу, чтобы ты проверил, как у нас налажены связи с участками на местах, то есть довольны ли они нашим обращением. — На физиономии Чэтуорта промелькнула веселая улыбка, отчего она на несколько секунд приняла детское выражение. — Люблю, чтобы люди чувствовали себя довольными, к тому же у тебя будет несколько денечков на акклиматизацию. — Замечательная идея. Спасибо, сэр. — Держи меня в курсе всех дел, — наказал Чэтуорт. Роджер вышел от шефа в бодром настроении. Теперь у него будет возможность пошевелить мозгами, а за неделю вполне может проясниться, есть ли основания полагать, что оба убийства совершены одним и тем же человеком и мог ли совершить их Милсом. Если нет, то убийца этих двух девушек все еще разгуливает на свободе и от него можно всякое ожидать. Да, не исключено, что Милсом мог убить Бетти Джелибранд. Ну а если нет? Почему тогда он был в бегах и покончил с собой?..
Роджер решил выяснить у кого-нибудь из жителей Комона, поддерживал ли Хэролд Милсом какие-либо связи с Тотенхемом. Он знал, что это нужно делать без лишнего шума. И во что бы то ни стало следует повидать отца Милсома. Он уже собрался уходить, когда открылась дверь и в офис вошел Тернбул. До сих пор комната была как комната: пять столов, на трех из них горели лампы, за окнами мрак и дождь, но здесь тепло и покойно. Теперь все переменилось. Появление Тернбула не осталось незамеченным — на него обратились все взоры. О, этот человек знал, как следует обставить свой выход. Он увидел Роджера, и его глаза блеснули. — Приветствую тебя, Красавчик! Чертовски рад, что ты жив-здоров! — Тернбул направился к Уэсту, на ходу протягивая ему руку. Надо сказать, пожатие у парня крепкое. — Вижу, твой стол пуст, значит, последние две недели кривая преступлений резко пошла вниз. — Он улыбнулся. — Но это временное явление. Доволен насчет Милсома? — Скажу тебе, отвратительное дело. — Куда уж хуже. Вот только жаль, что не удастся его повесить. Что ж, счастливого тебе выздоровления. А мне нужно побеседовать с нашим так называемым знатоком по фальшивкам. Он направился в сторону Эдди Дэя — не человек, а вышедший на охоту леопард. Роджер отметил, что у Тернбула широкие плечи и замечательная шевелюра.
Преподобный Чарлз Милсом, викарий церкви Сант-Клео, стоял возле высокого стрельчатого окна, из которого открывался вид на ухоженную лужайку. Обнесенный кирпичной стеной сад с цветочным бордюром посередине, казалось, сиял всеми красками, хотя цветы от дождя полегли, Сквозь плотные тучи пыталось проникнуть солнце, поблескивая в мокрой листве и седых волосах священника. Похоже, его горе поутихло, или же он запрятал его глубоко внутрь. — Доброе утро, старший инспектор. — Они обменялись рукопожатиями. — А я надеялся, что все уже завершилось. — Да ну? — удивился Роджер, и викарий сузил глаза. — Завершилось и забылось. Вам этого хочется? — Не совсем вас понимаю, — медленно начал Милсом. — Лучше, если бы забылось. Ни Скотленд-Ярд, ни следователи не послушают, что я вам ни скажи, верно? Я абсолютно уверен в том, что мой сын не убивал эту девушку. Но что мне от этой уверенности? Роджер приблизился к окну. — Можно закурить? — Он предложил сигарету Милсому, но тот отказался. — Не мое дело учить вас тому, как вам себя вести. Я всего лишь хотел узнать, что стоит за этим вашим «абсолютно уверен»? Интуиция? Слепая вера? Или, быть может, у вас есть доказательства? Милсом не шевелился. Роджер отметил, как вдруг блеснули на его мертвенно-бледном лице глаза. — Что у вас на уме, старший инспектор? — То же, что и всегда, — сказал Роджер. — Мне нужны факты. Они необходимы мне как воздух. Мы в Скотленд-Ярде живем исключительно фактами. Исходя из них, мы можем выстроить целые дела и отправить кого следует на виселицу. Должно быть, вам будет не безразлично узнать, что, опираясь на факты, мы можем доказать еще и невиновность человека. Большинство из нас получает от этого куда больше удовольствия, чем от обратного. Как и все мы в Ярде, я заинтересован в том, чтобы как в отношении живых, так и мертвых восторжествовала справедливость. Разумеется, это не всегда бывает в моих силах. — Он напрочь забыл о сигарете. — Вы твердо знаете, что ваш сын не убивал Бетти Джелибранд, или же вы думаете так в силу ваших родительских чувств? Роджер вдруг понял, что ведет себя почти так же бесчеловечно, как Тернбул. — Я не могу сказать, что абсолютно уверен, — медленно заговорил Милсом, — но мне кажется, я смог бы представить вам доказательства, что он ее не убивал. — Священник говорил так тихо, что Роджеру пришлось напрячь слух. — Я разговаривал с… с другим инспектором, неким Тернбулом. После этого разговора я уже перестал надеяться на то, что меня захотят выслушать. — Вот оно что… — Роджер представил самодовольно ухмыляющуюся физиономию Тернбула. — И что это за доказательства, мистер Милсом? — Мне кажется, когда убили эту девушку, мой сын был здесь, — ответил Милсом. Через полчаса Роджер покинул священника Сант-Клео, унося с собой новые проблемы. У Милсома не было никаких доказательств, что сын находился в его доме именно в то время, когда погибла девушка. Правда, он зашел к отцу вечером, был чем-то очень расстроен, даже угнетен, сказал, что с удовольствием уехал бы из Англии, и даже намекнул на то, что ему якобы пора свести счеты с жизнью. Когда завершилось дознание, Милсом понял, что у сына есть нечто вроде алиби. После долгих изнурительных бесед с Тернбулом священник уже не делал попыток оправдать сына, считая это занятие бесплодным и даже опасным. Итак, в вечер убийства Милсом-старший вернулся после одиннадцати с приходского собрания. Хэролд уже поджидал его дома. Он не сказал, в котором часу пришел — вошел, открыв дверь ключом, который достал из-под камня (Милсом-старший всегда оставлял ключ под камнем). — Как он себя вел? — поинтересовался Роджер. — Был очень возбужден. И очень страдал, — тихо добавил священник. — Он говорил с вами о Бетти Джелибранд? — Нет. — Но он сказал вам, чем так расстроен? — Я понял: все дело в несчастной любви. — И вы решили, что по этой самой причине с ним случилась истерика? — Да. — Он у вас долго пробыл? — Он закрылся в своей комнате, и я решил, что он переночует дома. Ушел еще до рассвета, но постель была разобрана. С тех пор я его больше не видел живым, — едва слышно добавил священник. На этом они и расстались. Потом Роджер направился в полицейский участок округа Челси. Суперинтендант с добродушным лицом проводил его в церковь. Это был седовласый малый с похожей на хохолок челкой, большим зобом и румяными щеками, судя по всему, большой любитель жизни. — Да, Тедди, мне теперь гораздо лучше. Могу ходить на обеих ногах, да и плечо в порядке. Спасибо, — сказал Роджер в ответ на вопросы суперинтенданта о здоровье. — Ты ничуть не изменился. Это что, визит вежливости? Слышал. Чэтуорт мечтает помирить волков с овцами, то есть Ярд с участками. Роджер кашлянул. — Бедняга не знает, что это безнадежное дело — в участках засилье тупоголовых всезнаек с ослиным упрямством. — Но, но, не путай нас с Тернбулом. — О присутствующих я не говорю, Тедди, — уточнил Роджер. — Скажи, а ты смог бы выяснить, не заходил ли кто-нибудь в дом священника за день до гибели молодого Милсома? Между семью и одиннадцатью вечера. — Выходит, ты не удовлетворен ходом расследования? — удивился полицейский и недоверчиво посмотрел на Роджера. — Я не думаю, чтобы… — Всего лишь обычная проверка, — перебил его Роджер. — Сумеешь это сделать для меня? — Разумеется. — Только не поднимай шума. А что произошло на крыше церкви после? В рапорте Тернбула об этом ни слова. — А что там такое могло произойти? Мы с Тернбулом поднялись обследовать место происшествия. Потом мои ребята нащелкали снимков. Там, можно сказать, не на что смотреть. Оружие Милсом прихватил с собой. Оно мне не дает покоя: почему он выстрелил в тебя и больше не стрелял? — Ты абсолютно прав. Из рапорта ясно, что никто не видел, как он прыгнул, однако вы, думаю, обследовали то место, откуда он прыгнул? — Мм-мм, да, приблизительно. И сфотографировали его. Красавчик, что у тебя на уме? — Скажи, а вы досконально обследовали крышу и чердачные помещения? Не могло случиться так, что Милсом был там не один? Суперинтендант переминался с ноги на ногу возле заваленного бумагами стола и молчал. Потом плюхнулся на стул, будто ему отказали ноги, и потянулся за трубкой, чтобы успокоить расшалившиеся нервишки. — Мне бы сроду такое в голову не пришло, — буркнул он. — Нет, мы ее обследовали не досконально. Просто проформы ради. Но ведь мне в голову не могло прийти… Да нет, ты, Красавчик, меня разыгрываешь. — Клянусь, что нет. — Роджер улыбнулся. — Можно взглянуть на снимки? Суперинтендант протянул ему пачку фотографий. Роджер устроился на уголке стола и стал их разглядывать. За окном вовсю светило солнце, глухо шумела в отдалении автострада, в листьях деревьев под окнами чирикали воробьи. — А ты слышал, как ударилось о землю оружие? — внезапно спросил Роджер. — Э… Нет. — Оно лежало на траве, не так ли? — Вряд ли можно было услышать удар от его падения — его заглушил удар упавшего тела, — попробовал возразить полицейский. — Взгляни сюда, — сказал Роджер и протянул Тедди две фотографии, на которых крестиками были отмечены нужные места. Здесь четко проглядывали очертания надгробий, трава на церковном дворе, тротуар — словом, все было так, как это выглядело с высоты строительных лесов. — Тело вот здесь, на тропинке, оружие в траве на расстоянии пяти-шести ярдов от тела. Ярдов, понимаешь? Если бы в то время, когда Милсом прыгал с крыши, у него было в руках оружие, оно упало бы где-нибудь между местом падения тела и стеной церкви. Он бы попросту выпустил его из рук, а не стал бы от себя отшвыривать, так ведь? Если верить снимку, оружие упало далеко от тела, ближе к воротам. Нет, оно не могло отскочить — осталась вмятина на том месте, где оно упало в траву. Ее бы не было, если бы оружие не упало с высоты, а попросту отскочило. Если верить этим фактам, Милсом сперва бросил оружие, а потом прыгнул сам, понимаешь? — Вряд ли бы он стал так делать. — То-то и оно. А теперь взгляни сюда. — Роджер держал в руках снимки с изображением стальных лесов. — И вот сюда. — Он взял со стола две фотографии трупа на мостовой. — Как нам известно, на Милсоме были кожаные туфли с металлическими подковками на носках и каблуках. Если верить в то, что нам подсовывают, прежде чем броситься вниз, он шел по этим самым лесам. Почему же на металле не осталось никаких следов? Если же он на самом деле до того, как броситься вниз, балансировал на этих перекладинах, на подковках остались бы царапины, не так ли? — У тебя потрясающее чутье, — ответил суперинтендант. — В этом нет ничего потрясающего, — нужно лишь принимать во внимание все факты без исключения, — возразил Роджер. — Я тоже могу очутиться на ложном пути — ведь Милсом вполне мог броситься вниз с какого-нибудь другого места. Правда, над тем местом, куда он упал, всего одна стальная конструкция, следовательно, можно предположить, что он стоял именно на ней. Почему? — спросишь ты. Ведь кое-где лежат доски, образующие настилы. Зачем ходить по круглым стальным палкам, которые для этих целей едва ли годятся? Мне кажется, придется произвести эксгумацию тела. — Что?! — Чтобы знать наверняка, отчего наступила смерть, — тихо добавил Роджер. — Причины смерти казались нам настолько явными, что кое-что могли проглядеть. Кто производил вскрытие? — Мэддок. — Ну, отныне мне до гроба обеспечена его пылкая любовь. — Роджер усмехнулся. — В особенности если он обнаружит нечто такое, что в первый раз проглядел. Милсома похоронили в Челси, не так ли? — Да. — Послушай, а ты не смог бы произвести эксгумацию по-тихому, не вмешивая в это дело меня? — поинтересовался Роджер. — Интересно, кого это ты так боишься. Уж не Тернбула ли? — Я бы хотел, чтобы он не сразу об этом узнал. — Пресса вцепится в нас волчьей хваткой. Разумеется, факт эксгумации хранить долго в тайне не удастся. Придется делать запрос из участка, о чем вскоре узнает пресса. Правда, если работу проделать быстро, ему, Роджеру, станут известны результаты повторного обследования тела еще до того, как кто-то догадается, что за всем этим кроется. Мэддок хороший патологоанатом и наверняка не повторит дважды одну и ту же ошибку. Да, это похоже на выстрел наугад во мраке. Если даже они попадут в цель, убийца все равно останется на свободе, а причины убийства Бетти Джелибранд будет загадкой.
В тот день Роджеру сопутствовала удача. Тернбула услали в Норт — из участка в округе Лэйк обратились за помощью в Ярд, поэтому и эксгумация, и повторное вскрытие проводились в его отсутствие. Прессу тоже удалось обвести вокруг пальца. Толстый лысый доктор Мэддок лично доложил Роджеру о результатах повторного вскрытия. У него был усталый, подавленный вид. — Похоже, прежде, чем столкнуть, его задушили, — бубнил себе под нос Мэддок. — Да, скорее всего так оно и случилось. Со мной был Висборн. Он заметил на горле следы от пальцев, а также слабые признаки удушения на гортани. То же самое заметил и я, приглядевшись чуть внимательней. В первый раз я допустил оплошность — мне казалось, все и без того ясно. Милсом умер незадолго до падения — у него еще не застыла кровь, — вследствие чего мы и пришли к выводу, что смерть наступила в результате падения. Что касается всего остального, то я произвел лишь беглый осмотр тела. Теперь напишу новый рапорт. Возможно, мне следует приложить к нему прошение об отставке. — Никаких отставок, — решительно заявил Роджер. — Раз вы жаждете понести достойное наказание, то доложите обо всем Тернбулу лично. Если вы сумеете пережить этот момент, мы вас простим. Роджер был возбужден, но куда больше обеспокоен. Итак, Милсом стал жертвой убийцы. Кто-то, спрятавшийся за помостом, задушил его и сбросил труп на землю, Тернбул это проглядел, это скажется на его репутации. А ведь Тернбул спас ему жизнь…
Ярд с местной полицией, как говорится, перевернули все вверх дном в церкви Сант-Клео. Были обследованы все пути, ведущие на крышу, тщательно Исследован каждый дюйм, снят каждый отпечаток. Полиции помогали рабочие, ремонтировавшие церковь, — у них у всех тоже сняли отпечатки пальцев. В результате были найдены отпечатки пальцев двух человек с маленькими ладонями. Этих людей идентифицировать не удалось. Установить, когда именно были оставлены эти отпечатки, оказалось невозможным. Их обнаружили на подступах к крыше, ведущих из церкви, на двух-трех инструментах в сарайчике, а также на кое-каких невидимых снизу перекладинах строительных лесов. Снимки этих отпечатков теперь лежали на столе у Роджера. Полиция опросила сотни человек. Трое вспомнили, что видели, как молодой Милсом входил в дом священника. Другим казалось, будто они видели мужчину небольшого роста, входившего в церковь уже когда там завершилась служба, то есть незадолго до трагедии. Кто-то клялся, что видел, как вечером в церковь входила маленького роста женщина в сером. Ничего обнадеживающего выяснить не удалось, тем не менее в дело занесли каждый пустяк. Пока шло расследование, отец Милсома держался в тени. Когда оно завершилось, Роджер подъехал к нему домой. В спокойных серых глазах священника поубавилось боли. Но преподобный Милсом быстро старел. — Вы думаете, мистер Уэст, что мой сын невиновен? — Думаю, его виновность под сомнением, — отвечал Роджер. — Как только мне будет известно все точно, я вам немедленно сообщу. Священник кивнул, удовлетворенный ответом. Но кто сумеет ответить на другой, еще более важный вопрос? Если его сын не убивал Бетти, почему он был в бегах?..
На Роджера со всех сторон посыпались всевозможные вопросы. Кто был в церкви Сант-Клео, на крыше? Кто убил Милсома, Бетти Джелибранд и Хилду Шоу? Что общего у этих двух девушек, кроме их красоты? Роджер внимательнейшим образом изучил все рапорты, но так и не заметил ничего общего между девушками — разве что Хилда Шоу тоже оказалась победительницей конкурса красоты. Какого — Роджер пока не знал. Он собрался было съездить в Тотенхем, но тут на его столе зазвонил телефон. Было три часа дня. Чэтуорт пробормотал Роджеру свои поздравления, в Скотленд-Ярде царило возбуждение, а в адрес пока еще отсутствующего Тернбула звучали саркастические замечания. — У телефона Роджер Уэст. — Говорит Дэлби, сержант Дэлби, — послышался мужской голос. — Тут есть кое-что для вас интересное, сэр. В саду пустующего дома в Сант-Джон-Вудз обнаружен труп девушки. Пролежал в кустах недели три. Сосед почувствовал запах и решил выяснить, в чем дело. Не хотели бы вы… — Еду, — моментально отреагировал Роджер. — Через десять минут буду в вестибюле. Вам о ней что-нибудь известно? — Пока нет.
По наружности девушки ничего нельзя было определить, да Роджер и не пытался. Однако в кустах была обнаружена ее сумочка, в ней ее моментальные фотографии, адрес и еще кое-что, позволившее узнать почти все, что требовалось. Два часа спустя Роджер сидел в небольшой гостиной дома на Сант-Джон-Вудз около Риджент-Парк. Он держал в руках большое глянцевое фото погибшей девушки, которая была настоящей красавицей. С трудом верилось в то, что ее больше нет в живых — на фотографии она излучала жизнерадостность. У ее матери, сохранившей следы некогда блистательной красоты, были испуганные и ничего не понимающие глаза. — О, я просто не могу описать вам, что сейчас испытываю… Моя Роуз, моя дорогая маленькая Роуз… Она так радовалась, когда победила на этом конкурсе. Я никогда не видела ее такой счастливой. У меня язык не повернулся ее разочаровывать, когда она позвонила и сказала, что несколько дней не появится дома. Зачем мне было ее разочаровывать? Она сказала, что это один шанс из тысячи, и я попросту не могла… Женщина тараторила без умолку. Она расхаживала по комнате, прикасалась к вещам, брала их в руки, ставила на место, потом вдруг замирала как вкопанная и зажмуривала глаза. И снова ходила из угла в угол, бубня одно и то же. — Не могу поверить в то, что это могло случиться с моей Роуз — она была такой хорошей девочкой… Да, да, она на самом деле была хорошей девочкой. Может, она и совершила какие-то ошибки, но никогда не была взбалмошной девчонкой. Никогда. Она так верила в то, что добьется успеха. Думаю, она бы обязательно его добилась. Как с ней могло такое случиться? Посмотрите, какая она красивая! — Да, миссис Андерсон, Роуз настоящая красавица, — согласился Роджер. — Нет ничего удивительного в том, что она была тщеславна. На каком конкурсе она одержала победу? — На конкурсе красоты, проводимом фирмой Конуэйз. Знаете мыло Конуэйз? — Миссис Андерсон снова закрыла глаза и, замерев, стояла, прижав к столу ладони. — Не могу поверить, что… У Роджера заныло сердце. Итак, третья задушенная красавица — победительница конкурса красоты. Совпадение? Не верится что-то… — Дайте мне другие ее фотографии, — попросил Роджер. — Мы непременно отыщем того, кто ее убил, миссис Андерсон. Женщина открыла глаза, и Роджер увидел, что они до краев наполнены лютой злобой. — И что от этого изменится? Неужели ты, дурак, не понимаешь, что этим не вернуть мне мою маленькую Роуз?! — вопила миссис Андерсон. — Что, разве ты вернешь мне мою маленькую Роуз? Да слабо, слабо тебе! Она была самой лучшей дочкой на свете. Она была такой замечательной девочкой. Если ты поймаешь преступника, мою девочку это не воскресит! Сержант Дэлби оказался искушенным человеком в делах подобного рода. Он постарался отвлечь внимание миссис Андерсон, и она вскоре успокоилась. Через час Роджер притормозил возле небольшого дома в Тотенхеме, расположенного неподалеку от парка. С ним в машине был полицейский из местного участка. — Я вам потребуюсь, сэр? — поинтересовался он. — Подождите меня здесь. Роджер поспешил к двери, надеясь втайне, что по крайней мере здесь ему не придется стать свидетелем еще одной истерики — мать Хилды Шоу была охарактеризована в рапорте как особа «внешне безразличная». Дверь ему открыла небольшого роста женщина средних лет. Она казалась испуганной, но неожиданно многозначительно улыбнулась Роджеру, который раскусил ее в мгновение ока — так улыбались все без исключения женщины этой профессии. У миссис Шоу оказалась превосходная фигура, выгодно подчеркнутая покроем платья, и лицо со следами порока. Роджер с ней не особенно церемонился… Когда миссис Шоу обнаружила, что он из Ярда, ее манеры круто изменились. — Эй ты, послушай, почему вы не оставите меня в покое? — кричала она. — Ее не вернуть, верно? Вам что, больше делать нечего? Только и знаете, что приставать со своими идиотскими вопросами к бедной… — Ваша дочь когда-нибудь принимала участие в конкурсе красоты? — оборвал женщину Роджер, решивший прикинуться эдаким невеждой-полицейским. — Ну и что с того, если и принимала? — Да или нет? — Разумеется, да! — гордо заявила миссис Шоу. — Позапрошлым летом моя дочка победила в трех конкурсах, прошлым в двух и вообще всегда входила в тройку призеров. В этом году Хилда участвовала только в одном конкурсе. Она должна была вот-вот отхватить приз. — В котором? Для него это был вопрос жизни и смерти. — В самом большом и самом лучшем, — хвасталась миссис Шоу. — Моя Хилда всегда участвовала только во всем самом лучшем. Если бы она туда не прошла, она бы была сейчас жива. Хилда выиграла финал в Северном Лондоне и была одной из главных претенденток на первый приз — целых тысяча фунтов. Неужели ты об этом не слыхал?..
Корпорация Конуэйз далеко не новичок в бизнесе. Помимо мыла, стиральных порошков и прочих моющих средств, здесь чего только не производили: кремы, духи, лекарственные препараты, а также широкий ассортимент предметов туалета. Ежегодно Конуэйз совместно с популярным еженедельником проводила конкурс красоты в рамках Всебританского конкурса. Выяснив, что таких конкурсов двенадцать, Роджер занялся изучением карты, выпущенной Конуэйз в качестве рекламного проспекта. Лондон на ней был поделен на четыре района, остальная Англия на пять — Юг, Дальний Юг, Центральные земли, Северо-Запад и Северо-Восток, плюс Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия. Победительницы каждого из этих конкурсов допускались в финал, проводимый в конце года. Королеву ждали тысяча фунтов стерлингов, титул «Мисс Британия», а также право участвовать в конкурсе «Мисс Мир». К тому же представлялся неплохой шанс сделать карьеру в кино. Роджер имел обстоятельную беседу с Чэтуортом… — Думаю, на данном этапе нам не стоит открыто браться за Конуэйз, — высказал он предположение. — Однако неплохо было бы связаться с кем-нибудь из заслуживающих доверие представителей фирмы, имеющих самое прямое отношение к организации конкурсов. — Он все еще пребывал в возбужденном состоянии, обнаружив, что все три убийства оказались связанными между собой одной ниточкой. — Разумеется, мы пока в самом начале пути, однако, сэр, мне кажется… Роджер внезапно замолчал. — Продолжай, продолжай — я тебя внимательно слушаю, — нетерпеливо сказал Чэтуорт. — Одним словом, пока проведено семь финалов: три в Лондоне, один на Юге Англии, по одному на Северо-Западе и Северо-Востоке и в Центральных землях, — размышлял вслух Роджер. — Победительницы всех трех лондонских финалов убиты. Разумеется, все можно списать на то, что очень часто прекрасные девушки, выигравшие конкурс красоты, теряют голову и сами ищут неприятностей, однако… — Что ж, я с тобой спорить не собираюсь. — Чэтуорт был очень серьезен. — Конечно, что бы там ни говорили, это никакое не совпадение. Не выпускай из поля зрения остальных четырех победительниц. Поинтересуйся, на какой стадии находится подготовка к грядущим финалам. Этому, пожалуй, следует уделить особое внимание. Повидайся с девушками, возьми у них фотографии. Ладно, ладно, хватит тебе усмехаться. Еще бы — сам прекрасно знаешь, что нужно делать. Ты свободен! Роджер встал. — Да, кстати, Тернбул уже в пути. Ему повсюду сопутствовал триумфальный успех. Час назад я разговаривал по телефону с начальником полиции, так вот, он сказал, что Тернбул проделал грандиозную работу и за три дня закончил то, с чем другой мог бы копаться целую неделю. Хочешь, чтобы он работал с тобой? — Вам решать. Разумеется, было небезынтересно узнать, как отреагирует Тернбул на свое фиаско. То есть знает ли он об эксгумации и последующих событиях, или же в Уэстморленде у него было слишком много дел?.. Ладно, это не столь важно. Куда важней то, что за последние семь, нет, девять недель — да, да, две он, Роджер, провалялся без дел — были убиты три королевы красоты. Вероятно, остальным четырем тоже угрожает смертельная опасность, а до конца лета будет проведено еще пять аналогичных конкурсов. Роджер внимательно изучил журнал, где были опубликованы биографические сведения об этих четырех победительницах конкурсов. В полицейские участки соответствующих округов Лондона и графств полетели депеши с приказами установить тайное наблюдение за королевами красоты. Роджер был с головой погружен в изучение материалов о конкурсах, когда в офис вошел Тернбул. Кроме Эдди Дэя, здесь больше никого не было. Тернбул вошел без лишнего шума, и все равно это можно было сравнить с появлением на сцене. На лице великана теперь не было его обычной широкой улыбки, да и в манерах появилась некоторая напряженность. Роджер обратил внимание на сдвинутую набок шляпу и безукоризненно сшитый коричневый костюм. Он кивнул Эдди и прямиком направился к Роджеру. — Салют. Говорят, ты даром времени не терял. — Просто тут кое-что всплыло, — сказал Роджер. — А я, кретин, ни о чем не догадывался. Да, ты сделал из меня настоящее посмешище. — В голосе Тернбула не ощущалось никакой злости — он попросту был потрясен. — Хорошо, что ты вовремя вышел на службу — иначе бы все так и закопали в землю. — Мы ничего никогда не закапывали в землю, — возразил Роджер. — Да, да, ничего. — Тернбул снял шляпу и, надев ее на указательный палец, стал крутить. Безостановочно. — Я все понял. Не возражаешь, если я буду снова работать вместе с тобой? — Это не от меня зависит, — пробормотал Роджер. — Мог бы замолвить за меня словечко Чэтуорту. Или лучше скажи ему, что я хвастун и начисто лишен нюха. Тогда меня точно отстранят. Итак?.. — Если ты на самом деле хочешь продолжать и если тебя не впрягут в другую работу, я не против. — Роджер взглянул в сторону Эдди, встал и направился к двери. — Пошли покажу тебе кое-что в архиве, — сказал он Тернбулу. Когда за ними закрылась дверь, буркнул: — К черту архив — отыщем укромный уголок в буфете. Мне нужно с тобой поговорить. — Маэстро собрался преподать урок? — Послушай, Тернбул, у меня нет никакой охоты с тобой пререкаться, давать уроки нет смысла, ни тебе, ни кому бы то ни было другому. — Они шли рядышком к лестнице — два здоровенных красивых парня. Тернбул был на целый дюйм выше и пошире в плечах. Роджер прихрамывал — еще не сняли повязку с ноги. — Нет нужды посвящать в наши дела Эдди Дэя, Чэтуорта или кого-то еще, — пояснил Роджер, когда они наконец устроились за столиком на отшибе. — Закурим? — Роджер протянул Тернбулу сигареты. — Спасибо. — Великан щелкнул зажигалкой. — К чему такая секретность? — Ты потерпел неудачу и, разумеется, захочешь отыграться, — начал Роджер. — Поверь мне — от неудач не застрахован никто. У того, кто ни разу не оступался, наверняка выросли бы крылья и появился нимб. Как видишь, у нас в Ярде таких нет. Тебе известно что-нибудь новенькое? — Ты хочешь сказать, посвящен ли я в тайну королевы красоты? — Вот именно. Ты помнишь день, когда мы с тобой возвращались из Тэлхема и попали в пробку возле Виктории? Мимо нас по тротуару прошла женщина, и ты издал разбойничий свист. Припомнил? Тернбул стиснул пальцы. — Ну и что? — Понимаешь, ты можешь снова пойти не по той дороге, если за деревьями не захочешь увидеть леса. То есть убийцу этих соблазнительных красоток. — Попытка взять шутливый тон потерпела неудачу, и Роджер проклинал себя за это. Увы, Тернбулу не так-то просто что-либо доказать — во всем он чувствует подвох. — К тому же ты будешь из кожи лезть и вполне можешь перестараться. — О чем ты, Уэст? — Не Красавчик, а Уэст, к тому же еще и ледяной взгляд исподлобья. — Неужели ты всерьез опасаешься, что я начну волочиться за юбкой и заброшу работу? — Я всего лишь хотел сказать, что ты больше не можешь позволить себе роскошь ошибиться, поэтому, если ты считаешь, что не застрахован от ошибок, лучше не берись за это дело. Я тебе даю вольную. — То есть хочешь сказать: предупреждаю тебя по-дружески. Тернбул присвистнул, но тут же рассмеялся и похлопал Роджера по плечу. Его лицо прояснилось, а в голосе зазвучали дружеские нотки. — Ладно, ладно, Красавчик! Сегодня у меня что-то не в порядке с чувством юмора, да и вообще у меня с ним беда. Я приготовился к тому, что ты захочешь сделать мне больно, а ты вместо этого протягиваешь руку. Спасибо тебе преогромнейшее! Подумаю, подумаю, но вовсе не потому, что опасаюсь сбиться со следа из-за какой-нибудь соблазнительной девицы. Надо же — помнишь ту малышку с Виктория-стрит. Ну, ты превзошел все мои ожидания! — Он снова рассмеялся, на сей раз куда более искренно. — Зато ты у нас во всех отношениях счастливчик, верно? — Ты думаешь? — Два прелестных сорванца плюс красавица жена. — Ага, так вот в чем дело: я обязан найти тебе в жены красотку, да? Они рассмеялись. И все равно между ними оставалось много недосказанного. Тернбул в корне изменил свое поведение — скорее всего потому, что понял: противостояние ни в коем случае не доведет его до добра, однако вовсе не чувствовал себя таким беззаботным, каким хотел казаться. Роджер надеялся, что им все-таки не придется работать вместе, однако отстранять от дела Тернбула не хотел — слишком многим был ему обязан. На следующее утро позвонил Чэтуорт. — Только что мне звонил управляющий Конуэйз, — сказал он. — Хотел выяснить, не желает ли полиция отложить проведение конкурсов красоты, Что скажешь? — Нет! — почти выкрикнул Роджер. — Может, они, нам что-либо прояснят, а? — Все может быть. — Скажу ему «пока нет», — пообещал Чэтуорт. — Да, кстати, если, конечно, не возражаешь: пускай Тернбул поработает с тобой, а? Похоже, он считает это делом чести. — Очень хорошо, сэр, — глухо ответил Роджер.
— Ну и ну! Великолепная семерка! — воскликнул Тернбул, разглядывая разложенные на столе у Роджера фотографии. — Жалки этих двух, а? — Он указал на фотографии Бетти Джелибранд и Хилды Шоу. — Мне кажется, у них небольшой перевес над всеми остальными. Хотя и эти девочки далеко не страхолюдины. — Тернбул говорил слишком быстро и равнодушно. — Уже повидал живьем остальных? — Нет. Начнем обход сегодня. — Мне прямо-таки не терпится! Есть какие-то соображения по этому поводу, а, Красавчик? Я постарался наверстать упущенное, дабы говорить с тобой на равных. Итак: Конуэйз проводит по всей стране целую серию конкурсов красоты, главный приз — тысяча монет плюс шанс подписать трехгодичный контракт в кино. — Совершенно верно. — Следовательно, приз может утроиться, а то и… — Запросто. — Большинство убийств совершается не за тысячу, а, как говорится, за шапку сухарей, — рассуждал Тернбул. — Ага, ты скажешь, что я опять делаю скоропалительные выводы. Нет, в этом, что ни говори, что-то есть. Ищите красотку, которая душит соперниц, чтобы расчистить себе путь к пьедесталу. Он ухмыльнулся. — Я уже так давно служу в Ярде, что способен поверить в все что угодно, — сказал Роджер. — То, что мы с тобой расследуем это дело на пару, вовсе не означает, что мы должны быть неразлучны. — Он кивнул на фотографии четырех оставшихся в живых девушек. — Бери двух на выбор. Разузнай все о конкурсах, на которых они одержали победу. Идет? — Чтобы выявился какой-то объединяющий фактор? — Чтобы выявилось круглое там, где все квадратное. — О'кей. А дальше? — Дальше займемся этими новыми конкурсами, возьмем под наблюдение новых королев. Финал должен состояться осенью в Блэкпуле. Опять-таки — должен. Сегодня утром от Конуэйз поступило предложение отложить проведение конкурсов. Переговоры с ними вел шеф. — Предложение было отклонено? — полюбопытствовал Тернбул. — Да. По крайней мере пока. Ведь мы еще не знаем, с какой стороны ждать опасность. На это нужно бросить все силы. — Представляю, что за работенка нас ждет. — Тернбул вдруг улыбнулся. — Ладно, Господь с ними, с этими королевами. Не возражаешь, если в один из ближайших выходных я свожу твоих ребятишек куда-нибудь развлечься? Скажем, в «Лорд» или в «Овал»? — Не только не возражаю — буду тебе благодарен.
Роджер навестил двух королев. Это были очень красивые девушки, но все-таки не такие, как те, погибшие. Тернбул вернулся из разведки, улыбаясь, как сатир. — Нашел королеву красоты, Красавчик! Одна лакомый кусочек, ну а другая — пальчики оближешь! Вот уж расстарался Господь Бог! Сроду не встречал ничего подобного. А уж я их на своем веку перевидал… Да сам увидишь. Тут Роджеру принесли сведения, касающиеся главных организаторов конкурсов, — это были трое мужчин и одна женщина. Двое мужчин и женщина работали в Конуэйз, четвертый был служащим Померол, рекламной фирмы, которой принадлежала идея проведения этих самых конкурсов.
Роджер с Тернбулом сидели в первом ряду большого зала, вместившего две тысячи поклонников красоты. В центре зала на возвышении стояли пятьдесят девушек в купальных костюмах, демонстрирующих природную грацию и приобретенное самообладание. Они по очереди выходили из строя, дабы подвергнуться самому критическому разглядыванию и обмерам. Роджер заприметил трех мужчин, присутствовавших на всех представлениях. Дерик Тэлбот, выхоленный, изнеженный, длинноволосый красавец хищник, сидел рядом с представителем муниципальной власти и двумя подающими надежды кинозвездами. Он был советником судейской коллегии. Мужчина, представлявший девушек судьям, казался полной ему противоположностью: здоровый, молодцевато-красивый, он определенно отдавал предпочтение развлечениям на свежем воздухе. Это был Марк Осборн, служащий рекламного агентства и ведущий программы конкурса. Третий мужчина являл собой еще один человеческий тип: скромный, даже робкий, предпочитающий держаться в тени, пожилой человек. Тернбул указал на него пальцем и сказал: — Уилфред Дикерсон. У него самая клевая работенка — занимается процедурой обмеров. Хочешь верь, хочешь нет, но эти девчонки предпочитают, чтобы это делал мужчина. Им кажется, будто женщина захочет их надуть. У Дикерсона был утомленный и мрачный вид. — Говорят, он способен определить на глазок малейший изъян в фигуре. — Тернбул ухмыльнулся. — Интересно, кого они выберут? Еще говорят, будто бы Дикерсон — ходячая энциклопедия мыльного бизнеса. Я сам бы согласился варить мыло, если за это мне поручат щупать таких красоток. — Кто секретарь жюри? — бесстрастно поинтересовался Роджер. — Вон та серая мышка. — Тернбул указал на сидящую рядом с Дикерсоном девушку. — С трудом верится, что у нее вообще есть фигура. Да я бы… Он вдруг замолк и уставился на сцену. К стоящим на возвышении девушкам присоединилась еще одна, при виде которой Тернбул чуть было не лишился дара речи. Даже у видавшего вида Роджера захватило дух. Движения вновь прибывшей были полны совершенной грации и уверенности в себе. Черные, как смоль, волосы, идеальная, без единого пятнышка, матовая кожа — одним словом, раскрасавица, к тому же знающая себе цену. Красота этой девушки казалась естественной. Стоило ей только появиться на сцене, как всем стало ясно, что шансы остальных девушек завоевать корону равны нулю. Тернбул не сводил с нее глаз. — Эта малышка очень даже в моем вкусе, — тихо пробормотал он. «Все-таки не надо было допускать тебя к этому делу», — подумал Роджер. Но было поздно что-либо изменить.
Вечером следующего дня после конкурса, на котором Риджина Хауорд одержала столь блистательную победу, она сидела в офисе, занимавшем небольшие апартаменты в том же здании, что и Конуэйз, на Бэмис-скуэр, Мэйфер, W, 1. Риджина была секретарем и по совместительству мастером на все руки в небольшом агентстве мод. Работенка приятная, хотя и не денежная, Владелец появлялся редко, так что хозяйкой была она. Риджина подкрасила губы и спрятала тюбик с помадой в сумочку. Офис конкурса находился на том же этаже, и Дерик Тэлбот и Марк Осборн то и дело заглядывали к ней под каким-либо предлогом. В данный момент ее навестил Тэлбот. — Нет, Дерик, сегодня я не смогу пообедать с тобой. Я устала, — к тому же у меня много дел, — решительно заявила девушка. — Я буду обедать дома. — С больной мамой? — Почему бы и не с ней? — А потому что, моя дорогая, грех сидеть в такой дивный июльский вечер в душной квартире. К тому же мы еще не отпраздновали славную вчерашнюю победу, которую я тебе, кстати, предрекал. Лучший способ ее отпраздновать — загулять с вашим покорным слугой на всю ночь. Пообедаем в Мэйденхед или где-нибудь возле реки, потом возьмем лодку. Даю тебе честное слово, что не сделаю ни единой попытки покушения на твою честь. Риджина рассмеялась. — В этом я уверена. И вообще очень заманчивое приглашение, но, увы, не могу. — Не можешь? Или не хочешь? Интересно, старушка, твоя mére[14] причина или предлог давать мне регулярную отставку? У Тэлбота был приятный голос, симпатичное лицо и чересчур длинные и волнистые для мужчины волосы. К тому же он был безукоризненно одет. Эдакий худой высокий щеголь. Когда-то он мечтал рисовать, но не хватило усидчивости. В Конуэйз попал через департамент искусств этой фирмы, выполняя композиции пригласительных билетов и пакетов для покупок и осуществляя контакты с Померол и Померол, рекламным агентством. С Марком Осборном, занимавшим аналогичную должность в другой фирме, продумал в деталях конкурсы красоты, привлекшие к себе столь невероятное внимание общественности. И Тэлбот, и Осборн пользовались поддержкой совета директоров и находились, что называется, на гребне волны. С Риджиной Хауорд они были знакомы уже несколько месяцев, причем именно Тэлбот уговорил девушку принять участие в конкурсе красоты Западного Лондона. Она не горела особым желанием, однако Тэлботу при поддержке матери Риджины удалось ее убедить. Марк Осборн практически не принимал в этом никакого участия. — Так все-таки это причина или предлог? — не унимался Тэлбот. — Не глупи, Дерик… Риджина казалась рассеянной. — Моя дорогая красотка, ты права — я всего лишь глупый старомодный рыцарь. Однако наличие материнского интереса заметно любому непосвященному. Лишь с той небольшой разницей, что «mére» следует заменить на «Марка». Я не ошибся? Стоявшая возле двери Риджина повернула голову и внимательно пригляделась к этому длинноволосому изнеженному щеголю. — Дерик, если бы я не могла принять твое приглашение из-за того, что у меня свидание с Марком, я бы тебе об этом так и сказала, — без малейшей тени кокетства ответила девушка. Похоже, Тэлбот ей поверил. — Боже, а ведь я снова завел старую пластинку. Да, ты бы обязательно об этом сказала. Прошу простить за столь вульгарные подозрения. Будь проклята сжигающая мое существо дьявольская ревность. Кстати, я, кажется, забыл сказать тебе об этом вчера — я тебя люблю. Страстно, безумно, всепоглощающе, собственнически. Мне кажется, я способен сломать шею тому, кто наберется наглости повести тебя к алтарю. — Дерик Тэлбот кротко улыбнулся. — Или же подсыпать ему яда. А то и пырнуть ножом. Они направились к лифту. В большом по-современному роскошном здании не было ни души. В половине седьмого здесь, как правило, пусто. Где-то гудел пылесос — уже приступали к работе уборщицы. С коротким шипением сомкнулись двери лифта, и они очутились вдвоем в залитой светом кабине, стены которой были обшиты панелями из орехового дерева. Дерик Тэлбот нажал на кнопку с цифрой 1. — Самое ужасное состоит в том, что ты, судя по всему, говоришь это всерьез, — чеканя каждое слово, сказала Риджина. — Ты абсолютно права. Это предупреждение. — Дерик, я… — Ладно, леди, давай с этим покончим, — бодрым тоном изрек Дерик, обнял девушку и легонько сдавил ей пальцами плечо. — Видишь, я способен испытывать братскую любовь к прекрасной женщине, питающей ко мне сестринские чувства. — Он нежно поцеловал Риджину в лоб. — Если хочешь знать мое мнение, я глубоко уверен в том, что Марк тебе не пара, — заявил Тэлбот. — А если ты хочешь знать мое, то я уверена, что еще не встретила подходящую для себя пару, — сказала Риджина, пытаясь придать их беседе легкомысленный оттенок. Лифт остановился. — Вас подвезти, мэм? — поинтересовался Тэлбот, когда они вышли на улицу. И вдруг спросил совершенно серьезно: — Никаких сожалений, а, Джина? — По поводу чего? — Конкурса, разумеется. — Сама не знаю, — задумчиво сказала девушка. — Мне никогда особенно не хотелось в нем участвовать, теперь же, выиграв его, я вовсе не уверенав том, что мне хотелось бы продолжить борьбу. — Идиотизм, под названием совесть, что ли? — Представь себе, да. Ведь я знакома не только с тобой, но и с Марком, и с Дикерсоном. А что, если вы повлияли… — О, прекрати. Судьи абсолютно независимы. Осмелься только я и молвить за тебя словечко, и они бы наверняка тебя забодали. К тому же ничего подобного не требовалось — ты и без того была на голову выше всех остальных. А уж если это говорю я… То же с случился в финале. Не упусти свой шанс, Джина. Ведь даже твоя мать за то, чтобы ты участвовала в конкурсе. — Ладно, я подумаю, — пообещала Риджина. — Спасибо тебе, Дерик. У нее была небольшая машина, которую она украшала собой, как и все остальное, к чему прикасалась. Грациозно изогнувшись, девушка села за руль. Тэлбот стоял на тротуаре и следил, как машина выруливает на магистраль. Тэлбот отвернулся…
Минут десять Риджина ползла, со всех сторон зажатая автомашинами. У нее было время поразмышлять над происшедшим. Дерик уж слишком настойчив, иной раз он ее просто пугает, к тому же у него так часто меняется настроение… Сегодняшнее легкомыслие завтра вполне может смениться едким сарказмом. Раньше он был совсем другим и лишь в последние месяцы… Нет, нет, Риджина не связывала происшедшую с Дериком перемену с конкурсами красоты — в конце концов, их проведение было всего лишь частью его работы, да и относился он к ним с энтузиазмом, как говорится, горел этим делом. Скорее всего причина крылась в том, что Дерик был жестоким человеком, чего нельзя сказать по то внешности. Окружающих вводили в заблуждение женоподобные манеры Дерика и его пристрастие изысканно одеваться. Что касается характера Дерика Тэлбота, он у него отнюдь не женский. Отнюдь! Он страстно хотел, чтобы Риджина выиграла финал, был уверен в том, что она его выиграет, если только захочет в нем участвовать. Более мужественный с виду Марк Осборн на самом деле обладал отнюдь не столь сильным характером, как Тэлбот. Марк очень часто проявлял нерешительность. Хотя бы даже в отношениях с ней. И тем не менее из них двоих Риджина отдавала предпочтение Марку, в обществе которого чувствовала себя гораздо спокойней. Она даже подчас размышляла над тем, не выйти ли замуж за Марка… О, в этих размышлениях ее привлекала какая-то неизведанная новизна. Вчера вечером в Хэммерсмит Риджина увидела человека, который ее буквально загипнотизировал. Эдакий могучий импозантный великан… Риджина Хауорд жила в небольшой квартирке неподалеку от Эдгар-роуд с матерью-инвалидом. Здешние дома напоминали своей конструкцией башни, радующие глаз чистотой своих светло-серых фасадов. Тихая заводь с не слишком высокой квартплатой, вся в зелени, к тому же удобно расположенная. Девушка свернула за угол, и ее нога невольно оказалась на педали тормоза. Возле подъезда ее дома стоял ярко-красный «М. Г.» Марка Осборна. Он не сказал, что собирается заехать к ней, и поэтому для Риджины это оказалось неожиданностью. Она моментально подумала о Дерике: если бы тот увидел здесь машину Марка, наверняка бы счел ее лгуньей. А это сказалось бы на их взаимоотношениях. К тому же могло усилить соперничество между Дериком и Maрком, а они работают в столь тесном контакте, что любое осложнение чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Риджина поставила свою машину рядом с «М. Г.». Дверь в подъезд по обыкновению была не заперта. Их квартира на первом этаже. Отперев своим ключом дверь, Риджина услышала голос матери: — Я уверена, что она скоро появится, мистер Осборн. Она всегда предупреждает меня по телефону, если задерживается. — Обязательная Джина, — изрек Марк своим обманчиво мужественным баритоном. — Ага, кто это там? Ты, что ли? — Широкая мрачная физиономия Марка просветлела. — Приветствую, старушка. Едва дождался тебя. — Интересно, что это тебе вдруг взбрело в голову меня ждать? — сухо поинтересовалась девушка. — Хочешь верь, хочешь нет, но я приехал по делу. К тому же твоя мама обещает меня простить, если я увезу тебя куда-нибудь пообедать. — Разумеется, дорогой мальчик, — кивнула миссис Хауорд. Она была одного роста с Риджиной и такая же темноволосая, только начинала седеть. Ее губы отливали синевой, что свидетельствовало о явном сердечном недуге. К тому же миссис Хауорд была подвержена частым обморокам. Однако ее больше всего мучил ее физический недостаток — правая сторона лица миссис Хауорд была парализована. Трагедия становилась очевидной, когда вы видели ее профиль слева, — он и по сей день оставался прекрасен. Левая сторона ее лица была абсолютно нормальна: губы двигались, она могла моргать, вращать глазом, одним словом, если смотреть на нее слева, ровным счетом ничего не заметно. Правая же сторона лица напоминала изуродованную маску красавицы. Миссис Хауорд не любила встречаться с незнакомыми людьми и очень редко выходила из дома. Однако время от времени у них бывали и Дерик Тэлбот, и Марк Осборн, да и среди соседей у миссис Хауорд были друзья. Риджина свыклась с болезнью матери и нередко забывала о ней. Сейчас она вдруг вспомнила выражение лица Дерика, когда тот спросил, не служит ли ее мама поводом ему отказать. Тем более о Дерике ей напомнила новая коробка с шоколадными конфетами на столе — она явно пришла от него. Марк пытливо смотрел на девушку. Увы, его настроение осталось для нее загадкой, обычно его взгляд был дружелюбен и открыт, а теперь… Да, похоже, он чем-то напуган. И всем своим видом умоляет девушку принять его предложение. — Что ж, коль это так важно, то я с удовольствием, — сказала Риджина. Она спохватилась, что проявила бестактность, однако Марк, судя по всему, ничего не заметил. Когда они уже отъехали от дома, он спросил, уверена ли она в том, что с матерью на самом деле ничего не случится. — Да, уверена. Если ей сделается одиноко, она пойдет к соседям через дорогу, — сказала девушка. — Так, значит, она иногда выходит из дома? — Выходит. — Риджина была слегка удивлена, что Марк вдруг заговорил о подобном. Хотя в этом, разумеется, нет ничего предосудительного. — Понимаешь, она очень ранима. — Она всегда была такой? — Нет. До того несчастного случая в горах Швейцарии была совсем иной, — рассказывала Риджина. — Отец поскользнулся, и они оба упали. Отец погиб… Мама целый год пролежала парализованная, но со временем пришла в себя. Вот только лицо… — О, какой кошмар! — воскликнул Марк. — Извини, что я напомнил об этом. — Ничего страшного, Марк, — успокоила его Риджина. Она чувствовала, что расслабляется с каждой минутой. Разумеется, Дерик не должен видеть ее с Марком. Конечно, в этом нет ничего страшного, но все-таки не должен. Они подъехали к небольшому ресторану в переулке неподалеку от Пэддинтон-Стейшн. Риджине никогда бы не пришло в голову сюда зайти, ибо снаружи это было всего лишь большое окно, окно поменьше и выкрашенная зеленой краской дверь с выцветшей вывеской сверху. Внутри оказалось очень уютно: обитые красным плюшем диваны по стенам, такого же цвета стулья с противоположной стороны столиков, покрытых безукоризненно чистыми узорчатыми скатертями, на которых тускло поблескивает серебро. И повсюду бесшумно снуют темнокожие официанты, говорящие на едва понятном английском. Их приветствовал мужчина с лицом цвета черного кофе, принял у них заказ. Он определенно знал Марка. — Здесь хорошо, — отметила Риджина. — Ты здесь часто бываешь? — Время от времени. Случайно забрел сюда года два назад. Да, здесь на самом деле неплохо. Риджина почувствовала безошибочно: Марка что-то гнетет. Ведь Марку было непросто набраться храбрости явиться к ней домой, заручиться поддержкой матери и чуть ли не силой заставить, провести с ним вечер. Нет, никакого дела у него к ней нет. Может, он собирается сделать ей предложение?.. Что ему ответить? Теперь Риджина жалела о том, что поддалась на уговоры Марка. Ей вовсе не хочется его обижать. Что ж, он сам заварил эту кашу… Кормили в ресторане отменно. Риджина попросила кофе, но от ликера отказалась. Марк потягивал бренди из высокого стакана и курил сигарету. Он все больше и больше нервничал, и это не укрылось от внимания девушки. И тем не менее она вздрогнула, когда он наконец заговорил: — Джина, я боюсь. Очень боюсь. Ты ничего не заметила, а? Она буквально онемела от изумления. — Зря я тебя так сразу огорошил. Но… так получилось. Так, значит, ты ничего не заметила… Она потянулась за сигаретой. — Ничего не понимаю, Марк. — Черт побери, мне бы очень не хотелось говорить тебе об этом. — Марк нервно облизнул губы. — Сперва мне казалось, что я попросту схожу с ума, но теперь уверен, что это не так. Одним словом, я во всем убедился, да и полиция заметила. — Дай мне прикурить, Марк, и перестань темнить, — взмолилась Риджина. — Что?.. А, прикурить. Прошу прощения. — Он чиркнул спичкой. Риджина обратила внимание, что руки у Марка не дрожат. — Черт знает что. Ты, разумеется, слыхала о Бетти Джелибранд, королеве красоты Южного Лондона. Бедняжка… Риджине почудилось, будто открылась дверь и на нее дохнуло холодом, чему виной не только разговоры Марка, но еще и подсознательные страхи, мучившие ее последнее время. — Да. — Потом эта Хилда Шоу. Хилда была одной из первых финалисток. Я, кажется, рассказывал тебе о ней. — Ага. Я… видела ее фотографию. Вы с Дериком… Она не закончила фразу. — Совершенно верно. Мы показывали тебе будущих конкуренток. Черт побери, да ты ведь знаешь об этом конкурсе не меньше нас! Сперва Бетти Джелибранд… Найдена задушенной. По этому поводу шумели газеты, а какой-то парень даже бросился с крыши. Его вроде бы хотели схватить по обвинению в убийстве. Помнишь? — Разумеется. — Я прочитал в «Глоуб», что полиция якобы считает, будто это он убил Хилду Шоу, — продолжал Марк, поднеся к губам стакан с бренди и не спуская испытующего взгляда с Риджины. — Теперь же я узнал еще и про третью… Девушке показалось, что от двери тянет настоящей стужей и что она вот-вот начнет выбивать зубами дробь. — Роуз Андерсон тоже погибла, — сказал Марк. — Ее труп обнаружен в кустах в саду заброшенного дома неподалеку от Сант-Джон-Вудз. Уже трое. Я прочитал об этом убийстве в позавчерашних газетах, но полиция все хитрила и скрывала. В сегодняшних вечерних газетах наконец назвали ее фамилию и напечатали фотографию. Следовательно, погибли уже три королевы. Риджина почувствовала, что дрожит. — Понимаешь, к чему я, а? — допытывался Марк. Риджине хотелось ему что-то ответить, но в голове не оказалось ни одной разумной мысли. Больше всего ее пугал этот неподдельный страх в глазах Марка — словно его терзают какие-то жуткие подозрения о том, что стоит за всеми этими фактами об убийствах. — Кажется, понимаю, — выдавила из себя Риджина. — Трое… — Черт побери, как будто мы выбираем королеву и указываем на нее пальцем для того, чтобы ее убили, — громко разглагольствовал Марк. — Теперь, когда королевой стала ты… — Марк, прекрати говорить глупости и не кричи на весь зал. — Что, разве я не прав? — не унимался Марк. — Мне кажется, ты преувеличиваешь. Девушки подобного рода нередко теряют голову. Их портит успех, и они… — Тут никакие рассуждения не помогут, — перебил ее Марк. — Я сам пытался рассуждать подобным образом, пока не погибла Роуз. Кто-то явно задался целью уничтожать наших королев красоты. Господи, как ужасно. Кстати, полиция тоже скумекала что к чему. — Что ж, если все действительно так, как ты говоришь, им давно пора заняться этим делом, — сказала Риджина. Марк схватил стакан, глотнул бренди и со стуком поставил на стол. — Ты, очевидно, права. Но я все равно боюсь. Последние двадцать четыре часа за мной следят. За Дериком тоже. И за тобой. Вчера вечером в Хэммерсмит присутствовали два человека из Скотленд-Ярда. Но полиция, насколько мне известно, пока еще не имела откровенного разговора с фирмой. К тому же никого открыто не допрашивала. Они что-то вынюхивают, и мне это очень не нравится. — Но если они таким образом сумеют узнать, в чем дело… — Слушай! — Марк вдруг стиснул ее запястья, и она поразилась тому, какие у него холодные и цепкие пальцы. — Их всех мог убить тот парень, который бросился с крыши церкви. Тело Роуз пролежало в кустах около трех недель. Но если полиция считает убийцей его, почему они вертятся вокруг нас? Кого еще они подозревают? Зачем им понадобилось следить за тобой и за мной? Да, я ужасно боюсь, потому, что ничего не понимаю. Лучше бы они взялись за нас в открытую. Эта постоянная слежка меня просто угнетает. Я… Марк внезапно замолчал. К их столику кто-то приближался, Подняв голову, Марк увидел перед собой Дерика Тэлбота. Риджина стремительно обернулась и поняла по блеску глаз Дерика, что беды не избежать.
Дерик был пьян в доску. Об этом говорила его вызывающая поза, оттопыренные губы и налитые кровью злые глаза. Оттолкнув смуглокожего метрдотеля, Дерик продолжал упорно продвигаться к их столику. Откуда-то появились два официанта, но они побоялись приблизиться к Дерику. — Прошу вас, мсье, — тщетно увещевал его метрдотель. — Я желаю сказать, — упрямо твердил Дерик. Он остановился возле их столика и посмотрел сверху вниз не на Марка, а на Риджину. Взгляды всех присутствующих тем временем были прикованы к Дерику. Мужчины пытались загородить собой женщин. — Дерик, не устраивай сцен, — сказала Риджина. — Я все тебе объясню и… — Молчать! — Дерик поднял руку — так обычно делает полисмен, желая остановить приближающуюся машину. — Я желаю сказать… — Он икнул и хлопнул себя ладонью по губам. — Да, я желаю сказать, что все женщины обманщицы. Это у них в крови. Не люблю, когда из меня делают дурака, не люблю, когда мне врут в глаза, не люблю… Он вдруг крутанулся на каблуках, и сделал выпад рукой в сторону Марка. Риджина видела, как Марк непроизвольно отшатнулся, пытаясь избежать удара, который пришелся ему в правую щеку. Кто-то вскрикнул, один из официантов направился было в их сторону, но на полпути остановился. Риджина чувствовала, что от нее теперь ничего не зависит, и вся сжалась под устремленными на нее взглядами. Марк вскочил со своего места. Стол качнулся, на пол полетела пепельница. Первый удар угодил Дерику в живот, второй пришелся в челюсть. Она видела, как сперва закатились, а потом закрылись глаза Дерика и он стал падать. — Виноват, — пробормотал Марк и поддержал Дерика, чтобы тот не упал. — Моему другу нехорошо, — бросил он официанту. — Пошли, Джина. — Марк ловко обнял Дерика за талию и положил себе на плечо его руку. — Зайду к вам завтра, — бросил он официанту. — Как вам будет угодно, сэр. Риджина подхватила свою накидку и плетеную сумочку, заметила на столе сигареты Марка, положила их к себе в сумку и поспешила за мужчинами. Марк так легко и умело тащил Дерика, точно это было для него привычным занятием. Метрдотель распахнул перед ними дверь. Сноп света упал на темную улицу и высветил стоящего на противоположной стороне мужчину. Он был высок и импозантен. Риджина видела его вчера вечером на конкурсе в Хэммерсмит. Она вспомнила, что все время чувствовала на себе чуть ли не гипнотический взгляд его глаз и была не в силах оторвать свой. Теперь он ей открыто улыбнулся. Казалось, Марк ничего не заметил — он тащил Дерика к своему «М. Г.». Других машин поблизости не было. — Придется запихнуть его назад, — сказал Марк. — Этот идиот размером не меньше барабана. Не прищеми ему ноги. — Он проделал все на редкость умело и уверенно. — Сперва завезу тебя, а после доставлю домой его. Не знаешь, из-за чего разгорелся сыр-бор? Риджина ничего не ответила. Марк уже сидел за рулем. — Все ты знаешь. Тебе от нас крепко достается, верно? — Она видела, что Марк вполне серьезен. Они проехали под фонарем и свернули за угол. — За нами хвост, — вдруг заявил Марк. — Похоже, кто-то наблюдал за рестораном. Это-то меня пугает и… — Однако ты не очень-то испугался, когда появился Дерик. — Мужчина должен быть всегда уверенным в себе, — сказал Марк и украдкой взглянул на девушку. Она улыбалась, освещенная падающим из витрины светом. — Если нужно, я действую как машина. Никогда не сижу сложа руки в ожидании, что будет дальше. Когда в следующий раз увижу этого сыщика, разобью ему нос. — Это делу не поможет. — Зато доставит мне удовольствие, — возразил Марк, не сводя глаз с зеркала заднего вида. Риджина не позволила ему вылезти из машины и открыть дверцу с ее стороны. Она стояла возле подъезда и глядела вслед удаляющейся машине Марка. И тут на улицу свернула еще одна. Выходит, за Марком и Дериком на самом деле следят. Она отогнала свою машину в расположенный поблизости гараж, вернулась, вставила ключ в замок и медленно открыла дверь. Та тихонько скрипнула. Девушка затаила дыхание. В квартире было тихо и темно, но в ее ушах все еще стоял скрип двери. Она никак не могла заставить себя войти. Ее вдруг объял такой ужас… Она стояла, до боли вцепившись в дверную ручку, и вглядывалась в темноту. Раздался другой скрип. Риджина открыла было рот, но горло сдавил спазм. По телу пробежали мурашки. Вспыхнул свет. — Это ты, дорогая? — спросила мать.
Риджина спала… Она легла вскоре после полуночи, почти окончательно оправившись от нелепого, выдуманного ею самой ужаса, виной которому было нагромождение всяческих совпадений и странное поведение Марка. В ее сознание впечаталось это безумное предположение Марка: «Похоже, мы выбираем королеву и указываем на нее пальцем для того, чтобы ее убили». Она думала абсолютно так же. Будто кто-то шепнул ей на ухо эти слова еще до того, как Марк их произнес. Она жалела Хилду Шоу, но была мало знакома с девушкой и не особенно ей симпатизировала. Смерть Бетти Джелибранд ее буквально потрясла. Она показалась ей перстом самой судьбы. Отныне Риджина была уверена в том, что на всех девушках, победивших в конкурсах, лежит печать проклятья. Разумеется, подобные мысли можно отринуть, назвав их безумными, но толку-то? Все равно они будут одолевать ее. Особенно теперь, когда стало известно еще и про Роуз Андерсон. С Роуз Риджина встречалась дважды. Милая, веселая девушка, которой нельзя было не симпатизировать. Когда Риджину окликнула мать, она чуть было не лишилась чувств, и тому виной Марк с Дериком. Да, они последнее время тоже живут на нервах. Сегодня вечером Дерик придрался к тому, что Марк неравнодушен к Риджине. Это всего лишь предлог излить гнев. Настоящая причина кроется в другом. В чем?.. Неужели и Дерик боится? Риджина долго не могла заснуть. Ее маленькая спальня примыкала к спальне матери и выходила во двор. Окно открывалось на дорожку, ведущую в расположенный за домом сад. Наконец Риджина провалилась в глубокий без сновидений сон… К четырем забрезжил рассвет, проснулись птицы, яркая полоска на востоке обещала еще один чудесный день. Было тепло, Риджина лежала спиной к окну, выпростав руку, и ровно дышала. Уже было достаточно светло, чтобы разглядеть разметавшиеся по подушке темные волосы девушки. Снаружи раздался шорох, но он не потревожил ее сон. К окну подкрался человек. Он прижался к стеклу. Оттуда ему хорошо была видна спящая девушка. Человек повязал вокруг лица шарф, оставив открытыми одни глаза, надвинул на самый лоб фетровую шляпу. Ему не удалось просунуть пальцы под раму и пришлось вынуть из кармана небольшую отвертку. Рама приподнялась. Человек засунул под нее пальцы и толкнул ее вверх. Раздался скрип. Риджина встрепенулась, но тут же успокоилась. Человек поднял раму повыше. На сей раз девушка, похоже, ничего не слыхала. Колыхнулись густые тюлевые занавески, человеку осталось перешагнуть через подоконник. Что он и сделал. Мгновение спустя он уже стоял возле кровати Риджины и смотрел на нее сверху вниз. Видел в полумраке очертания ее тела, лежащую поверх простыни руку, темные волосы на подушке. Он медленно протянул к ней руки в перчатках, согнул пальцы и склонился над девушкой. Его руки были уже на расстоянии всего фута от ее шеи, одно движение — и они сдавят его мертвой хваткой, не дав вырваться крику испуга, и будут давить, давить, покуда не затухнет ее жизнь. Ближе, ближе… Девушка дышала спокойно, ровно, как и прежде лежа спиной к окну. На зеленом фоне простыни белела голая рука. Пальцы стиснули ее горло. Риджина задохнулась и проснулась от страха, пронзившего все ее существо. Казалось, на грудь навалили что-то тяжелое. Она мгновенно поняла, что ее кто-то душит, что ей уже нечем дышать… Она вцепилась в эти руки своими, но не смогла оторвать их. Еще ока видела, как в полумраке поблескивают чьи-то глаза. Она умрет… Со стороны окна вдруг раздался короткий щелчок и чьи-то шаги. Душивший ее человек мгновенно обернулся и ослабил железную хватку. Она видела его силуэт на фоне раскрытого окна. — Кто там? — громко спросил мужской голос. Человек выпрямился и кинулся к двери. Риджина попыталась закричать, но получился какой-то слабый сдавленный хрип. Сжавшись в испуганный комок, она видела, как кто-то подбежал к окну, перешагнул через подоконник и очутился в ее комнате. Какой-то высокий здоровый мужчина. Больше она ничего не разглядела. Убийца с силой хлопнул дверью. Она отчетливо слышала его шаги по коридору. Высокий мужчина уже стоял возле ее постели. — Все в порядке, — сказал он. — Не волнуйтесь. Оставайтесь там! Он в два прыжка очутился у двери, рванул ее на себя и выскочил в коридор. Риджина слышала, как он выругался. Грянул выстрел. Она не могла пошевелиться. — Проклятая свинья! — орал на весь коридор ее спаситель. «Может, он ранен?» — подумала Риджина. Она отбросила одеяло, спустила ноги на пол и затаилась в ожидании нового выстрела. Вместо этого громко хлопнула входная дверь, и округу огласила пронзительная трель полицейского свистка. Риджина кинулась в коридор. Там стоял высокий мужчина и держал во рту свисток. Он обернулся и увидел Риджину. Это был тот самый великан, которого Риджина приметила еще в Хэмкерсмит. Это он стоял напротив дверей ресторана и беззастенчиво ей улыбался.
Сверху доносились звуки шагов и голоса, на улице кто-то истошно вопил. Возле дома с визгом затормозила машина. Великан окинул девушку взглядом. Она вспомнила, что на ней прозрачная, без рукавов, ночная рубашка, перехваченная в талии поясом, нарядная, но не скрывающая наготу. Девушка изо всех сил сопротивлялась удивительной власти его взгляда, подчинявшего себе все ее существо. — Успокойте их, пожалуйста, не то они напутают мою мать, — срывающимся от волнения голосом попросила девушка. Она приблизилась к двери в спальню матери и прислушалась. Все тихо. Наверху распахнулась дверь, и чей-то грубый голос стал отдавать приказы. От входной двери отозвался другой. Риджина тихонько заглянула в спальню матери. Та спала на здоровом боку. Миссис Хауорд была абсолютно глуха на парализованное ухо. Риджина осторожно прикрыла дверь и вернулась к себе в комнату. Сердце колотилось как сумасшедшее, но ей стало гораздо лучше, а главное, прошел страх. Она попыталась надеть халат и обнаружила, что один рукав вывернут наизнанку. — Вам помочь? — услышала она голос великана. Он очутился позади нее, взял ее халат. Она просунула руки в рукава и на короткое мгновение почувствовала на своих плечах его руки. Быстро завязав поясок, Риджина повернулась к нему лицом. Надо было что-то сказать, но что?.. Великан улыбнулся ей откровенно восхищенной улыбкой. — Вижу, с вами все в порядке. И вам больше нечего бояться. — Он как бы невзначай бросил взгляд на коробку с конфетами на столе и спросил: — Можно? — Да, да, разумеется. — Спасибо. Великан взял конфету. — Но ведь я слышала выстрел! — доказывал женский голос. Великан исчез за дверью. Он разговаривал почти шепотом, но его было слышно повсюду. — Прошу вас, не шумите — в доме больная женщина… Да, мэм, вы не ошиблись, то был выстрел, но мы схватим того, кто стрелял, еще до восхода солнца. Вернитесь, пожалуйста, к себе — мы скоро попросим вас дать показания. Создавалось впечатление, будто великан уверен в том, что его команды не подлежат обсуждению. Так оно и оказалось. Прибывшие на место происшествия два констебля тоже беспрекословно подчинялись великану. Риджина слушала, о чем они говорят… Выяснилось, что преступник свернул за ближайший угол, откуда расходились в разные стороны несколько улиц, поэтому преследовать его было бессмысленно. Еще она узнала, что великан уже отдал приказ отправить в погоню патрульные машины и что один из констеблей связался с Ярдом и со своим участком. Судя по всему, полиция контролировала ситуацию. Покончив с распоряжениями, великан повернулся к девушке. — Мисс Хауорд, я бы не хотел доставлять вам хлопот, однако моим людям придется заняться отпечатками пальцев и прочими процедурами. — Он улыбнулся. — Не возражаете? — Ни в коем случае. — Они быстро управятся. — Тернбул отдал распоряжения, и полицейские внесли в спальню Риджины свое оборудование. — А мне придется задать вам несколько вопросов. Про всякую чепуховину — такова наша работа. — Он опять улыбнулся. — Может, вам стоит выпить чашечку чаю? Именно это ей в данный момент и требовалось. — Превосходная идея, — кивнула девушка. — Сейчас поставлю чайник. Он прошел следом за ней на кухню. В его поведении девушка не углядела ничего особенного. Один полицейский что-то искал во дворе, другой стоял возле входной двери. Казалось, великан никуда не торопится. Он взгромоздился на угол большого кухонного стола и с неприкрытым восхищением наблюдал за Риджиной, отчего та даже слегка засмущалась. — Пора мне вам представиться, — сказал великан. — Уоррен Тернбул, Ярд. — Похоже, он рассчитывал на то, что ей должно быть знакомо его имя, она на самом деле смутно помнила что-то, связанное с ним, но постеснялась в этом признаться. — Очень приятно. — К вашим услугам. Я за вами следил. Только не говорите, будто вы меня не заметили! — Я… я вас заметила. — И догадались, кто я? — Я решила, что вы… полицейский. — Инспектор уголовной полиции, — поправил ее Тернбул, делая явный упор на сказанном. — А теперь, прошу вас, расскажите мне, что произошло. Не только за эти последние полчаса, а с тех самых пор, как вы уехали из дома с Марком Осборном. Выходит, ему известно и про это. Риджина решила рассказать все начистоту, правда, лишь вскользь упомянула о нервозности Марка, а также не стала заострять внимание на том, что в последнее время Дерик Тэлбот стал очень раздражительным и вел себя непредсказуемо. Тернбул старательно стенографировал ее рассказ. Он делал это с такой скоростью, что Риджине не верилось в возможность расшифровать впоследствии эти закорючки. Наконец она дошла до того места, когда почувствовала на своем горле чьи-то пальцы. — Наверное, это было неприятно, — комментировал Тернбул. — Вы случайно не разглядели эту скотину? — Понимаете… — Только будьте предельно внимательны, — предупредил он девушку. — Одно из двух: разглядели или нет. Это замечание слегка обидело Риджину, хотя она признавала, что великан прав. — Его самого я разглядела, но вот его лицо — нет, — сказала девушка. — Оно было чем-то завязано. Я видела его глаза, но в темноте не разобрала… — Он был в темном или в светлом? — В темном. Ну, скорее в темном, чем в светлом. — Высокий, низкий, среднего роста? — По-моему, низкий. — Что ж, не так уж и плохо, — весело заметил Тернбул. — Способный разглядеть того, кто его душит, далеко пойдет. — Он встал. — Благодарю вас, мисс Хауорд. Кажется, пока все. Разумеется, мы поставим охрану у обоих выходов, так что отныне вы всегда будете под нашим наблюдением. Только Бога ради не пытайтесь перехитрить нашего человека, ладно? Это замечание ей не понравилось. — Почему вы считаете, что мне этого захочется? Его губы скривила усмешка. Уж не над ней ли он насмехается?.. — В нас еще не умерла романтика, верно? Когда Тернбул ушел, щеки Риджины еще долго пылали от злости. Еще бы — этому человеку удалось заставить ее забыть про тот ужас, который она только сейчас пережила, она думает не об этом, а о нем, о нем… Когда девушка легла в постель, ею снова овладели страхи. Поняв, что не сможет заснуть, она встала и заходила по комнате, то и дело выглядывая в окно. Если бы Уоррен Тернбул не следил за ней, ее бы уже не было в живых. Она бы сейчас… Да, она бы оказалась четвертой королевой красоты, погибшей от руки убийцы.
Роджер Уэст чмокнул в щеку Джанет и поспешил к машине. Мартин гордо восседал за рулем, время от времени нажимая на клаксон. Ричард чуть ли не до самой крыши подпрыгивал на сиденье, очевидно, проверяя упругость рессор. — Угомонитесь, вы, чертенята. Ну-ка, Копуша, давай-ка вылазь — я спешу. Мартин послушно освободил место водителя. — Чур, не трогай меня! — закричал Ричард. — Я к тебе даже, не прикоснулся, — возразил Мартин. — Прикоснулся. Папа, что он меня трогает? Скажи ему… — Не ссорьтесь, зверушки. — Роджер рванул с места с такой скоростью, что и ребята, и смотревшая из окна Джанет поняли: такие пустяки, как семья, в данный момент его не интересуют. Джанет мысленно улыбнулась, Ричард слегка обиделся, Мартин не выказал никаких эмоций. Ребята вылезли из машины в конце улицы, неподалеку от их школы, и смешались с толпой сверстников. Роджер понесся к Ярду. Ночью позвонил дежурный старший офицер. Из сообщения стало ясно, что Тернбул все взял в свои руки и не посчитал нужным вызывать Роджера. Никто из подчиненных Роджера ни за что бы не осмелился взвалить на себя такую ответственность. Слоун и Пил, с которыми Роджер проработал долгие годы, получили повышение и были переведены в участки. Да, ему их здорово недостает… Он припарковал машину возле Ярда, вихрем влетел в офис. И тут же застыл на месте. — Доброе утро, Красавчик, — приветствовал его Тернбул. Он опять восседал в кресле Роджера, но теперь у него по крайней мере хватило такта тотчас же его освободить. Приглядевшись, Роджер заметил, что у Тернбула лишь слегка затуманены глаза — и больше никаких намеков на усталость. Жестом властелина всего мира Тернбул указал Роджеру на пачку бумаг. — Это отчет о том, что случилось ночью. Здесь все в мельчайших подробностях. — Спасибо. А я думал, ты уже в постели. Ведь ты, как мне доложили, объявился после шести. В данный момент часы показывали девять с минутами. — Я минут сорок вздремнул наверху, — признался Тернбул. — Хотел ввести тебя в курс дела, а уж потом завалиться спать. Ну и денек! Тут все написано, но я бы хотел довести до твоего сведения кое-какие подробности. — Тернбул вытащил из кармана золотой портсигар и сунул в рот сигарету. Роджер закурил свою, из вирджинского табака, — К этим двум субъектам, Дерику Тэлботу и Марку Осборну, стоит приглядеться повнимательней. Они готовы перерезать друг другу горло. — Причина? — Риджина Хауорд. Марк Осборн повез ее пообедать в уютное маленькое заведение возле Пэддинтона. Тэлботу, судя по всему, это местечко тоже знакомо. Короче, он вскоре объявился в ближайшем баре, надрался до чертиков и полез на Осборна. Но получил сдачи. — Это все точные сведения? — поинтересовался Роджер. — Да. Я за них ручаюсь. Эти два субъекта уже давно друг друга задирают. Я справлялся у одного типа из Померол и у другого из Конуэйз. Джину, вероятно, не волнует ни тот, ни другой. Она чуть больше благоволит Марку, но это всего лишь дань справедливости; у Дерика плоховато с серым веществом. И еще кое-что хочу тебе сказать. — Ну, ну. — На Риджину мог напасть Дерик Тэлбот. Стоит ему немного пригнуться, и он будет маленького роста. К тому же ему известен тот район. Если бы мы взяли их под наблюдение недели две тому назад, наверняка бы уже кое-что знали. Одним словом, я отдал распоряжение навести об этих двух субчиках кое-какие справки. Если кто-то из них выходил рано утром из дому, нам следует об этом знать. Осборн доставил Тэлбота в его квартиру в Мэйфер около одиннадцати и пробыл там ровно столько, чтобы раздеть и уложить своего приятеля в постель. Потом уехал. Мне больше ничего о нем не известно. Если не считать, что в четверть шестого утра, он находился дома. — Откуда ты знаешь? — Я ему звонил. — А Тэлбот? — У него не ответил телефон. Правда, не сбрасывай со счетов, что Дерик Тэлбот надрался до такой степени, что у него наверняка шумело в голове, а следовательно, вполне мог перепутать телефонный звонок со звоном будильника. — Тернбул вдруг зевнул, но даже не подумал извиниться. — Красавчик, как ты думаешь, кому выгодно убивать этих королев красоты? — Сам бы хотел это знать, — буркнул Роджер. — Спасибо тебе за все. А теперь иди отсыпайся — вероятно, ночью тебе снова придется бодрствовать. — Неплохой совет. — Тернбул опять зевнул. — Послушай, а эта Риджина Хауорд на самом деле девица что надо. Думаю, она вполне может отхватить «Гран-при». Как я понял, прилежно ухаживает за матерью. Миссис X. в молодости бредила сценой. Стала жертвой несчастного случая, потеряла красоту и отныне все счастье видит в дочери Джине. Предположим, у кого-то есть фаворитка, он хочет, чтобы эта фаворитка победила на конкурсе… Роджер поднял в знак протеста руку. — Полагаешь, это слишком притянуто за уши? — Тернбул с усмешкой пожал плечами. — Что ж, вероятно, так оно и есть. Но убийств было бы раза в два меньше, если бы мотивы многих из них не были надуманными. Здесь, как я понял, действует какой-то субъект с извращенной психикой, но только отнюдь не сумасшедший. Просто его на этом зациклило. — Как и меня, — признался Роджер. — Ты свободен. — О'кей, сержант. Тернбул вышел. Роджер подождал, пока смолкнут его шаги в коридоре, и взял со стола рапорт. Он был похож на все остальные, рапорты Тернбула — столь же дотошный, что касается деталей, внятный, пестрящий броскими фразами. Истинный образчик добросовестности, что было вдвойне удивительно, ибо писавший его всю ночь провел без сна. «…Преступник свернул направо, на Бэкинтон-уэй, от которой, насколько мне известно, берут начало семь улиц, поэтому я не стал его преследовать, а вернулся в дом, связался с офисом и продиктовал дежурному его приметы. Потом допросил мисс Хауорд, которая нервничала, но держалась хорошо. Больше всего она волновалась за свою мать, у которой болезнь сердца…» Роджер дочитал рапорт до конца. Чем больше вникаешь во все это, тем яснее понимаешь, что королевы красоты стали жертвами развязанной против них кампании насилия. В чем же дело? В них самих или же в том, что какой-то субъект с извращенной психикой решил обеспечить победу своей фаворитке, убрав претенденток?.. Довольно-таки надуманная предпосылка, однако стоит изучить со всех сторон. С оставшихся в живых королев следовало не спускать глаз по двум причинам: во-первых, на любую из них может быть совершено нападение, во-вторых, одна из них может оказаться той самой фавориткой, во имя которой совершены все эти убийства. Нужно во что бы то ни стало выработать тактику поведения с газетчиками. Роджер рассчитывал посоветоваться с Чэтуортом. В Конуэйз, по всей вероятности, поднимут вой — дескать, дурная слава обойдется им в целое состояние, но это далеко не так, а следовательно, их протесты во внимание приняты не будут. Но и Ярду не захочется, чтобы пресса подняла вокруг убийств слишком много шума. Но как предотвратить этот шум?.. Придется непременно допросить трех организаторов конкурса: Тэлбота, Осборна и «старикашку» Дикерсона. Раз уж полиция допускает, что за всеми этими убийствами может стоять кто-то, заинтересованный в победе выбранной им королевы, невод следует раскинуть пошире. Роджер направил инструкции детективам, следившим за тремя организаторами, весь день не спускать с них глаз, а вечером взять у всех троих показания. Сам он собирался повидать Риджину Хауорд: нужно будет сверить ее показания с тем, что она рассказала Тернбулу, который вполне мог поддаться чарам этой смазливой девчонки. Хотя «смазливая» в данном случае весьма неточное определение. Он выяснил по телефону, что Риджина в агентстве мод, и уже было собрался покинуть офис, как вдруг зазвонил телефон. На проводе был человек, которого направили следить за Уилфредом Дикерсоном. Дикерсона не оказалось дома.
Вскоре полиции стало известно, что на крыше церкви Сант-Клео обнаружили отпечатки пальцев Дикерсона. Ярд с полицейскими участками округов развили бурную деятельность. Еще бы: тот, за кем они охотились, заслуживал самого пристального внимания; он был запечатлен на сотнях снимков с конкурсов красоты — лысеющий, небольшого роста, сутулый и, согласно показаниям знавших его близко людей, застенчивый и робкий. Обладал недюжинной физической силой. Свидетелей оказалось хоть отбавляй, и все в один голос говорили о том, что у Уилфреда Дикерсона очень сильные руки: гнет железные прутья, с ходу разламывает толстые доски. Преувеличения преувеличениями, однако, судя по всему, Дикерсон вполне подходит на роль душителя. Похоже, он всем изрядно насолил… К тому же у него очень короткие, вросшие в кончики пальцев ногти — результат привычки грызть их в детстве, поэтому мягкие и мясистые руки. Именно такие, по мнению Тернбула, были у убийцы Бетти Джелибранд. Жилистый, еще неплохо сохранившийся мужчина среднего возраста с хриплым голосом, то и дело нервно покашливающий, неприметные черты лица, полуприкрытые голубые глаза. Был объявлен розыск, охватывающий Лондон с прилегающими к нему шестью графствами, Западные, Северные, Средние земли, а также Ирландию, Францию, Бельгию и даже Голландию и Скандинавские страны. Газеты публиковали фотографии Дикерсона, снабжая их надежным старым заголовком: «ЧЕЛОВЕК, С КОТОРЫМ ЖАЖДЕТ ПОБЕСЕДОВАТЬ ПОЛИЦИЯ В СВЯЗИ С УБИЙСТВОМ РОУЗ АНДЕРСОН». О Бетти Джелибранд и Хилде Шоу не упоминали, поскольку и пресса, и общественность были убеждены в том, что их убийца уже найден. Правда, в дневном выпуске «Глоуб» промелькнул заголовок: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ УБИЙЦА КОРОЛЕВ КРАСОТЫ. ЗАДУШЕНЫ ТРИ ДЕВУШКИ». Эту идею с удовольствием подхватили лондонские газеты, вынесли на первые полосы, взбудоражив внимание своих читателей. О сенсации говорили в поездах и автобусах, дома, на улицах, в магазинах. «Ужас какой!» — звучала на разные лады одна и та же фраза. Вечерний выпуск «Глоуб» напечатал фотографии трех погибших королев, а также живых, в том числе и Риджины Хауорд. Роджер подверг Риджину тщательному допросу… Он беседовал с Марком Осборном, который заявил, что очень боится за Риджину. Тернбул оказался прав — Осборн был страстно влюблен в девушку. Роджер оставил Дерика Тэлбота на вечер, тот должен был появиться в своем офисе лишь во второй половине дня — он отправился по каким-то неотложным делам, связанным с проведением конкурсов красоты. Еще Роджер встретился с тремя директорами Конуэйз. Двое оказались напыщенными индюками, третий весьма толковым малым. Они сожалели о случившемся, выражали готовность сотрудничать, дружно высмеяли предположение относительно Дикерсона, а также предоставили полиции свободу действий в Беннис-Плейс, где должен был состояться очередной конкурс. Разумеется, сказали они, он может быть перенесен, если возникнет необходимость. Словом, приходите куда угодно, делайте все что угодно. Если обнаружите убийцу, хватайте его. Да, да, мы все понимаем и готовы вам помочь, однако реклама подобного рода нам не нужна — от нее одни убытки. — Я бы хотел ознакомиться со всеми видами конкурсной рекламы, — высказал свое пожелание Роджер. Реклама оказалась обширной, но толку от нее не было. И тем не менее Роджер проникся огромным уважением к экспертам фирмы Конуэйз в области рекламы, в особенности после того, как узнал, какое количество пригласительных билетов (их оказалось несколько десятков тысяч) с фотографиями королев было распространено по всей стране. Теперь они считались недействительными. — Мы никак не можем их использовать, ведь трое из изображенных на них девушек погибли, — пояснил Роджеру один из директоров. — Билеты обошлись нам в целое состояние. К тому же убийства сказались на спросе на наш товар. Прошу вас, сделайте все, что в ваших силах. — Самое главное сейчас — лишить убийцу возможности совершить еще одно преступление, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказал Роджер. — Да, да, разумеется. — Дикерсон у вас давно служит? — С незапамятных времен, — был ответ директора. — Пришел сюда задолго до меня. Настоящий старожил. Когда-то у него самого было небольшое дельце. Один из самых преданных и старательных работников. Не могу поверить в то, что… Роджер терпеливо выслушал все доводы управляющего в защиту Дикерсона. Наконец полиции удалось составить почти полное впечатление о Дикерсоне. Его судьба была несколько необычна. Уже пятнадцать лет, как овдовел, детей нет, в качестве хобби собирает гравюры с изображением фасонов одежды, располагает грандиозной коллекцией, восходящей к шестнадцатому веку. Со странностями. Живет в небольшой квартирке в Блумбери. По вечерам его телефон частенько молчит, но никому не известно, где он. — Проверить все, имеющее отношение к Дикерсону, самым доскональным образом, — отдал распоряжение Роджер. Он весь день просидел за своим столом, то и дело выходя на связь с целым штатом детективов, обдумывая стратегию и тактику поведения. Да, разумеется, необходимо повидать Тэлбота и Риджину, но нет никакой возможности отлучиться. Когда в конце дня наступило небольшое затишье, Роджер быстро надел плащ, поправил воротничок и галстук и, прихватив с собой дотошного сержанта Дэлби, направился к дому Риджины Хауорд. Там он застал Дерика Тэлбота.
Роджер безошибочно понял, что характер у этого разодетого, словно картинка модного журнала, щеголя с хорошо ухоженными, покрытыми бесцветным лаком ногтями и нежной кожей твердый, словно сталь. Они с Риджиной сидели в небольшой гостиной. Миссис Хауорд с ними не было. Риджина показалась Роджеру утомленной. — О, еще один! — воскликнула она после того, как Роджер представился. Тэлбот сардонически усмехнулся. Девушка закрыла глаза и заговорила куда спокойней: — Прошу прощения, старший инспектор, дело в том, что я целый день только и делаю, что разговариваю сполицией и с газетчиками — здесь, в офисе, снова здесь. Боюсь, что я… Она замолкла. — Чего вы боитесь, мисс Хауорд? Роджер прикинулся простачком, и губы Тэлбота скривились в презрительной ухмылке. — Я не хочу, чтобы тревожилась моя мать, — твердо заявила Риджина. — Она сейчас у приятелей. Это через дорогу. Хорошо, если бы она ни о чем не догадалась. — Почему вам так хочется? — столь же невыразительным голосом поинтересовался Роджер. — Мой дорогой друг… — начал было Тэлбот высокомерным тоном. — Прошу тебя, Дерик, не надо, — перебила его Риджина. — Дело в том, что мама не совсем здорова. Разумеется, это ее не убьет, но может значительно ухудшить состояние здоровья. Если же она решит, что мне грозит какая-то опасность, то будет очень переживать. — Вы на самом деле считаете, что вам удастся все от нее скрыть? — Несомненно, удастся, если, конечно, позволит полиция, — ввернул Тэлбот. «Прошу тебя, Дерик», — умолял устремленный на него взгляд девушки. — Мы вам в этом не помеха, — коротко заверил Роджер. — А теперь, мисс Хауорд, я бы хотел задать вам несколько вопросов без посторонних. — Он подождал, пока Тэлбот выйдет из комнаты, а Дэлби достанет ручку и блокнот. — В каких вы отношениях с Уилфредом Дикерсоном? — Я с ним очень хорошо знакома, — ответила Риджина. — И давно? — Лет десять. — Так долго? — изумился Роджер. — Выходит, вы познакомились еще до этого конкурса? — О нет. Он был другом моего отца, а лет десять тому назад разыскал мою мать. Он у нас часто бывал. Это он познакомил меня с мистером Тэлботом и мистером Осборном. Дикерсон очень заинтересован в том, чтобы я участвовала в конкурсе. — Почему? — бесстрастно поинтересовался Роджер. Ответ девушки прозвучал очень искренно: — Он знает, что я не могу позволить себе роскошь не работать, фактически это он помог мне устроиться на работу. Тем не менее он бы, хотел, чтобы я сидела дома и ухаживала за матерью. Он… он очень ее любит. Роджер не стал пока просить девушку растолковать ему суть последней фразы. — Кто-либо из Конуэйз знает, что вы в дружеских отношениях с людьми, обслуживающими конкурс? — У меня нет причин это скрывать, — решительным тоном заявила Риджина. — Судьи абсолютно независимые люди. — Она вдруг резко переменила тему разговора. — Я читала газеты и не могу поверить в то, что Уилф Дикерсон мог покушаться на мою жизнь. — Девушка насмешливо хмыкнула. — Если даже он убил тех трех королев, я все равно никогда не поверю в то, что он смог бы причинить вред мне. — Почему? — Он всегда был таким хорошим другом. — Любящим? — Не совсем вас понимаю. — Можно с уверенностью сказать: мистер Тэлбот и мистер Осборн — любящие вас друзья. Что, и мистер Дикерсон тоже? Роджер едва заметно улыбнулся. Риджина вдруг рассмеялась. — Господи, нет, конечно! — Вы в этом уверены? — Я не могу представить… — начала было Риджина и вдруг осеклась. Закрыла глаза, тяжело опустилась в кресло. — Нет, я ни в чем не могу быть уверенной, — беспомощно сказала она. — Но я не думаю, чтобы Уилфред мог смотреть на меня как на… Разумеется, это звучит банально, но вы меня поймите. Я думаю, у него ко мне всего лишь родительский интерес. — Но вы в этом не уверены. — Разве можно быть в чем-то уверенным?.. Риджина Хауорд производила впечатление честного свидетеля, что было очень важно. К тому же казалось, будто она самым натуральным образом обеспокоена. Роджер стал расспрашивать девушку о двух других мужчинах. Она явно не испытывала восторга от того, как они к ней относились, очень переживала по поводу случившегося в ресторане, старалась все обратить в шутку и понимала, что, если бы не стремительная реакция Марка Осборна, все могло бы плохо кончиться. — Мисс Хауорд, а у вас не создалось впечатления, что мистер Дикерсон как-то уж чересчур заинтересован в том, чтобы вам достался главный приз? — Он бы… он бы очень этого хотел. — То есть он этого страстно желает? — Он… он… Девушка была в явном замешательстве. — Разумеется, вам известен ответ на этот вопрос. Что касается меня, то я бы не хотел вас задерживать. Может вернуться ваша мать и поинтересоваться, в чем дело. — Вы правы. Похоже, Уилфред сделал на это ставку, — спокойно сказала Риджина. — Я даже думала… — она как-то странно хихикнула, — думала отказаться от участия в конкурсе. — Почему? — Понимаете, мне бы очень не хотелось, чтобы считали… Ну, чтобы думали, будто я одержала победу только потому, что являюсь чьей-то фавориткой. — Она покраснела. — Как я уже говорила, все было честно. — И никаких амбиций сниматься в кино? — поинтересовался Роджер. Судя по всему, этот вопрос помог девушке прийти в себя. — Даже не брежу сценой! Роджер снова улыбнулся. — Замечательно, что мы друг друга понимаем. А как те двое, мистер Тэлбот и мистер Осборн? Они очень хотели, чтобы вы выиграли конкурс?. — Думаю, да. — И кто больше? — Не понимаю, почему вы задаете мне вопросы подобного рода. — В голосе Риджины вновь зазвучали резкие нотки. — Какова их подоплека? Думаете, кто-то постарался убить других претенденток, чтобы… расчистить дорогу мне?.. — Она замолкла, сделала глубокий вдох и вдруг воскликнула: — Нет, это было бы слишком неправдоподобно! — Будем надеяться, что вы окажетесь правы, — сказал Роджер. — Даже если это так, хотя это не так, почему в таком случае покушались на меня? Какой во всем этом смысл? — Пока не вижу никакого, — согласился Роджер. — Но, быть может, мы его обнаружим. Так кто же хотел или, вернее, хочет больше, чтобы вы выиграли конкурс: мистер Тэлбот или мистер Осборн? — Думаю, мне все-таки придется ответить на ваш вопрос, — нехотя начала Риджина. — Марку почти все равно, а Дерик очень этого хотел. Хотя я, признаться, не улавливаю никакого смысла в том, что… Она замолчала. Кто-то подошел к двери, девушка вскочила и бросилась туда, поразив Роджера своей грациозностью. Он не пытался ее удержать — просто не спускал с нее глаз. Дверь открылась, и вошла небольшого роста худенькая женщина в серой юбке. Роджер обратил внимание на то, что одна половина ее лица изумительно красива, в то время как вторая напоминает застывшую маску. — Мама! — воскликнула Риджина. — Все в порядке, моя дорогая, — заверила миссис Хауорд дочь, и Роджер почувствовал, как напряжен ее голос. — Все будет в порядке, когда мне удастся оправиться от шока. Я видела «Ивнин Глоуб» с твоим портретом. И… и с портретом Уилфреда. Она покачнулась и, не подоспей Риджина, наверняка бы упала.
Дерик Тэлбот стоял на пороге, склонив набок голову, и ухмылялся. Сейчас в нем с особенной явственностью чувствовалась эта скрытая жестокость, выражающаяся в надменном превосходстве. И все-таки за ухмылочкой, учтивостью и едва скрытой насмешливостью крылось что-то еще. Может, страх?.. Риджина с матерью направились в спальню. — Я полагаю, быть полицейским очень здорово, — изрек Тэлбот. — Вторгаться в личную жизнь людей, разбивать ее вдребезги. Вы, как я вижу, получаете от всего этого наслаждение. — Если мы и вторгаемся в личную жизнь людей и разбиваем ее вдребезги, то делаем это лишь в силу необходимости, а не забавы ради, — возразил Роджер. — Да, мы в нее вторгаемся, но вам бы не мешало вспомнить, что мы не стали приставать с вопросами к миссис Хауорд, в то время как и пресса и соседи вразумили ее по поводу происходящего. — Дистанционный контроль, — усмехнулся Тэлбот. Он вел себя так, словно во всем хотел противопоставить себя Роджеру, который теперь с трудом сдерживал гнев. Он убеждал себя в том, что враг у них общий — убийца, поэтому им придется друг другу помогать схватить его, пусть даже кому-то это не по душе. — Успокойтесь, мы делаем все возможное, — как можно миролюбивей сказал Роджер. — Вы хорошо знакомы с Дикерсоном? — С нашим Уилфом? Очень хорошо. Это человек, который мухи не обидит и даже не наступит на муравья. Зануда, но очень добродушный, щедрый, великодушный. Вы подпрыгнете от радости, узнав, что за последние полтора года он одолжил мне семьсот тринадцать фунтов десять шиллингов. Убей я его, и мне бы не пришлось платить долги, верно? Тем более, кроме нас двоих, об этом не знает ни одна живая душа. Тэлбот, оказывается, стеснен материально… — А вы не заметили ничего из ряда вон выходящего в его отношениях к победительницам конкурса? — Заметил, — моментально среагировал Тэлбот. — Родственная, если не сказать отеческая, забота. Замечательный парень наш Уилф, хотя у него и стальные нервы, а вместо крови в венах течет мыльная вода. Он может суетиться вокруг этих милашек — а они, уж поверьте мне, настоящие милашки, — обмерять их, и так далее, и больше ничего, решительно ничего, в то время как этот ваш громила, который называет себя инспектором уголовной полиции, ведет себя хуже последнего дикаря, черт побери. Уилф же обмеряет их вполне бесстрастно. Лучше, чем это делала бы любая женщина, потому что девушки наверняка решат, что в ней взыграло чувство зависти и она прибавляет либо убавляет. А на нашего старину Уилфа можно положиться — честен до бесстрастия и ведет себя к тому же вполне пристойно. Он может, например, указать пальцем на великолепный бюст и поинтересоваться сухим, как кукурузные хлопья без молока, голосом, не увеличен ли он искусственным путем. А глаз у него как наметан! Представляете — ни разу не ошибся. — Тэлбот задумчиво почесал нос. — Ни единого изъяна не пропустит орлиный глаз папы Уилфа! Он достал пачку сигарет и протянул Роджеру. — Вирджинский табак. Турецкий я считаю оскорблением мужского достоинства, хоть, глядя на меня, этого и не скажешь, верно? «Когда он в духе, с ним вполне можно ладить, к тому же ему явно не понравился Тернбул, на что он постарался весьма прозрачно намекнуть», — подумал Роджер. — Спасибо. — Мужчины закурили. — К кому-нибудь из участниц конкурса Дикерсон проявлял какие-то особые симпатии? — Да. — К кому? — К Риджине. К нашей Риджине. — Вы в этом уверены? — Он любит ее как собственную дочь. Разумеется, он бы хотел, чтобы она на самом деле была его дочерью — ведь Уилф влюблен в ее мать. Как-то, будучи навеселе, а это с ним случается чрезвычайно редко, он признался мне, что в юности миссис Хауорд отвергла его любовь. Но наш Уилф уверен в том, что ее любовь завоевал более достойный человек. А раз миссис Хауорд ему не досталась, он начал хлопотать вокруг крошки Риджины, как прислужница в гареме в добрые старые времена царя Навуходоносора. На всех остальных красоток Уилф взирает холодным рыбьим взором, но только не на Риджину. Надеюсь, вы понимаете, что я пытаюсь быть предельно честным, — уточнил Тэлбот. — Ваше природное очарование побороло во мне нелюбовь к полицейским, особенно к этим медноголовым. Роджер улыбнулся ему широкой дружественной улыбкой. — Вы бы с удовольствием высекли Тернбула, верно? — Верно. Мне не нравится, как он себя ведет. Днем он был в офисе; и мне не понравилось, как он разговаривал с Риджиной. Если у вас возникает какое-то сомнение по поводу моего отношения к Риджине, то знайте — я предан ей душой и телом. И очень хотел бы на ней жениться. Разумеется, я весьма своеобразный субъект, к тому же ревнив до абсурда. Что вы наверняка поняли после вчерашнего дешевого представления в ресторане. Видите, до чего способна довести мужчину любовь? Мне не понравился не только тон, каким ваш мистер Тернбул разговаривал с моей мисс Риджиной, — невозмутимым голосом продолжал Тэлбот, — я возмущен еще и тем, как он на нее смотрел. Разумеется, это не явное оскорбление, однако вполне может к таковому привести. Я наброшусь на него с кулаками, если он опять будет смотреть на Риджину таким похотливым взглядом. Ясно я выражаюсь или нет? — Вы все преувеличиваете, — как ни в чем не бывало сказал Роджер. — Я вас предупредил. — Спасибо. Мы говорили о Дикерсоне. А вы уверены в том, что, помимо мисс Хауорд, он никому из девушек не отдавал предпочтения? — Точно так же, как и в том, что он не стал бы покушаться на ее жизнь, — сказал Тэлбот. Это все, что удалось узнать Роджеру от Тэлбота и от Риджины Хауорд. Миссис Хауорд, как ему сообщили, уже успокоилась и легла. Ее главным образом мучил непонятный сердечный недуг, который, как выразился Тэлбот, может дать о себе знать в любое время. Само собой подразумевалось, что миссис Хауорд находится на краю могилы, хотя словами это не выразил никто. Когда-то у нее был тяжелейший приступ, который может повториться. И это вполне объясняло постоянное беспокойство Риджины о матери. Роджер покидал этот дом с чувством невольной симпатии к Дерику Тэлботу и с явным беспокойством по поводу Тернбула, который, не соизволив доложиться, поехал прямиком в офис Конуэйз. Да, в самом ближайшем времени Тернбула определенно ждут неприятности. Что касается Тэлбота, то Роджер его прекрасно понимал: Тернбул так смотрел на женщин, что это у любого могло вызвать ярость. Но можно ли упрекать человека за то, как он смотрит?.. Роджер направился к Марку Осборну, проживавшему в квартире с гостиничным обслуживанием в Сант-Джон-Вудз. Осборн был дома. О Дикерсоне он рассказал почти все то же самое, что и Тэлбот. Его страхи по поводу Риджины казались еще более очевидными. Роджер ни на минуту не забывал о том, как Осборн набросился на Тэлбота. Судя по всему, Осборн был человеком действия, не любившим сидеть сложа руки и ждать. Он честно отвечал на все вопросы. Под конец раздраженно спросил: — А теперь позвольте мне задать несколько вопросов вам. Известно ли полиции, кто за всем этим стоит? — Пока нет. — Вы действительно подозреваете Уилфа Дикерсона? — Когда нам представится возможность с ним побеседовать, я, вероятно, смогу ответить на ваш вопрос. — Не понимаю, что с ним могло случиться, — пробормотал Осборн, пожал плечами и, немного поколебавшись, добавил: — Вы думаете, Риджина в опасности? — Он вдруг схватил Роджера за руку. — А вы хорошо за ней присматриваете? — Стараемся. — То-то же. Если с Риджиной что-то случится… — Он не договорил. — А как насчет остальных? — В его голосе появилась агрессивность. — Остальных королев, я хочу сказать. Как насчет них? — Мы и за ними присматриваем, — заверил его Роджер. Он уходил с твердым убеждением, что Осборн испытывает страх, холодное прикосновение которого теперь уже ощущали все без исключения. Причина? Может, в жизни Осборна, как и у Тэлбота, было что-то такое, что им бы хотелось утаить? Что имел в виду Тэлбот, когда говорил, что полиция вторгается в личную жизнь людей и разбивает ее вдребезги? Может, он боится, что полиции станут известны какие-то факты из его прошлого?.. Ярд на самом деле копнул прошлое Тэлбота, как и прошлое Осборна, Дикерсона, Риджины Хауорд и ее матери. В участках занялись выяснением подробностей из жизни трех оставшихся королев. Стоило вспомнить о том, что из семи финалисток уцелело лишь четыре, и делалось нестерпимо больно. Если в Конуэйз не откажутся от проведения конкурсов, скоро появятся новые финалистки. С другой стороны, если конкурсы отложить, престижу Ярда будет нанесен существенный удар. Роджер попытался забыть про неприятности и сосредоточить мысли на Тернбуле. Да, тот прекрасно справляется с работой. Ну а если предъявлять претензии к человеку, не числящемуся официально на посту или же предельно уставшему, то в таком случае его, Роджера, давно пора выгнать из полиции. Он вернулся в Ярд. Тернбула не было на месте, зато у Роджера на столе лежал запечатанный от любопытных глаз конверт с его посланием. Роджер вскрыл конверт. Оказывается, Тернбул обнаружил, что Дикерсон был давним поклонником миссис Хауорд и после гибели ее мужа попытался занять в ее жизни прежнее место. К тому же, как он выяснил, Дикерсон поддерживал Риджину в надежде, что это поможет ему завоевать симпатии ее матери. Ничего не скажешь, Тернбул свое дело знает. От репортера из «Глоуб» Роджер совершенно случайно узнал, что в тот день Тернбул был с Риджиной Хауорд в ресторане.. На столе оказалось множество рапортов из окружных участков. В каждом из них присутствовало это ужасное слово — «страх».
Три остальные королевы, разумеется, жили в сильном страхе. И немудрено. Все газеты, точно сговорившись, зловеще вопрошали: «ТРИ КОРОЛЕВЫ ЗВЕРСКИ УБИТЫ, КТО СЛЕДУЮЩАЯ?» Пресса старалась утолить жажду нации к сенсациям за счет запугивания девушек. Заголовки были беспощадны: «КОРОЛЕВЫ КРАСОТЫ В ОПАСНОСТИ». «КОРОЛЕВА КРАСОТЫ НОМЕР ПЯТЬ ИСПЫТЫВАЕТ УЖАС». «СОВЕРШИТ ЛИ НОВОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ УБИЙЦА КОРОЛЕВ КРАСОТЫ?» «СКОТЛЕНД-ЯРД В ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ». А далее шли фотографии девушек и Дикерсона, сообщалось о том, что охота на Дикерсона приобретает все больший размах. Ее начал Ярд, с удовольствием подхватили газеты. «Глоуб» обещала вознаграждение в 500 фунтов стерлингов, «Рекорд» предлагала бесплатную охрану трем оставшимся в живых королевам, разумеется, надеясь при этом, что защитник-репортер волей-неволей станет очевидцем нового нападения. Эта свистопляска продолжалась уже целых три дня. Новых нападений пока не случилось. Дикерсона еще не нашли. Роджер с Тернбулом самым скрупулезным образом проанализировали тысячи поступивших из полицейских участков со всей страны рапортов, в которых говорилось о субъектах, похожих на Дикерсона. Постепенно наружу всплывали самые что ни на есть противоречивые факты. Дерик Тэлбот задолжал каждому, начиная от портного и кончая близкими друзьями. Он зарабатывал полторы тысячи фунтов в год, а тратил примерно в два раза больше, поэтому испытывал вечные финансовые трудности и был очень зависим материально. Всего несколько месяцев назад он попросту прожигал жизнь, тратясь на девушек, которых у него было немало. Влюбившись в Риджину, бросил всех до одной. Риджина была его навязчивой идеей, в этом не оставалось и тени сомнения. Чуть ли не каждый день он посылал ей цветы, шоколад, дорогие подарки. Марк Осборн зарабатывал меньше, но вполне сводил концы с концами. Его доход составлял тысячу фунтов в год, из которых он еще умудрялся откладывать на черный день. Никаких пороков за ним замечено не было, постоянных привязанностей среди женского пола до недавнего времени не имел, играл в крикет, теннис и гольф, был неплохим пловцом. Все говорило о том, что он, как и Тэлбот, пылко влюблен в Риджину. Что касается Дикерсона, то его финансовые дела оказались в полном порядке. Неясно, почему он давал взаймы Тэлботу столь солидные суммы. Впрочем, почему бы и нет?.. Всплыли еще кое-какие факты, касающиеся взаимоотношений Дикерсона с семейством Хауорд. Тернбул вышел на одного старого приятеля Дикерсона, который клялся, что Дикерсон был близок к помешательству, когда миссис Хауорд вышла замуж. Они с ней не виделись много лет, однако после случившейся трагедии Дикерсон один из первых пришел ей на помощь. У миссис Хауорд сбережений не было, поэтому она испытывала признательность за его дружбу и готовность в любой момент поддержать Риджину. Похоже, последнее время Дикерсон полностью посвятил себя служению Риджине. И снова все вертелось вокруг Риджины. Но ведь были и другие королевы.
— Мне кажется, Дикерсон или кто-то еще решил взять отпуск, — заметил Тернбул вечером на четвертые сутки объявленной на Дикерсона охоты. — Вероятно, мы его спугнули. Да, теперь у него немного шансов душить этих девиц. А что, если он на этом поставил точку, а, Красавчик? — Вряд ли. Мы все равно должны его взять. — Никуда он от нас не денется, — с уверенностью заявил Тернбул. — По крайней мере одной из наших королев никакая опасность не грозит. Своим молчанием Роджер дал понять Тернбулу, что ему известно о его свиданиях с Риджиной. — Одобряешь мой выбор? — поинтересовался Тернбул. Роджер промолчал, и тот круто переменил тему. — Как поживают твои ребятишки? — Прекрасно. Спасибо. — Держу пари, они каждый день гадают, увидят тебя завтра или нет. Ночная работа не для семейных, а для таких одиночек, как я. У меня на все хватает времени. — Он многозначительно хмыкнул. — Хочу высказать тебе кое-какие соображения. — Давай. — Слушай… Задушены три красавицы. Потом этот дьявол делает попытку задушить Джину, чему мы препятствуем. Если он задался целью уничтожить их всех до единой, то вряд ли будет действовать теми же самыми методами. Я бы на его месте не стал. Прибег бы к чему-нибудь еще… К яду, например. — У тебя есть какие-то основания подозревать, что убийца прибегнет к яду? — с интересом спросил Роджер. — Нет, это всего лишь догадка. Но мне стало известно, что раз в месяц каждая из королев получает коробку шоколадных конфет, что является частью приза. Конфеты посылают от Конуэйз. Простой способ, что скажешь, а? — Ты прав. Даже слишком простой. Признаться, Тернбул нагнал на Роджера страху, хотя скорее всего это лишь фантазии больного воображения. Вокруг одни загадки: где Дикерсон и почему он в бегах? Почему Милсом, если он не убивал Бетти Джелибранд, тоже убежал и спрятался? Откуда Дикерсону было известно, где искать Милсома?.. Тернбул просматривал рапорты, Роджер что-то писал, когда зазвонил телефон. Это была Джанет, его насмерть перепуганная Джанет. Впервые за несколько недель Роджер вдруг начисто забыл про погибших королев. — Роджер, ты не смог бы приехать домой? Понимаешь, Ричард… Они оба, но Ричарду хуже. У него началась агония… Я так боюсь… Роджер онемел от ужаса — так случалось всегда, когда что-то угрожало близким. Предположения Тернбула насчет яда вдруг предстали в совершенно новом — зловещем — свете. — Еду. Доктора вызвала? — Да, он с Ричардом. Сперва слег Ричард, потом Скуп. Но Скупу не так худо. Ричарду же… О, ты слышишь?.. Роджер еще реальней ощутил нависшую над домом угрозу, когда услышал душераздирающий вопль Ричарда. — Буду через двадцать минут, — отрывисто сказал он и повесил трубку. — Брось все, Красавчик. Сам управлюсь. И шефу все доложу. Рви подметки. Через десять минут он уже выехал на Эмбенкмент-роуд — обычно здесь было не такое оживленное движение. Однако он все-таки попал в затор сворачивавшего на Лэмбет-бридж транспорта и до Белл-стрит тащился чуть ли не полчаса. Здесь его беспокойство усилилось — возле их дома стояла машина «Скорой помощи». Входная дверь была распахнута настежь. — Джанет! — позвал с порога Роджер, услышал голоса наверху и бросился туда, перепрыгивая через три ступеньки. Джанет и седой голубоглазой доктор Джеймс были в ванной. В спальне с ребятами остались фельдшер и санитарка. Джанет всю трясло. — Успокойтесь, мистер Уэст, — сказал доктор Джеймс. — Все могло обернуться значительно хуже. Ваши молодые люди съели что-то не то. Я хочу забрать их в больницу, где за ними понаблюдают врачи. Да, миссис Уэст, вы можете поехать с нами и убедиться в том, что они не останутся без присмотра. Конечно же, мы разрешим вам сесть в машину «Скорой помощи». Джанет стиснула руку Роджера и поспешила в спальню. Роджер собрался было последовать за ней, но доктор окликнул его: — Минуточку, мистер Уэст. Роджер обернулся. — Не хотел бы слишком расстраивать вашу жену, но необходимо срочно сделать анализ содержимого их желудков. Сейчас наблюдается настоящая эпидемия пищевых отравлений. Не стоило бы рисковать и… — Я договорюсь насчет анализов, — пообещал Роджер.
Он увидел в спальне таз и желудочную помпу. Здесь теперь пахло совсем как в больнице. Похожий на великана доктор Джеймс кивал в знак подтверждения тому, что говорит. — Они съели сегодня очень много шоколадных конфет, особенно Ричард, так что все дело может оказаться именно в этом. И тем не менее необходимо сделать анализ содержимого желудков. Не хочу вас запугивать, но это нужно сделать как можно скорей. Роджер кивнул и вызвал по телефону дежурную машину. Когда она подъехала, снес вниз таз и отдал с соответствующими инструкциями водителю-сержанту. И сразу же поднялся наверх. — Спасибо. Можно взглянуть на мальчиков? — Ричард без сознания, а Мартин не так уж и плох, — сказал доктор. У Скупи был измученный вид, Ричард походил на саму смерть. Оправившись от шока, Джанет суетилась, собирая пижамы и прочие вещи. За каких-то несколько часов жизнь в их доме круто изменилась. Мальчиков снесли вниз и положили в машину «Скорой помощи», окруженную сочувствующими соседями. Джанет все время говорила. — Они были в полном порядке, когда вернулись домой. Это было поздно, почти в семь. Я выругала их за то, что они меня не предупредили, и в наказание решила уложить пораньше спать. За ужином я обратила внимание, что Скуп почти ничего не ест, и мне это показалось подозрительным. Ричард тоже отодвинул от себя тарелку. Как выяснилось, они съели много шоколадных конфет и еще какие-то сандвичи, которыми их угостили приятели. Подозреваю, Ричард истратил на шоколадные конфеты все свои карманные деньги. Я говорила тебе, чтобы ты не давал ему слишком много денег на этой неделе, но ты ведь никогда меня не слушаешь! — Это ты от них узнала? — Нет. — Где одежда Ричарда? — поинтересовался Роджер, и Джанет протянула ему фланелевые брюки мальчика. В кармане звякнули деньги. Роджер засунул пальцы внутрь и вытащил монету в два шиллинга, два шестипенсовика и немного меди. — Я дал ему вчера четыре шиллинга и остался должен два. Он потратил от силы шесть пенсов. — Выходит, конфетами его угостили! — воскликнула Джанет. Ее глаза вдруг наполнились слезами. — Дорогой, извини, что я веду себя по-свински, но это был такой удар. Я пойду к машине. Если ты… — Иди, — быстро сказал Роджер. — Попытаюсь выяснить, что они сегодня ели. Возможно, заболел еще кто-нибудь из детей в округе. Вероятно, это пищевое отравление. — Но только не шоколадными конфетами! — А мы и не знаем, в конфетах дело или в чем-то другом. — Роджер проводил Джанет до самого порога, видел, как она устраивалась рядом с мальчиками. Мартин приоткрыл глаза, и Роджер спросил: — Что ты ел, Скуп? Мальчик в недоумении смотрел на отца. — Не надо, Роджер, — прошептала Джанет. — Послушай, Джан, пускай он расскажет тебе, что они сегодня ели. Ему от этого вреда не будет, а для нас может оказаться очень важно. Попытайся выяснить, а? — Нам пора, сэр, — сказал фельдшер. — Да, да, конечно. Извините. Джан, так ты не забудь, ладно? — Роджер отошел в сторону, дверцу машины захлопнули. Невесть откуда появившиеся два констебля поинтересовались, не требуется ли их помощь. Свои услуги предложили ему и четыре соседки. Роджер их поблагодарил, зашел в дом и прикрыл за собой дверь. Ребята явно чем-то отравились. То, что послужило причиной отравления, было съедено ими не более трех часов тому назад. Следовательно, необходимо проследить каждый их шаг, скажем, за последние четыре часа. Потребуется помощь полицейского участка. Он набрал номер Челси и переговорил с дежурным суперинтендантом, который заверил его в том, что этим делом займутся все, кто на данный момент свободен. Подъехала машина. Роджер увидел, что к дому приближается Тернбул. — Приветствую тебя, Красавчик. Как ребята? — Мне сказали, что они еще легко отделались. — Господи! Они здесь? — В больнице. — Ничего себе! Маме-бедняжке теперь несладко. Так, значит, все в порядке? Что, перегрузили животы? Признаюсь тебе по секрету: я очень проникся к твоему старшему. Впервые в жизни пожалел всерьез, что не женат. Лопоуша тоже замечательный парнишка. Так они на самом деле в порядке? — Они не умрут. Просто проглотили какую-то отраву. — Отраву, — эхом отозвался Тернбул. Его реакция тронула Роджера больше, чем все сказанное Тернбулом до этого. На какое-то время воцарилось молчание, наконец Роджер предложил: — Выпьем? Виски или пиво? — Виски. Спасибо. Роджер налил виски с содовой. — Черт побери, каким образом к ним могла попасть отрава? Ведь они отнюдь не младенцы, которые тянут в рот все, что попадется, вплоть до гербицидоз. Скажи, Красавчик, а никто не мог?.. Он вдруг замолчал. — …Их отравить, — докончил за него Роджер. — Я тоже стараюсь убедить себя в том, что это безумие. И тут ему в голову пришло такое… Нет, нет, не может быть! Представить себе, что кто-то замыслил отравить мальчиков, — безумие, абсурд, нелепица. Точно так же, как этот мотив убийств королев красоты. — Проклятье, — пробормотал Тернбул. Его, похоже, выбило из колеи случившееся. — Мне все это очень даже не нравится. — Роджер снял телефонную трубку. — Сейчас проверим твое подозрение. Офис старших инспекторов, пожалуйста. Тернбул жадно затянулся турецкой сигаретой. — Хэллоу, Джиби. Это Уэст… Немедленно справьтесь, как там наши королевы, ладно? Есть подозрение, что их могут отравить… Да, да, я подожду у телефона. — Одной рукой Роджер держал трубку, другой отмахивался от табачного дыма. — Что ты не бросишь курить эту гадость? — Почему Гибсон велел тебе подождать у телефона? — Для меня есть послание. — Ты назвал это подозрением, но это не совсем верно. Хотя что мешает преступнику сперва отравить твоих ребятишек, а после королев? Новая форма атаки. Послушай, Красавчик…. — Тише!.. Да, да, Джиби… Ты на самом деле уверен? — Роджер повысил голос. — Займитесь этим… Да, возьмите у них самые подробные показания. И пусть ни в коем случае не притрагиваются к этим проклятым… Спасибо тебе, старина. Он положил трубку. Тернбул вдруг побледнел и затушил сигарету в пепельнице. — Элис Харви забрали в больницу с подозрением на отравление мышьяком. Она съела несколько присланных по почте шоколадных конфет, — сказал Роджер. — Боже мой! Еду к Риджине! Он повернулся на каблуках и вышел. Сидеть дома не было никакого смысла — разве что могла вернуться либо позвонить Джанет. Роджер вышел на крыльцо. Тернбул уже сидел в машине и заводил мотор. Из дома справа вышла соседка. — Может, я смогу тебе чем-то помочь, Роджер? — Нелли, будь добра, посиди у нас на случай, если позвонит Джанет, — попросил Роджер. — Или договорись, чтобы ее переключили на твой номер, ладно? — Все сделаю. — Спасибо. Роджер поспешил к своей машине и всего минуты на три отстал от Тернбула. Теперь у него появилась возможность задуматься над впечатлением, которое оказали на великана новости, над его безапелляционным «еду к Риджине». Не к Риджине Хауорд, а к Риджине, что весьма откровенно говорило о том, какие чувства питал к девушке Тернбул. Риджина тоже была одним из объектов наблюдения полиции. Гибсон позаботится о том, чтобы предупредили других королев. Ему же сейчас стоит поехать на квартиру к Хауордам.. Возле подъезда дома Риджины стояли две машины, дверь на улицу была распахнута настежь, во всей квартире горел свет. Роджер услышал голос Тернбула, эту зловещую фразу: «Что вы думаете, доктор?» Пока женский голос ему что-то отвечал, Роджер, уверенный в том, что очередной жертвой убийцы стала Риджина, сжался в комок. Но вдруг услышал голос девушки: «Слава Богу!» Он постучал в дверь. Ему открыл Тернбул и, не дожидаясь вопросов, стал докладывать о случившемся. Риджина сидела в мягком кресле, утомленная и такая прекрасная. В гостиной была еще одна женщина — доктор. — Риджина в полном порядке, но ее мать съела несколько шоколадных конфет из коробки, которая пришла сегодня утром по почте, — докладывал Тернбул. — Ей тоже прислали эти проклятые конфеты. — Он указал большим пальцем на коробку с конфетами на столе, потом приблизился к Риджине и на мгновение стиснул ей запястье. — Сохранилась оберточная бумага с отпечатками пальцев. — Тернбул взял Роджера под руку и повел из комнаты, точно мудрый старый дядюшка молодого неопытного племянника. — Давай двинем прямиком к Дерику Тэлботу, — предложил он. — Шоколад ей обычно посылает он. Или я один к нему отправлюсь, а ты займешься конфетами и оберткой. Если только Тэлбот уже не сбежал… — Отвези конфеты вместе с оберткой в Ярд, пускай их тщательно проверят, о результатах доложишь мне. Я буду у Тэлбота, — безапелляционным тоном приказал Роджер, — Позвоню отсюда Осборну, и мы с ним пересечемся у Тэлбота. — Как скажешь. — Они оба тебя смертельно ненавидят, — пояснил Роджер. — Очень плохо, что ты возбуждаешь в людях такую ненависть. Они могут солгать не только ради того, чтобы что-то там скрыть, а просто, чтобы оставить тебя в дураках. Вперед, Уоррен. Первый раз за все время их совместной работы он назвал его «Уорреном». Тернбул моментально на это отреагировал. — О'кей, — сказал он и поспешно вышел. Роджер направился к стоявшему в углу небольшой прихожей телефону. Риджина Хауорд все еще беседовала с доктором. Он даже не пытался подслушать, о чем они говорили — необходимо было срочно связаться с Ярдом. — Усильте наблюдение за Тэлботом и Осборном, — отдал он распоряжение в трубку. — Ясно, сэр. Кстати, вас просили позвонить в лабораторию. — Спасибо. Соедините меня с ними. Слушая доклад лаборанта-химика, Роджер внезапно ощутил страшную слабость. Не обнаружено ни малейшего намека на отравление мышьяком, всего лишь обычное птомаиновое отравление. Поступила информация из больницы: еще три ребенка с Белл-стрит слегли с пищевым отравлением. Роджер повесил трубку и вытер вспотевший лоб. Потом он набрал номер больницы. Доктор Джеймс сообщил ему все то же самое и заверил его, что мальчики чувствуют себя удовлетворительно, Скупи полностью оправился, Ричард же похворает еще несколько дней. Теперь самое время расслабиться и посмеяться над прежними страхами, но у Роджера не оказалось на это времени. Нужно срочно связаться с Осборном. Телефон ответил. — Встречаемся с вами в квартире Дерика Тэлбота, — сказал Роджер. — Пока. Осборн может скрыться, как это, судя по всему, сделал Дикерсон, или же поступить так, как ему велели. Через десять минут Роджер уже был на той улице, где жил Тэлбот. Он видел в сгущающихся сумерках, как к дому подъехал Осборн. В квартире Тэлбота горел свет. Через несколько секунд по радиотелефону раздался бодрый голос толстяка Дэлби: — Оба там, сэр. — Хорошо. Спасибо. Он вышел из машины и поспешил к подъезду. Тэлбот жил на верхнем этаже. Роджер позвонил, но никакой реакции не последовало. Он позвонил снова. И опять ничего, если не считать какие-то странные звуки: глухой удар, падение, потом звон разбитого стекла, звон посыпавшихся на тротуар осколков. Несколько упало ему на шляпу. — Они убьют друг друга! — кричал полицейский из Ярда, — Взгляните наверх, сэр! Роджер последовал его совету. Окно квартиры Тэлбота было разбито. Сам Тэлбот стоял, привалившись спиной к раме. Осборн, похоже, пытался его задушить. — Вышибайте дверь! — распорядился Роджер.
Верхняя половина была стеклянной, а полицейский оказался смышленым малым. Он выбил локтем стекло, просунул руку и отпер замок. Роджер бегом припустил по лестнице На площадку второго этажа вышел седовласый мужчина и с любопытством смотрел вверх. Оттуда доносились приглушенные звуки возни, но удары, кажется, прекратились. — Что там происходит, а? — Не волнуйтесь, — успокоил Роджер мужчину. Он стремительно одолел еще один лестничный пролет. На этом этаже жил Тэлбот. Его дверь была крепкой. Роджер нажал плечом, но она не поддалась. К нему присоединился полицейский, и они вдвоем атаковали дверь, которая затрещала, но все-таки устояла. — Давай на три, — скомандовал Роджер. — Раз, два… Под ногами захрустело битое стекло. В глубине квартиры кто-то крепко выругался. Взору Роджера предстали открытое настежь окно и трепещущие на ветру занавески. Тэлбот стоял в углу, подняв над головой хоккейную клюшку. Осборн застыл перед ним в угрожающей позе. Оба тяжело дышали. У Тэлбота спадали на лоб спутанные космы волос, был подбит глаз, из губы сочилась кровь, галстук сбился набок. Он сжимал обеими руками клюшку, готовый в любой момент стукнуть ею противника. — Достаточно, — сказал Роджер. Осборн вздрогнул, обернулся и, почувствовав, что Тэлбот расслабился, ринулся в атаку. Тэлбот тоже обернулся на голос Роджера, В этом была его ошибка. Клюшка, которую он все-таки обрушил на голову Осборна, едва ли могла причинить ему травму, зато пришедшийся в подбородок удар отбросил Тэлбота к стене. Роджер поставил Осборну подножку, и тот рухнул на бок. Для верности вмазал в челюсть. — Позаботьтесь о том, чтобы он больше никого не смог убить, — велел Роджер Дэлби, в любой ситуации проявлявшему максимум выдержки. — Я его постерегу, сэр. — Спокойно, Тэлбот, спокойно. — Роджер поспешил в коридор, чтобы успокоить поднимавшихся по лестнице седовласого мужчину и двух женщин. — Все в порядке, — заверил он их. — Я из Скотленд-Ярда. — Он предъявил им удостоверение. — Причин для беспокойства больше нет. Когда Роджер вернулся на место происшествия, Тэлбот стоял возле стены и причесывался. Его губы кривила саркастическая улыбка. — Не возражаете, если я слегка залижу раны? — Советую вам пройти в ванную. Дэлби, не спускайте с Осборна глаз. — Он вышел вслед за Тэлботом, который качался и хватался за стенки. Роджер помог ему войти в ванную, усадил на табурет перед раковиной и пустил воду. — Ваша девичья кожа слегка пострадала, — заметил он. — Из-за чего разгорелся сыр-бор? — Мы соперники, — сказал Тэлбот. — Но что послужило толчком к драке? — Признаюсь, драку затеял я. Рано или поздно это все равно должно было случиться, верно? — Я полагал, что времена, когда устраивали драки из-за женщин, давно канули в прошлое, — заметил Роджер. — Однако готов поверить в то, что еще не все дикари умерли. А вам известно, что это я его к вам послал? — Нет. Какая потрясающая жестокость. — Хотел побеседовать с вами обоими. С чего началась драка? — Марк Осборн из тех, кто даже в минуты просветления безнадежно отстает от жизни. Поэтому его и потянуло поиздеваться над моей манерой ухаживать. А ведь каждый из нас в ухаживании должен проявлять индивидуальность. Уверен, ваш мистер Тернбул с этим согласится. — Мой мистер Тернбул здесь ни при чем. Так с чего же все-таки началась драка? — Думаю, я бы ни за что не смог работать в полиции. — Тэлбот потрогал разбитую губу. Вода в раковине была красной от крови, но ему все еще не удалось привести себя в порядок. — Вам приходится быть ужасающими примитивистами. Увы, лгать я не обучен. Уже три месяца я не даю прохода Риджине, заваливаю ее подарками, которые мне не по карману. А этот кретин Осборн вдруг решил, что тоже почему-то должен посылать ей шоколадные конфеты. Роджер затаил дыхание. — Дайте мне, пожалуйста, вон то полотенце, — попросил Тэлбот. — Благодарю вас. Если подумать на трезвую голову, то, разумеется, преступления в том, что Марк собрался послать ей коробку шоколадных конфет, нет. Тем более что идея посылать любимой девушке конфеты и цветы отнюдь не оригинальна. Однако путем проб и ошибок я обнаружил, что Риджина предпочитает шоколад фирмы Гэри. В этом тоже нет ничего удивительного — у Гэри лучший шоколад в мире. А коли Марк такой болван, чтоб тоже посылать ей шоколад фирмы Гэри… Словом, я окончательно потерял над собой контроль. — А как вы узнали о том, что он тоже посылает ей шоколадные конфеты? — Увидел вчера вечером на его столе коробку. Я узнал почтовую упаковку фирмы Гэри. На ней стоял адрес Риджины. — Почему в таком случае вы не дали Осборну по зубам вчера вечером? — Его не было. Я уходил из его офиса в настоящем бешенстве. Мне удалось совладать с гневом только благодаря этой достойной похвалы системе самоконтроля. Сегодня мы были друг с другом вежливы и корректны. Когда же он появился у меня несколько минут тому назад, я был зол как черт. Еще бы — Риджина твердо сказала «нет» в ответ на мое приглашение вместе пообедать. А ведь я помню, что Марку она не отказала. Я спросил у него, почему он не принес мне в подарок шоколадных конфет. Что называется, нанес ему легкий удар шпагой. Думал, до него, не дойдет, но он заглотнул крючок. И даже замахал кулаками. Я, разумеется, стал обороняться. Не скрою, я было подумал, что Осборн пытается убить меня двумя способами. — Тэлбот многозначительно потрогал пальцами горло. — Мне интересно, как бы вы поступили, если бы ему эта затея удалась. То есть за что бы вы его повесили: за то, что он меня бы задушил, или за то, что выкинул из окна? Тэлбот был по обыкновению развязен, но все равно ему не удавалось спрятать страх перед коснувшейся его своим крылом смертью. — Как это вам удалось ему противостоять? — Выражаясь точно, но грубо, я дал ему ногой в брюхо. Потом мы, подобно дикарям, дрались на топорах. Во всяком случае, у меня в руках был топор… э… Уэст. — Совершенно верно. — Разумеется, я — сторона заинтересованная. Полагаю, защита развеет в пух и прах все, что я покажу на суде, выставив в качестве доказательства предположение, будто я хочу утопить Марка Осборна в грязи. Но, серьезно, он намеревался меня убить. Не когда приехал, нет — тогда я по крайней мере не заметил в его глазах ничего подобного. А вот когда мы затеяли эту драку, в них появилась жажда крови. — Что ж, вполне понятно, — кивнул Роджер. — И сколько было этих коробок? — Одна, черт бы ее побрал. — Вы уверены в том, что она была адресована мисс Хауорд? — Абсолютно. — А как вы думаете, мистер Осборн может посылать конфеты кому-то еще? — поинтересовался Роджер. — Нет, Марк, как и я, однолюб. Постойте, постойте… Тэлбот наклонился, выпустил из раковины воду, затем выжал губку и вытер ею губы. Вид у него стал приличней, хотя левый глаз совсем заплыл, а правый был налит кровью. — Что-то изобретаете? — Ошибаетесь — предпочитаю оперировать фактами, — гордо изрек Тэлбот. — К тому же я вдруг понял, что совершил по отношению к Марку вопиющую несправедливость. Господи Боже мой, что бы подумала мамуля о бедном Дерике? Мне кажется, это была идея Уилфа! Помните Уилфа Дикерсона? Раз в месяц мы посылаем коробку шоколадных конфет фирмы Гэри каждой победительнице. Небольшой пустячок, помогающий нашим малышкам остаться такими же сладенькими. Держу пари, все конфеты были отправлены вчера. Марка же осенило оставить коробку, предназначенную для Риджины. Разумеется, эта коробка и лежала у него на столе. Проверьте эту версию, мистер старший инспектор уголовной полиции, — Тэлбот выпрямился и достал сигареты. — Покурим? Я должен хоть чем-тоуспокоить нервишки. Нужно придумать для себя какое-то оправдание, не то придется извиняться перед Марком. Зажигалка есть?..
Марк Осборн сидел в кресле. Он не очень пострадал — отделался синяком на правой скуле. Судя по всему, он уже успокоился, и его рассказ мало чем отличался от рассказа Тэлбота. Марк говорил короткими тяжелыми фразами. Да, подтвердил он, конфеты были отправлены королевам вчера, он оставил коробку для Риджины, надеясь вручить ей лично, но впоследствии обнаружил, что ему не удастся повидаться с девушкой, и послал конфеты по почте. Идея посылать девушкам конфеты принадлежала Дикерсону. Посылали исключительно шоколадные конфеты фирмы Гэри. На этой стадии допроса раздался звонок Тернбула. Его голос дрожал от возбуждения. — Привет, Красавчик! Оберточная бумага вся в отпечатках пальцев Марка Осборна, но на ней есть и отпечатки Тэлбота. Надеюсь, ты не позволил этим субчикам уйти? — Все отнюдь не так просто, как тебе кажется, — возразил Роджер. — Все? — Тебе этого мало? Нет, сержант, это далеко не все. Элис Харви умерла в результате отравления ядом. Ее слишком поздно забрали в больницу. Барбара Келуорти тоже получила эти милые шоколадки, но не стала их есть, поскольку у нее желудочный грипп. Норма Диэрин вообще не ест шоколадных конфет — бережет фигуру, поэтому с ней ничего не случилось. Но теперь больше никому не будет вреда. Кстати, я наведался в больницу — твои ребятишки в полном порядке. Птомаин, а не мышьяк! Еще есть рапорт из Челси. Установлено, кто из ребятишек в тот злополучный вечер играл с твоими. Среди них оказался сын сержанта по фамилии Морган. Они околачивались возле речки. Этот мальчишка Моргана нашел пакет с сандвичами и пустил их по кругу. Одним словом, тебе придется надавать им по задницам. А мы-то Бог знает что думали. — Ты прав, — согласился Роджер. — И тем не менее твое предчувствие сбылось. Мы отдадим на анализ конфеты, прочешем частым гребнем всю фирму Конуэйз в поисках тех, кто хотя бы отдаленно имел отношение к конфетам. Но чего мы делать не должны, так это терять голову. — Хочешь сказать, что я… Он замолчал, задохнувшись от гнева. Повисла долгая пауза, наконец Тернбул сказал: — О'кей, ты прав — я в самом деле потерял голову из-за Риджины. Но я ее снова найду, будь уверен. Послушай, из семи королев осталось всего три. Три. Кто следующий, а?.. «Глоуб», больше других газет шумевшая по поводу убийств, вышла с огромными шапками. Треть первой полосы занимал крупный заголовок: «УМИРАЕТ ЧЕТВЕРТАЯ КОРОЛЕВА». Дальше шел рассказ об этих злосчастных конфетах, о привычках фирмы Конуэйз посылать королевам каждый месяц коробку конфет, а также прочие спекуляции по поводу этого дела. Все отправленные в ту неделю коробки были вскрыты, каждая конфета тщательно проверена. В большинстве из них оказалось немного мышьяка, который был туда введен при помощи булавки. Судя по всему, сперва сделали попытку растворить яд, но быстро поняли, что порошок мышьяка нерастворим. Ни на одной из конфет не оказалось отпечатков пальцев. У Ярда прибавилась еще одна забота — следовало установить, не покупал ли кто-либо мышьяк. Чем и занялся многочисленный штат столичной полиции. Роджер провел целый час в небольшой мастерской за кондитерским магазином Гэри неподалеку от Бонд-стрит. Воздух здесь был пропитан запахом шоколада и жженого сахара, девушки в безупречно белых шапочках и халатах трудились, как пчелы, раскладывая конфеты по коробкам вручную. Коробки, которые отправляли в Конуэйз, ничем не отличались от остальных. Как правило, их доставлял посыльный — несколько коробок сразу по два фунта каждая. Никто в Гэри не заметил, чтобы на фабрике либо в мастерской появлялся чужой. Посыльный показал, что по обыкновению положил коробки на стол в справочном бюро на Бенис-скуэр. Дежурившая девушка разговаривала в это время по телефону. И тут для Ярда, можно сказать, наступил момент полной сатисфакции — произошла путаница с датами, вследствие чего коробки целую ночь пролежали на столе в справочном бюро Конуэйз, где к ним имел доступ практически каждый. Начались поиски тех, кого видели в здании Конуэйз после окончания рабочего дня. Там могли оказаться и Дикерсон, и Тэлбот, и Осборн, однако тому не было никаких доказательств. Да и мышьяк никто из них не покупал — вернее, не был в этом замечен. Круг поисков сужался. Оставался один Дикерсон. Газеты снова поместили на своих страницах его фотографию. С нее смотрел добрый, застенчивый человек. Уилфред Дикерсон — пользующийся всеобщим доверием клерк Конуэйз. Уилфред Дикерсон — старый верный друг семьи Хауорд. Уилфред Дикерсон — бесстрастный ценитель женской красоты — сделался для миллионов воплощением самого дьявола. Это невинное лицо, если смотреть на него пристально и долго, вдруг меняло свое выражение, на морщинистом лбу вырастали рога. Газеты поносили Дикерсона, не имея на это никаких доказательств. От полной поддержки полиции пресса внезапно перешла к ее резкой критике. «Глоуб» увеличила вознаграждение от 500 фунтов стерлингов до 1500. Однако все еще не были обнаружены улики, указывающие на то, что Дикерсон либо кто-то другой покупал мышьяк или препараты, его содержащие. Каждый труп, обнаруженный в любой части Британских островов и хотя бы отдаленно напоминавший бывшего эксперта конкурсов красоты, измерялся и исследовался тщательнейшим образом, однако ни живой, ни мертвый Дикерсон так и не был обнаружен. Конуэйз решила повременить с проведением очередного конкурса — ну, якобы для того, чтобы перевести дух, к тому же следовало проучить Ярд. Из трех оставшихся в живых королев лишь Риджина жила нормальной жизнью. Она почти каждый день встречалась с Тернбулом, с которым держала себя столь же сдержанно, как и с двумя другими ухажерами. Жившая в одном из предместий Кента Норма Диэрин бросила работу фотомодели, закрылась дома и на улицу без сопровождавших не выходила. «Глоуб» и другие газеты то и дело помещали душещипательные рассказы о ее истериках. Барбара Келуорти из Уэмбли поступила так же. Местная полиция глаз с девушки не спускала. То же самое делали Ярд, общественность и, разумеется, пресса. Девушки стали в некотором роде членами королевского семейства, ибо каждый их поступок делался достоянием общественности. Новых нападений зарегистрировано не было. Полиция ни на минуту не прекращала наблюдений за домом Риджины, по пятам за ней следовал человек из Ярда, но девушка, казалось, не обращала на это никакого внимания. Ее красота оставалась такой же безмятежной, как и прежде. Каким-то образом ей удавалось избегать сенсации, которой пыталась окружить ее каждый шаг пресса. По прошествии нескольких дней журналисты отвернулись от Риджины, сосредоточив свое внимание на двух других королевах. Однако Уэст, видевшийся с Риджиной достаточно регулярно, отлично понимал, что девушка просто прячет свои страхи от посторонних глаз. В противном случае она… Вот именно. Если Риджина не боится, значит, она не верит в то, что ей угрожает опасность. А раз она в это не верит, выходит, она точно знает, что ей ничего не угрожает.
Конуэйз, этот могущественный синдикат с целым разветвлением вспомогательных фирм, пользовался огромным влиянием, которое частично употребил вскоре после того, как «Глоуб» опубликовала кое-какие сенсационные материалы. Чэтуорт узнал об этом от одного весьма влиятельного члена кабинета министров, Роджер, в свою очередь, от Чэтуорта. — У Конуэйз заболел живот, — комментировал эти новости шеф. — Скандал оборачивается для них потерей целого состояния. Все эти пригласительные билеты, рекламные проспекты, оберточный материал, коробки и прочее придется отправить в макулатуру, поскольку на них запечатлены лица погибших девушек. Бизнес есть бизнес. Да, они скорбят о девушках, но в то же время и сожалеют о том, что затеяли конкурсы, которые обошлись им в кругленькую сумму. — Чэтуорт устремил взгляд на кончик своего носа. — Знаешь, я могу их понять. Ведь они теперь продают не так много мыла, как им бы хотелось. Так называемый эффект бумеранга в действии. Роджер молча слушал шефа. — Скажу тебе по секрету: это фирмачи назначили вознаграждения, — продолжал Чэтуорт, — Они стараются повлиять на министерство внутренних дел и заставить подсуетиться нас. Поэтому давай мне безупречный рапорт, который я суну им под нос. — Теперь нами будут понукать каждую минуту, — проворчал Роджер.
Через десять дней после гибели четвертой королевы красоты Риджина решительно поднималась по лестнице в свой офис. По совпадению в этот самый день выписывали из больницы детей Уэста. Итак, девушка поднялась к себе в офис. Его владелец отбыл во Францию, а поэтому у нее скопилось очень много дел. Но мысли девушки были заняты не делами, а Дериком и Марком, которые, лишь только узнав о ее появлении в офисе, тотчас придут. Было около десяти. Нужно просмотреть утреннюю почту. Риджина сперва разрезала все конверты, потом принялась вытаскивать из них письма. Большинство оказались делового характера, но среди них и несколько личных. О, эти письма, адресованные лично королеве красоты! Бред, да и только. В них содержатся предложения с ходу выйти замуж, сделать карьеру на сцене, просьбы об автографах и фотографиях, письма от школьников и школьниц, от одиноких сердец и заброшенных на край света моряков, от всех скорбящих, забытых Богом и людьми, от больных и здоровых, эксцентричных, помешанных и даже сумасшедших…, Подобных писем она получала невероятное количество. Риджина взяла в руки адресованный лично ей конверт. Распечатав, услышала хлопок. Одновременно блеснула вспышка, и появился дым. Риджина вскрикнула, вскочила со стула. Сердце бешено заколотилось, в горле пересохло. Письмо осталось на столе — из него теперь валил дым, и даже появились искры. Прибежавшая из соседнего офиса девушка недоуменно уставилась на Риджину, которая не сводила полного ужаса взгляда с этого письма. На нем уже обозначилась маленькая дырочка, точно от горящей сигареты или бенгальского огня. Это всего лишь шутка, обычная глупая шутка, пыталась убедить себя Риджина. В офис влетел Марк Осборн. — Джина?.. Джина, что случилось? — Он подскочил к девушке, побелевшей как мел. — Господи, Джина! — Марк обнял ее, привлек к себе. — Я больше не допущу такого, — хриплым голосом пообещал он. — Не позволю! Эти проклятые лодыри-полицейские, болтливые придурки, на что, интересно, они рассчитывают? Почему никак не схватят этого гада? Почему?.. Его голос был отчетливо слышен в коридоре. — Марк, прошу тебя… — Если они не в состоянии ничего сделать, этим займусь я! — поклялся Осборн. — Найду убийцу и сверну ему шею. Джина, я спасу тебя. Отныне, Джина, тебе ничего не будет угрожать. Он прижимал девушку к себе, явно не собираясь ее отпускать. — Я не сомневаюсь, что ты это сделаешь, Марк, — едва слышно произнесла Риджина. И тут в офисе появился Тэлбот. Он застыл как вкопанный на пороге. Его физиономия вытянулась и побледнела, в глазах заплясали странные огоньки. Девушка, прибежавшая на крик Риджины, рассказала ему, что случилось. Лицо Тэлбота просветлело. Он приблизился к Риджине и Марку и сказал! — Ребята, отбой. Праздники закончились. Потом взял со стола письмо. — «Наступит и твой черед, Королевушка», — каким-то чужим голосом прочитал он. — Ничего себе, дружеское посланьице. Кто-нибудь из вас уже сообщил этому самому Уэсту?..
— И никаких улик на конверте, за исключением почтового штемпеля London W. С, — рассказывал Уэст Тернбулу. — Обычная бумага верже кремового цвета, которая продается повсюду. И отпечатки пальцев почтальона и мальчика, доставившего письмо в офис Риджины. Словом, очередная головоломка. — Она могла лишиться зрения, — пробормотал Тернбул. — Не думаю, — возразил Роджер. — Большинство людей, распечатывая конверт, держат его примерно на расстоянии восемнадцати дюймов от глаз. К тому же взрывчатого вещества оказалось ничтожно мало. Все было рассчитано на испуг. — Если бы только я мог обнять ее и… — начал было Тернбул и вдруг замолк… В отчаянии поднял свои большие красивые руки и беспомощно опустил их. — Ладно, ладно, не буду. Я стал почти как Осборн. Он какой-то ненормальный, верно? — Да, Осборн, судя по всему, живет на одних нервах. Убийца, если захочет, может в любой момент совершить новое злодеяние, — размышлял вслух Роджер. — Однако чем большую деятельность он развивает, тем толще становится путеводная нить в наших руках. Сначала ему удалось достать белого мышьяка. Затем он сумел изготовить это взрывающееся письмо… — Ну, такое кто угодно может сделать, имея под рукой бенгальские огни и капельку кислотного клея, — сказал Тернбул. — Это говорит о том, что тот, кого мы ищем, — мастер на все руки. Помнишь, как искусно ему удалось ввести в конфеты мышьяк? Следовательно, у него колоссальное терпение и четкая цель… — О'кей, это — Дикерсон. — У меня предчувствие, что мы вскоре можем обнаружить его тело, — вдруг сказал Роджер. — Помнишь, с чего все началось? Мы чуть было не поверили в то, что все это дело рук Милсома. В меня стрелял тот, кто был на крыше вместе с Милсомом. Потом он столкнул его и решил, что перехитрил нас. — Меня он перехитрил, — признался Тернбул. — Понимаешь, Красавчик, стоит мне вспомнить Хэролда Милсома, как я спрашиваю себя: почему он ударился в бега, если не убивал Бетти Джелибранд? — Я делаю то же самое. — Ты больше не брал за бока его папашу? — Ты имеешь в виду викария Сант-Клео? — Его самого. То, что на нем жесткий воротник священника, вовсе не значит, что он святой, к тому же не служит ему алиби. Мне кажется, он мог бы поведать нам, почему молодой Милсом скрывался в церкви. Разумеется, если ему захочется. — Заеду к нему в самое ближайшее время и попытаюсь выяснить, — пообещал Роджер. — Но давай лучше вернемся к тому, о чем только что говорили. Итак, в Сант-Клео нас чуть было не обвели вокруг пальца. Сделавший это вполне может снова прибегнуть к аналогичной тактике. Нам по всем статьям подходит Дикерсон, а поэтому настоящий убийца убивает Дикерсона, прячет надежно его тело, а сам сидит и посмеивается над нашими напрасными стараниями. Честно говоря, я устал в который раз танцевать от печки, и тем не менее ничего не поделаешь. Если мы правильно вычислили мотив, то преступник состоит в самых что ни есть близких отношениях с одной из королев. Мы же так и не обнаружили никого, кто бы поддерживал Барбару Келуорти или Норму Диэрин. — Снова все сначала, — пробормотал Тернбул. — Тэлбот и Осборн. Я приглядываюсь к ним каждую свободную минуту. Кто-то из наших постоянно сидит у обоих на хвосте. Но после той последней драки они ведут себя как паиньки. Тебе известно, что их помирила Риджина? — Да. — Хорошая девушка, эта Риджина. — Тернбул усмехнулся. — Добрая душа. Признаться, я здорово поддался чарам ее красоты. Даже самому не верится. Слишком уж она вся идеальная. На ее жизнь тоже покушались, но это могло быть подстроено специально. Ей прислали письмо с угрозой, которое взорвалось, не причинив ни малейшего вреда. К тому же она холодна, как лед. Роджер сделал вид, будто ничего не понял. — Ты так думаешь? — безмятежным тоном спросил он. — Я с тобой советуюсь. — Если хочешь знать, не приходило ли мне в голову, что за всем этим может стоять сама Риджина, в силу чего она сохраняет олимпийское спокойствие, то я тебе отвечу: приходило, только я в это не верю. — Роджер отметил, что на лице Тернбула появилось выражение облегчения. — Она отнюдь не дурочка и наверняка бы притворилась испуганной. Мне кажется, Риджина испытывает настоящий страх, но делает все возможное, чтобы его не показать. — И не напугать маму? — Похоже, так оно и есть. — Но это же преступление, когда молодая девушка растрачивает свои силы на уход за старой больной женщиной! — воскликнул Тернбул. — Такое нужно преследовать по закону. — Я придерживаюсь иного мнения, — возразил Роджер. — Миссис Хауорд — милое существо, к тому же я сомневаюсь, чтобы Риджина Хауорд собиралась замуж. Скорее всего ей захочется сделать собственную карьеру. — Тут зазвонил телефон, и Роджер снял трубку. — С вами хочет поговорить констебль уголовной полиции Мэриот, — сказала телефонистка. — Соедините меня с ним. Мэриот? — переспросил Роджер. — Мэриот… А я его знаю? — Джейк Мэриот? Это тот, кто наблюдает за Риджиной, — пояснил Тернбул. Роджер видел, что Тернбула так и подмывает выхватить из его руки трубку. — Я вас слушаю, Мэриот, — сказал Роджер. — Решил, мне самому стоит вам позвонить, сэр, — раздался голос Мэриота. Он был чем-то очень встревожен. — Я потерял мисс Хауорд. Впереди вклинилась какая-то машина, потом пришлось остановиться у светофора. Там была пробка. Я больше не смог ее отыскать. — Где это произошло? — Угол Эдгуэр-роуд и Пилен-стрит, неподалеку от ее дома. Впервые за все время, что я ее знаю, она поехала домой днем. Я припарковался в конце улицы и по обыкновению последовал за ней. — Ладно, Мэриот. Приезжайте сюда. Роджер повесил трубку и, видя, что Тернбул не сводит с него попрошающего взгляда, коротко поведал ему суть дела, беседуя одновременно по телефону с информационной службой. — Объявите розыск мисс Хауорд, — говорил в трубку Роджер. «Остин» седьмой модели, темно-синий, регистрационный номер… — Ясно, сэр. — Благодарю вас. Не теряйте ни минуты. — Разумеется, сэр. Роджер положил трубку. Тернбул вытер взмокший лоб. Было половина первого. Через десять минут приставленный к Осборну полицейский сообщил, что тот от него улизнул. Тут же был объявлен всеобщий розыск Осборна. В половине шестого об исчезновении Риджины Хауорд Роджеру доложили человек десять. Без двадцати шесть поступило сообщение, что внизу Тэлбот требует немедленного свидания с Роджером наедине. Ни Риджина, ни ее автомобиль так и не были еще обнаружены. «Ивнин глоуб» вышла с громадным заголовком: «ИСЧЕЗЛА ПЯТАЯ КОРОЛЕВА». Роджер связался по телефону с дежурившим в холле сержантом. — Пошлите мистера Тэлбота ко мне наверх, — распорядился он. — Но только чтобы сопровождающий ни на секунду не упускал его из виду. — Слушаюсь, сэр. Роджер прикурил сигарету и подошел к окну, устремив невидящий взор на освещенные солнцем платаны и маленький уголок крыши здания Лондон Саунти-хол. Кроме него, в комнате был только Эдди Дэй — Тернбул отсутствовал уже два часа. Немного погодя открылась дверь, и на пороге появился Тэлбот в супермодном костюме светло-коричневого цвета. Он попытался изобразить на физиономии улыбку. — Sanctum sanctorum[15], — изрек он. — Ни за что бы не осмелился вторгаться сюда, если бы не важная информация, которой я располагаю. Впрочем, вы вольны ей не поверить. — А вы попытайтесь меня убедить, — сказал Роджер. — Осборн соблазнил ее и увез, — начал Тэлбот. — Мне кажется, у меня даже есть тому доказательство. Знаю, я — заинтересованная сторона, и тем не менее обратите внимание на то, как себя ведет мой так называемый приятель Марк. Он чуть было не убил меня, а теперь превратился в психа. Мне сказали, он едва не придушил Риджину, когда в то злополучное утро кинулся ей на помощь. Слыхали ли вы, великий сыщик, об умственном расстройстве под названием шизофрения? — А где обещанное вами доказательство? — Не верите в мои способности сыщика? Тогда слушайте меня внимательно. У нас в коридоре стоят кабины прямой связи. Кое-кто слышал, как Марк Осборн сегодня днем звонил Джине домой. У ее матери был сердечный приступ, но все, слава Богу, обошлось. Я узнал об этом телефонном разговоре, умело и терпеливо расспрашивая сослуживцев. Марк сказал Джине, что должен поговорить с ней, что это вопрос жизни или смерти, ну и прочую галиматью. Она уступила. Она всегда ему уступает. Нет, мне неизвестно, куда они направились. Но меня бросает в дрожь при мысли, что он способен сделать с Джиной.
Раздался телефонный звонок. Роджер тут же схватил трубку. — Обнаружил «остин» седьмой модели, — с ходу выпалил Тернбул. — Хочешь верь, хочешь нет, брошен в саду пустующего дома, Пэдинтон. Сможешь подъехать? — Действуй по собственному усмотрению. Держи связь по рации, — Роджер бросил трубку. — У меня дела, — пояснил он Тэлботу. — Я могу поехать с вами? — Нет. С официальной точки зрения. Роджер улыбнулся, на ходу схватил с вешалки шляпу. Глаза Тэлбота возбужденно блеснули. Когда старший инспектор Уэст и сержант Дэлби отъехали в «моррисе» Роджера, за ними по пятам следовало такси, в котором сидел Тэлбот. Обе машины держали путь на Пэдинтон — узкую улочку, на которой находился тот маленький ресторан. Он оказался закрытым. Роджер начал барабанить в дверь. Наконец ее открыл бледный мужчина в белом фартуке. Он весь был окутан чесночным запахом. — В чем дело? — Мне нужен мистер Попакарос, — сказал Роджер и предъявил удостоверение. Это сработало. Роджер с Дэлби вошли в ресторан. Тэлбот, которого никто туда не приглашал, но и не останавливал тоже, проследовал за ними. Кабинеты оказались совсем крохотными, на некоторых столах громоздились перевернутые стулья. Мистер Попакарос, хозяин заведения, стоял возле узкой внутренней лестницы и пытался засунуть руки в рукава светло-синего пиджака. Это был толстый, важный и сонный господин, и ему, похоже, стоило немалого труда держать глаза открытыми. — Но, старший инспектор, у меня все в порядке. Я… — Мистер Осборн был у вас сегодня днем? — Мистер Осборн? Да. — Один? — Нет, не один. С ним была дама. — Он бросил взгляд на Тэлбота, узнал его и вздохнул. — Та самая дама, о которой он был в тот вечер, когда… — Во сколько они отсюда ушли? — Около трех часов, старший инспектор. — Они приехали на машине? — Да, но не в той, в какой приезжали раньше. Это была новая машина. Это… Да, да, «бристол». Казалось, мистер Попакарос был собой очень доволен. — Какого цвета? — спросил Роджер. — Серая. Да, да, серая. — Большое спасибо. Мне нужно знать, о чем они здесь говорили. Возможно, вы или кто-то из официантов слышали. Этим, если не возражаете, займется сержант Дэлби. Кто-кто, а Роджер понимал, что полезным может оказаться любое случайно подслушанное слово. Он улыбнулся на прощание и направился к выходу, Тэлбот следовал за ним по пятам. В машине Роджер включил радиосвязь. — Объявите розыск серой машины марки «бристол». Если возможно, выясните, каким образом она оказалась у Марка Осборна. В последний раз эту машину видели… Он четко изложил факты. Тэлбот сидел на заднем сиденье и внимательно слушал. — Все. Пожалуйста, продиктуйте мне адрес, по которому отправился инспектор Тернбул… Спасибо. Предупредите, что я к нему еду. Он выключил связь и повернулся к Тэлботу. — Думаю, законом не возбраняется вас подвезти. — Мерси, но я лучше приберегу ваше приглашение до другого раза и поеду на такси. Только прошу вас, не очень спешите.
«Остин» стоял во дворе дома, который служил подсобкой строителям и малярам. В саду валялись обломки кирпича, шифера и бетона, между ними пробивались дикие цветы и травы. Припаркованный у дома «остин» сильно накренился на один бок. В нем сидел Тернбул. Тэлбот выскочил из такси и бросился к машине. — Тот самый момент в жизни, когда отдал бы за камеру целое состояние! — воскликнул Тэлбот. — Не знал, что оно у вас есть, — парировал Тернбул. — Должно быть, вы ужасный человек. Тернбул вылез из машины. У него было красное от возбуждения лицо. Он отдал шутливый салют Роджеру и бросил неприязненный взгляд на Тэлбота. — Последним за рулем сидел Осборн, — доложил Тернбул. — Я проверил отпечатки. Так что ищите Осборна. — Что мы и делаем, — кивнул Роджер, — Обнаружил в этой машине еще что-нибудь интересное? — Кажется, больше ничего. — Джентльмены или господа полицейские, — заговорил Тэлбот, — Марк послал ей отравленные конфеты. Он настоящий неврастеник. Марк говорит, что любит Риджину больше жизни, а сам… — Помолчите, — проворчал Тернбул. — Не стану я молчать. Ради всего святого, разыщите Марка! Если бы вы знали, как он переменился! Если бы вы видели его глаза, когда он душил меня в ту ночь, вы бы меня поняли. Я не хочу сказать, что он псих, но… — Я просил вас помолчать! Роджер притворился, будто его интересует исключительно этот «остин». Тернбул в сравнении с Тэлботом казался настоящим Голиафом, Но Тэлбот не пасовал перед человеком из Ярда. — Если когда-нибудь наши дороги пересекутся, я сделаю все возможное, чтобы увидеть свидетельство о вашей смерти, — сказал Тэлбот. Они сверлили друг друга ненавидящими взглядами. Хотя их безумие и проявлялось по-разному, причина была одна — Риджина Хауорд. Роджер вылез из «остина» и направился к своей машине. Два человека из Ярда тщательно прочесывали двор, но пока ничего интересного не обнаружили. Роджер снова вышел на связь с Ярдом. — Что-нибудь новенького по поводу «бристола» Осборна? — Он взял его напрокат в том гараже, услугами которого обычно пользуется. У его собственного «М. Г.» забарахлил клапан. Минуточку, сэр, пришло еще одно сообщение… — Наступила достаточно длинная пауза, во время которой Тэлбот приблизился к Роджеру, а Тернбул прикурил сигарету. — Да, сэр… Машину видел на Хогз Бэк неподалеку от Гилфорда. Это было в четыре двадцать пять. За рулем сидел мужчина, рядом с ним девушка. Полиция Суррея подключилась к поискам, парни из Хэмпшира тоже. Все, сэр. — Спасибо. Бывало, за целый день ничего нового, а теперь одно событие за другим. — Удачно? — поинтересовался Тэлбот. — Да. Вам стоит поехать со мной. — Тернбул это слышал и чуть не лопнул от злости. — А ты поедешь следом, ладно? Держим путь в Гилфорд. Не исключено, что по дороге либо на месте узнаем что-то еще. — Есть, — буркнул Тернбул и поспешил к своей машине. — Тэлбот, идите назад. Роджер сел за руль, Дэлби плюхнулся на сиденье с ним рядом. Тэлбот в мгновение ока очутился сзади и быстро захлопнул за собой дверцу. — Вы чертовски добры, Уэст. — Просто мне не стоит спускать с вас глаз, — возразил Роджер. Они держали путь через весь Лондон в Хэммерсмит, дальше прямым ходом в Роухэмптон, минуя Кингстон. Шестиполосное шоссе было почти свободно. На полпути Дэлби по приказанию Роджера вышел на радиосвязь. — Говорю от имени инспектора Уэста… В машине раздался бесстрастный голос: — Сэр, подождите, пожалуйста, для вас есть послание… Хэллоу, старший инспектор Уэст… Серый «бристол» под регистрационным номером АК 5143 обнаружен в роще неподалеку от Хайли, в стороне от Хогз Бэк. Вас будет сопровождать до места патрульная машина из Гилфорда. — Ясно, — сказал Дэлби. Даже он был не в силах больше сохранять невозмутимое выражение. — Они его нашли, сэр! — Уэст, я знаю, что мне лучше не соваться со своими советами, по, если я не ошибаюсь, Марк беспощаден. Вероятно, он напугал Риджину на всю жизнь, даже если к ней не прикоснулся. Он убьет любого, кто… Тэлбот замолк на полуслове. — Постараемся это учесть, — пообещал Роджер. — А вы сидите тихо, ладно?
Тэлбот, очевидно, был прав — Осборн вполне мог оказаться убийцей. Если так, то перед ними случай раздвоения личности, в результате которого поступки человека становились непредсказуемыми. Если Осборн был тем самым убийцей, которого они разыскивали, и если это он стрелял в Роджера на крыше церкви Сант-Клео, он вооружен и вполне может выстрелить снова. Они прибыли в Хайли в половине седьмого. Проведя короткое совещание с полицейскими, ожидавшими их в патрульной машине, направились в сторону коттеджа в роще, куда примерно полтора часа назад подъехали Марк Осборн с Риджиной Хауорд. Находились ли они все еще там — этого никто не знал, однако «бристол» стоял в роще, почти скрытый кустами и деревьями. — Я подойду прямо к входной двери, — сказал Роджер Тернбулу и полицейским из Суррея. — А вы окружите дом. Тэлбот, оставайтесь в машине, у вас больше шансов вынудить Осборна совершить безумный поступок. Все ясно? — Почему идешь ты? — попытался возразить Тернбул. — Это должен сделать… — Это должен сделать я, — отрезал Роджер. — Ты будешь наблюдать за задней дверью. Прячась за кустами и за живой изгородью из молодых буковых деревьев, полицейские оцепили дом. На небе не было ни облачка, и солнце пекло вовсю. Коттедж стоял в лощине, перед которой были небольшая овальная лужайка и запущенный сад, пестрящий островками цветов. Траву, похоже, давно не косили. Поблизости не было никаких других строений, за исключением небольших надворных служб. Над всем нависла густая безмятежная тишина, в которой притаилась угроза. Роджер увидел в окне коттеджа Осборна. Тот уже догадался, что за домом следят. Осборн стоял возле окна. В правой руке он сжимал оружие. Роджер обратил внимание на его прищуренные глаза и приоткрытый рот. Он разглядел в глубине комнаты Риджину — девушка сидела на стуле. — Марк, прошу тебя, что бы ни случилось — не стреляй, — умоляла девушка. — Я уже сказал тебе, что убью любого, кто попытается отнять у меня тебя. Ясно? Убью. У меня есть ты. Наконец-то у меня есть ты. — Он вдруг нервно рассмеялся. — Я должен был давно это сделать. Чего проще — украсть тебя и спрятать. Именно так поступали наши предки, верно? — Он отвернулся от окна и впился взглядом в лицо девушки. — Если бы ты знала, что со мной делаешь, какую боль причиняет мне твоя красота… — Марк, брось оружие. Не сходи с ума. — Не сходить с ума? — Он зашелся хриплым, похожим на лай смехом. — Да я сроду не совершал столь трезвых и расчетливых поступков. Я увел тебя из-под носа Дерика, Знаешь, что я думаю? Я думаю, он и есть этот убийца. Он сущий дьявол. — Марк, будь благоразумен, — умоляла Риджина. На ее лице блестели капельки пота, она то и дело нервно кусала губы. Но ей удавалось сохранять видимость спокойствия. — Дерик ко мне слишком привязан. — Он не дает тебе ступить шагу! — Ну… может, ты и прав. — Риджина притворилась, будто Марк ее убедил. — Если так, то мы должны поставить в известность полицию. Это самое разумное. — Думаешь, тебе удастся меня провести? — Марк выглянул в окно. — Я больше не доверяю полиции, ясно? Отныне я буду сам тебя охранять. Нет, я вовсе не шучу. Он снова рассмеялся. — Все знают, какой ты, Марк, благородный, но только не накликай на себя беду. Ведь если ты выстрелишь… Марк повернулся лицом к девушке. Она увидела в его глазах какой-то странный блеск. Казалось, он начисто забыл о том, что дом оцеплен полицией, готовой ворваться сюда в любую минуту. — Ты сама не знаешь, что для тебя хорошо, а что плохо, — изрек Марк. — Иногда мне кажется, будто ты водишь меня за нос. Но пойми раз и навсегда — ты моя. И никто не посмеет тебя отнять: ни убийца, ни полиция, ни этот обходительный лицемер Тэлбот, даже явись они сюда все вместе. Скорее убью тебя, чем отдам им. Ясно? Убью тебя и себя. Девушка молчала. Вдруг тишину нарушил громкий стук. Марк обернулся и увидел Роджера Уэста, входившего через калитку в сад.
Риджина не знала, что творится снаружи, но видела, как Осборн поднял оружие, прицелившись в кого-то за окном. Она поняла — Марк на какое-то время лишился рассудка, а поэтому никакими доводами его не убедить. Она совершила ужасную ошибку, согласившись поехать с ним. А все потому, что пожалела Марка. Если она закричит, это может спасти жизнь тому, кто снаружи. Тем временем шаги приближались к дому. Человек шел очень быстро, не подозревая о нависшей над ним опасности. Вот он уже рядом. С такого расстояния Марк не промахнется. Риджина обратила внимание, как угрожающе шевельнулось дуло. — Осторожно! — крикнула она. — Он вооружен! Осборн вздрогнул, и тут же прогремел выстрел. Девушка видела две вспышки и брызги разлетевшегося во все стороны стекла. — Убежал, — хрипло констатировал Марк. — Убежал… — Он обернулся и смерил взглядом Риджину. По его глазам девушка поняла, что он потрясен, и в глубине души у нее затеплилась надежда. — Я промахнулся, промахнулся… — твердил Марк. — Но я… я… — Он оборвал себя на полуслове, тряхнул головой. — Ты его предупредила. Зачем, Джина, ты это сделала? Ведь я сказал, что никому тебя не отдам. — Он выглянул в окно, резко обернулся, посмотрел на девушку. И вдруг весь напрягся. — Там Тэлбот! — воскликнул он. — Я ведь говорил тебе, что это Тэлбот. Он настоящий дьявол! Он привел сюда полицию. Но я не отдам им тебя. Я никому, никому тебя не… Кто-то срывал с петель дверь. Риджина увидела, как из прихожей метнулся Тернбул. Осборн теперь стоял спиной к окну. Дуло его пистолета было нацелено на Тернбула. Еще мгновение и… Оружие изрыгнуло пламя. Грохнул выстрел. Столкнувшись с Тернбулом, Осборн отлетел к окну. Раздались голоса, топот ног, хлопанье дверей. Риджина видела, как Осборн и Тернбул упали на пол, как Тернбул стал молотить Осборна кулаками по лицу. Пистолет теперь валялся возле стены, на безопасном расстоянии от дерущихся. Тернбул остервенело избивал Осборна, лицо которого превратилось в кровавое месиво. Комната наполнилась полицейскими. Среди них был Роджер Уэст. Он наклонился, поднял пистолет и ударил Осборна по голове рукояткой. Тот мгновенно лишился сознания. Тернбул с трудом поднялся на ноги. На пороге появился Тэлбот. — Джина! — воскликнул он дрожащим от возбуждения голосом. — Джина! — Он очутился возле нее, взял ее за руки, опустился на колени и стал твердить, чуть ли не плача: — Ты жива-здорова, слава Богу, ты жива-здорова… — Он больно стиснул ей руки, но она даже не пыталась их высвободить. — Я так боялся, так боялся за тебя… Только тут Уэст заметил, что Риджина привязана к стулу.
Осборна увезли в машине «Скорой помощи» в Лондон. Возле него находился доктор, который сделал ему укол морфия. Риджина сидела на том же самом стуле, к которому была привязана, у нее в руке была чашка с чаем. Неожиданно лишившийся дара речи Тэлбот стоял и смотрел на девушку полным обожания взором. Тернбула отправили в больницу Гилфорда. Он оказался легко ранен и сам дошел до машины. После драки Тернбул не проронил ни слова. Полиция искала в саду стреляные гильзы. Роджер тоже пил чай. Кроме него, в комнате был инспектор участка в Гилфорде, а также Дэлби с ручкой и блокнотом. К нему вернулась былая степенность. Риджина была грустна и бледна, отчего Тэлбот очень страдал. — Думаю, я сама во всем виновата, — говорила девушка. — Марк позвонил мне домой и сказал, что хочет повидаться и что у него есть для меня важные новости. Мы решили вместе перекусить. Он все твердил, будто уверен, что ты, Дерик… убийца. — Но это неправда, — едва слышно выдавил Тэлбот. — Разумеется, неправда. Но Марк в это верит. — А он не говорил, какие у него на это основания? — поинтересовался Роджер. — История с конфетами, — пояснила Риджина. — Он видел коробку в руках у Дерика за день до того, как конфеты отослали по почте, и считает, что Дерик их подменил. — Я видела, что он не в себе, и попыталась его образумить. А он все твердил, что не может жить без… — …Тебя, — подхватил Тэлбот. — Конечно же, это абсурд, но он на самом деле в это верил. И так нуждался в моей помощи… Предложил прокатиться на природу. Сказал, что позвонит в офис и предупредит, что я приеду к концу дня. Мы оставили машину в каком-то заброшенном дворе, а сами зашли сюда. Марк сказал, что этот коттедж принадлежит его приятелю и мы можем попить здесь чаю. Я тогда еще не поняла, что он теряет рассудок. Только чувствовала, как у него тяжело на душе, но… Правда, у него так странно блестели глаза. Еще он пожаловался, что у него сильно болит голова. Усадил меня на этот стул, а сам пошел ставить чайник. — Девушка закрыла глаза и тряхнула головой, пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний. — Вдруг я почувствовала, что он привязывает меня веревкой к стулу. Он сказал, что теперь уж я навсегда принадлежу ему. По-моему, он не отдавал отчета своим поступкам. — Сострадание, сострадание, имя тебе — Риджина, — едва слышно сказал Тэлбот. В тот вечер в половине десятого в Ярде уже почти никого не было. Роджер сидел за своим столом, радуясь тому, что один и никто не помешает писать рапорт. Осборн пришел в себя и, по словам врачей, производил впечатление вполне нормального человека. Он помнил только то, что подрался с Дериком Тэлботом. Роджер разговаривал с доктором и с офицером медицинской службы. Оказалось, что последнее время Осборн очень скверно спал и жил в основном на нервах. «Нервный срыв, перешедший в приступ безумия» — таков был диагноз медиков. Тернбул выбыл из строя по крайней мере дня на три-четыре. Риджину доставили домой. Пресса пребывала в полном неведении, официальных сообщений делать не стали. Уилфреда Дикерсона пока не нашли, хотя в доброй дюжине рапортов, поступивших только сегодня, сообщалось, что его видели по крайней мере в десяти местах. Никто точно не знал, где находился Осборн в ночь убийства Бетти Джелибранд, однако проверка показала, что в ночь убийства Хилды Шоу и трагедии в Сант-Клео Осборна на месте преступления быть не могло. Что из того, что многие, в том числе и Дерик Тэлбот, считают Осборна убийцей? Где у них доказательства? Тем более что обнаруженные во дворе коттеджа гильзы оказались иного калибра, чем те, которые нашли в Сант-Клео. Итак, истинный убийца где-то затаился. У дверей домов Риджины Хауорд, Барбары Келуорти и Нормы Диэрин усилили охрану.
— Мам, пойми, я больше не в силах сидеть дома, — говорила Барбара Келуорти. — Мне нужно выйти на воздух! Она вскочила с дивана. Настоящая красавица: кареглазая, темноволосая, с румянцем на щеках. В движениях живость и грациозность истинной цыганки, что, разумеется, помогло ей одержать победу в финале. К тому же у девушки великолепная фигура. — Мама, я хочу пойти вечером в кино. Там показывают фильм с Грегори Пеком, и я его не собираюсь пропускать. Ясно тебе? — выпалила Барбара. — Я думаю, дорогая, кто-нибудь из полицейских с удовольствием сходит с тобой в кино, — сказала мать. — Я и сама не возражаю. — Миссис Келуорти была увядающая женщина с бесцветной улыбкой. Ее муж служил в торговом флоте, поэтому она пребывала в постоянном неведении относительно даты его возвращения из плавания. Из всех матерей королев красоты она вроде бы была самой уравновешенной. — Надень свое новое платье и… — Но я вовсе не хочу идти в кино с полицейским! — Уверена, они очень даже милые люди, — возразила мать. — Всегда так любезно благодарят меня, когда я выношу им чашку чая. Разумеется, это для меня накладно, однако… — Пускай приносят чай с собой! — взорвалась Барбара. — Мам, будь душкой, сходи спроси у Чарли Урея, не захочет ли он меня сопровождать. Да меня бросает в дрожь от одной мыли, что придется брать под руку полицейского! Разумеется, я не против, если это какая-нибудь шишка вроде Уэста. Но только не эти плоскостопые дебилы. — Девушка фыркнула. — Мам, сходи спроси у Чарли. Если дело в деньгах, то можешь сказать, что за билеты плачу я. — Когда мы, бывало, ходили в кино с твоим отцом, платил всегда он, — мечтательно вспоминала миссис Келуорти. — Ладно, моя дорогая, если ты будешь все время сидеть дома, тебя на самом деле одолеет хандра. Как твоего дядю Бенни, который сделался таким чудаком… Но ведь ты позволишь, чтобы полицейский шел за тобой? — О, я бы, конечно, могла от него отвязаться, но ладно уж, — смирилась девушка. Мать отправилась выполнять поручение дочери. Чарли Урей не только был счастлив сопровождать в кино очаровательную Барбару, но еще и оказался при деньгах. Разумеется, Барбара должна сидеть на самом лучшем месте. Полицию уведомили тут же. Двое полицейских шли впереди и двое сзади Барбары и Чарли, напустившего на себя необычайно важный вид. Это был дородный молодой человек, довольно привлекательной наружности, с квадратной челюстью и открытым взглядом. Он явно наслаждался процессией. На Барбару смотрели отовсюду — из дверей домов, расположенных вдоль улицы, по которой они шли, с соседних улиц и переулков, из окон домов. Люди с огромным любопытством разглядывали молодого человека, сопровождавшего девушку, которая осмелилась выйти из дома в первый раз с тех пор, как «Глоуб» купила у нее за двести пятьдесят фунтов стерлингов «Рассказ о моем страхе». Миссис Келуорти в кино не пошла — то ли ее оттерла полиция, то ли она испугалась толпы возле кинотеатра на Хай-стрит. Полиция не стала за ней следить. У входа в дом, а также у черного хода постоянно дежурили стражи порядка. К тому же полицейские уже знали, что миссис Келуорти непременно захочется пропустить стопку-две в «Красном льве» — баре на углу. …Оттуда она вышла уже в сумерках. С ней была худощавая женщина средних лет в аккуратном сером костюме, закрытых туфлях и, как ни странно, шляпе с вуалеткой в черных мушках. Никто, по этому поводу не выказал ни удивления, ни тревоги. Констебль у переднего входа приветствовал миссис Келуорти дружеской улыбкой и вопросом: — Эта леди — ваша приятельница, мэм? — Да, да, приятельница, — ответила миссис Келуорти. — Более того — она приятельница моего мужа. Констебль улыбнулся. Он был знаком с моряком Келуорти. Окутанная вуалеткой с черными мушками женщина улыбнулась ему в ответ. За женщинами закрылась дверь. Миссис Келуорти проворно поставила на плиту чайник и стала показывать «приятельнице мужа» дом. Она была слегка смущена и не помнила толком, встречалась ли с этой дамой раньше. Миссис Келуорти очень гордилась Барбарой. Стены в небольшой гостиной их дома и в спальне девушки были сплошь увешаны ее портретами и фотографиями представлений, в которых Барбара принимала участие. На «приятельницу» все это произвело большое впечатление. Вдруг они услышали громкое бульканье, и миссис Келуорти устремилась вниз, в кухню. Она громко рассмеялась и даже подошла к лестнице сообщить «приятельнице мужа», что это всего лишь закипевший чайник. — Сейчас спущусь, — отозвалась та. — Через две секунды. Стоявший возле передней двери констебль слышал разговор двух женщин дословно, и он показался ему вполне безобидным. Слышал и шаги, а также время от времени взрывы смеха миссис Келуорти. Констебль не удивился, что она слегка перебрала в «Красном льве» — последнее время женщина жила в ужасномнапряжении, с которым, кстати, справлялась замечательно. Царившие мир и покой были нарушены около одиннадцати гулом голосов и шарканьем подошв. Сотни две людей провожали Барбару с Чарли домой. Они запрудили узкую улочку, и небольшого роста женщине средних лет в шляпе с вуалеткой едва удалось пробиться сквозь толпу, хотя она проявила завидную ловкость и энергичность. Полиция закрыла все двери. Казалось, лед наконец тронулся, и отныне Барбаре будет гораздо легче жить. Никому из полицейских, охранявших ее дом, и в голову не пришло, что в эту ночь девушке может что-либо угрожать. Миссис Келуорти легла спать. Барбара тоже заснула, помечтав о том, как станет кинозвездой. Давно она не чувствовала себя столь счастливой. Никакого дыма девушка не заметила. Ее спальня находилась в верхнем этаже и окном выходила на крыши домов. Констеблю, дежурившему в переулке за домом, это окно не было видно. Вот он и не заметил дыма, поползшего из него вскоре после трех утра. Лишь через два часа, уже на рассвете, появились языки пламени. Констебль у заднего входа притомился и слегка замерз. Он гадал, стоит ли ему остаться в этом укромном уголке и выкурить сигарету или же пройтись в конец переулка и назад. В окне дома по соседству с домом Келуорти вдруг появилось красное свечение. Констебль пригляделся внимательней — похоже, кто-то включил электрический камин или горелку в ванной. Правда, он тут же заметил, что свечение пульсирует. У него перехватило дыхание. Он бросился к дому, с лета выломал маленькую калитку, ведущую в садик. Его взору предстали клубы серого дыма и взметнувшиеся в утреннее небо языки пламени. Тишину спящих улиц пронзила тревожная трель свистка. Задняя дверь оказалась на засове. Он встал на подоконник на первом этаже, подтянулся на руках. Это была комната Барбары. В углу полыхал огонь, от которого исходил неимоверный жар. Из окна вырывались клубы удушливого дыма, но ему все-таки удалось упереться ногой в водосточную трубу и открыть окно. К тому времени подоспели другие полицейские. Констебль чуть было не упал в комнату. В углу из-под кровати выбивалось пламя. Девушка неподвижно лежала на боку, окруженная плотным кольцом дыма. Она показалась ему такой прекрасной… Он поднял ее на руки. В окне появился полицейский, взобравшийся по приставной лестнице. Изнемогая от удушья, констебль дотащил Барбару до окна и передал ее из рук в руки подоспевшему на помощь коллеге. Девушка не проявляла признаков жизни. Соседи уже прилипли к окнам своих домов, из дома напротив появился репортер «Глоуб», снимавший там гостиную со спальней. Он тер заспанные глаза, все еще отказываясь верить в то, что проспал самое главное. Барбару отнесли в соседний дом, сделали ей искусственное дыхание, а в это время полиция вместе с подоспевшей пожарной командой тушила огонь. Насмерть перепуганная миссис Келуорти спрашивала у всех, где ее Барбара. «Пожар! — кричала она. — Я чувствую запах горелого! Что-то где-то горит!..» Наконец врачи поняли, что Барбару уже не спасти, и матери сказали правду, Барбара, как и четыре предыдущие королевы, была мертва. Смерть наступила от удушья.
— Конец света, — прорычал Тернбул. Они о Роджером только что вернулись в Ярд после беглого осмотра дома Келуорти. — Убийцу впустили в дом, позволили устроить пожар, потом даже помогли пробраться через окружавшую дом толпу. Сроду такого не слыхал. Да, эти чертовы стражи вполне заслужили орден Святого Георгия. Его физиономия стала багровой от ярости. — Ты прав, все, видимо, так и было, — угрюмо кивнул Роджер. — Что ж, все лазейки не перекроешь. Зато теперь мы знаем о существовании этой женщины. И то, что причиной пожара послужил специально обработанный фосфор, который часа два незаметно тлел в куче одежды, пока пламя не вырвалось наружу. Это же самое утверждают и эксперты. — И все равно факт остается фактом: они впустили в дом незнакомого человека. Черт возьми, из-за этой проклятой вуалетки никто не в состоянии описать ее внешность! — Следует взглянуть на происшедшее еще и с другой точки зрения, — возразил Роджер. — За неудачей почти всегда следует удача, нам чаще всего удается повернуть все в нашу пользу. На могу сказать, что мы творим чудеса, но все-таки… — Какие там чудеса, черт побери! Тут хотя бы… — Да замолчи ты! — не выдержал Роджер. — Из трех негодяев нам удалось поймать двух — так обстоят на сегодняшний день дела. Про это тоже не следует забывать. Поэтому хватит изображать из себя самодовольного обывателя и… — Послушай, Уэст, я никому не позволю разговаривать со мной в таких возмутительных выражениях, — вскипел Тернбул. Его глаза зло блеснули. — Я говорю о тобой так, как ты того заслужил, — буркнул Роджер. Тернбул медленно поднялся на ноги и теперь возвышался над Роджером точно скала. Роджер не шевельнулся, лишь весь напрягся и стиснул зубы. Тернбул медленно сжимал и разжимал кулаки. Глупо выяснять отношения, когда занимаешься одним делом. — Ладно, не будем ссориться, — выдавил из себя Роджер. — Зато нам теперь известно, что это женщина либо переодетый в женщину мужчина. Последнее мне кажется более вероятным. — Что ж, преподай мне урок грамоты, — процедил сквозь зубы Тернбул. — Если ты, конечно, сам с ней знаком. Господи, как же ты действуешь мне на нервы этой своей невозмутимостью! Сидел бы лучше дома и нянчил пацанов или ворковал нежности своей благоверной. Да какое у тебя право говорить со мной так, словно… — Хватит. — Роджер попытался унять вскипавший гнев. — Когда схватим убийцу, если пожелаешь, выясним с тобой отношения в честном кулачном бою. — Еще никому на свете не удалось безнаказанно обозвать меня дебилом, — ворчал Тернбул. — Обывателем, а не дебилом, — поправил его Роджер. Ему страшно хотелось наброситься на Тернбула — ведь только в честной драке и можно выяснить отношения подобного рода. Но он заставил себя произнести примиряющим тоном: — Успокойся. Начнем с того, на чем я остановился, или же ступай с Богом. Тернбул тяжело дышал, широко раздувая ноздри. — К тому же я не хочу причинять тебе неприятности. Роджер видел, как высоко вздымается грудь Тернбула, и понимал, что тот пытается с собой совладать. Выждав, продолжал: — По всей вероятности, это мужчина, переодетый в женщину. Нам описали одежду, головной убор, обувь. К тому же к его образу прибавился еще один штрих. Согласен? Интересно, взрыв произойдет сейчас или Тернбул прибережет его на более позднее время?.. — Какой еще штрих? Итак, он решил приберечь его на потом. — Убийце не откажешь в мужестве и хладнокровии, — отметил Роджер. — Он не остановится ни перед чем и любой ценой совершит убийство. Что это: безумная попытка расчистить путь для победы на конкурсе его фаворитке? Или же убийство во имя убийства? К тому же не исключено, что наш субъект может питать патологическую ненависть к красоте. Похоже, Тернбул тоже зашевелил мозгами, по крайней мере выражение его взгляда изменилось. — Ненависть к красоте? — переспросил он. — Да. Точно так же, как кто-то может красоту боготворить. Большинство мужчин способны потерять голову из-за Риджины Хауорд либо другой красивой женщины. Вспомни, что произошло с Осборном. А если перед нами аналогичный случай с той лишь разницей, что место любви занимает ненависть? — Мне кажется, в этом что-то есть, — процедил Тернбул. — Тебе давно это пришло в голову? — Пришло и ушло, — признался Роджер. Похоже, обстановка разряжалась. Если подкинуть Тернбулу еще одну идейку, это и вовсе его отвлечет. — А может, это одна из красавиц, сводящая счеты со своими соперницами? То есть одна из наших королев. Тернбул плюхнулся в кресло, устав от нервного напряжения, и со свирепым видом прикурил сигарету. — Ты хочешь сказать, что это может быть одна из королев, до такой степени ненавидящая своих соперниц, что… О, черт! Он швырнул сигарету на пол, и комната наполнилась дымом от турецкого табака. Тернбул наступил на сигарету каблуком. — У нас с тобой на руках разбухшее до невероятных размеров дело, верно? Что ж, если курение этой гадости помогает тебе сосредоточить на нем свои мысли, кури себе на здоровье, — изрек Роджер. — Ладно, обойдусь без сигарет. Итак, мы делаем прогресс. Значит, одна из королев проникается патологической ненавистью ко всем остальным. Не кто-то, желающий, чтобы выиграла его фаворитка, а сама королева. — Совершенно верно. — Мерзкая идея. — Всего лишь идея. К тому же над ее воплощением в жизнь вполне могут трудиться двое — королева и ее обожатель. Коль многие мужчины способны из-за красавицы потерять голову, кто-то вполне может превратиться в абсолютно покорного раба. Да, да, если это какая-то Далила[16], то она способна завладеть не только телом, а и душой мужчины и сделать его совершенно слепым. — Ты говоришь о… Риджине. — И о другой тоже — Норме Диэрин. — Ну, тот ягненок вряд ли заставит биться чье-либо сердце. Но вот что касается Риджины… — Тернбул вытащил свой золотой портсигар и прикурил новую сигарету. Роджер понимал, что в данный момент его коллега не совсем в себе. — А, это все ерунда. Мы разыскиваем мужчину по фамилии Дикерсон. Помнишь, а? С ним все ясно. — Именно этого я и боюсь. Ясно — то есть все доказано. — Он переодевается в женщину — вот почему мы его до сих пор не поймали. Верно? — Или да, или нет. Я, к примеру, хотел бы проверить версию относительно королев. Мне нужно убедиться в том, что ни одна из них не выходила из дома ночью. Займусь этим сам, а ты останешься здесь и просмотришь скопившиеся рапорты: вдруг в них забрезжит что-то новенькое? Это было настоящее состязание в силе ума и воли. Мужчины сидели и молча смотрели друг на друга. Тернбул выдыхал табачный дым через широко раздувающиеся ноздри. Внезапно великан вскочил с места. — Прекрасно. Позвони мне, когда защелкнешь на женском запястье наручники, — ухмыльнулся он. Роджер ответил ему улыбкой, хотя у него на душе скребли кошки. — О'кей. А теперь давай забудем про наши амбиции и приложим все усилия для того, чтобы… — Что-то случилось? — В Конуэйз рвут и мечут. Им это обходится… Он показал Тернбулу полученное Чэтуортом письмо, в котором говорилось, сколько десятков тысяч долларов теряет, согласно их собственным подсчетам, фирма. — Ну, теперь я на самом деле, как говорится, не нахожу себе места. Тернбул презрительно фыркнул и с обиженным видом вышел из кабинета. Роджер достал сигареты, закурил и уставился невидящим взором на голубое небо. На улице стояла теплынь, но Роджера бросало в дрожь. Да, последние дни они оба живут на нервах, к тому же еще и раздражают друг друга. Недавняя вспышка чуть не обернулась бедой. Реакция Тернбула на жалобы Конуэйз весьма характерна, но ведь фирма печется исключительно о своих интересах. Так что Ярд могут ждать большие неприятности. Роджер докурил сигарету и спустился к Чэтуорту. Помощник комиссара полиции диктовал секретарше — у этой девицы не было шансов получить приз на конкурсе красоты, даже если бы тот проводили в дебрях Африки, однако у нее была добрая душа. Увидев на пороге Роджера, девушка поспешила оставить его наедине с Чэтуортом. — Понимаю, понимаю, ты делаешь все возможное, но, увы… — Шеф беспомощно развел руками. — Думаю, ты видел «Глоуб» и остальные газеты. Впрочем, что с них возьмешь?.. — Чихать я хотел на «Глоуб». Тем более, они наверняка теперь уволят своего корреспондента, — сказал Роджер. — Что касается нас, то нам нужен Дикерсон, вот в чем загвоздка. — Ты уверен, что это дело рук Дикерсона? — Нет, — признался Роджер. — Однако все остальные в этом уверены, в том числе и наша подогретая прессой публика. У меня даже разыгралась на нервной почве чесотка. Три первых убийства были уже достаточно тревожным сигналом, что касается последних двух, то они полностью на нашей… — Постой, постой, — перебил его Чэтуорт и встал из-за стола, эдакая добродушная горилла в твидовых брюках, из-за которых его и без того большой живот казался прямо-таки необъятных размеров. — Нам уже приходилось иметь дело с преступлениями подобного рода, и, как правило, победителями оказывались мы. Вот только хорошо бы принять все необходимые меры для того, чтобы ничего не случилось с оставшимися в живых девушками. — Я собираюсь упрятать их в одно укромное местечко, — сказал Роджер. — Увезти под покровом ночи в полной тайне, но потом как бы случайно позволить просочиться слухам относительно их местопребывания. — С какой целью? — Подчас мне вдруг начинает казаться, что все это дело рук одной из королев. Я обзываю себя безумцем, но все напрасно, — признался Роджер. — К тому же я все еще не исключил из числа подозреваемых Дерика Тэлбота. Поэтому и собираюсь поселить девушек под присмотром полиции, сообщить каким-то образом Тэлботу об их местопребывании и усилить за ним наблюдение. — И тем самым превратить девушек в подопытных кроликов? Знаешь, я не в восторге от твоей идеи. — Но ведь там им будет обеспечена куда более надежная защита. Чэтуорт набрал воздуха. — Что ж, действуй по своему усмотрению, только, Бога ради, постарайся, чтобы с девушками ничего не случилось. — Спасибо, сэр, — сказал Роджер. — Дом Джима Фулертона в Путни Хит весьма подходит для этой цели, да и тот с удовольствием поддержит идею. К тому же его жена уехала на целую неделю. — Он встал. — Да, вот еще что: ни у Осборна, ни у Тэлбота нет алиби. Они вполне могли действовать сообща. Последняя выходка Осборна, возможно, рассчитана на то, чтобы сбить нас с толку. Поджог в прошлую ночь совершил не он, но это еще ни о чем не говорит. — Что касается Осборна, то я только что получил донесение от медиков, — сказал Чэтуорт, — Они уверены, что у него наблюдалось нервное расстройство, и ему потребуется длительный курс терапии. Согласно официальному мнению медиков вероятность того, что он убийца, практически равна нулю. Не знаю, до какой степени можно доверять этим всезнайкам-врачам, однако не стоит сбрасывать со счетов, что в пятилетнем возрасте Осборн лишился матери, а спустя два года — отца. Медицинские светила утверждают, что якобы эти факторы послужили причиной его внутренней заторможенности, вылившейся в страх потерять тех, кого он любит. К Риджине Хауорд у Осборна, безусловно, серьезное чувство, однако он собственник. Тот факт, что девушке угрожает опасность, заставил его перешагнуть грань дозволенного. Роджер молча слушал шефа. — Прошу тебя, сделай все возможное и невозможное, — заключил свою речь Чэтуорт. — Да, как там Тернбул? Судя по его виду, кипит от негодования. Дай ему понять, что и в жизни, и в работе все бывает не так гладко, как иной раз хочется. — Все время только это и делаю. — Он по-прежнему толковая подмога? — Да. — Ты что-то от меня скрываешь? — Смогу ответить на ваш вопрос лишь по завершении работы. Все, сэр? — Нет, — проворчал Чэтуорт. — Ради Бога, будь осторожен.
Услышав о новом убийстве, Риджина Хауорд побелела как мел. Она призналась, что в ту ночь спала так хорошо, как уже давно не спала, — приняла две снотворные таблетки, которые прописал матери врач. Она не протестовала против обыска — он был произведен в ее комнате и в платяном шкафу. Никаких улик, указывающих на то, что Риджина могла выходить ночью из дома, обнаружено не было. На оконных рамах не оказалось ни следов, ни отпечатков. Роджер допросил дежуривших ночью полицейских. Никто из них не заметил ничего подозрительного. То же самое показали и те, кто сменил их в шесть утра. Теперь Роджер держал путь в пригород Кентиш, где проживала вторая из оставшихся в живых королев. Норма Диэрин несколько отличалась от остальных победительниц конкурсов — ее родители не были богатыми людьми, однако жили в удобном просторном доме, стоявшем чуть поодаль от остальных строений и выходившем окнами в парк. Земля была их собственностью, в саду дважды в неделю трудился садовник, в доме прислуживала горничная. Следовательно, Диэрины жили чуть ли не роскошно. Норма принадлежала к истинному англосаксонскому типу: светловолосая, синеглазая, с изумительной молочного цвета кожей. Она вполне могла бы завоевать титул «мисс Англия», обладай темпераментом Барбары Келуорти. Красота Нормы казалась безжизненной, и ни бархатистая кожа, ни ясные глаза этой девушки не возбуждали так, как красота Барбары или Риджины. Норма производила впечатление апатичной особы. — Старший инспектор, меня очень удивляют неудачи полиции, поэтому раз этот изверг еще на воле, мне придется смириться с затворничеством. Да. Я боюсь, но считаю, что паниковать не стоит, верно? К тому же верю, что вы делаете все от вас зависящее. — Вы правы. Мисс Диэрин, где вы были в прошлую ночь? — Дома, разумеется. Где же еще мне быть? И, признаюсь вам, если б не телевизор, сошла бы с ума от тоски. Мы с братом сыграли партию в теннис. Но почему вы не зададите этот вопрос полицейским, которым надлежит за мной присматривать? — Задам и им, — сказал Роджер, — У вас есть светло-серый костюм? — Есть. — Норма была изумлена. — И даже два. Но почему вас это интересует? — Если вы не возражаете, я бы хотел на них взглянуть. Девушка не стала с ним спорить. Вместе с ними наверх поднялась мать Нормы. У женщин оказалось три светло-серых костюма на двоих, однако ни один из них даже отдаленно не напоминал описанный полицейскими костюм из гладкой саржи, в который была одета женщина в шляпе с вуалеткой. Роджер тщательно осмотрел весь гардероб, точно на самом деле подозревал его владелиц в преступлении. Разумеется, это ничего не дало. Что ж, обычная полицейская рутина, без которой не обойтись. — А теперь, когда вы, старший инспектор, завершили свой обыск, мне бы хотелось услышать от вас, что все это значит? — спросила Норма. — Прошлой ночью погибла мисс Келуорти, — сказал Роджер, не спуская с девушки внимательного взгляда. — Господи! — воскликнула мать Нормы и в изнеможении упала на стул. Девушка стойко восприняла известие, хотя ее бархатистая кожа побледнела, будто кто-то одним движением смыл с нее все цвета, кроме белого, а в глазах появился страх. Но она не вздрогнула, не впала в транс. Ее голос звучал все так же бодро и уверенно. — Разумеется, вам по долгу службы нужно все проверять, но дело в том, что этой ночью я не выходила из дома, А вам известно… чьих это рук дело? — Нет. — Вы нашли мистера Дикерсона? — Нет. — О, Норма, вас осталось всего двое — ты и Риджина, — простонала мать девушки. — Знаю, — все так же невозмутимо сказала Норма. — Прошу тебя, мамочка, не надо волноваться. Мне хотелось бы верить, что больше ничего дурного не случится. Роджер был восхищен стойкостью девушки. — Мы будем делать все от нас зависящее, но кое-что зависит и от вас. Сегодня с наступлением темноты мы с коллегами приедем за вами, чтобы отвезти вас в такое место, куда никто не сможет проникнуть. Мы, разумеется, не можем заставить вас силой поехать туда и… Он замолчал. — Что ж, я поступлю так, как вы считаете нужным, — мгновенно согласилась Норма. — Риджина Хауорд уже дала согласие? — Думаю, она его непременно даст. — По крайней мере обеих сразу он убить не сможет. В котором часу вы за мной приедете? — В одиннадцать. — Роджер переводил взгляд с одной женщины на другую. — Об этом никто не должен знать, кроме ваших домашних. — Да, конечно, — кивнула Норма. — К тому же мне самой неизвестно, куда мы едем, поэтому я при всем желании не смогла бы никого об этом предупредить. Вы приедете лично, не так ли? С незнакомыми людьми я никуда не поеду. — Да, я приеду лично, — пообещал Роджер.
Дерик Тэлбот швырнул спичку, и та попала в переплет открытого окна в гостиной дома Риджины. Было около семи вечера. Они с Риджиной только что приехали с работы в такси. Роджер Уэст поджидал девушку возле дома. Миссис Хауорд была у соседей. — Пускай это разумное решение, но мне не нравится, что вы увозите Риджину у меня из-под носа, — разглагольствовал Тэлбот. — К тому же полиция это дело завалила, верно? — Дерик, это мудрое решение, — возразила Риджина. — Если моя мама не станет по этому поводу переживать, я нисколько не возражаю. — Votre mere[17] найдет себе утешение в обществе соседей, — язвительно заметил Тэлбот. — До вас дошло, о чем я толкую, Уэст? Вы-то ведете себя очень пристойно, но за остальных ваших коллег я бы не стал ручаться. Прежде всего за этого самого, чью фамилию умышленно не буду называть. Мне припомнилась старая поговорка о том, как волка поставили караулить ягнят. — Дерик… — начала было Риджина. Роджер пригладил ладонью волосы. Да, в такую минуту совсем не просто сохранить на лице улыбку, однако следует проявить максимум выдержки. — Прекрасно вас понимаю. Вы хотите сказать, что кто-то из полицейских может запросто обвести нас вокруг пальца. — Может, хватит нести чепуху, а? — взмолилась Риджина. — Маме я скажу, что уезжаю по делам. Если Джеймсоны приютят ее на одну-две ночи, все будет в полном порядке. Можно, я сообщу вам о своем решении по телефону? — Вы, мисс Хауорд, поедете со мной, — заявил Роджер не терпящим возражений голосом. — В противном случае я снимаю с себя всю ответственность. — Полиция начинает хамить, — саркастически заметил Тэлбот. — Сами оказались беспомощны и теперь хотят все свалить на жертв. — Он было уставился на Роджера, но, встретившись с его полным решимости взглядом, быстро опустил глаза. — Ладно, Уэст, виноват. И я тоже вот-вот сорвусь. Уж лучше бы вы подозревали в убийстве меня. — Дерик, я думаю, тебе пора, — сказала Риджина. Тэлбот внимательно посмотрел на девушку, которая, несмотря на все потрясения, выглядела великолепно. Казалось, ее красота будет цвести вечно. — Да, любимая. Остаюсь твоим покорным слугой. Только пускай Уэст позаботится о том, чтобы с тобой ничего не случилось. Иначе, клянусь, сам предъявлю ему счет. И, разумеется, миндальничать не стану. — Он ухмыльнулся. — Не уделишь мне минутку наедине? — Только не сейчас, Дерик. Он пожал плечами. — Что ж, моя милая, придется говорить при людях. Так вот, слушай: я тебя люблю. — Он послал девушке воздушный поцелуй, при этом скривив губы в скорбной гримасе. — От моей Риджины ни ответа, ни привета. Никакой, никакой надежды на… — Прошу тебя, Дерик, не надо. Он снова пожал плечами и отвернулся. Роджер притворился, будто смотрит на него, на самом же деле тайком наблюдал за девушкой. Он обратил внимание на ее крепко стиснутые кулаки. Возможно, Тэлбот был ей небезразличен, хотя скорее всего она попросту его жалела. Кто знает… Ведь по Риджине не поймешь, то ли она на самом деле боится, то ли делает вид. А Норма Диэрин на самом деле боится. Хотя это еще ни о чем не говорит. На полпути к двери Тэлбот обернулся. — Постскриптум. Если в этом изящном шахматном матче полиция потеряет еще одну королеву, останется последняя и единственная. Победительница! Неужто кто-то всерьез задумал таким образом расчистить себе дорогу к успеху, а, Джина? Девушка ничего не ответила. Тэлбот вышел, громко хлопнув входной дверью. В комнате повисла напряженная тишина. И тут Риджина, похоже, за все время впервые потеряла самообладание. Она закрыла лицо ладонями, шатаясь, направилась к креслу, лягнула его ногой и в изнеможении села. Роджер видел, что у нее вздрагивают от рыданий плечи. Но это были беззвучные рыдания. Он молча ждал, что будет дальше. Наконец девушка отняла от лица руки. По щекам текли слезы, которые она и не думала вытирать. Даже не попыталась улыбнуться или притвориться, будто ей чуть-чуть полегчало. — Еще никогда в жизни не чувствовала себя так ужасно, — призналась Риджина. — Будто стою перед выбором: убить самой или же быть убитой. — Она взглянула Роджеру в глаза. — Вы будете меня охранять? — Не думаю, что у вас есть причины нервничать. Роджер постарался вложить в эту короткую фразу как можно больше уверенности. — Только прошу вас, прошу вас… — Она замолчала, отвернулась к окну — и скрипнула зубами так громко, что Роджер даже вздрогнул. — Прошу вас, не говорите Дерику, куда вы меня поместите, — сказала она. — Я… я боюсь его. Я его всегда, боялась. Вы не знаете, какой он жестокий. Как вы думаете, я не совершаю по отношению к нему предательства, а? — Я не скажу мистеру Тэлботу о том, где вы, — пообещал Роджер Риджине, зная наперед, что не сдержит своего обещания.
Трудней всего оказалось обвести вокруг пальца прессу. Интерес общественности достиг апогея. «Глоуб» и все остальные газеты вовсю на этом спекулировали. Скотленд-Ярд находился в осаде газетчиков, против которых был бессилен любой закон. На Белл-стрит почти всегда дежурил кто-нибудь из репортеров, выслеживая Роджера. Двое слонялись возле дома Риджины и двое поблизости от жилища Диэринов. Так называемые наблюдательные посты прессы. И от этого было больше вреда, чем пользы. Разумеется, для Ярда не представляло особого труда обвести вокруг пальца репортеров. Главное, чтобы они заранее ни о чем не догадались. Да, Роджер хотел, чтобы Тэлботу стало известно, где Риджина, однако он никак не хотел, чтобы об этом пронюхала пресса. Пришлось прибегнуть к помощи большого штата служащих. И сами девушки, и родители Нормы Диэрин проявили полное понимание. Что касается миссис Хауорд, то она была у Джеймсонов и, разумеется, ни о чем не подозревала. Мероприятие провели быстро и без накладок. Возле дома Риджины затормозило самое обыкновенное лондонское такси. Девушка уже была готова. К машине ее сопровождали двое полицейских. Из машины вышел Уэст, пожал Риджине руку и помог сесть на заднее сиденье. Два репортера, наблюдавшие за домом Хауордов, в мгновение ока оказались заблокированными в конце улицы. Через час сопровождаемое впереди и сзади полицейскими машинами такси свернуло на подъездную дорогу к жилому массиву Путни Хит. Было уже за полночь, и поблизости не оказалось ни души. Риджина вышла из такси, надев предварительно шляпу с большими низкими полями, и поднялась в квартиру на самом верхнем этаже. Норма Диэрин уже была там. Роджер внимательно наблюдал за тем, как встретятся девушки. Они виделись раньше, правда, мимолетно. Сперва обе были в замешательстве. Норма выглядела изумительно — возбуждение придало ее чертам живость и выразительность, однако все равно казалась апатичной. Напротив, волнение придало красоте Риджины особое очарование, а в этом было ее явное преимущество. Вдруг Риджина протянула Норме руку, и девушки обменялись рукопожатием. — Рада видеть тебя, Норма, — сказала Риджина, обняла девушку, притянула к себе и расцеловала в обе щеки. — Ты не слишком нервничаешь? — Я надеюсь, что это скоро кончится, — сказала Норма. Она на самом деле немного успокоилась. Они занялись осмотром квартиры, попробовали стальные решетки на окнах обеих комнат, осмотрели вмонтированные в двери специальные замки. Улицы и переулки, ведущие к жилому массиву Путни, находились под неусыпным наблюдением. Уличные фонари, которые обычно отключали в полночь, отныне должны светить до самого рассвета. Девушки поселились в смежных комнатах. Когда Роджер уходил, они все еще были вместе. Обеспечивающий охрану штат состоял из старых и проверенных полицейских, новых жильцов в доме не было, так что вряд ли убийце удастся проникнуть к девушкам. Денька через два Роджер собирался распустить слушок и одновременно усилить наблюдение за Дериком Тэлботом. Но старшего инспектора Уэста ждал сюрприз. Полицейский из Челси, совершая патрульный объезд своих владений, заметил женщину, похожую на Дикерсона.
Роджер втайне разделял возбуждение констебля, однако постарался сохранить бесстрастное выражение. — Сэр, я уверен — это была физиономия того человека, которого мы ищем, — клялся констебль. — Поверьте, я часами вглядывался в его черты, мою жену уже просто тошнит от него, — Парень слегка картавил. — Я не мог ошибиться. Он был одет во все женское. На нем был светло-серый костюм, сэр. Да, да, я абсолютно в этом уверен. — Хорошо, Харрис, это очень важно. И как ты поступил? — Я не подал виду, что узнал его, — рассказывал Харрис. — Прошел мимо с таким же бесстрастным выражением, какое сейчас у вас, сэр, и свернул за угол. Мне повезло — там как раз оказался сержант Доузи на велосипеде. Я шепнул ему на ушко, и он позвонил в Ярд. Я решил, что лучше обратиться прямехонько в Ярд, а не в участок. Может, я был не прав, сэр… — Начальство тебя простит, — заверил Роджер констебля. Они держали путь в Челси, к дому на берегу Темзы, возле которого была замечена женщина, похожая на Дикерсона. Роджер так давно дожидался этого момента, что сейчас ощущал в груди болезненную тревогу. Харрис был твердо уверен в своей правоте, но ведь парень вполне мог ошибиться. Это был большой дом из красного кирпича, окруженный разросшимися деревьями и кустарником, где могли спокойно спрятаться несколько человек. Неподалеку они увидели гараж на две машины и покрытую шифером вышку в углу ограды. Местность моментально оцепили. Все были возбуждены, но действовали четко и продуманно. Роджер в сопровождении суперинтенданта участка Челси направился к дому. Гравий подъездной дороги весь пророс сорняками, на всем лежала печать запустения, однако на окнах висели занавески, и за ними могло ожидать все что угодно. Роджер позвонил, потом постучал в дверь. Никто не ответил. Под прикрытием нескольких полицейских Роджер отыскал незапертое окно. Дикерсона в доме не оказалось. Здесь вообще никого не было. Зато полиция обнаружила два серых костюма из гладкой саржи, женское нижнее белье, чулки и туфли слишком большого для женщины размера. На всем отпечатки пальцев Дикерсона. Помимо этого, были обнаружены дымовые шашки, хлопушки и прочие «фокусы». В одной из комнат на первом этаже висели семь больших фотопортретов королев, рекламирующих мыло и моющие средства фирмы Конуэйз. Пять были повернуты к стене. Только Риджина и Норма приветствовали вошедших улыбкой. Роджер повернул портреты от стены. Они все были размалеваны либо краской, либо губной помадой. На лицах Риджины и Нормы не было ни пятнышка. Здесь же оказалась еще одна улика — запачканная грязью визитная карточка. «Преподобный Э. Милсом, приход Сант-Клео, Челси».
Роджер беседовал с викарием Сант-Клео в его заставленном книгами кабинете с потертой мебелью, в котором священник, судя по всему, проводил почти все свободное время. Он сильно постарел — смерть сына, кажется, навсегда выбила его из колеи. — Да, я давно знаю Уилфреда Дикерсона, — сразу же признался он. — Это мой прихожанин. Однако наше знакомство носит очень поверхностный характер. — А вашего сына он знал? — Да, Хэролда он знал, — с уверенностью заявил Милсом. — Когда-то Хэролд собирался устроиться на работу в Конуэйз, Но Дикерсон его отговорил. — Почему? — вырвалось у Роджера. — Потому что, как он выразился, в таком большом синдикате у человека немного возможностей себя проявить. Ведь Дикерсон считал себя обиженным. — Чем? — с невольным интересом спросил Роджер. — Своим положением в Конуэйз.. — И вы, разумеется, знаете, в чем тут дело? — Да, я знаю, — кивнул священник. — И, признаться, не осуждаю его за это. Когда-то он владел небольшим предприятием по производству мыла, доставшимся ему от отца. Конуэйз навязала очень жесткие условия конкуренции, в результате чего Дикерсон потерял свою мыловарню — ее поглотила Конуэйз. В качестве компенсации ему была предложена должность в Конуэйз, однако… Священник не докончил фразу, очевидно решив, что его соображения не могут интересовать полицию. — И когда это случилось? — спросил Роджер. — Лет тридцать тому назад. — Вы знакомы с миссис Хауорд? — Нет. Я знал, что у Дикерсона был в молодости неудачный роман, но с кем — узнал только сейчас благодаря газетам. — Священник откинулся на спинку кожаного кресла с протертыми до дыр подлокотниками и закрыл глаза. Он производил впечатление чрезвычайно утомленного человека. — Я тут целый день убеждаю себя повидать вас, мистер Уэст, поделиться своими соображениями, но мне все казалось, что они не стоят выеденного яйца. — Вы себе не представляете, как могут пригодиться любые мелочи, — сказал Роджер уже совсем не официальным тоном. — Вероятно, вы правы. Это по поводу яда. Мышьяка. — Что?! Милсом открыл глаза. Роджер обратил внимание, что в них снова была та самая странная невозмутимость, поразившая его тогда, в церкви. Будто священник борется с какими-то чувствами, которым ему не стоит поддаваться. — Разумеется, я читал про отравленные конфеты и про гербициды. Так вот, сегодня утром я обнаружил, что из моей теплицы исчезла жестянка. — Как бы предвосхищая неизбежный вопрос Роджера, священник уверенно заявил: — Последний раз я пользовался ядом за несколько дней до появления в моем доме сына. Голос его звучал бесстрастно, точно страдания выхолостили все чувства этого человека.
— Священник все-таки заговорил, — изрек Тернбул. — Значит, он не знает, почему его сын прятался? — Похоже, что нет. — Скорее всего он водит нас за нос, — заключил Тернбул. — Но мы из него порядочно вытянули. Нам теперь известно, что это за гербициды. Их вполне мог взять Дикерсон — он ходил в эту церковь, а значит, был знаком с расположением помещений как в ней, так и на колокольне. По всей вероятности, они встречались у священника с молодым Милсомом. Половина из сказанного мной не выдержит проверки фактами, но что-то и подтвердится. — А больше ничего ты отсюда не извлек? — спросил Роджер. — Откуда? — Из рапорта, — терпеливо пояснил Роджер. Он составил его очень подробно, а Тернбул внимательно изучил. — Нет. А что там еще? — Возможно, я ошибаюсь… Прошу тебя, подумай над ним, и если тебе придет в голову то же самое, что и мне, мы, кажется, сумеем ответить на кое-какие вопросы. Роджер предложил Тернбулу свои сигареты. Тот закурил и ухмыльнулся. Казалось, он был озадачен. — Если в твоем рапорте что-то есть, я непременно это извлеку, — с уверенностью заявил Тернбул. — Спасибо. А как там Тэлбот? — Пока никак. Но у нас еще есть время.
Дерик Тэлбот встал с постели, подошел к окну и сел, задумчиво глядя вдаль. Пошел второй день с тех пор, как Риджину поселили в каком-то тайном убежище. Дерик был небрит, в мятой пижаме, с всклокоченными волосами — словом, полностью лишился былого лоска, столь впечатлявшего многих. Буркнув себе под нос что-то невразумительное, он встал, приготовил чай и направился к входной двери. Газету уже принесли, но другой почты еще не было. Шел восьмой час утра. На душе у Тэлбота было погано, к тому же он плохо спал. Последнее время его мучает бессонница. Тэлбот взял «Глоуб». В глаза бросился заголовок: «ОБНАРУЖЕНО УБЕЖИЩЕ ДИКЕРСОНА». У него перехватило дыхание, и даже пришлось опереться о стену. Он впился взглядом в газетные строчки. Все было описано в мельчайших подробностях: как полицейский заметил женщину, похожую на Дикерсона, как полиция оцепила дом, в котором обнаружила эти фотографии. На первой странице напечатали репродукции фотографий семи королев красоты, лица пяти из них были заляпаны красной краской. «Как будто кровью», — комментировала «Глоуб». Тэлбот налил чаю. Когда он брился и наполнял водой ванну, перед его глазами была фотография Риджины, а из зеркала смотрело изможденное лицо пожилого человека. Тэлбот вылез из ванны, не спеша растер тело полотенцем и стал одеваться с привычной тщательностью. Никакая сила в мире не заставит его спешить. Он все время поглядывал в «Глоуб» на его туалетном столике. Какое-то колдовство, да и только. Принесли почту. Тэлбот отшвырнул счета, распечатал письмо от уехавшего во Францию друга и внимательно его прочитал. На следующем конверте его фамилия и адрес были выполнены тиснением, что его нисколько не удивило. Многие из желающих добиться права оказаться в числе приглашенных на конкурс красоты узнают его домашний адрес, поэтому наряду с целыми пачками безграмотной мазни приходят самые что ни на есть учтивые письма, содержащие всевозможные просьбы. Тэлбот распечатал письмо. «Она вместе с другой девушкой по адресу 28, Хил Крест Кот, Путни Хит. Второе строение, верхний этаж. Если хочешь спасти ей жизнь, забери ее оттуда. Я знаю, как туда проникнуть».
Скрытая напряженность и неприязнь в отношениях между Роджером и Тернбулом все усиливались, о чем оба знали и делали все возможное, дабы эти чувства подавить. Находка в Хэмпстеде и связанная с нею лихорадка по поводу розысков Дикерсона на какое-то время отодвинула все личное на задний план. Тернбул больше ничего не смог извлечь из рапорта Роджера. Обе девушки все еще находились в Путни. Потихоньку распустили слухи относительно их местопребывания, однако Роджера одолевали серьезные сомнения, что кто-то осмелится совершить налет на квартиру, где живут девушки, — и дураку ясно, что она усиленно охраняется полицией. А то ему вдруг начинало казаться, что попытка налета не исключена… Тернбул по этому поводу никаких соображений не высказывал. Однажды в отсутствие Тернбула на столе у Роджера зазвонил телефон. Это случилось на третий день после того, как было обнаружено убежище Дикерсона, примерно в половине десятого утра. Роджер нетерпеливо схватил трубку. — Уэст. — Будете говорить с мистером Дериком Тэлботом? — Соедините… Доброе утро, мистер Тэлбот. — Уэст, мне необходимо с вами повидаться, — отрывисто сказал Тэлбот. — Я не хочу появляться в Ярде, Не нужно, чтобы нас видели вместе. — Что случилось? — Я получил письмо от Дикерсона, — сказал Тэлбот. — Я думаю, что это письмо от него. — Поезжайте на Пикадилли Серкус и ждите меня возле «Суон и Эдгаре». Когда остановится зеленый «моррис», немедленно садитесь в него. Водитель позаботится о том, чтобы избавиться от хвоста. — Я знаком с вашим водителем? — Думаю, да. Притормозив через полчаса напротив Эроса в золоченой клетке, Роджер увидел Тэлбота, нетерпеливо глазеющего по сторонам. К водителю направился полицейский. Роджер вышел из машины и сделал ему условный знак. — Привет, Тэлбот. — Господи, как же вы меня напугали! Я мучаюсь страхами, и меня преследуют призраки. А где ваш громила Ромео? Они направились к машине. Роджер сделал незаметный знак человеку из Ярда. — И что это вдруг я вам понадобился? — поинтересовался Роджер у Тэлбота, выруливая на полосу движения. Тэлбот сделал какой-то витиеватый жест — он все еще старался казаться легкомысленным. — Мое почтение главному сыщику, наконец взявшему след! — изрек он. — Я получил таинственное послание. А позвонил вам только потому, что хочу иметь дело с вами, а не с этим самоуверенным донжуаном. С ним я бы предпочел больше не встречаться — тошнит от одного его вида. Не могу поверить в то, что он сможет сделать Риджину счастливой. Вот уж не знал, что в ходе расследования полицейский должен заводить флирт со свидетелем. — Тэлбот, у меня уйма дел, — сказал Роджер. — Сейчас выдам вам свой секрет. А выманил я вас, чтобы рассказать, чего не могу позволить себе в Ярде или при этих газетных ищейках. Вашего Тернбула я считаю болваном и скотом. У него серьезные намерения относительно Джины? — Я не состою у Тернбула в душеприказчиках. — Вы его начальник по службе, а следовательно, должны держать его на поводке. — Тэлбот явно вошел в раж. — Если у них с Джиной серьезно, то мне придется уехать в Австралию или куда-нибудь подальше. Я бы даже мог поздравить их издалека. Но если он морочит ей голову, чтобы раскрыть эти убийства… — Тэлбот замолчал и с такой силой вцепился в лацканы своего пиджака, — что у него побелели пальцы. — Признайтесь, Уэст, Тернбул ухаживает за Джиной только из деловых соображений? — Он не получал на этот счет никаких инструкций. Тернбул подвергает себя громадному риску, встречаясь столь часто с мисс Хауорд. — Да, настоящий поток сногсшибательной искренности. — Тэлбот притворился удивленным. — Очень вам признателен. И какому риску он себя подвергает? — Тернбул делает себя мишенью для прессы. А коль хотите знать мое мнение, то он ведет себя как полный идиот. Если вы передадите это ему или кому-то еще… — О, Ястребиный глаз, зачем же вы отказываете мне в чести? Но я чрезвычайно вам за все благодарен. — Тэлбот достал из кармана, письмо. — Вот причина, вынудившая меня испросить вашей аудиенции. Меня ни на секунду не покидает мерзейшее чувство, будто за мной неотступно следят. Мне же, признаться, не хочется, чтобы о моем поступке стало известно. Он отдал письмо Роджеру. Тот свернул на Уайтхолл и притормозил на обочине. — Усекли, как все хитро подстроено? Я получаю это письмо, а так как я — Сэр Галаад Второй[18], то, ни минуты не мешкая, устремляюсь на выручку моей королеве Риджине. Меня, естественно, хватают на месте преступления. Причем у полиции есть все основания считать, будто я намереваюсь совершить очередное убийство. Только вы, я думаю, уже смогли убедиться, что я никакой не убийца. Роджер дважды перечитал послание. — Когда вы его получили? — Сегодня утром. Приблизительно в семь часов пятьдесят одну минуту. — Почерк вам знаком? — Нет. — Ясно. Спасибо, Тэлбот. Очень рад, что вы без промедления обратились ко мне. — Прошу вас, не пройдите мимо еще одной важной улики, — язвил Тэлбот. — Наш шалунишка знает, где спрятали королев, наш шалунишка способен что угодно отмочить. Уэст, увезите оттуда Джину. Ей там угрожает опасность. — Мы будем за ней присматривать. — Точно так же, как присматривали за прелестной Барбарой Келуорти? — Тэлбот, прислушайтесь к моему совету и сделайте передышку, — спокойно сказал Роджер. — Судя по вашему состоянию, вы здорово запыхались. Если получите новые послания, немедленно поставьте в известность меня, и мы снова сможем встретиться где-нибудь на стороне. — Полицейский, дающий отеческие советы, — не удержался от очередной колкости Тэлбот. — Не волнуйтесь, со мной ничего не случится. Но о каком покое может идти речь? Знаете притчу о хромом, ведущем слепого? Вынайдете меня в доме Риджины. — Не усложняйте жизнь мисс Хауорд. — Напротив — мы друг другу ее облегчаем. Странно, верно? По телу Тэлбота прокатилась дрожь. — Куда вас отвезти? — поинтересовался Роджер. — О, да куда угодно. Роджер облюбовал местечко на Уайтхолл Пэлес. Туда же незаметно подъехал сержант из Ярда, тот самый, который выполнял деликатную работу «хвоста». Высадив Тэлбота, Роджер Уэст вернулся в Ярд.
Перекусив на скорую руку, в половине третьего он уже снова был в своем офисе. И тут же получил сообщение от сержанта; что Тэлбот от него ушел. Что ж, от любого самого что ни на есть опытного «хвоста» можно легко улизнуть. Правда, у Тэлбота это могло получиться случайно. Вероятно, он на самом деле поехал на квартиру Риджины. Сержант мог без труда это проверить. Поступило еще с полдюжины рапортов, но от Тернбула не было ничего — у него вошло в привычку не утруждать себя докладами по телефону. Да, парень возомнил себя совершенно независимым, и Чэтуорт рано или поздно взорвется. Зазвонил телефон. — Мистер Уэст, звонили из Пэдинтона, — раздался голос телефонистки, и Роджер моментально сообразил, что это сигнал тревоги. — Инспектор участка просит вас немедленно подъехать на квартиру Хауордов. Там было совершено нападение на мистера Дерика Тэлбота. Кажется, он при смерти.
Едва Роджер успел припарковаться позади машины «Скорой помощи», как вынесли Тэлбота. Ему это живо напомнило то страшное время, когда отравились его мальчики. Собралась толпа, и полиция занялась наведением порядка. Роджер протолкался к носилкам. Лицо Тэлбота было мертвенно-бледным. На голове тюрбан из беспорядочно намотанных бинтов, сквозь которые кое-где проступили розовые пятна крови. — Будет жить? — осторожно поинтересовался Роджер у хирурга из полицейского участка. — Трудно сказать. — Вы будете его сопровождать? — Нет. Я сделал все, что от меня зависело. В течение часа он должен быть на операционном столе. Его счастье, что сегодня дежурит Филипсон. Если его еще можно спасти, то это сумеет сделать только Филипсон. — Ранение в голову? — Ее, можно сказать, размозжили, — сказал хирург. — Настоящий садизм. — Это был старый служака с сорокалетним стажем, чего только не повидавший на своем веку, однако сейчас даже он был потрясен. — То ли дело рук психически ненормального человека, то ли преступнику необходимо, чтобы его приняли за сумасшедшего. Дверцы «Скорой помощи» захлопнулись, и Тэлбота увезли. Роджер в сопровождении хирурга вошел в дом. — А где миссис Хауорд? — У кого-то из соседей. Это она подняла крик. Они вошли в спальню Риджины — именно здесь было совершено преступление. Обложенный светлой плиткой камин был весь забрызган кровью. Вокруг тоже все было в крови — ковер, мебель, разбитое зеркало. На застланной покрывалом кровати остались вмятины от чьего-то тела. И запах здесь стоял знакомый… Неужели турецкий табак Тернбула?! — Следы драки очевидны, — заметил хирург. — Да, вы правы. — Взгляд Роджера блуждал по комнате, а на душе было скверно. Люди из Ярда производили необходимые измерения. Уже пришел фотограф. — Что-нибудь интересное? — Вот это. Хирург протянул Роджеру недокуренную сигарету, от которой и исходил знакомый запах. Фильтр еще был влажным. Отчетливо читались позолоченные буквы «Турецкий полумесяц». — Возьму это с собой. — Роджер засунул окурок в конверт. — Благодарю вас. Есть какие-нибудь идеи? — Вы хотите сказать — догадки? — Ваши догадки стоят того, чтобы их выслушать. Хирург склонил голову набок и улыбнулся. — Мне кажется, кто-то взял Тэлбота за голову и колотил ею об угол камина. На это указывает положение тела, а также расположение и характер ран. Нет, это не похоже на нападение сзади — Тэлбот лежал на спине. К тому же у него на щеках обнаружены синяки. Вот здесь. — Полицейский дотронулся пальцами до своих скул, и Роджер отчетливо представил себе, как кто-то зажал ладонями голову Тэлбота и от больших пальцев остались синяки. — Предположим, он упал, ударился об угол и потерял сознание, — продолжал хирург. — Преступник наклонился над ним, взял в руки его голову и… Да, да, именно таким образом. Сильное кровотечение из носа и лобной части. — Еще какие-то соображения? — срывающимся от волнения голосом спросил Роджер. — Пожалуй, нет. Судя по всему, он провалялся тут недолго. На крови только-только начала появляться пленка. Правда, дуло из раскрытого окна. Соседей дома нет, поэтому никто не мог ничего услышать. Взгляд Роджера продолжал перескакивать с предмета на предмет. Забрызганный кровью камин… Роджер опустился возле него на колени. Тут тоже везде пятна крови, но они не такие беспорядочные, как в других местах. Они что-то такое образуют… — Док, взгляните сюда. Хирург подошел к камину и тоже опустился на колени, Роджер чувствовал затылком его дыхание. — Как вы думаете, что это? — Тут что-то написано! — воскликнул хирург. — Его правая рука тоже была в крови. Что-что?.. — Он склонился еще ниже. Буквы были нечеткие, однако, приглядевшись, их можно было прочитать. — Убийца… Последнее слово, обозначающее имя убийцы, было размазано. Итак, имя убийцы было названо, но тот, по-видимому, его затер. — Вот уж не знал, что Тэлботу может быть что-то известно, — медленно проговорил Роджер и направился к стоящему возле кровати Риджины телефону. — Отпечатки сняли? — Да, сэр, — ответил полицейский из участка. — Спасибо. — Роджер набрал коммутатор Ярда и попросил срочно соединить его с Чэтуортом, — Сэр, не могли бы вы позвонить в Пэдинтон-хоспител и поинтересоваться, не требуется ли помощь мистеру Филипсону, оперирующему Дерика Тэлбота? — Кого-кого? — Дерика Тэлбота. Жизнь Тэлбота висит на волоске, а ему известно имя убийцы. Если бы удалось хотя бы на несколько секунд привести его в сознание, он смог бы назвать… — Понятно. — Иной раз Чэтуорт схватывал все с полуслова. — Я все понял. Перезвони. — Спасибо, сэр. — Родлер повесил трубку и снова склонился над написанными кровью буквами. — Рукав Тэлбота был в крови, — бормотал он. — Он мог сам их смазать, когда потерял сознание. — Если бы вы, Уэст, были моим пациентом, я бы посоветовал вам по крайней мере недельку отдохнуть от всех дел, — изрек хирург. — Начиная с этой минуты. Черт побери, что с вами? — Извините, но я не слышал, что вы сказали. Спасите Тэлбота, если сможете, ладно? — Он попытался улыбнуться. — Да, да, вы его спасете! Роджер вскочил и стремительно вышел из комнаты. Полицейские изумленно посмотрели ему вслед. Он сел в свой «моррис», закурил и какое-то время молча разглядывал окурок турецкой сигареты. На него с любопытством смотрели столпившиеся на тротуаре люди. Подошли два репортера, но тут же ретировались. Вскоре из ближайшего дома вышла женщина. Роджер видел ее раньше. Да, конечно, это миссис Джеймсон, соседка, которая проявляет участие к миссис Хауорд. Она подошла к сидящему в машине Роджеру. — Вы — старший инспектор Уэст, верно? — Да. Он попытался изобразить улыбку. — Я так и подумала. Инспектор, Риджина на самом деле жива-здорова, а? Я не могу позволить миссис Хауорд вернуться домой, она же туда рвется. Боится, как бы с ее Риджиной чего не случилось. Она видела, как какой-то мужчина… — У нее нет причин волноваться за Риджину, — сказал Роджер. Появление миссис Джеймсон отвлекло его от мрачных дум. — Риджине абсолютно ничто не угрожает. — Может, вы… зайдете и сами поговорите с миссис Хауорд? Что ему оставалось делать?.. Он вылез из машины и последовал за миссис Джеймсон. Миссис Хауорд ходила по комнате большими кругами, ее глаза горели лихорадочным блеском, губы совсем посинели. Одна половина лица застыла наподобие маски, в то время как другая все время дергалась. Увидев Роджера, она застыла как вкопанная. Он удивился, что миссис Хауорд его узнала. — Миссис Хауорд, даю вам честное слово — Риджине абсолютно ничто не угрожает, — сказал Роджер. — Я разговаривал с ней сегодня утром. В ваш дом проникли воры, наши люди занимаются расследованием, но к Риджине это происшествие не имеет никакого отношения. Насколько мне известно, ничего не украдено. Ну разве только если у вас были деньги… — Деньги? Но что мне за дело до денег? Я… Миссис Хауорд внезапно замолчала, замахала руками, зашаталась и закрыла глаза. Соседка поспешила ей на помощь. Миссис Хауорд нащупала правой рукой привязанную к ее талии матерчатую сумку. Соседка перехватила ее руку, открыла сумочку, достала из нее пузырек, откупорила его, извлекла оттуда маленькую коричневую таблетку и сунула ее в рот миссис Хауорд. — Сейчас вызову врача, — сказала соседка. — Хотя, думаю, она и так отойдет. Эти таблетки просто чудо. Спасибо, спасибо, что вы к нам зашли. Улизнув из-под носа двух настырных репортеров, Роджер сел в свой «моррис». Нет, для прессы у него нет времени. Недокуренная турецкая сигарета, лежавшая в кармане, казалось, жгла его… Он вспомнил глаза Тернбула, затуманенные звериной яростью. Да ведь Тернбул ненавидит Дерика Тэлбота. А на Марка Осборна Тернбул набросился как дикий зверь. Да, да, теперь он точно уверен в том, что Риджина действует на Тернбула так же, как на Тэлбота и Осборна. Факт остается фактом, и никуда от него не деться. Тернбул следовал по пятам за Тэлботом. Тернбул был в спальне Риджины. Роджер знал, что обязан немедленно написать рапорт, объявить розыск Тернбула, взять его и допросить. На одежде и руках того, кто совершил преступление, наверняка окажется кровь жертвы. Тернбул жил в Кенсинтоне. Роджер теперь держал путь туда. Все обстоит очень скверно: Тэлбот между жизнью и смертью, местонахождение Риджины и Нормы уже больше не тайна, Дикерсон на свободе, а Тернбул… Роджер припарковался возле старинного здания, отыскал на коричневой полированной дощечке фамилию «Тернбул». «ИНСПЕКТОР УГОЛОВНОЙ ПОЛИЦИИ УОРРЕН ТЕРНБУЛ. За особые заслуги отмечен орденом ВОЕННЫЙ КРЕСТ». Тернбул не страдает излишней скромностью. Конечно, Роджеру известно о том, что его коллега имеет награды. Тернбул обладает недюжинной физической силой. Сила силой… Роджер поднялся по ступенькам и очутился у двери, на которой красовалась медная табличка с аналогичной надписью. Он нажал на кнопку звонка. Теперь он твердо знал — не нужно было ему сюда являться. Следовало доложить обо всем Чэтуорту, и тот решил бы, как поступить. Ведь Тернбул, ни секунды не колеблясь, спас ему жизнь, причем подвергая опасности собственную. Хотя, вероятно, он знал, что в него не будут стрелять… Роджер снова нажал на кнопку звонка. Послышались шаги, где-то хлопнула дверь. Перед ним стоял Тернбул.
Он был облачен в блестящий шелковый халат с переливающимися синевой и золотом узорами. Глыба, а не человек. Прищурил глаза, в которых проглядывало беспокойство. Визит Роджера для него полная неожиданность — так и застыл с поднятыми до уровня груди руками и открытым ртом. — Привет. Нам нужно поговорить, — бросил Роджер. Он решительно шагнул вперед. Сначала ему показалось, что Тернбул ни за что не пустит его в дом, однако тот посторонился, уступая дорогу, и тут же захлопнул дверь. С таким грохотом, точно это были врата в царство мертвых. Роджер очутился в прихожей, куда выходила залитая солнечным светом комната окнами в сад. По небу плыли облака. Роджера поразила роскошь убранства комнаты. В углу стоял дорогой телевизор с большим экраном, от пола до потолка книги, причем, судя по корешкам, очень ценные. Его взгляд привлек игрушечный рояль, на котором стояла фотография Риджины Хауорд. — Смотри на меня, а не на нее, — сказал Тернбул. — Чего тебе здесь нужно? — Ты что, бросил работу? — вдруг спросил Роджер. — Черт побери, конечно, нет. Но ты бы наверняка этого хотел, Я приехал домой переодеться. — Ты хочешь сказать — смыть кровь, — едва слышно уточнил Роджер. В глазах Тернбула вспыхнул недобрый огонек. Он молча сверлил взглядом Роджера. — И отстирать от нее одежду. — Роджер глядел в глаза Тернбулу. — Кровавая скотина! Тернбул все так же держал руки на уровне груди, только теперь сжал пальцы в кулаки. Он шумно дышал, пытаясь укротить свой гнев. — Зачем ты избил Тэлбота? Зачем? Что это вдруг тебе стукнуло в голову? — Тэлбот — убийца, — заявил Тернбул. — А ты сегодня утром с ним встречался. Тет-а-тет. Я все видел. Ты в заговоре с убийцей и… — Господи, не будь идиотом! — вырвалось у Роджера. — Значит, я идиот. И еще самоуверенный болван, помнишь? Пускай. Зато я не пошел на сговор с Тэлботом. Кстати, сколько он тебе заплатил? Сколько? — Послушай, Тернбул, а ты еще глупее, чем я думал, — не выдержал Роджер. — Так, значит, я идиот и болван. Убирайся отсюда, Уэст! Слышишь? Убирайся, пока я не сломал тебе хребет. Убирайся, говорю тебе! — рявкнул он. — Непременно последую твоему совету, — спокойно сказал Роджер. — Но почему ты вдруг решил убить Тэлбота? — Это ложь. Хотя ты в состоянии придумать мотив. Ты можешь придумать все, что угодно! Похоже, Тернбул решил все отрицать — он столь самоуверен, что рассчитывает выйти сухим из воды. — Мне ничего не нужно придумывать. Ты влюблен в Риджину. Тебе стало известно, что Риджина — убийца. Об этом стало известно и Тэлботу, который решил заговорить. Вот ты и… Тернбул кинулся на Роджера с кулаками. Роджер был к этому готов, и ему удалось увернуться. Он изо всей силы ударил Тернбула в челюсть. Тернбул покачнулся, упал навзничь. И больше не встал. Какой-то новый звук… Роджер медленно обернулся, с трудом переключаясь на реальность. Проклятая реальность — она мешает ему думать. Мешает… Нет, он вовсе не уверен в том, что все было именно так — он лишь высказал предположение. Ужасное предположение. Неужели красота, этот Божий дар, может на самом деле возбуждать в человеке такое?.. Проклятый звук… Господи, да ведь это же телефонный звонок! Аппарат стоит возле окна. Чтобы дотянуться до него, Роджеру пришлось перешагнуть через лежащего Тернбула, Он обратил внимание, что у того открыты глаза. — Тернбул? — Знакомый хрипловатый голос. Да ведь это же Чэтуорт. — Тернбул, это вы? — спросил голос в трубке. — У телефона Уэст, сэр! — Роджер! — Этот возглас походил на взрыв после продолжительной паузы. — Послушай, задержи Тернбула, только будь с ним осторожен. Видели, как он выходил из дома Хауордов за полчаса до того, как там был обнаружен Тэлбот. Будь осторожен, слышишь? Он очень опасен. Не упусти его. Он… — Тернбул валяется на полу в нокауте, — не дал досказать шефу Роджер. — Он больше не опасен. Пришлите кого-нибудь сюда, сэр. Роджер повесил трубку, не удосужившись выслушать ответ Чэтуорта. Им вдруг овладело странное чувство облегчения. Да, он дал возможность Тернбулу объясниться, но тот не захотел это сделать. Что ж, его заподозрил не только он, Роджер, — кто-то видел, как Тернбул выходил из дома Хауордов. Следовательно, Роджеру не придется выступать в роли обвинителя. Не спуская глаз с Тернбула — тот уже начал шевелиться, — Роджер заглянул в спальню. Возле кровати стояла на столике еще одна фотография Риджины, пожалуй, самая удачная. На стуле валялся скомканный коричневый костюм. На пиджаке и брюках были пятна крови.
Присевший на краешек стола Чэтуорт казался еще грузней и массивней, чем обычно. В комнате находились Эдди Дэй, Роджер и два старших инспектора! — …Мне плевать, на что ты там рассчитывал. Ты знал, что он опасен, а потому должен был кого-нибудь с собой взять. Или хотя бы поставить в известность меня, что едешь к Тернбулу, Да ты почти такой же сумасшедший, как он. Ну и что из того, что он когда-то спас тебе жизнь? Роджер слушал нотацию шефа о непроницаемым лицом. — Ладно, ладно, я все понимаю, но если тебе когда нибудь придется оказаться в подобной ситуации, прошу тебя… Итак, каково состояние наших дел на данный момент? Тэлбот все еще без сознания. Его, вероятно, спасут, но он не сможет говорить еще несколько дней. Есть версия, что Риджина Хауорд — убийца, что она, возможно, действовала заодно с Дикерсоном. Верно? — Я бы не стал называть эту гипотезу версией, — возразил Роджер шефу. — Могу сказать одно: подобный расклад не исключен. Тогда становится ясно, почему Тернбул напал на Тэлбота. Дело в том, что Тернбул страстно влюблен в Риджину Хауорд. И тем не менее… — Давай-ка начистоту, — велел Чэтуорт. — Это не вписывается в общую картину, — с уверенностью сказал Роджер. — Поначалу мне самому так казалось, но потом я понял, что ошибся. Тернбул пока не дал никаких показаний, не так ли?. — Никаких. Замкнулся с видом оскорбленного в лучших чувствах. Даже не соизволил ответить на предъявленные, гм… лично мной обвинения. — В его ли стиле колотить Тэлбота головой о стену? Способен ли человек столь высокой профессиональной выучки, как Тернбул, к тому же еще и обладающий незаурядным умом, совершить такой ляп? Уж кто-кто, а он бы знал, что ему не выкрутиться. Конечно, он вполне мог выйти из себя и броситься с кулаками на Тэлбота, но, вряд ли потерял бы рассудок. Тернбул же детектив. И этим гордится. — Роджер вскочил, оттолкнув от себя стул, и быстро заходил по комнате. — У меня никак не укладывается в голове, что Тернбул в силу каких-то личных причин может не произвести арест преступника. Будь он уверен в том, что Риджина Хауорд — убийца, он бы обязательно предъявил ей обвинение, несмотря на все свои пылкие чувства к ней. Избить Тэлбота он мог, но что касается всего остального, то я в это верить отказываюсь. Чэтуорт все еще сидел на углу стола. — Понятно. Ты хочешь сказать, у него огромная сила воли и он не способен до такой степени потерять над собой контроль. Но, черт побери, чем тогда объяснить, что его одежда в крови, под ногтями тоже обнаружена запекшаяся кровь, а на правом предплечье… — Знаю, знаю, — перебил шефа Роджер. — И сам все время прокручиваю это в голове. Интересно, а Дикерсон не околачивался сегодня возле дома Хауордов? Тернбул вполне мог нокаутировать Тэлбота и смыться, а кто-то другой довершил начатое. Одно можно сказать с уверенностью — Тернбул не убийца. Наша ошибка заключается в том, что, упрятав Риджину в надежном месте, мы перестали наблюдать за домом Хауордов. — Роджер как бы размышлял вслух. — Да, нам известно, что там был Тернбул, но ведь там вполне мог оказаться кто-то еще… Неожиданно он замолчал. Чэтуорт и все остальные затаили дыхание. — У нас есть свидетель, которого мы еще не задействовали, ибо боялись, как бы волнения не повредили ее здоровью, — продолжал свои рассуждения Роджер. — Я имею в виду миссис Хауорд. Ведь это она подняла тревогу. Потом миссис Хауорд лишилась чувств, и я не смог ее допросить. Мы вообще ее не допрашивали — задали всего несколько вопросов чисто формального характера. Я считаю, сэр, миссис Хауорд следует по-настоящему допросить. — Роджер оживился, заблестели глаза. Однако коллеги знали, что он высказал вслух далеко не все. — Ее с Дикерсоном связывает старая дружба, и она вполне может что-то от нас скрывать. Мне стоит отправиться к ней прямо сейчас, только сперва нужно проконсультироваться с ее врачом, под силу ли ей подобное испытание. Думаю, нам нужно во что бы то ни стало настоять на свидании с миссис Хауорд. А если врач захочет, то, ради Бога, пусть присутствует при нашей беседе. Чэтуорт взирал на Роджера с восхищением. — Хорошо, Роджер. Я это организую. — Благодарю вас. — Роджер подошел к вешалке и взял шляпу. — Буду ждать вашего сигнала, сэр. Он вышел из кабинета и спустился вниз. Его машину охранял молоденький сержант. Обменявшись с ним несколькими ничего не значащими репликами, Роджер сел за руль. Было прохладно и звездно. Поток транспорта значительно уменьшился. Роджер свернул на Оксфорд-стрит и вскоре был у дома Риджины. Когда он вылез из машины, его приветствовали полицейские, возобновившие охрану дома. Через десять минут Чэтуорт сообщил, что доктор миссис Хауорд скоро подъедет к Джеймсонам. Роджер поджидал ее на улице. Доктор — это была грузная пожилая женщина — держала себя настороженно, но в то же время искренне хотела помочь. — Миссис Джеймсон, как здоровье миссис Хауорд? — Она спит, — отвечала соседка. — Мне бы очень не хотелось ее будить. Но если вы, доктор, не возражаете… — Мы не будем ее расстраивать, — пообещала доктор. — Если я не ошибаюсь, она в этой комнате, верно? Доктор приоткрыла дверь, переступила через порог, но вдруг остановилась и вскрикнула. Роджер от неожиданности налетел на нее и чуть было не сшиб с ног. Внутри у него все похолодело. Оттолкнув ее, он ринулся вперед… Комната была пуста, выходящее на улицу окно — открыто. Роджер отдал приказ объявить всеобщий розыск миссис Хауорд. Потом он вернулся в дом.
— О Господи, как я за нее переживаю! — жаловалась седовласая соседка. — Ведь ей никак нельзя выходить на улицу одной, а она так и норовит удрать. Боюсь… — И часто она уходит тайком? — спросил Роджер. — За последнее время это случалось несколько раз, — ответила соседка. — Несколько дней назад я так перенервничала, но Джине все равно не сказала — девочка очень переживает за мать. Ужас один. — Когда именно вы, по вашим словам, перенервничали? — бесстрастным голосом спросил Роджер. — Ну… Правда, я не могу ручаться за точность, но мне кажется, это было… Роджеру с трудом удавалось сохранять спокойствие. Минут через тридцать он все-таки установил, что в ночь убийства Барбары Келуорти миссис Хауорд вернулась домой очень поздно. На следующее утро разболелась, но это никого не удивило, потому что она всегда болела после своих ночных путешествий Таблетки быстро поставили ее на ноги, сообщила миссис Джеймсон. — Когда-нибудь она допрыгается, — сказала доктор. — Я уже сколько раз ее предупреждала. А вы что, на самом деле не знаете, куда она ходит? — Нет. Разве что… — Она вдруг хихикнула. — Язык не поворачивается сказать такое про женщину, которой за пятьдесят. Была бы она на двадцать лет моложе, я бы сказала, что она бегает к своему молодому человеку. Что касается… — У нее есть друг? — срывающимся от волнения голосом спросил Роджер. — Да, — сказала соседка и в смущении потупилась. — Миссис Хауорд не хочет, чтобы об этом знала Джина — она ее стесняется. А раз жить ей осталось недолго, я решила ее не расстраивать и не выдавать секрета. — Вы знакомы с этим человеком? — Понимаете, я… — Похоже, волнение Роджера передалось и миссис Джеймсон, — И да, и нет. Приличный пожилой джентльмен. У него квартирка на Неттл-стрит. Это тут, неподалеку. Он одевается по моде начала века, с бородкой, но еще достаточно бодрый. В конце концов, она вольна распоряжаться своей жизнью как ей заблагорассудится, верно? — Вне всякого сомнения, — согласился Роджер. — Извините нас Бога ради.
Через полчаса они были в этой квартирке по Неттл-стрит, 22. Она оказалась пуста. Еще через десять минут стало ясно, что повсюду отпечатки пальцев Дикерсона. Полиция обнаружила женский костюм светло-серого цвета — его скомкали и запихнули под кровать. Костюм был весь в пятнах крови. Здесь же нашлась и маленькая фетровая шляпка с вуалеткой. В одиннадцать двадцать одну во все полицейские участки Лондона разослали описания Дикерсона и миссис Хауорд. В половине двенадцатого Роджер уже мчался в Ярд с включенной рацией. — Сообщение для старшего инспектора Уэста, сообщение для старшего инспектора Уэста, — раздался голос в машине. — В полицейском участке Путни находится мужчина, который назвался Уилфредом Дикерсоном. Пожалуйста, немедленно следуйте сюда. Сообщение для старшего инспектора Уэста… — Итак, Путни! — воскликнул Роджер.
Дикерсон словно сошел со страниц «Тэйлор энд катер» 1901 года. К тому же сед, тщедушен и весь в морщинах. Он очень нервничал, но говорил уверенно. — Мне просто необходимо было вас повидать. Дело в том, что я боюсь, как бы Моди не убила собственную дочь. Думаю, сейчас она уже убивает азарта ради. Она была у меня сегодня, но потом сбежала. Ей известен адрес Риджины и второй девушки. Дело в том, что она испытывает ненависть к красоте — все из-за того, что после несчастного случая ее собственное некогда прекрасное лицо сделалось безобразным, Поначалу я старался ее образумить, помочь ей, но теперь просто боюсь за Риджину. Бедняжка Риджина… — Послушайте, Дикерсон, я хочу знать правду, — сказал Роджер не терпящим возражения голосом. — Вы в этом замешаны с самого начала. Вы с миссис Хауорд действовали рука об руку. — Нет. Я делал все возможное, чтобы помешать ей осуществить задуманное. И только когда застал ее в том доме в Челси, увидел все эти фотографии, яд… Он замолчал. — А Риджине об этом известно? — спросил Роджер. — О том, что ее мать — убийца? Думаю, нет. Разумеется, я не могу знать это наверняка, но скорее всего нет. Понимаете, Моди по своему характеру очень добрая и спокойная. Но стоит ей только вспомнить о том, что с ней случилось…
Взошла луна. В открытые окна вливалась ночная прохлада, слегка колыша занавеси. Умиротворенно шелестела листва, в кустах и траве лужайки шептал ветерок. Из освещенных окон дома напротив лилась музыка. Внизу мелькал свет машин. Полицейские замерли. Когда Роджер шел к входной двери, наперерез ему метнулась тень. — Мистер Уэст?.. — Он самый. — Никто не появлялся, сэр. — Ладно. Если появится миссис Хауорд, пусть поднимется на лифте. А меня предупредите по телефону. — Будет сделано, сэр. Металлическая кабина лифта медленно ползла вверх. Роджер выглядывал в крохотное оконце, но на всех этажах было пусто. Наконец лифт замер, и Роджер вышел на площадку. Тут же словно из-под земли появился полицейский. — Добрый вечер, сэр. Все в полном порядке. — Я так и думал. Если появится миссис Хауорд, спрячьтесь. — Ясно, сэр. — Но, как только она зайдет, ступайте к двери и оставайтесь возле нее. — Понятно, сэр. Роджер нажал на кнопку звонка. За дверью тут же послышалось движение, и на пороге появилась крепко сбитая женщина со спокойным выражением лица. Это была штатная сотрудница полиции, ныне выполнявшая функции экономки. Она загородила было собой проход, но, узнав Уэста, улыбнулась. — Добрый вечер, сэр. — Как девочки? — поинтересовался Роджер. — Мисс Хауорд в полном порядке, и мы с ней прекрасно ладим, но вот та, другая… Иначе как строптивой ее не назовешь. — Ей сейчас несладко. — Но ведь и мисс Хауорд тоже. — Пожалуй, вы правы. — Роджер кивнул. — Зайду-ка я к ним. Если появится миссис Хауорд, впустите ее и идите за ней следом. Женщина распахнула перед Роджером дверь в гостиную, большую уютную комнату с широким окном, выходящим на Хит. Весь подоконник был заставлен букетами роз в низких металлических вазах и длинными ветками душистого горошка. Норма Диэрин сидела, откинувшись на спинку кресла, и отбивала правой ногой ритм. Риджина вязала. Обе девушки очень удивились, увидев Уэста. Норма вскочила с кресла. Да, экономка права — девушка раздражена. — Есть что-нибудь новенькое? Вы его поймали? — язвительно спросила она. — Пока нет. Но я надеюсь, что… — О, вы всегда надеетесь. — Норма фыркнула и отвернулась. Роджер заметил в ее глазах слезы — девушка была на пределе. Но Норма его мало интересовала — с самого начала он сконцентрировал все внимание на Риджине. Да, безусловно, она тоже вымотана, и тем не менее Риджина прекрасно собой владеет. — Чем мы можем вам помочь, мистер Уэст? Известна ли ей правда? Подозревает ли она, что во всем этом замешана ее родная мать? По ее глазам, выражению лица и поведению не скажешь. — Мне бы хотелось узнать еще кое-какие подробности о Дикерсоне. Если вам, разумеется, удастся их припомнить, — начал Роджер. — Это касается прежних отношений между ним и вашей матерью. — Но ведь я рассказала вам все, что знала. Он был другом матери, правда, я не думаю, чтобы очень близким. Однако по прошествии нескольких лет они стали близкими друзьями. — Всего лишь друзьями? Девушка была в замешательстве. — Похоже, что да. Я… Зазвонил телефон. Роджер метнулся к аппарату. Обе девушки почувствовали, что это не совсем обычный телефонный звонок. Сидевшая в кресле Норма как-то неестественно медленно встала. — Уэст у телефона. — К вам поднимается миссис Хауорд, сэр, — возбужденным голосом доложил полицейский. — Мы ее пропустили, как вы и приказали. — Да, все правильно. — Не так-то просто было сохранять спокойствие. — Спущусь к вам через несколько минут. — Он сказал это, чтобы сбить девушек с толку. — Оставайтесь на месте. — Слушаюсь, сэр. Роджер положил трубку. В глазах стоявших рядом с ним девушек была тревога. Он постарался отвлечь Риджину каким-то вопросом о Дерике Тэлботе. Увы, безуспешно. Раздался звонок в дверь. Женские голоса… Дверь открылась, на пороге стояла «экономка». — Миссис Хауорд, сэр. — Миссис кто? — Роджер надеялся, что Риджина поверит в искренность его изумления. Он не спускал с девушки глаз. Да, она была удивлена. У нее челюсть отвисла и округлились глаза. Но она тут же совладала с собой и бросилась к двери. — Мамочка! — Здравствуй, милая, — сказала вошедшая миссис Хауорд. На ней был темно-серый костюм и маленькая фетровая шляпка без вуалетки. — Решила увидеть собственными глазами, как ты тут устроилась. — Она слабо улыбнулась дочери. — Мне кажется, здесь удобно и очень уютно. Как раз то, что тебе нужно. Правда, милая? Я так и думала: когда ты выиграешь конкурс, у тебя появится вот такая квартира. А ты бы непременно его выиграла, не случись всех этих несчастий. Но ты замечательно выглядишь, моя милая. Миссис Хауорд повернулась к Норме Диэрин, улыбнулась ей и стала откровенно ее разглядывать. — С удовольствием бы выпила чашечку чаю, — неожиданно заявила миссис Хауорд. — Джина, может, угостишь меня чаем? Сюда довольно далеко добираться. — Она устало улыбнулась. Роджер обратил внимание на синеву вокруг ее губ. Риджина была явно встревожена. — Конечно же, мама. Присаживайся. Я… сейчас. Она подвела мать к креслу. Роджер почувствовал упадок сил. Женщина поудобней устроилась в кресле и повернулась к нему в профиль. Ей явно не хватало воздуха, и она достала пузырек с таблетками. В нем оставалось всего две или три таблетки. — Выпью-ка я лекарство, — сказала она и тут же вытащила из своей сумочки небольшие пакетики с конфетами. — Милая, хочешь мятную карамельку? — Ты ведь знаешь, мама, что я их не люблю, — сказала Риджина. — Может, Норма… Миссис Хауорд протянула пакетик Норме Диэрин. — Возьмите конфетку, милая. — Спасибо, я… Спасибо. Норма взяла одну карамельку. Роджер толкнул девушку в локоть, и конфета упала на пол. Казалось, миссис Хауорд этого не заметила. Она положила в рот свою коричневую таблетку, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Риджина направилась на кухню. Роджер поднял с пола карамельку. Миссис Хауорд шумно хватила ртом воздух и закашлялась. Роджер видел, как она корчится в кресле с перекошенным от ужаса лицом. Она закашлялась еще сильней, захрипела. Миссис Хауорд была при смерти. Роджер безошибочно учуял запах горького миндаля. Он понял, что в той коричневой таблетке был цианистый калий. Риджина застыла на пороге комнаты, точно пораженная громом.
Через час полиции стало известно, что в мятной карамельке, которой миссис Хауорд угостила Норму Диэрин, тоже был цианид. Его обнаружили во всех остальных конфетах, а также в двух оставшихся в пузырьке коричневых — «сердечных» — таблетках. Ни на пакете с конфетами, ни на пузырьке не было ничьих отпечатков пальцев, кроме отпечатков миссис Хауорд. — Она знала, что ее дочь не любит мятные конфеты, и решила таким образом покончить с Нормой, а потом и с собой, — высказал предположение сержант Дэлби. — Вероятно, она дошла до предела. Ничего себе дельце! Да и мотивчик будь здоров — уничтожить одну за другой всех красоток, чтобы дочка выиграла конкурс и… Он замолчал. — Полнейший абсурд. Ей бы следовало знать, что еще до того, как погибнут все королевы, конкурс либо отложат, либо совсем аннулируют, — рассуждал Чэтуорт. — Если это единственный мотив преступления, но меня он не совсем устраивает. — Скорее всего это лишь часть мотива, — заметил Роджер. Его собеседники вздрогнули и устремили взоры в его сторону. — Вы не возражаете, сэр, если мы пригласим сюда Дикерсона? — поинтересовался Роджер. — Хотел бы видеть, как он прореагирует на сообщение о смерти миссис Хауорд. Маленький человек робко переступил порог комнаты. Он все время потирал руки. Роджер обратил внимание, что у Дикерсона большие ладони. Роджер сообщил Дикерсону о смерти миссис Хауорд. Его лицо сморщилось и посерело. Нет, он не заплакал, а схватился за спинку стула и медленно сел. — Я… я боялся, что она выкинет что-то в этом духе, — пробормотал он. — С тех самых пор боялся, как узнал, чем она занимается. Я… я так сильно ее любил. И не хотел предавать. Я знал, что она очень больна и вот-вот должна умереть. Все надеялся, что это случится прежде, чем… всплывет наружу правда. — Он прикрыл глаза рукой, а когда отнял ее, в них стояли слезы. — То несчастье сказалось на ее рассудке. Вы не представляете себе, какая она была красавица… Риджина на нее очень похожа, но еще красивей. Она мечтала, чтобы Риджина выиграла корону королевы, — бедная Моди этим и жила. Но… Не могу себе представить, чтобы Моди могла заранее планировать убийства этих девушек. Бедняжка Риджина, она… — Дикерсон, что вы делали в доме священника в Сант-Клео в ночь убийства Бетти Джелибранд? — спросил Роджер. Дикерсон вздрогнул. — Что я там делал?.. Но меня там не было! Это ложь. Я уже несколько лет не был даже поблизости от Сант-Клео. Несколько лет! — Там повсюду обнаружены отпечатки ваших пальцев, — сказал Роджер. — Ваших и Хэролда Милсома. Интересно, как вам удалось затащить туда Милсома? Дикерсон изобразил удивление. — Предупреждаю: говорите только правду. Ложь вас не спасет. Итак, каким образом вам удалось убедить Хэролда Милсома выйти из дома и встретиться с вами в Сант-Клео? Как вам удалось затащить его на крышу и задушить? — Это… это ложь! Наглая грязная ложь! — возмутился Дикерсон. — Нам известно все, — невозмутимо продолжал Роджер. — Мы знаем, с какой целью вы убивали девушек. А также то, что вы одевались в костюм миссис Хауорд и выманивали ее из дома, чтобы у нее не оказалось алиби. Она же была не только послушна вам, но еще и благодарна. Она так ни о чем и не догадалась. Вы были уверены, что миссис Хауорд унесет эту тайну с собой в могилу, но просчитались. Дикерсон, вы обречены, и вас не спасет никакая самая изощренная ложь. — Но зачем мне было убивать этих девушек, этих милых красивых девушек? — воскликнул Дикерсон. — Зачем мне было лишать их жизни в самом расцвете их молодости и красоты? Зачем? — Хватит риторики. Слышите? — Роджер хлопнул ладонью по столу. — Сами девушки вас нисколько не интересовали. Вы с полным равнодушием измеряли им бюст, талию и все остальное, не так ли? Нет, Дикерсон, красота для вас ровным счетом ничего не значит. Для Конуэйз же, напротив, она значит слишком много, А вы ненавидите Конуэйз. Вы убеждены, что ваше предприятие разорилось из-за Конуэйз. Вы тридцать лет вынашивали план жестокой мести, пока наконец не представился удачный момент. Дикерсон широко раскрыл рот, словно собираясь закричать. Но крика не получилось. — Благодаря конкурсам прибыли Конуэйз выросли до невиданных размеров, — невозмутимо продолжал Роджер. — Чему, кстати, содействовали вы, и это чуть было не лишило вас рассудка. И вот вы стали ломать голову, как бы нанести ущерб Конуэйз, а попутно вернуть ваше предприятие. После случившегося с миссис Хауорд несчастья вы отчаянно возненавидели красоту, но именно красота и подсказала вам сценарий мести. Кого-кого, а уж вас никак нельзя было заподозрить. Тень главным образом падала на Тэлбота с Осборном, этих двух пылких обожателей прекрасной королевы Риджины. Что касается вас, то вы старались дергать за ниточки издалека. Вы попытались привлечь наше внимание к Тэлботу, надеясь заставить его нанести визит девушкам в их убежище. Увы, сие сорвалось, и тогда у вас остался единственный шанс — свалить все на миссис Хауорд. Губы Дикерсона беззвучно шевелились. — Вот она, суть дела, сэр, — сказал Роджер, обращаясь к Чэтуорту. — Это был Дикерсон. Стоило мне узнать, что он обозлен на Конуэйз с тех самых пор, как эта фирма поглотила его собственное предприятие, как обнаружился истинный мотив преступления: во что бы то ни стало причинить ущерб Конуэйз. Поначалу он использовал в качестве прикрытия Милсома, ибо, как мне кажется, рассчитывал остановиться на убийстве Бетти Джелибранд. Дела Конуэйз здорово пошатнулись, и Дикерсон решил продолжить свою деятельность. Пытаясь спасти собственную шкуру, он уговорил миссис Хауорд навестить Риджину, подсунув ей отравленные карамели и таблетки, — ведь бедняжка и так уже стояла одной ногой в могиле. Он надеялся, что мы сочтем ее смерть самоубийством. Ему, считай, повезло, ибо единственная оставшаяся в живых соперница Риджины вполне могла отведать мятную карамельку и благополучно отправиться на тот свет. Сэр, я думаю, у нас не будет никаких проблем с доказательствами виновности Дикерсона, которому, как мне кажется, прямая дорога на… Солидный и медлительный сержант Дэлби метнулся с проворностью кошки к Дикерсону и схватил его за руку, не дав поднести ее ко рту. В руке у Дикерсона была таблетка цианида. Этот яд, предназначавшийся для травли ос, был обнаружен под паркетом его квартиры на Неттл-стрит.
Наконец Дикерсон заговорил, и Роджер получил ответы на мучившие его вопросы. Оказалось, он слышал, как Бетти Джелибранд ссорилась с Милсомом. Выследив девушку, Дикерсон убил ее и Направился к Милсому, который, как он знал, обезумел от ревности. Он убедил его пойти к отцу, пришел туда сам и сообщил о смерти Бетти Джелибранд. Он сказал, что полиция подозревает Милсома, хотя в ту пору еще никого не подозревали. Он же убедил Милсома укрыться в сарайчике на строительных лесах, дождался, когда Милсом заснет, задушил его и сбросил с крыши. В Роджера Дикерсон стрелял потому, что ему нужно было успеть спрятаться на другом конце крыши. Отсидевшись в укрытий, из которого ему было видно происходившее внизу, Дикерсон решил прибегнуть к маскараду. Одежда миссис Хауорд оказалась ему как раз впору. Он рассудил: Конуэйз может навредить шумиха — и вот девушки получили по почте отравленные конфеты, это снова приковало внимание общественности к этим загадочным убийствам. Конфеты, которые получила Риджина, признался Дикерсон, содержали столь ничтожное количество яда, что не могли причинить ей никакого вреда. О да, Уилфред Дикерсон был искренне привязан к Риджине — совершив это якобы неудавшееся нападение на девушку, отправив ей по почте коробку с отравленными конфетами и письмо с угрозой и небольшим взрывом, он таким образом надеялся отвести от девушки подозрения полиции.
Он признался, что слышал, как Тернбул диктовал по телефону миссис Хауорд адрес Риджины.
Теперь Роджер понял, что Тернбул подозревал миссис Хауорд с того момента, когда погибла в дыму Барбара Келуорти. Он сообщил ей адрес дочери, надеясь, что она непременно направится в Путни, где ее и схватят с поличным. Что касается Дерика Тэлбота, то того мучили страхи несколько иного рода: он опасался, что в совершении всех этих преступлений виновата Риджина Хауорд. Тэлбот отправился на квартиру Риджины, надеясь отыскать там серый костюм и шляпу с вуалеткой. Когда-то он поднял оброненные Риджиной ключи, чтобы можно было, если захочется, самому проникнуть в дом к девушке! Это случилось несколько недель назад, еще до этих убийств. Тэлбот нашел маленькую серую шляпку с вуалеткой. Но тут явился Тернбул, который за ним следил, и застал его на месте преступления. Тэлбот попытался смотаться, но Тернбул воспрепятствовал. Началась драка. Тернбул нокаутировал Тэлбота, разбил ему нос и губы — вот откуда кровь на его руках и костюме. Дикерсон прятался в одной из комнат и, естественно, все слышал. Когда Тернбул уехал, он зашел в спальню Риджины. Тэлбот уже пришел в себя и, разумеется, узнал его Таким образом, его участь была решена. Однако Дикерсон боялся, что его могут застукать на месте преступления. Услышав шаги миссис Хауорд, он смылся, не успев завершить свое грязное дело. Немного погодя Тэлбот пришел в себя, и ему удалось написать кровью имя убийцы. Но он лишился чувств и смазал самую важную часть написанного.
Тернбула, все еще пребывавшего в мрачном расположении духа, выпустили на свободу и временно отстранили от работы. Попутно шла проверка его деятельности в период расследования обстоятельств убийств королев красоты. Через три дня после того, как в деле была поставлена точка, Роджеру позвонил управляющий банком, услугами которого пользовался Тернбул. — Мистер Уэст, мой клиент просил передать вам письмо. Отправляю его со специальным курьером. — А вы не знаете, что в нем? — поинтересовался Роджер, не верящий собственным ушам. — Боюсь, что не знаю. — Когда он его вам передал? — Приблизительно неделю назад. На конверте есть дата. Письмо было написано на следующий день после разговора Роджера с викарием Сант-Клео. Помнится, он тогда предложил Тернбулу найти в рапорте еще кое-что существенное. Письмо оказалось очень коротким: «Беседа со священником Сант-Клео. Упущен мотив: Дикерсон ненавидит все, связанное с Конуэйз. Это получше тех, которые у нас с тобой до сих пор были, верно? У. Т.»
Роджер протянул письмо Чэтуорту. — Да знаю я, что у него бывают просветления в мозгах, — хмыкнул шеф. — И все равно он плохой полицейский. Ладно, Роджер, я над этим подумаю. Роджер сидел в комнате окнами на улицу своего дома на Белл-стрит, когда у обочины затормозила машина. Это случилось вечером десять дней спустя. Ребята уже спали. Джанет возилась на кухне с ужином. Роджер услышал шаги на дороге к дому и направился к двери. Включив в холле свет, увидел перед собой Тернбула. — Можно с тобой поговорить? — бесстрастным голосомспросил Тернбул. — Ну конечно же. Заходи, Уоррен. — Он отступил в сторону. Его поразило встревоженное выражение лица столь позднего гостя. — Джан, еще пару сандвичей — к нам приехал Уоррен Тернбул. Они прошли в комнату. После ареста Дикерсона мужчины виделись раза два-три. Тернбула еще не допустили к работе, и Чэтуорт держал в тайне намерения относительно его судьбы. Тернбул был красив и импозантен. Его явно застигли врасплох дружеский прием и широкая улыбка на лице Роджера. — Обычно по вечерам мы пьем чай, по если тебе хочется… — Э… спасибо. Виски у тебя найдется? — Когда у Тернбула в руке оказался стакан с виски, его лицо просветлело и даже озарилось искренней радостью. — Мне необходимо что-нибудь для успокоения нервов. Красавчик, требуется твой совет. — Я тебя слушаю, — сказал Роджер. — О'кей. Прежде всего ты должен знать, что мы с Риджиной вот-вот должны пожениться. Да, да, это так, в противном случае я ничего в этой жизни не смыслю. Тэлбот уже вполне смирился со своей conge[19]. Риджина слегка нервничает из-за меня, но скоро все образуется. Оказывается, Тернбул был снова на коне. — Все образуется еще до свадьбы, — заверил его Роджер. — Ты по этому поводу хотел посоветоваться? Тернбул улыбнулся. — Черт возьми, конечно же, нет. Послушай, Красавчик, меня хотят вышибить из Ярда. Разумеется, я мог бы подать в отставку и всем облегчить жизнь, но мне что-то не хочется. Я уйду, если ты думаешь, что так нужно. Уверен в том, что только ты можешь ответить на самый главный вопрос: выйдет из меня полицейский или нет. Как ты думаешь, а? — Думаю, что может выйти, — сказал Роджер, нисколько не кривя душой. Он закурил и понял, что и Тернбул курит вирджинские. Какое благородство. — Если честно, то мне бы не хотелось слишком часто работать с тобой, — у нас будут вечные трения и размолвки. Но я бы первый пожалел, подай ты в отставку. — Это я и хотел услышать, — сказал Тернбул. Он был очень растроган.. — Но тебе придется выслушать кое-что еще, — продолжал Роджер. — Ярд, разумеется, волен вынести собственное суждение, однако я считаю, что к моему совету прислушаются. Я скажу им, что в этом деле об убийствах королев красоты ты брал на себя слишком много, единственную грубую ошибку допустил в Сант-Клео. Чэтуорту скажу, что тебя примерно на год следует разжаловать из инспекторов в сержанты. То же самое говорю и тебе. — Он ожидал, что Тернбул вспылит, однако этого не произошло. — Понимаешь, я очень боюсь, что ты начнешь наступать мне на пятки. Нет, уволь, на подобный риск я не могу пойти. Его глаза смеялись. — Подумаешь, какие-то там год-два… Догоню тебя, Красавчик, а потом перегоню. Глазом моргнуть не успеешь, как перегоню. — Тернбул положил руку на плечо Роджера. — Замолвишь за меня словечко, а? Думаю, Старик к тебе прислушается. Если нужно, могу начать с самых низов. — Он стиснул Роджеру плечо. — Замолвишь? — Постараюсь, — кивнул Роджер. Перевела с английского Наталья Калинина
Пришлите старшего инспектора Веста
1. ПОХИЩЕНИЕ
Машина быстро двигалась сквозь черноту ночи. Водитель откинулся на спинку, расслабленный, но внимательный. Человек рядом с ним напряженно застыл, похожий на изваяние. Третий пристроился на краешке заднего сиденья, положив руку на спинку переднего. Позади осталось самое сердце Лондона. Город был погружен в глубокий сон. В два часа ночи лишь поздние пташки искали себе любовную добычу. На окраине гигантского города по обе стороны заросшей деревьями дороги возвышались дома из темно-красного кирпича. В окнах иногда зажигались тускло-желтые огни. У каждого дома была низкая кирпичная ограда. Заросли кустарника вокруг создавали некоторую интимность и скрывали от посторонних взглядов и дом, и небольшой палисадник. Водитель включил свет передних фар. — Убери свет, — скомандовал сидящий рядом. Водитель не отреагировал. Они приближались к углу улицы. Яркие лучи фар тревожно отсвечивали в окнах дома прямо перед ними. Водитель замедлил ход. — Тебе следовало бы повернуть направо, — сказал сидящий рядом. — Я и собираюсь повернуть направо. Водитель срезал угол, осветил пустую дорогу и выключил фары — все погрузилось во тьму. — Мы сможем все закончить быстро, — сказал он. — Далеко еще? — спросил пассажир, сидящий сзади. — Две минуты, может быть три. — Он не изменил своей расслабленной манеры разговаривать. У машины горели только подфарники. После двух поворотов из темноты вынырнул дом с белыми стенами, на фоне которого четко выделялись стволы высоких деревьев. Водитель притормозил, выключил мотор и мягко, почти беззвучно, остановил машину. Он выключил подфарники — опять наступила темнота. — Эд, — произнес он тихо, — выходи и подожди у стены. Будь там до тех пор, пока не услышишь или не увидишь кого-нибудь поблизости. А ты, Джей, пойдешь со мной до самых ворот. Мне, возможно, понадобится помощь. — Эд, — продолжил он тем же тихим голосом, — держись подальше от бутылки. — Ну конечно, — пробормотал Эд. — Как же иначе. Они вышли из машины. Водитель прикрыл дверцу лишь на первую защелку, чтобы она не хлопнула. Эд двинулся к стене, другие прошли к углу, на несколько ярдов дальше. Дом, куда они намеревались проникнуть, стоял в тупике, в стороне от улицы. Света нигде не было. За углом водитель сказал: — Стой здесь, Джей. Следи за Эдом. Нам нужно что-то с ним делать. По звуку голоса нельзя было понять, что скрывалось за его недоброй улыбкой. — Стой вот здесь. — Хорошо. Но, Мак… — Тебе не следует беспокоиться обо мне. Ты уверен, что мальчишка не проснется? — Он не проснется, — сказал Мак. — Никто из них не проснется. Они все будут спать в течение двух часов, когда мы уже прибудем на аэродром. Все отработано четко. — Отлично. — Ты следи за Эдом. Мак пожал протянутую руку, и Джей, обутый в башмаки на мягкой резиновой подошве, совершенно беззвучно двинулся дальше. В темноте смутно виднелись очертания железных ворот дома, выглядевших приземистыми и темными на фоне облачного неба. Ветер шелестел листьями. Была середина сентября — ни тепло, ни холодно. Мак подошел к воротам и, приоткрыв их, проскользнул внутрь, потом медленно вернулся, наклонившись, закрепил ворота за короткий стержень, торчавший из-под земли, чтобы не хлопали. Он пошел по траве, затем ему пришлось спуститься по лестнице к гаражу. Он не стал там задерживаться, а по гравийной дорожке прошел к задней части дома и остановился у входной двери. Перед домом раскинулась лужайка размером с теннисный корт и клумбы с цветами, а за лужайкой — огород, спрятавшийся за кустами шиповника, разросшимися у разваливающегося деревянного забора. Ему потребовалась минута, чтобы справиться с запором. Люди в доме находились в глубоком, наркотическом сне. Ребенок ужинал значительно раньше родителей: Шоуны имели четкое представление, как надо воспитывать детей. Мак звонил им около полуночи и затем в час ночи — никто не отвечал. Все говорило о том, что дело идет, как задумывалось. Замок щелкнул, он вынул отмычку и, прежде чем повернуть ручку, опустил ее в карман. Он вошел в дом и включил карманный фонарик, осветивший стальную раковину и металлические краны. Затем луч засиял на белых, покрытых кафелем стенах и пошарил в открытом проеме внутренней двери. Мак хорошо знал планировку дома и легко прошел через три комнаты нижнего этажа. В столовой луч высветил неприбранный стол — недоеденные ломти ветчины, овощной салат в салатнице, кофейник, грязные чашки, тарелки и ножи. Хозяева были не в состоянии окончить ужин. Он подошел к столу. Мак был невысокого роста, с очень широкими плечами, плотный, но быстрый в движениях, с блестящими темными волосами, зачесанными назад, широким коричневатым лицом с мелкими чертами и неожиданно ясными серыми глазами. Если добавить тонкие губы, то описание его внешности можно считать завершенным. Мак собрал чашки и блюдца, отнес их на кухню и поставил на металлическую сушилку, затем вернулся за почти полным кофейником. Пристроив фонарик на подоконнике, он вымыл чашки и блюдца, вылил молоко из молочника в раковину и вымыл его тоже. Открыв холодильник, он обнаружил там наполовину полную бутылку молока, которое тоже вылил, и тщательно вымыл бутылку. Он достал из кармана другую бутылку, тоже с молоком, отлил часть его в вымытую, налил немного в молочник, плеснул в чашки, добавив туда холодного кофе, потом чуть-чуть капнул в каждое блюдце. Сунув освободившуюся бутылку в карман, он открыл воду и тщательно вымыл раковину: молоко из холодильника содержало наркотик. Вымытую бутылку с принесенным им чистым молоком он поставил назад в холодильник. Отнес чашки с блюдцами, молочник и кофейник в столовую и расставил на прежние места. Руки замерзли от воды, за исключением кончиков пальцев, заклеенных кусочками пластыря. Дверь в большую спальню на верхнем этаже была распахнута. Чета Шоунов лежала на просторной кровати. Он лежал ближе к двери, его темноволосая голова покоилась рядом с головой жены, почти платиновой блондинки. Она лежала на спине, Шоун — на левом боку с обращенным к ней лицом, одной рукой касаясь ее груди. На ней был тонкий розовый халат и пижама, он был практически полностью одет. Мак подошел к кровати, запустил руку Шоуну в волосы, потянул на себя и отпустил. Голова упала на подушку, но Шоун не произнес ни звука, глаза остались закрытыми. Мак посветил фонарем в лицо женщине и долго стоял, вглядываясь в нее. У него была репутация, которая считалась бы плохой даже среди тех, кто был не в ладу с моралью. Лицо его полностью соответствовало репутации: на нем лежала печать звериной жадности и жестокости. — Ну, парень, — произнес он, — это займет каких-нибудь пять минут. Мне же ничто не мешает. Он двинулся к ней с протянутыми руками, но внезапно повернулся на каблуках и вышел, оставив дверь открытой. Напротив через комнату он увидел другую открытую дверь. Там на узкой кровати лежал мальчик лет десяти с черными, как у отца, волосами. Одеяло сползло, и тело прикрывала лишь полосатая пижама, белая с голубым. Мак склонился над ребенком и увидел, что тот удивительно похож на свою мать Белле Шоун. Он взял небольшой чемодан, лежавший на дне шкафа, и уложил туда одежду, снятую и брошенную мальчиком на стул, зубную щетку, пасту, чистые носовые платки, рубашки, носки и еще один костюм. Взяв пальто, он усадил мальчика на кровати и просунул его руки в рукава. Это не заняло много времени. Затем он взвалил ребенка на левое плечо, стараясь не уронить фонарик, подобрал чемодан, вышел из спальни и спустился по лестнице. Ему пришлось поставить чемодан на пол, чтобы открыть заднюю дверь. Придерживая ее ногой, он поднял чемодан и вышел из дома. Порыв ветра распахнул дверь и тут же с треском ее захлопнул. Громкий звук заставил Мака зашипеть. Ветер шевелил волосы ребенка. Мак пригнулся и выжидающе вглядывался в окна соседних домов. Но свет нигде не зажегся. Когда он подошел к воротам, навстречу ему двинулся Джей: — Все в порядке? — Да, пошли скорей. — Мак протянул ему чемодан. Джей был выше Мака, но тоньше, с маленькой головкой, втиснутой в широкополую шляпу. Два человека представляли собой резкий контраст. Эд стоял на углу, плотный, приземистый и напуганный. — Ты слышал, как хлопнула дверь? — спросил он. — Это я ее захлопнул. Возьми мальчишку, — произнес Мак. — Если кто-нибудь проснется… — Возьми лучше мальчишку. Эд сглотнул и повиновался, взяв ребенка на руки. Джей открыл заднюю дверцу машины и Эд, нагнувшись, засунул туда мальчика. Он усадил его на сиденье, задвинув в угол. К тому времени Мак уже сидел за рулем, а Джей — рядом с ним с чемоданом на коленях. Эд закрыл дверцу, которая полностью не захлопнулась. — Оставь как есть, — скомандовал Мак. Эд держался за ручку, чтобы приглушить дрожание. Мак не включал мотор, но убрал ручной тормоз: уклон был достаточен, чтобы машина начала двигаться сама. Они проехали так метров сто, прежде чем он включил подфарники. Машина катилась почти бесшумно. Приближаясь к повороту, Мак включил фары, и на этот раз Эд не протестовал. Свет пробил дорогу впереди, они завернули за угол. И там из ночи появился человек. Он стоял у ворот. На нем была темная одежда, а на голове каска. Где-то на поясе прицеплен фонарь. Он не двигался, бросалось в глаза его большое лицо и густые усы. Человек появился лишь на мгновение, они проскочили мимо него. Мак оставил фары включенными. Эд посмотрел в заднее окно. Когда они свернули за угол, он медленно повернулся, облизывая губы! — Ты его видел? — Мы не слепые, — ответил Джей. — Полицейский. — Нам нечего бояться английских полицейских, — сказал Джей. Было похоже, что он пытается сам себя успокоить. — Нам вообще не о чем беспокоиться, — заявил Мак. — Даже в этой проклятой Богом стране ездить ночью не преступление, хотя они и ложатся спать так рано. — Эд, — продолжил он прежним монотонным голосом, — у тебя есть дело. Тебе это будет легко, у тебя есть свои дети. Открой чемодан, Джей, дай ему вещи. Одень мальчишку. У нас еще есть час времени. Успокойся. Не забудь про подштанники. Все выглядело так, будто Мак хотел пошутить: — Ты хочешь закрыть дверцу? Эд оглянулся еще раз и, захлопнув дверцу, стал одевать похищенного ребенка. (обратно)
2. ЗАДАНИЕ
Роджер Вест лежал в постели с закрытыми глазами и тяжело дышал, пытаясь создать видимость, что спит и даже храпит. Он слышал, как открылась дверь, и почувствовал движение, но глаза не открыл. Послышались легкие шаги, и он понял, что притворяться дальше нет смысла. Звякнули чашки — на маленький столик около кровати поставили поднос. Он приоткрыл глаза и сквозь ресницы увидел широкое лицо Мартина по прозвищу Копатель — своего старшего сына, склонившегося над ним. — Доброе утро, папа. — Я вот тресну тебя за то, что разбудил, — произнес он ворчливо и уселся на кровати, в то время как Ричард, его младший сын, на голову выше брата, входил в спальню. Глаза и щеки обоих парней сияли здоровьем, и в этот момент у них было одинаковое выражение лица, делавшее их удивительно похожими, хотя в действительности они были совершенно разные. — С вашей матушкой, по-видимому, все обстоит хорошо, иначе вы бы не выглядели такими самодовольными, — произнес отец. — Вам что-то нужно, иначе вы оба не были бы здесь. Не так ли? Он стал наливать в чашку чай. В двадцать один год Мартин был достаточно взрослым, чтобы знать, чего он хочет. Он занимался на гуманитарном факультете в колледже Челси, учился рисовать, работая по вечерам и в выходные. Ричард подвизался на киностудии около Лондона, надеясь написать сценарий для заработка. Теперь уже редко случалось, чтобы они приходили к нему вот так с просьбами, а чтобы заявились сразу оба — это было исключительным событием. — Если скажешь нет, — заявил Ричард, — ты об этом пожалеешь, папа. Роджер прихлебывал чай. — Ну, кто-то из нас, возможно, пожалеет, — он тянул время. У них было что-то на уме, но он не мог понять что. Вроде это не было первое апреля. Это не был и его день рождения. Это не было так же… Внезапно он вспомнил. Это был первый день «сейла» — летней распродажи, и Джанет говорила, что собирается на Оксфорд-стрит. Ей очень хотелось приобрести летние вещи. Он, вероятно, проспал. Хотя, нет, было еще не поздно, не было восьми. — Ну хорошо, так что должно меня потрясти? — Мама забыла взять деньги в банке, — сказал Ричард, — а в твоем бумажнике всего лишь один фунт. Так что она отправилась занять очередь на распродаже в магазине Дебба, а ты должен привезти ей деньги. — Двадцать четыре года женаты, а она до сих пор не знает, где ты прячешь свой загашник, — произнес Мартин. — Она перевернула все вверх тормашками. — Я держу его в банке, и она это знает, — сказал Роджер. — Я разменяю чек по дороге. Без Джанет утро было каким-то пустым. Еще тоскливее стало, когда ушли и ребята. А ведь Ричард едва ли годом моложе Мартина? Он посмеялся над ними, когда спускался вниз, чтобы приготовить себе завтрак. Но овсянка и сковорода с яичницей и беконом для него были уже готовы. Он обнаружил Джанет в нескольких метрах от главного входа в магазин Дебба в очереди среди нескольких сот женщин, и едва он успел сунуть ей тридцать фунтов, как открылась дверь и все бросились внутрь. — Увидимся позднее, — крикнул Роджер. — Спасибо, дорогой, — успела произнести она, и толпа понесла ее в открытую дверь. Темноволосая, изящная в своем простеньком темно-сером костюме, выглядевшая удивительно молодо для своих сорока с хвостиком и забывшая обо всем в этот момент. Роджер сел в машину и вскоре оказался в утреннем транспортном потоке. Были времена, когда он приезжал в Скотленд-Ярд каждое утро с чувством ожидания чего-то и даже возбуждения. Но сейчас он знал, чего можно ожидать. У преступления тысячи вариантов, и, казалось, он уже знает их все. Для старшего следователя-детектива дела об убийствах утратили свое стимулирующее воздействие. Бумажная работа и обычные рутинные дела старшего офицера Департамента криминальных расследований все больше и больше задерживали его за письменным столом. И настали времена, когда уютный кабинет в сером низком здании полицейского отделения на улице Кеннон-роуд становился для него тюрьмой. Само здание казалось частью Скотленд-Ярда, поскольку находилось на его территории, но на самом деле было самостоятельным; окна его закрывали решетки, а на крышу его с Башни Парламента смотрел «Большой Бен». Бесцветное серое здание не выглядело в это чудесное теплое летнее утро ярче, чем обычно. Роджер запарковал машину и поднялся по лестнице. — Доброе утро, доброе утро, а вот и Красавец, — такие приветствия стали почти ритуалом. Красавец — еще одно прозвище Веста. Итак, предстоит восседать за письменным столом, просматривая почту и доклады. Однако сегодня у него было какое-то угнетенное состояние. Просматривая досье, составленное в суде на улице Большая Марльборо на старого каторжника, который попал туда в тринадцатый раз, Роджер точно знал, что он скажет и как он будет выглядеть, поглядывая поверх своих очков; какое безнадежное вранье будет нести обвиняемый; что и с какой интонацией будет произносить чиновник магистратуры и как все и всё будут выглядеть. Он закурил сигарету, зевнул, небрежно написал карандашом несколько замечаний, и тут зазвонил телефон. — Вест слушает. — Доброе утро, сэр. — Это была женщина. — Звонят из американского посольства. О, простите, посольство Соединенных Штатов на проводе. Они хотят помощника комиссара или командующего, но их нет, сэр. — Я поговорю с посольством, — ответил Роджер. Это было, по крайней мере, что-то необычное. — Одну минутку, — сказала женщина. И почти сразу же человек с явным североамериканским акцентом произнес: — Это старший инспектор Вест? — Да, сэр, доброе утро. — Доброе утро, мистер Вест, мы нуждаемся в вашей помощи и как можно скорее, очень срочно. Меня зовут Тони Марино, и я подожду вас в своем офисе. Вы обнаружите нетерпеливого и обеспокоенного человека, мистер Вест. Роджер мог бы задать несколько вопросов и остаться в сугубо формальных отношениях. Но вместо этого он просто произнес: — Я буду у вас через пятнадцать минут, мистер Марино. — Я вам очень благодарен, — голос американца утонул в телефонной трубке. Роджер встал, снял свою фетровую шляпу с крючка на стене и поспешил к двери. Если бы он встретил командира, его заместителя или Харди, нового помощника комиссара, то он доложил бы им обо всем, но ему и самому не хотелось упускать этого случая. Он не встретил никого из служащих более высокого ранга. Спустившись в лифте на другой этаж, он увидел инспектора Билла Слоана, крупного, свежевыбритого, выглядевшего как мальчишка и готового уже войти в кабину. — Ты-то мне и нужен, — сказал Роджер. — Звонили из американского посольства, им срочно нужен кто-нибудь. Разговаривать с ними пришлось мне — и я решил взяться за это дело. Скажи командиру или его помощнику. Слоан ухмыльнулся: — Пока ты туда доберешься, я уже забуду об этом. Через восемнадцать минут Роджер был на площади Гросвенор. В утреннем солнечном сиянии десятки американских туристов крутились со своими камерами вокруг статуи Рузвельта. Большие американские автомобили были запаркованы поблизости, подавляя своими размерами английских собратьев. Роджер ожидал, что столкнется с какими-то формальностями, но в вестибюле обширного нового здания посольства, которое многим не нравилось, а у других, наоборот, вызывало восхищение, его встретил совсем юный на вид служащий, который спросил: — Старший инспектор Вест; не так ли? — Да, — удивленно пробормотал Вест. — Я видел вас однажды в суде, сэр. Но это не я был под стражей. Роджер улыбнулся: ему понравился опрятный, отутюженный вид провожатого. Они вошли в лифт, поднялись на третий этаж, прошли через два коридора, и молодой человек постучал в деревянную дверь, на которой не было имени хозяина. Голос произнес: «Войдите», но это был голос не Марино. Они оказались в маленькой комнате, где была еще одна дверь, оставленная открытой. — Старший инспектор Вест, — произнес спутник Роджера. — Вы, как видно, не тратили время даром, сэр. Секретарь, который мог бы легко сойти за брата молодого человека, который привел Веста, выполнял обязанности хозяина: — Входите, пожалуйста. Другая комната оказалась просторной, застеленной ковром. Там было тепло — теплее, чем любил Вест. На стене висело несколько портретов, один, написанный маслом, — Джорджа Вашингтона, и еще цветная фотография Линдона Джонсона. Прямо под ними сидел плотно скроенный огромный человек с мощными плечами, одетый в светло-серый легкий пиджак. Лицо широкое, с крупными, но приятными крестьянскими чертами; темные волосы коротко подстрижены и торчат как щетка. Он не пользовался никаким кремом для волос, а потому имел какой-то незавершенный вид. Его квадратный подбородок был чисто выбрит, но, казалось, ему следовало бриться дважды в день. Глаза бархатно-карие и очень ясные. Он улыбнулся и протянул руку, но не встал. — Хорошо, что вы прибыли так быстро, инспектор. Херб, я позвоню, если вы мне понадобитесь. Херб, секретарь, придвинул стул Роджеру и вышел, когда Роджер сел. Марино подвинул через стол лакированную коробку с сигаретами: — Пожалуйста, американские или английские. Роджеру казалось, что эти карие глаза его фотографируют. Он также почувствовал, что оцениваются его умственные данные. Внезапно мелькнула мысль о том, что чувствовали мелкие преступники, когда он взвешивал их таким же вот образом. Он выбрал английскую сигарету, и Марино щелкнул зажигалкой. — Благодарю, чем могу быть вам полезен? — Так вот, — произнес Марино, — я полагаю, вы можете помочь в нескольких направлениях. Но главное состоит в том, чтобы отправиться на поиски и найти мальчика. У меня есть основания думать, что десятилетний сын Дэвида Шоуна, который находится со специальным заданием в Соединенном Королевстве, был похищен прошлой ночью из дома, на границе районов Чизуик и Илинг. Я не знаю, почему это произошло, но мы хотим вернуть мальчика, так как он значит для своих родителей все. И мы также хотим его вернуть потому, что это может иметь удручающие последствия для Дэвида Шоуна, который выполняет очень важное секретное задание. Роджер подумал и спросил: — Кто знает о похищении? — Вы, я, Лисса Мередит, секретарь Шоуна, и Херб. Через полчаса посол также будет об этом знать. Это Лисса обнаружила, что там произошло. У нее есть ключ от дома, и она готовилась приступить к своим обязанностям в восемь часов, но опоздала на десять минут. Войдя в дом, она не смогла разбудить ни Дэвида, ни Белле Шоун, его жену. Детская кроватка была пуста, одежда ребенка и чемодан исчезли, Лисса заперла дом, отправилась к приходящей служанке предупредить, чтобы та не приходила. Затем позвонила мне. Я послал человека для наблюдения за домом, пока она находится здесь. — Почему не послали за доктором? — спросил Роджер. — У нее есть опыт медицинской сестры, и она решила, что Шоуны находятся вне опасности. — Марино улыбнулся, показав ровные, очень белые зубы. — Я хотел бы, чтобы вы осмотрели дом и решили, что можно предпринять в такой ситуации, мистер Вест. Вы могли бы сделать это, не посвящая в дело других? — Я могу, но было бы мудрее переговорить с командиром или помощником комиссара. Марино поднял телефонную трубку и, дав указание Хербу соединиться либо с тем, либо с другим, положил трубку на рычаг. — Я знаю Рики Шоуна, — сказал он. — Мне было бы очень неприятно, если бы с ним что-нибудь случилось. У вас есть семья? — Два парня, — ответил Роджер. Марино кивнул, они молча ждали. Роджер пытался проникнуть сквозь завесу тайны, которой Марино окутал это дело. Всегда были трудности с расследованием и особенно следовало держать все в секрете, когда вопрос шел о похищении. — Шоуны богаты? — спросил он внезапно. — Очень. — Почему же тогда они жили в загородном доме и у них приходящая работница? — Они поселились там, когда Рики приехал и, мне кажется, Белле Шоун была поглощена игрой в домашнюю хозяйку. Лисса не думает, что это будет длиться долго. «Лисса? Когда он узнает что-нибудь побольше об этой Лиссе?», — думал Роджер. Телефон на столе прозвонил два или три раза. — Возьмите средний, — сказал Марино. — Помощник комиссара на проводе, — сказала девушка, и через мгновение кто-то спросил жестким голосом: — Это вы Вест? Что вы там делаете? — Они хотят, чтобы мы взялись за дело, свершившееся ночью, — ответил Роджер. — Они в большой спешке, но не хотят говорить об этом по телефону. — Ну хорошо, посмотрим, что можно сделать. Но не позволяй им давить на тебя. Роджер отодвинул аппарат и спросил: — Кто отвезет меня туда? — Это сделает Лисса Мередит, — ответил Марино. Он поднял трубку и сказал: — Попросите немедленно прийти сюда Лиссу, Херб. — Положив трубку, он продолжил: — Вы поладите с Лиссой, но, как я полагаю по вашему характеру, вы ладите с большинством людей. — Пытаюсь, — сказал Роджер. — Начать с того, что раз это дело должно сохраняться в тайне, почему не начать немедленно? Я не хочу выходить из посольства вместе с мисс Мередит. — Миссис Мередит. — О? Я переговорю с миссис здесь, потом подберу ее где-нибудь по дороге — на улице Бейзуотер сразу за воротами парка. Меня могут узнать и, если меня увидят выходящим из посольства в обществе секретаря Дэвида Шоуна, многие смогут сосчитать, сколько будет дважды два. Он подождал. — Мы, конечно, поладим, — сказал Марино и посмотрел вверх, в то время как дверь открылась и вошла Лисса Мередит. (обратно)3. ЛИССА
У Лиссы Мередит были прекрасные рыжие волосы и улыбка, которая несколько сот лет назад заставила бы маршировать армии и сотрясаться империи. Нельзя сказать, что она была такая уж красавица, но в ней горел огонь жизни и это проявлялось в цвете ее волос, в сверкающих медово-карих глазах и неуловимых, как ртуть, движениях. Она носила зелено-серый полотняный костюм с темно-зеленой окантовкой, белую блузку с галстуком-бабочкой того же цвета. — Привет, Тони, — сказала она и улыбнулась Роджеру. Тот напомнил себе, что был похищен ребенок и дело требовало принять все во внимание. Он не должен отвлекаться. — Привет, Лисса, это старший инспектор Роджер Вест из Скотленд-Ярда. Он поедет с тобой к Шоунам. Ты должна ждать его у ворот Гайд-парка на Бейзуотер. Ты знаешь где? — Кто этого не знает? — сказала она. — Как скоро? — Как только ты туда доберешься. — Нет, не так скоро, — сказал Роджер. — Мне хотелось бы узнать побольше об этом деле, прежде чем мы отправимся. Адрес дома, что там вы обнаружили, и все, что не значится под грифом «секретно». — Я могла бы рассказать вам об этом по дороге. — По дороге вы будете уточнять детали. Лисса посмотрела на Марино, ожидая его согласия. Он показал ей рукой на кресло. Она не стала садиться и оперлась на стол, скрестив свои стройные ножки в нейлоновых чулках. — Мне хотелось бы найти Рики как можно скорее, — произнесла она. — Я хочу найти его прежде, чем ввяжется Белле, потому что любая опасность для Рики лишит ее разума. Она сумасшедшая, когда речь идет о мальчике. Так же и Дэвид, но Дэвид жестче. Белле, отчаявшись, может сломить Дэвида, а мы не можем так рисковать. Вы просто обязаны найти ребенка, инспектор. Она говорила с горячей убежденностью. Роджер не особенно разбирался в американском произношении, но ему показалось, что ее речь была слегка похожа на речь южанки. — Дом находится на Вейвертри-роуд, Илинг, номер тридцать один — один из тех тысяч домов, которые выглядят одинаково. Я ушла оттуда вчера вечером, в пять двадцать. И все было в порядке. Рики дошел со мной до конца улицы. Сегодня я приехала туда в десять минут девятого и первое, что бросилось мне в глаза, — тишина. Белле часто просыпается поздно, но Дэвид встает рано, так же, как и Рики. Я поднялась наверх и нашла Белле и Дэвида в глубоком сне, так что не смогла их разбудить. Роджер спросил: — Они спали? — Они дышали, — поправила она. — Это были наркотики, можете быть в этом уверены. Я не смогла достаточно быстро добраться до комнаты Рики. Он обычно спал на кровати, но теперь она была пуста. Одежда исчезла, так же, как и его чемодан, тот самый, который я разбирала, когда он приехал три недели назад. Белле просто не может жить без Рики. Роджер почувствовал какой-то элемент осуждения Белле Шоун, неодобрения или же просто нетерпимости. — Зубная щетка и другие вещи тоже исчезли? — спросил он. — Да, — Лисса выпрямилась. — Хоть какое-то облегчение. Они не взяли бы зубную щетку, если бы не намеревались присматривать за ребенком. Возможно, она имела в виду: «Если бы они намеревались убить его». — Полагаю, что это ни о чем не говорит, — сказал Роджер. — Вы что, не согласны? — спросила она резко. — Полагаю, не следует все принимать так, как кажется на первый взгляд. Они могли взять его зубную щетку, если хотели заставить вас думать, что будут внимательно заботиться о нем. Ведь может быть и так? Она уставилась на него, и сейчас ее медово-карие глаза не улыбались, они таили какую-то угрозу: — Если вы скажете это Белле или Дэвиду, то я вам этого не прощу. Для Роджера это прозвучало в чем-то по-новому. Работа с ней могла быть столь же взбадривающей, как и прогулка при ураганном ветре. — Вы осмотрели остальную часть дома? — Конечно. Задняя дверь была открыта. Она отличалась дотошностью, замечала все детали и сохраняла трезвую голову. В довершение ко всему в ней было еще одно важное обстоятельство, которое могло служить истинной характеристикой ее натуры: она оставалась спокойной в чрезвычайных ситуациях. Марино облокотился на стол и произнес с оттенком нетерпения: — Лисса знает Шоунов лучше, чем кто-либо в Англии. Она может рассказать вам об этом по дороге. — Ну хорошо. Я уже почти готов тронуться в путь, — сказал Роджер. — А вы пошлите за доктором и побыстрее. Он может им потребоваться. Может быть, я сделаю это через свое отделение? — Я устрою с доктором, — сказал Марино. — А мне нужно снова связаться со Скотленд-Ярдом. Марино дал указание Хербу, и все следили за Роджером, когда он взял трубку, и внимательно, не пропустив ни одного слова, слушали. Он говорил с Биллом Слоаном, который уже что-то знал. — Билл, свяжись с отделением в Илинге, — сказал он, — и выясни, кто патрулировал Вейвертри-роуд прошлой ночью, а также — кто был на дежурстве в отделении. Мне нужно видеть обоих. Я подъеду к ним в отделение в… — он взглянул на маленькие часы на столе — было начало одиннадцатого, — ровно в полдень. — Я это сделаю, — пообещал Слоан. — Спасибо. — Роджер положил трубку и поднялся. — Идите вперед, миссис Мередит, к такси. Я подберу вас у ворот две или три минуты спустя. Устраивает? — Конечно. В ее глазах промелькнуло одобрение, прежде чем она повернулась и помахала рукой уже от двери. Роджер решил, что он привыкнет к ней, если не будет слишком строг. Иначе он может вступить с ней в конфликт из-за озадачивающей живости ее натуры. Марино улыбался, будто у него возникли свои мысли в отношении этой женщины; по крайней мере, она сама занимала его столько же, сколько и все это дело. — Еще одно, мистер Вест. Прежде чем вы доложите своему начальству о ваших расследованиях, вы должны повидать меня; хорошо? — Да, обещаю. — Благодарю вас. Марино опять не встал из-за стола, а просто протянул руку. Направляясь к лифту в сопровождении Херба, Роджер осознал, как мало Марино говорил и как часто делал замечания. Он решил для себя, что ему не следует беспокоиться о причинах такой секретности. Проблема одна — обнаружить похищенного ребенка, но эмоциональный фактор также нельзя сбрасывать. Если мальчика не найдут к тому времени, когда его мать очнется, то возникнет, вероятно, масса осложнений. Лисса Мередит стояла около ворот, сияя красотой на фоне густой листвы деревьев и травы, все еще ярко-зеленой от прошедшего летнего дождя. Она оказалась у машины прежде, чем он вышел из нее, и проскользнула на сиденье рядом с ним, прикрыв дверцу: — Вы прибыли вовремя. Чтобы вы хотели узнать? — Все, что вы видели. Все детали, которые вы можете вспомнить, и все, что, по вашему мнению, мне следует знать о семействе Шоунов, — ответил Роджер и предложил ей сигарету. — Ну, а тетерь обратимся к самым мелким деталям. — Таким, как зубная щетка, — ответила она. — Я лучше буду курить свои сигареты. Она вынула из сумочки красную пачку «Пэл Мэл» и щелкнула зажигалкой, в то время как Роджер втиснул машину в уличный поток. — Они отправились спать в большой спешке, это совершенно ясно. Ее одежда была сброшена прямо на пол. Кое-что из одежды Дэвида валялось сбоку от кровати. Я не считаю, что это имеет отношение к тому, о чем вы, вероятно, подумали. Белле опрятное существо, если говорить о ее привычках. Привередливая. Опять элемент осуждения — «слишком привередливая». — Они ничего не убрали со стола после ужина, что необычно. Белле получает удовольствие, играя роль хозяйки дома. Иногда она может положить грязную посуду в моечную машину, но она не оставит неприбранной столовую. Они чувствовали, вероятно, дикую усталость. Вы хотите, чтобы я высказала свое предположение? — Только факты, пожалуйста. — Что касается гадания, то у меня это получится лучше, чем у вас. — Мы погадаем вместе, когда придет время, — сказал Роджер. — Не начинайте спорить. Она вызывающе посмотрела на его профиль, который был вполне привлекательным. Если и было в нем какое-то несоответствие, то оно касалось его подбородка — он был немного тяжеловат и выдавался вперед. У него был короткий нос и хорошо очерченные губы. Его шляпа была сдвинута на затылок, открывая вьющиеся волосы цвета пшеницы, но почти полностью скрывая седину. Он знал, что она изучает его с близкой дистанции. — А кто хочет спорить? — В ее словах проскальзывал затаенный смешок, так же, как и желание уступить ему. — Задняя дверь была открыта, а передняя — закрыта, запоры на окнах закреплены. Белле нервная женщина — окна всегда запирались, так же как и двери. — Почему она… почему она такая нервная? — Я не знаю какой-либо причины, кроме… — Лисса запнулась. — Кроме, может быть, того обстоятельства, что находиться в нервозном состоянии — это своего рода манера ее поведения. — Кажется, непохоже, что вы одобряете Белле Шоун, — сказал Роджер, и, когда на это ответа не последовало, продолжил: — Какая причина для такой ее манеры? — До сих пор никто не клал ее на колено лицом вниз, чтобы выдрать, — произнесла Лисса небрежным тоном. — Вы на самом деле хотите узнать о ней подробнее? — Мне нужно это знать, — сказал Роджер. — Я должен быть в состоянии судить о том, насколько можно придавать значение ее словам. Вы имеете в виду, что она испорченное существо? — Суматошная, избалованная, оберегаемая от влияния злого мира, не знающая отказа в своих прихотях, с тех пор как научилась ходить. И несмотря на все это, — продолжала Лисса Мередит, — лучшее в ней часто находит проявление: добрая и восхитительная. Вы правы, пожелав больше узнать о ней, прежде чем встретитесь с ней. — Вы хотите сказать, что она неврастеничка и с ней тяжело жить? — спросил Роджер. — Частично, это правильно… — Она счастлива? — Может ли клубок нервов быть счастливым? — Не всегда, какую-то часть времени. — О, тогда да. В какой-то степени. Дэвид бывал в частых отлучках. Сначала корейская война, затем — некоторые специальные поручения, поэтому они и приехали в Англию. Дэвид, похоже, пробудет здесь двенадцать месяцев, возможно, дольше. Белле вдруг обнаружила, что не может жить без Рики, и они послали за ним. Вы на самом деле хотели узнать, счастлива ли она с Дэвидом? — Да, мне бы хотелось. — Могу еще добавить, что он страстно в нее влюблен. Но одно дело, когда мужчина возвращается к красавице жене, зная, что она его ждет, и совсем другое — когда приходится быть терпеливой и верной женой. О, я не имею в виду ничего предосудительного. Он знал, что она глядит на него и глаза ее смеются. Но они в действительности не знают друг друга как следует. — Вы ищите причину? — Только факты. Он свернул на главную дорогу около Хаммерсмит-бродвей, где встречаются пять дорог. — Шоун склонен дать ей полную свободу. Он очень к ней нетребователен, — сказал Роджер. — Это догадка? — спросила Лисса. — Это дедукция. Его жена обычно спит допоздна, служанка приходит к девяти, Шоун и его сын встают рано, так что кто-то должен готовить завтрак. Лисса засмеялась: — Они не готовят горячий завтрак. Но вы правы, Дэвид спускает ей все. — Угрожала когда-нибудь мальчику опасность? — Я об этом ни разу не слышала. — Вы не знаете кого-нибудь, у кого могут быть личные мотивы причинить кому-нибудь из них неприятность? — Нет. — Мистер Марино говорит, что они богаты, — заметил Роджер, помолчав. — Одно время они оба были богаты, но Белле потеряла свое состояние. У Дэвида хватит денег на них обоих, но… — Лисса запнулась, как бы подыскивая нужное слово, затем продолжала очень медленно: — Я думаю, если бы у нее были бы свои деньги, она бы забрала Рики и ушла навсегда. Может показаться, что я не люблю Белле, но это не так, инспектор. Я думаю, ее удерживают только деньги Дэвида, больше ничего. На Илинг-бродвей около сквера, где женщины сидели на скамейках, а ребятишки играли в тени деревьев, Лисса показала ему поворот на Вейвертри-роуд. Вскоре они двигались по узкой, обсаженной деревьями дороге мимо бесчисленных жилых домов, выглядевших одинаково: красные кирпичные ограды и заросли кустарников. Все выглядело аккуратно и типично по-английски. В конце Вейвертри-роуд Лисса направила его в тупик, имеющий форму подковы, где стояло три дома. Дом Шоунов находился посередине, низ построен из кирпича, верх — из дерева, черепичная крыша темно-красного цвета, оконные рамы и двери недавно выкрашены. Сад содержался в идеальном порядке. Георгины кивали своими разноцветными головками, и лепестки других цветов трепетали на тихом ветерке. В палисаднике соседнего дома, расположенного справа, стояла седоволосая женщина и смотрела на дом номер тридцать один. Когда Роджер заглушил мотор, они сначала услышали истошный крик, а потом мужской голос, и опять крик, всполошивший всех соседей. Легко можно было определить, что это приступ истерии, полной душевной боли. Лисса Мередит выскочила из машины раньше Роджера, пробежала через распахнутые ворота и бросилась по желтой гравийной дорожке к передней двери. Седоволосая женщина сочувственно смотрела на нее и Роджера. Когда Роджер подошел к крыльцу, Лисса уже открыла дверь и исчезла. Крики стали громче, голос звучал искаженно, как у тяжелораненого человека: — Это твоя вина, это твоя вина, я ненавижу тебя! Я могу тебя убить! Убирайся от меня, убирайся от меня, убирайся, убирайся! Роджер вошел в вестибюль, закрыл за собой дверь и тут увидел Лиссу, застывшую на середине лестницы, и двух людей, очевидно Шоунов, наверху. Белле свирепо вырывалась из объятий своего мужа. (обратно)4. ИСТЕРИЯ
На Белле Шоун был широко распахнувшийся халат, а под ним прозрачная розовая пижама. Волосы спутались, словно от ветра. Она пинала Шоуна ногами и пыталась освободить руки. Когда Лисса приблизилась к ним, она ухитрилась освободить одну руку и вцепилась мужу в лицо. Боль заставила его ослабить хватку, Белле освободилась, кинулась вниз по лестнице и впервые заметила Лиссу. Она закричала: — Рики исчез, Рики исчез! Вызови полицию — он не сделает этого. Вызови полицию! Она почти падала, сбегая по лестнице вниз, и, когда до Лиссы оставался лишь один шаг, Роджер увидел ее искаженное дикое лицо с губами, будто натянутыми на крупные белые зубы. Казалось, это какая-то страшная маска. Шоун был в жилете и брюках. Его лицо тоже застыло, но оно не было страшным. Если не считать сверкающих глаз и едва заметных желваков на щеках, то оно могло показаться каменным. Кровь сочилась из двух параллельных царапин на правой щеке. — Вызови полицию! — визжала Белле. — Если не вызовешь, то… — У нее перехватило дыхание. Однако это была лишь короткая передышка. Лисса могла бы произнести несколько слов. Белле снова завопила: — Ты такое же ничтожество, как и он! Даже хуже, убирайся с моей дороги! Роджер видел, как Белле подняла руку и Лисса отклонилась в сторону. Шоун воскликнул: — Белле! Белле рванулась мимо Лиссы, споткнулась, но устояла, схватившись за перила, затем пробежала оставшиеся ступеньки, халат развевался сзади, мелькали голые ноги — длинные и стройные, пижамная кофта задралась. Она не видела Роджера, которого загораживала Лисса, но, увидев, не остановилась, а отклонилась вправо. Догадавшись, что он попытается остановить ее, онавытянула обе руки, чтобы оттолкнуть его. Она рыдала, ее губы казались черными на фоне белых зубов, глаза как у сумасшедшей. Роджер присел, быстро обхватил ее за колени и повалил на пол. Она сильно стукнулась головой о пол, покрытый ковром, но не закричала, лежала спокойно. Он встал, натянул ей на ноги халат, затем наклонился над ней. Затишье было непрочным, как в бурю. Все в этой сцене казалось нереальным, даже спокойный голос Шоуна, произнесший: — Я подниму ее. Роджер отошел, и Шоун взял на руки свою ошеломленную жену и понес ее наверх. Лисса молча следовала за ним, и они исчезли в комнате направо. Создалось такое ощущение, будто это затишье перед еще более свирепой бурей. Роджер уже составил себе представление о Шоуне: крупный и сильный, с удивительно добрым лицом и горящими глазами. Еще один человек появился из кухни — тот, третий после Херба, спутник в посольстве,— лощеный, моложавый, светловолосый со свежим лицом. Его улыбка скрывала смущение: — Вы рискованный человек, инспектор, не так ли? — Иногда. А кто вы такой? — Мистер Антонио Марино прислал меня сюда, пока не приедет Лисса с инспектором Вестом из Скотленд-Ярда. Теперь вы не могли бы удостоверить, что вы и есть Вест? Роджер вынул бумажник и показал удостоверение. Дав время для ознакомления, он положил его обратно и спросил: — Давно продолжаются эти вопли! — Только начались. Вам от меня что-нибудь нужно? — Постарайтесь, чтобы в кухне ничего не трогали. — Только стул. Роджер попросил: — Задержитесь на минутку. — Пройдя в столовую, где около окна на столе стоял телефон, он прикрыл трубку платком и набрал номер посольства. Наверху слышались звуки шагов, но других звуков не было, никаких криков. Марино вскоре объявился. — Роджер Вест, — представился Роджер. — Доктора пока еще нет, а он срочно нужен. — Он будет очень скоро, — пообещал Марино своим ленивым голосом. — Я рад, что вы позвонили. Посол и комиссар собираются вместе пообедать. Комиссар был достаточно любезен и согласился, чтобы вы пришли и поговорили со мной, прежде чем отправитесь в Скотленд-Ярд. Роджер никак на это не отреагировал. — Что вы можете мне сообщить? — продолжал Марино. — То, что вам обеспечено некоторое паблисити, даже если вы скажете, что состоялось ограбление. Один из соседей, вероятно, знает, что произошло. — Голос миссис Шоун можно было слышать далеко вокруг. — Постарайтесь, чтобы побыстрее прибыл доктор… — Он уже спешит к вам, — в голосе Марино чувствовалось беспокойство. — Пит Кеннеди у вас? — Если это такой белокурый человек, то да. Одну минутку. Человек был Питом Кеннеди. Он поговорил с Марино, затем положил трубку и сказал: — Мистер Вест, если я вам не нужен, то я должен уйти. Вы что-нибудь хотите от меня? — Всего лишь увидеть свидетельство, что вы действительно Питер Кеннеди. Тот улыбнулся, показал значок и с издевкой отсалютовал. Роджер осмотрел комнату, проверив чашки, блюдца и все, что было на столе, пытаясь воссоздать картину случившегося. Было ясно, что Шоуны в конце ужина настолько ослабли, что еле дотащились до кровати и «спали» в течение двенадцати часов или даже больше. В десять минут девятого, когда пришла Лисса Мередит, они были в бессознательном состоянии, очнувшись, возможно, всего полчаса назад или около того. Он обошел комнату. Она была невелика — футов пятнадцать на двадцать. Пол покрыт паласом жемчужного цвета, мебель вполне современная, изящная и дорогая, так же отличающаяся от ширпотреба, как норковая шубка от кроличьей. Все ласкало глаз. Картин не было, даже абстракционистских, только три фотографии в рамках на каминной полке. Роджер посмотрел на среднюю — мальчика с маленьким, чувствительным, испуганным лицом. «Почему испуганное, — недоумевал Роджер. — Откуда такое выражение?» Это было лицо ребенка, которому не хватало самоуверенности. Непонятно, откуда у Роджера появилось такое впечатление. Может быть, на него подействовали строгие суждения Лиссы о его матери? Выражение лица ребенка такое, какого он никогда не видел на лицах своих детей: будто он в беде. Он видел это выражение на лице соседского мальчика и впоследствии узнал, что его родители проводили свои дни в бесконечных ссорах. Когда они развелись, даже ребенку это пошло на пользу. Чувствительный и испуганный или потерянный? И это сын богатых родителей, со всем, что жизнь ему может предложить. Мальчик, внешне конечно, был похож на мать. И хотя Роджер видел ее лицо лишь искаженным от горя, он понимал, что она красавица, и, как утверждает Лисса, капризная красавица. Роджер осмотрел заднюю дверь особенно тщательно, обнаружил две или три царапины и внимательно обследовал их. Он был уверен, что человек вошел в дом здесь. За полчаса он больше ничего не нашел. Он собрал остатки из каждой кофейной чашки в маленькую бутылочку из-под лекарств, найденную в шкафу, предварительно ополоснув ее. Остатки молока перелил из молочника в другую бутылочку, для анализа взял немного сахара, кофе и всех других продуктов, найденных в маленькой корзиночке в кухне. И все это, не нарушая возможных отпечатков пальцев, которые могли бы быть обнаружены. В нем уже пробудилось любопытство, и ему были очень нужны помощники. Он остановился на Билле Слоане. Роджер услышал, как кто-то идет мимо кухни, но не обернулся — все было видно в маленькое зеркальце, висящее между двумя окнами. Это была Лисса, она вошла тихо, но не крадучись, не улыбалась и не хмурилась, но выглядела решительно. Он выждал, когда она дойдет до середины комнаты, и только тогда сказал: — Хелло! — Хай, — ответила она. — Мистер Вест, вам следует убедить Дэвида, что вы найдете Рики. — Разве я должен? — многозначительно спросил Вест. — Это имеет гораздо большее значение, чем вы можете себе представить. Вы должны заставить его поверить, что найдете Рики. Даже если это будет ложь. В глазах у нее была решительность. И он понял, что ей это очень нужно. — Если вы не сделаете этого… — То он согласится вступить в переговоры о выкупе, — продолжил Роджер. — Выкуп? — сказала она. — Да, он пойдет на это. Она подошла ближе и дотронулась до него рукой. Медовые глаза глядели отрешенно. Голосом, дрожащим от напряжения, она произнесла: — Должна заметить — вы очень неподатливы. Но вы должны убедить Дэвида, что он только ухудшит дело и ничего не добьется, приняв чьи-либо условия. Может быть, все делается ради денег. Но похоже, будто кто-то хочет надавить на Дэвида из-за его информированности по части секретных сведений. Зазвонил телефон. Она мгновенно обернулась и бросилась к двери, Роджер догнал ее и схватил за руку. Она даже не пыталась вырваться, просто шла по коридору и шептала: — Дэвид ответит на звонок там, наверху. Мы можем подслушать в столовой. Они были в столовой, и она хотела первой схватить телефонную трубку. Роджер проскочил вперед и, оттолкнув ее в сторону, взял телефон. Она стояла в ярде от него в вызывающей позе, возмущенная. Голос произнес: — Это Дэвид Шоун? — Да, — ответил Шоун. — Дэвид Шоун, — повторили на том конце. Казалось, голос катал слова во рту. Это был англичанин, или голос так звучал. Роджер ожидал услышать американца. — Сколько времени прошло после вашего пробуждения? — Достаточно долго, — ответил Шоун. — Так что вам все известно. — Я все знаю, — сказал Шоун. Его голос не изменился, но Роджер мог представить себе его лицо, горящие глаза, сжатые челюсти, двигающиеся губы, когда каждое произнесенное слово причиняет боль. — Ничего не предпринимайте, — последовал приказ. — Просто ждите, когда вам скажут, что делать дальше. Просто ждите. Голос смолк. Роджер держал трубку близко к уху и слышал тяжелое дыхание Шоуна. Трубка медленно опустилась. Лисса отодвинулась от Роджера. Быстрая сверкающая улыбка растопила холодок ее сдержанности: — Стоило это слушать? — Ему приказали ждать и ничего не предпринимать. — Роджер тоже положил трубку. — И вы думаете, он послушается? — Боюсь, что послушается. Я думаю… — Лисса сделала паузу, погрузившись в размышления, и затем продолжила быстро, тоном заговорщицы: — Я много думала, но Дэвид сказал мне правду только что. Он и Белле находятся на грани разрыва, только Рики держит их вместе. Он согласился на присутствие здесь Рики в отчаянной попытке предотвратить это несчастье. Для него это будет бедствием, по крайней мере, он так думает. Она, конечно, будет обвинять во всем его. Она скажет, что, если бы он отказался от этого назначения и вернулся домой, с их сыном никогда бы ничего не случилось. — А случиться все-таки могло? — Шоун важный человек. Очень важный. Он выполняет работу, которую может сделать только он. Случившееся может оказать на него такое действие, то он будет не в состоянии ее продолжать. — Рано или поздно вы будете вынуждены говорить об этом со мной или с кем-либо из Скотленд-Ярда, — сказал Роджер. — Мы не можем блуждать в потемках. Идите к Марино и скажите ему об этом; идет? Скажите ему, что мы тоже можем все держать в секрете, как и он, но если он хочет иметь результаты быстро, мы должны знать все. И мне наплевать, к какому соглашению могут прийти посол с помощником комиссара или с адмиралом Ее Королевского Величества. Возьмите мою машину. Я подожду, пока не приедет доктор. Мне надо было бы доложить обо всем по телефону в Ярд еще час назад. Я должен был предупредить все порты и аэродромы, все вокзалы, каждый пост, контролирующий выезд из Англии. Полиция уже занималась бы поисками мальчика, если бы его описание было бы в каждом полицейском отделении, в каждой газете. Скажите об этом Марино. — Я должна оставить вас наедине с Шоуном? — Совершенно верно, — сказал Роджер. — Вам это не принесет никакой пользы, — сказала она. — Дэвид Шоун не станет говорить с вами о своей работе или чем-либо другом, затрагивающем этот вопрос. Вы должны делать свою работу, инспектор. Вы должны убедить Шоуна, что можете найти мальчика и что он не должен выполнять требований похитителей. Вы сделаете это? — Я попытаюсь, — пообещал Роджер. Он проводил ее до двери. Она улыбалась и помахала ему рукой, усаживаясь за руль. Он подавил искушение последить за ней, повернулся, с треском захлопнул дверь и поспешил наверх. Он постучал и вошел в спальню без всяких церемоний. Белле Шоун лежала в постели, натянув до самого подбородка простыню. Лицо еще бледное, но волосы уже причесаны. Шоун, кроме пиджака и башмаков, был полностью одет и расчесывал свои густые черные волосы. Он использовал тот же прием, что и Роджер, глядя на дверь через зеркало. — Лисса сказала, что приедет доктор, — заявил он. — Он должен быть уже здесь, — заметил Роджер. — Миссис Мередит сказала, что я… — Что вы человек из Скотленд-Ярда? — Шоун закончил причесываться и обернулся. Его лицо было бесстрастно, губы плотно сжаты, глаза все еще горели. Он взял пиджак со спинки стула и стал его надевать. — Полицию надо исключить. Это дело частное, — заявил он твердо. — Пусть будет так, — сказал Роджер. Шоун застыл в удивлении. — Если вас не беспокоит, увидите ли вы снова своего сына или нет, — продолжал Роджер, — то пусть это будет частным делом. Шоун закончил натягивать пиджак и медленно двинулся к Роджеру, массивный и мощный, как медведь, только без неуклюжести в движениях. Плечи у него ссутулились, но он оказался на несколько дюймов выше Роджера. Черты его лица становились крупнее по мере приближения. Он медленно поднял и опустил руки на плечи Роджера. Его пальцы крепко сжались, будто он мог сокрушить и тело, и кости. Было больно, но Роджер не двигался и не вырывался. — Вы хотите добра, — сказал Шоун, подумав. — Но не становитесь на дороге. Мне все равно, что говорите вы. Мне безразлично, что говорят другие. Это дело сугубо неофициальное. И не следует привлекать официальные органы. Я отослал мальчика отсюда; понимаете? Я отослал его. Я знаю, где он. Я опоил наркотиком его мать и себя с тем, чтобы она не могла помешать мне, так как знал, что ребенок находится в опасности. Понимаете это, мистер Скотленд-Ярд? Никто не был похищен, всему свое время. (обратно)5. БДИТЕЛЬНЫЙ ПОЛИЦЕЙСКИЙ
Шоун казался ему скульптурным изваянием из темного камня. Его крупные черты лица выглядели еще крупнее, чем были на самом деле, и только в глазах сверкала жизнь — в них затаилась боль. Хватка его рук, пальцы которых впились в плечи Роджера, становилась все сильнее, это были руки убийцы. Роджер сказал: — Значит, все в порядке? — Вы слышали меня. — Ну хорошо, — произнес Роджер. Он расслабился, освободил плечи и подался назад. Шоун не двинулся. Роджеру пришло в голову, что Шоун может вытряхнуть жизнь из любого, кто встанет у него на пути. Сейчас этот человек был неистов, так как ему нанесли смертельную рану и он испытывал еще более смертельный страх. Впрочем, он всегда действовал под влиянием своих страстей. — Ну хорошо, — повторил Роджер, — а теперь заставьте свою жену поверить в то, что вы мне сказали. — Не впутывайте сюда мою жену. — Я и не впутываю, — возразил Роджер. — Она уже в этом деле. Она хочет вернуть сына. Шоун замахнулся правой рукой, сжатой в кулак, — ему хотелось бить, причинять боль. — Я позабочусь о своей жене и сыне, — прорычал он. — А ты выкатывайся. Для Роджера трудность заключалась в том, что он не хотел поворачиваться к Шоуну спиной. Он боялся, что Шоун бросится на него, когда он повернется. Он посмотрел в налитые бешенством глаза, затем все же медленно повернулся. Шоун не двинулся. Роджер подошел к двери и впервые за все то время, что Шоун говорил, начал думать и замечать другие вещи. До него дошло, например, что, пока он находился в спальне, подъехала машина. Он открыл дверь. Лисса Мередит стояла внизу. Ее лицо находилось в тени, но он уловил предостерегающий взгляд. Она не хотела, чтобы Шоун знал о ее присутствии. По-видимому, она подслушала их разговор, опять быстро спустилась и сейчас с нетерпением ждала слов Роджера о том, что он сказал Шоуну. Почему она так нетерпелива? Роджер подошел к ней. В вестибюле стоял молодой человек с редкими светлыми волосами и выпуклым лбом. Он держал чемодан из свиной кожи. Лисса первой прошла в столовую, они последовали за ней. Она закрыла дверь. — Говорите тихо, — предупредила она. — Мистер Вест, это доктор Фишер, Карл Фишер. Карл, будь внимателен с Дэвидом. Я сказала, что Белле потеряла сознание, но ты не знаешь другого. Не упоминай имени Рики и не показывай вида, что ты об этом знаешь. Пусть он говорит. И не запоминай, что он будет говорить. Быстрая улыбка разделила его лицо надвое: — Как ты скажешь, милая. Ну, я пойду наверх. — Не забудь про Фига Майо, — сказала Лисса. Фишер кивнул головой и вышел. Лисса повернулась к Роджеру и положила свою руку на его — просто и естественно. — Судя по всему, вы недалеко ездили, — сказал Роджер, вздохнув. — Я доехала до ближайшего телефона и поговорила с Тони, а Карл прибыл сразу после того, как я вернулась. Я слышала все, что сказал Дэвид, и нисколько не удивлена. Я всегда знала, что Дэвид будет настаивать, чтобы все делалось так, как считает он, что бы об этом ни думала Белле. До тех пор, пока мы не вернем Рики, мы можем вычеркнуть Дэвида. Выражение, с каким она это говорила, больше чем сами слова поразили Роджера: — Вам что-нибудь еще нужно здесь? — Пока нет. Она вышла через парадную дверь на улицу. Машина Роджера была припаркована в конце тупика. — Кто такой Фиг Майо? — спросил Роджер. — Просто человек, который довел Дэвида до белого каления. Он приставал к Белле. Он был пьян, иначе бы не стал так рисковать. Дэвид выбросил его из окна пятого этажа. Лишь парусиновый навес внизу спас ему жизнь, он сломал только руку и ногу. Все квалифицировалось как несчастный случай, но это тот случай, который может повториться, если Дэвид будет в соответствующем настроении. Она замолчала, а когда они подошли к машине Роджера, многозначительно добавила: — Фиг Майо таких же размеров, как вы. — Если Шоун захочет выбросить меня из окна пятого этажа или даже просто из двери, то мы сможем посадить его в камеру и дать поостыть, — сказал Роджер. — Следует подумать об этом. Лисса склонила голову набок и смотрела на него с полуулыбкой — во всей своей красе. — Это, может быть, и неплохая мысль. Что вы теперь собираетесь делать? — Поговорить с полицейским, который был на дежурстве прошлой ночью. — Можно я пойду с вами? — А может, вы будете здесь полезнее? — Карл справится с Дэвидом — они старые друзья. Карл может его успокоить, тогда как другие выводят его из себя. Из посольства скоро приедут еще люди. Вы что-нибудь нашли? Она садилась в машину. — Кто бы ни проник в дом, он, почти наверняка, сделал это через заднюю дверь, открыв замок, — сказал Роджер, садясь за руль, и добавил: — Итак, вы получили задание держаться как можно ближе ко мне. — Мне это и самой нравится! Вы — первый английский детектив, с которым я познакомилась, — это удачный для меня случай. Таких, как вы, может быть немного. Они мало говорили по пути к полицейскому отделению в Илинге. Констебль в форме находился на дежурстве снаружи. Он узнал Роджера и открыл дверь. Он сказал: «Доброе утро!» и, увидев Лиссу Мередит, был явно озадачен. На улице было солнечно и жарко, а в помещении отделения — прохладно. Плотный и медлительный командир отделения говорил всего несколько минут. Их провели в маленькую, плохо обставленную комнату, где среднего возраста полицейский с каской в руке встал им навстречу с неуклюжего стула. У него было широкое красноватое лицо, большие седеющие усы, волосы с проседью и большие голубые вопрошающие глаза. Они заставляли думать, что во время своих ночных дежурств он пребывал в состоянии постоянного недоумения, сдобренного изрядной долей цинизма. — Это — констебль Мейдмент, — сказал командир. — Вы не будете против, если я покину вас, Вест? Имею честь, миссис Мередит. — Он вышел, и дверь за ним закрылась. — Доброе утро, Мейдмент. — Роджер оживился. — Сожалею, что пришлось вас вытащить из постели. Мейдмент закончил дежурство в половине восьмого утра. — Это миссис Мередит. Она представляет американское посольство. Мейдмент продемонстрировал похвальное самообладание, его взгляд лишь скользнул по лицу Лиссы и сосредоточился на Роджере. — Вы не заметили чего-нибудь необычного на Вейвертри-роуд прошлой ночью? Полицейский констебль Мейдмент был готов к ответу: — Ну, так вот, сэр, в какой-то степени да, а в какой-то — и нет. — А что произошло? — Это было часа в два или немного позже. Машина выскочила с Вейвертри-роуд и направилась в мою сторону, вниз по Уикхэм-авеню. В такое время не часто увидишь незнакомую машину; это, безусловно, не был местный доктор. Роджер понял, что этот человек расскажет все сам и лучше не заставлять его отвечать на вопросы. — Любопытно то, что я не слышал шума мотора целую минуту. В этот час на Вейвертри очень тихо — и вы можете услышать даже кошку. Внезапно заработал мотор и зажглись передние фары, а машина мгновенно оказалась у поворота. — Ну а теперь, что у вас еще припрятано, — потребовал Роджер. Мейдмент засветился от удовольствия: — Вейвертри-роуд ведет к холму, сэр. Кто едет с вершины, может выключить мотор и затем включить снова около поворота. Так что я проявил особую бдительность прошлой ночью и проверил передние и задние двери. Я не обнаружил чего-нибудь тревожного. Машина — большой «Остин А‑70», одна из тех новых моделей, которые отлично выглядят и не часто встречаются. — Вы уверены в этом? — Абсолютно. Черная, может быть темно-синяя, только я не думаю, что они делают синие. В ней было три человека. Двое на переднем сиденье и один — на заднем. Я видел их, когда они проезжали под фонарем. Она шла не быстро, да, не быстро. Человек на заднем сиденье обернулся и посмотрел на меня. — Я мог видеть его лицо, когда они проезжали под фонарем. Осторожность сковывала его нетерпение. — Не то чтобы я смог бы узнать его снова, сэр. — Это было около двух часов? — Точно, около этого времени. — Что еще? — Все было тихо и спокойно, — ответил Мейдмент и почему-то почувствовал неловкость. — Я надеюсь, не произошло ничего серьезного? Я ничего не обнаружил, сэр. — Вам не в чем себя упрекнуть. Вы уверены, что в машине были только три человека? — Я видел только троих. — Ну хорошо. Все это есть в вашем рапорте? — Да, сэр. — Хорошо. Держите это под вашей шляпой, Мейдмент. Прошлой ночью произошли любопытные события, и мы не хотим, чтобы люди, которых это касается, думали, что мы кого-то в чем-то подозреваем. Все ясно? — Совершенно ясно, сэр. — Ну а теперь отправляйтесь спать. — Роджер кивнул ему и улыбнулся. Он открыл дверь для Лиссы, прошел за ней в коридор и повел в кабинет начальника, которого там не было. — Посиди минутку, — попросил Роджер, прошел к неуклюжему креслу начальника и сел за аккуратно прибранный стол. Он осторожно, чтобы не нарушить порядок на столе, взял телефонную трубку: — Главного инспектора Слоана, пожалуйста… Хелло, Билл. Черный «Остин А‑70», одна из последних моделей. Покинул Вейвертри-роуд, Илинг, около двух утра. Проверь его движение, где можно; хорошо? — Олл райт. — Есть предположение, что он направился к лондонскому аэропорту, — продолжал Роджер. — Проверь это в первую очередь. Проверь, какие самолеты вылетели из аэропорта после трех часов и выясни, был ли на борту десятилетний мальчик. — А какое направление? — Вероятно, Америка, но это предположение. Если у тебя не будет рейса из Лондона, попытайся через Гетвик и меньшие аэропорты. Это самое важное. — Хорошо, как выглядит мальчик? — У меня пока нет его описания, но, по-видимому, он выглядит младше своих лет. И еще, Билл, если ты что-нибудь узнаешь, позвони мне в американское посольство и, если меня там не будет, спроси мистера Марино. Я позвоню тебе как только доберусь туда. — А в чем, собственно, дело? — потребовал Слоан. — Когда узнаю, скажу. Пока. Лисса держала в зубах наполовину выкуренную сигарету «Пэл Мэл», и, когда Роджер открыл свой портсигар, она склонилась над зажигалкой, глядя на него поверх пламени. Случилось так, что он увидел в ее глазах смех. — Итак, вы думаете, что его отправили назад, домой? — Возможно, — сказал Роджер. — Интересно, как эта машина, которая называется мозгом, у вас работает? — Вы хотите, чтобы Дэвид Шоун находился в Англии со специальным заданием и делал работу, которую не мог делать в Штатах. Его жена хочет жить в Штатах, а он не хочет оставаться без нее здесь. Так что у него множество причин думать о том, что он будет более счастлив дома. Если какая-то третья заинтересованная сторона хочет, чтобы он прекратил работу, а именно это предполагаете вы и Марино, то один из лучших способов — сказать ему, что его сын в безопасности в Штатах. Это могло бы стать поводом прервать его пребывание в Англии. Роджер посмотрел на часы: — Сейчас около часа. Если мы действительно хотим работать быстро, то должны позвонить в аэропорт Кеннеди и выяснить, не прибыл ли туда мальчик из Лондона. Полет занимает около двенадцати часов, так что у нас в запасе около часа. Возьмите на себя труд позвонить. — Позвоните сами, — ответила Лисса. — А он не на обеде? — Он не уходит на обед, он довольствуется сандвичем в офисе. Марино был внимательным слушателем и не просил ничего повторить. Имя Рики Шоуна не было произнесено, но Марино обещал немедленно связаться с аэропортом Кеннеди и положил трубку. — Ну, и что теперь? — спросила Лисса, в ее голосе звучала издевка. — Дело может закончиться хорошим обедом, после того как вы снова позвоните Тони. И вы и я могли бы поговорить о погоде. — Прекрасная мысль, — сказал Роджер сухо. — Но я ведь еще и работаю и, вероятно, в Лондоне прошлой ночью совершались и другие преступления. В следующий раз. — Следующего раза может не быть. Если Дэвид будет отослан в Нью-Йорк, меня пошлют вслед за ним. — Если он такая важная персона, вы можете найти способ остановить его. По крайней мере, до тех пор, пока не найдут его сына. Если вы будете держать Шоуна и его жену подальше друг от друга, это может помочь, имейте дело с каждым в отдельности. Он засмеялся, но на него наползало плохое предчувствие. — Я всегда слишком много говорю. Он встал, и они пошли вниз по лестнице в давящую жару сентябрьского дня. И быстро покатили на Гросвенор-сквер. К кабинету Марино Лисса шла первой. Тот сидел за своим огромным письменным столом так, будто и не двигался с тех пор, как они ушли. В его улыбке не было даже оттенка дружелюбия, как утром, в ней чувствовалось какое-то напряжение, и это заставило Лиссу остановиться посреди комнаты. — Что случилось? — спросила она требовательно. Марино сказал: — Садитесь, Вест. Если бы вы оказались на моем месте, когда это все началось, может быть, мы бы уже нашли Рики. Я не пойму, почему мне не пришло в голову, что они отправят его обратно в Штаты по воздуху. Я не знаю, почему это не пришло и вам в голову, Лисса. Рики был в самолете, который вылетел из Лондона в три пятнадцать сегодня утром. Но он не долетел до Нью-Йорка. Он сошел в Канаде. В настоящее время он может быть в Канаде где угодно. Может быть где угодно, повторил Марино. — Я связался с ФБР — узнать что-нибудь. Но вы знаете, как трудно найти кого-нибудь в Канаде или Штатах. Мы потеряли мальчика, а могли бы спасти его. Это — наша единственная надежда. Инспектор, вы можете действовать так же быстро, как думаете? — Дайте мне связаться со Скотленд-Ярдом, — сказал Роджер. (обратно)6. ВЛАДЕЛЕЦ «ОСТИНА»
Слоан уже обнаружил, что мальчик, единственный ребенок на борту ТСР‑10, вылетел из Лондона в сопровождении мужчины средних лет, у которого был американский паспорт на имя Мак-Магона. Мальчик имел паспорт на имя Симса. Ребенок казался сонным. Мак-Магон очень суетился вокруг него и никто не предполагал, что происходит нечто странное. Описания внешности Мак-Магона расходятся, но три разных сообщения из аэропорта сходятся в одном: у него большая голова, непропорционально большая для его тела. Они прибыли в лондонский аэропорт в старом «бьюике», и шофер уехал, как только высадил пассажиров. Слоан уже пытался обнаружить «бьюик». «Остин А‑70» был прослежен вплоть до Хаммерсмита, и тамошняя полиция уже проверяет все гаражи в районе, где есть такие машины. Роджер рассказал все это Марино и Лиссе Мередит, пока они находились в офисе. — Вы должны найти владельца машины, — безапелляционно заявил Марино. — Вест, вы не знаете, как это важно! — Может наступить такое время, когда ему можно будет сказать об этом? — спросила Лисса. Марино медленно ответил: — Может быть. Он долго молчал, глядя на Роджера в упор проникновенным взглядом. — Я думаю, ты права, — сказал он наконец. — Это согласовано с послом. Ну, Вест, история такова. Дэвид Шоун долго жил в России и во Франции во время дискуссий о запрещении испытаний. Он — тот самый ученый, который разработал способ распознавания даже небольших ядерных взрывов и потому он — ключевая фигура. Россия, Франция и Китай хотят одно из двух: либо не дать Соединенным Штатам разработать такой детектор, либо, если это не удастся, завладеть им и таким образом нейтрализовать его ценность. Как бы там ни было, они в нем нуждаются. Я могу сказать, что все утро шел постоянный обмен телеграммами между Лондоном и Вашингтоном. Настолько это важно. — Я могу понять, как это важно, — сказал Роджер. — Я уверен в этом. Есть и другие вещи, которые вы должны знать. Когда он находился в своем коннектикутском доме, в него стреляли. Это случилось прошлой весной. Два месяца спустя его едва не переехала машина. С тех пор ФБР опекает его, потому что мы ждем дальнейших неприятностей. И теперь вот они. Марино помолчал и затем обратился к Лиссе: — Карл Фишер говорит, что с Дэвидом — хуже некуда. — Он выглядел так, будто хотел сделать с мистером Вестом тоже, что с Фигом Майо, — сказал Лисса натянуто. — Как Белле? — Карл сделал ей укол, так что в течение двадцати четырех часов она будет спать. Дэвид одобрил это. Он не хочет больше иметь осложнений, как и все мы. Но не нужно обманывать себя. От Дэвида не будет никакой пользы, пока не найдется мальчик. Белле будет все валить на него, а он от этого становится сплошным комком нервов. Вест… — Марино замолчал, улыбка осветила его мрачное лицо. — А, черт с ним, Роджер, Дэвид Шоун уже давно находится на грани безумия. Частично — от напряженной работы и, верьте мне, что такой нагрузки хватило бы на дюжину людей. Он все тянет. Но он человек явно с раздвоенной личностью, как говорят некоторые — шизофреник. Во время отпусков или когда он не работает над чем-нибудь новым, он способен на странные поступки — для него это предохранительный клапан. Когда он работает, работа поглощает избыток его энергии и он ведет себя почти как нормальный человек — пока не наступит кризис. А это, скажу я вам, становится действительно чем-то немыслимым. В такое время он не слушает голоса разума. — Он будет слушать, если с ним обращаться пожестче, — вставил Роджер. — Он выкидывает человека из окна, и ему это сходит с рук. Он выполняет важную работу здесь и предъявляет ультиматум — доставьте сюда его жену или он прекратит работу. Затем — доставьте сюда его сына. Вы сами создали у него такое представление, будто он единственный, кто может выполнить эту работу. Марино тихо сказал: — Полагаю, что он так и думает. — Почему бы не сделать так, чтобы он думал иначе? — Он бросит работу. — Риск есть, конечно, — продолжал Роджер. — Но не можете же вы серьезно считать, что после этого он останется доволен своим пребыванием здесь. Вы можете вернуть ему сына, но вы никогда не убедите его в том, что этого снова не произойдет. Он останется здесь в надежде, что вы будете более настойчивы в поисках сына, но что потом? — Роджер пожал плечами. — Он может выступить против вас. Он — человек с одной существенной слабостью: спесивая заносчивость. Если его верховенству в области работы начнет что-то угрожать, он может перемениться. Последовало молчание. Марино потирал черную поросль на своем лице — ему стоило бы побриться. — Ну, домашний психиатр, — сказал он с улыбкой, — Лисса, что ты об этом думаешь? — Мне не хотелось бы быть тем человеком, который скажет Дэвиду, что у него есть конкурент. — А как бы вы начали осуществление этого предприятия? — спросил Марино у Роджера. — Использовал бы шокотерапию. В следующий раз, когда он начнет выкидывать свои номера, обрушился бы на него со всей силой. Нужно заставить его понять, что не все может сойти ему с рук, не только убийство. Марино медленно произнес: — Об этом, конечно, следует подумать. Какие еще соображения? — Жена Шоуна, — сказал Роджер. — Кто-нибудь ею занимается? Она неврастеничка… — Кто это сказал? — Я намекнула на это, — вступила Лисса. — Я не имела в виду, что психиатр даст такое заключение. — Мы проверили ее с этой стороны, — сказал Марино, — Она не неврастеничка в медицинском смысле. Ее самолюбие пострадало из-за потери собственного состояния, и, может быть, это привязало ее к Шоуну. Она не принимает наркотики. Она просто женщина, которая настолько жалеет саму себя, что превратилась в неврастеническую развалину. — Она знает, насколько важную работу выполняет Шоун? — Она не знает, что он делает, — сказал Марино. — Но она знает, что работа держит его в Европе, в то время как она хочет, чтобы он был дома. Зазвонил телефон, Марино взял трубку: — Да, Херб?.. Давайте его. — Он протянул трубку Роджеру: — Мистер Харди просит вас. Роджер взял трубку. Внезапно до него дошло, что это помощник комиссара, во власти которого сместить его с работы, которую лучше бы выполнил агент МИ‑5 или сотрудник Особого отдела. Марино и Лисса внимательно наблюдали за ним. — Привет, Красавец. — Харди был в благодушном настроении. — Вы на какое-то время прикомандированы к американскому посольству, и вам надлежит выполнять все, что они попросят. Если у вас будут какие-нибудь возражения по поводу того, что вы не должны делать, соединитесь со мной, но не тратьте на это много времени. — Ни одной минуты, сэр! — Если нужна помощь, используйте Слоана. — Я это сделаю. — Есть надежда на быстрые результаты? — спросил Харди. — Это не просто важно, это жизненно важно. Работайте день и ночь, но добейтесь результатов. — Шансы наполовину, — сказал Роджер. — Благодарю, мистер Харди. — И послушайте, — сказал Харди. — Не говорите Джанет или еще кому-либо, где вы работаете, держите это под шляпой и не снимайте ее с головы. — Хорошо. — Удачи, — сказал Харди отрывисто. Роджер положил трубку, сморщил губы и посмотрел Марино в глаза. Он был абсолютно уверен в том, какими глазами смотрит на него Лисса. Он сказал: — Я в вашем распоряжении. — Вы ни в чьем распоряжении, — выпалил Марино. — Что касается возвращения Рики или выяснения, где он, мы принимаем ваши распоряжения. Но вы не можете работать на пустой желудок. Лисса, почему бы вам не пойти и не обеспечить Роджеру обед? Он сидел напротив Лиссы Мередит и поглощал огромный бифштекс на косточке. Проблема похищения Рики Шоуна куда-то отодвинулась. Не потому, что Лисса что-то сказала или сделала, а просто потому, что, когда она была здесь, не было места ни для чего другого. Они отгородились от всего мира. Роджер знал, что так будет продолжаться недолго. Нужно найти ребенка, который с человеком по имени Мак-Магон был где-то в Канаде или Соединенных Штатах. Он даже не представлял себе, что не сумеет его найти. Официант наливал кофе, когда к ним подошел другой официант, с телефонным аппаратом, и включил его в розетку в стене: — Просят старшего инспектора Веста. — Благодарю, — сказал Роджер. — Роджер, — услышал он голос Слоана, в котором чувствовалось нетерпение. Посторонний мир снова ворвался в их уединенную обитель, перед ними снова со всей остротой встала та же проблема. — Я думаю, мы уже кое-что имеем. — Машина? — мгновенно выпалил Роджер. — Может быть. Пил обнаружил ее в гараже около Хаммерсмит-бродвей, чуть в стороне от Фулхэм-роуд, «Остин А‑70». Какой-то американец пригнал ее для ремонта неделю назад, он же и забрал. Пил выяснил, что машина пришла со стороны Барнеса и в том же направлении уехала. Два или три гаража на Барнес-роуд заправляли машину горючим. За рулем был американец. Может быть, стоит поспрашивать полицейское отделение Барнеса, не могут ли они помочь? — Да, и не теряй времени. Пошли Пила в Барнес. — Он уже там. — Отлично, тогда встретимся у главного газетного киоска на станции метро Хаммерсмит через полчаса, — сказал Роджер. — На этот раз я отпускаю вас с радостью, — произнесла Лисса.Слоан, казавшийся еще больше, чем всегда, в немного маловатом ему коричневом костюме, стоял у киоска с журналами и книгами на станции подземки. Он не оглянулся, пока Роджер не подошел к нему на расстоянии ярда. Они двинулись молча, смешались с толпой, вышедшей из поезда, повернули налево к боковому выходу, зашагали быстрее, стараясь не показать, что спешат к машине Роджера. — Иди за мной на приличном расстоянии, — сказал Роджер. — И не к гаражу. Мы займемся им позднее. Иди к штабу полиции, я встречу тебя там. — А в чем дело? — спросил Слоан. — Похоже, что за нами следили, человек прятался за такси при выходе со станции. Думаю, он выслеживал меня. Слоан усмехнулся, будто это была шутка. — Ну, увидимся. — Он зашагал к своей машине. Роджер взял газету, лежавшую на сиденье автомобиля, захлопнул дверцу и вышел с другой стороны. Он прошел мимо человека около такси, не глядя на него, подождал у пешеходного перехода, пока не загорелся зеленый свет, и быстро пересек улицу. Он почти столкнулся с человеком, шедшим ему навстречу, извинился, отступил в сторону, быстро взглянул на другую сторону тротуара, повернул на Гросвенор-роуд и огляделся. Высокий и худой человек в дождевике переходил улицу по пешеходному переходу. Было слишком жарко для подобной одежды. Роджер замедлил шаги, давая возможность человеку настичь его, но тот прошел мимо, не оглянувшись, и зашел в какую-то лавчонку. Он вышел, когда Роджер прошел мимо. (обратно)
7. МЕРТВЕЦ
Роджер свернул к входу в Хаммерсмитское полицейское отделение. Его узнали, он кивнул головой и поспешил в кабинет к начальнику. Уиррел, командир отделения Хаммерсмита, был долговязый меланхоличный йоркширец, медлительный и в движениях, и в речи, но достаточно быстрый в решениях. — Я действительно очень спешу, — сказал Роджер. — На улице стоит человек. Проследите за ним. Он в дождевике. Уиррел ответил: — Будет сделано немедленно. — Подняв трубку, он дал указание кому-то по имени Джордж, послушал, хрюкнул и положил трубку: — Этот человек болтается здесь около часа или дольше, сержант внизу обратил на него внимание. Его кажется интересует наше отделение и станция метро. А в чем дело, Красавец? Роджер скривился в гримасе: — Пока это под грифом «секретно». У вас сейчас есть какое-нибудь крупное дело? Крупное для меня и Слоана, чтобы оправдать наше присутствие и чтобы «дождевик» захотел бы выяснить, не устраивается ли здесь большой спектакль. — У нас есть мертвец, — сказал Уиррел с видом еще более безразличным, чем всегда, но в глазах его плясали смешинки. — Этого хватит. У него перерезана глотка. — Самоубийство? — Дыра в четыре дюйма, перерезана сонная артерия. Еще немного — и голова отвалилась бы. Его вынули из воды пару часов назад. Когда я увидел ваше симпатичное лицо, я подумал: вы по этому делу. — А где тело? — Сейчас оно должно быть уже в морге. Уиррел снова взялся за телефон и поговорил с кем-то, чей голос доносился из трубки. — Где тот труп, который мы достали из Темзы?.. Да, да, дорогой. — Он оставил в покое телефон. — Только что доставили в морг. Хотите взглянуть? — Да, пожалуйста. Пусть там будет кто-нибудь, с кем можно поговорить об этом мертвеце. Причем так, чтобы разговор слышал этот, в дождевике. Уиррел смотрел на него внимательно и настороженно: — Ты выглядишь так, будто сам хочешь перерезать кому-то глотку. Зазвонил телефон. — Старший инспектор Уиррел… Это Слоан. Уиррел кивнул Весту — «внизу». — Попроси подождать. — Он, вероятно, может рассказать лучше, чем тот, которого я дал для вашего «дождевика». — Но «дождевик» его знает. Уиррел пожал плечами. — Мы идем вниз, Билл, — сказал он и повесил трубку. На пути к вестибюлю он спросил о Джанет и мальчишках. Семейство Вестов знали в большинстве отделений полиции. Роджер отвечал машинально, мысли его блуждали, анализируя новые факты. Его не выслеживали до Хаммерсмита. Человек в дождевике бывал здесь раньше, и он знал его. Этот Джордж, о котором говорил Уиррел, должен быть на высоте. Если человек в плаще обнаружил, что за ним следят, то пройдет мимо своего сообщника и тот узнает, что его тоже засекли. — А этот Джордж хорош для дела? — Это лучшее, что у меня есть. — Надеюсь, вы даете им хорошую подготовку. Подойдя к Слоану, Роджер рассказал ему, что произошло и куда они направляются. Они шли в морг — оба большие, высокие — и оживленно разговаривали. Человек в плаще стоял на другой стороне улицы на автобусной остановке. Он держал перед собой сложенную газету и, казалось, читал ее. Два человека вышли из полицейского отделения, подошли к автобусной остановке и стали ждать, разговаривая и смеясь. Один из них указал на Роджера. — Он дает возможность «плащу» услышать, что мы интересуемся вами, сказал Уиррел. — Благодарю, — произнес Роджер. — Прошу прощения, что я окутал все такой тайной. Есть ли в морге другой выход? — Да. — Это то, что нам нужно, — сказал он, обращаясь к Слоану. — Я пойду первым и — хотя нет, я не пойду. Уиррел, можете называть меня как угодно, но сделайте для меня еще кое-что. Пошлите одного из ваших ребят в… Как вы называли тот гараж, Билл? — Стебберс. — Я знаю Стебберс, — сказал Уиррел. — И что там? — Узнайте, следил ли кто-нибудь сегодня за гаражом? Они подошли к воротам морга. — Поболтайтесь здесь, — сказал Уиррел. — Я пойду назад и дам вам последние сведения о «плаще». Он повернул обратно, а Роджер и Слоан вошли в маленькую прихожую морга, а затем в холодное мрачное помещение. Каменные полки были пусты, за исключением одной в углу, на которой лежало тело, небрежно прикрытое простыней. Рядом работали три человека. Один из них — полицейский фотограф, делавший последние снимки перед тем, как сложить свое имущество. Второй обшаривал карманы мертвеца, отдавая все, что обнаружит, третьему, который делал письменную опись, прежде чем сложить все в одно место. У делающего обыск был в руках мокрый бумажник. — Один бумажник, — сказал он. Подняв голову, он узнал Роджера и сразу же изменил свой небрежный тон: — Добрый день, сэр. Роджер улыбнулся: — Что за бумажник? — Американский. — Человек передал бумажник. — В нем несколько долларов. Он смотрел, как Роджер взял бумажник, вытащил из него несколько долларов и начал разглядывать уголки. — Двадцатки, — сказал Роджер и сосчитал. — Семь двадцаток, две или три десятки. Ничто в его голосе не выдавало возбуждения, которое он испытывал, и Слоан взял на заметку, как следует скрывать свою заинтересованность. Роджер подошел к каменной плите, используемой вместо стола, и взглянул на лежащего там человека. Мокрый носовой платок, ключи и маленький нож на цепочке, катушка клейкой ленты, три кредитные карточки, обычные для Соединенных Штатов и малоизвестные в Англии, на имя Эда Скаммеля. Он показал карточки тому, кто обыскивал: — Где вы их нашли? — Любопытная вещь, — ответил он. — Вы думаете, они лежали в бумажнике; правда? Ничего подобного. Подкладка его кармана была разорвана, и карточки были под ней. Я просто проверял сначала необычные места. — Отлично, сержант, — сказал Роджер. — Как ваше имя? — Дэй, сэр. — Дэй, никому неговорите, что этот человек, вероятно, американец. Не говорите и в отделении, просто свидетельствуйте, что он еще не опознан, но ничего необычного нет. Ясно? Последовала серия: «Да, сэр». — Благодарю вас. Роджер обследовал все, что было найдено в карманах мертвеца, но не обнаружил ничего полезного. Дверь открылась — и вошел Уиррел, наклонив голову, чтобы не стукнуться о притолоку. Роджер и Слоан подошли к нему. Они постояли у двери, пока другие занимались трупом, бросая на них любопытные взгляды. — «Дождевик» взял такси, Джордж взял другое, — сказал Уиррел. — Вы удовлетворили его любопытство, я думаю. Через десять минут или около того у меня будут известия из гаража Стебберса. — Отлично, — сказал Роджер и улыбнулся, пытаясь немного расслабиться. Собственно, он никак не мог расслабиться с того самого момента, как услышал о похищении ребенка. В нем завязался какой-то узел, который затягивался все сильнее, даже Лисса не снимала напряжения. Теперь он выискивал связь между событиями и фактами последнего времени. Были: американец, найденный в Темзе с перерезанной глоткой, похищенный ребенок, «Остин А‑70» с американским шофером и «бьюик», который видели в лондонском аэропорту. Похищение — всегда подлое дело, выделяющееся среди других преступлений особой мерзостью. Это работа бесчувственных, безжалостных подонков, работа убийц. Какой и было убийство человека, кредитные карточки которого носили имя Эда Скаммеля из Элизабет, штат Нью-Джерси. Помимо этого угнетающе действовала еще и атмосфера секретности, созданная Марино и Лиссой. Вместо того чтобы отдохнуть от всех дел тогда утром по дороге в Скотленд-Ярд, он стал как натянутый стальной трос. — Отлично, — повторил он. — Уиррел, я попросил ребят не говорить о том, что мертвец был американцем. Это будет иметь значение на протяжении часа или около того. Присмотри за этим. — Он не дал времени Уиррелу даже кивнуть. — Будь добр, все найденное в карманах необходимо упаковать и немедленно отправить в Скотленд-Ярд. Прошу пометить, что это для меня, через контору Харди. Это было единственное средство, чтобы ничего не напортили. — Сделаю, что еще? Роджер ухмыльнулся: — Когда я смогу получить снимок того парня? — Мы сделаем один срочно, — пообещал Уиррел. — Сделайте побольше, скоро они нам понадобятся, — ответил Роджер. Десять минут спустя они снова находились в полицейском участке. Сообщение из гаража Стебберса уже поступило: никого не заметили болтающимся около него, если не считать расспросов Пила об «Остине А‑70», но это было в другой день. Мокрые отпечатки были готовы быстрее, чем думал Роджер. Он положил их между листами промокательной бумаги, прежде чем выйти. Гараж Стебберса был обычный — небольшой, неопрятный, провонявший бензином и маслом. Там работали два молодых парня и механик в верхней грязной робе. Один из них сидел на скамье, двое других ковырялись в моторе машины пятнадцатилетней давности. Там был обычный подъемник на замасленном толстом стояке. Размеренный шум заряжающихся аккумуляторных батарей заполнял помещение. Стебберс был маленьким полным человеком в сером костюме, заляпанном пятнами. Он поспешно вышел из конторки, застекленной с трех сторон. За правым ухом торчал карандаш. Неопрятные толстые щеки сморщились в улыбку, которая, вероятно, было скорей наигранной, чем искренней. Он потирал руки: — Чем могу быть полезен, джентльмены? Роджер показал свое удостоверение: — Об этом американце и «Остине А‑70». Он не оставил вам адреса? — Нет, сэр, — сказал Стебберс, теперь его возбуждение было уже заметно. — Не было в этом нужды, — добавил он, как бы извиняясь… — Он хотел, чтобы работа была сделана быстро. Ведь нет закона, чтобы… — Вы видели этого человека раньше? — Нет, я с тех пор его не видел. Я уже однажды отвечал на эти вопросы и… — Я просто проверяю, — сказал Роджер. — Машина краденная, что ли? — Мы хотели бы это выяснить, — протянул Роджер. — Вы не заметили чего-нибудь особенного? — Нет, я нет, но Берт — это механик, который ее ремонтировал и отсутствовал, когда приходил другой полицейский, — заметил кое-что. Он не совсем уверен, заметьте, что гнездо для номерного знака «Остина А‑70» могло быть снабжено приспособлением для замены. — Только «могло»? Где этот механик? — Берт! — проревел Стебберс. Берт был в обтрепанном белом пиджаке и новой фетровой шляпе, лишь слегка заляпанной на полях масляными пятнами. Он видел машины, снабженные устройством для смены двух или трех номеров, — осматривал их для полиции. Он объяснил, что у этого «остина» тоже имелось такое приспособление, но номер был только один. — Вы сообщили этот номер полицейскому? — Конечно, — сказал Стебберс. — Помогать полиции всеми средствами — это мое правило. — Придерживайтесь его. Кстати, — сказал Роджер, вынимая папку с промокательной бумагой из-под мышки и раскрывая ее, — кто-нибудь из вас видел этого человека? Они уставились на фотографии. — Ну конечно, это же тот янки! — воскликнул Стебберс — Это он; не так ли, Берт? — Такую физиономию, как эта, ни с кем спутать нельзя, — ответил Берт.Снабженный дюжиной фотографий американца Роджер отправился к полицейскому отделению Барнес, где Пил собирал дополнительные сведения о гаражах. У них были названия трех гаражей, куда американец, водитель А‑70, заезжал на заправку. Все узнали его по фотографии. — Так что его стоянка где-то поблизости, — сказал полицейский инспектор Пил. Он был вариантом Слоана, но моложе, со свежим лицом, голубыми глазами и короткими светлыми волосами. — Нам нужен адрес, и как можно скорее, — заметил Роджер. — Но сделать все надо так, чтобы владелец не догадался, что мы его выследили. Я еду в Ярд — получить сведения, поступившие туда к этому часу. А вы командуйте здесь. — Мы найдем машину, — сказал Пил. Слоан был в Скотленд-Ярде со свежими новостями. Регистрационный номер на А‑70, сообщенный Стебберсом в гараже, — фальшивый. Он не зарегистрирован в Англии. Билл сразу же послал в отделение Барнес шесть человек из Ярда. Но они ничего не нашли. Даже «человек в плаще» ускользнул от Джорджа, рекомендованного Уиррелом.
На следующее утро около половины десятого Роджер заканчивал телефонный разговор с Марино и Лиссой. Важных новостей о Шоунах не было, их состояние не изменилось. В десять сорок пять Пил позвонил из отделения Барнес: — Мне кажется, у нас есть кое-что, сэр. Не могли бы вы подъехать? — Доберусь быстро, как смогу, — обещал Роджер. — Выяснили что-нибудь о машине? — Я ее не видел, но «остин» принадлежит женщине по фамилии Норвуд. Миссис Кларис Норвуд. Она живет в доме под названием «Рест» на берегу речки около Чизуик-степс. Мертвого американца видели, когда он подвозил ее к дому. Она вылетела в Париж сорок восемь часов назад и с тех пор, по сведениям маклеров, место вакантно. — Надо быстро все проверить, а гараж оставьте мне, — сказал Роджер. — Подождите минутку! Эта дама Норвуд, что вы можете сказать о ней? Пил ответил: — Это веселая вдова. У нее полно друзей-мужчин, но в последнее время она была верна только одному. — Имя? — Я пока не знаю. Услышал об этом в последний момент. — Отряди другого человека следить за домом миссис Норвуд, и пусть он попытается выяснить что-нибудь об этом ее постоянном приятеле, — распорядился Роджер. — Это может быть весьма важно. (обратно)
8. ГИССИНГ
Небольшой приятный кирпичный домик стоял одиноко, окружающий его сад спускался к медлительной Темзе. На противоположном берегу виднелись темно-красные стены фабрик. Недалеко от дома, выше и ниже по реке, находились пристань и склады, стояли суда. А здесь сохранился оазис, окруженный с трех сторон деревьями в полном зеленом убранстве, а с четвертой — рекой. Небольшую лужайку с розовыми кустами и свежеперекопанными клумбами обрамлял густо растущий кустарник. На берегу реки — деревянная пристань с привязанной белой маленькой шлюпкой, мягко покачивающейся на воде. Большинство окон смотрят на реку, те, что поменьше, обращены к деревьям. Часы показывали полдень. Полицейские из Ярда приходили в дом под видом электриков, но на стук никто не отвечал. На другой стороне реки, у окна одного из складов, стоял Слоан с мощным биноклем в руках. Двое других полицейских также вели наблюдение не слишком далеко: вдруг понадобится помощь. Они могли видеть, кто входит и выходит из дома, у которого нет номера, а только название: «Рест» — отдых. Крыльцо выложено бледно-зелеными плитками, передняя дверь и все деревянные части светло-коричневого цвета, остроконечная крыша покрыта черепицей. Гараж находился позади дома. Роджер подъехал по узкой улочке, ведущей к дому «Рест», миновал деревья и почувствовал себя в полной отрешенности, когда очутился у белых дверей гаража. Места для «остина» было вполне достаточно. Электрическое освещение и дневной свет отражались на полированном черном кузове. Роджер открыл дверцу со стороны водителя, сел за руль, заглянул во все кармашки и бардачок, затем занялся поисками отпечатков пальцев. Ему понадобилось всего пять минут, чтобы определить — машина тщательно вычищена и вымыта. Позднее будет проведен осмотр дюйм за дюймом, сейчас же у него была более срочная работа. Он вышел из гаража, развернул свою машину и подошел к дому. Единственными звуками, которые сюда доносились, были плеск воды поблизости и чириканье птиц. В доме царила тишина. Он осмотрел заднюю дверь и попробовал потянуть за ручку. Дверь была заперта. Он обошел дом по дурацкой дорожке, аккуратно выложенной камнями, но в которых у невнимательного человека вполне могла застрять нога. Плеск воды стал громче. Солнце ярко блестело на речной ряби. Он подошел к передней двери и громко постучал. Подождав, постучал снова, потом позвонил. Он оглянулся — никого не видно. Он оставил Пила за двести ярдов отсюда, там, где эта маленькая частная дорога отходила от основной магистрали. Пил хотел пойти с ним, даже пошел следом, но получил строгое указание оставаться на месте. Было ли так безопаснее? Был ли он в безопасности? Не скрывали ли деревья еще одного наблюдателя, человека, который готов перерезать еще одну глотку? Роджер потрогал ручку, но и здесь дверь была заперта. Он подошел к ближайшему окну, осмотрел его и убедился, что с ним будет нелегко справиться. Если все окна такие, то одно ему придется разбить, чтобы забраться внутрь. У него не было ордера на обыск, но ради дела Харди его прикроет. Возобновив обход дома, он попробовал отмычку в задней двери. После множества нажимов и поворотов она, наконец, сработала. Тут он обнаружил, что дверь заперта еще и на засов. Рядом он увидел маленькое окошко с защелкой, до которой можно дотянуться длинной пилкой для ногтей. Через пять минут он был на кухне. Не было слышно ни звука. Он закрыл окно и медленно прошел к двери, ведущей в квадратный вестибюль. Коридоров нигде не было, только три комнаты: две справа и одна слева, и лестница, застеленная ковром от стены до перил. Пол в зале также сплошь был закрыт ковром. Звук шагов приглушал темно-коричневый ворс. Роджер подошел к передней двери, отодвинув засов, открыл ее и постоял несколько минут на крыльце, чтобы Слоан мог его заметить. Закрыв дверь, он вернулся в дом. Три нижние комнаты были светлыми, просторными и смотрелись приятно. Ничего потрясающего, даже мебель простая. Здесь обитали любящие уют зажиточные люди. На маленьком рояле стояло несколько фотографий привлекательной женщины в возрасте от пятнадцати до двадцати лет. Фотографий мужчин не было. Роджер прошел наверх. Единственными звуками было едва слышное шуршание его одежды и мягкие шаги. Он обнаружил, что дышит с присвистом. Четыре спальни с двумя ванными комнатами. Все безупречно чисто, если не считать легкого налета пыли. Все с удобствами, хорошо обставлено, в современном вкусе, и всюду пусто. Хотя в двух спальнях появилось ощущение, что там жили. Женское пальто висело на спинке стула, листок бумаги с отпечатками губной помады валялся в маленькой корзинке для бумаг вместе с парой клочков светлых волос, стояли фотографии той же женщины, но Роджер опять не увидел ни одной фотографии мужчины. Он начал осматривать спальню. Двадцать напрасно потерянных минут вызвали у него раздражение. Ни в одном шкафу не было ни мужской одежды, ни бритвенных принадлежностей, ни каких других следов. «Их могли убрать, — размышлял Роджер, — но более вероятно, что мужчина здесь не жил, только миссис Норвуд». Спустя час после прибытия он уехал. Единственное, что он взял с собой, — это отпечаток на мыле ключа от задней двери. Дверь он оставил закрытой, но позаботился отодвинуть задвижку, на которую она запиралась изнутри.Из Скотленд-Ярда Роджер позвонил в «Сурет Насиональ», парижский знакомый быстро понял о чем речь и обещал поискать миссис Норвуд, но так, чтобы она не поняла, что за ней следят. К несчастью, могло пройти много времени, прежде чем из Парижа поступят известия. А Рики Шоун находился в руках убийц. Роджер получил доклады всех местных полицейских со сведениями о женщине и несколько противоречивых описаний ее постоянного друга. Все сходились только в одном — он был среднего возраста. Во второй половине дня после трех часов, когда зазвонил телефон, он был готов ко всему, кроме звонка из Парижа. Французский инспектор был в приподнятом настроении и сказал на хорошем английском: — Это о миссис Норвуд, инспектор. Мне кажется, мы ее нашли. У Роджера подпрыгнуло сердце: — Чудесно! — Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. — Не так плохо, как вы говорите. Она отвечает вашим описаниям, живет под своим настоящим именем в «Отель де Пари» на бульваре Мадлен. Она останавливалась там и прежде. Мы видели ее раньше. Роджер нетерпеливо подгонял: — Продолжайте. — Мы допросили мужчину, который был тогда с ней. Мистер Джек Гиссинг, Гиссинг. — Француз произнес имя по буквам, медленно. — Тогда мы запрашивали у вас информацию об этом человеке. Это было три, нет, четыре месяца назад. У вас, вероятно, сохранилась запись? — Мы добудем запись! — Такие прорывы бывают всегда, когда их меньше всего ждешь. — У меня нет слов, чтобы выразить вам свою благодарность, — произнес Роджер, подавляя возбуждение. Вскоре он уже просматривал досье на человека, который был известен как Гиссинг. Состоятельный, независимый в средствах. Против него ничего не было, только то, что он имел какие-то таинственные возможности обходить большинство правил, касающихся валютных операций. Удивительно, как мало о нем известно. Французы подозревали его в контрабанде, но ничего не смогли доказать. Роджер послал за сержантом, который работал по запросам французской стороны. Это был темноволосый коренастый корнуоллец, допрашивавший Гиссинга после возвращения в Англию. Гиссинг жил в Кенсингтоне, в шикарной квартире с полным обслуживанием, паспорт у него был в порядке, и его, кажется, развлекали допросы. На кого он похож? Это не тот человек, которого можно забыть, но его трудно описать. Ни большой, ни маленький. — Нам нужны папки министерства внутренних дел с его фотографиями для паспорта, — сказал Роджер. — Вы лучше отправьтесь за ними сами. А я туда позвоню. Это заняло время. Позвонил Марино. Роджер пообещал скоро сообщить новости и положил трубку. Может быть, он говорил слишком резко? Он был бы не так резок, если бы позвонила Лисса Мередит. Он читал данные о Гиссинге до тех пор, пока не выучил их наизусть. Еще один случай, когда о человеке практически ничего не известно. Темное прошлое и темные источники доходов. Он что-то покупал и продавал на бирже, имел зарубежные вложения, которые были блокированы, ничего не было известно только о его американских доходах или капитале. Сержант вернулся настолько возбужденным, насколько может быть возбужден корнуоллец. — Если это Джек Гиссинг, то я китаец, — сказал он, вручая паспортную фотографию Роджеру. — Он, конечно, мог проскользнуть с такой фотографией, но похоже, на паспорте была другая. Ее нельзя использовать для прессы. — Ее вообще ни для чего нельзя использовать, — ответил Роджер. — Мы должны руководствоваться вашим описанием. Слоан взял на себя задачу разослать словесный портрет по портам и аэродромам в надежде, что Гиссинг будет опознан. Роджер был менее оптимистичен и направился на площадь Гросвенор. Херб уже ушел домой. Лиссы тоже не было, она задерживалась. Если Марино и не любил грубых слов по телефону, то в обычном разговоре он не стеснял себя. Было около семи часов. — Привет, Роджер, — встретил его Марино и показал на кресло. — Вы, конечно, выпьете, я знаю. На столе стоял поднос с шотландским виски, «Бурбоном», сверкающий шейкер для коктейля, контейнер со льдом, соленые фисташки, орешки-пекан, арахис. — Что вы будете? — Виски с содовой, пожалуйста, — сказал Роджер. Марино налил виски, не поднимаясь, только вытянув свои длинные руки и даже не наклонившись ни вправо, ни влево. Похоже, он не мог двинуться. На его большом лице отражалось дружелюбие. Он выглядел человеком, которого, казалось, ничто не может беспокоить, хотя похищение Рики Шоуна его очень беспокоило. Покрой его пиджака был безукоризнен. Он плеснул себе в стакан со льдом «Бурбон». — Это за здоровье Скотленд-Ярда, — произнес он и выпил. Его глаза улыбались. — Таким образом все пошло не так, как вы ожидали? — сказал Марино. — Не совсем, — ответил Роджер. — Но мы нашли А‑70, которым пользовались в Илинге, и прояснилось еще кое-что. Марино насторожился, и Роджер рассказал ему все, что было известно. — Многое зависит от того, насколько Гиссинг несет ответственность за похищение. Я думаю, мы его достанем. Есть шанс, что он использует дом у реки. Иначе, зачем ему отсылать свою легкомысленную возлюбленную. Мы держим его под наблюдением. Если Гиссинг знает, где мальчик, то мы найдем средство, чтобы он заговорил. Возможно, воспользуемся убийством Эда Скаммеля как предлогом. Узнали что-нибудь об Эде Скаммеле? — Я звонил в Вашингтон. Если они добудут что-нибудь, то они позвонят. — Хорошо, если Гиссинг подумает, будто его обвиняют в убийстве, он, вероятно, заговорит быстрее. — Конечно, может быть и так. Как долго Эд Скаммель работал на Гиссинга? — По крайней мере три месяца. Его видели за рулем «остина» в районе Барнеса и Хаммерсмита в течение последнего времени с небольшими перерывами. Мы также пытались выяснить, с кем Эд контактировал. Известно, что раз или два в неделю он общался с другим американцем в кафе на Хаммерсмит. Имя того, другого, несколько необычно — Джейберд — как у жены президента. Марино улыбнулся. — Если повезет, то новости о нем поступят к вечеру, — сказал Роджер. — Но нам не удастся скрыть тот факт, что разыскивается американский гражданин. Сам факт убийства пока не просочился, так как официально тело еще не опознано. Однако есть пределы, до которых все можно держать в тайне. Я сказал вам это по телефону. Я не думаю, что следует все скрывать от прессы — или даже пытаться. — Я сказал, делайте как считаете нужным, — напомнил ему Марино. — Продолжайте, и я буду доволен. Главное, чего я хочу, — держать газеты подальше от Шоуна. Это вы можете обеспечить? Роджер парировал: — До сих пор нам это удавалось. Их соседку удовлетворило объяснение, обошлось без особых вопросов. Официально Рики Шоун был отослан в деревню — соседи не будут удивлены, если он не будет показываться на Вейвертри-роуд. Официально, дом тридцать один был ограблен предыдущей ночью, ничего серьезного не пропало. Это займет абзац или два в местных газетах, и ничего в ежедневных. Роджер допил виски. Ему послышался какой-то звук у двери, он оглянулся, но был разочарован: — Какие известия вы получили для меня? — Из Штатов ничего, — сказал Марино. — Белле Шоун все еще находится под воздействием инъекции успокоительного. Шоун не покидал своего дома. Я просил его прийти и повидать меня, но он отказался. Не говорите мне о Магомете и горе. — Марино был все еще изысканно вежлив, он контролировал себя строже, чем в предыдущее утро. — Шоун, как только Белле сможет, хочет отправиться домой. — Больше не было никаких посланий? — По телефону мы ничего не перехватили, — сказал Марино. — Но одно он мог получить, в котором ему рекомендовалось вернуться обратно в Штаты, если он хочет вернуть сына. — Вы позволите ему? — Если Шоун уедет домой, то никогда не вернется, а нам он нужен здесь. — Это ваш ответ? — Мы не хотим задерживать его против собственной воли. Нам нужно добровольное сотрудничество. Речь идет не о том, чтобы заставить его делать то, чего он не желает, Роджер. Ни в коем случае. Если мы хотим, чтобы он вкладывал в дело всего себя. Вы предложили линию поведения по отношению к нему, и, может быть, мы попробуем. Но чтобы мы не выбрали, это не изменит сути дела. Вы правы в одном: даже если мы заполучим Рики обратно, Шоун будет и дальше думать о грозящей опасности. Так что для того, чтобы задержать его здесь, мы должны не только вернуть мальчика, но и убедить Шоуна, что ничего опасного для него здесь нет. — Я не могу вам сказать, почему мне не нравится Шоун. Просто не нравится, — медленно произнес Роджер. — Может быть потому, что вас он настолько озадачил и вы забыли еще один пустяк. Марино посмотрел вопросительно. — О десятилетнем мальчике, очень впечатлительном, привыкшем к легкой жизни, которого в последний раз видели в обществе Мак-Магона, — того, кто, по всей вероятности, перерезал горло Эду Скаммелю. — Это верно, — сказал тихо Марино. — Первое первому. Для меня и для массы других людей этот мальчик стал жизненно важен, но не из-за того, что попал в переделку, а только из-за его влияния на отца. Я сейчас хладнокровен. Какая разница для нас с вами в этом деле: вы хотите вернуть его обратно потому, что он ребенок; я — потому, что он сын своего отца. Я изложил вам причины столь большого значения Шоуна для нас, так как должен был это сделать. Но вы что-то не договариваете, и причины мне непонятны. Марино соображал быстро, очень быстро. — Почему вы так думаете? — спросил Роджер. — Мне просто пришло это в голову; полагаю, и Лиссе тоже. Ей это пришло в голову первой. Она считает, что вы говорите нам не все, что думаете. Лисса думает: вы хороший Роджер, даже более чем хороший, вы — горячий человек. Лисса говорит, что у вас ум работает вдвое быстрее и вдвое шире, чем у обычного человека, и, будучи англичанином, вы многого не договариваете. Я знаю ее уже давно, она редко ошибается. Что вы держите там, про себя? Марино говорил достаточно дружелюбно и неторопливо ждал ответа. — Догадку, — сказал Роджер и встал. Он опять взглянул на дверь, но она не открылась. Лисса не приходила. — Мы знаем, что ребенок был доставлен в аэропорт «Ганда» вчера рано утром, мы знаем, что для своего возраста он был слишком мал и слишком худ. Но мы не знаем, был ли это Рики Шоун. Могла быть подставка. Вы и все, кто ведет охоту, броситесь в Штаты, в якобы подходящее для похитителей место, чтобы забрать туда мальчика. Гиссинг, или Мак-Магон, или кто-то неизвестный будут информированы, куда мы прыгнем, дадут нам возможность гоняться сколько угодно, а спрячут ребенка совсем в другом месте. С помощью миссис Кларис Норвуд, возможно, в Париже. Или где-нибудь в Англии. Мы до сих пор получаем сведения в Ярде о всех мальчиках примерно того же возраста, которые вылетели из страны вчера около трех утра, и мы все равно рискуем остаться обманутыми, потому что они могли переодеть Рики в девочку. Тони, вы должны найти выход избавиться от этой секретности, — продолжал озабоченно Роджер. — Мы потеряли уже слишком много времени. Не обращайте внимания на то, чего хочет Шоун, не оберегайте его и его жену от переживаний, перестаньте нянчиться с ними. Я хочу, чтобы утром фотография Рики Шоуна появилась в каждой английской и американской газете, в любой газете мира, которая ее напечатает. Если это так жизненно важно, как вы говорите, значит, нужно торопиться, а ваша секретность нам мешает, тормозит. Все, что я скрываю от вас и Лиссы Мередит, — это то, что я не люблю подход шито-крыто. Это может погубить единственный шанс — быстро обнаружить ребенка. Вы можете вообще потерять надежду найти его. Он говорил медленно, стоя у письменного стола, глядя сверху на Марино. А Марино никак не показывал, что он чувствует. Прошло какое-то время, прежде чем он заговорил. — Я не думаю, что это возможно, — сказал он. — Но это необходимо. Или я скажу Харди, что просто теряю время и попрошу снять меня с дела, — произнес Роджер. — Посмотрите. Он вынул из атташе-кейса конверт, открыл его и сунул под нос Марино фото Рики Шоуна. Подождав, пока тот посмотрит, он вытащил другую фотографию и опять протянул ее Марино: — А теперь посмотрите сюда. Это — Эд Скаммель. Так выглядит его глотка сейчас, после того, как эти люди прикончили его. Те самые люди, которые захватили Рики Шоуна. В настоящий момент они напугали нас. Используйте гласность — и тогда мы их испугаем. Когда же вы это поймете? (обратно)
9. ДОМ «РЕСТ» НОЧЬЮ
Марино взял фотографию Скаммеля, положил рядом со снимком Рики и внимательно, не поднимая головы, изучал их. Его большие бледные пальцы не двигались. Роджер закурил и пустил дым поверх головы Марино. Со стены на него смотрели президенты. Марино поднял голову. — Я сделаю, что смогу, — сказал он. — Я небольшой человек. — Он выглядел подавленно. — Спасибо, Роджер. Если они согласятся, то это займет час или два. Позвоните мне через два часа — у меня будет ответ. — Вы имеете в виду, что собираетесь получить разрешение Шоуна? — Я имею в виду, что сделаю все, что возможно. — Если Шоун будет возражать, предоставьте его мне, — сказал Роджер. Марино неожиданно хихикнул. Роджер улыбнулся в ответ, напряжение спало. Он согласился еще на порцию виски и спросил просто: — А где Лисса? — С Дэвидом Шоуном. Теперь, когда он немного остыл, она может справиться с ним. Он не выбросит ее ни из какого окна. Там находятся двое или трое наших людей, вы не должны беспокоиться. Мы хотим убедиться, что если Шоун получит послание, то не скроет его. Один из возможных вариантов — что он расскажет Лиссе, которая будет ему ближе, чем сестра. Если, конечно, она не нужна вам для чего-нибудь еще. — Мне не доставляет удовольствия думать, что она занимается чем-то бесполезным, — произнес Роджер небрежным тоном. То, что он одержал верх над Марино, дало ему короткое, но очень приятное удовлетворение, и теперь, если говорить начистоту, он уже не скучал по Лиссе. — Я не буду вас беспокоить по поводу отсылки этих фотографий. Я попрошу Билла Слоана. Если вы дадите зеленый свет, то он устроит все необходимое. — Что вы собираетесь делать? — Прежде всего я отправлюсь домой, — ответил Роджер — У меня есть жена, семья. А потом я направлюсь в дом Кларис Норвуд. — Зачем? — Леди оставила его незанятым, и Гиссинг, возможно, планирует воспользоваться этим. Очевидно, он хотел, чтобы она убралась с дороги в случае, если мы выследим «остин» у нее в доме. Но почему мы должны довольствоваться лишь предположениями? Спросите меня об этом снова, и я опять отвечу — у меня такое предчувствие. — Я сказал вам, — произнес Марино. — Лисса всегда может определить, что представляет собой человек. — Он постучал пальцем по фотографии и, чтобы придать значение своим словам, вынул из кармана маленький автоматический пистолет и протянул Роджеру: — Я знаю, вы, люди Ярда, не носите оружия без специального разрешения. Я уговорил Харди, и он согласился. Пользуйтесь этим, пока не подберете себе другой в Скотленд-Ярде. Роджер согласился: — Благодарю вас, я так и сделаю. Постукивание пальцем по фотографии казалось предупреждением о возможной опасности. Этот жест, такой осторожный и полный значения, маячил перед глазами Роджера, когда он окунулся в приятную прохладу наступившего вечера. Пистолет непривычно оттягивал карман. Вест направился в Ярд, но и не подумал взять другое оружие. Он вместе со Слоаном пошел в столовую, поужинал и составил тщательный план, будто знал, что Гиссинг придет к дому. После восьми тридцати, когда спустилась тьма, он решил зайти домой на Белл-стрит в Челси. У него было всего несколько минут, поскольку он хотел быть у «Реста», когда совсем стемнеет, но несколько минут были лучше, чем ничего. В исчезающем свете дня улица выглядела дружелюбно и нарядно. Он подъехал к дому и прошел по дорожке как раз в тот момент, когда Джанет открывала парадную дверь. — Дорогой мой! Я не думала, что ты появишься! — Нет мне никакой веры, — ответил Роджер. — В этом все дело. Когда она входила в дом, он поднял голову и принюхался. — Никаких запахов — не пахнет жареным, никаких звуков — ни магнитофона, ни телевизора. Из чего я заключаю, что моих сыновей нет дома. Они вошли в переднюю, уютную, но немного обшарпанную комнату. Большая часть обстановки была более чем двадцатилетней давности, но в ней была своя прелесть и очарование. — Мартин на каком-то вернисаже, там выставлены три его африканские картины, — сказала Джанет. — И Ричард звонил. Боюсь, он характером весь в отца. Работает сверх меры. Он должен отправиться на натурные съемки или что-то в этом роде. Он был возбужден. Джанет смотрела, как Роджер наливает себе умеренную порцию виски и добавляет содовой. А у него все время было ощущение, будто она чего-то ждет. — Что ты собираешься делать? — спросил он. Они редко бывали вместе — только когда намечались какие-то необыкновенные события. — Ничего, — ответила она. Он, насупившись, потягивал виски. — Ну, тогда значит… — начал он было, но внезапно вспомнил: — Боже, что я за олух! Что же ты купила? Ее лицо просветлело. Она купила костюм в коричнево-голубую клетку, который ей очень нравился, и купила его, безусловно, недорого. Он уже давно не видел ее такой счастливой и какое-то время смотрел на ее лицо, забыв и Шоунов, и Рики, и Марино, и даже Лиссу. Через двадцать минут в совершенно ином настроении он вышел из машины во дворе дома с названием «Рест» и пошел под деревьями вдоль окраины садика к задней двери. Света нигде не было. Ему посигналил полицейский в штатском — в дом никто не входил. Может быть, это будет напрасная трата времени. Он вошел с помощью ключа, изготовленного в мастерских Скотленд-Ярда по мыльному слепку, сделанному им во время последнего посещения. Используя фонарик, он вышел из кухни и обследовал комнаты. Ничего не изменилось. В вестибюле стояло вылинявшее кресло, а на дальнем конце, под лестницей, посудный шкаф, используемый как гардероб, достаточно вместительный, чтобы в нем можно было спрятаться. Даже если дверца была открыта, можно было остаться незамеченным. Он сел в кресло и взял в рот сигарету, но не закурил. Сперва он задумался о рисунках своего сына Мартина, поразмышлял о том, почему Ричард, такой настойчивый и предприимчивый, занимается целыми днями сценариями. Его мысли обратились к Джанет, затем — к Лиссе Мередит. Он начал сравнивать их внешность, манеры, но внезапно его мысли перескочили к исчезнувшему Рики и убитому Скаммелю. Он услышал шум приближающегося автомобиля. Машина подходила все ближе и ближе. Роджер поднялся, когда она остановилась около дома.Роджер ждал у парадной двери и, услышав шаги, спрятался в шкаф. Дверца была слегка приоткрыта. Он услышал, как ключ вставляют в замок, но не видел, кто вошел в комнату, однако шаги были мужские. Вошедший слегка кашлянул. Затем зажегся свет у входной двери, но его было недостаточно, чтобы видеть. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел человека среднего роста в черной шляпе и плаще более темном, чем тот, который носил человек, преследовавший его в полдень у метро на станции Хаммерсмит. Роджер приготовился к дальнейшим наблюдениям, но человек швырнул плащ и шляпу на кресло, бросил туда же перчатки и пошел в гостиную. Человек среднего возраста с бледным лицом — это была характеристика Гиссинга. Роджер не двигался, он слушал шаги пришельца, ему почудилось клинканье стакана по стеклу. Затем произошло неожиданное — стук дерева и за ним легкое прикасание пальцев к клавишам фортепиано. Наигрывали знакомую мелодию — «Я выброшу этого мерзавца из головы». Мелодия становилась оживленнее, будто человек наслаждался своей игрой. Не останавливаясь, он начал другую модную мелодию, из фильма «Южные моря» Все было так естественно, так легко и просто, что, казалось, ничего подозрительного в этом доме быть не может. Человек продолжал играть и даже слегка подпевал. Музыка наполнила дом. Мелодии из «Моя прекрасная леди», «Парни и куклы», затем опять «Анни, возьми свой пистолет» и «Оклахома», и все без паузы, без перерыва, будто он пришел сюда специально поиграть. Когда же почувствовалось это зловещее дуновение? Музыка замолкла, наступила какая-то болезненная, нереальная тишина. Послышались звуки какого-то движения, дверь в гостиную открылась — кто-то вошел. Роджер не стал закрывать дверь гардероба, но подался назад. Человек двигался в его направлении, и Роджер затаил дыхание. Он не мог видеть, что происходит, но дверца шкафа хлопнула так, будто человек, пройдя, специально хотел пошуметь. Роджера окутала темнота. Он подождал несколько секунд, затем снова немного приоткрыл дверцу и услышал журчание воды из крана и напев. Закрыв дверцу, он приложил ухо к замочной скважине и услышал, как человек прошел мимо. Подождав, когда тот дойдет до гостиной, он опять приоткрыл дверцу. Смертельная опасность витала в воздухе. Гиссинг — был ли это Гиссинг? — заметил однажды, что дверца открыта. Не возникнет ли у него подозрения, если он увидит ее снова открытой? Он уже, по-видимому, наигрался на фортепиано, и вокруг было тихо. Часы пробили десять. Бой был легкий, чистый и как бы дружеский. С последним ударом Роджер услышал и еще кое-что: шум мотора. Он потянул дверцу и почти закрыл ее, оставив маленькую щелку. Все повторилось — хлопок автомобильной дверцы, потом шаги, но на этот раз раздался звонок. Появился пианист и, не глядя на шкаф, открыл парадную дверь. Он заслонял собой пришельца, но не был достаточно высок, чтобы закрыть измученное лицо Дэвида Шоуна. Если бы даже не это лицо, резкий голос с характерной хрипотцой выдал бы Шоуна. — Это вы человек, который выдает себя за Джека? «Джек! — это и есть Джек Гиссинг», — подумал Роджер. — Да, я Джек, — сказал Гиссинг. У него был приятный и располагающий голос. Это мог быть голос того, кто звонил Шоуну на Вейвертри-роуд. — Дэвид Шоун, я полагаю. — Легкий смех звучал издевкой. — Вы избавились от спутников из американского посольства, следовавших за вами, иначе бы мне сообщили по телефону. Так что мы можем беседовать спокойно. Входите. Шоун вошел. Гиссинг не был маленьким, но в сравнении с Шоуном казался карликом. Он смотрел на большого человека, обходительно улыбаясь, самоуверенно, не чувствуя себя подавленным громоздкостью Шоуна. Он закрыл дверь. Шоун, без шляпы и пальто, в сером пиджаке, в котором был утром, со спутанными, едва причесанными волосами, с лицом, будто вырезанным из камня, смотрел на него сверху вниз. Роджер не видел его глаз, но догадывался, какие они — горящие угли. — Я пришел не разговаривать. Я пришел за моим сыном, — сказал он. — И вы получите своего сына в целости и сохранности, — весело произнес Гиссинг. — Вы не должны о нем беспокоиться, мистер Шоун, но нам не следует стоять здесь. Он повернулся и пошел в гостиную. Шоун поколебался, глядя на его спину, и пошел следом. Роджер выскользнул из шкафа и тихо закрыл дверцу. Он прошел через комнату и пополз к гостиной, открыв дверь столовой, находившейся рядом, — наиболее быстрый путь к отступлению. — Я сказал вам, что пришел не разговаривать, — проревел Шоун. — Я знаю, знаю, — сказал Гиссинг, и в голосе опять прозвучали нотки смеха, как если бы гигант казался ему смешным. Глаза Шоуна говорили сами за себя — он мог уничтожить Гиссинга. Если бы тот знал что-нибудь о Шоуне, то знал бы, что находится сейчас в настоящей опасности. Судя по голосу, он не отдавал себе в этом отчета. — Не будем тратить слов, мистер Шоун, — нужно утрясти две или три детали. Вы что пьете? Гиссинг по сути дела издевался. — Если вы сломаете мне шею, как вы найдете своего сына? — спросил он. — Будьте разумны, мистер Шоун, сядьте. Виски, водка, «Бурбон»? На кухне есть лед, подождите минутку, я схожу и принесу. Он был почти в трех ярдах от Роджера и подходил еще ближе. (обратно)
10. ТОРГ
Роджер скрылся в столовой, но закрыть дверь как следует у него не было времени. Каждое движение могло привлечь внимание Гиссинга. Он мог невольно заметить, что дверь распахнута. Роджер увидел тень и ухватил пистолет, который ему дал Марино. Шоун сказал: — Стойте там, где стоите. — Мистер Шоун, пожалуйста, не… Гиссинг внезапно стал похож на куклу-марионетку, которую дергают за ниточки и вертят ее как хотят. Тень от его рук, ног, головы делала странные движения и вдруг исчезла. Послышался глухой стук, затем наступила тишина. Голос Шоуна звучал глухо: — Шею тебе я сломаю после того, как всего тебя перекорежу. Где мой сын? Последовала длинная пауза. Роджер подвинулся как можно ближе. Он встал так, чтобы видеть происходящее в комнате. Дверь была широко открыта. На полу он увидел ноги Гиссинга. Спиной к двери стоял Шоун, закрывая от Роджера комнату. — Кажется, ты не понимаешь, — сказал Шоун. Его голос звучал на высоких нотах, как будто ему трудно говорить. — Я пришел сюда за Рики, и если ты мне его не отдашь, я убью тебя. Лисса говорила, что он уже давно находится на грани безумия. Ни один разумный человек не будет так говорить. Ни один разумный отец не поведет себя подобным образом с человеком, который, как он знает или думает, похитил его сына. Это мог быть большой блеф, конечно. Но в состоянии ли Шоун блефовать? Совсем непохоже. Все выглядело так, как если бы он думал, что придет сюда и получит Рики, отведет его домой, а если этого не будет, то он убьет похитителей. Гиссинг не делал попытки встать. В тишине Шоун произнес угрожающе: — Пистолет не остановит меня. Значит, Гиссинг вытащил пистолет. Роджер не заметил этого, он только мог видеть, что никто из них не двинулся. — Если дело дойдет до убийства, Шоун, — сказал англичанин, — я начну первым. Не будьте дураком, Шоун. Я скажу вам, где найти Рики, и обещаю, что ему не будет причинен вред. Я получил известие о нем два часа назад. — Где он? — Он опять в Штатах. Шоун тяжело задышал: — Где в Штатах? — Вам не надо знать, где он. Все, что вам нужно, — это чтобы сын вернулся. К вам, но не в Англию. Это была ошибка — привезти его сюда, Шоун. Ошибкой был и ваш приезд. Отправляйтесь домой и ждите, мальчик будет доставлен вам. Единственно, чего у него не будет,— вот этого. Роджер хотел бы видеть все, но не рисковал продвигаться дальше в комнату. Шоун стоял совершенно спокойно. Ноги Гиссинга двигались, как будто он проталкивал себя по ковру, отодвигаясь подальше от гиганта. Затем ноги исчезли, и на мгновение показалась рука ладонью кверху. Кончики пальцев были покрыты тонкой клейкой лентой, чтобы не оставлять отпечатков. Шум от барахтанья Гиссинга свидетельствовал, что тот встал. — Ловите, — сказал он. Правая рука Шоуна задвигалась и поймала что-то в воздухе. — Это его вещь, — сказал Гиссинг. — Золотой медальончик с его именем, который мать повесила ему на шею. Он спал, когда у него это взяли, и он не знает, что потерял его. Видите знак в углу? Где он уронил его в первый день, когда получил и нес в руке? Помните? Шоун молчал. Роджер видел, как тяжело он дышит. — Я скажу вам, что он в полном порядке, — продолжал Гиссинг. — Все, что вам надлежит сделать, — это отправиться домой и взять с собой его мать. Тогда Рики будет вам возвращен. Никто не пострадает, вы и ваша жена будете снова счастливы. — Она счастлива сейчас, — сказал Шоун. Он с трудом выдавливал из себя слова. Гиссинг засмеялся; когда Роджер услышал этот смех, он уже знал, что это было ошибкой. Плечи Шоуна поднялись, он рванулся вперед. Все произошло так быстро, что Роджер ничего не успел предпринять. Он ждал звука выстрела и двинулся вперед с пистолетом в руке, готовый остановить Гиссинга, если тот опять станет стрелять. Но выстрела не было. Почти в тот же момент, когда Шоун пошатнулся назад, Роджер ступил вбок, чтобы его не было видно. Он увидел голову Шоуна на полу около двери и подался еще назад, но он не думал, что Гиссинг подойдет ближе. Шоун дышал как человек, у которого была астма, его голова исчезла, когда он попытался встать на ноги. — Я не хочу убивать вас, — сказал Гиссинг примирительно. — Но если вы снова сделаете это, то убью. Идите и садитесь в то кресло. В ответ молчание. — Иди и садись, ты здоровый неуклюжий дурак, — прошипел Гиссинг. Было слышно, как Шоун задвигался. Кресло заскрипело, когда он опустил в него свое огромное тело. Роджер снова подвинулся, чтобы видеть внутренность комнаты. Он увидел ноги Шоуна и Гиссинга, стоящего боком к двери. Гиссинг не собирался оглядываться. Он следил за Шоуном, как за бешеным тигром. — Я сказал вам, как получить обратно мальчика. Я сделал это самым легким способом. У меня для вас два билета на самолет, вылетающий из Лондона завтра, рано утром. Вы отправитесь с этим самолетом, Шоун. Если вы этого не сделаете… — Он остановился. Шоун молчал. Но в его глазах, вероятно, застыл вопрос. Роджеру казалось, что Гиссинг забавляется, выжидая момент, когда можно ударить особенно больно. Шоун, однако, продолжал молчать. — Если вы этого не сделаете, — сказал Гиссинг, — то через четыре дня вам будет вручен другой билет. Правое ухо мальчика будет в том же конверте. Роджер услышал какой-то ужасный гортанный вопль, который, казалось, шел из самой глубины сердца. Гиссинг подождал несколько секунд, которые показались минутами, затем подвинулся ближе к своей жертве, все еще с наведенным на него оружием, Роджер затаил дыхание от мерзости слов Гиссинга и предчувствия неизбежности того, что произойдет, если Шоун несогласится. Все было рассчитано до последней детали и, пока командовал Гиссинг, выхода не было. Затем Гиссинг произнес резким и холодным тоном: — Это все, что вы можете сделать, Шоун. Теперь уезжайте, никому не говорите, где вы были и что собираетесь делать. Доставьте свою жену вовремя в аэропорт. Вот билеты. Он вытащил из кармана конверт и бросил его Шоуну на колени. Когда Шоун взял его, на мгновение мелькнула его правая рука. Гиссинг подождал. Он пользовался паузами, чтобы повернуть ножом в ране — сделать побольнее, чтобы не забывалось. Роджер видел его нечетко, но сущность его угадывал по обманчивой мягкости голоса и по тому, как он говорил. Гиссинг в своем роде был такой же незаурядной фигурой, как и Шоун. Не имея физической силы крупного человека, он обладал силой полнейшей и подлой беспринципности. С этим человеком нужно было считаться, поскольку подлость тоже что-то значила. Он точно знал, чего хочет, и переступал через все, чтобы добиться этого. Шоун мог верить, что, если он вернется в США, все будет хорошо. Ничего подобного. Никто, кроме Шоуна, измученного так, что его нервы были натянуты до предела, не поверил бы, что после первого требования не последует второе, потом третье… Впервые за все это время у Роджера возникло чувство жалости к Шоуну. Все его внимание было приковано к увиденному и услышанному. Он был ошеломлен и только сейчас начинал осознавать, что здесь происходит. Он мог остановить Гиссинга. Он мог остановить Шоуна. Пока они не знают о его присутствии, с ними можно было бы легко справиться. Должен ли он остановить Гиссинга? Ведь после первого требования последует второе. Не было никакой уверенности, что Гиссинг — единственный в этом заговоре, с кем нужно было считаться. И если Гиссинга поймают, будет ли легче выследить, где мальчик? Может быть станет еще труднее. Разумно предположить, что Гиссинг лишь один из нескольких участников. Так что, может быть, следует использовать его в качестве наживки, чтобы поймать более крупную рыбу, которой, впрочем, может и не быть? У Роджера была возможность выйти из дома, по частной дороге дойти до полицейских, наблюдающих за домом, и дать им описание машины Гиссинга. С того времени, как поступит сигнал, Гиссинга выследили бы до самого конца. Он не выскользнет из расставленных сетей. Около сотни ярдов отделяли Роджера от первой ячейки этой сети. Полицейские силы Великобритании могли быть приведены в состояние тревоги в считанные минуты. Франция, Нидерланды, Ирландия, Северная Ирландия — сотрудничали бы все. Роджер снова увидел бы Марино, составил бы для него полный рапорт и предоставил бы ему самому дальше возиться с Шоуном. Шоун не играл роли в его расследовании — это было не его дело,— он возникал лишь тогда, когда попадался на пути. Гиссинг, наконец, произнес: — Вы бы лучше выпили. Роджер снова скрылся в столовой. Ноги мягко ступали по толстому ковру. Гиссинг прошел мимо двери, вероятно даже не взглянув на нее. Он был в ярде или двух от Роджера, когда раздался резкий, предупреждающий голос. Гиссинг не оставил бы Шоуна одного, особенно сейчас, когда не был уверен, что тот может сделать. До Гиссинга могло дойти, что этот человек не в своем уме. Только при чрезвычайных обстоятельствах он пошел бы на это, а лед для виски не был чрезвычайным обстоятельством. Роджер просунулся в комнату, правой рукой направил пистолет на дверь, а левой — нащупывал стол для опоры. Он увидел быстро двигающуюся тень, вспыхнул свет. Гиссинг, стоя в дверях, держал в одной руке пистолет, а другой — нажимал на электрический выключатель. В эти доли секунды Роджер отчетливо его рассмотрел и узнал бледное лицо, темные глаза, узкий подбородок — как и описывал его сержант-корнуоллец. В ту же минуту он нажал на курок, целясь в Гиссинга, и успел понять, что у него это не получилось, но не увидел, упал ли Гиссинг. Что-то тяжелое обрушилось ему на затылок. Его окутали боль и темнота.Боль и темнота были первыми ощущениями Роджера, когда он очнулся. Боль в затылке, а темнота такая, будто глаза замазаны чем-то едким. Он не двигался, лежал там, где был, не думая ни о Гиссинге, ни о Шоуне, вообще ни о чем. Легче не становилось, но постепенно в мозгу стали проклевываться мысли… Сначала возникло слабое воспоминание о пережитом ужасе, опасности, затем — о перестрелке, потом он вспомнил, что стрелял. Вспомнил Гиссинга и то, что не видел, выстрелил ли он. Может быть, в него попала пуля? Но нет, удар в затылок — это не пуля. Кто-то был в столовой и вошел, когда он слушал разговор Шоуна с Гиссингом, вероятно, подкрался вплотную к нему и затаился. Боль не уходила, она завладела им полностью. Он чувствовал под пальцами ворс ковра, но это не обязательно тот дом — «Рест». Он вытянулся на полу и стал размышлять и вспоминать. Он должен осторожно встать, если свободны руки и ноги. Значит, нужно повернуться на бок, опереться на одну руку и приподняться. Он подвигал руками и ногами, стиснув зубы от нового приступа боли. По крайней мере, его не связали. Роджер медленно повернулся на левый бок, подтянул правую ногу. Это заняло много времени. Он знал, что если будет спешить, то снова потеряет сознание и потеряет бесценное время. Он должен добраться до телефона. Может быть, его заперли в комнате. Но все по порядку. Он стиснул зубы, казалось, что разбиты и голова, и шея. Когда он опустил голову, опять накатила невыносимая боль, так что не было сил подняться. Медленно, все делать медленно… Правой рукой упереться в пол, правое колено перекинуть через левую ногу и достать им до пола. Постепенно перевернуться, опираясь на правую руку и правое колено. Они впивались ему в голову эти острые, терзающие, отвратительные когти. Лицо и голова горели в каком-то пламени. Он поднимался; он не должен упасть; когда встанет на ноги, ему станет лучше. Он стоял, покачиваясь. Приступы боли накатывали как волны на дырявую лодку, он не мог им сопротивляться, надо терпеть. Он не упал. Через некоторое время Роджер стоял уже не качаясь, широко расставив ноги. Он не знал, где находится и на что смотрит из-за окутавшей его темноты. Это была полная темнота. Он вытянул правую руку, медленно пошел вперед и стал меньше думать о боли. Его пальцы коснулись стены. Он повернул направо, держась за стену, налетел на что-то и понял — нужно быть осторожнее. Пальцы нащупали шкаф, он дотронулся до чего-то легкого. Упал стакан, разбившись об пол. Правой ногой он наступил на осколки и услышал, как они хрустнули. Он снова нащупал стену, коснулся картины, почувствовал ее колебание и услышал, как она трется о стену. Он двинулся дальше и коснулся чего-то маленького и гладкого. На мгновение застыв, он, ощупав пальцами, убедился, что это выключатель. Надо надавить — и загорится свет. Он хотел этого и боялся за свои глаза. Он закрыл их и с опаской нажал на выключатель, — что если света не будет. Свет зажегся. Его было достаточно, чтобы осветить что-то бледно-красное сквозь закрытые веки. Он тихо постоял, затем неуверенно открыл глаза. Свет был тусклым и не мешал смотреть. Это была столовая. Он все еще находился в «Ресте». Где телефон? И сколько сейчас времени? (обратно)
11. ЧЕЛОВЕК В РОЗЫСКЕ
Роджер посмотрел на часы. Одиннадцать двадцать пять. Шоун приехал в десять часов, когда кончили бить часы. Прошло около часа, пока они разговаривали в гостиной. У Гиссинга в запасе было по меньшей мере двадцать пять минут, возможно, что и сорок пять. Что с полицейскими наблюдателями? Если бы они знали, что тех, за кем они наблюдают, уже нет здесь, то давно бы ушли. Так что Гиссинг, Шоун и тот, кто напал на него, проскользнули мимо них. Роджер открыл дверь и вышел в квадратный вестибюль. Потом посмотрел назад, в столовую. Телефона там не было, не было его и в вестибюле. Он включил свет в гостиной. Он дышал с трудом и дергал головой. Боль пронизывала его; начинаясь от плеча, она перекидывалась на спину. От малейшего движения все болело. Шоун был все еще здесь. Он откинулся на спинку того кресла, в котором сидел, когда Роджер увидел его руку, потянувшуюся за билетами. Он не двигался, рот был открыт. Нет, он не мертв. Роджер издал звук, похожий на свист. Не мертв, хотя Роджер ожидал этого. Почему? Он не стал искать ответа. Времени думать не было. Ему нужно позвонить в Ярд. Телефон был в углу гостиной — он вспомнил. За углом около окна. Он двигался к нему и смотрел на огромную фигуру человека в кресле. До телефона было далеко. Десять футов, восемь футов. Двигаться было трудно, хотя голова болела уже не так сильно, перед глазами все плыло, и комната кружилась. Он прислонился к стене, тяжело дыша, постоял, прежде чем двинуться дальше. Шесть футов, четыре. Он наклонился и, схватив трубку, посмотрел на нее как на врага. Прижавшись к стене, поднял трубку к уху и сунул палец в наборный диск. Палец делал какие-то вращательные движения. Надо его крепче держать. Он набрал «У», первую букву Уайтхолла, 12‑12, самый знакомый из всех номеров, прежде чем понял, что перед набором не было гудка. Он напряг остаток сил, постучал по рычажку и попытался снова. Телефон молчал. — Этого следовало ожидать, — сказал он. Слова, казалось, звучали громко. — Провода перерезаны. Он тупо посмотрел на аппарат, закрыл глаза и попытался справиться с новым приступом головокружения. Открыв их, он увидел перед собой несколько бутылок на подносе. Виски, джин, содовая. Ему нужно выпить, чтобы собраться. Ничто не поможет лучше, чем спиртное. Но его голова! Спиртное подействует сразу же, боль станет еще сильнее. Это может сбить его с ног. Бутылки сияли цветом соломы и меда. Цвет чистого меда. Где он видел этот чистый мед недавно? Ах да! Глаза Лиссы. Бутылки стояли как злые духи. Он повернулся спиной и к ним, и к фигуре Шоуна с открытым ртом и искаженным лицом. Тогда он понял, почему сначала принял Шоуна за мертвого: глаза были закрыты, а вся его жизнь сосредоточена в глазах. Нужно выйти наружу, свежий воздух сделает больше, чем глоток виски. По дороге идти не так далеко. Что такое сто ярдов, три сотни футов. Он размышлял как пьяный, хотя не принял ни капли спиртного. Он контролировал себя. Виски — нет. Он открыл рот. «Перестань думать как идиот!» Ему казалось, что слова отскакивают от стен как эхо. Он осторожно подошел к двери, ни на что не опираясь, повернул к парадной двери. Конечно, прохладный ночной воздух освежит его, а отдохнуть он сможет, когда будет идти к главной дороге, к полицейским, наблюдающим за домом. Он уже взялся за ручку входной двери, когда услышал шум приближающегося автомобиля. Он задержался на какое-то время, пытаясь преодолеть новый приступ боли. Кто это был? Полиция? Гиссинг? Или кто-нибудь из его людей? По-видимому, Гиссинг. Беда в том, что он не мог быстро двигаться. Роджер направился к убежищу в столовой. Кто бы это ни был, нет никакой необходимости выключать свет, его могут заметить. Он уже вошел в столовую и стоял спиной к двери, когда услышал шаги. Спрятаться негде. Увидев гардероб, он решил, что тот опять мог бы служить убежищем. Роджер медленно прошел через зал, когда на крыльце прозвучали шаги. Он прислушивался к ним с большим вниманием, склонив голову, и пришел к удивительному выводу. Шла женщина. Женщина? Почему женщина? Раздался звонок, потом — стук в дверь. Оба звука вызвали у него очередной приступ головной боли. Он пошарил в кармане, но это было ни к чему. Пистолета не было. А трезвон и стук попеременно продолжались, наконец все смолкло. Опять послышались шаги. Она ушла? Была ли это женщина Гиссинга? Или это Белле пришла за Шоуном. Раздался звон разбитого стекла в гостиной. Он услышал звук падающих осколков, огляделся и увидел клюшку для гольфа, стоящую в углу. Он решил вооружиться ей и медленно двинулся в ту сторону. Каждый шаг, каждая попытка вызывали стреляющую боль. Схватив клюшку, он вошел в зал, снова услышал звон стекла и рассерженный возглас: — Проклятое стекло! Роджер уже спокойно вошел в комнату, но был удивлен. Там была Лисса. Как она узнала адрес?Когда Роджер вошел в гостиную, из окна торчали только ноги Лиссы, юбка высоко задралась, обнажив края чулок, поддерживаемых розовыми резинками, которые резко выделялись на загорелом теле. Она наклонила голову и осторожно дотянулась до пола сначала одной ногой, потом другой. Прежде чем обернуться, она прижала ко рту правую руку и пососала ее. Несмотря на неуклюжий способ, которым Лисса проникла в дом, каждое ее движение было грациозно и изящно. Роджер наблюдал за ней, стоя с клюшкой в руках. Внезапно она обернулась, удивленная и испуганная. Напряжение спало. — Роджер! — Она протянула к нему руки. — Бог мой! Вы выглядите ужасно. Вы не должны стоять, сядьте. Когда она взяла его за локоть, из пореза на правой руке брызнула кровь. Не обращая на это внимания, Лисса повела его к креслу с прямой спинкой. Она мельком взглянула на Шоуна и тут же забыла о нем. Роджер сел, голова у него все еще продолжала болеть, но острые невыносимые приступы пропали. Лисса внимательно изучала его лицо, и в ее глазах, сияющих золотистым светом, сквозила тревога. — Как вы сюда попали? — спросил Роджер. — Не двигайтесь, — произнесла она. — Сидите спокойно. Она зашла ему за спину, и он почувствовал прикосновение ее пальцев к голове. Это причиняло боль, и он дернулся. Он понимал, что она разбирает пропитанные кровью волосы, пытаясь разглядеть, насколько глубока рана. Через несколько секунд ее пальцы уже стали приносить облегчение. — Мне кажется, что все не так плохо, — продолжила она, — я собираюсь промыть рану, — и направилась на кухню. — Лисса, приходите обратно, я хочу, чтобы вы… — Не беспокойтесь, дорогой, — ответила она и вышла. Она вернулась, неся таз с водой, полотенце и губку: — Теперь я помою вам голову, а затем… — Положите все это! — закричал он на нее. — Идите к передней двери и посигнальте фонариком пять раз. Немедленно! Поставьте все на пол, я вам говорю! Она поставила все на стол, не задавая вопросов, взяла фонарик размером с карандаш из своей сумочки и снова вышла. Вернувшись, она опять встала ему за спину и очень осторожно положила мокрую губку ему на лоб. — Со мной все в порядке, — пробормотал он, чувствуя себя очень усталым. Единственное, что занимало его сейчас,— это то, что он не получил ответа на свой вопрос: как она здесь очутилась? — Вы, конечно, замечательный человек, — сказала она, — и провели всю ночь в поисках Рики. Лисса отошла, но была все еще позади него, а он не хотел поворачиваться, хотя услышал щелчок — вероятно, она открывала сумочку. Затем она появилась перед ним с двумя белыми таблетками в руке. — Аспирин, — сказала она. — Я принесу вам немного свежей воды. Она взяла с подноса стакан, положила ему в рот таблетки и дала запить. Он пытался объяснить ее появление здесь: у него возникло сомнение в той роли, которую она играла. Она все еще стояла со стаканом в руке. — Роджер, вы испугали меня и все еще выглядите ужасно, — произнесла она каким-то веселым тоном. — На этот раз вам нужен доктор. Она явно чувствовала какое-то облегчение. Но едва ли это было связано с ним, с его состоянием. Он хотел, чтобы к нему вернулась способность мыслить здраво, — необходимо задать ей несколько вопросов, не выдавая возникших подозрений. — Со мной все в порядке. — Он хотел спросить, откуда она взяла этот адрес, но не стал. Лисса подошла к Шоуну. Красавица и зверь — а ведь прошлым утром он выглядел сравнительно симпатичным. Растрепанные волосы, черная щетина на щеках, большой дряблый рот и закрытые глаза — все это выглядело отталкивающе. Лисса, склонившись над ним, пожала плечами и отвернулась. — Я, конечно, преследовала его, — сказала она. — Я обязана была это сделать, вы же знаете. Шоун получил послание, вероятно, до того, как вы подключили прослушивание. В его доме сегодня вечером было три человека, — продолжала она, придвинувшись к Роджеру. — Дайте я вам помогу перейти в то кресло, там вам будет удобнее, вы сможете оставаться в нем, пока не придет доктор. Я сейчас позвоню. Один из трех должен был там остаться, на тот случай, если к Белле придет посетитель. Шоун выяснил, что за ним идет «хвост» и снова применил свой прием. Ему это почти удалось. Он не видел меня. Там была ужасная катастрофа, на углу, — человека задавили насмерть. Была суматоха, но Дэвид ухитрился проскочить. У меня машина больше его. Я не хотела выяснения отношений с вашей полицией, оставила машину и пошла пешком. Она заботливо помогала ему, хотя он уже мог встать сам. Они двинулись поперек комнаты, Лисса обхватила его рукой. Ему не нужна была поддержка, но он не сопротивлялся. — Я видела, как Дэвид свернул на эту дорогу, но должна была оставить машину и от угла идти пешком. Я отставала от него минут на двадцать и не была уверена, что это и есть тот дом, куда он вошел. Затем я услышала голоса, один из которых был его. Я обошла вокруг и пыталась проникнуть внутрь, но все двери были заперты, а разбить окно я не рискнула. Я не знала, сколько человек внутри. Теперь, Роджер, полегче, обопритесь на меня. Он стоял спиной к мягкому креслу, и она взяла его за руки. Стройная, как тростинка, она была достаточно сильной, чтобы поддержать его, когда он садился. Мягкое кресло было значительно удобнее. — Теперь я собираюсь позвонить доктору, — сказала она, — и хочу также еще раз вымыть вашу бедную голову. — Телефон не работает, — проворчал он. Она не ответила, взяла таз с водой, красной от крови, и вышла. Половина из того, что она рассказала, выглядела вполне убедительно. Она говорила быстро и четко, прерываясь только тогда, когда давала ему указания. Все было похоже на правду. Если бы она могла объяснить, что делала после того получаса, он был бы удовлетворен. Он слышал, что она возвращается. (обратно)
12. ВНЕ СЛУЖБЫ
Она принесла воду, и его подозрительность стала испаряться. Она улыбалась так, будто он был единственным мужчиной, который познал ее благосклонность. Похоже, она догадалась, о чем он думает. И это ее позабавило. Каким-то непонятным образом она заставила его почувствовать, что он для нее очень дорог. — И затем человек вышел из гаража, — продолжала она, будто и не прерывалась. — Он, вероятно, видел, как я кралась. Он споткнулся о камень, иначе, я бы и не знала, что он там. Я повернулась и побежала. Он не поймал меня, и мы стали играть в прятки в деревьях и кустарниках. Роджер знал, что с одной стороны сада есть участок, заросший кустами лавра, рододендрона и боярышника. — Мне это не нравилось. — Она была, конечно, очень напугана. — Было похоже, будто за тобой крадется большой кот. Место пустынное, Роджер. Затем в доме послышался выстрел, и человек бросился туда, а я пошла искать свое пальто — оно зацепилось за колючки, и мне пришлось его бросить. Да, на ее пальто действительно были маленькие дырочки… — Мне казалось, что прошло несколько часов, пока я отцепила пальто, — говорила она, — и прежде чем я подошла к дому, от него отъехала машина. Я разглядела в ней двух человек. Около дома стояла машина Дэвида, ключи торчали в зажигании, я села, чтобы попытаться их выследить. И надо же — он подозревал ее! — Но машина не заводилась, и это меня задержало. Я поняла, что уже не догоню их, и вернулась. Была уже глубокая ночь, Роджер. — Да, ну и ночка! — согласился он сдавленным голосом. Все это случилось только что, и полицейские в штатском находились совсем близко, так что скоро и от них поступят известия. — Какая я глупая, — сказала Лисса. — Вам должно быть холодно. Она вышла из комнаты; он слышал, как она поднималась по лестнице, затем ее шаги над головой и как она сбегает вниз. В своем рассказе она не упоминала о человеке, находившемся в столовой. Но если один был снаружи, то мог быть и другой, который вошел в дом. Он мог затаиться, когда Роджер вышел из шкафа под лестницей. Лисса принесла одеяла и закутала Роджера, подтолкнув их со всех сторон. Еще раз обмыла ему голову и все время делала вид, будто для нее важен только он. — Ну, а теперь я приготовлю вам чай, — сказала она, — или вы предпочитаете кофе? Уже стоя в дверях, она спросила: — Что должно было случиться после того, как я просигналила фонариком? — Скоро сюда должен прибыть инспектор Слоан. Слоан появился в сопровождении двух полицейских в штатском, когда Роджер потягивал горячий сладкий кофе, а Лисса, стоя у каминного зеркала, продирала гребнем свои спутавшиеся волосы. Слоан приехал с другой стороны реки на катере, стоявшем наготове, и готовился к неприятностям. Роджеру не понравилось выражение его лица. Один из сопровождающих выглядел напуганным. Роджер не думал, что это связано с несчастным случаем, о котором рассказала Лисса и неосторожное упоминание о котором вызвало хмурый взгляд у Слоана. Вопрос был задан, и Слоан не мог молчать. Два полицейских в штатском патрулировали главную дорогу по обе стороны от частной. Они встречались каждые пятнадцать минут, сверяя свои наблюдения; в этот момент на них и налетела машина, которая тут же умчалась. Один умер на месте. Это было еще одно звено в цепи преступлений — сначала отравление наркотиками, затем похищение мальчика, перерезанная глотка, теперь наезд и искалеченные тела. Машина была наемной, шофер скрылся. «Происшествие» случилось как раз после приезда Шоуна. Никто, кроме Роджера, не видел Гиссинга. А Роджера, по-видимому, приняли за мертвого. Пока он, укутанный в одеяла, слушал это, приехавший доктор выстригал у него слипшиеся от крови пряди волос. Лисса выполняла роль операционной сестры. — Надо наложить повязку, — сказал доктор. — Вам это не понравится, но это необходимо. Рана не такая уж страшная, я не думаю, что задета кость, — это покажет рентген, но что вам нужно, так отдых. — Я сейчас не могу отдыхать. — Попытайтесь подняться, — строго сказал доктор, — и дойти до машины. — Я отвезу тебя домой, — предложил Слоан. Один вопрос не давал Роджеру покоя. Они убили Эда, раздавили полицейских, но не убили его. Почему? Приняли за покойника? Один выстрел или один удар ножом мог бы дать им уверенность, что с ним все кончено. Добраться до машины Слоана без помощи он не смог. Голова казалась ему вдвое больше обычных размеров, к тому же продолжала трещать. Слоан поддерживал его под одну руку, а Лисса — под другую. Когда он сел в машину, Лисса подоткнула вокруг него одеяло — ее прикосновение было приятна. — Берегитесь, — сказала она. — Делайте все, что говорит доктор. Спокойной ночи. — Спокойной ночи, — ответил Роджер. Слоан осторожно двинулся. Они миновали место, где произошел наезд и выехали на дорогу к Хаммерсмит-бродвей прежде, чем Слоан заговорил, обращаясь как бы к самому себе. — Видная женщина, — пробормотал он. Роджер промолчал.* * *
Роджер знал, что хочет он или не хочет, от службы его отстранят по крайней мере на сорок восемь часов, а может, и больше. Он смутно помнил, что было, когда он добрался до Белл-стрит. Джанет предупредили, и все было приготовлено. Слоан помог ей раздеть и уложить Роджера в постель. Его еще раз осмотрел доктор и сделал укол, после которого все погрузилось в полумрак. До него смутно доходили хлопоты Джанет, свет и всякое движение, но ясно мыслить он не мог, хотя понимал, что очень многое необходимо как следует обдумать. Он отстранен от дела о похищенном ребенке и его измученных полоумных родителях и от тех чрезвычайно важных причин, из-за которых все держали в тайне. Он даже не спросил Слоана, согласился ли Марино дать хоть какую-нибудь информацию в газеты.
* * *
Роджер спал до полудня. Проснувшись, он почувствовал себя значительно лучше, голова сократилась до нормальных размеров. Его беспокоил только страх, что боль вернется, когда он двигался, ел или пил. Джанет знала, что бесполезно прятать от него газеты, и покупала ему всю ежедневную прессу. В каждой газете был портрет Рики Шоуна, и всему миру было поведано о том, что это похищение ради денег. Со страниц газет смотрела Белле Шоун — милая, смеющаяся женщина. О самом Шоуне не упоминали. Из газет Роджер ничего не узнал. Он понял, что шел в этом деле своим путем. Перечитав все газетные сообщения, он понял, что его беспокоит только одна мысль — он забыл что-то очень важное. Он что-то слышал, и это что-то могло быть ключом к решению всей этой путаной проблемы. Но что? Звонили и справлялись о нем Марино и Харди. Он ждал известий от Лиссы, но их не было. Заходил Слоан и рассказал, что Шоуна забрали из «Реста» двое сотрудников посольства. Слоан не знал, что случилось с Шоуном. Завеса секретности была опущена железной рукой. Роджер пребывал в мрачном и возбужденном состоянии. Для него было совершенно очевидно, что с Ярдом консультировались, но работать, как надо, не давали. Особый отдел или МИ‑5, конечно, могли заниматься этим делом вместе с американцами. Но если так, почему в первую очередь консультировались с Ярдом? Имея время обдумать все спокойно, без чьего-либо давления, Роджер понял и это. На ранней стадии они нуждались в Ярде, они хотели ладить с местной полицией, с соседями Шоунов, и чтобы шума было поменьше. Если бы его не ранили, он, вероятно, еще бы работал над этим делом. Но к тому времени, когда он поправится, дело может быть закрыто. Но что-то важное, но забытое не оставляло его в покое. Иногда во время дремоты его тело вдруг напрягалось: перед ним возникала мерзкая циничная физиономия Гиссинга. Насколько Лисса была красива, настолько Гиссинг безобразен и порочен. Видения возникали бесконтрольно, и от них невозможно было избавиться. Гиссинг — воплощенный порок. В моменты откровенности с него слетала вся наигранная шелуха, обнажая отвратительную, мерзкую сущность. По вечерам к нему заходили сыновья, выражали сочувствие и уходили: Мартин на свою выставку, Ричард в кино. Прошел еще один день, а Роджер опять не узнал ничего нового. Лисса не появлялась. В газетах все то же. Слоан молчит, снова звонил Марино. На этот раз Роджер сам разговаривал с ним через отводную трубку у кровати. Он хотел вопросами заставить его говорить о деле, о Лиссе, но Марино уклонился и от того, и от другого, сказав только, чтобы Роджер не беспокоился, и выразив надежду на его скорое выздоровление. — Это будет завтра, — мрачно проговорил Роджер. — Оставайтесь лучше в постели, — посоветовал Марино. Роджер положил трубку, уставился в потолок и решил, что против него устроили заговор. Это означало, по-видимому, конец участия в деле. Если бы не проклятый удар по голове, он был бы в нем по самую макушку. Найти Рики Шоуна, — это его дело; поймать человека, который сшиб полицейских, — тоже его дело. Может быть, он был бы и не в состоянии выполнять эту работу — а, впрочем, пошло все к черту! Он подобрал газету и стал просматривать заголовки, затем начал читать «Письма из Америки». Он дошел до середины мешанины из политических новостей, когда раздался стук в дверь. Мартин, который случайно был дома, пошел открыть. — Телеграмма, — протянул он с недоумением, но, увидев адрес отправителя, одним духом взлетел по лестнице и ворвался в комнату к Роджеру: — Папа, телеграмма из «Вестерн юнион». Роджер услышал, как Джанет поднимается по лестнице, с нетерпением вскрыл телеграмму, удивляясь от кого бы это, и, наконец, прочитал: «Выздоравливайте скорее должна была покинуть не повидав вас Лисса Мередит». Телеграмма была из Нью-Йорка. Роджер уставился на текст, особенно на подпись. До него не доходило, что на него с недоумением смотрит Мартин и что сейчас войдет Джанет. Когда он очнулся и посмотрел вокруг, Джанет стояла рядом и наблюдала за ним со странным выражением лица. Незнакомым ровным голосом она сказала: — Мартин, поставь, пожалуйста, чайник; будь добр. Когда Мартин с явным неудовольствием ушел, она закрыла дверь: — Что это такое, дорогой? Она говорила так, будто заранее знала, что это плохая новость. Роджер мгновенно сообразил, что наступила смертельная опасность, а он выглядит дураком, тем более что Лисса Мередит в Нью-Йорке, за три тысячи миль от него. Нужно срочно найти какое-то объяснение для Джанет, чтобы она не делала ненужных выводов. Он отбросил телеграмму и недовольно произнес: — Из Нью-Йорка, миссис Мередит уехала обратно. Все теперь переносится туда. Это значит, что в Англии дело закрыто, а поскольку я им занимался, мне самому хочется его закончить. Отпечаток напряженности исчез с лица Джанет: — Да, конечно, жаль. Но не беспокойся об этом, дорогой. Она не могла скрыть облегчения, подобрала телеграмму и прочитала. И конечно, у нее не было ни малейшего представления о том, что его, как удар в сердце, поразило имя «Лисса». (обратно)
13. ОСОБЫЙ ЗАПРОС
— Ты уверен, что чувствуешь себя достаточно хорошо? — спросила Джанет. Роджер рассмеялся и, взяв ее за руку, пошел к машине, которую она уже вывела из гаража. Он был одет в плотное пальто, на голове легкая фетровая шляпа, скрывшая пластырь на шее и выстриженную часть затылка. Прошла всего неделя после нападения в «Ресте». Если не считать легкой припухлости вокруг пластыря, то его больше ничего не тревожило. Он помахал Джанет рукой, машина двинулась. Утренняя летняя роса сверкала на крышах, подстриженных кустах газона и мостовой, куда еще достало солнца. Утро было свежее и бодрящее, как раз чтобы начать работу. Фактически он работал и дома. Бумаги ему доставляли с нарочным, и касались они в основном работы Скотленд-Ярда, возвращая его к текущим вопросам, которые он пропустил, занимаясь поисками Рики. Он относился к ним, как к привычной рутине, хотя рапорт Харди по делу Шоуна таким не назовешь. Роджер прочел его несколько раз и запомнил почти слово в слово. Билет на самолет, который человек, как он думал по имени Гиссинг, дал Шоуну, был куплен в агентстве, и покупателя не проследили. Единственное, что вызвало у Роджера удовлетворение, — это то, что Марино распорядился послать копию доклада Роджеру. Шоуны вернулись в свой коннектикутский дом в пятидесяти милях от Нью-Йорка. Им не вернули Рики Шоуна, хотя они вылетели по билету Гиссинга. Таковы были голые факты. Но Роджер умел читать и между строк. Он догадался, что Марино и другие пытались удержать Шоуна от возвращения в Америку, но решили не применять давления на него. Имело ли это такое важное значение, которое придавал Марино? Не преувеличивал ли он? Из числа посольских сотрудников с Шоунами вылетела лишь Лисса Мередит. Она все еще была с ними, официально числясь его секретарем, а фактически пристально наблюдая за ним. Едва ли это была женская работа, но если бы был подходящий мужчина, Марино не стал бы использовать женщину. Кроме того, что Лисса была тенью Шоуна; ее роль оставалась неясной. Подробный доклад по поводу расследования дела Скотленд-Ярдом содержал мало конкретных фактов. Водителя машины, который сшиб двух человек, не обнаружили. Это было тем более досадно, так как похитители позвонили Шоуну и предложили отправиться в дом в Барнесе до того, как его номер начали прослушивать. Слоан предположил, что за Шоуном следовали люди Гиссинга. Они поняли, что рядом находились сотрудники Скотленд-Ярда и действовали быстро и безжалостно. Выяснилось, что Эда Скаммеля бросили в воду с пристани на некотором расстоянии от «Реста». Человека по имени Джейберд не нашли, хотя теперь стало известно, что он знал Скаммеля. Это мог быть человек в плаще или водитель-убийца. Представленный Роджеру доклад состоял из скучного перечня фактов. Напрасно он искал в нем данных о нынешнем местонахождении Гиссинга или же похищенного мальчика. Миссис Кларис Норвуд была все еще в Париже. Ее допросил специально посланный туда агент Скотленд-Ярда, но она могла сообщить лишь, что Гиссинг отослал ее в Париж на «каникулы». Гиссинг управлял всем, и дом был снят по его настоянию. За Кларис следовало бы понаблюдать, но не было никакой уверенности, что она знала что-нибудь о преступной деятельности Гиссинга. В докладе содержались какие-то пустяковые сведения, в том числе и то, что у Эда Скаммеля был собственный автомобиль, старый «воксхолл», который он держал в закрытом гараже. Когда его нашли, у него была сломана ось. Роджер вышел из машины у Ярда. Он механически улыбался всей встречной братии в полицейской форме, без конца повторяя: «Отлично, благодарю вас», — всем тем, кто справлялся о его здоровье. Он вошел в свой кабинет и позвонил Слоану, который пришел сразу. Он был явно рад видеть Роджера снова на месте. Слоан был все такой же массивный, чисто выбритый, с маской ангельской невинности, которая уже обманула многих. — Ты встречаешься с Харди в одиннадцать часов. Так? — Да, — ответил Роджер, — я не знаю, чего он хочет, возможно скажет, что мне повезло, что я еще на этом свете. — Было без четверти одиннадцать. — Билл, а что с машиной Скаммеля? — С осью было все в порядке в то утро, когда состоялось похищение, вернее, в предыдущее утро, — сказал Слоан. — Скаммель покинул свое логово рано вечером: слышали, как он звонил кому-то и говорил, что не может воспользоваться своей машиной. Совершенно ясно, что «остин» взяли из-за этого. Ты как думаешь? — Похоже что так. У них один прокол — машину Скаммеля нельзя было использовать так же быстро, как новую. У них было две машины — «остин» в Илинге и «бьюик» в аэропорту, они не стали рисковать и пользоваться одной и той же машиной в обоих случаях. Что еще? — Мне удалось снять показания с миссис Мередит. Бог мой, что за женщина! — Слоан был покорен. — Единственное, что все трое Шоунов пили в тот вечер, — молоко. Мальчик ел что-то еще. Вся посуда, из которой он ел, была вымыта. Все, что вы изъяли из квартиры Шоунов, проверили, но наркотиков не обнаружили. Единственное, с чем повезло, — это с машиной. — Повезло? — почти проревел Роджер. — Это никуда нас не привело. Есть предположение, где сейчас Гиссинг? Слоан не знал, но попытался догадаться: — Если бы спросили меня, то думаю, он увеличил расстояние между собой и Англией на несколько тысяч миль. Уже около одиннадцати — тебе лучше не заставлять старика ждать. Харди сидел в своем кабинете, таком же невзрачном и ничем не примечательном, как и он. Харди вышел из рядовых, и иногда именно из-за этого возникало впечатление о его ненадежности. Грузный, обычно носивший серую одежду, он чувствовал себя неловко в черной шинели, не сходящейся на животе, и вздернутых брюках. У него было болезненное лицо, седые волосы, пролысина и морщины вокруг бледно-серых глаз. Его одежда говорила о том, что предстоит какое-то большое событие. — Ты пришел как раз вовремя, — сказал он, — я собирался посылать за тобой. Нам предстоит встреча с Марино. Сняв с вешалки шляпу, он осмотрел Роджера с головы до ног: — Посимулировал немного? Беда Харди заключалась в том, что, когда он шутил, все думали, будто он говорит серьезно. — Это единственная возможность получить один или два свободных дня, — ответил Роджер. Харди пошел впереди к лифту, и его приветствовали все, кто был по рангу ниже инспектора-детектива. Его большая черная машина с шофером стояла в полной готовности. Когда они уселись и машина тронулась, Харди спросил: — Видел доклад по делу Шоуна? — Да, я говорил об этом со Слоаном. — Тогда ты знаешь столько же, сколько и я. Я думаю, с Шоуном легко можно было справиться, если бы не его жена. — Жены иногда любят видеть своих мужей, — сказал Роджер, явно намекая на свою жену. Харди не клюнул на эту удочку: — Марино беспокоит, что это — шпионаж и цель похищения — помешать Шоуну работать. Думаешь в этом что-то есть? — Я такими данными не располагаю, и Марино признался, что он тоже. — Ни у кого нет, но дело этим пахнет, — сказал Харди. — Сегодня утром появилась еще одна новость — Марино сообщил мне об этом по телефону. Роджер знал, что он набивается на вопрос. — Ты попал в переплет, — продолжал Харди, ничего не дождавшись. — Кажется, ты единственный свидетель. — Свидетель чего? — Физиономии Гиссинга, — ответил Харди, искоса наблюдая за Роджером. — Шоун не может или не хочет ни дать его словесный портрет, ни опознать по фотографии. Роджер почувствовал интерес, но постарался не показать вида. — Там есть эта женщина Кларис Норвуд, но мы не считаем ее надежным свидетелем, — продолжал Харди. — Ты заметил из доклада, как мало людей видело Гиссинга? Все дают различное описание. Его, конечно, видели, но он как-то мелькал мимо, незаметно приходил и уходил из своего дома на берегу. Один из наших сержантов видел его во время расследования в Париже. И это все. Надеюсь, у тебя хорошая память. — Что касается Гиссинга, то фотографическая, — сказал Роджер. — Чего хочет Марино? — Не спрашивай меня, — резко ответил Харди, но Роджер знал, что Марино хотел получить детальный портрет Гиссинга не просто так. — Гиссинг все еще в стране? — заставил себя спросить Роджер. — Если бы он был здесь, то уже сидел бы за решеткой. Или я бы уволил половину сотрудников. Они повернули к Гросвенор-сквер. Несмотря на нависшие тяжелые облака, туристы все еще фотографировали статую Рузвельта. Большие американские машины, подавляющие размерами все другие, кроме нескольких «роллс-ройсов» и черного «даймлера» Харди, нашли убежище под сенью развевающегося звездно-полосатого флага. Совершенно ясно, что Харди здесь бывал раньше. Его узнали и провели к кабинету Марино, где Херб, заранее предупрежденный по телефону, открыл дверь. Он выглядел абсурдно молодым: — Входите, джентльмены, мистер Марино как раз освободился. Марино не встал даже ради помощника комиссара Скотленд-Ярда. Он крепко пожал руку Роджеру, посмотрел на его лицо и остался доволен. Они расселись под портретами августейших покойников. — Я бы предложил вам выпить, но боюсь, вы скажете, что слишком рано, — сказал Марино. — Ты думаешь слишком рано, Вест? — спросил Харди. — Нисколько, если я не на службе. Харди ухмыльнулся. Марино нажал кнопку. Вошел Херб с набором бутылок. Марино налил виски с содовой, лишь для проформы спросив, что они будут пить. Херб вышел. — Ну, а теперь вот что, — сказал Марино. — Вы очень добры, что так быстро откликнулись на нашу просьбу, мистер Харди. Это очень ценно. Вы помогли нам с самого начала. Надеюсь, поможете и в дальнейшем. Роджер был доволен, что есть выпивка, — это поможет справиться с волнением. — Получилось так, что вы стали единственным человеком, который может опознать Гиссинга, Роджер. А он нам очень нужен. — Марино отхлебнул из стакана. — Мы думаем, что он в Соединенных Штатах. — Это выводит нас из игры, — сказал Роджер. Улыбка Марино свидетельствовала о дружелюбном несогласии. Он наклонился вперед — для него это движение редкость. — Мы надеемся, что вы покажете на него пальцем. Роджер резко приподнялся: — Вы так думаете? — Мы не можем быть уверены, у нас нет фотографии, отпечатков пальцев или чего-либо другого. Но нам нужно опознать его так, чтобы не было никаких сомнений. Мы не можем задержать подозреваемого, пока не имеем показаний. И если он не прибегнет к маскировке, то мы его задержим. Мне сказали, что вас часто направляют для работы за границей, и в этом случае мы, конечно, нуждались бы в вашей помощи. Вы же хотите, как и мы, достать Гиссинга? Не могли бы вы одолжить нам старшего инспектора на неделю или около того, помощник комиссара? (обратно)14. ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ
Если не считать постоянного жужжания четырех реактивных моторов и редких воздушных ям, Роджер не почувствовал бы, что находится в воздухе. Днем пассажиры с высоты пятидесяти тысяч футов рассматривали Атлантический океан, который казался плоским и слегка шероховатым. Иногда они видели корабли. Отсюда до Англии было уже три тысячи миль, а до Нью-Йорка — полчаса летного времени. Покрытое облаками небо темнело. В салоне было много свободных мест, в том числе и рядом с Роджером. Большинство пассажиров дремало. Двое, у которых после первых же минут полета началась воздушная болезнь, выглядели полными развалинами. Одна из стюардесс вышла из маленькой кухоньки, улыбнулась Роджеру и исчезла в отделении экипажа. Мирно похрапывал какой-то пассажир, шуршала газета. Мысли Роджера витали между тем, что было, и тем, что будет. То, что было, казалось проще. Он вспоминал Джанет, ее испуганное восклицание при известии о поездке: «Зачем же опять?» — и затем слова: «Это глупость, дорогой, прости, пожалуйста». До самого его отъезда она сохраняла бодрый вид. Стюардесса вышла из командного отсека и остановилась около Роджера: — Теперь уже недалеко, мистер Вест. Вам будет лучше видно, если вы сядете сзади — здесь мешают крылья. Там есть свободные места. — О, прекрасно, благодарю вас. — Он сразу же пересел. — Ночью чудесный вид, — добавила девушка. Она была права — вид был именно чудесный. Огни приковывали взгляд, словно россыпь бриллиантов, от которой трудно оторваться. Вспыхивающие рубины и мерцающие изумруды, неоновых огней становились ярче по мере приближения. Окна небоскребов освещали небо, темнели провалы реки Гудзон, огни расцветили трубы и мачты крупных кораблей и небольших судов, столпившихся вдоль причалов и доков. Необыкновенная фантазия всех цветов, света и тени. Она казалась бескрайней, будто застыло мгновение. Самолет снижался, и совершенно неожиданно оказался уже на земле, катясь по посадочной полосе. Пассажиры оживились, заговорили, задвигались, и стюардессе пришлось призвать их к порядку: «Не отстегивайте пока ремни, пожалуйста». Он путешествовал под именем мистера Роджера Веста и надеялся, что никто не знает, что он официальный сотрудник Скотленд-Ярда. Его должны были встретить на аэродроме и доставить в отель «Мильтон». Марино все устроил. Стюардесса, которая обхаживала его в полете, пожала ему руку. С таможней проблем не было. Он слышал незнакомый выговор и обратил внимание, что поведение людей отличается от Англии. Носильщик взял два его чемодана, он — атташе-кейс, в котором были фальшивые деловые бумаги. Теперь он — бизнесмен, продающий машины английского производства. О машинах он мог говорить со знанием дела. Они уже миновалинебольшую толпу встречающих в низком зале аэровокзала, когда к нему подошел широкоплечий молодой человек в хорошо сшитом костюме и фетровой шляпе с узкими полями. — Мистер Вест? — Да. — Удачно, что я встретил вас, мистер Вест. Меня зовут Эд Пуллинджер, я из Федерального бюро расследований. Мне сказали, что я должен извиниться за то, что меня зовут Эд. У него была открытая улыбка, простые манеры, его акцент казался Роджеру несколько преувеличенным и речь медленнее, чем у него дома. — Надеюсь, полет прошел благополучно. — Первый класс, — сказал Роджер. — Рад слышать это. Эд шел впереди, носильщик за ним. Огни на земле сверкали не меньше, чем это казалось сверху; сплошной поток автомашин мчался по шоссе. У выхода их ждала машина. — Это моя машина, — сказал Эд Пуллинджер, махнув в сторону сверкающего гиганта. — Положите вещи сзади, — сказал он носильщику и расплатился с ним. — Почему вы не садитесь, мистер Вест? Роджер хотел сесть, но натолкнулся на руль. — Мы ездим по другой стороне, — сказал Пуллинджер. — Мне следовало бы предупредить вас. Роджер рассмеялся и устроился на мягком удобном сиденье. Пуллинджер завел мотор, машина плавно тронулась благодаря автоматической передаче. Они мчались по довольно свободному шоссе. — Это бульвары, — сказал Пуллинджер. Движение было односторонним, и машины шли быстрее, чем в Лондоне. — Сейчас мы проезжаем по мосту Куинсборо, — продолжал Пуллинджер. — Если вы здесь первый раз, то вам все равно, какой дорогой мы едем. Вы здесь бывали раньше? — Однажды, пять лет назад. — Увидите здесь много нового, — сказал Пуллинджер и свернул на извилистую дорогу; они проехали еще милю или две и снова повернули на разделенную на три части дорогу — по двум полосам шли машины, а третья, между ними, служила разделительной полосой. Вскоре они оказались в ярко освещенном районе. Рекламные щиты, намного превосходившие размером лондонские, мерцали, сверкали, меняли цвет, сообщая о совершенно восхитительных новинках. — Это Куинс, — сказал Пуллинджер. — Подождите, когда мы въедем на мост. Что, Марино все еще пользуется своей коляской? Роджер в недоумении повернулся: — Что вы сказали? — А вы разве не знали? — Пуллинджер тоже удивился, даже смутился. — Он очень чувствителен в этом отношении, поэтому вы и не знаете. Он потерял обе ноги во время войны. Ему сделали специальную коляску. Когда он работал здесь, он обычно сидел за своим письменным столом и никуда не двигался. Вы бы никогда и не догадались, увидев его. — А я никак не мог понять, почему он никогда не встает, — сказал Роджер с чувством сожаления. Пуллинджер рассмеялся: — Это бы очень понравилось Марино. Замечательный парень, Тони Марино. Напомните мне показать вам письмо, которое я от него получил. Теперь они очень быстро двигались мимо сплошной цепи зеленых огней на каждом перекрестке. Огни виднелись и далеко впереди. — Теперь уже недалеко, — заметил Пуллинджер. Делая различные повороты, они въехали на мост Куинсборо. Шины странно шуршали по металлической поверхности. Впереди на фоне черного, как сажа, неба сверкали огни небоскребов. Сверху с самолета это было похоже на сверкание бриллиантов, отсюда — на какое-то нереальное сияние. Пуллинджер продолжал комментарии: — Вот то здание, с красной вертикальной линией наверху, — «Эмпайр стейтс билдинг». Его верхняя часть используется для телевидения. А там — здание компании «Крайслер». — Сто́ящий город, — сказал Пуллинджер, — лучший в мире. — Он посмотрел на Роджера, ожидая возражений. — Я с вами поспорю, когда увижу что-нибудь лучше, — ответил Роджер. — А сейчас я хочу все запомнить. Он поймал себя на мысли о том, что думает о Марино. Вот, оказывается, почему он сидит все время на одном месте и не двигается. Он совсем не похож на калеку. — Пятьдесят седьмая улица, — прокомментировал Пуллинджер. — Это торговый район. Он называл улицы, которые они пересекали. Огни здесь горели ярче, чем на Куин-стрит; движение было более интенсивным; огромные желтые, красные и голубые такси заполнили дорогу. — Бродвей, — сказал Пуллинджер, — я довезу вас до Таймс-сквер, а там совсем недалеко ваш отель. Сегодня вам не нужно работать. Он повернул налево. Вид улицы не менялся, пока они не проехали изгиб и впереди как бы из-под земли засиял свет. — На этой квадратной миле света больше, чем в каком-либо другом месте в мире, — заметил Пуллинджер. — Похоже на то, — проговорил Роджер и рассмеялся. — Действительно. — Еще как действительно. Отель «Мильтон» находится на Сорок четвертой улице, в двух шагах от Таймс-сквер. Тони сказал поместить вас в самом сердце города. Скажите, мистер Вест, вы не хотели бы пообедать со мной? Я уверен, в отеле вполне приличная кухня, но, если вы не очень устали, мы могли бы отправиться в Гринвич-виллидж или еще куда-нибудь, куда вы захотите. — Отлично! Я приму душ и немного освежусь. — Я провожу вас в номер и вернусь через час, — сказал Пуллинджер. — У нас есть время выпить аперитив. Вам это просто необходимо. У него были лоск и искренность Херба, доктора Фишера и других вышколенных посольских сотрудников. — Это небольшой отель, но вполне приличный. У отеля «Мильтон» был неожиданно старомодный вид. В фойе малолюдно. Роджер подписал какой-то листок. Носильщик, выглядевший слишком маленьким для двух больших чемоданов, поднял их на девятый этаж, номер девятьсот первый. Пуллинджер сразу же заказал аперитив. Комната была угловая, с двумя окнами, в которых вспыхивал и гас свет от рекламы, расположенной снаружи. Внизу завыла сирена полиции, загудела машина. — Чуть не забыл про письмо, — воскликнул Пуллинджер, и достал бумажник из крокодиловой кожи. Он подал Роджеру письмо, написанное на посольском бланке. Марино писал: «Дорогой Роджер! Эд Пуллинджер, податель сего письма, сделает все, что нужно. Скажите мне, если не сделает. Не напрягайтесь в поисках Гиссинга, у вас будет на что посмотреть». Прибыло спиртное. Для Роджера — виски с содовой, для Пуллинджера — «Бурбон» со льдом. — Что вы знаете о Шоунах? — спросил Роджер. Пуллинджер неопределенно пожал плечами: — Я отвечаю за безопасность Дэвида, когда он находится в Штатах. Я был поблизости, когда в него стреляли в его коннектикутском доме. Если верить ему, то это я оттолкнул его от автомашины, которая была готова его переехать. Можно сказать, что Шоун создал мне репутацию! Пуллинджер вытащил пачку сигарет и предложил закурить. — Спасибо, — ответил Роджер и взял сигарету. Пуллинджер подошел к двери: — Я сообщу, когда приеду к вам, но это будет не раньше чем через час. Ну, пока. — Он вышел. Роджер затянулся сигаретой, подошел к окну и посмотрел вниз на море пляшущих огней, послушал звуки уличного движения — можно было различить даже шаги. Открыв чемодан, он вынул чистую рубашку и бритву. В ванной комнате было все необходимое, включая кран с надписью: «Ледяная вода», — она действительно была ледяная. Он уже наполовину выбрился, когда его одолела зевота. Во время полета он почти не спал, так же как ив предыдущую ночь. Может быть, лучше было самому побродить по улицам и пораньше лечь спать. Но разочаровывать Пуллинджера он не мог. Эд хочет показать ему Нью-Йорк, который очень любит. А почему бы и нет? Роджер опять зевнул, заканчивая бриться. У него в запасе есть еще полчаса, и если подремать десять минут в удобном кресле, то это никому не повредит. Было так приятно закрыть глаза. Он заснул. Час спустя он продолжал спать, когда открылась дверь и вошли два человека. Один — плотный, с качающейся походкой, в широкополой шляпе, с дымящейся сигарой и мрачным лицом. Другой — широкоплечий, наоборот, улыбался во весь рот. Он подошел к Роджеру, посмотрел и тихо произнес: — Когда он проснется, его хватит удар. — А кто сказал, что он проснется? — Куда ты намерен его отвезти? — Кто-то забыл тебя предупредить, чтобы ты не задавал вопросов. — А кто этот парень? — спросил плотный, но ответа он и не ждал. Он посмотрел на этикетку Британской авиационной компании, прикрепленную к чемодану: — Англичанин, да? Можно сказать, что он иностранец. Он подошел сзади к креслу Роджера, тот не шевельнулся. — Боже мой, посмотри на его затылок. — Я слышал об этом, — сказал другой. — Найди его пальто и надень на него. Это не заняло много времени. Налив в стакан виски, он плеснул немного Роджеру в лицо, затем на пальто и рубашку, растрепал ему волосы, сдвинул набок галстук и расстегнул воротничок. Широкоплечий поставил Роджера на ноги, закинул его руку себе за шею и потащил к двери. Они подошли к лифту, ноги Роджера волочились по ковру, но лифтер не моргнул. Никто в холле не обратил на них внимания. Только одна женщина посмотрела и отвернулась с отвращением. Когда они вышли из отеля, который по сравнению с большинством магазинов и зданий был слабо освещен, подкатил черный потрепанный «додж», куда затолкали Роджера. Голова у него запрокинулась, и он завалился в угол. Плотный сел рядом с ним. Широкоплечий остался. Шофер, не проронивший ни слова, влился в уличный поток. Машина повернула направо, еще раз направо, потом поехала прямо по бульвару, вдоль реки Гудзон, выехала на 57‑ю улицу и понесла к Коннектикуту. Роджер все еще спал. Огни Нью-Йорка освещали небо за его спиной. (обратно)15. СВЕТ
У Роджера осталось чувство потерянного времени, будто он проспал несколько часов. Он не мог заполнить этот провал, но знал, что вокруг толкались какие-то люди и происходили быстрые передвижения. Было темно, но на этот раз он не ощущал боли, только тупость в голове и тяжесть во всем теле. Он не испытывал тревоги, и чувствовал себя вполне комфортабельно. Он начал вспоминать и ему показалось, что он знает что-то очень важное, но не мог вспомнить, что именно. Затем где-то в мозгу стали возникать картины — Марино и все, что с ним связано, — мальчик с худым лицом, Лисса, аэропорт, Джанет и ребята, полет, Нью-Йорк и улыбающийся развязный молодой человек, который казался одним из образцов, отштампованных на Гросвенор-сквер. И опять возникло чувство, что ему нужно сделать что-то очень важное, но он не мог вспомнить что. Эд Пуллинджер, обещание ужина в Гринвич-виллидж, бритье и мягкое кресло. Сейчас он не сидел, а лежал, вытянувшись во весь рост. Он понимал, что очнулся отнюдь не после того, как заснул ненадолго. Из-за темноты он боялся двигаться, но преодолел страх и сел. Больших усилий не потребовалось. Ноги достали до пола, и кровать просела под ним. Он встал на ноги. Темнота не отступала — сплошная и непроходящая. Она не заглушала звуков. Он услышал шаги, сел и принял позу, в которой пришел в себя. Шаги приближались, тяжелые и осторожные. Он услышал звяканье ключей. Его охватило беспокойство. Шаги стихли и вспыхнул свет. Свет ослепил его. Он шел из квадратного отверстия на противоположной стороне комнаты. Снова наступила темнота, и он различил очертание мужской головы. Свет вспыхнул опять, заполнил комнату, но уже не слепил. Тени исчезли, свет снова выключили. Шаги замолкли, осталась тишина. Свет из квадратной дыры гипнотизировал его, притягивал взгляд, но теперь он мог представить себе, как выглядит комната. Он лежал в углу, около стены. В комнате стояли два кресла, одно из них с прямой спинкой, и небольшой стол. Он мог бы расположить их с точностью до дюйма. В дальнем углу находился умывальник, он даже запомнил стакан, стоящий над ним на полке. Медленно поднявшись, он начал обход комнаты, вспоминая расположение вещей. Все было точно. Комната не больше десяти футов от стены до стены. На стенах ничего не висит. Он дошел до двери и ощупал ее, пока не обнаружил квадратного отверстия, сквозь которое тогда бил этот яркий свет. Он определил размер отверстия пальцами, затем измерил его ладонью — получилось около пятнадцати дюймов по горизонтали и вертикали. Он остановился, пытаясь сосредоточиться. Значит, в двери сделана дыра, которую открывают и закрывают с той стороны. Он пошел обратно. В комнате было жарко. Он не сразу это заметил — от напряжения его бросило в жар. Почувствовав сухость во рту, он нащупал дорогу к умывальнику, осторожно пытаясь найти стакан и кран. Он не знал, какая пойдет вода: горячая или холодная. Он дал ей стечь — вода была холодной. Он подставил стакан — вода, наполнив его, полилась на руки и забрызгала одежду. Роджер отпил немного, подождал и опять отпил. Стало заметно лучше. Он повернулся и, вытянув руки, начал искать мягкое кресло. Когда он наконец нашел его, тьму неожиданно опять прорезал ослепляющий свет и так же неожиданно погас. Он отдернул руку от кресла. Темнота стала еще невыносимее. Может быть, свет включался, когда он прикасался к креслу? Или это совпадение? Он попробовал снова. Ничего. Он сел и попытался расслабиться, но слепящий свет вызвал чувство тревоги и неудобства. Он ждал, когда тот опять вспыхнет, но было темно. В течение нескольких минут он не мог заставить себя трезво думать, но постепенно взял себя в руки. Что же произошло, когда он задремал? Гадать не пришлось. Ему дали наркотик и вывезли из отеля. Кто это сделал? Кто? Эд Пуллинджер? Он выкурил его сигарету, и они оба выпили по аперитиву, который им принесли. Он пил виски с содовой, Пуллинджер — «Бурбон» со льдом. Роджер видел, как кусочки льда плавают в высоком стакане, встряхиваемом Эдом. Так же это делал Марино. Наркотик мог быть в сигарете. А мог быть и в напитке. Пуллинджера тоже могли отравить. Надо сохранять ясную голову. Он засмеялся, но это не принесло облегчения. Где он находится? Кто… Вспыхнул свет! Казалось, он обжег его глаза белым пламенем, он был таким же слепящим, как и темнота. Роджер сидел со стиснутыми кулаками, каждый нерв натянут. Свет и тьма быстро сменяли друг друга, казалось, это никогда не кончится. Но кончилось. Он не почувствовал облегчения. Пот каплями стекал со лба на щеки, выступал на губах, шее — он весь промок от пота. Темнота не принесла облегчения. Прошло много времени, прежде чем он опять сел в кресло и начал вертеть головой. Он не был уверен, откуда идет этот свет — спереди, сверху, сзади. Сейчас его не было, но глаза ослепли от резкой перемены. Постепенно он привык к темноте. Это делали, конечно, намеренно, — одно из средств сломить его волю. Но зачем? Он пошарил в карманах, надеясь, что там каким-то чудом окажутся сигареты и зажигалка. В карманах было пусто… Он встал. Одежда прилипла к телу. Вокруг царила такая густая темнота, что не верилось, будто ее можно рассеять. Постепенно он успокоился, пришел в себя. Медленно передвигаясь по комнате, он ощупал оба кресла, стол, кровать, раковину, умывальник, попил воды и уже ставил стакан на место, когда опять вспыхнул свет. Он уронил стакан и услышал, как тот разбился. Он вцепился в раковину с такой силой, что заныли пальцы. Свет опять зажигался и гас, зажигался и гас, вызывая болезненные ощущения, но Роджер почувствовал себя тверже и стал продумывать систему защиты от этой пытки. Это же только свет, в нем нет ничего опасного. Через несколько минут наступит темнота, а с ней — передышка. Ждать пришлось гораздо дольше, чем раньше. Наконец испытание прекратилось, но не так, как прежде. Свет остался и был таким ярким, что ослепил его — он не мог видеть дальше своей руки. Роджер сидел и ждал, когда же он погаснет, но этого не происходило. Вдруг он почувствовал, что его с двух сторон схватили за руки, подняли на ноги и потянули вперед. Ему показалось, что его ведут к двери, но уверенности не было, свет ослепил его. Его толкали то вправо, то влево. Их хватка причиняла боль, но это не имело значения. Глаза болели. Ноги шли не туда, куда он хотел. Он споткнулся и упал бы, если бы не эта хватка невидимых спутников. Они тащили его, а не толкали. Его ноги скребли твердый пол. Он слышал эти звуки и слышал шаги тащивших его людей. Никто не проронил ни слова. Его протащили вверх по лестнице. Остановились. Поставили его прямо и толкнули вперед. Зашатавшись, он грохнулся на пол. Раздавшийся сзади звук был похож на стук захлопнутой двери. В замке щелкнул ключ. Роджер и не пытался сразу подняться, он лежал с открытым ртом и тяжело дышал. Он все еще ничего не видел, в глазах мелькали и вертелись тени, похожие на нити накала мощной электрической лампы. Наконец, он сел, потом встал. Тени в глазах стали слабее — и он смог отличить свет от тьмы. Нужно просто подождать. Ноги одеревенели и болели. Он чувствовал царапины на руках, где их держали мощные пальцы. Вытянув руки, он сделал несколько шагов — там была пустота. Он вернулся на прежнее место и что-то нащупал. Стул! Он осторожно сел. Что дальше? Мелькания света и тьмы больше не будет. В комнате горит лампочка. Роджер приходил в себя. Он увидел картинки на стене, пустяшные картинки, например этот слон. Были и другие. Он медленно встал и начал их разглядывать и вдруг понял, что какой-то смысл в них есть: жираф с длинной, вытянутой шеей, лежащий лев, тигр, медведь. Целый зоопарк. Какое-то наваждение, кто будет украшать стены этими… Внезапно он понял, в чем дело. Родители украшают стены такими картинками для детей. Когда Мартин и Ричард были детьми, они сочиняли удивительные истории о животных, изображения которых видели на стенах. Рисунки висели вдоль всей стены и он, рассматривая их, повернул голову и застыл. В углу, позади него, стояла кровать, на ней лежал ребенок.* * *
Ребенок был бледен, ростом как Рики, с такими же тонкими чертами лица. Это — Рики Шоун? Или кто-то другой? Этот худее, чем тот, которого Роджер видел на фотографии, с огромными круглыми испуганными глазами. Голова лежит на подушке, руки — поверх одеяла, на них наручники, тонкой стальной цепью прикрепленные к кровати так, чтобы мальчик не мог двигаться. Но он не мог и говорить — вместо рта розовая полоска клейкой ленты. Было видно, как тяжело он дышит, глаза полны страха. Роджер облизнул губы и попытался заговорить, но получилось только какое-то карканье. Он улыбнулся и понял, что выглядит отвратительно и еще больше пугает мальчика. Как завоевать его доверие? Он шагнул вперед, ребенок попытался отодвинуться. Остановившись, Роджер взялся за стул, медленно развернул его и сел лицом к мальчику. Он проглотил комок в горле, подождал, когда рот увлажнится, и затем заговорил: — Я не сделаю тебе ничего плохого. Страх у ребенка не пропадал, выражение лица не изменилось. Роджер попробовал снова — ничего хорошего не вышло. У него возникло сомнение, слышит ли его ребенок. Он не спеша встал и опять произнес: — Я не сделаю тебе ничего плохого.
Он двинулся к маленькой кроватке и мальчик снова дернулся, пытаясь отодвинуться от него. На этот раз Роджер все-таки подошел к нему. Он улыбался, и наконец это была не гримаса, а естественная улыбка. Нужно успокоить ребенка. Протянув правую руку, он дотронулся до его лба, мягко погладил по голове и опять улыбнулся. Маленький лобик был холоден как мрамор, а в комнате было тепло. — Я постараюсь помочь тебе, — сказал Роджер. Он не должен был давать такого обещания, ребенку никогда нельзя обещать то, что нельзя выполнить. — Я попытаюсь помочь. Как ты себя чувствуешь? Круглые глаза впились в него, но страх в них не пропадал. Маленькие ручки, голые по локоть, были бледные, но крепкие. Роджер подвинул стул и сел. Было непонятно, слышит ли его мальчик. Пока Роджеру не удалось пробиться сквозь эту пелену страха. — Слушай меня, — произнес он медленно. — Кивни головой, если ты меня слышишь. — Он сделал паузу. — Ты слышишь меня? Он подождал, не очень надеясь на ответ. Мальчик дважды кивнул. Может быть, он наконец преодолел свой страх? — Хорошо. Кивни, если ты понимаешь меня. Я хочу попытаться вызволить тебя отсюда. Понимаешь? Пауза, а затем опять кивок. — Тебя ищет много людей. Твои мать и отец и многие другие. Понимаешь? Последовал кивок. — Они обижают тебя, Рики? — Он хотел снять пластырь у него со рота, но прежде хотел завоевать доверие мальчика. Успеет ли он это сделать? — Они не сделали ничего плохого, Рики? Дверь открылась, в глазах малышка опять вспыхнул страх. Роджер обернулся, а вошедший человек сказал: — Мы пока еще не причинили ему ничего плохого. Мы не сделали ничего плохого и вам, пока. Вставайте и пойдемте со мной. (обратно)
16. ВОПРОСЫ
Это был человек низкого роста, но широкоплечий, плотный и настороженный. Темные волосы зачесаны назад, лоб без морщин, круглое лицо с мелкими чертами, узкий, как у марионетки, рот, одет в брюки и рубашку, галстук сдвинут набок. Вид свежий и спокойный. Без оружия. За ним, в дверях, стоял высокий человек, тоже без оружия. Плотный крепко схватил Роджера за руку, причинив боль. Но Роджер не сопротивлялся, все равно не поможет. Пока нет. Он не смотрел на ребенка. Его толкнули направо, в коридор, и, удерживая все той же мощной хваткой, повели. Коридор был не длинный, но широкий — хватало места для двух человек, идущих рядом. Они прошли через распахнутую дверь, спустились по деревянным ступенькам, прошли кухню, сверкающую белыми изразцами и металлической утварью, пересекли маленькую комнату и вошли в длинную и узкую гостиную с приглушенным светом, мягкими креслами и удобной, уютной обстановкой. В дальнем конце комнаты, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги, сидел Гиссинг. Он улыбался. Это был Гиссинг — ошибиться Роджер не мог. Те же темные глаза, почти незаметные брови, короткие редкие ресницы, длинное бледное лицо, острый подбородок, маленький крючковатый нос и узкий рот. Гиссинг пребывал в расслабленном состоянии, улыбался так, будто его что-то забавляет. На этот раз у него на руках были надеты хлопчатобумажные перчатки. Он не хотел оставлять отпечатков пальцев. — Входите и садитесь, Вест, — произнес он. Верзила толкнул Веста, но он сохранил равновесие, ухватившись за край стола, и посмотрел на Гиссинга. Кресло, повернутое спинкой к задернутому портьерой окну, находилось у противоположной стены. Роджер прошел к нему и сел. Он не стал оглядываться, но был уверен, что люди, приведшие его сюда, все еще стоят в дверях. Скоро он забыл про них. Голос Гиссинга, более приятный, чем его наружность, был спокоен и дружелюбен. Он казался даже искренним, как будто не было пытки светом и украденного ребенка. — Принесите мистеру Весту выпить, Мак.
Мак — это Мак-Магон, который доставил мальчика на борт самолета. Плотный человек с большим лицом и мелкими чертами вышел вперед. Роджер не заметил его за стойкой бара. — Виски с содовой, — сказал Гиссинг. — Вы пробыли здесь не так уж долго, чтобы ваши вкусы изменились, не так ли? — У меня остались те же вкусы, что и раньше. Я знаю, что мне нравится, а что нет, — ответил Роджер, надеясь, что его улыбка выглядит естественно. Гиссинг захихикал: — А вы меня не любите! Но я не сержусь. Вы ведь не тот человек, который делает глупости? На этот раз выпивка вполне доброкачественная. Не то что в отеле «Мильтон». Итак, его пригласили сюда не для того, чтобы подсунуть отраву. Гиссинг хотел допросить его. Роджер взял стакан и сделал глоток. Можно было бы выпить все залпом и попросить еще, но он сдержался. Он поставил стакан на маленький столик, где лежали пачка сигарет и зажигалка. Закурив, он взглянул на Гиссинга: — Ну и что же вы думаете, куда это все вас заведет? — Туда, куда я хочу, — сказал Гиссинг и засмеялся. Контраст между его манерами и внешностью был разительный. Если бы у Роджера были завязаны глаза, то он мог бы подумать, что говорит человек обходительный и дружелюбный, развлекающийся не более предосудительными занятиями, чем исполнение модных песенок из популярных, но устаревших мюзиклов. — Мальчик не пострадал, Вест. Его приковали к кровати и залепили рот просто для того, чтобы произвести на вас впечатление, но не тем, что сделали с ним сейчас, а тем, что еще можно сделать. Я не хочу причинять ему зла. Он же ни в чем не виноват. — Так что вам не чужда гуманность, — сказал Роджер. — Потребуются годы, чтобы исправить то, что вы уже сделали с его психикой. — Вы еще и психиатр, — произнес Гиссинг с сарказмом. — Я пригласил вас сюда не для того, чтобы говорить о нем. Зачем вы приехали в Нью-Йорк, Вест? — По заданию. — Опознать меня? — Я не могу препятствовать вам в ваших предположениях. — Нет, этого вы не можете. Вы не можете помешать и себе самому так думать. Гиссинг немного изменил позу, но был все так же расслаблен, с вытянутыми ногами и руками, лежащими на подлокотниках кресла. Он не пил и не курил. — Вы можете решать сами, как вести себя. В одном случае вам будет легко, в другом — трудно. Вы здесь по специальному заданию, чтобы найти меня. Вы работаете с Марино, и это делает вас важным человеком. Вы собираетесь сказать, что знаете все о Марино. Вам ничто не поможет, если вы не сделаете этого. Я хочу знать, как долго Марино следит за мной, кого еще он знает из моего окружения, короче говоря, я хочу знать все. Советую вам воспользоваться первой возможностью, то есть выбрать легкий путь. Если вы все расскажете, то вам не причинят вреда. Я скоро уеду, и вы не будете знать, где меня искать, — никто не будет этого знать. Вы не сможете повредить мне, а я против вас ничего не имею и не хочу причинять вам неприятностей, так же как и мальчику. Не упрямьтесь, расскажите все, что знаете о деле Шоуна, и то, что вам сообщил об этом Марино. Роджер не отвечал. Гиссинг продолжил, не повышая голоса: — Я нетерпелив, и меня не обеспокоит, если вам причинят боль. Я не буду страдать, когда услышу ваши вопли и увижу ваши выкрученные и поломанные пальцы и рот, превратившийся в кровавое месиво, из которого к тому же клещами вырвут все зубы. От этого я не буду хуже спать. Было бы напрасной тратой потерять хорошего полицейского, а я не люблю напрасных трат, если их можно избежать. Он улыбнулся и поднял руку. Плотный человек, стоящий в дверях, двинулся вперед. Роджер почувствовал, как забилось сердце, незаметное движение вызвало у него больше страха, чем все угрозы. Он не пошевелился и не оглянулся, но приготовился к удару. Вместо этого Мак подошел к нему еще с одной порцией виски с содовой. Поставив стакан рядом с Роджером, он вышел. — Вы можете иметь сколько угодно всего, что захотите, — сказал Гиссинг. — Вам создадут прекрасные условия и дадут хорошую еду всего на несколько недель, и это все. Мак-Магон и Джейберд позаботятся о вас. Но ведь эта же парочка была в Лондоне! — Просто расскажите мне, что вы знаете, — добавил Гиссинг. Роджер отхлебнул виски; взглянув поверх стакана на лицо, которое казалось голым, он сказал: — Шоун делает очень важную работу, которую можно выполнить только в Англии, но деталей я не знаю. Марино уверен, что кто-то был очень заинтересован заполучить его сюда в Штаты. Похищение и возвращение ребенка в Штаты помогло бы это осуществить. Марино не знает, что вы замешаны в этом. Скотленд-Ярд напал на ваш след, выследив машину и прощупав миссис Норвуд с помощью парижской полиции, которая обнаружила ее связь с вами из-за недавнего подозрения в контрабанде. — Продолжайте. — Мы выяснили, что Скаммель работал на вас, как и человек по имени Джейберд. Мы обнаружили тело Скаммеля менее чем через двенадцать часов после похищения Рики. За это вам еще предстоит расплатиться. Гиссинг отмахнулся, будто это была сущая ерунда: — Вам не нужно рассказывать мне, какие вы ловкие в Скотленд-Ярде. Я вижу все в реальном свете. Марино отправился в Ярд, вас откомандировали для оказания ему помощи, и он рассказал вам всю эту историю. Роджер был рад, что есть еще виски, — у него все время пересыхало во рту. — Марино сказал мне, что мы должны вернуть мальчика, чтобы удержать Шоуна в Англии. Гиссинг молчал, глаза его сузились, улыбка исчезла. — Он хотел сохранить все в тайне, а я сказал, что тогда у нас вряд ли что-нибудь получится. Он потерял очень много времени со своими секретами. — Или я действовал слишком быстро, — сказал Гиссинг. — Если бы эта история стала известна на двенадцать часов раньше — ничего бы не изменилось. Мальчик здесь, Шоун вернулся. Он здесь и останется. Продолжайте, Вест. Меня не интересует механика ваших расследований. Я хочу знать, что вам сказал Марино о тех, кто хочет заполучить Шоуна назад в Англию. Что он знает? — Если он что-то и знает, то мне он этого не говорит. — Значит, не говорит, — произнес Гиссинг тихо. Его лицо утратило последние признаки дружелюбия и приобрело злобное выражение: — У вас плохая память. — Если он что-нибудь и знает, то мне не говорит. — Он послал вас только для того, чтобы вы провели здесь приятные каникулы? — Вы знаете, что на это ответить, — сказал Роджер. — Он надеялся, что они вас выследят, а я смогу опознать. Гиссинг засмеялся. На этот раз его смех не улучшил настроения Роджера. Это был злой смех, настолько злой, что Гиссинг снял перчатки, откинувшись еще дальше в кресле. — Я это знаю. Вы единственный человек, который может ткнуть пальцем и сказать: «Это — тот человек, который говорил с Дэвидом Шоуном». Теперь он не сможет найти вас и не сможет опознать меня. Вы не нашли ни отпечатков пальцев, ни чего-нибудь еще. В «Ресте» я не бывал неделями, а Кларис говорить не будет и никто другой тоже — никто не донесет на меня. Вы попались на крючок, но можете и соскочить с него, если пожелаете. У вас могут быть продолжительные каникулы в этих горах, когда все будет кончено и я уеду, вы сможете вернуться к своей семье. Вы, как и Шоун, хороший семьянин. Но сначала вы должны мне сказать, что сообщил вам Марино. — Я рассказал вам все. Правая рука Гиссинга потянулась к столу, впрочем совершенно машинально. Так же машинально он взял нож для разрезания бумаги, этот жест выдал его внутреннее беспокойство, скрывавшееся под маской наигранной самоуверенности. Он оставил отпечатки пальцев на ноже, — это было очень важное свидетельство. Он поигрывал ножом, стиснув зубы. Его темные глаза потускнели и стали невыразительными, на губах вновь заиграла улыбка. — Вы же все понимаете, Вест? Я намерен получить полную информацию. Если придется вас изуродовать, чтобы вы заговорили, меня это не тронет. Рано или поздно вы заговорите. — Но я больше ничего не знаю, — заявил Роджер. Однако это была пустая трата времени. Все было пустой тратой времени. Они начнут над ним работать, а они хорошо знают свою работу, похоже, его ждет что-то ужасное. Он еще не успел придумать, как отсюда ускользнуть, как почувствовал, что его наполняет чувство ужаса, вытесняя ощущение теплоты от выпитого виски. Затем у него мелькнула дикая мысль спастись, причинив Гиссингу какую-нибудь гадость. Он же этого не ожидает… Гиссинг свалил тогда Шоуна без усилий — он всегда настороже, и совсем рядом два его молчаливых напарника. Остается единственная надежда на то, что удастся убедить Гиссинга в том, во что он не хочет верить. Если говорить на повышенных тонах, то может получиться. Надо быть твердым и вести себя, как Гиссинг. Роджера передернуло. — Ну, а теперь рассказывайте все, Вест. — Мне нечего больше рассказывать, — ответил Роджер. — Вы только напрасно теряете время. Я не могу отсюда выбраться, так что и не могу опознать вас. — Он выдавил из себя улыбку. — С похищением у вас получилось хорошо, может, повезет и в следующий раз. Глаза Гиссинга опять стали злыми. Он взвешивал на руке нож. Рука была бледной, изящной, ухоженной; ногти покрыты бесцветным лаком. — Мне повезло и в этот раз. — Это вы считаете, что вам повезло. Положив нож, Гиссинг медленно поднялся и подошел так близко к Роджеру, что тот мог достать его ногой. Один удар — и он завалится. Но сзади за ним наблюдали две пары глаз. Гиссинг смотрел на него сверху. Выражение лица его было зверским. — Вест, я человек, который похитил мальчишку и убил Скаммеля. Джейберд, стоящий позади вас, следовал за Шоуном до Барнеса, чтобы убедиться, что за ним нет хвоста. Он засек тех детективов, которые проявляли большой интерес к Шоуну, и переехал их машиной. Другой человек за вашей спиной доставил сюда мальчишку. Это говорит о том, насколько мы крутые парни. — Тем не менее мне нечего больше добавить. — Если вам нечего, то кому есть? — спросил Гиссинг, но уже обычным голосом. Роджер пожал плечами. — Кто же может? — повторил Гиссинг. Он говорил так, будто Роджера нет в комнате, казалось, он потерял к нему всякий интерес. — Я должен выяснить, что знает Марино. Кто может это сказать? Лисса Мередит? Имя было произнесено с вопросительной интонацией. Это была просто догадка. Роджер, уже подготовленный к этому, никак не прореагировал, но сердце у него упало. Не окажется ли она в таком же положении, как и он? — Не думаю, — ответил он. — Она говорила, что Марино ее ни во что не посвящает. Ее задача просто успокоить Шоунов. — Она может сказать вам то, что знает? — спросил Гиссинг. Похоже было, что он поверил словам Роджера. А вдруг? Нет, это было бы слишком просто. Он дурачит его, и через мгновение начнутся новые угрозы. — Может быть, и нет. А Карл Фишер? — Кто? — Доктор Фишер. — О, я его мало знаю, — ответил Роджер. — Только что он друг Шоуна и врач, работающий в посольстве. — Теперь он здесь с Шоуном. Карл Фишер и Лисса Мередит пытаются его утихомирить, надеясь вернуть в Англию, но у них нет на это шансов. Или вы думаете, что есть? — Я не знаю. Роджеру хотелось, чтобы Гиссинг отошел и перестал таращиться на него. Ему хотелось встать. Гиссинг стоял почти вплотную к нему, практически провоцируя нападение. Это могло быть так легко. Удар по колену, прыжок, потом мощный удар по голове, но… В дверном проеме стоят два человека. Разорвав тишину, раздался звонок. Это был не просто звонок, это было скрипучее и резкое предупреждение, которое заставило Гиссинга отступить и обернуться, а двух других вскрикнуть. У Роджера появился шанс, которого больше может уже и не представиться, — звонок отвлек их, вселил тревогу. Мак-Магон и Джейберд куда-то исчезли. (обратно)
17. ТЕМНАЯ НОЧЬ
Все произошло с быстротой молнии. Гиссинг уставился на дверь — звонок продолжал трезвонить, парни рванулись к другой двери, а Гиссинг отступил, опустив в карман правую руку, и начал командовать: — Не дви… Роджер, сидя в кресле, подвинулся вперед, схватил Гиссинга за ногу и дернул. Тот грохнулся на пол, рука выскользнула из кармана. Где-то послышались быстрые шаги, как будто кто-то убегал. Гиссинг лягнул ногой и снова сунул в карман руку. Роджер поймал его ногу и, схватив одной рукой за коленку, другой — резко вывернул за ступню. Гиссинг задохнулся от боли. Роджер отпустил его, нагнулся и выдернул его руку из кармана. Гиссинг уже не мог сопротивляться. Рука Роджера коснулась холодной стали. Он вытащил пистолет и увидел искаженное лицо Гиссинга, услышал его тяжелое дыхание, но знал, что опасность не миновала. Он ударил Гиссинга по голове рукояткой пистолета и тот потерял сознание. Роджер заметил, как зашевелились занавески, и выстрелил. Пуля пробила ткань, и человек, хрюкнув, вывалился наружу. Звонок трещал, не переставая. У человека, выпавшего из-за портьеры, был револьвер, но ему он был уже не нужен. Роджер отшвырнул его ногой. Человек грохнулся на пол с глухим стуком и не двигался. Он уже никогда не будет двигаться. Роджер знал это точно. Человек лежал, распластавшись, с пулей в голове. Дырочка была маленькая и аккуратная, кровь еще не текла. Гиссинг в бессознательном состоянии, мертвый человек и беззащитный мальчик внизу. Внезапно звонок замолчал. Будто спало тяжкое давление в ушах. Если бы удалось взять мальчика… Он услышал выстрел и решил, что это с улицы. Раздались глухие звуки шагов, их было плохо слышно из-за закрытого окна. Снова шаги, уже ближе. Они слышались из той комнаты, через которую привели Роджера. Приближались, по крайней мере, двое — везение могло кончиться. Он открыл дверь в дальнем конце комнаты, обнаружив за ней еще одну дверь в виде рамы, затянутой сеткой. Шаги приближались. Роджер отодвинул задвижку и оказался на просторной веранде, освещенной светом из дома… Он услышал крик: — Лови его. Сзади грохнул выстрел, и он услышал, как пуля впилась в оконную раму. Рванувшись вправо, он сбежал вниз и бросился в спасительную темноту. Раздалось несколько выстрелов, пока он бежал по траве, но в него не попали. На фоне серого неба он видел темные очертания острых верхушек деревьев. Спасение могло быть там. Он слышал, что его преследуют, и пытался сообразить, насколько далеко от него деревья и успеет ли он до них добежать. Он тяжело дышал, но паники не было, просто неестественное спокойствие. Он услышал еще два выстрела, и уголком глаза заметил вспышки от них. Он бежал под прямым углом к тому месту. Ворвавшись в заросли, он почувствовал, как по плечам хлещут ветви, и наклонил голову, но волосы зацепились за ветку. Итак, он добежал до деревьев. Он больше чувствовал, чем видел, прямые стволы и низкие ветви. Преследователи пробирались за ним сквозь заросли, они еще не очухались как следует, но скоро сообразят и обшарят все карманными фонариками. Он пошел быстрым шагом. Голоса остались сзади, потом с места, где прозвучал последний выстрел, послышался крик — крик торжества. Теперь он мог немного видеть. Остановившись, он обернулся. В свете от дома в двухстах ярдах отсюда выделялись очертания деревьев, и он увидел, что находится среди невысоких зарослей. Между ним и домом росли ряды молодых елей и высокие деревья с толстыми стволами. Он увидел, как из дома появился человек и побежал к чаще. Из его фонаря бил луч света. С таким мощным фонарем у них был шанс его поймать, и они знали местность. Роджер двигался осторожно, хотя и не был уверен, что это ему поможет. Он шел вдоль первых рядов молодых посадок по краю лужайки до тех пор, пока человек с фонарем не оказался от него в сотне ярдов, затем повернул в сторону травянистой лужайки — старый прием внезапного поворота. Ничто другое ему бы не помогло. На дальнем конце лужайки зажглись еще фонари. Он оглянулся и ему показалось, что два человека кого-то тащат, и те, у которых были фонари, тоже в этой команде. Потом Роджер услышал, как один, подойдя к зарослям, закричал: — Видишь его? — Давай, иди сюда. Они направились к месту, где Роджер первый раз скрылся за деревьями. Он дошел до травы, повернул и пошел вдоль посадок, удаляясь от дома, свет из окон которого был уже плохо виден. Темные тени деревьев скрывали его. Одна часть людей с пленником пошла к дому, вторая продолжала искать Роджера. Если бы ему еще немного повезло, то он бы спасся. Еще бы немножко, и он нашел бы телефон, получил бы помощь и привел бы к дому людей, чтобы освободить ребенка и, возможно, поймать Гиссинга. Каким образом поднялась тревога? Наверное, на земле есть система проволочных ловушек или ворота снабжены соответствующим устройством, подающим сигналы тревоги. Какое это теперь имеет значение? Кто-то споткнулся о проволоку, система сработала, и его поймали. Неважно кого. Роджер ускорил шаги, теперь уверенный в том, что сиюминутной опасности нет. Он уже не слышал людей, которые разыскивали его. Сейчас он видел значительно лучше. Его окружали деревья. Кажется, в этой местности сплошной лес, только дом стоит на лужайке. Местность шла под уклон, и плохо было то, что он не знал, что ждет его впереди. Была опасность, что он будет ходить кругами. Нельзя терять ориентировку. Звезд на небе не было. Он внимательно присматривался — нет ли где-нибудь света. Но ничего не видел. Свет дома, из которого он бежал, должен быть все время у него за спиной, только в этом случае можно быть уверенным, что идешь правильно. Деревья стали редеть. Местность стала ровнее, ноги скользили на сосновых иголках — и двигаться быстро стало трудно. Непосредственная опасность миновала, но каждая ошибка могла кончиться плохо. Если его поймают то его встретит уже не сладкоречивый Гиссинг, а сущий дьявол. Он на что-то наткнулся, стукнулся коленкой и тут услышал вдали звук, похожий на звон колокола. Он звонил и звонил. Роджер посмотрел назад. Фонари перестали двигаться к дому. У него выступил пот. Он наткнулся на сигнальную проволоку, и система тревоги вновь сработала. У него не было ножа, чтобы перерезать проволоку. Он и не пытался, но побежал вдоль нее, затем понял, что если сигнализация идет вокруг лужайки, где стоит дом, то они не смогут узнать, где он наткнулся на нее. Он перелез через проволоку и побежал. Есть ли у них охрана? Он был уверен, что все обитатели усадьбы собрались сейчас вокруг человека, попавшего к ним в плен. Но, впрочем, ни в чем нельзя быть уверенным. Он перешел на шаг, но время от времени оглядывался. Свет из дома становился менее заметным, он был виден высоко над ним. Склон холма становился все круче. Дважды он чуть не упал. Деревья окружали его. Свет исчез совсем. Ноги у него одеревенели и стали тяжелыми, спина болела, в голове билась какая-то жилка. Он не отдавал себе отчета в том, что делает, но теперь надо было все обдумать. Главное — уйти подальше от охотников за ним. Если бы он имел хоть малейшее представление о том, куда идти, но это было пустынное незнакомое место. Нигде ни огонька, только серое небо и темные деревья. Он споткнулся. Постепенно он перестал соображать, перестал бояться преследования, механически переставляя одну ногу за другой, заставляя себя двигаться вперед. У него не было часов, и он потерял счет времени. Все тело, каждый мускул болели, острая боль пронизывала спину, саднила правая нога, а левая ныла в том месте, где он ударился о проволоку. Но он знал, что нужно идти вперед и не сдавался, заставляя себя двигаться. Однако вскоре почувствовал, что придется остановиться или он совсем не сможет идти. Ноги казались свинцовыми. В голове стучало, как после удара в «Ресте». Рот был все время открыт — Роджер задыхался. Холмистая местность осталась позади, и он оказался на равнине. Постепенно появилось странное ощущение — ноги стало трудно отрывать от земли. Он прошел еще немного и понял, что идет по болоту. Возникла новая опасность. Болото, а там и трясина. Боже, куда он попал? Как выйти на дорогу? Он вышел не на дорогу, а наполяну, откуда были видны далекие огоньки всех цветов — зеленые и голубые, красные и желтые, они были так же далеки, как звезды. Он остановился, качаясь и держась рукой за дерево. Вода доходила ему до лодыжек. Он всматривался в огни и постепенно понял — перед ним озеро. Темный провал впереди — гладкая поверхность воды. На другом берегу виднелся поселок. Роджер все еще тяжело дышал. Он заставил себя сосредоточиться. Огни были прямо перед ним, но какой путь к ним ближе — направо или налево? Он мог пойти не в ту сторону и никогда не добраться до поселка. Что это, одно озеро или цепь озер? Невозможно определить. Положившись на случай, Роджер пошел направо. Под ногами были вода и песок. Он слышал плеск воды, которая сначала казалась холодной, а затем просто ледяной. Деревья подступали к самой воде, но иногда он шел и по сухой земле, правда редко. Огни были все так же далеко, и он боялся, что одно озеро переходит в другое, и он никогда не дойдет до поселка. Впереди не было никакого просвета, никакой надежды. Он вышел на поляну, вынул из кармана пистолет Гиссинга, и, отойдя от воды, потащился дальше, но ноги охватила дрожь. Боль стала такой острой, что он застонал и остановился ноги больше не слушались его. Хорошо бы сесть или лечь, отдохнуть. Он посмотрел на землю, но ничего не увидел. Он споткнулся, ободрал голень и упал. Пистолет булькнул в воде. Что это? Пень? Камень? Ветка? Он присмотрелся и увидел очертания маленькой лодки, длинной как каноэ. Из нее торчало весло. В мозгу тупо вертелось: «Лодка! У него есть лодка!» Он повернулся в сторону манящих огней. Приблизились они или нет? «У него есть лодка!» Он увидел что-то, выступающее из воды, — небольшой причал. Лодка и причал могли означать, что сюда кто-то приходит, кто-то живет где-нибудь поблизости. Он медленно огляделся и увидел очертания постройки, небольшой, но похожей на дом. Света нет. Он свернул к постройке, не ожидая найти там кого-нибудь. Если там кто-то ночует, то дверь будет заперта, а окна надежно закрыты. Он закричал, но получился какой-то хрип. Он закричал снова, но понял, что его голос дальше нескольких ярдов не услышишь. Подойдя к дому, он постучал — на большее сил не было. Никто не ответил, ничего не произошло. Он пошел налево. Дом стоял фасадом к озеру. Роджер споткнулся о лестницу, которая вела к передней двери. Перил не было. Шатаясь, он поднялся по ступенькам, толкнул дверь, и она открылась. Это было так неожиданно, что он остановился, покачиваясь как пьяный. Вытянув руку, он опять коснулся двери— и та заскрипела, распахнувшись. Прошло какое-то время, прежде чем он перешагнул порог. В доме было темнее, чем снаружи. Испытания подошли к концу в пустой хижине и с лодкой, пользоваться которой не было сил. Но он мог отдохнуть. Нужно отдохнуть. Здесь должен быть стул, конечно, здесь должен быть стул. Он начал осторожно двигаться по комнате. Ему не привыкать бродить в темноте с вытянутыми руками. Он нащупал только неотесанные деревянные стены и ничего больше и решил, что здесь ничего нет. Вдруг рука коснулась полки. Пошарив по ней, он что-то сдвинул с места и медленно ощупал: что-то холодное, гладкое, круглое. Он схватил это и понял — фонарь. Работает ли он? (обратно)18. «ПУСТОЙ» ДОМ
Роджер нажал на включатель. Сил не было, и включатель не сдвинулся. Он напрягся, и фонарь засветился. Он светил ему прямо в лицо, и Роджер откинул голову. Желтое пятно света поплясало на стенах, на полу и застыло. Он посветил на полку. Было тихо, только под его ногами скрипели половицы. Фонарь осветил банки, веревки, «летучую мышь». Вдруг какое-то движение заставило его обернуться. Прежде чем он рассмотрел, сильный удар по рукам заставил его выпустить фонарь. Тот упал и погас. Темнота — всегда темнота. Сердце его гулко забилось, он начал задыхаться. «Они его поймали!» — Вы что-нибудь здесь ищете? — спросил человек. Роджер открыл рот и издал невнятный звук. Человек сказал: — Вы слышали меня. Что вы здесь делаете? Роджер осторожно ответил: — Я заблудился. — Неужели? — Голос был резким. — Зайдите в комнату, я хочу взглянуть на вас. Голос шел от двери, но Роджер ничего не видел. Он медленно двинулся. Прямо ему в глаза брызнул свет, но не ослепил и опустился на пол. Женский голос сказал: — Майк, это еще один бродяга. — Похоже на то, — произнес Майк. Свет опять заиграл на его лице. — Кажется, он прошел долгий путь. Вы чужой в этой местности? — Я только что пришел, — слова звучали как-то неуверенно, — я из Англии. Для них это едва ли что-нибудь значило, может быть, он лжет. — Из Англии, — повторила женщина. — Ничего себе! — Голос Майка был спокоен и звучал даже дружески. — Тогда вы оказались весьма далеко от своего дома. Он продолжал светить ему в лицо. — Дорогая, посмотри, нет ли у него оружия. Она, не колеблясь, двинулась к Роджеру. Он почувствовал, как ее руки шарят по бокам, ощупывая пиджак и брюки. — Нет, — сказала она. — Ну хорошо, чужеземец, — сказал Майк. — Можете пройти. Он сдвинулся с места под светом фонаря. Женщина взяла его за руку, будто поняла, насколько он слаб. Роджер почти терял сознание. Они помогали ему удержаться на ногах, замешкались у ступенек лестницы, прежде чем он, спотыкаясь, вошел в тускло освещенную комнату. Его усадили в кресло. До него доходили слова из их разговора: — Кофе, принеси кофе. Выглядит довольно плохо. Не разбуди ребят. «Дети! А мальчик!» Он широко открыл глаза и начал говорить, но Майк заставил его замолчать. Майк был большим, суровым на вид человеком с седеющей бородой, в потрепанной клетчатой куртке, брюках, поддерживаемых поясом с серебряными пряжками, и старых башмаках. Комната была невелика, с двумя дверями в другие комнаты. Женщина ушла, и Роджер услышал звон посуды. Вскоре она вернулась с подносом, на котором стояли кофейник, чашки и тарелка с сандвичами. Она наполнила чашку: — Майк, ты не хотел бы снять с него башмаки? — Для чего? — А ты не хотел бы воспользоваться своими глазами? — произнесла она с иронией. — Он бродил по озеру. Она размешала сахар в кофе и сунула чашку с блюдцем прямо ему в руки: — Выпейте это и поешьте, а потом… — Благодарю, — сказал Роджер. — Но не снимайте с меня башмаков. Майк уже стоял на коленях, исполняя ее распоряжение. — Я должен идти. Мне нужно добраться до полиции. Майк замер, уставившись на него. Застыла и она. — Мне нужно дозвониться до полиции, — повторял Роджер как попугай. — Там похищенный ребенок. Он взмахнул левой рукой, едва не уронив чашку с блюдцем: — Там, наверху. Муж с женой посмотрели друг на Друга, потом на Роджера. — Да, там, — настаивал он. — Я должен сообщить полиции. Где она? — Есть отделение в Вайкоме, — Майк произнес это так, будто говорил сам с собой. Его жена внимательно вглядывалась в Роджера, посматривая в сторону закрытой двери, где спали ее ребятишки. — Ближайший телефон в шести милях отсюда. Вы уверены в отношении мальчика? — Да, мы должны спешить. — Где он, вы говорите? — Выпейте ваш кофе, — скомандовала женщина. — Там, наверху. Большой дом на поляне. Вокруг деревья — сосны или ели. Теплый кофе оказывал благотворное влияние. Роджер почувствовал, что приходит в себя. Он начал понимать, что эти люди могут помочь. — Я не знаю, сколько туда миль. Это на верхушке холма. — Это обиталище старого Вебстера, — сказал Майк. — Вебстер там не живет с тех пор, как умер его сын. Я слышал разные чудные рассказы о парне, который его нанял. Так что, там есть ребенок? Как его имя? — Шоун, — сказал Роджер. — Рики Шоун. Он был похищен в Англии. Впервые Майк действовал быстро. По дороге к двери он сказал: — Ты присмотришь за ним, пока меня не будет, дорогая? Это недолго. Будет не вредно посмотреть, есть ли там ребенок или этот парень спятил. Я позвоню в Вайком, чужеземец, и сразу же вернусь с полицией. Он остановился у двери. — Я Майк Хилл, — сказал он и явно ждал ответной реакции. — Вы были очень… — начал Роджер и выдавил улыбку. — Меня зовут Роджер Вест. Я не сумасшедший. Поспешите, Майк, пожалуйста. Две минуты спустя тишина озерного края была разбужена рокотом мотора автомобильного двигателя. Один цилиндр не работал, но остальное было в порядке. Машина уехала. Жена Майка Хилла подлила Роджеру кофе и уговаривала съесть сандвич с курицей. Звук мотора затих вдали.* * *
Прибыли три сотрудника полиции штата Нью-Йорк в форме. К ним присоединились Майк Хилл и Роджер. Автомобиль Хилла оставили у озера. Женщина стояла в дверях, наблюдая за большим «понтиаком» и «олдсмобилом», двигавшимися по проселку. Фары высвечивали деревья. Дом Вебстера находился в пятнадцати милях, как сообщили Роджеру. Он прошел девять. Было четыре часа утра. Вопросов задавали мало. Все казались сонными и молчаливыми. Роджер тоже молчал. Веки так отяжелели, что опасность заснуть была вполне реальной. Тело болело не переставая. Теперь он знал, что находится в Адирондаксе, в двухстах милях от Нью-Йорка. Дорога петляла, взбегая на холмы, делала крутые повороты и была такой узкой, что едва ли могли разойтись две машины. Поездка заняла сорок минут. Роджера не удивило, что дом Вебстера опустел. Гиссинг, мальчик, новый пленный — все уехали. Он заставлял себя принимать участие в осмотре дома наравне с другими. Свидетельство большой спешки, следы от пуль на полу и в оконной раме, пятно крови на ковре, где упал человек, ясно говорили о том, что Роджер не лгал. Из прибывших самым мрачным был худой жилистый полицейский со шрамом на лице, оставшимся от старой раны. Его звали Эл, и у него были сержантские нашивки. Они окончили досмотр и перешли в ту комнату, где тогда сидел Гиссинг. Эл нацелился на Роджера маленькими блестящими глазками и вкрадчиво произнес: — Теперь расскажите нам, что здесь произошло. — Эл, — запротестовал Майк Хилл, — парень едва на ногах стоит. — Я и сам вижу, Майк. А ты держись от этого подальше. — Его рука потянулась к столу рядом с тем креслом, где сидел Гиссинг, и он уже был готов взять нож для разрезания бумаг. — Скажите нам, что случилось с того времени, как… Роджер крикнул: — Не трогайте этот нож! Не прикасайтесь к нему! Эл отдернул руку, будто нож был раскаленным. — Он держал этот нож в руках, — сказал Роджер, и его усталость и напряженность сняло как рукой. — Похититель держал его, на нем отпечатки его пальцев. Не прикасайтесь к нему и никому не говорите, что он у вас. — О’кей, — сказал Эл и в первый раз улыбнулся. — Не нужно так нервничать. Вы можете достать мне конверт? — обратился он к одному из полицейских. — Ну, а теперь, мистер Вест… Он не закончил. У входной двери кто-то крикнул, что к ним идет человек. Сержант Эл оставил Роджера, три человека вышли в ночь. Начиналась заря, возвестившая приход нового дня. Вдали слышались голоса. Они приближались. На веранде появились люди. Они вели человека — взъерошенного, измотанного; лицо в царапинах, одежда разорвана, — но, несмотря на это, узнать его было можно. — Пуллинджер! — воскликнул Роджер. Пуллинджер чуть не упал, но его держали сильные руки. Он слабо улыбнулся. — Привет, Роджер, — произнес он. — Ты счастливый человек. Разрешите мне сесть и дайте что-нибудь выпить. Только побольше. Пока его вели к креслу, он все время криво улыбался.
* * *
Ванна, бритье, бекон с яичницей вернули Роджеру человеческий облик. В течение нескольких дней напряжение не покидало его, но это не шло в счет. Пуллинджер назвал его счастливчиком, и Роджер не спорил. Пуллинджер тоже не мог жаловаться. Он рассказал о своих приключениях сержанту Элу и Роджеру, не разрешив присутствовать больше никому. Удостоверение, которое он показал сержанту, обеспечило ему необходимое уважение. После того, как он покинул Роджера в отеле, Пуллинджер почувствовал беспричинную усталость и стал подозревать, что его чем-то опоили. Он обратился за помощью к одному из своих сотрудников, и его подобрали прежде, чем он потерял сознание. Этот сотрудник видел, как из отеля выводили Роджера, казавшегося пьяным. С Пуллинджером, бывшим в бессознательном состоянии, он стал преследовать машину, в которой увезли Роджера. Это была ночная погоня без всяких шансов на успех. Они не могли ни остановиться, ни вызвать подмогу. На перекрестке дороги Кантри-Парквей их начала прижимать к обочине другая машина, которая делала это до тех пор, пока первая не ускользнула. Но человек Пуллинджера продолжал преследование — ему удалось их настигнуть, и он увидел их пленника. — Это была та еще погоня, но ведь мы могли бы потерять вас совсем, — сказал Пуллинджер. Он пришел в себя рано утром. Они стояли в это время около того места, где потеряли след той машины. Потом они снова засекли ее. Роджер был все еще в ней. Он находился в бессознательном состоянии в течение двадцати четырех часов. Они вновь начали преследование и достигли старого дома Вебстера. Там они наткнулись на сигнальную проволоку. — Они поймали Бадди, — говорил Пуллинджер вялым голосом. — Я ускользнул. Упал в глубокий овраг и какой-то ручей. Пока я выбирался, прошло достаточно много времени и я успел как раз к их паническому бегству, как будто под них подложили динамит… Я ждал, но близко не подходил. Потом приехали вы, но откуда мне было знать, что вы — свои? — Ну, теперь все в порядке, мистер Пуллинджер, — сказал Эл, — можете успокоиться. Я связался со штабом, а они — с департаментом полиции Нью-Йорка, и если нам повезет, то далеко они не уйдут. — Я бы разорвал их своими руками, — сказал Пуллинджер, глядя на свои руки, а не на Роджера. Они сидели за столом с остатками завтрака и блюдцем, полным окурков, в гостинице в Вайкоме. За стеной шумел пылесос. За окнами на глади озера сияло солнце. Пуллинджер встал. — Теперь я хочу поспать, — объявил он. — Шли бы и вы, Роджер. — Я уже поспал, сколько надо. — Я же говорил, что вы счастливый человек! Так оно и есть. Сержант позаботится о вас. Позднее мы вместе отправимся в Нью-Йорк, если не получим других распоряжений, — Он подавил зевок. — Вы здесь единственный человек, который все еще может указать пальцем на Гиссинга. — Я даже в спешке не забуду его, — ответил Роджер. — Сержант, — сказал Пуллинджер, — берегите мистера Веста, он для нас очень ценен, — и снова зевнул, отправляясь в свою комнату. Дверь за ним захлопнулась. Сержант Эл сказал, что ему предстоит работа и вопросительно посмотрел на Роджера: — Может быть, вы пойдете со мной, мистер Вест. Мне нужно написать подробный рапорт о случившемся. — Очень хорошо, — согласился Роджер. Отделение полиции было недалеко. Широкая главная улица Вайкома была асфальтированной, а обочины — земляными. Людей на улице очень мало. Большие сверкающие машины припаркованы на стоянках или закрыты в гаражах. Два магазинчика и супермаркет полупусты, и глаза Роджера приковывали заполненные товаром полки. Сержант Эл пользовался словами экономно: сезон почти закончился, погода может ухудшиться в любую минуту — и тогда почти до самой весны будет мало работы. Он шел впереди, молча кивая встречным — нескольким служащим и полицейскому, который был с ним ночью. Подойдя к своему кабинету, он пропустил Роджера первым и закрыл дверь. Выдвинув верхний ящик стола, он достал конверт, в котором лежал нож для бумаг. — Я сделал то, что вы сказали, мистер Вест. Но я не могу отдать его вам. Я должен вручить это моему боссу. Я никому не сказал ни слова, другие тоже будут молчать. — Чем меньше людей будет знать, что у нас есть отпечатки пальцев Гиссинга, тем лучше, — заметил Роджер. Он не мог даже предполагать, с кем ему еще предстоит встретиться, рассказ Пуллинджера не вызывал сомнений. И никаких новостей, кроме тех, что рассказал Пуллинджер, а ему многое нужно было бы знать. Он мог позвонить Марино. Он должен был позвонить Марино. Эл слушал. — Ну так что, — сказал Эл и улыбнулся. — Полагаю, это первый звонок в Англию из Вайкома, мистер Вест, но какая разница? Вы можете подождать до Нью-Йорка или Вашингтона или еще лучше… Он не закончил. Роджер услышал голос. Он вскочил гораздо быстрее, чем сам мог предположить. Это был единственный в мире голос. Роджер в два прыжка очутился у двери и распахнул ее. Лисса объяснялась с полицейским: — Я застану здесь мистера Роджера Веста? Мне сказали… — Правильно, я здесь, — произнес Роджер. Лисса повернулась, ее глаза блестели. Казалось, это была встреча после долгой разлуки. (обратно)
19. ОБИТЕЛЬ ШОУНОВ
Они не двигались, не говорили, не касались друг друга руками, а стояли на расстоянии двух ярдов. Роджер застыл в дверях, за ним — сержант Эл; Лисса, казалось, забыла о полицейском, с которым только что говорила, и вообще об окружающих. Девушка перестала стучать на машинке, наступила тишина. Это длилось всего несколько секунд, а казалось — вечность. Сержант Эл, у которого заблестели маленькие глазки, издал какой-то неопределенный звук — и колдовство разрушилось. Когда Роджер очнулся, лица Джанет и мальчишек всплыли у него в памяти. Но он не испытывал вины или беспокойства. Его чувства как бы выплеснулись из него, оставив странную пустоту. — Привет, Роджер, — сказала Лисса, пожимая ему руку. — Вы напугали меня. — Я сам испугался, — ответил Роджер, оборачиваясь и все еще держа ее руку. — Это сержант Эл. — Так просто, Эл? — Ее сияние вызвало на лице сержанта самодовольную улыбку. — Сержант Эл Гинни, мадам. — А я — Лисса Мередит. Все трое вошли в маленькую комнату, сержант предложил им садиться и сел сам. Однако Лисса осталась стоять. — Я не могу ждать, я хочу поскорее все узнать. Роджер, это правда, что вы видели Рики? Он кивнул. — Как он? Как себя чувствует? — Казалось, она боится спрашивать. — Испуган, — сказал Роджер, — но в порядке. — Вы непременно должны повидать Шоунов. Они выглядят хуже, чем вы можете предположить. Дэвид думал, что получит Рики, как только вернется сюда. Белле свирепствует как сумасшедшая. Я думаю, ад выглядит, лучше их дома. — Она помолчала. — Вы его действительно видели? — Да. — Что происходит? — спросила Лисса. — Из Вашингтона позвонили и сказали, что и Пуллинджер здесь. Я до сих пор ничего толком не знаю. — Она посмотрела на Эла Гинни: — Вы получили какие-нибудь инструкции из Вашингтона, Эл? — Нет, мадам. Я в любом случае получу их через Олбани, — ответил сержант. — Но мне не нужны инструкции по поводу того, что говорит мистер Пуллинджер. А он говорит, что мистер Вест может делать все, что пожелает. — А где мистер Пуллинджер? — Он в постели. Мне кажется, ему порядочно досталось. — Вы знаете, что произошло с вами обоими в Нью-Йорке? — спросила Лисса у Роджера. — Он рассказал мне. — Тогда нам незачем его беспокоить, — решила Лисса. — Мы сразу же отправимся к Шоунам. Здесь вам совершенно нечего делать. Вы готовы? — Только одно маленькое дельце, сержант, — сказал Роджер. — Это нож для бумаг. Когда он сказал ей о важности этого ножа, она открыла сумочку и достала удостоверение. Роджер увидел на нем ее фотографию. — Мы заберем этот нож, Эл, — сказала она. Гинни внимательно посмотрел на удостоверение, потом — на нее. — Конечно, можете его забрать. Я уже снял отпечатки, зарегистрировал и отправил копии в Нью-Йорк со специальной почтой и в Вашингтон самолетом. Мистер Вест думает, что они могут быть очень нужны. Имеется любопытное обстоятельство, мистер Вест. Там, в доме Вебстера, поработали наши ребята, но подобных отпечатков нигде не нашли. Мы не можем быть уверены, но думаем, что человек, оставивший их на ноже, прибыл туда всего за час или около того до побега мистера Веста. — Он носил перчатки, — сказал Роджер, — Он всегда носит перчатки или заклеивает кончики пальцев пластырем. Он забылся лишь на несколько минут, и этого было достаточно. Он думал, что если он не оставляет отпечатков, то он недосягаем. Я в твоем распоряжении, Лисса. — Что нас задерживает? Он пожал руку Элу Гинни, который вышел с ними на улицу. Винно-красный, сверкающий хромом «кадиллак» с откидывающимся верхом стоял в тени раскидистого дерева. На улицах стало больше людей. Свежепокрашенные старые одноэтажные деревянные дома выглядели как новые. Лишь в районе лавок и магазинов стояли двух‑ и более этажные дома, в то время как остальные были английского типа, но значительно больших размеров. Лисса села за руль, и Гинни помахал рукой им вслед. Вскоре они входили в отель, где Роджер позавтракал яичницей с ветчиной. Посмотрев в промежуток между домами с левой стороны, Роджер увидел озеро, деревья на берегу и медленно передвигающийся маленький катер с рокочущим мотором. Дальний берег озера казался сейчас намного ближе, чем тогда ночью. Вдали виднелись холмы, поросшие деревьями, и вершины, казавшиеся горами. Теперь он и Лисса съезжали с грунтовой дороги на шоссе. Большой автомобиль, стоявший там, последовал за ними. — Вы видели? — спросил Роджер. — Нас хорошо охраняют, — ответила Лисса. — Кое-кто считает, что вы стоите того, чтобы о вас заботились. Роджер промолчал. — Как вы себя чувствуете? — спросила Лисса. — Кое-где немного ломит, но в остальном в порядке. — Вы будете говорить «все в порядке», когда станете полумертвым. Она не смотрела на него. Ветер бился в лобовое стекло, залетал в окно, играл ее волосами, выбившимися из-под шляпки. Он как-то не замечал, во что она одета. Шляпка винно-красного цвета, как «кадиллак», бежевая рубашка с большими нагрудными карманами и винно-красная юбка — все очень просто, но на ней само совершенство. За рулем она выглядела так, будто владела тайнами жизни. — Это далеко? — спросил Роджер. — Миль сто шестьдесят. Мы доберемся туда после полудня. — А как вам удалось добраться сюда так быстро? — Самолетом. Машину прислали из Олбани. — Они заботливо следят за вами. — Они знают, как это важно, Роджер. Во всяком случае, они не хотят, чтобы с английским полицейским здесь случилось что-нибудь еще. Отпечатки им помогут, но вы все еще много значите для нас. Человек, который много значит! — сказала она с теплотой в голосе и посмотрела на него, затем рассмеялась. — Как-то все началось не очень хорошо. Вы не провели и двух часов в Нью-Йорке, как вас увезли. И даже в Адирондаксе за вами охотились. Мы находимся на восточном склоне, — продолжала она. — Через месяц или шесть недель вы должны приехать и посмотреть на осеннюю листву. Я думаю такого нет нигде в мире. Она опять как-то возбужденно засмеялась и быстро и громко заговорила, как будто хотела заглушить собственные мысли. — Впрочем, об этом вы, вероятно, уже слышали. Эд Пуллинджер не может себя заставить не говорить о Нью-Йорке. Не слишком ли много мы говорим об Америке? Мне часто хочется знать, что об этом думают англичане. Это очень плохо? Роджер ответил просто: — Я предпочел бы работать с Марино, чем с большинством людей, которых я знаю. — Спасибо. — Она оторвала руку от руля и на мгновение положила ее на колено Роджера. — Если бы я чего-нибудь хотела, так это, чтобы вы думали о нас хорошо. Ему не было нужды говорить об этом, он это знал. Она ехала быстро, но осторожно, и машина, следовавшая за ними, была все время видна в заднее окошко. В течение часа дорога извивалась по заросшим деревьями склонам, скрывавшим вид на большие озера, которые лишь иногда проглядывали в долинах между холмами. Машин на шоссе было мало. Полотно дороги хорошее, но обочины по сравнению с аккуратными английскими заделаны кое-как. Роджер не сравнивал, он просто отдыхал и пребывал в состоянии умиротворенности. Болезненные ощущения прошли, только немного болели коленка и правая пятка. Вскоре они выехали на равнину. По обе стороны раскинулись обширные пастбища, и могло показаться, что он находится в незнакомой части Англии. Только большие машины и огромные грузовики были непохожи, как и маленькие города с домами, защищенными от лучей солнца высокими деревьями. В одном из таких городков они остановились пообедать, выбрав большой одноэтажный ресторан; окна на солнечной стороне закрывали ставни, большая вывеска возвещала:Бифштексы Цыплята Бостонские тушеные бобы
Роджер целую вечность не ел больших бифштексов. В комнате было прохладно, обслуживание — дружелюбное. Из автомата, в который кидали монеты члены семейства с тремя детишками, рассевшимися на стульях и пялившими глаза на стенд со сладостями, лилась музыка. После этого Лисса не останавливалась. Они почти не говорили. Роджер ни о чем не думал. В голове был вакуум, который скоро будет заполнен. Но пока в этом не было нужды. После четырех часов поездки они свернули с основной магистрали на узкое шоссе с асфальтовым покрытием. Лисса сказала: — Еще через две мили мы будем на месте. Роджер, пожалуйста, помогите Дэвиду. Я знаю, вы его не любите, но все-таки попытайтесь помочь. Я не думаю, чтобы кто-нибудь мог помочь Белле, кроме, конечно, Дэвида. Именно поэтому ему самому так необходима помощь. — Я попытаюсь, — пообещал Роджер. — Не было ли еще требований о выкупе? — Я забыла, что вы не знаете. По приезде сюда он заплатил им сто тысяч долларов. Когда мы выяснили, что он получил по чеку такую крупную сумму, мы заставили его заговорить. Мы впервые действовали жестко. — Она не улыбалась. — Он положил их в старый сундук в доме и не знает, кто их забрал, хотя этот кто-то имеет доступ в их дом. Роджер кивнул и посмотрел на нее с сомнением.
* * *
Дом был построен в старом колониальном стиле — с высокими круглыми колоннами и двумя большими верандами. Дюжина ступеней вела к входу. Дом расположился в парке. Садовники обрабатывали лужайку и клумбы с яркими цветами. Автоматические разбрызгиватели увлажняли воздух в разных местах. На краю лужайки был расположен бассейн с трамплином и двумя небольшими навесами. Прозрачная вода отсвечивала голубым из-за цвета кафеля. Лисса поднялась по ступеням парадной лестницы. Другая машина проехала мимо них к гаражу. Когда они направились к открытой передней двери, Карл Фишер появился с поднятой рукой и улыбкой во все лицо. Может быть, из-за яркого солнца, но Роджеру показалось, что Фишер немного не в себе. Он пожал Роджеру руку: — Мне говорили, что вы поправились. — Более или менее, — улыбнулся Роджер. — Я рад, что вы не выглядите как еще один пациент, — сказал Фишер. — Как они? — спросила Лисса, когда они вошли в затененный вестибюль. — Много хуже с тех пор, как услышали, что Рики был обнаружен и вновь потерян. Новость сообщили по радио. Кто-то, должно быть, привез ее из Вайкома. — Фишер осуждающе взглянул на Роджера, как будто тот нес ответственность за утечку информации. — После этого Белле опять устроила Дэвиду сущий ад. Он выглядит как каменное изваяние. Я думаю, он не спал с тех пор, как вернулся, а никаких уколов он не хочет. Белле их больше делать нельзя — у нее выработался иммунитет. — Я лучше пойду и взгляну на нее, — сказала Лисса устало. — Где она? — В своей комнате. Она сейчас спокойна, и я могу быть свободен. Но если увидит Роджера, то опять взорвется. Судя по его словам, Фишер тратил на Белле Шоун столько времени, сколько ветеринар тратит на бешеную собаку. — Дэвид в библиотеке. — Он остановился у открытой двери. — Я не пойду с вами, если не возражаете. Я хочу немного поспать. — Идите отдохните, — сказала Лисса. Фишер выглядел таким усталым, что мог, вероятно, спать и стоя. Когда они с Лиссой поднимались по лестнице, Роджер посмотрел на нее и подумал, что блеск ее глаз зависит от перенапряжения ее сил. Не верилось, что она не спала. Но если этот дом был таким, как она говорила, а доктор Фишер это подтвердил, то как она выносит такую нагрузку? А у нее не было заметно даже следов усталости, глаза блестели, уже когда она вошла в контору сержанта Эла. Вечная юность? Роджеру самому не понравилось собственное настроение. Теперь они были на просторной лестничной площадке, портреты, написанные маслом, висели на стенах, пол тщательно натерт, половики из шкур темными пятнами лежали на светло-коричневых паркетных полах. Лисса пошла налево, открыла дверь и сразу же вошла. Она оглянулась и он понял: — Роджер, подожди. Он ждал. Она прошла через затянутую паласом комнату, заставленную вдоль стен стеллажами от пола до потолка. Послеполуденное солнце проглядывало сквозь неплотно задернутые портьеры. Несмотря на это, в комнате царил полумрак. — Привет, Дэвид, — сказала она. Шоун молчал. — Как себя чувствуешь? Шоун не отвечал, и к Роджеру вернулась неприязнь. Он попытался заглушить ее. Шоун жил в аду, и Роджер не видел его в другом состоянии, кроме дикого напряжения. — Я привела Роджера Веста, — объявила Лисса. — Он там, за дверью. — Это касается меня? — спросил Шоун. Голос у него был хриплый и усталый, как будто ему трудно говорить. — Прошлой ночью он видел Рики, — сказала Лисса. Даже не видя его лица, Роджер чувствовал волнение, охватившее Шоуна. Заскрипел стул. Роджер пошел к комнате, поняв, что Шоун направился к нему. Когда Роджер подошел к двери, Шоун находился на полпути между окном и дверью. Лисса стояла у окна, и луч солнечного света падал ей на руку и часть лица. Лицо Шоуна против света выглядело темным и морщинистым, но глаза горели, руки сжались в кулаки. Он остановился и пристально взглянул на Роджера. И в этот момент из комнаты с другой стороны лестничной клетки раздался вопль. (обратно)
20. ВИЗЖАЩАЯ БЕЛЛЕ
Шоун как-то конвульсивно задвигался, будто кто-то вонзил ему нож в спину. Крик раздался снова, когда распахнулась дверь и женщина метнулась через лестничную площадку в комнату. Теперь она визжала не переставая. Роджер обернулся. Белле Шоун колотила себя кулаками в грудь, рот широко разинут. На ней было простое белое платье с пуговицами сверху донизу, верхняя пуговица расстегнулась. Светлые волосы зачесаны со лба назад и схвачены лентой. Несмотря на гримасу, она была красива — высокая, с полной грудью, фигурой Юноны и демонической яростью в сверкающих глазах. — Почему ты не хочешь побыть со мной? — кричала она на Шоуна. — Я не выношу одиночества, ты должен быть со мной. Ты не думаешь, ты совсем не думаешь обо мне. Ты не думаешь о Рики. Ты дьявол, бессердечный холодный дьявол. Почему ты не хочешь быть со мной? — Но, Белле, ты же сказала… — Я просила тебя не оставлять меня одну, я не могу этого терпеть, а все, о чем ты думаешь, это бегать за ней. Почему ты не уйдешь с ней? Почему? Это было бы лучше, чем мучить меня, чем терзать меня. — Белле, — сказал Шоун, — ты же просила меня оставить тебя одну на час. — Отвечай на мой вопрос! Почему ты не уйдешь с ней? Ты думаешь, я не знаю, что происходит? В моем собственном доме, у меня под носом. Думаешь, я не знаю, где ты был все время после полудня? В ее постели, вот где ты был. Ты оставил меня одну как раз тогда, когда я в тебе нуждалась больше всего. Ты ушел к ней. — Это же неправда, Белле, — произнес Шоун голосом мертвеца. — Ты же знаешь, что это неправда. — Ты не сможешь одурачить меня. Я все знаю, я знала это на протяжении нескольких месяцев. Я осталась здесь, а она поехала с тобой в Англию. Ты притворился, что это для работы, но все, что тебе было нужно, чтобы эта девка была с тобой. Я не хочу, чтобы она и дальше была в моем доме. Не хочу! — Ты не в себе, — сказал Шоун. — Лисса — наш добрый друг. Она… — Друг! — завопила Белле. — Она твоя любовница, потаскушка. Я и минуты не потерплю ее в моем доме. — Она повернулась и, казалось, была готова налететь на Лиссу, бить ее и вытолкнуть из комнаты. — Убирайся, убирайся, убирайся! Лисса стояла не двигаясь. Шоун, вытянув длинную руку, схватил жену. Она остановилась, будто знала, что вырваться не сможет. — Успокойся, — сказал Шоун, и в его голосе прозвучала угроза. — Это неправда и ты это знаешь. Не веди себя так, Белле. Я больше не выдержу. — Отошли эту тварь отсюда! — Белле, послушай… Она стукнула его изо всех сил, и он отпустил ее. Она толкнула его, он потерял равновесие и чуть не грохнулся на пол. Белле налетела на Лиссу. Роджер предпочел бы быть за тысячу миль отсюда, но не мог оставаться в стороне. Первый раз, когда он ее увидел, она попыталась его оттолкнуть, но он повалил и ошеломил ее. Сейчас он оттолкнул ее и встал впереди Лиссы, лицо которой побелело, как у статуи. Белле застыла, повернулась, чтобы налететь на нового противника, сделала бы это, если бы Роджер не произнес: — Я видел вашего сына прошлой ночью, миссис Шоун. Белле застыла. Руки ее упали, ярость погасла. Он ни когда не видел, чтобы так быстро наступала полная опустошенность. Он не мог бы остановить ее быстрее, даже если бы ударил. Она стояла совершенно спокойно, ноги слегка расставлены, руки повисли. Удивление в глазах погасло, но она молчала. — Рики в порядке, — сказал Роджер спокойно. — Я видел его и говорил с ним. Ничто не могло заставить его сказать Шоунам, что рот мальчика был заклеен. — Он сказал мне, что они его не обижают, да я и сам видел это. Он стоял спиной к Шоуну, его занимала только Белле. И вдруг его схватили сзади за плечо, пальцы впились, как когти, — Шоун развернул его к себе лицом и впился в него глазами. Губы его едва двигались: — Не лгите! Роджер сказал: — А, черт с вами. — Он изо всех сил ударил Шоуна в живот. Его охватил внезапный приступ гнева. Будь проклят Шоун, эта истерика, превратившая все в посмешище. Шоун покачнулся, споткнулся о стул, глаза его потеряли блеск, а лицо приняло удивленное выражение. — Я видел мальчика, с ним все в порядке, — резко произнес Роджер. — Если бы вы вели себя как отец, а не как взбесившийся бык, сейчас вы уже могли бы его вернуть. Скажите нам, что за послания вы получали, помогите найти похитителей, а не мешайте. Шоун, все еще ошеломленный, не отвечал. Роджер обернулся к Белле: — Вы так же отвратительны, по существу вы даже хуже. Вы не даете вашему мужу делать то, что он должен. Вы накачиваете себя ненужными страхами. Лисса сидела за рулем все послеполуденное время. Она хотела помочь вам обоим, а вы вывалили на нее эту мерзость. Если бы она была достаточно разумной, она предоставила бы вам возможность самим во всем разбираться. Лисса наблюдала за ним, и ее губы слегка кривились. Он этого не замечал. — Вы видели Рики? — медленно и недоверчиво спросил Шоун. — Они меня схватили. Нас держали в одном и том же доме. Мне удалось ускользнуть. К тому времени, когда я добрался до полиции, Рики уже увезли. Но сейчас полиция затягивает петлю, — и она к этому ближе, чем когда-либо. Они найдут его, если вы будете делать то, что они говорят. — Я сделаю все что угодно, только бы найти его, — сказал Шоун. Белле закричала: — Вы видели Рики! — Было похоже, что она только сейчас поверила, что это правда. Роджер повернулся, и она бросилась и обняла его, заглядывая ему в лицо. — Вы видели его, и он выглядел нормально. Вы клянетесь, что он не пострадал? Поклянитесь! — Он не пострадал. — Поклянитесь. — Помоги мне Бог, ваш сын был в порядке, миссис Шоун, — спокойно произнес Роджер. — Я говорил с ним. Я говорил с его похитителем. Мне сказали, что они не собираются причинять ему вреда. Они знают, что он ни в чем не виноват и ничего против него не имеют. Белле убрала руки, и ощущение приятной теплоты от ее тела пропало. Она смотрела мимо Роджера на Шоуна. — Дэвид, ты слышал, ты слышал это? Голос Шоуна прерывался от переживаний: — Я знал, что с ним все в порядке, Белле. Я был уверен, что они не причинят ему вреда. — Рики невредим, — сказала она отрешенным голосом. — С ним все в порядке, и этот человек видел его. О, Дэвид. Она замерла, руки ее трепетали, она наконец закрыла лицо руками и заплакала. Плечи ее вздрагивали, но стояла она спокойно. Шоун подошел к ней. Он выглядел гигантом рядом с ней. Он нежно обнял ее за плечи, и было понятно, что рядом с ней он забыл и о Лиссе, и о Роджере. Лисса взяла Роджера за руку, и они пошли прочь. На площадке лестницы они обернулись. Шоун мощной рукой успокаивал вздрагивающие плечи жены. Лисса отпустила руку Роджера, и они вышли на улицу в яркий солнечный день, оказавшись в тени деревьев между домом и бассейном. Лениво жужжали комары и мухи. Вокруг стояли садовые кресла-качалки и висели гамаки. Они сели — Роджер осторожно, поскольку мускулы ног еще болели. Он закурил одну из сигарет, которые навязал ему сержант Эл. — Интересно, сколько продлится это новое настроение? — спросил он. — Им нужно делать встряску в виде Роджера Веста приблизительно каждый час. Лисса все еще была бледна. Сцена наверху не прошла для нее даром. — Белле может быть такой чудесной. Трудно поверить, но может. Не знаю, случилось ли бы все это, если бы Шоун не оставлял ее одну так часто. — Вы давно ее знаете? — О, много лет. Я с Дэвидом работаю уже десять лет. Она никогда не бросалась на меня так, как сегодня, — добавила Лисса, она была очень опечалена. — Ее слова звучали очень убедительно. — Она неудачно выбрала время! — Он засмеялся, но смешного было мало. — Когда появились первые признаки неврастении? Лисса подумала: — Я думаю год назад. Она всегда была темпераментной женщиной, вы никогда бы не сказали, что у нее ровный характер. Так же как и у Дэвида. — А Дэвид целый год занимался специальной работой, которую можно сделать только в Англии, — сказал Роджер. — Да, Белле не хотела, чтобы он уезжал. Я помню сцену, когда он сказал ей, что едет. Она предприняла все возможное, чтобы он отказался от назначения. Я удивилась, когда он его принял. Бог знает, как он этого не хотел. Но он знал, что для данной работы он самый подходящий человек. Ему было трудно, Роджер, но он считал это своим долгом. Нужно знать Дэвида и все обстоятельства, прежде чем обвинять его в чем-то. Роджер отгонял комаров: — Если это шпионаж, то Гиссинг мог начать работать над Белле год назад. Лисса задумчиво произнесла: — Мы всегда предполагали, что может случиться беда, поскольку Белле так скучала без Дэвида. Или, по крайней мере, она не хотела, чтобы он был вдали от нее. Ничто не давало повода думать, что Гиссинг начнет свою операцию так скоро. — Вы пытались говорить с ней об этом? — Нет. Этих эмоциональных взрывов не было, дока не пропал Рики. То есть они не прорывались наружу. Мы внимательно наблюдали на Шоуном. Были случаи, похожие на попытки покушений на его жизнь. Как только мы узнали о похищении, мы сочли это попыткой сломить Дэвида, возвратить его сюда. И они достигли своей цели. Кресло мягко покачивалось — вперед-назад, вперед-назад, — с гор дул теплый ветерок. Было так спокойно и обманчиво мирно. — Они, — повторил Роджер резко, — Гиссинг и кто еще? Лисса не отвечала. Роджер медленно встал, подошел к дереву и прислонился к стволу, наблюдая, как ветер играет ее волосами. Он смотрел на неспокойное лицо, любовался грациозностью позы. Она опять завладела им. — Ну ладно, — сказал он, — когда мы найдем Гиссинга, мы найдем и тех, кто работает на него. Или на кого работает он. Пришло время мне взяться за это дело. Тони Марино говорит, что здесь могут найтись подходы к Гиссингу. Это правда? — Мы так думали, но нас это никуда не привело. Вы будете нам нужны, когда мы найдем Гиссинга, но не раньше. На это могут уйти часы, дни, недели. Не спешите, Роджер. Возможно, сейчас все будет спокойнее. Здесь хорошо, и вы можете остаться. Но если вы предпочитаете Нью-Йорк, то можете уехать туда. Не имеет значения, где вы находитесь, если с вами можно быстро связаться. Я останусь здесь, если Белле не возобновит своих нападок. Если же это наступит, я скажу Тони, что мне нужно исчезнуть. Иначе для Дэвида обстановка станет еще невыносимей. Она остановилась, внимательно посмотрела на него, всем своим видом демонстрируя, что видит в нем человека, а не средство для розыска Гиссинга. — Роджер! — Да? — О чем вы думаете? Он отошел от дерева, улыбнулся, задумавшись на мгновение, и осторожно ответил: — Я надеюсь, что не слишком долго нахожусь вдали от дома. Для моей жены время тянется медленно. Он смотрел на нее, и она показала, что понимает его и не требует никаких слов или объяснений. — Ну конечно, — сказала она, — я это знаю. Она улыбалась. Роджер закурил и стал смотреть на холмы, деревья, клумбы. Вдали, по проселку, двигалась машина, за ней поднимались клубы пыли. — И я к тому же детектив, — произнес он хриплым голосом. — Этим я зарабатываю себе на жизнь. Запомните? — Запомню. — Кто-то подсыпал Дэвиду и Белле наркотик, прежде чем похитить мальчика. Вы это помните? Кто это сделал, никто не знает. Отрава могла находиться в сигаретах, в кофе, во всем, что они ели или пили. Последние данные, которые мне сообщили, говорят о том, что никаких следов наркотиков не обнаружили в доме на Вейвертри-роуд. А чашки и блюдца стояли немытые. Все выглядело так, будто Шоуны оставили все как было. Работу выполнили безукоризненно. Почти наверняка им дали снотворное, которое действует сразу же. Его дали не среди дня, а поздно вечером, за час перед сном. Рики получил свою дозу раньше и, по-видимому, она была меньше. Билл Слоан — дотошный малый. В его рапорте говорится, что ему удалось установить — я думаю, он говорил с вами об этом — единственное, что пили все: и ребенок, и родители — молоко. Конечно, наркотик не обязательно был в молоке, но очень похоже. — Да, — сказала Лисса. Она все еще находилась в состоянии полной расслабленности, но выражение лица изменилось, она смотрела на него внимательно, даже настороженно. — Кто мог подмешать наркотик в молоко? — спросил Роджер. — Мы выяснили, после вашего отъезда больше никто не заходил. Соседи никого не видели. Это, конечно, не окончательное заключение, но существенное свидетельство. Никакого разговора о посетителях не было. Или были? Она покачала головой. — Помните, что я сыщик, — сказал спокойно Роджер. — Да, — ответила она без улыбки, — и сыщик думает, что наркотик в молоко подмешала я. — Он знает, что вы могли это сделать, — сказал Роджер многозначительно, — но не знает, сделали ли вы это.Если бы он был уверен в этом, ему бы были непонятны мотивы. Главная беда в том, что он не может с уверенностью сказать, кто еще имел такую возможность. Вы можете ему помочь? (обратно)21. СРОЧНЫЙ ЗВОНОК
Лисса опустила ноги на траву и мягко оттолкнула кресло, которое закачалось взад-вперед. Вокруг царило спокойствие, из дома не доносилось ни звука. Шипение воды, разбрызгиваемой из увлажнителя, сливалось со звоном комаров и мух. На некоторое время Роджер тоже поддался этому покою. Его часами терзали опасения, и теперь он почувствовал облегчение — игра пошла в открытую. Он сказал ей, что между ними ничего не может быть кроме недолгого, ни к чему не обязывающего союза, который никогда не перейдет в прочную связь. Она согласилась. Он думал, она знает, что у него на уме: отчаянное желание уберечь ее, защитить. — Нет, — сказала она тихим голосом. — Я не могу помочь, Роджер. — Необходимо найти, кто имел такую возможность. — Вы думаете, Марино тоже сомневается? — Я не вижу, как он может этого избежать. — Роджер подошел и сел рядом с ней. Она внезапно отвернулась и махнула рукой. Он сказал с угрозой в голосе, с досадой: — Не делайте ошибки, Лисса. Вы находитесь под вполне естественным подозрением. Имеются существенные свидетельства, что в посольстве также происходит утечка информации. Та, другая сторона подсунула мне снотворное всего спустя час после прибытия в Нью-Йорк. Так что утечка есть. Марино не слепой. Вы знали, когда я прибуду и где остановлюсь? Она молча кивнула. Роджер резко спросил: — Вы были здесь, когда Рики подарили золотой медальон с его именем? Она кивнула, но выглядела смущенной. — Он уронил его около плавательного бассейна, — сказала она. — Он помялся с одной стороны, но не сильно, а Рики так расстроился, что заплакал. Я помню, Белле успокаивала его: она говорила, что теперь другого такого уже ни у кого не будет — с такой особенной вмятинкой. — А кто еще там был? Она смотрела на него, неловко повернув голову. Плечи их соприкасались. — Дэвид приехал в отпуск на месяц, на следующий день мы отправлялись в Лондон — Дэвид и я. Был еще Карл Фишер. Мы все сидели у бассейна. Рики учился плавать. Слуги были, конечно. Впервые с тех пор, как он начал допрос, она улыбнулась: — Не забудьте про слуг, Роджер. — А был кто-нибудь из них около бассейна? — Рики мог сказать своей няне, что уронил медальон. — Но рядом никого не было? — Нет. — Дэвид и Белле, вы и Карл Фишер. Лисса, все это становится весьма существенным. Дело слишком серьезное, чтобы относиться к нему легко. Кто еще был в тот день? Она отвернулась и посмотрела на бассейн. Заходящее солнце залило золотом голубую воду. Лисса выглядела очень эффектно, и поворот ее головы надолго сохранился в памяти Роджера. Она нахмурилась и, обернувшись, произнесла: — Да, Эд Пуллинджер. — Вы уверены? — Эд пришел позже, — уточнила она. — Он принес некоторые письма для служащих посольства. Он не плавал, но находился здесь, когда Рики уронил медальон. — Я думаю, Эд нарывается на слежку, — сказал Роджер, нахмурившись. — Эд Пуллинджер, Фишер и вы — трое подозреваемых. Лисса, не вбивайте себе в голову глупых мыслей, что нужно кого-то оградить или что вы находитесь вне подозрений. Если есть что-то такое в вашей памяти, что вы можете показать на Эда или Фишера пальцем, покажите, пригвоздите их. Пока не поздно. Они могут раздавить вас. — Вы плохой детектив, — сказала Лисса. — Вы должны все это держать при себе. Она внезапно схватила его за руку и потянула: — Пошли в дом. Они медленно шли рядом и, дойдя до лестницы, она сказала: — Роджер, благодарю вас, но я ничего не подмешивала в молоко. Глаза у нее внезапно повеселели, и она убежала вверх по лестнице.* * *
За ужином царило хрупкое оживление. За столом сидели Дэвид и Белле Шоуны, Фишер и Лисса с Роджером. Иногда Белле заговаривала о Рики, будто наконец уверилась, что его возвращение — только вопрос времени. — Как хорошо, что он не пострадал, — говорила она в сотый раз, с наигранным оживлением и с сияющей улыбкой глядя на Роджера. Шоун говорил мало. Огонь в его глазах потух и, казалось, он с трудом сохраняет бодрость. Фишер после сна выглядел свежим. Все находились в напряженном ожидании, которое могло внезапно закончиться, а могло и растянуться. Сохранит ли Белле в этом случае с таким трудом достигнутое спокойствие? Роджер следил за ней внимательнее, чем за другими, но присматривался и к Фишеру. Если бы дело было в Англии, он бы имел, где покопаться. Особенно по поводу Эда Пуллинджера. Лисса сообщила ему о подозрениях в отношении Фишера и Пуллинджера, но дальше этого не пошла. Она сидела в просторной гостиной, когда Фишер сказал: — Я здесь просто доктор, но советовал бы всем пораньше лечь, включая и самого доктора. Дэвид, вы должны отправиться спать немедленно. — Это я могу, — согласился тот. — Дорогой, давай пораньше пойдем спать, — сказала Белле и сжала ему руку. — Я так долго не давала тебе заснуть. Если ты заболеешь, я буду винить в этом себя. Вы ничего не имеете против? — произнесла она устало, вставая с места. Было чуть больше девяти. В десять Роджер выглянул из окна своей спальни. Ночь и звездное небо навевали мысли о сладости свиданий. Он чувствовал какую-то бодрость и знал, что не заснет. Покой был нереальным, неестественным. Прошлой ночью в это время он находился по дороге к дому Вебстера, где начались его тяжкие испытания, завершившиеся на берегу озера. Сейчас казалось, будто опасность отодвинулась на миллион миль, хотя могла скрываться за каждым углом, за каждым окном. У него был пистолет, который дал ему Фишер. Сунув его в карман, — он уже привык таскать его и не находил это странным, — Роджер вышел из комнаты и через спящий дом пошел к входу. Слуги ложились спать рано. Они спали в другом крыле. Он открыл запертую дверь, вышел на веранду и медленно сошел по ступенькам. Он не мог уйти далеко. Если за домом следили, то открытая дверь — большой соблазн, она должна оставаться на виду. Было прохладно, но не холодно, как в Англии в летнюю ночную пору. Трава под ногами жестко шуршала. Шипение разбрызгивателя смолкло. Он ходил взад и вперед. Черные тени деревьев казались более резкими, чем предыдущей ночью. Он никого не видел и ничего не слышал. Он провел на воздухе полчаса, затем вернулся в дом. Закрыв на засов входную дверь, он поднялся наверх. Скользящая дверь на лестничной площадке вела в его комнату — большую, просторную, современную. Он принял самую горячую, какую можно только терпеть ванну, чтобы снять напряжение мускулов ног и спины, надел пижаму и лег. Только теперь он почувствовал приятную усталость. Ощущение нервозности прошло. Оно, видимо, возникло из-за неопределенности отношений с Лиссой и от чувства нависшей опасности. Он заснул. Неясный звук ворвался в его сон. Это могла быть часть сна. Но звук разбудил его. Роджер лежал в полудреме, когда снова услышал его. Медленно повернув голову, он взглянул на окно, четко очерченное на фоне серого неба. Начиналась заря. Никого не было, он осторожно взглянул на дверь. Дверь тихо открывалась. Роджер выпутался из простыни и подтянул ноги, приступ боли пронзил икры. Ой подвинулся к краю кровати, чтобы можно было быстро из нее выскочить, и через ресницы стал наблюдать за дверью. На мгновение он решил, что ему все показалось, что это плод его воображения. Дверь скрипнула. Роджер ждал. Он лежал спокойно, но внутренне уже приготовился к прыжку, который сведет его лицом к лицу с неизвестным визитером. Дверь, наконец, открылась — и в сером свете утра появилась женщина. Он видел волосы и силуэт фигуры на фоне окна. Это была Лисса. Мгновение она смотрела и прислушивалась — он дышал ровно. Она прошла вперед, не закрывая двери, правая рука ее была вытянута, и он пытался рассмотреть, что в ней. Она подходила все ближе, шуршала одежда, других звуков не было. Теперь она находилась в одном или двух футах от него и он видел, что в руке у нее ничего нет. Света было достаточно, чтобы разглядеть ее нежную красоту. От вспыхнувшего желания у него глухо забилось сердце. Она присмотрелась, как будто хотела увериться, что он спит, потом быстро наклонилась. Он вздрогнул от неожиданности. Она приникла к нему в долгом поцелуе, он замер. Откинувшись, она взволнованно дышала, потом нежно произнесла: — Роджер… Он засопел, будто только что проснулся и еще не пришел в себя. — Роджер! — произнесла она громче. — Проснитесь. Она включила лампу. Свет заставил его зажмуриться. — Простите меня, Роджер, но надо просыпаться. — Кто это? — пробормотал он. — Это Лисса. — Лисса? Что такое… — он не договорил, приподнимаясь. — Что случилось? — Получено сообщение, — сказала она. — Марино знает, где находятся Гиссинг и Рики. Вам надлежит вылететь в Трентон, Нью-Джерси. Мне не хотелось будить вас. Она легко справилась с охватившим ее волнением: — Вы спите, как ребенок. — Но я не ребенок. Дайте мне десять минут. — Я приготовлю кофе, — пообещала Лисса. — Отлично. — Он улыбнулся, почесал голову, подождал, когда за ней закрылась дверь, и прикусил палец. — Ты, проклятый дурак, — свирепо пробормотал он. — Проклятый дурак. Он вспомнил Джанет. Ее реакцию на телеграмму от Лиссы. — Да, полный идиот! — произнес он и начал натягивать одежду. Он был готов, когда Лисса постучала в дверь. — Войдите! Она принесла поднос с булочками, маслом, мармеладом и кофе. Лисса еще не оделась, но выглядела свежей и бодрой, как обычно. Настроена решительно и по-деловому. — Никто еще не проснулся, — сказала Лисса. — Я вернусь через пять минут и довезу вас до аэропорта. Самолет уже ждет. — И она вышла, не взглянув на него. Через шесть или семь минут она вернулась, одетая, как и вчера, — в бежевую рубашку и винно-красную юбку. Короткая куртка перекинута через плечо. Она выпила чашку кофе, которую он ей налил, и они поспешили вниз. Они были у входной двери, когда кто-то громко спросил: — Кто это? Лисса сказала: — Спокойно! Это был Фишер, в спальном халате, с растрепанными волосами; глаза прищурены от яркого света. Он стоял посередине лестницы. — Что здесь происходит? — Роджера отзывают, — сказала Лисса. — Отзывают? — Да, черт возьми, — сказал Роджер. Он отреагировал как надо, потому что Лисса была решительно уверена в том, что Фишер не должен знать правды. Фишер мог подмешать снотворное в молоко так же легко, как и Лисса. — Ну, увидимся! — Роджер помахал рукой и открыл дверь. Фишер что-то бормотал и спустился за ними. Он стоял у двери, когда они отъезжали, и помахал им вслед рукой. — Может ли этим человеком быть Карл? — спросила Лисса. — Может быть кто угодно, мужчина или женщина. Она засмеялась, но смех звучал натянуто. Они ехали гораздо быстрее, чем накануне, мимо проносился просыпающийся городок. Они проскочили его на скорости шестьдесят миль. Аэропорт находился на другом конце, и уже слышался шум прогреваемых моторов. Экипаж был готов. Роджер обернулся к Лиссе: — Будьте осторожны, вы… — Я лечу с вами, — перебила она его. — Мой саквояж с одеждой в багажнике. Мне надо было провести Карла.
* * *
Он поздоровался с пилотом, поднялся в самолет вслед за Лиссой, посмотрел в окно на зеленые поля, взлетную дорожку, маленькое здание аэропорта. Роджер насчитал двадцать два места, но они были единственными пассажирами. Самолет сделал круг, и снова внизу промелькнуло здание. Лисса сидела рядом, откинувшись на спинку и расслабившись. Машина набирала высоту; у Роджера, развалившегося на сиденье, опять мелькнула мысль, что Лисса могла подмешать наркотики Шоунам. Но думать так не хотелось. Это она арендовала самолет и наняла экипаж? (обратно)
22. ИНВАЛИДНАЯ КОЛЯСКА
— Мы почти прибыли, — сказала Лисса. — Там Трентон. Она показала на дома внизу. Городок раскинулся среди зеленых холмов. С высоты они видели извивающиеся ленты проселочных дорог и уходящее вдаль широкое прямое шоссе. — Интересно, неужели они нашли Гиссинга? — Посмотрим, — сказал Роджер и заставил себя задать вопрос, ответ на который он мог бы получить через полтора часа: — Почему вы не хотели, чтобы о вашем отъезде стало известно? — Я знала, что Карл не спит: под его дверью виднелся свет. Я увидела его, когда выходила от вас. Я подумала, если он увидит меня в халате, то подумает, что я остаюсь. Если он замешан в этом деле, то он нашел бы способ предупредить Гиссинга о нашем отъезде. Роджер пожал плечами: — Может быть, вам лучше было остаться. У Карла не возникло бы подозрений, если бы я уехал один. — Я была должна. — Приказ? Ее глаза смеялись: — Да, и не мой. Они зашли на посадку. Роджер увидел маленький аэродром, фигурки людей, встречающих их. Он все еще не был ни в чем уверен, но ощущение какой-то неловкости в отношении Лиссы стало исчезать. Приземление прошло, как всегда, незаметно. Самолет катился к зданию аэропорта, медленно проехал мимо и вернулся. Лисса сначала забеспокоилась, а потом облегченно произнесла: — Ну вот, он здесь. — Кто? Роджер разглядел человека в инвалидной коляске в дверях здания. Человек не улыбался. Он был без шляпы. Черные, как сажа, волосы, широкое открытое лицо. Значит, Марино прибыл домой — это был он.* * *
Марино тепло, по-дружески пожал Роджеру руку, улыбнулся и протянул обе руки к Лиссе, которая наклонилась и поцеловала его в лоб. Он поперхнулся, когда начал поворачивать коляску. Роджер и Лисса шли по обе стороны от него к машинам, стоящим на дороге, которая вела в город. — Мне следовало бы получать почаще и побольше этих нежностей. Вы как, помирились? — А кто ссорился? — спросил Роджер. В поведении Марино было какое-то мальчишество, за которым скрывалось и возбуждение, и ожидание. Он казался уверенным. — Она ссорилась с вами, господин детектив? Роджер посмотрел поверх его головы на смущенную Лиссу. — Лисса доложила обо всем в Вашингтон. Это ее сообщение получил я, — продолжал Марино. — Тут было не до смеха. На Лиссу, как на подозреваемую, указывали и другие, но мы всегда были на ее стороне. Карл Фишер? Я удивился бы, если бы узнал, что он настроен антиамерикански, но всякое могло быть. Эд Пуллинджер? Он был у бассейна, когда Рики уронил медальон. Мы проработаем этот вариант позднее. Вы уверены, что сможете опознать Гиссинга, Роджер? Роджер ответил: — Если бы мне предстояло забыть вас или Гиссинга, я забыл бы вас. Где он? — Мы думаем, он находится на ферме в пятнадцати милях отсюда, — ответил Марино. — Его физиономия соответствует вашим описаниям. Его видели в машине прошлым вечером. Там было две машины, таких же, как те, что покинули дом старого Вебстера. В первой заметили мальчика, который, казалось, спал. Полицейский на шоссе обратил на них внимание. Он регулировал движение после происшедшей там аварии. Им пришлось замедлить ход, и он имел хорошую возможность их рассмотреть. Мы это проверили. Еще несколько человек заметили эти две машины, а еще трое описали Гиссинга. Так что появилась надежда задержать его. Мы проникли ночью в гараж и соскребли немного грязи с крыльев, изнутри. Это была грязь Адирондакса — в Нью-Йорке такой нет. Там же, в бардачке обнаружили номер «Вайком стандард» и окончательно убедились, что это та самая машина. Человек, который соответствовал описаниям Гиссинга, спящий мальчик, машина — хоть какая-то надежда. — Не знаю, — сказала Лисса. — А почему ты сам приехал, Тони? — Меня вызвали сюда, чтобы я уговорил Дэвида вернуться в Англию. Все замолчали. Марино помогли усесться в большой «линкольн». Он сел рядом с шофером, а Роджер и Лисса — сзади. — Мы едем в ресторан, находящийся в двух милях от фермы, — сказал Марино. — Оттуда готовится налет на дом. Это застанет их врасплох. Ферма окружена, и каждый, кто уедет с фермы, будет задержан, но вдали от дома, так чтобы там этого не заметили. Никаких помех не может быть. Он хотел сказать: «Не должно быть». — И когда вы поймаете Гиссинга и найдете мальчика, мне предстоит лишь указать пальцем на Гиссинга? — спросил Роджер. — Совершенно верно. — Вам не нравится этот план? — В голосе Лиссы прозвучало сомнение. — Не нравится, — бухнул Роджер. — А что бы вы сделали? — спросил Марино, с трудом поворачивая голову. — Сначала я должен его опознать, а уже потом вы его схватите. — Вы что, один отправитесь в дом? — Нельзя давать ему времени опомниться, он может убить мальчика. Одному это сделать легче. — Роджер говорил спокойно, но все поняли, что он имел в виду. — Давайте дадим мальчику шанс на спасение. — Ну, а они будут думать, что это вы его нашли? — спросил Марино резко. — Будем делать, как решили. — Это неправильно. Марино вздохнул: — Эти упрямые англичане! — О, я знаю, я все время был неправ, — сказал Роджер с горечью. — Если Фишер шпион, то Гиссинг уже знает, что я где-то на пути к нему. Лисса пыталась сбить его с толку, но не так-то просто убедить его в том, что меня отзывают в Лондон. Если не Фишер, то кто-нибудь еще мог предупредить Гиссинга, и он приготовился к вашему приезду. Вы знаете это так же хорошо, как я. — Если Гиссинг получил предупреждение, то он готов к нашему прибытию так же, как и к вашему. Даже если вы отправитесь один, то он все равно будет знать, что мы недалеко, — возражал Марино. — Мы придем к какому-нибудь решению? — спросила Лисса. — Сделаем так, как я сказал, — ответил Марино. — Простите, Роджер. Они продолжали путь, шофер хранил молчание. Роджер сидел, уставившись в затылок Марино, убежденный, что того не сдвинешь с места. Сам он считал, что налет на дом по плану Марино очень рискован, а этого можно избежать. Марино был уверен, что Гиссинг окружен, и думает, что тот, когда поймет, что проиграл, сдастся без сопротивления. Но он не знал Гиссинга. Роджер чувствовал, как растет напряжение — развязка казалась уже близкой. Лисса не глядела на него. Он смотрел на ее губы и вспоминал … Роджер отвернулся и услышал сигнал автомобиля. Он звучал громко и настойчиво. Шофер уступил дорогу, но обогнавшая их машина загородила ее и начала тормозить. Человек на сиденье рядом с шофером настойчиво махал рукой. Шофер нажал на тормоз и посмотрел на Марино: — Что делать? — Это Пуллинджер, — сказала Лисса. — Это он машет. — Ну хорошо, — сказал Марино шоферу. — Что ему известно? спросил Роджер. Сомнения, появившиеся у него в доме Вебстера и в Вайкоме, возникли с новой силой. — Я имею в виду, что он знает об этой ферме? — Ему ничего не известно, — ответил Марино, настороженно наблюдая, как Пуллинджер выбирается из машины, стоящей впереди, и направляется к ним. — Мы ему ничего не говорили. Он не очень хорошо обошелся с вами в Нью-Йорке, Роджер, но мы пока еще не проверили его версию. Я думал, что он в Вайкоме. Ему сказали, чтобы он оставался там и тщательно, шаг за шагом, обыскал дом Вебстера. Роджер открывал окно, когда подошел Пуллинджер. Марино тяжело дышал, его глаза сверкали так, будто он хотел подавить возбуждение. — Привет, Эд, — произнес Марино. — Как ты здесь оказался? — Тони, у меня для тебя новость! — Пуллинджер сделал паузу, переводя дыхание. — Я нашел много улик в доме Вебстера. Например, адрес этой фермы, — он откинул голову и замолк, — я позвонил в нашу контору, и мне сказали, что у тебя тоже есть этот адрес. — Какая же это новость, Эд? — Вот какая, — ответил Пуллинджер, вынимая из кармана пистолет и улыбаясь во все лицо. — Большая новость. Очень большая. Я сказал в конторе, что ты нацелился не на ту ферму. Я убрал засаду, и теперь вокруг места, где находится Гиссинг, никого нет. Как тебе это понравится, Тони? — Он все еще улыбался. Шофер машины Пуллинджера стоял по другую сторону «линкольна», спиной к движению на дороге, но Роджеру был виден его пистолет. — Тебе не хотелось бы прокатиться и поговорить с Гиссингом? — предложил Пуллинджер.
* * *
Тони Марино ничего не ответил. Лисса откинулась на сиденье с закрытыми глазами — Роджер никогда не видел ее такой усталой. В свете яркого утра промелькнули две машины, пассажиры с любопытством смотрели на старый «линкольн» и на стоящий перед ним «шевроле». К ним приближался грузовик с прицепом, и спутник Пуллинджера прижался к машине, чтобы пропустить его. Многое стало понятно. Но Пуллинджер не мог отравить молоко: он никогда не был в Англии. — Вы можете и не ехать туда, — сказал Пуллинджер. Он выглядел как мальчишка. — Но если вы не будете на ферме в течение двадцати минут, у Шоунов не будет сына, носящего имя Рики. Вообразите себе, что станет с Дэвидом Шоуном. Какую ценность будет он представлять для вас после всего этого, Тони? Визит к Гиссингу, может быть, и стоит того. Почему бы не отправиться туда? Лисса и мой старый друг Роджер могут пересесть в «шевроле», а я составлю компанию вам. Вы бы не хотели выйти, Лисса? Открывая заднюю дверцу свободной рукой, он не выглядел таким злобным, как Гиссинг, просто розовощекий нетерпеливый малый. Для него это был отчаянный шаг. Движение на шоссе было не очень интенсивным, но оно было. — Я привык к Рики, — сказал он. — Никто не может ни в чем винить ребенка; не так ли? И ты ничем не можешь ему помочь, Тони, пока не переговоришь с Гиссингом. Почему бы не попытаться? За его наигранной бодростью стала проступать тревога. — Я сказал двадцать минут. Гиссинг может потерять терпение. Роджер не видел выражения глаз Марино, но мог его представить. Лисса открыла глаза. Ее руки были зажаты между коленями. Роджер слегка подвинулся, прижавшись к ней боком. Она должна была почувствовать пистолет в его кармане, достать его ей было проще, чем ему. Это был единственный шанс. Марино отвлек на себя внимание Пуллинджера, который беспокоился все заметнее. Лисса ничего не замечала или делала вид, что не замечает. — Итак, ты находишься по другую сторону, Эд, — сказал тихо Марино. — Ты же предатель. Я не думал, что ты на это способен. Пуллинджер засмеялся, но это был нервный смех. — Можешь гадать, — сказал он. — Но можешь угадать и не так. Ну а теперь Лисса и мой друг из Скотленд-Ярда пусть выходят. Ты важная персона, Тони, я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. — Он снова усмехнулся. — Ну, двигайтесь. — Делайте, что он говорит, — сказал Марино глухим голосом. Пуллинджер воскликнул: — Вот это наш парень! Спокойно, Лисса. Не пытайтесь что-нибудь вытащить, Вест. — Не делайте этого, — подтвердил Марино. — Посмотрим, что скажет Гиссинг. — У Марино есть одна хорошая черта. У него всегда хватает здравого смысла. — Пуллинджер был доволен. Еще одна машина проехала мимо, и соучастник Пуллинджера, который все еще стоял у «линкольна», махнул ей рукой — дескать, проезжай. Пуллинджер придерживал заднюю дверцу рукой, пока Лисса, а за ней Роджер выходили из машины. Пистолет дважды стукнул его по ноге, но Пуллинджер запустил руку к нему в карман и вытащил оружие. Он опустил его в собственный карман и снова засмеялся, но как-то визгливо: — Идите вперед, мой друг. Роджер неохотно направился к «шевроле». Его рука касалась руки Лиссы. Она смотрела перед собой и двигалась как заводная. Человек, стоявший с другой стороны «линкольна», шел за ними, опустив руку в карман. Пуллинджер уже забрался в «линкольн» и держал под прицелом Марино и шофера. Лисса тихо сказала: — Роджер. Он посмотрел на нее. Она продолжала так же тихо: — Роджер, я думаю, мы не встретим Гиссинга. Мы, может быть, и будем с ним говорить, но не увидим его, вы один его знаете. Мы-то можем остаться в живых, но вы — ни в коем случае. — Прекратите разговаривать, — сказал человек сзади. — Что я могу сделать? — сказал Роджер. Она не ответила. Ему и не нужен был ответ. Он мог бы попытаться схватиться с тем, кто сзади, и удрать. Дорога была пуста, если не считать их двух машин. Кто-нибудь должен появиться, но это ничего не даст, только невинные пострадают. Это была бы напрасная попытка. Они были уже около «шевроле». — Я собираюсь бежать, — прошептала Лисса едва слышно. — И вы бегите, когда в меня станут стрелять. У одного из нас может получиться. Готовьтесь. — Не делайте этого. — Человек сзади мог слышать ее голос или же заметить необычное поведение Роджера. Он схватил ее за руку: — Не делайте этого. — Я побегу, — сказала Лисса. — Тогда у вас появится шанс. Она оттолкнула его и побежала от «шевроле». Роджер ударился о бок машины. Вдоль дороги была натянута проволока, огораживающая сад с молодыми фруктовыми деревьями. У Лиссы не было никакой возможности добежать до укрытия. Роджер все еще старался сохранить равновесие, когда услышал выстрел и увидел, как она упала. (обратно)
23. ЛИЦО МАРИНО
Лисса упала лицом вниз, и эхо выстрела замерло вдали. Ее руки и ноги конвульсивно дергались. Роджер повернулся к стрелявшему. Если бы оружие было направлено прямо ему в грудь, то и тогда он поступил бы так же. Роджер видел, что человек все еще смотрит на Лиссу и не видит, что происходит сзади. Он кинулся вниз, схватив стрелявшего за ноги. Выстрел прозвучал, когда он уже ухватил человека за колени и тот полетел на землю. Человек упал на спину, шляпа отлетела, голова грохнулась об асфальт. Он лежал как мертвый, пистолет валялся в нескольких дюймах от его безжизненной руки. Когда Роджер встал, из головы упавшего струйкой потекла кровь, окрашивая пыль на дороге. Теперь опасность грозила со стороны Пуллинджера и «линкольна». Роджер схватил оружие — он был готов к нападению. Перед его глазами все еще была сцена падения Лиссы. Марино ухитрился повернуться на сиденье, что было почти невозможно для него, — была видна его левая рука, дотянувшаяся до заднего сиденья, и пальцы, погрузившиеся в шею Пуллинджера. Правой рукой, стиснутой в кулак, он, не переставая, колотил Пуллинджера по лицу, которое уже превратилось в сплошную кровавую маску. Наверное, были и еще какие-то другие звуки: работающий мотор, автомобильный сигнал, — но единственное, что слышал Роджер; это хлюпающие удары кулака по лицу. Шофер безрезультатно пытался удержать руку Марино. Роджер огляделся. Около них остановилась машина, и два человека ринулись к Лиссе. Подошла еще машина. Шофер что-то кричал, но Роджер не слышал. Теперь можно оставить Лиссу. Он побежал к «линкольну», открыл дверцу и ударил Марино по голове — такой удар многих бы сокрушил. Но Марино продолжал бить в это кровавое месиво. Роджер изо всех сил снова ударил его, и рука Марино, державшая Пуллинджера за горло, ослабела. Шофер с силой вырвал Пуллинджера из рук Марино — тот упал на сиденье. Роджер видел, как нагнулся шофер и поднял с пола пистолет Пуллинджера. Марино с трудом повернулся. Роджер взглянул в его лицо настолько искаженное гневом, что он застыл на месте. Он не знал, сколько простоял так. Как в тумане он видел с осторожностью приближавшихся людей из других машин, с осторожностью, потому что у него и у шофера было в руках оружие. Он видел все так, будто происходящее не имеет к нему никакого отношения. Люди остановились, увидев Марино. Марино, наконец, перевел взгляд с Роджера на сад, где над Лиссой склонились люди. Роджер заметил перемену в Марино. Это было превращение дьявола в святого. Ненависть исчезла. Появились боль и страх. Появилась доброта, как у женщины при виде своего ребенка или любимого. Он ничего не говорил, ему и не надо было говорить. Роджер знал, почему он впал в такую необузданную ярость и почему так переменился.* * *
Человек попросил: — Опустите, пожалуйста, пистолет. — Не подходи близко, Хенк, — предупредил другой. — Вы слышали меня? Положите пистолет. Роджер оторвал взгляд от Марино и увидел двух человек, подъехавших на машине. Хенк, стоявший ближе, — подросток в остроконечной шапочке, натянутой на голову, в красной куртке, с выдающейся вперед челюстью подошел ближе. Роджер проглотил комок в горле. — Кто-нибудь вызвал полицию? — спросил он. Голос был хриплым, но звучал четко и уверенно. Он опустил пистолет в карман, положил руку на плечо Марино и сказал: — Я присмотрю за ней. Он подошел к Лиссе, не обращая внимания на Хенка и его бдительного друга. Лиссу повернули на спину, под голову подложили сложенное пальто. Волосы рассыпались, тело обмякло, но глаза были широко открыты. Один из тех, кто был около нее, выпрямился и побежал к дороге; не отрывая взгляда от Роджера, он крикнул: — Нужен доктор и быстро. Другой говорил, обращаясь к Лиссе: — Лежите спокойно, и все будет в порядке. Не двигайтесь. Лисса не двигалась. Она посмотрела на Роджера, узнала его и улыбнулась, когда он подошел ближе. Она была бледна, но боли, по-видимому, не чувствовала. Кровь залила ее блузку-рубашку до самой талии. Человек, стоявший около нее, выглядел совершенно беспомощным. Если пуля попала в бок, то надежда есть, а если в грудь или живот, то… — Я в порядке, Роджер, — сказала она. — Видите, я учусь говорить нужные слова. — Теперь лежите спокойно. — Он улыбался ей, как мог бы улыбаться Джанет, бесцеремонно и с восхищением. — Тони свернул Пуллинджеру нос почти на затылок. Он сбросил пальто и, встав на колени, начал подкладывать его ей под спину. Когда он вытащил руку, ладонь была вся в крови. — Сильно болит? — Почти совсем не болит. Чуть-чуть начинает. Он расстегнул молнию на юбке. Его движения были быстрыми, но осторожными. На ней были белые трусики и узкий пояс для чулок. Все пропиталось кровью, и он не мог определить, где рана. — Он застегивается с другой стороны, — сказала она. — Вам придется купить другой пояс. — Роджер поискал нож. Ну конечно, люди Гиссинга забрали его. — У вас есть нож? — Он протянул руку, и человек, пошарив в кармане, достал большой нож, открыл его и подал рукояткой вперед. — Спасибо. — Роджер аккуратно разрезал пояс. Кровь толчками текла через его руку. Человек смотрел, охваченный ужасом. Роджер взглянул на Лиссу. В глубине ее медово-карих глаз затаилось беспокойство. — Это не смертельно, — сказал Роджер уверенным тоном. — Рана находится на самом боку. Но опасность была. Он достал из кармана чистый платок и начал промокать рану, чтобы увидеть ее размеры. — Платок, пожалуйста, — бросил он другому человеку. Тот стал рыться в карманах. Роджер сбросил пиджак, расстегнул рубашку и, кинув ее стоящему рядом мужчине, приказал: — Разорвите ее и сложите в несколько слоев. Он нашел ближайшую к артерии кость и туго прижал к ней ладонь. Надо остановить кровь, или она погибнет от потери крови. — Вы, оказывается, еще и доктор, — пошутила Лисса. — Вам нужен не доктор, — сказал он. — Вам нужен кто-то, кто будет присматривать за вами. В один прекрасный день, Лисса, я скажу, мы все вам скажем, что мы о вас думаем. А сейчас успокойтесь. Человек подал ему сложенную рубашку-тампон, но он не стал ее использовать. Кровотечение остановилось, но оно опять начнется, как только он уберет руку. Издалека долетел звук сирены. — Полиция или скорая помощь, — сказал Роджер Лиссе. — Во всяком случае, скорая помощь приедет с минуты на минуту. У вас будет длительный отдых, но все обойдется. Шрам будет там, где это не важно. Спину и руки припекало солнце, начало сводить пальцы. — Если бы вы увидели Тони, — продолжал он, — вы бы подумали, что для него померк весь белый свет, когда он решил, что вы… Завывание сирены стало ближе — скорбный посланец надежды или печали. Лисса сказала: — Я знаю, что чувствует Тони. Он сильно переживает? — Если и переживает, то только из-за вас. Но я вас не виню. Она не ответила. Сирена завыла у него в ушах и замолчала. Теперь завыла другая. Первая принадлежала полиции, вторая — «скорой помощи». Молодой доктор приступил к своим обязанностям, и Роджеру стало нечего делать. Доктор что-то промычал, выразив одобрение сделанному. Роджер улыбнулся Лиссе и сказал бодро: — Нам предстоит закончить еще одно дело, но я скоро вас увижу опять. Не беспокойтесь, Лисса. Он повернулся и быстро зашагал к «линкольну», вокруг которого уже собралась толпа. Полицейский из службы движения сначала говорил с Марино весьма строго, затем произошло превращение и от нападок он перешел к обороне. Марино подавил свои чувства и изобразил подобие улыбки, когда увидел Роджера. В его глазах застыл безмолвный вопрос. — Месяц в больнице, я думаю, — ответил Роджер. Марино облегченно вздохнул, в глазах засветилась радость. — Ну, слава Богу, — сказал он. — Просто чудесно. Вы не знаете, как отпугнуть отсюда эту публику? — Он махнул рукой в сторону столпившихся людей, которых начала разгонять полиция. Пуллинджера уже вытащили из машины, и он лежал без сознания у обочины. Свое лицо он, вероятно, никогда не узнает. — Садитесь сзади меня, — сказал Марино. Роджер повиновался. Шофер включил мотор, один из дорожных полицейских расчистил проезд, и они медленно двинулись сквозь толпу. Марино посмотрел на лежащую Лиссу, на склонившегося над ней доктора и его помощников, ожидающих указаний. Он помахал рукой. Лисса повернулась к нему лицом и улыбалась. Марино опустил руку, замер, уставившись в пространство, глубоко вздохнул и сказал спокойным голосом: — Послушайте, Роджер, Пуллинджер не так умен, как он сам думал. Наши люди подозревали его. Никто не выехал с фермы, но тот дом, на который указал Пуллинджер, тоже оцепили. Теперь мы совершим рейд… — Не так, как вы задумали, и не так, как я, — сказал резко Роджер. — Остановитесь, пожалуйста, — обратился он к шоферу. Тот затормозил, и Марино обернулся, готовясь показать, кто здесь хозяин. — Я готов отправиться к фермерскому дому с таким числом людей, каким вы захотите. Мы возьмем машину Пуллинджера. Гиссинг узнает ее и будет одурачен. Я могу надеть пальто и шляпу Пуллинджера. Марино почесал подбородок. — Идите и заберите «шевроле», — сказал он. — Мой Бог, вы, англичане, большие упрямцы! Я поеду дальше. Мы встретимся в ресторане, в миле по дороге.
* * *
Пуллинджер сказал, что Гиссинг будет ждать двадцать минут. Он, конечно, блефовал. Но все могло быть. Возбуждение, связанное с задержкой на дороге, улеглось, но подули новые ветры. Возникшее перед Роджером лицо Рики Шоуна заслонило все. Блестящие испуганные глаза, заклеенный рот, тонкие руки со стальными браслетами — он видел их как наяву. Гиссинг способен на все. Роджер допустил ошибку, сказав, что возьмет в машину людей Марино. Он должен идти один. Один он еще сможет договориться. Иначе, Гиссинг поймет, что конец его неизбежен и совершит убийство ради убийства. Эти мысли вертелись у него в голове, пока он не добрался до ресторана. Несколько бравых парней стояли около «линкольна», ожидая распоряжений Марино, который разговаривал с их начальником. Роджер подошел к ним. — Вы готовы, Роджер? Роджер сказал: — Когда вам будет угодно. Немного поколебавшись и глядя Марино в глаза, он очень осторожно произнес: — Тони, вы знаете, у меня есть жена и двое детей, ожидающих меня в Англии. Я знаю, чем рискую. И тем не менее я хочу отправиться туда один. Дайте мне шанс. Вы начнете вашу операцию через полчаса после меня. Понял ли Марино, что он имел в виду? Понял ли, что фактически за этим стояло только одно: как бы Лисса ни относилась к Роджеру, из Англии шел тот призыв, которому он не мог противиться. Он хотел бы знать, о чем думал сейчас этот калека. Наконец, Марино коротко сказал: — Полчаса. Хорошо. Но послушайте, Роджер. Через полчаса легкий бомбардировщик сбросит бомбу в сад того дома. Они будут настолько поражены, что не смогут сопротивляться, мои люди будут в доме раньше, чем заглохнет эхо от взрыва. Вы понимаете? — Отличная работа, — сказал Роджер. — Скажите ему, как туда добраться, Стэн, — сказал Марино шоферу. Дорога была простой. Он должен ехать по дороге из Трентона около мили с четвертью, затем повернуть на первом перекрестке налево, на грунтовую дорогу, которая спускается вниз к ручью и делает у самого ручья поворот налево, на холм. По обе стороны дороги растет кустарник. Потом спуститься к фермерскому дому и постройкам. Роджер аккуратно следовал предписанию, и скоро «шевроле» катил по дороге к журчащему ручью. На гребне холма он взглянул вниз, на фермерский дом большое белое деревянное строение среди фруктовых деревьев и кустарника. Никого не видно. Он миновал коровий хлев, позади которого рылись в земле поросята, и Роджер сморщил нос от вони. Несколько кур бродили возле дома, одна толклась около передней двери, которая когда-то была белой, а теперь стала просто грязной. Краска обсыпалась, грязь заляпала дом на высоту двух футов. Роджер несколько секунд посидел в машине, чтобы его заметили те, кто внутри, и увидели, что он один. Выйдя, он выпрямился во весь рост, зная, что на него устремлено несколько пар глаз, что из каждого окна исходит опасность. Но ничего не произошло. Он поднялся по цементным ступенькам к двери и постучал. Ничего не случилось. Снова он постучал, уже кулаком, и когда опять никто не отозвался, повернул ручку и толкнул дверь. Она открылась. Гиссинг оставил ее открытой? Разрешат ли ему войти? Вот так просто? Не были ли следящие глаза и скрытые опасности плодом его воображения? Дом пуст, а ребенка Шоунов увезли? Дверь вела прямо в комнату с низким потолком. Маленькие окна слабо пропускали свет. Комната заставлена старой мебелью. У окна прялка и стул, будто какая-то старая женщина работала здесь лишь несколько минут назад. Две двери направо и налево. Он пошел налево, не пряча рук. Лицо его ничего не выражало. Все свои опасения он держал при себе. Он был готов ко всему — даже к голосу, раздавшемуся у него за спиной. — Не двигайтесь, — произнес голос. (обратно)
24. УСЛОВИЯ
Роджер не двигался. Он слышал шаги позади себя и застыл, ожидая, что будет дальше. Он услышал тяжелое дыхание, чьи-то руки шарили по его бокам, пробежали по всему телу, проверяя, нет ли оружия в карманах или под мышками. У него не было оружия. Он ощутил на шее горячее дыхание, потом — прохладу, когда человек отошел. — О’кей, двигайтесь прямо. Там две ступеньки. Ступеньки вели в столовую, заставленную мебелью, так же как и предыдущая комната. Он находился в доме уже пять минут, а Марино не даст ему ни секунды больше получаса. — Поверните направо и поднимайтесь по лестнице, — приказал невидимый спутник. Похоже, это был Мак-Магон. Лестница — ряд узких крутых ступенек, покрытых ковром, проходила через небольшой зал. Роджер опирался на перила. Ступени скрипели, одна сильно прогнулась. — Комната направо. Он повернул направо. Ему не следовало удивляться, но он удивился. Рики точно так же, как в доме Вебстера, лежал на кровати в углу узкой комнаты. Он был испуган больше, но, по крайней мере, жив. Роджер задержался, обретая твердость в ногах, и вошел в комнату. Он заставил себя улыбаться, поднял, приветствуя Рики, руку и сказал голосом, который своим спокойствием удивил его самого: — Привет, Рики. Рад видеть тебя снова. Ребенок лежал, уставившись на него, не двигая ни одним мускулом. Но его глаза, так похожие на глаза его отца, казалось, горели тем же диким животным страхом. — Мы скоро освободим тебя, Рики, — сказал Роджер. — Это верно, — сказал Гиссинг, — вы это сделаете. Он стоял позади Роджера, но не узнать его было невозможно. Это был он, собственной персоной. — Вы скоро увидите его свободным, — сказал Гиссинг. — Вам это будет кое-чего стоить. Дядюшке Сэму это будет стоить полмиллиона долларов. Это совсем недорого. Они получат обратно и отца, и сына. Полмиллиона долларов, Вест. Вот мои условия. Повернитесь.* * *
Роджер медленно повернулся. Полмиллиона долларов. Это была просто цифра. И вместе с тем она означала: Гиссинг готов прийти к соглашению. Есть шанс побороться за жизнь Рики. Гиссинг стоял в дверях. Джейберд, прислонясь к стенке, жевал жвачку и держал в огромной руке пистолет; казалось, он смотрит на Роджера сквозь ресницы. Гиссинг был одет так же, как и в первую встречу, на руках те же бумажные перчатки. Царапина у него на левой щеке, вспухшая и покрасневшая, была заметна даже в этом тусклом свете. Он высоко держал голову, выставив вперед заостренный подбородок, и выглядел таким же самоуверенным, как и в доме Вебстера. — Вы слышали меня? — спросил он. — Всего лишь полмиллиона, — бесстрастно сказал Роджер. — Вы же получили сто тысяч от Шоуна. Вам этого мало? — Полмиллиона, — повторил Гиссинг, — или я убью мальчишку и вывешу его труп за окно. Я знаю, Марино окружил дом своими людьми. Пуллинджер не обманул его. Я знаю, что произошло на дороге. Мне сообщили об этом по телефону. Я знаю, что Марино дал вам шанс спасти ребенка, и вы думаете, что вполне способны сделать это. Но поможет только одно, Вест. Полмиллиона долларов. — Он открыл тонкий рот и издал какой-то странный гортанный смех. — Я держу дядюшку Сэма за глотку. У Шоуна нет столько, сколько мне нужно. Вы не поняли шутки. Роджер молчал. Гиссинг изменил тон: — Не будем зря тратить время. Он посмотрел мимо Роджера на ребенка, в его полные ужаса глаза. Казалось, он получает садистское наслаждение, повторяя: — Если Марино не убедит дядю Сэма заплатить, то я вывешу мальчишку за окно с веревкой на шее. Если это произойдет, Марино может распрощаться с Шоуном. Все зависит от того, насколько ему нужен этот человек. Идите и сообщите ему об этом, Вест. Вы можете быть полезным лишь в этом случае. А в принципе, вам следовало бы быть мертвым! — Почему же вы оставили меня в живых? — Джейберд думал, что я вас прикончил. Я думал, что это сделал он. Там, в доме Вебстера у нас было слишком мало времени. Его слова свидетельствовали об охватившей их панике. Холодный пот прошиб Роджера, когда он понял, что был на волосок от смерти. — Скажите Марино еще кое-что, — продолжал Гиссинг. — Если он пошлет сюда своих людей, то может списать и ребенка, и Шоуна. Единственная возможность для него отозвать засаду и прийти к соглашению. Другого пути нет. Роджер сказал: — Я должен сообщить ему это? — Вы можете уйти так же свободно, как пришли. Передайте ему, что я сказал. Гиссинг снова гортанно рассмеялся: — Вы пришли сюда выяснить условия, Вест, не так ли? Теперь вы знаете, Марино вступит в игру, потому что он не может позволить себе потерять Шоуна. Нам не следует терять времени. Немного помолчав, Роджер медленно произнес: — Я скажу ему. Но он хочет не просто Рики. Он хочет узнать, не работаете ли вы на кого-нибудь, он хочет узнать, как вы получаете свои сведения: как вы узнали, что я приезжаю, как вы узнали о том золотом медальончике с именем Рики. Это Фишер? — После того, как я получу деньги, я расскажу ему все, что он хочет, — сказал Гиссинг. — Всю историю о том, как опустившийся английский декадент схватил за горло дядюшку Сэма. Он засмеялся и поднял руки: — Не тратьте больше времени зря. Роджер отодвинулся и сел на кровать мальчика. Он улыбался в лицо Гиссингу. Около кровати не было окна, и Роджер считал, что Рики не пострадает от осколков стекла. Как полагал Роджер, Гиссинг не ожидал, что он так поступит, и его самонадеянность стала улетучиваться. В глубине души Роджер был уверен, Гиссинг понимает: обстоятельства против него, и лучшее, на что можно рассчитывать, это выбраться отсюда живым. — То, что вы опустившийся человек, это верно, — сказал Роджер. — И еще глухой. У вас не осталось даже здравого смысла. Вы хотите, чтобы Марино вступил в игру, но забываете, что главная забота Марино заключается в том, не скрывается ли за этой историей с похищением какая-нибудь держава, которая хочет вывести из строя Шоуна. Для кого эти деньги? Если для вас лично, то он может вступить в переговоры, может заплатить. Я не говорю, что заплатит, но может. Если вы убедите его, что речь идет просто о выкупе, — это снимет с его души большой камень. Но если он посчитает, что в этом участвует какая-то враждебная держава, он займется прежде всего ликвидацией шпионской сети, а затем уже — самим Шоуном. На кого вы работаете, Гиссинг? Не тратьте попусту время, потому что Марино дал мне всего час. «Поверит ли этому Гиссинг?» Прошло пятнадцать минут, по крайней мере пятнадцать. Гиссинг резко произнес: — Так что, он ограничил вас во времени? Он попытался засмеяться, но не смог; быстро взглянув на часы, облизнул губы кончиком языка. — Я скажу вам, кто замешан, — продолжил он. — Кроме меня, никого. Только я. С ребенком было просто. Мы дали ему наркотик, и по дороге в аэропорт он спал. В самолете Мак-Магон дал ему еще. Он был в полусне, когда мы прибыли в «Ганду». Я знал, что Шоун заплатит. Я выяснил, что Вашингтон очень заинтересован в Шоуне. И тоже может заплатить. Я был здесь по делам, когда узнал это. У меня имелся свой осведомитель в доме Шоуна. — Кто? Гиссинг снова облизнул губы и не обратил внимания на вопрос. Причин, которые бы толкнули Роджера заняться этой проблемой, не было. Но проблема возникла и заслонила многое другое. Впрочем, подобные мысли возникали у него и раньше. — Кто заплатил вам те сто тысяч долларов, Гиссинг? — Вам хотелось бы знать. Я скажу вам: на меня наткнулся Эд Пуллинджер и продал мне идею зацепить дядю Сэма. Я пошел на сделку, потому что свой шпион в ФБР всегда может быть полезен. Но для этого дела я сделал иначе. Я использовал американцев, чтобы Марино поверил, что имеет дело с американскими ренегатами. В Лондоне вы обнаружили машину и меня самого быстрее, чем я рассчитывал. Дело принимало неприятный оборот. Эд раскололся и должен был исчезнуть. Но у меня был мальчишка, и я мог заставить Шоуна делать то, что мне нужно. Козыри были у меня на руках, и теперь они у меня. Шпионского заговора нет. Эду Пуллинджеру просто нужны были деньги. А я собираюсь иметь их много и сижу достаточно прочно. Он снова посмотрел на наручные часы: — Отправляйтесь и скажите Марино, что может случиться с ребенком, Вест. Оставалось ждать не более пяти минут. Но даже считая, что у него есть тридцать пять минут в запасе, Гиссинг нервничал. — Значит, вы планировали все таким образом, — сказал многозначительно Роджер. — Вы схватите ребенка человека, за которого Вашингтон готов бороться до конца. А это значит, что будут введены в действие силы Федерального бюро расследований. Блестящий расчет. А зачем понадобилось привозить сюда Рики? Для чего нужно было вывозить его из Англии? Почему вы так упорно затягивали его сюда? Гиссинг прошипел сквозь зубы: — Вы что, не можете сообразить? Мне нужны были доллары. Шоун не мог платить долларами в Англии. И для меня обстановка в Европе стала слишком горячей. А здесь был шанс сделать большое состояние в долларах. Я не знал, насколько важная персона Шоун, когда все начинал. Я знал только, что он и сам богат. Рассказанное отвечало на многие вопросы. Оставалось неясным только, кто был шпионом в доме Шоунов? Кто помог Гиссингу, но не сказал, какая важная птица Шоун. Послышался звук летящего самолета, он приближался. Гиссинг выпалил: — Теперь все. Идите и скажите Марино о полумиллионном выкупе. Он, конечно, не ожидал его получить, он искал шанса ускользнуть. Он должен был бы быть доволен тем, что получил от Шоуна, но жадность загнала его в ловушку. Он должен был знать, что пришел конец, но не хотел в этом признаваться. Самолет, казалось, был прямо над ними. Послышался звук чего-то падающего, пронзительный пугающий вой, как бы вынырнувший из глубины времен, вернувший Роджера к тем воспоминаниям, когда приходилось падать на землю и искать укрытия. Гиссинг так же узнал этот звук и смотрел вверх с открытым ртом. Джейберд растерялся. Роджер внутренне напрягся. Вой закончился громоподобным взрывом. Дом затрясся, во все стороны полетели стекла. Два осколка ударили Гиссинга в лицо, третий резанул по кончику носа Джейберда. Роджер прыгнул. Вырвать пистолет было легко — как забрать игрушку у ребенка. Он прострелил коленку Джейберду, ранил в грудь Гиссинга, но так, чтобы не убить. Все, что оставалось сделать, — заслонить собой Рики и следить с оружием в руке за дверью. Он продолжал разговаривать с мальчиком, стараясь его успокоить. На лестнице раздался топот — появились ребята Марино.
* * *
Марино ничего не упустил. Сразу же после налета на дом прибыла машина «скорой помощи» с двумя сестрами. Они забрали ребенка и увезли туда, где ему был обеспечен хороший уход. Его злоключения кончились, он избавился от мучений и воссоединился со своими близкими. Новости от Лиссы были хорошие — она была вне опасности. Марино сидел в машине и наблюдал, как его люди выводили пленников. Их было трое — Гиссинг, Джейберд и Мак-Магон. Бомба упала в двадцати ярдах от дома. Один угол разворотило, не уцелело ни одно окно, от печки на кухне начался небольшой пожар, но его быстро потушили. Гиссинга на носилках грузили во вторую машину «скорой помощи»; Марино посмотрел на него, потом перевел взгляд на Роджера. Он уже знал всю историю, но не знал предположений и выводов Роджера. — И вы поверили Гиссингу, — сказал он в раздумье. — Это могло быть правдой, — ответил Роджер. — Если Пуллинджер в состоянии говорить, то проверьте у него. Это дало бы ответы на многие вопросы. Вы бы не хотели, чтобы в этом деле присутствовал шпионаж? Вы знаете, где происходила утечка информации в вашем отделе, и единственное, что не выяснено, кто предатель в доме Шоуна. Марино почесал подбородок. Его пальцы были в царапинах. Гиссинга погрузили, и машина «скорой помощи» тронулась. — Вы имеете в виду Карла Фишера? Я давно его знаю. — Вы и Пуллинджера знали давно, — возразил Роджер. — Не забудьте, нам теперь придется убеждать Дэвида, что такое больше не повторится. — Дэвида мы сможем убедить, — сказал Марино. — Труднее будет с Белле. Роджер спокойно посмотрел на него. Он знал, что их мысли расходятся. Если прав в своих догадках он, то Марино будет просто шокирован. Для этих догадок у него были все необходимые сведения. Он начинал расследование убийств, основываясь и на менее важных фактах, и добивался успеха. Сейчас ему все стало ясно. — Мы остаемся здесь? — Нет, я вернусь и ознакомлюсь со всем позднее, — сказал Марино. — Мы отправимся в Трентон. Мне звонил Дэвид. Он и Белле прилетят в Трентон с первым же самолетом. Садитесь, Роджер. Роджер сел на заднее сиденье. Шофер, который так и не произнес ни единого слова, тронулся с места. Несколько человек замахали руками. Около ручья собралась толпа, человек тридцать или сорок, которая продолжала увеличиваться. Марино ничего не замечал и не говорил, пока они не выбрались на дорогу и не миновали ресторан. Только тогда он повернулся, насколько мог, и произнес: — Вы стали не слишком разговорчивы. Я знаю, что вы думаете о Лиссе. Я знаю вас как человека, который не позволит себя дурачить. Вы подозревали Лиссу, несмотря на то что хорошо к ней относитесь. Но теперь ее не в чем подозревать. Мы знаем, что кто-то еще был с Пуллинджером. Это не Лисса. Так что придется поговорить с Карлом Фишером, и мне это очень не нравится. Вы согласны? — В его голосе чувствовалась агрессивность. — Вы могли бы поговорить и еще с кем-нибудь. — С кем? — С тем, кто знал о помятом золотом медальоне с именем Рики. С тем, кто имел состояние и потерял его. Кто доставлял мучения человеку, которого должен любить, кто продолжал жить с ним из-за его денег и кого деньги могли бы сделать независимым. С тем человеком, который прибегал к дьявольским ухищрениям, чтобы муж возненавидел ее, потому что, дав ей свободу, он вынужден был бы дать ей и деньги, чтобы эта свобода была реальной. Но он слишком сильно привязан к ней. С тем, кто приходил в ярость, кричал, визжал и царапался, а потом становился совершенно спокойным, будто закрыли кран. С тем, кто мог забрать деньги из сундучка, часть из них передать, а остальные оставить себе, чтобы жить на них, когда уйдет от мужа. Марино напряг шею, стараясь посмотреть назад, открыл рот будто хотел выкрикнуть: «Нет!» — но ничего не сказал. — Та самая женщина, которая имела достаточно влияния на Шоуна, чтобы он повернулся к вам спиной, оставил работу и все, что с ней связано, — продолжал Роджер. — Кто устроил ему из жизни настоящий ад и кто слушал любого, лишь бы тот помог ей стать свободной. Это тот, кого она не только не любила, но ненавидела. Марино прохрипел: — Нет, не может этого быть. Это не может быть мать мальчика. — Может. Если Гиссинг убедил ее, что Рики не пострадает, то почему же этого не может быть? (обратно)
25. ВОССОЕДИНЕНИЕ
Белле выглядела помолодевшей. Она распустила волосы, и они волнами спадали ей на плечи. Она надела бледно-зеленое льняное платье с желтой отделкой, в руках зеленая сумочка, на ногах зеленые туфли. Несмотря на кажущуюся простоту, она была олицетворением чувственной зрелости. Она приветствовала Роджера так, будто он был ее близким другом, при виде которого быстрее бьется сердце. Она держалась за руку Шоуна, который подавлял ее своими размерами. Он, наконец, выглядел умиротворенным. Они вышли из отдельной палаты в больнице, где спал Рики. Марино и Роджер ждали у больничных ворот: Марино сидел в машине, а Роджер стоял у дверцы. Когда Белле подходила к ним, Марино сказал: — Если вы неправы, я вас убью. — Если я прав, ее всегда будут отпускать из ада под залог, — ответил Роджер. — Это же чудесно, — приветствовала она их с радостной улыбкой. — Он выглядит таким спокойным. И он нисколько не пострадал, вы были правы: они не причинили ему вреда. Только покраснение вокруг рота, там, где был пластырь, но доктор говорит, что это скоро пройдет и он совсем поправится. Роджер, сможем ли мы с Дэвидом когда-нибудь вас отблагодарить? Шоун глотнул: — Я хотел бы иметь такую возможность. — Мы останемся здесь, пока он не придет в себя и мы не сможем забрать его. Это будет через два-три дня. Приезжайте и погостите у нас, Роджер. Белле взяла его за руку, сжала и не выпускала. — Он должен, Дэвид, ведь правда? — Он не может отказаться, — сказал Шоун. С каждой минутой, прожитой Шоуном в этом раю для дураков, разоблачение могло стать еще больнее. Они могли ждать, пока заговорят Гиссинг или Пуллинджер. Но Пуллинджер не будет в состоянии говорить в течение суток или больше. А в течение двадцати четырех часов Роджер надеялся улететь домой к более радостным местам. Если бы он мог помочь, он остался бы и на недели. Но операцию нужно было произвести с хирургической быстротой. — Остаться здесь мне мешает одно обстоятельство, — сказал Роджер. Чудовищность самого обвинения и вероятная ярость реакции, возможная ярость Шоуна, когда он все узнает, заставили его задуматься. Марино не сводил с него глаз. Он сунул руку в карман, как будто за сигаретами, и ему захотелось, чтобы там был пистолет. Шоун мог стать невменяемым. — Есть одна вещь, миссис Шоун. У меня два сына, которые для меня очень много значат. Ее большие глаза были прикованы к нему. Он подумал: она догадывается, что он собирается сказать. И если это правда, то правда и все остальное. — И это обстоятельство делает для меня невозможным сидеть с вами за одним столом и даже дышать одним воздухом. Она не произнесла ни слова. Шоун казался ошеломленным до такой степени, что не стал отвергать обвинение, даже если он и понял, в чем дело. — Гиссинг не думал, что я останусь живым, — сказал Роджер. — Так он мне заявил. Как вы ненавидели работу своего мужа, как вы играли на его нервах. В этом нет ничего нового. Но вы согласились помочь в похищении. Гиссинг дал вам наркотик. Вы рассказали ему о вмятине на медальоне, который он предъявил, чтобы доказать, что Рики у него. Вы знали, что он сам дьявол, и тем не менее помогали ему. Вы поверили, что Рики не причинят зла. Боже мой, как может женщина пойти на такое, любая мать… — Но ведь он не пострадал? — закричала она. — Гиссинг сдержал… Она не успела добавить «свое слово», обернулась и уставилась на Шоуна, который смотрел на нее, пока до него доходил смысл сказанного. Роджеру казалось, что муж мог бы убить ее, но он просто смотрел, и лицо его постепенно каменело. Он застонал, как в агонии, и закрыл лицо руками. Несколько часов спустя Гиссинг ответил на все их вопросы, и вскоре не осталось ничего такого, что было бы им неизвестно. Белле посадили под домашний арест в отеле, Шоун ждал в другой комнате. Он не стал тигром в клетке, чего так опасался Роджер, но окаменел и говорил, и двигался механически. Глаза его светились, как затухающие угольки. Роджер был рад, что ему не придется участвовать в подведении окончательных итогов, для него дело было закрыто. Марино не предлагал ему задержаться. Он понимал, какие причины заставляют его спешить домой. Роджер был один в комнате, когда зазвонил телефон. — Хелло. — Спускайтесь и зайдите за мной, Роджер, хорошо? — Это был Марино, комната которого находилась на первом этаже. — Конечно, сейчас приду. Марино сидел в одиночестве и курил. Рядом с коляской стоял стакан с виски. Он махнул в сторону бутылки и сифона с содовой. Вид у него был уравновешенный — он больше не бился над неразрешимыми проблемами. Ничего не выражающим голосом он произнес: — Я только что был у Лиссы. Пуля застряла пониже ребер. Они ее вытащили. — Он улыбался почти весело. — Был разговор о быстрых мерах, что спасло ее от потери крови и в конечном счете от смерти. — Большей радости мне нельзя было бы доставить, — тепло сказал Роджер. — Я знаю. Я видел Шоуна. Пока слишком рано судить, чем все кончится. Не знаю, что будут делать с Белле и будет ли возбуждено уголовное дело. Думаю, что нет. Она не знала об убийстве, просто заключила соглашение с Гиссингом, которого едва знала. Она рвала и метала по поводу Шоуна в присутствии Гиссинга, и тот подсказал ей, как от него избавиться: инсценировать похищение и заставить Шоуна заплатить выкуп. Она, по-видимому, передала ему половину суммы, выплаченной Шоуном через Пуллинджера. Мы обнаружили деньги в ее комнате и можем предъявить обвинение здесь, а вы — в Англии, но я считаю, что этого делать не следует. Согласны? — При условии, что она ничего не сделает Рики. — Об этом не может быть и речи. Она и Шоун расходятся. Они уже разошлись. Мне кажется, она задушила в нем любовь к себе. В течение последних нескольких месяцев он тянулся к ней только потому, что хотел сохранить для себя Рики. Его родня отправится в Коннектикут и приготовит их дом к приезду мальчика. Он говорит о выделении Белле какой-то суммы, чтобы она могла жить. Вы никогда не любили Шоуна, не правда ли? Марино сморщил губы. — У нас могут быть и другие Шоуны, — сказал Роджер. — Я даже не буду гадать, как это может случиться, Роджер. Если не считать, что Шоун собирается возвращаться в Европу. Он проведет здесь месяц и затем снова начнет работать. Он может взять с собой Рики. Я говорил с Гиссингом, — продолжал Марино. — А также с Пуллинджером, Джейбердом и прочими. Все сходятся на том, что Гиссинг не лгал вам. Началось с малого. Но когда Гиссинг узнал, как высоко мы ценим Шоуна, он решил, что может содрать побольше. Пуллинджер выследил его и потребовал денег за молчание — так они стакнулись. Пуллинджер всегда был умным. Он отравился наркотиком вместе с вами и вызвал одного из наших людей. Но он не ожидал, что тот настигнет машину, в которой увозили вас. Когда его спутник начал погоню, Пуллинджер решил этому помешать и направил его к дому Вебстера. Его коллегу захватили, а он улизнул. Звучит правдоподобно. Марино остановился: — Никакой красной опасности не было. Я полагаю, вы догадались, что мы были напуганы «красной угрозой», раздуваемой в прессе. Но нам и без этого забот хватает. Если бы пресса ухватилась за этот вариант, то мне бы не о чем было разговаривать с вами. Роджер рассмеялся: — Я видел ваши газеты и знаю, что вы имеете в виду. — Ну, Роджер, я думаю, мы близки к завершению. Остается только один вопрос: я хотел бы, чтобы вы, ваша жена и ваши ребята приехали сюда на каникулы. Месяц, два месяца, сколько хотите — вы будете моими гостями. Приедете? — Если бы Джанет это слышала, вы бы не рискнули продолжать, — мягким голосом ответил Роджер. — Сегодня я напишу ей, — обещал Марино, отхлебнув из стакана. — Ну, а теперь я действительно думаю, что все закончено. Роджер опустошил свой стакан и налил еще. Он уселся в кресло и вытянул ноги. — Сколько Лисса пробудет в больнице? — Говорят две-три недели. А потом будет лечиться дома, уже вдвое дольше. Затем начнет опять работать со мной. Вы не хотите повидаться с ней перед отъездом? — Не думаю, — сказал Роджер. — Просто передайте ей мою любовь к скажите, что я буду с нетерпением ждать ее в Лондоне. Если она захочет, то как-нибудь я покажу ей Скотленд-Ярд.* * *
Он прибыл в лондонский аэропорт рано утром и, как только прошел таможню, увидел Лиссу. Рядом было еще около пятидесяти человек, но он видел только ее. Он смотрел на нее как будто в первый раз. Она задохнулась, когда он ее обнял. Сияние ее глаз было чудом. Они почти не говорили. Ярд выслал машину с шофером, они уселись сзади. Машина мчалась по пригородам, по еще темным лондонским улицам. Свет огней Нью-Йорка казался сном, сном было и все остальное. Но не было ничего, что он хотел бы забыть. И лишь совсем немногое, чем он не хотел бы делиться с Джанет. Приступ неожиданной страсти мог захватить его, но не поработить. И он об этом не жалел.
* * *
От Марино пришло письмо и вызвало на Белл-стрит сенсацию. Они не могли уехать в течение уже нескольких месяцев, но это не мешало Джанет строить планы, а мальчишкам — мечтать. Поездка была основной темой их разговоров, когда однажды утром Роджер вышел с Белл-стрит в полной уверенности, что ждать уже недолго. Он назовет день отъезда, и они начнут считать дни. Ему почему-то не хотелось звонить Марино. Он знал, что Лисса вернулась в Англию и дважды обедала с Шоуном, который привез с собой Рики и женщину средних лет. Она много сделала для того, чтобы растопить тот леденящий страх, который терзал ребенка. В его кабинете зазвонил телефон. — Говорит Вест. — Господин Марино, мистер Вест, из американского посольства. — Соедините меня с ним. — Это вы, Роджер? — ласково спросил Марино. — Привет, Тони! — Привет, старина. Когда вы с семьей собираетесь посетить нашу благословленную Богом страну? — Вас ожидает страшный удар: скоро, — ответил Роджер. — Я не могу их больше сдерживать. — Давайте скорее. Весна — чудесное время в Адирондаксе! Не откладывайте, Роджер! Это приглашение и от Лиссы. — Дайте мне время уломать шефа. — Он подождал, пока Марино прокашлялся. — Как Лисса? — Отлично, — сказал Марино. — Она хотела бы поговорить с вами. — Марино подождал, будто догадывался, что Роджеру нужно время, чтобы справиться со своими чувствами, но он ошибался. — Прежде чем она возьмет трубку, я хочу сообщить вам новость. Это о Лиссе. Она не в своем уме, Роджер. Она собирается выйти за меня замуж. Как вам это понравится? В трубке послышался голос Лиссы: — Ему это понравится. Дай мне поговорить с ним. — Через мгновение он услышал: — «Привет, Роджер. Скажите Тони, что это единственное мое разумное деяние, скажете?» — Разумное? — Он едва не сказал «отважное», но вовремя остановился. — Счастливейшее! — сказал он. Было так приятно слышать ее смех. (обратно) (обратно)
Джон Кризи
Красотки инспектора Уэста
— Послушай, Бетти, тебе это ничего не даст, — говорил Хэролд Милсом прерывающимся от волнения голосом. — Разве что мимолетное удовлетворение. Потом ты всю жизнь будешь раскаиваться — я в этом уверен. — Дорогой, ты просто ничего не понимаешь — возразила Бетти. — Я должна это сделать. Такой шанс выпадает раз в жизни. Сотни, да что я говорю, тысячи девушек пожертвовали бы ради такого всем на свете. Прошу тебя, не обижай меня из-за… из-за этого… Милсом смотрел на нее, как смотрит простой смертный на богиню. Она и была настоящей богиней: юная, чистая, в ореоле сияющей красоты, которая причинила Милсому нестерпимую боль — это было видно по его глазам, по тому, как он стиснул зубы, точно пытаясь эту боль унять. — Если говорить откровенно, то, мне кажется, Хэролд, я обладаю всеми данными, чтобы стать настоящей звездой. Да, да — звездой. — Дурочка, ты всего лишь одна из многих тысяч, которые растрачивают впустую время и силы, расхаживая с идиотским видом по сцене и подлизываясь ко всяким грязным старикашкам, наивно полагая, будто от них что-то зависит. — Милсома явно прорвало. — Те же только и думают о том, как бы переспать… — Хэролд! — Да, понимаю, я груб. — Милсом попытался взять себя в руки. — Прости меня, Бетти, я не хотел тебя обидеть, но мне стало невмоготу, когда я подумал, что из тебя сделают шлюху, растопчут твою душу, доведут до отчаяния и вышвырнут вон. Поверь мне, это так и случится. — Какой же ты глупый… — Бетти снова стала сама безмятежность. — Некоторые достигают вершин — вспомни хотя бы Вивьен Ли или Джин Симмонз. Они, как и я, начали с нуля. Нет, у меня даже больше шансов — ведь я выиграла конкурс и… — Лучше бы ты в нем не участвовала! — Опять ты, Хэролд, за старое. Сам знаешь, это ничего не даст. Первый придешь поздравить меня с победой. Внезапно Милсом схватил девушку за плечи и встряхнул. Она ничуть не испугалась, ибо знала его с самого детства и полностью ему доверяла. Даже когда он больно сжал ей плечи. — Послушай, идиотка, тебе никогда не удастся одержать победу. Тебя водят за нос. Никакой актрисы из тебя не выйдет. Тебе давно пора это понять и перестать делать из себя посмешище. Тебя выжмут, как лимон, и вышвырнут на помойку. И тогда тебе будет грош цена. — Хэролд, мне больно, — невозмутимым голосом сказала Бетти. Он и не подумал разжимать пальцы. — Пожалуйста, отпусти меня. Ты делаешь мне больно. Он разжал пальцы, убрал руки с плеч девушки и отошел в сторону, не спуская с нее глаз. В них снова появилась мука. — Лучше б ты умерла! — в сердцах заявил он. — Послушай, Бетти, будь благоразумна. У меня теперь хорошая работа, и мы с тобой заживем припеваючи. Годика через два, а, если хочешь, и раньше, мы сможем пожениться. Ты ведь создана для семейной жизни, а не для того, чтобы дрыгать ногами в каком-нибудь третьеразрядном карде-балете или угождать мерзким старикашкам, у которых только и на уме, как бы… — С меня хватит, — заявила Бетти. Она повернулась и пошла прочь. В ее походке была природная грациозность, что тоже причиняло ему боль. Теперь девушка была к Милсому спиной, но перед глазами стояло ее лицо. Казалось, вместе с ней от него уходит сама жизнь. — Бетти! — хрипло окликнул он девушку и невольно сделал шаг в сторону. Она даже не обернулась. Милсом было устремился за ней, но внезапно остановился. Дорога шла слегка в гору, Бетти уже была почти у самой линии горизонта, вся в дымке золотистых летних сумерек. По обе стороны дороги высились деревья, за ними шла детская площадка, а еще дальше раскинулись заросли кустарников, среди которых уже бродили занятые поисками укромных уголков парочки. Дальше начинались улицы Комона, ведущие к небольшим частным домам этого пригорода Большого Лондона. Дома были выстроены из потемневшего от времени желтого кирпича и выглядели такими нарядными в последних лучах заката. Но это был обыкновенный обман — стоит спрятаться солнцу, как их желтизна тут же поблекнет. На горизонте зловеще теснились темные облака. Бетти шла по усыпанной гравием тропинке, держа путь в сторону этих домов — мимо орущих и визжащих на площадке детей, мимо сторожа, который отдал честь, приложив ладонь к островерхой кепке, а потом долго смотрел вслед. Как и те трое юнцов, держащие путь в Коммон. Один из них издал разбойничий свист. Услышав его, Хэролд Милсом побелел и стиснул кулаки. Он сделал еще один шаг вперед, не сводя глаз с юнцов, — до них было ярдов сто. — Успокойся, Хэролд, — сказал подошедший сзади мужчина. Милсом резко обернулся. Возле кустов стоял высокий тощий парень с длинной шеей и большим адамовым яблоком. Скорее всего он прятался за кустами и мог слышать все, что было сказано между Милсомом и Бетти. — Какого черта ты здесь делаешь, Тик? — Милсом осатанел от злости и с удовольствием бы выместил ее на первом встречном. — А ну-ка, говори: ты давно здесь торчишь? — Успокойся, старина,— поспешно сказал Тик. — Это общественная земля, верно ведь? И я имею полное право… — Ты давно здесь торчишь? У Милсома сорвался голос. — Нет. К тому же, парень, как тебе известно, я мухи не обижу. Советую тебе не принимать все близко к сердцу. Бери пример с Бетти. — Он заискивающе улыбнулся. — Что толку терять голову? Да она сама вернется, когда поймет, что ты был… — Значит, ты торчал здесь все время. — У Милсома опять сорвался голос. — Ах ты, паршивый шпион! Да я сейчас расквашу тебе рожу! — Не тронь! — испуганно воскликнул Тик и поднял руки, пытаясь защититься. Увы, напрасно. Удары сыпались в лицо, грудь, живот. У Тика сразу же заплыл один глаз, во рту появился соленый привкус крови. Он хватал ртом воздух и звал на помощь, но свирепые кулаки молотили безостановочно. Милсом оставил Тика в покое, когда тот уже оказался на земле и пошел, не разбирая дороги. Трое юнцов, один из которых свистел вслед Бетти, поспешили на место происшествия. Тик рыдал, заливаясь смешанными с кровью слезами.Час спустя Бетти хлопнула дверью и направилась в сторону пустыря. Дорогу ей освещали редкие уличные фонари. Конечно, не слишком приятно идти через пустырь, но это самый короткий путь к шоссе, а следовательно, к автобусу, который всего за полчаса доставит ее в Вест-Энд. Бетти шла очень быстро. За ней, вроде бы, никто не увязался. Хватит с нее Хэролда, убеждала себя девушка. Очень жаль, что он ее не понимает. Стоит Хэролду настоять на своем, и она очутится в жалком домишке, окруженная оравой детей — ведь он не раз говорил ей, что хочет иметь большую семью. Ладно, ну и что дальше? А вот что: два раза в неделю кино, очередь везти в школу своих и соседских детей, ко всему прочему расплывшаяся фигура. Да, да, такова цена счастливого материнства. Нет, нет, это не для нее, королевы красоты Южного Лондона, которой обещана небольшая роль в отечественном фильме. А там видно будет. Кто-кто, а она в себе уверена. Увы, ни родители, ни Хэролд этой уверенности в ней не поддерживают. С вершины холма было видно шоссе, освещенное зеленоватым светом фонарей. Вон там, слева, она совсем недавно разговаривала с Хэролдом… Внизу, в небольшой ложбине, очень темно — там самое темное место на всем пустыре. Стоит Бетти в нее спуститься, как ей становится не по себе, и она невольно ускоряет шаги. Сегодня же страхи были какими-то подсознательными. Девушке казалось, будто она плывет на невидимом облаке, в голове возникали дивные мечты о славе кинозвезды, о красавцах-героях, с которыми ей предстоит играть в кино, о муже-кинозвезде, толпах поклонников, триумфальном возвращении домой в Тэлхем на Хиндл-стрит. О, ее скромные тихие родители еще будут очень гордиться такой дочерью, а Хэролд Милсом нежно поцелует в щеку и попросит прощения. На пустыре была непроглядная тьма, если не считать далекого зеленоватого света фонарей. Внезапно в мечты ворвался чужеродный звук, и Бетти сбилась с шага. Она тут же его выровняла, стиснула кулаки и припустила еще быстрей, утопая каблуками в пружинистом торфе. Не надо смотреть по сторонам, нужно идти только вперед и вперед. Кажется, там кто-то есть, а? Может, сова?… Говорят, на пустыре живет сова. Нет, она больше никогда не будет ходить по ночам одна этой дорогой. Хотя глупо из-за каких-то дурацких страхов терять лишних двадцать минут, идя кружным путем. Скорей бы попасть в Вест-Энд — там много театров и все в ярких огнях. Она больше не в силах сидеть дома и слушать рассуждения отца про то, что лучше парня, чем Хэролд Милсом, ей не встретить, проживи она хоть сотню лет, или постоянное ворчание матери, считавшей дочку помешанной и предрекающую ей всяческие несчастья из-за ее внешности. Снова этот звук. Будто кто-то тяжело дышит… На этот раз она обернулась. Было темно, но она разглядела белое пятно — лицо мужчины или женщины. Кто-то куда-то спешит… Побежал… — Нет, — прошептала Бетти, — не надо… Она тоже припустила бегом. Каблуки зацепились за траву, и она споткнулась. За ней кто-то гонится… Все ближе и ближе, и дышит все громче. Девушке хотелось закричать, но горло сдавило спазмом. Бежать, бежать из последних сил… Бетти была уже на вершине второго холма. Здесь чуточку светлей, видны не только зеленые уличные фонари, но даже желтые огни домов и магазинов, очертания крыш и деревьев. Теперь она в безопасности или почти в безопасности. Какая же она дурочка — поддалась панике. Нужно только ни в коем случае не замедлять шаги… Каблук завяз в земле, и Бетти упала. Она не ушиблась, но ее снова с головы до пят охватил ужас. Девушка попыталась подняться на ноги. Воздуха не хватало, а удары собственного сердца заглушали шаги неизвестного преследователя. Ей удалось подняться на колени. Но тут на нее упала черная тень. — Нет! — завопила она. — Н-е-т!!! Горло сдавили чьи-то пальцы. Как больно, и нечем дышать. Бетти отчаянно молотила ногами, руками, но сдавливающая горло боль не ослабевала. А пальцы сжимались все крепче и крепче. Померк свет, наступила кромешная тьма. Грудь Бетти пронзила острая боль. Она понимала, что теряет сознание. Казалось, кто-то со свистом накачивает воздухом ее голову. Больно, ой, как же больно!… Нет, просто невозможно терпеть… И тут боль, страх и все остальное растворились в кромешном мраке. Убийца наклонился, схватил девушку за лодыжки и поволок по траве в сторону темнеющих неподалеку кустов.
— А где же Уэст? — вопрошал инспектор уголовной полиции Тернбул. — Он что, всегда появляется после десяти? — Он вчера засиделся допоздна, — пояснил сержант. — Не пойму, почему Уэсту всегда так везет? — не унимался Тернбул. — Мне и раньше говорили, будто Старик танцует под его дудку. А если поладишь с Чартуордом, считай, тебе подкинут дельце с убийством. Да, скажу я вам, все это весьма и весьма странно. — А я скажу, что вам бы лучше помолчать, — заметил сержант. Тернбул, судя по всему, последовал его совету. Он подошел к столу Роджера Уэста, одному из пяти в огромном помещении офиса, и уселся в кресло. Никто из присутствующих не сказал ему, что это равносильно святотатству как и не посочувствовал бы Тернбулу, пошли его Роджер Уэст подальше, ибо весь Скотленд-Ярд считал, что Тернбул сам напрашивался на неприятности. Тернбул был очень даже не глуп и, если бы не его тщеславие и вечное злословие по поводу окружающих, наверняка мог бы сделать блестящую карьеру в Ярде. Итак, он восседал в кресле Уэста и читал рапорты из полицейского участка Тэлхема об убийстве девушки по фамилии Бетти Джелибранд. В рапорте говорилось, что это была привлекательная блондинка, следовательно, прессе есть чем поживиться. Тернбул внимательно вчитался в рапорт. Сержант куда-то вышел, а два старших инспектора старательно игнорировали Тернбула. На столе у Роджера зазвонил телефон. Тернбул схватил трубку. — Это Тернбул… О, сэр, доброе утро. — Услышав, как изменился голос Тернбула, оба инспектора оторвались от своих дел и обменялись понимающими взглядами. — Нет, сэр, его еще нет… Нет, сэр, думаю, его нет вообще… Да, да, как только я его увижу, непременно передам. Он положил трубку и посмотрел на ястребиный профиль одного старшего инспектора и широкую спину другого. — Это был сам великий сэр Гей Чартуорд. Мне показалось, он слегка недоволен. Ему никто не ответил. Тернбул метнул злобный взгляд в сторону своих коллег и снова потянулся к трубке. Прежде чем заняться изучением изложенных в рапорте скудных сведений о Бетти Джелибранд, он велел телефонистке поставить его в известность, как только старший инспектор Уэст войдет в здание Ярда. Потом хмыкнул, бросил на стол прочитанный рапорт, вынул из кармана пачку турецких сигарет и закурил. — Джим, ты не возражаешь, если я открою окно? — секунду спустя поинтересовался у своего коллеги старший инспектор с ястребиным профилем. — Давай я помогу тебе, — буркнул его коллега. Тернбул притворился, будто погружен в чтение. Прибыл сержант, спустя две минуты еще один. Теперь в офисе было уже пять человек. Наконец открылась дверь, и на пороге появился Роджер Уэст. В повадках Уэста чувствовалась некоторая нетерпеливость, но только не поспешность. Словно ему не терпится разделаться с текущей работой и немедленно приняться за другую. Присутствующие в офисе разом взглянули на Уэста и улыбнулись — все они видели как посмотрел Роджер на сидящего за его столом Тернбула. Сам Тернбул ничего не заметил. Несмотря на распахнутое настежь окно, в офисе стоял крепкий запах турецкого табака. Вес четверо полицейских затаились в предвкушении представления: сейчас Роджер распечет подчиненного, рассевшегося как ни в чем не бывало за его столом, к тому же тот отравляет воздух табачным дымом. Уэст, широкоплечий мужчина шести футов, с правильными чертами лица и светлыми волнистыми волосами, получил в ярде прозвище «Красавчик». Он весело подмигнул всем четверым и направился к Тернбулу. По его лицу нельзя было определить, что у него на уме. Наконец его тень упала на Тернбула. Тот поднял глаза и в удивлении уставился на своего шефа. Похоже, ему даже стало слегка не по себе. — Меня дожидаешься? — поинтересовался Уэст. — Э-э… да. Принес тебе вот это. — Тернбул не спеша поднялся и взял со стола рапорт. — Работенка в Тэлхеме. Убита девица девятнадцати лет. Вернее, задушена. — Тернбул снова чувствовал себя на коне — детектив с бесстрастным лицом, которого ничем не удивишь. — Следов изнасилования вроде бы не обнаружено. Жертва, по всей вероятности, поцарапала убийце лицо и руки. Если верить показаниям трех абсолютно разных людей из этой округи, девчонка была смазлива. Местная королева красоты. — Ну да? — недоверчиво буркнул Роджер. Рассказывая, Тернбул вышел из-за стола шефа, и Уэст наконец смог сесть. — Сэр Гей выразил пожелание, чтобы ты отправился в Тэлхем, — доложил Тернбул. — Он несколько раз тебе звонил. — Я от него, — бросил Уэст. — Ты поедешь со мной. У Торнбула блеснули глаза. — Замечательно. Я… — Нам предстоит поупражняться в логике и дедукции, — продолжал Уэст. — Только, пожалуйста, не забывай, что имеешь Дело с людьми, ладно? Помягче с родителями девушки. — К черту родителей, — беспечно произнес Тернбул. — Меня интересует ее приятель, этот Хэролд Милсом. — Серьезно? — Уэст внимательно посмотрел на коллегу. — Надеюсь, он тебя не разочарует. Свяжись с Коммоном и доложи, что мы едем. А после взгляни, готова ли моя машина, ладно? По дороге сюда сломался насос. Если механики все еще возятся, возьмем, что дадут. Не думаю, чтобы нам пришлось кого-то догонять. — Можем взять мою, — с готовностью предложил Тернбул, у которого был мощный «ягуар». — Нет, спасибо, — отказался Уэст. Тернбулу это определенно не понравилось, но он лишь пожал плечами и удалился. Когда за ним закрылась дверь, Уэст помахал у себя перед носом рукой, разгоняя табачный дым, посмотрел на окна, зажег сигарету из вирджинского табака и принялся просматривать рапорты. Минут через десять зазвонил телефон. — Але?… Да, Тернбул, я сейчас спущусь. — Красавчик, что ты не устроишь этому типу взбучку? — поинтересовался старший инспектор с ястребиным профилем. — Его нужно время от времени осаживать. — Зачем же осаживать хорошего человека? — Улыбка на лице Уэста свидетельствовала о том, что к Тернбулу он не питает никаких чувств. — Увидимся позже. Отправь срочно депеши в Коммон. — О'кей. Ястребиный профиль улыбнулся. — Пожалуйста, сделай вот еще что. — Уэст задержался на пороге. — Отыщи дела всех девушек, убитых за последние три месяца. Я имею в виду нераскрытые дела, ладно? Только ни в коем случае не показывай их мистеру Тернбулу. Уэст захлопнул за собой дверь. Он шагал широкими неотапливаемыми коридорами Ярда, насвистывая себе под нос. Спустившись в большом лифте, сбежал по каменным ступенькам лестницы на тротуар. Тернбул стоял возле зеленого «морриса» Уэста. — Замечательно, — кивнул Уэст. — Поехали.
Девушка лежала на мраморном столе в холодном плохо освещенном морге полицейского участка Мидл Коммон. Снаружи с шумом проносились машины, однако внутри стояла ни чем не потревоженная тишина. Сторож морга, успевший за свою долгую службу привыкнуть ко всему на свете, включил над головой девушки лампу. — Так лучше? — поинтересовался он у Уэста. Уэст с Тернбулом, не отрываясь, смотрели на труп Бетти Джелибранд. — Кто-то потеряет покой и сон, — заметил Тернбул. — Настоящая красотка. Уэст смерил коллегу испытующим взглядом и занялся изучением синяков на шее девушки. Их было много — темные, посветлей — все они указывали на то, что совершено зверское убийство. Он осмотрел голову Бетти, обнаружил, что кое-где с корнем вырваны волосы, — очевидно, когда девушку тащили в укрытие, ее волосы цеплялись за кусты. На лодыжках тоже были синяки от пальцев. — Обрати внимание: несколько спущенных петель на чулках, но ни одной рваной дыры, — сказал Тернбул. — Знаешь, о чем это говорит? — О чем? — О том, что у этого типа холеные руки. Физическим трудом он не занимается. Вероятно, коротко подстригает ногти, может, даже обкусывает их. Попробуй-ка взять ее за лодыжки и потащить. — Тернбул продемонстрировал все наглядно, точно перед ним было не человеческое тело, а пластиковая модель. — Обязательно останутся на чулках дыры, здесь же их нет. Да в ней не меньше десятка стоунов[20]. Ядреная кобылка, однако… — Он мог быть в перчатках, — бесстрастным голосом констатировал Уэст. — В перчатках и такие синяки? — Тернбул указал пальцем на шею девушки. — Уверен, ты сам так не считаешь. — Он фыркнул. — К тому же ночь была теплая. Да, не слишком густо, а? Они еще полчаса провели в комнате морга наверху, разглядывая фотографии и слушая рассказы о родителях девушки, ее коронации на конкурсе красоты в Южном Лондоне, ее надеждах, планах, о приятеле по имени Хэролд Милсом и о прочих подробностях из биографии, казавшихся значительными для местных полицейских и скучными для Тернбула. Потом поехали на пустырь, который на самом деле был небольшим парком без ворот и ограды. Пышная зелень дышала свежестью — в том году в мае выпало много дождей, сейчас только начался июнь. Под теплым солнцем нежились заросли рододендронов, усыпанные розовыми, красными и багровыми цветами. Полицейские образовали веревкой полукруг, в котором оказались и рододендроны. Его стерегли шесть констеблей в форме, а толпа глазела на переодетых сыщиков, обследовавших цветущие кусты, куда наведалась смерть. Уэст зашел за ограждение, Тернбул следовал за ним по пятам. Они разглядывали место, где лежало тело — оно могло пролежать там много часов и даже дней, если бы не шустрая собачонка и ее старый хозяин, решивший, что песик нашел носовой платок. Они видели следы, оставленные телом девушки, когда его волокли, — за колючие кусты куманики и боярышника цеплялись ее волосы… — По-моему, давно пора побеседовать с этим ее приятелем, Милсомом, — изрек Тернбул с едва скрываемым нетерпением. — Она получила титул королевы красоты, что вовсе не удивительно с такой фигурой и внешностью, и бросила этого парня, верно? — Возможно, ты прав, — кивнул Уэст. Он определенно никуда не спешил. Тернбулу пришлось сделать над собой усилие и умерить свой пыл. — Вовсе не в наших интересах, чтобы он смылся, а? — Ты так думаешь? — Впервые за все время в глазах Уэста появились насмешливые искорки. — Что это, обвиняющий перст? — Ты сам знаешь, что убийца — опасный тип. Если это на самом деле Милсом, нам бы не мешало знать, где он сейчас. — Мы узнаем об этом в самое ближайшее время, — пообещал Уэст. — На самом же деле… — Он не договорил, поскольку полицейский, охраняющий территорию за веревкой, оставил отчаянно жестикулирующего мужчину и направился к ним. — А, да ладно, это не столь важно, — бросил Роджер Тернбулу и шагнул навстречу полицейскому. Он не спускалглаз с мужчины, который продолжал что-то говорить и размахивать руками. Тот был молод и приметен — распухшие губы, заплывший глаз, поцарапанный лоб и разорванное ухо. Роджер обратил внимание, что у мужчины тонкая шея и большое адамово яблоко. — Прошу прощения, сэр, тут один человек хочет вам что-то сказать, — доложил констебль. — Вы его знаете? — И да, и нет, — ответил констебль. — Его фамилия Картер, Тик Картер. — Казалось, констебль вот-вот ухмыльнется. — Здешний старожил. Он говорит… Тик Картер вдруг перепрыгнул через веревку и, неуклюже переваливаясь с ноги на ногу, поспешил в их сторону. — Я знаю, кто это сделал! — заорал он так громко, точно вокруг были глухие. — Это свинья Милсом, вот кто! Вчера вечером они здесь поскандалили! Еще как поскандалили. И он… он чуть меня не убил. Взгляните на мое лицо! Нет, вы только взгляните… — Успокойся! — рявкнул констебль. — А я что говорил? Я его унюхал! — ввернул Тернбул. — Я бы на твоем месте говорил потише, — посоветовал Уэст Тику Картеру. — Ну-ка, расскажи подробней. Тернбул уже держал наготове блокнот и ручку. Ручка тут же быстро забегала по бумаге. На его физиономии появилось выражение, можно сказать, злорадного удовлетворения. Через десять минут Уэст, Тернбул и один из местных полицейских держали путь в магазин на Тэлхем Хай-стрит, где работал Милсом. А еще через десять минут они уже знали, что он сегодня там не объявлялся. Милсом снимал квартиру по соседству. Хозяйка беспокоилась, что жилец не ночевал дома.
— Мистер Хэролд Милсом скоро окажется у нас в руках, — уверенно заявил Тернбул. — Мы отправили за ним погоню, и он от нас никуда не уйдет. — Тернбул улыбнулся Роджеру. — Я был уверен в этом с самого начала. — Интуиция? — снисходительно поинтересовался Уэст. — Слишком громко сказано… Сам знаешь, что это такое. Ты тоже определяешь их на нюх. Тернбул сидел рядом с Роджером в машине и самодовольно улыбался. Они застряли в пробке часа «пик». Теплый вечерний воздух был пропитан выхлопными газами и бензиновыми парами, косые лучи заходящего солнца золотили городской пейзаж. Их машина двигалась по крайней полосе — Роджер собрался свернуть влево и выбраться из пробки. Тернбул — импозантный парень, размышлял он. Такие пользуются успехом у женщин. У него золотисто-каштановые, волнистые волосы, гладкая кожа и бронзовый загар — похоже, любит проводить время на солнце. Часто улыбается, обнажая при этом крупные белые зубы. Болтают, будто Тернбул — сын богатого австралийца, решивший сделать карьеру в Ярде и стремительно восходящий по служебной лестнице. Так оно или нет, на самом деле никакого значения не имеет. Тернбул ездит на мощном «ягуаре», а такую машину может позволить себе разве что помощник комиссара Скотленд-Ярда. Впереди медленно полз автобус. — Фью! — громко свистнул Тернбул, и Роджер от неожиданности резко повернулся к нему. Мотор заглох. Он тут же его завел, успев приметить сворачивающую за угол девушку. Тернбул, разумеется, тоже на нее глазел. И она того стоила. На девушке было ярко-синее платье, схваченное в талии широким белым поясом, большая белая шляпа с низко свисающими полями и огромная белая сумка в руках. Ее фигуре позавидовала бы любая манекенщица, и она, черт возьми, об этом знала. Как и о том, что почти каждый встречный мужчина глядит ей вслед. — Да, ну и штучка, — отметил Тернбул, не сводя с девушки глаз. — Но та кошечка, держу пари, еще смазливей. — Какая? — Малышка Бетти Джелибранд. Уэст ничего не сказал. Заметив, что машины впереди пришли в движение, он шмыгнул в образовавшийся просвет. Они не обменялись ни единым словом до самого Ярда. Тернбул напевал незнакомый Роджеру мотивчик. Возле здания Ярда мальчишка-газетчик зазывал прохожих: — Разыскивается мужчина! Читайте об этом в газете! Читайте в газете о последнем убийстве! Он задорно улыбнулся полицейским. — Наглый гаденыш, — проворчал Тернбул. — Вот когда-нибудь возьму и оборву ему уши. — Хоть ты и полицейский, все равно это будет расценено как нарушение правопорядка, — заметил Уэст. — Пожалуйста, поднимись и напиши рапорт. — Может, сделаем это вместе? Тернбул, похоже, обиделся. — Нет. Это твое дело. Тернбул негодовал. Когда они расстались, Роджер прошел в свой офис и позвонил помощнику комиссара, но Чартуорда на месте не оказалось. Роджер достал из пакета, который принес с собой, фотографии, разложил их на столе. На них была Бетти в короне королевы красоты Южного Лондона, Бетти с другими участницами конкурса, Бетти с отцом и матерью. (Она была единственным ребенком в семье.) Рядом лежали две фотографии Хэролда Милсома. Люди, знавшие его, клялись, что сходство с оригиналом стопроцентное. Если верить фотографиям, Милсом — симпатичный мужчина лет тридцати с орлиным носом и гривой волос. Один из приятелей Милсома утверждает, что у того темные волосы, карие глаза и смуглая, оливкового цвета, кожа. Похоже, он пользуется симпатией у окружающих. До сегодняшнего дня Милсом торговал изделиями из кожи в небольшом магазинчике в Тэлхеме. Роджер напрягал память, припоминая десятки людей, с которыми они беседовали: работодателя Милсома, его сослуживцев, подчиненных, квартирную хозяйку. Последняя чуть ли не рыдала от горя. Потом он вспомнил Джелибрандов — потрясенных, подавленных, едва живых от обрушившейся на них страшной беды. Отец, можно сказать, лишился дара речи, мать, напротив, стала неестественно говорлива. Оба чувствовали себя виноватыми — в ту ночь у них случился скандал, после которого Бетти ушла из дома. Если бы она не ушла в ту ночь из дома… В разговоре с родителями Бетти Тернбул проявлял нетерпение. Его интересовали детали, касающиеся Хэролда Милсома. Тернбул был находчив, насторожен, хитер И очень настойчив. О, это оказался толковый малый, и его единственная ошибка была в том, что он ограничился одним Милсомом. Да, других на самом деле не было, но ведь все еще только начиналось. Роджер Уэст внимательно изучал фотографии… Бетти была настоящей красавицей, куда красивей победительниц других конкурсов. Кстати, выигранный ею конкурс очень значительный. Его устраивал Конуэйз, солидная корпорация, выпускающая мыло и стиральные порошки. Таких конкурсов проводится двенадцать: четыре в Лондоне, пять в городах Англии, по одному в Шотландии, Уэлсе и Северной Ирландии. Финалистки получают значительные шансы завоевать весь мир. Да, девушка была воистину красива, что вполне могло вызвать озлобление и даже гнев со стороны Милсома. Тик Картер, которого, как выяснил Роджер, еще со школьной скамьи прозвали Клещом, тоже производил впечатление озлобленного человека, но, по общему признанию, не любил врать. Были и другие свидетели, в том числе те три юнца, наблюдавшие, как Милсом набросился на Картера. Иногда все идет как по маслу, и тот, на кого с самого начала падает подозрение, оказывается виновным. Тернбул твердо уверовал в то, что на этот раз все именно так и обстоит. У Роджера подобной уверенности не было, однако он понимал, что его скепсис вызван самоуверенностью Тернбула. Чего греха таить, он недолюбливал инспектора Тернбула и надеялся, им не придется слишком долго работать вместе, и все равно проявлял исключительную беспристрастность суждений. Да, Тернбул отличается впечатлительностью, склонен к догматизму, страдает ограниченностью взглядов, но смышлен и очень добросовестен. Достаточно короткой команды — и Тернбул натравит на Милсома весь Ярд. Открылась дверь, и вошел Ястребиный профиль. — Привет, Красавчик. Удачный денек? — Средненький. — Только что имел честь лицезреть их милость, сэра Ради Уоррена Тернбула, — сказал Ястребиный профиль. — Жалуется, что ты заставил его писать рапорт, авторство которого ты потом присвоишь. Советую держать его на коротком поводке. Что касается меня, то я бы ни за что не упустил такой возможности. — Смотри, как бы он тебя не укусил. — Роджер усмехнулся. — Добыл что-нибудь для меня? — Насчет чего? — Насчет убитых девушек. — Господи, разумеется. — Ястребиный профиль плюхнулся в кресло и стал копаться в бумагах на столе. — За три месяца девять случаев. Вот, взгляни. — Он протянул Роджеру пачку рапортов. — Но вряд ли это тебе здорово поможет. Трое зарезаны ножом, одна утонула, еще одну убили тяжелым предметом, троих задушили. Да, нам бы жилось куда легче, кабы не было на белом свете этих сексуальных приманок, — заметил Ястребиный профиль почти серьезно. — Всех без исключения? — Ну, пусть их останется совсем немного. Роджер просмотрел и рассортировал рапорты. Кое-что из написанного там он помнил, о другом имел лишь смутное представление. Одно из описанных убийств как две капли воды похоже на убийство Бетти Джелибранд — была задушена миловидная девушка из той же среды, мотивы преступления все еще остались неясны. На теле убитой не было обнаружено никаких следов сексуального насилия. И вдруг Роджер присвистнул от изумления. К рапорту была приложена подробная схема местности, где было обнаружено тело, на ней указан путь, по которому волокли задушенную девушку, чтобы спрятать ее в кустах. Если не считать показаний избитого Тика Картера и исчезновения Хэролда Милсома, все один к одному. Фамилия убитой — Хилда Шоу, убийство произошло в Тотенхеме, весьма похожем на Тэлхем районе Лондона. Распахнулась дверь, и в комнату влетел Тернбул. — Рапорт готов, — доложил он с порога. — Будешь читать или можно подшить к делу? — Просмотрю, — сказал Роджер. — Благодарствую, сэр. — Тернбул с трудом сдерживал ярость. — Поправь, если что не так. Звонили из Челси — вроде бы Милсома видели там. Может, мне туда смотаться? — Может быть, — не без колебаний ответил Роджер. — О'кей. Тернбул вышел, хлопнув дверью. Роджер принялся читать рапорт — он был написан блестяще. Этот малый хорошо владел стилем (чего не скажешь о большинстве его коллег по Ярду), соблюдает точность формулировок, к тому же умен и даже хитер. Здесь ничего не говорит о том, что Тернбул считает доказанной вину Милсома. Напротив, он рекомендует местной полиции ускорить расследование по выявлению приятелей Бетти Джелибранд. «У привлекательных девушек, вроде погибшей, как правило, много приятелей», — пояснял он, что являлось единственной ошибкой, ибо было рассчитано на публику. Внизу листа стояла жирная подпись Тернбула. Роджер едва заметно улыбнулся и написал: «Прочитано и одобрено» и поставил свои инициалы. Нужно непременно повидать Чартуорда, а также пролистать дюжину аналогичных дел. В последнее время он без остатка отдается работе. Быть может, следует передать это новое дело об убийстве Тернбулу и окружной полиции Тэлхема, но, черт побери, не дает покоя аналогичное происшествие в Тотенхеме. Ту девушку тоже волокли за ноги и… Роджер снова уткнулся в рапорт из Тотенхема — он весь построен на сугубо фактическом материале и дает полную картину случившегося. Что там насчет чулок?… Ага, все то же самое: «Слегка повреждены нейлоновые чулки на убитой». Он набрал номер телефона архива. — Подберите мне все, что сможете, по делу об убийстве Хилды Шоу. — Тотенхем, шесть недель тому назад, — сказал он. — Слушаюсь, сэр. — Мне не посылайте — я к вам зайду. Сказав это, Роджер сам удивился. Ну конечно же ему не хочется, чтобы Тернбул догадался о ходе его рассуждений. Пускай это останется для него тайной. Тут его вызвал Чартуорд, дородный детина с бурно седеющей густой шевелюрой, очень смахивающий на оказавшегося не на своем месте фермера. Его кабинет оформлен в ультрасовременном дизайне — сплошь черное стекло и хромированная мебель. Да, Чартуорд явно боится отстать от времени. — Будем надеяться, что вы на правильном пути, — проворчал шеф, попыхивая небольшой манильской сигарой. — Тернбул еще не доложил, как там у него дела с этим Милсомом? — Пока нет. — Кстати, по поводу Тернбула. Он что, на самом деле такой, как о нем тут поговаривают? Роджер давно ждал этого вопроса. — У меня создалось впечатление, что Тернбул очень квалифицированный работник, сэр. По крайней мере рапорт он составил безукоризненно. — Вот как? — Чартуорд задумался. — Хорошо. Я просмотрю этот рапорт. Роджер отправился к себе. Скоро шесть. Денек выдался тяжелый, и вечер хотелось провести лома. Его жена, Дженет, периодически ругает Ярд, в котором ее муж, как ей кажется, днюет и ночует и где на него наваливают самую ответственную работу. Стоит Роджеру провести один-единственный вечерок дома, и Дженет наверняка успокоится. Он написал записку и только потянулся было к шляпе, как зазвонил телефон. — Уэст слушает, — сказал он в трубку. — Да, я буду с ним говорить. Хорошо, подожду. Тернбул уломал кого-то из местных полицейских набрать номер Ярда и позвать к телефону старшего инспектора Уэста. Тернбул определенно считает себя большой шишкой, а следовательно, не может тратить попусту свое драгоценное время. — Это ты, Красавчик? — раздался в трубке голос. — Говорит Тернбул. Кажется, он у нас в руках. — Милсом? — Да. Он на крыше церкви, Брикли-стрит, Челси, возле Чейн-Уок. Но он вооружен. — А ты уверен, что это Милсом? — не спеша переспросил Роджер. — Конечно, уверен. Я решил, ты должен быть в курсе событий. Лезу за ним. — Нет, оставайся внизу, — отрывисто приказал в трубку Роджер. — Поставь окружение и жди меня. — Но ведь… — Я сказал — жди! — рявкнул Роджер и, бросив трубку, кинулся к двери.
Церковь была намного выше домов в округе. Ее изящная стройная колокольня смотрела на широкую в этих краях спокойную Темзу, подпоясанную тремя мостами, на расположенную неподалеку каменную глыбу тепловой станции Бэттерси, из широкой трубы которой валили клубы плотного белого дыма и медленно плыли над крышами убогих домишек на противоположном берегу реки. Полицейские осаживали толпу зевак. Уже успели поставить знак объезда. Роджера остановил замотанный, но вежливый констебль. Это был образчик терпеливости и педантичности, что отличает лондонскую полицию в моменты ответственных испытаний. — Прошу прощения, сэр, проезд закрыт, — сказал констебль. — Развернитесь, второй поворот направо и… — Я Уэст. — Кто?… О, мистер Уэст. Прошу прощения, сэр. Роджер ехал по опустевшей улице, чувствуя на себе.завистливые взгляды подростков. Толпа насчитывала человек сто или даже больше. Повсюду сновали газетчики. Впереди высилась колокольня в обрамлении строительных лесов. Свернув за угол, он увидел группу полицейских и отряд пожарных в стальных шлемах, уже подготовивших выдвижную лестницу. Словом, все, кроме Тернбула, были на своих местах. Роджер затормозил возле пожарной машины, и к нему приблизился добродушный толстяк — суперинтендант местной полиции. — Приветствую, Красавчик. Вижу, не теряешь зря время. — Привет, Тедди. Где мой посланник? — Тернбул что ли? — Он. Полицейский скорчил гримасу. — Внутри. А скорей всего уже на крыше. Его не удержишь. Выходит, Тернбул не повиновался его приказу. Терпимость и терпеливость — качества похвальные, но к Тернбулу рано или поздно придется применять самые крутые меры. Может, прямо сейчас. Роджер кивнул суперинтенданту и направился к распахнутым настежь церковным воротам. Тедди шел рядом, на ходу просвещая коллегу из Ярда. На крышу можно было взобраться и изнутри церкви, и снаружи — не так давно колокольня пострадала от взрывной волны, и теперь ее ремонтировали. Что касается самой церкви, то она почти не пострадала — всего несколько дыр в крыше. Похоже, Милсом попросил здесь убежище, а его опознал проходивший мимо констебль и поднял тревогу. Пока прогремел один-единственный выстрел: стреляли в констебля, который находился в церкви. — Внутри? — изумился Роджер, не веря собственным ушам. В церкви стоял полумрак. Все окна, кроме одного, были застеклены обыкновенными прозрачными стеклами. Окно же позади алтаря сверкало и переливалось в лучах заходящего солнца. Нимб вокруг запечатленного на нем в радуге разноцветных стеклышек Христа отливал золотом. — Пуля попала в дверь ризницы, — пояснил суперинтендант. — Наш человек вошел сюда через ризницу, а Милсом в это время как раз взбирался на крышу. Крышу поддерживали толстые дубовые стропила. В некоторых местах был натянут зеленый парусиновый тент, чтобы не протекало внутрь. Толстые стены из серого камня говорили о незыблемости божьего храма. Возле ступенек алтаря стояли два полисмена без касок. — Вряд ли он станет спускаться здесь, — полушепотом сказал суперинтендант. — Но все-таки нам лучше быть наготове. — Правильно. Когда Тернбул вошел в церковь? — После разговора с тобой. Его нигде не было. Полицейские сообщили, что он зашел за алтарь — оттуда вела лестница наверх. — Милсом теперь на крыше, поэтому здесь можно спокойно подняться, — сказал суперинтендант. На несколько секунд в церкви воцарилась звенящая тишина. — Тернбул! — негромко окликнул Роджер. Усиленное сводами эхо заметалось от стены к стене. — Тернбул! Из ризницы вышел человек. Возможно, это была всего лишь игра света, но человек производил впечатление бесплотного существа. К тому же на его бледном лице застыла маска какой-то странной безмятежности — скорей всего напускной. Серая сутана и воротничок указывали на то, что это священник. «Где я мог его раньше видеть?» — ломал голову Роджер. Священник приблизился к полицейским. — Я знал, что вы будете шуметь, — спокойно заметил он. — Здесь у нас не кричат. — Вы правы, — согласился Роджер. — Извините. Не видели Милсома? Священник вдруг зажмурил глаза, точно ему сделали больно, но тут же открыл их и сказал, глядя на Роджера: — Нет. В манерах священника было что-то такое, что заставляло Роджера усомниться в искренности его ответа, но он не стал анализировать свои впечатления. — Жаль. А кого-нибудь еще? — Нескольких полицейских, в том числе того, который полез на крышу. — Значит, он наверху, — мрачно констатировал Роджер. Роджер нащупал в кармане оружие. Нет, он не любит его носить, но когда тот, за кем охотишься, вооружен, оружие необходимо. Ему вовсе не хотелось стрелять ни внутри церкви, ни даже на ее крыше, однако на потемневшей от времени дубовой двери ризницы была отчетливо видна отметина, оставленная пулей. — Я полезу наверх, — сказал Роджер суперинтенданту. — Мы постараемся, сэр, причинить вам как можно меньше неудобств, — заверил он священника. Не переставая гадать, почему этот человек посеял в нем сомнения своим категорическим «нет», и размышляя о том, может ли солгать святой отец, Роджер повернулся спиной к священнику и стал взбираться наверх. Теперь его мысли вернулись к Тернбулу — в мужестве этому парню не откажешь: у него нет оружия, а Милсом, как известно, вооружен. Роджер взбирался выше и выше. Сверху все казалось маленьким, даже миниатюрным — скамьи, блестящий бронзовый орел на аналое, резные сиденья на хорах, свежие цветы на алтаре, фигурки людей. «Я видел священника раньше», — снова подумал Роджер и тут же дал себе слово смотреть вверх, а не вниз. Сквозь прикрытые парусиной дыры в крыше проникал свет. Роджер отодвинул рукой материю и без труда очутился на крыше. Глаза ослепили лучи яркого предзакатного солнца. Поблизости было основание колокольни в стальных лесах. Ни Милсома, ни Тернбула он не видел, правда, его поле зрения ограничивал небольшой деревянный сарайчик, сооруженный прямо на лесах, — он напомнил ему огромное воронье гнездо. К нему вели две деревянные доски над узкой пропастью между крышей церкви и колокольней. Внизу серели крыши домов, переливалась под солнечными лучами широкая лента Темзы. Тепловая станция беспрестанно выплевывала в атмосферу клубы белого дыма. — Тернбул! — позвал Роджер. Ответа не последовало. — Тернбул! Послышался скрип, после чего в дверном проеме сарайчика пока залась голова Тернбула. На солнце его волосы отливали медью. Роджер заметил, как злобно блеснули его глаза. — Какого черта ты кричишь? Он… — Тут Тернбул понял, кто его звал, и прикусил язык. — Извини. — Он перешел на шепот. — Кажется, я загнал его в угол. — Где он? — С другой стороны сарайчика, — все так же шепотом сообщил Тернбул. — Хочу выломать несколько досок и добраться до него. Боюсь, как бы он не сиганул вниз — предпочел бы увидеть его повешенным. Позволь заняться этим мне, ладно? — Нет. Иду к тебе. — Послушай, не надо, — запротестовал Тернбул. — Я уже здесь, и мне легче это сделать. К тому же есть опасность, что… — Ну-ка, отойди в сторону, — велел Роджер. Тернбул метнул на него злобный взгляд. Это оказалось на самом деле опасно: две тонкие доски длиной в десять футов между двумя строениями, а под ними потрескавшаяся от жары земля и покрытые зеленцой мха могильные камни. Одним словом, верная смерть. Милсом притаился где-то позади этого сарайчика… Нет, нет, Милсом нужен ему только живым, а Тернбул наверняка не станет вступать в переговоры с тем, кого считает преступником. Роджер осторожно ступил на доски. Ему пришлось сохранять равновесие с помощью рук. Расстояние в десять футов казалось прямо-таки бесконечным. Тернбул не спускал с него разъяренного взгляда, но уже протягивал ему руку. Роджер был на полпути, когда раздался выстрел. Он его слышал и даже, похоже, видел вспышку. Ногу пронзила жгучая боль. Екнуло сердце. Под ним была трава, надгробия, люди, желоба… Он туда падал. Каким-то чудом удалось схватиться за стальную перекладину. Вцепившись в нее, он повис над бездной. Суставы плеч заломило от нестерпимой боли. Нет, в таком положении он долго не продержится — правая рука уже отказывает. Если бы ее можно было отпустить, а потом перехватиться за перекладину поудобней… Что, если попробовать? Нет, нет, это невозможно. Теперь и левое плечо разламывается от боли. Он не может упереться ногами в стенку или в какую-нибудь перекладину, значит, конец… Роджер спокойно думал о сыновьях, о Дженет, точно они теперь были с ним рядом. Кажется, Дженет ему что-то сказала… Боль все усиливалась, и не мудрено, ведь в нем сто девяносто шесть фунтов веса. Пальцы медленно разжимались. Еще две-три минуты — и все будет кончено. За это время вряд ли кому-то удастся придти ему на помощь. — Уэст! — услышал он свистящий шепот Тернбула. Роджер с трудом повернул голову. — Уэст, послушай меня… — Тернбул стоял на коленях возле сарайчика. — Я сейчас. Ты держись. Я сейчас. Он убьется. — Нет! Не надо!… — Держись, идиот! Милсом, наверное, их видит и может снова выстрелить. — Вернись! — Держись, Уэст! — услышал он шепот Тернбула. Великан, чтобы не потерять равновесие, двигался очень медленно. Вот он опустился на одно колено. Если Милсому вздумается стрелять, то лучшей мишени, чем Тернбул, ему не найти. — Держись, Уэст! — Упадешь. Вернись… — Ну-ка, давай мне руку, — велел Тернбул. Он уже лежал на животе на этих узких дощечках. Вот он опустил согнутую в локте правую руку, чтобы Роджер мог за нее ухватиться. Все ясно без слов: Тернбул хочет, чтобы Роджер поднял правую руку, и он вцепится в нее. Тогда у него будут шансы удерживать его до тех пор, пока не подоспеют пожарные с лестницей либо веревками. Правда, Тернбул может потерять равновесие… Или же в него выстрелит Милсом! — Дав-вай! — хриплым голосом приказал Тернбул. Роджер поднял свободную правую руку. Это оказалось отнюдь не легко, ибо каждое движение усиливало тяжесть его тела. Левое плечо теперь онемело от боли. Он стиснул зубы, закрыл глаза. Пальцы Тернбула схватили и крепко сжали его кисть. Левому плечу стало чуть легче. — Они вот-вот будут здесь, — сказал Тернбул. — Расслабься. Левой рукой Тернбул крепко обхватил снизу доски. Роджер заметил на его лбу капельки пота. Внизу шумел движок пожарной лестницы и раздавались голоса. Боковым зрением Роджер видел, как по церковному дворику бегают пожарные. А где же Милсом? Почему он не стреляет? Почему?… Поблизости кто-то вскрикнул. Роджеру показалось, будто по его телу прошел разряд тока. Он вздрогнул и почувствовал, как вздрогнул и покачнулся Тернбул. И тут услышал другой звук — глухой стук. Так могло стукнуться о землю его собственное тело. Снова кто-то вскрикнул.
Тернбул не вздрогнул, когда вскрикнули во второй раз, лишь сильнее напрягся. Роджер в невероятном волнении ждал третьего вскрика. Его не последовало — вместо этого кто-то разразился громкими рыданиями. — Он умер! Взгляните, он умер! — прозвучало в теплом вечернем воздухе. Это был одинокий мужской голос. Все остальные теперь звучали приглушенно, слившись в один умиротворяющий шепот. Возившиеся с лестницей пожарные говорили гораздо громче, но даже их голоса не могли заглушить этот шепот. Пожарные действовали быстро и деловито. Они спокойно объяснили Роджеру и Тернбулу, что им нужно делать. Роджеру казалось, что на это ушло очень много времени, на самом же деле он в мгновение ока очутился на строительных лесах, а следовательно в полной безопасности. Тернбул затеял с пожарными спор. — Сперва спустите вниз его, — убеждал он. — Я в полном порядке, а он белый, как простыня. Пожарные оставили Тернбула на крыше. Теперь Роджер опирался на чье-то плечо, а его собственное снова разламывалось от боли. По левой ноге сбегало что-то липкое и теплое. Когда он очутился на земле, под ним быстро образовалась лужа крови. — Положите его на землю, — велел чей-то голос. — Нужно взгллянуть, что с его ногой. — Крови-то — как из недорезанного поросенка, — констатировал кто-то из пожарных. Роджеру помогли сесть на землю. Он громко застонал, когда кто-то коснулся его плеча. — Еще что-то болит? — Все в… порядке. Что случилось… здесь? — Не знаю и знать не хочу, — ответил пожарный. — Осторожно… Вскоре появился доктор и машина «Скорой помощи». Роджеру перевязали рану, наложили на плечо временную шину и заставили лечь на носилки. Волнами накатывала боль, усиливаясь с каждым разом. У Тернбула был преувеличенно бодрый вид. — Не повезло тебе, Красавчик, — сказал он, глядя на распростертого на носилках Роджера. — Не волнуйся — я лично все доложу твоей хозяйке. — Что тут случилось?… — Милсом бросился вниз, — пояснил Тернбул. — От него, разумеется, осталось только мокрое место. Я думаю, мы тут ни при чем. Остальным он наверняка скажет, что Милсома вполне можно было взять живым, если бы в это дело не влез Роджер Уэст. Наверняка так и скажет. — Моя вина, — пробормотал Роджер. — Если бы я не… — Давай про это забудем. — Увы, это не так просто, — сказал Роджер и прикусил губу, чувствуя, как накатывает новая волна боли. Его лоб покрылся испариной. — Спасибо за то, что ты сделал там… наверху. Тернбул улыбнулся. — Ерунда. Привет, док. Морфий имеется? Шефу требуется. Это был хирург местного участка — седой, степенный, с полным набором необходимых медикаментов. Он достал шприц, санитар закатал рукав Роджеру, и в его плоть впилась игла. — Будьте с ним осторожны, — наказывал доктор. Санитары подняли носилки. Нет, они не были виноваты в том, что Роджеру стало нестерпимо больно. И все равно он счастливчик — жив, а ведь мог уже быть на том свете. Он глядел на строительные леса на фоне закатного неба, на доску, с которой сорвался. Неужели это он висел вон на той перекладине, причем на одной руке?… Если бы не Тернбул, продемонстрировавший пример хладнокровия и мужества, его бы, Роджера, остывающим останкам лежать сейчас на земле. Наконец они тронулись в путь. То место, где лежал труп, было оцеплено полицией. Роджер наблюдал за происходящим с расстояния примерно двадцати ярдов. Какой-то женщине стало плохо, и ее унесли, а священник встал на колени перед прикрытыми зеленой парусиной останками. Его лицо Роджеру кого-то так мучительно напоминало… На смену боли пришла другая волна — мягкая, убаюкивающая. Но он все еще оставался в сознании и даже гадал о том, почему Милсом стрелял в него и не стал стрелять в Тернбула. Быть может, он попросту испугался, но быстро понял, что все равно ему крышка?… Почему он так долго раздумывал: прыгать или нет? Роджера вывел из задумчивости голос Тернбула: — Но мы не можем торчать здесь целый день. Даже ради вас, святой отец. — Он по обыкновению был груб и циничен. — Больше вы ему ни чем не поможете. Нужно было помогать, пока парень был живой. Бледное, печальное лицо священника внезапно преобразилось. Его исказила такая гримаса боли, что даже Тернбул был потрясен и на какое-то время лишился дара речи. Должно быть, один из санитаров тоже засмотрелся на священника — Роджер почувствовал, как опустилось на несколько дюймов изголовье носилок. Он не мог оторвать взгляда от бледного, искаженного нечеловеческой мукой лица — точно стоп-кадр из какого-то фильма. — Вы видели его раньше? — спросил Тернбул священника. Молчание длилось слишком долго. Наконец, священник произнес тихо и почти бесстрастно: — Это мой сын.
Мартин Уэст, по прозвищу Копуша, шагал по Белл-стрит в Челси. Когда на улицу свернула машина отца, у мальчишки загорелись глаза. В руках у него была его драгоценная бита для крикета, к которой он привязал пару щитов. Перекинув все свое добро через плечо, мальчишка припустил бегом. Мартин влетел через открытую калитку в сад и увидел Ричарда, наблюдавшего за птичьим гнездом на дереве. — Папа едет! — оповестил он брата. — Здорово! — отозвался тощий и высокий для своих десяти лет Ричард и бросился на улицу. — Попроси, чтоб прокатил нас! — на ходу крикнул он Мартину. Дженет Уэст наблюдала эту сценку из окна спальни. Она как раз собиралась позвать мальчишек домой — скоро пора спать, правда, на дворе такой изумительный вечер, что жаль их загонять в дом. Она видела, как они бегут навстречу машине, нахмурилась, потому что Роджер не притормозил. Обычно, завидев мальчишек, он останавливался и брал их в машину. Правда, иной раз сперва притворялся, будто у него не работают тормоза. Десятилетний Мартин и его брат Ричард раскрыли от изумления рты, когда машина промчалась мимо. — Черт возьми, что это с Роджером? — изумилась Дженет и высунулась из окна. Машина со скрежетом затормозила и остановилась возле дома. Раз Роджер не собирается ставить ее в гараж, значит, он очень спешит. Что ж, вполне понятно, только зачем он так обошелся с мальчиками? Из машины вышел незнакомец. Но ведь это машина Роджера… Мальчики бежали рядышком, не спуская удивленного взгляда с незнакомца. А на него стоило посмотреть: высокий — еще выше Роджера — и очень импозантный. Дженет поймала себя на том, что улыбается незнакомцу. Тот решительным шагом направился к двери. У него были чудесные волнистые волосы золотисто-каштанового цвета — любая женщина отдала бы многое, чтобы иметь такие. Поднявшись на крыльцо, незнакомец стукнул в дверь, а потом позвонил. Мальчики уже были возле калитки. Внезапно Дженет ощутила тревогу и ринулась навстречу незнакомцу — этот человек наверняка привез плохие вести. Но почему никто не позвонил и не… Дженет слету распахнула входную дверь. — Значит, вы — ребятишки нашего Красавчика, да? — услышала она голос незнакомца. Он стоял спиной к двери и не слышал, когда она открылась. — Да уж, в том, что он твой папочка, вряд ли кто усомнится. — Он взлохматил волосы Мартина. Тот наклонил голову и попятился назад. Теперь Дженет видела мужчину в профиль — он весело улыбался и трепал Ричарда за его большое оттопыренное ухо. — Ну, а про тебя этого не скажешь. Мама дома? — Да, сэр, — отозвался Мартин, держась на приличном расстоянии. — Скажите, случилось что-то с отцом? — Да, сынок, — сказал незнакомец, не переставая улыбаться. Дженет почувствовала, что он догадывается о том, что она стоит у него за спиной и умышленно тянет время. — Поваляется несколько дней в больнице, потом недельку отдохнет дома. Он поранил плечо. — Плечо! — воскликнула Дженет и подалась вперед. — И больше ничего? Вы уверены? Она вцепилась в рукав незнакомцу. Он повернулся к ней, хотел было что-то сказать, но так и замер. Теперь он смотрел на Дженет, а мальчики с любопытством на него. Дженет видела восхищение в устремленном на нее взгляде, дети же, разумеется, ни о чем не догадывались. Даже когда тот взял ее руку и крепко сжал. — Уверен, уверен, миссис Уэст. — Внезапно он разразился смехом, напомнив ей бронзового Аполлона. — Я сам провожал его до «Скорой» — вывихнутое плечо и несколько порванных связок. Ну, и рана в верхней части ноги, в мякоти. Пустяки. А та сволочь, которая во всем виновата, теперь обезврежена. — Он заговорщицки подмигнул Дженет, дескать, мальчишкам не все следует знать. — Я обещал ему, что сам сообщу вам о случившемся. Меня зовут Уоррен Тернбул. Я инспектор уголовной полиции. — Он сделал шутливый салют и ослепительно улыбнулся. В его карих глазах все еще светилось восхищение. Ричард залился веселым смехом — хотя этот человек и оттрепал его за ухо, мальчишка был покорен. Мартин стоял все так же поодаль и не проявлял никаких чувств. — Вы… вы очень добры, — пробормотала Дженет. — Если он на самом деле отделался… — Даю вам честное слово, что так и есть. Он сейчас в больнице Святого Георгия, так что, право, волноваться не о чем. — Вы меня успокоили, — сказала Дженет и тут же добавила: — Но я должна позвонить и… Только вы, пожалуйста, пройдите в дом. Она надеялась, что Тернбул извинится и сошлется на то, что у него нет времени, но ошиблась. Тернбул, не мешкая, принял приглашение, и Дженет провела его в переднюю комнату, машинально указала на кресло, взяла телефонный справочник и отыскала номер телефона больницы Святого Георгия. Роджер, как ей сказали, вне опасности, но Дженет все равно решила съездить в больницу и все выяснить на месте. Разумеется, она сделает это, когда уйдет Тернбул. А сейчас нужно предложить ему выпить. — Садитесь же, — сказала она. Тернбул уселся в глубокое, изрядно потертое кресло Роджера, стоявшее спиной к окну. Мальчики вошли вслед за взрослыми в дом и теперь топтались на пороге. — Что будете пить? — поинтересовалась Дженет. — Все, что угодно, миссис Уэст. От виски до пива. — Тернбул потянулся и снова потрепал за ухо Ричарда. — Младший медника сынишка накует нам мелочишки. А ты умеешь? — Он быстро выбросил руку и схватил за нос не успевшего отпрянуть назад Мартина. В его кулаке звякнули монеты. — О, вот здорово! — восхищенно воскликнул Ричард. — Еще! — Послушай моего совета и никогда не проси, чтоб навсегда осталось лето, — каламбурил Тернбул. — Разнообразие лучше всего. — Он снова подмигнул Дженет и вынул изо рта шарик от пинг-понга. — Понял? — Здорово! — воскликнул Ричард. Дженет смешала виски с содовой. Ей наконец удалось отправить мальчиков спать. Они были ошеломлены целым каскадом отлично исполненных фокусов и трюков. К тому же Тернбул сыпал скороговорками. Он успел выпить два стакана виски с содовой и несколько раз подмигнуть Дженет. Он произвел на нее странное впечатление: в его неприкрытом восхищении ею было столько мальчишески наивного, хотя она понимала, что он отнюдь не наивен и вовсе не мальчик. В его подмигиваниях были явные намеки, рассчитанные на то, что она их поймет. Он то и дело хватал Дженет за локоть или же стискивал ее руку — все якобы по ходу фокусов, но она-то знала, что он это делает умышленно. Дженет было слегка не по себе, но этот парень столь импозантен, что даже Роджер в сравнении с ним кажется… Впрочем, Роджер — это Роджер. Дженет надеялась, что Тернбул не станет засиживаться после того, как мальчики отправятся спать. Он уже встал с кресла и улыбаясь смотрел на нее. — К сожалению, мне пора, — сказал Тернбул. — Не скрою — я завидую Красавчику! — Он не стал объяснять, почему именно — дескать, сама догадайся. — К тому же такие славные ребятишки. Когда-нибудь я увезу их на выходной, и мы от души повеселимся. — Он протянул Дженет руку. — Au revoir[21], миссис Уэст. Он ушел, забыв предложить Дженет отогнать машину в гараж. Она заставила себя отойти от двери, чтобы не смотреть Тернбулу вслед. Впервые за всю свою жизнь встречается она с таким удивительным человеком. Его влияние на нее оказалось столь велико, что она, можно сказать, поверила в то, что Роджеру ничто не угрожает. Дженет позвонила в Скотленд-Ярд, трубку снял Ястребиный профиль, которого она принялась подробно расспрашивать о происшествии. — Пустяки. Через несколько деньков будет свежей огурчика, — уверял ее старший инспектор. — Но учтите — вашему Роджеру крепко повезло. Его спас молодой Тернбул, рискуя собственной жизнью. Если бы у этого Тернбула была на плечах голова, он мог бы стать любимчиком всего Ярда. Как ваш Роджер. — Вы хотите сказать, что Роджеру спас жизнь инспектор Тернбул? — воскликнула Дженет. — Он самый, — подтвердил Ястребиный профиль. — А почему вы так удивились? — Он заезжал к нам домой, чтобы сообщить про Роджера, но словом не обмолвился о своем поступке. Старший инспектор удивленно хмыкнул. — Коль уж Тернбул записался в скромники, то я поверю в чудеса, — изрек он. — Ладно, это не так важно. Главное то, что Роджер вне опасности. Повесив трубку, Дженет окончательно уверовала в то, что с Роджером все в порядке. И все равно ей было не по себе. Не потому, что ее мучили страхи, беспокойство или даже ярость по поводу постоянно висящей над Роджером угрозы… Почему — она не знала сама.
В ту ночь, когда Роджер был под действием морфия, Тернбул развлекался в каком-то полулегальном заведении, отец Милсома сидел в своем кабинете, уставившись невидящим взором на крест, а Дженет и оба мальчика крепко спали, погибла еще одна девушка. На этот раз тело спрятали в кустах, где оно пролежало две с лишним недели.
— В порядке, Красавчик? — В полном, спасибо. — Полегчало, Красавчик? — Да, спасибо. — Еще прихрамываешь, Красавчик? — Всего лишь по привычке. — Рад видеть вас в строю, сэр. — Спасибо, Симпсон… Он шел словно через строй — от ворот Ярда, по лестнице, через пропитанный парами сырости холл, по широкому выкрашенному зеленой краской коридору… Двери распахивались сами собой, с порога улыбались знакомые лица, сыпались одни и те же вопросы… Наконец Роджер добрался до своего офиса. Было около девяти утра. Со дня происшествия в церкви Сант-Клео минуло четырнадцать дней, пошел пятнадцатый. Черные тучи разверзлись, низвергая на землю потоки дождя. Он хлестал по бетону набережной, шумел в сочной зелени платанов вокруг Ярда, стучал в окна, рябил гладь Темзы. В офисе никого не было; Роджер стоял и смотрел на реку, вспоминая ее, подкрашенную золотом заката, — такой она была за мгновение до поразившего его выстрела. Открылась дверь, вошел Эдди Дэй. Это был здоровенный детина с большим животом. Дэй слыл в Ярде крупным знатоком по всякого рода фальшивкам. — А, Красавчик, привет. Вижу, ты снова на двух ногах. Все нормально? — Замечательно, Эдди, благодарю тебя, — машинально ответил Роджер. — Знаешь, а мы по тебе скучали, — признался Эдди Дэй. — Слышал новости? Следователь закруглился с делом Джелибранд и практически принудил жюри присяжных сказать, что это — дело рук Хэролда Милсома, — выпалил Эдди. — У бедняги Тернбула, должно быть, дырки в ладонях. В глазах Роджера внезапно вспыхнул жгучий интерес. — То есть? — Видел бы ты, как он их потирал от удовольствия, показывая при этом всем своим видом: «А что я вам говорил?» Правда, Красавчик, нужно отдать ему должное — он не болтал языком. Наш Тернбул, видать, укоротил свой язычок. Берегись, сынок, он теперь у нас самый лучший в Ярде сыщик. А тут еще вдобавок ко всему ты здорово подсобил со славой. Подчас Эдди молол всякую чушь и вообще смахивал на дурачка, на самом же деле он был ой как хитер. Сейчас Дэй явно зондировал почву. — Но я на самом деле ему многим обязан, — сказал Роджер. — Вот-вот, именно на этом он и выехал: держал себе рот на замке, дожидаясь, пока другие заговорят про его подвиги. — Похоже, Эдди, ты не злой человек. И вовсе не подлый. — Признаюсь тебе, Красавчик, по секрету: теперь я еще больше невзлюбил Уоррена Тернбула, но многие к нему явно подобрели. Не знаю, что у него на уме, но даю голову на отсечение — что-то есть. Хотя, возможно, попросту зарабатывает себе репутацию. — Эдди скривил губы. — Как бы там ни было, тебе, Красавчик, придется отдать это дело ему — ведь он с самого начала вычислил Милсома. Забавный он парень. И, оказывается, какой проницательный. Говорят, на его счету уже несколько подобных случаев. — Каких? — Он с самого начала вычисляет убийцу, — пояснил Эдди. На столе зазвонил телефон. Дэй снял трубку, а Роджер уселся за свой стол, который был, можно сказать, пуст, ибо его работу делали другие. Если не считать нескольких рапортов по поводу уже раскрытых дел, арестов и приговоров. Одним словом, обычная рутина. Ведь преступление, как и погода, никогда не сходит с повестки дня. Еще на его столе лежала толстая папка с делом Джелибранд, содержащая подробные отчеты о предварительном расследовании, касающемся отношений между прекрасной Бетти и Хэролдом Милсомом. Роджер погрузился в изучение этих материалов и тут обратил внимание на записку из архива: «Оставили для вас материалы по делу Хилды Шоу». Он встал и направился в архив, по пути бросая направо и налево: «Благодарю вас, прекрасно». Этому утру суждено было вылиться в сплошную манифестацию доброжелательности. Дежурного инспектора на месте не оказалось, но досье Хилды Шоу ожидало Роджера на столе. Он отнес его к себе в офис и занялся детальным изучением. Здесь все как две капли воды походило на дело Бетти Джелибранд, плюс совершенно неожиданное открытие — за несколько недель до своей гибели Хилда Шоу тоже выиграла конкурс красоты. Какой — не говорилось, что, разумеется, не делало чести писавшему рапорт. Придется навести соответствующие справки. В половине одиннадцатого Роджера вызвал Чартуорд. — Рад видеть тебя живым и невредимым, — сказал шеф, как только Роджер появился на пороге его кабинета. — Порядок?… Замечательно. Советую в первые дни не напрягаться. Теперь, что касается Тернбула… Да ты садись, садись… Он что, влез на крышу вопреки твоему приказу? Чартуорд был мастером задаватьнеожиданные вопросы, а Роджер таким же мастером на них отвечать. — Он был там за главного, так что мог принять любое решение. — Роджер улыбнулся шефу. — Мне, между прочим, повезло, что он оказался на крыше. — Если бы его там не оказалось, беды могло бы и не случиться, — парировал Чартуорд. — Роджер, строго между нами: Тернбул заслужил поощрения? — Он много чего заслужил. — Но что именно? — Мне не часто доводится работать с ним рука об руку, сэр. Однако когда это случается, я им обычно очень доволен. Возможно, он несколько импульсивен, но знает свои слабости и не боится себя осаживать. — Я спрашиваю, заслужил ли он поощрение? — Чартуорд помрачнел. Роджер пригладил свои пшеничного цвета волосы. Жаль, что шеф настаивает на ответе на этот вопрос. — Должен сказать, сэр, Тернбул — очень хороший детектив. В дальнейшем же, поднабравшись опыта, он, скорей всего, станет несравненным виртуозом в своем деле. Только мне очень хотелось, чтобы… Роджер внезапно замолчал. — Я тебя слушаю, — подбодрил его Чартуорд. — Мне бы очень хотелось увидеть, как он себя поведет, повисни на нем парочка нераскрытых дел. Вот тогда я смог бы составить о нем более полное впечатление. — Гм, дельная мысль. Спасибо. Ты уже успел просмотреть дело Джелибранд? — Да, сэр. — Удовлетворен результатами? — Нет. Чартуорд выпрямился, и теперь просачивающийся в отверстие между лампочкой и абажуром свет освещал его снизу, отчего по его лицу скользили причудливые тени. — Почему, черт побери? — Был еще один такой случай… Роджер рассказывал спокойно, немногословно. Он знал — Чартуорд его внимательно слушает. Когда он описал, в каком положении было найдено тело Хилды Шоу и указал на явное сходство между двумя убийствами, его сомнения по поводу правильности проведенного расследования усилились. На Чартуорда рассказ произвел впечатление — он даже забыл погасшую сигару. Шеф сидел погруженный в размышления. — Вижу, куда ты клонишь. Если Хилду Шоу и Бетти Джелибранд, этих двух королев красоты, убил один и тот же человек, им явно не мог быть Хэролд Милсом. — Вот именно. Если только не обнаружится, что Милсом был знаком с Хилдой Шоу, знал местность в Тотенхеме, ну, и так далее. Придется мне поговорить с местными полицейскими и потихоньку заняться расследованием. — Ты хочешь сказать, что об этом не должен знать Тернбул? — Об этом никто не должен знать. — Ладно, валяй, — разрешил Чартуорд. — Я тут кое-что для тебя наметил — похоже, это прекрасно впишется в твое расследование. Хочу, чтобы ты проверил, как у нас налажены связи с участками на местах, то есть довольны ли они нашим обращением. — На физиономии Чартуорда промелькнула веселая улыбка, отчего она на несколько секунд приняла детское выражение. — Люблю, чтобы люди чувствовали себя довольными, к тому же у тебя будет несколько денечков на акклиматизацию. — Замечательная идея. Спасибо, сэр. — Держи меня в курсе всех дел, — наказал Чартуорд. Роджер вышел от шефа в бодром настроении. Теперь у него будет возможность пошевелить мозгами, а за неделю вполне может проясниться, есть ли основания полагать, что оба убийства совершены одним и тем же человеком и мог ли совершить их Милсом. Если нет, то убийца этих двух девушек все еще разгуливает на свободе и от него можно всякое ожидать. Да, не исключено, что Милсом мог убить Бетти Джелибранд. Ну, а если нет? Почему тогда он был в бегах и покончил с собой? Оставалось только гадать.
Роджер решил выяснить у кого-нибудь из жителей Коммона, поддерживал ли Хэролд Милсом какие-либо связи с Тотенхемом. Он знал, что это нужно делать без лишнего шума. И во что бы то ни стало следует повидать отца Милсома. Он уже собрался уходить, когда открылась дверь и в офис вошел Тернбул. До сих пор комната была как комната: пять столов, на трех из них горели лампы, за окнами мрак и дождь, но здесь тепло и покойно. Теперь все переменилось. Появление Тернбула не осталось незамеченным — на него обратили все взоры. О, этот человек знал, как следует обставить свой выход. Он увидел Роджера, и его глаза блеснули. — Приветствую тебя, Красавчик! Чертовски рад, что ты жив-здоров! — Тернбул направился к Уэсту, на ходу протягивая ему руку. Надо сказать, пожатие у парня крепкое. — Вижу, твой стол пуст, значит последние две недели кривая преступлений пошла вниз. — Он улыбнулся. — Но это временное явление. Доволен насчет Милсома? — Скажу тебе, отвратительное дело. — Куда уж хуже. Вот только жаль, что не удастся его повесить. Что ж, счастливого тебе выздоровления. А мне нужно побеседовать с нашим, так называемым, знатоком по фальшивкам. Он направился в сторону Эдди Дэя — не человек, а вышедший на охоту громадный леопард. Роджер отметил, что у Тернбула широкие плечи и замечательная шевелюра.
Преподобный Чарлз Милсом, викарий церкви Сант-Клео, стоял возле высокого стрельчатого окна, из которого открывался вид на чистую лужайку. Обнесенный кирпичной стеной сад с цветочным бордюром посередине, казалось, сиял всеми красками, хотя цветы от дождя полегли. Сквозь плотные тучи то и дело пыталось проникнуть солнце, поблескивая в мокрой листве и седых волосах священника. Похоже, его горе поутихло или же он запрятал его глубоко внутрь, чтобы никто ни о чем не догадался. — Доброе утро, старший инспектор. — Они обменялись рукопожатиями. — А я надеялся, что все уже завершилось. — Да ну? — удивился Роджер, и викарий сузил глаза. — Завершилось и забылось. Вам этого хочется? — Не совсем вас понимаю, — медленно начал Милсом. — Лучше, если бы забылось. Ни Скотленд-Ярд, ни следователи не послушают, что я вам ни скажи, верно? Я абсолютно уверен в том, что мой сын не убивал эту девушку. Но что мне от этой уверенности? Роджер приблизился к окну. — Можно закурить? — Он предложил сигарету Милсому, но тот отказался. — Не мое дело учить вас тому, что вам следует делать. Я всего лишь хотел бы узнать, что стоит за этим вашим «абсолютно уверен»? Интуиция? Слепая вера? Или, быть может, у вас есть доказательства? Милсом не шевелился. Роджер отметил, как вдруг блеснули на его мертвенно бледном лице глаза. — Что у вас на уме, старший инспектор? — То же, что и всегда, — сказал Роджер. — Мне нужны факты. Они необходимы мне, как воздух. Мы в Скотленд-Ярде живем исключительно фактами. Исходя из них, мы можем выстроить целые дела и отправить кого следует на виселицу. Должно быть, вам будет не безразлично узнать, что, опираясь на факты, мы можем доказать еще и невиновность человека. Большинство из нас получает от этого куда больше удовольствия, чем от обратного. Как и все мы в Ярде, я заинтересован в том, чтобы в отношениях живых и мертвых восторжествовала справедливость. Разумеется, это не всегда бывает в моих силах. — Он напрочь забыл о сигарете. — Вы твердо знаете, что ваш сын не убивал Бетти Джелибранд, или же вы думаете так в силу ваших родительских чувств? Роджер вдруг понял, что ведет себя почти так же бесчеловечно, как Тернбул. — Я не могу сказать, что абсолютно уверен, — медленно заговорил Милсом, — но мне кажется, я смог бы представить вам доказательства, что он ее не убивал. — Священник говорил так тихо, что Роджеру пришлось напрячь слух. — Я разговаривал с… с другим инспектором, неким Тернбулом. После этого разговора я уже перестал надеяться на то, что меня захотят выслушать. — Вот оно что… — Роджер представил самодовольно ухмыляющуюся физиономию Тернбула. — И что это за доказательства, мистер Милсом? — Мне кажется, когда убили эту девушку, мой сын был здесь, — ответил Милсом.
Через полчаса Роджер покинул священника Сант-Клео, унося с собой уйму новых проблем. У Милсома не было никаких доказательств, что сын был в его доме именно в то время, когда погибла девушка. Правда, он зашел к отцу вечером, был чем-то очень расстроен, даже угнетен, сказал, что с удовольствием уехал бы из Англии, и даже намекнул на то, что ему, якобы, пора свести счеты с жизнью. Когда завершилось дознание, Милсом понял, что у сына есть нечто вроде алиби. После долгих, изнурительных бесед с Тернбулом священник уже не делал попыток оправдать сына, считая это занятие бесплодным и даже опасным. Итак, в вечер убийства Милсом-старший вернулся после одиннадцати с приходского собрания. Хэролд поджидал его дома. Он не сказал, в котором часу пришел — вошел, открыл дверь ключом, который достал из-под камня (Милсом-старший всегда оставлял ключ под камнем). — Как он себя вел? — поинтересовался Роджер. — Был очень возбужден. И очень страдал, — тихо добавил священник. — Он говорил с вами о Бетти Джелибранд? — Нет. — Но он сказал вам, чем так расстроен? — Я понял: все дело в несчастной любви. — И вы решили, что по этой самой причине с ним случилась истерика? — Да. — Он у вас долго пробыл? — Он закрылся в своей комнате, и я решил, что он переночует дома. Ушел еще до рассвета, но постель была разобрана. С тех пор я его больше не видел, — едва слышно добавил священник. На этом они и расстались. Потом Роджер направился в полицейский участок округа Челси. Суперинтендант с добродушной внешностью проводил его в церковь. Это был седовласый малый с похожей на хохолок челкой, большим зобом и румяными щеками, — судя по всему, большой любитель жизни. — Да, Тедди, мне теперь гораздо лучше. Могу ходить на обеих ногах, да и плечо в порядке. Спасибо, — сказал Роджер в ответ на вопросы суперинтенданта о здоровье. — Ты ничуть не изменился. Это что, визит вежливости? Слышал, Чартуорд мечтает помирить волков с овцами, то есть Ярд с участками. Роджер кашлянул. — Бедняга не знает, что это безнадежное дело — в участках засилье тупоголовых всезнаек с ослиным упрямством. — Но, не путай нас с Тернбулом. — О присутствующих я не говорю, Тедди, — уточнил Роджер. — Скажи, а ты смог бы выяснить, не заходил ли кто-нибудь в дом священника за день до гибели молодого Милсома? Между семью и одиннадцатью вечера. — Выходит, ты не удовлетворен ходом расследования? — удивился полицейский и недоверчиво посмотрел на Роджера. — Я не думаю, чтобы… — Всего лишь обычная проверка, — перебил его Роджер. — Сумеешь это сделать для меня? — Разумеется. — Только не поднимай шума. А что произошло на крыше церкви после? В рапорте Тернбула об этом ни слова. — А что там такое могло произойти? Мы с Тернбулом поднялись обследовать место происшествия. Потом мои ребята нащелкали снимков. Там, можно сказать, не на что смотреть. Оружие Милсом прихватил с собой. Одно мне не дает покоя: почему он выстрелил в тебя и больше не стрелял? — Ты абсолютно прав. Из рапорта ясно, что никто не видел, как он прыгнул, однако вы, думаю, видели то место, откуда он прыгнул? — Мм-мм, да, приблизительно. И сфотографировали его. Красавчик, что у тебя на уме? — Скажи, а вы досконально обследовали крышу и чердачные помещения? Не могло случиться так, что Милсом был там не один? Суперинтендант переминался с ноги на ногу возле заваленного бумагами стола и молчал. Потом плюхнулся на стул, будто ему отказали ноги, и потянулся за трубкой, чтобы успокоить расшалившиеся нервишки. — Мне бы сроду такое в голову не пришло, — буркнул он. — Нет, мы ее обследовали не досконально. Просто проформы ради. Но мне и в голову не могло прийти… Да нет, ты, Красавчик, меня разыгрываешь. — Клянусь, нет. — Роджер улыбнулся. — Можно взглянуть на снимки? Суперинтендант протянул ему пачку фотографий. Роджер устроился на уголке стола и стал их разглядывать. За окном вовсю светило солнце, глухо шумела в отдалении автострада, в листьях деревьев под окнами чирикали воробьи. — А ты слышал, как ударилось о землю оружие? — внезапно спросил Роджер. — Э… Нет. — Оно лежало на траве, не так ли? — Вряд ли можно было услышать удар от его падения — его заглушил удар упавшего тела, — попробовал возразить полицейский. — Взгляни сюда, — сказал Роджер и протянул Тедди две фотографии, на которых крестиками были отмечены нужные места. Здесь четко проглядывали очертания надгробий, трава на церковном дворе, тротуар — одним словом, все было так, как это выглядело с высоты строительных лесов. Тело вот здесь, на тропинке, оружие в траве на расстоянии пятидесяти ярдов от тела. Ярдов, понимаешь? Если бы в то время, когда Милсом прыгал с крыши, у него было в руках оружие, он упал бы где-нибудь между местом падения тела и стеной церкви. Он бы попросту выпустил его из рук, а не стал бы от себя отшвыривать, так ведь? Если верить снимку, оружие упало далеко от тела, ближе к воротам. Нет, оно не могло отскочить — осталась вмятина на том месте, где оно упало в траву. Ее бы не было, если бы оружие не упало с высоты, а попросту отскочило. Если верить этим свидетельствам, Милсом сперва бросил оружие, а потом прыгнул сам, понимаешь? — Вряд ли бы он стал так делать. — То-то и оно. А теперь взгляни сюда. — Роджер держал в руках снимки с изображением стальных лесов. — И вот сюда. — Он взял со стола две фотографии лежащего на мостовой трупа. — Как нам известно, на Милсоме были кожаные туфли с металлическими подковами на носках и каблуках. Если верить в то, что нам подсовывают, прежде, чем броситься вниз, он шел по этим самым лесам. Почему же на металле не осталось никаких следов? Если же он на самом деле до того, как броситься вниз, балансировал на этих перекладинах, на подковках остались бы царапины, не так ли? — У тебя сверхъестественное чутье, — ответил суперинтендант. — В этом нет ничего сверхъестественного — нужно лишь принимать во внимание все факты, без исключения, — возразил Роджер. — Я тоже могу очутиться на ложном пути — ведь Милсом вполне мог броситься вниз с какого-нибудь другого места. Правда, над тем местом, куда он упал, всего одна стальная конструкция, следовательно, можно предположить, что он стоял именно на ней. Почему? — спросишь ты. Ведь кое-где лежат доски, образующие настилы. Зачем ходить по круглым стальным палкам, которые для этих целей едва ли годятся? Мне кажется, придется произвести эксгумацию тела. — Что?! — Чтобы знать наверняка, отчего наступила смерть, — тихо добавил Роджер. — Причины смерти казались нам настолько явными, что кое-что могли проглядеть. Кто производил вскрытие? — Меддок. — Ну, отныне мне до гроба обеспечена его пылкая любовь. — Роджер усмехнулся. — В особенности если он обнаружит нечто такое, что в первый раз проглядел. Милсома похоронили в Челси, не так ли? — Да. — Послушай, а ты не смог бы произвести эксгумацию по-тихому, не вмешивая в это дело меня? — поинтересовался Роджер. — Интересно, кого это ты так боишься?… Уж не Тернбула ли? — Я бы хотел, чтобы он не сразу об этом узнал. — Пресса вцепится в нас волчьей хваткой. Разумеется, факт эксгумации хранить долго в тайне не удастся. Придется делать запрос из участка, о чем вскоре узнает пресса. Правда, если работу проделать быстро, Роджеру станут известны результаты повторного обследования тела еще до того, как кто-то догадается, что за всем этим кроется. Меддок — хороший патологоанатом и вряд ли сделает дважды одну и ту же ошибку. Да, это похоже на выстрел наугад во мраке. Если даже они попадут в цель, убийца все равно останется на свободе, а причины убийства Бетти Джелибранд — загадкой.
В тот день Роджеру сопутствовала удача. Тернбула услали в Норт — из участка в округе Лэйк обратились за помощью в Ярд, поэтому и эксгумация, и повторное вскрытие проводились в его отсутствие. Прессу тоже удалось обвести вокруг пальца. Толстый, лысый доктор Меддок лично доложил Роджеру о результатах повторного вскрытия. У него был усталый, подавленный вид. — Похоже, перед тем, как столкнуть, его задушили, — бубнил себе под нос Меддок. — Да, скорее всего так оно и случилось. Со мной был Висборн. Он заметил на горле следы от пальцев, а также слабые признаки удушения на гортани. То же самое заметил и я, приглядевшись чуть внимательней. В первый раз я допустил оплошность — мне казалось, все и без того ясно. Милсом умер незадолго до падения — у него еще продолжалось кровообращение, вследствие чего мы пришли к выводу, что смерть наступила в результате падения. Что касается всего остального, то я произвел лишь беглый осмотр тела. Теперь напишу новый рапорт. Возможно, мне следует приложить к нему прошение об отставке. — Никаких отставок, — решительно заявил Роджер. — Раз вы жаждете понести достойное наказание, то доложите обо всем Тернбулу лично. Если вы сумеете пережить этот момент, мы берем вас на поруки. Роджер был возбужден, но куда больше обеспокоен. Итак, Милсом стал жертвой убийцы. Кто-то, спрятавшийся за помостом, задушил его и сбросил труп на землю. Тернбул это проглядел, что скажется на его репутации. А ведь Тернбул спас ему жизнь…
Ярд с местной полицией, как говорится, перевернули все вверх дном в церкви Сант-Клео. Были обследованы все пути, ведущие на крышу, тщательно исследован каждый дюйм, снят каждый отпечаток. Полиции помогали рабочие, ремонтировавшие церковь, — у них у всех тоже сняли отпечатки пальцев. В результате были обнаружены отпечатки пальцев двух человек с маленькими ладонями, которые идентифицировать не удалось. Установить, когда именно были оставлены эти отпечатки, оказалось невозможным. Их обнаружили на подступах к крыше, ведущих из церкви, на двух-трех инструментах в сарайчике, а также на кое-каких, невидимых снизу, перекладинах строительных лесов. Снимки этих отпечатков теперь лежали на столе у Роджера. Полиция опросила сотни человек. Трое вспомнили, что видели, как молодой Милсом входил в дом священника. Другим казалось, будто они видели мужчину небольшого роста, входившего в церковь, уже когда там завершилась служба, то есть незадолго до трагедии. Кто-то клялся, что видел, как вечером в церковь входила маленького роста женщина в сером. Ничего обнадеживающего выяснить не удалось, тем не менее в дело занесли каждый пустяк. Пока шло расследование, отец Милсома держался в тени. Когда оно завершилось, Роджер подъехал к нему домой. В спокойных серых глазах священника поубавилось боли, хотя преподобный Милсом быстро старел. — Вы думаете, мистер Уэст, что мой сын невиновен? — Думаю, его виновность под сомнением, — отвечал Роджер. — Как только мне будет известно все точно, я вам немедленно сообщу. Священник кивнул, удовлетворенный ответом. Но кто сумеет ответить на другой, еще более важный вопрос? — Если его сын не убивал Бетти, почему он был в бегах?…
На Роджера со всех сторон посыпались всевозможные вопросы. Кто был в церкви Сант-Клео? Кто был на крыше? Кто убил Милсома, Бетти Джелибранд и Хилду Шоу? Что общего у этих двух девушек, кроме их красоты? Роджер внимательнейшим образом изучил все рапорты, но так и не обнаружил ничего общего между девушками — разве что Хилда Шоу тоже оказалась победительницей конкурса красоты. Какого Роджер пока не знал. Он собрался было съездить в Тотенхем, но тут на его столе зазвонил телефон. Было три часа дня. Чартуорд пробормотал Роджеру свои поздравления, в Скотленд-Ярде царило возбуждение, в адрес пока еще отсутствующего Тернбула звучали саркастические замечания. — У телефона Роджер Уэст. — Говорит Делби, сержант Делби, — послышался мужской голос. — Тут есть кое-что для вас интересное, сэр. В саду пустующего дома в Сант Джон Вудс обнаружен труп девушки. Пролежал в кустах недели три. Сосед почувствовал запах и решил выяснить, в чем дело. Не хотели бы вы… — Еду, — моментально отреагировал Роджер. — Через десять минут буду в вестибюле. Вам о ней что-нибудь известно? — Пока нет.
По наружности девушки ничего нельзя было определить, да Роджер и не пытался. Однако в кустах была обнаружена ее сумочка, в ней ее моментальные фотографии, адрес и еще кое-что, позволившее узнать почти все, что требовалось. Два часа спустя Роджер сидел в небольшой гостиной дома на Сант-Джон Вудс около Риджент Парк. Он держал в руках большое глянцевое фото погибшей девушки, которая была настоящей красавицей. С трудом верилось в то, что ее больше нет в живых — на фотографии она излучала жизнерадостность. У ее матери, сохранившей следы некогда блистательной красоты, были испуганные и ничего не понимающие глаза. — О, я просто не могу описать вам, что сейчас испытываю… Моя Роуз, моя дорогая маленькая Роуз… Она так радовалась, когда победила на этом конкурсе. Я никогда не видела ее такой счастливой. У меня язык не повернулся ее разочаровывать, когда она позвонила и сказала, что несколько дней не появится дома. Зачем мне было ее разочаровывать? Она сказала, что это один шанс из тысячи, и я попросту не могла… Женщина тараторила без умолку. Она расхаживала по комнате, прикасалась к вещам, брала их в руки, ставила на место, потом вдруг замирала как вкопанная и зажмуривала глаза. И снова ходила из угла в угол, бубня одно и то же. — Не могу поверить в то, что это могло случиться с моей Роуз — она была такой хорошей девочкой… Да, да, она на самом деле была хорошей девочкой. Может, она и совершила какие-то ошибки, но никогда не была взбалмошной девчонкой. Никогда. Она так верила в то, что добьется успеха. Думаю, она бы обязательно его добилась. Как с ней могло такое случиться? Посмотрите, какая она красивая! — Да, миссис Андерсон, Роуз — настоящая красавица, — согласился Роджер. — Нет ничего удивительного в том, что она была тщеславна. На каком конкурсе она одержала победу? — На конкурсе красоты, проводимом фирмой Конуэйз. Знаете мыло Конуэйз? — Миссис Андерсон снова закрыла глаза и, замерев, стояла, прижав к столу ладони. — Не могу поверить, что… У Роджера заныло сердце. Итак, третья задушенная красавица — победительница конкурса красоты. Совпадение? Не верится что-то… — Дайте мне другие ее фотографии, — попросил Роджер. — Мы непременно отыщем того, кто ее убил, миссис Андерсон. Женщина открыла глаза, и Роджеру увидел, что они до краев наполнены лютой злобой. — И что от этого изменится? Неужели ты, дурак, не понимаешь, что этим не вернуть мне мою маленькую Роуз?! — вопила миссис Андерсон. — Что, разве ты вернешь мне мою маленькую Роуз? Да слабо, слабо тебе! Она была самой лучшей дочкой на свете. Она была такой замечательной девочкой. Если ты поймаешь преступника, мою девочку это не вернет!… Сержант Дэлби оказался искушенным человеком в делах подобного рода. Он постарался отвлечь внимание миссис Андерсон, и она скоро успокоилась. Через час Роджер притормозил возле небольшого дома в Тотенхеме, расположенного неподалеку от парка. С ним в машине был полицейский из местного участка. — Я вам потребуюсь, сэр? — поинтересовался он. — Подождите меня здесь. Роджер поспешил к двери, надеясь втайне, что по крайней мере здесь ему не придется стать свидетелем еще одной истерики — мать Хилды Шоу была охарактеризована в рапорте как особа «внешне безразличная». Дверь ему открыла небольшого роста женщина средних лет. Она казалась испуганной, но неожиданно многозначительно улыбнулась Роджеру, который раскусил ее в мгновение ока — так улыбались все без исключения женщины этой профессии. У миссис Шоу оказалась превосходная фигура, выгодно подчеркнутая покроем платья, и лицо со следами порока. Роджер с ней не особенно церемонился… Когда миссис Шоу обнаружила, что он из Ярда, ее манеры круто изменились. — Эй ты, послушай, почему вы не оставите меня в покое? — кричала она. — Ее не вернуть, верно? Вам что, больше делать нечего? Только и знаете, что приставать со своими идиотскими вопросами к бедной… — Ваша дочь когда-нибудь принимала участие в конкурсе красоты? — оборвал женщину Роджер, решивший прикинуться эдаким невеждой-полицейским. — Ну и что с того, если и принимала? — Да или нет? — Разумеется, да! — гордо заявила миссис Шоу. — Позапрошлым летом моя дочка победила в трех конкурсах, прошлым — в двух и вообще всегда входила в тройку призеров. В этом году Хилда участвовала только в одном конкурсе. Она должна была вот-вот отхватить приз. — В котором? Для него это был вопрос жизни и смерти. — В самом большом и самом лучшем, — хвасталась миссис Шоу. — Моя Хилда всегда участвовала только во всем самом лучшем. Если бы она туда не прошла, она бы сейчас была жива. Это Конуэйз, где делают мыло. Хилда выиграла финал в Северном Лондоне и была одной из главных претенденток на первый приз — целых тысяча фунтов. Неужели ты об этом не слыхал?…
Корпорация Конуэйз далеко не новичок в бизнесе. Помимо мыла, стиральных порошков и прочих моющих средств здесь чего только не производили: кремы, лекарственные препараты, а также широкий ассортимент предметов туалета. Ежегодно Конуэйз совместно с популярным еженедельником проводила конкурс красоты в рамках Всебританского конкурса. Выяснив, что таких конкурсов двенадцать, Роджер занялся изучением карты, выпущенной Конуэйз в качестве рекламного проспекта. Лондон на ней был поделен на четыре района, остальная Англия на пять — Юг, Дальний Юг, Центральные земли, Северо-запад и Северо-восток, плюс Шотландия, Уэльс и Северная Ирландия. Победительницы каждого из конкурсов допускались в финал, проводимый в конце года. Королеву ждали тысячи фунтов стерлингов, титул «Мисс Британия», а также право участвовать в конкурсе «Мисс Мир». К тому же представлялся неплохой шанс сделать карьеру в кино. Роджер имел обстоятельную беседу с Чартуордом… — Думаю, на данном этапе нам не стоит открыто браться за Конуэйз, — высказал он предположение. — Однако неплохо было бы связаться с кем-нибудь из заслуживающих доверие представителей фирмы, имеющих самое прямое отношение к организации конкурсов. — Он все еще пребывал в возбужденном состоянии по поводу открытия, что все три убийства оказались связанными между собой одной ниточкой. — Разумеется, мы пока в самом начале пути, однако, сэр, мне кажется… Роджер внезапно замолчал. — Продолжай, продолжай, — я тебя внимательно слушаю, — нетерпеливо сказал Чартуорд. — Одним словом, пока проведено семь финалов: три в Лондоне, один на Юге Англии, по одному на Северо-западе и Северо-востоке и в Центральных землях, — размышлял вслух Роджер. — Победительницы всех трех лондонских финалов убиты. Разумеется, все можно списать на то, что очень часто прекрасные девушки, выигравшие конкурс красоты, теряют голову и сами ищут неприятностей, однако… — Что ж, я с тобой спорить не собираюсь. — Чартуорд был очень серьезен. — Конечно, что бы там ни говорили, это никакое не совпадение. Не выпускай из поля зрения остальных четырех победительниц. Поинтересуйся, на какой стадии находится подготовка к грядущим финалам. Этому, пожалуй, следует уделить особое внимание. Повидайся с девушками, возьми у них фотографии. Ладно, ладно, хватит тебе усмехаться. Еще бы — сам прекрасно знаешь, что нужно делать. Ты свободен! Роджер встал. — Да, кстати, Тернбул уже в пути. Ему повсюду сопутствовал триумфальный успех. Час назад я разговаривал по телефону с начальником полиции, так вот, он сказал, что Тернбул проделал грандиозную работу и за три дня закончил то, с чем другой копался бы целую неделю. Хочешь, чтобы он работал с тобой? — Вам решать. Разумеется, было небезынтересно узнать, как отреагирует Тернбул на свое фиаско. То есть знает ли он об эксгумации и последующих открытиях, или же в Уэстморленде у него было слишком много дел?… Ладно, это не столь важно. Куда важней то, что за последние семь, нет, девять недель — да, да, две он, Роджер, провалялся без дел, — были убиты три королевы красоты. Вероятно, остальным четырем гоже угрожает смертельная опасность, а до конца лета будет проведено еще пять аналогичных конкурсов. Роджер внимательно изучил журнал, где были опубликованы биографические сведения об этих четырех победительницах конкурсов. В полицейские участки соответствующих округов Лондона и графств полетели депеши с приказами установить тайное наблюдение за королевами красоты. Роджер был с головой погружен в изучение материалов о конкурсах, когда в офис вошел Тернбул. Кроме Эдди Дэя здесь больше никого не было. Тернбул вошел без лишнего шума, и все равно это можно было сравнить с появлением на сцене. На лице великана теперь не было его обычной широкой улыбки, да и в манерах появилась некоторая напряженность. Роджер обратил внимание на сдвинутую набок шляпу и безукоризненно сшитый коричневый костюм. Он кивнул Эдди и прямиком направился к Роджеру. — Салют. Говорят, ты даром времени не терял. — Просто тут кое-что всплыло, — сказал Роджер. — А я, кретин, ни о чем и не догадывался. Да, ты сделал из меня настоящее посмешище. — В голосе Тернбула не ощущалось никакой злости — он попросту был потрясен. — Хорошо, что ты вовремя вышел на службу — иначе бы все так и закопали в землю. — Мы ничего никогда не закапываем в землю, — возразил Роджер. — Да, да, ничего. — Тернбул снял шляпу и, надев ее на указательный палец, стал крутить. Безостановочно. — Я все понял. Не возражаешь, если я буду снова работать вместе с тобой? — Это не от меня зависит, — пробормотал Роджер. — Мог бы замолвить за меня словечко Чартуорду. Или лучше скажи ему, что я хвастун и начисто лишен нюха. Тогда меня точно отстранят. Итак?… — Если ты на самом деле хочешь продолжать и если тебя не впрягут в другую работу, я не против. — Роджер взглянул в сторону Эдди, встал и направился к двери. — Пошли, покажу тебе кое-что в архиве, — сказал он Тернбулу. Когда за ними закрылась дверь, буркнул: — К черту архив — отыщем укромный уголок в буфете. Мне нужно с тобой поговорить. — Маэстро собрался преподать урок? — Послушай, Тернбул, у меня нет никакой охоты с тобой пререкаться, уроки же давать нет смысла — ни тебе, ни кому бы то ни было другому. — Они шли рядышком к лестнице — два здоровенных парня. Тернбул был на целый дюйм выше и пошире в плечах. Роджер прихрамывал — еще не сняли повязку с ноги. — Нет нужды посвящать в наши дела Эдди Дэя, Чартуорда или кого бы то ни было еще, — пояснил Роджер, когда они наконец устроились за столиком на отшибе. — Закурим? — Роджер протянул Тернбулу сигареты. — Спасибо. — Великан щелкнул зажигалкой. — К чему такая секретность? — Ты потерпел неудачу и, разумеется, захочешь отыграться, — начал Роджер. — Поверь мне — от неудач не застрахован никто. У того, кто ни разу не оступился, наверняка бы выросли крылья и появился нимб. Как видишь, у нас в Ярде таких нет. Насколько ты сведущ относительно развития событий? — Ты хочешь сказать, насколько я посвящен в тайну королевы красоты? — Вот именно. Ты помнишь день, когда мы с тобой возвращались из Тэлхема и попали в пробку возле Виктории? Мимо нас по тротуару прошла женщина, и ты издал разбойничий свист. Припомнил? Тернбул стиснул переплетенные пальцы. — Ну и что? — Понимаешь, ты можешь снова пойти не по той дороге, если за деревьями не захочешь увидеть леса. То есть убийцу этих соблазнительных красоток. — Попытка взять шутливый тон потерпела неудачу, и Роджер проклинал себя за это. Увы, Тернбулу не так-то просто что-либо доказать — ведь ему повсюду чувствуется подвох. — К тому же ты будешь из кожи лезть и вполне можешь перестараться. — О чем ты, Уэст? — Не Красавчик, а Уэст, к тому же еще и ледяной взгляд исподлобья. — Неужели ты всерьез опасаешься, что я начну волочиться за юбкой и заброшу работу? — Я всего лишь хотел сказать, что ты больше не можешь позволить себе роскошь ошибиться. Так что, если ты считаешь, что не застрахован от ошибок, лучше не берись за это дело. Я даю тебе вольную. — То есть хочешь сказать: предупреждаю тебя по-дружески. Тернбул присвистнул, но тут же рассмеялся и похлопал Роджера по плечу. Его лицо прояснилось, а в голосе зазвучали дружеские нотки. — Ладно, ладно, Красавчик! Сегодня у меня что-то не в порядке с чувством юмора, да и вообще у меня с ним беда. Я приготовился к тому, что ты захочешь сделать мне больно, а ты вместо этого протягиваешь руку. Спасибо тебе огромнейшее! Подумаю, подумаю, но вовсе не потому, что опасаюсь сбиться со следа из-за какой-нибудь соблазнительной девчонки. Надо же — помнишь ту малышку с Виктория-стрит. Ну, ты превзошел все мои ожидания! — Он снова рассмеялся, на сей раз куда более искренне. — Зато ты у нас во всех отношениях счастливчик, верно? — Ты думаешь? — Два прелестных сорванца плюс красавица-жена. — Ага, так вот в чем дело: я обязан найти тебе в жены красотку, да? Они рассмеялись. И все равно между ними оставалось много недосказанного. Тернбул в корне изменил свое поведение — скорее всего потому, что понял: противостояние ни в коем случае не доведет его до добра, однако вовсе не чувствовал себя таким беззаботным, каким хотел казаться. Роджер надеялся, что им все-таки не придется работать вместе, однако отстранять от дела Тернбула не хотел — слишком многим был ему обязан. На следующее утро позвонил Чартуорд. — Только что мне звонил управляющий Конуэйз, — сказал он. — Хотел выяснить, не желает ли полиция отложить проведение конкурсов красоты. Что скажешь? — Нет! — почти выкрикнул Роджер. — Может, они нам что-либо прояснят, а? — Все может быть. — Скажу ему: «Пока нет», — пообещал Чартуорд. — Да, кстати, если, конечно, не возражаешь: пускай Тернбул поработает с тобой, а? Похоже, он считает это делом чести. — Очень хорошо, сэр, — глухо ответил Роджер. — Ну и ну! Великолепная семерка! — воскликнул Тернбул, разглядывая разложенные на столе у Роджера фотографии. — Жалко этих двух, а? — Он указал на фотографии Бетти Джелибранд и Хилды Шоу. — Мне кажется, у них небольшой перевес над всеми остальными. Хотя и эти девочки далеко не страхолюдины. — Тернбул говорил слишком быстро и равнодушно. — Уже повидал живьем остальных? — Нет. Начнем обход сегодня. — Мне прямо-таки не терпится! Есть какие-то соображения по этому поводу, а, Красавчик? Я постарался наверстать упущенное, дабы говорить с тобой на равных. Итак: Конуэйз проводит по всей стране целую серию конкурсов красоты, главный приз — тысяча монет плюс шанс подписать трехгодичный контракт в кино. — Совершенно верно. — Следовательно, приз может утроиться, а то и… — Запросто. — Большинство убийств совершается не за тысячу, а, как говорится, за шапку сухарей, — рассуждал Тернбул. — Ага, ты скажешь, что я опять делаю скоропалительные выводы. Нет, в этом, что ни говори, что-то есть. Ищите красотку, которая душит соперниц, чтобы расчистить себе путь к пьедесталу. Он ухмыльнулся. — Я уже так давно служу в Ярде, что способен поверить во все, что угодно, — сказал Роджер. — То, что мы с тобой расследуем это дело напару, вовсе не означает, что мы должны быть неразлучны. — Он кивнул на фотографии четырех оставшихся в живых девушек. — Бери двух на выбор. Разузнай все о конкурсах, на которых они одержали победу. Идет? — Чтобы появился какой-то общий фактор? — Чтобы выявилось круглое там, где все квадратное. — О'кей. А дальше? — Дальше займемся этими новыми конкурсами, возьмем под наблюдение новых королев. Финал должен состояться осенью в Блэкпуле. Опять-таки — должен. Сегодня утром из Конуэйз поступило предложение отложить проведение конкурсов. Переговоры с ними вел шеф. — Предложение было отклонено? — полюбопытствовал Тернбул. — Да. По крайней мере пока. Ведь мы еще не знаем, с какой стороны ждать опасность. На это нужно бросить все силы. — Представляю, что за работенка нас ждет. — Тернбул вдруг улыбнулся. — Ладно, Господь с ними, с этими королевами. Не возражаешь, если в один из ближайших выходных я свожу твоих ребятишек куда-нибудь развлечься? Скажем, в «Лорд» или в «Овал»? — Не только не возражаю — буду тебе благодарен. Один протянул, другой взял эту великолепную оливковую ветвь, и тем не менее, похоже, уже ничего не могло сделать их истинными друзьями. Почему — никто бы не смог сказать толком. Роджер навестил двух королев. Это были очень красивые девушки, но все-таки не такие, как те, погибшие. Тернбул вернулся из разведки, улыбаясь, как сатир. — Нашел королеву королев, Красавчик! Одна лакомый кусочек, ну, а другая — пальчики оближешь! Вот уж расстарался Господь Бог! Сроду не встречал ничего подобного. А уж я их на своем веку перевидал… Да сам увидишь. Тут Роджеру принесли сведения, касающиеся главных организаторов конкурсов, — это были три мужчины и одна женщина. Двое мужчин и женщина работали в Конуэйз, четвертый был служащим Померолз, рекламной фирмы, которой принадлежала идея проведения этих самых конкурсов.
Роджер с Тернбулом сидели в первом ряду большого зала, вместившего две тысячи поклонников красоты. В центре зала, на возвышении, стояли пятьдесят девушек в купальных костюмах, демонстрирующие природную грацию и приобретенное самообладание. Они по очереди выходили из строя, дабы подвергнуться самому критическому разглядыванию и обмерам. Роджер заприметил трех мужчин, присутствовавших на всех представлениях. Дерик Тэлбот, выхоленный, изнеженный, длинноволосый красавец-хищник, сидел рядом с представителем муниципальной власти и двумя подающими надежды кинозвездами. Он был советником судейской коллегии. Мужчина, представлявший девушек судьям, казался полной ему противоположностью; здоровый, молодцевато-красивый, он определенно отдавал предпочтение развлечениям на свежем воздухе. Это был Марк Осборн, служащий рекламного агентства и ведущий программы конкурса. Третий мужчина являл собой еще один человеческий тип: это был скромный, даже робкий, предпочитающий держаться в тени, пожилой человек. Тернбул указал на него пальцем и сказал: — Уилфред Дикерсон. У него самая клевая работенка — занимается процедурой обмеров. Хочешь верь, хочешь нет, но эти девчонки предпочитают, чтобы это делал мужчина. Им кажется, будто женщина захочет их надуть. У Дикерсона был утомленный и мрачный вид. — Говорят, он способен определить на глазок малейший изъян в фигуре. — Тернбул ухмыльнулся. — Интересно, кого они выберут? Еще говорят, будто бы Дикерсон — ходячая энциклопедия мыльного бизнеса. Я сам бы согласился варить мыло, кабы за это мне поручили щупать таких красоток. — Кто секретарь жюри? — бесстрастно поинтересовался Роджер. — Вон та серая мышка. — Тернбул указал на сидящую рядом с Дикерсоном девушку. — С трудом верится, что у нее вообще есть фигура. Да я бы… Он вдруг замолк и уставился на сцену. К стоящим на возвышении девушкам присоединилась еще одна, при виде которой Тернбул буквально решился дара речи. Даже у видавшего виды Роджера захватило дух. Движения вновь прибывшей были полны совершенной грации и уверенности в себе. Черные, как смоль, волосы, идеальная, без единого пятнышка, матовая кожа — словом, раскрасавица, к тому же еще и знающая себе цену. Причем красота этой девушки казалась необычайно органичной. Стоило ей только появиться на сцене, как всем стало ясно, что шансы остальных девушек завоевать корону равны нулю. Тернбул не сводил с нее глаз. — Эта малышка очень даже в моем вкусе, — тихо пробормотал он. Все-таки не надо было допускать тебя к этому делу, подумал Роджер. Но было поздно что-либо изменить.
Вечером следующего дня после конкурса, на котором Риджина Хауорд одержала столь блистательную победу, она сидела в офисе, занимавшем небольшие апартаменты в том же здании, что и Конуэйз, на Бэмис скуэр, W, 1. Риджина была секретарем, а также по совместительству мастером на все руки в небольшом агентстве мод. Работенка приятная, хотя и не больно денежная. Владелец появлялся редко, так что хозяйкой была она. Риджина подкрасила губы и спрятала тюбик с помадой в сумочку. Офис конкурса находился на том же этаже, и Дерик Тэлбот, и Марк Осборн то и дело заглядывали к ней под каким-нибудь предлогом. В настоящий момент ее навестил Тэлбот. — Нет, Дерик, сегодня я не смогу пообедать с тобой. Я устала, к тому же у меня много дел, — решительно заявила девушка. — Я буду обедать дома. — С больной мамой? — Почему бы и не с ней? — А потому что, моя дорогая, грех сидеть в такой дивный июльский вечер в душной квартире. К тому же мы еще не отпраздновали славную вчерашнюю победу, которую я тебе, кстати, предрекал. Лучший способ ее отпраздновать — загулять с вашим покорным слугой на всю ночь. Пообедаем в Мэйденхед или где-нибудь возле реки, потом возьмем лодку. Даю тебе честное слово, что не сделаю ни единой попытки покушения на твою честь. Риджина рассмеялась. — В этом я уверена. И вообще очень заманчивое приглашение, но, увы, не могу. — Не можешь? Или не хочешь? Интересно, старушка, твоя mere[22] причина или предлог давать мне регулярную отставку? У Тэлбота был приятный голос, симпатичное лицо и чересчур длинные и волнистые для мужчины волосы. К тому же он был безукоризненно одет, Эдакий худой высокий щеголь. Когда-то он мечтал рисовать, но не хватило усидчивости. В Конуэйз попал через департамент искусств этой фирмы, выполняя дизайны пригласительных билетов и пакетов для покупок и осуществляя контакты с Померол и Померол, рекламным агентством. Вместе с Марком Осборном, занимавшим аналогичную должность в другой фирме, продумал в деталях конкурсы красоты, привлекшие к себе столь невероятное внимание общественности. И Тэлбот, и Осборн пользовались поддержкой совета директоров и находились, что называется, на гребне волны. С Риджиной Хауорд они были знакомы уже несколько месяцев, причем именно Тэлбот уговорил девушку принять участие в конкурсе красоты Западного Лондона. Она не горела особым желанием, однако Тэлботу, при поддержке матери Риджины, удалось ее уговорить. Марк Осборн практически не принимал в этом никакого участия. — Так все-таки это причина или предлог? — не унимался Тэлбот. — Не глупи, Дерик… Риджина казалась рассеянной. — Моя дорогая красотка, ты права — я всего лишь глупый старомодный рыцарь. Однако присутствие материнского интереса заметно любому непосвященному. Лишь с той небольшой разницей, что «mere» следует заменить на «Марка». Я не ошибся? Стоявшая возле двери Риджина повернула голову и внимательно пригляделась к этому длинноволосому изнеженному щеголю. — Дерик, если бы я не могла принять твое приглашение из-за того, что у меня свидание с Марком, я бы тебе об этом так и сказала, — без малейшей тени кокетства ответила девушка. Похоже, Тэлбот ей поверил. — Боже, а ведь я снова завел старую пластинку. Да, ты бы обязательно об этом сказала. Прошу простить за столь вульгарные подозрения. Будь проклята сжигающая мое существо дьявольская ревность. Кстати, я, кажется, забыл сказать тебе об этом вчера — я тебя люблю. Страстно, безумно, всепоглощающе, собственнически. Мне кажется, я способен сломать шею тому, кто наберется наглости повести тебя к алтарю. — Дерик Тэлбот кротко улыбнулся. — Или же подсыпать ему яда. А то и пырнуть ножом. Они направились к лифту. В большом, по современному роскошном здании не было ни души. В половине седьмого здесь, как правило, пусто. Где-то гудел пылесос — уже приступали к работе уборщицы. С коротким шипением сомкнулись двери лифта, и они очутились вдвоем в залитой светом кабине, стены которой были обшиты панелями из орехового дерева. Дэрик Тэлбот нажал на кнопку с цифрой «1». — Самое ужасное состоит в том, что ты, судя по всему, говоришь это всерьез, — медленно чеканя каждое слово, сказала Риджина. — Ты абсолютно права. Это предупреждение. — Дерик, я… — Ладно, леди, давай с этим покончим, — бодрым тоном изрек Дерик, обнял девушку и легонько сдавил ей пальцами плечо. — Видишь, я способен испытывать братскую любовь к прекрасной женщине, питающей ко мне сестринские чувства. — Он нежно поцеловал Риджину в лоб. — Если хочешь знать мое мнение, я глубоко уверен в том, что Марк тебе не пара, — заявил Тэлбот. — А если ты хочешь знать мое, то я уверена в том, что еще не встретила подходящую для себя пару, — сказала Риджина, пытаясь придать их беседе легкомысленный оттенок. Лифт остановился. — Вас подвезти, мэм? — поинтересовался Тэлбот, когда они вышли на улицу. И вдруг спросил совершенно серьезно: — Никаких сожалений, а, Джина? — По поводу чего? — Конкурса, разумеется. — Сама не знаю, — задумчиво сказала девушка. — Мне никогда особенно не хотелось в нем участвовать, теперь же, выиграв его, я вовсе не уверена в том, что мне хотелось бы продолжить борьбу. — Идиотизм под названием совесть, что ли? — Представь себе, да. Ведь я знакома не только с тобой, но и с Марком, и с Дикерсоном. А что, если вы повлияли… — О, прекрати. Судьи абсолютно независимы. Осмелься только я замолвить за тебя словечко, и они бы наверняка тебя забодали. К тому же ничего подобного не требовалось — ты и без того была на голову выше всех остальных. А уж если это говорю я… То же самое случится в финале. Не упусти свой шанс, Джина. Ведь даже твоя мать за то, чтобы ты участвовала в конкурсе. — Ладно, я подумаю, — пообещала Риджина. — Спасибо тебе, Дерик. У нее была небольшая машина, которую она украшала собой, как и все остальное, к чему прикасалась. Грациозно изогнувшись, девушка села за руль. Тэлбот стоял на тротуаре и следил, как машина выруливает на магистраль. Тэлбот отвернулся… Минут десять Риджина ползла, со всех сторон зажатая автомашинами. У нее было время поразмышлять над происшедшим. Дерик уж слишком настойчив, иной раз он ее просто пугает. К тому же у него так часто меняется настроение… Сегодняшнее легкомыслие завтра вполне может смениться едким сарказмом. Раньше он был совсем другим и лишь в последние месяцы… Нет, нет, Риджина не связывала происшедшую с Дериком перемену с конкурсами красоты — в конце концов их проведение было всего лишь частью его работы, да и относился он к ним с энтузиазмом, как говорится, горел этим делом. Скорее всего причина крылась в том, что Дерик был жестоким человеком, чего нельзя сказать по его внешности. Окрущающих вводили в заблуждение женоподобные манеры Дерика и его пристрастие изысканно одеваться. Что касается характера Дерика Тэлбота, он у него отнюдь не женский. Отнюдь! Он страстно хотел, чтобы Риджина выиграла финал, был уверен в том, что она его выиграет, если только захочет в нем участвовать. Более мужественный с виду Марк Осборн на самом деле обладал отнюдь не столь сильным характером, как Тэлбот. Марк очень часто проявлял нерешительность. Хотя бы даже в отношениях с ней. И тем не менее из них двоих Риджина отдавала предпочтение Марку, в обществе которого чувствовала себя гораздо спокойней. Она даже подчас размышляла над тем, не выйти ли ей замуж за Марка… О, в этих размышлениях ее привлекала какая-то неизведанная новизна. Вчера вечером в Хэммерсмит Риджина увидела человека, который ее буквально загипнотизировал. Эдакий могучий импозантный великан… Риджина Хауорд жила в небольшой квартирке неподалеку от Эдгар Роуд, которую она делила с матерью-инвалидом. Здешние дома напоминали своей конструкцией башни, радующие глаз чистотой своих светло-серых фасадов. Тихая заводь с не слишком высокой квартплатой, вся в зелени, к тому же удобно расположенная. Девушка свернула за угол, и ее нога невольно оказалась на педали тормоза. Возле подъезда ее дома стоял ярко-красный «М. Г.». Марка Осборна. Он не сказал, что собирается заехать к ней, и поэтому для Риджины это оказалось неожиданностью. Она моментально подумала о Дерике: если бы тот увидел здесь машину Марка, наверняка бы счел ее лгуньей. А это сказалось бы на их взаимоотношениях. К тому же могло усилить соперничество между Дериком и Марком, а они работают в столь тесном контакте, что любое осложнение чревато самыми непредсказуемыми последствиями. Риджина поставила свою машину рядом с «М. Г.». Дверь в подъезд по обыкновению была не заперта. Их квартира на первом этаже. Отперев своим ключом дверь, Риджина услышала голос матери: — Я уверена, что она скоро появится, мистер Осборн. Она всегда предупреждает меня по телефону, если задерживается. — Обязательная Джина, — изрек Марк своим обманчиво мужественным баритоном. — Ага, кто это там? Ты, что ли? — Широкая мрачная физиономия Марка просветлела. — Приветствую, старушка. Едва дождался тебя. — Интересно, что это тебе вдруг взбрело в голову меня ждать? — сухо поинтересовалась девушка. — Хочешь верь, хочешь нет, но я приехал по делу. К тому же твоя мама обещает меня простить, если я увезу тебя куда-нибудь пообедать. — Разумеется, дорогой мальчик, — кивнула миссис Хауорд. Она была одного роста с Риджиной и такая же темноволосая, только начинала седеть. Ее губы отливали синевой, что свидетельствовало о явном сердечном недуге. К тому же миссис Хауорд была подвержена частым обморокам. Однако ее больше всего мучил ее физический недостаток — правая сторона лица миссис Хауорд была парализована. Трагедия становилась понятна тогда, когда вы видели ее профиль слева, — он и по сей день оставался прекрасен. Левая сторона ее лица была абсолютно нормальная, губы двигались, она могла моргать, вращать глазом, — одним словом, если смотреть на нее слева, ровным счетом ничего не заметно. Правая же сторона лица напоминала изуродованную маску красавицы. Миссис Хауорд не любила встречаться с незнакомыми людьми и очень редко выходила из дома. Однако время от времени у них бывали и Дерик Тэлбот, и Марк Осборн, да и среди соседей у миссис Хауорд были друзья. Риджина свыклась с болезнью матери и нередко забывала о ней. Сейчас она вдруг вспомнила выражение лица Дерика, когда тот спросил, не служит ли ее мама предлогом ему отказать. Тем более, о Дерике ей напомнила новая коробка с шоколадными конфетами на столе — она явно пришла от него. Марк пытливо смотрел на девушку. Увы, его настроение осталось для нее загадкой, обычно его взгляд был дружелюбен и открыт, а теперь… Да, похоже, он чем-то напуган. И всем своим видом умоляет девушку принять его предложение. — Что ж, коль это так важно, то я с удовольствием, — сказала Риджина. Она спохватилась, что проявила бестактность, однако Марк, судя по всему, ничего не заметил. Когда они уже отъехали от дома, он спросил, уверена ли она в том, что с матерью на самом деле ничего не случится. — Да, уверена. Если ей сделается одиноко, она пойдет к соседям через дорогу, — сказала девушка. — Так, значит, она иногда выходит из дома. — Выходит. — Риджина была слегка удивлена, что Марк вдруг заговорил о подобном. Хотя в этом, разумеется, нет ничего предосудительного. — Понимаешь, она очень ранима. — Она всегда была такой? — Нет. До того несчастного случая в горах Швейцарии мама была совсем иной, — рассказывала Риджина. — Отец поскользнулся, и они оба упали. Отец погиб… Мама целый год пролежала парализованная, но со временем пришла в себя. Вот только лицо… — О, какой кошмар! — воскликнул Марк. — Извини, что я напомнил об этом. — Ничего страшного, Марк, — успокоила его Риджина. Она чувствовала, что расслабляется с каждой минутой. Разумеется, Дерик не должен видеть ее с Марком. Конечно, в этом нет ничего страшного, но все-таки не должен. Они подъехали к небольшому ресторану в переулке неподалеку от Пэддингтон Стейшн. Риджине никогда бы не пришло в голову сюда зайти, ибо снаружи это было всего лишь большое окно, потом окно поменьше и выкрашенная зеленой краской дверь с выцветшей вывеской сверху. Внутри оказалось очень уютно: обитые красным плюшем диваны по стенам, такого же цвета стулья с противоположной стороны столиков, покрытых безукоризненно чистыми узорчатыми скатертями, на которых тускло поблескивает серебро. И повсюду бесшумно снуют темнокожие официанты, говорящие на едва понятном английском. Их приветствовал мужчина с лицом цвета черного кофе, принял у их заказ. Он определенно знал Марка. — Здесь хорошо, — отметила Риджина. — Ты здесь часто бываешь? — Время от времени. Случайно забрел сюда года два назад. Да, здесь на самом деле неплохо. Риджина почувствовала безошибочно: Марка что-то гнетет. Вед» Марку было непросто набраться храбрости явиться к ней домой, заручиться поддержкой матери и чуть ли не силой заставить провести с ним вечер. Нет, никакого дела у него к ней нет. Может, он собирается сделать ей предложение?… Что ему ответить? Теперь Риджина жалела о том, что поддалась на уговоры Марка. Ей вовсе не хочется его обижать. Что ж, он сам заварил эту кашу… Кормили в ресторане отменно. Риджина попросила кофе, но от ликера отказалась. Марк потягивал бренди из высокого стакана и курил сигарету. Он все больше и больше нервничал, и это не ускользнуло от внимания девушки. И тем не менее она вздрогнула, когда он, наконец, заговорил: — Джина, я боюсь. Очень боюсь. Ты не заметила, а? Она буквально онемела от изумления. — Зря я тебя так сразу огорошил. Но… так получилось. Так, значит, ты ничего не заметила… Она потянулась за сигаретой. — Ничего не понимаю, Марк. — Черт побери, мне бы очень не хотелось говорить тебе об этом. — Марк нервно облизнул губы. — Сперва мне казалось, что это не так. Одним словом, я во всем убедился, да и полиция заметила. — Дай мне прикурить, Марк, и перестань темнить, — взмолилась Риджина. — Что?… А, прикурить. Прошу прощения. — Он чиркнул спичкой. Риджина обратила внимание, что руки у Марка не дрожат. — Черт знает что. Ты, разумеется, слыхала о Бетти Джелибранд, королеве красоты Южного Лондона. Бедняжка… Риджине почудилось, будто открылась дверь и на нее пахнуло холодом, чему виной не только разговоры Марка, но еще и подсознательные страхи, мучившие ее последнее время. — Да. — Потом эта Хилда Шоу. Хилда была одной из первых финалисток. Я, кажется рассказывал тебе о ней. — Ага. Я… видела ее фотографию. Вы с Дериком… Она не закончила фразу. — Совершенно верно. Мы показывали тебе будущих конкуренток. Черт побери, да ты ведь знаешь об этом конкурсе не меньше нас! Сперва Бетти Джелибранд… Найдена задушенной. По этому поводу шумели газеты, а какой-то парень даже бросился с крыши. Его вроде бы хотели схватить по обвинению в убийстве. Помнишь? — Разумеется. — Я прочитал в «Глоуб», что полиция якобы считает, будто это он убил Хилду Шоу, — продолжал Марк, поднеся к губам стакан с бренди и не спуская испытующего взгляда с Риджины. — Теперь же я узнал еще и про третью… Девушке показалось, что от двери тянет настоящей стужей и что она вот-вот начнет выбивать зубами дробь. — Роуз Андерсон тоже погибла, — сказал Марк. — Ее труп обнаружен в кустах, в саду заброшенного дома неподалеку от Сант-Джон Вуд. Уже трое. Я прочел об этом убийстве в позавчерашних газетах, но полиция все хитрила и скрывала. В сегодняшних вечерних газетах, наконец, назвали ее фамилию и напечатали фотографию. Это, вне всякого сомнения, она. Следовательно, погибли уже три королевы. Риджина почувствовала, что дрожит. — Понимаешь, к чему я, а? — допытывался Марк. Риджине хотелось ему что-то ответить, но в голове не оказалось ни одной вразумительной мысли. Больше всего ее пугал этот неподдельный страх в глазах Марка — словно его терзают какие-то жуткие подозрения о том, что стоит за всеми этими фактами об убийствах. — Кажется, я понимаю, — выдавила из себя Риджина. — Трое… — Черт побери, как будто мы выбираем королеву и указываем на нее пальцем для того, чтобы ее убили, — громко разглагольствовал Марк. — Теперь, когда королевой стала ты… — Марк, прекрати говорить глупости и не кричи на весь зал. — Что, разве я не прав? — не унимался Марк. — Мне кажется, ты преувеличиваешь. Девушки подобного рода нередко теряют голову. Их портит успех, и они… — Тут никакие рассуждения не помогут, — перебил ее Марк. — Я сам пытался рассуждать подобным образом, пока не погибла Роуз. Кто-то явно задался целью уничтожить наших королев красоты. Господи, как ужасно. Кстати, полиция тоже скумекала, что к чему. — Что ж, если все действительно так, как ты говоришь, им давно пора заняться этим делом, — сказала Риджина. Марк схватил стакан, глотнул бренди и со стуком поставил на стол. — Ты, овечидно, права. Но я все равно боюсь. Последние двадцать четыре часа за мной следят. За Дериком тоже. И за тобой. Вчера вечером в Хэммерсмит присутствовали два человека из Скотленд-Ярда. Но полиция, насколько мне известно, пока еще не имела откровенного разговора с фирмой. К тому же никого открыто не допрашивала. Они что-то вынюхивают, и мне это очень не нравится. — Но если они таким образом сумеют узнать, в чем дело… — Слушай! — Марк вдруг стиснул ее запястье, и она поразилась тому, какие у него холодные и цепкие пальцы. — Их всех мог убить тот парень. Тело Роуз пролежало в кустах около трех недель. Но если полиция считает убийцей его, почему они вертятся вокруг нас? Кого еще они подозревают? Зачем им понадобилось следить за тобой и за мной? Да, я ужасно боюсь, главным образом потому, что ничего не понимаю. Лучше бы они взялись за нас в открытую. Эта постоянная слежка меня просто угнетает. Я… Марк внезапно замолчал. К их столику кто-то приближался. Подняв голову, Марк увидел перед собой Дерика Тэлбота. Риджина стремительно обернулась и поняла по блеску глаз Дерика, что беды не избежать. Дерик был пьян в доску. Об этом говорила его вызывающая осанка, оттопыренные губы и налитые кровью злые глаза. Оттолкнув смуглокожего метрдотеля, Дерик продолжал упорно продвигаться к их столику. Откуда-то появились два официанта, но они побоялись приблизиться к Дерику. — Прошу вас, мсье, — тщетно увещавал его метрдотель. — Я желаю сказать, — упрямо твердил Дерик. Он остановился возле их столика и посмотрел сверху вниз не на Марка, а на Риджину. Взгляды всех присутствующих тем временем были прикованы к Дерику. Мужчины пытались загородить собой женщин. — Дерик, не устраивай сцен, — сказала Риджина. — Я все тебе объясню и… — Молчать! — Дерик поднял руку — так обычно делает полисмен, желая остановить приближающуюся машину. — Я желаю сказать… — Он икнул и хлопнул себя ладонью по губам. — Да, я желаю сказать, что все женщины — обманщицы. Это у них в крови. Не люблю, когда мне врут в глаза, не люблю… Он вдруг крутанулся на каблуках и сделал выпад рукой в сторону Марка. Риджина видела, как Марк непроизвольно отшатнулся, пытаясь избежать удара, который пришелся ему в правую щеку. Кто-то вскрикнул, один из официантов направился было в их сторону, но на полпути остановился. Риджина чувствовала, что от нее теперь ничего не зависит, и вся сжалась под устремленными на нее взглядами. Марк вскочил со своего места. Стол качнулся, на пол полетела пепельница. Первый удар угодил Дерику в живот, второй пришелся в челюсть. Она видела, как сперва закатились, а потом закрылись глаза Дерика, и он стал падать. — Виноват, — пробормотал Марк и поддержал Дерика, чтобы тот не упал. — Моему другу нехорошо, — бросил он официанту. — Пошли, Джина. — Марк ловко обнял Дерика за талию и положил себе на плечо его руку. — Зайду к вам завтра, — бросил он официанту. — Как вам будет угодно, сэр. Риджина подхватила свою накидку и плетеную сумочку, заметила на столе сигареты Марка, положила их к себе в сумку и поспешила за мужчинами. Марк так легко и умело тащил Дерика, точно это было для него привычным занятием. Метрдотель распахнул перед ним дверь. Сноп света упал на темную улицу и высветил стоящего на противоположной стороне мужчину. Он был высок и импозантен. Риджина видела его вчера вечером на конкурсе в Хэммерсмит. Она вспомнила, что все время чувствовала на себе чуть ли не гипнотический взгляд его глаз и была не в силах оторвать свои. Теперь он ей открыто улыбнулся. Казалось, Марк ничего не заметил — он тащил Дерика к своему «М. Г.». Других машин поблизости не было. — Придется запихнуть его назад, — сказал Марк. — Этот идиот размером не меньше барабана. Не прищеми ему ноги. — Он проделал все на редкость умело и уверенно. — Сперва завезу тебя, а после доставлю домой его. Не знаешь, из-за чего разгорелся сыр-бор? Риджина ничего не ответила. Марк уже сидел за рулем. — Все ты знаешь. Тебе от нас крепко достается, верно? — Она видела, что Марк вполне серьезен. Они проехали под фонарем и свернули за угол. — За нами хвост, — вдруг заявил Марк. — Похоже, кто-то наблюдал за рестораном. Как раз это-то меня пугает и… — Однако ты не очень-то испугался, когда появился Дерик. — Мужчина должен быть всегда уверенным в себе, — сказал Марк и украдкой взглянул на девушку. Она улыбалась, освещенная падающим из витрины светом. — Если нужно, я действую как машина. Никогда не сижу сложа руки в ожидании, что будет дальше. Когда в следующий раз увижу этого сыщика, то разобью ему нос. — Это делу не поможет. — Зато доставит мне удовольствие, — возразил Марк, не сводя глаз с зеркала заднего вида. Риджина не позволила ему вылезти из машины и открыть дверцу с ее стороны. Она стояла возле подъезда и глядела вслед удаляющейся машине Марка. И тут на улицу свернула еще одна. Выходит, за Марком и Дериком на самом деле следят. Она отогнала свою машину в расположенный поблизости гараж, вернулась, вставила ключ в дверь и медленно ее открыла. Та тихонько скрипнула. Девушка затаила дыхание. В квартире было тихо и темно, но в ее ушах все еще стоял скрип двери. Она никак не могла заставить себя войти. Ее вдруг объял такой ужас… Она стояла, до боли вцепившись в дверную ручку и вглядываясь в темноту. Раздался другой скрип. Риджина открыла было рот, но горло сдавило спазмом. По телу пробежали мурашки. Вспыхнул свет. — Это ты, дорогая? — спросила мать.
Риджина спала… Она легла вскоре после полуночи, почти окончательно оправившись от нелепого, выдуманного ею самой ужаса, виной которому было нагромождение всяческих совпадений и странное поведение Марка. В ее сознание впечаталось это полубезумное предположение Марка: «Похоже, мы выбираем королеву и указываем на нее пальцем для того, чтобы ее убили». Она думала абсолютно так же. Будто кто-то шепнул ей на ухо эти слова еще до того, как Марк их произнес. Она жалела Хилду Шоу, но была мало знакома с девушкой и не особенно ей симпатизировала. Смерть Бетти Джелибранд ее буквально потрясла. Она показалась ей перстом самой судьбы. Отныне Риджина была уверена в том, что на всех девушках, победивших в конкурсах, лежит печать проклятья. Разумеется, подобные мысли можно отринуть, назвав их безумными, — но толку-то? Все равно они будут одолевать ее. Особенно теперь, когда стало известно еще и про Роуз Андерсон. С Роуз Риджина встречалась дважды. Милая, веселая девушка, которой нельзя не симпатизировать. Когда Риджину окликнула мать, она чуть было не лишилась чувств, и тому виной Марк с Дериком. Да, они последнее время тоже живут на нервах. Сегодня вечером Дерик придрался к тому, что Марк неравнодушен к Риджине. Это всего лишь предлог излить гнев. Настоящая причина кроется в другом. В чем?… Неужели и Дерик боится? Риджина долго не могла заснуть. Ее маленькая спальня примыкала к спальне матери и выходила во двор. Окно открывалось на дорожку, ведущую в расположенный за домом сад. Наконец Риджина провалилась в глубокий, без сновидений, сон… К четырем забрезжил рассвет, проснулись птицы, яркая полоска на востоке обещала еще один чудесный день. Было тепло. Риджина лежала спиной к окну, выпростав руку, и ровно дышала. Уже было достаточно света, чтобы разглядеть разметавшиеся по подушке темные волосы девушки. Снаружи раздался шорох, но он не потревожил ее сон. К окну подкрался человек. Он прижался к стеклу. Оттуда ему хорошо была видна спящая девушка. Человек повязал вокруг лица шарф, оставив открытыми одни глаза, надвинул на самый лоб фетровую шляпу. Ему не удалось просунуть пальцы под раму и пришлось вынуть из кармана небольшую отвертку. Рама приподнялась. Человек засунул под нее пальцы и толкнул ее вверх. Раздался скрип. Риджина встрепенулась и тут же успокоилась. Человек поднял раму повыше. На сей раз девушка, похоже; ничего не слыхала. Колыхнулись густые тюлевые занавески. Человеку осталось перешагнуть через подоконник. Что он и сделал. Мгновение спустя он уже стоял возле кровати Риджины и смотрел на нее сверху вниз. Видел в полумраке очертания ее тела, лежащую поверх простыни руку, темные волосы на подушке. Он медленно протянул к ней руки в перчатках, согнул пальцы и склонился над девушкой. Его руки были уже на расстоянии всего фута от ее шеи, одно движение — и они сдавят ее мертвой хваткой, не дав вырваться крику испуга, и будут давить, давить, покуда затухнет ее жизнь. Ближе, ближе… Девушка дышала спокойно, ровно, как и прежде лежа спиной к окну. На зеленом фоне простыни белела голая рука. Пальцы стиснули ее горло. Риджина задохнулась и проснулась от страха, пронзившего все ее существо. Казалось, на грудь навалили что-то тяжелое. Она мгновенно поняла, что ее кто-то душит, что ей уже нечем дышать… Она вцепилась в эти руки своими, но не смогла оторвать их. Еще она видела, как в полумраке поблескивают чьи-то глаза. Она умрет… Со стороны окна вдруг раздался короткий щелчок и чьи-то шаги. Душивший ее человек мгновенно обернулся и ослабил железную хватку. Она видела его силуэт на фоне раскрытого окна. — Кто там? — громко спросил мужской голос. Человек выпрямился и кинулся к двери. Риджина попыталась закричать, но получился какой-то слабый сдавленный хрип. Сжавшись в испуганный комок, она видела, как кто-то подбежал к окну, перешагнул через подоконник и очутился в ее комнате. Какой-то здоровый мужчина. Больше она ничего не разглядела. Убийца с силой хлопнул дверью. Она отчетливо слышала его шаги по коридору. Высокий мужчина уже стоял возле ее постели. — Все в порядке, — сказал он. — Не волнуйтесь. Оставайтесь там! Он в два прыжка очутился у двери, рванул ее на себя и выскочил в коридор. Риджина слышала, как он выругался. Грянул выстрел. Она не могла пошевелиться. — Проклятая свинья! — орал на весь коридор ее спаситель. «Может, он ранен?» — подумала Риджина. Она отбросила одеяло, спустила ноги на пол и затаилась в ожидании нового выстрела. Вместо этого громко хлопнула входная дверь, и округу огласила пронзительная трель полицейского свистка. Риджина кинулась в коридор. Там стоял высокий мужчина и держал во рту свисток. От его звука лопались барабанные перепонки. Он обернулся и увидел Риджину. Это был тот самый великан, которого Риджина приметила еще в Хэммерсмит. Это он стоял напротив дверей ресторана и беззастенчиво ей улыбался. Сверху доносились шаги и голоса, на улице кто-то истошно вопил. Возле дома с визгом затормозила машина. Великан окинул девушку взглядом. Она вспомнила, что на ней прозрачная, без рукавов, ночная рубашка, перехваченная в талии поясом, нарядная, но не скрывающая наготу. Девушка изо всех сил сопротивлялась удивительной власти его взгляда, подчинявшего себе все ее существо. — Успокойте их, пожалуйста, не то они напугают мою мать, — срывающимся от волнения голосом попросила девушка. Она приблизилась к двери в спальню матери и прислушалась. Все тихо. Наверху распахнулась дверь, и чей-то голос стал отдавать приказы. От входной двери отозвался другой. Риджина тихонько заглянула в спальню матери. Та спала на здоровом боку. Миссис Хауорд была абсолютно глуха на парализованное ухо. Риджина осторожно прикрыла дверь и вернулась к себе в комнату. Сердце колотилось, как сумасшедшее, но ей стало гораздо лучше, а главное, прошел страх. Она попыталась надеть халат и обнаружила, что один из рукавов вывернут наизнанку. — Вам помочь? — услышала она голос великана. Он очутился позади нее, взял у нее из рук халат. Она просунула руки в рукава и на короткое мгновение почувствовала на своих плечах его руки. Быстро завязав поясок, Риджина повернулась к нему лицом. Надо было что-то сказать, но что?… Великан улыбнулся ей откровенно восхищенной улыбкой. — Вижу, с вами все в порядке. И вам больше нечего бояться. — Он как бы невзначай бросил взгляд на коробку с конфетами и спросил: — Можно? — Да, да, разумеется. — Спасибо. Великан взял конфету. — Но ведь я слышала выстрел! — доказывал женский голос. Великан исчез за дверью. Он разговаривал почти шепотом, но его было слышно повсюду. — Прошу вас, не шумите — в доме больная женщина… Да, мэм, вы не ошиблись, то был выстрел, но мы схватим того, кто стрелял, еще до восхода солнца. Вернитесь, пожалуйста, к себе — мы скоро попросим вас дать показания. Создавалось впечатление, будто великан уверен в том, что его команды непререкаемы. Так оно и оказалось. Прибывшие на место происшествия два констебля тоже беспрекословно подчинялись великану. Риджина слушала, о чем они говорят… Выяснилось, что преступник свернул за ближайший угол, откуда расходились в разные стороны несколько улиц, поэтому преследовать его было бессмысленно. Еще она узнала, что великан уже отдал приказ отправить в погоню патрульные машины и что один из констеблей связался с Ярдом и со своим участком. Судя по всему, полиция контролировала ситуацию. Покончив с распоряжением, великан повернулся к девушке. — Мисс Хауорд, я бы не хотел доставлять вам хлопот, однако моим людям придется заняться отпечатками пальцев и прочими процедурами. — Он улыбнулся. — Не возражаете? — Ни в коем случае. — Они быстро управятся. — Тернбул отдал распоряжения, и полицейские внесли в спальню Риджины свое оборудование. — А мне придется задать вам несколько вопросов. Про всякую чепуховину — такова наша работа. — Он опять улыбнулся. — Может, вам стоит выпить чашечку чаю? Именно это ей в данный момент и требовалось. — Превосходная идея, — кивнула девушка. — Сейчас поставлю чайник. Он прошел следом за ней на кухню. В его поведении девушка не углядела ничего особенного. Один полицейский что-то искал во дворе, другой стоял возле входной двери. Казалось, великан никуда не торопится. Он взгромоздился на угол большого кухонного стола и с неприкрытым восхищением наблюдал за Риджиной, от чего та даже слегка засмущалась. — Пора мне вам представиться, — сказал великан. — Уоррен Тернбул, Ярд. — Похоже он рассчитывал на то, что ей должно быть знакомо его имя, она на самом деле смутно помнила что-то, связанное с ним, но постеснялась в этом признаться. — Очень приятно. — К вашим услугам. Я за вами следил. Только не говорите, будто вы меня не заметили! — Я… я вас заметила. — И догадались, кто я? — Я решила, что вы полицейский. — Инспектор уголовной полиции, — поправил ее Тернбул, делая явный упор на сказанном. — А теперь, прошу вас, расскажите мне, что произошло. Не только за эти последние полчаса, а с тех самых пор, как вы уехали из дома с Марком Осборном. Выходит, ему известно и про это. Риджина решила рассказать все начистоту, правда, лишь вскользь упоминула о нервозности Марка, а также не стала заострять внимание на том, что в последнее время Дерик Тэлбот стал очень раздражительным и вел себя непредсказуемо. Тернбул старательно стенографировал ее рассказ. Он делал это с такой скоростью, что Риджине не верилось в возможность расшифровать впоследствии эти закорючки. Наконец она дошла до того места, когда почувствовала на своем горле чьи-то пальцы. — Наверное, это было неприятно, — комментировал Тернбул. — Вы случайно не разглядели эту скотину? — Понимаете… — Только будьте предельно внимательны, — предупредил он девушку. — Одно из двух: разглядели или нет. Это замечание слегка обидело Риджину, хотя она признавала, что великан прав. — Его самого я разглядела, но вот его лицо — нет, — сказала девушка. — Оно было чем-то завязано. Я видела его глаза, но в темноте не разобрала… — Он был в темном или светлом? — В темном. Ну, скорее в темном, чем в светлом. — Высокий, низкий, среднего роста? — По-моему, низкий. — Что ж, не так уж и плохо, — весело заметил Тернбул. — Способный разглядеть того, кто его душит, далеко пойдет. — Он встал. — Благодарю вас, мисс Хауорд. Кажется, пока все. Разумеется, мы поставим охрану у обоих выходов, так что отныне вы всегда будете под нашим наблюдением. Только, Бога ради, не пытайтесь перехитрить нашего человека, ладно? Это замечание ей не понравилось. — Почему вы считаете, что мне этого захочется? Его губы скривила усмешка. Уж не над ней ли он насмехается?… — В вас еще не умерла романтика, верно? Когда Тернбул ушел, щеки Риджины еще долго пылали от злости. Еще бы — этому человеку удалось заставить ее забыть про тот ужас, который она только пережила, она думает не об этом, а о нем, о нем… Когда девушка легла в постель, ею снова овладели страхи. Поняв, что не сможет заснуть, она встала и заходила по комнате, то и дело выглядывая в окно. Если бы Уоррен Тернбул не следил за ней, ее бы уже не было в живых. Она бы сейчас… Да, она оказалась бы четвертой королевой красоты, погибшей от руки убийцы.
Роджер Уэст чмокнул в щеку Дженет и поспешил к машине. Мартин гордо восседал за рулем, время от времени нажимая на клаксон. Ричард чуть ли не до самой крыши подпрыгивал на сиденье, очевидно, проверяя упругость рессор. — Угомонитесь, вы, чертенята. Ну-ка, Копуша, давай-ка вылазь — я спешу. Мартин послушно освободил водительское место. — Чур, не трогай меня! — закричал Ричард. — Я к тебе даже не прикоснулся, — возразил Мартин. — Прикоснулся. Папа, что он меня трогает? Скажи ему… — Не ссорьтесь, зверушки. — Роджер рванул с места с такой скоростью, что и ребята, и смотревшая из окна Дженет поняли: такие пустяки, как семья, в данный момент его не интересуют. Дженет мысленно улыбнулась, Ричард слегка обиделся, Мартин не выказал никаких эмоций. Ребята вылезли из машины в конце улицы, неподалеку от их школы, и смешались с толпой сверстников. Роджер понесся к Ярду. Ночью ему позвонил дежурный старший офицер. Из сообщения он понял, что Тернбул все взял в свои руки и не посчитал нужным вызывать Роджера. Никто из подчиненных Роджера ни за что бы не осмелился взвалить на себя такую ответственность. Слоун и Пил, с которыми Роджер проработал долгие годы, получили повышение и были переведены в участки. Да, ему здорово их не достает… Он припарковал машину возле Ярда, вихрем влетел в офис. И тут же застыл на месте. — Доброе утро, Красавчик, — приветствовал его Тернбул. Он опять восседал в кресле Роджера, но теперь у него, по крайней мере, хватило такта тотчас же его освободить. Приглядевшись, Роджер заметил, что у Тернбула лишь слегка затуманены глаза — и больше никаких намеков на усталость. Жестом властелина всего мира Тернбул указал Роджеру на пачку бумаг. — Это отчет о том, что случилось ночью. Здесь все в мельчайщих подробностях. — Спасибо. А я думал, ты уже в постели. Ведь ты, как мне доложили, объявился после шести. В данный момент часы показывали десять с минутами. — Я минут сорок вздремнул наверху, — признался Тернбул. — Хотел ввести тебя в курс дела, а уж потом завалиться спать. Ну и денек! Ты найдешь здесь все, и тем не менее я хотел бы довести до твоего сведения кое-какие подробности. — Тернбул вытащил из кармана золотой портсигар и сунул в рот сигарету. Роджер закурил свою, из вирджинского табака. — К этим двум субъектам, Дерику Тэлботу и Марку Осборну, стоит приглядеться повнимательней. Они готовы перерезать друг другу горло. — Причина? — Риджина Хауорд. Марк Осборн повез ее пообедать в уютное маленькое заведение возле Пэддингтон. Тэлботу, судя по всему, это местечко тоже знакомо. Короче, он вскоре объявился в ближайшем баре, надрался до чертиков и полез на Осборна. Но получил сдачи. — Это все точные сведения? — поинтересовался Роджер. — Да. Я за них ручаюсь. Эти два субъекта уже давно друг друга задирают. Я справлялся у одного типа из Померолз и у другого из Конуэйз. Джину, судя по всему, не волнует ни тот, ни другой. Она чуть больше благоволит Марку, но это всего лишь дань справедливости, ибо у Дерика плоховато с серым веществом. И еще кое-что хочу тебе сказать. — Ну, ну. — На Риджину мог напасть Дерик Тэлбот. Стоит ему немного пригнуться, и он будет маленького роста. К тому же ему известен тот район. Если бы мы взяли их под наблюдение недели две тому назад, наверняка бы уже кое-что знали. Словом, я отдал распоряжение навести об этих двух субчиках кое-какие справки. Если кто-то из них выходил рано утром из дому, нам следут об этом знать. Осборн доставил Тэлбота в его квартиру в Мэйфер около одиннадцати и пробыл там достаточное время, чтобы раздеть и уложить своего приятеля в постель. Потом уехал. Мне больше ничего о нем не известно. Если не считать, что в четверть шестого утра он находился дома. — Откуда ты знаешь? — Я ему звонил. — А Тэлбот? — У него не отвечал телефон. Только не сбрасывай со счетов тот факт, что Дерик Тэлбот надрался до такой степени, что у него наверняка шумело в голове, а посему он вполне мог перепутать телефонный звонок со звонком будильника. — Тернбул вдруг зевнул, но даже не подумал извиниться. — Красавчик, как ты думаешь, кому выгодно убивать этих королев красоты? — Сам бы хотел это знать, — буркнул Роджер. — Спасибо тебе за все. А теперь иди отсыпайся — вероятно, ночью тебе снова придется бодрствовать. — Неплохой совет. Тернбул опять зевнул. — Послушай, а эта Риджина Хауорд на самом деле девица что надо. Думаю, она вполне может отхватить Гран при. Как я понял, прилежно ухаживает за матерью. Миссис X. в молодости бредила сценой. Стала жертвой несчастного случая, потеряла красоту, и отныне все счастье видит в дочери Джине. Предположим, у кого-то есть фаворитка, он хочет, чтобы эта фаворитка наверняка выиграла конкурс… Роджер поднял в знак протеста руку. — Полагаешь, это слишком притянуто за уши? — Тернбул насмешливо пожал плечами. — Что ж, вероятно, так оно и есть. Но убийств было бы раза в два меньше, не будь мотивы многих из них притянутыми за уши. Здесь, как я понял, действует какой-то субъект с извращенной психикой, но только отнюдь не сумасшедший. Просто его на этом зациклило. — Как и меня, — признался Роджер. — Ты свободен. — О'кей, сержант. Тернбул вышел. Роджер подождал пока смолкнут его шаги в коридоре и взял со стола рапорт. Он был похож на все остальные рапорты Тернбула — столь же дотошный, что касается деталей, внятный, пестрящий броскими фразами. Истинный образчик добросовестности, что было вдвойне удивительно, ибо писавший его всю ночь провел без сна. «…Преступник свернул направо, на Бэкинтон Уэй, от которой, насколько мне известно, берут начало семь улиц, поэтому я не стал его преследовать, а вернулся в дом, связался с офисом и продиктовал дежурному его приметы. Потом допросил мисс Хауорт, которая испытывала эмоциональное расстройство, но тем не менее держалась хорошо. Больше всего она волновалась за свою мать, у которой болезнь сердца…» Роджер дочитал рапорт до конца. Чем больше вникаешь во все это, тем яснее понимаешь, что королевы красоты стали жертвами развязанной против них кампании насилия. В чем же дело? В них самих или же в том, что какой-то субъект с извращенной психикой решил обеспечить победу своей фаворитке, убрав претенденток?… Довольно-таки туманная предпосылка, однако ее стоит изучить со всех сторон. С оставшихся в живых королев следовало не спускать глаз по двум причинам: во-первых, на любую из них может быть совершено нападение, во-вторых, одна из них может оказаться той самой фавориткой, во имя которой совершены все эти убийства. Нужно во что бы то ни стало выработать тактику поведения с газетчиками. Роджер рассчитывал посоветоваться с Чартуордом. В Конуэйз, по всей вероятности, поднимут вой — дескать, дурная слава обойдется им в целое состояние, но это далеко не так, а, следовательно, их протесты во внимание приняты не будут. Но и Ярду не захочется, чтобы пресса подняла вокруг убийств слишком много шума. Но как предотвратить этот шум? Придется непременно допросить трех организаторов конкурса: Тэлбота, Осборна и старикашку Дикерсона. Раз уж полиция допускает, что за всеми этими убийствами может стоять кто-то, заинтересованный в победе выбранной им королевы, невод следует раскинуть пошире. Роджер направил инструкции детективам, следившим за тремя организаторами, весь день не спускать с них глаз, а вечером взять у всех трех показания. Сам он собирался повидать Риджину Хауорт: нужно будет сверить ее показания с тем, что она рассказала Тернбулу, который вполне мог поддаться чарам этой смазливой девчонки. Хотя «смазливая» в данном случае весьма неточное определение. Он выяснил по телефону, что Риджина в агентстве мод, и уже было собрался покинуть офис, как вдруг зазвонил телефон. На проводе был человек, которого направили следить за Уилфредом Дикерсоном. Дикерсона не оказалось дома. Вскоре полиции стало известно, что на крыше церкви Сант-Клео обнаружили отпечатки пальцев Дикерсона.
Ярд с полицейскими участками округов развили бурную деятельность. Еще бы: тот, за кем они охотились, заслуживал самого пристального внимания; он был запечатлен на сотнях снимков с конкурсов красоты — лысеющий, небольшого роста, скрюченный и, согласно показаниям знавших его близко людей, застенчивый и робкий. Обладал недюжинной физической силой. Свидетелей оказалось хоть отбавляй, и все в один голос говорили о том, что у Уилфреда Дикерсона очень сильные руки: гнет железные прутья, сходу разламывает толстые доски. Преувеличения преувеличениями, однако, судя по всему, Дикерсон вполне подходит на роль удушителя. Похоже, он всем изрядно насолил… К тому же у него очень короткие, вросшие в кончики пальцев ногти — результат привычки грызть их в детстве, — а поэтому мягкие и мясистые ладони. Именно такие, по мнению Тернбула, были у убийцы Бетти Джелибранд. Жилистый, еще неплохо сохранившийся мужчина среднего возраста с хриплым голосом, то и дело нервно покашливающий, ничем не выдающиеся мелкие черты немного заостренного лица, полуприкрытые голубые глаза. Был объявлен розыск, охватывающий Лондон с прилегающими к нему шестью графствами, Западные, Северные, Средние земли, а также Ирландию, Францию, Бельгию и даже Голландию и Скандинавские страны. Подала голос пресса… Газеты публиковали фотографии Дикерсона, снабжая их надежным старым заголовком: «ЧЕЛОВЕК, С КОТОРЫМ ЖАЖДЕТ ПОБЕСЕДОВАТЬ ПОЛИЦИЯ В СВЯЗИ С УБИЙСТВОМ РОУЗ АНДЕРСОН». О Бетти Джелибранд и Хилде Шоу не упоминали, поскольку и пресса, и общественность были убеждены в том, что их убийца уже найден. Правда, в дневном выпуске «Глоуб» промелькнул заголовок: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ УБИЙЦА КОРОЛЕВ КРАСОТЫ. ЗАДУШЕНЫ ТРИ ДЕВУШКИ». Эту идею с удовольствием подхватили лондонские газеты, вынесли ее на первые полосы, взбудоражив внимание своих читателей. О сенсации говорили в поездах и автобусах, дома, на улицах, в магазинах. «Ужас какой!» — звучала на разные лады одна и та же фраза. Вечерний выпуск «Глоуб» напечатал фотографии трех погибших королев, а также живых, в том числе и Риджины Хауорд. Роджер подверг Риджину тщательному допросу… Он беседовал с Марком Осборном, который заявил, что очень боится за Риджину. Тернбул оказался прав — Осборн был страстно влюблен в девушку. Роджер оставил Дерика Тэлбота на вечер — тот должен был появиться в своем офисе лишь во второй половине дня — он отправился по каким-то неотложным делам, связанным с проведением конкурсов красоты. Еще Роджер встретился с тремя директорами Конуэйз. Двое оказались напыщенными индюками, третий — весьма толковым малым. Они сожалели о случившемся, выражали готовность сотрудничать, дружно высмеяли предположение относительно Дикерсона, а также предоставили полиции свободу действий в Беннис Плейс, где должен был состояться очередной конкурс. Разумеется, сказали они, он может быть перенесен, если возникнет необходимость. Словом: приходите куда угодно, делайте все, что угодно. Если обнаружите убийцу, хватайте его. Да, да, мы все понимаем и готовы вам помочь, однако реклама подобного рода нам не нужна — от нее одни убытки. — Я бы хотел ознакомиться со всеми видами конкурсной рекламы, — высказал свое пожелание Роджер. Реклама оказалась обширной, но толку от нее не было. И тем не менее Роджер проникся огромным уважением к экспертам фирмы Конуэйз в области рекламы, в особенности после того, как узнал, какое количество пригласительных билетов (таковых оказалось несколько десятков тысяч) с фотографиями королев было распространено по всей стране. Теперь они считались недействительными. — Мы никак не можем их использовать, ведь трое из изображенных на них девушек погибли, — пояснил Роджеру один из директоров. — Билеты обошлись нам в целое состояние. К тому же убийства сказались на спросе на наш товар. Прошу вас, сделайте все, что в ваших силах. — Самоеглавное сейчас — лишить убийцу возможности совершить еще одно преступление, — отчетливо выговаривая каждое слово, сказал Роджер. — Да, да, разумеется. — Дикерсон у вас давно служит? — С незапамятных времен, — был ответ директора. — Пришел сюда задолго до меня. Настоящий старожил. Когда-то у него самого было небольшое дельце. Один из самых преданных и старательных работников. Не могу поверить в то, что… Роджер терпеливо выслушал все доводы управляющего в защиту Дикерсона. Наконец, полиции удалось составить почти полное впечатление о Дикерсоне. Его судьба была уникальна. Уже пятнадцать лет, как овдовел, детей нет, в качестве хобби собирает гравюры фасонов одежды, располагает грандиозной коллекцией, восходящей к шестнадцатому веку. Со странностями. Живет в небольшой квартирке в Блумбери. По вечерам его телефон частенько молчит, но никому не известно, где он. — Проверить все, касающееся Дикерсона, самым доскональным образом, — отдал распоряжение Роджер. Он весь день просидел за своим столом, то и дело выходя на связь с целым штатом детективов, обдумывая стратегию и тактику поведения. Да, разумеется, необходимо повидать Тэлбота и Риджину, но нет никакой возможности отлучиться. Когда в конце дня наступило небольшое затишье, Роджер быстро надел плащ, поправил воротничок и галстук и, прихватив с собой дотошного до скуки сержанта Делби, направился к дому Риджины Хауорт. Там он застал Дерика Тэлбота. Роджер с ходу разглядел в Тэлботе жестокость. Он безошибочно понял, что характер у этого разодетого, словно картинка модного журнала, щеголя с хорошо ухоженными, покрытыми бесцветным лаком ногтями и нежной кожей — твердый, словно сталь. Они с Риджиной сидели в небольшой гостиной. Миссис Хауорт с ними не было. Риджина показалась Роджеру утомленной. — О, еще один! — воскликнула она после того, как Роджер представился. Тэлбот сардонически усмехнулся. Девушка закрыла глаза и заговорила куда спокойней: — Прошу прощения, старший инспектор, дело в том, что я целый день только и делаю, что разговариваю с полицией и с газетчиками — здесь, в офисе, снова здесь. Боюсь, что я… Она замолкла. — Чего вы боитесь, мисс Хауорт? Роджер прикинулся простачком, и губы Тэлбота скривились в презрительной ухмылке. — Я не хочу, чтобы тревожилась моя мать, — твердо заявила Риджина. — Она сейчас у приятелей. Это через дорогу. Хорошо, если бы она ни о чем не догадалась. — Почему вам так хочется? — столь же невыразительным голосом поинтересовался Роджер. — Мой дорогой друг… — начал было Тэлбот высокомерным тоном. — Прошу тебя, Дерик, не надо, — перебила его Риджина. — Дело в том, что мама не совсем здорова. Разумеется, это ее не убьет, но может значительно ухудшить состояние здоровья. Если же она решит, что мне грозит какая-то опасность, то будет очень переживать. — Вы на самом деле считаете, что вам удастся все от нее скрыть? — Несомненно удастся, если, конечно, позволит полиция, — ввернул Тэлбот. «Прошу тебя, Дерик», — умолял устремленный на него взгляд девушки. — Мы вам в этом не помеха, — коротко заверил Роджер. — А теперь, мисс Хауорт, я бы хотел задать вам несколько вопросов без посторонних. — Он подождал, пока Тэлбот выйдет из комнаты, а Дэлби достанет ручку и блокнот. — В каких вы отношениях с Уилфредом Дикерсоном? — Я с ним очень хорошо знакома, — ответила Риджина. — И давно? — Лет десять. — Так долго? — изумился Роджер. — Выходит, вы познакомились еще до этого конкурса? — О, нет. Он был еще другом моего отца, а лет десять тому назад разыскал мою мать. Он у нас часто бывал. Это он познакомил меня с мистером Тэлботом и мистером Осборном. Дикерсон очень заинтересован в том, чтобы я участвовала в конкурсе. — Почему? — все также бесстрастно поинтересовался Роджер. Ответ девушки прозвучал очень искренно: — Он знает, что я не могу позволить себе роскошь не работать, фактически это он помог мне устроиться на работу. Тем не менее он бы хотел, чтобы я сидела дома и ухаживала за матерью. Он… он очень ее любит. Роджер не стал пока просить девушку растолковать ему суть последней фразы. — Кто-либо из Конуэйз знает, что вы в дружеских отношениях с людьми, обслуживающими конкурс? — У меня нет причин это скрывать, — решительным тоном заявила Риджина. — Судьи — абсолютно независимые люди. — Она вдруг резко переменила тему разговора. — Я читала газеты и не могу поверить в то, что Уилф Дикерсон мог покушаться на мою жизнь. — Девушка насмешливо хмыкнула. — Если даже он убил тех трех королев, я все равно никогда не поверю в то, что он смог бы причинить вред мне. — Почему? — Он всегда был таким хорошим другом. — Любящим? — Не совсем вас понимаю. — Можно с уверенностью сказать, мистер Тэлбот и мистер Осборн — любящие вас друзья. Что, и мистер Дикерсон тоже? Роджер едва заметно улыбнулся. Риджина вдруг рассмеялась. — Господи, нет, конечно! — Вы в этом уверены? — Я не могу представить… — начала было Риджина и вдруг осеклась. Закрыла глаза, тяжело опустилась в кресло. — Нет, я ни в чем не могу быть уверенной, — беспомощно сказала она. — Но я не думаю, чтобы Уилфред мог смотреть на меня как на… Разумеется, это звучит банально, но вы меня поймете. Я думаю, у него ко мне всего лишь родительский интерес. — Но вы в этом не уверены. — Разве можно быть в чем-то уверенным?… Риджина Хауорд производила впечатление честного свидетеля, что было очень важно. К тому же создавалось впечатление, будто она самым натуральным образом обеспокоена. Роджер стал расспрашивать девушку о двух других мужчинах. Она явно не испытывала восторга от того, как к ней относились, очень переживала по поводу случившегося в ресторане, старалась все обратить в шутку и понимала, что, если бы не стремительная реакция Марка Осборна, все могло бы плохо кончиться. — Мисс Хауорд, а у вас не создалось впечатления, что мистер Дикерсон как-то уж чересчур заинтересован в том, чтобы вам достался главный приз? — Он бы… он бы очень этого хотел. — То есть он это страстно желает? — Он… он… Девушка была в явном замешательстве. — Разумеется, вам известен ответ на этот вопрос. Что касается меня, то я бы не хотел вас задерживать. Может вернуться ваша мать и поинтересоваться, в чем дело. — Вы правы. Похоже, Уилфред поставил на это, — спокойно сказала Риджина. — Я даже думала… — она как-то странно хихикнула, — думала отказаться от участия в конкурсе. — Почему? — Понимаете, мне бы очень не хотелось, чтобы считали… Ну, чтобы думали, будто я одержала победу только потому, что являюсь чьей-то фавориткой. — Она покраснела. — Как я уже говорила, все было честно. — И никаких амбиций сниматься в кино? — поинтересовался Роджер. Судя по всему, этот вопрос помог девушке прийти в себя. — Я даже не брежу сценой! Роджер снова улыбнулся. — Замечательно, что мы друг друга понимаем. А как те двое, мистер Тэлбот и мистер Осборн? Они очень хотели, чтобы вы выиграли конкурс? — Думаю, да. — И кто больше? — Не понимаю, почему вы задаете мне вопросы подобного рода. — В голосе Риджины вновь зазвучали резкие нотки. — Какова их подоплека? Думаете, кто-то постарался убить других претенденток, чтобы… расчистить дорогу мне? — Она замолкла, сделала глубокий вдох и вдруг воскликнула: — Нет, это было бы слишком неправдоподобно! — Будем надеяться, что вы окажетесь правы, — сказал Роджер. — Даже если это так, хотя это не так, почему в таком случае покушались на меня? Какой во всем этом смысл? — Пока не вижу никакого, — согласился Роджер. — Но, быть может, мы его обнаружим. Так кто же хотел или, вернее, хочет больше, чтобы вы выиграли конкурс: мистер Тэлбот или мистер Осборн? — Думаю, мне все-таки придется ответить на ваш вопрос, — нехотя начала Риджина. — Марку почти все равно, а Дерик очень этого хотел. Хотя я, признаться, не улавливаю никакого смысла в том, что… Она замолчала. Кто-то подошел к двери, девушка вскочила и бросилась туда, поразив Роджера своей грациозностью. Он не пытался ее удержать — просто не спускал с нее глаз. Дверь открылась, и вошла небольшого роста худенькая женщина в серой юбке. Роджер обратил внимание на то, что одна половина ее лица изумительно красива, в то время как вторая напоминает застывшую маску. — Мама! — воскликнула Риджина. — Все в порядке, моя дорогая, — заверила миссис Хауорд дочь, и Роджер почувствовал, как напряжен ее голос. — Все будет в порядке, когда мне удастся оправиться от шока. Я видела «Ивнин Глоуб» с твоим портретом. И… и с портретом Уилфреда. Она покачнулась и, не подоспей Риджина, наверняка бы упала.
Дерик Тэлбот стоял на пороге, склонив набок голову, и ухмылялся. Сейчас в нем с особенной явственностью чувствовалась эта скрытая жестокость, выражающаяся в надменном превосходстве. И все-таки за его ухмылочкой, учтивостью и едва скрытой насмешливостью крылось что-то еще. Может, страх?… Риджина с матерью направилась в спальню. — Я полагаю, быть полицейским очень здорово, — изрек Тэлбот. — Вторгаться в личную жизнь людей, разбивать ее вдребезги. Вы, как я вижу, получаете от всего этого наслаждение. — Если мы и вторгаемся в личную жизнь людей и разбиваем ее вдребезги, то делаем это лишь в силу необходимости, а не забавы ради, — возразил Роджер. — Да, мы в нее вторгаемся, но вам бы не мешало вспомнить, что мы не стали приставать с вопросами к миссис Хауорд, в то время как и пресса, и соседи вразумили ее по поводу происходящего. — Дистанционный контроль, — усмехнулся Тэлбот. Он вел себя так, словно во всем хотел противопоставить себя Роджеру, который теперь с трудом сдерживал гнев. Он убеждал себя в том, что враг у них общий — убийца, поэтому им придется друг другу помогать схватить его, пускай даже кому-то это не по душе. — Успокойтесь, мы делаем все возможное, — как можно миролюбивей сказал Роджер. — Вы хорошо знакомы с Дикерсоном? — С нашим Уилфом? Очень хорошо. Это человек, который мухи не обидит и даже не наступит на муравья. Зануда, но очень добрый, щедрый, великодушный. Вы подпрыгнете от радости, узнав, что за последние полтора года он одолжил мне семьсот тринадцать фунтов десять шиллингов, поскольку убей я его, мне бы не пришлось платить долги, верно? Тем более, что кроме нас двоих об этом не знает ни одна живая душа. Тэлбот, оказывается, стеснен материально… — А вы не заметили ничего из ряда вон выходящего в его отношениях к победительницам конкурса? — Заметил, — моментально среагировал Тэлбот. — Родственная, если не сказать, отеческая забота. Замечательный парень, наш Уилф, хотя у него и стальные нервы, а вместо крови в венах течет мыльная вода. Он может суетиться вокруг этих милашек, — а они, уж поверьте мне, настоящие милашки, — обмерять их и так далее, и больше ничего, решительно ничего, в то время как этот ваш громила, который называет себя инспектором уголовной полиции, ведет себя хуже последнего дикаря, черт побери. Уилф же обмеряет их вполне бесстрастно. Лучше, чем это делала бы любая женщина, потому что девушки наверняка решат, что в ней взыграло чувство зависти, и она прибавляет либо убавляет. А на нашего старину Уилфа можно положиться — честен до бесстрастия и ведет себя к тому же вполне пристойно. Он может, например, указать пальцем на великолепный бюст и поинтересоваться сухим, как кукурузные хлопья без молока, голосом, не увеличен ли он искусственным путем. А глаз у него как наметан! Представляете — ни разу не ошибся. — Тэлбот задумчиво почесал нос. — Ни единого изъяна не пропустит орлиный глаз папы Уилфа! Он достал пачку сигарет и, отогнув крышку, предложил Роджеру. — Вирджинский табак. Турецкий я считаю оскорблением мужского достоинства, хоть глядя на меня, этого не скажешь, верно? «Когда он в духе, с ним вполне можно ладить, к тому же ему явно не понравился Тернбул, на что он постарался весьма прозаично намекнуть», — подумал Роджер. — Спасибо. — Мужчины закурили. — К кому-нибудь из участниц конкурса Дикерсон проявлял какие-то особые симпатии? — Да. — К кому? — К Риджине. К нашей Риджине. — Вы в этом уверены? — Он любит ее как собственную дочь. Разумеется, он бы хотел, чтобы она на самом деле была его дочерью — ведь Уилф влюблен в ее мать. Как-то, будучи навеселе, а это с ним случается чрезвычайно редко, он признался мне, что в юности миссис Хауорд отвергла его любовь. Но наш Уилф уверен в том, что ее любовь завоевал более достойный человек. А раз миссис Хауорд ему не досталась, он начал хлопотать вокруг крошки Риджины, как прислужница в гареме в добрые старые времена царя Навуходоносора. На всех остальных красоток Уилф взирает холодным рыбьим взором, но только не на Риджину. Надеюсь, вы понимаете, что я пытаюсь быть предельно честным, — уточнил Тэлбот. — Ваше природное очарование побороло во мне нелюбовь к полицейским, особенно к этим медноголовым. Роджер улыбнулся ему широкой дружественной улыбкой. — Вы бы с удовольствием высекли Тернбула, верно? — Верно. Мне не нравится, как он себя ведет. Днем он был в офисе, и мне не понравилось, как он разговаривал с Риджиной. Если у вас возникнет какое-то сомнение по поводу моего отношения к Риджине, то знайте — я предан ей душой и телом. И очень хотел бы на ней жениться. Разумеется, я весьма своеобразный субъект, к тому же ревнив до абсурда. Что вы, наверняка, поняли после вчерашнего дешевого представления в ресторане. Видите, до чего способна довести мужчину любовь? Мне не понравилась не только манера, с которой ваш мистер Тернбул беседовал с моей мисс Риджиной, — невозмутимым голосом продолжал Тэлбот, — я возмущен еще и тем, как он на нее смотрел. Разумеется, не явное оскорбление, однако вполне может к таковому привести. Я наброшусь на него с кулаками, если он опять будет смотреть на Риджину таким похотливым взглядом. Ясно я выражаюсь или нет? — Вы все преувеличиваете, — как ни в чем не бывало сказал Роджер. — Я вас предупредил. — Спасибо. Мы говорили о Дикерсоне. А вы уверены в том, что, помимо мисс Хауорд, он никому из девушек не отдавал предпочтения? — Точно так же, как и в том, что он не стал бы покушаться на ее жизнь, — сказал Тэлбот. Это все, что удалось узнать Роджеру от Тэлбота и от Риджины Хауорд. Миссис Хауорд, как ему сообщили, уже успокоилась и легла. Ее главным образом мучил непонятный сердечный недуг, который, как выразился Тэлбот, может дать о себе знать в любое время. Само собой подразумевалось, что миссис Хауорд находится на краю могилы, хотя словами это не выразил никто. Когда-то у нее был тяжелейший приступ, который может повториться. И это вполне объясняло постоянное беспокойство Риджины о матери. Роджер покидал этот дом с чувством невольной симпатии к Дери-ку Тэлботу и с явным беспокойством по поводу Тернбула, который не соизволив доложиться, поехал прямиком в офис Конуэйз. Да, в самом ближайшем времени Тернбула определенно ждут неприятности. Что касается Тэлбота, то Роджер прекрасно понимал: Тернбул смотрел на женщин так, что это у кого угодно могло вызвать ярость. Но можно ли упрекать человека за то, как он смотрит?… Роджер направился к Марку Осборну, проживавшему в квартире с гостиничным обслуживанием в Сант-Джон Вудз. Осборн был дома. О Дикерсоне он рассказал почти все то же самое, что и Тэлбот. Его страхи по поводу Риджины казались еще более очевидными. Роджер ни на минуту не забывал о том, как Осборн набросился на Тэлбота, сумев с честью выйти из затруднительного положения. Судя по всему, Осборн был человеком действия, не любившим сидеть сложа руки и ждать. Он честно отвечал на все вопросы. Под конец раздраженно спросил: — А теперь позвольте мне задать несколько вопросов вам. Известно ли полиции, кто за всем этим стоит? — Пока нет. — Вы на самом деле подозреваете Уилфа Дикерсона? — Когда нам представится возможность с ним побеседовать, я, вероятно, смогу ответить на ваш вопрос. — Не понимаю, что с ним могло случиться, — пробормотал Осборн, пожал плечами и, немного поколебавшись, сказал: — Вы думаете, Риджина в опасности? — Он вдруг схватил Роджера за руку. — А вы хорошо за ней присматриваете? — Стараемся. — То-то же. Если с Риджиной что-то случится… — Он не договорил. — А как насчет остальных? — В его голосе появилась агрессивность. — Остальных королев, я хочу сказать. Как насчет них? — Мы и за ними присматриваем, — заверил его Роджер. Он уходил с твердым убеждением, что Осборн на самом деле испытывает страх, холодное прикосновение которого теперь уже ощущали все без исключения. Причина? Может, в жизни Осборна, как и у Тэлбота, было что-то такое, что им бы хотелось утаить? Что имел в виду Тэлбот, когда говорил, что полиция вторгается в личную жизнь людей и разбивает ее вдребезги? Может, он боится, что полиции станут известны какие-то факты из его прошлого?… Ярд на самом деле копнул прошлое Тэлбота, как и прошлое Осборна, Дикерсона, Риджины Хауорд и ее матери. В участках занялись выяснением подробностей из жизни трех оставшихся королев. Стоило вспомнить о том, что из семи финалисток уцелело лишь четверо, и делалось нестерпимо больно. Если в Конуэйз не откажутся от проведения конкурсов, скоро появятся новые финалистки. С другой стороны, если конкурсы придется отложить, престижу Ярда будет нанесен существенный удар. Роджер пытался забыть про неприятности и сосредоточить мысли на Тернбуле. Да, тот прекрасно справляется с работой. Ну, а если предъявлять претензии к человеку, не числящемуся официально на посту или же предельно уставшему, то в таком случае его, Роджера, давно пора выгнать из полиции. Он вернулся в Ярд. Тернбула не было на месте, зато у Роджера на столе лежал запечатанный от любопытных глаз конверт с его посланием. Роджер вскрыл конверт. Оказывается, Тернбул обнаружил, что Дикерсон был давним поклонником миссис Хауорд и после гибели мужа попытался занять в ее жизни прежнее место. К тому же, как он выяснил, Дикерсон поддерживал Риджину в надежде, что это поможет ему завоевать симпатии ее матери. Ничего не скажешь, Тернбул свое дело знает. От репортера из «Глоуб» Роджер совершенно случайно узнал, что в тот день Тернбул был с Риджиной Хауорд в ресторане. На столе оказалось множество рапортов из окружных участков. В каждом из них присутствовало это ужасное слово — страх.
Три остальные королевы, разумеется, жили в сильном страхе. И не мудрено. Все газеты, точно сговорившись, зловеще вопрошали: «ТРИ КОРОЛЕВЫ ЗВЕРСКИ УБИТЫ, КТО СЛЕДУЮЩАЯ?» Пресса старалась утолить жажду нации к сенсациям за счет запугивания девушек. Заголовки были беспощадны: «КОРОЛЕВЫ КРАСОТЫ В ОПАСНОСТИ». «КОРОЛЕВА КРАСОТЫ НОМЕР ПЯТЬ ИСПЫТЫВАЕТ УЖАС». «СОВЕРШИТ ЛИ НОВОЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ УБИЙЦА КОРОЛЕВ КРАСОТЫ?» «СКОТЛЕНД-ЯРД В ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ». А далее шли фотографии девушек и Дикерсона, сообщалось о том, что охота на Дикерсона приобретает все больший размах. Ее начал Ярд, с удовольствием подхватили газеты. «Глоуб» обещала вознаграждение в 500 фунтов стерлингов, «Рекорд» предлагала безвозмездную защиту трем оставшимся в живых королевам, разумеется, надеясь при этом, что защитник-репортер волей-неволей станет очевидцем нового нападения. Эта свистопляска продолжалась уже целых три дня. Новых нападений пока не случилось. Дикерсона еще не обнаружили. Роджер с Тернбулом самым скрупулезным образом проанализировали тысячи поступивших из полицейских участков со всей страны рапортов, в которых говорилось о субъектах, похожих на Дикерсона. Постепенно наружу всплывали самые что ни на есть противоречивые факты. Дерик Тэлбот задолжал каждому, начиная от портного и кончая близкими друзьями. Он зарабатывал полторы тысячи фунтов в год, а тратил примерно в два раза больше, поэтому испытывал вечные финансовые трудности и был очень зависим материально. Всего несколько месяцев назад он попросту прожигал жизнь, тратясь на девушек, которых у него было немало. Влюбившись в Риджину, бросил всех до одной. Риджина была его навязчивой идеей, в этом не оставалось и тени сомнения. Чуть ли не каждый день он посылал ей цветы, шоколад, дорогие подарки. Марк Осборн зарабатывал меньше, но вполне сводил концы с концами. Его доход составлял тысячу фунтов в год, из которых он еще умудрялся откладывать на черный день. Никаких пороков за ним замечено не было, постоянных привязанностей среди женского пола до недавнею времени не имел, играл в крикет, теннис и гольф, был неплохим пловцом. Все говорило о том, что он, как и Тэлбот, пылко влюблен в Риджину. Что касается Дикерсона, то его финансовые дела оказались в полном порядке. Неясно, почему он давал взаймы Тэлботу столь немалые суммы. Впрочем, почему бы и нет?… Всплыли еще кое-какие факты, касающиеся взаимоотношений Дикерсона с семейством Хауордов. Тернбул вышел на одного старого приятеля Дикерсона, который клялся, что последний был близок к помешательству, когда миссис Хауорд вышла замуж. Они с ней не виделись много лет, однако после случившейся трагедии Дикерсон один из первых пришел ей на помощь. У миссис Хауорд сбережений не было, поэтому она испытывала признательность за его дружбу и готовность в любой момент поддержать Риджину. Похоже, последнее время Дикерсон полностью посвятил себя служению Риджине. И снова все вертелось вокруг Риджины… Но ведь были и другие королевы. — Мне кажется, Дикерсон или кто-то еще решил взять отпуск, — заметил Тернбул вечером четвертого дня объявленной на Дикерсона охоты. — Вероятно, мы его спугнули. Да, теперь у него совсем немного шансов душить этих девиц. А что, если он на этом поставил точку, а, Красавчик? — Вряд ли. Так или иначе мы должны его взять. — Никуда он от нас не денется, — с уверенностью заявил Тернбул. — По крайней мере, одной из наших королев никакая опасность не грозит. Я об этом позабочусь. Своим молчанием Роджер дал понять Тернбулу, что ему известно о его свиданиях с Риджиной. — Одобряешь мой выбор? — поинтересовался Тернбул. Роджер промолчал, и тот круто переменил тему. — Как поживают твои ребятишки? — Прекрасно. Спасибо. — Держу пари, они каждый день гадают, увидят тебя завтра или нет. Скажу тебе, ночная работа не для семейных, а для таких одиночек, как я. У меня на все хватает времени и места тоже. — Он многозначительно хмыкнул. — Хочу высказать тебе кое-какие соображения. — Давай. — Слушай… Задушены три красавицы. Потом этот дьявол делает попытку задушить Джину, чему мы препятствуем. Если он задался целью уничтожить их всех до единой, то вряд ли будет действовать теми же самыми методами. По крайней мере, я бы на его месте не стал. Прибег бы к чему-нибудь еще, причем к самому что ни на есть неожиданному. К яду, например. — У тебя есть какие-то основания подозревать, что убийца прибегнет к яду? — с интересом спросил Роджер. — Нет, это всего лишь обычная догадка. Но мне стало известно, что раз в месяц каждая из королев получает коробку шоколадных конфет, что является частью приза. Конфеты посылают от Конуэйз. Простой способ, что скажешь, а? — Ты прав. Даже слишком простой. Признаться, Тернбул нагнал на Роджера страху, хотя, скорей всего, это лишь фантазия возбужденного ума. Вокруг одни загадки: где Дикерсон и почему он в бегах? Почему Милсом, если он не убивал Бетти Джелибранд, тоже убежал и спрятался? Откуда Дикерсону было известно, где искать Милсома?… Тернбул просматривал рапорты, Роджер что-то писал, когда зазвонил телефон. Это была Дженет, его насмерть перепуганная Дженет. Впервые за несколько недель Роджер вдруг начисто забыл про погибших королев. — Роджер, ты не смог бы приехать домой? Понимаешь, Ричард… Они оба, но Ричард хуже. У него началась агония… Я так боюсь… Роджер онемел от ужаса — так случалось всегда, когда что-то угрожало близким. Предположения Тернбула насчет яда вдруг предстали в совершенно новом, зловещем, свете. — Еду. Доктора вызвала? — Да, он с Ричардом. Сперва слег Ричард, потом Скуп. Но Скупу не так худо. Ричарду же… О, ты слышишь?… Роджер еще реальней ощутил нависшую над домом угрозу, когда вдруг услышал душераздирающий вопль Ричарда. — Буду через двадцать минут, — отрывисто сказал он и повесил трубку. — Брось все, Красавчик. Сам управлюсь. И шефу все доложу. Рви подметки. Тернбул искренне сочувствовал и явно переживал по поводу случившегося. — Спасибо, — бросил Роджер и быстро направился к двери. В коридоре ему встретилось много народу. Те, кому хотелось остановиться и поболтать с Роджером, в недоумении раскрывали рты, когда он отделывался от них одним на ходу брошенным словом. Сам великий Чартуорд, который выходил из только что подъехавшей машины, сделал Роджеру знак подойти. — Прошу прощения, сэр. Тернбул в курсе всех дел, — на ходу крикнул Роджер. Через десять минут он уже выехал на Эмбенкмент Роуд — обычно здесь было не такое оживленное движение. Однако он все-таки попал в затор сворачивавшего с Лэмбет Бридж транспорта и до Белл-стрит тащился чуть ли не полчаса. Здесь его беспокойство усилилось — возле дома стояла машина «Скорой помощи». Входная дверь была распахнута настежь. — Дженет! — позвал с порога Роджер, услышал голоса наверху и бросился туда, перепрыгивая через три ступеньки. Дженет и седой голубоглазый доктор Джеймс были в ванной. В спальне с ребятами остались фельдшер и санитарка. Дженет всю трясло. — Успокойтесь, мистер Уэст, — сказал доктор Джеймс. — Все могло обернуться значительно хуже. Ваши молодые люди съели что-то не то. Я хочу забрать их в больницу, где за ними понаблюдают врачи. Да, миссис Уэст, вы можете поехать с нами и убедиться в том, что они не останутся без присмотра. Конечно же мы разрешим вам сесть в машину «Скорой помощи». Дженет стиснула руку Роджера и поспешила в спальню. Роджер собрался было последовать за ней, но доктор окликнул его: — Минуточку, мистер Уэст. Роджер обернулся. — Не хотел бы слишком расстраивать вашу жену, но необходимо срочно сделать анализ содержимого их желудков. Сейчас наблюдается настоящая эпидемия пищевых отравлений. Не стоило бы рисковать и… — Я договорюсь насчет анализа, — пообещал Роджер. Он чувствовал себя ужасно.
Он увидел в спальне таз и желудочную помпу. Здесь теперь пахло совсем как в больнице. Похожий на великана доктор Джеймс кивал в знак подтверждения тому, что он говорит. — Они съели сегодня очень много шоколадных конфет, в особенности Ричард, так что все дело может оказаться именно в этом. И тем не менее необходимо сделать анализ содержимого желудков. Не хочу вас запугивать, но это нужно сделать как можно скорей. Роджер кивнул и вызвал по телефону дежурную машину. Когда она подъехала, снес вниз таз и отдал с соответствующими инструкциями водителю-сержанту. И сразу же поднялся наверх. У него буквально раскалывалась голова и путались мысли. В минуты подобных потрясений он сознавал, насколько натянуты его нервы. — Спасибо. Можно взглянуть на мальчиков? — Ричард без сознания, а Мартин не так уж плох, — сказал доктор. У Скупи был измученный вид, Ричард походил на саму смерть. Оправившаяся от шока Дженет суетилась, собирая пижамы и прочие вещи. За каких-то несколько часов жизнь в их доме круто изменилась. Мальчиков снесли вниз и положили в машину «Скорой помощи», окруженную сочувствующими соседями. Дженет все время говорила. — Они были в полном порядке, когда вернулись домой. Это было поздно, почти в семь. Я выругала их за то, что они меня не предупредили, и в наказание решила уложить пораньше спать. За ужином я увидела, что Скуп почти ничего не ест, и мне это показалось подозрительным. Ричард тоже отодвинул от себя тарелку. Как выяснилось, они съели много шоколадных конфет и еще какие-то сандвичи, которыми их угостили приятели. Подозреваю, Ричард истратил на шоколадные конфеты все свои карманные деньги. Я говорила тебе, чтобы ты не давал ему слишком много денег на этой неделе, но ты ведь никогда меня не слушаешь! — Это ты от них узнала? — Нет. — Где одежда Ричарда? — поинтересовался Роджер, и Дженет протянула ему фланелевые брюки мальчика. В кармане звякнули деньги. Роджер засунул пальцы внутрь и вытащил монету в два шиллинга, два шестипенсовика и немного меди. — Я дал ему вчера четыре шиллинга и оставался должен ему два шиллинга. Он потратил от силы шесть пенсов. — Выходит, конфетами его угостили! — воскликнула Дженет. Ее глаза вдруг наполнились слезами. — Дорогой, извини, что я веду себя по-свински, но это был такой удар. Я пойду к машине. Если ты… — Иди, — быстро сказал Роджер. — Попытаюсь выяснить, что они сегодня ели. Может оказаться, что заболел еще кто-нибудь из детей в округе. Вероятно, это — пищевое отравление. — Но только не шоколадными конфетами! — А мы и не знаем, в конфетах дело или в чем-то другом. — Роджер проводил Дженет до самого порога, видел, как она устраивалась рядом с мальчиками. Мартин приоткрыл глаза, и Роджер спросил: «Что ты ел, Скуп?» Мальчик в недоумении смотрел на отца. — Не надо, Роджер, — прошептала Дженет. — Послушай, Джен, пускай он расскажет тебе, что они сегодня ели. Ему от этого вреда не будет, а для нас может оказаться очень важно. Попытайся выяснить, а? — Нам пора, сэр, — сказал фельдшер. — Да, да, конечно. Извините. Джен, так ты не забудь, ладно? — Роджер отошел в сторону, дверцу машины захлопнули. Невесть откуда появившиеся два констебля поинтересовались, не требуется ли их помощь. Свои услуги предложили ему и четыре соседки. Роджер их поблагодарил, зашел в дом и плотно прикрыл за собой дверь. Один… Он постарался стряхнуть с себя страх. Нужно так много сделать, а прежде всего заставить себя трезво и хладнокровно мыслить, чтобы можно было проанализировать все события с точки зрения полицейского. Ребята явно чем-то отравились, то, что послужило причиной отравления, было съедено ими не более трех часов тому назад. Следовательно, необходимо проследить каждый их шаг, скажем, за последние четыре часа. Потребуется помощь полицейского участка. Он набрал номер Челси и переговорил с дежурным суперинтендантом, который заверил его в том, что этим делом займутся все, кто на данный момент свободен. Еще было светло. Роджер налил в стакан виски, на ходу перекусил в кухне. Подъехала машина. Роджер увидел, что к дому приближается Тернбул. — Приветствую тебя, Красавчик. Как ребята? — Мне сказали, что они еще легко отделались. — Господи! Они здесь? — В больнице. — Ничего себе! Бедняжке-маме теперь несладко. Так, значит, все в порядке? Что, перегрузили животы? Признаюсь тебе по секрету: я очень проникся к твоему старшему. Впервые в жизни пожалел всерьез, что не женат. Лопоуша — тоже замечательный парнишка. Так они на самом деле в порядке? — Они не умрут. Просто проглотили какую-то отраву. — Отраву, — эхом отозвался Тернбул. Его реакция тронула Роджера больше, чем все сказанное Тернбулом до этого. На какое-то время воцарилось молчание, наконец Роджер предложил: — Выпьем? Виски или пиво? — Виски. Спасибо. Роджер налил виски с содовой. — Черт побери, каким образом к ним могла попасть отрава? Ведь они отнюдь не младенцы, которые тянут в рот все, что попадется, вплоть до гербицидов. Скажи, Красавчик, а никто не мог?… Он вдруг замолчал. — … Их отравить, — закончил за него Роджер. — Я тоже стараюсь убедить себя в том, что это безумие. И тут ему в голову пришло такое… Нет, нет, не может быть! Представить себе, что кто-то замыслил отравить мальчиков — безумие, абсурд, нелепица. Точно так же, как этот мотив убийств королев красоты. — Проклятье, — пробормотал Тернбул. Его, похоже, выбило из колеи случившееся. Что было так по-человечески. — Мне все это очень даже не нравится. — Роджер снял телефонную трубку. — Сейчас проверим твое подозрение. Офис старших инспекторов, пожалуйста, — сказал он в трубку. Тернбул жадно затянулся турецкой сигаретой. Роджер наморщил лоб. — Хэлло, Джиби. Это Уэст… Немедленно справьтесь, как там наши королевы, ладно? Есть опасность, что их могут отравить… Да, да, я подожду у телефона. — Одной рукой Роджер держал трубку, другой отмахивался от табачного дыма. — Что ты не бросишь курить эту гадость? — Почему Гибсон велел тебе подождать у телефона? — Для меня есть послание. — Ты назвал подозрением, но это не совсем верно. Хотя что мешает преступнику сперва отравить твоих ребятишек, а после королев? Новая форма атаки. Послушай, Красавчик… — Тише!… Да, да, Джиби… Ты на самом деле уверен? — Роджер повысил голос. — Займитесь этим… Да, возьмите у них самые подробные показания. И пусть ни в коем случае не притрагиваются к этим проклятым… Спасибо тебе, старина. Он положил трубку. Тернбул вдруг побледнел и затушил сигарету в пепельнице. — Элис Харви забрали в больницу с подозрением на отравление мышьяком. После того, как она съела несколько присланных по почте шоколадных конфет, — сказал Роджер. — Боже мой! Еду к Риджине! Он стремительно повернулся на каблуках и вышел. Сидеть дома не было никакого смысла — разве что могла вернуться либо позвонить Дженет. Роджер вышел на крыльцо. Тернбул уже сидел в машине и заводил мотор. Из дома справа вышла соседка. — Может, я смогу тебе чем-то помочь, Роджер? — Нелли, будь добра, посиди у нас на случай, если позвонит Дженет, — попросил Роджер. — Или договорись, чтобы ее переключили на твой номер, ладно? — Все сделаю. — Спасибо. Роджер поспешил к своей машине и всего минуты на три отстал от Тернбула. Теперь у него появилась возможность задуматься над впечатлением, которое оказали на великана новости, над его безапелляционным «еду к Риджине». Не к Риджине Хауорд, а к Риджине, что весьма откровенно говорило о том, какие чувства питал к девушке Тернбул. Риджина тоже была одним из объектов наблюдения полиции. Гибсон позаботился о том, чтобы предупредили других королев. Ему же сейчас стоит поехать на квартиру к Хауордам. Роджер прибавил газу. Возле подъезда дома Риджины стояли две машины, дверь на улицу была распахнута настежь, во всей квартире горел свет. Роджер услышал голос Тернбула, и эту зловещую фразу: «Что вы думаете, доктор?» Пока женский голос ему что-то отвечал, Роджер, уверенный в том, что очередной жертвой убийцы стала Риджина, сжался в комок. Но вдруг услышал голос девушки: «Слава Богу!» Он постучал в дверь. Ему открыл Тернбул и, не дожидаясь вопросов, стал докладывать о случившемся. Риджина сидела в мягком кресле, утомленная, с округлившимися от страданий глазами и такая прекрасная. В гостиной была еще одна женщина — доктор. — Риджина в полном порядке, но ее мать съела несколько шоколадных конфет из коробки, которая пришла сегодня утром по почте. Ей тоже прислали эти проклятые конфеты. — Он указал большим пальцем на лежавшую на столе коробку с конфетами, потом приблизился к Риджине и на мгновение стиснул ей запястье. — Сохранилась оберточная бумага с отпечатками пальцев. — Тернбул взял Роджера под руку и повел из комнаты, точно мудрый старый дядюшка молодого неопытного племянника. — Давай двинем прямиком к Дерику Тэлботу, — предложил он. — Шоколад ей обычно посылает он. Или я один к нему отправлюсь, а ты займешься конфетами и оберткой. Если только Тэлбот уже не сбежал… — Отвези конфеты вместе с оберткой в Ярд, пускай их тщательно проверят, о результатах доложишь мне. Я буду у Тэлбота, — безапелляционным тоном приказал Роджер. — Позвоню отсюда Осборну, и мы с ним пересечемся у Тэлбота. — Как скажешь. У Тернбула окаменело лицо. — Они оба тебя смертельно ненавидят, — пояснил Роджер. — Очень плохо, что ты возбуждаешь в людях такую ненависть. Они могут солгать не только ради того, чтобы что-то скрыть, а просто чтобы оставить тебя в дураках. Вперед, Уоррен. Первый раз за все время их совместной работы он назвал его «Уорреном». Тернбул моментально на это отреагировал. — О'кей, — сказал он и поспешно вышел. Роджер направился к стоявшему в углу небольшой прихожей телефону. Риджина Хауорд все еще беседовала с доктором. Он даже не пытался подслушать, о чем они говорили, — необходимо было срочно связаться с Ярдом. — Усильте наблюдение за Тэлботом и Осборном, — отдал он распоряжение в трубку. — Ясно, сэр. Кстати, вас просили позвонить в лабораторию. — Спасибо, соедините меня с ними. Слушая доклад лаборанта-химика, Роджер внезапно ощутил страшную слабость. Не обнаружено ни малейшего намека на отравление мышьяком, всего лишь обычное птомаиновое отравление. Поступила информация из больницы: еще три ребенка с Белл-стрит слегли с пищевым отравлением. Роджер повесил трубку и вытер вспотевший лоб. Потом он набрал номер больницы. Доктор Джеймс сообщил ему все то же самое и заверил его, что мальчики чувствуют себя удовлетворительно. Скупи полностью оправился. Ричард же похворает еще несколько дней.
Теперь самое время расслабиться и посмеяться над прежними страхами, но у Роджера не оказалось на это времени. Нужно срочно связаться с Осборном. Телефон ответил. — Встречаемся с вами в квартире Дерика Тэлбота, — сказал Роджер в трубку. — Пока. Осборн может скрыться, как это, судя по всему, сделал Дикерсон, или же поступить так, как ему велели. Через десять минут Роджер уже был на той улице, где жил Тэлбот. Он видел в сгущающихся сумерках, как к дому подъехал Осборн. В квартире Тэлбота горел свет. Через несколько секунд по радиотелефону раздался бодрый голос толстяка Дэлби: — Оба там, сэр. — Хорошо. Спасибо. Он вышел из машины и поспешил к подъезду. Тэлбот жил на верхнем этаже. Роджер позвонил, но никакой реакции не последовало. Он позвонил снова. И опять ничего, если не считать какие-то странные звуки: глухой удар, падение, потом звон разбитого стекла, звяканье посыпавшихся на тротуар осколков. Несколько упало ему на шляпу. — Они убьют друг друга! — кричал полицейский из Ярда. — Взгляните наверх, сэр! Роджер последовал его совету. Окно квартиры Тэлбота было разбито. Сам Тэлбот стоял, привалившись спиной к раме. Осборн, похоже, пытался его задушить. — Вышибайте дверь! — распорядился Роджер.
Дверь была наполовину стеклянной, а полицейский оказался смышленым малым. Он выбил локтем стекло, просунул руку и отпер замок. Роджер бегом припустил по лестнице. На площадку второго этажа вышел седовласый мужчина и с любопытством смотрел вверх. Оттуда доносились приглушенные звуки возни, но удары, кажется, прекратились. — Что там происходит, а? — Не волнуйтесь, — успокоил Роджер мужчину. Он стремительно одолел еще один лестничный пролет. На этом этаже жил Тэлбот. Его дверь была крепкой. Роджер нажал плечом, но она не поддалась. К нему присоединился полицейский, и они на пару атаковали дверь, которая затрещала, но все-таки устояла. — Давай на три, — скомандовал Роджер. — Раз, два… Под ногами захрустело битое стекло. В глубине квартиры кто-то крепко выругался. Взору Роджера предстало открытое настежь окно и трепещущие на ветру занавески. Тэлбот стоял в углу, подняв над головой хоккейную клюшку. Осборн застыл перед ним в угрожающей позе. Оба тяжело дышали. У Тэлбота спадали на лоб спутанные космы волос, был подбит глаз, из губы сочилась кровь, галстук болтался сбоку. Он сжимал обеими руками клюшку, готовый в любой момент стукнуть ею противника. — Достаточно, — сказал Роджер. Осборн вздрогнул, обернулся и, почувствовав, что Тэлбот расслабился, ринулся в атаку. Тэлбот тоже обернулся на голос Роджера. В этом была его ошибка. Клюшка, которую он все-таки обрушил на голову Осборна, вряд ли могла причинить какой-либо вред последнему, зато пришедшийся в подбородок удар отбросил Тэлбота к стене. Роджер подставил Осборну подножку, и тот рухнул на бок. Для верности Роджер вмазал ему по челюсти. — Позаботьтесь о том, чтобы он больше никого не смог убить, — велел Роджер Дэлби, в любой ситуации проявлявшему максимум выдержки. — Я его постерегу, сэр. — Спокойно, Тэлбот, спокойно. — Роджер поспешил в коридор, чтобы успокоить поднимавшихся по лестнице седовласого мужчину и двух женщин. — Все в порядке, — заверил он их. — Я из Скотленд-Ярда. — Он предъявил им удостоверение. — Причин для беспокойства больше нет. Когда Роджер вернулся на место происшествия, Тэлбот стоял возле стены и причесывался. Его губы кривила саркастическая улыбка. — Не возражаете, если я слегка залижу раны? — Советую вам пройти в ванную. Дэлби, не спускайте с Осборна глаз. — Он вышел вслед за Тэлботом, который качался и хватался за стенки. Роджер помог ему войти в ванную, усадил на табурет перед раковиной и пустил горячую воду. — Ваша девичья кожа слегка пострадала, — заметил он. — Из-за чего разгорелся сыр-бор? — Мы соперники, — сказал Тэлбот. — Но что послужило толчком к драке? — Будучи честным от природы, признаюсь вам, что драку затеял я. Рано или поздно это все равно должно было случиться, верно? — Я полагал, что времена, когда устраивали драки из-за девушки, давно канули в прошлое, — заметил Роджер. — Однако готов поверить в то, что еще не все дикари умерли. А вам известно, что это я его к вам послал? — Нет. Какая потрясающая жестокость. — Хотел побеседовать с вами обоими разом. С чего началась драка? — Марк Осборн из тех, кто даже в минуты просветления безнадежно отстает от жизни. Поэтому его и потянуло поиздеваться над моей манерой ухаживать. А ведь каждый в ухаживании должен так или иначе проявлять индивидуальность. Уверен, ваш мистер Тернбул с этим согласится. — Мой мистер Тернбул здесь не при чем. Так с чего же все-таки началась драка? — Подозреваю, я бы ни за что не смог работать в полиции. — Тэлбот потрогал разбитую губу. Вода в раковине была красной от крови, но ему все еще не удалось привести себя в порядок. — Вам приходится быть ужасающими примитивистами. Увы, лгать я не обучен. Уже три месяца я не даю прохода Риджине, заваливаю ее подарками, которые мне отнюдь не по карману. А этот кретин Осборн вдруг решил, что тоже почему-то должен посылать ей шоколадные конфеты. Роджер затаил дыхание. — Дайте мне, пожалуйста, вон то полотенце, — попросил Тэлбот. — Благодарю вас. Если подумать на трезвую голову, то, разумеется, особенного преступления в том, что Марк собрался послать ей коробку шоколадных конфет, нет. Тем более, что идеяпосылать любимой девушке конфеты и цветы отнюдь не оригинальна. Однако путем проб и ошибок я обнаружил, что Риджина предпочитает шоколад фирмы Гэри. И в этом тоже нет ничего удивительного — у Гэри лучший шоколад в мире. А коль Марк такой болван, чтоб тоже посылать ей шоколад фирмы Гэри… Одним словом, я окончательно потерял над собой контроль. — А как вы узнали о том, что он тоже посылает ей шоколадные конфеты? — Увидел вчера вечером на его столе коробку. Я узнал почтовую упаковку фирмы Гэри. На ней стоял адрес Риджины. — Почему, в таком случае, вы не дали Осборну по зубам вчера вечером? — Его не было. Я уходил из его офиса в настоящем бешенстве. Мне удалось совладать с гневом только благодаря достойной похвалы системе самоконтроля. Сегодня мы были друг с другом вежливы и корректны. Когда же он появился у меня несколько минут тому назад, я был зол как черт. Еще бы — Риджина твердо сказала «нет» в ответ на мое приглашение вместе пообедать. А ведь я помню, что Марку она не отказала. Я спросил у него, почему он не принес мне в подарок шоколадных конфет. Что называется, нанес ему легкий удар шпагой. Думал до него не дойдет, но он заглотнул крючок. Тут же парировал, а потом даже замахал кулаками. Я, разумеется, стал обороняться. Не скрою от вас, я было подумал, что Осборн пытается убить меня двумя способами, — Тэлбот многозначительно потрогал пальцами собственное горло. — Мне интересно, как бы поступили вы в том случае, если бы ему эта затея удалась. То есть за что бы вы его повесили: за то, что он меня задушил, или за то, что выкинул из окна? Тэлбот был, по обыкновению, развязен, но все равно ему не удавалось спрятать страх перед коснувшейся его своим крылом смертью. — Как это вам удалось ему противостоять? — Выражаясь точно, но грубо, я дал ему ногой в брюхо. Потом мы, подобно дикарям, дрались на топорах. По крайней мере у меня в руках был топор… ээ… Уэст. — Совершенно верно. — Разумеется, я — сторона заинтересованная. Полагаю, защита развеет в пух и прах все, что я покажу на суде, выставив в качестве доказательства предположение, будто я хочу утопить Марка Осборна в грязи. Но, серьезно, он намеревался меня убить. Не когда приехал, нет — тогда я, по крайней мере, не заметил в его глазах ничего подобного. А вот когда мы затеяли эту драку, в них появилась жажда крови. — Что же, вполне понятно, — кивнул Роджер. — И сколько было этих коробок? — Одна, черт бы ее побрал. — Вы уверены в том, что она была адресована мисс Хауорд? — Абсолютно. — А как вы думаете, мистер Осборн может посылать конфеты кому-то еще? Не знаете никого, кому бы он мог? — поинтересовался Роджер. — Нет. Марк, как и я, однолюб. Постойте, постойте… Тэлбот наклонился, выпустил из раковины воду, затем выжал губку и обтер ею губы. Вид у него стал приличный, хотя левый глаз совсем заплыл, а правый был налит кровью. — Придумываете что-то? — Ошибаетесь — предпочитаю апеллировать фактами, — гордо изрек Тэлбот. — К тому же я вдруг понял, что совершил по отношению к Марку вопиющую несправедливость. Господи Боже мой, что бы подумала мамуля о бедном Дерике? Мне кажется, это была идея Уилфа! Помните Уилфа Дикерсона? Раз в месяц мы посылаем коробку шоколадных конфет фирмы Гэри каждой победительнице. Небольшой пустячок, помогающий нашим малышкам остаться такими же сладенькими. Держу пари, все конфеты были отправлены вчера. Марка же осенило оставить коробку, предназначенную для Риджины. Разумеется, эта коробка и лежала у него на столе. Проверьте эту версию, мистер Старший Инспектор Уголовной Полиции. — Тэлбот выпрямился и достал сигареты. — Покурим? Я должен хоть чем-то успокоить нервишки. Нужно придумать для себя какое-то оправдание, не то придется извиняться перед Марком. Зажигалка есть?…
Марк Осборн сидел в кресле. Он не очень пострадал — отделался синяком на правой щеке. Судя по всему, он уже успокоился, и его рассказ мало чем отличался от рассказа Тэлбота. Марк говорил короткими тяжелыми фразами. Да, подтвердил он, конфеты были отправлены королевам вчера, он оставил коробку для Риджины, надеясь вручить ей лично, но впоследствии обнаружил, что ему не удастся повидаться с девушкой, и послал конфеты по почте. Идея посылать девушкам конфеты принадлежала Дикерсону. Посылали исключительно шоколадные конфеты фирмы Гэри. На этой стадии допроса раздался звонок Тернбула. Его голос дрожал от возбуждения. — Привет, Красавчик! Оберточная бумага с отпечатками пальцев Марка Осборна, но на ней есть и отпечатки Тэлбота. Надеюсь, ты не позволил этим субчикам уйти? — Все отнюдь не так просто, как тебе кажется, — возразил Роджер. — Все? — Тебе этого мало? Нет, сержант, это далеко не все. Элис Хэрви умерла в результате отравления ядом. Ее слишком поздно забрали в больницу. Барбара Келуорти тоже получила эти милые шоколадки, но не стала их есть, поскольку у нее болел желудок. Норма Диэрин вообще не ест шоколадных конфет — бережет фигуру, поэтому с ней ничего не случилось. Но теперь больше никому не будет вреда. Кстати, я наведался в больницу — твои ребятишки в полном порядке. Птомеин, а не мышьяк! Еще есть рапорт из Челси. Установлено, кто из ребятишек в тот злополучный вечер играл с твоими. Среди них оказался сын сержанта по фамилии Морган. Они околачивались возле речки. Этот мальчишка Моргана нашел пакет с сандвичами и пустил их по кругу. Одним словом, тебе придется надавать им по задницам. А мы-то Бог знает что думали. — Ты прав, — согласился Роджер. — И тем не менее твое предчувствие сбылось. Мы отдадим на анализ конфеты, прочешем частым гребнем всю фирму Конуэйз в поисках тех, кто хотя бы отдаленно имел отношение к конфетам, — продолжал Роджер. — Но чего мы делать не должны, так это терять голову. — Хочешь сказать, что я… Он замолчал, захлебнувшись от гнева. Повисла долгая пауза, наконец Тернбул сказал: — О'кей, ты прав — я в самом деле потерял голову из-за Риджины. Но я ее снова найду, будь уверен. Послушай, из семи королев осталось всего три. Три. Кто следующая, а?…
«Глоуб», больше остальных газет шумевшая по поводу убийств, вышла с огромными шапками. Треть первой полосы занимал крупный заголовок: «УМИРАЕТ ЧЕТВЕРТАЯ КОРОЛЕВА». А дальше шел рассказ об этих злосчастных конфетах, о привычке фирмы Конуэйз посылать королевам каждый месяц коробку конфет, а также прочие спекуляции по поводу этого дела. Все, отправленные в ту неделю коробки, были вскрыты, каждая конфета тщательно проверена. В большинстве из них оказалось немного мышьяка, который был туда введен при помощи булавочного укола. Судя по всему, сперва сделали попытку растворить яд, но отравитель быстро понял, что порошок мышьяка нерастворим. Ни на одной из конфет не оказалось отпечатков пальцев. У Ярда прибавилась забота — следовало установить, не покупал ли кто-либо мышьяк. Чем и занялся многочисленный штат столичной полиции. Роджер провел целый час в небольшой мастерской за кондитерским магазином Гэри неподалеку от Бонд-стрит. Воздух здесь был пропитан запахами шоколада и жженого сахара, девушки в безупречно белых шапочках и халатах трудились, как пчелы, ибо все конфеты раскладывали по коробкам вручную. Коробки, которые отправляли в Конуэйз, ничем не отличались от остальных. Как правило, их доставлял посыльный — несколько коробок разом, по два фунта каждая. Никто в Гэри не заметил, чтобы на фабрике либо в мастерской появлялся чужой. Посыльный показал, что, по обыкновению, положил коробки на стол в справочном бюро на Бенис-скуэр. Дежурившая девушка, насколько он помнит, разговаривала в это время по телефону. И тут для Ярда, можно сказать, наступил момент полной сатисфакции — произошла путаница с датами, вследствие чего коробки целую ночь пролежали на столе в справочном бюро Конуэйз, где к ним имел доступ практически каждый. Начались поиски тех, кого видели в здании Конуэйз после окончания рабочего дня. Там могли оказаться и Дикерсон, и Тэлбот, и Осборн, однако тому не было никаких доказательств. Да и мышьяк никто из них не покупал — по крайней мере, не был в этом замечен. Круг поисков сужался. Оставался один Дикерсон. Газеты снова поместили на своих страницах его фотографию. С нее смотрел добрый застенчивый человечек. Уилфред Дикерсон — пользующийся всеобщим доверием клерк Конуэйз. Уилфред Дикерсон — старый верный друг семьи Хауорд. Уилфред Дикерсон — бесстрастный ценитель женской красоты — сделался для миллионов самим воплощением дьявола. Это невинное лицо, если смотреть на него пристально и долго, вдруг меняло свое выражение, из морщинистого лба вырастали рога. Газеты ругали Дикерсона на чем свет стоит, не имея для этого никаких доказательств. От полной поддержки полиции пресса внезапно перешла к ее резкой критике. «Глоуб» увеличил вознаграждение от 500 фунтов стерлингов до 1.500 фунтов стерлингов. Однако все еще не были обнаружены улики, указывающие на то, что Дикерсон либо кто-то другой покупал мышьяк или же препараты, его содержащие. Каждый труп, обнаруженный в любой части Британских островов и хотя бы отдаленно напоминавший бывшего эксперта конкурсов красоты, измерялся и исследовался тщательнейшим образом, однако ни живой, ни мертвый Дикерсон так и не был обнаружен. Конуэйз решила повременить с проведением очередного конкурса — ну, якобы для того, чтобы перевести дух, к тому же следовало проучить Ярд. Из трех оставшихся в живых королев лишь Риджина жила нормальной жизнью. Она почти каждый день встречалась с Тернбулом, с которым держала себя столь же сдержанно, как и с двумя другими ухажерами. Жившая в одном из предместий Кента Норма Диэрин бросила работу фотомодели, закрылась дома и на улицу без сопровождавших не выходила. «Глоуб» и другие газеты то и дело помещали душещипательные рассказы о плачевном состоянии ее нервов. Барбара Келуорти из Уэмбли поступила так же. Местная полиция глаз с девушек не спускала. То же самое делал Ярд, общественность и, разумеется, пресса. Девушки стали, в некотором роде, членами королевского семейства, ибо каждый их поступок сделался достоянием общественности. Новых нападений зарегистрировано не было. Полиция ни на минуту не прекращала наблюдений за домом Риджины, по пятам за ней следовал человек из Ярда, но девушка, казалось, не обращала на это никакого внимания. Ее красота оставалась такой же безмятежной, как и прежде. Каким-то образом ей удавалось избегать сенсации, которой пыталась окружить ее каждый шаг пресса. По прошествии нескольких дней журналисты отвернулись от Риджины, сосредоточив свое внимание на двух других королевах. Однако Уэст, видевшийся с Риджиной достаточно регулярно, отлично понимал, что девушка просто прячет свои страхи от посторонних глаз. В противном случае она… Вот именно. Если Риджина не боится, значит, не верит в то, что ей угрожает опасность. А раз она в это не верит, выходит, она точно знает, что ей ничего не угрожает. Если это допустить, то, выходит, Риджине известно, от кого исходит опасность. А что, если нападение на Риджину Хауорд было специально инсценировано с тем, чтоб… Конуэйз, этот могущественный синдикат с целым разветвлением вспомогательных фирм, пользовался огромным влиянием, которое частично употребил вскоре после того, как «Глоуб» опубликовала кое-какие сенсационные материалы. Чартуорд узнал об этом от одного весьма влиятельного члена кабинета министров, Роджер, в свою очередь, от Чартуорда. — У Конуэйз заболел живот, — комментировал эти новости шеф. — Скандал оборачивается для них потерей целого состояния. Все эти пригласительные билеты, рекламные проспекты, оберточный материал, коробки и так далее придется отправить в макулатуру, поскольку на них запечатлены лица погибших девушек. Бизнес есть бизнес. Да, они скорбят о девушках, но в то же самое время сожалеют о том, что затеяли конкурсы, которые обошлись им в кругленькую сумму, — Чартуорд устремил взгляд на кончик своего носа. — Знаешь, я могу их понять. Ведь они теперь продают не так много мыла, как им того бы хотелось. Так называемый эффект бумеранга в действии. Роджер молча слушал шефа. — Скажу тебе по секрету, что это фирмачи назначили все те вознаграждения, — продолжал Чартуорд. — Они стараются повлиять на министерство внутренних дел, чтобы заставить подсуетиться нас. Так что давай мне безупречный рапорт, который я суну им под нос. — Теперь нами будут понукать каждую минуту, — проворчал Роджер. Правда, он вполне мог их понять.
Через десять дней после гибели четвертой королевы красоты Риджина решительно поднималась по лестнице в свой офис. По совпадению в этот самый день выписывали из больницы детей Уэста. Итак, девушка поднялась к себе в офис. Его владелец отбыл во Францию, а поэтому у нее скопилось очень много дел. Но мысли девушки были заняты не делами, а Дериком и Марком, которые, лишь только узнав о ее появлении в офисе, тотчас придут. Дело близилось к десяти. Нужно распечатать утреннюю почту, Риджина сперва разрезала все конверты, потом принялась вытаскивать из них письма. Большинство оказались делового характера, но среди них и несколько личных. О, эти письма, адресованные лично королеве красоты! Абсурд, да и только. В них содержатся предложения с ходу выйти замуж, сделать карьеру на сцене, предсказания чуда, просьбы об автографах и фотографиях, письма от школьников и школьниц, от одиноких сердец и заброшенных на край света моряков, от всех скорбящих, забытых людьми и Господом, от больных и здоровых, эксцентричных, помешанных и даже сумасшедших… Подобных писем она получала невероятное количество. Риджина взяла в руки адресованный лично ей конверт. Распечатав, услышала треск, напомнивший треск Рождественской хлопушки. Одновременно блеснула вспышка, и появился дым. Риджина вскрикнула, вскочила со стула. Сердце бешено заколотилось, в горле пересохло. Письмо осталось на столе — из него валил дым, и даже появились искры. Прибежавшая из соседнего офиса девушка недоуменно уставилась на Риджину, которая не сводила полного ужаса взгляда с этого письма. На нем уже обозначилась маленькая дырочка — точно от горящей сигареты или бенгальского огня. «Это всего лишь шутка, обычная глупая шутка», — пыталась убедить себя Риджина. В офис влетел Марк Осборн. — Джина?… Джина, что случилось? — Он подскочил к девушке, побелевшей как мел. — Господи, Джина! — Марк обнял ее, привлек к себе. — Я больше не допущу такого, — хриплым голосом пообещал он. — Не позволю! Эти проклятые лодыри-полицейские, болтливые придурки, на что, интересно, они рассчитывают? Почему никак не схватят этого гада? Почему?… Его голос был отчетливо слышен в коридоре. — Марк, прошу тебя… — Если они не в состоянии ничего сделать, этим займусь я! — поклялся Осборн. — Выясню, кто этот проклятый убийца, и сам сверну ему шею. Джина, я спасу тебя. Отныне, Джина, тебе ничего не будет угрожать. Он прижимал девушку к себе, явно не собираясь отпускать. — Я не сомневаюсь, что ты это сделаешь, Марк, — едва слышно произнесла Риджина. И тут в офисе появился Тэлбот. Он застыл как вкопанный на пороге. Его физиономия вытянулась и побледнела, в глазах заплясали странные огоньки. Девушка, прибежавшая на крик Риджины, рассказала ему, что случилось. Лицо Тэлбота просветлело. Он приблизился к Риджине и Марку и сказал: — Ребята, отбой. Праздники завершились. Потом взял со стола письмо. — «Наступит и твой черед, Королевушка», — каким-то чужим голосом прочитал он. — Ничего себе, дружеское посланьице. Кто-нибудь из вас уже сообщил этому самому Уэсту?…
— И никаких улик на конверте, за исключением почтового штемпеля London W.S., — рассказывал Уэст Тернбулу. — Обычная бумага верже кремового цвета, которая продается повсюду. И отпечатки пальцев почтальона и мальчика, доставившего письмо в офис Риджины. Словом, очередная головоломка. — Она могла лишиться зрения, — пробормотал Тернбул. — Не думаю, — возразил Роджер. — Большинство людей, распечатывая конверт, держат его примерно на расстоянии восемнадцати дюймов от глаз. К тому же взрывчатого вещества оказалось ничтожно мало. Все было рассчитано на испуг. — Если бы только я мог обнять ее и… — начал было Тернбул и вдруг замолк, жестом, полным отчаяния, поднял свои большие красивые руки и беспомощно опустил их. — Ладно, ладно, не буду. Я стал почти как Осборн. Он какой-то ненормальный, верно? — Да, Осборн, судя по всему, живет на одних нервах. Убийца, если захочет, может в любой момент совершить новое злодеяние, что является столь же старой истиной, как и наш мир, — размышлял вслух Роджер. — Однако, чем большую деятельность он развивает, тем толще становится путеводная нить в наших руках. Сначала ему удалось достать белого мышьяка. Затем он сумел изготовить это взрывающееся письмо… — Ну, такое кто угодно может соорудить, имея под рукой бенгальские огни и капельку кислотного клея, — сказал Тернбул. — Это говорит о том, что тот, кого мы ищем, — мастер на все руки. Помнишь, как искусно ему удалось ввести в конфеты мышьяк? Следовательно, у него колоссальное терпение, ясно оформившееся желание и… — О'кей, это — Дикерсон. — У мня предчувствие, что мы вскоре можем обнаружить его тело, — вдруг сказал Роджер. — Помнишь, с чего все началось? Мы чуть было не поверили в то, что все это дело рук Милсома. В меня стрелял тот, кто был на крыше вместе с Милсомом. Потом он столкнул его и решил, что перехитрил нас. — Меня он, по крайней мере, перехитрил, — признался Тернбул. — Понимаешь, Красавчик, стоит мне вспомнить Хэролда Милсома, как я спрашиваю себя: почему он ударился в бега, если не убивал Бетти Джелибранд? — Я делаю то же самое. — Ты больше не брал за бока его папашу? — Ты имеешь в виду викария Сант-Клео? — Его самого. То, что на нем жесткий воротник священника, вовсе не значит, что он святой, к тому же не служит ему алиби. Мне кажется, он мог бы поведать нам, почему молодой Милсом скрывался в церкви. Разумеется, если ему захочется. — Заеду к нему в самое ближайшее время и попытаюсь выяснить, — пообещал Роджер. — Но давай лучше вернемся к тому, о чем только что говорили. Итак, в Сант-Клео нас чуть было не обвели вокруг пальца. Сделавший это вполне может снова прибегнуть к аналогичной тактике. Нам по всем статьям подходит Дикерсон, а поэтому настоящий убийца убивает Дикерсона, прячет надежно его тело, а сам сидит и посмеивается над нашими напрасными стараниями. Честно говоря, я устал в который раз танцевать от печки, и тем не менее ничего не поделаешь. Если мы правильно вычислили мотив, то преступник состоит в самых что ни есть близких отношениях с одной из королев. Мы же так и не обнаружили никого, кто бы поддерживал Барбару Келуорти или Норму Диэрин. — Снова все сначала, — пробормотал Тернбул. — Тэлбот и Осборн. Я приглядываюсь к ним каждую свободную минуту. Кто-то из наших постоянно сидит у обоих на хвосте. Но после той последней драки они ведут себя как паиньки. Тебе известно, что их помирила Риджина? — Да. — Хорошая девушка, эта Риджина. — Тернбул усмехнулся. — Добрая душа. Признаться, я здорово поддался чарам ее красоты. Даже самому не верится. Слишком уж она вся идеальная. На ее жизнь тоже покушались, но это могло быть подстроено специально. Ей прислали письмо с угрозой, которое взорвалось, не причинив ни малейшего вреда. К тому же она холодна, как лед. Роджер сделал вид, будто ничего не понял. — Ты так думаешь? — безмятежным тоном спросил он. — Я с тобой советуюсь. — Если хочешь знать, не приходило ли мне в голову, что за всем этим может стоять сама Риджина, в силу чего она сохраняет олимпийское спокойствие, то я тебе отвечу: приходило, только я в это не верю. — Роджер отметил, что на лице Тернбула появилось выражение облегчения. — Она отнюдь не дурочка и наверняка бы притворялась испуганной. Мне кажется, Риджина испытывает настоящий страх, но делает все возможное, чтобы его не показать. — И не напугать маму? — Похоже, так оно и есть. — Но это же преступление, что молодая девушка должна растрачивать свои силы на уход за старой больной женщиной! — воскликнул Тернбул. — Такое нужно преследовать по закону. — Я придерживаюсь иного мнения, — возразил Роджер. — Миссис Хауорд — милое существо, к тому же я сомневаюсь, чтобы Риджина Хауорд собиралась замуж. Скорее ей захочется сделать собственную карьеру. — Тут зазвонил телефон, и Роджер снял трубку. — Хэллоу? — С вами хочет поговорить констебль уголовной полиции Мэриот, — сказала телефонистка. — Соедините меня с ним. Мэриот? — переспросил Роджер. — Мэриот… А я его знаю? — Джейк Мэриот? Этот тот, кто наблюдает за Риджиной, — пояснил Тернбул. Роджер видел, что последнего так и подмывает выхватить из его руки трубку. — Я вас слушаю, Мэриот, — сказал Роджер. — Решил, мне самому стоит вам позвонить, сэр, — раздался голос Мэриота. Он был чем-то встревожен. — Я потерял мисс Хауорд. Впереди вклинилась какая-то машина, потом пришлось остановиться у светофора. Там была пробка. Я больше не смог ее отыскать. — Где это произошло? — Угол Эдгуэр-Роуд и Пилен-стрит, неподалеку от ее дома. Впервые за все время, что я ее знаю, она поехала домой днем. Я припарковался в конце улицы и, по обыкновению, последовал за ней. — Ладно, Мэриот. Приезжайте сюда. Роджер повесил трубку и, видя, что Тернбул не сводит с него вопрошающего взгляда, коротко поведал ему суть дела, беседуя одновременно по телефону с информационной службой. — Объявите розыск мисс Хауорд, — говорил в трубку Роджер. — «Остин» седьмой модели, темно-синий, регистрационный номер… — Ясно, сэр. — Благодарю вас. Не теряйте ни минуты. — Разумеется, сэр. Роджер положил трубку. Тернбул вытер взмокший лоб. Была половина первого. Через десять минут приставленный к Осборну полицейский сообщил, что тот от него улизнул. Тут же был объявлен чрезвычайный розыск Осборна. В половине шестого об исчезновении Риджины Хауорд Роджеру доложили человек десять. Без двадцати шесть поступило сообщение, что внизу Тэлбот, который требует немедленного свидания с Роджером наедине. Ни Риджины, ни ее автомобиль так и не были еще обнаружены.
«Ивнин глоуб» вышла с громадным заголовком «ИСЧЕЗЛА ПЯТАЯ КОРОЛЕВА». Роджер связался по телефону с дежурившим в холле сержантом. — Пошлите мистера Тэлбота ко мне наверх, — распорядился он. — Но только чтобы сопровождающий ни на секунду не упускал его из виду. — Слушаюсь, сэр. Роджер прикурил сигарету и подошел к окну, устремив невидящий взор на облитые солнцем платаны и маленький уголок крыши здания Лондон Саунти Холл. Кроме него в комнате был только Эдди Дэй — Тернбул отсутствовал уже часа два. Немного погодя открылась дверь, и на пороге появился Тэлбот в супермодном костюме светло-коричневого цвета. Он попытался Изобразить на физиономии улыбку. — Sanctum sanctorum[23], — изрек он. — Ни за что бы не осмелился вторгаться сюда, если бы не важная информация, которой я располагаю. Впрочем, вы вольны ей не поверить. — А вы попытайтесь меня убедить, — сказал Роджер. — Осборн соблазнил ее и увез, — начал Тэлбот. — Мне кажется, у меня даже есть тому доказательство. Знаю, я — предубежденная сторона, и тем не менее обратите внимание на то, как себя ведет мой, так называемый, приятель Марк. Он чуть было не убил меня, а теперь превратился в психа. Мне сказали, он едва не придушил Риджину, когда в то злополучное утро кинулся ей на помощь. Слыхали ли вы, великий сыщик, об умственном расстройстве под названием шизофрения? — А где обещанное вами доказательство? — Не верите в мои способности сыщика? Тогда слушайте меня внимательно. У нас в коридоре стоят переговорные кабины прямой связи. Кое-кто слышал, как Марк Осборн сегодня днем звонил Джине домой. У ее матери был сердечный приступ, но все, слава Богу, обошлось. Я узнал об этом телефонном разговоре, умело и терпеливо расспрашивая сослуживцев. Марк сказал Джине, что должен поговорить с ней, что это вопрос жизни или смерти, ну и прочий набор галиматьи. Она уступила. Она всегда ему уступает. Нет, мне не известно, куда они направились. Но мебя бросает в дрожь при мысли, что он способен сделать с Джиной.
Случается, полоса невезения длится дни, а то и целые недели, после чего все в один прекрасный момент начинает проясняться, и даже брезжит надежда. Просвет в тучах наметился в тот самый момент, когда появился Дерик Тэлбот и стал убеждать Роджера, что над Риджиной нависла угроза в лице Марка Осборна. Раздался телефонный звонок. Роджер тут же схватил трубку. — Обнаружили «остин» седьмой модели, — с ходу выпалил Тернбул. — Хочешь верь, хочешь нет, брошен в саду пустующего дома, Пэдингтон. Сможешь подъехать? — Действуй по собственному усмотрению. Держи связь по рации, — Роджер бросил трубку. — У меня дела, — пояснил он Тэлботу. — Я могу поехать с вами? — Нет. С официальной точки зрения. Роджер улыбнулся, на ходу схватил с вешалки шляпу. Глаза Тэлбота возбужденно блеснули. Когда старший инспектор Уэст и сержант Дэлби отъехали в «моррисе» Роджера, за ними по пятам следовало такси, в котором сидел Тэлбот. Обе машины держали путь на Пэдингтон — узкую улочку, на которой находился тот маленький ресторан. Он оказался закрытым. Роджер начал барабанить в дверь. Наконец ее открыл бледный мужчина в белом фартуке. Он весь был окутан чесночным запахом. — В чем дело? — Мне нужен мистер Попакарос, — сказал Роджер и предъявил удостоверение. Это мгновенно сработало. Роджер с Дэлби вошли в ресторан. Тэлбот, которого никто туда не приглашал, но и не останавливал тоже, проследовал за ними. Кабинеты оказались совсем крохотными, на некоторых столах громоздились перевернутые стулья. Мистер Попакарос, хозяин заведения, стоял возле узкой внутренней лестницы и пытался засунуть руки в рукава светло-синего пиджака. Это был толстый, важный и сонный господин. И ему, похоже, стоило немалого труда держать глаза открытыми. — Но, старший инспектор, у меня все в порядке. Я… — Мистер Осборн был у вас сегодня днем? — Мистер Осборн? Да. — Один? — Нет, не один. С ним была дама. — Он бросил взгляд на Тэлбота, узнал его и вздохнул. — Та самая дама, с которой он был в тот вечер, когда… — Во сколько они отсюда ушли? — Около трех часов, старший инспектор. — Они приехали в машине? — Да, но не в той, в какой приезжали раньше. Это была новая машина. Это… Да, да, «бристол». Казалось, мистер Попакарос был собой очень доволен. — Какого цвета? — спросил Роджер. — Серая. Да, да, серая. — Большое спасибо. Мне нужно знать, о чем они здесь говорили. Возможно, вы или кто-то из официантов слышали. Этим, если не возражаете, займется сержант Дэлби. Кто-кто, а Роджер понимал, что полезным может оказаться любое случайно подслушанное слово. Он улыбнулся на прощание и направился к выходу. Тэлбот последовал за ним. В машине Роджер включил радиосвязь. Ему моментально ответил Ярд. — Объявите розыск серой машины марки «бристол». Если возможно, выясните, каким образом она оказалась у Марка Осборна. В последний раз эту машину видели… Он четко изложил факты. Тэлбот сидел на заднем сиденье и внимательно слушал. — Все. Пожалуйста, продиктуйте мне адрес, по которому отправился инспектор Тернбул… Спасибо. Предупредите, что я к нему еду. Он выключил связь и повернулся к Тэлботу. — Думаю, законом не возбраняется вас подвезти. — Мерси, но я лучше приберегу ваше приглашение до другого раза и поеду на такси. Только прошу вас, не очень спешите. Он быстро вылез из машины.
«Остин» стоял во дворе дома, который служил подсобкой строителям и малярам. В саду валялись обломки кирпича, шифера и бетона, между ними пробивались дикие цветы и травы. Припаркованный возле дома «остин» угрожающе накренился на один бок. В нем сидел Тернбул. Тэлбот выскочил из такси и бросился к машине. — Тот самый момент в жизни, когда отдал бы за камеру целое состояние! — воскликнул Тэлбот. — Не знал, что оно у вас есть, — парировал Тернбул. — Должно быть, вы — ужасный человек. Тернбул вылез из машины. У него было красное от возбуждения лицо. Он отдал шутливый салют Роджеру и бросил неприязненный взгляд на Тэлбота. — Последним за рулем сидел Осборн, — доложил Тернбул.— Я проверил отпечатки. Так что ищите Осборна. — Что мы и делаем, — кивнул Роджер. — Обнаружил в этой машине еще что-нибудь интересное? — Кажется, больше ничего. — Джентльмены или господа полицейские, — заговорил Тэлбот, — Марк послал ей отравленные конфеты. Он — настоящий неврастеник. Марк говорит, что любит Риджину больше жизни, а сам… — Помолчите, — проворчал Тернбул. — Не стану я молчать. Ради всего святого, разыщите Марка! Если бы вы знали, как он переменился, если бы вы видели его глаза, когда он душил меня в ту ночь, вы бы меня поняли. Я не хочу сказать, что он псих, но… — Я просил вас помолчать! Роджер притворился, будто его интересует исключительно этот «остин». Тернбул в сравнении с Тэлботом казался настоящим Голиафом. Но последний не пасовал перед человеком из Ярда. — Если когда-нибудь наши дороги пересекутся, я сделаю все возможное, чтобы увидеть свидетельство о вашей смерти, — сказал Тэлбот. Они сверлили друг друга ненавидящими взглядами. Хотя их безумие и проявлялось по-разному, причина была одна — Риджина Хауорд. Роджер вылез из «остина» и направился к своей машине. Два человека из Ярда самым тщательным образом прочесывали двор, но пока ничего интересного не обнаружили. Роджер снова вышел на связь с Ярдом. — Что-нибудь новенького по поводу «бристола» Осборна? — Он взял его на прокат в том гараже, услугами которого обычно пользуется. У его собственного «М. Г.» забарахлил клапан. Минуточку, сэр, пришло еще одно сообщение… — Наступила достаточно длинная пауза, во время которой Тэлбот приблизился к Роджеру, а Тернбул зажег сигарету. — Да, сэр… Машину видела на Хогз Бэк неподалеку от Гилфорда. Это было в четыре двадцать пять. За рулем сидел мужчина, рядом с ним девушка. Полиция Суррея подключилась к поискам, парни из Хэмпшира тоже. Все, сэр. — Спасибо. Бывало, за целый день ничего нового, а теперь одно происшествие за другим. — Удачно? — поинтересовался Тэлбот. — Да. Вам стоит поехать со мной. — Тернбул это слышал и чуть не лопнул от злости. — А ты поедешь следом, ладно? Держим путь в Голфорд. Не исключено, что по дороге либо на месте узнаем что-то еще. — Есть, — буркнул Тернбул и поспешил к своей машине. — Тэлбот, идите назад. Роджер сел за руль. Дэлби плюхнулся на сиденье с ним рядом. Тэлбот в мгновение ока очутился сзади и проворно захлопнул за собой дверцу. — Вы чертовски добры, Уэст. — Просто мне не стоит спускать с вас глаз, — возразил Роджер. Они держали путь через весь Лондон в Хэмерсмит, дальше прямым ходом в Роухэмптон, минуя на пути Кингстон. Шестиполосное шоссе было почти свободно. На полпути Дэлби по приказанию Роджера вышел на радиосвязь. — Говорю от имени инспектора Уэста… В машине раздался бесстрастный голос: — Сэр, подождите, пожалуйста, для вас есть послание… Хеллоу, старший инспектор Уэст… Серый «бристол» под регистрационным номером ALK 5143 обнаружен в роще неподалеку от Хайгли в стороне от Хозг Бэк. Вас будет сопровождать до места патрульная машина из Гилфорда. — Ясно, — сказал Дэлби. Даже он больше был не в силах сохранять невозмутимое выражение лица. — Они его нашли, сэр! — Уэст, я знаю, что мне лучше не соваться со своими советами, но если я не ошибаюсь, Марк может быть беспощаден. Вероятно, он напугал Риджину на всю жизнь, даже если к ней не прикоснулся. Он убьет любого, кто… Тэлбот замолк на полуслове. — Постараемся это учесть, — пообещал Роджер. — А вы сидите тихо, ладно? Тэлбот, очевидно, был прав — Осборн мог оказаться убийцей. Если так, то перед ними случай раздвоения личности, в результате которого поступки человека делались непредсказуемыми. Если Осборн был тем самым убийцей, которого они разыскивают, и если это он стрелял в Роджера на крыше церкви Сант-Клео, он, скорей всего, вооружен и вполне может выстрелить снова.
Тернбул следовал по пятам за их машиной, даже не утруждая себя соблюдать нормальную дистанцию. Они прибыли в Хайгли в половине седьмого. Проведя короткое совещание с полицейскими, ожидавшими их в патрульной машине, направились в сторону коттеджа в роще, куда примерно полтора часа назад подъехали Марк Осборн с Риджиной Хауорд. Находились ли они все еще там — этого никто не знал, однако «бристол» стоял в роще, почти скрытый кустами и деревьями. Полиция пока не выказывала своего присутствия. — Я подойду прямо к входной двери, — сказал Роджер Тернбулу и полицейским из Суррея. — А вы окружите дом. Тэлбот, оставайтесь в машине, ибо у вас больше шансов вынудить Осборна совершить безумный поступок. Все ясно? — Почему идешь ты? — попытался возразить Тернбул. — Это должен сделать… — Это должен сделать я, — отрезал Роджер. — Ты будешь наблюдать за задней дверью. Прячась за кустами и за живой изгородью из молодых буковых деревьев, полицейские оцепили дом. На небе не было ни облачка, и солнце пекло вовсю. Коттедж стоял в лощине, перед которой простиралась небольшая овальная лужайка и запущенный сад, пестрящий островками цветов. Траву, похоже, давно не косили. Поблизости не было никаких других строений, за исключением небольших надворных служб. Над всем нависла густая и безмятежная тишина, в которой притаилась угроза. Тут Роджер увидел в окне коттеджа Осборна. Тот уже догадался, что за домом следят.
Осборн стоял возле окна. В правой руке он сжимал оружие. Роджер обратил внимание на его суженные глаза и приоткрытый рот. Он разглядел в глубине комнаты Риджину — девушка сидела на стуле. — Марк, прошу тебя, что бы ни случилось — не стреляй, — умоляла девушка. — Я уже сказал тебе, что убью любого, кто попытается отнять тебя у меня. Ясно? Убью. У меня есть ты. Наконец-то у меня есть ты. — Он вдруг нервно рассмеялся. — Я должен был давно это сделать. Чего проще — украсть тебя и спрятать. Именно так поступали наши предки, верно? — Он отвернулся от окна и впился взглядом в лицо девушки. — Если бы ты знала, что со мной делаешь, какую боль причиняет мне твоя красота… — Марк, брось оружие. Не сходи с ума. — Не сходи с ума? — Он зашелся хриплым, похожим на лай смехом. — Да я сроду не совершал столь трезвых и расчетливых поступков. Я увел тебя из-под носа Дерика. Знаешь, что я думаю? Я думаю, он и есть этот убийца. Он — сущий дьявол. — Марк, будь благоразумен, — умоляла Риджина. На ее лице блестели капельки пота, она то и дело нервно кусала губы. Но все равно ей удавалось сохранять видимость спокойствия. — Дерик ко мне слишком привязан. — Он не дает тебе ступить шагу! — Ну… может, ты и прав. — Риджина притворилась, будто Марк ее убедил. — Если так, то мы должны поставить в известность полицию. Это самое разумное. — Думаешь, тебе удастся меня провести? — Марк выглянул в окно, за которым простирались неподвижные ветви обступивших дом деревьев, пестрело многоцветье люпина, никла к земле изнемогающая от жажды трава на лужайке. — Я больше не доверяю полиции, ясно? Отныне я буду сам тебя охранять. Нет, я вовсе не шучу. Он снова рассмеялся. — Все знают, какой ты, Марк, благородный, но только не накликай на себя беду. Ведь если ты выстрелишь… Марк повернулся лицом к девушке. Она увидела в его глазах какой-то блеск. Казалось, он начисто забыл о том, что дом оцеплен полицией, готовой ворваться сюда в любую минуту. — Ты сама не знаешь, что для тебя хорошо, а что плохо, — изрек Марк. — Иногда мне кажется, будто ты водишь меня за нос. Но пойми раз и навсегда — ты моя. И никто не посмеет тебя отнять: ни убийца, ни полиция, ни этот обходительный лицемер Тэлбот, даже явись они сюда все вместе. Скорее убью тебя, чем отдам им. Ясно? Убью и себя. Девушка молчала. Вдруг тишину нарушил громкий стук. Марк обернулся и увидел Роджера Уэста, входившего через калитку в сад.
Риджина не знала, что творится снаружи, но видела, как Осборн поднял оружие, прицелившись в кого-то за окном. Она поняла — Марк на какое-то время лишился рассудка, а поэтому никакими доводами его не убедить. Она совершила ужасную ошибку, согласившись поехать с ним. А все потому, что пожалела Марка. Если она закричит, это может спасти жизнь тому, кто снаружи. Тем временем шаги приближались к дому. Человек шел очень быстро, не подозревая о нависшей над ним опасности. Вот он уже совсем рядом. С такого расстояния Марк не промахнется. Шаги стали еще ближе. Риджина обратила внимание, как угрожающе шевельнулось дуло. — Осторожно! — крикнула она. — Он вооружен! Осборн вздрогнул, и тут же прогремел выстрел. Девушка видела две вспышки и брызги разлетевшегося во все стороны стекла. Шаги приближались. — Убежал, — хрипло констатировал Марк. — Убежал… — Он обернулся и смерил взглядом Риджину. По его глазам девушка поняла, что он потрясен, и в глубине души у нее затеплилась надежда. — Я промахнулся, промахнулся… — твердил Марк. — Но я… я… — Он оборвал себя на полуслове, тряхнул головой. — Ты его предупредила. Зачем, Джина, ты это сделала? Ведь я сказал, что никому тебя не отдам. — Он выглянул в окно, резко обернулся, посмотрел на девушку. И вдруг весь напрягся. — Там Тэлбот! — воскликнул он. — Я ведь говорил тебе, что это Тэлбот. Он — настоящий дьявол! Он привел сюда полицию. Но я не отдам им тебя. Я никому, никому тебя не… Кто-то срывал с петель дверь. Риджина увидела, как из прихожей метнулся Тернбул. Осборн теперь стоял спиной к окну. Дуло его пистолета было нацелено на Тернбула. Еще мгновение и… Оружие изрыгнуло пламя. Грохнул выстрел. Столкнувшись с Тернбулом, Осборн отлетел к окну. Раздались голоса, топот ног, хлопанье дверей. Риджина видела, как Осборн и Тернбул упали на пол — причем Тернбул оказался сверху, — как он стал молотить Осборна кулаками по лицу. Пистолет теперь валялся возле стены, на безопасном расстоянии от дерущихся. Тернбул остервенело избивал Осборна, лицо которого превратилось в кровавое месиво. Комната наполнилась полицейскими. Среди них был Роджер Уэст. Он наклонился, поднял пистолет и ударил Осборна по голове рукояткой. Тот мгновенно лишился сознания. Тернбул с трудом поднялся на ноги. На пороге появился Тэлбот. — Джина! — воскликнул он дрожащим от возбуждения голосом. — Джина! — Он очутился возле нее, взял ее за руки, опустился на колени и стал твердить чуть ли не плача: — Ты жива-здорова, слава Богу, ты жива-здорова… — Он больно стиснул ей руки, но она даже не пыталась их высвободить. — Я так боялся, так боялся за тебя… Только тут Уэст обнаружил, что Риджина привязана к стулу.
Осборна увезли в машине «Скорой помощи» в Дондон. Возле него находился доктор, который сделал ему укол морфия. Риджина сидела на том же самом стуле, к которому была привязана, у нее в руке была чашка с чаем. Неожиданно лишившийся дара речи Тэлбот стоял и смотрел на девушку полным обожания взором. Тернбула отправили в больницу Гилфорда. Он оказался легко ранен и сам дошел до машины. После драки Тернбул не проронил ни слова. Полиция искала в саду стреляные гильзы. Роджер тоже пил чай. Кроме него в комнате был инспектор участка в Гилфорде, а также Дэлби с ручкой и блокнотом. К нему вернулась былая степенность. Риджина была грустна и бледна, отчего Тэлбот очень страдал. — Думаю, я сама во всем виновата, — говорила девушка. — Марк позвонил мне домой и сказал, что хочет повидаться и что у него есть для меня важные новости. Мы решили вместе перекусить. Он все твердил, будто уверен, что ты, Дерик… убийца. — Но это неправда, — едва слышно выдавил Тэлбот. — Разумеется, неправда. Но Марк в это верит. — А он не говорил, какие у него на это основания? — поинтересовался Роджер. — История с конфетами, — пояснила Риджина. — Он видел коробку в руках у Дерика за день до того, как конфеты отослали по почте, и считает, что Дерик их подменил. Похоже, Тэлбот начисто лишился дара речи. — Я видела, что он не в себе, и попыталась его образумить. А он все твердил, что не может жить без… — … Тебя, — подхватил Тэлбот. — Конечно же это абсурд, но он на самом деле в это верил. И так нуждался в моей помощи… Предложил прокатиться на природу. Сказал, что позвонит в офис и предупредит, что я приеду к концу дня. Мы оставили машину в каком-то заброшенном дворе, а сами зашли сюда. Марк сказал, что этот коттедж принадлежит его приятелю и мы можем попить здесь чаю. Я тогда еще не поняла, что он теряет рассудок, — продолжала рассказывать Риджина. — Только чувствовала, как у него тяжело на душе, но… Правда, у него так странно блестели глаза. Еще он пожаловался, что у него сильно болит голова. Усадил меня на этот стул, а сам пошел ставить чайник. — Девушка закрыла глаза и затрясла головой, пытаясь избавиться от неприятных воспоминаний. — Вдруг я почувствовала, что он привязывает меня веревкой к стулу. Он сказал, что теперь уж я навсегда принадлежу ему. По-моему, он не отдавал отчета своим поступкам. — Сострадание, сострадание, имя тебе — Риджина, — едва слышно сказал Тэлбот.
В тот вечер в половине десятого в Ярде уже почти никого не было. Роджер сидел за своим столом, радуясь тому, что он один и никто не помешает писать рапорт. Осборн пришел в себя и, согласно предварительному сообщению, производил впечатление вполне нормального человека. Он помнил только то, что подрался с Дериком Тэлботом. Роджер разговаривал с доктором, а также с офицером медицинской службы. Оказалось, что последнее время Осборн очень скверно спал и жил в основном на нервах. «Нервный срыв, перешедший в приступ безумия», — таков был диагноз медиков. Случай не из заурядных, но тем не менее не исключительный. Тернбул выбыл из строя по крайней мере дня на три-четыре. Риджину доставили домой. Пресса пребывала в полном недоумении, официальных сообщений делать не стали. Уилфреда Дикерсона пока не нашли, хотя в доброй дюжине рапортов, поступивших только сегодня, сообщалось, что его видели по крайней мере в десяти различных местах. Теперь особое значение придавалось сведениям, касающимся Осборна. Были проверены и перепроверены все его передвижения за последнее время. У Роджера на столе лежалорезюме. Никто точно не знал, где находился Осборн в ночь убийства Бетти Джелибранд, однако проверка показала, что в ночь убийства Хилды Шоу и трагедии в Сант-Клео Осборна на месте преступления быть не могло. Что из того, что многие, в том числе и Дерик Тэлбот, считают Осборна убийцей? Где у них доказательства? Тем более, что обнаруженные во дворе коттеджа гильзы оказались иного калибра, чем те, которые нашли в Сант-Клео. Итак, истинный убийца где-то затаился. У дверей домов Риджины Хауорд, Барбары Келуорти и Нормы Диэрин усилили охрану.
— Мам, пойми, я больше не в силах сидеть дома, — говорила Барбара Келуорти. — Мне нужно выйти на воздух! Она вскочила с дивана. Настоящая красавица: кареглазая, темноволосая, с румянцем на щеках. Во всех движениях живость и грациозность истинной цыганки, что, разумеется, помогло ей одержать победу в финале. К тому же у девушки великолепная фигура. — Мама, я хочу пойти вечером в кино. Там показывают фильм с Грегори Пеком, и я его не собираюсь пропускать. Ясно тебе? — выпалила Барбара. — Я думаю, дорогая, кто-нибудь из полицейских с удовольствием сходит с тобой в кино, — сказал мать. — Я и сама не возражаю. — Миссис Келуорти была увядшая женщина с бесцветной улыбкой. Ее муж служил в торговом флоте, поэтому она пребывала в постоянном неведении относительно даты его возвращения из плавания. Из всех матерей королев красоты она, вроде бы, была самой уравновешенной. — Надень свое новое платье и… — Но я вовсе не хочу идти в кино с полицейским! — Уверена, они очень даже милые люди, — возразила мать. — Всегда так любезно благодарят меня, когда я выношу им чашку чаю. Разумеется, это для меня накладно, однако… — Пускай приносят чай с собой! — взорвалась Барбара. — Мам, будь душкой, сходи спроси у Чарли Урея, не захочет ли он меня сопровождать. Да меня бросает в дрожь от одной мысли о том, что придется брать под руку полицейского! Разумеется, я не против, если это какая-нибудь шишка вроде Уэста. Но только не эти плоскостопые дебилы. — Девушка фыркнула. — Мам, так сходи спроси у Чарли. Если дело в деньгах, то можешь сказать, что за билеты плачу я. — Когда мы, бывало, ходили в кино с твоим отцом, платил всегда он, — мечтательно вспоминала миссис Келуорти. — Ладно, моя дорогая, если ты будешь все время сидеть дома, тебя на самом деле одолеет хандра. Как твоего дядю Бенни, который сделался таким чудаком… Но ведь ты позволишь, чтобы полицейский шел за тобой? — О, я бы, конечно, могла от него отвязаться, но ладно уж, — смирилась девушка. Мать отправилась выполнять поручение дочери. Чарли Урей не только был счастлив сопровождать в кино очаровательную Барбару, но еще и оказался при деньгах. Разумеется, Барбара должна сидеть на самом лучшем месте. Полицию уведомили тут же. Двое полицейских шли впереди и двое сзади Барбары и Чарли, напустившего на себя необычайно важный вид. Это был дородный молодой человек довольно привлекательной наружности с квадратной челюстью и открытым взглядом. Он явно наслаждался процессией. На Барбару смотрели отовсюду — от дверей домов, расположенных вдоль улицы, по которой они шли, с соседних улиц и переулков, из окон домов. Люди с огромным любопытством разглядывали молодого человека, сопровождавшего девушку, которая осмелилась выйти из дома в первый раз с тех пор, как «Глоуб» купила у нее за двести пятьдесят фунтов стерлингов «Рассказ о моем страхе». Миссис Келуорти в кино не пошла — то ли ее оттерла полиция, то ли она испугалась толпы возле кинотеатра на Хай-стрит. Полиция не стала за ней следить. У входа в дом, а также у черного хода постоянно дежурили стражи порядка. К тому же полицейские уже знали, что миссис Келуорти непременно захочется пропустить стопку — две в «Красном льве», баре на углу. … Оттуда она вышла уже в сумерках. С ней была худощавая женщина средних лет в аккуратном сером костюме, закрытых туфлях и, как ни странно, шляпе с вуалеткой в черных мушках. Никто по этому поводу не выказал ни удивления, ни тревоги. Констебль у переднего входа приветствовал миссис Келуорти дружеской улыбкой и вопросом: — Эта леди — ваша приятельница, мэм? — Да, да, приятельница, — ответила миссис Келуорти. — Более того — она приятельница моего мужа. Констебль улыбнулся. Он был знаком с моряком Келуорти. Окутанная вуалеткой с черными мушками женщина улыбнулась ему в ответ. За женщинами закрылась дверь. Миссис Келуорти проворно поставила на плиту чайник и стала показывать «приятельнице мужа» дом. Она была слегка смущена и не помнила толком, встречалась ли с этой дамой раньше. Миссис Келуорти очень гордилась Барбарой. Стены в небольшой гостиной их дома и в спальне девушки были сплошь увешаны ее портретами и фотографиями представлений, в которых Барбара принимала участие. На «приятельницу» все это произвело большое впечатление. Вдруг они услышали громкое булькание, и миссис Келуорти устремилась вниз, в кухню. Она громко рассмеялась и даже подошла к подножью лестницы сообщить «приятельнице мужа», что это «всего лишь закипевший чайник». — Сейчас спущусь, — отозвалась та. — Через две секунды. Стоявший возле передней двери констебль слышал разговор двух женщин дословно, и он показался ему вполне безобидным. Слышал и шаги, а также время от времени взрывы смеха миссис Келуорти. Констебль не удивился, что она слегка перебрала в «Красном льве» — последнее время женщина жила в ужасном напряжении, с которым, кстати, справлялась замечательно. Царившие мир и покой были нарушены около одиннадцати гулом голосов и шарканьем подошв. Сотни две людей провожали Барбару с Чарли домой. Они запрудили узкую улочку, и небольшого роста женщине средних лет в шляпе с вуалеткой едва удалось пробиться сквозь толпу, хотя она проявила завидную ловкость и энергичность. Полиция закрыла все двери. Казалось, лед наконец тронулся, и отныне Барбаре будет гораздо легче жить. Никому из полицейских, охранявших ее дом, и в голову не пришло, что в эту ночь девушке может что-либо угрожать. Подавляющее большинство людей заявило бы со знанием дела, что, покуда полиция, как говорится, под рукой, с девушкой ничего не случится. Миссис Келуорти легла спать. Барбара тоже заснула, предварительно помечтав о том, как станет кинозвездой. Давно она не чувствовала себя столь счастливой. Никакого дыма девушка не заметила. Ее спальня находилась в верхнем этаже дома и окном выходила на крыши домов. Констеблю, дежурившему в переулке за домом, это окно не было видно. Вот он и не заметил дым, поползший на него вскоре после трех утра. Лишь через два часа, уже на рассвете, появились языки пламени. Констебль у заднего входа притомился и слегка замерз. Он гадал, стоит ли ему остаться в этом укромном уголке и выкурить сигарету, или же пройтись в конец переулка и назад. В окне дома по соседству с домом Келуорти вдруг появилось красное свечение. Констебль пригляделся внимательней — похоже, кто-то включил электрический камин или горелку в ванной. Правда, он тут же заметил, что свечение пульсирует. У него перехватило дыхание. Он бросился к дому, с лету выломал маленькую калитку, ведущую в садик. Его взору предстали клубы серого дыма и взметнувшиеся в утреннее небо языки пламени. Тишину спящих улиц пронзила тревожная трель свистка. Задняя дверь оказалась на засове. Он встал на подоконник на первом этаже, подтянулся на руках наверх. Это была комната Барбары. В углу полыхал огонь, от которого исходил неимоверный жар. Из окна вырывались клубы удушливого дыма, но ему все-таки удалось упереться ногой в водосточную трубу и открыть окно. К тому времени подоспели другие полицейские. Констебль чуть было не упал в комнату. В углу под кроватью бушевало адское пламя. Девушка неподвижно лежала на боку, окруженная плотным кольцом дыма. Она показалась ему такой прекрасной… Он поднял ее на руки. В окне появился полицейский, взобравшийся по приставной лестнице. Изнемогая от удушья, констебль дотащил Барбару до окна и передал из рук в руки подоспевшему на помощь коллеге. Девушка не проявляла признаков жизни. Соседи уже прилипли к окнам своих домов, из дома напротив появился репорер «Глоуб», снимавший там гостиную со спальней. Он тер заспанные глаза, все еще отказываясь верить в то, что проспал самое главное. Барбару отнесли в соседний дом, сделали ей искусственное дыхание, а в это время полиция вместе с подоспевшей пожарной командой тушила огонь. Насмерть перепуганная миссис Келуорти спрашивала у всех, где ее Барбара. «Пожар! — кричала она. — Я чувствую запах горелого! Что-то где-то горит!» Наконец врачи поняли, что Барбару уже не спасешь, и матери сказали правду. Барбара, как и четыре предыдущие королевы, была мертва. Смерть наступила от удушья.
— Конец света, — прорычал Тернбул. Они с Роджером только что вернулись в Ярд после беглого осмотра дома Келуорти. — Убийцу впустили в дом, позволили устроить пожар, потом даже помогли пробраться через окружавшую дом толпу. Сроду такого не слыхал. Да, эти чертовы стражи вполне заслужили Орден Святого Георгия. Его физиономия была багровой от ярости. — Ты прав, все, видимо, так и было, — угрюмо кивнул Роджер. — Что ж, все лазейки не перекроешь. Зато теперь мы знаем о существовании этой женщины. И то, что причиной пожара послужил специально обработанный фосфор, который часа два незаметно тлел в куче одежды, пока пламя не вырвалось наружу. Это же самое утверждают и эксперты. — И все равно факт остается фактом: они впустили в дом незнакомого человека. Черт возьми, из-за этой проклятой вуалетки никто не в состоянии описать ее внешность! — Следует взглянуть на происшедшее еще и с другой точки зрения, — возразил Роджер. — За неудачей почти всегда следует удача, нам чаще всего удается повернуть все в нашу пользу. Не могу сказать, что мы творим чудеса, но все-таки… — Какие там чудеса, черт побери! Тут хотя бы… — Да замолчи ты! — не выдержал Роджер. — Из трех негодяев нам удается поймать двух — так обстоят на сегодняшний день дела. Нам не хватает персонала, к тому же мы начинаем работать вслепую. Про это тоже не следует забывать. Поэтому хватит изображать из себя самодовольного обывателя и… — Послушай, Уэст, я никому не позволю разговаривать со мной в таких возмутительных выражениях, — вскипел Тернбул. Его глаза зло блеснули. — Я говорю с тобой так, как ты того заслужил, — буркнул Роджер. Тернбул медленно поднялся на ноги и теперь возвышался над Роджером, точно скала. Роджер не шевельнулся, лишь весь напрягся и стиснул зубы. Тернбул медленно сжимал и разжимал кулаки. Безумие выяснять отношения, когда занимаешься одним делом. — Ладно, не будем ссориться, — выдавил из себя Роджер. — Зато нам теперь известно, что это женщина либо переодетый в женщину мужчина. Последнее мне кажется более вероятным. — Что ж, преподай мне урок грамоты, — процедил сквозь зубы Тернбул. — Если ты, конечно, сам с ней знаком. Господи, как же ты действуешь мне на нервы этой своей невозмутимостью! Сидел бы лучше дома и нянчил пацанов или ворковал нежности своей благоверной. Да какое у тебя право говорить со мной так, словно… — Хватит. — Роджер попытался унять вскипавший гнев. — Когда схватим убийцу, если пожелаешь, выясним с тобой отношения в честном кулачном бою. — Еще никому на свете не удалось безнаказанно обозвать меня дебилом, — ворчал Тернбул. — Обывателем, а не дебилом, — поправил его Роджер. Ему страшно хотелось наброситься на Тернбула — ведь только в честной драке и можно выяснить отношения подобного рода. Но он заставил себя произнести примиряющим тоном: — Успокойся. Начнем с того, на чем я остановился, или же ступай с Богом. Тернбул тяжело дышал, широко раздувая ноздри. — К тому же я не хочу причинять тебе неприятности. — Роджер видел, как высоко вздымается грудь Тернбула, и понимал, что тот пытается с собой совладать. Выждав, продолжал: — По всей вероятности, это мужчина, переодетый в женщину. Нам описали одежду, головной убор, обувь. К тому же к его образу прибавился еще один штрих. Согласен? Интересно, взрыв произойдет сейчас или Тернбул прибережет его на более позднее время?… — Какой еще штрих? Итак, он решил приберечь его на потом. — Убийце никак не откажешь в мужестве и хладнокровии, — отметил Роджер. — Он не остановится ни перед чем и любой ценой совершит убийство. Что это: безумная попытка расчистить путь для победы на конкурсе его фоворитки? Или же убийство во имя убийства? К тому же не исключено, что наш субъект может питать патологическую ненависть к красоте. Похоже, Тернбул тоже зашевелил мозгами, по крайней мере, выражение его взгляда изменилось. — Ненависть к красоте? — переспросил он. — Да. Точно так же, как кто-то может красоту боготворить. Большинство мужчин способно потерять голову из-за Риджины Хауорд либо другой красивой женщины. Вспомни, что произошло с Осборном. А если перед нами аналогичный случай, с той лишь разницей, что вместо любви человек испытывает ненависть? — Мне кажется, в этом что-то есть, — процедил Тернбул. — Тебе давно это пришло в голову? — Пришло и ушло, — признался Роджер. Похоже, обстановка разряжалась. Если подкинуть Тернбулу еще одну идейку, это и вовсе отвлечет его мысли. — А может, это одна из красавиц, сводящая счеты со своими соперницами? То есть одна из наших королев. Тернбул плюхнулся в кресло, устав от нервного напряжения, и со свирепым видом прикурил сигарету. — Ты хочешь сказать, что это может быть одна из королев, до такой степени ненавидящая своих соперниц, что… О, черт! Он швырнул сигарету на пол, и комната наполнилась дымом от турецкого табака. Тернбул наступил на сигарету каблуком. — У нас с тобой на руках разбухшее до невероятных размеров дело, верно? Что ж, если курение этой гадости помогает тебе сосредоточить на нем свои мысли, кури себе на здоровье, — изрек Роджер. — Ладно, обойдусь без сигарет. Итак, мы делаем прогресс. Значит, одна из королев проникается патологической ненавистью ко всем остальным. Не кто-то, желающий, чтобы выиграла его фаворитка, а сама королева. — Совершенно верно. — Мерзкая идея. — Всего лишь идея. К тому же над ее воплощением в жизнь вполне могут трудиться двое — королева и ее обожатель. Коль многие мужчины способны из-за красавицы потерять голову, кто-то вполне может превратиться в абсолютно бессловесного раба. Да, да, если это какая-то Далила[24], то она способна завладеть не только телом, а и душой мужчины и сделать его совершенно слепым. — Ты говоришь о… Риджине. — И о той другой тоже — Норме Диэрин. — Ну, тот ягненок вряд ли заставит биться чье-либо сердце. Но вот что касается Риджины… — Тернбул вытащил своей золотой портсигар и прикурил новую сигарету. Роджер понимал, что в данный момент его коллега не совсем в себе. — А, это все ерунда. Мы разыскиваем мужчину по фамилии Дикерсон. Помнишь, а? С ним все ясно. — Именно этого я и боюсь. Ясно — то есть все доказано. — Он переодевается в женщину, вот почему мы его до сих пор не поймали. Верно? — Или да, или нет. Я, к примеру, хотел бы проверить версию относительно королев. Мне нужно убедиться в том, что ни одна из них не выходила из дома ночью. Займусь этим сам, а ты останешься здесь и просмотришь скопившиеся рапорты — вдруг в них забрезжит что-то новенькое. Это было настоящее состязание в силе ума и воли. Мужчины сидели и молча смотрели друг на друга. Тернбул выдыхал табачный дым через широко раздувающиеся ноздри. Какая-то комедия, да и только… Внезапно великан вскочил с места. — Прекрасно. Позвони мне, когда защелкнешь на женском запястье наручники, — ухмыльнулся он. Роджер ответил ему улыбкой, хотя у него на душе скребли кошки. — О'кей. А теперь давай забудем про наши амбиции и приложим все усилия для того, чтобы… — Что-то случилось? — В Конуэйз рвут и мечут. Им это обходится… Он дал Тернбулу полученное Чартуордом письмо, в котором говорилось, сколько десятков тысяч долларов теряет, согласно их собственным подсчетам, фирма. — Ну, теперь я на самом деле, как говорится, не нахожу себе места. Тернбул презрительно фыркнул и с обиженным видом вышел из кабинета. Роджер достал сигареты, закурил и уставился невидящим взором на голубое небо. На улице стояла теплынь, но Роджера бросало в дрожь. Да, последние дни оба живут на нервах, к тому же еще и раздражают друг друга. Недавняя вспышка чуть не обернулась бедой. Реакция Тернбула на жалобы Конуэйз весьма характерна, но ведь фирма печется исключительно о своих интересах. И впредь будет о них печься. Так что Ярд могут ждать большие неприятности. Роджер докурил сигарету и спустился к Чартуорду. Помощник комиссара полиции диктовал секретарше — у этой девицы не было шансов получить приз на конкурсе красоты, даже если бы тот проводился в дебрях Африки, однако у нее была добрая душа. Увидев на пороге Роджера, девушка поспешила оставить его наедине с Чартуордом. — Понимаю, понимаю, ты делаешь все возможное, но, увы… — Шеф беспомощно развел руками. — Думаю, ты видел «Глоуб» и остальные газеты. Впрочем, что с них возьмешь?… — Чихать я хотел на «Глоуб». Тем более, они наверняка теперь уволят своего корреспондента, — сказал Роджер. — Что касается нас, то нам нужен Дикерсон, вот в чем загвоздка. — Ты уверен, что это дело рук Дикерсона? — Нет, — признался Роджер. — Однако все остальные в этом уверены, в том числе и наша подогретая прессой публика. У меня даже разыгралась на нервной почве чесотка. Три первых убийства были уже достаточно тревожным сигналом, что касается последних двух, то они полностью на нашей… — Постой, постой, — перебил его Чартуорд и встал из-за стола, эдакая добродушная горилла в твидовых брюках, из-за которых его и без того большой живот казался прямо-таки необъятных размеров. — Нам уже приходилось иметь дело с преступлениями подобного рода, и, как правило, победителями оказывались мы. Вот только хорошо бы принять все необходимые меры для того, чтобы ничего не случилось с оставшимися в живых девушками. — Я собираюсь упрятать их в одно укромное местечко, — сказал Роджер. — Увезти под покровом ночи и в полной тайне, но потом как бы случайно позволить просочиться слухам относительно их местопребывания. — С какой целью? — Подчас мне вдруг начинает казаться, что все это дело рук одной из королев. Я обзываю себя безумцем, но все напрасно, — признался Роджер. — К тому же я все еще не исключил из числа подозреваемых Дерика Тэлбота. Поэтому и собираюсь поселить девушек под присмотром полиции, сообщить каким-то образом Тэлботу об их местопребывании и усилить за ним наблюдение. — И тем самым превратить девушек в подопытных кроликов? Знаешь, я отнюдь не в восторге от твоей идеи. — Но ведь там им будет обеспечена куда более надежная защита. Чартуорд набрал воздуха. — Что ж, действуй по своему усмотрению, только, Бога ради, не допусти, чтобы с девушками что-то случилось. — Спасибо, сэр, — сказал Роджер. — Дом Джима Фулертона в Путни Хит весьма подходит для этой цели, да и тот с удовольствием поддержит идею. К тому же его жена уехала на целую неделю. — Он встал. — Да, вот еще что: ни у Осборна, ни у Тэлбота нет алиби в связи с убийствами. Они вполне могли действовать сообща. Последняя выходка Осборна, возможно, рассчитана на то, чтобы сбить нас с толку. Поджог в прошлую ночь совершил не он, но это еще ни о чем не говорит. — Что касается Осборна, то я только что получил донесение от медиков, — сказал Чартуорд. — Они уверены, что у него наблюдался нервный срыв, и ему потребуется длительный курс терапии. Согласно официальному мнению медиков, вероятность того, что он убийца, практически равна нулю. Не знаю, до какой степени можно доверять этим всезнайкам-врачам, однако не стоит сбрасывать со счетов, что в пятилетнем возрасте Осборн лишился матери, а всего через два года умер его отец. Медицинские светилы утверждают, что якобы эти факторы послужили причиной его внутренней заторможенности, вылившейся в страх потерять тех, кого он любит. К Риджине Хауорд у Осборна, безусловно, серьезное чувство, однако он собственник. Тот факт, что девушке угрожает опасность, заставил его перешагнуть грань дозволенного. Роджер молча слушал шефа. — Прошу тебя, сделай все возможное и невозможное, — заключил свою речь Чартуорд. — Да, как там Тернбул? Судя по его виду, кипит от негодования. Дай ему понять, что и в жизни, и в работе все бывает не так гладко, как иной раз хочется. — Все время только это и делаю. — Он по-прежнему толковая подмога? — Да. — Ты что-то от меня скрываешь, а? — Смогу ответить на ваш вопрос лишь по завершению работы. Все, сэр? — Нет, — проворчал Чартуорд. — Ради Бога, будь осторожен. Услышав о новом убийстве, Риджина Хауорд побелела как мел. Она призналась, что в ту ночь спала хорошо, так хорошо, как уже давно не спала, — она приняла две снотворные таблетки, которые прописал матери врач. Она не протестовала против обыска — он был произведен в ее комнате и в платяном шкафу. Никаких улик, указывающих на то, что Риджина могла выходить ночью из дома, обнаружено не было. На оконных рамах не оказалось никаких следов либо отпечатков. Роджер допросил дежуривших ночью полицейских. Никто из них не заметил ничего подозрительного. То же самое показали и те, кто сменил их в шесть утра. Теперь Роджер держал путь в пригород Кентиш, где проживала вторая из оставшихся в живых королев. Норма Диэрин несколько отличалась от остальных победительниц конкурсов — ее родители не были богатыми людьми, однако жили в удобном просторном доме, стоявшем чуть поодаль от остальных строений и выходившем окнами в парк. Земля являлась их собственностью, в саду дважды в неделю трудился садовник, в доме прислуживала постоянно живущая с ними горничная. Следовательно, Диэрины жили почти роскошно. Норма принадлежала к истинному англо-саксонскому типу: светловолосая, синеглазая, с изумительной, молочного цвета, кожей. Она вполне бы могла завоевать титул «мисс Англия», обладай темпераментом Барбары Келуорти. Красота Нормы казалось безжизненной, а по тому ни бархатистая кожа, ни ясные глаза этой девушки не возбуждали так, как красота Барбары или Риджины. Норма производила впечатление апатичной особы. — Я только могу сказать, старший инспектор, что меня очень удивляют неудачи полиции, поэтому, раз этот изверг еще на воле, мне придется смириться с затворничеством. Да, я боюсь, но считаю, что паниковать не стоит, верно? К тому же верю, что вы делаете все от вас зависящее. — Вы правы. Мисс Диэрин, где вы были в прошлую ночь? — Дома, разумеется. Где же еще мне быть? И, признаюсь вам, если бы не телевизор, с ума бы сошла от тоски. Мы с братом сыграли партию в теннис. Но почему вы не зададите этот вопрос полицейским, которым надлежит за мной присматривать? — Задам и им, — сказал Роджер. — У вас есть светло-серый костюм? — Есть. — Норма была изумлена. — И даже два. Но почему вас это интересует? — Если вы не возражаете, я бы хотел на них взглянуть. Девушка не стала с ним спорить. Вместе с ними наверх поднялась мать Нормы. У женщин оказалось три светло-серых костюма на двоих, однако ни один из них даже отдаленно не напоминал описанный полицейскими костюм из гладкой саржи, в который была одета женщина в шляпе с вуалеткой. Роджер самым тщательным образом осмотрел весь гардероб, точно на самом деле подозревал его владелиц в преступлении. Разумеется, это ничего не дало. Что ж, обычная полицейская рутина, без которой не обойтись. — А теперь, когда вы, старший инспектор, завершили свой обыск, мне бы хотелось услышать от вас, что все это значит? — спросила Норма. — Прошлой ночью погибла мисс Келуорти, — сказал Роджер, не спуская с девушки внимательного взгляда. — Господи! — воскликнула мать Нормы и в изнеможении упала на стул. Девушка стойко восприняла известие, хотя ее бархатистая кожа побледнела, точно кто-то одним движением смыл с нее все цвета, кроме белого, а в глазах появился страх. Но она не вздрогнула, не впала в транс. Ее голос звучал все так же бодро и уверенно. — Разумеется, вам по долгу службы нужно все проверять, но дело в том, что этой ночью я не выходила из дома. А вам известно… чьих это рук дело? — Нет. — Вы нашли мистера Дикерсона? — Нет. — О, Норма, вас осталось всего двое — ты и Риджина, — простонала мать девушки. — Знаю, — все так же невозмутимо сказала Норма. — Прошу тебя, мамочка, не надо волноваться. Мне хотелось бы верить, что больше ничего дурного не случится. Роджер был восхищен стойкостью девушки. — Мы будем делать все от нас зависящее, но кое-что зависит и от вас. Сегодня с наступлением темноты мы с коллегами приедем за вами, чтобы отвезти вас в такое место, куда никто не сможет проникнуть. Мы, разумеется, не можем заставить вас силой поехать туда и… Он замолчал. — Что же, я поступлю так, как вы считаете нужным, — мгновенно согласилась Норма. — Риджина Хауорд уже дала согласие? — Я думаю, она его непременно даст. — По крайней мере обеих сразу он убить не сможет. В котором часу вы за мной приедете? — В одиннадцать. — Роджер переводил взгляд с одной женщины на другую. — Об этом никто не должен знать, кроме ваших домашних. — Да, конечно, — кивнула Норма. — К тому же мне самой неизвестно, куда мы едем, поэтому я при всем желании не смогла бы никого об этом предупредить. Вы приедете лично, не так ли? С незнакомыми людьми я никуда не поеду. — Да, я приеду лично, — пообещал Роджер. Дерик Тэлбот швырнул спичку, и та попала в переплет открытого окна в гостиной дома Риджины. Было около семи вечера. Они с Риджиной только что приехали с работы в такси. Роджер Уэст поджидал девушку возле дома. Миссис Хауорд была у соседей. — Пускай это разумное решение, но мне не нравится, что вы увозите Риджину у меня из-под носа, — разглагольствовал Тэлбот. — К тому же полиция это дело завалила, верно? — Дерик, это мудрое решение, — возразила Риджина. — Если моя мама не станет по этому поводу переживать, я нисколько не возражаю. — Votre mere[25] найдет себе утешение в обществе соседей, — язвительно заметил Тэлбот. — До вас дошло, о чем я толкую, Уэст? Вы-то ведете себя очень пристойно, но за остальных ваших коллег я бы не стал ручаться. Прежде всего за этого самого, чьей фамилии я умышленно называть не буду. Мне припомнилась старая поговорка о том, как волка поставили караулить ягнят. — Дерик, — начала было Риджина. Роджер пригладил ладонью волосы. Да, в такую минуту совсем не просто сохранить на лице улыбку, однако следует проявить максимум выдержки. — Прекрасно вас понимаю. Вы хотите сказать, что кто-то из полицейских может запросто обвести вас вокруг пальца. — Может, хватит нести чепуху, а? — взмолилась Риджина. — Маме я скажу, что уезжаю по делам. Если Джеймсоны приютят ее на одну-две ночи, все будет в полном порядке. Можно я сообщу вам о своем решении по телефону? — Вы, мисс Хауорд, поедете со мной, — заявил Роджер не терпящим возражений голосом. — В противном случае я снимаю с себя всю ответственность. — Полиция начинает хамить, — саркастически заметил Тэлбот. — Сами оказались беспомощны и теперь хотят все свалить на жертв. — Он был зол на Роджера, но, встретившись с его полным решимости взглядом, быстро опустил глаза. — Ладно, Уэст, виноват. И я тоже вот-вот сорвусь. Уж лучше бы вы подозревали в убийстве меня. — Дерик, я думаю, тебе пора, — сказала Риджина. Тэлбот внимательно посмотрел на девушку, которая, несмотря на все потрясения, выглядела великолепно. Казалось, ее красота будет цвести вечно. — Да, любимая. Остаюсь твоим покорным слугой. Только пускай Уэст позаботится о том, чтобы с тобой ничего не случилось. Иначе, клянусь, сам предъявлю ему счет. И, разумеется, миндальничать не стану. — Он ухмыльнулся. — Не уделишь мне минутку наедине? — Только не сейчас, Дерик. Он пожал плечами. — Что ж, моя милая, придется говорить при людях. Так вот, слушай: я тебю люблю. — Он послал девушке воздушный поцелуй, при этом скривив губы в скорбной гримасе. — От моей Риджины ни ответа, ни привета. Никакой, никакой надежды на… — Прошу тебя, Дерик, не надо. Он снова пожал плечами и отвернулся. Роджер притворился, будто смотрит на него, на самом же деле наблюдал за девушкой. Он обратил внимание на ее крепко стиснутые кулаки. Возможно, Тэлбот был ей небезразличен, хотя, скорее всего, она попросту его жалела. Кто знает… Ведь по Риджине не поймешь, то ли она на самом деле боится, то ли делает вид. Норма Диэрин на самом деле боится. Хотя это еще ни о чем не говорит. На полпути к двери Тэлбот обернулся. — Постскриптум. Если полиция в этом изящном шахматном матче потеряет еще одну королеву, останется последняя и единственная. Победительница. Неужто кто-то всерьез задумал таким образом расчистить себе дорогу к успеху, а, Джина? Девушка ничего не ответила. Тэлбот вышел, громко хлопнув входной дверью. В комнате повисла напряженная тишина. И тут Риджина, похоже, за все время впервые потеряла самообладание. Она закрыла лицо ладонями, шатаясь, направилась к креслу, лягнула его ногой и в изнеможении села. Роджер видел, что у нее вздрагивают от рыданий плечи. Но это были беззвучные рыдания. Он молча ждал, что будет дальше. Наконец девушка отняла от лица руки. По щекам текли слезы, которые она и не думала вытирать. Даже не попыталась улыбнуться или притвориться, будто ей чуть-чуть полегчало. — Еще никогда в жизни не чувствовала себя так ужасно, — призналась Риджина. — Будто стою перед выбором: убить самой или же быть убитой. — Она взглянула Роджеру в глаза. — Вы будете меня охранять? — Не думаю, что у вас есть причины нервничать. Роджер постарался вложить в эту короткую фразу как можно больше уверенности. — Только прошу вас, прошу вас… — Она замолчала, отвернулась к окну и скрипнула зубами. Так громко, что Роджер даже вздрогнул. — Прошу вас, не говорите Дерику, куда вы меня поместите, — сказала она. — Я… Я боюсь его. Я его всегда боялась. Вы не знаете, какой он жестокий. Как вы думаете, я не совершаю по отношению к нему предательства, а? — Я не скажу мистеру Тэлботу о том, где вы, — пообещал Роджер Риджине, зная наперед, что не сдержит своего обещания.
Трудней всего оказалось обвести вокруг пальца прессу. Интерес общественности достиг апогея. «Глоуб» и все остальные газеты вовсю на этом спекулировали. Скотленд-Ярд находился в осаде газетчиков, против которых был бессилен любой закон. На Белл-стрит почти всегда дежурил кто-нибудь из репортеров, выслеживая Роджера. Двое слонялись возле дома Риджины, и двое — поблизости от жилища Диэринов. Так называемые наблюдательные посты прессы. И в этом было больше вреда, чем пользы. Разумеется, для Ярда не представляло особого труда обвести вокруг пальца репортеров. Главное, чтобы они заранее не догадались об этом. Да, Роджер хотел, чтобы Тэлботу стало известно, где Риджина, однако он никак не хотел, чтобы об этом пронюхала пресса. Пришлось прибегнуть к помощи большого штата служащих. И сами девушки, и родители Нормы Диэрин проявили полное понимание. Что касается миссис Хауорд, то она была у Джеймсонов и, разумеется, ни о чем не подозревала. Мероприятие провели быстро и без накладок. Возле дома Риджины затормозило самое обычное лондонское такси. Девушка уже была готова. К машине ее сопровождали двое полицейских. Из машины вышел Уэст, пожал Риджине руку и помог сесть на заднее сиденье. Два репортера, наблюдавшие за домом Хауордов, в мгновение ока оказались заблокированными в конце улицы. Через час сопровождаемое впереди и сзади полицейскими машинами такси свернуло на подъездную дорогу к жилому массиву Путни Хит. Было уже за полночь, и поблизости не оказалось ни души. Риджина вышла из такси, надев предварительно шляпу с большими низкими полями, и поднялась в квартиру на самом верхнем этаже. Норма Диэрин уже была там. Роджер внимательно наблюдал за тем, как встретятся девушки. Они виделись раньше, правда, мимолетно. Сперва обе были в замешательстве. Норма выглядела изумленно — возбуждение придало ее чертам живость и выразительность, однако от нее все-таки веяло апатией. Напротив, красота Риджины казалась живой и естественной, в чем было явное преимущество. Вдруг Риджина протянула Норме руку, и девушки обменялись рукопожатием. — Рада видеть тебя, Норма, — сказала Риджина, обняла девушку, притянула к себе и расцеловала в обе щеки. — Ты не слишком нервничаешь? — Я надеюсь, что это скоро кончится, — сказала Норма. Она на самом деле немного успокоилась. Они занялись осмотром квартиры, попробовали стальные решетки на окнах обеих комнат, осмотрели вмонтированные в двери специальные замки. Улицы и переулки, ведущие к жилому массиву Путни, находились под неусыпным наблюдением. Уличное освещение, которое обычно отключали в полночь, отныне должно гореть до самого рассвета. Девушки поселились в смежных комнатах. Когда Роджер уходил, они все еще были вместе. Обеспечивающий охрану штат состоял из старых и проверенных полицейских, новых жильцов в доме не было, так что вряд ли убийце удастся проникнуть к девушкам. Денька через два Роджер собирался распустить слушок и одновременно усилить наблюдение за Дериком Тэлботом. Но старшего инспектора Уэста ждал сюрприз. Полицейский из Челси, совершая патрульный объезд своих владений, заметил «женщину, похожую на Дикерсона».
Роджер втайне разделял возбуждение констебля, однако постарался сохранить бесстрастное выражение лица. — Сэр, я уверен — это была физиономия того человека, которого мы ищем, — клялся констебль. — Поверьте, я часами вглядывался в его черты, мою жену уже просто тошнит от него. — Парень слегка картавил. — Я не мог ошибиться. Он был одет во все женское. На нем был светло-серый костюм, сэр. Да, да, я абсолютно в этом уверен. — Хорошо, Харрис, это очень важно. И как ты поступил? — Я не подал виду, что узнал его, — рассказывал Харрис, — прошел мимо с таким же бесстрастным выражением, какое сейчас у вас, сэр, и свернул за угол. Мне повезло — там как раз оказался сержант Доузи на велосипеде. Я шепнул ему на ушко, и он позвонил в Ярд. Я решил, что лучше обратиться прямехонько в Ярд, а не в участок. Может, я не прав, сэр… — Начальство тебя простит, — заверил Роджер констебля. Они держали путь в Челси, к дому на берегу Темзы, возле которого была замечена женщина, похожая на Дикерсона. Роджер так давно дожидался этого момента, что сейчас ощущал в груди болезненную тревогу. Харрис был твердо уверен в своей правоте, но ведь парень вполне мог ошибиться. Это был большой дом из красного кирпича, окруженный разросшимися деревьями и кустарником, где могли спокойно спрятаться несколько человек. Неподалеку они увидели гараж на две машины и покрытую шифером вышку в углу ограды. Местность моментально оцепили. Все были возбуждены, но действовали четко и продуманно. Роджер в сопровождении суперинтенданта участка Челси направился к дому. Гравий подъездной дороги весь порос сорняками, на всем лежала печать запустения, однако на окнах висели занавески, и за ними могло ожидать все, что угодно. Роджер позвонил, потом постучал в дверь. Никто не ответил. Под прикрытием десятка полицейских Роджер отыскал незапертое окно. Дикерсона в доме не оказалось. Здесь вообще никого не было. Зато полиция обнаружила два серых костюма из гладкой саржи, женское нижнее белье, чулки и туфли слишком большого для женщины размера. На всем отпечатки пальцев Дикерсона. Помимо этого были обнаружены дымовые шашки, хлопушки и прочие «фокусы». В одной из комнат на первом этаже висели семь больших фотопортретов королев, рекламирующих мыло и моющие средства фирмы Конуэйз. Пять были повернуты к стене. Только Риджина и Норма приветствовали вошедших улыбкой. Роджер повернул портреты от стены. Они все были размалеваны либо краской, либо губной помадой. На лицах Риджины и Нормы не было ни пятнышка. Здесь же оказалась еще одна улика — запачканная землей визитная карточка. «Преподобный Э. Милсом, приход Сант-Клео, Челси».
Роджер беседовал с викарием Сант-Клео в его заставленном книгами кабинете с потертой мебелью, в котором священник, судя по всему, проводил почти все свободное время. Он сильно постарел — смерть сына, кажется, навсегда выбила его из колеи. — Да, я давно знаю Уилфреда Дикерсона, — сразу же признался он. — Это мой прихожанин. Однако наше знакомство носит очень поверхностный характер. — А вашего сына он знал? — Да, Хэролда он знал, — с уверенностью заявил Милсом. — Когда-то Хэролд собирался устроиться на работу в Конуэйз. Но Дикерсон его отговорил. — Почему? — вырвалось у Роджера. — Потому что, как он выразился, в таком большом синдикате у человека не много возможностей себя проявить. Ведь Дикерсон считал себя обиженным. — Чем? — с невольным Интересом спросил Роджер. — Своим положением в Конуэйз. — И вы, разумеется, знаете, в чем тут дело. — Да, я знаю, — кивнул священник. — И признаться, не осуждаю его за это. Когда-то он владел небольшим предприятием по производству мыла, доставшимся ему от отца. Конуэйз навязала очень жесткие условия конкуренции, в результате чего Дикерсон потерял свою мыловарню — ее поглотила Конуэйз. В качестве компенсации ему была предложена должность в Конуэйз. однако… Священник не докончил фразу, очевидно решив, что его соображения не могут интересовать полицию. — И когда это случилось? — спросил Роджер. — Лет тридцать тому назад. — Вы знакомы с миссис Хауорд? — Нет. Я знал, что у Дикерсона был в молодости неудачный роман, но с кем — узнал только сейчас, благодаря газетам. — Священник откинулся на спинку кожаного кресла с протертыми буквально до дыр подлокотниками и закрыл глаза. О производил впечатление чрезвычайно утомленного человека. — Я тут целый день убеждаю себя повидать вас, мистер Уэст, поделиться своими соображениями, но мне все казалось, что они не стоят выеденного яйца. — Вы даже себе не представляете, как могут пригодиться любые мелочи, — сказал Роджер уже совсем неофициальным тоном. — Вероятно, вы правы. Это по поводу яда. Мышьяка. — Что?! Милсом открыл глаза. Роджер обратил внимание, что в них снова была та самая странная невозмутимость, поразившая его тогда, в церкви. Будто священник борется с какими-то чувствами, которые, как он считает, ему не подобают. — Разумеется, я читал про отравленные конфеты и про гербициды. Так вот, сегодня утром я обнаружил, что из моей теплицы исчезла жестянка. — Как бы предвосхищая вопрос Роджера, священник уверенно заявил: — Последний раз я пользовался ядом за несколько дней до появления в моем доме сына. Голос его звучал бесстрастно, точно страдания выхолостили все чувства этого человека.
— Священник все-таки заговорил, — изрек Тернбул. — Значит, он не может ответить на наш вопрос, почему его сын находился в бегах? — Похоже, что нет. — Скорее всего, он водит нас за нос, — заключил Тернбул. — Но мы из него порядочно вытянули. Нам теперь известно, что это за гербициды. Их вполне мог взять Дикерсон — он ходил в эту церковь, а значит, был знаком с расположением помещений как в ней, так и на колокольне. По всей вероятности, они встречались у священника с молодым Милсомом. Половина из сказанного мной не выдержит проверки фактами, но что-то подтвердится. — А больше ничего ты отсюда не извлек? — спросил Роджер. — Откуда? — Из рапорта, — терпеливо пояснил Роджер. Он составил его очень подробно, а Тернбул внимательно изучил. — Нет. А что там еще? — Возможно, я ошибаюсь… Прошу тебя, подумай над ним, и если тебе придет в голову то же самое, что и мне, мы, кажется, сумеем ответить на кое-какие вопросы. Роджер предложил Тернбулу свои сигареты. Тот закурил и ухмыльнулся. Казалось, он был озадачен. — Если в твоем рапорте что-то есть, я непременно это извлеку, — с уверенностью заявил Тернбул. — Спасибо. А как там Тэлбот? — Пока никак. Но у нас еще есть время.
Дерик Тэлбот встал с постели, подошел к окну и сел, задумчиво глядя в даль. Пошел второй день с тех пор, как Риджину поселили в каком-то убежище. Дерик был небрит, в мятой пижаме, с всклокоченными волосами — словом, полностью лишился былого лоска, столь впечатлявшего многих. Буркнув себе под нос что-то невразумительное, он встал, приготовил чай и направился к входной двери. Газету уже принесли, но другой почты еще не было. Шел восьмой час утра. На душе у Тэлбота было погано, к тому же он плохо спал. Последнее время он спит отвратительно. Тэлбот взял «Глоуб». Ему бросился в глаза заголовок: «ОБНАРУЖЕНО УБЕЖИЩЕ ДИКЕРСОНА». У него перехватило дыхание и даже пришлось опереться на стену. Он впился взглядом в газетные строчки. Все было описано в мельчайших подробностях: как полицейский заметил женщину, похожую на Дикерсона, как полиция оцепила дом, в котором обнаружили фотографии. На первой странице напечатали репродукции фотографий семи королев красоты, лица пяти из них были заляпаны красной краской. «Как будто кровью», — комментировала «Глоуб». Тэлбот налил чаю. Когда он брился и наполнял водой ванну, перед его глазами была фотография Риджины, а из зеркала смотрело изможденное лицо пожилого человека. Тэлбот вылез из ванны, не спеша растер тело полотенцем и стал одеваться с привычной тщательностью. Никакая сила в мире не заставит его спешить. Он все время поглядывал в «Глоуб» на его туалетном столике. Какое-то колдовство, да и только. Принесли почту. Тэлбот отшвырнул счета, распечатал письмо от уехавшего во Францию друга и внимательно его прочитал. На следующем конверте его фамилия и адрес были сделаны тиснением, что его нисколько не удивило. Многие из желающих добиться права оказаться среди приглашенных на конкурс красоты узнают его домашний адрес, поэтому, наряду с целыми пачками безграмотной мазни, приходят самые что ни на есть учтивые письма, содержащие всевозможные просьбы. Тэлбот распечатал письмо. «Она вместе с другой девушкой по адресу 28 Хил Крест Кот, Путин Хит. Второе строение, верхний этаж. Если хочешь спасти ей жизнь, забери ее оттуда. Я знаю, как туда проникнуть».
Скрытая напряженность и неприязнь вотношениях между Роджером и Тернбулом все усиливалась, о чем оба знали и делали все возможное, дабы эти чувства подавить. Находка в Хэмпстеде и связанная с нею лихорадка по поводу розысков Дикерсона на какое-то время отодвинули все личное на задний план, но не надолго. Тернбул больше ничего не смог извлечь из рапорта Роджера. Обе девушки все еще находились в Путни. Потихоньку распустили слухи относительно их местопребывания, однако Роджера одолевали серьезные сомнения, что кто-то осмелится совершить налет на квартиру, где живут девушки, — дураку ясно, что она усиленно охраняется полицией. А то ему вдруг начинало казаться, что попытка налета не исключена… Тернбул по этому поводу никаких соображений не высказывал. Однажды, в отсутствие Тернбула, у Роджера зазвонил телефон. Это случилось на третий день после того, как было обнаружено убежище Дикерсона, примерно в половине десятого утра. Роджер нетерпеливо схватил трубку. — Уэст. — Будете говорить с мистером Дериком Тэлботом? — Соедините… Доброе утро, мистер Тэлбот. — Уэст, мне необходимо с вами повидаться, — отрывисто сказал Тэлбот. — Я не хочу появляться в Ярде. Не нужно, чтобы нас видели вместе. — Что случилось? — Я получил письмо от Дикерсона, — сказал Тэлбот. — Я думаю, что это письмо от него. Роджер не стал терять времени. — Поезжайте на Пикадилли Серкус и ждите меня возле «Суон и Эдгаре». Когда остановится зеленый «моррис», немедленно садитесь в него. Водитель позаботится о том, чтобы избавиться от хвоста. — Я знаком с вашим водителем? — Думаю, да. Притормозив через полчаса напротив Эроса в золоченой клетке, Роджер увидел Тэлбота, нетерпеливо глазеющего по сторонам. К водителю направился полицейский. Роджер вышел из машины и сделал ему условный знак. — Привет, Тэлбот. Тот вздрогнул. — Господи, как же вы меня напугали! Я мучаюсь страхами, и меня преследуют призраки. А где ваш громила Ромео? Они направились к машине. Роджер сделал незаметный знак человеку из Ярда. — Так зачем я вам понадобился? — поинтересовался Роджер у Тэлбота, выруливая на полосу движения. Тэлбот сделал какой-то витиеватый жест — он все еще старался казаться легкомысленным. — Мое почтение главному сыщику, наконец взявшему след! — изрек он. — Я получил таинственное послание. А позвонил вам только потому, что хочу иметь дело с вами, а не с этим самоуверенным Дон Жуаном. С ним я бы предпочел больше не встречаться — тошнит от одного его вида. Не могу поверить в то, что он сможет сделать Риджину счастливой. Вот уж не знал, что в ходе расследования полицейский должен заводить флирт со свидетелем. — Тэлбот, у меня уйма дел, — сказал Роджер. — Сейчас выдам вам свой секрет. А выманил я вас, чтобы рассказать то, что не могу позволить себе сделать в Ярде или при газетных ищейках. Вашего Тернбула я считаю болваном и скотом. У него серьезные намерения относительно Джины? — Я не состою у Тернбула в душеприказчиках. — Вы его начальник по службе, а следовательно, должны держать его на поводке. — Тэлбот явно вошел в раж. — Если у них с Джиной серьезно, то мне придется уехать в Австралию или куда-нибудь подальше. Я бы даже мог поздравить их издалека. Но если он морочит ей голову, чтобы раскрыть эти убийства… — Тэлбот замолчал и с такой силой вцепился в лацканы своего пиджака, что у него побелели пальцы. — Признайтесь, Уэст, Тернбул ухаживает за Джиной только из деловых соображений? — Он не получал на этот счет никаких инструкций. Тернбул подвергает себя громадному риску, встречаясь столь часто с мисс Хауорд. — Да, настоящий поток сногсшибательной искренности, — Тэлбот притворился удивленным. — Очень вам признателен. И какому риску он себя подвергает? — Благодаря его действиям может создаться предвзятое мнение об очень важном свидетеле, — пояснил Роджер. — Тернбул делает себя мишенью для прессы. А коль хотите знать мое мнение, то он ведет себя как полный идиот. Если вы передадите это ему или кому-то еще… — О, Ястребиный глаз, зачем же вы отказываете мне в чести? Но я чрезвычайно благодарен вам за все. — Тэлбот достал из кармана письмо. — Вот причина, вынудившая меня испросить вашей аудиенции. Меня ни на секунду не покидает мерзейшее чувство, будто за мной неусыпно следят. Мне же, в свою очередь, не хочется, чтобы о моем поступке стало известно. Он отдал письмо Роджеру. Тот свернул на Уайтхолл и притормозил на обочине. — Усекли, как все хитро подстроено? Я получаю это письмо, а так как я — Сэр Галаад Второй[26], то, ни минуты не мешкая, устремляюсь на выручку моей королеве Риджине. Меня, естественно, хватают на месте преступления. Причем, у полиции есть все основания считать, будто я намереваюсь совершить очередное убийство. Только вы, я думаю, уже могли догадаться, что я никакой не убийца. Роджер дважды перечитал послание. — Когда вы его получили? — Сегодня утром. Приблизительно в семь часов пятьдесят одну минуту. — Почерк вам знаком? — Нет. — Ясно. Спасибо, Тэлбот. Очень рад, что вы без промедления обратились ко мне. Сие вовсе не означало, что Тэлбот отныне был вне подозрений — он вполне мог сам написать это письмо и отправить себе по почте. Однако он бы ни за что не стал этого делать, задумай тайно навестить девушек. — Прошу вас, не пройдите мимо еще одной важной улики, — язвил Тэлбот. — Наш шалунишка знает, где спрятали королев, наш шалунишка способен что-либо отмочить. Уэст, увезите оттуда Джину. Ей там угрожает опасность. — Мы будем за ней присматривать. — Точно так же, как вы присматривали за прелестной Барбарой Келуорти? — Тэлбот, прислушайтесь к моему совету и сделайте передышку, — спокойно сказал Роджер. — Судя по вашему состоянию, вы здорово запыхались. Если получите новые послания, немедленно поставьте в известность меня, и мы снова сможем встретиться где-нибудь на стороне. — Полицейский, дающий отеческие советы, — не удержался от очередной колкости Тэлбот. — Не волнуйтесь, со мной ничего не случится. Но о каком покое может идти речь? Знаете притчу о хромом, ведущем слепого? Вы найдете меня в доме Риджины. — Не усложняйте жизнь мисс Хауорд. — Напротив — мы друг другу ее облегчаем. Странно, верно? По телу Тэлбота прокатилась дрожь. — Куда вас отвезти? — поинтересовался Роджер. — О, да куда угодно. Роджер облюбовал местечко на Уайтхолл Пэлес. Туда же незаметно подъехал сержант из Ярда, тот самый, который выполнял деликатную работу «хвоста». Высадив Тэлбота, Роджер Уэст вернулся в Ярд.
Перекусив на скорую руку, в половине третьего он уже снова был в своем офисе. И тут же получил сообщение от сержанта, что Тэлбот от него ушел. Что ж, от любого, самого что ни на есть опытного «хвоста», очень легко улизнуть. Правда, у Тэлбота это могло получиться случайно. Вероятно, он на самом деле поехал на квартиру Риджины. Сержант мог без труда это проверить. Поступило еще с полдюжины рапортов, но от Тернбула не было ничего — у него вошло в привычку не утруждать себя докладами по телефону. Да, парень возомнил себя совершенно независимым, и Чартуорд рано или поздно взорвется. Зазвонил телефон. — Мистер Уэст, звонили из Пэдингтона, — раздался голос телефонистки, и Роджер моментально сообразил, что это сигнал тревоги. — Инспектор участка просит вас немедленно подъехать на квартиру Хауордов. Там было совершено нападение на мистера Дерика Тэлбота. Кажется, он при смерти.
Едва Роджер успел припарковаться позади машины «Скорой помощи», как вынесли Тэлбота. Ему это живо напомнило то страшное время, когда отравились его мальчики. Собралась толпа, и полиция занялась наведением порядка. Роджер протолкался к носилкам. Лицо Тэлбота было мертвенно бледным. На голове — тюрбан из беспорядочно намотанных бинтов, сквозь которые в некоторых местах проступили розоватые пятна крови. — Будет жить? — осторожно поинтересовался Роджер у хирурга из полицейского участка. — Трудно сказать. — Вы будете его сопровождать? — Нет. Я сделал все, что от меня зависело. В течение часа он должен быть на операционном столе. Его счастье, что сегодня дежурит Филипсон. Если его еще можно спасти, то это сумеет сделать только Филипсон. — Ранение в голову? — Ее, можно сказать, размозжили, — сказал хирург. — Настоящий садизм. — Это был старый служака с сорокалетним стажем, чего только не повидавший на своем веку, однако сейчас даже он был потрясен. — То ли дело рук психически ненормального человека, то ли преступнику необходимо, чтобы его приняли за сумасшедшего. Дверцы «Скорой помощи» захлопнулись, и Тэлбота увезли. Роджер в сопровождении хирурга вошел в дом. — А где миссис Хауорд? — У кого-то из соседей. Это она подняла крик. Они вошли в спальню Риджины — именно здесь было совершено преступление. Обложенный светлой плиткой камин был весь забрызган кровью. Вокруг тоже все было в крови — ковер, мебель, разбитое зеркало. На застланной покрывалом кровати осталась вмятина от чьего-то тела. И запах здесь стоял знакомый… Неужели турецкий табак Тернбула?! — Следы драки очевидны, — заметил хирург. — Да, вы правы. — Взгляд Роджера блуждал по комнате, а на душе был скверно. Люди из Ярда производили необходимые измерения. Уже пришел фотограф. — Что-нибудь интересное? — Вот это. Хирург протянул Роджеру недокуренную сигарету, от которой и исходил знакомый запах. Фильтр был еще влажным. Отчетливо читались позолоченные буквы «Турецкий полумесяц». — Возьму это с собой. — Роджер засунул окурок в конверт. — Благодарю вас. Есть какие-нибудь идеи? — Вы хотите сказать — догадки? — Ваши догадки стоят того, чтобы их выслушать. Хирург склонил голову на бок и улыбнулся. — Мне кажется, кто-то взял Тэлбота за голову и колотил ею об угол камина. На это указывает положение тела, а также расположение и характер ран. Нет, это не похоже на нападение сзади — Тэлбот лежал на спине. К тому же у него на щеках обнаружены синяки. Вот здесь. — Полицейский дотронулся пальцем до своих скул, и Роджер отчетливо представил себе, как кто-то зажал ладонями голову Тэлбота и от больших пальцев остались синяки. — Предположим, он упал, ударился об угол и потерял сознание, — продолжал хирург. — Преступник наклонился над ним, взял в руки его голову и… Да, да, именно таким образом. Сильное кровотечение из носа и лобовой части. — Еще какие-то соображения? — срывающимся от волнения голосом спросил Роджер. — Пожалуй, нет. Судя по всему, он провалялся тут недолго. На крови только-только начала появляться пленка. Правда, дуло из соседнего окна. Соседей дома нет, поэтому никто не мог ничего слышать. Взгляд Роджера продолжал перескакивать с предмета на предмет. Забрызганный кровью камин… Роджер опустился возле него на колени. Тут тоже везде пятна крови, но они не такие беспорядочные, как в других местах. Они что-то такое образуют… — Док, взгляните сюда. Хирург подошел к камину и тоже опустился на колени. Роджер чувствовал затылком его дыхание. — Как вы думаете, что это? — Тут что-то написано! — воскликнул хирург. — Его правая рука тоже была в крови. Что-что?… — Он склонился еще ниже. Буквы были нечеткие, однако, приглядевшись, их можно было прочитать. — Убийца… Последнее слово, обозначающее имя убийцы, было размазано. Итак, имя убийцы было названо, но тот, по-видимому, его затер. — Вот уж не знал, что Тэлботу может быть что-то известно, — медленно проговорил Роджер и направился к стоящему возле кровати Риджины телефону. — Отпечатки сняли? — Да, сэр, — ответил полицейский из участка. — Спасибо. — Роджер набрал коммутатор Ярда и попросил срочно соединить его с Чартуордом. — Сэр, не могли бы вы позвонить в Пэдингтон Хоспител и поинтересоваться, не требуется ли какая помощь мистеру Филипсону, оперирующему Дерика Тэлбота? — Кого-кого? — Дерика Тэлбота. Узнайте, быть может, ему нужна помощь. Жизнь Тэлбота висит на волоске, а ему известно имя убийцы. Если бы удалось хотя бы на несколько секунд привести его в сознание, он смог бы назвать… — Понятно. — Иной раз Чартуорд схватывал все с полуслова. — Я все понял. Перезвони. — Спасибо, сэр. — Роджер повесил трубку и снова склонился над написанными кровью буквами. — Рукав Тэлбота был в крови, — бормотал он. — Он мог и сам их смазать, когда потерял сознание. — Если бы вы, Уэст, были моим пациентом, я бы посоветовал вам, по крайней мере, недельку отдохнуть от всех дел, — изрек хирург. — Начиная с настоящей минуты. Черт побери, что с вами? — Извините, но я не слышал, что вы сказали. Спасите Тэлбота, если сможете, ладно? — Он попытался улыбнуться. — Да, да, вы его спасете! Роджер вскочил и стремительно вышел из комнаты. Полицейские изумленно посмотрели ему вслед. Он сел в свой «моррис», закурил и какое-то время молча разглядывал окурок турецкой сигареты. На него с любопытством смотрели столпившиеся на тротуаре люди. Подошли два репортера, но тут же ретировались. Вскоре из ближайшего дома вышла женщина. Роджер видел ее раньше. Да, конечно, это миссис Джеймсон, та самая соседка, которая проявляет участие к миссис Хауорд. Она подошла к сидящему в машине Роджеру. — Вы — старший инспектор Уэст, верно? — Да. Он попытался изобразить улыбку. — Я так и подумала. Инспектор, Риджина на самом деле жива-здорова, а? Я не могу позволить миссис Хауорд вернуться домой, она же туда рвется. Боится, как бы с ее Риджиной чего не случилось. Она видела, как какой-то мужчина… — У нее нет причин волноваться за Риджину, — сказал Роджер. Появление миссис Джеймсон отвлекло его от мрачных дум. — Риджине абсолютно ничто не угрожает. — Может, вы… зайдете и сами поговорите с миссис Хауорд? Что ему оставалось делать?… Он вылез из машины и последовал за миссис Джеймсон. Миссис Хауорд ходила по комнате большими кругами, ее глаза горели лихорадочным блеском, губы совсем посинели. Одна половина лица застыла, наподобие маски, в то время как другая все время дергалась. Увидев Роджера, она застыла как вкопанная. Он удивился, что миссис Хауорд его узнала. — Миссис Хауорд, даю вам честное слово — Риджине абсолютно ничто не угрожает, — сказал Роджер. — Я разговаривал с ней сегодня утром. В ваш дом проникли воры, наши люди занимаются расследованием, но к Риджине это происшествие не имеет никакого отношения. Насколько мне известно, ничего не украдено. Ну, разве только, если у вас были деньги… — Деньги? Но что мне за дело до денег? Я… Миссис Хауорд внезапно замолчала, замахала руками, зашаталась и закрыла глаза. Соседка поспешила ей на помощь. Миссис Хауорд нащупала правой рукой привязанную к ее талии матерчатую сумочку. Соседка перехватила ее руку, открыла сумочку, достала из нее пузырек, откупорила его, извлекла оттуда маленькую коричневую таблетку и сунула ее в рот миссис Хауорд. — Сейчас вызову врача, — сказала соседка. — Хотя, я думаю, она и так отойдет. Эти таблетки — просто чудо. Спасибо, спасибо, что вы к нам зашли. Улизнув из-под носа двух настырных репортеров, Роджер сел в свой «моррис». Нет, для прессы у него нет времени. Недокуренная турецкая сигарета, лежавшая в кармане, казалось, жгла его. Он вспомнил глаза Тернбула, затуманенные звериной яростью. Да, ведь Тернбул ненавидит Дерика Тэлбота. А на Марка Осборна Тернбул набросился, как дикий зверь. Да, да, теперь он точно уверен в том, что Риджина действует на Тернбула так же, как на Тэлбота и Осборна. Факт остается фактом, и никуда от него не деться. Тернбул следовал по пятам за Тэлботом. Тернбул был в спальне Риджины. Роджер знал, что обязан немедленно написать рапорт, объявить розыск Тернбула, взять его и допросить. На одежде и руках того, кто совершил преступление, наверняка окажется кровь жертвы. Тернбул жил в Кенсингтоне. Роджер теперь держал путь туда. Все обстоит очень скверно: Тэлбот между жизнью и смертью, местонахождение Риджины и Нормы уже больше не тайна, Дикерсон на свободе, а Тернбул… Роджер припарковал машину возле старинного здания, отыскал на коричневой полированной дощечке фамилию «Тернбул». «ИНСПЕКТОР УГОЛОВНОЙ ПОЛИЦИИ УОРРЕН ТЕРНБУЛ, ЗА ОСОБЫЕ ЗАСЛУГИ ОТМЕЧЕН ОРДЕНОМ ВОЕННЫЙ КРЕСТ». Тернбул не страдает излишней скромностью. Конечно, Роджеру известно о том, что его коллега имеет награды. Тернбул обладает недюжинной физической силой. Сила-силой… Роджер поднялся по ступенькам и очутился у двери, на которой красовалась медная табличка с аналогичной надписью. Он нажал на кнопку звонка. Теперь он твердо знал — не нужно было ему сюда являться. Следовало доложить обо всем Чартуорду, и тот решил бы, как поступить. Ведь Тернбул, ни секунды не колеблясь, спас ему жизнь, причем подвергая опасности собственную. Хотя, вероятно, он знал, что в него не будут стрелять… Роджер снова нажал на кнопку звонка. Послышались шаги, где-то хлопнула дверь. Перед ним стоял Тернбул.
Он был облачен в блестящий шелковый халат с переливающимися синевой и золотом узорами. Глыба, а не человек. Прищурил глаза, в которых проглядывало беспокойство. Визит Роджера для него полная неожиданность — так и застыл с поднятыми до уровня груди руками и открытым ртом. — Привет. Нам нужно поговорить, — бросил Роджер. Он решительно шагнул вперед. Сначала ему показалось, что Тернбул ни за что не пустит его в дом, однако тот посторонился, уступая дорогу, и тут же захлопнул дверь. С таким грохотом, точно это были врата в царство мертвых. Роджер очутился в прихожей, куда выходила залитая солнечным светом комната окнами в сад. По небу плыли облака. Роджера поразила роскошь убранства комнаты. В углу стоял дорогой телевизор с большим экраном, от пола до потолка книги, причем, судя по корешкам, очень ценные. Его взгляд привлек игрушечный рояль, на котором стояла фотография Риджины Хауорд. — Смотри на меня, а не на нее, — сказал Тернбул. — Чего тебе здесь нужно? — Ты что, бросил работу? — вдруг спросил Роджер. — Черт побери, конечно, нет. Но ты бы наверняка этого хотел. Я приехал домой переодеться. — Ты хочешь сказать — смыть кровь, — едва слышно уточнил Роджер. В глазах Тернбула вспыхнул недобрый огонек. Он молча сверлил взглядом Роджера. — И отстирать от нее одежду. — Роджер глядел в глаза Тернбулу. — Кровавая скотина. Тернбул все так же держал руки на уровне груди, только теперь сжал пальцы в кулаки. Он шумно дышал, пытаясь укротить свой гнев. — Зачем ты атаковал Тэлбота? Зачем? Что это вдруг стукнуло тебе в голову? — Тэлбот — убийца, — заявил Тернбул. — А ты сегодня утром с ним встречался. Тет-а-тет. Я все видел. Ты в заговоре с убийцей и… — Господи, не будь идиотом! — вырвалось у Роджера. — Значит, я идиот. И еще самоуверенный болван, помнишь? Пускай. Зато я не пошел на сговор с Тэлботом. Кстати, сколько он тебе заплатил? Сколько? — Послушай, Тернбул, а ты еще дурней, чем я думал, — не выдержал Роджер. — Так, значит, я идиот и болван. Убирайся отсюда, Уэст! Слышишь? Убирайся, пока я не сломал тебе хребет. Убирайся, говорю тебе! — рявкнул он. — Непременно последую твоему совету, — спокойно сказал Роджер. — Но почему тебе вдруг взбрело в голову убивать Тэлбота? — Это ложь. Хотя ты в состоянии придумать мотив. Ты можешь придумать все, что угодно! Похоже, Тернбул решил все отрицать — он столь самоуверен, что рассчитывает выйти сухим из воды. — Мне ничего не нужно придумывать. Ты влюблен в Риджину. Тебе стало известно, что Риджина — убийца. Об этом стало известно и Тэлботу, который решил заговорить. Вот ты и… Тернбул кинулся на Роджера с кулаками. Роджер был к этому готов и ему удалось увернуться. Он изо всей силы ударил Тернбула в челюсть. Тернбул покачнулся, упал навзничь. И больше не встал.
Какой-то новый звук… Роджер медленно обернулся, с трудом переключаясь на реальность. Проклятая реальность — она мешает ему думать. Мешает… Нет, он вовсе не уверен в том, что все было именно так — он лишь высказал предположение. Ужасное предположение. Неужели красота, этот Божий дар, может на самом деле возбуждать в человеке такое?… Проклятый звук… Да ведь это же телефонный звонок! Аппарат стоит возле окна. Чтобы дотянуться до него, Роджеру пришлось перешагнуть через лежащего Тернбула. Он обратил внимание, что у того открыты глаза. — Тернбул? — Знакомый хрипловатый голос. Да ведь это же Чартуорд. — Тернбул, это вы? — спросил голос в трубке. — У телефона Уэст, сэр! — Роджер! — Этот возглас походил на взрыв после продолжительной паузы. — Послушай, задержи Тернбула, только будь осторожен. Видели, как Тернбул выходил из дома Хауордов за полчаса до того, как там был обнаружен Тэлбот. Будь осторожен, слышишь? Он очень опасен. Не упусти его. Он… — Тернбул валяется на полу в нокауте, — не дал досказать шефу Роджер. — Он больше не опасен. Пришлите кого-нибудь сюда, сэр. Роджер повесил трубку, не удосужившись выслушать ответ Чартуорда. Им вдруг овладело странное чувство облегчения. Да, он дал возможность Тернбулу объясниться, но тот не захотел это сделать. Что ж, его заподозрил не только он, Роджер, — кто-то видел, как он выходил из дома Хауордов. Следовательно, Роджеру не придется выступать в роли обвинителя или же затевать травлю. Не спуская глаз с Тернбула — тот уже начал шевелиться, — Роджер заглянул в спальню. Возле кровати стояла на столике еще одна фотография Риджины, пожалуй, самая удачная. На стуле валялся скомканный коричневый костюм. На пиджаке и брюках были пятна крови.
Присевший на краешек стола Чартуорд казался еще грузней и массивней, чем обычно. В комнате находились Эдди Дэй, Роджер и два старших инспектора. — … Мне плевать, на что ты рассчитывал. Ты знал, что он опасен, а поэтому должен был кого-нибудь с собой взять. Или хотя бы поставить в известность меня, что едешь к Тернбулу. Да ты почти такой же сумасшедший, как он. Ну и что из того, что он когда-то спас тебе жизнь? Роджер слушал нотацию шефа с непроницаемым лицом. Чартуорд тем временем уже дожевал свою сигару. — Ладно, ладно, я все понимаю, но если тебе когда-нибудь придется оказаться в подобной ситуации, прошу тебя… — Итак, каково состояние наших дел на данный момент? Тэлбот все еще без сознания. Его, вероятно, спасут, но он не сможет говорить еще несколько дней. Есть версия, что Риджина Хауорд — убийца, что она, возможно, действовала заодно с Дикерсоном. Верно? — Я бы не стал называть эту гипотезу версией, — возразил Роджер шефу. — Могу сказать одно: подобный расклад не исключен. Тогда становится ясно, почему Тернбул напал на Тэлбота. Дело в том, что Тернбул страстно влюблен в Риджину Хауорд. И тем не менее… — Давай-ка начистоту, — велел Чартуорд. — Это не вписывается в общую картину, — с уверенностью сказал Роджер. — Поначалу мне самому казалось, но потом я понял, что ошибся. Тернбул пока не дал никаких показаний, не так ли? — Никаких. Замкнулся с видом оскорбленного в лучших чувствах. Даже не соизволил ответить на предъявленные, гм… лично мной обвинения. — В его ли стиле колотить Тэлбота головой об стену? Способен ли человек столь высокой профессиональной выучки, как Тернбул, к тому же еще и обладающий незаурядным умом, совершить такой ляп? Уж кто-кто, а он бы знал, что ему не выкрутиться. Конечно, он вполне бы мог выйти из себя и броситься с кулаками на Тэлбота, но не стал бы колошматить его с таким остервенением. Для этого нужно быть сущим дьяволом или безумцем. Тернбул же детектив. И этим гордится. — Роджер вскочил, оттолкнув от себя стул, и быстро заходил по комнате. — У меня никак не укладывается в голове, что Тернбул в силу каких-то личных причин может не произвести арест преступника. Будь он уверен в том, что Риджина Хауорд — убийца, он бы обязательно предъявил ей обвинение, несмотря на все свои пылкие чувства к ней. Избить Тэлбота он мог, но что касается всего остального, то я в это верить отказываюсь. Чартуорд все еще восседал на углу стола. — Понятно. Ты хочешь сказать, у него огромная сила воли и он не способен до такой степени потерять над собой контроль. Но, черт побери, чем тогда объяснить, что его одежда в крови, под ногтями тоже обнаружена запекшаяся кровь, а на правом предплечье… — Знаю, знаю, — перебил шефа Роджер. — И сам все время прокручиваю это в голове. Интересно, а Дикерсон не околачивался сегодня возле дома Хауордов? Тернбул впоследствии мог нокаутировать Тэлбота и смыться, а кто-то другой довершил начатое. Одно можно сказать с уверенностью — Тернбул не убийца. Наша ошибка заключается в том, что, упрятав Риджину в надежном месте, мы перестали наблюдать за домом Хауордов. — Роджер как бы разговаривал с собой. — Да, нам известно, что там был Тернбул, но ведь там вполне мог быть и еще кто-то… Неожиданно он замолчал. Чартуорд и все остальные затаили дыхание. — У нас есть свидетель, которого мы еще не задействовали, ибо боялись, как бы волнения не повредили ее здоровью, — продолжал свои рассуждения Роджер. — Я имею в виду миссис Хауорд. Ведь это она подняла тревогу. Потом миссис Хауорд лишилась чувств, и я не смог ее допросить. Мы вообще ее не допрашивали — задали всего несколько вопросов чисто формального характера. Я считаю, сэр, миссис Хауорд следует по-настоящему допросить. — Роджер оживился, заблестели глаза. Однако коллеги знали, что он высказал вслух далеко не все. — Ее с Дикерсоном связывает старая дружба, и она вполне может что-то от нас скрывать. Думаю, мне стоит отправиться к ней прямо сейчас, только сперва нужно проконсультироваться с ее врачом, под силу ли ей подобное испытание. Думаю, нам нужно во что бы то ни стало настоять на свидании с миссис Хауорд. А если врач захочет, то ради Бога, пусть присутствует при нашей беседе. Чартуорд взирал на Роджера с восхищением. — Хорошо, Роджер. Я это организую. — Благодарю вас. — Роджер подошел к вешалке и взял шляпу. — Буду ждать вашего сигнала, сэр. Он вышел из кабинета и спустился вниз. Его машину охранял молоденький сержант. Обменявшись с ним несколькими ничего не значившими репликами, Роджер сел за руль. Было прохладно и звездно. Поток транспорта значительно уменьшился. Роджер свернул на Оксфорд-стрит и вскоре подъехал к дому Риджины. Когда он вылез из машины, его приветствовали полицейские, возобновившие охрану дома. Через десять минут Чартуорд сообщил, что доктор миссис Хауорд скоро подъедет к Джеймсонам. Роджер поджидал ее на улице. Доктор — это была грузная пожилая женщина — держала себя настороженно, но в то же время искренне хотела помочь. — Миссис Джеймсон, как здоровье миссис Хауорд? — Она спит, — отвечала соседка. — Мне бы очень не хотелось ее будить. Но если вы, доктор, не возражаете… — Мы не будем ее расстраивать, — пообещала доктор. — Если я не ошибаюсь, она в этой комнате, верно? Доктор приоткрыла дверь, переступила через порог, но вдруг остановилась и вскрикнула. Роджер от неожиданности налетел на нее и чуть было не сшиб ее с ног. Внутри у него похолодело. Оттолкнув ее, он ринулся вперед… Комната оказалась пуста. Выходящее на улицу окно было открыто. Роджер вышел и отдал приказ объявить всеобщий розыск миссис Хауорд. Потом он вернулся в дом.
— О, Господи, как я за нее переживаю! — жаловалась седовласая соседка. — Ведь ей никак нельзя выходить на улицу одной, а она так и норовит удрать. Боюсь… — И часто она уходит тайком? — спросил Роджер. — За последнее время случалось несколько раз, — ответила соседка. — Несколько дней назад я так перенервничала, но Джине все равно не сказала — девочка очень переживает за мать. Ужас один. — Когда именно вы, по вашим словам, перенервничали? — бесстрастным голосом спросил Роджер. — Ну… Правда, я не могу ручаться за точность, но мне кажется, это было… Роджеру с трудом удавалось сохранять спокойствие. Минут через тридцать он все-таки установил, что в ночь убийства Барбары Келуорти миссис Хауорд вернулась домой очень поздно. На следующее утро окончательно разболелась, но это никого не удивило, потому что она всегда болела после своих ночных путешествий. «Таблетки быстро поставили ее на ноги», — сообщила миссис Джеймсон. — Когда нибудь она допрыгается, — сказала доктор. — Я уже сколько раз ее предупреждала. А вы что, на самом деле не знаете, куда она ходит? — Нет. Разве что… — Она вдруг хихикнула. — Язык не поворачивается сказать такое про женщину, которой за пятьдесят. Была бы она на двадцать лет моложе, я бы сказала, что она бегает к молодому человеку. Что касается… — У нее есть друг? — срывающимся от волнения голосом спросил Роджер. — Да, — сказала соседка и в смущении потупилась. — Миссис Хауорд не хочет, чтобы об этом знала Джина — она ее стесняется. А поскольку жить ей осталось недолго, я решила ее не расстраивать и не выдавать секрета. — Вы знакомы с этим человеком? — Понимаете, я… — Похоже, волнение Роджера передалось и миссис Джеймсон. — И да и нет. Приличный пожилой джентльмен. У него квартирка на Неттл-стрит. Это тут, неподалеку. Он одевается по моде начала века, с бородкой, но еще достаточно бодрый. В конце концов она вольна распоряжаться своей жизнью как ей заблагорассудится, верно? — Вне всякого сомнения, — согласился Роджер. — Извините нас Бога ради.
Через полчаса они были в этой квартирке на Неттл-стрит, 22. Она оказалась пуста. Еще через десять минут стало ясно, что повсюду отпечатки пальцев Дикерсона. Полиция обнаружила женский костюм светло-серого цвета — его скомкали и запихнули под кровать. Костюм был весь в пятнах крови. Здесь же нашлась и маленькая фетровая шляпа с вуалеткой. В одиннадцать двадцать одну во все полицейские участки Лондона разослали описания Дикерсона и миссис Хауорд. В половине двенадцатого Роджер уже мчался в Ярд с включенной радиосвязью. — Сообщение для старшего инспектора Уэста, сообщение для старшего инспектора Уэста, — раздался голос в машине. — В полицейском участке Путни находится мужчина, который назвался Уилфредом Дикерсоном. Пожалуйста, немедленно следуйте сюда. Сообщение для старшего инспектора Уэста… — Итак, Путни! — воскликнул Роджер. Дикерсон словно сошел со страниц «Тейлор энд катер» 1901 года. К тому же сед, тщедушен и весь в морщинах. Он очень нервничал, но говорил уверенно. — Мне просто необходимо было вас повидать. Дело в том, что я боюсь, как бы Моди не убила собственную дочь. Думаю, сейчас она уже убивает азарта ради. Она была у меня сегодня, но потом сбежала. Ей известен адрес Риджины и второй девушки. Дело в том, что она испытывает ненависть к красоте — все из-за того, что после несчастного случая ее собственное, некогда прекрасное, лицо сделалось безобразным. Поначалу я старался ее образумить, помочь ей, но теперь просто боюсь за Риджину. — Послушайте, Дикерсон, я хочу знать правду, — сказал Роджер, не терпящим возражения голосом. — Вы в этом замешаны с самого начала. Вы с миссис Хауорд действовали рука об руку? — Нет. Я делал все возможное, чтобы помешать ей осуществить задуманное. И только когда я застал ее в том доме в Челси, увидел все эти фотографии, яд… Он замолчал. — А Риджине об этом известно? — спросил Роджер. — О том, что ее мать — убийца? Думаю, нет. Разумеется, я не могу знать это наверняка, но, скорее всего, нет. Понимаете, Моди по своему характеру очень добрая и спокойная. Но стоит ей только вспомнить о том, что с ней случилось…
Взошла луна. В открытые окна вливалась ночная прохлада, слегка колыша занавеси. Умиротворенно шелестела листва деревьев, в кустах и траве шептал ветерок. Из окон дома напротив лился свет и звуки музыки. Внизу мелькал свет машин. Полицейские замерли. Когда Роджер шел к входной двери, наперерез ему метнулась тень. — Мистер Уэст?… — Он самый. — Никто не появлялся, сэр. — Ладно. Если появится миссис Хауорд, пусть поднимается на лифте. А меня предупредите по телефону. — Будет сделано, сэр. Металлическая кабина лифта медленно ползла вверх. Роджер выглядывал в крохотное оконце, но на всех этажах было пусто. Наконец, лифт замер, и Роджер вышел на площадку. Тут же, словно из-под земли, появился полицейский. — Добрый вечер, сэр. Все в полном порядке. — Я так и думал. Если появится миссис Хауорд, спрячьтесь. — Ясно, сэр. — Но как только она зайдет, ступайте к двери и оставайтесь возле нее. — Понятно, сэр. Роджер нажал на кнопку звонка. За дверью тут же послышалось движение, и на пороге появилась крепко сбитая женщина со спокойным выражением лица. Это была штатная сотрудница полиции, ныне выполнявшая функции экономки. Она загородила собой проход, но, узнав Уэста, облегченно улыбнулась. — Добрый вечер, сэр. — Как девочки? — поинтересовался Роджер. — Мисс Хауорд в полном порядке, и мы с ней прекрасно ладим, но вон та, другая… Иначе, как строптивой, ее не назовешь. — Ей сейчас не сладко. — Но ведь и мисс Хауорд тоже. — Пожалуй, вы правы. — Роджер кивнул. — Зайду-ка я к ним. Если появится миссис Хауорд, впустите ее и идите за ней следом. Женщина распахнула перед Роджером дверь в гостиную, большую уютную комнату с широким окном, выходящим на Хит. Весь подоконник был заставлен букетами роз в низких металлических вазах и длинными ветками душистого горошка. Норма Диэрин сидела, откинувшись на спинку кресла, и отбивала ногой ритм. Риджина вязала. Обе девушки очень удивились, увидев Уэста. Норма вскочила с кресла. Да, экономка права — девушка раздражена. — Есть что-нибудь новенького? Вы его поймали? — язвительно спросила она. — Пока нет. Но я надеюсь, что… — О, вы всегда надеетесь. — Норма фыркнула и отвернулась. Роджер заметил в ее глазах слезы — девушка была на пределе. Но Норма его мало интересовала — с самого начала он сконцентрировал все внимание на Риджине. Да, безусловно, она тоже вымотана, и тем не менее Риджина прекрасно собой владеет. — Чем мы можем вам помочь, мистер Уэст? Известна ли ей правда? Подозревает ли она, что во всем этом замешана ее родная мать? По ее глазам, выражению лица и поведению не скажешь. — Мне бы хотелось узнать еще кое-какие подробности о Дикерсоне. Если вам, разумеется, удастся их припомнить, — начал Роджер. — Это касается прежних отношений между ним и вашей матерью. — Но ведь я рассказала вам все, что знала. Он был другом моей матери, правда, я не думаю, чтобы очень близким. Однако по прошествии нескольких лет они стали близкими друзьями. — Всего лишь друзьями? Девушка была в замешательстве. — Похоже, что да. Да… Зазвонил телефон. Роджер метнулся к аппарату. Обе девушки почувствовали, что это не совсем обычный телефонный звонок. Сидевшая в кресле Норма как-то неестественно встала. — Уэст у телефона. — К вам поднимается миссис Хауорд, сэр, — возбужденным голосом доложил полицейский. — Мы ее пропустили, как вы и приказали. — Да, все правильно. — Не так-то просто было сохранить спокойствие. — Спущусь к вам через несколько минут. — Он сказал это, чтобы сбить девушек с толку. — Слушаюсь, сэр. Роджер положил трубку. В глазах стоявших рядом с ним девушек была тревога. Он постарался отвлечь Риджину каким-то вопросом о Дерике Тэлботе. Увы, безуспешно. Раздался звонок в дверь. Женские голоса… Дверь открылась, на пороге стояла «экономка». — Миссис Хауорд, сэр. — Миссис кто? — Роджер надеялся, что Риджина поверит в искренность его изумления. Он не спускал с девушки глаз. Да, она была удивлена. У нее челюсть отвисла и округлились глаза. Но тут же совладала с собой и бросилась к двери. — Мамочка! — Здравствуй, милая, — сказала вошедшая миссис Хауорд. На ней был темно-серый костюм и маленькая фетровая шляпка без вуалетки. — Решила увидеть собственными глазами, как ты тут устроилась. — Она слабо улыбнулась дочери. — Мне кажется, здесь удобно и очень уютно. Как раз то, что тебе нужно. Правда, милая? Я так и думала: когда ты выиграешь конкурс, у тебя появится вот такая квартирка. А ты бы непременно его выиграла, не случись всех этих несчастий. Но ты замечательно выглядишь, моя милая. Миссис Хауорд повернулась к Норме Диэрин, улыбнулась ей и стала откровенно ее разглядывать. — С удовольствием бы выпила чашечку чаю, — неожиданно заявила миссис Хауорд. — Джина, может, угостишь меня чаем? Сюда довольно далеко добираться. — Она устало улыбнулась. Роджер обратил внимание на синеву вокруг ее губ. Риджина была явно встревожена. — Конечно же, мама. Присаживайся. Я… сейчас. Она подвела мать к креслу. Роджер почувствовал упадок сил — это было болезненное ощущение. Женщина поудобней устроилась в кресле и повернулась к нему в профиль. Ей явно не хватало воздуха, и она достала пузырек с таблетками. В нем оставалось всего две или три таблетки. — Выпью-ка я лекарство, — сказала она и тут же вытащила из своей сумочки небольшие пакетики с конфетами. — Милая, хочешь мятную карамельку? — Ты ведь знаешь, мама, что я их не люблю, — сказала Риджина. — Может, Норма… Миссис Хауорд протянула пакетик Норме Диэрин. — Возьмите конфетку, милая. — Спасибо, я… Спасибо. Норма взяла одну карамельку. Роджер толкнул девушку в локоть, и конфета упала на пол. Казалось, миссис Хауорд этого не заметила. Она положила в рот свою коричневую таблетку, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Риджина направилась в кухню. Роджер поднял с пола карамельку. Миссис Хауорд шумно хватила ртом воздуха и закашлялась. Роджер видел, как она корчится в кресле с перекошенным от ужаса лицом. Она закашлялась еще сильней, захрипела. Миссис Хауорд умирала. Роджер безошибочно учуял запах горького миндаля. Он понял, что в той коричневой таблетке был цианистый калий. Риджина застыла на пороге комнаты точно пораженная громом.
Через час полиции стало известно, что в мятной карамельке, которой миссис Хауорд угостила Норму Диэрин, тоже был цианид. Его обнаружили во всех остальных конфетах, а также в двух оставшихся в пузырьке коричневых — «сердечных» — таблетках. Ни на пакетике с конфетами, ни на пузырьке не было ни чьих отпечатков пальцев, кроме отпечатков миссис Хауорд. — Она знала, что ее дочь не любит мятные конфеты, и решила таким образом покончить с Нормой, а потом и с собой, — высказал предположение сержант Дэлби. — Вероятно, она дошла до предела. Ничего себе дельце! Да и мотивчик будь здоров — уничтожить одну за другой всех красоток, чтобы дочка выиграла конкурс и… Он замолчал. — Полнейший абсурд. Ей бы следовало знать, что еще до того, как погибнут все королевы, конкурс либо отложат, либо совсем аннулируют, — рассуждал Чартуорд. Возможно, это и есть единственный мотив преступления, но меня он не совсем устраивает. — Скорее всего это лишь часть мотива, — заметил Роджер. Его собеседники вздрогнули и устремили взоры в его сторону. — Вы не возражаете, сэр, если мы пригласим сюда Дикерсона? — поинтересовался Роджер. — Хотел бы видеть, как он прореагирует на сообщение о смерти миссис Хауорд. Маленький человек робко переступил порог комнаты. Он все время потирал руки. Роджер обратил внимание, что у Дикерсона большие ладони. Роджер сообщил Дикерсону о смерти миссис Хауорд. Его лицо сморщилось и посерело. Нет, он не заплакал, а схватился за спинку стула и медленно сел. — Я… я боялся, что она выкинет что-то в этом духе, — пробормотал он. — С тех самых пор боялся, как узнал, чем она занимается. Я… я так сильно ее любил. И не хотел предавать. Я знал, что она очень больна и вот-вот должна умереть. Все надеялся, что это случится прежде, чем… всплывет наружу правда. — Он прикрыл глаза рукой, а когда отнял ее, в них стояли слезы. — То несчастье сказалось на ее рассудке. Вы не представляете себе, какая она была красавица… Риджина на нее очень похожа, но еще красивей. Она мечтала, чтобы Риджина выиграла корону королевы — бедная Моди только этим и жила. Но… Не могу себе представить, чтобы Моди могла заранее планировать убийства этих девушек. Бедняжка Риджина, она… — Дикерсон, что вы делали в доме священника в Сант-Клео в ночь убийства Бетти Джелибранд? — спросил Роджер. Дикерсон вздрогнул. — Что я там делал?… Но меня там не было! Это ложь. Я уже несколько лет не был даже поблизости от Сант-Клео. Несколько лет! — Там повсюду обнаружены отпечатки ваших пальцев, — сказал Роджер. — Ваших и Хэролда Милсома. Интересно, как вам удалось затащить туда Милсома? Дикерсон изобразил удивление. — Предупреждаю: говорите только правду. Ложь вас не спасет. Итак, каким образом вам удалось убедить Хэролда Милсома выйти из дома и встретиться с вами в Сант-Клео? Как вам удалось затащить его на крышу и задушить? — Это… это ложь! Наглая, грязная ложь! — взвился Дикерсон. — Нам известно все, — невозмутимо продолжал Роджер. — Мы знаем, с какой целью вы убивали девушек. А также то, что вы одевались в костюм миссис Хауорд и выманивали ее из дома, чтобы у нее не оказалось алиби. Она же была не только послушна вам, но еще и благородна. Она так ни о чем и не догадалась. Вы были уверены, что миссис Хауорд унесет эту тайну с собой в могилу, но просчитались. Дикерсон, вы обречены, и вас не спасет никакая самая изворотливая ложь. — Но зачем мне было убивать этих девушек, этих милых красивых девушек? — воскликнул Дикерсон. — Зачем мне было лишать их жизни в самом расцвете их молодости и красоты? Зачем? — Хватит риторики. Слышите? — Роджер хлопнул ладонью по столу. — Сами девушки вас нисколько не интересовали. Вы с полным равнодушием измеряли им бюст, талию и все остальное, не так ли? Нет, Дикерсон, красота для вас ровным счетом ничего не значит. Для Конуэйз же, напротив, она значит слишком много. А вы ненавидите Конуэйз. Вы убеждены, что ваше предприятие разорилось из-за Конуэйз. Вы тридцать лет вынашивали план жестокой мести, пока наконец не представился удачный момент. Дикерсон широко раскрыл рот, словно собираясь закричать. Но крика не получилось. — Благодаря конкурсам прибыли Конуэйз выросли до невиданных размеров, — невозмутимо продолжал Роджер. — Чему, кстати, содействовали вы, и это чуть было не лишило вас рассудка. И вот вы стали ломать голову, как бы нанести ущерб делу Конуэйз, а попутно вернуть ваше предприятие. После случившегося с миссис Хауорд несчастья вы отчаянно возненавиделикрасоту, но именно красота и подсказала вам сценарий мести. Тень, главным образом, падала на Тэлбота с Осборном, этих двух пылких обожателей прекрасной королевы Риджины. Что касается вас, то вы старались дергать за ниточки издалека. Вы попытались привлечь наше внимание к Тэлботу, надеясь его заставить нанести визит девушкам в их убежище. Увы, сие сорвалось, и тогда у вас остался единственный шанс — свалить все на миссис Хауорд. Губы Дикерсона беззвучно шевелились. — Вот она суть дела, сэр, — сказал Роджер, обращаясь к Чартуорду. — Это был Дикерсон. Стоило мне узнать, что он обозлен на Конуэйз с тех самых пор, как эта фирма поглотила его собственное предприятие, как обнаружился истинный мотив преступления: во что бы то ни стало причинить ущерб Конуэйз. Поначалу он использовал в качестве прикрытия Милсома, ибо, как мне кажется, рассчитывал остановиться на убийстве Бетти Джелибранд. Дела Конуэйз здорово пошатнулись, и Дикерсон решил продолжить свою деятельность. Пытаясь спасти собственную шкуру, он уговорил миссис Хауорд навестить Риджину, подсунув ей отравленные карамели и таблетки, — ведь бедняжка и так уже стояла одной ногой в могиле. Он надеялся, что мы сочтем ее смерть самоубийством. Ему, считай, повезло, ибо единственная оставшаяся в живых соперница Риджины вполне могла отведать мятную карамельку и благополучно отправиться на тот свет. Сэр, я думаю, у нас не будет никаких проблем с доказательствами виновности Дикерсона, которому, как мне кажется, прямая дорогая на… Солидный и медлительный сержант Дэлби метнулся с проворностью кошки к Дикерсону и схватил его за руку, не дав поднести ее ко рту. В руке у Дикерсона была таблетка цианида. Этот яд, предназначавшийся для травли ос, был обнаружен под паркетом его квартиры на Неттл-стрит. Наконец Дикерсон заговорил, и Роджер получил ответы на мучившие его вопросы. Оказалось, он слышал, как Бетти Джелибранд ссорилась с Милсомом. Выследив девушку, Дикерсон убил ее и направился к Милсому, который, как он знал, лишился рассудка. Он убедил его пойти к отцу, пришел туда сам и сообщил о смерти Бетти Джелибранд. Еще он сказал, что полиция подозревает Милсома, хотя в ту пору еще никто никого не подозревал. Он же убедил Милсома укрыться в сарайчике на строительных лесах, дождался, когда Милсом заснет, задушил его и сбросил с крыши. В Роджера Дикерсон стрелял потому, что ему нужно было успеть спрятаться на другом конце крыши. Отсидевшись в укрытии, из которого ему было видно происходящее внизу, Дикерсон решил прибегнуть к маскараду. Одежда миссис Хауорд оказалась ему как раз впору. Он рассудил: Конуэйз может навредить шумиха — и вот девушки получили по почте отравленные конфеты, это снова приковало внимание общественности к этим загадочным убийствам. Те, которые получила Риджина, признался Дикерсон, содержали столь ничтожное количество яда, что не могли причинить ей никакого вреда. О да, Уилфред Дикерсон был искренне привязан к Риджине — совершив это якобы неудавшееся нападение на девушку, отправив ей по почте коробку с отравленными конфетами и письмо с угрозой и небольшим взрывом, он, таким образом, надеялся отвести от девушки подозрения полиции. Он признался, что слышал, как Тернбул диктовал по телефону миссис Хауорд адрес Риджины.
Теперь Роджер понял, что Тернбул подозревал миссис Хауорд с того момента, когда погибла в дыму Барбара Келуорти. Он сообщил ей адрес дочери, надеясь, что она непременно направится в Путни, где ее и схватят с поличным. Что касается Дерика Тэлбота, то того мучили страхи несколько иного рода: он опасался, что в совершении всех этих преступлений виновна Риджина Хауорд. Тэлбот отправился на квартиру Риджины, надеясь отыскать там серый костюм и шляпу с вуалеткой. Когда-то он поднял оброненные Риджиной ключи, чтобы можно было, если захочется, самому проникнуть в дом к девушке. Это случилось несколько недель назад, еще до этих убийств. Тэлбот нашел маленькую серую шляпку с вуалеткой. Но тут явился Тернбул, который за ним следил, и застукал его на месте преступления. Тэлбот попытался смотаться, но Тернбул воспрепятствовал. Началась драка. Тернбул нокаутировал Тэлбота, разбил ему нос и губы — вот откуда кровь на его руках и костюме. Дикерсон прятался в одной из комнат и, естественно, все слышал. Когда Тернбул уехал, он зашел в спальню Риджины. Тэлбот уже пришел в себя, и, разумеется, узнал его. Таким образом участь его была решена. Однако Дикерсон боялся, что его могут застукать на месте преступления. Услышав шаги миссис Хауорд, он смылся, не успев завершить свое грязное дело. Немного погодя Тэлбот пришел в себя и ему удалось написать кровью имя убийцы. Но он лишился чувств и смазал самую важную часть написанного. Тернбула, все еще пребывавшего в мрачном расположении духа, выпустили на свободу и временно отстранили от работы. Попутно шла проверка его деятельности в период расследования обстоятельств убийств королев красоты. Через три дня после того, как в деле была поставлена точка, Роджеру позвонил управляющий банка, услугами которого пользовался Тернбул. — Мистер Уэст, мой клиент просил передать вам письмо. Отправляю его со специальным курьером. — А вы не знаете, что в нем? — поинтересовался Роджер, не верящий собственным ушам. — Боюсь, что не знаю. — Когда он его вам передал? — Приблизительно неделю назад. На конверте есть дата. Письмо было написано на следующий день после разговора Роджера с викарием Сант-Клео. Помнится, он тогда предложил Тернбулу найти в рапорте еще кое-что существенное. Письмо оказалось очень коротким:
«Беседа со священником Сант-Клео. Упущен мотив: Дикерсон ненавидит все, связанное с Конуэйз. Это получше тех, которые у нас с тобой до сих пор были, верно? У. Т.»
Роджер протянул письмо Чартуорду. — Да знаю я, что у него бывают просветления в мозгах, — хмыкнул шеф. — И все равно он плохой полицейский. Ладно, Роджер, я над этим подумаю. Роджер сидел в выходящей окнами на улицу комнате своего дома на Белл-стрит, когда у обочины затормозила машина. Это случилось вечером десять дней спустя. Ребята уже спали, Дженет возилась на кухне с ужином. Роджер услышал шаги на ведущей к дому дороге и направился к двери. Включив в холле свет, увидел перед собой Тернбула. — Можно с тобой поговорить? — бесстрастным голосом спросил Тернбул. — Ну конечно же. Заходи, Уоррен. — Он отступил в сторону. Его поразило встревоженное выражение лица столь позднего гостя. — Джен, еще пару сандвичей — к нам приехал Уоррен Тернбул. Они прошли в комнату. После ареста Дикерсона мужчины виделись раза два-три. Тернбула еще не допустили к работе, и Чартуорд держал в тайне намерения относительно его судьбы. Тернбул был очень красив и импозантен. Его явно застигли врасплох дружеский прием и широкая улыбка на лице Роджера. — Обычно по вечерам мы пьем чай, но если тебе хочется… — Э… спасибо. Виски у тебя найдется? — Когда у Тернбула в руке оказался стакан с виски, его лицо просветлело и даже озарилось искренней радостью. — Мне необходимо что-нибудь для успокоения нервов. Красавчик, требуется твой совет. — Я тебя слушаю, — сказал Роджер. — О'кей. Прежде всего ты должен знать, что мы с Риджиной вот-вот должны пожениться. Да, да, это так, в противном случае я ничего в этой жизни не смыслю. Тэлбот уже вполне смирился со своей conge[27]. Риджина слегка нервничает из-за меня, но скоро все образуется. Оказывается, Тернбул был снова на коне. — Все образуется еще до свадьбы, — заверил его Роджер. — Ты по этому поводу хотел посоветоваться? Тернбул улыбнулся. — Черт возьми, конечно же нет. Послушай, Красавчик, меня хотят вышибить из Ярда. Конечно, я мог бы подать в отставку и всем облегчить жизнь, но мне что-то не хочется. Я уйду, если ты думаешь, что так нужно. Уверен в том, что только ты можешь ответить на самый главный вопрос: выйдет из меня полицейский или нет. Как ты думаешь, а? — Думаю, что может выйти, — сказал Роджер, нисколько не кривя душой. Он закурил и понял, что и Тернбул курит вирджинские. Какое благородство. — Если честно, то мне бы не хотелось слишком часто работать с тобой — у нас будут вечные трения и размолвки. Но я бы первый пожалел, подай ты в отставку. — Это я и хотел услышать, — сказал Тернбул. Он был очень растроган. — Но тебе придется выслушать кое-что еще, — продолжал Роджер. — Ярд, разумеется, волен вынести собственное суждение, однако я считаю, что к моему совету прислушаются. Я скажу им, что в этом деле об убийствах королев красоты ты брал на себя слишком много, единственную грубую ошибку допустил в Сант-Клео. Чартуорду скажу, что тебя примерно на годик следует разжаловать из инспекторов в сержанты. То же самое говорю и тебе. — Он ожидал, что Тернбул вспылит, однако этого не произошло. — Понимаешь, я очень боюсь, что ты начнешь наступать мне на пятки. Нет, уволь, на подобный риск я не могу пойти. Да, мне удастся удержать тебя под ногтем, только если я понижу тебя в должности. Его глаза смеялись. Тернбул воспринял все, как нужно. — Подумаешь, какие-то там год-два… Догоню тебя, Красавчик, а потом перегоню. Глазом моргнуть не успеешь, как перегоню. — Тернбул положил руку на плечо Роджера. — Замолвишь за меня словечко, а? Думаю, Старик к тебе прислушается. Если нужно, могу начать с самых низов. — Он стиснул Роджеру плечо. — Замолвишь? — Постараюсь, — кивнул Роджер. (обратно) (обратно)
Принц и инспектор Вест
1. ПОКУШЕНИЕ
Будущий убийца был карликом, и в толпе на Кафедральной площади в Милане его принимали за ребенка. Он носил детскую одежду — застиранную желтую рубашку, разорванную на одном плече, и шорты цвета хаки. Его остроконечная шапка была заломлена набок, и неопрятные волосы цвета соломы спадали из-под нее на лоб. Если бы не слишком большие руки и ноги, то можно было бы сказать, что он хорошо сложен, без непропорционально большой головы или мощного торса, которые так характерны для карликов. Он стоял совершенно спокойно. Дети рядом с ним были неугомонны: они размахивали бумажными флажками, жевали сласти, присев на корточки позади цепи солдат, выстроившихся вдоль маршрута, или же просто прыгали, не обращая внимания на жару и пыль. Толпа вела себя также неспокойно. Было очень жарко; вся Европа буквально задыхалась от невыносимой жары. Лошади грызли удила и били копытами по горячей мостовой. Казалось, что солдаты и полицейские в своей парадной форме вот-вот начнут таять. Иногда в толпе кто-то падал в обморок, и тогда она расступалась, чтобы можно было вывести пострадавшего в тень больших галерей. Люди пытались спрятаться от жары позади колоннады, но она словно стекалась туда, и, несмотря на тень, воздух здесь был раскален как в печи. В толпе шныряли переодетые полицейские и агенты безопасности, выискивая анархистов или членов Братства Зары, поскольку опасность для Его Высочества принца Асира из Джардии могла исходить, по-видимому, только от них. Убийца, который прекрасно видел проходящую мимо процессию, сунул руку в карман и ощупал гладкую теплую поверхность маленького автоматического пистолета. Выражение его лица не изменилось. Он выглядел ребенком, но вел себя как взрослый. Вдали послышался гул приветствий. Толпа, до того неспокойная, внезапно угомонилась. Люди поднялась на цыпочки и начали что-то выкрикивать, когда два всадника во всем блеске своих парадных костюмов появились на дороге. Дети кричали, размахивая флажками, а настроение взрослых вскоре изменилось, и они стали посмеиваться над разодетыми всадниками, которые продолжали свой путь, не глядя по сторонам. Звуки приветствий стали громче. Англичанин был выше всех в толпе. Он стоял у одной из колонн, повернувшись к светловолосой девушке, находившейся рядом: — Похоже, дело начинается! — Надеюсь, что так, — сказала она. — Я уже не могу стоять здесь. Он забеспокоился: — Вы правда не можете терпеть? Жара, действительно, ужасная. Ну, что ж, давайте проберемся к галерее. Мы можем посидеть там, выпить апельсинового сока и видеть оттуда все, что происходит. Там будет практически… — Нет, если они приближаются, я лучше подожду. — Хорошо, — согласился он, — тогда мы прорвемся туда сразу же после того, как они проедут и обгоним всех местных жителей. Это сделаю я, Джим. — Он обхватил ее тонкую талию рукой и крепко прижал к себе. — Когда придет время, я подниму вас, чтобы вы могли все видеть. А если вы еще и заснимете этого принца для меня на кинопленку, будет вообще замечательно! Я вот что скажу вам: давайте порепетируем. Она посмотрела на него снизу вверх. Ей было чуть за двадцать, и светлые кудряшки обрамляли хорошенькое круглое личико с ясными голубыми глазами. От жары нос и лоб девушки покрылись каплями пота. В своем лимонного цвета платье с короткими рукавами она выглядела удивительно крепкой и здоровой. Мужчина, который был выше нее почти на целую голову, нагнулся и, обхватив руками, легко оторвал ее от земли. Его пальцы почти сомкнулись на ее талии — такая она была тонкая. — Джим, — крикнула она, — осторожнее! — Ее каблуки чуть не уперлись в чью-то спину. — Как там, хорошо видно? — спросил англичанин. Ее платье закрыло ему глаза, но он продолжал крепко держать девушку. Многие обернулись и даже перестали смотреть на большую площадь с белым собором и выстроившимися войсками. Улыбаясь, они смотрели на девушку, Джим Барнетт приподнял ее еще выше, так что она могла все видеть поверх голов. От угла улицы, ведущей к «Ла Скала», приближался отряд кавалеристов, и оттуда доносились выкрики и приветствия. Барнетт все еще крепко держал девушку. — Ну как, хорошо видно? — спросил он снова. — Да, замечательно, а теперь опустите меня. Он медленно поставил девушку на землю, стараясь, чтобы она никого не зацепила. Она раскраснелась, была возбуждена, и глаза ее светились: — Я видела все! Я не знала, что вы такой… Она замялась, а он улыбнулся: — Кости и мускулы иногда дополняют друг друга. Вы бы удивились, если бы узнали о моих успехах в поднятии тяжестей. Но хватит болтать, время идет. Мне кажется, вы сможете все заснять. — А как же вы сами? — Я посмотрю, когда они подойдут ближе, а вы заснимите все, когда они поравняются с нами, — сказал Барнетт. На его длинном усталом лице тускло светились такие же усталые глаза с отвисшими, морщинистыми веками. Девушка мало его знала и думала, что ему где-то около сорока. Сквозь имбирного цвета волосы с сединой на макушке пробивалась лысинка. — Я хочу спросить, — продолжал он, — вы сами считаете, что можете снимать кинокамерой? Я вам показывал сегодня утром, как это делается, и я скажу, когда нужно остановиться. — Хорошо, попробую, при условии, что вы не будете меня ругать, если я что-нибудь испорчу. — Я не могу представить себе, что вас можно ругать, — сказал Джим и подмигнул ей. Он как-то удивительно приятно подмигивал. — Держите теперь вы меня покрепче, — добавил он и, поставив ногу на выступ около колонны, оперся на ее плечо и приподнялся. Теперь он сам видел все поверх толпы. Отряд всадников был уже близко. За ним следовали два итальянских отряда, а затем — арабские кавалеристы в потрясающих церемониальных одеждах. Их украшенные золотом и драгоценными камнями тюрбаны сверкали в лучах солнца. Их лошади, которые были пониже итальянских, выступали размеренным шагом, а сами всадники с высоко поднятыми головами, гордые, почти надменные, смотрели только прямо перед собой. За всадниками показался экипаж, в котором находился принц Джардии Асир. Он сидел лицом к кавалеристам. Напротив него сидел маленький бледнолицый человек в светло-сером костюме и красной феске. Его скромный наряд лишь подчеркивал великолепие одежд самого принца — длинный шелковый бурнус, украшенный драгоценными камнями. Экипаж везли восемь белых арабских лошадей; рядом с каждой парой бежал высокий, голый по пояс, темнокожий человек. Толпа теперь шумела вовсю, люди махали руками и выкрикивали приветствия. Можно было понять этот энтузиазм и радостное чувство, охватившее толпу. Визит носил официальный характер, и принц-правитель только что подписал политический и экономический договор с Италией. Здесь, на севере страны, он пользовался особой популярностью. Фото‑ и кинокамеры щелкали и стрекотали. Барнетт бросил последний взгляд на шедших рысью лошадей, на прямую неподвижную фигуру принца и странного человека, сидящего напротив, и спустился вниз. — Теперь ваша очередь, — сказал он, протягивая кинокамеру девушке. — Все, что вам нужно делать, — смотреть через видоискатель и держать экипаж в этом квадрате, насколько это возможно. Начните снимать слева, а затем поворачивайте вдоль всей процессии, пока в видоискателе не покажется сам принц. Не дергайте камеру. Понятно? — Думаю, что да. — В голосе девушки сквозило сомнение. — Пусть будет благословенна дева в своих деяниях. — У него была манера говорить чепуху так, что она, казалось, имела какой-то смысл. — Ну, а теперь — раз-два. Его пальцы сомкнулись вокруг ее талии, и она почувствовала, как легко он поднял ее. Сзади была колонна, и там никто не стоял, поэтому девушка никому не мешала. Незнакомый для нее аппарат был теплым. Солнце палило, и люди, собравшиеся на площади, представляли собой какую-то бесформенную массу, которую разрезала красочная процессия, от вида которой перехватывало дыхание. Девушка навела фокус и нажала на маленький рычажок. Внутри завертелись кассеты, производя журчащий звук. Лошади шли рысью, слышались звон сабель, скрип кожаных седел и топот копыт. Лошади и экипаж вошли в кадр.
А в это время покушавшийся на убийство вытащил из кармана маленький пистолет и держал его в руке так, чтобы не было видно. Он стоял в первом ряду, и между ним и экипажем принца, кроме солдат, стоявших на расстоянии пяти футов друг от друга, не было никого. Достаточно было одного выстрела, чтобы убить.
Удобно устроившись на плече Барнетта, Энн Пеглер видела это почти варварское великолепие с чрезвычайной отчетливостью. Ей хотелось опустить кинокамеру и просто смотреть на этот спектакль, но Джиму Барнетту очень нужны были снимки. Она продолжала смотреть в камеру, а Джим крепко держал ее. Процессия арабов с бежавшими рядом людьми проплывала мимо. Затем в видоискателе появилась передняя часть золоченого экипажа. Энн затаила дыхание. Сначала камера задержалась на человеке в обычной одежде и с феской на голове, который в этот момент медленно оборачивался. Потом она увидела лицо принца и его беспокойный взгляд. Губы Его Высочества двигались, словно он что-то говорил. Внезапно человек в красной феске вскочил с места, а затем пошатнулся. Энн держала палец на рычажке. — Боже мой! — воскликнул Барнетт. — Наверное, это было покушение. Боже мой! Вчерашние газеты напечатали о слухах и какую-то обычную чепуху о специальных мерах безопасности. Энн задрожала еще сильней. — Конечно, все это неприятно было видеть, — произнес Барнетт, глядя на нее. — В этом и моя вина, прошу прощения. Он взял у нее камеру, закрыл ее и повесил через плечо. Затем он обнял Энн за плечи. — Пойдем займем столик, прежде чем туда ринется толпа. Вы скоро придете в себя, вот увидите. — Так он успокаивал ее, пока они проталкивались в сохранившее прохладу помещение галереи, опустевшее за последние полчаса. Официанты терпеливо стояли около свободных столов, приготовившись к неизбежному наплыву посетителей. Некоторые уже сидели за столиками, возбужденно обсуждая все, что произошло. На залитой солнцем площади слышались отрывистые команды; в толпе шныряли люди в штатском, они расспрашивали всех, кто был поблизости, но никто не мог сказать ничего определенного. Это был маленький человек. Это была женщина. Ребенок. Мужчина — женщина — ребенок. Пока шли расспросы, принц, окруженный группой вождей племен и итальянских офицеров, склонился над человеком в сером и вытирал краем своей белой одежды кровь с его лба. — Ягуни, прости меня, — сказал он по-арабски. Его голос дрожал, губы кривились. Умирающий открыл рот, но сказать ничего не смог. Приветственные крики около экипажа замолкли, будто толпу сковал ужас. Они еще слышались вдалеке, но на лицах людей на площади и солдат, выстроившихся вдоль маршрута, появилось выражение испуга, когда человек в феске упал со своего сиденья. Маленький человек, похожий на ребенка, пробирался из передних рядов, расталкивая людей. Он был напуган. Ничего не понимая, Энн смотрела на него. Через секунду или две его шапочка и неопрятные волосы затерялись в охваченной страхом толпе. Тогда она перевела взгляд на принца, который склонился над человеком в сером костюме. Она видела залитую кровью белую одежду принца и кровь на голове упавшего человека. Лошадей спешно потянули вперед, охрана бросилась к экипажу и окружила принца. Убийцу не поймали. Те, кто стояли сзади и не могли видеть, что произошло, почувствовали что-то неладное. Странная тишина, наступившая после приветствий и возбужденных выкриков, за которыми последовали сухие щелчки выстрелов, вызвала в толпе панику. Раздался громкий мужской голос — и лошади остановились. Вожди племен захлестали по бокам своих лошадей, взметнувшихся на дыбы, и рванулись вперед. Все это произошло в считанные секунды. Барнетт быстро опустил Энн на землю: — Что там произошло? — Я, я не знаю. — Ее трясло. — Была стрельба. Энн, вы ничего не видели? — Кто-то там пострадал — маленький человек в феске, — произнесла она прерывающимся голосом. — Принц не дал ему упасть. Мне кажется, я видела кровь. — Неужели кто-то был смертельно ранен? — спросил Джим Барнетт час спустя. — Жаль, если принц попадет в беду. Я бы сказал, что он лучше многих и он пытается повернуть жизнь страны в правильное русло. Сейчас она приобрела большое значение и со стратегической точки зрения и из-за своих нефтяных запасов. Энн Пеглер никак на это не реагировала, но Барнетт ничего от нее и не ожидал. В прохладном помещении большой галереи, среди оживленно обсуждающих покушение людей, она чувствовала себя лучше. Они вышли из кафе и направились назад в гостиницу. Барнетт продолжал говорить — он вообще много говорил и таким образом как-то завораживал девушку. — Нет сомнения, что нефтяные богатства этих ближневосточных стран внесли огромные изменения в их судьбу, — говорил он, придерживая Энн, чтобы пропустить группу приближавшихся парней. — И Джардия… — Он запнулся, и Энн услышала, как у него перехватило дыхание, а затем последовал крик: — Что вам нужно, какого черта! Она обернулась. Молодой парень с темными волосами и мерзкой физиономией тащил к себе его камеру, но ремень не пускал ее В левой руке парня был нож, которым он не замедлил полоснуть по ремню, но Барнетт отбил его руку. Нож отлетел в сторону и со звоном упал на дорогу. Прохожие замерли глядя на бегущего вдоль дороги человека. Он завернул за угол и скрылся, прежде чем Барнетт, Энн или кто-нибудь другой бросился за ним. Энн смотрела на нож. Дорога в этом месте была такой узкой, что пропускала трамвай лишь в одном направлении. Нож лежал на булыжной мостовой, сверкая полированным лезвием, затем появилась машина и наехала на него. Послышался треск. — Ну, и что вы об этом думаете? — воскликнул Барнетт. Ведь он знал, что в некоторых странах опасно носить камеру на ремне через плечо: взмах ножа — и прощай пятьдесят фунтов. Но на такой улице, как эта, — что-то невероятное! Он сердито смотрел на двух итальянцев, которые подскочили к нему, начали задавать совершенно непонятные Энн вопросы. Затем, к ее радости, кто-то начал говорить по-английски, и голос этот звучал по-дружески, успокаивающе: — Полиция скоро подойдет, и они поймают бандита. Хорошо, что синьор не лишился своей камеры. Может быть, проводить их до отеля? — Нет, до него совсем недалеко, — сказал Барнетт, быстро переходя на английский. — Спасибо, я в полном порядке, не следует беспокоить полицию. — Он взял Энн за руку жестом человека, имеющего на нее теперь больше прав, чем тогда утром, и они поспешили в гостиницу. Человек, пытавшийся похитить камеру, исчез. Но двое других преследовали их до самой гостиницы, находившейся на узкой улочке неподалеку от зоопарка. И начиная с этого времени за отелем началась слежка. (обратно)
2. УБИЙЦА
Энн лежала на кровати лицом к окну, выходящему во двор гостиницы. До нее доносилось журчание бегущей воды, но этот звук не раздражал ее, а, напротив, помогал избавиться от чувства одиночества. Во дворе происходило какое-то движение, но это не тревожило девушку, поскольку достать до ее окна было не так-то просто. Все еще стояла жара. Выключив свет, Энн открыла окно. Но, наверное, этого не следовало делать. Назойливое гудение москитов стало громче. Этот гул и воспоминания о том, что она пережила днем, не давали ей спать. Сейчас все происшедшее возникало в памяти. Перед глазами стоял поток густой темной крови умирающего человека. Она понимала, что вспоминать об этом абсурдно, но ничего не могла с собой поделать. Вожди арабских племен, сам принц, его испуганное лицо, человек в сером костюме, его падение — она была уверена, что никогда этого не забудет. Она видела, как бежал испуганный «ребенок». Гордиться самообладанием не приходилось: как только они выбрались из толпы и вошли в кафе, там, в галерее, она чуть не лишилась сознания. Джим Барнетт почти втащил ее туда, заставив выпить глоток бренди. Она боялась, что ему будет неловко из-за той сцены, которую она устроила, но он оказался на высоте. А эта попытка ограбить его по пути в гостиницу! Воспоминания о том, что происходило на площади, жара и переживания подействовали на нее, и она почувствовала невыносимую головную боль. Вернувшись в свой номер, она сняла платье и прилегла в затененной комнате. Теперь она чувствовала себя значительно лучше. Джим ушел на встречу со своими деловыми друзьями. Энн знала: ему хотелось, чтобы она выпила с ним, прежде чем он уйдет, но в то же время он боялся показаться слишком назойливым. Он не хотел, чтобы девушка подумала, что он стремится встать на слишком дружескую ногу с ней. Он был ей симпатичен, но поразил своей словоохотливостью, когда три дня назад впервые заговорил с ней в вестибюле гостиницы. С тех пор он стал опекать ее, причем значительно упорнее, чем ей бы хотелось. Она приехала в Милан не для того, чтобы превратиться в дурочку под покровительством этого английского ухажера. Но он ей, несомненно, нравился. «Вернулся ли он?» — подумала Энн. Ее дорожные часы со светящимся циферблатом показывали, что уже далеко за полночь. Было это поздно или рано для Милана? Она не знала и до сегодняшнего дня не думала об этом. Она не думала бы и сейчас, если бы не какое-то беспокойство — смутное опасение, которое она не могла себе объяснить. Она пыталась заснуть, но не могла; очевидно, сказывался длительный дневной отдых. Чувство тревоги не пропадало. Было очень жарко и душно. Девушка встала и медленно прошлась по комнате. Появилась какая-то иллюзия прохлады. Вода в фонтане продолжала журчать. Она подошла к окну. Лишь одна лампа освещала двор — над арочным входом, напротив ее окна на расстоянии сорока футов. При свете ее Энн смогла различить столы, стулья и большие зонты. Там можно было пообедать, и именно там она сидела за столиком, когда Джим впервые присоединился к ней. «Вернулся ли он?» Джим сказал, что окно его номера тоже выходит во дворик. Она была уверена, что он пытался узнать, где ее комната, и не показывалась в окне. Потом она сама над собой смеялась. Если он действительно хотел это узнать, то сотня лир дежурному все бы мгновенно решила. Будет ли он завтра таким же внимательным? Или с него уже хватило? Любопытно, но теперь, когда она думала, что отвадила его, он стал интересовать ее еще больше. Какие усталые ясные карие глаза! Напротив вспыхнул свет. Он четко высветил окно, ставни которого тоже были открыты. Очевидно, не одна Энн решила, что духота страшнее москитов. Радуясь, что появилось что-то отвлекающее ее внимание, она принялась наблюдать за окном, в глубине души надеясь, что там может быть Джим. Если так, то пришел он только что или его тоже мучила бессонница? Прежде всего она увидела тень, а затем Джима Барнетта. Ошибки быть не могло. Высокий, с длинным лицом, горбоносый, с сигаретой в уголке рта, он находился в другом конце комнаты, двигаясь от двери, и было непонятно, зачем он подходил к окну. Но он приближался. Энн никак не могла решить: надо ли ей оставаться у окна, чтобы он ее увидел? Наконец решила, что не стоит, но задержалась немного, наблюдая за ним. Джим зевнул. Энн улыбнулась, глядя, как он похлопал себя по рту, отвел руку и опять глубоко зевнул. Внезапно он быстро обернулся, явно чем-то напуганный. «Что такое?» Энн увидела, как какой-то человек бросился на Джима, увидела блеск ножа и закричала…Выйдя из лифта в отеле «Муччи», Джим Барнетт немного замешкался. Когда дверцы лифта автоматически закрылись, он посмотрел в сторону ярко освещенного прохода к номеру двадцать три. Его комната находилась в противоположном конце, но Энн Пеглер жила именно там, куда он смотрел. «Интересно, как она себя чувствует?» Он тихонько усмехнулся и покраснел. Его охватило возбуждение. Ему захотелось с кем-нибудь поговорить — не важно с кем. Энн умела слушать. Чудесное маленькое создание, которому по собственному признанию, исполнилось двадцать три. Но он не удивился бы, если узнал, что на самом деле ей около девятнадцати. В ней были свежесть и какая-то наивность, которые напоминали ему сестру в двадцать лет. Но Гризельда давно миновала этот опасный возраст. Может быть, он и неправ в отношении Энн. Встречаются же такие на первый взгляд робкие девицы, которые на деле столь же решительны, как их более зрелые подруги. Она сказала, что приехала одна. Подруга, с которой она собиралась в течение трех недель путешествовать по Италии, в последний момент заболела. Удивляться тому, что девушка решила отправиться одна, не приходилось: в ней чувствовалась тяга к независимости, и даже более того — упрямство. Джим надеялся, что ей не очень надоело его общество, что он не слишком назойливо проявлял свою симпатию и пожимал ей руки. Эта мысль заставила его снова усмехнуться. Она выглядела больной, когда ушла к себе в комнату, такой же, как тогда, когда произошло покушение. Полковник Ягуни, близкий друг и советник молодого принца Асира, умер почти мгновенно, до того, как прибыл доктор. У принца не было ни царапины. Никто не сомневался, что, заслонив принца, Ягуни спас ему жизнь. Так говорили в Милане. А значит, и во всем мире, поскольку в каждой газете сообщения об этом печатались под крупными заголовками. Барнетт начал расхаживать по коридору. Он ничего не видел и не слышал. Он чувствовал приятную усталость: ужин и вино были достойны королевского приема — и он отлично провел время. Просто чудесно. Это было как раз то, чего он хотел, а теперь он мог поспать в свое удовольствие, не заботясь ни о чем. Стоит ли зайти к Энн? Легкий стук не разбудил бы ее, а если она не спала, то, возможно, обрадовалась бы визиту. Может быть… «Зайти или нет…» — Нет, — произнес он решительно и поспешил в свою комнату. Вставляя ключ, он не думал, что в комнате кто-то есть. Свет не горел, тишину нарушало только легкое журчание фонтана. На темной стене четко выделялось открытое окно. Джим включил свет и прошел к окну. Он знал, что окно комнаты Энн находится почти напротив, но не был уверен, что девушка знает, где его окно. Говорят: «в тихом омуте…». Если она расположена к нему и достаточно уступчива, можно было бы провести два-три чудесных дня. Потом она вернется назад в Англию, а он, вероятно, поедет дальше в Рим. В какой-то момент ему показалось, что он видит в окне напротив очертания девичьей фигуры. Позевывая и похлопывая себя по рту, он притворился, что ничего не заметил и подошел ближе. В сорок два это, конечно, было смешно, но сердце билось чаще. Если она стояла там, надеясь его увидеть… «Дурак!» Сделав еще шаг, он услышал позади какой-то звук и резко обернулся. То, что он увидел, заставило его мгновенно забыть о девушке: молодой парень приближался к нему, зажав в поднятой руке блестящий нож. Джим уже видел его раньше, и тогда этот человек вел себя так же, как сейчас. Он не был готов к нападению и, неловко размахнувшись, потерял равновесие. Парень пригнулся и ударил Барнетта ножом. Барнетт сразу понял, что все кончено. Его агония началась еще до того, как он почувствовал раскаленную боль, проникшую в его тело вместе с лезвием. Он беспомощно застонал и начал падать, дико, но бесполезно размахивая кулаками. Он попытался удержаться, зажав руками рану, из которой теплым потоком текла кровь. Последнего удара — между ребер, оборвавшего его жизнь, он не почувствовал. (обратно)
3. ПРИКАЗЫ ИЗ ЯРДА
Роджер Вест быстро шагал по бульвару Мадлен, хотя день был слишком жарким, чтобы вообще что-либо делать быстро. Все вокруг выглядело каким-то резким. Резкими были цвета журнальных и газетных киосков, голубая форма дорожных полицейских и их дубинок, нестерпимо яркими казались столы и стулья под стеклянными навесами кафе. Листья казались более зелеными, чем обычно, а красные, голубые, желтые и коричневые автомашины сверкали сумасшедшими расцветками. Этот высокий, хорошо сложенный мужчина, по-видимому, нравился маленьким парижанкам, которые бросали на него быстрые взгляды из-под изящно очерченных бровей. Справедливости ради следует сказать, что он не замечал никого из них, кроме элегантной женщины, которая смотрела прямо перед собой. «Джанет сказала бы, что это американка, — подумал Роджер Вест, — и, возможно, была бы права». Он увидел, как женщина подошла к киоску, и последовал за ней. Она взяла «Нью-Йорк геральд трибюн» и, сложив, сунула под мышку. «Пятерка Джанет», — подумал Роджер, подошел к киоску и купил «Ла Матэн». Он просмотрел заголовки: переводил он не очень тщательно и опускал незнакомые слова — позже они с Джанет займутся этим более серьезно. На улице Скриба Роджер замедлил шаг. — Привет, — сказал он. — А дела-то обстоят неважно. Человек в широкополой шляпе и ботинках на толстой подошве сердито посмотрел на него и посторонился, однако Роджер не обратил на него внимания: его привлек заголовок: «Покушение на принца Асира» — и далее внизу: «Полковник Ягуни убит». — Черт возьми, — пробормотал Роджер, сложил газету и направился в гостиницу. Его хорошее настроение пропало, и потребуется, очевидно, немало усилий, чтобы его вернуть. Причин для этого было много. Прежде всего: полковник Ягуни. Колоритная фигура, до свидетельству газет, и, как всегда, они были правы. Совсем недавно он провел две недели в Лондоне. Он прибыл туда якобы для изучения методов работы британской полиции, и с этой точки зрения Скотленд-Ярд мог считаться для него своеобразной Меккой. На самом же деле он хотел проверить разработанные полицией планы обеспечения безопасности принца Асира во время его визита в Лондон. До сих пор старшему инспектору Весту из Скотленд-Ярда не приходилось иметь дело с арабами, но он достаточно хорошо уяснил старое утверждение: люди — это только люди. Полковник Ягуни вызывал у него глубокое уважение, истинную любовь и искреннее восхищение. Из своих собственных конфиденциальных источников он знал, что полковник не только обеспечивал безопасность Асира, но и был его верным советником. Он никогда не надеялся на случай, он удивлял сотрудников Скотленд-Ярда, имевших огромный опыт в разработке мер безопасности, своими вопросами и предложениями. Ягуни составил список известных сторонников Братства Зары в Лондоне. С тех пор Роджер не спускал с них глаз: он старался сделать так, чтобы к приезду принца каждый из них находился под надзором. Для жителя Лондона, привыкшего к сдержанной в проявлении эмоций городской толпе, возможность покушения во время прохождения процессии казалась весьма нереальной, но для полковника Ягуни все обстояло не так. — Они попытаются — говорил он, — может быть, в Джардии иди в Париже, в Каире, в Нью-Йорке или здесь, в Лондоне. Рано или поздно они предпримут попытку. Принц это знает, и я это знаю. Я вот что скажу вам, Роджер Вест: принц никогда не женится, потому что навлечет этим опасность на свою жену и своих детей. У него есть брат-наследник. Он слабый человек. Все слишком надумано? Да, но теперь Ягуни мертв — полный, подвижный, интеллигентный, чрезвычайно честный и преданный человек. Теперь уже он не сможет охранять своего любимого принца. Он умер, доказав, что был прав. Вот и все. Попытавшись однажды, они попытаются снова. Через несколько недель принц Асир приедет в Лондон. Координация всех мер безопасности — это его, Роджера, дело. Все было согласовано, когда Ягуни находился в Лондоне, и едва ли что-нибудь изменится. Он ожидал, что они с Ягуни возобновят знакомство. И вот теперь это известие. Он внимательно прочитал сообщение и, убедившись, что принц не пострадал, вернулся в отель «Монд». Он прибыл в Париж по приглашению Главного управления безопасности Франции для работы над совместным проектом по борьбе с контрабандистами, действовавшими между Лондоном и Парижем. Надо сказать, работа была необременительной. Платить из своего кармана приходилось лишь за содержание Джанет. Лифтер в светло-зеленой форме приветливо улыбнулся и спросил: — Третий, месье? «Продолжается старая игра». — О, мерси, третий, силь ву пле. Они улыбнулись друг другу. Роджер вышел из лифта и направился по коридору к своей комнате. Она выходила на улицу, а это значило, что здесь было много шума и мало свежего воздуха, фактически его совсем не было, поскольку парижские выхлопные газы были более отвратительными и всепроникающими, чем лондонские. Роджер всегда помнил, что к Джанет не следует приходить в мрачном расположении духа, надо обязательно быть бодрым и веселым. А почему бы и нет? У него в кармане лежали два билета в «Фоли берже» по семьсот пятьдесят франков каждый, что было вполне умеренно, и билеты в «Пари де нуи», которые нанесли его бюджету ущерб в восемь тысяч франков, но они стоили того, во всяком случае для Джанет. От «Лидо» сенсаций можно было не ожидать, о возможных радостях в других местах, которые им предстояло посетить, он не имел никакого представления. Нужно посидеть на Монмартре и «погрешить» на Монпарнасе. Конечно, было глупо с его стороны не позвонить кому-нибудь из французской безопасности и не попросить печальным голосом «показать Париж». Офицеры из разведки взяли бы на себя все расходы. Роджер подошел к комнате триста четырнадцать. Он широко улыбнулся, достал из кармана билеты и, распахнув дверь, вошел: — Привет, есть кто дома? В ванной комнате Джанет не было, хотя дверь была открыта. Она не откликнулась на его приветствие, это было необычно. Куда-нибудь выбежала? Нет, вот она у окна. Он остановился и как завороженный смотрел, как она ритмичными движениями водит утюгом по его рубашке. Джанет даже не взглянула на него, что тоже было необычно. — Я сказал: «Привет», — объявил он и быстро прошел в комнату. — Ночной Париж и все забавы «Фоли берже» — в моем кармане. Если мы будем аккуратны, у нас даже останутся деньги, чтобы не умереть с голоду в следующие три дня. Как тебе это понравится? Она подняла на него глаза, но брови оставались нахмуренными. — Мне бы не хотелось в течение следующих трех дней верить во что-нибудь, — произнесла она с горькой усмешкой. У нее были прекрасные вьющиеся волосы, почти черные, но с заметными проблесками начавшей проступать седины. Она не была красавицей по общепринятому стандарту, но в мире не было более милого существа, на которое он променял бы ее. Ее серо-зеленые глаза и полные губы всегда были готовы к улыбке. Уголки ее рта редко опускались, и совсем редко они были поджатыми так, как сейчас. — В чем дело? — спокойно спросил Роджер. Могло произойти все что угодно, и он не имел ни малейшего представления, в чем дело. Его не было всего полчаса, причиной ее явного раздражения мог быть только он. Джанет не сказала ему, что взяла с собой дорожный утюг, и если бы она находилась в другом настроении, он поиздевался бы над ней за этот комплекс постоянной прачки. Она продолжала гладить. — Джанет… — Он придвинулся к ней. Она остановилась и посмотрела на, него. Только сейчас он заметил, что она готова расплакаться. Он редко бывал таким бестолковым. Но что же случилось? Если бы заболел кто-то из мальчиков, она была бы в панике, а не такой, как сейчас. Он подошел и обнял Джанет: Ну, скажи, что такое? Ты посмотрела на меня, будто я какое-то чудовище. Я… О Боже мой, ты подглядывала за мной из окна? Так, что ли? — Он сделал шаг назад и рассмеялся. — Дорогая, я не подходил ближе, чем на три ярда. Я шел за ней только для того, чтобы выяснить, была ли ты права. Оказалось, что да. Она… — Ты должен позвонить в Скотленд-Ярд, немедленно, — прервала его Джанет. Последние слова она произнесла почти с ненавистью. — Лично Четуорсу. Я могла бы, — она глубоко вздохнула, — я могла бы свернуть ему его толстую шею! Роджер отошел и прислонился к стене: — Четуорсу? — Ты слышал меня, — Джанет почти кричала. Слезы уже проступали и голос прерывался. — У нас была одна неделя. Одна свободная неделя за год, а фактически за два года, потому что в прошлом году мы не были вместе, и что случилось? Через два дня этот жирный подонок звонит тебе и требует, чтобы ты связался с ним немедленно. Я почти… — Ты с ним говорила? — Да. — Что он сказал? — Ты что, глухой?! — закричала Джанет. Роджер, склонив набок голову, молчал. Она подобрала ручное полотенце, которое использовала в качестве мокрой тряпки, и вытерла глаза. Она раскраснелась, и в глазах сверкали слезы, но в остальном выглядела более или менее нормально, однако Роджер знал, что должно пройти минут десять или около того, прежде чем ее можно будетобнять. И то при благоприятном стечении обстоятельств. Все зависело от того, что было нужно Четуорсу. Было полседьмого — удачное время для быстрого звонка на дальнюю дистанцию. — Я лучше выясню, — сказал он и подошел к телефону. — Прости, дорогая. Может быть, он просто хочет что-нибудь проверить. — О, не говори глупости! — воскликнула Джанет. — Он не стал бы звонить, если бы у него не было какого-нибудь задания для своего любимого инспектора. Если он так заботится о тебе, то почему не повысит по службе? Ты болтаешься в инспекторах уже достаточно долго. Правда заключается в том, что он использует тебя в своих интересах, поскольку у других больше самолюбия. Роджер решил не отвечать и занялся телефоном. Телефонистка на отличном английском сообщила, что потребуется всего несколько минут. Роджер закурил сигарету и наблюдал, как продолжавшая ворчать Джанет гладит белье. Закончив гладить рубашку, она отложила ее в сторону. Потом взяла пару нейлоновых чулок, долго рассматривала их, а затем запустила правую руку внутрь одного: — Если он побежит, я закричу. — Продолжай в том же духе, и я закричу тоже, — буркнул Роджер. Она удивленно оглянулась и заметила, что он смотрит на нее с яростью. Несколько секунд они стояли, глядя друг на друга; внезапно до Роджера дошел весь комизм ситуации — и он расхохотался. Очевидно, и в настроении Джанет худший период миновал: Роджер увидел, что поджатые губы стали мягче. Зазвенел телефонный звонок. — Служба работает хорошо, — сказал Роджер, хватая трубку. — Ты схватил ее так, будто от этого зависит твоя жизнь, — проворчала Джанет. Ожидая ответа телефонистки из Парижа, телефонистки из Лондона, секретаря Четуорса из Ярда и самого помощника комиссара, Роджер состроил Джанет уморительную рожу. Четуорса слышно было так, словно он находился в соседней комнате. В начале разговора Роджер успокаивающе посмотрел на Джанет, а потом отвернулся, и она заметила, что выражение его лица изменилось: линия губ стала жестче, а на лбу обозначились морщины. Были какие-то новости, которые ему совсем не нравились. «Всегда одно и то же. Можно подумать, что он женат на Скотленд-Ярде. Это извращенный, порабощающий, чудовищный тип жены. Его настоящая жена…» Выражение его лица опять изменилось, глаза заблестели: — Да, хорошо, я мог бы, сэр. Но вы знаете… Он прервался и выглядел так, словно готов был слушать Четуорса всю ночь. Его новая смена настроения заинтересовала Джанет. Она оставила чемоданы, которые использовала в качестве импровизированной гладильной доски и подошла ближе. Он сунул руку в карман, достал ручку и протянул ее Джанет. — Запиши, — прошептал он ей. — Но на чем? — Она беспомощно вертела головой. — Хотя бы на этой рубашке!.. Да, сэр, я слушаю… Я повторю снова… Отель «Муччи», улица Манин, Милан… Я знаю, Джонсон в Милане по поводу контрабанды. Он говорит на двух языках и может помочь… Спасибо, да, я все понял. Первым делом я утром получу доклад и познакомлюсь с ним по дороге… Это все, сэр?.. Да, да, сделаю. До свидания. Он широко улыбнулся и положил трубку. — Перестань стоять с видом человекообразной обезьяны! О чем идет речь? — закричала Джанет. — При чем здесь Милан? Что ты… — Дай мне вставить хоть слово, — прервал Роджер, зажав ей рот рукой. Он поцеловал Джанет в лоб и прижал к себе, хотя она изо всех сил вырывалась. — Хотя, с другой стороны, зачем мне это тебе говорить? — издевался он. — Если ты улыбнешься, как добрая жена, и посочувствуешь мне, поскольку меня отозвали из отпуска, я, пожалуй, мог бы попытаться убедить его позволить мне взять тебя с собой. Но… Джанет, наконец, удалось освободиться из железных объятий: — Мы собираемся в Милан? — Да, любовь моя, мы туда собираемся! Самолетом завтра утром, после того как я получу особое сообщение, которое послано для меня в адрес Парижской службы безопасности и которое мне вручат в девять часов. Это будет короткая ночь. «Пари де нуи», или как оно там называется, не закончится раньше двух. И прощай. «Фоли». Ну, ничего. Я… — Но что случилось? — выдохнула Джанет. Роджер ответил не сразу, вопрос несколько отрезвил его. Он пригладил пятерней свои светлые непокорные волосы с проседью на макушке, нахмурился и закурил сигарету. Наконец, он сказал Джанет то, о чем думал все последнее время: человек — самое грубое из всех животных. Он был настолько рад, что может взять Джанет с собой в Милан, и испытывал такое облегчение от того, что ее страхи не оправдались, что забыл о главном: он едет в Милан для расследования убийства англичанина Джеймса Барнетта. Роджер ни слова не сказал жене о гибели полковника Ягуни. Для этого будет завтрашний день, а сегодня не стоило портить ее настроение. Убийство незнакомого человека, возможно, не очень взволновало бы ее, но она быстро все поймет, когда узнает, что именно случилось с полковником Ягуни. Она сразу подумает о той опасности, которая нависнет над ее мужем, когда принц Асир прибудет в Англию. — Но почему надо отправлять именно тебя? — спросила Джанет. — И почему бы не послать кого-нибудь, кто знает итальянский? — У них много дел в Ярде, а сержант Джонсон уже в Милане, так что он поможет с языком, — ответил Роджер. — К тому же я думаю, старик сделал это по доброте сердца. На самом же деле «старик» хотел, чтобы под предлогом сотрудничества с итальянской полицией в расследовании убийства Барнетта Роджер изучил все связанное с покушением на принца. Достаточно честно. Безопасность принца, конечно, была важнее всего, и это дело являлось своего рода испытанием для Роджера. В случае успеха он мог бы… Впрочем, стоп! Роджер улыбнулся. В глубине души он не считал, что предстоит легкая работа. Если это Братство Зары решило добраться до Асира, они могут добиться своего: у фанатиков это почти всегда получается. Главное, чтобы принц с миром уехал из Англии. Четуорс одобрил почти все его предложения. Он даже склонялся к тому, чтобы иметь дублера, который мог бы заменить принца во время появления на публике. Последнее, что Роджер видел в Англии, был человек, которого тренировали для этого. Возможно, тот, кто умер, мог действительно спасти принца. Было ли так на самом деле? (обратно)4. ПОЧЕТНЫЕ ГОСТИ
Они летели над Альпами. Самолет делал вираж, и Джанет, прильнувшая к окну, далеко внизу увидела зеленую землю. Она крепко держала Роджера за руку, словно боялась, что окно может открыться и она выпадет из самолета. А так она, конечно, вылетит не одна. С голубого неба, которое раскинулось над всей Европой в это невероятное лето, над царством белого льда и снега сияло яркое солнце. Здесь и там зияли глубокие провалы, острые скалы пронзали вершинами снежный покров. Огромные пространства девственной белизны, замороженные до прочности стали, а на вид казавшиеся мягкими, как белая утиная грудь, приковывали к себе взгляд. Самолет будто замер. Джанет глубоко вздохнула и расслабилась. Она зевнула и с негодованием посмотрела на пассажира, который недалеко от нее растянулся в откинутом кресле и слегка похрапывал: очевидно, красота Альп, снег, солнце и глубокое голубое небо его не волновали. Затем она взяла шоколадную конфету из коробки, которую ей подарил в аэропорту высокий, дружелюбный и галантный инспектор французской службы безопасности, и тихо спросила: — Хочешь конфету? — Нет, спасибо. — Правильно, соси свои сигареты, — съязвила она. — Роджер! — Слова «дорогой» не последовало. — Ну что? — Когда ты раньше был в Париже, ты бывал в этих ночных клубах? — Однажды я заглянул в «Лидо». — Заглянул? — с сомнением спросила Джанет и, повернувшись, взглянула на него прищуренными блестящими глазами. — Или у тебя был столик впереди и ты сидел, раскрыв рот? Это совсем не потому, что я беспокоюсь по поводу такого множества голых баб. Конечно, я не могу делать это лучше, чем они, но… — Нет, дорогая, — провозгласил он торжественно, — ты это можешь. Джанет не обратила на него внимания: — Я имею в виду эти небольшие заведения. Тот молодой симпатичный американец в кафе не имел никаких шансов. Она подошла к нему и попросила купить ей что-нибудь выпить, а затем буквально втащила его на площадку для танцев. Бог знает, куда они отправились после этого, но больше я их не видела. — Она сморщила нос. — Жаль, конечно, мне кажется, что девушка была очень симпатичная. — А затем превратилась в мегеру. — Она, должно быть, была просто проституткой. Роджер обхватил жену за талию и сжал так, что она задохнулась. Затем выбрал в коробке самую большую шоколадку и положил ее себе в рот. В последний раз в окне мелькнули горы, спускающиеся отрогами в долины, и через несколько минут они покинули страну чудес и вернулись в тот мир, где люди живут и работают. — Другая страна, другой народ, другие понятия, — многозначительно произнес Роджер. — Меня не беспокоит другой народ, я обеспокоена твоими понятиями, — заявила Джанет. — Мне следовало бы еще раньше заставить тебя взять меня в Париж. Хотя нет, — добавила она, подумав, — я бы не оставила мальчишек одних, когда они были меньше, Роджер! «Опять критические замечания?» — Ну что? — Что это за история с покушением на принца Асира? Его рука замерла, он понял, что чем-то невольно выдал себя. Он взглянул на Джанет и увидел, что ее серо-зеленые глаза в упор смотрели на него и в них уже появились искорки тревоги и озабоченности. — А откуда ты узнала? — Я прочла об этом через плечо какого-то мужчины в аэропорту, — спокойно сказала она. — У него была «Дейли глоб». Кажется, там сообщалось, что полковника из Джардии, которого ты так любил, убили, — Да, это так. — В Милане? — И это верно. — Дорогой мой, — ласково произнесла Джанет, — я удивляюсь, почему ты так часто рассчитываешь на то, что я слепая, немая и глупая? Он взял еще одну шоколадку, прежде чем она успела его остановить. — Просто глупая, — поправил он. — Ты задаешь очень много вопросов, на которые сама придумываешь слишком много ответов. Я направляюсь, чтобы помочь итальянцам выяснить обстоятельства убийства Джеймса Барнетта. Это просто совпадение, что убийство произошло в тот же день, что и покушение на принца. — Оглянувшись вокруг, Роджер убедился, что его никто не подслушивает, приблизил губы к ее уху и продолжил: — Также чистым совпадением является то, что сотрудник нашей разведки, ответственный за безопасность Его Высочества принца Асира, решил посетить Милан, где можно получить из первых рук сведения о том, какими средствами пользовались покушавшиеся. Кто предостережен, тот вооружен, как говорит Четуорс. Она холодно посмотрела на него и язвительно произнесла: — Он говорит это по доброте душевной. Каким злонамеренным вруном ты можешь быть! — Несколько минут она молчала, а затем придвинулась к нему и спросила: — Ты же не будешь там занят все время?Аэропорт в Линате выглядел очень опрятным, однако отсутствие зелени сильно отличало его от лондонского. Пассажиров встречала обычная толпа, пожарная машина и «скорая помощь» стояли наготове, механики в белых спецовках и заправочная цистерна ожидали начала заправки. Посадка прошла гладко, и Джанет вздохнула спокойно. Пассажиры вышли из самолета. Роджер разглядывал столпившихся за барьером людей. Несколько пассажиров кинулись приветствовать своих друзей. Две женщины не стесняясь плакали. В небольшой группе находились два-три фотографа, присутствовали и другие представители прессы. Роджер надеялся, что этот прием приготовлен не для него, иначе его полусекретная миссия обречена на провал. Он увидел, как представители прессы двинулись в сторону пожилой, прекрасно одетой женщины. — Давай проскочим мимо этой модницы, — сказал Роджер и отошел в сторону, к барьеру, ожидая, когда прекратятся вспышки и дама ответит на первые вопросы. Один из газетчиков начал проявлять интерес к Роджеру, который поспешно затолкнул Джанет в помещение таможни. — Что случилось? — спросила она. — Уайттекер из «Глоба» был там и мог узнать меня. — Это что, так важно? — Возможно, и нет. Он промолчал бы об этом, если бы я его попросил. Возможно, он был бы рад показать тебе Милан. Или ты предпочла бы красивого черноволосого итальянца с блестящими глазами? — Мне кажется, нам нужно идти туда для таможенного досмотра, — сказала Джанет. Таможенный досмотр оказался чистейшей формальностью, и они двинулись дальше. Когда Роджер и Джанет подошли к двери, им навстречу двинулся человек средних лет с усталыми серыми глазами: — Синьор Вест? — Да. — Следуйте, пожалуйста, за мной. — Он улыбнулся и протянул визитную карточку, с которой, однако, не дал времени ознакомиться. Быстро переговорив на итальянском с носильщиком, он вывел прибывших из здания аэропорта. Жара была такая отчаянная, что Джанет в первый момент даже задохнулась. Встретивший их человек не спешил, но остановился у такси и открыл дверцу. — Шофер доставит вас прямо к отелю «Муччи», синьор. — Он поклонился. — Синьор Северини скоро будет иметь удовольствие увидеть вас. — Спасибо. — Кто такой синьор Северини? — поинтересовалась Джанет, когда они уселись. — Человек, который возглавляет расследование. — Какое расследование? — спросила она.
Это был первый итальянский город, который они увидели. Вдоль улиц стояли высокие дома со стальными балконами; на веревках, свисающих из большинства окон, сушилось выстиранное белье. По пути попадались кварталы, выкрашенные в бледно-розовый, желтый или голубой цвета, — яркие, но от этого не менее уродливые. Окна были закрыты ставнями, отчего улицы выглядели оставленными людьми. Звон трамваев, маленькие машины, пересекающие блестящие трамвайные рельсы, уличные регулировщики в белом, жестикулирующие так боязливо, словно выступают перед королевским семейством, стук и лязг за занавесями из рафии, где строились новые сооружения, — все это казалось Джанет новым и необычным и приводило ее в восхищение. Роджер продолжал смотреть в заднее окно. Он заметил маленький «фиат», похожий на тот, что видел у аэропорта. Он не был уверен. Таких небесно-голубых «фиатов», похожих на жучков, было много в Милане. Когда они добрались до центра города, движение стало таким интенсивным, что Джанет начала нервно оглядываться. Они завернули за угол, шофер остановил машину и указал рукой на что-то впереди. У Джанет захватило дыхание, и она пробормотала: — Посмотри! В золотом свете дня перед ними сиял великолепный кафедральный собор. Каждая из тысяч скульптур, изображающих молчаливых умиротворенных святых, была величественна и прекрасна. Красный бархат на дверях добавлял последний штрих к почти варварскому великолепию. Боковые двери были открыты, и люди спешили по обширной площади к этим дверям, вспугивая голубей и не обращая на них внимания. Шофер обернулся. — Это замечательно, правда? — Он произнес с настоящим американским акцентом. Роджер улыбнулся. Маленький «фиат» следовал за ними до самого отеля, но Роджер не проявлял к нему никакого интереса. С первого взгляда отель их разочаровал. Серое плоское здание, лишенное даже балконов, выходило на какое-то подобие парка, где стояли поникшие деревья и желтела трава. Когда Джанет и Роджер подошли, маленький мальчик, одетый в красно-коричневую форму, с улыбкой распахнул двери и поклонился. Стойки для приема гостей и для обслуживания сверкали новизной. Клерки и носильщики выглядели скучными и усталыми. Когда Роджер подошел к стойке, сонный служащий спросил: — Могу я чем-нибудь быть полезен, сэр? — Синьор Северини заказал для меня номер. Мое имя… — Мистер Вест? — Скука с лица молодого человека исчезла, в его темных глазах проявился интерес, и он в одно мгновение занял свое место за стойкой. — Мы рады приветствовать вас. Я лично провожу вас в комнату и выясню, не понадобится ли вам что-нибудь. Я имею честь быть помощником управляющего. Сегодня он свободен, что для меня является большой удачей! — Молодой человек сиял. — Ваша комната на третьем этаже. Она выходит на дворик. Поднимались в новом лифте. Коридоры устилали ковры, здесь уже ощущался налет роскоши, который не был заметен с первого раза. Помощник управляющего открыл дверь, ведущую в маленькую гостиную; за ней находилась спальня, а дальше — ванная и туалет. Молодой человек показывал все это с церемонной сосредоточенностью. Очевидно, этот номер соответствовал высшему стандарту, и глаза Джанет радостно сияли. Помощник управляющего подошел к окну, открыл ставни и театральным жестом вытянул руку. — Для прохлады, — сказал он, — есть фонтан. Теперь я закажу для вас чай. Пожалуйста, извините меня. Он вышел, оставив их вдвоем. Посмотрев вниз, они увидели фонтан из белого мрамора с золоченым шпилем. Золотые рыбки плавали в его огромной чаше. Участки ярко-зеленой травы, орошаемой разбрызгивателем, разбивались цветными мозаичными дорожками, которые казались еще ярче от сверкающего голубого неба. Одна стена была почти полностью закрыта виноградными лозами, с которых свешивались маленькие упругие кисти ягод, светло-зеленых на фоне густой зелени листвы. Солнце освещало верхнюю часть одной стены, отбрасывавшей ослепительный блеск, но остальная часть двора находилась в тени, создавая иллюзию прохлады. Именно отсюда девушка видела, как было совершено убийство. В противоположной стене Роджер заметил арочный проход. Стена была высотой около двенадцати футов, верх ее покрывал голубой кафель. За стеной проходила дорога. Он слышал шаги и шум машин. С трех других сторон стены были очень высокими. У каждого окна были деревянные ставни, выкрашенные в ярко-зеленый или лимонно-желтый цвет и крошечные балкончики. Окна защищали от солнца навесы, которые нужны были лишь, когда оно находилось в зените. Большинство ставней было закрыто, что придавало отелю такой же покинутый вид, как и улицам. Но кое-где ставни оставались открытыми и были закреплены за стену, были открыты и некоторые окна. — Здесь божественно, — сказала Джанет. — Высший класс, — заметил Роджер. — Впредь не жалуйся, что ты жена полицейского. — О, я ничего не имела бы против, если бы ты был итальянским полицейским. — Джанет немного помолчала. — Дорогой… — Ну что? — Интересно, в какой комнате был убит Барнетт? — Хочешь, чтобы я узнал и сказал тебе? Она задумалась. — Нет, конечно. Просто я не хочу, чтобы это была именно та комната. — Она отвернулась от окна. — Я хочу принять душ и надеть чистое платье, а затем ты можешь взять меня куда-нибудь. Она оставила его, чтобы исследовать сверкающий фарфор и сияющий никель ванной комнаты. И Роджер был рад этому. В окне соседней комнаты появилась девушка. На мгновение она задержалась, всматриваясь вниз во дворик. Из описания, которое у него было, Роджер понял, что это Энн Пеглер. До этого момента он не представлял, насколько она была потрясена: на ней буквально не было лица, и она выглядела очень нездоровой. Внезапно из прохода внизу в стене появился человек. На лице девушки отразился испуг, и она отпрянула от окна, вытянув руку, словно хотела защититься. Роджер слышал всплески душа. Затем кто-то постучал в дверь комнаты. (обратно)
5. УЖАС
Джанет все еще плескалась в ванной под душем и напевала. Великодушный слушатель узнал бы отрывки из «Трубадура». Роджер подождал около двери в ванную, стук повторился. Перед ним все еще стояло лицо девушки, столь же четко он запомнил человека, вошедшего через дверь в стене, — короткий, темноволосый, быстро двигающийся на толстых ногах. Роджер встал сбоку от двери и открыл ее. Человек, стоявший в коридоре, прикоснулся к своему лбу. — Привет, полицейский, — сказал он. — Не хочешь ли благословить мою руку серебром? — Я хотел бы благословить другую часть твоего тела плеткой, — ответил Роджер, но в голосе его не было злости. — Входи и не шуми. Он впустил пришельца и закрыл дверь в коридор как раз в то время, когда Джанет запуталась где-то на верхних регистрах. — Не будь таким самоуверенным, — сказал вошедший, — у моей жены также бывают приступы. Именно поэтому мы особенно хорошо ладим, когда она в Лондоне, а я в Милане. Не можешь ли ты поделиться чем-нибудь с полуголодным газетчиком? Может, есть что? У него было приятное лицо с пухлыми щеками, хотя тело выглядело довольно худым в тесноватом костюме из серебристо-серого тропика. Волнистые светло-каштановые волосы окаймляли небольшую лысину. Круглые, очень яркие голубые глаза и полные губы со вздернутыми уголками завершали его портрет. Коричневые ботинки сверкали, а в руке он вертел легкую тропическую шляпу. Это был Уайттекер из «Глоба», и не было никаких сомнений в том, что именно он находился в «фиате», который преследовал Роджера по дороге из аэропорта. — Да, — ответил Роджер, — у меня есть сюжет. Меня послали сюда проверить, не смогу ли я одурачить прессу. И я не смог. Остальное — не для огласки, но ты можешь сделать две вещи, чтобы устроить небольшую шумиху немного позднее. — Полицейский, — печально сказал Уайттекер, — никогда не существовало племени, более страждущего куска живого мяса. Но, по крайней мере, ты можешь подвергнуть меня искушению. — Во-первых, — начал Роджер, — покажи моей жене достопримечательности. Возьми ее в тот ресторан на крыше, о котором я слышал. Дай ей понять, каким романтичным может быть Милан при лунном свете. Она не позволит тебе зайти слишком далеко. — Отвлечь ее от тебя и от одиночества, — пошутил Уайттекер, — что ж, во всяком случае, это новый поворот. Сознательный полицейский жертвует свою жену донжуану, журналисту. А что в этом для Альманаха? — Во-вторых, что сейчас вселяет такой страх в Энн Пеглер? — спросил Роджер. Ухмылка исчезла с лица представителя «Глоба». Без нее он выглядел старше и более деловитым: скорее бизнесмен, чем плейбой. Фактически в свои тридцать пять он имел отличную репутацию зарубежного корреспондента газеты. — Должен сказать, что ты не теряешь даром времени. Чем ты пользуешься? Счетчиком Гейгера? — Он вытащил черепаховый портсигар из кармана и предложил Роджеру закурить. — У тебя, по-видимому, задатки гения, — объявил он. — Угадай почему? — За ней охотится миланская полиция, — предположил Роджер. — Ставь плюс мне. Уайттекер поднял обе руки кверху: — Сдаюсь! Не пытай меня больше, хорошо? Да. Ты встречал когда-нибудь здешнего начальника полиции? Хороший малый. Высокий, красивый, ему следовало бы быть вторым Тосканини, и его сердце на самом деле принадлежит «Ла Скала». Именно поэтому он не думает о своей работе. У него абсолютно не лежит к ней сердце. А у него именно сейчас очень серьезное дело: сохранять баланс между преступностью и политиками в городе, где коммунисты имеют множество голосов, — это не то, что я считаю синекурой. Он, конечно, исправно делает свою работу. Он чуть не встал на четвереньки, чтобы остановить это королевское шествие, поскольку считал, если ребята из Зары не доберутся до Его Высочества, это сделают коммунисты. Однако Его Высочество стал очень популярным из-за предоставленных Италии концессий на добычу нефти, и власти распорядились, чтобы ему были оказаны все возможные почести, чтобы встреча была со всей помпой. Северини была поручена охрана порядка, а тебе то же дело в дорогом старом Лондоне; не так ли? — Поделили. Уайттекер усмехнулся: — Традиционная английская уравновешенность как-то не согласуется с такими порядками, Красавец. Во всяком случае, я полагаю, что Северини на протяжении последнего месяца спит лишь один час в сутки из двадцати четырех. А он и в нормальном состоянии не отличается покладистостью и благодушием. Он думает, что девица Пеглер лжет, и не дает ей передышки. Все дело в логике, — продолжал Уайттекер, поглядывая на ванную, где плеск душа прекратился и Джанет мурлыкала песенку, которая отдаленно напоминала «Этот восхитительный вечер». — Энн Пеглер признает, что видела, как Барнетт подходил к окну, признает, что видела нож, но клянется, что не видела лица убийцы. Полдюжины тщательных реконструкций показали, что она должна была его видеть. Кто Энн Пеглер нужен сейчас, так это друг. Я бы мог пойти на это, но, если я поступлю так, меня отсекут от пресс-конференции Северини и уж в любом случае — у меня не тот пол. Он снова взглянул в сторону ванны, где Джанет начала насвистывать. — Из доклада, который я прочитал, следует, что Энн Пеглер имела время и возможность все это сделать. Вполне возможно, что все свои показания она сочинила, но ведь никакой крови на ее одежде не найдено, так? — Нет. — Уайттекер склонил голову набок и поднял одну бровь. — Я не хочу сгущать краски, но по версии, на ней вообще не было никакой одежды. Она просто могла смыть кровь. Она… Дверь из ванной открылась, и вошла Джанет. Вокруг ее плеч было обмотано банное полотенце, свободно спадавшее на грудь. Она выглядела свежей, сияюще-розовой, а глаза ее как-то необычно сверкали. Но только до тех пор, пока она не заметила Уайттекера: в этот момент она оцепенела и стояла, как изваяние, вся бело-розовая в белоснежной накидке. Уайттекер от неожиданности глотнул воздух и отвернулся с такой быстротой, на какую способен мужчина. Свой доблестный поступок он украсил немыслимой вежливостью, глухо проговорив: — Прошу прощения! — Роджер! — беспомощно воскликнула Джанет и исчезла в ванной комнате, с треском захлопнув дверь. Уайттекер повернулся и нерешительно взглянул на Роджера, не зная, как на все это отреагирует супруг. Однако Роджер улыбнулся, быстро подошел к двери, приоткрыл ее и громко произнес: — Дорогая, все в порядке, ты была вполне прикрыта. Ты не знакома с Бобом Уайттекером? — Я… я не знаю. — Накинь что-нибудь на себя и познакомься. Он собирается поужинать с тобой сегодня вечером, а затем показать тебе город, — сказал Роджер. Он просунул голову в дверь и улыбнулся. Джанет не знала, смеяться ей или сердиться. — Боб знает Милан лучше, чем я Париж, и к тому же все его расходы оплачивает «Глоб». Но может быть, ты предпочитаешь, чтобы мы с ним посидели в баре, а ты поужинала одна внизу? — Ты мог бы, по крайней мере, предупредить, что у нас посторонние, — пожаловалась она. — Никогда я себя так не… — В следующий раз надень бикини. Уж больно ты стыдлива! — Затем он произнес одними губами: — Пообедай с Бобом, это важно. После некоторого раздумья Джанет решительно кивнула. Когда Роджер вернулся в комнату, Уайттекер разглядывал из окна позолоченный металлический шпиль, украшавший фонтан, и ставни и навесы от солнца. Три человека сидели со стаканами внизу, в углу дворика. Ставни в номере Энн Пеглер были закрыты. — Что-нибудь еще испугало Энн Пеглер? — спросил Роджер, как бы продолжая прерванный разговор. — Я ничего не знаю. — Ты думаешь, она лжет? — Я не стал бы ничего утверждать. Если она не убивала Барнетта, то что бы вы могли подумать о мотивах убийства? Уайттекер медленно покачал головой: — Убийство в состоянии аффекта или простое ограбление. Бумажник Барнетта был украден, а в нем, как известно, было тридцать или сорок тысяч лир и, кроме того, несколько английских фунтов. Его золотые часы и камера исчезли. Но ты это знаешь. — Я знаю то, что написано в докладе. — Здесь есть некий сержант Джонсон… — Тебе совсем не обязательно оказывать ему помощь, заметил Роджер. — Играй ему на руку, если ты печешься об интересах «Глоба». Теперь об этой истории про уличное нападение с ножом на Барнетта; есть ли какие-нибудь доказательства? Не знаешь? — Мне об этом ничего не известно. На Северини это не произвело впечатления. Не спрашивай меня, пытался ли он найти свидетелей, я могу только предположить, что максимум, что он сделал, — это опросил местных полицейских и карабинеров. Не так легко найти свидетелей этого нападения; может быть, на месте что-либо удастся подобрать. — Ты знаешь, где это произошло? — настаивал Роджер. — Можешь показать мне место? — Да, пять минут отсюда на машине. — Отлично, — Он подошел к двери в ванную комнату как раз в тот момент, когда она отворилась и появилась Джанет. Она была еще без макияжа, но в бледно-зеленом халате, волосы ее были тщательно причесаны, а глаза лучились смехом. Уайттекер не мог скрыть своего восхищения. — Дорогая! — воскликнул Роджер. — Это Боб Уайттекер — твой спутник на сегодняшний вечер. Нам нужно отлучиться на полчаса, я думаю, что за это время ты успеешь одеться. Хорошо? — А куда ты направляешься сегодня вечером? — требовательно спросила Джанет. — О, я буду работать, — заверил ее Роджер. — А чего еще ты ожидала?На улицах, ведущих к «Ла Скала», галереям и кафедральному собору, движение было слабое. С неба веяло теплом сухого, безоблачного дня, а жара, казалось, сосредоточилась в булыжных мостовых, трамвайных линиях, сверкающих витринах магазинов. Кроме Роджера Веста и Боба Уайттекера, никто не спешил. Боб небрежно держал одной рукой руль отливающего бледной голубизной «фиата». — Как они чистят улицы, вакуумным очистителем или по старинке щеткой? — спросил Роджер. — Это тебе не Нью-Йорк и не две тысячи первый год, — усмехнулся Уайттекер, — щетка и тележка. Не можешь ли ты сказать представителю своры газетчиков, который дрожит от возбуждения в связи с тем, что находится рядом с детективом Номер Один всей Великобритании, что мы сейчас… — Обломки стального ножа, — прервал его Роджер. Уайттекер так изумился, что снял ногу с акселератора и машина почти остановилась: — Что? — Энн Пеглер говорит, что кто-то пытался срезать камеру с плеча у Барнетта. Нож упал на мостовую, на него наехала машина и сломала его. Лезвие могло разлететься на несколько кусков, и при удаче мы сможем подобрать один из них. Это и будет тем свидетельством, которое нам нужно. Потому что если на него напали днем, то логично предположить, что могли напасть ночью снова. — Если ты найдешь кусок этой стали, постарайся день или два не попадаться на глаза Северини, — сказал Уайттекер, затормозил и выехал на обочину. — Это здесь. Вот тот угол, о котором она говорила и за который забежал грабитель. Она сама была от него на расстоянии четырех или пяти ярдов. У тебя есть увеличительное стекло? Роджер с сосредоточенным видом вытащил из нагрудного кармашка небольшую лупу в коричневом пластмассовом футлярчике. Уайттекер, молча, наблюдал за ним. Они вышли из машины и медленно пошли по тротуару в ту сторону, где, по словам Энн, сломался нож. Через пару минут их окружила толпа из тридцати или сорока человек. Одни стояли совсем рядом, другие — в отдалении. — Я не думаю, что шансов больше, чем один из тысячи, — сказал Уайттекер, — но на это стоило потратить время. Ты действительно хочешь, чтобы я провел вечер с твоей женой? — Да. — А для чего тебе это? — Чтобы она выкачала из тебя побольше, — ответил Роджер и наклонился с лупой над чем-то блеснувшим. Но это был обрывок серебряной бумажки от шоколадки или пачки сигарет. — Все о нападении на Асира, о самом принце, мало ли… — Красавец, — прервал его Уайттекер, — я знаю, расследование дела Барнетта — это только предлог, на самом деле ты должен из первых рук выяснить все обстоятельства покушения. Не мог бы ты мне сказать, почему ты уделяешь так много времени этому делу? Роджер опять склонился: — А кто говорит, что это так? — Я не люблю разгадывать загадки, — твердо сказал Уайттекер. — И если тебе нужна моя помощь: пожалуйста! — Он выпрямился, хотя Роджер по-прежнему высматривал что-то на земле. — Не думаешь ли ты, — он поспешно нагнулся к нему и понизил голос, — не считаешь ли ты, что эти два происшествия могут быть как-то связаны? — Я — нет. Я разыскиваю какой-нибудь кусочек стали, который мог бы быть частью ножа, или стилета, или кинжала. Вот для тебя, кажется, есть сенсация. Он остановился и стал изучать тонкий длинный серебристый кусочек, застрявший между двумя камнями. Помолчав, он вручил лупу Уайттекеру, а сам достал из кармана коробочку с инструментами. Это был набор, столь же необходимый радиолюбителям, как и электрикам и кому угодно. Он надавил на серебристый кусочек острой отверткой и, когда тот подался, ухватил его миниатюрными пассатижами и вытащил. Это был блестящий стальной обломок шириной около полудюйма. — Это кончик ножа, — тихо проговорил Уайттекер. — После этого уже не может быть сомнений. Я сделаю для тебя, Красавец, все, что ты хочешь, если, конечно, смогу. Пятьдесят или шестьдесят человек смотрели, как Роджер открыл коробочку, похожую на спичечную, и уложил на ватку кончик стального ножа. Закрыв коробочку, он спрятал ее вместе с инструментами, а затем, на голову возвышаясь над присутствующими, направился к машине с таким видом, словно просто прогуливался. — Спасибо, — сказал он. — Расскажи Джанет все, что можешь об Энн Пеглер. Если Джанет взбредет в голову, что она должна взять девушку под свое крыло, это будет неплохая идея. Энн может с ней разговориться. — Под взглядами толпившихся людей они подошли к машине. — Если Энн Пеглер что-нибудь и скрывает, Джанет не хуже кого-либо другого вытянет это из нее. — Он помолчал минутку, а затем, не меняя тона, спросил: — Ты знаешь управляющего нашим отелем? — Ты имеешь в виду Витторио Муччи? — Его голос прозвучал резко. — Да. — А зачем тебе? — Просто любопытно. — Ему бы я не доверял, — заявил Уайттекер. — Но у него могущественные друзья. Иногда я задумываюсь, откуда? Множество официальных и полуофициальных лиц останавливаются в отеле «Муччи». Он уже не владелец, он продал его синдикату и… Неожиданно Боб замолчал. Они завернули за угол и оказались вблизи от бокового входа. Серо-голубой «кадиллак», поражающий своими размерами, конструкцией и великолепием, стоял в переулке; рядом в серой форме стоял шофер. По сравнению с этим гигантом «фиат» напоминал болонку, соседствующую с овчаркой. — Попробуй проскочить под ним, — посоветовал Роджер. Ну, знаешь, такие шутки с этим дворцом на колесах неуместны, — серьезно заявил Уайттекер. — Это Его Высочество принц Джардии Асир. И он здесь, у отеля «Муччи», — хочешь верь, хочешь не верь. Я знал, что у Витторио могущественные друзья, но… Они миновали «кадиллак». Через открытую во дворик дверь виднелся высокий, почти квадратный человек в сером костюме и красной феске. Он нервно ходил вокруг фонтана и все время поглядывал на окна, выходящие во двор. Затаив дыхание, Уайттекер произнес: — Это генерал Фузаль, помощник и верный раб самого принца. Но Асир не может быть здесь. Не может. А может быть, может? Боб поставил машину недалеко от «кадиллака», и они вышли. Высокий шофер, похожий на вождя племени, смотрел на них, как на нищих с рынка. Кроме генерала во дворе находились еще два человека в обычной одежде, но с военной выправкой. Фузаль, друг покойного полковника Ягуни, остановился и посмотрел на пришедших. Роджер шел, не глядя по сторонам, а Уайттекер пошутил: — После всего этого, при каждом упоминании твоего имени я буду трижды кланяться и снимать шляпу. Не потому, что я испытываю, конечно, такое почтение. Они остановились и посмотрели вверх на открытое окно. Там, в облаке волнистых волос, с неимоверно блестящими глазами, стояла Джанет, излучая такое сияние, что не верилось глазам. И причиной этого был не Роджер. Рядом с ней стоял принц Асир. (обратно)
6. ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЙ ПРИНЦ
— Не хватает только ковра и лепестков роз, — прошептал Уайттекер Роджеру. Помощник управляющего приветствовал их в вестибюле. Сам шеф, невероятно элегантный, казалось, парил в дверном проеме. Двое других сотрудников, подтянутых и вышколенных, готовых услужить по первому знаку, ожидали посреди лестницы. Несколько человек толпились на первой лестничной площадке. Роджер решил воспользоваться лифтом, и Уайттекер присоединился к нему. Двое в гражданской одежде, но выглядевшие так, словно только что вернулись с парада, стояли на углу коридора. Еще пара охраняла снаружи комнату Роджера. Здесь же находился человек, который так напугал Энн Пеглер: он стоял, застыв, будто после случившегося с ним удара. При виде Роджера он оживился: — Мистер Вест, где же вы были? Это же очень важно, гость чрезвычайного значения… — Упреки сыпались на протяжении нескольких секунд, пока не вмешался один из военных, обратившийся к нему: «Синьор Муччи». Таким образом Роджер узнал, что это был управляющий отелем и что именно он так напугал девушку. Один из военных допросил Уайттекера и попросил его остаться снаружи. Роджера в самых высокопарных выражениях по-английски попросили приготовиться к вступлению в комнату. Дверь открыл невысокий, свирепого вида человек с острой бородкой, одетый в серый костюм. Очевидно, он узнал инспектора и отошел в сторону, давая ему войти. Наконец, Роджер увидел принца Асира и Джанет. Они выглядели вполне естественно. Джанет была возбуждена, глаза ее сияли. На мгновение Роджеру показалось, что ей хотелось бы, чтобы он вовсе не приходил, но затем она двинулась ему навстречу, вытянув руки. Все это было похоже на плохую игру актеров. — О, дорогой, тебе не следовало уходить! Принц Асир пришел вскоре после того, как ты ушел. — Она сжала его левую руку и обернулась к принцу: — Я знала, что мой муж не будет долго отсутствовать, и я уверена, если он может чем-либо помочь, он это сделает. «Благослови ее Бог, — подумал Роджер. — Она изумительна».Принц был невысок, пожалуй, даже немного ниже среднего роста. Неожиданно у него оказалось худое, скорее даже сухое лицо человека, который немало бродил по пустыням под палящим солнцем и в песчаные бури или путешествовал по морям с их ветрами и штормами. У него были правильные черты лица с сильно заостренными носом и подбородком и легкие, плавные и грациозные движения. Раньше он улыбался Джанет, а теперь — Роджеру, но искорки юмора в его глазах не могли стереть то, что, как внезапное откровение, снизошло на Роджера. Принцу Джардии Асиру было двадцать четыре года. Но его глаза были глазами человека, который многое пережил и многое видел. Что-то тяжелое было в их выражении, и эти маленькие морщинки в углах — глаза старого человека на лице молодого мужчины. — Я рад видеть вас, мистер Вест, — сказал принц. — Вы очень добры, сэр, — ответил Роджер. — Сожалею, что задержал вас. — Вы сделали все, чтобы я находился в хороших руках, — произнес принц и улыбнулся Джанет, но было ясно, что ее время прошло. Очевидно, она это почувствовала и отошла в сторону, словно спешила оставить принца Роджеру. А Роджер задавал тем временем себе естественный вопрос: «Зачем пришел Асир?» Очевидный ответ: это имеет отношение к мерам безопасности в Англии. Он смотрел в печальные, неулыбающиеся глаза «старого человека». Они были медово-коричневого цвета и, казалось, получили свой оттенок от песка пустыни. Это был человек, который находился на расстоянии дюйма от пули террориста, ближайший друг и самый верный советник которого был убит всего несколько дней назад. «Зачем он здесь?» В стене справа открылось окно, откинулись ставни. Роджер внезапно почувствовал опасность: если там появится убийца, то одного выстрела хватит, чтобы убить принца. — Пройдите сюда и сядьте, пожалуйста, сэр. — Роджер не мог заставить себя произнести слова: «Вы не могли бы отойти от окна?». Он почувствовал, что Асир понял: полные, хорошо очерченные губы его слегка искривились. — Благодарю вас, — сказал принц и отодвинулся. — Не хотите ли чего-нибудь выпить? — спросила Джанет. — Нет, благодарю вас, — ответил принц. — Миссис Вест, я уверен, вы простите меня, если я попрошу разрешения поговорить с вашим мужем наедине. — О, конечно. — Джанет быстро направилась к двери. — Я подожду внизу. Роджер открыл дверь, и она вышла, пожалуй слишком поспешно. Бородатый человек оглядел ее с головы до ног, посмотрел на Роджера, а затем на принца, словно желая убедиться, что все в порядке и Его Высочеству ничего не нужно. Нехотя он закрыл дверь, оставив принца и Роджера вдвоем. Принц Асир снова подошел к окну, но теперь встал не прямо против него, а так, что его нелегко было увидеть со двора или из окна напротив: Открылось еще одно выходящее во двор окно, и Роджер увидел высунувшегося человека. — Инспектор, — начал без обиняков принц, — я узнал от полковника Ягуни, что вы будете отвечать за меры безопасности во время моего визита в Лондон. Это так? — Да, сэр. — Вы лично будете за это отвечать? — Министр внутренних дел был так добр, что поручил это мне, сэр. — Полагаю, вы уже имеете соображения по этому поводу? Роджер ответил не сразу. Принц сделал шаг в его сторону, но, увидев острый предупреждающий взгляд Роджера, отпрянул от окна. Теперь его руки были сжаты, а выражение лица отнюдь не красило его облик. Внезапно он стал злым: блеск глаз и сжатые губы наглядно свидетельствовали об этом. Было похоже, что это повторное предупреждение сильно его задело. Или же задела задержка с ответом на вопрос? — Вы уже подумали о том, что будете делать? — Голос принца стал резким, враждебным. — Да, сэр, — сказал, наконец, Роджер. — Я очень много думал об этом. — И вы пришли к какому-то заключению? — Да. — Могу ли я ознакомиться с ним? — Сказано было с явной насмешкой. Роджер отвечал четко и обдуманно: — Есть некоторые меры, о которых, я думаю, вам лучше не знать, сэр. Что касается остального, то все необходимое будет предусмотрено. Кроме одной вещи. Я думаю, что все будет в порядке, начиная с того момента, когда ваш самолет приземлится в лондонском аэропорту, и до того времени, когда вы отправитесь в Соединенные Штаты. При обычных обстоятельствах я не испытывал бы никаких опасений. Пламя в глазах принца вспыхнуло снова: — Но опасения у вас все же есть? — Да. — Несмотря на то, что все надлежащие меры приняты? Роджер ответил на это осторожно: — Мы имеем информацию, что риск покушения на вашу жизнь значительный, несмотря на то что члены Братства Зары были допрошены и места их встреч проверены. Не стоит сомневаться в серьезности этой угрозы, но вы это знаете так же,как и я, сэр. — Да, мистер Вест. — Принц старался взять себя в руки, но пламя в его душе не гасло, оно подогревалось какими-то эмоциями, суть которых Роджер и не пытался разгадать. С Джанет Асир был обаятелен, обходителен и демонстрировал отличные манеры. Сейчас же он казался высокомерным и нетерпимым. Был ли он раздражен тем, что Роджер не выказывал ему подобострастия? Если причина смены его настроения именно в этом, он может раздражаться сколько угодно. Но здесь было что-то еще. Этот человек состоял из одних нервов. — Что за обстоятельство заставляет вас проявлять в отношении меня такое беспокойство, мистер Вест? На лице Его Высочества снова появилась ухмылка, а коричневые руки сжались. — Могу я быть с вами откровенен, сэр? Асир поднял руку, подержал ее некоторое время, а затем уронил. Потом он отвернулся и посмотрел в окно, держась поближе к стене. Он сделал так, что Роджеру стало ясно: это привычка, уже долгое время принц старается держаться подальше от окон, живет, постоянно опасаясь пули убийцы. Поневоле станешь нервным. — Я хочу, чтобы вы были откровенны, — резко проговорил он. — Есть одно слабое место во всех наших превентивных мерах, и его трудно избежать, — сказал Роджер. — Мы не имеем чести знать всех сотрудников вашего штата. Мы можем проверить каждого, кого вы встретите в официальном порядке, и сделаем это. Все участники неофициальных встреч также пройдут такую проверку. Но если будет утечка информации по поводу ваших предстоящих передвижений, то это уже опасно. Точно так же, если кому-нибудь будет позволено приближаться к вам в то время, как вы будете отрезаны от нас, тогда… Асир взорвался: — Вы полагаете, что в моем штате могут быть люди, которым не следует доверять? Роджер замолчал, но он должен был сказать это, даже если последует взрыв. — Да, сэр, — произнес он осторожно. — Если вы сделаете ударение на словах «могут быть» — это как раз то, что я имею в виду. — Он ожидал мгновенного опровержения, но его не последовало. Вместо этого принц стал каким-то более человечным, испуганным и менее надменным. — Если бы это было возможно, мне хотелось бы, чтобы один сотрудник особого отдела Скотленд-Ярда был при вас в качестве персонального слуги во время вашего пребывания в Англии, — продолжал Роджер. — Я могу порекомендовать человека, который свободно говорит по-арабски, хорошо знает Джардию и на которого можно положиться. Если нужно, он может изобразить из себя жителя Джардии, и я сомневаюсь, что этот подлог будет обнаружен. С уважением к вашей рекомендации, я могу внести такое предложение моему руководству. Асир молчал. Снаружи журчала вода и сиял золоченый шпиль фонтана, прохаживался взад-вперед Фузаль и стража наблюдала за окнами, в которых гости отеля «Муччи» ожидали случая увидеть на мгновение монарха. У одного из окон стоял будущий убийца — карлик Марко с оружием наготове.
Молчание затянулось. Роджер не знал, нанес ли он еще большее оскорбление, и не пытался угадать; что происходит в душе Асира. Он различал звуки, доносившиеся снаружи, и что-то все сильнее раздражало его. Возможно, бесконечные шаги генерала в феске или журчание воды действовали ему на нервы. Асиру не следовало бы находиться здесь. Его нужно предупредить, чтобы он не повторял этого. Принц резко сдвинулся с места: — Я понимаю вас, мистер Вест. Если это предложение будет сделано мне официально, я приму его во внимание. — Холодные слова, сугубая формальность и сухость. Сердечный человек, который общался с Джанет, исчез, на его месте находился бездушный автомат. — И это единственная ваша рекомендация? — Нет, сэр. — Что еще? — Чтобы на некоторых мероприятиях и на всех неофициальных встречах вас заменил ваш двойник, сэр. — Кто? — Двойник. Последовала продолжительная пауза. — Мне кажется, я вас понимаю, — сказал, наконец, принц Асир ледяным тоном. — Вы хотели бы, чтобы кто-то изображал меня? Вы хотели бы, чтобы я скрывался в безопасности в своей комнате и чтобы другой человек принял на себя весь риск. Мне кажется, мы не понимаем друг друга, мистер Вест. Есть определенная ответственность, которая, я это признаю, лежит на мне, и я хотел бы облегчить это бремя, но не таким способом. — Это тот прием, который применялся успешно и раньше, сэр, — вкрадчиво произнес Роджер, — и у меня есть человек, англичанин по имени Грант, который очень похож на вас. Потребовалось много времени, чтобы найти его. Фактически эта хитрость была предложена нам членом вашей собственной команды. — Он подождал реакции принца, но тот молчал, и Роджер снова заговорил: — Это предложение сделал мне полковник Ягуни. Я не думаю, что он мог сделать предложение, которое следовало бы считать намеренно оскорбительным. Асир побледнел. В комнате, открытое окно которой выходило во двор, Витторио Муччи разговаривал с маленьким, смуглым человеком, одетым как официант, в белый костюм. — Сделай так, чтобы женщина закричала, понимаешь? Открой окно, а затем заставь ее закричать. Когда она закричит, он подойдет к окну и все будет кончено. — Голос управляющего был приглушен, на его лбу и верхней губе выступил пот. — Пусть только принц подойдет к открытому окну, лишь на мгновение — и все будет кончено.
Карлик с пистолетом, наведенным на окно Роджера Веста, еще ждал.
— Я рассмотрю ваше предложение, — принц Асир произнес это спокойно и менее натянутым тоном. Может быть, подействовало имя Ягуни. — Вы, возможно, удивитесь, когда услышите, что мое присутствие здесь объясняется тем доверием, которое полковник Ягуни испытывал к вам. И вас, вероятно, позабавит тот факт, что я пришел просить вас порекомендовать надежного человека, чтобы включить его в свой личный штат. Я не хочу, чтобы другие мои люди знали о нем правду, именно поэтому хотел переговорить с вами наедине. — Он слабо улыбнулся и взглянул в окно. Генерал Фузаль все еще прохаживался взад и вперед. — Прежде чем я уйду, я хотел бы еще раз поблагодарить вашу очаровательную жену. Роджер снова начал гадать, является ли эта вспышка темперамента и высокомерия просто позой и Асир хотел подразнить «этого англичанина» или же у него был характер ребенка, настроение которого постоянно меняется.
В то время как принц Асир пребывал в отеле и гости в своих комнатах и вестибюлях сгорали от нетерпения увидеть его, Энн Пеглер сидела одна в своем номере. Она, не шелохнувшись, сидела при закрытых ставнях, подавленная и напуганная. Казалось, прошла вечность, хотя на самом деле — всего лишь два дня с тех пор, когда она говорила с кем-либо, кто относился к ней по-дружески. Целая вечность с тех пор, как она видела убийство Джима Барнетта. Даже сейчас, вспоминая эту сцену, она вздрагивала и задыхалась, как от боли. У нее были и другие причины испытывать страх. Был еще Муччи, управляющий, который терроризировал ее своими угрозами. Примитивными угрозами. Он говорил, что предъявит свидетелей, которые подтвердят, что она была в комнате Барнетта и в спешке вышла оттуда до того, как закричала и подняла тревогу. Она верила, что он это сделает. Она чувствовала, что полиция ее подозревает. Северини держался в стороне, был холоден и высокомерен, словно был уверен в том, что она убила Барнетта. Внешне он вел себя достаточно корректно, не было речи о преследовании или даже грубости, но ей не разрешили уехать из Милана, говорили о человеке из Скотленд-Ярда, которого она должна подождать. А Муччи, узнав об этом, стал уверять ее, что представит сотруднику Ярда свидетельства против нее. «Может ли Муччи засадить ее?» Она верила, что может, верила, что он сделает это, если она станет его обвинять. Частично из-за своих переживаний, частично из-за того, что он запугал ее, она боялась его разоблачить. Он хотел знать все, что она могла сообщить о Барнетте: где они бывали, что он говорил, как давно они знают друг друга. Когда она сказала ему, что они были знакомы «всего лишь несколько дней», он рассвирепел, но ей показалось, что потом поверил. Он хотел знать, что Барнетт сделал с кассетой, находившейся в камере; что он делал с другими пленками; отсылал ли он что-нибудь из Италии; не говорил ли, какие пленки он взял. Энн поддерживала отчаянная надежда, что скоро ей разрешат уехать. Покинув Италию, вдали от цепких лап Муччи, она почувствует себя в безопасности. Она жила в постоянном страхе. Но ее паспорт находился в полиции, и это само по себе казалось девушке актом молчаливого обвинения. Иногда ей казалось, что она никогда не сможет уехать, никогда снова не увидит Англию. По ночам она не спала, но временами впадала в какое-то тяжелое забытье, из которого ее вырывали ужасные видения: ей мерещились нож, вонзающийся в тело Барнетта, или кровь на лице полковника Ягуни, или лицо Муччи и его угрозы. В такие минуты ее охватывала нервная дрожь, зубы стучали. Неожиданное оживление в отеле напугало ее. Несколько минут после приезда принца она слышала голоса во дворе, затем шаги человека снаружи. Немного спустя она приоткрыла ставни, чтобы выглянуть в окно и узнать, что происходит. В большинстве окон Энн увидела людей, которые смотрели в одном направлении. Затем она увидела принца. Ей показалось, что его светло-серый костюм превратился в белый бурнус. Она увидела, как он склонился вперед и всматривается в толпу, увидела маленького человека, увидела кровь. Ее начало трясти. В таком лихорадочном состоянии она стояла у окна, когда услышала какой-то шум у двери. Девушка отвернулась от окна и схватилась за спинку стула, чтобы удержаться: в комнату вползала змея. Энн закричала. (обратно)
7. ВОПРОСЫ К ЭНН
Когда раздался крик, Джанет входила, в свою комнату, а принц Асир двигался ей навстречу. Роджер стоял около окна. Одно мгновение все было спокойно и тихо. Джанет все еще сияла от охватившего ее возбуждения, а принц выглядел так, словно был искренне рад видеть ее. Роджер прятал улыбку: тут хватало материала, чтобы поддразнивать Джанет до конца жизни. И эту тишину прорезал отчаянный крик. Он поразил Джанет, и она застыла в неподвижности. Принц Асир повернулся и бросился к окну. Во дворе на секунду воцарилось молчание, даже Фузаль перестал шагать. Роджер тоже устремился к окну. Он увидел. Энн Пеглер, которая, стоя на балконе лицом к своей комнате, согнутыми руками что-то отталкивала. Она закричала снова. — Что это такое?! — воскликнул принц. — Что?.. — Назад! — закричал Роджер и оттолкнул принца в сторону. Он не знал, что происходит, но каким-то шестым чувством ощутил опасность. Он увидел небольшую вспышку у хлопнувшего ставня в комнате рядом с комнатой Энн Пеглер и бросился назад, крикнув Джанет: «Держись подальше!» Как в калейдоскопе перед ним возникли фрагменты происходящего. Девушка, опершись на низкую балконную ограду, откинулась назад. Она больше не кричала. Что-то — это была пуля — вонзилось в дерево. Он увидел, как ставень раскрылся на дюйм шире, и подумал, что видел блеск металла. Люди, находившиеся в других окнах, стояли, раскрыв рот, или спешили скрыться. Дверь в комнату распахнулась, и в нее ворвался свирепый бородач. Принц стоял у стены сбоку от окна и был вне опасности. Роджер стоял с другой стороны. Джанет замерла на месте, но она была недосягаема для выстрелов. Затем Роджер ринулся в коридор, по дороге оттолкнув бородача и крикнув ему: — Цельтесь в темно-зеленые ставни, он там. В коридоре он увидел страшно растерянного Муччи и двух лощеных офицеров, спешивших в его номер к принцу. — Один из вас — в эту сторону, — крикнул им Роджер, но не был уверен, что его поняли. Он завернул за угол к комнате Энн и увидел Уайттекера, скрывшегося за ее дверью. Он последовал за ним и почти врезался в журналиста. Уайттекер, не шевелясь, стоял посреди комнаты. Девушка все еще была на балконе, с раскрытым ртом и расширенными от ужаса глазами: коричневая змея, длинная и толстая, с раздутым капюшоном и раздвоенным язычком была ближе к девушке, чем к Уайттекеру, но голова ее была повернута назад и маленькие темные и блестящие глазки следили за журналистом. Роджер на секунду замешкался. Уайттекер издавал горлом непонятные звуки и не двигался. Голова змеи слегка качалась из стороны в сторону, а язычок то и дело, дрожа, высовывался изо рта. — Найди кого-нибудь с ножом или пистолетом, — сказал Роджер Уайттекеру, сделал шаг назад и схватил стул. Девушка тяжело дышала. — Все будет в порядке, — крикнул он ей, — все будет в порядке. Он грохнул стулом по полу, и голова змеи повернулась к нему. Маленькие блестящие глазки не моргали, головка покачивалась в наводящем страх ритме. — Просто стойте, не двигаясь, — снова крикнул он Энн. — Все будет в порядке. Неожиданно девушка начала медленно переваливаться через ограду балкончика, глаза ее закрылись. Роджер швырнул стул в змею и бросился к девушке. Он успел схватить ее за правую руку и потянул к себе. Краем глаза он заметил, что промахнулся, значит, змея по-прежнему опасна. Он обернулся и увидел, что она ползет в их сторону. Роджер схватил девушку за талию, не подозревая, что точно так же ее держал в свое время Джим, поднял над балконом и увидел несколько мужчин, протянувших навстречу руки. Лихорадочным от страха движением он опустил ее на длину вытянутых рук, над двумя парнями, успев крикнуть: — Не дайте ей упасть, она теряет сознание. Отпустив девушку, Роджер сразу же повернулся назад. Змея уже не глядела на него. Она уставилась на входную дверь, где стоял Уайттекер. Один из людей принца с револьвером в руке медленно двигался в глубь комнаты. Он выстрелил. Голова змеи разлетелась.— Ну вот, теперь все в порядке, — сказал Роджер. — Теперь я герой, мое имя и фото будут помещены в газете «Глоб». Это мне здорово поможет. Это может компенсировать то обстоятельство, что мы не задержали преступника, который был на пороге. Кроме того, Энн Пеглер не свалилась с балкона после своего нового злоключения. Я должен испытывать огромное удовлетворение. Он совершенно рассвирепел. Уайттекер протянул ему стакан с виски и содовой: — Прими две порции и будешь, как новый. У него часто случаются эти приступы дурости, миссис Вест? Если бы не он, девушка погибла бы от укуса змеи или разбила голову. Да и Его Высочеству следует подумать о том, что красавец Вест встал между ним и смертью. Он потихоньку тянул из стакана, глядя на Роджера, молча стоявшего у окна комнаты. Это было час спустя после стрельбы. И через десять минут после того, как они ответили на последний вопрос Северини. Начальник полиции ушел, чтобы примириться с принцем Асиром и своими начальниками. Высокий, со сжатыми губами, бледный, он выглядел так, словно сам был готов совершить убийство. Энн Пеглер вернулась в свою комнату. Ее осмотрел врач, рядом с ней находилась сиделка, и два полицейских дежурили в коридоре около ее двери. Северини признался, что он подозревал ее в убийстве Барнетта и не верил всему, что она говорила. Полицейский врач сказал, что она перенесла глубокое потрясение. — Беда Роджера заключается в том, что его всегда больше занимает то, что он мог бы сделать, — сказала Джанет, — нежели то, что он сделал. — Я полагаю, у полицейского должна быть какая-то личная цель во всем, — заключил Уайттекер. Он снова сделал глоток и затянулся сигаретой. Его глаза улыбались, по поведение стало немного другим: в нем чувствовалось некоторое смущение. — Лично я ни за какие деньги не перепрыгнул бы через эту змею. Я от испуга окаменел. Когда я думаю об этом… — Он так резко отставил свой стакан, что часть содержимого оказалась на столе. — Прошу прощения, это нечаянно. Проклятая тварь была ужасно ядовитой. Ее доставили из террариума зоопарка в Рингхале. Я полагаю, Красавец, ты еще не успел подумать, для чего это сделано? — Существуют два объяснения, — спокойно сказал Роджер. — Либо это делалось с целью убить девушку, либо змею подбросили, чтобы Энн закричала и ее крик привлек принца к окну. По-видимому, на это и рассчитывали. Я был наполовину готов к происшедшему, потому что одно из прикрытых ставнями окон было удобным местом для стрелка, чтобы там спрятаться. Я видел там человека. Он подошел к большому, встроенному в стену шкафу. Пуля вонзилась в дерево и затем разорвалась. Она нанесла порядочный ущерб, от нее могла бы разлететься любая голова. — Им не пришлось тратить много сил, чтобы узнать о приезде принца. Сколько времени он был здесь? — спросил Роджер. — Муччи уверяет, что около получаса. И это была блестящая идея самого Асира; никто не мог знать, куда он направится. — Кто-то за полчаса был извещен об этом, — сказал Роджер. — Снайпер и змея. — Он с сомнением покачал головой. — Стрелка можно было бы найти довольно скоро, но у них было немного времени, чтобы заполучить змею. Надо выяснить, как они привезли ее из зоопарка. Это работа Северини. Это должно навести его на какой-то след. Ответственный за террариум должен кое-что знать. Только человек, умеющий обращаться со змеями, мог такое проделать. И это тоже работа Северини, — повторил он. — Наша забота — Энн Пеглер. Она напугана надолго вперед. Северини дал ей понять, что подозревает ее, но здесь явно не только страх перед полицией. На этот раз она могла погибнуть. Страх смерти мог заставить девушку врать напропалую, а ее состояние говорит, что она перепугана. Не знаю, когда мы сможем пробиться сквозь эти ее страхи и она начнет с нами говорить. — Роджер разговаривал как бы сам с собой. — Я остаюсь здесь. Но для вас двоих нет никаких причин, чтобы не пойти и не поужинать. — Я лучше останусь здесь и… — начала было Джанет. — О нет, — прервал Уайттекер, — не говорите о том, чтобы просто перекусить. Я знаю здесь в Милане чудесное ночное заведение, а сейчас как раз светит луна. Мы отправимся в ресторан на крыше, где готовят превосходную пиццу и танцуют под восхитительную музыку, и мы будем делать это, прижавшись щекой к щеке под итальянскими звездами. К тому же вы сможете любоваться кафедральным собором, даже рукой до него дотронуться. Озаренное сверху луной и снизу — яркой подсветкой это сооружение выглядит так, словно сделано из кораллов. — Ты иди и полюбуйся красотами, — посоветовал Роджер. — Если будет слишком приставать, садани его ногой по голени покрепче или пообещай сказать мне. Я перехвачу чего-нибудь внизу и буду на месте. — Ну хорошо, если ты так считаешь… — сказала Джанет. Роджер немного проводил их. Улицы были хорошо освещены; он завернул за угол отеля, задержался у двери в стене, которая вела во дворик и запиралась на ночь. Сделав полный круг, он вошел через главный вход. Служащие отеля приветствовали его, а постояльцы, которые узнали его, не скрывали своего интереса. Он оставил записку, что поужинает во дворике, и направился в свою комнату. Не зажигая света, он сразу прошел к окну. Другие окна сияли желтоватым туманным светом. Бледный белый свет заливал дворик. Светильники были укреплены высоко на стене, чтобы мотыльки и мириады других насекомых не раздражали ужинающих. Роджер слышал гудение москитов, но не обращал на них внимания: вытягивая из пачки сигарету, он наблюдал за происходящим. Так было легче восстановить все переживания и страхи истекшего дня. Теперь он мог со спокойным сердцем поздравить себя за то, что оттолкнул Асира в сторону. Вреда ему от этого, конечно, не будет. Он был, вероятно, единственным человеком на земле, который считал, что ему следовало пробежать мимо комнаты девушки и ворваться в следующую, где находился стрелок. Эту комнату сейчас охраняла итальянская полиция, и Северини провел там много времени. Но, насколько было известно Роджеру, там не нашли никаких отпечатков, никаких следов, словом, ничего, что могло бы помочь полиции выследить покушавшегося. «Если бы я проскочил туда, а не к девушке, — думал Роджер, — я не дал бы мерзавцу удрать». Или уже было поздно? Он снова затянулся сигаретой, пытаясь во всем разобраться. В некотором смысле у него было преимущество, поскольку он прибыл совсем «на новенького» из Парижа и на все смотрел как бы извне. Он еще не был втянут во все события и мог «видеть лес за деревьями». Хотя бы какую-то часть леса. Было два вопроса, которые пока оставались без ответа. Почему был убит Барнетт? Почему эта девица Пеглер была так напугана? Если найти ответ на второй, то может быть отыщется и ответ на первый. Роджер повернулся, вышел из комнаты и прошел в другой коридор. Полицейские, дежурившие у двух комнат, приветствовали его. Северини дал им команду оказывать Роджеру любую помощь, которая потребуется, но они не говорили по-английски, а он — по-итальянски. Роджер указал на дверь комнаты, в которой днем находился стрелявший, и сделал жест, что хочет войти. Один из полицейских улыбнулся, сказал что-то по-итальянски, открыл дверь и вошел вместе с ним. Инспектор подошел к окну, что уже делал с Северини, и стал рассматривать легкую пыль и опаленные места на планке ставня. Они находились примерно на высоте его талии. По мнению Северини, было совершенно ясно, что стрелявший сидел или стоял на колене. Но у сидящего человека не было бы хорошей видимости цели. А на колене? Если здесь был бы очень маленький человек, допустим карлик, это могло бы объяснить многое. Например, ту легкость, с которой стрелявший затерялся в толпе после покушения на большой площади. И даже то, что он так просто исчез из этого отеля. Карлик? Ребенок?
— Нет-нет, — упорно повторял Муччи, — в отеле нет никакого ребенка, синьор. Никто из служащих не говорил о ребенке. Я уверен, если бы кто-нибудь его видел, мне бы доложили. — Он преданно смотрел в глаза Роджеру и пожимал своими широкими плечами. У него были очень черные волосы, и он казался на голову ниже Роджера. Нет, не карлик, конечно, но ростом мал. — Люди синьора Северини все время нас допрашивают, моим людям некогда работать… — Он не стал добавлять: «Надеюсь, вы не начнете». — Ну ладно, — оборвал его Роджер, — забудьте про все. — Мне кажется, это лучше всего, синьор. — Глаза Муччи были очень черные, с припухшими веками. — Можете мне сказать что-нибудь о бедной мисс Пеглер? Это большая травма для нее. — Она, видимо, не придет в себя сегодня, — ответил Роджер. Муччи, казалось, просветлел: — Нет? Такой удар для нее? — Это укол, который ей сделал полицейский врач. Не было никаких сомнений, что Муччи явно приободрился. — Ей будет полезно поспать, — сказал он и быстро добавил: — Теперь, синьор, вам пора отправиться вниз поужинать. Сегодня у нас нечто особенное…
Роджер заканчивал ужин фруктовым салатом в сиропе из далматских вишен, когда получил весточку из комнаты девушки, доставленную одним из полицейских. Энн Пеглер не спала.
Двадцать минут спустя Роджер, не спеша, поднимался наверх. В этом отеле он испытывал постоянное предчувствие чего-то дурного, словно все время находился под чьим-то пристальным наблюдением. Он увидел распахнутую дверь напротив комнаты Энн, и ему показалось, что там кто-то стоит. Чувство постоянной опасности, нависшей над Энн Пеглер, не проходило. Он вошел. Сиделка, склонившись над девушкой, поправляла подушку. Тусклого света ночника было достаточно, чтобы видеть лихорадочно блестевшие глаза Энн. Сиделка причесала ее и протерла лицо. Девушка была очень бледна, на щеках, что называется, не было ни кровинки, только губы были чуть розовыми. — Синьор. — Сиделка принесла стул. — Грацие. — Роджер сел, чувствуя на себе лихорадочный взгляд Энн. Он знал, что, если задаст не тот вопрос или вообще скажет что-нибудь не то, может вызвать у нее приступ истерики. — Ну, здравствуйте, мисс Пеглер, — начал он. — Я пришел помочь вам. Я приехал из Англии вместе со своей женой. — Она смотрела на него и молчала. — И я очень рад, что нам удалось доказать одну вещь. Мы теперь точно знаем, что на Джима Барнетта было совершено нападение на улице в тот вечер. Энн умоляюще протянула руку. — Это правда? Вы можете это доказать? — Она задыхалась. — Вы можете заставить Северини поверить этому? — Он уже поверил этому, — заверил ее Роджер. — Вам не следует больше беспокоиться. Скоро вы получите свой паспорт обратно. Через несколько дней моя жена и я поедем обратно в Англию; может быть, и вы поедете с нами? — Я хочу убраться отсюда, как можно скорее. Я ненавижу Италию, я не могу находиться здесь! — Как только вы сможете, мы отправимся, — пообещал Роджер и взял ее горячую, дрожащую руку. Он верил, что, если ему удастся найти подходящие слова, он сможет добиться от нее правды. Ее страх был порожден не только тем, что произошло, и не полицией. Была еще какая-то более глубокая причина; девушка могла стать главным свидетелем в этом деле. Лежало ли что-нибудь на ее совести? Или она просто напугана? Безусловно, она боялась Муччи. Он мог воспользоваться этим шансом. Была опасность, что она замкнется и не станет говорить, но она могла и разговориться, чего он и хотел. — Есть еще кое-что, о чем я хотел бы знать, — продолжал он, сжав ее руку. — Кого вы так боитесь? Это Муччи, управляющий? Она выдохнула: — Вы знаете. «Начало есть!» — Это такой субъект, который может лишить разума нормального человека, — сказал Роджер. Ничто ни в выражении его лица, ни в самом тоне не выдало чувства торжества. Всегда было одно и то же: вы можете работать днями, неделями и не добиться ничего, а потом простой случай направит вас куда надо и все встанет на свои места. Если бы повезло раньше, был бы настоящий триумф. Здесь он случайно увидел, как девушка смотрела из окна на Муччи. — Чего я не знаю, Энн, это каким образом удалось Муччи так запугать вас, — продолжал он. — Чего он хочет от вас? — Ее начало трясти. — Вам не нужно больше бояться Муччи, — спокойно произнес Роджер. — Он попался по другому делу и не сможет больше причинить вам никакого зла. — Он говорил с полной уверенностью, что это правда. — Чего он хочет? Как удалось ему так вас запугать? — Он… Он сказал… — начала она и задрожала еще сильней; слова она выговаривала с трудом. — Он сказал, что может заставить полицию поверить, будто это я убила Джима. Он сказал, что у него есть свидетели. Он хотел… Она снова разразилась рыданиями. Можно было опасаться, что в таком состоянии девушка опять замолчит, но она больше не молчала. — Вы не спешите; спешки нет никакой, — успокоил ее Роджер, хотя сам хотел все узнать как можно скорее. — Чего хотел Муччи? — Он хотел знать все, что я могла сообщить ему о Барнетте: он подумал, что мы старые друзья. Он хотел также получить какие-то фильмы. Он чуть не свел меня с ума, выспрашивая об этих кинопленках: были ли они проявлены, не видела ли я их, не знаю ли я, где они? Они пытались выхватить камеру у него на улице, и они украли ее из отеля, но Муччи сказал, что она была пуста. Я просто ничего не знаю о фильмах. Я Джима-то знала всего несколько дней. В тот вечер он пошел с кем-то ужинать, и я не видела его до тех пор, пока все не произошло. — Вы не знаете, почему Муччи так настойчиво хотел заполучить эту пленку? — спросил Роджер. — Мне кажется, знаю, — задыхаясь сказала Энн Пеглер. — Я делала съемки во время покушения на принца. Должно быть, это. Джим приподнял меня, и когда я снимала, я видела все. Все, — повторила она. Теперь ее охватила такая дрожь, что сиделка подошла к изголовью и стала гладить девушку по лбу. Она посмотрела на Роджера умоляющим взглядом, и он понял — скоро его попросят отсюда. — Я… я почти потеряла сознание. Джим привел меня обратно, но не остался обедать, ему нужно было встретиться с какими-то друзьями по бизнесу. Может быть, он им отдал фильм, — всхлипывала она, — он не сказал мне, но мог это сделать. Я просто не знаю, где находится пленка. — А вы в самом деле видели, как стреляли? — спросил Роджер. — Да, да! Все видела. Как смотрел принц, как другой человек упал, как все были напуганы. Там был ребенок, который казался испуганным, он не мог быстро убежать и… Роджер дал ей все досказать самой. Когда он закончил допрос, он все знал о «ребенке», которого она видела. (обратно)
8. «ДРУЗЬЯ» БАРНЕТТА
У Северини были глаза человека, который не спал много суток, а возможно, даже недель. Все, что говорил Уайттекер, было верно: копна его серебристо-седых волос, резкие черты лица, широкие плечи и тонкая талия могли быть украшением для дирижера на любой сцене мира. Кроме того, он обладал какой-то нервной манерой постоянно находиться в движении. Светло-серый костюм сидел на нем отлично, и весь его облик всегда производил сильное впечатление. Роджер впервые посетил его офис, который находился в большом современном здании, высоком, просторном и прохладном. На одной стене офиса висела карта города с набором маленьких булавок. Красные булавки усеивали всю карту, но больше всего их было в старом городе, немного севернее кафедрального собора. Северини слушал, шагая по кабинету. Сержант Джонсон, человек с огромным животом и усеянным синими прожилками лицом — он был любителем пива, помогал, подсказывая иногда слова: английские — Роджеру, итальянские — Северини. Джонсон сидел за маленьким столиком и выглядел совершенно бесцветно. Роджер закончил свой рассказ. — Инспектор, — сказал Северини, — во всем виноват я. Мне следовало бы уделить больше внимания нападению на улице. От этого многое зависело. Я был неправ. Вероятно, я был неправ, — поправился он несколько сердито. — Что мы должны делать теперь? Допросить Муччи, да. Выяснить, не видели ли этого так называемого ребенка, возможно карлика, в отеле, когда было предпринято новое нападение на принца Асира. Между двумя преступлениями есть связь. Я хочу… — Он перешел на итальянский и требовательно посмотрел на Джонсона. — … Мистер Северини поздравляет вас, сэр, — бесстрастно произнес Джонсон. — Вы очень добры, — пробормотал Роджер. — Если бы у вас было столько же времени для работы над этим случаем, вы пришли бы к такому же выводу значительно раньше меня. Вы примете необходимые меры, чтобы Энн Пеглер надежно охранялась? — Да, и я немедленно допрошу Муччи… — Не будет ли разумнее последить за ним? — вставил Роджер. Северини резко возразил: — Я думаю, его следует допросить сразу же, инспектор, но я проконсультируюсь со своими… — Он снова перешел на итальянский. — … руководителями, — подсказал Джонсон. — У нас те же проблемы, — улыбнулся Роджер. Ему хотелось как-то пробить стену отчужденности, возникшую в результате физической и умственной усталости Северини и всего прочего, но этого было трудно добиться. — Вы выяснили, с кем ужинал Барнетт в тот вечер, когда был убит? — Он ужинал с англичанином и с женщиной, которых до того в ресторане не видели, — ответил Северини. — Мы не знаем их имен. Там был еще итальянец, которого метрдотель не знал, но… Возможно, Барнетт дал пленку одному из этих людей. Дело с пленкой имеет огромное значение. Муччи интересовался и другими пленками? — Девушка думает, что да. — Я проведу расследование более тщательно, инспектор, — пообещал Северини. — Если будут результаты, я вам непременно сообщу. — Вы очень добры, — сказал Роджер и вышел. Джонсон, как большая тень, следовал за ним. Везде, кроме главной улицы, освещение было плохое, движение слабое. Отблеск в небе говорил о том, что Кафедральная площадь залита светом. Где-то там ужинала и танцевала с Уайттекером Джанет. Не присоединиться ли к ним? Он не думал об этом всерьез. — Пойдем выпьем, Джонсон. — Да, сэр. Среди сослуживцев Джонсон слыл человеком неинициативным. От него можно было ожидать каких-либо результатов лишь в рутинной работе. Его специальностью была контрабанда, и именно это привело его в Италию. Скучное, бесцветное лицо, с голубыми невыразительными глазами. Отнюдь не дурак, просто — не энергичный человек. Однако он отличался надежностью. — Вы хотели бы пойти в какое-нибудь определенное место? — В кафе на галереях, — ответил Роджер. — Хорошо, сэр, — сказал Джонсон. — Недалеко отсюда есть отличное кафе. Это в задней части галереи; там есть одна синьорина, которая, скажу вам, в полном порядке. Как певица, я имею в виду, сэр, — добавил он неторопливо. — Не могу сказать, что у меня много времени для этой итальянской певческой публики, но в этой что-то есть особенное. Вас это устраивает, сэр? — Да, сойдет. Но сначала я хотел бы договорить с вами. — Она не выйдет раньше, чем через двадцать минут, — уверенно сказал Джонсон, — так что у нас есть время. Мы можем занять столик рядом с выходом и, если она будет задерживаться, просто потихоньку уйдем. Каждый вечер ее встречают бурей аплодисментов. — Они не спеша шли сквозь теплую тихую ночь к галерее. — Что конкретно вы хотели бы узнать от меня, сэр? — спросил сержант. — Все, что касается убийства Барнетта или покушения. И вообще все, что вам удалось собрать. — Не очень много, — медленно произнес Джонсон. — Если вы спросите меня, то я скажу, что мистер Северини не ест, не пьет и даже не спит. Он стал каким-то одержимым. Не осуждайте его за то, что он иногда заносчив. Ведь у него столько забот. Если принца прикончат в Милане, он мгновенно вылетит с работы. Они свернули к ярко освещенному концу галереи. Потоки гуляющих двигались в обоих направлениях, у большинства витрин толпились зеваки. — Теперь недалеко, сэр, — продолжал Джонсон. — Есть одна вещь, с которой я мог бы вам помочь. Это касается тех людей, с которыми Барнетт ужинал в понедельник. — Вы уверены? — Я сам был там до полуночи, — сказал Джонсон, указывая на кафе, где не менее сотни посетителей сидели за столиками, потягивая кофе из маленьких чашечек. Еще человек пятьдесят стояли вокруг и, казалось, ожидали какого-то важного события. — Приходится самому развлекаться по вечерам, и что мне нравится здесь в Италии, так это то, что здесь всегда что-нибудь происходит на открытом воздухе. Не надо нырять куда-то вниз, где все время будет надоедать какая-нибудь красотка. Раз или два я обратил внимание на Барнетта. В то время я его не знал, но, как только увидел его в морге, сразу же понял, что это он. В ту ночь, когда он погиб, он тоже находился здесь с одной парой. Мужчиной и женщиной. Англичанин и женщина выглядели солидными людьми. И денежными. И мне кажется, я узнал бы итальяшку — простите, сэр, итальянского джентльмена, — который также был с ними, если бы имел счастье увидеть его снова. «Вот вам и «тупой, без всякого воображения» Джонсон», — подумал Роджер и спросил: — И где вы рассчитываете его увидеть? — Ну, я бы не удивился, если бы мы встретили его сегодня, — произнес Джонсон довольным тоном. — Некоторые такие места стали модными, а певица здесь — просто шик! Вы знаете, это как в ночном клубе у нас дома. Если она стала популярна, вы приходите каждый вечер, пока не появится новая сенсация. Так и здесь: это то место, где следует побывать и выпить чашечку кофе или стакан вина. А человек, который был с Барнеттом, занимал позицию как раз около выхода. Они уже подошли к кафе, внутренние двери которого были закрыты. Несколько человек сидели и что-то ели. Пять столиков были отгорожены ящиками с цветами. За одним из них пара англичан ужинала с тем видом превосходства, который они всегда приобретают, когда едят на людях. Один маленький столик около окна был свободен. — Если мы сядем здесь, сэр, то сможем ускользнуть, когда вам надоест, — сказал Джонсон. — Что вы будете пить? Я всегда беру кьянти или чинзано, пиво здесь нехорошее. — Я остановлюсь на мартини, но выпивка за мной, — твердо заявил Роджер. — Вы это заработали! Джонсон был доволен. — О, я внимательно слежу за всем, сэр, и я откровенно признаюсь вам, что очень обрадовался, узнав, что вы приезжаете сюда. За моей спиной все время маячит Северини, но я не уполномочен заниматься этими делами. Мне, однако, не нравится то, что я здесь вижу. Северини совсем помешался из-за этого Братства Зары. Он дюжинами таскает их на допросы. Нет никакого сомнения, что его заранее информировали о том, что будут предприняты попытки совершить покушение. И если вы спросите меня, то я скажу, что они не остановятся, пока не прикончат бедного парня. Я имею в виду принца, сэр, если вы это поняли. Я не хотел бы оказаться в его шкуре ни за какие деньги, даже если в чем-то его дела и не так плохи. — О каких делах вы говорите? — Ну какая польза от того, что вы командуете парадом, если не можете получить кусок той юбки, которая вам нравится? — спросил Джонсон. — А он, как говорят, разборчивый и порядочный… Если хотите знать мое непредубежденное мнение, — продолжал Джонсон, прочно утвердившись на своем стуле и жестом подзывая официанта, — было бы очень хорошо, если бы убийство произошло до того, как он попадет в Англию. Иначе для вас будет сплошная головная боль, мистер Вест, и, можете мне поверить, они собираются прикончить его еще до того, как разделаются с ними самими. Рожденный, чтобы быть убитым, — такова его судьба. Теперь, когда нет Ягуни, я не думаю, что у него есть человек, которому он может верить, если не считать генерала. — Генерала Фузаля? — Да. Официант, выслушав их пожелания, бросился выполнять заказ. Посетителей становилось все больше, и через несколько минут свободных мест почти не оказалось. За столиками сидели человек двести: молодых и старых, богатых и бедных. Некоторые стояли у витрин магазинов в дальнем конце галереи. Из створчатой двери вышли три человека: один нес скрипку, другой — флейту, а третий сел за фортепиано, стоявшее на небольшом возвышении рядом со столиками. Зазвучала музыка. — Через десять минут выйдет Телиса, сэр, — сказал Джонсон и тихо добавил: — Мне сказали, что она — последнее увлечение принца. Он слышал ее однажды по радио и сразу же прибыл сюда. Он храбрый малый, отрицать этого нельзя, как вы понимаете. Я видел его собственными глазами и убедился в этом. Жалко, что малышке всего шестнадцать или семнадцать лет. «Бог с ними, с прегрешениями Асира, посмотрим, что за итальянец ужинал с Барнеттом», — подумал Роджер. Но не от всего можно было так легко отмахнуться. Нужно было следить за каждым углом кафе. Надо сказать, что ему очень нравился Джонсон. Если один вид хорошенькой итальянки поднимал настроение сержанта, скрашивая его одиночество в Милане, что ж — это отлично. Тем временем терпеливая толпа стала еще больше. Через несколько минут Джонсон наклонился и сказал по-английски: — Слух о том, что у принца и Телисы завязался роман, стал всеобщим достоянием. Об этом говорят все. Я никогда не видел здесь такой толпы. Народу действительно стало слишком много. А затем появилась и певица. «О-го-го!» — подумал Роджер и взглянул на Джонсона. Тот улыбался. Маленькая синьорина одним своим видом доставляла ему огромное наслаждение, и в этом не было ничего удивительного, такое же впечатление она производила на остальных. Она вышла быстрым шагом и казалась смущенной. По английским меркам она была мала. На ней было простое черное платье с короткими рукавами, и чего-либо помимо этой простоты для ее молодости не требовалось. Она была удивительно хороша, и мужчины, очевидно, легко теряли из-за нее голову. Сияющие темные глаза, блестящие пышные волосы, цвет лица — все было восхитительно. Она была само совершенство. — Настоящая королева, правда? — прошептал Джонсон. Роджер заметил, что сам улыбается. Но скоро перестал: в зал вошли Уайттекер и Джанет, и Уайттекер совершил чудо, отыскав два места. Они не видели Роджера, но он видел, что едва они сели, как рука Боба заиграла на спинке стула Джанет и раз или два задержалась на ее плече. Было бы, конечно, смешно и странно требовать, чтобы он не делал этого. Девушка начала петь, и в зал полились кристально чистые звуки. С первой же минуты все замерли, даже официанты не двигались; никто не трогал стаканы и чашки, никто не двигал стульями и не прикуривал сигареты. Восхищение преобразило лица собравшихся, а девушка пела; ее манера была совершенно естественна, без всякого позирования или наигранности. С таким голосом она достойна была петь в «Ла Скала». Она спела три песни. Роджер не знал ни одной из них и не понимал ни слова, но это не имело никакого значения. Пока она пела, Роджер забыл и о Джанет, и об игривой руке Уайттекера, и о Барнетте, и об испуганной девушке там, в отеле, и даже об итальянце, ради которого пришел сюда. Ничего не существовало, кроме этого голоса. До тех пор, пока она не кончила петь. Когда голос девушки смолк, воцарилась тишина, а затем стены содрогнулись от овации и криков восторга. Теперь Роджер опять увидел руку Уайттекера, уверенно устроившуюся на плече Джанет. Наклонившись, он что-то нашептывал ей, и их лица были совсем рядом. Джанет слегка покачала головой. «Проклятый мерзавец…» — Красавец, — зашептал сержант Джонсон, забывшись, — вон тот парень, который был с Барнеттом. Роджер отвел взгляд от Джанет и Уайттекера, чтобы разглядеть итальянца, пробиравшегося сквозь толпу. Два официанта заметили его и немедленно поспешили на помощь. Он сел за маленький столик, по-видимому специально зарезервированный для него. Аплодисменты не смолкали, и девушка стояла со сложенными руками, улыбаясь, как маленький ребенок, довольный тем, что хорошо прочитал стишок. — Вы уверены, что это тот самый человек? — спросил Роджер. — Абсолютно, сэр. — Вы думаете, мы сможем последовать за ним? — Мы можем попытаться, — сказал Джонсон. — Где-то поблизости должен быть запаркован его здоровенный автомобиль. Всегда можно определить, когда у этих людей есть деньги. Слишком он молод. Роджер кивнул головой. Ему хотелось получше рассмотреть итальянца, и было неприятно, что его взгляд все время невольно обращался к Джанет и Уайттекеру. Самым неприятным было то, что он сам устроил их тет-а-тет. Только сейчас он разглядел в Уайттекере те неприятные черты, которые раньше не замечал: чрезмерное легкомыслие или трусость, которую он проявил тогда со змеей (хотя можно ли укорять за это человека?), или его откровенное признание, что он мог бы втереться в друзья к Энн Пеглер, но не сделал этого лишь из-за того, что боялся потерять благосклонность Северини. На все это в отдельности находились вполне убедительные объяснения, но если собрать все вместе, да еще добавить его руку, которая то скользила по волосам Джанет, тогладила ее плечи, то неудивительно, что Уайттекер совсем низко пал в его глазах. «Ладно, забудь это и не будь дураком!» — подумал Роджер. Итальянец выглядел лет на тридцать пять. Его оливковая кожа была очень гладкой, даже какой-то слегка припудренной — обычно такая бывает у всех хорошо одетых людей. Но, по-видимому, на ней все же скоро проступит черная щетина. Он казался не интересным, а просто прилизанным, с довольно длинным крючковатым носом, пухлыми губами и круглым подбородком, который можно было назвать слабовольным. Он слушал девушку, приоткрыв рот и закрыв глаза, так что можно было подумать, что он дремлет. — Я вот что скажу вам, сэр, — проговорил Джонсон после долгого раздумья. — Проще всего было бы спросить, не может ли он сам ответить на некоторые вопросы, касающиеся Барнетта. Мы быстро определили бы, говорит ли он правду — мой итальянский меня не подведет. Кстати, однажды я слышал, как он разговаривал с одной английской парой и, если не считать небольшого акцента, его английский был на таком же уровне, как ваш или мой. Попробуйте, сэр, ведь если мы его упустим, мы можем потом пожалеть, что не сделали попытку зацепить его. — Прежде всего попытайтесь выяснить, не знают ли официанты его имени и откуда он прибыл. — О’кей, сэр. — Джонсон согласился, но было очевидно, что он не одобряет такой подход. Он поговорил с официантом, который кивал головой, обещая навести справки. Девушка опять начала петь, и публика замерла. Лишь пальцы Уайттекера продолжали двигаться. Песня закончилась. На этот раз девушка ушла со сцены и скрылась за дверью. Казалось, никогда и нигде зал не взрывался такими горячими аплодисментами, как здесь сейчас. Девушка была не просто хороша, она была изумительна. И придет, конечно, время, когда она… «Проклятый Уайттекер!» Подошедший человек тронул Джонсона за плечо и что-то прошептал ему на ухо. У Джонсона округлились глаза, а; толстые губы изобразили «О». Затем он наклонился к Роджеру и тихо проговорил: — В гостинице неприятное происшествие, сэр. Муччи убили, когда он пытался скрыться от полиции. Северини просит вас, сэр, вернуться. Хотите, чтобы я остался и выяснил, кто этот малый? (обратно)9. ГИОРГИО ПАРЕЛЛИ
Роджеру надо была быстро решить: пойти с этим, одетым в штатское посланцем Северини в отель и выяснить, что произошло с Энн Пеглер, или отдать предпочтение своему основному заданию. Надо сказать, что думать ему очень мешала рука Уайттекера, с вопиющей бесцеремонностью лежавшая на плече у Джанет. В этот момент Уайттекер убрал ее и доставил тем самым Роджеру кратковременное облегчение. Итальянец, за которым наблюдал Роджер, расплатился с официантом, и тот зашел за его спину, готовый отодвинуть стул, как только посетитель встанет. Люди, толпившиеся позади столиков, начали расходиться, официанты забегали с заказами, сделанными еще до того, как девушка начала петь, а посетители стали шумно обсуждать концерт. — Что вы сказали, сэр? — Джонсон отлично знал, что Роджер не произнес ни слова. Роджер посмотрел на итальянца. — Попросите посланца передать Северини, что я ненадолго задержусь, — сказал Роджер. — Хорошо, сэр. Подозрительный итальянец прошел мимо Роджера на расстоянии вытянутой руки. Роджер и Джонсон последовали за ним. Быстрым и уверенным шагом он шел в направлении собора мимо пустых лавок и кафе с освещенными окнами. Кафе опустели; лишь одно, расположенное у площади, было залито светом и наполнено веселым шумом и музыкой. Под арками колоннады ярко горели огни, но за ними уже царила ночь. Освещенный со всех сторон, кафедральный собор одиноко сверкал в бархатной темноте. — Один официант сказал мне, что знает английскую пару, с которой ужинал этот парень в ту ночь, — сказал Джонсон. — Их звали Коррисонами. Женщина — настоящая красавица, а он занимается нефтяным бизнесом. Большой делец. — Нефть — это серьезно, — задумчиво проговорил Роджер. — Так точно, сэр. Поводом для приезда принца сюда послужила большая сделка по нефти, не так ли? Итальянец пересекал площадь. Роджер и Джонсон следовали за ним, отставая на несколько ярдов. Дважды он оглянулся, а затем изменил тактику: достигнув противоположной стороны площади, он задержался у тротуара, пропуская мотоцикл, и оглянулся назад. Слишком нервно? Но любой человек, преследуемый двумя массивными фигурами, вел бы себя так же. Итальянец поставил ногу на тротуар и еще раз резко обернулся. Бледный свет падал на его гладкое лицо и темные глаза. — Чего вы хотите? — спросил он по-итальянски. Джонсон ответил по-итальянски, его речь лилась свободным потоком и даже звучала музыкально, что было совершенно неожиданно при его раскрасневшейся толстой физиономии. Итальянец, по-видимому, почувствовал облегчение. — Я хорошо говорю по-английски, — обратился он к Роджеру и вопросительно посмотрел на него. — Это верно, что вы полицейский из Скотленд-Ярда? — Да. — Роджер сунул руку в карман. — Моя карточка… — Вы же не станете обманывать? — спросил итальянец, но посмотрел на нее. — Я не знаю, чем могу вам помочь, но… Зачем мы здесь стоим? Мы можем поговорить в моей машине. Или, если вы предпочитаете, в кафе. — Вы не подвезете нас в отель «Муччи»? — спросил Роджер. — Если вы этого хотите. Моя машина там, — человек указал на темную улочку по другую сторону собора. — Вот что, сэр, — произнес Джонсон с озабоченным видом, — я оставлю вас здесь, а у меня есть еще одно дело. Он незаметно подмигнул Роджеру, и тот понял, что Джонсон имеет в виду: он возьмет такси и поедет за машиной итальянца. «Серьезный человек Джонсон!» — Хорошо, займитесь своими делами, встретимся в отеле. — Да, сэр, — сказал Джонсон и ушел. — Признаюсь, я ничего этого не понимаю, — произнес итальянец, когда они пересекали дорогу, — но меня успокаивает одно немаловажное обстоятельство — моя совесть абсолютно чиста. — Его натянутая улыбка свидетельствовала о том, что, возможно, не так уж она и чиста. — Там под фонарем зеленый автомобиль. Это была большая сверкающая американская машина: «бьюик» или «кадиллак». Итальянец открыл дверцу и встал рядом, пропуская Роджера. Он не спешил, и Джонсон успел взять такси со стоянки на площади и последовать за ними. Сиденья были мягкими и удобными, мотор работал бесшумно. — Меня зовут Гиоргио Парелли, — сказал итальянец. — Я из Генуи и в Милане нахожусь уже несколько дней по делам. Я не знаю, каким образом наши пути пересеклись. — В понедельник вы ужинали с тремя англичанами. Это были мистер Барнетт и мистер и миссис Коррисон. Итальянец окинул его острым испытующим взглядом: — Да, это было. Мистер и миссис Коррисон и с ними их друг. Я забыл его имя. Я полагаю, вы также не очень хорошо помните, мистер Вест. Чета Коррисонов не могла бы… — Меня больше интересует их друг, — прервал его Роджер. — Вы хорошо его помните? Итальянец пожал плечами: — Настолько, насколько может помнить человек, видевший его час или два. Он меня не интересовал. У него было какое-то дело к Коррисонам, но я не знаю, какого рода. Я получал удовольствие, будучи хозяином, оказывая им внимание, но он на меня не произвел большого впечатления. Кроме… — Они огибали угол возле полицейского на постаменте, и итальянец улыбнулся. — Кроме того, что он обладал прекрасным аппетитом. Мне он показался худым и голодным человеком. Он что, совершил какое-то преступление? — Вы что, не знаете, что он убит? — прямо спросил Роджер. Парелли был поражен. Они миновали полицейского, проехали мимо «Ла Скала» и повернули к отелю «Муччи». Здесь было гораздо спокойнее, чем у кафедрального собора. Машина почти бесшумно скользила по дороге и мягко покачивалась на ухабах. — Итак, это был тот англичанин, которого убили. Барнетт. Нет, я не знал. Я читал в газетах, это верно, но по фотографии я его не узнал, — сказал Парелли. — Я понимаю ваше желание знать, где он был до нашей встречи, но помочь вам ничем не могу, мистер Вест. — Где можно найти Коррисонов? — Сейчас они в Лондоне. Они вылетели туда вчера вечером. — Вы можете дать мне их лондонский адрес? — Конечно. В любом случае вы можете сами это узнать, поскольку вам же известно, что они останавливались в отеле «Виктор Эммануил». Но я уверен, что они тоже ничего не знают. — Ваши друзья Коррисоны не говорили с вами о Барнетте? — Ни слова. Он был их другом, а может быть, просто знакомым, которого они встретили в Милане и которого хотели пригласить на ужин. Для них это создавало некоторые затруднения, поскольку они были моими гостями, но для меня, конечно, это был пустяк. Что касается Барнетта, он говорил очень мало, но ел много и ушел очень поздно. — Он ушел один? — Он распрощался с Коррисонами у их отеля. Я предложил подбросить его, но он сказал, что это рядом и он пройдется пешком. Так что Коррисоны пошли к себе, а он — к себе. Я о нем больше не думал. — Не было каких-либо разговоров о пленке? — Я не слышал. — Ответ прозвучал мгновенно. — Вы не видели, чтобы он передавал что-нибудь Коррисонам? — Коррисонам? Нет, не видел. Дайте подумать. Мистер и миссис Коррисон и я ожидали в ресторане прихода этого человека: он опоздал на десять минут. Мистер Коррисон оставил нас во время ужина на несколько минут, но этот человек, как его имя?.. — Барнетт. — Он не оставался наедине с мистером Коррисоном, — заявил Парелли. — И я могу сказать с полной уверенностью, что не видел, чтобы он что-либо передавал Марку Коррисону или его жене. Я могу еще что-нибудь сделать для вас, мистер Вест? — Парелли всем своим видом показывал, что устал от расспросов. Роджер задумчиво произнес: — Я не думаю. Дайте мне, пожалуйста, лондонский адрес Коррисонов и ваш адрес в Милане и Генуе: это может понадобиться. Начальник местной полиции, вероятно, захочет встретиться с вами, но сейчас это не обязательно. Они подъезжали к отелю, у главного подъезда которого было множество машин, собралась небольшая толпа и стоял фургон. — Я готов в любое время посетить начальника полиции, — заверил Парелли. — Коррисоны живут в Лондоне на Марлинг-сквер, семь, в Майфер. Это не просто Майфер, это один из немногих районов Лондона, все еще заселенных миллионерами, где коммерция еще не отвоевала жилые здания под офисы, за исключением одного, где находилась лондонская штаб-квартира гигантской нефтяной компании, которая заключила сказочную сделку с принцем Асиром и Джардией, сделку, аналогичную той, которую заключил принц с Италией. Роджер вспомнил это имя — Коррисон, вспомнил он и о том влиянии, которое оно имело в Англии. Марк Коррисон — глава английской компании «Ангито», спокойный, скромный финансист, сделавший состояние на мировых рынках, особенно в сфере нефтяного бизнеса; его женитьба на лондонской модельерше произвела сенсацию год назад или около того. У него были обширные интересы. Он участвовал во многих крупных сделках, владел пакетом акций «Рэмп ньюспейперс» — газетной группы, контролировавшей «Глоб» и другие национальные ежедневные газеты. Ему принадлежали театры, ночные клубы, рестораны; в самых разнообразных сферах деятельности он считался, что называется «денежным мешком». — Этот ваш мистер Коррисон является главой «Ангито»? — спросил Роджер. — Да, мистер Вест, — ответил Парелли. — Я имею честь представлять мистера Коррисона в Северной Италии. А здесь я находился в связи с приемом принца Асира. И Коррисоны приехали сюда для этого. Но для вас эти подробности могут быть неинтересны. Именно в связи с этим обстоятельством я встретился с начальником полиции и, естественно, буду рад встретиться с ним еще раз. Ему не пришлось долго ждать. Они вышли из машины и направились к отелю, в это время два санитара вынесли оттуда на носилках прикрытое белой простыней тело человека. Роджер вспомнил, как этот, лежащий сейчас на носилках, человек важно прошествовал через гостиничный дворик, напугав до смерти Энн Пеглер. Северини с надменным видом шел позади носилок. — Что случилось? — спросил Парелли. — Я слышал, что на принца сегодня было нападение. Это так? — Да, — сказал Роджер. Он подошел к фургону, в то время как санитары задвигали внутрь тело, а Северини наблюдал за ними с каменным лицом. «Почему он решил сопровождать тело?» Около машины собирались люди, и полиция старалась держать их на расстоянии. Целые семьи и ребятишки — обитатели улиц наблюдали за всем с захватывающим интересом, который всегда вызывает смерть. Был ли там во время покушения карлик? А может быть, ребенок?Карлик Марко отошел от толпы, собравшейся около отеля «Муччи», вместе с группой ребятишек, многие из которых были выше него ростом. Спустя некоторое время он сел в трамвай, шедший в старую часть города. Там он вышел и зашагал по темным узким улочкам, где люди все еще сидели около низеньких дверей и открытых окон, наслаждаясь ночной прохладой. Дышалось здесь значительно труднее, чем на широких улицах или более открытых местах. Добравшись до дома в конце улицы Роса, он вошел в низкую дверь и начал медленно подниматься по каменной лестнице, пока не достиг верхнего этажа. Здесь горел тусклый свет, и около открытого окна сидели две женщины — одна старая, другая молодая. Они смотрели на темную улицу, где еще била ключом жизнь. Карлик прошел через комнату, едва взглянув на женщин. В следующей комнате у открытого окна в инвалидной коляске сидел старик с трубкой в желтых зубах и слезящимися глазами. — Ты пришел поздно, Марко, — сказал он хриплым голосом. — Но это неважно. Скажи мне, что тебе передал Витторио Муччи. Карлик стоял прямо перед ним. — Ему теперь больше нечего сказать, — ответил он, — потому что полицейские пришли допрашивать его. Меня там не было, но Муччи пытался убежать, полицейские стреляли в него, и он был убит. — Карлик перекрестился, то же сделал и старик. — Но у меня есть кое-какие новости, — тихо продолжал Марко. — Теперь известно, что пакет, вероятно с пленками, отправлен в Англию. У Барнетта были бланки для адреса, один он испортил и выбросил. Муччи узнал об этом и нашел его. Марко достал из кармана смятый листок и протянул его старику. На нем значилось: мисс Гризельда Барнетт, III, Бинг-Меншнз, Лондон, СВ 3. Большая клякса залила слово «Англия» и запачкала несколько других слов. Старик медленно спросил: — Как ты достанешь теперь этот пакет, Марко? — Я поеду в Англию, — сказал карлик. — С твоего разрешения, Зара. Старик прикрыл глаза жилистой рукой, словно хотел защитить их от света. Затем он долгим взглядом посмотрел в лицо карлику. Марко, не дрогнув, спокойно встретил этот взгляд. — Я не понимаю тебя, Марко, — произнес старик. — Ты поедешь в Англию? Это верно, что ты говоришь по-английски, верно, что ты там провел целый год; правда, уже давно. Но как ты поедешь туда сейчас? У тебя столько денег, что ты сможешь потратить их на такую поездку? — Да, денег достаточно, — ответил Марко. — Откуда? — Среди членов Братства, которое ты создал давным-давно, есть много богатых людей. Не беспокойся, Зара. Он повернулся и вышел. Старик долго сидел, устремив в пространство невидящий взгляд, словно доискивался правды, которую ему не сказал карлик. (обратно)
10. ТРЕВОГА
Глаза Северини сверкнули, когда он перевел взгляд с Роджера на Гиоргио Парелли. От Северини исходил сильный запах бренди, он без конца потирал руки. — Синьор Парелли, — сказал он. — Я был бы признателен вам, если бы вы навестили меня завтра утром. Лучше предварительно позвоните, чтобы договориться о подходящем времени. — Хорошо, я сделаю это, — пообещал Парелли. — Весьма вам благодарен. — Северини наклонил голову, давая понять, что разговор окончен. Пока ему удавалось контролировать все свои действия. — Джино, — обратился он к стоящему рядом с ним человеку, — проводи синьора Парелли к его машине. — Доброй ночи, — сказал Роджер. — Рад был познакомиться с вами, — ответил Парелли, пожал ему руку и пошел с Джино к машине. Роджер, тут же забывший о нем, медленно повернулся к Северини. Улыбка на лице начальника полиции была очень странной — свирепой и насмешливой одновременно. — У вас была очень удачная ночь, инспектор. Роджер заставил себя улыбнуться. — Иногда это бывает. — Хотел бы, чтобы и у меня было так же, — сказал Северини. — Все время, что я занимаюсь этим делом, у меня ощущение, будто кто-то бросает мне в глаза песок. Мелкий горячий песок, от которого я никак не могу избавиться. Покрасневшие глаза, казалось, подтверждали его слова. — И что в результате? Естественно, я ослеп. Я не вижу очевидных вещей, хотя мне на них указывают. Возьмите, например, сегодняшнюю ночь. Вы говорите мне о Муччи и советуете проследить за ним. Я не соглашаюсь. Я советуюсь с шефом, и он тоже не соглашается. Я иду к Муччи, чтобы поговорить с ним, но его предупреждают. При попытке к бегству в него стреляют, и рана оказывается смертельной. — Северини нервно перекрестился. — Возможно, в дальнейшем я буду следовать вашим советам. — Он начал разговор довольно спокойно, но теперь прямо-таки осатанел. — У нас был Муччи, кого можно было заставить объяснить многое! А теперь?! Что мы можем делать теперь? У Муччи была сотня знакомых, которых можно было бы допросить. Не друзей, людей, которые могли помочь ему в чем угодно. У него был племянник в зоопарке, который сказал нам, что достал змею для Муччи. Зачем? Он клянется, что не знает. Я еще кое-что скажу вам: у него был кузен даже в моем заведении и… Но я слишком много болтаю, прошу прощения. Как вы отыскали Парелли? — Просто удача, — сказал Роджер. — Джонсон видел его с Барнеттом. Северини закрыл глаза. Они поднялись на третий этаж и оказались в комнате, где утром находился убийца и где сейчас хозяйничала полиция. Северини медленно направился к окну. — Если я не слепой, я многое должен увидеть. Какого роста должен быть человек, чтобы стрелять отсюда? Я пытался стрелять сидя и убедился, что точность попадания незначительна. Стрелять с колена — глупо, если можно это делать стоя. Только ребенок мог стрелять отсюда. Ребенок или карлик. И вы уже советовали мне поискать подобное существо. Но мы должны быть уверены. Инспектор, не могли бы вы помочь мне в небольшой реконструкции? Возьмите двоих моих людей и расположите их там, где стояли вы и принц сегодня утром. Мы сделаем заметки на окне, произведем выстрелы под этим углом и выясним, куда попала пуля. Эта информация будет полезна; не так ли? — Ну, конечно, я вам помогу. Реконструкция заняла полчаса, и они закончили за полночь. Все это время Роджера не покидала мысль о Джанет. Смотрел ли он на голую стену или в лицо сослуживцев Северини — он видел две головы: Джанет с ее вьющимися пышными волосами и Боба с белокурыми кудряшками и маленькой лысинкой на затылке. И руку Уайттекера, скользящую по волосам Джанет. Что случилось с ним? Он ревнует Джанет? Эти мысли мешали ему сосредоточиться на работе, и он решил собраться. Сейчас он знал уже значительно больше: у Коррисонов могла быть пленка или пленки. Барнетт мог оставить их в туалете или в отеле «Виктор Эммануил» для Коррисонов — это нужно проверить. Либо он мог передать их кому-нибудь другому или просто отправить в Англию по почте. Теперь, когда стало известно о Коррисонах, можно было быстро получить информацию о Барнетте в Англии. Выяснение его личности могло бы очень помочь. Роджер заказал разговор со Скотленд-Ярдом. В этом ему помог бодрый оператор, знающий английский. Вернувшись в свою комнату, он стал ждать звонка. Чтобы отвлечься от мыслей о Джанет и Уайттекере, Роджер занялся изучением результатов реконструкции, которую провел Северини. Он пользовался пневматическим пистолетом и пластиковыми пулями, оставлявшими небольшой след и не причинявшими ущерба. Ни одна из тех, что были нацелены на Асира или то место, где принц стоял, не коснулась поврежденной части большого встроенного шкафа. Но одна пуля, выпущенная в середину окна — не в Роджера или принца, стоявших по бокам, — угодила прямо в середину поврежденного настоящей пулей места. Можно было предположить, что карлик сильно волновался и выстрелил с испуга, когда в комнате задвигались люди. «А где же была Джанет?» Зазвонил телефон, и этот звук взбудоражил его: он прекрасно знал, что это звонок из Лондона, но где-то в глубине души теплилась сумасшедшая надежда, что звонит Джанет. А зачем ей звонить? Бодрый оператор сообщил, что Скотленд-Ярд на проводе. Роджер ответил: «Грацие», услышал восхищенный возглас, а затем — усталый голос суперинтенданта Меррита, который, как было известно Роджеру, в этом месяце дежурил в ночную смену. По мнению сослуживцев, Меррит был примитивным человеком, лишенным всякого воображения, во многом он напоминал Джонсона. — Привет, Красавец, что за шум? Не знаешь, куда девать деньги? Роджер постарался настроиться на сердечный тон. — Постарайся сначала немного послушать, прежде чем начинать болтовню, — ответил Роджер и представил себе ухмылку на крупном лице Меррита. — Если ты так устал, найди кого-нибудь, чтобы записать то, что я скажу. Мы узнали кое-что по поводу парня, который называл себя Барнеттом. Он ужинал в Милане в понедельник вечером с мистером и миссис Марк Коррисон. Это нефтяная компания «Ангито ойл». Предположительно, он их друг. Выясни, что они знают о нем. Сделаешь? — У них много денег? — Куча. И еще, Меррит, — запомни это, — возможно, Барнетт был убит, потому что был свидетелем другого убийства и заснял его на кинопленку. Есть, по-видимому, и другие, более ранние пленки. Убийцы разыскивают эти пленки, а они могут быть у Коррисонов. Не считай меня слишком осторожным, но сделай так, чтобы Коррисоны, если пленки у них, поняли нависшую над ними опасность. Особенно, если они их проявили и просмотрели. — Минутку, — сказал Меррит. Последовала короткая пауза и затем: — О’кей. Вопрос в том, зачем Барнетт отдал эти пленки Коррисонам? — Его я уже не могу спросить, — сказал Роджер. — Что-то ты сегодня такой высокомерный! — воскликнул Меррит. — Что-нибудь еще нам подбросишь, грея свою задницу под итальянским солнцем? Сегодня во второй половине дня была дьявольская буря. Похоже, жара теперь спадет, и могу сказать, что я об этом не жалею. Он замолчал. — Я обо всем сообщу в докладе, который передам по телеграфу или пришлю авиапочтой, — сказал Роджер. — О’кей. Я скажу помощнику командира, что ты был так добр, что справился о нем. Ну хорошо, а как там Джанет? — О, прекрасно проводит время. — И все за счет налогоплательщиков, — пробормотал Меррит. — Мне кажется, я должен сообщить об этом в «Манчестер гардиан». О’кей, Красавец, пока! Роджер медленно положил трубку, немного посидел, а затем встал и подошел к двери. Было уже очень поздно — начало третьего. Те первые неоправданные приступы самолюбия уже не вызывали в нем злости, зашевелилось что-то более серьезное. Сейчас он начал беспокоиться по-настоящему. Джанет не стала бы по своей воле задерживаться так долго, не предупредив его. Уайттекер мог, конечно, разгуляться, но не до такой степени. Роджер спустился на лифте. Внизу в холле сидели два полицейских в форме. Здесь же находился дежурный портье. Все они расположились вокруг стола и играли в карты. Увидев Роджера, они вскочили, но он жестом показал, что они могут продолжать игру. Вращающиеся двери были закрыты, но боковые не были заперты; портье подбежал, чтобы помочь Роджеру, но опоздал. — Спасибо, — сказал инспектор и вышел на улицу. Три мотоцикла проехали мимо, оглушив его грохотом. Свет фар приближавшегося автомобиля ритмично покачивался вверх и вниз. Автомобиль свернул ко входу во дворик и остановился, тихо урчал мотор. Уличные фонари, фары машин и мотоциклов отражались на рельсах трамвая. Несколько человек направлялись к отелю. Люди двигались и по другой стороне улицы, что была ближе к зоопарку. Соединив руки и склонив друг к другу головы, шла пара: они явно обитали в другом измерении. Роджеру встретилась семья: быстрый в движениях коротышка-отец, тащивший в каждой руке по ребенку, возбужденная девушка с малышом на руках и мать, которая несла одного ребенка на руках, а другого вела за руку. И это в такой поздний час! Все они странно спешили и не смотрели на отель. Их шаги разносились далеко вокруг. Они завернули за угол. На мгновение широкая улица опустела. Перед глазами Роджера стояло лицо Джанет: она стояла у окна во двор и смотрела на него. Но не так, как на Асира, а с каким-то глубоким чувством. Сейчас он уже не злился: его охватило чувство глубокого беспокойства. Было половина третьего. Он подождет до трех, и тогда… Что еще он мог сделать — только позвонить Северини? Без четверти три он почувствовал, что больше не может выносить такое напряжение, перестал шагать по улице и поспешил в отель. Он так быстро ворвался в вестибюль, что напугал троицу игроков. Поднявшись в номер, он подбежал к телефону, снял трубку и замер, уставившись на окно, рядом с которым Джанет сегодня разговаривала с принцем Асиром. Без сомнения, это был один из самых замечательных моментов в ее жизни. — Алло? — Начальника полиции, пожалуйста, синьора Северини. — Си, синьор. Северини, конечно, спит. Это были те немногие часы, когда он мог позволить себе расслабиться, и у него, без сомнения, будет не очень хорошее настроение, когда его разбудят. Но, вероятно, потребуется вечность, чтобы разбудить его. Сразу его все равно не дадут; сначала соединят с дежурным, который постарается куда-нибудь отфутболить Роджера; а почему бы и нет? Если бы он мог найти кого-нибудь, кто говорит по-английски… — Это Северини, — отрывисто произнес Северини. — Это вы, Вест? — Прошу прощения, что беспокою вас, — сказал Роджер. Он был удивлен и безумно рад, что Северини оказался за своим столом и настроен дружелюбно. — Теперь ваша очередь смеяться надо мной. Я ужасно обеспокоен. Моя жена ушла поужинать с Уайттекером из «Глоба». Какой-то ресторан на крыше около кафедрального собора. И они еще не вернулись. — Что вы сказали? — Они… не… вернулись. — В такое время? — воскликнул Северини. Это восклицание еще больше подстегнуло беспокойство Роджера. — Они не сказали, что будут поздно? — Нет, я ожидал их около двенадцати часов. — Везде все закрывается вскоре после полуночи, кроме погребков-притонов, — быстро произнес Северини. — Хорошо, Вест, я сделаю запрос сейчас же. Приходите сюда или мне позвонить вам? — Если вы не возражаете, я подойду к вам.Глаза у Северини были красные. Он был не в своем кабинете, а в большой комнате на первом этаже, которая несколько напоминала информационный отдел Скотленд-Ярда. На одной стене висели карты Милана, а на другой — таблицы, около которых стоял полицейский в серой форме и передвигал фишки, обозначавшие патрульные машины. Шесть полицейских сидели у телефонов и двое у радиотелефона. Комнату заполнял шум голосов, и все, находившееся здесь, отличались мрачным и сосредоточенным видом. — Ну, Вест, — рука Северини легла на плечо инспектора, — я не думаю, что нам придется долго ждать известий. Мы выяснили, что, выйдя из ресторана «Каспери», находящегося на крыше, они сели в такси. Они опоздали туда, потому что заслушались певицу в кафе. Сейчас мы разыскиваем шофера такси и ждем сообщений от полиции и других людей, которые могли их видеть потом. Это не будет долго. — Бледные нервные пальцы стали твердыми. — Не беспокойтесь, мы найдем ее, — Теперь, когда у него появилось новое дело, которое не было для него дополнительной нагрузкой, Северини казался более уверенными спокойным. — Этого газетчика Уайттекера вы знаете хорошо? — Не очень, но у него хорошая репутация в Лондоне. — И недавно приобретенная здесь в отношении женщин, — сухо произнес Северини. — Могу сказать вам, не так уж много вещей проходит мимо нас. Уайттекер, как и многие другие, был хорошим журналистом. Возможно, несколько ленивым и надоедливым, но в меру. Он хорошо знает Милан и другие районы Италии. Но несколько месяцев назад он переменился. Он начал бродить по притонам. Дважды к нам поступали жалобы о том, что он напивался в тех местах, которые ваш Джонсон называет нереспектабельными, связывался он и с уличными девками. Он тратит значительно больше денег, чем зарабатывает. Когда мне доложили об этом, что я мог сказать? Как вы говорите — пусть жена беспокоится. — Да, это могло быть, — сказал Роджер. — Но он приятный человек, — заявил Северини, — и толковый. Иногда я читаю «Глоб», и он достаточно точен. Мне не приходилось применять к нему строгости. По-английски это называется «строгости»? Хорошее слово. — Да, верно, — проклятое слово, верное или неверное. Есть ли у вас… Заметив, что стоящий у телефона человек с прилизанными волосами и в светлом френче поднял руку, Северини подошел к нему. После быстрого обмена фразами на итальянском языке человек в сером, а затем Северини посмотрели на Роджера. Они не улыбались. Когда Северини медленно подошел к Роджеру, весь его вид свидетельствовал о том, что у него есть что-то неприятное. «О Джанет?» Роджер почувствовал, что начинает паниковать. Он пытался сохранить спокойствие, но тревога нарастала. Северини, казалось, тянул время. Должно быть, плохая новость о Джанет. И он сам фактически отослал ее с этой свиньей. Он сам виноват. — Теперь мы знаем, куда они отправились, когда вышли из такси, — сказал Северини. — Это около Виа-Мита, в старом городе. Там поблизости есть подвальчик — плохое место, опасное для туристов с деньгами. Их видели там. Его не следует посещать без охраны или не предупредив полицию. Этот Уайттекер к тому же дурак! Роджер робко пробормотал: — Сейчас они там? — В этом притоне их уже нет, — задумчиво сказал Северини, — и никто не видел, как они уходили. В старом городе… Он пожал плечами, но в следующий момент его глаза заблестели, и он хлопнул Роджера по плечу с показным оптимизмом, который, однако, не мог никого обмануть: — Мы немедленно отправимся и выясним, что случилось! Кто знает, может быть… Он не закончил. — Сколько времени займет дорога туда? — спросил Роджер с тем же озабоченным видом. — Немного, — заверил его Северини, — совсем немного. Он повернулся, и они быстро вышли на улицу. Как и Роджер, он проявлял откровенное беспокойство. — Если есть причина для опасений, так это то, что произошло сейчас. — В голосе Северини звучала тревога. — Известно, что это места встреч Братства Зары и далеко не все члены этого братства нами обнаружены. Роджер молчал. Ночь была теплой, ветер ласково обвевал его вспотевшие лоб и щеки. (обратно)
11. ПРИТОН В ПОДВАЛЕ
Джанет очень решительно положила свою руку поверх руки Уайттекера и сняла ее с колена. Боб ухмыльнулся, не глядя на нее. Они были в кафе, где пела девушка, и перед ними стояло вино. Уайттекер немного раскраснелся, и его голубые глаза блестели, но в его улыбке было что-то хорошее. И вообще он был в чем-то привлекателен. Джанет могла поверить, что многие девицы потеряли из-за него голову. Почти наверняка они впоследствии жалели об этом. Он мог быть очень милым и забавным, и иногда просто блистал. — Хотите шоколадного ликера? — спросил он минуту спустя. — Нет, спасибо, Боб, я получила истинное наслаждение. Мне кажется, нам пора идти. — О, нет еще. Ночь только начинается, задание еще не выполнено. Красавец Вест не будет знать покоя, если подумает, что я не показал что-то стоящее. Вы не будете иметь представления, что такое ночь в Милане, если не посетите старую часть города. Узкие улочки, тихие голоса, мужчины, их жены, сыновья, дочери, дети, старики и внуки сидят у окон или у дверей, пьют чинзано с содовой водой, вокруг вонь от сточных канав, а они весело перемывают косточки всем проходящим мимо. Не лишайте их этой возможности. — Возьмете меня и Роджера туда завтра. — Джанет Вест, — с улыбкой сказал Уайттекер. Он наклонился к ней, упрямо положил руку и сжал ее колено. — Настоящим я заявляю и даю честное слово человека с Флит-стрит, что с этого момента и дальше я буду вести себя так, как полагается джентльмену, который знает, что за ним следит разгневанный муж. Я извиняюсь за некоторые вольности. Мне следовало бы знать, что владения Вестов так же едины и неделимы, как швейцарские кантоны, но я являюсь где-то неуправляемым индивидуумом и, таким образом, мои суждения и моя проницательность, не говоря о моем поведении в обществе, несколько не сфокусированы должным образом. Давайте помиримся и будем друзьями? Она улыбнулась и взяла свой стакан. От газированной воды защипало во рту, но она уничтожала вкус спиртного. — Да, но тем не менее, я думаю, нам пора вернуться в отель. — О Боже! — воскликнул Уайттекер, и лицо его вытянулось. — Я действительно обесчестил свою профессию. Этого я меньше всего хотел, но вы так дьявольски привлекательны и… — Боб, — сказала Джанет, — давайте забудем об этом и вернемся обратно. — Я не хочу везти вас обратно в отель «Муччи», пока не покажу вам истинную жизнь притонов в Милане, — упрямо настаивал Уайттекер. — Я не хочу сказать, что вы мне безразличны, но обещаю вам, вы не пожалеете об этой экскурсии. Я буду вести себя с обещанной сдержанностью, и вы будете восхищены видами, сценами, звуками, запахами, которых не найдете нигде в мире, кроме, может быть, Неаполя и Севильи, и уж, конечно, нигде днем. Это не займет много времени: час от начала до конца. Идет? Джанет посмотрела на свои часы и сдалась. В такси, которое они взяли со стоянки у собора, Уайттекер, расслабившись, сел в самом углу. Он перестал дурачиться и молча курил сигарету. В неверном свете уличных фонарей она видела его профиль. Вблизи он был гораздо симпатичнее. Он продолжал показывать куда-то в темноту пальцем и рассказывать о церквях, памятниках и старых зданиях. Наконец, такси свернуло на узкую улицу с очень неровным покрытием. В тусклом желтоватом свете фонарей двигались неясные фигуры. В этом месте Джанет, если бы была одна, потеряла присутствие духа через одну или две минуты и уж, конечно, никогда бы не вышла из такси. Она жалела, что уступила Бобу. Такси остановилось, шофер выскочил и открыл дверцу со стороны Уайттекера. Тот вышел и весьма вежливо подал руку Джанет, ей и в голову не пришло, что на его слово нельзя полагаться. Он заплатил шоферу, машина отъехала. Тусклые желтые огни фар осветили людей, сидящих или стоящих около открытых дверей, у небольших окошек и на маленьких балконах. Газовый свет лился от фонариков над дверьми и на стенах. Теплый ночной воздух был тяжел от запаха гниющих овощей, масла и кислого вина. — Сюда, пожалуйста, — сказал Уайттекер и взял Джанет под руку. И опять это был дружеский, ненавязчивый жест. — Пять минут, и мы будем у того подвальчика. Мы идем по одному из самых мерзких и злодейских районов Милана. Злодеи здесь очаровательны, а мерзавцы — совсем иное дело. Когда будете проходить то место справа, загляните внутрь. Такого нигде не увидишь. Он указал на открытую дверь, над которой горел свет. По крайней мере дюжина человек сидело снаружи — от древнего старика до ребенка, который, усевшись на камень, сосал оба больших пальца. Все, что на нем было, — это рубашка, едва прикрывавшая его толстенький животик. Когда Джанет и Уайттекер подошли ближе, все сидящие уставились на них. Джанет, с трудом сохраняя присутствие духа, заглянула в открытую дверь. Стена комнаты от пола до потолка была покрыта фотографиями, которые почти невозможно было отличить одну от другой. Между ними нельзя было поместить даже почтовую марку, только в центре находилась статуэтка: Святая Дева держала в руке небольшой канделябр со свечами, которые освещали стену с фотографиями. — Вы поняли, что я имел в виду? — спросил Уайттекер, когда они прошли мимо. — Да, у меня нет слов. — Что бы мне хотелось сделать, — сказал Уайттекер, — это показать вам Италию. Я знаю ее с изнанки, от севера до юга. Чего бы я вам только не показал! — Пока они шли, его рука все крепче прижимала Джанет. — Мне часто приходит в голову мысль, что моя основная ошибка заключалась в том, что я позволял своей жене делать все, что она хочет. Она не хотела переезжать сюда и жить все время в Италии. Она хотела проводить зиму здесь, а лето — дома, и я это позволял. Однажды пришел большой страшный волк и… Да, нет смысла утомлять вас печальной историей о неверности жены Роберта Уайттекера. Взгляните. Он показал куда-то. Они подошли к улочке, такой узкой, что по ней не могла бы проехать машина. Дома отвесно поднимались к яркому, расцвеченному звездами небу. Они казались выше, чем те, что Джанет видела в другой части Милана. Она могла различить людей на балкончиках и у окон в плохо освещенных комнатах. Кто-то пел замечательно чистым голосом, но не таким, как у девушки в кафе. Где-то слышалась приглушенная ритмичная музыка. Все окна и двери были открыты. — Это Виа-Мита, — сказал он. — Самая темная, мрачная, страшная и дьявольская улица в старом Милане. Несколько месяцев назад здесь проходила вендетта: два семейства, около девяносто человек в возрасте от девяти до девяносто лет, уничтожали друг друга. Это был какой-то кровавый разгул. Ножи, дубинки, даже пистолеты. Три смерти, два пожизненных заключения и множество более мягких приговоров. А что сейчас? Сидят у окон и поливают друг друга бранью. Однажды вспышка повторится. Но вам нечего опасаться, — произнес он и похлопал ее по руке. — К чужеземцам они относятся с искренней дружбой. Только во время этих враждебных стычек с другим кланом они становятся ужасными, а так — мухи не тронут. Они все, конечно, с юга, и конфликты в основном происходят после получек на фабриках, где они работают. Если один из них получит на сто лир в неделю больше, чем другой, — это повод для потасовки. Я … Он резко остановился и оглянулся. Он не сказал ни слова, но то, как он это сделал, заставило Джанет сжаться от страха. — Еще пара минут, — успокоил он ее, ускорив, однако, шаги. — То горячее местечко, куда я вас веду, находится в конце этой улочки. Лучше обойти стороной, чем идти по самой улице из-за дурных запахов. — Он почти тащил ее за собой, и она чувствовала, что ему очень хочется посмотреть назад, но он не делал этого, боясь ее напугать. Сердце Джанет учащенно билось. — Через полчаса, если мы вычислили правильно, я отвезу вас обратно в … — Боб! — воскликнула она. — Что это сзади нас? — Да? Сзади нас? Бо́льшая часть Милана, дорогая, а в небе отсвет от освещения кафедрального собора. — Не будьте дураком, — резко сказала она и обернулась. У него не было времени остановить ее. Все, что она увидела, это те же тусклые желтые огни, тени людей и одна темная фигура, находившаяся очень близко. — Каков муж, такова и жена, — сказал Уайттекер. — С вами легко попасть в неприятную историю. По сути дела все кончилось. Мне кажется, этот отвратный тип хотел посмотреть, есть ли в моем бумажнике деньги, но решил, что игра не стоит свеч. Теперь все в порядке. Прошу прощения, что напугал вас. Две минуты спустя они спускались по деревянным ступенькам, которые, казалось, вели в пустое помещение. Джанет очень жалела, что позволила уговорить себя, но теперь уже ничего не могла поделать. Она споткнулась, и Боб подхватил ее. Но не спешил отпустить, и Джанет впервые в жизни испытала панический страх: ей показалось, что он уводит ее от людей во тьму, погружает ее в отчаяние, которое будет сопровождать всю жизнь. Она попыталась освободиться: — Боб… — О’кей, — сказал он, и они оказались у нового поворота. Здесь было светло. Дверь часто открывалась, и за ней в комнате, заполненной табачным дымом, они увидели толпу. Уайттекер постучал — и дверь сразу же открылась. Последовал быстрый обмен фразами, из которого Джанет ничего не поняла; Уайттекер заплатил, и дверь широко распахнулась, пропуская их в заполненную комнату. Большинство собравшихся были мужчины, но кое-где были видны женские лица, смуглые и оживленные, с блестящими горящими глазами. На небольшой сцене танцевала девушка. Она была обнажена до такой степени, что красотки из «Лидо» в Париже не смогли бы с ней конкурировать. Там было представление, а здесь танцовщица льнула к посетителям и все выглядело омерзительно. Уайттекеру не следовало бы приводить ее сюда. Он поступил как скотина. — Стулья там, — прошептал он, — сейчас подадут спуманте. Не пробовали? Итальянское шампанское — хорошее. — Боб… — Эта крошка только для улучшения аппетита. Здесь — лучшие арабские танцы во всей Италии. Она известна по всему миру. Исполнение столь же отличное, как и оригинальный танец Семи Вуалей а-ля Рита Хейворт. Я знаю, поначалу это несколько непривычно, но потом пройдет и вы будете восхищены. Все мои респектабельные друзья испытывали это. Их окружали черноглазые черноволосые мужчины, хотя среди них попадались и белокурые, и это было необычно. Иногда Джанет перехватывала взгляды, которые собравшиеся украдкой бросали на них. Она чувствовала себя очень неловко, а танцовщица извивалась, прихорашивалась и снова отправлялась бродить между столиками. Джанет смотрела на нее почти с отчаянием. Духота, оглушительная музыка, настойчивые взгляды — все это производило гнетущее впечатление. Она чувствовала себя больной. Ей хотелось выйти на свежий воздух. Она уже перестала думать о том, что ей не следовало бы сюда приходить, что Уайттекер не должен был приводить ее сюда и даже о том, что подумает Роджер обо всем этом. Если бы он оказался здесь, она мгновенно выбралась бы отсюда и они уже были бы на пути к чистым просторам центральной части города. Внезапно музыка прекратилась, и танцовщица стала пробираться сквозь толпу к двери, находящейся в углу. Свет погас. — О Боже! — воскликнула Джанет и протянула руку, чтобы схватиться за Уайттекера. — Пожалуйста, уведите меня отсюда, — взмолилась она. — Если я не выйду на свежий воздух, я потеряю сознание. — Даже так? Ну, хорошо, — прошептал он. — О’кей, не нужно паниковать, старушка. Свет зажжется через минуту, тогда и увидим, как выбраться отсюда. Жаль, однако… Он встал, взял ее под руку и двинулся к двери, через которую они вошли. Над их головами вспыхнул яркий луч света, осветивший что-то за их спиной. Джанет не обернулась, нопочувствовала, что Уайттекер посмотрел. Мельком она увидела рядом с собой двух бородатых мужчин. Она подошла к двери, Уайттекер следовал за ней. Яркий свет падал на закутанную в прозрачную ткань фигуру в углу. Присутствующие сидели в абсолютной тишине. Жара, дым, запахи вина и чеснока — Джанет чувствовала, что голова ее закружилась, она почти теряла сознание. Стоявший у двери мужчина что-то прошептал, и они вышли на темную улицу. Джанет дрожала. Все, что она хотела, — выбраться из узких улочек этого района и увидеть Роджера. Что бы он сказал, если бы узнал обо всем? И это он подталкивал ее пойти с Уайттекером! — Эта дорога короче, — сказал Уайттекер. Его рука все еще держала ее, причем весьма крепко. — Не успеет ягненок махнуть два раза хвостом, как мы будем на месте и… Внезапно он остановился. В нескольких футах от них вспыхнул яркий свет фонарика. Джанет увидела за ним темную фигуру, но в это мгновение луч повернулся и ударил ей в глаза. Она слышала, как Уайттекер что-то пробормотал по-английски, а затем закричал по-итальянски рассерженно и испуганно. Какой-то человек сзади зажал ей рот рукой. (обратно)12. ПОИСКИ
Когда Северини вышел из машины, улица была заполнена полицейскими. Казалось он обрел второе дыхание: он говорил тверже, двигался быстрее, в голосе его было меньше сарказма. Было заметно, что он возбужден. — Мы на улице Виа-Мита, — сообщил он Роджеру по-английски. — Это одна из самых узких улиц, а подвальчик, куда они направились, находится на еще более узкой аллее около нее. Он закрыт, но мы продолжим поиски, несмотря на это. — Хорошо, — автоматически произнес Роджер. — Ему ни в коем случае не следовало приводить ее сюда, — сказал Северини. — Если бы вы его лучше знали… — Он приводил сюда других? — Две недели назад молодую американку, на прошлой неделе двух швейцарок. Он, кажется, получает удовольствие от того, что шокирует их. Это верное слово? — Да. — Шокировать порядочных людей! — воскликнул Северини. — Я не думаю, что он снова сделает это теперь. Он… Тут он заметил бегущего человека. Два автомобиля остановились в конце улицы, и их желтые фары освещали блеклые стены домов с большими пятнами обвалившейся штукатурки, закрытые двери, закрытые ставни на окнах. То там, то здесь открывались двери, и из них выглядывали люди. Полицейские замерли в ожидании приказов. По узкой улочке, спотыкаясь на неровностях булыжной мостовой, бежал человек. Когда он подбежал ближе, стало слышно его прерывистое дыхание. В широко открытых глазах застыл ужас. Он размахивал руками. Странно, но в одной руке он сжимал револьвер… Подбежав, человек остановился, глотая воздух и выставив руки, словно готовился отвести удар. Слова выскакивали из него так быстро, что, похоже, даже Северини не понимал его. Роджер заметил, что зубы человека стучали, а лицо разбито. Ему показалось, что за ним есть кто-то еще, но он не обратил внимания. Все его внимание было сосредоточено на том итальянском полицейском с таким искаженным и бледным в свете автомобильных фар лицом. Его слова свидетельствовали о каком-то несчастье. Северини обернулся. — Что случилось?! — проревел Роджер. — Они нашли ее?! — Нет, — произнес стоявший сзади Джонсон. — Они не нашли миссис Вест. Они нашли Уайттекера с перерезанной глоткой. Рука сержанта из Ярда оказалась на руке Роджера. Он как будто хотел перелить энергию из своего массивного тела в Роджера. Северини не обращал внимания на Джонсона, он смотрел Роджеру в глаза и кивал головой, подтверждая сказанное. Полицейский, который принес новость, с трудом переводил дух, казалось, каждый вздох доставлял ему боль. Вокруг собрались другие полицейские. Никто не двинулся в сторону Виа-Мита. Там светили яркие автомобильные фары, мелькали черные тени и царила тишина смерти. — Где? — с трудом произнес Роджер. — В пустом доме около кафе. — А остальные помещения обыскали? — Обыскивают, — ответил Северини. — Мы к ним присоединимся. Джонсон чувствовал, что лучше не спрашивать, хочет ли Роджер пойти. Они молча поспешили к дому, около которого ожидали несколько человек. Здесь Джонсон безразличным тоном произнес: — Парень из конторы Северини, с которым я подружился, сказал мне обо всем, Красавец. Сожалею, что не смог прибыть сюда раньше. — Хорошо, что вы здесь. — Этот Уайттекер, — сказал Джонсон, — мне донесли о нем сегодня вечером, я и хотел вас предупредить сегодня утром: пил безбожно, бедный. Уайттекер — что это: просто имя, или голова с курчавыми волосами, маленькой лысинкой на затылке и голубыми глазами, которые могли быть такими веселыми, или тело, лежащее сейчас с перерезанным горлом в пустом доме. Оно было перерезано зверски. — Одно хорошо, — заметил Джонсон через четверть часа после того, как они вошли в дом. — Нет следов, что они приводили сюда миссис Вест. — Красавец, — сказал Северини, спускаясь по узкой лестнице и увертываясь, чтобы не налететь на прут, торчащий из стены, — каждый человек, который находится в моем распоряжении, будет работать, будет сделано все возможное. Мы найдем ее. Верил ли он сам в это?Когда Роджер вошел в вестибюль отеля «Муччи» двое полицейских и ночной портье все еще играли в карты. Увидев его, они опять вскочили, как марионетки. За ним вошел Северини, замыкал шествие Джонсон. Лицо Роджера было невероятно бледным, лишь глаза блестели, как у Северини. С тех пор как он узнал о смерти Уайттекера, в голове поселилась ноющая боль. Было уже начало шестого, скоро начнет светать. Северини сказал, что сегодня уже нельзя ничего сделать. Он обещал, что утром направит на розыски свежих людей и они допросят каждого, кто вчера вечером находился около Виа-Мита. — Они должны получить какие-то новые сведения, — сказал Северини и посоветовал Роджеру отправиться в гостиницу. Конечно, он может подождать и в другом месте, но в гостинице будет удобнее. И если он захочет воспользоваться советом коллеги-полицейского, то должен принять снотворное и заснуть. Такой, как сейчас, он не принесет пользы утром. Если же он поспит, то будет сам в состоянии предпринять какие-нибудь активные шаги. Северини говорил так, словно был полон решимости сам дать Роджеру таблетку и отправить его спать. Его прервал портье, сообщивший: — Телефон. Для мистера Веста, пожалуйста. — Он указал рукой в сторону телефона на его стойке. — Я позову, — произнес он с той же тщательной интонацией и поспешил к местному коммутатору, находившемуся за полированной стойкой. — Один момент, — произнес он и исчез. Роджер посмотрел на телефон. «Едва ли это может быть новость о Джанет», — подумал Роджер. Если полиция обнаружила Джанет после того, как они с Северини уехали из старого города, позвали бы Северини, а не его. Кто мог звонить ему? Несколько часов назад он подумал бы, что это Уайттекер… — Может быть, какой-нибудь корреспондент? — сказал Роджер. Северини прошел за дежурным. За стойкой последовал быстрый обмен итальянскими фразами: вопрос, ответ, вопрос, ответ. На панели что-то зажужжало. Со своей удивительной способностью оставаться флегматичным, в то же время излучая какое-то спокойствие, Джонсон произнес: — В это время? — Его сомнение вселило в Роджера какую-то надежду. — Не думаю, но, может быть, вы правы. Я… — Звонок телефона на стойке прервал его. Роджер поднял трубку. Он был в каком-то параличе. Теперь он почти не мог говорить, его губы свело судорогой. Было бы лучше, если бы он не видел Уайттекера с перерезанным горлом. — Ал… Алло, — проговорил он наконец. — Это инспектор Вест? — спросил человек. Голос был высокий, говорил явно не англичанин, хотя английский был отличным, почти без акцента. — Мне срочно нужно поговорить с ним. — Говорит Роджер Вест, — произнес он наконец. — Кто… — А, инспектор, — продолжал человек. — Я очень рад, что нашел вас. Я постоянно звоню вам последние два часа. Мое имя Фузаль, генерал Фузаль. — Он выговаривал короткое «а» с особой тщательностью, которая действовала Роджеру на нервы. Принц, кажется, был специалистом по неожиданностям. Звонил его главный помощник и в такое время… Он говорил недовольным тоном, потому что не мог застать Роджера. — Его Высочество пожелал, чтобы я сказал вам, — продолжал Фузаль тем же высоким резким голосом, — что ваша жена отдыхает, она в совершенной безопасности здесь в отеле «Виктор Эммануил». Она спит, после того как ей дали немного снотворного. Может быть, вы заедете сюда утром?
Каким образом это случилось, не имело значения. Не имел значения и этот писклявый голос. Роджер не мог вспомнить ни лицо принца, ни лицо Фузаля. Перед ним стояло только лицо Джанет. Он не спрашивал, как она попала в отель к Асиру, в течение нескольких секунд он молча сжимал трубку и чувствовал, как к нему возвращается жизнь. Затем он услышал в трубке голос Северини, который находился у коммутатора. По-английски, выговаривая слова, более тщательно, чем Фузаль, он спросил, каким образом у них оказалась Джанет, как произошло это невероятное событие. Фузаль ответил более непринужденно: — Трое слуг моего хозяина, находясь в одном увеселительном заведении, увидели супругу мистера Веста с другим англичанином. Миссис Вест была очень расстроена и даже выказывала признаки негодования. Когда она покинула это увеселительное заведение, они последовали за ней. На темной улице она и ее спутник подверглись нападению, но слуги моего хозяина догнали нападавших и отбили миссис Вест. Англичанину они не смогли помочь, но поскольку он был ответствен за то, что привел туда миссис Вест… Разговор продолжался, но Роджер уже не слушал. Он должен сам увидеть Джанет и не успокоится, пока не увидит ее, хотя и знает, что она в отеле. Глупость? Неважно, глупость это или нет. — Верь только глазам своим, — поддержал его Джонсон. — Но все будет в полном порядке, сэр. Больше беспокоиться об этом не следует. Северини вышел из-за стойки и сообщил им то, о чем узнал от Фузаля. — Верить этому рассказу — дело мистера Северини, — сказал сержант. — За исключением того, что у Уайттекера английский паспорт. Удивляюсь, за что они так его? — Да, — произнес Роджер, — я тоже удивляюсь. Сейчас ему это было просто безразлично. Его мысли занимала только Джанет. (обратно)
13. ФУЗАЛЬ
Роджер убедился, что Джанет мирно спит, вернулся в отель «Муччи» и лег спать. Он так устал, что чуть не валился с ног, но был счастлив и спокоен. Уже рассвело — было семь часов. От него было бы мало пользы, если бы он не выспался. Он проснулся в начале двенадцатого с тем неприятным чувством, которое вызывает незнакомая обстановка или воспоминание о странной цепи событий. Он чувствовал, что уже поздно. Глаза резал яркий свет, проникавший в окно и отражавшийся от стены. Роджер видел в окно то место, где стена отеля резко кончалась и начиналось твердое металлическое голубое небо. На краю крыши сидела птица, голова которой дергалась то вверх, то вниз. Голубь? Нет, белая горлица. Где-то зашумел пылесос; так же, как дома. Он… Джанет! Он вспомнил. Роджер откинул простыню, вскочил с постели, прикрыл ставни и окна так, чтобы только немного дневного света проникало в комнату, и принял холодный душ. Он почувствовал себя лучше, почти совсем нормально. Четыре часа — уйма времени, чтобы выспаться. Ему многое нужно было сделать, и прежде всего — забрать Джанет. Благодаря принцу Асиру. У Роджера Веста вряд ли могли быть сомнения в том, что рассказал генерал Фузаль. Это может быть правдой. Джонсон и Северини ясно дали понять, что они так не думают, но у Северини полно других забот. Он будет разыскивать убийц Боба Уайттекера, и его ожидают новые неприятности с начальством: убийство иностранца всегда вызывало массу осложнений. Роджер плескался под душем. Он начал думать о Коррисонах. Какое совпадение, что Барнетт ужинал с хозяином «Ангито ойл» в тот самый день, когда было совершено покушение на принца. Совпадение — это такая вещь, которую трудно принять, если нет доказательств, что оно явилось следствием естественного развития событий. Какие это события? Первое — Братство Зары и их клятва убить принца. Второе — сделка по нефти, здесь и в Англии. Третье — пленка, снятая Барнеттом или, вернее, Энн Пеглер и послужившая причиной убийства Барнетта, и, возможно, другие пленки, которые, как думал Муччи, девушка могла видеть. Четвертое — большое значение имеет правильное осмысление цепи фактов — двух попыток убить принца Асира и смерти полковника Ягуни. Пятое — Уайттекер и его рискованная экскурсия с Джанет, их пленение, его гибель и ее избавление. У Роджера еще было время обдумать все это, и он не стал сомневаться в рассказанной Фузалем истории. Но у него также не было сомнений сегодня утром: Северини еще больше уверовал, что история эта выдумана. А что, если немного погадать? А если это люди Асира убили Уайттекера? Джанет расскажет свою историю, вероятно, многое прояснит. Давно пора навестить ее. Он заказал кофе и булочки и начал одеваться. Настроение его, явно улучшалось. Смерть Уайттекера не очень затронула Роджера. Страшное напряжение этой ночи прошло, и избавление от этого состояния было чем-то таким приятным, чего нельзя забыть. Хорошо сознавать, что ты прежде всего человек, а уж потом полицейский. Это были мысли в духе Уайттекера. Булочки были хрустящие и свежие, масло — прямо с фермы, кофе — такой горячий, что шел пар. Роджер сидел около окна, выходящего во двор, смотрел на сверкающий фонтан и думал, помнит ли Энн Пеглер о его обещании доставить ее обратно в Лондон. Затем он стал размышлять о том, когда возвращаться. Дел здесь оставалось немного, а в Англии находились Коррисоны, у которых могла быть заснятая пленка и которые могли сообщить массу сведений о Барнетте. После этой ночи Джанет, вероятно, будет рада убраться из Италии поскорее. Он был в хорошем настроении и даже улыбался. Роджер встал, и в этот момент зазвонил телефон. Звонил Джонсон из офиса Северини. Он подумал, что Роджеру было бы интересно узнать, что происходит. Свидетелей происшествия на улице около притона не нашлось, но те, кто был в кафе, подтверждают, что три человека, больше похожие на арабов, чем на итальянцев, вышли сразу же за англичанином и женщиной. Слуги принца Асира тоже придерживаются этой версии. Северини не верит этому, но до сих пор ничем не может доказать что-либо другое.
— Еще одно, сэр, — сказал Джонсон. — Я звонил в Ярд сегодня утром. Там задержали мальчишку, у которого в багаже было пять тысяч фунтов в новых банкнотах. Он пережил несколько неприятных минут, когда таможенники попросили его отойти в сторону. Но дело не в этом, сэр Коррисоны говорят, что ничего не знают о пленке или пленках, но они подтвердили личность Барнетта. — Отлично, — удовлетворенно произнес Роджер. — Его имя Барнетт, сэр, — продолжал Джонсон. — Был когда-то деловым партнером Коррисона, но позже они разошлись. Это случилось еще до того, как Коррисон нажил состояние. Барнетт для себя многого не хотел. Коррисон говорит, что Барнетт позвонил ему в отель в Милане, и он просто из жалости пригласил его поужинать. — Роджер, молча, слушал. — Вы поняли, сэр? — Да. — Это был последний раз, когда они, по их утверждению, его видели, — сказал Джонсон. — Еще одна вещь. У Барнетта есть сестра; она живет в Пимлико, ей за тридцать. О других родственниках ничего не известно. Его жена умерла десять лет назад. Ярд собирается выяснить, знает ли сестра о чем-нибудь таком, что может нам помочь, сэр, и я попросил проверить точнее, есть у нее пленки или нет. Если есть, она может оказаться в сложном положении; не так ли? — Может быть, — ответил Роджер. — Надо сделать так, чтобы она не попала в беду. Позвоните в Ярд от моего имени и попросите их наблюдать за ней. Попросите связаться с таможней и почтовым отделением и проверить, нет ли посылок или писем к ней. Может быть, нам повезет. — Хорошо, — сказал Джонсон. — Вы ничего не забыли? О’кей. — Спасибо. Вы сохраняете мне массу времени и избавляете от тревог. Очень заняты остаток дня? — Ничего особенно срочного, — ответил Джонсон. — Могу я сделать что-либо для вас, сэр? — Впервые в его полосе прозвучало искреннее желание оказать помощь. — Да, я отправляюсь забрать свою жену, но не могу сделать этого, не зная итальянского. Подъезжайте сюда и утрясите все с регистратурой и местным начальством. Вполне возможно, что Барнетт отправил пленку кому-то здесь в Италии или даже в Англию. Он мог дать ее клерку внизу в отеле. Если узнаете что-нибудь, не говорите Северини, а сделайте так, чтобы кто-нибудь посоветовал ему допросить служащих отеля. Я не хочу расстраивать его превосходительство, — сказал Роджер. — Это все? — спросил Джонсон. — Выясните все, что можно об Уайттекере. Там есть, где покопаться. — О’кей, сэр, — сказал Джонсон. — Очень рад, что вчера все так закончилось. — Он положил трубку. Роджер закурил сигарету и встал. Прежде всего следовало позвонить в отель «Виктор Эммануил», а затем совершить приятный визит туда, чтобы забрать Джанет. Мысль о том, что он увидит ее, еще более взбодрила его. Он думал о том, сколько же она перенесла, закончатся ли на этом ее злоключения и надолго ли останутся воспоминания о пережитом. Он был, конечно, сумасшедшим, когда позволил ей отправиться с недостаточно знакомым человеком и даже сам на это подтолкнул. Кто-то постучал в дверь. — Войдите! — крикнул он и двинулся навстречу. Он не дошел еще и до середины комнаты, когда появилась Джанет. Это был странный, напряженный момент. Они замерли, всматриваясь друг в друга и пытаясь понять чувства и мысли другого. Но понять было нетрудно. В течение этих ужасных часов он находился в отчаянии, думая, что потерял ее. А она несколько минут была уверена, что смерть совсем рядом. Все это отражалось на их лицах, но вместе с тем на них сияла любовь. Роджер сделал шаг вперед. Джанет бросилась к нему…
— Дорогой, — сказала Джанет. — Нет. — Дорогой, пусти меня. — Нет! — Дорогой, пожалуйста. — Нет! — Роджер! Он сделал шаг назад, но руки его по-прежнему лежали на ее плечах, а глаза смотрели вопрошающе. Ее глаза почти смеялись, но в них была какая-то затаенная тревога. — Ну что, дорогая? — Генерал Фузаль ждет внизу. Это достойный старый человек, и он, очевидно, понял, что сейчас третий будет лишним. Но нельзя держать его так долго; ведь так? Я пойду… — Ты останешься здесь и коротко расскажешь мне, что произошло. — Дорогой, но нельзя же заставлять его ждать. — Можно. И в дальнейшем ты будешь находиться под замком. — И ты будешь уверен в том, кому дашь ключ? — спросила Джанет. Она вздрагивала, но тревога прошла. — Дорогой, пожалуйста, спустись вниз и будь с ним помягче. — Он уже стал моим любимым арабом. — Ты должен быть с ним Роджером Вестом, — сказала Джанет. — Я не хочу, чтобы красавец Вест из Скотленд-Ярда начал с ним выяснять все. — Не здесь и не сейчас, — заверил Роджер. — Все, что должно быть сделано официально, может быть сделано через Северини, я это обещаю. Он притянул ее опять к себе, обнял, поцеловал, потом отпустил и подошел к двери. Он словно переходил из одного мира в другой, и ему требовалось время, чтобы перестроиться. После смерти Ягуни Фузаль стал тем человеком, на которого принц Асир полагался больше всего. Это следовало учесть. Фузаль мог находиться здесь, чтобы узнать о чем-то. Но о чем? О цели вчерашнего визита принца Асира? Фузаля сопровождал какой-то бородатый человек в штатском. Генерал жестом приказал ему отойти. Роджер впервые встретился лицом к лицу с генералом и удивился, как тот стар. Глаза окружали тысячи морщинок, лоб, щеки и подбородок были в морщинках, словно его лицо высохло и потрескалось под жарким солнцем пустыни. Довершали портрет седая редкая борода и красная феска на маленькой голове. — Не могли бы вы уделить мне несколько минут, мистер Вест? Он говорил застенчиво, словно извиняясь за что-то. — Сколько угодно, сэр, — сердечно сказал Роджер. — И если есть какой-нибудь способ выразить мою благодарность… Фузаль улыбнулся, и его лицо покрылось сплошными трещинами. По его словам, он и Его Высочество были счастливы оказать мистеру Весту небольшую услугу. Это было ничто по сравнению с теми услугами, которые оказывает им Роджер. Три человека, участвовавшие в освобождении, получат, без сомнения, персональную благодарность, но никаких разговоров об ином вознаграждении быть не может. Его Высочество принц проследит за тем, чтобы они получили соответствующее поощрение. Генерал надеется, что мистер Вест с пониманием отнесется к тому, что он, Фузаль, хочет изложить ему свои взгляды и свои заботы по поводу предстоящего визита в Англию? Есть ли что-нибудь такое, что он, верный подданный принца, мог бы сделать, чтобы помочь в обеспечении безопасности Его Высочества? Что-нибудь? «Старик что-то прощупывал?» — Я не думаю, чтобы что-то было необходимо, — сказал Роджер. — Но можете быть уверены, что, если будет нужно… — Вы сообщите мне, — перебил его Фузаль. Он говорил по-английски так же, как и Роджер. Вероятно, он учился в английской школе. Его морщинистые веки прикрывали серые водянистые глаза, он все время нервно потирал переносицу. Действительно ли он пришел поговорить о совершенно ясном вопросе, связанном с целью визита принца? — Я буду вам очень благодарен, если вы, мистер Вест, это сделаете, потому что после смерти полковника Ягуни вся ответственность лежит на мне. Очень тяжелая обязанность. Столько преступлений, столько подлости. Вы, конечно, знаете, как все началось. «Старый, болтливый человек!» — Отец принца Асира вызвал злобу этих Зара — революционной группы. Затем было создано Братство, члены которого поклялись уничтожить династию. Именно поэтому принц не женится. Его отец и младший брат были убиты. От ударов ножа погибли два его двоюродных брата. Сейчас, когда принц предпринимает усилия, чтобы поднять уровень жизни своего народа, он стал национальным героем, мистер Вест, и если ему дадут осуществить эту возможность, он свершит в нашей стране чудеса. У него множество последователей, причем верных последователей, хотя — это везде так — у него есть и враги среди народа, так же как и среди Братства Зары. Фузаль замолчал. Это было совсем не то, чего ожидал Роджер, но он воздержался от замечаний: — Я хочу объяснить вам, почему нами предпринимаются эти визиты в дружественные нам великие страны — Италию, Францию, Великобританию и Соединенные Штаты, — продолжал генерал. — Они могут показаться весьма рискованными. Многие газеты во всем мире полагают, что это так. У меня нет сомнений, что вы и многие другие в Англии считаете, что нет нужды тратить столько времени, столько усилий, привлекать такое множество людей, чтобы охранять правителя маленького и незначительного государства. Это правда, что мы в Джардии нашли нефть и другие полезные ископаемые, которые в значительной степени помогут развитию нашей экономики. Но в современном мире, мире больших держав и атомной энергетики, Джардия выглядит анахронизмом. Да, мы имеем какое-то стратегическое значение, но в случае войны любая крупная держава может захватить нас и сделает это без большого сопротивления. Но теперь у нас есть нефть, и принц — весьма мудро — настаивает на том, чтобы самому вести все переговоры о концессиях. Вы видите, — продолжал старик, подняв руки и как бы намереваясь упасть на колени, чтобы вознести молитву Аллаху, — вы видите, я совершенно откровенен, мистер Вест. — Я ценю это, генерал. Но почему вы рассказываете это мне? — спросил Роджер. — Почему? — откликнулся старик. — Потому что вы — человек, которому доверял полковник Ягуни и которого уважает Его Высочество. И еще потому, что вы несете большую личную ответственность за безопасность принца в Великобритании. Простите меня за то, что я это сказал, мистер Вест. Я старый человек, у меня осталось мало гордости и мало надежды на будущее. Если Его Высочество завершит переговоры на хороших условиях, так же как и эти государственные визиты, если он вернется в Джардию живым, его престиж поднимется необыкновенно высоко. Необыкновенно! У него будет значительно меньше врагов среди народа. Благодаря своей отваге и своим способностям он обезоружит многих из тех, кто выступает против него и против династии. И из мощной и опасной группировки Братство Зары станет беспомощным сбродом. Я серьезно говорю, мистер Вест. Хотя принц сам никогда не признает, но именно поэтому он предпринял эти столь рискованные визиты. Вы понимаете меня, мистер Вест? В настоящее время он правит маленькой страной, где много нищеты и болезней, где различные политические группировки постоянно борются между собой, где уже стало традицией, чтобы правителей убивали. Сейчас у нас есть принц, который игнорирует своих врагов, который говорит своему народу, что принесет ему процветание и ради того, чтобы найти друзей и завязать торговые отношения, он посетит правителей многих стран. Он мог бы оставаться в своем дворце под надежной охраной. Он мог бы править как тиран, он мог бы быть беспутным, безнравственным. Но вместо этого он, рискуя жизнью, начал выполнять свои обещания. Если он вернется живым, я думаю, время покушений и убийств в Джардии закончится, мистер Вест. Вот поэтому я и пришел к вам. Поэтому я прошу вас: если есть что-либо, любая вещь, как бы она ни была мала, что может помочь обеспечению его безопасности, пожалуйста, помогите. Это послужит на пользу очень храброму человеку.
Звучало правдоподобно. Не так ли?
Ничто, из того, что сообщила Джанет, не противоречило рассказу Фузаля. Ничто, услышанное Роджером, не опровергало сложившееся у него представление о принце. Но опасность оставалась. Либо со стороны Братства, либо неизвестно откуда. А время визита принца Асира в Англию приближалось. Приближалось и время возвращения Роджера и Джанет. (обратно)
14. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!
— Вот они, — закричала Джанет. — Посмотри! Ее не беспокоило, что в самолете было еще сорок других пассажиров, которые чинно сидели, пристегнув ремни, и сосали положенные леденцы, хотя и испытывали некоторое беспокойство перед посадкой. Она не обращала внимания на то, что ремень врезался ей в талию, и вся напряглась, чтобы заглянуть в окно. Она не замечала даже того, что ее локоть упирался в нос Роджеру. — Они оба там! — кричала она. Некоторые пассажиры улыбались. Энн Пеглер, которую отделял от Роджера проход, поправила ремень и тоже выдавила улыбку. Она была бледна и выглядела усталой, волосы больше не вились, а пудра на лице была небрежно положена. Но по сравнению с тем состоянием, в котором ее впервые увидел Роджер, она казалась оживленной. В последние дни ей явно стало лучше. Подруга, которая должна была провести с Энн каникулы в Италии, обещала встретить ее в аэропорту, впрочем, как и сотрудник Скотленд-Ярда, чтобы отвезти домой и убедиться, что девушке не грозят неожиданные неприятности. Самолет делал вираж перед приземлением. Джанет откинулась в кресле. — О, как хорошо, что я их увидела, — выдохнула она. — Мартин такой здоровый. Этого не замечаешь, пока не побудешь без них немного. — Десять дней, — подсказал Роджер. — Целый век! — Давай, соси свою конфетку. — О, я в полном порядке, — засмеялась Джанет и снова выглянула в окно. Она испугалась: самолет летел очень низко, и дома и деревья быстро мчались им навстречу. Внезапно совсем рядом выросло здание аэровокзала и стоящий на площадке самолет. Джанет схватила Роджера за руку. В следующий момент они почувствовали легкий удар, затем еще один, и самолет покатил по земле, пока не остановился. — Дома, — сказала Джанет. — Ничего нет лучше, и мне не терпится увидеть мальчишек! Мальчишки, стоявшие около контрольной башни, когда самолет заходил на посадку, прошли в таможенный зал. Мартин — пять футов, пять дюймов ростом, хотя ему было всего одиннадцать лет, — был на голову выше Ричарда. Они стояли рядом, улыбались и махали руками. Мартин был блондином с прямыми светлыми волосами, падающими на лоб; Ричард был темнее, и его волосы вились. Они надели свои лучшие костюмы из серой фланели с длинными брюками, начищенные башмаки и аккуратные клетчатые галстуки. Это был один из счастливейших моментов в их жизни, и у Роджера даже мелькнула мысль, каким было бы это возвращение домой, если бы Джанет не было здесь. «Забудь!» Они обменялись крепкими рукопожатиями, прежде чем Джанет обняла и расцеловала своих мальчишек. Ричард сдался сразу, а Мартин заворчал: — Зачем же на людях, мам! — Вот тебе еще на людях, — сказала Джанет, сжала руками его щеки и чмокнула в губы. Глаза Мартина смеялись, даже когда он вырывался. — Дорогой, — сказала она Ричарду, — ты надел галстук не той стороной! Мартин, что с твоей рукой? — Ничего особенного, — ответил он небрежно и вытянул руку, которую до сих пор пытался спрятать. — Просто свалился с велосипеда. Заднее колесо соскользнуло, не знаю почему. «Хорошо, что обошлось так», — сказала миссис Глин. — В поисках поддержки он посмотрел на Роджера. — По правде говоря, с локтем хуже. — Что? — Я могу его сгибать, но… — Без них я теперь никуда не поеду, — решительно заявила Джанет. — Это чудо, что ничего хуже с вами не произошло. Могли бы приехать и увидеть тебя со сломанной рукой… — Ну, мам, в самом деле. — Он счастливчик, — сказал Ричард. Его голубые глаза казались огромными. — Он не очень покалечил велосипед. Что-то сдавило горло Роджера, а Джанет прослезилась. Стайкой они покинули таможенный зал, мальчишки шли рядом с Джанет. Подруга Энн Пеглер — высокая, хорошо одетая женщина, значительно старше Энн и с виду очень самоуверенная, — подбежала к ней. Двое сотрудников Скотленд-Ярда стояли около двери, наблюдая за семейной сценой с той симпатией, с которой все в Ярде относились к Весту. По небу шли тяжелые облака, но дождя, по сути, не было, хотя крыши автомобилей были усеяны крупными каплями, а на дороге сверкали лужи. — Джен, — сказал Роджер, — может быть ты с ребятами отправишься домой и приготовишь большой хороший обед, какой ты можешь приготовить? Мне нужно заскочить в Ярд, это ненадолго. И я… — Нет, — откликнулась Джанет, — этого не будет. Мы все вместе отправимся в город, пообедаем на Стренд-Корнер-хаус или в «Трокадеро», а потом мы все отправимся в Скотленд-Ярд и подождем тебя там. — Сдаюсь, дорогая, — сказал он шутливо. — Но ты не будешь против, если я прежде перекинусь несколькими словами с Гаррисоном? — Он состроил ей гримасу и направился к двум сотрудникам Ярда. Гаррисон, здоровенный, широкоплечий гигант, одетый с головы до ног во все коричневое, напоминал рекламу процветающей страховой компании. Его широкая ослепительная улыбка сводила женщин с ума. Восхищенный Мартин прошептал на ухо Джанет: — Мам, как ты думаешь, я буду когда-нибудь такой же большой, как он? — Надеюсь, нет, — ответила Джанет. — И я надеюсь, что у тебя будет больше мозгов, чем у него, и ты выберешь работу получше. — Почему, он же детектив, — вздохнул Ричард, — такой же, как папа. Джанет притворилась, что не слышала. Пока Роджер обменивался рукопожатиями с Гаррисоном, из таможни вышли другие люди. Среди них была молодая женщина, ростом меньше Джанет и моложе. Ее блестящие черные волосы отливали синевой. Она растерянно оглядывалась по сторонам: похоже, она не привыкла к путешествиям. Гаррисон немного подвинулся в сторону, чтобы лучше рассмотреть ее, а Мартин снова зашептал: — Посмотри, мам, какая красавица. — Что ты бормочешь, — начала Джанет и внезапно замолчала: у нее перехватило дыхание. — Мама. — В голосе Мартина звучала тревога. — Мама, что с тобой? Куда ты так смотришь? — Он взял ее за руку и взглянул на Роджера, который в это время оборачивался, чтобы узнать, что привлекло внимание Гаррисона. Ричард, смущенный и испуганный, стал почему-то прыгать на месте. — Мартин, я сбегаю за папой? Маме плохо! — закричал он и побежал к отцу: — Папа, маме плохо, она ужасно выглядит! Роджер увидел девушку. Она произвела на него такое же впечатление, как на Джанет, но он не был парализован и даже не побледнел. Он слышал крик Ричарда, но не обратил на него внимания, а продолжал смотреть на чудесную брюнетку. — Папа. — Ричард схватил его за руку. — Ты слышишь, мама ужасно выглядит! — А что с ней? — машинально спросил Роджер, наблюдая, как девушка пересекает зал. Он видел ее и восхищался ею еще раньше, потому что это была певица из кафе, ставшая сенсацией в Милане. Она оглядывалась по сторонам, словно искала того, кто должен был ее встретить. Внезапно ее лицо просветлело, и она поспешила к человеку, который махал ей рукой. — Что случилось? — нетерпеливо спросил Роджер, посмотрел на Джанет и заметил, как она бледна. Мартин держал ее руку. Казалось, она вот-вот потеряет сознание. Роджер подбежал к жене, которая, как завороженная, смотрела на певицу из Милана. Он знал, в чем дело. Вид девушки слишком отчетливо напомнил ей о той кошмарной ночи. — Все хорошо, Джен, — спокойно сказал он. — Мартин, все в порядке. Перестань прыгать, Ричард. — Дети притихли, а Роджер взял ее за руку. — Это же не привидение. — Я знаю, это глупо. Я … Не знаешь, есть ли здесь, где присесть? В зале ожидания, расположенном рядом, стояли кресла. Роджер провел Джанет туда; дети шли за ними, напуганные, ничего не понимающие. Гаррисон ждал, нахмурившись. Певица поспешила навстречу ожидавшему ее молодому человеку с блестящими глазами. Он говорил с ней по-итальянски. Они должны были пройти мимо совершенно потрясенного Гаррисона, который, похоже, никогда не видел такой красивой женщины. Девушка и ее спутник скрылись за углом здания. Гаррисон последовал за ней и увидел, как она села в большой «остин», на заднем сиденье которого уже находился «ребенок». Никто, кроме молодого человека с блестящими глазами, не слышал, как она радостно воскликнула: — Марко! Гаррисон упомянул об этой встрече в своем рапорте, поскольку ему было приказано сообщать обо всех прибывающих итальянцах и гражданах Джардии.Карлик Марко, прибывший накануне, сидел в углу большого автомобиля, в то время как Телиса прислушивалась к оживленному рассказу Энрико Челли. Он сказал, что все устроено и удивительно, что за такое короткое время; она будет выступать в ночном клубе две или три недели, не потому что должна быть там постоянно, но будут приглашены влиятельные люди и открывается замечательная возможность. Она может быть уверена, что успех обеспечен. Они обращали мало внимания на Марко. А он смотрел на незнакомые пейзажи, дороги и машины. Все это время он машинально поглаживал пистолет, спрятанный в кармашек его детского костюма, и повторял: — Гризельда Барнетт, III, Бинг-Меншнз, СВ 3. (обратно)
15. ТЕ, КТО В ОПАСНОСТИ
Оставив Джанет с мальчиками в «Трокадеро», Роджер направился к Ярду, где запарковал машину, которая ожидала его в аэропорту. Все, начиная с постовых у ворот и кончая группой дюжих молодцов у дежурной патрульной машины, готовой отправиться в рейс, приветствовали его улыбками и взмахами рук. Широко улыбаясь в ответ, он поспешил наверх по широкой каменной лестнице. Приятно было вернуться на старое место, но, как ни странно, Ярд производил впечатление чего-то незнакомого. Даже сержант в форме, сидевший за письменным столом, выглядел чужим. — Добрый вечер, сэр! Рад видеть вас снова. — Спасибо, — ответил на ходу Роджер. Вечером очень немногие из административных работников и клерков задерживались на работе, поэтому сотрудники службы безопасности чувствовали себя свободно в опустевшем здании. Можно было дышать спокойно. Роджер поднялся на третий этаж, где ему временно выделили кабинет для работы, связанной с этой службой. Он не собирался задерживаться надолго — хотел только посмотреть, какие дела его ждали, и перекинуться парой слов с Мерритом. Все это время его не оставляло беспокойство за Джанет. Происшествие на аэродроме показало, что ее нервы не в порядке. А что делать с другими участниками этих событий? С теми, кому грозит опасность? С Энн Пеглер, например, или сестрой Барнетта? «Твоя беда, парень, в том, — говорил он сам себе, — что в тебе прочно засел комплекс грозящей опасности. Ты ведь уже дома». Он ожидал, что дверь его кабинета будет закрыта, но ошибся. Вероятно, инспектор Пил или кто-то из его офицеров, связанных с этими делами, решил подождать его. Роджер широко распахнул дверь и, улыбаясь, вошел. Но что-то было не так: он резко остановился и инстинктивно собрался. — Добрый вечер, — произнес помощник комиссара каким-то ворчливым голосом. — Я рад видеть, что вы так спешите приступить к работе. — Не ожидал увидеть вас, сэр, — сказал Роджер. — Верю, что не ожидали, — ответил сэр Гай Четуорс. Это был массивный человек, лицо которого избороздили глубокие морщины. По сравнению с ним корабельное дерево не могло бы выглядеть тверже и закаленнее. На круглом лице сверкали яркие голубые глаза, седые волосы обрамляли лысину, такую же загорелую, как щеки, поскольку он редко носил шляпу. На нем были черный смокинг и несколько небрежно повязанный галстук. Надо сказать, сэр Четуорс питал отвращение ко всякого рода формам. — Я уверен Джанет тоже рада вернуться домой, — добавил он. Она снова в норме? — Думаю, что да, сэр. — Гм! — Четуорс указал на кресло для посетителей. Сам он сидел в кресле Роджера за его столом. — Это значит, что вы не очень всем довольны. Жаль, конечно. Не потому, что у нас есть причины быть довольными чем-нибудь к нынешнему моменту, не так ли? Мерзкая ситуация может возникнуть, а? — Весьма. — Роджер опустился в кресло. — Не возражаете, если я закурю, сэр? — Курите. Получил от Северини длинный телефонный рапорт, полный благодарностей. — Внезапно произнес Четуорс. — Вы произвели там хорошее впечатление. Как бы то ни было, должен сознаться, что если эти проклятые попытки убить принца увенчаются успехом, то я хотел бы, чтобы это произошло до того, как он прибудет в Англию. Думаете, они опять попытаются? — Да, — сказал Роджер. Он уже готов был застонать от нетерпения, но не мог подгонять Четуорса, у которого, несмотря на смокинг, по-видимому, было много времени. — Мы что-нибудь можем сделать? — спросил Четуорс. — Я почти уговорил принца включить Геддлтона в свой личный штат в Лондоне, но думаю, он сделает только это и ничего больше. Я считаю, что он не согласится, чтобы Грант появился в качестве его двойника. — Почему же, черт возьми, не согласится? — Он горд, как Люцифер, — ответил Роджер. — Именно против этого предложения он возражал наиболее категорично. Может быть, он и изменит свое решение, но не похоже. Если он не позволит Гранту выступать вместо себя, нам придется действовать самостоятельно. Пусть Гранта увидят там, где надлежит появиться принцу, — это спутает террористам карты. — Посмотрим, может быть и удастся уломать молодого щенка, — прорычал Четуорс. — Не будет никакого вреда, если он один раз придержит свою спесь. Большинство людей, когда их жизни грозит опасность, относятся к этому очень просто. Что он собой представляет как человек? — Очень приятный, когда этого хочет. — М-м-м. Это уже кое-что. Ну хорошо. — Четуорс откинулся в кресло, которое было слишком мало для него, и положил руки на стол. — В основном это ваше дело. Пока Асир будет здесь, вы сосредоточитесь на этом и, конечно, освобождаетесь ото всех других обязанностей. На это время, и я настаиваю на этом. Это приказ. — Есть, сэр. — Теперь, что там с пленками, которые сняла Энн Пеглер? — спросил Четуорс, расслабившись. — Это вас действительно беспокоит? — Да, — ответил Роджер. — Муччи думал, что Барнетт мог ей показать эту и другие пленки. Я считаю, что любой человек, у которого они находятся, может из-за этого оказаться в серьезной опасности. Думаю, что Братство Зары или тот, кто за ним стоит, будут вести себя в Англии не так, как в Италии; впрочем, и в этом я не уверен. Я склоняюсь к тому, что Коррисоны, Гризельда Барнетт и Энн Пеглер могут находиться в этой опасной цепочке. Пока еще нет сведений из таможни или из почтового отделения о посылке, доставленной сестре Барнетта, но она могла пройти до того, как установили наблюдение. Около ее квартиры дежурит полицейский, так что с ней все в порядке. Энн Пеглер также под наблюдением, а Коррисонами я займусь сам. Очередь Гранта, если он будет введен в игру, наступит позднее. И … Он внезапно замолчал и пристально посмотрел на Четуорса. — Ну, и что пришло тебе в голову, — спросил тот. — Просто подумал, а нельзя ли выпустить из них пар, представив дело таким образом, будто принц уже здесь, — тихо произнес Роджер. — Мы можем подсунуть Гранта одному или двум газетчикам, затем дать официальное опровержение, что это принц. Пресса, конечно, нам не поверит. — Его лицо расплылось в улыбке. — Это может пройти. Мы устроим мнимую утечку информации о том, что принц будет находиться в течение нескольких дней в каком-то месте, отдыхая в полной изоляции. Если они решатся на покушение, мы сможем схватить террористов. Мы могли бы добраться до самого их сердца, а принц Асир приехал бы сюда, не опасаясь за свою жизнь. — Гм-м, да. — Четуорс встал, и только тогда обнаружились истинные размеры его талии: смокинг не сходился на животе и было видно, насколько ненадежна пуговица его брюк. — Вы не убеждены, что здесь замешано только это Братство? — Роджер не ответил. Ну как? — Полагаю, нет. Не убежден, — согласился Роджер. — Трудно объяснить почему; кроме, может быть, одного, — у этого Муччи, управляющего отелем, не было каких-либо четких политических интересов или связей с Братством Зары. Я думаю, вы не потребуете точных объяснений, почему я так думаю; просто я хочу быть уверен, что мы не упустим чего-то другого, слишком концентрируя свое внимание на Братстве. — Может быть, вы правы, — согласился Четуорс. — Могу сказать, что здесь замешано нечто большее, чем наш престиж, нефть и наша любовь кэтому монарху. Джардия занимает важное стратегическое положение, а за кулисами заметна какая-то возня. Запад хочет обеспечить себе дружественный режим. Если Асира не будет, эта задача усложнится. Черт с ним, с бизнесом, когда мы впутываемся в политику и борьбу за власть, но сейчас мы влезли в это. Поэтому я хочу, чтобы вы мне сказали точно, что предлагаете делать. Вы уже имеете Гранта. Вы хотите, чтобы он изобразил принца Асира еще до того, как тот приедет сюда, чтобы вызвать огонь на себя и избавить принца от опасности. Может быть, немного жестоко в отношении Гранта, но он знал, на что идет еще до того, как согласился. Дальше… Что с Коррисонами? Вы действительно думаете, что они могут оказаться в опасности? — Да, — твердо ответил Роджер. — Несмотря на то что они говорят, пленка может быть у них. Или она могла быть отправлена им и, пока они возвращались, ожидала их здесь. Я хотел бы, чтобы за ними наблюдали до тех пор, пока станет совершенно ясно, что они вне опасности. — Ну хорошо, — согласился Четуорс. — Правда, я лично их не знаю. А вы? — Пока нет, — ответил Роджер. В тот момент, когда Роджер произнес: «Пока нет», Вера Коррисон сидела перед туалетным зеркалом в шикарных апартаментах на Марлинг-сквер. В соседней комнате горничная укладывала одни вещи и вытаскивала другие. Вера предпочитала сама заниматься своим макияжем, и это отнимало у нее массу времени и сил. Однако ей это нравилось. Ее прекрасные глаза блестели, и она тихонько мурлыкала отрывки из песенок. Иногда она наклонялась вперед, чтобы посмотреть, как выглядит в боковом зеркале, в котором отражалась и закрытая входная дверь. На ее плечах лежала белая полотняная накидка, завязанная сзади узлом. Накидка закрывала тело до талии. Ниже виднелись черные трусики, узкий черный пояс и черные чулки, сквозь которые соблазнительно просвечивала белизна ее тела, точно так, как она хотела. Когда Вера тянулась за чем-нибудь, обнажалась ее длинная красивая рука. Она снова взглянула в боковое зеркало. Дверь открылась, и в комнату вошел Марк Коррисон. Он закрыл дверь, но не сразу подошел к жене. Казалось, он вполне удовлетворен тем, что может вот так стоять и смотреть на ее отражение. Вера обернулась и послала ему воздушный поцелуй. Высокий темноволосый, почти с оливковым цветом кожи, он не был красив, но его лицо отличалось четкостью линий и даже в спокойном состоянии в нем чувствовались те живость и энергия, которые помогли ему пересесть из кресла лондонского клерка в кабинет, откуда он контролировал сотни миллионов. Его личное состояние превышало десять миллионов фунтов. Не все эти деньги были вложены в нефтяной бизнес — Марк лишь недавно занялся нефтью. Его связи с итальянским капиталом, ближневосточные операции и крупная сделка с Джардией вывели его имя в заголовки мировых газет. Он медленно и очень спокойно направился к Вере. Когда он подошел ближе, она встала, закинула назад руку и потянула за конец ленты, которая связывала концы накидки. Та упала и открыла прозрачный черный бюстгальтер. Фигура Веры, бесспорно, была совершенна. Когда она стояла так, как сейчас, с поднятыми руками, слегка вызывающе, с повернутой назад головой и приоткрытыми губами, она была так прекрасна, что этому трудно было поверить. Ее волосы отливали золотом, кожа светилась и переливалась, как дорогой шелк, глаза сияли, как летнее небо. Это была женщина, полная совершенства. Коррисон подошел к ней и обнял. — Ви, — произнес он глухим и слегка дрожащим голосом. — Мне кажется, я сойду с ума, если с тобой что-нибудь случится. Боже мой, ты так прекрасна. — Ты все еще так думаешь, дорогой? — Ее голос тоже звучал глуховато. — Думаю! — Марк, — сказала она, откинув назад голову, — ты пугаешь меня, когда смотришь так. Что может со мной случиться? Что может произойти с тобой? — Она держала голову так, что он не мог ее поцеловать, и заглядывала ему в глаза. — Почему ты так говоришь? Ты чем-то обеспокоен, да? — Да, — сказал он. — Чем? — Боюсь потерять тебя. — Не сходи с ума! — Я сошел с ума и буду сумасшедшим, я хочу сходить с ума по тебе. Мы женаты уже три года, но до сих все в тебе доводит меня до безумия. Если… — Но со мной же ничего не случится, — сказала она. — Как это можно? Он не ответил, но прижал Веру к себе с такой силой и страстью, что почти напугал ее.Четуорс все еще стоял, глядя на часы. Роджер тоже встал и с надеждой смотрел на него: Джанет ждала уже полчаса. Если он в ближайшее время не присоединится к ней, то она умрет от голода, а дети устанут и тоже будут голодать; вместо веселого ужина может получиться обмен горькими упреками. Он не мог забыть впечатления, которое произвела на Джанет итальянская певичка, всколыхнувшая вновь ужасные воспоминания. — Ну ладно, — сказал Четуорс, — последите за Коррисонами. А что с этой девицей — Энн Пеглер? Думаете, и она в опасности? — Мне хотелось бы сказать, что я не думаю, что для нее есть опасность, но… — Роджер пожал плечами, — это была бы неправда. Они терроризировали ее, так как думали, что она знает про пленки. Они могут решить, что она и теперь об этом знает. Если у них есть агенты в Англии или если они послали кого-нибудь из Италии в Англию, она может снова попасть в беду. Так что я за ней наблюдаю. Если на нее будет еще нападение, мы можем воспользоваться этим случаем, чтобы сломать хребет преступной шайке. — Кто наблюдает за ней? — Молодой сержант по имени Уоррэл. — Справится? — Как раз для этой работы. — Мне кажется, вы правы в отношении Уоррэла и не правы в отношении девицы, — сказал Четуорс. — Приятная, не так ли? — Он все еще не спешил; перебирая бумаги на столе, он наткнулся на фотографию Энн Пеглер, которая была сделана несколько лет назад. Роджер взял ее: — Она выглядит здесь точно так же, как на фото, сделанном в Париже десять дней назад. Если бы вы увидели ее сейчас, вы не узнали бы ее. За несколько дней она постарела на десять лет и, по-видимому, никогда не оправится. Хотелось бы мне добраться до тех подонков. Он еще раз посмотрел на лицо Энн Пеглер и подумал, что никогда не видел ее такой, как здесь, — живой, веселой, хорошенькой, просто чудесной. Спасение жизни Асира было не единственной причиной, по которой он хотел успешно справиться с этим заданием. «Но спасут ли они его?»
Сержант Уоррэл, который был переведен из общего отдела Скотленд-Ярда в центральный отдел безопасности, внешне ничем не отличался от большинства сотрудников Ярда. Самым удивительным его качеством была способность везде оставаться незаметным. Очень часто его не могли найти там, где он действительно находился. Он мог создать толпу из трех-четырех человек и затеряться в ней. Однако сегодня этот удивительный дар ему не пригодился: согласно указаниям, полученным двумя днями раньше, он сидел в комнате напротив дома Энн Пеглер в Хайгейте. Отсюда он мог видеть одну из комнат квартиры, которую Энн Пеглер делила с другой женщиной — Гвен Дэвис, высокой, сдержанной брюнеткой, лет на десять старше Энн, управляющей магазином женского платья. Уоррэл выяснил, что дела ее идут отлично. Это она приезжала в аэропорт встретить Энн и увезла ее на такси. Обзор был явно недостаточным, сержант видел женщин только тогда, когда они подходили к окну. Кроме того, он видел накрытый стол, блестящие ножи, прикрепленные к планке на стене, и застекленную картину, в которой отражался посеребренный чайник. Уоррэл считал, что ему предстоит спокойный вечер. У него были радиоприемник, несколько книг, трубка и домашние туфли, и хотя в комнате стояла кровать, он собирался бодрствовать всю ночь. Он продолжал время от времени поглядывать через дорогу, хотя в душе был уверен, что беспокоиться не о чем. Посмотрев в очередной раз на дом напротив, он увидел, что Энн Пеглер направляется к окну. Она двигалась странными неровными шагами, прижав руку к горлу. Уоррэл уронил книгу и вскочил. Он увидел, что Гвен Дэвис очень испугана и растеряна. Выскочив из комнаты, сержант бросился по лестнице вниз. Когда он оказался на улице, Энн Пеглер уже не было видно в окне, но можно было заметить какое-то движение в комнате. Уоррэл быстро пересек короткую, но широкую пустынную улицу и позвонил в дверь. Когда звонок смолк, на первом этаже послышалось какое-то движение. Затем раздался крик. Дверь открылась, и испуганная женщина сказала: — Что, что это такое? — Полиция! — выпалил Уоррэл и показал карточку. — Что происходит там, наверху? — Я, я слушаю… — Женщина облизнула губы. Они услышали снова крик; на этот раз — почти визг, крик ужаса. — Что это… Это похоже… Уоррэл оттолкнул ее и помчался наверх. Он добежал до лестничной площадки, когда появилась Гвен Дэвис. В ее глазах застыла тревога. В комнате опять раздался крик. — Можете вы вызвать врача? — с отчаянием в голосе проговорила она. — Моя подруга заболела… Уоррэл повернулся и прокричал вниз: — Позвоните по телефону Уайтхолл 12‑12 и попросите немедленно прислать врача. Уайтхолл 12‑12 — это Скотленд-Ярд. Он кинулся мимо Гвен Дэвис в комнату. Энн Пеглер лежала на скамье около окна. Ее лицо было искажено, сведенное судорогой тело выгнулось — и девушка опиралась только затылком и ногами. Широко открытые глаза с расширенными зрачками и застывшая на лице гримаса ужаснули Уоррэла. Он знал, что это такое и что надежды почти нет. Однако, надо было действовать! Он обернулся и спросил, есть ли в доме марганцовка, калиевая соль или таниновая кислота… Не было ничего, что могло бы помочь, и когда Гвен Дэвис вернулась от соседки с марганцовкой, Энн Пеглер была мертва. Прибывший врач мог только констатировать смерть. Уоррэл немедленно известил Веста и Четуорса.
Роджер положил трубку. Внутри у него клокотало. Четуорс, сидевший за столом, молчал. Они оба слышали донесение. Роджер по основному телефону, Четуорс — по коммутатору. За окном слышался шум проезжающих машин; ветер шуршал в ветвях голых деревьев и рябил воду в реке. — Ну и что же вы намерены предпринять? — спросил Четуорс. — Сначала я навещу сестру Барнетта, а затем осмотрю квартиру, где жила Энн Пеглер, — не задумываясь, ответил Роджер. — Сегодня же два человека начнут наблюдать за сестрой Барнетта. Сотрудники отделения позаботятся о порядке в Хайгейте, пока я туда не подъеду. — Он прикурил сигарету и глубоко затянулся. — Стрихнин, вот это что. Она могла быть важным свидетелем, и ее убрали. Дьявольская работа. — Сигарета потрескивала. — И меня это пугает, — сказал он. — Они безжалостны, как дьявол, и я… Но я лучше двинусь, сэр. — Да, постоянно держите связь со мной, — Четуорс говорил резко. — И не забывайте о главном, Роджер: наша основная забота — обеспечить безопасность принца. Роджер кивнул. Через двадцать минут он покинул здание вместе со следователем и сотрудником дактилоскопического отдела. Он захватил с собой все, что могло понадобиться на предварительной стадии расследования, хотя знал, что отделение пошлет фотографа и об элементарных вещах не следовало беспокоиться. В «Трокадеро» Роджер сразу увидел Джанет и ребят, беседующих с сержантом из Ярда. Заметив отца, они оживились, но выражение его лица подсказало им, что дела идут совсем не так, как нужно. — Но ты же должен поесть, — запротестовала Джанет. — Я перехвачу что-нибудь, — ответил Роджер. — Очень сожалею, что огорчаю вас — тебя и ребят, но это очень важно. — Убийство? — спросил Ричард понимающе. — Да. Мартин молчал… Джанет не стала спорить, когда сержант Вильсон сказал, что после обеда отвезет их домой. Выйдя из «Трокадеро», Роджер погрузился в другой мир, где Джанет и мальчишкам не было места. Он представил себе искаженное лицо Энн Пеглер, отравленной стрихнином, и оно слилось в его воображении с той гримасой, которую он видел на ее лице во время нападения змеи. Из беззаботной, счастливой юной девушки она превратилась в перепуганную неврастеничную развалину. Это ужасное превращение произошло всего за одну неделю, а теперь она была мертва. «А что с сестрой Барнетта? Какое у нее сейчас лицо?»
В этот момент сестра Барнетта входила с тяжелой сумкой в свою квартиру в Бинг-Меншнз, СВ 3. Пару дней она провела у подруги и, вернувшись два часа назад, первым делом пошла в магазин. Она заметила человека, который шел за ней следом, но не обратила на него большого внимания. Она не отличалась пугливостью, и ей не пришло в голову, что у нее есть причины для беспокойства. Ей было жалко Джима, но в последние годы она редко его видела и считала лицемерием демонстрировать слишком глубокую печаль по поводу его гибели. Какой-то человек занимался электропроводкой в проходе, и она даже не могла подумать, что это полицейский, приставленный следить за ней. В маленькой квартире Гризельды было все, что нужно: спальня, крошечная гостиная, ванная и кухонька. На лестничной площадке пятого этажа находилось четыре такие квартиры. Гризельда вошла в лифт. На площадке второго этажа она заметила ребенка. Она не успела рассмотреть его — просто отметила, что одетый как-то необычно мальчик пересек площадку. Лифт остановился. Гризельда вошла в квартиру и наткнулась на пакет, лежавший на коврике. Закрыв дверь, она наклонилась и подняла его. На конверте было множество итальянских марок, а адрес был написан очень знакомым почерком. Соседка нацарапала на нем: «Это заказная посылка, и я за нее расписалась за вас. Не хотелось оставлять в вашей квартире, когда вас не было». Гризельда задумчиво смотрела на пакет. Этот почерк взволновал ее больше, чем известие о смерти Джима. Неожиданно до нее дошло, что это и есть та пленка про которую спрашивала полиция. Затем она услышала звонок у входной двери. (обратно)
16. ЛИЦО СТАРИКА
Гризельда по-прежнему стояла в коридоре с пакетом в руке. Получалось, что Джим написал ей из могилы. «Абсурд какой-то!» Пакет был не тяжелый; внутри, очевидно, находились коробка и твердый конверт. Черная надпись на наклейке из коричневой бумаги сообщала, что он был вскрыт для таможенного досмотра. Раздался еще один звонок. Но как раз в этот момент она никого не хотела видеть, почувствовав какую-то вину за то, что так легко отнеслась к смерти Джима. Звонок повторился, на этот раз более настойчиво. Гризельда стояла в двух шагах от двери, но ей не хотелось открывать; она хотела побыть одна. Но нельзя же было стоять вот так и делать вид, что ее нет дома; ведь это могла быть соседка, которая слышала, как открылась и закрылась дверь. Гризельда выпрямилась, «накинула» на лицо приветливую улыбку и направилась к двери. Открывая ее, она вспомнила, что забыла отложить пакет, но было поздно. Перед ней стоял «ребенок». Она узнала его по одежде. На голове маленького человека плотно сидела шапочка, сильно старившая его; очевидно, именно из-за нее у Гризельды появилось какое-то странное чувство, что это не ребенок. Он быстро оглянулся, и Гризельда, невольно посмотревшая в том же направлении, увидела неподвижно лежащего на полу электрика. Внезапно Гризельду Барнетт охватил страх, но, когда она отступила назад, «ребенок» поднял правую руку, в которой был зажат маленький пистолет. — Пожалуйста, я войду, — сказал он, — не двигайтесь. Вид пистолета так напугал ее, что она не шелохнулась, а человек быстро проскочил в дверь и в одно мгновение оказался позади нее. Пинком ноги он захлопнул дверь. — Вы мисс Барнетт? — требовательно спросил он. — Пожалуйста. Она обрела голос. — Да, я мисс Барнетт, — сказала она. — Кто вы такой, что вы хотите? Внезапно она почувствовала прилив отваги и бросилась на карлика. Взмахнув рукой, он больно вцепился в ее руку и злобно улыбнулся. Длинные и желтые зубы, обнажившиеся в улыбке, никак не могли быть зубами ребенка. — Я пришел поговорить с вами. — По-английски он говорил сносно, хотя произносил слова медленно и явно с затруднением. Он старался следить за ее глазами, но один или два раза быстро взглянул на пакет, который она держала в свободной руке. — Пожалуйста, пройдите в комнату, — сказал карлик и перевел взгляд на ее руку. У нее не было иного выхода, и она покорилась. Даже в этой высокой остроконечной шапке он был очень мал. Странно, но он мог заставить ее делать все, что хочет. Мысль о человеке, лежавшем снаружи, вселяла в нее одновременно и надежду, и страх: он мог прийти в себя или его мог кто-нибудь увидеть. — У меня мало времени, — сказал карлик, глядя ей в глаза. — Я хочу знать, есть ли у вас письмо, а также пленка от вашего брата, пожалуйста. Слово «пожалуйста» не имело никакого значения. Это был способ закончить фразу. Она тяжело дышала. Страх усиливали внезапность случившегося, мысли о человеке, лежащем в коридоре, и о мертвом брате. — Нет, о Джиме я ничего не слышала. Он… но он же мертв. — Я это знаю. — Карлик протянул левую руку, такую маленькую, что с трудом можно было поверить, что ею он так больно схватил и втолкнул в комнату взрослого человека. Гризельда ошеломленно смотрела, не понимая, чего он хочет. — Пожалуйста. — Он ухватился за пакет и вырвал его из ее руки. Они находились в маленькой комнате с тремя креслами, крошечным письменным столом и телевизором. Несколько прекрасных голубых ирисов стояли в изящной стеклянной вазе. Окно комнаты выходило на стену другого здания. Окна там были такие же и большей частью их прикрывали занавески. Внизу находился маленький зацементированный дворик с несколькими контейнерами для мусора и навесами для хранения велосипедов и лодок. Гризельда услышала, как кто-то шел через двор. Телефон был под рукой, но она не могла шевельнуть рукой. Она боялась! Сердце больно колотилось в ее груди, стало трудно дышать. Это нелепое существо, с крошечным пистолетом, выглядевшим как игрушка, стояло в комнате, вызывая страх силой своих рук. Если бы она могла набрать девятьсот девяносто девять. Карлик стоял спиной к окну. Он разорвал конверт как раз поперек написанного рукой Джима адреса. Какая-то странная, необъяснимая вспышка ярости охватила Гризельду, и в этом порыве она бросилась на него, надеясь обезоружить внезапностью нападения. Он отпрыгнул в сторону и махнул правой рукой. Пистолет исчез, вместо него в руке блеснул нож. Короткое острое лезвие вонзилось в руку Гризельды. Она остановилась, тяжело дыша. — Ведите себя спокойно, — сказал он. — Или я… — Он замолчал, но сделал красноречивый жест ножом.Роджер свернул с набережной на Бинг-стрит и снизил скорость, подъезжая к огромному мрачному кварталу из красных кирпичных блоков, известному под названием Бинг-Меншнз. Это был один из самых уродливых жилых кварталов Лондона, весь какой-то изломанный, с бесчисленными маленькими окнами. У здания было пять крыльев и по краю каждого проходили нескладные черные железные пожарные лестницы, выглядевшие на фоне бледно-коричневых стен особенно отвратительно. Дюжины телевизионных антенн на крыше рассекали углами серое небо. На улице было тихо. Три невысокие ступеньки отделяли вход в каждое крыло. Человек из Ярда находился около угла здания, наблюдая за входом в подъезд, где снимала квартиру Гризельда Барнетт. Человек узнал Роджера и подтянулся. — Добрый вечер, сэр. — Привет, Мак. Что слышно? — Все спокойно, — ответил Мак. — Уверены? — Да, Дулей там, наблюдает за ее квартирой. Входили или выходили очень немногие. Мисс Барнетт приехала около двух часов назад, потом отправилась за покупками и только что вернулась. Никто, кроме меня, за ней не следил. Никто не ждал. — Хорошо, — сказал Роджер. — Как она выглядит? — Не говорите моей жене, какую работу я выполняю, — ухмыльнулся Мак. Это был высокий, тощий, какой-то нескладный малый, одетый в темно-серый костюм. — Если она узнает, какое наслаждение я испытываю каждый раз, когда вижу сестру Барнетта, мне не жить. — Такая симпатичная? — Красавицей ее не назовешь, — ответил Мак. — Но что симпатичная — это верно. Все при ней. Какая фигура… — Он замолчал и весело улыбнулся. — В общем она в полном порядке. — Надеюсь, такой она и останется. — Больше не было никаких происшествий? — спросил Мак. — Отравили Энн Пеглер. — Отравили! — воскликнул Мак. — Как? — Нужно, чтобы и эта девушка не ела ничего, что она не любит, — сказал Роджер. — Сколько времени, вы говорите, она уже дома — минут десять или около того? — Да, — подтвердил Мак. — Не больше. И Дулей там. — Подождите здесь; хорошо? — Инспектор вышел из машины и быстро пересек дорогу. Лифт оказался внизу, Роджер вошел и нажал кнопку. Он не думал о Гризельде Барнетт, все его мысли поглощала Энн Пеглер: он не мог отделаться от ощущения, что виноват в ее смерти. В одном он был неточен: он считал, что произошло убийство, но доказательств до сих пор не было, это могло быть и самоубийство. Лифт шел бесшумно. На пятом этаже Роджер вышел из лифта и оглянулся в поисках Дулея, но на площадке никого не было. Он нашел Дулея за ближайшим углом — тот неподвижно лежал на полу в странной позе с кровавой раной на голове. В два прыжка Роджер оказался у двери квартиры Гризельды, нагнулся, приоткрыл почтовый ящик и заглянул в квартиру. Ни коробка, ни корзинка не закрывали ужасную картину: «ребенок» стоял с ножом в руке, а из раны на опущенной руке женщины, которую было видно только ниже пояса, текла кровь. (обратно)
17. ОХОТА
Роджер не видел лица карлика — только его спину и плотную шапочку. Он услышал дыхание женщины и понял, что она напугана. С самого начала этой истории много женщин испытали чувство страха. Сейчас настала очередь Гризельды Барнетт. Дверь была закрыта, и Роджер не мог войти, не сломав ее. Если он постучит или позвонит, карлик может пустить в ход снова нож. Нужно было пробраться в квартиру бесшумно. Несколько секунд он, пригнувшись, наблюдал за происходящим: женщина откинулась назад, и теперь он видел только ее ноги и кромку коричневой юбки; карлик все еще стоял спиной к двери и что-то рвал. Роджер бесшумно отошел. Он позвонил в дверь квартиры напротив и держал палец на звонке до тех пор, пока не услышал приближающиеся шаги и звук открываемой внутренней двери. — Так спешите, да? — спросил его плотный человек в безрукавке. — Полиция, — сказал Роджер и прошел в квартиру. — Телефон у вас есть? — Нет. Вы… вы говорите, полиция? — Вы можете помочь поймать убийцу, — сказал Роджер. — Внизу, на улице, у нового «уолсли» стоит человек. Скажите ему, чтобы он вызвал по радио подмогу и приказал оцепить этот район. Мы должны поймать карлика, одетого как ребенок. — Роджер протянул ему свою карточку и спросил: — Пожарная лестница подходит к квартире III так же, как к вашей? — Послушайте! Может быть, вы… — Скажете, так? — Да, но почему я должен верить, что вы полицейский? «Каждая секунда на счету, а этот тип такой упрямый,» — раздраженно подумал Роджер. — Артур, кто там? — крикнула из комнаты женщина. — Парень, который говорит, что он полицейский. Откуда я знаю, что он говорит правду? Появилась коротенькая, толстая, небрежно одетая женщина с маленьким фартуком на обширной талии. — Кто… — Она остановилась и, раскрыв рот, уставилась сначала на Роджера, а затем на мужа. Ни один ангел не произносил таких приятных слов: — Ты что, конечно, он из Скотленд-Ярда! Его фото было во вчерашней газете; у тебя что, глаз нет? — Не шумите, мне нужно попасть в соседнюю квартиру, — произнес Роджер и прошел дальше. — Где у вас пожарный ход? Секунды летели, а сестра Барнетта находилась в смертельной опасности. — Сюда, — сказала женщина. — Артур, делай, что он тебе говорит, не стой как чурбан. Если бы был телефон… Она открыла дверь в маленькую кухню, на противоположной стене которой виднелась еще одна дверь и окно рядом. Женщина двигалась очень проворно, она бесшумно открыла дверь, ведущую на площадку пожарной лестницы, откуда были видны голые коричневые стены противоположного крыла здания. На железную площадку выходила и дверь кухни соседней квартиры. — Посмотрите, чтобы ваш муж сделал то, о чем я просил — прошептал Роджер, — и узнайте, нельзя ли попросить другого соседа последить за дверью мисс Барнетт. Там находится маленький человечек, карлик. Но будьте осторожны, это убийца. Стараясь не шуметь, он двинулся по платформе, но задел за металлический люк. Вот мучение! Наконец он пробрался к следующей двери. Дверь запиралась на обычный примитивный замок, который можно было открыть простой отмычкой. Роджер вынул отмычку и стал копаться у двери. Он не знал, насколько бесшумны его действия и слышны ли звуки внутри. Он думал о женщине, которая произвела такое впечатление на Мака, и о маленьком создании рядом с ней. Соседка сначала наблюдала за ним, а затем ушла. Наконец замок открылся. Роджер повернул ручку, распахнул дверь и оказался в маленькой, белой с голубым кухоньке. Здесь, на полпути в комнату, он услышал голос: — Когда это пришло? «Слава Богу, она еще жива!» — Сегодня утром. Миссис Румбольд, моя соседка, хранила его дома для меня, и оно уже лежало в квартире, когда я пришла. — Вы не видели этого на экране? — Нет! Я… я говорю вам: его принесли, когда меня не было, я даже не знаю, что это! — Это пленка, — очень медленно произнес карлик. — Вы уверены, что больше никто этого не видел? — Да! — закричала Гризельда. — Да, да, да! Роджер тихо крался к комнате, где они находились. Если повезет, то еще до конца этого часа он засадит карлика за решетку. Все вроде идет нормально, но один промах и нож опять сработает. Неожиданно позади него чихнула толстушка из соседней квартиры. Этот невинный в обыденной обстановке звук прозвучал как взрыв, он заставил Роджера вздрогнуть и рвануться вперед. Толстушка чихнула опять. Карлик ничуть не испугался, он резко повернулся, сжимая нож в правой руке и пленку в левой. Он почувствовал резкую боль в правой ноге — карлик полоснул ножом прямо под коленом. Роджер, отпрянул в сторону, он знал: если бы нож пришелся под сердце, он не жил бы ни минуты. Он стоял держась за стену; нога болела, но на нее можно было наступать. Карлик уже пытался открыть входную дверь. — Нет, не выйдет! — закричала толстушка. — Ты не уйдешь, или же… Ой-ой-ой! — завопила она, когда карлик обернулся к ней с поднятым ножом. Она застыла в кухонной двери. «Ну, теперь мы его поймали», — подумал Роджер и схватил стул. Карлик прыгнул и сделал три блестящих вихревых сальто. Когда он пролетал мимо толстушки, она снова завизжала. Роджер его уже не видел: карлик проскочил в открытую дверь кухни. Раненая нога не позволяла быстро двигаться, и когда Роджер добрался до кухни, маленький человечек был уже на площадке пожарной лестницы. Толстушка вцепилась в Роджера. — У него нож! — кричала она. — У него нож! Роджеру никак не удавалось освободиться от трясущейся женщины. Тем временем шум на пожарной лестнице прекратился. Когда Роджер наконец смог избавиться от толстушки, карлик бежал через двор. Никакой возможности поймать его уже не было. Роджер так и не увидел его лица.С наскоро перевязанной ногой Роджер разговаривал в соседней квартире со Скотленд-Ярдом. В погоню включились машины «Летучего эскадрона», весь отдел был на ногах, словесный портрет, сделанный Гризельдой Барнетт, был передан по радио всем полицейским подразделениям в Лондоне и в округе. Предписывалось начать поиски вооруженного убийцы — карлика, маскирующегося под ребенка. Мак и еще несколько человек прочесывали ближайшие окрестности. Дулей находился в больнице с серьезной огнестрельной раной головы. Роджер окончил разговор, поблагодарил хозяев, позволивших воспользоваться телефоном, и направился в квартиру Гризельды Барнетт. С ней был врач, которого вызвала толстушка, теперь не умолкавшая ни на минуту. Врач перевязал Гризельде руку и сказал, что причин для беспокойства нет. Она практически оправилась и волновалась значительно меньше, чем ее соседка, миссис Румбольд. — Я хотел бы поговорить с мисс Барнетт наедине, — сказал Роджер толстушке. — Я дам вам знать, как только закончу. — Ну, я полагаю, если вам это необходимо, я должна… Врач, молодой, светловолосый и румяный, вышел вместе с ней. Дверь закрылась. Роджер и сестра Джима Барнетта остались вдвоем в маленькой гостиной. Инспектор стоял у окна, а Гризельда сидела в кресле, прижав раненую руку к груди. Роджер сразу понял, что имел в виду Мак. Гризельда производила впечатление не столько красивой, сколько приятной женщины с тонкими чертами лица, голубыми глазами и гладкой кожей. Роджеру показалось, что ей чуть-чуть за тридцать. Выслушав ее подробный рассказ, Роджер сказал: — Вы ничего не могли сделать, чтобы остановить его с этим пакетом. Я рад, что вы и не пытались. Сколько пленок было там, вам удалось посмотреть? — Да, две небольшие катушки. Восьмимиллиметровые пленки, — уточнила она. — Вы уверены? — Да, он всегда пользовался восьмимиллиметровой камерой, так же как и я. — Спасибо. Вы знали, что брат собирался послать их вам? — Нет, — решительно ответила она. — Я уже говорила: они пришли, когда меня не было. Миссис Румбольд часто принимает посылки и заказную почту для меня, поскольку днем я часто отсутствую. Она хранила этот пакет до тех пор, пока не узнала, что я приехала. «Да, все было совершенно ясно». — Ваш брат об этом не писал? — Нет. — Вам известно, что он делал в Италии? — Я знаю, что он надеялся найти там какую-нибудь работу. Он долго жил и работал в Италии, знал язык и очень любил эту страну. — Она немного переменила позу. — Он говорил, что там жить значительно дешевле, чем здесь. — У него был какой-нибудь постоянный источник доходов? — Не думаю. Иногда он подрабатывал как гид или занимался чем-нибудь вроде этого. — Он часто залезал в долги? — Он… он, кажется, доставал откуда-то деньги. — Вы знаете мистера и миссис Коррисон? — спросил Роджер неожиданно. — Нет, лично я с ними незнакома. Джим — да, их знал когда-то, — медленно ответила Гризельда Барнетт. Вопрос, очевидно, сбил ее с толку и был ей неприятен. — Он знал их хорошо? — Он… он однажды был партнером Коррисона. — Вы хотите сказать, что он работал в «Ангито» или в какой-нибудь другой компании? Она явно еще страдала от перенесенного потрясения, у нее была рана на руке, и она, кажется, вполне откровенно ответила на его вопросы. «Но так ли это? Действительно ли она не имела представления о том, чем занимался ее брат? Пришли ли фильмы действительно так неожиданно?» Роджер знал только одно: на первой пленке заснято покушение в Милане. А что на второй? Тут у него не было даже каких-либо предположений. Он мог проверить прошлое Гризельды Барнетт, выяснить, в каких отношениях она была со своим братом, не работали ли они вместе. Когда он узнает о ней побольше, он может снова сюда вернуться. — Я слишком задержал вас, мисс Барнетт, — сказал он. — Если вы вспомните еще что-нибудь, что может нам помочь, позвоните мне в Скотленд-Ярд, хорошо? — Да, — ответила она. — Но я уверена, что рассказала все. Она медленно встала, было заметно, что рука беспокоит ее. Щеки женщины слегка побледнели, но глаза были изумительные. — Хотите что-нибудь выпить? — Нет, спасибо. — У него осталось впечатление, что она что-то не досказала, словно не была уверена, следует ли об этом говорить. Смущение, которое проглядывало в ее поведении, делало рассказ еще более сомнительным. Около двери она остановилась и нерешительно произнесла: — Мистер Вест… — Да? — Это так нелепо! — сказала она. — Я даже не могу подобрать соответствующего слова, чтобы поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь. Я уверена, что этот человек убил бы меня. — Она положила маленькую теплую ладонь на его руку. Женщина колебалась, и Роджер не торопил ее. — Так он работал на «Ангито»? — спросил Роджер. — Нет, — ответила Гризельда Барнетт. — Они были связаны до того, как мистер Коррисон начал процветать. По сути… — Она замолчала. — Я надеюсь поймать убийцу вашего брата, мисс Барнетт, и любая информация может быть полезна. — Я не хочу ничего преувеличивать, — нерешительно сказала Гризельда, — но Джим не любил Марка Коррисона. По сути дела, он ненавидел его. Их деловые контакты закончились давно. Джим влез в долги, а Коррисон, выплатив их, выкинул его из дела, которое вскоре стало очень доходным. Джим всегда считал себя обманутым. Медленно, как бы раздумывая, Роджер произнес: — Он думал о том, чтобы отомстить? — Гризельда молчала. — Он что-нибудь говорил об этом? — Иногда… иногда он был просто вне себя, — признала Гризельда Барнетт. — Нет смысла утверждать, что нет.
Таким образом, Барнетт имел зуб на Марка Коррисона. Причина для ненависти есть. И после ужина с ним Барнетт был зверски убит.
— Здесь было столько же надежды на удачу, сколько расчета, — сказал Роджер и улыбнулся. — Это одна из заповедей, которыми я всегда руководствуюсь. Но не рискуйте. Вы и ваша соседка — единственные люди, которые видели лицо этого карлика. Только вы можете опознать его. Он, может быть, не оставит попыток убить вас. Но вас будут охранять днем и ночью, и квартира ваша будет находиться под пристальным наблюдением. Думаю, скоро все завершится, но пока… — Он остановился и протянул руку. — До свидания. — Доброй ночи, — ответила Гризельда. — И еще раз спасибо.
На улице было прохладно, и возвращаясь в Скотленд-Ярд, Роджер замерз. Он провел час в квартире Энн Пеглер. Особых дел там не предвиделось. Всю обычную работу проделали сотрудники местного отделения полиции. Когда Гвен Дэвис ушла встречать Энн, кто-то проник в квартиру и положил яд в бутылку джина — любимый напиток Энн Пеглер. Роджер позвонил в Ярд и попросил заняться альянсом Коррисон — Барнетт, а затем послал длинную телеграмму Северини с просьбой попытаться разыскать официанта или кого-нибудь еще из ресторана, где ужинали Барнетт, Коррисон и Парелли. Может быть, кто-то из них запомнил разговор за столом. Кроме того, он попросил собрать информацию о Парелли. Домой он отправился на своей машине, которую специально подогнали к Ярду. Остановившись у своего дома на Белл-стрит, он почувствовал озноб, вероятно отчасти из-за сильного ветра с реки. Погода в Лондоне вообще была холоднее, чем в Милане, а сейчас она прямо на глазах ухудшалась. «Можно понять, когда Зара охотится за своим принцем, но станет ли политическая организация маленькой страны заходить так далеко, как в этом случае? Фанатик может убить того, кого он ненавидит, но не того, кто стоит на обочине», — размышлял Роджер. Двери гаража были широко открыты, и Роджер проехал прямо в гараж. Когда он закрывал гараж, в прихожей вспыхнул свет: Джанет услышала его. Чем ближе подходил он к двери, на матовом стекле которой отчетливо виднелся силуэт жены, тем больше портилось его настроение. Конечно, ей уже все порядком надоело, и она хотела пожить в спокойной обстановке, но он и сам хотел не спеша разобраться в своих делах. Дверь распахнулась. Если Джанет начнет свои жалобы, он взорвется. — Привет, дорогой, — сказала она ему, и Роджер почувствовал облегчение. Для плохого настроения нет причин: ее бодрый возглас свидетельствовал о том, что она рада его видеть. Он заметно приободрился. — Как твои дела? — Фифти-фифти, — произнес он почти весело. — Мы потеряли Энн Пеглер, но у нас еще есть Гризельда. — Я знаю об Энн Пеглер, — сказала Джанет и после небольшой паузы спросила: — А что представляет собой Гризельда? — Она впечатляет. — На самом деле привлекательна? — Так говорит Мак. — Кто такой Мак? Впрочем, это неважно. — Роджер проталкивал ее в прихожую. — Если она действительно привлекательна, то неважно, кто это говорит. Я… Но, дорогой, ты хромаешь! — Так, царапина. — Я тебе не верю… — Это царапина, мне уже оказали первую помощь, и я не хочу сегодня снимать повязку, — твердо произнес Роджер. Джанет знала, когда нужно уступить. — Я сниму ее утром и наложу новую, — сказала она, и в ее голосе зазвучало нетерпение: — Дорогой, у меня появилась мысль. Ее настоящий автор — Мартин, а я придала ей окончательную форму. — По поводу моих дел? — с улыбкой спросил он. — Не забывай, что мальчишки теперь обо всем читают в газетах и по некоторым причинам Мартин следит за делами своего отца. Я слышала, как он читал Ричарду кое-что из сегодняшней «Ивнинг ньюс»: — О Боже! — воскликнул Роджер. — Соперники с обеих сторон и даже сзади. Что же это за счастливая мысль? — Ну вот, — сказала Джанет, сдерживая смех. Она не была уверена, что это действительно смешно. — Ты будешь поражен. Он подошел ко мне и торжественно произнес: «Мам, я не хочу выглядеть глупо, но у меня есть мысль, которая может пригодиться папе». Они перешли в небольшую, хорошо обставленную комнату, хотя за четырнадцать лет, которые прошли после свадьбы Джанет и Роджера, мебель, конечно, пообтрепалась. В углу пристроился маленький рояль из розового дерева, используемый сейчас как подставка для фотографий. — Тебя бы это предложение с ног сбило, — продолжала Джанет. Внезапно она замолчала: за дверью послышались возня и перешептывание, а потом ручка заскрипела и две головы — одна над другой — появились в двери, — Что вы здесь делаете так поздно? — Джанет была так удивлена, что даже не стала ругать их. — Я слышал, как приехал папа, — ответил Мартин извиняющимся тоном, — и думал, что ты не будешь сердиться, если мы спустимся. У него были круглые умоляющие глаза; взъерошенный Ричард, по-видимому, тоже так думал. — Пап, как ты считаешь? — Я даже не понимаю, о чем это вы? — сказал Роджер. — И если вы дальше так будете продолжать, никогда не пойму. — Он взял стакан и бутылку виски на маленьком столике рядом с креслом. — Если бы кто-нибудь из вас, молодые люди, объяснил в чем дело. — А я думал, что мама сказала тебе! — воскликнул Мартин. — Ну ладно, я сам. Только ты не смейся. Я знаю, что это может быть глупо, но меня интересует, как избавляется принц от своих подружек. Я хочу сказать, что некоторые из этих восточных владык иногда попадают в затруднительное положение с ними; не так ли? Мне интересно, ты никогда не слышал о такой девице? Или, может быть, Джим Барнетт знал? Мартин, затаив дыхание, ждал, что отец начнет подшучивать, но тот был серьезен. — Мартин, пока я не занимался этим, но я попробую, — медленно произнес Роджер. — Здесь может быть новый поворот. — Он не стал говорить, что уже думал об этой певичке Телисе, миланской подружке принца. — Обещаю проверить. А теперь оба в кровать или у вас начнутся трудности с родителями! Дети отправились наверх в радостном возбуждении. Роджер улыбнулся. Он заметил, что Джанет смотрит на него таким же вопрошающим взглядом, как и ребята. Очевидно, ее тоже интересовало, есть ли в этом рациональное зерно. Такая линия расследования могла бы принести пользу. — Поняла, в чем дело? — спросил Роджер, когда Джанет отрицательно покачала головой, прикурил сигарету и протянул ей. — Мы можем проработать эту линию с подружкой и проследить, куда она нас заведет. Но … О, черт возьми! Зазвонил телефон. Джанет даже не возмутилась. Это доказывало, что она понимает сложность этой работы. Безусловно, никто не стал бы звонить ее мужу в такой час, если бы не чрезвычайные обстоятельства. «Может быть, схватили карлика», — подумал Роджер и поднял трубку. — Вест у телефона. — Прошу прощения за поздний звонок, сэр, — произнес мужской голос, и Роджер узнал Мака, дежурившего у Бинг-Меншнз. — Мне повезло: я наткнулся на кое-что важное, мне кажется, это может нам помочь. В углу двора, где пробегала эта маленькая свинья, я подобрал обрывок бумаги. Вы сказали, чтобы я внимательно осмотрел, не выронил ли он чего. Вот я и нашел обертку от посылки, а в ней письмо от Барнетта сестре. Прочитать вам, сэр, или принести с собой? Роджер жестом попросил у Джанет принести карандаш и бумагу. — Читайте, — сказал он Маку. — Хорошо, сэр. Оно не длинное: «Сестра, милая, я хочу, чтобы ты присмотрела за этим. Не говори никому, что ты получила, не проявляй их, просто храни в прохладном темном месте до моего приезда. Храни это, как свою жизнь. Они принесут и мне, и тебе состояние, я уверен. Если ты, конечно, ценишь мирскую жизнь. Твой Джим». — Помолчав немного, Мак спросил: — Прочитать вам снова, сэр? (обратно)
18. ПРЕВРАЩЕНИЕ
На следующее утро Роджер прежде всего спустился к почтовому ящику, но газеты уже были вынуты. Шипение, сопровождавшееся приятным запахом, говорило о том, что на кухне жарится бекон. Кухонный стол был наполовину накрыт, две развернутые газеты лежали на коробке с мармеладом. Роджер склонил голову набок, оценивая обстановку, улыбнулся и прошел к плите, где хлопотала Джанет, одетая в старый, сильно севший джемпер. Подкравшись сзади, он обнял ее и прижал к себе. — Бестолочь! Как ты испугал меня! — закричала она. — Когда ты, наконец, поймешь, что так нельзя. Это не место для идиотских шуток: сковорода полна горячего жира. Когда-нибудь случится несчастье и ты сам пожалеешь. Он поцеловал ее в щеку: — Да, моя дорогая. — Ты сегодня какой-то странный. Что тебе нужно? — подозрительно спросила она. — Чем скорее я уберусь отсюда, тем лучше, — покорно сказал Роджер. — Я вижу, это утро не для меня. Мне хотелось бы посмотреть и на этих обормотов: стол накрыт наполовину, газеты засунуты в мармелад и… — Иногда они становятся невозможными, — беспомощно сказала Джанет. — Можно подумать, что они будут вести себя прилично, когда все дома. Если они могут улизнуть от любой, даже самой легкой работы, они это делают. А с тех пор, как у них появились велосипеды, с ними просто сладу нет. Они удирают рано утром и возвращаются поздно ночью. Все время где-то болтаются. В саду послышался велосипедный звонок, на узкой дорожке зашуршали шины, заскрипели тормоза, велосипеды стукнулись о стену, и мальчишки влетели в дом — Ричард на ярд впереди Мартина. Глаза их сверкали, они были возбуждены. Джанет и Роджер молча смотрели на них. — Пап, ты не поверишь, — начал Ричард. — Мы только что это услышали… Мы были напротив у Мики Робертсона… Миссис Робертсон не возражает,если мы. — О Боже! Дай я расскажу им. Не нужно тратить столько времени напрасно, — сказал с упреком Мартин. Он говорил и вел себя так, словно ему было восемнадцать лет, а не одиннадцать. — Они опять чуть не убили принца Асира вчера вечером, отец. Джанет замерла с вилкой в руке, забыв о сосисках, которые возмущенно прыгали на сковороде. Она не замечала даже раскаленный жир, который летел во все стороны. — Это точно? Вы уверены? — медленно спросил Роджер. — Да, уверены, — вмешался Ричард. — Мы слышали это по радио. Миссис Робертсон не возражает, если мы пойдем и послушаем. — Он торжествующе посмотрел на Мартина. — Это произошло в театре, — уточнил Мартин. — Кажется, он называется Опера́. — В Париже, во Франции, — вставил Ричард. — Я знаю, болван. Почему ты… — Не смей с ним так говорить, — вмешалась Джанет. Она наконец обратила внимание на жир, который летел во все стороны, и сняла сосиски. — Как это произошло? — спросил Роджер. — Стреляли, — выпалил Ричард. — Попытка покушения, — объяснил Мартин. — Кто-нибудь пострадал? — Да, — сказал Мартин. — Один человек почти убит. Говорят, что он умрет. Генерал Фуз или что-то похожее. Фу… Фу… — Фузаль. — У Роджера похолодело сердце. — Правильно, — сказал Мартин. — Он был ранен в голову. Принц не пострадал. Но, отец, он проявил храбрость. Он настоял на том, чтобы пойти на концерт, будто ничего не произошло, не позволил властям отменить его. Вот это и есть, по-моему, храбрость. — Я не думаю, что смогу быть таким же храбрым, — сказал Ричард с подкупающей откровенностью. — О, я бы. За завтраком Роджер почти не говорил. Молчание родителей подействовало на ребят. Они без напоминания убрали со стола и очистили от мармелада экземпляр «Глоба». В «Глобе» печаталось много сенсационного, включая информацию о попытке убить Гризельду Барнетт. Со времени убийства Уайттекера — специального корреспондента «Глоба», погибшего при выполнении своих обязанностей, — все, связанное с принцем Асиром, стало главной темой этой газеты. Мальчики быстро поели и отправились в школу еще до того, как Роджер выпил вторую чашку чая. Он думал о старом генерале Фузале, его нескончаемом хождении взад-вперед в гостиничном дворике, его морщинистом лице и мудрых добрых глазах. Он вспомнил его феску, его скромность. В ушах Роджера звучал его голос, говоривший о безопасности принца. Именно Фузаль сообщил о том, что Джанет в безопасности. Джанет взяла чашку у Роджера. — Я не могу забыть его лицо, — сказала она. — Оно все время стоит передо мной. — Асира? — Да, конечно. Он так молод, но глаза у него такие старые, будто он все время смотрит в могилу. Фантазии не часто посещали ее. — Я знаю, что ты имеешь в виду, — сказал Роджер. — Почему они так настойчиво хотят его убить? — Я не уверен, что мы это уже знаем, — ответил Роджер. — Я не знаю. Я уверен, что карлик, затерявшийся где-то в Англии, связан с этим делом. Возможно, именно он стрелял в Милане. Если бы только он попал нам в руки… — Он помолчал. — Если бы были хоть какие-нибудь сведения о маленьком негодяе, мы бы увидели его в Скотленд-Ярде. — Он отодвинул кресло. — Я захватил некоторые доклады. Посмотрю их здесь, надеюсь, мне никто не помешает. — Хорошая мысль, — сказала Джанет. Роджер углубился в чтение бумаг, а Джанет начала мыть посуду. Она уже почти закончила, когда услышала его возглас. Войдя в комнату, она увидела, что лицо его преобразилось: исчезли нахмуренные брови, пропало выражение озабоченности, глаза загорелись. Роджер вытащил сигарету, закурил и посмотрел на жену. — Нашел возможную разгадку, — сказал он. — Насчет карлика? — Да. — Не понимаю. — Чего же тут не понимать! Мне следовало бы всыпать как следует за то, что не прочитал это сообщение раньше. Гаррисон — этот парень на аэродроме, помнишь? Он вставил в доклад информацию о певице Телисе. Мартин и эта приятельница принца натолкнули меня на хорошую мысль. В аэропорту ее встретил молодой человек с машиной, на заднем сиденье которой находился ребенок. Между певичкой и принцем имеется связь и, если этот «ребенок»… — Он замолчал. — Не говори никому, что слышала мои бредовые догадки на этот счет. Возможно, они отпадут, но, если мысль Мартина приведет к каким-нибудь результатам, я куплю ему спидометр на велосипед. — Ты не сделаешь этого, — сказала Джанет. — Он начнет гонять еще быстрее, чем сейчас. — Мы поговорим об этом позже. Для начала я проверю Телису. На этот раз он вел машину медленнее, чем обычно, — привычка, которую он выработал в себе, чтобы иметь время что-то обдумать или успокоиться. В Ярде он, не останавливаясь, прошел в кабинет, коротко отвечая на приветствия сослуживцев. Дверь кабинета была широко распахнута. Неужели опять Четуорс? Нет, в кабинете находились Гаррисон и Мак, пшеничные волосы которого сияли на солнце. — Доброе утро, — сказал Роджер. — Слышали? — Как не слышать? Четуорс уже три раза звонил из дома и сейчас едет сюда. — Ему нужно вставать пораньше, — заметил Роджер. — Ну ладно, посмотрим донесения из Парижа, когда они придут, и, если одному из вас повезет, он сможет пересечь пролив и поработать с французской разведкой. Лучше решить заранее — кто. Но прежде чем думать об этом, нужно кое-что сделать здесь. Есть что-нибудь о карлике? Гаррисон развел руки, которые напоминали два маленьких окорока: — Исчез. — Он выглядит совсем как ребенок… — начал Мак. — У нас есть версия, на которую натолкнули меня вы, — прервал Роджер. — Нужно размотать ее как можно скорее, но с максимальной осторожностью, — будто работаете с динамитом. Что-то от его вдохновения перешло к Гаррисону и Маку. Они внимательно слушали. Об этом должны знать только те, кто непосредственно занимается этим делом. Избегайте прессы. В нынешнем состоянии «Глоб» опубликует что угодно, проси их — не проси. Итак, вчера тем же самолетом, что и я, прибыла молодая итальянская певица. Я не знаю ее второго имени, но в Милане ее называли Телисой. На аэродроме ее встретили молодой человек и ребенок. — Вы говорите о том сногсшибательном темноволосом пушистом существе? — вмешался Гаррисон. — Это же сама невинность… — Он помолчал, а затем возбужденно сказал: — Ребенок! В машине, которая встречала ее, сидел ребенок! — О том и речь, — подтвердил Роджер. — Здесь и зарыта собака. Мы должны последить за ней, но так, чтобы она не заметила. Где она остановилась, где появляется, с ней ли все еще этот ребенок, что за человек встречал ее на аэродроме? И конечно, мы должны знать, зачем она приехала сюда. Какой-нибудь импресарио или, возможно, хозяин ночного клуба — неважно кто… Пусть выяснят, кто привез ее сюда. Делайте все в высшей степени скрытно, даже намека чтобы не было, в чем здесь дело. Используйте как можно меньше людей и отбирайте таких, у кого есть мозги. — Хорошо, — сказал Гаррисон. — Что делать, если мы нападем на след карлика? — Пока ничего. Тщательно наблюдайте за Гризельдой Барнетт. Ни в коем случае не давайте понять певице или карлику, что мы ими интересуемся. Все ясно? — Все. — Тогда отлично. Кстати, есть новости о Дулее? — Операция прошла успешно, он поправляется. — Отлично! — Роджер уселся за стол в хорошем настроении. На столе лежала стопка открытой корреспонденции, а наверху ой увидел длинное телеграфное послание, пришедшее, несомненно, из посольства в Париже, — конфиденциальный доклад о новом покушении. Не успел он просмотреть доклад, как зазвонил телефон. — Десять против одного — это Четуорс, — сказал Роджер. Это был он.Четуорс посмотрел на Роджера и жестом пригласил его сесть. — Итак, докладывайте. — Он мог быть хорошим слушателем, особенно когда одобрял то, что слышал. Сейчас он одобрял, но сдержанно. В конце доклада он откинулся в вертящемся стальном кресле в этом кабинете из сверкающего черного стекла и блестящих стальных трубок, служивших в Ярде для того, чтобы пустить пыль в глаза, и заявил: — Мы приветствуем все, что дает нам шанс. Но на этот раз надежд больше, поскольку ваш парень навел вас на блестящую мысль. Насколько все это соответствует действительности, разберитесь сами. В течение ночи у меня было четыре разговора с министром и одним из его секретарей. Можете считать, вам повезло, что вас не разбудили, чтобы сообщить об этом. Дело в том, долго ли будет так везти принцу? — не дожидаясь ответа, он хрипло продолжил: — Совершенно дурацкий вопрос! И все же, если вы быстро поймаете этого карлика и… Зазвонил телефон. Четуорс посмотрел на него, тяжело вздохнул и поднял трубку. — Говорит помощник комиссара… Вест?.. Да, он здесь, подождите. — Он подвинул аппарат к Роджеру, но затем передумал и проревел в трубку: — Что, не можете подождать, пока я закончу с ним?! Это так срочно?! Это Гаррисон. — Спасибо, сэр. Роджер взял трубку, надеясь, что это действительно что-то неотложное, поскольку не стоило испытывать терпение Четуорса, у которого в таких случаях складывалось плохое мнение о человеке. — Алло, Гаррисон, что такое? От голоса Гаррисона, всегда дрожал телефон, поэтому слушать его приходилось, отставив трубку. — Подумал, что вам это нужно знать немедленно, Красавец. Имя певицы — Телиса Пиранделло, она живет в меблированных комнатах вместе со своим кузеном и менеджером — парнем по имени Энрико Челли. Там же находится карлик. Просто, как ребенок; двое сказали, что видели его. Энрико и карлик прибыли днем раньше. Карлика зовут Марко. Она приглашена для выступлений в ночных клубах, кроме того, ей дают роль в большой музыкальной комедии, которую через пару месяцев выпускает Марк Коррисон. Она «находка» Коррисона. Он ее и вызвал. Наши акции поднимаются? — Дальше им подниматься некуда, — тепло ответил Роджер. (обратно)
19. ГРАНТ
Четуорс сунул в рот темную сигарету, но не зажег. Он редко курил до обеда. Роджер дымил сигаретой так, словно от этого зависела его жизнь. Он пытался проанализировать все новые факты и версии. А это означало, что необходима некоторая переориентировка и требуется какое-то время, чтобы наметить новые направления. Но, без сомнения, дело сдвинулось. — Итак, — начал Четуорс, — Коррисон может быть богатейшим человеком в Англии и крупнейшим дельцом, но если он вовлечен в это поганое дело… — Он задумался. — А на кой черт ему это надо. Он только что заключил сделку с принцем Асиром; не так ли? — Вторая крупнейшая нефтяная сделка за двадцать один год, — подтвердил Роджер. — Принц прибывает сюда, чтобы подписать соглашение. — Тогда в этом нет никакого смысла. — Смысл есть, — сказал Роджер. Некоторое время он говорил с Четуорсом так, словно беседовал с одним из своих сыновей. — Мы не хотим заходить слишком далеко. Сейчас Коррисон лично не вмешивается в ту сферу своего бизнеса, которая связана со зрелищными предприятиями. Этим занимается его жена, которой помогают двое управляющих. Мы можем обнаружить, что кто-то действует там без согласия хозяина. — Он стряхнул пепел. — Все значительно сложнее, чем кажется на первый взгляд, сэр. — Что вы имеете в виду? — Представьте себе, что будет, если Коррисон потерпит крах, — тихо произнес Роджер. Четуорс молчал. Такой крах не принес бы ничего хорошего. Коррисон контролировал многие миллионы, и его падение повлекло бы за собой разорение тысяч, десятков тысяч других, как говорят, «маленьких» людей. Неприятности, связанные с группой Коррисона, могли бы нанести сильнейший удар по заправилам Сити. Он, безусловно, отзовется и на промышленности, и на торговле, на внутреннем и внешнем рынках. Может быть, не имеет смысла связывать Коррисона с покушениями на Асира, но игнорировать такую возможность не следует. Молчание нарушил Роджер: — Многое я бы дал, чтобы узнать, зачем в Милане Коррисон пригласил Барнетта на ужин. — Нет никаких предположений? — Нет ничего конкретного, — поправил Роджер. — Этот Барнетт, когда дошел до ручки, начал делать странные вещи: создавать себе врагов, которые в конечном счете убили его, ворвался на обед, который миллионер устроил для своего партнера по бизнесу. Почему они не отделались от него? Сердечная доброта и Марк Коррисон как-то не согласуются. Вот если у Барнетта что-то было в руках… — Вы имеете в виду для шантажа? — Его пытались ограбить на улице. Потом встретился с Коррисоном; и тот отнесся к нему по-дружески. Он вернулся в отель — и конец. Если он делал ставку на шантаж, то когда начал действовать Коррисон? Четуорс молчал. — Во время покушения на принца они были в Милане. — сказал Роджер. — Именно там Коррисон заключил свою фантастическую сделку с принцем. Мог ли Коррисон как-то заставить принца пойти на это? — У нас есть еще неделя до приезда Асира, — заявил Четуорс, уклоняясь от прямого ответа. — Вы, Роджер, можете многое сделать за эту неделю. Прощупайте Коррисона, но прошу вас, очень осторожно. Не давайте повода прессе подумать, что у нас есть в отношении него подозрения, иначе пойдет болтовня. А если такой слух распространится, акции Коррисона вспыхнут, как фейерверк. — Он закурил наконец свою сигару, и то, что он сделал это до обеда, было обстоятельством чрезвычайным. — И вы правы, ущерб от этого будет очень большой, но не такой, как если бы Асир был убит в Англии. — Каждый, кто подумает, что… — Роджер замолчал, будто внезапная догадка пришла ему в голову. Четуорс внимательно посмотрел на него: — Что такое? — Ничего, сэр. — Не будьте дураком, Роджер, что я сказал такого, что вас так потрясло? — Просто мне все представилось в несколько ином свете. Я встречался с Асиром и считаю, что главная задача — сохранить ему жизнь, а не просто не дать убить его в Англии. Мне кажется, полковник Ягуни и генерал Фузаль частично поплатились за это. Они жили для него и умерли ради него. И это они втолковали мне мысль, что самое главное, чтобы он остался жив. Неважно, как мы на это смотрим, главное заключается в том, чтобы принц остался жив и имел возможность наладить дела у себя дома, когда он закончит визиты и вернется в Джардию. — Я понимаю, что вы имеете в виду, — прохрипел Четуорс. — Ну хорошо, давайте действуйте. И когда настанет пора говорить с Коррисоном, говорите с ним сами. Вы воспользуетесь в качестве предлога для встречи тем обедом с Барнеттом; так, что ли? — Да, — ответил Роджер. — Правильно. Что еще есть у вас? — Мне все еще хотелось бы, чтобы убийца обнаружил себя до того, как приедет Асир. Он прибудет сюда самолетом, и я уверю, что Асир уже здесь, когда его еще здесь нет. Мы даже можем обратиться к «Глобу»… — Он остановился. Четуорс ждал. — Нет, к «Глобу» мы не будем обращаться, — тихо сказал Роджер. — Этой газетой в значительной степени владеет трест Коррисона. И его миланский корреспондент был убит… Можно было не продолжать. Четуорс медленно произнес: — У меня такое чувство, Роджер, что где-то что-то начало проясняться. Вы были не так уж не правы, когда говорили, что могут быть вовлечены и другие силы, помимо Братства. Но не забывайте про него, когда начнете прорабатывать другую версию. Мне кажется, вам следует встретиться с Дэвидом Грантом, и поскорее. Если он готов выступить в качестве принца и в течение нескольких следующих дней подвергать себя большому риску, то ему следует ознакомиться со всеми деталями дела. Помните, что заставлять его мы не можем, он все должен решать сам. Посмотрим, что он скажет. — Совершенно верно, сэр, — согласился Роджер. Он не был уверен в том, что Дэвиду Гранту нужно предоставить право окончательного решения. День или два Грант может не знать, что его используют в качестве подсадной утки. Он знает, что взялся за рискованное дело, но его согласия на то, чтобы добровольно вызвать на себя нападение, нет. А его роль заключалась и в этом. Роджер вернулся в свой кабинет. Гаррисон был там, а Мак уехал. На столе появились новые донесения: одни касались поисков карлика, другие — убийства Энн Пеглер: теперь уже установлено, что в квартиру входили, когда Гвен Дэвис находилась в аэропорту. Кроме того, было много обычных докладов. Не все они заслуживали внимания — лишь отдельные имели отношение к делу. Бывали дни, когда работы было немного. Но не сейчас. Нужно, как следует проверить Коррисона и певицу Телису Пиранделло, которая пользовалась вниманием принца в Милане. Надо попросить Северини собрать сведения о Парелли — главе итальянского отделения «Ангито», — ведь он проявлял большой интерес к певице в том кафе в галерее. Северини следует более внимательно проверить владельца этого кафе и его служащих. Необходимо обеспечить охрану Гризельды Барнетт и выяснить правду о том ужине Барнетта с Коррисонами. Нужно повидать Гранта и убедиться, что он готов к выполнению своей роли. Лучше это сделать поскорее. Если он не согласится, то не будет смысла осуществлять этот план с провокацией покушения. Чем больше Роджер думал об этом, тем больше проникался уверенностью, что дело может выгореть. Полиция будет начеку, и убийца не сможет ускользнуть. Роджер откинулся на спинку кресла. — Да, лучше поскорее встретиться с Грантом, — повторил он и поднял трубку телефона. Все время; пока он ждал ответа на звонок и добирался из Скотленд-Ярда до маленькой квартиры на Виктория-стрит, где жил Дэвид Грант, его не покидало странное ощущение. Такого он не испытывал никогда. На обычном английском языке он собирался просить одного человека подвергнуться величайшей опасности и вызвать на себя огонь убийцы, чтобы спасти другого человека. Он вспомнил Ягуни — толстенького, подвижного и настойчивого; вспоминал Фузаля — дотошного и беспокойного; вспоминал принца — таким, каким увидел его в окне с Джанет. Потом он стал думать о Гранте.Грант сам открыл дверь. В первый момент его схожесть с принцем Асиром не слишком бросалась в глаза. Прежде всего у него не было маленьких черных усов. Верхняя часть его лица, включая темные, хорошо очерченные брови, довольно точно соответствовала внешности принца. Любой человек, видевший принца, мог бы обмануться. Грант был примерно такого же роста, вернее, на три четверти дюйма выше, чем Асир. Светлые, медово-карие глаза были такими же, как у принца, но в них не было той холодной отчужденности. Особенно были похожи волосы — жгуче-черные, блестящие и курчавые. Среди множества собственных качеств у Гранта не было основного — он не производил впечатления властной личности. Он улыбнулся, и, несмотря на бритую верхнюю губу, его улыбка была очень похожа на улыбку Асира. — Привет, — сказал он, — входите. Роджер вошел в маленькую квартиру, окна которой выходили на церковный двор. Она находилась на четвертом этаже четырехэтажного дома и состояла из одной большой комнаты, маленькой кухоньки и спальни. — Сигарету? — спросил Грант и вытряхнул несколько из пачки. — Хотите выпить? — Нет, спасибо. — Кофе? — Нет, благодарю. — Они закурили. Роджер окинул собеседника внимательным взглядом. Грант — очень стройный, в старом фланелевом костюме, и рубашке с открытым воротом — выглядел бледным. Правда косметика может сделать так, что эту бледность никто не заметит. — Грант, — продолжил Роджер, — у меня есть предложение. Вы можете его сразу же отвергнуть, и никто не подумает о вас плохо. — Опасное? — Грант легко произнес это слово. — Да. — В конце концов, — сказал Грант, — мне платили по двадцать фунтов в течение шести недель, и я вел беззаботную жизнь. Это не Бог весть какая сумма, но я знал, что в один прекрасный день мне придется что-то делать за это. Помимо, конечно, того, что я смотрю фильмы с изображением Его Высочества и каждый день по часу слушаю записи с его голосом. Поэтому хотелось бы получить возможность показать, насколько я хорош для этого. Когда? — В любое время. Думаете, справитесь? — Ну, это уже почти оскорбление, — тихо сказал Грант. — Я знаю, что все будет в порядке. Я обману кого угодно, на какое-то время даже тех, кто его хорошо знает. Конечно, я не знаком со всеми его особенностями и привычками, но полковник дал нам достаточно точные указания, кроме того, я многое почерпнул из любительских фильмов. Что вы хотите от меня? — Мы хотим, чтобы вы появились за день или два до его приезда. Таким образом, все будут думать, что он приехал раньше, чем ожидалось. Об этом узнают и те, кто готовит покушение, и попытаются его осуществить. Для них представился бы удобный случай, но для вас обстановка, крайне неблагоприятная. — Роджер замолчал, но видя, что Грант никак не реагирует, продолжил: — Надеюсь, вы понимаете, куда я клоню. Вы согласились в некоторых случаях быть двойником принца, поэтому имеется риск, что на вас будет совершено покушение. В этом случае они, несомненно, предпримут его. — И никакой страховки? — Все будет сделано, но надо совсем немного времени, чтобы выстрелить. — Или, чтобы умереть, — добавил Грант уже без улыбки. Ничто не говорило о том, что он охотно принимает предложение. — Они готовятся, — сказал Роджер. — Я это понял по сообщениям радио, — отозвался Грант. — Настала очередь генерала. У Асира скоро не останется верных телохранителей, готовых отдать за него жизнь. Вы понимаете, что я имею в виду? Когда все это начнется? — Через четыре-пять дней. — Гм-м. Не возражаете, чтобы меня считали наемником? — Пусть будет так. — Не согласятся ли соответствующие власти выложить еще тысячу фунтов? — Спросил Грант, многозначительно улыбаясь. — Я не хочу выглядеть человеком, не имеющим моральных устоев, но Асир для меня не более, чем неожиданный источник доходов. И я начинаю это дело, поскольку намерен закончить его живым. Через несколько недель Его Высочество либо будет мертвым, либо вернется домой, а я останусь на бобах, и источник моего дохода иссякнет. Я был актером, но сцена не была благосклонна ко мне. Когда подоспело это дело, я остался буквально без гроша. Я полагаю, что смогу продать потом эту историю тому, кто больше даст, — добавил он с улыбкой. — «Как я спас жизнь принцу» или «Двойник для голубой крови». Но это уже плохой вкус, и я не могу помешать сам себе второй раз выполнить такую работу. Во всяком случае, это стоит тысячи фунтов сверх того, что я получил. Запомните, если я умру, у меня останется завещание. — Я не думаю, что будут трудности с деньгами, — заверил Роджер. — Вам самому, я вижу, чертовски не нравится это предложение. — Послушайте, — сказал Роджер, — моя работа — работа полицейского. Я должен охранять принца. Я не имею возможности давать волю своим чувствам. Грант первый раз улыбнулся от души. — Прямо остроглазый сокол с железным сердцем, — сказал он. — Ну, все в порядке, Красавец. Если соответствующие власти выложат еще тысячу, я возьмусь за это. И я гарантирую, что даже вы будете думать, что я — принц. — Я посмотрю, смогу ли достать эту тысячу.
— Я должен поговорить с министром, — сказал Четуорс, — но думаю, резон здесь есть. Считаете, он сможет одурачить любого, даже того, кто знает принца? — Если не сможет, мы не станем привлекать его. — А кого мы возьмем для проверки, чтобы выяснить это? — спросил Четуорс, — Если кого-нибудь из посольства, то их придется посвятить в секрет. — Я бы хотел держать их подальше и как можно дольше, — ответил Роджер. — Если Грант проведет мою жену, то ему удастся обмануть кого угодно, кроме ближайших личных знакомых Асира. Я не думаю, что карлик входит в их число. — Гм-м. Ну ладно. Видели Коррисона? — Нет еще. Прежде всего я хотел бы решить с этим делом. — Я сообщу вам, как решится вопрос с деньгами, — пообещал Четуорс. Дел было невпроворот, но Роджер продолжал думать о Гранте и его согласии рискнуть своей жизнью за тысячу фунтов. Случай не уникальный, но здесь требовалась холодная расчетливая храбрость. Затем его внимание переключилось на головоломку, связанную с ситуацией Коррисон — Барнетт. Возможно ли, чтобы мультимиллионер был вовлечен в такие события? Был ли Коррисон как-то заинтересован в смерти принца Асира? Имелись ли в предстоящем соглашении какие-нибудь секретные статьи? Будут условия лучше, даже значительно лучше, если кто-нибудь другой займет трон Джардии? Зазвонил телефон. — Все в порядке, — сказал Четуорс. — С тысячью фунтов — о’кей. Можете это гарантировать Гранту. Теперь займитесь тем, чтобы организовать его появление на публике и обмануть прессу. Пусть она думает, что принц прибудет на день раньше. Есть соображения? — Да, — спокойно ответил Роджер. — Для начала я собираюсь сказать Коррисону, и никому больше, что принц приедет раньше. Если информация попадет в «Глоб», это будет означать, что… Во всяком случае, предоставьте это мне. — Ну хорошо, — согласился Четуорс.
Днем Марлинг-сквер была забита припаркованными машинами, которые мешали уличному движению, путали пассажиров и заставляли туристов истирать подошвы, поскольку здесь пролегал кратчайший проход между Гросвенор-сквер, американским посольством и Пикадилли. Роджер не стал пользоваться своей машиной и взял полицейскую. Он вышел у сверхмодного квартала компании «Ангито петролеум». Сразу после него здесь остановились три другие машины и такси. — Я сам доберусь обратно, — сказал он шоферу и направился к главному входу. Швейцар в строгой красивой форме ожидал, когда он подойдет. В сторонке Роджер увидел прислонившегося к фонарному столбу служащего автостоянки с повязкой на рукаве и направился к нему. — На сколько времени я могу оставить здесь свою машину? — спросил он, словно только это его и интересовало. — На пару часов, — ответил служащий и отшвырнул окурок. — Еще кое-что интересное: Гризельда Барнетт вошла полчаса назад, — прошептал он, а затем громко сообщил: — Приходите и найдите меня, я все сделаю. — Спасибо, — сказал Роджер и пошел к зданию. (обратно)
20. УТЕЧКА ИНФОРМАЦИИ
Даже на нижнем этаже перед лифтом лежал толстый шерстяной ковер. Лифтершу, очевидно, выбрали не только из-за ее внешнего вида, но и из-за умения вести себя. Всюду в доме «Ангито» царила атмосфера роскоши, процветания. Все было четко отработано, и Роджера передавали от одной спокойной и изящно одетой секретарши к другой, от одного исполнителя — к другому. Он называл себя не сотрудником Скотленд-Ярда, а просто «мистером Вестом». Так продолжалось до тех пор, пока он не предстал перед личным секретарем Марка Коррисона — молодым человеком со светлыми волосами и приятным голосом. Гризельды Барнетт не было видно, но то, что она пришла сюда, не могло быть случайностью. Человек из Ярда, «служащий автостоянки», не мог ошибиться. Конечно, она не обязательно пришла к Марку Коррисону, но если бы у нее были знакомые в «Ангито», она бы наверняка сказала Роджеру об этом. — Если у вас вопрос чрезвычайной важности, мистер Вест, — вкрадчиво начал секретарь, — я уверен, что мистер Коррисон постарается… Роджер улыбнулся и показал свое удостоверение. — Старший инспектор Вест из Скотленд-Ярда, — уточнил он: — И дело действительно срочное. — Старший инспектор Вест! — Секретарь пришел в легкое возбуждение. — Я уверен, что мистер Коррисон примет вас как только сможет, несмотря на то что он сейчас очень занят. Будьте добры, присядьте, пожалуйста. — Спасибо, — сказал Роджер. — Надеюсь, он не будет долго занят. Молодой человек нажал одну из кнопок на своем столе, и спустя мгновение зазвенел звонок. Он подошел к двери и, извинившись, исчез за ней. Роджер подошел к его столу и взглянул на заметки в блокноте. Одна из них привлекла его особое внимание: «Мисс Гризельда Барнетт, назначено». Он вернулся на свой стул. Так это именно Гризельда была сейчас в кабинете. Не прошло и минуты, как дверь распахнулась. Лицо молодого человека сияло, у него явно была хорошая новость. Очевидно, тот факт, что мистер Коррисон согласился принять посетителя вот так сразу, было чем-то невероятным. — Не будете ли вы так добры пройти сюда, сэр. «Гризельда Барнетт все еще там?» Она находилась в продолговатой, прекрасно обставленной комнате, куда его провел молодой человек. Два широких полукруглых окна выходили на старинные здания в боковом переулке. Стены обиты деревянными панелями, украшенными изумительной инкрустацией. Исключение составляла одна панелька напротив стола. Ее украшал портрет Веры Коррисон; художник явно хотел польстить ей, хотя в такой лести не было никакой необходимости, в чем можно было убедиться тут же, ибо жена Марка Коррисона стояла под портретом. Коррисон встал из-за огромного стола. Он обладал качеством, которое трудно определить, сразу, но нельзя не заметить. Личность? Да, это как раз то слово. Рядом с Коррисоном все словно оказывались в его тени. Он не только великолепно владел собой, он был руководителем и руководил большими делами. Конечно, на него работала уже сложившаяся репутация, но, несомненно, имели значение и личные качества. Его внешность не производила особого впечатления. Кожа была настолько темной, что можно было с уверенностью сказать: в нем имелась изрядная доля южноевропейской крови. Даже красота его жены и непонятное присутствие Гризельды Барнетт не отвлекали от него внимания. Он улыбался: — Доброе утро, инспектор. Я рад, что вы застали меня. Я уже собирался уйти. Я думаю, что вы знаете мою жену и мисс Барнетт. Женщины тоже улыбались. Нужно было видеть Веру Коррисон в сиянии ее красоты, чтобы поверить, что бывают такие женщины. В белом с черным, она словно только что сошла с подиума Диора. Гризельда в простом темно-сером костюме выглядела несколько усталой. Ее забинтованную левую руку поддерживала перевязь. — Доброе утро. — Как поживаете, мистер Вест? — Дорогой, — сказала Вера, — мы с мисс Барнетт, пожалуй, пойдем вперед, а ты, если не сможешь присоединиться, позвони нам. — Конечно, дорогая, но я застану вас. Я уверен, что инспектор не задержит меня очень долго. — Полагаю, нет, сэр. — Всего хорошего, мистер Вест. — Всего доброго. Пока Коррисон провожал женщин, Роджер мог оценить свои впечатления: Вера Коррисон очень хотела ему угодить, а Гризельда Барнетт выглядела не просто усталой, а больной. «Лгала ли она, что не знает Коррисонов?» — Ну, а теперь скажите, что я могу сделать для вас, — спросил Коррисон без обиняков. — Для начала, давайте выпьем. Я собирался предложить дамам коктейль, но… — Я не буду пить, сэр, благодарю вас, но вы продолжайте. — Да, пожалуй. — Он открыл маленький встроенный шкафчик и взору Роджера предстал исключительный набор напитков. Каждая бутылка выглядела так, словно была сделана из резного стекла. — Я большой поклонник сухого мартини перед обедом. — Он налил себе порцию и предложил инспектору сигарету, а затем поспешно добавил: — Ну конечно же, у вас повреждена нога; мисс Барнетт сказала мне об этом. Пожалуйста, садитесь. Он переигрывал со своим дружелюбием. — Благодарю, — сказал Роджер и с удовольствием сел. Он обнаружил рядом с собой маленький столик с коробкой сигарет и закурил. — Я не задержу вас надолго, мистер Коррисон, и прощу прощения, что остановлюсь на известном вам вопросе. Но у меня такое чувство, что если мы узнаем точно, для чего Барнетт приходил к вам тогда ночью в Милане, то сможем объяснить все, что произошло потом. Я читал запись вашего интервью со старшим инспектором Мерритом, конечно… — Мне, действительно, нечего добавить к тому, что я уже сообщил, — сказал извиняющимся тоном Коррисон. — Моя жена и я проговорили целый вечер в надежде, что сможем еще что-то вспомнить. Как я уже сказал вашему Мерриту, Барнетт надеялся получить какое-то место и я испытывал большое затруднение: я не мог отказать ему прямо в лоб. Честно говоря, я не думаю, что у нас могла бы найтись для него работа. Некоторые его более ранние неблаговидные поступки весьма препятствовали тому. Но, что тут сказать, — мне было жаль его. У меня сохранилось это чувство и именно поэтому я попросил мисс Барнетт пообедать с нами сегодня. — Ясные глаза Коррисона, устремленные на Роджера, смеялись. «Была ли это издевка?» — Кроме того, я надеялся, что она может пояснить интересующий и вас вопрос: зачем в действительности он хотел нас видеть? — Вы хорошо знаете Мисс Барнетт? — спросил Роджер. — Мы совсем не знакомы с ней, мистер Вест. Но после сообщений в газетах мы решили, что обязаны узнать что-нибудь о ней. «Глоб»… Вам известно о моих интересах, связанных с «Глобом»? — Да, я это знаю. — Моя жена как-то вечером, шутя, предложила мне попытаться приобрести акции вашего центрального отдела разведки, — сказал Коррисон. Его глаза все еще смеялись, словно предложение было очень смешным. Но сказано это было не между прочим, и голова Роджера усиленно заработала, а сердце забилось. — Вы бы одобрили такой подход, мистер Вест? Фактически он сказал: «Вы готовы взять взятку?» — Я полагаю, это могло бы зависеть от обстоятельств, — ответил Роджер деревянным голосом… — Понятно, — сказал Коррисон примирительно. — Мне кажется, я вас понимаю, мистер Вест. Мне следует об этом подумать. Я хотел сказать, что «Глоб» опубликовал сенсационный отчет о нападении на мисс Барнетт и об этой истории о похищенных пленках. Выдвигается предположение, что на пленке был заснят человек, который в действительности убил полковника Ягуни. Вы думаете, это возможно? — Полагаю, что да. — Удивительное пренебрежение к такому предположению, — заметил Коррисон. — Нет сомнения, что газеты уделяют слишком много внимания вашим личным и профессиональным вкусам. Однако это к делу не относится. Я действительно пригласил мисс Барнетт на ленч в надежде, что она побольше расскажет об этих пленках и о делах ее брата в последнее время. Это вдобавок к тому чувству ответственности, которое я испытываю к родственникам всех моих сотрудников и служащих, как бывших, так и теперешних. Прибавьте к этому, мистер Вест, — добавил Коррисон, все с той же улыбкой, — простое человеческое любопытство. Роджер немного расслабился и тоже улыбнулся. — И еще нужно добавить к этому ваш естественный интерес к новостям? — предположил Роджер. Коррисон засмеялся: — К счастью, я могу оставить это сотрудникам «Глоба». Однако я не очень верю, что вы пришли лишь для того, чтобы задать мне точно такие же вопросы, которые задавал старший инспектор Меррит. Что я могу сделать для вас? — Не было ли у вас повода думать, что Роберт Уайттекер, собственный корреспондент «Глоба» в Италии, был вовлечен в подрывную деятельность, — не задумываясь, спросил Роджер. — Во что?.. — Грубо говоря, в шпионаж? — Я все еще не понимаю. — Уайттекер был убит после того, как повел мою жену в ночной притон, где часто собирались, как было известно, члены Братства Зары, — сказал Роджер. — Не работал ли он на Братство? Не проводил ли он расследование для вас лично или для газеты? На нас висит еще одно убийство англичанина в Милане, убийство мисс Пеглер и нападение на мисс Барнетт. Мы не можем позволить себе пройти мимо любой версии, даже подозрений во внешнем вмешательстве. Барнетт был убит ножом. Уайттекер убит так же, поэтому вполне возможно, что эти убийства связаны с их враждебной деятельностью в отношении Братства. — Роджер замолчал, но Коррисон не воспользовался возможностью высказаться, просто глядел ему в глаза. — Спрошу совсем прямо: у вас нет никакой договоренности с принцем Асиром расследовать деятельность или, возможно, выкорчевать корни этого Братства Зары? Коррисон слегка улыбнулся: — Искренне, мистер Вест? Нет. — Все, чем занимался Уайттекер, делалось для газеты, а не для вас лично? — Да. — А Барнетт, работал ли он действительно для «Глоба»? Или он независимо от Уайттекера тоже вел расследование дел Братства для вас? Улыбка стала жестче: — Вы очень настойчивы и слишком скептически настроены, мистер Вест. Я уже сказал вам, что Барнетт был просто бывшим сотрудником, которому хотелось считать себя моим личным другом. — Это конфиденциальный разговор, здесь даже нет свидетелей. Я не могу это использовать в качестве свидетельского показания, я не включу все это ни в какие доклады и донесения, — сказал Роджер ровным голосом, — но я надеюсь, что вы будете откровенны. — Он замолчал. Никаких комментариев не последовало, поэтому он резко спросил: — Соглашение «Ангито» по поводу очень больших концессий и очень большого делового сотрудничества должно быть подписано со страной, которой правит сейчас принц Асир. Однако оно могло бы не соблюдаться альтернативным или революционным правительством. Так? Коррисон замер. — Да, — признал он. — Вы проводили расследование деятельности Братства с помощью Уайттекера или Барнетта, или обоих? Вы хотели выяснить, будет ли Братство уважать сделку, вы надеялись подкупить Братство, чтобы оно свергло принца? — Вопросы следовали один за другим. Глаза Коррисона уже не смеялись. — Уайттекер изучал деятельность Братства, — сказал он спокойным голосом. — Он также выяснял, намереваются ли его члены свергнуть принца, как вы выразились. Я, конечно, не хочу смерти принца по причинам, которые вы сформулировали столь убедительно. — Благодарю вас, — сказал Роджер и замолчал. Ему стало жарко, он взял сигарету и не спеша закурил. Теперь он уже был близок к истинной цели своего визита. Он далеко не был уверен, что Коррисон поведал ему все, что знал. Если Барнетт работал для него против Зары и был убит при исполнении своих обязанностей, то кто-то должен был нести ответственность за его смерть. — Барнетт работал на вас, мистер Коррисон? — Не работал. Я должен просить вас… — Зачем ему нужно было встретиться с вами? — Все очень просто, чтобы попросить устроить его на работу. — Он говорил о пленке? — Не было нужды говорить о двух пленках. — Нет, не говорил. Еще несколько секунд и Коррисон взорвется, это совершенно очевидно. Ему не нравился тон Роджера, ему, вероятно, не нравилось и явное подозрение в том, что он лгал, когда его первый раз допрашивала полиция. И эта беседа вполне могла выйти из надлежащих рамок. Роджер, расслабившись, откинулся в кресле; он надеялся, что обстановка разрядится. — Благодарю вас, сэр. Простите, если я был слишком настойчив, но у нас с вами общие интересы и в некотором смысле итоги для меня будут значительно серьезнее. Коррисон напрягся: — В самом деле? — Вы не хотите, чтобы Асир умер, и, верьте мне, я тоже! — сказал Роджер. — Если ему предстоит быть убитым, вы потеряете большие деньги в Джардии, но для вас это не будут катастрофические потери. Я тоже не потеряю работу, но мне придется забыть о продвижении по службе. Кроме того, это может стать пятном, которое я никогда не смою. — Он вытер лоб и подумал, что все делает правильно, поскольку лицо Коррисона просветлело, словно начало возникать полное взаимопонимание. — Есть одна возможность обрести уверенность в том, что принца не убьют: поймать террористов до того, как они попытаются сделать это, — продолжил Роджер. — Вы согласны? — Целиком и полностью. — Я так и думал. — Роджер жадно затянулся сигаретой, было видно, что он нервничает. — Вы имели когда-нибудь дело с Братством? — Очень мало, — осторожно ответил Коррисон. — У нас была возможность подкупить одного или двух из них, но события говорят сами за себя мистер Вест… — Вы выясняли, что происходит здесь в Англии? — спросил Роджер. — Вы знаете здешних агентов Зары, которых мы можем не знать. — Не думаю, — ответил Коррисон. — Если бы я знал, я бы прямо об этом сказал, поскольку, как вы говорите, наши интересы во многом совпадают. Я понимаю, что вызывает у вас такое беспокойство, и мне хотелось бы помочь вам, но… — Он пожал плечами. — Я думаю, Барнетт работал в той же области, но точно ничего не знаю. Теперь я могу быть с вами откровенным, хотя и придется испытать некоторую неловкость. Скажу вам честно: я пригласил мисс Барнетт на ленч в надежде выяснить, не говорил ли ей брат чего-либо такого, что она не могла сказать вам! — Коррисон сверкнул совершенно очаровательной улыбкой, в которой, однако, было что-то дьявольское. — Вы можете спросить ее и получите туманный ответ, потому что не можете предложить ей в награду ничего, кроме чувства исполненного долга. Я же могу предложить мисс Барнетт приличную сумму! Если я решу, что какое-либо признание, которое она сделает, будет взаимно полезным, можете быть уверены, я с вами свяжусь, мистер Вест. Однако мне действительно нужно идти и присоединиться к моей жене и мисс Барнетт, иначе они подумают, что вы забрали меня с собой. Роджер натянуто улыбнулся. — Этого не могло бы произойти. — Он медленно встал и дал понять, что у него осталось еще много не выясненного. — Думаю, мы в Ярде сделали все возможное и надеемся заставить Братство совершить фатальную для него ошибку. — Он сделал вид, что колеблется, а затем, распрямив плечи, заговорил как мужчина с мужчиной: — Я не скрываю, что меня все это беспокоит, особенно утечка информации о передвижениях принца. Вы информированы достаточно, надеюсь. Коррисон снова стал осторожен: — Очень обстоятельно. — Через «Глоб»? — Да. — Вы знаете о слухах, что принц прибывает на день или два раньше положенного? Лицо Коррисона вытянулось. — Нет, не имею понятия, — пробормотал он. — А его официальное прибытие будет объявлено позже? — Да, — подтвердил Роджер. — Но это сугубо конфиденциально; вы понимаете? — Положитесь на мое благоразумие, — заверил Коррисон. Сказать это было легко, и Коррисон был вполне убедителен. Только события могли показать, можно ли ему верить. Никто, кроме Четуорса, нескольких офицеров Ярда и Гранта, не знал о подмене. Не сообщили даже посольству Джардии, хотя колебания были. Если на Гранта будет произведено покушение, когда он предстанет в качестве принца, то лишь Коррисон мог организовать его. Единственное место, которое, как можно было ожидать, посетит принц, если прибудет раньше времени, — это ночной клуб «Хот спот», где выступала Телиса. Если Грант пойдет туда и ничего не случится, то полиция останется ни с чем. Если же на него совершат покушение… (обратно)21. ДЕНЬ БОЛЬШИХ ТРЕВОГ
— Олл райт, — произнес Роджерпочти свирепо. — Я думаю, Барнетт решил угрожать Коррисону. Шантаж. Они поссорились. Он ненавидел Марка Коррисона и считал себя обманутым. Каким-то образом он добился того, что его приняли; возможно, использовал какие-то рычаги для давления. — Вы, может быть, и правы, но даже если так, то что здесь нового? — Четуорс выглядел обеспокоенным. Он продолжал перекидывать сигарету из одного угла рта в другой, что было явным признаком нарастающего раздражения. — Вы уже изложили Коррисону свои аргументы, причем вполне обоснованные, почему он должен быть заинтересован в том, чтобы принц не попался в руки убийц. Теперь вы приготовили ему ловушку, которая может показать, что он заодно с убийцами. Предположение может быть правильным, если он дурак в двух измерениях. Во-первых, зачем ему ввязываться в покушение, когда ему будет лучше, если принц останется живым. Во-вторых, для чего ему разглашать данную информацию, если легко проверить, что именно он это сделал. — Второе зависит от того, находится ли он в отчаянном положении, — заметил Роджер. — Этот человек является современным Крезом! — Чем больше теряет человек, тем опаснее он может быть. — Роджер сражался за свои позиции. — Многое зависит от того, что имел Барнетт против него. Он мог передать это Энн Пеглер или Гризельде. Если Барнетт мог доказать, что Коррисон связан с Братством… — Приведите мне хотя бы одну причину, почему Братство хочет убить принца Асира. — Четуорс был почти готов рассердиться. Роджер встал и медленно пошел к окну. Раненая нога двигалась плохо, но не болела. Он думал о том, можно ли заставить Четуорса внять голосу разума. А Четуорс повернул свое кресло так, чтобы видеть Роджера. — Я не могу привести вам причину, почему Коррисон хочет убить принца. — Роджер побледнел, он тоже был раздражен. — Но могу предположить, почему он хотел убить полковника Ягуни и генерала Фузаля. — Они были убиты, потому что пытались спасти Асира при покушении на его жизнь, — прервал его Четуорс. — Вы думаете? — спросил с сомнением Роджер. — Я готов был поверить этому в случае с Ягуни. И стал серьезно сомневаться, когда Фузаля постигла та же участь. Истинный заговор может заключаться в том, чтобы убрать наиболее преданных советников Асира, чтобы он остался беззащитным перед происками других людей. Они хотят лишить его разума. — Четуорс не отреагировал, но Роджер упрямо продолжал: — Полковник Ягуни и генерал Фузаль говорили мне одно и то же: принц никому не может доверять. Очевидно, они сами не доверяли никому из своих людей. Они предпочли довериться мне, иностранцу, из-за моей репутации и службы в английской полиции. Есть всего две вещи, о которых стоит подумать, или два важных фактора, которые беспокоят принца и от которых зависит будущее Джардии: первый — это нефтяное соглашение, второе — Братство Зары. Я склонен думать, что причиной всех бед является нефть. Четуорс перестал оглядываться по сторонам и подвинул кресло так, чтобы избежать прямого света из окна. — В результате своих гаданий вы не пришли ни к какому заключению, — подытожил он. — Что заставляет вас думать, что покушения на Асира могут быть лишь прикрытием для убийства тех двоих? — Нападение в Милане сначала поставило меня в тупик. Выстрел был сделан с близкого расстояния, и рассказы очевидцев это подтверждают. Принц был встревожен, но тем не менее у Ягуни было время заслонить его. Почему убийца дал ему это время? Для таких целей используют только метких стрелков. А он был лишь в нескольких ярдах от них и тем не менее не попал в принца, а угодил в Ягуни. — Понятно, — задумчиво проговорил Четуорс. — Затем было нападение в отеле. Все знали, что принц в моей комнате, но пуля даже не пролетела вблизи принца. Карлик недостаточно хорошо прицелился? Он испугался? Однако его поведение свидетельствует об обратном. — Роджер замолчал, но Четуорс жестом попросил его продолжать. — Когда в Париже они промахнулись в Асира и попали в Фузаля, я не мог поверить, что это случайность. Они получили то, что хотели: прикончили старого генерала. Если я прав, Асиру действительно не грозит опасность. Если ошибаюсь, то он, как всегда, окажется под угрозой нападения. Четуорс повернулся в кресле и всплеснул руками. — Хорошо, Роджер. — Он говорил, и дым шел из его рта и ноздрей. — Идите сюда и сядьте. Вы убедили меня, что Коррисон мог быть участником заговора. Если Грант подвергнется нападению, вы можете продолжать разрабатывать свою линию по поводу Коррисона, хотя вам предстоит проделать дьявольскую работу, чтобы это доказать. Но если нет — значит, опасность для Асира не так велика. Впрочем, мы заболтались! Думаете, нападение произойдет в аэропорту? — Нет. — А где? — Принц потерял голову из-за итальянской певицы Телисы Пиранделло, — напомнил Роджер. — Самое вероятное, что он сделает, как только прибудет в Лондон, — отправится послушать ее. Карлик, я думаю, будет этого ожидать. Так что я отправлю Гранта в «Хот спот». Конечно, с охраной и при условии, что зал будет заполнен нашими людьми. Карлик будет, естественно, готов к этому, как и ко встрече со мной. — Никаких следов этого карлика? — спросил Четуорс. — Нет, сэр. За певицей и за Челли, антрепренером, который встречал ее в аэропорту, ведется наблюдение. Человек по имени Бенни Даймонд, который руководит ночным клубом, также под наблюдением. Но я сомневаюсь, что мы обнаружим карлика до того, как он появится в «Хот спот». — Если он вообще появится, — проворчал Четуорс. Самое плохое во всем этом деле — неопределенность. Будет ли нападение? Или они уже получили то, чего хотели?Чуть прихрамывая, Роджер отправился в свой кабинет. Оставалось два дня до того, как Грант должен был появиться в роли принца, и все находились в некотором напряжении. Гаррисон пришел раньше. Опять потеплело, и он был без пальто, галстук был повязан небрежно, волосы спутались. Он взглянул на Роджера и спросил: — Как там наш хозяин? — Пребывает в расстройстве. Что поделываем? — Сорок восемь часов работы в течение двадцати четырех — вот и все. — Ты и должен работать сверх нормы, — сказал Роджер. Просмотрев доклады, он не нашел ничего, что заставило бы его сидеть за столом, и отправился в Пимлико, что было по дороге к дому. Его мысли безостановочно и беспокойно метались от одной загадки к другой. Он остановил машину напротив квартала, где жила Гризельда Барнетт. Мак все еще находился на дежурстве, но уже в иной роли — электрика — и с другим сотрудником в качестве помощника. — Все в порядке, — сказал он, заметив Роджера. — Она дома. — Спасибо. — Роджер прошел в подъезд, поднялся на пятый этаж и нажал кнопку звонка. Он никак не мог избавиться от смешанного чувства тревоги и ожидания. Гризельда открыла дверь: — Доброе утро. Я… О, мистер Вест. — Вы можете уделить мне несколько минут? — Да, конечно. Входите. — Она отступила, и Роджер прошел мимо нее. Квартира выглядела как-то светлее, чем в тот вечер. Он прошел в маленькую комнату, выходящую во двор. Гризельда Барнетт следовала за ним. На ней был домашний халат винно-красного цвета с едва заметным рисунком на ткани. Темные волосы были замечательно уложены. Косметикой она не пользовалась, за исключением пудры, которая слегка приглушала цвет лица. Ничто не могло погасить блеск этих глаз. — Право, я не ожидала увидеть вас снова, — сказала она. — Мисс Барнетт, — начал Роджер. — Мне кажется, следует ожидать еще одного покушения на принца Асира. Мой долг — предотвратить его, и моя обязанность — убедиться, что мы ничего не упустили. Вот поэтому я здесь. — Он остановился, но она не была встревожена, лишь озадачена. — Почему Коррисоны пригласили вас на ленч? Чего они хотели? Она оправилась очень быстро: — Это легко объяснить. Они хотели знать то же самое, что и вы, и в сущности то же, что и карлик. Они хотели знать, не слышала ли я чего-нибудь от Джима до того, как получила кинопленку, и знала ли я, что находится в посылке. Они, по сути дела, предложили мне деньги за эту информацию, но я ничего не могла им сказать. — Ничего, стоящего денег? — Абсолютно ничего. — Они не сказали, почему это их так интересует? — Что-то связанное с их намерением спасти жизнь принцу. — И ничего больше? — Ничего. Причин не верить ей не было, и Роджер почти в этом убедился, несмотря на свое правило не приходить к окончательному выводу, не имея доказательств. Она могла заметить, что он сомневается, но не старалась убедить. — Ну ладно, — сказал он. — Благодарю вас. Осталось еще одно, что вы можете сделать, если хотите нам помочь. Может быть, здесь и есть некоторый риск, но небольшой. — Что такое? — Я сообщу вам детали позднее, — пообещал Роджер. — Мне бы хотелось, чтобы послезавтра после полудня и вечером вы были свободны. Если вы согласны помочь, я пришлю за вами машину.
В тот день смотреть на Дэвида Гранта было жутко. Он приобрел необходимый для подмены вид — полностью, с бородой и усами. Роджер увидел его вечером, когда стало темнеть. Грант выглядел раздраженным и признал, что хотел бы, чтобы все скорее закончилось. Еще два дня — уйма времени. — Мы найдем вам занятие, — успокоил его Роджер. — Сегодня вечером вы пройдете испытание. Посмотрим, сможете ли вы провести женщину, которая знает Асира. Утром вы вылетите из Англии как Дэвид Грант, а на следующий день вернетесь обратно и вас встретят уже как Асира. Представление в ночном клубе будет в тот же вечер. — Хорошо, сказал Грант. — Кто даст мне разрешение на исполнение роли принца? — Моя жена. Мы пойдем вместе, затем я оставлю вас в передней комнате и впущу ее туда без всякого предупреждения. Вы должны помнить: вы встретили ее однажды в отеле «Муччи» в Милане. Меня не было, когда вы приехали туда. Она находилась с вами в течение получаса. Когда я приехал, они стреляли в вас. — Все запомнил, — сказал Грант, — особенно финальную часть. — Еще есть время все изменить. — На тысячу фунтов можно купить большое количество винной храбрости, — ухмыльнулся Грант. — Хотите выпить? — Благодарю, — сказал Роджер. Через полчаса, когда совсем стемнело, он отвез Гранта в Челси. Белл-стрит освещалась тусклыми фонарями. Роджер не стал заезжать в гараж и оставил машину снаружи. Они тихо подошли к дому. Роджер ключом открыл дверь, ввел Гранта и оставил его в передней комнате, а сам вышел в сад. На этот раз он стремительно подошел к парадной двери и, прежде чем открыть ее, позвонил, чтобы Джанет знала, что он здесь. Она встретила его на полпути в коридоре около лестницы. — Домой на ночлег, дорогой? — Она могла видеть огни машины, когда они подъезжали. — Почти. Ребята в порядке? — В порядке. — Она наклонила набок голову. — Роджер, в чем дело? Ты выглядишь точно так, как Ричард, когда он пытается сохранить что-то в секрете. — Да, есть секрет, — ответил Роджер. — У нас гость. — Что? Где, кто? — В передней комнате, — сказал Роджер. — Посмотрим, узнаешь ли ты его. Он расплылся в улыбке. — Роджер, к чему все эти тайны? — Прекрати спор! — У меня с прической все в порядке? — спросила Джанет, пригладила волосы, а затем твердым шагом направилась к передней комнате и открыла дверь. Грант стоял спиной к окну, лицо его было освещено — серьезное испытание. Джанет вошла. У нее перехватило дыхание. — Ваше Высо… Высочество, — выдохнула она. Грант шагнул навстречу. Он говорил очень спокойно; голос его звучал так же, как голос принца, в этом было что-то сверхъестественное. Когда Роджер вошел в комнату, все было так, словно сам Асир стоял и беседовал с Джанет, которой казалось, что она во сне.
Роджер не раскрыл Джанет правды. Просто заставил ее поклясться, что она никому не расскажет, что видела принца. Роджер отошел от окна своего кабинета, выходящего на набережную. Была половина девятого, в этот вечер Грант прибывал в Лондон. Он закурил сигарету и вернулся к окну. Наконец-то он остался один. Он не хотел, чтобы кто-нибудь видел его в таком состоянии. Если он ошибался, думая, что покушения на принца — грандиозный блеф, Грант может умереть. Сколько угодно можно говорить себе, что Грант пошел на это с открытыми глазами, что ему хорошо заплатили, — тем не менее это не избавляло от чувства, что он за деньги купил жизнь человека. Уверен ли он, что все кончится благополучно? Ведь, если Грант будет убит, убийца может улизнуть, как и раньше. Правда о замене выйдет наружу, и все эти смертельные игры могут начаться снова. Зазвонил телефон. Роджер торопливо схватил трубку, но одернул себя и спокойно произнес: — Говорит Вест. — О’кей, Красавец. — Это был Гаррисон. — Мне сказали что карлик объявился в «Хот спот». Он участвует в вечернем представлении и находится в гримерной. — Гризельда Барнетт там? — спросил Роджер. — Она узнала карлика во время первого отделения, несмотря на его грим. — Тогда все в порядке, — сказал Роджер. — Я приду с Грантом. (обратно)
22. НОЧНОЙ КЛУБ
Все прошло нормально. Небольшая голубая неоновая реклама «Хот спот» сияла над низким входом. Темная улица Сохо была плохо освещена. Несколько автомобилей стояли колесами на тротуарах. Подъезжающие машины встречал полицейский в высокой каске с кокардой. В клуб входили хихикающие молодые люди, степенные приезжие из провинции и повидавшие все на свете парочки, ищущие сенсаций. Блестящую доску, прикрепленную к одной из колонн, украшали фотографии местной танцовщицы и среди них одна — Телисы Пиранделло, которая не делала ей чести. Наконец, из-за угла вынырнул нанятый по этому случаю «роллс-ройс». Фары его некоторое время не гасли: дежурившие у входов в дома и магазины люди в гражданской одежде ответили на этот сигнал своими фонариками — дали понять, что они готовы и ждут. Кроме Гаррисона и двух офицеров Ярда, ни у кого не было причин сомневаться, что прибыл настоящий принц Асир. Машина остановилась. Два человека в вечерних костюмах (один из них мог сойти за личного слугу настоящего принца) вышли из машины. Ко входу бесшумно подкатил другой «роллс-ройс» с Роджером и двумя сотрудниками Ярда. Если можно было быть в чем-то уверенным, так это в том, что на улице ничего не случится. Каждое окно и каждая дверь были проверены так тщательно, как ничто и никогда здесь не проверялось. После того как подкатил второй «роллс-ройс», оба конца улицы были перекрыты. Роджер видел, как вышел Грант. Ощущение нереальности происходящего было потрясающим. Когда Грант проходил под неоновой вывеской, он выглядел так, словно стал другим человеком. Нетрудно поверить, что Джанет легко обмануть, а находящиеся здесь люди совершенно уверены, что это и есть настоящий принц Асир. Никакой суеты: двое придворных прошли вперед, Грант — за ними; Роджер и еще двое из Ярда замыкали шествие. Если бы это был сам Асир, Роберт не был бы более насторожен. По узкой лестнице они спустились в подвальное помещение. Синий ворсистый ковер, гладкие перила, белые стены — после темной улицы все это поражало своей строгостью. Внизу у лестницы находился туалет. Молоденькая, хорошенькая и не очень накрашенная девушка затаила дыхание, когда принц спустился вниз. Дверь у основания лестницы была открыта, и в одно мгновение из лестничной строгости они перенеслись в роскошный зал. Ноги утопали в мягком ковре. Небольшой бар, светившийся разноцветными огнями, приглашал к дружеской выпивке. Наполовину задернутые занавески отделяли бар от основного помещения клуба. Роджер приходил сюда днем и уже ознакомился с этим местом; он был поражен теми изменениями, которые произошли здесь из-за этих огней и присутствия множества людей. Маленькие зеркала на стенах и скрытое освещение создавали иллюзию мягкого сияния. Столовые приборы, стаканы, бутылки, серебряные ведерки для шампанского сверкали на маленьких столиках. Лишь половина их была занята, пятьдесят-шестьдесят человек топтались на крошечной площадке для танцев. Оркестр играл тихую простую мелодию, и танцоры просто покачивались в медленном ритме танго. Бенни Даймонд был невысоким, стройным человеком, в безупречном вечернем костюме. Никто не произносил этих слов: «Его Высочество», но все официанты в зале и все пары, сидящие за столиками, смотрели на дверь. Грант с двумя телохранителями и Роджер прошли к столику около площадки для танцев. Музыканты не сводили глаз с вновь прибывших. Гостям подвинули стулья, а Бенни Даймонд сказал, что он восхищен и, если Его Высочеству что-либо нужно, то ему следует только сказать. Стоит ему только пожелать и представление начнется раньше. Вообще оно должно начаться через двадцать пять минут. — Пожалуйста, — сказал Грант, сопровождая слова жестом, характерным для Асира, — мне безразлично. Мне хотелось бы просто посидеть здесь немного. — Как вам будет угодно, сэр. Грант высокомерно смотрел по сторонам, ни на кого не обращая особого внимания. — Извините, сэр, — сказал Роджер. — Пожалуйста. Роджер встал и прошел к бару. Официант, в роли которого выступал Мак, стоял у бархатной занавеси. — Карлик еще здесь? — Да. — Вы обыскали гримерную во время его номера? — Да, ничего опасного. — Это может быть крошечный пистолет или даже стреляющая зажигалка. — Ничего, сэр, — заверил Мак. — А что он делал? — Несколько акробатических трюков — сальто, прыжки и тому подобное, ничего особенного. — Значит, сальто, — повторил Роджер, — Ну хорошо, присылайте донесения к моему столу. — О’кей. — И запомните, мы хотим, чтобы он начал, но не должны позволить ему закончить. — Я знаю свое дело, — ответил Мак. Гаррисон, Мак и десяток других сотрудников отдела безопасности находились в зале в связи с предполагаемым покушением. Роджер пытался подавить возбуждение и терзавшие его сомнения. Это была его работа, и он ее выполнял. Гранту хорошо заплатили, и он был так же спокоен, как любой другой человек. При малейшем намеке на опасность он должен сдвинуться. Надо помнить, что здесь находилось больше дюжины человек из Ярда; все они знали, чего можно ожидать, и все были готовы действовать. Что предпримет карлик в этих условиях? Роджер пытался рассуждать спокойно. Карлик был натренирован в прыжках и будет рассчитывать на внезапность. Он попытается сделать свое дело, а затем постарается исчезнуть за занавесом, возможно используя серию сальто и полагаясь на смятение, которое он вызовет. Здесь, конечно, есть запасный выход, но он под охраной и шанса у убийцы нет. Роджер пытался поставить себя на место карлика: он продумал, как получить лучший шанс на спасение — он должен находиться около занавеси бара, когда будет стрелять; один-два выстрела этими смертельными пулями, а затем прыжок в сторону. Никто, кроме одержимого фанатика, не станет так рисковать. Еще один фокстрот, еще квик-степ, танго, фокстрот. Роджер и двое его спутников пили шампанское, но принц к нему не притрагивался: принц не употреблял алкогольные напитки. Оркестр замолк, и его руководитель подошел к микрофону. У него было бледное, болезненное лицо, и ему не нравился бьющий в лицо свет прожектора. Он ухватился за микрофон, словно этим мог облегчить свою участь. Девушка, скорее обнаженная, чем одетая, — что-то станцевала. По сравнению с тем, что видела Джанет в Милане, это могло показаться святой невинностью. Она убежала, и руководитель оркестра опять вцепился в микрофон: — Леди и джентльмены, мы с большим удовольствием представляем вам поющую сенсацию сезона — милую, чудесную, замечательную итальянскую певицу Телису Пиранделло! Телиса! — Он вытянул руку для приветствия в сторону занавеса, за которым скрывалась танцовщица. Энрико Челли сел за фортепиано. Затем застенчиво и поспешно появилась Телиса — совсем как в кафе в Миланской галерее. Она выглядела скромной, даже испуганной в черном платье с большим воротником, падающим на плечи. Бросив на пианиста нервный взгляд, она запела. Произошло что-то странное. Наступила полная тишина. Никто не говорил, даже шепотом, и ее застенчивость пропала. Она заворожила всех: мужчин, женщин, официантов, управляющего, людей в баре и оркестрантов. Чистота звуков была невероятной, а акустика помещения придавала звучанию что-то такое, чего не было в Милане. Она была так хороша и пела с таким совершенством, что Роджер был поглощен этим чудом, он видел движение ее губ, замечал, как она дышала, и, казалось, что ничего более важного в мире не было. Но все-таки было. Затем она увидела Гранта. «Принца». Она запнулась, и по толпе пронесся шелест: пианист тоже запнулся. На мгновение возникла тревожная пауза; показалось, что она падает в обморок, но она все вернула одной чистейшей нотой, пианист также оправился, и колдовство вновь охватило всех.Телиса сияла, радость была в ее глазах, когда она смотрела на Гранта. «Забудь про нее», — свирепо сказал себе Роджер. Если что-то должно произойти, это будет, вероятно, в такой момент, когда даже, полиция будет захвачена пением девушки. Гаррисон заставлял себя не смотреть на певицу. Так же, как Мак. По крайней мере трое из команды Ярда совершенно отключились, глядя на нее. Ничто и никто не двигался. Телиса замолчала. Бурные аплодисменты заставили ее выйти снова и, судя по всему, ее не хотели отпускать. Смущенная и вместе с тем сияющая от счастья, она ушла по знаку Челли. Руководитель оркестра поднял руку, призывая к тишине, но овации продолжались. Напрасно он что-то выкрикивал, его никто не слушал. Чтобы прекратить шум, из-за занавеса выскочил карлик. Грант вздрогнул. Карлик проделал подряд четыре сальто и так ошеломил зрителей, что действительно наступила тишина. Правую руку Роджер держал в кармане, зажав в ней пистолет. Карлик сделал полный круг по танцевальной площадке, раз за разом прыгая с большой скоростью и точностью. К тому времени, когда он снова оказался перед дирижером, напряжение спало, аплодисменты смолкли и послышался смех. Энрико Челли вышел из-за фортепиано. Руководитель ансамбля представил клоуна Марко — известного по всей Италии, величайшего во все времена ребенка-акробата. Аплодисменты для Марко! Он сделал свое дело. Это был не обман, а настоящая великолепная акробатика. Он не приближался к Гранту и, казалось, не обращал на него внимания. Но Роджер не уставал повторять себе, что невозможно спасти Гранта, самого себя или любого, сидящего за столом, если карлик собирался стрелять. Он может бросить сосуд с нитроглицерином, и всех разорвет на куски. Но Марко не хочет погибать. Толпа приветствовала его с большим энтузиазмом, чем он того заслуживал, поскольку певица всех действительно расшевелила. Он кланялся в разные стороны, это маленькое кукольное существо. Он сделал еще пару прыжков, а затем совершенно неожиданно потерял сознание. Лоб Гранта покрылся испариной. — Спокойно, — сказал Роджер, — он может притвориться. Роджер сдвинулся на стуле и поймал блеск открывшихся глаз карлика, который заметил его руку в кармане пиджака. Роджер был уверен, что момент наступил, и прошептал Гранту: — Смотрите за ним. Грант тяжело дышал. Неожиданно послышался звон разбитого в баре стекла. Все вздрогнули. Наступило мгновение тревожной тишины, все повернулись в сторону бара. Все, за исключением Роджера, Гранта и Гаррисона. Карлик вскочил на ноги, маленький пистолет сверкнул в его руке. Телиса с криком выбежала из-за занавеса. Одно короткое слово повторялось все время: — Нет, нет, нет, нет! Она бросилась между убийцей и «принцем». (обратно)
23. ПЛЕНКИ
Карлик Марко, которого отвлек крик девушки, потерял те доли секунды, которые нужны были ему для успеха предприятия. Его лицо исказилось. Если он выстрелит, то попадет ей прямо в лицо, но, судя по его виду, ничто не могло его остановить. Грант рванулся вперед. Роджер и Гаррисон не смогли его остановить. В эти доли секунды действовал только Грант. Всем, находившимся в зале, показалось, что принц бросился на нападающего. Грант дотянулся до девушки и отшвырнул ее в сторону. Сам он был в ярде от карлика, который припал к земле с пистолетом в руке, — и Марко выстрелил. Выстрел отозвался болью в груди Роджера. Выстрел, вспышка огня, крик женщины и крик девушки. Но он промахнулся! Пуля прошла на расстоянии фута от Гранта и вонзилась в стену с коротким шипящим взрывом. Грант, все еще державший девушку, подался в сторону, в то время как карлик повернулся и выстрелил в Гаррисона, оказавшегося на его пути. Пуля попала Гаррисону в плечо, и тот пригнулся. Теперь Марко оказался в отчаянном положении. Он сделал сальто, затем еще, будто все еще рассчитывал спастись. Гаррисон наклонился в сторону, и Мак оказался перед карликом и его пистолетом. Роджер перехватил взгляд маленького создания и бросился вниз, схватив его за ноги. Тот пытался вывернуться, но упал, Роджер слышал выстрел, но боли не почувствовал. Еще один полицейский из Ярда бросился к Марко, в то время как Грант держал в руках напуганную девушку; в зал выбежал Энрико Челли.В баре полицейский надевал наручники на человека, разбившего стекло, чтобы отвлечь внимание и предоставить карлику его шанс. Переводчик, маленький лысенький человек, переводил Роджеру ответы девушки, которая сидела в комнатке позади сцены для ансамбля в клубе «Хот спот». Никого, кроме сотрудников, которых допрашивали Мак и другие следователи, здесь не было. Бенни Даймонд, казалось, был так потрясен, что не произнес ни слова. — Кто такой Марко? — спросил Роджер. — Он ваш брат? — Нет. — Ваш родственник? — Нет. — Почему вы находились с ним как его сестра? — Это было условием моего приезда в Англию и моего выступления. — Кто предоставил вам эту возможность? — Марко. — Кто-нибудь еще помогал вам? — Да. — Кто? — Синьор Парелли, — сказала певица тихим испуганным голосом. — Он тоже знал Марко? — Это он определял условия поездки. — Спасибо, Телиса. А почему вы хотели приехать сюда? — Я должна… Я обещала. — Принцу? Она кивнула головой и закрыла глаза. — Ну хорошо, — сказал Роджер. — Хорошо, что вы сделали это. Зачем вы выбежали сейчас к Марко? В больших темных сверкающих глазах девушки стояли слезы и таился страх. Ее губы дрожали, руки, зажатые между коленями, побелели от напряжения. — Я наблюдала за ним. Я увидела… увидела пистолет в его руке, и внезапно… внезапно до меня дошло, что он собирается сделать. — Вы видели Марко до того, как он пришел сюда? — Нет, он уехал из нашей квартиры вчера. — Вы знаете, где он находился? — Нет, — сказала она. Казалось, она молила Роджера поверить ей. — Он не был со мной. Я жила с Энрико и его матерью. — Вы знаете, где мог остановиться Марко, после того как уехал от вас? — Нет. — Ну хорошо, Телиса. Если все это правда, вам не о чем беспокоиться, — сказал Роджер. Он смотрел на нее, недоумевая, каким образом заставили ее принести такую жертву — отдать себя и даже собственную жизнь этому Асиру? Как бы она себя чувствовала, если бы знала, что тот, кого она спасла, — не принц, а его двойник, которого убрали из клуба, как только события начали перехлестывать через край? Энрико Челли подтвердил большую часть показаний Телисы. Роджер придвинулся к телефону и позвонил в Ярд. Четуорс был у себя и ждал новостей. — Ну, как там? — спросил он с нетерпением. — Думаю, что все проясняется, — ответил Роджер. — Человеком, направившим сюда певицу вместе с Марко, был Парелли — итальянский управляющий «Ангито». Это еще одна ниточка, ведущая к Коррисону. Я попытаюсь заставить карлика заговорить и выясню, где он жил в Лондоне. Пленки могут быть еще у него. Вы можете позвонить в Милан и попросить, чтобы задержали Парелли? — Да, — ответил Четуорс. — Как там Гаррисон? — Выкарабкается, но не выйдет на работу несколько недель. — Хорошо, — сказал Четуорс, — хорошо.
Карлик молчал, но Бенни Даймонд раскололся и признался, что прятал его в своей квартире. Бенни не обвинял Коррисона, просто сказал, что Марко хорошо ему заплатил как за убежище, так и за участие в шоу в ту ночь.
Роджер подъехал к квартире Даймонда в половине двенадцатого. Пленки он нашел в комнате, где спал карлик, за карнизом для оконных занавесок. Марко сделал все, чтобы Бенни Даймонд не нашел их. Он не рассчитывал на то, что Даймонд не станет их искать. Роджер позвонил Четуорсу и, стараясь сохранить спокойствие, сказал: — Я мчусь в Ярд, чтобы побыстрее их проявить. Мы просмотрим их через пару часов. Вы подождете? — Конечно. Роджер, Четуорс, Мак и несколько других офицеров сидели на низкой скамье, ожидая, пока дежурный сержант заправит пленку в проектор. Сержант заметно волновался — он задерживал самого великого сэра Гая, но Четуорс проявлял необыкновенное терпение: — Интересно, что же мы увидим, Роджер? — Остается только гадать. Знаю, что наверняка будет миланское покушение. — Об остальном даже предположить ничего не можете? «Это уже ирония». — Называйте, как хотите, сэр. Мы занимаемся этим менее десяти дней. Если вам повезет, то мы узнаем всю правду из фильма. Не так уж плохо. — Ну хорошо, хорошо. Вы что шуток, не понимаете? — Готово, джентльмены, — объявил сержант. — Отлично, давайте запускайте. Роджер никогда не испытывал такого нетерпения. Конечно, может быть, что на пленке нет ничего интересного. Да и Марко он не смог заставить говорить. Бенни Даймонд мог рассказать многое, но вряд ли это будет что-то стоящее. Свет погас, и на несколько секунд комната погрузилась в темноту. Наконец на экране появилось белое пятно, а затем — туманные фигуры. Пленка казалась сильно передержанной. Роджер от волнения сжал кулаки. — Простите, сэр, неправильно фокус навел! — извинился сержант. Туманные фигуры стали более четкими: несколько человек находились в саду; в итальянском саду, окруженном стенами. На экране появились изумительные цветы, персиковое дерево с созревшими плодами, фонтан, маленький бассейн, а затем — люди: Коррисон и Парелли, разговаривающие со стаканами в руках, Вера Коррисон в бикини. То, как смотрели на нее мужчины в фильме, было потрясающе. Парелли буквально облизывался. Внезапно на экране возникли еще два человека. — Смотрите, — выдохнул Четуорс, — смотрите, это же принц! — Спокойно! — рявкнул Роджер, как на своих ребят, и еще крепче сжал вспотевшие руки. Он видел, как двигаются губы у людей, но фильм был немой. Да, это была лишь часть всей истории, чтобы узнать все, нужны были слова. — Бог мой, это же карлик! — выпалил Четуорс. Роджер не верил своим глазам. Марко, убийца, известный как член Братства Зары, поклявшийся искоренить весь род принца Асира, подошел к принцу, улыбаясь, поцеловал ему руку, а затем подпрыгнул и сел в кресло. Четыре человека на экране непринужденно беседовали. Роджер почувствовал, как все внутри него похолодело. Ему было противно видеть то, что он видел, и понимать то, что он понимал. Для него все было предельно ясно: эти четверо участвовали в заговоре. Теперь Роджер понимал, почему погибли полковник Ягуни и генерал Фузаль, а не принц, почему Его Высочество вел такую беспечную жизнь. Пленка окончилась, и почти без перерыва началась другая. После нескольких пейзажей пошли сцены покушения в Милане: Марко целится в сторону экипажа, затем поворачивается, бежит и скрывается в толпе. Зажегся свет, но собравшиеся долго не могли нарушить молчания. Наконец Четуорс произнес: — Думаете, вам удастся сломить хребет Коррисону на основании всего этого, Роджер? — Я хотел бы выяснить еще кое-что, — хмуро сказал Роджер. — Он, вероятно, сделал неверный ход. Я потрясу Даймонда и нажму посильнее на карлика. Северини пусть поработает с Парелли. Рано или поздно мы достанем Коррисона, — добавил он. — Но одного я не могу понять: зачем они предприняли третью попытку убийства человека, который, по их мнению, был принцем. Нам еще придется поработать, но мы достанем Коррисона. Кроме того, чертовски хотелось бы добраться и до этого красномордого высочества.
Но Его Высочество был выше закона.
В десять часов утра в кабинете Роджера раздался телефонный звонок. Он не ответил, поскольку заканчивал читать статью в «Глобе». Это была хорошая статья. Как и все другие газеты, «Глоб» обнаружила подмену: времени выяснить, что Асир все еще находится в Париже, было достаточно, из Роджера сделали «гения», который спланировал всю операцию, а Марко изображался как слепое орудие Братства Зары. Звонок повторился: — Говорит Вест. — Это сержант Джонсон, сэр, — сообщил оператор. — Кто? — Сержант Джонсон звонит из Милана, сэр. Один момент, сэр, я только что звонил в больницу: сержант Гаррисон и Дулей в порядке. Я… Сержант Джонсон на проводе, сэр. — Привет, Джонсон! — Доброе утро, сэр! — Слышно было так, словно он говорил из соседней комнаты. — Есть новости, я решил, что вам их нужно услышать поскорее. — Парелли? — Северини задержал его, но это — не главная новость. По вашему заданию я занимался делом Уайттекера и установил, что между ним и Джеймсом Барнеттом была связь. Часть съемок сделал Уайттекер и передал Барнетту. Уайттекер находился здесь как верный человек Коррисона. Кроме того, он сделал звуковую запись и добавил несколько своих комментариев, где говорит, что это Коррисон велел ему снять фильм и сделать звуковую запись для компрометации принца, если тот начнет упрямиться. Вы слышите меня, сэр? — Я не слышал ничего более приятного, — заверил Роджер. — Продолжайте, пожалуйста. — Благодарю вас, сэр. Я прокрутил пленку один раз и теперь переписываю ее — береженого Бог бережет: копия хорошая, — продолжал Джонсон. По мере того, как он говорил, Роджера охватывало все большее волнение. — Ягуни и Фузаль не давали принцу подписывать соглашение с «Ангито»: они говорили, что его обманывают, а Асир хотел подписать, потому что «Ангито» обязалась выплатить ему большие суммы, а кроме того, перевести деньги на его счета в Швейцарии и Америке. Ягуни и Фузаль были обречены на смерть. Они не знали, что встали на пути Асира. Если бы они узнали, в чем дело, они бы сообщили об этом народу Джардии, что означало бы конец для принца. — Джонсон сделал паузу, чтобы перевести дух. Роджер молчал. Перед его глазами стояли Ягуни и Фузаль, и он чувствовал леденящую ненависть к принцу, обманувшему столько людей и предавшему самых верных друзей. — Вы слушаете, сэр? — спросил Джонсон. — Да. Это немыслимо, Джонсон. — Хитрый молодой подонок, этот Асир! — бурно прореагировал Джонсон. — Ну, а теперь с другого конца, сэр. Карлику Марко было поручено устранить двух стариков, и он воспользовался помощью кое-кого из Зары. Хотя само Братство Зары не имеет к этому отношения. — Вы заслуживаете того, чтобы работать в разведке, — восхищенно сказал Роджер. — Переправьте мне копии авиапочтой. — Будет сделано, Красавец. — Джонсон отключился. Какое-то время Роджер сидел неподвижно. Теперь ему известно почти все. Оставалось узнать одно: почему Марко предпринял эту последнюю попытку до того, как было подписано соглашение. Едва ли Коррисон был заинтересован в успехе покушения. Марк Коррисон в прекрасном светло-сером костюме, со стаканом виски в руке стоял в гостиной своей квартиры на Марлинг-сквер. Он был совершенно спокоен и даже слегка улыбался. Его жена была не так самоуверенна. Она сидела в большом кресле, подобрав под себя ноги, и с неприязнью поглядывала на Роджера. Кроме них в гостиной находился Мак, который держал в руках блокнот. — Я не понимаю, куда вы клоните, Вест, — сказал Коррисон. — Вы полагаете, что я был заинтересован в убийстве двух ближайших советников принца, но, к счастью, не желал смерти самого Асира, а затем я решил убить и его, причем до подписания концессии. Где же логика? — Он поднес стакан к губам. — Вы говорите, что у вас есть фильм, где я заснят вместе с принцем. А почему бы и нет? Мы часто встречались помимо деловых переговоров. Мы близкие друзья. — Я в этом уверен, сэр, — сказал Роджер. — Но вы меня не дослушали. Я постоянно просил вас объяснить, что произошло между вами и Барнеттом в Милане. Вы отказывались. Сейчас я знаю все. Барнетт пришел к вам, чтобы шантажировать вас, ведь у него был фильм о ваших секретных встречах с принцем Асиром и карликом Марко. Барнетт вступил в сделку с Уайттекером. Уайттекер не знал, что Барнетт был у вас, и вы приказали убить его прежде, чем это станет ему известно. — Неужели? — хмыкнул Коррисон. — Да, сэр. — Это какой-то идиотизм! — воскликнула Вера Коррисон. — Боб никогда бы… — Вера! — рявкнул Коррисон. — Осторожность теперь не поможет, сэр, — спокойно произнес Роджер. — Мы уже ознакомились с документами, которые оставил Уайттекер. Коррисон допил свое виски, он все еще сохранял спокойствие. — Марк, мы что, должны выслушивать всю эту галиматью? — возмущенно спросила его жена. — Мы полагаем, что Барнетт, зная о готовящемся покушении, — сказал Роджер, — заснял его на кинопленку, запечатлев все действия карлика Марко. Один из людей Марко пытался украсть камеру в Милане. Надо сказать, эта камера увела нас несколько в сторону: мы считали, что значение фильмов в том, что там заснята вся сцена покушения. Но остальное вам известно. Энн Пеглер была убита потому, что провела много времени с Барнеттом, который мог ей кое-что рассказать или даже показать фильм. Сестру Барнетта должны были убить, потому что Барнетт мог ей написать обо всем. Убийства были поистине ужасные. — Хотел бы я знать, на какой стадии можно применять закон о клевете против полиции, — пробормотал Коррисон. — Я должен попросить своего адвоката выяснить это. — Вы можете воспользоваться услугами ваших советников, когда угодно, — сказал Роджер. Нервы Коррисона явно не выдерживали, он повысил голос: — Хватит с меня этой наглости! Ведите себя как следует или катитесь отсюда. Лучше уходите. Я… — Пока еще нет, сэр, — прервал его Роджер. — Но я быстро закончу. Я могу прокрутить запись? — Он посмотрел на магнитофон и достал из кейса пленку. Напряженную тишину нарушили голоса: вполне отчетливо Парелли, Коррисон и Марко по-английски говорили о заговоре. — Нет! — воскликнула Вера Коррисон и бросилась к магнитофону с кулаками.
По распоряжению министерства Коррисонам в тот же день было предъявлено обвинение. Они умерли ночью. Их обнаружили лежащими в кровати и обнимающими друг друга. Бенни Даймонд пролил свет на последнюю неразгаданную тайну. Карлик Марко получил большие деньги за два убийства, но у него были свои планы — он ненавидел принца. Коррисон не знал, что Марко собирается убить Асира в «Хот спот», хотя и сообщил карлику о преждевременном приезде принца. В конце концов он пытался услужить Братству.
Визит принца Джардии Асира в Англию завершился успешно, хотя никаких соглашений не было подписано и не будет до тех пор, пока не будут решены дела «Ангито». Все официальные церемонии отличались великолепием, характерным для всех событий такого рода в Лондоне. Никаких покушений на принца больше не было. Карлик Марко дал показания, державшиеся в строгом секрете, и был выслан обратно в Милан по соглашению о выдаче преступников. Никто не сомневался в необходимости избежать открытого скандала, связанного с именем принца Асира, поскольку этот скандал мог стоить ему трона. За ним последовало бы кровавое восстание, которое стало бы бедствием для Джардии и ослабило бы западное влияние на Ближнем Востоке. Однако кое-какие факты были обнародованы. Например, то, что Муччи был по уши в долгу у компании «Ангито» и работал на нее. Или то, что Бенни Даймонд пробрался в квартиру Энн Пеглер и подсыпал яд в джин. Его процесс, судя по всему, должен быть проведен с соблюдением некоторой деликатности. Три месяца спустя после событий в «Хот спот» пришли сразу три новости. Дэвида Гранта, успешно выступающего в более респектабельном ночном клубе, стали часто видеть в обществе Телисы. Эту новость принес Гаррисон, полностью восстановивший свое здоровье. — Грант с ума сходит по ней, что в общем-то неудивительно. В последние несколько недель он добился определенного успеха, — сообщил Гаррисон. — Кажется, удача повернулась к нему лицом. — Да, он заслуживает этого, — сказал Роджер. — Есть сообщение, что скоро в Милане начнется процесс над Марко. Кто-то кому-то что-то платит. Он сделал новое заявление, что хотел иметь пленки, чтобы шантажировать Коррисона от имени Братства. Процесс над Марко будет там, над Бенни — здесь, и неизбежно какая-то правда выплывет. — Конечно, — согласился Гаррисон, и в это время зазвонил телефон. — Вест слушает, — сказал Роджер, пытаясь выбросить Асира из головы. — Привет, Роджер. — Это был Четуорс. — Не могу долго разговаривать, но я получил последние новости с Ближнего Востока. — Он помолчал, чувствуя, что зацепил Роджера, а затем продолжил: — В Джардии революция, принц Асир бежал. Он кажется предчувствовал это и держал наготове самолет, но в сообщении говорится, что революционеры блокировали большинство его зарубежных счетов. Подбодрился? — Да, конечно, сэр. Кто?.. Четуорс хмыкнул в трубку: — Восстание поддержало Братство Зары. Практически восстание прошло бескровно. Хорошо, что молодой чертенок не улизнул с крупными суммами. Пока! Роджер положил трубку и посмотрел в окно на голые ветви деревьев. Было одиннадцать часов утра, солнце пробивалось сквозь тяжелые облака, и иней сверкал в его лучах на крыше лондонской Ратуши. Казалось, что наступил хороший, бодрящий день. В адрес Асира высказано было немало слов сочувствия и не в последнюю очередь от Джанет.
— Дорогой, я могла бы передушить этих мерзавцев из Зары собственными руками, — сказала вечером Джанет. — Когда я услышала об этом первый раз, я почти заплакала. Жители Джардии сошли с ума. У них никогда больше не будет такого правителя, как он. — Ну и что же. Прогресс этого требует, — возразил Роджер. — Прогресс! Хотела бы я… — Мам! — закричал Мартин из двери. Было в его голосе что-то, что заставило Джанет забыть и принца Асира, и Роджера, и даже свое негодование. — Мам, — повторил Мартин каким-то возбужденнымголосом. — Все в порядке, ты не волнуйся, но Ричард свалился с велосипеда. Он случайно нажал на передний тормоз. У него немножко кровь течет, но беспокоиться не о чем, честное слово. (обратно) (обратно)
(обратно)
Инспектор Вест и дорожные катастрофы 1 Первое преступление
Первое преступление было совершено ровно за четыре с половиной года до того, как вообще начали подозревать, что речь шла о преступлении разве что в самом широком смысле слова. Правда, слово «преступление» фигурировало несколько раз, когда был обнаружен труп, а также и во время дознания, но к нему никто не отнесся серьезно. Большинство восприняло термин «преступление» совершенно так же, как выражение — «вопиющее безобразие». Старший инспектор Вест, которому позднее пришлось расследовать всю цепочку, прочел о втором преступлении в «Ивнинг Глоубе», единственной из более или менее крупных газет, сообщавшей о нем подробнее. Он отнесся к нему безразлично, как к обыденной дорожной катастрофе, при которой была сбита очередная жертва лихачества шофера. И когда его жена попросила отложить газету и заняться вторым, он ей охотно подчинился, немедленно позабыв о прочитанном, во всяком случае, в то время. Второе преступление было совершено в то же самое утро. Заключалось оно в следующем. Юнис Мароден раздирали противоположные желания: ей хотелось попасть на ближайший автобус, чтобы успеть одной из первых на новогоднюю распродажу на Оксфорд-стрит, а с другой стороны — сначала отвезти Мэг в школу, и потом уже ехать в Вест-Энд. Но к этому времени будут уже распроданы самые заманчивые товары, хотя и схлынет толпа покупателей. Она уже совсем склонилась в пользу второго, разумеется, менее заманчивого решения, как раньше времени явилась мисс Брэй. Мисс Брэй была сравнительно новым обитателем в доме Мароденов и Юнис была близка к тому, чтобы согласиться с тем, что наконец-то бог послал ей настоящее «сокровище». Ее долгий опыт общения с приходящей прислугой убедил ее, что большая часть их использует способность болтать только для обмана и надувательства, так что сначала она даже боялась сообщить своему супругу о редкой находке. Приход мисс Брэй в половине девятого, хотя ее не ждали раньше девяти, казалось, скрепил печатью отличную характеристику мисс Брэй и помог Юнис Мароден принять окончательное решение. Приходящая домработница завернула в ворота маленького, стоящего особняком, домика вблизи Сингтона — на Темзе. Это была невысокая, довольно полная особа лет пятидесяти, одетая в серое пальто, серую же фетровую шляпу и толстый шарф, обмотанный вокруг шеи, чтобы защититься от пронизывающего холода. Ее глаза слезились от ветра, пока она шла торопливым шагом вдоль извилистой дорожки, ведущей к парадному входу. Мэг, которую со всеми основаниями можно было назвать живым радаром, бегом спустилась с лестницы, громко крича: — Мисс Бэй! Вот и мисс Бэй! Юнис знала, которое из двух слов нужно исправлять в первую очередь, но выбрала более понятное: — Брэй, — сказала она, — «р» в середине, Брэй… — Она уже здесь, мамочка, — нетерпеливо закричала Мэг, — можно я сама открою двери? Она только что научилась дотягиваться до задвижки. У нее были длинные темные волнистые волосы, бледные худые руки и ноги, туманное представление о правилах хорошего поведения и зачатки послушания, потому что она все-таки дождалась разрешения, прежде чем побежать открывать двери. Торопливые шаги мисс Брэй раздались на ступеньках крыльца. — Да, иди, открой, — разрешила Юнис. Мэг поднялась на цыпочки, сжала губы, вцепилась пальчиками в задвижку. Прозвучал звонок. Мэг пыхтела от натуги, но мать не пришла ей на помощь. Второй звонок зазвенел как раз в тот момент, когда задвижка поддалась и дверь была благополучно открыта. — Не толкните мисс Брэй, — на всякий случай предупредила Юнис. — А, это Мэг, — сказала мисс Брэй, когда раскрылась дверь пошире. Она весело улыбнулась девочке. В ее привычку не входило сюсюкать или баловать детей, но она их явно любила. — Спасибо, Мэг! Какое же у вас сегодня настроение? Мэг захихикала. — Огромное вам спасибо за то, что вы пораньше пришли, — сказала Юнис, — пожалуй, я сейчас надену пальто и шляпу и сразу же побегу на первый автобус, который отвезет меня на Вест-Индскую распродажу, если вы согласитесь отвести в школу Мэг. — Да, конечно, — сказала мисс Брэй, — вот почему я и пришла пораньше. Я слышала, как вы вчера говорили, что хотели бы достать для Мэг недорогое пальтишко и форму. Нет, у Юнис и в мыслях не было делать такие намеки. Впрочем, теперь это уже не имело значения. Мисс Брэй ей слегка улыбнулась, почти не разжимая губ, и отправилась к себе на кухню… Следом за ней поскакала Мэг, а Юнис побежала наверх, прыгая через ступеньки и на ходу обдумывая, что именно ей нужно купить. Менее чем через десять минут она была уже снова внизу, настолько элегантная, насколько позволял твидовый костюм трехлетней давности и маленькая черная шляпка. — До свидания, Мэг! — Пока, мама, — закричала Мэг, которая не умела не спешить. Она подбежала к матери и чмокнула ее в щеку. — Будь умницей, слушайся. — Угу. — До свидания, мисс Брэй, и еще раз благодарю вас. — Приезжайте, когда справитесь, — сказала мисс Брэй, — я встречу Мэг в школе в четверть первого. Так что не бегите сломя голову назад. — Не буду, — Юнис улыбнулась, что называется «сияющей улыбкой». Но мисс Брэй оставалась непреклонной, даже немного недовольной, как будто ей было не привыкать к улыбкам. Юнис торопливо бежала вдоль переулка к главной улице, где была автобусная остановка, думая больше о своей работнице, чем о Мэг. Нетрудно было представить, что мисс Брэй в жизни знала много горя, что ее жизнь не была из легких. Но она почти ничего не рассказывала о себе, кроме того, что старая леди, у которой она проработала уже много лет, умерла, оставив ей тысячу фунтов и независимое положение. — Но я не могу долго бездельничать, — объяснила она Юнис, — я всегда любила работу, миссис Мароден. — А дети вас не раздражают? — Это будет приятной переменой, — ответила мисс Брэй, — не слишком-то весело проводить все время со стариками. Вот к какому выводу я пришла. Легко сказать «перемена»! Почти все время в доме находилась Мэг, а на субботу и воскресенье приезжали из коттеджа мальчики, одиннадцати и четырнадцати лет от роду. Они занимались в самом лучшем, исходя из средств Мароденов, закрытом учебном заведении. И вот прошло уже три уик-энда, но ни ребята, ни мисс Брэй не проявляли особой привязанности друг к другу. Но все же, она вроде бы ладила… Текущая работа по дому теперь заканчивалась раньше обычного, и у Юнис появилась возможность вздремнуть после обеда и чувствовать себя свежей и отдохнувшей вечером. Если дела и дальше пойдут в том же плане, тогда «сокровище» будет единственным подходящим эпитетом… Юнис продолжала все еще размышлять о приходящей прислуге, когда наконец автобус прибыл в Оксфорд-стрит, битком набитый жаждущими сделать выгодные покупки. На распродаже она обнаружила, что совершенно не беспокоится о Мэг. Как правило, ее обычно тревожило, не ускользнула бы девочка от своего провожатого и не выбежала бы на дорогу. Если тебе идет шестой год, то ты мало смыслишь в правилах уличного движения. Но от мисс Брэй она не удерет, — подумала Юнис, — это просто немыслимо… Ее буквально вынесли из автобуса. — Локти наружу, а голову опустить, — скомандовала она себе с улыбкой. Но испытание оказалось недолгим. Часы показывали двадцать минут десятого, значит, Мэг и мисс Брэй уже выходят из дома в школу, до которой было всего десять минут ходьбы. — Я не хочу, чтобы мне завязывали волосы сзади, — неожиданно заявила Мэг, — завяжите их спереди. — Тебе так завязывают? — Да-а, — сказала Мэг, не заметив в серых глазах мисс Брэй недоверчивый огонек, и с мольбой прибавила: — Пожалуйста, мисс Брэй… — У тебя слишком много волос, чтобы завязывать их спереди, — сказала практичная мисс Брэй, — могу поспорить, что твоя мать повторяла тебе об этом десятки раз. Мы попробуем сделать бант сбоку и посмотрим, что у нас из этого получится. Она завязала красивый и прочный бант из розовой ленты, не тратя времени на то, чтобы расправить его, и отправилась одеваться. Скоро они уже шагали по улице, и девочка держала ее за руку. Ветер дул им в спину и не слишком раздражал. Мэг подпрыгивала на каждом шагу, чтобы не отставать от мисс Брэй. Когда они подходили к главной улице, через тротуар пробежала белая кошка и завернула за угол. — О-о, — протянула Мэг. — Если она будет все еще здесь, когда мы будем возвращаться домой, я посмотрю, даст ли она тебе себя погладить, — пообещала мисс Брэй, — а сейчас мы спешим. Мэг просительно подняла на нее глаза, но молча сдалась. Кошка скрылась за живой изгородью. Проехали два автобуса и крытый грузовик с товарами, как раз в тот момент, когда мисс Брэй с ребенком проходили мимо легковой машины, стоявшей у обочины. За рулем сидел мужчина. Это была черная машина распространенного размера и марки, ничем не примечательная. Водитель был одет в темно-синюю форму, на шее шарф, на голове мягкая фетровая шляпа. Было похоже, что он читает газету. Через двести ярдов впереди было место перехода, где нашей паре нужно было перебираться на другую сторону. Школа находилась в боковой улочке всего в нескольких минутах ходьбы от этого места. Навстречу им попались еще две женщины с детьми, но когда мисс Брэй и Мэг подошли к переходу, поблизости пешеходов не было. Неожиданно заработал мотор автомобиля. В утреннем холодном воздухе отчетливо разносился его стук. Но мисс Брэй не обратила на него никакого внимания и даже не посмотрела в его сторону, пока они не подошли к самому перекрестку. На некотором расстоянии от них виднелся велосипедист. Откуда-то издалека доносилось громкое тарахтение невидимого автобуса. Мисс Брэй крепко сжала руку девочки и подождала, чтобы проехала машина. Но было ясно, что водитель не собирается опережать пешеходов. Он снизил скорость и махнул им рукой, показывая на противоположную сторону. Причем его машина остановилась всего в нескольких ярдах от полосок на асфальте. — А теперь крепко держись за мою руку и поспешим, — сказала мисс Брэй почти сердито, — и пожалуйста, без скачков и прыжков! — Она глянула в противоположном направлении, удостоверившись, что путь свободен, и сошла с полоски. Вдруг она услышала громкий рев двигателя мотора. В испуге она повернула голову. Машина мчалась прямо на них, угрожающе набирая скорость. Она увидела глаза шофера, они сверкали, рот у него был широко открыт, и она поняла, что он намерен ее убить. Но думать о себе было уже поздно. Она вырвала руку у Мэг и изо всех сил толкнула девочку на спину, отбросив ее вперед так, чтобы ребенок вылетел за пределы опасного участка, где его могла раздавить машина. После этого на женщину обрушился удар. Девочка лежала на асфальте, с трудом хватая воздух, задыхаясь от боли и испуга. Велосипедист увидел только ребенка. Двигатель машины снова взревел, и легковая умчалась в клубах пыли. Тогда стала видна неподвижная фигура мисс Брэй. — Смерть наступила мгновенно, — констатировал врач, который оказался на месте происшествия ровно через пять минут, — колесо раздавило ей череп. Да, увезите ее. Ну, а что с девочкой? Юнис Мароден поздравляла себя: ее поездка оказалась гораздо удачнее, чем она могла надеяться. Она приобрела два отреза, которые по минимальным расчетам стоили гиней двадцать, но ей обошлись всего в девять, и уже одно это оправдывало ее путешествие. Затем платья для Мэг, может быть тут она увлеклась, накупив больше, чем требовалось… Но ведь по каким ценам! Она свернула на Шеддрейк-стрит и увидела возле их дома машину директрисы, а вот Мэг не было видно. Неожиданно ее охватил страх. Мэг! Она позабыла про усталость и побежала к дому. В чем дело, где мисс Брэй! Что могло… В этот момент из машины вышла Мэг, на носу и на подбородке у нее был наклеен пластырь. — Мэг! — закричала взволнованная мать. — Что такое? Больше у нее не нашлось слов. Она на всю жизнь запомнит, какими глазами посмотрела на нее Мэг и каким тоном сообщила печальную весть: — Мисс Бэй умерла… Ее сбил дяденька на машине. К ним поспешила директриса. — Это преступление, — начала она, — его следует повесить! Он… Позднее коронер мрачно согласился: это — преступление. Он отложил судебное разбирательство, чтобы принудить полицию удвоить усилия по розыску машины и ее водителя, но безрезультатно. Единственным свидетелем был велосипедист, который все видел сзади, но ограничивался лишь бесконечным повторением того, что мотор неожиданно заработал с невероятным шумом. Он не смог разглядеть номер машины, потому что у него глаза сильно слезились от встречного ветра. Это был еще «тот» свидетель! Полиция завела дело, потому что в глазах криминальной полиции не было более тяжкого преступления, чем дорожные катастрофы. Но данная папка вмещала всего лишь два коротеньких рапорта и вскоре утратила всякий интерес для газетных репортеров. По их мнению, мисс Брэй была неподходящей фигурой для героини очередной сенсации. Самым странным в данном деле было то, что почти ничего не было известно о самой мисс Брэй, помимо того, что она занимала одну комнату в Путней, а до этого в течение двенадцати лет самоотверженно ухаживала за пожилой женщиной и унаследовала после ее смерти известную сумму денег. Полиция даже не удосужилась узнать, сколько именно. В настоящее время у нее на счету было около семи тысяч фунтов. Она не оставила завещания и никто не явился с претензией на ее наследство. Месяц за месяцем это дело отсылали на доработку в отдел, являющийся одним из филиалов столичной полиции, и в Скотланд-Ярд. Сам Роджер Вест изучал донесения, но в порядке текущей работы. Он не сумел обнаружить ничего нового о мисс Брэй, ничего такого, что могло бы доказать, просто ли водитель потерял голову, сбив женщину, или же нарочно переехал ее. Такое казалось очень неправдоподобным в практике Ярда и об этой возможности всерьез не думали. Вест обнаружил одну вещь, которую он неправильно расценил: непродолжительный период славы, который осветил нудную, хотя и полезную жизнь мисс Брэй. Вот уж воистину «насмешка судьбы»! За четыре года до собственной кончины мисс Брэй выступала свидетельницей по дознанию в деле о смерти молодой женщины, убитой во время дорожной катастрофы. Только потому, что Роджер ставил добросовестность на самое первое место в списке качеств, требуемых от полицейского офицера, он вызвал старшего офицера округа, где произошел тот несчастный случай, и потребовал от него подробностей. — Совершенно ясный случай, — сказали ему в тот же самый день, — молодая женщина сошла с автобуса и стала обходить его сзади, не посмотрев, куда идет. Никто не виноват, кроме нее самой. Имелось несколько свидетелей… Эта мисс Брэй шла как раз следом за ней, вот почему ее показания были особенно важными. Самое ужасное, что та женщина не сразу умерла. Несмотря на сильную травму, она промучилась свыше года. Смерть явилась прямым следствием несчастного случая, в этом отношении не может быть двух мнений… Было бы нетрудно запросить дополнительные сведения: имена шофера и других свидетелей, но для этого не было никаких оснований. Хорошо и то, что мисс Брэй умерла моментально. Страдания являются самой страшной особенностью дорожных аварий. — Что это была за машина? — спросил Роджер. — «Яг», шел на двадцать пять — тридцать, так что водителя не в чем упрекнуть. Как раз напротив того места, откуда я и говорил… «Обычный несчастный случай», — подумал Роджер, благодаря офицера и вешая трубку. Они вошли в наш быт, стали такой же привычной опасностью, как рак, полиомиелит и война. Абсурдное предположение, что в данной аварии могла участвовать та же машина, было отброшено, ибо машина, переехавшая мисс Брэй, была мощностью 10–12 лошадиных сил, не бол… Свидетель сумел описать ее смутно: распространенного размера и марки» то есть небольшая, возможно, средняя. Такую никто бы не спутал с «Ягуаром». Да, не повезло бедняжке мисс Брэй с ее семью тысячами фунтов и нравившейся работой у Мароденов. По-видимому, ее хорошо вознаграждали на прежней работе, ибо она унаследовала большую сумму, а может быть, даже, что-нибудь выиграла, кто знает? В то время в глазах полиции ее семь тысяч фунтов не имели особого значения. Следующее преступление не было даже отдаленно связано, насколько можно было судить, вообще со всеми другими преступлениями. (обратно)2 Второе преступление
Розмари Джексон не знала Юнис Мароден и не имела с ней ничего общего. Правда, она тоже была замужем, но столь недавно, что до сих пор ей иногда днем приходилось напоминать самой себе, что это так. Ей было двадцать три года, она была светлой блондинкой с хорошеньким личиком, но, по мнению родственников Чарльза Джексона, не была его достойна. Однако же он женился, и они смирились, утешаясь хотя бы тем, что она не высказывает никаких признаков быть чересчур экстравагантной. А это кое-что значило, потому что, откровенно говоря, у Чарльза водились деньжата, и они могли бы разрешить себе что-нибудь получше простенькой двухкомнатной квартирки, отнюдь не в самом фешенебельном квартале Лондона. Но все же это был центр города. А сама квартирка была просто игрушкой. Среди прочих нежданных талантов Розмари проявила умение декоратора. Подробно изучив соответствующие модные журналы, она обставила свое жилье с таким вкусом, что все без исключения приходили в восторг. — Моя дорогая, — пропела ее единственная золовка, — вам следовало бы избрать своей профессией искусство декоратора. — Знаю, — очень мило улыбнулась Розмари, — я бы так и сделала, если бы не избрала себе другой специальности. — Вот как, моя милочка, а какой? — Замужней женщины, дорогая, — еще любезнее ответила Розмари. Поскольку ее золовке было далеко за тридцать, а жениха и в перспективе даже не было, это был злой ответ. В действительности, в Розмари было гораздо больше достоинств, чем это было заметно с первого взгляда и среди прочих — долготерпение. Впервые за восемнадцать месяцев молчаливого страдания она взбунтовалась и дала отпор. Теперь она была замужем уже полгода и чувствовала себя гораздо увереннее, причем нисколько не сомневалась, что если дело дойдет до этого, то в ее спорах со вновь приобретенными родственниками Чарльз встанет на ее сторону. Чарльз Джексон был пятнадцатью годами старше своей Розмари. Он занимал пост младшего партнера в нотариальной конторе «Мерридью, Баркер, Кайл и Мерридью», причем ему все в один голос пророчили блестящее будущее. Он недавно работал секретарем правительственного комитета, расследовавшего вопрос о злоупотреблении наркотиками в Великобритании. Этот комитет состоял наполовину из политических деятелей, а наполовину из врачей и фармакологов. Отчет, составленный Джексоном, можно было бы по правде назвать образцом четкости и выразительности. Он помог его автору завоевать славу. В глубине души Розмари была уверена, что вскоре он получит право адвокатской деятельности, ибо Чарльз был великолепным оратором, умел быстро оперировать фактами и делать поразительные выводы. Она часто слушала его выступления в суде магистрата, по большей части в качестве защитника лица, которое крайне нуждалось в помощи. Уже раздавались голоса: «Чарльз, наш Чарльз — защитник в безнадежных делах!» Розмари все это знала. Розмари была невообразимо, сказочно счастлива и полагала, что и Чарльз тоже. Через два месяца после гибели мисс Брэй, о смерти которой Розмари мельком прочитала в газете, она покончила с той небольшой работой, которую нужно было произвести в их небольшой квартирке. Это был один из тех редких лондонских золотых дней без намеков на туман, дождь или снег. Пробило одиннадцать… Одно из окон продолговатой общей комнаты выходило в сад большого соседнего дома, стоящего на самом углу, и солнце играло на голых ветвях двух серебристых берез так, что казалось, будто стволы покрашены фосфоресцирующей краской. Прямоугольник газона был в идеальном состоянии, а две робатки с вьющимися растениями радовали до сих пор глаз своей зеленой листвой. — Поиду-ка я погуляю, — решила Розмари. Она набросила на себя котиковое манто, предчувствуя, что на дворе холодно, да и кроме того было бы просто неэтично не носить главный подарок Чарльза к свадьбе. И когда она прикрепила к волосам маленькую шляпку, отделанную кусочком того же самого меха, то невольно улыбнулась собственному отражению в зеркале, прищурив ясные серые глаза, затем поспешила к выходу. Сразу же под квартирой помещался гараж. Уж, если быть совершенно беспристрастным, то на лестнице слегка попахивало бензином. Дойдя до подножия лестницы, она услышала снаружи шаги. Дверь была сделана из прочного дерева, без окошечка, так что она не имела понятия, кто бы это мог быть. Поскольку очень неудобно открывать дверь перед носом человека, который как раз собирается нажать кнопку звонка, она чуточку подождала.. Но никто не звонил. В щели ящика для писем появилось сначала одно, потом второе письмо; они провалились вниз, и планка со стуком опустилась. — Из Австралии, — проговорила Розмари, разглядывая почтовый штемпель и марку с кенгуру на одном из конвертов. Письмо было адресовано Чарльзу. Должно быть, это от его приятеля Мастерса. Вот Чарльз обрадуется! Она взглянула на второе. Адрес был напечатан на машинке, штемпель — Лондонский, В-1, письмо адресовано ей. Ей редко посылали так формально надписанные письма, большей частью на конвертах писали от руки. В маленьком холле было темно и ей хотелось скорее увидеть солнышко, поэтому она растворила дверь и вышла наружу, все еще держа письма в руке. Солнце слепило глаза, оно искрилось в паутинках, на стеклах «Роллс-Ройса», которые драил шофер на другой стороне переулка. Это был мужчина средних лет, который оторвался от работы ровно на одну секунду, чтобы бросить в ее сторону восхищенный взгляд. На нее часто оборачивались на улице. — С добрым утром! — сказала Розмари и получила ответную улыбку. Она сунула письмо из Австралии в карман шубки, — Чарльз знал, как она любит карманы, — и, медленно шагая по тротуару, чуть ли не мурлыкая на солнышке в предвкушении, как чудесно будет в парке, надорвала свое письмо. Оно было на простой бумаге, без подписи и обратного адреса и состояло всего из одной фразы: «Ваш муж вам изменяет…» Розмари так неожиданно остановилась, что могла бы наткнуться на стену. Она смотрела на эту единственную стену так, как будто она могла от этого исчезнуть. «Ваш муж вам изменяет» — звучало так жестоко, да и чернила были темные, и вся фраза темная, будто бы уже наступил траур. Потом Розмари прошептала с яростью одно только слово: «Ерунда!» Она скомкала письмо, но не выбросила его, а прибавила шагу, не отдавая себе отчета, куда она торопится… Сначала новость ее возбудила, а потом разозлила. Она сильнее сжала анонимку, как будто это была шея клеветника, осмелившегося написать ядовитую строчку. — Ерунда на постном масле! — повторила она более уверенно и зашагала еще быстрее, пока не скрылась за углом. Только тогда шофер, явно озадаченный ее поведением, вновь принялся за дело. Ей нужно было перейти через дорогу, чтобы попасть на автобус к Гайд-парку. Но она не сделала этого. Напечатанное на машинке обвинение, казалось, преградило ей путь. Конечно, это была чепуха, с ее стороны глупо вообще обращать внимание и расстраиваться, это злобная клевета, но… Почему кто-то посчитал возможным прислать подобную гадость? Кто мог пожелать ей зла? Все же она перешла на другую сторону и через несколько минут, уже почти в 12 оказалась в парке. Действительно, настоящая весна, разве что листья облетели, и оголенные ветки на солнечном свету напоминали паутину какого-то гигантского паука. Солнце было по-настоящему теплым, так что она даже расстегнула шубку. Некоторые смельчаки сидели на траве, сотни прогуливались. Звуки городского траспорта казались далекими. Она ходила по аллеям, не замечая, куда идет, стремясь только побыть одной, чтобы снова и снова задать себе тот же самый вопрос. Почему кто-то вздумал отправить ей такое послание? Она опять посмотрела на конверт. Нет, не ошибка: письмо было предназначено ей, миссис Чарльз Джексон. Что бы сказал Чарльз? Розмари принялась рассуждать сама с собой. Она оказалась в таком положении, о котором иногда читаешь в книгах, но если дело коснется лично тебя, то проблемы кажутся неразрешимыми. Следует ли ей рассказать Чарльзу? Он был страшно занят у себя в конторе, слишком близко принимал к сердцу свои дела, а в данный момент это было дело об убийстве, резюме о котором он помогал подготовить старому Ноду, ведущему королевскому присяжному. Фактически на прошлой неделе Чарльз несколько раз возвращался домой на час — полтора позднее обычного. Она беспомощно заморгала глазами. — Нет! — крикнула она, отгоняя прочь внезапно вспыхнувшую мысль. Одна из проходивших рядом женщин слышала это яростное «нет» и удивленно подняла на нее глаза. «Это смешно, я ничего ему не покажу, — решила Розмари, — мне нет никакого дела до этой записки!» Но в душе она молила бога, чтобы Чарльз не позвонил ей по телефону, предупреждая о том, что задерживается на работе. Он не звонил. Он был беспечным и довольным, даже не принес с собой никакой работы. Резюме было практически готово, завтра он его доставит Ноду. Розмари умолчала о письме. На следующее утро, когда Чарльз брился, а Розмари занималась завтраком, она услышала стук почтальона, который всегда выбивал определенный мотив. Обычно она поручала мужу выбирать почту из ящика, но на этот раз ей изменила выдержка, она не могла ждать ни секунды. Пришло несколько писем Чарльзу Джексону, эскв… эскв… эскв… миссис Чарльз Джексон. Это был точно такой же конверт. Его можно было бы принять за вчерашний, если бы тот Розмари не измяла. Она в ужасе разглядывала его, стоя лицом к двери с плотно сжатыми зубами, чтобы унять их дрожь. Двигалась она медленно и, хотя понимала, что бекон пересушится, теперь это потеряло значение. На полпути вверх по лестнице, она сунула конверт за ворот платья и при этом на пол упало еще одно письмо, которое она раньше не заметила. Оно было адресовано мистеру Чарльзу Джексону и выглядело совсем иначе. Это был маленький бледно-голубой конверт, надписанный округлым женским почерком. От него слегка пахло духами. Ничего подобного Розмари не видела. Она добралась уже до верхней ступеньки, когда услышала голос Чарльза: — Еще две минуточки, малышка. — Ладно. Он спешил в это утро, полностью занятый мыслями о предстоящем обсуждении резюме со старым Нодом, — это была его первая деловая встреча со знаменитостью. Он небрежно положил все письма подле своего обычного места за столом и стал торопливо завтракать. Его очевидно удивило, что не все было готово, и Розмари чувствовала, что сегодня утром он легко может поднять шум. В нормальном состоянии она бы просто отшутилась, но тут ей было не до шуток. Уголок проклятого конверта упирался ей в грудь. — Одну минуточку, — сказала она, — а ты займись своей корреспонденцией. — Ну, нет, — не согласился он, — я не должен думать ни о чем другом, пока старина Нод не снимет эту тяжесть с моих плеч. Секрет успеха, как частенько говорит наш мистер Мерридью, заключается в искусстве концентрации. «Если тебе предстоит серьезное дело, мой мальчик, отдай ему все свое внимание, не рассеивай своих мыслей и энергии. Концентрация, — Чарльз великолепно изобразил своего старого патрона, и Розмари рассмеялась, даже не взирая на тот факт, что он сгреб все письма, включая надушенное, и сунул их себе в карман. А ведь это наверняка было любовное послание! Предстоящая сессия не лишила его аппетита. Он поцеловал жену так же горячо, как и всегда. На минуту она испугалась, что он может заметить ее письмо, но как будто этого не произошло. Он сбежал вниз по лестнице и помахал ей рукой от входной двери, потом быстрыми шагами пошел по улице. Довольно худой мужчина, выше среднего роста, одетый в черный пиджак и полосатые брюки, с котелком на голове. Под мышкой он держал черную папку для бумаг. Она вынула письмо. «Если вы мне не поверили, проверьте карманы его светло-серого костюма». Сначала она сказала себе, что ничего подобного делать не будет, а дождется возвращения Чарльза и покажет ему оба письма. Но через пять минут ее решимость исчезла. Она пошла в спальню, малюсенькое помещенье, где с трудом умещалась двуспальная кровать, туалет и несколько стульев из светлого дуба. Зато в стене имелся вместительный шкаф. Она толчком отодвинула дверцу, точно зная, где надо искать светло-серый костюм мужа. Вот он висит. Она притронулась к вешалке, но не стала снимать пиджак с распялки. Она испытывала необычайное унижение и стыд. Так с ней бывало только в школе, когда ее уличали в том, что не был приготовлен урок. Она долго колебалась, но потом сказала вслух ясным и отчетливым голосом: — Я не смогу успокоиться, пока не проверю… Она сняла костюм с вешалки и отнесла его в большую комнату поближе к окну, все еще не решаясь обшарить карманы. Костюм был великолепно выутюжен, она сама убирала его в шкаф, убедившись, что ни пиджак, ни брюки не нуждаются в чистке. Чарльз очень аккуратно носил вещи и выглядел в них настоящим денди. Она приподняла костюм и начала проверять карманы, крепко сжав губы и прищурив глаза, ненавидя собственные пальцы, совершавшие такое предательство. Самое первое, что она обнаружила, явилось для нее большой неожиданностью: слабый запах духов, которые она моментально узнала. Точно так же пахло от голубого конверта. Запах исходил от одного из карманов пиджака, когда она нечаянно вывернула наружу подкладку. На пальцах у нее были видны следы пудры (а ни одна из ее пудрениц не пропускала пудры!). И кроме того, у нее не было привычки совать пудреницы в карманы мужа. Светло-серый шелковый платок все еще был аккуратно сложен в его нагрудном кармане. Она вынула его. Каждый бы безошибочно сказал, что платок покрыт следами губной помады, более яркими и менее яркими. Видно, платком стирали помаду отовсюду — с губ, со лба, со щек, с подбородка… Теперь она должна была решать, что же делать дальше: потребовать ли немедленного объяснения или выжидать?В то время Роджер Вест еще ничего не слыхал об этой истории, хотя косвенным путем уже был к ней привлечен, ибо ему было поручено расследование убийства одной пожилой леди, в котором обвинялся ее племянник. Суд над ним должен был состояться в Оулд Рейли на будущей неделе, причем старый Нод возглавлял защиту. Это было бесспорным делом для Ярда. И помощник комиссара, и Роджер Вест сходились во мнении. Никто из них не сомневался, что племянник был виновен, но в цепи доказательств его вины имелись слабые места. Если на них правильно сыграть, парень может вывернуться. А старина Нод собаку съел на обнаружении подобных уязвимых мест. Поэтому, когда Роджер узнал, кто возглавляет защиту, он просто застонал. Он знал фирму «Мерридью, Баркер, Кайл и Мерридью» и неоднократно присутствовал в суде магистрата, когда в качестве защитника выступал Чарльз Джексон, обычно по тривиальным обвинениям. Джексон был одним из немногих адвокатов, который тщательно готовил свои дела, но и сейчас было ясно, что он предпочитает представлять защиту, а не обвинение. — Нам он доставит кучу неприятностей, — предсказывал Роджер помощнику комиссара в то самое утро, — когда все кончится, мне бы хотелось с ним встретиться и разнюхать, что делает его таким нетерпимым. — Вы имеете в виду, является ли он просто умным служакой, или же он человек с идеями? — сухо сказал помощник комиссара — не знаю, что лучше… Неважно, чем он руководствуется, попытайтесь лучше заткнуть дыры в нашем деле. Я не хочу, чтобы этот чертов племянник избежал виселицы! Таким образом третье преступление начиналось тихо, исподволь и сначала Розмари Джексон не поняла, что это преступление, являющееся составной частью общего плана. Единственное, что знала она, что до получения первой анонимки, она была счастлива. Сейчас ей было трудно держаться нормально, когда Чарльз вечером возвращался домой. Она не знала, как она сможет смотреть на него, не рассказав про те письма. Но если они беспочвенны, если даже те доказательства, которые она обнаружила, фальшивы, тогда она его напрасно расстроит, выбьет из колеи как раз в то время, когда от него требуется максимальная сосредоточенность. Четвертое преступление лишь в одном сходилось с тремя предыдущими. Это тоже было насилие. Оно тоже касалось женщины, пожилой, несговорчивой, замужней женщины, известной благотворительницы в северных пригородах Лондона, где она жила. Своим злым языком и общественным бесстрашием в выборе выражений во время выступлений в парламенте, она снискала себе немало врагов. Ибо она была также председателем мирового суда в Лигейте, и вообще сильной личностью. (обратно)
3 Третье преступление
Человек приблизился к дому магистрата, воспользовавшись воротами, которые вели на задний двор к гаражу. Это был темный вход, так как ближайшая лампа находилась в сотне ярдов, а тыльная сторона здания вообще не была освещена, хотя с фасада все же в каких-то окнах мерцал огонек. Невидимый человек незаметно прокрался к черному входу, почти не произведя никакого шума. На нем была темная одежда. Был конец марта, месяц на ущербе, резкий ветер гнал по небу низкие облака, сквозь которые иногда на одно мгновение проглядывали робкие звезды. Человек подергал за дверь, но она была заперта, как он и ожидал. После этого он весьма осторожно воспользовался карманным фонариком, изучая окна. Все ставни были закрыты, и он даже не пытался их взломать. Вместо этого он отступил назад и обратил свое внимание на окна второго этажа. Действительно, одно подъемное окно было сверху приспущено. Вокруг не было слышно ни единого звука, кроме воя ветра. Над входом имелся небольшой навес. Не без труда, встав на цыпочки, он достал до навеса и подтянулся на руках наверх. Его ноги упирались в кирпичную стену, то и дело соскальзывая вниз, и к тому времени, когда он добрался до крыши, он порядочно запыхался. Но вскоре он уже стоял на коленках на навесе и самодовольно ухмылялся. Он подождал, пока у него не восстановилось нормальное дыхание, потом поднялся во весь рост и обнаружил, что без особого риска сможет добраться до открытого окна. Упасть вниз можно было разве что по особой невезучести. Он перегнулся немного вправо и опустил до конца оконную раму. Она легко скользнула вниз. Внутри не было света, сплошная мгла и странные формы снаружи — вой ветра, да плач деревьев. Он придвинулся на самый край навеса, откуда можно было влезть в окно. На улицу завернула машина. Ее фары бросали снопы белого света. Человек на навесе окаменел. Свет выхватил из темноты отдельные предметы, мотор ревел, но вот машина доехала до угла и исчезла за поворотом. Причем водитель не соизволил при этом снизить скорость, как это требовалось в ночное время даже на пустынных дорогах. Он ехал со скоростью не менее 50 миль. Еще до того, как исчез отсвет огней, человек оказался в комнате, вернее — в широком проходе. С одной стороны была глухая стена с единственным окном, с другой — три двери. Он миновал их и очутился на просторной лестничной площадке. Проход, площадка и пологая лестница вниз освещались мощной настенной лампой. Даже в большой холл проникал ее свет, так что были видны многочисленные потускневшие от времени портреты, свидетельствующие о былой семейной славе. Когда-то здесь были деньги, а теперь оставалась одна гордость и традиции, да решительное нежелание позволить прошлому окончательно погибнуть. Короче говоря, это был дом миссис Джонатан Эдвард Китт, советника, члена магистрата, мирового судьи, которая в данный момент находилась в самой маленькой из четырех комнат первого этажа. Она сидела спиной к двери за письменным столом, сделанным каким-то умельцем три столетия назад, погруженная в изучение каких-то документов. Свет от открытой топки падал на нее справа, окрашивал ее поблекшую щеку в розоватый цвет и придавал лихорадочный блеск глазам. Вторая половина лица освещалась настольной лампой, и серебряные блики лежали на седых волосах, полной шее и сильных руках. Она была одета в костюм, но так как в комнате было очень тепло, жакет был переброшен через спинку стула. Ее блузочка была излишне кокетливой для женщины ее комплекции, тонюсенькая сиреневато-голубоватая, со множеством кружев. Миссис Китт любила кружева и оборки в качестве отделки для своих туалетов, как своего рода противостоящее собственной бесцветности и мужеподобной силе. Во всяком случае от двери она была больше похожа на мужчину, чем на женщину. Дышала она с трудом. Ничто не отвлекало ее внимания. Снаружи не доносилось посторонних звуков. Не слышала она и того, как повернулась дверная ручка. Шуршали бумаги, с которыми она работала. На улице прошла машина, и вторая через десять минут, но она вряд ли это заметила. Очень медленно отворилась дверь. Потом особенно громко и тревожно в такой тишине раздался звонок. Он перепугал пришельца, но у него хватило ума не хлопнуть дверью. Миссис Китт тоже вздрогнула от неожиданности, однако не отложила карандаша и не прекратила чтения бумаг, а только протянула к телефону руку и проговорила хрипловатым голосом: — Миссис Китт слушает… — Кто? — А, советник Виллербай, я была уверена, что вы позвоните. — Это прозвучало вроде оглашения анафемы. Наконец-то она отложила карандаш и бумаги, сконцентрировав свое внимание на разговоре. — Э… да, конечно… Я уже ознакомилась и продолжаю изучать теперь более подробно… И меня совершенно не устраивает, что мы так свободно тратим деньги налогоплательщиков… Я великолепно знаю, что это не слишком дорого на душу населения, да… Будьте любезны, дайте мне возможность хоть изредка мыслить без ваших подсказок… Очевидный факт, что эти дополнительные суммы будут израсходованы с ничтожной пользой… Я не уверена, что смогу поддержать проект… Нет, я еще не приняла окончательного решения, я согласна, что вам необходимы какие-то радикальные меры по вопросу стоянок машин… То, как в нашей стране преследуют водителей, поистине отвратительно, но это к делу не относится. Я права? Она с трудом выслушала ответ. Человек у двери открыл ее настолько, чтобы иметь возможность проникнуть в комнату. Не спуская глаз с женщины, он прикрыл снова дверь, затем вытащил из кармана кусок цепи от велосипеда, примерно в один фут длиной. Он обернул ее несколько раз вокруг одетой в перчатку руки, а длинный конец свешивался вниз. В зеркале над камином было видно его отражение, но он этого не замечал, рассматривая спину миссис Китт, поредевшие седые волосы, слегка завивающиеся над ушами и собранные узлом на затылке, так что голова казалась невероятно маленькой. Человек приблизился к ней на расстояние вытянутой руки. — Советник Виллербай, — заговорила миссис Китт своим самым непримиримым тоном официального лица, — я великолепно знаю свой долг перед согражданами в равной степени и я уверена, что владелец машины, по моему мнению, которое я неоднократно высказывала в парламенте, является жертвой вымогательств, вымогательств всякого рода, придуманных в цивилизованном мире. Он платит налог за машину, за бензин, за покрышки, за масло, за все… Он платит баснословные деньги за всяческое обслуживание, постоянно преследуется полицией, он никогда не может найти удобного места, чтобы поставить свою машину. Но это все не означает, что я стану поддерживать любые меры, которые помогут ему за счет других членов общества, и уж конечно не за счет жителей Лигейта! Она с трудом дышала, когда кончила свою речь. Потом добавила крайне резко: — Прекрасно. Если вы не можете быть объективным в этом вопросе, нет необходимости продолжать нашу беседу. Когда я вам обещала поддержать ваш проект по организации стоянок в нашем районе, я была уверена, что он поможет разрешить практические трудности данного положения вещей… Ладно… В ее ушах раздался громкий стук. Это советник бросил свою трубку. Она ничего не сказала, но немедленно положила трубку и прижала обе руки ко лбу. Человеку, стоявшему за ее спиной, не было видно выражения ее лица, он не догадывался, что она закрыла глаза, как будто почувствовала себя страшно усталой, опустила совсем низко голову, приняв таким образом самую выгодную позу, чтобы он смог нанести удар. — Что случилось со мной? — обратилась она к себе самой, поскольку считала, что в комнате никого не было, — ведь он вполне вежливый человек, почему же я… Она не договорила. Ей почудился у себя за спиной непонятный шум, она хотела повернуться на стуле и не смогла. Теперь уже ясно стало слышно бряцание металла. Краешком глаза она уловила очертания мужчины, но не смогла разглядеть его лицо. Единственное, что она заметила, это темно-серую шерсть костюма и яркие блестящие пуговицы. Он обрушил ей на голову свирепый удар. Она закричала в паническом ужасе и попыталась закрыть лицо руками. Он бил и бил… И снова бил… Он вышел из дома почти через двадцать минут, оставив ее лежать возле стула, с которого она упала. Ковер, ее руки, плечи, шея — все было покрыто кровью. Ему было трудно установить, дышит ли она или нет, но фактически она еще дышала. Напавший на нее человек ушел через парадную дверь, потом прошел по траве к боковому входу. Он шел по улице, прижимаясь к высокой стене и живой изгороди, так что если на улице и был кто-нибудь, его было бы трудно различить в темноте. Он добрался до угла. Из-за другого угла вывернулся велосипедист, таким образом оказавшийся между ним и его небольшой машиной. Когда они сблизились, человек сообразил, что это — полицейский. Он услыхал шуршание шин по мостовой, дребезжание металла и звонки отвибрации. Полицейский проехал мимо. Человек в темно-сером не обратил на него внимания. Он прямиком подошел к своей машине, которая стояла с включенными, как положено, задними огнями, и сел за руль. Только теперь он оглянулся, но полицейский уже скрылся за поворотом, и широкая улица снова была совершенно пустынной. Водитель включил мотор, и вскоре машина тронулась с места. (обратно)4 Роджер Вест
Старший инспектор Роджер Вест, иначе «Красавчик», завернул в свой кабинет и удивился, заметив, что четверо других старших инспекторов, с которыми он делил помещение, столпились около окна. Этих людей он знал настолько хорошо, что принимал как «нечто» само-собой разумеющееся. Вот стоит Эдди Дэй со своим колоссальным брюхом и выдающимися вперед зубами, которые не дают ему возможности плотно закрыть рот. Рядом — массивный, высокий Билл Слоун, недавно возвратившийся из другого отдела. У него свежее розовощекое лицо, светлые волосы. Внешне он больше походит на футболиста, чем на профессионального детектива. А вот и Коддер, полный, чуточку нудный, но дотошный. И, наконец, самый маленький из всех и самый старший по возрасту Джим Ридон. — Хэллоу, Роджер, ты уже слышал? — сразу же спросил Ридон. — Народный праздник или праздник для преступников? — усмехнулся Роджер. Подобное «тайное совещание» означало нечто необычное, причем непосредственно затрагивающее интересы Скотланд-Ярда. Например, слухи о новом расписании дежурств по ночам, о премии или чьем-то выдвижении по службе. Однако, уже задавая свой шутливый вопрос, Роджер сообразил, что неверно расценил настроение приятелей и добавил уже более серьезно: — Нет, я ничего не слышал. Я сию минуту пришел. У него создалось странное впечатление, будто бы они не знают, как ему преподнести новость. Даже Слоун, его старейший друг, который работал под его руководством множество лет, вроде бы тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Ридону явно не нравилось то, что он должен был сообщить. Его темно-карие глаза были очень выразительными. — Что, аппеляция Ньюмана? — нетерпеливо спросил Роджер, — они же гарантировали… — Это П.К., — сказал Ридон, — тромб коронарных сосудов вчера вечером и дело дрянь, как утверждают врачи, — едва ли протянет. — Ох! — только и вымолвил Роджер. — Ох! — Теперь ему было ясно их состояние. Медленно вытащил он из кармана сигареты, закурил, внимательно глядя на приятелей, понимая, почему им так не хотелось сообщать ему печальную новость. Он глубоко затянулся и спросил: — Где он? — Ему было нужно что-то сказать, потому что в конечном итоге было безразлично, где именно лежит при смерти сэр Гай Чартворд, помощник комиссара криминального департамента. — Вестминстерский госпиталь, — ответил Ридон. — Когда поступили последние сведения? — Только что говорил Нортлэндон, ну, а перед тем он разговаривал с секретарем. — Ох! — Роджер снова затянулся. Он вроде бы подключился к их группе, являясь одним из них, но в то же время у него было особое положение. Ему ничего не стоило посмотреть из окна на большой двор, раскинувшийся внизу, или на другие окна здания Департамента криминальных расследований, представить в одном из них Чартворда… Большой толстый человек, уступавший только Эдди Дэю по величине живота, со здоровым обветренным лицом и яркими голубыми глазами, венчиком седых волос и огромной лысиной, которая блестела, как начищенный самовар. Таков был Чартворд, внешне напоминающий фермера, который мог быть придирчивым, чертовски недоверчивым, но был самым популярным помощником комиссара во всем Департаменте. «Приятель каждого полицейского» — однажды сказал про него какой-то остряк и был очень близок к истине. Друг Роджера Веста. В Департаменте не было ни одного человека, который не считал бы это само собой разумеющимся. Поэтому и понятно, что известие о болезни П.К. сильнее всего подействовало на Роджера. Они с Чартвордом «видели» проблемы почти одинаково. Только вчера вечером они обсуждали вместе вот в этой самой комнате, когда сюда заглянул Чартворд сообщить Роджеру, что ему до сих пор не звонили из аппеляционного суда о последнем прошении осужденного убийцы о помиловании. Убийца, молодой парень Ньюман, был уличен в убийстве собственной тетки. Запутанное дело, трудное, если не сказать безнадежное, над которым они с Чартвордом бились в течение многих недель. — Секретарь собирается рассылать бюллетени по мере их поступления, — прервал его невеселые думы Ридон. Иными словами, Роджер лично ничем не может помочь. Вряд ли требовалось об этом говорить. Он вынул недокуренную папиросу изо рта и швырнул в еле теплящееся пламя камина. Несколько кусков угля раскалились докрасна. Снаружи светило яркое мартовское солнышко, но в помещении было промозгло. — Кортланд хочет поговорить с тобой после того, как ты просмотришь бумаги у себя на столе, — добавил Ридон. — Благодарю. А вообще, что за ночь была сегодня? — Роджер двинулся к своему столу, стоящему в самом дальнем от дверей углу. Он был ярко-желтого цвета, по заднему краю стояло четыре ящика с надписью: «поступившие», «изъятые», «текущие» и «законченные». Перед столом стоял вертящийся стул. Сзади на стене было темное пятно в том месте, где его касался стул Роджера, когда тот его отодвигал, садясь за стол или вылезая из-за него. — Так себе, — ответил Билл Слоун, стол которого стоял подле стола Роджера. Другие тоже принялись за работу, в этой комнате не привыкли попусту тратить время. — Сегодня в Лигейте случилось мерзкое дело. Думаю, Кортлэнд по этому поводу и хочет тебя видеть. Роджер вяло переспросил: — Мерзкое дело? — и сел на место. Все было бы не так плохо, если бы не говорили, что положение Чартворда безнадежное. С этим было трудно примириться. Если бы Чартворда не было вчера вечером в этой самой комнате после того, как все остальные уже разошлись, и они откровенно не обменялись бы мнениями о кассационном суде, тоже было бы легче. Но, как бы скверно ни было на душе, все равно надо приниматься за текущие дела, работать над старыми, что-то начинать, что-то заканчивать. Случилось так, что на столе у Роджера поубавилось бумаг. За последние несколько дней некоторые папки попали в ящик «законченных дел», превратившись теперь в материал для воспоминаний и «архивные документы». Роджер посмотрел на дела, ожидавшие решения, отложил две папки в сторону — надо обсудить с начальством. Потом углубился в чтение рапорта из Лигейтского участка. Это был неглупый, даже толковый рапорт, написанный кратко и толково. Пожилая, всеми уважаемая жительница Лигейта, вчера вечером подверглась зверскому нападению в собственном доме вблизи Лигейтской Вересковой пустоши. Она все еще находилась без сознания. По-видимому, мотивом явилось ограбление, потому что комната, в которой ее нашли, была перерыта сверху до низу. Но в деле имеются и кое-какие странности. На рапорте Кортланд написал: «Зайдите ко мне, ладно?» По правилам, по такому вопросу Кортланд пошел бы к П.К, а тот послал бы за Роджером. А теперь Кортланд оказался на месте старины Чартворда, дай бог, чтобы временно. Роджер протянул руку к телефону. — Старшего офицера Кортланда, пожалуйста. — Да, сэр, — и тотчас же: — соединено. — Благодарю. Доброе утро. Говорит Вест. Да, я могу прийти немедленно. — Он тут же положил на место трубку, загасил папиросу и мысленно отметил, что это уже третья с того момента, как он сел за стол. Три — менее чем за полчаса. Он поднялся, взял в руки папку по Лигейтскому делу. В кабинете находился один Эдди Дэй, занятый у стола какими-то бумагами, которые он разглядывал через лупу. Эдди считался самым лучшим в Ярде, может быть, и в целом мире, экспертом по подделкам. У него была непоколебимая вера в могущество и эффективность исследований с увеличительным стеклом. Действительно, в девяти случаях из десяти оно помогало ему находить желаемый ответ. Роджер вышел. Известие о Чартворде совершенно выбило его из колеи. А это никуда не годилось. Он заставил себя сосредоточиться на Лигейтском деле. Один момент его действительно интересовал: имя пострадавшей — «советника миссис Китт». Оно было ему знакомо. Более того, у него было такое чувство, что только вчера утром он натыкался на него в связи с каким-то вопросом, но сейчас никак не мог припомнить. «Советник, миссис Китт…» Миссис Китт, мировой судья! Ага, вот оно что! Его сбивала незнакомая часть — слово «Советник». Просто «миссис Китт, М.С.» — звучало привычно. Она всегда придерживалась противоположного мнения, чем все остальные должностные лица в вопросе о мотористах, где бы им ни появлялась возможность высказаться. Порой она жадно цеплялась за каждую ошибку полиции и даже впадала в крайности в своих обвинениях, защищая водителей. Легко было припомнить некоторые из ее излюбленных выражений, частенько цитируемых лондонскими вечерними газетами, а иногда просачивающихся и в солидные утренние издания. — По временам мне кажется, что простому полицейскому больше нечего делать, как прятаться по темным закоулкам, так, чтобы подстеречь несчастного водителя, который оставил свою машину в неположенном месте… — частенько говорила она, а заголовки кричали: «М.С. говорит, что полиция прячется по темным закоулкам…» Или же она говорила: «Почему всегда водителя обвиняют в несчастных случаях? Половина из них происходит по вине пешеходов или безрассудству велосипедистов»… В вольном переводе газетчиков это звучало: «Велосипедисты страдают отсутствием рассудка» — говорит М.С.… Она была не единственным мировым судьей, с независимыми взглядами и злым языком, и Роджеру на ум не приходило никакого скандала, связанного с ее именем. Это говорило о том, что она никогда слишком далеко не заходила, чтобы игнорировать, например, резонные возражения местной полиции. Старшим офицером Лигейта был старина Джем Конноли, которому оставалось всего несколько лет до пенсии, один из опытнейших работников. Пожалуй, в душе Конноли даже любил эту неугомонную особу. Роджер постучал в кабинет Кортланда. Когда-то Кортланд был одним из самых непопулярных людей в Ярде, но за последние годы он немного вылез из своей раковины, так что уважение к нему возросло, хотя по-настоящему он никому не нравился. Массивный, с угрюмым бледным лицом, необщительный, лишенный чувства юмора, он занимал этот кабинет вместе с другими — работал старшим инспектором, который в данный момент уехал из Лондона по делам. — Садитесь… Дело — дрянь в отношении сэра Гая. Всю свою жизнь я так не поражался… — Я тоже потрясен… — Не сомневаюсь. Последний человек, от которого можно было ожидать подобного фортеля! Разумеется, это неверно. Цвет лица Чартворда должен был служить намеком. Да и то, что Чартворд зачастую работал целыми сутками, должно было бы насторожить: это уже не под силу человеку в шестидесятилетнем возрасте. Нет, ничего удивительного здесь не было! — Есть какие-нибудь новости? — спросил Роджер. — Нового ничего. На кислороде… Вызваны лучшие специалисты… Об этом можно не беспокоиться. Но, когда случается такая история, трудно надеяться на выздоровление. Чертова болезнь! Роджер деревянным голосом ответил: «да»… — Ладно, теперь эта Лигейтская история, — наконец приступил к делу Кортланд, — сейчас ведь у тебя нет ничего срочного, правда? — Да, нет… — Не проехаться ли тебе к Джему Конноли? — предложил Кортланд, — полчаса назад он мне звонил и сказал, что в этом нападении имеются кое-какие нелепости, так что просил кого-нибудь подослать. Вроде бы старина Джем не слишком верит в собственные силы. Отсюда тебе не нужно ничего брать, Джем выделит специального сержанта, да и все остальное. Конечно, если ты не предпочитаешь работать со своими ребятами. — Не думаю, чтобы была такая необходимость, — пожал плечами Роджер, — Лигейтская полиция хорошо работает… — Я тоже так думаю. Значит, ты едешь. Я свяжусь с Джемом и предупрежу его. — Великолепно, — сказал Роджер, — благодарю. У него было сильное подозрение, что Кортланд отправил его в Лигейт, чтобы отвлечь от невеселых дум о Чартворде, чем он неизбежно был бы угнетен, даже при условии изучения текущих дел, которые в настоящий момент не требовали большого напряжения. Да, полезно уйти с головой в какой-нибудь запутанный случай… Вернувшись к себе в кабинет, Роджер мысленно перечислил, что ему нужно сделать в городе до отъезда в Лигейт, где ему возможно придется пробыть до конца дня. Хорошо еще, что жена в отъезде. Необходимо позвонить в два-три места и связаться с Чарльзом Джексоном. Они договорились о совместном ленче. Адвокат подготавливал защиту молодого Ньюмана и было похоже, что успешно. Эдди Дэй, который все еще находился в кабинете, поднял на него глаза, не отнимая от них линзы, но тут же снова возвратился к какому-то чеку, приколотому к листку белой бумаги у него на столе. Телефонистка предупредила Роджера, что сейчас она разыщет для него Джексона. — Благодарствую. Он чаще обращался к Джексону, чем к другим стряпчим, и ему все в нем нравилось. Когда-то Роджер высказал мнение, что Джексон — человек идейный. Однако, на протяжении нескольких последних недель он почувствовал изменения в настроении адвоката. Было похоже, что Джексон утратил былую уверенность. По-видимому, давало себя знать огромное напряжение, которое от него требовало дело Ньюмана. — Вас соединили с мистером Джексоном, сэр. — Алло, Джексон, — сказал Роджер, — это Вест из Ярда. Доброе утро. — С добрым утром, — ответил Джексон. Его голос нельзя было назвать ни энергичным, ни нетерпеливым, скорее всего бесцветным. — Я очень сожалею, но мне поручили одно задание в Лигейте, так что я сомневаюсь, что у меня будет возможность возвратиться в город к ленчу. Разрешите мне пригласить вас, как только я выясню, когда я буду свободен. — Будь оно неладно! — совершенно неожиданно воскликнул Джексон. — Мне очень жаль, но… — Нет, нет, не принимайте это на свой счет, — сказал Джексон более оживленно, — но я рассчитывал с вами посоветоваться по… по личному вопросу. Я подумал, что мы обо всем переговорим во время ленча. Послушайте, не могли бы вы найти для меня часок сегодня вечером? Или в ближайшие дни? Чувствовалось, что он действительно был крайне заинтересован и даже обеспокоен. Тут не было никаких сомнений. — Сегодня вечером годится, — ответил Роджер, — может быть, вы заедете ко мне после обеда, скажем, в половине девятого? — Вы очень любезны, мистер Вест. Я обязательно воспользуюсь вашим приглашением. Вы не станете возражать, если… — он не стал продолжать, как будто бы даже пожалел, что сказал и эти несколько слов, и добавил более официально: — Договорились, в восемь тридцать на Белл-стрит. — Буду вас ждать, — сказал Роджер. Когда он дал отбой, Роджеру пришла в голову мысль, что Джексон заранее узнал, где он, Роджер, живет. Ну что же, не впервые адвокаты вели с ним приватные разговоры. Бесполезно гадать о причине, но невозможно и не учитывать тот факт, что Джексон был по-настоящему разочарован из-за несостоявшегося ленча. Роджер спустился на лифте вниз и пошел к своему зеленому «Бомслею», который стоял тут же во дворе. Никто с ним не заговорил на эту тему, но он чувствовал, что даже одетые в форму охранники во дворе раздумывали над тем, что «Красавчик» Вест испытывает в связи с болезнью П.К. А у него в душе был настоящий ад. Может быть, то же самое можно было сказать и про многих других людей, в том числе и про родных советника миссис Китт. М.С… Интересно знать, — подумал он, — пришла ли она в себя? А вдруг она умерла и таким образом у него в руках окажется дело, новое дело об убийстве? Скоро он обо всем узнает. (обратно)5 Наблюдательный полицейский
— Вот эта комната, — сказал Джем Конноли, — в ней ничего не изменилось. Никогда не угадаешь, что потребуется вам — гениям из Скотланд-Ярда. Мы живем в постоянном страхе и трепете перед вами. — Так и следует, — невозмутимо согласился Роджер. Своей деловитостью и довольно тяжеловесным юмором Конноли ему здорово помог. Он был человеком неподходящей наружности для старшего полицейского офицера, хотя бы благодаря своему невысокому росту. Сорок лет назад его с большим трудом приняли в полицию именно по этой причине. Годы согнули и плечи, и спину, так что теперь Конноли положительно был низеньким. Роджер был на целую голову выше, в нем было более шести футов. Массивный и быстрый. Солнечный луч, проникающий через открытую дверь дома на пустоши, играл на его светлых волнистых волосах. Снаружи находилось несколько участковых работников. Основное было уже сделано, измерения, фотографии, проверка отпечатков пальцев, поиски улик. Снаружи дом представлял уродливое сооружение позднего викторианского стиля с красными кирпичными стенами и остроконечной башенкой с высокой черепичной крышей, которая сильно смахивала на колокольню. Внутри холл и комнаты были вполне пропорциональными и, хотя меблировка явно обветшала, общее впечатление было импозантным. Конноли провел Веста в комнату напротив, не слишком большую, однако больше любой комнаты в доме самого Веста в Челси. Сейчас размеры комнаты едва ли привлекали внимание, потому что в глаза бросилось хаотическое состояние. Весь пол был усеян обрывками бумаги, в камине виднелась груда сожженных документов, — черные, ломкие, блестящие, причем сразу же можно было сказать, что в основном это газеты. Большой книжный шкаф красного дерева, стоявший по одной стене, был раскрыт нараспашку. С нижних полок его были вытащены почти все бумаги, так что внутри практически ничего не осталось. Две или три большие книги валялись на полу, а все страницы из них были повыдерганы. — Можно не сомневаться, — сказал Конноли, — что что-то он искал. — Кто он ? — Красавчик, не станешь же ты меня уверять, что это дело рук женщины? — Мне просто хотелось уточнить, — сухо ответил Роджер, — какие-нибудь фотографии готовы, Джем? — Сейчас прислали с нарочным. — Прекрасно. Чартворд был позабыт, впрочем, как и все остальное, помимо предстоящего расследования. Налицо было почти идеальное преступление с точки зрения его показательности: развороченная комната, порванные книги, сожженные бумаги, раскрытые шкафы и выдвинутые ящики, а на полу, как раз перед бюро, около стула скрюченная фигура женщины. Роджер занялся ею. — Значит, она крупная? — Пять футов, девять дюймов, более пяти пудов. — Как она себя чувствует? — Все еще без сознания. — Шансы? — Она ничего не говорит. Около нее дежурит муж. — Где он был вчера вечером? — Уезжал на собрание. Они одни из самых активных общественных деятелей в Лигейте. Между нами, Красавчик, — Конноли заговорил с жаром, — мне нравится эта пара и, пожалуй, я даже предпочитаю старого доктора Китта его супруге. Но чуть-чуть! Она вечно кричит о том, что полиция преследует водителей, но у нее в одном мизинце больше настоящей человеческой доброты, чем у большинства людей во всем их существе. Верно, она поднимает много напрасного шума по пустякам, но одновременно творит добро. Она является организатором почти всех молодежных мероприятий местного клуба, домов для престарелых, посещения больных… Одним словом, мисс Китт и общественное благосостояние — синонимы в нашей местности, и поэтому никто не обращает внимания, когда она поднимает вопль об ограничениях, или, как она выражается, «ущемлениях прав мотористов». Правда, это у нее своего рода пунктик, — усмехнулся Конноли, плутовато подмигнув, — но это не самое страшное. Сама она водит развалюху-«Остина» и вечно оставляет его там, где это строго воспрещается. Роджер принялся за осмотр бюро. На нем стояла фотография молодой женщины со свежим привлекательным личиком, веселыми глазами и умным, слегка насмешливым, изгибом губ. На такое лицо против воли посмотришь во второй раз. — Кто такая? — Племянница мисс Китт, ее единственная близкая родственница. Эйкерс, Джун Эйкерс. — Странно, что этот тип не разбил портрет, — заметил Роджер, — на каком собрании был доктор Китт? — В местном городском зале. Понимаете, сейчас идет кампания протеста против сноса ряда старых зданий по другую сторону вересковой пустоши. Они в антисанитарном состоянии, не у места, но хозяева и жильцы подняли вой. Доктор Китт был председателем на собрании, которое продолжалось с восьми часов до одиннадцати. После этого он отправился с некотороми друзьями выпить по чашке кофе. Его жену нашли около десяти тридцати. — Каким образом? — Я натаскиваю своих полицейских. Роджер подмигнул. Разговаривая, он одновременно внимательно все разглядывал. Книги из бюро, некоторые из них раскрытые, не были тронуты, но около самой стены лежала груда старых газет, напоминая детские шалаши из сучьев. Похоже, что громила собирался уничтожить их все, но остановился на полпути. Некоторые газеты были разорваны на мелкие клочки. Кстати, те большие книги, от которых остались одни переплеты, тоже когда-то состояли из газетных вырезок. «…и данный полицейский, по имени Пай, почувствовал запах гари и решил, что ему нужно войти и проверить, — продолжал Конноли, — объяснил, что подумал, будто загорелась сажа в трубе, но тут на него упало несколько кусочков обгорелой бумаги, когда он проезжал мимо на велосипеде, поэтому-то он и захотел лично удостовериться. Он заглянул в окно, занавески были сдвинуты неплотно, и он увидел ее…» — Имеются ли данные, через сколько времени это было после того, как на нее напали? — Да, пожалуй, — сказал Конноли, — советник Виллербай готов присягнуть, что он разговаривал с ней по телефону минут двадцать, от девяти пяти до 9.25. Они вроде бы поспорили о каких-то делах совета и их беседа так затянулась, что он пропустил начало передачи вечерних известий. Он — болельщик новостей для дома, да и свои часы ежедневно вечером проверяет по большому Бену. Учитывая, что спорный вопрос касался проекта новых правил стоянки частных машин и, зная пристрастие миссис Китт к водителям, можно понять, почему так затянулся их телефонный разговор. Да и у советника тоже характер не ангельский, они оба горячились. Но Виллербай живет на другом краю пустоши и его пятеро детей и супруга могут показать под присягой, что он вечером никуда не выходил. — В чем заключались споры? — Все нужды Лигейта с успехом разрешили бы человек двадцать пять солидных филантропов, причем это вполне реально. Миссис Китт была против траты муниципальных денег. По правде сказать, Красавчик, миссис Китт тут совершенно права. Впрочем, она вообще редко ошибается. — Вижу, что ты вправду ее любишь? — с улыбкой сказал Роджер. — Если только она умрет, Лигейтская полиция будет переживать, как если бы погиб один из ее собственных сотрудников, можешь поверить мне на слово. Роджер снова ухмыльнулся. — Ясно, Джем Конноли. Ты не знаешь, ничего не украли? — Около двадцати фунтов из шкатулки на бюро, — Конноли указал на ящичек из зеленого материала, валяющийся подле камина, — она была взломана. — Отпечатки? — Ничего не найдено. — Как он попал в дом? — Не уверен, может быть, через окно над портиком. А может быть, она и сама его впустила. — Не знаете, больше ничего не пропало, — драгоценности, что-нибудь в этом роде? — У нее не было ничего особо ценного. Практически они были бедняки. Постепенно им пришлось продавать фамильные вещи, чтобы не умереть с голоду. Однако, они до сих пор остаются крупнейшими подписчиками на все местные благотворительные мероприятия. — Короче говоря, мотив неизвестен, — согласился Конноли. — Разумеется, меня тоже все это поразило. Я понимаю, что парень мог бы сделать подобный погром в комнате в поисках денег, но какого черта ему понадобилось сжигать газеты? Ума не приложу, а вы? — Ничего не понимаю, — ответил Роджер. — Знаешь, Джем, поручика эти обгорелые бумаги нам. Я вызову ребят из Ярда, пусть они над ними поколдуют. Скажи, этим телефоном можно воспользоваться? Когда Конноли сказал «да», Роджер набрал номер Белого дома 1212 и переговорил с Кортландом, который обещал прислать работника технического отдела и специалиста по бумаге. — Благодарю, — сказал Роджер. Он еще раз обшарил комнату глазами, потом взял карандашный набросок положения упавшей женщины. Голова у него была наклонена к одному плечу, мысли полностью заняты разбираемой проблемой. — Где были самые серьезные увечья? Конноли ответил очень медленно: — Трудно сказать. Она зверски избита — задняя часть головы, виски, лоб и верхняя половина лица. Похоже, что парень впал в неистовство. Но есть еще один любопытный момент. Скажите, вы когда-нибудь строите гипотезы или ждете, чтобы вам все стало ясно? — Если ее так жестоко избили, почему же она осталась жива? — спросил Роджер, потянувшись за медицинским свидетельством. — Ага, большинство увечий поверхностные, кровоподтеки, но ни одного повреждения черепа, кроме, кажется, одной трещины. Отчасти это объясняется орудием избиения, не так ли? Похоже на велосипедную цепь, верно? — Правильно, — сказал Конноли, — у нее на щеках ясно видны следы отдельных звеньев. Он бил ее по голове, как настоящий дикарь, а когда она потеряла сознание, повел себя, как сумасшедший, и учинил весь этот развал. — Избави меня бог от гаданий на кофейной гуще, но кто-то сильно не любил ее, потому что это не было сделано только из корыстных целей. Если, конечно, — добавил Роджер, заметив огонек в глазах Конноли, — какой-то хитрец не явился сюда для ограбления, а постарался придать делу вид личной мести. Конноли промолчал. — А что в отношении остальных помещений? — Ничего не тронуто, — ответил Конноли, — но давай сходим, посмотрим. Он пошел вперед. Двадцать минут были посвящены тщательному осмотру всего дома. Они остановились у слухового окна и разглядели следы изнутри и снаружи, где, как правильно говорил Конноли, виднелись царапины на кирпичах и пилястрах, поддерживающих навес. Они говорили о том, что кто-то влез наверх. Однако они не обнаружили ничего такого, что можно было бы назвать «вещественными доказательствами». — У Киттов имеется пара приходящих работниц, одна из них — старая служанка, вторая — сравнительно новая, — продолжал Конноли, — я сам разговаривал с ними сегодня утром, но ничего путного не узнал. Нажимал на то, что миссис Китт должен кто-то ненавидеть, чтобы с ней так поступить, но они ответили то же самое, что и я: у миссис Китт нет ни одного врага в целом мире. Конечно, насколько это нам известно, — сухо добавил Конноли. — Что ж, придется охотиться на тайных врагов, Красавчик? — Давай возвратимся в ту комнату, где на нее напали, — сказал Роджер. — Когда они отправились, он добавил: — Боюсь, Джем, у меня плохие новости для тебя. — Ты не должен мне их говорить. Давай, займемся этими газетными вырезками, сложим то, что возможно. Поможем твоим Ярдовским ребятам восстановить золу в подзольнике и, даст бог, они сумеют обнаружить хоть какие-нибудь улики. Да, нам надо искать человека, который до глубины души ненавидит миссис Китт, а ведь это может быть человек, которого она помогла упрятать в тюрьму, не правда ли, Красавчик? — Если бы ты был несколькими годами моложе, ты мог бы пойти работать инспектором в Ярд. Справился бы! Ну, что-же, примемся за дело. — На это уйдет порядочно времени. — Мы можем попросить прислать парней из Ярда. — Не стоит тебе заниматься такой черной работой, ты должен держать фасон, — насмешливо сказал Конноли. Он стоял и снова оглядывал картину погрома. Затем заметил, что мимо окна прошел молодой полицейский, и у него просветлело лицо. — Вот Пай с фотографиями. Наблюдательный малый. Мне будет интересно позднее узнать твое мнение о нем. Роджер рассеянно протянул «э-э», согнувшись почти вдвое, чтобы прочесть что-то в газете. Очевидно, что там были напечатаны некоторые «шедевры» из выступлений мирового судьи миссис Китт. Видимо, она сама собирала газеты, вырезала из них статьи, а затем подбирала в книги. Один подзаголовок и привлек внимание Роджера. В этот момент, некстати для него, донесся голос Конноли: — Могу поспорить, что ты не слышал ни одного слова? — Прошу прощения, — сказал Роджер, поднимая газету. Она была порезана в нескольких местах, но эта статейка оказалась цела… — Ты веришь в совпадения, Джем, — несколько месяцев назад была сбита машиной женщина. Она умерла. Мы этого негодяя так и не поймали. Некая мисс Брэй. А вот слова миссис Китт по тому делу, где мисс Брэй выступала в качестве свидетельницы. Четыре года назад. «Автомобилиста нельзя винить», — гласил заголовок. Суть дела сводилась к тому, что некто Бенджамин Фарилей Канлиф обвинялся в неосторожной езде. Лигейтский суд приговорил его к уплате штрафа. Несчастный случай произошел в Лигейте на Коннон-стрит рано утром, 17-го мая. Под машину попала миссис Эвелин Роули. В тяжелом состоянии она все еще находится в больнице. Мистер Роули, старший фармацевт Лигейтского отделения фирмы Смартов, не предъявлял претензий. Позднее миссис Китт, М.С, председательствующая на суде, сказала, что водителя нельзя винить. Во всем виновата одна несчастная женщина. Независимо от того, как бы нам ее ни было жалко, мы не можем сентиментальничать в отношении подобных фактов, говорила миссис Китт. — В той шумихе, которая привела к суду, виновен, в основном, преподобный Питер Вейт. Миссис Роули в мае ждала ребенка. Вследствие несчастного случая он родился мертвым. Мистер Артур Роули, муж, давал показания истеричным голосом, было ясно, что он не может оправиться от удара. Он рассказал, что его жена была счастлива в ожидании ребенка, никаких неприятностей у нее не было. — Миссис Китт говорит без обиняков, — заметил Роджер. — Великолепно помню, что я сам говорил тебе только об этом, только что… А также о том… что Пай пришел сюда со всеми фотографиями и что тебе хотелось бы услышать мое мнение об этом парне. — Ага, значит, ты умеешь не спать во сне? — Только у меня никогда нет времени на сон, — засмеялся Роджер, — прежде чем повидаться с ним, скажи-ка мне, этого преподобного Вейта, не называют ли пастором Питером? — Да, он когда-то был миссионером. В своих поступках он исходит из самых лучших намерений, но, как правило, доставляет кучу неприятностей. Мир полон чокнутых… — Ему не по душе цифры дорожных катастроф и их жертв, — сухо сказал Роджер. — А что произошло с пострадавшей, с этой миссис Роули? — Кошмарная история, — ответил Конноли. — Она была парализована, не могла ни говорить, ни двигаться. Живой мертвец. В конце концов умерла, примерно, через год после несчастного случая. Впрочем, это не имело влияния на решение суда. Она вышла из автобуса, не посмотрев, куда идет. Если бы ты спросил мое мнение, то пешеходы представляют не меньшую угрозу для дорожных катастроф, чем водители. — Мы можем позднее поговорить на эту тему, а сейчас уж лучше пригласить Пая. Конноли тут же повысил голос: — Входите, констебль. Полицейский констебль Пай был почти полицейским из учебника, у него не требовалось проверять необходимый рост, он был выше пяти футов восьми дюймов, высоченный, широкоплечий детина, отнюдь не толстый и не обрюзгший, с умными серыми глазами на продолговатом лице, с квадратной челюстью. Чувствовалось, что этот парень всегда начеку. — У меня фотографии миссис Китт, сэр. — Благодарю, — Конноли взял снимки. — Это старший инспектор Вест из Ярда. — Горд познакомиться с вами, сэр. У Пая был приятный голос и открытый взгляд. — Рад вас видеть, Пай. Как я понял, вы первый обнаружили то, что здесь произошло? — Да, сэр. — Расскажите мне по порядку, хорошо? Пай взглянул на старшего офицера. — Да, сэр, но я уже… — Повторение мне не повредит, — усмехнулся Конноли, — но постарайтесь не искажать фактов. — Не имею такой привычки, — ответил Пай, явно обидевшись. Он с каким-то вызовом посмотрел Роджеру в глаза и у того мелькнуло в голове, что с таким видом выступают свидетели в муниципалитете. Но Пай толково рассказал про запах дыма и все свои действия, что он предпринял потом, не тратя лишних слов на «лирические отступления». — Совершенно ясно, благодарю, — сказал Роджер. — Не забудьте, что мне нужна копия вашего донесения в письменном виде. — Понятно, сэр. — Прекрасно. У вас все? — Ничего такого, что было бы связано непосредственно с данным делом, всего лишь незначительная деталь. — Слушаю вас. — Немного раньше, вечером, когда я объезжал на велосипеде свой участок, поскольку он очень большой, я заметил человека, который вышел из-за угла поблизости от дома миссис Китт. Он сел в машину, стоявшую недалеко, и уехал. Я не мог понять, зачем ему понадобилось оставлять машину за углом, ведь ее можно было поставить в любом месте. Не стану утверждать, что в тот момент мне это показалось подозрительным, но я обратил внимание на это. Потом, когда я подъехал к другой стороне здания, до меня донесся запах гари. Ветер дул в мою сторону. Однако, сперва я не стал ничего предпринимать и продолжал свой дозорный объезд. Но потом возвратился назад. На этот раз на меня упало несколько кусочков обгоревшей бумаги, и вот здесь я решил проверить дом. — Какой марки была машина? — спросил Роджер. — Темный «Остин-Изо», сэр, модель прошлого года. — Уверены? — Да, сэр. — Регистрационный номер? — Необычный, сэр. Л-573-ПР, — Пай ответил отрывисто и деловито. — Мне никогда до этого не приходилось видеть номера с буквенными индексами, разделенными таким образом. — По-видимому, из-за этого я так хорошо и запомнил этот номер. Я проверил, сэр, это новая серия. — Да, мы тоже проверим этот номер, — сказал Роджер, делая пометку в блокноте, — и если бы все во время дозорных обходов держали глаза открытыми и тренировали память, как это делаете вы, нам жилось бы намного легче. Спасибо, Пай. Вы знали миссис Китт? — Очень хорошо, сэр. — Она вам нравилась? — Поразительная леди, сэр. Если она умрет… — Пай резко замолчал. — Есть ли какое-нибудь известие о ее здоровье, сэр? Роджер теперь был связан с двумя больницами. Через полчаса он позвонил в обе и получил один и тот же ответ: «Без перемен». Но перемены к худшему были во взаимоотношениях между Чарльзом и Розмари Джексонами. (обратно)6 Перемена к худшему
За те недели, которые прошли после того, как Розмари получила первое анонимное письмо и обнаружила следы пудры, духов и губной помады, обстановка в маленькой квартирке претерпела большие изменения к худшему. Это началось с вечера того дня, когда Чарльз возвратился, вполне удачно поработав весь день со старым Нодом и ожидая похвал и домашнего уюта. Вместо этого он нашел Розмари спокойной и почти чужой, а так как он сильно устал, то его беспокоило то, что как следует они так и не помирились. На следующее утро, после традиционного завтрака он ушел из дома в холодном молчании. В течение двух дней Розмари уговаривала себя, что должно существовать какое-то объяснение, что, может быть, письма лживые. Но, когда приходил Чарльз, у нее перед глазами упорно маячили напечатанные на машинке строки, следы пудры и губной помады на носовом платке. На третий вечер, в пятницу, он явился домой, где его ждал ставший уже привычным прием. — Хорошо, Розмари, — заявил он, — если ты собираешься продолжать в том же духе, я с этим смирюсь. Но по крайней мере сообщи мне причину. — Причина тебе известна. — Единственная известная мне причина — женские капризы. Она вскочила со стула, вылетела из комнаты, причем он остался сидеть на стуле с открытым ртом, и так же быстро возвратилась назад со злополучным платком в руках. Пораженный, он внимательно разглядывал все пятна, поглядел на следы пудры, даже понюхал духи, постепенно приходя в себя, а потом сказал тоном, в значении которого невозможно было ошибиться. — С тех пор, как мы женаты, я ни одного часа не провел наедине с другой женщиной, если, конечно, не считать бесед с клиентами у меня в конторе в присутствии мисс Тривитт, «интимными свиданиями». — Но, Чарльз, каким образом? — Говорю тебе, я не провел наедине с другой женщиной ни единого часа с момента нашей свадьбы. Я не целовал, не тискал, не обнимал, не ласкал, не насиловал и не сожительствовал ни с одной женщиной с тех пор, как… — и тут Чарльз внезапно усмехнулся и плутовато подмигнул, отчего его усталое лицо сразу приобрело мальчишеское озорное выражение, — как начал все это… проделывать с тобой. — Чарльз, но если это так, то…? — Дорогая, — сказал он, — мы не на суде, повторяю тебе, я, как и раньше, отчаянно влюблен в тебя, у меня ни разу и мыслей-то не возникало о неверности, не то чтобы какие-то поступки! Припоминаю, что недавно, действительно, получил надушенное письмо от женщины, сыну которой помог избавиться от крупных автомобильных неприятностей. Но, дорогая, ради бога, не заставляй меня представлять тебе… доказательства. Она бросилась к нему на шею. Но все же прежнего не вернуть… Прежде всего потому, что письма продолжали приходить, все очень короткие и на ту же тему, напечатанные на одинаковой бумаге тем же шрифтом и все отправленные в Лондоне, В-1. Во-вторых, потому, что Чарльзу приходилось несколько раз в неделю задерживаться по вечерам в конторе из-за дела Ньюмана. Старый Нод был самым свирепым надсмотрщиком в Темпле. Таким образом Розмари очень много времени была предоставлена себе самой. И именно поэтому, по вечерам, когда Чарльз отсутствовал, начинались телефонные звонки. Они были предельно лаконичными, примерно такого содержания: — Где он сегодня? — спрашивал мужской голос, или: — «Не верьте ему, он искусный обманщик», или же: — «Он смеется над вами»… Все вместе взятое вконец измотало нервы Розмари, так что теперь у нее редко бывали по-настоящему счастливые минуты между длительными периодами мрачного отчаяния. Хотя она рассказывала Чарльзу про каждый звонок, и они бесконечно об этом рассуждали, в глубине души она уже не могла ему полностью доверять. По временам она становилась рассеянной, легко раздражалась и плакала. Чарльз никогда не был уверен, какой прием его ожидает дома по возвращении с работы или же ранним утром. Но гораздо более важным было то, что она охладела к нему, ненавидя себя за это. Однако, ничего не могла с собой поделать. У нее начались постоянные головные боли. — Мы тебе говорили, — шипела родня Джексона, — мы тебя предупреждали, что она тебе не пара! Примерно часа в 3–4, когда Роджер Вест все еще находился в Лигейте, Розмари Джексон сидела подле окна, рассеянно смотря на большой сад соседнего углового дома. Уже появились ранние бледно-желтые нарциссы, хотя еще полностью не расцвели, а вот на желтофиолях красовались большие бутоны. Деревья пестрели в молодой листве, цветущие кустарники великолепно реагировали на раннюю весну, а два диких миндаля посреди лужайки являли собой восхитительное зрелище: гигантские букеты нежно-розового цвета. Было трудно поверить, что это пустоцвет. Однако Розмари почти ничего не замечала. Щеки были бледными, глаза лихорадочно блестели, как будто у нее была повышена температура. Никакие резонные рассуждения ей больше не помогали, она была во власти чувств и, казалось, в мире не было такой силы, которая могла бы что-либо изменить. Яд недоверия к Чарльзу был таким сильным, что постепенно убивал ее. Она начала страшиться его возвращения домой. Зазвонил телефон. Теперь она боялась и телефонных звонков, потому что это мог быть «он» с новым лаконичным заявлением — еще один повод думать, что Чарльз ее обманывает. Поэтому она сначала не захотела подходить к аппарату, но когда он продолжал настойчиво звонить, подняла трубку с таким видом, будто в ней было пять пудов веса. — Миссис Джексон слушает. — Добрый день, миссис Джексон. Это мисс Тривитт. С вами хочет поговорить мистер Джексон. «Это контора, слава богу.» — Я слушаю. — Обождите минуточку. Через секунду она услышала голос, который говорил, осторожно выбирая слова, что стало для него характерным в последние дни. — Алло, дорогая, как ты там? — Все в порядке, Чарльз. — Прекрасно, дорогая, сегодня вечером я должен поехать по делам на пару часов. У нее внутри все сжалось и похолодело. — Ясно, — сказала она упавшим голосом. — Я хотел узнать, не поехала ли бы ты со мной? Это было совершенно неожиданно, почти фантастично. — Повидаться с клиентом, Чарльз? — Отчасти навестить человека, с которым у меня масса дел и который, возможно, сумеет помочь и нам. — Ты имеешь в виду врача? Нет, Чарльз. Я уже и раньше тебе говорила, что я не больна и что… — Не врача, — спокойно ответил Чарльз, — а полицейского. — Ты с ума сошел… После маленькой заминки Чарльз заговорил с большой убежденностью: — Возможно, но мы должны разобраться в сути этой истории. Я пришел к убеждению, что нам надо поручить полиции отыскать человека, который посылает анонимки и звонит по телефону. Это простое дело с пасквилянтом и, во всяком случае, — Чарльз снова остановился, со свистом втянул воздух, и затем предложил: — это один из наиболее опытных работников Скотланд-Ярда. Я знаю, что он соблюдет нашу тайну и мне бы хотелось, чтобы ты поехала вместе со мной, дорогая. Когда он замолчал, снова повисла продолжительная тишина. — Чарльз, — спросила, наконец, Розмари, — ты и правда готов пойти даже на это, чтобы узнать, кто посылает такие письма? — Я уже три недели назад нанял частного сыщика с этой целью, — холодно заявил Чарльз, — но он ничего не обнаружил. Ярд справится гораздо лучше. Ты поедешь? Она почти плакала. — Да, да, конечно, с радостью! — Именно это я и хотел узнать, — спокойно сказал Чарльз. — Послушай, дорогая, давай, поедим где-нибудь в ресторане. Мы с этим парнем договорились встретиться у него дома в 8.30. Так что у нас уйма времени. Я вернуеь домой в половине седьмого. Мы поедем на машине. Будь готова! — Я буду готова! — радостно обещала Розмари. В течение получаса она была вне себя от возбуждения. Начав одеваться, она впервые за несколько недель почувствовала себя менее подавленной. Чарльз может сразу приехать на такси, хотя в часы пик иногда быстрее бываетдобраться пешком. Она прижалась к стеклу, стараясь в сумерках разглядеть одинокую фигуру мужа и при этом отметила, что на другой стороне у обочины стоит небольшая черная машина. И тут она увидела Чарльза. Он шел торопливой походкой, размахивая сложенным зонтом. Она была готова на всю улицу закричать его имя, таким близким показался он ей в эту минуту. Одновременно она заметила, что та машина тронулась с места. Боковые огни у нее были включены, но вообще-то она представляла собой не более чем темную массу, пришедшую в движение. Окно было заперто, так что Розмари не могла ничего слышать, но она видела, как Чарльз сошел на мостовую и как машина быстро набирает скорость. Казалось, что она устремилась прямо на него… (обратно)7 Наезд машины
Чарльз Джексон видел, что в окне спальни горел свет, ему даже показалось, будто он различает голову и плечи Розмари. Он молил бога, чтобы так оно и было. На протяжении последних недель он был близок к отчаянию. Иногда ему в голову закрадывалось сомнение, смогут ли они в будущем быть счастливы с Розмари и не были ли правы его родители и сестра. По временам он почти сомневался, не верил собственным глазам, которые смотрели на короткие, напечатанные на машинке письма, пудру, платок со следами губной помады. Самое скверное было то, что всего лишь пару месяцев назад «Мерридью» защищал интересы человека, жена которого, пожелав получить свободу, подстроила свидетельства против него и даже возбудила бракоразводный процесс. Джексон не мог, вернее не хотел, поверить тому, что у Розмари были такие же гадкие намерения. Но иной раз ее поведение почти пугало его. Он воспользовался услугами одного из лучших частных бюро в Лондоне, но безрезультатно. Он даже поручил следить за Розмари… Те моменты, когда они спокойно могли обсудить сложившуюся обстановку, становились все более тяжкими. Розмари стала такой легковозбудимой, что любое неосторожное слово, а иной раз и слова, в которых вообще не было ничего обидного, доводили ее до слез или же вызывали в ней ярость. Давно уже он не подходил к своей маленькой квартирке с чувством такого нетерпения. Да, вот она стоит. Темный силуэт на фоне освещенного окна. Если она так же волнуется, как он, тогда сегодняшний вечер, может быть, станет поворотным моментом в их взаимоотношениях. Он машинально отметил маленькую темную машину, стоящую с краю дороги, почти у самого угла. При других обстоятельствах он, возможно, и подумал бы, что она стоит слишком близко, но сейчас в Мьюсе было небольшое движение и большая часть машин ездила медленно, так что ничего особо опасного в этом не было… Ближайший фонарь находился на некотором расстоянии, да и не мешало бы подрезать огромные сучья дерева, нависавшие над тротуаром. Район Мьюса освещался до сих пор газовым светом. Старомодные лампы были прикреплены металлическими скобами к стенам домов, большие двери гаражей были заперты. Единственное освещенное окно на улице — его собственная спальня. Теперь он отчетливо различил, что Розмари машет ему рукой. Он услышал шум автомобильного мотора, но ему и в голову не пришло, что это опасно. Он миновал машину и уже было ступил на камни мостовой, когда до него дошло, что двигатель стучит во всю, но и это его не встревожило. Он стал переходить дорогу. Чарльз заметил краешком глаза задние огни машины, которая повернулась на 180 градусов и теперь быстро приближалась. Все, что он мог различить, это надвигающуюся черную массу, слепящий свет и силуэт человека за рулем, одетого в фетровую шляпу. Все, что он мог расслышать, это рев мотора. Он окажется прямо под машиной, когда она вывернет из-за угла. А если он шагнет назад, его заденет при повороте. Ему оставалось только прыгать вперед. И он прыгнул… Он почувствовал, как что-то схватило его за пальто и свалило с ног, ему было немного больно, но настоящего удара он не почувствовал, хотя и тяжело свалился на камни мостовой, ударившись лбом, после чего окончательно потерял сознание. А шум мотора заполнил весь Мьюс, как завывание грозной, неумолимой стихии. Машина, подпрыгивая на булыжниках, снова сделала полный разворот в нескольких метрах от распростертого на земле беспомощного тела и теперь дальнейшая судьба человека целиком зависела от прихоти шофера. Розмари так быстро сбежала с лестницы, что успела достигнуть ее подножья еще до того, как Чарльз упал. Она распахнула дверь и в темноту устремился свет, отразившись на блестящем черном лаке машины, которая промчалась мимо, и на бледном лице шофера. На одно мгновение водитель повернулся к ней, потом круто завернул машину и направил ее к распростертой фигуре Чарльза. — Нет! — истошным голосом закричала Розмари, — нет-нет-нет!! Она побежала к мужу. Она видела, как правая рука Чарльза потянулась к ней умоляющим жестом, как едва заметно приподнялась голова, но машина неумолимо надвигалась на него, как будто водитель решил закончить свое черное дело. Но тут из-за угла показалась вторая машина, снизившая, как положено, скорость на повороте. — Стоп! — закричала Розмари. — Стоп! Она задыхалась от бега и крика, хотя и понимала, что кричать бесполезно. Слишком далеко. Ей казалось, что для Чарльза все потеряно, однако она ошибалась. Преступный водитель вынужден был повернуть руль, ибо если бы он поехал прямо через свою жертву, он непременно врезался бы во вторую машину, которая притормозила на углу. Теперь возможность ускользнуть из Мьюса почти равнялась нулю. Похоже было, что вторая машина целиком заняла всю проезжую часть улицы. Колеса завизжали. И все же черная машина проскочила между стеной дома и второй машиной на расстоянии нескольких дюймов. Водитель погнал к следующему повороту, откуда можно было уйти по десятку различных переулков и не бояться погони. Розмари опустилась на колени подле Чарльза. — Спокойнее! — сказал водитель, выскочивший из второй машины, — дайте-ка мне посмотреть на него! Мне думается, что он не сильно пострадал! Действительно ли он так думал, или произнес эти слова только, чтобы утешить Розмари, не имеет значения. Он тоже нагнулся над неподвижной фигурой Чарльза. В этот момент подъехала еще одна машина. Откуда-то появилось несколько пешеходов. Начались неизбежные пересуды. — Вы что-нибудь видели? — Нет. — Машина ужасно шумела, не правда ли? — А за доктором послали? — Доктор, — повторила Розмари, — позовите доктора. — Я не думаю, что ему требуется врач, — сказал человек, стоявший подле Розмари, — видите, пальто порвано на спине, наверное, здесь его зацепило крылом машины, а на лбу огромная шишка, которой и объясняется обморок. — Он быстро ощупал тело Чарльза, нашел пульс и категорически заявил: — Через несколько минут он наверняка сам сумеет обо всем рассказать. Давайте перенесем его на тротуар, мне нужно ехать дальше. — Требуется помощь? — спросил ближайший сосед. — Он не ранен? — Сбила машина, да и скрылась? — Проклятые свиньи, их надо вешать! Двое мужчин осторожно подняли Чарльза и в этот момент его губы зашевелились, ресницы дрогнули, казалось, он пытался что-то сказать. Вскоре его глаза широко раскрылись. Розмари охватила его руками. — Дорогой, ты не ранен? Не шевелись, не… — Ничего, мне уже лучше, — пробормотал Джексон. — Какая дикость, он пытался меня переехать… — Положите его в постель, — посоветовал водитель второй машины. При помощи двух мужчин Джексон смог добраться до парадной двери, которая была раскрыта настежь. Эти же люди помогли ему подняться наверх, в то время как Розмари бросилась вперед, чтобы приготовить для него кресло, подставила пуфик под ноги и немедленно по телефону стала вызывать врача.Роджер Вест вошел в свою пустую квартиру на Белл-стрит, включил свет в холле, затем запер за собой дверь, забросил шляпу на верхушку вешалки, провел пальцами по волосам и с хмурым видом направился на кухню. Здесь не пахло стряпней, а стояла идеальная тишина нежилого дома, которая совершенно не устраивала Роджера. Его жена и двое детишек уехали: Джанет — к сестре, которая была на девятом месяце в ожидании третьего ребенка, а мальчишек отправили к знакомым, живущим неподалеку от школы. Все это было неизбежно. Но вот уже пошла вторая неделя, а Роджеру казалось, что его одиночество может затянуться еще на три-четыре недели. Он мог пойти покушать где-нибудь вне дома или приготовить какой-то немудреный ужин из домашних запасов. Войдя в кухню, он немного повеселел, потому что приходящая днем домработница вымыла всю грязную посуду, оставшуюся после вчерашнего ужина и сегодняшнего завтрака. Он заглянул в кладовую и в холодильник. Ого! Она пополнила оскудевшие запасы. В холодильнике были яйца, сосиски, бекон — все, что ему требовалось. Значит, можно поужинать дома, подкрепив свою решимость рюмкой виски. Он отправился в переднюю комнату, чтобы налить себе спиртного, и остановился с рюмкой в руках. Его физиономия снова нахмурилась. Какое убожество! Другого слова не подберешь. Именно убожество! Недавно Джанет толковала о новых занавесях и новом ковре, если будет возможность, но вся обстановка вообще была убогой. Разнородная мебель, старые занавески, ковры, — никакая полировка и починка не могли этого скрыть. За две недели отсутствия жены на всем скопился плотный слой пыли, нечто вроде плесени, которая еще более усиливала непрезентабельный вид помещения. — Пора уже что-то предпринять в этом плане, — сказал Роджер вслух, — деньги уходят неизвестно куда. Часы на камине — бронзовые корабельные часы, отличавшиеся точным ходом, — пробили один раз, показывая половину седьмого, Джексон должен был прийти в половине девятого. Интересно знать, что ему нужно? Значит, у Роджера есть еще пара часов. Не забыть закрыть кухонную дверь во время стряпни, чтобы чад не проник в холл. В углу стоял походный ящичек для столового серебра на ореховой подкладке-подставке. Ничто не могло заставить эту вещь выглядеть убогой. Может быть, это — лучшее, что у них было, после пианино. И то, и другое — подарки. Серебро подарил к свадьбе сэр Гай Чартворд. Роджер угрюмо уставился на ящик. Из больницы новостей не поступало. В Ярде практически никто не надеялся на благополучный исход. Все бюллетени были плохими. — Мне лучше самому рассказать Джанет до того, как она прочитает в газетах, — размышлял Роджер. Он твердо усвоил, что ежедневно в десять часов обязан звонить Джанет. Забрав бутыль с виски и содовую в кухню, Роджер накрыл салфеткой кухонный стол и принялся жарить на одной сковороде бекон, яичницу и сосиски. Тонко нарезав хлеб, он приготовил тосты. Сначала он не мог думать ни о чем ином, кроме Чартворда, затем усилием воли переключился на советника, миссис Китт. Любопытное дело с несколькими странными особенностями! Почему бандит порезал те газеты, и что было сожжено? Почему он так зверски избил миссис Китт и, однако, не удостоверился, что она убита? Если бы он воспользовался молотком или кистенем, или же задушил ее… Ладно, он этого не сделал. Взял обыкновенную велосипедную цепь, излюбленное орудие многих бандитов. Две или три шайки Лондона недавно «изобрели» такой способ избиения своих жертв. Можно себе представить, какая это была нечеловеческая боль! Роджер уже познакомился с мистером Киттом. Седоволосый старик, державшийся прекрасно, но явно страшно переживающий за жену. До сих пор не было ни единой зацепки, кроме номера машины, притом фальшивого. Все полисмены в Лондоне были предупреждены, что в случае, если этот номер снова где-то появится, немедленно звонить в Управление. Но, поскольку номер был фальшивым, дело приобретало иную окраску. Только закоренелые опытные преступники прибегают к поддельным номерным знакам. Почему такой тип напал на миссис Китт? Роджер наблюдал, как сооблазнительно и весело подпрыгивали сосиски на раскаленной сковороде и как шипели яйца. Бекон уже пережарился, его пришлось сдвинуть в сторону. Да, он недостаточно внимателен. Его терзают думы о мотиве преступления. Конноли и доктор Китт настаивали, что «все любят миссис Китт». До сих пор ни один из опрошенных не допускал, что у нее могли быть враги. Может быть, мотивом было простое ограбление, а жестокое избиение и учиненный разгром явились следствием разочарования преступника? А может быть, это ненормальный? Роджер выложил еду на тарелку. Он был уверен, что ничего не пропустил, да и Конноли тоже малый не промах! Нужно обо всем этом на время забыть. Он наполовину справился с ужином, когда зазвонил телефон. Сам аппарат находился в передней комнате, наверх была сделана только отводка. Сколько раз Роджер давал себе слово сделать вторую — на кухне, но у него до этого все «руки не доходили». Он с шумом отодвинул стул и поспешил к телефону. В почтовом ящике торчали вечерние газеты. Черт подери, почту приносят все позднее и позднее. Он включил свет в «убогой комнате» и взял телефонную трубку. — Роджер Вест слушает. — Алло, Красавчик, — послышался явно торжествующий голос Конноли, — до меня дошли слухи, что у тебя сегодня наполовину выходной. А я все еще на работе. — Я знавал и таких болванов, которые спали у себя на работе, — в тон ему ответил Роджер, — в чем дело? — Мы кое-что обнаружили… — Выкладывай. — Возможно, это нам кое-что даст, — продолжал Конноли, — но для людей, знавших миссис Китт, это показалось невероятным. Особенно будет потрясен старик-доктор. Ее шантажировали… — Вот как? — Да, мне только что позвонили ваши ярдовские всезнайки, ты велел им передать мне, если тебя не окажется на месте. Как будто бы газеты попали в камин, чтобы устроить хорошее пламя и сжечь небольшую записную книжку, нечто вроде дневника, который вела миссис Китт. Некоторые из страниц можно было прочитать. Кроме того, твоим чудо-ребятам удалось восстановить кое-какие надписи на сгоревших страницах. Это не больше и не меньше, как отчет о суммах, выплаченных шантажисту. Телефонные звонки и анонимные письма, что продолжалось около шести месяцев. Как мы сумели понять, храбрая старушка пыталась установить личность негодяя… Не можешь ли ты приехать, или это дело подождет до утра? — К сожалению, сейчас я не могу приехать. Жду одного человека в 8.30, договорились заранее. — По правде сказать, у Роджера не было ни малейшего желания тащиться через весь Лондон, тем более, что причин для особой спешки не было. — Как ты считаешь, она что-нибудь разведала? — Трудно сказать. Во всяком случае мы не получили доказательств, что это так. Никаких имен. — Не догадываетесь, что за семейную тайну она скрывала? — Нет. — Докопайтесь до этого, а тогда, возможно, станет ясно, кто занимался шантажом, — сухо посоветовал Роджер. — Ну, и что же, она платила? — Да, по десять фунтов каждый раз. — Не велик барыш! — Для нее целое состояние. Гораздо больше, чем она могла себе позволить. — Как она платила? — Ценными бумагами. Из сохранившихся записей явствует, что за деньгами являлся какой-то парень. Она употребляет выражения, вроде: «Я видела его сегодня» или «думаю, на днях услышу о нем»… Наступила тишина, потом Конноли смущенно добавил: — Я еще ничего не рассказывал доктору Китту, может быть, ты, Роджер, возьмешь на себя эту неприятную обязанность? Я слишком хорошо знаю старика. — Хорошо, — немедленно согласился Роджер, — когда, сегодня? — Я бы предпочел, чтобы он спокойно проспал эту ночь, но если ты считаешь необходимым… — Я заеду к нему утром, — пообещал Роджер, — и я еще раз привезу лаборантов, пусть они восстановят все, что можно, на обгоревшей бумаге. Может быть, там-то и находится ответ на то, почему этот зверь ее так изувечил. — Каким образом? — Если она отказалась продолжать платить ему, шантажист мог явиться «проучить ее», чтобы после того, как она поправится, она стала бы посговорчивее и не лишила бы его верного дохода. Во всяком случае это, хотя и проблематичный, но определенный мотив. — Меня больше всего удивляет то, что кто-то ухитрился разыскать повод шантажировать миссис Китт, — с неподдельным изумлением говорил Конноли, — мне всегда казалось, что ее жизнь ясна, как открытая книга. Роджер усмехнулся. — Чужая душа — потемки, так или иначе, это малюсенькая лазейка, которую нам необходимо расширить. — О'кей, Красавчик, возвращайся к своему теплому семейному очагу. Спокойной ночи! Он дал отбой. Роджер вернулся к остывшим сосискам и затвердевшей яичнице. Он был так занят полученными новостями, что ел автоматически, запивая невкусную пищу легким элем, кружка которого стояла возле его тарелки. Ему бы следовало уже привыкнуть к данному факту. Он, пожалуй, и привык к нему. Просто не видно было конца неожиданным открытиям из области природы человеческих существ. Люди с незапятнанной репутацией и безупречной жизнью настолько часто имели тайные грехи или фамильные секреты, что ему не хватило бы пальцев на руках и на ногах, чтобы перечислить все известные только ему одному примеры… Было около восьми, когда он покончил с ужином. Он был уверен, что Чарльз Джексон явится в точно назначенное время. Глупо ломать голову над тем, что нужно Чарльзу, и не менее глупо все время возвращаться к тому случайному совпадению, что он обнаружил имя мисс Брэй в одной из сожженных газет в Лигейте. В вечерних выпусках имелось краткое сообщение о болезни Чартворда и подробное описание нападения на миссис Китт. Три газеты приводили различные суммы предполагаемой пропажи. Одна говорила о 37 фунтах, вторая — о 45, третья называла 96. И где только газетчики выкапывали подобный «достоверный» материал?! Снова зазвонил телефон. — Будь я неладен, если все-таки не проведу сюда этот чертов телефон! — в сердцах подумал Роджер и бегом отправился к аппарату. — Алло! — он посмотрел в незанавешенное окно, боясь пропустить Джексона, — Роджер слушает… — Я говорю по поручению мистера Чарльза Джексона, — раздался женский голос. — Я… я его жена, инспектор… — наступила пауза, как будто бы говорящая не знала, как продолжать. Потом начала скороговоркой: — Вы не могли бы сами сейчас приехать к нему? Понимаете, он попал в аварию и, хотя он мог бы подъехать, но ему не следует этого делать… — Разумеется, я немедленно выезжаю и таким образом сумею чуточку пройтись по воздуху. Только сообщите мне свой адрес, я его не знаю. (обратно)
8 Совпадение
Джексон сидел в кресле и его ноги покоились на пуфике. Рядом стояла сода-виски. На нем был надет халат, цвета красного вина и шлепанцы. Под халатом виднелась кремовая рубашка с открытым воротом. Глаза у него казались встревоженными, лоб и щеки заклеены пластырем, на носу большая ссадина. На правой руке была содрана кожа на косточках. Но, как будто бы, кроме этого, он не пострадал. Его жена, открывшая Роджеру, излишне много суетилась и волновалась, чтобы Джексон, не дай бог, не переутомился. Похоже, что ее беготня доставляла Джексону удовольствие. Жена, немногим старше девочки, обладала пушистыми, очень светлыми волосами, идеальным бледно-розовым цветом лица и небесно-голубыми глазами с длинными, загнутыми вверх ресницами. На ней было надето зеленое, цвета морской воды платье, отделанное черными кружевами. На одной руке поблескивало бриллиантовое кольцо, на второй — обручальное кольцо — солитер, стоимостью не менее пятисот фунтов. Роджер, всегда восприимчивый к царящей атмосфере, здесь почувствовал нечто непонятное. Он бы определил это так: «избавление от напряженности», хотя скорее можно было ждать обратного. — Приношу мои извинения, — начал было Джексон, когда Роджер уселся, — я бы поехал, но вот жена… — …поступила совершенно правильно, — поспешил его успокоить Роджер. Розмари немедленно улыбнулась. У нее были потрясающие зубы. Честное слово, немного найдешь женщин, которые бы производили впечатление вот таких хрупких красавиц. — Надо было бы совершенно не иметь головы на плечах, чтобы выходить еще раз из дома, — сухо сказала она. — Что вы будете пить, инспектор? — Если можно, виски с содовой. — Пожалуйста. — И просто «мистер», если вы не возражаете? Она испытующе посмотрела на него. И в его мозгу снова мелькнул вопрос, что она думает. Ответила она совершенно спокойно. — Что же, это проще, хотя и не так интригует. Подойдя к небольшому столику, она щедро налила виски в хрустальный стакан. Комната была длинная и узкая, выдержанная в голубых и золотистых тонах, обставленная с большим вкусом. Возможно, она была тесновата, но на ее убранство денег не жалели. — Как произошел этот инцидент? — спросил Роджер. — Боюсь, вы мне не поверите. — Посмотрим… — Понимаете, Розмари все время твердит, что это не случайный, а намеренный наезд. Я и сам сначала так подумал, но по-видимому дурак-шофер просто слишком резко вывернул из-за угла и чуть было меня не отправил на тот свет. Это было преподнесено весьма обтекаемо. При этом Джексон смотрел на жену такими глазами, как будто уговаривал ее больше не распространяться на эту тему. — Налить? — спросила Розмари, поднимая сифон с содовой. Она его взбалтывала до тех пор, пока Роджер не был вынужден попросить налить. Затем она придвинула ему стакан через столик, стоящий возле кресла, на котором сидел Роджер, и заговорила деловитым тоном. — Не может быть двух мнений, водитель пытался тебя убить. — Послушай, дорогая! — Водитель пытался его убить! — настаивала Розмари. Очевидно до прихода Роджера они уже спорили по этому поводу. Джексон стремился всеми силами принизить значение инцидента, а его жена, наоборот, просто кипела от волнения. У нее была забавная манера очень тщательно выговаривать все слова. И совершенно божественная фигурка с необыкновенно тоненькой талией… — Как все произошло? — спросил Роджер, поднимая стакан. — Во всяком случае, выпьем за полнейший провал его планов. — Мне бы следовало попросить ее замолчать, но ведь это напрасная трата времени, — смущенно сказал Джексон. — Ну ладно, милая, выкладывай свою теорию и поставим на этом крест. — Разумеется, я расскажу, — с жаром воскликнула Розмари. Она смешала для себя тоже бокал спиртного и уселась на пуфик между двумя мужчинами, в основном глядя на Роджера, а не на мужа. — Я стояла у окна, мистер Вест, поэтому все видела в мельчайших подробностях. Машина стояла за углом, а как только Чарльз подошел, водитель включил мотор. Он поехал прямо на него. Чарльз практически сумел увернуться, но все же машина толкнула его крылом. Он упал, ударился лбом о камни и потерял сознание. Я все это видела! — Она замолчала, по-прежнему не спуская с Роджера огромных глаз, в которых появилось нечто новое: непритворный страх, который нельзя было вызвать искусственно. Страх… — Я решила, что он непременно раздавит его во второй раз, — говорила она глухим голосом. — Понимаете, он заехал на территорию Мьюса, сделал полный оборот, мотор буквально ревел, должно быть, он включил третью скорость. Водитель направил машину прямо на Чарльза и, если бы не подоспела вторая машина, он бы с ним покончил. Но тут ему пришлось свернуть. Если бы не эта счастливая случайность, убеждена, что Чарльза уже не было бы в живых! Джексон возвел кверху руки: — Ее не переубедишь, — сказал он. — Конечно, потому что это правда! Розмари отпила из своего бокала. Страх исчез с ее лица. Видимо, разговор помог ей придти в себя. — Он и в Мьюс-то заехал только для того, чтобы задавить тебя. Он ждал тебя на углу. Я видела, какими глазами он посмотрел на тебя, когда ты лежал без движения, а ему пришлось удирать… Роджер быстро перебил ее: — Вы говорите, что видели его? — Видела. — Не могли бы вы его описать? — Ну, — бодро начала Розмари и остановилась в нерешительности, как если бы в ней и правда было что-то от «безмозглой блондинки», как в первую минуту решил Роджер. — Знаете, мне казалось, что я сумею, а теперь не уверена. У него был поднят воротник пальто, а шляпа натянута по самые уши. Да и освещение в Мьюсе никуда не годится, наверное, вы сами в этом убедились, когда шли сюда. Но он посмотрел на меня так, что доведись мне с ним встретиться еще раз, я его непременно узнаю! У него маленький курносый нос… — И злобный взгляд, — добавил Джексон. — Я знаю, что ты относишься к этому несерьезно, — сказала Розмари, — но я буду убеждать инспектора, даже если на это уйдет вся ночь. — Она быстро повернулась к Роджеру. — Вы видите, Чарльз не желает со мной серьезно разговаривать. — Разумеется, — сказал Джексон, — кому, скажи на милость, понадобилось меня убивать? Роджер перевел глаза с худощавого умного лица стряпчего на лицо его жены. Он чувствовал, что она упорна в своем мнении, и в то же время его ставила в тупик непонятная для него атмосфера в доме. — Где вы говорите, это произошло? — На углу. — Откуда я завернул? — Да, — сказала Розмари, вскакивая с места, — я ожидала вас и как только ваша машина завернула в Мьюс, я спустилась открыть дверь. До этого я так же поджидала Чарльза, стоя у окна. Я убеждена, что человек специально завернул за угол, намереваясь переехать Чарльза. Если нет, то чего ради ему надо было так резко срываться с места? Так поступают только на мотогонках. Роджер был почему-то уверен, что Джексон сейчас скажет, что она не знает, как стартуют на мотогонках, поскольку она на них не ходит, но Джексон промолчал. — На какой стороне дороги? — спросил Роджер, — где именно он стоял? Розмари взяла его за руку и провела к окну спальни, предварительно взглянув на недовольное лицо мужа. Так они и подошли вместе к окну. Она продолжала крепко держать его за рукав, боясь, что он не захочет ее слушать. Она откинула занавеси и стала указывать свободной рукой. — Вот, как раз там, видите? Машина стояла с правой стороны, если считать отсюда. Чтобы сбить Чарльза, шоферу пришлось до предела повысить скорость, а уж потом заворачивать за угол. Вы понимаете, если у него не было такой цели, значит он был сумасшедший. А после этого он вторично завернул уже в Мьюсе… — Вы видели, как он это сделал? — Вы ничуть не лучше Чарльза! — возмутилась она. — Нет, не видела, потому что сошла вниз по лестнице, но когда я была у дверей, он почти поравнялся со мной, а чтобы это могло произойти, ему надо было описать круг по Мьюсу. Я уверена, что он намеревался раздавить Чарльза, только та машина… Она не договорила. Роджер отвернулся от окна, и они возвратились в первую комнату, где Джексон невозмутимо прикуривал папиросу. — А что вы сами видели? — спросил у него Роджер. — У меня практически не было времени что-нибудь видеть, — признался Джексон, — но я заметил, что там стояла машина «Остин-Изо». Я слышал, как она тронулась с места, примерно тогда, когда я с ней поравнялся, и водитель, дествительно, слишком перенапряг свой мотор… Следующее, что я увидел, это, как она выскочила из-за угла. Роджер повернулся спиной к камину. Розмари больше не держала его за руку, но смотрела нетерпеливо и просительно, как будто ей было крайне важно добиться его согласия и поддержки. Он не сознавал, какой он интересный мужчина, каким красавцем он выглядит в данный момент, когда огонь играет на его золотистых волосах. — Джексон, в чем заключалось то другое дело, по поводу которого вы хотели со мной посоветоваться, — спокойно спросил он. Реакция была такова, как будто бы он уронил здоровенный кирпич на кусок стекла, даже вроде бы послышался треск. Розмари затаила дыхание, Джексон выпрямился в кресле. Можно было подумать, что он забыл про то дело и не хочет сейчас о нем вспоминать. Его жена подошла к нему с той неповторимой грацией, которой обладает только юность, и села на ручку кресла. Искала защиты? — Мне думается, что дело не имеет никакого отношения к данной истории, это нечто совершенно из другой оперы… Это говорил Джексон. Теперь, когда наступил решительный момент, ему было трудно говорить. Он намеренно долго рылся в карманах халата. Розмари внимательно смотрела на него и терпеливо ждала. Наконец он достал большой конверт, из которого вынул несколько меньших. Сделав это, он поднял глаза на Роджера и пустился в объяснения, цитировал наизусть все письма и содержание всех телефонных звонков, как будто специально их заучивал. Роджер услышал печальную историю с самого начала об их переживаниях с Розмари, к чему это привело, какие у них сложились взаимоотношения, которые и заставили его прибегнуть к помощи Ярда. — Если вы не сумеете разобраться в этой истории, — закончил он откровенно, — мы оба сойдем с ума. — Иногда ему кажется, что я ненормальная или, что я сама все это подстроила, чтобы иметь повод его ревновать, — так же спокойно добавила Розмари. Она повернулась к мужу и Роджер имел возможность заглянуть ей в глаза и внимательно приглядеться к выражению лица. Его нисколько не шокировало, когда она почти просто заявила: — Я его люблю так сильно, что нет на свете такой вещи, на которую я бы не решилась, чтобы его удержать и сделать счастливым! Она положила руку на плечо Джексона. Это был напряженный момент, когда их души рвались навстречу друг другу. В глазах девушки виднелось какое-то сияние, а мужчина смотрел на нее с обожанием. Третьему лицу тут было не место! Медленно они спустились с небес на землю, но власть только что пережитого была настолько велика, что ни один из них не мог заговорить и не казался хотя бы чуточку смущенным. — Итак, мы хотим, чтобы вы узнали, кто посылает нам эти письма и стремится нас разлучить. — Теперь Джексон говорил деловым тоном. — Пожалуй, вам лучше заранее знать, что никто из моей семьи не пришел в восторг от моего выбора, они находили Розмари слишком взбалмошной и… — И самой обыкновенной глупой блондинкой, — подхватила Розмари. Отчасти в этом виновата я сама, потому что в их обществе я ужасно теряюсь. Никто на меня так не действует, как они.. Ну так вы нам поможете? — Конечно, мы раскусим этот орешек, не сомневайтесь, — пообещал Роджер. Ему было интересно, является ли это вновь обретенное доверие абсолютным. Кроме того, он не был уверен, были ли подозрения Розмари о существовании у Джексона другой женщины, такими уж беспочвенными, а с другой стороны — не придумала ли она сама эту трагедию. Стоит только вспомнить миссис Китт и ее шантажиста, да и десятки других людей, которые казались совершенно нормальными, а в действительности имели «тайные грешки». Внешне кристально-чистые, «ангелы во плоти», зачастую в прошлом совершали преступления. Повторяй, как исповедь святое правило: «Ничего не принимай на веру, Роджер, проверяй все, даже если речь идет о такой простой вещи, как любовь двух людей…» — Ну так как же? — нетерпеливо спросил Джексон. — Вы понимаете, что для этого нам необходимо будет забраться в самые дебри, вывернуть наизнанку всю вашу жизнь, работу, друзей, знакомых, родственников? — Если бы мы не были уверены, что это единственный оставшийся у нас путь, мы бы не посвятили вас в эту историю. — Прекрасно, — Роджер снова отпил из стакана, затем выбрал сигарету в ящике, придвинутом ему внимательной хозяйкой. — Я сообщу вам, как только у меня появятся новости. Мне, разумеется, понадобятся эти письма. У вас не осталось пудры? Я имею в виду пудру, обнаруженную в вашем кармане. Нужно узнать, кто ее туда насыпал. — Мы отдали костюм в чистку, — с сожалением сказала Розмари, — но я могу вам сказать, что это была за пудра. Это «Ноктюрн», ее выпускает Анджелли. Что касается духов, то ими же было надушено одно письмо, присланное Чарльзу. — От кого было письмо? — От некоей мисс Коннетс, — ответил Джексон. — Она до безумия любит своего сына, у которого произошла крупная неприятность: он ехал на машине и сбил ребенка. Я помог уладить дело без суда и она написала мне благодарственное письмо. — Хм… А где она живет? Джексон усмехнулся. — В настоящий момент в Каннах, где пробудет еще пару месяцев. — Письмо сохранилось? — Да нет, я его выбросил, поскольку мне не за чем было его хранить. Но у нас целы все письма, отпечатанные на машинке, которые пришли на имя Розмари. — Их я заберу, — сказал Роджер, — и потом я хотел бы получить четкую характеристику голоса человека, звонившего по телефону. — Могу только сказать, что он осипший, совершенно осипший. Может быть, «хриплый», — это даже лучше подойдет, — сказала Розмари. — Первым делом я пришлю одного из ярдовских техников приладить к вашему телефону диктофон. Тогда все разговоры будут записываться и у нас будет точное факсимиле голоса неизвестного. Если, конечно, у вас нет конфиденциальных разговоров и вы предпочитаете их не записывать, — добавил Роджер, обращаясь к Джексону. — Я хочу найти этого человека, — твердо сказал Джексон. — Вам нравится идея записать его сообщения, миссис Джексон? — Чрезвычайно! — Итак, самое первое, что делаю утром, я посылаю сюда техника, — повторил Роджер, желая проверить, какое впечатление произведут на них его слова. — Займемся подробнее этим «несчастным случаем», или попыткой вас переехать, мистер Джексон. Скажите, миссис Джексон, а на вашу жизнь не было покушения? — Великий боже, нет! — Ни угроз, ни попыток шантажировать, кроме этих писем и телефонных звонков? — Нет, нет, больше ничего… Роджер повернулся к Джексону: — Были ли у вас раньше неприятности? — Нет, — глаза Джексона округлились, выглядел он комично, — пресвятая дева, дружище, откуда такие предположения? — Я пока еще ничего не предполагаю, а пытаюсь разобраться, что же произошло сегодня вечером, — быстро сказал Роджер, — и я согласен с точкой зрения миссис Джексон. Мне думается, что это была преднамеренная попытка вас убить или искалечить. И об этом нам всем не следует забывать. Вам когда-либо угрожали? — Нет, я… — начал было Джексон, потом его голос неожиданно замер. Сейчас он казался очень молодым и не особенно расторопным адвокатом, потому что было очевидно, он не знает, как ответить. — Дорогой, тебе угрожали? — с тревогой спросила Розмари. — Пожалуй, да, — согласился Джексон, — но так же, как часто угрожают вам, Вест. Два-три человека, которых я упрятал за решетку, грозили мне всяческими карами. Но ведь это в порядке вещей. Осужденные всегда призывают гром и молнии на головы своих судей. — Согласно имеющимся у меня данным, вы, как правило, представляете защиту? — Вот уже года три-четыре, — подтвердил Джексон, — но в начале своей карьеры я частенько помогал обвинению. По правде говоря… — он замолчал. — Он подготавливал обвинение против человека, который был приговорен к десяти годам тюремного заключения, но позднее оправдан и выпущен, — спокойно пояснила Розмари. — После этого Чарльз не может заставить себя выступать на стороне обвинения. — Кошмарное положение, с которым часто приходится сталкиваться полиции, — угрюмо буркнул Джексон. — У нас нет выбора, — пожал плечами Роджер. Он был удивлен, так как не знал об этом инциденте из прошлого Джексона. Однако он ничем не выразил своих чувств. На его лице было обычное бесстрастное выражение. — Сколько раз вам угрожали? — спросил он. — Дважды. — Последний раз когда? — Более трех лет назад. Сами видите, насколько это беспочвенно. Мне просто не верится… — Будьте добры, напишите имена этих людей и подробности, мы их непременно проверим. — Он допил виски и посмотрел на часы. — После того, как вы это напишете, я должен буду уехать. Я и так слишком долго у вас задержался. — Вы должны выпить последнюю рюмочку на дорогу, — сказала Розмари. — Нет, благодарю вас. — Но я провожу вас, пожалуйста… — Если бы вы сталкивались со столькими дорожными катастрофами, явившимися следствием «еще одной последней» рюмочки, со сколькими приходилось иметь дело мне, вы бы тоже не стали мне предлагать эту рюмочку, — сухо сказал Роджер. — Маловероятно, но не исключено, что тип, чуть было не убивший вашего мужа, просто был пьян. Каждый раз, когда мы задерживаем человека, сбившего кого-то и не остановившегося после аварии, выясняется, что он боялся появления полиции, так как вел машину в нетрезвом состоянии. Прошу прощения, что мои слова прозвучали, как нравоучение, но… — Нет, нет, о нравоучении не может быть и речи, — смущенно забормотала Розмари, — теоретически я придерживаюсь тех же взглядов, но когда ты угощаешь кого-то в собственном доме, все представляется в ином свете. Знаете, вы заодно с пастором Питом? — Пастор, — начал было Роджер, потом фыркнул, — я прекрасно понимаю, какими соображениями он руководствуется, но нам с ним не по пути даже на четверть расстояния. Вроде бы он притих за последнее время, не правда ли? — Да нет, он навестил меня всего пару недель назад, когда созывал митинг в нашем районе, — сказала Розмари. — Чарли в тот вечер… задержался на работе, я сидела совсем одна, ну и отправилась на митинг. Людей собралось мало. Понимаете, ему не удалось даже организовать какой-то комитет. Знаете, он мне понравился. — Один из самых обаятельных людей, с которыми мне приходилось сталкиваться, — серьезно сказал Роджер, — был фанатик, веривший в то, что поскольку все люди равны, то понятие «воровство» и «частная собственность» давным-давно устарело. Нам потребовалось два года, чтобы разыскать и арестовать его, и тут выяснилось, что все похищенные вещи он продал, а деньги отдал на благотворительные цели. Вот и попробуй его судить! Законченный психопат! Тут Роджер вскочил со стула. — Что такое сегодня творится со мной? Разболтался, как какой-то мировой судья… — Просто вы не привыкли к таким длинным речам, — улыбнулся Джексон, протягивая Роджеру исписанный листок. — Здесь все детали, которые я сумел припомнить, но могу поспорить — это бессмысленная потеря времени. Он снял ноги с пуфика и начал медленно подниматься. Очевидно голова у него все еще болела, однако жена не пыталась его остановить. — Кстати, вы ничего не знаете об этой истории с нападением на мирового судью? В Лигейте? — Немного знаю, а что? — Как она себя чувствует? — Положение остается тяжелым, но есть надежда, что она выкарабкается. — Очень рад это слышать, — сказал Джексон с непритворным удовлетворением. — Ну а если вы поймаете негодяя, поручите мне подготовить материал по обвинению. — Вы знаете миссис Китт? Джексон подмигнул. — Несколько лет назад она была моим полновластным господином. Меня направили в Лигейт к «Саммерби и Коулу», где я проработал младшим стряпчим три года. Так что вся моя первая судебная деятельность протекала в Лигейте, обычно под началом миссис Китт. Не знаю, как это у нее получается, но вскоре все начинают просто смотреть ей в глаза. Она может делать самые чудовищные заявления, но все сходит ей с рук. — Когда вы там были, в какие годы? — спросил Роджер. — Ушел оттуда всего три с половиной года назад, проработав в Лигейте восемь лет. — Не знаете ли вы такого человека, который был бы не согласен с миссис Китт? Кто бы ее ненавидел? — Нет, — рассмеялся Джексон, как будто ему задали нелепый вопрос, — понимаете как это ни парадоксально, но в адрес миссис Китт никто никогда не сказал дурного слова. Иногда случалось, что какой-нибудь бедняга-полицейский клял ее на все лады, но так, чтобы никто не слышал. Ведь она «испытанный», «боевой петух» и уж коль за кого возьмется, только пух и перья полетят! Но при этом она так откровенна и так убеждена в собственной правоте, что на нее невозможно обижаться. Искренняя, без позы. Понимаете? — Ясно, что вы хотите сказать, — кивнул головой Роджер. Возвращаясь домой, Роджер меньше всего думал о Джексонах, чем о новом совпадении, которое было настолько поразительно, что он никак не мог его переварить. В заметке, которую он прочитал в старой газете, там, у миссис Китт, про случай, где мисс Брэй выступала в качестве свидетеля в коронерском суде, интересы шофера представлял мистер Чарльз Джексон от «Саммерби и Коула». (обратно)9 Сбит машиной и убит
Полицейский сержант Артур Аткинсон из городской полиции был прикреплен к участку, управление которого находилось в Тоттинге. Аткинсу было под сорок. Семнадцать лет он проработал в рядах полиции и не мог дождаться той минуты, когда снимет форму и перейдет в Департамент криминалистических расследований. Это было его давнишней мечтой. Он уже несколько раз подавал просьбу о переводе, но теперь за него ходатайствовал старший офицер. В качестве офицера-детектива он будет получать немногим больше, но для Аткинсона дело было не в деньгах. Он просто мечтал оказаться на розыскной работе. В течение последних нескольких недель он буквально ног под собой не чуял. Вот если бы ему подвернулся случай отличиться, тогда можно сказать, вопрос о его переходе был бы уже решен. Будьте спокойны, он не упустит такой возможности. Уж если быть откровенным, то за все семнадцать лет службы он не допустил ни одной промашки. Вся беда в том, что у него совершенно отсутствует воображение. Идеальный постовой, но не совсем подходящая кандидатура для детектива. К счастью, не знакомый с мнением большинства начальников, Аткинсон продолжал аккуратно выполнять привычные обязанности. В ту же ночь, когда была предпринята попытка покончить с Чарльзом Джексоном, т. е. назавтра после нападения на советника миссис Китт, Аткинсон совершал свой дозорный объезд участка. Участок у него был большим. В него входил Тоттинг-Филдз, а Аткинсону нужно было поговорить с каждым дежурным констеблем и удостовериться, все ли в порядке. Поэтому весь участок он разбил на несколько кругов. Первый круг был закончен немногим позднее десяти часов, после чего Аткинсон вернулся на участок доложить начальству да попить горячего чая. Он отправился на второй круг уже в половине одиннадцатого. Большой грузный человек, он равномерно крутил педали своего велосипеда, не прибавляя скорости даже тогда, когда до очередного полицейского поста оставалась сотня ярдов. Первые посты находились в районе новостроек. Шины велосипеда шуршали, цепь передачи слегка позвякивала. Ночь была холодная, ясная, луны не было, но звезды усеяли весь небосклон. Невдалеке показались большие здания Тоттинг-Филдза. Некоторые из них сильно смахивали на тот дом, вкотором было совершено нападение на миссис Китт, хотя Лигейтская пустошь отстояла отсюда почти на 10 миль. Большинство окон было темными. Вскоре Аткинсон катил по неосвещенной дороге, которая, казалось, вела в пустоту, но фактически к полям, которые были превращены в место для прогулок и спортивных игр. Лишь изредка вдоль дороги попадались редкие фонари, хотя Аткинсон находил, что было бы неплохо осветить и поля, поскольку молодежь имеет явное пристрастие к темным углам, и один бог знает, какая блажь может прийти в голову этим олухам. Если бы спросили его мнение… Как это часто случается, мысли его перенеслись на восемнадцатилетнюю дочь. Бетти, — без преувеличения можно было сказать, — была отрадой сержанта Аткинсона. Хорошенькая, как картинка, ласковая, как котенок. Подобные сравнения обожающий родитель мог бы продолжать бесконечно. Аткинсон завернул за угол. Через пять минут он должен встретиться с констеблем на следующем углу, так что можно не спешить. Он слез с велосипеда и пошел пешком, заметив при этом, что впереди стоит небольшая машина с зажженными, как положено, задними огнями. Он прошагал мимо машины. Потом взглянул на большое темное здание, возле которого она остановилась. Аткинсон нахмурился. Огни-то в машине были включены, но они едва мерцали, что уже было не по правилам. Водитель, видимо, считал, что ему удастся обвести закон. Если только опустится туман, что зачастую случается в марте, то первый же велосипедист напорется на эту машину, как пить дать. А мотоциклист вообще сломает себе шею. Но юридически сержант не мог ни к чему придраться. Здание, сержант знал, было поделено на множество отдельных квартирок. Машина, вроде бы «Остин-Изо», принадлежала посетителю. — Изо? Аткинсон заинтересовался сильнее, впервые за множество одинаковых ночных дежурств перед ним замаячил огонек надежды: а вдруг ему улыбнется удача? Из Ярда поступило два уведомления, приколотых к доске объявлений на участке, в которых предлагалось сообщать обо всех Изо-машинах темно-синего цвета и черного цвета последнего образца, одна под номером Л-573-НР6, вторая — номер ЗЛК-514. Свет был таким слабым, что Аткинсону удалось разобрать номер только приблизившись к машине на двадцать футов. К сожалению, он вынужден был признать, что все требования в отношении освещения номерного знака были соблюдены. Он внимательно присмотрелся. 359-АКО. АткинсОн почувствовал легкое разочарование, но у него хватило здравого смысла сказать самому себе, что надо быть идиотом, чтобы рассчитывать наткнуться на разыскиваемую машину. «Остин-Изо» хотя и не попадались на каждом шагу, но все же не были распространенной маркой, а из пяти машин четыре были либо черными, либо темно-синими. И все-таки он осветил фонариком машину изнутри. Там не было ничего примечательного. Старый плед на заднем сидении, свернутая газета на месте рядом с водительским, дорожный атлас и что-то похожее на справочник. Внутренняя обивка ярко-красного цвета. Машина в идеальном состоянии. Несколько сконфуженный Аткинсон продолжал свой путь. Владелец машины притаился за высокими каменными воротами и наблюдал оттуда за действиями сержанта. Как только Аткинсон отъехал на своем дребезжащем велосипеде, водитель покинул свое укромное местечко, подошел к машине и скользнул внутрь. Захлопывая дверцу, он невольно привлек внимание Аткинсона, силуэт которого четко вырисовывался на фоне дорожного фонаря. Сержант глянул через плечо. Водитель включил мотор. Он взревел. Сержант Аткинсон слышал, как захлопнулась дверца машины и оглянулся назад, почти машинально. Он заметил, что боковые огни «Изо» были не особенно яркими, да и вообще казалось, что сели аккумуляторы. Но двигатель заработал незамедлительно и с невероятным грохотом. — Уж эти мне водители! — ругнулся про себя Аткинсон. Он совершенно не нервничал на дорогах. В течение пяти лет он работал в отделе уличного движения, часто стоял на самых оживленных перекрестках, поэтому считал само собой разумеющимся, что при условии, если он будет находиться в надлежащем месте и выполнять то, что положено, водитель поступит точно так же. Но рев мотора и визг шин говорили о том, что шофер взял с места с недозволенной скоростью. Он глянул назад и на всякий случай прижался к самой обочине. — Господи! — выдохнул он. Через минуту он отчаянным прыжком соскочил с велосипеда на тротуар, но у него уже не было никакого шанса на спасение. Машина подмяла под себя велосипед вместе с полицейским. Первый удар отбросил Аткинсона назад, а заднее колесо размозжило ему череп. К следующему углу, возле которого должно было состояться свидание с сержантом, приближался молодой констебль Дэвис, за плечами которого было всего шесть месяцев работы в полиции. Дэвис был невысоким бледнолицым малым — недаром многие стали жаловаться, что полиция набирает в свои ряды каких-то недоростков! Он до сих пор не мог решить, нравится ли ему эта работа и стоит ли на ней оставаться. Именно об этом он и размышлял, направляясь к условленному месту. Аткинсон был неплохим человеком, но проведя большую часть жизни в полиции, он дослужился всего лишь до сержантских нашивок. Нда… Перспектива не из блестящих. — Меня это не устраивает, — рассуждал Дэвис. Он находился в пятидесяти ярдах от угла, когда услышал, как затарахтел автомобильный двигатель. Звучал он невероятно громко, как будто водитель вообразил, что на дворе мороз, и заставил его вращаться с бешеной скоростью. Некоторые люди не заслуживают того, чтобы у них была машина. Они превратят ее в обломки через пару месяцев. Этот двигатель, безусловно, недолго прослужит. Потом он услышал лязг, треск и скрежет. Не раздумывая, он побежал, достигнув угла быстрее, чем это сделал бы самый известный спринтер. Маленькая темная машина мелькнула в конце дороги. Сейчас ее двигатель ревел не так сильно, но она мчалась на огромной скорости. Дэвис выхватил свисток. — Стоп, — закричал он. Затем приложил свисток к губам. Его трель пронеслась над затихшим полем, ясная и пронзительная, заполняя сонные улицы, а сам Дэвис бежал к углу. Потом он увидел нечто потрясающее, о чем раньше ему доводилось только слышать во время инструктажа по несению караульной службы в Скотланд-Ярде. Цифры на номерном знаке менялись… Фактически дощечка не была освещена, даже задние огни были выключены, но зато ярко горел уличный фонарь. Вот прежняя дощечка приподнялась, а на ее место опустилась другая. Дэвис не смог прочитать все цифры, потому что они были измазаны грязью, но две последние буквы он различил: К О. Потом в машине зажглись все огни и она завернула за угол, направляясь через поле к шоссе. Дэвис еще раз отчаянно засвистел. Никакой другой машины не было видно. Единственный звук, доносившийся до него, был замирающий стук мотора. У него теперь не было выбора, и он побежал навстречу Аткинсону, туда, где разбился велосипедист. Прежде всего он заметил каску сержанта, стоящую на самой обочине, как будто Аткинсон положил ее туда перед тем, как свалиться с велосипеда. Но сам сержант… Дэвис побывал на войне во многих серьезных переделках. Вид крови и увечий его не особенно трогал, но на этот раз ему было явно не по себе. Когда он увидел, как была раздроблена голова сержанта, он даже не стал щупать ему пульс. Машина скрылась в поле. Ее уже с трудом можно было различить но тут на дороге показалась другая. Да, эта машина смогла бы задержать негодяя, но она была в четверти мили от Дэвиса, который чувствовал себя совершенно беспомощным. Почему люди сидят за закрытыми дверями, куда не доносится требовательный зов его свистка? Из соседнего дома выскочили двое. Третий скорым шагом спешил с угла. Из-за угла появилась машина, освещая себе путь мощными фарами. Голубая. Надпись сбоку гласила: «Полиция». Посыпались вопросы… Но, когда люди увидели голову Аткинсона, они онемели. Дэвис с отчаянием глядел на поле… Убийца окончательно скрылся из вида. Один из людей патрульной машины спрыгнул вниз. — Он ранен? — Убит, — мрачно ответил Дэвис, — его переехал «Остин-Изо», после чего изменил свой номерной знак. Темно-синий или черный, передние и задние огни тусклые, две последние буквы на первом номерном знаке «КО», а может быть и «ОО», но только не цифры. — Вы можете…? Водитель полицейской машины уже сообщал по радио. Прибежало еще несколько человек и среди них врач. Он немедленно констатировал смерть Аткинсона, и тело сержанта убрали с дороги. Дэвис прислушивался к неясному шепоту людей, столпившихся вокруг. Дежурный с патрульной машины склонился над мертвым сержантом, как будто надеясь, что усилием воли сумеет вернуть его к жизни. — Интересно, что ему было нужно? — говорил один мужчина. — Возможно, сержант поймал его с поличным, когда он… — Я бы на вашем месте разошелся по домам, — с неприязнью заговорил Дэвис, слушая их пересуды, — скорее всего неизвестный пытался забраться в чью-то квартиру, а сержант выследил его. Люди зашевелились. Затем кто-то насмешливо заметил, что не следует ничего рассказывать пастору Питеру, а то тот, прямо на месте, организует митинг. — Упаси боже нас от такой напасти! — послышался второй издевательский голос. Дэвис фактически ничего не знал о пасторе Питере, кроме того, что этот фанатик жил на их участке. Он являлся предметом постоянных шуток в дивизионе, хотя в них проскальзывала и нотка уважения. Никто не злорадствовал и не ехидничал по адресу этого человека. Но в тот момент Дэвису не было никакого дела ни до пастыря, ни до его борьбы с дорожными авариями и несчастными случаями, поскольку это был не несчастный случай, а хладнокровное убийство. И не нужно забывать о миссис Аткинсон и их дочери Бетти! — Покарай, господи, эту свинью, покарай его, — еле слышно шептал Дэвис. Это было в половине первого. В половине третьего Роджер услыхал телефонный звонок, который донесся до него откуда-то издалека, и по выработанной многолетней привычке, моментально проснулся. Но это было не настоящее бодрствование, потому что телефону пришлось еще порядочно звонить, хотя до трубки было рукой подать. Глаза Роджера оставались еще закрытыми, а мозг уже работал. Подняв трубку, Роджер с радостью подумал, что Джанет уехала, так что ночной звонок ее не встревожит. В комнате стояла непроглядная темень. Наверное, еще очень рано, — решил Роджер. — Вест у телефона. — Это старший инспектор Вест? — У телефона. — Одну минуточку, сэр, — сказал человек почтительным голосом, — с вами будет говорить старший офицер Долби. Долби дежурил в Ярде по ночам. Он был не из тех людей, которые станут по пустякам будить офицера. Роджер приподнялся с подушек и включил лампу на ночном столике, громко зевнул и окончательно проснулся. Ему не пришлось долго ждать. — Это ты, Красавчик? — Да. — Очень устал? — Всегда на посту, что там стряслось? — Работенка в Тоттинге, — быстро заговорил Долби, — сегодня ночью сбила машина и задавила насмерть… «Остин-Изо»… Констебль заметил, как на нем изменился номерной знак, когда он отъехал. У меня лежит напоминание, что тебя интересует все об «Изо»… Цвет — темный, два разных номера. Один из них разыскивается в связи с несчастным случаем, тоже кто-то был сбит… — Машину нашли? — коротко спросил Роджер. — Да, у Баттерон. Я решил, что тебе захочется поехать на нее взглянуть. — Большое спасибо. Еду немедленно. Две подвесные фары были установлены на углу у стоянки машин, где полчаса назад был обнаружен «Изо», о чем сразу же доложили Роджеру. Отблеск этих фар играл на всем: на машине, на полдюжине полицейских, работающих вокруг нее и снаружи. Делались снимки, бралась на анализ грязь и кровь Аткинсона, песок с покрышек, пылесосом выбирали пыль изнутри, повсюду разыскивались и фотографировались следы. И так далее… Полицейские работали молча и быстро, позабыв о ночной прохладе. Двое дежурили у въезда на автостоянку, наблюдая за тем, чтобы внутрь не проник никто посторонний. Роджер подрулил к выходу и торопливо вылез из машины. При свете фар он узнал полную фигуру тоттингского инспектора. Тоттинг находился по соседству. Констебль не узнал Роджера, но сразу же вытянулся, взглянув на удостоверение. — Инспектор Морган вас ожидает, сэр, — сказал он громко. Роджер подошел к «Изо». Работа не прекращалась, хотя в этот момент из конторы автостоянки вышел человек с подносом, уставленным кружками с каким-то горячим напитком. Роджер прямиком направился к Моргану. — Хэллоу, Красавчик, Долби предупредил, что ты приехал, — встретил его Морган. У него было свежее лицо, два подбородка и отнюдь не наигранная жизнерадостность. Воротничок у него был широк даже для его толстой шеи, потому что больше всего Морган ценил собственное удобство. — Думается, мы скоро закончим. Нашли кучу полезных данных, в том числе отличнейшие отпечатки пальцев. Если нам чуточку повезет, мы скорехонько сцапаем этого зверя… — Каким образом разыскали машину? — поинтересовался Роджер, направляясь к ней. — Дежурил один из моих ребят. До этого мы уже оповестили всех постовых. Все провернули оперативно. У кого-то в Тоттинге имеется голова на плечах. Одним словом, мой молодец заметил, как эта машина подрулила к стоянке в необычайно поздний час. Его взяло сомнение, не побывала ли она до этого в аварии и подошел поближе. Ну и увидел, что одно крыло помято, разбита фара, на колесе кровь. Он не стал терять времени даром. Сейчас я покажу тебе что-то любопытное, — добавил он, когда они подошли к машине. — Нагнись-ка дорогой, я слишком устал, полюбуйся на дощечки с номерными знаками… Роджер опустился на колени. Потом вообще лег плашмя и увидел как раз то, на что рассчитывал. Дощечки были снабжены поворотным устройством и могли механически заменяться при нажиме на кнопки внутри машины. Их было три: Л-573-ПР КЛК-514 359-АКО — Теперь ты действительно кое-что получил, — удовлетворенно заявил Морган. Однако он не знал, насколько эта находка была важна для Роджера. Роджер почувствовал невероятное возбуждение, когда поднялся с колен и начал отряхивать пыль. Раньше он всегда лишь задумывался над странным совпадением, а сейчас убедился, что ни о каком совпадении тут не могло быть и речи. Возле дома миссис Китт, примерно в то же самое время, когда на нее было совершено нападение, заметили машину, ту самую, которая чуть было не раздавила Джексона и позднее убила сержанта Аткинсона. Если им удастся отыскать владельца машины, они смогут за один заход раскрыть три уголовных дела! Это еще не все. Раз убийца-водитель напал на миссис Китт, затем на Джексона, а потом на Аткинсона, то должна была существовать какая-то общая причина. Чего ради ему вздумалось бы убить или изувечить этих трех людей? Хуже, что жизни Джексона и миссис Китт может до сих пор грозить опасность! Он должен был сознаться, что по всей вероятности, такое положение будет продолжаться до тех пор, пока они не поймают убийцу. (обратно)10 Разговор о Пастыре
Не было Чартворда, с кем можно было бы посоветоваться. Была его секретарша, образец исполнительности, в своей белой блузке и черной юбке, был его просторный кабинет, обставленный современной мебелью, блиставшей черным стеклом и хромированными деталями, выбранной по его желанию, но никогда не нравившейся ему. Был тучный Фрэнк Кортланд, старший начальник отдела, работавший по непосредственным указаниям комиссара, но Чартворда не было. А положение Чартворда оставалось прежним, никто серьезно не надеялся на его выздоровление. Сегодняшние газеты поместили сообщение о болезни помощника комиссара на первых страницах сразу же после описания нападения на миссис Китт. Она долго не приходила в себя, от нее пока нельзя было добиться ни одного разумного слова, но врачи рассчитывали на благоприятный исход. — Надеюсь, кто-либо дежурит возле ее постели? — Кортланд задал дурацкий вопрос, который никогда бы не пришел в голову Чартворду. Но нужно было учитывать, что Кортланду сейчас тоже было нелегко. — Да, Джем Конноли послал к ней сотрудницу со своего участка. — Хорошо, что еще вы мне сообщите, Красавчик? — Не слишком много. Я проверил, что женщина, написавшая Джексону о своем сыне, в настоящее время находится на Ривьере, ничто не указывает на существование между ними какой-то интриги. Это дело приобретает особую важность, так как в нем участвовала машина «Изо». Вчера в Тоттинге мы не сумели обнаружить признаков ее владельца и даже не установили место, где обычно стояла машина. Данные, полученные из лаборатории в отношении отпечатков пальцев, тоже практически не имеют значения, поскольку в наших архивах таковых не числится. Отпечатки, найденные в машине, принадлежат крупному мужчине, а водителя все описывают, как человека небольшого, максимально среднего роста. Конечно, можно допустить, что у него крупные руки, но нам это ничего не дает. Кортланд согласился. — Мне придется проверить точки соприкосновения дела миссис Китт, Джексона и Аткинсона, — продолжал Роджер, — хотя Аткинсона, пожалуй, можно и не принимать в расчет. Кортланд сказал: — Мне ясна ваша мысль — если он проезжал мимо машины в тот момент, когда происходила смена номерных знаков, или ему показалось что-то подозрительным и он принялся расспрашивать шофера, то этот тип мог решить от него отделаться. Иными словами, Аткинсон может иметь лишь косвенное отношение к данному делу. Ну, а каковы связи миссис Китт и Джексона? — По суду, — кратко ответил Роджер. — Во время своего прибывания в Лигейте Джексону часто поручалось ведение дел в суде магистрата. Возможно, что речь идет о мести. Поэтому я сейчас пытаюсь отыскать такое дело, где обвиняемый мог посчитать себя невинно пострадавшим, причем обвинение представлял Чарльз Джексон, а судьей выступала миссис Китт… — Прошло уже много лет с тех пор, как Джексон представлял обвинение, не правда ли? — спросил Кортланд. — Ненависть вынашивается годами. — Ну, что ж, проверить необходимо. Кстати, что-нибудь выяснилось в отношении тех двух парней, которые когда-то угрожали мистеру Джексону, Красавчик? — Нет еще. Я жду ответа на запрос сегодня утром. Кстати, есть еще одно дельце, которое я задумал проверить. — Что такое? — Мне надо организовать негласную охрану Джексона и его жены на случай, если негодяй повторит свою попытку… Нужны люди… — Так берите… — Благодарю. Роджер откомандировал двоих людей следить за четой Джексонов, а двоих оставил в резерве, чтобы они все время были у него под рукой. Его не оставляло неприятное чувство, будто над Джексоном нависла опасность. Особенно пугала безжалостность убийцы. История повторилась: темная неприметная машина с тусклыми огнями где-то у обочины, затем яростный рев мотора и зверское нападение на жертву. Добавьте к тому, каким способом была изувечена миссис Китт и перед вами предстанет звероподобный убийца, который и в дальнейшем не успокоится, но будет действовать не обязательно по одному шаблону, а найдет какой-либо другой способ расправиться со своими жертвами. И это еще не все. Никто не гарантирует, что с первыми пострадавшими больше никто не связан, что в скором времени не произойдут новые чудовищные преступления. Теперь речь шла не о простом расследовании, а о защите и спасении человеческих жизней. Роджер разделался с десятком текущих мелких вопросов, накопившихся за это время, затем поднялся на лифте в лабораторию. Это помещение, обслуживающее весь Ярд, не было приписано ни к одному отделу. В огромной комнате производились всевозможные эксперименты. Вдоль одной из стен помещалась огромная скамья в буквальном смысле слова сплошь устланная газетами. С одного конца лежали целые, обгоревшие посередине, совершенно обуглившиеся — во втором краю. Около стены были сложены обгоревшие книги и пустые обложки от альбомов, в которых хранились газетные вырезки. Все это было доставлено из комнаты миссис Китт. В одном углу стоял большой фотоаппарат на колесиках, закрытый темной накидкой, чем-то напоминавший злого призрака. На другой скамье стояли огромные бутылки и банки с химикатами. Один из лаборантов очень осторожно погружал обгорелую бумагу в какой-то раствор, второй сидел за маленьким столиком, перед ним был разложен огромный лист бумаги. Он занимался увязкой и расшифровкой того, что было восстановлено на обгоревших страницах. Оглянувшись, Роджер подошел к этому человеку. — Что-нибудь обнаружили? — На мой взгляд, ерунда, — последовал незамедлительный ответ, — только одна вещь заслуживает внимания. — Какая? — Она подбирала вырезки о пастыре Пите. — И они были сожжены. — Да, все, за исключением тех газет, до которых он не добрался. Да, миссис Китт не успела еще сделать из них вырезки. Впрочем, за последнее время о пастыре мало писали — не то он сам охладел, не то пресса не стала ему уделять столько внимания, сколько прежде. — Он лично пишет письма людям, которым, как он считает, это может помочь… созывает митинги, — сказал Роджер. — И этим ограничивается? Бедняга! — Сколько вырезок про него хранилось у миссис Китт? Сержант справился со своим списком. — Мы нашли статьи про него на семи кусках совершенно обгорелой бумаги, все из газет, на трех полуобгорелых и семь на поврежденных. Все они одного содержания: он произносит шумные проповеди против автомобилистов и преступников-водителей. Если верно, что она его не выносила, то какого дьявола надо было хранить эти вырезки? — Хм… — промычал Роджер. — А где он живет? Его имя упоминалось в сегодняшнем рапорте констебля из Тоттинга. Как зовут этого парня? Да, констебля Дэвиса… Роджер говорил почти сам с собой. — Пастор Пит живет в Тоттинге, — немедленно отозвался сержант, — адрес я где-то видел. — Он порылся в газетах. — Ага, вот он: 188 Филдз-Вью, кстати, Аткинсона убили также в Филдз-Вью? — Да, — подтвердил Роджер. Он проверял все, что было обнаружено, но не нашел ничего нового. Люди, терпеливо работающие в лаборатории, зачастую зря расходовали свою энергию. Методичность и трудоемкость подчас бывали убийственными, но именно они обеспечивали успех Ярда. Роджер спустился к себе и позвонил Конноли. — Алло, это Красавчик? — послышался голос лигейтского офицера, — а я только что собирался звонить тебе. Врачи только что объявили, что жизни миссис Китт больше не угрожает опасность, но мы сможем ее допросить, самое раннее, через двое суток. Ну, а как Чартворд? — Без перемен… — Ох, скверно… — Да, скажи, Джем, пастор Пит когда-либо развивал активность в ваших краях? Конноли закашлялся, как будто бы Роджер нажал на какую-то невидимую кнопку в его организме. — Порой он стрелял холостыми зарядами, да… Скажем, год назад созвал здесь митинг протеста как раз после того, как миссис Китт учинила очередной разнос полиции за «несправедливое преследование мотористов». Пастору удалось собрать порядочную аудиторию, человек 70–80, но, когда он начал поносить миссис Китт, они не пожелали его слушать. Правда, все было в наилучшем виде, никаких грубостей, просто они вынудили насмешками убраться его с трибуны. — А как сама миссис Китт? Она присутствовала? — Не могу похвастать, что я хорошо помню этот случай. Впрочем, подожди, сержант, который сегодня дежурит в отделе, тогда присутствовал на этом митинге. Я сейчас с ним поговорю. Несколько минут трубка безмолвствовала. Потом Конноли снова заговорил: — Он сейчас поднимется. Ему кажется, что миссис Китт тоже присутствовала на митинге, но, вернее, всего был ее муж. Он делал все, чтобы удостовериться, что в игре пастора нет фальши. У тебя что-нибудь прояснилось? — Миссис Китт хранила у себя газетные вырезки о пасторе. — Вот как? А ты его знаешь, Красавчик? — Нет, ни разу не встречался. — Нужно бы… с ним интересно побеседовать, если только он не сел на своего любимого конька. Тогда он делается совершенно невменяемым. А без этого — обаятельный человек. Послышалось невнятное бормотание. Затем снова отчетливый голос Конноли: — Да, я оказался прав, доктор Китт присутствовал ни митинге пастора, делал пометки и спорил с теми людьми, которые лягали его супругу. В общем, все, как и следовало ожидать. — Узнай, были ли знакомы мистер и миссис Китт с пастором? — Ладно. Это все? — Я бы не возражал получить рапорт об этом митинге. — Я подошлю к тебе Пая, сержант говорит, что в тот вечер дежурил он. Он пошел послушать, что там происходит. Когда ты хочешь его видеть? — Хорошо бы сегодня днем. — Договорились. Роджер дал отбой и откинулся на стуле. Но всего лишь на пару секунд. Он слишком беспокоился, чтобы сидеть без дела. Следующий звонок был в сержантскую, чтобы предупредить, что он едет в Тоттинг, а через пять минут он уже мчался через Вестминстерский мост. На улицах было шумно и оживленно. Над Темзой низко нависли облака, за которыми скрывалось солнце, освещая лишь их края. Темза, с отразившимся в ней зданием Парламента, казалась необычайно величественной. Но Роджер думал только о работе. Он докатил до Тоттинга за 25 минут и прямиком отправился в Управление. Здесь не было никаких новостей. До сих пор не удавалось установить, кому принадлежал темный «Изо» и где была его постоянная стоянка. Дежурный офицер был сильно простужен, очевидно, ему не улыбалась перспектива задержаться на работе. — Да, да, пастор Пит живет неподалеку. Я бы не сказал, что в наших краях он более активен, чем в других. В общем-то, безобидный субъект, но немного того… чокнутый, если можно так выразиться. Помешался на одной идее… — Что смерть от несчастного случая на дороге должна расцениваться, как убийство. — Во-во. — Не возражаете, если я поговорю с ним. — Доставьте себе удовольствие, Красавчик, хотя я сомневаюсь, что от этого будет толк. Пастор был знаком с советником миссис Китт, и он заходил к Розмари Джексон. Роджер это прекрасно запомнил. Вот вам одна линия связи. Он постарается не высказать особого интереса… И следующий вопрос был задан нарочито небрежным тоном. — Знал ли его Аткинсон? — Вы хотите сказать, знал ли он пастора? Не могу сказать, чтобы я был лично знаком с Аткинсоном. Он — молчаливый и рассудительный человек. Нужно бы и мне сходить, навестить его жену и дочь, но при таком насморке я не осмелился. — Кто же ходил? — Инспектор Гэйл и молодой Дэвис. Этот парень подает надежды. Вчера он действовал весьма расторопно. Он как раз из тех молодцев, которые нужны в наш отдел, Красавчик. Это тебе не Аткинсон. Бедняга этого не сознавал, но он никогда бы не продвинулся по службе. Я… черт возьми… сейчас начнется ужасное чихание… Роджер ушел, как только прошел приступ и отправился вниз. Никто не мог сказать определенно, вел ли Аткинсон дела с пастором Питом, а также куда провалился молодой Дэвис, хотя все утро он болтался в Управлении, но заступать ему на дежурство надо было только в 6 вечера. Роджер вышел из управления с неприятным чувством, что там царили успокоенность и застой, — скверная болезнь для полицейского учреждения! Он спросил дорогу и поехал на другой конец Тоттинга, где жила семья сержанта Аткинсона. Перед небольшим домиком с крытой верандой стоял мотоцикл, от которого отошел невысокий человек с бледным лицом в ту минуту, когда Роджер завернул в калитку. Журналист? Страховой агент? Представитель похоронного бюро? Человек подошел ближе. — Прошу прощения, сэр, вы не старший инспектор Вест? — Да. — Я — полицейский констебль Дэвис, вчера нашел тело Аткинсона. Только что заходил сюда узнать, не смогу ли хоть чем-нибудь помочь. Ужасно видеть, когда на людей обрушивается вот такое горе, не правда ли? — Сильно переживают, да? — Его жена не перестает плакать, а их девочка, ей восемнадцать лет… Чем могу быть вам полезен, сэр? — Дэвис поборол свои чувства. — Я хочу выяснить мотив, Дэвис, — заговорил Роджер таким тоном, будто с ним советуются, как с равным, — больше всего я боюсь усугубить горе миссис Аткинсон, но мне хотелось бы выяснить, не затаил ли кто-нибудь зла против сержанта, не желал ли кто-нибудь его смерти? Видимо, вам не стоит задавать данный вопрос? — Да, сэр, я бы сказал, что у этого человека не было врагов. — Вы его хорошо знали? — Видите ли, сэр, я служу в полиции всего шесть месяцев, но он со мной частенько разговаривал. Если можно так выразиться, он был рад отвести душу. Понимаете, он был немножко простоват и ребята над ним иной раз подтрунивали. Я никого не осуждаю, а просто… — Придерживайтесь фактов… Совершенно правильно. У него здесь никто не был под подозрением, он никого не грозился упрятать за решетку? — Нет, вряд ли. Может, он и мечтал об этом, но не больше… — Были ли у него друзья, или добрые знакомые? Не был ли он знаком с этим священником, как его там зовут? С пастором Питом? Пастор постоянно ругал окружающую полицию, а ведь Аткинсон был специалистом по уличному движению, не так ли? Долго служил в транспортной полиции? — Да, пастора он знал, — подтвердил Дэвис, — но виделся с ним всего несколько раз. Помню, однажды вечером он мне его показал. Ведь пастор живет недалеко от того места, где был убит Аткинсон. Он мне тогда сказал, что от этого человека «много треску, да мало толка»… А вот других знакомых я что-то не припомню. Однако, сомнительно, чтобы священник был убийцей. — Да, — согласился Роджер. Потом немного подумал и продолжал: — Дэвис, попрошу вас сделать для меня одну вещь, хорошо? Найдите предлог в самом ближайшем будущем еще раз повидаться с миссис Аткинсон и ее дочерью. И разузнайте, как близко они были знакомы с пастором Питом, а кроме того, не был ли Аткинсон знаком с миссис Китт, когда он жил в Лигейте? — Там была одна женщина, которую сержант с удовольствием бы пристукнул, — последовал незамедлительный ответ, — что он про нее рассказывал, даже смешно повторять. Я непременно выполню ваше поручение, сэр, тем более, что я обещал зайти к ним еще раз сегодня же. — Прекрасно, я заранее благодарен. Роджер наблюдал, как Дэвис заводил мотоцикл, но каким-то шестым чувством заметил, что в домике Аткинсона шевельнулась занавеска. Он глянул в ту сторону. Из окна смотрела на него, а не на Дэвиса, девушка с иссиня-черными волосами и наивной физиономией. По-видимому, она не знала, что Дэвис был не один. — До свидания, сэр, — крикнул Дэвис и с полоборота завел мотор. Роджер сел в свою машину. Девушка, наверняка Бетти Аткинсон, теперь знала о его визите, но она скользнула по нему равнодушным взглядом. Ее мать, которая не могла унять слезы, девушка с растерянным видом, стоящая подле окна, — сколько горя причинила эта «дорожная катастрофа»! Страдания… Кому-то понадобилось мучить Розмари Джексон и ее мужа. Его позднее пытались даже убить… С садистской жестокостью негодяй избил миссис Китт. Раздавили Аткинсона, возможно, он даже не успел заметить лица своего убийцы, но оставленный им след боли и мучений был таким же, как и повсюду. Кто стоял за этими поступками? Какое-то чудовище с извращенными инстинктами? Не забудьте, что эти преступления были заранее продуманы и хладнокровно осуществлены. Роджер также завернул за угол, как накануне вечером это сделал Дэвис, и поехал по длинной дороге, окаймленной с обеих сторон двухэтажными зданиями с террасами, большей частью сложенными из желтого кирпича, а крыши у всех до единого были зелеными черепичными. Где-то вдалеке шел автобус, несколько поближе виднелась машина с надписью: «Полиция». В ту же минуту у него заработало радио и он услыхал: — Вызываем старшего инспектора Веста, вызываем старшего инспектора Веста… Срочно возвращайтесь в Скотланд-Ярд, срочно возвращайтесь в Скотланд-Ярд… Вы меня слышите? Роджер включил передатчик. — Говорит Вест. Меня слышите? — Слушаю вас, сэр. — Что случилось? А вдруг это известие о Чартворде? — Вас вызывает старший офицер Кортланд. Какие-то неприятности в районе Хейкорт-Мьюса. Это все, что мне известно, сэр. — Ладно, я еду, — сказал Роджер, внезапно осипшим голосом. — Одну минуточку, сэр, — поспешно добавил радист, — вот еще одно сообщение для вас. От старшего офицера. Поезжайте прямо в Хейкорт-Мьюс. Там тяжело ранили одного из наших ребят, вроде бы так… (обратно)11 Исчезновение
Роджер не смог заехать на территорию Хейкортского Мьюса, потому что, приблизившись к месту, увидел, что там скопилось с полдесятка полицейских машин. Ему пришлось остановиться примерно там, где накануне стояла машина убийцы. Двое одетых в форму людей дежурили у входа в квартиру. Парни из Скотланд-Ярда в гражданских костюмах размечали булыжник двора. Один снимал слепок с того места, где накопленная годами грязь делала бугорок. Фотографы убирали аппараты и треноги. Огромный Билл Слоун, без шапки, стоял перед въездом в Мьюс, на его, обычно розовощеком, лице была написана крайняя озабоченность. — Живей, Красавчик, не мешкай! — Иду, Билл. Пока Роджер бежал наверх по невысокой лестнице, перепрыгивая через ступеньки, его сердце бешено колотилось. Сердце сжималось от тревоги и сознания вины. Ведь ему казалось, что здесь ничего не могло случиться. Он же распорядился… Подбежал к Слоуну и крикнул: — Что же все-таки произошло? — Исчезла миссис Джексон. Наш парень, которого ты сюда направил, молодой Хэппл, угодил в больницу святого Джорджа, но вроде бы его песенка спета. — Каким образом его ранили? — Ударили по голове гаечным ключом, — ответил Слоун. После каждой фразы он довольно долго молчал, стиснув зубы, — нам не удалось ничего обнаружить. Джексон здесь. Может быть, ты… — он не договорил. К ним приближался Джексон, вышедший из гостиной. Глаза у него сверкали, рот был полуоткрыт, как будто ему не хватало воздуха. На лбу и щеках все еще красовался пластырь. Ссадина на носу не прошла, под правым глазом виднелся синяк, однако никто этого даже не замечал. Поравнявшись со Слоуном, он хрипло спросил: — Есть известия о Розмари? — Еще нет, — ответил Роджер, — я… — Вест! — закончил Джексон, — я знаю, как умеют работать ваши люди, знаю, что вы с ног валитесь от усталости, но… найдите ее! — Обязательно, — против воли ответ Роджера прозвучал несколько театрально. — Великий боже, — продолжал Джексон, — я просто не могу поверить, что такое могло случиться. Знаю, что ваш парень в тяжелом состоянии, но как же он мог подобное допустить? Почему? Ведь его направили сюда стеречь ее, оберегать, не так ли? Почему он это не предотвратил? — Мы узнаем, что произошло и разыщем миссис Джексон, — пообещал Роджер ровным голосом, — и возможно, гораздо быстрее, чем вы думаете… — Когда она исчезла? Около 12, как будто, я… — Разрешите мне сообщить вам подробности, — сказал Слоун с видом добродушного дядюшки. Он повернулся и они вошли в ту комнату, где накануне принимали Роджера. Ничего не изменилось, разве что были вымыты пепельницы, убраны бокалы, да взбиты диванные подушечки. Комната оставалась такой же нарядной и веселой. — Хэппл прибыл сюда ровно в 9. Миссис Джексон никуда не выходила до его прихода. Он установил магнитофон, подключил его и после этого спустился в Мьюс и занял такую позицию, откуда мог наблюдать за входной дверью. Второй человек дежурил у задней половины дома, следил за окнами. Мы не хотели полагаться на волю случая, мистер Джексон. Джексон беспомощно кивнул. — Согласно показаниям шофера, который мыл машину в гараже напротив, немногим позднее 12 сюда заглянул какой-то мужчина. Шофер видел его, когда он стоял спиной к Мьюсу, ожидая, когда ему откроют двери. Видел он и то, как Хэппл двинулся к двери, но тут шофера кто-то стукнул по голове и дверь была захлопнута. Это — скользящие двери. Ключ торчал снаружи в замке так, что малый оказался запертым изнутри. Когда он минут через пять пришел в себя, ему оставалось только поднять крик и колотить в дверь. Вот и все, что ему известно. — Сказал ли что-нибудь Хэппл? — спокойно спросил Роджер. — Когда его нашли, он был без сознания, — пояснил Слоун, — молочник услыхал призывы шофера, а шофер сообразил, что в квартире напротив что-то неблагополучно. Все они и позвонили нам. Поскольку Хэппла не было на месте, наши ребята высадили дверь. Они нашли Хэппла в холле с проломленным черепом. Видимо, его туда затащили после того, как ударили гаечным ключом по голове. — И никаких следов Розмари, — в отчаянии добавил Джексон, — никаких…Она была жива… И с потрясающей ясностью помнила все, что произошло.. Для Розмари Джексон это было такое многообещающее утро, может быть, самое счастливое за многие прошедшие дни. Она была теперь полностью уверена, что они с Чарльзом оказались жертвами какого-то заговора, хотя даже приблизительно не могла себе представить, в чем он заключается. Если только это не было местью со стороны одного из тех людей, которых Чарли в свое время помог упрятать в тюрьму. Но мотив для нее не имел значения, она была достаточно уравновешенной и сумела убедить себя, что теперь, когда вмешалась полиция, для них самая страшная опасность миновала. Она была возбуждена, не больше. Она следила из окна, как Чарльз несколько более торопливым шагом, чем всегда, отправился на работу. Он ей пообещал взять такси, а не идти пешком. Вот следом за ним едет детектив. По состоянию здоровья Чарльз мог бы и не ходить в контору, но его, как всегда, ждали какие-то неотложные дела. С угла он помахал ей рукой. Тут его чуть было не убили накануне вечером! Розмари отошла от окна и наблюдала за тем, как сотрудники из Скотланд-Ярда ловко прилаживали к телефону магнитофон, чтобы все разговоры автоматически записывались. — Мадам, сбоку имеется выключатель, — пояснил он, указывая на беленькую кнопочку, — я включу магнитофон. Но, если вы сами будете звонить кому-нибудь, кто не имеет отношения к данной истории, выключайте машину, чтобы зря не расходовать ленту. Вы умеете обращаться с подобными аппаратами? — Ну… только для развлечения… — Угу… значит, так: когда закончится эта лента полностью, на ней будет записано около трех тысяч слов. Детектив подмигнул. Это был симпатичный парень, видимо, не блещущий умом, с раздвоенным подбородком, торчащими на макушке волосами и добродушным взглядом. — Все же, если лента придет к концу, снимите ее вот так, — он показал, как это делается, — и замените новой. Процедура была продемонстрирована несколько раз, после чего Розмари было предложено самостоятельно проделать данные операции. Розмари пришлось трижды повторить все с самого начала, прежде чем она получила «добро» от придирчивого инструктора. — Теперь все в порядке, — сказал Хэппл, — думаю, что мне разумнее оставаться снаружи на случай, если что-нибудь произойдет. Однако, как выразился сегодня утром мистер Вест, наша беда заключается в том, что ничего невозможно предугадать заранее и мы выставляем охрану и наблюдателей часто уже после того, как беда миновала. — Он прав, — улыбнулась Розмари. Она проводила его вниз, затем занялась уборкой квартиры. Изредка она посматривала в окно на прекрасный сад соседнего дома, в котором приметила нового молодого садовника. Раньше там работал старик. Розмари с любопытством подумала — не один ли еще детектив наблюдает за их квартирой. Как раз в 12, когда на кухне закипел чайник и ей захотелось выпить чашечку горячего чайку, — у передней двери раздался звонок. Ей и в голову не пришло, что он может принести с собой неприятности, поскольку Хэппл находился в Мьюсе, так что об опасности не может быть и речи. Она не знала человека, стоявшего на пороге, но подсознательно почувствовала, что беда близка. Человек быстрыми шагами направился к ней. В руках он держал маленький пистолет, который видела она одна. Возникший на пороге Хэппл, очевидно, и не подозревал о существовании оружия. Через мгновение голова и плечи подошедшего к ней человека полностью загородили Хэппла. И все же она заметила, как к Хэпплу сзади подкрадывается еще один человек. Она истерично закричала: — Осторожно, там… Человек мог ее пристрелить. Она видела, как приподнялся пистолет, видела злой огонек в его глазах и была убеждена, что это тот самый тип, который вчера вечером сидел за рулем машины. Потом она услышала слабый звук, похожий на чихание. Из дула вырвалось белое облачко, оно было направлено ей в лицо. Газ моментально проник в нос, рот, глаза, так что она даже не успела вскрикнуть. В отчаянии она отпрыгнула назад, пытаясь захлопнуть входную дверь, но ее грубо толкнули в комнату. Она ничего не видела, боль была настолько резкой, что ей хотелось кричать, однако ртом она могла только судорожно хватать воздух и издавать нечто вроде всхлипывания. Человек поволок ее по коридору к кухне, затем сильно толкнул в спину и она очутилась в кладовке, свалившись на полки с продуктами. Дверь захлопнулась. Розмари оказалась в полнейшей темноте. Впрочем, она этого не замечала, ибо по щекам у нее неудержимо струились слезы. Она прислонилась к стене, закрыла лицо руками, все еще хватая воздух раскрытым ртом. Удушье постепенно проходило, но глаза болели по-прежнему, а во рту стояла горечь. Она начала кашлять. Сколько времени ей придется здесь оставаться? Неожиданно распахнулась дверь, в кладовую проник свет, показавшийся ей ослепительно ярким, так что она снова закрыла лицо руками. Она могла лишь с трудом различить очертание головы и плеч мужчины, только и всего… Она почувствовала, как его пальцы схватили ее за запястье, в неожиданном припадке ярости она ударила его по руке, а может быть, и по физиономии, ей было не видно. Но тут ее сильно сжали у локтя и она закричала от боли. Человек что-то бурчал, но одна фраза прозвучала более отчетливо: — Пошевеливайся, ты, сука! Он был слишком силен, чтобы начать сопротивляться, ее буквально волоком протащили к двери. Парадная была заперта, но он приоткрыл ее не более чем на дюйм, и крикнул кому-то снаружи: — О'кей. — Да, — ответил неизвестный, — поехали… Они собирались ее увезти! Должен же кто-нибудь быть в Мьюсе, человек, который ей поможет. Если она поднимет крик, ее услышат. Она была готова закричать изо всей силы, как толькораспахнется дверь, но тут она обо что-то запнулась и чуть было не упала. Это был детектив Хэппл. Он неподвижно лежал на полу, его голова и лицо были залиты кровью. — Только попробуй пикнуть и мы разделаем тебя получше его! — прошипел голос над ее ухом и ее потащили вперед… Она перешагнула через Хэппла, почти уверенная, что он убит. Теперь она утратила всякую надежду. Дверь широко распахнулась, солнечный свет ударил ей в глаза. И тут человек вытащил носовой платок, свернул его в комок и ловко запихал ей в рот. Она не могла ни закричать, ни застонать, пока они тащили ее вниз по лестнице и сажали в маленькую черную машину «Остин-Изо», которая стояла снаружи. Розмари была уверена, что это та самая машина, которая чуть было не задавила Чарльза… Задняя дверца была открыта, подле нее стоял еще один человек, меньшего роста с бледной физиономией. Ее затолкали в самый угол. Незнакомец сел рядом. Дверца захлопнулась. Второй сел за руль. Розмари пыталась заговорить, старалась вытолкать кляп изо рта, но он намок и разбух и ей было с ним не справиться. Потом она почувствовала болезненный укол в предплечье. В одно мгновение пришла мысль о шприце. Она пыталась сопротивляться, но сосед придавил ее к сиденью. Постепенно она перестала бороться, только забилась дальше в самый угол. Она видела прохожих, понимала, что если закричит, или хотя бы подаст руками им знак, ей помогут, но она была не в силах что-либо предпринять. Вскоре ей уже больше ничего не хотелось делать. На нее нашла странная апатия. Исчезла боль во рту, носу, горле. Больше не ныла рука, которую так сильно сдавил бандит. По всему телу разлилась лень, нежелание двигаться. Это было не просто оцепенение, а чувство полнейшего покоя. Она забыла, что с ней случилось, куда-то девался страх. С ней творилось что-то потрясающее, как будто она попала из обычного мира в сказочный. Ничего подобного она раньше не испытывала. Пропали мысли, оставалось только ощущение довольства, почти экстаза. Она сознавала, как ровно едет машина, но одновременно не замечала ни улиц, по которым они проезжали, ни примерного направления. Она закрыла глаза и погрузилась в мир грез… Рядом с нею был все время какой-то человек. Было время, что он ее пугал, но теперь казался частицей этого огромного удивительного мира. Ее провели в спальню. Она легла, почувствовала, что он расстегивает ей пояс и снимает туфли. В комнате было тепло, красиво, приятно. Она знала, что она одна и хочет быть одна со своими грезами, которые казались ей настоящим откровением. Когда она проснулась, у нее саднило в горле и носу, слезились глаза. Вместо неповторимой радости — страшное угнетение, похожее на то, что бывало в самые тяжелые дни их размолвки с Чарльзом, когда она получала очередное письмо или слышала телефонный разговор. Она мечтала, чтобы к ней вернулось прежнее дремотное состояние. Постепенно ее нетерпение сменилось раздражением, затем страхом. Сейчас она реагировала совершенно нормально. Разумеется, ей впрыснули героин или нечто подобное. Она в этом была уверена, потому что, когда муж подготавливал отчет государственной комиссии по опасным наркотическим препаратам, она тоже познакомилась с этим вопросом, и… Может быть, в этом все и дело? Не грозит ли Чарльзу опасность именно потому, что он участвовал в составлении данного отчета? Подобные размышления и мысли о собственной судьбе привели ее в ужас. А также ее полнейшая беспомощность. Она поднялась с постели в состоянии слишком близком к паническому, ее прекрасные грезы обернулись вечными кошмарами. Она бросилась к окну, но стекла оказались матовыми, так что сквозь них ничего не было видно. Тогда она стала искать задвижку, чтобы раскрыть окно, оно не открывалось. (обратно)
12 Пастор собственной персоной
— Печальная правда заключается в том, что мы ни на шаг не приблизились к обнаружению вашей супруги, мне приходится в этом сознаться, — говорил Роджер Вест Джексону, — и я ужасно переживаю за нее. Он замолчал, давая возможность стряпчему заговорить, но тот только смотрел на него лихорадочно горящими глазами. Было шесть часов того же вечера. Они сидели в кабинете Роджера в Ярде. — Нам известно, что ее увезли в черном «Остин-Изо», но мы не знаем номера машины, который помог бы ее обнаружить. Известно, что машина завернула на Гросвенорский сквер, но дальнейший ее путь проследить не удалось. «Изо» одна из популярнейших марок машин, причем как раз «Изо» черного цвета. Он снова помедлил. Джексон спросил: — А что сказал шофер? Да, а каков водитель в «Изо»? — Мы знаем только, что он был маленького роста в темно-серой одежде. Шофер «Роллс-Ройса» видел второго типа со спины, высота примерно пять футов шесть дюймов, узкоплечий в темно-серой фетровой шляпе и в таких же ботинках. Тысячи мужчин подходят под данное описание. Сотни их водят черные «Изо». — Что предпринято по этому делу? — не унимался Джексон. — В Лондоне на ноги поднята вся полиция, к поискам подключились пригороды. О каждом черном «Изо», хотя бы чем-то привлекшем внимание, будет сообщено. Но было бы фарисейством утверждать, что на это можно сильно рассчитыавть. — Завтра утром все газеты выйдут с портретом вашей супруги, описанием машины и человека. Мы используем все доступные нам методы розыска пропавшего лица. — Включая проверку больниц и моргов? — спросил Джексон хриплым голосом. — Включая больницы и морги, — повторил Роджер и впервые почувствовал, что он может хоть капельку ослабить невыносимое напряжение несчастного. Он сделал это с нарочитым безразличием, закуривая папиросу и протягивая портсигар Джексону, и лениво бросая слова: — Понимаете, я не особенно боюсь, что мы можем найти ее мертвой. Если бы они намеревались ее убить, самым простым это было сделать в квартире. Совершенно очевидно, что они хотели ее похитить. Расчет оказался правильным. Джексон сразу же уцепился за эту мысль. — Пожалуй, вы правы. Спасибо, я возьму одну сигаретку. Но ради чего им понадобилось ее похищать? Вроде бы нет никакого смысла? — Смысл, безусловно, имеется, — с уверенностью произнес Роджер, — и, когда мы его поймем, то приблизимся к человеку, который ее увел. Необходимо искать тех людей, которые затаили зло против вас. Мы проверили тех двух типов, которые тогда грозили вам отомстить. Один из них умер, второй вышел из тюрьмы и узнал, что его жена обзавелась небольшой птицефермой в деревне. Насколько мы смогли установить, он совершенно изменился, за этим следит его супруга. Так или иначе, он не подходит ни под одно описание, которым мы располагаем… Джексон со вздохом вымолвил: — Положение — хуже некуда! Вест, скажите, что я могу сделать? Возможно, сейчас мне разрешат не работать, мои партнеры понимают, что я должен что-то предпринять для розыска Розмари. — Единственное, что от вас требуется, это проследить шаг за шагом все события вашей жизни и проверить, не дали ли вы кому-нибудь повод вот так неистово вас ненавидеть. А если вы уверены, что нет, тогда я бы порылся в прошлом жены. Вы действительно хорошо его знаете? Джексон заколебался. — Не очень, — признался он под конец, — мы встретились почти случайно, она была приглашена на коктейль в дом моих приятелей. Ее прошлая жизнь не была особенно веселой: отец умер, когда она была ребенком, матери приходилось считать каждый пенс, чтобы дать дочери возможность закончить колледж. Я знаю, где она училась, все такое… — Ее мать жива? — Да, живет в Оксфорде. Один бог знает, что она почувствует, когда узнает об исчезновении Розмари, — глухо добавил Джексон. — Я уже позвонил ее друзьям, а теперь мне предстоит разговор с ней самой. Нет, мне не верится, что в прошлом Розмари можно отыскать разгадку… Помолчав, он добавил: — Я сделаю все, что смогу в этом плане, но если вы считаете, что я могу заняться еще чем-то, располагайте мной по своему усмотрению. — Хорошо, я это учту, — пообещал Роджер, — сейчас берите в руки карандаш. Вот вам бумага, изложите, как можно подробнее, что помните о своих взаимоотношениях с советником миссис Китт, когда вы вместе работали в Лигейте, особенно в отношении данного случая. — Он протянул Джексону вырезку, хранящуюся у него в бумажнике, являющуюся копией той заметки, что была обнаружена в комнате миссис Китт. — Я засадил за это дело Конноли, но не исключено, что вам известно то, что неизвестно ему, и наоборот. Джексон пробежал глазами заметку. — Так, с места в карьер я ничего не помню. — Он помолчал несколько минут, затем медленно продолжал: — Нет, пожалуй, помню. В Лигейте на этом углу произошло с полдюжины аварий. Был создан неофициальный оргкомитет, который поднял, бог знает, какую шумиху. Это возле электростанции, вы должны знать это место, там два неудобных угла. Наезд произошел рано утром, часов в 9, когда на улицах было совсем немноголюдно. Возбудить уголовное дело заставил этот самый оргкомитет. Мне кажется, в данном случае полиция пошла у них на поводу, если только Конноли не имел намерения подрубить сук, на котором сидел комитет, потому что обвиняемый не мог быть признан виновным и освобожден… Джексон немного помолчал, очевидно все его мысли были направлены в прошлое: — Да, да, припоминаю, пострадавшей была молодая женщина, если мне не изменяет память, беременная. Именно благодаря этому, данный случай привлек такое внимание общественности. Вы ведь знаете, какими невнимательными и рассеянными становятся женщины, когда они ждут ребенка. По-видимому, она сошла с автобуса и стала его обходить сзади и выскочила на дорогу, как раз под колеса «Ягуара», идущего в обратном направлении. Она была сильно изувечена, ребенок родился мертвым… Мне поручили защиту водителя. В суде были жаркие споры. Шоферу предъявили обвинение в неосторожной езде. Неофициальный комитет выставил несколько свидетелей обвинения, но у меня тоже подобрались толковые очевидцы. Была одна такая женщина средних лет, не помню ее имени, спокойная, уравновешенная. Она находилась как раз позади автобуса. Абсолютно надежный вид свидетеля. Кроме нее был еще один полицейский, на глазах которого произошла авария. Великолепно его помню. Он в то время возвращался с дежурства, несколько туповатый, медлительный, но наделенный необыкновенной наблюдательностью. Незаменимый регулировщик уличного движения. Роджер вкрадчиво спросил: — Вы, часом, не помните его имени? — Как же, сейчас я все прекрасно помню. Аткинсон. За несколько недель до моего ухода из Лигейта, его тоже куда-то перевели, вроде бы в Тоттинг… Джексон внезапно замолчал. Роджер поднялся со стула. В его жизни бывали такие моменты, когда он был не в силах справиться с охватившим его волнением. Сейчас было то же самое. Да, налицо имелись общие факторы, касавшиеся всех троих, в том числе и Аткинсона. Имя, описание наружности, и то, что его перевели из Лигейта в Тоттинг, не оставляло сомнения, что речь идет об убитом сержанте. Роджер почти мог представить себе данную картину: молодая женщина, «Ягуар», визг тормозов и крик пострадавшей, вопли женщин, солидный полицейский, не менее солидная и внушающая доверие мисс Брэй, а позднее Джексон, представляющий защиту в своей напористой и убедительной манере, и миссис Китт, излагающая мнение о необоснованных претензиях обвинения. — Этот оргкомитет, или как вы его там называли, вы не помните его членов? — спросил Роджер. — Пожалуй, нет, — покачал головой Джексон после минутного размышления. — Смутно вспоминаю их представителей с виду, но в смысле имен могу сообщить лишь одно. Впрочем, остальные можно выяснить из протокола. — Ну, а кто этот один? — Священник, который до сих пор не может успокоиться и без конца толчет воду в ступе по поводу автомобильных катастроф. Газеты его именуют «пастором Питом». Это тот самый Пит, о котором вчера вечером говорила Розмари. Он приходил к нам несколько недель назад и… Он умолк на полуслове, потом еле слышно прошептал: — Не может быть… — Думаю, что стоит съездить познакомиться с пастором Питом, — необыкновенно вкрадчиво сказал Роджер, — вы же тем временем займетесь данным рапортом. — Вест, мне просто необходимо навестить мать Розмари. — Джексона, видимо, самого разбирало желание поговорить со священником. — Нет, я не могу задерживаться, но если я выеду немедленно, то доберусь до нее в половине девятого и сумею к полуночи возвратиться назад. Скажите, могу ли я утром вручить вам требуемый материал. — Да, — сказал Роджер, — но, если вы внезапно припомните какую-нибудь важную подробность, немедленно звоните мне по телефону в Ярд или домой. Ведь я вам дал свой домашний телефон, не так ли? — Я его куда-то засунул. — Джексон начал лихорадочно рыться в бумажнике, — ага, вот он. Вест, — тут он отвернулся, и Роджер понял, что ему с большим трудом удается сдержать рыдания, — нет никакого прока вас теребить. Ведь я прекрасно знаю, что вы и без того сделаете все, что в человеческих возможностях. Джексон вскоре отправился на машине «Бейли». Следом за ним ехала полицейская машина, все посты на шоссе к Оксфорду были оповещены. После отъезда Джексона, Роджер позвонил в полицейское управление Лигейта. Конноли не оказалось на месте, но расторопный дежурный обещал немедленно разыскать все материалы о деятельности оргкомитета и об уголовном преследовании шофера «Ягуара». Правда, он не обещал это сделать быстро, поскольку нужно было связаться с клерком из суда. — Ладно, но не тяните, — попросил Роджер, — возможно, это весьма существенно. Кстати, вы слышали о дальнейшей деятельности оргкомитета? — Вскоре после того дела, о котором вы спрашиваете, он распался. Единственное полезное дело, сделанное этим комитетом, — это установление «транспортного островка» около того опасного перекрестка. Я сам сравнительно недавно в этом управлении, поэтому знаю данную историю больше по наслышке, а не по личным наблюдениям. Но имена и адреса я сумею для вас раздобыть. Во главе этого комитета стоял пастор Пит. Он был его председателем, и секретарем, и всем, чем угодно. В течение последующего времени Роджер много прочел о пасторе Пите, или преподобном Питере Вейте. Это был сравнительно молодой человек, лет тридцати с небольшим, руководитель небольшой секты. Слово «преподобный» добавлялось к его имени скорее как дань уважения к его заслугам, а не как духовное звание. Его имя Вейт, т. е. «ожидающий», можно было назвать иронией судьбы, поскольку более кипучей и бурной деятельности вряд ли можно было себе вообразить. Все данные о нем сводились примерно к одному и тому же. Он был красив, образован, хорошо воспитан, наделен даром красноречия, прославился активностью в общественных комитетах и бойскаутских организациях. Ни одного дурного слова в его адрес не было сказано. По правде сказать, он был невероятно популярен, если бы не одна досадная слабость: его фанатическая ненависть к виновникам дорожных катастроф. Транспортные аварии, заявлял он, были обыкновенными убийствами и именно так их и следует расценивать. Церковь, к которой он принадлежал, имела всего лишь несколько отделений, одно из них в Лигейте, другое — в Тоттинге. Он являлся настоятелем в Тоттинге уже три года. Жил он в одном из больших домов, выходящих на Филдз, причем этот дом, как и все соседние, был поделен на множество квартир. Часть своей квартиры пастор отвел для проведения митингов Компании по борьбе с дорожными катастрофами. Здесь он печатал свои листовки и плакаты, писал письма, вроде того, которое получила Розмари Джексон, прежде чем он к ней зашел. Совпадение? Роджер добрался до дома священника немногим позднее 7 часов. У него было почти «грозное» настроение. Как раз перед самым его выездом из Ярда, поступило сообщение о состоянии здоровья Чартворда. Надежды почти не было… Роджер всегда понимал, какое огромное значение имеет Чартворд для работы Департамента уголовных расследований, но все же не представлял его в полной мере. Именно поэтому болезнь Чартворда так сильно переживалась всеми офицерами, да и рядовым составом Ярда, который прослужил уже порядочное время. Что касается Роджера, то у него не проходило подавленное состояние. Он предупредил полицию Тоттинга, что выезжает, и встретился с констеблем Дэвисом на углу, как было условлено, недалеко от того места, где погиб Аткинсон. Дэвис прибыл вместе с сержантом, который весьма деликатно держался в тени, предоставив действовать Дэвису. — Я сделал две попытки, сэр, но так и не мог установить наличия связи между сержантом Аткинсоном и пастором Пи… прошу прощения, мистером Вейтом, сэр. Миссис Аткинсон помнит его еще по Лигейту, сержант частенько брюзжал по его адресу, только и всего… — Понятно. А как чувствует себя миссис Аткинсон? — Сейчас к ней из Манчестера приехала сестра. Мне кажется, дела немножко налаживаются. Но я буду поддерживать с ними связь, сэр. — Держите и меня в курсе дел, хорошо? Вы не знаете, Вейт у себя? — Видели, как он днем возвратился домой и вроде бы больше не выходил. — Из дома один выход? — Ворота и калитка, сэр, сюда на дорогу. — Хорошо, благодарю. Я не жду никаких неприятностей, мне просто хочется с ним побеседовать, но все же я предпочел бы иметь под рукой человека, чтобы в случае нужды позвать его. Дэвис дежурит или свободен? — обратился он к сержанту. — К вашим услугам, сэр. — Прекрасно, тогда пошли к нему домой. Они вошли в темный двор, обсаженный вдоль стены низкорослыми деревьями и густым кустарником: посередине имелась круглая лужайка, выглядевшая ужасно бледной на общем мрачном фоне. Все окна были темными, свет горел только над входной дверью, тускло освещая ступеньки крыльца. Дэвис зажег фонарик и посветил на ряд зонтиков, над которыми были прикреплены дощечки с именами жильцов. Квартира 6. Мистер Пит Вейт. «Компания борьбы с дорожными катастрофами». — Он и правда немного помешался на этом пунктике, не правда ли, сэр? — Похоже, — сказал Роджер, нажимая на звонок, и через минуту послышалось звяканье цепочки и скрип отворяемой двери. — Н-да, похоже он не сильно остерегается, если даже не спрашивает, кто к нему стучится. Впрочем, может быть, он кого-то ждет? Как вы предпочитаете, чтобы я оставался снаружи, или пошел вместе с вами? — Пожалуй, на верхней площадке. — Слушаюсь, сэр. Обе площадки были едва освещены, окраска дверей и перил была в таком плачевном состоянии, что хуже не придумаешь. Краска во многих местах облезла, точно так же, как и на стенах, сплошь украшенных трещинами и подтеками. Ступеньки скрипели и трещали под облезлым линолеумом. На лестницу выходило всего шесть квартир, по две на каждом этаже. Ни из одной не доносилось ни звука, в доме стояла такая тишина, что невольно делалось не по себе. — Вот шестой номер, — сказал Дэвис, освещая дверь, — я отойду в сторону так, чтобы меня не заметили. — Правильно, — похвалил Роджер. Да, из Дэвиса со временем получится неплохой детектив! Дэвис нажал на звонок посреди двери, раздалась громкая раскатистая трель. Через короткое время послышались шаги, затем щелчок выключателя. И вот уже дверь широко распахнулась. На пороге стоял моложавый человек с шапкой белокурых волос, глаза у него округлены, губы полураскрыты, как будто он сильно удивлен. — Добрый вечер, — начал Роджер официальным тоном. — Вы — мистер Вейт? — Я, ну я, да, я — Вейт, да… У него был разочарованный, почти обескураженный вид: — Могу ли я… чем могу быть полезен? Если вы пришли на митинг, то, к сожалению, он назначен на завтра, но если желаете взять несколько листков или плакатов, то… — и он замолчал, всем своим видом показывая, что сомневается, такова ли цель прихода Роджера. — Я бы хотел с вами поговорить, — объяснил Роджер, протягивая свое удостоверение. Пока хозяин рассматривал документ, пришедший рассматривал хозяина. Преподобный Питер Вейт был более худощавым, чем на фотоснимках. В нем было что-то мальчишеское, особенно пухлые красивые губы. При виде удостоверения он нахмурился. Похоже было, что он близорук. На нем был бледно-серый костюм, который морщился на плечах, как будто недавно промок и не был после того отглажен. Он поднял глаза. — Из Скотланд-Ярда? Старший инспектор Вест? Уверен, что слышал ваше имя. Ну, входите же, старший инспектор. Входите! По правде говоря, я ожидал другое лицо, молодую леди, и слегка разочарован, но возможно, ей еще рано, ведь еще нет и половины, не правда ли? Надеюсь ваше дело не потребует много времени? Мы с мисс Эйкерс собрались на… погулять. — Вряд ли наша беседа затянется, — успокоил его Роджер. Мисс Эйкерс? Он вошел в прихожую. Скорее это был крохотный коридорчик, из которого вели три двери. Одна была распахнута, виднелось более ярко освещенное помещение. Свет струился со стен, сплошь увешанных плакатами и лозунгами, в большинстве своем необыкновенно яркими, рисунки были примитивными, как если бы их выполняли дети. На одной из стен были прикреплены полки, на которых пачками были сложены листовки. — Мм-ээ… мы можем перейти в мою личную комнату, — сказал нервничая Вейт, — там удобнее, стулья и… — Меня интересует как раз штаб вашей компании, — сказал Роджер, проходя в освещенную комнату. Она оказалась гораздо больше, чем он думал, причем все четыре стены были покрыты «наглядными пособиями». Преобладали красный и зеленый цвета. Посредине стояли четыре, сдвинутых вместе, стола. Они были завалены стопками конвертов. Тут же лежали ручки и стояли чернильницы. Рядом — четыре стула. В конце комнаты перед окном находился письменный стол, на котором тоже громоздились бумаги и стояла серая портативная пишущая машинка. — Похоже на избирательный участок, — весело сказал Роджер. — Вы так считаете? — Вейт говорил невероятно осторожно. — Самое важное, что пока помещение говорит о неослабевающей деятельности, инспектор. Когда приходят добровольные помощники, им приятно видеть, что до них побывали здесь и другие и что стулья освободились специально для них, чтобы они могли тоже потрудиться. Вам многое известно о… о моей Компании, инспектор? Я, нет, я не должен садиться на своего излюбленного конька, ведь у вас ко мне, наверное, имеется дело, не так ли? Чем могу быть полезен? Роджер все еще оглядывался. — Много ли из тех, кто помогал вам в прежние времена, остались вплоть до настоящего времени? — Э-э? Ах, старые помощники? Ну, их человека два-три. Может быть, вы не знаете, что я начал в Лигейте, а это далековато отсюда. Несколько человек перебралось поближе, они приходят регулярно, но должен сознаться, что поддержка общественности весьма незначительна, можно сказать, что практически она равна нулю. Роджер изучал своего собеседника и одновременно давал ему время прийти в себя. Человек менялся буквально на глазах. На его детски-округлой физиономии появилось нетерпеливое выражение, как будто он очень хотел, чтобы Роджер выслушал его. Он ухватился за лацканы своего пиджака, вся его поза напоминала оратора на митинге. Впечатление было странное: он вызывал к себе сострадание и одновременно уважение. Голос у него постепенно крепнул и густел. — Одним из крупнейших человеческих недостатков является страх перед собой и бессердечие к другим. Конечно, бывает и сострадание, я не спорю. Но, какой прок от сострадания, будь то мужчина, женщина или малый ребенок, если он попал под машину и либо на всю жизнь остался калекой, либо был вообще убит? Убит… Сострадание им не поможет, сострадание является пустым звуком, если говорить об этих несчастных. Нам требуется не сострадание, а беспощадная борьба с убийцами, единые действия в масштабах всей страны против преступлений на дорогах, миллионы людей, поднявшихся в помощь правительству, чтобы заставить его объявить автомобильные катастрофы таким же убийством, как любое другое. Давно уже пора считать убийцу за рулем не менее страшным преступником, чем убийцу с большой дороги. Сейчас глаза пастора горели страстным огнем. Одна рука приподнята, пальцы указывали в небо, а он проникновенно говорил: — Скажите мне, кто же он такой, как не убийца, если он действительно убивает или калечит? Почему он не несет такой же ответственности, как прочие убийцы? Скажите мне, почему? (обратно)13 Пастор говорит
Голос Вейта заполнял все помещение. Он казался возбужденным, как будто бы верил, что произносимые им слова ниспосланы свыше. Палец его все еще указывал на небо, рот полуоткрыт, как будто бы он готов был без конца повторять свое «почему». — Думаю, что я могу вам ответить, почему, — спокойно сказал Роджер, — но бывают случаи… — О, я еще ни разу не встречал полицейского, который не защищал бы той свободы, с которой у нас принято трактовать даже те либеральные законы, которые ныне действуют в отношении преступных водителей, — перебил его Вейт. Снова произошла метаморфоза, но на этот раз он не стал таким бесцветным, как до вспышки энергии. — Мне думается, что дело объяснимо. Конечно, вам нелегко отрешиться от привычных норм. Но, если бы я сумел добиться поддержки у какой-нибудь влиятельной организации… — он снова замолчал, а потом совсем иным тоном задал вопрос: — Скажите мне, вашим людям нравится то, что они вынуждены делать после фатальных аварий: перевязывать раны, рассматривать изуродованные тела, раздробленные кости? — Нет, им не нравится, — воскликнул Роджер так резко, что Вейт моментально умолк, — хотя мы и не рассматриваем автомобилистов, как расу убийц. И, если бы вы ограничили свою кампанию, вы сумели бы добиться больших успехов и принесли бы несомненную пользу. — Именно так они все и говорят, — покачал головой Вейт, — умерьте свой пыл, остыньте так, чтобы убийцы могли свободно пролезать через тысячи лазеек в законе. Закон нужно винить не меньше, чем самих водителей, велосипедистов, или неосторожных пешеходов, нарушивших правила уличного движения. Старший инспектор Вест, вы когда-нибудь изучали мои предложения? Потратили ли вы когда-либо хотя бы одну минуту своего драгоценного времени, чтобы узнать, каковы мои конкретные предложения и в чем суть возглавляемой мной кампании? Скажите правду! — Специально — нет… — Во всяком случае вы хоть честно в этом сознаетесь, — сказал Вейт своим глуховатым голосом, — большинство людей притворяются, будто они досконально ознакомились с моей программой, когда в действительности ограничились просмотром заголовков газет и раз и навсегда заклеймили меня как надоедливого фанатика, а, может, даже и шарлатана. Впрочем, если они и правда ограничиваются только чтением газет, то такой вывод вполне естественен. Старший инспектор, взгляните вот на это! Его глаза снова вспыхнули. Быстрыми шагами он подошел к полкам и снял с каждой пачки по одной листовке, потом обернулся к Роджеру и протянул ему сразу пяток. — Прочитайте, разберитесь, чего я добиваюсь, прежде чем приказать своим подчиненным относиться ко мне, как к помешанному лунатику. Говорю вам, старший инспектор, вина неосторожного водителя, следствием безрассудной езды которого является убийство или калеченье людей, нисколько не меньше, чем вина братоубийцы и должна караться, как таковая. Да, так же сурово! «Не убий» сказал господь, а автомобилисты убивают людей, может быть, даже в данный момент. Всего несколько часов назад, недалеко от ворот нашего дома, был сбит машиной и погиб полицейский при исполнении своих обязанностей. Что вы на это скажете, старший инспектор? Это было убийство. Только потому, что в качестве орудия преступления используется не нож и не револьвер, а автомашина, вы считаете его менее жестоким, — вроде бы человек не убивал «по-настоящему»! Он подошел вплотную к Весту, его близко расставленные глаза горели, в уголках губ показались пузырьки пены, он начал слегка заикаться. Его убежденность не могла не подействовать на слушателя, не могла оставить его равнодушным. Этот человек говорил от глубины сердца, тут не могло быть сомнений. — Итак, как же вы расцениваете смерть этого полицейского, старший инспектор? Почитайте мои листовки, мои памфлеты и вы убедитесь, что я не пустозвон и не идиот. Если он был невнимателен или беспечен за рулем, если он пренебрег своими обязанностями и благодаря этому был убит другой человек, пусть такой нарушитель отсидит пять лет в тюрьме! Да, пусть его судят и вынесут решение. Простите меня, что я не предлагаю более сурового наказания, но за пять лет можно все передумать и все понять! Если же он только искалечил, — то год тюремного заключения. За менее серьезные последствия — меньшее наказание, но как минимум, полгода тюрьмы… — Посмотрите на меня, — потребовал он, хотя Роджер не спускал с него глаз, пытаясь сохранить беспристрастие, но чувствуя, что он невольно поддается, — посмотрите на меня и скажите, если бы люди знали, что их ожидает такое наказание за неосторожную езду, — продолжали бы они нарушать правила уличного движения? Он помолчал. Потом подергал Роджера за рукав, как бы пытаясь силой вырвать у него ответ. — Скажите-ка, продолжали бы? — Нет, не думаю, — тихо ответил Роджер. Вейт опустил руки. — Благодарю вас, — сказал он, — благодарю за вашу честность. Большинство людей бывают настолько шокированы моими предложениями, что они начинают приводить идиотские аргументы, вроде того, что на практике это неосуществимо, что это несправедливо по отношению к людям, впервые совершившим ошибку. Слышите, «несправедливо»? А что же тогда говорить о погибших, о женах и детях, оставшихся без кормильца… — Он не закончил, почти поперхнувшись словами. Потом он подошел к четырем столам, на которых были разложены конверты и ручки, напрасно ожидавших прихода добровольных помощников, оперся рукой об угол одного из них и вытер вспотевший лоб. Голос у него звучал очень глухо, когда он продолжал: — Должен просить у вас извинения, старший инспектор. За последнее время я редко теряю самообладание. Когда-то, конечно, когда я был моложе, особенно после того, как ее убили, я был почти ненормальным. Мне хотелось хватать людей за шиворот и стучать друг о дружку их пустыми головами, пока до них не дойдет, что они покрывают убийц. Он снова умолк, судорожно глотнул воздух, вынул из кармана белоснежный платок и вытер лицо. — К сожалению, мне пришлось убедиться на собственном горьком опыте, как трудно раскачать людей и принудить их к действию. Я пытался воздействовать на них настойчивостью, организовывал митинги — митинг за митингом, обращался непосредственно к священникам, врачам, местным властям, членам парламента, даже к членам Палаты Лордов. Иногда у меня опускались руки. Несколько раз организовывали комиссии, но вскоре те распадались. Один раз мне удалось сколотить оргкомитет из энергичных и напористых людей, но все их попытки ни к чему не привели. Полиция защищала людей, которые управляли машинами, как будто речь шла о каких-то невинных проказах. В любом магистрате вы найдете множество водителей машин, велосипедистов и пешеходов, повинных в смерти других людей, которых самое большее оштрафовали на несколько гиней или фунтов… за убийство. Он снова замолк. Весь его пыл прошел, так же как и огонь в глазах. — Давайте, инспектор, — сказал он слабым голосом, — повторите мне то же самое, что я слышал от каждого полицейского, с которым разговаривал на эту тему. Скажите, что они все стараются загладить свою вину, что самое страшное наказание — угрызение их собственной совести. Но позвольте вам возразить, что до тех пор, пока массовые убийства на дорогах не будут остановлены, все эти красивые фразы будут оставаться насмешкой над подлинным гуманизмом, плевком в лицо Спасителя и проклятием для наших детей. А ведь их можно остановить! Наделите меня неограниченной властью и я остановлю эту бойню через неделю, и так напугаю водителей, что они забудут про безрассудство! Другого выхода нет! Он дрожал, как будто ему было холодно, хотя в комнате было тепло. Роджер терпеливо ждал, не спуская с него глаз. — Пока вы не слишком разговорчивы, старший инспектор, — не выдержал Вейт, — но все же вы оказались гораздо терпеливее и вежливее всех остальных. У них всегда находился предлог меня прервать. Теперь скажите, чем я все-таки могу вам служить? — Как проходит сейчас ваша кампания? — спросил Роджер. — Не стоит и спрашивать, — понуро ответил Вейт. Он печально оглядел пустую комнату. — Сами видите, я пишу первоначальные письма родственникам жертв дорожных катастроф, пытаясь заручиться их поддержкой… А также местным властям и членам Парламента, но лишь немногие удосуживаются ответить. У меня не хватает нахальства писать в тот самый момент, когда горе обрушивается на человека… А забывается оно так скоро… ужасно скоро… Несколько человек уже пришли ко мне и работают. Вчера вечером у нас здесь был митинг… Номинально мой комитет состоит из 30 человек, присутствовали — семь. Он воздел руки кверху беспомощным жестом, потом продолжал: — Вы видите? Однако же я прав, убежден, что прав. Эти массовые убийства можно остановить буквально за несколько дней… Он посмотрел мимо Роджера на дверь, как будто услышал звонок, и даже шагнул к ней, чтобы открыть защелку, но он ошибся. Никто не стучал, поэтому он снова перевел глаза на Роджера. — В который раз я уже у вас спрашиваю, чем могу быть полезен, — сказал он рассеянным, приглушенным голосом. Роджер спокойно объяснил, что пытается выяснить обстоятельства одной автомобильной катастрофы, которая произошла в Лигейте почти 4 года назад, когда в качестве свидетеля обвинения выступал сам мистер Вейт и его оргкомитет. — Так бывало неоднократно, мистер Вест… — Речь идет о молодой женщине по имени миссис Роули, она была в положении… — Миссис Роули, — повторил Вейт и закрыл глаза. — Миссис Роули!.. — Потом он подошел к маленькому письменному столику и сел на стоящий подле него более удобный стул, при этом сдвинулась с места пишущая машинка. Роджер пригляделся к ней внимательнее. «Коно» — примерно двадцатилетней давности. Теперь, когда машинка стояла ближе, Роджер мог с уверенностью сказать, что она была аналогична той, на которой печатались анонимные письма Розмари. Рядом лежало несколько конвертов с напечатанными адресами. — Миссис Роули, — в третий раз повторил Вейт, голосом, в котором слышалось отчаяние. — Странно, инспектор, что вы остановились именно на этом случае. Как раз тогда я имел большую поддержку со стороны общественности, чем до и после него. Как раз обстоятельства были душераздирающими: молодая женщина, в скором времени ожидающая ребенка, скромная, красивая, прекрасно известная в Лигейте. У меня были замечательные свидетели. Я работал над этим случаем больше, чем над всеми предыдущими. Но как раз этот случай подрезал мне крылья… — Что в нем было примечательного? — заинтересовался Роджер. — Сначала — ничего, — но свидетели защиты были очень сильны. Суд проявил всегдашнюю враждебность к членам моего неофициального оргкомитета. Приговор гласил: «Не виновен»… Несколько дней публика повозмущалась, затем все забылось, а потом… потом я понял, что как раз это дело мне не следовало и пытаться выиграть, потому что виновата была сама пострадавшая, миссис Роули, а не водитель. Я опросил множество людей, прежде чем окончательно не убедился, что именно этот случай, на который я возложил столько надежд, оказался нехарактерным. Скажите, может ли судьба так жестоко надсмеяться, старший инспектор? Да, я вскоре уехал из Лигейта, потому что почувствовал, этот случай подорвал мои позиции, мне не на что было больше рассчитывать. Кампания проиграна, полнейший крах из-за одной-единственной ошибки! После этого я стал терять влиятельную поддержку, — у меня была такая, даже одна газета нас чуточку финансировала. В Лигейте было несколько тысяч человек, все они кое-что вносили на проведение работы. Я имел возможность заказывать лозунги и плакаты и распространять листовки сотнями тысяч. У меня был даже небольшой штат платных работников. А теперь я могу рассчитывать только на нерегулярную добровольную помощь, плакаты же мне рисуют дети в воскресной школе… Он замолчал, не будучи в состоянии скрыть свою горечь. Нет, он не сдавался. Тысячи человек давно бы отказались от безнадежной затеи, но только не этот худощавый священник с печальными глазами. — Мистер Вейт, — спокойно начал Роджер. — Да? — Когда я только что поступил в полицию, в Эппинге была убита женщина. Через десять лет я помог разыскать убийцу, который сейчас находится в тюрьме. Я подумал, что вам это полезно будет послушать. Вейт стоял очень тихо. Руки у него были приподняты выше бедер, ноги широко расставлены, как у боксера, готового к атаке. Глаза вновь заблестели. Прошло несколько секунд, прежде чем он сказал: — Не знаю, что привело вас сюда, старший инспектор, но благодарение богу, что вы здесь. Сознаюсь, что я уже было совсем решил отказаться от этой кампании, которой руководил свыше десяти лет. Мне казалось, что у меня не хватит сил для дальнейшей борьбы. Вы меня пристыдили, я принимаю ваш упрек. Восемнадцать лет и восемьдесят — какая разница! Увижу ли я осуществление своих планов, или умру раньше, разве в этом дело? Вы знаете, с чего все началось, старший инспектор? — Хотелось бы узнать. — Вот это, — сказал Вейт и сделал несколько шагов к портрету, который стоял на камине. Он сильно выцвел. Коричневая копия кое-где покрылась желтыми пятнами и сравнялась по цвету с газетной вырезкой, которая тоже была вставлена под стекло. В ней кратко сообщалось: «Миссис Л. Л. Вейт, 85 лет, была сбита частной машиной днем в пятницу. Она получила серьезные травмы, которые оказались смертельными. Будет проведено дознание…» — Кто такая? — спросил Роджер. — Моя мама. Да, это ставило точку над «и» и даже как-то оправдывало ярость Вейта. Женщина на снимке казалась молодой и прелестной, хотя и несколько «не от мира сего». Впрочем, что можно было ожидать от матери этого неистового пастора? — Понятно, — сказал Роджер, — а теперь… Снаружи раздался стук, на этот раз настоящий. Вейт поспешно вышел… Жизнь оказалась сильнее смерти. Потом послышался звонок у входной двери и Роджер усмехнулся, вспомнив нетерпеливое выражение на лице Вейта, когда тот спешил к двери. Но и сам Роджер не терял времени даром. Он подошел к письменному столу, сунул в карман несколько напечатанных конвертов, а один из них принялся внимательно рассматривать. Он искал нечетко напечатанное маленькое «с», слегка покосившееся «е» и «р», «с» и «а», которые выходили чуть ниже строчки. До него донесся голос Вейта. — Значит, вы все же пришли. Вы на самом деле тогда думали это сделать? — Девичий голос весело ответил: «Разумеется». Разговаривающих не было видно, так что Роджер успел проверить, что в отношении «с» и «е» признаки сходились. Значит, письма к Розмари Джексон действительно печатались на этой машинке, возможно, даже здесь…Во всех уголках Англии был объявлен розыск Розмари. Ее фотографии были разосланы по всем полицейским участкам и напечатаны во всех вечерних газетах с настойчивой просьбой немедленно сообщить в ближайшее отделение полиции, если кому-нибудь известно место ее теперешнего пребывания. Эти сообщения уже достигли даже таких отдаленных участков, как Плимут и Ливерпуль. Пока Роджер Вест разговаривал с Вейтом, десятки полицейских допрашивали многочисленных «свидетелей»… Но Розмари не была найдена. Она находилась в Лондоне. Ей грезились восхитительные сны. (обратно)
14 Джун Эйкерс
Роджер сунул в карман и третий конверт, потом отошел от стола. Он не был уверен, войдут ли сразу же Вейт и его гостья. Ему рисовалось лицо Вейта с пузырьками пены в уголках губ, лицо настоящего фанатика, совершенно не осознающего окружающее. Фанатизм граничит с безумием и… Безумцы бывают крайне хитрыми. Этот человек мог быть сумасшедшим… Если Вейта спросить напрямик, кто может пользоваться его машинкой, что стоит ему солгать? Вот если поинтересоваться, кто приходит помогать Компании, он конечно скажет правду. Да, да, так именно необходимо оформить свои вопросы. Эти конверты дадут возможность выписать ордер на обыск. Вейт вошел, держа за руку молодую женщину. У нее было круглое лицо, привлекательные черты и очень ясные серые глаза. На ней был костюм безукоризненного покроя. Ничего не говорило о том, что она живет в скверно обставленной комнатенке многоквартирного дома близ Филдз. Все, что у нее было, носило на себе печать «высшего качества». Но не это возбудило острый интерес у Роджера. Это была девушка, фотография которой хранилась в комнате миссис Китт, племянница старой дамы. — Джун, разрешите вас познакомить со старшим инспектором Роджером Вестом из Скотланд-Ярда, — сказал Вейт, возвращаясь к своей прежней скованности. — Старший инспектор, я счастлив представить вам мисс Джун Эйкерс. — Как поживаете? — спросил Роджер, не подавая вида, насколько он удивлен. Джун Эйкерс нисколько не испугало присутствие ярдовского офицера, но кто знал, может быть, Вейт уже предупредил ее о своем визитере? Она казалась симпатичной. Тип жены священника? Может быть, это было сильно сказано, однако в ее улыбке сквозило то спокойствие, которое было столь необходимо Вейту, да и посматривала она на священника весьма благосклонно… Весьма? Нельзя забывать, что она была племянницей миссис Китт… — Старшего инспектора интересует мой бывший комитет, Джун, — пояснил Вейт. — Не бойся, он нас долго не задержит. Правильно, старший инспектор? — Если вы мне сообщите имена и адреса членов комитета, а также адрес мистера Роули, я не задержу вас больше ни на секунду. — Охотно, охотно, — засуетился Вейт, — на это не надо много времени. Я не хочу казаться негостеприимным, но мы с мисс Эйкерс планировали вместе съездить в кино в «Гранаду». Мы чуточку опаздываем, но журналы нас не интересуют. Мы не слишком-то часто… позвольте, да ведь у меня есть эти имена и адреса. По крайней мере, вы убедитесь, что я человек методичный. С этими словами он подошел к небольшому ящику для бумаг, на верхушке которого стояло несколько меньших ящиков. — Я составил список всех лиц, которые мне когда-либо помогали делами или деньгами, здесь их несколько тысяч. Впереди написанычлены комитета и активные деятели. Мигом укажу тех, кто вас интересует. Уверен, что у вас окажется записная книжка… Он улыбнулся даже немного плутовато. Видимо, присутствие девушки вселяло в него уверенность. — Наверно, вы захотите их списать? Роджер принялся за работу, пользуясь стенографическими значками. По правде говоря, это была пустая трата времени, поскольку стоит только парочке удалиться, он немедленно свяжется с Главным Управлением, попросит ордер на обыск, а через полчаса местный мировой судья подпишет его, после чего они с Дэвисом минут за сорок тщательно проверят все эти отчеты, причем так, что хозяева и не догадаются о произведенном обыске. После чего до окончания дела за квартирой будет установлено круглосуточное наблюдение. Он почувствовал старое, знакомое ему чувство возбуждения, предвидя, что вскоре сможет приблизиться к чему-то существенному. Он закончил записывать. — А теперь я покидаю вас, идите себе в кино, — сказал он. Потом любезно добавил, — может быть, вас подвезти? — Вы очень добры… — начал было Вейт. Девушка улыбнулась: — Моя машина внизу… Вейт проводил Роджера до дверей. Девушка, вроде бы не очень спешила и совсем не была смущена. Когда дверь открылась, Дэвиса не было видно, но как только она закрылась, констебль прошептал с лестницы: — Все в порядке, сэр? — Да, Дэвис, превосходно. Ты на мотоцикле? — Да, сэр, он стоит за углом. — Подгони-ка его сюда, поедешь за Вейтом и девушкой, которая только что пришла к нему. Некая мисс Джун Эйкерс. Они сказали, что собираются в кинотеатр «Гранада». Я бы хотел удостовериться… — Ясно, сэр. Что еще? — Возвращайся сюда, если они и правда пойдут в кино. Нет, «Гранада» недалеко от Управления, поезжай туда. Ты готов нести и дальше дежурство? — День и ночь! — Прекрасно, только не засни на ходу. Не обращай на меня никакого внимания, когда я выйду. Дэвис поспешил вниз. Роджер почувствовал как на него пахнуло сырым воздухом, когда распахнулась парадная дверь, и парень выскочил наружу. Стало значительно холоднее, тучи затянули все небо, но света было достаточно, чтобы он сумел разглядеть, как пара молодых людей села в светлую машину и тронулась с места. На некотором расстоянии сзади тарахтел мотоцикл Дэвиса. Через десять минут Роджер уже входил в Дивизионное управление. По пятам за ним поднимался дежурный солдат. Так вместе они и дошли до кабинета дежурного ночного офицера. Роджер не знал, с кем ему придется иметь дело, но это было не особенно важным, лишь бы поскорее выписать ордер. Он постучал в дверь, услыхал «входите» и увидел невысокого толстого человека, окруженного клубами дыма, который он выпускал из огромной трубки. Второй громадный детина в нарукавниках с головой ушел в какие-то бумаги и телефонные разговоры. Сквозь сизый дым с трудом можно было различить еще одного человека с крупным продолговатым лицом кирпично-красного цвета, двойным подбородком, парой темных глаз, с тяжелым «свинцовым взглядом» и могучей шеей, на которой не сходился воротничок. Концы ярко-синего галстука свисали до самого пояса, а петли на рубашке выглядели так, как будто их прорезали ножницами. Это был старший инспектор Картер, до недавнего времени работавший в Ярде. — Ого, — вместо приветствия закричал Картер, слегка приподнимаясь на стуле, — все же снизошел! Мне передавали, что ты тут рыскаешь поблизости, но я никак не мог ожидать, что ты нас осчастливишь своим присутствием. Ну, садись же, дорогой! — Здорово, Эльф, — обрадовался Роджер. — Когда ты кончишь заниматься футбольными прогнозами, скажи, нет ли здесь поблизости ручного магистрата? — Обыск? Выписать ордер? — Правильно… — Основания? — Пишущая машинка в некоем доме, та самая машинка, на которой были напечатаны анонимные письма, и есть основания полагать, что там найдется что-нибудь еще. Тяжелые веки Картера настолько поднялись, что появилось опасение, как бы они вообще не исчезли под нависшим лбом. — У Вейта? — Да. — А я считал, что он…. ладно, во всяком случае у меня имеется покладистый магистрат. Он живет в пяти минутах езды отсюда. Я сам с тобой прогуляюсь. Просто ордер на обыск? — Да, кстати, у тебя нет специалиста по замкам, чтобы все было о'кей, а мы очутились бы в доме? — спросил Роджер, когда Картер отодвинул стул к стене и начал с трудом застегивать ворот рубахи, — я хочу проникнуть в квартиру Вейта, сфотографировать имеющиеся у него материалы и уйти оттуда таким образом, чтобы никто ни о чем не догадался. — Хм-м… — промычал Картер, скашивая глаза, чтобы проверить, прямо ли повязан у него галстук, — ну, что же, Вильсон… Хотя нет, он гриппует… А Чарльзворд может все испортить. Знаешь, Красавчик, не хотелось бы тебя об этом просить, но, пожалуй, разумнее вызвать кого-нибудь из Ярда. Мои все какие-то косорукие, а вызвать кого-нибудь из дневной смены даже дольше, чем послать за твоими специалистами. Да и им полезней прокатиться, чем просиживать собственные штаны… — Могу ли я воспользоваться телефоном? — сухо спросил Роджер, направляясь к аппарату. Не успел Картер еще втиснуться в свое просторное пальто, как Роджера соединили с Ярдом. Он договорился, что через час двое сотрудников Ярда будут его ждать возле дома Вейта. Сеанс в «Гранаде» закончится самое раннее через два часа, так что времени им хватит за глаза. — Я готов, — объявил Картер, — на какие только жертвы мы не идем ради вас, ярдовских молодцов. Ты и правда считаешь, что у пастора дело не чисто? — Не знаю, посмотрим, что нам дадут отчеты о деятельности его Компании, — ответил Роджер. — Скажи, для меня ничего не было? — Нет, — покачал головой Картер. — Правда, пару раз звонили по поводу Розмари Джексон, — ерунда, не стоит даже выеденного яйца. Просто диву даешься, почему у некоторых людей так разыгрывается воображение? Многие видели женщину с белокурыми волосами, которая им раньше не встречалась и тут же поскакали к телефону. Идиоты! До дома магистрата, правда, было 5 минут езды, десять минут ушло на то, чтобы суетливый маленький человечек подписал ордер на производство обыска, еще пять минут — на бесконечные вопросы, хотя с самого начала было понятно, что зря такой документ полиция требовать не станет. Затем они возвратились на участок. Посреди приемной стоял Дэвис. Он разговаривал с дежурным сержантом. У Дэвиса был длинный тонкий нос с острым кончиком и резко очерченные скулы, умные глаза, быстрые, экономичные движения. — Для меня есть поручение, сэр? — спросил он. — Отправляйтесь к дому Вейта и ждите меня снаружи, хорошо? Передайте сержанту, стоящему на посту, чтобы он задерживал всех, выходящих из дома и входящих в него. — Ясно, сэр… — К чему это? — спросил Картер, когда Дэвис побежал вниз по лестнице. — Не исключено, что некоторые вейтовские добровольцы приходят сюда в его отсутствие надписывать конверты. А мне бы не хотелось, чтобы стало известно об этом обыске. — Разумно, спустимся в столовую, хоть пива выпьем, — предложил Картер, — у тебя есть еще время до приезда твоих ребят. Хочешь, кое-что услышать? — Всю жизнь любил новости. — Какая муха тебя укусила? — удивился Картер. — Что ты огрызаешься? Я всего лишь хотел сказать, что Дэвис создан для сыскной работы. Он проявил себя с наилучшей стороны во время операции по задержанию убийцы Аткинсона, и сейчас лезет вон из кожи, хотя это и не его прямые обязанности. Конечно, нужно учитывать личный фактор… — Что это еще за личный фактор? — А ты не знаешь? Дэвис уже несколько недель встречается с дочерью Аткинсона, Бэтти, хорошенькая девчонка и не дура… Дэвис будет большим подспорьем для миссис Аткинсон. — Наверное, — задумчиво согласился Роджер, — а как Аткинсоны устроены материально? — Ну, миссис Аткинсон получит пенсию, так что ей нечего особенно волноваться. Несколько лет назад они выиграли крупненькую сумму на скачках, и таким образом сумели приобрести себе домик, в котором до сих пор живут. Как мне говорили, десять тысяч… Роджер промолчал, но ему в голову пришла новая мысль, новая и потрясающая. Аткинсон получил эти деньги как раз после несчастья с миссис Роули. Совпадение? Не только Аткинсон, но и вторая, ныне покойная, свидетельница — мисс Брэй. Да, у него возникло несколько туманных, но вполне сформировавшихся подозрений, догадок, которые он предпочел держать при себе до того момента, когда они станут более определенными. Итак первое: действительно ли деньги Аткинсона и мисс Брэй имели столь невинное происхождение? Но до утра он ничего не мог выяснить. Картер отвел Роджера в небольшую современную столовую, ярко освещенную лампами дневного света. В ней сидело с полдюжины человек, двое играли в домино, еще двое — в карты. Судя по взглядам, которыми его наградили, Роджера узнали. Картер подошел к стойке и заказал две кружки эля. — Здесь все страшно переживают из-за Аткинсона, — сказал он, — хотя парни не хотят показывать своих чувств, но они готовы собственноручно вздернуть убийцу на фонарь. Но пастор Пит? Прости меня господи, но половина людей считает, что он не от мира сего, скорее святой, чем грешник. Вот, если бы только выражался поаккуратнее! Если они узнают, что… — Его хорошо знают? — спросил Роджер. — Отлично. — Часто ли случалось так, что он взвинчивал себя до такой степени, что начинал заикаться и производил впечатление невменяемого? Ни дать, ни взять — странствующий дервиш! — Ясно, что ты имеешь в виду. Когда он начинает заикаться, это скверный признак, просто не знаешь, в своем ли он уме? Но надо сказать, с ним давненько такого не бывало, за последнее время он поуспокоился. — Ты не знаешь, когда он познакомился с мисс Джун Эйкерс? — Вообще не знал, что он с ней знаком. Возможно, Аткинсон знал, но… — он отхлебнул пива. — А что? — Она как-то не подходит к этому вождю группы полоумных, — сказал Роджер. — Тебя бы поразило, какие люди приходят помогать Питеру Вейту из тех, кто недавно потерял близких в дорожных катастрофах или сам оказался искалеченным. Компания Вейта как раз то, что им требуется в трудную минуту. Но потом они остывают, либо его манеры их отпугивают, либо время притупляет горечь утраты. Люди — терпеливые создания, ты это знаешь! — Откровение Эльфи Картера, — подмигнув, сказал Роджер. — Послушай, когда я уйду, попробуй разнюхать, когда Вейт познакомился с мисс Эйкерс. Идет? — У нее стройные ножки? — Она вообще стройная и хорошенькая. — Ах ты дамский угодник, — хихикнул Картер, приканчивая пиво. — Еще по одной? — Нет, благодарствую, — сказал Роджер. — Я поднимусь наверх выяснить, не прибыли ли мои ребята. — Они вышли вместе под пристальным взглядом всех присутствующих. Как раз в тот момент, когда они добрались до дежурки, к подъезду подкатила машина, из которой вышло двое людей: детективы-сержанты из Скотланд-Ярда по имени Виллис и Кру, — значительно моложе его и значительно более миниатюрные. Один был фотографом. На сборы ушло не более пары минут. — Ну, доброго утра, — прогудел Картер, — смотрите, не снимайте плакатов Вейта. Впрочем, они и не заслуживают такого наименования! — Я пойду первым, — сказал Роджер сотрудникам, когда они подъезжали к дому Вейта. — Вы поезжайте подальше и остановитесь неподалеку. А я тем временем потолкую с дежурящим здесь сержантом. Когда они подъехали к полям, стало как-то еще темнее, освещение повсюду заставляло желать много лучшего. Не подозревая, что он думает примерно то же самое, о чем размышлял сержант Аткинсон за пять минут до смерти, Роджер взглянул на темные очертания домов. Выйдя из машины, он неслышно двинулся по дорожке. Резиновые подошвы скрадывали шум шагов. Сержант дежурил на условленном месте. — Кто-нибудь входил? — Один мужчина перед тем, как констебль Дэвис передал мне ваше распоряжение, сэр. Он все еще в здании. — Спасибо. Где Дэвис? — На участке, сэр. — Спасибо, — повторил Роджер. Дэвис скрывался за деревьями, его не было заметно вплоть до той минуты, когда он пожелал себя обнаружить. Очевидно, ему нравилось работать с Роджером. Однако последний понимал, что было бы неразумно слишком хвалить молодого полицейского. — Оставайтесь снаружи и предупредите нас, если возникнут какие-то осложнения. — Слушаюсь, сэр. Роджер возвратился к сотрудникам Ярда, которые ожидали около своей машины, но его настолько терзала мысль, недавно пришедшая в голову, что он бросил парням «одну минуточку», а сам побежал к ближайшему телефону-автомату и вызвал Ярд. Ему ответил дежурный старший офицер Ричард Рид. — Дик, мне дозарезу нужно узнать, откуда жена сержанта Аткинсона получила деньги, как раз перед тем, как он уехал из Лигейта. Свяжись с Лигейтом и выясни, на каком футбольном или конно-спортивном матче она выиграла. Вообще все, что имеет к этому отношение. — Будет сделано, — ответил Дик, — а в чем дело, старина? — Есть одна мыслишка. Если выигрыш был на самом деле, я ее выброшу на помойку. Ну, а коль возникнут сомнения, придется потрудиться… — Думаешь, могут быть сомнения? — Сначала нужно проверить все футбольные и другие выигрыши, причем чем скорее, тем лучше, — уклончиво ответил Роджер, — и прошу тебя держать язык за зубами. — Ясно, Красавчик, если лигейтская ночная смена не в курсе дела, придется потревожить Джема Конноли. — Добро, — ответил Роджер. Он вернулся к сотрудникам Ярда, поджидающим его в ночной тишине. Кругом не было видно ни зги, несмотря на то, что из холла пробивался желтоватый свет. Эксперт не потребовался, потому что дверь отворилась при легком нажиме на ручку. Огромный холл казался пустым, даже когда они все втроем вошли в него. Царила какая-то совершенно неестественная тишина, поэтому невольно они стали ступать неслышно. Роджер по-прежнему шел первым. Из-за одной двери доносилась едва слышная музыка радио… Однако дом производил впечатление нежилого. Поднявшись на половину первого лестничного марша, Роджер остановился и втянул в себя воздух. — Где-то горит, правда, сэр? — спросил длинный Виллис, тоже поводя носом. — Пахнет керосином, а? — Верно, керосином, — подтвердил Кру, приподнимая свой фотоаппарат. Роджер бегом бросился в квартиру пастора Пита. Здесь сильнее ощущался запах керосина и дыма, но не было видно ни дыма, ни огня. Он надавил плечом на дверь, но она была слишком массивна, чтобы поддаться его усилиям. Тогда он вынул из кармана отмычку, двое сотрудников стояли по бокам, освещая замок фонариком. Роджер заставлял себя не спешить и вскоре почувствовал, что сейчас справится с замком, только бы не соскочила защелка, а то придется начинать сначала. Не было никакого сомнения, что запах гари доносился из этой квартиры. Замок щелкнул. — Таки справились! — похвалил Кру. Роджер нажал на ручку и распахнул дверь. Это было равносильно тому, что если бы он отворил печную дверцу. Перед самым порогом бушевало яростное красное пламя, он видел, как огонь неистовствовал в комнате собраний Компании. Всюду расползался удушливый дым, который, казалось, тянулся из широко распахнутого окна. Интересно, имеется ли в квартире огнетушитель? Ящики, в которых хранились списки и документы Компании, были опустошены, на полу валялись какие-то бумаги. Зрелище напоминало комнату миссис Китт после погрома, но здесь опасность усугублялась пожаром. Дым не давал им возможности перешагнуть через порог. Кру надрывно закашлялся. — Телефон… Вызовите пожарников, — распорядился Роджер, — бегите, нужны огнетушители! Он видел, как его спутники кубарем скатились с лестницы, сам же он все-таки решил попытаться пробраться в горящую комнату. Пламя достигало лица, слепило глаза. Записи, ради которых он сюда явился, жарко пылали, очевидно, они были политы керосином, а потом уже подожжены. Голыми руками тут ничего не сделаешь. Если бы в квартире имелся огнетушитель, кое-что можно было бы спасти. Остальные помещения пока еще не были затронуты. Надежды найти огнетушитель почти не было, но стоило поискать. Через полуоткрытую дверь он заглянул в кухню: раковина, блестящие краны, кафель. Он шире открыл дверь и вошел внутрь, не обратив внимания на то, что следом за ним из-за двери крадется человек, высоко подняв над головой смертельное оружие. Топор… (обратно)15 Драгоценные записи
Роджер заметил нападающего только в ту минуту, когда тот замахнулся топором, чтобы опустить его ему на голову. Одним мгновением позже у него вообще не было бы никаких шансов на спасение. Впервые в жизни Роджер почувствовал настоящий страх, как будто топор уже рассекает ему череп. Если только он повернется, чтобы выстрелить в человека, ему не миновать удара. Роджер сделал отчаянный прыжок вперед, заметив отблеск упавшего вниз топора. Человек невольно покачнулся. У Роджера не было времени на раздумья, он действовал быстро, подчиняясь инстинкту самосохранения. Но одно впечатление было особенно ярким: топор оказался слишком тяжелым для человека. Энергия, вложенная в удар, вывела его из равновесия, топор глубоко вошел в пол, а нападающий, запинаясь, бросился назад к двери. Роджер круто повернулся. Он увидел маленького человечка. Черные сверкающие глаза, бледное лицо. Ему показалось, что все соответствует ранее слышанным описаниям: небольшой рост, темная одежда, серая фетровая шляпа, курносый нос, немного раскосые блестящие глаза. Роджер двинулся на него. Человек не пытался сопротивляться, он прижался к двери, потом воспользовался имеющимся у него преимуществом расстояния в два ярда, и побежал. Проскользнув через дверь, он толкнул ее Роджеру в лицо, но недостаточно сильно, настоящего удара не получилось, но все же еще один ярд был отвоеван. Когда Роджер добежал до маленького прохода, незнакомец был уже подле дверей наружу. Жар пламени все приближался. Темный густой дым заполнил весь коридор и лестницу, стены были отражены зловещими отблесками огня. Курносый выскочил на площадку и захлопнул дверь прежде, чем Роджер добрался до выхода. Неожиданный сквозняк потянул дым и пламя в другую сторону, к открытому окну, и на какое-то мгновение возле Роджера практически стало безопаснее. Он нажал на дверную ручку, оттянул задвижку и раскрыл дверь. Новая тяга снова направила дым и пламя в его сторону, но теперь это было безразлично. Роджер не видел беглеца, но слышал его шаги по лестнице. Роджер выбежал на верхнюю площадку, ощупью нашел перила и прыгнул. Теперь он находился всего в двух ярдах от курносого, который почувствовал приближающуюся опасность и обернулся. Роджер не останавливался. Они бросились друг на друга. Роджер был настолько тяжелее противника, что немедленно подмял его под себя и они покатились вниз по лестнице. Роджер не мог ничего предпринять, чтобы ослабить силу удара. В последнюю секунду он сообразил, что ничто не спасет голову противника, он непременно разобьется о порог. Глухой звук падения тела заставил его содрогнуться. Роджер почувствовал, как ослабло тело незнакомца, который лежал неподвижно, повернув лицо к стене. Глаза у него были закрыты, ноги — на верхних ступеньках. Дым нестерпимо ел глаза, было трудно дышать, но Роджер не мог пошевелиться. Он не мог ничего сделать, не было сил. Доктора бы… Потом он услышал чей-то голос: «Вы живы, сэр?» — Кто это? Человек бежал к нему со всех ног. Гулко раздавались его шаги, сопровождаемые взволнованным: «Вы живы, сэр?» Дэвис… — Пошлите за полицейским хирургом, — очень медленно произнес Роджер, стараясь отчетливо выговаривать слова. — За каретой скорой помощи тоже. Поторопитесь! — Вы невредимы? — Да, живее, говорю вам. — Слушаюсь, сэр. — В глазах Дэвиса играли красные отсветы пламени, бледное лицо казалось пунцовым, ибо дверь в квартиру пастора Пита была раскрыта. Роджер с трудом поднялся и взглянул наверх. Пламя уже показалось у самого порога. Вот наружу вырвались клубы черного дыма, как будто подхваченные порывом ветра. Роджер начал подниматься по лестнице, крепко вцепившись в перила, так как у него все еще кружилась голова. Он понимал, что это пустая трата времени. Все отчеты сгорели… На половине лестницы Роджер остановился, обозвал себя дураком и возвратился к неподвижному телу. Ему неприятно было вспоминать глухой звук падения, еще неприятнее смотреть на быстро увеличивающуюся лужу крови из расколотого черепа. Что бы то ни было, но кровотечение он сможет приостановить. Нагнувшись над незнакомцем, Роджер заметил маленький белый пакетик с порошком, очевидно, выскользнувший из кармана пиджака упавшего. Внутри было мелкое, похожее на муку, вещество. В эту минуту Роджер почти позабыл про курносого. Вот оно, столь неожиданное открытие, способное почти полностью изменить ход расследования. С огромными предосторожностями Роджер окунул кончик пальца в порошок и лизнул его. — Так оно и есть, — громко сказал он, — это — «снег». В карманах разбившегося человека было несколько пакетов с опиумом. А Чарльз Джексон составлял отчет о работе правительственной комиссии по распространению опасных наркотиков. Через несколько минут прибежали Виллис и Кру с огнетушителями, за ними прибыли пожарные. Однако, никакой надежды проникнуть в помещение Компании не было, и Роджер только бы помешал пожарным. Поэтому он спустился площадкой ниже. Появился доктор, приехавший на санитарной машине, за ним — Дэвис. — Я передал по радио, сэр, из вашей машины. Решил, что так быстрее всего. — Весьма остроумное решение, — похвалил Роджер и протянул Дэвису портсигар, наблюдая за тем, как врач и санитары склонились над неподвижной фигурой. Опиум теперь находился в его собственном кармане, оттягивая его свицовым грузом. — Не дай бог, чтобы я его убил! — сказал он вслух. — Лучше так, чем если бы он убил вас, сэр, — философски заметил Дэвис, — ведь я встречал его неоднократно, даже видел, как он вошел сюда. Мне казалось, что он один из компаньонов мистера Вейта. — Я этого и опасаюсь. — Что, он окончательно потерял голову? — деловито осведомился Дэвис, — я всегда поражаюсь, сэр, что толкает людей на такие дикие поступки? — Пожалуй, в данном случае я знаю причину, — сказал Роджер, но этим и ограничился. Опиум или отсутствие его могли вызвать у наркомана как раз такой приступ, какой Роджер недавно наблюдал у Вейта. — Интересно знать, что же хранилось в папках и документах Компании? Он снова отправился наверх, но не дойдя до площадки, на которую выходила квартира Вейта, убедился, что внутрь не попасть. На лестнице находились три пожарника со своими змееподобными шлангами. Они обливали помещение водой. Остальные пожарные толпились сзади. Старший офицер, седоволосый пожилой человек, нетерпеливо оглядывался вокруг. — Мало места! — пожаловался он. — Спасите все, что возможно, из большой комнаты, — обратился к нему Роджер, показывая свое удостоверение. — Я не стану мешаться у вас под ногами, но постарайтесь спасти хоть что-нибудь. — Скажите, что нам крупно повезет, если мы сумеем предотвратить дальнейшее распространение пламени, — проворчал офицер, — что касается той комнаты, то от нее вообще ничего не останется… В 10 часов Роджер вылез из машины возле дивизионного полицейского управления. Пронзительный ветер заставлял его дрожать от холода. Сегодня было прохладнее, чем до этого, на протяжении всей недели. И к тому же, невероятно темно. Он посмотрел на часы, висевшие над входом в здание. В «Гранаде» Вейт со своей девушкой все еще смотрели фильм. Действительно ли они ни о чем не догадывались? Гадать бесполезно! Они подъехали прямиком к автостоянке за зданием кинотеатра, сообщил Дэвис. Потом они без задержек вошли в кинотеатр, купили билеты и прошли в зрительный зал, так что ничто не говорило о том, что у них были какие-то иные намерения. Но почему же тогда этот человек явился в квартиру уничтожить отчеты? Почему он выбрал для этого тот самый час, когда Роджер навестил Вейта? Снова совпадение? Как только Джун и Вейт вошли в кино, Дэвис отправился в Главное Управление, по дороге заглянув к Бетти Аткинсон. Но на это у него ушло не более пяти минут. Впрочем, в помещении «Гранады» имелся телефон, откуда Вейт или девушка могли позвонить курносому и отдать распоряжение. Дэвис снова возвратился к кинотеатру и справился у контролера, сразу ли Джун с Вейтом прошли в кинозал и не звонил ли кто-нибудь из них по телефону? Дэвис дождался конца сеанса, ему было приказано снова проследить за этой парой. Может быть, они поедут вместе к Вейту, или он проводит девушку домой? Второй детектив дежурит у телефона, его задача — предупредить, когда все выйдут из кинотеатра. Роджер хотел вернуться в обгоревший дом и лично посмотреть, какова будет реакция Вейта. Картер находился наверху в небольшом кабинете, по-прежнему окруженный дымовой завесой, с расстегнутым воротничком и ослабленным галстуком, краснолицый и, как всегда, необычайно деятельный. — То, что тебе необходимо в первую очередь, это помыться и почиститься, — приветствовал он Роджера, — а сейчас ты выглядишь заправским трубочистом на детском елочном представлении. Для тебя имеются кое-какие материалы, теперь ты сам можешь убедиться, как оперативно работает наше отделение в случае необходимости. Эта Джун Эйкерс, часом, ты не знаешь, она состоит в родстве с другой интересующей нас особой? — Ты хочешь сказать, что она — племянница миссис Китт? Лицо Картера вытянулось. — О, господи, — вздохнул он, — вся беда в том, что временами ты бываешь совсем таким, как гласит о тебе молва… Правильно, она — племянница миссис Китт. Один из наших парней два года назад служил в Лигейте, он узнал мисс Эйкерс, в течение двух последних месяцев ее частенько встречали в обществе священника в Тоттинге на Хай-стрит. Мои ребята судачили на эту тему в столовой. До меня история не дошла, я не охотник до сплетен, но ребята знали. Это — пункт первый, пункт второй: имеется пачка документов из Лигейта по делу миссис Роули, фотографии и все такое… Они тебе сейчас нужны? — Дай, пожалуйста. — С чистотой можно повременить, да? — А, не в первый, и не в последний раз, — отмахнулся Роджер, вынимая из кармана то, что изъял у курносого. Сейчас он чувствовал даже большее напряжение, чем в начале расследования, потому что это открывало новые, почти пугающие перспективы. — Попробуй! — предложил он. Картер нахмурился: — Что это? — «Снег»… — Мой бог, вот это все? — Говорю тебе… — Нашел в квартире Вейта? — Обнаружил у парня, собиравшегося удрать из квартиры Вейта. Отправь все это в Ярд специальным нарочным, хорошо? Чем раньше мы разберемся в этом деле, тем лучше. — Ну, знаешь… — только и нашелся что сказать Картер. Роджер протянул ему пакеты с наркотиками, затем присел к свободному столу и раскрыл документы о деле миссис Роули. Ему прислали все: фотографии миссис Роули, чертежи, полицейские диаграммы, показывающие место, где произошла автомобильная катастрофа, медицинское свидетельство, газетные вырезки, и самое емкое — чуть ли не стенографический протокол судебного заседания. Здесь имелись показания всех свидетелей, как обвинения, так и защиты. Была приложена речь самой миссис Китт и ее резолюция о том, что уголовное дело возбуждать не следовало, что она не понимает, о чем думает полиция, вот так пуская на ветер народные деньги. Это было написано без всяких комментариев. К делу было приложено несколько фотографий потерпевшей: одна — где она лежала на асфальте, сразу же после аварии, под самыми колесами «Ягуара», а из машины вылезал человек. Остальные зрители были представлены только ногами. Кроме того были еще два портрета миссис Роули, где она выглядела точно так же, как ее описывали: миловидная, скромная и симпатичная, чем-то напоминавшая мать Питера Вейта. Имелась фотография, во весь рост, водителя «Ягуара». Это был хмурый детина с тяжелой челюстью и широко расставленными глазами, который на снимке казался бизнесменом средней руки, причем процветающим бизнесменом. Его показание было ясным и лаконичным, а в сочетании с показаниями других свидетелей защиты, у магистрата не оставалось никакого выхода, как прекратить слушание дела. — Как идут дела? — спросил Картер, входя в кабинет. — Великолепно, — буркнул Роджер, — мисс Брэй — свидетель защиты, Аткинсон — свидетель защиты, вызванные защитником Чарльзом Джексоном, миссис Китт — судья, одобрившая решение. Почти полный охват! Эльфи, свяжись с Ярдом, пусть они разыщут Бенджамина Каклиффа, водителя «Ягуара». — Он постучал по фотографии. — Поскольку все защитники этого парня так или иначе пострадали, он может быть следующим в списке. Я обязательно встречусь с ним, как только немного разберусь в текущих делах, но тем временем надо организовать его охрану и проследить, чтобы с ним ничего не случилось. Картер уже снимал телефонную трубку. — Что у тебя на уме, Красавчик? Решил, что этот оргкомитет Вейта… — он остановился. — Нет, провалиться мне на этом месте, нет! — Он передохнул, потом сказал в трубку: — Джимми, дай-ка мне Дика Рида. — Потом снова повернулся к Роджеру: — Считаешь Вейта сумасшедшим? Может быть, наркоман? — Кто-то наркоман, а кто-то пришел в ужас, что мы сможем обыскать помещение Вейта, то ли из-за «снега», то ли из-за отчетности Компании. Еще слава аллаху, что я успел записать имена и адреса членов оргкомитета, в который, кстати, входит мистер Эльф. Первой погибла мисс Брэй, сбитая на перекрестке примерно три месяца назад. Она работала в семье неких Мароденов, присматривала за ребятишками. Она успела отбросить девочку с опасного места, а сама… Ну, так вот, проверь, не связаны ли Мародены с пастором Питом. — Алло, Дик, это Эльф. У меня для тебя работенка, так, на неделю от Красавчика Веста. — Казалось, он совершенно позабыл о присутствии Роджера, и продолжал оживленно говорить. Но тут послышался стук в дверь и в кабинет вошел одетый в форму констебль. — Мистер Вест, сэр, велено передать вам, что в «Гранаде» закончилось представление и зрители расходятся. — Прекрасно, — сказал Роджер, — благодарю. Он жестом показал Картеру, что уходит. Тот помахал рукой и Роджер бегом пустился с лестницы. Его машина была повернута в нужном направлении. В данный момент была забыта вся неразбериха данного дела. Роджера интересовало только одно: как Питер Вейт и Джун Эйкерс будут реагировать на пожар? Около темных Филдз сгрудились машины, непременная толпа зевак стояла против обгоревшего дома, но отсюда практически не на что было смотреть. Пожарники уже скатывали шланги, одна машина уехала. Подошел полицейский сержант доложить, что несколько пожарников находятся в здании, что сгорела всего одна комната, но так сильно, что в одном углу провисала крыша и прогорел пол. — Вряд ли в ней можно что-то отыскать… — Плохо, — вздохнул Роджер, и тут услышал дребезжание мотоцикла и взглянул на дорогу. Это был Дэвис, на что Роджер и рассчитывал. У Дэвиса определенно имелся примечательный талант появляться именно в тот момент, когда в нем больше всего нуждались. Он подъехал к обочине и подбежал к Роджеру. — Они прямиком прошли в кинозал, сэр, это совершенно точно, — доложил он. — Вы не узнали, ни один из них никуда не выходил из зала, скажем, в туалет? — Убедился, что телефоном пользовались всего дважды, раз — контролер, и второй — кто-то с улицы. Автомат находится перед глазами кассирши и билетерши, стоящей у входной двери. Они обе сказали мне одно и то же. Кассирша ушла домой в девять часов, а мы знаем, что этот тип забрался в квартиру раньше девяти. Таким образом, эти свидетели могут присягнуть, что ни Вейт, ни девушка никому не звонили. — Да, вполне убедительно, — согласился Роджер, — благодарю вас, Дэвис. Мимо здания очень медленно ехало несколько машин, и водители и пассажиры были явно заинтересованы и озадачены. Из-за угла показалась еще одна машина и остановилась. Полицейский заговорил с водителем и даже с такого большого расстояния Роджер увидел, что это женщина. Он направился к машине. Правильно, «Хильмак» Джун Эйкерс. До него долетел голос Вейта, который что-то спрашивал. Затем Вейт вышел с одной стороны, девушка — с другой. При ярком свете уличного фонаря они во все глаза смотрели на верхушку здания, девушка положила руку на локоть Вейту, на физиономии которого было написано недоумение и недоверие. Конечно, в таких делах трудно было быть уверенным, но Роджеру показалось, что пастор был не просто удивлен, но поражен. Потом Вейт закричал: — Мои отчеты, мои драгоценные отчеты! — и побежал к дому. — Питер! — закричала Джун, быстрыми шагами устремляясь за ним. — Питер, вернись! Роджер дал им возможность войти, потом отправился сам туда же… (обратно)16 Отчаяние
Преподобный Питер Вейт стоял на площадке перед своей дверью и смотрел на причиненный ущерб. Вода наделала бед не меньше, чем огонь. Вся площадка, маленькая передняя и комната заседания компании были покрыты месивом из обгоревшей бумаги, обуглившегося дерева и воды, или вернее, «черной жирной грязи». Большие следы вели на кухню, но Вейт смотрел только на комнату заседаний. Рука об руку с ним стояла девушка. По другую сторону находился пожарник, готовый, очевидно, остановить его, если он вздумает двинуться дальше. У Вейта было какое-то зеленовато-серое лицо, на лбу выступили капельки пота. Его глаза выражали неописуемый ужас, губы были полураскрыты. По-видимому, у него перехватило дыхание. Из коридора виднелись остатки бывшего несгораемого шкафа для бумаг. Жар был так велик, что он сильно деформировался, и даже кое-где расплавился. Все ящики были выдвинуты, внутри виднелась черная масса золы и пепла, все документы наверняка целиком сгорели. Несгораемый шкаф покоился на одном боку, подле него в полу зияла огромная дыра, так что можно было видеть потолок находившейся под ним комнаты. — Все-все, — проговорил Вейт тихим трагическим голосом, — все… — Питер, ну… — начала было девушка. — Труд десяти лет, — продолжал он, как будто ее здесь и не было, — целых десяти лет, и все уничтожено, даже списки тех, которые старались помочь. Все… Его взор остановился на плакатах, развешанных по стенам, большинство из них обгорело и было совершенно неузнаваемо. Только картинки, прикрепленные под самым потолком, уцелели, хотя изрядно закоптились. — Труд десяти лет, — повторил он совершенно разбитым голосом, — похоже, что и бог против меня… Повернувшись, чтобы положить руку на плечо Вейту, как будто ее прикосновение могло помочь ему справиться с собой, Джун Эйкерс заметила Роджера. До этого она его не видела. Она не заговорила, но и не пыталась отвести глаза. Роджер обратился к пожарникам. — Необходимо рассмотреть все, что осталось в этом несгораемом шкафу. Можно ли к нему подобраться? — Пожалуй, мы сумеем, если это действительно необходимо. — Предельно… А где пишущая машинка? — Ее мы вытащили, — ответил пожарник, — она внизу вместе с другим имуществом, спасенным из остальных комнат. Учитывая, что успело натворить пламя к тому моменту, как мы прибыли, наши ребята поработали совсем не плохо! — Кто же станет спорить, — поспешил ответить Роджер, — первоклассная работа! Так оно и было. Он проследил, как пожарник подозвал к себе еще несколько человек и они с большими предосторожностями вошли в комнату, чтобы вытянуть оттуда остатки несгораемого шкафа. Потом он перевел глаза на Джун Эйкерс: — Вы не знаете, есть ли у мистера Вейта такие знакомые, у которых он мог бы сегодня переночевать? — Он может поехать ко мне, — ответила девушка, — у меня достаточно свободного места. — Люди могут неправильно истолковать… — Мне наплевать на то, что подумают люди, — ответила она без излишней горячности ровным, хотя и несколько сердитым тоном. — Это может быть неприятно мистеру Вейту, — настаивал Роджер. — Ну и пусть. Давно пора ему начать думать о себе, а не о других, — резко ответила Джун Эйкерс, — фактически он себя приносит в жертву, он… — Почему бы вам не отвезти его в дом вашей тетушки в Лигейте? — посоветовал Роджер. Поскольку там живут ваши дядя и тетя, сплетни исключаются, а с другой стороны вы будете иметь возможность присмотреть за мистером Вейтом. Ее очевидно удивило то, что он знает о ее родстве с миссис Китт. Вейт не обращал никакого внимания на их беседу, он буквально онемел от картины погрома. И все же он повернулся спиной к комнатам, руки у него были сцеплены, глаза сверкали. — Я отправлю с вами человека, — пообещал Роджер девушке. — Прекрасно обойдусь и без него, — возмутилась Джун. — Не сомневаюсь, но я пошлю с вами человека и сам приеду, как только выберу свободную минутку. Нам необходимо кое о чем поговорить. Он улыбнулся, ожидая ее возражений, но она молча повернулась к Вейту и протянула ему руку. Держась за руки, они стали спускаться по лестнице. Роджер вошел в квартиру. Пожарники уже передвинули несгораемый шкаф на более надежный участок пола. Следующим этапом было переправить его в соседнюю комнату, которая почти не пострадала, за исключением большой дыры в стене. Роджер поспешил вниз, приказал Виллису ехать на машине вместе с Вейтом и девушкой, а Кру — их сопровождать. После этого он снова поднялся в квартиру и принялся вместе с пожарниками изучать содержимое несгораемого шкафа. Как раз в это время на лестнице раздались тяжелые шаги и на пороге возникла массивная фигура Картера. Он выглядел необъятным в двубортном пальто из коричневого твида, все его подбородки дрожали. Пожарники осторожно вынимали обгоревшие остатки из несгораемого шкафа и складывали их в картонные коробки, но вряд ли что-либо можно было восстановить. Во всяком случае, регистрационные карточки погибли полностью. — Им пришлось поработать, верно? — с гордостью спросил Картер, который еще не успел, как следует, отдышаться. — Да, потрудились на славу! Ну, а что тебя согнало с твоего кресла? — Нечто весьма странное, Красавчик. Я подумал, что мне стоит лично с тобой повидаться. Понимаешь, этот парень, Каклифф, — водитель «Ягуара». У него жена — наркоманка… Роджер ничего не сказал, он стоял неподвижно, давая возможность «осесть» ночным открытиям. Наркотики в кармане курносого, возможно, наркотики в комнате Вейта, а теперь вот это… — Сколько времени они занимались этим делом? — спросил наконец Роджер. — Вроде бы больше года. Парень черт знает что выдержал и пережил. Что ты на это скажешь, Красавчик? — Какой наркотик? — Героин. — Известно, где она его достает? — Нет, она уже прошла один курс лечения, сейчас проходит второй. — Еще что-нибудь известно? — Нет. — Где Каклифф? — В своем доме на Реджент-парк. За домом следят, но я не делал попыток с ним связаться. Я переговорил с Мики Смитом из Сент Джон-Вуда, он помнит этот случай. По его словам, несколько лет назад миссис Каклифф завела дружбу с компанией кутил. Возможно, у них она и получала наркотики, но муж так и не сумел добиться истины. Она твердит, что впервые ее «угостили» неизвестные ей люди. Обычная история: для начала небольшая доза, приятные сновидения, а потом… Это ей влетает в копеечку, можете не сомневаться, — то есть Каклиффу, разумеется. — Таким образом в составе защиты по делу Роули нет ни одного человека, кому не пришлось бы пережить бог знает что, — подвел итоги Роджер. — Огромное спасибо, Эльфи. Что сообщили из госпиталя в отношении человека с разбитой головой? — Без сознания… Пока все по-старому… Роджер зажег сигарету. В голове вихрем проносились разные мысли, одна сменяла другую. Весь состав защиты пострадал, здесь нельзя предположить ничего иного, кроме злого умысла. — Разузнали что-нибудь о самом Роули? — спросил Роджер. — До сих пор ничего, — покачал головой Картер. — Вскоре после смерти жены он уехал из Лигейта, вот и все. Я просил Ярд разыскать его. Но, конечно, этот человек не стал бы… — Нам ничего не известно, верно? — грубовато прервал его Роджер, а потом взглянул в сторону пожарников. Практически вся обуглившаяся бумага была вынута и разложена по коробкам. От малейшего прикосновения она рассыпалась в пыль. Вряд ли можно было рассчитывать хотя бы отчасти восстановить уничтоженные записи… Роджер подошел ближе, заметив, что пожарник внимательно разглядывает заднюю стенку одного из ящиков, как если бы он что-то не мог понять. Ящик настолько покоробился, что вроде бы удивляться нечему. — Что-то расплавилось, — пояснил пожарник, — какой-то металл, свинец скорее всего. Внутри лежали не только бумаги… Нет никакого сомнения, — он поскреб внутри отверткой, — видите. — Какой-то порошок? Картер буквально подпрыгнул: — Порошок? — Ага… — Дайте-ка посмотреть, — попросил Роджер. Внимательно посмотрев на потемневшее вещество, приставшее к отвертке, он взял его на кончик пальца, понюхал, но ничего, кроме сильного запаха гари, не почувствовал. — Это необходимо немедленно отправить на анализ, — распорядился он, — а результат немедленно сообщить мне по телефону в дом миссис Китт, ладно, Эльфи? Я сейчас же еду туда. Если это то, что я предполагаю… — То мне ясно, кого ты упрячешь за решетку, чтобы охладить ему голову, — сказал Картер с угрюмой усмешкой. Роджер ехал один по темным улицам лондонского пригорода. Почти все витрины магазинов не были освещены, а одни фонари не могли рассеять мрак. Большая часть пути пролегала по центральным улицам, пустынным в столь поздний час, только кое-где встречались автобусы. Он поддерживал непрерывную связь с Ярдом и с машиной, следующей за Джун и Вейтом. Их он вызывал трижды, все шло нормально. Пока Джун забегала домой за своими спальными принадлежностями, Вейт оставался в машине. Это была их единственная остановка. В настоящее время они уже добрались до Лигейта и скоро будут в доме миссис Китт. Дальнейшее сообщение о поджигателе в Ярд не поступало, он еще не приходил в себя. Роджер находился у самой границы Лигейта, когда у него щелкнуло радио и он услышал знакомые позывные: — Вызываем инспектора Веста, вызываем инспектора Веста, — это походило на призыв. — Вы меняслышите? — Вест слушает, имеется ли связь? — Да, сэр. На ваше имя поступило сообщение из лаборатории. Первый присланный порошок — 100% опиум, второй — героин 85 %, 15 % тальк… Сообщение закончено. Все… Как слышали? — Спасибо. Все понял. Он щелкнул ручкой. Похоже, что в данном деле действовал безумец, но ведь опиум и героин способны довести людей до состояния невменяемости, стремление заполучить наркотики окончательно лишает всякого благоразумия. Он прибавил скорость. Лигейт был ему хорошо знаком. Он поехал по Бродвею, чтобы сократить путь до Пустоши. Как странно, что миссис Китт и Вейт жили в домах, расположенных у незастроенных участков, причем сами-то дома были примерно одного времени рождения и размера. Ну, уж это-то по крайней мере можно отнести за счет совпадения? Можно ли… Он завернул на дорогу, которая вела к дому миссис Китт. Ему уже был виден угол, из-за которого вышел наблюдательный полицейский констебль Пай, заметивший «Изо». Дом оказался менее темным, чем обычно. В нескольких окнах горел свет. Роджер заглянул за угол и увидел три вещи: Во-первых, машину, стоящую как раз перед воротами дома миссис Китт, ее боковые огни были включены. Свет уличного фонаря падал таким образом, что ему хорошо была видна фигура водителя. Во-вторых, Питера Вейта, который в этот момент выходил из палисадника миссис Китт, совершенно не разбирая дороги. В-третьих, полицейского на другом конце улицы, который выбежал на мостовую. И вдруг в стоящей машине заработал двигатель, и она сорвалась с места. (обратно)17 На волосок от смерти
Вейт находился не более чем в 10 ярдах от Роджера, вторая машина тоже в ярдах 10 от него по другую сторону. Рев машины напоминал гудение самолета. Услышав его, Вейт обернулся, как бы подстегнутый необычным звуком и на какую-то долю секунды задержался на тротуаре. Руки у него были протянуты вперед, ноги широко расставлены, как будто приветствуя машину-убийцу. Полицейский вцепился в машину, может быть, он рассчитывал таким образом изменить направление ее движения. Он дотянулся до дверцы, схватился за ручку и повис на ней, а Вейт с безучастным лицом стоял и ждал неминуемой смерти. На все это потребовалась какая-то доля секунды, жизнь и смерть сплелись в неразрывном клубке. Роджер нажал на гудок. Рев его, вернее, звук, — перекрыл рев двигателя. После этого он включил передние фары и направил их в лицо водителя. Он видел, как полицейского тащило по асфальту, заметил, как передние колеса все же завернули в сторону тротуара, на котором неподвижно стоял Вейт. Колеса находились от него всего лишь в двух ярдах. Нервы водителя сдали, он повернул руль, и машина изменила направление. Ее боковые колеса поднялись на каменную обочину, кузов накренился, потом снова выпрямился, машина набирала скорость. Вейт очнулся от своего оцепенения и побежал. Констебль бежал рядом с машиной, делая отчаянные попытки раскрыть дверцу. Роджер ехал на тормозах. Машина сначала мчалась прямо на него, потом повернула в сторону почти под прямым углом. Полицейского больше не было видно. Роджер повернул руль, стараясь толкнуть бандита боком, но тот снова вильнул в сторону. Послышался громкий скрежет металла, все-таки Роджер задел крыло машины, но она сумела проскочить мимо. Полицейский растянулся на мостовой. Вдали мигнули задние красные огни беглеца, который свернул на одну из боковых улиц Пустоши. Роджер включил радиопередатчик. — Вызываю все машины, вызываю все машины. Говорит старший инспектор Вест с Лигейтского шоссе вдоль Пустоши. Всем машинам, находящимся в районе Лигейта, попытаться задержать машину марки «Моррис», черную или темно-синюю с поврежденным правым крылом. Передайте сообщение по радио… — Сообщение получено, — раздался голос, — оно будет немедленно передано всем машинам, находящимся на участке Лигейта… Роджер включил радио и выскользнул из машины. Полицейский не пострадал, он уже поднимался и спешил навстречу Роджеру. Вейт лежал ничком на тротуаре у самой стены вдоль участка миссис Китт. Роджеру были видны только его ноги, спина и затылок. Руки у него были подогнуты под себя. Полицейский подскочил к нему и опустился на колени, подсунув руки под тело Вейта. Он немного выпрямил его, потом пощупал пульс. — Ну, как? — спокойно спросил Роджер. — Кажется, о'кей, ушибся. Похоже, он наткнулся на стену. — Возможно. Роджер узнал констебля Пая. Ну что ж, благодаря этому случаю выявился первоклассный работник. — Думаете, ему необходим врач? — Едва ли, сэр. — Прекрасно. — Где-то вдали слышалось гудение мотора. Роджер невольно прислушивался: удастся ли патрульной машине задержать удирающий «Моррис»? Или же водитель сумеет ускользнуть? Вблизи тоже послышались звуки, где-то хлопнула дверь, наружу вырвался сноп света, потом раздались шаги бегущего человека, женские шаги. Роджер удивился, куда могли деваться Виллис и Кру, но не стал справляться у Пая. Он подошел к воротам и увидел Джун Эйкерс, которая со всех ног бежала к ним, четко вырисовываясь на фоне открытой входной двери. — С Питером ничего не случилось? — спросила она тревожно. — Упал, если я не ошибаюсь. — Я слышала невероятный шум, — пробормотала она, потом проскочила мимо Роджера к Вейту. Она опустилась подле него на колени, как только что проделывал Пай, и пощупала ему пульс. Пай помог перевернуть его на бок, так что теперь свет фонаря падал ему на лицо, невероятно бледное, с огромной шишкой и кровоточащей ссадиной на лбу. Девушка не потеряла головы. Как показалось Роджеру, она с величайшим самообладанием подняла глаза на Пая и попросила его помочь отнести Вейта в дом. — Я и один справлюсь, мисс, — сказал констебль и поднял Вейта на руки с такой легкостью, как будто это был ребенок. Джун пошла следом вместе с Роджером, который внимательно изучал ее упрямый профиль, вздернутый подбородок и упрямую походку. — Чего ради он вышел наружу? — спросил он у девушки. — Ему позвонили по телефону. — Вы не знаете, кто и откуда? — Он не сказал. Просто положил трубку и сказал, что должен на минутку выйти с кем-то встретиться. Эта машина, должно быть, и ждала его. — Да, чтобы убить. — Это ужасно, а Питер… — она не договорила. — Хотел покончить с собой, не так ли? Она не ответила, но прибавила шагу. Они вошли в большую комнату, против той, где было совершено нападение на миссис Китт. Джун включила свет. Пай уложил Вейта на старомодный диван. Вся комната выглядела так, как будто ее обставили шестьдесят лет назад, после чего все осталось без изменений. Вейт начал шевелиться. — Может быть, дать ему глоток бренди, сэр? — спросил Пай, дотрагиваясь до кармана. — Пусть сам придет в себя, — решил Роджер. — Скажите, разве сюда вместе с ним и мисс Эйкерс не прибыли еще два человека? — Да, сэр, — ответил Пай, — но им позвонили из Ярда. Они уехали, а вместо них сюда едут двое других. Я сказал, что на некоторое время могу остаться подежурить. — Прямо скажу, вам здорово досталось, чувствуете себя прилично? — Да, благодарю. — Ушиблись? — Да нет, немного содрал коленки, вот и все… — Почиститесь, если это необходимо, и подежурьте у входных дверей, чтобы меня пока не беспокоили. Ладно? — Разумеется, сэр. Пай вышел, прикрыв за собой дверь. Джун Эйкерс стояла у изголовья дивана. Сейчас она смотрела вниз на Вейта, потом прижала руки к голове и взглянула на Роджера. Ее ясные глаза затуманились, как если бы переживания этой ночи вызвали у нее ужасную головную боль. — Что произошло, когда вы сюда приехали? — Ничего особенного. Питер был невероятно подавлен. Ведь он давно живет на одних нервах, я знаю, что порой он просто недоедает, потому что большую часть своих денег отдает на нужды Компании. Боюсь, что вы не в состоянии себе представить, какой это был для него чудовищный удар, когда он увидел, что все уничтожено. Все! Последние слова она произнесла точно так же, как Вейт, когда он увидел грязное месиво в комнате заседаний Компании. — Что именно вы подразумеваете под этим словом «все»? — Пожалуйста, не задавайте мне бессмысленных вопросов. Все, ради чего он работал вот уже девять лет… — Компания по охране жизней? — Разумеется, что же еще? Роджер сухо сказал: — Как раз над этим я и размышляю. Несколько часов назад он мне сказал, что был уже совсем готов отказаться от своей затеи с этой Компанией. Его терзало то, что большинство людей, некогда помогавших ему, совершенно утратили интерес и веру. Так почему же потеря адресов и имен людей, не желающих с ним сотрудничать, так сильно на него повлияла? Она медленно покачала головой. — Он никогда бы от этого не отказался. А потрясение… — Думаете, что это было всего лишь потрясение? — насмешливо спросил Роджер. — Скажите, для чего еще использовалось помещение Компании? Она не ответила, лишь судорожно глотнула. Очевидно, вопрос одновременно напугал ее и привел в замешательство. Она смотрела на Вейта, у которого начали дрожать ресницы и шевелиться пальцы. — Что еще находилось в несгораемом шкафу? — Все, — ответил пастор и это было похоже на вздох. — Не притворяйтесь, что вы больны, отвечайте на мой вопрос. В несгораемом шкафу находился порошок. Что за порошок? — Порошок? — как эхо повторил Вейт, его взгляд стал более осмысленным, было видно, что он старается собраться с мыслями и ответить Роджеру. — Порошок? Тальк… Роджеру было трудно понять выражение его глаз. — Тальк, мы его… — он вздохнул и заговорил более связно, — у нас бывали вечеринки. Не все ж работа без отдыха. «Труд без потехи наскучил ребятам», — так поется в песне. Бывали у нас и танцы. Только… Я сказал «тальк», а что в нем особенного? — спросил он с недоумением. — Тальком посыпали пол, чтобы ребятам было не скользко потанцевать после работы. Джун еле слышно произнесла: — Он ничего не знает… Роджер выпрямился: — Зато вы знаете! — Мне нечего вам сказать, — заявила племянница советника миссис Китт, — я ничего не могу вам сказать. Больше она ничего не добавила. — Хорошо, — сказал Роджер, когда из дивизиона прислали людей, — мы будем держать мисс Эйкерс и пастора Пита в Ярде до тех пор, пока ей не захочется заговорить. Да, Вейта тоже стоит забрать, может быть, в дальнейшем он не будет себя вести таким дураком, каким старается показаться сейчас. Они находились в той комнате, где было совершено нападение на миссис Китт. С Роджером было трое местных полицейских работников. Ему не терпелось возвратиться в Ярд, где под рукой были всяческие специалисты и ничего не стоило связаться с нужными людьми. Возможности окружных управлений были ограничены, а в деле, где вопрос касался двух довольно отдаленных округов — Лигейта и Тоттинга, было крайне необходимо установить и наладить правильную связь. Сегодня же требовалось проверить, чем были заняты бывшие члены Вейтовского комитета, нужны были данные о состоянии курносого, которого он разделал на лестнице в доме Вейта. Он хотел знать, когда же можно будет снять показания с миссис Китт и что еще добавит ее супруг. Д-р Китт уехал в больницу вместе с сестрой, приехавшей его навестить. Нужно было еще повидаться с Бенжаменом Каклиффом по поводу его жены, выяснить, где она получала героин. Ему хотелось еще раз побеседовать с Джексоном. Теперь наметились две перспективы: причастность к старому делу о дорожном инциденте и участие в работе комиссии по опасным наркотикам. Больше всего Роджеру хотелось заняться поисками Розмари Джексон. Жена Джексона не выходила у него из головы. Она все еще продолжала спать и видеть удивительные сны. Роджер отправил Питера Вейта и девушку под охраной в Скотланд-Ярд. Сам же поехал в Сент Джон-Вуд, где «ночной» инспектор сообщил ему дополнительные сведения о наркомании миссис Каклифф. — Это печальный случай, Каклифф благодарит и боготворит свою жену. Она на пятнадцать лет его моложе, и у ней есть на что посмотреть. Время от времени она отправляется на «героиновый кутеж». Вы представляете, что это такое? И возвращается домой с изрядным запасом. И от того, что он знает, как она безумно страдает от наркотиков, он позволяет ей еще неделю его употреблять, а то и в течение пары недель… Позднее ему стало ясно, что дальше так продолжаться не может и он настоял на курсе ее лечения. Я знаю Каклиффа уже десять лет, сейчас он женат на развалине. Невероятная трагедия для такого человека, как он… — Далеко ли он живет и где находится его жена? — спросил Роджер. — Она дома, но они обманывают себя какими-то «лечебными курсами», — цинично добавил офицер.— Я разговаривал с Каклиффом, когда получил запрос из Тоттинга. Он сказал, что не ляжет ранее 2–3 часов ночи и с удовольствием встретится с вами, если вы заедете. Однако, он сомневается, что сможет помочь. Было около часа ночи. — Уверены, что сейчас не слишком поздно для моего визита? — Только не для Каклиффа, — с уверенностью ответил дежурный. — Может быть, и мне с вами поехать? Водитель машины, который покалечил почти четыре года назад миссис Роули, все еще бодрствовал. Роджер располагал всего лишь его фотографией четырехгодичной давности, по которой он мог судить о его наружности. Живой же человек показался ему энергичным, настороженным и гораздо более напористым, чем он предполагал. Здание близ Риджент-парка было окружено собственным садом, оно восхищало своей простотой и элегантностью. Первое знакомство с внутренним убранством порождало уверенность, что здесь гармонично сочетаются большие деньги и изысканный вкус… Каклифф казался усталым, но никто бы не мог усомниться в его богатырском здоровье и полном материальном благополучии. — Да, — торопливо сказал он Роджеру, — мне иногда даже приходит в голову, что это возмездие за смерть той женщины, хотя до сегодняшнего дня я не могу ни в чем себя упрекнуть. Я был не виноват. Обычно я езжу очень быстро, но на этот раз — со скоростью 25 миль в час… — он замолчал. — Порой невольно начинаешь думать, что на тебе лежит проклятье. Через несколько месяцев после того случая заболела моя жена. Сначала я не понял, что это наркомания… Он снова умолк, пожав плачами. Роджер подумал, что перед ним находится «счастливый человек», которому принадлежит такой красивый дом и эта красивая комната с темно-синими бархатными драпировками и стильной мебелью, где его окружают другие доказательства процветания и материального благополучия, а по сути дела он глубоко несчастен. — Я сообразил, что произошло через несколько недель после того, как она сбежала от меня, — продолжал он, — ведь она моложе меня. И я подумал, что причиной является какая-то любовная интрига. Поэтому решил, что если проявлю терпимость, она сама поймет, как это глупо. И она действительно возвратилась, но совершенно больной. Это было начало, она… — у него перехватило дыхание, — она во всем обвиняет меня. — Почему? — Она наотрез отказывается рассказывать, откуда она достает наркотики, но утверждает, что в одном из благотворительных комитетов, где она работала. Она очень много времени уделяла общественной работе, к этому ее принуждал, правда, я. Понимаете, ей практически нечем было заниматься и я считал это полезным. Получилось же… — В каком именно комитете? — резко спросил Роджер. — Не знаю. — Может быть, комитет Питера Вейта по прекращению убийств на дорогах? — Она в нем работала, да, но я не знаю, там ли она доставала героин, — упорствовал Каклифф, — все пытались ее убедить, даже медицинский персонал клиники Полли, где она проходила «лечебные курсы», но ее не переубедить. Мне кажется, она боится, что если откроет правду, то тем самым навсегда лишится наркотиков. — Понятно, — сказал Роджер и вынул напечатанный на машинке список имен и адресов, которые он успел списать у Вейта до пожара. — Скажите, мистер Каклифф, кто вам известен из этих людей? Каклифф дважды просмотрел список. Роджер наблюдал за ним. На месте этого человека нетрудно было вообразить Чарльза Джексона, в его глазах светился ужас и отчаяние Чарльза Джексона, до безумия влюбленного в свою молодую жену, которая так внезапно исчезла. Как бы он себя вел? И связано ли ее исчезновение с его докладом о наркотиках? (обратно)18 Колоссальное напряжение
— Единственное знакомое мне имя в этом списке, — Артур Роули, — сказал Каклифф, — но я его не видел со дня суда. После того я писал ему, спрашивая, не могу ли я что-либо сделать, ведь у меня есть деньги, а он нуждается. Но ответа не получил. Что я мог предпринять? Смерть этой женщины лежит на моей совести, поэтому мне хотелось хоть как-то поладить с ее мужем. Но мне была понятна его реакция, если, особенно в душе, он продолжал считать меня виновным. Если бы кто-нибудь убил мою жену… Роджер его не прерывал. — Если бы я сумел разыскать человека, впервые познакомившего жену с этой отравой, если бы нашел тех, кто снабжает ее героином в настоящее время, мне кажется, я бы их задушил собственными руками, — сказал Каклифф с необычайной силой… — Вы не имеете понятия? — Ни малейшего. — Вы сказали, что она лечится дома? — Пару раз она лежала в клинике Полли. Первые два раза это было сделано частным образом, полиция не была поставлена в известность. Я надеялся, что мне удастся ее вылечить без того, чтобы она почувствовала, что находится под надзором полиции. Понимаете, ее нервная система… «У этого человека не жизнь, а ад», — подумал Роджер. — В последний раз я заявил в полицию, но до сих пор им не удалось узнать, откуда она получает свои запасы, — говорил Каклифф безнадежным тоном. — Когда она выходит из дома, за ней следят. Мне пришлось пойти даже на это, но… Мистер Вест, моя жена была исключительно красивая женщина, очень добрая, щедрая и уравновешенная. Если бы вы наблюдали, как я, постепенное изменение, происходящее в ней, эту ужасную метаморфозу, вы бы испугались. Наркотики подействовали не только на ее нервную систему, но и на внешность, и на общее состояние. Иногда меня берет сомнение: та ли это женщина? Казалось, все было сказано. Роджер пожелал спокойной ночи и вышел из комнаты. — Что вы можете для него сделать? — спросил офицер из Сент Джон-Вуда. — Все надо взвесить и продумать, — осторожно ответил Роджер, — скажите, что вам известно о клинике Полли? — Безумно дорогое заведение для наркоманов и неврастеников. Неплохо, если это тебе по средствам. Постоянный врачебный персонал, штат квалифицированного обслуживающего персонала и с десяток консультантов, большей частью с Гарлей-стрит, или из Бимпола. Пользуется хорошей репутацией, но их работники — такие собаки, что с ними не особенно легко договориться. «Профессиональная тайна», видите ли! Наркоманы, бывает, окончательно свихиваются и… но для кого я все это рассказываю? — Для меня, благодарю, — подмигнул ему Роджер. — А теперь я хочу узнать, возвратился ли домой Джексон? Джексон не возвратился, а о Розмари до сих пор не поступило никаких известий. Имелось сообщение о том, что Джексон пока не выехал из дома матери жены. Роджер возвращался в Окружное управление, ему не хотелось вылезать из машины. Час ночи. Глаза слипались от усталости, к утру она пройдет, но сейчас с ней было трудно бороться. Он не собирался возвращаться в свой пустой дом и пытаться заснуть дома. Ему нужно было повидаться с Джексоном. Необходимо пропустить стаканчик виски и все будет в порядке… Он ехал быстро по практически пустым улицам и добрался до места менее чем за десять минут. Большие красные кирпичные здания Гражданской полиции были погружены в темноту, но большинство окон Департамента криминальных расследований было освещено. Роджер оставил свою машину там, где было больше свободного места, торопливыми шагами прошел мимо дежурного полицейского и вызвал лифт. Сначала он прошел в свой совершенно пустой кабинет, включил свет. В комнате было прохладно — не топили. Устойчивый запах табачного дыма пропитал помещение, и он невольно закурил. Потом подошел к своему столу, заваленному докладами и напоминаниями. Здесь работы было, как минимум на два часа, но в данный момент он был не в состоянии заниматься этими пустяками. Тут он вспомнил, что забыл в 10 часов позвонить Джанет. Жена, конечно, поймет, что он был занят. Он вздохнул, слегка смущенный. Вечерние газеты переполнены описанием «несчастных случаев», подстроенных убийцей, его собственное имя упоминается сотни раз. Джанет увидит, чем он занят и станет волноваться. Какого черта он не удосужился позвонить? Но тут же невольно улыбнулся, припомнив, чем был занят в 10 часов. Сейчас было не время тревожить Джанет, но это самое первое, что он сделает утром… Он просмотрел напоминания в поисках чего-либо неотложного, сверху лежала записка, написанная карандашом: «В 11.40 звонила миссис Вест. Я сказал, ей, что ты уехал в Округ…» Больше ничего существенного не было. Портрет Артура Роули, каким он был в период смерти жены, и краткие биографические сведения. Роули работал помощником управляющего небольшим филиалом аптеки, был квалифицированным фармакологом и, как будто, преуспевающим. В то время ему было всего 27 лет. Он производил впечатление слабовольного, мягкого человека. Легко можно был представить, как он дает советы молодым матерям, участвует в организациях по охране здоровья, отвешивает лекарства, порошки… Порошки? Вот еще третий человек, причастный к несчастному случаю четырехлетней давности, тоже связанный с медикаментами. Роджер просмотрел менее внимательно остальную часть донесения о Роули. Его интересовал адрес и место работы. Из сообщения Конноли явствовало, что тот уехал из Лигейта вскоре после смерти жены. Он больше не работал у Самартов, аптекарей, ни в одном из их отделений. У него не было родственников, — этот пункт Конноли проверил. — Чем скорее мы разыщем Роули, тем лучше, — пробурчал Роджер. Он пометил, что необходимо усилить старания в этом направлении, затем закурил еще одну папироску и глубоко задумался. Составило бы какую-нибудь разницу то, если бы ему с самого начала стало известно, что Роули работал фармакологом и имел доступ к опасным наркотическим средствам? Раздался телефонный звонок, он взял в руки трубку. — Вест слушает… — Алло, Красавчик, это Дик Рид, — послышался невозмутимый голос дежурного офицера, — загляни ко мне на минутку, я тут кое-что раскопал. Риду оставалось недолго служить до отставки. Это был спокойный, седовласый человек, лет 60-ти, которого с виду можно было бы назвать школьным учителем или научным работником, но не человеком, проведшим половину жизни в сутолоке Скотланд-Ярда. Он поднял глаза от бумаг, когда в кабинет вошел Роджер. — Садись, дорогой, — сказал он приветливо, — у тебя такой вид, как будто ты засыпаешь на ходу. — Тут не до сна, башка трещит от разных мыслей. — В таком случае необходимо пропустить хотя бы стаканчик, — серьезно вымолвил Дик и потянулся к бутылке с виски и сифону с содовой. — Я слышал, что тебя пытались прикончить топором? Роджер усмехнулся. — Когда Вейт немножко поостынет, я у него спрошу, чего ради он держал такую игрушку у себя на кухне. — Могу тебе сказать. Мы тут разыскали одного из бойскаутов, с которыми Вейт много возится, и задали ему несколько вопросов. Случалось, что Вейт вывозил своих подопечных в Суррей, там у них было нечто вроде палаточного городка, ну, а топором, естественно, валили мешавшие деревья. — Совсем не уверен, что мне бы нравилось иметь такого руководителя для своих мальчишек, — проворчал Роджер, — ну, да поживем — увидим. Меня волнуют другие проблемы, Дик. Тебе что-нибудь известно о действии героина? — Очень многое. — А о лечении от него? — Почти ничего. — Скажи, встречал ли ты хоть одного наркомана, который после прохождения курса лечения в первые же дни готов продать душу дьяволу за небольшую дозу этого наркотика? Рид задумчиво ответил: — Нет, не встречал. Послушай, куда ты клонишь? — Миссис Каклифф — наркоманка. Она даже два или три раза лежала в клинике Полли для так называемого лечения. По словам ее мужа, даже больничный персонал не заставил ее сказать, где она достает героин. — Ну, нет, — покачал головой Рид, — здесь какая-то фальш… — Да, кто-то здесь врет, так что отныне за Каклиффом надо установить круглосуточное наблюдение. И необходимо разыскать Артура Роули. — Ну, что ж, в отношении Каклиффа я распоряжусь немедленно, с самого утра к нему приставим хвост. — Он тут же потянулся к телефону. — Спасибо, — сказал Роджер. — Скажи, мой дровосек с топором очухался? — Пока нет. — Ну, а кто-нибудь хоть пришел в себя? — Миссис Китт вне опасности. Утром нас к ней пропустят. Вейт внизу стучит ногами и пускает пары от негодования. Мисс Эйкерс в другой комнате, в гордом одиночестве, как принято выражаться. — Рид подмигнул, потом отхлебнул виски, — неплохой урожай. Поскольку ты обнаружил опиум и героин, я быстренько просмотрел молодчиков, которые известны или подозреваются в распространении наркотиков. Насколько нам известно, крупных акул в настоящее время в Лондоне повылавливали, осталась всякая мелочь. Утром мы провернем работу в этом направлении. Как ты считаешь, сколько там было «товара»? — С фунт героина, полфунта «снега». — Аукцион? Оптовая распродажа, а? Если только Вейт распространял наркотики, прикрываясь своим Комитетом… — Или же пресловутая Компания была им организована в этих целях, — сухо добавил Роджер. — Я не могу никак взять в толк, каким образом предупредили человека, который устроил пожар в помещении Вейта и уничтожил всю документацию. Только Вейт и Эйкерс могли предполагать, что мы напали на их след. Разве что за домом следили, или кто-то из других квартир… — он не договорил, — пустые догадки, временно все это надо выбросить из головы. Тебе еще что-нибудь нужно от меня? — Нет. Почему бы тебе не подняться наверх и не отдохнуть немного? Сбрось ботинки и положи голову на спинку кресла. — Мне необходимо потолковать с Джексоном, когда он возвратится из Оксфорда, — сказал Роджер, но, предже чем он успел пояснить свои слова, раздался телефонный звонок. — Рид у аппарата… Да, он как раз у меня. Кто это? Да, да, передаю трубку. — Он протянул ее Роджеру и пронзительно зашептал: — Бери, Магомет, к тебе пришла гора. Это Джексон. — Алло? — Это Вест? — так громко закричал Джексон, что у Роджера зазвенело в ушах. С самого начала он боялся вмешательства полиции. Сейчас он страшно переживал из-за исчезновения своей молодой жены, но все же не терял головы. Например, у него хватило силы воли поехать к матери Розмари. Но сейчас его голос звучал так, как будто человек дошел до предела. — Вест слушает, — повторил Роджер. — Вест, — Джексон задыхался, — не могли бы вы немедленно приехать? Я… Боже, какой кошмар! Кошмар? Наверное, известие о гибели Розмари… — Что такое? — резко бросил Роджер. — Я у себя на квартире, — добавил Джексон и положил трубку с таким треском, как будто бросил ее изо всех сил на рычаг. Роджер отодвинул стул, схватил шляпу, лежащую на столе у Рида, и пояснил: — Какая-то беда на квартире у Джексона. У нас там дежурит пара людей, возможно, понадобится больше. Тогда я тебе позвоню, — крикнул он уже на ходу. Впервые в жизни он так быстро доехал до Хейкорт-Мьюса. В окне спальни мерцал огонь. Одетый в гражданский костюм сотрудник Ярда подозрительно посмотрел на Роджера, когда тот резко нажал на тормоза и выскочил из машины еще до ее полной остановки. Узнав Роджера, констебль двинулся ему наперерез. Тот на минуту задержался. — Хэллоу, Кибер, есть новости? — Мистер Джексон возвратился примерно полчаса назад. — С ним ничего не случилось? — Ничего, сэр. — Хорошо, благодарю. Что-то его ждет впереди? Взволнованный Роджер бежал наверх, прыгая через две ступеньки. Так как дверь была открыта, ему не пришлось звонить. Увидев лицо Джексона, он понял, что у него имеется веская причина для отчаяния. Ни один человек его склада не смог бы так пасть духом, если бы речь не шла о чем-то из ряда вон выходящем. — Ну, так в чем же дело? — нарочито спокойным тоном заговорил Роджер. Нет, его бы не удивило, если бы Джексон сообщил о смерти жены. Но тот попросил: — Пойдите взгляните сами… Они вместе прошли в приемную, которая своими пастельными тонами и элегантным убранством необыкновенно гармонировала с грацией, очарованием и красотой Розмари. На столе лежало два портрета, снимками вверх, около них большой надорванный конверт. — Взгляните, — повторил Джексон. Роджер шагнул к столу. Он не знал женщины, изображенной на портрете. Сперва он подумал, что это фотография жены Джексона, но нет. На одной было снято молодое прелестное личико, не то, чтобы красивое, но с определенным шармом, смеющиеся глаза и губы, готовые каждую минуту улыбнуться. Второй снимок был сделан с гораздо более пожилой особы. Более пожилой? — Посмотрите на обороте, — сказал Джексон. Роджер перевернул фотографию. Он уже начал понимать, потому что невозможно было не обратить внимания на поразительное сходство двух портретов. Форма лба, скул, щеки, нос — все было одинаковым. На фотографии молодой счастливой женщины было написано только одно слово «до», на фотографии более пожилой «после». Потом Роджер заметил нечто, ранее им упущенное, ибо это было прикрыто конвертом: газетную вырезку. Он поднял. И тут Джексон заговорил глухим безнадежным голосом: — Что вы намерены предпринять, Роджер? Каким образом вы собираетесь ее отыскать? Вы не имеете права допустить, чтобы подобное могло случиться и с нею. Вест, слышите, вы не можете допустить! Об этом даже страшно подумать. Роджер читал вступительную часть недавнего отчета Министерства внутренних дел о нелегальной деятельности торговцев наркотиками в Великобритании, — беспристрастный, подробный анализ, своего рода образцовый, составленный Джексоном в качестве секретаря комиссии, которая проводила расследование. Что же это означало? — Что вы намерены предпринять для ее розыска, — настаивал Джексон, — вы обязаны ее найти! Роджер спокойно спросил: — А что вы намерены предпринять? — Но я ровно ничего не могу сделать. Роджер пожирал его глазами. — Уверены? — Черт возьми, на что вы намекаете? — Пожалуй, вам можно все выложить начистоту. В этом деле имеются два фактора: наркотики… Вы принимали участие в составлении отчета. Это, так сказать, ваш личный фактор. Второе — это свидетели и все люди, проходившие по делу миссис Роули 4 года назад, по обвинению Каклиффа. Не стану притворяться, будто мне известно, каким образом они связаны, но знаю, что двое свидетелей уже убито, вы и миссис Китт имели неприятности. Вейта, возглавлявшего обвинение, сегодня чуть не убили. Джексон раздраженно спросил: — Какое это имеет отношение к исчезновению моей жены? — Двое людей убито, двое — чуть не убито, на вас было совершено покушение, — бесстрастно перечислял Роджер. — Для всей этой плеяды может существовать единственное объяснение: вынудить людей молчать. Они похитили и вашу жену, чтобы вы держали язык за зубами, не так ли? — Провалиться мне на месте, если я знаю, о чем я не должен говорить. — Об этом знаете только вы. Мы подняли на ноги всю полицию в стране, но если мы не сумеем спасти вашу жену из-за информации, которую вы утаиваете, пеняйте только на себя! — Я ничего не утаиваю, — простонал адвокат. Роджер прямиком возвратился в Ярд, снова подошел к Риду и с его помощью решил все вопросы на утро. Сейчас возникла новая версия, а вместе с ней и новая линия расследования, над которой следовало работать. Его неотступно преследовала одна мысль: имеется ли хоть малейшая надежда разыскать Розмари Джексон. Сам Джексон находился в ужасном состоянии. Его напряжение становилось непереносимым. — Вам необходимо проверить его работу в комиссии, узнать имена людей, с которыми он встречался, может быть, тогда всплывут ассоциации с данным делом, — решил Роджер. — Правильно, — согласился Рид. Все люди, выписанные Роджером из отчета Вейта, тоже будут вызваны для разговоров в Ярд. Необходимо объявить общий розыск Артура Роули. Вейт все еще молчал. Вернее, он спал. Они дадут ему время отдохнуть, прийти в себя, а потом допросят, с целью выяснить имена тех лиц, которые имели свободный доступ в «штаб-компанию». Всем лицам, имевшим даже самое отдаленное отношение к защите Каклиффа, необходимо обеспечить усиленную охрану. Роджер стремился заткнуть все лазейки, которые только можно было предвидеть. Врачи согласились на небольшую беседу с миссис Китт, но только так, чтобы ее не переутомить. Если полиции станет известно, почему миссис Китт шантажировали и кто именно, возможно, над делом чуточку приоткроется завеса. Чартворд все бы одобрил и наверняка бы разделил опасения Роджера, да и всего Ярда в отношении Розмари. Состояние здоровья помощника комиссара оставалось прежним. Роджер поднялся наверх в комнату отдыха. Было уже 4 часа, он решил хотя бы немного отдохнуть. Спал он беспокойно, но проснулся сам. Была половина седьмого. Он сошел в столовую попить чайку, а оттуда — к себе в кабинет. Наступил рабочий день, пришли уборщицы. Роджер удостоверился, что у него на столе не было ничего важного и поспешил в комнату для ожидания проверить Вейта и Джун. Дежурный сержант доложил, что пастор спокойно проспал всю ночь, сидя в кресле. Девушка тоже вроде бы отдохнула несколько часов. Сейчас она умывалась под контролем надзирательницы. Через несколько минут Роджеру сказали, что он может войти. Сразу было видно, что девушка отдохнула. Она выглядела свежей и успокоившейся. Очевидно, ее головная боль прошла. Самым привлекательным у нее были глаза, красивые, ясные, выразительные. Уберите эти глаза и матовую кожу и Джун превратится в обычную высокую девушку с недурной фигурой и круглым лицом. — Доброе утро! — поздоровался Роджер. — Садитесь, пожалуйста. — Я предпочитаю постоять, — ответила она спокойно, но настороженно. — Как хотите, — Роджер холодно посмотрел на нее. Он не притворялся. Несомненно она знала, что в несгораемом шкафу хранился героин. — Я хочу у вас получить кое-какие сведения, которые помогут спасти несколько жизней, в полном смысле слова, и дадут возможность множеству людей не калечить свое будущее. Я вас не обманываю. — Он протянул ей фотографии, взятые у Джексона. — Видели ли вы когда-нибудь нечто подобное? Джун посмотрела на снимки и на надписи «до» и «после», вздрогнула, подняла глаза на Роджера и сказала: — Да, видела в журналах. — Тот препарат, который был обнаружен в конторе компании, вот так воздействует на женщин, — резко заговорил Роджер. — Эти снимки были присланы мужу той особы, которую вчера похитили. Дело идет к тому, что он сам сойдет с ума. Это одна из причин, по которой нам необходимо как можно скорее найти тех, кто орудовал с наркотиками и узнать, каким образом они попадали в несгораемый шкаф… Джун стояла тихо и неподвижно. Он сорвался и закричал. — Почему шантажировали вашу тетку? Она выплачивала шантажисту большие деньги, больше, чем ей позволяли средства. Отвечайте, почему? Наступила грозная тишина. Решимость девушки явно ослабела, ей, видимо, уже хотелось заговорить, но она пока не решалась. Ага, значит миссис Китт — ее Ахиллесова пята! — Ваша тетка покупала наркотики, не так ли? Она платила по 10 фунтов, что для нее было баснословно дорого, чтобы удовлетворить свою потребность в героине? Когда Джун и тут промолчала, он заговорил еще напористее: — Я смогу получить медицинское свидетельство и все проверить менее чем за час. Мы только попусту теряем время. Скажите, дело действительно так и обстояло? После долгой паузы девушка сказала: — Нет, не так… Она… ее шантажировали… — Почему? — Я… я не могу сказать. — Прекрасно, вы не можете сказать, — разозлился Роджер, — вы будете упорствовать, скрывать важные данные, усугубляя тем самым опасность, нависшую над другими людьми. И при том мнить себя героиней, так как я не могу заставить вас говорить. Ошибаетесь, дорогая, я могу посадить вас обоих с Вейтом в камеру предварительного заключения, где вы оба… — Ее шантажировали потому, что… мой дядя однажды нелегально продал наркотики, — совершенно спокойно сказала Джун, — это случилось много лет назад, и он сделал это один-единственный раз. Если бы это стало всеобщим достоянием, он бы погиб, а у нее разбилось бы сердце… — Снабжала ли она шантажиста наркотиками из запасов мужа? — Она… — Да или нет? — Я не знаю, — ответила Джун еле слышным жалобным голоском. (обратно)19 Неверные данные
И немедленно наступила разрядка в напряженности. Роджеру было ясно, что сейчас он сумеет добиться лучших результатов при помощи «бархатной лепки». Он долго молча рассматривал девушку. Да, она была взволнована, но ей определенно стало легче. Во всяком случае, она больше не избегала смотреть ему в глаза. — Когда она вам об этом сказала? — спросил Роджер. — Месяцев шесть-семь назад. — Шантажировал Питер Вейт? — Я не верю, чтобы Питер Вейт вообще был в курсе дела, — убежденно заявила Джун. Но мне думается, что квартира Питера использовалась людьми, торговавшими героином и другими наркотиками. Я думаю… полагаю, разумнее все рассказать с самого начала. Когда я узнала, что мою тетю шантажируют, я была крайне обеспокоена. Роджер прервал ее: — Вы с ней очень близки, не так ли? — С тетей Лиз? Да, она мне была… ну, да это неважно… Она меня вырастила, заменила маму… — Когда вы начали подозревать, что у нее неприятности? — Два-три года назад. Джун уселась в кресло. — Сначала я вообразила, что она нездорова. У нее начались нервные спазмы. Иногда она выходила из себя и поднимала крик по пустякам. Иной раз казалась энергичней и напористей, чем когда-либо. Я подумала, что она слишком много работает. Ведь она вечно была чем-то занята, то один комитет, то другой, то суд. Самая неугомонная женщина в мире! Сначала такие скверные периоды повторялись довольно редко, потом я обратила внимание на то, что если мы с ней виделись либо вечером в понедельник, либо во вторник утром, то она бывала невероятно раздражительной. Когда я спросила у нее о причине, она только фыркнула и ответила, что это глупости. Я стала регулярно приходить каждый вторник и однажды увидела, что к ней явился какой-то человек. Я сумела подслушать, как она кричала на него. Это был мерзкий маленький человечек, но когда он выходил из дома, то он недобро улыбался. Он… — Он приехал на машине? — Да. — Вы заметили марку? — Это был «Изо». Пару раз, приезжая по вторникам, я его видела на улице возле дома. В этот раз я заставила тетю рассказать мне правду и мне показалось, что она была счастлива хоть с кем-то поделиться. — Сколько времени тянулась данная история, вы не знаете? — Нет, она не стала особенно откровенничать. Ее безумно волновало, чтобы не узнал дядя. — Вы ему рассказали? — Конечно, нет. — Что вы предприняли? — По-видимому, это было глупо, но я попыталась узнать, кто скрывается за этим делом. В следующий раз я последовала за непрошенным посетителем и… — Ваша тетя знает его имя? — Она знает его как Брауна. Это единственное имя, которое я слышала от нее. — Продолжайте, пожалуйста, куда же он поехал? — В комитет Питера Вейта, — прошептала девушка. Она сидела, крепко сжав пальцы, глаза у нее блестели, как будто ей было страшно. — Когда я поняла, что это тот самый пастор Пит, я хотела немедленно отправиться в полицию. Конечно, так и следовало бы поступить, но ведь при этом обнаружилась бы тайна дяди и тети. А после целой жизни, отданной тетей Лиз общественной деятельности, унижение было бы непереносимым. Я была уверена, что это ее убьет. Тогда я притворилась, будто сочувствую идеям Компании и хочу им помогать, подумав, что, может быть, мне самой удастся помочь тете Лиз. Сейчас было не время прерывать Джун и Роджер не стал ничего спрашивать. А следовало бы напомнить девушке, что ее лояльность по отношению к тетке сделало ее слепой по отношению к гражданскому долгу. — Да, — сказал Роджер. — Случилось нечто неожиданное, — тихо проговорила Джун. — Да? — Я начала уважать Питера Вейта. Когда я впервые встретилась с ним, я ненавидела его до глубины души, но вскоре начала сомневаться, что он знает о подпольной преступной деятельности, проходящей у него под носом. Он производил впечатление такого кристально-чистого, такого убежденного человека, и его «пунктиком» были дорожные катастрофы. Да, я начала чувствовать, что он — святой, а мы все остальные — сумасшедшие. Когда вы подробнее ознакомитесь с его декларациями, они покажутся вам осмысленными. Все, чего он добивается, — чтобы наказания за неосторожную езду были увеличены в десять раз по сравнению с ныне существующими, так чтобы люди не смели быть безрассудными и чтобы все законы против автомобилистов соблюдались. — Иными словами, влюбились в него? — сухо сказал Роджер. — Когда же это произошло? — Всего лишь несколько месяцев… Сначала я просто растерялась, что же делать в подобном положении? В помещение Компании имели доступ многие люди. Ключи были не менее чем у шести членов комитета. А может быть, и другие могли войти в квартиру и выйти из нее, даже в отсутствие Питера. Я не хотела ему ничего говорить до тех пор, пока не буду совершенно убеждена, что происходит. Итак, я начала выяснять, кто приходил, когда Питера не бывало дома. Она так плотно стиснула руки, что у нее побелели косточки. — Потом я обратила внимание на то, что у некоторых работников комитета странный вид. И я поняла, что они наркоманы. А также и другие люди, которые приходили «справляться», зачастую одни и те же, каждую неделю. И лишь несколько дней назад я сообразила, что это был центр по распространению наркотиков. Вот тогда я действительно растерялась! Я боялась, что если расскажу Питеру, он просто сойдет с ума, а потом откуда мне знать, что полиция поверит в его невиновность? Даже я сама не была в этом уверена! Роджер мог бы ей сказать, что она ненормальная, ноему было ясно, что творилось у нее в голове. Да, она скрыла свое открытие из верности к нему, а не из страха. — Сколько членов Комитета оперировало с наркотиками, вы не сможете сказать? — Но ведь вчера вы же списали их имена и адреса, — ответила Джун. — Об этом вы никому не рассказывали? — Никому. — А Вейт? — Он просто не смог бы этого сделать. Я все время находилась при нем. Вам должно быть об этом известно. — Каждую минуту? — Да, каждую минуту, — настаивала она, — он не мог никого предупредить, что вы заинтересовались Комитетом. Но… да, я знаю, что вчера вечером следили за его квартирой. Я видела этого самого Брауна, он бывал там неоднократно, но как наблюдатель. — Вы когда-нибудь там встречали неких м-ра и м-с Джексон? — Нет, но Питер ходил к миссис Джексон, потому что ее муж входит в состав какой-то правительственной комиссии, ведь он пытался всюду заручиться поддержкой. Однако, выяснилось, что он давно знал ее мужа и тот вряд ли захотел бы ему помочь. — Уверены, что Джексон не появлялся в помещении Компании? — Да, пока я там бывала. — Что в отношении мистера Каклиффа? И, особенно, миссис Каклифф? — Да, какая-то миссис Каклифф приходила несколько дней назад, очень нарядная особа. Больше я ее не видела. Роджер задал еще много вопросов, но больше ничего путного не выяснил. Наконец, он сказал: — Ладно, миссис Эйкерс, благодарю вас. Я хочу, чтобы вы свои показания изложили в форме заявления, можете либо сами написать, либо продиктовать стенографистке. А я сейчас пойду и поговорю с Питером Вейтом. Он направился к двери, но по дороге обернулся еще раз: — Смотрите, чтобы все сказанное вами соответствовало истине, мы проверим каждое словечко. — Я сказала вам чистую правду, — просто ответила Джун. Роджер был склонен думать, что так оно и было. Когда он отправился допрашивать Вейта, то не составил себе предварительного плана действий. Пастор отдохнул и чуточку успокоился. Трудно было предположить, что он организовал что-то еще, помимо Компании, являющейся делом всей его жизни. Он подтвердил, что миссис Каклифф помогала ему и делом, и средствами, что среди членов его Комитета имелся человек по имени Браун, что только навестив миссис Джексон, он понял, кто такой ее супруг. — Вы с ним встречались после Лигейтского дела? — Я его великолепно знал в Лигейте, — ответил Вейт, — поэтому, когда выяснил, что это тот самый Джексон, не стал тратить понапрасну время. — Вы знали сержанта Аткинсона? — Весьма поверхностно. — А некую мисс Брэй? — Да, мисс Брэй помогала мне на протяжении ряда лет, но, к сожалению, неожиданно исчезла. Я ее не видел больше года. — Ее насмерть задавила машина, — резко пояснил Роджер, — разве вы не знали? — Мисс Брэй? — вздохнул Вейт, — боже мой, после всего того, что она сделала? Начинаешь сомневаться, что на небе существует справедливость. — Мистер Вейт, можете ли вы объяснить наличие в помещении вашего Комитета порядочного запаса наркотиков, опасных препаратов? Вейт казался до такой степени ошеломленным, что не сразу смог заговорить. Вроде бы он не совсем поверил Роджеру. Если это была игра, — то безукоризненная! Роджер оставил Вейта диктовать заявление стенографистке, сам же возвратился к себе в кабинет. Сообщения поступали отовсюду, но в них не было ничего утешительного. О Джексоне не было выяснено ничего нового. Человек, дежуривший в Мьюсе, сообщил, что Джексон появился. Роджер снова поехал с ним повидаться. Человек казался убитым горем и потерявшим всякую надежду, но продолжал повторять, что он ничего не скрывает. — Ладно, — сказал Роджер, — подойдем к этому делу с других позиций. Кто-то пытался покончить с вами, делал все, чтобы разрушить ваш брак, наконец похитил Розмари. Либо она испытывала давление с чьей-то стороны, либо вы располагаете какими-то сведениями, о значении которых сами не подозреваете. Теперь мы знаем, что подоплекой являются наркотики. Подумайте в этом плане, хорошо? Посмотрите еще раз свой доклад, перепроверьте все данные, постарайтесь припомнить все, что вы видели и слышали, и на что, возможно, в свое время не обратили внимания. Повторяю, не исключено, что вы знали нечто такое, о важности чего и не подозреваете. Прежде чем возвращаться в Ярд, Роджер проехал в Лигейт и забрал с собой Конноли, чтобы повидаться с доктором Киттом. Старик не ждал никаких неприятностей, но когда ему предъявили обвинение в преступлении четырехлетней давности, он сразу же потерял почву под ногами. Он поклялся, что не имел понятия о шантаже жены. Когда Роджер добрался до Ярда, уже прибыли некоторые сведения о людях из комитета Вейта. Их одного за другим, вызывали на допрос двое сотрудников Ярда, но они дружно протестовали. Производили осмотр у них дома, особенно тщательно проверяли одежду. У шести «членов комитета» были обнаружены следы героина в подкладке карманов и ящиков буфетов и письменных столов. Теперь на эту шестерку надо будет посильнее поднажать и они расколятся, как миленькие… Однако, не было полной уверенности в том, что им известно лицо, возглавляющее шайку. Пока же они решительно все отрицали. Может быть, пройдет несколько дней, прежде чем кто-либо из них начнет сдаваться? А Розмари так нигде и не было. Об Артуре Роули также ни слуху, ни духу. Сообщение из Лигейта гласило, что жена Аткинсона получила крупный выигрыш по Ансеттскому выигрышу-розыгрышу. Так что, с первого взгляда здесь было все в порядке. Однако, эти сведения требовалось проверить. Головная контора «Ансетт» находилась в Лондоне. Поэтому Роджер решил сам заняться этим вопросом. Озадаченный директор сразу же ответил «нет» и предложил убедиться лично, поскольку отчеты о победителях никогда не уничтожались. А коли полиция требует какие-то сведения, то тут шутки плохи. Поиски не были особенно долгими. Ни одного «Аткинсона» не было среди счастливцев, да и вообще никого из Лигейта. Итак, эти деньги миссис Аткинсон не выигрывала. Роджер прямиком поехал к ней. Ее он застал в слезах, да и в присутствии симпатичной дочки сержанта не хотелось поднимать столь щекотливый вопрос. Но — служба, прежде всего! Миссис Аткинсон божилась, что не знает, где ее муж взял десять тысяч. Ей он сказал, что выиграл. В тот день так и не нашли ни Розмари Джексон, ни Роули. Но зато заговорили три члена комитета Вейта, причем показания всех троих совпадали. Они получали опиум и героин в помещении Компании из рук Брауна. В несгораемом шкафу имелся секретный ящик, где он хранил препараты. У каждого из них имелся свой список «клиентов», к которым они периодически наведывались с новым пополнением. Они записали адреса и имена тех людей, которых смогли припомнить. От Вейта наркотиков они никогда не получали. У всех троих были такие специальности, которые обеспечивали им беспрепятственный доступ в частные дома: радио-ТВ-техник, страховой агент и лоточник. Десять процентов полученной суммы шло в их пользу, остальное складывалось в секретный ящик, если Брауна не оказывалось на месте, или передавалось лично ему. По мере того, как Роджер, Кортланд и сотрудники отдела Ярда, занимавшиеся незаконной распродажей наркотиков, углублялись в суть вопроса, все сильнее и сильнее становилась необходимость разрешить следующую деталь: могло ли все это твориться в Вейтовской штаб-квартире без участия самого Вейта? Кортланд довольно раздраженно упрекнул Роджера в том, что только он верит в такую ерундистику. — Возможно, я и ошибаюсь, — не стал спорить Роджер, — но до того, как мы получим ответы на все вопросы, необходимо выяснить, откуда Аткинсон и мисс Брэй раздобыли деньги? Необходимо также разыскать Роули, живым или мертвым. Нужно разобраться, почему врачи, занимавшиеся излечением миссис Каклифф в клинике Полли, не смогли добиться от нее ответа на самый естественный вопрос… Нужно… — О'кей, о'кей, — замахал руками Кортланд, — действую по своему усмотрению. — Ну, а как этот Браун, все еще молчит? — спросил Роджер. — Пока не приходил в сознание… И это ты его пристукнул, Красавчик… — Боюсь, что пристукну еще раз. Ну, а как миссис Китт? — У нее наступило небольшое ухудшение, но все равно нас скоро к ней допустят. Возле нее дежурят… Итак, нужно было заняться долгим и нужным опросом соседей Вейта, людей из других домов, торговцев и почтальонов, вообще всех, знакомых с этим районом, попытаться составить список регулярных посетителей помещения Компании. Вейт назвал около сотни имен… Каждого нужно было посетить. Час за часом в полицию поступали новые сообщения о Розмари Джексон, и все они проверялись и отбрасывались как неверные. Продолжались розыски Роули, велась проверка активных деятелей Комитета. Сейчас над этим делом работало колоссальное количество людей. Сотни Паев и Дэвисов целыми днями были в разгоне. Однако ничего нового не было выяснено. Поведение Каклиффа было вполне нормальным, днем он ездил в клинику Полли навестить жену. Джексон отвечал, что не может припомнить ничего существенного. Ярд, помимо всего, предпринял неофициальную проверку всего штатного и консультирующего персонала клиники Полли, особенно доктора Смита, руководившего излечением миссис Каклифф. Никто не мог понять, как это он не сумел заставить ее рассказать, откуда она достает наркотики. Ранним утром назавтра произошли два события: пришел в себя Браун, и миссис Китт была в состоянии разговаривать со следователем. Голова Брауна представляла массу бинтов, глаза провалились, губы дрожали. Он мучался из-за отсутствия героина и врачи разрешили ему ввести небольшую дозу. Он говорил хрипловатым голосом, как раз таким, какой описывала Розмари, характеризуя незнакомца, звонившего ей по телефону. Браун сказал, что он напал на Веста просто для того, чтобы иметь возможность удрать, а все распоряжения получал непосредственно от Питера Вейта и ему же сдавал деньги. Кортланд и другие представители Ярда с трудом скрывали свой экстаз… Прямиком от Брауна Роджер поехал к миссис Китт. Его приводили в отчаяние не только дела Джун и Питера Вейта, но более всего тщетные усилия разыскать Розмари Джексон. Была ли она жива? Может быть, она спит наркотическим сном? Было ли это началом кошмарной жизни для них обоих — Розмари и Чарльза Джексона. (обратно)20 Мир грез
В те периоды, когда Розмари полностью приходила в себя и не находилась под воздействием наркотиков, она понимала, что это начало кошмарного существования. Раза два в день она чувствовала, что ее нервы сдают, что у нее лопается терпение сидеть совершенно одной в маленькой комнатушке, в одном углу, в котором стояла кровать, а на противоположной стене имелось окно с матовыми стеклами, и вечно запертая на ключ дверь. Она пыталась заглянуть в будущее, но оно ей не было ясно. Она представляла себе Чарльза и все его переживания, сама страдала от сознания полной беспомощности и отчаяния, и однако же… однако она с нетерпением ждала того момента, когда появится человек со шприцем в руке. Она с замиранием сердца ждала краткого момента острой боли, когда игла входит в тело, после чего выступает капелька крови. Она будет смотреть на нее и смущенно улыбаться, одновременно боясь и радуясь в предвкушении последующего. Она знала, как быстро изменится ее настроение, как позабудутся все ужасы, сомнения и страхи, желание кричать, звать на помощь, возмущаться. Она начнет жить в мире грез, смутно сознавая, что недолог тот час, когда этот самый «мир грез» станет для нее единственной возможной реальностью, а мир без наркотиков — ночным кошмаром. (обратно)21 Показания миссис Китт
Маленькая палата в Лигейтской больнице, где лежала миссис Китт, казалась веселой от светло-зеленой окраски стен и огромного количества цветов на подоконнике, на столе, на тумбочке у кровати и просто на полу. Нарциссы и тюльпаны, фиалки и пионы, розы и пышные гвоздики, дополненные маленькими карточками с пожеланием скорейшего выздоровления… Их приносили от других членов магистрата, от полиции, от местного Совета, от комитетов, где она работала, от частных доброжелателей. Когда Роджер вошел, миссис Китт сидела на постели в подушках, — пожилая женщина с живыми глазами и впалыми щеками, с выдающейся челюстью и острыми скулами, настоящий скелет, тень прежней миссис Китт, «грозы суда», которой она всегда слыла. Однако в ее взгляде не чувствовалось ни смирения, ни покорности, а в манерах сквозила напористость. — Ага, вы — тот самый знаменитый полицейский, — начала она слабым голосом, который, как ни странно, не казался слабым. — Ваше счастье, что вы держались подальше от моего суда, я бы скорехонько вас развенчала. Что именно вам хотелось узнать? Я пыталась оградить своего мужа от безумной ошибки, которую он чуть было не совершил несколько лет назад и в случае необходимости я снова поступила бы также. Не может быть сомнения, что так оно и было бы, если бы ей предоставилась такая необходимость… — Кто собирал деньги для шантажиста? — Человек, называвшийся Брауном. — Всегда один и тот же человек? — Да. — Сколько вы ему давали? — Каждый раз 10 фунтов. — Это все? — Гораздо больше, чем я могла себе позволить. — Платили ли вы ему также натурой, миссис Китт? — Если вы имеете в виду, давала ли я ему героин или какой-нибудь другой наркотик из запасов мужа, то нет, никогда… Ей нельзя было не поверить. — Отказывались ли вы когда-нибудь платить? — Пыталась. — Что произошло? — Мне это не удалось. — Знаете ли вы кого-нибудь еще, кто вас шантажировал, кроме Брауна? — Нет. — Догадываетесь ли вы, каким образом кто-то мог разнюхать, что много лет назад доктор Китт незаконно продал наркотики? Ее резкие черты еще больше заострились, черные глаза блеснули. — Да. — Почему? — Это было сделано через фармаколога, который в то время работал в Лигейте, через Роули. Либо он тогда проболтался, либо позднее. — Сколько времени вам было известно, что Роули занимается махинациями с наркотиками? — Я вообще ничего не знала до появления шантажиста, а после этого Роули уехал из Лигейта. Несмотря на ее кажущееся хладнокровие, миссис Китт была напряжена до предела, так что в скором времени врач несомненно потребует прекратить допрос. Поэтому Роджер спокойно спросил: — Как вы думаете, миссис Китт, почему на вас напали в тот вечер? — На прошлой неделе я сказала Брауну, что не смогу так дальше, продолжать и обо всем расскажу полиции, если он не прекратит свои вымогательства. По-видимому, он перетрусил… «Может быть, и да, — подумал Роджер, — этим объясняется нападение на миссис Китт, но тогда все остальное по-прежнему не ясно…» — Теперь прошу вас, — начал врач. — Один последний вопрос. Есть ли у вас основания предполагать, что к этому делу причастен преподобный Питер Вейт? Она улыбнулась. — Питер Вейт? Нет. У меня нет подобных диких предположений. Я всегда боролась против травли автомобилистов и, видит бог, буду продолжать в том же духе. Но меня всегда интересовало, что и как можно говорить моим противникам, и я восхищалась его выдержкой, сэр. Да, выдержкой! Нужна большая сила духа, чтобы продолжать работать так, как это делает Питер Вейт. Его все покинули, однако он не сдается, даже после провала дела Роули, когда любому бы человеку было ясно, что у него не было ни малейшего шанса на успех. А он не сложил оружие… Он продолжал мне писать, протестуя против каждого заявления, которое я делала в суде. Я знаю, что говорю слишком много! Через некоторое время я решила, что на данного пророка интересно посмотреть. Внешне он довольно интересный. Но ему не на кого опереться. Собственных средств у него нет, а на сборах с «паствы» — далеко не уедешь. Я хотела узнать,чем он руководствуется, что заставляет его не сдавать позиций? Поэтому я и пошла взглянуть на него. Роджер тихо спросил: — Наверное, это было неприятное переживание для пастора Пита? Она ухмыльнулась и, если бы у нее было больше сил, можно было бы говорить и о «злорадстве». — Вы совершенно правы, это было тяжелое испытание для бедняги. До сих пор вспоминаю, как он вытаращил на меня глаза, когда открыл мне двери своей конуры, в которой живет. А я прямиком вошла внутрь. Посмотрела, что он собирается предпринять и подумала, что любой бы другой человек на его месте давно бы поставил крест на своей затее, после того, что произошло на суде Роули. Я приходила к нему раз пять-шесть и, кажется, поняла, что им движет: вера, сэр. У этого молодого человека твердая уверенность в своей правоте, он не сомневается, что если он сумеет добиться того, за что борется — строгих мер наказания за неосторожную езду, — у нас прекратятся дорожные катастрофы. Он так и стоит у меня перед глазами в своем не то амбаре, не то сарае, стены которого увешаны аляповатыми детскими рисунками, и указывает на заголовки газет, вышедших перед Рождеством. Кстати в этом самом выпуске были приведены статистические данные о жертвах дорожных катастроф: 2 тысячи убитых, 7 тысяч раненых. А рядом большое сообщение о распродаже у Бреверса и Дисталлса. Да, они были помещены рядом, на одной странице, — усмехнулась миссис Китт, поднимая свою слабую руку, — так что никто не может отрицать, что наша печать спешит нас чем-то порадовать перед Рождеством. Примерно так я ему и сказала. Но он взглянул на меня с таким упреком. Вы заметили, что глаза у него, совсем, как у верного пса? И он мне печально сказал: «Миссис Китт, вы понимаете не больше остальных. Я не хочу ни у кого ничего отнимать, я хочу, чтобы все люди жили дольше и счастливее. Я не против спиртного, но я против того, чтобы мужчина или женщина пили перед тем, как сесть за руль машины. Это не единственный фактор, который превращает автомобиль в орудие смерти, но один из главнейших. То, что мне понятно, — продолжал он все более и более взвинчиваясь. Надо сказать, что это его несчастье. Он очень быстро теряет самообладание. — Мне понятно, миссис Китт, что вы, по неизвестным мне соображениям, не хотите согласиться с данными науки о том, что наши реакции на внешние раздражители притупляются под воздействием алкоголя. Сам того не желая, ты легко можешь стать убийцей. Мне больше ничего не требуется, — говорил он, — я хочу помешать людям убивать и калечить своих собратьев. Я пришел к твердому убеждению, что единственное, что может справиться со злом, это страх. Миссис Китт, если сочетать страх кары божией с суровым наказанием, тогда все убедятся в разумности моих предложений.» Миссис Китт остановилась. У нее сверкали глаза и доктор, присутствующий при беседе, подал Роджеру знак, что пора заканчивать. Больная тяжело дышала, на лбу у нее выступил пот. Потом она сказала ясным голосом: — Именно поэтому я и сказала Брауну, что не хочу дальше продолжать платить. У меня не шли с ума последовательность и упорство Вейта. Я презираю себя за свою трусость. Браун не хотел поверить, что я говорю всерьез, тогда я предупредила его, что уже написала письмо в полицию. Так что, если он вновь явится со своим вымогательством, письмо будет немедленно отправлено. — Когда вы ему об этом заявили? — быстро спросил Роджер. — Утром того дня, когда на меня было совершено нападение. Ну, а письмо, по всей вероятности исчезло? — Да, он его забрал. Скажите-ка, вы его спрятали среди газетных вырезок? — Да… Это уже было похоже на истину. Однако врач подал команду прекращать свидание и миссис Китт откинулась на подушки и закрыла глаза. Роджер, Конноли и стенографистка, записывающая беседу, вышли из палаты. В то время, как последняя побежала приводить в порядок свои записи, Конноли заговорил: — Тут не может быть сомнения, Красавчик, совершенно ясно, почему на нее напали и почему учинили такой разгром. — Да, — согласился Роджер, — этот тип пытался сжечь все, что могло навести нас на мысль о шантаже. — Но вопрос о роли Вейта остается открытым, — добавил Конноли. — Да, придется еще раз пойти с ним потолковать. Вернувшись в Ярд, он проверил сообщения, но не нашел и них ничего стоящего и отправился повидаться с Джун Эйкерс, которая уже закончила свое заявление и имела право уехать. Но она дожидалась Роджера и первое, что спросила у него, — предъявили ли Вейту какое-нибудь обвинение. В ее голове была смесь страха, отчаяния и смелости. Вот уже второй член семьи безоговорочно ставший «провейтовским», как только ближе познакомился с пастором Питом. И Роджер подумал, что нужно обладать незаурядными качествами, чтобы заслужить такую любовь. Неужели Вейт всех их обвел вокруг пальца? — Не забывай, что Браун назвал его главой шайки, но в то же время сообщники Брауна его едва не убили. — Предъявили обвинение? — настаивала девушка. — Нет еще. — Виделся ли он с адвокатом? — Нет. — Я позабочусь, чтобы у него был адвокат, — сказала Джун и Роджер почувствовал к ней невольное уважение. Во всяком случае Вейта нельзя было задерживать на длительный срок без предъявления обвинения, ну, а коль скоро таковое будет предъявлено, он сам предложит Вейту юридическую помощь. Однако Роджер подождал с полчаса после ухода Джун, пока не раздался телефонный звонок из Лигейта от фирмы адвокатов, которая сообщила, что она берет на себя защиту м-ра Вейта. — Да, да, приезжайте с ним поговорить, — сказал Роджер и бегом спустился к Вейту. Тот поднял на Роджера глаза, в которых мелькнуло нетерпеливое выражение, но оно сразу же исчезло при виде сержанта, вошедшего вместе со старшим инспектором. Теперь наступило время для тактики «шоковых ударов». — Питер Дэйлан Вейт, — заговорил Роджер официальным тоном, — я обязан вас арестовать по обвинению в хранении у себя большого количества опасных препаратов, именуемых «опиумом» и «героином», способствующих выработке у людей опасных привычек, и в распространении наркотиков с корыстной целью среди своих друзей и знакомых. Должен вас предупредить, что сказанное вами может быть использовано в суде в качестве вещественного доказательства. Вейт ответил, даже как-то горделиво: — Это глупости… Я не виновен… Наступило время ленча. Уже пришли сотни донесений о Розмари Джексон и Артуре Роули, и новые сотни запросов были разосланы. Трижды звонил Джексон, спрашивая у Роджера новости, самому же ему нечего было сказать. Он только повторял один и тот же вопрос: — Нашли ли мою жену? — В ту самую минуту, как мы что-нибудь узнаем, мы вам сообщим, — ответил Роджер. Ему было нелегко отвечать. Роджер всячески старался поддерживать в нем угасающую надежду. Старший инспектор отправился в кабинет Кортланда. Тот был у себя один, очевидно он утонул в работе, поскольку у него не было навыка так гладко осуществлять контроль, как Чартворд. — Хэллоу, Красавчик, а я как раз хотел звонить тебе. Как идут дела? — Почти замерли. — Чертово дело, не правда ли? Но все же у меня имеются кое-какие утешительные новости. Прежде всего, звонили из госпиталя: Чартворду стало чуточку легче, однако еще слишком рано говорить о чем-то определенном. Но, как я понял, у него появился шанс выкарабкаться. Мне объяснили, что после подобного заболевания он уже не сможет взвалить себе на плечи такую же ответственность, как раньше… но, лишь бы остался жив, правда? Впервые за несколько последних дней у Роджера немножко отлегло от сердца. Однако, это продолжалось недолго. — А теперь за дело, — сказал Кортланд, — пока мы не разыщем миссис Джексон, мы не имеем права ни на секунду ослаблять усилия. Я ничего не имею против того, что мы снимем часть людей с других дел, тоже весьма срочных. Связь с убийством Аткинсона еще более запутывает дело. Теперь же, когда стало ясно, что в основе всего лежат наркотики, необходимо работать с утроенной энергией. Газеты в один голос потребуют результатов. Первая ласточка уже имеется. Ты видел «Дейли Глоуб», Красавчик? — Понятно, они потрясены, потому что сгорела квартира Вейта, в то время, когда дом находился под наблюдением, — пожал плечами Роджер. — У них есть основания для истерик. — Да… Хочешь знать, что я думаю, Красавчик? — Именно за этим я и пришел сюда. — Даже если Вейт и не причастен к делу, все равно он сумеет нам указать пальцем на всех виновных. В данный момент в нем говорит оскорбленная гордость, но позднее, когда до него дойдет серьезность его положения, он начнет кое-что припоминать и выкладывать. Кто бы ни стоял за спиной Вейта, этот тип представляет серьезную угрозу для жизни пастора. Стоит ли далеко ходить за примером? Ведь они уже пытались убрать его с дороги, не правда ли? Роджер не отвечал. — Если мы отпустим Вейта, хотя бы на поруки, мы сможем спровоцировать новое нападение на него, — продолжал Кортланд. — Ну а если организовать как следует охрану и наблюдение, тогда можно без всякого риска поймать негодяя буквально на месте. Я понимаю, это — авантюра, но… Что на это скажешь, Красавчик? — Мне не нравится эта идея, — без раздумья сказал Роджер, — но, может быть, нам придется так и поступить. Я хочу попытаться получить признание от миссис Каклифф. Мне сказали, что она заканчивает очередной курс лечения и способна разумно рассуждать. О'кей? — Разумеется, используй все, — сказал Кортланд. Это прозвучало почти как крик отчаяния. Заняв, волей случая, место Чартворда, Кортланд сразу же стал болезненно ощущать свалившуюся на него ответственность. Ему необходимо было добиться быстрых результатов. Джексон несомненно вскоре начнет нажимать через своих влиятельных друзей, ведь он является партнером весьма известной адвокатской фирмы. Если такие люди, как старик Нод, сэр Триз могли справляться с Чартвордом, то с Кортландом это для них будет парой пустяков. Да, отчаяние Кортланда было вполне объяснимо, так же, как и нажим Джексона, и требования прессы, да и всего Скотланд-Ярда добиться быстрейшего решения задачи. Роджер спустился но лестнице с намерением сесть в свою машину, когда к нему подбежал задыхающийся сержант: — Мистер Вест, сэр? — Да, — обернулся Роджер. — Мистер Джексон у телефона, он сказал, что должен поговорить только с вами, что это крайне срочно. Я случайно… Но Роджер уже опрометью бежал назад в холл. Он схватил телефонную трубку, лежавшую на пыльном сержантском столе. — Вест у телефона, — сказал он. — Соедините меня с мистером Джексоном. — Слушаюсь, сэр. Секундная заминка, и вот до Роджера донесся голос Джексона, в котором на этот раз звучала какая-то надежда. Ясно, он получил какие-то новости, не то хорошие, не то скверные. — Вест, кажется я нашел! — Нашли? — Ответ, который вы у меня требовали, это клиника Полли… — Что именно? — спросил Роджер, чувствуя, что у него начало бешено колотиться сердце. — Только там мне могли подложить пудру и устроить пятна губной помады. Я там бывал несколько раз во время расследования комиссии, видел несколько пациентов. Там была одна женщина, она обвилась вокруг меня руками… Мне с трудом удалось от нее избавиться. Вест, я уверен… Я немедленно отправляюсь туда, и… — Нет, нет! Подальше от клиники, — закричал Вест в ужасе, — вы можете все испортить. Это — наше дело. Что-нибудь еще? — Я не совсем уверен… понимаете, я продумал каждую мелочь, как вы мне велели, припомнил все, сказанное мне в клинике, все состоявшиеся там интервью. Так вот, там был один человек, которого я не видел, вплоть до самого последнего момента. До этого он все время присылал вместо себя кого-нибудь другого. Он… — Кто такой? — Лечащий врач, некто доктор Смит. Тогда мне его физиономия показалась слегка знакомой, но только сейчас я понял, в чем там дело. Это же Роули! Вы знаете, Артур Роули, муж той женщины, которую сбил Каклифф, а я… — Вот то, чего мне недоставало! — необыкновенно вкрадчиво сказал Роджер. — Джексон, я понимаю, как вам трудно, но сидите на месте, пока мы не пришлем за вами. Не делайте ничего такого, что могло бы насторожить Роули. — Если бы я не нашел вас в течение ближайшего часа, я бы сам поехал в клинику, — буркнул Джексон.— Ну, так что же мы имеем? — спросил Кортланд, не в силах скрыть волнения в голосе. — Многое, — сказал Роджер, — мы знаем, что несколько лет назад Роули уже интересовался «снегом». В настоящее время, он, так называемый «лечащий врач» в частной клинике, специализирующейся на излечении наркоманов. Он пытался ускользнуть от Джексона, потому что боялся быть узнанным как Роули. Жена Каклиффа находится в клинике, где, как он утверждает, не могут добиться от нее ответа, откуда она получает наркотики? Но это с самого начала казалось неправдоподобным. Кроме того, именно Роули, скорее всего, мог шантажировать миссис Китт. Если Роули является стержнем, на котором все держится, тогда многое увязывается. Если этого недостаточно… — Хватит с избытком… Что же вы предпримете? — спросил Кортланд. — Пока выставим вокруг клиники заграждение так, чтобы любой человек, вышедший оттуда, был остановлен. Однако, постовые пусть находятся на большом расстоянии от здания. Я не хочу, чтобы наших ребят заметили. Около главных ворот я установлю крытую машину с радиопередатчиком, чтобы поддерживать связь с кордоном, а сзади — такси. — Правильно. Что еще? — Человек, в котором я сильно сомневаюсь, это Каклифф, поэтому я хочу позвонить ему по телефону и попросить разрешения поговорить с его женой. Если кто-нибудь попробует спешно улизнуть из клиники, мы можем быть совершенно уверены, что он их предупредил. — Но, Красавчик, его собственная жена… — Жена Роули умерла, не так ли? — сурово спросил Роджер, — возможно, мы скоро узнаем причину, — почему? — Я вас просто умоляю, побеседуйте с моей женой, — говорил Каклифф по телефону Роджеру. — И, если кому-нибудь в клинике потребуется мое личное согласие, велите им позвонить мне. Хорошо? — Большое спасибо, — ответил Роджер. — Мне думается, надо попытаться сделать все, — продолжал Каклифф, — но должен сознаться, что у меня нет радужных надежд. Сколько раз я сам пробовал выведать что-то у нее… — Я дам вам знать, если у меня что-нибудь получится, — пообещал Роджер и повесил трубку. Клиника Полли занимала огромную территорию. Здание близ Хэмпстэндской Пустоши было обнесено высокой кирпичной стеной. Клиника в гуще деревьев выглядела весьма привлекательно, двор и сад содержались в образцовом порядке. На длинной подъездной дорожке стояли две большие автомашины и единственное, что в какой-то мере производило зловещее впечатление, были железные решетки на некоторых окнах. Почти все окна были с матовыми стеклами, так что обитатели клиники не могли выглядывать наружу, а приходящие — заглядывать внутрь. Роджер сообщил свое имя и протянул карточку пожилой регистраторше, после чего его заставили обождать всего лишь несколько минут. Потом его провели по длинному коридору и проходу, устланному ковром, в комнату, где маленький пухлый господинчик с лоснящейся физиономией и шапкой черных густых волос и небольшой бородкой сидел за весьма импозантным сверкающим письменным столом. Первым впечатлением у Роджера было, что он имеет дело с отъявленным мошенником. Оказалось, что это Реджинальд Ги, занимавший множество лет пост заместителя главного врача. У него оказался неожиданно пронзительный тонкий голос. — Чем могу служить, старший инспектор? Разумеется, рад буду сделать все, что в моих силах, решительно все… — Благодарю вас, — Роджер держался весьма формально. — Я бы хотел побеседовать с миссис Каклифф. Попытаюсь у нее добиться, каким образом она добывает героин. — Конечно, конечно, поговорите, — засуетился Ги. — Поверьте мне, если вам удастся убедить ее рассказать правду, то после будет гораздо легче сделать так, чтобы она его больше не получала. Тогда и у нее самой, и у ее супруга будут все основания благословлять вас до конца своих дней. Мы испробовали все доступные нам способы, но нам так и не удалось ничего узнать. Только человек, совершенно незнакомый с психологией наркоманов, мог бы поверить подобному вздору. Ну, а уж мистер Ги должен был в ней превосходно разбираться. Значит, он лгал. Неужели он не понимал, что Роджеру это ясно? — Я бы с удовольствием пошел с вами, — сказал он, — хочу быть вам максимально полезным. Он провел Роджера наверх по лестнице в красиво обставленную комнату, которая могла принадлежать любому первоклассному отелю. Подле окна, уставившись глазами в сад, сидела жена Каклиффа. При первом взгляде на нее Роджер почувствовал уверенность, что ее предупредили о его приходе. Она взглянула на него настороженными глазами, немолодая женщина с седеющими висками, увядшей кожей и лишь следами былой красоты. Она пыталась не выказывать большого интереса, когда ей представляли Роджера, однако, была несомненно напугана и взвинчена. Впрочем, это почти не имело значения, потому что сам Роджер был не менее взволнован. Ибо это была та самая женщина, две фотографии которой с красноречивыми надписями «до» и «после» только что получил Джексон. «После» являлось точной копией той миссис Каклифф, которая сейчас находилась перед ним. Это еще было не все. В свое время он посылал за образцом «Ноктюрна» Анджелии и теперь узнал его запах. Миссис Каклифф употребляла духи и пудру, следы которой были обнаружены в карманах Чарльза Джексона, «вещественные доказательства» его неверности, подброшенные туда, чтобы заставить Розмари поверить в существование другой женщины. Розмари Джексон… Она мечтала в полудреме в комнате, которая находилась почти над самой гостиной, в которой в данный момент сидел Роджер. (обратно)
22 Недозволенный вопрос
Снаружи сияло яркое солнце, лужайки выглядели бархатистыми, а клумбы свежеумытыми, повсюду распустились нарциссы и тюльпаны. Снаружи, за стенами лечебницы находился гараж с надписью «Остин, обслуживание и прокат машин». Снаружи свободно разгуливали люди и сновали машины. Кроме того, снаружи стоял автомобиль Ярда, на котором сюда приехал Роджер. За рулем сидел сержант, внешне погруженный в чтение газеты, в действительности внимательно наблюдавший за всем, что происходит вокруг. В настоящий момент простая крытая машина была заменена фургоном для доставки продуктов, а сзади, вместо такси, остановилась почтовая машина. Внутри лечебницы дрожащая миссис Каклифф разговаривала с Роджером. Страх в ее глазах, губы дрожали, руки тоже. Она не могла унять эту противную дрожь и смотрела на Роджера так, как будто ей был невыносим даже один его вид. — Доброе утро, миссис Каклифф, — заговорил Ги своим пронзительным тенором, — я привел к вам гостя поговорить с вами. Это старший инспектор Вест из Нью Скотланд-Ярда. Вам нечего волноваться, старший инспектор хочет вам только помочь, как и мы все. Не правда ли, старший инспектор? — Я… мне не нужна никакая помощь, — залепетала Вера Каклифф, — мне уже лучше, гораздо лучше, вы же знаете, мистер Ги. Но я не люблю встречаться с чужими людьми, понимаете, не люблю… — Вы напрасно нервничаете, нужно понять, что вам даже очень интересно поговорить со старшим инспектором, — успокаивал ее Ги, как маленького ребенка. — Вам совершенно нечего расстраиваться, он хочет задать вам парочку самых простых вопросов. Попытайтесь на них ответить. — Я… у меня ужасно болит голова, я не могу ни о чем думать. Постойте, я не могу… не могу думать… Она была слишком напугана, чтобы думать. Ее страх мог явиться следствием наркомании, однако его могла вызвать и более непосредственная причина. Взгляд женщины перебегал с Роджера на Ги, причем Роджер готов был прозакладывать любую сумму денег, что Ги для нее был гораздо страшнее. — Нет, нет, миссис Каклифф, — продолжал скрипеть зам, — вы великолепно умеете думать, у вас такой же ясный ум, как у меня, вы не должны так расстраиваться при встрече с незнакомыми людьми. Скоро вы возвращаетесь домой, и не хотите же вы и тогда вот так нервничать, не правда ли? Наоборот, вам будет только полезно ответить на вопросы старшего инспектора. Скажите ему правду, и я уверен, что он сделает все, чтобы помочь вам. Мы ведь не хотим, чтобы вы прошли через все мучения лечебного курса напрасно, и, вернувшись домой, снова бы стали вводить себе наркотики. Она ничего не ответила, но смотрела на Роджера такими глазами, как будто заранее была в ужасе от того, что он собирался у нее спросить. Одно было несомненным: он не должен спрашивать ничего такого, что может еще более усугубить ее состояние. Но все же нужно задать ей те вопросы, которые оправдали бы его визит в глазах Ги. — Вы помните имя, хотя бы одного человека, который вам давал наркотики, — спросил Роджер. — Я… я не помню. Я всем говорила, что не помню, я… — Вы когда-либо встречались с преподобным Питером Вейтом, который руководил Компанией по безопасности уличного движения? Она искоса посмотрела на Ги, как бы испрашивая его позволения ответить на данный вопрос. — Ответьте же старшему инспектору, дорогая миссис Каклифф. — Я… да, — охотно ответила она, — я помогала мистеру Вейту. — Вы когда-нибудь бывали в его доме на Филдз-Вью, 188? — Да, да… я… я выполняла для него кое-какую работу, мой муж хотел помочь ему всеми возможными способами. — Почему? — О… он когда-то переехал одну женщину и она умерла. Он… Он хотел каким-то образом заслужить прощение. Он чувствовал себя виноватым, хотя и не был виноват, — все так говорили, что он ничего не мог поделать… — Я ознакомился со свидетельскими показаниями, — успокоил ее Роджер, — там все это вполне очевидно. Скажите, мистер Вейт вам никогда не давал наркотики? — Нет. — Но впервые вы получили наркотики в помещении Компании? Она снова не знала, как отвечать, посмотрела на Ги, но отвернулась, поняв, что на этот раз он не поможет. Очень медленно, секретарь или ученый секретарь, как он так себя именует, подошел к ней, положил руку ей на плечо, как бы успокаивая, и сказал менее пискливым голосом: — Миссис Каклифф, если вы действительно получали героин оттуда, вы должны сказать об этом старшему инспектору и мне тоже, потому что когда вы вернетесь домой, вас снова могут вынудить посетить этот дом, а если он является источником пополнения запасов наркотика, для вас это будет катастрофой. Мы не можем гарантировать того, что вы совершенно излечились… Так вот, — вы там доставали препарат? Роджер спокойно сказал: — Всего лишь вчера эта квартира была уничтожена пожаром. Если вы там получали наркотики, то больше туда вы уже не попадете. Поэтому не имеет смысла ничего скрывать, миссис Каклифф. Она подняла в отчаянии руки, глаза у нее буквально остановились, потом она шагнула вперед, оттолкнув в сторону Ги. Но он не отходил он нее, как бы опасаясь, что она набросится на Роджера. — Это правда? Дом сгорел? Да? — Я сам видел, как он горел. Она отвернулась, закрыв лицо руками и беззвучно заплакала. Судя по ее реакции, можно было с уверенностью сказать, что она получала наркотики в доме Вейта. — Пожалуйста, ответьте на вопрос, — настаивал Ги, — а потом, я уверен, старший инспектор не станет вас больше тревожить. Она пробормотала, так и не отрывая рук от лица: — Я… да, я получала его в той квартире и приходила один раз в две недели. Мне давали лекарство для инъекций. Там был такой человек… — она не могла продолжать. Ги взглянул на Роджера, отнюдь не просительно, а с видом приказа: — Мне думается, что на сегодня хватит, мистер Вест. — Конечно, — быстро согласился Роджер, — я больше вас не стану беспокоить, миссис Каклифф, огромное вам спасибо за вашу помощь. Скажите, вы ничего не хотите передать мистеру Вейту? Лицо у нее еще больше осунулось, глаза были полны слез. — Нет, ничего, — пробормотала она, — я… у меня страшно разболелась голова, мне нужна помощь… — она заговорила более требовательно, повернувшись к секретарю, — я должна получить помощь! Пошлите за доктором Смитом… Я должна получить небольшую помощь! Вот так и становятся наркоманами и, если бы в данный момент ей приказали рассказать правду, под страхом, что в противном случае ей откажут в героине, она бы с радостью все рассказала и подтвердила бы, что угодно… — Да, да, немедленно, — засуетился Ги, — я тотчас же пошлю за доктором Смитом. Он положил руку на предплечье Роджера и подтолкнул его к двери. — Присядьте на минуточку, вам надо отдохнуть, миссис Каклифф… Она стояла, напряженно и пристально глядя на него. Роджер позволил Ги нажать на дверную ручку и даже приоткрыть дверь, а потом еще раз оглянулся на трагическую фигуру, тень былой красивой женщины, и спросил спокойно, как бы между прочим: — Вас на этих днях фотографировали, миссис Каклифф? — Да, — сказала она, — я… мне показалось, что я поправляюсь. Я снялась для Бена… Я… — И это было прекрасно, — поспешил вмешаться секретарь, — прекрасно… Он чуть ли не силком вытащил Роджера из комнаты, и они вместе дошли до верхней площадки винтовой лестницы. — Несчастное создание, — сказал Ги дрожащим голосом. — Несмотря на все наши усилия, мне кажется, она безнадежна. Я совершенно не уверен, что ее можно выписать домой. Необходимо посоветоваться с доктором Смитом. Мистер Вест, будьте добры, обождите меня здесь, я задержу вас, максимум минуты на три. Нужно распорядиться по поводу инъекции миссис Каклифф. Он быстро пошел вдоль коридора и исчез за дверью с надписью: «личный кабинет»… Что бы он ни делал и не говорил, ему не удалось скрыть свою нервозность, которая появилась в тот момент, когда Роджер задал свой «недозволенный» вопрос о фотографии. За Ги закрылась дверь, но его пронзительный голос, казалось, все еще звучал на площадке с картинами, написанными маслом, украшающими стены, с ворсистым ковром на полу и роскошной лестницей, ведущей в просторный холл. Здесь, наверху стояли низенькие кресла и столики с журналами. Все дышало комфортом и уютом, все говорило о покое. Но как раз покоя-то больше и не было. Ги был смертельно перепуган. Он, или кто-то еще допустил роковую ошибку, послав мистеру Джексону фотографии Веры Каклифф. Но в тот момент никому и в голову не могло прийти, что полиция заявится в клинику Полли. Дело скоро будет закончено, успокоятся страсти, умолкнет шум, каждый получит позаслугам. Роджер сможет позвонить в Ярд прямо из машины, дожидающейся его снаружи около самого кордона, а после этого надо немедленно вызвать на допрос Смита и Ги. Причем быстро. Ги не мог не понять значения заданного вопроса. В данный момент у него, наверное, совещание со Смитом или Роули о злополучных портретах и о многозначительном вопросе Роджера, а никак не о «помощи» миссис Каклифф. Роджер не стал дожидаться появления секретаря, он поспешил вниз по лестнице. В холле сидела хорошо одетая женщина, просматривая журналы. Он подошел к входной двери и беспрепятственно открыл ее. Свою машину он оставил недалеко от дома, через несколько минут он свяжется по радио с Ярдом и вызовет патрульные машины, чтобы они плотным кольцом окружили клинику Полли. Роджер, не мешкая, выскочил на крыльцо и побежал по подъездной дорожке. Однако, ярдовской машины на месте не оказалось. Вместо нее стояли две большие санитарные машины. — Ищете свой «Мерседес», сэр? — спросил один из водителей. — Нам пришлось попросить все машины выехать за ограду, сэр, а то нам не развернуться. Ваша, которая с шофером? — Да. — Она как раз возле ворот, сэр. — Благодарю. Если едешь машиной, подъездная дорога кажется короткой, но пешком — она длиной в целую милю. Роджер оглянулся на парадную, на окна, но нигде ничего не было видно. Он сошел с дорожки, посмотрел направо, потом налево, выглядывая свою машину. Она оказалась немного в стороне, но сержанта не было видно. Тоже мне, новая задержка! Неожиданно на одной из санитарных машин заревел мотор, она буквально сорвалась с места… (обратно)23 Правда
Санитарная машина находилась не далее, чем в 5 футах. Должно быть, мотор был заранее включен, потому что она слишком резко сразу же взяла с места. Времени на раздумье не было. Смерть надвигалась так быстро, что, казалось, не было никакой возможности избежать ее. Роджер не успел бы отбежать вперед, а если попробовать вскочить на капот машины, то тем самым только бы усилилась сила удара. Машина находилась уже в каком-нибудь футе от него. Он почувствовал жар, исходящий от двигателя. От грохота мотора звенело в ушах. Он прыгнул назад и упал навзничь. Он приготовился удариться затылком о землю, готов был испытать на себе страшную сокрушительную тяжесть колес. Действительно, удар о землю был сильным, но его спасла шляпа, так как смявшиеся поля ослабили толчок. Прижав руки к телу, он поднял глаза на пульсирующие внутренности санитарной машины, пронесшейся над ним. Переднее колесо слегка прищемило руку, задние колеса на мгновение закрыли от него дневной свет. И все же машина прошла… Практически он даже не пострадал, но его сердце колотилось от ужаса. Он почувствовал, что буквально не может двигаться, на него нашло оцепенение. Послышались новые звуки: полицейский свисток, какие-то крики, потом он увидел, как к нему бежит ярдовский сотрудник, прижав свисток к губам, а сзади приближается продуктовый фургон. Двигатель «санитарки» все еще звучал очень громко, однако, постепенно ослабевая. Наступила необыкновенная тишина, которую только нарушали шаги бегущего человека. Он не должен лежать, необходимо подняться. Подняться! Никаких дополнительных доказательств не требовалось. Ги и Смит не должны улизнуть. Никто не должен избежать рук правосудия. Поднимайся же! Роджер начал с трудом вставать на ноги, сержант был уже совсем близко. — Заблокируйте ворота, — крикнул Роджер. Продуктовая машина была недалеко. — Радируйте всем машинам, живее! Голова у него кружилась, перед глазами все плыло. В ушах стоял невероятный гул, но он все же упрямо двинулся навстречу фургону. — Ключ внутри? Нужно блокировать ворота, поворачивайтесь! Он боролся с головокружением и пытался бежать, но ноги его еще плохо слушались. — Через минуту сюда прибудет 10 ярдовских машин, — доложил сержант. — Прекрасно… А теперь — кругом, проверим, блокированы ли задние ворота. Он стоял возле дверцы продуктового фургона, с трудом забрался внутрь. Там уже находился водитель. Сержант тоже сел, включил мотор. Роджер повернул ключ, машина ожила. Можно себе представить, как летит машина с беглецами вдоль подъездной дороги. Ага, вот они выскакивают из ворот. Только бы успеть. Фургон рванулся навстречу. Ворота находились от них в 20 ярдах, но Роджеру показалось, что они страшно далеко. Он не различал шум моторов. Они подрулили к воротам. Сбоку приближались три машины, большие, темные, блестящие. Он заметил водителя первой. Это был Ги, подле него сидел молодой парень. Роджер нажал на тормоза перед самым входом, потом распахнул дверцу, чтобы выскочить, но его внезапно остановил леденящий душу страх, ибо машина Ги развила слишком большую скорость и уже не могла остановиться. Роджер прыгнул. Он видел выражение отчаяния на лице Ги, понимал, что тот изо всех сил жмет на тормоза, но у него нет никакой надежды избежать столкновения. Лицо молодого парня посерело от страха. Роджер был уже вне опасности, когда раздался грохот столкновения двух машин. Сила удара была такова, что на минуту ему показалось, — машина, из которой он выскочил, сейчас перевернется. Однако, она устояла. Нос огромной черной машины сплющился, теперь обе машины представляли одно целое. Второй автомобиль из клиники врезался в кузов первой. Сейчас из нее выбирался какой-то человек с залитым кровью лицом, второй неподвижно свесился с руля. В кузове второй машины находилась Розмари. Она была без сознания. Приказ сержанта был получен машинами кордона. Они прибыли на место аварии еще до того, как начали скапливаться зрители. Немедленно приступили к извлечению жертв. Вроде бы Розмари Джексон не пострадала. Удостоверившись в этом, Роджер почувствовал, что у него сразу отлегло от сердца. — А теперь поехали, — распорядился он, — проверим, что происходит у вторых ворот. Позвоните в Ярд, поставьте в известность Кортланда, пусть он проследит за тем, чтобы Бенджамин Каклифф не вздумал «пойти прогуляться», мне надо с ним лично побеседовать. Сержант принялся вызывать Ярд по радио. — Попросите, чтобы нам прислали с десяток людей, необходимо прочесать эту самую клинику. Как только прибудет подкрепление, окружите дом и прилегающий участок плотным кольцом, мы не знаем, какой номер они еще могут выкинуть. Кроме того, нужно проверить гараж возле стены. Все это было вполне выполнимо, трудность заключалась в том, что нужно было действовать без промедления. Когда Роджер убедился, что из клиники Полли не могла бы незаметно выбраться даже мышь, он отправился посмотреть на результаты столкновения двух машин. Ги уже вытащили, он был мертв. Рядом с ним находился доктор Смит, иначе Роули, тоже мертвый. Один человек был тяжело ранен, двое лишь слегка. Всем раненым была оказана помощь, полиция организовала их отправку в специальный госпиталь. Патрульная машина вызвала Роджера: — С вами хочет поговорить старший офицер Кортланд, сэр… — Вест слушает… а? Да, я бы сказал, что все кончено, но нельзя сказать определенно, пока не кончится обыск в клинике… Мне кажется, основной персонал не был в курсе дела, все было шито-крыто… но надо проверить. Я собираюсь приступить немедленно… Да, передайте Джексону, что его жена жива и здорова… А?… Каклифф? Я бы не хотел говорить, поскольку у меня нет прямых доказательств его причастности, но я был бы чертовски поражен, если бы это было не так… Меня не оставляет сомнение, что в свое время он все же убил миссис Роули… Может быть, я и сумасшедший, но я кое-что придумал, — добавил Роджер с усмешкой. — Пошлите побольше людей, Корти, здесь работы невпроворот. Кстати, а как Вейт? — Совершенно спокоен. У него изумительная выдержка, — ответил Кортланд, — если он и правда ни при чем, то чем скорее мы ему об этом скажем, тем лучше. — Он не виновен, даю голову на отсечение, — сказал Роджер, — прошу вас позвоните об этом и Джун Эйкерс. Он отправился в клинику во главе ярдовских сотрудников, которые уже прибыли по его просьбе. Начался допрос обслуживающего и медицинского персонала, большая часть которых выглядела совершенно потрясенной. Роджер не стал тратить на них особенно много времени, его больше интересовала мадам Каклифф. Ее комната оказалась запертой на ключ изнутри. Пришлось высадить дверь. Женщина крепко спала в своей кровати. — Во всяком случае, она жива, — сказал он сержанту. — Выставьте здесь охрану, чтобы ее никто не тревожил. Что-нибудь нашли? — Они нашли комнату, где держали Розмари, — сказал сержант. — Согласно показаниям персонала, она была пациенткой доктора Смита, ее доставили сюда на «скорой помощи». Никто не сомневался, что она действительно была больна и прибыла сюда на излечение. Он один занимался ею. Только доктор Смит. В кабинете доктора Смита обнаружили гору обгорелой бумаги. Большой сейф был раскрыт, внутри его и рядом на полу лежал толстый слой белого порошка. — Героин или опиум, — с удовлетворением сказал Роджер. — У них здесь хранился порядочный запас для «лечебных целей». Когда наркотики доставали из сейфа, видимо, прорвалась бумага. Мы все найдем в разбитых машинах. Он послал сержанта предупредить полицейских, разбирающих обломки машин. Фактически это было все, что требовалось ему в клинике. Роджер позвонил в Ярд. — Я уже читаю донесения, — с удовлетворением пробурчал Кортланд, — похоже, что ты изрядно там все подчистил, молодец, Красавчик! Ну, теперь-то тебе известны все детали данного дела? — Пока нет. Сейчас я еду повидаться с Каклиффом. Вот после этого, как я думаю, история окончательно прояснится. — Он все еще у себя в конторе! — Прекрасно, — сказал Роджер, — пусть кто-нибудь ему сейчас позвонит. Одну минуточку, кто у нас умеет подражать чужим голосам? Мидлтон, если не ошибаюсь. Попросите Мидлтона обождать с полчаса, а потом позвонить Каклиффу. Пусть говорит пронзительным, писклявым голосом, как это делают чревовещатели. Не надо вдаваться в подробности. Пусть предупредит Каклиффа, что мне известно о фотографиях его жены, и что он сам и остальные удирают из лечебницы. Сделаете, хорошо? — Не знаю, как этот номер у тебя пройдет, — с сомнением сказал Кортланд, — сколько раз тебе повторял Чартворд, что не надо жадничать… О'кей, сделаю… — Спасибо! — искренне поблагодарил Роджер. Через полчаса Роджер с двумя сотрудниками криминальной полиции находился подле здания в Портман-Плейсе, где помещалась контора Бенджамина Каклиффа. Его серебристо-серый «Роллс-Ройс» стоял неподалеку. Минут через десять сам Каклифф вышел из здания. Он сел в машину. Роджер двинулся следом, две другие полицейские машины ехали поодаль. Так они и добрались до дома близ Риджент-парка. Каклифф вылез из машины и торопливыми шагами завернул в парадную. Через двадцать минут он снова появился на дороге. Роджер, уже в другой машине, поджидал его на углу. Каклифф резко взял с места и направился к Эдивейской дороге, затем через Гайд-парк к Хаммерсмиту. Вскоре они уже катили по шоссе, ведущему к лондонскому аэропорту. Роджер по радио предупредил тамошнюю полицию. Когда они находились в нескольких минутах езды от аэропорта, Роджер получил ответ на свой запрос. — Через полчаса самолет отлетает в Париж, сэр. Мистер Бенджамин Каклифф заказал на него билет по телефону. — Я его встречу у самолета, — сухо промолвил Роджер. Каклифф быстрыми шагами, вместе с остальными пассажирами, шел к самолету. Внешне не было заметно, чтобы он был перепуган или хотя бы встревожен. В руках он держал небольшой портфель, а два дорожных чемодана сдал на погрузку. Багаж как раз грузили в самолет. Роджер поджидал возле ступенек вместе с двумя ярдовскими сотрудниками и полицейским офицером аэропорта. Когда Каклифф подошел к лесенке, Роджер сделал шаг вперед. — Вы не могли бы мне уделить минуточку внимания, мистер Каклифф? Каклифф остановился как вкопанный, челюсть у него отвисла. Когда наконец к нему возвратился дар речи, голос его звучал еле слышно: — Почему? Почему именно сейчас? Я лечу по срочному делу в Париж, какое вы имеете право? — Мы вынуждены просить вас отложить ваше путешествие, — необыкновенно вежливо сказал Роджер, — нам необходимо задать вам пару вопросов. Если мы получим удовлетворительные ответы, вы сумеете вылететь следующим рейсом. Было похоже, что Каклифф потеряет сознание. Шагая рядом с Роджером в сопровождении «почетного караула» из остальных полицейских работников, Каклифф потерял весь свой спесивый вид. Они возвратились в здание аэровокзала. Носильщик принес чемоданы Каклиффа. До того, как начать допрос, их открыли и проверили. Каклифф хорошо подготовился к бегству: между одеждой было напихано много иностранной валюты, по коробочкам разложено порядочно крупных бриллиантов, представляющих удобную форму помещения денег в любой стране. Имелись также аккредитивы на солидные суммы и несколько документов из иностранных банков, доказывающих, что он ухитрился под различными именами сделать крупные вклады за рубежом. Помимо всего имелся порядочный контейнер с героином. — Какое обвинение мы ему предъявим? — спросил Кортланд у Роджера, когда последний уж к вечеру возвратился в Ярд, — тут легко обмишуриться. — Формально мы пока его еще ни в чем не можем обвинить, — согласился Роджер, — но от одного обвинения ему все равно не удастся отвертеться, уж я об этом позабочусь! — О чем ты толкуешь? — Ты не забыл про убийство миссис Роули? Я уверен, что он наехал на нее специально… Это не был несчастный случай. Уверен, что Роули об этом прекрасно знал. Могу поспорить, что Роули, работавший тогда фармацевтом, с доступом к ядам и другим опасным препаратам, с самого начала сотрудничал с Каклиффом, занимаясь нелегальной продажей наркотиков. По-видимому, об этом узнала жена Роули. После ссоры с мужем она пригрозила ему обо всем донести в полицию. Более того, я убежден, что свидетели Каклиффа были подставными. Самое для нас позорное — это Аткинсон. Вспомни, Аткинсон разжился деньгами сразу же после этого процесса, он подал рапорт о переводе в Тоттинг, где и приобрел себе дом. Убежден, что он был куплен на деньги, полученные за лжесвидетельство. Кортланд медленно произнес: — Я начинаю видеть дневной свет, Красавчик… Но какое отношение имеют остальные? — Я понимаю, что опережаю события, — усмехнулся Роджер, — но теперь, когда Браун перестал играть в молчанку, я уже в состоянии сделать кое-какие выводы. Браун работал с Роули несколько лет, он и несколько других помощников делали это сначала за деньги, а потом уже за наркотики. Они все превратились в наркоманов, как мне думается. Это происходило вот так: — Мисс Брэй сотрудничала с Роули с момента Лигейтского «несчастного случая». Она была постоянным сотрудником компании Вейта. Аткинсон же обеспечивал ей, Брауну и некоторым другим членам шайки, использующим контору Компании для ширмы, необходимую безопасность. Затем Аткинсон и мисс Брэй зазнались. Им было столько известно о Роули и его деятельности в качестве «доктора Смита», что они решили начать самостоятельное «дело», порвав с клиникой Полли. Они знали всех наркоманов, регулярно приходивших в штаб-квартиру Вейта, так что у них имелась готовая клиентура. Браун сказал, что они стали брать меньше, чем Роули, и таким образом переманили его покупателей. Роули не осмеливался их выдать, но остановить их «подрывную деятельность» было необходимо. Единственный путь — убийство. Сначала погибла мисс Брэй, и это, вероятно, на некоторое время приструнило Аткинсона. Впрочем, он мог поверить в действительно «несчастный случай». Потом произошла еще одна вещь, смертельно перепугавшая Роули: Чарльз Джексон, имевший отношение к старой Лигейтской истории, увидел его в клинике Полли. Как мне кажется, уже в то время Роули почувствовал, что игра подходит к концу. Начиная с этого момента, он рассчитывает только на одно: как бы благополучно удрать со всем тем, что он успел «заработать». Но опасность надвигалась со всех сторон. Во-первых — Джексон… Его надо было обезвредить. Самый простой путь — прибрать его к рукам, и Роули решил сделать это через жену Джексона. Заговор не удался, потому что Роули вынужден был спешить, у него помимо Аткинсона и Джексона были и другие неприятности. В противном случае, кто знает, может быть, ему и удалось бы все уладить, хотя бы на время. Годами он планировал, как самому выйти сухим из воды. Козлом отпущения избран был Вейт. По его мнению, пожар в доме пастора окончательно доказывал вину священника. Вот чего он не мог предвидеть, — это неприятности с миссис Китт! В том, что миссис Китт познакомилась с Вейтом, не было ничего опасного, так думал Роули. Но фактически это явилось логическим завершением всей ее деятельности. Неожиданным было то, что миссис Китт взбунтовалась и таким образом грозила привлечь внимание полиции. Брауну было приказано ее убить, и он был уверен, что она мертва. Но в живых еще оставался Аткинсон, от которого того и жди какой-то неприятности. Да и Вейта требовалось окончательно скомпрометировать. И снова Джексон, особенно после того, как он обратился к частному сыщику. Одним словом, куда ни кинь, всюду клин. Уверен, что Роули задумал постепенное наступление на своих противников, но вскоре вопрос встал так: либо все, либо ничего. Так сказать, кончай одним махом! Тогда он задумал осуществить целую серию убийств, каждый раз используя Брауна, который уже прикончил мисс Брэй. Первой жертвой был намечен Джексон, но тому посчастливилось спастись. Тогда похитили его жену в отчаянной попытке зажать ему рот. Мы знаем, чем это кончилось. Следующей была очередь Аткинсона, тот умер. — Затем шел Вейт… — Я нисколько не сомневаюсь, что если бы мы не подоспели на выручку Вейту в тот раз, его бы прикончили, а после его смерти было бы «доказано», что это он занимался продажей наркотиков. И Роули остался бы в тени. Но, когда выяснилось, что мы следим за Вейтом, работать стало много сложнее. Ведь у Вейта хранились все имена и адреса клиентуры. Роули не мог допустить, чтобы списки попали в наши руки. Поскольку Вейт многое мог помнить наизусть, его тоже следовало уничтожить. — Мы знаем, что он едва уцелел. — Можно только догадываться, в каком отчаянии был Роули с того момента, когда оказалось, что миссис Китт и Джексон не погибли. Но он не мог остановиться, он должен был продолжать свои попытки что-то исправить. Браун слишком глубоко увяз, на него можно было полностью положиться. Ну, а потом оставалась надежда, что мы поверим в вину Вейта. — Да, откровенно скажем, не беспочвенная надежда, — сухо заметил Кортланд, — некоторые из нас так и считали. Скажи, что можно доказать? — Все, что нам потребуется, — усмехнулся Роджер. — Каклифф несомненно будет пытаться свалить вину на Роули и Ги, раз они умерли, но человек, который мог превратить собственную жену в наркоманку, не может рассчитывать на снисхождение присяжных. — Позаботься о том, чтобы ему не отвертеться, Красавчик, — буркнул Кортланд. Роджер отправился на свидание к Каклиффу, который откровенно праздновал труса внизу в камере предварительного заключения. При появлении Роджера он подобострастно вскочил и разразился несвязной речью: — Я просто не мог в себя прийти, Вест, меня шантажировали. Когда-то я действительно имел дело с Роули, он запустил в меня когти и не отпускал. Он… он приучил меня к наркотикам, приучил и мою жену, а я не мог прекратить… — Вы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь ей, — холодно возразил Вест, — было бы гораздо милосерднее ее убить, как вы это сделали с миссис Роули. — Вест, это ложь, это… — Мистер Каклифф, кое-что вы не знаете. С момента гибели сержанта Аткинсона и мисс Брэй мы получили несомненное доказательство того, что они дали ложные показания на вашем суде после так называемого «несчастного случая», когда погибла миссис Роули. И мы продолжали данное расследование. Кроме того, в клинике Полли были найдены важные документы, которые рисуют вашу роль в получении и реализации запрещенных наркотиков. Если вы сделаете подробное и правдивое признание, это в какой-то мере смягчит вашу участь. Больше вам не на что рассчитывать. — О, господи… — простонал Каклифф, — я… говорю вам, меня шантажировали, Вест. Таким образом я… Его признание, которое он написал во второй половине дня, поставило точки над «и», подтвердив предположение Роджера, высказанное им в беседе с Кортландом. Там было сказано обо всем: как мисс Брэй и Аткинсон, отколовшись от них, начали «самостоятельное дело», как Роули и Каклифф лихорадочно боролись со злым роком, как правительственная комиссия усугубила их трудности, как Джексон… Подъезжая вечером к дому, Роджер почувствовал, как он смертельно устал. Да, подумал он с усмешкой, Каклифф вряд ли сделал бы такое признание, если бы знал, что «улики» против лжесвидетелей в деле о смерти миссис Роули были ничтожными. С точки зрения профессиональной этики подобный трюк был недопустим. С точки зрения той же этики он был никуда не годным полицейским. Честное слово, невероятно запутанное дело. Остается только гадать, что же здесь было движущей силой — героин, опиум или деньги, на которые покупались люди, вроде Каклиффа, Аткинсона или мисс Брэй? Но были и приятные моменты. Миссис Каклифф теперь действительно вылечат, Джексоны вернутся к своему медовому месяцу, роль миссис Китт не выйдет за границы полицейских архивов. Ну, а фортуна вроде бы улыбалась Питеру Вейту. Прежде всего, рядом с ним находилась верная, несгибаемая Джун, так что в случае необходимости, есть кому его обуздать и привести в себя. Вот у миссис Аткинсон и Бетти впереди трудные дни, но у полицейского констебля Дэвиса твердая рука, на которую они могут смело опереться. Человек первого сорта, подумал о нем Роджер, даже лучше Пая. Впрочем оба хороши, надо их незамедлительно перевести на сыскную работу. Теперь, когда узел распутан, у Роджера стало легко на душе, особенно после того, как в Ярде стало известно, что у Чартворда миновал кризис. Правда, назначат нового помощника комиссара, Чартворд больше не сможет вернуться на работу, но одно дело — думать о том, что он ушел в отставку, и другое — потерять его навсегда… Роджер добрался до Белл-стрит, поставил машину в гараж и вошел в пустой дом. Пора, пора Джанет возвращаться. Ты не представляешь, насколько привык к жене, ты воспринимаешь ее, как нечто само собой разумеющееся до той минуты, пока она не уедет из дома. Ну, и мальчики тоже… Сегодня-то он не забудет позвонить Джанет в 10 часов. Роджер вынул из ящика вечерние газеты, сперва бегло просмотрел все, потом принялся детально изучать передовицу в «Дейли Глоубе» — так оно и есть, спохватились… «жители нашей страны должны понять, что бессмысленные жертвы на наших дорогах не должны повторяться… виновных надо сурово наказывать… страх, как справедливо указывает пастор Пит…» Роджер закончил свой холостяцкий ужин, вздохнул, взглянув на гору немытой посуды, потом заметил, что стрелка часов приближается к десяти. Он устал от одиночества, поэтому, заказывая телефон, твердо решил, что под любым предлогом немедленно вызовет ее назад. С него хватит! (обратно) (обратно)
(обратно)
Роджер Вест и скаковая лошадь ГЛАВА 1 УГРОЗА
— Я убью эту лошадь! — громко воскликнула леди Фолей, — она погубит Лайонела. Люди, находившиеся рядом с ней и слышавшие, с какой яростью она произнесла слово «убью», на секунду замолчали. Это было замечено другими гостями, которые, в свою очередь, перестали разговаривать, таким образом получилось, что все 23 человека, собравшихся в гостиной, услышали пророчество о гибели Лайонела. Лайонел Фолей стоял в нескольких ярдах от своей матери, повернувшись к ней спиной, в руках у него был поднос с несколькими пустыми бокалами из-под шерри и одним полным. Он перестал улыбаться, но не повернулся. Гейлы, явившиеся на довольно редко устраиваемые коктейль-партии в Фолей-Холле, видели, как его губы поджались и глаза сощурились, что являлось признаком сильного гнева. Но даже и тогда все можно было сгладить, если бы не полковник Мэдден. У полковника рысистые бега были в крови, лошади и пари составляли для него смысл жизни, довольно ненадежной и непрочной. Он привык всегда придерживаться противоположного с сестрой мнения, о чем бы ни была речь. — Глупости, Марта, — произнес он отчетливо. — На лошади он заработает! Около огромного камина, где жарко горели березовые поленья, соседка говорила слишком громким голосом трем пожилым дамам, подсевшим к огоньку: — Несмотря на это внезапное похолодание, я думаю, что зима не будет суровой. Если бы было иначе, то ежи не устроились бы на зимнюю спячку так близко к поверхности, а в моем саду три штуки залегли совсем рядом с… За огромным роялем, который сегодня повествовал всему миру, как жили Фолеи прошлых поколений, молоденькая Джейн Мэдден стала наигрывать популярную мелодию, говоря при этом: — Вот к чему мы пришли. И если кто-то сумеет мне объяснить, каким образом в двадцатом веке мы умудрились считать это уродство музыкой, я буду ему крайне благодарна. Нам явно не хватает блюзов. Я сыта по горло всякими шейками, рок-н-роллами и вот теперешними «скифлами». Послушайте, что я имею в виду. Она заиграла громко и отчетливо, и казалось, что вот-вот вступят саксофоны и барабаны, которые только ждут условного сигнала. Джейн слегка раскачивалась и поводила глазами, и ритм танца начал захватывать собравшихся. Гости помоложе, в том числе Гейлы, теперь смотрели на Джейн, некоторые придвинулись к роялю. — Когда на Джейн находит «блюзовое настроение», ее не остановишь, — сказал Лайонел, внешне совершенно спокойно. — Вас это устраивает? — Мне очень нравится! — горячо отозвался Джон Гейл. — Я никогда не могу усидеть на месте, — заявила Дафния Гейл и начала поводить своими изящными плечиками. При этом она широко раскрыла свои огромные голубые глаза, сделавшись еще более похожей на заводную куклу. Никто никогда не принимал Дафнию всерьез. — В ближайшее время я буду очень занят, — говорил Лайонел. Краска возвратилась на его щеки, и он весьма быстро пришел в себя. — Вы знакомы с мистером и миссис Клейторп? Они одни из ваших ближайших соседей… Таким образом все было сглажено, но несмотря на Джейн и ее «блюзы» и общее желание и старание «позабыть» сказанное леди Фолей, атмосфера не потеплела. К семи часам первые гости стали расходиться, в четверть восьмого ушли Гейлы, благодаря хозяйку и молодого хозяина с излишней горячностью. Они пошли к своей машине, которая была оставлена у поворота на длинную подъездную дорогу, идущую через весь Фолеевский парк. Взошла луна, ночь была светлая и звездная. Иней уже поблескивал на оголенных ноябрьских ветвях деревьев и на траве поблизости от освещенного окна. К ночи, когда весь фасад здания был полностью освещен, легко можно было представить, что Фолеи вернулись к зениту своей славы. Вот-вот выедут кареты из конюшен, где отдыхают грумы, цоканье подков породистых лошадей будет звонким и ясным, лакеи выскочат вперед с факелами, освещая дорогу разряженным дамам и кавалерам. Вместо этого отъехала одна-единственная машина, «Остин» средних размеров семейства Гейлов. Дочка Мэддена — Джейн, старавшаяся установить мир при помощи пианино, вышла из дома и глубоко вздохнула. — Если бы я знала, что все так будет, я бы ни за что не поехала из Лондона на этот вечер, — сказала она. — Однако, завтра я уезжаю на Корсику. Солнце и самодеятельный инструментально-вокальный ансамбль. До свидания! — До свидания! — эхом отозвался Джон, едва ли замечая, что она говорит. — Желаю хорошо провести время! — крикнула Дафния, и машина девушки, подскакивая на выбоинах, покатилась под уклон. Гейл помог Дафнии влезть в «Остин», сам сел за руль, укрыв своим пальто ее колени. — Тебе не холодно, дорогая? — Во всяком случае, здесь мне теплее, чем было в доме. — Не подкусывай Фолеев. — Дорогой, — рассмеялась Дафния, пока Джон нажимал на стартер, — Леди Фолей имела в виду именно то, что она сказала: она убьет Шустринга, если только ей когда-нибудь представится такая возможность. — Глупости! Они ехали по частной дороге, фары в эту лунную ночь практически не требовались. — Просто ее что-то рассердило, только и всего. Мы все знаем, что она ненормальна в вопросе о лошадях. — Именно это я имела в виду. Ты видел ее лицо? — Я видел лицо Лайонела. — А я оба. Дафния смотрела прямо перед собой. Высокая сторожевая башня, издавна называемая Капризом Фолеев, громоздилась черной тенью, но они едва ее замечали, пока не доехали до конца подъездной дороги в полумиле от дома. Здесь они свернули влево, на Арнткотт. Их дом и Арнткоттовские конюшни находились на окраине старого города, а Фолей-Холл в четырех милях в сторону, направо от дороги, если ехать отсюда. — У нее был такой вид, как будто бы она могла убить лошадь собственными руками, — продолжала Дафния. — А у Лайонела — словно он был способен убить ее самое. — Дорогая, я бы не советовал тебе давать волю своему воображению. — Это было вовсе не воображение, Джон! — сказала Дафния таким голосом, который, как хорошо было известно ее мужу, доказывал, что она крайне серьезна. — Я считаю, что ты не должен тренировать Шустринга для Лайонела. — Не смеши людей, милая! — Полагаю, тебе не хочется оказаться замешанным в семейные дрязги и ссоры Фолеев, — заговорила Дафния более резко. — Скажи, ты совершенно официально обещал ему заняться лошадью? — Да. — А ты не можешь передумать? — Думаю, что могу, но мне этого не хочется, — ответил Гейл. — Это чертовски хорошая лошадь. Уверен, она завоюет Хэмптонский приз и, возможно, Эмблдонский кубок весной. Ну, а с такими трофеями перед ней откроется широкий путь. Она побывает в разных городах и странах. — Шустринг вообще никуда не попадет, если она его убьет, — упрямо возразила Дафния, — и я предпочла бы, чтобы она это сделала в собственной конюшне, чем в нашей. — Милая, честное слово, ты делаешь из мухи слона. Забудь ты об этой дурацкой фразе, мало ли что люди говорят в запальчивости! — Ну, хорошо, — не сдавалась Дафния, — потом не жалуйся, что я тебя не предупреждала! Джон фыркнул и на минуту снял одну руку с руля, чтобы схватить ее колено. — И не подлизывайся ко мне, — притворно возмутилась Дафния. — В свое время ты натворил множество ошибок, которых мог бы спокойно избежать, если бы послушался меня. Восклицание леди Фолей нельзя игнорировать, оно вовсе не было пустым звуком, как ты воображаешь. Могу поспорить, что теперь, когда они остались одни, они вцепятся друг в друга. — А я полагаю, что они и думать забыли об этой несчастной фразе, — покачал головой ее муж. — Советую тебе сделать то же самое.А в двух милях от них в гостиной, почти полностью опустевшей (в ней оставались леди Фолей и Лайонел и полковник Мэдден), Лайонел стоял возле рояля, опершись на него рукой, мерцающее пламя освещало его бледное лицо и придавало блеск его глазам. Бисеринки пота у него на лбу и над верхней губой были вызваны не только духотой помещения. Ему было 24 года, но порой он казался моложе, потому что был высоким и стройным, хотя и хрупким, со слегка узковатыми плечами. У него были красивые серые глаза, продолговатое узкое лицо и капризно изогнутые губы, по форме напоминающие женские. Но в данный момент они были плотно поджаты. — Послушайте, вы, двое, — взорвался полковник, не выдержав затянувшегося молчания, — какой смысл вести себя так, будто бы подошел конец света? Нужно покончить с вашими разногласиями раз и навсегда, чтобы в будущем не портить друг другу кровь. Лайонел, ты… — Я считаю, что все это было непростительно, — отчеканил Лайонел, — я никогда этого не забуду… и не прощу! Мама, наши разногласия были отвратительны уже тогда, когда они являлись достоянием семьи, но кричать о них, когда комната набита чужими людьми, в присутствии Джона Гейла! Он замолчал, как будто бы не мог как следует выразить свои переживания, а когда продолжил, его было еле слышно: — К утру об этом инциденте будет известно во всей округе. Меня не удивит, если в отделе светской хроники появится соответствующее сообщение. Ты, наверное, сошла с ума! — Не смей разговаривать с матерью таким тоном! — возмутился полковник. — По-моему, тебе надо выпить стаканчик виски, и тогда у тебя в голове прояснится! — За всю свою жизнь я не бывал более спокойным и рассудительным! — В тебе говорит одно упрямство, Лайонел, — заговорила леди Фолей, стараясь не волноваться. — Раньше или позднее тебе следовало дать понять, что я совершенно серьезна в своих претензиях, и сегодняшний вечер подходил для этой цели точно так же, как любой другой. Нет, не прерывай меня! Она подняла правую руку ладонью вперед; при этом она выглядела поразительно внушительно для своего небольшого роста. В 59 лет она ухитрилась сохранить прекрасную фигуру. Ее васильковое платье было ей к лицу, подчеркивая голубизну ее глаз, грим был наложен искусно, незаметно, но он достигал своей цели. Одним словом, ей никто бы не дал более пятидесяти лет. Волосы у нее были светло-русые, она их оттеняла рыжим лондоколором как раз в такой мере, сколько требовалось, чтобы седина не бросалась в глаза. Единственное сходство между нею и сыном заключалась в длинных носах и квадратных подбородках. Причем и то, и другое выглядело неожиданным у них обоих. — Я видела, как твой отец разорил себя и тебя из-за лошадей. Мне пришлось мириться с тем, что он продает ферму за фермой, картину за картиной, все, что у него было, только для того, чтобы иметь возможность дальше держать лошадей. Постепенно эта страсть свела его с ума, и я буду уверена до своего смертного часа, что она его и убила. Я не намерена стоять в стороне и наблюдать за тем, как ты губишь себя тем же безумием. С минуту стояла мертвая тишина, потом Лайонел поднялся во весь рост, внимательно посмотрел на мать и заорал звенящим от ненависти голосом: — Не прикасайся к этой лошади! Понятно? Не смей до нее дотрагиваться! Он повернулся на каблуках и выскочил из комнаты в просторный холл со стенами, обитыми деревянными панелями, на которых в давние времена висели творения великих мастеров. Теперь их осталось всего три, и далеко не самых известных художников. Лайонел, не задерживаясь, прошел к парадной двери и вышел из дома, не обращая внимания на холод, который казался еще более резким после нагретой атмосферы дома. Он громко хлопнул за собою дверью и сбежал с четырех каменных ступенек крыльца, чтобы сразу повернуть направо, к конюшням. Очутившись там, он никак не мог отдышаться. И вовсе не после бега, а потому, что он себя не помнил от злости. У входа горела тусклая лампочка, вторая — над стойлом, где находился Шустринг. Он услышал, как лошадь переминается с ноги на ногу, сжал зубы, стараясь справиться с волнением. Стоило ему подойти к стойлу, как лошадь вытянула шею, обнюхивая его. Он потрепал ее по красивой шее, боясь, что сейчас расплачется от ярости и нервного напряжения. Он вошел внутрь, включил свет и взял в руки щетку. Лошадь была в безукоризненном состоянии, но Лайонел не мог заставить себя вернуться в дом, ему необходимо было чем-то заняться. Он начал водить щеткой по серым бокам Шустринга, и вдруг услышал, что кто-то приближается к конюшне. Он не оглянулся, когда его дядя появился у входа. — Лайонел, я хочу с тобой поговорить. — Это бесполезно. Ты прекрасно знаешь, какова она. С ее стороны это не было пустой угрозой. Но если только она посмеет хоть пальцем тронуть Шустринга, я… — Молчи! — рявкнул полковник. — Ты сам не понимаешь, что мелешь! — Он решительно распахнул ворота стойла и вошел. — Великий боже, мальчик, неужели ты воображаешь, будто я не понимаю, что ты переживаешь? Но в то же время мне понятно и отношение твоей матери. Она ненавидит лошадей так же сильно, как мы с тобой их любим, и тут ты ничего не сможешь поделать, потому что в известной мере она права. Лошади разорили твоего отца, и они разорили меня. Ты, может, думаешь, что мне нравится жить в захудалом коттедже, как какой-то арендатор? Или — что моя собственная дочь занимается в качестве гувернантки с парой избалованных олухов? Я слишком уже стар, чтобы можно было что-то изменить, но я великолепно сознаю, что причиной всех моих несчастий явилась любовь к лошадям. Если хочешь знать мое мнение, продай Шустринга, а на вырученные деньги уезжай из Фолей-Холла. Пора тебе зажить самостоятельной жизнью! — Продать… — начал было Лайонел и, казалось, поперхнулся. — Это единственно разумная вещь. Мне кажется, Гейл купит его или, по крайней мере, найдет покупателя. — Через два года Шустринг приобретет для меня состояние. — Если бы ты знал, сколько раз твоя мать слышала эти самые слова от отца, тебе было бы понятнее, как она переживает, — вздохнул полковник, его голос звучал менее резко. — Не возлагай слишком больших надежд на одну лошадь, Лайонел. Я ж знаю, что Шустринг у тебя вырос из жеребенка, я знаю, что ты в него вложил свою душу, я знаю, что ты его считаешь лучшей спортивной лошадью в мире, но может случиться так, что Шустринг победит всего лишь раз в каких-то малозначительных соревнованиях, максимум два-три раза… Таков закон. Мне ли его не знать? Любой человек, любящий лошадей, непременно бывает уверен, что ему удалось-таки отыскать чемпиона, но такое случается всего лишь раз в четыре-пять лет и нет оснований полагать, что именно ты окажешься счастливчиком. Продай его, Лайонел. И тогда ты будешь совершенно уверен, что твоя мать не сделает ничего такого, что навсегда воздвигнет между вами непроходимый барьер. И на некоторое время у тебя хватит средств зажить самостоятельно. Если бы это не было так близко от нее, я бы посоветовал тебе начать работать с Джоном Гейлом. Он мне недавно говорил, что очень трудно найти жокеев, которые трудились бы не столько ради денег, сколько из-за любви к лошадям… Будь благоразумен, возьми за Шустринга хорошие деньги, пока это еще возможно, потому что действительно может случиться так, что в один прекрасный день ты придешь сюда и обнаружишь, что твоя мать-таки отравила лошадь! Не доводи до этого дело, это было бы настоящей трагедией! — Я приму меры для того, чтобы ничего подобного не случилось, — горько сказал Лайонел, — я его на этих днях отведу в конюшни Гейла, он там останется месяца на два, на три, сколько потребуется. — Мне думается, Джон Гейл даст тебе за него тысячи две наличными, — сказал полковник. — Я вовсе не продаю Шустринга, пора бы это понять! — снова рассердился Лайонел. Он подошел к седлу, висящему на стене, и снял его. — Я составлю себе состояние на этой лошади. Похоже, ты не видишь, что он обладает решительно всем. Он довольно резко бросил седло на спину лошади, и та запротестовала, оскорбленная таким непривычным для нее обращением. — Спокойно, старина, — стал успокаивать ее молодой человек, — мы скоро отсюда уйдем. Он принялся седлать лошадь, а полковник внимательно следил за каждым его движением, невольно любуясь красавцем-конем. (обратно)
ГЛАВА 2 СМЕРТЬ ЛОШАДИ
Кэтлин Рассел сидела на пуфике перед огнем, который горел так же ярко, как в гостиной в Фолей-Холле. Она посмотрела на сестру, обхватила руками колени и сказала: — Я ставлю на Джона. — Ну, довольно! — оборвала ее Дафния, но без всякой злобы. Она по-прежнему походила на фарфоровую куклу, хотя сидела, свернувшись в уголке большого глубокого кресла по другую сторону камина. Кэтлин была на два года моложе сестры, но выше и крупнее, хотя ее ни в коем случае нельзя было причислить к рослым женщинам. Сразу было видно, что они сестры, их лица раскраснелись от жара, они обладали простотой и сердечностью, которая привлекла Джона Гейла к Дафнии. Может быть, потому, что как раз внешне это ей не было свойственно. Гейл сидел гораздо дальше от огня, возле его руки, на маленьком столике, находился стакан с бренди, длинные ноги вытянуты к камину. — А я ставлю на Шустринга, — заметил он. — Дорогой, тут нельзя действовать опрометчиво, — вздохнула Дафния, — наши дела не блестящи. Если в этом году ты потеряешь тысячу фунтов, мы вылетим в трубу, не так ли? — Авось застрянем! — Я говорю совершенно серьезно. Ты же первый всегда уверял, что у нас недостаточный капитал, чтобы заниматься сомнительными операциями. Ты прекрасно знаешь, что если ты займешься тренировкой Шустринга для Лайонела Фолея, он не сможет с тобой расплатиться. Пройдет несколько месяцев, прежде чем лошадь сможет выступить на бегах, и даже если она и победит, то сначала никакой прибыли не будет. Максимум несколько сотен фунтов, которые надо поделить между тренером и владельцем! — Мы уже женаты семь лет и тебе до сих пор не довелось жить без куска хлеба и без кровли над головой, — напомнил ей Гейл. — Ну, а поскольку лошадь появится у нас уже после Рождества, то рождественский ужин тебе обеспечен. — Ты несносен, когда у тебя такое настроение, — притворно рассердилась Дафния, — ох, по всей вероятности, Кэт права, ты все равно поступишь по-своему. Но… Кэтлин и Гейл продекламировали в два голоса: — …потом не говори, что я тебя не предупреждала. Они принялись хохотать все трое, но тут раздался звонок у парадной двери. Горничная пошла отворить ее. Они услышали голоса, потому что узенький холл сразу примыкал к этому кабинету, который одновременно служил и столовой. Один из голосов принадлежал мужчине. Вскоре дверь отворилась, и горничная доложила: — Это мистер Лайонел Фолей. Дафния подняла руки вверх, показывая, что она безоговорочно капитулирует и спустила вниз поджатые ноги. Кэтлин вскочила с пуфика и оправила платье. Она даже ухитрилась бросить на себя взгляд в зеркало, висящее над камином, и провести руками по пылающему лицу в надежде уничтожить излишний жар. Гейл пошел к двери. — Хеллоу, Лайонел, входите! — Не посчитайте, что у меня сдали нервы, — заговорил Лайонел. — Но я хотел бы с вами поговорить, если вы найдете для меня пять минут. Он прошел за Гейлом в комнату, увидел в первую очередь Дафнию, затем Кэтлин. Он им слегка поклонился. — Добрыйвечер. — Хеллоу, — мистер Фолей, — ответила Дафния. — Мне кажется, вы не знакомы с моей сестрой Кэтлин, не так ли? — Нет… Он смешался, потом улыбнулся и вторично поклонился: — Как поживаете? Он более внимательно посмотрел на девушку, и создалось впечатление, что на какое-то мгновение она заставила его позабыть о всех своих неприятностях, но уже через минуту он искал глазами Гейла. — Что вы будете пить? — спросил тот. — Э-э, виски с содовой, благодарю вас, — ответил Лайонел и сразу же разразился несвязной речью: — Я оставил Шустринга снаружи. Скажите, нельзя ли его отвести сразу в конюшню? Если, конечно, найдется свободное стойло… Он окончательно растерялся и неловко замолчал, глядя с несчастным видом на Дафнию, как будто бы предполагал в ней своего противника. У Дафнии на лице появилось изумленное выражение. Кэтлин с трудом сдерживала улыбку. Только Гейл остался совершенно невозмутимым. — Да, конечно, — Я уезжаю на пару недель в Лондон, это только что выяснилось, — пустился в объяснения Лайонел. — Так что за ним просто некому ухаживать. Может быть, мне сразу же его устроить в конюшне? — Я пойду вместе с вами, — сказал Гейл. — Он подмигнул Дафнии и Кэтлин, когда они двинулись к боковой двери. Дафния в ответ состроила ему смешную гримасу. Кэтлин смотрела в спину Лайонелу Фолею, и когда за ними закрылась дверь, задумчиво сказала: — Ну, этот знает, чего хочет. — У меня неприятное чувство, что на Джона производит впечатление то, что Лайонел принадлежит к здешней знати, — покачала Дафния головой, подходя к маленькому бару, чтобы смешать себе коктейль. — Мне необходимо что-нибудь выпить… И потом Джон воображает, что имя Фолеев еще что-то значит в мире конских бегов, в то время как в действительности оно равнозначно сплошным неудачам. Ну, да ладно, будем надеяться, что в конечном итоге все закончится благополучно. В крайнем случае, затея Джона обойдется нам в стоимость содержания одной лошади… — Скажи, эта лошадь действительно стоящая? — поинтересовалась Кэтлин, раскрывая сумочку, чтобы напудрить лицо. — Я как-то не уверена, думает ли Джон на самом деле так или же ему просто хочется так думать. Но внешне этот Шустринг весьма красив. Впрочем, самые красивые лошади очень часто заканчивают дистанцию последними. Дорогая, здесь много гримировки, желания пустить пыль в глаза. Лайонел принадлежит к обедневшей аристократии — у него озлобленная мать и огромный дом, который, разумеется, уже столько раз закладывался и перезакладывался, что они не в состоянии потратить на приведение его в порядок ни одного пенни. И полковник Мэдден, положение которого не лучше. Он живет в коттедже для садовника, потому что они с сестрой действуют друг другу на нервы. — Что за ерунда такая! — пробормотала с рассеянным видом Кэтлин, занятая в данный момент приведением в порядок своего лица. Дафния улыбнулась. — Уж если быть вполне откровенной, то после смерти жены полковник все время заводит себе молоденьких приятельниц, которые остаются у него на ночь. Леди Фолей не потерпела бы такого безобразия в своем доме, вот он и перебрался в садовый коттедж. И дочь свою он забрал из Фолей-Холла. Впрочем, она и сама ненавидит его запустение. — Знаешь, а мне этот полковник понравился. И даже очень, — с сожалением произнесла Кэтлин. — Он всем нравится. Джон уверяет, что он превосходно вынюхивает всякого рода сплетни и слухи, касающиеся беговых лошадей, и таким образом добывает себе средства для существования… Все это довольно трагично и сложно для Лайонела. — Мне его жалко, он выглядит таким беспомощным. — Как раз этого-то я и боюсь, — вздохнула Дафния. — Но так или иначе, мне приходится улыбаться и разыгрывать из себя гостеприимную хозяйку. Знаешь, пригласим-ка мы его обедать с нами, хотя он, наверняка, не останется. — Давай поспорим, что останется? — весело сказала Кэтлин. Когда через десять минут мужчины вернулись, у Лайонела был менее пришибленный вид, а Джон грубовато-добродушно заявил: — Попроси Дорис принести еще один прибор, дорогая. Я пригласил Лайонела разделить с нами обед.— Ты ведь не думаешь, что ее милость попробует что-нибудь сотворить с Шустрингом, пока он находится у нас? — обеспокоенно спросила Дафния у мужа. Она сидела перед туалетным столиком и накладывала себе на лицо кольдкрем, а Гейл переодевался в пижаму с белыми и голубыми полосками. — Я вижу, тебе никак не избавиться от этой мысли! Конечно же, нет! Не говоря уже о том, что она ничего не сможет предпринять. Пока здесь у нас находится Сильвер, в конюшне ночью всегда дежурят двое конюхов, и они не впустят туда не только человека, а даже собаку. — Надеюсь, что ты прав, дорогой. — Знаешь, пойду-ка я дам им дополнительные инструкции исключительно ради того, чтобы ты выбросила из головы эти романтические бредни о злобных, одержимых и изобретательных матерях и о разочарованных юнцах! — весело ответил Гейл. — Сказано — сделано! Я пошел… Он юркнул в постель, забрал у нее из рук баночку с кремом и поставил ее на стул. — Ну, моя маленькая женушка, это время самим небом предназначено для… — Ради бога, не забывай, что Кэт в соседней комнате! — Да, дорогая, — ответил Гейл с притворной покорностью. — Видимо, совершенно случайно она пялила за столом глаза на Лайонела Фолея. Она еще совсем, совсем маленькая… — Глупости! Если бы мне показалось, что появилась опасность такого рода, я бы незамедлительно отослала назад все ее пожитки. Нельзя сказать, что мне не нравится Лайонел Фолей, но у него же в кармане никогда не водилось более двух пенни. Это не находка для нашей Кэтлин… Кто сегодня дежурит? — Эта неделя Картрайта… и, если не ошибаюсь, твоя! — подкусил жену Гейл.
На следующее утро, в начале седьмого, Джон Гейл был уже в конюшне и разговаривал с Дженкинсом, старшим конюхом, и со стариком Картрайтом, который только что сменился с дежурства. Другие парни водили своих подопечных по двору, лошади то и дело вскидывали головы и выглядели замечательно в прохладном утреннем рассвете. Картрайт, очень пожилой опытный конюх, доложил, что ночь прошла спокойно, и ушел. — Когда вы думаете их сегодня погонять по корду? — спросил Дженкинс. Он был слишком высоким для бывшего жокея, достигая Гейлу до плеча, невероятно худой, с таким изможденным лицом, как будто оно было вырезано из дерева и столетиями темнело на открытом воздухе под воздействием солнца, ветра и дождя. — В половине восьмого, как всегда. Вы, часом, не посмотрели на нового рекрута? — Смотрел, — безразличным тоном протянул Дженкинс. Гейл усмехнулся: — Разве он вам не понравился? — Вот уж не думал, что мне придется когда-нибудь еще помогать тренировать лошадь Фолеев. Лорд Фолей совершенно не умел разбираться в беговых лошадях, самым же скверным было то, что он этого не хотел понять. Но мне думается, вам надо положить кольт себе в карман, имея в виду то, что вчера было сказано. Гейл нахмурился: — В отношении чего? — Я говорю об угрозах ее милости. Эта дамочка вполне способна привести их в исполнение… — Неужели это уже стало широко известно? — поразился Гейл. — Вчера вечером в Фолей-Армз только об этом и судачили. Я там был после девяти часов. Ведь Фолеи в наших краях все еще привлекают к себе всеобщее внимание, мистер Гейл… Что касается лошади… Он заколебался. — Давайте, выкладывайте. По своим статьям она, как мне кажется, из категории победителей. — Мне еще не доводилось видеть лошадь с такими смелыми глазами, как у этой. Она явно из фаворитов, — согласился с ним Дженкинс. — Если только с ней правильно обращаться, она может достичь многого… — Приятно сознавать, что я кое-что еще смыслю в этом деле! — засмеялся Гейл. — Как себя сегодня чувствует Сильвер? У Дженкинса была физиономия, которая, казалось, в любом случае оставалась суровой, но при упоминании имени этого скакуна, она сразу смягчилась, карие глаза подобрели. — Если Сильвер не выиграет дерби на будущий год, я больше не подойду ни к одной лошади! Он составит вам имя, мистер Гейл, я в этом никогда не сомневался. Да, Сильвер — замечательная лошадь, а мистер Корризон — замечательный хозяин. Со временем он выведет у себя первоклассную породу рысистых лошадей. — Сэм, ты мне подарил хорошее настроение на все утро. — Очень рад, сэр… Будете наблюдать за галопом? — Да. И наверное, с нами будет мисс Рассел. Если вы хотите знать, действительно ли она знает толк в лошадях, по-покажите ей Сильвера и Шустринга, когда будете находиться на вересковой пустоши. Дженкинс весело осклабился.
— Я не смогла бы найти разницы, даже если бы они не были одной масти, — сказала Кэтлин, — но мне больше нравится тот, что поменьше. — Это Сильвер, — сказал ей Дженкинс. — Это лучший двухлеток, которого я когда-либо видел, мисс Кэтлин. Можете смело ставить на него свои деньги в «Тройной Короне». Он вас не подведет. Мы его охраняем, как если бы он был сделан из урана, мне думается, он стоит не меньше!
Двое «ребят» из ночной смены привыкли, что их могут вызвать в любое время. На этот раз дежурил пожилой Тед Картрайт и второй, действительно «парень», шестнадцатилетний сын Теда Картрайта — Сид. Сид перерос отца на полдюйма. И родители всерьез волновались, — если их отпрыск не перестанет так быстро вытягиваться в длину, он не сможет стать в будущем жокеем. У отца с сыном вкусы были совершенно одинаковыми. Ни один из них не думал, что Сильверу может грозить хоть малейшая опасность. Да и вообще никто об этом серьезно не помышлял. Ночные дежурства многим казались ненужной предосторожностью, но в Арнткоттских конюшнях так страстно верили в блестящее будущее Сильвера, что никто и не подумал заикнуться: нечего, дескать, понапрасну мучить людей. Непосредственно за лошадь отвечал Картрайт, потому что у его сына были еще и обычные обязанности конюха в дневное время. Во вторую ночь пребывания Шустринга в соседнем с Сильвером стойле отец и сын Картрайты находились в небольшом сарайчике, откуда был прекрасно виден весь двор. В каждом углу стояло по раскладушке, так что любой из стражей имел возможность на некоторое время прилечь отдохнуть, не говоря уже об удобных креслах. Часы показывали начало одиннадцатого. Никто из них еще не ложился. Из висевшего на стене репродуктора неслась тихая музыка. Сид Картрайт читал книжку, а его отец, вооружившись лупой, просматривал газету. Ничто не могло заставить его обзавестись очками. Сарай находился на порядочном расстоянии от главной дороги, так что сюда очень редко доносился какой-либо посторонний шум. Чаще всего проезжала мимо машина. В самом доме царила тишина, потому что Гейлы занимали переднюю половину, а двор находился позади. Перед ними протянулась вересковая пустошь, где вот уже более сотни лет тренировались скакуны из Арнткоттских конюшен. Танцевальная музыка, передаваемая по радио, была веселой и даже мелодичной, но настолько однообразной, что постепенно она перестала восприниматься. Газета подозрительно шелестела, потому что Тед Картрайт все ниже над нею склонялся. Он встряхнулся и глянул на свои часы: 10.15. Не сказав ни слова, он отложил в сторону газету, посмотрел на сына и пошел к дверям. Сид оглянулся. — Не беспокойся, пап, я обойду лошадей. Почему ты не можешь посидеть спокойно ни одной минуты? — Через каждые полчаса, в пятнадцать минут и без пятнадцати минут, мы обязаны совершать обход. Я не привык отступать от правил, по мне можно время проверять. Сейчас я сделаю круг, в следующий раз пойдешь ты. — Ладно, пап, делай, как хочешь. Картрайт вышел из сарайчика. Две электрические лампочки роняли тусклый свет, одна находилась перед конюшней, вторая у ворот, которые сейчас были на запоре. В каком-то стойле задвигалась лошадь, потом опять наступила тишина. Картрайт вынул из кармана фонарик, но его не требовалось включать. Широкая дорога, огибавшая конюшню, была мягкой, она немного пружинила под ногами. Посередине находилась круглая лужайка с красиво рассаженными цветами — предмет особой гордости Дженкинса. Где-то вдали показался отсвет автомобильных фар, послышалось гудение мотора, и снова тишина и темнота. Луна взошла полчаса назад, звезды выглядели бледными и тусклыми. Картрайт подошел к центральным воротам. В них имелась небольшая дверца, которой пользовались «ребята», чтобы входить на территорию конюшен и выходить из нее, когда заперты ворота. На маленькой дверке имелся замок, кроме того две задвижки, сверху и снизу. Вот тут Картрайт впервые использовал фонарик, не потому что он думал об опасности, а потому, что был человеком дотошным и привык все делать предельно тщательно. Он заметил, что верхняя задвижка не была закрыта. Посмотрел на нижнюю — та же история! Пораженный, он оглянулся через плечо, но не обнаружил ничего необычного, подозрительного. Тогда он глянул в сторону запертой двери сарайчика и нахмурился. Перед ним совершал обход Сид, он был обязан проверить состояние задвижек, ибо любой человек, входящий на территорию после половины десятого, должен прежде позвонить. Картрайт мог вернуться назад и сделать соответствующую выволочку сыну, либо продолжить свой обход. Он решил покончить со своими прямыми обязанностями, задвинул задвижки и пошел дальше. Когда он подошел к первому стойлу, в его манерах невольно появилось напряжение, но лошадь, годовалая кобылка, была в целости и сохранности. Точно так же, как и ее сосед, крупная лошадь, которую демонстрировали на скачках при конном заводе с целью продажи. Картрайт снова посмотрел на ворота, как будто хотел удостовериться, что он на самом деле обнаружил задвижки не запертыми. Нигде не было слышно ни звука, даже в большом доме, расположенном в пятидесяти ярдах от двора. Картрайт взглянул на Шустринга, круп которого находился близко от двери, голова у лошади была опущена, она спала. Картрайт в который уже раз полюбовался великолепными, с его точки зрения, данными скакуна и удовлетворенно кивнул, припоминая все то, что он по этому поводу говорил Дженкинсу. Рядом с Шустрингом помещался рослый гнедой, обещавший стать великолепной лошадью для охоты, а потом было стойло Сильвера. Картрайт подходил к этому стойлу с каким-то замиранием сердца, вызванным почти благоговейным преклонением, испытываемым всеми без исключения перед этой лошадью. Он невольно пошел на цыпочках, боясь потревожить сон животного. Тихонько отворив верхнюю половину дверцы, он заглянул внутрь, не сомневаясь, что увидит и здесь повернутый к нему серый круп красавца. Но он увидел, что лошадь лежала на боку, и это зрелище его так потрясло, что он пару секунд стоял в оцепенении, судорожно хватая воздух раскрытым ртом. Потом он услышал подозрительный шорох где-то сбоку у самого стойла, а когда повернулся, увидел фигуру человека, стоявшего с поднятой рукой, в которой был зажат какой-то предмет. — Нет! — простонал старик. — Нет!.. Человек яростно ударил его по голове. (обратно)
ГЛАВА 3 СМЕРТЬ ЧЕЛОВЕКА
Старый Картрайт почувствовал и силу и жгучую боль от удара, но не смог закричать. Он упал снаружи за дверью, однако, как ни странно, сознания не потерял и попытался спастись. Очутившись на земле, он постарался как можно скорее подняться на ноги, но в голове и в груди у него была такая резкая боль, что он не смог этого сделать. Тогда он попробовал позвать на помощь, но из груди вырвались лишь какие-то хриплые звуки. Он почувствовал, что открылась дверь и к нему приближается мужчина. Он точно знал, что это мужчина, по крупным ногам человека во фланелевых брюках. Тогда он поднял голову, насколько мог, и увидел расплывчатую фигуру, склонившуюся над ним и загораживающую от него тот тусклый свет, который доходил до двора. Картрайт снова выдохнул свое «Нет!» Он испытывал ни с чем не сравнимый ужас, потому что прекрасно сознавал, что намеревается сделать человек. Старик попытался закрыть свою обнаженную голову руками, но уже было поздно. Страшные удары обрушились на нее, удары точные и безжалостные. После четвертого удара Картрайт потерял сознание. Человек, наносивший удары, стоял над ним, нерешительно поглядывая в сторону сарайчика, из-под двери которого пробивался свет. Дверь оставалась плотно закрытой. Тогда человек схватил невысокого Картрайта за ноги и потащил его в стойло Сильвера. Он бросил его в угол, потом завалил сверху сеном, так что труп был совершенно закрыт. На полу оставался узенький кровавый след, тогда преступник подхватил на вилы сена и засыпал полоску. И все это время лошадь лежала совершенно неподвижно на боку. После этого убийца ушел. Он снова посмотрел на сарай. Все тихо. Дверь закрыта. Тогда он осторожно прикрыл обе половинки ворот конюшни, прошел по кирпичам, проложенным вдоль стены, к мягкой дорожке, по которой выводили лошадей. Здесь вообще не было слышно его шагов. Подбежав к дверце, он обратил внимание на то, что обе задвижки теперь были закрыты. Еле слышно выругавшись, он оттянул их назад. Одна из них при этом издала противный визг. Убийца оглянулся и увидел, что дверь ночной сторожки отворяется и на освещенную землю падает длинная, неправдоподобно большая тень подростка. Однако из сарайчика человека не было видно, но ему предстояло еще открыть дверцу в воротах и выскочить наружу. При этом он понимал, что парнишка непременно заметит его. И, действительно, Сид уже смотрел в его сторону. — Это ты, пап! Убийца оттянул назад непослушную тугую задвижку, больше всего опасаясь, что она снова заскрипит. Сам он не двигался, шевелилась только его правая рука, и все время он глядел на паренька. — Папа? Задвижка скользнула назад, убийца отворил дверцу и выскользнул наружу. При этом он услышал истошный крик Сида: — Сто-о-ой! Убийца захлопнул дверцу и бросился на другую сторону дороги, где его ждала машина с невыключенным мотором. Водитель высунулся и распахнул дверцу. — Стой! — снова раздался голос паренька, на этот раз гораздо ближе. — Он вас видел? — обеспокоенно спросил водитель. — Только издали… Поехали! — Уверены? — Поехали же! Машина сорвалась с места. Убийца забился в уголок, выглядывая из заднего окошечка. И хотя освещение было плохое, он увидел, как растворилась дверь в воротах. На минуту появился парень, выделяясь на фоне призрачного света, исходящего со двора. Машина промчалась мимо дома, в котором жили Гейлы, проскочила деревню и направилась дальше, под уклон.Сид Картрайт смотрел на удаляющиеся красные огни машины, которые постепенно поглощала ночь. Он ясно слышал песню шумного мотора, но не думал о важности этих примет. Он поежился от холода и неприятного чувства одиночества, повернулся и осмотрел пустынный двор. Потом громко крикнул: — Папа? Ответа не было. Тогда он побежал к ближайшему стойлу, отметив попутно свет в окне квартиры, где жил Дженкинс с женой. Было удивительно, что старший конюх его не слышал. Можно было побежать прямо к Дженкинсам или же подать сигнал общей тревоги. Но Сид не был уверен, что для последнего имелись основания, поэтому он решил сначала удостовериться, что с Сильвером, понимая, что если что-то действительно случилось, то старый Картрайт будет там. Открыв верхнюю половину дверцы, паренек сразу же увидел неподвижно лежащую на боку лошадь. Ее поза убедительно доказывала, что произошло какое-то несчастье. Но куда мог деваться отец? — Па-ап! — во весь голос заорал Сид и помчался к колоколу, прикрепленному снаружи сторожки, чтобы подать сигнал тревоги. — Папа! — завопил он еще раз, да так пронзительно, что дверь квартиры Дженкинса отворилась, и старший конюх спросил: — Что случилось, Сид? — Мистер Дженкинс, скорее спускайтесь. Что-то стряслось с Сильвером, и я не могу найти папу. — Звони в колокол! — распорядился Дженкинс, закрывая окно.
— Мне кажется, я не в настроении играть в вист втроем, — капризным голосом заявила Кэтлин, — в нем нет той остроты, что в игре парами. Она скорчила гримасу мужу своей сестры. — Думаю, придется последовать варварским деревенским обычаям и идти завалиться спать! Сколько времени, а? — Половина одиннадцатого, — ответила Дафния, подавляя зевок. — Я прекрасно понимаю всю необходимость и разумность раннего вставания? — продолжала Кэтлин, — и даже чувствую себя усталой, когда в глазах Джона буквально написано, что время идти бай-бай. Гейл собирал карты. — Я сейчас поставлю чайник, и мы все… — начал было он, но тут раздался настойчивый и требовательный звук колокола общей тревоги из конюшен. Джон замер. Дафния зажала рот рукой, чтобы не закричать от ужаса. — Что это? — спросила Кэтлин, — что случилось? — Оставайся у телефона, — распорядился Гейл, а сам побежал к черному ходу. Он так волновался, что несколько раз споткнулся, а колокол между тем продолжал звонить о нежданной беде и созывать всех, кто жил поблизости. — В чем дело? — требовательно спросила Кэтлин. — Это Шустринг! — ответила Дафния. — Могу поспорить, что Шустринг. Ненавижу эту лошадь! К этому времени Гейл уже выскочил из дома и бежал по дорожке, ведущей из заднего садика в большой двор перед конюшнями. Достигнув ворот, он услышал шум голосов и увидел свет, но сами ворота оказались на запоре. Гейл закричал, сразу же кто-то побежал в его направлении. Голос Дженкинса спросил: — Это вы, мистер Гейл? — Ну, а кто, черт побери, может еще быть? Что случилось? Дженкинс распахнул ворота. — Худшего не могло произойти, мистер Гейл… — Было видно, что старший конюх совершенно растерялся. — Наш Сильвер… он умер. И если это недостаточно плохо… Гейл не слышал остального, он побежал к стойлам. С десяток конюхов и жокеев уже собрались во дворе. Всюду мелькали фонарики. Лошади начали беспокоиться. Один из парней стоял возле гнедого, который всегда причинял неприятности, если его тревожили среди ночи. Сид Картрайт стоял у открытой двери в стойло Сильвера. Гейл первым делом спросил: — Где отец? — Я не знаю, мистер Гейл. — Иди и отыщи его. — Мистер Гейл, я… — Отправляйся и найди его! — заорал Гейл, сверкнув глазами на перепуганного парнишку. Потом он вошел в отсек, хотя прекрасно понимал, что ничего не может сделать. Там уже было двое конюхов. Они изменили положение лошади так, чтобы хозяин смог сразу все понять. И Гейл увидел нечто такое, чему мог с трудом поверить: Сильвер был убит выстрелом сбоку головы. Крови почти не вытекло. Один из конюхов обеспокоенно сказал: — Мы нигде не можем отыскать Теда Картрайта, мистер Гейл. Не имело смысла говорить, что Картрайт должен быть здесь, бесполезно было начинать расспрашивать всех этих ребят или Сида Картрайта. У Гейла было такое впечатление, как будто его оглушили. Лошадь, которая должна была принести ему славу, лошадь, стоящая целого состояния, лежала у его ног — масса никому не нужной конины… Можно ли было вообразить что-нибудь более страшное? Гейл чувствовал, что на него внимательно смотрят не только эти двое конюхов, но и вообще все его работники. Он шагнул назад к выходу. Там он увидел Сида Картрайта, который вроде бы утратил способность двигаться. Перепуганный 16-летний подросток, по сути дела еще мальчишка… Гейл заставил себя более доброжелательно посмотреть на него. — Что все-таки, случилось, Сид? Мальчик попытался заговорить, но не смог. — Ну, ну, не спеши. Успокойся… Гейл оглянулся: — Где мистер Дженкинс? — Пошел звонить в полицию. Хорошо еще, что не все потеряли голову от неожиданности! — Ну, Сид? — Я не знаю, что случилось, мистер Гейл, даю вам честное слово, что не знаю! Я читал, а папа просматривал газету. Потом он сказал, что уже четверть одиннадцатого, пора сделать обход. У меня в книге началось самое интересное место, поэтому я сказал, что пойду в следующий раз. Пошел папа, и минут десять все было спокойно, но так как он обычно возвращается через пять минут, я выглянул проверить, что же случилось. Мальчишка говорил отрывисто, руки у него дрожали. Он то и дело прикладывал их ко рту. — Я закричал «Папа!» несколько раз, и вдруг увидел кого-то вон там, у дверцы… — Сид ткнул пальцем. — Он выскочил наружу и захлопнул дверь за собой. Когда я подбежал туда, то увидел отъезжающую машину. Вернее, ее задние огни. Вот и все. — Ты не заметил, какой она была марки? — Я думаю, что это была старая машина, потому что ее мотор сильно тарахтел и чихал. Но больше я ничего не могу сказать, мистер Гейл. Я сразу же побежал посмотреть на Сильвера. Решил, что если случились какие-то неприятности, то непременно с ним. Как только я увидел, что лошадь лежит, я закричал, чтобы разбудить мистера Дженкинса. И он мне велел поднять тревогу, сэр. Гейл внимательно смотрел на парнишку, пока тот говорил, и новые мысли постепенно вытеснили у него из головы чувство паники, которое его сначала совершенно парализовало. Старик Картрайт был одним из его наиболее надежных работников, так что не было никаких оснований предполагать, что он обманул своего хозяина. Нет, он принадлежал к той категории конюхов, которые грудью защитят свою лошадь, не думая о собственном спасении. При этой мысли у Гейла сжалось горло, хотя он понимал, что все ждут его слов. Тут он увидел Дженкинса со стоящей позади него Дафнией. Почему-то это подействовало отрезвляюще, он пошел им навстречу. — Я лично разговаривал с инспектором, — сказал Дженкинс. — Он выехал сюда. — Инспектор Хупер? — Да. — Спасибо. — Гейл прижал руку ко лбу. — Дженкинс тебе рассказал, Дафф? Он не мог понять, почему она так холодно на него посмотрела. — Да. — Это совершенно невероятно! — Отнюдь нет, — с горечью возразила Дафния. — Произошло именно то, что ты должен был ожидать. — Дафф, но… — Пожалуйста, не пробуй меня убедить, что ты не понял истины так же быстро, как она стала ясна мне! Она говорила это, не поднимая глаз, по ее виду можно было предположить, что она ненавидит всех окружающих. — Сильвера убили по ошибке, приняв его за другую лошадь… Она же предупредила, что убьет ее, ну и привела свою угрозу в исполнение. — Боже мой! — простонал Гейл. — Если бы эта особа была здесь, — продолжала все также возмущенно Дафния, — то я бы… — Спокойнее, Дафф! — обеспокоенно запротестовал Гейл. — Пока ничего определенного неизвестно, это всего лишь наши домыслы, и бросаться подобными обвинениями… — Спокойнее, ты говоришь? — набросилась на него жена. — Быть спокойной, когда все, над чем ты работал на протяжении пятнадцати лет, уничтожено, лежит в обломках у твоих ног. Быть спокойной! Не понимаю, как у тебя поворачивается язык говорить такие глупости. Ты просто еще не осознал, что случилось. Это же тебя разорит окончательно, понимаешь ты или нет?.. Ни один владелец больше не доверит тебе стоящую лошадь, до конца жизни тебе придется тренировать всякие развалины, если ты вообще не превратишься в конюха. Когда я думаю… — Я знаю, Дафф, что это ужасно… И вдруг она затихла и замолчала, прижавшись к нему, а он впервые увидел, что они окружены кольцом глаз. Еще острее и весомее он увидел открытую дверь в стойло, где лежал Сильвер, и двоих конюхов, склонившихся над ним. Ночь утратила свою реальность и покой. А у входа стоял дрожащий Сид Картрайт, который сейчас не мог думать ни о чем ином, кроме исчезновения отца. Неожиданно выскочил один из молодых конюхов, находившихся возле Сильвера, и Гейл по выражению его лица понял, что самое страшное еще впереди. — В чем дело? — спросил он. — Боюсь, что мы нашли старину Теда, — сказал парень и с необычайной жалостью посмотрел на сына погибшего. — Пойдемте, сэр… (обратно)
ГЛАВА 4 СУПЕРИНТЕНДАНТ ВЕСТ
Для суперинтенданта из Скотланд-Ярда «Красавчика Веста» это было веселое утро, несмотря на дождь и ветер, и тот факт, что, как он великолепно знал, на письменном столе поджидает кипа бумаг, главным образом из категории «текущих дел», которые способны продержать его привязанным к кабинету большую половину дня. Он на протяжении десяти лет мечтал стать суперинтендантом Департамента Уголовных Расследований, и вот уже шесть месяцев, как ему присвоили долгожданное звание. Это все еще приятно льстило его самолюбию, несмотря на то, что он понимал — такое чувство весьма несолидно. Но ему было лестно слышать: «Доброе утро, суперинтендант», раздававшееся справа и слева, пока он проходил по двору, а потом поднимался по каменным ступенькам здания (лифтом он пользовался редко) и шел длинным коридором к своему кабинету. К сожалению, последний нельзя было назвать роскошным. Уж если быть беспристрастным, он был немногим больше чуланчика, где с трудом помещался его стол, затиснутый в один угол, и второй стол меньших размеров для детектива-инспектора, а иногда и сержанта, в обязанности которого входило помогать с текущими делами. Однако, окно кабинета выходило на фасадную часть Ярда, а если сильно вытянуть шею, то новому суперинтенданту удавалось увидеть реку и кусочек Вестминстерского моста. Кроме того, на полу лежал ковер, в углу два шкафа для досье, справочников, диктофона. На столе стояли четыре разноцветных телефона, имелась личная тумбочка для собственных вещей, таких, например, как бутылка виски в ночное бодрствование, жестянка с печеньем для ночного горячего времени, когда он не в состоянии выскочить даже в столовую, запас сигарет, ну и прочие пустяки, которые иногда бывали весьма полезными. Когда Роджер вошел в свой кабинет тем утром, там никого не было, на столе у него лежала гора нераспечатанной корреспонденции и листок с памятными пометками от других суперинтендантов или из различных департаментов. В первую секунду у Роджера вытянулась физиономия, но вскоре он снова заулыбался. С годами он не утратил своей почти сценической привлекательности, прозвище «Красавчик» не звучало оскорбительно, скорее — наоборот, а появившаяся седина не была заметна в его светлых волосах. Природа наделила его быстрыми движениями, незаурядной энергией, выносливостью и неисчерпаемым оптимизмом. Одним словом, он производил впечатление тридцатилетнего, в то время, как в действительности ему было уже 41. Когда он снял с себя намокший плащ с ремнем, повесил его на вешалку, забросил наверх шляпу, он оказался высоким, широкоплечим, с прекрасно развитой грудью и поразительно узкими бедрами. Прежде чем приняться за просмотр свежих газет, лежавших сбоку на тумбочке, он бегло проверил «внутренние» распоряжения, чтобы убедиться, нет ли каких срочных распоряжений от Помощника Комиссара. Читая газеты, он обращал внимание только на сообщения, которые в той или иной степени касались Скотланд-Ярда, потом перешел к разделу «последних преступлений», где не было ничего примечательного, хотя одна заметка привлекла его внимание: «Убит знаменитый беговой конь Сильвер. Был возможным фаворитом на дерби в будущем году. Он был найден застреленным в конюшнях в Арнткотте, близ Ридинга, где тренирует скаковых лошадей Джон Гейл». «Убита», — подумал Роджер, не уверенный, что это слово не было употреблено с единственной целью несколько сгустить краски. При проверке окажется, что произошел самый обычный несчастный случай во время тренировок, когда многие скакуны калечатся и даже ломают себе шею… После газет наступила очередь почты. Ничего важного в ней не оказалось. Большинство конвертов содержали записи допросов или же донесения из провинциальной полиции. — Можно было взять себе свободный денек, — проворчал он, но тут же усмехнулся. Свободный день среди недели еще ни разу не случился за последние полгода, каждый раз возникало какое-то срочное дело, правда, сегодня телефоны вели себя подозрительно тихо, но он не жаловался. Но вот один зазвонил. — Вест слушает. — С прискорбием сообщаю, что звонила миссис Гофф, предупредить, что у детектива-сержанта Гоффа подскочила температура, она вызвала врача. — Вот как? Позвоните ей домой, скажите, что я очень сожалею, и спросите, не нужно ли им чем-то помочь. — Хорошо, сэр. Гофф был сержантом, дежурившим у него на этой неделе. При общей нехватке работников вряд ли можно было просить замену, а это означало, что Роджеру придется самому заниматься ненавистной писаниной. Очень прискорбно, как выразился оператор, но ничего не поделаешь… Роджер достал было пачку сигарет, распечатал ее, хотел вытянуть одну сигарету, но заколебался: он слишком много курил и теперь пытался себя как-то ограничить в этом отношении. Пачка была спрятана снова в карман. Зазвонил уже другой телефон. Он поднял трубку: — Вест слушает. — Доброе утро, Красавчик, — сказал человек. — Вы не спите? — Давайте скажем, я просыпаюсь, — осторожно ответил Роджер, потому что с ним разговаривал его начальник Гарди. Гарди был в восторге от своей шутки, но частенько такие шутки не были безобидными. — Как бы вы посмотрели на приятный отдых за городом? — спросил Гарди. — Ведь вы не выполняли никаких заданий за пределами Лондона с тех пор, как стали суперинтендантом? — Насколько серьезно это дело? — спросил Роджер. — Во всяком случае, вам по силам. Это история в Беркшире, а точнее — в Арнткотте. — Послушайте, — запротестовал Роджер. — Я ведь не специалист в беговых аферах! Почему бы вам не послать дядюшку Перси? Он, во всяком случае, умеет отличить хвостовую часть лошади от головной, или как это называется? Ему известен специальный жаргон, ну и все такое. — Нам всем надо его выучить, — нравоучительно заявил Гарди, потом спросил, слегка удивленно: — А почему вы считаете, что это поручение связано с конскими бегами? — Я читал газету о смерти Сильвера. — И только? — Да. — Так вы не знаете, что одновременно был убит и тамошний конюх? Роджер медленно произнес: — Нет, не знал, разумеется. Конюх, обслуживающий Сильвера? — Не уверен. — Нас пригласил Беркшир? — Да. Вокруг Арнткоттской трагедии расползлись всякие слухи, которые им очень не нравятся. Они касаются местных высокопоставленных лиц, поэтому было решено, что надо заткнуть всем рты, поручив расследование экспертам из Ярда. Ну, что скажете? В данный момент вы не перегружены работой, не так ли? — Так, текучка. Плохо только то, что заболел Гофф. — Я найду кого-нибудь на его место, — пообещал Гарди. — И, как я думаю, вы захотите прихватить с собой дядюшку Перси? — Безусловно… конечно. Благодарю! — Хорошо, я это устрою. А вы сворачивайте свои дела и приходите ко мне. — Буду через десять минут. Он положил на место трубку, взял бумаги, которые успел пометить грифом «принять во внимание», и стал составлять памятную записку для того, кто займет место сержанта Гоффа. В каждом случае Роджер хотел, чтобы было выполнено нечто специфическое: найден свидетель, выяснены подробности о прошлом человека, достигнута договоренность с провинциальной полицией. Работая, он думал о том, что Гарди был с ним исключительно вежлив. Когда Роджер служил еще старшим инспектором, ему приходилось весьма осторожно подходить к начальству, обдумывая каждое слово, а это было не просто. Дядюшка Перси, детектив-инспектор Перси Снелл, был, конечно, подходящим человеком для такой работенки. Он работал около двадцати лет по Лондону и его пригородным ипподромам и знал практически все, что можно было знать. Кроме того, он был и приятным товарищем, человеком, у которого никогда не появлялось желания вырваться вперед, подложив свинью своему напарнику. Нрав у него был покладистый, а как детектив он отличался необычайной добросовестностью. Единственным недостатком дядюшки Перси было излишнее пристрастие к спиртному, но он держал себя в руках при исполнении служебных обязанностей. Ровно в десять Роджер вошел в кабинет Гарди. Через двадцать минут он уже вышел оттуда, «подкованный» до предела всяческими сведениями, как официальными, так и неофициальными, источником которых явились слухи, циркулирующие в округе о том, что Сильвер был убит ошибочно вместо другой, неизвестной в спортивных кругах лошади по кличке Шустринг. — Ты когда-нибудь слышал про этого Шустринга? — спросил Роджер дядюшку Перси. Снелл был человеком лет 45, выглядевшим на 35, довольно узкокостным, одевавшимся модно и проявлявшим особое пристрастие к ярким галстукам, носкам, рубашкам. На этот раз на нем был светло-коричневый, в узкую полоску, хорошего покроя и великолепно выутюженный костюм, красная с синими полосами рубашка и красный с горошинками галстук, под цвет которому были и носки. — Ни о чем другом не слышал, — ответил Снелл, — только и живу этими разговорами. — Будем серьезными, — одернул его Роджер. Он находился в своем кабинете, готовясь к поездке и проверяя, не упустил ли чего из виду. Он запасся всем — от порошка для обработки следов до стальной ленты и малюсеньких конвертиков, сделанных из пластика. Его чемодан, совсем как саквояж опытного врача, содержал все инструменты и оборудование, которые ему понадобятся на месте для расследования. Вообще-то это был стандартный для Ярда набор плюс кое-какие мелочи индивидуального плана. — Мне пришла в голову одна мысль, — заговорил Снелл. — Голден Шуз и Лейсиз. Далековато немного, пожалуй, но вполне возможно, это клички двух утраченных надежд старого лорда Фолея. Я бы сказал, что Шустринг наверняка принадлежит молодому Фолею из Фолей-Холла. — Правильно, — одобрил Роджер. — Как далеко ты заходишь в родословной беговых лошадей? — Не спрашивайте! Это Арнткотт? — Да. — Черт знает что за история с этим Сильвером! Великолепная была лошадь, — заявил Снелл. — Если бы наши заработки не были такими мизерными, я бы ставил на нее каждый раз, когда заходил на почту. Однако в моем кармане не так-то часто заводится свободных полкроны… Представляю как переживает Джон Гейл! — Тренер? — Да. Симпатичный малый, но немного излишне оптимистичен. Тренировал лошадей для герцога Мидхэмптона, пока у того не наступила полоса невезения. Года три назад приобрел старые Арнткоттские конюшни. Женился на Дафнии Прентис. — На актрисе? — Одно название. Она совершенно не умела играть, только пела прилично, да строила глазки. Говорят, что после свадьбы они живут очень счастливо. — Гейл преуспевает? — Возможно, когда-нибудь и будет. — Он в какой-то мере может быть заинтересован в смерти Сильвера? — Послушайте, Красавчик! — воскликнул с негодованием Снелл, забывая, что прозвище суперинтенданта употреблялось только в его отсутствии, — он в такой же мере в этом заинтересован, как мы в том, чтобы нам прекратили платить наше жалование. Для Джона Гейла это настоящая трагедия, я заранее могу за это поручиться. Вот что скажу я вам, я тут имел разговор со своим приятелем из «Ипподрома», он знаком с тем человеком, который находится с Гейлом в Арнткотте. Поразительно, как много известно всем этим информаторам… Как мы едем, поездом или?.. — Через двадцать минут я буду внизу в своей машине. — Хорошо… Такой уж я везучий, что еду на машине за город в такой день, когда не видно собственной руки перед самым носом. — Есть для меня особые поручения? — Нет. — Как посмотрю, начальство мне подарило внеочередной отпуск. Или это медовый месяц? Он подошел к двери, поколебался, потом оглянулся через плечо: — Скажу вам одну вещь, супер. Роджер согнал с лица улыбку. — Да? — Если я прав в отношении Шустринга, то он принадлежит Лайонелу Фолею, единственному сыну покойного лорда Фолея и леди Фолей, которая до сих пор живет и здравствует. Нет никакой необходимости вдаваться в подробности довольно сложной семейной жизни покойного лорда. Одно несомненно: его жена всегда люто ненавидела скачки лошадей, и если только ее сынок надумал пойти по папиным следам, она перевернет небо и землю! Я знаю ее милость по прежним дням. Ее обычно называли «Громом и молнией». Однажды она принялась пилить своего супруга на скачках перед самой Королевской ложей. Совершенно ненормальная женщина во всех отношениях, она теряет над собой всякую власть, коль скоро дело касается лошадей. Оно и понятно: ее супруг просадил на них все, кроме своего родового особняка. — Насколько все это серьезно? — Серьезнее не придумаешь. Любой человек, причастный к скачкам, должен знать об этих вещах… Немного помолчав, Снелл добавил: — Я посмотрю, что мне удастся еще раз узнать про эти дела. Может быть, вы мне для этого найдете часок? Роджер задумался: — Хорошо. Тогда попросите кого-нибудь подбросить вас ко мне домой. Я приготовлю себе чемоданчик с принадлежностями для ночевки. Думаю, что и вам стоит захватить зубную щетку и пару пижам. — На сколько времени? На неделю или же на месяц? — Догадайтесь сами, — засмеялся Роджер. Около одиннадцати он подъехал к своему небольшому отдельно стоящему домику на Белл-стрит в Челси. Когда он въехал в него, он был совсем новенький, как и сама улица. Теперь у него был видавший виды облик, деревья разрослись, так что небольшой садик стал тенистым. Но зато Джанет, выскочившая встретить его на крыльцо, когда заметила машину, все еще на вид была двадцатипятилетней, а не сорокалетней женщиной. Роджер, как всегда, поразился ее привлекательности. — Только не говори, как я хорошо сегодня выгляжу. Не сомневаюсь, ты приехал сообщить мне, что не будешь дома или что-то еще в этом духе. — И почему бы тебе не взяться за мою работу, ты бы справилась с ней чисто интуитивно! Я не думаю, что я буду в отсутствии больше одной-двух ночей, и еду я совсем недалеко, в Арнткотт, близ Ридинга. Если же дело затянется, то я вообще смогу приезжать ночевать домой. Пойдем, поможешь уложить мне самое необходимое. — И поставь-ка чайник, дорогой, — в тон ему подхватила Джанет, — мы сможем попить чайку. Жаль мальчиков, они рассчитывали провести ночь дома. — Они меня простят. Объясни им, что это дело о слишком требовательной мамаше, они сразу поймут характер моего поручения. — А какое, действительно, дело? — поинтересовалась Джанет, но тут же ее лицо побледнело, и она негромко добавила: — Арнткотт, о, господи. Убита скаковая лошадь и конюх — или как они называются? Про это говорили в одиннадцать часов по радио. Кажется, он был сильно изувечен, дорогой. Прошу тебя не… — …не рисковать. Все знаю, — ответил с глупым смешкомРоджер. Его поразила реакция Джанет: — Не будь таким самонадеянным! Полицейских очень часто убивают, да и ты сам бывал ранен бесконечное число раз! — Но, дорогая, я буду олл-райт! — принялся успокаивать ее Роджер, удивленно наблюдая за тем, как она повернулась к нему спиной и поспешила вверх по лестнице. Он понимал, что на глаза ей навернулись слезы. Он не переставал поражаться, что она не могла привыкнуть к его отлучкам и постоянно боялась какого-то несчастья. А вот он практически никогда не боялся, отправляясь на самую опасную операцию. Когда она через некоторое время помахала им со Снеллом со ступенек крыльца, то выглядела спокойной и даже веселой, так что «дядюшка Перси» вряд ли догадался об ее переживаниях. Снелл оказался просто находкой. — Я сумел кое-что раскопать. Мой приятель из «Ипподрома» намекает на это в своей статье в рубрике «По конюшням страны». Вне всякого сомнения, что леди Ф. действительно угрожала убить Шустринга, а Шустринг находился через одно стойло от Сильвера. Сведения поступили от полковника Мэддена, родного брата леди Фолей. Он — старый пропойца, потративший решительно все, что у него было, на лошадей и женщин, так что теперь он готов на все, лишь бы заработать какие-нибудь пять фунтов. — Он сам слышал эти угрозы в отношении Шустринга? — Да. И не он один, а десятка полтора-два гостей, собравшихся на коктейль-партию. Так что, Красавчик, вам не потребуется там оставаться даже на одну ночь, могу поспорить, что мы со всем прикончим к вечеру. Это одно из тех преступлений, которые тебе преподносят готовенькими, на блюдечке, только что без бантика. — Хотите и правда поспорить со мной? — спросил Роджер. — На каких условиях? — На равных. Наступило молчание. Затем Снелл сказал: — Зная, как долго вы умеете допрашивать одного свидетеля, меня это не устраивает… Впрочем, можно рискнуть. Знаете ли вы, что всегда говорил покойник Фолей своей супруге? Что она не умеет даже отличить отдельных лошадей. Так что дело — яснее ясного, можно сказать, оно уже решено. — Есть одна небольшая деталь, которую вы просмотрели. Или же, возможно, вам о ней никто не сказал. Молодой конюх, Сид, говорит, что он видел мужчину, когда тот уходил со двора. — Из его же показаний явствует, — возразил Снелл, — что свет был очень тусклый, парнишка находился в противоположном конце двора, то есть в ярдах 70-80 от калитки. Я прекрасно знаю эти места, когда-то там бывал в связи с делом о допингах. Парнишка перепугался, естественно, он не мог как следует разглядеть, был ли то мужчина или — женщина, особенно потому, что в наши дни многие женщины носят брюки. Так что женщина любого возраста, одетая в костюм, могла легко сойти за мужчину на таком большом расстоянии. Мне кажется, что вы просто усложняете себе задачу, неизвестно ради чего. — У меня нет привычки делать преждевременные выводы, Снелл. Вот когда я поговорю с этим парнишкой, Сидом Картрайтом, тогда картина более или менее прояснится… Насколько я понимаю, он — наша единственная надежда. Пистолет не нашли, но пуля была извлечена. Он замолчал, и минут десять сосредоточенно вел машину. Снелл просматривал свои заметки. Они достигли уже окраины Грейт Вест Роуд, собираясь свернуть к Слау, когда затикало радио. Снелл наклонился, повернул ручку приема и сказал: — Машина суперинтенданта Веста. — Только что получили сообщение из Ридинга, — бесстрастным голосом сообщил оператор из информационного бюро Ярда. — Похоже, что исчез сын убитого Картрайта. Одно мгновение длилась тишина, потом Снелл чуть слышно произнес: — О, господи! (обратно)ГЛАВА 5 ГЛАВНЫЙ СВИДЕТЕЛЬ
Сид Картрайт в то утро проснулся с чувством ужаса, причину которого он сначала не мог понять. Он находился не в своей собственной постели, одной из десяти в огромной спальне, но в маленькой комнатушке. Солнце пробивалось через окно и упиралось в стенку как раз возле его глаз. Сид не почувствовал, как оно прихватило и его лоб. До него не доносилось никаких знакомых звуков конюшни, но он был уверен, что ему следовало бы проснуться несколькими часами раньше. Он поспешно отбросил в сторону одеяло, приподнялся, но тут же снова упал на подушки. Как будто бы его кто-то ударил. Он все вспомнил. Он видел отца, когда убрали солому, видел его размозженную голову. Никто из присутствующих в стойле не обратил внимание на то, что он тоже находится здесь. Сид закрыл глаза. Но страшная картина не пропадала. Мертвый отец и мертвая лошадь… Тогда он начал припоминать все подробности предшествующего вечера. Самым страшным было сознание того, что отец пошел в обход вместо него, Сида, потому что ему хотелось закончить интересную главу в книжке. Он плотнее зажмурил глаза, однако слезы все равно прорвались наружу. Теперь он старался плакать беззвучно. Ему еще не было семнадцати лет. Мать он совершенно не помнил: она умерла до того, как он научился ходить. Так что с самого детства у него были только отец и лошади, здесь, в Арнткотте, в Ньюмаркете, в Ламбурне, в пяти различных конюшнях, но всегда отец и лошади, единственные живые существа, которые были дороги для него. Он унаследовал от отца и любовь к изящной красоте этих животных, к восхитительному ощущению конской спины между своими ногами, к ничем несравнимому наслаждению движения лошади, когда она пускалась в галоп, к чувству восторга при виде убегающей назад дороги… Все эти эмоции ему никто не преподал и не объяснил, они сами в нем возникли. И из всех лошадей, за которыми он помогал ухаживать, больше всего он мечтал быть допущенным к Сильверу! Сид заплакал громче, отчаянно стискивая зубы, стараясь прогнать страшное видение, ненавидя себя за то, что по его мнению, было недопустимой слабостью. А день был таким ярким, таким манящим! Сид услышал чьи-то шаги возле двери. Он быстро повернулся и зарыл лицо в подушке, закусив зубами материал и перья, не желая, чтобы кто-то услышал его рыдания. Снова раздались шаги, женские. И он понял, даже не задумываясь об этом, что находится в доме миссис Гейл. Шаги замерли возле его комнаты. Он надеялся, что никто не войдет. Он молил бога, чтобы никто не вошел. Ему не хотелось, чтобы его видели в таком состоянии, он бы этого не выдержал. Шаги миновали. Смена обстановки ему помогла, напряжение слегка улеглось. Он повернул голову, чтобы ему легче дышалось, набрал воздуха. Снова раздались шаги. Женщина вошла в соседнюю комнату. Тогда он сел на кровати. В углу комнаты стоял умывальник, а Сиду не терпелось удалить следы слез. Он поднялся, чувствуя легкое головокружение, однако не стал обращать на него внимания, а решительно прошел к умывальнику, открыл кран с холодной водой и сунул под него голову. Волосы у него были коротко подстрижены, так что они высохнут за пять минут! После этого он подошел к окну и убедился, что поверх крыш видны конюшни. Он хорошо разглядел тропочку, ведущую от черного хода дома Гейлов во двор, часы, ленту дороги и даже верхнюю часть ворот, возле которых он вчера заметил мужчину. Если бы только он находился поближе! Если бы только ему удалось как следует рассмотреть машину! Он так ясно представил себе дребезжание и перебои в работе старого мотора, что с уверенностью подумал, непременно его узнает, если ему доведется услышать, как он работает снова. Более того, он был уверен, что уже слышал эти звуки прежде. Если бы только он вспомнил, где и когда. Потом он понял, что хочет есть. Часов не было ни у него самого, ни в комнате, время на башенных часах он не мог различить отсюда. Но вот они начали бить, и он замер, считая: «…девять, десять». Десять часов, а он должен был встать в половине седьмого, чтобы начать убирать навоз. На секунду у него возникло чувство панического испуга, но оно сразу же улеглось, когда он сообразил, где находится и по какой причине. Внезапно он припомнил, как миссис Гейл сказала полицейскому офицеру, что мальчику пора лечь спать, уже четвертый час. Она сама привела его в эту комнату. С ними была еще и другая женщина, ее сестра. На Сиде была надета слишком большая для него пижама. Его собственная одежда, серые фланелевые брюки и серый же вязаный свитер, были аккуратно сложены на стуле возле кровати. Под стулом стояли полуботинки. Отец настоятельно требовал, чтобы после полудня он менял свою спецодежду и толстые ботинки на нечто более красивое и легкое. Сид быстро оделся, тихо отворил дверь и очутился на просторной площадке, на которую выходило еще несколько дверей, а по короткому коридору можно было попасть к другой лестнице. Несколько раз он бывал на первом этаже дома, но наверх он попал впервые. В соседней комнате было совершенно тихо, и Сид подумал, не сошла ли женщина вниз и кто это был: миссис Гейл, ее сестра или кто-то из прислуги. Сид спустился до половины лестницы, где имелось широкое окно, выходящее на пустошь. Внезапно он весь напрягся, потому что вдали заметил цепочку коней, на спинах которых сидели парни. Это была обычная утренняя тренировка на пустоши, одна из самых приятных спортивных обязанностей дня. Сам он дважды вот так выводил Сильвера. Снова слезы навернулись на глаза. Он подавил в себе минутную слабость и повернулся ко второй половине лестницы, но сразу же остановился. У подножья стояла сестра миссис Гейл, имя которой ему никак не удавалось запомнить, и улыбалась. Она выглядела настоящей красоткой. У нее были каштановые волосы, достигающие плеч, и синие глаза. — Доброе утро, Сид. — Доброе утро, мисс. — Хорошо ли ты спал? — Да, благодарю вас. — Кухарка сразу же накормит тебя завтраком, как только ты спустишься на кухню. — Большое спасибо. Он понимал, что это звучит натянуто и неуклюже, но ничего не мог с собой поделать, и поэтому поскорее стал спускаться вниз. Больше всего ему хотелось, чтобы сестра миссис Гейл ушла прочь, не пялила бы на него глаза. И, как будто почувствовав его желание, она отвернулась. — Ты ведь знаешь, где кухня? — Да, благодарю вас. — Я скажу мистеру Гейлу, что ты поднялся. Господи, она снова смотрит на него. — Сид, я хочу вот что тебе сказать: ты находишься среди друзей. Мы понимаем, что не можем тебе помочь, но мы постараемся сделать все, что в наших силах. Не забывай этого, ладно? — Да, мисс, благодарю вас. В действительности он совершенно не думал об этом, когда шел на кухню, наиболее знакомое место из всех помещений в доме. Еще два месяца назад здесь была пятнадцатилетняя горничная, которая ему сильно нравилась, но она ушла работать на фабрику в Ридинге. Сид знал кухарку, ее острый язык и крутой нрав. Он подсознательно сжался, опасаясь как бы она не начала вслух жалеть его, потому что он уже понял, жалость его оскорбляет. Но кухарка посмотрела в его сторону и сердито заявила: — Еще бы десять минут, и ты бы ничего не получил, кроме холодных тостов! — Простите, я проспал… — Для первого раза я тебя накажу… Ты сам знаешь, где взять нож и вилку. Освободи-ка себе местечко на уголке стола. — Сейчас… Сид послушно выполнил ее распоряжение, прислушиваясь к тому, как кухарка разбивает яйца над сковородой. Скоро аппетитно запахло беконом, и Сид почувствовал, что он умирает от голода. Почему-то это ему казалось не только странным, но даже неприличным. К тому времени, как перед ним появилась яичница с колбасой и беконом, у него разыгрался воистину волчий аппетит. А когда кухарка поставила перед ним тарелку с мягким ситным и большой кусок свежесбитого деревенского масла, Сид просто застонал от удовольствия. Он ел быстро, хотя отлично сознавал, что находится не в общей столовой, где обедает обслуживающий персонал, так что тут нужно и вести себя должным образом. Он закончил есть в тот момент, когда на кухне появилась сестра миссис Гейл. — Во всяком случае он не потерял аппетита, — с явным одобрением сообщила кухарка. Сид вскочил. — Мистер Гейл во дворе, — сказала Кэтлин. — Он хотел видеть тебя. — Да, мисс, большое спасибо! — поблагодарил Сид. Он был рад выскочить из кухни. Назад он не оглядывался, будучи уверенным, что обе женщины смотрят на него через кухонное окно. Путь оттуда через садик на конный двор показался ему бесконечным. Он затруднился бы сказать, о чем он думает. Он испытывал странную боль, не в силах ни на минуту позабыть о своей потере, но все же резкость страшной картины потускнела. И сейчас, пожалуй, больше всего его мучило сознание того, что он уже больше никогда не сможет посмотреть на мир прежними глазами. Во дворе находилось четверо рослых незнакомых мужчин. Надо сказать, что крупные люди редко бывали во дворе, разве что иногда приезжали владельцы лошадей со своими гостями. Сид узнал в одном из них полицейского, который расспрашивал его ночью. Сейчас он разговаривал с мистером Гейлом. Мистер Гейл стоял, расставив ноги, повернувшись спиной к тому стойлу, где были найдены убитыми Сильвер и отец Сида. Было хорошо видно, что внутри работают люди. Солома, заполнявшая угол, была полностью выброшена, а все вещи из стойла аккуратно разложены на кирпичной кладке, огороженной таким образом, что на нее никто не мог наступить. Среди седел, уздечек, инструментов и прочих вещей, которые находятся в каждом стойле, но о наличии которых как-то не задумываются, была и пара старых сапог. Это были сапоги его отца. И снова слезы навернулись на глаза Сида. Мистер Гейл посмотрел на него через плечо, и высокий детектив перестал разговаривать. В одно мгновение все глаза уставились на Сида. В стойлах не оставалось ни одной лошади. Сиду никогда не приходилось здесь бывать в такое время, он обычно вместе с остальными конюхами тренировал коней на пустоши. Непривычная обстановка еще усиливала чувство необычности. — Доброе утро, сэр, — выдавил из себя Сид. — Доброе утро, Картрайт, — деловито ответил мистер Гейл. — Ты ведь помнишь старшего инспектора Хупера, не так ли? — Да, сэр. Доброе утро, сэр. — Доброе утро, Картрайт, — повторил офицер. У него был мясистый красный нос, который наводил на мысль, что Хупер не дурак выпить. Глаза у него были светло-голубого цвета, довольно, маленькие, со множеством красных прожилок. — Спал хорошо? — Да, спасибо. — Помнишь, о чем я просил тебя прошлой ночью? — Да. — Я уверен, что ты хочешь помочь нам как можно скорее поймать этих дьяволов, — сказал старший инспектор. — Ты ничего больше не припомнил? — Нет, — без колебания ответил Сид. — По пути от дома мистера Гейла я все время думал. Я уверен, что рассказал вам обо всем. — Ты того человека не узнал? — Нет. — Уверен, что это был мужчина? — Я видел кого-то, одетого в макинтош, кепку и брюки, — спокойно ответил Сид, — и еще красные задние огни большого старого автомобиля. — Ты уверен, что он был большим и старым? — Он издавал такие звуки… И это все, что я могу сказать вам. Было бы неправильно что-то придумывать, верно? — Ни в коем случае! — вмешался мистер Гейл. — Скажи, ты ничего не хочешь сделать на протяжении ближайшего часа? Мы хотели бы, чтобы ты находился поблизости, потому что в скором времени должны приехать детективы из Скотланд-Ярда, а они непременно захотят тебя увидеть. Нет? Тогда займись-ка этими ведрами. Вот уже две недели, как они ждут своей очереди. — Да, сэр… Сид сразу же решил спросить: — Не могу ли я пойти в сторожку, сэр? — Еще нет. Ярдовские сотрудники захотят сначала все осмотреть в таком виде, как оно было. Тебе предстоит выполнить огромное количество формальностей, но мы тебе поможем, ты не беспокойся. Мы понимаем, что тебе сейчас тяжело, мой мальчик, но надо крепиться… — Большое спасибо, мистер Гейл. Он прошел в подсобное помещение, куда на протяжении целой недели сносили грязные ведра для чистки и мойки. Это входило в обязанности младших конюхов. Поджав губы, Сид глянул на запертую дверь сторожки. Арнткоттский детектив и мистер Гейл наблюдали за ним, но он не оглядывался. Они уж слишком явно проявляли свое сочувствие, а это причиняло боль. Сиду хотелось бы дать волю своим чувствам. И потом ему хотелось кого-то ударить, даже избить. Все равно кого… Остальные ребята и лошади вернулись в половине 12-го, так что ему недолго оставаться здесь одному. Никогда еще не случалось, чтобы все работники уходили со двора. Очевидно, на этом настояла полиция. Вообще-то это не имело значения. Сид прошел к своей тумбочке в главном дортуаре для младших конюхов и переоделся в жокейскую курточку и бриджи для верховой езды, потом аккуратно завязал галстук и надел на голову шапочку с большим козырьком из такого же, как и галстук, материала в белую с черным клетку. Вот теперь он был одет для дневной работы. Он прошел в центральную конюшню, чем-то напоминающую церковь, из которой вынесена вся мебель. В стены были вбиты большие крюки, на которых висели седла знаменитых лошадей. И здесь же были собраны все трофеи и награды, завоеванные лошадьми за сто с лишним лет существования этих конюшен. Еще и прежде Сид испытывал тут чувство досады, которое сейчас только возросло, потому что здесь не было ничего принадлежащего Сильверу, кроме попорченной уздечки, которую Сид сам принес сюда когда-то. Стоило ему ее увидеть, и слезы подступили к глазам. Он смотрел на эту уздечку, стиснув кулаки, ненавидя человека, застрелившего лошадь, чувствуя, что с каждым часом ему все больше не хватает лошади. Он почти въявь видел, как она переставляет ноги, чувствовал прикосновение ее влажных губ и зубов, когда Сильвер осторожно брал с его ладони кусочек сахару, ощущал шелковистость его боков, когда он галопом делал круги по корду, уверенный, как и все работники конюшни, что это чудо-конь, который прославит их по всей стране. Он отвернулся и принялся чистить стремена, но это была скучная монотонная работа, оставлявшая слишком много времени для раздумий. Он должен был двигаться, ходить, бегать, ездить верхом. Последнего он желал больше всего: стиснуть ногами бока лошади и пустить ее галопом. Если бы только он мог это сделать! Он положил на место ветошь и порошок. Снова вышел во двор. Рослых детективов больше не было видно, а мистер Гейл разговаривал с высокой пожилой женщиной, леди Бартлетт, у которой здесь находилось три лошади. Она повернулась и взглянула на Сида, и он различил в ее глазах сочувствие. — Ты чего-нибудь хочешь, Сид? — спросил Гейл. — Марбл в загоне, сэр? — Да. Хочешь на нем проехаться? — Пора ему увеличить нагрузку. — Хорошо, но не разрешай ему прыгать. Марбл был хорошим жеребчиком, покладистым, послушным, но склонным прыгать при малейшем предлоге. Один из молодых конюхов пять месяцев назад попробовал перемахнуть на Марбле забор и повредил коню ногу. Сейчас травма уже была ликвидирована, но на общие тренировки с остальными Марбла будут брать еще недели через две-три. Сид прошел по проходу во второй двор, находящийся по другую сторону от дома мистера Гейла. Через небольшую дверку он попал в загончик, который был обнесен изгородью из кольев. С десяток лошадей, большей частью старых или больных, находились здесь. Увидев Сида, Марбл тотчас же к нему подбежал. Небольшой темно-серый конек, не такой красивый, как серебристый Сильвер, но все же серый, а это была любимая масть Сида. Большой, мускулистый Шустринг тоже находился в загоне. Сид внимательно смотрел на него, положив руку на шею маленькой лошади. Он уже слышал кое-что из циркулирующих между работниками конюшен разговоров и знал, что по крайней мере половина их была уверена, что Сильвера убили по ошибке, вместо Шустринга, похожего на него по масти. И Сид в эту минуту почувствовал острый приступ ненависти к этой лошади. Ему было невыносимо видеть, как он стоит тут, подняв голову, и смотрит на него просительно, как будто хвастает: «Испытай меня, я не хуже твоего Сильвера». Сид повернулся, повел Марбла во двор, оседлал его, подтянул подпруги и вскочил в седло. Верхом он почувствовал облегчение. Во дворе никого не было, и помимо цоканья копыт своего скакуна он слышал лишь бой башенных часов. Одиннадцать. Далеко не поскачешь. Значит, легкий галоп. А Сиду хотелось настоящего галопа. Он не стал сдерживать коня, а у Марбла, очевидно, тоже было желание пробежаться порезвее. От иноходи к легкому галопу, потом — ровный галоп, при котором не было особо большой нагрузки. Умное животное, подумал Сид, тоже понимает, что ему не следует перетруждать ноги. Шел он очень хорошо. Марбл всегда отличался красивым бегом и не утратил этого своего качества. Но у него не было выносливости и настойчивости истинных фаворитов, так что он являлся лишь неким подобием Сильвера. Сид подтянул поводья. Они находились примерно в миле от загона на открытой вересковой пустоши. С правой стороны — по другую сторону от дороги, ведущей из Арнткотта до Фолей-Виллидж, была видна на расстоянии в милю от них основная цепочка лошадей. Конюшни находились на полпути между этими двумя пунктами, каждый из которых лежал милях в трех от данного места. Ворота в Фолей-Холл находились по прямой к Фолей-Виллидж, а совсем рядом с ними возвышался знаменитый Каприз, огромная сторожевая башня из красного кирпича, построенная для того, чтобы наблюдать с ее высоты за лошадьми, которых тренировали в открытом поле. Основной табун лошадей прошел позади березовой рощицы. По эту сторону дороги, ближе к Сиду, было куда больше деревьев, росших небольшими группами. Вот почему настоящая тренировка лошадей всегда проводилась не с этой стороны. Сид проверил, не запыхалась ли лошадь, и перевел ее на другой галоп. Между двумя рощицами был небольшой участок совершенно гладкого поля, который являлся хорошей дистанцией для любой лошади. Как ни странно, но Сид почти позабыл о своей трагедии, он был даже счастлив, заставив себя думать только о лошади, о правилах верховой езды и тонкостях тренировки, о наиболее правильном режиме для Марбла. Вообще-то говоря, он использовал уроки своего отца, но сейчас он не помнил, кто его всему этому научил. Сид замедлил бег коня, когда достиг столба с отметкой «Полмили», откуда была хорошо видна сторожевая башня. Солнце отражалось от ее окон и от наблюдательной площадки. Сид решил повернуть назад. И тут он заметил неподалеку от себя, на прогалине среди деревьев, чью-то машину и стоящих возле нее двоих людей. Это его не удивило. Люди часто прятали в этом месте свои автомобили, а сами шли наблюдать за лошадьми на другую сторону дороги. Это были разного рода жучки, журналисты, типы, добывающие и продающие сведения о лошадях перед скачками. Поскольку от них все равно не было возможности избавиться, мистер Гейл не обращал на них внимания. Один из этих людей был страшно высоким и тощим. — Пойдите-ка сюда на минутку! — крикнул он. Сиду не было никаких оснований не подходить. Скорее всего ему предложат полкроны и потребуют информации. Это тоже как бы входило в круг его обязанностей. Поэтому он без раздумий направил лошадь к двум неизвестным. — Чего вы хотите? — спросил он, и за все сегодняшнее утро впервые его голос звучал совершенно нормально. Тощий спросил: — Вы Сид Картрайт? — Допустим… — Зачем увертки. Ведь это так, верно? Тощий помолчал, и тут Сид разглядел второго незнакомца. Этот был пониже, но потяжелее. Он обходил машину с другой стороны и таким образом оказывался позади него и Марбла. В другое утро Сид скорее бы всего отправил этих типов ко всем чертям, повернул бы Марбла и ускакал прочь. Но тут он заявил: — Да, я Сид Картрайт. — Страшное дело с твоим папой, малыш! — вздохнул тощий, а низенький был уже в трех ярдах от лошади. — Правда ли, что ты видел человека, который это сделал? — Допустим… — Послушай, я из «Глоба». Ты сможешь неплохо заработать, если дашь нам интервью. Теперь, когда тебе придется самому себя содержать, лишние деньги не помешают… Не подумай, что меня интересуют сведения о конюшне или о том, в какой форме находится та или иная лошадь. Это забота ребят из спортивного отдела. Я же веду отдел уголовной хроники, Сид, и у меня серьезное поручение. Видел ли ты человека, убившего твоего отца и эту лошадь? Сид ответил с вызовом: — Да, видел! Он обозлился, потому что тощий пытался свести его потерю к материальным затруднениям, не думая о том горе, которое причинила ему гибель отца. Он повернул было лошадь, но второй человек держал ее за поводья и в упор разглядывал его самого. — Я не намерен говорить на эту тему! — добавил паренек. — Тебе запретила полиция! — Возможно, да, возможно, нет! Наступило минутное молчание, прерываемое лишь стуком невыключенного мотора. На этот раз Сид услышал и характерное «чихание», и перебои, и прочие признаки неисправности двигателя, которые дали ему возможность совершенно определенно узнать машину, на которой скрылся убийца. — Задержите эту машину! Нам необходимо ее остановить! — закричал он, хватаясь за поводья. Но прежде чем он успел пустить коня вскачь, тощий вцепился в его руки и выхватил поводья. — Пустите же меня! — закричал Сид. — Это та самая машина, на которой уехал убийца. Но это не помогло, наоборот, его задерживали. И тут впервые Сид испытал тревогу. Он повысил голос: — Как вы не понимаете? Это та машина, которую я слышал ночью. Не отвечая, тощий быстро прыгнул вперед, а второй выпустил поводья и схватил Сида за запястье. Сид попытался вырваться, но противник был гораздо сильнее. Сида стали стягивать вниз. Он не только понял, сколько почувствовал, что над ним нависла смертельная опасность. Больше он не прислушивался к шуму машины и мог думать только о собственной беде. Почти бессознательно он вспомнил то, чему его учил отец на тот случай, если его сбросит норовистый конь. Он перестал сопротивляться, опустил вниз голову и выдвинул вперед правое плечо навстречу земле, правая же рука у него оказалась плотно прижата к груди. Невысокий был настолько поражен поведением Сида, что практически полностью его отпустил. Сид упал на землю и быстро покатился дальше и дальше, как если бы мимо бежали другие лошади, которые могли его затоптать. Он вскочил на ноги ярдах в десяти от того места, где упал с лошади. Тощий почему-то отскочил в сторону, очевидно его сильно лягнул Марбл. И этот же Марбл загораживал Сида от коротышки. — Марбл! Сюда! — закричал Сид, потом призывно засвистел. — Марбл! Коротышка попытался схватиться за поводья, но опоздал: Марбл побежал к своему конюху. Коротышка попробовал схватить его еще раз. — Сюда, Марбл, ко мне! — отчаянно закричал Сид, не узнавая своего пронзительного голоса. Лошадь подбежала настолько близко, что Сид смог вскочить в седло. И удачно. Его преследователи были бессильны что-то предпринять. Марбл помчался во всю свою прыть. Ветер свистел в волосах, больно бил по лицу, из глаз у Сида потекли слезы. И тут он заметил, что прямо перед ним возник толстенный сук дерева… В испуге он инстинктивно поднял обе руки, защищая лицо. Удар оказался настолько сильным, что его выбросило из седла. Он еще успел услышать, как к нему бегут двое. (обратно)ГЛАВА 6 ПОИСКИ
Роджер Вест увидел полицейского в униформе, который стоял возле открытых ворот под часовой башней Арнткоттских конюшен, и затормозил. — Вот и мы! — неизвестно к кому обращаясь, заявил Снелл и поудобнее устроился на своем месте, как будто именно это и было целью их длительной поездки. Роджер остановился точно возле полицейского. Тот пояснил: — Мистер Хупер находится на месте происшествия, сэр. Роджер сохранил непроницаемый вид. — Благодарю. Этот молодой паренек появился? — Боюсь, что нет, сэр. — Очень жаль, — сказал Роджер и завернул во двор. В данный момент там находилось с десяток невысоких грумов, которые ухаживали за своими лошадьми, половина из которых уже была заведена в стойла. Давно уже Роджер не видел такого обилия коней в одном месте. В первую очередь его поразили чистота и порядок. Посреди двора красовалась даже оригинальная клумба: это был круг коротко подстриженной изумрудной травы, среди которой яркими букетами распустились самые разнообразные цветы. Однако, как и в любой конюшне, над всеми запахами превалировал запах конского пота и навоза. Снелл потянул носом. — Нда… лошади… Лично я это называю духами. Конюшня первого класса. Супер! — В таком случае наберите себе на память флакончик… Роджер увидел группу людей, столпившихся у стойла в дальнем конце двора и медленно поехал в ту сторону. Всего имелось, примерно, три десятка отсеков, расположенных по широкому кругу, вдоль них тянулась немощеная дорога, по которой выводили лошадей, а за нею — трава, цветы… В дальнем конце дороги справа и слева стояли еще какие-то кирпичные и деревянные постройки. — Это сторожка, — объяснил Снелл, — а справа находятся дортуары, там спят конюхи. И хотя конюшни выстроены более ста лет назад, лучшей планировки нельзя и пожелать! — Верно. Узнайте, пожалуйста, нет ли у них готового плана, а если нет, то пусть приготовят подробную схему, указав на ней все входы и выходы, дороги и так далее. Пусть не забудут указать размеры. — Понятно. Роджер остановил машину возле группы более рослых мужчин, находившихся у огороженного от других стойла. Он увидел Хупера, который славился как весьма способный и инициативный офицер, хотя и несколько грубоватый. Внешне Хупер выглядел скорее неотесанным фермером, чем работником полиции: маленькие глазки, бесформенный рот, огромное, бочкообразное брюхо… — Суперинтендант Вест? — Старший инспектор Хупер? Роджер вышел из машины, они пожали друг другу руки. Роджер попытался оценить этого человека и быстро пришел к выводу, что Хуперу понравится, если его будут рассматривать как первоисточник. Поэтому он спросил: — Есть ли новости о Сиде Картрайте? — Исчез бесследно. Очевидно, Хупер так же оценивал Роджера. Весьма возможно, он подумал, что самый молодой из суперинтендантов Ярда внешне не оправдывает своей репутации. Внезапно Хупер поразил Роджера: — Моя вина, конечно. Мне следовало установить за парнишкой наблюдение. Странно, что иной раз допускаешь совершенно непозволительные ошибки, проработав уже вот сорок лет. Это же азбучное правило! Так что если вы хотите состругать с меня стружку, начинайте немедленно, пока я сам сознаю, что заслужил это. Это было превосходно! Роджер усмехнулся. — Считайте, что это уже сделано. Так вы говорите, он исчез бесследно? — Последний раз, когда мы видели его, он мчался верхом по пустоши. У меня имеется план здешних мест. Подумал, что он вам понадобится. Он находится в сторожке. Вы не против, что мы используем ее в качестве нашего рабочего кабинета, пока находимся здесь? Это удобнее, чем в доме, хотя мистер Гейл предложил нам комнату. — Сарай мне тоже кажется более подходящим. — Все дело в том, что молодой Картрайт просто не мог найти себе места, — продолжал Хупер. — Я отлично понимаю его желание проскакать на коне. Я присутствовал в тот момент, когда он просил об этом Гейла… Гейл сказал: «О'кей» — и объяснил мне, что за парнишку можно не беспокоиться, он на лошади сидит увереннее, чем в кресле. Сид отправился в ту половину двора, и когда я его увидел, он мчался галопом, как будто бы за ним по пятам гнались волки. Не спрашивайте меня, почему, возможно, он таким вот образом лечился от пережитого шока. Он скрылся за какими-то деревьями, а через час его лошадь вернулась в конюшню одна. — В порядке? — Никаких повреждений. Не могу сказать, чтобы мы продвинулись. В это время поблизости находилась какая-то машина, кое-кто из ребят, тренировавших лошадей, ее видели, но ее описание нам так и не удалось заполучить. Свидетели находились слишком далеко. Я… Вдруг Роджер увидел, как неожиданно изменилось выражение лица Хупера, он буквально оцепенел. Оказывается, Снелл вышел из машины с другой стороны, обошел ее кругом, и теперь Хупер увидел его впервые. — Господи, вам пришлось захватить его? — спросил он, выражая тоном величайшее отвращение. — А я-то надеялся, что виделся с ним в последний раз, когда мы работали по делу о допинге. — Никто меня не «захватывал», — обиженно возразил Снелл. — На меня пал выбор. Ну, как поживаете, старый петух? — Безумно переживаю эту мерзкую историю, — без всякой рисовки ответил Хупер. — С тех пор, как исчез этот мальчишка, я не перестаю себя ругать. Впрочем, я об этом уже говорил! Весь район перекрыт. Половина ребят Гейла прочесывают все вокруг на всякий случай, по моей просьбе в поиски включились многие фермеры. Если мы не отыщем его в первую половину дня, я попрошу вас организовать правильную охоту. — Итак, иными словами, вы допускаете, убийца полагает, что Сид Картрайт мог его опознать? — быстро спросил Роджер. — Это вполне вероятно, и мне кажется, мы имеем дело с таким типом, который вообще ни перед чем не останавливается. Уж если у него поднялась рука на старину Теда Картрайта! Тед был замечательным человеком. Он мне столько давал полезных советов… Ну, да дело не в этом. Что вы хотите сделать в первую очередь, мистер Вест? — Быстренько все осмотреть кругом, ну, а потом познакомиться с Джоном Гейлом и другими здешними людьми. Присоединяться к поискам пропавшего паренька не имело смысла. Чем быстрее он встретится со всеми людьми, так или иначе причастными к данному делу, и оценит для себя положение вещей, тем будет лучше. Он охотно принял предложение Хупера показать ему конюшню, убедился, как ее вылизали в поисках вещественных доказательств или хотя бы малюсенькой зацепочки, которая помогла бы распутать клубок. После этого они пошли с Хупером в сторожку. Хупер угрюмо объяснил, что до сих пор не удалось найти пистолет. Пуля, извлеченная из убитой лошади, была 32 калибра, а это значит, что ее могли выпустить из самых разных пистолетов или револьверов. Раны на голове у Картрайта кровоточили сравнительно мало. Никаких отпечатков пальцев или других следов не было найдено. — Что вы предприняли в отношении той шумной, дребезжащей машины, которую ночью слышал Сид Картрайт? — спросил Роджер. — И перед тем, как он исчез, вы снова видели машину… — Машины довольно часто появляются на дорогах, — сухо заметил Хупер. — Я послал одного моего парня по гаражам, так он выявил не менее тридцати машин, которые производят точно такой же шум, как описывал Сид. В наших краях куда больше старомодных больших автомобилей, чем современных маленьких. Роджер вздохнул: — Очень жаль. У входа в сторожку стоял на часах констебль, он отошел от двери, пока Хупер отмыкал дверь. Внутри все было безукоризненно чисто. В каждом углу стояло по раскладушке, посередине стол, у стены — небольшой холодильник, на полке лежали книжки и журналы. Гейл совершенно явно стремился сделать так, чтобы его ночные сторожа не испытывали неудобства. В дощатой стене кнопками была прикреплена большая карта района. Вторая карта, большего размера, включала Арнткотт, город с пятью тысячами жителей, Фолей-Виллидж и Арнткоттские конюшни, расположенные между ними на полпути. На обоих был обозначен Фолей-Холл, а красной точкой — Каприз, наблюдательная башня. Через пять минут, после внимательного изучения, Роджер имел уже ясное представление об этой местности, а тем временем, точно с таким же вниманием и интересом, Хупер и Снелл изучали его самого. Роджер отвернулся. — Благодарю вас, таким образом сэкономлен минимум целый день работы. Далеко ли распространились слухи о леди Фолей? — От Лэнд Энда до Джона О'Гроутса, — ответил Хупер. — Не один Гейл слышал, как она грозила убить лошадь, а и десятки других людей. Ко вчерашнему утру эта новость обошла решительно всех, так что, когда стало известно о событиях в Арнткоттских Конюшнях… сами понимаете, хотя мы и провинциальные тугодумы, но все же мы сложили два и два вместе и… Роджер спросил: — Ваше мнение? — Пока еще определенного не имею, — осторожно ответил Хупер. — Но, конечно, я знаю леди Фолей вот уже пятнадцать лет. Когда ей что-то взбредет в голову, она ни с чем не считается, а добивается своего. Она бы прикончила Шустринга, если бы он оставался в их конюшне, но здесь… Он пожал плечами. — Сомнительно. Все зависит от того, насколько сильно она опасалась, что ее дорогой Лайонел пойдет дорогой отца. Ну и потом можно допустить, что она пробралась в конюшни, что застрелила Шустринга, но вот в отношении старика Теда Картрайта, убитого зверскими ударами по голове… — Есть ли у нее огнестрельное оружие? — Да. Имеет на него разрешение. Но такие разрешения, кроме нее, есть еще у пары десятков людей. Все это Хупер сообщил весьма угрюмо, как будто эти негативные ответы являлись результатом его собственной вины. — Хватило бы у нее сил нанести такие раны на голове? — Да, но… — Если он застал ее в стойле лошади и обвинил в том, что она ее убила, она могла в панике натворить множество вещей, которые вроде бы ей и не свойственны. — Вполне допустимо. — Но все же вы не думаете, что это она убила Картрайта? — Я думаю, что было бы неоправданной потерей времени предполагать, что она это сделала лично, — ответил Хупер. — Но я не считаю ее не способной заплатить деньги какому-нибудь негодяю за такое дело. В смысле, за убийство лошади. Ну, а если этого типа старик Картрайт поймал на месте преступления, как вы предположили, тогда у него, действительно, появился мотив. — Как только я поговорю с мистером Гейлом и Дженкинсом, старшим конюхом, я поеду с визитом к ее милости леди Фолей, — заявил Роджер. — Мне кажется, что ей надо выкладывать все начистоту, так будет правильнее? — Единственный путь — не ходить вокруг да около, а взять сразу быка за рога. — Понятно. Скажите, а сам Холл и окружающий участок были осмотрены в связи с пропажей конюха? — Пока для этого не было оснований, — покачал головой Хупер. — Дайте только мне предлог, и я все сделаю. А теперь в отношении других действующих лиц в трагедии, как говорят в театральных афишах… Роджер внимательно слушал краткие, но достаточно образные характеристики всех остальных лиц, так или иначе причастных к делу. После этого они отправились в дом тренера. Жена Гейла со своей сестрой находились на вересковой пустоши, участвовали в поисках пропавшего Сида. Гейлу практически нечего было сказать. Внешне он казался хорошо сколоченным, крепким и энергичным человеком, но сразу было видно, что он только что перенес сильный и совершенно неожиданный удар. Об этом и говорил его настороженный взгляд, как будто он был настороже, собираясь обороняться, и несомненная усталость. Правда, такие факторы скорее были не в его пользу. Роджер ушел от него после пятиминутного разговора. Было почти два часа, и Снелл сказал: — Вы что, никогда не бываете голодным? — А вы уже проголодались? Роджер взглянул на часы. — Великий боже! Хорошо, мы сейчас перекусим, а потом отправимся в Фолей-Холл. Вообще-то он был рад такому перерыву, потому что он давал ему возможность упорядочить свои впечатления и более или менее систематизировать полученную информацию. Самым тревожным было то, что все еще не поступило никаких известий о Картрайте младшем. Возможность того, что его похитили, а, может, и убили, чтобы заставить замолчать, придавали всему делу зловещий оттенок. В конюшнях атмосфера была напряженная и нездоровая. — После того, как мы поедим, отправляйтесь-ка вы в деревню и попытайтесь там походить и поболтать с жителями, авось сумеете услышать что-нибудь стоящее. Узнайте, не совпадает ли их точка зрения с мыслями тренерского персонала, — сказал Роджер. — Можете не сомневаться, совпадает, — заверил его Снелл. — Все они живут конскими бегами. Так что вся деревня являлась верной поклонницей Сильвера, готова была поставить на него в будущем последние деньги. У них там похоронное настроение. — Так действуйте поделикатнее, — предостерег его Роджер. — О'кей… Каково ваше впечатление от моего старого приятеля Хупера? — Идите по его стопам и в один прекрасный день вы станете детективом. Покончив с едой, которую им принесли двое молодых конюхов, Роджер вышел из сторожки и пошел вокруг двора к своей машине, которая теперь уже стояла около центральных ворот. Он уже видел раньше, но только сейчас обратил внимание на меловые пометки, сделанные местной полицией. Фотографии решительно всего, что было найдено заслуживающим внимания, были сделаны, их приготовят к завтрашнему утру. Роджер удовлетворенно подумал, что местная полиция была вполне компетентна и по-настоящему сотрудничала с ярдовскими офицерами, что случалось отнюдь не всегда. Роджер поехал к пустоши, где в последний раз видели пропавшего мальчишку. Под лунным солнцем она казалась веселой и привлекательной. На порядочном расстоянии он видел, как бродили люди, а поближе к нему цепочка мужчин и женщин прочесывала рощицу. Там и сям чернели отдельные люди. Все были заняты поисками. У Роджера появилось неприятное чувство вины. Он испытывал его каждый раз, когда велись поиски человека, который, как он знал, мог быть убит. Эта плоская равнина выглядела такой огромной, она наверняка хранила многочисленные тайны. Потом он увидел красную кирпичную башню, очевидно Фолеевский Каприз, и поехал к ней. Она была сто с лишним футов высотой, массивная и уродливая, с маленькими окошками и с небольшой наблюдательной площадкой возле верха. Искала ли здесь полиция? Роджер подошел к небольшой дверце, которая была неплотно прикрыта, и вошел вовнутрь. Несмотря на яркий солнечный свет, здесь было темно и мрачно. Он поднялся по узкой винтовой лестнице, которая, казалось, никогда не кончится, но наконец, запыхавшись, добрался до самого верха. Вид был потрясающий. Ему были видны и дюны, и Фолей-Виллидж и за конюшнями Гейла красные крыши Арнткотта, за ними снова тянулись вересковые пустоши. Никакого трупа в башне не было, конечно, и ничто не говорило, что тут было совершено преступление. Дорога была чуть больше проселочной и по обе стороны ее тянулась густая зеленая изгородь, она полого поднималась вверх, изгибаясь и петляя. Роджер ехал осторожно, особенно после того, как он заметил впереди что-то движущееся, хотя и не знал, что это было. Потом, доехав до поворота, он увидел двух женщин верхом на лошадях. Из описаний Хупера он понял, что это были жена Джона Гейла и ее сестра. Меньшая ростом, миссис Гейл обладала какой-то ненатуральной кукольнойкрасотой. Вторая была выше, моложе, очень свежая и привлекательная, но не столь броская, как сестра. Роджер подождал, чтобы они проехали. Обе улыбнулись и сказали: — Спасибо. Но улыбка эта была лишь поверхностной, Роджер ясно видел, что глаза их смотрели сурово. Миновав его, они снова о чем-то заговорили. Роджер вскоре подъехал к парку и замедлил ход машины, как только увидел дом. В этой части Англии подобные дома встречались часто, — он довольно хорошо знал историю. Этот особняк был построен в конце XVIII века на развалинах Тюдоровского замка. Фолеи получили земли от Генриха VIII, и вплоть до первой мировой войны семья процветала. Одно время их цвета на конных соревнованиях, светло-голубой, бордо и золотой, находились среди самых известных в стране. Но в период между войнами их богатство стало оскудевать, наследственные деньги уплыли на азартные игры. Впрочем, игры и любовь к прекрасному полу были тоже своего рода наследственными в этой семье. Теперь, благодаря Хуперу, Роджер знал, что лишь небольшая часть дома, центральные комнаты, были жилыми. Северо-восточное и западное крыло были заперты, большинство помещений пустовали. Солнце освещало аккуратно подстриженную траву и весенние цветы, ухоженные и подобранные с большим искусством и любовью, — они говорили о том, что садовник был человеком, гордившимся своим ремеслом. Особняк все еще можно было принять за жилище состоятельных людей, но стада породистых овец говорили о том, как близко к имению подобрались фермы. Серые стены выглядели неприветливо, а высокие окна — темными, когда Роджер подъехал поближе. Он не пошел к парадному входу в здание с его нарядным портиком и с массивными ступенями, но прошел к боковому, который, как его предупредили, теперь стал основным. В огороде на некотором расстоянии он заметил какого-то старика, а когда он приблизился почти к самому дому, открылась зеленая дверь и из нее вышел моложавый мужчина. Он замер на месте. Роджер вежливо заговорил: — Добрый день. Вы не знаете… Молодой человек был высоким и красивым, но в его наружности было больше женственности, чем мужской силы. Щеки у него горели, глаза сверкали, как будто он был в скверном настроении. Однако все его жесты были грациозными и изящными. — …дома ли леди Фолей? — закончил Роджер. Это, несомненно, был Лайонел, ее сын. — Она не в состоянии ни с кем разговаривать! — резко ответил молодой человек. — Надеюсь, меня она примет, — сказал Роджер, предъявляя свое удостоверение. Лайонел взглянул на него и сделал шаг назад. Казалось, злость вспыхнула в нем с новой, силой. — Она не примет ни вас, ни кого-нибудь еще из полиции. Они ее уже извели своими надоедливыми расспросами. Если бы вы понимали, как вам следует разумно поступить, вы бы ушли и забыли ее имя! Роджер спокойно возразил: — В подобных случаях приходится думать не только о собственном удобстве. — Что вы имеете в виду? — Никогда не бывает приятным ехать в дом для допроса, — доброжелательно объяснил Роджер, — куда лучше, если мы приходим сначала к тем людям, которые нас интересуют. Прошу вас немедленно передать Фолей, что я хочу ее видеть. Последняя фраза была сказана императивным тоном. Лайонел явно колебался, и Роджер подумал, что он принадлежит к категории тех людей, которые вообще склонны колебаться, даже в тех вопросах, где ничего не стоит принять решение. И вот сейчас та же история. Упрямое выражение не сходило с женственного красивого лица Лайонела, капризно изогнутые губы были поджаты. — Неужели вам так необходимо ей надоедать? — Да. — Если вы верите этому бреду, что она убила Сильвера, спутав его с другой лошадью, вы такой же ненормальный, как и все окружающие. — Я вообще не привык ничему верить, пока мне не будут предоставлены доказательства. Однако, откуда у вас такая уверенность, что данные слухи ошибочны? Разве ваша мать не грозилась убить вашу лошадь? Лайонел грубо буркнул: — Допустим, что грозила. — А Шустринг не той же масти и не того же роста, как Сильвер? — Даже слепой заметил бы разницу! — Могла ли ваша мать их различить? — Вы явились сюда, притворяясь, что вам нужна информация, но вы так же предубеждены, как все остальные! — горько сказал Лайонел. — Вы просто-напросто теряете время. — Тогда что же произошло вчера в конюшнях, мистер Фолей? — В мои обязанности не входит догадываться, вы должны заниматься этим делом. Но только здесь вы не найдете ответа, я в… — Фолей замолчал, заметив что-то такое, чего не видел Роджер. Роджер повернулся и увидел двух всадниц, приближающихся к ним по парковой дорожке. В их позах чувствовалось, что они спешат с каким-то срочным, крайне важным известием, и это как раз и отразилось на физиономии Лайонела. Оба мужчины ожидали, так и не поднявшись на ступеньки. Роджер узнал «фарфоровую куклу» и ее сестру. Мысленно он отметил про себя, как великолепно ездит меньшая ростом женщина, она со своим конем как бы составляли нечто целое. Она держала что-то в руках, что издали невозможно было разглядеть. — Что же такое они нашли? — громко спросил Лайонел и не удержался от того, чтобы не выбежать им навстречу. Роджер увидел, что это была самая обыкновенная жокейская шапочка в черную и белую клетку. Она выглядела совершенно новенькой. Сестра жены тренера ехала чуть медленнее. Она была не столь уверенной наездницей, но тоже красиво выглядела в седле, когда ветер развевал ее длинные шелковистые кудри, а щеки пылали от волнения. — Что это такое, мисс Гейл? — крикнул Лайонел, как только они оказались достаточно близко. Роджеру показалось, что он услышал ответ раньше, чем он прозвучал: — Это шапочка Сида Картрайта, — крикнула Дафния Гейл. — Мы нашли ее под кустом у обочины дороги. Она не задавала вопросов, только спрашивала глазами. Роджер прекрасно понимал, о чем она думала. Он заметил, как испуганно заморгал глазами сын леди Фолей. Он было протянул руку к шапочке, но Роджер решительно отобрал ее у миссис Фолей. — Разрешите… Он осторожно взял шапочку двумя пальцами за край и поднес ее к глазам; к ней пристало несколько репейников, материал в двух-трех местах был испачкан, но следов крови не было видно, и, вообще, ничто не указывало на то, что ее владелец был ранен, когда ее потерял. Лайонел продолжал смотреть на жокейку, с его лица так и не сошло выражение ужаса. Как бы про себя он спросил: — Как она могла там очутиться? — Это надо выяснить, — ответила Дафния, и по ее голову Роджер понял, что она не любит этого молодого человека. Потом она обратилась уже непосредственно к нему: — Вы ведь из Скотланд-Ярда, не так ли? — Да. — Я подумала, что узнала вас по фотографиям в газетах… Я миссис Гейл, а это моя сестра, мисс Рассел. Полагаю, что вы именно тот человек, который может распутать это дело. Настало время произвести тщательный обыск самого Фолей-Холла и прилегающей к нему земли. Стоящая позади нее Кэтлин ахнула: — Дафф! — Голос у нее замер от испуга. У Лайонела Фолея был такой вид, что он сейчас вырвет жокейку из рук Роджера и отхлещет ею по щекам миссис Гейл. И тут отворилась парадная дверь, наружу вышла леди Фолей. (обратно)ГЛАВА 7 ОТКРЫТИЕ
Роджер, увидевший леди Фолей впервые, сразу же поверил всему тому, что про нее говорили. Она была невысокого роста. Для женщины шестидесяти лет у нее была поразительно изящная фигурка с тоненькой талией. Многие девушки в 18 лет позавидовали бы ее груди и красиво закругленным бедрам. На ней было надето простое ярко-синее платье, очень хорошего покроя. Лицо у нее было ухоженное и весьма искусно подгримированное. Она все еще оставалась привлекательной, но у Роджера возникла уверенность, что она была гораздо более «мужчиной» по характеру, чем ее нерешительный сынок. Роджер не пошевелился, предоставив действовать двум женщинам и молодому Фолею. — Лайонел… — начала леди Фолей, но тут вроде бы впервые заметила миссис Гейл и Кэтлин Рассел, мельком посмотрела на Роджера, но решила, что его можно не принимать в расчет… — Добрый день, миссис Гейл, — холодно начала она. Ответ Дафнии прозвучал не менее холодно. — Добрый день, леди Фолей. — Не могу ли я вам помочь? Дрезденская статуэтка ответила: — Нет, если только вы не подскажете, где найти Сида Картрайта. Лайонел раскрыл рот, собираясь что-то сказать, но решил все же промолчать. Между женой Гейла и леди Фолей происходило нечто вроде тайной дуэли, и победу одерживала более старая женщина. Она любезно сказала: — Я охотно помогу, если сумею. — Мама, — с видимым трудом заговорил Лайонел, — жокейка Сида была найдена в зеленой изгороди у дороги. Леди Фолей посмотрела на шапочку, на ее лице не отразилось ничего, кроме легкого удивления. Прошло несколько секунд, потом она обратилась к Роджеру: — Вы полицейский? — Я суперинтендант Вест из Нового Скотланд-Ярда, мадам, прибыл сюда, чтобы помочь разрешить это отвратительное дело. — Надеюсь, вам удастся это быстро сделать, — сказала леди Фолей и снова поглядела на жокейку. Она не обратила особого внимания на Роджера, что было, очевидно, с ее стороны рисовкой. — Значит ли это, что вы предполагаете, что мальчик может находиться на нашей земле? — Или в доме! — вмешалась Дафния. — Тише, Дафф! — одернула ее сестра. — Это ровным счетом ничего не доказывает. Шапочку мог сюда закинуть кто-нибудь еще, или же она… Кэтлин замолчала, поняв, что отнюдь не исправила положение вещей. — Что вы желаете сделать? — Леди Фолей решила признать Роджера. — Хочу позвонить по телефону и вызвать людей, чтобы произвели здесь обыск… Чем больше нам удастся сделать при дневном освещении, тем лучше. Могу ли я воспользоваться вашим телефоном? — Он внимательно наблюдал за нею, понимая, что она это чувствует. Теперь он уже знал ее игру: она не желала, чтобы кто-то мог предположить, будто она им интересуется. — Мой сын вам покажет, где находится телефон, — сказала она, отступая в сторону. Очевидно у нее не было намерения приглашать в дом женщин. Роджер первым вошел в широкий холл, который в любом обычном доме показался бы колоссальным, здесь же он был всего лишь своеобразным проходом в главный холл, который открывался за аркой. Роджер издали увидел высоченные закругленные сверху, как в церквах, окна, и две или три продолговатых картины. Пол был устлан потемневшим от времени паркетом. В глубине холла виднелась лестница с точеной балюстрадой и галереей для менестрелей. Все это Роджер сумел охватить взглядом за те несколько секунд, пока Лайонел вел его к нише против одного из прямоугольных окон. У телефона оказался странно голый и будничный вид, он явно не вязался с пышной отделкой старинного здания. Возле него стоял стул, и на столике лежало несколько справочников. Роджер назвал Арнткотт-51, то есть телефон сторожки, и кто-то из сотрудников Хупера ему сразу же ответил. — Говорит Вест… Поступило сообщение, что молодой Картрайт находился на частной дороге к Фолей-Холлу. Я просил бы поисковые партии сосредоточить внимание на самом доме и прилегающей к нему территории по возможности скорее. Будьте добры передать это мистеру Хуперу. — Сию минуту, сэр. Какие будут дополнительные указания? — Я бы окружил имение, а потом принялся приближаться к центру. Вы знаете район лучше меня, поэтому я не сомневаюсь, что вы проведете операцию тщательно и аккуратно. — Мы постараемся, сэр. Роджер положил трубку на место. Лайонел Фолей смотрел на него во все глаза. Как ни странно, сейчас у него вид был более решительный. — Полагаю, это действительно было необходимо, — сказал он примирительно. — Десять минут, возможно, могут спасти жизнь мальчику, — ответил ровным голосом Роджер. — Было бы смешно, если бы я стал тут разводить китайские церемонии и считаться с вашими обидами… Сколько у вас слуг? — Трое. — Тридцать три не было бы достаточно для такого дома! Могут ли они помочь в поисках? — Я сейчас все устрою, — сказал Лайонел. Но тут вошла его мать, закрыв за собой двери. Снаружи раздалось цоканье удаляющихся лошадиных копыт. Очевидно, миссис Гейл и ее сестра ускакали. Леди Фолей обратилась к Роджеру: — По какому поводу вы хотели меня видеть, суперинтендант? — Я хотел бы выяснить некоторые неясности относительно прошлой ночи, — уверенно заговорил Роджер, чувствуя, что он знает, как ему следует разговаривать с этой женщиной. — Полагаю, вам известно, что уже очень широко распространились слухи, что это вы убили или организовали убийство Сильвера? Леди Фолей открыла рот, действительно, потрясенная. Она забыла о том, что недавно притворялась совершенно не заинтересованной в этом полицейском. — Вот уж не ожидала, что вы мне это скажете! — Леди Фолей, либо вам что-то известно о гибели лошади и конюха, либо нет. Если нет, то мы напрасно теряем время на бесплодные разговоры, так что чем быстрее я выясню правду, тем будет лучше и для вас. Где вы были вчера вечером? Вмешался Лайонел: — Может быть, мне лучше пойти и все организовать? — Не сомневаюсь, что суперинтендант это разрешит, — сказала леди Фолей. Роджер спокойно сказал: — Через несколько минут я займусь вами, сэр. — И отвернулся, как будто молодого человека вовсе не существовало. — Ну, леди Фолей? — Я была здесь, дома. — Весь вечер? — Со вчерашнего утра до полудня либо в доме, либо в саду около него. Я вообще выхожу редко, у меня слишком много дел по хозяйству. — Вас кто-нибудь видел в период от 9 часов вечера и до 11? — Вряд ли. — Слуги? — После восьми часов они меня не обслуживают, приходящая прислуга заканчивает работу к шести часам. Сейчас не прежние времена, суперинтендант. Прогресс одинаков решительно для всех. — Да, некоторые так считают. А ваш сын был здесь? — Нет. Он вернулся из Лондона только сегодня утром. — Он вас не обвинил в смерти лошади? — Если бы это была его лошадь и если бы она была убита здесь, возможно, он мог бы меня обвинить, — спокойно сказала леди Фолей. — И это было бы в известной мере оправдано. Но при данном положении вещей, такая мысль не пришла ему в голову. — Знаете ли вы, где он провел прошлую ночь? — Предположительно в клубе «Кантримэн». Спросите у него самого, так будет вернее. — Вы никуда не выходили за период от 9 до 11 часов вечера? — Никуда. — Если бы свидетель заявил, что видел вас в это время в деревне или около нее, что бы вы сказали? — Что он ошибся или врет. — Благодарю вас. Он поймал себя на том, что слегка улыбается. Ему понравилась эта женщина. Подумал он и о том, как далеко он может с ней зайти и как скоро жители графства, а они включали Главного Констебля и Лорда Лейтенанта, придут ей на выручку, если он усилит нажим? — Известны ли вам какие-нибудь ваши враги, живущие по соседству? — Враги — странное слово при данном положении вещей, не так ли? — Пусть будет «недруги» или «недоброжелатели», во всяком случае, такие люди, которые пожелали бы вам навредить? — Нет, — ответила она уверенно. — Мне известно большое число людей, которым я не нравлюсь, но ни одного, кто захотел бы мне «навредить», как вы выражаетесь. Разве что мой собственный сын при определенных обстоятельствах. Но он быстро раскаивается за свою невыдержанность. Губы у нее улыбались, но взгляд оставался напряженным, как будто ей было очень тяжело все это говорить. — Слухи были подхвачены с невероятной жадностью, ощущается злонамеренность и в том, как они распространяются, и в том, как воспринимаются. — Люди вообще отличаются злопыхательством, — ответила она, — и с удовольствием обливают друг дружку грязью. Роджер изменил тему разговора, продолжая беседовать с ней тем же ровным тоном. — Понятно. Скажите, леди Фолей, насколько вы были серьезны в своем желании видеть Шустринга мертвым? — Я этого желала всей душой, пока он принадлежал моему сыну. — Почему? — Разве из тех же сплетен вам не ясно, что я не сомневаюсь, эта лошадь разорит его окончательно, погубит его? Иными словами, что его ждет будущее других Фолеев, которые тоже с ума сходили по беговым лошадям. — Слухи этого рода меня не интересуют. Скажите, у вашего сына в данный момент нет никаких особых затруднений, которые бы заставили вас так остро переживать его увлечение лошадью? — Если и есть, мне об этом ничего не известно. — Это вы поручили кому-то отправиться в Арнткоттские конюшни и застрелить лошадь? — спросил в упор Роджер. Леди Фолей не отводила глаз в сторону и не спешила с ответом. Голос у нее не дрогнул, когда она принялась обстоятельно отвечать: — Нет, я сама никуда не выходила из дома и не нанимала никого выполнить вместо меня эту неприятную работу. Если ходите знать, я собиралась сегодня нанести визит мистеру Гейлу и попросить его постараться убедить моего сына продать Шустринга за приличную сумму денег. К самой лошади, естественно, я не питала никаких плохих чувств, мне было важно одно: чтобы она не принадлежала моему сыну. — Леди Фолей, у вас могут быть крупные неприятности, если вы не сумеете найти свидетелей, которые подтвердят, что вы на самом деле весь вчерашний день не выходили из дома. — К сожалению, у меня нет поблизости любопытной старой девы, которая бы следила за нашим домом и его обитателями… Она прижала обе руки ко лбу: — Я вам еще нужна, суперинтендант? — Иными словами, она его выставляла. Больше Роджер ничего не смог сделать и не хотел. Он допросил женщину, образно выражаясь, «под давлением», она перенесла эту процедуру прекрасно. То, что у нее действительно болела голова, было видно по ее горящим глазам. И все же она не отказалась его принять. — Я не стану вам докучать больше, чем это будет необходимо, — пообещал ей Роджер. — До свидания, миледи, и благодарю… Конец фразы потонул в громком телефонном звонке. Роджер был ближе к аппарату, чем леди Фолей, он совершенно машинально протянул руку к трубке, но сразу же отдернул ее, увидев, что подходит сама хозяйка дома. Он не мог понять, хотелось ли ей самой услышать голос звонившего или же с ее стороны это тоже было всего лишь естественной реакцией. Она назвала себя холодным безразличным тоном, но теперь уже Роджер понимал, что она всегда будет казаться холодной и бесстрастной, независимо от того, что испытывает в действительности. — Да, он здесь, — сказала она и протянула трубку Роджеру, ничего не объясняя. Он пробормотал привычное «благодарю вас» и сразу же сообщил в трубку: — Вест слушает. — Это Хупер. Арнткоттский офицер говорил ворчливо, но в его голосе слышались необычные для него ноты, которые показали Роджеру, что Хупер сильно возбужден. — Леди Фолей все еще там? — Да. В этот момент она медленно удалялась. — Задержите-ка ее, ладно? Я только что разговаривал с одним автомобилистом? который видел, как Картрайта младшего везли в ее машине по направлению к Фолей-Холлу. Это было примерно в половине двенадцатого сегодня утром, то есть как раз тогда, когда он исчез. Этот человек прекрасно знает машину — большой старый «Остин». Посмотрите-ка на нее при первом удобном случае, хорошо? Мне кажется, что у этого «Остина» страшно шумный двигатель. — Все будет сделано, — пообещал Роджер с таким олимпийским спокойствием, как будто говорил о каком-то пустяке. На самом же деле сердце у него учащенно билось: — Позвоните от моего имени в Ярд и попросите их проверить, находился ли мистер Лайонел Фолей в клубе «Кантримэн» позапрошлой ночью и выясните все подробности. — Не могли же они действовать заодно? — удивленно спросил Хупер. — Хотя, если хорошенько подумать… — Поживем увидим, — сказал Роджер и дал отбой. Леди Фолей уже выходила из комнаты через правую дверь, он не был уверен, слышала ли она его последнюю просьбу. — Вы не возражаете, если я поброжу по парку и по дому, если потребуется? — спросил он у нее. — Делайте все, что считаете необходимым. До свидания, суперинтендант. Она подошла к двери и не посчитала необходимым скрыть свою радость, что он уходит. Во всяком случае, дверь за ним была закрыта с такой поспешностью, что он только-только успел перешагнуть через порог. Роджер прямиком отправился к конюшням и к гаражу, наверняка переделанному тоже из конюшен. Ясно были видны следы протекторов, оставленные автомобильными покрышками, а также характерные следы капель бензина на гравии подъездной дороги. Он не стал садиться в машину, а первым делом отправился к гаражу и вдруг услышал совсем рядом, как работает мотор. В нем ясно слышалась дребезжащая нота. Он ожидал, что звук исходит со двора конюшни, но вместо этого увидел блестящий черный «Остин» совсем в другом месте, он удалялся от него. Кто сидел за рулем — он не видел. Машина двигалась слишком быстро. Да и ворота были расположены в противоположном конце двора. Роджер побежал назад к своей машине, вскочил в нее и через десять секунд сорвался с места. Не разбирая дороги, он миновал двор и выехал к парку с другой стороны конюшни, а когда выбрался туда из лабиринта поворотов и углов зданий, увидел, что громоздкий «Остин» спешит по проселочной дороге, изрытой глубокими колеями, к густой рощице. Машина опасно раскачивалась и дребезжала, потому что на такой скорости ехать по колдобинам было просто неразумно. Роджер нажал на газ и пустился вдогонку. Он почти не сомневался, что за рулем сидел Лайонел Фолей. (обратно)ГЛАВА 8 ПОГОНЯ
Машина впереди наткнулась на поросшую травой кочку, и колеса резко повернули вправо. Мгновение казалось, что она потеряла управление, колеса повернули налево, снова направо, потом «Остин» резко пошел под уклон. Поскольку он находился в сотне ярдов от Роджера, тот ровным счетом ничем не мог помочь, но зато он теперь узнал на водительском месте Фолея. Но вот старый «Остин» выпрямился и вроде бы еще прибавил скорости. Они находились в обширном загоне, обнесенном белой изгородью, теперь, разумеется, поломанной и запущенной. По траве было проложено подобие дороги, как будто бы здесь тренировали лошадей. Дорога вела под откос к роще, где росли вперемешку дубы и березы, а почва была усеяна кочками. Было трудно поверить, что старая машина может двигаться с такой скоростью, но Фолей очевидно лучше знал возможности своего «Остина». Роджер пока не ломал себе голову над вопросом, что все это означает. Не пытался ли он улизнуть? Роджер заметил прогалину между деревьями и уже не сомневался, что «Остин» направляется туда. Сейчас, когда они находились довольно близко, казалось, что роща раскинулась во всех направлениях, словно это был густой лес. Вообще местность в действительности была гораздо сильнее залесена, чем это выглядело с дороги. «Остин» подвергался опасности застрять между кочками и деревьями или подлеском, но Фолей, выросший в этих местах, наверняка знал каждый дюйм на этой пустоши. Скорее всего он стремился попасть на главную дорогу, потому что вообще-то ехал в том направлении. Только чего ради было мчаться через эти заросли и с такой скоростью? Дома не было видно, машина Роджера тоже попала в полосу деревьев и кустарника. Было что-то странное, почти волшебное, в такой быстрой езде во мраке рощи. Низко растущие ветви деревьев то и дело ударяли по крыше машины, а иной раз и по ее бокам. Корни деревьев цеплялись за низ, царапали днище. Машину бросало из стороны в сторону, так что Роджеру все же пришлось снизить скорость. Впрочем, и без того он практически держался все на том же расстоянии от «Остина», его черную массу он то и дело видел сквозь переплетенные ветки. А потом очень долго, ибо полминуты при данных обстоятельствах казались долгими, Роджер не видел ничего. Стук его собственного мотора, работающего на третьей скорости, и стон пружин, когда машину подбрасывало вверх, заглушали шум идущего впереди «Остина». Несколько раз Роджеру казалось, что он окончательно его потерял. Потом он увидел брешь в деревьях, ясное небо и жаркое солнце. Почва казалась тоже более ровной. Зато не было видно «Остина». Когда Роджер выскочил из-под деревьев, он увидел, что земля резко поднимается вверх в дальнем конце рощи, а дальше протянулась вересковая пустошь, которая сливалась с линией горизонта, как будто бы в том месте небо пришло к ней навстречу. Роджер не хотел снижать скорость, но в метре от него снова была впадина, рисковать было опасно. Скатываясь под уклон, машина приобрела дополнительное ускорение и рванулась вперед. Неожиданно он перепугался. Он нажал на тормоза, но трава под колесами была скользкой. Машину занесло вбок. Роджеру показалось, что горизонт манит его к себе. Он резко отвернул влево, однако машина полностью вышла у него из повиновения. Ее продолжало заносить вбок, и в панике Роджер увидел ровную поверхность все той же пустоши, уходящей вдаль. Очевидно, он оказался на самом краю утеса, который высоко поднялся над окружающей местностью. Теперь самым главным были выдержка и абсолютное спокойствие. Наконец он почувствовал, что покрышки прижались к земле, руль стал снова слушаться его, и машина медленно замерла на месте. Отсюда он не мог увидеть панораму местности. Посидев несколько минут, чтобы убедиться, что опасность миновала, он открыл дверцу и вылез наружу, ноги у него казались «ватными». Ему даже пришлось схватиться за дверцу, чтобы не упасть, а уж потом пойти вперед. В этом месте уклон был пологий. Пейзаж возник как бы из ничего, сначала он был очень далеким и заполненным голубоватой дымкой. Роджер увидел малюсенькие деревушки и большие городки, отдельно стоящие дома и шпили церквей. Пересеченные во многих местах дорогами поля усиливали сходство с той картиной, которую наблюдаешь из самолета, летящего сравнительно на небольшой высоте от земли. А серые ленты проселочных гужевых дорог, огибающих населенные пункты, то соединялись вместе, то расходились в разные стороны по прихоти своих создателей, и, казалось, никто не смог бы сказать, куда они ведут. Впереди виднелась река, жидкое серебро, переливающееся на солнце. Ближе к краю уклон был гораздо круче. Роджер с трудом влез наверх и посмотрел в недоумении в разные стороны. Где же «Остин», черт побери? Он не сомневался, что Лайонел Фолей ехал именно сюда. Почему? Что его так перепугало? Не узнал ли он, что машина его матери была использована для того, чтобы в ней увезти куда-то Сида Картрайта? Когда Роджер добрался до вершины, он увидел «Остин» в сотнях футов ниже, лежащим на боку. Одно колесо отвалилось и валялось в десятке метров от кузова. Дверца тоже была сорвана, а в крыше зияла дыра. Однако огня не было. Роджер сразу заметил то место, где «Остин» свалился с вершины. По всей вероятности, с сотню ярдов под уклон машина все же прошла нормально, но как только начались рытвины и колдобины, водитель не справился с управлением, а редкие корни, тоненькие деревца и кустарник были не в состоянии удержать падение автомобиля. Ниже разбитой машины начинался почти отвесный обрыв, так что если бы «Остину» удалось пролететь вперед какие-то ярдов 20, он полностью бы исчез из поля зрения, не оставив после себя явных следов. Лайонела Фолея нигде не было. Не было видно не только признаков молодого человека, но и вообще какого-либо живого существа. Над пустошью господствовала волшебная тишина, которая, казалось, поднималась снизу, из голубоватой дымки. Роджер оглянулся и опять никого не увидел. Если кто-нибудь заметил машину, то они сюда доберутся, но большинство людей сейчас заняты поисками Сида в парке и во дворах, примыкающих к Фолей-Холлу, вряд ли кто-то зайдет так далеко. Он мог отправиться назад за помощью, но на это уйдет не менее получаса, которые, возможно, будут иметь решающее значение для молодого Фолея, если он получил травму. Он мог все еще находиться в машине. Роджер кинул шляпу к своей машине и начал спускаться вниз. Сначала уклон был крутым, дальше он стал совсем отвесным, так что приходилось действовать крайне осторожно. Он даже нашел себе крепкую палку, сильно облегчившую его задачу. Спускался он боком, все время левая нога была значительно ниже правой из-за крутизны уклона. К счастью, несколько раз попадались более пологие места, однако большую часть пути он вынужден был опираться о землю дополнительно левой рукой, чтобы не раскачиваться из стороны в сторону. Он не видел никакого движения внутри «Остина», ничто не указывало на то, что Фолей жив и находится в сознании. Мог ли человек выжить после такого падения? Машина находилась теперь всего лишь в пятидесяти ярдах, и путь стал гораздо проще, но из-за скользкой травы бежать было опасно. Вскоре он добрался до машины и заглянул в дыру. Фолея внутри не было. Роджер почувствовал нечто похожее на смесь облегчения и разочарования, продолжая внимательнее вглядываться в полумрак машины, надеясь, что сможет заметить что-то такое, что поможет ему разгадать загадку. Вроде бы ничего особенного, блестящая коричневая обивка, остатки прежней роскоши. Машина до сих пор была вполне мобильной, она содержалась в образцовом порядке. Присмотревшись, Роджер обнаружил, что кожу недавно отмывали, а в одном месте, возле ножной педали, имелся темный мазок. Роджер наклонился и поскоблил его ногтем. Под засохшей корочкой пятно было темно-красного цвета. И пахло засохшей кровью. — Та-а-к… Возбуждение Роджера увеличилось. Совершенно очевидно, что молодой Фолей старался, но не смог ликвидировать все следы крови, и тогда надумал уничтожить саму машину, надеясь, что при падении она загорится. Скорее всего ему самому удалось выскочить на ходу, прежде чем «Остин» свалился под откос. Его не было видно, но ярдах в пятидесяти ниже имелся уступообразный край. Если только Лайонел упал туда, он мог сломать себе шею. Боясь поскользнуться и не представляя, какова высота обрыва под ним, Роджер осторожно продвигался вперед. Земля постепенно перед ним раскрывалась. Действительно, обрыв был почти отвесный, примерно с сотню футов, но в некоторых местах его перерезали заросшие травой выступы, которые внешне напоминали скалы, уступившие свои позиции напористой зелени. Боковые стороны этих холмов были скучными, обнаженными. И тут Роджер увидел Фолея, который лежал на боку к нему спиной. Его правая нога была неудобно подвернута, но никаких внешних признаком повреждения не было замечено. Он задержался на одном из этих выступов. Если бы только его выбросило чуть подальше, он свалился бы через край и наверняка разбился насмерть. Фолей лежал неподвижно. Роджер громко сказал: — Вниз будет черт знает как трудно добраться. Он поколебался и посмотрел наверх. С того места, где он сейчас находился, можно было видеть вершину холма, но не его машину. Никого не было видно. Он напомнил себе, что в ближайшее время было бы глупо кого-то ожидать. Хорошо было бы опять раздобыть палку или что-то такое, что помогло бы ему сохранить равновесие. Ему совершенно не нравилась его задача, но он понимал, что обязан спуститься к Фолею. Полчаса могли спасти жизнь человеку и в то же время дать возможность сделать соответствующее заявление… Какая неотложная необходимость заставила Фолея пуститься в это рискованное путешествие? А вот пара минут ничего не изменит. Роджер поспешил назад к старому «Остину» и раскрыл багажник. Внутри лежала свернутая кольцом веревка, но не было ничего такого, что можно было бы использовать в качестве альпенштока. Он завязал веревку петлей, накинул ее себе на плечи, потом подошел к краю обрыва и внимательно осмотрел неровный спуск, чтобы найти наиболее подходящее место для подъема травмированного человека. Уже начав свой путь вниз, Роджер понял, насколько он крут и труден. Но одно дело спускаться, другое — подниматься наверх. Внезапно он остановился, заметив кустистый дубок, который вырос почти под прямым углом на боковом откосе гряды. Медленно, с тысячью предосторожностей он обвязал веревку вокруг нижней части дубка, а второй конец прикрепил к левой руке. Теперь спуск был много легче. Правда, веревка не доставала до Фолея, так что Роджер ее отпустил, но все равно она окажет неоценимую услугу при подъеме наверх. В этот момент Фолей пошевелил правой рукой. Роджер действовал бесшумно. Над его головой пели какие-то птички. Однако вплоть до последнего момента он их не слышал. Где-то вдали раздался не то гул, не то рев, но Роджеру было не до него. Фолей снова пошевелил рукой, потом его голова слегка повернулась. Правда, в следующее мгновение она снова упала на траву, как если бы затраченная энергия истощила все силы молодого человека. Роджер спустился до самого низа. При этом он должен был повернуться спиной к Фолею, ибо так было и безопаснее, и легче. Фолей по-прежнему лежал неподвижно на холме настолько далеко от края, что за него можно было не беспокоиться. Подойдя к нему, Роджер осторожно его повернул. Молодой человек смотрел на него широко раскрытыми глазами, в которых застыло выражение ужаса. (обратно)ГЛАВА 9 УГРОЗА
Боковая стена холма поднималась высоко над ними, а далеко внизу была так называемая карстовая равнина: неровная, страшная. Только птицы нарушали тишину, недавний рев прекратился. Лишь сейчас Роджер сообразил, что это: по всей вероятности, был самый обычный самолет. Тишина усилила страх Фолея. Роджер стоял над ним. Фолей облизал губы и пожаловался: — Моя нога болит, как если бы она была сломана. Возможно. Куда более важным было то, что голова у него не была повреждена, на лице виднелась пара синяков да ссадина на скуле. Роджер продолжал стоять над ним, понимая, что выглядит несколько театрально, этаким воплощенным возмездием. Но сейчас, как он считал, это было совершенно необходимо. — Почему вы это сделали? — Я — я не знаю. Поглядите на мою ногу… — С ней будет все в порядке, как только вы попадете в руки врача. Я подниму вас наверх и доставлю домой сразу же после того, как вы объясните причину своего поступка. — Я не знаю?! Красноречивые капельки пота выступили у Фолея на лбу, верный признак страха. Он был смертельно бледен, единственным ярким пятном на его физиономии были его иссиня-серые глаза. Губы его полураскрылись и было видно, что у него исключительно белые зубы. Ноздри у него были, пожалуй, излишне крупными, но в общем и целом он был очень красивым малым, или, если быть точным, смазливым. Его черные волосы, слегка растрепавшиеся на ветру, лежали почти искусственными слойками, а румянец на бледных щеках тоже производил впечатление неестественного. Одет он был в поношенную куртку на молнии зеленовато-серого цвета, бриджи цвета хаки и гетры. — Не валяйте дурака, — сурово оборвал его Роджер. — Вы прекрасно знаете, почему вскочили в машину и попытались ее уничтожить. Знаете вы также и то, что вам необходим врач, чтобы заняться вашей ногой. Чем быстрее вы мне объясните первое, тем скорее получите второе. — Вы должны раздобыть мне врача. Если вы этого не сделаете, я не успею… Он замолчал. Роджер наклонился еще ниже, чтобы Фолей видел его в образе беспощадной Немезиды, пусть мужского рода, от которой нельзя ни скрыться, ни откупиться. — Не ошибитесь! — предупредил Роджер. — Что бы вы ни говорили по возвращении отсюда, это будут всего лишь ваши слова, оспаривающие мои, и поверят не вам, а мне. Так что не обольщайтесь и прекратите дурацкое сопротивление. Почему вы пытались уничтожить машину? Фолей снова облизал свои женские губы. — Я не уничтожил ее. — Вы ее разбили. Она чудом не загорелась. А вы на это рассчитывали, да? — Послушайте, Вест, — заговорил Фолей дрожащим голосом. — Я не допущу, чтобы меня подвергли допросу третьей степени, ни вы и никто другой. Я имею полное право отказаться отвечать на ваши вопросы, ведь я не нахожусь под арестом. — Пока нет. — Вы меня не запугаете и не возьмете на пушку! — Фолей провел рукой по лбу, вытирая предательский пот. — Вы просто тратите напрасно время. Идите и приведите мне врача. Роджер медленно сказал: — Однажды мне пришлось дожидаться целых сорок восемь часов, пока не заговорил один упрямец. Мне вовсе не улыбается перспектива так долго оставаться без питья и еды, но, согласитесь, игра стоит свеч. Тот тоже заговорил в конце концов. — Он достал из кармана сигареты, прикурил одну и далеко отбросил спичку. От его глаз не укрылось, как Фолей жадно втянул в себя воздух, очевидно, тоже мечтая о сигарете. Бледность и пот по-прежнему оставались, точно так же, как и страх. Однако, оказалось, что наружность Лайонела Фолея была обманчивой: он обладал куда большей храбростью, чем можно было предположить. Он упрямо твердил: — Я не буду говорить! Потом отвернулся и стал смотреть на открывающийся перед ним вид, надеясь, что он его успокоит и умиротворит. «Оказывается, он и правда может быть настойчивым и упорным», — угрюмо подумал Роджер. Конечно, ему самому ничего не стоило проявить твердость, которая не только мальчишке, но и умудренному опытом человеку показалось бы поистине «гранитной», но он не мог допустить, чтобы попавший в беду человек лежал без помощи в то время, как сам он был жив и здоров. Тем не менее, он не имел права этого говорить. Он изменил свое положение, выпустил струю сигаретного дыма поближе к лицу Фолея и сказал: — Дайте-ка мне взглянуть на вашу ногу. — Только врачу… — Покажите мне ногу и перестаньте валять дурака. Он решительно наклонился и принялся ощупывать бедро выше колена. Похоже с этим малым вообще ничего серьезного не случилось. Расстегнув пуговицы, он продолжил осмотр. Фолей морщился, но никаких признаков перелома или трещины не наблюдалось. Наконец, Роджер снял ботинок, полностью расшнуровав его. Колено уже распухло и могло действительно сильно болеть, но и тут не было серьезной травмы. Роджер осторожно нажал на него и подвигал ногой. Фолей шумно выдохнул. Тогда Роджер осторожно опустил его ногу на землю. — Это всего лишь растяжение связок, никакого врача вам не требуется, нужен просто холодный компресс. — Он поднялся: — Как вы думаете, каковы шансы на то, что нас здесь найдут? — Откуда мне знать? — Послушайте меня, Фолей, — заговорил Роджер, внутренне кипя от негодования, но внешне оставаясь таким же холодным и беспристрастным, как в самом начале. Если только ему удастся уговорить сейчас этого осла, может, он получит возможность отыскать пропавшего мальчика, что было важнее всего. Он должен воспользоваться удобным случаем и запугать Фолея до такой степени, что тот заговорит. Своеобразная психологическая третья степень. Конечно, впоследствии Фолей может начать жаловаться и доставит ему, Роджеру, много неприятных минут, но сейчас имела значение одна правда. И как бы страшно она ни звучала, ее надо узнать. — Я мог бы вернуться и сделать вид, что потерял дорогу, — пригрозил он. — Или позабыть, что я был здесь. Я могу заставить вас лежать тут до наступления темноты, потому что я сильно сомневаюсь, чтобы какая-нибудь поисковая группа догадалась заглянуть в эти места. Не недооценивайте меня, Фолей! — На каком основании вы ведете себя так непозволительно? Кто дал вам такое право? — Двое Картрайтов, один с проломом в черепе, а второй — пропавший, причем, его шапочка найдена неподалеку от вашего дома… Где он? — Не спрашивайте меня, я не знаю. — Знаете! Где Сид? — Говорю вам, я не знаю. — Вы знаете. Если вы его убили… — Что вы несете? Роджер снова приблизил свое лицо к лицу Фолея. Он ясно различал тревогу в этих сине-серых глазах, видел, как губы ослабели, стали безвольными. И, однако же, в этом по виду слизняке оказалось куда больше непокорности и упорства. — Вы лжете, и я это великолепно знаю. Это вы вели машину, в которой находился захваченный вами мальчик. Он выбросил жокейку из окна, а вы этого не заметили. Вы пытались сжечь свою машину, поскольку вам не удалось уничтожить все пятна крови, которые там имеются. Глупо запираться, давайте выкладывайте все начистоту! — Это неправда! — Настолько правда, что вас осудит любой суд. — Говорю вам, это неправда. — Слушайте меня, проклятый убийца! Я же могу вытрясти из вас душу! — Роджер угрожающе приблизил пальцы к горлу Фолея. — Мальчик совершенно определенно находился в вашей машине, а теперь вы пытались ее уничтожить. Это неоспоримые факты. Говорите, где он! — Я этого не знаю. — Где он? — Отойдите от меня! — завопил Фолей, пытаясь подняться. Он даже ухитрился ударить Роджера по руке. — Я его не видел. Я видел только… Он поперхнулся. — Живее выкладывайте! — прикрикнул на него Роджер. — Причем не забудьте, что вы должны убедить членов суда в своей невиновности, а улики говорят против вас. В вашей машине остались кровавые пятна. Роджеру казалось, что последнее должно было доконать Фолея. Уж если это не подействует, тогда что же сможет заставить его заговорить? — Я всего лишь видел, как жокейка была выброшена из окошечка машины, — пробормотал Фолей и закрыл глаза, как будто ему было стыдно смотреть на Роджера после такого акта малодушия. — Я находился в поле, услыхал тарахтение мотора, увидел нашу машину и подумал, что это… мама. Потом я заметил, как кто-то выбросил из окошка шапочку, которая застряла в зеленой изгороди. Я этому не придал никакого значения, даже не сообразил, насколько это важно… Видите ли, наш садовник иногда берет машину, чтобы привезти из школы ребятишек своей сестры, вот я и подумал… — Он снова замолчал. Роджер сказал гораздо спокойнее: — Продолжайте. — Подумал, что кто-то из ребятишек балуется, только и всего. И лишь после того, как миссис Гейл принесла жокейку и сказала, что она принадлежит Сиду Картрайту, я понял, что это означает. — А что это означает? Фолей открыл глаза. — Мне тошно на вас смотреть, — сказал он чуть ли не по складам. — Обещаю вам довести до общего сведения, как вы со мной обращаетесь… Вы еще пожалеете, что не оказали мне своевременной помощи и… — Что это означает? — чуть повысил голос Роджер. — Вы знаете не хуже меня. Если была использована машина моей матери… Он прижал обе руки к глазам. — Господи, я так измучился, что просто не знаю, что и думать, Почему бы вам, для разнообразия, не поломать свою голову? Я — я живу на нервах вот уже целую неделю, прошлой ночью япрактически совсем не спал, плохо соображаю, что я делаю. — Это вы убили Сида Картрайта? Фолей не сразу среагировал, просто опустил голову на землю. Теперь его лицо выглядело много спокойнее, как будто то немногое, что он сообщил Роджеру, сильно сократило его страхи. И заговорил он куда ровнее: — Я никого не убивал и не похищал, Вест, и вы это знаете. Возможно, с моей стороны было безумием стараться избавиться от нашей машины, чтобы вы не могли сказать, что ее использовали, но я перепугался, заметив в ней пятна крови. Я их замывал, однако кое-что осталось. Когда вы к нам пришли, я решил, что любой ценой надо добиться того, чтобы вы не увидели «Остин». По-видимому, у меня началась паника. — Откуда такое донкихотство? — Я ей кое-чем обязан! — Вашей матери? — Разумеется, я имею в виду свою мать. Неужели вам надо все говорить целыми распространенными предложениями, да еще расставив знаки препинания? — Не обязательно. Роджер сунул руку в задний карман и достал фляжку с бренди, отвинтил крышечку и протянул Фолею: — Глотните-ка. Фолей, удивленный переменой в настроении суперинтенданта, послушно взял левой рукой фляжку, поднес ее ко рту и набрал полный рот обжигающей жидкости. — Спасибо. — Сигарету? — Пожалуйста. Мои кончились. Роджер дал ему сигарету и зажег ее. — А теперь посвятим пяток минут тому, чтобы привести все в порядок, а потом уж займемся проблемой вашего подъема наверх, — заговорил Роджер. — Вы заметили, как из машины выбросили жокейку, и когда миссис Гейл принесла шапочку Сида Картрайта, решили, что это та самая шапочка? Так? — Конечно. Это была та же самая шапочка. — Очень может быть. Вы заподозрили, что машина вашей матери была использована для похищения Сида. Верно? — Но ведь это же очевидно, не правда ли? — Вы видели водителя? — Нет. — Мужчина или женщина? — Я вообще не видел, кто сидел за рулем. — Вы говорите, что ваш садовник часто пользуется машиной? — Да, поэтому я и подумал, что это он везет своих племянников. Но когда я вернулся домой, то убедился, что это был не он… Все утро он возился в саду или в огороде. Так мне сказала горничная. — Спасибо. У вас только один садовник? — Вообще-то двое, но лишь один настоящий. Это Джордж Энзелл. Второй — его отец, однако этот уже не работник, его время миновало. — Что это за дети его сестры? — Если это важно, то Джордж Энзелл с отцом живут в коттедже вместе с овдовевшей сестрой Джорджа и ее ребятишками. Сестра работает приходящей горничной в Фолей-Холле. — Где находится коттедж полковника Мэддена? — Недалеко от огорода. — Много ли крови было в машине? — резко спросил Роджер. — Послушайте, Вест, вы уже заставили меня сказать вам больше, чем я собирался. Больше я ничего говорить не стану. Вы можете оставить меня здесь на всю ночь, если вам угодно, но ни одного лишнего слова вы из меня теперь не вытяните. Однако, на вашем месте я бы не оставлял меня здесь. В этих краях люди чтут и уважают нашу семью, они скорее поверят мне, чем вам. Если вы мне поможете, думаю, я сумею добраться до вершины. Бренди его сильно подбодрило. Возможно, в этом отношении Роджер допустил ошибку, но, по его мнению, не было необходимости все выяснять до самого конца, тем более, что любое показание нужно было не только проверять, но и перепроверять много раз. История была правдоподобной, пятна крови являлись прямой уликой, но они же и усиливали опасение, что Сида Картрайта больше нет в живых. Роджер осмотрелся, определяя, каким путем легче выбраться из этого котлована, потом нагнулся, обхватил Фолея двумя руками и помог ему подняться на ноги. Одно колено у Фолея отекло еще сильнее, и надеть на ногу ботинок больше не представлялось возможным. Роджер завязал шнурки и повесил его себе на шею. Фолей оперся левой рукой ему о плечо, и они пустились в обратный путь, хотя и страшно медленно. Но когда они добрались до веревки и оба ухватились за нее, их задача сразу заметно облегчилась. Однако, скорость восхождения заставляла желать лучшего. До верха они поднимались минут 30, еще 10 минут ушло на то, чтобы подойти к первому выступу и к подножью холма, где лежал перевернутый «Остин». Тишину нарушало их тяжелое дыхание, пение птиц и стрекотание кузнечиков. Остановившись, чтобы отдышаться, Роджер услышал какое-то непонятное гудение, но не стал над этим задумываться. Опять самолет, скорее всего. У него самого с лица катился пот, что касается Фолея, то тому пришлось не сладко. Он был вынужден касаться земли поврежденной ногой, что, видимо, было очень болезненно. Чтобы уменьшить на нее нагрузку, он буквально висел на Роджере, который не мог дождаться конца подъема. — Что это за шум? — спросил он внезапно. — Гудение какое-то? — Да. — Я сам удивляюсь. — Похоже на пожар. — В это время года у вас бывают вересковые пожары? — Весной было много дождей, так что не должно бы быть… Роджер поднял голову, прислушался и уверенно сказал: — И все же это пожар. Теперь над их головами проплывали клубы черного дыма. Роджер на минуту почувствовал панический страх городского жителя перед этим стихийным бедствием, особенно потому, что он не знал ни размеров, ни свирепости пожаров на вересковых пустошах. Когда он спускался, нигде не было заметно дыма. Пусть будут прокляты всякие пожары! Он бросил через плечо: — Отдохните здесь! И опустил Фолея на землю, потом как можно быстрее стал взбираться на холм, преодолевая большую часть пути на четвереньках. При этом все время смотрел в сторону источника дыма. Сейчас он уже прекрасно различал запах. Горел вовсе не вереск, потому что в воздухе ощущался бензин. Вот и выступ. Он заглянул поверх его. «Остин» представлял собой пылающую массу, над которой клубился черный, густой дым, постепенно вытягивающийся по ветру узкой темной полосой. Далеко отсюда, возле края холма, виднелся одинокий всадник на лошади, но отсюда нельзя было даже определить, был ли это мужчина или женщина. Он уже был близок к вершине перевала и через пару секунд скрылся за ним. Роджер даже отсюда чувствовал нестерпимый жар и понимал, что он не в силах справиться с огнем.Кто еще мог желать уничтожить те улики, которые представлял собой старый «Остин"? Леди Фолей? Когда он наблюдал за тем, как пылает машина, Роджер испытывал неизвестное ему доселе чувство напряжения. Казалось, ему поручено было предельно простое дело, изобилующее массой свидетельских показаний и почти с уже готовым решением. Оно оказалось более интересным, чем он опасался, благодаря обстановке и людям, причастным к нему. Исчезновение сына убитого предельно усложняло его, вынуждая Роджера признать, что преступник отличается особой безжалостностью и неразборчивостью в выборе средств. Вот именно, безжалостностью. Этот эпитет снова пришел на ум Роджеру, когда он смотрел, как огонь безнадежно уничтожает машину, а вместе с ней и пятна крови, которые теперь уже не могут считаться «вещественными доказательствами», ибо их происхождение можно будет объяснить десятками самых невинных обстоятельств. Не говоря уже о том, что лишь он один может утверждать, что таковые существовали. Для суда это ничто. Фолей крикнул: — Что это? — Кто-то закончил вашу работу, — грубо ответил Роджер и повернул назад. — Что вы имеете в виду? — Горит машина. — Вы хотите сказать, что ее кто-то поджег? У Фолея заблестели глаза. — Совершенно верно. — Но — но это же невозможно? Скорее всего это… это пожар замедленного действия. — Впервые слышу о таком. Баки с бензином сами по себе не взрываются, утечки горючего тоже не было… Кто же, как вы считаете, мог уничтожить «Остин»? — Меня спрашивать бессмысленно. — А я спрашиваю именно вас, и не начинайте снова крутить-финтить! — Я уже вас предупреждал, что вы больше не услышите от меня ни единого слова. Так оно и будет. Однако Роджер ясно видел, что у Фолея был совершенно озадаченный вид. Ничего не оставалось, как продолжить дальнейшее восхождение. Вскоре Фолей будет вообще в состоянии передвигаться более самостоятельно. Поддерживая Лайонела, Роджер продолжал видеть перед глазами желто-оранжевые языки пламени и одинокого всадника или всадницу на горизонте. Но все это перекрывалось фактом беспрецедентной безжалостности преступника. А это было особенно жутко, потому что Сид Картрайт все еще не найден. Знал ли Фолей, где он находится? Был ли Сид еще жив? Весьма сомнительно. Они перевалили через край первого барьера. Теперь пламя было куда ниже да и дым порассеялся, но когда они приблизилась к раскаленным остаткам металлического корпуса «Остина», ветер пахнул на них нестерпимым жаром. Они обогнули пожарище по дуге и начали второй этап восхождения. Когда они миновали машину, вдали показались два всадника, потом еще несколько. Все они направляли своих коней к горящей машине. Впереди находилась Дафния Гейл, за ней Дженкинс. В тяжеловесном неуклюжем человеке Роджер узнал полковника Мэддена, чьи фотографии часто появлялись на страницах спортивных еженедельников. Но всех их опережала леди Фолей. На ней были надеты темно-коричневые бриджи для верховой езды, жокейская шапочка чуть сдвинута набок, можно было сказать, что эта женщина создана для конноспортивных соревнований. Она взглянула на огонь, потом на сына. Дафния Гейл испуганно спросила: — Ведь Сида не было в этой машине, нет? — Нет, — успокоил ее Роджер, но сердце у него болезненно сжалось при мысли, что могли означать следы крови на обшивке сгоревшей машины. И тут же деловито осведомился: — Вы все ехали вместе? — Нет, — ответил полковник Мэдден, — мы прискакали с миссис Гейл и ее сестрой. Увидели дым и завернули сюда. Леди Фолей прибыла из дома. Верно я говорю, Марта? Выходит, что леди Фолей могла быть этой одинокой всадницей. (обратно)
ГЛАВА 10 РАЗНЫЕ СООБРАЖЕНИЯ
Если даже кто-то из них и понял важность вопроса Роджера, вслух ничего не было сказано, но те взгляды, которыми обменялись леди Фолей и Дафния Гейл, были явно враждебными. Причем, жене тренера было гораздо труднее скрывать свои чувства, чем более старой женщине. Леди Фолей спросила: — Ты сильно повредил себе ногу, Лайонел? — Вывихнул колено, оно раздулось, как шар. Все будет в порядке, когда мне поставят хороший компресс. — Нужно непременно сделать рентген, — вмешался Роджер. — Это можно будет устроить, как только мы отвезем его в Арнткотт. Дженкинс уже стоял возле Лайонела, а с другой стороны — второй конюх. Вдвоем им удалось без труда поднять и усадить молодого человека в седло. Конюх сел сзади на круп лошади. Роджер мог ехать с Дженкинсом или идти пешком, однако время было гораздо дороже, чем соображения ущемленного самолюбия. Седло оказалось на редкость удобным. Прошло уже пять лет с тех пор, как он последний раз ездил верхом, во время торжественной процессии в Лондоне, ну и конечно же ему ни разу не приходилось подниматься на лошади по крутому холму. Но с опытным Дженкинсом позади себя Роджер ничего не боялся, а усталость давала себя знать, так что он был счастлив, что ему не надо идти самому. Вскоре они были на вершине. Там собралось еще три-четыре человека на лошадях, все они глазели на обгоревшие останки машины. Роджер обрадовался, увидев среди них Снелла, стоящего подле мотороллера «Веспа». — Не могу ли я чем-то помочь, сэр? — спросил он прежде всего. «Сэр» было сказано ради леди Фолей. — Да, инспектор. Я пришлю сюда людей, как только мне удастся это сделать. Пока же я не хочу, чтобы кто-нибудь спускался к машине и вообще близко подходил к этой гряде. Мне необходимо снять отпечатки лошадиных подков, так чтобы точно выяснить, кто приближался к машине и… Леди Фолей впервые заулыбалась, Фолей откровенно издевался, Дафния Гейл махнула рукой, показывая, что она готова была услышать какие угодно глупости, но на такой идиотизм никак не рассчитывала. И только инспектор Снелл сохранял совершенно серьезное выражение лица, его глаза внимательно глядели на старшего офицера. — Весьма сомнительно, что удастся найти много следов на траве, сэр. — Вблизи машины имеются обнаженные участки грунта, кроме того, есть еще тропа, — холодно отрезал Роджер. — Одного следа нам будет вполне достаточно, чтобы установить личность интересующего нас человека. Посадите мистера Фолея на заднее сидение моей машины. И, повторяю, проследите за тем, чтобы никто не спускался вниз. — Слушаюсь, сэр. Снелл говорил с требуемым почтением. Он умел работать на публику. Леди Фолей продолжала слегка улыбаться, но Дафния Гейл взглянула на Роджера с возросшим интересом. Она все время была невероятно напряжена, и Роджер подумал, что ее настроение и мозг были такими же хрупкими, как тот фарфор, из которого она казалась сделанной. Ему очень хотелось с ней поговорить и узнать причину откровенной враждебности «изящной статуэтки» к леди Фолей. Однако существовали другие, куда более важные проблемы. Всегда было так: наступал момент, когда необходимо одновременно заниматься десятком всяческих дел. Внутри него как будто бы что-то сидело и понукало действовать, торопило, подгоняло, не давало покоя. Сейчас причина всех его переживаний был исчезнувший Сид Картрайт. Дженкинс усадил Лайонела Фолея в машину. Тот забился в самый угол, вытянул ноги и вообще ни на кого не смотрел. Его мать не спускала с него глаз, очевидно, не понимая поведения сына. Роджер обошел кругом, сел за руль машины. Наступила странная тишина, когда он отъехал. Сам он почему-то думал о том, где находится сестра миссис Гейл — Кэтлин и как ее фамилия, он почему-то ее не запомнил. Последнее его раздражало. Он медленно ехал по неровной местности, отлично понимая, как болезненно переносит ухабы Лайонел Фолей. В зеркальце ему было видно лицо молодого человека с поджатыми губами, как будто боль в колене была совершенно нестерпимой. Он сидел, откинувшись на подушки, глаза его были закрыты и было очень трудно определить, о чем он думает. Роджер резко спросил: — Вы ведь абсолютно уверены, что ваша мать причастна к данному делу, не так ли? Фолей не ответил. — Верно я говорю? — Единственное, в чем я действительно уверен, что я не желаю больше произносить ни одного слова, пока не услышу совета адвоката. Разве в этой мере предосторожности есть что-то противозаконное? Роджер ответил все так же резко: — Масса недомыслия, а противозакония и правда нет. Вам никогда не случалось задумываться над тем, какого рода работу приходится выполнять нам, полицейским? Мы можем вызвать любого эксперта. Можем получить наиболее квалифицированные советы относительно лошадей и верховой езды, мы можем запрудить эти места нашими сотрудниками, которые станут расспрашивать всех подряд, выясняя мельчайшие подробности. Мы намерены выяснить, кто вел эту машину сегодня утром, и для этого не остановимся перед тем, чтобы допросить всех жителей деревни, а то и нескольких деревень — до самого Ридинга, пока не наткнемся на такого человека, который даст нам необходимые сведения. Мы можем объявить о данном деле по радио, возможно, по телевидению, стоит только сказать одно слово. Более того, мы непременно зададим всем вопрос, кто мог сидеть за рулем вашего «Остина», и девять человек из десяти ответят, что во всем виновата леди Фолей. Фолей нахмурился. — А вы считаете, что нет? — Дело сейчас не во мне. Важно то, что вы так думаете. Если вы мне скажете почему, я смогу сопоставить факты. Вот это моя обязанность. Но я не могу заняться анализом, пока не буду располагать данными. Очень многие люди попадали в беду и переживали крупные неприятности, потому что благомыслящие дурни скрывали факты. Если я буду знать, откуда у вас такая уверенность относительно непричастности вашей матери, я смогу узнать, правы вы или нет. — Весьма популярно, но я буду говорить только после того, как посоветуюсь со своим адвокатом. Так что не тратьте понапрасну время! — Как вам угодно, только сперва удостоверьтесь, что вы не навлекаете крупных неприятностей на самого себя и на свою мать! Фолей не отреагировал. Роджер проехал через конюшенный двор по тому самому пути, по которому он отправился в погоню, а потом повернул к Фолей-Холлу. Он увидел в небольшом загоне каштанового цвета лошадь, показавшуюся ему знакомой. Когда он приблизился к боковой стене дома, из-за угла, со стороны парадного входа, вышла сестра Дафнии Гейл. Она выглядела необыкновенно привлекательной со своими золотистыми волосами, падающими до самых плеч, на ней была узкая юбка и яркий свитер. Кэтлин, Кэтлин, как ее там? Она била по ноге тоненьким хлыстом, походка у нее была торопливой. Роджер притормозил. — Не могу ли я вам чем-нибудь помочь? — У меня захромала лошадь, — объяснила девушка. — А здесь оставаться бессмысленно. Не могли бы вы подбросить меня до Арнткоттских конюшен? — Конечно. Роджер начал открывать дверцу. — Не вылезайте, — сказала она, и сама открыла дверцу, чтобы сесть рядом с ним. И тут она увидела Лайонела Фолея, босая нога которого была вытянута во всю длину. — Ох! Она растерялась, наполовину забравшись в машину: — Я вас не видела, мистер Фолей. — Хеллоу, мисс Рассел. Как это можно позабыть такое обычное имя? Голос Лайонела зазвучал сразу более оживленно. — Не беспокойтесь обо мне. Я повредил себе колено, и мистер Роджер везет меня в больницу, чтобы сделать просвечивание. — Очень сожалею. — Сам во всем виноват. Такая досада! Кэтлин Рассел закрыла дверцу и уселась таким образом, чтобы иметь возможность видеть и говорить с Фолеем. Роджеру почудилось какое-то напряжение между ними. Впрочем, «напряжение» было не совсем точным словом… Вроде бы и девушка, и молодой человек были рады, что случай свел их вместе. Но их голоса звучали как-то слишком осторожно, и хотя они говорили об исчезновении Сида, чувствовалось, что фактически они безучастны. Интересуются они только друг другом. Бессердечие? Черствость? «Глупости!» — подумал Роджер и прибавил скорость, направляясь к конюшням. Снаружи дежурил полицейский в форме, внутри были видны признаки активной деятельности: лошадей нельзя было забывать даже ради всеобщих поисков. Девушка выскочила, прежде чем Роджер распахнул перед ней дверцу. — Большое спасибо… Пока они ехали дальше, Фолей молчал. Роджер несколько раз посматривал на него в зеркало. Глаза поблескивали, на лице выражение страстного волнения. Этого раньше не было. И тем не менее из всего того, что эта пара говорила, явствовало, что они практически друг друга не знают. «Так ли это?» Роджер нетерпеливо подумал, скоро ли придет рапорт о Фолее и его визите в клуб «Кантримэн». Арнткоттская больница находилась как раз в противоположном конце города. Роджер отвез туда Фолея, обещая прислать за ним такси, сам же без промедления поехал в полицейское управление, находившееся на боковой улочке в центре небольшого городка, состоящего большей частью из низеньких бревенчатых строений под высокими крышами, в лучшем случае, из черепицы, а то и соломы, с тюдоровским рынком посреди широкой Хай-стрит и непременным зеленым лугом. Это был кусочек тюдоровской Англии, сохранившейся в своем истинном виде на протяжении столетий. Людей почти не было видно, хотя все лавки были открыты. Роджер свернул влево и увидел полицейское управление. Здание было новым, поразительно современным, стоящим довольно далеко от проезжей части, так что перед ним имелась обширная площадка для стоянки машин. Роджер остановился возле самого входа и поспешно вылез. Когда он вбежал по ступенькам на крыльцо, то увидел через стеклянную вращающуюся дверь, как Хупер бежит вниз по лестнице. Роджер вошел в просторный пустой холл со статуей Правосудия, держащей в одной руке весы, в другой — меч. На дверях, окрашенных черной краской, виднелись всевозможные надписи: «Зал ожидания», «Департамент криминальных расследований», «Следователи», «Зал судебных заседаний» и тому подобное. Лестницы были из холодного серого камня. На таком импозантном фоне Хупер выглядел окончательным простягой. Он подмигнул. — У меня есть новости. — Вы меня удивляете, — пробормотал Роджер и, не в силах сдержать нетерпения, спросил: — Вы узнали… — Ну не сразу все. Но я нашел двух свидетелей, которые мельком видели машину примерно в 11.15 сегодня утром. Она свернула с главной дороги на проулок к Фолей-Холлу. Догадайтесь, кто ее вел? Оказывается, он мог быть настоящим мальчишкой! Роджер ответил: — Вряд ли я ошибусь, если скажу, что леди Фолей. — Правильно… Я бы сказал, у нас достаточно данных, чтобы притянуть ее к ответу. Однако, пока бы не хотелось. Мне посоветовал это главный констебль. Похоже, что все остатки былой аристократии сплотились вокруг леди, так что здесь опасно сделать хотя бы один неверный шаг. Но это один из тех случаев, где очевидное является искомым ответом. Роджер почесал себе затылок. — Я бы хотел, чтобы все это было менее очевидным… Выходит, вы переменили свое мнение? — В отношении чего? — О том, что леди Фолей не могла забить до смерти старика Картрайта. — Я же сказал, что она могла для этого нанять кого-то другого. И если этот кто-то узнал и убил Теда, ее милость так глубоко увязла, что согласна была уже на все, лишь бы спасти собственную шкуру. — Например, похитить и убить молодого парнишку? — Послушайте, Красавчик, — запротестовал Хупер. — Я же с самого начала сказал, что нам необходимо во всем удостовериться, чтобы не сделать неверного шага, но факты есть факты, от них никуда не денешься. Машину леди Фолей видели вчера вечером в деревне как раз в половине одиннадцатого. Правда, никто не видел, кто сидел за рулем, но это вне всякого сомнения была ее машина. И она тарахтела и дребезжала именно так, как описывал Сид. Ее видели снова на дороге выше вересковой пустоши сегодня утром, когда в последний раз видели и Картрайта-младшего на лошади… Позднее эту же машину видели уже на частной дороге к дому, а в живой изгороди была найдена жокейка Сида. Вела машину сама леди Фолей. Нам необходимо как следует выверить время, но практически теперь уже нет никаких сомнений… Она наняла… — Наняла? — Красавчик, о чем вы думаете? — требовательно спросил Хупер, позабыв о субординации. — Пройдемте-ка в ваш кабинет… Хупер повел Роджера по холодным, отталкивающим своим нежилым видом лестницам, к большой площадке, на которую выходило еще несколько черных дверей с такими же белыми надписями, но только здесь были обозначены имена владельцев кабинетов. Среди старших инспекторов было и имя Хупера. По широкому проходу можно было попасть в различные департаменты и в лаборатории — фотографическую, дактилоскопическую и, разумеется, в архив. Практически это было в миниатюре управление полиции крупного города. Кабинет Хупера был идеально чистый небольшой куб. На столе не видно было ни единой лишней бумажки, точно так же, как и на столе человека преклонных лет, одетого в гражданский костюм, который вскочил при их появлении. — Садитесь, сержант, — пробасил Хупер. — Это суперинтендант Вест — сержант Дейтон. Нет ли известий из Скотланд-Ярда о пребывании Фолея в Лондоне? — Нет, сэр. — Дадим им еще один час, а потом потрясем. Эти ярдовские господа… — Хупер вовремя опомнился: — Сходи-ка и проверь материалы в фотолаборатории. Когда сержант ушел, а Роджер был усажен в современное весьма неудобное кресло, Хупер достал сигареты и придвинул их гостю по блестящему пластику под дерево, которым был покрыт его стол. — О чем вы все-таки думаете? — повторил он свой вопрос. — Не говорите, что, взглянув разок на леди Фолей, вы решили, что она не может быть убийцей. Роджер усмехнулся. — Я никогда не делаю подобных заключений до второй встречи. Хуп, все, что вы мне говорили, правильно. Скажите, ваши свидетели абсолютно надежны? — Шофер фургона местного мясника и парень из Арнткоттских конюшен, некто Дуб. Хитрый малый, но такой бы ошибки он не сделал. Оба средних лет, оба большую часть своей жизни провели в Арнткотте. Они, несомненно, видели, как она вела машину. — А Сида Картрайта они тоже видели? — Нет, но им известно, в какое время они находились близ Фолей-Холла, и когда мы это сопоставили с тем временем, когда видели Сида, получилось, что все наилучшим образом совпадает. Вот я тут составил нечто вроде сводной таблицы… Хупер раскрыл папку, достал из нее лист толстой бумаги и протянул его Роджеру. — Глядите, как все получается! Роджер принялся изучать написанное. Тут было указано время, когда Сид взял серого коня и когда его видели верхом на пустоши, время, когда он позднее мчался галопом за машиной. Карандашом было помечено вычисленное время, когда видели машину, направляющуюся в Фолей-Холл с леди Фолей за рулем. Было помечено и еще одно время, 12.04: тогда местный телефонный оператор разговаривал с леди Фолей, она ответила ему лично из дома. — Раз она была в то время дома, то, понятно, не могла долго разъезжать на машине. Все сходится, верно? — Ну что же, если принять во внимание вычисленное время, то ее можно вызвать для настоящего допроса, — согласился Роджер. — Причем, это согласуется с поведением молодого Фолея. Он кратко описал случившееся. Хупер откинулся на спинку, потирая свои большие руки. — Не знаю, чего вам еще надо? Лайонел, очевидно, знал, что машину вела его мать. Знал он и то, что в ней находился Сид. Поскольку кровь отмыть водой не удалось, он решил, что будет самым правильным уничтожить машину, чтобы мы ничего не могли доказать. Правильно? — Очевидно. — Ну? — И это отвратительно. — В чем же дело? — Это превращает леди Фолей в дуру, она же совсем не глупа! — Я не совсем понимаю. — Только дурак мог бы показаться в машине, в которой сидел мальчишка! — Возможно, у нее не было другого выбора! — Все понятно. Старая история, что она наняла кого-то забраться в конюшни и убить Шустринга. Этот человек допустил ошибку и превысил свои полномочия, и таким образом она оказалась втянутой в эту историю. — Вы буквально цитируете меня. — Но и в этом случае она выглядит дурой. Если она разумная женщина, а это так и есть, то коли произошла осечка, ей нужно было прийти к нам и во всем признаться. Она бы сказала, что этот тип ослушался ее, ни о каком убийстве конюха не могло быть и речи, так что ответственность за совершенное преступление полностью лежит на убийце. При таком добровольном признании она только бы выиграла, и ничего не потеряла. И это еще не все. Кого она могла нанять убить лошадь? В самом начале вы говорили, что она могла бы сама сделать свое черное дело. И тут я с вами полностью согласен. Мне думается, что она предпочла сама бы застрелить Шустринга, в котором видела причину неминуемой гибели сына, чем связываться с какими-то подозрительными, а то и просто уголовными типами. Допустим все же, что она кому-то заплатила… Тем самым она отдала себя в руки, дала повод для шантажа… Нет, как хотите, а мне не верится, чтобы такая умная и волевая особа могла совершить столь серьезную ошибку. Леди Фолей просто не могла себе позволить воспользоваться услугами наемных убийц! Хупер медленно произнес: — Все так, но одного вы не учли. — Чего же? — Что она — леди Фолей. — Ну и что? — Как леди Фолей она могла обратиться к абсолютно надежным людям. — Например? — К полковнику Мэддену, который постоянно нуждается в деньгах. К садовнику Энзеллу и его сыну. Роджер кивнул головой: — Возможно, вы и правы. Этих людей я еще не видел. — Старый Энзелл работает в парке Фолеев вот уже 50 лет. Он пришел сюда двенадцатилетним мальчишкой. Сейчас он практически уже не у дел. Его сын работает 35 лет. Они принадлежат к категории «старых верных» слуг, которые в Лондоне давно перевелись, да и в провинции тоже стали редкостью… Они никогда особенно не ладили с обслуживающим персоналом конюшен. Я хорошо помню то время, когда в Фолей-Холле было нечто вроде войны между Энзеллами и работающими под их началом садовниками и конюхами и грумами. Прошло каких-то 15-20 лет. Садовники постепенно увольнялись, пока не остались одни Энзеллы, ну а штат конюшен еще сохранялся в течение многих лет. Старый лорд Фолей мог пожертвовать решительно всем ради своих драгоценных лошадей. Таким образом и здесь не обошлось без вражды, если не сказать — без ненависти. — Вы подсказали мне определенную идею… Что из себя представляют Энзеллы? — Угрюмая пара, и они хранят друг друга только для себя. Нелюдимы, живут вместе с овдовевшей дочерью старика и ее детьми. Джордж Энзелл не хочет знаться с арнткоттскими девушками, да и с самим Арнткоттом тоже. Они закупают продукты в Ридинге в дни базаров, а в Арнткотте покупают лишь то, что хранится недолго. — Проверяли, где они были вчера вечером? — Я проверяю, не беспокойтесь. Роджер закурил сигарету и подмигнул так плутовато, что Хупер посмотрел на него с явным подозрением. — Нет, не подумайте, что я уже сделал определенные выводы. Просто, как говорится, «наматываю себе на ус»… Но и Энзеллы, конечно, приняли бы меры к тому, чтобы мы не смогли получить на них материал… — Какого рода материал? — Следы пальцев на машине или… — Но они же знают — всем известно, что они часто пользуются хозяйским «Остином», хотя бы только для того, чтобы приводить его в порядок. — Вы мне говорили, что молодой Фолей дает иногда машину Джорджу Энзеллу? Так… Одно несомненно, что тот же Лайонел пошел на огромный риск, чтобы уничтожить свой «Остин», и что кто-то еще, хороший наездник или наездница, помогли ему довести дело до конца… Умеют ли Энзеллы ездить верхом? — Красавчик, поймите, если Энзеллы убили Картрайта, леди Фолей будет чувствовать себя обязанной их вызволить. Ну а коли она их к тому же принудила взяться за ее поручение, тогда дело усложняется еще больше. Согласны со мной? — Может быть, вы и правы, — кивнул головой Роджер. — Скажите, а ничего не слышно о вражде между Энзеллами и Картрайтами? Хупер не ответил. — Только не надо преувеличивать! — тут же предостерег его Роджер. — Я никогда ничего не преувеличиваю и не приукрашаю, — довольно сердито ответил Хупер, нажимая на звонок для вызова дежурного. По его виду было заметно, что его поразила какая-то мысль, кажущая ему крайне важной. Через минуту в кабинет вошел сержант Дейтон. Хупер сразу же приступил к делу: — Скажите, сержант, как давно вы живете в Арнткотте? — Всю свою жизнь, сэр. Я начал здесь службу констеблем. — Тридцать лет назад? — Тридцать два года, — горделиво поправил его немолодой сержант. — Не были ли Картрайты вовлечены в какой-то скандал лет двадцать пять назад? — А как же? Были. Жена Теда Картрайта умерла, и после того он жил бобылем. Иной раз развлекался где-то на стороне, как принято говорить. И все было хорошо, пока его однажды не застали под кустом с женой одного из садовников из Фолей-Хауса. — Как звали этого садовника? — Джек Энзелл, сэр. Поскольку оба офицера промолчали, сержант продолжил: — Между Энзеллами и штатом конюшен никогда не было особой дружбы, ну а после этого происшествия началась настоящая неприкрытая вражда. Конечно, все загладили, и жена Джека осталась служить в Фолей-Холле, она была у них за главного повара. Через несколько лет после этого она умерла… Мне говорили, что после того Джек ни разу с ней не спал. Хупер довольно потирал руки. — Запишите-ка все это в виде рапорта, — распорядился он, — и отыщите еще хотя бы пару человек, которые смогут подтвердить ваш рассказ. Я хочу иметь его в готовом виде к шести часам. Кивком головы он отпустил сержанта, тот вышел, аккуратно прикрывая за собой дверь. Явно довольный, Хупер объявил: — Дело начинает приобретать определенную форму. Энзеллам ничего не стоило узнать, что вчера ночью дежурили отец и сын Картрайты. Они могли надумать убить Шустринга в отместку, понимая, что он… Прошу прощения, не Шустринга, а именно самого Сильвера, потому что Сильвер был гордостью Картрайта-старшего. Наверное, они долго дожидались такой возможности, и воспользовались ею, как только она им предоставилась. Они понимали, что леди Фолей станет на их защиту. — Не исключено, — задумчиво произнес Роджер. — Чем скорее я поговорю с Энзеллами, тем лучше. — Это я устрою. Хупер потянулся к телефонной трубке, но в тот самый момент, когда он был готов взять ее в руки, раздался громкий звонок. Он поднес трубку к уху: — Хупер… Кто?.. Что?.. Последнее слово прогремело на весь кабинет. Хупер повернулся к Роджеру: — Они думают, что нашли труп Сида Картрайта. — И снова принялся слушать донесение по телефону. (обратно)ГЛАВА 11 ВТОРОЙ ТРУП
Детектив-инспектор Снелл, который так удачно догадался взять напрокат мотороллер, действительно прекрасно знал этот район. Он задался целью собрать всевозможную информацию, не брезгуя при этом и сплетнями. Великолепно понимая особенность своей задачи, он действовал энергично, в точности выполняя указания Роджера. Он никуда не уходил с места, дежуря у сгоревшей машины, пока из Арнткотта не прибыло несколько полицейских, получивших подробные инструкции. Тогда Снелл вернулся назад к дому, его длинные ноги смешно торчали на подножках мотороллера. Ничто не укрывалось от острого взгляда детектива. Вот загон, остатки прежней славы, за ним конюшни, некогда бывшие почти такими же обширными, как Арнткоттские, затем огород. Он находился возле конюшен и был отделен от Фолей-Холла высокой кирпичной стеной. Снелл подошел к воротам, которые были достаточно широкими, чтобы пропустить фермерскую тележку, и посмотрел на сад, затем на хозяйственный двор. В одном углу помещался свинарник, в другом — птичник. Фолей-Холл не только обеспечивал себя молоком, яйцами и прочими сельскохозяйственными продуктами, но даже кое-что отправлял на рынок. Снелла мало интересовали свиньи или куры, но он наблюдал за молодым Энзеллом, все еще именовавшимся «молодым» в свои 49 лет, который вскапывал длинный участок земли, выглядевшей черной и плодородной. Энзелл поднял разок голову, но не обратил внимания на детектива-инспектора. Из калитки на противоположном конце двора вышел старый Джек, он толкал перед собой тачку. Если он и заметил Снелла, то все равно виду не подал. На тачке громоздился навоз. Подъехав к вскопанному участку, Джек начал разбрасывать удобрение. И отец, и сын работали не спеша, их движения были продуманными, тренированными, доказывающими, что они занимаются привычным делом и умеют не растрачивать напрасно силу. Снелл слез с мотороллера, поставил его к стене и вошел во двор. Джордж не поднял головы, когда детектив остановился около него, но спросил: — Чего вы хотите? Что вас интересует? — Сид Картрайт. Вы его видели? — Никого не видели. Молодой Энзелл продолжал копать. — Почему вы не участвуете в розысках? — Разве не видно, что я занят? — Мы просили всех оставить свои дела и присоединиться к поискам. Сейчас речь идет о жизни и смерти мальчика. — Меня это не касается. У нас с отцом работы на четверых здоровых мужиков, мы не в состоянии найти ни одной минуты для того, чтобы помогать полиции. Нам потом никто не поможет. — Понятно, — неприятным голосом сказал Снелл. — Какую часть этой земли вы перекопали сегодня? — Все. — Что здесь будет? — Ранний горох и фасоль, — ответил все так же недовольно садовник. — А вам что до этого? Какое вам дело? — Мое дело — найти Сида Картрайта. Если он мертв, то его могли закопать, — ответил Снелл с жестокой прямотой. — Вновь вскопанная земля — легкое место, где можно быстро выкопать яму, не так ли? Джордж Энзелл впервые перестал копать, выпрямился и посмотрел на инспектора. В руках у него были вилы с заостренными зубцами, которые поблескивали на солнце, он держал их совсем как винтовку с прикрепленным к ней штыком. — Если вы обвиняете меня… — Я никого не обвиняю, — оборвал его Снелл, довольный произведенным впечатлением. — Но я хотел бы, чтобы вы перевернули снова землю. И поживее. Джордж огрызнулся: — Меня может заставить заниматься этим делом кто-нибудь поважнее вас. Если вы действительно хотите, чтобы это было сделано, обратитесь к ее милости. — Вы что-то прячете, Энзелл? — У меня еще много работы, я не могу терять напрасно время, — сердито огрызнулся садовник, — и я не исполню ничьи приказы, кроме ее милости. Снелл сказал: — У вас уйдет максимум десять минут, чтобы переворошить землю вилами. — Если только хозяйка распорядится, я сделаю все за две минуты! Снелл согласился: — Хорошо. Он вернулся к своему мотороллеру и на всякий случай крикнул громко, как будто бы кто-то находился поблизости: — Не упускай из виду огород, ладно? Я сейчас вернусь. Он с полоборота завел мотор и с ревом укатил прочь. Сейчас возле дома никого не было видно, но боковая дверь стояла открытой настежь. Снелл нажал на звонок. Когда-то ему бы открыл ливрейный лакей, сейчас вниз спустилась сама леди Фолей. Она все еще была одета в костюм для верховой езды, который ей необычайно шел, делал ее молодой и полной сил. — Очень сожалею, что приходится вас беспокоить, миледи, — заговорил Снелл в меру почтительно, — но у меня возникла небольшая проблема, которую только вы можете мне помочь разрешить. — Да? Голос был только что вежливым, она ничего не обещала. — Мне было приказано проверить всю недавно вскопанную землю, миледи, а на вашем огороде имеется порядочный участок. Однако Энзеллы отказались его переворошить по моей просьбе, говорят, что нужно ваше личное распоряжение. — Вполне естественно… Что вы рассчитываете там найти? — Свежий навоз на заступ или на полтора. Я сразу узнаю хорошего садовника по повадкам. Манеры леди Фолей стали более любезными. Она сказала: — Я дам вам записку. Обождите здесь, пожалуйста. Она прошла в комнату направо, оставив дверь открытой настежь. Снелл осмотрелся, сокрушаясь, как заметно дом стал приходить в упадок. Интересно, как здесь жили, когда все было нормально? Если бы леди Фолей имела голову на плечах, она бы продала имение и купила бы себе новый комфортабельный коттедж, где было бы и удобнее, и дешевле доживать свой век. Она возвратилась с запиской. Снелл приложил два пальца к козырьку. — Спасибо, миледи. Он вышел, весьма почтительный, пока его было видно, но стоило ей уйти, как он радостно заухмылялся. В огороде он увидел, что отец с сыном оживленно разговаривают, стоя возле свежевскопанной полосы. Они были очень похожи. Сын был чуточку выше, пошире в плечах, но такой же замкнутый и угрюмый. Снелл протянул записку старому Джеку. Тот развернул ее и притворился, будто читает, хотя все знали, что он был отчаянно близоруким. Потом он кивнул, а Джордж ворчливо сказал: — Если бы это зависело от меня, вы бы сами все и перекапывали! Снелл не растерялся: — Дайте мне лопату, увидите, что я все сделаю столь же быстро, как и вы! Джордж промолчал. Старый Джек отошел в сторону, наблюдая, очевидно, решив, что ничто на свете не заставит его помогать полиции. Джордж протянул Снеллу вилы, пока тот закатывал себе брюки, а сам принялся перекапывать землю точно так же, как если бы он работал в своем саду. Снелл тоже не был новичком в такого рода делах, позади его домика имелся небольшой клочок земли, который его стараниями был превращен в несколько ровных грядок. Но никогда до этого ему не доводилось копать землю в надежде отыскать мертвое тело. Он втыкал вилы в рыхлую мягкую почву, поворачивал их, вытягивал и стряхивал комки земли. Джордж работал медленнее, но тщательнее, казалось, он готов перевернуть каждый кусочек, чтобы удостовериться, что под ним ничего не спрятано. Они начали копать с двух противоположных концов 25-ярдовой полосы. Через пять минут оба прошли по четверти расстояния до середины, и звуки ударов вил и движения работающих были поразительно ритмичными. Снелл взмок, он уже жалел, что начал в таком бешеном темпе, но ничто не смогло бы заставить его теперь замедлить скорость. Он уже пришел к заключению, что молодой Джордж слишком не заинтересован и безразличен, он и правда совершенно не волнуется, а лишь негодует на потерю времени, поэтому Снелл не надеялся что-нибудь отыскать. Но вот его вилы вошли в несколько иной материал, а когда он попробовал их повернуть, это оказалось нелегко сделать. Он повторил, и снова столкнулся с сопротивлением. Джордж переворачивал землю дальше, он смотрел только на нее, очевидно, совершенно забыв о Снелле, своем отце и черных тучах, которые начали заволакивать горизонт. Снелл потянул вилы наверх. Они не выходили. Он судорожно глотнул. Теперь он вонзал вилы более осторожно, чуть правее трудного места, и нащупал уплотнение с одной стороны. Тогда он начал проворачивать дыру, приближаясь с каждым поворотом к своей находке. Кроваво-красная окраска кончиков зубцов сказала ему, что это было за уплотнение.Известие о находке тела Сида быстро разнеслось по всему местечку, и когда Роджер ехал по частной дороге, ведущей к Фолей-Холлу, с десяток местных жителей пробирались парком к огороду. Начало темнеть. Двое велосипедистов поспешно соскочили со своих машин, когда мимо проехали два автомобиля. Снелл теперь сидел подле Роджера. Он почти ничего не говорил с тех пор, как Роджер встретил его в полицейском управлении. Хупер, ехавший в первой машине, вроде бы задался целью пустить на воздух двигатель. Было страшно смотреть, с какой яростью он крутит баранку на поворотах. А когда он нажал на тормоза, потому что из-за угла появилась женщина с детьми, на лице несчастной матери был написан такой ужас, что Роджеру ее стало жаль от всей души. Женщина направлялась к дому. Хупер остановил машину. Роджер разглядел женщину. Она была средних лет, довольно миловидная, пухленькая. Одного ребенка, лет восьми, она вела за руку, а второго, помладше, держал его, по-видимому, братишка. — Куда вы идете? — громко спросил Хупер. — Домой, — ответила женщина, успевшая немного отойти. — Правда ли, что нашли Сида Картрайта в огороде Фолей-Холла? — Правда. Женщина закрылаглаза, и на минуту показалось, что сейчас она потеряет сознание. Один из мальчиков смотрел во все глаза на Хупера, второму никто не был нужен, кроме матери, и он вцепился в ее черную юбку. — О чем это вы подумали, миссис Мэй? — требовательно спросил Хупер. — Вам что-нибудь известно об этом деле? — Конечно, я ничего не знаю, — ответила женщина, и в ее глазах внезапно мелькнули сердитые огоньки, — но я уверена, что вы, полиция, вскоре начнете приставать к Джорджу, не знает ли он чего-нибудь. — Где был ваш брат вчера вечером? Значит, это была вдова, которая работала в Фолей-Холле и вела хозяйство в доме садовников. — Он был дома в своей постели, где и положено быть хорошему человеку, — ответила миссис Мэй. — С восьми часов? В голосе Хупера слышалось недоверие. Роджер поспешно выключил мотор, а Снелл высунулся из машины, потрясенный и заинтересованный столь странно проводимым допросом. Резкость Хупера была лишь наполовину искренняя, на детей он смотрел добрыми глазами. Оба мальчишки теперь уставились на него. Они были толстенькие, чистенькие, ухоженные и обласканные. — Выкладывайте, миссис Мэй, где же был Джордж вчера вечером? — Дома. Я вам уже сказала. — А что вы скажете о своем отце? — Он был тоже в постели. Он всегда ложится сразу же после ужина. Не спит, а слушает радио или читает газеты. И, пожалуйста, не уверяйте меня, что это сделал Джордж или папа, они совершенно ничего не знают! — Своей ложью вы не поможете ни брату, ни кому-либо другому. Был ли он дома весь вечер? — Да, говорю вам, он был дома! — Надеюсь, что вы правы. Садитесь-ка на заднее сидение, я собираюсь повидать его. Он наклонился и открыл дверцу, мальчишки пришли в неистовый восторг от перспективы прокатиться. Сестра Джорджа Энзелла уселась первой, но не без колебания. Хупер дождался, когда дети устроятся, и сразу же рванул с места, махнув рукой Роджеру. Роджер снова подумал, как великолепно Хупер знает здешний народ. Подумал он также и о том, в каком напряжении находилась сейчас миссис Мэй. Ей ли не знать о давнишней вражде между ее семейством и Картрайтами! Возле дома собрались люди. Двери были заперты. Окна тоже. Несмотря на наступившие сумерки, внутри не было видно огня. Тут же стояли две машины. Возле каждой было по человеку. Роджер узнал фоторепортеров. Вспышка его не удивила. — Что вы нам приготовили, Красавчик? — крикнул один из приезжих. — Увидимся на станции, примерно в семь, — ответил Роджер. — Побойтесь бога! Или пожалейте нас… Правда ли, что найден труп младшего Картрайта? — Позднее! — отрезал Роджер. Хупер поехал дальше. Возле огорода стояла санитарная машина, еще какие-то машины, включая автомобиль врача. Ну и конечно же, пять репортеров с фотоаппаратами. На Роджера и Хупера посыпались вопросы, как только они вышли из машин, а один человек пытался оттащить в сторону Снелла. — Если вы хотите покрасоваться с разбитым носом, повторите ваш маневр! — заявил совершенно серьезно детектив-инспектор. Газетчики повздыхали, поохали и отпустили детектива, понимая бесплодность своих приставаний. Внутри огорода кольцо полицейских окружило участок земли, так тщательно подготовленный под ранние овощи. Инструменты оставались на месте, точно в таком же положении, как их бросили, когда работа была приостановлена. Трогательно маленькое тело лежало на носилках, прикрытое простыней. Официальные полицейские фотографы закончили свое дело, теперь они делали снимки траншеи посреди огорода, а другие работники технического отдела заливали парижской пастой глубокие следы в мягкой почве. У дальней стены находились отец и сын Энзеллы, их охраняли двое полицейских. Тут же с убитым видом стоял полковник Мэдден. Мэдден выглядел опустившимся, обрюзгшим бывшим военным. Это было видно по огрубевшей коже, по толстому носу, сплошь покрытому красными прожилками, по бесформенному рту с отвислыми губами. И все же в нем чувствовалась «порода». Одетый в бриджи для верховой езды, зеленый норфольский жакет и такого же цвета тирольскую шляпу, он несомненно принадлежал к аристократии. Сестра выставила его из Фолей-Холла из-за его бесконечных интрижек с женщинами. От центральной группы отделился какой-то человек и торопливо пошел навстречу Роджеру Весту и Хуперу. На первого он посмотрел почти просительно. — Вы помогали его откапывать? — спросил Роджер. — Да, сэр. — Его опознали? — Я сам это сделал, сэр. Лицо повреждено, сэр. — От чего он умер, как вы думаете? — Ножевая рана в сонную артерию, было сильное кровотечение. Это все, что я могу сказать, сэр. Точнее, так это внешне выглядит, сэр. Человек изо всех сил старался показать, будто он не знает, что скажет патологоанатом. Ранение сонной артерии? Этим объяснялись пятна крови на обшивке «Остина». — С кем-нибудь говорили? — спросил Роджер, пока Хупер осматривался. Его внимание привлек Энзелл старший, стоявший на некотором расстоянии от них между двумя сотрудниками в гражданской одежде. Старый Джек выглядел твердым, как скала, глубокие борозды пролегли на его лице, седые волосы торчали непослушным ежиком. Его сын, менее кряжистый, не казался таким невозмутимым. Он то и дело подносил ко рту сигарету, делая небольшую затяжку и сразу же опускал руку вниз, как будто боялся, что его застанут за этим занятием. К нему подошла сестра с племянниками. Он посмотрел на них, потом перевел глаза на Хупера. Очевидно, Хупер его тревожил гораздо сильнее Роджера. — Нам необходимо такое место, где мы можем допросить Энзеллов, — спокойно сказал Роджер, — и нужно убрать эту толпу. — Не так-то это легко, — хмыкнул Хупер. — Все они участвовали в поисках. Так что нет ничего удивительного, что им не терпится все узнать… Он шумно втянул в себя воздух и обратился к стоящим поблизости полицейским работникам: — Фробишер, Смит, уберите-ка людей. Скажите прессе, что вечером мы им дадим материал. — После этого он снова повернулся к полковнику Мэддену, который подошел к ним, по-прежнему продолжая сохранять растерянный, даже ошарашенный вид. — Мы хотели бы поговорить с Энзеллами где-то в помещении. — Их можно отвести в собственный домик… — начал Мэдден. — Слишком далеко отсюда. Не могли бы мы воспользоваться вашим коттеджем, полковник? Хупер умел быть весьма напористым, Мэдден, очевидно, никак не ожидал такого поворота дела, он пожевал свои усы, прежде чем согласиться: — Предположим, что да… Да, олл-райт. У него был низкий бас. Снелл назвал бы его «генеральским». — Благодарю Вас, сэр. Хупер был изысканно вежлив. — Сюда, мистер Вест, прошу вас. Мэдден пошел вперед с явной неохотой. — Вот что я вам скажу, — прошептал Роджер на ухо Хуперу, воспользовавшись тем, что детектив по имени Фробишер стал понемногу рассеивать толпу. — Спросите-ка у них, не видел ли кто-нибудь — возможно, в огород кто-то заходил днем до половины четвертого, когда тело было обнаружено, пусть они почувствуют, что мы их облекаем доверием. — Неплохая идея! — похвалил Хупер и повысил голос. При желании он у него становился необычайно зычным. — Эй, послушайте-ка меня. Мы хотели бы знать обо всех людях, которые были здесь с утра. Если кто-то из вас находился поблизости и видел кого-то еще, сообщите об этом моим людям или прямо в полицейский участок в Арнткотте, или полицейскому констеблю Бикеру в Фолее. Все ясно? Несколько человек в толпе крикнули «да». Лица у всех просветлели. Хупер незаметно подмигнул Роджеру, — Вам бы следовало работать в отделе общественных отношений, — сказал он. — Вы не хотите больше ничего сказать или сделать? — Ваших людей не надо учить азбуке, — сказал Роджер, чтобы повысить настроение местным работникам. — В которой стороне находится коттедж Мэддена? — Через те ворота и направо. Хупер возглавил шествие. Энзеллов, которые не произнесли ни единого слова, вели под охраной полицейские в штатском. Миссис Мэй не пошла вместе с ними, она осталась, естественно, с детьми. Не было сомнения, что она была смертельно напугана. Роджер видел, как она побледнела, когда увидела жалкий труп Сида Картрайта. Позади большого дома имелся луг с разбросанными по нему цветочными клумбами, на которых росли великолепные цветы, подобранные умело и оригинально. Огород был скрыт от лужайки сплошь заросшей вьющимися растениями красной кирпичной стеной и несколькими дубами, которые выглядели особенно внушительно на фоне темнеющего неба. Все вокруг стало куда более мрачным и холодным, чем какой-то час назад. Среди деревьев виднелся небольшой кирпичный коттеджик, в двух комнатах которого горел свет. Чтобы добраться до него, им надо было пройти мимо жилой части Фолей-Холла. В коттедже имелась большая передняя комната в испорченном викторианском вкусе с обитыми плюшем стульями и изогнутыми диванами, фотографиями в золоченых рамках, развешенными по стенам, сильно вытертым ковром на полу, который когда-то был дорогим и красивым. Обои с цветочками отстали от потолка. На всем лежала печать упадка и обнищания, заката аристократии, а телевизор с экраном средних размеров тут выглядел вообще неуместным. — Закройте входную дверь и проследите за тем, чтобы сюда никто слишком близко не приближался, Фробишер! — приказал Хупер. — А вы, Хилл, возвращайтесь назад и посмотрите, чтобы не было никаких недоразумений с этой толпой. — Слушаюсь, сэр. Роджер с Хупером вошли в большую комнату, оставив двух Энзеллов в обществе офицеров полиции. Старик, шагавший с явным трудом, потому что у него наверняка был ревматизм и ныли все суставы, сейчас стоял совершенно прямо, уставившись глазами в окно, откуда открывался вид на зеленую лужайку и дубы, за которыми виднелся Фолей-Холл. Его сын не мог держаться спокойно, глаза его тревожно поблескивали. Глаза у старика были вообще глубоко посажены, а сейчас, под нависшими над ними густыми бровями, они походили на пруды со стоячей водой. Хупер представил: — Это суперинтендант Вест из Скотланд-Ярда. Отвечайте на его вопросы. Старик не пошевелился. Джордж посмотрел на Роджера и довольно неуверенно спросил: — Зачем вы привели нас сюда? Могли бы прямо при всех сказать, что вы воображаете, будто мы убили Картрайта. Роджер деловито осведомился: — А вы не убивали? Джордж поднял сжатые кулаки. — Да мы их и в глаза не видели вот уже несколько недель! Мы вообще никого не убивали… — Находились ли вы вместе со своим отцом буквально каждую минуту, начиная с восьми часов вечера вчерашнего дня? Джордж растерялся, вид у него был недоумевающий и усталый. — Предположим, что нет. — Если вы были вместе, тогда вы можете отвечать за вас обоих. Если же он находился в одиночестве хотя бы какую-то часть времени, тогда вы должны говорить только за себя. Джордж пробормотал: — Больно хитро. — Теперь послушайте, мы просто хотим выяснить факты. Нам придется задать вам некоторые вопросы, которые причинили бы вам много вреда, если бы их услышали репортеры, и, вероятно, еще больше, если бы они дошли до слуха ваших соседей. Если вы не имеете никакого отношения к убийствам, вам нечего бояться, но если вы ведете себя так, как будто бы вы с ума сходите от ужаса, не обижайтесь на людей, что они делают из этого определенные вывод. Ну, готовы? — Да. У Джорджа все еще был перепуганный вид. — Позабудьте о вчерашнем вечере, сосредоточьте все свое внимание на сегодняшнем утре. Вы никуда не ездили в машине леди Фолей? — Нет. — А ваш отец? Старик поразил Роджера, заговорив тихим размеренным голосом с таким достоинством, что они все повернулись к нему. — Я могу отвечать вам за себя, я не хочу ни от кого зависеть ни в чем. — Прекрасно. Выезжали ли вы сегодня на машине ее милости? — Нет. Как и на протяжении уже пятидесяти дней. — Находились ли вы в огороде весь день? — Большей частью в огороде или же в теплице, — ответил Джордж, а его отец кивнул. — Сколько времени вы были в теплице? — Примерно с час, от двенадцати до часа. И еще минут двадцать, когда полковник Мэдден позвал нас к дому участвовать в поисках. — Был ли огород пустым кроме этого времени? — Нет, — без раздумий ответил Джордж. — Когда вы начали вскапывать тот участок, где был найден труп? — Утром. — А не вечером? — Нет. — Вы должны понимать, что это означает, не правда ли? Либо вы сами закопали этот труп, либо кто-то чужой пробрался на огород в ваше отсутствие и закопал его. Вы совершенно уверены, что до двенадцати часов огород не оставался пустым? — Да. — У вас не бывает утреннего перерыва? — Мы с собой приносим термос с чаем. Джордж облизал пересохшие губы. — Вот что я вам скажу, никто туда не приходил, пока мы там находились, и мы не… Снова заговорил старый садовник, заставив замолчать сына, как он, вероятно, делал всегда. Было удивительно смотреть, как шевелятся его губы. Его подбородок, когда он отвечал, двигался вверх и вниз, как у говорящей куклы. — Отвечай за себя, Джордж Энзелл, — сказал он сурово. — Лично я уходил с огорода дважды. Первый раз поговорить с ее милостью, а второй раз проверить, нет ли крыс в капкане возле конюшен. Сын взглянул на него, в его глазах на какое-то мгновение мелькнуло выражение ужаса, но губы старика сомкнулись, как ловушка. Он высказался и таким образом дал понять, что Джордж, его собственный сын, имел возможность незаметно закопать тело Сида. Хупер нарушил молчание. — Вы видели, чтобы еще кто-нибудь входил в сад, Джек? — Нет. Хупер перевел глаза на Джорджа: — А вы? Очень медленно Джордж покачал головой. — Советую быть уверенным в этом вопросе. Потому что если никто, кроме вас, не входил в огород и если участок был вскопан лишь сегодня утром… — Я не делал этого! — отчаянным голосом закричал Джордж. — У меня не было никакой вражды к Картрайтам, а вот он ненавидел их долгие годы! Теперь Джордж в упор смотрел на отца, по выражению лица которого не было заметно, что он слышит слова сына. Новое молчание было нарушено звуками, долетевшими снаружи. Сначала послышались чьи-то голоса, потом леди Фолей произнесла резко и требовательно: — Глупости! Откройте дверь. И дверь почти тут же отворилась. (обратно)
ГЛАВА 12 ФАКТЫ?
Леди Фолей вошла с решительным видом, было видно, что если бы ее не впустили, она бы проникла в дом силой. Внешне она кипела от возмущения, но Роджер почему-то был уверен, что все это напускное. Хупер нахмурился, ему страшно не улыбалось то, что она попала в помещение, где ведется допрос. Совершенно очевидно, он, как и все местные жители, испытывал чувство неловкости перед представителями здешней аристократии. Хупер к тому же не сомневался, что арнткоттские «сливки общества» сплотят свои ряды и встанут на защиту леди Фолей. Вот почему он так боялся допустить даже самую пустяковую ошибку при расследовании. Леди Фолей, не обращая внимания на Хупера, посмотрела на Энзеллов, потом повернулась к Роджеру: — Вы предъявили им какое-нибудь обвинение? — Нет, миледи, мы просто выясняем разные факты. — В ваши привычки входит выяснять факты, предварительно добившись того, что вся округа воображает, будто невинные люди арестованы? — Не в наших силах помешать людям делать выводы, зачастую скороспелые. — Вы могли бы действовать более деликатно и незаметно. Мои садовники ничего не знают ни об убийстве, ни о смерти лошади. Точно так же, как я сама. Роджер резко спросил: — Мне не ясна ваша цель, леди Фолей!.. Уж не хотите ли вы заставить нас прекратить расследование. Или вы опасаетесь того, что могут нам рассказать эти люди? По выражению лица Хупера было видно, что он в восторге. — Я не хочу, чтобы их запугивали! — А я не потерплю вмешательства в ход расследования, — в тон ей сказал Роджер. — Но поскольку вы здесь, ответьте на несколько моих вопросов. У Хупера глаза поблескивали, у Энзелла вид был враждебный, леди Фолей стояла молча. — Заходили ли вы вчера вечером в конюшни Гейла? — глядя на нее в упор спросил Роджер. — На протяжении всего вчерашнего дня и вечера я никуда не выходила. Я вам уже об этом говорила. — Люди о многом забывают, когда им грозит опасность… Вы кого-нибудь наняли, чтобы он застрелил Шустринга? — Это оскорбительно! — Поручили ли вы кому-нибудь пойти и застрелить эту лошадь? Заставили ли вы этих двух людей выполнить за вас вашу черную работу? Роджер ткнул пальцем в Энзеллов и с удовлетворением заметил, как Джек судорожно глотнул, а у Джорджа на физиономии появилось удивленное выражение. Сама же леди Фолей на минуту растерялась, но сразу же взяла себя в руки: — Я бы в случае необходимости смогла сама выполнить «свою черную работу», как вы выразились. Если же… — Давали ли вы кому-нибудь разрешение сегодня утром воспользоваться вашей машиной? — быстро спросил Роджер. — Нет. — Вчера вечером? Леди Фолей сказала: — Джордж… — и тут же она замолчала, увидев испуганное выражение лица младшего Энзелла. — Какое это имеет значение? — Может иметь огромное. Так разрешали ли вы Джорджу вчера вечером воспользоваться вашей машиной? Да или нет? Она не решалась отвечать. И тогда тихо заговорил Джордж Энзелл: — Да, я брал машину. Ее милость была столь любезна, что позволила мне съездить в Ридинг. Я хотел… навестить там моих друзей. — Таким образом, вечером вчера вы проезжали мимо Арнткоттских конюшен? — Да. — В какое время? — Поехал я туда примерно в восемь часов, а в половине одиннадцатого возвращался назад, — неохотно ответил Джордж. — Вы можете мне ничего не объяснять. Я был там примерно в то время, когда были убиты лошадь и старый Картрайт, я имел возможность убить его сына и закопать его на огороде. Все это так, только я этого не делал. Бог мне свидетель. Клянусь вам, миледи, я не имею никакого касательства к этим злодеяниям. — Мне думается, вам следует проехать со мной на участок, — быстро сказал Роджер. Джордж с отчаянием посмотрел на свою хозяйку, ее глаза выражали сострадание. На отца он даже не взглянул, на отца, который отказал сыну в алиби, которое ему ничего не стоило дать. — Я не верю, что Джордж Энзелл совершил эти преступления, — сказала леди Фолей. — Нет никаких оснований для этого. — Знаете ли вы о причинах враждебного, если не сказать более, отношения к нему его отца? — Знаю. Она говорила деловитым тоном: — У Джорджа есть женщина, точнее сказать, у него связь с женой одного из конюхов Джона Гейла. Вот почему он часто берет машину до Ридинга. У старика Джека горькие воспоминания об аналогичной любовной связи его собственной жены с другим человеком, поэтому он пальцем не шевельнет, чтобы помочь сыну. Разумеется, прошлую ночь Джордж провел с этой женщиной, но не может в этом признаться. Потому что это может разбить семейную жизнь женщины, а в деревне разразится грандиозный скандал. Сильно сомневаюсь, суперинтендант, что он вам в этом признается, однако, это не является доказательством, что он совершил преступление. Я великолепно знаю Джорджа Энзелла и могу за него ручаться. — Кто эта женщина? — Честное слово, мне кажется, что некоторые вещи вы должны выяснять сами! — ядовито ответила леди Фолей. Роджер внешне не был уязвлен. — Мы в свое время узнаем решительно все, леди Фолей. Мотивы, причины, скрытые пружины и движущие силы… До свидания. Хупер уже отвез Джорджа Энзелла в Арнткотт. Исчезла и толпа, люди либо отправились следом за полицией, либо за санитарной машиной. Сейчас на дворе была уже ясная звездная ночь. Никого не были видно. Роджер не видел полковника Мэддена и теперь сомневался, смог бы тот вразумительно ответить, где он провел прошлую ночь. Он был уверен, что Мэдден не был тем всадником, которого он заметил возле горящего «Остина», уж очень он был толстым и тяжелым. Это могла быть леди Фолей или какая-нибудь другая женщина в костюме для верховой езды. Он припомнил, что Кэтлин Рассел задержалась здесь из-за захромавшей лошади. Она имела все возможности оказаться возле поврежденной машины. Пока Роджер не видел никаких оснований для того, чтобы она пожелала помочь Лайонелу, — эта девушка ему была совершенно незнакома. Он не мог отделаться от подозрения, что она знала молодого Фолея гораздо лучше, чем кто-либо мог предполагать. Проезжая по извилистой частной дороге, Роджер мысленно делал кое-какие пометки. Высокая башня выглядела еще более громоздкой на фоне звездного неба. И Роджер подумал, не стоит ли поставить на ее вершине наблюдателя хотя бы на дневное время, если не ночью. С башенной площадки прекрасно видно всех посетителей, приходящих и приезжающих в Фолей-Холл. У сторожки на посту стоял полицейский. На дворе царили тишина и покой, все лошади были разведены по стойлам, им тоже пора было отдохнуть. Запах конюшен был весьма ощутимым, повсюду расстилался легкий туман. Наверное, поэтому воздух казался более теплым, чем днем. Роджер вошел в сарай и принялся составлять для себя памятную записку. Проверить Лайонела Ф. — Кэтлин Рассел. Прежнее знакомство. Проверить Лондонские знакомства Лайонела Ф., клуб «Кантримэн». Позвонить в Ярд. Проверить владельца Сильвера — Джеральда Корризона. Проверить, почему Дафния Г. не любит леди Фолей. Проверить полковника Мэддена. Находится ли он действительно в столь стесненных обстоятельствах, что вынужден был переслать данные о происшествии в журнал. Выяснить личность женщины, с которой у Джорджа Э. любовная связь. Проверить страховку Сильвера, кому она достанется. Проверить, когда «Остин» леди Фолей видели на шоссе и на подъездной дороге в Фолей-Холл. Если труп Сида Картрайта был специально зарыт на огороде, было ли это сделано, чтобы подвести под подозрение садовников или Фолеев? Или же просто надо было действовать побыстрее? Проверить тех людей, которые сегодня видели на дорогах «Остин». Перепроверить мотивы, которыми руководствовался Лайонел Ф., стараясь его уничтожить. Роджер вторично пробежал глазами свои записи, сунул блокнот в карман и прислушался: снаружи к сараю приближались чьи-то шаги. Двор был хорошо освещен, так что ему все было отлично видно. Конюх тащил два ведра воды в один из отсеков, а двое других, переодевшихся уже в более приличную одежду, спешили к воротам, возле которых дежурило двое местных полицейских. Потом появился Джон Гейл. — Хеллоу, мистер Гейл! Роджер поднялся. — Мне показалось, что вы вошли в сторожку, — сказал тренер, — и подумал, не согласитесь ли вы зайти ко мне чего-нибудь выпить. — Благодарю за приглашение. У Роджера имелось время, к тому же в дружественной домашней обстановке куда легче подметить разные мелочи, ускользающие при официальном допросе, незаметно расспросить о всяких пустяках. Не говоря уж о том, что Гейл мог пригласить его неспроста. — Охотно принимаю Ваше приглашение. Вот только позвоню Хуперу и удостоверюсь, что я ему не нужен. — Понятно… Верно ли, что вы обвиняете Джорджа Энзелла? — Его просто допрашивали, только и всего. — Роджер поднял трубку и набрал номер телефона полицейского управления. — Будьте любезны, соедините меня с мистером Хупером. При этом он рассматривал Гейла, отмечая про себя, насколько тот интересен. С виду ему года 34–35 максимум. И жену он себе выбрал как раз под пару. Раздался голос Хупера: — Это вы, Вест? — Да. Есть что-нибудь срочное для меня? — Вообще-то нет, но моя хозяйка хочет, чтобы вы пришли к обеду, — ответил Хупер. — Вы должны понимать, что, живя в такой провинции, женщине любопытно посмотреть на жителя столицы… Джордж Э. сделал заявление, но оно не рознится с тем, что он нам говорил при первом допросе в коттедже полковника. Пока я не сумел отыскать женщину, с которой он состоит якобы в связи. Возможно, леди Фолей ее придумала просто для того, чтобы задурить нам головы, потому что сомнительно, чтобы такой смачный скандал прошел незаметно для моих ребят. Ярд не нашел ничего определенного в отношении Лайонела Фолей, в своем клубе он действительно был, но пробелов во времени больше, чем нужно. Так что ваши напарники продолжают проверку. Колено у него не разбито, это был всего лишь сильный ушиб. Однако, он все еще не ходит, а ковыляет. Сейчас он как раз направляется домой. Не смог обнаружить ни одного человека, который бы видел в «Остине» чужака. И также в огороде… Поэтому вроде бы все указывает на Джорджа Энзелла. — Вам это кажется имеющим смысл? — Пока еще ничего не знаю, — осторожно ответил Хупер, — не говоря о том, что мне бы не хотелось рассуждать по телефону о подобных вещах. Разве вам никто никогда не говорил, что телефоны имеют уши? Роджер усмехнулся. — Однажды я слышал нечто подобное… А когда состоится обед? — По сути дела ужин. Мы обычно едим в половине восьмого, но вы смотрите, чтобы вас устраивало. — Понятно. Я приеду в управление в 7.55, а уж оттуда вы меня сами заберете. Непременно поблагодарите супругу за любезное приглашение. — Сначала поужинайте, потом уже будете благодарить. Нетрудно было представить его добродушную улыбку, когда они обменивались такими обычными фразами. Очевидно, он немного оправился от шока из-за второго убийства, которое так и не удалось предотвратить. Роджер положил трубку. Гейл задумчиво заметил: — До сих пор мне не доводилось иметь дело с полицией, меня поражает, насколько хладнокровно вы относитесь ко всем этим кошмарам… — Если бы мы рвали и метали, это бы делу не помогло. — Вы правы, конечно, но нам очень трудно быть такими, как бы это выразиться? — беспристрастными что ли, незаинтересованными… В его темных глазах было странное выражение. — Я множество лет знал Теда Картрайта, а что касается его сына, то всегда испытывал к нему слабость. Стоит только мне подумать о случившемся, как во мне появляется дикое желание куда-то бежать и свернуть кому-то шею… — Я могу вам только посочувствовать, мне это чувство хорошо знакомо. Он вышел из сарайчика и кивнул констеблю, стоящему на часах. Только сейчас ему пришла в голову мысль, что он не знает, где болтается и чем занимается Снелл. Не было сомнения, что сержант предпринял «глубокие раскопки» в надежде напасть на золотую жилу в смысле информации. — У вас особые причины ненавидеть убийцу, не так ли? — Да, мне понадобится долгое время, чтобы оправиться от столь страшного удара, — невесело ответил тренер. — Прежде всего, это мне обойдется примерно в тысячу фунтов в год ближайшие пару лет. Вот уже двое владельцев лошадей передумали и не желают мне доверять своих скакунов, а двое других пока колеблются, но… Я их даже не могу винить. С их точки зрения я виноват в том, что не уберег Сильвера. — Вы убеждены, что Сильвера убили вместо Шустринга? Гейл тихо ответил: — Нет. А вы? — Я вообще не убежден пока ни в чем… А какие другие мотивы вы предполагаете? — Наиболее очевидный — убить именно самого Сильвера. — На много ли лошадь была застрахована? — Двадцать тысяч фунтов, — ответил Гейл, — только у его владельца, Корризона, денег куры не клюют, так что причина не в этом… Когда-то Корризон жил неподалеку отсюда, а когда лорд Фолей стал тренировать своих лошадей в Арнткотте, он своих забрал и вернулся лишь пару лет назад. — Почему же он уехал? — У Корризона и лорда Фолея взаимоотношения были неважными, — ответил Гейл, — да и полковник Мэдден его недолюбливал. Конечно, все это было очень давно. Сильвер должен был заработать Корризону целое состояние на дерби, можете поверить моему слову, что ни у одной другой лошади не было шансов его опередить… Вы скажете, что у меня нет оснований так говорить, но при прочих равных условиях Сильвер бегает не хуже Классика, но он моложе и потому резвее. Вот почему я всегда опасался, как бы до него не добрались. — Чтобы отравить? — Или нанести увечье. Гейл коротенько рассмеялся, но смех у него был ненатуральный. — Мне не нужно вас убаюкивать, Вест, или говорить вам красивые слова. Я люблю это дело, тренировку, самих лошадей, возбуждение на скачках, пари и все такое. Это, так сказать, светлые, приятные стороны моего занятия. Но есть в нем и теневые стороны. Многие люди теперь получили надежду заработать огромные деньги, когда Сильвер ушел с дороги. И, знаете, не слишком-то прислушивайтесь к тем, кто будет стараться уверить, что это не так. Лично я почти не сомневаюсь, что сказанные в запальчивости леди Фолей слова о том, что она собирается убить Шустринга, дали кому-то тот удобный случай, о котором он так давно молил небо. Больше всего я сожалею, что в свое время назначил эти ночные дежурства. Лучше бы мне окончательно разориться, чем мучиться сознанием того, что оба Картрайта были убиты, выполняя порученную мною им работу. Откуда-то из полутьмы донесся голос: — Ради бога, Джон, не говори так! Это была жена Гейла. — И без того тошно, когда подумаешь, что произошло, а тут еще ты терзаешь себя за смерть этих людей. Мистер Вест, неужели вы не можете его убедить, что это не так? — Она вышла из калитки, ведущей в парк. В тусклом свете она выглядела настолько очаровательной, что казалась не вполне реальной. До этого Роджер не замечал, какого она маленького роста. Впрочем, он и видел-то ее лишь на лондонской сцене и не думал о ней как просто о человеке. — Послушай, Даф, мы оба знаем, что я переживаю, так что не будем спорить на эту тему, — взмолился Гейл. — Постараюсь… Я очень рада, суперинтендант, что вы согласились прийти. Один из ваших подозреваемых тоже тут… Во всяком случае он говорит, что вы его подозреваете. — Кто такой? — Лайонел Фолей. Вот почему я вышла через заднюю дверь. Он зашел навестить Кэт, а я не была уверена, захотите ли вы его видеть в неофициальной обстановке. В воздухе опять запахло связью Кэтлин с Лайонелом Фолеем. Роджер усмехнулся. — Ну, а как его нога? Он в состоянии ходить? — Да, но с палочкой. Из больницы он приехал на такси. Скажите, мистер Вест, правда ли, что он пытался уничтожить машину своей матери? — Он мчался на ней, как взбесившийся заяц. Неожиданное сравнение насмешило обоих Гейлов. — Это он ее поджег? — Нет, кто-то другой. — Знаете ли вы… — начала было Дафния, но ее оборвал муж. — Даф, не занимайся распространением слухов. — Это никакие не слухи, дорогой, это я видела собственными глазами. Миссис Гейл заговорила уже с меньшим жаром, но Роджер не сомневался, что в душе она злорадствовала: — Мистер Вест, мой муж изо всех сил старается казаться безупречным несгибаемо-благородным джентльменом, который считает ниже своего достоинства сказать дурное слово о своих ближних. Но у меня нет таких высоких моральных устоев. — Дафф, прекрати! — И не подумаю! — огрызнулась она и взяла Роджера за руку. — Мне случайно стало известно, что леди Фолей, милая леди Фолей вне себя от того, что мы находимся здесь. Когда мы купили конюшни, она была уверена, что мы разоримся через пару лет, так что когда наши дела пошли неплохо, она была смертельно уязвлена. Если бы только ей дали волю, она бы сравняла конюшни с землей так, чтобы все здесь поросло сорняками и перестало существовать даже в воспоминаниях людей. Вот как сильно она ненавидит все, что связано с лошадьми и конным спортом! — Она сама неплохо ездит верхом, — напомнил Роджер. — Она ничего не имеет против и охоты, — махнула рукой Дафния. — Это удовольствие как раз в ее стиле. Наверное, она взвизгивает от восторга, наблюдая, как собаки рвут в клочки лисицу. Можете мне поверить, я ненавижу кровавый спорт! Они находились возле входной двери. — Да прекрати ты! — уже просил Гейл, не надеясь, что она его послушается. Но Дафния не отпускала руку Роджера. — Минуточку терпения, я сейчас перехожу к самой сути. Леди Фолей внешне может производить впечатление нормального человека, но она настолько переполнена ненавистью и давно подавляемой жаждой мщения, что на самом деле ненормальна. Да и как этому не быть? Она живет, окруженная остатками, обломками ее прежней роскошной жизни. Когда она вышла замуж, ее мужу принадлежал Фолей-Холл, Большой парк и половина земель вокруг. И она была вынуждена наблюдать за тем, как он постепенно все спускает. Я не говорю, что она не достойна жалости, особенно если представить, как все это должно было повлиять на ее психику! Я уже давно подозреваю, что ее неуравновешенность переросла в нечто большее, а имея брата, который тратит свои деньги на бутылку и добывает средства к существованию, продавая журналистам какие-то сплетни, неизвестно как и где добываемые, о лошадях, она имеет все основания психовать и бояться за сына. Можно не сомневаться, что когда ее обожаемый Лайонел пошел по стопам отца и дядюшки, она не выдержала. И мое глубокое убеждение, что она отправила Джорджа Энзелла убить как Сильвера, так и Шустринга. Джордж, разумеется, беспрекословно выполнит любое ее приказание, он ненавидит все, что связано с конным спортом, являясь сыном своего отца. Эта ненависть была в нем воспитана и все время подогревалась. И если в тот момент, когда он находился в стойле Сильвера, появился Тед Картрайт, человек, погубивший его мать, можно ли удивляться, что он нанес ему смертельный удар по голове? Точно так же, как нет ничего удивительного в том, что леди Фолей станет его всячески защищать и выгораживать. Дафния замолчала. Наступило долгое молчание. Они стояли на пороге дома, из-за занавесей в передней комнате пробивался свет, но в доме было совершенно тихо. Потом промчалась какая-то машина. Затем раздалось характерное тарахтение мотора «Веспа». — Это называется убить двух зайцев двумя выстрелами? — спросил Роджер. Дафния засмеялась. — Вот видишь, дорогой, мистер Вест не считает меня мерзавкой. Вы совершенно правы, мистер Вест, она намерена убить двух зайцев одним выстрелом. Даже трех. Во-первых, остановить своего сына, чтобы он не погубил свое будущее; насолить Джону за то, что он осмелился завести свои конюшни недалеко от их Фолей-Холла; ну и в-третьих, отомстить всем несчастным лошадям за все те неприятности, которые они причинили ее семье. Она находилась совсем недалеко от «Остина», когда он горел сегодня днем. Я заметила одинокого всадника, скачущего прочь, а поскольку у меня с собой был мой бинокль, я имела возможность ее разглядеть. Это она удирала подальше от пылающей машины, в этом я абсолютно уверена. Почему все-таки Дафния Гейл так ненавидела миссис Фолей? Роджер задавал себе этот вопрос, дожидаясь заказанного им разговора с Ярдом. Гарди все еще находился у себя в кабинете. Он обещал проверить все лондонские связи Лайонела Фолея, а также поинтересоваться Кэтлин Рассел, и заодно выяснить, не было ли какой-то предыстории в отношениях Дафнии Гейл и Фолеев, которая могла явиться причиной ее враждебной настроенности к леди Фолей. Гарди подтвердил, что мистер Корризон, владелец Сильвера, был одним из самых богатых людей в Англии. — Кто-нибудь еще мог застраховать лошадь, учтите, — предупредил Гарди, — мы это постараемся узнать. Есть еще один момент. — Да? — В шесть часов вечера молодого Фолея в его клубе не видели, хотя на следующее утро, в семь часов, его нашли там в постели. Мы теперь весьма скрупулезно проверяем все его действия. — Благодарю. — Пожалуйста, не допустите еще одной смерти! — ворчливо добавил Гарди. — К сожалению, сие от меня не зависит… Вы подозреваете нечто конкретное? — Нет, конечно. Но может погибнуть любой другой свидетель, особенно если мальчик был убит, чтобы он не раскрыл личность преступника. Впрочем, вы все это знаете не хуже меня. — Да, вы правы. Он повесил трубку. Роджер знал, что такое опасность. Сам-то он давно привык и не думал о ней, она сопровождала его всю его жизнь. И, естественно, остерегался. Но как уберечь человека, если ты его не знаешь? (обратно)ГЛАВА 13 ПРИЯТЕЛЬНИЦА
— Великий боже! — ахнул Хупер. — Ведь если ее милость подожгла «Остин» и мы можем это доказать, мы ее поймали! — Если ты будешь столько разговаривать и добьешься того, что кулебяка остынет, тебе несдобровать! — прикрикнула его супруга. — Ничто на свете не заставит меня допустить такую оплошность. Твоя кулебяка так вкусно пахнет, что у меня уже слюнки текут. Роджер, засмеявшись, протянул пустую тарелку: — Я так действую по принципу: «Когда я ем, я глух и нем». Если разрешите, я бы попросил еще кусочек. Жена Хупера, польщенная тем, что ее труды были оценены, отрезала Роджеру огромный кусок кулебяки и придвинула тарелку жаркого с зеленым горошком. Мясо подрумянилось, и по внешнему виду можно было точно сказать, что корочка будет таять во рту. Хупер подложил себе красной картошки. — Я ее люблю больше всего! Миссис Хупер была массивная женщина, по толщине мало отличавшаяся от своего супруга. И если в ее присутствии Хупер не казался карликом, то только потому, что он был высокого роста и мог с ней поспорить в этом отношении. На ней было надето ярко-синее платье с воротом-карэ, слегка узким для ее невероятной груди. Щеки у нее разгорелись от кухонного жара, голубые глаза довольно поблескивали. Что касается содержимого ее тарелок, то она ела даже больше мужа. — Думаете, миссис Гейл повторит свои показания в суде? — спросил Хупер. — Если мы этого захотим. — Налей-ка лучше всем по рюмочке, — распорядилась миссис Хупер. Однако Хупер начал с черного пива, которое было налито в большие кружки, и он их с таким азартом ставил на стол, что тот содрогался. — Не беспокойся, Молли, теперь наш дорогой гость уже знает, что ты умеешь стряпать… Если вы хотите знать, у миссис Гейл на плечах голова, а не кочан капусты… И все складывается один к одному… — На мой вкус, даже слишком аккуратно! — Неужели вам не хочется поскорее покончить с этим делом? На вашем месте мне бы так не терпелось возвратиться к семье, что я бы сегодня предъявил леди Фолей официальное обвинение! — Может быть, твоя семья вовсе и не ждала бы твоего возвращения! — не без кокетства заявила миссис Хупер. — Еще овощей, мистер Вест? Неожиданно он с оторопелым видом посмотрел на пустое блюдо из-под пирога, на котором остался сиротливо лежать малюсенький кусочек. — Я хотела сказать, принести еще новую кулебяку? Я решила, что Берт.. Роджер смутился: — Простите меня, бога ради. Ваш муж не предупредил вас, что за весь день я успел съесть один-единственный сэндвич… Таких потрясающих пирогов я давно не пробовал. У Хупера тоже был слегка ошеломленный вид, и он быстрее задвигал своей вилкой. Минуты три они все были заняты каждый своей едой, потом Хупер спросил: — Как вы считаете, обвинение ее не потрясет? — Возможно. Она была страшно потрясена, когда мы увозили Джорджа. — Это совсем другое дело. Мы не сможем долго продержать у себя Джорджа, если не предъявим ему обвинения. Считаете, мы располагаем достаточным количеством материала, чтобы его обвинить? Наш старик даст добро, если мы его попросим. Давайте-ка все подытожим. Он был в соответствующем месте в нужное время. Не говорит, с кем он был в Ридинге. Алиби у него нет. Насколько нам известно, никакой приятельницы у него не существует, ее выдумала леди Фолей. Джордж имел возможность взять «Остин». И в саду он оставался достаточно долго, чтобы закопать труп мальчика. — Прошу вас, давайте займемся этими подробностями после ужина! — взмолилась миссис Хупер. — Молли, вот уж не знал, что ты такая неженка! — засмеялся Хупер. — Не притворяйся, дорогая, ты жена полицейского и давно ко всему привыкла… Продолжим. Энзелл младший мог ехать на этой машине и прихватить Сида Картрайта. Времени у него было достаточно. Насколько я понял, он мог пользоваться машиной более или менее свободно, разрешение взять ее испрашивалось больше для проформы. «Остин» всегда стоял во дворе за огородом, а через парк к частной дороге имеется довольно удобный проезд. Таким образом, Джордж имел возможность совершить оба преступления, тут не может быть двух мнений. — У нас имеются свидетельские показания, что машину вела женщина, — напомнил Роджер. — Ее милость была вместе с ним, вот в чем все дело, — заявил Хупер. — Только не поймите меня неправильно, Красавчик. Я ни на секунду не допускаю мысли, что убийство было преднамеренным. Но поскольку так случилось, они оказались в безвыходном положении. — Еще столько осталось! — воскликнула миссис Хупер. — Э-э? — Кушайте, прошу вас, я люблю, чтобы на блюдах было пусто, и вы не представляете, как приятно видеть, что кому-то нравится твоя стряпня. — Нужно быть, не знаю, насколько избалованным, чтобы не похвалить твои кушанья. Ты считаешь, конечно, что я не заслуживаю королевских блюд? — спросил Хупер. Миссис Хупер повернулась к Роджеру: — Я ему об этом твержу уже бог знает как давно. Через минуту заговорил уже Роджер: — Вся беда заключается в том, что у нас нет абсолютной уверенности. Допустим, вы все же отыщете ту женщину, с которой у Джорджа связь? — Говорю вам, она не существует! — вскипел Хупер. Его жена в упор посмотрела на него и укоризненно покачала головой. — Что-то ты сегодня сильно петушишься, Берт. С чего бы это? Она поднялась из-за стола и стала уносить посуду на кухню приходящей работнице, которая по случаю гостя на этот вечер была задержана позднее. Хупер внимательно смотрел на жену: как будто посчитал, что в ее замечании заложен глубокий смысл. Вот она снова появилась с огромным блюдом, на котором красовался пышный бисквит, пропитанный ромом и залитый сверху сбитыми сливками. После него на столе появился восхитительный яблочный пирог, к которому полагались взбитые сливки, поднявшиеся шапкой над горшочком. При виде всей этой благодати Хупер с упреком сказал: — Почему ты заранее не предупредила, что наготовила таких вкусных вещей, Молли? Я бы не ел столько жаркого! Жена не сочла нужным отвечать на такие глупости. — Вам сразу же положить того и другого, мистер Вест? — Можно попробовать пирог? — Конечно. Передай мистеру Весту сливки, Берт. Миссис Хупер, в восторге от собственного угощения, улыбалась, глаза у нее сияли, и «кусочек» яблочного пирога, положенный на его тарелку, был таких внушительных размеров, чтосуперинтендант даже крякнул. — Пора вам, полицейским, понять, что вы вовсе не все на свете знаете, — весело продолжала миссис Хупер, — конечно, вам известно то, что творится под самым носом, но если заглянуть чуть подальше… — Куда это ты клонишь, матушка? — резко спросил Хупер. Она усмехнулась, глядя на него. — Олл-райт, дурачок. Я помогу тебе выбраться из твоей трясины. Ты, конечно, можешь быть удивлен, но Джорджа несколько раз видели в кино в Ридинге с… — Она посмотрела на Роджера: — Можно говорить, мистер Роджер? — С кем его видели в кино? — заорал Хупер. — Ее девичье имя было Мейбл Картрайт, теперь она Мейбл Три, жена «Дуба», как его называют, сестра Сида, — ответила миссис Хупер. — Дуб — один из конюхов в конюшне мистера Гейла, знаете ли. И нечего таращить глаза, я знаю, что это правда, потому что один раз я сама их видела. Я не любительница бегать по соседкам и распускать сплетни, а вражда между Энзеллами и Картрайтами продолжается уже более двадцати лет. И все же могу прозакладывать свое праздничное платье, что вчерашнюю ночь Джордж Энзелл провел с Мейбл Три, бывшей Картрайт! Миссис Хупер довольно захихикала: — Забавно звучит, Мейбл Три, бывшая Картрайт, верно? — Если это правда, тогда у Картрайта был серьезный мотив убить Энзелла, — произнес Роджер. — Ну, а как в смысле наоборот? — Если Тед знал про эту связь и собирался поднять скандал, тогда и у Энзелла имеется мотив, — кивнул головой Хупер. — Я уже раньше слышал прозвище «Дуб» по ходу расследования, — сказал Роджер. — Не он ли видел фолеевский «Остин» возле конюшен вчера вечером? — Великий боже! — Хупер буквально ахнул: — Ваша правда… Так кого же мы вызовем в первую очередь, Джорджа Энзелла, Дуба или Мейбл Три? — Думаю, Мейбл, — ответил Роджер, — но надо постараться избежать слухов, а если кто-то из ваших сотрудников отправится ее допрашивать, сразу же начнутся разговоры. Где она живет? — На Корпс-роуд, на окраине Арнткотта, — ответил Хупер, — пять минут езды. Я мог бы довезти вас до угла улицы, а оттуда… — Я дойду сам, как только выпью кофе. Это будет последний штрих в том восхитительном обеде, которым нас накормила ваша супруга. Огромное вам спасибо, миссис Хупер. Больше вы ничего не хотите нам сказать? — С удовольствием, да вроде бы… — Если вашему мужу не претит сидеть за одним столом с простым инспектором, пригласите как-нибудь к ужину моего инспектора-детектива Снелла, пока он еще здесь. Пусть он убедится, что хорошие поварихи еще не перевелись. — Ради бога, приходите оба! — искренно обрадовалась миссис Хупер, лицо у нее просветлело. — Мне очень нравится, что вы не зазнаетесь и прямо говорите, что у вас на уме. Это так редко бывает. Берт, не стой здесь с видом потерянного, спроси у мистера Веста, какой он предпочитает ликер. Каждый год, отправляясь на континент, Берт привозит бутылочку ликера, — пояснила она доверительно Роджеру. Роджер с наслаждением откинулся в удобном кресле и подумал, что ведь и правда уют и привлекательность дома вовсе не создавались красивой мебелью и изяществом убранства. В доме Хупера было удивительно тепло и уютно перед полыхающим камином с такой очаровательной по своему характеру хозяйкой. Роджер переел, теперь перед ним стоял стакан кофе и графинчик с ароматным абрикосовым ликером, красиво отсвечивающий червонным золотом. Не все ли равно, когда он придет к миссис Три. Самое важное, отвлечь пока ее мужа, чтобы иметь возможность совершенно откровенно поговорить с женщиной. Теперь он уже начал сомневаться в надежности показаний Дуба в отношении «Остина» Фолеев. Конечно, со временем все выяснится, пусть только Хупер побеспокоится о том, чтобы не было тайного сговора между свидетелями или кажущимися противниками. — Мне думается, вам следует отправить человека за этим Дубом и задержать его в управлении с расспросами об «Остине», о Картрайтах и порядках в конюшне, — обратился он к Хуперу. Потом потянулся к своей рюмке с ликером и принялся его пить, запивая кофе. — Что она из себя представляет? — Такая же, как все женщины в семье Картрайтов, пухленькая и миловидная, — ответил Хупер. — Я бы никогда не поверил… Его прервала жена: — Э-э, дорогой мой, я сначала должна рассказать тебе про то раз двадцать! Роджер невольно рассмеялся. Настроение у него было прекрасное. Он был уверен, что теперь можно не спешить.Мейбл Три разглядывала вечернюю газету, которую только что принес ее муж, примерно в то время, когда Роджер входил в столовую Хуперов. Она стояла в маленькой общей комнате в их домике у самой пустоши, откуда были видны конюшни. Мейбл обладала красивой фигурой и красивым лицом, но в данный момент она выглядела смертельно бледной, а глаза ее выражали смесь страха и горя. В газете говорилось, что Джорджа Энзелла взяли в полицейское управление для допроса. И рядом была помещена фотография Джорджа, который стоял возле санитарной машины над какой-то бесформенной массой, прикрытой не то простыней, не то одеялом. Это был ее родной брат Сид. На фотографии были и другие люди, но она не видела ничего, кроме этой закрытой фигуры и ужаса на лице Джорджа. Она прекрасно понимала, почему у него такое выражение. Она слышала шаги своего мужа наверху, он что-то громко насвистывал. Скоро он спустится. Она подняла глаза к потолку и закрыла глаза, как будто мысль о том, что ей может сказать Фред и чем он займется, была для нее невыносимой. Ее светлые волосы были в беспорядке, одета она была в костюм свободного покроя из цветастого нейлона, руки у нее были белые и красивые, а ножки весьма стройные. Фред торопливо сбежал с лестницы. Теперь она уже не думала, как раньше, сошлась ли бы она с Джорджем, если бы у нее от Фреда были дети. Время подобных бесплодных размышлений миновало. Сложив газету, она положила ее на стул мужа и задумалась. Фред был безразличен к этой истории, но ее отчаяние он, разумеется, припишет горю по отцу и брату. Ему и в голову не придет, что они с Джорджем… Сейчас ей был важен только Джордж. Он был жив. Фред остановился на половине лестницы и снова побежал наверх. Это в его стиле, он вечно что-то забывал. Единственное, о чем он помнил всегда, были его драгоценные лошади. Частенько он подходил к окну спальни и, вытягивая шею, смотрел на огни Арнткоттских конюшен. И, конечно, он куда сильнее переживал из-за гибели Сильвера, чем ее отца. Но вообще-то Сильвер не был его подопечным, так что Фред живенько утешился, сообразив, что ему теперь доверена одна из лучших лошадей конюшни. Наверху снова раздались чьи-то шаги. И тут зазвонил звонок входной двери. Мейбл посмотрела через раскрытую переднюю на входную дверь, потом, сообразив, что от нее требуется, поспешила ее открыть. Мог прийти кто угодно. Люди были так добры и внимательны, не догадываясь, какова была главная причина ее горя: что кто-то может узнать про нее и Джорджа. Каждый раз при этой мысли ее сердце начинало стучать. Почему-то ей стало особенно страшно, когда она увидела коренастого мужчину в низко надвинутой на глаза шляпе, физиономия которого была плохо видна в тусклом свете, доходящем из холла. — Миссис Три? — Да. Кто… — Я из газеты, миссис Три. И хочу поговорить с вами о ваших взаимоотношениях с Джорджем Энзеллом. Ей показалось, что он ударил ее ножом. Она утратила способность говорить, просто стояла и глядела на него широко раскрытыми глазами, в то время как мозг предупреждал ее, что нужно торопиться, надо что-то предпринимать, потому что в любую минуту может спуститься вниз Фред, и он спросит, что это за человек… Каким образом кто-то смог узнать про нее и Джорджа? — Я понимаю, что вы не можете здесь говорить, — продолжал незнакомец. — Но если, миссис Три, вы поступите так, как я вам скажу, никто ничего об этом не узнает. Я вовсе не заинтересован причинить вам вред. Когда я смогу прийти с вами поговорить? — Я… Мейбл начала и вдруг почувствовала, что у нее сжалось горло. Она была слишком перепугана, чтобы сообразить, насколько странные вещи говорил ей этот мужчина. Но человек в панике теряет способность рассуждать. Так случилось и здесь. — Кто это, Мейбл? — крикнул сверху муж. — Я буду у поворота дороги через полчаса, — прошептал ей посетитель. — Но не заставляйте меня ждать. Придумайте какой-нибудь предлог. Мейбл дрожащим голосом прошептала: — Олл-райт. Фред Три сбежал с лестницы в тот момент, когда она уже закрывала за посетителем дверь. Она повернулась к нему лицом, и хотя в комнате было довольно темно, испугалась, как бы он не заметил ее бледности. — Кто-то… кто-то ошибся домом… Ему нужна — нужна Хилл-стрит. — Сказала бы ему, чтобы он смотрел глазами, а не… — хмыкнул Дуб. — Послушай, Мейбл, ты не видела розетку красного цвета, которую я получил за победу на Линкольновской ярмарке? Он вечно беспокоился о своих розетках, жетонах, призах, небольших успехах, которые были у него на счету. — Полагаю, что она на своем месте, — сказала Мейбл. — Ее там нет, если бы она была, я бы ее нашел. — Хорошо. Я сама посмотрю. С этими словами Мейбл прошла мимо него. По крайней мере, она спрячет от него свое лицо. Он не пошел следом за ней, так что она чуть ли не бегом поднялась на второй этаж, подгоняемая таким страхом, которого до сей поры не знала. Под каким же предлогом ей выйти из дома? Каким образом объяснить Фреду, что ей внезапно понадобилось уйти? Ее задача была бы гораздо проще, если бы она подготовила его, как только он спустится вниз. А теперь придется что-то «вспоминать». Ее начало так сильно трясти, что прошло несколько минут, прежде чем она успокоилась и заставила себя просмотреть ящик со всеми трофеями и сувенирами мужа. Розетку, разумеется, она нашла и повернулась к дверям, крепко зажав ее в руке. Это было ужасно, хотя она совершенно не любила Фреда. Да, это было ужасно. Раздался новый звонок у входной двери. Сердце у нее болезненно сжалось, она с трудом удержалась от крика: — Не входите! Не входите! И вдруг ей пришло в голову, что если дверь откроет Фред, то незнакомец сможет с ним заговорить. Она не сомневалась, что явился тот же самый человек. Впрочем, у нее нет причин для беспокойства, Фред не любил себя утруждать и предоставлял всякого рода разговоры жене. Даже сегодня. Мейбл бегом спустилась вниз, отворила с трудом дверь и буквально перестала дышать, потому что на пороге стоял полицейский в форме. Она отступила назад. — Извините, что мне приходится вас беспокоить, миссис Три, — сказал полицейский, — но дома ли мистер Три? — Он — он — он да, он дома… — Нам необходима его помощь в управлении, мы пытаемся привести в ясность события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра, как прошел день в конюшнях. Мы не задержим его на долгое время, снаружи ожидает машина. Как вы считаете, он на нас не будет в претензии? — Ох… хорошо, я… я скажу ему… И только тут Мейбл почувствовала, что ее муж стоит в проеме кухни. Он даже окликнул ее: — Кто там? Только не говори, что кому-то еще нужно приобретать очки! — Это… — начала Мейбл. — …это — констебль Вульф, — подхватил полицейский, оставаясь стоять возле двери. Он невозмутимо выслушал все кислые замечания Фреда о том, что «честному человеку» не дают покоя даже в его собственном доме, что это не порядок и при желании он мог бы отказаться на совершенно законном основании… и т. д. Прошло минут пять-шесть, прежде чем Дуб был готов отправиться. Таким образом, Мейбл оставалось каких-то десять минут, чтобы одеться, выскочить в сад и дойти по дорожке до поворота. Слава богу, ей повезло, можно было предположить, что фортуна — на ее стороне! Пробежав снова наверх, она надела свою шляпку, и уже через две минуты ее сборы были закончены. Она придет на условленное место встречи на пять минут раньше. Она не стала выключать свет, решив, что вернется минут через двадцать и никто не узнает, что она вообще уходила из дома. Дверь закрылась совершенно бесшумно. Мейбл посмотрела в обе стороны и торопливо зашагала к повороту. Приближаясь к углу, она удивилась, что никого не было видно. Но вот слева показался человек. Закрывая дверь за своим незваным гостем, она заметила, что он пошел направо. Этот шел с противоположной стороны, не обращая на нее никакого внимания. Поблизости стояла машина, ее боковые огни не были выключены. Мейбл ждала, дрожа не то от страха, не то от холода. Скорее всего, от того и другого… (обратно)
ГЛАВА 14 ТРЕТЬЯ ЖЕРТВА
Ряд маленьких домишек, примыкающих к вересковой пустоши на окраине Арнткотта, освещался одним единственным фонарем, да и тот не горел, когда Роджер завернул на улицу. Он попал сюда с другой стороны улицы, подлиннее и поблагоустроеннее, где горели несколько фонарей, и, кроме того, темнота прерывалась светлыми прямоугольниками окон домов. Завернув за угол, Роджер увидел неподалеку оставленную кем-то машину. Сигнальные огни в ней не были выключены. Любой работник транспортной полиции непременно сделал бы соответствующее внушение ее владельцу и наложил бы на него штраф, потому что всякая машина, выскочившая из-за поворота, непременно врезалась бы в этот автомобиль, и как бы ни старался ее водитель, он бы не сумел избежать аварии! Почему некоторые автомобилисты бывают такими беспечными? В одном из домов отворилась дверь, в ее прямоугольнике на секунду мелькнул силуэт не то мужчины, не то женщины. Дверь быстро закрылась, и сумерки поглотили человека. У Роджера не было никаких оснований предполагать, что этот человек вышел из дома 17, куда он сам направлялся. По мостовой торопливо застучали каблуки женских туфелек. Не было также оснований думать, что эта женщина — жена Дуба. Женщина перешла на другую сторону улицы, не замедляя шага. Роджер осветил карманным фонариком двери ближайшего дома. Номер 9. Вышла ли она из номера 15 или 17? Он подошел к 17-му, увидел свет, падающий из окна на землю, освещенную часть комнаты, как если бы внутри была полностью открыта дверь во внутренние помещения. Значит, кто-то был дома. Перед домом имелся игрушечный палисадник, калитка не была заперта. Роджер поразился, почему приусадебные участки были такими крошечными, если дальше раскинулась бескрайняя неосвоенная вересковая пустошь. Но эта мысль промелькнула и исчезла. Он подошел к двери и нажал звонок. Интересно, ожидала ли сестра Сида Картрайта подобного визита? Если только она слышала, что случилось с Джорджем Энзеллом, она должна быть этим страшно взволнована. К тому же она не могла не переживать из-за потери отца и маленького брата. Так думать было негуманно, но Роджер радовался тому, что в подобном настроении люди склонны говорить откровенно. Конечно, придется начать их беседу с заверения, что он ничего не расскажет репортерам о ее близости с Джорджем, если только ее показания не потребуются, чтобы спасти его от газовой камеры. Но это уже не зависит от него, Роджера. Никто не ответил. Он позвонил вторично. И тут он услышал, как заработал двигатель машины, и сразу же подумал об автомобиле, стоявшем у поворота с выключенными огнями. А потом ему почудился приглушенный крик. Не раздумывая, Роджер повернулся и побежал назад, к углу. Поскольку та машина была развернута в его направлении, он ее должен вскоре увидеть. Казалось, что жалобный крик все еще дрожит в воздухе, и это заставляло его бежать еще быстрее. Роджер находился уже у самого поворота, когда взревел двигатель, и он увидел черную массу автомашины, у которой так и не были зажжены огни. И все же при неясном свете ему удалось разглядеть, что внутри двигаются какие-то фигуры, по всей вероятности происходит борьба. Он закричал зычным голосом: — Остановитесь! Машина пронеслась мимо, грохота было больше, чем настоящей скорости. Роджер добежал до угла. Его собственная машина стояла в сотне ярдов дальше по дороге. Он предпочел тогда пройти пешком, чтобы его машина не была узнана. Теперь он проклинал свою осторожность, потому что боялся потерять из виду машину-нарушительницу, пока он добежит до своей. Машина свернула вправо, к основному шоссе, ведущему к центру Арнткотта, подальше от пустоши. На повороте водитель включил фары и задние огни, довольно яркие, но они были уже так далеко, что разобрать номер не представлялось возможным. Вот и машина Роджера. Впереди виднелся единственный качающийся из стороны в сторону уличный фонарь, несомненно, машина его миновала. Он вскочил в свою машину и потерял драгоценную минуту, ища в темноте отверстие для ключа зажигания. Но вот мотор застучал, успокаивая своим четким ритмом, и Роджер получил возможность пуститься в погоню за машиной, красные огни которой все же не успели окончательно скрыться из вида. Навстречу ему двигался какой-то довольно слабый свет. Оказывается, это был велосипед. Поравнявшись с ним, Роджер затормозил и опустил стекло. Ему повезло: это был полицейский в форме. Он закричал: — Констебль! Я Вест из Ярда! Последовало испуганное: «Да, сэр?!» — Быстренько отправляйтесь к телефону, объявите розыск машины марки «Райли-Следопыт», образца 1955 года. Она только что проехала мимо вас. Постарайтесь ее задержать. — «Райли-Следопыт», сэр, 55? Человек повторил, оборачиваясь назад. Задние красные огни «Следопыта» виднелись уже очень далеко. Роджер сразу же включил вторую скорость, не обращая больше внимания на велосипедиста. Тот, разумеется, начнет расспрашивать о подробностях, а он, Роджер, потеряет из виду «Следопыта». Двигатель взревел. — Минуточку, сэр! Сейчас в этих двух словах послышалась настойчивость. — Поезжайте напрямик. Наискосок, совершенно верно, «Следопыт» сейчас направился к главной дороге. Если вы здесь свернете вправо, а на первом же повороте возьмете влево, вы окажетесь на шоссе раньше его! Слава всем провинциальным полицейским! — Спасибо! — …Я сейчас же еду звонить, все будет сделано, сэр… Последние слова Роджер уже услышал на ходу. Сначала влево. Нет, влево у поворота. Роджер выключил передние фары и увидел высокую стену, окружающую чье-то частное владение. Ага, вот поворот. Значит, налево. Дорога была страшно узкой, так что он чуть ли не царапал крылом о кирпичи. Теперь поворот вправо. Он внимательно присматривался к зеленым ограждениям, отливающим серебром в свете его фар. Задних огней «Следопыта» больше не было видно. А как бы Роджер хотел, чтобы они мелькнули перед ним, хотя бы на одно мгновение… Когда же будет этот проклятый поворот? Не прозевал ли он его в темноте? Ему казалось, что он теперь углубляется в чернильную темноту пустоши. Правда, он уже настолько ознакомился с топографией здешних мест, что понимал, он едет по направлению Фолей-Виллиджа, а если эта дорожка не петляет, то он попадет на шоссе севернее и самой деревни, и Арнткоттских конюшен. Она должна пройти севернее Фолей-Холла. Впереди заблестела светлая стрелка, это дорожный указатель, а вовсе не привидение, как можно было бы предположить. Роджер нажал на тормоза, готовясь завернуть, и на всякий случай погудел. И не напрасно. На той дороге, куда он свернул, прижавшись к изгороди, стояли девушка и парень. Рот и глаза у девушки были широко раскрыты от ужаса. Парень мужественно загородил ее своим телом. Но машина Роджера проехала, никого не задев. На лбу у него появились капельки пота. По всей вероятности его испуг при виде этой влюбленной парочки был куда сильнее, чем их. В душе он уже ругал себя за то, что так опрометчиво воспользовался советом констебля. Ведь если бы он не притормозил вовремя… Теперь дорога хотя и оставалась узкой, но зато она была совершенно прямая, и Роджер видел ее на большом расстоянии под светом своих фар. Как-то само собой получилось, что он постепенно опять увеличил скорость, и вскоре на спидометре уже снова была цифра 70. Из изгороди выскочил перепуганный зайчишка и замер, загипнотизированный световым лучом. — Пошел прочь, косой! Понял ли заяц или нет, но он успел перебежать дорогу и скрыться в кустах на противоположной стороне как раз перед колесами машины. И тут Роджер заметил отсвет фар автомобиля выше кустов, совсем неподалеку, и понял, что он добрался до главной дороги, которая проходила мимо поворота на частную дорогу к Фолей-Холлу. Был ли это «Следопыт» или другая машина? Если да, то он достигнет начала этого поворота в каких-то пятидесяти ярдах перед ним. Роджер больше не выключал фар. Вторая машина шла на огромной скорости, выхватывая из темноты своими фарами куски дороги и окружающего пейзажа. Он видел, как она промчалась. Она была черная, блестящая, но в отношении марки он не был уверен: слишком велика была ее скорость. Когда Роджер выбрался на шоссе, вторая машина была в сотне ярдов впереди, а не в пятидесяти, как он рассчитывал, и этот разрыв постепенно увеличивался. Тогда Роджер еще больше увеличил скорость. Он с негодованием смотрел на свой спидометр, который, по его мнению, просто не хотел передвигаться. И все же в скором времени его стрелка приблизилась к 80. Он увидел, как из темноты на него наползли здания конюшен, освещенный циферблат больших часов. Он даже успел заметить двух констеблей, которые внимательно смотрели на мчащиеся по шоссе машины. В конюшнях было зажжено больше фонарей, чем всегда. Роджер не был уверен, что впереди мчит «Следопыт», а тем более, что Мейбл Три все еще находится в этой машине. Возможно, на этот раз ему изменило чутье и подвело не в меру разыгравшееся воображение, так что он обманулся и напрасно тратит время… Не исключено, что теперь еще будет объявлен общий розыск, и половина всех работников Округа будет искать «ветра в поле». Внезапно красные задние огни впереди свернули вбок, фары на секунду осветили где-то в глубине Каприз Фолеев, потом, как по мановению волшебной палочки, все огни погасли, и впереди уже не было ничего, кроме непроглядной тьмы.Пока Мейбл ждала на углу, ее пальто тесно облепило ее фигуру, ибо в этом месте ветер продувал решительно со всех сторон, и теперь она буквально стучала зубами и от холода, и от панического страха. Мейбл сразу же увидела неподалеку темную массу автомобиля, но ей и в голову не приходило, что в нем кто-то мог находиться. Потом она услышала шаги какого-то человека, который прошел в направлении их дома, и подумала, не сосед ли это. А если да, то узнал ли он ее или нет. Она нетерпеливо посматривала в обе стороны дороги, теперь уже опасаясь того, как бы человек, назначивший ей здесь свидание, не задержался бы слишком долго. Ей-то необходимо возвратиться домой до прихода Фреда. Потом она услышала громкий скрип и заметила, что дверца машины открыта. Уличный фонарь не давал достаточно света, так что она не могла узнать, тот ли это человек, который явился к ней в дом, но ей было видно, как из машины вылезает мужчина. С другой стороны вылез еще один человек, и оба одновременно двинулись к ней. Она почувствовала, что ее страх возрос, но опасение того, что ее муж узнает, где она провела прошлую ночь, что весь городок проведает про ее связь с Джорджем, превозмогало все остальное. Более полный мужчина заговорил первым: — Рад, что вам удалось это сделать, миссис Три. Мы не хотим причинять вам никаких неприятностей. — Он помолчал, как бы давая ей возможность осознать то, что он ей говорит, потом продолжил: — Ведь вы бы не хотели, чтобы газеты расписали на весь мир про вас и Джорджа, не правда ли? — Нет, — прошептала она, замирая от ужаса. — Но вы мне обещали… — Мы просто хотим, чтобы вы нам ответили на несколько вопросов. Вам нечего бояться и беспокоиться, при условии, что вы расскажете нам правду. Но это должна быть только правда, учтите! Он снова помолчал, а второй человек, сделав пару шагов, теперь стоял рядом с нею. Только сейчас она испытала натуральный физический страх. До нее дошло, что настоящие корреспонденты любой газеты так не стали бы разговаривать. В высоком мужчине она чувствовала молчаливую угрозу, хотя он пока еще не произнес ни одного слова. — Поняли меня? Говорите мне чистую правду! — Да, хорошо… Но, что вы хотите узнать? — Джордж с вами сегодня виделся? — Нет. — Вас кто-нибудь о нем спрашивал? — Нет! И подняла руки жестом отчаяния, как бы призывая в свидетели небо: — Ради чего кто-то стал бы… — Я имею в виду, задавала ли полиция вам какие-нибудь вопросы? — Нет! Нет, но они прислали… Рука более толстого человека схватила ее за руку и больно сжала. Он держал ее так крепко, что она не могла вырваться. — Выкладывайте, что они прислали? — Они прислали за Фредом. Сказали, что хотят задать ему несколько вопросов… Возможно, что про меня с Джорджем, только Фред ничего не знает… — Вы видели Джорджа вчера вечером? — Я… — Да или нет? — Да, — выдохнула она. — Да, он возил меня в кино в Ридинг. В этом не было ничего дурного. И вообще ничего дурного не было, даю вам слово. Тогда оба мужчины двинулись на нее, и Мейбл поняла, что они намереваются затолкнуть ее в машину. Она хотела позвать на помощь, но ей удалось только раз пронзительно крикнуть, сразу же один человек зажал ей рот, второй схватил за талию. Ее потащили к машине и затолкали внутрь. Сильный удар по темени лишил ее сопротивляемости. Она почувствовала, как ее придвигают в самый угол, один из мужчин всем своим весом навалился на нее. Она ловила открытым ртом воздух, терроризированная, беспомощная. Шины завизжали на мелком гравии, машина рванулась вперед. Рев двигателя походил на шум в самолете. Ее сначала качнуло вперед, потом отбросило назад, но так как мужчина по-прежнему жал на нее всем своим телом, болтанка прекратилась. Мейбл сообразила, что они считают, она потеряла сознание. И тут она подумала, что Сида тоже увезли в машине и убили. Тогда она завопила: — Выпустите меня! Набросившись на своего соседа, она стала беспорядочно молотить его руками. По-видимому, один из ударов оказался болезненным, потому что на секунду его нажим ослабел. Машина неслась на огромной скорости, но Мейбл думала только о том, как бы выскочить наружу. Она дотянулась до дверной ручки и нажала на нее, дверь чуть-чуть приоткрылась. В машину ворвался резкий холодный воздух. Но в то же мгновение ее схватили сзади за талию, усадили на место, а дверь захлопнули. — Успокой ее! — бросил водитель. — Пустите меня! — снова закричала Мейбл. Она снова попробовала бороться, но на этот раз толстый схватил ее за обе руки и скрутил с такой силой, что она застонала. И тут она почувствовала, как что-то прижалось к ее лицу. С минуту она могла еще дышать, но в следующую стала задыхаться, как будто весь воздух всосала в себя пушистая материя. Они собирались ее задушить. Она попуталась освободить лицо от страшной тряпки, пыталась брыкаться и бороться, но мужчина не выпускал ее руки. Он плотно прижал ее в углу машины, а нажим его руки с тряпкой у ее рта становился все более сильным. Он ее душил, отнимал у нее весь воздух. Теперь она боролась всего лишь за возможность один раз вздохнуть, но у нее ничего не получилось. В голове у нее помутилось, она знала, что сейчас потеряет сознание. Чувство боли и напряжения ослабло, но зато ее страх никогда не был таким явственным. Это был ни с чем не сравнимый ужас перед смертью. В отчаянии она ударила своего мучителя ногой в колено и получила мгновенную свободу. Откинув назад голову, она ухитрилась сделать два больших глотка воздуха, прежде чем тряпка была снова плотно прижата к ее лицу, а боль в руках стала невыносимой. Сейчас она потеряет сознание. Сейчас она умрет. Она услышала, как человек за рулем сказал откуда-то издалека: — Не оставляй на ней своих следов. Человек, который ее держал, промолчал. В ее голове крутились какие-то вихри, нескончаемо вращающее темное облако, которое с каждой минутой становилось все более черным. Грудь сжал обруч, настолько тесный, что она не могла думать ни о чем ином. Она должна дышать, должна ослабить это давление. Она чувствовала, как все ее тело обмякло. Потом ей показалось, что ее голова поднялась над плечами, все тело поплыло в воздухе. Она должна дышать… Давление ослабло. Она все же не потеряла полностью сознание, но лежала на спине, не в состоянии о чем-то думать, даже не ощущая облегчения. Но она дышала. Воздух со свистом входил в ее рот и наполнял легкие. Потом она сообразила, что хватает воздух большими глотками. И сознание понемногу к ней возвращается. Совершенно такое же чувство, как после наркоза. Вся кожа на голове вроде бы сжалась. Может, наоборот, распух череп. Тело ныло. И дышала она неровно, а какими-то рывками. И все же превыше всего была радость, что она жива. Они ее не убили. Она искоса посмотрела на сидящего рядом с ней человека. Сейчас он не давил на нее с такой силой, как прежде, но все равно его правая рука крепко сжимала оба ее запястья. Если только она попытается сопротивляться, он снова скрутит их и причинит ей страшную боль. Мейбл хорошо слышала собственное затрудненное дыхание, а также и его. Затылок и плечи водителя четко выделялись на фоне яркого света фар. Машина шла ровно и быстро. Если они не собирались ее убить, тогда каковы же были их планы? Кто они такие? Водитель спросил, не поворачивая головы: — Она о'кей? — Да-а. — Уверен, что ее не пометил? Что они подразумевали под этим «пометить»? — Абсолютно уверен. — Если они заметят какие-то отметки на… Тогда сосед Мейбл прикрикнул: — Заткнись! — Какая разница, что она услышит? Или ты размяк? — Можешь не волноваться о метках. Позабудь о них и думать. — Ничего никогда не забываю, — огрызнулся водитель, но несколько минут тот больше ничего не говорил. Мейбл в ужасе глядела на его затылок, в ушах все еще звучал его резкий хриплый голос. Она почувствовала интуитивно зловещий смысл их диалога, хотя никак не могла понять, о каких «метках» или «отметках» идет речь. Метки на чем? Метки на трупе! Она конвульсивно забилась и закричала. Боль в руках была невыносимой, но она ее почти не ощущала. И снова противная тряпка была прижата к ее лицу, вновь заставив ее сражаться за глоток воздуха. У нее оставалось так мало сил, что она сразу сникла, сердце у нее громко стучало, причиняя дополнительную боль. Что же они собираются с ней сделать? Что другое мог иметь в виду водитель, говоря о «метках на трупе»? О, господи, что ее ждет впереди? Сид, Сид, неужели ты тоже прошел через все это? Бесконечная дорога, ослепительный свет фар, серебристые ленты телеграфных проводов, темное небо, зеленые изгороди, изредка причудливо изогнутые стволы деревьев с развесистой кроной над ними, выхватываемые лучами света. Потом они сразу провалились в темноту. Мейбл не имела представления, где она находится. Не знала она, и сколько времени продолжается ее поездка. Вдруг водитель резким голосом спросил: — Ты видишь? — Что? — Машину. — Слева? — Да. — Ну и что? — Не знал, что тут есть дорога. — Что особенного? Мейбл почувствовала, что водитель сильно встревожен, куда больше, чем сидящий возле нее толстый мужчина. Несколько секунд они мчались в молчании. Она тоже увидела свет фар второй машины, появившейся откуда-то слева из чащи кустов и очень быстро приближающейся к шоссе. Водитель прибавил скорости, и у Мейбл появился новый страх, что они разобьются. Блестящий отсвет ослепительных фар неизвестной машины засиял на небе — он становился все более заметным. Водитель сказал: — Мне это не нравится. Какого черта он едет на такой бешеной скорости? — Наплюй на него! — Так можно и проплеваться… Нет, голубчик. Мы ее успокоим… Почему-то это простое слово привело Мейбл в неописуемый ужас. — Нет! — Мы еще не доехали… — Я хочу свернуть в заросли деревьев около Каприза, — пояснил водитель. — Я не намерен тратить напрасно свое время. Если эта машина проедет мимо — о'кей, тогда мы поднимем ее наверх и спихнем вниз. Мейбл закричала снова: — Нет! Перед ее глазами возникло видение Фолеевского Каприза. Она понимала, что если ее сбросят сверху, она разобьется насмерть. Почему они хотели с ней так поступить? Господи, почему? Она хотела повернуться к этим зверям и молить отпустить ее, но тряпка снова была прижата к ее лицу. Она не могла больше дышать, а вскоре уже не могла и шевелиться. Машина свернула с шоссе, огни были выключены, двигатель остановлен. Мейбл все это сознавала весьма смутно, смутно заметила машину, которая приближалась к ним по асфальту, ее фары освещали все вокруг. Она не могла почувствовать напряженного волнения своих похитителей, потому что отсутствие воздуха опять вызвало частичное помутнение рассудка. А ужас ее парализовал. Перед глазами снова крутился и клубился огненный туман, горло и грудь сжимали стальные обручи. У нее больше не было сил, мыслей, надежды. Поэтому она не могла распознать явное облегчение в голосе водителя, когда он громко произнес: — Напрасная тревога. Машина прошла мимо. А сосед Мейбл с удовлетворением заметил: — Это ты вечно паникуешь. Я же тебе говорил: наплюй! Не заметила Мейбл и того, как фары их преследователя, ярко осветив на одно мгновение чащу деревьев, за которой они скрывались, удалилась, унося с собой всякую надежду. Впрочем в тот момент Мейбл ничего этого не понимала. Она думала только о возможности вздохнуть. (обратно)
ГЛАВА 15 КАПРИЗ ФОЛЕЕВ
Роджер с сожалением подумал: — Как бы я хотел лучше знать эти края! Но ему не оставалось ничего иного, как погрузиться в темноту, начинающуюся сразу же за снопом яркого света, отбрасываемого фарами его машины. Ему показалось, что преследуемая им черная машина свернула направо. А если так, то это по направлению Фолей-Холла и находящейся где-то поблизости высокой наблюдательной башни, которую все называли Капризом Фолеев. Он припомнил густые заросли деревьев в этом месте, мысленно представил коротенькое ответвление от основной дороги, идущее справа и слева, которое приводило к открытым воротам парка и дороге к Фолей-Холлу. Если только Роджер сейчас снизит скорость, чтобы повнимательнее присмотреться, а другая машина совершила этот маневр с целью его обмануть, сидящие в ней люди сразу же поймут, что он действительно их преследует. В данный момент у них нет такой уверенности. Он увидел дорожный знак Фолей-Холла. Даже в ночное время была видна его облезлая черно-белая окраска. Отсюда башню не было видно. При свете фар он все же сумел заметить среди деревьев что-то черное, очень блестящее, и с облегчением подумал, что оказался прав в своих предположениях. Это, несомненно, была «его» машина. Сердце у него заколотилось. Он промчался мимо, не снижая скорости, и подумал, что если он прав и люди в машине только и мечтают о том, чтобы он проскочил вперед, тогда они выберутся из-под своего укрытия и пустятся следом за ним. Ночью трудно было убрать отсвет фар на небе, так что он издалека увидит черный автомобиль. С двух сторон широкого проезда к Фолей-Виллиджу росли высокие стройные деревья, они должны были скрыть свет его собственных ярких фар. Стволы отливали серебром несколько минут, и тут Роджер увидел то, о чем он позабыл: резкий поворот направо. Это тоже поможет. Так же, как и широкая придорожная площадка для стоянки автомашин по другую сторону шоссе: она позволит без труда повернуть назад. Он прямиком направился к ней, не включая огней. Чем дольше они будут сиять на небе, тем лучше. Совершив поворот, он выключил фары и пустился в обратный путь. Боковые огни почти не давали подсветки, поэтому ехать было трудно. Ему пришлось снизить скорость до сорока миль в час, когда ему хотелось ехать на восьмидесяти. Путь назад до развилки, казалось, занял в пять раз больше времени, чем от нее до поворота. Роджер, к своему великому изумлению, ничего не видел и ничего не слышал, кроме перестука своего мотора, а скоро он был вынужден полностью его выключить. Машина замедлила ход, но довольно долго еще шла по инерции. По-видимому, в этом месте был заметный уклон под гору. Когда полиция выедет из Арнткотта? Что они предпримут, когда получат предупреждение от полицейского констебля? В конце концов дорожный знак показался гораздо раньше, чем Роджер ожидал его увидеть, так что пришлось пустить в ход тормоза. С большим трудом ему удалось различить обочину дороги, более светлые пятна твердой почвы, темные там, где она поросла зеленой травой. Он повернул туда и сразу заметил какой-то свет. Он находился не более как в сотне ярдов от него. Роджер вылез из машины, предварительно выключив все огни, и осторожно прикрыл дверцу, боясь ею хлопнуть. Его машина загородила дорогу, но сейчас это не имело значения. Черной машины больше не было на том месте, где он ее заметил сквозь деревья, значит ее куда-то передвинули. Он снова заметил свет, слегка мерцавший сквозь густую живую изгородь, а на фоне сереющего неба виднелась чернеющая громада Каприза Фолеев. Кто-то нес фонарик или факел, которым на ходу размахивал. Роджер подошел к открытым воротам и увидел посреди двора всего лишь в нескольких ярдах от него, черную машину. Подойдя к ней, он стукнул ногой бампер и усмехнулся. Сейчас его больше интересовал свет фонарика. Сначала его луч был направлен на землю, потом скользнул по кирпичным стенам башни Каприза. Ему показалось, что он различает фигуру человека, выделявшуюся на ее фоне. Но потом свет исчез, а вместе с ним и фигура. Продвижение было сложным, оно напоминало ему не то восхождение на гору, не то акробатический трюк на канате, когда спешка могла все испортить, но в то же время промедление было подобно смерти. Роджер так волновался, что буквально спотыкался на ровном месте. Он не сомневался, что напал на часть загадки, но дальше этого не шел в своих размышлениях. Он запыхался, ему хотелось глубоко вздохнуть, но он опасался даже таким образом нарушить тишину. Вдруг раздался своеобразный шум хлопнувшей двери. Потом она явно закачалась на петлях туда и сюда. Роджер попробовал бежать. Луговая трава заглушила его шаги, но в темноте было почти невозможно сохранять равновесие. Один раз он упал, больно ударившись коленом о какой-то булыжник. Поднявшись, он на минуту остановился, моргая глазами, перенеся всю тяжесть на другую ногу и приподняв ушибленную от земли. Если, не дай бог, он вывихнул коленную чашечку… Наклонившись, он пощупал ее руками. Колено болело, но, очевидно, это был самый обыкновенный ушиб. Роджер двинулся дальше помедленнее. И снова увидел свет в маленьком оконце башни. Оконце находилось приблизительно на уровне головы. Выходит, что они поднимались вверх по винтовой лестнице. Роджер посмотрел назад, в сторону Арнткотта, но не заметил никакого отблеска на небе, который обещал бы ему то, что по шоссе движутся другие машины. Таким образом, ему приходилось рассчитывать только на самого себя. Скверное положение. И весьма сложное. Роджер почувствовал, что он невольно начинает бояться, потому что если он действительно выследил убийц, то теперь им уже терять нечего, они не остановятся еще и перед новыми убийствами. Зачем они приехали сюда? Для чего поднимаются наверх? — Боже мой! — воскликнул он, и все, что ему было известно о Капризе, возникло у него перед глазами. Если эти люди притащили с собой Мейбл Три, что было вполне возможно, единственного свидетеля, который стал бы давать показания в пользу Джорджа Энзелла, то их целью могло быть сбросить ее вниз, дабы симулировать самоубийство. Эта мысль так его потрясла, что Роджер непроизвольно крикнул: «Эй, вы там!» но, к счастью, голос его разнесся недалеко: в то самое мгновение, когда Роджер закричал, он испуганно подумал, что допустил непозволительную ошибку, которая может стоить жизни и ему самому, и пленнице. Дверь оказалась открытой. Внутри башни было еще темнее, и он продвигался на ощупь, ориентируясь на вполне определенные звуки: тяжелые шаги, сопровождающиеся шуршанием чего-то, что волоком тащили по лестнице. Добравшись до подножья лестницы, Роджер понял, почему они поднимались по ней так медленно: она была настолько узкой, что даже и без такой ноши, как женщина, идти наверх было трудно. Прижав руку к стене, Роджер начал осторожно преодолевать одну ступеньку за другой, ставя ногу на носок. Он и дышать-то боялся. Звуки раздавались непосредственно над его головой, шаги звучали неровно, с остановками. Шуршание одежды, трущейся о стены. Тяжелое дыхание. Роджеру говорили, сколько ступенек в винтовой лестнице, но тогда он пропустил это мимо ушей. Больше сотни, во всяком случае. А он оставил позади всего лишь два десятка! Преступники опередили его на 40-50 ступенек, как ему казалось, то есть, они приближались к верхушке. И тут он услышал душераздирающий вопль: кричала женщина. — Пустите меня! Замолкли всякие шаги, на секунду наверху воцарилась тишина, после нее — новый, еще более отчаянный вопль, но уже без слов, скорее стон, выражающий не боль, а смертельный ужас. Роджер был прав: женщина была с ними, и она догадалась, какая участь ее ждет. Мужской голос рявкнул: — Заткни ей рот! — Не наследи… — К черту всякие следы и отметины! — Пусть себе орет, сколько ей вздумается, нам это не повредит. Смотри только, чтобы она не свалилась с лестницы. Стоны и крики сделались потише, как будто женщина теряла силы и надежду. Ей трудно дышать, она смирилась. Но все же из-за этого небольшого перерыва в их восхождении Роджер сумел отыграть ступенек десять. Особенно торопиться ему не хотелось: он должен подняться наверх с нерастраченными силами, сохранив дыхание, а, главное, должен застать преступников врасплох. Они были настоящими убийцами, скорее всего профессионалами. Они намеревались убить эту женщину и без колебания убьют и его. Хорошие мысли, как правило, приходят в голову поздно. Сейчас он страшно жалел, что не захватил из машины тяжелый гаечный ключ. Стоны и крики прекратились, но теперь он ясно различал затрудненное дыхание женщины наряду с другими звуками. Очевидно, он все же делал два шага за то время, как бандитам удавалось сделать всего один. Потом до него донеслись беспомощные рыдания. Женщина не молила, не сопротивлялась, как будто понимала, что она не может ничего предпринять такого, что ее быспасло. Шаги остановились. Роджер рассчитал, что мужчины были на двадцать шагов впереди него. Он ясно слышал, как один, задыхаясь, скомандовал: — Включи-ка фонарь! — Думаешь это просто сделать? Но все же через минуту Роджер увидел отраженный от стены свет фонарика и убедился, что он прав в своих расчетах: до бандитов ему оставалось максимум двадцать шагов. В темноте свет казался особенно ярким. Роджер ускорил шаги, услышав, как один из мужчин сказал: — Ага, вот и дверь. — Открой ее. — Держи. — Пара лишних синяков не… — Пожалуйста, не бросайте меня вниз! — взмолилась женщина странным голосом, в котором слова набегали одно на другое. — Пожалуйста, не убивайте меня. Я ничего никому не скажу. Обещаю вам молчать, чтобы у меня не спрашивали! Никому не скажу ни слова! Боже великий, не дай им меня убить! Помоги мне, боже! Я знаю, что поступила плохо, что я не должна была изменять Фреду… Только разве можно так жестоко за это наказывать? Помоги мне, господи, молю тебя, помоги мне сейчас! Налетел порыв ветра. Значит, наверху открыли дверь. — Давай кончай волынку! — снова раздался грубый голос. — Боже, не дай им меня убить! И тогда Роджер крикнул громким голосом: — Достаточно! Отпустите ее и поднимите руки вверх! Он слышал, как испуганно ахнули двое бандитов, когда он все еще стоял в тени, не желая им показывать, что он безоружен. До него доносилось их учащенное дыхание, пока женщина не начала снова кричать, как будто возможность на спасение потрясла ее в такой степени, что она была близка к помешательству. — Отпустите ее. Помните, что вы отвечаете за нее. Не дай бог, если с ней что случится! — Держись близко ко мне, Джек! — повернувшись распорядился он, как будто сзади были другие люди. Новый порыв ветра. Звук падения тяжелого тела. Очевидно, выпустили из рук женщину, и она не устояла на ногах? Роджеру необходимо было показаться, но как только он выйдет из поворота, бандиты поймут, что он один и к тому же без оружия. Фонарь все еще был зажжен, но его луч был направлен вниз. Если бы удалось вывести этот фонарик из строя, задача Роджера несколько облегчилась бы. Он видел угол стены. Бандиты, очевидно, находились на площадке, где ни он их, ни они его не могли заметить. Если бы только ему удалось погасить этот свет… Он услышал какой-то негромкий стук, как будто кто-то осыпал камушки, и свет погас. Люди зашевелились. Роджер прижался к стене, очень ясно представляя, что они задумали. По их мнению, у них имелся единственный шанс на спасение: «прорваться с боем» вниз, воспользовавшись темнотой… Но когда не последует стрельбы, они сообразят, что их обманули, и сами начнут агрессивные действия. Роджер вытянул вперед одну ногу, загородив проход, и передний бандит, не ожидая ничего подобного, на бегу споткнулся о нее, его откинуло к противоположной стене, и он покатился кубарем вниз по ступенькам. Снова загорелся фонарик, его луч уперся в глаза Роджера, ослепляя его и мешая ориентироваться. Единственное, что он мог сделать, это прыгнуть вперед, на человека, который держал в руке фонарь. Он так и сделал, и в ту же секунду почувствовал страшную боль в области желудка. Боль была такой нестерпимой, что он чуть было не потерял сознания и в изнеможении прислонился к стене. Свет все еще горел, освещая его лицо, не давая возможности сдвинуться с места. Роджер инстинктивно закрыл лицо обоими ладонями и тут же получил жесточайший удар по правому предплечью. Вся рука онемела и вышла из строя. Ничего уже не соображая, Роджер ударил наугад левой. Снизу донесся голос: — Ты олл-райт? — Должен успокоить этого ублюдка! — прохрипел противник Роджера. — Сейчас я его успокою. Если он выберется… — Только не пускай в ход нож! — завопил нижний, очевидно, сумевший оправиться от падения. Как ни странно, эти слова заставили Роджера собраться с силами. Нож — это была совершенно конкретная опасность. Ему даже показалось, что он видит блеск стали, ясно представил, как лезвие вонзится в его тело… Повернувшись, он согнулся и неожиданно прыгнул в сторону, уходя от света. При этом ему показалось, что он видит неясные очертания женской фигуры. По позе женщины можно было предположить, что она собирается что-то бросить. Он почувствовал обжигающую боль в плече, не слишком сильную, но все же такую, от которой он покачнулся. В то же мгновение что-то гулко ударилось о стену, его противник запнулся, последовал звон металла: очевидно, бандит выронил нож. Он грязно выругался: — Я тебе это попомню, сука… — Живее, сюда кто-то едет. Я вижу свет! Бежим отсюда, пока еще есть время… Скорее, говорю тебе! Кто-то действительно ехал по дороге. Голова у Роджера продолжала кружиться, а правая рука до сих пор казалась онемевшей, но все же судьба подарила ему несколько мгновений собраться с силами, тех мгновений, когда его грозный противник замер, потрясенный предупреждением приятеля. Потом до них долетел звук мотоциклетного мотора, перекрываемый шумом приближающейся машины. Только сейчас Роджер увидел человека, пытавшегося его убить: странная бесформенная фигура в неверном свете карманного фонарика. И, когда этот человек повернулся, чтобы бежать вниз, Роджер выбросил вперед ногу. Человек упал, споткнувшись о нее. Женщина закричала: — Не бегите за ним, не надо! — Она вцепилась в руку Роджера, не пуская его. Человек, пролетев три ступеньки, сумел все же подняться на повороте. Теперь он был вне поля их зрения, его шаги гулко раздавались по каменным ступенькам. Снаружи луч света мелькал над лужайкой. Мотоциклист был уже совсем недалеко, но несмотря на ясный стук автомобильного мотора отсвета фар не было нигде видно. Женщина все еще не отпускала его, видимо, боялась остаться одна. Но ее волнение было напрасным: у Роджера не было сил пуститься в погоню за бандитами. Он ахнул: — Дверь… Пустите меня к двери. Он с трудом поднялся на три ступеньки, которые ему показались в три раза круче тех, по которым он поднимался всего лишь несколько минут назад. Холодный ветер вырвался сквозь открытую дверь. Роджер ценой больших усилий вышел на площадку, и увидел раскачивающийся свет в каких-то пятидесяти ярдах от башни. Ветер был таким сильным, что ему пришлось вцепиться в чугунные перила, которыми была обнесена площадка, но в то же время он обдувал лицо его и шею, помогая собраться с силами. Перегнувшись через перила, Роджер закричал: — Осторожнее! Вооруженные бандиты! Женщина уже стояла рядом. — Берегитесь! — закричала она в свою очередь. — Они вооружены! И тут двое людей буквально вывалились из дверей у подножья башни Каприза, и на них моментально упал луч света. Роджер не имел представления, кто находится внизу и каковы его шансы что-либо сделать, если начнется схватка. Поэтому он почти хотел, чтобы мотоциклист не лез на рожон, и позволил бандитам пройти мимо. Направление луча света изменилось, теперь он полностью освещал лица преступников. Роджер, смотревший сверху под косым углом, все равно был уверен, что теперь он узнает эти рожи, когда полиция до них доберется. Что касается мотоциклиста, то он имел возможность разглядеть их с мельчайшими подробностями. Потом свет был выключен, наступила непроглядная темнота, но зато вдали показался долгожданный отблеск фар, да не одной, а сразу нескольких машин, спешащих к ним по дороге. Полиция? Роджер пробормотал: — Мне надо спуститься вниз и предупредить их… — Не ходите, — взмолилась женщина. — Не надо, вы все равно не успеете… Он понимал, что она права. Он действительно не сумеет помочь мотоциклисту, если бандиты на него нападут. Но стоять, сложа руки… Свет снова вспыхнул, выхватив из темноты двух бандитов, которые, спотыкаясь на неровностях почвы, спешили к своей черной машине. Она слегка поблескивала в самом конце светового снопа… И тут мотоциклист закричал: — Эй вы, сукины сыны, у вас нет ни одного задрипанного шанса на спасение! Можете не торопиться, все равно вам крышка! Это был Перси Снелл на своей «Веспе». Роджер заорал: — Перси! — Кто там, черт возьми… — начал было озадаченный Снелл, задрав кверху лицо, выражение которого можно было разглядеть с площадки: — Господи! Красавчик!? — Ты не можешь их задержать? — Их задержат, — крикнул в ответ Снелл, с непередаваемой уверенностью. — У них, действительно, не имеется ни единого шанса улизнуть… А что вы делаете наверху? Двое беглецов были совсем рядом с машиной, двигатель которой, оказывается, не был выключен. Свет от прожекторов приближающихся полицейских машин дал возможность Роджеру видеть куда лучше, чем раньше. Пять или шесть машин находились всего лишь в полумиле от Каприза. Тут громко хлопнула дверь. Роджер подумал: — Черт побери, эти негодяи все предусмотрели, даже мотор не выключили! Опытные, мерзавцы по всем правилам. — Он услышал, как взревел мотор. Машина тронулась с места. — Далеко не уедут на четырех спущенных камерах! — снизу закричал Снелл. — Через десять минут они будут в наших руках, Красавчик! Он направил луч своего фонаря на ковыляющую машину. Снелл хохотал. Это было в его привычках, когда дела шли хорошо. Полицейские машины будут здесь через 2-3 минуты, так что у бандитов практически и правда не было шансов на спасение. Молодец Снелл, голова работает. Он стоял, перегнувшись через перила, не отдавая себе отчета в том, что рядом с ним стоит все еще дрожащая Мейбл Три, которая по-прежнему держит его за руку. Потом он увидел, как двое убийц вылезли из своего черного автомобиля и побежали к дороге. У него екнуло сердце: «Там же моя машина!» — Перси! — закричал он. — На дороге моя машина! Задержи их! — Черт подери, это меняет картину! — Снелл вскочил в свою «Веспу» и сходу завел мотор. Роджер слышал удаляющиеся шаги бандитов, сознавал, как была напряжена стоящая подле него женщина, понимая, что таким опытным преступникам потребуется всего две секунды, чтобы завести мотор его машины, хотя у них нет ключа: его заменит любой кусочек проволоки или отмычка. Снелл ехал следом за бандитами в сотне ярдов. Но, конечно, он был бессилен что-либо сделать. Роджер увидел, как зажглись фары его собственной машины, и она завернула на главную дорогу по направлению к Фолей-Виллиджу. (обратно)ГЛАВА 16 БЕССПОРНОЕ АЛИБИ
— Мы скоро их сцапаем, — что вы волнуетесь?! — сказал Перси Снелл. По его голосу нельзя было определить, сердит он или заинтересован веселым приключением. — Вы не могли сделать больше того, что сделали, это несомненно. Не возражаете, если я оставлю вас здесь, а сам пойду посмотрю, что там творится? — Да, конечно. А что вы здесь делали? — спросил Роджер. — Просто присматривался. Мне было интересно, не будет ли нынче в Фолей-Холле ночных посетителей, — ответил Снелл. — Я слышал, как подошла машина, ну и спустился под гору глянуть, что все это значит. Вам повезло, суперинтендант, что вы захватили с собой парня с головой, верно, мистер Гейл? — Он подмигнул Джону Гейлу, который сидел вместе с Роджером на кухне в его доме. Они пробыли здесь всего несколько минут, но уже пиджак с Роджера был снят, испачканный кровью рукав белой рубахи закатан вверх, и Дафния обрабатывала рану. Мейбл Три находилась в передней комнате с Кэтлин Рассел и Лайонелом Фолеем. Роджеру уже успели сказать, что Фолея уговорили остаться к обеду, почему он и задержался в доме. Вместе с ними находился местный констебль. Роджеру запомнилась Мейбл такой, какой он видел ее перед тем, как уйти на кухню: жалкая, маленькая фигурка с огромными, округлившимися от страха глазами и опущенными плечами. Она еще не полностью оправилась после всего пережитого, но все же держалась удивительно собранно и с достоинством, хотя ей будущее должно было представляться отнюдь не в радужных тонах. Роджер никогда не забудет, как она запустила кирпичом в бандита, который без этого непременно бы его убил. Дафния сказала успокоительно: — Рана не очень глубокая, мне думается, на нее не надо будет накладывать швы. Что ты думаешь, Джон? Гейл изучил рану. — Я бы просто смазал ее пенициллиновой мазью — помнишь, нам ее рекомендовали в аптеке, когда я в прошлом месяце порезал себе ногу, — а сверху наложил бы повязку. Место удобное, бинты не будут сползать. Как вы себя чувствуете, мистер Вест? — Олл-райт. — Вид у него такой, что ему надо бы лечь и хорошенько выспаться, — заявила Дафния с той авторитетностью и здравым смыслом, которые были совершенно неожиданны в такой изящной женщине. — Я сейчас схожу за бинтами, а ты пока подержи на ране холодную марлечку. — Хорошо. Дафния поспешно вышла. Гейл предложил: — Садитесь-ка в это кресло, у вас такой вид, будто вам дурно. — Глоток бренди мне бы не помешал, — засмеялся Роджер. — У меня в кармане фляжка. Я сам могу подержать этот компресс, а вы мне налейте полстаканчика, ладно? Бренди действительно сразу же подбодрило Роджера, хотя на протяжении нескольких минут-голова у него кружилась. Но когда это состояние миновало, он почувствовал себя значительно лучше и подумал, что, наверное, и губы у него приобрели нормальную окраску. Гейл протянул ему сигарету и дал прикурить. Роджер сделал глубокую затяжку и поблагодарил внимательного хозяина: — Большое спасибо. Интересно, сумели ли они к этому времени задержать мерзавцев? — Ваш человек производит впечатление весьма опытного и находчивого парня. — Он родился на свет оптимистом, — сказал Роджер и не стал добавлять, что Снелл до сих пор оставался детективом-инспектором именно потому, что его часто подводил его оптимизм. По мнению Перси Снелла, всегда все будет «олл-райт». На этот раз, возможно, он был и прав. Три полицейских машины ушли в погоню за беглецами, по радио были предупреждены все посты, перекрыты проселочные дороги и перекрестки, ведущие из Арнткотта. Конечно, существовала опасность того, что преступникам удастся добраться до Ридинга и поменять машину. Это был их единственный шанс на спасение. Роджер разговаривал с Хупером по радио. Хупер ожидал его в управлении приблизительно в половине одиннадцатого. Сейчас было около десяти. Гейл сказал: — Я понимаю, что это не мое дело, но никак не могу взять в толк, каким образом Мейбл Три оказалась причастной к этой истории? Роджер задумчиво сказал: — Полагаю, что вы имеете право знать правду, но мне бы страшно хотелось избавить ее от дальнейших переживаний… Очевидно, его желание было невыполнимым. Он это прекрасно понимал, поэтому продолжил со вздохом: — Этот Три — или Дуб — один из ваших работников? — К сожалению… — Как это понять? — Он чертовски сведущий конюх, великолепно знает лошадей и умеет за ними смотреть, но на этом все и кончается, — сердито ответил Гейл. — В остальном это совершенно невыносимый тип. От него одни неприятности, он не только со всеми ссорится, но умеет посеять раздоры среди других. Если бы не Мейбл, я бы давно его уволил. Но она — дочь Картрайта, а Картрайты здесь работали на протяжении пяти поколений. Роджер усмехнулся: — Она — тот единственный человек, который может подтвердить алиби Джорджа Энзелла на вчерашний вечер. Гейл и рот открыл: — Не может быть! — Это правда, не сомневайтесь. — Великий боже! Одна из Картрайтов и Энзелл… — Что ж, история Ромео и Джульетты на современный манер… — Да-а… — К утру вы все будете знать. Поскольку нам вряд ли удастся скрыть эту историю от газетных репортеров, вы можете уже сейчас узнать, что двое негодяев намеревались ее столкнуть вниз с Каприза Фолеев, дабы инсценировать самоубийство. Это уничтожило бы алиби Энзелла. Если бы она действительно имела основания опасаться, что про их связь с Джорджем станет широко известно, ее решение покончить с собой показалось бы всем вполне естественным. Никто бы не стал искать другого объяснения ее смерти… Так что, как видите, здесь действуют хладнокровные и весьма предусмотрительные преступники. — Да, иного не скажешь. Гейл был потрясен. — Поверите ли, я знаю практически обо всех скандалах, связанных с моими ребятами, вы не поверите, как их много, но про этих двоих… Роджер снова вздохнул: — Насколько я понимаю, Дуб теперь отравит ей жизнь. — Он из тех типов, которые не задумываясь, могут схватить в руки даже нагайку! И… Гейл замолчал, потом продолжил сдавленным голосом: — Я прекрасно знаю, что она была страшно несчастна. Никто бы не мог долго жить с Дубом, это мое глубокое убеждение. Я сам был им сыт по горло, хотя виделся с ним весьма мало. Одного не понимаю: каким образом Мейбл ухитрилась спеться с Джорджем? — Он замолчал, услышав шаги жены, которая спешила назад с перевязочным материалом. — Ну вот, я принесла все, что требуется для раны, — еще издали крикнула Дафния, наверное, желая их подбодрить. Джон Гейл торопливо пробормотал: — Моей жене можно во всем доверять, но я нисколько не буду в претензии, если вы посчитаете, что пока ей ничего не надо знать. — Что я не должна знать? — спросила Дафния, входя на кухню. Роджер усмехнулся: — Строго между нами, миссис Гейл, договорились? Он рассказал ей про эту историю, потому что надеялся, что она, как и миссис Хупер, может знать кое-какие подробности, которые ускользнули от ее мужа. Бинтуя ему голову, миссис Гейл внимательно смотрела на Роджера. Ему очень было интересно знать, что скрывается за этими небесно-голубыми глазами, которые умели смотреть по-детски невинно. Покончив с перевязкой, она весело сказала: — Я знала, что у миссис Мейбл кто-то был, но кто именно — не догадывалась. Раньше Мейбл работала здесь горничной. А Фред Три большей частью по ночам и все вечера проводит в Арнткотт-Армз. Ну, а когда муж перестает обращать внимание на жену… Она помолчала: — Полагаю, что продолжать не стоит. Знаете, я только что, проходя мимо, посмотрела на Мейбл, у нее такой вид, что она умрет, если не услышит доброго слова. — Будьте добры, оторвите у меня от рубашки рукав, я тогда надену пиджак и пойду с ней потолкую. — Отрывать рукав нет никакой необходимости, — возразила Дафния, — эта кровь великолепно отстирается в холодной воде. Я сама это сделаю. Джон, сбегай наверх и принеси одну из твоих рубашек. Знаешь, с воротником «апаш», у него шея потолще, чем у тебя. Дождавшись, когда ее муж ушел, она очень спокойно спросила у Роджера: — Можете ли вы скрыть эту историю от мужа Мейбл хотя бы сегодня? Роджер не ответил, и она продолжала уже более резко: — Этой бедняжке надо немного отдохнуть. На нее обрушивается один удар за другим, и какие удары! Я совсем не уверена, что нам не следует вызвать для нее доктора… А если вы еще заставите ее объясняться сегодня с мужем… Роджер усмехнулся: — Это самое последнее, что я хочу сделать. Я сразу не ответил, потому что обдумывал, нельзя ли сделать так, чтобы ваш милейший «дуб» вообще никогда об этом не узнал. Сомнительно, чтобы мы теперь предъявили обвинение Джорджу Энзеллу, коль скоро появилось данное алиби. Возможно, позднее нам ее показания могут понадобиться, но я не уверен, что так может случиться. Те двое, которые покушались на жизнь миссис Три, почти несомненно «наши» люди. Скорее всего у них имеются здесь если не соучастники, то пособники, но пока это лишь мое предположение. Я никак не могу поверить, чтобы им был Джордж Энзелл. Мы расскажем Дубу только часть истории, а если его жена сможет остаться у вас на ночь по предписанию врача, разумеется, в нашем распоряжении будет некоторый запас времени, чтобы мы смогли все обыграть. — Значит, вы все же человек, — проговорила Дафния. — Простите, что я взбеленилась. Мейбл может оставаться у нас столько времени, сколько вы найдете нужным. Кто будет разговаривать с Дубом? — Я. Пришел Джон Гейл, неся в руках белую рубашку с отложным воротником. Дафния с безразличным видом наблюдала, как Роджер переодевается. Роджер вышел из кухни. Он прошел через переднюю комнату, в которой сидели и о чем-то болтали Кэтлин и Лайонел Фолей, вряд ли прислушиваясь к музыке, передаваемой по радио. Мысленно он отметил про себя забинтованную ногу Фолея. Теперь его собственный мозг работал более рационально, и он уже начал разбираться в некоторых загадках, которые совсем недавно ставили его в тупик, и не пугался тому, что в ходе расследования возникали новые. В известной мере ощущение срочности прошло, точно так же, как и ощущение опасности. Те двое людей, совершенно не знакомые ему, наверняка были чужаками и для здешних обитателей. Если только их поймают и они заговорят, от тайн и загадок ничего не останется. Роджер вошел в маленькую комнатку, где стоял местный сержант Дейтон, а в удобном кресле полулежала Мейбл Три, глаза у нее были закрыты. Сбоку на столике стоял поднос с чаем. Услышав его шаги, она открыла глаза, а как только увидела, кто вошел, выпрямилась в кресле. — Не надо так сильно переживать, — улыбнулся Роджер. — Как вы себя чувствуете? — Полагаю, что я уже олл-райт, и… я не знаю, какими словами мне вас благодарить… — То, что вы сами сделали, когда увидели, что он вытащил свой нож, уравнивает то, что сделал я. Как говорится, мы с вами квиты, никто никому ничего не должен, — заявил Роджер, усаживаясь на кончик стула и внимательно глядя на нее. — Олл-райт, сержант, подождите снаружи, хорошо? Потом, посмотрев уже на Дафнию Гейл, выразительно добавил: — Извините, но… Она поморщилась, но послушно вышла следом за сержантом. Комната была комфортабельно обставлена, в ней было тепло и уютно. На стене висели фотографии лошадей, штук десять-двенадцать, и каждая была подписана: либо владельцем коня, либо жокеем. — Ну, миссис Три, давайте потолкуем, — начал Роджер. — Нам известно, что у вас имеются неотложные личные проблемы, и мы хотим вам помочь в силу своих возможностей. Сегодня на ночь вы останетесь здесь, по распоряжению врача, и это даст нам время посмотреть, что именно мы сумеем скрыть от газетчиков. Если удастся не опубликовывать вообще всю историю, тем лучше. Но вы должны откровенно ответить на все мои вопросы, потому что мне необходимо знать всю правду. — Я все вам расскажу, — обещала она, и на глаза ей навернулись слезы. — Вот и хорошо. Скажите, как давно продолжается ваша связь с Джорджем Энзеллом? — Наверное, месяцев шесть. — Когда она началась? — Вообще-то все получилось очень забавно. Я обычно езжу в Ридинг раз в две недели, мой муж против того, чтобы я там бывала чаще и это был мой выходной день, если вы понимаете, что я имею в виду. Я люблю большой город, особенно в базарный день… И получилось так, что я была на рынке в одно время с Джорджем. Он покупал себе резиновые сапоги и какие-то вещи для огорода. Он не любит ходить по магазинам, говорит, что на рынке легче найти хорошие товары. Мы зашли в кафе, выпили вместе по чашке чая со сдобными булочками… Понимаете, мы знали друг дружку еще в школе, ну и одно-другое… Сама не знаю, как получилось, что я рассказала ему о своей жизни с Фредом. Он ответил, что это его не удивляет, он так и предполагал. Он никогда не любил Фреда. И… случайно он собирался в тот день пойти в кино и предложил мне пойти с ним. Вот и вся история, сэр… Потом мы договорились снова увидеться на рынке через две недели, то есть в следующем месяце. Это было летом. Мы не пошли в кино, а взяли лодку и… Не было необходимости «закручивать гайки», все было ясно. — Олл-райт, миссис Три, — спокойно сказал Роджер, понимая, что теперь, когда она ему сказала самое главное, у нее будет легче на душе. Очевидно, она мучилась, не зная, как будет проходить это объяснение, и не думала, что все окажется так просто. — Когда вы в последний раз видели Джорджа? — Вчера вечером. — Вы встретились в Ридинге, как обычно? — Да, в известном смысле. Джордж сказал, что он не сумеет освободиться днем, в Фолей-Холле у них какие-то неприятности, так что он не успел сделать все, что положено, в саду… Если бы он попросил свои обычные выходные полдня, это выглядело бы подозрительно. Поэтому он договорился встретиться со мной вечером, вот и все… Я… я подумала и придумала себе приятельницу в Ридинге, ну, а поскольку я первый раз собралась уехать из дома за месяц, Фреду было все равно, когда я вернусь домой. Да и вообще-то ему нет до меня дела, я же всего для него лишь прислуга… Она закрыла глаза, не в силах продолжать свою грустную исповедь и стараясь не заплакать от чувства обиды, но слезы все равно потекли по бледным щекам. — Но, наверное, я не должна говорить ничего плохого про него, это я сама все натворила… Мне за все и отвечать… Я не сдержала клятвы супружеской верности. Мистер Вест, я не знаю, что скажет мой муж, когда он узнает правду. Меня бы не удивило, если бы он меня убил… — Он не только вас не убьет, он вас даже пальцем не тронет, — заверил ее Роджер. — У нас есть возможности это обеспечить. Конечно, это были всего лишь слова, но они в какой-то мере успокаивали, вселяли уверенность. — Когда Джордж приехал в Ридинг? — Примерно в восемь вечера. — А когда уехал? — Мы уехали на машине, он всегда меня подвозит назад в темные вечера. Я вылезла, как обычно, на другом краю Арнткотта и пересела там на автобус из Ридинга. Тогда это действительно походит на то, что я возвращаюсь от своей приятельницы, у которой на этой дороге имеется небольшой коттедж… Мы всегда были так осторожны. Мейбл помолчала и добавила чуть ли не шепотом: — Мы считали, что должны ото всех скрываться, хотя это было так противно… — Когда вы выехали из Ридинга вчера вечером? — Как всегда, в половине десятого. — А когда приехали в Арнткотт? — Я успела на автобус, который бывает у Часовой башни без четверти одиннадцать, — ответила Мейбл. — Было немного позже, чем всегда. Я люблю приходить домой раньше Фреда, он вечерами непременно заходит в ресторанчик. Если я запаздываю, он иной раз поднимает скандал, но, конечно, я к этому давно привыкла и не обращаю внимания на его воркотню. — Так когда же вы сели в автобус? — Видимо, в половине одиннадцатого. Оттуда до башни езды минут пятнадцать. — Долго ли вы ждали на остановке? — Каких-нибудь две минуты. Фактически я очень волновалась, что не успею на этот автобус. Джордж должен был ехать на большой скорости, чтобы я постояла на остановке и незаметно вместе со всеми вошла в автобус. — Много ли людей было в автобусе? — Он был почти полон. — Были ли там люди, знающие вас? — Несколько человек. — Если все это правда, тогда вы можете избавить Джорджа от очень больших неприятностей! — сказал Роджер. — Клянусь, все так и было. — Вот и прекрасно! Роджер поднялся и с удовольствием отметил, что теперь она выглядела более спокойной и не такой напряженной. — Возможно, миссис Три, нам все это и не потребуется в качестве официального показания. А если так, то эта история, как вы понимаете, никогда и не всплывет. Пока я еще не знаю, каким образом нам удастся все объяснить вашему мужу, но мы подумаем об этом позднее. Во всяком случае, это не ваша, а наша забота. Он наклонился и положил ей руку на плечо: — Через несколько минут сюда придет врач. Он даст вам снотворное. Спите себе спокойно, набирайтесь сил, утром мы с вами еще увидимся. Повторяю, у вас больше нет оснований переживать за Джорджа, да и за все остальное. — По сути дела только Джордж и важен, — тихо сказала Мейбл. — Я начинаю подумывать, не было ли правильно честно сказать Фреду всю правду и покончить эту музыку. Все равно раньше или позже дело этим кончится. Даже если бы Джордж не любил меня, я больше не в состоянии жить с Фредом. Если бы вы знали, на что он похож, возвращаясь домой после выпивки… Он же превращается в настоящего зверя и… — Как раз это я хорошо могу себе представить, — сказал Роджер. Тут они оба услышали звонок у входной двери. — Это пришел доктор, — сказал он и вышел из комнаты.Это действительно был врач. Через пять минут Мейбл Три поместили в свободную спальню, а через пятнадцать минут она заснула крепким сном. Роджер поговорил с Лайонелом Фолеем. В нем все больше крепла уверенность в существовании взаимного понимания между молодым человеком и Кэтлин Рассел, происхождение которого он все еще не знал. К сожалению, в данной истории оставалось порядочно «белых пятен», которые он пока не сумел расшифровать. Сколько времени он здесь находится? Часов 14–15, менее суток… Роджер подмигнул: не так уж много! Онемение в правой руке еще не совсем прошло. И он понимал, что Дафния Гейл была совершенно права, заявив, что он нуждается в хорошем отдыхе. Но только не по тем соображениям, которые она имела в виду. Ему необходимо обладать невероятной прозорливостью в данном деле, надо иметь острый ум и изворотливость, а этого не было. Его сражение в Капризе оказалось слишком напряженным, оно отняло у него массу сил и энергии. Теперь его мучило неприятное чувство, что он упускает из вида нечто совершенно очевидное, но никак не мог решить, что же именно. Он решил, что самым правильным будет сейчас не ломать себе голову, когда-нибудь он непременно сообразит, иначе быть не может.
В Управление на свидание с Хупером его повез один из местных полицейских. Впереди еще предстояло решать много важных и запутанных дел, так что Роджер предпочел отвлечься от прежних мыслей. Всем этим, разумеется, придется заняться, если только в скором времени не поймают этих двух бандитов. Мысль, не дававшая покоя Роджеру, имела как раз какое-то отношение к этим людям. Кое-что уже встало на свои места. Убийцы, определенно, не были местными жителями, в противном случае они тоже поехали бы напрямик, срезав большой участок дороги, как он проделал сам, воспользовавшись советом констебля. Откуда же они? Из Лондона? Если так, то они знали поразительно много о здешних жителях и местных обстоятельствах. Например, они знали про Джорджа Энзелла и Мейбл Три, хотя эта тайна почти не была никому известна ни в деревне, ни в Арнткотте. Последнее было особенно примечательно… Итак, они избрали козлом отпущения Энзелла, пытаясь запутать его и также леди Фолей… Впрочем, леди Фолей скорее тоже оказалась в разряде «козлов отпущения», на нее пало весьма серьезное подозрение. А что можно сказать о полковнике Мэддене, который балансировал на краю загадочности, и нельзя было точно сказать, причастен ли он к разыгравшейся трагедии или же нет? Тот самый полковник Мэдден, который постоянно жил в стесненных обстоятельствах и по крупицам собирал всякие сведения и слухи для «Ипподрома» и, таким образом, косвенным образом явился зачинщиком? Имелся еще один многозначительный факт. Если нападение на лошадь являлось основной целью, тогда последующие убийства были всего лишь «сопровождающими обстоятельствами». Кто-то жаждал и ждал возможности убить Сильвера, великолепную беговую лошадь, будущего фаворита дерби, и не прозевал представившийся ему великолепный шанс. Ничего бы не произошло, если бы леди Фолей в запальчивости не пригрозила убить лошадь своего сына. И эта ее злая фраза была использована в качестве повода для того, чтобы нажать на курок заряженного пистолета. Да-да, за ее угрозу схватились и убили знаменитого скакуна. Почему убили именно Сильвера? Если хорошенько разобраться в этом, возможно, появится ясность и во всем деле? Имело смысл вот так напрягать свою память, подстегивая ее? Возможно, он приедет в Управление и узнает, что двое негодяев пойманы. Если это так, тогда их допросы в ближайшем будущем объяснят все. Но пока у него было слишком неспокойно на душе, да и в голове теснились назойливые мысли, от которых нельзя было отмахнуться и отделаться. Однажды он считал леди Фолей подстрекателем, а когда подозрение пало на Энзелла, это было и вовсе резонно. Но эти — чужаки, посторонние, стала бы леди Фолей обращаться к посторонним? Можно было ответить с уверенностью, что нет, сам себе сказал Роджер. Да и стала бы она планировать преступления, которые так явно указывали на нее самое? Посмотрим на факты: Были предприняты попытки свалить вину на леди Фолей и Джорджа Энзелла. Почему? Враждебное чувство к ним обоим или к кому-то одному? — Я хочу знать две вещи, — начал рассуждать сам с собой Роджер. — Почему молодой Фолей пытался сжечь «Остин» и почему кто-то в действительности сделал это? Существует ли такой человек, который настолько ненавидит леди Фолей, что намеренно попытался подстроить улики против нее? Водитель, вздрогнув, спросил: — Извините, сэр, что вы хотели? — Не обращайте внимания. Я про себя… — Прошу прощения, сэр, но я не мог не слышать ваших слов… — заговорил водитель, до которого, очевидно, не сразу дошло значение сказанной Роджером фразы. — Я, конечно, не знаю истории с их развалюхой «Остином», но зато я немного знаком с самой леди Фолей и их семейством. Я живу здесь всю свою жизнь. Было бы странно, если бы я ничего не знал. Вы согласны со мной? — Продолжайте. — Между самой леди Фолей и ее братом, полковником Мэдденом, никогда не было большой любви. Ему всегда хотелось завести коней и тренировать их в конюшнях наверху, но она ни за что на такое не соглашалась. Она выставила его из Фолей-Холла в коттедж, где раньше жила прислуга, и после этого он вообще стал ее ненавидеть. Он не пропускает никакой возможности подстроить ей пакость, распустить про нее сплетни, позлословить… Будьте уверены, он ее самый первый враг! — Ага, понятно. Полковник. Водитель прав. Мэдден не потратил ни одной минуты на поиски, в конно-спортивных журналах на другой же день появились статьи, упоминающие о «скандале в семействе Фолеев». А с какой потрясающей быстротой слухи разнеслись по Арнткотту… Все это так. Полковник действительно имел основания ненавидеть сестру. Но почему же потребовалось обвинять Джорджа Энзелла? Неожиданно Роджеру показалось, что его обухом ударили по голове. Как он раньше не мог сообразить такой простой вещи?! Один человек несомненно имел причины ненавидеть Джорджа. Фред Три по прозванию Дуб… (обратно)
ГЛАВА 17 МОТИВЫ
Хупер сидел в своем потрясающе современном кабинете совсем как деревенский бугай в магазине фарфоровой посуды. Он был занят телефонными разговорами. Пиджак он давно снял, рукава его рубашки были закатаны выше локтя, потому что в кабинете было удушливо жарко. Снелл сидел за столом меньшего размера, перед ним стояла большая бутылка пива и блюдо с бутербродами, на котором остались корки да огрызки от прежнего изобилия. Роджер тихо прикрыл дверь, подчиняясь предупредительному жесту того же Снелла. — О, господи, — бурчал Хупер. Он в сердцах бросил на рычаг трубку и посмотрел на Роджера такими глазами, как будто во всех неприятностях был виноват он один. — Эти два негодяя опередили полицейскую блокировку по другую сторону Ридинга. Ваша машина разбита. Роджер сказал: — Большое спасибо. — Не благодарите меня. Не надо было давать пару ключей от зажигания двум убийцам! Роджер сунул руку в карман, достал ключи от машины и бросил их на стол перед Хупером. Тот их схватил до того, как они коснулись полированной поверхности. — Мои ключи, — пояснил Роджер. — Олл-райт, зачем царапать мне стол? Не обращайте внимания на мои слова, просто я не в себе. Через пару минут мы все равно их схватим. Слава богу, приметы у нас имеются… Он выжал из себя улыбку: — Как вы себя чувствуете? Я бы сказал, что переживания не влияют на вашу внешность. — Спасибо, я привык к подобным передрягам. — Одно теперь несомненно: этот негодяй прибыл к нам откуда-то извне, он не из местных. Точнее сказать, они. Снелл назвал точные приметы обоих бандитов, и я бы знал, если бы они были из Арнткотта или Ридинга. Но интересно знать, кто их привлек для такого дела? Два убийства и еще два, которые чудом сорвались… Правда ли, что Мейбл Три избавила вашу жену от раннего вдовства? — По всей вероятности. — Всем женам полицейских не сладко живется, — буркнул Хупер, — каждая из них знакома с бессонными ночами… Он повернулся, и стул так отчаянно под ним затрещал, что он почти весело заулыбался: — Садитесь, Красавчик, и уберите это постное выражение со своего лица. Впрочем, пожалуй, точнее сказать «самодовольное». Хотел бы я знать, чему вы так радуетесь? — Берт, сегодня днем к вам приходили, как мне помнится, двое свидетелей, которые заявили, что они видели, как леди Фолей ехала на своем «Остине» примерно в то время, когда исчез Сид Картрайт. Один из них был Дуб? — Точно. — Он много пьет в местном ресторанчике? — Правильно. — Второй свидетель, давший точно такие же показания, был бармен из этого самого ресторанчика, так горячо любимого мистером Дубом, верно? Вопрос Роджера так потряс Хупера, что он несколько минут молчал, потом, шумно вздохнув, удрученно воскликнул: — Господи, что ж я натворил?! Он откинулся назад, сжал кулаки и принялся весьма забавно колотить ими о стену. Надо сказать, что при этом вид у него был отнюдь не солидный, и Снелл, державший в руке стакан пива, замер от удивления, видимо, не зная, как нужно воспринимать подобную реакцию. — Да, совершенно верно, бармен из любимого кабака Дуба, который называется «Арнткотт-Армз». Ничего мне не говорите… Это «свидетельское показание» заставило нас самым серьезным образом заподозрить леди Фолей в качестве подстрекателя, а Джорджу Энзеллу, в лучшем случае, сулило пожизненное заключение… Совершенно ясный мотив у Дуба подстроить ложное обвинение против Джорджа, при условии, что Дуб знал про Джорджа и свою жену… Прошу, ничего не говорите! Дуб! — Где он? — спросил Роджер. — Мы послали его домой с час назад, — ответил Хупер. — Господи Боже, наверное, у него было несколько неприятных минут, когда он ломал себе голову, чего ради мы его вызываем в Управление… Схватив трубку, он громко закричал в нее: — Соедините меня с Фробишером… Да, да… Фроби? Пошли снова машину за Фреди Три. Ну да, за Дубом на Корпс-роуд. Да смотри, чтобы он не улизнул, воспользовавшись ночным временем. Да, ты понял правильно, я сказал, за Фредом Три. Проверь, дома ли он… Черт подери, меня совершенно не интересует, каким образом ты будешь это узнавать. Впрочем, лучше поступим таким образом: ты убеждаешься, что он дома, и устанавливаешь наблюдение. Не стоит его пока тревожить. Но если будет похоже, что он собирается совершить небольшую прогулку, тогда спроси его, откуда такие странные желания, хватай за шиворот и тащи сюда. Ясно? Он громко стукнул трубкой. — Не в моих привычках делать скоропалительные выводы, — заговорил он более спокойно. — Но что касается Фреда-Дуба, это весьма правдоподобно. Возможно, возможно! Во всяком случае, порасспросить его стоит. И поднажать на него. Если ему было все известно о романе его жены с младшим Энзеллом, тогда этим многое объясняется. Он же самый большой всезнайка в нашем округе, и всегда так важничает, прямо — персона номер Один в конюшнях. Иной раз делается страшно, как бы он не лопнул от чванства… Если только он опасался, что Мейбл уйдет к другому и тем самым ославит его по всему Арнткотту… Он снова схватил трубку: — Дайте мне снова Фробишера… Хорошо, пошлите ему вдогонку человека. Передайте, чтобы он немедленно тащил сюда Дуба. Да поживее! Многострадальная трубка плюхнулась на рычаг: — Я прав, Красавчик? Роджер медленно ответил: — Не знаю. Тон его голоса был таким неожиданным, что он поразил не только Хупера, но и Перси Снелла. Снелл проглотил остатки своего пива и торопливо поставил стакан на стол, потому что Роджер смотрел в упор на него. — В чем дело? — требовательно спросил Хупер. Роджер заговорил негромко, как будто бы рассуждал сам с собой. — Тед Картрайт видел убийцу и был убит. Сид Картрайт видел одного мужчину и тоже был убит. Мы с Мейбл чуть было не задержали двоих людей сегодня вечером, и они лишь чудом не прикончили нас обоих. Все это страшно, как грех, Перси. Вот почему я бы предпочел, чтобы вы оставались здесь сегодня. Вы видели их вечером, и если это было передано их сообщниками отсюда, вы можете оказаться включенным в список людей, подлежащих уничтожению. Берт, я тоже думаю, что Фред Три так или иначе причастен к этому делу. Если так, то он может назвать имена убийц или, что было бы даже лучше, их местного пособника, включая и бармена. Как мне кажется, это небезопасно, потому что все другие, которые могли идентифицировать преступников, либо уже убиты, либо подверглись нападению. Хупер очень медленно поднялся. — Фробишер был бы уже к этому времени здесь, — сказал он, — если бы… Он не стал поднимать трубку, но тоже посмотрел на Снелла. — Что касается вас, Снелл, это верно. — Я олл-райт! — с вызовом ответил Перси. — Нет такого человека, который запугал бы меня до такой степени, что я остался бы дома, пока идет операция. Ну, а этот Дуб… Он замолчал. С полминуты в кабинете стояла напряженная тишина, усугублявшаяся молчанием офицеров. Никто из них не мог думать ни о чем, кроме страшного известия, которое могло поступить с минуты на минуту. Хотя известие не обязательно должно было быть страшным: Фробишер мог сообщить, что он везет Фреда Три в Управление. Зазвонил телефон. Хупер взял трубку. — Хупер слушает… Послушав, он открыл рот, как будто собирался рявкнуть, но ничего не произнес. А потом распорядился: — Передай всем радиоавтомашинам сообщение об его розыске. Вопросом генерального розыска займусь я сам. Он бросил трубку внешнего телефона и сразу же поднял внутреннюю: — Спарк? Объявите общий розыск Фредерика Три. Как он выглядит, вы знаете. Предупредите Лондон, Оксфорд, Ридинг. А также пошлите за Сэмми Линксом, барменом из «Арнткотт-Армз». На этот раз он гораздо спокойнее положил на место трубку и объявил: — Он смылся, упаковал свои вещи и был таков. Сосед видел, как он отъезжал, но не обратил внимания на машину. Ну, как вам это нравится? Сложил свои вещи в чемодан, говорит Фробишер, все ящики комода вывернуты, в гардеробе кавардак. Нет сомнения, что ему удалось дать тягу. Очевидно, перетрусил, когда мы его вызвали прошлый раз в Управление… Красавчик, Красавчик, мне бы следовало понять, что к чему,раньше вас. Дуб. Он должен ненавидеть Джорджа Энзелла, как никого другого, ненавидеть Фолеев, ненавидеть всю округу, которая недостаточно высоко оценила его таланты… Все это так, но все равно он никогда бы сам не решился на такое страшное дело. Кишка тонка. Он работает на кого-то другого, это совершенно точно! Он… боже мой, ведь кто-то должен же был открыть калитку и впустить убийц во двор конюшен Гейла! Все ясно, в тот вечер Дуб как раз дежурил, это точно известно. И вполне мог это сделать. Как считаете, Красавчик? — Согласен. — Нам необходим Дуб и его сообщник, но больше всего нам необходим тот, кто возглавляет всю эту банду! — Да, наша задача найти этого инициатора, — кивнул головой Роджер. — Причем, я убежден, что этот человек — местный житель. Я почему-то думаю, не спрятался ли Дуб у него? Фолей-Холл находится под наблюдением, так что мы бы знали, если он направился туда. Нельзя ли предупредить наблюдающих, чтобы они ожидали его появления? — Считайте, что это уже сделано. — Ну, а полковник Мэдден, — продолжал Роджер, — за его коттеджем следят? — Нет. — Поставьте наблюдение. — Будет сделано. Рука Хупера потянулась к телефону. — За конюшнями Гейла следят, а за его домом? — Что? — Я слышал историю о страшном антагонизме между конюшнями для беговых лошадей и леди Фолей. Имеются доказательства враждебного отношения Дафнии Гейл к леди Фолей. Перси, вы не слышали, что Лайонел Фолей и Кэтлин Рассел — старые друзья? — Я вторично запрашивал об этом. — Проверьте, нет ли уже сведений у ночных дежурных. Получили сообщение о лондонских связях Лайонела Фолея? — Нет. — Меня интересует, почешется ли кто-то в Ярде в отношении данного дела? До сих пор палец о палец не ударили! — возмутился Роджер. Хупер говорил в телефонную трубку: — …поручите мотоциклисту предупредить дежурных у Фолей-Холла, чтобы они следили, не появится ли там Дуб, да и вообще пускай отмечают всех посетителей. Поставьте еще двоих перед домом Гейла, и двоих позади. Да, да, кроме охраны конюшен. Я сказал — дом Гейла, вы что, оглохли? Все правильно. Снелл внимательно смотрел в лицо Роджера, прижимая одной рукой трубку к уху. Он заказал Ярд и ожидал соединения. Хупер только успел положить свою трубку на стол, как телефон резко зазвонил. Он снова закричал: — Хупер слушает. После минутной тишины он ругнулся и бросил трубку. — Мэдден в Фолей-Холле у своей сестры, — сказал он, — и Лайонел только что туда приехал вместе с Кэтлин Рассел, которая подвезла его на машине. Я приставил к нему по вашему совету человека, но тот считает, что он действительно вышел из строя, настоящий инвалид. В доме ничего не произошло. Никаких неприятностей, Красавчик… — Отлично! — Вы меня напугали. Гейл не мог… — Любой может быть причастен, и вы это прекрасно знаете. Не хуже меня. Пока определенно известно только одно: что Тед и Сид Картрайты видели какого-то типа, который испугался риска быть опознанным. Мне нравится все то, что я знаю о Гейлах, но, к сожалению, я знаком с десятками закоренелых преступников, которые всем и каждому, включая меня самого, казались совершенно обаятельными людьми. Перси, вы действительно не возражаете рискнуть своей головой? — Даже не думайте об этом, — широко усмехнулся Снелл и прижал трубку к уху: — Вот и Ярд, я думал никогда не дождусь соединения… Роджер и Хупер внимательно следили за Снеллом, пока тот слушал. Вдруг он махнул рукой и принялся повторять то, что ему говорилось в трубку: — Медленнее, Микки!.. Кэтлин Рассел работает у «Хекенсмита и Борди». Да, конечно, мне известно, что они знаменитые букмекеры… Полковник Мэдден им должен кучу денег. Сколько?.. Ты не можешь быть более точным?.. О'кей порядка десяти тысяч фунтов. Понятно, понятно, более точно не требуется, эта цифра достаточно выразительная… Состояние его финансов всем известно. Кредит Лайонела Фолея прекращен, они на него нажимают?.. Какого черта вы не могли все это передать несколько часов назад!.. О'кей, что-нибудь еще? Да, мы знаем, что Корризон и старый лорд Фолей ненавидели друг друга, но ведь старик-то умер вот уже десять лет назад! Ясно! — он шумно опустил трубку на рычаг и оперся на свой небольшой столик обеими руками, поглядывая на них совсем, как большой медведь. — Красавчик, вы были правы. Хекенсмит и Борди терпеть не могут, когда выигрывают фавориты, и никогда этого не любили. Ходило множество слухов, что это они организовали допинговое кольцо. Несколько лет назад я как раз занимался этим делом. Кто-нибудь из вас знает, что сестра Дафнии Гейл связана с этими людьми? Хупер заворчал: — Интересно, каким образом мы могли бы про это узнать? Это проклятое дело развивается такими бешеными темпами, что мы все время отстаем… Будете с ней разговаривать, Красавчик? — Как только представится возможность. Вы не узнали, насколько сильна была вражда между Корризоном — владельцем Сильвера, и покойным лордом Фолеем? — Настоящая «родовая месть», — махнул рукой Хупер. — Еще бы! Лошади Корризона всегда обставляли лошадей Фолея. Разве такое можно простить? — Подобная длительная вражда порой продолжается долгие годы, — задумчиво произнес Роджер. — Великий боже, после смерти старого лорда Фолея, его в этом деле заменил полковник Мэдден. — С полковником Мэдденом я тоже должен буду поговорить, — заметил Роджер. — Как давно ему закрыты кредиты? — Как раз его кредит не был закрыт… Он снабжает их ценной внутренней информацией, за что ему открыт неограниченный кредит в ставках на любую лошадь. — Скажу вам еще кое-что, — продолжал неторопливо Снелл. — Хекенсмит и Борди издают «Ипподром» и массу других газет и журналов, связанных с конным спортом. Их интересуют всяческие скандалы, сплетни, слухи, поэтому они имеют своих соглядатаев среди владельцев, тренеров, жокеев, обслуживающего персонала. Поверьте мне, они-то предпочитали Сильвера иметь мертвым, чем живым, потому что к Гейлу у них не было подступа. Зато у них здесь имеется совершенно определенный контакт — это полковник Мэдден. — Который, в свою очередь, имел людей среди конюхов, добывающих и продающих сведения о лошадях перед скачками, — подхватил Роджер. — Естественно. — Дуб довольно свободно сорил деньгами, — ввязался в разговор Хупер. — Да, как мне кажется, связь Дуба и Мэддена совершенно определенная. — Джон Гейл мне сам говорил, что он не сомневается в том, что Дуб поставляет сведения о лошадях корреспондентам, — напомнил Роджер. — Картрайты сразу же его бы узнали, — продолжал развивать свою мысль Хупер, — ну и потом ему ничего не стоило добраться до «Остина» леди Фолей. Поскольку кровь водой не смоешь, Лайонел Фолей решил уничтожить свою машину, а вместе с ней и следы того, что его родной дядюшка когда-то вел эту машину. В действительности никто бы не обратил внимания на то, что за рулем «Остина» сидит полковник, потому что это довольно частое явление. — Да. — Давайте-ка выправим ордер на обыск, — решил внезапно Хупер. Но тут зазвонил телефон. Он привычным жестом протянул руку к трубке: — Да? Хупер. Наступило молчание. Лицо Хупера побелело. — Господи… Да, действуйте сами по обстановке. Он медленно положил трубку и растерянно посмотрел на двух других офицеров. — Сэмми Линкс, наш бармен, был обнаружен во дворе «Арнткотт-Армз». Голова раздроблена. Дуб отсюда прямиком отправился в кабак, но сразу же ушел оттуда, выпив залпом две или три рюмки… Поехали. (обратно)ГЛАВА 18 КОТТЕДЖ ПОЛКОВНИКА
Казалось, что полиция дежурила решительно всюду. Когда Хупер вез Роджера и Снелла в своем «Хамбер-Хоке», они видели полицейских у дома Гейла и возле конюшен. Ворота были заперты, но зато двор освещен гораздо более яркими лампами, так что на небе виднелась как бы светлая корона. Следующий полицейский патруль им повстречался на подступах к Фолей-Холлу. Один полицейский махнул им рукой, показывая, что следует свернуть на частную дорогу, и когда они подъехали к развилке недалеко от линии небольших коттеджей, второй фонариком просигналил, какую из дорог следует выбрать. В садовом домике горели огни в тех комнатах, где наверняка сидели старик Энзелл с дочерью, дети лежали в постелях, и лишь спальня Джорджа привлекала внимание своими темными окнами. Но если все дальше пойдет так, как сейчас, ей пустовать недолго. Коттедж полковника тоже не был освещен, но снова откуда-то из темноты вынырнул полицейский и помахал им фонариком, указывая направление. Второй стоял ближе к дому. Хупер больше не хотел рисковать и посылал на посты парами. В соответствии с инструкциями они проверяли всех едущих на машинах, освещая их лица фонариками, и только после этого пропускали дальше. — Все спокойно? — спросил Хупер. — Да, сэр. — Полковник Мэдден все еще в Фолей-Холле? — Сюда он не возвращался, сэр. — Прекрасно. Держите ушки на макушке, у нас есть ордер на обыск, мы сейчас займемся тщательной проверкой дома. Смотрите, чтобы нас там нечаянно никто не увидел… Я бы предпочел, чтобы все прошло шито-крыто… — Понятно, сэр. — Давно ли вы находитесь здесь? — С полчаса, сэр. — Знаете что, отправьте-ка своего напарника к черному ходу. Если Дуб пришел сюда и все еще жив, мы его живенько заарканим. Пошли, Перси! Или нет, лучше идите-ка вы к тыльной стороне дома. — Хадсон, вы пойдете с сержантом Снеллом, — распорядился Хупер. И в которой уже раз Роджер подумал, что Хупер — замечательный офицер. Он знал своих подчиненных в лицо, умел легко найти с ними общий язык, не ослабляя требовательности. Легко можно было поверить, что они отвечали своему начальнику не только верной службой, но и настоящей привязанностью. Снелл и полицейский ушли. — Дадим им пару минут, — сказал Хупер. — Вроде бы в доме не видно никаких огней, не так ли? — Абсолютно. — Трудно поверить, чтобы Дуб мог сидеть в доме без огня, — покачал головой Хупер, — у меня дурное предчувствие, что поимка этого негодяя доставит нам много неприятностей. Но если его заставить разговориться… Приближаясь к двери, Хупер все еще что-то бубнил себе под нос. Он первый толкнул ее, она оказалась запертой. — Надеюсь, она не на засове! Хупер начал орудовать отмычкой. Роджер услышал характерный щелчок, когда замок отошел назад. — Порядок, — услышал Роджер довольный голос офицера, который приоткрыл дверь и остановился на пороге, прислушиваясь. Но изнутри не доносилось ни малейшего звука. Тогда Хупер шире распахнул дверь. Она слегка скрипнула. И снова они остановились теперь уже у двери, открывавшейся в сад. Тишина. — Может, включить свет? — О'кей, — согласился Роджер. При помощи карманного фонарика Хупер отыскал выключатель и нажал на него. Яркий свет заполнил узкую комнату с дверью, ведущей в заднее помещение, и марш узкой лестницы, по которой можно было подняться наверх. Викторианская обстановка с шелковыми подушками, обои с цветочками, множество фотографий. Нигде ни звука. — Я поднимусь наверх, — сказал Хупер. — А вы посмотрите здесь и проверьте, как там Снелл, ладно? «Почему он просит, а не распоряжается?» — Хорошо. Роджер подошел к двери в заднюю комнату, где по его расчетам должна была помещаться кухня. Он оказался прав. В ней находился посетитель. Сидя спиной к двери на стуле с деревянной спинкой, свесив неестественно голову на плечо, сидел Дуб. Мертвый. На Фреда, должно быть, напали сзади. Он выглядел почти так же, как Тед Картрайт, когда его только что нашли. И как убитый бармен. Роджер замер на месте, не в силах отвести глаза от мертвеца. Его мутило. Хупер крикнул сверху: — Тут ничего интересного. Когда Роджер не ответил, он поспешно сбежал вниз, его шаги гулко отдавались по всему маленькому коттеджу. Роджер молча повернулся к нему, и Хупер замер на пороге, пораженный бледностью его лица. — Что случилось? — Мы нашли Фреда Три. Он буквально заставил себя сдвинуться с места: — Давайте быстренько проведем здесь осмотр, а потом сразу же пойдем в Фолей-Холл. Подойдя к задней двери, он открыл ее и сразу увидел Снелла: — Перси, отправляйтесь к Фолей-Холлу и помогите наружной охране, чтобы они не упустили полковника. Ни Мэдден и никто другой не должны оттуда выйти. Если попытаются — задерживай, не взирая на лица. — Дуб здесь? — Убит, как и остальные. В голосе Роджера слышалась с трудом сдерживаемая ярость: — Чистая работа, ничего не скажешь! Они потратили двадцать минут на осмотр коттеджа. Единственными вещами, которые представляли для них некоторый интерес, были найденные ими копии «рассказов», которые полковник посылал в «Ипподром» и другие спортивные журналы, письма от Хекенсмита и Борди о его долгах, достигавших солидной суммы в 11 тысяч и 15 фунтов к концу прошлого месяца. Имелась еще одна вещь: письмо-запрос от фирмы, интересующейся всеми подробностями и данными Сильвера: распорядком тренировок, его показателями в беге, повадками, нравом, конюхами, чьим заботам он был поручен, доступом к его стойлу и так далее. Можно было не сомневаться, что полковник снабдил своих хозяев исчерпывающей информацией.В Фолей-Холле светилось несколько окон, все на нижнем этаже. У бокового входа стояла машина, Роджер в ней признал автомобиль Гейла. Здесь дежурило двое полицейских. Хупер заговорил с ними: — Кто сейчас в доме? — За последние полчаса оттуда никто не выходил. Там леди Фолей, сэр, полковник, мисс Рассел и Лайонел Фолей. Я не уверен в отношении слуг и черного хода, сэр. Слуги, как мне кажется, все ушли к Энзеллам. — Давно сверялись с наблюдающими за черным ходом? — У нас один человек все время делает обход вокруг всего дома, сэр. — Прекрасно. Подойдя к парадной двери, Хупер нажал на кнопку звонка. Казалось, он не отнимает ее слишком долго, но, очевидно, именно так был задуман его визит в Фолей-Холл. Потом они услышали чьи-то быстрые шаги. Было как-то странно думать, что владелица этого старинного особняка сама бегала отвечать на звонки, потому что после восьми часов вечера в доме не оставалось прислуги. И правда: двери им отворила леди Фолей. — Добрый вечер, миледи, — произнес Хупер. — Извините, что приходится вас беспокоить в столь поздний час, но мне бы хотелось поговорить с вами и мистером Лайонелом. Леди Фолей перевела глаза с него на Роджера, как будто понимала, что в действительности всем распоряжается Роджер. Он почему-то ожидал услышать с ее стороны протесты, но она отодвинулась в сторону и сказала: — Полагаю, это необходимо. В противном случае вы бы не пришли. — Вы правы, это очень важно, — наклонил голову Хупер. — Благодарю вас, леди Фолей. Он снял шляпу и первым вошел в холл. Следом за ним и Роджер. Шествие замыкал Перси Снелл. — Мой сын разговаривает с братом и с мисс Рассел, — пояснила леди Фолей. — Как вы, очевидно, знаете, он передвигается с большим трудом. Поэтому я не могу просить его выйти сюда. — В этом нет никакой необходимости, мы сами пройдем к нему, — сказал Хупер и смущенно поглядел на Роджера, как будто просил извинения за то, что ущемил его права, взяв на себя обязанности суперинтенданта из Ярда. — Вы не против, чтобы при этом разговоре присутствовала мисс Рассел? — Если это дело семейное… — начала было леди Фолей, но заметив, как напряженно смотрит на нее Роджер, смолкла. В его намерения входило поразить ее, чтобы она утратила уверенность, даже растерялась. В действительности, думал он, она не может быть такой хладнокровной и уравновешенной, как старается всем показать, нервы у нее напряжены до предела и скоро могут не выдержать. Голос у нее сделался резким: — В чем дело, суперинтендант? — Я спрашивал вас сегодня утром, нет ли у вашего сына финансовых затруднений. Почему вы мне не сказали, что он очень сильно задолжал фирме букмекеров, которая теперь настойчиво требует уплаты денег? Она сказала: — Очевидно, вам удалось все это выяснить и без моей помощи. — Не является ли это второй причиной вашей враждебности к его лошади по кличке Шустринг? — Это относится к делу? — Самым непосредственным образом. — Да, это было причиной, — ответила леди Фолей. Роджеру показалось, что она слегка покачнулась. Наверняка ей хотелось опереться о стену для поддержки, но сделать это не позволяла гордость. — Он себя разорял. А эта лошадь только бы усугубила остроту положения… Сколько он должен? — устало спросила она. — Возможно ли рассчитаться с этим долгом и… — Леди Фолей, почему вы сегодня днем подожгли свою машину? Она не ответила, но краска на глазах сбегала с ее лица, а на щеках внезапно выступили два красных пятна. Только и всего. Глаза у нее выглядели необычайно блестящими, как если бы у нее снова начался приступ мигрени. Роджер повторил вопрос уже более резким голосом: — Так почему же? Что вы так жаждали уничтожить? Она закрыла глаза. Хупер удивленно смотрел на Роджера, Перси ухмылялся с довольным видом. Он и раньше видел, как суперинтендант «загоняет в угол» непокладистых свидетелей. — Леди Фолей, если вы не ответите сейчас на все вопросы, мы будем вынуждены отвезти вас в Арнткотт и учинить вам там допрос по всей строгости закона. Она открыла глаза, на этот раз они смотрели с мукой и болью на Роджера. — Я заметила кровавые пятна на обивке машины, — ответила она чуть слышно, — и хотела их уничтожить. Я прекрасно понимала, что если вы их обнаружите, то будете знать наверняка, что Сида Картрайта убили в нашем «Остине». — Вам известно, что свидетели показали — вы находились этим утром в машине, не так ли? — Да. — Это правда? — Нет, я не пользовалась машиной. — А кто же тогда? Она не ответила. Роджер вкрадчиво заговорил: — Неужели вы считаете, что такое промедление может принести какую-то пользу? В машине имелось пятно свежей крови, некоторые свидетели видели, как кто-то ехал в «Остине», кто-то, следы пальцев которого вы тоже хотели уничтожить. Возможно, были еще и другие улики. Так кто же вел эту машину после того, как был убит мальчик-конюх? И кто ее вел, пока его убивали? Она вздрогнула, услышав последнюю фразу, может быть впервые оценив трагизм содеянного. — Кто это был? — рявкнул Роджер. Она ответила со вздохом: — Полковник Мэдден. Мой брат. И на минуту снова закрыла глаза, после чего как будто взяла себя в руки. Всю свою жизнь она была всего лишь маленькой женщиной, но она умела держаться с необычайной грацией и достоинством, горделиво держа голову, так что казалась и выше ростом, и представительнее. — Я сказала вам это только потому, что в скором времени вы все равно бы сами все узнали. Это очевидно… Роджер молча смотрел на нее, и она продолжала: — Мой сын пытался уничтожить машину и вместе с ней все вещественные доказательства, но вы ему помешали. Он мне сказал, каковы его намерения, и тогда я — я закончила работу за него. Если это преступление, значит, я совершила его. Хупер больше не мог сдерживаться: — Ну, теперь Мэдден не сумеет отвертеться! — воскликнул он. — Давайте пойдем и поговорим с ним! В большой нарядной комнате, единственном помещении, сохранившем атмосферу старого Фолей-Холла, каким он был лет двадцать назад, полковник Мэдден стоял спиной к камину. Огонь наполовину был заслонен его массивной фигурой. Двумя руками он держал стакан с бренди. Глаза у него были испещрены прожилками, лицо было красным и обветренным, а синевато-бордовый нос выдавал алкоголика. Набычившись, он посмотрел на Роджера и его спутников. Лайонел Фолей сидел на кушетке, одна нога у него была высоко поднята, колено, с наложенной на него повязкой, некрасиво выделялось под тканью брюк. Кэтлин Рассел пристроилась на пуфике, так легко и «случайно», как случайным и мимолетным было ее пребывание в доме сестры. Свет камина отражался на ее золотистых волосах, превращая ее в удивительную несравненную красавицу. Он отражался так же и в ее глазах. Внешне она выглядела необычайно спокойной. Фолей насмешливо заявил: — Ни ночью, ни днем мы покоя не знаем. Скажите мне, вы, фараоны, когда-либо спите? — На работе — никогда, — деловито ответил Роджер, не замечая ни его тона, ни «фараонов». — Полковник Мэдден, не будете ли вы столь любезны ответить на несколько моих вопросов? — Зависит от самих вопросов, — прокаркал полковник. — Все они касаются расследуемых нами убийств, — ответил Роджер с нарочитой формальностью. — В котором часу вы прибыли сегодня в этот дом? Мэдден никак не ожидал такого вопроса. — Час назад, полагаю. — Где вы находились до этого? — В своем коттедже. А где еще, как вы думаете, я мог быть? — Были ли вы там один? — Всегда бываю один, за исключением утренних часов, когда приходит убираться поденщица. В чем, собственно, дело? Мэдден сделал вид, что намерен взорваться, но сдержался. — Видели ли вы конюха Фредерика Три, которого здесь все называют Дубом, сегодня вечером? — Да, видел, в «Арнткотт-Армзе». Я зашел туда обсудить кое-какие дела с одним своим знакомым. У полковника всегда было готово алиби на любое время дня: «он был в кабаке». Интересно, предусмотрено ли таковое время на то, когда убили Фреда Три и бармена? — В чем все-таки дело, Вест? — Когда вы последний раз видели Фреда Три? — Должно быть, было часов восемь, как я полагаю. Возможно, раньше, я не вполне уверен. Он пошел домой. А что? — Есть ли у кого-нибудь ключи от вашего коттеджа, полковник? — Что за вопрос? Один есть у тебя, так, Марта? У поденщицы тоже. Десятки ключей, разве кто интересуется, у кого они есть? Роджер чуть повысил голос: — Были ли вы каким-нибудь образом связаны с Фредериком Три? Мэдден огрызнулся: — Не ваше дело! Но потом все же добавил: — Мы оба интересовались лошадьми и скачками. Общие интересы, только и всего. Роджер не стал комментировать. Его забавляли недоуменные взгляды, которые на него бросал несчастный Хупер, никак не понимавший, почему Роджер медлит с обвинением. Кэтлин Рассел обхватила свои колени двумя руками, плутовато посмотрела на Лайонела Фолея и сказала с мимолетной улыбкой: — В этом доме столько родственной близости и семейных традиций, мистер Вест, что я сильно сомневаюсь, что вам удастся узнать правду таким путем. Но я не являюсь членом семьи и меня не заботит будущее полковника Мэддена. Поэтому я могу говорить, не испытывая угрызений совести. Да, конечно, он был связан с Фредом Три, он мне сам частенько говорил об этом. Как раз Фред Три и поставлял ему большую часть информации о конюшне Гейла, а полковник передавал ее «Ипподрому» и другим журналам. Я работаю секретарем одного из директоров компании, которой принадлежат эти журналы. Лайонел запротестовал: — Не надо, Кэт! Леди Фолей подошла к креслу и села в него, как будто последние разоблачения явились той последней каплей, которые переполнили чашу ее терпения. — Это правда, Мэдден? — спросил Роджер. Мэдден с ненавистью посмотрел на девушку. — Он не выдавал мне никаких секретов, а сообщал лишь то, что я мог бы узнать и без него из местных слухов. Только и всего! — Уж если быть вполне откровенной, это далеко не так, — снова заговорила Кэтлин Рассел, — можно сказать, что полковник, — как бы это выразиться? — полковник себя чувствовал как дома в каждом стойле. Я не сомневаюсь, что поступавшая от него информация зачастую касалась того, чего муж моей сестры не хотел бы видеть в спортивных газетах. Моя сестра была уверена, что эти данные мог сообщить только полковник, и поэтому она так не любит вас, мистер Мэдден, и вашу сестру. И она имеет на то все основания. — Благодаря вашей деятельности за конюшнями мистера Гейла закрепилась неважная репутация, вследствие чего многие владельцы лошадей избегали его. Единственное, в чем моя сестра ошиблась, это в своем предположении, что леди Фолей и Лайонел тоже были причастны к вашей некрасивой игре, полковник. Мне кажется, теперь мне удалось ее переубедить. Мэдден продолжал смотреть на нее с непередаваемым негодованием. — Сука, — произнес он чуть ли не по слогам, — дрянь! Я знаю тебя вот уже пятнадцать лет, паршивка, и ты меня так продала! Мелкая ин… — Достаточно! — прикрикнул на него Роджер. — Хотел бы я знать, мисс Рассел, что заставляет вас теперь говорить так свободно? Лояльность к вашим хозяевам? — Нет, — спокойно ответила Кэтлин. — Они не имеют понятия, что этот уик-энд я провожу здесь. Я приехала навестить свою сестру и ее мужа потому, что меня попросил об этом Лайонел Фолей. Лайонел хотел, чтобы они потренировали в кредит несколько месяцев его лошадь, Шустринга. Если бы они отказали ему, он вынужден был бы с ней расстаться, продать ее. Вот я и приехала к нему на выручку. — Насколько хорошо вы знаете мистера Фолея? — Очень близко, — без тени смущения ответила Кэтлин. — Прежде всего, как клиентка букмекерского заведения моих нанимателей, а потом и интимно. Она протянула руку и дотронулась ею до руки Лайонела. — Все будет олл-райт, дорогой, раньше или позже, но это все равно должно было бы выясниться. Я полагаю, что твоя мать воспримет это известие сейчас точно так же, как если бы она восприняла его и через некоторое время… Если хочешь знать, я почувствовала величайшее уважение к твоей матери, у нее гораздо больше смелости и стойкости, чем я ожидала. Неверно говорить, что Фолеи измельчали, выродились… Деловитость девушки была потрясающей. — Мы не хотели в настоящее время никому сообщать о нашем намерении обвенчаться, потому что понимали — наш брак посчитают нежелательным. Леди Фолей не может одобрить такой выбор своего сына; а ухудшать положение вещей и вносить смуту в дом — последнее дело. Если бы вы не протестовали против того, что Шустринг находится в Фолей-Холле, мы бы с Лайонелом дождались того времени, когда Шустринг стал бы приносить огромные деньги. Понимаете ли, леди Фолей, мы с ним абсолютно уверены, что коль скоро нам удалось бы доказать, что эта лошадь — настоящий клад, что в ней заключено целое состояние, вы бы резко переменили к ней свое отношение. Признайтесь, что мы были правы в своих предположениях? Леди Фолей ответила: — В чем еще ты обманул меня, Лайонел? — Нет, мама… — Не пытайся подниматься, дорогой! — засуетилась Кэтлин, положив ему руки на плечи. — Ты все равно ничем не поможешь, а только снова разбередишь себе ногу. Леди Фолей, вы, наверное, мне не поверите, но мы прибегли к обману с единственной целью — не причинять вам боли. Лайонел не хотел вас волновать. Полковник Мэдден заговорил каким-то утробным голосом: — Марта, я бы на твоем месте не верил ни единому слову этой потаскушки. Когда я впервые увидел ее… — Когда вы впервые увидели меня в нашей конторе, вы стали водить меня в театры и дорогие рестораны, потому что надеялись с моей помощью добиться кредитов у фирмы, — перебила его Кэтлин. — Но это было, разумеется, очень давно. Так что, полковник, я ничего вам не должна. Фактически, насколько мне известно, у меня вообще нет долгов, я никому ничем не обязана. Я считаю, что именно так и следует жить. Без всяких долгов! Неожиданно вмешался Роджер: — Вы позабыли об одном весьма важном долге, мисс Рассел. Кэтлин удивилась: — Что вы имеет в виду? Роджер спокойно ответил: — Ваш долг перед законом. Девушка быстро посмотрела на Лайонела: — Может быть, вы перестанете говорить загадками, мистер Вест? — Это не загадка, мисс Рассел, и вы меня великолепно понимаете. Старший инспектор, прошу вас встать возле кушетки и следить за мистером Фолеем. Инспектор Снелл, вам поручается дверь, прошу вас. Леди Фолей, очевидно, вы знаете правду точно так же, как я? Хупер, хотя и подчинился распоряжению, но совершенно ничего не понимал. Что касается Перси Снелла, то он просто прислонился спиной к двери с таким видом, как будто был готов наброситься на всякого, кто осмелится к ней приблизиться. Кэтлин Рассел по-прежнему стояла за спиной Лайонела Фолея, опустив руки ему на плечи. — Что вы такое задумали? — О чем вы толкуете? Не понятно… Это заговорил Лайонел. — О долге мисс Рассел перед Законом, — пояснил с любезным видом Роджер, — и о вашем тоже, мистер Фолей. Сегодня вечером на машине от конюшен Гейла вас подвезла мисс Рассел через «Арнткотт-Армз». Вы заранее позвонили бармену, который ожидал вас во дворе позади пивной. Вы его убили. Я не уверен, что мисс Рассел об этом знает, но она повезла вас оттуда к коттеджу полковника Мэддена и помогла вам даже войти туда. Вы находились там вдвоем, когда прибежал Дуб в поисках убежища. И этого вы убили уже вдвоем. И уже из коттеджа вы приехали сюда, будучи уверенными, что в этом убийстве обвинят полковника Мэддена. А также в соучастии, если не в организации, остальных. Леди Фолей, вы с самого начала знали, что это ваш сын совершил предшествовавшие всему этому преступления: убийство Картрайтов. Вы видели, как он вел вашу машину. Предполагаю, что он забрал ее у своих двух сообщников, профессиональных убийц, когда в ней находился труп мальчишки. Вы знали, что он закопал его где-то поблизости, потому что ему было необходимо как можно скорее от него избавиться. Вы понимали, что если «Остин» будет, как следует, осмотрен, полиция обнаружит в нем кровавые следы пальцев вашего сына. И вы предпочли, чтобы за преступления Лайонела ответил ваш брат! Когда дело подошло к столь серьезной проверке, в вас заговорила материнская любовь… И не было такой цены, которую бы вы не согласились заплатить за его жизнь! Лайонел Фолей пытался встать на ноги. Кэтлин Рассел перестала держать его за плечи. Она смотрела на Роджера ненавидящими глазами. Мэдден сидел, открыв рот, не в состоянии отделаться от изумления. — Вы не сумеете доказать! — начала было Кэтлин, но сразу же испугалась, что тем самым она может только повредить Лайонелу. И тут Лайонел Фолей выхватил из кармана автоматический пистолет. (обратно)
ГЛАВА 19 КАРТЫ РАСКРЫТЫ
Леди Фолей не то сказала, не то простонала: — Лайонел! Она покачнулась, но удержалась. Кэтлин, казалось, не замечала оружия в руках Лайонела. Полковник Мэдден разахался: — Господи, господи, да что же это такое? И на всякий случай попятился назад, к камину. — Опустите оружие! — распорядился Хупер. — С нами лучше не шутить, ничего хорошего из этого не получится. — Если я убью самого себя, вряд ли это можно расценить как шутку, — ответил Лайонел, — но похоже, что это необходимо сделать. Хочешь уйти вместе со мной, Кэт? Я не хочу унижаться на суде и переносить все сопровождающие его неприятные формальности… Да и мать не заслуживает такого рода печальной славы… Вот уж не подумал бы, что ты способна пойти на ложь ради меня, мама. Почему ты это сделала? Или ты считаешь, что дядя больше виноват, чем я, в той неразберихе и путанице, в которую превратилась моя жизнь? — Опустите оружие! — снова приказал Хупер. — Я бы на вашем месте не приближался! — деловито посоветовал Лайонел. — На моем счету уже трое убитых, одним больше или меньше не составит разницы. Вы ошиблись, Кэт не убивала Фреда Три, она также не знала, чего ради я заезжал в кабак или в коттедж. Мое колено вовсе не в таком скверном состоянии, как я всех уверял, так что я хожу довольно свободно. Да, я вылез из машины возле пивнушки, прошел во двор и порешил Сэмми Линкса, дуралей вообразил, что я несу ему деньги… Это я велел Фреду в случае нужды укрыться в дядином коттедже, ну, а после того, как Мейбл спасли, и дураку стало ясно, что пора сматывать удочки. Таким образом, я собственноручно убил этих двоих, прошу об этом не забывать. Хотите знать другие подробности? Вы, полицейский, так твердо уверовали в мое поврежденное колено, в то, что я прикован к одному месту, что мне ничего не стоило улизнуть через черный ход из дома Гейла. Даже Кэт этого не знала! Вам не удастся привлечь Кэт к ответственности в качестве соучастника, Вест, потому что она не имела ни малейшего представления о всей этой истории. Верно, Кэт? Хотя я и предлагаю тебе уйти вместе со мной, чем жить дальше без меня. Кэтлин сказала: — Лайонел, ты все выдумываешь. Признайся, что ты мне солгал, чтобы испытать меня или напугать… Ты никого не убивал… — Самые лучшие адвокаты посоветовали бы мне отрицать свою вину, но я считаю, что это мне ни капельки бы не помогло, — усмехнулся Лайонел. — Да и потом, как я уже говорил, я твердо решил избавить свою дорогую матушку от конечного позора суда и следствия. Ну и потом, я оставляю ей все то, что мне принадлежит на этом свете, а именно: лошадь по имени Шустринг… Не приближайтесь, Хупер. Мне совершенно безразлично, убью ли я вас до того, как пущу себе пулю в лоб, или же обойдусь без этого! А вам это далеко не безразлично… — У вас кишка тонка для того, чтобы пустить себе пулю в лоб! — презрительно фыркнул Хупер. — Так вы мне не верите? Не надо, меня не слишком волнует ваше личное мнение обо мне… Мама, хочешь кое-что знать? Лошади и правда довели меня до долгов, но именно они должны были поправить наше положение. Я раздобыл ключи от конюшни Гейла через Фреда Три, ну, а он просто не запер ворота на засовы. И я пошел туда, разумеется, убить Сильвера. Это была единственная лошадь, которую я опасался. Ее бы Шустринг никогда не смог обойти! Ну, а потом ее владельцем был Корризон, а конюшни Корризона сделали больше, чем кто-либо другой, для разорения Фолеев. Вы про это тоже узнали, Вест? Лайонел не ждал ответа, очевидно, ему, как ни странно, доставляло истинное наслаждение собственная циничная откровенность. — Такая жалость, что Тед Картрайт меня узнал. Это нарушило весь мой план… Мне пришлось его убить. Но теперь-то я думаю, что во мне всегда жила эта способность убивать. Не стану кривить душой, я не испытывал никаких угрызений совести и не переживаю. Единственное, что меня немного тревожит, как бы не схлопотать за все это пожизненное заключение. Я поручил двум своим старым приятелям заняться Сидом, потому что мальчишка слышал характерный стук мотора нашего старого «Остина». Парни доставили Сида ко мне, я ждал их с машиной среди деревьев. Я рассчитывал убить его там же, и труп сразу же зарыть, но недалеко проезжала полицейская машина. Необходимо было поскорее смываться, так что я отвез его в сад. Присутствие «Остина» там никого бы не удивило. Мальчишка, когда его везли в машине, ухитрился выбросить в окно свою жокейку, чтобы привлечь к себе внимание. Сообразительный чертенок!.. Вот его мне, действительно, было жалко. Но поскольку вопрос стоял так: его жизнь или моя, у меня не было другого выхода. Он остановился, но никто не промолвил ни единого слова. — Эти э-э… приятели, — продолжал Лайонел, — вынуждены были мне помочь, потому что я всегда мог на них нажать. Припоминаете, в прошлом году было совершено нападение на Тауруса в конюшне? Тогда еще был убит жокей, который спас ему жизнь. Это была работа моих приятелей. Не буду вдаваться в подробности, откуда мне это известно, но я знал, и они знали, что в случае чего я смогу на них донести. Поскольку это было уже их второе убийство и им грозила петля, они были вполне покладисты. Понимаете, мы все увязли по шею в разных противозаконных делах, нам нужно было выплывать собственными средствами… Я был уверен, что справиться с Мейбл им пара пустяков, но тут, Вест, я недооценил вашей рыцарской натуры. Вы же настоящий герой! — Просто полицейский, — буркнул Роджер. — Проклятый негодяй! — взорвался Мэдден. — Господи, зачастую я был не слишком щепетилен в выборе средств, но чтобы дойти до такого… Это же просто кошмар! Леди Фолей сидела совершенно неподвижно, не сводя глаз с сына. Кэтлин Рассел тоже смотрела на Лайонела. Он пересел на ручку диванчика, она была к нему ближе всех. Ему были видны решительно все, и он их держал под прицелом своего автоматического пистолета, который прижимал близко к телу, как будто боялся, что кто-то постарается его отнять. — Нам надо было ликвидировать Мейбл, — говорил Фолей. — Это было ключевым моментом. Если бы вы начали расспрашивать ее о Джордже Энзелле, вы бы узнали, как ее муж продавал мне сведения и про то, что произошло в прошлом году с Таурусом. Мы не хотели, чтобы вы добрались до Фреда… — Чертовски странная вещь, — добавил Лайонел чуть дрогнувшим голосом, я никогда, даю честное слово, не видел себя в качестве убийцы. Но коль скоро дошло до этого, мне стало совершенно безразлично, скольких человек мне придется убрать с дороги, чтобы обеспечить себе безопасность. Мне казалось, что я выйду сухим из воды, поскольку все улики указывали на дражайшего полковника и Джорджа Энзелла. Не стану отрицать, я бы предпочел, чтобы вздернули дядюшку, чем болтаться самому в петле. И полагаю, что его осуждение не слишком бы огорчило мать. Да, дядюшка, было бы совсем неплохо убрать вас с дороги, поскольку вы являетесь ничем иным, как пиявкой, присосавшейся к фамильному кошельку, а он и без того никогда не отличался толщиной. Что скажешь, мама, разве я не прав, так думая? Леди Фолей каким-то трагическим жестом воздела руки к небу и вдруг пошла к сыну. Его глаза сузились, он сильно побледнел, соскочил с кушетки и прижался к стене, так чтобы никто не мог сзади незаметно подойти к нему. Хупер, стоявший ближе остальных, вроде бы готов был рискнуть, но Роджер предостерегающе поднял руку, и они все замерли, наблюдая за происходящим. Леди Фолей сказала: — Отдай мне пистолет, Лайонел. — Не глупи, мама! Я точно знаю, что мне надо сделать и как это сделать. И не воображай, что я действительно решаюсь на это ради чести старинного аристократического рода! Мне вовсе не улыбаются долгие месяцы в тюрьме, судебный процесс, осуждение… В свое время я пошел на риск, взвесив все «за» и «против». Одна вещь вела к другой. Бармен отличался нездоровым любопытством и легко поддавался на уговоры, он был опасным союзником. Его необходимо было убрать. А Дуба… я рассказал вам про Дуба. Я старался сделать все, чтобы выиграть, чтобы не попасться, чтобы остаться безнаказанным… Но с самого начала было решено, если мне не повезет, я покончу с собой. Так что не останавливай меня! Леди Фолей, казалось, не слышит его слов, она подходила все ближе и ближе. Ее правая рука была вытянута вперед. — Отдай мне оружие, — повторила она все тем же спокойным тоном. — Мама! — Ради бога, Марта, отойди от него! — истерично закричал полковник Мэдден. — Лайонел, если ты не… Тут Роджер махнул рукой, и Хупер, Снелл и Роджер одновременно набросились на него. Лайонел их видел, но его мать стояла почти вплотную рядом с ним и не давала возможности ему воспользоваться оружием. Он было отвел ее левой рукой в сторону и, не целясь, выстрелил в сторону Хупера. Старший инспектор скривился от боли, но пуля, попав в плечо, не остановила его. В следующее мгновение он уже держал Лайонела за одну руку, а Роджер за другую. Подчиняясь взгляду Роджера, Снелл подошел к леди Фолей, боясь, что она потеряет сознание, но она продолжала молча смотреть на сына, как будто он лишил ее не только сил, но и надежды. Лайонел мстительно спросил: — Ну что же, теперь ты довольна? Они тебя вызовут давать показания против меня, и тогда, наверное, ты будешь счастлива. Полковник заговорил: — Марта, я ужасно сожалею, ужасно… Я бы очень хотел помочь. Мне хотелось бы тебе объяснить, как я сочувствую, как я… Одним словом… Только Кэтлин Рассел не произнесла ни единого слова.— Я ничем не могу вам помочь, и если вы мне не верите, то пусть это будет на вашей совести, — часом позже говорила мисс Кэтлин Рассел в полицейском участке. — Я не знала, что Лайонел убийца. Он меня убедил, что это дело рук полковника Мэддена. Он мне сказал, что ему нужно заехать в эту пивную, чтобы поставить деньги на какую-то лошадь, а заодно поговорить по этому же поводу с полковником в его коттедже. Поскольку у него болела нога и он не мог ходить, я его подвезла. Я не знала, что в коттедже были посторонние, а когда мы приехали сюда, очень удивились, увидев здесь полковника. Но как-то не придала этому особого значения. — Приезжали ли вы сюда по указаниям ваших хозяев? — спокойно спросил Роджер. — Нет. — Знала ли ваша сестра или только подозревала о причастности Лайонела Фолея к данной истории? — Дафния и Джон? — со вздохом спросила Кэтлин. — Нет, они его совершенно не подозревали. Наоборот, они считали, что он единственный «надежный» Фолей из-за его непритворной любви к лошадям. Ну и потом они верили, что Сильвера убили по ошибке, спутав его с Шустрингом. — Помолчав, она спросила его другим тоном: — Мистер Вест? — Да? — Не попытаетесь ли вы им объяснить, что я ничего не знала? — Я ознакомлю их со всеми фактами, как только увижусь, — ровным голосом сказал Роджер. — Но, по всей вероятности, вы их увидите до меня. Мы не намереваемся вас задерживать, вы имеете полное право уйти отсюда. Кэтлин медленно поднялась. Впервые Роджер заметил, что она колеблется и по-своему боится. Ей в скором времени предстояла встреча с сестрой и ее мужем.
Была полночь. Роджер с трудом сдержал зевок. Перси Снелл откинулся на спинку кресла за маленьким письменным столом и отчаянно тер глаза. Хупер докладывал по телефону своему старшему констеблю, закончив почти хвастливо: — Да, все в ажуре, сэр. Правда, мы еще не взяли двух помощников, но нам известны их имена и внешние приметы, так что это вопрос ближайшего времени. Чисто сработано, сэр, главным образом благодаря суперинтенданту Весту… Да, я ему непременно передам. Спокойной вам ночи. Он опустил трубку и усмехнулся Роджеру: — Шеф передает вам свои поздравления. Роджер тоже усмехнулся: — Вы позабыли ему сказать, что вы сами участвовали в деле. — Я? В голосе Хупера слышалось отвращение. — Если бы дело было оставлено на меня, то сейчас бы полковник Мэдден сидел у меня под замком, а Лайонел Фолей хохотал бы до слез над незадачливой местной полицией! Более того, мне кажется, что я сумел бы представить убедительные улики против Мэддена. Не представляю, как бы ему удалось опровергнуть выдвинутые против него обвинения. Ведь те две скотины, которые от нас улизнули, хотя и оставили после себя много следов, могли бы забиться в щель так, что мы их вообще не нашли бы. Поданным экспертизы на вашей машине не обнаружено никаких следов… И, вообще, что заставило вас подумать на Лайонела Фолея, а не на полковника? — Я расскажу вам об этом утром. — Лучше расскажите сейчас. Мне же надо вернуться домой и обо всем доложить своей хозяйке, а она не успокоится, пока не выяснит решительно все. Ее не заставишь терпеть до утра… Хупер подмигнул Снеллу: — Так что выкладывайте, Красавчик! Роджер неторопливо заговорил: — Я был абсолютно уверен, что «Остин» подожгла леди Фолей, а она, безусловно, не стала бы этого делать ни для кого, кроме самой себя, своего сына и, возможно, но не обязательно, полковника Мэддена. А выходило, что никто из этой троицы как бы не причастен к преступлению. Но история, рассказанная молодым Фолеем, меня не убедила. Его алиби на время убийства Теда Картрайта не было подтверждено, хотя, вообще говоря, и не опровергнуто. У него было много долгов. И мне показалось вполне допустимым, что он угнал тогда свой «Остин», спустил под откос и попытался сжечь его ради спасения собственной шкуры, а вовсе не из-за каких-то более высоких побуждений… Внешне выглядело, что дело началось из-за имеющихся между сыном и матерью разногласий, они шумно поссорились, но ведь вопрос о лошадях стоял уже несколько лет. И как-то не верилось, что такой эгоист, как Лайонел, вдруг проявит качества самоотверженного героя, а раз так, то ему самому надо было уничтожить этот автомобиль! — Значит, вот уже когда вы знали правду? — протянул Хупер. — Ну нет, не точно, но я стал приглядываться к нему… Я знал ровно столько, сколько и вы, о роли Джорджа Энзелла, и не мог ничего предпринять, пока не буду располагать большим количеством фактов. Самым же страшным для меня был момент, когда я узнал, что исчезла Мейбл Три. — Можете не говорить! Я тогда вообще думал, что сойду с ума. — Знаете, что я вам скажу об этой работе? — неожиданно заговорил Снелл. — У нас не было достаточно времени, чтобы как следует подумать. Вот что нужно всем полицейским — время на обдумывание. Если бы в нашем распоряжении была неделя, на худой конец дня три-четыре, все выглядело бы иначе. А вместо этого у нас не было и двадцати четырех часов! Кто может быть полицейским? — Человек, который не может быть никем другим, — убежденно ответил Хупер. После этого он зевнул так, что у Роджера появилось вполне обоснованное опасение за его челюсть. — Пожалуй, пора отправиться на боковую. Мы все утрясли и уладили, насколько, конечно, это было возможно, и сейчас нам больше делать нечего. Могу поспорить, что леди Фолей вряд ли сомкнет глаза сегодня ночью. Да и Кэт Рассел тоже. Полагаете, она действительно так невинна, как представляется? Послушать ее, настоящий ягненок, а по повадкам скорее на волка смахивает… Может быть, было бы правильнее задержать ее? — Если вас беспокоит то, как бы она от отчаяния не покончила с собой, то это исключается, — убежденно ответил Роджер. — Ну, а в отношении ее осведомленности, нам не за что ухватиться. Поэтому со спокойной душой передавайте этот вопрос всяким законникам, пусть они поломают свои умные головы. Авось, что-то надумают… Представляю, насколько эта история неприятна чете Гейлов. Искренне им сочувствую. Знаете, мне нравится Джон Гейл… — Лично мне кажется, что после того, как подробности этой страшной истории попадут в газеты, дела у Гейла сразу поправятся, — сказал Хупер. — Как только выяснится, что Фред Три занимался сбором и передачей секретной информации о беговых лошадях перед состязаниями, действуя через полковника Мэддена, владельцы лошадей поймут, что утечки больше не будет. Джон Гейл — прекрасный тренер, в этом-то никто никогда не сомневался, разве что излишне мягок в отношении своего обслуживающего персонала. Если бы он уволил Дуба год назад, может быть, ничего бы подобного и не случилось. — Не уверен, — покачал головой Роджер, — дело ведь было не в одном Дубе. — Но, как говорится, нет худа без добра, — добрым голосом заговорил Хупер. — Когда все кончится и переживания забудутся, одна пара людей заживет счастливо. Уверен, что Мейбл Три не слишком долго будет носить вдовий чепец, а что касается Джорджа Энзелла, тот больше не станет обращать внимание на воркотню отца и испрашивать его одобрения. Приятно думать, что не только мы одни выиграли… — Он снова зевнул во весь рот. — О'кей, давайте-ка немного поспим. Я могу подбросить вас по дороге домой в вашу хижину. — Скажите, тот полицейский, который мне подсказал воспользоваться дорогой напрямик, все еще на посту? — Должен быть. — Давайте отыщем его. Я хочу ему сказать, что это был для него счастливый день. — Нет ничего удивительного, он чертовски опытный постовой! — сказал Хупер. — Мне везет на хороших работников. О'кей, для такого дела не жалко и круг сделать!
Роджер вернулся в Ярд на следующий день, а к вечеру был уже дома. Двое его сыновей, старший Мартин, которого никто не звал иначе, как Проныра, и младший Ричард, изредка называемый Рыбкой, разложили по всей кухне газеты с описанием «Дела Фолеев» и выискивали все то, что относится непосредственно к нему, Роджеру. Первым заговорил Ричард: — Пап, получил ли ты какие-нибудь неофициальные сведения? — Не будь болваном, — авторитетно заявил Проныра. — У него для этого просто не было времени, не говоря уже о том, что когда речь идет о лошадях, лучше не прислушиваться к подобным неофициальным сведениям. Верно я говорю? — Мне думается, у меня к лошадям такое же предвзятое чувство, как у леди Фолей, — вступила в разговор Джанет Вест, не отходя от газовой плиты. — Если вы, ребята, хотите сегодня получить что-то вкусное на ужин, тогда отнесите все газеты в другую комнату, уберите все со стола и постелите скатерть. — Я умираю от голода, — заявил Роджер. — Так да или нет? — не мог угомониться Ричард. — Что «да»? — Получил ли ты частным образом какие-нибудь сведения, касающиеся бегов? Роджер усмехнулся: — Я вижу, Рыбка, ты неисправим. Нет, я никаких сведений не получал, но тем не менее, несмотря на то, что ваша мать не любит такие вещи, я разрешу вам поставить каждому по шиллингу на Шустринга, когда предоставится такая возможность. — Шустринг? Это кто такой? — Кличка беговой лошади, — насмешливо пояснил Проныра. — Если ты даже этого не знаешь, зачем тебе думать о пари. — Я просто поставлю на какую-нибудь лошадь, которая обязательно выиграет. Папа, как она называется, Шустрингом?
Через четыре месяца, когда закончился суд над Лайонелом Фолеем и его повесили, а двух его сообщников приговорили к пожизненному заключению, когда Хупер сообщил Роджеру, что дела у Гейлов пошли лучше, когда Кэтлин Рассел ушла со своего места в Лондоне и отправилась в Австралию, Роджер увидел, как его младший сын изучает последнюю страницу газеты с несвойственной ему усидчивостью. Это было субботнее утро. Роджер ничего не сказал, только смотрел на мальчика, который с ожесточением дергал себя за оттопыренное ухо. Тот поднял голову: — Пап? — Да? — Шустринг сегодня участвует в бегах. — Правда? Роджер удивился: — Вот уж не знал. Какие ставки? — Можно получить десять к одному, — не слишком уверенно ответил Ричард. — В нашем классе есть один мальчик, его отец много играет на скачках. Так от него я получил кое-какие сведения. Ты не против, если я поставлю на Шустринга полкроны? Мне очень хочется выиграть. Ты тогда говорил по шиллингу? — А у тебя есть полкроны? — Да, папа. — Тогда поступай с ними так, как находишь нужным, — ответил Роджер и посмотрел на Проныру, очень высокого и широкоплечего для своих четырнадцати лет. Он вернулся из сада, глаза у него были озорные, руки грязные: он приводил в порядок свой велосипед. — Послушай, пап! — Да? — Ты знаешь, что сегодня бежит этот Шустринг? — Я знаю, что у вас обоих будут крупные неприятности, если вы займетесь профессионально конными бегами, — ответил Роджер. — Ричард мне только что говорил о том же. — Ты не против, если я поставлю на него два шиллинга? Причем двойное пари, то есть за победу и на второе или третье место? — Это тебе обойдется в 4 шиллинга.. — Только если Шустринг не займет призового места. — Валяй! Кто твой букмекер? — Есть один парень в школе, — ответил с плутоватым видом Проныра, поглядывая в сторону брата; было очевидно, что они договорились между собой получить разрешение отца и таким образом «обойтись» без разговоров с матерью, которая находилась наверху.
Роджер в этот день должен был задержаться на работе. Когда он вошел в свой кабинет в начале одиннадцатого, там его ждал Перси Снелл. — Все знаю. Сегодня бежит Шустринг, — сказал Роджер. — В первый же перерыв, — объяснил Перси Снелл, — я позвонил Хуперу, тот разговаривал с Гейлом, который уверяет, что Шустринг не может не выиграть. Десять к одному. Смешно, если леди Фолей получит кубок Победителя, правда? Я был уверен, что она продаст эту лошадь, но, оказывается, она передумала, оставила Шустринга у Гейла… — Поставь-ка на меня фунт, двойное пари, ладно? — Чтоб мне провалиться! Да вы сорвете банк. Хорошо, будет сделано. Но на вашем месте я поставил бы пять. — Дорогой мой, я не могу позволить себе роскошь потерять десять фунтов. — Чем черт не шутит. Рискните, суперинтендант. Я ничего не скажу Джанет. — Ладно, уговорил… Поскольку с прошлогодних бегов на дерби я не ставил на лошадей, я действительно рискну поставить на Шустринга пять фунтов!
Вечером они все сидели перед телевизором. В комнате были задернуты шторы на окнах уже с трех часов дня. Мальчики, которых, обычно, было не выгнать из сада, где они бегали с мячом или играли в крокет, на этот раз не отходили от экрана. Передавали ход конских бегов из Ньюбери. Роджер услышал за спиной шаги и обернулся: в дверях стояла Джанет. Комментатор продолжал говорить ровным голосом, пока неожиданно не выкрикнул: — Забег начался. — Пап, забег начался! — повторил Ричард. — А где Шустринг? Его жокей должен быть в цветах Фолеев… Когда же у нас будет цветной телевизор? — заговорил Проныра. — Тише! — прикрикнула Джанет. Роджер удивленно посмотрел на нее: — Давно ли ты, матушка, стала интересоваться бегами? — Он идет четвертым, — напряженным голосом объявил Проныра. — Ничего, лошади часто с четвертого места переходят на первое, так мне сказал этот мальчик из школы. — Он уже третий! — Великий боже, — подумал Роджер, — похоже, что он займет призовое место. Вот он обходит еще одну лошадь. Да, он уже идет вторым. — Живее, Шустринг! Молодец, поднажми! — закричала Джанет, хлопая в ладоши. — Умница, хорошо, хорошо! — Шустри-и-нг! — вопили Ричард и Проныра. — Дорогой, он пришел первым, он победил… Я видела, он первым миновал столб! — волновалась Джанет. Глаза у нее сияли, она чуть ли не плясала от радости. — Я тебе ничего не сказала, но я поставила 10 шиллингов на то, что он выиграет. Молочник оформил за меня пари. Выходит, что я выиграла пять фунтов? — Ты маленькая лицемерка! — погрозил ей пальцем Роджер и тут же сжал ее пальцы. Мальчишки тузили друг друга от избытка чувств, комментатор рассказывал, какая потрясающая победа одержана Шустрингом, явным аутсайдером. Потом картина изменилась. Роджер увидел леди Фолей, которая ласкала и гладила красивую голову Шустринга, пока с него снимали седло.
— Это странный вид смелости, — сказал Роджер несколько позднее Джанет, — но это, несомненно, смелость. Хотел бы я знать, о чем она думала в тот момент? (обратно) (обратно)
(обратно)
Странный уик-энд инспектора Веста Глава 1 Одинокий мужчина
Эта мартовская ночь была великолепной и ясной. Иенсен долго смотрел на сверкающее звездами небо и неожиданно почувствовал себя ободренным. Эта должность ночного сторожа, которую он получил благодаря своему увечью, была для него просто большой удачей. Кроме того, была среда и только что пробило 7 часов 30 минут, значит, скоро можно было ожидать появления здесь Дорис… Чего же можно было еще желать? О чем думал этот старый Чарли, оставляя одну свою слишком молодую и слишком красивую жену? Каждый вечер, в среду, он отправлялся к друзьям в клуб. 7 часов 30 минут! Настало время первого обхода. Его работа заключалась в том, чтобы старательно обойти все здания: мастерские, склады и конторы, пробить свою обходную карточку у каждых из двенадцати часов, расположенных на фабрике, и все это в три приема в течение ночи. Первые часы находились у входа в холл, где стояли большие прессы «ротари». В течение двенадцати лет до того происшествия с мотоциклом, которое ему стоило руки, он занимался обслуживанием этих гигантских машин. Он обожал свою работу и любил проводить время в холле, почти загипнотизированный этим глухим и ритмичным шумом монстров, способных выплевывать более тысячи листов бумаги в час. К несчастью, чтобы обслуживать эти механизмы, нужно было иметь две руки. Иенсен до сих пор проклинал нелепый случай, лишивший его такой радости. При этом он совершенно не вспоминал о бедной маленькой Весс, которая сидела в тот день позади него на мотоцикле и которая так и не поправилась от своих ранений. Весс была лишь женщиной среди многих других, в то время как работа была основным занятием в его жизни. Как он переживал, когда ему пришлось оставить свое место и перейти на другое. Правда, новая должность имела большое преимущество в том, что оставляла ему свободным день. В конце концов он привык к этой работе, примирению способствовало также то, что он встретил Дорис. Она тоже работала в типографии, точнее в светокопии, и встретились они у кассы, в день получки. Смутно они знали друг друга давно: Дорис была школьной подругой Весс, в чем не было ничего удивительного, так как в Корби было всего две школы. В пятницу, в день получки, Иенсен и Дорис обменялись несколькими, ничего не значащими фразами. Молодая женщина со смехом спросила его, не чувствует ли он себя слишком одиноким ночью на фабрике, а он ответил таким же шутливым тоном: — Зависит лишь от вас изменить это. Приходите как-нибудь вечерком помогать мне прогонять привидения! — А! Если это зависит только от меня… — Хотелось бы знать, что может вам помешать? — Еще существует Чарли, кажется, вы забыли о нем. — Мне, кажется, говорили, что он проводит большую часть свободного времени, играя в карты с друзьями. — Да-а! Это почти все, на что он способен, — проговорила она с горечью. — В таком случае, я спрашиваю вас, какое зло вы можете причинить тем, что придете составить компанию бедному одинокому человеку? У меня есть маленькая комната в помещении конторы, в которой мы могли бы спокойно поболтать и выпить стакан вина. Вас это не прельщает? — Кто знает?.. Она ушла, ничего ему не пообещав, но в следующую пятницу, около восьми часов, он увидел ее, медленно идущую навстречу ему: она была немного смущена. В восторге от такой удачи, Иенсен поспешил ободрить ее, и с той поры они стали регулярно встречаться. Он рассматривал эту связь, как очень приятное времяпрепровождение, и старался не обращать внимания на матримониальные иллюзии своей подруги. Он хорошо знал, что она готова была бросить своего безмятежного мужа, чтобы выйти за него замуж. Но почему же, боже мой, он должен пойти на это, когда ему так спокойно и хорошо живется. Так рассуждал ночной сторож типографии «Ричардсон и компания» в Корби, делая свой первый обход. Он не торопился, к чему это? Опыт говорил ему, что тридцати минут ему будет как раз достаточно, чтобы сделать полный обход всех зданий. Это давало возможность Дорис придти и ожидать его с нетерпением, которое потом усиливало пылкость их встреч. Единственной серьезной опасностью был бы пожар. В больших складах, наполненных бумагой и картоном, малейшая искра могла вызвать пожар, из-за чего и требовалась ночная охрана. Ограбления не могло быть, учитывая специфику производства. Все это Иенсен знал с тех пор, как занял этот пост. Как-то забрели двое бродяг, которые пытались найти защиту от холода в морозную ночь. Несмотря на их мольбы, ему пришлось прогнать их из-за страха перед пожаром, так как они курили.Иенсен прошел через зал набора, потом мастерскую муляжа, где едкий запах расплавленного металла щипал ему горло. Следующий зал был печатным. Множество заготовленного материала лежало на мраморных столах. Он пробил карточку у часов. В этот момент он услышал шум мотора машины. Он удивленно прислушался. Это было достаточно необычно, чтобы пробудить его любопытство. Фабрика находилась в двух километрах от города, в стороне от большой дороги, и к ней вела частная дорога, специально построенная для фабрики. Машина проехала еще немного и остановилась неподалеку от решетки входа. Наступила тишина, которая была нарушена лишь хлопнувшей дверцей автомобиля. Иенсен слегка улыбнулся, подумав: «Влюбленные, которые ищут спокойного уголка…» Это напомнило ему об его любовнице, и он поспешил закончить свой обход. Пробив карточку у последних часов, он прошел в свою маленькую комнатку. Дорис там еще не было. Огорченный, он решил пойти подождать ее у двери и выкурить сигарету. Это было в первый раз, когда она опаздывала. Он был более раздосадован, чем обеспокоен. Менее чем через час он должен будет отправиться в свой второй обход, и она должна была это знать. В таком случае, какая могла быть причина ее опоздания? Может быть, Чарли внезапно решил остаться в этот вечер дома? Это было мало вероятно. А может быть, Дорис решила убедить его жениться на ней и захотела использовать свое отсутствие как давление на него! Шантаж?! Он все равно не уступит. Он подождал еще четверть часа. Напрасно. Уверенный теперь, что она не придет, Иенсен решил, что ему следует отдохнуть в своей комнате. Подходя к ней, он заметил в окне свет. Узкая полоска света: карманный фонарик. «О! Она была там, пока я ждал ее у двери! Если это шутка, то не смешная!» Он бегом добежал до каморки. Никого! — Дорис! Дорис! Где ты? Я знаю, что ты здесь. Перестань дурить! Мы слишком много потеряли времени. Никто не ответил. Тем не менее, Иенсен чувствовал чье-то присутствие около него в полной темноте. Внезапно он ощутил, что находится в большой опасности. Он сделал шаг к телефону, решив позвонить в полицию. Он еще успел повернуться, чтобы увидеть своего противника. Но раньше чем он сумел отреагировать, он получил несколько сильных ударов по голове и потерял сознание. (обратно)
Глава 2 Одинокая женщина
Дорис Блек прекрасно знала, что делает глупость, встречаясь подобным образом с Джеком Иенсеном: но это было сильнее ее, и она уступила своему чувству. Сколько раз, находясь одна в маленьком коттедже, в котором жила после своего замужества, она ругала себя за свое поведение. Но было ли это только ее ошибкой? И так ли уж это удивительно, если в двадцать девять лет выходишь замуж за человека на тридцать четыре года старше себя. И если не имеешь с ним ничего общего. Родители и друзья предупреждали ее, но она так боялась остаться старой девой! Больше того, надо признаться, что Чарли Блек, несмотря на свой возраст, был красивым мужчиной, и когда он попросил ее руки, у нее не было никаких колебаний. К тому же он был шикарный тип: щедрый, веселый и жизнерадостный; она могла бы быть с ним очень счастливой, если бы он хоть немного больше уделял ей внимания. Чарли предупреждал ее перед женитьбой, что он не может и не желает утешиться после смерти своей первой жены, которую обожал. Все, чего он хотел, женившись — это чтобы у него был человек, который занимался бы его хозяйством и который охотно бы слушал его воспоминания о трех сыновьях, которые родились от его первой жены и теперь жили в разных концах света. Дорис думала, что сможет удовольствоваться этим, пока не встретилась с ночным сторожем. Это был красивый малый, несмотря на свое увечье, и он был ее возраста. У них оказались одинаковые желания, вкусы и взгляды! Она очень быстро влюбилась в него. И хотя Иенсен был не из постоянных по натуре, ей казалось, что он также держался за нее. Теперь ей хотелось только одного: покинуть Чарли и устроить свою жизнь со своим любовником. В этот вечер она решила все наконец выяснить. Она прижмет Иенсена к стене и спросит о его намерениях. Ему придется ответить ей. Конечно, он может просто отказаться жениться на ней. В таком случае ей придется порвать с ним, а это было ей очень трудно сделать, так как она все больше любила его. Жизнь, которую она вела, ужасала ее. Она не могла продолжать жить так, украдкой видясь с Иенсеном и обманывая Чарли, которого глубоко уважала. 7 часов 15 минут! Настало время идти в типографию. Чарли уже давно отправился к своим друзьям. Он играл с ними в карты до самого закрытия клуба. Это было единственное удовольствие, которое он себе позволял, и он никогда бы не отказался от него. Дорис взяла свой велосипед и остановилась, как обычно, у своей подруги Мей. Хорошая девушка эта Мей, верная. Несмотря на отвращение ко лжи, она кончила тем, что согласилась составить алиби для своей подруги на случай, если Чарли захочет убедиться, где находится его жена, когда он оставляет ее одну в доме. Мей предложила ей выпить чашку чая. Ее дети уже спали, а муж смотрел телевизор в соседней комнате. Она еще раз попыталась образумить свою подругу. Она была очень огорчена тем, как Дорис губила свою жизнь. Дорис знала, как Мей высоко ставила Чарли, он такой хороший человек и просто непростительно так поступать с ним! Огорчать его? Да, Дорис не хотела делать этого. Но какой выход, что ей делать?! Продолжать жить во лжи она больше не могла, она должна будет просить Чарли освободить ее. Думая об этом, Дорис крутила педали. Что же ей все-таки делать? Рисковать тем, что он узнает о ее неверности или самой сказать ему об этом? Такими были мысли Дорис Блек, когда она в этот вечер подъезжала к фабрике «Ричардсон и компания», чтобы встретиться со своим любовником. Она ехала быстро и была вынуждена замедлить ход велосипеда, чтобы не приехать слишком рано. Она уже различала темную массу здания на краю дороги. В этот момент она заметила машину, стоявшую немного в стороне от больших ворот. Кто это мог быть? Приятель Джека? Неожиданный приезд одного из хозяев, мистера Ричардсона? Она остановилась и слезла с велосипеда. В этот момент двое мужчин вышли из машины и подошли к ограде фабрики. Неожиданно она интуитивно поняла, что они представляют опасность для Иенсена. Она спрятала свой велосипед за кустами на дороге, которая вела к ферме Соли, и побежала к фабрике с криком: — Осторожнее, Джек! Воры! Воры! Третий человек, которого она не заметила, побежал в ее направлении. Она кинулась к своему велосипеду, вскочила на него. Человек догнал ее, и она тяжело упала на землю. Несмотря на все ее усилия освободиться, нападающий сжимал со страшной силой ее горло. Она стала задыхаться. Огненное облако заволокло ее, страшная боль проникла в мозг, и она упала в темноту. (обратно)Глава 3 Специальное ходатайство
— Ты уверен, что все будет хорошо? — спросила Джанет Вест, утром в четверг, на последней неделе марта. — Да. — Я пыталась ничего не забыть, но это не просто. Во всяком случае, если тебе понадобится что-нибудь, обратись к миссис Кларк или миссис Велинг: они будут рады тебе услужить. Роджер Вест рассмеялся. — Не устраивай себе столько забот: раз в доме есть виски, все будет хорошо. — Я позаботилась об этом. Ты на самом деле думаешь, что я могу уехать раньше тебя, мой дорогой? — Не строй из себя маленькую девочку. Да, ты можешь уехать. Я присоединюсь к тебе в субботу утром. Постарайся ни о чем не думать в течение этих двух дней. Займись своим братом. Если ты будешь продолжать так, ты, пожалуй, еще предложишь мне оставить здесь кого-либо из наших сыновей, чтобы он занимался мной. — Признаться, я думала об этом. Я знаю, это абсурдно, но у меня предчувствие, что в последний момент у тебя что-нибудь случится и ты не сможешь приехать в Бедфорд. — Я этого не думаю, но на этот случай существует телефон, и я немедленно сообщу тебе об этом. Прошу тебя, перестань же беспокоиться из-за ничего и проведи время со своим братом. Ты же говорила мне, что Ральф приезжает из Соединенных Штатов сюда один раз в пять лет, и ты должна скакать от радости, что увидишь его. — Конечно, я очень рада, если бы я только была уверена, что ты… — Я буду в субботу, обещаю тебе. В котором часу отходит твой поезд? — В час десять минут. Мальчики присоединятся ко мне на станции Естен, и мы приедем в Бедфорд через два часа. Скажи мне, Роджер, почему ты не возьмешь два дня отпуска, чтобы пожить со мной? У тебя же осталось много дней из неиспользованного отпуска? — Нет, мне слишком многое еще надо сделать, если я хочу, чтобы на следующей неделе я смог справиться с делами. Совершенно необходимо, чтобы сегодня я еще поработал. — Останься, по крайней мере, хотя бы утром со мной. Ведь есть же кто-нибудь в Ярде, кто смог бы заменить тебя до полудня? — Меня удивляет и поражает, как жены детективов не могут понять, что преступление совершается не по расписанию. Уверяю тебя, мне необходимо пойти поработать. Я постараюсь, если будет возможность, уехать из Лондона в конце дня в пятницу, тогда у нас будет один выигранный вечер, но обещать тебе этого твердо я не могу. Несмотря на просьбы жены, Вест несколько минут спустя уехал на машине в Хамбер Снип. Через полчаса он прибыл к себе в кабинет, где его помощник сортировал почту. — Доброе утро. Что нового? — Ничего особенного. Несколько незначительных дорожных происшествий. Задержано трое бродяг, два налета, три драки. — Мертвая зыбь, будем надеяться, что так будет и впредь. Таким образом я смогу доставить своей жене удовольствие и завтра в три часа сяду на поезд в Бедфорд. — Вы хитрец. Я, если хочу доставить удовольствие моей жене, должен работать двадцать четыре часа в субботу и семь дней подряд. Оба мужчины расхохотались, потом Роджер Вест просмотрел почту и досье, которыми занимался накануне. — Какая удача, что нам удалось задержать Спархана. Надеюсь, что на этот раз он легко не выкарабкается. Старина, не узнаете ли вы, в котором часу он завтра предстанет перед коронером? Пока Вест изучал заполнявшие стол бумаги, его помощник сделал все необходимое и доложил своему начальнику. — Дело Спархана назначено на 11 часов 30 минут, но так как с утра уже имеется одно опоздание, нужно ожидать, что это дело пройдет не раньше полудня. — Понятно. Зазвонил телефон. Роджер снял трубку. — Хэлло, говорит Вест. Откуда? Корби? — На границе Эссекса и Суффолка. — Понимаю. Но какой дьявол меня знает там? — Откуда я могу знать. Ведь мне неизвестно, какие мрачные тайны хранит ваша интимная жизнь. — Кто это? — спросил Вест. — Суперинтендант Тентенден. — Да, я знаю, кто это. — Хэлло? — Это вы, Тентенден? Как поживаете? что нового после этого дела Кольстера? — Здесь все идет хорошо, благодарю вас за помощь. — Чем могу быть вам полезен? Пока Тентенден все объяснял своим медленным глуховатым голосом с явно выраженным северным акцентом, Роджер представил его себе — солидный и спокойный… — …я надеюсь, что вы не будете на меня в претензии за то, что я делюсь с вами своими неприятностями, мистер Вест, — говорил суперинтендант. — Как только это случилось, я сразу же подумал о вас. Это дело выходит за пределы наших возможностей. Нужна помощь. Вы тот человек, который мне нужен, если, конечно, вы свободны. Это лишь вопрос одного-двух дней, и мне бы очень хотелось, чтобы вы занялись этим делом. — В чем фактически дело? — В убийстве. Судя по началу следствия, я боюсь, что мы неправильно начали его. Очень трудно действовать, когда ты всех знаешь и со многими дружишь. Я тут слишком многих знаю в этой местности. Со многими из них я протирал штаны на школьной скамье. Вы понимаете, что я имею в виду? — Да, — ответил Вест. Слушая Тентендена, он, наконец, обнаружил Корби на карте и увидел, что он находится примерно в девяноста милях от Бедфорда, где его ждала Джанет в конце недели. Весьма возможно, что он смог бы немедленно выехать туда. Тентенден из Корби продолжал: — Естественно, я здесь не начальник, мистер Вест, но я хорошо знаю его, чтобы быть уверенным, что он меня поддержит, как только узнает ситуацию. Он не будет колебаться ни секунды, если я ему предложу обратиться в Скотланд-Ярд. Вот почему я предварительно позвонил вам, чтобы убедиться в вашем согласии. Роджер охладил его: — Это не так просто, как кажется: все зависит от комиссара. Это он выбирает детектива. — Мы сразу предложили ему: или это будете вы или никто. — Как вы можете так говорить? Мы все работаем в одной системе, мы все здесь равны, и вы это прекрасно знаете. — Все, что я знаю, это то, что вы проделали прекрасную работу, когда пришли ко мне на помощь в деле Ирвича. Потом это было следствие на автомобильном заводе. Вы не можете отрицать, Роджер, что вы, хотите вы этого или не хотите, специалист по преступлениям на больших промышленных предприятиях и фабриках. Типография, где произошло это преступление, располагает тысячью рабочими, и необходим человек, который смог бы избежать ненужных осложнений. Вот причина, по которой я сам не могу с этим справиться один. Если бы вы знали местных жителей, вы бы знали, что они могут замкнуться, как устрицы, если не суметь к ним подойти. Если мы пригласим детектива из полиции Эссекса, мы тоже ничего не узнаем. Если я один буду перед ними, они мне ничего не скажут, но если вмешаетесь вы, ваша репутация сделает их сговорчивыми. Роджер не смог удержаться от смеха. — Достаточно болтовни, старина. Решено, я займусь этим делом, если мне поручат его. У вас есть подозрения в отношении кого-нибудь? — Я рассмотрел одну или две возможности, но определенного ничего нет. Итак, когда вы приедете? — Я теперь свободен. — Я немедленно повидаюсь со своим боссом, и он сразу же позвонит вам. Так что приготовьтесь скоро выехать, хорошо? — Я предпочел бы, чтобы вы тем временем ввели меня немного в курс дела, чтобы я хотя бы немного подготовился к нему. — Понятно. Сейчас я могу вам сказать, что означенная фабрика — это типография Ричардсона и компании, что жертва — ночной сторож, бедный малый, который потерял руку три года назад во время несчастного дорожного происшествия. Его оглушили. Насколько можно пока судить, причиной нападения на него вряд ли была кража, так как ничего не пропало. После обычной вежливой фразы Роджер повесил трубку и, повернувшись, встретился взглядом со своим помощником. — Бедный Красавчик! Вы, который так мечтали быть спокойным и свободным до завтрашнего дня, чтобы присоединиться к своей жене: это ведь теперь сорвано, да? — Подумайте, прежде чем говорить об этом, мой друг. Бросьте-ка взгляд на карту. Корби находится совсем неподалеку от Бедфорда и я, может быть, там окажусь даже раньше, чем надеялся. А пока можно пойти повидать коронера по делу Спархана. В комиссариате на Бой-стрит, судья решил отправить дело на дополнительное следствие и отложил его слушание на восемь дней. Роджер вернулся в Скотланд-Ярд. Все так — ему поручено дело в Корби. Харди, так звали начальство, встретил его со свойственной ему грубоватой приветливостью. Его все очень боялись, потому что он всегда прямо высказывал свое неудовольствие, но Роджеру Весту никогда не приходилось жаловаться на него. — Вы приехали с Бой-стрит? — Да, — ответил Вест. — Удовлетворены? — Все отложено на восемь дней. — Этого следовало ожидать. В настоящий момент я хочу вам предложить другое дело, но дело ваше — согласиться или отказаться. Вы пахали, как негр, последние месяцы и я прекрасно понимаю, что вы имеете право хотя бы передохнуть в ожидании решения коронера по делу Спархана. Я только что разговаривал по телефону с Корби. Там произошло преступление, и они просят о помощи. Я не знаю в точности, что там случилось, но шеф-констебль просит прислать персонально вас, потому что следствие должно быть произведено на большой фабрике. Вот вы и оказались большим специалистом в делах, происходящих в индустрии. — Это дело меня интересует, я склонен согласиться поехать туда и заняться им при условии, что вы не будете возражать, чтобы я отправился в Бедфорд на уик-энд. Кажется, я вам уже говорил о брате моей жены, который обосновался в Соединенных Штатах. Он не был в Англии в течение пяти лет, и мне хотелось бы повидать его. — С этим я совершенно согласен. Займитесь же этим делом. Возьмите с собой Пратта и Саттерли. Пратт уже занимался делом на складе бумаги в прошлом году, а что касается Саттерли — то он удачно поработал в Кингстоне, на большой типографии, где была история с шантажом, если я не ошибаюсь. Вы хотите взять их? — Да, спасибо. Пусть едут поездом и встречают меня в Корби. Я поеду в машине с Броуном. Могу я просить вас известить полицию Корби о моем прибытии? — Да, я оповещу центральный комиссариат Колчестера, который сделает все необходимое. Желаю удачи. Каждый день посылайте мне рапорт и особенно не рискуйте. У вас есть манера рисковать своей шкурой, постарайтесь быть осторожнее.В начале дня Роджер отправился в путь в компании с детективом-инспектором Броуном. Саттерли и Пратт ехали поездом и должны были быть в комиссариате Корби на следующее утро. Броун был фундаментально скроенный человек. Он был одарен необыкновенной памятью и никуда и никогда не ездил без приспособлений, необходимых для определения отпечатков пальцев, баллистики и всего прочего. Когда он делал заключение — было большой редкостью, если оно не совпадало с заключениями специалистов. Некоторое время они ехали молча, потом Броун повернулся к Весту: — Я понимаю, что вам не терпится поскорее приехать в Корби и приняться за работу, но разве это причина для того, чтобы так рисковать нашими жизнями? — Вы находите, что я еду слишком быстро? — удивленно спросил Роджер. Приняв ворчание своего компаньона как утвердительный знак, он немного уменьшил скорость. Броун немедленно пришел в хорошее настроение, и они немного поговорили об ожидающем их деле. — Тентенден прислал мне телеграмму с основными деталями дела, — сказал Роджер. — Нужно, чтобы вы знали обстоятельства, когда мы прибудем на место. Читайте вслух, я тоже должен еще раз все послушать. — Согласен. Итак, жертва называлась Иенсен. Джек Иенсен, тридцати лет, холостой. У него недоставало руки после несчастного дорожного происшествия, которое произошло три года назад. Ведя машину, Роджер Вест внимательно слушал. — …никаких видимых причин, никакой кражи, никаких повреждений. Тем не менее совершенно очевидно, что не оглушают человека просто так, без всякой причины. Может быть, тут сводились счеты. Нужно выяснить, был ли кто-нибудь в местности, кто ненавидел Джека Иенсена настолько, чтобы уничтожить его. Это будет нелегко выяснить — типография большая, в ней работают девятьсот сорок три человека обоего пола. — В сущности ничто не говорит, что преступление совершил кто-нибудь из фабричных или типографских рабочих. Это все? — Да. — Хорошо. Теперь держитесь, Броун, тут разрешено ездить со скоростью в сто двадцать километров, и я, несмотря на ваше возражение, воспользуюсь этим. (обратно)
Глава 4 В Корби
Корби был хорошенький небольшой городок, расположенный в зеленеющей долине, окруженный холмами и очень близко от моря. Его красные черепичные крыши, потемневшие от времени и покрытые зеленым мхом, окружали старую колокольню из серого камня. Главная улица Корби была окаймлена деревьями. На одной ее стороне помещалась ратуша, на другой — основные здания местности: таверна «Розы и Короны», солидный большой дом, выстроенный более четырех веков назад, в обширном дворе которого в давние времена раздавались удары кнута и слышались радостные выкрики путешественников в дилижансах. Сегодня двор был молчалив. Только старый пруд, окруженный различными цветами, пытался его оживить кваканьем лягушек. За исключением этой большой артерии, на которой гордо размещалось несколько учреждений, и среди них муниципалитет, другие улицы оставались узкими и кривыми, какими они, должно быть, были в давние времена. Они продолжали карабкаться на холмы, на которых когда-то возвышались замки их хозяев, а теперь не осталось ничего. Это впечатление запущенности еще более усиливалось бесчисленными жалкими домишками. Создавалось впечатление, что в Корби оказываешься на несколько веков назад, и это несмотря на некоторое количество новейших магазинов, на присутствие телевизионных антенн на крышах домов, и на по-современному распланированный парк. Тентенден встретил вновь прибывших в большом зале таверны. Трое мужчин пожали друг другу руки и это был довольно интересный спектакль, эти трое мужчин. Самый маленький из них был Броун ростом метр девяносто. Он так же, как и Тентенден, был тяжело скроен. Роджер Вест, очень стройный, казался на десять лет моложе, хотя был в их возрасте. Несколько седых прядей пробивались в его светлых волосах, а лицо с энергичными, красивыми чертами лица оправдывало его прозвище — «Красавчик», которого его удостоили в Ярде. Вскоре зала таверны заполнилась до отказа. Вест не смог скрыть своего удивления. — Можно подумать, что вы объявили всем о нашем прибытии! Это очень жаль, трудно хорошо работать в таких условиях. Тентенден пожал плечами. — Что вы хотите, Вест? Когда обладаешь такой репутацией, как ваша, совершенно нормально ожидать подобной встречи. Каждый из здесь присутствующих вас знает и хочет посмотреть, на кого вы в самом деле похожи. — Скажите уж просто, что я любопытный зверь. Все засмеялись. — В некотором роде. Вы должны были в этом убедиться. — Будем все же надеяться, что это не помещает нам в нашем следствии. — Разумеется нет. Мы устроим заслон из полиции, чтобы отогнать любопытных. — Не мешало бы. — Это правда, что вы собираетесь сегодня же вечером отправиться на фабрику «Ричардсон и компания»? — Конечно. Чем меньше мы будем терять времени, тем будет лучше. Что вы на это скажете? — Что я скажу?.. То, что нам тогда надо торопиться, так как фабрика закрывается в пять часов. Но когда у них срочная работа, некоторые мастерские работают до шести часов вечера. — В таком случае, едем немедленно. Три колосса втиснулись, как могли, в старый «Ровер» комиссара города. Пока он вел машину, Тентенден сообщил некоторые нужные сведения. — Фабрика находится на расстоянии двух с половиной километров от Корби. Она расположена в стороне от шоссе и к ней ведет частная дорога, на которой находятся павильоны, принадлежащие фирме и снимаемые служащими. — Работа у них хорошая? — неожиданно спросил Вест. Тентенден казался удивленным: — Вот вопрос, которого я не ожидал, Красавчик. По правде говоря, такой вопрос мог быть задан лишь человеком совершенно чужим в этой местности. Такая мысль никому не придет в голову в Корби. Корби очаровательный уголок, и здесь хорошо живется. Но чтобы жить, нужно работать, а это и есть слабое место. Здесь мало фабрик. Только эта типография способна использовать большое количество служащих, мужчин и женщин. У людей здесь нет выбора, и они счастливы, что у них есть эта работа. — А что это за фабрика? — Она была создана около двухсот пятидесяти лет назад. В те времена множество французов, бельгийцев и голландцев, преследуемые за религию, пересекли Ла-Манш, чтобы иметь возможность издавать здесь свои еретические книги, которые строго запрещались на континенте. Они расположились в этой местности. Мало помалу, они все исчезли. Дом «Ричардсон и компания» это последний оставшийся в живых. Навстречу им попалась машина-фургончик, едущая на большой скорости. — Это Том Казинс, — пояснил Тентенден. — Славный малый, но если он будет продолжать ездить так быстро, то плохо кончит. Придется мне сказать ему два слова. Внезапно Вест сделал знак замедлить ход. — Так вот эта фабрика? У нее много зданий. Мне хочется посмотреть на весь ансамбль. Как вы думаете, я смогу влезть на верхушку одной из этих больших и высоких труб? — Разумеется. Могу вам сказать, что мистер Ричардсон ничего не будет иметь против. Но у меня есть кое-что получше. Вы видите с правой стороны элеватор? Он доминирует над всеми трубами и подняться туда намного легче. Это там Вэн Орли хранит свое зерно. Он указал пальцем на сооружение из красных кирпичей, высокое и узкое, которое возвышалось позади фабрики, немного правее ее. Вест внимательно рассматривал здание. — Согласен. Пошли? Его оба компаньона казались внезапно смущенными. — Вам кажется, что мое присутствие будет необходимо? — спросил Тентенден с явным замешательством. Что касается Броуна, то он казался просто огорченным. — Честно говоря, я не чувствую себя способным забраться туда. — В таком случае, я полезу один. — Будьте осторожны, — проворчал инспектор Броун. Не теряя больше времени, Вест начал подниматься на элеватор, возвышавшийся метров на тридцать над землей. Сильные порывы ветра не облегчали ему подъема, и каждую минуту он мог быть сброшенным в пустоту. Кроме этого, существовал еще тяжелый и едкий запах от брожения растительности, который щипал горло и затруднял дыхание. Наконец он достиг платформы, остановился там и сделал приветственный жест рукой своим компаньонам, которые не спускали с него глаз. Один взгляд на весь ансамбль фабричного предприятия дал ему больше, чем несколько часов изучения по карте. По правую руку он заметил с дюжину строений, низких и вытянутых в длину, с треугольными крышами-фонарями, с левой стороны три монументальных печи и здания контор. Он внимательно осмотрел все так же, как и расположение местности, потом обошел кругом платформы и стал спускаться. На полпути, в глубине силосной башни, ему показалось, он увидел что-то, что не смог сразу определить: кусокбумаги или ткани… Едва он успел заметить это, еще не придавая особенного значения тому, что увидел, как его внимание было привлечено большим трактором, приближавшимся к башне и подъехавшим к ней в тот момент, когда он ступил на землю. Небольшой человек с хитрым выражением лица сошел с трактора и протянул руку Тентендену. — Во что ты играешь, Артур? Может, ты решил забраться туда, чтобы избавиться от пуза? Или ты собираешься воспользоваться моей башней, чтобы инспектировать своих новобранцев? Если это так, то… Тентенден остановил его жестом. — Добрый вечер, Сэм. Это инспектор Вест из Скотланд-Ярда, который только что совершил это восхождение, чтобы осмотреть окрестности. — Это менее дорого, чем если бы он воспользовался самолетом, но тем не менее, все равно будет стоить ему кружки пива в следующий раз, когда мы встретимся в таверне. — Очень охотно, — сказал Вест. Тентенден продолжал представлять всех друг другу. — Сэм, это инспектор Броун, который тоже приехал из Скотланд-Ярда. Господа, я вам представляю Сэма Соли, владельца фермы, которую вы видите с правой стороны с большим количеством земли вокруг. Они пожали друг другу руки. — Грязная история это убийство ночного сторожа, — сказал фермер. — Должен вам признаться, мистер Вест, я больше люблю свою работу, чем вашу. Я бы не хотел быть на вашем месте. У вас есть след? — Нет еще, я лишь с полчаса как приехал в Корби. — Вы меня удивляете! Я считал, что в Скотланд-Ярде все ваши проблемы вы решаете одним щелчком пальцев. Соли расхохотался. — Ладно, я теперь сделаю то же, что и вы, мистер Вест. Я поупражняю свои мускулы и посмотрю, как чувствует себя мой товар. До скорого, господа. Фермер стал карабкаться по железным ступеням еще более быстро, чем Роджер. Что касается последнего, то он вернулся к машине вместе со своими компаньонами. Тихо подъезжая к фабрике, они заметили разбитое стекло на перекрестке, который образовался пересечением дороги, ведущей к фабрике, с дорогой на ферму Сэма Соли. Немного дальше были видны следы шин, а еще чуть дальше, наполовину спрятанные в траве осколки мотоциклетной лампы, а также насос. Заинтересованный Вест попросил Тентендена остановиться, все трос вышли из машины и внимательно осмотрели местность. Следы шин внезапно прерывались, рядом они обнаружили следы женской обуви и мужского ботинка. Трава была примята, как будто тут происходила драка. Броун повернулся к своему шефу. — Можно сказать, что сюда приходила женщина и не так давно. Я не удивлюсь, если узнаю, что тут произошел несчастный случай. — Да-а, — проворчал Тентенден, — и наверняка надо было сильно удариться, чтобы разбить такую фару на мягкой земле. Он поднял несколько сломанных веток. — Что меня удивляет, так это то, что она, будучи на велосипеде, поехала по дороге, а не по асфальту. — Может быть, она хотела проехать незамеченной. — Я не знаю, что такое мы обнаружили и имеет ли это отношение к нашему следствию, но пока это не выяснено, я хотел бы, чтобы ваши люди, сэр, оцепили это место, дабы никто не смог уничтожить эти следы. — Это будет сделано. Что бы там ни было, но мне бы хотелось, чтобы вы называли меня просто по имени, Артуром. — Согласен, Артур. Они вернулись к машине, когда Сэм Соли с платформы башни стал сильно жестикулировать. Он что-то кричал. — Чего он хочет? — спросил Броун. — Самое лучшее будет приблизиться к нему, чтобы узнать это. (обратно)Глава 5 Страшная находка
Роджер Вест сложил трубочкой руки и крикнул в свою очередь, когда они приблизились к башне. — Что такое? Сэм Соли нагнулся, насколько было возможно, и завопил в ответ: — Идите сюда и посмотрите: тут женщина… в глубине. — Я поднимусь, — сказал Вест. — Артур, сделайте все необходимое, чтобы весь сектор был под охраной. Чем меньше тут будет народа, тем будет лучше работать. Нужно также попросить сюда пожарных с большой лестницей. Тентенден кивнул головой. — Нет, старина, хотя такое восхождение совсем не в моем вкусе, но это мне следует подняться сейчас наверх. Отправимся вместе оба, а Броун тем временем сможет все организовать и прикажет вызвать пожарных. Броун казался колеблющимся. — А от чьего имени я буду отдавать распоряжения? — Не сомневайтесь. Все мои люди теперь вас уже хорошо знают, и они должны слушаться и выполнять все ваши приказания в случае необходимости. Пока местный детектив стал мучительно, насилуя себя, подниматься наверх, Вест отвел своего помощника в сторону: — Проделайте все, как можно скорее, и сразу же возвращайтесь, Перси. Передайте ваши распоряжения из фабрики по телефону и в ожидании, пока комиссариат пришлет вам подкрепление, попросите у дирекции фабрики предоставить в ваше распоряжение несколько человек, чтобы создать заградительный кордон и не дать возможности толпе проникнуть, куда не следует. — Согласен, Красавчик! Почему он так стремится подняться наверх? — спросил Броун, глядя на импозантную массу суперинтенданта Тентендена, с трудом карабкающегося по железным скобам. — Это естественно. Он не хочет, чтобы его упрекали в невыполнении его служебных обязанностей. — Может быть, он также опасается конкуренции? — задумчиво проговорил инспектор Броун. Пока Броун направлялся к фабрике, Вест присоединился к Тентендену и к Сэму Соли на платформе башни. Фермер поднял крышку и все увидели то, что лежало поверх зерна. Это была женщина в темном пальто. Она не шевелилась, и ее поза давала возможность предположить, что она мертва. Это темное пальто что-то напомнило Весту. Что это могло быть?.. Да! Кусочек ткани или бумаги, который он только что заметил внизу. Наверное, он от пальто этой женщины. — Кто это может быть? — спросил Вест. — Я ничего не знаю, — сказал Сэм Соли. — Как она могла попасть сюда?.. Это безусловно не самоубийство, так как в этом случае крышка была бы сдвинута. — Правильное замечание. А вот живой она попала сюда или мертвой? Это еще нужно определить: что верно, так это то, что ее убили. Никакой мысли вам не приходит в голову в отношении ее личности, Артур? Тентенден не мог оторвать взгляд от женщины и ответил, не поднимая головы: — Я не знаю, что вам ответить, Роджер… Мне кажется, что это Дорис Блек, но я не могу в этом поклясться. Ее муж один из моих самых старых друзей. Он женился на девушке, которая настолько моложе его… что это прямо неприлично… Эта женщина очень похожа на нее, но, возможно, я ошибаюсь. Сэм Соли тоже нагнулся, чтобы лучше рассмотреть труп. — Да, мне кажется, ты прав, Артур. Убитая очень похожа на Дорис Блек. Полицейская машина подъехала к подножию башни, за ней подкатили карета скорой помощи и пожарники с лестницей. Со своего наблюдательного пункта трое мужчин видели, как образовался кордон из полицейских, и как раз вовремя. Неизвестно каким образом оповещенные мужчины и женщины бежали со всех ног к месту трагедии. Вест и его компаньоны спустились и присоединились к полицейским, предоставив специалистам заниматься своим делом. Сэм Соли вернулся на свои поля, а Вест и Тентенден прошли на фабрику как раз в тот момент, когда сирена возвестила об окончании работы. Оба детектива оказались внезапно в толпе и вынуждены были пробивать себе дорогу локтями к зданию конторы. Директор, мистер Ричардсон, находился в очень взволнованном состоянии. Это был высокий мужчина, тонкий, стройный силуэт которого странно контрастировал с бледным лицом, напряженным и подергивающимся нервным тиком. Глаза его прятались за толстыми стеклами очков, в волосах была видна седина. Роджер Вест был очень поражен его словами, а также нервозностью, которая видимо сильно терзала его. — А! Суперинтендант, наконец-то вы! Я жду вас несколько часов. Большинство наших рабочих уже ушли, осталось лишь незначительное количество занятых на срочных работах. У нас столько работы в настоящее время! Хотелось бы мне знать, сумеем ли мы выполнить ее в назначенный срок. Мы сейчас издаем колоссальное количество школьных пособий для Африки. Все должно быть отправлено на следующей неделе! Можно сойти с ума! Тентенден выслушал эту тираду, не моргнув глазом. Он собирался ответить, но директор в это время повернулся к Весту: — Я полагаю, что вы и есть тот самый детектив из Скотланд-Ярда, которого нам прислали? — Да, это он, — ответил суперинтендант Тентенден. — Мистер Вест, я представляю вам мистера Сиднея Ричардсона, который дал свое согласие на ваше посещение фабрики. — Очень любезно с вашей стороны. — Это совершенно естественно, более того, я хочу, чтобы вы знали, мистер Вест, что я нахожусь в вашем полном распоряжении так же, как и мой персонал, на все время вашего следствия. — Я принимаю это и благодарю вас. — Бедный Иенсен! Ужасная смерть, вы не находите? — Все преступления таковы, — безразличном тоном сказал Вест. — Да, конечно, но тем не менее в этом случае удивительно то, что убили его ни за что. — Как ни за что? Что вы хотите этим сказать? — Это же очень просто! Я понял бы, если бы, убив ночного сторожа, потом ограбили фабрику. Но ничего не было взято в эту ночь. — Нужно будет найти истинную причину этой смерти. — Да, я надеюсь, что с помощью суперинтенданта Тентендена вы обнаружите виновного, мистер Вест. Как вы полагаете, скоро ли нам будет позволено пользоваться помещением, в котором был убит Иенсен? — Мы сделаем все, что в наших возможностях. — Спасибо, так как должен вам признаться, нам очень трудно обходиться без этого помещения. В нем обычно производится выдача зарплаты и этот день как раз завтра. Конечно, мы сможем перенести расчетную машину в другое служебное помещение, но нам придется тогда переносить и этажерки с досье. Все помещения ведь так заполнены! Вест слегка наклонил голову. — Мы сделаем все, что сможем. Быстрый осмотр помещений не дал ничего существенного. Он увидел походную кровать, сложенную в углу, стены, на которых многочисленные полки были заполнены картотеками, стол, около которого было обозначено мелом место, где упал Иенсен, и еще коричневые пятна крови. Местная полиция хорошо знала свою работу. Всюду были видны следы ее действий: немного серого порошка там, где можно было надеяться получить отпечатки пальцев, пометки мелом и несколько конвертов, прилепленных к стенам, в которых должно было содержаться все, что было найдено в этом помещении: волосы, пыль и прочее. Тентенден проследил за взглядом своего коллеги и счел нужным дать ему несколько дополнительных объяснений. — Жатва была невелика. Мы нашли только несколько волос на кровати, которые, между прочим, мы еще не рассматривали. За исключением этого, несколько окурков, крошки и с дюжину отпечатков пальцев. Эти слова, казалось, разбудили любопытство директора, который быстро повернулся к Весту: — Я слышал, что вы собираетесь взять отпечатки пальцев у всего персонала. Должен признаться, что нахожу это странным. — Это ваше мнение? — Да, но… — Тем не менее, это единственная возможность обнаружить, что среди дюжины отпечатков, оставленных здесь, находится один, которого тут быть не должно. Кроме того — это поможет нам выиграть время, не говоря уже о том, что таков закон криминалистики. Вы полагаете, что кто-нибудь откажется от этой формальности? — Нет, я не то хотел сказать, но я просто задаю себе вопрос, необходимо ли это? — Да, я в этом твердо уверен. — В таком случае мне остается лишь откланяться. Когда вы собираетесь это проделать? Завтра? — Почему ждать так долго? Мы сможем начать сегодня вечером. — Я не думаю, что это будет возможно. Уже 5 часов 20 минут. Самое большее через десять минут те немногие, которые еще остались здесь, уйдут. — Сколько в точности человек? — Трудно сказать. А вы в самом деле собираетесь взять отпечатки пальцев у всех? Роджер Вест понял, почему суперинтендант Тентенден так настаивал, чтобы кто-нибудь из Скотланд-Ярда занялся этим делом. Он, местный житель, должен был столкнуться с определенным неудовольствием мистера Ричардсона. Вест запасся терпением: — Я повторяю вам, сэр, что имею намерение и право — взять отпечатки пальцев у всех служащих. Это совершенно обязательно, и будет проделано. Сидней Ричардсон кивнул головой с совершенно безнадежным видом. — Невероятно. Это нарушит работу в мастерских, а мы и так запаздываем с заказом. Мы так торопимся. — Подумайте немного о бедном Иенсене, который больше никогда не будет торопиться. Ричардсон замолчал, потом сказал тихо: — Да, вы правы. И мы должны во всем помогать вам. — Вот это лучше, намного лучше, — с улыбкой проговорил Роджер Вест. — Я был уверен, что мы сговоримся. Спасибо за помощь. С нашей стороны, мистер Ричардсон, можете быть уверенным, что мы сделаем все, чтобы вы избежали неприятностей. Теперь, когда все выяснено, я думаю, что брать отпечатки пальцев сегодня уже действительно поздно. Мы организуем это завтра в первые часы. А в настоящий момент Тентенден и я удовольствуемся тем, что бросим беглый взгляд на мастерские. Мне лично хотелось бы представить себе все обходы, которые совершал Иенсен. Ричардсон казался повеселевшим, и Вест невольно подумал, почему бы это. — Идите за мной, я все покажу вам. По дороге, Тентенден внезапно спросил у Ричардсона: — У вас сегодня было много отсутствующих? — К счастью, очень мало. У нас так много дел. — А кто шеф персонала? — Я совмещаю эту должность с должностью директора фабрики. — Да, у вас лично, как видно, нет нехватки в работе? — Я очень загружен! Чтобы ответить на ваш вопрос, Тентенден, скажу, что было шесть отсутствующих: два начальника мастерских, один рабочий, чтец и две женщины, служащие в переплетных. — Имена этих женщин? — Нелли Вильсон и Дорис Блек. У вас есть определенная причина задавать этот вопрос, суперинтендант? — Нет… не специальная. «Боже мой, как наш Артур умеет лгать», — подумал Вест, который воспользовался возможностью и задал вопрос: — Ваша фабрика, на первый взгляд, кажется огромной. Как случилось, что у вас был только один сторож для ее ночной охраны? — Вопрос по существу, мистер Вест! Я должен признаться, что ваша репутация полностью оправдывается. Да, у нас только один ночной сторож и этого совершенно достаточно, уверяю вас. Ничто в нашем деле не может привлечь грабителей. Мы никогда не держим здесь денег. Каждый вечер наш кассир относит свою кассу в банк и каждое утро приносит ее, когда приходит на работу. Фактически ночной сторож был нам нужен только лишь из соображений пожарной безопасности. Огонь, это единственная опасная для нас вещь. — Понимаю. Обходя все помещения по маршруту Иенсена, они опрашивали каждого начальника мастерской. В ответ на их вопросы они отвечали, что все находится в полном порядке и было в точности так, когда они начали работать утром. Когда они вернулись в помещение конторы, Тентендена ожидал полицейский. — Что случилось, Джемс? — спросил его суперинтендант. — Я подумал, что будет лучше, если я сразу извещу вас о личности второй жертвы. — Вторая жертва? — воскликнул Ричардсон пронзительным голосом. Тентенден повернулся к нему и кивнул головой. — Да, да, вторая жертва. Есть необходимость, чтобы мистер Вест и я прошли в мастерскую конструкций и ремонта. — Конечно. Кого вы хотите видеть? — Чарли Блека. — Чарли? — Да. Он имеет к этому прямое отношение, так как вторая жертва, это его жена, Дорис. — Дорис? Почему она? Я знал ее совсем ребенком, она поступила на фабрику сразу по окончании школы. В то время как Ричардсон оставался пригвожденным к месту и без конца повторял имя молодой женщины, Тентенден увлек своего товарища к Блеку. Это был мужчина шестидесяти лет, прекрасной наружности, с вьющимися седыми волосами, которые обрамляли его загорелое лицо. Он казался неспокойным. Приближаясь к нему, Вест заметил его красные глаза. Можно было подумать, что он плакал. — Ничего не говорите ему сейчас, Артур, — неожиданно попросил Вест. — Я хочу сначала допросить его. (обратно)Глава 6 Ричардсон
У Чарли Блека было озабоченное лицо. Он бросил беспокойный взгляд на трех мужчин, приближающихся к нему. Так как Ричардсон в последний момент решил сопровождать детективов, он первым взял слово: — Добрый вечер, Чарли. Мистер Вест из Скотланд-Ярда приехал помогать Тентендену в ведении расследования. — Очень тяжелая история, — констатировал Блек мрачным тоном. — Действительно, и наша задача состоит в том, чтобы помогать этим господам. Малейшая деталь может оказаться важной. Они будут расспрашивать всех. — Это естественно! Вест кивнул головой и сказал, немного иронически: — Что меня поражает с первой минуты моего приезда сюда, это доброе желание всех помочь. Так что я сразу же и возьму вас в оборот, мистер Блек. Вы можете нам сказать, не заметили ли вы что-нибудь не в порядке сегодня утром в вашей мастерской? — Нет, все было, как обычно, за исключением доски, отмечающей присутствие сторожа. Второй обход Иенсена не был отмечен. — И по причине? — Бедный парень был уже мертв. — Так что, кроме этого, ничего больше ненормального? — Нет, ровно ничего, так как я не думаю, что вы сочтете, как нечто важное, очередную неисправность максикота? Это становится привычным. Сегодня утром пришлось остановить работу на два часа. — Этот несчастный максикот становится для нас дьявольски дорогим, — пробормотал Ричардсон. — Нужно немедля купить новый. По-прежнему ведомые директором, оба полицейских направились теперь в склады, где методически накапливалось огромное количество бумаги, картона, перевозить который могли лишь передвижные краны, расположенные с каждой стороны помещения. После быстрого осмотра они вернулись к зданию конторы в тот момент, когда вой сирены известил об окончании дополнительных работ. Почти одновременно несколько дюжин рабочих, мужчин и женщин вышли из мастерских и направились к проходной, чтобы отметить карточку присутствия. Сидней Ричардсон определенно торопился покинуть своих компаньонов. — Могу ли я для вас что-нибудь сделать? — спросил он вибрирующим голосом. — Если нет, я хотел бы… — Я обещаю вам не занимать вашего времени, мистер Ричардсон, но я хотел бы быть уверенным в том, что никакого ущерба не было нанесено фабрике прошлой ночью. — Но я вам сказал, что у нас ничего не было украдено. — Я говорю не только о краже. — Я вас не понимаю, мистер Вест. Заверяю, что мы не нашли ничего ненормального сегодня утром, придя на работу. — Вы мне это уже говорили, и я вам верю на слово. Между тем я заметил, что неисправность максикота вас удивила. Не могло ли еще что-нибудь ускользнуть от вас? Сидней Ричардсон рассмеялся. — Это максикот вас беспокоит? — Да, признаюсь. Я хотел бы, чтобы проверили, действительно ли сегодня утром он был неисправен по причине слишком интенсивного его использования. — Это, к сожалению, слишком очевидно! У нас есть другой максикот, гораздо более мощный, но он уже несколько недель не работает. Учитывая его большой возраст, это извинительно. Тем не менее, для нас это было тяжелым ударом, и с тех пор мы вынуждены использовать более легкий материал для работ. Но что вы хотите, мистер Вест? У нас просят несколько недель отсрочки, чтобы подсунуть нам тождественный. Мы не может ждать, и нам нужно использовать то, что мы имеем, даже если время от времени он бывает неисправным. Ричардсон не скрывал своего раздражения настойчивостью детектива. — Тем не менее, проверьте все, — настаивал Вест. — Мы теперь совершенно определенно знаем, что один или два человека входили сюда сегодня ночью. Они убили ночного сторожа, но как будто ничего не взяли. Нужно попытаться узнать причину их присутствия здесь. Кто, по вашему мнению, смог бы объяснить мне причину неисправности максикота? — Самый квалифицированный — Маллой. Это он заведует мастерской. К сожалению, его сейчас нет. Я видел, как он уехал на машине вместе со своим помощником. — Нам не повезло. А кто, кроме него? — Блек, конечно, потому что он занимается обслуживанием всех наших машин и устройств. Но он, по-видимому, уже отправился домой. Хотите знать его домашний адрес? — Он мне известен, — сказал Тентенден. — Ах, да, вы же друзья. Ричардсон усмехнулся. — В таком случае, может быть, я могу вернуться к своим делам? — Да, мы тоже уходим. Спасибо за помощь, мистер Ричардсон, — сказал Вест. — Да, я забыл сказать: наши люди останутся здесь на всю ночь. Они хорошо прочешут все, чтобы найти следы убийц Иенсена. И так как они будут здесь, я полагаю, бесполезно вам назначать кого-нибудь ночным сторожем, по крайней мере, до завтра. — Очень хорошо. Я как раз просил двух наших рабочих подежурить, но поскольку в этом нет необходимости, я отпущу их домой. Они, вероятно, будут в восторге, так как провести здесь ночь после того, что случилось, им страшно не улыбалось. Дверь отворилась, и секретарша позвала Ричардсона. — Сэр Ланселот ждет вас у телефона. Директор ударил себя по лбу. — Где была моя голова? Я совсем забыл о нем. Сэр Ланселот мой компаньон и так как он был очень взволнован этим происшествием, я сказал ему, чтобы он позвонил мне вечером. Он безусловно спросит, что мы выяснили. Что я должен ответить ему? — Правду. Мы ничего еще не знаем. Другая молодая женщина, высокая, тонкая, типично английского типа, с персиковым цветом кожи и фарфоровыми голубыми глазами… глазами, которые до странности были похожи на глаза Ричардсона, подошла к группе. — Отец! Я еду домой. Мне тебя подождать? — Нет, Роз, возвращайся одна, у меня еще огромное количество дел. Предупреди мать, что я запоздаю. Не ждите меня к обеду. Она вышла из комнаты, кивнув головой обоим мужчинам. Сидней Ричардсон также кивнул им и направился к телефону. — Это дочь Ричардсона? — поинтересовался Вест. — Да, — ответил Тентенден. — Она красива, не правда ли? И очень мила к тому же. Все в этом краю обожают ее. — Почему она так обеспокоена? — Обеспокоена? Она? Я ничего не заметил. Между тем Роджер Вест отгадал правильно. Роз Ричардсон очень беспокоилась о своем отце. Она упрекала себя в том, что раньше не заметила в нем перемену, которая произошла с ним после забастовки. Правда, у нее было и оправдание: она была еще очень молода, занята учебой. Потом она ездила во Францию, где вела жизнь молодой девушки, у которой есть деньги и нет никаких обязанностей: она играла в теннис, каталась верхом, много танцевала. Но однажды она была поражена мрачным и нервным состоянием отца. Она поделилась своим беспокойством с матерью, которая со свойственным ей спокойствием сказала: — Твой отец беспокойного темперамента. Я всегда знала его таким. Он считает себя ответственным за забастовку, которая нанесла большой ущерб типографии, и ничто не убедит его в противном. — Но, мама, ведь это была всеобщая забастовка. Не могла же единственная типография в Корби избегнуть ее во всей Великобритании. — Действительно, но что ты хочешь? Таков характер твоего отца и каждый раз, когда случается какая-нибудь неприятность, он считает, что мог ее избежать. Если ты себе ногу повредишь, поднимаясь в гору, он будет упрекать себя, что позволил тебе пойти туда. Если дом охватит огнем, он будет считать себя виновным, потому что оставил в нем спички. Так всегда бывает с ним. И особенно, когда дело касается этой проклятой фабрики. Последняя забастовка нанесла ему сильный удар. Он считал, что при тех обстоятельствах, в которых находятся местные рабочие, у них не было оснований для забастовки. В сущности, они это сделали из солидарности с другими, но твой отец воспринял это как личную обиду. — Как бы мне хотелось сделать для него что-нибудь. У него такой грустный вид. — Ты это можешь сделать, Роз. Ты знаешь, как он будет счастлив, если ты будешь работать рядом с ним. Разве он не просил тебя об этом, несколько лет назад? Почему бы теперь тебе не сделать этого? Если у него есть определенная причина быть несчастным и грустным, ты скорее там обнаружишь ее. — Это неплохая идея. Сказано, сделано. На следующее утро Роз стала секретаршей своего отца, чем очень обрадовала его. С той поры она не переставала наблюдать за ним и старалась помогать ему во всем. Она видела, что он мало спал, несмотря на многочисленные снотворные порошки, прописанные ему доктором Арнольдом. Дрожание его рук, нервные судороги лица, однако, не прекратились. А у него было все, чтобы быть счастливым: прекрасное положение — без беспокойства за завтрашний день, что было очень важным для здешних мест; жена, на которой он женился по любви и которая никогда не обманывала его; дочь, которую он обожал и которая радовала его; прекрасный дом, немного в стороне от Корби: в двух шагах от моря, расположенный между холмов с превосходным видом; ни малейшей заботы о деньгах. Возвращаясь домой, Роз продолжала задавать себе вопросы о заботах отца. Ее мать тоже была в тревоге. — Как прошел день? — Насколько мог хорошо, учитывая ситуацию. Отец казался не слишком нервным. Не более, чем обычно. Конечно, я знаю, что он не перестает думать о преступлении. К тому же там была полиция, которая не дала бы возможности забыть об этом. Было уже достаточно тревожно, когда суперинтендант Тентенден был один в этом деле, но теперь, когда там находится инспектор из Скотланд-Ярда, это совершенно ужасно, тем более, что не знаю по какой причине, но папа страшно боится… — Боится, он? Ты воображаешь себе, Бог знает что, дочь моя. Отчего ему бояться детектива? — Я бы дорого дала, чтобы знать. Но я слишком хорошо знаю папу, чтобы не понимать этого. Он боится этого мистера Веста, тогда как смерть бедного Иенсена оставила его равнодушным. Может быть, он просто очень мало знал его? — Но достаточно для того, чтобы поручить ему эту должность, несмотря на его увечье. Миссис Ричардсон казалась крайне утомленной. Ей было за сорок и она, казалось, все еще не опомнилась от удивления, что вышла замуж за Сиднея Ричардсона. Правда, это произошло не без препятствий. Дочь ремесленника из Корби, она была секретаршей у деда Сиднея Ричардсона. Когда Сидней решил жениться на ней, вся семья была против. Ему даже угрожали, что лишат его наследства, чтобы только помешать такому мезальянсу! Он долго держался один против всех и, наконец, глава семьи Ричардсонов — этот ужасный дед — кончил тем, что признал свою новую внучку. Но несмотря на это, она всегда оставалась не совсем своей в семье и полностью была под властью мужа. — Мне нужно убедить его заговорить, он должен, обязательно должен поделиться со мной своими горестями. Но она совершенно не была уверена в успехе. — Я тебя умоляю, мамочка, попробуй поговорить с ним, когда он вернется домой. Чтобы вам было спокойнее говорить обоим, я пойду и проведу вечер у Люси. Но только не сдавайся сразу. (обратно)Глава 7 Первый подозреваемый
Выходя из фабрики, Вест и Тентенден видели, как отъезжала Роз на своей маленькой красной машине. Она так рванула с места, что суперинтендант не смог сдержать своего недовольства. — Мне приходится ее часто урезонивать. Хотя она и Роз Ричардсон, но, как и все, должна соблюдать дорожные правила. Увидев легкую улыбку на губах своего коллеги, он добавил почти против своей воли: — Да, я знаю, о чем вы думаете. Мы живем здесь, как в средние века. — Признаюсь, это несколько неожиданно. — Что вы хотите? В течение нескольких поколений фабрика единственное оставшееся от прошлого, и совершенно понятно, что семью, которой принадлежит это дело, стали рассматривать, как неких сюзеренов. Он вздохнул. — Да, так же, как и Ки. Фактически Ланселот Ки — главный акционер типографии. Он немного старше Ричардсона и вложил в дело более миллиона фунтов стерлингов. Это дядя Сиднея — настоящий хозяин всего. — Значит, Ричардсон и Ки могут мчаться по дорогам, сломя голову по этой местности, и никто не имеет права сделать им замечание. Я просто боюсь спросить, что же произойдет, если случится серьезное дорожное происшествие? — Я понимаю, как вы воспринимаете все это, Красавчик? Но маленькая Роз так мила. До сих пор с ней не случалось, к счастью, ничего неожиданного, хотя она и привыкла ездить слишком быстро. А когда кто-нибудь из полиции видит это, ей просто делают замечание. — Мне очень хочется поступить, как она, чтобы посмотреть, что же получится? Как вы думаете, имею ли я тоже право на отеческую улыбку местного дежурного полицейского? Тентенден рассеялся. — Нет, конечно, нет. — Вернемся к нашим дорогим сюзеренам. Расскажите мне немного о семье Ки. Какую, в точности, роль они играют на фабрике? — Это довольно любопытно. Несмотря на то, что Ки располагает основными акциями фабрики, он предоставил руководство ею своему племяннику, Сиднею Ричардсону, а сам удовольствовался тем, что открыл филиал фабрики в Лондоне, вместе с одним из своих сыновей, Питером. — Он тоже печатает продукцию? — Нет, он организовал очень активную сеть продажи. В особенности его сын Питер этим занимается. — Какого сорта он человек? — Кто, отец или сын? — Начнем с отца. — Никто здесь хорошо его не знает. Это человек очень выдержанный, довольно надменный, полный предрассудков о чести. — А Питер? — Должен признаться, что нахожу его мало симпатичным, судя по тому, что мне известно о нем. Это очень работящий человек, очень самовольный, который в двадцать восемь лет кажется на десять лет старше. Это идол семьи. — Расскажите мне и об остальных членах семьи. — Миссис Ки больше нет. Что касается Питера, то у него есть старший брат. — Кажется, я догадываюсь, что ваши симпатии на его стороне. — Вы догадались правильно. Да, признаюсь, что я предпочитаю его остальным Ки. Между тем, это что-то вроде паршивой овцы в стаде. — Расскажите подробнее. — Он работал здесь на фабрике и помогал Сиднею Ричардсону до той поры, пока не задумал жениться на Роз. Они составляли прекрасную пару, малышка, казалось, была очень привязана к нему. К несчастью, Сидней отказался дать свое согласие. — Почему? — Он ненавидел Поля. Я думаю, что он не мог ему простить его чувство юмора. И неожиданно объявил, что Поль недостаточно серьезен, что он ведет слишком рассеянный образ жизни без особых возможностей к тому. — А где правда? — Я не думаю, чтобы это было правдой, но, может быть, и не было совершенной ложью, так как после ужасного спора Поль наделал много глупостей. Он стал пить, и его находили мертвецки пьяным в разных местах. Потом он стал ходить в подозрительные бары, у него происходили отвратительные истории с женщинами, он много проиграл на бегах. Короче, семья устроила совет и его просто убрали с фабрики. Вест выслушал рассказ своего коллеги с большим вниманием и интересом, после чего наступило долгое молчание. Но вскоре Вест нарушил его. — Мне кажется, вы хорошо знаете Чарли Блека. Вы можете себе представить причину, по которой Блек не заявил об исчезновении своей жены? Тентенден с несчастным видом пожал плечами. — Нет, я не нахожу никакого объяснения. Оба детектива приблизились к тому месту, где немного времени тому назад они обнаружили разбитую фару и насос от велосипеда. Инспектор Броун полностью развернул свою работу под удивленными взглядами местных агентов. Он достал весь набор своих инструментов и одновременно давал распоряжения. Суперинтендант Тентенден отвел Веста в сторону: — Я не думаю, чтобы наше присутствие было здесь необходимо. Я отдал распоряжение всем не произносить имени Дорис Блек, но вы знаете, как это происходит в меленьких местечках. Все очень быстро узнают все. Так что если в самом деле вы имеете намерение атаковать неожиданно, я советую вам не терять времени даром и отправиться повидать Чарли сейчас же. Роджер Вест признал справедливость предложения инспектора: — Согласен: лучше всего нам будет удалиться отсюда так, чтобы нас никто не заметил. Они пересекли Корби, возбуждая любопытство прохожих и вскоре подошли к номеру 17 на Парк Террас. Чарли сам сразу же открыл им дверь и не высказал никакого удивления при виде их. Он провел их в довольно большую комнату, обставленную вышедшей из моды мебелью. Тем не менее здесь было очень уютно, хотя вещи и были поношенные. Целая серия серебряных кубков украшала камин. Он указал им на стулья, и все уселись. Суперинтендант Тентенден взял на себя инициативу начать разговор. — Мистер Вест попросил меня сопровождать его к тебе, чтобы задать несколько вопросов относительно неисправности, о которой мы недавно говорили. — О максикоте? — Да. — Что вы хотите знать, мистер Вест? — Пользуетесь ли вы этой машиной регулярно? — Да. Раз в неделю, примерно, в обычное время, но гораздо чаще в случае срочной работы. — Когда ею пользовались в последний раз? — Во вторник. — Она была на ходу? — Да. — Вы можете это утверждать? — Да, и абсолютно официально. — Тогда, по вашему мнению, почему она оказалась в неисправности сегодня утром? — спросил Вест. — Из-за болта, который удерживает лезвие. Он был недостаточно хорошо закреплен: вот почему резка была с дефектом. Я полагаю, вам известно, как действует максикот? — Да, я уже имел возможность видеть, как он работает. — Тогда я не открою вам ничего нового, сказав, что в таком инструменте все должно идеально находиться на своих местах. Это точный инструмент. Один миллиметр смещения, и все — он испорчен. Вместо того, чтобы аккуратно разрезать страницы книги, машина буквально рвет их. — А во вторник вы заметили, что этот болт не держится? — Нет, но это должно было случиться в один из дней. — Значит, проверку во вторник вы произвели сами? — Да, мистер Вест, я всегда лично провожу ее. Эта машина очень опасна, если она не налажена. Если гильотина упадет на секунду раньше или позже, или, если один из болтов ослабнет, она может отрезать палец, или даже руку так быстро, что человек не успеет опомниться. Это и есть причина, по которой Маллой каждое утро проверяет ее состояние, прежде чем начать на ней работать. Если он замечает малейшую неисправность, он сразу же вызывает меня. Вот что и произошло сегодня утром. Это нас здорово задержало, конечно, но мы не могли действовать иначе. — В котором часу сегодня утром он известил вас? — После восьми часов. Он, казалось, колебался, потом с легким пожатием плеч продолжал: — Из-за несчастного совпадения я сегодня пришел с опозданием. Я… я провел очень плохую ночь, заснул лишь под утро, не услышал звонок будильника. Только около девяти часов я смог подойти к максикоту. Если бы я был там вовремя, неприятность была бы ликвидирована раньше. Это по моей вине машина так долго не могла быть использована, я признаюсь в этом. — Ты опоздал! — воскликнул Тентенден с изумленным видом. — Скажи мне, с тобой это случается часто? — Нет, конечно. — А нельзя ли узнать, что заставило вас провести такую бессонную ночь, мистер Блек? — спросил Вест. И так как старший мастер не ответил на этот вопрос, Тентенден поспешил заставить его ответить. — Разве нельзя узнать об этом, Чарли? Последний с усталым видом закрыл глаза, глубоко вздохнул, потом ответил едва слышным голосом: — Хорошо, хорошо, я вам все скажу, хотя предпочел бы оставить это про себя. Моя жена не ночевала дома. За последнее время я заметил, что она переменилась… я должен был спросить ее… Теперь я боюсь, что будет уже слишком поздно спрашивать у нее объяснений и что она покинула меня ради другого, который моложе меня. — У вас есть подозрения? — спросил Роджер Вест. — Нет, но я думал всю ночь и пришел к убеждению, что в ее жизни есть кто-то другой. После небольшого молчания Блек продолжал безжизненным тоном: — Она намного моложе меня, и я должен признаться, что никогда не говорил с ней о том, что могло ее интересовать. Так мало помалу, я вернулся к своим холостяцким привычкам. Каждый вторник и субботу, а иногда и в другие дни, я отправлялся в таверну на встречу с друзьями. Мы играли в карты и выпивали по стаканчику или два. В это время Дорис скучала одна в доме. Я это хорошо понял. Потом она взяла в привычку в свою очередь проводить вечер вне дома с одной из своих подруг, с очень хорошей женщиной. Я не видел в этом ничего плохого, наоборот, я был рад — это давало мне возможность проводить вечера с друзьями. Затем, постепенно, я увидел, как изменилась моя маленькая Дорис. Она становилась менее приветливой, более озабоченной. А теперь я узнал, что вечера, проведенные у подруги, были лишь фальшивым алиби. — Но было время, когда вы не были уверены в этом? — Да, как я вам уже сказал, она изменилась не сразу. У нее иногда была странная манера смотреть на меня, когда она думала, что я этого не вижу. Потом этот странный запах табака, который она приносила с собой. Я не курю, она тоже. Отсюда вывести заключение очень легко — всего один шаг. Теперь, вероятно, она меня бросила… она без сомнения отправилась к этому курильщику. Суперинтендант Тентенден обратился к Весту. — Роджер, я хотел бы сказать вам два слова наедине. «Ты, — подумал Роджер Вест, — ты пытаешься вставить мне палки в колеса, потому что растроган рассказом твоего друга Чарли. Но ничего не выйдет, я пойду до конца, хочешь ты этого или нет.» Он громко ответил: — Одну секунду, Артур, если не возражаете. Сначала я хочу задать еще несколько вопросов мистеру Блеку. Он отлично понимал, что Тентенден дружит с Чарли и потому попытается избавить его от огорчений, но он, Вест, не собирается входить в эти подробности. Он должен воспользоваться тем, что некоторые факты еще не были известны, и действовать в своей обычной решительной манере. Чарли безусловно мог быть убийцей своей жены. Он сам рассказал им о причине, а в таких случаях нельзя пренебрегать ничем, чтобы обнаружить мотив. Тентенден казался очень огорченным ответом своего коллеги и сразу же взял официальный тон: — К вашим услугам, — ответил он. Вест обратился к Блеку: — Теперь я хотел бы услышать, вы знаете человека, к которому отправлялась ваша жена каждый раз, когда вы отсутствовали? — Я вам уже, кажется, ответил… Нет, я не знаю, о ком идет речь. — Позвольте мне усомниться в этом. — Я не могу вас убедить, мистер Вест, но вы ошибаетесь. Если бы я знал, кто это, то клянусь вам, не стал бы дожидаться сегодняшнего дня, а стал бы сам действовать. Я помешал бы моей маленькой Дорис уйти к нему. Прежде всего в этом моя вина: я не дал ей понять, до какой степени я люблю ее. У нас огромная разница в возрасте, и я забыл о ее интересах. Теперь она меня покинула, и все кончено. — Имя этого мужчины? — Я вам сказал правду, я его не знаю. — Я в это не верю. — Я вас предупреждаю, полицейский вы или нет, но я не допущу, чтобы меня называли лжецом. Потом, даже если бы я его знал, по какому праву вы требуете, чтобы я вам его назвал? Я не думаю, что это дело полиции, если моя жена покинула меня. — Это верно, при условии, что с этим человеком ничего не случилось. — Что… что вы хотите сказать? Его лицо выражало удивление и страх. — Я вижу, что вы меня поняли. Теперь вы мне назовете имя любовника вашей жены, не так ли? — Пусть Бог будет мне свидетелем и пусть он меня накажет, если я вам лгу, мистер Вест. Я действительно не знаю его. А ты, Артур? Суперинтендант явно страдал, видя мучения своего друга. Он попытался еще раз вмешаться: — Мистер Вест. Мне крайне необходимо поговорить с вами. Я настаиваю на этом, а также прошу вас. — А я настаиваю на том, чтобы вы дали мне возможность вести дело так, как я считаю нужным. Тентенден вздрогнул, услышав такой резкий ответ. Он покраснел до корней волос и, ни слова не сказав, покинул комнату. Блек смотрел, как уходит его друг, потом недоуменно взглянул на Веста. Несмотря на все свои усилия, детектив ничего не смог вытянуть из него. Наконец, он решил присоединиться к Тентендену на площадке. — Что такое срочное вы хотели мне сказать, Артур? — Теперь известна причина смерти Дорис. Она была задушена. Суперинтендант пытался дважды прервать допрос по очень незначительной причине, но теперь не время было говорить об этом, поэтому Роджер, не обращая внимания и не делая акцента на том, что он понял, в чем дело, спросил: — Где находится тело? — В одном из помещений комиссариата, которое служит моргом. Доктор Овен вместе с врачом из Корби производит вскрытие. — Когда будут результаты? — Не ранее чем через полчаса, но… — Полчаса? Это вполне подойдет. Но что с вами, Артур? Вы, кажется, расстроены? — Так оно и есть. Я не могу больше присутствовать при том, каким зверским образом вы расправляетесь с бедным Чарли. Роджер собрал все свое хладнокровие, чтобы сохранить спокойствие. — Может быть, я был резок, хотя я этого не думаю. Но мне не пришлось бы трясти его таким образом, если бы вы сразу рассказали мне о связи Дорис с Иенсеном. — Грязное белье промывается обычно только в семье. — Вы знаете так же хорошо, как и я, что нельзя скрывать даже незначительные факты во время следствия. — Наверно, я был неправ. Но я вам нужен был не для того, чтобы обнаружить горшок с розами. Роджеру хотелось рассердиться, но он взял себя в руки, пытаясь поставить себя на место своего коллеги. Он продолжал со своим обычным спокойствием: — Учитывая создавшуюся ситуацию, Блек может оказаться убийцей. — Но… — Через полчаса я отведу его в морг, чтобы он опознал тело своей жены. — Роджер, послушайте меня! — Я прекрасно знаю, что вы мне скажете, но уверяю вас, что нужно предоставить мне действовать, как я считаю нужным. Его реакция может быть очень многозначительной. — Вы действуете так, как будто он виновен… А вы подумали о том, что будет, если окажется, что он невиновен? Какой это будет удар для него? — Думайте лучше о том, что чувствовали Дорис и Иенсен. — Да, конечно, это вы тут распоряжаетесь, — пролепетал суперинтендант с несчастным видом. — Я напоминаю вам, что нахожусь здесь, повашей просьбе. Что меня поразило по приезде в Корби, так это то, как вы тут все друг друга знаете, как высоко цените. И потому что вы очень сознательный человек, вы и хотели, чтобы кто-нибудь со стороны помог вам. Вы были правы, вы сделали свое дело честного полицейского, теперь моя очередь сделать все возможное. Так что я снова отправлюсь допрашивать вашего друга Чарли. И не сможет ли один из ваших людей стенографировать его ответы? Четверть часа спустя, Чарли Блек, бледный и расстроенный, отвечал на вопросы, задаваемые Вестом, по поводу максикота, личности любовника его жены и сомнений, которые у него возникли в отношении Дорис. После упорного сопротивления допрашиваемого Вест решил обострить положение: — Теперь вы будете сопровождать меня в морг. Я хочу, чтобы вы сделали одно опознание. Сотни людей собрались около маленького домика Блека, когда из него вышел Вест в сопровождении Чарли. Таинственная смерть Дорис безусловно ошеломила многих. Симпатии, выраженные бормотанием теплых слов, слышались в толпе. Небольшого роста мужчина даже бросился к Блеку, когда тот садился в полицейскую машину в сопровождении Веста и Тентендена. — Не огорчайтесь, Чарли, — кричал он. — Все люди знают, что ты невиновен. Ты слишком хорошо известен, чтобы тебя можно было заподозрить в подобной вещи. — О чем это он говорит? — удивленно спросил Блек. Их окружили полицейские, и Блек сел в машину, не сумев услышать продолжения. Морг находился позади комиссариата полиции. Туда и ввели Чарли. На центральном столе, покрытое покрывалом, угадывалось тело. Роджер приподнял покрывало. Дорис, казалось, спокойно спала. — Вы узнаете… Он не смог закончить свою фразу. Блек секунд десять смотрел на лицо жены, потом взмахнул руками и упал на пол. Тентенден бросил на своего коллегу взгляд, полный упрека и злобы. (обратно)Глава 8 Обвинение
— Господи боже мой?! Вы зашли слишком далеко, Вест. Он потерял сознание и теперь принадлежит врачам, которым нужно будет оградить его от ваших нападок. Вест не смог скрыть своего недовольства. — Должен ли я все время повторять вам, еще и еще раз, что именно по вашей просьбе я приехал сюда. Теперь, когда я здесь, это моя обязанность сделать все возможное, чтобы прояснить дело и узнать правду. Я совершенно определенно должен знать, как мне держаться с Блеком. — В чем я вас упрекаю, так в том, что вы смотрите на него как на виновного. Если это так, то дело судьи обвинить его, а не ваше. Я пойду поищу врача. — Чтобы он дал ему снотворное и чтобы я ничего не смог из него вытянуть? — Он убит горем, устал и измучен уже своей бессонной ночью. — Он скажет нам все, что знает. — Но… — Достаточно, Артур. Я понимаю, что ваша привязанность к этому человеку диктует вам ваши чувства, но я не могу считаться с этим. Я не могу терять здесь время зря на успокоение ваших чувств. А пока мы здесь, не скажете ли вы мне, кого вы еще собираетесь защищать? Кто, по-вашему, должен еще избегнуть допроса в этом последнем бастионе феодализма? Ки? Ричардсон? Кто же еще? Суперинтендант Тентенден сжал кулаки, не отвечая. Вест молча смотрел на него несколько секунд, потом пожал плечами. — Когда Блек придет в себя, я намерен снова допросить его. Согласны вы или нет? Хотите при этом присутствовать? — Разумеется, нет. Потом, посмотрев Весту прямо в глаза, не скрывая своего гнева, он вышел, ни слова не сказав больше. Роджер, оставшись наедине с Блеком, внимательно посмотрел на него. Это осунувшееся лицо, внезапно постаревшее, вызывало сострадание. А если Тентенден прав? Вест не был неумолимым человеком. Вместе с тем было возможно, что Блейк был виновен, так что ничто не должно оставаться без внимания. Старый мастер открыл глаза, оглянулся вокруг. Роджер предоставил ему несколько минут, чтобы собраться с силами. — Теперь вам лучше, мистер Блек? Чарли слабо кивнул головой. — Скажите мне теперь, с какого времени вы знали, что ваша жена ходит к Иенсену на фабрику. Блек бросил на него агонизирующий взгляд, и рыдания потрясли его грудь. (обратно)Глава 9 Продолжение разговора
Осмотрев Блека, доктор Арнольд, единственный практикующий врач в Корби, решил отправить его в госпиталь. Полиция, таким образом, имела возможность наблюдать за ним днем и ночью, и там он получал необходимые заботы персонала. После страшного удара нельзя было оставлять его одного. Вызвали санитарную карету, и она увезла Блека от толпы любопытных, среди которых Весту показалось, что он узнал тех, кто окружал домик старого мастера несколько минут назад. Вест и Тентенден вернулись в контору комиссариата, где встретились с полицейским врачом Овеном. У Веста уже раньше было несколько случаев совместной с ним работы, и взгляд врача радостно засветился, когда он узнал его, — Да ведь, это Красавчик! Счастлив видеть вас, мой друг. В последний раз мы встречались по делу Олда Бейли, вы помните? — Конечно! — Повсюду только и говорят о ваших успехах. Мне всегда хотелось знать — это просто везение или любовь к преодолению препятствий? Роджер рассмеялся. — Скорее последнее, но поверьте, дорогой доктор, мне не всегда везет и не всегда удается наложить руку на виновного. — Это не то, что говорит и думает публика. Но как бы там ни было, я надеюсь, что в данном случае вы будете на высоте своей репутации. — Да, я, конечно, постараюсь сделать все, что от меня зависит. — Со своей стороны, я подам рапорт, и надеюсь, что через час смогу передать его вам. Это вас устроит? — Чем скорее, тем лучше. Доктор Овен быстрыми шагами удалился из помещения, а Вест дружески ударил по плечу суперинтенданта Тентендена, который начинал понемногу оттаивать. — Артур, друг мой, не согласитесь ли вы сопровождать меня на фабрику? Мне хотелось бы узнать, что дали поиски? — Согласен, — ответил Тентенден, все еще с обидой в голосе. Потом, собрав все свое мужество, он посмотрел Весту прямо в глаза и сказал: — Боюсь, что я вел себя немного неуравновешенно. Надеюсь, вы не обиделись на меня. Мы можем после посещения фабрики, если вы не возражаете, отправиться ко мнею Моя жена приготовила, чем закусить, и ожидает вас, а также Броуна. Надеюсь, что вы примете это приглашение так же просто, как оно было сделано. — С большим удовольствием, спасибо. Атмосфера немного разрядилась. Ситуация в помещениях предприятия «Ричардсон и компания» ничем не изменилась после посещения Веста и Тентендена, за исключением установки прожекторов, которые создали освещенную зону в том месте, где были обнаружены следы шин и осколки стекла. Все найденное в этих местах, было подобрано: старая трубка, заржавленное велосипедное колесо, пустые пачки от сигарет, несколько мелких монет, кухонный нож с испорченной ручкой и даже детский башмак. Все это было разложено на листках бумаги и старательно записано. Инспектор Броун, который руководил операцией с самого начала, был совершенно измучен. С дюжину человек продолжали поиски под его наблюдением. — Будет трудно доказать, прогуливался ли здесь Чарли Блек вчера вечером или нет, — проговорил Тентенден. — Если только мы сможем доказать, что он приходил сюда прошлой ночью, он окажется в опасном положении. Мы уже теперь уверены, что следы, найденные около ограды, принадлежат Дорис Блек. Она доехала на велосипеде до этого места, потом по причине, которая нам пока неизвестна, сошла с велосипеда, чтобы спрятаться за кусты. Там на нее и напали. Но кто напал, вот проблема. — Кажется, вы не уделяете должного внимания подозрительной машине. — Нет, напротив, но надо сначала ее найти и узнать, кто находился в ней. — Вот именно. А у вас под рукой такой подходящий тип, как Чарли. — Не расстраивайтесь так, Артур, ничего еще не сказано, и я вам клянусь, что мое единственное желание, это найти виновного, кто бы тот ни был, а не топить невинного. Вы достаточно хорошо меня знаете, чтобы верить мне. — Вы правы, Роджер! Потом, переменив тему разговора, Тентенден обратился к Броуну: — Не голодны ли вы случайно? Инспектор выпрямился и посмотрел на него. — Это шутка? Если это так, то я должен вам сказать, что не понимаю ее. — Я говорю серьезно. — В таком случае знайте, у меня такое ощущение, что я несколько недель ничего не ел и не глотал. Я задаю себе вопрос, не воздух ли деревни так действует на меня, я еще никогда не был так голоден. — А вы, Роджер? — Не пугая вас ощущениями Броуна, должен сказать, мой аппетит таков, что способен испугать хозяйку дома. — Не волнуйтесь за Маргарет, она привыкла к большим едокам. (обратно)Глава 10 Продолжение
Действительно миссис Маргарет Тентенден была удивлена аппетитом гостей. Она приготовила заранее добавочные блюда и приняла всех с очаровательным радушием. Эти Тентендены составляли курьезную пару: он, довольно тяжелый, как внешне, так и по уму, настоящий тип провинциального суперинтенданта, честного, но пленника своих принципов. Она, высокая, очень элегантная, причесанная и подкрашенная с большим искусством, женщина, которую легко представить себе в высшем лондонском свете. Тем не менее, они казались очень счастливыми оба, и нежный взгляд Маргарет, устремленный на Артура, дал понять Весту, что внешние признаки обманчивы. Миссис Тентенден сумела окружить своего мужа обстановкой элегантной и рафинированной. Обед был удачным и прошел очень оживленно. После обеда она скромно удалилась. — Вы пройдите в гостиную покурить, пока я здесь немного уберу. Потом, я прошу меня извинить, мне совершенно необходимо по общественным делам — Бог знает, когда они окончатся. Трое детективов комфортабельно устроились в гостиной. Перед каждым стоял стакан с виски, которым они собирались угоститься. К несчастью, телефонный звонок нарушил их приятное времяпровождение. Тентенден прошел к телефону и скоро вернулся. — Мне позвонили из госпиталя: Блек пытался покончить с собой. Он выбросился из окна своей комнаты на третьем этаже и остался жив лишь благодаря одежде, которая зацепилась за какой-то крючок. — Он ранен? — Нет. — Он пытался покончить с собой, — задумчиво пробормотал Вест. — Но можно принять такой акт и за признание вины. — Так вы не отступитесь от своего, — проворчал суперинтендант, внезапно став вновь агрессивным. — Не знаете ли вы, нашли велосипед Дорис Блек? — Нет, пока нет. Вест с усталым видом потер глаза, потом обратился к своему помощнику: — Старина Броун, я очень огорчен, что приходится прервать ваш отдых, но совершенно необходимо узнать, не обнаружили ли чего-нибудь нового около силосной башни. Идите, убедитесь сами и заодно узнайте, в каком состоянии находится Блек. Броун, заинтригованный враждебностью суперинтенданта, сразу же встал: ему не особенно хотелось присутствовать при возможном объяснении двух детективов. Броун угадал верно, и как только он вышел из комнаты, Вест решил раз и навсегда устранить непонимание между ним и Тентенденом. Обращаясь к суперинтенданту, он сказал: — Так больше продолжаться не может, Артур. Вы думаете, что я решил вынудить Блека к самоубийству, но вы ошибаетесь. В этом повинна его жена, и вы это понимаете так же, как и я, ведь правда? Если вы так упорно настаивали, чтобы кто-нибудь из Скотланд-Ярда приехал проводить следствие в Корби, то только потому, что сомневались в последствиях ваших собственных действий, если кто-нибудь из ваших знакомых станет подозреваемым. Тентенден пожал плечами, потом вздохнул и сказал: — Да, вы попали в точку. Я признаюсь, мысль о том, что Чарли Блек может оказаться виновным, для меня невыносима. Я всю жизнь знаю его, мы протирали вместе с ним штаны на школьной парте, Он даже однажды спас мне жизнь, вытащив меня из реки. Говоря это, я настаиваю на своем мнении, что вы обращаетесь с ним жестоко и даже грубо. — Возможно, вы правы. Я буду рад публично признать свою вину, если он не виновен. Но я повторяю вам, что если бы вы мне рассказали его историю в самом начале следствия, я не был бы вынужден выпытывать у него правду таким образом. — Может быть. Что вы хотите, чтобы я теперь сделал? Рассказать все вам? — Да, пожалуйста. — Чарли был влюблен в Дорис в течение ряда лет, но никому об этом,не говорил, даже своим самым близким друзьям, к которым принадлежу и я. Его первый брак был очень удачным и он, без сомнения, боялся проделать новый эксперимент. Но все же он решился: Дорис Миллер, это была ее девичья фамилия, сразу же согласилась стать его женой. Но я скоро понял, что он не очень подходил к своей молодой жене. Он испытывал к ней чувство обожания, но не решался ее трогать. А у меня создалось впечатление, что это ее мало устраивало. Приблизительно три месяца назад, я не знаю по какой причине, она увлеклась Иенсеном. Каждый раз, когда Чарли отправлялся играть в карты в таверну, она ходила к Иенсену на фабрику. Несмотря на предосторожности, которые она предпринимала, ее все равно увидели, и два или три языка немедленно рассказали мне об этой новости. Из страха, чтобы Чарли ничего не узнал, я отправился к Сиднею Ричардсону. Я рассчитывал, что он запретит своему ночному сторожу принимать посетителей во время работы. Он помолчал, потом продолжил: — Но Ричардсон не сделал этого, чему я был очень поражен. — Это объясняет его поведение, когда он узнал о смерти Дорис Блек. — Без сомнения. — И вам не кажется это удивительным? — Да. Но это вообще странный человек. Он очень изменился со времени последней забастовки. Когда вся страна уже перестала работать, он был так наивен, что верил, его рабочие не последуют приказам своего синдиката только ради того, чтобы доставить ему удовольствие. Когда же он был поставлен перед свершившимся фактом, то собрал всех старых мастеров и начальников, чтобы просить их обратиться к рабочим. Один из них был особенно уважаем рабочими: он, единственный, еще мог повлиять на них. — Я догадываюсь… Чарли Блек? — Точно. Для этого существует несколько причин: прежде всего он один из самых старых здесь. Потом это человек порядочный и честный, и все его очень уважают. Роджер Вест, не дрогнув, выслушал этот укор и только кивнул головой. — Между тем на этот раз его не послушались? — Нет, это было не так. Ричардсон попросил Чарли Блека повлиять на своих товарищей, но тот категорически отказался. Это ничего бы не изменило. Но после этого Ричардсон посчитал его ответственным за забастовку и затаил против него зло и, мне кажется, что из чувства мести он не запретил Иенсену принимать на фабрике Дорис Блек. Не успел Вест сказать что-либо, как снова зазвонил телефон. Тентенден протянул трубку своему коллеге. — Это вас. — Хэлло? Это вы, Броун? Что нового? — Нашли велосипед Дорис Блек под большими ветками около башни. Также обнаружены следы Блека очень близко от этого места. — Хорошо, больше ничего? — У нас есть еще рапорт доктора Овена. (обратно)Глава 11
Полицейский врач был формален: Дорис Блек была задушена после ожесточенного сопротивления. Что касается Иенсена, то страшный удар по черепу, который он получил, сломал его шейные позвонки, после чего последовала немедленная смерть. Нигде не было видно подозрительных отпечатков пальцев. Те, которые были обнаружены на велосипеде Дорис, принадлежали либо ей, либо ее мужу. Так как Броун обнаружил поблизости от чащи, где была атакована молодая женщина, следы шагов, которые без сомнения принадлежали Чарли Блеку, его положение усложнялось. Поиски машины, следы шин которой были обнаружены там же, не дали результатов. — Мой бедный Артур, — сказал Роджер Вест, вздохнув, — я очень опасаюсь, что ваш друг Чарли все же окажется виновным, несмотря ни на что. — Я понимаю, — ответил Тентенден упавшим голосом. — Между тем, эта машина… — Мы начнем все с самого начала, все проверим. Договоримся так: если к завтрашнему полудню ничего другого не найдем, нам останется лишь предъявить ему официальное обвинение. — Согласен. Тентенден надеялся на чудо, но чуда не случилось. Нужно было обвинить Блека. Он не пытался оправдываться, он только повторял, что невиновен. Дело, таким образом, казалось законченным, и Роджер приготовился отправиться в Бедфорд к своей жене. Случайно он узнал, что Ричардсон решил провести свой уик-энд в Лондоне. Так как это показалось ему странным, он попросил последить за ним и известить его, если случится что-либо необычное. Броун проводил его до машины. Он казался озабоченным. — Какая муха вас укусила, Броун? — спросил Вест. — Вероятно, это не имеет никакого отношения к расследуемым преступлениям, но я только что около фабрики видел Рагга. Вы помните его? — Рагг? Нет, это имя мне ничего не говорит. — Не так давно он был приговорен к двум годам за мошенничество на бегах. Не помню теперь почему, но я занимался этой историей. Тогда он работал не один. Он был помощником двух зловещих пройдох. Я помню их имена: Картер и Тат. Оба выпутались почти без всякого возмездия. Помнится, это вызвало всеобщее осуждение. Как бы там ни было, но за короткое следствие я узнал, что Рагг, Тат и Картер неразлучны. Когда видишь одного, можно быть уверенным, что и остальные тут. Нет никаких оснований предполагать, что положение изменилось, и если Рагг находится здесь, то мы должны отыскать и тех двоих. — Возьмите на заметку. Это может оказаться важным. Ничего другого? — Есть и другое. Ричардсон активно занимается Ассоциацией помощи бывшим заключенным, другими словами АПБЗ. Кажется, он регулярно принимает их на работу на свою фабрику. — Проверьте список персонала и если обнаружите что-либо подозрительное в отношении бывших заключенных, выясните все про них. Попытайтесь поточнее узнать, что Рагг делал в ночь преступления. — Понятно. — Произведите осторожное расследование и постарайтесь узнать, не видели ли тут в последнее время также Картера и Тата (обратно)Глава 12 Саботаж
Пока Роджер Вест ехал по направлению к Бедфорду, он не мог не думать о всех подробностях следствия. В глубине души обвинение Чарли Блека не удовлетворяло его. А если суперинтендант Тентенден был прав с самого начала, утверждая, что он достаточно хорошо знал своего друга детства, чтобы не сомневаться, что он не мог совершить преступления? В сущности факты свидетельствовали против Чарли Блека, но были недостаточны для судей. И когда стало известно, что Ричардсон таил к нему ненависть и что он имел обыкновение принимать на фабрику немало подозрительных людей, с небольшим воображением можно было себе представить… Нет! Все же это было неправдоподобно. Вест поспешил рассмотреть другую гипотезу, стараясь настроиться на приятный уик-энд в Бедфорде, но как только он достиг окрестностей Бедфорда, тут же вошел в почтовое отделение и позвонил в Корби Броуну. Последний не скрыл своего удивления. — Что с вами, Красавчик? Что за сумасшествие думать об этой истории, когда вам наконец-то представилась возможность отдохнуть два дня спокойно! Это же ненормально! — Может быть, это и так, но то, что вы мне сказали про трио, меня беспокоит. Мне бы очень хотелось, чтобы вы выяснили, не располагает ли кто-нибудь из бывших заключенных машиной и если это так, не его ли шины оставили следы. — Согласен, я сделаю все необходимое. Успокоив таким образом свою совесть, Роджер Вест наконец присоединился к Джанет и своим двум сыновьям: Мартину, по прозвищу Скуппи, и Ричарду. Он нашел их в многочисленной компании, так как в честь приезда брата Джанет, отсутствовавшего пять лет, и его совсем молоденькой супруги, на которой он только что женился, в Кентукки, вся семья собралась вместе, и двадцать семь персон не отличались меланхолией. Вест быстро забыл про Корби и Блека, Дорис и Иенсена — все отошло на задний план. Но вечером, ложась в постель, он снова стал беспокоиться. Он упрекал себя, что слишком упростил дело, не взял, как собирался с самого начала, отпечатки пальцев у всех работников фабрики. Это, конечно, могло ни к чему и не привести, но могло дать и новое в случае, если один из отпечатков оказался бы известным полиции. Выяснилось бы, входил ли кто-нибудь из посторонних на фабрику. Джанет достаточно хорошо знала своего мужа, чтобы не понять, что он озабочен. — Тебя что-то беспокоит, Роджер? А мне показалось, что я по радио слышала, преступник задержан, не так ли? — Не так все просто, дорогая. Все, кажется, доказывает, что Блек виновен и, по правилам, я не должен больше думать об этом, но увы… У меня такое ощущение, что я поскорее сбыл с рук дело, чтобы приехать и провести с тобой уикэнд. — О, ты и твоя совесть! При всех обстоятельствах ты ничего не сможешь сделать раньше завтрашнего дня? — Конечно, нет. — Подумай, ведь это в первый раз за десять лет, что ты поставил меня выше своей работы. Скажи себе, что если бы ты не приехал сюда, у тебя совесть была бы беспокойна из-за меня. Он очень не скоро заснул и встал очень рано. В смежной комнате громко храпел шурин. Роджер бесшумно встал, спустился в нижний этаж и позвонил по телефону Броуну. Ничего нового не было. — Перестаньте из-за ничего ломать себе голову, Красавчик! Здесь все спокойно, Блек терпеливо переносит свое несчастье, и ваш друг Артур начинает признавать, что мог ошибиться в отношении своего друга. — А вы что-нибудь узнали о бывших заключенных, служащих у Ричардсона? — Нет, я ничего нового не знаю. Рагг не состоит в списках служащих, это точно проверено. Но мне удалось обнаружить его следы. В настоящий момент он находится в этой местности. Кажется, он играл в карты в таверне в ночь преступления, но мне нужно будет еще лично убедиться в этом. Что же касается бывших заключенных, которые имеются в списке служащих, они, кажется, все стали порядочными людьми. Они все тут переженились и их не в чем упрекнуть. Вест повесил трубку, немного успокоившись, и вскоре так был закружен родственниками, что не имел ни одной секунды на размышление. Он лег очень поздно и был разбужен своим сыном Ричардом чуть не затемно. — Пап! Это твой помощник из Ярда! Кажется, очень важно, Это был Харди, приехавший в это воскресное утро в Скотланд-Ярд, как впрочем и большинство других детективов. — Огорчен, что вынужден был вас разбудить, Вест, но Броун ввел меня в курс того, что произошло в Корби. Дело закончено, не так ли? — В принципе, да, — немного неуверенно ответил Вест. — В таком случае я хочу, чтобы вы вернулись прямо сюда в Ярд вместо того, чтобы поехать в Корби. Есть новости в деле Спархема. Защита пытается сыграть с нами шутку, и я хочу вас известить об этом уже сегодня, чтобы вы настроились на соответствующий лад. — Спасибо. После нескольких обычных фраз Вест повесил трубку и задумался относительно обвинения Блека. Это окончательно? Он во всяком случае так думал. На следующее утро он привез всю свою семью домой и тотчас же отправился в Скотланд-Ярд. Около полудня ему позвонил Броун, оставшийся на месте для дополнительных расследований. Алиби Рагга было не блестящим, но еще надо было все тщательно проверить.Во вторник в одиннадцать часов утра Роджеру Весту снова позвонил Броун. — Есть новости, Красавчик! Саботаж на фабрике прошлой ночью. — Диверсия? Объяснитесь! — Это произошло в мастерской набора. Так как вы тщательно проверяли все помещения, вы должны представить себе, где это находится. — Да, продолжайте. — В этой мастерской хранятся все клише, перфорированные полосы, матрицы… Страницы ручного набора учебников, которые они печатают для колоний, расположены на мраморных столах… — Да, я знаю, как функционируют машины, продолжайте. — Вы облегчили мне задачу. Каждый день, как и сегодня утром, в мастерскую приходят за приготовленными уже несколько дней назад страницами, чтобы отправить их в печать. Но сегодня на них была вылита чистая азотная кислота. Все превратилось в кашу. Конечно, вся работа была уничтожена. Чтобы вы могли себе представить размеры аварии, знайте, что понадобится больше недели, чтобы восстановить испорченную работу. Это настоящая катастрофа, — Охотно верю и понимаю. А есть уверенность, что эта диверсия была проделана прошедшей ночью? — Об этом все говорит, но никто ничего не знает. Как я вам сказал, эти пластинки положили около десяти дней назад и с тех пор ими никто не занимался. — Десять дней, это долго! — Да, к несчастью. В сущности все это могло быть проделано, когда угодно, и даже в ту ночь, когда Дорис и Иенсен были убиты. — Вполне возможно, что так и было. — Единственно, в чем мы уверены, все было сделано умышленно. Перед тем, как залить набор большим количеством азотной кислоты, он был разбит ударами молотка. — А нашли этот молоток? — Да, он просто лежал на полу, позади пластин. — А не мог ли этот же молоток послужить орудием убийства Иенсена? — Как вы догадались, шеф? Да, это так. Инструмент запачкан кровью, готов отдать на отсечение руку. Я отдам его на исследование доктору Арнольду, как только смогу. Конечно, чтобы выгадать время, я мог бы отдать молоток на анализ одному специалисту из госпиталя, но вы знаете, как самолюбив доктор Арнольд, и я не хотел бы сердить его. — Вы совершенно правильно поступили, Броун. А что нового с Раггом? — Его алиби меня по-прежнему не удовлетворяет, но я ничего в данный момент не могу сделать. Он не располагает машиной и ни один из бывших заключенных, работающих на фабрике — тоже. — Жаль. Больше ничего? — Вы помните Роз Ричардсон, дочь директора? — Да, очаровательная девушка. Что с ней случилось? — По счастью, ничего. Все ее здесь очень любят. А меня интригует ее поведение… — Объясните. — В течение двух дней она проводит время, расспрашивая народ на фабрике, служащих и рабочих, как будто проводит свое расследование. Отец это обнаружил, и у них была ужасная ссора. — Куда мы придем, если будем вмешиваться в семейные дела, мой старый Броун! (обратно)
Глава 13 Роз Ричардсон
Роз была так занята все утро, что только в полдень узнала о диверсии. Ее отца не было в кабинете, и она испытала глубокое чувство возмущения при мысли о том, что должен он был переживать. Она узнала, что он немедленно отправился на место, и прошла в мастерскую набора. Все работы были приостановлены, и рабочие оживленно обсуждали случившееся. Но отца она не нашла здесь. Старший мастер сказал ей, что он отправился в литейную. Она собралась пойти к нему, когда мастер спросил ее: — Вы можете уделить мне минуту, мисс Роз? — Конечно же. А в чем дело? — Вы можете сказать мне, что я вмешиваюсь в то, что меня не касается, но я очень беспокоюсь за вашего отца, мисс Роз. В течение последних месяцев он стал очень нервным, как будто его что-то страшно угнетает, и только что, когда пришлось сообщить ему о том, что здесь произошло, он едва не лишился чувств. — Да, он сейчас совсем не в себе, но я не знаю, что с ним. А вы представляете себе, что может его до такой степени беспокоить, Бард? — Нет, к сожалению. Разумеется, он человек беспокойный по своему характеру. Я всегда его таким знал, но это очень усилилось после забастовки. Надеюсь, вы не сердитесь на меня, что я так откровенно говорю с вами, мисс Роз. Но видите ли, мы старые рабочие очень любим вашего отца и нас огорчает видеть его таким. Может быть, ему надо полечиться? — Он не хочет и слышать об этом, к несчастью. Спасибо, Бард, ваша любовь меня очень трогает. Может быть, вы сумеете объяснить более молодым на фабрике, что если мой отец порой и бывает резок, то это теперь не совсем уже его вина. — Я пытался, но они не хотят ничего слушать. Затем Роз Ричардсон отправилась в литейную, где отливали матрицы. Едкий запах расплавленного металла защипал ей горло. Здесь машины также не работали. Рабочие обступили Сиднея Ричардсона, который вне себя вопил, потрясая кулаками: — Вы все никуда не годитесь. Тем хуже для вас. Я все равно узнаю, кто виноват, и тогда я его схвачу. Я заставлю его заплатить за то, что он уничтожил целую неделю работы. Рид, старший мастер этой мастерской, делал все возможное, чтобы помешать рабочим ответить тем же тоном. Вмешалась Роз. — Отец, тебя зовут к телефону. Дядя Ланс срочно зовет тебя. Потом она повернулась к Риду: — Оповестили полицию? — Да, мисс Роз. Мистер Тентенден должен приехать с минуты на минуту. — Отлично. Она положила руку на плечо отца и увлекла его наружу. Выйдя во двор, он чуть не упал, и тяжело оперся на руку девушки. Она была поражена его бледностью. — Папа, если ты будешь продолжать говорить с людьми таким образом, у тебя в конце концов будет неприятность. Он ничего не ответил. — Это естественно, что они не понимают, когда с ними говорят так, как ты. Они не обязаны знать, что ты болен. — Болен? Кто это здесь болен? — Ты! И ты прекрасно это знаешь. Я очень сожалею, что не заметила этого раньше. — Ты говоришь ужасные глупости. — Нет и нет. Ты болен, и это случилось не вчера, к несчастью. У тебя есть огорчения, которые ты скрываешь от нас с мамой. — Ты надоедаешь мне, Роз. Нет ничего такого, что может меня тревожить, и я не болен, но я хочу, чтобы меня оставили в покое. Эта манера, в которой ты со мной говоришь, как будто я впал в детство, мне действует на нервы. Теперь поговорим о другом. Что от меня хочет Ланс? — Ничего. Это был предлог, чтобы увести тебя из мастерской. Ты не отдаешь себе отчета в том, что Рид страшными усилиями сдерживал своих рабочих: без него ты не отделался бы так просто. — Что ты понимаешь? Я знаю, как нужно обращаться с людьми, я делаю это в продолжение двадцати лет и не собираюсь получать уроки от кого бы то ни было, тем более от тебя. Запомни это! — Если я вмешиваюсь, то потому, что ты вынуждаешь меня к этому. Нужно, чтобы ты понял, что тебе нужно отдохнуть. Вернись домой. Поверь мне, завтра ты почувствуешь себя лучше. — Мне отдыхать… мне отдыхать… ты сошла с ума! Неужели ты думаешь, что я смогу отдыхать сегодня, когда уничтожена неделя работы, когда наше обязательство не может быть выполнено! Мне отдыхать! Я вижу, что фабрика для тебя — ничто. Ты просто приходишь сюда провести время. Почему… Он зашатался, и Роз поддержала его. Но он быстро оправился и спокойно продолжал: — К сожалению, я слишком погорячился, Роз. Забудь то, что я тебе говорил. Сидней Ричардсон, несмотря на мольбы своей дочери, категорически отказался идти отдыхать и вернулся в свой кабинет. Роз собиралась последовать за ним, когда увидела Броуна и Тентендена. — Добрый день, мисс Роз, — сказал суперинтендант. — Очень огорчен, узнав, что у вас опять неприятности. Надеюсь, что это не очень тяжело для фабрики? — К несчастью тяжело. Отцу, действительно, не хватало только этого! — Да, действительно. Если не возражаете, мы пройдем на то место. Она попрощалась с ними и пошла повидать. Гордона, одного из самых старых рабочих фабрики. Так как по своему возрасту он уже не мог работать в мастерской, ему поручили охранять фабрику в рабочее время. — Гордон, вы в деле дольше, чем мой отец, и вы его хорошо знаете. Вы заметили, насколько он изменился за последнее время? — Действительно, мисс Роз, я очень огорчен за него. — Можно подумать, что его гложет какая-то забота. За несколько недель он еще более похудел, он нервничает и ничего не хочет нам сказать. Мама страшно беспокоится и я тоже. Мы задаем себе вопрос: что его может до такой степени беспокоить? А вас, которого я знаю столько лет, я могу спросить: вы знаете, что с ним? — Нет, к несчастью не знаю, мисс Роз. Все, что я могу сказать вам… все началось с забастовки. Мистер Сидней стал нервным и резким с рабочими и служащими. Особенно с нами, стариками. Он просил меня обратиться к молодым, но вы знаете, что я не способен сказать публично и двух слов. Тогда он обратился к Чарли Блеку. Тот прямо отказался идти против синдиката. У меня такое ощущение, что ваш отец этого никогда ему не простит. Роз Ричардсон не узнала больше ничего, чем в начале своего расследования. Теперь она была уверена, что у ее отца имеется тайная причина быть неспокойным, но все, кого она расспрашивала, были не способны указать ее. (обратно)Глава 14 Бедная маленькая Роз
Каждый вторник Роз Ричардсон проводила вечер в своем клубе. Она играла там в теннис, выпивала стакан вина, беседовала со своими друзьями, иногда танцевала, строила планы относительно будущего большого праздника в Корби. Как и в каждом году, нынче должна была быть поставлена пьеса в театре, выбор которой всегда вызывал много споров. В этот женский клуб регулярно ходила и Маргарет Тентенден. Роза ее знала по виду и даже подумывала о том, чтобы подойти к ней и узнать мнение полиции о случившемся, но из-за своей робости отказалась от этого. Неожиданно Маргарет Тентенден сама подошла к ней. — Моя милая Роз, я много думала о вас за последние дни. Я хочу, чтобы вы знали, что я готова помочь вам и сделаю все, что будет в моих силах. — Я очень благодарна вам, миссис, но я не вижу, что вы можете сделать. — Подумайте хорошенько и поймете, что я буду очень счастлива быть вам полезной. Такое доброжелательное и сердечное отношение тронуло молодую девушку, и она с более легким сердцем села в свою машину, чтобы ехать домой. Едва она выехала на небольшую дорогу, ведущую к дому родителей, как увидела двух мужчин, выскочивших из кустов и преградивших ей дорогу. Чтобы не задавить их, ей пришлось резко затормозить, и мотор заглох. Она пыталась завести его, но безрезультатно. Ее испуг еще усилился, когда она увидела, что оба мужчины были в масках. Они сразу же подошли к ней и открыли с обеих сторон дверцы. — Сидите спокойно, — глухим голосом сказал один из них. Он устроился рядом с ней на сидении и, схватив ее руки, завел их за спину, а ее заставил лечь на пол у своих ног. Другой нападающий сел на ее место и взялся за руль. Несмотря на все усилия, она не могла освободиться. Она стала звать на помощь, но ей быстро всунули в рот кляп. Несмотря на то, что она ничего не могла видеть, Роз поняла, что они сделали разворот. Молодая девушка вновь попробовала освободиться, но получила сильный удар, что на мгновение прервало ее дыхание. Во время борьбы ей удалось слегка приподняться, и она внезапно увидела мрачную массу силосной башни Соли с левой стороны. Силосную башню, в которой нашли Дорис! Ею овладела паника. Что делать? После небольшого замедленного движения, машина набрала скорость. Так как Роз хорошо знала свой край, она поняла, что они направляются к верху холмов. Это была единственная дорога, которая позволяла такую быструю езду. Внезапно сердце ее забилось сильнее: какая-то машина ехала следом за ними, и она стала надеяться, что их обгонят. Ее ожидания скоро оправдались, но не так, как она ожидала: обе машины вскоре замедлили ход, потом остановились — одна позади другой. Человек, который держал ее в неудобном положении, не двинулся с места, а только опустил стекло, чтобы лучше слышать. Тот, который сидел за рулем, встал и направился к шоферу другой машины. — Итак? Ты смог заставить ее говорить? — спросил голос. — А к чему? Лучше всего заставить ее замолчать раз и навсегда. — Подумай. Это не то, что было условлено. Ты только должен был убедиться, что она ничего не знает. — Согласен, но совершенно очевидно, что как только она освободится, тотчас же отправится к Тентендену. Нет, спасибо, это опасно. Мы будем спокойны лишь тогда, когда она не сможет ничего сказать. — Но ты прекрасно знаешь, что если дотронуться до нее, то он не… — Он будет делать все, что мы захотим. В том положении, в котором он находится, у него нет выбора. Но скажи мне, что это на тебя нашло? Я видел тебя более благоразумным. — Да-а… в сущности, ты, может быть, и прав. К тому же мы рискуем, что она сможет узнать наши голоса. (обратно)Глава 15 Вест возвращается в Корби
В пятницу утром Весту сообщили об исчезновении Роз Ричардсон. Он быстро закончил текущие дела и в середине дня был уже в Корби. Инспектор Броун, который не покидал местности, ввел его в курс событий очень быстро. Тентенден казался обрадованным его приезду. — Больше ничего не известно? — спросил Вест. — Нет, к несчастью, — вздохнул Тентенден. Броун, которого присутствие шефа словно воскресило, имел мужество пошутить. — Только не спрашивайте его о том, не осматривал ли он силосную башню. Мы уже получили двадцать пять звонков, советующих это сделать. — Людям здесь действительно больше нечего делать, как заниматься глупыми советами. Артур Тентенден пожал плечами с убитым видом. У него были ввалившиеся глаза и усталый вид. Тяжелое испытание для него. — А машина девушки? — Невозможно обнаружить. — Ни малейшего следа? — Нет, один или два, но они мало что дают. — Все же расскажите. — Были обнаружены следы шин ее машины на небольшом участке дороги, которая ведет к Ричардсонам. Они походили на те, которые были найдены около фабрики после смерти Иенсена и Дорис Блек. Что доказывает, — это проделали одни и те же люди. Но так как по-прежнему неизвестно, о ком может идти речь, мы не намного продвинулись. Были также найдены следы шагов. — Вы, конечно, сфотографировали их? — Разумеется. Но особенно не радуйтесь. Речь идет о резиновых сапогах самой распространенной модели и размером также самом распространенном. Броун покачал головой. — Да-а! Говорю вам, что в этом будет очень трудно разобраться. Бесполезно говорить, что мы немедленно отправились к известному Раггу по этому поводу. Но нас постигла неудача: это был его размер, но мы нигде не нашли резиновых сапог. — А вы проверили, как он провел свое время вчера? — Этим сейчас как раз мои люди и занимаются. — И больше ничего? — продолжал Вест. Он был не в состоянии скрыть свое разочарование. Тентенден сделал безнадежный жест. — Нет, ничего. Нужно тем не менее отметить, что машина Роз была замечена Томом Казинсом прошлой ночью. — Том Казинс? — Да, это один из шоферов фабрики. Он возвращался на своем грузовике после того, как отвез последний груз. Он уверяет, что встретился с этой машиной: она шла по направлению к ферме Соли. Он даже удивился, что она ехала с дальним светом фар и не выключила их, как полагается по правилам при встрече. — Мне кажется, она не слишком придерживалась правил движения. — Нет, конечно, но когда он повстречался с машиной, к своему большому удивлению увидел, что за рулем была не Роз Ричардсон, а мужчина. Само собой разумеется, это произошло слишком быстро, но он уверен, что то был мужчина. — Но, судя по его словам, он должен был быть ослеплен фарами машины. — Точно. — Его свидетельствование, мне кажется, нуждается в подтверждении, но оно все-таки о чем-то говорит, поэтому мы должны довольствоваться тем, что он видел. А что водитель был один в машине Ричардсон? — Том не смог этого сказать. Единственное, в чем он уверен, так это то, что не Роз сидела за рулем. — В котором это было часу? — Примерно в 10 часов 30 минут. В подтверждение его слов, агенты, которые несли охрану перед фабрикой, тоже уверяют, что видели машину, приближающуюся к фабрике в это время, которая потом повернула под прямым углом, чтобы выехать на городскую дорогу, по направлению холмов. — Отлично. А где производятся в настоящий момент поиски? — Суперинтендант Колчестера направил к нам необходимое подкрепление. Благодаря этой помощи, мы проверили каждый карьер, каждый грот, каждую рощу. Мы проверили всю местность и все реки. — Надеюсь, что это даст результат. Роз Ричардсон очень красивая девушка. Нельзя ли рассмотреть гипотезу в этом плане? — Об этом уже думали, но за ней не знают никакого флирта. Я расспрашивал всех молодых людей, которые каким-либо образом приближались к ней в последнее время, будь то на теннисном корте, или других местах. Ни малейшей идиллии. Может быть, она не смогла забыть Поля Ки? — А если это она с ним уехала? — Это меня бы удивило. Уже больше года прошло с тех пор, как отец запретил ей видеться с ним, и она больше с ним не встречалась. — Какое послушание! Я восхищаюсь родителями, которые умеют заставить слушаться своих детей. — Сразу видно, что вы не знаете Сиднея Ричардсона! — Но вы и на самом деле ведь не думаете, что двое влюбленных встречались тайком? — Это меня удивило бы. Я полагаю, что ее отец потребовал, чтобы она дала честное слово не встречаться с Полем Ки, и она его, конечно же, сдержала. — Тем не менее, это надо будет проверить. Броун, друг мой, позвоните в Скотланд-Ярд и попросите, чтобы проверили, у себя ли молодой Поль Ки, а также один ли он. — Артур, расскажите мне теперь о крови, обнаруженной на молотке, использованном для диверсии. — Она принадлежит к той же группе крови, что у Иенсена: более того, там было обнаружено несколько волосков. — Также принадлежащих Иенсену? — Да. — Значит, это действительно орудие убийства? А ваш друг Блек? Что с ним? — Я не видел его с тех пор, как его отправили в Колчестер. Кажется, он отказывается от пищи. Он остается неподвижным в своей камере и только повторяет, что невиновен. Учитывая ситуацию, я почти доволен, что он в тюрьме: по крайней мере его не смогут обвинить в похищении Роз, не так ли? Более того… Звонок телефона прервал его. Он снял трубку. — Да. Согласен. Он повернулся к Весту: — Мне заявили о приходе Сиднея Ричардсона. Кажется, он в плохом состоянии и будет лучше, если вы… Они услышали шум поспешных шагов в коридоре, потом дверь резко распахнулась. Появился Сидней Ричардсон, растерянный и бледный. Он сделал шаг к Тентендену, потом овладел собой, повернулся к Весту: — Итак? Вы нашли мою дочь? — Послушайте, Ричардсон… — начал суперинтендант. — Нет, не вы. Это к нему я адресуюсь. Итак? Каков ваш ответ? Роджер Вест заставил себя говорить спокойно: — Нет, мы еще не нашли ее. — Тогда что вы тут делаете,задницами протираете стулья вместо того, чтобы отправиться на ее поиски? Но в этот момент в кабинет вошел Броун и сказал Ричардсону сухим тоном: — Вся полиция округа занята поисками, мистер Ричардсон. — Все это лишь слова. Я настаиваю на своем вопросе, почему вы предпочитаете сидеть здесь вместо того, чтобы заняться поисками? Он схватил Веста за отвороты его пиджака. Детектив резким движением освободился. В дверях появилась женщина, она умоляюще проговорила: — Послушай, Сидней, успокойся. К чему приведет все это? Потом она обратилась к суперинтенданту Тентендену: — Артур, я прошу вас простить его. Он сам не свой. — Мы это знаем, миссис Ричардсон. Директор фабрики, казалось, потерял весь свой запал. Он еще более сгорбился и усталым жестом провел по лбу. — Роз, моя дорогая девочка, необходимо, чтобы вы ее нашли и немедленно, а то будет слишком поздно. — Я уверена, что эти господа сделают все возможное. — Да, миссис, — ответил Тентенден, — будьте уверены, что как только мы узнаем что-либо о ней, мы немедленно известим вас об этом. Вест прервал его жестом. — Мы выиграем много времени, если мистер Ричардсон, наконец, скажет нам все, что ему известно. Тон инспектора Веста был так холоден, что его слова упали, как обвинение. Потом он продолжал: — Каждая минута может быть фатальной для мисс Роз, и если, к несчастью, мы приедем слишком поздно, чтобы спасти ее, мистер Ричардсон сможет объяснить это лишь своим нежеланием сотрудничать с нами. Ричардсон казался задетым за живое. Он выпрямился и уставился на Веста. — Мне не в чем упрекнуть себя. Вы не имеете никаких оснований говорить так. Вы знали, что она находится в опасности и оставили ее без охраны. — Нет, мы ничего не знали о том, что она рискует быть похищенной. А вы? Вы это знали? Тот не ответил, и Роджер стал настаивать. — Я вам задал вопрос, мистер. — Откуда я мог это знать. — Вы можете нам сказать, что сделало вас таким беспокойным с некоторого времени? — Но к чему, наконец, приведут эти вопросы? — спросила миссис Ричардсон. — Это вашего мужа я спрашиваю, миссис. Сидней на мгновение закрыл глаза. Его лоб был покрыт потом. Наконец, от открыл глаза, его взгляд выражал высшую степень напряжения. — Мистер Вест, вы здесь для того, чтобы найти нашу дочь, а не для того, чтобы вмешиваться в мою частную жизнь. — Я не нуждаюсь в ваших советах и знаю, что мне надо делать. Должен ли я вам напомнить, что уже убиты двое? Ваша дочь исчезла и, Бог знает, что с ней случилось. На фабрике диверсия. Я совершенно уверен, что вы отлично знаете, из-за чего все это случилось. Почему вы молчите? В комнате наступило молчание — тяжелое и напряженное. Ричардсон, шатаясь, подошел к стене, как будто он нуждался в опоре. Все взгляды были устремлены на него. Напряжение становилось невыносимым. Вдруг Ричардсон открыл рот, чтобы отвечать… Раздался телефонный звонок. Тентенден пулей бросился к аппарату. — Хэлло? Да… Что? Где это? (обратно)Глава 16 Скала Бракен Хилл
Каждый догадался, что есть новости, Тентенден повесил трубку и заявил: — Машина вашей дочери обнаружена на Бракен Хилл. Двое наших людей увидели ее у подножья скалы. — А Роз? — испуганно спросила мать. — Ничего не известно. Никто еще не смог приблизиться к машине, так как ни одна дорога не ведет в то место. Нужно будет попросить специалистов спуститься туда при помощи канатов и крюков. — Бракен Хилл, говорите вы? Пошли, — сказал Ричардсон жене. — Нам нужно отправиться туда немедленно. После их ухода Тентенден посмотрел на Веста с подавленным видом. — Нам лучше, не теряя времени, последовать за ними. Он находится в таком невменяемом состоянии, что способен натворить Бог знает что. — Да, тем более, что мы сможем быть полезными там. — Мне подвести вас или вы сядете в свою машину? — Я достаточно водил машину сегодня и поеду вместе с вами, если вы меня приглашаете. Броун сопровождал их и по дороге рассказал о том, что Ярд выяснил в отношении Поля Ки. — Он на этой неделе не выезжал из Лондона, и Роз не виделась с ним. Известно лишь, что он собирается приехать к отцу и младшему брату. Настоящее нашествие в наш край! Действительно, понадобилось исчезновение Роз, чтобы он появился тут. Ведя машину к Бракен Хилл, Тентенден счел нужным обратить внимание на топографию местности: — Вы увидите, что эта скала очень отвесная и высокая. Местность действительно зловещая, притягивающая самоубийц. В прошлом году туда приехало пятеро, чтобы покончить с жизнью. Тут нет риска неудачи, нужно лишь набрать большую скорость для разгона и готово. Скала возвышается более чем на сорок метров и во время прилива море окружает ее. Они перегнали грузовик, водитель которого сделал им знак. — Это молодой Кузинс, — сказал Тентенден. — Его часто тут встречаешь. — Это он видел прошлой ночью машину? — Точно. — А какое было море вчера вечером около 10 часов 30 минут? — Высоким, а почему вы спрашиваете? — А скалы сорок метров высотой? — Да, я вам уже сказал об этом. — Упав с такой высоты вниз на скалы, машина, безусловно, должна разбиться. — Без сомнения. — Если малышка находилась внутри, то очень мало надежды обнаружить ее живой. — Увы! (обратно)Глава 17 Что они нашли под скалой
На вершине скалы была толпа народу: машина пожарных, с дюжину автомобилей и более тридцати персон граждан, не считая большого количества полицейских. Роджер Вест сразу же заметил Сэма Соли, потом Ричардсона, страшно возбужденного — жена пыталась успокоить его. — Пустите меня… пустите меня, я хочу спуститься… это моя дочь, и я хочу… К нему подошел маленький мужчина — это был доктор Арнольд, единственный практикующий врач в этой местности. Он пытался урезонить его: — Немного хладнокровия, черт возьми. Перестаньте же горячиться, Сидней, и облегчите нам дело, вместо того, чтобы усложнять его. Помощник Тентендена, симпатичный малый, темноволосый, с живыми глазами, приблизился к вновь прибывшим: — Итак, Салмон, что нового? — К несчастью, ничего, мистер Тентенден. Добрый вечер, мистер Вест, здравствуйте, Броун. Идите сюда, следом за мной, вот отсюда можно лучше оценить ситуацию. Они подошли к краю скалы и увидели совсем внизу маленькую красную машину. Она казалась странно зажатой между двумя большими уступами, которые помешали ей покрыться водой во время ночного прилива. Внизу море колыхалось, с шумом вливалось в гроты, образовавшиеся от постоянной эрозии. Трое полицейских пытались добраться до машины, но они еще были очень далеко от нее, так как им приходилось полностью огибать скалу. Вест вздохнул: — Им не добраться до нее. — Нет, хотя я вам клянусь, что они сделают максимум для этого. Они взяли с собой передатчик и нас известят, если им удастся подойти к машине. — Да-а… После такого падения, я полагаю, Роз Ричардсон, если она находилась внутри машины, вряд ли находится в хорошем состоянии, это невозможно. В таких обстоятельствах каждая минута имеет огромное значение. У меня есть желание спуститься прямо отсюда на канате. — Такова была и наша первая мысль, и пожарные даже принесли все необходимое. К сожалению, наши люди не обучены специально скалолазанию и было бы слишком много риска посылать их туда. — Я понимаю. — Тем не менее, ваша мысль прекрасна, мистер Вест, — продолжал Салмон, — и если вы на самом деле решитесь спуститься туда, я буду вас сопровождать. Я достаточно тренирован для того, чтобы подобное путешествие не пугало меня. — Решено, спустимся вместе. Оба мужчины взяли канаты, принесенные пожарными, и стали специальным образом закреплять их, когда появилась новая машина. Из нее вышли трое мужчин, которых Вест не знал. Но Салмон, знавший вновь прибывших, не смог сдержать своего удивления. — Вот это да! Поль Ки! Прошло очень много времени, как его видели здесь! Вот Ричардсон состроит рожу. — А кто двое других? — Его отец и младший брат. Броун подошел к Весту и взял его за руку, так как собирался отговорить его спускаться вниз. — Красавчик! В какое опасное предприятие вы снова пускаетесь! Вы всегда слишком усердствуете. Подумайте хорошенько! Подумайте о своей семье и предоставьте здешним людям выпутываться самим. Прошу вас, не спускайтесь вниз сами. Я хорошо обследовал скалу, и я вам клянусь, что она опасна. Камень подточен и рискует обвалиться при малейшем шаге. Похоже на то, что здесь часто бывают ливни. Представьте себе, что это произойдет как раз во время вашего спуска. У вас не будет никаких шансов спастись. Вест осторожно освободился от захвата своего помощника и приветливо ему улыбнулся. — Какой вы пессимист, Броун. Не расстраивайтесь, пока для этого нет причин, и лучше заставьте всех отступить от края, в особенности от машины. Ведь здесь нет ни малейшего парапета, который мог бы помешать им последовать примеру этой машины в случае, если кто-нибудь забудет поставить свой автомобиль на тормоз! Внезапно, несмотря на уговоры авторитетного доктора Арнольда, Сидней Ричардсон снова закатил истерику и решил предпринять спуск, чтобы присоединиться к спасателям. Роджер Вест, который следил взглядом за всем происходящим, сразу увидел его возбуждение и сделал замечание Броуну, который на это лишь пожал плечами: — Пусть сломает себе шею, если ему так хочется. Это опасный сумасшедший и нет никакой возможности заставить его быть благоразумным. — Послушайте, Броун, у вас нет сердца… и кроме того, это наш основной свидетель! (обратно)ГЛАВА 18
Неожиданно Ричардсон испустил вопль и потерял равновесие. Неосторожные действия Ричардсона замедляли оказание помощи. Нужно было мобилизовать несколько человек, чтобы они отправились на выступ, куда Ричардсон имел благоразумие прыгнуть в момент, когда потерял равновесие. Роджер Вест следил несколько минут взглядом за тем, как поднимали Ричардсона, потом успокоившись относительно своего «свидетеля», решил, что настало время спуститься вниз в лощину самому. Салмон, более молодой и тренированный, был отправлен разведчиком. Ему вручили передатчик, чтобы он мог сноситься с людьми, сгруппированными на карнизе, связку ключей от машин на случай, если Роз находится внутри машины и пакет для оказания первой помощи, а также необходимые приспособления для определения отпечатков пальцев. Крепко обвязанный и надежно закрепленный, молодой полицейский в несколько минут достиг маленькой красной машины. Каждый наверху скалы следил за его спуском с бьющимся сердцем и ожидал результата при гробовом молчании всех. Внезапно в радиоприемнике Роджера Веста раздался треск. Все затаили дыхание: — Хэлло, хэлло, вы меня слышите? — спросил голос Салмона. — Да, — ответил Вест, — что вы видите в машине? — Мисс Ричардсон. — В каком состоянии? — Подождите секунду… Она без сознания. Но ее сердце бьется, только очень слабо. Что я должен сделать? Вест передал приемник доктору Арнольду. — Говорит доктор Арнольд. Вы меня слышите, Салмон? — Да, доктор, я вас прекрасно слышу. — Опишите мне мисс Роз. — Она невероятно бледна, веки у нее потемнели и посинели. Она без сознания. Ей заклеили рот при помощи лейкопластыря. Я боюсь поранить ее, снимая пластырь. — Я полагаю, что у вас есть эфир в вашей-сумочке. — Да, действительно. Я понял. Я использую его, чтобы осторожно отклеить пластырь. — Приступайте. Наступило молчание, потом Салмон сказал: — Ну вот, я это сделал, доктор. У меня впечатление, что она теперь дышит легче. — Это естественно. Вам остается определить, не страдает ли она от какого-нибудь ранения. А также убедиться, нет ли у нее внутреннего кровоизлияния. Полагаю, что не нужно вам говорить, как это сделать. Вы регулярно слушали мои лекции по оказанию первой помощи. Освежите свои знания, надеюсь, что вы не все забыли. — Нет, не беспокойтесь, доктор. По моему мнению, у мисс Роз нет никаких ран и внутреннего кровоизлияния. — Отлично. В таком случае, попробуйте как можно осторожнее вынуть ее из машины и отнести ее к берегу моря. Мы пришлем моторную лодку, чтобы отвезти ее в госпиталь. Салмон, следуя инструкциями врача, стал вынимать девушку из машины. В тот момент, когда он собирался отнести Роз к берегу моря, трое агентов, которые обходили скалу, присоединились к нему и стали активно помогать. Вест в свою очередь обвязался канатом и приготовился к спуску. Бросив последний взгляд вокруг себя, он увидел, что все автомобили по просьбе Броуна отъехали от края скалы. Только трое — Ки, Сэм Соли и двое журналистов еще не отодвинули своих машин от опасной зоны. Один из репортеров подошел к Весту. — Какая демонстрация силы, а! Во сколько же может обойтись подобная операция? Я уверен, что эта цифра заинтересует налогоплательщиков! Это было сказано тоном, которого Вест не переносил. Но он заставил себя спокойно ответить: — Я предоставляю вам возможность подсчитать это. — Ничего не известно, что случилось с мисс Ричардсон? — Нет еще. — Это похоже на попытку убийства, не так ли? — Возможно. Не желая слушать дальше, Роджер Вест быстро предпринял спуск и присоединился к Салмону в тот момент, когда, вызванная по радио, моторная лодка подплыла к скале, чтобы забрать мисс Роз. Салмон рассматривал сидение машины при помощи лупы. Все обнаруженное он немедленно раскладывал на листе бумаги и старательно описывал. Вест в свою очередь стал рассматривать другую сторону машины, начав с руля. Он тщательно посыпал его тальком и на черном эбеновом руле ясно отпечатались следы пальцев. Он старательно снял их, потом занялся коробкой скоростей. — Будущее покажет. Пока я довольствуюсь тем, что фотографирую все, что нахожу. Нужно попросить, чтобы как можно быстрее сняли руль, а также и доску приборов, надо обследовать их в лаборатории. — Может быть, они смогут… Вдруг Салмон замолчал и прислушался. Вест поднял голову и успел увидеть передние колеса, потом всю машину, летящую в пустоту, по траектории, которая неумолимо должна была закончиться в том месте, где находился Салмон. Последний также понял это, Вест слышал, как он прошептал: — Боже мой! — Спасайтесь, Салмон! — завопил Вест, бросаясь в свою очередь в сторону. В своем падении огромная машина ударилась об один из выступов скалы, который увлекла за собой, потом рикошетом другой. Роджер мчался, как мог быстрее, и вовремя успел добежать до углубления в скале. Послышался страшный шум и грохот, потом наступила мертвая тишина. Вест покинул свое убежище и вернулся к красной машине. Падающая машина упала прямо на нее вместе с куском скалы, тоннами земли и камней. В этот момент Роджер понял, что Салмон не подает признаков жизни. (обратно)Глава 19 Заживо погребенный
Роджер понял, что произошло. Он находился справа от маленькой машины, то есть со стороны моря, и потому мог вовремя убежать. Не то было с Салмоном, который стоял у скалы. Обвал, вызванный падением машины, обрушился на него. Роджер Вест приблизился к покореженным машинам, с отчаянием ища Салмона. Вдруг он увидел руку, торчащую из насыпи. Он схватил ее, чувствуя, как рука сжала его пальцы и попытался вытащить ее. Напрасно он смотрел кругом в поисках какого-нибудь инструмента, который помог бы ему поскорее сдвинуть эту кучу песка и камней. Ему пришлось действовать собственными руками и ногтями. Зловещие скрипы раздавались все время. Огромная машина, накрывшая маленький красный автомобиль Роз, была старой моделью «Остина». Она сейчас находилась в положении неустойчивого равновесия и требовалось небольшое движение или толчок, чтобы она свалилась на то место, откуда торчала рука Салмона. Вест старательно рыл, в отчаянии от своей беспомощности. Треск раздавался над самой его головой, и каждый раз, когда он поднимал голову, старый «Остин», казалось, приближался к нему: он сползал очень медленно, но ничто не могло остановить этого. Бедный Салмон! Какая ужасная его агония! Несмотря на все свои усилия, Вест почти не продвигался вперед. Он не только рыл землю, но должен был отбрасывать ее подальше, чтобы она снова не сыпалась на него. Наконец, ему удалось отрыть макушку головы Салмона, потом лоб, глаза и ноздри. Его веки были опущены и ноздри полны песку. Когда голова была полностью освобождена, ему показалось, что он увидел легкое конвульсивное движение на высоте адамова яблока. Значит, еще была надежда его спасти при условии, что его вовремя отроют и сделают искусственное дыхание. К несчастью, старый «Остин» продолжал опасно раскачиваться над ним. Понимая, что первым делом надо было удержать автомобиль, он подобрал несколько больших камней, чтобы застопорить его. Потом он вернулся к Салмону и попытался привести его в чувство. Камни оседали под тяжестью «Остина» и треск снова возобновился. Если бы не Салмон и Роджер Вест был бы тут один, он сделал бы единственно разумную вещь: побежал бы и спрятался под укрытием, но в данной ситуации это было невозможно. Ведь не мог же он покинуть Салмона. А если тот мертв? В течение последних минут он не подавал никаких признаков жизни. А что, если Роджер рисковал жизнью, чтобы спасти мертвого? Вест подумал о Джанет и сыновьях. «Остин» неумолимо продолжал скользить, но Вест все продолжал откапывать Салмона, хотя почти безрезультатно. Внезапно откуда-то поблизости раздался крик. Роджер поднял голову, но никого не увидел. — Эй! Есть кто-нибудь внизу? — Здесь инспектор Вест. Я у машины. — Вы ранены? — Нет, но Салмон наполовину погребен. — Вы не можете вынести его оттуда? — Здесь только я один — и если бы я только мог, я давно сделал бы это. — Здесь около меня есть люди. Скажите, что нужно сделать, я спущусь и помогу вам. — Согласен. Нужно, чтобы несколько человек с лопатами спустились сюда для того, чтобы откопать Салмона, а заодно закрепить машину и не дать ей упасть. — Понял, сделаем все необходимое. Я иду к вам. Держитесь. В ожидании Вест продолжал рыть землю руками вокруг Салмона, который не подавал ни малейшего признака жизни. Снова раздался голос, теперь уже над самой головой Веста. — Черт возьми! Вы правы. Нельзя терять ни минуты! Наступило молчание, потом голос проговорил: — Если бы нам удалось снять эту землю, можно было бы эту старую рухлядь прижать к стене и избежать обвала. Как ваш товарищ? — Я смог лишь освободить его голову. Вначале он слегка шевелился, но теперь не подает признаков жизни. Голос приблизился, и Вест увидел, что то был Питер Ки, младший сын сэра Ланселота. Он казался очень спокойным и решительным. Его присутствие немного оживило Веста, и они вдвоем принялись за работу. Им понадобилось добрых двадцать минут, чтобы укрепить «Остин», тут они увидели, что обвал нашел еще одну жертву в лице одного из полицейских, который участвовал в спасении Роз Ричардсон и который как раз находился на пути падения машины. Требуемая помощь, наконец, прибыла, и Салмон был окончательно освобожден. Его положили на плоский выступ скалы и стали делать искусственное дыхание. Наступала ночь. Роджер внезапно почувствовал себя на исходе сил: его руки были в крови, ногти все обломаны, спина дьявольски болела. Он понял, что ему необходимо перестать напрягаться, если он не хочет, чтобы нервы сыграли с ним шутку. — Известно, как себя чувствует мисс Роз Ричардсон? — Нет. Сейчас ее, вероятно, уже привезли в госпиталь. Если бы они ее убили, я… Он сжал кулаки и продолжал глухим голосом: — Мистер Вест, я знаю, что вы делаете все возможное, но тем не менее, я умоляю вас, задержите виновных! Салмон был моим другом. Констебль, который потерял здесь жизнь, дежурил около школы в Корби, когда я был еще мальчишкой. Это он переводил меня через дорогу, когда мне хотелось пойти купить себе мороженое. Это был прекрасный человек. Маленькая Роз была очаровательная девушка. Один только факт, что кто-то покушался на ее жизнь, говорит, что мы имеем дело с сумасшедшим. Что же еще может случиться? — Мне кажется, что если бы все говорили правду, худшего можно было бы избежать. Говоря это, Роджер Вест чувствовал, что падает от усталости. На мгновение ему даже показалось, что его спина никогда не разогнется, а ноги не смогут нести тяжесть тела. И подумать только, что еще придется взбираться на скалу. — Как этот «Остин» мог свалиться сверху? Кому он принадлежит? — Это машина Сэма Соли. Это ненормальный старый дьявол. Он не нашел ничего лучшего, как поставить машину около пропасти. Он клянется, что поставил машину на ручной тормоз, и я ему верю, но, к несчастью, он не сообразил выключить скорость или хотя бы подложить камень под колесо. Любой мог отпустить тормоз. Но по какой причине, я вас спрашиваю? — Просто-напросто, чтобы помешать нам снять отпечатки пальцев и обнаружить какие-нибудь следы на красной машине. Пока они разговаривали, к ним подплыла лодка, и моряк крикнул: — У меня тут лодка для того, чтобы отвезти вас в Кембл, инспектор. Роджер Вест не заставил себя дважды уговаривать. (обратно)Глава 20 Кто отпустил тормоз у «Остина»
Лодке понадобилось три четверти часа, чтобы достигнуть Кембла, ближайшего городка. Приняв ванну и переодевшись в чистый костюм, Вест отправился в городскую полицию, где его ожидал Кларк, суперинтендант Кембла, а также Тентенден. Последний почувствовал огромное облегчение, когда увидел Роджера Веста в хорошем состоянии. — Можно сказать, что вы меня здорово напугали, Красавчик! — Вы были не одиноки, поверьте. А как Салмон? Тентенден сделал беспомощный жест. — Мертв. Его не смогли вернуть к жизни. — А констебль? — Там не было никакой надежды. Увы! Вест подумал о Салмоне, таком решительном, полным энтузиазма, когда он спускался в лощину, и вздохнул. — Почему, к дьяволу, нам на голову свалилась эта машина? — спросил он. — До сих пор неизвестно, но не потому, что мы не спрашивали всех. К тому же ваш коллега Броун находился там и следил за тем, чтобы никого не пропускали близко к обрыву. Когда он увидел, что случилось, я испугался, что он нас всех отправит вслед за вами. Он не реагировал бы сильнее, если бы вы были его братом по крови. — Это меня не удивляет, мы все друг за друга. — Что бы там ни было, но все было проверено. Соли поставил машину на ручной тормоз, и есть два свидетеля, которые видели это, но он оставил стекло опущенным, чтобы потом не садиться в душную машину. Больше он не подходил к ней. Я первый могу засвидетельствовать это, так как он не переставал смотреть на то, что делается внизу. — Кто же мог подойти и снять тормоз? — Многие из людей, среди которых был мистер Ки и его два сына, мистер Ричардсон и его жена, трое журналистов и двое наших людей, не считая чужих. — Трудно будет отыскать злоумышленника среди такого большого количества людей. Суперинтендант Кембла, Кларк, видимо, смущенный присутствием Веста, покашлял и решился вступить в разговор: — Вы можете мне сказать, что я вмешиваюсь не в свое дело, о котором мне почти ничего неизвестно, но разве причина инцидента не может быть другой? — Что вы хотите этим сказать? — Вы ищете того, кто мог снять машину с тормоза и отправить ее вниз. А нельзя ли рассмотреть этот случай под тем углом зрения, что тормоз мог сам ослабиться, а это очень часто случается, и машина упала таким образом без помощи человека? — Да-а, — протянул Вест скептически, — это возможно. Но есть и другая причина. — Какая же? — Вы отлично знаете местность. Могли бы вы мне сказать, что с высоты утеса можно было видеть, где Роз Ричардсон находилась в тот момент. — Что вы говорите… — начал Тентенден, потом спохватился: — Нет, нет. За исключением нас с доктором Арнольдом, стоявших на выдающемся вперед выступе, никто из присутствующих не мог видеть, где она в точности находилась в тот момент, когда упал «Остин». — Значит, можно предположить, что узнав, что Роз Ричардсон осталась жива после своего падения, тот, который желал ей смерти, попытался снова убить ее раньше, чем ее вынут из машины. — Действительно, и так может быть, — согласился Кларк. — Теперь совершенно необходимо узнать, в каком состоянии находится Роз! Тентенден хлопнул себя по лбу. — Где моя голова? Я забыл вам сказать, что у нее нет серьезных повреждений. На всякий случай ее подержат в госпитале до завтрашнего дня. — Вот, по крайней мере, хорошая новость. Если хотите знать мое мнение, вы должны тщательно охранять девушку. Ее уже пытались дважды убить и не исключена возможность новой попытки. Тентенден сразу встал. — Кларк, не позвоните ли вы в госпиталь, чтобы там предприняли все меры. Я отправлюсь туда. Кларк тоже встал. — Согласен. А что касается обеда, то я позвонил в «Клит-отель», чтобы там оставили для нас столик. Это вас устраивает? — Вполне. (обратно)Глава 21 Продолжение
В «Клит-отеле» обеденный зал ресторана был очаровательно старомоден. Метрдотель разрывался между двумя столиками, за которыми обедали сыновья Ки, Вест, Кларк и Тентенден. Совершенно против своего ожидания, Роджер с большим трудом заставлял себя глотать каждый кусок. Причиной этому было переживание в лощине. Он не мог отогнать воспоминания об окровавленном лице Салмона и он беспокоился о Роз, которой угрожала большая опасность. С большим облегчением он встретил окончание обеда, превосходным качествам которого его товарищи отдали должное. Они собирались встать, когда к ним подошли братья Ки. — Я рад видеть вас в хорошей форме, мистер Вест, — сказал Питер. — Я хотел бы представить вам своего брата Поля. Поль слегка усмехнулся. — Счастлив приветствовать героя. Я с восхищением следил за вашими усилиями освободить Салмона. Бедный малый! Ему действительно не повезло. — Да, не повезло. — Вы считаете, что скоро сможете задержать виновного? — Надеюсь. — Я вижу, мистер Вест, что вы не имеете желания открывать свои карты. Вмешался его брат. — Послушайте, Поль, совершенно естественно, что мистер Вест скромен и не потакает твоему любопытству. Вместе с тем, инспектор, я хотел бы тоже задать вам вопрос. — Слушаю. — С какого времени, по вашему мнению, происходит саботаж на фабрике? — А что вы сами думаете по этому поводу, мистер Ки? — Трудно сказать. Задолго до последней неисправности максикота. Мне кажется, что список неисправностей намного возрос с какого-то времени. — Это точно, у меня есть перечень машин, у которых были неисправности за последнее время, — сказал Роджер. — Поздравляю, — со смехом проговорил Поль, — вы не теряли даром времени. Питер недовольно пожал плечами и продолжал: — Можно сказать, что многие неисправности происходили от того, что некоторые части устарели и требуют быстрой замены. Но если так считать, то можно и многое упустить. Как вам кажется, не ускользнуло ли что-либо от вашего внимания, мистер Вест? — Ты прав, Питер, задавая эти вопросы, но не забывай, что эти господа из полиции устали. Насмешка Поля пропала даром, никто не обратил на нее никакого внимания. Питер, немного погодя, продолжал: — Я хотел бы поговорить о мистере Сиднее Ричардсоне. — Да? Вот как? Суперинтендант Тентенден казался очень удивленным. — Мне кажется, я понял, что мистер Питер Ки хотел сказать… совершенно очевидно, что кто-то старается сделать большое зло нашему дому и одним из таких способов добиться этого, было испортить отношения между директором и рабочими. Вооружить мистера Ричардсона против рабочих было очень просто, заставив его поверить, что кто-то из них занимается саботажем. — Хорошо сказано, мистер Вест, — сказал Поль. — Вы теперь достаточно хорошо знаете предприятие Ричардсона и Ки, чтобы понять, что основное направление зависит от Сиднея. Мой отец с успехом занимается коммерческой стороной и находится в курсе всех технических новшеств, а мой брат осуществляет связь между фабрикой и клиентами. Вместе с тем уберите Сиднея, и вся организация развалится. Я, у которого есть причины не любить его, часто мечтал, чтобы он исчез. Вместе с тем я никогда не думал, что он будет таким неуравновешенным и будет способствовать разрушению фабрики, которая является его единственным стимулом в жизни. Это совершенно необъяснимо! Если бы я был на вашем месте, суперинтендант, я бы поискал того, у кого есть интерес терзать таким образом Сиднея Ричардсона. (обратно)Глава 22 Сидней Ричардсон
Когда оба брата Ки отошли, Роджер Вест спросил: — Как это произошло, что Поль покинул Корби? Тентенден пожал плечами. — Никто не рассказывал мне об этом. Но тем не менее я знал эту новость от секретаря Ричардсона, которая была подругой моей жены. Несчастная умерла недавно от рака. Она нам рассказала, что после того, как Полю отказали в руке Роз, он стал делать глупости. Он стал пить и даже увез с собой на уик-энд дочь одного из крупных клиентов без разрешения ее отца. Это вызвало взрыв. Старый Ки вышвырнул его за дверь. — И как он это воспринял? — Откуда я могу это знать. Он делает вид, что все принимает в шутку. Ведь вы его слышали только что. — Да, действительно. В таком случае, у него есть основательная причина желать зла «дому» в целом, и Сиднею Ричардсону в частности! — Но ведь вы не собираетесь заподозрить его? — Почему нет, Артур? Нужно будет незамедлительно позвонить в Скотланд-Ярд, чтобы там провели подробное расследование о троих Ки. — Что? Даже отца и Питера. — Даже их. Вернулся Кларк. — Я только что узнал кое-что, что может оказаться очень важным. — Что же? — Один из моих людей утверждает, что он заметил на скале в момент инцидента одного подозрительного парня. Но он не видел, чтобы тот делал что-либо недозволенное. Тем не менее, это страшно мерзкий тип. Не так давно он был замешан в деле допинга с лошадьми. Это очень плохо окончилось, произошло сведение счетов, в результате чего двое людей были серьезно ранены. Тата сочли виновным и приговорили к заключению на шесть месяцев. Можно сказать, что ему повезло, так как он заслуживал пять лет. Вест не скрыл своего интереса. — Значит, Тат находился около машины в момент инцидента? Вот это интересно. Мой помощник Броун сказал мне, что со своей стороны он заметил в Корби Рагга, в день смерти Дорис Блек. — Значит, вы знаете Рагга? — Да, и Картера. Это трио не может не заставить о себе говорить, когда находится где-либо. — Да, в самом деле. — Хорошо, я также попрошу Скотланд-Ярд осведомиться и на их счет. Совершенно необходимо узнать, располагает ли один из них машиной, похожей на ту, которую мы разыскиваем, а также, что они делали в последнюю ночь и затем в ночь убийства Дорис Блек и Иенсена. Суперинтендант Тентенден и Роджер Вест прибыли в Корби лишь около десяти часов вечера. Все, кто имел хоть отдаленное отношение к полиции, были глубоко опечалены смертью Салмона. В главной конторе Броун печатал на машинке: рукава рубашки были засучены, галстук ослаблен, и сигарета свисала с губ. — Ну, можно сказать, что вам повезло, Красавчик! — проговорил он растроганным голосом. — Прежде чем продолжать работу с вами, я хочу знать, собираетесь ли вы совершать новые попытки к самоубийству, как сегодня? Вест расхохотался. — Долго будете жить, узнаете, старина! А в ожидании я хотел бы, чтобы мне принесли ручку ручного тормоза из машины Соли. — Неужели вы так наивны, что думаете, тот мерзавец забыл надеть перчатки? Во всяком случае, я предугадал, что вы попросите меня об этом и с минуты на минуту ожидаю не только рукоятку ручного тормоза, но и руль. С другой стороны, бесполезно вам говорить, что все возможные отпечатки, которые были обнаружены на машине, проявлены и сфотографированы. — Это хорошо. — Что вы ожидаете от этой анкеты о Ки? — Каким образом вы в курсе этого? — Я только что разговаривал с Ярдом. Я хотел, чтобы они выяснили для меня все о Рагге, Тате и Картере. — Большие умы встречаются! — И что? — Рагг живет в меблированной квартире на Парк Бересе. Его оба сообщника живут неподалеку от него. Представьте себе, что они исчезли все трое, как по волшебству. Скотти немедленно выписал ордер на их арест. Это он спросил меня, что вы хотите в точности знать о Ки. К несчастью, вы всегда действуете один, и я не мог ему ответить. — Сказать мне такое, Броун! Но кто вас привлекает ко всем следствиям, которые я веду, как этого не делает ни один инспектор-шеф в Ярде! Они оба рассмеялись, потом Роджер Вест продолжал: — Если мы убедимся, что здесь оперирует это зловещее трио, нам остается лишь выяснить, кто их оплачивает, Может быть, Поль Ки? У него есть причины мстить предприятию. — Вы, кажется, забыли, что он влюблен в Роз Ричардсон и что он будет последним, желающим ее уничтожения, — заметил Тентенден. — Одно очко в вашу пользу. Расскажите мне об отношениях между Сэмом Соли и Ричардсоном. — Как это? Значит, вы в курсе дела, Красавчик? — Я не в курсе. Я задал вам этот вопрос, не зная, к чему он приведет. Мне повезло, вот и все. — Это, вероятно, то, что называют нюхом. Тентенден вздохнул, потом заговорил мрачным тоном: — Вот потому-то я и попросил, чтобы вы приехали в Корби, Красавчик. Бессознательно я знал, что как только начнут копаться в происходящем здесь, это будет весьма неприятное зрелище. И я хотел, чтобы эта работа была проделана другими. Да, действительно, Соли и Ричардсон чего-то не поделили с дюжину лет тому назад. Фабрика нуждалась в расширении и, учитывая топографию местности, это расширение могло произойти лишь с востока, а это значит за счет земли Соли. Несмотря на то, что дело рассматривалось в муниципалитете, Соли категорически отказался расстаться хотя бы с пядью земли, которую его семья эксплуатировала в течение шести поколений. К несчастью для него, его вынудили это сделать, и ничего в этом удивительного нет. Сидней влиятельный член муниципального совета. — Я представляю себе ярость Соли. — Да, и она не уменьшилась с годами. — Значит, если подытожить, то мы имеем две персоны, которые могут желать зла фабрике: Соли и Поль Ки. Тентенден пожал плечами. — Роджер, друг мой, вы очень далеки от истины. Предприятие Ричардсона и Ки, совершенно не популярно среди других владельцев типографий, и я уверяю вас, что если с ними случится несчастье, это никого не опечалит. Вест внезапно решил пойти повидаться с Соли. Последний не сдержал своего неудовольствия, увидев его приближение. — Опять вопросы! Если бы вы знали, как все эти события мешают моей работе. Роджер перебил его, улыбаясь: — Я обещаю вам, что не задержу вас больше, чем это будет для меня нужно. — Надеюсь. — Вы кого-нибудь видели шатающимся около вашей машины перед тем, как она свалилась вниз? Фермер поскреб себе затылок. Он явно колебался. — Да-а… но для того чтобы сказать, что это он отпустил тормоз… хотя я его хорошо видел, он оставался довольно долго около моей машины. Забавный маленький человек с такой маленькой головой, если вы понимаете, что я хочу сказать. И это не первый раз, что я его видел в нашем краю. Он часто сидит за рулем «Форда». — Вы не знаете, он живет в Корби? — Нет, не знаю, но несколько дней назад я видел, как он «по-стопу» взял парня, который, кажется, вышел с фабрики. — А как выглядел тот тип? — Я не обратил на него особенного внимания. Мне кажется, что он небольшого роста, очень тонкий и особенно очень темный. — Спасибо. Именно так можно было описать Рагга. Кажется, Вест обнаружил солидный след! У Ричардсона инспектор был принят не лучше, чем у фермера Соли. Миссис Ричардсон категорически отказала ему, когда он попросил позволения поговорить с ее мужем. — Это совершенно невозможно, мистер Вест. Вернувшись из Корби, куда привезли нашу девочку, Сидней был в таком состоянии, что доктор Арнольд заставил его принять снотворное. Разбудить его сейчас, значит еще более ухудшить его состояние. Не настаивайте, инспектор, прошу вас. — Очень жаль, мадам, но совершенно необходимо, чтобы я поговорил с ним. — В таком случае, сначала позвоните по телефону доктору Арнольду и спросите у него разрешения. Сомневаюсь, что вы его получите. — А через сколько времени он должен проснуться? — Завтра утром. И я заставлю его остаться целый день дома. Вы тогда сможете его повидать. — Я уверен, что ваш муж, если захочет, сможет нам помочь. Вы думаете, он это сделает после хорошего отдыха? — Если честно, то нет. — Даже если он понимает, что опасность продолжает угрожать мисс Роз? — Я не могу ответить за него. Почему вы не зададите этот вопрос сэру Ланселоту Ки? Он провел с Сиднеем довольно много времени сегодня вечером. Может быть, у него есть какие-либо соображения? — Каждая минута дорога, Миссис Ричардсон. Четыре человека, из них двое полицейских, уже мертвы: ваша дочь обязана жизнью чуду. Дело, которым руководит ваш муж, угрожает развалиться. Не кажется ли вам, что все это стоит того, чтобы немного утомить мистера Ричардсона? — Доктор Арнольд советовал… — Я решил, несмотря на ваш запрет, немедленно поговорить с вашим мужем. — В таком случае я немедленно вызову доктора Арнольда, чтобы он сделал, что найдет нужным, и позвонил вашему начальству. Роджер равнодушно пожал плечами. Предположив, что спальни обычно находятся на первом этаже, он направился туда. Ему не составляло большого труда найти Ричардсона. Последний, с сильно побледневшим лицом, тяжело дышал. Вест взял его руку. Она была ледяной, и пульс едва прослушивался. Детектив бросился на лестничную площадку. — Миссис Ричардсон! Вашему мужу стало хуже. Попросите доктора немедленно приехать сюда. Потом принесите мне все одеяла, а также горячей воды. (обратно)Глава 23 Правда забрезжила
У доктора Арнольда не было ни секунды колебаний, когда он увидел Сиднея Ричардсона. Он обратился к Весту: — Нужна карета скорой помощи и побыстрей. Можете вы позвонить в госпиталь, чтобы ее прислали сюда. Скажите им также, чтобы они тем временем приготовили все самое необходимое на случай отравления. Пока он делал все необходимое, Вест воспользовался случаем и позвонил в полицию, чтобы попросить Броуна и Тентендена присоединиться к нему. Разговаривая по телефону, Вест слышал жалобный голос миссис Ричардсон, которая спрашивала: — Как вы его находите, доктор? — Очень плохим, я не могу этого от вас скрывать. Надеюсь, что нам удастся его спасти. — Бедный Сидней! Боже мой! Это было больше того, что он мог вынести. Я должна была не сомневаться тогда, когда он говорил мне и Роз, что если дела пойдут еще хуже, он сразу же покончит с ними. — Послушайте, Мэри… — начал врач. — Что он хотел этим сказать? — спросил Вест. Доктор Арнольд собрался уже запротестовать, потом спохватился и не стал возражать. Миссис Ричардсон вздохнула. — Мадам, я уже вам сказал, что рассматриваю положение вашей дочери как очень опасное. Если с ней произойдет несчастье, вы будете жалеть, что отказались мне помочь. — Да, Мэри, мистер Вест прав. Вы должны ему сказать все, что вам известно. Она вытерла глаза. — За последнее время он получил несколько угрожающих писем, но он заставил меня обещать ему, что я никому об этом не скажу. — А чем ему угрожали? — Проведением всевозможных диверсий на фабрике. — А вы видели эти письма? — Нет. Сидней отказывался дать мне их прочесть. К тому же, угроза не всегда приходила в письменном виде. Я знаю, что он также получал их и по телефону. И довольно часто. — Он вам рассказывал об этом, или же вы сами обнаружили? — Он мне сказал про это. — Сколько же всего он получил писем? — Не знаю. — Он их сохранил? — Нет, не думаю, он, по-моему их сразу же сжигал. Как-то однажды, уже совсем в отчаянии, я стала шарить у него в карманах и ничего не нашла. — Почему вы не сказали об этом доктору Арнольду или сэру Ланселоту, или хотя бы Тентендену? — Сидней просил меня хранить это в тайне, а я никогда его не ослушивалась. К тому же я видела, как он несчастен и готова была сделать, что угодно, только чтобы доставить ему удовольствие. Приехали за Сиднеем Ричарсоном и с большими предосторожностями понесли его в карету. Врач посоветовал его жене отправиться вместе с ним. В тот момент, когда врач собирался уехать, Вест подошел к нему. — Можете ли вы мне уделить минуту, доктор? — Да, но говорите скорей, мистер Вест. Пациент очень слаб. — Я буду короток. Лекарство, которое вы дали мистеру Ричардсону — единственный виновник его состояния? — Что вы вообразили? Разумеется, нет. Снотворное, которое я ему дал, совершенно безвредно. К несчастью, он, видимо, решил немного успокоить свои нервы и усилил дозу. Он опорожнил тюбик с лекарством, которое обычно принимал по одной штуке. — Значит, он сознательно покушался на свою жизнь? — Я не полицейский, инспектор. Все, что я знаю, это то, что существует очень мало шансов, что мы спасем его. (обратно)Глава 24 Следствие продолжается
Тентенден и Броун приехали, когда машина доктора Арнольда исчезла вместе с санитарной каретой. — Какая история, — сказал суперинтендент, нахмурившись. — Никогда бы не подумал, что Сидней дойдет до этого. Надеюсь, его спасут. — Врач не такой оптимист. А в Бракен Хилле что нового? — Удалось освободить машину мисс Роз. К несчастью, скала продолжает обваливаться, и море грозит унести все с минуты на минуту. — Скажите вашим людям, чтобы они соблюдали осторожность, у нас и так слишком много жертв! Затем Роджер Вест ввел обоих детективов в курс относительно угроз, получаемых Ричардсоном. — Его жена утверждает, что все началось после забастовки. Я начинаю думать, что эта проклятаязабастовка отличный предлог. На нее можно свалить все. — Тем не менее, именно с этого времени он и переменился. — Миссис Ричардсон утверждает, что повсюду искала письма, которые он получал, но не нашла. Попробуем поискать мы.Они обшарили весь дом от подвала до чердака. На это ушло более двух часов, но, несмотря на все усилия, они ничего не нашли. Роджер Вест мог тем временем констатировать, что семья была далека от бедности. Роз имела почти две тысячи фунтов в год. Ричардсон более пятидесяти, и его жена тридцать тысяч фунтов. Каждый из супругов сделал завещание, в котором треть завещалась дочери, а остальное своей половине. Все тут было нормально. Рассматривая пачку чеков, Вест заметил, что самые большие траты были сделаны за три последних месяца. Общая сумма выплат выглядела довольно внушительно: три тысячи фунтов. — Может, его шантажировали? — предположил суперинтендант Тентенден, когда узнал об этой находке. — Возможно. — Если это так, признайтесь все-таки, что шантажист показал себя очень скромным, — заметил Броун. — Это могло означать оплату Раггу и его банде. — Если допустить, что они замешаны в этом деле, я спрашиваю себя, как мог Сидней использовать их. Не забывайте, существует возможность, что это они спустили машину с обрыва. — Да-а… Мы не намного продвинулись вперед в нашем деле. Вест внезапно почувствовал огромную усталость. Тентенден заметил это и сказал: — Я сделал необходимое распоряжение, чтобы дом находился под наблюдением. Мы ничего больше не найдем здесь сегодня, поверьте мне. Если хотите знать мое мнение, лучше будет вернуться ко мне и выпить чашку чая. Вернувшись домой, Тентенден обрадовался сообщению о том, что Роз Ричардсон находится в хорошем состоянии. Ее же отец, напротив, не выходил из комы, и доктор Арнольд не надеялся его спасти. Миссис Тентенден ожидала всех троих и приготовила к их приходу гору сэндвичей и чай. Она встретила их со своей обычной приветливостью и гостеприимством. — Миссис Арнольд, жена нашего врача попросила меня пойти ей помочь. Бедная женщина находится в плохом состоянии. — Не сомневаюсь в этом, — сказал суперинтендант. — Больше ничего? — Ничего. Языки, конечно, работают вовсю в мастерской. Все кажутся такими уверенными и знающими, кроме меня, конечно, потому что у меня есть муж, который ничего не хочет мне сказать. Суперинтендант стал весело смеяться: — Вот так всегда. В сущности, ее тактика не плоха, так как я почти всегда кончаю тем, что спрашиваю ее, что она думает о ситуации. Итак, Мегги, каково твое мнение по этому поводу? — Это не по-христиански насмехаться надо мной, но так как я не злопамятная, то я расскажу тебе, что «говорят». Думают, и я согласна с этим, в маленьком пальце Соли ненависти больше, чем в любом другом гражданине Корби. Он никогда не простил фабрике, что она забрала у него немного земли, и это могло в конце концов разрушить его нервную систему. — Ты, которая живет здесь с момента рождения, считаешь себя, разумеется, очень хитрой, дорогая, когда говоришь так. Но представь себе, что наш друг Роджер Вест пришел к тому же заключению после того, как едва провел с нами четыре дня. От разговора их оторвал телефонный звонок. Тентенден ответил: — Да? Спасибо. Да? Очень хорошо. Потом он повернулся к своим компаньонам и сказал: — Это сообщение из госпиталя. Сидней Ричардсон умер. — Бедная Мэри. Мне нужно вернуться к ней. — Но сначала, миссис Тентенден… — начал Роджер Вест. — Мои друзья называют меня Мегги. — Согласен. Итак, Мегги, почему вы подозреваете Соли? — Предположим, это женская интуиция. Но, сказав это, я добавлю, чтобы вы не очень обращали внимание на мою болтовню. Я нахожу, что Соли очень подходящий тип для виновного, но я не имею ни малейшего основания обвинить его в тех преступлениях. Должна признаться, что я недолюбливаю этого индивидуума. Я помню, в детстве он щедро раздавал удары кулаками, он даже покалечил несколько мальчиков. — Ты всегда преувеличиваешь, Мегги, — сказал ее муж. — Разумеется, Сэм не был мирным ребенком. У него горячая кровь, и он быстро вспыхивает. А чтобы обвинить, нужно иметь доказательства, а не твои воспоминания. Мегги приняла обиженный вид и повернулась к Весту. — Вы видите? Он сразу нападает, как только коснешься кого-либо из здешних. Вас можно будет пожалеть, если вам придется обвинить одного из его товарищей детства. Роджер заметил, вздыхая: — Это я уже испытал, но честность вашего мужа выше личных симпатий, он ведь сам просил о том, чтобы я приехал сюда. — Я не должна была сомневаться в том, что мужчины всегда поддерживают друг друга. Вот еще что, пока я буду находиться около Мэри, я бы хотела, чтобы вы и Броун воспользовались нашей комнатой для гостей. Там стоят две кровати. Я приглашаю вас. (обратно)
Глава 25 Еще диверсия
Вест проснулся и подскочил. Что-то тревожило его. Оказывается, дверь его комнаты открыта. Он посмотрел в том направлении и увидел Мегги вместе с доктором Арнольдом. — Добрый день, — сказала Мегги, — я бы очень хотела дать вам подольше отдохнуть, но доктор Арнольд помешал мне. Он категорически настаивал, чтобы немедленно повидать вас. Артур принимает ванну, он сейчас придет. Вест кивнул. Она повернулась к кровати, где Броун продолжал спать и засмеялась: — В добрый час! Вот человек, у которого спокойные нервы. — Что нового, доктор? — спросил Вест. — Я закончил вскрытие Сиднея Ричардсона. Его смерть явилась следствием принятия массы снотворного, которое он обычно употреблял. Ваша служба сняла отпечатки пальцев на стакане и на тюбике с использованными пилюлями: они все его и только его. Что касается Розы, то она в нормальном состоянии, и вы сможете допросить ее, когда захотите. После ухода врача и миссис Тентенден, в дверях появился молодой агент. Роджер Вест некоторое время смотрел на него, спрашивая себя, где, к дьяволу, он мог его видеть? Правда, за последнее время он перевидал немало людей в полицейской форме, но этот казался очень знакомым. — Вы принесли новости, констебль? — Да, мистер Вест. Суперинтендант Кларк из Кембла поручил мне передать вам, обязательно только в собственные руки, этот конверт. Я очень огорчен, что пришел слишком рано и прошу прощения… — Не имеет значения. Вы можете сделать все необходимое, чтобы мистер Тентенден и я могли через час повидать мисс Ричардсон? Она знает, что ее отец мертв? — Да, доктор Арнольд сказал ей об этом. — Хорошо. Оставшись один, Вест разорвал конверт от Кларка. Он содержал рапорт, подробное описание происшедшей прошлой ночью на скале драмы. В рубрике «ручной тормоз», он прочел: «…тормоз, типа револьвера, в хорошем состоянии, рычаг действует. Мог быть снят только рукой, иначе были бы обнаружены другие следы. Единственные отпечатки пальцев принадлежат владельцу, Сэму Соли. Они местами размазаны следами, какие оставляют руки в перчатках. Они расположены таким образом, что очень возможно, человек нагнулся через окно, чтобы отпустить тормоз…» — Что это вы читаете? — спросил Броун, который только что проснулся. Роджер повернул голову и увидел, что помощник трет глаза с сонным видом. — Рапорт суперинтенданта Кларка. Он пишет, что единственные отпечатки пальцев на тормозе принадлежат Сэму Соли. — Вот миссис Тентенден будет довольна! Какая необыкновенная женщина, вы не находите, Красавчик? Знаете, я спрашивал себя, что она могла найти такого привлекательного у Артура. Она кажется во всем выше его. Вест предпочел переменить тему разговора и вслух прочитал рапорт. Броун внимательно выслушал его. — Вы помните это дело в прошлом месяце в Путни Хилл? Подозревали мужа в том, что он повредил ручной тормоз в машине своей жены, чтобы отправить ее вниз с высокого холма? Я тогда присутствовал на расследовании эксперта. Это было неприятное и потрясающее дело. Но кончилось тем, что оправдали этого типа, так как было доказано, что если бы это он тронул тормоз, он неизменно оставил бы следы нажатия со стороны машины. Но тормоз был отпущен персоной, находящейся внутри машины. Здесь же наоборот — есть следы на дверце. Вот старый Сэм Соли и в плохой ситуации! Интересно узнать, что он теперь скажет? Когда мы пойдем допрашивать его? — У нас для этого есть еще много времени, Броун. Я первым делом собираюсь навестить Роз Ричардсон. Врач разрешил визит. (обратно)Глава 26 Мисс Роз Ричардсон
Молодая девушка встретила их с обычной приветливостью. Но красные глаза выдавали ее горе, и она с трудом сдержала слезы, когда увидела детективов. — Бесполезно говорить, насколько мы огорчены тем, что случилось с вашим отцом, мисс Роз. И мы бы очень хотели оставить вас в покое в такое время, поверьте нам. Если мы здесь, то только потому, что иначе нельзя. — Я в этом уверена, инспектор, и я благодарю вас за эту деликатность. — Мы будем насколько возможно коротки. Можете вы нам сказать, сколько человек напало на вас? — Двое. — Вы сможете их узнать? — Боюсь, что нет. На их лицах были темные маски. — А что вы можете нам сказать относительно того, что поможет нам опознать их? — К несчастью, очень немногое. Они молоды, это определенно. Один их них очень маленького роста и тонкий. И она подробно рассказала, что с ней случилось, начиная с отъезда из клуба, ничего не пропуская. Она также повторила то, что сказал шофер другой машины. — Этот человек, о котором они говорили и который по их словам находится в полной их власти — вы не представляете, о ком идет речь? — спросил ее Вест. Она немного поколебалась, потом ответила: — Нет, не знаю. — А вы смогли бы узнать их голоса, как вы думаете? — Да, возможно, но мне было не очень хорошо слышно, потому что шум от мотора очень мешал слушать. Она снова поколебалась, потом продолжала дрожащим голосом: — Вместе с тем одна деталь поразила меня, но я боюсь, что для вашего следствия это не интересно. — Говорите. Мы сами решим это. — Это относительно той машины, которая догнала нас и остановилась как раз перед нами. Водитель знал моих похитителей. На секунду я увидела заднее стекло этой машины и хотя не могу поклясться, но мне все же показалось, что я узнала большую пластиковую рыбу, которая служит амулетом Сэму Соли. — У вас создалось впечатление, что это была его машина? — Да, действительно, но это не он вел машину, так как я бы узнала его голос, такой хриплый. Водитель, обратившийся к двум парням, которые меня похитили, был немного моложе. Больше того, у него не было местного акцента. — Вот, наконец, след, даже если и не очень значительный. Это уже кое-что. — Да? Мне бы хотелось больше помочь вам, но это все, что я знаю. — Вы знали, что ваш отец получил несколько угрожающих писем? — Угрожающих писем? Нет, не знала, хотя и опасалась чего-нибудь в этом роде. Я все сделала, чтобы обнаружить, что же его до такой степени терзало. Позавчера и вчера еще я спрашивала старших мастеров в типографии. Мне даже пришла нелепая мысль по этому поводу. — Какая же? — Вы, наверное, сочтете меня глупой, когда я вам это скажу, но я все же предпочитаю сказать. Я подумала, что не из-за этих ли вопросов, которые я задавала все эти дни, меня похитили? — Вы думаете, кто-то опасался, что вы могли узнать что-то важное и компрометирующее? — Да, но это не так, я ничего не узнала. Я вспоминаю людей, с которыми говорила, и помню то, что они мне сказали. Вообще-то ничего, все было напрасно. — Можете вы нам сказать или лучше дать список людей, к которым вы обращались за эти два дня. Напишите, что они вам ответили и о чем вы их спрашивали? — Хорошо, это возможно. — Спасибо, я буду рассчитывать на вас в этом деле. Да, прошу, напишите о насилии, которое совершили над вами, и были ли они смущены или нет. — Понятно. Но к несчастью, я не смогу это сделать немедленно, потому что мой кузен Поль сейчас придет ко мне. — Он проводит вас домой? — Да. — А сэр Ланселот проведет вечер с вами? — Я думаю, да. Должна признаться, что не имею мужества остаться сегодня вечером наедине с мамой после того, что случилось. Питер и Поль также согласились остаться у нас. Когда я подумаю, что если бы они были здесь вчера вечером… Она замолчала, и глаза ее наполнились слезами.Покинув молодую девушку, Роджер Вест и Тентенден немного поспорили относительно дальнейшего маршрута этого утра. Они наметили визит к Сэму Соли, но Вест уговорил суперинтенданта, что это не срочно. — Учитывая ситуацию, он не смог бы сделать и движения без того, чтобы об этом не узнали все. Вспомните, Артур, что у него нет больше машины, он не может сесть ни в один автобус, не возбуждая внимания, и я не представляю его себе, удирающего на тракторе. — Действительно. — Так что никакой опасности с этой стороны нет. Он спокойно будет ждать, чтобы пришли допросить его. — Согласен. В таком случае, что мы теперь будем делать? — Роз сказала нам, что ее кузен приедет за ней, не так ли? — Да. — Мне хочется подождать его здесь. Но пожалуйста, Артур, не стесняйтесь, если у вас есть работа в комиссариате, идите и не занимайтесь мной. — Нет, нет, я предпочитаю остаться с вами. — Ну, как хотите. — Что вы думаете о рассказе Роз? — Она, безусловно, сказала нам все, что знала. — Это также и мое мнение. — У меня ощущение, что у нее есть подозрение, но у кого их нет! Но мне бы хотелось это знать. Его прервал приход Кларка. Он с быстротой ветра выскочил из машины, увидев через стеклянные стены госпиталя, что оба детектива находятся в холле, и подбежал к ним. — Сэр Ланселот позвонил мне только что с фабрики. Произошла новая диверсия. Он вас ждет как можно скорее, а меня просил отвезти домой вместо него мисс Роз. Не теряя ни минуты, Тентенден в сопровождении Веста отправился на фабрику. Им понадобилось сорок минут, чтобы доехать туда, что доказывало, что они не соблюдали правил дорожного движения. Гордон, привратник, ожидавший их появления, открыл им ворота. (обратно)
Глава 27 Безмолвная фабрика
Подойдя к мастерской, где была произведена последняя диверсия, оба детектива услышали голос Питера Ки, с горечью говорившего: — Миллионы! Это обойдется нам в несколько миллионов фунтов. В самом деле пора прекратить эти шутки, в противном случае нам придется закрыть фабрику и пустить половину жителей этой местности по миру. Поль Ки, который сразу заметил обоих детективов, подошел к ним и тем же саркастическим тоном, который, казалось, стал его второй натурой, заметил насмешливо: — Послушайте его, как он нервничает! Как будто это может что-нибудь изменить. Но он никак не может удержаться: я всегда это замечал за ним, даже когда он был еще ребенком. Роджер Вест жестом отстранил его и направился к группе, где Питер вне себя от возбуждения продолжал ораторствовать. По пути он заметил сэра Ланселота и остановился возле него. — Что же в точности произошло? — спросил Вест. Прежде чем мистер Ланселот успел ответить, молодой Питер Ки набросился на обоих полицейских: — И подумать только, что вы должны были сторожить местность! Невольно напрашивается вопрос, чему служит полиция? — Но никто не вышел и не вошел сюда без специального разрешения, — резким тоном возразил Тентенден. — Ну да, да, обратное меня бы удивило. Я знал, что вы будете говорить, будто вы тут ни при чем, и ничего здесь не произошло, и весь этот разгром существует лишь в нашем сумасшедшем воображении, не так ли? И также по вине нашего фантастического воображения мы теряем заказ, самый значительный и важный из всех, которые фабрика получала за последние годы. Контракт на пять лет. Он внезапно замолчал, задохнувшись. Роджер Вест был удивлен, насколько эта неприятность нарушила нервную систему молодого человека, который еще накануне показал образец настоящего мужества, придя к нему на помощь у подножья скалы. — Скажите же вы мне, наконец, что и как произошло? — спокойно спросил Вест. — Я не вижу… — Послушай, Пит! Немного спокойствия… Сэр Ланселот неожиданно решил умерить ярость своего сына. Он продолжал, адресуясь к Весту: — Как мы только что говорили, мистер Вест, двери все время были на запоре, а ворота охранялись одним из моих лучших сторожей. К тому же, никто не получал специального разрешения на вход. И несмотря на это, прошлой ночью… Он внезапно замолчал, как будто волнение помешало ему продолжать, потом взял наугад из стопки одну книгу и, открыв ее, протянул Весту. — Бросьте на нее взгляд, инспектор, и вы поймете, в чем заключается катастрофа. Роджер взял протянутую ему книгу, быстро просмотрел, и ему больше не понадобилось никаких дополнительных объяснений. Слова, которые он читал, были бессмысленными, фразы оборванными как попало, все это делало текст не читаемым. — А как такое могло случиться? — Я вам это покажу. Сэр Ланселот увлек обоих детективов в глубину мастерской, к огромным машинам. — Здесь была обнаружена диверсия. Ответственный заметил это, прочитав текст, вышедший из машины. Может быть, вам известно, что каждая страница расположена в раме. Когда страница закончена, этот кадр помещается в форму. Они содержат тридцать две страницы, и все это печатается с большой скоростью! Примерно десять тысяч страниц в час. Потом эти тридцать две страницы сшиваются в книгу. — Ваши объяснения очень ясны и, если я правильно понял, нужно было, чтобы кто-нибудь вскрыл эти формы и перемешал буквы, дабы сделать текст невозможным к употреблению. — Правильно. — Но это ведь мог сделать только знающий человек. — Действительно, нужно быть мастером для этого. — А вы уверены, что это было сделано прошлой ночью? — Мы так предполагаем, но не можем быть в этом полностью уверены. Вест с задумчивым видом потер лицо. — Как это можно проверить? — Боюсь, что это будет невозможно. — Это очень важно для вас? — Да, мы сейчас находимся в процессе выяснения испорченного, чтобы определить наши потери. — Это очень и очень неприятно. — Как только что сказал мой сын, это означает для нас невозместимую потерю. В действительности, раньше чем старый мастер заметил вредительство, многие тысячи экземпляров уже были напечатаны, что нам обойдется в крупную сумму. Это по-настоящему крупная потеря: испорченная бумага, не считая других расходов. Он на минуту замолчал и задумался. — Мы бегло просмотрели почти все кадры: почти каждая страница испорчена. Это означает, что вся работа, которая была затрачена на эти страницы, просто пустая потеря времени. Он опять помолчал: — Я предпочитаю не подсчитывать сумму потерь, пока все еще не просмотрено, но могу вам уже сейчас сказать, что она превышает десять тысяч фунтов. Больше того, у нас сейчас нет нужного материала для замены испорченного. Не имея возможности выполнить вовремя заказ, нам остается лишь просто отказаться от него. И, учитывая теперешний кризис, я не уверен, что наше предприятие когда-либо сможет оправиться от подобного удара. — У вас не существует страхования на такие случаи? — Разумеется, да. В наше время можно застраховать все, с условием оплаты страховых взносов, что не всегда является рентабельным. К несчастью, я не знаю, как Сидней относился к этому. Боюсь, что он отказался от страховки. Признаюсь, что и я на его месте не стал бы страховать. — Понимаю. — Больше того, отказавшись от такого заказа, мы сможем завтра же очутиться без работы, что вынудит нас уволить часть нашего персонала. — Все это очень важно, — согласился Роджер Вест. — Вот потому я и прошу вас не сердиться на чересчур резкие слова моего сына Питера. Я тоже имею к вам претензию, вспомните, что это по вашему совету мы оставили фабрику без ночного сторожа. Вест повернулся к Тентендену: — Кто был здесь прошлой ночью в охране? — Инспектор-детектив Медмент. Он сейчас не на работе, но я могу послать за ним. — Пошлите. Как только мы его спросим, мы будем знать, кто входил сюда этой ночью. — Да. Он не замедлит появиться, а также и констебли, которые осуществляли охрану под его руководством. — Шесть! Их было шестеро! — бормотал Питер Ки, — и они не могли помешать этому саботажу? И подумать, что мы оплачиваем «это»! В этот момент внимание всех было отвлечено приходом группы людей, в количестве семи человек. Это были агенты, атлетически сложенные мужчины, которые несли охрану фабрики прошлой ночью. Медмент, их шеф, подошел к Тентендену, — Здравствуйте, Медмент, — сказал суперинтендант, — мистер Вест хочет задать вам несколько вопросов. Детектив вопросительно посмотрел на Роджера Веста: — Медмент, в котором часу вы приступили к охране прошлой ночью? — В пять часов. — После того, как все покинули фабрику, кто-то входил в эту мастерскую, чтобы нанести неисправимый вред. Вы его видели? Вы знали об этом? — Мне только что сказали об этом. — Это вас удивило? — Да, должен признаться. — А кто-нибудь из посторонних подходил к воротам, имея специальное разрешение на вход? — Нет, никто не подходил, инспектор. — А кто-нибудь из фабричных приходил сюда после ухода остальных? — Да. — Почему же вы его пропустили? — Потому что у меня был приказ сделать это. — Вот как? Кого же он касался? — Мистера Сиднея Ричардсона. (обратно)Глава 28 Ключ к загадке
Потом все пошло очень быстро. Роджер Вест, Артур Тентенден, Броун и Медмент собрались на совещание вместе с тремя Ки, которые внезапно потеряли все свое превосходство. Несколько телефонных звонков, несколько обысков и три часа размышлений поставили все на свои места. Наконец, Роджер Вест резюмировал ситуацию: — В сущности, когда мы опознали трио, состоящее из Рагга, Картера и Тата, то есть в самом начале следствия, мы уже коснулись главного. Мы шли правильным путем. К несчастью, это было не так просто и нужно было еще узнать, кто же дергал за веревку и платил этим людям деньги, чтобы они действовали, так как эти люди вульгарные мошенники, исполняющие за плату чужую волю, больше ничего. Они теперь задержаны, и нам не составило никакого труда, чтобы объяснить случившееся. Мы теперь знаем, что Сидней Ричардсон нанял их, чтобы они осуществили целую серию диверсий внутри фабрики. Сэр Ланселот кивнул головой с огорченным видом: — Я никогда бы не мог подумать подобное о Сиднее. Эта фабрика была для него дороже всего на свете. — Я в этом не сомневаюсь, но я предполагаю, что последняя забастовка и ее грустные последствия для предприятия серьезно расшатали его нервную систему. Его ум был наполнен единственной навязчивой идеей: отомстить точно не зная кому и отчего, в общем, слепая месть. — Нужно признаться, что с некоторого времени он вел себя очень странно, но мы все это относили за счет переутомления. — Его жена и дочь тоже думали так. — Как бы то ни было, он нанял этих трех мошенников, чтобы заказ был аннулирован, что в свою очередь должно было тяжело отразиться на рабочих. Иенсен и Дорис Блек появились в неподходящий момент, и это стоило им жизни. Эти два убийства привлекли внимание к Блеку, которого Ричардсон ненавидел и желал ему зла. Питер Ки, оставивший свой высокомерный вид, казался удивленным. — Я не понимаю, почему же он ждал так долго, чтобы отомстить, если это стало его навязчивой идеей. — Я разговаривал по телефону с одним из наших врачей-психиатров. Он уверяет, что это обычное явление в подобных случаях, и когда такой тип внезапно решается перейти к акции, это всегда связано с насилием и жестокостью. — Это отвратительно. Я думаю о его жене. — Мы допросим ее вскорости. В настоящий момент я продолжу свои соображения, которые изложу в моем рапорте. Также из-за своей ненависти к Чарли Блеку Сидней Ричардсон решил закрыть глаза на связь его жены Дорис с Иенсеном. Никакой другой руководитель предприятия не позволил бы подобное нарушение дисциплины. — Это как раз то, что вы предполагали, Роджер, — пробормотал Тентенден. — Да. Тем не менее было трудно, чтобы не сказать невозможно, подозревать его только из-за этого случая. Тат в своем заявлении упоминал о следствии, которое проводила Роз Ричардсон накануне и даже в день своего похищения. Перед упорством молодой девушки, желающей добиться определения истинной причины поведения и состояния ее отца, бандиты спасовали, так как боялись, чтобы в своих розысках она не обнаружила что-нибудь компрометирующее их, и решили устранить ее. Разумеется, что они ответят за покушение на убийство. Во всяком случае, похищение дочери лишило Сиднея Ричардсона остатка разума. Он приехал сюда, перемешал набор и вернулся к себе, чтобы покончить с собой. — Когда подумаешь о всех этих подозрениях в отношении Блека и Соли, и кое-кого из других… — Тат и его банда все сделали для этого. Они несколько раз забирали машину фермера, а тот даже не подозревал об этом. Вот почему Роз узнала машину во время ее похищения. Вчера на скале это Рагг отпустил тормоза. — Надеюсь, что он дорого заплатит за свои действия, которые стоили жизни двум людям, — проговорил Тентенден с ненавистью в глазах. — Да, правосудие должно свершиться. Сэр Ланселот казался расстроенным и в то же время удовлетворенным, когда пробормотал: — Благодарение Богу, Сидней мертв. Правосудие свершилось. Поль, который потерял весь свой сарказм, кивнул отрицательно головой: — Нет, я придерживаюсь иного мнения, отец, было бы справедливее, если бы он предстал перед судом. Он прямо или косвенно, но ответственен за четыре смерти. — Да, это правда, не считая Роз, которая спаслась просто чудом. — Совершенно верно. Тем не менее, мистер Вест, остается один пункт, который по-прежнему неясен: вы, кажется, сказали, что с самого начала поведение Сиднея вам показалось подозрительном. Почему же в таком случае вы не последили за ним? Он наделал бы меньше бед. — Может быть… Как я вам сказал, он не показался мне человеком рассудительным, особенно по отношению к Иенсену, но от этого до подозрения его в убийстве, во время которого у него каждый раз было превосходное алиби, было слишком большое расстояние. Во всяком случае, если бы миссис Ричардсон показала себя более лояльной и готовой помочь нам, если бы даже ваша кузина Роз была бы более доверчивой и также хотела бы нам помочь, мы безусловно смогли бы избежать того, что случилось. Сэр Ланселот вздохнул: — Нельзя винить Мэри. Это преданная жена и ее роль была не из легких. Я должен ей отдать должное. Поль пожал плечами. — Давно пора! Когда я подумаю о том, что наша семья рассматривала союз Сиднея и Мэри как постыдный мезальянс. Снобы! Вот кто мы такие, без исключения — все! Я надеюсь, что ее больше не станут беспокоить расспросами. Бедная женщина! — Нет, я так не думаю. Мы можем обвинить ее в том, что она не сказала нам, что ее муж вернулся на фабрику после прибытия из Кембла вчера вечером. Это не выход из положения — всегда уступать тому, кого любишь, и не огорчать его. Вест решил покончить с разговорами, и в компании Броуна и Тентендена пошел к своей машине. При входе на фабрику столпились рабочие. Они слушали с молчаливым вниманием то, что, взобравшись на ящик, говорил один из них. — Всегда расплачиваются одни и те же, поверьте мне. Кто оплатит сумасшествие Ричардсона? Дирекция? Персонал? Разумеется, нет. Вы и я, безусловно, так как они воспользуются первой возможностью, чтобы уволить многих. Итак, объединяемся и если они посмеют сократить кого-либо из нас, объявляем забастовку до тех пор, пока они не откажутся от этого. Один за всех и все за одного, а наш синдикат поддержит вас. Полицейские влезли в машину. На них никто не обратил внимания. — А Блек? Разве это справедливо, что его до сих под держат под стражей? — неожиданно спросил Тентенден. — Что мы можем сделать, кроме того, как ожидать завтрашнего дня, когда коронер объявит ему, что он свободен. Но ничто вам не мешает тем временем поехать к нему и рассказать ему обо всем. Что касается меня, то я должен составить рапорт относительно Рагга и его компаньонов. — Моя жена сделает хорошую гримасу, когда я расскажу ей, что Соли, несмотря на все ее подозрения, тут ни при чем. Что ее шестое чувство на этот раз подвело ее. — Насколько я ее теперь знаю, она может вам не поверить, Артур. Если бы я был на вашем месте, я бы не стал говорить ей этого. — Пожалуй, это верно. Теперь все должно вернуться к исходному положению, хотя, если верить типу, который разглагольствовал при входе на фабрику, осуществить это будет не так просто, как кажется. Если у отца Ки достаточно здравого смысла, он доверит фабрику своему сыну Полю. Несмотря на его иронию, часто неуместную и неприятную, мне кажется, что он способен взять в руки ситуацию. — А мне мой разум говорит, что, как только Роз узнает, что творится среди персонала, она немедленно приедет. У этой малышки голова на плечах, и она сможет уговорить своего дядю оставить весь персонал. Когда они приехали в контору Тентендена, констебль, который поразил Веста тем, что напоминал ему кого-то, рапортовал: — Мы получили послание из Скотланд-Ярда. Картер кончил тем, что сделал полное признание. Все трое будут привезены сюда завтра утром в первом часу. — Спасибо, Гарри, теперь поскорей уезжайте. Ваша мать и невестка нуждаются в вас. Передайте им мои соболезнования и не покидайте их до похорон вашего брата. — Спасибо, сэр! — потом, повернувшись к Весту, он сказал: — Мистер Вест, я не могу дольше ждать, чтобы поблагодарить вас за то, что вы рисковали жизнью, пытаясь спасти моего брата. От имени всех моих близких, я благодарю вас. Сказав это, Гарри Салмон низко поклонился и, щелкнув каблуками, исчез.На следующее утро в первом часу Роз Ричардсон, которую привез Поль Ки, приехала на фабрику. Она была очень бледна, и глаза ее были полны слез. Она ненадолго задержалась с сэром Ланселотом, потом объявила представителям рабочих, что будут сделаны все усилия для того, чтобы сохранить существующий контингент рабочих, но если, несмотря ни на что, все же придется сократить некоторое количество, им будет выплачиваться половина жалования до тех пор, пока их снова не примут на работу. Новость разнеслась с быстротой молнии и, как по волшебству, все немедленно принялись за работу. Вест провел еще одну ночь в Корби, так как он хотел присутствовать при освобождении Блека. Он даже имел удовольствие объявить ему, что его с нетерпением ожидает Роз Ричардсон.
Роджер был встречен дома по-разному. Скуппи казался недовольным. — Неужели ты не мог сделать так, чтобы фабрика так скоро не заработала? — Да! А почему бы это? — Это они начинают печатать тетради для практических задач нашей школы. — Не слушай его, пап, — вмешался Ричард. — Ему бы только не учиться. А я бы хотел, чтобы ты слышал, что говорят о тебе в школе. Даже наш шеф отдал тебе должное и как пример мужества привел твои действия для спасения Салмона. Я чрезвычайно горд тем, что я твой сын. Скуппи сердито пожал плечами. — Ты все смешиваешь, старик! Конечно же, я тоже горжусь папой, но тем не менее, если бы мы не занимались практической работой еще пятнадцать дней, это было бы так прекрасно! Вмешалась мать: — Вместо того чтобы постоянно спорить, мальчики, вы бы лучше поставили на стол приборы. Я тоже горжусь вашим отцом, но признаюсь, предпочитаю иметь живого мужа, чем мертвого героя. — Да, ты всегда так говоришь, мама. Тем не менее, я совершенно уверен, что ты не хочешь, чтобы папа стал другим. Скажи, папа, это одно из самых интересных твоих следствий? — Все зависит от того, что ты имеешь в виду. К сожалению, я едва не обвинил невиновного, и я надеюсь, что такое больше со мной не случится. (обратно)
Глава 29
Неделей позже Роджер и Джанет получили письмо от Мегги Тентенден, приглашающее их приехать провести несколько дней в Корби вместе с детьми. Предложение было таким заманчивым, что они, не колеблясь, приняли приглашение. Тентенден еще раньше договорился с Роз Ричардсон, и они смогли всей семьей посетить фабрику. Проходя через ворота, первое, что увидел Роджер, была добрая улыбка Гордона, сторожа. В директорском кабинете их встретили Роз и Поль, и, высказав им свое удовольствие от встречи с ними, повели их по мастерским. Чарли Блек, полный свежих сил, устанавливал новую машину. — Как это вам удалось выполнить заказ вовремя? — спросил Вест, когда ему сообщили эту новость. Роз Ричардсон счастливо засмеялась и взяла за руку своего кузена. — Поль все устроил… как обычно.На обратном пути Тентенден комментировал их визит: — В местности говорят, что Роз и Поль должны пожениться на Троицын день. Что совершенно очевидно, у обоих очень счастливый вид. К тому же говорят, что смерть Сиднея Ричардсона их всех раскрепостила. Его вдова никогда раньше не была такой активной. Фабрика вернула своих обычных заказчиков. В сущности, это счастье, что Сидней Ричардсон умер раньше, чем его смогли задержать. Если бы пришлось его судить, я не думаю, что фабрика смогла бы продолжить свое существование. Все делается к лучшему в этом мире! — Да, возможно, но тем не менее он умер, бедный парень. А что с женой Салмона? — Она принимает пансионеров. Один из них, Чарли Блек. Он покинул свой домик. Слишком много тяжелых воспоминаний. Он и миссис Салмон отлично понимают друг друга. (обратно) (обратно)
(обратно)
Джон Кризи Инспектор Вест в ужасе Глава 1 ПИСЬМО
Детектив-констебль Бирвитц сначала услышал, как его жена принялась что-то тихонько напевать себе под нос, а затем уже — свист почтальона, подходившего ко входной двери. Жена была занята приготовлением завтрака, Бирвитц же наводил окончательный глянец на свои сапоги, сидя верхом на ручке кресла. Глянув направо, он видел Мэг, а налево — проход к парадной двери. Это было бунгало на самой границе их округа, новенькое, уютное, но немного тесное. На матовом стекле входной двери появилась тень. Мэг крикнула: — Витци, одно яйцо или два? Она изогнулась, чтобы взглянуть на него, и при виде ее у него даже что-то защемило в груди. Она не была красавицей, но во всем мире нельзя было отыскать женщину с более соблазнительной фигурой, а когда она вот так перегибалась и тоненький свитер обтягивал ее высокую грудь, она была неповторима. Раннее солнце, проникнув в угол кухни, блестело в волосах цвета спелой ржи, превращая их в чистое золото. — Ты меня слышишь? Одновременно раздался стук металлической крышки почтового ящика, в который опустили корреспонденцию. — Слышу, — ответил Бирвитц. — Ты, кажется, задумала уморить меня голодом? — Значит, два, — сказала Мэг, поворачиваясь снова к плите. Даже сейчас, стоя к нему спиной, она была соблазнительна. И эти ее ноги, ее округлые бока от талии до колена, подчеркнутые узкой красной обшивкой фартука, завязанного сзади бантом! Одна петля свисала точно посередине. Принесли письма — одно, два, три. Благодарение богу, подумал Бирвитц, их больше одного. Он покончил с правым сапогом, опустил его на пол и пошел в одних носках ко входной двери. Был он высоким, плотно сбитым человеком. Волосы были черные, кожа чистая. Он не выглядел типичным англичанином, во всяком случае, не англо-саксом. Бирвитц наклонился. Одно письмо было в миниатюрном светло-голубом конверте, наверняка для Мэг. Второе, даже незапечатанное, вне всякого сомнения — счет. Пришло и то, которого он так боялся — в дешевом толстенном конверте, адрес был напечатан на машинке. Письмо как письмо, ничего примечательного, почтовый штемпель «Лондон-31». Бирвитц быстро спрятал его в карман. Судя по звукам на плите, завтрак будет готов минуты через три-четыре. До этого ему необходимо взглянуть, что в этом письме. Почему оно должно было прийти именно этим утром? Он не мог сегодня не идти в суд, где давал показания. Если бы сегодня был другой день, он мог бы задержаться дома и все проверить… Он обернулся. Мэг наклонилась вперед и вбок, стараясь до чего-то дотянуться. Он стиснул зубы, открыл дверь спальни и вошел в нее. Пестрые портьеры были раздвинуты, но тюлевые занавески служили достаточной преградой, отделяющей спальню от любопытных взоров прохожих на улице. Он сейчас не замечал ни малюсенького палисадника, ни бунгало напротив, ни грузовика молочного магазина, который медленно проезжал мимо их дома. Встав боком к окну, он надорвал конверт, вынул листок, разгладил его и прочитал: «Сегодня утром она снова уйдет… почему ты не наденешь на нее поясок воздержания? И зачем ты решил жениться на шлюхе?» Бирвитц медленно, со свистом, втянул в себя воздух, с минуту постоял неподвижно, потом скомкал письмо и снова сунул его в карман. Шуршанье бумаги, звяканье монет и шипенье жарящегося на плите бекона слились воедино. Бирвитц облизал губы, потом тихонько вернулся обратно. Он увидел свое изображение сразу во всех зеркалах трельяжа, и ему не понравилось выражение собственных глаз и то, как были сжаты его губы. А на шее внезапно вздулись вены… «Сегодня утром она снова уйдет…» В 10 часов он уже должен быть в суде и давать показания против женщины средних лет, обвиняемой в воровстве товаров с прилавков магазина. Это дело могут начать слушать часов в 12, но его могут вызвать самым первым. Не было никакой возможности узнать заранее распорядок слушанья дел или уговорить секретаря суда пропустить это дело пораньше. Да и когда Мэг уйдет? ПЯТНИЦА, ПЯТНИЦА, ПЯТНИЦА. По пятницам она всегда ездила за покупками на рынок в Ричмонд, уверяя, что тем самым экономила не менее десяти шиллингов в неделю на мясе и овощах, так что автобусная поездка себя вполне оправдывала. — Витци? — крикнула Мэг. Временами он даже не мог поверить, что смеет ее подозревать, обзывал себя ненормальным за то, что обращает внимание на подобные мерзкие письма. Но бывало и так, что он чувствовал необходимость все досконально выяснить. Он должен установить за ней слежку. Самым неприятным было то, что сам он не мог этим заняться. У него никогда не было свободного времени, а она ежедневно куда-то выходила. Он не мог заставить себя нанять частного сыщика шпионить за ней, а если бы он поручил это кому-то из их отдела, это было бы равносильно тому, что поведать о своих семейных неприятностях по радио. Что бы он ни предпринял, действовать он должен один. Ему необходимо убедиться, что письма эти лживые и необоснованные и что Мэг была именно такой, какой он ее всегда считал: безупречной женой. — Витци, ты опоздаешь! Голос у нее был необыкновенный, переливчатый, именно он когда-то привлек его внимание. Мэг тогда пришла как гостья с одной женщиной из Управления на их корт «Имбер» при спортивном стадионе столичной полиции. Ему хотелось сыграть в теннис еще с одним товарищем, бросили жребий — и Мэг досталась ему в качестве партнерши. — Вам не повезло! — сказала тогда она своим удивительным голосом и сверкнула синими глазами. Вот Мэг была классической англо-саксонкой. Правда, у нее несколько выдавались скулы, подбородок был чуточку излишне острым, глаза самую малость глубоко посаженными, но зато они были большие и ярко-синие. А ее тело!… От него было трудно оторвать глаза, когда она бегала по корту. Это было четыре года назад, женаты они были три с половиной года. Еще три месяца назад, когда пришло первое письмо, он считал себя самым счастливым человеком в Лондоне. «ВАМ НЕ ПОВЕЗЛО.» — Где, черт возьми, этот человек? — сказала Мэг своим певучим голосом, и он услышал, как она расставляет тарелки на столе. Потом она пошла к нему. Ее комнатные туфли без задников громко шлепали по натертому паркету. — ВИТЦИ! Твой завтрак остынет, вот босс раскипятится и… Она вошла в спальню, взглянула на него и замерла на месте. В ее глазах вспыхнула тревога, раздражение моментально исчезло. — Дорогой, что случилось? Разве кто-нибудь мог так говорить, не испытывая подлинной тревоги? Неужели вот это «дорогой» могло быть неискренним? — Я… у меня безумно разболелась голова, — пробормотал он. — Снова головная боль? — Невыносимая. — Когда это началось? — Я — мне уже было не по себе, когда… когда я проснулся… — Ты ничего мне не сказал! — Не хотел тебя беспокоить. — У тебя слишком часто за последнее время бывают головные боли, — запротестовала она. Мэг замолчала, как будто ей в голову пришла какая-то неприятная мысль, потом распрямила плечи. — Ты обращался к врачу? — К врачу? — Да, к врачу. К одному из этих людей в белых халатах со стетоскопом и аппаратом для измерения кровяного давления… Она замолчала, очевидно почувствовав, что сейчас не время для легкомысленной надуманной болтовни, даже если это ей помогало скрыть тревогу. Она подошла поближе. — Ты отвратительно выглядишь! — Ничего, все будет олл-райт! — Не мог бы ты остаться дома хотя бы утром? Стала бы она такое предлагать, если бы стремилась уйти из дома? — Нет. Сегодня я должен быть в суде. — Разок-то они могут обойтись без тебя? — Только не сегодня. Он уже чувствовал себя значительно лучше, частично оттого, что Мэг стояла так близко и казалась такой озабоченной. Если она была рядом, ему всегда бывало легче. Он мог наполовину верить всем этим кошмарным вещам, рассказанным про нее, когда она бывала далеко или же когда стояла к нему спиной, но вот так, глядя ей в лицо, он отбрасывал все свои сомнения. Чистота ее глаз могла сравниться разве что с небесной синевой. — Я — мне нужно дать показания об одной магазинной воровке. — Они могут отложить слушанье дела. — Нет, — сказал Бирвитц, — ты же знаешь, что не могут. Я уже лучше себя чувствую. А может быть, мне надо просто поесть? Ему было стыдно, однако он знал, что как только переступит порог своего дома, все его сомнения сразу возвратятся. сомнения, походившие на рак. Но сейчас он чувствовал себя нормально. — Почему ты заставляешь меня ждать? Мэг ничего неответила, повернулась и пошла на кухню, как будто догадалась, что он лжет. Стол был уже накрыт к завтраку с такой тщательностью, как будто ожидали важных гостей. Она была необычайно горда их домом и относилась к своим обязанностям домохозяйки со всей серьезностью. Стулья были отодвинуты от стола, кофейник стоял на специальной электроплитке, какие теперь употребляют в ресторанах. Он подождал, пока не сядет Мэг, потом занял свое место. Две сосиски, три кусочка поджаренного бекона и несколько подрумяненных картофелин были разложены на тарелочках. Он не должен был испытывать чувства голода, но при взгляде на это пиршество ему захотелось есть. Она смотрела на него. — Тебе лучше? — Да, гораздо. — Что за боль, дорогой? — Похоже на удары. Стучит в голове… когда я наклоняюсь… — торопливо добавил Бирвитц. Солгать Мэг всегда было непросто. — Забудь про это… — Ты должен сходить к врачу. — Ладно, как-нибудь… — Ты должен, Витци! — Поговорю с доктором Эстоном. — Когда? — Ну, на днях. — Нет, Витц, это несерьезный ответ. Он состроил смешную гримасу: — Позабудь об этом. Возможно, это какая-то мигрень. У Лофти Геджа они бывают очень часто. Я видел сам, как он внезапно бледнеет, как смерть, а через минуту уже… — Ты лучше ешь, — сказала Мэг. Во время еды они были тихими и неразговорчивыми. Поведение Мэг можно было объяснить двояко: либо беспокойством за него, либо чувством вины. Господи, какой же он был болван! Бирвитц покончил с едой, и Мэг налила ему вторую чашку кофе. Допив ее, он сразу же поднялся. Она подняла на него глаза. — Я должен идти, — сказал он. — Только не волнуйся, — стала уговаривать его Мэг. Она тоже поднялась, хотя еще не позавтракала, и пошла вместе с ним к выходу. Он достал с вешалки за дверью свою синюю фуражку, надвинул ее на один глаз и спросил: — Как я выгляжу? — Олл-райт. Она стояла как раз перед ним на расстоянии вытянутой руки. На нее падал свет через стеклянный верх входной двери, отбрасывая блики на ее светлые волосы, и серебря виски. — Мэг, — сказал он придушенным голосом и совершенно неожиданно схватил ее и притянул к себе, сжимая с такой силой, что она испуганно втянула в себя воздух. У него возникло дикое желание не отпускать ее, держать в своих объятиях, чувствовать биение ее сердца. Она хотела откинуть голову назад, но это было трудно. Ее рот был у его губ. Он спросил хриплым голосом: — Мэг, ты меня любишь? — Люблю тебя? — повторила она. Это походило на вздох. — Да или нет? — Всем своим существом, — сказала она, — Как будто ты этого не знаешь, Витц! В чем… — Нужно идти, — сказал он. — С тобой я тут окончательно потеряю голову, если только останусь дальше. Он сжал ее руку, повернулся и быстро оттянул задвижку на двери. — До свидания, дорогая. — Витц? — Я должен идти. — Витц, в чем дело? — Дикая головная боль. — Витц, скажи мне, что случилось? — Переутомился, по-видимому, — сказал он беспечно. — Разве человек не может сказать своей жене, как много она для него значит? Если бы мне грозило потерять тебя, я бы… Он не закончил, поразившись сам, что заговорил о таком. Можно же вот так одуреть? — Если повезет, вернусь рано, — добавил он, распахнул дверь и вышел на маленькое крыльцо. Мэг снова промолчала, но когда он обернулся уже возле крыльца соседнего дома, она продолжала стоять у раскрытой двери, закусив нижнюю губу и хмуро сведя брови. Беспокойство или вина? Уже сейчас, хотя Мэг находилась от него всего в нескольких ярдах, он чувствовал, как в душу к нему вновь закрадывается сомнение. Полное доверие, которое он питал когда-то к жене, исчезло, стоило ему выпустить ее из своих объятий. Он помахал ей рукой, повернулся и быстро зашагал к углу Хиллари-авеню. В некоторых письмах было сказано, что мужчины зачастили к ним в дом и оставались там достаточно долго, чтобы полежать с ней в постели. В ЕГО постели. Если он станет наблюдать, соседи сразу же узнают. Все, что он мог сделать, это осторожно ее выспрашивать, не задавая прямых вопросов. Продолжать и дальше жить в неизвестности было просто невозможно, а ведь у него был один человек, которому он мог бы поручить последить за Мэг, не опасаясь сплетен и нескромных вопросов. Его старый приятель, тоже служивший в полиции, Мэнни Томпсон. Конечно, это идиотизм обращаться к кому-либо с подобными поручениями, только у него не хватало никаких сил и дальше терзаться сомнениями. От их бунгало до остановки автобуса было 10 минут ходу, а оттуда до полицейского участка, где он должен был быть в половине десятого утра, еще 20 минут. Накануне вечером он задержался на работе, поэтому имел право сегодня явиться с небольшим опозданием. Заворачивая за угол, Бирвитц оглянулся назад. Мэг больше не было на крыльце, к воротам же она вообще не выходила. Бирвитц ускорил шаг. Он умел и любил ходить пешком, но в последнее время эти прогулки перестали доставлять ему удовольствие. Он дотронулся рукой до письма в кармане. Даже если бы он никогда больше не увидел его, все равно этот текст будет стоять у него перед глазами до самой смерти. А одно слово буквально плясало у него перед глазами: «шлюха». Кто мог обозвать такими словами его Мэг? Кто осмелился бы это сделать, если бы для этого не было оснований? В конце-то концов, откуда он, Бирвитц, мог знать, что в письмах не была написана правда? Нельзя ли отложить слушанье этого дела в суде? Имеет ли он на это моральное право? Ведь тогда эта пожилая особа, которая непременно станет ссылаться на клептоманию, сумеет вывернуться. Нет, он должен быть на суде. Впрочем, если ее оправдают, кому от этого будет большой вред? Он же сможет сказаться больным, притвориться… Он дошел до автобусной остановки, прекрасно зная, что поедет сперва в участок, а оттуда в суд и станет там терпеливо ждать, пока не настанет его очередь давать показания. Дисциплинированность была его второй натурой, он бы не смог не подчиниться приказу. Но сейчас в дороге, у себя в кабинете, в зале суда на месте для свидетелей, пока одна половина его сознания будет следить за всеми перипетиями дела, вторая будет думать о Мэг. О ней, о постели, об этих проклятых письмах. В это утро он получил десятое. (обратно)Глава 2 СВИДЕТЕЛЬ
Бирвитц почувствовал необычайное волнение, стоило ему переступить порог полицейского участка. Оно чувствовалось и в необычайном блеске глаз Корби (детектива-сержанта, которому оставалось доработать всего несколько месяцев до пенсии, так что как правило, он держался с таким видом, словно его не могло удивить ни одно преступление под солнцем), и в том, что дверь в кабинет суперинтенданта была плотно заперта, хотя в этот час ей полагалось быть широко распахнутой, чтобы все могли слышать, как «старик» отдает басом распоряжение на день. Олдерман, второй детектив-констебль, высокий, худой, казался необычайно взбудораженным. Увидев Бирвитца, Корби заворчал: — Надо же тебе выбрать именно этот день для опоздания. — Кто это опоздал? — запальчиво спросил он. — Наверное, ты не слышал последней новости? — осведомился Олдерман. Бирвитц усилием воли прогнал мысли о Мэг. — Нет, конечно. А что случилось? — Вчера вечером Мэнни Томпсон заметил, что в один из домов по Риверсайд-драйв лезет вор. Ну и тихонечко пошел за ним. А эта сволочь выстрелила в него! Олдерман был вне себя. Бирвитц почувствовал, что его охватило отчаяние. — Он тяжело ранен? — Останется жить, чтобы было куда повесить медаль, — не мог не съязвить Корби. — Что же это такое? — воскликнул Бирвитц. Он был обескуражен и растерян главным образом потому, что твердо решил довериться Мэнни, чтобы как-то ослабить гнетущее напряжение. Как-то надо было справиться со своим отчаянием, чтобы никто не догадался, что ему впору сесть и заплакать. — Так Мэнн захотел стать героем? — Разве можно так говорить? — рассердился Олдерман. — Он все-таки пустился в погоню за этой сволочью, несмотря на пулю в плече, догнал и задержал его, пока не подоспела помощь. Негодяя доставили сюда, сегодня с ним будут разораться, а сейчас в кабинете нашего «старика» находится Вест из Ярда. — Большой начальник, да? — спросил Бирвитц. Чувство облегчения при известии о том, что Томпсон ранен не слишком опасно, было испорчено его личными переживаниями и мыслью о том, что теперь наверняка слушанье «его дела» будет передвинуто на более поздний час. Можно не сомневаться, что нажмут на все пружины, чтобы в суде отдали предпочтение суперинтенданту Весту. Ну и вообще дело о ранении при исполнении служебных обязанностей или о покушении на убийство должно разбираться раньше, чем какой-то ерундовый иск против мелкой магазинной воровки. Бирвитц почувствовал, что остальные поглядывают на него с любопытством, как если бы они ожидали от него иной реакции. И в этом не было ничего удивительного, при других обстоятельствах Бирвитц конечно выразил бы больше участия и беспокойства за судьбу Мэнни. Он снова постарался отогнать подальше тень Мэг вместе со всеми письмами, и деловито спросил: — Мэнни в госпитале? Олдерман охотно пустился в объяснения — Он в больнице «Ричмонд-коттедж», говорят, что выйдет оттуда через несколько дней. — Его матери сообщили? — Разумеется! — отрезал Корби, как будто Бирвитц задал нелепый вопрос. Олдерман куда-то ушел, предупредив: — Я вернусь через пару минут, Витц. За ним медленно закрылась дверь на тугой пружине. Корби разговаривал по телефону, очевидно, с репортером. Дела не позволяли отвлечься ни на минуту. И Бирвитц направился к своему столу. Отдел модернизировали, но они все еще не переехали в предназначенное для них просторное помещение. В этой комнатушке стояло шесть бюро с покатыми крышками, по виду напоминающих старомодные ученические парты. Перед каждым стоял высокий стул с кожаным сиденьем. Бюро соприкасались задними сторонами друг с другом в три ряда, а по их верху на плоских полочках помещались ящики с бумагами. В последнем у Бирвитца находились все подробности, касающиеся обвинения этой старой суки Хьютон. На всякий случай он их просмотрел, никогда не мешает освежить свою память в отношении деталей. Корби закончил телефонный разговор. — Ничего, кроме вопросов, — пожаловался он. — Что еще сегодня утром? Я имею в виду суд? — Один ребенок нуждается в заботе и уходе, три дела о превышении скорости на дорогах, взлом с кражей или кража со взломом… Корби перечислял механически, список становился все длиннее, так что под конец Бирвитц оставил всякую надежду на то, что его дело будет заслушано рано. Ну что же, значит, у него будет время как следует подумать о Мэг и представить, чем она в этот момент занимается!Соседнее помещение было почти такое же, как криминальный отдел, в котором работало восемь человек, но оно предназначалось исключительно для одного суперинтенданта Нанна. Из его кабинета одна дверь вела в криминальный отдел, вторая — в коридор. Старший суперинтендант Роджер Вест из Скотланд-Ярда сидел напротив Нанна, внешне спокойный и невозмутимый, но в действительности он испытывал нетерпение, потому что Нанн считал своим долгом все повторять не менее двух раз. Нанн редко сталкивался со столь важными делами, как покушение на убийство, и сейчас был страшно взволнован. Вест заинтересовался этим делом главным образом потому, что его расследование могло дать отголоски в Ист-Энде, где проживал обвиняемый и где у него была масса дружков. Роджер намеревался вплотную заняться этим делом по возвращении в Ярд. Здесь же, на слушанье, он присутствовал в расчете на то, что пресса раздует еще больше эту историю и насторожит сообщников арестованного, которые так или иначе «проявят» себя. — С одной стороны вроде жалковато тратить столько времени, — рассуждал Вест, — но кто знает, какая ниточка может потянуться за этим делом? И вдруг спросил совсем другим тоном: — Чарли, никаких недоразумений с вашими сотрудниками? — Сотрудниками? Вы имеете в виду работников криминального отдела? — Главным образом. — Вряд ли. Это небольшой участок, вы же знаете. У меня в штате инспектор, двое сержантов и четыре детектива-констебля. Все остальные — постовые и патрульные. Семерых, на мой взгляд, вполне хватает… А что? — За последнее время отмечено несколько случаев взяточничества. — Ну, этого с моими ребятами не случится! — с абсолютной уверенностью заявил Нанн. — Хотите с ними познакомиться? — Да… неофициально. Корби был классическим «старым служакой», Олдерман не производил большого впечатления, так что Бирвитц оказался единственным среди троих дежуривших, кого Роджер нашел интересным. Возможно, потому, что ему было известно, — Бирвитц играет в составе сборной по теннису за столичную полицию. Но кроме того, Бирвитц почему-то страшно нервничал. Правда, сначала Роджер не придал этому факту никакого значения. И лишь когда он сидел в помещении суда, где Бирвитц должен был выступать в качестве свидетеля обвинения, он стал приглядываться к тому, как у того сжимаются большие сильные руки, какая у него напряженная поза. Кроме того, он то и дело смотрел на часы, как будто не мог дождаться, когда же кончится эта пытка. Хоббер, вор-домушник, стрелявший в полицейского, появился на скамье подсудимых в 10.35. Он был почти лысым, сильно зарос щетиной, хотя не брился всего сутки. Его неприметная наружность и писклявый голос совершенно не вязались с тем, что из 20 лет жизни 15 он провел в тюрьме и был известен как один из самых опасных преступников в Лондоне. Нанн руководил полицейским делом с тяжеловесным достоинством. «… и от имени полиции я требую заключения обвиняемого под стражу, Ваша Честь, с тем, чтобы иметь возможность провести дальнейшее расследование». Председательствующий был массивным, громоздким дядей, казавшимся более подходящим на роль обвиняемого, чем обвинителя. — Вы намерены представить доказательства, суперинтендант? — Безусловно, сэр. Бирвитц чуть ли не каждую минуту смотрел на большие часы над головой председательствующего. Следующим давал показания молодой домовладелец, разбуженный выстрелами. Человек на скамье подсудимых был именно тем типом, который боролся с раненым полицейским. Корби заявил, что отпечатки пальцев на ручке револьвера принадлежат обвиняемому. Председательствующий и его коллеги, мужчина и женщина, пустились в совершенно излишние расспросы, пока судья не объявил неизбежное решение о взятии под стражу. Слушанье дела закончилось за двадцать минут. Роджер стал более внимательно приглядываться к Бирвитцу, заметив, что напряжение последнего все возрастает. Он уже не сомневался, что этого человека что-то мучает. В трех дорожных авариях разобрались с похвальной быстротой, на всех нарушителей были наложены соответствующие штрафы. Затем вызвали Бирвитца. Роджер поднялся, чтобы лучше видеть и слышать. На месте подсудимых появилась хорошо одетая особа средних лет. Она держалась так, как будто ее не только несправедливо обвинили, но и нанесли оскорбление. — Я намерена заявить, как я уже говорила с самого начала, что это грубейшая, жесточайшая ошибка, и я не оставлю… — Позднее, мадам, позднее. Председатель слишком часто слышал подобные протесты, чтобы они производили на него какое-то впечатление. — Обвиняемую кто-нибудь представляет? Сразу же поднялся светловолосый молодой человек в черной мантии и полосатых серых брюках. — Да. Ваша честь, я представляю миссис Хьютон. — Тогда будьте любезны объяснить мадам, что когда придет время ей делать заявление, я ее предупрежу. Полагаю, вы ей уже говорили, что это дело может быть разобрано здесь или передано в высшую инстанцию? — Да, сэр, но миссис Хьютон настолько уверена, что те доказательства, которые она предъявит суду, подтвердят ее невиновность, что она… Нанн опустился на стул возле Веста. — Мне что-то эти разговорчики не нравятся, Красавчик, — проворчал он. — Я считаю, что дело-то яснее ясного. — Бирвитц уверен в себе? — Абсолютно. Разумный малый. Продавщица из местного универмага рассказала, что она видела у обвиняемой две пары нейлоновых чулок, кожаную дамскую сумочку и массу бижутерии, за которые та не заплатила. Когда Роджер услышал, как завотделом подтвердил эти показания, ему стало ясно, почему так недоумевает Нанн. Ибо дело, по всем признакам, и правда было «яснее ясного» и не представляло собой ничего из ряда вон выходящего. Вызвали Бирвитца. Выйдя на место для свидетелей, он выпрямился. Вид у него был уверенный. — Находились ли вы в магазине в момент правонарушения? — Да. — Ваша честь, — вмешался молодой адвокат, — могу ли я напомнить, что факт правонарушения пока не доказан? — Знаю, знаю, — отмахнулся от него председательствующий. Адвокат полиции, съевший на подобных делах собаку, бросил красноречивый взгляд на Роджера и Нанна, потом повернулся к обвиняемой. Бирвитц стоял на возвышении натянутый, как струна, и Роджер подумал: «Почему он не может расслабиться? В чем дело? Чего он опасается?» — Находились ли вы в магазине в момент предполагаемого правонарушения? — Да, сэр. — Заметили ли вы, что обвиняемая ведет себя необычным образом? Бирвитц ответил: — Она взяла много вещей, включая чулки, кожаную сумочку, какие-то украшения, и все это затолкала в большую хозяйственную сумку. — Предъявила ли она эти вещи при выходе? — Нет, насколько я видел, сэр. — Расскажите суду, что было после. Бирвитц на минуту высунул руки. Они были так сильно сжаты, что проступили белые косточки. Когда он начал излагать свою историю, которая по сути ничем не отличалась от других историй такого рода, Вест с беспокойством подумал, чувствуют ли другие невероятное напряжение свидетеля. Первым делом он посмотрел на пару седовласых и одного совсем молодого безусого представителя прессы. Да, они не так скучали, как это всегда случается с журналистами при разборе столь тривиального дела. Председательствующий хмурился. Нанн замер на своем стуле. Все, знакомые с подобными вещами, чувствовали приближение взрыва. Нет, нет, дело не должно так спокойно пройти. Бирвитц закончил. — Мистер Картрайт? Председатель взглянул на молодого защитника. — Я бы хотел задать свидетелю один-два вопроса, — сказал защитник. У него был вид человека, прекрасно знающего, что он должен сделать. — Детектив-констебль Бирвитц, вы сказали, что получили указание посетить именно этот универмаг, потому что за последнее время там участились случаи краж с прилавков. Была ли для этого особая причина, вы не знаете? Бирвитц ответил: — Мне было приказано пойти туда. — Да, мы это знаем. Были ли даны вам какие-то особые указания? — Нет. — Вы уверены? Казалось, что Бирвитц вытянулся по стойке смирно. — Да, уверен. — Вы ничего не забыли? — Абсолютно ничего, — Черт возьми, КУДА ОН КЛОНИТ? — прошептал Нанн на ухо Весту. — Значит, вам не говорили, чтобы вы следили за каким-нибудь конкретным лицом? — настаивал адвокат. — Например, старший офицер не сказал вам: «Эта старая сука миссис такая-то снова начала свои штучки в универмагах Витта. Пойди-ка посмотри, не сумеешь ли изловить ее с поличным?» Женщина в составе суда насторожилась. Миссис Хьютон вскинула голову. — Нет, — ответил Бирвитц. — Когда вы пришли в универмаг, вы с кем-нибудь разговаривали, прежде чем смешаться с толпой покупателей? — Да. — С кем? — С управляющим. — Пожалуйста, выражайтесь точнее. Есть управляющие отделами, этажами и генеральный управляющий, не так ли? — Я разговаривал с мистером Энтвислом генеральным управляющим. — Кто начал разговор? Бирвитц заколебался. Репортеры уже были начеку, Нанну явно не нравилась ситуация. Роджер же по-прежнему больше всего интересовался свидетелем. Без сомнения, Бирвитц не был хозяином положения. Многие молодые детективы терпеть не могут перекрестных допросов, но ведь Бирвитц был стреляным воробьем, и потом он не просто чувствовал себя не в своей тарелке или растерялся. Нет, тут было нечто более глубокое. — Вы не помните, мистер Бирвитц? — Отлично помню. — Тогда кто же начал разговор? — Мистер Энтвисл. — Что он вам сказал? — Сказал, у него есть основания предполагать, что в их магазине хозяйничают воры, и попросил меня держать ухо востро. — Он не называл никаких имен? Бирвитц снова заколебался, и вполне обоснованно. Ему были ясны намерения защитника, стремившегося доказать необъективность свидетеля, которого с самого начала нацелили на миссис Хьютон. — Мистер Бирвитц, только не говорите суду, что вы не в состоянии вспомнить то, что произошло сегодня утром, — насмешливо произнес молодой адвокат, — или накануне. Ведь все это произошло всего лишь вчера! А когда Бирвитц сразу не ответил, он резко продолжал: — Как, вы действительно не можете припомнить, что случилось СЕГОДНЯ утром? Бирвитц ответил деревянным голосом: — Я не страдаю слабой памятью. — Указывал ли мистер Энтвисл на какое-то определенное лицо? — Он упомянул троих, в том числе и миссис Хьютон. — Ах! — воскликнул адвокат с величайшим удовлетворением. — Вот это уже кое-что! Расскажите нам точно…
— У нас имеются некоторые сомнения по данному делу, — объявил председательствующий довольно неохотно. — Точно установлено, что многие покупатели в этом универмаге отбирают себе нужные товары, не предъявляя их продавцам у прилавков, и расплачиваются за них лишь при выходе. Мы не считаем, что вина обвиняемой вполне доказана, возможно, она собиралась заплатить за все эти вещи. Дело откладывается. — Проклятый старый дурень, — возмутился Нанн. — Но надо сознаться, что защитник мог бы сбить с толку и более опытного и бойкого свидетеля, чем Бирвитц. И все же мне непонятно, почему Бирвитц так растерялся? Заметили, как он побледнел, когда его обвинили в дурной памяти? — Заметил, — ответил Роджер. — Интересно, о чем он все время думает? Что его так мучает? — Бирвитца? Сомневаюсь, чтобы тут что-то было, — заявил Нанн. — У него привлекательная жена, симпатичный домик, даже очень симпатичный… Вроде бы нет причин для особых переживаний. Нанн замолчал и обеспокоенно взглянул на Веста. — Согласен, он плохо давал свои показания. Когда создается впечатление, что полицейский не уверен в себе, судьи часто ополчаются против них. Хотите с ним потолковать? — Сейчас не стоит этого делать, — запротестовал Роджер. — Чарли, я не посмел бы обратиться с подобной просьбой к половине дивизионных начальников, но знаю, что вы — не педант. Мне бы хотелось поговорить с Бирвитцем предпочтительно у него дома. Не возражаете, если я этим займусь? — Что-то вы темните, Красавчик? — На нашей работе частенько приходится «темнить», — ответил он. Нанн внимательно посмотрел на него, потом пожал плечами. (обратно)
Глава 3 ПОДОЗРЕНИЕ
Бирвитц понимал, что он очень скверно держался на свидетельском месте и что часть вины лежит на нем. Он сердился и негодовал оттого, что винить должен был в первую очередь самого себя. Больше того, он почти испытывал отчаяние, потому что в ожидании слушанья «своего дела», думал не о нем, а только о злосчастном анонимном письме. Когда же защитник предложил ему припомнить, что случилось этим утром, он был готов наброситься на него с кулаками. Это было характерным доказательством состояния его нервной системы. В управлении он держал себя в руках, хотя его и подзуживали со всех сторон. Ожидаемого вызова к «старику» не последовало, возможно потому, что инцидент с Мэнни Томпсоном все еще оставался в центре внимания. Мэнни стало лучше, но посетителей к нему по-прежнему не пускали. В начале третьего позвонили из Ярда: на их территории был замечен человек, специализирующийся на дневных ограблениях квартир. — Отправляйтесь наблюдать за районом Риверсайд-драйв, — распорядился Нанн. — Постовые тоже будут предупреждены. В 14.30 Бирвитц шагал по собственной улице. Соблазн взглянуть на Мэг был почти непреодолимый, и он совсем было повернул свой мотоцикл к бунгало, но потом, устыдившись такого малодушия, двинулся к большим домам на самом берегу реки. Надо было смотреть правде в глаза: ему была отвратительна мысль о возможности застать Мэг врасплох. В случае, если с ней был кто-то другой… — Не будь ненормальным идиотом, — сказал он себе и свернул в привлекательную улочку, окаймленную деревьями. Дома и коттеджики стояли в собственных садиках, все они были недавно покрашены, а ранние весенние цветы уже образовали пестрый ковер на фоне яркой свежей зелени. Ему пришлось объезжать три стороны квадрата, чтобы добраться до своего бунгало и остановиться в 50 ярдах от него. Оттуда он пошел пешком. Солнце вынырнуло из-за огромного белого облака, казавшегося ненатуральным, и заблестело на окнах, придав им живость и какую-то привлекательность. Все, чем он владел, было в этом бунгало. Все, что он любил. Невысокий тощий мужчина шел по дороге, неся в руках сумку из черного пластика, ветер раздувал его редкие волосы. Он как-то нерешительно замедлил шаг и на секунду у Бирвитца мелькнула мысль, что незнакомец спешит в его дом. Но он торопливо прошел мимо, и Бирвитц, кривовато улыбнувшись, подумал, что ТАКОЕ НИЧТОЖЕСТВО не могло бы… Окно в передней комнате было раскрыто, значит, Мэг была дома. Он вошел в палисадник, крупно шагая, решив не отступать. Теперь, когда он был ближе к дому, к Мэг, он принялся ругать себя за то, что осмелился ее в чем-то подозревать. Он улыбался, а все же старался невольно ступать тише, когда подошел к задней двери. За занавеской что-то мелькнуло, и в ту же секунду послышались торопливые шаги. Он открыл дверь. Мэг крикнула: — Дорогой, как хорошо, что ты пришел! Она улыбалась, немного запыхавшаяся, все еще одетая в пальто, но еще без шляпы. Она была явно удивлена, возможно, смущена. — Благодарение богу, я вернулась… И протянула ему руки. — Ты ни за что не поверишь! Знаешь, я сегодня столкнулась нос к носу с Дороти Мэлсон, мы с ней позавтракали в «Бентолле». Я только что вернулась. — Хорошо, что я не пришел, когда тебя еще не было дома, — сказал он искренне. Он пожал ей руки, но тут же их отпустил: — Я заглянул лишь на минуточку. На реке орудует какой-то домушник. Патрульные обложили весь район. — Но ведь выпить чашечку кофе ты успеешь? Присядь, дорогой, на пять минут, я сейчас приготовлю. Она держалась точно так, как всегда, слова звучали сердечно и заботливо, но… Но ведь она где-то пропадала, якобы со старой школьной подругой. — Помоги-ка мне, — попросила она, поворачиваясь к нему спиной и вытягивая руки назад, чтобы он стянул с нее пальто. Это был старый трюк, но до сих пор приятный. В первые дни после свадьбы он, вот так стащив с нее пальто, обхватывал ее обеими руками и тесно прижимал к себе. До сих пор этот момент не утратил своей остроты, но впервые ему не захотелось притягивать к себе жену, не захотелось к ней прикасаться. Но если он этого не сделает, она удивится, почему, и начнет задавать вопросы. Он стянул рукава, на секунду прижал Мэг к себе и сразу же снял пальто. — Ты сказала, через пять минут. — Чайник уже стоит, — пояснила она и выскользнула из комнаты. Ему показалось, что она была рада возможности уйти от него. Бирвитц стоял, держа в руках ее пальто, сшитое из драпа с разноцветными узелками: красными, коричневыми, зелеными и желтыми. Он слышал звон чашек, но внимание его привлекло нечто другое: запах табака. Они с Мэг не курили, стараясь сэкономить каждое лишнее пенни для дома. Но большинство остальных работников участка были заядлыми курильщиками, Корби вообще не выпускал трубку изо рта, от него разило никотином за пару метров. Бирвитц поднес пальто к носу, запах усилился. Каким образом пальто Мэг могло так сильно пахнуть табаком? Это был запах пивного бара или курительной комнаты, никак не дорогого ресторана. Он повесил ее пальто в стенной шкаф, теперь полностью убежденный, что она ему солгала. Он мог бы без труда в этом уличить ее, но нет, не сейчас! У него не было времени. Однако, если он будет и дальше дожидаться, если придется пить кофе и разговаривать, он не сумеет удержаться от расспросов. Нахлобучив фуражку, он громко крикнул: — Мэг, я не могу дольше ждать. На улице дожидается полицейский. Распахнув дверь, он выскочил наружу и громко хлопнул ею за собой. Этого будет достаточно, чтобы прекратить удивленные крики Мэг. К мотоциклу он бежал. Если она подойдет к окну, то убедится, что он действительно страшно спешит. Быстро заведя мотор, он взгромоздился на седло. В последнюю минуту он не удержался и оглянулся. Мэг стояла на пороге открытой двери. В этот момент она выглядела до боли красивой. Помахав ей рукой, он нажал на стартер, почти полностью утратив способность о чем-то думать. И почти сразу же сквозь стук его мотора до него донесся пронзительный, весьма характерный звук, который он ни с чем не мог спутать: полицейский свисток. Бирвитц поднял голову, прислушался, чуть снизил скорость, чтобы приглушить стук двигателя. Сигнал тревоги повторился, он доносился слева, от реки. Грозно взревев, его мотоцикл рванулся на выручку: миновав пару прохожих, смотревших в сторону Риверсайд-драйв, где поймали Хоббера. Перед калиткой одного из коттеджей на асфальте лежал, скрючившись, полицейский. Его шлем откатился на середину дороги. Он не шевелился. Бирвитц направил свою машину через ворота, не имея возможности даже задержаться возле несчастного: он заметил, что входная дверь дома приоткрыта. Действовал он почти не думая: соскочил с мотоцикла, прислонил его к деревянному крыльцу, осмотрел сначала территорию участка, затем дорогу. Где-то стучал двигатель машины, а к нему спешили те двое зевак. Бирвитц ворвался в дом. Квадратный холл был красиво обставлен, комнаты располагались по обе стороны. Узкий проход слева вел в просторную современную кухню, задняя дверь которой была распахнута настежь. Через нее Бирвитц выскочил наружу. Живописная лужайка доходила до самой реки, по берегу росли ивы, а в маленький ялик, привязанный к новенькому причалу, влезал какой-то человек. Он старался над замком у цепи и то и дело боязливо оглядывался на дом. Бирвитц испытал чувство полнейшего удовлетворения: у человека не было ни малейшего шанса скрыться. Неизвестный был невысоким, коренастым крепышом, по физиономии его было видно, что он страшный трус, однако не побоялся сбить с ног полицейского. Ему удалось отвязать ялик, но к этому времени Бирвитц был от него на расстоянии каких-нибудь двадцати футов. Человек схватился за весло, но не для того, чтобы грести, а чтобы ударить его. Бирвитц видел, как он поднял тяжелое весло обеими руками, чтобы обрушить на его голову. Бирвитц отскочил в сторону. Человек вложил столько силы в удар, что потерял равновесие. Бирвитц, перегнувшись через помост, схватил его за правую руку, вытащил из лодки и потащил прямо по воде. Держать его голову на уровне настила не представляло особого труда. Светло-серые глаза на бледной круглой физиономии были совсем рядом с его лицом. — Я пойду сам, — пробормотал он. — Я знаю, когда я проиграл… Он промок до ниточки и дрожал не то от страха, не то от холода. Неожиданно Бирвитц почувствовал непреодолимое чувство ненависти к этому типу, и он нанес ему сокрушительный удар в живот, от которого у того откинулась голова, затем ударил еще и еще. Сзади раздались громкие крики, и это отрезвило Бирвитца. Он взглянул на создание у его ног: под одним глазом у него красовался синяк, из рассеченной губы текла кровь. Тут на берегу появился совершенно запыхавшийся человек. — Вы пытались его убить? Бирвитц взорвался: — Это он намеревался размозжить мне голову веслом! — Все равно. Вы не имели права… Он не закончил, так как к месту происшествия уже спешило двое полицейских в форме. Человек на траве не шевелился.Бирвитц вошел в кабинет Нанна в пять часов, взвинченный до предела, но теперь не только из-за Мэг. Нанн был один. Ему никто не дал бы меньше его 60 лет. Седые волосы сильно поредели, лицо было морщинистым и усталым. Обычно он казался весьма добродушным и благожелательным, но на сей раз Бирвитц увидел сурового неприступного начальника. — Вы посылали за мной, сэр? — Да, Бирвитц. Нанн, казалось, старался разглядеть в своем подчиненном нечто такое, о существовании чего он раньше не догадывался. Никто не усомнился, какие чувства его обуревают. — Слышали ли вы, в каком состоянии находится человек, на которого вы сегодня напали? — «Напал» — не то слово, сэр, которое я бы употребил. — Зато это то слово, которое употребят многие другие, — заявил Нанн. — Этот человек находится в больнице, положение у него крайне тяжелое. Бирвитц в ужасе подумал: «Господи, что же я натворил!» — У меня и в мыслях не было, что я его так сильно ударил. — Вы же его избили до потери сознания. — Полагаю, сэр, вы читали мой рапорт? Он первый напал на меня с веслом. — Рапорт я читал, но, кроме него, читал и показания трех свидетелей. Двое из них — наши люди, третий — местный репортер, привлеченный звуком свистка. Все говорят одно и то же: вплоть до того момента, как вы вытащили человека на берег, вы действовали в лучших традициях полиции… Вы знаете этого человека? — Нет, сэр. — Вы его когда-либо встречали? — Нет, сэр. — Вы видели, как он напал на полицейского констебля Смита? — Я видел Смита, лежащего без сознания, сэр. Как он себя чувствует? — Еще не вполне очухался от контузии, полученной от удара затылком об угол стены при падении, когда его сбили с ног. Бирвитц, я хочу знать, почему вы хотели убить этого типа? — Это неверно, сэр. — Если вас больше устраивает другая формулировка, почему вы так яростно набросились на этого человека? — Потому что он напал на Смита, и я даже не знал, жив ли тот, а потом он пытался ударить меня. — И это единственная причина? — Да, сэр. — Понятно, — сказал Нанн. — Помолчав, он сурово продолжал: — Когда в печати появятся отчеты об этом происшествии, лавров у полиции не добавится. Полагаю, что вы сами это великолепно понимаете. Репортер из местной газеты послал корреспонденцию в центральные газеты, где изобразил ваше поведение как беспримерно жестокое нападение на беззащитного человека. За последнее время слишком много было сообщений о зверствах полиции, ну а это, пожалуй, будет наиболее убедительным. И рикошетом отзовется на всех полицейских Англии, ибо они потеряют уважение своих сограждан. Бирвитц молчал. — Нечего сказать? — рявкнул Нанн. — Очень сожалею, сэр, что вы так отреагировали на данное дело. Совершенно очевидно, что вы меня уже осудили. А если так, какой смысл оправдываться? — Уж не воображаете ли вы, что отделаетесь легким порицанием? — Нет, сэр. — Не пойму, какой бес в вас вселился. Вы же были одним из самых моих лучших работников! Отодвинув назад стул, он вскочил, сжимая кулаки: — Что случилось, Бирвитц? Какая муха вас укусила? Если вас что-то гнетет, скажите мне. Может быть, я сумею помочь? — Нет, сэр. Ничего нет. — Прекрасно, — сказал Нанн, и его голос и манеры сразу стали холодными и формальными. — Вы отстранены от работы вплоть до особого распоряжения. Будет проведено дисциплинарное расследование, на которое вас пригласят. Если не последует других указаний из Ярда, пока вы еще будете получать жалованье. Бирвитц в отчаянии подумал: «Паршивый дурак, безмозглый паршивый дурак!» Желание закричать, прилив крови к голове, то, как сжались его кулаки, — все это было точным повторением той реакции, когда он напал на человека в лодке. Бирвитц заметил тень тревоги в глазах Нанна, рука старика даже потянулась к звонку. Но он на него не нажал. — Вы поняли, Бирвитц? Он ответил деревянным голосом: — Да, сэр. Про себя же подумал: «Меня выгонят… выгонят из полиции.» Нанн отвел руку от звонка. — Хорошо, можете идти! Бирвитц по-военному повернулся на каблуках. Сделав три шага к двери, он подумал, что никого не хочет видеть в управлении… Он боялся, что не сумеет совладать с собой. Ненормальный идиот! Повернув ко второй двери, выходящей в коридор, не заботясь о том, что подумает о нем Нанн, Бирвитц выскочил из кабинета. Никого не было видно. Его шаги гулко зазвучали по полу. Он распахнул стеклянную дверь на половину патрульной службы. Молодой констебль, выходивший из какой-то комнаты, остановился у порога и удивленно захлопал глазами. Бирвитц же чуть не бегом спустился по лестнице. Сержант, дежуривший в помещении для задержанных, находился на своем посту. — Добрый ве… — начал было он, но не успел договорить, потому что Бирвитц вихрем пролетел мимо него и выскочил на улицу. Справа находился служебный двор, где стоял его мотоцикл. Он повернул налево. Двое мужчин, один старый, второй очень молодой, как будто вышли из стены рядом с ним. — Мистер Бирвитц? — Детектив-констебль Бирвитц, не могли бы вы уделить нам минуту? Мы представляем объединенное агентство «Новости» и хотим… Бирвитц диковато взглянул на них и ускорил шаги, стараясь как можно скорее скрыться. Его подмывало вообще побежать, но он с большим трудом удержался. ЕГО ПРОГНАЛИ. Нанн может называть это «временным отстранением от работы», может называть, как угодно, но это было концом всех его надежд, его честолюбивых стремлений… Прогнали… «Будет проведено дисциплинарное расследование, на которое вас пригласят»… Он завернул за угол и сразу же раздался гудок автомобиля, когда он, не разбирая дороги, выскочил на проезжую часть. Перейдя на другую сторону, он пошел к реке, подальше от Хай-стрит, он навязчивых нечутких людей. Он шагал и шагал, испытывая почти физическую боль от только что прозвучавших слов Нанна. И только около семи часов, дойдя до того места на Темзе, где стояли новенькие бунгало, он вспомнил о Мэг. (обратно)
Глава 4 ЯРОСТЬ
Мэг Бирвитц подумала: «Как бы я хотела, чтобы он уже пришел»… Был десятый час, всюду давно уже горело электричество. Обычно она воспринимала такие поздние приходы мужа как нечто само собою разумеющееся, иной раз даже не замечая, что уже наступил вечер, чем-то занимаясь по дому, читая, сидя перед телевизором, хотя она предпочитала первой услышать шаги своего Витци. Сегодня у нее было совсем другое настроение из-за того, что случилось утром и днем. Она впервые видела, чтобы Витци так сбегал. А потом, припомнив несколько других мелочей, она пришла к выводу, что он вообще был не в себе. Вот уже несколько дней она замечала его напряженность, но объясняла ее почти фанатичной преданностью работе. Он был рабом своего дела. Но раньше или позднее, думала она, Витци поостынет. Самое примечательное, что он ничего ей не рассказал про Мэнни Томпсона. Она услышала об этом по радио. Не это ли его расстроило? Чтобы еще ухудшить положение вещей, он даже не позвонил ей о том, что запоздает, а она не припоминала ни одного такого случая невнимательности. Она его частенько в этом отношении поддразнивала: он-де мол принимает всяческие меры, чтобы его ужин не остыл. На ужин сегодня был запеченый морской язык, приготовить его было недолго. Сама она «перехватила» днем кофе с сырными палочками, и теперь ей страшно хотелось есть, поужинать по-настоящему. Она бы давно позвонила к нему на работу, но ей не хотелось, чтобы Витци решил, что она поднимает шум по пустякам. Однако в половине десятого ее терпение лопнуло, и она пошла к телефону. — Он сменился около шести часов, — ответил ей вечерний дежурный. — Неужели еще не пришел домой? Мэг сказала: — Не-ет, нет. Но это пустяки. Верно, я вспомнила… — Она помолчала, лихорадочно отыскивая объяснение для своего звонка, — он собирался зайти посмотреть новый фильм, в нем какие-то ужасы, я это терпеть не могу, а ему нравится… Она громко рассмеялась, сама понимая, что ее смех звучит ненатурально даже для нее самой. — Значит, все в порядке? Спокойной ночи, миссис Бирвитц. — Спокойной ночи. Она опустила трубку, но не отошла от телефона. Теперь она испугалась, хотя еще не знала, чего именно. Пожалуй, странности Витци, той страсти, с которой он обнял ее сегодня утром… да и всего остального. Она зажмурилась и стала отчаянно искать какое-то объяснение, не желая принимать очевидное: другую женщину. Может быть, я ошибаюсь, думала она, с трудом сдерживая слезы, и нам нужно было бы заиметь детей до того, как у нас все будет в доме? Этот самый вопрос она задавала себе не впервые за последние несколько месяцев. Когда-то они договорились, что сначала выплатят стоимость дома, разделаются с долгами, а уже потом обзаведутся детьми. Но теперь этот вопрос приобрел особое значение. Неужели у Витци появилась другая? Она подошла к входной двери, отворила ее, поеживаясь от вечерней прохлады, пошла к калитке, сложив руки на груди. Со стороны реки проехал велосипедист, свет от его фонарика метался из стороны в сторону. Мэг посмотрела вдоль слабо освещенной улицы: были видны только четыре ближайших бунгало с ярко сверкающими прямоугольниками окон, остальные тонули в темноте. В конце дороги проехала машина, но мотоцикла Витци не было. От воды пахнуло холодом и сыростью. Мэг задрожала. Она заспешила назад, обрадованно подумав, что центральное отопление придает столько тепла и уюта их домику. Но опасения ее усиливались с каждой минутой. Мэнни Томпсон, единственный человек, с которым она могла бы поговорить, находился в госпитале. Она вернулась в кухню, где возле решетки лежало приготовленное рыбное филе, оставалось только положить его на сковородку. Она насмешливо улыбнулась: все ее переживания не заглушили в ней чувства голода. Прежде чем она решила жарить рыбу или съесть что-нибудь другое, у входной двери раздался резкий звонок, и это было настолько неожиданно, что она вздрогнула. Мэг повернулась, чтобы пройти по коридору, но через матовое стекло даже не было видно очертаний звонившего. Витци не стал бы звонить. Она разволновалась, боясь не за себя, а за то, что бы это могло означать, и поэтомунемного замешкалась. Звонок повторился. Тогда она поступила так, как ее учил Витци: отперла дверь, не снимая цепочки. Высокий человек сказал: — Извините за беспокойство. Детектив-констебль Бирвитц дома? — Нет, — односложно ответила она. — Мне очень нужно его видеть. Я из «Дейли Глоуба». Вы не знаете, когда он вернется. — Он ушел в кино, — почти с отчаянием сказала она. — В КИНО? Незнакомец ей явно не поверил. — СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ? — А почему сегодня вечером он не может сходить в кино? Если ему захотелось? — сердито спросила она, мысленно удивляясь, чего ради понадобилось сотруднику такой крупной газеты видеть Витци. — Мне думается, что это не повод для радости, — сказал он. — Не бойтесь, я не доставлю вам никаких неприятностей, миссис Бирвитц… Вы ведь миссис Бирвитц? — Да. — Могу ли я войти в дом и подождать его? Причин отказывать не было, разве то, что Мэг не хотелось никого видеть. С другой стороны ей самой не терпелось задать кучу вопросов, выяснить, что ей мог сказать этот человек. ЧТО не было поводом для радости? Она сняла цепочку и открыла пошире дверь. Свет из холла осветил лицо блондина, непослушные волосы, спускающиеся с высокого лба, широковатый воротничок сорочки и галстук, завязанный неаккуратным узлом. Он протянул ей карточку, на которой значилось:Артур А. Энвилл «Дейли Глоуб», Флит-стрит, тел. ФЛЕ 19-061Очевидно, он был тем, кем представлялся. Мэг отступила в сторону, но пока он с любопытством разглядывал ее, не переступая порога, на улице раздались шаги. Мэг сразу же узнала Витци. — Вот и он! — воскликнула она. Репортер повернулся. Витци очень спешил, в его походке было что-то необычное. Видно было, как лихорадочно блестят его глаза, как сжимаются кулаки. Можно было подумать, что сейчас он набросится с кулаками на репортера. Остановившись прямо перед ним, он потребовал: — Чего вы хотите? — Детектив Бирвитц? Я из «Глоуба». Не могли бы вы уделить мне… — Убирайтесь! — крикнул Бирвитц. Мэг не подозревала, что он может быть таким грубияном. — Перестаньте беспокоить меня и мою жену! — В ваших же интересах… — начал было Энвилл. — Вы еще можете уйти сами, но через минуту я вас выброшу вон! Судя по голосу Бирвитца, его больше устраивало последнее. Голос у него странно вибрировал, как будто его трясла лихорадка. Он шагнул в сторону, и Мэг страшно перепугалась, не скинет ли он репортера с крыльца. Но он этого не сделал. Энвилл сделал несколько шагов, теперь уже полностью повернувшись к Витци, и попытался снова заговорить, убедить, успокоить Бирвитца. — Это же вам не поможет, Бирвитц. Наша газета придерживается того мнения, что до сих пор полиция слишком много прощала. Пора понять преступникам, что коли они начинают грубить, сопротивляться, проявлять силу при аресте, их за это по головке не погладят. Так что мы на вашей стороне! Витци довольно долго молча смотрел на репортера. Мэг вышла на крыльцо, не обращая внимания на порывы холодного ветра, и встала возле мужа. Она не дотронулась до него, но ей просто было необходимо находиться рядом с ним. Витци сказал: — Я полицейский офицер, отстраненный от работы, а за меня вы или против, это не будет иметь значения, когда дело дойдет до расследования. А если я стану разговаривать с вами или с кем-то еще, мне и это поставят в вину. Мэг подумала, что она ослышалась. ОТСТРАНЕН ОТ РАБОТЫ? Она была потрясена, тем более, что ровным счетом ничего не понимала. Когда это случилось? ЭТО ли его так угнетает? — Ответьте мне только на один вопрос, — взмолился Энвилл. — Вы сами начали драку с этим Дибблом или же он первым напал? — Он. — Каким образом? — Он пытался ме… Витц замолчал на полуслове, быстро повернулся, наткнулся на Мэг и продолжал деревянным голосом: — Вы же сказали, всего один вопрос… Я на него ответил. Спокойной ночи. Последнее было сказано едва слышно. Он вошел в бунгало, а репортер, внимательно смотревший на него, внезапно схватил Мэг за руку и торопливо заговорил: — Он действительно не имеет права говорить, но ведь на вас-то этот запрет не распространяется. Прошу вас, выманите у него всю историю, а я завтра буду у вас. Отпустив ее, он зашагал к выходу из садика. Витци дошел до кухни и тут замешкался, видимо не зная, что же делать дальше. Мэг заперла входную дверь. Подойдя к мужу, она спросила: — Витци, что случилось? Он повернулся и загородил собою дверь. На минуту ей показалось, что он хочет ее ударить, такой яростью зажглись его глаза. Она испугалась. — Ничего не спрашивай, — сказал он хриплым голосом, — сначала ответь на мои вопросы. Ответь хотя бы на один. Где ты была во время ленча? С кем ты встречалась? Когда она ничего не ответила, утратив от изумления дар речи, он подошел к ней и больно схватил за руки у самых плеч. — Давай, говори правду! Кто это был? Как его зовут? (обратно)
Глава 5 ПРИЧИНА
В Мэг вспыхнул гнев, когда он проорал свои вопросы. Гнев усилился чувством боли, таким нелепым проявлением ревности, тем фактом, что он осмелился ей не верить. А она-то с самого утра не находила себе места, волнуясь за него, ломая голову, что могло с ним случиться. В первый момент ей захотелось закричать так же громко, как он, отплатить ему той же монетой, причинить боль. Но тут он, не дождавшись ответа, начал ее трясти, не сильно, а медленно, взад и вперед. Рот у него был плотно сжат, глаза сохранили прежний неестественный блеск, как будто у него был жар. Жар? ОН БОЛЕН? И тут она окончательно поняла, что он был сам не свой, и, значит, произошло нечто такое, о чем она не знала, и что ему необходимо помочь. Если только она сейчас повысит голос, это приведет к ссоре, которая может стать бесконечной. Они ссорились всего дважды, и она теперь без боли не могла об этом вспоминать. Он продолжал ее трясти медленно и настойчиво: — Ну, кто же это был? Назови мне хотя бы его имя? — Послушай, — Мэг сама удивилась, как ей удалось говорить таким естественным голосом, — я завтракала с Дороти Мэлсон… Если ты заглянешь ко мне в сумочку, ты в ней найдешь счет от Бентолла, на обратной стороне которого записан ее телефон. Я обещала ей позвонить. Можешь сделать это ты, если хочешь. Витц не ослабил своей хватки, но перестал ее трясти. Он казался ошеломленным. — Если ты объяснишь, почему ты решил, что я тебе солгала, это может тебе помочь, — сказала она. Очень медленно он ее отпустил, блеск в его глазах погас. Он повернулся. Мэг подумала, что он ищет ее сумочку, а по неизвестной ей причине это было страшно неприятно, поскольку доказывало бы, насколько глубоки его подозрения, о которых она никогда не догадывалась. А она-то всего какой-то час назад только что не плакала, решив, что у него есть другая женщина. Господи, что же с ними обоими случилось? Витци вошел в кухню, вытянул вперед руки, как будто он был слепой и ощупью угадывал свой путь. Дотронувшись пальцами до края стола, он на долгое время замер без движения. Мэг прошла мимо него и встала спиной к кухонному столу, где на доске были приготовлены аккуратные куски рыбы. Она смотрела на мужа, подмечая все: и стиснутые кулаки, и сжатые зубы, и опущенные веки. Сейчас было не время говорить. Она снова прошла мимо него в маленькую столовую, раскрыла буфет, достала бутылку виски и бутылку содовой и смешала два бокала, один весьма концентрированный, второй послабее. Потом она отнесла их на кухню. Витци стоял в прежней позе, но уже несколько расслабился. — Мне думается, нам обоим это не помешает, — сказала она. Он открыл глаза, увидел бокалы и пробормотал: — Я знаю, что мне нужно… Но протянутый бокал взял. Пил он медленно, как будто заранее решил, что не станет глотать спиртное залпом. Мэг чуть пригубила свое питье. У Витци на глазах проступили слезы, не от виски, а от нервного напряжения, но губы были уже не так сжаты. Он выпил еще, поставил бокал на стол и сказал: — Мэг, у нас страшные неприятности. И во всем виноват я один. Что ты хочешь узнать в первую очередь? — Витци! — воскликнула она, но ей было трудно продолжать. — Витци, что это за разговоры о том, что тебя отстранили? — Меня действительно временно отстранили от работы, но пока еще платят деньги. — Но почему? — Честно сознаться, я… сегодня утром чуть не до полусмерти избил одного человека. Мэг никак не отреагировала, чувствуя себя слишком подавленной, он же продолжал: — Вор по имени Диббл, который до этого сбил с ног одного из наших парней и пытался ударить меня по голове веслом. Я озверел. По-моему, им пришлось меня от него оттаскивать. — Витци! — ахнула Мэг. Это было все, больше ничего и не требовалось. Она хотела, чтобы он говорил, чтобы рассказал ей все. До сих пор он ронял разрозненные фразы, как будто ему хотелось еще больше усугубить свою вину, причинить себе боль. Но если только ей удастся заставить его говорить и дальше, он вскоре почувствует себя свободнее, и это ему поможет. — Сейчас он находится в больнице, без сознания, — продолжал он. — Говорят, что он на волосок от смерти. Один репортер оказался очевидцем случившегося, а ты ведь знаешь, как болезненно наш «старик» относится ко всякой огласке. Короче говоря, меня вызвали к «старику» и временно отстранили от должности. Старик ждет крупных неприятностей. Диббл, возможно, найдет ловкого адвоката, который без труда из мухи сделает слона и… — Но если он опасный преступник? — Когда я накинулся на него, он уже таким не был. Я схватил его и протащил по воде, он больше всего походил на полуутонувшую крысу. Вся его агрессивность, к сожалению, испарилась… из него, а не из меня! В голосе Витци слышалась явная издевка по собственному адресу, даже подобие ненависти. — Мне кажется, тогда я хотел его прикончить. Понимаешь, в нем я увидел подставное лицо вместо того человека, с которым, как я считал, ты завтракала. Мэг, ответь мне честно… теперь я уже все перенесу. Обещаю тебя не тронуть ни мизинцем и не выкидывать никаких глупостей… Существует ли другой мужчина? Она подумала: «Теперь уже все будет в порядке». Она знала, что какая бы беда ни пришла, вместе они с ней справятся. Все, что от нее требовалось, это убедить раз и навсегда, как беспочвенны его подозрения. Она сказала твердым голосом: — Нет, дорогой, никогда не было. И не могло быть. Я слишком люблю тебя. У него дрогнули губы. Он пробормотал: — Великий боже!.. И шагнул к ней навстречу, когда она, протянув руки, пошла к нему. Она прежде и не догадывалась, что его объятия могут быть такими сильными, не думала, что он может дышать с таким трудом, хватая воздух широко открытым ртом. Точнее, она старалась ему показать, что не замечает, как он сдал. Потому что позднее он мог бы устыдиться собственной слабости. Она не отнимала лица от его груди, пока у него не улеглась нервная дрожь и пока она не удостоверилась, что его напряжение исчезает.Они сидели по одну сторону стола. С ужином было покончено уже час назад. Чашки давно опустели. Единственным звуком, помимо их голосов, был жалобный плач ветра за окнами. С того момента, как было восстановлено взаимное понимание, Бирвитц говорил, не останавливаясь, сначала быстро и несвязно, но постепенно все медленнее и последовательнее. Между ними на столе лежало утреннее анонимное письмо. Бирвитц подумал, что до конца жизни будет помнить выражение лица Мэг, когда она его читала: брезгливо-оскорбленное. И будет вечно корить себя за то, что посмел вообще обратить на него внимание. Пожалуй, больше всего он переживал потому, что не услышал от нее ни одного слова упрека. Только сейчас он понял, что, разобравшись в недоразумении с Мэг, он почувствовал себя еще хуже, ибо осталось главное: отстранение от работы. Никто так хорошо, как Мэг, не знал, насколько он был предан своему делу. Никто не мог понять, что работа для него была истинным удовольствием. Любя свое дело, он целиком отдавался борьбе с преступностью, в чем бы это ни выражалось. И теперь, хотя с души у него спал огромный груз, он начал испытывать в полной мере холодный страх за свое будущее. — …понимаешь, на меня что-то нашло. Я же вел себя, как последний дурак. И как я могу все это объяснить «старику» или комиссии по расследованию? Самое кошмарное, что в любом случае я влип. Мне скажут, что если я разрешаю своим личным интересам в такой степени влиять на мою работу, значит, из меня не получится хорошего полицейского. А если я вовсе не упомяну про домашние неприятности, тогда какого черта я набросился на Диббла? Он отодвинул стул и поднялся. — Теперь ты в курсе всего, Мэг. Видишь, каким я был ненормальным идиотом? Черт побери, что же мне делать? Мэг сидела неподвижно, ее льняные волосы были откинуты со лба, скулы несколько выдавались, глаза поблескивали: статуя скандинавки, вырезанная резцом неизвестного мастера. Руки она сложила перед собой на столе в паре дюймов от злосчастной анонимки. — Одно несомненно, — заговорила она с жаром, — ты должен доказать, что твое нападение на Диббла было вполне закономерным, обоснованным. — Мэг… — Да? — Это неверно. — Знаю, дорогой, в конце и, правда, нет, — спокойно ответила она, — но в начале ты имел полное право на самооборону. Газеты наверняка сильно сгустят краски, они не могут обойтись без того, чтобы все не преувеличивать и не драматизировать… — Вряд ли их можно за это винить! — Тогда если они приукрасят твои действия, ты должен приукрасить свои мотивы, — настаивала Мэг. Бирвитц ясно видел, что она боится, как бы он не стал возражать. Всем своим видом она молила его позволить ей высказаться до конца. — В этом нет ничего плохого. Конечно, у тебя не было достаточных оснований так набрасываться на этого негодяя, но можешь же ты сказать, что в тот момент ты ПОДУМАЛ, что такие основания имеются. И потом Мэнни, дорогой! Слушай, накануне подстрелили твоего лучшего товарища.. Не удивительно, что ты был взвинчен. Что бы произошло, если бы этот вор выхватил пистолет? Тогда бы тебя обвинили за то, что ты сделал? Он негромко рассмеялся, впервые после возвращения домой подошел к жене, откинул назад ее голову и заглянул в глаза. — Пригрози он оружием, мне бы ничего не сделали, если бы я его даже убил. Но у него никакого оружия не было. — Мог же ты подумать, что он достает пистолет из кармана? — Мэг, Мэг, — Бирвитц покачал головой. Он нагнул голову, потом их губы слились. Сначала он поцеловал ее нежно, потом все более страстно. Одна его рука скользнула от ее подбородка к груди, вторая прижала ее крепко к себе, так что он почувствовал упругую мягкость ее тела. — Пойдем наверх, — прошептал он ей на ухо, — докажи мне, что ты меня действительно простила. Пойдем же… Он снова ее поцеловал, потом, взяв двумя руками под локти, начал приподнимать. — Мэг… — Нет, нет, не теперь, Витци, ВЫСЛУШАЙ МЕНЯ. Я должна позвонить по телефону репортеру Энвиллу и сказать ему, что ты подумал, будто этот Диббл хотел пустить в ход пистолет. Ты сам ему этого сказать не можешь, потому что ты обязан обо всем доложить «старику», но я могу разговаривать с представителями любой прессы. Если это сообщение утром появится в «Глоубе», оно непременно поможет. Ведь никто не сумеет доказать, что это неправда… не совсем правда. Бирвитц отступил от нее пристыженный. — Ты права, — сказал он, — время для страсти придет позднее… Мэг поднялась и пошла к телефону, находившемуся в коридоре, куда легко можно было попасть из любой комнаты. — Где та карточка, которую он дал тебе? — спросил он. — Я сам наберу номер. — Он невесело рассмеялся: — Вот это и называется борьбой за существование! Мэг протянула ему карточку. Бирвитц набрал номер и, услышав длинные гудки, передал трубку жене. Сам он встал рядом, поддерживая жену рукой за талию, пока она просила соединить ее с Энвиллом. Прошло довольно много времени, им стало казаться, что репортера нет, но вот в трубке послышался мужской голос. Мэг напряглась. — Мистер Энвилл? Пауза. Мэг посмотрела на Витци и улыбнулась. — Мистер Энвилл, это миссис Бирвитц. У меня состоялся долгий разговор с мужем… Оказывается, кое-что он не хотел сказать своему начальнику, потому что это слишком походит на попытку оправдаться, но мне-то кажется, вы должны знать… Да, я уверена, что это важно… Хорошо, я подожду. Она прижала трубку к груди: — Не волнуйся, дорогой, все будет олл-райт. Разговаривали они минут 10. Мэг отвечала на придирчивые вопросы репортера, иногда обращалась к Бирвитцу за уточнениями. Когда она наконец опустила трубку и молча посмотрела на мужа, ее глаза были широко раскрыты. Как ни странно, этот разговор подействовал на нее гораздо сильнее, чем все остальное. Она в изнеможении прислонилась к стене. — Пойдем, милая, — сказал он. — Пора спать. Ты безумно устала. Я приготовлю тебе чашку горячего молока… — Витц, — сказала она, уже сидя на подушках. В руке у нее была большая чашка с молоком, над которым поднимался пар, похожий на дымок, — осталось еще одно важное дело. — Очень важное? — Да, я бы сказала. — Не понимаю? Она отпила молоко и медленно произнесла: — Да, дорогой, похоже, что ты это совершенно упустил из виду. Позабыл. Письмо… — Я же говорил, что если теперь придут еще письма такого рода, я просто их порву и выброшу в корзину для мусора. — Не сомневаюсь, что ты именно так бы и поступил, но… Неожиданно он воскликнул: — Великой боже, конечно же! — Ты понял, что я имею в виду? — Да, дорогая. Понял также и то, что я скверный полицейский. — Какой прок от подобных разговоров? — Если не прятаться от правды, то впоследствии это всегда может помочь, — горько сказал Бирвитц. — Кто писал анонимки? — Да. — И зачем? — Витц, кто нас так ненавидит? Кто пытается разбить наш брак? — Это какая-то бессмыслица. — Сколько писем ты получил? — Десять. — Кто же их посылает, Витц? — Я непременно узнаю. — Витц? — Да. — Ты должен обо всем сказать Нанну. — Ты прекрасно знаешь, что бы я хотел сделать с Нанном! — Знаю, но ведь ты уже согласился, что в действительности у него не было иного выхода, кроме как отстранить тебя от работы. Витц, ты просто обязан ему все рассказать. Попроси его принять тебя у него в кабинете, либо пусть он сам приедет сюда утром. Необходимо выяснить, кто посылал эти анонимки и с какой целью. (обратно)
Глава 6 РАБОТА ДЛЯ ВЕСТА
Утром на следующий день после своего визита к Нанну Роджер Вест возвратился в свой кабинет и подошел к окну, выходящему на Темзу. Старший инспектор Коуп, помощник Веста, еще не прибыл: накануне он работал до поздней ночи. Снаружи ветер небывалой силы поднимал на реке настоящие морские волны. Мужчина и женщина поддерживали руками шляпы и, согнувшись, бежали по тротуару, стараясь перебороть ураган. На одной девушке пластиковый плащ так плотно прилип к фигуре, что она в нем походила на скульптуру. Роджер впервые видел Темзу такой грозной, а небо таким серым. Но дождя не было. Он просмотрел все бумаги на столе, не найдя в них ничего примечательного, за исключением рапорта из Ричмонда касательно Бирвитца. На его столе зазвонил один из телефонов. — Алло, Вест слушает. — Зайди-ка ко мне, Красавчик. Это был помощник комиссара Гарди. «Красавчик» служило верным признаком его благоволения. Если бы Гарди сказал «Вест», значит он был чем-то раздражен или взволнован. — Через десять минут, ладно? — Но не дольше. — Договорились, сэр, — ответил Вест. Такое «сэр» всегда было полезным при разговоре с Гарди, который выслужился из рядовых полицейских и поэтому не пользовался авторитетом среди старых сотрудников. В Ярде у Гарди не было ни близких, ни таких людей, на которых он мог бы положиться. Пожалуй, Роджер относился к нему лучше других, однако в Гарди было нечто такое, что мешало им сблизиться. Роджер еще раз просмотрел рапорт Бирвитца, потом позвонил в Ричмондский госпиталь справиться о Диббле. — Опасность миновала, мистер Вест, — ответил дежурный. — Это точно? — Теперь вообще никакой опасности, тяжесть побоев была сильно преувеличена. — Прекрасно. Большое спасибо. Он позвонил Нанну, но того не было на месте. Он попросил передать ему, чтобы он непременно ему позвонил, потом вызвал сержанта подежурить у него в кабинете, пока он будет отсутствовать, взял рапорт Бирвитца и отправился к Гарди. Кабинет помощника комиссара находился этажом ниже в гораздо более просторном и красивом помещении, чем то, которое было предоставлено Роджеру. Окна тоже выходили на набережную, но здесь не было такого прекрасного вида, как наверху. Гарди, широкоплечий, плотный человек, был одет в хорошо сшитый серый костюм и модную шелковую рубашку. Он сидел с суровым видом за своим столом, не смея улыбнуться, видимо, стараясь таким путем придать себе значимость. — Ага, входите и садитесь. На столе лежало несколько развернутых измятых газет, в четырех из пяти было подробно расписано «нападение» Бирвитца на Диббла, который, якобы, находится при смерти. — Как этот Диббл? — Выкарабкался. — И то хорошо. Если бы он умер, нам бы с прессой пришлось туго, а сейчас это очень некстати. Вы говорили, что вчера видели Бирвитца. — Да. — И какое впечатление? — Натянут, как струна. — Почему, не знаете? — Нет, но собираюсь сегодня же узнать, если только удастся, меня на это благословил сам Нанн. Я бы пошел к Бирвитцу уже вчера, но решил, что время выбрано неудачно. Конечно, это могло быть просто совпадением. — Очень может быть, — согласился Гарди. Выудив из стакана толстый красный карандаш, он ткнул им в газету и спросил: — А это вы видели? — Все до одной. — Во всяком случае хорошо, что «Глоуб» на нашей стороне. — Очень жаль, что у Диббла в кармане и правда не было оружия, — заметил Роджер. Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво добавил: — «Глоуб» подчеркивает, что получил сведения от жены Бирвитца. Похоже, что он опомнился, выйдя из кабинета Нанна. У него он был просто сам не свой. Я его сегодня непременно повидаю. Гарди вертел карандаш между пальцев, его красный цвет мог по яркости сравниться с неоновыми лампами. Губы у помощника комиссара надулись и стали выглядеть очень толстыми. Многие в Ярде считали эту привычку Гарди позерством, но Роджер был уверен, что его начальник все это проделывает в минуты растерянности, обдумывая создавшееся положение. — Хорошо, — сказал он наконец, — но только не поддавайтесь уговорам, Красавчик. Если ему действительно показалось, что этот тип намеревался стрелять, одно дело. Если же нет — другое. Боюсь, что если мы своими силами не справимся с этим делом, нам не избежать официального расследования в Министерстве внутренних дел. В лучшем случае будет целая куча вопросов и запросов из парламента, потому что если мы допустим Бирвитца к работе, наши неприятности лишь утроятся, нас станут упрекать в том, что мы распустили своих сотрудников и им теперь все сходит с рук. Пожалуй, для нас было бы спокойнее обойтись с Бирвитцем покруче, показать, что мы не потерпим фактов превышения полномочий. Так что поезжайте и выясните, не солгал ли он. Роджер негромко сказал: — Хорошо, я проверю. Он не уходил, изредка бросая на своего начальника вопросительные взгляды, не сомневаясь, что Гарди еще не закончил. — … и завтра же обо всем доложу. — Прекрасно. Но это далеко не все. Есть еще второе дело. Оно мне не нравится, весьма не нравится. Если про это дело пронюхает пресса, то на фоне истории с Бирвитцем это будет равносильно тому, что мы пустим волка в овчарню. В привычках Гарди было всегда говорить обиняками, так же, как в привычках Веста — сразу же брать быка за рога, когда он видел, что Гарди еще долго будет ходить вокруг да около. — Сейчас у нас есть основания подозревать пятерых сотрудников в том, что они брали взятки или даже изменяли свои показания в суде, — сказал он ровным голосом, — а где есть материалы на пятерых, там можно предполагать целых пятьдесят. Гарди еще быстрее вертел в пальцах карандаш. — Положение — хуже не придумаешь, — пожаловался он. — Комиссар требует у меня к концу недели полнейший отчет и настаивает, чтобы я поручил специально это дело одному человеку, Красавчик. Так вот, вы самый подходящий кандидат. — Вы — шеф, мое дело выполнять распоряжения. — Рад, что вы это так восприняли, — воскликнул Гарди, и Роджеру стало ясно, почему он так нервничал. — Понимаю, что поручение не из приятных. Шпионить за собственными коллегами, кому такое может быть по душе? Но если речь идет о коррупции в крупных масштабах, то мы обязаны во всем разобраться… Как далеко можете зайти вы с дивизионными начальниками? — Кое-что я им расскажу, но пусть они думают, что мы интересуемся какими-то отдельными случаями. Э-э… Роджер замолчал, слегка улыбаясь. — Да? — Могу ли я действовать совершенно самостоятельно? Гарди было нахмурился, потом неожиданно широко улыбнулся: — Вы имеете в виду, разрешу ли я вам самому определять свою линию поведения в отношении других? Да, Красавчик, можете действовать на свой страх и риск. Я же ставлю единственное условие: пусть никто не знает, что вам поручено такое дело… Коль скоро про это пронюхают, то вам начнут подсовывать много фальшивого материала, чтобы сбить со следа. — Правильно, — согласился Роджер. Немного помолчав, он спросил в упор: — Так вы считаете, что в наши ряды уже глубоко проникла коррупция? — Ну, я бы так далеко не заходил, но опасаюсь, что такое может случиться. Факты говорят сами за себя… За последнее время мы проиграли пять совершенно бесспорных дел в разных дивизионах потому, что полицейские, дававшие показания, в последнюю минуту начинали говорить не то, что положено. Взять хотя бы того же Бирвитца. Можно ли сказать, что он справился с поставленной перед ним задачей? — Да, показания он давал неуверенно. — В том-то и дело. Гарди поднялся и совершенно неожиданно протянул Роджеру руку. — Олл-райт, Красавчик. Спасибо вам. Подобной работенкой много лет назад пришлось заняться и мне, когда возникло аналогичное дело в самом начале моей инспекторской деятельности. Отчасти это является причиной того, что кое-кто из наших сотрудников хотел бы услышать о моей отставке. Я был вынужден некоторым людям доставить массу неприятностей и… Наверное, вы помните Кеннеди? — Да, — спокойно ответил Роджер, — вот уж кого я ни разу не пожалел! Он никогда не был настоящим полицейским. Говорят, уйдя из полиции, он благоденствует… — Знаете, он был моим другом, — смущенно пробормотал Гарди, — а после того, как его выгнали, не так-то просто было подружиться с кем-то еще. Я утратил веру в людей… У меня было совершенно безвыходное положение. Если бы я ему своевременно намекнул, он на некоторое время перестал бы валять дурака, но потом все равно принялся бы за прежнее. Как говорят, горбатого только могила исправит. Гарди уставился глазами в какую-то точку на стене, как будто перед ним снова проходили те трудные жаркие дни. Потом он опомнился: — Возможно, вам удастся распутать этот клубок более удачно. Он дошел вместе с Роджером до двери. — Время от времени сообщайте мне, как идут дела. Не обязательно ежедневно. Да, передайте свои остальные дела кому-то другому. — Нет, не стоит, — покачал головой Вест. — Почему? — Если только я это сделаю, все сообразят, что я получил специальное задание. А если, к тому же, я не пожелаю ничего объяснять, то многие начнут заниматься сопоставлениями и без труда доберутся до истины. — Ладно, действуйте как находите нужным, — еще раз повторил Гарди, — тем более, что вы не любите работать по указке. Он кивнул головой, и сам распахнул двери кабинета. Роджер вышел в коридор, где разговаривали трое суперинтендантов. Когда он подошел к ним, один из них, его старый друг Слоун, поднял руку в приветствии. — Мы как раз решаем, следует ли Бирвитца повесить, утопить или четвертовать. — Читал «Глоуб»? — спросил Роджер. — Ты ведь не думаешь, что это стремление обелить себя? — Намереваюсь выяснить, — сказал Вест. — Гарди распорядился съездить к Бирвитцу и потолковать с ним. Он прошел по длинному коридору к своему кабинету, за спиной у него раздался взрыв смеха. Смех был беспечный, с едва заметными насмешливыми нотками. В Ярде почти никто не сомневался, что Бирвитц утратил над собой власть, а теперь его проступок рикошетом отзовется на каждом из них. Да, едва ли Бирвитц может рассчитывать на сочувствие ярдовских сотрудников. В кабинете Роджера все еще дежурил молодой сержант. Дейв Коуп еще не приехал. Роджер попросил соединить его с «Глоубом» и пока дожидался звонка, перелистал досье Диббла. К нему был приложен запрос из судебного департамента и спрашивалось его мнение, можно ли предположить, что Диббл покушался на жизнь детектива. Роджер наискось написал красным карандашом «Да», трижды подчеркнул и засунул бумагу в рапорт. Тут дали «Глоуб», Роджер попросил соединить его с Энвиллом, внутренне готовый к тому, что репортер еще не пришел. Но Энвилл ответил сам: — Кто это? — Вест из Ярда, — ответил он. — Вы меня помните? — Да, мистер Вест. Он был скорее «старым знакомым», чем «старым приятелем». Про него говорили, что человек он беспощадный, но исключительно честный. Роджеру было известно, что до тех пор, пока он не убедится в абсолютной достоверности своих сведений, он ими ни за что не воспользуется. — Только не говорите, что вы ищете помощи от газетчика!? — Меня интересует ваше личное мнение, — уклончиво ответил Роджер. — Бирвитц? — Да. — Прежде всего должен предупредить, что мы поддерживаем его. Мы считаем, что его без всяких на то оснований отстранили от работы, потому что тем самым разных агрессивно настроенных негодяев благословляют и дальше набрасываться на полицию всякий раз, когда им этого захочется. Долго ли будет продолжаться столь вольготное житье для разного отребья? — Спасибо! — сказал Роджер. — Ну и вам, видимо, интересно знать, какое впечатление произвел на меня сам Бирвитц? — Конечно. Хорошо, что разговор пошел так откровенно. Кто знает, поведи он себя более легкомысленно, репортер мог бы рассердиться и встать на официальную ногу. Энвилл не сразу ответил. — Бирвитц вчера был вне себя, — медленно, но уверенно произнес он. — Я даже подумал, что и мне от него попадет под горячую руку. Наверное, так бы и получилось, если бы рядом с ним не было его жены. Она, скажу вам, лакомый кусочек, типичная скандинавка. Позднее она позвонила мне и сказала, что с большим трудом вытянула из мужа, что ему показалось, будто Диббл намеревался пустить в ход оружие. Сам же Бирвитц был настолько полон величия и гордости члена полиции метрополии, что его ничто бы на свете не заставило раскрыть рот, если бы на него не нажала его белокурая Далила. Объяснение прозвучало вполне правдоподобно, если учесть, что за несколько минут до этого он увидел посреди дороги неподвижное тело полицейского сержанта. Во всяком случае женщина клянется, что это так. Ну а Бирвитц не сказал мне ни «да», ни «нет». Чуть подождав, репортер спросил: — Вам это что-то дало? — Еще раз благодарю. — Вам поручено разобраться в этом деле? — Я расследую ряд преступлений, вроде хобберовского, пытаюсь узнать, кем они организованы, ну и это привело меня в Ричмонд и к Бирвитцу… Что вы скажете в отношении своих приятелей с Флит-стрит? — Вы имеете в виду другие газеты? — Да. — Объединились против Бирвитца. Вчера он многих из них насторожил или разочаровал… Когда же джентльмены из полиции поймут, что джентльмены из прессы — живые люди с сердцами и нервной системой? Роджер рассмеялся. — Как только представители прессы поймут, что полицейские тоже живые люди. Он повесил трубку до того, как Энвилл успел придумать достойный ответ, и продолжал улыбаться, когда открылась дверь и вошел Коуп. Коуп был худющий юркий кокни с резковатыми быстрыми манерами, живым чувством юмора и поразительной способностью запоминать мельчайшие подробности. Он был идеальным помощником-исполнителем, так что со временем его придется поставить в известность о полученном задании. Но пока Роджер не хотел ничего говорить. — Мне думается, здесь все в ажуре, — обратился к нему Вест, — так что я снова поеду к Нанну. — Предупреди его, ладно? — О'кей. Дайте от моего имени Бирвитцу хорошего пинка под зад. Он плюхнулся в кресло и принялся теребить свой галстук. — Вы не слышали, что сегодня утром произошло на Марлборо-стрит? — Нет, а что? — Мы давно уже установили слежку за Виддерманом, — с плохо скрываемым раздражением принялся объяснять Коуп, — несколько месяцев держали его на приколе за организацию в его клубах азартных игр. Наконец поймали буквально с поличным. Я не сомневался, что он схлопочет, как минимум, пару лет. — Не получил? — Какое там! Его вообще оправдали. — Почему? — спросил Роджер, чувствуя, что у него бешено заколотилось сердце. Он не сомневался, каков будет ответ. — Младший из двух наших сотрудников, которых мы выставили нашими свидетелями, путался в своих показаниях. Защитник Виддермана заявил, якобы тот пришел в клуб уже после рейда, и хотя один из наших парней поклялся, что Виддерман был там с самого начала, все дело решило то, что второй так неубедительно мямлил. Ловкий молодой адвокат его окончательно запутал, у присяжных появилось сомнение, не пришивают ли честному предпринимателю «липовое дело». Всех остальных оштрафовали. Виддерман нахально заявил, что его помещение использовали для карточной игры БЕЗ ЕГО ВЕДОМА. Ну и вывернулся. Доказательства-доказательствами, но коль скоро появились сомнения, все идет кувырком. Вы это знаете не хуже меня, Красавчик. — Я знаю, что меня в высшей степени интересует имя этого ловкого молодого адвоката. Может быть, это тот самый умник, который так хитроумно выигрывает все наши «бесспорные дела»? — Хорошо, я выясню. Знаете, что я думаю? — Нет. Слушаю. — Я считаю, что ведется кампания по дискредитации всех полицейских свидетелей. И я не удивлюсь, если в дальнейшем она будет только усиливаться. Вот почему я так возмущен Бирвитцем. Чем быстрее его вышвырнут из полиции, тем лучше — общественность должна знать, что мы не потерпим никаких глупостей! — Возможно, ты и прав, — сказал Роджер, — но я с годами все больше убеждаюсь в правильности и необходимости правила: «Семь раз отмерь, а один отрежь». С этими словами он вышел из кабинета. (обратно)Глава 7 ТУГО НАТЯНУТАЯ СТРУНА
С самого начала Весту было ясно одно: ему придется действовать с предельной осторожностью. Многие старшие офицеры в самом Ярде и в дивизионах отличались болезненной чувствительностью, так что они встанут на дыбы при одном намеке на то, что их самих или их подчиненных подозревают во взяточничестве. С другой стороны, найдутся люди посообразительнее, они сопоставят все факты и начнут удивляться, почему комиссар не принимает никаких мер. Какой-нибудь дотошный репортер, типа Энвилла, начнет работать в этом же направлении. Он сел на водительское место своей машины, хлопнул дверцей и поехал к воротам из Ярда. На посту дежурил молодой констебль в гражданской одежде и сержант в форме. Роджер живо представил, что они думают в этот момент: «Вот Вест опять куда-то поехал один, без шофера». В репутации «одинокого волка» имелись свои плюсы и минусы. Роджер поехал к Фульхэму по набережной, ему было как-то трудно думать о предстоящей работе. То и дело вода перехлестывала через каменный парапет реки, обрушивая фонтаны брызг на тротуар и мостовую. В более низких местах и у стоков вода скопилась огромными лужами. Транспорт двигался медленнее обычного. Там, где воды скопилось слишком много, дежурили полицейские, пожарники и сотрудники гражданской обороны. Возникла вполне реальная опасность наводнения, потому что во многих местах вода поднялась уже вровень с асфальтом. Какой-то человек, переходивший через дорогу, неожиданно был сбит с ног сильным порывом ветра. Он упал под колеса проезжавшего мимо велосипедиста. Шляпу прохожего подхватил шальной поток воздуха, забавно сверкнула лысина, обрамленная седыми волосами. Сразу три человека бросились на помощь старику. Порывы ветра, ударявшего сбоку в машину Веста, были настолько сильными, что он лишь с большим трудом удерживал ее на прямой линии. Поэтому он был рад отвернуть от реки и спрятаться в относительно тихих поперечных улицах, с двух сторон окаймленных сплошными линиями домов. Бумага, шляпы, зонтики, картонные коробки, темные листья — все это кружилось в подобии миниатюрных смерчей. Роджер проехал Белл-стрит, где стоял его дом, с трудом преодолев соблазн заскочить домой на чашку кофе. По Путней-бриджу шли люди крепко вцепившись в перила, с опаской поглядывая на беснующуюся внизу реку. Но тут щелкнуло радио, и Роджер услышал свое имя. — Для вас информация, мистер Вест. Суперинтендант Нанн хотел как можно скорее встретиться с вами. — Передайте ему, что я еду. — Хорошо, сэр. Это все. Роджер отключился. Непонятно, почему Коуп не передал ему поручения Нанна? Что ему понадобилось? Потом он сосредоточился на тех самых делах, точнее на пяти первых, поскольку два последние находились еще в стадии расследования. Двое ярдовских младших офицеров допустили непростительные промахи, давая показания. То же самое сделал один сотрудник Вайтчапелского дивизиона, один из Ламбета, другой из Хэмпстеда, а теперь вот еще в Ричмонде и в центральном дивизионе. Каждый раз схема была одной и той же: офицер, считавшийся абсолютно разумным, хладнокровным и надежным свидетелем, позволял уличить себя во лжи или вел себя неуверенно, и таким образом все его показания теряли ценность. Таким путем защитнику ничего не стоило заработать несколько сот фунтов. Однако Вест пока еще не располагал доказательствами, что дело обстояло именно таким образом. Роджер занялся мысленной оценкой и самих дел, и обвиняемых. Не считая миссис Хьютон и Виддермана, из которых первая принадлежала к «почтенным матронам» со средним достатком, а второй подозревался в организации азартных игр, проституции, и вообще в нарушении правил полиции нравов, имелось ли что-нибудь общее между всеми обвиняемыми? В Вайтчапеле судили барыгу, скупщика и укрывателя краденого. В Ламбете — букмекера, обвиняемого в том, что он возглавил целую организацию из мелких жуликов того же плана. В Хэмпстеде обвинили женщину — в махинациях с прокатом. Она брала напрокат вещи на чужое имя, разумеется, в разных ателье — телевизоры, пылесосы, магнитофоны, стиральные машины и прочие дорогостоящие предметы домашнего обихода, подделывала подписи, а потом все это продавала за наличные. Два ярдовских дела тоже были несходными. В первом человека обвиняли в аферах со средствами компании. Действовал он довольно хитроумно, но само по себе дело не было примечательным. Второе — простая кража со взломом, где защитнику удалось сыграть на недостаточно четкой идентификации преступника. Роджер придирчиво изучил все донесения, материалы по делам, стенограммы показаний свидетелей, и твердых в своих показаниях, и отказавшихся от них в последний момент, но пока еще не видел ни одного из них лично. Все же один общий показатель как будто обнаружился: во всех без исключения делах защитника называли «молодым», однако имена были разными. Когда он завернул на Хай-стрит в Ричмонде, радио снова щелкнуло. — Вест слушает. — Это же я, сэр. Так мог говорить только Коуп. — Узнал имена тех двух щенков, которые вас интересуют. Адвокатов. — Ну? — В Ричмонде — Картрайт, на Мэри-Бэрроу-стрит — Симпсон. — Ладно, — сказал Роджер. — Узнай-ка, существует ли связь между теми двумя фирмами, на которые они работают. — Будет сделано. Роджер не помнил, чтобы Картрайт или Симпсон выступали хотя бы по одному из дел, где он сам присутствовал. Он свернул к реке, где были расположены самые красивые здания района, нарочно избрав дальний путь, чтобы иметь время подумать, не упустил ли он чего-либо в деле Нанна-Бирвитца. Сделав круг, Роджер поехал уже прямо в полицейское управление. Очевидно, его ожидали. Дежурные отдали честь. Роджер поздоровался отдельно с каждым из них. Наверху хорошенькая секретарша сказала: — Мистер Нанн ждет вас, мистер Вест. Входите. — Хорошо, спасибо. Роджер почувствовал, что здесь царит отнюдь не кажущееся возбуждение, да и у самого Нанна на душе было неспокойно. Он поднялся, протянув Роджеру руку. Стоило им обоим сесть, как секретарша принесла чай, сливки и бисквит. — Специально не пил чай, ждал вас, — пояснил Нанн. За последнее время он безобразно растолстел, на щеках у него появились красные прожилки, которые либо свидетельствовали о его пристрастии к спиртному, либо о высоком кровяном давлении. Но голос у него был достаточно спокойный. Он заговорил первым: — В отношении Бирвитца выяснилась одна странная вещь. Я еще не сумел в ней как следует разобраться, и решил, что мне необходимо как можно скорее ввести вас в курс дела. — Благодарю вас. — Сегодня утром он приходил ко мне. Выглядел совсем другим парнем, чем накануне, когда мне даже показалось, что он и на меня готов наброситься с кулаками… Я решил, что пусть он проспится и сообразит, каким идиотом себя вел… Но когда он мне без утайки рассказал свою историю, я понял, какая муха его тогда укусила. Нанн протянул Роджеру сильно помятый листок с напечатанным на нем машинописным текстом. Бумага была скверного качества. — Это он получил вчера утром. Десятое по счету. Он сам сознается, что никак не мог поверить, чтобы это было правдой, однако же… Нанн красноречиво пожал плечами, решив, что Роджер и сам во всем разберется. Прочитав письмо, он спросил: — Обвинения обоснованные? — Я не был уверен, поэтому не сразу вас и вызвал, — ответил Нанн. — Проверил у ребят, которые хорошо знают Бирвитца, даже съездил в госпиталь повидаться с Мэнни Томпсоном, которого, как вы знаете, ранилодин мерзавец. Мэнни — лучший друг Бирвитца. Все говорят одно и то же. Матильда или Мэг Бирвитц — однолюбка. Они женаты около четырех лет. Выплатили совсем недавно за свой домик, точнее, за небольшое бунгало и его меблировку. Если верить Томпсону, то они как раз подумывают о детишках. Миссис Бирвитц страшно гордится своим домом. Она наполовину шведка, но всю жизнь прожила в Англии. Никто не верит, чтобы обвинения в ее измене были обоснованными. Мои ребята порасспрашивали у соседей, в магазинах и… Нанн снова замолчал. — Короче говоря, — подвел итог Роджер, — вы полагаете, что это чистейший наговор? — Точно. — Однако же Бирвитц… — Вы не можете требовать от меня, чтобы я отвечал за Бирвитца! — запротестовал с жаром Нанн. — Откуда мне знать, что творится у него в голове? Да и потом, если ты боготворишь женщину, как, видимо, он боготворит свою жену, а тебя засыпают потоком вот таких мерзких писулек… Я думаю, тут и говорить не о чем. — Когда он получил последнее? — Вчера утром. — Интересно знать, случайное ли это совпадение? Есть ли у вас все данные о миссис Хьютон? — Да, здесь все собрано, — сказал Нанн, похлопывая рукой по не слишком пухлому делу. — Что вы скажете про адвоката, молодого Картрайта? — Он из новеньких, — задумчиво ответил Нанн. — До сих пор мне не доводилось с ним сталкиваться, но ребята говорят, что он уже провел несколько дел, все по защите. Дело свое знает, красноречив, не злоупотребляет, понимая, что у нас этого не любят. И не такой уж он «молоденький», ему под тридцать. Он — младший партнер в фирме Бимблдона. — Не знаете ли вы, ведет ли вообще эта фирма дела миссис Хьютон? — Не знаю, но смогу узнать. — Благодарю, — сказал Роджер. — Интересно, можно ли еще что-нибудь сделать в отношении миссис Хьютон? Например, найти какую-нибудь другую причину для обвинения, придраться к какому-нибудь пустяку? — Да я ее теперь седьмой дорогой обойду! Она уже сейчас повсюду трезвонит о незаконном аресте, а если мы только попытаемся к ней прицепиться, она ополчится на нас и поднимет такой вопль, что потом хоть святых выноси. Нет, нет, это нас ни в коем случае не устраивает. Нанн не упоминал того, что ему осталось служить несколько месяцев до пенсии, и поэтому он всеми силами старался избежать неприятностей. И это было вполне естественно. — Что у вас на уме? — Пока — ничего, — ответил Роджер. — А где Бирвитц? — Я отправил его домой, но если он вам нужен, через двадцать минут он будет здесь. — Нет, я предпочитаю сам съездить к нему домой и поговорить с ним в спокойной обстановке. Роджер снова взял в руки напечатанное на машинке письмо, перечитал его и спросил: — У миссис Хьютон нет машинки? Нанн ахнул: — Господи, помилуй! — Так да или нет? — Признаться, мне и в голову не приходило это проверить, но я непременно сделаю это. — И мне бы хотелось получить фотокопии этого письма, чтобы иметь возможность сличить шрифты, — сказал Роджер. Больше он ничего не стал добавлять, но оба поняли, что его предположения открывают перед ними известные возможности, которые смогут увести далеко. — Если бы вы устроили мне с десяток копий, я был бы крайне признателен. — Сделаю, — пообещал Нанн. — Что скажете в отношении ленча, Красавчик? На реке есть очаровательное кафе. — Сначала мне нужно поговорить с Бирвитцем. — Хорошо, я распоряжусь оставить для нас столик, на случай, если вы сумеете сюда вернуться. Он вздрогнул и резко обернулся, когда что-то сильно ударило по оконному стеклу, не то сук, не то большая ветка. — Отвратительная погода, верно? — Да, — рассеянно согласился Вест. Выйдя на улицу, он почувствовал, как порыв холодного ветра подхватил полы его пальто. Роджер предварительно изучил план района, чтобы выяснить, как быстрее всего добраться до дома Бирвитца. Тоненькие молодые деревца пригибались к самой земле. Вся привлекательность этой такой живописной в погожий день улицы куда-то испарилась. Какой-то мужчина, шагавший в футе за ним, сразу же завернул за угол. Роджер механически это отметил, но не придал никакого значения. Маленький палисадник перед домом Бирвитца казался таким чистеньким и аккуратным, как только может выглядеть сад под убийственной пляской ветра. Сам домик был недавно выкрашен и напоминал красивую игрушку, которой мог бы гордиться любой владелец. Роджер нажал на звонок. Тотчас же за дверью раздался голос Бирвитца: — Мэг, запри заднюю дверь! Тут страшный сквозняк. Через секунду парадная дверь распахнулась, и перед Роджером возник Бирвитц собственной персоной. Очевидно, он его сразу же узнал и буквально остолбенел. — Доб… доброе утро, сэр. — Здравствуйте, Бирвитц. Я бы хотел с вами поговорить. — Кто там? — прозвучал женский голос. — Это старший суперинтендант… — начал было Бирвитц, но не закончил: — Входите, пожалуйста. Он отошел в сторону. Ветер затарахтел двумя маленькими картинками в черных рамочках, висевшими на стене прихожей. Роджер перешагнул через порог и тщательно вытер ноги о коврик. Хозяин проводил его в переднюю комнату. Она была обставлена светлой полированной мебелью в современном стиле, эффектно выделяющейся на фоне светло-серого ковра с цветочным орнаментом в пастельных тонах. Джанет непременно бы сказала, что у комнаты «есть свое лицо». Раздались легкие женские шаги, и Бирвитц, которому все же удалось справиться со своим замешательством, повернулся навстречу жене: — Мэг, это мистер Вест из Скотланд-Ярда. Оставь нас на некоторое время одних. Хорошо? Женщина на секунду задержалась в проеме двери, и Роджер сразу же заметил в ней то, что Нанн назвал «изюминкой». Довольно ширококостная, чуть-чуть склонная к полноте, она была по-своему исключительно привлекательна. — Доброе утро, мистер Вест, — сказала она. Роджер почему-то удивился, что в ее голосе не было даже намека на иностранный акцент. Он с минуту глядел на нее, не отводя глаз. Она нерешительно спросила: — Не хотите ли кофе? — Большое спасибо, миссис Бирвитц, не хочу, но я бы предпочел, чтобы вы тоже присутствовали при нашей беседе. Ведь я приехал сюда отчасти из-за тех отвратительных анонимок. Ну и потом, конечно, из-за вчерашнего инцидента. Он заметил, как они переглянулись, такое взаимопонимание часто существует между мужем и женой, оно вовсе не свидетельствует о каком-то тайном сговоре между ними. — Я здесь один, Бирвитц. Вы знаете не хуже меня, что в таком случае все, что вы мне скажете, не может быть официально использовано против вас. Есть ли у вас возражения против такого рода допроса? Ответила она: — Мы можем только приветствовать его, не правда ли, Витц? (обратно)Глава 8 ДОПРОС
— Прекрасно, — сразу же сказал Роджер. Если вам нужно что-то сделать на кухне, миссис Бирвитц, я могу пять минут обождать. — Мне необходимо выключить духовку… Если бы вы меня не спросили, я бы про нее совершенно забыла. Одну минуточку… Она выскочила из комнаты. Движения у нее были легкие, фигура — гибкая, ноги стройные, хотя и великоватые в ступне. Приход Роджера произвел гораздо большее впечатление на Бирвитца, чем на его жену. Внезапно он как бы опомнился, взял, не глядя, со стола коробку из полированного кедрового дерева, раскрыл ее и протянул Роджеру: — Сигарету, сэр? — Благодарю, чуть позже. Прошу вас, Бирвитц, выйти в сад через заднюю дверь и проверить, нет ли кого-нибудь поблизости? — Э-э? — Мне показалось, что когда я завернул за угол, в конце улицы находился какой-то мужчина, и у меня такое чувство, что стоило мне завернуть в вашу калитку, как он пошел тоже сюда. Но виду не подавайте, что вы что-то заподозрили, ладно? — Понятно. Несмотря на свою кажущуюся неуклюжесть, двигался он очень быстро. Первое впечатление от Бирвитца у него было хорошее. Он слышал, как Бирвитц что-то сказал жене, потом дверь слегка хлопнула на ветру. Роджер потянулся за сигаретой и встал таким образом, чтобы видеть отражение улицы в зеркале, низко повешенном над камином. Он увидел, как по дороге едет велосипедист, изо всех сил нажимая на педали, потому что ветер дул ему в лицо. Потом он заметил тощего невысокого человека без шляпы. Тот шел, низко опустив голову, макинтош облепил его хилое тело, в руках он тащил длинный узкий чемодан. Появился Бирвитц, шаги у него были длинные, как у журавля. Роджер еще раз мысленно обозвал его «увальнем», лишенным изящества и грации его жены. Он прямиком подошел к хлопавшей на ветру калитке. Человек без шляпы прошел мимо, Бирвитц поднял голову, но ничего не сказал. Он притворился, будто никак не может запереть задвижку на воротах, но в конце концов возвратился назад. Через пару минут он уже снова был в комнате. Волосы у него разметались от ветра, глаза слезились. Жена стояла сзади. — Странно, — произнесла она. — Что странно? — встрепенулся Роджер. — Этот прохожий на улице. Я его и вчера здесь видела. — Точно? — Да. Он продавал щетки и кисти. — Ты имеешь в виду человека с черным чемоданом? — спросил Бирвитц. — Да. Роджер перевел глаза на Бирвитца. Тот смущенно пробормотал: — Вчера я мало что видел, сэр, но вот этого типа я прекрасно вспомнил. Он стоял через несколько домов от нашего и показывал свой товар. Когда я приходил домой, Мэг? — В половине двенадцатого. Только ведь он мог вчера получить заказ на какую-то щетку или кисть, а принести ее только сегодня. Роджер спросил: — Можно мне воспользоваться вашим телефоном? Они одновременно бросились показывать, где он находится. Роджер набрал номер местного управления и спросил Нанна, который сразу же ответил. Роджер подробно описал торговца и его черный ящик и попросил: — Я бы не стал его задерживать, а просто приставил бы к нему хвост, понятно. — Хорошо, сейчас распоряжусь. — Спасибо. Опустив на место трубку, Роджер повернулся к ним лицом. Он был гораздо выше Бирвитца и почти такой же светловолосый, как Мэг, только кое-где появившаяся седина лишала его волосы прежнего блеска. Он был интересным мужчиной, почти голливудского типа, за что и получил прозвище «Красавчик» в самом начале своей карьеры в полиции. И оно так за ним и осталось. В нем чувствовалась настороженность, быстрота реакции, откровенность и удивительное обаяние. Пожалуй, он был одним из самых популярных офицеров Скотланд-Ярда. Этому во многом способствовала его удачливость, и то, что ему поручались самые трудные и опасные дела. Бирвитц знал и другое: Роджер Вест далеко не всегда действовал общепринятыми методами, но это не мешало ему пользоваться любовью и уважением и в Ярде, и в дивизионах. Мэг подумала: «Уж если нам кто и сумеет помочь, то только он». — А теперь, — напористо заговорил Роджер, — давайте попробуем установить кое-какие факты. Скажите, Бирвитц, давно ли вы знаете миссис Хьютон? — Сорок восемь часов. — Так что вы впервые увидели ее в универмаге Витта? — Да. — Вы уверены? — Да. — А вы, часом, не сочиняете? — напрямик спросил Роджер, и впервые заметил, как на лице Бирвитца появилось негодующее выражение. — Нет. — Давайте подойдем с другой стороны. Видели ли вы когда-либо миссис Хьютон до того, как вас вызвали в универмаг? — Нет, — отрезал Бирвитц. — Ни на улице, ни в другом месте? — Нигде. — Очень странно, — вмешалась Мэг, явно желая разрядить обстановку, — но я видела ее довольно часто, когда ходила за покупками. Я узнала ее по фотографии сегодня в местной газете. — Возможно, но я ее ни разу не видел! — настаивал Бирвитц. — Витц… — Если ваш муж собирается надуваться каждый раз, когда ему будет задан вопрос, который пришелся ему не по вкусу, — серьезно заметил Роджер, — то он не поможет ни себе, ни нам. Он подождал несколько минут, пока до них обоих дошел смысл сказанного им, потом продолжал: — Бирвитц, вы видели прежде адвоката Картрайта? — Да. — Где? — В суде. Он защищал двух людей в связи с дорожными авариями. — Были вынесены приговоры? — В одном случае. — Вне суда вы его никогда не встречали? — Видел вчера, когда он вылезал из машины перед зданием суда. — Где-нибудь еще? — Нет. — Сколько он заплатил вам за то, чтобы вы смазали показания против миссис Хьютон? Мэг воскликнула: — НЕТ! В ее глазах вспыхнула злоба. Поразительно, но Бирвитца вопрос Роджера только поразил. Возможно, только что высказанный старшим офицером упрек заставил его взять себя в руки. Он не повысил голоса, не замер, не побледнел, а ответил совершенно спокойно: — Я в своей жизни не брал никаких взяток. — А вам их когда-либо предлагали? — Да. — Кто? — Уличный букмекер и скупщик краденого. Оба в тот момент, когда я их арестовывал. — Когда это было? — В прошлом году. — Предлагали ли вам взятку в связи с делом Хьютон? — Нет. — Видели ли вы, как эта женщина брала товары? — Я же говорил в суде… — Отвечайте мне. — Видел. — Почему же вы так неуверенно давали показания? — Честное слово, я не могу стерпеть… — закричала Мэг. — Прошу вас тише, миссис Бирвитц. — Все олл-райт, Мэг. — Бирвитц повернулся к жене, потом ровным голосом ответил Роджеру: — Я безумно переживал, мистер Вест. — Из-за чего? — Но, честное слово… — Мэг, прошу тебя!.. Из-за анонимного письма. — Когда вы его получили? — Его принесли с утренней почтой. — Вы сказали про него жене? — Нет. — Почему? — Потому что… Потому что я не мог заставить себя это сделать. — Упоминали ли вы ей про другие письма? — Нет… до вчерашнего вечера. — Вы ей так мало доверяете? — Мистер Вест, я не позволю… — ПОЖАЛУЙСТА ТИШЕ, МИССИС БИРВИТЦ. Бирвитц, неужели вы так мало верите своей жене, что не могли показать ей эти письма, в которых ее называют «продажной женщиной и шлюхой»? — НЕ СМЕЙТЕ ТАК ГОВОРИТЬ О МОЕЙ ЖЕНЕ. Роджер холодно посмотрел сначала на Бирвитца, потом на жену и продолжал ледяным тоном: — Разрешите мне изложить это по-другому. Вы настолько уверены в преданности и любви вашей жены, что скрыли от нее все прежние письма, но последнее вас до того расстроило, что вы совершенно не справились со своей задачей, не сумели четко изложить понятные даже ребенку обстоятельства дела, запутались в трех соснах и позволили адвокату добиться оправдания магазинной воровки. Так или не так? У Бирвитца сердито блеснули глаза: — Да, если вам угодно так это сформулировать. — Так оно и было. Вы не поверили своей жене. — ИНТЕРЕСНО ЗНАТЬ, ЧТО ВЫ ПЫТАЕТЕСЬ СДЕЛАТЬ? — закричала Мэг, сжимая кулаки, а в ее голубых глазах зажглись сердитые огоньки. Роджер повернулся к ней. — Он вам верил? — Что вы хотите… — ОН ВАМ ВЕРИЛ? — Он… Бирвитц сказал: — Да, я не верил жене в такой мере, чтобы бросить эти письма в огонь и полностью о них забыть. А вы бы?.. Роджер внимательно смотрел на нее, формулируя следующий вопрос: — Кто подкупил вас, чтобы вы так играли на нервах мужа, что он… — НЕ СМЕЙТЕ ТАК СО МНОЙ ГОВОРИТЬ! — Кто вас подкупил? — Никто! Я бы не взяла ни единого пенни из чьих-то грязных денег! На минуту можно было подумать, что Мэг сейчас ударит Роджера, а Бирвитц охотно ей поможет. Они стояли треугольником, Роджер, повернувшись спиной к окну, но все видя в зеркале, женщина от него справа, Бирвитц — слева, обозленный, негодующий, еле сдерживающийся. И тут Роджер сказал совсем другим тоном: — Да, миссис Бирвитц, мне не верится, что вы могли бы это сделать. Бирвитц, давайте попробуем все выяснить до конца. Вы хотите заставить меня поверить, что причиной вашей неуверенности и растерянности вчера в суде на свидетельском месте, причиной, благодаря которой бесспорное дело проскользнуло у вас между пальцами, явилось то, что ваши мысли были заняты этими письмами? Иными словами, беспричинная ревность, вызванная опасением того, что анонимки могут иметь почву под ногами? И это единственная причина? — Да, — тихо сказал Бирвитц, наклоняя голову. — Почему вы набросились на Диббла? Бирвитц открыл было рот, но ничего не сказал. Его жена, до этого довольно спокойная, затаила дыхание. Роджер изменил свою позицию, чтобы ему было яснее видно отражение сада в зеркале. Он сразу же заметил того же самого маленького продавца щеток в дальнем углу, полускрытом кустарником. Он и виду не подал, что обращает внимание на то, что творится снаружи. Он спросил: — Был ли у Диббла такой вид, будто он собирается применить против вас огнестрельное оружие? Он не отвечал. Мэг сказала без особой настойчивости: — Именно так оно и было? — Бирвитц? — Нет, — покачал он головой, — нет, он не пытался достать что-либо, да у него и не было такой возможности. Он сбил с ног полицейского, мне же хотел размозжить голову веслом… Вот тут я на него и налетел… — Знал, что он безоружен? — Витц, — дрожащим голосом сказала Мэг, — он же подстроил тебе ловушку, заставляет тебя признать это… — Олл-райт, Мэг. — Так вот как действует полиция! Роджер повернулся к ней и заговорил медленно и веско: — Миссис Бирвитц, я старший офицер в Ярде. Вместе с моими коллегами мне приходится принимать на себя главные удары всех отвратительных нападок на полицию, вроде тех, которыми полны сегодняшние газеты. Я вынужден действовать против значительно превосходящих сил, борьба эта трудная и изматывающая, потому что то там, то здесь какой-нибудь нечестный полицейский берет взятки или же допускает какие-то другие послабления при исполнении служебных обязанностей. Если вы считаете, что борьба с преступностью — пустяшное дело, у вас никогда не будет правильного взгляда на вещи. Если ваш муж останется в полиции, если он пойдет далеко, что не кажется вполне закономерным, если он получит повышение еще до того, как его переведут в Ярд или в один из крупных дивизионов в качестве старшего офицера, вас ждут трудные времена. Вы узнаете, что значит оставаться одной на все ночи, никогда не быть уверенной, когда он сможет вернуться и не угрожает ли в данный момент его жизни опасность. Вам придется жить с мужчиной, который одновременно живет своей работой и не имеет права полностью от нее отключиться. Полиции нужны особые люди для работы и особые женщины, которые способны принять на себя часть ноши своих мужей. Мне даже думается, что доля женщины тяжелее. Во всяком случае, так обстоит дело с моей женой. За первые 10–15 лет нашей совместной жизни мы частенько даже заговаривали о разводе, потому что она не выдерживала напряжения. Иной раз, оглядываясь назад, поражаюсь, как она выдержала! Поверьте, я не хочу чувствовать себя дома счастливее, чем сейчас. Он замолчал. Женщина смотрела на него, приоткрыв рот. От недавнего гнева не осталось и следа. Бирвитц подошел к ней. — Олл-райт, Мэг, — сказал он. Она ничего не говорила, продолжая внимательно смотреть на Роджера. — А теперь продолжим и наведем ясность в одном вопросе, — сказал Вест. — Я считаю возможным, что анонимные письма каким-то образом связаны с делом миссис Хьютон. Разумеется, я в этом далеко не уверен, но допускаю, что они имели целью ослабить ваш «полицейский дух», если можно так выразиться. Ослабить в такой степени, Бирвитц, чтобы потом вы превратились во взяточника, а они были бы уверены в оправдательном приговоре каждый раз, когда интересующее их дело будет слушаться в Ричмондском суде, а вы выступать в качестве главного свидетеля. Повторяю, в данный момент я лишь высказываю догадки, и поэтому спрашиваю вас обоих: не можете ли вы назвать какую-нибудь другую причину, по которой кому-то хотелось разрушить ваш брак? — Нет, сэр, не могу, — сказал Бирвитц. — Прекрасно… А теперь избиение Диббла. Какова была действительная причина этого поступка? — Я просто обезумел от ярости. Наверное… Бирвитц заколебался, но потом расправил плечи, давая понять, что он не желает оставлять никаких неясностей: — Полагаю, что я увидел в нем того мужчину, с которым могла быть моя жена… Ну и потерял над собой контроль. Мэг поднялась и подошла к окну, прижалась лбом к стеклу и стала смотреть в сад. В зеркале больше не было видно торговца щетками, и Роджер не стал оглядываться на нее. — Я не следственная комиссия, — сказал он, — и явился сюда вовсе не для того, чтобы вырвать у вас признание. Мне было поручено выяснить, раскисли ли вы до такой степени, чтобы превратиться в никчемного полицейского, из тех, кто не брезгует взятками и потом искажает свои показания, смотрит сквозь пальцы на некоторые проступки. В данный момент вы находитесь под подозрением, очевидно, потому, что считаетесь не вполне надежным… Если вы вернетесь к исполнению своих обязанностей, не исключено, что вас попытаются подкупить. Есть такие люди, которые выискивают полицейских, склонных к коррупции. Роджер замолчал. Он услышал шуршанье платья Мэг, отвернувшейся от окна, увидел злой блеск глаз Бирвитца. — Если вы вернетесь и действительно будут сделаны попытки дать вам взятку, — повторил он чуть ли не по складам, — вы сможете оказать огромную услугу Ярду и всей полиции Метрополии, но при этом вам придется пережить массу неприятностей… Некоторые газеты станут указывать на вас как на человека, нежелательного в полиции, а кое-кто из ваших товарищей по работе начнут отворачиваться и требовать, чтобы вас перевели на другое место. Возможно, вас перестанут любить. И все же, повторяю, вы как раз тот человек, который нам необходим для данного дела. — Какого дела? — глухо спросила Мэг. — Если вашему мужу предложат деньги в обмен на какую-нибудь информацию, я бы хотел, чтобы он их взял, — сказал Роджер, — потому что мы кровно заинтересованы узнать, кто именно занимается подкупом полицейских. — Вы хотите сказать, что подкупы практикуются в широких масштабах? — тусклым голосом спросил Бирвитц. — Доказательств у нас нет, но мы считаем это возможным, — ответил Роджер, — и обязаны как можно скорее разобраться в данном деле. После долгой паузы Мэг сказала: — Не понимаю, почему кому-то придет в голову обратиться с подобным предложением именно к моему мужу? Честное слово, не понимаю. А ты, Витци? Бирвитц ответил: — Мне думается, что я должен знать об этом побольше, мистер Вест. — Я не имею права идти дальше, — покачал он головой. — Скажу одно: известно несколько случаев, когда офицерам нижних чинов делались подобные предложения в то время, когда по тем или иным причинам ослабевала их сопротивляемость, как сейчас ваша. Получаемые вами отравленные письма постепенно воздействовали на вашу психику. Ваша временная отставка легко могла вас настроить на драчливый лад. И даже если вас восстановят в прежней должности до официального расследования, все равно у вас есть основания затаить обиду. А по этой причине, как мне кажется, вас могут иметь на примете. — КТО? — требовательно спросил Бирвитц. — Если бы я знал, я бы не обращался к вам за помощью, — покачал головой Роджер. — Если я ошибаюсь, мы ничего не теряем. Но если я прав, тогда в скором времени мы сумеем сказать, кто этот человек или люди. Вот почему я хочу проделать подобный эксперимент. — Это опасно? — спросила Мэг. — Возможно, даже очень, — ответил Вест. — Как только вы примете окончательное решение, Бирвитц, вы дадите мне знать. (обратно)Глава 9 ПРОДАВЕЦ ЩЕТОК
В конце концов Роджер все же успел к ленчу возвратиться в полицейский участок. Нанн, стараясь проявить максимум гостеприимства, а еще больше заинтересованный выяснить, каковы намерения Роджера, заказал дорогое вино, ростбифы, печеный картофель, цветную капусту с маслом и сухарями и йоркширский сыр. Кафе, которое было бы правильнее назвать таверной, избежало губительного влияния времени, его почерневшие от промелькнувших десятилетий балки напоминали средневековье. — Для меня пиво, — попросил Роджер. Они сидели в фонаре окна, откуда их разговор никто не мог бы услышать при условии, если они не повышали голоса. — Говоря без околичностей, я считаю, что мы можем привлечь Бирвитца к выяснению общей обстановки. Я дал ему сутки на обдумывание моего предложения. Он должен временно вернуться на работу, авось за это время кто-нибудь сделает попытку «подобрать» к нему ключик. — Понятно, — хмыкнул Нанн, щедро намазывая на теплый хлеб масло. — Ну что же, вам виднее, как следует действовать. Только учтите, последние события показали, что у Бирвитца имеется своя «ахиллесова пята». Так что я бы на вашем месте не слишком ему доверялся. — Я и не стану, — сказал Роджер. — Э-э… Красавчик? — Да? — Это изолированное дело или?.. — Я не стану вам морочить голову, да и не стоит этого делать. Мне приказано решительно никому об этом не рассказывать, но, как я считаю, вам я имею право кое-что объяснить. Нанн слушал внимательно. — До этого было уже достаточно странных случаев, и я задался целью выяснить, нет ли между ними связи. Только прошу, не посвящайте никого в это дело. — Можете не предупреждать, не маленький… Меня особенно заставил задуматься тот торговец щетками. — Почему? — Он вертелся в районе дома Бирвитца вчера и позавчера, — ответил Нанн, — но в этом вообще нет ничего необъяснимого. Такие бродячие торговцы частенько на протяжении нескольких дней «обрабатывают» один район, потом переходят в следующий. Он работает в «Щетках Зиппа» на комиссионных началах, это довольно высокий процент с выручки сверх гарантированной суммы, насколько я сумел выяснить. Вчера нам пришлось его потрясти, потому что уличным торговцам ничего не стоит узнать, в какие дома легче всего забраться. Многие из них работают «стукачами» и на нас, через них полиция узнает важные сведения… Фирма утверждает, что он зарабатывает на этом деле фунтов 15 в неделю. — Неплохо! — заметил Роджер. — Нет сомнения, что сегодня он был крайне заинтересован Бирвитцем. Как мне думается, он уже следил за его домом, когда вы туда приехали, и не уходил, рассчитывая узнать что-нибудь еще. Наверное, в какой-то мере он догадывается, что могло произойти, хотя ничего и не слыхал. — Куда он отправился? — Прямиком на Ричмондскую АТС, где позвонил по лондонскому номеру. У него были с собой жетончики, он сразу же набрал номер. Парень, которому я поручил наблюдение, не смог узнать этот номер, но он уверен, что в нем имеются две маленькие цифры: в смысле 0, 1 или 2. Это он видел, когда торговец набирал номер. — Как зовут торговца? — Грин. Орас Грин. Однако это и все, что я могу вам про него сказать. Даже не знаю, где он живет. И мне не хочется, чтобы фирма догадалась, что мы им заинтересовались. — Правильно, — одобрил Роджер. — Спасибо. А где он в настоящий момент? — Сел в поезд на Ватерлоо. Я приказал продолжать наблюдение и велел моему парню, молодому Симпсону, докладывать либо мне, либо вам, что сподручнее. — Великолепно! В этот момент к ним подкатили столик на колесиках. Серебряная крышка была снята с блюда, на котором лежал большой кусок аппетитно подрумяненного мяса. — Какая прелесть! Отрежьте мне часть с ребрышком, только без жира. И положите вот эти картофелины. После ленча Нанн спросил: — Хотите, чтобы я что-то предпринял в отношении Бирвитца? — Он сам вам сообщит, если надумает со мной повидаться. Как вы считаете, хватит ли у него выдержки для такого дела? — Пустой вопрос, — почему-то рассердился Нанн, — дальнейшее покажет. А больше вас ничего не тревожит? — Так, разные мелочи… На самом деле он думал о том, что надо было бы как можно скорее направить одного из сотрудников полиции на работу в «Зипп». Он довольно долго раздумывал над кандидатурой и наконец остановился на детективе-сержанте Рэдлетте, недавно переведенном из пригородного дивизиона и потому еще не примелькавшегося здесь. Рэдлетт был розовощеким голубоглазым молодцом, помешанным на спортивных машинах, и как нельзя более подходящим на роль бродячего торговца. Когда Роджер объяснил ему, что от него требуется, у Рэдлетта загорелись глаза — Вот это уже по мне! — воскликнул он — Увидите, я продам столько щеток, что оставлю работу в полиции и стану в дальнейшем жить на проценты от сколоченного капитала, сэр. Когда он вышел из кабинета, Роджер весело расхохотался. — Самонадеянный щенок, — добродушно проворчал Нанн, — но у него получится.Примерно в это время, когда Роджер и Нанн вышли из кафе на берегу реки, маленький человечек, по имени Орас Грин, шагал по Дин-стрит в Сохо, таща в руке чемодан с образцами. Ветер налетал еще яростнее, чем утром. Металлические вывески над маленькими магазинчиками раскачивались и жалобно скрипели, девушки придерживали обеими руками свои юбчонки, которые едва прикрывали колени. Пыль и мусор образовывали завихрения у подъездов домов. Грин шагал, низко наклонив голову. Детектив Симпсон чувствовал себя бывалым следопытом, но не представлял, что бы еще он мог сделать, кроме как следовать за своей дичью. Он не был уверен, заметил ли Грин, что за ним установлена слежка, и старался как можно лучше делать свое дело, надеясь на лучшее. Пока ему не представлялось возможности позвонить в Ричмонд, но это его не слишком волновало. Грин завернул в табачную лавочку. Симпсон заметил это с противоположного тротуара и сразу же зашел в «Агентство новостей», мимо которого он проходил, чтобы купить газету. Когда он снова вышел на улицу, то смог читать ее и наблюдать за лавкой. Грин оставался там всего лишь несколько минут, но когда он вышел, сразу бросилось в глаза, что у него в руках больше не было черного чемодана с товаром. Он по-прежнему шагал, опустив голову, однако уже гораздо быстрее, так что длинноногому Симпсону было довольно трудно не отставать. Симпсон вовремя заметил, что его добыча завернула на Бордо-стрит и заподозрил, что за углом Грин еще прибавит шагу. Заметил ли он слежку за собой? Симпсон поднажал, но стоило ему выйти на мостовую, как на него с ревом помчался мотороллер. Ему пришлось метнуться на тротуар. Мотоциклист обозвал его «ненормальным» и помчался мимо. Симпсон совсем было собрался перебежать на другую сторону, не дожидаясь зеленого сигнала, но при этом наткнулся на громоздкую рыхлую особу с безобразно размалеванной физиономией. Это было равносильно удару танка. Потеряв равновесие, Симпсон отлетел в сторону, а женщина пронзительно закричала: — Почему вы не смотрите, куда прете? Чуть не сбил меня с ног, неуклюжий! Потом, видимо, она осознала всю оригинальность своего обвинения и смотрела, усмехаясь, как Симпсон поднимается с тротуара. Моментально остановилось двое или трое прохожих, но, поняв, что скандала не предвидится, поспешили дальше. Симпсон потер ушибленную коленку, не помня себя от злости из-за позорного падения и из-за упущенного Грина, которого, естественно, давно и след простыл. Симпсон не был уверен, что толстуха не проделала всего этого специально, но что касается мотоциклиста, то намерения последнего были совершенно очевидны. Вообще-то он бы без труда узнал этого человека, но не знал, посчитает ли суперинтендант целесообразным объявлять его розыск. Да и какое обвинение он ему предъявит, если и найдут его? Симпсон страшно переживал свою неудачу, особенно потому, что осрамил дивизион в глазах Ярда. Подойдя к ближайшей будке телефона-автомата, он позвонил Нанну. — Оставайтесь в том районе, — распорядился Нанн без колебаний. — Я договорюсь, чтобы с вами связался кто-нибудь из ярдовских работников, которому вы подробно опишете мотоциклиста и женщину. Не зевайте, авось снова их увидите. Симпсон был удивлен миролюбием начальника, он почувствовал огромное облегчение, как если бы ему представили новую возможность отличиться. Но больше всего ему хотелось увидеть Грина. В следующий раз он бы не позволил этому паршивцу так себя провести!
Орас Грин заметил слежку в тот момент, когда приехал в Ватерлоо, и тотчас же поступил в точном соответствии с имеющимися на этот счет инструкциями: доехал на автобусе до площади Пиккадилли, потом пешком до Дин-стрит, а оттуда свернул в Вордер-стрит. Вместо того, чтобы заходить в контору, он позвонил управляющему по телефону, не сомневаясь, что с его преследователем быстренько расправятся. Только в одном он отступил от инструкции: оставил свой чемодан с образцами в табачной лавке. Он был настолько озабочен после телефонного разговора, что осознал свой промах лишь тогда, когда почти подошел к собственному дому. Он уговаривал себя, что это не имеет значения, он сможет зайти за чемоданом на следующий день с утра. Грин не знал, как поступить, потому что не представлял, в чем дело, и его мучило неприятное чувство, что это имеет какое-то отношение к выстрелу в полицейского. Он давно уже работал наводчиком для нескольких парней. Он навещал дом за домом в богатых пригородах Лондона, присматриваясь к обстановке, а потом сообщал парням, куда стоит «наносить визит». За долгие годы работы он приобрел такой опыт в этом деле, что почти никогда не советовал невыгодного ограбления. Его всегда поражало, как легко и свободно домашние хозяйки и прислуга пускаются в откровенные разговоры с совершенно незнакомыми людьми. У Грина были обходительные манеры и умение возбуждать к себе жалость у женщин… С виду ему было 30 с небольшим, хотя в действительности было 45. Работа в «Зиппе» давала приличные доходы, но основной заработок он имел как наводчик. Деньги же давали ему не только беззаботное существование, но и то, на что он долгое время не рассчитывал: жену. Совершая свои объезды, которые он называл «кругами», со вполне законными торговыми задачами, он всегда мечтал о своей Бетти, отлично понимая, что именно его деньги и все то, что на них можно было приобрести, завоевали ее для него. Разумеется, не его наружность: он чем-то был похож на кролика. На самом деле большую роль сыграла его особенная физиономия. Бетти, как и любая женщина, его чуточку жалела и испытывала потребность его приголубить. Ей было всего 18. Она была довольно хорошенькая, но ни в коем случае не красавица. Грин всегда носил с собой ее фото, потому что самым потрясающим в Бетти был цвет ее лица. Кожа у нее была удивительно гладкая, розовая, шелковистая. Глаза тоже были хороши, черты лица мелкие, одним словом она была премиленькая, как фарфоровая куколка. Она танцевала в одном из клубов Виддермана, но не обладала особо развитыми женскими формами, скорее напоминала едва начавшего оформляться подростка. Временами, когда он любовался ею в ванной или смотрел на нее, когда она ждала его в постели, ему приходило в голову, что она еще слишком молода, чтобы ею обладать. Но это было неверно, в ней легко было зажечь страсть, сама же она это проделывала изумительно. Вот и получилось, что после стольких лет одиночества Орас Грин познал такое счастье, о котором мужчина может только мечтать. Он работал на парней так давно, что практически позабыл, что его деятельность сопряжена с какой-то опасностью. Насколько он знал, Бетти не подозревала о его «совместительстве». Она никогда у него не спрашивала, где он берет деньги, а он давал ей понять, что все это зарабатывает торговлей щетками. Сегодня он был обеспокоен. Ему не хотелось возвращаться в район Ричмонда. Опыт, да и неудачи других наводок, научили его, что слишком часто возвращаться в одно и то же место рискованно. Но получаемые им деньги были слишком велики, чтобы от них отказываться, и после робких протестов он нарушил золотое правило, которое сам для себя установил. Он снова явился на Холбрик-авеню, чтобы наблюдать за домом Бирвитца и доложить о всех возможных посетителях, ну и также, чтобы «оценить» дом. То, что это оказалось жилище Бирвитца, несколько успокоило Грина, потому что ему было твердо известно, что этот человек не имел никакого отношения к стрельбе. С другой стороны, все знали, что может произойти, если Бирвитц «сорвется» с цепи. Поэтому Грин принял все меры предосторожности, чтобы тот не открыл его маневров. И однако же на обратном пути он заметил, что у него на «хвосте» повис высокий костлявый человек. Теперь, избавившись от своего преследователя, Грин спешил к себе домой, впервые за весь день почувствовав умиротворение. Парни сказали, что у него нет причин для волнений, а они умеют держать слово. Добравшись до Кей-корта и Вайтчапела, Грин был уже в превосходном настроении. Этот район когда-то был разрушен снарядами, теперь здесь поднялись огромные многоэтажные здания между маленькими домишками. Грин приобрел себе один из этих старых домиков, и поселил в нем Бетти. То, что она мало занималась хозяйством, совершенно его не трогало. Она провожала его по утрам, если успевала подняться с постели, а вечером они либо ходили обедать в ресторан, либо он приносил с собой какую-нибудь готовую еду. На худой конец в холодильнике всегда был запас всякой еды. Ему нравилось самому мыть посуду, она же ее вытирала. Нет, он не хотел, чтобы она надрывалась из-за него, он был с ней так счастлив! Когда он подошел к дому номер 11 по Дейни-корту было уже почти 5 часов. Снаружи все выглядело нормально, и вплоть до того момента, когда он вошел в холл, запер за собой дверь и крикнул, как всегда: «Я вернулся, Бетти!», ему и в голову не приходило, что что-то могло случиться. На его призыв никто не ответил. Это его скорее удивило, чем встревожило. Он знал, что днем Бетти любила понежиться в постели и что она ненавидела ветер. В ненастную погоду он лишь с большим трудом мог вытащить ее из дому. Он не стал кричать вторично, просто снял пальто и шляпу и повесил их на крючок возле входной двери, достал из кармана сигареты, подошел к кухне и громко спросил: — Куда спряталась моя маленькая? Дверь была приоткрыта. Ничего не подозревая, он толкнул ее ногой, но не рассчитал своих сил, так что створка качнулась назад, чуть не ударив его по лицу. В то же мгновение он заметил небольшого человечка, прислонившегося к правой стене, но что было в тысячу раз страшнее — он увидел свою Бетти. — Бетти! На ней были надеты только белые в кружевах панталончики и розовый бюстгальтер. Она стояла спиной к задней двери, руки ее были вытянуты над головой. С первого же взгляда Грин с ужасом увидел, что ее запястья связаны вместе, а конец веревки перекинут через крючок для одежды за дверью. Поэтому Бетти приходилось стоять почти на цыпочках, чтобы ослабить натяжение веревки… Она была смертельно перепугана, он это видел по ее глазам, они даже потускнели от страха. Она не могла ему ничего объяснить, потому что ее рот был заклеен кусками изоляционной ленты, на свободе был только нос да остренький подбородок. — Входи же, Орас! — пригласил человек справа, в то время как из-за двери вышел второй. — И не вздумай кричать или делать какие-нибудь глупости, потому что из-за этого кто-то может сильно пострадать. Входи и закрывай дверь. (обратно)
Глава 10 УГРОЗА
Казалось, пальцы Ораса Грина приросли к дверной ручке. Он слышал обращенные к нему слова, но не понял их, а продолжал смотреть на фигуру своей жены, подтянутую к дверной притолоке: чуть-чуть приподнялись округлые холмики ее груди, ввалился живот. И выражение животного страха и отчаяния в глазах. Человек справа нетерпеливо повторил: — Входи и закрой дверь! Рука Грина соскользнула с ручки, но он не двинулся дальше. Мужчина сделал два быстрых шага и ударил его по лицу. Грин продолжал смотреть на жену, пощечина произвела на него не больше впечатления, чем если бы муха проползла у него по щеке. Только губы едва заметно шевельнулись. — Говорю тебе! — завопил ударивший, схватил его за правую руку и принялся ее яростно выкручивать, второй толкнул Грина в спину на Бетти, но того задержал стол. Человек захлопнул дверь и заорал: — Если бы ты понимал, что полезно для тебя и для твоей сучки, ты бы не стоял вот таким истуканом, а слушался бы, когда люди говорят! — Бетти! — едва выдавил из себя Орас. — Моя Бетти! Человек, ранее прятавшийся за дверью, зашевелился. Он был много выше первого, у него была вытянутая лошадиная челюсть и впалые щеки, темные глаза смотрели зло и насмешливо. Он подошел к Бетти и шлепнул ее звонко, но не сильно, по голому животу. — Экая милашка! — сказал он. — Ты что, ее не узнаешь? У Грина что-то булькнуло в горле, можно было подумать, что он упадет сейчас. Затем, ничем не обнаружив своих намерений, он обхватил двумя руками кухонный стол и бросил им в человека, ударившего его, и в то же мгновение прыгнул на второго. Этот, оскалившись, выставил вперед кулаки, как боксер на ринге. В глазах Бетти появилось выражение настоящей паники. Грин находился в каком-то ярде от своего обидчика, когда тот попытался достать кулаком до его живота. Но Грин был проворнее, он согнулся и ударил головой своего противника. Тот отлетел назад, со всего размаха стукнувшись затылком о стенку. Рот у него раскрылся, физиономия приобрела идиотское выражение, глаза странным образом округлились, и он начал медленно сползать вниз. Маленький оттолкнул в сторону стол, сунул руку в карман и достал из него велосипедную цепь. У него были мелкие черты лица, изящная фигура, довольно привлекательная наружность, но все это портило выражение какой-то озлобленности. Он поднял цепь над головой, размахивая ею, ожидая возможности нанести удар. Высокий окончательно свалился на пол, но не потерял сознания, и если бы Грин мог оглянуться назад, он бы увидел, что тот приподнимается. Грин произнес все тем же потрясенным голосом: — Ты свинья! Ты паршивая свинья! Он прыгнул вперед. Маленький вертел своей цепью. Тело Бетти дернулось. Грин пригнулся, цепь скользнула в каком-то сантиметре от его головы, он же, вытянув вперед две руки и вложив в них всю силу своего прыжка, толкнул человека на стену. Тот ударился головой. Грин видел, как бессильно повисли его руки, цепь со звоном полетела на пол. Он обернулся назад, теперь на него надвигался высокий, зажав в руке кастет. Справа от Грина стоял тяжелый кухонный стол. Он приподнял его и ударил им высокого. Удар был столь стремительным, что тот не успел даже от него уклониться. Ножка стола угодила ему в скулу, под самым глазом. Он, взвыв от боли, отпрянул назад и выронил кастет. Грин, быстро наклонившись, схватил его и с яростьюобрушил на голову противника. Человек упал, потеряв сознание. Грин тяжело, со свистом дышал, губы у него были плотно сжаты. Он повернулся к Бетти, еле слышно повторяя ее имя. Подойдя к ней, он легко приподнял ее за талию и снял ее руки с крючка, потом осторожно опустил на пол, не выпуская из объятий. Она бессильно прижалась к нему. — Все олл-райт, моя маленькая, — заговорил он ласково, — все олл-райт. Сейчас я принесу бренди, чтобы отмочить тебе пластырь. Все будет хорошо, моя маленькая. От понес ее на руках в переднюю комнату и уложил на кушетку. Она дрожала как в лихорадке. Грин поспешил в холл, сорвал с вешалки ее меховую шубу и укутал ее. Потом включил электрокамин. — Ты сейчас согреешься, — приговаривал он. — Не волнуйся, все будет хорошо. Он вышел, завернул было в маленькую столовую, но передумал и снова заглянул на кухню. Человек, ударившийся головой о стенку, понемногу приходил в себя. Глаза у него приоткрылись. Второй был еще без сознания. Грин увидел на столике ролик изоляционной ленты, с помощью которой бандиты заклеили рот Бетти. Теперь он оторвал от него кусок и залепил им губы бесчувственного человека. Затем повернулся к другому, который пытался подняться. Когда Грин шагнул к нему, он отшатнулся назад: — О'кей, Грин, о'кей. Я знаю, когда дело проиграно… Он вытянул вперед дрожащие руки, пытаясь защитить ими свое лицо. Грин молча отбросил их в сторону и залепил большим куском пластыря его рот. — Поднимайся, — приказал он хриплым голосом. Когда человек не сразу послушался, он схватил его за руку, вывернул ее назад, и таким образом приподнял своего противника с пола. — Если ты не станешь делать того, что я велю, я сверну тебе шею! Толкая человека перед собой, он вывел его из кухни и загнал в чулан под лестницей в темную пыльную яму, забитую всякой всячиной. Человек, споткнувшись о какой-то хлам, упал. Грин, не обращая на него никакого внимания, запер дверь на ключ и вернулся на кухню, схватил за плечи все еще не очухавшегося длинного, волоком перетащил его во второй чулан и втолкнул внутрь. Когда он покончил с этим делом, дышал он, как паровоз, но движения его стали более медленными и упорядоченными, ибо самое срочное было сделано. Он пошел в столовую, достал бутылку бренди, смочил в нем носовой платок и поспешил в переднюю комнату. Опустившись на колени возле жены, он принялся осторожно отмачивать пластырь, действуя, как опытная медсестра. Запах спиртного ударил ему в нос, действуя как стимулятор, и Грин действительно почувствовал себя гораздо лучше. Глаза у Бетти тоже прояснились. Наконец пластырь был снят, и Грин бросил его в камин. — Теперь все олл-райт, — сказал он, но в голосе его звучало беспокойство. — Ведь ВСЕ олл-райт, правда? Над верхней губой Бетти виднелась маленькая капля крови, единственный, как будто бы, след нанесенного ранения, если не считать легкого покраснения и припухлости кожи вокруг губ. Она кивнула, глядя на него каким-то новым взглядом, губы у нее зашевелились. — Ничего не говори, — предупредил он ее, — я сейчас принесу тебе кофейку и… — ЧТО С ЭТИМИ ЛЮДЬМИ? Она снова задрожала. — Я запер их по кладовым под лестницей, — успокоительно сказал он. — Они в порядке, тебе о них не стоит думать… Полежи тут тихонечко, я пойду приготовлю крепкого кофе. — Хорошо, — пробормотала она, — только не уходи надолго. Грин посмотрел на нее с порога. Она все еще смотрела на него тем же незнакомым ему взглядом, который его немного беспокоил. Но он не стал терять время на раздумья. Подойдя к входной двери, он первым делом запер ее на засов, потом отправился в кухню и поставил кофейник. Ни из одного чулана не доносилось ни звука. Он помыл лицо и руки холодной водой в кухонной раковине, потом достал из холодильника сливки и растворимый кофе, поставил все это на поднос вместе с двумя чашками и сахаром и отнес в переднюю комнату. Бетти изменила позу: успела подняться и надеть свою шубу в рукава, после чего уселась в самый дальний угол дивана лицом к двери. На ее лице все еще сохранилось выражение смутного беспокойства, но сейчас оно было нивелировано слабой улыбкой. — Все в порядке? — Я? Мне хорошо… — Не бойся, я же смотрю за тобой, — с необычайной нежностью сказал он. — Они теперь не посмеют до тебя и пальцем прикоснуться, так что тебе нечего опасаться. Если бы я мог предположить… Он замолчал, размешивая сахар в чашке для Бетти, потом протянул ей. — Постарайся выпить кофе, пока он горячий, ну же! Постой, вот что еще нужно сделать… Он открыл бутылку с бренди и подлил немного в кофе. — Теперь это настоящий нектар. Пей, моя маленькая. — Орас, — произнесла Бетти голосом потрясенного ребенка, — ты был великолепен! Он едва поверил своим ушам. — Я? Но ведь ты… — Ты был абсолютно великолепен. — Она засмеялась. — Как это ты справился сразу с ДВУМЯ? Она протянула руку и поставила чашку. Он опустил на стол и свою, расплескав при этом немного кофе. Совершенно неожиданно она обвила его шею обеими руками, прижалась к нему и разрыдалась громко и жалобно. В этот момент для него все утратило значение. Все, кроме сказанных ею слов. — Еще кофе? — спросил он. — Пока хватит, Орас. — Чувствуешь себя хорошо? — Да, неплохо. — Хочешь со мной поговорить? Бетти облизнула губы. — Все случилось так быстро, — пожаловалась она. — Я отдыхала, лежала у себя наверху. Грин ясно себе представил, как она смотрела телевизор и лакомилась шоколадными конфетами, как он сам часто учил ее. — У дверей послышался какой-то шум. Сначала я очень испугалась, а потом решила, что ты задумал надо мной подшутить. Грин молчал. — Потом они ворвались… — выкрикнула она тонким голосом. — Если они посмели… — Они действовали довольно грубо, но меня они не трогали… Ты понимаешь, что я имею в виду? Они велели мне встать с постели и заставили спуститься вниз. Так как в комнате было тепло, то я была легко одета. Ты мне всегда говорил, чтобы я как следует отдыхала перед обедом, вот я и легла в постель, а по телевизору показывали фильм про ковбоев… Она замолчала, как бы чувствуя какую-то за собой вину, потом продолжила: — Они заставили меня спуститься вниз в таком виде, как я есть, и сказали, что им надо потолковать с тобой. Они… ты видел, что они со мной сделали, Орас… Это было ужасно. — Я все прекрасно видел. Ведь ты… ты не стала бы меня обманывать, правда? Они на самом деле тебя не тронули? — Клянусь, Орас! — Тогда все в порядке, дорогая. Он встал со стула, придвинутого им к самой кушетке, и достал сигареты. — Позднее мы решим, что же нам делать. А сейчас я пойду и выясню, что им нужно от меня. — Орас, разве ты не знаешь? — Я не уверен, — ответил он, — но кое о чем я догадываюсь. Бетти, мне думается, тебе лучше знать, что я не зарабатываю всех денег продажей щеток… — Не глупи, — прервала она его, — или же ты считаешь меня дурочкой? — ЧТО? — Я великолепно знаю, что ты чем-то еще занимаешься на стороне. — И тебя это не трогало? — Почему это должно меня трогать? Ведь не я же этим занимаюсь! — просто ответила она. Губы у нее все еще оставались припухлыми, но капелька крови уже запеклась. Выглядела она необычайно юной и привлекательной, завернутая по самый подбородок в пушистый мех, наружу выглядывали одни коленки. — Скажи, Орас, что это за побочная работа? Он кратко объяснил ей, и она понимающе кивала головой, выражая скорее одобрение, чем порицание. Потом он ей рассказал, что произошло в этот день, как за ним увязался какой-то псих до Сохо и как те люди, на которых он работает, управились с детективом из Ричмонда. — А теперь посмотрим, что же нам надо сделать, — сказал он, затягиваясь сигаретой. — Иди-ка, дорогая, к себе наверх и оденься, пока я потолкую с одним из них. Сейчас у них языки развяжутся, можно не сомневаться. Потом, когда я буду в точности знать, чего ради они сюда пожаловали, мы решим, что нам предпринять… Мне кажется, ласточка, что тебе хорошо бы отсюда на несколько дней уехать. — Я поеду только в том случае, если ты поедешь со мной, — заявила она. — И не воображай, будто я соглашусь оставить тебя одного, когда творится вот такое. Мое место возле тебя, Орас. — Посмотрим, — сказал он, с трудом удерживаясь от желания приласкать ее, показать, как его радуют ее слова. — Договорились. Ты сейчас пойдешь наверх и оденешься, а я поговорю с Каприни. — С кем? — С Каприни. Этот тот тип, который первым полез на меня, — ответил он. — Второго зовут Димером. Боюсь, что пройдет порядочно времени, прежде чем он сможет говорить. Но Каприни вполне очухался, Бэт. — Будь осторожнее! — предупредила она. (обратно)Глава 11 ГОВОРИТ КАПРИНИ
— Итак, молодчики велели вам прийти сюда и обойтись со мной покруче, — сказал Грин маленькому черноволосому Каприни. Они находились на кухне, Каприни сидел с руками, завязанными за спиной того самого стула, которым Грин трахнул по голове Димера. Теперь Каприни был так же беспомощен, как Бетти. Он был страшно бледен, губы у него запеклись, глаза утратили прежнее наглое выражение. — Точно, — пробормотал он. — Кто же вам приказал издеваться над моей женой? — Послушай, мы же не тро… — Отвечай на мой вопрос. — Это… это была идея Димера. Он сказал, что если ты войдешь и увидишь, что мы с ней можем сделать, ты сразу же станешь покладистым и не будешь ерепениться… — Димер, да? — Да-а… — А ты к этому не имеешь ровно никакого отношения? — Ди… Димер же босс? — Послушай, Каприни, если ты или Димер, или кто-то еще из вашей своры осмелитесь еще раз дотронуться до моей жены хотя бы пальцем, я убью ТЕБЯ. Так и передай всем остальным. Я убью тебя и всякого, кто ослушается моего приказа… Он подождал, чтобы до его собеседника как следует дошел смысл сказанного им, потом спросил: — Так кто из молодчиков направил вас сюда? Роки, небось? — Грин, если я развяжу… — Лучше подумай о том, что может случиться с тобой, если ты не ответишь на мой вопрос? Каприни закрыл глаза и тихо прошептал: — Да, Роки. — Он ли? — Да. — Что он велел вам сделать? — Велел пойти и предупредить тебя, что ты должен держать язык за зубами, если полиция начнет задавать тебе вопросы… Будто бы за тобой следили от самого Ричмонда, так что они могут теперь до тебя добраться. Вот он и хотел быть уверенным, что ты не распустишь языка… Он сказал… — Что же он сказал? — Велел тебе передать, что если только ты донесешь на него, твоя жена запоет другие песни. Грин задумчиво сказал: — Значит, он так тебе сказал, ты же решил мне все это наглядно продемонстрировать. Имей в виду, с твоей стороны это было огромной ошибкой… Ну, что еще? — Это все, Гринни. Клянусь тебе. — Так ты должен был предупредить меня, чтобы я на них не доносил? — Точно, даю тебе слово. — О'кей, ты даешь слово. Но я бы тебе не поверил даже в том случае, если бы ты поклялся на могиле собственной матери… Ладно, я достаточно потратил на тебя времени. Теперь послушай, что я намереваюсь с тобой сделать. Я побрею тебе голову. Тебе и Димеру, после этого отошлю вас к Роки. Когда вы уйдете, я поговорю с ним по телефону. Так что предупреди его, чтобы сегодня вечером он сидел дома. Если его не окажется на месте, я попрошу убежище у полиции, а он понимает, что это значит. Уразумел? — Послушай, Гринни, зачем тебе брить мне голову? Ты же… — Я хочу, чтобы ты меня долго помнил, — ответил он. — Да, ты можешь сообщить Роки кое-что еще, пока он будет дожидаться моего звонка. Передашь ему, что я изучил все приемы борьбы, когда служил в армии, так что если он действительно ждет неприятностей, я могу их ему устроить. Ну, а теперь придвинь стул к раковине. Он не стал намыливать им головы и обоих побрил электробритвой.— А теперь, когда они ушли, мы можем сами собираться, — сказал Грин Бетти, — я бы ни на пенни им не поверил, это же не люди, а настоящие подонки. Так что, маленькая, мы с тобой сейчас переберемся в Вест-Энд и поселимся в Реджент-отеле. Там мы будем чувствовать себя в такой же безопасности, как если бы жили в самом Скотланд-Ярде. Если Роки или кто-то из его прихлебателей затеют новые глупости, я действительно обращусь в полицию. Ты готова? — Вот только шляпку надену. — Меня это вполне устраивает, — добавил он. — Еще как устраивает!
— Я хочу, чтобы ты кое-что послушал, Роки, — сказал Грин в телефонную трубку, говоря из роскошного номера отеля близ Пиккадилли. — Если ты сам или кто-то из твоих подручных осмелится еще хотя бы пальцем притронуться к моей жене, я сразу же снимаю трубку и вызываю Ярд. А мне слишком многое известно про ваши делишки, чтобы ты стал так рисковать. Оставь меня в покое, и я буду нем как рыба. Я уже перебрался из дома, чтобы полиция не смогла меня отыскать, но если они даже и обнаружат мое убежище, все равно я буду молчать. Но если ты хоть в чем-то перейдешь дорогу Бетти, тогда пеняй на себя. — Гринни, ты меня неправильно понял, — запротестовал Роки. — У меня и в мыслях не было обижать твою жену, она славная девочка. У Димера и Капа головы совершенно не работают. Тебе с моей стороны нечего опасаться, только остерегайся копов и затаись в своем укромном уголке. Грин ничего не ответил. — Ты меня слышишь, Гринни? — Слышу и сейчас скажу, что я сделаю, но ведь я еще не успел тебе сообщить, во сколько это дело тебе обойдется, Роки. — Скажем так: жалованье за две недели, по сотне в неделю. Положи в коробочку и отправь по почте на имя Бетти Грин до востребования на почтовое отделение на Пиккадилли. — Послушай, Гринни, зачем такие сложности? Ты же сам можешь получить монету в любое время дня и ночи. — Я и получу ее завтра по почте где-то среди дня. Так, около двух. Так что не забудь. Роки проворчал: — К этому времени деньги придут. — Да, лучше бы они пришли, — сказал он и повесил трубку. Он напряженно улыбался. Потом он уселся на одну из двух парных кроватей, на второй лежала Бетти, простыня у нее была натянута чуть ли не до носа. Она любила это проделывать, отлично сознавая, какой она при этом выглядит юной и желанной. Волосы у нее были завиты красивыми локонами. Губы снова приобрели нормальный вид, и лишь маленькая корочка указывала на то место, где вчера выступила капелька крови. У нее по-прежнему сохранялось в глазах новое для Грина выражение, поначалу удивившее его, теперь же ставшее понятным. — О'кей? — Еще бы не о'кей! — воскликнула она. — Целых две сотни! — Легко заработанные деньги. — Верно, легко заработанные деньги! — высоким голосом откликнулась она. — Орас, вот уже никогда бы не подумала, что ты ТАКОЙ! — Жизнь полна неожиданностей, не так ли? — Таким тоном разговаривать с самим Роки Марло! — Да, Роки Марло, один из этих молодчиков. Но он знает, что мне очень многое известно, и не станет больше делать никаких глупостей. Он воображал, что имеет дело с робким слюнтяем, не понимая, ЧТО со мной произошло, когда я женился на своей дорогой девочке. — Правда, Орас? — Послушай, солнышко, — сказал он, наклоняясь так, что его лицо было совсем рядом с ее губами, — вот здесь мы вдвоем, ты и я, и это все, что мне надо. И это мое маленькое счастье, за которое я готов сражаться хоть со всем миром. Я не хочу неприятностей ни себе, ни другим. Если я нарвусь на них, делая свое дело, — что ж поделаешь, мне хорошо платят, известный риск входит в мои обязанности. Если мне и придется на год-два куда-то уехать, ты у меня будешь обеспечена, я об этом позабочусь, лишь бы ты дождалась, когда я выйду на свободу. Это единственное, что меня тревожит. Но если они затеят еще неприятности, они их получат сполна. Что они себе думают? Что наводчики — лопухи, совсем уже ни в чем не разбирающиеся? Да я могу рассказать о Роки Марло такие вещи, про которые он и сам-то позабыл! Так что, Бетти, ни о чем не беспокойся. — Орас, — крикнула она ему через несколько минут. — Да, ласточка? — Ты не боишься, что они нападут на тебя? — Нет. Поостынув, они не станут этого делать, — заверил ее Грин. — Единственная опасность существовала сегодня вечером. Ну а теперь они станут осторожнее. — Я не доверяю Каприни. — И не стоит. Но тебе не надо сейчас об этом думать, моя хорошая. Каприни сделает все, что ему прикажет Роки. Ну а Роки никогда без нужды не рискует. Вот когда все кончится, тогда нужно будет подумать о Каприни и Димере, да и то не тебе. Я один со всем управлюсь. Скажи, разве нас кто-то принуждает до конца дней своих жить в Лондоне? На этом городе свет клином не сошелся! — Орас! Грин рассмеялся с легким намеком на истерию, он был безумно счастлив тому обороту, который приняли дела. Медленно поднявшись, он принялся расстегивать рубашку. Видя это, Бетти откинула простыню и замерла в соблазнительной позе, скрестив руки на своих провокационных маленьких грудях, кожа которых была гладкой, как атлас.
На следующее утро Роджера Веста разбудил громкий смех, доносившийся из коридора. Несколько минут он полежал на спине, борясь с дремотой. Джанет еще крепко спала. Ее лицо было наполовину спрятано в подушку, темные волосы с отдельными серебряными нитями красиво вырисовывались на фоне полотна наволочки. На дворе сияло солнце. Судя по верхушкам деревьев, день был безветренным. Роджер поднялся, и Джанет сразу зашевелилась. Начиналось шумное, но веселое утро на Белл-стрит в Челси. Вскоре Джанет спустилась на кухню готовить завтрак, мальчики, 16-летний Ричард и 17-летний Мартин, которого чаще называли Скуппи-Пронырой, вертелись тут же, болтая и смеясь. Роджер принимал душ и брился в ванной. Он вышел из дома почти в половине девятого. Ричард вывел машину из гаража, остановил ее в каком-то дюйме от тротуара. По молодости лет он еще не имел водительских прав и дал слово никогда не выезжать со двора один, без взрослых. Сейчас он сидел за рулем с таким видом, как будто участвовал в автомобильном пробеге и ждал стартового сигнала. Роджер согнал его с заветного места и поехал на Кинг-роуд. Оглянувшись, он увидел обоих сыновей у ворот, они махали ему вслед руками. В Ярд он прибыл без десяти девять. Когда он подошел к каменным ступенькам здания криминальной полиции, то совершенно позабыл про свой уютный домик и свое милое и дружное семейство. Коуп был в кабинете. — Ну, что нового, Дейв? — Ничего особенного, — проворчал тот, перебирая какие-то бумаги у себя на столе. Торговец щетками Грин исчез из дома. Около семи часов вечера они с женой куда-то вышли с чемоданами в руках. — Удрал? Что же ты предпринял? — Установил наблюдение. — Правильно. — По Ист-Энду ходят странные слухи… Говорят, что двое головорезов Роки Марло ожидали в доме Грина его возвращения домой. Они ушли оттуда раньше четы Гринов, причем в их доме превратились в подобие монахов. — Почему монахов? — Им обрили головы, а у одного из них под глазом красуется огромный синяк, — пояснил Коуп с блаженной улыбкой. — Я попросил через «стукачей» узнать, что же там произошло, но пока достоверно известно одно: Грин скрывается — после того, как у него побывали бандиты Роки. Это невольно наводит на мысль… — Мы вызовем Роки на допрос, — прервал его Роджер, — но позднее. А пока надо приставить к Роки и его двум приятелям хорошие хвосты. — Я уже это сделал. — Что бы мы делали без тебя? Спасибо, Дейв. Он бросил шляпу на крючок, но промахнулся, и был вынужден наклониться и повесить ее нормально, после чего уселся на угол своего стола. — От Рэдлетта ничего нет? — Он получил место в «Зиппе», три фунта в неделю плюс 25 процентов комиссионных от продажи, и его послали в район Северного Лондона. Все бродячие торговцы должны ежедневно отчитываться в главной конторе, а каждое утро в субботу проходит нечто вроде оперативного совещания. — Ну что же, — одобрил Роджер, — в отношении Рэдлетта вроде бы порядок. Теперь мы узнаем, из какого теста он сделан… Солнце светило все ярче, река казалась спокойной и манящей, когда Роджер выглянул из окна. — Что известно про адвоката Картрайта? — Его фирма уже множество лет ведет дела миссис Хьютон. — Хм-м-м. — У миссис Хьютон нет пишущей машинки. У Роджера сразу испортилось настроение. — Я не слишком-то преуспеваю, верно? Коуп успокоительно заметил: — Все в порядке, шеф. Я собрал сведения обо всех специальных случаях, которые вам хотелось проверить, но мы так и не смогли обнаружить факты, подтверждающие наличие связи… А вы ее действительно рассчитывали найти? — Просто надеялся, — сказал Роджер со вздохом. На него напало уныние, потому что утро не принесло ничего нового или обнадеживающего. Он не спрашивал о Бирвитце: Коуп ему бы непременно сказал, если бы тот позвонил. Он сел за стол, перелистывая бумаги, и с облегчением подумал, что в них не было ничего срочного или специального. — Я съезжу сейчас поговорить с Виддерманом. Ведь он обычно бывает у себя в конторе от 10 до 11, не так ли, Дейв? — Как самый настоящий бизнесмен. Если бы этот делал себе деньги, производя машины, а не пороки, я мог бы его, уважать. Вы ведь знаете, что когда-то между ним и Роки Марло существовала тесная дружба? — Разве они не поссорились? — Да, два года назад. — Спасибо. Позвони мне туда, если будут новости. Как Диббл? — Поправляется. — А полицейский, в которого стреляли? — К концу недели его выпишут из госпиталя. — Ну что же, хоть в одной семье будет настоящий праздник, — сказал Роджер и двинулся к выходу. Именно в этот момент зазвонил телефон, и Коуп протянул руку к трубке. Послушав, он кивнул Роджеру: — Нанн из Ричмонда. Просит вас. — Я только что разговаривал с Бирвитцем, — сообщил Нанн. — Он с радостью пойдет за вами куда угодно. Я велел ему в понедельник выходить на работу. Правильно? — Да, это замечательно. Я бы хотел с ним еще раз повидаться до того, как он примется за дело, но мы сможем договориться об этом позднее. Выезжая из Ярда, он снова был в хорошем настроении. Его мысли теперь были полностью заняты Виддерманом, человеком, которого практически поймали с поличным как организатора в своих клубах азартных игр, но который сумел выйти сухим из воды благодаря плохо изложенным фактам обвинения. (обратно)
Глава 12 ВИДДЕРМАН
В районе Сохо у Виддермана было много владений: три или четыре новомодных ночных клуба со стриптизом. Известно было, что он финансирует большую часть игорных домов, домов терпимости и прочих злачных мест Вест-Энда. Поднимаясь в контору Виддермана в тесной кабине лифта, где хватало места только еще на щуплого подростка-лифтера, Роджер обдумывал информацию Коупа. Действительно, занимайся тот любым другим делом, он всем бы казался уважаемым человеком. Лифт остановился у небольшого прохода, где виднелась солидная дубовая дверь с надписью: «Саул Виддерман. личный кабинет». Лифтер постучал. Изнутри раздался женский голос: — Войдите. Парнишка распахнул дверь, и Роджер вошел в небольшую, красиво обставленную комнату со стоящим у окна столом с новенькой пишущей машинкой. Свет падал на машинку; сама женщина была в тени. Она была лет тридцати с небольшим, довольно интересная, искусно и в меру подкрашенная. На ней был надет красный вязаный джемпер с жакетом и темно-зеленая юбка. Она улыбалась какой-то заученной улыбкой. — Мистер Вест? — Да. — Я — Мюриэль Кеннеди, секретарь мистера Виддермана. Она замолчала, явно ожидая с его стороны каких-то комментариев, но, поскольку Роджер молчал, она продолжала: — Как поживаете? Роджеру имя Кеннеди показалось знакомым, но он сразу затруднялся его увязать с каким-то конкретным делом или событием. — Мистер Виддерман примет вас минуты через три. — Благодарю вас. Роджер продолжал разглядывать приемную. В ней было много своеобразия и хорошего вкуса. Женщина тоже была чем-то знакома Роджеру, но так как он не мог разобраться, чем именно, то злился. Его память не имела права играть с ним такие шутки. Если бы она работала у обычного бизнесмена, она бы выглядела совершенно «на месте» за своим рабочим столом. К сожалению, с человеком виддермановской репутации она как-то не вязалась. Мюриэль Кеннеди… КЕННЕДИ? И все немедленно встало на свои места: и имя, и несомненное сходство между двумя людьми. Это была дочь бывшего старшего инспектора Кеннеди из отдела криминальных расследований, уволенного из полиции и отсидевшего 12 месяцев в тюрьме за то, что брал взятки от скупщиков краденого. Семейное сходство теперь уже казалось несомненным. Кеннеди был красивым человеком. Роджер замер. Женщина продолжала улыбаться, теперь уже не так казенно. — Вы поняли, кто я такая, мистер Вест? — Полагаю, что да. — Мы с отцом говорили о вас лишь вчера вечером. — Вот как? — Он сказал, что всегда верил — вы далеко пойдете. Роджер рассмеялся: — Никогда бы не подумал, что он может меня помнить! — Как мне кажется, мой отец мало что забывает! — ответила она с вызовом. На ее столе зазвучал зуммер и она поднялась: — Это мистер Виддерман. Пройдя мимо Роджера, она открыла дверь. — Суперинтендант Вест, — объявила она. У Роджера было неприятное ощущение, что она над ним подсмеивается, точно так же, как в свое время смеялись Виддерман и миссис Хьютон, которые должны были понести заслуженное наказание за совершенные проступки, но ухитрились его избежать. Виддерман стоял за большим письменным столом в неожиданно просторной комнате с панелями из орехового дерева, тяжелыми бархатными портьерами, двумя удобными современными креслами и несколькими портретами женщин, которые когда-то были звездами его ночных клубов. На шкафчике для бумаг, тоже неожиданно, стояла фотография Мюриэль Кеннеди в туалете для коктейль-партии. В нем она выглядела весьма представительной и интересной. — Садитесь, прошу вас, — предложил Виддерман. — Могу ли я послать за кофе? — Нет, благодарю. — Очень хорошо. Виддерман посмотрел на женщину. — Олл-райт, Мюриэль, благодарю вас. Позаботьтесь о том, чтобы нам не мешали, хорошо? — Да, разумеется. Дверь за ней закрылась. Виддерман опустился в кресло и придвинул Весту коробку с сигарами. Ощущение изобилия денег было бесспорным. Сам он был маленьким коренастым человеком с широкой физиономией и крупными чертами лица. У него были густые волнистые волосы с проседью. В его наружности было что-то от боксера. Роджер подумал, что Виддерман напоминает ему Джека Демпси. Одет он был в прекрасно сшитый серый костюм. Крахмальная рубашка, галстук, запонки и булавка — все было безукоризненным. Этого человека можно было бы изобразить на обложке журнала «Искусство одеваться». — Я пытаюсь угадать, что вас могло сюда привести, — начал Виддерман. — Буду счастлив оказаться полезным. — Благодарю вас… Скажите, каким образом вчера вам удалось добраться до свидетеля от полиции? Вообще-то выражение лица Виддермана не изменилось, только в глазах мелькнуло нечто вроде намека на смешок, как будто его что-то сильно забавляло. — Я до него и не думал «добираться». — Нам в Ярде он говорил одно, а на суде под нажимом вашего адвоката совершенно изменил свои показания. — Адвокат произвел на меня впечатление очень умного молодого человека, — сказал он. — Я был им весьма доволен, так что он и его фирма могут рассчитывать на то, что в будущем я стану поручать им свои дела. — Могу себе представить! — сухо сказал Роджер. Он устроился поудобнее в кресле. — Вас, наверное, не удивит то, что мы считаем — наш человек был подкуплен? — В самом деле? — И вас также не удивит, что мы намерены выяснить, так ли обстоит дело, а если да, то кто все это организовал. — Мне вполне понятны ваши… намерения. Виддерман положил руки на стол ладонями вниз. Пальцы у него были длинными и тонкими, ногти покрыты лаком: руки человека, никогда не занимавшегося физическим трудом. Голос у него был тихий, культурный, приятный, никто бы не догадался по его наружности и манерам, что он занимается неблаговидным бизнесом. — Разрешите мне попробовать избавить вас от ненужных хлопот, мистер Вест. Я не подкупал и не пытался подкупить вашего свидетеля, и, насколько мне известно, мой адвокат тоже. Я руковожу совершенно законным бизнесом, который вы сами можете не одобрять, но в нем нет ничего запрещенного, доходы же он приносит хорошие, так что я просто не рискнул бы быть уличенным в попытке оказать пагубное влияние на полицейского, или кого-то еще, кроме, конечно, морального воздействия на людей, посещающих мои заведения. Ему было хорошо смеяться! Роджер сказал: — Дело закрыто, так что вам нечего опасаться. Скажите мне откровенно, находились ли вы на территории клуба в момент полицейской проверки? — Да, — ответил он, и его улыбка стала еще шире. — Сам я не участвовал в игре, но я знал, что она идет. Это помещение я сдаю частным образом и не могу вмешиваться в развлечения своих клиентов, но, согласитесь, положение у меня было крайне щекотливое. — Вы боялись, что вас сочтут виновным? — Я предполагал, что это может случиться, и почувствовал огромное облегчение, когда мои страхи не оправдались. — И однако же вы поручили защиту молодому и неизвестному адвокату? — Да. Мой постоянный поверенный мистер Лейбер уехал, но он настойчиво рекомендовал мне этого молодого человека. У меня не было оснований предполагать, что выбор защитника может повлиять на исход дела, ибо оно выглядело совершенно ясным. В лучшем случае я рассчитывал отделаться штрафом, но понимал, что существует риск непродолжительного тюремного заключения, на что, вне всякого сомнения, били вы. Он замолчал, все еще продолжая слегка улыбаться. Роджер был почти уверен, что Виддерман говорит правду. Он был слишком откровенен и бесстрастен, чтобы лгать. Ну и потом, основной целью данного визита было не уличать его в каком-то одном из прошлых злодеяний, а выяснить, не повинен ли он в подкупе сотрудника полиции. Допустим, что этого парня вообще не подкупали? А просто, как в случае с Бирвитцем, он находился под значительным эмоциональным напряжением? — Есть ли у вас другие вопросы? — спросил Виддерман. — Да. Скажите, знакомо ли вам одно из следующих имен. Прежде всего — Бирвитц? Виддерман хмыкнул. — Еще бы, он вообще стал известной личностью! — Миссис Хьютон? Виддерман нахмурился. — Не-ет, вряд ли. — Картрайт? — Я знаю одного старичка по имени Септимус Картрайт, но сомневаюсь, чтобы вы имели в виду именно его. Несколько лет назад его запрятали за решетку, откуда он вышел с полгода назад. — Да, это не тот Картрайт, — согласился Роджер. — Орас Грин? Виддерман повторил, как эхо: — Орас Грин, продавец щеток? Он? — Да. — Его я немного знаю. Он женился на миленькой молодой девушке, которая танцевала в одном из моих ревю, и убедил ее бросить работу. — Имели ли вы о нем сведения на этой неделе? — Нет. — А о его жене? — Тоже нет. — Роки Марло? — Вам великолепно известно, что Марло я знаю: он был моим партнером по бизнесу. Но я отказался от этого союза по соображениям, которым вы вряд ли поверите. — Попытайтесь объясниться. — Он упорно старался превратить мои клубы в воровские притоны, — спокойно заявил Виддерман. — Он организовывал шайки карманников обоего пола и забирал себе долю из того, что они воровали. Вест, давайте выясним один момент… я не согласен ни с вами, ни с другими авторитетами в суждениях, что является порочным. Если в один из моих клубов приходит человек и выражает желание пойти переночевать к какой-нибудь смазливой девчонке, и если она сама не возражает, то я в этом не усматриваю состава преступления. С моей точки зрения здесь все олл-райт. Если это финансовая сделка между мужчиной и девушкой, и в этом я не вижу ничего страшного. Но не желаю в этом участвовать!.. Мне известно, что в Ярде все уверены, что подобные вещи организую как раз я. И беру себе известную долю. Но вы ошибаетесь. Вот Роки Марло как раз и попытался начать в моих клубах такой бизнес. Он запугивал моих девушек и заставлял их обворовывать клиентов, которые спали с ними, и с этих денег тоже получал какой-то процент в свою пользу. Как только я про это узнал, я ликвидировал партнерство… Кстати, помните ли вы, как два моих клуба были разгромлены бандой хулиганов? — Да. — Это была месть Роки. — Почему же он больше не мстит? Виддерман пояснил: — Во-первых, я от него откупился, ну а потом пригрозил, что донесу на него полиции, если он не прекратит своих безобразий. Эта угроза охладила его пыл… Почему вы вспомнили о нем? — Был ли Грин одним из его подручных? — Не мое дело говорить о Грине. — Были ли у Марло основания делать ставку на Грина? — Не знаю, — ответил он с таким видом, будто расспросы Роджера озадачили его. — У Марло много людей, которые таскают для него каштаны из огня. Он на этом загребает кучу денег. Роджер сказал: — Допустим, я сообщу вам, что именно Марло стоял за Коттоном, показания которого против вас были изменены в суде, вы бы этому поверили? — Нет, не поверил бы, — ответил Виддерман. — Марло многое бы отдал, чтобы упрятать меня за решетку. Мистер Вест, раз уж вы здесь, я хотел бы, чтобы вы ясно поняли одну вещь. Меня могут обвинить в некоторых отступлениях от правил, но вообще я не нарушаю законов. Иногда я подхожу к самой черте, но не переступаю ее. Чтобы не ошибиться в этом отношении, я держу хорошего нотариуса в Лондоне, как вам должно быть известно. Возможно, вы не знаете, что у меня имеется также консультант, который способен все взвесить с точки зрения моей выгоды и с точки зрения законности. Вы только что познакомились с его дочерью. Поэтому я считаю с вашей стороны непростительной тратой времени старания меня «расколоть». Это невозможно. И что гораздо важнее, я не делаю ничего такого, чего мне следовало бы стыдиться, или что затрагивало бы интересы других людей. Мне бы очень хотелось, чтобы вы это твердо уяснили. (обратно)Глава 13 РОКИ МАРЛО
Роджер откинулся в кресле и молча смотрел на говорящего. Виддерман по-прежнему держал руки на столе, широкоплечий, уверенный в себе и невозмутимо-спокойный. Роджер предчувствовал приближение кризиса: один неосторожный шаг с его стороны, и все карты будут спутаны. Но если он будет вести себя умно, то в лице Виддермана ему удастся заполучить друга. Правда, в подобных обстоятельствах слово «друг» не особенно подходило. Виддерман был гораздо больше взвинчен, чем хотел показать. Он первым нарушил молчание: — Или же ваше предубеждение слишком сильно, мистер Вест? Слова прозвучали как вызов, в них было явное порицание. Роджер поморщился: — Когда я поддаюсь различным предубеждениям, я потом обязательно получаю пинок… под заднее место. Но мои данные достаточно убедительные. — Какие данные? — Относительно вас. — Может, вы меня с ними ознакомите? — Именно это я и собираюсь сделать. Роджер всеми силами старался вызвать перелом в настроении Виддермана и готов был поспорить, что тот сильно озадачен. Наклонившись, он спросил: — Как я полагаю, вы практикуете записывать все важные разговоры на магнитофон, чтобы иметь возможность ими пользоваться в дальнейшем? Он не ожидал от Виддермана, что тот покраснеет, но так случилось, что Роджер получил снова причину рассмеяться. — Уж поскольку мы решили говорить начистоту, давайте этим воспользуемся, — предложил он. — Кстати, использование магнитофона для того, чтобы сохранить такого рода разговор, мне представляется вполне нормальным. К сожалению, полиция не может широко использовать данный метод, поскольку он не считается «честной игрой», но любой мошенник, будь он миллионером или рядовым шулером или шантажистом, никогда не откажется от такого великолепного козыря, как и от всякого пусть самого низкопробного трюка, лишь бы обвести вокруг пальца полицию и общество. — Послушайте, Вест… — Сейчас мой черед говорить! — прервал его Роджер. Он тоже положил руки на стол и наклонился так сильно вперед, что едва не коснулся Виддермана: — Нравится это вам или нет, но в Ярде вы пользуетесь скверной репутацией. И на Флит-стрит не лучше. Настолько скверной, что от нее смердит. Вы уверены, что этого не заслужили. Заявляете, что порвали с Марло, так как тот не желал работать честно, что именно Марло заработал репутацию мошенника, ибо он поощряет пороки и наживается на них. Так вот, у нас в Ярде иное мнение. Мы думаем, что вы с Марло не поделили доходы от грязных дел и из-за этого поссорились. А позднее ни одному из вас не хотелось уступать другому «корону». Можете ли вы доказать, что это не так? От негодования Виддерман покраснел. — Можете? — повторил Роджер. — Или же вы надеетесь, что я уйду отсюда с твердой уверенностью, что вы пай-мальчик, который не в состоянии обидеть ни одну милую девочку? Так сказать, не позволяет воспитание… Я не смогу этому поверить, если мне не будут представлены доказательства. Пока же я скорее склонен верить тому, что вы наживаетесь на пороках, что ни одна молодая девушка, попавшая в ваши лапы, не может вырваться из них, не утратив своей чистоты, что вы вдохновитель и организатор самых низкопробных развлечений, вроде азартных игр, сексуальных извращений и так далее. — Достаточно, Вест! — Я говорю вам о вашей репутации. — Я не желаю… — Послушайте, — повысил голос Роджер, — вы, возможно, подумали, что я вас оскорбляю, но в действительности я вам оказал огромное доверие. Я поставил вас в известность о том, что мы о вас думаем. И предупреждаю, что если это так на самом деле, мы добьемся, чтобы вы понесли в полной мере наказание за все свои художества. Если же мы ошибаемся и вы действительно не заслуживаете подобной репутации, приведите мне какие-то доказательства. Нечто такое, что я могу сообщить помощнику комиссара и сказать: «Я думаю, что мы должны оставить в покое Виддермана, он вовсе не такой, каким его рисуют». Потому что у нас масса дел, вы это не хуже меня понимаете. Даже если бы мы изловили всех сводников и сводниц в Лондоне, то и тогда бы задача не была решена даже на 50 процентов. В одной столице у нас оставались бы тысячи распутниц и десятки тысяч всевозможных мошенников, а сколько преступлений совершается за пределами города? Вам известно также и то, что нам не хватает людей. Мы не можем полностью обеспечить патрулирование улиц. Когда мы бросаем людей на какую-нибудь крупную операцию, то вынуждены оголять другие участки. Нам туго приходится, Виддерман, и мы не хотим напрасно отнимать свое время и занимать работников. Так что если мы получим возможность перестать интересоваться вашей особой, лучшего мы и не желаем. Я бы мог начать говорить выспренные фразы о нашем нежелании привлекать к ответственности невиновных лиц, но я говорю более откровенно: мы не столь богаты, чтобы расходовать свою энергию на тех людей, которые пока еще «ходят по самой кромке, не переступая черты»… Итак, где же ваши доказательства? Щеки Виддермана снова приобрели нормальную окраску. Глаза у него были прищурены, они сверкали, но отнюдь не гневом. Он немного отодвинулся от стола и спросил: — Какого рода доказательства вам нужны? Вы можете проверить книги всех моих клубов… Можно посмотреть мои банковские счета и ценные бумаги. Можно… — Спасибо, — сказал Роджер и внезапно почувствовал себя гораздо бодрее. Сейчас он не сомневался в том, что Виддерман говорит правду. — Меня бы устроил хотя бы один подтвержденный факт. — Назовите его. — Докажите, что вы поссорились с Марло по упомянутой вами причине. Если вы сумеете убедить меня хотя бы в этом, я буду знать, где я нахожусь. Виддерман задумался, несколько минут барабанил пальцами по столу, потом нажал на кнопку звонка. В то же мгновение за спиной Роджера открылась дверь, и Мюриэль Кеннеди спросила: — Да, Поль? — Вы все слышали? — Да. Роджер оглянулся. Ему показалось, что секретарша не так быстро справилась с волнением, как Виддерман. Она была возмущена «бестактностью» Роджера, теперь в ее манерах не было даже и того слабого намека на дружелюбие, с которым она его встретила. — Вам не трудно достать запись разговора с Марло? — спросил он. — Мне потребуется минут пять. — Полагаю, что мистер Вест подождет, — сказал Виддерман.Запись разговора Виддермана с Марло была превосходной. Сразу же бросился в глаза контраст между культурным, ровным и неторопливым голосом Виддермана и злобными выкриками Марло. Трудно было себе представить более разоблачающей беседы. Все, что заявил Виддерман, оказалось правдой: он обвинял Марло в том, что тот наживается на девушках, что использует его, Виддермана клубы для того, чтобы добраться до своих жертв, поощряя и организуя все те пороки, которыми славится Сохо. Марло говорил все громче и громче, под конец он просто орал, угрожая Виддерману. Тот оставался невозмутимым: — Я бы не советовал тебе задевать меня или Мюриэль или наносить ущерб моим клубам. У меня хранятся и другие магнитофонные ленты, которых будет вполне достаточно, чтобы упрятать тебя за решетку лет на десять. Я собрал против тебя массу улик. Разговор закончен, Марло, ты можешь получить все то, что причитается тебе по праву. Ясно? — Недолго же тебе осталось жить! — загремел Роки.
Виддерман выключил магнитофон, голоса смолкли. Мюриэль Кеннеди сидела на стуле в углу кабинета, сейчас менее напряженная, не сводя укоризненных глаз с Роджера, как бы говоря: «Видишь, как ты ошибался». Виддерман отодвинул свое кресло от стола и сказал: — Он разгромил два моих второстепенных клуба, но я не стал ничего предпринимать, потому что посчитал естественным, что человеку с характером Марло необходимо «стравить давление». Фактически убыток был незначительным, пострадала одна мебель. Нам даже не пришлось закрывать их. С тех пор у меня с ним не было никаких столкновений. Роджер сказал: — Прекрасно. И больше с ним вы не имеете дел? — Никаких. — Его люди бывают в ваших клубах? — Весьма вероятно, — ответил он, разводя руками. — И добавил, пожимая плечами: — Прежде всего я совершенно не представляю, кто состоит у него на содержании.Они время от времени меняются. Ну и к тому же я не закрываю двери своих клубов ни перед кем, кто готов выложить денежки и вести себя соответствующим образом, лишь бы посмотреть, как танцуют на эстраде обнаженные девочки… или другие слегка фривольные сценки. Сценки, которые в действительности, никому не приносят вреда, мистер Вест. Он посмотрел на Мюриэль: — Вы не согласны? — Если мистер Вест настолько осведомлен, как хочет показать, у него должны быть соответствующие рапорты из клубов… — Вы видите, мистер Вест? — Вижу, — откликнулся Роджер. — Теперь вы удовлетворены? — требовательно спросила она. Роджер медленно поднялся с места, подошел к двери, прислонился к косяку и сказал отчетливо и громко: — Я ПОЧТИ удовлетворен. В такой мере, как этого можно ожидать… Но вы забыли об одной вещи. — Какой? — быстро спросил Виддерман. Мюриэль едва слышно пробормотала: — Выходит, он был прав… Она отвернулась к окну, напомнив этим жестом Мэг Бирвитц, которая, не найдя нужных слов, демонстративно повернулась к нему и мужу спиной. — Вы забываете, что НЕ МЫ придумываем все те истории, которые рассказывают о вас, — спокойно заговорил Роджер. — Ни на минуту не ослабевает поток косвенных доказательств и самых правдоподобных случаев, подтверждающих, что вы именно такой человек, каким мы вас считаем. Если мы хватаем какого-то сводника, он непременно спрашивает нас, почему же мы не привлекаем к ответственности вас, босса, вместо того, чтобы заниматься такой мелочью, как он. По меньшей мере два дома терпимости принадлежат вам или вашим партнерам. Мы… — Послушайте меня, мистер Вест, — прервал его Виддерман, — я не хочу, чтобы и в этом отношении оставалась какая-то неясность. Старейшая в мире профессия не была бы столь выгодной, на протяжении столь длительного времени, если бы она не была немного порочной и не считалась бы «запретным плодом». Конечно, я бы не хотел, чтобы моя дочь стала проституткой, но эти падшие создания тоже нужны обществу. И в конце-то концов они живые существа. Если они платят небольшие деньги и содержат в порядке помещения, я не стану выставлять их на улицу только потому, что они приводят к себе «гостей». Вы — полицейский, ваша задача — поддержание порядка, а не какие-то моральные соображения. Роджер слегка улыбнулся: — Совершенно с вами согласен. — Он посмотрел на Мюриэль: — Вы такого же мнения, мисс Кеннеди? Она повернулась к нему лицом. — Я принимаю жизнь такой, какой она есть. Лучше скажите, намерены ли вы прекратить травлю мистера Виддермана? — Мы прекратим, — спокойно ответил он, — если только нас не ЗАСТАВЯТ продолжить преследование. — Опять ни то, ни се? В голосе женщины звучала горечь. — Если мы получим информацию, направленную против мистера Виддермана, или же улики, доказывающие его причастность к какому-либо преступлению, мы предпримем соответствующие шаги, — продолжал он. — Мы, разумеется, вовсе не желаем заниматься мистером Виддерманом, учитывая все то, что я сегодня здесь слышал, но КОГО-ТО это может не устраивать. — Я вас не понимаю, мистер Вест, — сказал Виддерман. Мюриэль возвела руки к небу трагическим жестом и воскликнула: — Он просто выкручивается, Поль. Почему вы не укажете ему на дверь? — Продолжайте, мистер Вест, — сказал он. — Кто-то не оставляет вас в покое, — горячо заговорил Роджер, — кто-то распространяет все эти слухи, нагромождает факты. Донос заставил нас совершить ночной рейд в ваш клуб. Кто-то постоянно охотится на вас, причем ловко действуя через нас. Знаете ли вы, кто это такой? — А я этому не верю! — сказала Мюриэль. — А мне кажется, что мистер Вест прав, — медленно сказал Виддерман, — причем, этим человеком может быть Марло. — Одну вещь вы можете сделать, чтобы помочь окончательно выяснить положение дел, — сказал Роджер. — Какую же? — Если это и правда Марло, и вы получите неоспоримые доказательства этого — дайте мне знать. — Непременно. — Спасибо, — сказал Вест. Он подошел к двери, женщина опередила его и распахнула ее перед ним. С ее лица не пропало враждебного выражения. Роджер с усмешкой заметил: — Так мы не изменились, мисс Кеннеди? — Вы, во всяком случае, нет! — С какого времени? — С того момента, когда мой отец был изгнан из полиции. — Ах, он все еще это переживает? Она не ответила. Виддерман обошел вокруг стола и вышел вместе с Роджером из кабинета. Нажав на кнопку, он вызвал лифт. Когда он поднялся, Виддерман сам раскрыл дверцу. Лифтера внутри не оказалось. — Боюсь, что нам вдвоем здесь не поместиться, так что вам одному придется спуститься вниз, — сказал Виддерман, — и огромное спасибо за откровенность. — Не исключено, что старая истина о всесилии клеветы в данном случае нашла самое широкое применение! — серьезно сказал Роджер. Он протянул руку. Виддерман, не ожидавший этого, замешкался, но тут же схватил ее и крепко пожал. Рука у него была необычайно холодная. — Я буду поддерживать с вами связь, — пообещал Вест, уже войдя в кабину лифта. Он нажал на кнопку первого этажа. Когда лифт пошел вниз, он несколько свел брови. Внутреннее чутье подсказывало, что сегодня ему удалось гораздо лучше узнать этого человека. Мюриэль Кеннеди переживала больше, чем сам Виддерман. Почему бы это? Лифт дернулся. Роджер посмотрел на дверь, когда он проезжал мимо следующего этажа: не собирается ли лифт остановиться? Но нет, кабина плавно заскользила вниз. Теперь он уже находился где-то между вторым и первым этажами. Лифт снова тормознул, кабина сильно задрожала и сразу же сорвалась вниз, как тяжелый камень. (обратно)
Глава 14 ВСТРЯСКА
В эту долю секунды Роджера охватил страх. Он попал в ловушку и в своей беспомощности не смог придумать ничего иного, как нажать на кнопку «срочного вызова». Это ничего не дало, а в следующее мгновение лифт уже грохнулся. Роджер почувствовал предательский хруст в колене, сначала его отбросило в одну сторону, при этом он сильно ударился головой о деревянную рейку, потом — о другую, третий удар пришелся по металлической решетке на двери. И все же он продолжал стоять. Ногам было больно, но это не было онемение, характерное для перелома. Снаружи раздались крики. Как-то не верилось, что больше не грозит опасность, что кабина остановилась на дне шахты, так что больше не о чем тревожиться. Голова у него болела от дикой встряски. Он подвигал правой ногой и выяснил, что она вообще не повреждена. Попробовал левую: на ней можно было стоять. Выходило, что, не считая потрясения, остальное все в порядке. По каменной лестнице зачастили шаги, затем он увидел щупленького лифтера. У бедняги физиономия побелела от страха. Он завопил фальцетом: — Вы в порядке? — Да, да, в порядке, — с трудом пробормотал Роджер, хотя ему казалось, что его сперва кто-то сильно стукнул по голове, а потом стукнул по коленям. — Выпусти-ка меня отсюда… — О-одну ми-нуточку… Парнишка стал даже заикаться. Он потянул на себя наружную дверь. Роджер уже испытывал злое нетерпение, потому что она поддавалась не сразу. И наконец створки разошлись. — Ка-кабель оборван, — пояснил лифтер. Он был такой жалкий и тощий, его перепуганные глаза казались огромными стеклянными пуговицами на ввалившихся щеках. — Я просто не мог поверить, когда увидел, что кабина остановилась. Я… Он только вздохнул, исчерпав весь запас слов. — Хорошо, не стоит так переживать, — сказал Роджер, придерживаясь двумя руками за стену, потому что его тошнило. — Ты уверен, что кабель перетерся? — Я видел его концы, когда лифт проскочил мимо первого этажа. Похоже… похоже, что его перерезали… Однако всего полчаса назад приходили двое мастеров проверять работу лифта… Они сказали, что все в порядке. Я ничего не понимаю.Предварительное заключение механиков и работников Ярда, осмотревших лифт, сводилось к тому, что кабель был действительно перерезан кусачками. Не подлежало сомнению и другое: кто-то успел вывести из строя предохранительный механизм, для чего было достаточно разъединить два проводка. Этот человек сделал все, чтобы с лифтом произошла авария. Эксперты согласились в одном: кто-то, знавший принципы действия лифта, привел его в негодность. Имея при себе необходимые инструменты, сделать это было совсем просто. Итак, пока Роджер находился у Виддермана, приходило двое мужчин, назвавшихся механиками. Мальчишка-лифтер раньше их никогда не видел. Надежды разыскать их почти не было. — Уверен, что они приходили именно в то время, когда я был у Виддермана? — спросил Роджер. — Да, сэр, — закивал мальчишка. Это же подтвердил и детектив-сержант, производивший осмотр поврежденного кабеля. Это был худощавый, истощенного вида тип с плаксивым голосом. — Я все выяснил, сэр. Этим лифтом почти никто не пользуется, кроме мистера Виддермана и его секретарши. Он был сооружен четыре года назад, когда мистер Виддерман сломал ногу и не мог ходить по лестнице. — Так что авария могла предназначаться для него? — Для него, для его секретарши или для вас, сэр, — уточнил сержант. — Да, конечно. — согласился Роджер. — Спасибо. Несколько минут он обдумывал ситуацию, но не усмотрел ничего нового в только что услышанном рапорте. Подняв телефонную трубку, он попросил соединить его с Гарди. Не может ли тот уделить ему десять минут времени. — Оставайтесь на месте, — распорядился помощник комиссара, — меня предупредили, что пару дней вы должны щадить свои ноги. Через пять минут я приду. Роджер опустил трубку, взглянул на Коупа и выразительно ткнул пальцем в дверь. Тот неохотно поднялся. — Понятно, понятно, — проворчал он. — А только разрешите спросить следующее, Красавчик: многому ли вы верите из рассказа Виддермана? — Всему или ничему, — ответил он. Коуп вышел, состроив кислую мину. Роджер очень осторожно изменил позу, потому что боль в правом колене все возрастала. Снимок показал, что ничего не было сломано, но коленному суставу сильно досталось. Теперь проклятая нога причиняла Роджеру массу неприятностей, к тому же его предупредили, чтобы пару дней он вообще не ходил. Он прочитал донесение одного из сотрудников, наблюдавшего за Роки Марло. Накануне поздно вечером Роки отправил бандероль «до востребования» на почтовое отделение в Пиккадилли. Человеку из Ярда не удалось прочитать фамилию адресата, потому что адрес был заранее напечатан на машинке на отдельном листке, который наклеили на коробочку. Внешне Марло выглядел страшно возбужденным. Имелось и второе донесение касательно двух типов, навещавших Ораса Грина и вышедших из его дома с бритыми головами. В рапорте было сказано:
«Хотя оба обычно ходят без головных уборов, теперь они натягивают себе по самые уши шапочки, напоминающие вязаные детские колпачки».Коуп карандашом снизу приписал: — Не похоже, что им удалось что-то вытрясти из Грина. Скорее наоборот. Сам же он как в воду канул. Открылась дверь, и вошел Гарди. — Ладно, ладно, не поднимайтесь, — сказал он и быстро прошел к креслу, стоящему по другую сторону стола Роджера. — Я только что разговаривал с доктором Маккенди. Он считает, что вы должны взять минимум два дня отдыха, не ходить и держать ноги в приподнятом положении. — Он сошел с ума! — Очень может быть, но все равно вам придется выполнять его распоряжения. Если начнется воспаление сустава, то продлится несколько недель. А оно появится обязательно, начни вы сейчас бегать… Считаете, что сюрприз был подготовлен для вас? — Возможно, конечно, но не слишком убедительно. Ведь никто не знал, куда я поехал, а у Виддермана я был не более часа. Если это предназначалось и правда для меня, то дело было сделано удивительно быстро. Однако существует множество указаний на то, что кто-то охотится за Виддерманом. — Объяснитесь, — попросил Гарди. Слушал он внимательно, ничего не записывал, когда же Роджер закончил, долго молчал. Потом заметил: — Ведь в этом лифте никого нельзя было убить, не так ли? — Нет, если только кабина не сорвалась бы с самого верха. Но даже и в этом случае скорее всего были бы простые переломы ног и получены сильные ушибы. — Итак, убийство не планировалось… Гарди надул губы. — Так вы полагаете, что Виддерман находится скорее на стороне праведников, чем грешников? — Да, мне так все представляется. — Хм, да… Ну а его секретарша, Мюриэль Кеннеди? Это дочь того Кеннеди? — Да. — Я знал ее 13 или 14-летним подростком. Выходит сейчас ей лет 35. Ее единственная сестра погибла за два года до того, как разразился скандал с отцом, и Мюриэль тогда стала проводить много времени с моим парнем, Питером. Гарди не стал напоминать Роджеру, что 15 лет назад Питер умер от полиомиелита. — Смешно вспомнить, но мы тогда считали, что Питер и Мюриэль впоследствии поженятся. Родительские планы редко осуществляются… Так она до сих пор переживает? — И даже очень. — Говорила об отце? — Немного, но Виддерман не утаил, что Кеннеди состоит при нем консультантом. Интересно знать, давно ли это длится? — Да, мы ничего такого не знали, — кивнул головой Гарди. — Надо признать, мера разумная, если ты ведешь рискованную игру. Только бывший полицейский в состоянии определить, к чему полиция отнесется серьезно, а на что посмотрит сквозь пальцы… Так вы подозреваете Марло? — Похоже, что Марло заметался. Он здорово напуган, а это не в его характере. Ходят слухи, что он нарвался на неприятности с Грином, торговцем щетками… Вот я и подумал, не намеревается ли кто-то одновременно подложить свинью и Виддерману, и Марло? — Кто же? — Я бы тоже хотел это знать… Пока же я только придумал, чем мне заняться во время моего вынужденного отпуска. — Чем? — улыбнулся Гарди. — Я попрошу жену поставить для меня в гостиной удобное кресло, чтобы я и правда мог сидеть с приподнятыми ногами. И стану поочередно вызывать к себе всех полицейских свидетелей, которые нас так или иначе смущают. За ними может съездить Бирвитц. Мы получим возможность разобраться в этой темной истории вне стен Ярда. — Хорошая мысль! — сразу же согласился Гарди. Через 10 минут после ухода Гарди вернулся Коуп, чем-то сильно взбудораженный. — Только что получил рапорт Рэдлетта, — сообщил он. — Оказывается, новый владелец «Зиппа» — наш старый приятель Джим Кеннеди. Как вам это нравится? Правда, у него давно доля в компании, а пару месяцев назад он прибрал и «Зипп». Я подумал, что это известие должно вас заинтересовать.
Бирвитц появился на Белл-стрит днем. Роджер, одетый в серые фланелевые брюки и старую спортивную куртку, сидел в кресле, положив ноги на пуфик. Он точно объяснил Бирвитцу, что от него требуется. А уже в пять часов против дома Роджера сидел тот детектив-сержант, который так неудачно давал показания против Виддермана. Бирвитц пристроился возле камина. Коттону было лет 35. Роджер считал его скорее безнадежным, чем блестящим офицером. Под глазами у него залегли темные круги, говорившие о тревогах и переживаниях. Хотя физически он выглядел здоровым, но в том, как сжимал руки и как напряженно сидел на стуле, чувствовалась нервозность. Конечно, в данном случае в этом не было ничего удивительного, не каждый день приходится навещать на дому старшего офицера Ярда! Следовало, однако, выяснить, только ли это является причиной скованности Коттона. — … я расскажу вам то же самое, что уже говорил мистеру Коупу, сэр, — заявил он. — В суде я смешался. Защитник запутал меня до такой степени, что я вообще перестал соображать, на каком свете я нахожусь. Я понимаю, что во всем виноват я один, что действовал я для полицейского офицера недопустимо, но что сделано, того не воротишь… — Вам никто не давал взятки? — Нет, сэр. — Скажите, выдержит ли ваш банковский счет или расходы вашей супруги придирчивую проверку? — Я ничего не имею против любой проверки, сэр. Мы живем весьма скромно на мое жалованье. Я все время надеялся, что меня переведут в криминальный отдел, это дало бы дополнительные средства… Но поскольку нам и раньше удавалось сводить концы с концами, думаю, что и в дальнейшем мы будем укладываться… — Вы хотите сказать, если вас снова пошлют на патрульную службу? — Да, сэр, — ответил он тихо и тяжело вздохнул. Что-то вроде отчаяния появилось в его глазах. — Мистер Вест, хуже этого не будет. Ведь я не совершил ничего противозаконного. — Если все дело в том, что вас запутал и сбил с толку ловкий адвокат, то вас даже не понизят в должности, — ответил Роджер. — Скажите, у вас серьезные денежные затруднения? — Нет, сэр. Мы просто всегда живем очень экономно, как я уже говорил, но без долгов. — Семейные неприятности? Коттон заколебался: — Ну-у… Роджер быстро спросил: — Дети есть, Коттон? — Да, сэр, двое мальчиков и девочка. — Сколько лет? — Сыновья еще в школе. — А девочка? — Она… ей 19, сэр. — Как она зарабатывает себе на жизнь? Коттон не ответил, только страшно побледнел. Бирвитц заметил это одновременно с Роджером, он даже приподнял руку, привлекая внимание последнего к тому, что это могло означать. Роджеру передалось возбуждение Бирвитца. Коттон же окончательно сник. Привыкнув действовать напористо, Роджер спросил: — Тревожитесь за свою дочь, Коттон? — Я… немного, сэр. — Почему? — Ну, понимаете, она… она всегда… всегда была чуточку легкомысленной. Вы же знаете, какова сейчас молодежь! Они не желают довольствоваться малым. Она познакомилась с «хорошей компанией», как она выразилась, в Сохо. Ну и три месяца назад ушла из дома… Сказала, что не хочет прозябать… С тех пор мы ничего о ней не слышали, сэр. Эта история чуть не свела в гроб мою жену, мистер Вест. Сами знаете, всякие мысли приходят на ум! Теперь Коттон говорил очень тихо, видимо, ему трудно давалось его внешнее спокойствие. — Насколько скверно обстоят дела? — ровным голосом спросил Вест. Коттон закрыл глаза. Прошло довольно много времени, прежде чем он снова открыл их и ответил: — Если бы моя жена узнала правду, это бы ее окончательно убило… Я в этом не сомневаюсь. Моя Джейн дошла чуть ли не до последней стадии девичьего падения… Она работает «хозяйкой дансинга» в одном из клубов в Сохо, и мне точно известно, что она должна спать с любым из клиентов за несколько фунтов. Такие вещи страшно рассказывать про собственную дочь, но… — Хорошо, Коттон, — мягко прервал его Вест, — раз у вас было такое на душе, нет ничего удивительного, что вы напутали со своими свидетельскими показаниями. Скажите, Джейн работает в одном из клубов Виддермана? — Я не знаю наверняка, сэр, но это то место, где собираются парни Роки Марло. Пару лет назад Виддерман вроде бы рассорился с Роки, но я никогда не был уверен, что это не утка. Скорее всего это пустые разговоры, чтобы развязать им руки и дать возможность свободно действовать, внешне ненавидя друг друга, а в действительности поддерживая и помогая один другому во всех своих темных делах. В отношении Джейн, разумеется, это ничего не меняет. Она по собственной инициативе согласилась на такой позор, захотела «красивой жизни»… Я-то надеялся, что, работая в Ярде, сумею ей помочь, потому что буду часто бывать в тех местах… Поверите ли, это какая-то адская пытка… Коттон потер себе лоб. — Да, настоящий ад, мистер Вест. Мальчики пристают, куда девалась Джейн, жена буквально помешалась от горя, а я… я же понимаю, что меня снова должны перевести в один из дивизионов, тогда как мне хотелось бы быть поближе к Сохо, чтобы в случае нужды помочь дочери… Черт знает, что за положение. И я понимаю, что в таком состоянии как следует не поработаешь… Фактически… Он замолчал. Роджер не стал его торопить. Когда же Коттон снова заговорил, голос у него был едва различим, и он все время яростно тер себе лоб. — Фактически, мистер Вест, я настолько ненавижу все Сохо, что на суде стал сомневаться, показываю ли я ПРАВДУ и не хочу ли я упрятать Виддермана за решетку только потому, что он один из соховских воротил и что не действую ли я предвзято в своих обвинениях? Думаю, вы понимаете, что я имею в виду, сэр? — Да, я все прекрасно понимаю, — кивнул головой Роджер.
Будучи человеком исключительно порядочным и честным. Коттон измучил себя сомнениями в собственной объективности. Он оставался таким, каким его считали в Ярде: старательным, расторопным офицером, менее честолюбивым и перспективным, чем Бирвитц, но полицейским до мозга костей. Когда он ушел, Бирвитц сказал: — Интересно, сколько еще вот таких, как мы, бедолаг? — То есть? — Ведь и меня дергал кто-то до тех пор, пока я не превратился в комок нервов. С Коттоном случилось то же самое. — Да. Выходит, полицейские дела были проиграны вовсе не по злому умыслу, а потому, что каждый из семерых офицеров, дававших показания, жил на одних нервах. Может ли это быть простым совпадением? Когда Бирвитц промолчал, Роджер продолжил: — Если бы мы обнаружили наличие связи между людьми, найденными виновными? Однако, насколько мы смогли установить, ее не существует. — Но если она все же есть, я ее отыщу! — глухо сказал Бирвитц. — Хотите еще кого-нибудь повидать сегодня вечером? — Поезжайте за Айртоном из Ламбета, ладно? — Хорошо. — И, Бирвитц… — Да, сэр? — Ни к вам, ни к вашей жене еще никто не делал попыток подобраться? — Никто, — заверил его Бирвитц. Роджер откинулся на спинку кресла, невесело раздумывая о возможности того, что к Бирвитцу вообще может никто не обратиться с интересующими его предложениями, когда в комнату вошла Джанет с чаем и письмами, принесенными со второй почтой. С первого взгляда Роджер узнал дешевый серый конверт, столь хорошо запомнившийся Бирвитцу. Он нахмурился, посмотрел на Джанет и притворился, что письма его совершенно не интересуют. Но как только она оставила его одного, он вскрыл конверт. Неужели они теперь принялись за него? Письмо гласило:
«Только не говорите мне, что вы верите Гарди. Он же в корне испорчен. Всегда берет взятки. Скопил не менее миллиона».Первой реакцией Роджера было чувство облегчения, что анонимка не пыталась отравить его мнение о Джанет. Но тут же пришла новая мысль: какая злобная ерунда! И потом сам собою в голове возник подленький вопрос: а ПОЧЕМУ, собственно говоря, ерунда? Был ли Гарди на самом деле неподкупно честен? — Я начинаю поддаваться! — громко сказал Роджер. Но это не погасило его тревогу. (обратно)
Глава 15 УЯЗВИМЫЕ МЕСТА
Айртону был 31 год. Это был высоченный, худощавый блондин с очень полными губами, утиным носом и светло-голубыми глазами. Сейчас эти глаза выражали облегчение, как будто с плеч человека свалился огромный груз. В руках Роджера находилось три письма, все напечатанные на машинке. Бирвитц держал четвертое. — Они довели меня до ручки, — пожаловался Айртон. У него в голосе едва проскакивал ирландский акцент, и говорил он слегка нараспев: — Это единственный грех на моей совести, мистер Вест, и он там так давно хранился, что я про него почти позабыл. И вот тут пришло первое письмо. Роджер прочитал его вторично:«Как ты считаешь, что твой шеф подумает о тебе, когда узнает, что ты не брезгуешь взятками?»— В первое мгновение я даже не мог сообразить, на что он намекает, — сказал Айртон. — Да и я бы никогда не взял никаких денег, если бы не сержант, дежуривший вместе со мной. Он уже шесть лет, как уволился из полиции и… Айртон вздохнул, облизал губы и продолжал несколько тише: — Не поймите меня неправильно, сэр. Я понимаю, что гордиться тут нечем. Мне совали деньги за то, что я смотрел сквозь пальцы на нарушения правил стоянки автомашин. Тот факт, что мой сержант делал то же самое, ничуть не умаляет мою вину. Вообще-то его уволили досрочно как раз за такие вещи, и он мог бы выдать меня сразу, если бы захотел. Но он этого не сделал, и я… Роджер прервал его: — Мог ли он посылать вам эти письма? — Не представляю, зачем бы ему это понадобилось? — ответил Айртон. — Сам он живет в маленьком бунгало в Девоне и, как мне говорили, растит двоих внучат. Скорее такие анонимки могли бы прийти от тех людей, которые от него откупались… — Вы их помните? — Да, сэр. — Не могли бы вы их назвать? — Один из них Поль Виддерман, сэр. — Сколько же их всего? — Трое. — ответил Айртон, — Виддерман, затем Джим Кеннеди… Я знал, что он прежде служил в полиции, откуда его выгнали за некрасивые дела, но это случилось до меня. — Ну а третий? — Его имени я не помню, но он был владельцем фирмы, изготавливающей кисти, щетки, швабры и прочие хозяйственные вещи. У него была целая бригада уличных торговцев, большая часть которых разъезжала на машинах. Они, как правило, оставляли их на стоянках сверх положенного времени, иногда превышая его на целый час. Вот босс и давал мне по фунту в неделю, чтобы я к ним не придирался. Все это было восемь лет назад, сэр. В то время я был еще совсем зеленым новичком и успокаивал себя тем, что в этом нет ничего плохого, но… Он замолчал, пожав плечами: — Я за это заплатил сторицей в этом году. — С тех пор, как стали приходить эти письма? — Да, сэр. — Вас просили дать ложные показания? Или что-то изменить в своих? — Нет, сэр. Но я признаюсь, что мне казалось, будто за мной постоянно наблюдают, куда бы я ни пошел, а в те дни, когда я получал эти письма и должен был идти на дежурство в Ярд, у меня на душе черт знает что творилось! Господи, как я сожалел о своей неосмотрительности!.. Айртон провел рукой по волосам и продолжал глухим голосом: — Какое на меня будет наложено дисциплинарное взыскание, сэр? Я бы хотел знать заранее, чтобы подготовить к этому жену. Роджер ответил: — Это уже не моя забота, Айртон, но поскольку все это было давно, то вы, скорее всего, отделаетесь строгим выговором. Возможно, конечно, на некоторое время вас снова переведут в патрульные, но… Он пожал плечами. — Моя задача — выяснить, почему вы так мямлили, давая свидетельские показания на суде, и удостовериться, что теперь вы не берете взяток. — Клянусь, что я рассказал вам всю правду, сэр. — Хорошо. Сегодня уже поздно, возвращайтесь домой, а завтра, как положено, явитесь на дежурство. И не принимайте все это слишком близко к сердцу. Спасибо, что не стали ничего скрывать. — Вы не представляете, какое я почувствовал облегчение, сэр! — Вы не догадываетесь, кто мог посылать эти письма? — Не имею представления, сэр. Когда он ушел, Бирвитц потер руки. — Выходит, либо Кеннеди, либо Виддерман. Эти точно знали, что на Айртона можно как следует нажать. — Да, и любой человек, кому они про это рассказали, — напомнил Роджер. Они прикрепили одно из писем к Айртону рядом с письмом, взятым у Бирвитца. Бирвитц наклонился над его плечом, и они сравнили текст. Никаких сомнений: и бумага была одинаковой, и текст был напечатан на одной и той же машинке. Буква «К» была слегка деформирована, «С» и «У» несколько выбивались из строчки. — Портативка «Оливетти», — с уверенностью сказал Бирвитц. — Таких в городе десятки тысяч. — Да, и наша первоочередная задача — выяснить, у кого из наших подозреваемых имеются такие машинки. Кроме того, нужно узнать, кто еще получал подобные письма. Этим мы займемся завтра. На девять часов вызовите ко мне Симмонса из Вайтчапела, хорошо? — Будет сделано. — Противник не делает никаких авансов? — Нет, — покачал головой Бирвитц, — и я начинаю сомневаться, сделает ли он вообще. По его голосу было ясно, что он весьма об этом сожалеет.
Еще двое людей, вызванных Роджером, признались, что давали свои показания в состоянии крайнего эмоционального напряжения. Человек из Ист-Энда был почти в таком же положении, как Бирвитц, но имелось одно существенное различие: у его жены действительно был дружок. Письма, полученные этим полицейским, были напечатаны на той же бумаге и той же машинке, что и остальные. Второй, из Хайгейта, из анонимок узнал, что его единственный сын — вор и что с минуты на минуту его должна арестовать полиция. Мальчик отрицал это, мать встала на его защиту. Более года детектив терзался сомнениями, дома же у него был настоящий ад. — Пока мы знаем только про этих, — сказал Гарди Роджеру утром второго дня после аварии с лифтом, — но ведь их могут быть десятки. — Наша задача — выяснить их всех. Он пробовал свое колено перед окном. Боль еще не совсем прошла, но он уже мог отправиться в Ярд на работу. Роджеру показалось, что единственной возможностью выявить такие «уязвимые места» в полицейском организме — послать запросы по всем дивизионам об именах тех людей, которые проявляют за последнее время повышенную нервозность. Позднее он отправился в Ярд, уселся за столом, заваленным множеством донесений и рапортов, но его мысли были заняты только анонимными письмами. Внезапно ему пришла в голову, как он подумал, удачная мысль, и он немедленно позвонил Гарди. — Жду вас, приходите, — сказал Гарди, а когда Роджер появился у него в кабинете, нетерпеливо спросил: — Что вы там надумали? — Мы можем запросить в дивизионах имена людей, проявляющих признаки переутомления или перенапряжения, — горячо заговорил Роджер. — Разошлите памятку о том, что руководство волнует этот вопрос, поскольку при нехватке людей нежелательно слишком загружать отдельных работников, ибо это чревато опасными последствиями и так далее… Если все это оформить казенными фразами и пустить по официальным каналам, я получу в дальнейшем возможность индивидуально побеседовать со всеми такими людьми. И никто не усмотрит в этом ничего странного. — Что же, это может сработать, — согласился Гарди.
За неделю Роджер и Бирвитц опросили еще 33 человека. Все, кроме пятерых, сослались на страшную переработку. 14 получали анонимные письма. У остальных имелись всякого рода семейные неполадки. — Похоже на то, что кто-то задумал посеять смуту в рядах полиции, — сказал Гарди, — и этот человек выискивает наши слабые места. — Вроде бы так, — мрачно согласился Роджер. Он часто задавал себе вопрос, что бы сказал его шеф, если бы узнал про анонимное письмо, написанное по его адресу? Других писем Роджер не получал, но отвратительное сомнение, что Гарди не такой уж бессребреник, не пропадало. Роджер сознательно умолчал об этом письме, не будучи уверенным, что это не нарушит объективность их действий. В свое время Гарди предоставлял ему полную свободу действий, теперь Роджер этим пользовался. — Вы серьезно опасаетесь, что такую смуту можно посеять? — спросил Гарди. — Конечно, потому что разброд и шатания фактически уже начались. Похоже, что в каждом дивизионе, пусть самом маленьком, имеются люди, дух и сопротивляемость которых сильно ослаблены какой-то тайной тревогой, о причине которой они не могли доложить своим старшим начальникам. Ну, а коль скоро они стали это таить про себя, это действовало как вечный гнойник… А мы ведь только начали проверку. Так что сплошной дебет. На стороне же кредита всего лишь одна, пока не найденная, портативная машинка «Оливетти» да кое-какие слухи. Машинка становится целью номер один. И я думаю начать поиски с Роки Марло. Только нужно найти предлог для налета на его убежище. Вы со мной согласны? — Не забудьте предварительно запастись ордером на обыск. — Ордер-то я раздобуду, — буркнул Роджер, — а после этого мы перероем все клубы и конторы Виддермана. Тем более, что он разрешил мне это сделать. Но если даже он и откажется от своих слов, я найду предлог произвести досмотр и у него. — Предлог должен быть убедительным, — напомнил Гарди. — Пока газеты еще не подняли вопли по поводу возвращения Бирвитца на работу, но нам вовсе не хочется их снова будоражить. Роджер ничего не говорил. После некоторого колебания Гарди спросил: — Вы не представляете, что может за этим скрываться? — Нет. — Все же попытайтесь догадаться. — Не могу. Догадки не на чем основывать. Мы проиграли целый ряд бесспорных явных дел либо по милости чересчур напористых защитников, либо по нерасторопности наших работников. Ничто не указывает на то, что защитники сделали больше, чем просто воспользовались беспомощностью наших свидетелей, которые были явно не уверены в себе. Помимо этого имеется лишь предположение, что кто-то буквально вылезает вон из кожи, чтобы ослабить боевой дух столичной полиции. Брожение началось с нижних чинов, причем сразу в крупных, я бы сказал, масштабах, а теперь мы стоим перед серьезной опасностью распространения этой заразы вглубь и вширь. Возможно, все дело в том, что кто-то замыслил грандиозную уголовную операцию, на успех которой можно рассчитывать только в том случае, если полиция будет не слишком твердо стоять на ногах. Не исключено, что все это проделывается вообще из ненависти к полиций… или… Он запнулся. Гарди закончил вместо него: — …или лично к помощнику комиссара департамента криминальных расследований. — То есть как это? Роджер вскинул голову. — Я вам уже и раньше говорил, Красавчик, что я имел гораздо больше отношения к увольнению Кеннеди из полиции, чем кто-либо другой. На моем счету также и то, что несколько других офицеров тоже были отстранены от должности за коррупцию. Так что если теперь кто-то из них решил насолить мне… — Вы имеете в виду Кеннеди? — Нет, я просто прошу вас учитывать возможность такого мотива, — сказал Гарди с каким-то болезненным вздохом. Он поднялся с места и принялся расхаживать по кабинету. Очевидно, у него на душе было что-то еще, неизвестное Роджеру, но о чем Гарди было неприятно говорить. Неожиданно он остановился перед Роджером и сунул руку во внутренний карман. Роджер, продолжавший сидеть, боялся пошевелиться. Гарди медленно вытянул дешевый конверт противного грязного цвета. На секунду он задержал его в руке, потом решительно протянул Роджеру. На конверте стояло имя самого Гарди и ярдовский адрес, а сверху было приписано: «Лично и конфиденциально». И снова тот же шрифт. — Читайте, — распорядился Гарди. Роджер сунул руку в конверт и извлек наружу листок бумаги как раз такого качества, какой он ожидал увидеть. На такой бумаге были напечатаны все анонимки. В письме было сказано:
«Тебе есть чем гордиться, Ярд уже поражен взяточничеством и коррупцией, а дальше будет еще хуже. Так что самое правильное — тебе следует сматывать удочки, пока еще не поздно».Роджер прочитал эти строчки сначала быстро, потом очень медленно. Он все время чувствовал на себе пристальный взгляд Гарди. Сразу было трудно решить, что сказать, но он все же выдавил из себя: — Это первое? — Да. — Когда оно пришло? — Сегодня утром. — Не было ли телефонных звонков, или угроз, или?.. — Нет, только вот это, как гром среди ясного неба. — Н-да, атмосфера накаляется. Слава богу, теперь ему нет необходимости рассказывать Гарди про полученную им анонимку. Роджер отодвинул стул назад, поднялся, совершенно позабыв про колени, и они не подвели его. — Я тут ломал себе голову, что он еще придумает. Признаться, такого хода я не предвидел. Одно несомненно… — Да? — В скором времени начнется газетная компания против Ярда. Так или иначе, но что-то взбаламутит грязь. — Да, — согласился Гарди, — именно этого я и боюсь. Поэтому я и показал вам эту писульку до того, как показать ее кому-то другому. Конечно, сегодня же я отнесу ее комиссару, но не сомневаюсь, что его мнение совпадет с вашим. Красавчик, очень прошу вас, постарайтесь в этой истории разобраться до конца. — Можете не сомневаться, что я сделаю это! Когда через несколько минут его совещание с Гарди закончилось, Роджер почувствовал себя так, как если бы внезапно в пути его захватила буря. Все еще было трудно поверить, насколько данная диверсия была широко задумана и какую опасность могла представлять! Роджер вернулся к себе в кабинет. Получить ордера на обыск было нетрудно, весь вопрос в том, как скоро все это нужно провернуть. Подумав, он решил, что надо действовать незамедлительно. Коуп сидел у телефона. При виде Роджера он сказал: — Это Бирвитц. Дать трубку? — Да, — сказал Роджер и чуть не бросился к телефону: — Вест слушает. — Мистер Вест, это… Роджер сразу понял, что он страшно возбужден. У него заколотилось сердце. — Все началось примерно так, как вы и предполагали, — зачастил тот. — Мне предложили 50 фунтов за какую-то внутреннюю информацию. Так действовать? Наконец-то наступил перелом, подумал Роджер, и ему передалось возбуждение Бирвитца. Ведь это может стать началом конца. Он правильно рассудил, как будет действовать противная сторона, а когда догадки начинают сбываться, тогда наступает полоса везения. — Конечно, действуйте. Бирвитц повесил трубку. Роджер глянул на Коупа, что-то писавшего за столом, и подумал, что сказал бы Коуп, если бы он ознакомил его со своими планами. Постепенно волнение улеглось, и вскоре он уже не сомневался, правильно ли он действует. Да, до завершения дела такая смена настроений неизбежна. Снова зазвонил телефон, избавивший его от этих мучительных вопросов. Оператор сказал: — Мистер Вест, с вами хотел бы поговорить репортер, мистер Энвилл. Он уверяет, что у него срочное дело. Обстановка накаляется. — Хэлло, Энвилл! Чем могу быть полезен? — Лучше скажите, чем я могу быть вам полезен, — ответил тот, — но этот разговор не для телефона. Не могли бы мы с вами встретиться через полчасика? — Почему нет, — ответил Роджер, стараясь унять беспокойство. — Где вы будете? — Вы знаете «Старую Лисицу» на Чейнкорте возле Флит-стрит? — Знаю, но в это время дня я смогу туда добраться минут за 40–50, так что давайте назначим нашу встречу через час, то есть в 12. — Я угощу вас знаменитым мясным пудингом, который умеют готовить только там. После небольшой паузы Энвилл уже серьезно спросил: — Ну, как дела? — Превосходно. — Это — официальный оптимизм или же вы и правда так считаете? — спросил Энвилл, но не стал дожидаться ответа, лишь хохотнул в трубку и повесил ее. Роджер в задумчивости отошел от телефона. Коуп что-то писал, боясь оторваться, он не поднимал головы от бумаг. Роджер позвонил в сержантскую и договорился, чтобы его отвезли на Флит-стрит. Сам он еще не садился за руль, опасаясь, как бы не подвели его колени. Он не стал ломать себе голову из-за звонка Энвилла, поскольку в скором времени ему все должно было стать ясным, у него и без того было много причин для беспокойства. Он позвонил Виддерману. — Очень сожалею, но мистер Виддерман на совещании с управляющими клубами, — ответила мисс Кеннеди совершенно ледяным тоном. — Попросите его позвонить мне, хорошо? Это очень важно. Он предполагал, что она тут же примется возражать, но этого не случилось, и через минуту он услышал, как она разговаривает с Виддерманом, и почти сразу же в трубке зазвучал его голос: — Да, мистер Вест? — Вы помните, что разрешили мне осмотреть все ваши клубы и конторы? — Помню. — Я бы хотел это сделать сегодня днем. После небольшой паузы Виддерман ответил: — Хорошо, я отдам соответствующие распоряжения мисс Кеннеди, и она все устроит. Он не стал справляться, по какому поводу проводится проверка, и сразу же прекратил разговор. Роджер тоже положил трубку. Коуп, покончивший со своими записями, поднял голову: — Он не отказывается? — Прошу вас заняться этим осмотром. Нас интересует все, что может иметь какое-то отдаленное отношение к данному делу, особенно же портативная машинка марки «Оливетти», на которой печатались все анонимки. Роджер протянул Коупу одно из писем, на котором не было никаких имен, не сомневаясь, что Коуп сразу же увидит и запомнит все, что нужно было увидеть и запомнить.
Приблизительно в это самое время в квартире Бирвитца зазвонил телефон, и Мэг поспешила из кухни к аппарату. Мужчина, голос которого она не знала, спросил мужа. — Его нет дома, — ответила она. — Боюсь, что я даже не смогу вам сказать, когда он вернется. — Очень плохо, миссис Бирвитц, — насмешливо ответил человек. — Передайте мужу, чтобы он позвонил в Вайтчапел 98-51. Предупредите его, чтобы он не медлил, а то у него будут крупные неприятности. Запомнили, Вайтчапел 98-51? — Запомнила, — ответила Мэг. Положив на место трубку, она несколько минут молча стояла, глядя перед собой на пустую стену, ненавидя все, что произошло, испуганная больше всего тем, что имелись факторы, о которых она ничего не знала. Но все же заставила себя поднять трубку, набрала номер Ярда и спросила Бирвитца. Когда тот подошел к телефону, она спросила: — Ты меня хорошо слышишь? — Да. — Только что у меня состоялся еще один разговор по телефону, Витци. Этот тип хочет, чтобы ты позвонил ему по телефону… Помедлив, она продиктовала: — Вайтчапел 98-51. — О'кей, дорогая, — ответил Бирвитц, — тебе-то чего волноваться? Можно было подумать, что он считает ее неразумным ребенком. Как же она может не волноваться, понимая, какая ему грозит опасность.
— Скажите ему все, что его интересует. Сверх того прибавьте, что мы планируем рейд на фирму «Зиппа», — распорядился Роджер. — Сразу же позвоните мне, как все пройдет. Звоните ему из уличного автомата. — Понятно, сэр, — сказал Бирвитц. Он вышел из Скотланд-Ярда, дошел до телефонной будки, находящейся в пяти минутах ходьбы, как раз на пересечении авеню на Вестминстерский мост с набережной. Мимо сновали бесчисленные прохожие, и Бирвитцу внезапно пришло в голову, что любой из них мог следить за ним. В трубке раздавались длинные гудки, но никто не отвечал так долго, что он начал подумывать, не взяли ли его на пушку. Но вот заговорил мужской голос на типичном лондонском «кокни»: — Кто это? — Бирвитц, — ответил он, и у него на секунду как бы остановилось сердце. — О'кей, о'кей, малый, у тебя черепок-то варит. В голосе незнакомца слышалось явное удовлетворение. — Послушай, Бирвитц, мне нужны кое-какие сведения. И ты понимаешь, что случится, если ты мне их нераздобудешь! — Знаю, — угрюмо проворчал он. — И советую тебе и впредь этого не забывать. Голос человека звучал удивительно вкрадчиво: — Скажи-ка мне для начала вот что… прошел слушок, что лягавые собираются в Сохо сделать рейды на некоторые клубы… Это верно? — Да. — А другие рейды намечаются? У человека внезапно перехватило горло. — Возможно, еще проверят «Зипп», — ответил Бирвитц. — Ага, так это возможно, — чуть слышно сказал тот. — Брякни по этому же номеру, если рейд состоится. Понял? По этому самому номеру.
Без десяти двенадцать Роджер вылез из полицейской машины на Флит-стрит и велел водителю вернуться за ним в половине второго: ему казалось, что полутора часов за глаза хватит на беседу с Энвиллом. Флит-стрит, как всегда, поражала количеством автомобилей. Вдоль тротуаров стояли два непрерывных ряда машин. Роджер посмотрел вдоль Флит-стрит, как всегда, поразился монументальностью и величием Собора Святого Поля, в который раз возмутился планами каких-то современных архитекторов, намеревающихся воздвигнуть впереди высотное здание, которое неизбежно загородит собой этот шедевр человеческого творения. Завернув в маленький переулочек, Роджер дошел до Чейн-корта. «Старая Лисица» был маленький ресторанчик, одинаково славившийся своими старинными мясными пудингами и пирогами, осколочек Елизаветинского Лондона с потемневшими потолочными балками и винтовыми лестницами, огромными погребами и даже подземным лазом до реки Флит, теперь превратившейся в едва заметный ручеек. Мощеная булыжником мостовая всегда отличалась коварством, и Роджер шел страшно осторожно, внимательно следя, куда поставить ногу, не забывая ни на минуту о своих забинтованных коленях и думая, когда же у него навсегда изгладится из памяти то короткое жуткое падение в лифте. До сих пор так ничего и не было выяснено. Кто мог организовать эту аварию и для кого она предназначалась, для него самого или для Виддермана? Он прошел узенькой аллеей, тоже мощеной, подводившей к боковому входу в «Старую Лисицу». Над дверью висела вывеска синего цвета со старинными буквами в завитушках, излагавшими по сути дела историю не только таверны, но и самого Чейн-корта:
«Самуэль Пепис, Самуэль Джонсон, Чарльз Диккенс были постоянными посетителями этого гостеприимного места».Роджер подошел к трем деревянным ступенькам, которые вели в ресторанчик, но тут раздался негромкий голос: — Мистер Вест? Роджер обернулся, почти уверенный, что увидит своего сержанта, но это оказался совершенно незнакомый ему молодой человек приятной наружности, хорошо одетый, стоявший в проходе у здания ресторана. — Вы ожидаете мистера Энвилла? — Да. — Он здесь неподалеку нашел нечто такое, что, по его мнению, должно вас заинтересовать, — пояснил молодой человек. — Не можете ли вы мне уделить несколько минут? Роджер осторожно повернулся. — Да, конечно. Он пошел навстречу молодому человеку, удивленный, но совершенно не подозревая ничего плохого. Ему и в голову не приходило, что он может оказаться в западне, что его подстерегает новая атака, такая же молниеносная, как в лифте. Молодой человек отошел в сторону. Роджер завернул в аллею, булыжники которой были еще более неровными, чем в других местах. Через 20 ярдов следовал поворот на дорожку вдоль задней стены ресторана, ведущую, по всей вероятности, на складской двор, куда доставлялись товары для ресторана. — За углом налево, сэр. Роджер завернул налево. Там действительно был двор с открытыми складскими помещениями, покосившимися и кое-где покрытыми лишайниками. Время как бы вернулось на столетия назад. Никого не было видно. Только тут Роджеру впервые пришло в голову, не заманивают ли его в ловушку, и он быстро обернулся назад. Импульсивное движение было слишком быстрым, и в левом колене он почувствовал резкую боль, но ее затемнило чувство страха: симпатичный молодой человек стоял перед ним, правая рука с металлическим бруском была занесена над его головой. Лицо у него было страшно бледное, губы крепко сжаты, и он обрушил свое орудие с такой яростью вниз, что не было никакого сомнения, — его намеревались убить. Левое колено Роджера подкосилось. Он потерял равновесие и почувствовал, что конец бруска коснулся его правого плеча, но вскользь. И тут Роджер сообразил, что именно его слабость подарила ему шанс на спасение. Он выбросил вперед правую руку и схватил своего противника за колено, сильно рванул на себя и почувствовал, что человек пошатнулся. В это же мгновение на него обрушился страшный, почти парализующий его удар по затылку, и он громко закричал от боли. Но сознания он не потерял и успел увидеть, как человек покачнулся назад и тяжело грохнулся на землю. Выпавший из его рук брус ударил Роджера по голове, потом с грохотом отлетел. Сквозь слезы он заметил его как раз перед собой. Он сидел неподвижно с минуту, пока боль не улеглась у него в голове. Нападающий попытался дотянуться до железного бруса, но Роджер оттолкнул его ногой далеко в сторону. Лицо молодого человека напряглось и приобрело совершенно дикое выражение. Роджер закричал: — Полиция! В дальнем конце двора раздались чьи-то шаги. Он собрал все свои силы, снова повторил призыв и поднялся на колени. Две девушки в коротеньких юбчонках появились в конце аллеи и остановились в испуге, вцепившись друг другу в руки. — Вызовите полицию! — крикнул он. Из-за угла выскочил юноша в черном пиджаке и полосатых брюках. — Он… он просит позвать полицию! — испуганно пробормотала одна из девиц. Напавший на Роджера человек сделал еще одну попытку подняться с земли. Роджер приказал: — Не сметь шевелиться, иначе я сверну тебе шею. Он поднял брусок и, опираясь на него, встал на ноги. Девушки куда-то убежали, а парень с опаской приближался к нему. — Вы… вы в порядке? — Эти девушки пошли за полицией? — Да. — Спасибо, — сказал Роджер. — Я из Скотланд-Ярда. Теперь он стоял над своим противником. Боль утратила свою остроту, только на затылке, в том месте, куда достал брус, он чувствовал какое-то странное тепло. И тут он обратил внимание на то, с каким ужасом молодой человек смотрит на его лоб. У него кружилась голова, его мутило так, что он был вынужден опереться о стену, чтобы не упасть. Что-то красное появилось у него перед глазами. Вдруг юноша закричал: — Осторожнее! Лежащий на земле тип сунул руку в карман, и Роджер увидел, как на солнце сверкнула сталь. Он наклонился вперед и ударил бруском по лезвию ножа, выбив его из рук нападавшего. При этом нож сильно поранил ладонь юнца, кровь хлынула из раны, и тот отчаянно завопил от боли. В проходе раздались чьи-то гулкие шаги: это бежали двое полицейских в униформе, следом — две девушки в мини-юбках, а за ними — целая толпа любопытных. Один полицейский воскликнул: — Мистер Вест? — Да, — с трудом произнес Роджер. — Отвезите-ка этого молодчика на Боу-стрит по обвинению в вооруженном нападении. Не забудьте про его руку. — Ваша голова, сэр! — Голова? — Она кровоточит. — Пустяк, для беспокойства нет причин, — ответил нетерпеливо он. Теперь он понял, какова причина того красного тумана, который то и дело застилал ему глаза. Он провел рукой по лбу: кровь… Он был счастлив, когда полицейские занялись его противником. Его самого провели в туалетную комнату «Старой Лисицы» и промыли рану. Роджер осмотрел ее в зеркале: небольшой порез на лбу, фактически ничего серьезного, хотя и сильно кровоточит. — Если удастся остановить кровотечение, все будет в порядке, — сказал мужчина, приведший Роджера сюда, — но все же советовал бы вам обратиться к врачу. В нашем доме живет один. Он… — Спасибо, потом, — отмахнулся Роджер, — пока же я воспользуюсь полотенцем. Он сложил в несколько слоев небольшое льняное полотенце, прижал его к ране и добавил: — Все будет в порядке. А пока прошу узнать, не дожидается ли меня в ресторане мистер Энвилл? — Энвилл из «Глоуба»? — Да. — Я его не видел. Сам я из «Эха», так что если бы Энвилл был здесь, я бы про это знал. Вы договорились о встрече? — Да. — Дело серьезное, коль назначили встречу представитель Ярда и «Глоуба», — сказал он, подмигивая. — ладно, пойду проверю. Вы уверены, что я здесь не нужен? — Совершенно. В маленькой гардеробной окно выходило во двор ресторана. Роджер с радостью распахнул его, чтобы впустить в комнату свежего воздуха. Двор был сплошь завален старыми ящиками и бочками, некоторые из них совершенно рассохлись. Сейчас во дворе никого не было, но те люди, которые увезли его противника, должны были в скором времени вернуться. А тем временем перед ним возникла уже новая проблема: Энвилл. Как-то не верилось, чтобы он или другой известный журналист могли принять участие в такого рода нападении, но вполне допустимо, что говоривший с ним по телефону человек просто имитировал голос репортера, чтобы заманить его, Роджера, в это место. Он оперся двумя руками о подоконник, ища успокоения в сигарете, и мысленно спрашивая себя, была ли его рана такой пустяковой, как ему этого хотелось. И тут он заметил поля фетровой шляпы, выглядывающие из-за одной из бочек. Роджер обратил на нее внимание сначала потому, что вода выплескивалась как раз в том месте, и он невольно стал внимательно приглядываться к бочонку. Каким образом там могла оказаться шляпа? На таком расстоянии она казалась совсем новой, ровные поля имели темную окантовку. Роджер нахмурился и сразу же вышел из гардеробной. Сердце у него учащенно забилось. Он открыл дверь во двор, и в этот момент на аллее зазвучали чеканные шаги двух полицейских. Роджер быстро прошел мимо кучи всякого хлама к заинтриговавшей его шляпе, заглянул за огромную бочку, тоже наполненную каким-то старьем. Там лежал Энвилл, и это его шляпа валялась в нескольких дюймах от его правого плеча. В голове у него зияла страшная рана, из которой вытекло уже много крови. Он лежал на спине, как будто его кто-то протащил за ноги по камням и спрятал за бочкой. У Роджера сразу пересохло во рту. Наклониться вниз ему было безумно трудно, так как при этом кровь приливала к ране, но он должен был выяснить, каково его положение. Скорее всего он умер, но вдруг его можно еще спасти. Роджер протиснулся между стеной и бочонком и пощупал пульс репортера. В первое мгновение он вообще ничего не почувствовал и испугался, что Энвилл покончил все счеты с жизнью. Но потом он все же различил слабое биение пульса. Он поднялся с колен и громко закричал, призывая к себе полицейских.
Через полчаса Энвилла уже увезли в санитарной машине в больницу. Тем временем перед входом в ресторан собралась большая толпа, а из дивизиона прибыла бригада сотрудников, чтобы провести расследование. Один из врачей «скорой помощи» занялся Роджером: обрил волосы вокруг его раны и наложил пластырь. — Это будет довольно неудобно, сэр, но заживет быстро. — Спасибо, — поблагодарил он. Он поднял голову и увидел, что сквозь толпу пробирается Бирвитц. Первое, что он подумал, — как он рад видеть этого человека. — Бирвитц, — сказал он, — очень прошу, поезжайте в редакцию «Глоуба» и попытайтесь выяснить, чего ради меня хотел видеть Энвилл. — Хорошо, сэр, — ответил он. — Вы же вернетесь домой, не так ли? — Домой? Ну нет, сначала я хочу как следует разглядеть того типа, которому так не терпелось проломить мне череп, — ответил он. — Откуда такая ненависть? Что-то не припоминаю, чтобы мы с ним в прошлом встречались… (обратно)
Глава 16 СОВПАДЕНИЕ?
Человек, напавший на Роджера, сидел в камере предварительного заключения по обвинению в разбойном нападении. Его правая рука была забинтована, темная кровь запеклась на брюках и пиджаке. С одной стороны на подбородке у него красовался здоровенный синяк, под глазами — ссадина. Несмотря на все эти увечья, вид у него был самый агрессивный. Глядя на него, можно было подумать, что он из тех, которые в любую минуту готовы пытаться бежать из тюрьмы. Дивизионный детектив-инспектор, допрашивавший его вместе с Роджером, был высокий плечистый шотландец по имени Р. Мак-Клин. — Я его сразу предупредил, что в его же интересах сразу же во всем признаться, — сказал он сердито, — но он сразу же решил играть в молчанку. Сразу видно, что это за тип. Мак-Клин обожал словечко «сразу». — Что вы обнаружили у него в карманах? — спросил Роджер. — Не слишком-то много, мистер Вест, но достаточно для того, чтобы установить его личность. Он — бродячий торговец по имени… — Что? — не поверил своим ушам Вест. — Да, да, дело выглядит таким образом, что он неплохо зарабатывает от продажи нескольких щеток в неделю, — подхватил с усмешкой Мак-Клин, — но кто знает, не «прирабатывает» ли он на стороне, разбивая головы ни в чем не повинным людям железными брусками? Возможно, за это хорошо платят… Зовут его Колсоном, Брайеном Колсоном, работает он в фирме «Зипп», контора которой находится в Сохо. Вы слышали об этой фирме? — Да, я хорошо знаю эту фирму, — ответил Роджер, хмуря брови. Он не делал попыток заговорить с самим Колсоном, обращаясь к одному Мак-Клину. — Могу ли я посмотреть, что было у него в карманах? Мак-Клин принес все на подносе: деньги в целлофановом мешочке, туго набитый бумажник, ключи, носовой платок, несколько автобусных билетов, расческа. Все эти предметы были снабжены маленькими ярлыками. В бумажнике лежало несколько карточек с адресами фирмы в Сохо. И никаких личных бумаг. Одежда молодого человека была превосходного качества, наличных денег при нем было 30 с лишним фунтов. Внешне он сохранил свой прежний вид симпатичного пай-мальчика из общеобразовательной школы. Несмотря на то, что он был страшно удручен тем, что его поймали, глаза у него оставались невозмутимыми. — Взглянешь на него и подумаешь, что это честный парень, правда? — насмешливо заметил Мак-Клин. — Мистер Вест, вы заберете его к себе в Ярд или предъявите ему тут же обвинение? — Думаю, что возьмем его в Ярд и там предъявим утром окончательное обвинение, — ответил Роджер. — Первое, что нужно сейчас сделать, это навестить его хозяев. Он взглянул на Колсона: — Так вот, от вас одного теперь зависит облегчить свое положение или ухудшить его. Скажите, кто вас сюда послал? Колсон промолчал. — Не стоит тратить время на разговоры, — заявил Мак-Клин. — Когда ему будет предъявлено обвинение в убийстве, он поймет, что это вовсе не трата времени! — Так Энвилл умер? Мак-Клин повысил голос, выражая удивление. Колсон прищурил глаза, на физиономии у него впервые мелькнуло растерянное выражение, но он снова не издал ни единого звука. Роджер сказал: — Что бы вы ни получили за эти преступления, все равно этого мало за то, чтобы умереть на виселице! Не забывайте, что закон не шутит с убийцами… От отвернулся от задержанного, понимая, что действовал он не самым лучшим образом, не сумев отыскать подходящих слов. У него страшно разболелась голова, ныло потревоженное колено. Нет, в таком состоянии лучше не браться за столь сложные дела! Роджер вышел из камеры, и стражник тут же запер Колсона на замок. Через маленький «глазок» в двери было видно, что арестованный неподвижно сидит на стуле с прямой спинкой, уставившись глазами на пустую стену перед собой. Идя по коридору, Мак-Клин сказал: — Это, конечно, не мое дело, мистер Вест, но мне кажется, что вы едва держитесь на ногах. А вам надо быть в форме, чтобы работать с таким напряжением. Да, ты обязан быть в форме и физически, и психологически, чтобы успешно справляться с обязанностью полицейского. Это было решающим фактором, подумал Роджер, а многие сотрудники полиции были полностью выведены из строя. Наверняка куда в больших масштабах, чем он знал. Можно не сомневаться, что Энвиллу удалось что-то выяснить в связи с этим делом. И он хотел наедине поговорить с ним, Роджером Вестом… Роджер ответил: — Только не смейтесь, но больше всего меня мучает голод. Не могли бы вы организовать пару сэндвичей? Мак-Клин даже замедлил шаги. — Боже, вы не шутите? В таком случае я быстро сумею помочь вашему горю. Сейчас же попрошу прислать что-нибудь из столовой. Поверьте, для меня это истинное удовольствие.В Ярде врач осмотрел рану Роджера, сбрил еще немного волос, наложил свежую повязку и сказал: — Вы скоро поправитесь, но постарайтесь не ввязываться в новые драки. Надо же и совесть знать. Роджер вышел из кабинета врача и неторопливо пошел по коридору к себе в кабинет. Было уже почти три часа. Роджера мучило непривычное чувство неуверенности. Ему предстояло еще столько всего сделать, а у него было такое ощущение, что пошевели он неудачно головой, и она отвалится полностью. Войдя к себе в кабинет, он сразу же опустился в свое кресло. Коуп, неодобрительно посмотрев на повязку, проворчал, качая головой: — Вам необходим, как минимум, месячный отпуск. — Мне необходим вовсе не отпуск, а ответ на данный вопрос, решение проблемы, — вздохнул Роджер. — От Бирвитца ничего нет? — Звонил недавно. Передал, что Энвилл похвастал главному редактору, что получил потрясающую информацию вроде бы через приятеля из другой газеты. Даже попросил оставить для него местечко на первой странице завтрашнего выпуска. Но в чем суть информации — никто не имеет понятия. — Что с Энвиллом? — Полчаса назад он находился на операционном столе, у него мозговая травма, положение крайне тяжелое. Коуп ударил ладонью по столу: — Так что от него не скоро можно будет чего-либо добиться… И угрюмо замолчал. — Клубы Виддермана осмотрены? — Да, только что закончили. — Получили ли вы распоряжение с Боу-стрит наблюдать за конторой «Зиппа»? — Да, наблюдение установлено. Они докладывали минут двадцать назад. Бирвитц звонил еще раз, просил вам передать, что он обо всем договорился так, как вы велели. Будто бы вы в курсе дела… — Точно, — Роджер кивнул головой. Коуп почесал себе кончик носа: — Красавчик, почему бы вам не поехать домой и не предоставить Джанет возможность поцелуями избавить вас от головной боли? — Что было сказано в рапорте? — Вы бы сошли с ума от злости, если бы сами отправились в эти конторы. Вы для этого не годитесь. — Я всегда могу прихватить с собой свою добрую нянюшку Коупа… Выкладывайте. — Понятно, этого и следовало ожидать, — буркнул тот. — Ладно, слушайте. Роки Марло явился в «Зипп» полчаса назад. Я велел задержать его там под любым предлогом, если ему вздумается уйти до того, как мы нанесем туда визит и переговорим с владельцем этой фирмы. Кстати, это же наш милый Джеймс Кеннеди! — Ничего нового нет? — спросил Роджер. — Нет. Признаться, мы вообще не обращали внимания на «Зипп», пока на сцене не появился Орас Грин. Но он как сквозь землю провалился. Правда, один из наших ребят говорил, что будто бы видел его вчера в столовом зале «Реджент-Паласа». — Проверите, ладно? А я возьму с собой пару инспекторов и поеду в «Зипп». Он повернулся к двери, в которую входил посыльный с подносом, на котором стояли чай и склянка с белыми таблетками. — Распоряжение врача. — Спасибо, — поблагодарил его Роджер. Он дождался, пока дверь не закрылась, в который раз уже пожелал, чтобы головная боль прекратилась, и принялся за чай. Возможно, таблетки совершат чудо, хотя вообще-то он не доверял лекарствам и привык обходиться без них. — Помощник комиссара сегодня не приходил? — Сейчас у него в кабинете что-то вроде совещания. Если бы только Гарди не был занят, он бы вас отправил домой. Помолчав, Коуп добавил все тем же недовольным голосом: — Бирвитц вернулся с Флит-стрит. Хотите, чтобы он участвовал в этой операции? — Нет, отправьте его в отель «Реджент-Палас». Он знает в лицо Грина и сумеет его найти, если он там. — Хорошо, — сказал Коуп, видя, что ему все равно не переубедить Роджера и тот все равно поедет в «Зипп».
Роджер увидел две полицейские машины, стоящие неподалеку от узкого строения на Дин-стрит, где располагалась фирма «Зипп». Тут же находилось пятеро сотрудников в штатском. Можно было не сомневаться, что Роки Марло знал о том, что за ним установлено наблюдение: Бирвитц обо всем «доложил». Перед входом болталось человек семь малопривлекательных типов, трое без головных уборов, у остальных шляпы были натянуты до самых бровей. Роджер с любопытством подумал, нет ли среди них двух подручных Роки Марло, которым обрили головы. Как только он вылез из машины, к нему подбежал детектив-сержант и протянул руку. Роджер невольно подумал — у него, очевидно, такой жалкий вид, что ему вообще скоро начнут уступать место в транспорте. — Есть затруднения? — Пока не знаю, сэр. — Марло все еще здесь? — Да. Мы наблюдаем за всеми выходами. Он никуда не уходил. И сюда собралось множество его парней. Сержант был одним из старейших работников Ярда, привыкших ко всяким переделкам. — Сколько здесь наших людей? — Всего двенадцать. — Когда я войду в здание, вызовите мистера Коупа по радио и попросите его организовать отряд патрульных из Марлборо, пусть разгуливают здесь, не таясь, и надо дополнительно направить сюда еще наших людей. Глаза у сержанта загорелись. — Ясно, сэр! Но… ведь вы не пойдете туда один? — Нет, нет, со мной туда пойдет инспектор Моррис. Моррис сидел возле входа в здание, он заговорщицки подмигнул Роджеру, когда тот подошел. Попасть в контору можно было через магазин, наполненный щетками и кистями всяких размеров, большей частью упакованных в целлофановые мешки или же в яркие картонные коробки. На витрине был выставлен набор разнообразных щеток для домашнего хозяйства. В углу висело объявление о том, что фирме требуются уличные торговцы, которым гарантируются хорошие заработки и комиссионные с суммы продажи. — Все кабинеты на четвертом этаже, — сказал Моррис. У него были совершенно седые, очень жесткие волосы, росшие перпендикулярно вверх и придававшие его голове сходство с одежной щеткой. Лицо же его всегда было кирпично-красного цвета, но отнюдь не из-за злоупотребления спиртным. — Лифта нет. — Хотите отнести меня на руках? Моррис засмеялся, но, подумал Роджер, в случае необходимости он бы, не раздумывая, взвалил себе на спину любого. Поднимаясь по лестнице, опираясь всей тяжестью на правую ногу, Роджер чувствовал страшное недовольство собой. Многие из жертв анонимных писем наверняка отправлялись на работу вот с таким же чувством: сознанием того, что они не в состоянии посвятить себя целиком тому делу, которое им было поручено. Или же он проявил излишнее упрямство? Но последняя мысль так же быстро исчезла, как и появилась. Добравшись до площадки четвертого этажа, он услышал голоса, долетавшие откуда-то сверху. Ступеньки были покрыты циновками из кокосовых волокон, и хотя они не старались ступать тихо, их шагов практически не было слышно. Выглянув из окна на площадке, Роджер увидел напротив дверь, на которой в виде дуги были помещены фотографии полуголых девиц. Неоновый свет рекламы то вспыхивал, то выключался, призывая прохожих: «Девушки, девушки, девушки! Назад, к природе!» Ниже, гораздо мелкими буквами, было написано: «Клуб «Веселое настроение». Это было одно из увеселительных заведений Виддермана. Моррис первым добрался до дверей конторы и остановился, поджидая его. Внутри разговор не умолкал, но можно было не сомневаться, что обитатели «Зиппа» знали, что Моррис с Роджером поднимаются к ним. «Ребята» Марло наверняка держали их в курсе каждого движения полиции. У Морриса был неуверенный вид, да и Роджер давно так не волновался, как сейчас. Виной всему было случившееся с Энвиллом и покушение на него самого. Раз уж Роки вступил на путь насилия, никто не знает, где он остановится! — Я постучу, — сказал Роджер. Он резко стукнул косточками пальцев по створке двери и сразу же нажал ручку. Оказывается, дверь не была заперта. Голоса зазвучали громче, хотя в разговоре произошла пауза, как если бы находившиеся в комнате люди внимательно следили за ручкой и видели, как она поворачивается. Один из них говорил: — Ну что же, если он согласится обслуживать еще и район Брайтона, он может получить дополнительно пять процентов. Как думаете, игра стоит свеч? Это был твердый, почти металлический голос Роки Марло, который ни с чем нельзя было спутать. Второй согласился: — Если он займется этим делом всерьез, тогда, конечно, стоит. Самый обычный разговор. Но беседующие наверняка следили за дверью, хорошо представляя, что должно произойти. Были ли они готовы оказать сопротивление? Находились ли в кабинете и другие люди, собиравшиеся напасть? У Роджера бешено колотилось сердце, когда он открывал дверь. В небольшом кабинете находилось двое. Помещение было прохладным, светлым, но неуютным. Из него вели две двери, сейчас широко распахнутые, соответственно еще в два кабинета. Роки Марло стоял в профиль к Роджеру. Его прозвище «Роки», то есть «Гранитный», как нельзя лучше характеризовало внешность: широченные плечи, борцовская фигура, грубые черты лица. Волосы у него были настолько черными, что для пятидесятилетнего человека они выглядели явно крашеными. В некотором отношении он напоминал Роджеру Виддермана, но почему-то прежде это сходство ему не бросалось в глаза. Роки с трудом повернул голову, настолько у него была толстая и короткая шея. Яркий свет, струящийся с потолка, отразился в его глазах. Его собеседник был выше ростом, хорошо, даже щеголевато одет. Роджер с неприязнью подумал, что бывший старший инспектор Джеймс Кеннеди не очень изменился. Эти люди должны были знать, что к ним направляется полиция. Их непринужденный разговор и даже позы были рассчитаны на зрителя. Но смотрели они такими удивленными глазами, как будто появление полиции было для них полнейшей неожиданностью. (обратно)
Глава 17 ВРАГ НАСТУПАЕТ
Роки Марло чуть повернулся, чтобы иметь возможность прямо смотреть на Роджера своими темно-карими глазами, и громко спросил: — Чего вы хотите? Кеннеди же воскликнул, как будто бы в полном изумлении: — Да это же Вест! — Неужели Вест? — насмешливо спросил Марло. — Неужели они тоже заинтересованы в получении сверхурочной работы? Роджер сказал: — Когда вы угодите за решетку, Марло, вы перестанете веселиться и паясничать. А случится это очень скоро. Он повнимательнее пригляделся к Кеннеди, отметил его сходство с дочерью, правильные черты лица, превосходно сшитый костюм. — Я ищу генерального директора фирмы «Зипп», — сказал он. — Он перед вами, — ответил Кеннеди. — Чем могу быть полезен? Роджер сразу же вспомнил, какое чувство он испытал при виде Виддермана, потому что на лице у этого человека было такое же скрытое, слегка насмешливое выражение, сочетающееся с предельной вежливостью и твердой решимостью не произнести ни одного лишнего слова. Эти люди воображали, что он явился с целью придраться к ним, найти какие-то отступления. Роджер это понимал, но не мог ничего поделать. И к тому же он был не в лучшей форме, чтобы безупречно справиться с данной ситуацией. — Я бы хотел видеть полный список ваших агентов, — сказал он, — а также получить сведения о некоторых из них. — Почему? — требовательно спросил Кеннеди. — Потому что один из них задержан по обвинению в покушении на убийство. Это обвинение в скором времени может измениться просто на преднамеренное убийство. — Один из моих людей? Кеннеди притворился шокированным. Или он и правда был шокирован? — Кого вы имеете в виду? — Не обращайте на него внимания! — фыркнул Марло. — Он же просто берет вас на пушку. — Кто этот человек? — спросил Кеннеди. — Его имя Колсон. — Колсон? — переспросил Кеннеди. Очевидно, слова Роджера его потрясли, хотя он и старался не подать виду. Да и на Марло они тоже произвели впечатление, хотя и не такое сильное. Вне всякого сомнения, Кеннеди необходимо было некоторое время, чтобы взять себя в руки. Значит, Роджер и правда сообщил ему дурную весть. Трудность была в том, чтобы найти правильное продолжение. — Зачем было посылать его за Энвиллом? — потребовал Роджер. — Это превращает вас в сообщника, в соучастника… — Хорошо, Вест, — прервал его Кеннеди, — я прекрасно понимаю, что это значит для меня, но я не знаю, о чем вы говорите. Теперь, когда прошел первый шок, он и Марло казались весьма уверенными в себе. Во всяком случае по их поведению не было видно, чтобы они опасались каких-то разоблачений полиции в их конторе. — Я бы хотел получить более подробные сведения об этом Колсоне, — сказал Роджер. — То, что вы хотите и что вы получите, это далеко не одно и то же! — снова вмешался Марло. — Спокойнее, Роки, — остановил его Кеннеди. — Если полиция нуждается в помощи, почему бы им и не помочь? Он повысил голос: — Рейчел? Где-то задвигались ножки стула по полу, дробно застучали женские каблучки, и на пороге одной из комнат появилась блондинка с такой мощной грудью, что она не выглядела натуральной. Дамочка была довольно миловидная с исключительно хорошим цветом лица. И намазана она была умеренно, если не считать толстенного слоя губной помады. Глаза у нее были поразительно василькового цвета. Держалась она столь же естественно, как и Кеннеди, совсем как «коварная красавица» в скверных любительских спектаклях. — Вы меня звали, мистер Кеннеди? — Да, Рейчел. Принесите дело мистера Брайена Колсона. Кеннеди повернулся к Роджеру. — Кем вы еще интересуетесь? — Орасом Грином. — Ваши парни уже просматривали дело Грина в начале недели, — ответил Кеннеди, пожимая плечами. — Но если вам действительно хочется взглянуть на эти бумаги, я ничего не имею против. Шевелитесь же, милочка! Он уже полностью справился со своей недавней растерянностью. Дамочка повернулась, при этом взметнулась ее широкая белая юбка, которая была настолько коротенькой, что она выглядела бы в ней просто смешной, если бы природа не наградила ее парой стройных ножек. Она исчезла в соседней комнате. Марло достал из кармана увесистый золотой портсигар, сунул себе в рот сигарету и буркнул: — Ну, я пошел, Джим. — О'кей, Роки. — И о'кей в отношении Перси и Брайтона? — Назначь им месяц испытательного срока. — Договорились. — О'кей, Роки. Это, конечно, был вызов, заранее продуманный и хорошо рассчитанный. Если Роки задержат, его люди снаружи начнут буйствовать. Если же ему разрешат уйти, дело будет выглядеть таким образом, как будто он натянул нос полиции. — Марло, — сказал Роджер. — Я занят, полицейский. — Мистер Марло, — негромко сказал Роджер, — у вас будет сколько угодно свободного времени, если вы не будете крайне осмотрительны. Кто-то задумал вас прикончить. — Прикончить меня? — спросил он. — Совершенно верно. — Не заставляйте меня смеяться, — беспечно ответил тот, но не двинулся с места. Впервые на его физиономии появилось обеспокоенное выражение. Очевидно, он ждал чего угодно, кроме такого поворота. — У меня назначено свидание… — Правильно, Марло, со мной. В Ярде. — Не говорите глупостей! — Послушайте, Марло, вы можете сказать своим громилам и головорезам, что они могут отправляться домой и не показывать носа на улице. У меня здесь сорок человек, так что ваше сборище будет просто смято, если вы вынудите меня подать сигнал. Откройте окно и крикните им, чтобы они живенько убирались подобру-поздорову, а потом спокойно без шума поезжайте со мной. Марло тяжело дышал. — Может быть, вы мне приведете хотя бы еще один довод? — Хорошо, раз вы того желаете. У вас множество врагов. Некоторые из них распускают по вашему адресу слухи, которые могут быть верными и неверными. Я предоставляю вам возможность ответить на мои вопросы, и если ваши ответы будут звучать убедительно, вы сможете вернуться домой и узнать, кто вас подводит. — Кто врет про меня? — Друзья и бывшие компаньоны, — ответил Роджер. — Виддерман? — Предоставляю вам самому строить догадки. — Если только это Виддерман… — Послушайте, Роки, — заговорил Кеннеди, в голосе его чувствовалось беспокойство, — будь я на вашем месте, я бы поступил так, как говорит Вест. Нам сейчас не нужны неприятности. Он отвернулся от Роки и заговорил не менее убедительно, чем совсем недавно говорил Виддерман: — Мистер Вест, у Марло и правда плохая репутация, это всем известно, но это несправедливо. Все эти парни, которых вы назвали «громилами» и «головорезами», в действительности самые обычные трудяги, в большинстве своем работающие у меня. Правда, они любят проводить свое свободное время в этом районе, но это не превращает их в преступников. Я не хуже вас разбираюсь в законах и заверяю вас, что Роки не должен вас совершенно беспокоить. Вы его ни в чем не сможете уличить. — Ни сейчас, ни в будущем! — добавил Марло. — Он снова фыркнул: — О'кей, я буду пай-мальчиком. Он подошел к окну, распахнул его, высунулся наружу и помахал рукой. Роджер ясно себе представил, как насторожились все полицейские, ожидая сигнала атаки. Но вместо этого Роки закричал: — О'кей, ребята, на сегодня больше дела нет. Можете сматываться. Увидимся позднее. И снова помахал. Снизу раздался сначала глухой рев, потом издевательский хохот. В настроении толпы можно было не сомневаться. Моррис, стоявший рядом с Роджером, тихо заметил: — Мне это не нравится. В комнату впорхнула Рейчел с двумя папками под мышкой. Она тоже усмехалась, как если бы была участницей какой-то остроумной шутки. Только Кеннеди оставался серьезным. Он забрал дела. — Хорошо, я их оставлю себе. — Прекрасно, мистер Кеннеди. Дамочка старалась быть деловитой. Снизу донесся новый взрыв хохота. Роки Марло по-прежнему стоял у окна, перевесившись через подоконник. Когда Роджер обернулся, он широко улыбался. Рейчел, отдав папки, выплыла из кабинета, покачивая бедрами. Ее зад в коротенькой юбчонке выглядел невероятно мощным, а совсем неплохие ножки — нелепыми подпорками. — Вот интересующие вас два дела, — сказал Кеннеди. — Надеюсь, Колсон не попал в серьезную беду? — В весьма серьезную, — отрезал Роджер. — Благодарю. Мистер Кеннеди, сколько у вас в конторе машинок? — Три. Нет, кажется, четыре… Рейчел? И снова блондинка стояла в дверях. — Сколько у нас машинок? — У нас есть старый «Ундервуд», который давно пора сдать в утиль. Потом две «Олимпии» и два «Ремингтона», причем один из них портативный. — Портативка марки «Ремингтон»? — уточнил Роджер. — Да. Вы хотите на нее взглянуть? — Да, пожалуйста. Портативка оказалась полустандартной и шрифт на ней был совсем иной, чем на «Оливетти», на которой были напечатаны анонимки. К тому времени, как Роджер закончил ее осмотр, вернулся Роки Марло, и хохот на улице прекратился. — Хорошо, я поеду с вами, — сказал Роки смиренно. По неизвестной причине создавшаяся ситуация его веселила, можно было подумать, что они с Кеннеди, как ранее Виддерман с его секретаршей, устроили дымовую завесу, чтобы одурачить полицию. Моррис стоял у выхода на площадку, очевидно внутренне подготовившись к любой каверзе. — Идите вперед, — распорядился Роджер, — мы пойдем за вами. — Хорошо. — Только не упадите! — предупредил Роки и громко захохотал, как будто сказал что-то остроумное. Ему не пришлось напоминать, чтобы он шел следом за Моррисом. Роджер составлял арьергард, все еще настороженный, не веря, что дело может так просто закончиться. Он был не в состоянии забыть, что оба предыдущих раза опасность подкралась без всякого предупреждения… Возможно, именно потому, что обстановка сейчас накалилась, никакой опасности на самом деле не было? Внизу открылась дверь и появилась еще одна блондинка, на этот раз тощая, на лице у нее была надета защитная маска. Ее вид так поразил Морриса, что он замер на месте, и Марло едва не сбил его с ног. Роджер, еще находившийся на верхней площадке, видел, как девица что-то подбросила в воздух и выскочила наружу, захлопнув за собой дверь. — Внимание! — закричал Моррис. Он прыгнул вперед, пытаясь перехватить брошенный девицей предмет, но не сумел. Это был небольшой шарик, похожий на хлопушку. Роки закрыл глаза обеими руками. Роджер инстинктивно сделал то же самое, потом услышал звук глухого взрыва, совсем слабого, так что он не мог вызвать даже кратковременной тревоги. Роджер открыл глаза. Из шарика, попавшего между ним и Марло, черной змейкой выходил дымок. Можно было не сомневаться, что это была дымовая бомба. — Не двигайтесь, Марло! Роджер быстро спустился на пять ступенек, готовый схватить Роки за шиворот, но тот и не думал убегать. Дым быстро скапливался в темное облачко, и Моррис начал быстро размахивать над головой руками, стараясь его рассеять. Тут Роджер услышал еще один звук, напоминающий падение тела в воду, но без всплеска, за ним последовал новый взрыв. Он не сомневался, что вторую бомбу бросили сверху, Кеннеди или секретарша, но доказать этого он не смог бы, потому что они воспользовались дымовой пеленой от первого взрыва. Моррис добрался до входной двери и распахнул ее. — Без фокусов, Марло! — крикнул он гневно. Роджеру была видна его плотная фигура, четко вырисовывающаяся на фоне дверного проема. По-видимому, Моррис боялся, как бы Марло не попробовал проскользнуть мимо него. Однако тот все еще стоял на прежнем месте, наблюдая за тем, как густеет дым. Он начал уже проникать в ноздри и глотки, вызывая чувство удушья. В этот момент с улицы донесся крик ужаса. Роджер увидел, как мимо двери пробежали две или три женщины, заливисто засвистели полицейские свистки. Ему захотелось пробежать мимо Марло, но лестница была узкая. Моррис обернулся. Пробежали еще женщины. И тут Роджер увидел черное облако снаружи и сообразил, что случилось: дымовые бомбы были брошены не только в здании, но и снаружи возле него. Когда Роджер подошел вплотную к Марло, тот скалил зубы. — Какая вонь! Как раз то, что требуется для лягавых… Голос у него был особенно противный. Черный дым на улице становился все гуще. Моррис натужно закашлялся, за ним Роки Марло. Откуда-то сверху донесся голос Кеннеди: — Что здесь творится? Черт возьми, что у вас творится? — Не спрашивайте у меня! — ответил Марло, задыхаясь. Он повернулся к Моррису и заорал: — Какого дьявола вы не закроете дверь на улицу? Через минуту здесь вообще ничего не будет видно. Роджер внезапно совершенно успокоился и сказал тихим голосом, который не сулил ничего хорошего: — Вам это дорого обойдется, Марло… Мы еще доберемся до вас, и тогда вы не рассчитывайте на мою снисходительность. Он выскочил вместе с Моррисом на улицу. Дверь за ними захлопнулась. Из дверей магазинов вырывались черные клубы дыма… Мужчины и женщины, кашляя, спешили закрыть окна домов и двери. Кроме полицейских, лавочников да нескольких прохожих, на улице не было никого. Только где-то за пределами досягаемости черного дыма все еще раздавался истерический хохот и улюлюканье молодчиков Марло. Моррис сказал в ярости: — Они же делают из нас идиотов! Ведь вот чего они хотят! — Совершенно верно, — сказал, кашляя, Роджер. Потом он увидел два больших фотоаппарата, нацеленные на них из окон соседнего дома, и понял, что вся сцена была заснята на пленку.Два агентства новостей и телевизионная группа показали одно и то же: их предупредили по телефону, что полиция намеревается произвести рейд на один из клубов в районе Сохо. Назвать имя информатора они не могли. По всей вероятности, предупреждение было сделано сразу после того, как Бирвитц сообщил о вероятности проверки «Зиппа», так что у хулиганов было достаточно времени, чтобы приготовиться к встрече полиции. Это было весьма изобретательно, как и все в данном деле.
На следующее утро «Эхо» писало:
«Есть указания на то, что министр внутренних дел и комиссар полиции метрополии сильно озабочены состоянием этой когда-то мощной службы. Полиция проигрывает дела из-за того, что полицейские свидетели обвинения не справляются со своими обязанностями. Детектив-констебль Бирвитц зверски избил человека, но после смехотворного расследования, видимо по настоянию суперинтенданта Роджера Веста, был снова допущен к исполнению своих обязанностей. «Эхо» полагает, что настало время произвести тщательную проверку деятельности полиции. Методы и действия, пригодные 20 лет назад, сейчас безнадежно устарели, а массовая вербовка работников в полицию ослабила ее ряды. Не исключено, что суперинтендант Вест и люди, принимавшие участие во вчерашнем ночном фиаско, излишне полагаются на свою репутацию и традиции Скотланд-Ярда. Какова бы ни была причина, но доброму имени полиции никогда еще не грозила такая опасность. Зато преступники процветают. Надеемся, что все сознательные граждане потребуют придирчивой проверки и расследования деятельности Скотланд-Ярда, причем незамедлительно и в сжатые сроки. Это дело не требует отлагательств».Роджер прочитал статью дома за завтраком. Джанет, наблюдавшая за мужем, отошла от туалета и тихо сказала: — Ничего веселого? — Именно то, чего мы и ожидали… Он просмотрел еще пару газет и потянулся за «Глоубом». — Ну, а эта, все еще остается на нашей стороне? — Вообще-то да, но она гораздо больше озабочена несчастьем с ее собственным корреспондентом, чем нашими переживаниями. — Да — Энвилл, — тяжело вздохнул Роджер. — О нем нет никаких известий? После неловкого молчания Мартин сказал: — Есть, папа. Звонил мистер Коуп и сообщил, что ночью тот умер. Мистер Гарди тоже звонил. Он велел тебя не тревожить, но просил передать, что как только ты встанешь, чтобы ехал к нему. Роджер наклонил голову. — Мне нужно ехать. Уже двадцать минут, да? Сейчас каждая минута на учете.
Немногим раньше этого Мэг Бирвитц побежала ко входной двери за газетами, видя, с каким нетерпением их дожидается Витци. Сам он брился в ванной. Когда она вошла, он сразу обернулся и схватил почту. Ониполучали три газеты, включая «Глоуб». Прочитав статьи, посвященные Скотланд-Ярду, Бирвитц в ярости закричал: — Ты не представляешь, как мне хочется свернуть шеи этим негодяям! — Мне думается, они не могли не начать кампании против суперинтенданта Веста, — задумчиво сказала Мэг. — Просто им нужно отыскать козла отпущения, а он оказался под рукой. Ну и потом, разумеется, сейчас снова начнут травить меня. — Витци… — Да? — Витци, ты уверен, что поступаешь разумно? — Я делаю то, чего хочет Вест, разве это не достаточное основание? Помолчав, она сказала: — Не знаю… мое дело — хорошо приготовить яичницу с беконом. Она повернулась и торопливо выскочила из ванной, Бирвитц же с изумлением смотрел ей вслед. Закончив бриться, он умылся и пошел на кухню, не надевая рубашку. Завтрак стоял на решетке, чтобы не остыл, Мэг нарезала тоненькими ломтиками хлеб на тосты. — Мэг, о чем ты думаешь? — сурово спросил Бирвитц. — Забудь об этом. — Не морочь мне голову. Меня интересует, что за мысли появились у тебя в голове. Почему ты с таким видом ответила мне «не знаю»? — Ты сам во всем виноват, Витци… Вот ты только что сказал мне, что надо найти «козла отпущения». Допустим на минуту самое скверное: планы мистера Веста не удадутся, и тогда уже ему понадобится «козел отпущения». Ведь это ты передаешь секретные сведения преступникам и… скажи, кто еще знает, что ты действуешь по его приказу? — Черт побери, Мэг, ты говоришь о суперинтенданте Ярда! — Я говорю о человеке, у которого могут быть серьезные неприятности, если он не будет очень осторожным, — сказала Мэг и двинулась навстречу ему с протянутыми руками. — Дорогой, как ты не понимаешь? Он мне нравится, я не думаю, что он способен на предательство, но если встанет вопрос о его карьере и твоей… — Договаривай до конца. Ты допускаешь, что Вест может отказаться от того, что это он отдавал мне такие распоряжения, и тогда меня обвинят в том, что я продавал информацию? — Но ведь дело может так обернуться, верно? Мэг его почти умоляла. — Почему бы и нет, теоретически все может случиться, но я никогда не поверю, что так получится!.. Человек, занимающий его положение… — Старших офицеров подкупали и прежде. Откуда тебе знать, что за его очаровательной улыбкой и приятными манерами не скрывается враг, продающий Ярд? — Откуда мне знать? — спросил Бирвитц. — Но уж если дело дошло до этого, откуда ты знаешь, что этого не делаю я? Он невесело рассмеялся: — Прогони прочь эти глупые мысли, Мэг. Если никому не верить, то невозможно жить на свете… И потом, за этими разговорами ты оставила меня без завтрака. — Будем надеяться, что ты прав, Витци. Куда ты сегодня едешь? — В отель «Реджент-Палас», где видели Грина. Так что, если я понадоблюсь мистеру Весту, пусть он ищет меня там. Пока же я пойду надену рубашку.
Орас Грин вышел из ванной в номере отеля и замер на пороге комнаты. Бетти находилась на полпути между кроватью и дверью, под которую просунули свежие газеты. Она была практически нагая, в нейлоновой ночной рубашке с тонкими кружевами, ее юное тело было поистине прекрасно, кожа на нем была такой гладкой, линии плавные, но чертовски соблазнительные. Она, видимо, почувствовала на себе взгляд Ораса, потому что повернулась и засмеялась: ей доставлял удовольствие его непритворный восторг. — Бетти, до чего же ты хороша! — сказал он хриплым голосом и притянул ее к себе. — Если бы, не дай бог, с тобой что-нибудь случилось, я бы убил твоего обидчика, кем бы он ни был, а потом покончил бы с собой! — Не говори таких ужасов! — запротестовала она. — Я бы никогда не согласилась расстаться с тобой. Я сама не догадывалась, как люблю тебя, до того… до того, как это случилось. Я ради тебя готова на все, абсолютно на все! Он притянул ее к себе и принялся страстно целовать, не в силах иначе выразить свои чувства. Лишь через час он вторично поднялся с постели, накинул на себя халат и принялся за чтение газет. Первой ему попалась «Эхо». Глаза у него округлились, рот принял форму буквы «О». — Черт побери, ты только взгляни на вот это… Он пробежал глазами строчки статьи. — Все это происходило возле правления компании «Зипп». Гляди, вот Роки Марло, он выглядывает с верхнего этажа. А рядом с ним Кеннеди. Марло смеется во весь рот… мерзкая рожа! Он принялся изучать фотографию. — А вот и Красавчик Вест, — он ткнул пальцем. — Какая пощечина полиции! Знаешь, ведь Роки перегнул палку. Хорошо, что мы непричастны к этой истории. Веста нельзя безнаказанно оскорблять, теперь он камня на камне не оставит… Слышишь, что я думаю? По-моему, нам нужно сегодня же перебраться в такое место, где нас не сумеет отыскать полиция. У Марло сейчас забот полон рот, ему не до меня. Что ты скажешь про Бурнемаус? Там шикарнее, чем в Брайтоне. Да и от Лондона подальше! — Раз так нужно, я согласна, — просто ответила она. — Позавтракаем мы здесь, — решил Грин, — потом я пойду и расплачусь за отель, а ты тем временем начнешь укладываться. Одна справишься? — Я многое умею делать, — сухо сказала Бетти, — не считай меня белоручкой. Через полчаса Орас Грин вышел из номера, по многолетней привычке посмотрел сначала налево, потом направо, убедился, что в коридоре никого нет, только в одну из спален входит пожилая горничная с кипой чистого постельного белья. Он прикрыл за собой дверь и услышал, как Бетти тут же закрылась изнутри на задвижку. Хотя в таком роскошном отеле они были в относительной безопасности, Орас понимал, что успокаиваться еще рано. Он мог дать показания против Роки Марло и, следовательно, не мог не интересовать полицию. Если только Роки предполагает, что он способен продать его полиции, тогда его жизнь вообще ничего не стоит. Но если он правильно разобрался в смысле сегодняшней газетной статьи, полиция начала большую охоту на Роки, то есть она обошлась и без его свидетельств. Он прошел мимо спальни, дверь в которую была широко распахнута, так что ему хорошо было видно снятое с постели белье, поднос для завтрака с грязной посудой, оранжевые апельсиновые корки и огрызки яблок. Шла утренняя уборка. И хотя он услышал, что в этой комнате кто-то двигается, он не придал этому никакого значения. Он был почти у самого лифта, когда за ним раздалось неясное шуршанье, и он еще успел повернуть голову и взглянуть назад. И крикнул с отчаянием: — Нет! Взмахнув руками, он хотел защититься, но у него не было такой возможности. На какое-то мгновение он почувствовал нестерпимую боль от ножа, вонзившегося в спину. И умер. (обратно)
Глава 18 ПОДОЗРЕНИЕ
Позднее в то же субботнее утро Бирвитц стоял перед столом Роджера, лицо у него осунулось, глаза потускнели: так на него подействовали последние события. Роджер, говоривший по телефону, не мог отвести глаз от сотрудника ричмондской полиции. Беседовал он с Гарди, интересовавшимся положением дел. — Да, это был Орас Грин, — докладывал Роджер. — Умер он мгновенно. Ходят слухи, что в отель проник неизвестный, переодетый в форму электрика. При нем был чемоданчик со всякими инструментами. Но определенными данными мы пока не располагаем… Да, когда это случилось, Бирвитц находился в отеле, в холле, наблюдал за лестницей и лифтом, как его проинструктировали… Да, — сейчас он у меня… Да, вдова олл-райт. Долгая пауза. — Хорошо, — наконец сказал Роджер в трубку и положил ее на рычаг. Бирвитц вытянулся перед ним, как на параде. Никто не смог бы догадаться, какие мысли теснятся у него в голове, но, вне всякого сомнения, гибель Грина явилась для него страшным ударом, так что Роджер начал серьезно сомневаться, разумно ли привлекать человека в таком состоянии к столь ответственной операции, требующей постоянного нервного напряжения. Роджер спросил: — Вы говорите, что жена Грина потеряла сознание? — Упала, как подкошенная, сэр. — Сделала ли она какое-нибудь заявление? — Между рыданиями она успела сказать, что как раз сегодня они собирались уехать в Бурнемаус, но кроме этого я не смог от нее добиться ничего толкового, ну а врач настоял на том, что ей необходимо принять снотворное. — Когда она сможет говорить? — Самое раннее после обеда, по словам врача. — Тут уж ничего не попишешь… В комнате Грина ничего не нашли? — Ничего полезного для нас, сэр. Осмотр производили ваши офицеры, я же выполнял их инструкции. — Есть соображения, почему убили Ораса Грина? — Только одно, сэр. — Какое же? — Потому что он мог вывести нас на Роки Марло. Или же… Или же на того, кто за ним стоит. — Да, — согласился Роджер, — Роки Марло, Кеннеди, Виддерман. Я уверен, что эта троица не стоит в стороне. Бирвитц, по моему мнению, только у вас одного есть реальная возможность раздобыть вещественные доказательства. Что вы на это скажете? — Как я считаю, замешан может быть любой из них или же все трое вместе, — сказал Бирвитц. Глаза у него снова заблестели. — Кто-то из кожи лезет вон, чтобы заставить нас выглядеть сборищем идиотов. В этом я твердо уверен. Роджер подумал: «А ведь у парня прекрасно работает голова, только никак не разберусь, что сейчас его терзает, помимо сознания неудачи». И он подумал, что может быть именно в этом лежит причина скованности Бирвитца. Вслух же он сказал: — Утренние газеты вас встревожили? — Во всяком случае мне они не понравились. — Наверное, так же, как и моей жене… Бирвитц окончательно ожил: — Моя жена тоже страшно переполошилась. Он облизал губы и подался вперед: — Один урок я все же вынес из этой истории, сэр. Если только в будущем у меня снова будет секретное задание, я ни одним словом не обмолвлюсь о нем своей жене. Она… Он развел руками, растерянно улыбнулся и смущенно сказал: — Она вбила себе в голову, что если у нас будет какая-то неудача, то вы сделаете козлом отпущения меня. Она… я ей сказал, что она ненормальная, но она не захотела меня слушать. Роджер совершенно серьезно согласился: — Да, женщины вообще не поддаются уговорам… Он задумался. — Вы хотите сказать, что она опасается как бы я не отказался от того, что вы действуете по моим указаниям? И обвинил бы вас в том, что вы по собственной инициативе передаете сведения врагу? — Да, сэр. Роджер усмехнулся. — Вашей жене я ничем не могу помочь, а вам могу сказать, что причин для такого рода беспокойства у вас нет. Подробнейший рапорт с мотивировкой всех моих действий подан помощнику комиссара, так что я предпринял эту компанию не на свой страх и риск. И я предвидел возможность того, что по ходу операции меня все же кто-нибудь огреет железным бруском по голове или спустит в машине под откос. На этот случай наше руководство информировано, какую роль играете вы. Иными словами, все предусмотрено… не опасайтесь ловушки. Бирвитц глубоко вздохнул, но ничего не сказал. — А теперь подумаем о следующей «утечке информации», — сказал Роджер. — Вы можете им сказать, что я зол, как черт, что в Ярде одно совещание заканчивается, а второе начинается, но мы понятия не имеем, куда же теперь метнуться. Мы совершенно — слышите? Совершенно уверены, что в этой истории главное действующее лицо — Марло, но мы предполагаем, что и Кеннеди может быть причастен, и абсолютно не убеждены в невиновности Виддермана. Пусть себе постараются использовать нашу «растерянность», но в то же время знают, что они у нас все на подозрении. Ясно? — Да, сэр. — До сих пор все коммуникации с вами происходили по телефону, не так ли? — Да. — Если вам представится возможность лично встретиться с представителями другой стороны, не упустите ее. — Разумеется, сэр. Сейчас он выглядел значительно моложе и спокойнее, как человек, с души которого свалился огромный груз. — Меня не оставляет чувство вины за то, что случилось с Грином. Если бы я стал разыскивать его по номерам, вместо того, чтобы караулить у входа… — Вы делали то, что вам было сказано, — прервал его Роджер. — Если же мы все начнем себя винить за подобные накладки, нам только и останется, что просить в церкви отпущение грехов. Работать же вообще будет некому… Сообщайте мне при любой возможности о положении дел. — Хорошо, сэр! Бирвитц щелкнул каблуками и молодцевато повернулся. Когда за ним закрылась дверь, Роджер слегка усмехнулся, подумав, как легко в молодости забываются все неприятности. Появился Коуп. Вид у него был страшно мрачный. Встав лицом к окну, он пробормотал: — Я работаю в Ярде вот уже двадцать семь лет, но никогда еще не видел ребят в таком плохом настроении. — Не могу сказать, чтобы я их за это сильно винил, — совершенно серьезно сказал Роджер. — Вся беда в том, что они жаждут действовать, а мы вынуждены выжидать, чтобы не натворить глупостей. До сих пор не обнаружено даже намека на наличие связи между адвокатами в тех делах, которые нами были проиграны. Да и все обвиняемые не знают друг друга. Так что единственным правдоподобным объяснением остается то, что кто-то пытается разложить Ярд в моральном отношении, тем самым подорвать его боеспособность. Нам необходимо найти портативку марки «Оливетти». Это на сегодняшний день задача номер один. А мы пока еще и не представляем, где ее следует искать. Вы не представляете, как я иной раз сожалею, что я больше не детектив-сержант! Когда должен рапортовать Рэдлетт? — В час дня. — Я хочу его видеть. — Что вы там такое еще придумали? Вы все время мучаетесь какой-то мыслью… — Гнетет меня все та же машинка, — со вздохом ответил Роджер.Рэдлетт был одним из тех полицейских, которые обладают ростом, соответствующим требованиям Устава. И тем не менее, несмотря на то, что сейчас на нем был безукоризненно сидящий мундир, а не куртка и фланелевые брюки (исполняемая им роль продавца фирмы «Зипп»), он совершенно не походил на полицейского. В кабинете Роджера он появился около часа дня, выражая всем своим видом крайнее нетерпение. — Хэлло, Рэдлетт, чем вы можете нас порадовать? — спросил Роджер. — К сожалению, ничем. — Вытянули пустышку? — Я продал несколько щеток и заработал какую-то ерунду, выполняя в точности то, что мне было приказано. Сегодня утром я был на еженедельном совещании торговцев, потому что по субботам работы у всех мало. Так что я встретился с двумя десятками остальных деятелей. Самое странное, что большая часть из них, судя по внешнему виду, здорово зарабатывает. У каждого при себе образцы наиболее ходовых товаров, которые они продают за наличные. Что касается заказов, то они доставляются, как правило, на следующий день. И оплачиваются также наличными. Дело поставлено правильно, мистер Вест! — Можно ли с уверенностью сказать, что заработки некоторых торговцев очень большие? Точнее, что они живут не по средствам, которые можно заработать таким путем? — Понятно… Пока я еще не совсем огляделся, чтобы быть уверенным. Я уже сказал, что кое-кто там явно благоденствует, но они все только и говорят о каких-то скачках и пари, так что, возможно, деньги эти шальные… — Как часто вы встречаетесь с остальными продавцами? — Не слишком часто. Конечно, иной раз мы случайно наталкиваемся друг на друга, ну и потом есть несколько кафе, в которых они привыкли собираться после работы и обмениваться сведениями. Каждый обязан ежедневно по телефону отчитываться перед конторой, делать заявки, оформлять письменные заказы и так далее. Организация превосходная. — Порядок и процветание, — задумчиво произнес Вест. — А кому именно вы докладываете в конторе? — Кеннеди или Марло. — Выходит, Марло и правда работает на фирму? — Работает, — заверил его Рэдлетт. — Если торговцу срочно требуется товар для продажи, Марло частенько подвозит его в тот район… Так что, мистер Вест, если основываться только на том, что я видел до сих пор, то надо сказать, что это самое настоящее предприятие. Но, с другой стороны, я так недавно туда попал, что они просто еще не могли посвятить меня в свои тайны. Одно я доподлинно знаю… — Что именно? — Если ты имеешь при себе ящик с образцами продукции «Зиппа», ты без труда проникнешь в любой дом. Рэдлетт подмигнул. — Очень редко встречаются такие особы, которые кричат «нет» и захлопывают двери у тебя перед носом. Большей же частью они даже готовы угостить тебя чаем или кофе. Самое удобное время от одиннадцати до половины первого утра, то есть промежуток между окончанием уборки квартиры и полдником. Затем от трех и до четырех часов. В это время они все какие-то расслабленные. — Они? — Домохозяйки. Одна из десяти кажется пресыщенной своей семейной жизнью, если вы понимаете, что я имею в виду, другой надоело одиночество, и она счастлива поболтать с живым человеком… — Выходит, что «по совместительству» можно стать и наводчиком? — Ничего не может быть легче, сэр. Фактически стоит только заглянуть в окно гостиной, и ты получаешь полнейшее представление обо всей квартире. Если мебель не развалюха, имеются ковры, картины и пианино, значит, ты на правильном пути. Ну а если к тому же тебе и дверь открыла сама хозяйка, как это нынче принято, тогда ты получаешь дополнительную информацию о наличии денег в доме по ее одежде, кольцам, сережкам. Так что если бы мне нужно было указать адрес квартиры, подходящей для грабежа, я бы через пять минут назвал бы наиболее выгодный. — Хотел бы я иметь возможность поговорить с Грином! — воскликнул Роджер. — С нашим-то Орасом? — засмеялся Рэдлетт. — Судя по всем отзывам, этот человек с характером. Внешне он похож на мягкотелого слюнтяя, но если кто-то встанет у него на дороге… — Его убили ударом ножа в спину! — перебил его Роджер. Рэдлетт поперхнулся. — Ораса Грина? — Да. — Выходит, они и до него добрались, — с трудом произнес потрясенный парень. Вся его беззаботность улетучилась в одно мгновение. Он машинально полез в карман, достал пачку сигарет и тут только догадался вопросительно посмотреть на Роджера. Тот махнул рукой. — Курите. — Жаль беднягу… Когда? — Сегодня утром. И, возможно, вы еще не знаете, что погиб Энвилл из «Глоуба»? — Знаю, — кивнул он головой и затянулся сигаретой. Известие о смерти Грина его страшно расстроило. Если бы тут не было Роджера, он наверняка забегал бы по кабинету. — Не знаю, сэр, совпадают ли ваши мысли с моими? — Какие мысли? — Сейчас мы должны держаться все вместе, сплотиться даже сильнее, чем это представляется необходимым. Никто не станет убивать ради убийства. Колсон, прикончивший Энвилла, не пользуется популярностью у других. Он поступил в «Зипп» примерно полгода назад, вскоре ему поручили один из самых выгодных районов, где легче всего заработать приличные деньги. — Нужно выяснить, почему, — задумчиво произнес Роджер. Помолчав, он посмотрел на Рэдлетта и серьезно сказал: — Думаю, нет необходимости напоминать, что это опасное задание. Они вас убьют, если только выяснят, что вы ведете двойную игру. — Даже если узнают, кто я был в прошлом, — в тон ему подхватил Рэдлетт. Он не позерствовал, не изображал из себя героя, просто рассуждал: — Неизбежный риск. — А я хочу, чтобы вы подверглись еще большему, причем он не является неизбежным. Рэдлетт приподнял брови. — Правда? — Да. В том смысле, что это не приказ. — Что же это, сэр? — Пожелание… Мы так и не нашли эту машинку, а она нам нужна дозарезу. Осталось четыре места, где ее не искали… На два мы могли бы еще кое-как получить ордера на обыск, на два остальных — ни в коем случае, у нас просто для этого нет оснований. Если же произвести обыск, не имея на то оправдания, то пресса… — Все ясно, сэр. Где эти места? — Первое — квартира Кеннеди. Второе — дом Виддермана. Третье — квартира Мюриэль Кеннеди. Четвертое — квартира Марло. Если действительно не так уж сложно попасть в дом в качестве продавца щеток… Он не договорил. Рэдлетт наклонил голову. — Понятно. Он раздавил в пепельнице окурок сигареты и тут же закурил новую. — Да, мне ясна ваша мысль. Сильно затянувшись, он выпустил длинную струйку дыма и негромко сказал: — Придется рисковать. — Повторяю еще раз: это просьба. — Я пойду туда, сэр. Только сначала мне нужно выяснить один момент. — Да? — Если меня при этом застукают, вы постараетесь меня вызволить? С чувством обиды Роджер ответил: — Да, разумеется, как же может быть иначе… Его потрясло, что Рэдлетт считает необходимым поднимать этот вопрос. . Сначала жена Бирвитца, затем, в известной мере, сам Бирвитц, а теперь вот Рэдлетт. Раз уж сотрудники полиции начали сомневаться, могут ли они доверять друг другу, раз старших офицеров подозревают в двойной игре, значит положение — хуже не придумать. Пожалуй, вплоть до сегодняшнего дня Роджер не представлял, как глубоко проник этот яд. Анонимное письмо о Гарди, и письмо к самому Гарди были тоже частью этого широко задуманного плана. — В таком случае я с радостью попытаюсь это сделать, — сказал Рэдлетт. — Однако же придется подождать до понедельника. Все знают, что работники «Зиппа» отдыхают по субботам и воскресеньям, так что заподозрят что-то неладное, если я появлюсь до понедельника. — Пусть будет понедельник, — решил Роджер. — Это даст нам время переварить все те истории, которыми нас станет угощать воскресная печать. Спасибо, Рэдлетт. Тот неожиданно подмигнул. — Поверите, сэр, я очень рад такой возможности… Он вышел из кабинета, чеканя по-военному шаг. Коуп, подняв голову от бумаг, криво усмехнулся и после долгой паузы понимающе сказал: — Значит, вы бы хотели снова стать детективом-сержантом и отправиться на это задание вместо Рэдлетта? — А вы бы нет? — Думаю, что вы правы, но мы с вами стали слишком тяжеловесны для такого рода переделок… Надеюсь, они все же дадут нам возможность спокойно провести выходные? Я обещал своим ребятам отвезти их в Хэмптон-парк.
Роджер не мог придумать иного выхода, как направить Рэдлетта по этим адресам. Но волнение за молодого человека испортило ему весь отдых. Он все время видел перед собой труп Ораса Грина и страшную рану в голове Энвилла… Да ведь и его-то рана легко могла стать куда более серьезной. (обратно)
Глава 19 ПИШУЩАЯ МАШИНКА
— Нет, нам определенно не надо никаких щеток, — сказала пожилая особа, которая открыла дверь Рэдлетту, когда он явился в дом Кеннеди. — Вы сказали, вы из «Зиппа», да? — Да, и я уверяю вас, что это… Женщина прервала его, смеясь: — Вы даже не представляете, как забавно получается! Я же работаю у хозяина «Зиппа». Она подождала, чтобы до Рэдлетта дошло значение ее слов. Сначала изобразив весьма натуральное изумление, он в свою очередь захохотал. — Вот это да! Разрази меня гром, неужели я угодил к мистеру Кеннеди? — Совершенно верно, это квартира мистера Джима Кеннеди. — Знаете, лучше не говорите ему, что я сюда забрел, — обеспокоенно взмолился он. — Не волнуйтесь, он только скажет, что вы честно относитесь к своим обязанностям, — заявила женщина. — Но, конечно, теперь не то время, чтобы беспокоить его с такими пустяками. Очевидно, она принадлежала к породе говоруний, и была рада возможности поболтать, но пока держала его на лестнице. Рэдлетт лихорадочно придумывал предлог, чтобы попасть в квартиру. Часы показывали 11, так что она могла догадаться предложить ему чашечку кофе. — Сын миссис Кеннеди попал в какую-то неприятную историю, она страшно расстроена, — трещала женщина. — Что за история? — спросил он, чтобы продлить разговор. — Сказать по правде, я ничего не знаю. Сын-то здесь не живет, я только слышала про это по телефону. Беда случилась в прошлую пятницу. Я была в соседней комнате, когда хозяйке это сообщили. Я испугалась, что она сойдет с ума, у них случилась ссора с мужем… Но я не должна тут стоять и сплетничать. Рэдлетт сказал: — Я очень ей сочувствую, потому что у меня самого год назад были такого рода неприятности. Я попал в автомобильную аварию, так что хорошо понимаю ваши переживания… Ладно, раз вы уверены, что я не смогу ничего продать вам… Последняя фраза вызвала у нее на лице улыбку, на которую он и рассчитывал. — Тогда я пойду. У меня есть еще пара адресов, а потом я забегу выпить чашечку чаю и… — Если хотите, я напою вас чаем. — Она сразу ухватилась за такую возможность продолжить разговор. Ей и в голову не пришло, что каждое слово Рэдлетта преследовало определенную цель. — Вообще-то все это очень странно. Мистер Кеннеди не любит, чтобы я что-нибудь покупала у дверей. Но ведь тут совсем другое дело… Я же помогаю ему делать деньги, вот в чем штука, верно? Она отошла в сторону, пропуская его в квартиру. — Поскольку вы работаете у него, вряд ли он станет возражать. Так что вы можете осмотреть наши щетки, которые наверняка давно пора заменить. Она провела его в современную кухню. Все здесь говорило о достатке и наличии денег. Это была одна из тех квартир, о которых он говорил Роджеру. Все двери были распахнуты. Болтушка, по всей видимости, была великолепной прислугой, в доме все блестело чистотой. — Я оставлю вас здесь, — сказала она, — а сама закончу уборку спальни. Рэдлетт, изобразив на лице предельное смущение, забормотал: — Вы очень добры. Я… э-э… я… Вы не будете возражать, если я воспользуюсь… вашей ванной? — А, вам нужен туалет? Она понимающе засмеялась. — Не краснейте, дело житейское. Вон в том углу. Видите? Надеюсь, вы и один найдете дорогу назад, когда покончите со своими делами… Она не стала смотреть, как он прошел в туалет, расположенный рядом с ванной, и заперся изнутри. Как только ее шаги замерли в отдалении, он осторожно проскользнул в длинную узкую комнату, выходящую окнами на Реджент-парк и залитую сейчас веселым солнечным светом. Он не стал тратить время на разглядывание мебели, сразу же прошел к небольшому столику в углу с пишущей машинкой, и убедился, что это была портативка марки «Смит-корона», шрифт которой был совсем другой. Быстро заглянув в ящики письменного стола, не забывая прислушиваться к звукам в квартире, он убедился, что и здесь не было ничего примечательного. Тогда он перешел в соседнюю большую столовую, но так как в этот момент раздались женские шаги, ему пришлось поспешно ретироваться в ванную и открыть в умывальнике кран. Горничная не обратила внимание на то, что дверь в жилые комнаты осталась неплотно притворенной, она торопилась на кухню, откуда доносились призывные свистки закипевшего чайника. Из ванной он умудрился пробраться в спальню с двумя одинаковыми кроватями, а оттуда — в гардеробную с красивым туалетным столиком, на котором стояло множество хрустальных флаконов, баночек, пудрениц и коробочек. Тут же, стеклом вниз, лежала чья-то фотография. Рэдлетт подошел и перевернул ее. С фотографии ему улыбался Брайен Колсон, убийца репортера Энвилла.Рэдлетта такое указание не слишком устраивало, но он привык подчиняться распоряжениям старших офицеров. Лично он рассуждал, что чем скорее он попадет в квартиру Роки Марло, тем лучше, но Вест наверняка руководствовался какими-то вескими соображениями, когда распорядился заняться ею в последнюю очередь. Возможно он считал, что «обработать» квартиры двух других гораздо проще. Квартира Виддермана находилась на Найтингс-бридже, Мюриэль жила в Кенсингтоне, то есть оба примерно в одном направлении. Сначала он отправился к Виддерману. Дверь ему открыл невысокий лакей, которого совершенно не интересовали ни щетки, ни кисти, ни швабры. Он не пустил горе-торговца даже в переднюю, и Рэдлетт был вынужден примириться со своей неудачей, не представляя, что еще можно сделать в таком случае. Он поехал на своем мотороллере по Прингесс-Гейт до пересечения с Альберт-стрит, где стоял небольшой особнячок, в котором жила Мюриэль Кеннеди. Единственное, что ему было известно, что это была квартира со всеми удобствами на третьем этаже. Особняк в старом джорджианском стиле недавно был отремонтирован и перекрашен, но в нем по-прежнему царила атмосфера старого аристократического Лондона. Он нажал на звонок, но ему никто не ответил. Нажал вторично, после этого постучал. Изнутри не доносилось ни единого звука. У Рэдлетта бешено заколотилось сердце. В известном смысле это был наиболее неудачный вариант, именно тот, который он имел в виду, когда спрашивал у Роджера, поддержит ли тот его в случае необходимости. Одно дело открыто войти в дом или квартиру, совсем другое забраться в нее в отсутствие хозяев или прислуги. Он поднялся на самый верх лестницы и несколько минут прислушивался, но во всем здании царила мертвая тишина. Тогда он достал отмычку, спустился к нужной двери и уже через несколько минут замок поддался. Во рту у него пересохло, когда он открыл дверь в кабинет. Она немного скрипнула, но не настолько, чтобы было слышно на лестнице. Комната была светлая, просторная, с окнами на музей. По дороге мелькали машины, на противоположном бульваре о чем-то говорили двое полицейских. Он осмотрел другие комнаты в квартире. Особой роскоши не чувствовалось, но обстановка была добротной. В спальне пишущей машинки не было, но и тут его внимание привлекла фотография, стоявшая на прикроватной тумбочке. Это был хороший портрет Роджера Веста. Сзади было написано: «Со всей своей любовью, Роджер». — Мой бог! — еле выдохнул Рэдлетт. Но тут же подумал: «Но ведь он сам послал меня сюда!» Он открыл створку гардероба, в котором висела только женская одежда. Поспешно он прошел в соседнюю комнату, где по одной стенке стояла узкая кровать, а напротив — трехстворчатый шкаф. В нем висело два мужских костюма, и Рэдлетт прикинул, что они по размеру как раз подходят Весту. В комоде стопочкой лежали прекрасные мужские рубашки и хорошее белье. Было похоже, что Вест здесь бывал и имел на этот случай запасной гардероб. Была ли Мюриэль его любовницей? Если да, то почему же он разрешил ему сюда прийти? Он снова вернулся в большую общую комнату и остановился, внимательно оглядывая ее и стараясь выбросить из головы мысли о Весте. Тут не было ни письменного стола, ни машинки, ничего такого, что говорило бы о том, что Мюриэль брала работу домой. Потом он заметил маленькую тумбочку, сделанную в форме старинного секретера с выдвижной крышкой. Отведя ее назад, он увидел портативную машинку в бежевом футляре. Это была «Оливетти». Он поставил машинку на стол, вложил в нее лист бумаги и напечатал поочередно сначала все маленькие буквы, потом нажал на верхний регистр и напечатал заглавные. Потом на бумаге в двух вариантах появилась первая, пришедшая ему в голову фраза: «Быстрая коричневая лисица прыгнула на ленивую собаку». Закончив, он аккуратно сложил листок и спрятал его в бумажник, потом списал серийный номер машинки. Весту придется позаботиться, чтобы машинку как можно скорее отыскали здесь, но для этого нужно иметь соответствующие полномочия. Впрочем, теперь получить ордер на обыск будет несложно. Для быстроты он может прямо отсюда позвонить Весту. Черт подери, как это он сразу не подумал об этом? Он быстро спрятал машинку на место, потом подошел к телефону и поднял трубку. Он набрал номер УУН1 1212, считая, что так скорее можно отыскать Веста, чем по 999. Раздались длинные гудки, но никто не отвечал. Он не помнил, чтобы ему приходилось когда-либо так долго ждать. Черт побери, что случилось? — Нью Скотланд-Ярд. — Быстрее разыщите суперинтенданта Веста. Говорит Рэдлетт. — Обождите минуточку. Рэдлетт ждал, повернувшись лицом к двери. Из трубки долетело какое-то гудение. Куда провалился Вест? И почему его фотография… — Хэлло, Рэдлетт? По его голосу можно было подумать, что для него не существует такая вещь, как спешка. — Откуда вы звоните? — Из квартиры Мюриэль Кеннеди. Только что закончил осмотр. Машинка здесь. Он замолчал, ожидая реакции, но ее не последовало, тогда он торопливо продолжил: — Я взял несколько образцов шрифта, так что нет сомнения, что это та самая, которую мы разыскиваем. — Замечательно, — похвалил Вест. — Неподалеку от ее квартиры находится наша радиофицированная машина с двумя нашими работниками. Я предупрежу их, чтобы они заняли пост и задержали бы любого человека, который будет выходить из здания с машинкой. Спасибо, Рэдлетт, вы свое сделали, теперь уходите оттуда. — Спасибо, мистер Вест, но есть еще одна вещь… Однако тот уже повесил трубку, так что было поздно предупреждать его о фотографии. Он почувствовал облегчение, услышав, с какой тщательностью Вест подготовил эту операцию. Наверное, сообщение Рэдлетта не явилось для него полнейшей неожиданностью, он предполагал нечто подобное. Машинально он потянулся в карман за сигаретой, но тут же спохватился, покачал головой и пошел к входной двери. Теперь все было кончено, и он надеялся, что на протяжении долгого времени ему не придется заниматься подобными делами. Он открыл дверь на площадку. Там стояло двое мужчин в беретах, натянутых на самые глаза. Прежде чем он успел открыть рот, более высокий изо всех сил ударил его ногой в живот и затолкал обратно в квартиру. Рэдлетт отлетел к стенке, попытался приготовиться к ответному удару, но увидел, как на него прыгает второй бандит, и понял, что у него нет ни единого шанса вырваться из западни. (обратно)
Глава 20 ТРЕВОГА
Роджер перегнулся через свой стол, потянулся за трубкой, вызвал «информационное бюро» и услышал ответ еще до того, как успел задать вопрос. — Нет, никто не видел, чтобы Рэдлетт выходил из дома, а Мюриэль Кеннеди исчезла бесследно. В конторе Виддермана ее нет, но сам он там, а Кеннеди и Марло в правлении «Зиппа». — Что в отношении патрульной машины? — Все еще дежурит перед домом. Он поблагодарил и повесил трубку. Коуп разговаривал с каким-то дивизионом о взломе и ограблении квартиры, о котором сообщили несколько минут назад. Нацарапав на клочке бумаги «Я у Гарди» и сунув его под нос Коупу, он вышел из кабинета. Потом, передумав, вернулся за шляпой, которую надел на голову, уже направляясь по коридору в кабинет помощника комиссара. Гарди был один и лишь усталое выражение его лица говорило, в каком напряжении он находится в последнее время. — Хэлло, Красавчик, что еще стряслось? Роджер объяснил. — В этом деле нельзя предугадать, что тебя ожидает. То, что фраза не была эмоционально окрашенной, придавало ей большее значение. — Рэдлетт ничего не говорил, была ли квартира этой женщины пустой, когда он в нее проник? — Он только и сообщил, что произвел тщательный осмотр, и я сомневаюсь, чтобы он не заметил, если там кто-то скрывался. — Патрульные в машине не видели, чтоб кто-нибудь входил в парадный или черный ход особняка? — Нет. — Значит, кто-то прятался в какой-то другой квартире… Вы не догадываетесь, кто бы мог это сделать? — Нет. — Что вы хотите сказать? — Я могу сделать только одно. Я самолично послал Рэдлетта забраться в эту квартиру, не спрашивая ни у кого совета, так что он не имеет права находиться там, и те люди, которые подстроили ловушку, прекрасно это знают. Мы можем проникнуть туда лишь совершенно официально под каким-то предлогом. Если же мы начнем действовать сгоряча, отправим сейчас туда людей произвести осмотр, у нас могут начаться серьезные неприятности. Гарди, не мигая, смотрел на Веста. — Мы могли бы получить ордер. — На обыск квартиры Мюриэль Кеннеди? В то время, как ее папаша и какой-нибудь специалист-законник только и дожидаются возможности обрушиться на нас всеми статьями конституции. Нет, нет, если мы при этом не найдем инкриминирующих доказательств, они поднимут такой вопль, что вчерашние газеты на этом фоне покажутся нам ангельским пением. — Куда вы клоните, Красавчик? Эго был чисто риторический вопрос, потому что Гарди уже все понял. — Я должен сам отыскать Рэдлетта. — На вас обрушат не только статьи конституции, но и вообще весь свод законов. — Пресса давно заклеймила меня «нарушителем спокойствия» в сговоре с головорезом Бирвитцем. Если мы с ним и нарвемся на неприятности, вас, в крайнем случае, можно отстранить от должности, ну а уж если случится самое худшее, уволить из полиции. — Послушайте, Красавчик… — Разве я не прав? — Наверное, правы. Но мне не нравится… — Я все это говорю вам только для того, чтобы вы знали, чего можно опасаться. Но официально вы ничего не знаете… — Помолчав, он добавил: — Вы можете сделать одну вещь? — Какую? — Установите наблюдение за всеми четырьмя квартирами, которые посетил Рэдлетт. Приставьте надежные хвосты ко всем подозреваемым лицам. Сконцентрируйте людей близ Натинг-бриджа на тот случай, если мне срочно понадобится помощь. — Хорошо, — обещал Гарди. — Спасибо. Роджер помахал ему рукой и вышел из кабинета. С минуту он постоял за дверью, хмуря брови. Сердце у него громко стучало. Наверное, он сейчас переживал то же самое, что Бирвитц и Рэдлетт, хотя и взялся за это дело по собственной инициативе. Они тоже хотели заручиться официальной поддержкой, как и он, но Гарди был удивительно скуп на слова. Ему бы следовало запретить самодеятельность, добиться ордера на обыск, пустить расследование по обычным каналам. Почему он так не поступил? Роджер медленно пошел к своему кабинету, великолепно понимая, что испытывали другие, и как сильно ослабело взаимопонимание в Ярде. Что уж тут хитрить, правда заключалась в том, что он сомневался в Гарди, а тот мог точно так же сомневаться в нем. Если пройдет гладко, он первый посмеется над собственными подозрениями, и они с Гарди теснее сблизятся, чем до этого. Но сейчас… Гарди охотно разрешил ему подставить голову под удар. Роджер заглянул в свой кабинет. — Эй, Красавчик! — сказал Коуп, — тут Бирвитц справлялся, не можете ли вы уделить ему несколько минут по важному делу. — Где он? — Внизу, в буфете. Я обещал ему позвать вас, когда вы появитесь. — Скажите ему, что я буду ждать его в машине… В скором времени вы получите указания от Гарди. Проверьте, чтобы они были в точности исполнены. — В чем дело? — Узнаете, — усмехнулся Роджер. Был уже почти час дня, когда он добрался до своей машины. К нему тотчас же подошел один из патрульных. — Спасибо, я поеду один, — сказал он. Он заметил, как к нему спешит Бирвитц, на ходу жуя. Было поразительно, что такой великолепный игрок в теннис мог так неуклюже передвигаться. Бирвитц подбежал. — Садитесь за руль, — сказал Роджер, — мы поговорим по дороге. Мы едем в Найтинг-бридж. — В Найтинг-бридж? — Да. Бирвитц включил зажигание и медленно поехал по набережной. Он не отвечал до того момента, пока они не выбрались с территории Ярда. «Помни, что Бирвитц может оказаться не вполне надежным». — Моя жена получила еще одно сообщение, — сказал он наконец. — Чего они теперь хотят? После маленькой паузы он ответил: — Вас. И так нажал на акселератор, что мог бы перегнать любую машину. Они свернули направо, потом налево, проскочили Парламентскую площадь и Биг-Бена. — Мне велели, чтобы я направил вас в дом на Найтинг-бридже и убедил вас добровольно войти туда «Не надежен?» — Когда поступило это сообщение? — Полчаса назад, — ответил Бирвитц. — Бетти Грин находится в лечебнице, я ждал там, не придет ли она в себя и не начнет ли говорить. Мэг знала, где меня найти. Она сказала, что ей звонили в три минуты первого. Иными словами, соображал Роджер, через 10 минут после того, как ему звонил Рэдлетт. Противник действовал поразительно расторопно. Выигрывал время? Бирвитц тихо сказал: — Мистер Вест? — Да. — В данный момент в моем доме находится пара «торговцев щетками». Моя жена звонила мне под нажимом… Губы у него дрожали. — Со мной говорил один из них. Он мне объяснил, что случится с моей женой, если я их не послушаюсь. Если вы сами не явитесь в этот дом… Он замолчал. Роджер видел, как его руки вцепились в руль, как побелели на них косточки. По всей вероятности он вел машину автоматически, не слишком быстро, чтобы не нарушать правила, и говорил он негромко, голос у него не дрожал и не прерывался, и можно было лишь догадываться, чего ему стоило вот такое внешнее спокойствие. Роджер сказал: — Они обо всем подумали. — Это настоящие дьяволы… Если я вернусь домой до того, как все это кончится, или если кого-то пошлю к нашему дому, они сказали… — Что? — Они напомнили мне о судьбе Грина. — Понятно… А этот адрес? Керлев-плейс. — Откуда вы это знаете? Впервые у того сорвался голос. — Там находится Рэдлетт. Роджер рассказал ему, что успел сообщить Рэдлетт, но не сказал ни про патрульные машины, ни про сосредоточение полицейских, о которых обещал Гарди. Как ни странно, но он почувствовал облегчение. Одно дело врываться в квартиру Мюриэль Кеннеди до того, чтобы не подвести Ярд как организацию. Совсем иное дело появиться там в связи с Бирвитцем. Теперь его действия были вполне оправданны. Правда, все же нельзя было забывать возможности того, что Бирвитц сказал ему неправду. Но история звучала правдоподобно до самых мельчайших подробностей, она точно соответствовала сложившейся обстановке, именно нечто такое должны были предпринять организаторы кампании, и все же Бирвитц мог лгать. Разве на этой стадии это было существенно? Роджеру приходилось действовать одному, на свой страх и риск. Он сказал: — Я намерен проникнуть в эту квартиру, но представляю, что там меня ждет. Я не направляюсь туда в качестве официального, так сказать, лица. Теперь мне стало ясно, что они сами там поджидают меня с нетерпением. И я пойду туда один. — Не совсем один, — сказал Бирвитц. — То есть? — Мне было велено войти туда следом за вами. — И что сделать? — Подняться в квартиру на самом верху. Он на секунду снял руку с баранки и сильно ударил ею по колену. — Что они замышляют? — Изолировать нас, — сказал Роджер. — Не понимаю! — Вас и меня как козлов отпущения, — пояснил спокойно Роджер. — Учтите, что за этим стоит человек с хорошей головой, умеющий мыслить по-полицейски. — Да, я тоже считаю, что без Кеннеди тут не обошлось, — Иногда мне даженачинает казаться, что Кеннеди слишком очевиден, — сказал Роджер, — но в данный момент не слишком важно, кто именно наш враг. Куда важнее, что они задумали. Помолчав немного, он попросил: — Остановитесь-ка возле этого телефона-автомата. Бирвитц начал было: — Зачем вы… Но все же остановился. Роджер вошел в будку и набрал номер Бирвитца. Гудки раздавались очень долго, наконец раздался мужской голос: — Слушаю. — Говорит суперинтендант Вест. Миссис Бирвитц дома? Мужчина ответил: — Боюсь, что она вышла. — После маленькой паузы он спросил: — Что ей передать? — Ничего, спасибо. Я позвоню еще раз. — Олл-райт, — сказал мужчина. Он, конечно, мог быть одним из продавцов, действующим по инструкции, но все же это не было бесспорным доказательством правдивости истории Бирвитца. Он вернулся в машину. Лоб Бирвитца был покрыт бисеринками пота, руки сжаты. — Если что-нибудь случится с Мэг… — начал он. — Боже мой, каким я был болваном, когда ввязался в эту историю! — Не забывайте, что не вы ее начинали, — рассердился Вёст. — Мы стараемся найти тех людей, которые замыслили подорвать авторитет Скотланд-Ярда, посеять недоверие среди его сотрудников, предать их поруганию, расколоть его так, чтобы… Он не мог продолжать от негодования. — Чтобы что? — спросил Бирвитц. — Как бы ты сильно ни ненавидел Ярд, разве это не явилось бы достойной местью? Действовать на нервы полицейским свидетелям, вызывать эмоциональные перегрузки, сеять недоверие, добиваясь того, чтобы ни один человек не мог смотреть на своего начальника с полной верой, может ли кто-нибудь затеять это только ради мести? Охотно верю, что можно точить зубы на одного человека. Скажем, Кеннеди может стараться чем-то досадить Гарди. Но чтобы замахнуться на всю полицию… Это же бессмысленно, правда? — Пожалуй… Что же тогда имеет смысл? — Мне кажется, я догадываюсь, — тихо сказал Роджер. — Догадываюсь, во что это должно вылиться. Широчайшая, в масштабах страны, организация уличных торговцев, по большей части самых настоящих, но среди них масса преступников. Полиция морально разложилась, дисциплина ослабла, и вот уже нет прежней монолитной грозной силы. Старая история — разделяй и властвуй. И вот целая волна преступлений, не единичные ограбления, а серия налетов на частные дома и лавочки. И если все это будет проделано в один день, тогда «такая» полиция с этим просто не справится! Какой-нибудь десяток преступников будет задержан, основная же масса останется безнаказанной. А если еще каждое ограбление не будет чем-то выдающимся, если будут похищены самые обычные вещи, тогда их будет просто реализовать. Суммарная же прибыль превысит то, что можно заработать на самом дерзком ограблении банка. Бирвитц задумчиво сказал: — Что же, вы, может быть, и правы… Но эта версия не дает ответа на один весьма важный вопрос. — Какой? — Что нам-то делать? — Проникнуть в эту квартиру и выяснить, что там затевается, почему их так интересует свидание с вами и со мной. — Вы не боитесь? — тихо спросил Бирвитц. — А вам известно, как избежать этого? — Нет. Я надеялся, что вы знаете… Минут десять они ехали молча. Бирвитц показал великолепное знание Лондона. Он сказал: — Теперь уже близко… Вы не догадываетесь, что нас ждет? — В деталях — нет, но не сомневаюсь, что они припасли какие-то весьма «веские» доводы, которые, по их мнению, должны успокоить меня раз и навсегда. (обратно)Глава 21 «ВЕСКИЕ ДОВОДЫ»
Праздношатающихся возле Керлев-плейс не было, только на противоположной стороне улицы стоял радиоремонтный фургон без водителя, являющийся в действительности патрульной машиной Ярда. Два такси перед соседним кафе, водители которых без особых «ломаний» позволили пассажирам на неопределенное время прервать поездку, не выключив, разумеется, счетчика, тоже принадлежали полиции. Недалеко от фургона остановился грузовик для перевозки мебели, борт у него был откинут, внутри на каком-то перевернутом диване сидело двое грузчиков, они пили чай из термоса. Непрерывным потоком проходили машины. Роджер и Бирвитц завернули в подъезд, подергали парадную дверь, но она была заперта. Бирвитц остался стоять «на стреме», Роджер же ловко и умело пустил в ход отмычку. Замок щелкнул, открываясь. Он потянул дверь на себя и крикнул Бирвитцу. Тот сразу же подбежал, и они вошли в здание. В узком проходе было темно. Бирвитц тихо спросил: — Кому идти первым? — Идите вы. Тот молча прошел мимо него и стал подниматься по ступеням. На лестнице лежал толстый ковер, так что их шагов почти не было слышно. Бирвитц задержался на первой площадке, прислушиваясь, но тут же пошел дальше. Роджер следовал за ним через пару ступенек. Тишина не была нарушена, даже когда они добрались до самого верха. Бирвитц сразу же подошел к двери и остановился, повернувшись спиной к Роджеру: он занялся замком. Роджер внимательно смотрел вниз. Послышался щелчок, дверь открылась. Бирвитц прошептал: — О'кей. В этот момент снизу долетел какой-то звук. Роджер быстро повернулся. Он увидел, как из квартиры этажом ниже вышел Роки Марло с двумя парнями, один из них был в берете, второй — без головного убора, сверху он казался лысым. На самом же деле голова у него была побрита, его светлые волосы только что начали отрастать. Марло поднял руку, помахал ею и начал подниматься по лестнице, нелепо гримасничая. Его телохранители шли следом. — Входите же, — закричал Марло, — будьте желанными гостями, Красавчик! Входите без задержки. У полицейских не принято дожидаться приглашения, если только они имеют отмычки… Роджер не двигался с места. — Бирвитц тоже может войти, — продолжал Марло. — Входите, составьте компанию своему другу Рэдлетту. Он олл-райт. Сначала перепугался, что мы собираемся перерезать ому горло, но у нас совсем другие идеи, не правда ли, Красавчик!? Или вам это неизвестно? Роджер вошел в маленькую переднюю. Дверь длинной комнаты открылась, показывая пианино, тумбочку-секретер, несколько кресел и облезлые стены здания музея напротив через улицу. — Симпатичная семейная вечеринка, — объявил Марло. — Шевелитесь же, Красавчик! Мы не можем тут развлекаться весь день! А почему вы все время молчите, дорогой? Не ожидали такого сердечного приема? — Я привык иметь дело с конкретными вещами, поэтому не станем говорить о том, чего я ожидал! — ответил Вест. — Вам приготовлено еще много приятных сюрпризов, — пообещал Марло. Он стоял за Роджером и подтолкнул его в спину, не грубо, но достаточно сильно, так что тот влетел в длинную узкую комнату, выходящую окнами в парк. Бирвитц сразу же двинулся к окну. Посреди комнаты на стуле сидел Рэдлетт, рот у него был заклеен лейкопластырем, серые глаза широко раскрыты, пиджак надет задом наперед и застегнут сзади за спинкой стула, так что он служил смирительной рубашкой. Марло вошел следом за Роджером в комнату, от него ни на секунду не отставал бритоголовый. Второй остался караулить снаружи. — Вот мы и собрались, старые друзья, — фыркнул Марло. — Я не стану тратить время напрасно, Красавчик. Изложу вам свои условия. Вы вольны их принять или нет. Я подготовил крупную операцию. Сегодня ночью намечено одновременно провести свыше двухсот налетов, и они не должны провалиться. Все дома соответственно обследованы, мы знаем в точности, где хранятся, как спрятаны ценные вещи, так что остается только войти и все это взять. Половина наших продавцов готова к акции, да и со скупщиками краденого есть полная договоренность. Товар будет самый ходовой, сбыть его даже очень просто. Ясно, Вест? — Ясно, — ответил он. — 212 налетов, если быть точным, — хвастливо продолжал Марло. — Может быть, вас интересует, почему ликвидировали Грина? Потому что он знал, что мы задумали, он был одним из лучших наших наводчиков! Знаете, почему пришлось убить Энвилла? Верьте или нет, но этот газетчик докопался до правды. Случайно, конечно, так что особых причин для волнения у нас не было. Но, как говорится, береженого и бог бережет! Так что его нельзя было оставлять в живых. Сказать по правде, мы решили, что вы тоже занялись нами. Отсюда возникла необходимость организовать эту встречу «на высшем уровне». До этого мы сделали несколько попыток убрать вас с дороги, но вы и правда родились в сорочке. Когда же вчера вы явились в контору, Красавчик, вы окончательно убедили нас в том, что вам многое известно. Но больше вам не удастся мешаться у нас на дороге. Роджер молчал. — Теперь вы знакомы с положением дел, — продолжал Марло. При этом он откинул голову назад и захохотал. — Ничего более напряженного нельзя себе представить, верно? Организовано все и продумано до мелочей, будьте уверены. И единственное, что нам теперь требуется, это человек, который время от времени помогал бы нам без лишнего шума провести очередную акцию. Смерть как не люблю волокиты и нервотрепки! Все обтяпано в наилучшем виде, Красавчик, тут и комар носу не подточит. Мы вдвоем с Кеннеди обмозговали каждый шаг. Сейчас вот заманили вас в квартиру Мюриэль. У нас имеется парочка ваших костюмчиков. Вернее так: один был украден из химчистки, когда мы занялись имуществом ее хозяина-ротозея. А второй сшили точно по первому. Припоминаете свою пропажу несколько месяцев назад? — Да, — ответил Роджер. Вплоть до этого момента он ни разу не задумывался над этим инцидентом. — Так вот, все это здесь, — засмеялся Марло. — А на ночном столике Мюриэль стоит ваша отличная фотография с нежной надписью, доказывающая, какими вы с ней были нежными друзьями. Рэдлетт был страшно шокирован при виде ее, не так ли, милок? Марло взглянул в сторону беспомощного молодого человека, но тут же снова обратился к Роджеру: — О'кей, Красавчик, можете поступать так, как найдете нужным: либо впрягайтесь в нашу упряжку и тогда вы будете получать двойную монету по сравнению с тем, что вы сейчас имеете в своем Ярде. Дополнительно пять тысяч в год, не так уж плохо! И за это от вас только и требуется «не замечать» наших ребят, когда я предупрежу. Причем все будет делаться аккуратно, не бросаясь никому в глаза. Время от времени вам будет предоставляться возможность изловить кого-нибудь из наших парней. Верно, Димер? Бритоголовый у двери осклабился. — Верно, шеф. — Как видите, обязанности предельно простые. Не сомневаюсь, что вы согласитесь действовать с нами заодно, но, конечно, мы застрахуемся от того, чтобы вы по первому капризу могли дать ход назад… И это совсем просто! Сейчас объясню: мы перережем Рэдлетту глотку, а дело будет представлено таким образом, будто это сделали вы. Фактически вы уже влипли, мой дорогой. Так что независимо от того, войдете ли вы с нами в игру или пожелаете остаться «добропорядочным полицейским», вас в Ярде все равно привлекут, в случае вашего отказа, за убийство Рэдлетта. Мы постараемся им подбросить самые неопровержимые доказательства вашего преступления и массу пикантных подробностей о вашей жизни с Мюриэль Кеннеди. И даже если бы она надумала отказаться, в чем я сильно сомневаюсь, — котелок у нее хорошо варит, ваши люди успеют тут побывать до того, как она уберет из шкафов ваши личные вещи и прочие свидетельства того, что вы проводили много счастливых часов в этом уютном гнездышке. Так что решайте, Красавчик, с нами вы или против нас? — Если с вами, — совершенно бесстрастным голосом спросил Роджер, — то каким образом вы сумеете повесить на меня убийство Рэдлетта? — Вопрос по существу. Он доказывает, что вы человек практичный. Но ведь и мы-то здесь не лыком шиты! Новый взрыв самодовольного хохота. Это доказывало, что нервы у Марло натянуты до предела и что дела обстоят вовсе не так блестяще, как он все время старается внушить Роджеру. — Решайте же, Красавчик. Вы, конечно, сможете сказать своему другу Гарди, что явились сюда и нашли Рэдлетта мертвым… Получили сведения о том, что его жизни угрожает опасность, и именно по этой причине пробрались в чужую квартиру без ордера на обыск. И все будет о'кей, но лишь в том случае, если вы будете вести себя умником и слушаться во всем меня. А как только вы поднимете хвост, мы предъявим фотографию и… — Фотографию? — он приподнял брови. — Ну да, снимок того, как вы убиваете Рэдлетта. У Роджера невольно перехватило дыхание. — Какая разница, — продолжал разглагольствовать Марло, — ведь его в любом случае придется убирать. Так уж лучше с пользой для дела. Лично для него безразлично, кто отправит его на тот свет. Роджер посмотрел на Рэдлетта. Тот сидел неподвижно, только на бледных щеках у него горело два лихорадочных пятна. — Димер, дайте-ка нашему мистеру Весту нож, — распорядился Марло. — Им убили и Грина, Красавчик. Не правда ли, забавное совпадение? Одного удара будет вполне достаточно. Если вы не вполне уверены, как это сделать, проконсультируйтесь у Димера. Он у нас великий специалист. Эй, Димер, ты приготовил мне киноаппарат? — Все о'кей, Роки, — угодливо ответил бандит. Только сейчас Роджер обратил внимание на то, что на столе стоял фотоаппарат с обычным 35-миллиметровым объективом, снабженным специальной световой вспышкой для съемок в темноте. Марло взял его двумя руками, прижался глазом к видеоискателю и стал наводить на Рэдлетта, прищелкивая от удовольствия языком. Роджер начал: — Но ведь Бирвитц… — О нашем Витци можете не беспокоиться, Красавчик! Именно он и будет нашим основным свидетелем. Если же только он не станет делать того, что ему сказано, его обожаемая супруга не доживет до завтрашнего утра. Соображаете, Красавчик? Марло сделал шаг вперед, глаза у него сощурились, стало ясно, как велика его ненависть. Но он не подходил слишком близко, наверное опасаясь, как бы Роджер не ударил его. — Не финтите, Вест, выкладывайте: все или ничего, третьего решения нет. Если я теряю, о'кей, я теряю. Если меня обвиняют в преднамеренном убийстве, о'кей, значит обвиняют. Рано или поздно мы все должны умереть. Сейчас я сделал ставку на вас с Бирвитцем. Поставил на то, что вы захотите спасти свои жизни, репутацию и жен. Потому что если вы не согласитесь принять мои условия, я позабочусь о том, чтобы вы потеряли все, чем обладаете. Так вот, коли вы сами заколете Рэдлетта, и я сделаю хороший снимок, тогда все о'кей. Мне лучшего и не надо. Если же мне самому придется возиться с Рэдлеттом… Роки не закончил. — Нужно сказать, что идея превосходная, — неожиданно вмешался Димер. — Верно, полицейский? — Да, превосходная, — согласился Вест. (обратно)Глава 22 ПРЕВОСХОДНАЯ ИДЕЯ
Он внимательно посмотрел на Марло, который медленно отходил назад, явно опасаясь вспышки со стороны Роджера, потом его глаза перешли на угодливо изогнувшуюся фигуру Димера и на Бирвитца. Лицо последнего напоминало гранитную маску, губы были настолько плотно сжаты, что превратились в узенькую линию. Рэдлетт зашевелился на стуле и негромко застонал. — А какова же роль Виддермана? — спросил Роджер. — Собственно говоря, никакой, если не считать того, чтобы одурачить вас, — захохотал Марло. — Это мы подловили вас в лифте, чтобы быть уверенными, что вы не спустите с него глаз. Ну и потом, вывести вас на несколько деньков из строя было полезно. Я до сих пор смеюсь, представляя, как вы дрожали, падая вниз… Роджер продолжал все так же спокойно: — Ну а секретарша Виддермана? — Как сказать. Она, конечно, не посвящена во все подробности, но какая дочь согласится пойти против родного отца? Ну а Кеннеди, понятно, во всем принимает живейшее участие. Впрочем, это естественно. Его, беднягу, можно только пожалеть. Хотите знать правду о Кеннеди? Когда он был полицейским, он брал взятки. Разве это не ужасно? Ну а после своего бесславного конца в Скотланд-Ярде подрабатывал теми или иными способами, и, как правило, не совсем чистыми. Ему всегда требовались «легкие деньги»: я их ему доставал в обмен на небольшие услуги. После этого он стал просто неоценим. Для страховки я устроил дело таким образом, что его пасынок был у меня на содержании. Парень по имени Колсон, Брайен Колсон. С Колсоном забавное дело, он всегда мне симпатизировал. Этакий милый птенчик. Колсон тоже испытывал тягу к чужим деньгам. Ну а я на него слегка поднажал после одного не слишком удачного его выступления. Это всегда бывает полезно… — Всегда ли? — насмешливо спросил Роджер. — Вы скоро сами в этом убедитесь, Красавчик! А пока советую проанализировать еще раз собственную позицию. Все, что требуется от вас, как от полицейского, это иногда облегчать мое положение. Мое и моих ребят. Вы не станете трогать моих лучших работников, а когда в Ярде будет планироваться рейд, вам придется предупреждать меня об этом заранее. Иными словами, вы станете моей правой рукой в Скотланд-Ярде, такой же, как Кеннеди, если не важнее. Ну а на тот случай, если вам неожиданно вздумается переиграть, у меня будет храниться «разоблачающая фотография». Ясно? Конечно, есть и еще один выход: остаться честным полицейским, но тогда уж вы отсюда не выйдете честным человеком. Я убью Рэдлетта и смоюсь. Бирвитц слишком любит свою жену, чтобы подвергать ее риску, он не станет нас задерживать. Верно, Витци? Тот молчал. Марло повысил голос: — Отвечай мне, полицейский! — Отвечу, — сказал Бирвитц совершенно бесстрастным тоном, который не давал никаких указаний, каковы были его истинные намерения. Роджеру показалось, что он состарился сразу на десяток лет. — Я не выпущу тебя из виду ни на одну секунду, Марло. Я же полицейский, ты это понимаешь? Такой же полицейский, как и Вест. Я брал твои поганые деньги и снабжал тебя информацией с ведома Веста, по его приказу, потому что нам нужно было вывести на чистую воду всю вашу шайку. Тебе не приходила в голову такая возможность? И не считаешь ли ты эту идею превосходной? Марло завопил: — Это вранье! — Роки, — вмешался Димер, — Бирвитц позабыл, что у него есть любимая жена. — Я ничего не забыл! — повысил голос Бирвитц. — Наступает момент, когда я должен перестать притворяться. Вот я и перестал! Теперь я намерен свернуть тебе шею! — Не приближайся ко мне, — истерично закричал Роки, отскакивая назад. Фотоаппарат отлетел в сторону, в руке у него сверкнул складной нож. Одновременно с ним Димер выхватил нож из кармана и угрожающе поднял руку: — О'кей, Роки? — спросил он на всякий случай, видимо, не привыкнув принимать самостоятельные решения. — Раз они этого хотят! — с угрозой в голосе произнес Марло. Бирвитц прыгнул на Димера, не обращая внимания на нож. Роджер слышал, как что-то противно чвакнуло, когда сталь вошла в живую ткань. Марло попробовал отстраниться, но ему помешала рука того же Бирвитца, тем временем Роджер ловким приемом как бы поднырнул под него, схватил за ноги и увлек вниз. Он видел, как сильные руки Бирвитца вцепились в горло Димера, голова у того качалась из стороны в сторону, как у китайского болванчика, глаза вылезли из орбит… На лестнице послышались шаги: это спешил на помощь второй телохранитель. Роки Марло попытался дотянуться до ножа, который он выронил, падая на пол. Однако Роджер действовал куда проворнее. Он быстро вскочил и одной ногой тяжело наступил на пальцы бандита, второй же откинул в сторону нож. И только после этого подбежал к окну распахнул его и громко крикнул: — Ребята, давайте сюда! Все шестеро полицейских вбежали в квартиру. Бирвитц сидел на углу стола, зажимая рукой рану в груди. Роджер распутывал Рэдлетта. Марло, прислоненный к стене, охал и растирал себе запястье. Димер лежал в углу без сознания, второй же страж, пытавшийся улизнуть, угодил в объятия полицейских, поднимающихся по лестнице.— Так что все было предельно просто, — в тот же день Роджер докладывал Гарди. Он успел окончательно успокоиться, узнав, что рана Бирвитца не была опасной. Настолько, что того нашли возможным отпустить домой, оказав ему первую помощь в соседнем госпитале. Работники дивизиона еще до этого успели съездить к нему в бунгало, освободить Мэг и арестовать растерявшихся от неожиданности торговцев. — Головой всего был Марло, у которого на поверку оказалось гораздо больше организаторских способностей, чем я предполагал. Кеннеди затеял эту кампанию главным образом ради мести. Он быстро спелся с Марло, тоже ненавидящим нас, и постепенно их план расширялся. Мотив мести сам по себе не был достаточно силен, но когда были запланированы массовые грабежи, игра стала стоить свеч. Кеннеди никогда не забывал о своей первейшей цели — превратить полицейских в болванов, заставить подозревать друг друга. Среди адвокатов никакого сговора не было, они просто воспользовались растерянностью полицейских свидетелей, не понимая, что их сделало такими неуверенными. Людям вроде миссис Хьютон просто сильно повезло, потому что в полиции уже наступил период разброда и сомнений. Кеннеди использовал своих бродячих торговцев в качестве прикрытия, разумеется. Большей частью это были самые настоящие работяги, но среди них было немало мошенников, которым хорошо известны все тонкости воровского ремесла. Вместо того, чтобы совершать отдельные ограбления, они затеяли один большой удар как раз в тот момент, когда мы бы уже не знали, где у нас голова, а где ноги. Гарди сказал: — Да, им почти удалось расколоть Ярд. — Марло допустил серьезную ошибку. Он решил, что если Кеннеди можно было купить и заставить плясать под свою дудку, того же самого можно добиться и со многими остальными. Бирвитц казался им легкой добычей из-за его привязанности к жене, ну а я… Он пожал плечами: — Он решил, что я соглашусь, если мне предложат достаточно большие деньги. Одним словом, нам с Бирвитцем ничего не стоило переметнуться в их лагерь, если бы мы были сделаны из другого теста. Гарди нахмурился. — Кеннеди в Кэннон-Роу, ему предъявлено обвинение по всей форме. Коуп отправился навестить его вторую жену, которая больше всего убивается потому, что ее сыну грозит виселица за убийство. Она клянется, что ничего не знает о «подпольной» деятельности мужа. Так ли это, мы вскоре выясним. Виддерман, разумеется, не мог не догадываться о союзе Марло и Кеннеди, но, возможно, он и правда не был посвящен в их дело. Что касается его секретарши, то Кеннеди предупредил дочь, чтобы она уехала из города. Она послушалась без колебаний. Она клянется, будто бы не знала ни о провокации, ни о том, что на ее машинке печатались анонимки, но не смогла отпереться от того, что ей было известно, что Роки Марло арендовал квартиру в ее доме. Так что роль этой дамочки весьма сомнительна, и ее защитнику придется много поработать, чтобы она не угодила за решетку за сообщничество с гангстерами. Скорее всего следствие покажет, что «яблоко от яблони недалеко падает». — Вы что-нибудь слышали о Бетти Грин? — Бирвитц предложил ей некоторое время пожить у них в доме. Вероятно, она воспользуется этим предложением, — сказал Роджер. — Во всяком случае он с женой уже договорился. Сам же он подал заявление о переводе его в Ярд, и я заверил его, что он может рассчитывать на мою протекцию. — Безусловно, — хмыкнул Гарди, — так же, как и вы можете рассчитывать на самую высокую благодарность по линии Ярда. Я договорился с комиссаром о публикации этого дела и о вашей в нем роли. Думаю, что после этого ни одна газета не посмеет сунуться с критикой полиции. — Без критики я могу обойтись совершенно спокойно, — серьезно сказал Роджер. — А вот без чего вы долго не проживете, — сказал Гарди, — так это без пары недель отпуска. Это приказ, Красавчик, а если вы захотите отдохнуть побольше, я не возражаю. Он поднялся и протянул руку.
Вечером Роджер познакомился с Бетти Грин в доме Бирвитца. Она была бледной и расстроенной, но уже сумела справиться с истерией. Мэг Бирвитц начала извиняться за свои недавние сомнения. Роджер просто не захотел ее слушать. Бирвитц проводил его до машины. За рулем сидела Джанет. Она сказала, что не допустит мужа на водительское место. Когда они свернули на Хай-стрит в Ричмонде, Джанет спросила: — Домой, дорогой? — Нет, конечно. Мы поедем в Вест-энд, я хочу самолично посмотреть, что такое шоу в клубах Виддермана. Кстати, мне говорили, что в одном из них прекрасно готовят. Ты согласна? — Почему это тебе понадобилось поехать туда? — недоверчиво спросила Джанет. — Ты же мне обещал целых две недели не говорить и не думать о делах! — Кому охота говорить или думать про полицейских и воров? — возмутился он. — Мы едем к Виддерману потому, что он прислал мне постоянный пропуск на два лица в любой из его клубов, по которому можно бывать в них хоть ежедневно. Вместе с ним была записка. Роджер засмеялся:
«Если вы заметите что-то, напоминающее неприличное заведение или нарушение законов, я обязуюсь лично сообщить об этом Скотланд-Ярду и подчиниться всем его требованиям, которые вы сочтете необходимым предъявить».— Покажите-ка мне, — потребовала Джанет, а когда он протянул ей записку и пропуск, лицо у нее прояснилось, и она весело сказала: — У меня один вопрос. — Какой? — Не является ли это взяткой? Бесплатное посещение клуба? — Если да, то я уже подкуплен… Послушай, дорогая, не прибавишь ли скорости? Мне сказали, что первое представление в клубе «Веселое настроение» начинается в девять часов, и мы успеем поужинать, если поспешим. (обратно) (обратно)
Джон Кризи Тайна «Кукабурры»
(обратно)
1. СТАРЫЙ ЛИ ДРУГ?
— Откуда он? — спросил Роджер Вест. — Из Австралии, — ответил Кебл. — Австралия большая страна. Из какого штата? — поддел его Роджер. Голубые глаза Кебла помрачнели, губы сжались, и Роджеру показалось, что сейчас он огрызнется. А было бы досадно. Наступил вечер, день выдался нелегкий. Кебл был доволен собой, такое нередко случалось с ним (в этом его слабость), — и для подобных замечаний сержанту уголовно-следственного отдела время было выбрано не совсем подходящее… — Что-нибудь еще хотите узнать о нем? — спросил Кебл с легкой иронией. Роджер, еще не зная сержанта как следует, сразу оценил его сносный характер и понял, что тот не лишен чувства юмора. — Абсолютно все! — улыбнулся он. — Возраст, внешность, цвет глаз, акцент, если таковой имеется, нуждается он или хорошо обеспечен. В общем, все. Понимаете, — закончил он. Кебл еле сдерживал смех. Неплохой признак. — Я скоро вернусь, — сказал он и вышел из комнаты. Роджер вместе со стулом отодвинулся от стола и встал. Это был крупный, сильный мужчина, с внешностью, достаточно приятной для того, чтобы в самом начале работы в Ярде получить прозвище Красавчик. И это прозвище закрепилось за ним. Сейчас его волнистые светлые волосы уже тронула седина, но общее впечатление оставалось приятным, а вид моложавым. Он двигался уверенно, энергично и, как правило, разговаривал в той же манере. Из низов ему удалось дослужиться почти до самого высокого чина в Ярде. Он сидел в маленькой комнате — кабинет начальника уголовно-следственного отдела мог бы быть и попросторнее, но тогда он бы не выходил окнами на Темзу. Были в маленькой комнате и другие преимущества; в какой-то мере она казалась менее официальной. Сегодня Кебл подменял старшего инспектора Коупа, который обычно сидел в этой же комнате. Жаль Коупа. Он был болен, серьезно болен, и сведения из больницы поступали весьма неутешительные. Если он выздоровеет, то сможет раньше срока уйти в отставку, однако пенсия будет меньше той, на которую он рассчитывал. А что же тут хорошего, когда тебе уже за пятьдесят! Кеблу было тридцать два. Сюда его перевели из полицейского отделения одного из важнейших районов метрополии. Судя по его послужному списку, он был смышленым малым. Но чтобы добраться до вершин Ярда, недостаточно одной только грамотности, специальной подготовки, да и памяти, которая, кстати сказать, играет немаловажную роль, — нужно быть еще и везучим. А Кеблу положительно везло: три человека выбыли из строя по болезни, один из-за несчастного случая, а двое целый день работают в суде. Таким образом, сержант-детектив Кебл стал исполнять обязанности главного помощника одного из старших офицеров Скотланд-Ярда. Роджер взял фотографию девушки и подошел к окну. Красива… даже мертвая. Хорошо, что на фотографии не видна шея. Что заставило их задушить ее? Кто эта девушка? Загадка, но не самая трудная: вчера утром ее нашли задушенной в задней комнате одной из дешевых меблированных квартир. Роджер Вест видел девушку в морге и вспомнил темные пятна на ее шее. Он не получил еще заключения патологоанатома, но не сомневался в том, что смерть наступила именно от удушья. Утренние газеты напечатали ее фотографию с подписью:«ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ ЭТУ ДЕВУШКУ? Просим сообщить об этом в Нью-Скотланд-Ярд, Уайтхолл, 1212, или в ближайший полицейский участок».Человек, в котором Кебл сразу же распознал австралийца, был далеко не первым, заявившим, что знает ее. Однако он, как и все остальные опрошенные, ничем не помог делу. Судя по их показаниям, девушка имела семнадцать различных имен и являлась уроженкой десятка различных мест Англии. В дверь постучали. — Войдите. Роджер повернулся — в комнату вошел Кебл. Его длинная шея с большим кадыком и мускулистые руки говорили о недюжинной физической силе. У него были настороженные, как у птицы, глаза, и вообще он чем-то напоминал индюка. — Итак, что мы еще выяснили? — спросил Роджер. — Его зовут Бенджамин Лимм: Л, И, два М, родом он из Коура, расположенного в Нью-Саус-Уэйлс, — сказал Кебл. — Разводит овец, тридцати пяти лет, вдовец, рост метр восемьдесят, худощав, крепкий, глаза серые, волосы светлые, — закончил Кебл с каменным выражением на лице. Роджер никогда не упускал случая подтрунить над сержантами. — Спасибо. Вы думаете, он знает убитую? — Говорит, что уверен. Он плыл с ней из Австралии на грузовом пароходе, где было всего девять пассажиров. Он сказал, что девушку звали Дэнис Моррисон и с ней была ее сестра Дорин. У него нет и тени сомнения на этот счет. — Когда это было? — спросил Роджер. — Вот уже четыре недели, как они высадились в Саутгэмптоне, десять — как отплыли из Мельбурна, — ответил Кебл. — Я поговорю с этим субъектом, — сказал Роджер. — Я буду задавать ему обычные вопросы, включая и те, которые задавали ему вы. А вас я попрошу вести протокол допроса. Кебл кивнул. — Приведите его, — сказал Роджер. Кебл вышел из комнаты, а Роджер снова принялся изучать фотографию. Сколько ей лет? Двадцать два? Двадцать три? Во всяком случае, не больше. Темные волосы, пожалуй, немного плосковата, но не грудь. Она у нее пышная, была пышная, поправил он себя. Он нервничал, а это плохой признак. Тридцать лет, проведенные в Ярде — почти тридцать, — вырабатывают в человеке своего рода предвидение, которое журналисты любят называть шестым чувством. Время от времени оно проявляет себя. Вот как сейчас или как это случилось, когда началось расследование данного дела. До сих пор он не разрешал себе признаться в этом, но сейчас это чувство стало настолько сильным, что им нельзя было пренебречь. У Дэнис Моррисон была сестра… Раздался короткий, но выразительный стук в дверь, на пороге появился Кебл. — Вы хотели видеть мистера Лимма, сэр? — Да, прошу. Словесный портрет Кебла оказался точен, хотя он и упустил одну важную деталь: жизнерадостность. Лимм вошел широким шагом. Это был худощавый, стройный мужчина, в глазах его сквозило нетерпение. У него было приятное, несколько удлиненное лицо, которое, вероятно, нравится всем молоденьким женщинам. Не выходя из-за стола, Роджер протянул руку. — Мистер Лимм, рад вас видеть. Спасибо, что не сочли за труд зайти к нам в связи с этой неприятной историей. Рукопожатие Лимма было коротким, рука — холодной. — Неприятная история? — переспросил он. — Что вы имеете в виду? — Разве вы не знаете? — По неотложным делам я выехал на время из Лондона. А сегодня по возвращении, увидев в газете ее фотографию, я пришел к вам. Она что… — он запнулся. — Она мертва, мистер Лимм, — тихо сказал Роджер. — Мертва, — повторил Лимм. Вся его жизнерадостность испарилась в одно мгновение. — Мертва? — переспросил он, словно не понимая смысла этого слова. — Быть не может! — К сожалению, это правда. Сержант, дайте мистеру Лимму стул. Кебл пододвинул стул с прямой спинкой, и Лимм опустился на него. Выражение нетерпения исчезло, а глаза и осанка выдавали его смятение. Он сидел, уставившись на Роджера. — Хорошо ли вы знали ее? — спросил Роджер. — Э-э… не очень, — ответил Лимм, голос его стал тверже. — Настолько хорошо, насколько можно узнать человека, с которым провел на пароходе шесть недель. Мне кажется, я достаточно узнал ее за это время. — Он поколебался, словно хотел еще что-то добавить, но, по-видимому раздумал, а может быть, не знал, как это сделать. — Бедняжка, Она была такая… — он приподнял руки и уронил их на колени, — жизнелюбка, — закончил он. — Да, да. Именно жизнелюбка. Она… как она умерла? — Мы предполагаем, что ее убили, — сказал Роджер, отчеканивая каждое слово. У Лимма перехватило дыхание, он чуть было не произнес «нет», но сдержался. Склонившись над столом, Кебл что-то записывал. В открытое окно врывался шум города, рев моторов то и дело заглушал беседу. — Мистер Лимм, знали ли вы Дэнис Моррисон до того, как встретились с ней на пароходе? — Нет, — сказал Лимм. — Не знал. — Вы уверены, что ее зовут Дэнис Моррисон? — Да, — ответил Лимм после небольшой паузы. Он расправил плечи, и казалось, жизнь постепенно возвращается к нему. — Я видел, ее паспорт. Кроме того, она была в списке пассажиров. — Вы знаете, где она жила и чем занималась? — Она из Данденонга, это недалеко от Мельбурна, — ответил Лимм. — Работала в ателье манекенщицей и делала для него закупки. Каждый сезон она выезжала в Мельбурн и Сидней за товаром. Дорин работала секретарем в большом гараже. Несколько лет они собирали деньги для этой поездки. Лимм говорил сдавленным голосом, словно воспоминание о погибшей причиняло ему боль. Неожиданно он вспылил: — У вас есть основания считать, что она что-то скрывала или назвалась чужим именем? — Я пытаюсь опознать ее личность, — мягко ответил Роджер. — Можете быть совершенно спокойны, — сердито сказал Лимм. — Если бы я не знал наверняка, я бы не говорил такое. — Без сомнения, вы знаете девушку, с которой провели шесть недель на пароходе, — согласился Роджер. — Но ведь это не официальное подтверждение. Опознание фотографии не удовлетворит следователя. — Следователя? — Будет вестись следствие, и, думаю, нам могут понадобиться ваши показания, если мы не найдем еще кого-нибудь, кто знал бы ее лучше вас, — пояснил Роджер. — Следствие не может ждать долго. У вас найдется время? — Нужно, так нужно, — проворчал Лимм. — Что же вы от меня хотите, комиссар? — Я хочу, чтобы вы опознали труп. Лимм поджал губы и отрезал: — Почему я? — Пока, кроме вас, никто не заявил, что знал ее. — А ее сестра? — Какая еще сестра? — Знает ли она… — начал Лимм и удивленно замолчал. — Вы хотите сказать, что не знаете, где находится Дорин? — Мы даже не знали, что у нее есть сестра, — Роджер встал и медленно подошел к окну. — Покойная Дэнис была найдена вчера утром хозяйкой дешевых меблированных комнат на Саус-Кеннингтон. Она записалась как миссис Браун. Она была замужем? — резко спросил Роджер, обернувшись. — Нет. Насколько мне известно, нет. — Может быть, обручена? — Насколько мне известно, нет, — повторил Лимм. — Комиссар, прошу вас, расскажите мне всю историю целиком. Не перескакивайте с одного на другое. Я хочу представить себе всю картину. Улыбнувшись, Кебл посмотрел на Роджера. — Я не могу рассказать вам всей истории лишь потому, что сам не знаю ее, — ответил Роджер. — Но скажу вам, что нам известно. Она назвалась миссис Браун и сказала, что ее муж приедет позже. Около девяти часов вечера хозяйка слышала, как она ушла. Вернулась она после полуночи с мужчиной, которого, насколько нам известно, никто не видел. Никто не слышал, как он ушел. В десять часов утра хозяйка поднялась узнать, не нужно ли чего молодой даме. Она лежала на спине, в ночной рубашке, мертвая. Лимм съежился на стуле и молча внимательно смотрел на Роджера. — Вот и все, что мы знаем о девушке, которую вы называете Дэнис Моррисон и которая называла себя миссис Браун. Не исключено, что она действительно была замужем. Она носила медное обручальное кольцо. — Медное? Роджер подошел к столу и взял маленький полиэтиленовый мешочек, в нем находилось кольцо, с виду очень похожее на золотое, так как полиэтиленовые стенки мешочка скрадывали резкий блеск меди. — У нее забрали все, кроме одежды. Сумочку, деньги, если они у нее были, косметику. В общем — все. На ней был новый костюм из дакрона с шерстью, которых в магазинах десятки тысяч, новые туфли, новые чулки. Ее пояс и бюстгальтер были настолько стары, что наши эксперты не смогли установить место покупки или место производства. Наша проблема, мистер Лимм, заключается в том, чтобы разыскать человека, который ее убил, и узнать, зачем он это сделал. У вас не создалось впечатления, что она чем-либо напугана? — спросил он, пристально смотря на Лимма. — Напугана? — повторил Лимм. — Эта девушка не знала, что такое страх. Она и ее сестра откладывали каждый лишний пенни, чтобы совершить эту поездку. Они были готовы поступить на любую работу, проехать через всю Англию на попутных машинах, а потом отправиться на континент. Она была настолько смела, что это внушало мне опасения. — Он встал. — Если что-то и испугало ее, то это произошло после того, как они высадились в Англии. Клянусь честью. — Не говорила ли она вам, с кем она собиралась встретиться в Англии? — Нет, ответил Лимм. — Я был уверен, что у нее здесь нет знакомых. Ее мать умерла три года назад, а отец еще раньше. У них нет родственников в Австралии и, как они утверждали, в Англии тоже. — Лимм заходил по комнате. — Страшная история! — Он остановился перед Роджером. — Не могу понять, что случилось с ее сестрой. Дорин оберегала Дэнис, словно сторожевая собака. Она была практична, хранила деньги и проводила в жизнь идеи Дэнис. Дэнис была красивой, а Дорин — смышленой. И где бы ни находилась Дэнис, Дорин была рядом. Вы обязательно должны разыскать Дорин. — У вас есть ее фотография? — спросил Роджер. Кебл пренебрежительно фыркнул, показывая этим, что вопрос абсурдный. Лимм залез в карман, достал бумажник, порылся в нем и вынул семь или восемь небольших любительских фотографий. — Они не очень удачные, но это все, что у меня есть, — сказал он. — Один из пассажиров сделал их и прислал мне. На фотографии было девять человек, включая Лимма. В группе находилась и убитая девушка. Рядом с ней стояла другая, поменьше ростом. Тут же были: молодая пара, престарелая пара и мужчина в офицерской форме. Роджер подошел к столу и взял лупу. Фотография вполне приличная, ее легко увеличить…. — Что вы можете сказать об остальных пассажирах? — спросил Роджер. Лимм колебался. — Ну, это Дорин. Вот эти, постарше, супруги Данелли, едут в Европу впервые после тридцати лет эмиграции. Они содержат кафе в Аделаиде. Живут только для себя. А эти, Джек и Джилл Пэрриш, молодожены, хотя, не признавались в этом. Он выращивает бананы в Куинсленде. Она англичанка — ездила навещать каких-то родственников в Серферс-Передайз. — Где это? — спросил Роджер. — На побережье штата Саус-Куинсленд, Золотой Берег. Модный курорт, вы о нем наверняка слышали. — Роджер не имел о нем ни малейшего понятия, но не признался в этом. — Это — Перси Шелдон, страховой агент, путешествует для укрепления здоровья, — зло сказал Лимм, — но жрет за двоих. Вот и все. Остается старый Сэм Хэкит. Я никогда не встречал более жизнерадостного восьмидесятилетнего старца, чем Сэм. Он похож на кусок корня каучукового дерева после лесного пожара. Говорит, что разбогател на продаже жемчуга еще до того, как им запретили торговать на западном побережье. Лимм, без сомнения, знал Австралию. — Большое спасибо. Картина ясна, — сказал Роджер. — Не одолжите ли вы мне эту фотографию? — С удовольствием, но при условии, что вы вернете ее мне. — Положитесь на мое слово. — Я вам верю. — Впервые с того момента, как он узнал о смерти Дэнис Моррисон, Лимм улыбнулся. — Вы разыщете Дорин? — Я не уйду домой до тех пор, пока ее приметы не будут разосланы повсюду, — пообещал Роджер. — Хорошо, — сказал Лимм. Он снова слегка улыбнулся. — Я не понимаю, что могло их разлучить, не понимаю почему Дорин не сообщила в полицию, как только увидели фотографию сестры. Что-то здесь не так. Вы просили меня опознать труп Дэнис? Лимм безусловно напряг всю волю, чтобы не показать свое волнение, когда в ярко освещенном морге он увидел лицо девушки. Роджер смотрел на него в упор, а Кебл сбоку. Роджер резко сдернул простыню к плечам, раскрыв почерневшую шею. Лимм не выдержал. Он стиснул зубы и сжал кулаки. Кто-то совсем недавно сильными руками сдавил горло девушки. — Ради Бога, найдите Дорин, — сказал он хрипло. Дорин Моррисон находилась от них в пяти километрах. Она спала на диване в маленькой, бедно обставленной комнате. Дыхание ее было едва слышным, казалось, она совсем не дышит. И если бы у нее были открыты глаза, то по сузившимся зрачкам можно было бы установить, что ее усыпили с помощью морфия. (обратно)
2. ВТОРОЙ СВИДЕТЕЛЬ
Лимм ушел. Кебл закончил записи; он напечатает их сам или отдаст напечатать утром. Было уже около шести вечера, но он не показывал и виду, что собирается уходить. Он не спросил Роджера, что тот думает обо всем этом, обнаруживая тем самым свою сдержанность, Роджер подписал письма, вызвал посыльного и, когда тот ушел с почтой, посмотрел на Кебла. — Что вы думаете о Лимме? Кебл поднял голову. — Не вижу оснований подозревать, что он знает больше, чем сказал. — Думаете, нет? — спросил Роджер. Кебл рискнул: — Мне показалось, вы думаете,что он знает. — Пока нет, — сказал Роджер. — Я просто подумал, что это не исключено, если действовать по принципу, что никого нельзя сбрасывать со счетов, — продолжал он, как бы размышляя вслух. — Мы не имеем права считать виновным человека, пока это не доказано, но кто может заставить нас считать его невиновным без доказательств? Он надеялся, что это звучит не так высокопарно, как ему самому казалось. — Итак, у нас масса дел. Вы сегодня вечером заняты? — Нет, сэр. — Хорошо. — Роджер потянулся к телефону, продолжая говорить. — Отнесите этот снимок в фотолабораторию и попросите увеличить все лица. Фотографию сестер Моррисон сегодня же вечером разошлите по всем отделениям к округам. — Соедините меня с женой, — сказал он в трубку и, положив ее, продолжал начатый разговор с Кеблом. — Узнайте в пароходной компании, где сейчас находится «Кукабурра». Если в Лондоне, свяжитесь с портовой полицией и с темзенским отделением — я бы хотел повидаться с капитаном и командой. Если не в Лондоне, узнайте где. Затем раздобудьте полный список пассажиров с английскими адресами, сошедших в Саутгэмптоне или же в ином английском порту. Зазвонил телефон. — Вам все ясно? — Думаю, да, — сказал Кебл. Рука Роджера нетерпеливо повисла над трубкой. — Думаете? — Все ясно. — Действуйте и затем возвращайтесь. — Роджер поднял трубку. — Вест… Хорошо, соединяйте… — Тон его изменился, но говорил он все еще отрывисто. — Привет, Проныра. А где мама? Уходя, Кебл оглянулся. — Хелло, отец, — ответил старший сын Роджера Мартин, по кличке Проныра. — Она ушла к миссис Полистерс на коктейль или что-то в этом роде. Сказала, что вернется к семи. — Передай ей, что я, наверно, приеду поздно, — сказал Роджер. — Как прошел день? — Прекрасно. Я закончил портрет мальчишки-газетчика. Думаю, получилось неплохо. — Лучше нарисуй миллионера, — сказал Роджер, — Он скорее купит свой портрет. — А ты разве не слышал об искусстве ради искусства? — спросил Мартин, смеясь. — На этом долго не протянешь, — отпарировал Роджер. — Как Рыба? — Он злой, как дьявол, — хихикнул Мартин. — Вытащил все внутренности из старого «дженерал моторе» и никак не может найти не то поршень, не то еще что-то. Просто весь кипит от злости. — А ты не зли его еще больше, — сказал Роджер. — Уж больше некуда. — Па… — Да? — Что случилось? — Дрянные люди затевают недоброе, — вывернулся Роджер. — Нет, правда. Это та девушка, чье фото напечатано в утреннем выпуске «Глоуба»? Он никак не мог решить, что можно и чего нельзя говорить сыновьям и до какой степени поощрять их естественное любопытство, но в данном случае не было смысла скрывать. — Да, — просто ответил Роджер. — Возмутительно! — Мягко выражаясь. — Она такая красивая. — Никогда не суди по внешнему виду, — ответил Роджер машинально. — Проныра, извини, мне некогда. Не забудь предупредить маму. Он положил трубку и задержал взгляд на фотографии Дэнис Моррисон, пытаясь предположить, какое впечатление она могла произвести на двадцатилетнего юношу. «Возмутительно!» В этом весь Проныра, его быстрая реакция на события, готовность помочь, несмотря на внешнюю грубость. Роджер забыл о сыне, сделал несколько пометок в блокноте и поднял трубку. — Я уйду из кабинета минут на пять, — сказал он телефонистке. — Хорошо, сэр. Роджер прошел ближним коридором к лестнице и быстро, но без лишней торопливости поднялся наверх — признак нервного возбуждения, показатель скрывавшейся в нем внутренней энергии; ему всегда казалось, что он недостаточно скор в своих действиях. Он дошел до комнаты сержантов, где обычно находился и Кебл. Мужской голос говорил по телефону, и когда Роджер подошел ближе, он услышал: — Не сердись, Китти, тут все дело в его чувстве долга. Хорошо, хорошо! Вини моего нового начальника, знаменитого Красавчика Веста… Да, Веста… Китти, — продолжал он немного испуганно, — давать клички в Ярде считалось святотатством. — Он засмеялся. — Посиди дома и хоть раз будь паинькой. Он повесил трубку. Роджер, намеревавшийся послать сержанта проверить личность Лимма, прошел мимо приоткрытой двери, не заглянув в комнату. Значит Кебл солгал насчет того, что у него вечер не занят. Очко в его пользу. Вскоре Роджер повернул обратно и подошел к двум сержантам, сидевшим на табуретах за высокими старомодными конторками; они вытянулись перед ним. — Кто из вас свободен? — спросил мягко Роджер. Один из них, маленький живой человечек по фамилии Скотт, криво усмехнулся: — У меня нет ничего срочного, сэр. — Хорошо. — Роджер протянул ему бумагу. — Здесь все, что я могу вам сообщить насчет человека по фамилии Лимм, который только что был у меня. Проверьте его адрес, узнайте, давно ли он приехал, в общем, выясните, о нем все что возможно, но только осторожно. Понятно? — Да, сэр. — Когда закончите, сразу же позвоните мне, — сказал Роджер. — Я буду у себя в кабинете по крайней мере до восьми. Если до этого времени вы не успеете подготовить донесение, позвоните мне домой. — Будет сделано, — заверил его Скотт. Роджер кивнул и вышел. Подходя к кабинету, он услышал длинный непрерывный звонок — ведь он же предупредил телефонистку, что его не будет, а телефонистки, как правило, редко ошибаются. Со свойственной ему сдержанной быстротой он открыл дверь, пересек комнату и взял трубку. — Слушаю! — О мистер Вест, вы предупредили, что вас не будет, но на линии господин, который говорит, что через пять минут улетает. Он хочет говорить с офицером, занимающимся делом девушки, чья фотография напечатана в газете. — Спасибо, — сказал Роджер. — Соедините. Он тут же услышал голос в трубке. Сперва ему показалось, что это Лимм: звонивший так же неправильно произносил английские гласные. Но по телефону они звучали громко и резко, не так, как у Лимма. — Вы возглавляете следствие по делу девушки, чья фотография помещена в «Глоубе»? Фотография была напечатана во всех газетах, кроме «Таймса», и странно, что чаще всего называли «Глоуб». — Я могу опознать ее, — продолжал голос. — Вы уверены? — Еще бы! Не часто встречаются девушки, похожие на Дэнис Моррисон. Я плыл из Австралии на том же пароходе, что и она, на «Кукабурре». Да, сэр, я уверен. Она была с сестрой, Дорин. Комиссар, не случилась ли с ней беда? — Боюсь, что да, — сказал Роджер спокойно. — Это плохо. Я бы задержался, но у меня был трехмесячный отпуск по болезни и, если я не успею домой к среде, мне грозят неприятности. Моя фамилия Шелдон, комиссар, Перси Шелдон. Я из Аделаиды, это в Южной Австралии, страховой агент. Если я могу быть чем-нибудь полезен, напишите мне, хорошо? — Хорошо, — сказал Роджер. — Каким рейсом вы летите? — Рейсом 107 с Лондонского аэропорта, — ответил Шелдон. — Уже объявляют посадку. Надеюсь, у Дэнис не слишком большие неприятности? Она была самая красивая девушка на пароходе. Он бросил трубку. Роджер положил свою почти одновременно и до того как услышал шаги в коридоре, успел сделать несколько пометок. Кебл застрял у фотографов. Правда, он мог задержаться и с кем-нибудь по дороге. Когда за его спиной со стуком хлопнула дверь, закрывшись плотнее, чем это было необходимо, он нахмурился. Роджер кончил писать. — Что случилось? — Разминулся с ними ровно на пять минут, — сказал мрачно Кебл. — С кем? — С пароходными агентами, в конторе сейчас один только сторож. Слишком много времени потратил на их розыски, — продолжал Кебл расстроенным тоном. Он наморщил лоб, нижняя губа у него отвисла, но это не создавало ощущения слабоволия. — Я думал, что, если узнаю имя управляющего, будет легче, но… — Он проглотил слюну. — Его фамилия Смит. — Завтра утром в первую очередь повидайтесь с ним, — сказал Роджер. — Нам только что подтвердили, что девушка прибыла на пароходе «Кукабурра» и фамилия ее Моррисон. Я послал человека проверить Лимма. Что слышно у фотографов? — Фотографии будут готовы к восьми тридцати. Старина Джордж ворчал, что их надо делать срочно, — сказал Кебл. Он стоял прямо перед Роджером, — Это очень срочно, сэр? Роджер сел, держа одну руку в кармане брюк. — Может оказаться срочным. Если сделают фотографии, у нас будет все готово, и с утра мы уже начнем действовать. Если же нет, то большой беды не будет. Вспомнив о свидании с Китти, которое отложил Кебл, он подумал, какая она, эта Китти, и как выглядит пропавшая Дорин. Фотография ничего не говорила ему, хотя ее увеличение и могло помочь. Исчезновение сестры убитой беспокоило его, и это беспокойство не проходило. — Понятно, — сказал Кебл. — Так вот, оказывается как вы это делаете? Роджер слушал краем уха. — А? — Так, ничего, — быстро проговорил Кебл. Роджер заставил себя восстановить фразу и, слегка улыбаясь, спросил: — Делаю что? Кебл вспыхнул, и это еще больше придало ему сходство с индюком. — Мне не хочется казаться невежливым, сэр. — Это входило в ваши намерения? — Конечно, нет. — Тогда говорите. Кебл неестественно громко рассмеялся. — Для нас, молодых, вы — ходячая легенда, комиссар. Вы всегда разгадываете невозможное. И когда вы начинаете действовать быстро, как в этом деле, это значит, что вы уже порядком обогнали всех — словно вечное движение. Вот что я имел в виду, сэр. — Ну, ну, полноте, — сказал немало польщенный Роджер. — Ведение следствия — это, конечно, дар, но нужна еще и кропотливая работа. Проще пареной репы. — Немного подумав, он добавил: — Позвоните в Лондонский аэропорт и узнайте, улетел ли сто седьмым рейсом в Австралию Перси или Персивал Шелдон. Шелдон был высокий, начинающий полнеть мужчина, лет пятидесяти. Его багаж находился уже на борту самолета, а плащ и портфель он нес в руке. Ему было жарко, и на лбу выступили капельки пота. Воротничок был ему немного велик, и узел галстука сполз в сторону. Выйдя из телефонной будки, он животом закрыл дверцу и отошел; он слишком привык к такого рода неудобствам и не обращал на них внимания. Из репродуктора раздался монотонный голос: — Последнее предупреждение: просим пассажиров миссис Джорджинию Томас и мистера Персивала Шелдона, вылетающих рейсом 107, немедленно пройти на посадку в самолет. По залу бежала маленькая женщина с настоящим огородом вместо шляпки на голове, с огромной блестящей сумкой, которая била ее по коленкам, с зажатым под мышкой зонтиком; у нее на лице было выражение ужаса. «Это Джорджиния Томас. Интересно, далеко ли она летит», — подумал Шелдон. Он ускорил шаг, чего обычно не делал из-за одышки. Дорогой он обратил внимание на мужчину, читавшего «Глоуб» с фотографией Дэнис Моррисон. — Надеюсь, с ней все обошлось. — Он имел привычку разговаривать сам с собой. — Надеюсь, я поступил правильно. Я… Он замолчал, споткнулся и начал падать. Он настолько потерял над собой контроль, что, падая, сбил с ног девушку. Стоявший рядом с ней молодой человек закричал: «Что вы делаете, черт бы вас побрал?!» Шелдон этого уже не слышал. Он рухнул на толстый красный ковер. Боль прорезала грудь, словно между ребер ему всадили нож. Боль была такой сильной, что он не мог даже крикнуть, не мог вздохнуть, не мог ничего сделать, лишь позволил своему слабому телу куда-то падать. — Осторожно! — закричал чей-то голос. — Он болен, — сказала женщина с явным американским акцентом. — Эй, отойдите в сторону! В конце концов Шелдон упал. Падая, он правой рукой задел стоявшую на высокой подставке полную окурков пепельницу, которая с грохотом полетела вниз. Он тяжело ударился об пол, вздрогнул и затих. Он лежал с раскрытым ртом и едва дышал. Его остекленевшие, безжизненные глаза были полузакрыты. — Позовите доктора, — приказал какой-то мужчина. — Доктора? — Сходите за доктором. — Доктора! С решительным видом человека, намеревавшегося пресечь всю эту суматоху, подошел сотрудник аэропорта. Коренастый мужчина, находившийся среди собравшихся, шагнул вперед и объявил: — Я доктор. Это были последние слова, которые услышал умирающий Перси Шелдон. Казалось, они принесли ему светлую надежду, но когда над ним склонился врач, спазм повторился: невыносимая боль рассекла пополам его грудь, голову и, наконец, все тело. (обратно)3. ТРЕВОГА
Роджер перевернул страницу предварительного заключения по делу Дэнис Моррисон. Он пожалел, что решил задержаться. Вроде бы так много надо было успеть, а на деле оказалось, что часть работы можно вполне отложить до утра; в данный момент нет оснований снова вызывать управляющего пароходной компанией. Кебл ждал, пока его соединят с аэропортом. Роджер пробежал глазами список лиц, опознавших девушку. Странно, что те, кто действительно знал ее, позвонили в полицию только в конце дня, хотя «Глоуб» выходит обычно утром. Странно и то, что ее больше никто не опознал; девушки из Австралии здесь не редкость, как правило, они быстро знакомятся со своими соотечественниками в Англии. В городе немало частных гостиниц и меблированных комнат, принадлежащих австралийцам, там селятся в основном всякие подонки. Трудно поверить, что у девушки не оказалось в Лондоне друзей. Но так или иначе с ней была сестра. На столе Кебла зазвонил телефон. Быстро, но без лишней суетливости он снял трубку. — Кебл… Да, немедленно… Да. — Он замолчал. Не поднимая глаз, Роджер прислушался к разговору. — Я хочу получить сведения в отношении пассажирских рейсов… Да, это официальный запрос… Рейс 107, в Австралию… Да. Скажите, пожалуйста, был ли среди пассажиров некий мистер Перси Шелдон? Он говорил спокойно, с достоинством, как человек, который точно знает, что ему нужно и как этого добиться. В следующий момент его голос изменился настолько, что Роджер чуть не подпрыгнул. — Что?! На лице Кебла появилось выражение неподдельного ужаса — точно ему сказали, что разбился самолет. — Вы уверены? Снова пауза, прежде чем он заговорил более спокойным тоном. — Когда он умер? Роджер вскочил со стула. — Понятно, — сказал Кебл. — Пожалуйста, соедините меня с полицией аэропорта. Я подожду. — Он прикрыл трубку свободной рукой. — Шелдон умер в аэропорту. — По голосу было видно, что он еще не оправился. — Каким образом? — Телефонистка сказала, что просто упал и умер. Роджер не смог удержаться от удивления, вот тебе раз: «упал и умер»! — Невероятно! — Должно быть совпадение, — продолжал Кебл. — Может быть, — с сомнением согласился Роджер. — Когда ответит полиция, попросите инспектора Сэндиса. — Вы будете разговаривать с ним? — Узнайте подробности и скажите, что мы выезжаем. Да, узнайте, куда дели труп. Если не унесли, попросите их не трогать его до нашего приезда. — Ну и шум будет в… — начал Кебл, затем поднес трубку к уху. — Алло?.. Говорит сержант Кебл по поручению комиссара Веста из Скотланд-Ярда… Попросите, пожалуйста, инспектора Сэндиса… Пожалуйста. Роджер проверял содержимое сумки, которую он всегда брал с собой в подобных ситуациях. Все было на месте. Когда он пользовался чем-нибудь из ее содержимого, то всегда делал памятки, чтобы быть уверенным, что в следующий раз он не поедет без необходимого. Он сунул в сумку увеличительное стекло, закрыл ее и обернулся. — …будем через сорок минут, — говорил Кебл. Он положил трубку. — Труп в больнице аэропорта. — Я так и думал, — сказал Роджер. — А что Сэндис? Наверно, встал на дыбы, когда ему сказали, что здесь может быть злой умысел? — Похоже… э… что да, — признался Кебл. Когда Роджер вышел из-за стола, он встал. — Поедем на моей машине, — сказал Роджер. — Подгоните ее к подъезду. А я тем временем нажму на фотографов. Он вышел из комнаты раньше Кебла и с характерной для него энергичностью направился к лифту; сдерживаемая стремительность стала его второй натурой; «вечное движение» — вспомнил он слова Кебла, и сравнение показалось ему забавным. Хотя, впрочем, что ж тут забавного? Предчувствие беды не обмануло его. Неужели многолетний опыт действительно награждал сотрудников Ярда предвидением?! Роджер сел в лифт, поднялся на два этажа выше и поспешил в фотолабораторию. Это был не самый большой отдел, но зато один из самых важных. Комиссар Джордж Коул — бледнолицый, с двойным подбородком, обрюзгший человек — стоял у большого сушильного стола, на котором было приколото около дюжины мокрых, только что отпечатанных снимков. Когда вошел Роджер, тот обернулся. — Ну вот, — сказал он недовольно. — Я так и знал. Я же сказал восемь тридцать, а это значит половина девятого. — Джордж, — сказал Роджер. — Это срочно! — Еще ни разу твой заказ не был несрочным. — Симпатичная девушка, Джордж, правда? — Это не поможет. В Лондоне сколько хочешь симпатичных девушек, и половина из них, судя по Австралийскому клубу, приехали из Австралии. — Она приехала на пароходе «Кукабурра». — Прелестная птичка, — сказал Джордж. У него было особое чувство юмора. — Тридцать минут назад еще один пассажир «Кукабурры» замертво грохнулся на пол в Лондонском аэропорту, — сообщил Роджер. Коул ахнул, облизал губы и воскликнул: — Этого еще не хватало! Который? — Тот, что на фотографии справа. Когда мы сможем разослать по отделениям увеличенные снимки? — Ну и нюх же у тебя! — сказал Коул. — Удивительный ты человек. Я отправлю их к половине восьмого. — Джордж, ты намного лучше, чем о тебе говорят. — Роджер хлопнул его по толстой спине и, бросив через плечо: «Спасибо», быстро вышел. Кебл ждал Роджера внизу у черного «лендровера». — Садитесь за руль, — сказал Роджер. Час пик кончился, и набережная была пуста. Кебл знал Лондон. Он ехал кратчайшим путем через запутанные переулки, пока не выбрался на окружную дорогу за мостом Найтсбридж, и уж тогда припустил газу. Все шло нормально. До главных ворот аэропорта они доехали за тридцать одну минуту, а у входа в полицию аэропорта остановились еще через четыре минуты. Когда Роджер вылез из машины, кто-то выглянул из окна на втором этаже и помахал рукой. — Сейчас спущусь, — крикнул он. — Сержант Кебл, главный инспектор Сэндис, — представил их друг другу Роджер. — Сэнди, бьюсь об заклад, ты ничего не проверил. — Вот и напрасно, — отпарировал Сэндис с мрачным удовлетворением. Он был сравнительно небольшого роста. Лицо кирпичного цвета, рыжие волосы кое-где посеребрила седина. У него были карие глаза, густые брови и множество веснушек на лице и на руках. — Я узнал, в какое время он приехал, куда ходил, с кем разговаривал, что ел, но все это было лишь пустой тратой времени. Бедняга загнулся от сердечного приступа. — Кто сказал? — Я говорю. — Подтверждение врача у тебя есть? — Это вопрос времени, — настаивал Сэндис. — Если ты прав, это избавит нас от кучи неприятностей, — сказал Роджер. — Где врач? — Он все еще у трупа, — ответил Сэидис. — Раз уж вы так торопитесь, почему бы вам не привезти было своего придворного анатома? — Для чего? Пока ведь нет заключения врача, — сказал Роджер. Они шли к главному зданию аэропорта, мимо таможенных залов, к эскалатору. — С кем Шелдон разговаривал? — С газетным киоскером, официанткой из буфета и сотрудником аэропорта. Его вещи были уже на борту. — Его кто-нибудь провожал? — Нет, ни в аэропорту, ни на городском аэровокзале с ним никого не было. — Как он приехал сюда? — На автобусе авиакомпании. — Сэндис получал истинное удовлетворение, что так гладко отвечает на вопросы. — Ты не знаешь, разговаривал ли он с кем-нибудь из пассажиров? — Не смог их опросить, — ответил Сэндис. — Самолет вылетел точно по расписанию, без него. Если ты считаешь это важным, могу связаться с пилотом по радио. — Думаю, стоит, — ответил Роджер. — Хотя сейчас или через полчаса — какая теперь разница. — Ты хочешь сказать, что не торопишься? — Это, казалось, доставило Сэндису удовольствие. Он шел по лестнице впереди и указал на место, огороженное веревкой, примерно восемнадцать квадратных метров. — Вот здесь он упал, — заявил Сэндис с еще большим удовлетворением. — Ты просто провидец, — сказал Роджер. — Четкость в работе — только и всего, — похвастался Сэндис. Тут только Кебл понял, что Сэндис и не думал издеваться над его шефом. — Терпеть не могу неожиданных смертей, Красавчик. Я не раз говорил, в десяти процентах подобных случаев всегда что-то нечисто. Они подошли к месту, огороженному белой веревкой, прикрепленной к низким — на уровне колен — подставкам, используемым для ограждения посадочных дорожек, в этом не было ничего необычного, что могло бы привлечь внимание. Сэндис принялся объяснять, что произошло. Видно, это заинтересовало молодую пару, стоявшую неподалеку и смотревшую на них. Кебл хотел было попросить их уйти, но Роджера, казалось, их присутствие не смущало. — …тут он споткнулся, — сказал Сэндис, — и как подкошенный рухнул лицом вниз. Застенчивый молодой человек со срезанным подбородком и безвольным ртом — похожий скорее на цыпленка, если Кебл был похож на индюка, — сказал: — Извините… Сэндис так посмотрел на него, что это напугало бы юношу даже не робкого десятка. — Мы из полиции! — Я… э… да, я это вижу, но.. — Сирил, не стоит терять больше времени, — прервала его девушка. Она была ниже ростом, чем ее худосочный кроткий компаньон, крепкая, черноволосая, с челкой, которая делала ее похожей на японскую куклу. — Пошли. — Нет, Сол. Не могу. — Я прошу тебя, Сирил. — Если вы хоть чем-нибудь сможете нам помочь, мы будем очень благодарны, — сказал Роджер. — Вы присутствовали при этом происшествии? — Происшествие! — возмутилась девушка. — Мы видели, как этот человек умирал. — Вы совершенно правы, это значительно больше, чем происшествие. — Роджер строго посмотрел на нее. — Вы видели, что произошло до того, как умер мистер Шелдон? Девушка промолчала. — Да, — сказал испуганный Сирил. — Видели. И упал он не внезапно. Он начал шататься шагов за десять до того, как упал. Он сбил с ног мою невесту, поэтому мы и обратили на него внимание. Но дело в том, что… Сэндис посмотрел на него уничтожающе: хоть бы он провалился сквозь землю. Кебл отметил про себя разницу, между манерой Сэндиса и тем, как держал себя Вест. — Сирил, может быть, все это ничего не значит, пожалуйста, не распускай слухи. — Вы сами это видели или только слышали? — спросил Роджер у юноши. — Мы видели. — Оба? — Я не очень уверена, сказала девушка. — Сол, ты, так же как и я, прекрасно видела случившееся. Вы ведь из полиции? — спросил он у Роджера. — Да. — Роджер достал из кармашка удостоверение и показал его. — Это инспектор Сэндис из полиции аэропорта и мой помощник сержант Кебл. Ваши фамилии? — Я Сирил Джи, — представился застенчивый молодой человек, — а мою невесту зовут Сара Уэллинг. — Вы оба можете не сомневаться, что все сказанное вами останется в тайне, — заверил их Роджер. — Так что же случилось, мистер Джи? — Это произошло в баре, — уверенно начал Джи. — Э… этот мужчина, который умер, заказал ассорти из фруктов, мороженое и чашку кофе. Он читал газету, но неожиданно что-то привлекло его внимание. Стоявший неподалеку от него мужчина подошел и чем-то уколол его. Это точно. Он встал почти вплотную к мужчине, который умер, и как бы невзначай толкнул его. Его рука находилась в кармане, но я увидел, как из кармана вылезла булавка, или игла, или еще что-то в этом роде. Мужчина, который ел мороженое, вздрогнул и почесал ягодицу, а тот человек ушел. — Боже праведный! — воскликнул Сэндис. Интерес Кебла сразу возрос. Роджер посмотрел на Сару Уэллинг и спросил: — Вы тоже все это видели, мисс Уэллинг? — Да, — мрачно сказала она. — Все действительно было так. Просто ужас… Она замолчала. — Самое ужасное, — сказал застенчивый Сирил Джи, — заключается в том, что мы не сказали об этом полному мужчине. Мы не знали, что делать, настолько все быстро произошло. Мужчина, который уколол его булавкой или иглой, сразу же ушел. Он был невысокого роста и вскоре исчез в толпе. А покойник — вы сказали, его зовут Шелдон… — Да. — Он доел мороженое и вышел, — продолжал Джи. — Сол и я несколько минут обсуждали это. Мы не знали, что делать. — Здесь любой бы растерялся, — успокоил их Роджер. — Вы бы смогли опознать этого маленького человека? — Да, конечно, — заверил Джи. — Да, — так же твердо ответила Сара Уэллинг. — Сэнди, — сказал Роджер, от укола должен остаться след. С какой стороны он его уколол, мистер Джи? — Справа, — ответил Джи. — Спасибо. Поговори с доктором, Сэнди, хорошо? — Конечно, — заторопился Сэндис. — Мистер Джи, ваше сообщение может быть очень важным, — сказал Роджер. — У нас пока нет оснований думать, что мистер Шелдон умер не своей смертью, но в данном случае все, что кажется непонятным, должно быть тщательно проверено. Не могли бы вы вспомнить все мельчайшие подробности, а сержант Кебл их запишет. Вы очень спешите? — Мы приехали перекусить и посмотреть, как взлетают самолеты, — сказал Джи. — Мы никуда не торопимся, правда, Сол? — Никуда, — подтвердила она покорно. — Найдите тихий уголок, выпейте за счет Скотланд-Ярда и расскажите сержанту Кеблу все, что вы знаете, — сказал Роджер. — Мы увидимся до того, как вы уйдете. Он кивнул и отошел. Неподалеку, в бурлящем по-прежнему зале, стояли телефонные будки. Он вошел в ближайшую свободную кабину и набрал номер: Уайтхолл, 1212. — Скотланд-Ярд. — Соедините меня со справочным, — сказал Роджер. Его голос словно вдохнул жизнь в телефонистку. — Сию минуту, сэр! — К его неудовольствию, ему пришлось ждать, и он стал смотреть в зал. Наблюдая за Кеблом и молодой парой, он заметил невысокого мужчину, который явно проявлял интерес к их разговору; а потом подумал, не из этой ли будки звонил Шелдон. — Мистер Вест? — ответили наконец из справочного. — Свяжитесь с городской полицией к скажите, что нам нужен полный список и английские адреса пассажиров с парохода «Кукабурра», который прибыл из Австралии в Саутгэмптон примерно четыре недели назад, — сказал Роджер. — Заодно попросите также списки командного состава. Это нам надо сегодня. Пароход принадлежит компании «Голубой флаг». Их контора находится на улице Трогмортон. Фамилия управляющего Смит. — Записал, — сообщил дежурный из справочного. Куда вам позвонить? — Я скоро буду у себя, — сказал Роджер. — Смотрите, чтобы вам не помешали. Два пассажира этого парохода, мертвы, один убит, другой, возможно, тоже. Я не хочу, чтобы что-нибудь случилось и с остальными. Когда он повесил трубку, его на мгновение охватило острое беспокойство, почти тревога: откуда ему знать, что другие пассажиры еще живы. — Ерунда! — сказал он громко и, рассердившись на себя, вышел из телефонной будки, но дурное предчувствие не оставляло его и перед глазами отчетливо стояло лицо сестры мертвой девушки. Дорин Моррисон все еще спала, но дышала уже лучше. Время от времени она поворачивалась, и от этого одеяло и простыня сползли, обнажив бледное плечо, на которое падал скупой свет из обращенного на север окна убогой комнаты. Немного спустя она заморгала, открыла глаза и невидящим взглядом уставилась в грязный потолок. (обратно)4. ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПАТОЛОГОАНАТОМА
Мрачные мысли одолевали Роджера, когда он вошел в маленькую комнатку больницы, а вернее, пункта по оказанию первой помощи при аэропорте. Там находился труп Перси Шелдона. На высокой кровати, с головы до ног покрытое белой простыней, лежало большое громоздкое тело — останки надежд и планов и, может быть, глубокого горя для кого-то, находящегося на другом конце земли. По одну сторону кровати стоял Сэндис, по другую — моложавый черноволосый мужчина с высоким бледным и потным лбом. У него были большие глаза и маленький — пуговкой — нос, что делало его похожим на пугало. Роджер встречался с ним всего два или три раза, но этого было достаточно, чтобы уважать его как врача и умного человека. Сэндис взглянул на Роджера. — Наконец-то! — буркнул он. — Здравствуйте, доктор Мейсон, — сказал Роджер. — Добрый вечер, мистер Вест. — Мейсон шагнул вперед и пожал ему руку. — Я потерял всякий авторитет в глазах инспектора Сэндиса. Роджер сдержанно улыбнулся. — Смерть не естественная? — Возможно. Судя по всему, это был острый приступ, вероятно сердечный. Но никакое поверхностное обследование не покажет это. На правой ягодице есть маленький след от укола, но, может быть, и не иглой. — Вы можете предположить причину смерти? — Только после вскрытия. Хотите, чтобы это сделал я? — А вы сами? — спокойно спросил Роджер. — Нисколько. — Тогда мы попросим сделать это Вейлса, — сказал Роджер. — Доктор Фредерик Вейлс уже делал вскрытие Дэнис Моррисон. Ты не возражаешь, Сэндис? — Мне придется получить разрешение, — сказал Сэндис. — Думаю, все будет в порядке. Когда вы хотите его забрать? — Чем раньше, тем лучше. — Если я буду этим заниматься, то сделаю это в первую очередь. — Что бы я попросил тебя сделать в первую очередь, так это узнать, был ли кто-нибудь из служащих аэропорта в зале ожидания в то время, когда и Шелдон. Свидетелей из публики я постараюсь найти с помощью прессы. Мысли Роджера опережали его действия. Надо было так много сделать, и, хотя он успокаивал себя, что все так или иначе образуется, он нервничал: не мог же он заниматься всеми делами сразу. Утренние газеты уже печатаются, но он еще успеет дать информацию в вечерние выпуски. Попытка через газеты найти еще свидетелей, которые видели смерть Шелдона, могла принести скорее вред, чем пользу. Если эти две смерти произошли от одной руки, убийца будет предупрежден о том, что полиция преследует его. — Лучше подождать, пока не будет полной уверенности, — подумал вслух Роджер. Он прошел через зал в тихий угол, где вели разговор молодой Сирил Джи, Сара Уэллинг и Кебл. На соседнем столе стояли две рюмки. — Как дела? — спросил Роджер. — Я полностью записал показания мисс Уэллинг и мистера Джи, и они подписали их, — ответил Кебл. — Они сообщили мне свое место работы и домашние адреса. Я считаю, на сегодня они сделали все, что могли. — Тогда мы не смеем вас больше задерживать, — сказал Роджер и пожал им руки. — Большое спасибо. Мы не станем вас беспокоить, если в том не будет необходимости. — Уверена, что такая необходимость возникнет, — сказала Сара. Она казалась усталой и подавленной. — Пошли, Сол. — Сирил Джи взял ее за руку и увел. — До чего противный тип, однако не дурак, пробормотал Кебл. — Что нового, сэр? — Местный врач не определил причину смерти Шелдона, а Сэндис просто видеть меня не может. — Роджер натянуто улыбнулся. — Я возвращаюсь в Ярд. Вы останетесь с Сэндисом. Нам нужна точная картина смерти Шелдона. Попробуйте развеселить Сэндиса. — Для этого нужен ангел, сэр, — сказал Кебл. — Но я не буду его дергать. Как только что-либо прояснится, я сообщу. Роджер кивнул и направился в здание полиции. Сэндис снова остановил его взмахом руки из окна и тут же появился сам. — Куда отправить труп? — На Кэннон-Роу, — ответил Роджер. — Я предупрежу их. Спасибо, Сэнди. Сделай мне еще одно одолжение. — Не уверен, что это нужно, но если смогу, сделаю. — Будь помягче с молодым Кеблом. Он новичок в Ярде. — Сосунок, — проворчал Сэнднс, улыбаясь. Роджер сел в машину, выехал через тоннель к главным воротам, оттуда на шоссе и включил радиотелефон. Справочное ответило тут же. Роджер дал указания, чтобы в морге полицейского участка на Кэннон-Роу приготовились принять труп Шелдона, и добавил: — Проверьте в городской полиции списки пассажиров. Узнайте у доктора Вейлса, готово ли заключение о вскрытии Дэнис Моррисон, и попросите его завтра утром произвести вскрытие Шелдона. Потом он пытался хотя бы ненадолго забыть о деле. Вечер был чудесный, на небе сияли звезды. Был поздний час и движение сравнительно небольшое. Ореол над центром Лондона был настолько ярким, что расцветил ночное небо радугой пастельных красок. Двое юношей в открытом спортивном автомобиле с ревом промчались мимо, напомнив Роджеру о его сыновьях. Он посмотрел на автомобильные часы: восемь пятнадцать — можно заскочить домой, перекусить, полчасика побыть с Джэнет и ребятами. Ему даже не надо делать крюк: ближний путь в Ярд проходил через Белл-стрит, на которой он жил. Слишком велико искушение. Щелкнуло радио. Он поднял трубку: — Вест. — Говорит справочное, сэр. Мы получили сообщение от доктора Вейлса. Через двадцать минут он зайдет к вам в кабинет. — Передайте ему, я скоро буду у себя, — сказал Роджер. — Есть еще новости? — Нет, сэр. — Спасибо. — Роджер дал отбой. Теперь у него появилась новая забота: для чего он понадобился патологоанатому? В такой поздний час он мог прийти только в случае крайней необходимости. Мысль о доме вылетела из головы. Правда, пока он шел к себе в кабинет, ощущая чудовищный голод, она опять мелькнула, он вспомнил, что собирался заехать домой. В кабинете было темно. Он зажег свет, позвонил посыльному и, как только тот вошел, попросил: — Принесите мне поскорей бутерброды и кофе. — Сию минуту, сэр, — заверил его престарелый посыльный. Роджер сел за стол. Там лежали несколько сводок по другим делам, а также двадцать семь заявлений о девушке на фотографии в газетах; кто-то положил записку поверх всей кучи заявлений с указанием их количества. Он быстро пробежал глазами заявления, в глубине души надеясь, что хоть одно из них от Дории Моррисон. Но ее заявления не оказалось. Никто не знал ее под именем Дэнис Моррисон, так что, бесспорно, ни одно из этих заявлений не проясняло вопрос об умершей. Убедившись, что никто не знал ее и как Браун, имя, которым она называлась в меблированных комнатах, он закрыл папку. Услышав шаги в коридоре, Роджер, несмотря на то, что был не в духе, невольно улыбнулся. Шаги доктора Фредерика Вейлса трудно было не узнать. Он ступал так, словно на ногах у него были ласты. Это был большой тучный мужчина, и его тяжелая походка развилась из-за плоскостопия. Дверь приоткрылась. — Привет, Красавчик, — поздоровался Вейлс. Он был бледный и усталый и имел такой вид, будто спал в костюме. Он славился своей неопрятностью. — Хорошо, что ты еще не успел нырнуть под крылышко своей семьи. — Он сел в большее из двух кресел. — Как насчет виски с содовой? — Только после того, как ты мне расскажешь, в чем дело, — сказал Роджер. — Когда-нибудь ты попросишь меня сделать что-нибудь, срочно, и я откажусь, — сказал Вейлс, а Роджер нагнулся к тумбе стола, открыл дверцу и достал виски, содовую и два стакана. — Ее не задушили. Роджер стиснул горлышко бутылки. — Точнее говоря, она умерла не от удушья, — продолжал Вейлс. — Кто-то сильно сдавил ей шею уже после смерти. Не спрашивай меня для чего. Дело в том, что ее отравили. Не спрашивай меня, сама она отравилась или нет. Я не знаю. Роджер принялся разливать виски. — Чем? — спросил он. — Дигиталисом. — Вызвавшим паралич сердца. — Да. — Как был введен дигиталис? — Думаю, шприцем. Роджер плеснул содовой воды в стакан с виски и протянул его доктору. — А точнее? — Будь здоров. — Вейлс пил так, словно умирал от жажды. — Хорошо! Что точнее? — Как был введен яд? — Точно не знаю. Но все-таки наиболее вероятный вариант — инъекция. Бывают случаи, когда его принимают внутрь. — Есть следы в желудке? — Нет. — Ты уверен? — Конечно, — сказал Бейлс, — ты сам хорошо это знаешь. Он всасывается, и все следы исчезают. Но насчет причины смерти нет никаких сомнений. Хочешь клинические подробности? — Он допил виски. — Нет. Выпей еще, — предложил Роджер. — С удовольствием. Что ты хочешь? — Нужно срочно произвести вскрытие другой жертвы возможного отравления дигиталисом. — Черт знает что, — воскликнул Вейлс. Он смотрел, как Роджер наливал виски, взял наполненный стакан и, потягивая и смакуя напиток, спросил: — Когда это нужно? — Сегодня вечером. — Покоя от тебя нет. — Вейлс зевнул во весь рот. Роджер так и не понял, согласился он или нет. — Где труп? — Через тридцать минут будет в лаборатории наверху. — Сначала я должен пойти поесть, — сказал Вейлс. Он тяжело поднялся и вышел из комнаты. Роджер позвонил на Кэннон-Роу и попросил привезти тело Шелдона в Ярд. Не успел он закончить, как отворилась дверь и вошел посыльный с кофейником и аппетитными бутербродами с ветчиной. — Я не хотел вас беспокоить, пока здесь был доктор Вейлс, сэр. — Правильно сделали, — сказал Роджер. — Мне бы не хотелось делиться с ним. Он сразу же набросился на бутерброды и налил чашку кофе в надежде, что уж теперь-то ему никто не помешает. Но не прошло и десяти минут, как снова зазвонил телефон. Он подождал с минуту, дожевывая бутерброд, затем снял трубку. Возможно, Кебл, городская полиция, Сэндис или молодой Скотт. — Извините, — сказала телефонистка, — какая-то женщина хочет сообщить что-то важное, сэр. Она, кажется, в беде. Это насчет фотографии в «Глоубе». Я знаю, что вы ведете это дело. — Как ее зовут? — спросил Роджер почти машинально. — Говорит, что мисс Дорин Моррисон. Роджер на мгновение потерял дар речи. Затем хрипло произнес: — Соедините и проследите, чтобы кто-нибудь записал разговор на магнитофон. Если мне удастся получить у нее адрес или же номер телефона, я хочу, чтобы за ней установили наблюдение. Это сделает справочное. — Он заметил, что крепко сжимает трубку, когда телефонистка произнесла: «Хорошо, сэр». — Соединяю с комиссаром Вестом, — услышал он через мгновение. — Комиссар Вест. Слушаю вас, мисс Моррисон. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем она ответила. Она молчала так долго, что Роджер подумал, не положила ли она трубку. (обратно)5. УЖАС
— Алло, вы слушаете? — закричал в трубку Роджер. — Вы слышите меня? — Последовала еще одна пауза, и девушка произнесла хрипло: — Да. Да. Я вас слышу. Вы знаете… вы знаете о фотографии моей сестры? Она еле произносила слова — ей было трудно говорить. Роджер мог притвориться, будто не знает, что фотография принадлежит «сестре» девушки, или же мог дать ей понять, что знает слишком много, после чего она могла бы задавать вопросы. — Я все знаю, — сказал он. — Где вы? Она молчала. — Вы слышите меня? — Роджер почувствовал, как почва уходит у него из-под ног, под ложечкой заныло от неприятного чувства тревоги. Необходимо спросить у нее подстанцию и номер телефона, откуда она звонила. Другого способа выяснить это нет. В трубке послышался зевок. — Я не… я не знаю, где я. Все равно, как если бы она сказала, что сошла с ума или лишилась памяти. Нужно найти ее во что бы то ни стало, это единственный шанс. — Мисс Моррисон, слушайте меня внимательно! — сказал Роджер. — Да, — раздался звук, похожий на вздох. — Вы видите, прямо перед вами написан номер телефона? — Что? — Номер. Она опять замолчала, и ему ничего не оставалось, как ждать. Затем она ответила, казалось, что она наконец ожила. — Да, Ноттинг-Хилл, 4785… Мне кажется, последнее число 3. Да, 3. Нотинг-Хилл, 47853. — Если нас разъединят, теперь я знаю, куда вам позвонить, — Роджер говорил деловым, подчеркнуто спокойным тоном. — С вами все в порядке? — Я… я боюсь, — сказала Дорин Моррисон. — Я так… Я так долго боялась. — Опять наступила пауза, прежде чем она спросила: — Что с Дэнис? Пожалуйста, скажите мне. Откуда у вас ее фотография?. С ней что-нибудь случилось? — Я расскажу вам все при первой возможности, — сказал Роджер. — Мне бы не хотелось много говорить по телефону. Вы в помещении или на улице? — На улице, — сказала Дорин. — Я убежала из… — Раздался короткий вскрик, и она замолчала. — О, пожалуйста, — вздохнула она, — пожалуйста. Роджер был абсолютно уверен, что это относилось не к нему. Впервые в его голосе появились нотки озабоченности и тревоги. — Дорин! Оставайтесь на месте. Я буду у вас через… Но связь прервалась. Телефон молчал примерно секунд пятнадцать, пока не раздался взволнованный голос телефонистки Ярда: — Она дала отбой, сэр. — Вы говорили со справочным. — О да. — Соедините меня… — Дежурный инспектор ждет вас у телефона, сэр. Спокойный голос Робинсона прервал телефонистку: — Я послал две группы и две патрульные машины в район телефона-автомата. Мы найдем ее. Не беспокойтесь. — Откуда она говорила? — Из телефонной будки на углу Мэш-стрит, возле… — Ясно, — сказал Роджер. — Я еду прямо туда. Он положил трубку, схватил фуражку и выбежал. Через минуту он был у двери ближайшей комнаты сержантов. Три человека, сбившись в кучу, смеялись, видимо, над смачной шуткой. При его появлении они вытянулись. — Один из вас будет дежурить в моем кабинете, — сказал Роджер. — Скажите телефонистке, чтобы соединяла всех, кто будет звонить насчет Дэнис Моррисон, — знаете, о ком я говорю? — Да, сэр, об утренней неизвестной. — Правильно. И чтоб ни один звонок, касающийся ее, не прошел мимо вас. Меня интересует любой, кто знает ее как Моррисон или как Браун, я должен поговорить с этими людьми сегодня вечером. Понятно? — Да, сэр, — ответили три гренадера в один голос, словно прилежные ученики. Роджер поспешно вышел. Около его машины стоял полицейский, и, когда Роджер подошел, он открыл дверцу. — Поздновато едете домой, сэр. — Если бы домой, — тяжело вздохнул Роджер. Он ответил так скорее машинально; единственное, что он хотел, так это через тридцать минут очутиться у Ноттинг-Хилл-Гейт. Если что-нибудь случится и с другой сестрой… Ничего с ней, конечно, не случится. Если бы это ему сказал Кебл или кто-нибудь еще, он бы рявкнул: «Не валяйте дурака». Конечно же, все может случиться. Он же слышал, как девушка сказала, что она боится; он же слышал, как она произнесла с ужасом и отчаянной мольбой; «Пожалуйста, о пожалуйста». — Пожалуйста, — сказала Дорин Моррисон, задыхаясь. — Пожалуйста, не ведите меня обратно в эту комнату. У дверителефонной будки стоял человек: небольшого роста мужчина с прилизанными темными волосами и тонким бледным лицом. Он смотрел на нее мутновато-голубыми глазами и улыбался. Это была обворожительная улыбка; казалось, она избавит ее от всех забот. — Все будет в порядке, — уверял он ее, — Разве вы не хотите снова увидеться с сестрой? — Да. Да, но вы обещали мне встречу с ней сегодня днем. — Она сама ее отложила, — сказал маленький человек. Он взял Дорин за руку и, крепко сжав ее, просунул себе под локоть, чтобы она шла с ним рядом, если же она не успевала, руке становилось больно. Она знала это, так как он проделывал с ней подобное и прежде. Он быстро шел по узкой Нэш-стрит, уводившей в сторону от Беисуотера. Высокие, узкие дома стояли вплотную. Народу на улице было довольно много, но большинство из них — чернокожие. Никто не обращал никакого внимания ни на Дорин, ни на мужчину. Они дошли до угла улицы, которая в этом месте стала совсем узкой. Здесь в неярком свете окон и чуть ярче горевших фонарей виднелись ветхие дома и комнаты, почти лишенные мебели и переполненные людьми. — Пожалуйста, — начала Дорин. Мужчина повернул ее руку. Боль пробежала от кисти к локтю и отдала в плече. — О-о! — Заткнись, — грубо приказал мужчина. Показалась машина. В ней сидели двое, похожие на полицейских. Они взглянули на нее. Она понимала, что для посторонних они казались всего лишь счастливой парочкой. Он снова скрутил ей руку — ей стало так больно, что она невольно отвернулась от полицейских. Когда она снова смогла смотреть прямо перед собой, машина была далеко. Прохожих становилось все меньше, домов тоже. Это был пустынный район — редкие дома, уцелевшие после бомбежки, от которой, еще до ее рождения, так сильно пострадал Лондон. В одном из домов, с фонарем над входной дверью, светились два окна. Мужчина тащил ее туда. Но чем ближе она подходила к дому, тем больше обуревал ее страх, вызванный пережитым за последние дни кошмаром. Две недели она провела в этом доме, как в тюрьме, веря, что должна быть здесь для того, чтобы помочь Дэнис. Вдруг с ужасом она поняла — Дэнис мертва! В тот момент, когда Дорин помимо ее воли тянули по темной улице, ей вдруг представилась более отчетливо, чем прежде, фотография, напечатанная в «Глоубг», Дэннс мертва. Во сне Дэнис выглядела совсем не так. Они подошли к двери, и маленький человек ослабил руку. Несмотря на страх и отчаяние, Дорин почувствовала прилив храбрости. Она не должна идти с этим человеком, Дэнис мертва, и с ней тоже может произойти все что угодно. Она вырвала руку. Оттолкнув мужчину, она ударила его ногой. Он пошатнулся и отпрянул в сторону. Она побежала, и юбка поползла вверх по ее стройным ногам выше и выше, не стесняя ее движений. Она мчалась вперед. Несколько месяцев назад она бежала на соревнованиях в Аделаиде и в беге на тысячу метров пришла третьей. Она летела словно ветер. Она не оборачивалась, так как это могло отнять у нее драгоценные секунды. Она не слышала за собой погони. Она начала задыхаться, но в то же время почувствовала огромное облегчение. Он не преследовал ее. Он… Он вырос перед ней, выскользнув откуда-то из переулка. Его лоб был в крови, и было похоже, что он может убить. — Нет! — закричала она. Она метнулась в сторону, но он подставил ей ногу, она споткнулась и упала. Все произошло так внезапно, что она даже не испугалась. Ударившись головой о тротуар, она потеряла сознание. Девушка не почувствовала, как маленький человек нагнулся, поднял ее и понес по переулку, во двор каких-то трущоб. Когда подъехал Роджер, полицейская машина стояла на углу Нэш-стрит. Сержант лет пятидесяти из полицейского участка этого района подошел к нему и заглянул внутрь. — Нашли? — спросил Роджер. — Пока нет, — ответил сержант небрежно. — Вы что, потеряли ее? — спросил Роджер резко. — Чтобы потерять, надо было еще найти, — отпарировал сержант; он был уже в таком возрасте, когда не очень-то волнуются и переживают, если у офицера из Ярда плохое настроение. — Кто-нибудь видел ее? — спросил Роджер. — Не думаю, — ответил сержант. — Мои ребята и из мотоотряда проверяют несколько вариантов. Нужно время. — Время, — проворчал Роджер с горечью, и сержант понял, что произошло что-то серьезное, хотя и не знал, что именно, казалось, это нисколько не волновало его. Роджер открыл дверцу и вышел. Какой смысл ругаться с человеком, не болеющим за свое дело?! Радио в машине ожило: — Вызываем комиссара Веста… вызываем… Роджер нагнулся в машину и взял микрофон: — Вест слушает. — Говорит справочное, — сказал дежурный. — Вам два сообщения, сэр. Сержант Кебл выехал из аэропорта и к вашему возвращению будет ждать у вас в кабинете. — Так. — Некий мистер Ланселот Смит будет у вас примерно через час — он принесет списки пассажиров и командного состава парохода «Кукабурра». Это передали из городской полиции, сэр. — Хорошо, — сказал Роджер. — Спасибо. — Он положил трубку. Настроение немного улучшилось. Они потеряли девушку, а ей, несомненно, угрожает опасность. Позади него затормозила машина, и он повернулся. Он узнал сержанта из мотоотряда. Его поразило, что тот был один. Сержант поспешно вылез из машины и увидел Роджера. — Добрый вечер, сэр. Похоже, мы засекли девушку. У Роджера екнуло сердце. — Где она? — Едем мы еще с одним сержантом, вдруг увидели ее и мужчину, по приметам — человека из Лондонского аэропорта, сэр. Невысокий парень, бледный, с прилизанными темными волосами. С ним была симпатичная девушка. Они шли, тесно прижавшись друг к другу, хотя было видно, что она не получает от этого удовольствия. — Где другой сержант? — Следит за ними. Они на Джонсон-стрит. — Сможете меня подбросить туда? — спросил Роджер. Он увидел, как засветились глаза сержанта из районного участка, и неожиданно вспомнил его имя: — Чарли, сообщите повсюду и гоните за нами на Джонсон-стрит. — Будет сделано! — Чарли казался польщенным. Роджер сел в машину сержанта из мотоотряда, тот рванул так, словно намеревался протаранить любую машину, которая попадется на пути. Он срезал один угол за другим, мастерски управляя автомобилем. — Опишите девушку, — приказал Роджер. — Светловолосая, рост около метра пятидесяти, хорошая фигура, довольно большие икры, это неполный, конечно, портрет. — Должно быть, она, — согласился Роджер. Он заметил, что некоторые цветные останавливаются и смотрят, как мчится их машина. Они обогнули еще один угол, едва не сбив велосипедиста. Роджер закусил губу. Сержант заметно снизил скорость, и, пока они доехали до перекрестка, Роджеру казалось, что они просто ползут. Из подъезда совершенно темного дома вышел человек. Роджер узнал сержанта мотоотряда, который тут же сказал: — Они в том доме, через дорогу. — Точно? — спросил Роджер. — Абсолютно. Двое местных полицейских во дворе, сэр. В доме через дорогу свет горел только в двух окнах на первом этаже, в остальных окнах было темно, лишь через матовые стекла, входной двери пробивался слабый свет. — Я пойду туда, — сказал Роджер. — Если начнется заваруха, не церемоньтесь. — Разрешите с вами, сэр, — сказал сержант, приехавший с ним. — В следующий раз, — улыбнулся Роджер и исчез в темноте. Только действия могли вывести его сейчас из состояния нервной напряженности. Сержант был прав, это дело не для старшего офицера. Чувство личной ответственности заставило его пойти вслед за Роджером. Он не должен допустить, чтобы Дорин Моррисон разделила судьбу сестры. (обратно)6. ИГЛА
«Нет, нет, нет», — вертелось в голове у Дорин, она уже прошла полпути по лестнице. В этом доме она провела день. Джессуп волочил ее вверх по ступенькам. Он запыхался, сопел, с трудом переставляя ноги и то и дело спотыкаясь. Ступеньки громко скрипели. Он остановился и выпустил Дорин, но она, не удержавшись, повалилась на него. Девушка и не заметила, что прижалась к его впалой груди. «Нет, нет, нет», — лишь повторяла она. Дорин была слишком слаба, слишком ошеломлена, чтобы осознавать что-то или бороться. До ее слуха долетели какие-то звуки. По скрипу она поняла, что открывается дверь ее комнаты. — Нет! — вскрикнула девушка. С неимоверным усилием она отпрянула назад. Раздалась площадная брань. Их тела больше не соприкасались, и она вдруг почувствовала, что его руки с бешеной силой сжимают ее горло. Казалось, воздух застрял у нее в легких и они вот-вот разорвутся от страшной боли. Он заталкивал ее в комнату. Она едва держалась на ногах. И она бы упала, если бы не эти ужасные руки, сжавшие ее шею. Он отшвырнул ее от себя. Ударившись ногами о край дивана, она опрокинулась навзничь, но теперь она наконец могла дышать. Воздух ворвался в легкие, и от этого боль стала ничуть не меньше прежней. Она не хотела ни о чем думать. Все было безразлично. Главное — драгоценный воздух опять принадлежал ей… Она почувствовала, что зажегся свет, потом поняла, — что Джессуп передвигается по комнате, но она не знала, где он и что делает. Яркий свет бил ей прямо в глаза, и единственное, чего ей хотелось, — это крепко зажмуриться и лежать, вдыхая в себя жизнь. Задвигались какие-то тени: видимо, Джессуп. Звякнуло что-то металлическое, было слышно его тяжелое дыхание. Дорин не знала, что он готовит шприц, наполняя его из ампулы дрожащей рукой. Испуганный, затаив дыхание и, может быть, отчасти ненавидя себя, он трясся всем телом. Смертоносная жидкость начала всасываться в стеклянное тело шприца. Она открыла глаза. В момент неожиданного просветления она поняла, что он намеревается сделать. Подол ее юбки был почти у талии. Он держал шприц в правой руке. Она конвульсивно рванулась, но он предвидел это. Левой рукой он с сокрушающей силой надавил ей на грудь, прижав к дивану, а коленом правой ноги придавил ей ноги. Она оцепенела, и единственное, что она слышала, — это биение своего сердца. Она видела искаженное яростью лицо Джессупа, видела, как шевелятся его губы, будто он что-то говорит. Она сделала отчаянную, но безнадежную попытку повернуться, но не смогла. Когда Роджер вошел в подъезд, там никого не было. Слабые звуки музыки доносились из комнаты справа, дверь ее была настежь распахнута. Другая дверь, слева, была закрыта, и через щель внизу пробивался свет. Он услышал шаги на ступеньках и на мгновение остановился. Шаги, несомненно, доносились сверху. Ему показалось, что музыка стала громче и заглушила шаги. Он начал подниматься, все время поглядывая наверх. Слабая лампочка, горевшая на площадке прямо над головой, была единственным источником света. Он быстро побежал наверх, держась ближе к стене, чтобы ступени не скрипели слишком громко. Он почти добрался до половины лестницы, когда услышал где-то высоко наверху скрип. За ним последовал звук шаркающих шагов, будто кто-то шел спотыкаясь. Ему показалось, что он услышал вздох или скорее приглушенный крик. Когда дверь захлопнулась, он еще мчался по лестнице. На площадке выше было совсем темно. Пробежав еще один пролет лестницы, он увидел наверху свет, пробивавшийся из-под двери. Видимо, его только что зажгли. Бесшумно он приближался к этой двери. Музыка стихла, и он услышал за дверью какое-то движение. Он мог бы броситься к ней или же, наоборот, незаметно подкрасться. Но была ли в это мгновение девушка в опасности? В голове пронеслась мысль, а там ли вообще Дорин? Если Кебл или какой-либо другой малоопытный детектив действовал бы импульсивно, так, как сейчас действовал он, Роджер задал бы им хорошую взбучку, узнав об этом. Он поднялся на площадку и подошел к двери. Нужно было удостовериться, что Дорин здесь. Может быть, он услышит что-нибудь важное, если прислушается. Затаив дыхание, он припал ухом к двери. Ему показалось, что кто-то задыхается. Затем послышался другой звук, приглушенный голос, скрип пружин. А вдруг он распахнет дверь и застанет на кровати любовников — подвыпивших, а может, и трезвых — они имели на это право… Он обязан рискнуть. Повернув ручку, он толкнул дверь; она без скрипа слегка приоткрылась. В ярком свете единственной лампочки он увидел мужчину, склонившегося над девушкой. Он загородил ее голову и тело, и видны были только ее ноги. Правая рука мужчины была поднята, и в ней поблескивал шприц. — Я не хотел убивать тебя, — говорил мужчина, тяжело дыша. — Тебе это и не удастся, — сказал Роджер твердым голосом. Он распахнул дверь, и мужчина обернулся. На мгновение стали видны голова и плечи девушки. Бледная как полотно, она лежала с закрытыми глазами. Юбка задралась до пояса, а правый чулок был весь разорван. Мужчина стоял молча, зажав шприц в правой руке. Он был бледен почти так же, как и девушка, и на бледном лице глаза его были похожи на черные бусины. Невысокого роста, хилый, с большими залысинами. У Роджера пересохло во рту. — Брось шприц, — приказал он. — Я из полиции… — Убирайся, — прорычал бандит. — Брось и не валяй дурака. — Роджер шагнул вперед, однако старался держаться настороже. Человеку со шприцем нечего было терять, это Роджер прочел в его глазах. — Тебе что приказано?!. Он сделал еще несколько шагов вперед. Маленький человек пошел ему навстречу, держа в правой руке шприц, словно кинжал. Его большой палец находился на поршне. Если он подойдет слишком близко, то может вонзить иглу. Какой была смертельная доза? — Брось! — рявкнул Роджер. Человек со шприцем прыгнул на него, направив иглу прямо в лицо Роджера. Она казалась огромной и угрожающей, словно рапира. На какую-то долю секунды Роджер почувствовал страх. Если он отобьет руку, то игла может вонзиться ему в ладонь. Эта мысль молнией промелькнула в мозгу. Он упал на колени. Рукав нападавшего задел его волосы, но боли не было. Изо всей силы Роджер ударил головой вверх, прямо в пах нападавшего, и, отшвырнув его, понял, что у того перехватило дыхание. Шприц упал рядом с Роджером. Тяжело дыша, он встал и смотрел на бандита, упавшего на стул и скорчившегося от боли. Роджер поднял ногу. Желание раздавить шприц было почти непреодолимым. Он опустил ногу, но в последний момент откинул шприц в сторону. Несколько капель вылилось из иглы, оставив след на блестящем линолеуме. Нападавший выпрямился и сделал слабую попытку броситься на него еще раз, но снова скорчился от боли. Роджер принялся за дело. Он зашел сзади, схватил правую руку бандита и завел ее за спину. Он молча смотрел на девушку. Она по-прежнему лежала на спине, оцепенело уставившись на него. — Все в порядке, — сказал Роджер мягко. — Больше вам нечего бояться. Она раздвинула губы. В ее бархатных, широко раскрытых глазах была пустота. — Все будет хорошо, — успокоил ее Роджер. — Я вернусь через… Услышав какой-то шум у двери, он замолчал, насторожившись. Возможно, этот человек имел сообщника. Затем в дверях появилась массивная фигура полицейского из мотоотряда. — С вами все в порядке, сэр? — Он был встревожен. — Нормально. — Роджер с трудом узнал свой голос, настолько он был хриплым. — Возьмите этого парня и немедленно отправьте его в Ярд за попытку нанести тяжелые телесные повреждения. — Слушаюсь! — Полицейский из мотоотряда, казалось, обрадовался представившейся ему возможности. Потом он заметил девушку и стал внимательно разглядывать ее. — Скажите Чарли, чтобы он прислал сюда доктора, — распорядился Роджер. — По всей вероятности, у нее шок. Сержант направился к двери, и Роджер крикнул: «Осторожней, шприц». Огромная нога полицейского опустилась всего в нескольких сантиметрах от шприца. Он обошел его и взял задержанного за руку. Роджер наблюдал за девушкой, а полицейский, видимо, недостаточно крепко держал преступника. Тот вырвал руку и бросился к двери. Сержант подставил ему ногу, беглец споткнулся и упал. Очень быстро для своей комплекции сержант наклонился и, схватив его за шиворот, поставил на ноги. — Я присмотрю за ним, сэр. Роджер кивнул. Он повернулся к девушке, но она не двигалась и по-прежнему смотрела отсутствующим взглядом. Ее юбка была все еще задрана. У нее были полные, крепкие ноги, и он обратил внимание на ее довольно крупные, но красивые икры. На ней была грязная белая кофта с оборками. Роджер подошел ближе. Ни на ногах, ни на лице девушки не было никаких признаков, указывавших на то, что она болела или долгое время провела без воздуха. Пододвинув стул, он сел рядом, взял ее за руку и нащупал пульс. — Вам больше не о чем беспокоиться, — мягко обратился он к ней. — Сейчас вы в полной безопасности. Я комиссар Вест. Вы говорили со мной по телефону. Помните? Она молчала, и он не был уверен, что она его слышит. Пульс у нее был слабый, лоб холодный. — Вам больше не о чем беспокоиться, — снова заверил Роджер. Он был отчасти рад, что она не понимает его, так как был не совсем прав: когда она оправится от шока, она узнает о смерти своей сестры. — Как зовут человека, который был с вами? — спросил Роджер. Это был праздный вопрос. Он просто хотел заставить ее говорить, но тщетно. — Вы можете быть абсолютно уверены, что, сейчас вам нечего больше бояться, — повторил он настойчиво. Если бы ему удалось заставить ее осознать это возможно, она бы значительно легче перенесла дальнейшее. В следующее мгновение, пока он был занят единственной мыслью: как помочь Дорин Моррисон, произошли два события. У нее расширились глаза, словно от ужаса, и когда он подумал, что причиной этому могли быть воспоминания о происшедшем, он услыхал шорох — точно шаги на скользком линолеуме. Он почувствовал непреодолимое желание вскочить, но остался сидеть рядом с девушкой. У нее задрожали губы и не было никакого сомнения, что ее обуял страх. Шорох раздался снова — совсем близко. Девушка ахнула, в глазах у нее был ужас. Не вставая, Роджер отбросил стул и резко повернулся. В метре от него, подавшись вперед, стоял человек с ножом в руке, словно хотел всадить его в спину Роджера, или же в грудь девушке. Вытянув руки, Роджер бросился на нападавшего и схватил его за ноги. В этот момент он не думал, он действовал интуитивно.. Он увидел, как дернулась правая нога нападавшего, и понял, что тот собирается его ударить. Он сделал отчаянную попытку перехватить ногу и увидел блестящий носок направленного на него ботинка. Казалось, это нога гиганта. Он увернулся. Ботинок, словно напильник, чиркнул его по виску больно, но не слишком. — Боже! — закричала в ужасе девушка. Роджер перевернулся. Нападавший склонился над девушкой, подняв правую руку. Роджер не видел нож, но знал, что он в занесенной над ней руке вот-вот нож вонзится в тело девушки. Роджер, сообразив, что до нападавшего ему не дотянуться, увидел рядом с собой ножку дивана. Ухватился за нее двумя руками и толкнул его изо всех сил. В тот момент, когда нападавший наносил свой смертельный удар, диван, словно снаряд, заскользил по гладкому полу. От толчка нож вонзился в диван в нескольких сантиметрах от девушки. Дверь распахнулась. — Живы? — крикнул вбежавший полицейский. Нападавший схватился за нож, но не смог его вытащить. Тогда он бросился на полицейского, который стоял уже в центре комнаты. По сравнению с бандитом тот выглядел маленьким и слабым. Он ударил полицейского ногой в пах и, когда тот отлетел назад, выскочил из комнаты. Раздался крик, потом что-то сильно грохнуло. Роджер тяжело поднялся. Полицейский, согнувшись, корчился на стуле. Девушка лежала неподвижно, уставившись на дверь. Дверь отворилась, и вошел человек в штатском. — Вы его задержали? — спросил Роджер. — Кого? Человека, который выскочил отсюда? Нет, сэр. Он нырнул в соседнюю комнату и выпрыгнул в окно. Вы не ранены? — Нет, — ответил Роджер. — Идите вниз и объявите тревогу по городу. — Дайте его приметы — рост около 180 сантиметров, смуглый, широкий нос, одет в черное, носит темный шарф и кепку. Сообщите, где он находился, когда его видели последний раз. Все ясно?. — Да, сэр, — ответил тот на ходу. Роджер подошел к полицейскому, который сидел скорчившись и крепко сжав ноги. Полицейский выпрямился, но был очень бледен. — Вам помочь? — спросил Роджер. — Когда я играл в футбол, меня били похуже, — грустно сказал полицейский. Роджер подошел к девушке. Она лежала неподвижно и, казалось, не замечала его. Он смотрел на нож. Его ручка была обмотана материей и напоминала забинтованный палец. На ней не было никаких следов. Он вытащил нож. Лезвие было острое как бритва, а конец — тонкий как игла. Роджер содрогнулся. На лестнице раздались шаги, и в дверях появился молодой человек с седыми, как снег, волосами, держа в руке чемоданчик. Это был полицейский врач. За ним стоял сержант из мотоотряда. Врач вошел застенчиво, чем-то напомнив Роджеру робкого Сирила Джи из Лондонского аэропорта. — Займитесь ею, — сказал Роджер вставая. Девушка оставалась неподвижной. Роджер подошел к шприцу и осторожно поднял его. Через некоторое время в комнату набились все, кто мог хоть чем-то помочь, — фотограф, дактилоскописты и другие работники Ярда. Они не нуждались в указаниях, они знали, что им надо делать. Роджер подождал, пока не унесли на носилках Дорин Моррисон, и подошел к старшему инспектору районного полицейского участка. — Я хочу забрать нож к себе в Ярд, — сказал Роджер. — Разрешите мне прежде осмотреть его? — попросил детектив. — Я вам его перешлю. — Как хотите, — согласился Роджер. Двое полицейских в форме — один из них ставший жертвой нападения — стояли перед входом в дом, где собралась толпа, в основном ямайцы. Особенно много было детей, их огромные темные глаза напомнили Роджеру о Дорин. Кто-то подогнал его машину, и один из полицейских, расчистив путь, распахнул дверцу. — Благодарю, — кивнул он, и машина тронулась. Вскоре он выехал из узких переулков и очутился на широкой магистрали. Он направился в западную часть города. Было около половины десятого: домой, вероятно, он попадет очень поздно. Он подавил зевоту: такая напряженная работа поглощала сейчас у него больше энергии, чем несколько лет назад. Нет уже прежней ловкости, подумал он с огорчением, иначе я не упустил бы второго бандита. Рассердившись на себя и чувствуя усталость, он съехал с главной дороги около Мраморной арки, закурил и включил приемник. Передавали концерт Брамса, но он не знал — какой. Минут десять он отдыхал, рассеянно слушая музыку и еще раз перебирая в памяти все, что случилось. Когда он очнулся от задумчивости, он подъезжал уже к Ярду. Двор был почти пуст, но когда он въезжал туда, из ворот под вой сирен выскочили две машины мотоотряда. Никто не повстречался ему, пока он шел к себе в кабинет. Подходя ближе, он заметил свет и услыхал голоса. С Кеблом кто-то был. Наверняка, управляющий пароходной компанией Смит. Он стал насвистывать какой-то мотив, давая понять о своем прибытии. Когда Роджер открыл дверь, Кебл уже знал, что это он. — Здравствуйте, сэр. — Добрый вечер, сержант. — Я только что говорил с отделением насчет случившегося. — Ничего себе вечерок, а? — сказал Роджер. Из кресла поднялся человек. Пока он сидел в кресле, он казался среднего роста, но, поднявшись, стал вдруг очень маленьким, почти карликом. У него были довольно крупные, грубые черты лица, тяжелые, набухшие веки, большие руки. — Мистер Ланселот Смит, сэр. — Рад познакомиться с вами. У Смита был низкий, сиплый голос. — Я очень огорчился, узнав о смерти двух бывших пассажиров «Кукабурры». Я принес список пассажиров. — У него был едва заметный иностранный акцент, и он тщательно выговаривал слова. Он протянул Роджеру напечатанный список и добавил: А также список офицеров судна. Он достал его, и Роджер увидел против каждой фамилии небольшую, как для паспорта, фотографию. — А также и команды, если это поможет делу. Роджер взял списки, небрежно просмотрел фотографии, пока не увидел одну, которая заставила его забыть все остальное. На ней был изображен человек, которому он помешал убить Дорин Моррисон, — третий помощник капитана «Кукабурры» Томас Джессуп. (обратно)7. СМЕРТЬ ПОЗАДИ
Очевидно, Ланселот Смит понял — что-то случилось, Кебл подошел сзади посмотреть на фотографию. Роджер ткнул указательным пальцем в фотографию Джессупа и спросил: — Насколько хорошо вы знаете команду? — Лично я не знаю никого, за исключением капитана, старшего помощника и старшего механика. Но я знаю послужной список остальных офицеров судна. Он был третьим помощником. Вы с ним знакомы? — Да, немного. Вы сказали «был». — Он покинул судно в Лондоне. — Разве он не подписал контракт на рейс в оба конца? — Он оказался неподходящим для нас, — сказал Смит. — В каком смысле? — Комиссар, некоторые вещи являются тайной компании. — Мы расследуем убийство. Смит облизнул толстые губы. — Конечно, я готов помочь чем могу. Но это останется между нами, не так ли? — Да. — На борту судна была совершена кража. В основном воровали у команды и офицеров, но кое-что пропало и у пассажиров. Джессупу предложили покинуть корабль. — Ему предъявили обвинение в воровстве? — Несомненно, он знал, почему его не хотели оставлять на судне. — Вы знали его дальнейшие планы? — Думали, что он наймется на другое судно. Смит пожал плечами. — Чтобы там снова начать воровать? — Никаких доказательств не было, комиссар, — медленно проговорил Смит. Нельзя губить человека только по подозрению. — Кто еще знал об этом? — Капитан, старший помощник и старший механик. — Смит поднял большую нескладную руку. — Почему вы так интересуетесь этим человеком? — Он обвиняется в попытке нанести телесные повреждения другому пассажиру «Кукабурры», — безразлично ответил Роджер. — Другому? — Смит казался удивленным. — И вероятно, его ожидает обвинение в совершении одного из убийств, — продолжал Роджер. — Мне необходимо как можно скорее получить о нем все сведения, мистер Смит. Абсолютно все. — Я сейчас же запрошу о нем, — пообещал Смит. Он казался испуганным и смахивал сейчас при всей своей уродливости на умалишенного. — Он имел доступ к ядам? — К ядам? С этим человеком легко было потерять терпение. — По-видимому, «Кукабурра» перевозила медикаменты? Смит вытащил платок и вытер толстую шею. — Действительно так, — признал он. — И Джессуп… — Он облизнул губы. — Джессуп? — Джессуп исполнял обязанности фельдшера по оказанию первой помощи и заведовал медикаментами в лазарете. Вы думаете, он украл яд?.. — спросил Смит упавшим голосом. — Это вполне вероятно, — сказал Роджер. — Вы не знаете, не было ли на судне дигиталиса? — Я… я не могу сказать точно. Я узнаю в Сиднее в самое ближайшее время. — Где сейчас «Кукабурра»? — Четыре дня назад она вышла из Гонконга в Сидней. — Сколько дней длится этот рейс? — Обычно двенадцать. — Остальные офицеры на судне те же, которые шли сюда? — Да, комиссар. — А команда? — В основном это китайцы. Кое-кого из них мы заменили. Это я могу сказать вам утром. — Смит попятился к креслу и сел, вытирая лоб. — Вы не знаете, был ли среди команды человек, отвечающи этим приметам? — Роджер повторил приметы, которые он сообщил в отделение полиции. Они были неточными: его собственное впечатление от человека в низко надвинутой на глаза кепке было расплывчатым. — Затрудняюсь сказать что-либо определенное, — резонно ответил Смит. — Но насколько я знаю, никто на «Кукабурре» не был похож на него. Никто. Вы… вы сказали, что Джессуп нападал на другого пассажира? — Он напал на Дорин Моррисон, — ответил Роджер. — У вас есть адреса пассажиров, прибывших сюда? — Да, — сказал Смит. Он указал на список в руке у Роджера. — Они все здесь. Но… но вы сказали, что поймали Джессупа. — Впервые управляющий пароходной компанией оживился. — Значит, он больше не сможет причинить вреда? И нет никакой опасности для других пассажиров? — Пока неизвестно, — сказал Роджер. — Мы еще слишком многого не знаем. Например, из-за чего Джессуп решил убить сестру Моррисон или мистера Шелдона? — Понятия не имею. — Может быть, они обвинили его в воровстве? — Не знаю. — Вы Действительно не знаете? — Действительно, комиссар. — Расправив плечи, Смит неожиданно обрел чувство собственного достоинства. — Не знаю. Хотя совершенно очевидно, что кто-то из пассажиров бросил ему это обвинение. Но кто — я не знаю. Об этом может знать только капитан. — Несомненно, он записал об этом в судовой журнал. — Журнала я не видел, — сказал Смит. — Комиссар, я могу предложить вам любую помощь, сделать все, что от меня зависит, но я не в состоянии сообщить вам сведения, которые мне неизвестны. Промолчав, Роджер заставил себя улыбнуться. — Я понимаю. — Он никак не мог понять, отчего был так взвинчен: то ли от волнения, которое пережил, то ли внешность Смита была настолько неприятной, что он относился к нему с предубеждением. — Вы оказали нам большую услугу. Оставьте мне свой адрес, номер телефона и почтовый адрес вашей сиднейской конторы, и мы не будем беспокоить вас до утра. Глаза Смита радостно заблестели. — Все эти сведения есть в списках. И лондонский и сиднейский почтовые адреса — все там. Комиссар, я сделал все, что мог. — Спасибо. Сказал Роджер. Мистер Смит… — Да? — Вы случайно не догадываетесь о причине, из-за которой кому-то понадобилось убивать пассажиров вашего судна? — Для меня это просто загадка, — ответил Смит чистосердечно. — Просто загадка. Единственно… если Джессуп психический больной. Они бывают настолько неуравновешенными, что могут убивать людей, которые… — Смит замолчал, словно знал, что Роджера это не убедит, так как и сам не верил в свои доводы, однако продолжал настаивать своим тихим голосом: — Это вполне возможно. Такие люди бывают. — Может быть, и бывают, — сказал Роджер. — Сержант, проводите мистера Смита. Прощаясь, Смит не подал руки и вышел так, словно давно мечтал как можно быстрее избавиться от Роджера. В коридоре прозвучали шаги и вскоре стихли. Роджер обошел стол и сел. Что-то ему не нравилось в поведении Смита. Но сейчас он должен все отбросить и встряхнуться. Девушка жива, а шок долго не протянется. Один убийца схвачен, а другого скоро поймают. Но как он может говорить с такой уверенностью: многолетний опыт подсказывал ему, что нельзя полностью полагаться на интуицию, однако он был уверен, что Джессуп — убийца Дэнис Моррисон и Шелдона. Приметы, данные Сирилом Джи, совпадали. Джессуп был схвачен, а шприц у него в кармане. Он же видел, как Джессуп воткнул иглу. Какие могут быть сомнения? Он достал из кармана шприц и положил его на бювар перед собой. Игла и стекло сверкнули. Он услышал шаги. Кебл открыл дверь и вошел. — Отнесите эту штуку в лабораторию для анализа содержимого, — сказал Роджер. — Скажите им, что это, вероятно, дигиталис. — Хорошо. — Кебл потянулся через стол и взял бювар. — Где живет этот парень, Сирил Джи? — Недалеко от военно-морских складов, — ответил Кебл. — А номер его телефона вы знаете?. — Виктория, 81345. — Спасибо, — улыбнулся Роджер. Он снял трубку и сообщил номер телефонистке. Кебл был в это время уже у двери. — Кеб… Кебл обернулся, придерживая бювар. — Что вы думаете о Смите? — Я считаю, что он что-то скрывает, — сказал Кебл мрачно. — Мне кажется, он понял, что ему грозит неприятность.. Роджер кивнул, и Кебл вышел. Зазвонил телефон. Так случалось очень часто, слишком часто, когда нет времени подумать по-настоящему, выработать какую-то точку зрения, проанализировать собственные ошибки и достоверность фактов. — Соединяю с Викторией, сэр, — сообщила телефонистка. — Спасибо… Мистер Джи?. — начал приветливо Роджер, взяв себя в руки. Джи был мрачен. — Я думал, вы больше не будете нас беспокоить… — после небольшой паузы он поправился, — беспокоить меня снова. — Только при чрезвычайных обстоятельствах, — сказал Роджер. — Я очень извиняюсь. Не могли бы вы приехать в Ярд? — Как?! Сейчас? — Да, пожалуйста, — сказал Роджер. — Я пришлю за вами машину. — Ах так. Ну хорошо, — сказал Джи недовольно. — Я буду готов через десять минут. — Затем раздался какой-то шепот, и со словами «я не мог отказаться» несчастный Джи повесил трубку. Роджер чуть улыбнулся… Они, видимо, снимали квартиру. Но какое, черт побери, ему до этого дело? В Ярде было тихо. На душе у него стало легче, предчувствие неотвратимой опасности прошло. Если бы только стало известно, что схватили человека, напавшего на него и на девушку в Ноттинг-Хилл-Гейт, он бы снова стал самим собой. Было десять часов, и Роджеру казалось, что эта ночь никогда не кончится. Джи сидел в приемной на первом этаже. Он встал раздраженно и нетерпеливо. Вид у него был усталый и подавленный. — Надеюсь, что это вызвано необходимостью, — сказал он скорее брюзгливо, чем с издевкой. — Если бы это было не так, я бы не просил вас приехать, — сказал Роджер. — Я только что отдал распоряжение: в полицейском участке на Кэннон-Роу подготовить все для опознания. Я думаю, вы там кое-кого увидите и узнаете. — Вы поймали его? — спросил Джи изменившимся голосом. — Задержали подозрительного, — ответил Роджер. — И пожалуйста, ничего не говорите, пока мы будем возле них. Он знал почти наверняка, что Джи опознает в Джессупе человека, который в аэропорту вонзил иглу в Шелдона, но, когда они вошли в комнату, где находились два полицейских и пятеро одинаково одетых людей, его охватило сомнение. Все пятеро были похожи друг на друга, невысокого роста, в черных костюмах и черных фетровых шляпах. В комнате было дневное освещение. Джессуп стоял в середине, и они прошли мимо, останавливаясь перед каждым из них, но Джи не подал вида, что кого-то узнал. Он уже забыл о своем недовольстве и прекрасно владел собой. Они вышли. — Этот человек стоит в середине, — бесстрастно сообщил Джи. — Вы арестовали кого надо. Поздравляю. Простите, что был так невыдержан. — Ерунда, — тепло сказал Роджер, — Не хочу вас больше задерживать сегодня, но позже я могу вызвать вас как свидетеля. Джи поморщился. — Моя невеста говорила мне с самого начала, что я напрасно ввязываюсь в это дело, — сказал он, — что ей наплевать на весь этот треп о гражданском долге. — Вы поступили правильно, иначе мы бы до сих пор не разыскали этого парня и другая девушка могла быть уже трупом. — Роджер крепко пожал ему руку, слегка забавляясь восхищением, появившимся в глазах Джи: ему было двадцать два-двадцать три года, немногим больше, чем его сыновьям. Он проводил Джи до ворот Ярда и подождал, пока тот не уехал. Роджер вернулся в отделение на Кэннон-Роу, с одной стороны, успокоенный, но озабоченный и полный сомнений. Ему не давала покоя мысль: он что-то упустил, но не мог вспомнить — что именно. Джессуп не сказал ни слова, и сейчас его надо допросить. Это потребует много времени. Он вздохнул и вошел в полицейский участок на Кэннон-Роу. Сперва чашку крепкого кофе, затем… Инспектор, дежуривший ночью в полицейском участке, пошел навстречу Роджеру. Несомненно, он спешил сообщить ему какую-то неприятность. Высокий, седой, один из наиболее опытных и искушенных сотрудников, он шел с таким выражением лица, какое Роджер видел у него всего несколько раз. Роджер подготовился к удару. — Джессуп отравился, — сообщил инспектор мрачно, — У него была таблетка цианистого калия. Он, конечно, знал, что его опознают, знал, что шансов у него нет. Роджер замер. — Я чертовски виноват, — продолжал инспектор, — и, кроме себя, никого не виню. Его обыскивали при мне. Это здорово ухудшит дело? Помолчав, Роджер ответил с горечью: — Одному Богу известно. Сейчас у него совсем не было причин для хорошего настроения, но зато прибавились новые тревоги. Если для того, чтобы не давать показаний, он отравился, то какому же делу он служил? Какие страшные тайны унес он с собой в могилу? Роджер сжал локоть инспектора. — Плохи дела, Джим. — Он снова помолчал и добавил. — Я, пожалуй, пойду взгляну на него. (обратно)8. ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК ИЗ ГОНКОНГА
Полчаса спустя Роджер вошел в свой ярко освещенный кабинет. Его мучила страшная неизвестность и в то же время отчаянное желание узнать правду. Когда же Дорин Моррисон сможет говорить? Надо бы выяснить, как она себя чувствует. Он увидел сидящего за столом Кебла — молодого, бодрого. Кебл улыбнулся и прижал к губам палец. Только тогда Роджер заметил, что в комнате они не одни. Развалившись в удобном кресле и открыв рот, доктор Вейлс ритмично похрапывал. Роджер только тут вспомнил: результаты вскрытия Перси Шелдона, должно быть, давно готовы. — Он сообщил о вскрытии? — тихо спросил Роджер. — Шелдон умер от отравления дигиталисом, — сказал Кебл. — Наверняка от укола в правую ягодицу. — Наконец-то мы узнали, — сказал Роджер. — Что-нибудь известно относительно Дорин Моррисон? — Ей нужен покой. Врач считает, что она, возможно, заговорит завтра. Физически она не пострадала, и ее хорошо кормят. — Кебл недоуменно смотрел на Роджера. — Хорошо, — сказал Роджер. — Гонконг? — Ждём звонка с минуты на минуту. — Кебл замолчал и спросил: — Хотите выпить, сэр? — Вы считаете, что мне это необходимо? — Мне необходимо, — несколько застенчиво сказал Кебл. — Наливайте и плесните мне двойную порцию. — Роджер сел у края своего стола, уставившись на Вейлса. — Джессуп отравился, — сообщил он бесстрастно. Кебл, словно от боли, втянул в себя воздух. Он промолчал; у него был дар чувствовать, когда лучше помолчать. Он протянул Роджеру виски с содовой — виски он не пожалел. Роджер выпил. Вейлс храпел. Кебл потягивал виски из стакана. Медленно Роджер поднес свой стакан к носу Вейлса. Храп Вейлса усилился, у него зашевелились губы, и он потянул носом. Роджер не шелохнулся. Анатом задвигался и, моргнув, открыл глаза. Он покосился на стакан, затем выпрямился в кресле. — Не искушай меня, — сказал он. — Раз я заснул, значит, принял достаточно. — Уверен? — Да, — сказал Вейлс. Он зябко поежился. — Здесь чертовски холодно. Тебе сообщили? — Да, спасибо. — Прекрасное дельце свалилось тебе на голову, не правда ли? — сказал Вейлс. — У меня к тебе просьба. — Слушаю. Доктор сонно улыбнулся. — Такого, как Красавчик Вест, — сказал он, смотря на Кебла, — никогда не было и никогда не будет. Если бы я попросил у него луну, он бы тоже сказал: «Пожалуйста». Отправь меня на машине домой, Роджер. — Устройте это, пожалуйста, — попросил Роджер Кебла. Через пять минут, когда оба — и Кебл и Вейлс — ушли, он сел на ручку большого кресла. В ночной тишине раздался бой Биг-Бена. Полночь. А ведь дело это по-настоящему стало разворачиваться только после четырех часов дня. Он потянулся, встал, подошел к окну и посмотрел на огни Вестминстерского моста, на огни старомодных фонарей, отражавшихся в спокойном течении Темзы. Биг-Бен блестел желтизной, словно больной при свете луны, — Башня с курантами, так же как и остальные здания парламента, черным пятном вырисовывалась на фоне звездного неба. Зазвонил телефон. Он быстро повернулся, забыв про парламент: возможно, это звонок из Гонконга. Он шагнул к телефону, когда отворилась дверь и вошел Кебл. Роджер хотел махнуть Кеблу, чтобы тот взял трубку, но передумал. Поднял трубку сам. — Соединяю с полицейским управлением Гонконга, сэр, — сказала телефонистка. — Гонконг, — шепнул Роджер Кеблу, взявшему отводную трубку. — Соединяйте. — У телефона комиссар Ходжес, сэр. У Роджера екнуло сердце — ведь Ходжес когда-то работал в британской полиции. Всегда лучше иметь дело со старым другом. — Фред? — спросил он, повысив голос. — Привет, Красавчик. — Ходжеса было так хорошо слышно, словно он находился в Лондоне. — Должно быть, у тебя большие неприятности, если ты льешь, как воду, деньги на телефонные разговоры. — Ты прав, — сказал Роджер. — Мы у себя делаем все, чтобы разыскать убийцу. Я сегодня же авиапочтой вышлю тебе подробный отчет об этом деле. Что-нибудь еще? — Пока ничего, — как-то смущенно сказал Роджер. — Не поддавайся, — пошутил Ходжес. — Надеюсь, свидимся как-нибудь. — Следующий раз, когда приедешь в отпуск, погости денек-другой на Белл-стрит, пригласил Роджер. Положив трубку, он некоторое время сидел неподвижно. Кебл тоже не двигался. Наконец Роджер посмотрел на него, поднял руки и хлопнул ими по столу. — Видимо, никто из пассажиров «Кукабурры» не может чувствовать себя в безопасности, — бесстрастно заговорил Кебл, но ничто не могло лишить его слова их страшного смысла. — Пожалуй, стоит послать телеграмму в сиднейское отделение, — сказал Роджер. — Сообщить им все, что можно, в телеграмме. — Он взял карандаш. — А затем — по домам. — Хотите, я составлю телеграмму? — предложил Кебл. — Если утром мне не понравится текст, я сам буду в этом виноват, — сказал Роджер. Он выдавил улыбку. — Выслуживаетесь в расчете на награду? — Сэр, самая большая для меня награда — это ваше доверие, ответил Кебл просто. Было половина второго, когда Роджер свернул на Белл-стрит в Челси и остановился перед гаражом, пристроенным к дому. Ворота во двор были открыты, а гараж заперт; ни один из его сыновей и не подумал открыть его. Девятнадцать лет — забывчивый возраст. Он с раздражением затормозил в нескольких шагах от гаража и по траве прошел за дом. Дверь была заперта. Он достал ключ, стараясь не шуметь. И хотя Джэнет спала в передней комнате, когда его не было дома, ее будил малейший шорох. Он зажег свет. На кухонном столе стояло блюдо с бутербродами в целлофановом пакете, растворимый кофе, уже насыпанный в чашку, а рядом — молочник со сливками. Он зажег газ, поставил чайник и, только начав есть, понял, как он голоден. К тому времени, как чайник закипел, на блюде остался всего один бутерброд, и настроение его заметно улучшилось. В коридоре скрипнули половицы. Звук этот живо напомнил Роджеру скрип двери в доме на Ноттинг-Хилл-Гейт. Он вздрогнул и уставился на приоткрытую дверь. Она легонько открылась, и показалась темная голова Ричарда. Ричард был на год младше своего брата, немного выше его, но более худой. От усталости, глаза его расширились. — Привет, отец. — Ты почему не спишь? — Я читал. — Так поздно? — Мировая книга. — Ричард подошел ближе. На нем была, светло-голубая, не раз штопанная пижама, расстегнутая на загорелой груди. — Настоящий детективный роман. Как дела? — Блестяще, особенно сейчас, — ответил Роджер. — Кто-то забыл открыть для меня гараж. — О, черт! — Ричард был искренне огорчен. — Я помнил, что должен был что-то сделать. Прости, пожалуйста. Раздражение Роджера прошло. — Постарайся не забывать, дружище. — Ладно. — Ричард подошел к стоявшей на кухонном столе вазе с фруктами, взял несколько зеленых виноградин и одну за другой побросал их в рот. — Я хотел спросить насчет этой девушки в газете — Проныра говорил о ней перед сном. Похоже, это будет одним из крупных дел? — Я не удивлюсь, — согласился Роджер. — Грязная свинья. — От возмущения у Ричарда даже покраснели щеки и вспыхнули усталые глаза. — Просто дьявол какой-то. Когда Роджер поднимался наверх, у него было легко на сердце; Ричард принес ему успокоение. Он пробрался в спальню. При свете, падающем от уличного фонаря, он увидел в кровати Джэнет. Ее темные волосы раскинулись по подушке, одеяло было натянуто до подбородка. Он начал раздеваться. Она не пошевелилась. Но когда он лег в постель рядом с ней, она прижалась к нему всем телом и спросила неожиданно четко: — Тебе рано вставать? — Не очень. — Это хорошо, — сказала она и через несколько секунд снова заснула. Некоторое время Роджер лежал с открытыми глазами. Беспокойство и страх за судьбы людей постепенно улеглись. Вскоре он заснул глубоким сном, без сновидений. Он не слышал, как около семи часов встала Джэнет, не слышал разговора ребят у двери спальни, не слышал других звуков в доме и на улице. Он спал в этой светлой комнате — их спальне с того дня, как они поженились, — и первое, что потревожило его сон, был хриплый звонок телефона; он был переключен на спальню, как обычно это делалось ночью, и Джэнет забыла переключить его обратно. Прежде чем телефон перестал звонить, раздался звук частых шагов, хотя он слышал, что внизу стало менее шумно. Он повернулся и снял трубку. — …должна разбудить его? Но он пришел так поздно. Голос Кебла нельзя было не узнать. — Я уверен, что он был бы недоволен, если бы я не позвонил, миссис Вест. — Ну хорошо, — Джэнет была явно огорчена и не скрывала этого. — Подождите минуту. — Она положила трубку и подошла к лестнице. — Проныра, — позвала она. — Разбуди отца и скажи ему, что сержант Кебл хочет поговорить с ним по важному делу. — Хорошо, мам! — И почти тут же дверь отворилась, Мартин, по прозвищу Проныра, вошел в комнату. Его круглое лицо светилось от возбуждения. — Пап… Роджер повернулся и подмигнул. — Он, он проснулся, — крикнул Мартин тоном притворного возмущения. Он подошел к отцу, когда Роджер заговорил. — Слушаю, Кебл? — Извините за беспокойство, сэр, — сказал Кебл. — Я подумал, что вам будет интересно узнать, что в половине девятого вам будут звонить из Сиднея, из Нью-Саус-Уэйлса. У них это половина седьмого вечера. Видимо, в ответ на вашу телеграмму. Вы будете говорить из дому, сэр, или приедете сюда? Часы на ночном столике Роджера показывали без пяти восемь; пора было выезжать в Ярд. (обратно)9. ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК ИЗ АВСТРАЛИИ
Глаза Мартина, по кличке Проныра, были такими же большими, как у Ричарда накануне ночью, и настороженными, словно он понимал важность вопроса. На лестнице послышались тихие шаги, и вошла Джэнет. Волосы ее были аккуратно уложены, губы слегка подкрашены. Глаза выражали беспокойство, которое она скорее чувствовала, чем понимала. — Тебе нужно хорошенько подкрепиться, — прошептала она. — Не можешь же ты работать на пустой желудок. Роджер поймал себя на том, что улыбается. — Пожалуй, переключите разговор на дом, Кеб, хорошо? — Конечно. — Если Кебл и чувствовал разочарование, голос его никак не выдавал этого. — Я договорюсь с международной. — Они не сказали, кто будет говорить, — телефонистка просто предупредила сиднейское отделение уголовной полиции. — Если повезет, это может быть Люк Шоу, — сказал Роджер. — Что вы там делаете в такую рань? — Я приехал в половине восьмого. Решил, что день будет довольно трудным. — Завтракали? — Нет, всего чашку… — Пойдите и как следует подкрепитесь, — сказал Роджер. Он смотрел, улыбаясь, на Джэнет, которая подошла к нему. — Нельзя же работать на пустой желудок. — Э-э… хорошо, сэр, — удивленно ответил Кебл. — Спасибо, что позвонили, — Роджер положил трубку. — Ну и хитрец, — сказала Джэнет и, сев на край кровати, стала испытующе смотреть на Роджера. — Не похоже, что ты не спал всю ночь. Проныра, пойди, приготовь чай и… Есть чай! — отрапортовал Ричард с лестницы. Я не знаю, что именно вы оба хотите выжать из меня сегодня утром, — сказал Роджер, но ставлю один против ста, что вам это не удастся. Через полчаса мне позвонят из Сиднея. Приготовь мне ванну, Проныра. А ты, Рыба, пойди вниз и проверь машину. — Какие приказания будут мне? — спросила Джэнет. Роджер стиснул ее руку. — Нет времени, — сказал он сердито. — Примерно без пятнадцати девять я буду готов проглотить ваш великолепный завтрак. Восемь часов тридцать одна минута — звонка нет. Восемь сорок пять — звонка нет. — Мне думается, ты прождешь не меньше часа. Я сделаю пока яичницу, — сказала Джэнет. — А вам, дети, уже давно пора уходить. — И хотя одному из них было восемнадцать, а другому — девятнадцать, для Джэнет они все еще оставались детьми, особенно если она была чем-то озабочена. Мартин учился в художественной школе, недалеко от Белл-стрит. Ричард с нетерпением ждал того дня, когда исполнится его мечта и он сможет поступить на телевизионную студию. А пока он работал в книжном магазине на Вест-Энд. — Если будешь копаться, ты опоздаешь, — сказала Джэнет. — Ну, Проныра, не зли же меня. Я… Зазвонил телефон. Роджер прошел к аппарату, стоявшему в холле около кухонной двери. Он поднял трубку, чувствуя, что перенес разговор в холл не только потому, что это взвинчивало ребят. Была и другая причина: недоброе предчувствие, какое-то странное беспокойство. В Сиднее могли получить телеграмму не раньше трех или четырех часов назад. Что же заставило их так скоро позвонить почти с другого конца планеты? — Комиссар Вест из Нью-Скотланд-Ярда слушает. — Вы ждете звонок из Сиднея, абонент? — Да. — Не кладите трубку, пожалуйста. Роджеру показалось, что он ждет довольно долго: домашние волновались и нервничали за него; Джэнет делала вид, что у нее масса дел на кухне. Внезапно звонкий мужской голос спросил: — Мистер Вест? — Слушаю, — насторожился Роджер. — Здорово, Красавчик! — Голос был громкий, энергичный, с явным австралийским акцентом. — Как у тебя дела? Роджер широко улыбнулся. — Прекрасно, Люк. А у тебя? — Лучше быть не может, Красавчик. Лучше быть не может! — Люк Шоу, приезжавший в Скотланд-Ярд два года назад, был старшим комиссаром сиднейской уголовной полиции. Он говорил так, словно не получал никакой телеграммы и имел кучу, времени. — Как поживает твоя милая женушка? — Прекрасно! — Так я и думал. — Роджер легко представил себе большое широкое лицо Шоу и его ослепительную улыбку. — Это хорошо, что у нее все «прекрасно». В других вопросах ты, похоже, не можешь без неприятностей. — Неприятности из-за «Кукабурры»? — спросил Роджер. — Именно. Я Могу рассказать тебе все об этом, если ты прилетишь сюда. Роджер был настолько изумлен, что воскликнул: — Не сходи с ума! — И не думаю, — сказал Люк Шоу. В его голосе не было и намека на иронию. — Ты, конечно, помнишь пароход «Коала»? — Ты уверен в этом? — Да, — сказал Шоу, — во всяком случае, должен помнить. То, что произошло с «Коалой», может произойти и с «Кукой», — ласково назвал он судно. — Поверь мне, Красавчик, единственный путь для тебя распутать дело — это приехать сюда. — Почти исключено, — уклончиво сказал Роджер. — А кроме того, в данный момент нет никаких оснований. Мы арестовали человека, который… — Этот Джессуп, как он выглядит? — перебил он его и сам же принялся отвечать на свой вопрос. — Рост сто шестьдесят пять, тонкие темные волосы, бледное лицо, темные глаза, маленький рот… — Откуда, черт побери, ты все это знаешь? — Подожди, Красавчик. А может быть, он ростом сто восемьдесят два, крупный мужчина со смуглым, изрытым оспой лицом? Который из них? — Тот, у которого рост сто шестьдесят пять, — глухо сказал Роджер. — Он такой же Джессуп, как ты Люк Шоу. Это Поль Барринг. А тот, большой, его брат Маркус. Есть еще третий брат, Соломон. Это чертовски длинная история, поэтому я и говорю, что тебе надо прилететь в Сидней, чтобы во всем разобраться. — Голос Шоу, громыхал в трубке. — Почему бы тебе не приехать сюда самому? — спросил Роджер. — Невозможно. А потом, даже если бы я и прилетел, то большой пользы от этого не будет. Ты должен узнать подноготную, разобраться в деталях, изучить их досье. Приезжай, Красавчик. Солнце тебе не повредит. Если надо нажать на босса, напомни ему, что «Кукабурра» ближе к Австралии, чем к Англии, и, когда она пришвартуется, ты сразу сможешь задать интересующие тебя вопросы. — Немного помолчав, он продолжал: — В том случае, конечно, если она вообще пришвартуется. «Коала» не смогла этого сделать. И тут Роджер вспомнил! Он заговорил не сразу; ужас парализовал его. Он не видел ни Джэнет, ни детей, уставившихся на него, он сидел, скованный воспоминанием, которое отчетливо всплыло в его мозгу. Он не слышал слов, произнесенных Ричардом шепотом: — Как вы думаете, что случилось? Воспоминание о десятках загубленных жизней на борту «Коалы», возникшее в мозгу Роджера, было настолько жутким, что он не мог ни двигаться, ни говорить. — Теперь тебе ясно? — спросил наконец Люк Шоу. Роджер проглотил слюну. — Да. Я вспомнил, что случилось с «Коалой». Год или два назад она затонула у берегов Куинсленда, имея на борту восемьдесят одного пассажира и двадцать человек команды. Спаслось всего несколько человек. Я не ошибся? — Точнее быть не может! — Казалось, голос Шоу звучал прямо над ухом Роджера. — Знаешь, что меня беспокоит, Красавчик? Ведь то же самое может произойти и с «Кукабуррой». У нее двенадцать пассажирских кают, восемьдесят семь палубных мест, в основном их занимают китайцы из Гонконга, и двадцать восемь человек команды. И знаешь еще что? Среди спасшихся с «Коалы» были два брата Барринга. У них была своя собственная пароходная фирма, но ее купила компания «Голубой флаг» после того, как Барринги вконец разорились. У них с «Голубым флагом» были очень плохие отношения, и мы некогда довольно внимательно следили за Баррингами, но зацепиться было не за что. На одного у тебя есть много материала. А как со вторым? — Если он тот, о котором я думаю, то он где-то в Лондоне, — сказал Роджер. — И это после того, как он убил двух пассажиров? Красавчик, если тебе удастся надеть наручники на Маркуса Барринга, вся полиция Нью-Саус-Уэйлса будет пить за твое здоровье. Подробности я отправлю сегодня утром с первым же реактивным самолетом из аэропорта Кингсфорд-Смит. Если у тебя будут новости, телеграфируй или же позвони мне, о'кей? — Хорошо. Люк, у тебя есть основания думать, что «Кукабурре» угрожает опасность? — Никаких, — ответил Шоу. — Просто скверное предчувствие. До встречи, Красавчик. Он повесил трубку сразу, словно хотел, чтобы Роджер обдумал создавшееся положение. Роджер положил трубку медленно и провел рукой по волосам. Он не замечал остальных, пока Ричард не нарушил молчание: — Это очень серьезно, отец? Нахмурившись, Роджер обвел всех взглядом, выдавил из себя улыбку и ответил: — Сегодня вечером узнаем. — В общем-то это был не ответ, и он бы не удивился, если бы Ричард попытался добиться своего. Шум у входной двери разрядил напряжение: в почтовый ящик всунули газету. Джэнет снова пошла на кухню, сказав: — Ричард, принеси отцу газету. Роджер, завтрак будет через десять минут. Проныра, стоя здесь с открытым ртом, ты не сможешь стать художником. Она засуетилась, заставив шевелиться и остальных, но напряженность исчезла ненадолго: Роджер понял, что Люк Шоу и сиднейская полиция сознавали, насколько велика опасность. Ему нужно было время обдумать факты и получить новые. Сможет ли он сделать это здесь, в Англии? Впервые мысль о поездке в Австралию зашевелилась в его мозгу. — Эй, посмотрите! — Ричард прервал его размышления. — Об отце опять газеты пишут. Яичница, художественная школа и книжный магазин — все было забыто, когда Ричард со сверкающими глазами бегло читал сообщение в «Дейли Глоуб». Джэнет и Мартин обступили его. Все трое прочитали заголовки, а затем и статью о том, что произошло вчера вечером. Смотрели фотографии Роджера и Дорин Морисс, а также фотографию ее мертвой сестры. — Ты спас ей жизнь, — просто сказал Ричард. — Зато легко мог расстаться со своей, — ядовито вставила Джэнет. Она резко повернулась и подошла к плите. Роджер заметил восхищенные взгляды обоих сыновей и на мгновение почувствовал себя неловко: они, без сомнения, считали его героем. Он приказал им удалиться движением руки и на цыпочках подошел к Джэнет. Ребята вышли через парадную дверь, когда Джэнет разбивала яйцо о край сковородки, Роджер обнял ее за талию. — Нет, я серьезно, — по-прежнему резко сказала она. — Почему именно ты должен всегда рисковать жизнью? — Другие тоже рискуют. Не я один. Но ты замечаешь только меня, — ответил Роджер. Он обнял ее крепче и прижался щекой к ее лицу. — Было бы лучше, если бы я позволил ей умереть? — Не говори глупости. Конечно, нет, — Джэнет наклонила сковородку, давая кипящему жиру растечься под яйцами, затем быстро повернулась и, сжав его руки, сказала: — Роджер, каждый раз, когда случается что-нибудь такое, я боюсь, в конце концов счастье изменит тебе. Он нагнулся и поцеловал ее. — Ты единственное счастье, которое мне нужно, — сказал он нежно. На мгновение ее глаза наполнились слезами. Она всхлипнула и высвободилась. До самого его ухода она была веселой и подвижной, но он знал, что чувство страха еще не прошло. Кебл находился в кабинете. Утренняя почта и донесения были разложены в две аккуратные стопки на столе Роджера. В третьей стопке на маленьких листочках бумаги были записаны все телефонные звонки, Роджер повесил шляпу на крючок, расстегнул ворот рубашки и расслабил галстук. Утро было солнечное, приятное, но слегка прохладное. — Надоела жизнь сержанта сыскной полиции, а? — спросил Роджер. — Предпочитаете иметь свой собственный отдел? Кебл улыбнулся: — Как только вы сочтете меня созревшим для этого. — У вас дело пойдет, — Роджер плюхнулся в кресло. — Вы получили магнитофонную запись моего разговора с Сиднеем? — Да, и я его уже прослушал. Она сейчас перепечатывается. Неожиданно посерьезневший Кебл напомнил Роджеру его двух сыновей. — Вы хорошо знаете комиссара Шоу, сэр? — Он не паникер. Ему можно верить на слово. — Роджер взял листок. Начальник отдела уголовного розыска вызывал его к себе. Лаборатория установила, что в поломанной игле для инъекций находился концентрированный раствор дигиталиса. Ланселот Смит из компании «Голубой флаг» звонил дважды, но передать ничего не просил. Было еще несколько звонков, не связанных с делом пассажиров «Кукабурры». Редактор новостей из «Глоуба» звонил дважды. — Что-нибудь известно о типе, ускользнувшем от меня вчера вечером? — спросил Роджер. — Его не поймали, — ответил Кебл. — Он жил в комнате на первом этаже вместе с покойным. Он тоже назвался Джессупом. Похоже, это действительно был Маркус Барринг, о котором говорил Сидней, — его нож австралийского производства, возможно, для резьбы по дереву. В комнате найдены кусочки дерева и бритвенные принадлежности. Они пробыли в доме четыре недели. Сестры Моррисом жили в комнате, которую вы видели, но около двух недель назад Дэнис ушла. Как рассказывает хозяйка, Дорин осталась только потому, что верила, что ее сестра вернется. Дорин почти не выходила. Хозяйка относится к типу людей «я ничего не знаю». Районное отделение еще раз ее допросит, но они относят ее к людям, которым наплевать на то, что происходит, лишь бы получить деньги за квартиру. Тип довольно распространенный. — Если понадобится, мы сами поговорим с хозяйкой, — сказал Роджер. — Какие есть новости о Дорин Моррисон? — Ее можно будет допросить сегодня во второй половине дня, — ответил Кебл. — Есть сведения и о Лимме. Он пока в Лондоне. Роджер еще не успел обдумать услышанное, как зазвонил телефон, и он тут же снял трубку. — Вас спрашивает мистер Ланселот Смит, — сказала телефонистка. — Соединяйте. — Одну секунду, сэр. Прошло не более секунды — и Смит заговорил. Казалось, он сдерживал поток слов, но теперь, когда они прорвались, остановить их уже было невозможно. — Комиссар, я пытался застать вас раньше, у меня есть кое-какие новости, которые я не знал вчера ночью. Это о пассажирах, которые плыли на «Кукабурре». Мистер и миссис Пэрриш сели на корабль в Марселе. Они находятся на борту и сойдут в Сиднее через десять дней. У меня есть адрес супругов Данелли. Они прислали письмо с просьбой сообщить им, когда они могут вернуться в Сидней. Они сейчас гостят у замужней дочери в Неаполе. Я не нашел следов, абсолютно никаких следов мистера Сэмуэля Хэкита, но я узнал, что он путешествует по Европе без всякого плана. Я знаю, что он собирался посетить Скандинавию и Германию, а также побывать в Швейцарии, так как он брал у нас сведения об этих странах. Мы направили его в ближайшую контору Томаса Кука. Не могли бы вы… не могли бы вы разыскать его, сэр? После того как в сегодняшней газете я прочитал о попытке убить мисс Дорин Моррисон, мне кажется, что опасность не миновала, совсем не миновала. Фонтан слов истощился. — Мистер Смит, — спросил Роджер, — почему вы мне не сказали, что третьим помощником был не Джессуп, а Поль Барринг? И не знаете ли вы, где я могу разыскать его брата, Маркуса. (обратно)10. ПРИЗНАНИЕ
— Нет, я понятия не имею, где находится Маркус Барринг, — сказал Ланселот Смит. Через час после телефонного разговора он уже сидел в кабинете Роджера — такой же обрюзгший и тучный, как и накануне вечером. Выглядел он уставшим, будто провел ночь без сна. — Я не был уверен, что это были Барринги. Капитан «Кукабурры» тоже этого не знал. Они оба оставили судно в Саутгэмптоне, и кто-то из команды высказал предположение, что это братья Барринги. Я этого не знал, комиссар. Роджер сидел с каменным лицом. — В воровстве обвинили более высокого брата? — Нет. Он был корабельным плотником и матросом, а не офицером. Он заявил старшему помощнику, что оставляет судно в знак протеста, так как его брата обвинили в воровстве. — Почему вы не сказали мне о гибели «Коалы»? — спросил Роджер. — Я думал это сделать. Действительно, думал. Но я колебался между преданностью своим хозяевам и… и моим долгом перед полицией. Я не хотел воскрешать старую историю, старые неприятности. Барринги всегда считали, что их разорила компания «Голубой флаг» и… но это долгая история. Я знаю лишь совсем немного. Я отправил телеграмму своим хозяевам вчера ночью и попросил разрешить мне сообщить вам все подробности. Сегодня я ожидаю ответ. Не думаю, что причинил этим какой-нибудь вред, мистер Вест. — Надеюсь, что нет, — мрачно сказал Вест. — У вас есть адрес супругов Данелли? — Есть. — Смит достал из кармана листок бумаги. — Спасибо. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы обеспечить им безопасность, — пообещал Вест. — Я пока не знаю, что смогу сделать для Пэрришей, Вы больше ничего не знаете о Сэмуэле Хэките? — Увы, нет, — сказал Смит. Старый Сэм Хэкит прожигал жизнь в Париже. Ведь недаром говорят, что человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. А он чувствовал себя молодым. Его новые знакомые, а также служащие небольшого отеля недалеко от бульвара Мадлен, в котором он остановился, и довольно привлекательная «девушка» лет тридцати пяти, относящаяся с нежностью к старику, благодарному ей за то, что она охотно делила с ним свой диван, — все они были убеждены, что он вступил в новую фазу жизни. Прошел час после ухода Ланселота Смита. Роджер прочитал все донесения. Прошлым вечером Лимм был в театре один, в гостиницу возвратился тоже один. По всем полицейским отделениям, по всем портам и аэропортам был объявлен розыск мужчины, отвечающего приметам Соломона Барринга, но фотографии Барринга не было ни у кого. Роджер отправился к своему начальнику — полковнику Харди, человеку, которого он знал много лет, который дослужился до высокого чина и не всегда оказывался покладистым руководителем. Никогда не знаешь наверняка одобрит он или не одобрит те или иные действия. На его столе валялись утренние газеты, в основном выпуски «Глоуба». — Доброе утро, — сказал Роджер. — Привет, — хрюкнул Харди. — Что нового с этим делом о дигиталисе? — Ничего: ни плохого, ни хорошего, из-за чего вас стоило бы беспокоить. — Лично меня все беспокоит, — сказал Харди. — В Нью-Саус- Уэйлсе считают, что это может быть связано с гибелью парохода, затонувшего два года назад. А вы видите какую-нибудь связь между пароходом, который пошел на дно в Тихом океане, и сумасшедшим, безнаказанно убивающим людей в Лондоне. — Сумасшедшим? — переспросил Роджер. — Таким я его считаю. Очень плохо, что Джессуп, он же Барринг, покончил с собой. Не виню вас в этом, но рано или поздно кто-то должен за это ответить. Беспокоитесь за других пассажиров? — Очень. — Я тоже, — сказал Харди. — Особенно за тех, кто у нас в стране. Оставьте все другие дела, Красавчик, и займитесь только этим. Даю вам карт-бланш, — он неприветливо улыбнулся. — И поменьше героизма. Если бы у меня спросили, кого бы я предпочел видеть в живых, я назвал бы вас. Он кивнул, показывая, что разговор окончен. Роджер, которому не предложили сесть в течение всей беседы, почувствовал странную опустошенность: иногда Харди действовал так на людей. Зазвонил телефон, и Роджер вышел. Когда он снова оказался в своем кабинете, настроение его улучшилось. Ему развязали руки, теперь он сможет сконцентрировать все внимание на «Кукабурре». И только сейчас он осознал, как хотелось ему этого. Беспокойство, зародившееся у него с самого начала расследования, по-прежнему было велико. И не оттого, что один из Баррингов затерялся в Лондоне и мог снова кого-нибудь убить, а от чего-то неуловимого. Он чувствовал: в этом деле есть нечто и это нечто он должен, но не может узреть. Кебл говорил по телефону. Роджер взял со стола листок в котором сообщалось: Дорин М. пришла в себя в 11.45 утра. Он снял трубку и позвонил офицеру, связанному с Интерполом. — Да, — коротко бросил тот. — Джей, мне надо разыскать старика австралийца по фамилии Хэкит, который развлекается где-то в Европе. Он был на «Кукабурре» и… — Я все думал, когда ты обратишься ко мне с этим делом, — перебил его Джей. — Ты хоть приблизительно знаешь, где может быть этот старикашка? — Я тебе пришлю все, что у меня есть. Кроме того, мистер и миссис Данелли… — Роджер вкратце описал супругов Данелли и продолжал: — Попытайся убедить полицию в Неаполе, что это важно, хорошо? — Постараюсь, но они упрямые. — Спасибо. — Роджер положил трубку и увидел, что Кебл закончил говорить по телефону и что-то записывает. — Слыхали? Кебл кивнул. — Пошлите в Интерпол все, что у нас есть, — сказал Роджер. — Я поеду навестить Морриса. Беседа с Харди пошла на пользу. Он чувствовал себя в отличной форме, когда сбегал по ступенькам Ярда к машине. Дурные предчувствия рассеялись, на смену пришла уверенность. У постели Дорин находится сотрудница уголовно-следственного отдела и все фиксирует; он поедет без шофера. Солнце грело вовсю. К счастью, Ярд не разыскивал его по радио. Он заметил свободное место для машины напротив приюта, где находилась Дорин. Этим приютом частенько пользовались сотрудники Ярда; здесь удобно было допрашивать свидетелей. Много ли она знает и будет ли она говорить, подумал он. Затем вдруг вспомнил, что должен сказать ей о смерти сестры. Он заметил мужчину, сходившего по ступенькам, ведущим от входной двери. Это был Бенджамин Лимм, первый, кто опознал Дорин Моррисон. Он казался сердитым и не узнал Роджера. — Добрый день, — поздоровался с ним Роджер. Лимм обернулся. Узнав его, он встал прямо перед ним, выпятив грудь, словно собрался драться. — Вы не имеете права держать здесь Дорин Моррисон против ее воли. — Как вам удалось найти ее? — спросил Роджер. — Я узнал в «Глоубе». Они мне доставили чертовски много хлопот. Черт бы побрал англичан, — зло продолжал он. — Она хочет уехать из этой проклятой страны, и чем быстрее, тем лучше. А если вы попытаетесь задержать ее, я пойду к верховному комиссару. Если же и это не поможет, полечу в Австралию и добьюсь приема у премьер-министра. — Успокойтесь, — сказал Роджер. — Никто не собирается держать ее здесь против воли. Вы ее видели? — Да. — Как вас пропустили? — Сказал, что я родственник, и мне разрешили пройти. Она выглядит ужасно и хочет только одного — уехать из этой страны. — Вы уже говорили об этом, — перебил его Роджер. — И никто не был бы в проигрыше, если бы вы и все остальные вообще не приезжали сюда: экспорт убийств — вещь невыгодная. — Эти слова заставили Лимма замолчать. — Я ее сейчас увижу. Если к тому времени, как я вернусь, вы придете в себя, мы сможем поговорить. Подождите меня в машине. Все еще в замешательстве, Лимм спросил: — Сколько вы там пробудете? — Около получаса. Я вернусь. — Мистер Лимм, — спросил Роджер, — вы знали корабельного плотника «Кукабурры» по фамилии Маркус Джесуп? У Лимма перехватило дыхание: — А что? — Возможно, он охотится за вами, — сказал Роджер. — Будьте начеку, если увидите его. Он оставил Лимма в замешательстве. На другой стороне улицы какой-то человек поднял газету — это был агент Ярда, следящий за Лиммом. Жизнь Лимма была в безопасности. Роджер подошел к входной двери. Ее открыла молодая девушка, а женщина постарше проводила его в палату к Дорин Моррисон. Еще в коридоре он услышал чьи-то истерические крики. — Вскоре после того, как она проснулась, она начала нервничать, — сказала сестра, — а визит ее брата лишь ухудшил ее состояние. — Она знает о смерти сестры? — спросил Роджер. — Да, он ей сказал. — Ах вот оно что! — мрачно проговорил Роджер. — Неудивительно, что ей стало хуже. Сестра открыла дверь, ведущую в маленькую и довольно мрачную палату с одним небольшим окном, расположенным почти под потолком. Другая сестра держала Дорин за руки, а сотрудница уголовно-следственного отдела стояла в углу и наблюдала за ними. На ее лице было написано: «Дали бы ее мне, я бы выбила из нее дурь». Девушка произвела на Роджера впечатление, совершенно противоположное тому, какое он ожидал. Истерика вызвала прилив крови к щекам, голубые глаза сверкали. Она была очень хороша в этот момент. — Я не желаю здесь находиться. Я хочу уехать домой. Мне безразлично, что вы говорите. Я ненавижу этот дом! — Она подалась вперед и, сверкая глазами, крикнула Роджеру: — Может быть, вы заставите их стать благоразумными! — Может быть, вы сами станете благоразумнее, когда узнаете, что прошлой ночью этот человек спас вам жизнь и сделал это дважды, — Сотрудница уголовно-следственного отдела была похожа на суровую наставницу. — Для чего он рисковал своей жизнью ради вас, одному Богу известно. Мне это непонятно. Дорин Моррисон опустила глаза и уже не вырывалась из рук державшем ее сестры. Она выпрямилась. По-прежнему хороша, хотя румянец исчез, а огонь, сверкавший в глазах, постепенно угасал. Роджер приветливо улыбнулся. — Здравствуйте, мисс Моррисон. Рад, что вам лучше. — Он подошел к чей, пожал ей руку и тихо сказал: — Я ужасно сожалею по поводу вашей сестры. Глаза Дорин наполнились слезами. Она сидела, сжав правую руку Роджера, глотая слезы и пытаясь побороть рыдания. Но не смогла. Она прислонилась к Роджеру и зарыдала отчаянно и жалостно. Никто не шевелился, хотя казалось, что приступ длится довольно долго. Затем рыдания утихли. Она отодвинулась от Роджера и, озираясь, стала искать платок. Сестра держала наготове полотенце. Дорин вытерла припухшие и покрасневшие глаза, высморкалась, попыталась заговорить, но не смогла. — Я хочу уехать домой, — наконец сказала она жалобно. — Я не могу оставаться в Англии без Дэнис, не могу. Помогите мне, пожалуйста, помогите мне. Роджер ответил очень спокойно: — Как только вы расскажете нам все, что может помочь следствию, вы уедете домой. Я обещаю. Прошло некоторое время, пока смысл сказанных слов дошел до нее. Затем в ее покрасневших глазах появился блеск и они наполнились слезами. — Сколько времени я должна оставаться здесь? — Недолго. — День? Неделю? Месяц? — Менее недели, если все пойдет хорошо, — сказал Роджер. — Я хочу задать вам только один вопрос, затем я уйду, а вы расскажете сержанту все, что знаете. Она кивнула. — Какой вопрос? — спросила она. — Как хорошо вы знаете Бена Лимма? — Не… не очень хорошо. Он плыл на «Кукабурре». Дэнис… Дэнис он очень нравился. — А она ему? — Думаю… да. Мне кажется, мы обе ему нравились. — Вы с ним встречались после того, как сошли на берег? — В первый день на берегу мы вместе обедали, и все, — ответила Дорин. — Это точно? — Конечно, точно. — Ваша сестра встречалась с ним в Лондоне? — Только на этом обеде. Она бы сказала мне. Я… — Дорин замолчала и закрыла лицо руками, словно защищаясь, — она могла видеться с ним после того, как ушла. Я не знаю. Ее так долго не было. — Вы когда-нибудь слышали о человеке по имени Браун, друге Дэнис? — Нет, — ответила Дорин. — Нет, не слышала. — Она снова напряглась и наклонилась вперед. — Почему, почему вы спросили меня о Бене? Он не имеет к этому никакого отношения… он не может. И тут Роджер понял, что девушка любит Бенджамина Лимма. (обратно)11. ДЕВУШКА В ГНЕВЕ
Когда Роджер вышел из приюта, Бенджамин Лимм шагал по тротуару, едва сдерживая ярость. Сотрудник Ярда, наблюдавший за австралийцем, стоял на углу. Роджер ожидал бурную встречу, но Лимм был удивительно спокоен и вежлив. — Как она? — Неплохо, — сказал Роджер. — Я хочу, с вами поговорить. Садитесь в машину. — Он подошел и открыл дверцу. Секунду поколебавшись, Лимм сел. Роджер устроился рядом. Прежде, чем завести мотор, он включил радио. — Говорит комиссар Вест, — сообщил он справочному. — Прошу выяснить в «Глоубе», кто сказал мистеру Бенджамину Лимму, где находится мисс Дорин Моррисон… — Могу сэкономить вам время, — прервал его Лимм. — Я был у заместителя редактора. — Сперва спросите заместителя редактора, — продолжал Роджер. — Сию минуту, сэр, — ответили в справочном. — Вы будете говорить с сержантом Кеблом? — Да. — Одну минутку. В трубке послышался голос Кебла. Все это время Лимм внимательно смотрел на Роджера, не пытаясь вступить в разговор. — Я получил сообщение от Ланселота Смита, — сказал Кебл без всякого вступления. — Он подтвердил, что на «Кукабурре» был дигиталис в ампулах, предназначенный для какого-то пассажира, плывшего двумя рейсами раньше, но им не воспользовались и он находился в медпункте. — Отлично, — сказал Роджер. — Что еще? — Человек, отвечающий приметам Маркуса Баррнига, он же Джессуп, в десять пятнадцать вылетел из Лондонского аэропорта в Дюссельдорф и далее на Восток, — ответил Кебл, — У него билет до Сиднея, но он сказал, что хочет задержаться в Дюссельдорфе и Гонконге. У него был маленький чемодан и билет на имя Брауна. — Браун! — воскликнул Роджер. — Под этой фамилией была записана Дэнис Моррисон. — Когда самолет вылетает из Дюссельдорфа? — В двенадцать десять, — ответил Кебл. — Я попросил комиссара по связи с Интерполом узнать, остался ли он в Дюссельдорфе. — Где следующая посадка? — В Стамбуле, около шести часов вечера, затем, около десяти, — в Тегеране. Я сообщил комиссару. — Проследите за этим, — сказал Роджер. — Есть еще что-нибудь? — Все. — Пока я не забыл, запишите, что следует сделать, — сказал Роджер. — Подготовьте материалы в соответствующие отделы. Дежурная телефонистка, которой позвонила Дорин Моррисон прошлой ночью, была слишком взволнована, но действовала быстро. Ее надо похвалить. Полицейский, спасший меня от неприятностей на Ноттинг-Хилл, заслуживает благодарности. И напомните мне о том, чтобы как-нибудь поговорить с ним. Кебл почти тут же ответил: — Его фамилия Харрис, С. П. Харрис, Я все сделаю, сэр. — Хорошо, — сказал Роджер. — Я вернусь через полчаса и, возможно, привезу с собой Бенджамина Лимма. Я обещал Дорин Моррисон лично записать ее показания сегодня вечером. — Понятно. — Это все, — сказал Роджер. — Минутку, комиссар, — послышался еще один голос в трубке. — Я говорил с заместителем редактора «Глоуба». Он действительно дал Лимму адрес. Один из репортеров «Глоуба» должен был дождаться выхода Лимма, но его послали на другой объект — ограбление на Оксфорд-стрит. — Во всяком случае, хоть одному человеку будет легче. Спасибо. — Роджер выключил радио и посмотрел на Лимма. — «Глоуб» подтвердил ваши слова. — Единственное, что удивляет меня, — это ваша оперативность. — Мы не любим попусту тратить время, — сказал Роджер. — Лимм, что еще вы знаете, о чем не сказали нам? — Ничего, — спокойно ответил Лимм. — Я никого не видел… в том числе Дэнис и Дорин. Последний раз мы вместе обедали в тот день, когда прибыли в Англию. Вы это имели в виду, не так ли? — Я имел в виду, не расскажете ли вы еще что-нибудь, что касается вашего путешествия? — Есть одна вещь, — задумчиво сказал Лимм. — Джессуп, который покончил с собой в камере, был офицером на судне. Его дважды ловили в каютах пассажиров и под конец путешествия держали под арестом. Я думал, что пароходная компания обвинит его в воровстве, но они всего лишь уволили его. — Он что-либо украл? — У него в каюте нашли бумажник Сэма Хэкита, набитый деньгами. Старик отнесся к этому весьма спокойно. Я жил с ним в одной каюте и был в курсе дела. — Хэкит вам не сказал, куда он намеревался поехать? — Роджер пробирался сквозь скопление машин на Вест-Энд, казалось, не замечая их. — Он сказал, что собирается побывать везде и испробовать все, — засмеялся Лимм. — Он старик резвый, и ему не для кого беречь деньги. Он их швыряет направо и налево. Но в подробности он не вдавался. — Если вы вспомните какую-нибудь случайную реплику, что-нибудь такое, что сможет нам помочь его разыскать, сообщите нам сразу же, — сказал Роджер. — Думаете, он в списке? — мрачно спросил Лимм. — Может быть, — ответил Роджер. — Вы тоже, может быть, там. Я о многом мог бы спросить того пассажира «Кукабурры», который не попал в список. Как вы считаете, есть ли какая-либо связь с происшедшим на борту и тем, что происходит сейчас? — Абсолютно никакой, — не колеблясь ответил Лимм. Они находились в Сент-Джеймском парке, приближаясь к Хорс-Гардс-Парейд. Минуты две Роджер молчал. Только Лимм хотел было открыть рот, как Роджер спросил: — Чем объяснить такой внезапный интерес к Дорин Моррисон? — Он не совсем внезапный, — резко ответил Лимм. — Я всегда был к ней неравнодушен, но оторвать ее от Дэнис не было никакой надежды и я не пытался. А когда я увидел, как она переживает убийство и в каком состоянии она находится, я должен был ей помочь. Роджер молчал. — Это правда, — неуклюже сказал Лимм. — Я не сомневаюсь. — Вы сомневаетесь во всем, — сказал Лимм не то зло, не то послушно. — Так как же насчет Дорин? Она может ехать домой? — А почему бы и нет? Поскольку Поль Барринг мертв, нам уже не нужны ее показания о покушении на ее жизнь. Если она чистосердечно обо всем расскажет и в случае необходимости согласится помочь в Австралии, я думаю, она сможет уехать. Вы действительно хотите отвезти ее домой? — Да. — Оставьте мне ваш лондонский адрес, и я с вами свяжусь, — сказал Роджер. — Но не показывайтесь пока я вам не сообщу, договорились? — Да, конечно, — обещал Лимм. — Это верно, что вы собираетесь сами записать ее показания? — Да. — Прямо дамский угодник, — съязвил Лимм. Когда в конце дня Роджер добрался до приюта, Дорин уже встала, оделась и выглядела значительно лучше. Правда, она показалась ему менее привлекательной, чем утром. Находившаяся с ней молодая женщина, сержант уголовно-следственного отдела, видимо, была довольна собой. — Мисс Моррисон добровольно сделала заявление, сэр. — О, произнес Роджер. Пожалуй, ему больше хотелось, чтобы этого не произошло. Однако дело было сделано. — Покажите. — Взяв бумагу, он улыбнулся Дорин: — Вы ничего не упустили в своем показании? — Нет, ничего, — ответила она. Роджер начал читать заявление, и после первых же строк его раздражение против действий сотрудницы прошло: Дорин записала все точно, не пропустив ни слова. В заявлении говорилось:«Я, Дорин Мэй Моррисон, из Аделаиды, Южная Австралия, австралийская подданная, паспорт № 851972, делаю это заявление добровольно, по своему собственному желанию, 23 марта сего года, начав путешествие из Австралии, длившееся шесть недель, прибыла в Саутгэмптон на пароходе „Кукабурра“. Со мной была сестра Дэнис. Мы намеревались найти в Лондоне работу, накопить денег для длительной поездки по континенту и через год или полгода вернуться в Австралию. В Саутгэмптоне Джессуп сказал нам, что мы можем получить работу в какой-то конторе в Лондоне. Мы знали, что Джессупа обвиняли в воровстве на судне, но он сказал, что это навет и в каютах пассажиров он искал свои вещи. Он не сказал какие. Я не хотела принимать никаких услуг от Джессупа, но Дэнис интересовал заработок, а он сказал, что нам предложат по 20 фунтов стерлингов в неделю. Мы согласились и решили поехать с ним. Джессуп привез нас в дом на Ноттинг-Хилл-Гейт в Лондоне, где позже меня нашла полиция. С самого начала условия были неудовлетворительные, но по какой-то причине, которую я никак не могла понять, Дэнис согласилась на них. У меня создалось впечатление, что на нее влиял брат Джессупа, Маркус, который был в составе команды „Кукабурры“. Нам сказали, что с той работой ничего не вышло. Я временно работала в гаражах в Хаммерсмите и Шефердс Буш, а Дэнис нашла почасовую работу помощника продавца готового платья, но работала она недолго. У меня были основания считать, что у нее были какие-то отношения с Маркусом Джессупом. Младший брат, Поль, был особенно внимателен ко мне, но он мне не нравился, несмотря на то, что у него (так же как у его брата) было много денег. Время от времени Поль Джессуп спрашивал меня, что мне известно о нем и не рассказывал ли нам кто-либо на судне о нем. Я отвечала, что никто мне ничего не говорил за исключением случая, связанного с кражей на корабле. Как-то две недели спустя Дэнис утром ушла из дому и больше не вернулась. С того дня я не видела и Маркуса Джессупа и решила, что они ушли вместе. Поль сказал мне, что она вернется. Неделю я не выходила из дому, надеясь, что она придет. Когда же я сказала, что хочу уйти, Поль ответил мне, что если я не останусь, то никогда снова не увижу Дэнис. И хотя он довольно часто делал настойчивые попытки, он не пытался овладеть мною силой. Он обещал мне новые платья, драгоценности и все, что я только пожелаю, если я соглашусь жить с ним. Я отказалась. Его вопросы о том, не обвиняли ли его в совершении преступлений, становились все более и более назойливыми. Я всегда говорила правду, что никто ничего не говорил, но он мне не верил. Однажды (примерно за пять дней до того, как он пытался меня убить) я очень крепко спала и, когда проснулась, почувствовала, что он усыпил меня. С этого дня я все время находилась в полусонном состоянии. Как-то я проснулась от острой боли в руке и увидела Джессупа, державшего шприц. Я попыталась соскочить с дивана, но он схватил меня так, что я потеряла сознание. Он продолжал говорить мне, что, если я не скажу всего, что знаю о нем, я никогда снова не увижу Дэнис. Однажды я проснулась и увидела, что его в комнате не было. Я с трудом оделась и вышла. Впервые за всю неделю я вышла на улицу. Внизу в холле я увидела газету и подняла ее. На первой полосе была фотография Дэнис. Я поняла, что случилось что-то плохое. Я подошла к телефонной будке и позвонила в Скотланд-Ярд, по номеру, указанному в газете. Я говорила с человеком, назвавшимся комиссаром Вестом. Он сказал мне, чтобы я никуда не уходила, пока он не придет за мной. Однако Поль Джессуп появился раньше. Я испугалась его и попыталась убежать. Но он силой заставил меня вернуться в комнату. Затем он прижал меня коленом к дивану и взял за горло. Он твердил, что это моя вина, что он не хочет этого делать, но должен. Я поняла, что он собирается убить меня. Однако, прежде чем ему удалось сделать мне укол, вошел человек и остановил его. Позже мне сказали, что этим человеком был комиссар Вест. — Больше я ничего не помню, пока не проснулась в незнакомой комнате. Мне сказали, что это небольшая лечебница, часто используемая полицией. Больше я ничего не могу сообщить, что могло бы быть полезно этому делу.»Роджер чувствовал на себе взгляды Дорин и сотрудницы уголовно-следственного отдела, словно ожидающей одобрения. — Весьма конкретно, — сказал Роджер. — Еще один или два вопроса, Дорин… Вы не возражаете, если я буду называть вас Дорин? — Конечно, нет. — Вам приходилось слышать, как оба брата вели разговор о «Кукабурре»? — Нет, никогда. — Поль в разговоре с вами никогда не возвращался к обвинению его в воровстве? — Нет. — Вы или Дэнис спрашивали его об этом? — Я не спрашивала и думаю, что Дэнис тоже. Во всяком случае, она об этом ничего не говорила, — При упоминании о сестре, Дорин была вполне спокойна. — Вы точно помните, что никто вам не говорил о Поле Джессупе ничего, что могло бы объяснить его настойчивые вопросы к вам? Немного помолчав, словно желая до конца понять смысл вопроса, Доринсказала: — Кроме как о воровстве на борту судна никто ничего не говорил. — Поль когда-нибудь говорил, откуда у него деньги? — спросил Роджер. — Нет. — Несмотря на то что вы жили в весьма небогатом доме, в бедном квартале Лондона, вы считали, что у него много денег? — Да. Я не раз видела его бумажник, наполненный деньгами. — Он кого-либо приводил в дом? — Нет. — Вы когда-нибудь ходили с ним в гости? — Нет. — Вам это не казалось странным? Дорин колебалась, но Роджер не торопил ее. — Вначале это казалось странным, — сказала она. — Днем я уходила на работу, а по вечерам мы встречались с Дэн и бродили по Лондону. Нам очень нравился город… Нравилось в нем все. Мы ходили в такие места, как Виндзор и Хэмптон Корт, по субботам и воскресеньям… Дэн любила зелень травы… она… Глаза девушки наполнились слезами, но она сдержалась и продолжала: — Иногда вечерами мы ходили в кино, или дремали, или смотрели телевизор. До того как Дэнис ушла, это совсем не было странным. А потом я была слишком напугана, чтобы думать об этом. Это было ужасно… ожидание, ожидание. На этот раз слезы полились у нее из глаз. Когда она успокоилась, Роджер мягко спросил: — Джессупы когда-нибудь говорили о Бене Лимме? Дорин насторожилась. — Нет, не говорили. — А сам Бен когда-нибудь говорил о них? — Нет! — Никогда? — спросил Роджер по-прежнему мягко. — Он говорил, что не доверяет им. Когда мы приехали в Лондон, мы вместе обедали и рассказали ему, что нам предложил Джессуп. Он попытался отговорить нас. Он сказал, что их вид не внушает доверия. Казалось, он ненавидит их! — Он не сказал почему? — Видимо, из-за неприятностей на пароходе. Только после этого. — Впервые с тех пор, как приехал Роджер, в ее поведении появилась враждебность и подозрительность, и снова лицо ее неожиданно засветилось красотой. — Почему вы прицепились к Бену? — Потому, — сразу ответил Роджер, — что все остальные пассажиры «Кукабурры», остановившиеся в Лондоне, кроме Бенджамина Лимма, подвергались нападению. Вам не кажется это странным? Дорин встрепенулась. Затем в ее глазах вспыхнул гнев, она вскочила и подняла кулаки. (обратно)
12. ПРИКАЗ К ВЫЛЕТУ
Роджер и бровью не повел. Щеки девушки пылали, в ее голубых глазах засверкали молнии. Казалось, еще минута и она ударит его, но она сдержалась, опустила руки и отвернулась. — Я не вижу в этом ничего странного. По какой-то вам одному известной дурацкой причине вы хотите прицепиться к Бену. — Дорин… — начал было Роджер. — Я вам не Дорин! — Мисс Моррисон, хотите вы признать это или нет, но никто не проявляет враждебности к мистеру Лимму. И если вы закрываете глаза на этот факт, то делаете большую глупость. Вы подвергаете свою жизнь опасности. Она снова вспыхнула. — Почему вы все время пытаетесь обвинить Бена? — Я хочу, чтобы вы поняли, что, не зная его достаточно хорошо, нельзя так опрометчиво доверять ему, — ответил Роджер. — Ведь вы познакомились только на корабле. — Можно подумать, что вы заранее знаете, что он преступник! — Просто я еще недостаточно хорошо разобрался в нем, — сказал Роджер. — Может быть, это и так. Может быть, он действительно преступник. Есть все основания полагать так. Я почти уверен, что не ошибаюсь. И прошу вас, не относитесь к нему с таким доверием, пока все не прояснится. Дорин стояла прямо перед ним, губы ее дрожали. — Если бы вы не упустили Маркуса Джессупа, вам не пришлось бы искать сейчас козла отпущения. — Правильно, не пришлось бы, — ответил Роджер. — Но одно я могу вам сказать точно. — Что? — Настоящее имя Маркуса Джессупа — Барринг, — Роджер сделал паузу, чтобы посмотреть, насколько то, что он ей сказал, подействует на нее, но она и глазом не моргнула, — и он уже уехал из Лондона. Мы предполагаем, что он сейчас на пути в Австралию. И до тех пор, пока его не поймают, в Англии вам будет безопасней. Дорин судорожно вздохнула: — Я ненавижу эту страну! Я хочу уехать отсюда, уехать! Уехать! Неужели вы не понимаете?! Я хочу домой! Наша полиция никогда не допустила бы подобных ужасов. Я хочу домой! Роджер взял с кровати ее письменное показание и пододвинул его к ней вместе с пером. — Подпишите, — сказал он. — После этого вы можете уезжать. Она положила свое показание на небольшой столик — бумага зашуршала под ее нервными пальцами, подпись Дорин была четкой и твердой, — потом протянула его Роджеру с видом человека, не собирающегося отказываться от брошенного вызова. — На вашем месте я бы провел здесь ночь, — посоветовал Роджер. — А в общем-то как хотите. Мистер Лимм будет здесь примерно в половине восьмого. Он кивнул на прощание, повернулся и вышел. Казалось, он ждал, что Дорин окликнет его. Но она этого не сделала. На следующее утро ему принесли сообщение о том, что Лимм пришел в приют в назначенное время, пообедал там с Дории и ушел около десяти часов. В более поздней сводке сообщалось, что Лимм заказал два билета в Сидней на самолет БОАК. Самолет отбывал в понедельник, то есть через пять дней, в 10 часов 15 минут утра и прибывал в Сиднейский аэропорт во второй половине дня в среду. В течение последующих двух дней ничего значительного не произошло. Не было никаких известий о Сэме Хэките, великолепно проводившим время со своей новой возлюбленной в небольшом городке где-то на берегу Лауры. Оказывается, Сэм так влюбился в девицу, что в любой момент готов был сделать ей предложение. Ему было семьдесят семь, но по поведению и внешности ему можно было дать не больше шестидесяти. Супруги Пэрриш, Джек и Джилл, наслаждались своим обратным путешествием в Австралию. Для них жизнь все еще была медовым месяцем, длинным, золотым медовым месяцем. Они не слыхали о том, что произошло с их спутниками в Лондоне. И даже если б они знали, что Маркус Джессуп, он же Барринг, находится в Сиднее и ждет возвращения парохода, они не проявили бы и тени беспокойства: они были слишком счастливы, чтобы замечать опасность. Джек Пэрриш — высокий, худощавый парень, полный жизни и энергии, был истым фермером из штата Куинсленд. Джилл была почти одного роста с мужем. У нее была великолепная фигура, правда, она выглядела несколько полноватой, так как принадлежала к той категории женщин, которые любят поесть чуть больше нормы. Она была всегда весела и обожала своего мужа за доброту, чувство юмора, преданность и за седину в волосах. До Сиднея им оставалось плыть еще двенадцать дней. В ту самую пятницу, незадолго до того дня, как Дорин и Лимм должны были вылететь из Лондона, в Сиднее было очень жарко, воздух был сух и горяч. После неустойчивых дней в конце апреля сиднейцы получали истинное наслаждение от погоды и надеялись, что до конца недели она не переменится. Примерно в пять часов вечера (в Лондоне было 7 утра, и Роджер Вест только вставал) комиссар сиднейского отделения уголовной полиции Люк Шоу сидел за письменным столом и просматривал бумаги. Это был грузный человек с широким лицом, которое в обычном состоянии казалось ужасно скучным, а оживляясь, становилось похожим на острую и подвижную мордочку хорька. В дверь постучали, и она открылась. Шоу поднял глаза на молодого офицера уголовной полиции, одетого в штатское. Роджер Вест наверняка удивился бы такому гостю, да еще в отделе, который он приравнивал по значимости к управлению, возглавляющему Харди. Но Шоу это не смутило. Он всегда внимательно выслушивал всех своих подчиненных. — Заходите, Дайсон. Что там у вас? В понятие «что там» могло входить все, что угодно, начиная от домашних неприятностей, неприятностей по работе, вплоть до жалобы на вышестоящего офицера. — Сэр, у меня есть предложение изменить организацию хранения дел в графологическом отделе, когда мы переедем в новое здание. — А Джеку Кларку вы уже говорили об этом? — Он велел доложить вам. — Ну что ж, валяйте, — согласился Шоу. — Вместо того, чтобы ставить в картотеку новые дела спереди, надо попробовать делать наоборот, — предложил Дайсон. — Ведь в большинстве случаев нам требуются справки по старым делам. Это сэкономит время. — Я поговорю с Джеком. Но не думайте, что каждый отдел получит огромные помещения. Нам дают старую фабрику, а не строят новый полицейский дворец, вроде тех, которые возводят в таких провинциальных городишках, как Коффс Харбор, — сказал полушутя Шоу. — Но если вы считаете, что это сэкономит время, я — за. Однако я бы не хотел, чтобы изменения происходили только ради изменений. — Я никогда не предложил бы ничего подобного, — заверил его Дайсон. Зазвонил телефон. Шоу снял трубку, махнув Дайсону рукой, что он свободен. Всех, кто звонил ему, соединяли немедленно, ибо, по мнению Люка Шоу, формализм означал лишь потерю времени. — Шоу. — Люк Шоу? — раздался в трубке мужской голос. — Да. У телефона Люк Шоу. — Комиссар Люк Шоу? — настаивал звонивший. Шоу нахмурился, в нем заговорила настороженность. Он изменил положение, нажал кнопку звонка, вызывая кого-нибудь к себе, и ответил без всякой тени подозрения, голос его звучал слегка раздраженно, но не больше: — Да, комиссар Шоу слушает. Кто это? — Проклятые ищейки, — произнес звонивший. — Вы и эти чертовы поммис. Вы получите хорошенький подарок, прежде чем все это кончится. Барринг вернулся. Маркус Барринг. Что, не сумели выгнать его из страны, черт бы нас побрал?! Проклятые поммис не удержали у себя, а вы не сможете его выставить отсюда. Говорю вам, он так и лезет в драку. На другом конце повесили трубку в тот самый момент, когда вошел сержант. Он стоял неподвижно, внимательно следя за выражением лица Шоу, зная, что его начальник находится в таком состоянии, что говорить с ним сейчас не следует. Наконец Шоу заговорил: — Маркус Барринг в городе. Объявите тревогу по всему штату. Он лихорадочно стучал по рычагам телефона и, когда коммутатор ответил, отрывисто приказал: Соедините меня с комиссаром Вестом из Скотланд-Ярда… Да, да, в Лондоне. Что?. — Он сердито нахмурился. — Он будет у себя в кабинете около девяти часов? Хорошо. Я подожду… Он положил трубку и позвонил. Через мгновение в кабинет вошел заместитель Шоу — пожилой седовласый человек. — Мэк, Маркус Барринг в городе. — Ты уверен? — спросил Мэк задумчиво. — Только что кто-то на него стукнул, — ответил Шоу, — и я уверен, что тот, кто звонил, знает все точно. Я тебя попрошу заняться этим делом. Через два часа я буду говорить с Красавчиком Вестом, а ты послушай по параллельному телефону. — Хорошо, можешь положиться на меня, — ответил Мэк. Он провел рукой по шелковистым седым волосам, которые на фоне его бледной гладкой кожи придавали ему сходство с альбиносом. — Я бы хотел еще кое-что услышать, Люк. — Что именно? — Лишнее подтверждение того, что Барринг здесь. — Не веришь? — Ты бы тоже не поверил, если бы кто-нибудь сказал тебе об этом, сославшись на телефонный звонок. Я тебе верю, но нам необходимы доказательства. — Если наши ребята не прозевают, у нас их будет сколько угодно, — ответил Шоу. Он поднял глаза, когда в дверь постучали. — Войдите. В дверях стоял молодой рыжеволосый человек с очень ясными глазами. — В чем дело, Ред? Я сейчас занят. — Но не настолько, чтобы не прочитать вот это, — сказал вошедший. — Телеграмма от Веста из Ярда. Он подошел к столу и положил написанный от руки лист бумаги перед Шоу. — Дорин Моррисон и человек по имени Лимм вылетают в Сидней в начале следующей недели. Вест также сообщает, что Маркуса Барринга проследили до Бомбея. Вполне возможно, что сейчас он находится в Нью-Саус-Уэйлсе. Шоу кивнул головой. — Через два часа я буду говорить с Вестом. Если от Ярда поступят еще какие-либо сообщения или что-нибудь станет известно о Барринге, дайте мне знать. У вас все в порядке? — Все в порядке, — ответил Ред и поспешно вышел. В то утро — это была пятница — Роджер Вест вошел в свой кабинет чуть позже восьми. В кабинете еще никого не было, а он привык уже к мысли всегда видеть здесь Кебла! На его письменном столе было пусто, исключение составляли лишь несколько донесений, пришедших совсем недавно. — Утренняя почта еще не прибыла. Он сел в кресло и начал расстегивать воротничок рубашки. В этот момент зазвонил телефон. Он поднял трубку. — Вест слушает. — Вас вызывает Сидней, сэр, Нью-Саус-Уэйлс, — сказала телефонистка. — Когда вас соединить? — В любое время, — сказал Рождер нетерпеливо. — Тогда я соединю вас через полчаса. Вы будете у себя? — Если я уйду, я скажу вам, где меня найти. — Как вам будет угодно, сэр. Роджер повесил трубку, пытаясь подавить в себе возраставшее возбуждение, хотел справиться с начавшимся вдруг удушьем, подавить совершенно необоснованное предчувствие беды, что нависла над ним с тех пор, как он взялся за это дело. И снова в мозгу мелькнула мысль о полете в Австралию. Но он тут же отбросил ее. Он посидел еще несколько секунд, а затем позвонил в отдел справок. — Кто вчера вечером следил за Лиммом? — Сержант Скотт, сэр. — Есть от него донесения? — В восемь часов вечера все было в порядке, потом его сменил инспектор Уорондер. — А как мисс Моррисон? — Все так же, сэр. — Благодарю вас. — Роджер повесил трубку. Он подошел к окну и посмотрел на набережную. Моросил дождь, утро было серым и безрадостным. По Темзе, гладкой, как зеркало, проходили баржи и моторные лодки, слегка колебавшие ее поверхность. Почему-то он подумал о том, спокойное ли море там, где идет «Кукабурра». Там среди островов, могло быть довольно бурно. Он подошел к книжному шкафу, стоявшему у письменного стола, достал толстый атлас и открыл карту Восточной Азии. Сейчас пароход должен был находиться где-то около Филиппин, в районе бесчисленных островов, тропической жары и циклонов, проглатывающих огромные корабли. Он должен быть где-то здесь… Но был ли? Если что-то и случилось с «Кукабуррой», то через несколько часов об этом станет известно. В наши дни, когда связь безупречна, суда не исчезают бесследно. В голове молниеносно сверкнула мысль. Он застыл, не отрывая глаз от страницы. Потом резко повернулся, сел и, вытащив дело «Кукабурры», открыл папку и быстро перелистал ее. Кебл, как всегда, тщательно подготовил досье. Роджер вытащил из папки рекламный проспект, напечатанный на глянцевой бумаге. К нему была приколота записка: «Список судов компании „Голубой флаг“». На первой странице был перечень пароходов компании, а сверху было написано: «На сегодняшний день компания „Голубой флаг“ имеет 27 современных грузовых судов, каждое из которых перевозит и пассажиров. Все пароходы отплывают из австралийских портов с грузом австралийских товаров в различные части света. На наших двадцати семи судах созданы прекрасные условия для пассажиров и груза, начиная от флагмана нашей компании „Кенгуру“ водоизмещением 22 тысячи тонн и каютами на 200 пассажиров до „Кукабурры“ водоизмещением 7 тысяч тонн и каютами первого класса на 12 пассажиров». Затем перечислялись пароходы: «Кенгуру», «Голубой бриллиант», «Мерино», «Алиса», «Барбаросса». Каждое из них заключало в своем названии что-то связанное с Австралией, хотя Роджер пока еще полностью не осознал этого. Где-то там, на семи морях, корабли компании «Голубой флаг» везли на борту ценные грузы… Допустим, эта операция направлена против компании «Голубой флаг», но почему выбрали именно «Кукабурру»? Для чего вообще надо было выбирать какой-то один корабль? Ведь на линии их было двадцать семь. Зазвонил телефон. Ему показалось, что звонок, разорвавший тишину кабинета и разогнавший его мысли, прозвучал из другого мира. Телефон звонил и звонил. Когда он поднял трубку, в голосе телефонистки послышалось раздражение: — Так вы у себя, сэр? Австралия на проводе. — Соединяйте. — С вами будет говорить комиссар Шоу. — Спасибо. — Красавчик, — оказал Шоу. Казалось, что он где-то очень далеко, но голос и слова были слышны достаточно четко. — У меня для тебя есть новость, Маркус Барринг находится здесь, в Нью-Саус-Уэйлсе. Это точно. Его видели два наших офицера, но они не смогли взять его. Похоже, — что он будет здесь поджидать Пэрришей, девицу Моррисон и Лимма. — Возможно, — сказал Роджер. — Не спускайте с них глаз, Люк. — Это дьявольское дело, — сказал Шоу. — Мы не можем быть уверены в том, что опасность грозит «Кукабурре». — Ты хочешь сказать, что мы не знаем, какому кораблю компании «Голубой флаг» грозит опасность? — спросил Роджер. — Необходимо взять Барринга, а также найти его исчезнувшего брата Соломона. Люк, как ты думаешь, может ли человек ростом 180 сантиметров, лет тридцати пяти, глаза серые, волнистые волосы, энергичный, с открытой манерой говорить, оказаться Соломоном Баррингом? — Вполне, — медленно ответил Шоу. — Вполне может быть. — Проверь Бенджамина Лимма из Коуры… — начал было Роджер. — Именно это я сейчас и делаю, — сказал Шоу. — Весьма может статься, что… — Он не закончил фразы. — Но одно точно. — Что? — Завязку преступления надо искать в нашем полушарии. — Открыл Америку! — Может быть, прилетишь тем же самолетом, что Лимм и девчонка? — спросил Шоу. — Я тебе сообщу, — ответил Роджер. Хотя очень сомневаюсь. В ту пятницу Харди пришел раньше обычного. Он был в отличном настроении, и Роджер тут же подумал, не влияют ли иногда домочадцы на настроение начальника. — Немало времени потребовалось вам, чтобы дойти до этого, — сказал он. — Да, на том же самолете, что и Лимм, — хорошая мысль. Сможет ли Кебл справиться с отделом, пока вас не будет? С надеждой и в то же время боясь получить отказ, Роджер ответил: — Во всяком случае, стоит попробовать. Значит, я еду? — Только избавьте меня от объяснений с вашей женой, — сухо ответил Харди. (обратно)13. ПОЛЕТ
Джэнет приехала проводить Роджера в Лондонский аэропорт. Сыновья тоже хотели поехать с ней, но не смогли вовремя освободиться. Джэнет, стараясь скрыть разочарование от того, что не летит с мужем, прошла вместе с ним в огороженную часть зала, куда провожающих не допускали, — точно такое место было огорожено, когда умер Перси Шелдон. Именно там, около стойки бара, где толпились сейчас пассажиры и посетители аэропорта, Поль Барринг, он же Джессуп, воткнул свою смертоносную иглу. Сейчас там стояли Лимм и Дорин. В другом конце зала недовольные Сирил Джи и Сара должны были показать полицейским тех, кого из присутствующих они видели здесь в день смерти Шелдона. Они стояли молча. Около 10 часов утра должны были объявить посадку. Глаза Джэнет блестели. Австралия очень далеко, а Роджеру так редко приходится выбираться за границу… Она не привыкла расставаться с ним на такой долгий срок. — …и если в Сиднее будет слишком жарко, купи себе легкий костюм, — говорила она. В этот момент Сирил Джи, казалось, ожил. Он увидел знакомое лицо. Роджер посмотрел в его сторону. Джэнет продолжала что-то говорить. Джи смотрел в направлении шумной группы людей, толпившихся у газетного киоска. Два полицейских, один из них Сэндис из полиции аэропорта, внимательно следили за ним. Группа с шумом куда-то отправилась, и Роджер увидел лондонского представителя компании «Голубой флаг» Ланселота Смита. Джи поймал взгляд Роджера. — Ты совсем не слушаешь меня, — скорее обиженно, чем сердито, сказала Джэнет. — Роджер, пожалуйста, выслушай. Ведь там совсем другой климат, и тебе понадобится два или три дня, чтобы привыкнуть к нему. Ты должен быть очень осторожным. Заглушая ее слова и перекрывая шум, царящий в зале, в громкоговорителе раздался четкий голос: «Пассажиров, вылетающих рейсом 34 по маршруту Цюрих — Рим — Бейрут — Бахрейн — Дели — Бангкок — Гонконг — Сидней, просят пройти на посадку». Тридцать или сорок пассажиров дружно двинулись к выходу. Неожиданно толпа поредела. Ланселот Смит, его обезьянье лицо никак не вязалось с безукоризненно сшитым костюмом, подошел к огороженному участку зала. Он в отчаянии смотрел по сторонам, словно боясь кого-то пропустить. Потом он увидел Роджера и направился в его сторону. Сэндис и агент Скотланд-Ярда, хотя и были далеко от Смита, пошли вслед за ним. На мгновение Роджера охватила паника. Казалось, что Смит идет прямо на него и в глазах у Ланселота горит недобрый огонек. Он шел с поднятым зонтом. — Роджер! Что случилось? — спросила Джэнет с тревогой. Роджер быстро загородил ее, словно зонтик был смертоносным оружием. — Мистер Вест! — крикнул Смит. — Мистер Вест! — Он размахивал зонтом. «Глупо, — подумал Роджер. — Он же не собирается нападать. Я просто валяю дурака». — Роджер! — выдохнула Джэнет. — Мистер Вест! Комиссар… И вот уже Смит оказался между Сэндисом и рослым агентом из Скотланд-Ярда. Даже если бы он хотел напасть, то теперь уже ничего не смог сделать. Роджер махнул ему рукой и дотронулся до плеча Джэнет. — Оставайся здесь. Я сейчас вернусь. Он шагнул вперед. Детективы находились рядом со Смитом. Казалось, он их не замечал. На верхней губе у него выступили крупные капли пота. Толстая нижняя губа дрожала, а глаза глубоко запали. — Мистер Вест, я должен вам кое-что сказать. Джэнет что-то шептала Роджеру на ухо. — Джэн, прошу тебя, не волнуйся. Слушаю, мистер Смит. — Голос его изменился, стал резким и враждебным. Теперь Смит находился почти рядом, в двух шагах. Он тяжело дышал, воздух со свистом вырывался из его горла. Он едва говорил: — Я хочу предупредить… предупредить… вас… Это может произойти… с любым из наших… кораблей. С любым. Поверьте мне. Они все в опасности. Лоб его покрылся крупными каплями пота. — Мне следовало сказать вам об этом раньше. Но я был слишком… слишком напуган. Джэнет продолжала что-то шептать. — Ради Бога, не мешай мне. — Роджер слегка повернулся к ней и увидел, как она встревожена. Агент Ярда, стоявший рядом со Смитом, вытащил блокнот. — Кто все это делает? — Грубо спросил Роджер. — Где? Смит споткнулся, Сэндис подхватил его, словцо боялся, что он упадет. — Ему плохо! — крикнула Джэнет. Именно это она пыталась сказать Роджеру. — Найдите… семью Барринга. Они… они ненавидят… Смит поперхнулся на слове: — Где Соломон Барринг? — спросил Роджер почти яростно. — Кто еще замешан? Говорите! — Маркус… Маркус вернулся в Австралию. Я не… не знаю, где Соломон. Я не… Смит едва держался на ногах, колени его подгибались. — Он умирает, — крикнула Джэнет. — Позовите доктора! Роджер, позови доктора! Смит, вцепившийся в руку Сэндиса, был похож на большую обезьяну. — Я принял… я принял стрихнин, — задыхаясь, проговорил он. — Я не мог взять на себя… взять на себя ответственность. Мне надо было сказать… Когда Смит в агонии издал пронзительный крик, сквозь толпу стал протискиваться какой-то человек. Смит отпустил руку Сэндиса, тело его свела судорога, затем оно вдруг выпрямилось, будто его вздернули на дыбе, и снова скрючилось в судороге. Человек пробился сквозь толпу и нагнулся над ним в тот момент, когда Смит закричал снова, но этот крик был лишь хриплым эхом его предсмертного вопля. Роджер в ужасе смотрел на него; рядом с ним стояла потрясенная Джэнет. — Пассажиров, вылетающих рейсом 34 по маршруту Цюрих — Рим — Бейрут — Бахрейн — Дели — Бангкок — Гонконг — Сидней, просят пройти на посадку, — послышался голос в репродукторе. — Я задержу вылет на полчаса, — решительно сказал Сэндис и исчез, когда подошел другой полицейский. Рядом стояли Джи и его девушка и словно завороженные смотрели на неподвижно лежащего человека. Пытаясь осмыслить то, что сказал ему Смит, Роджер вдруг осознал, что допустил грубость по отношению к Джэнет. Теперь он знал большую часть правды и от того, что может произойти, пришел в ужас. Джэнет стояла рядом. — Все в порядке, милый, — сказала она. — Не волнуйся за меня. Пожалуйста, не волнуйся, — убеждала она его. Я сама виновата… — Ты.. — Я сейчас уеду, тебе надо заниматься этим делом, — сказала Джэнет. На глазах у нее блестели слезы. Она крепко сжала его руку. — Береги себя! — И подставила ему щеку. Он медленно наклонился. Затем неожиданно сгреб ее в объятия и крепко, до боли прижал к себе. Он слышал, как бьется ее сердце. Он слышал свое сердце, ощущая его бешеный стук. Он понял, как много она для него значила, как много они значили друг для друга. Роджер отпустил ее. На мгновение увидел лицо Джэнет: оно сияло. Затем она повернулась и быстро пошла сквозь толпу. Барьер, отгораживающий место для отлетающих, убрали, в нем не было нужды — кругом стояли полицейские и чиновники. Первый спазм прошел, и тело Смита расслабилось, но вот-вот наступит следующий спазм, за ним другой и так до тех пор, пока он не умрет. Мог ли доктор помочь ему? Он пытался что-то сказать, лежа там, на полу, и смотрел ни Роджера. Роджер шагнул вперед и встал на колено. Смит шептал: — Сам… Я сам это сделал. Ужасно, Ужасно… Это ужасно. Спасите… Спасите их. Пожалуйста, спасите. Затем тело его конвульсивно напряглось, дыхание с трудом вырывалось из полуоткрытого рта, искаженного нечеловеческим криком, тело его изогнулось. Врач сказал Роджеру: — Мы сейчас унесем его, но я сомневаюсь, что он еще что-нибудь скажет. — Вы можете ему чем-нибудь помочь? — Мы можем лишь облегчить его страдания. Спасти его невозможно. — Пассажиров, вылетающих рейсом 34 по маршруту Цюрих — Рим и далее на Восток, просят пройти на посадку. Появились два санитара с носилками. Сэндис подошел, как раз в тот момент, когда Смита укладывали на носилки. — Не торопись, Красавчик. У тебя есть еще двадцать минут. Может быть, хочешь лететь следующим рейсом.. «Однако Дорин Моррисон и Бен Лимм вылетают этим рейсом». — Я полечу тридцать четвертым, — сказал Роджер. — Только поговорю со своими ребятами. Он отошел и увидел, что навстречу ему спешит Кебл. Самым удивительным качеством этого молодого сержанта было то, что он всегда оказывался там, где был больше всего нужен. — Вы как здесь очутились? — спросил Роджер. — Позвонил Смит и сказал, что он дошел до точки, и я решил, что мне следует приехать сюда на тот случай, если он вас не встретит. — Кебл посмотрел на покоившееся на носилках тело, накрытое одеялом. — Он что-нибудь сказал? Роджер передал ему слова Смита. — Бог мой! — пробормотал Кебл. — Но в этой компании двадцать семь пароходов. — Позвоните в Сидней, поговорите с Шоу, передайте ему слово в слово то, что сообщил Смит, — приказал Роджер. — Не давайте ему советов, пускай разбирается сам, — Сержант все записал. — Передайте это Шоу, хорошо? — Слушаюсь, сэр. — И держите в курсе мою жену, сказал Роджер, — Она видела все, но, возможно, она не верит, что Смит совершил самоубийство. Проверьте все сами. Убедитесь, что это так. Я лично не сомневаюсь, но убедиться не помешает. Затем позвоните жене и расскажите ей все. Иначе она будет думать, что следующая очередь моя. — Я все расскажу ей, — пообещал Кебл. Роджер попрощался с ним. — Не засиживайтесь по вечерам. Хотя бы ради Китти, — сказал он. — Вам следует заботиться о ней. Никогда не упускайте возможности отдохнуть, Кеб, впереди у вас много бессонных ночей. Кебл удивленно посмотрел на Роджера. — Вы знаете о Кит? Роджер улыбнулся. — Ярд — всего лишь большая деревня, — сказал он. — Вы сами скоро убедитесь в этом. Он повернулся и по тоннелю вышел на летное поле. Его оглушил рев моторов большого самолета, стоявшего неподалеку. Он думал, что полетит на «Комете», но вместо этого увидел «Боинг-707». Служащие аэропорта быстро провели его под моросящим дождем через летное поле, на котором даже пожарные машины и заправочные цистерны казались одинокими и покинутыми. Около них, закутавшись в непромокаемые плащи, стояли механики. — Дверь в первый класс уже закрыта, сэр. Вы не возражаете пройти через туристский салон? — Я думал, что лечу в туристском. — Как можно, сэр! Мы проявляем заботу в отношении руководящих сотрудников Скотланд-Ярда. Роджер улыбнулся: — Очень мило с вашей стороны. Но это означало, что он будет далеко от Лимма, Он поднялся в самолет, где его ожидали два бортпроводника и стюардесса, которая повела его в нос самолета. — Следуйте за мной, сэр. Он знал, что пассажиры разглядывали его. Какой-то мужчина громко проворчал: — Некоторые никогда не могут прийти вовремя. Сидевший рядом с Дорин у прохода Лимм хотел что-то сказать, но промолчал. Дорин сидела, плотно сдвинув колени. Роджер почему-то вспомнил ее крупные икры. Стюардесса провела его через открытую дверь в салон, где было больше места и кресла шире: по два с каждой стороны прохода. Справа было два пустых кресла. — Прошу вас, мистер Вест. Место семь. — Девушка улыбнулась. Она не была хорошенькой, но у нее была приятная улыбка и красивая прическа. — И пожалуйста, сразу же застегните ремень. — Давно пора, — проворчала какая-то дама. Наплевать на нее. Сейчас на все наплевать. Только судьбы сотен, тысяч людей, плывущих в семи морях на пароходах компании «Голубой флаг», занимают все его мысли. Роджер представил себе уродливое, обезьянье лицо Смита. Боясь ответственности, он решил покончить с собой. Но что еще он не высказал? Не унесет ли он с собой в могилу то, что помогло бы быстро распутать это дело? И почему он не захотел жить? Самолет выруливал на взлетную дорожку. Позади Роджера какая-то женщина сказала: — Больше всего я ненавижу взлет. Моторы взревели, послышался оглушительный шум, и самолет рванулся вперед. Здание, зеленые поля, автомобили, самолеты пронеслись мимо. Появилось ощущение какого то бесшумного движения. Тут же Роджера сковала напряженность, а потом он почувствовал облегчение. Улыбающаяся стюардесса стояла в дверях салона, а чуть дальше бортпроводник весело болтал с кем-то на кухне. Облака серо-белыми ватными лапами хватались за иллюминаторы. Неожиданно брызнул ослепительно белый свет. Солнце оседлало облака, превратившиеся из серой ваты в белую пышную пену. А над ними было сказочно синее небо. Роджер откинулся в кресле. Лицо Смита расплылось и исчезло, а вместо него появилось сияющее лицо Джэнет. Почему, черт побери, он накричал на нее? Он знал почему. Это дело слишком утомило его. На нем лежала ответственность за сотни жизней. И нечего уговаривать себя, что раздражение его вполне естественно. Полицейский обязан быть сдержанным: эмоциональность характера не должна мешать работе. И пока он сам не разобрался во всем, вряд ли кто-нибудь сможет это сделать. В какой-то мере полет поможет ему. Двое суток он сможет отдыхать: выспаться, есть, пить, а заодно и обдумать имеющиеся у него факты. Если ему потребуется послать телеграмму, он может это сделать по радио, а если ему придет какое-то сообщение, он узнает о нем так же быстро, как по телефону в своем кабинете. Толстый слой облаков затянул Ла-Манш. Внизу ничего не было видно, и Роджер закрыл глаза. Ему показалось, что прошло минут десять, когда до его плеча дотронулась стюардесса. — Застегните ремень, пожалуйста. — Уже? — спросил Роджер, выпрямившись. — Скоро Цюрих, мистер Вест. — А я и не заметил, как пролетел этот час, — сказал огорченно Роджер. — Хвостовой ветер, и потому мы опережаем график, — сказала стюардесса. — Стоянка будет сорок пять минут. Вы выйдете из самолета? — Пожалуй, — сказал Роджер. Когда самолет пошел на посадку, он увидел большой город и огромное зеркало голубоватой воды, сверкающей в солнечных лучах. Моросящий лондонский дождик, казалось, остался за тысячу миль. Собственно говоря, так оно и было. Он увидел, как группа пассажиров направилась к таможне, остальные стояли у здания аэропорта. Он оставил пальто в салоне и спустился по трапу. Подъехала какая-то машина, и из нее вышел человек средних лет, довольно приятной наружности. — Комиссар Вест, я не ошибся? — Да, это я, — удивленно ответил Роджер. — Я инспектор Мюллер, — сказал мужчина, и они пожали друг другу руки. — Очень сожалею, что у вас такая короткая остановка в Цюрихе. От аэродрома до города полчаса езды — это слишком далеко. Я надеюсь, вы не откажетесь выпить со мной что-нибудь. — С удовольствием, — поблагодарил Роджер. — Садитесь, — пригласил Мюллер, одетый так же изысканно, как и Смит. Он захлопнул дверцу, устроился за рулем и совершенно другим тоном сказал: — У меня для вас сообщение, комиссар. Ланселот Смит мертв. Боюсь, это дурные вести. От хорошего настроения Роджера не осталось и следа. «Интересно, узнаем мы когда-нибудь, насколько эти вести дурные», — подумал Роджер. Мысли о работе не могли оставить Роджера равнодушным к красоте и величественности Альп. Да и все пассажиры, как он заметил, испытывали то же возбуждение, когда самолет пролетал над сияющими вершинами. Казалось, вздох сожаления прокатился по салону, когда внизу опять показалась равнина. Появилось Средиземное море — такое синее, будто вовсе и не настоящее. Пароходы на его поверхности выглядели маленькими белыми игрушками. У самого Рима Роджера вдруг охватило предчувствие, что здесь его ждет еще одна неприятность. Однако все было спокойно. На аэродроме его встретили два красавца из полицейского управления Рима, которые сообщили ему, что супруги Данелли в Неаполе и находятся в безопасности. — Мы о них позаботимся, так что можете не беспокоиться, — сказал один из встречавших. Лимм и Дорин тоже разминали ноги. Они держались вместе, словно влюбленные. В Бейруте его не встречали. Поужинав в аэропорту, они снова очутились в темном небе, где яркие звезды будто бежали за самолетом. Роджер заснул глубоким сном. В Бахрейне он остался в самолете и проспал до Дели. На горизонте занималась заря, когда он ранним прохладным утром вышел из самолета в Дели. Сикх в европейском костюме, с огромным тюрбаном на голове, подошел к нему и обнажил в улыбке белоснежные зубы, обрамленные большой черной бородой. — Роджер, мой дорогой друг! — Рам Сингх! — Сердце Роджера радостно забилось. Всего шесть месяцев назад индийский сыщик провел целый месяц в Лондоне, почти не расставаясь с Роджером ни в Скотланд-Ярде, ни дома.. — Это несправедливо, что у вас мало времени, Я даже не смогу показать вам факира! Но у меня для вас есть сообщение из Лондона. Роджер встревожился. — Хорошие или плохие новости? — Вам просили передать, что мистера Сэмюэля Хэкита — Хэкит, правильно? — обнаружили во Франции. Он чувствует себя прекрасно. Кроме того, — продолжал Рам Сингх, — есть сообщение от комиссара Шоу из Сиднея. Я познакомился с ним три года назад, когда он пролетал через Дели. Он просил передать вам, что с нетерпением ждет вас в Австралии. Ему сообщили о человеке по имени Смит. Он также считает это дело весьма серьезным. Огромный сикх больше не улыбался. Казалось, он взволнован не меньше Роджера. Пока они разговаривали, Бен Лимм и Дорин вышли из самолета по другому трапу. Девушка выглядела очень усталой, Лимм как-то сник. Роджер помахал им рукой, и они ответили. — Очевидно, вы тоже считаете, что это серьезно, — сказал сикх. (обратно)14. ВСТРЕЧА В ГОНКОНГЕ
— Командир корабля приветствует вас, мистер Вест, и надеется, что вы не откажетесь пройти в кабину, когда мы будем подлетать к Гонконгу. — Второй пилот, высокий молодой человек с перебитым носом, наклонился к Роджеру: — Мы будем там через двадцать пять минут. — Спасибо. С удовольствием, — ответил Роджер. Несколько пассажиров, которые летели вместе с ним от самого Лондона, смотрели на него уже без всякого раздражения. Все узнали, кто он, и на их лицах было выражение благоговейного страха, которое обычно появляется у людей, когда они встречаются с высокопоставленным полицейским чиновником. Он прошел через салон, где трое мужчин и пожилая дама в девичьем наряде пили виски, и вошел в кабину пилотов. Здесь было более шумно, вибрация была сильнее, но во всех движениях экипажа чувствовалась четкость и организованность. Приборный щит перед ними был таким огромным и сложным, что, казалось, в нем может разобраться только робот. Место второго пилота пустовало. Командир корабля повернулся, поманил Роджера к себе и, когда тот устроился рядом, перегнувшись, пожал ему руку. — Сожалею, что раньше не был знаком с вами, комиссар. — Я рад, что имею эту возможность сейчас, — сказал Роджер. — Мне очень приятно, что вы летите с нами. — Я обычный полицейский, только и всего, — пробормотал Роджер. Командир улыбнулся. — Я слышал о вас другое. — Он повернулся. — Что вы на это скажете, сэр? Красный Китай и Гонконг словно два родных брата. Впереди на фоне ярко-синего моря, почти такого же, как Средиземное, показалась земля. Громадные скалы Гонконга и окружающих островов сверкали в лучах солнца, как огромные бриллианты. Море внизу было усыпано суденышками, большими океанскими лайнерами, грузовыми баркасами, бесчисленными джонками с темно-коричневыми парусами. Когда они подлетели ближе, Роджер узнал места, которые он видел на фотографиях. — Мы пролетаем над Викторией — городом на острове Гонконг, — сказал командир. — Он знаменит китайскими кварталами и виллами на скалах… А вон там — Коулун. Видите, далеко в море перешеек? Оттуда взлетает самолет. — Да, да. Вижу, — сказал Роджер. — Это выше всех моих ожиданий. — Вы здесь впервые? — Да. — Ну, тогда устраивайтесь поудобней и смотрите, — сказал командир. — Я не буду отвлекать вас болтовней. Если захотите что-то узнать… — Те белые пароходы, их четыре или пять? — спросил Роджер. Это паромы, идущие из Гонконга в Коулун. Здесь все прекрасно организовано. И всегда так было. После некоторого молчания командир спросил: — Вы здесь надолго? — Всего на несколько часов. Вы поведете самолет в Дарвини и в Сидней? — Да, но только не этот. Я полечу завтрашним рейсом. К сожалению, я не знаю, кто полетит с вами сегодня. Если у вас найдется пара часов, обязательно посмотрите город. Я здесь бываю почти каждый месяц и никогда не устаю поражаться его красотой. Надеюсь увидеть вас, сэр, до того, как вы улетите. — Отлично, — сказал Роджер. — Спасибо. Остров становился все больше, появились очертания домов, замелькали люди. Он хотел встать, но неожиданно увидел корабль с белой трубой и нарисованным на ней голубым флагом. Роджера словно удар поразил. Командир и второй пилот с любопытством посмотрели на него. Когда он подходил к своему креслу в салоне, он уже не видел ни островов, ни красоты моря, а смотрел на приближающуюся землю, помня только о том, что «Кукабурра» всего лишь неделю или десять дней назад заходила в этот порт, куда заходят все пароходы компании «Голубой флаг». Из своего иллюминатора он попытался снова взглянуть на корабль. Вот он, один-одинешенек в морском просторе, огибающий выступ материка. Недалеко виднелась железная дорога. — Прошу застегнуть ремни, — раздался голос из репродуктора. Навстречу им неслась вода, словно желая поглотить их. И в следующий момент колеса коснулись земли. Самолет подпрыгнул еще раз и побежал по посадочной площадке, с обеих сторон которой сияло голубое море. К Роджеру подошла стюардесса. — Вас встречают, мистер Вест. Желаю вам счастливого пути. — Надеюсь, он будет таким же, как этот. — Роджер пожал стюардессе руку. Он вышел из самолета первым. Снаружи все было залито золотом заходящего солнца. У трапа еще до того, как он остановился, уже стоял высокий улыбающийся человек — Люк Шоу из сиднейского управления уголовной полиции. Рядом с ним стоял еще один высокий худощавый мужчина — Фред Ходжес из полиции Гонконга. Не скрывая радости встречи друг с другом, они обменялись рукопожатием и направились к полицейской машине. Неожиданно Роджер сказал: — Не иначе быть вам обоим генералами. Лимм и Дорин Моррисон находятся на этом же самолете. Я бы не хотел, чтобы они были предоставлены сами себе. — У меня здесь три агента с их фотографиями, — успокоил его Ходжес. — Неужели ты не можешь забыть о делах хотя бы на час?. — Конечно, если все будет в порядке. — Я сказал Люку, что, пока ты здесь, ты должен забыть о «Кукабурре», — заметил Ходжес. — По пути в Сидней он тебе все расскажет. Он уже разобрался здесь во всем, что представляет интерес. — Для Красавчика Веста это ничего не значит, — сказал Шоу. — Он захочет все проверить сам. Они садились в машину. — Я прилетел вчера, Красавчик, чтобы самому разобраться с агентами компании «Голубой флаг». Это их второе по величине отделение. Главная контора находится в Сиднее, ты знаешь. — Мне так и не удалось удержать его от экскурсии по Гонконгскому острову и ночным клубам. Эти австралийцы обладают неутолимым аппетитом к женским ножкам. — Ходжес засмеялся. — Мы можем устроить все… — Он не договорил, вглядываясь куда-то через летное поле. — Разворачивайся, Лин, — приказал он шоферу-китайцу, и тут же добавил: — Я только что заметил самого отвратительного бандита во всем Коулуне: работает с ножом как артист. — И повернувшись к шоферу, рявкнул: — Вон тот, велосипедист. Догоняй его! Велосипедист был недалеко от здания аэропорта, от них на расстоянии метров ста. Впереди шли два автомобиля и пожарная машина, Роджер испытывал страшное желание выпрыгнуть и помчаться к пассажирам, которые выходили из здания аэропорта к автобусам с вывесками «Экскурсионный». В тот момент, когда Бен Лимм и Дорин вышли из аэропорта, велосипедист был намного ближе к автобусам, чем полицейская машина. — Включай сирену! — прорычал Ходжес. Шофер обогнул последнюю машину, не снимая руки с сирены. Пассажиры и сопровождающие их служащие Аэропорта вздрогнули и обернулись. Велосипедист несся прямо на Лимма и Дорин. Роджеру казалось, что он находится от них на расстоянии тысячи миль, и он понимал всю свою беспомощность. Лимм прыгнул вперед и в тот момент, когда подлетел велосипедист, загородил собой девушку. Даже издали Роджеру был виден блеск стального клинка. Затем двое людей бросились на велосипедиста. Последовала жестокая, отчаянная схватка. Один из агентов упал. Из глубокой раны на руке текла кровь. В тот момент, когда полицейская машина подлетела к ним, велосипедист рухнул на землю, сильно ударившись головой об асфальт, из его рукисо звоним выпал нож. Ходжес тяжело дышал: — Я же сказал тебе, что мы за ним следим. Дорин Моррисон прижалась к Лимму, склоня голову ему на грудь. Он обхватил ее своими длинными руками, словно закрывая от опасности. Глазами, полными ужаса, он смотрел на бандита и на окрашенный кровью нож. Наконец, Роджер проговорил: — В кого он целился, Лимм? В вас или в Дорин? Лимм не ответил. — Без сомнения, он хотел попасть в девушку, — сказал полицейский. — Если бы он метил в него, ему достаточно было бросить нож. — Он ее спас, — вмешался другой полицейский. — Чисто сработано, — заметил Ходжес. — Такое впечатление, что он знал, что им грозит. — Люк Шоу уставился на Лимма, Лимм повернул голову, посмотрел на него, выдержал его взгляд, не отпуская девушку. — Это Бенджамин Лимм, не так ли?. — Да, — ответил Роджер. — Если он знал, что может произойти, для чего же он спас ей жизнь? — спросил Ходжес. — Нам еще многое предстоит узнать о Бене Лимме, — угрожающе сказал Шоу. — Молодец, Фред. Ты говоришь, что знаешь этого китайца? — Да, я знаю. Это Ву Хонг, — сказал Ходжес. Он наблюдал за тем, как китайца поставили на ноги и надели на него наручники. — Отвезите его ко мне, — приказал он. — Я скоро приеду. — Затем, обращаясь к Роджеру и к Шоу, продолжал: — Ву Хонг когда-то был вышибалой в местном притоне. Его по праву можно назвать виртуозом — он может попасть ножом в движущуюся цель на расстоянии тридцати метров, а в неподвижную — на расстоянии пятидесяти. Ему пришлось так близко подъехать к ней только для того, чтобы не попасть в окружавших ее людей. Если бы не они, она была бы уже мертва. Ну ладно, поехали. — Мне нужно сказать пару слов Бену Лимму и убедиться, что девушку охраняют, Фред, — сказал Роджер Ходжесу. Он подошел в тот момент, когда девушка высвободилась из объятий высокого австралийца. У нее были широко раскрытые глаза и бледное лицо, словно она вот-вот упадет от страха в обморок. — Как она себя чувствует? — Приходит в себя, — пробурчал Лимм. — Благодаря вам, — сказал Роджер. — Каждый на моем месте сделал бы то же самое. — Вы хорошо знаете Ву Хонга? Лимм прищурил глаза, словно был удивлен этим вопросом. — Кого? — Нападавшего. — Что, черт побери, вы хотите сказать? — зло спросил Лимм. — Я увидел, как он вытащил нож… Я все время был настороже. Ведь вы же сами сказали, что ей угрожает опасность. — Да, я предупредил вас, — согласился Роджер. — С этого момента ее будут охранять полицейские: здесь, в Гонконге, в самолете и в Сиднее. — А кто возражает? — Голос Лимма звучал угрожающе. Дорин, конечно, понимала все, о чем они говорили, но не подавала виду. Она вела себя точно так же, как и в тот день, на Ноттинг-Хилл-Гейт, когда смерть была совсем рядом. Видя ее теперь, Роджер почувствовал что-то вроде жалости к ней. И снова его мозг усиленно заработал, снова он стал перебирать в памяти, казалось бы, простые детали, которые так легко упустить. Почему, почему кто-то так упорно добивается ее смерти? Не иначе, как у нее есть ключ к этой тайне. И почему никто ни разу не напал на Лимма. Роджер вернулся к машине. Шофер захлопнул за ним дверцу и сел за руль. Ходжес, устроившийся на переднем сиденье, разговаривал через плечо с Шоу. Когда машина тронулась, Ходжес сказал: — Мы займемся этим, Красавчик, А тебе советую не упустить возможность осмотреть город. — Единственное, что я хочу увидеть, это кабинет Фреда, а также лицо Ву Хонга, когда он начнет давать показания, — сказал Роджер. (обратно)15. ВУ ХОНГ
Очень легко составить предвзятое мнение о людях. И особенно опасно прибегать к обобщениям. Говорят, что душа китайца потемки. Ву Хонг оказался маленьким сморщенным человеком, его кожа напоминала старый пергамент. Глаза его были налиты кровью, а на руках выступали темно-синие вены. Он был одет в выцветшую бумазейную рубашку и брюки хаки, потерявшие свой первоначальный вид от частой стирки. Нервничая, он улыбался полицейским, показывая сгнившие желтые зубы. — Он с ног до головы пропитан опиумом, — сказал Ходжес. — Без наркотика не может жить. — Когда ввели Ву Хонга, Ходжес встал из-за своего большого письменного стола. Он долго и молча смотрел на китайца в упор. Под его взглядом улыбка китайца превратилась в оскал, глаза сощурились, бесцветные губы задрожали. Неожиданно Ходжес тихо заговорил по-китайски. Заговорил почти дружески. Ву Хонг ответил кучей непонятных слов: клэк, клэк, клэк, клэк. Ходжес прервал его. После каких-то резких выражений китаец отвел глаза в сторону. Ходжес сказал по-английски: — Его нанял Маркус Барринг. — Маркус Барринг! — воскликнул Шоу. — Он что, тоже был здесь? — Да. Ву Хонг говорит, что он был здесь пять дней назад. — Но откуда он узнал, что Дорин Моррисон прилетит этим самолетом? — возмущенно спросил Роджер. — Он сказал, что она, возможно, будет пролетать через Гонконг, и Ву должен был встречать каждый самолет, поджидая девушку. Чтобы он, мог узнать ее, Барринг показал ему фотографию. — Но почему он ждал именно этот самолет? — скептически спросил Шоу. — Не нужно усложнять дело, — запротестовал Ходжес. — Ву Хонг знает полдюжины людей, работающих на аэродроме. К тому же здесь делают посадку не все самолеты, и единственное, что ему было необходимо узнать у своих приятелей, — это расписание. А чтобы добраться сюда на своем велосипеде, ему нужно всего десять минут. Мы начнем расследовать это дело и попытаемся выяснить кто его предупредил. Однако это будет нелегко. — Я хочу допросить его сейчас же, — твердо сказал Люк Шоу. Ходжес засмеялся. — Пожалуйста. Он получит огромное удовольствие, когда будет врать тебе на своем ломаном английском языке. — Фред, — спросил Роджер. — Сколько Барринг заплатил ему? — Двести гонконгских долларов. Примерно двенадцать фунтов и десять шиллингов. — За убийство?! — Жизнь здесь дешево ценится, — сухо ответил Ходжес. — Слишком дешево. — Работал ли он на Барринга раньше? — Попытаюсь у него узнать, — сказал Ходжес. — Пойми меня правильно, Роджер, могут пройти недели, пока мы вырвем из него полное признание, — сказал Ходжес. — Нам чертовски повезло, что он так быстро назвал Маркуса Барринга. Возможно, он уже знает, что Барринг скрывается. Он не может отрицать, что напал на Моррисон. Возможно, я сумею вывести его на чистую воду, но для этого мне придется применить китайские трюки, а это нельзя делать в спешке. Когда Ходжес замолчал, Роджер сказал: — Извини, что я прервал тебя. — Я говорю правду, Красавчик, нажим здесь не поможет. Роджер улыбнулся. — Не будь идиотом, конечно, нет. — Вот что, — вмешался Люк Шоу, который не любил долго молчать. — Теперь, Фред, когда ты знаешь, с чего начать, постарайся выжать из Ву Хонга и из его друзей в притоне все, что можно. И обо всем надо предупредить компанию «Голубой флаг». Если понадобится, мы будем держать связь по радиотелефону. — Хорошо, — согласился Ходжес. Он кивнул полицейским. — Уведите его. И не давайте ему порошок. Без него он может расколоться скорее. — Порошок? — переспросил Шоу. — Опиум. — Ты так говоришь, будто опиум можно купить, как аспирин. — Да. Опиум-сырец они здесь так и покупают, — сказал Ходжес. — Часто мы бросаем всю работу, чтобы помешать очищать опиум и переправлять его в США. В следующий раз, когда ты будешь в Гонконге, — напомни мне, что бы я рассказал тебе об опиуме. — Он посмотрел на часы и улыбнулся. — Мы можем задержать самолет Красавчик. — Нет, не нужно, — сказал Роджер. — Чем быстрее мы прилетим в Австралию, тем лучше. — Понемногу начинаешь вникать, — улыбнулся Шоу. — В следующий раз приезжай с женой, я вас встречу как следует, — серьезно сказал Ходжес. — Чертовски обидно, что ты не смог ничего посмотреть. Но тебе предстоит великолепное зрелище — вид ночного Гонконга с самолета фантастичен. Роджер прильнул к иллюминатору и смотрел на сверкающие звезды; точнее, на огни, которые были похожи на звезды, переливающиеся сотнями цветов. Мигали и мерцали, отражаясь в воде, огни кораблей и паромов. Сияли огни Коулуна, Фары двигающихся машин освещали шоссе, огненной лентой опоясывающее остров… Словно падающие звезды, отраженные в зеркале. Впервые после нападения на Дорин Роджер забыл о деле. И Дорин тоже впервые почувствовала себя спокойно. Она как зачарованная смотрела на это волшебное царство. — Правда, это прекрасно, Бен, — сказала она тихим голосом. — Прекрасно, — отозвался Лимм. Пока самолет набирал высоту, она прижималась к нему. Его правая рука скользнула ей на талию. Она молча посмотрела ему в глаза. Он медленно поднял руку и осторожно коснулся ее груди. Она улыбнулась и еще теснее прижалась к нему. Помолчав, она сказала: — Бен, ты ведь никогда не дашь меня в обиду, правда? — Никогда. — пообещал он. На палубе «Кукабурры», огибавшей южный мыс Целебеса и направлявшейся к Тиморскому морю со скоростью 16 узлов, стояла, облокотившись о перила, Джилл Пэрриш в легком платье. Ночь выдалась звездная, спокойная и очень теплая. Джек Пэрриш стоял рядом, нежно обнимая жену. Казалось, они не могут жить друг без друга. Она прижалась к нему щекой. — Одно лишь плохо, — сказала Джилл мягко. — Все хорошо, моя дорогая. — Нет, не все. Нам осталось всего шесть дней. — Но это же целая вечность, — прошептал Джек Пэрриш. — Да, но так никогда больше не будет. — Ты даже не представляешь себе, сколько романтики на банановых плантациях, — сказал Пэрриш, и она засмеялась. Он обладал чудесным свойством; всегда умел заставить ее смеяться, всегда делал так, что она ежеминутно получала удовольствие от жизни. Какой-то пассажир прошел мимо с сигаретой во рту. — Добрый вечер. — Добрый вечер, — отозвались они. Пэрриш еще раз обнял жену и сказад: — Может быть, спустимся вниз? — Не-е. Она смотрела на вздымающуюся темную поверхность моря, пока он медленно и нежно не повел ее в каюту. Старый Сэм Хэкит лежал в постели. Он знал, что молодость прошла, и чувствовал себя ужасно усталым — просто выжатый лимон. Но в то же время он был очень, очень спокоен! Странное чувство для человека, который большую часть жизни провел в движении и ни минуты не мог сидеть без дела. Он наблюдал за Терезой. Ей было тридцать пять лет, и он понимал, что для него она слишком молода. Он любовался ее фигурой с тех пор, как впервые встретил ее в ночном клубе Парижа, где она работала. Теперь он восхищался ее телом, упругим и крепким. Она не стеснялась его и держалась с ним просто. Он хотел предложить ей выйти за него замуж. Но по двум причинам он никак не мог решиться на это. А вдруг она откажется. Это был бы для него тяжелый удар: он считал, что она любит его. Поначалу ему не верилось, но потом он стал привыкать к этой мысли и боялся подвергнуть ее проверке. О второй причине ему не хотелось даже и вспоминать. А стоит ли ему жениться на ней? Он более десяти лет был вдонцом и привык делать то, что ему вздумается, и ездить, куда ему хочется. Однако эта молодая женщина восхищала его. И пока ему хотелось иметь ее рядом. Она отвернулась от стола, где варила кофе в электрическом кофейнике. На ней был коротенький халат с большим декольте, открывшимся еще больше, когда она несла две полные чашки, вытянув вперед руки. Она села в соломенный стул с мягкими подушками. Одну из чашек она протянула ему. — Тебе это необходимо, старичок, — сказала она. — Это поможет тебе сделаться мужчиной. Ее глаза смеялись. Он тоже засмеялся. А что она скажет, если он попросит ее выйти за него замуж? Может быть, она опять засмеется? Но знала ли она, как он богат? И что скажут его друзья, если он привезет новую жену в Австралию? «Боииг-707» подлетал к Сиднею. Небо на востоке окрасилось золотом, переходившим в глубокий красный цвет по мере того, как поднималось яркое утреннее солнце. Заря заливала спящий город, заставляя вспыхивать окна высоких новых домов, теплой красотой лаская прозрачные спокойные воды гавани. Пляжи, окаймленные пенящимся прибоем, уходили вдаль, пропадая из виду. А мост, по которому уже двигались автомобили, напоминал огромную игрушку. — Наше новое здание будет вон там, — показал Люк Шоу. — Но мы еще не переехали. Хотя после переезда мы все равно не сумеем там разместиться полностью. Смешно, миллионы тратят на различные предприятия и оперные театры, а когда дело доходит до полиции, ей дают старую фабрику. А вон то новое, серебристое, высокое, узкое здание — это Оушен-Хаус. В двух верхних этажах размещается компания «Голубой флаг». Директора и секретарши находятся на самом верхнем, четырнадцатом этаже. Помнишь, я говорил тебе, что компанию возглавляет Раймонд Флэг, а его брат Грэгори — директор-распорядитель. Они оба — австралийцы. — А секретарь Мортимер, их кузен, — англичанин, который живет здесь уже пятнадцать лет, так? — спросил Роджер. — Я сейчас вспоминаю, ты действительно говорил мне об этом. — Ты же мог забыть, — сказал Люк, хитро улыбаясь. Потом неожиданно крикнул: — Смотри, смотри, вон там, внизу. Видишь, около доков, если смотреть вдоль бухты от моста! Видишь этот пароход? Не пойму, он входит или выходит из порта? Роджер вытянулся и сразу заметил трубу и нарисованный на ней голубой флаг. Затем, когда самолет медленно пошел на вираж, корабль исчез из виду. — Не знаю, что делать, — продолжал Шоу. — Предупредить капитанов всех пароходов или не надо? Лично я за то, чтобы предупредить. Я сказал об этом верховному комиссару. Сегодня вечером мы собираем совещание, на котором и решим, как поступать. — А что думает шеф? — спросил Роджер. — Понятия не имею. Никогда не знаешь, что у него на уме, но если он решит не сообщать, то скажет об этом. Роджер молчал, глядя на раскинувшееся внизу зеленое поле аэропорта Кигсфорд-Смит. — Мне кажется, Красавчик, — начал Шоу, — что ты за то, чтобы предупредить всех. Правда, пока ты этого не сказал. — Я еще и сам не знаю, — признался Роджер. — Посмотрим, как пойдут дела. Он увидел, как загорелась табличка с надписью «Застегнуть ремни», и автоматически выполнил это приказание: застегивать ремень стало для него привычкой. Стюардесса, более полная и хорошенькая, чем первая, шла по проходу, проверяя ремни. Самолет пошел на снижение. «Интересно, как себя чувствует Дорин Моррисон», — подумал он, и где-то в глубине у него зашевелилось неприятное предчувствие катастрофы, как это неоднократно бывало и прежде. Как только самолет остановился, он вскочил и первым вышел на трап. Солнце сияло ослепительно белым светом. Он спустился по ступенькам. За ним — Люк Шоу. Их уже ждали — полицейская машина и несколько агентов в штатском. — Трое из моих парней присмотрят за девушкой и Лиммом, — сказал Шоу. — Не волнуйся, здесь с ними ничего не произойдет. Роджер молчал. Вскоре спустились Лимм и Дорин. Девушка нервничала и бросала тревожные взгляды по сторонам. Казалось, она хотела всем своим видом показать, что если с ней что-то и случится, так именно здесь. Агенты встали рядом с Дорин и Лиммом, — который держал ее за талию, и подошли все вместе к полицейской машине. — Ну, все в порядке, — сказал Шоу удовлетворенно, как только они отъехали. — Может быть, заедем ко мне позавтракать, Красавчик? — Люк, знаешь, что бы мне хотелось сделать? Шоу улыбнулся. — Побыть несколько часов одному. Может быть, тогда и успокоюсь, а то ты сам говоришь, что я нервничаю. — Хорошо, хорошо, у нас еще будет масса времени, чтобы познакомить тебя с моей половиной. Номер тебе забронирован в гостинице «Вентворс». Это, пожалуй, наиболее спокойный из самых больших отелей. Кстати, его собираются сносить. Пожалуй, вскоре от старого Сиднея ничего не останется. Полицейская машина с Дорин и Лиммом выехала из Аэропорта. — Через полчаса их упрячут в небольшую гостиницу, которая будет охраняться со всех сторон, — сказал Шоу. — Никто не знает, в какой гостинице они остановятся, поэтому никакого приема не будет. — Люк, до сих пор им удавалось убивать всех, кого они намечали, — сказал тихо Роджер, — Мы не знаем за что, и, если есть следующий в списке, мы не знаем, кто он. До тех пор пока мы не поймаем братьев Баррингов и не будем знать, что опасность миновала, я не смогу спать спокойно, а ты? Шоу улыбнулся. — Может быть, я более черствый, чем ты, — сказал он. — И, быть может, именно поэтому я считаю, что надо предупредить каждый пароход компании «Голубой флаг» об опасности — заставить каждого капитана тщательно обыскать свое судно. Мы не знаем, была ли взорвана «Коала», мы не знаем, взорвут ли «Кукабурру», но я считаю, что риск слишком велик и медлить нельзя. Именно это я и буду отстаивать сегодня на совещании. Роджер кивнул. — Попробуй взглянуть на вещи моими глазами, — настаивал Шоу. — У тебя в номере приготовлены кое-какие документы, из которых ты поймешь, как действует компания «Голубой флаг» и какие люди ею управляют. Кстати, они тоже будут на этом совещании, и, если тебе вдруг покажется, что я сошел с ума, не осуждай меня, пока не познакомишься с ними сам. Окна номера выходили на зеленый треугольник газона, и, вытянув шею, Роджер мог видеть верхушку огромной арки моста. Приняв душ и позавтракав, он уселся изучать документы и, когда зазвонил телефон, прочитал уже почти половину. — Красавчик, совещание перенесли на завтра, — сказал Люк Шоу. — Похоже, в компании что-то неладно, и я должен в этом разобраться. Мортимер Флэг улетел в Аделаиду распутывать какое-то дело с перевозкой шкур. Хочешь, я пришлю кого-нибудь повозить тебя по городу? — Нет, лучше я поброжу один, — ответил Роджер. — Но мне ничего не стоит послать человека… — Люблю сам почувствовать окружающую обстановку, — сказал Роджер серьезно. Большую часть дня он пробродил по улицам, иногда садился в автобус и часто заглядывал в план города, который взял в гостинице. Он побывал у высокого серебристого здания Оушен-Хаус, где размещалась компания «Голубой флаг», заглянул на верфи, прошел мимо сторожевой охраны моста, мимо небольшого частного отеля, где остановились Лимм и Дорин. И все это время его не покидало беспокойное чувство, смешанное с желанием как можно лучше узнать город. Вечером он ужинал у Люка Шоу в небольшом белом доме на холме, обращенном в сторону залива, недалеко от Мэнли. Миссис Шоу, маленькая, удивительно моложавая ясноглазая женщина, приготовила отличную баранью ногу. — Я знаю, что ты сегодня успел немного, — сказал Люк. — Но то, что ты увидел и прочитал, тебе пригодится, Красавчик. У тебя не появилось никаких новых мыслей по этому поводу? — Скоро появятся, — ответил Роджер и тихо добавил: — Во всяком случае, надеюсь. На следующее утро он стоял у окна и смотрел на треугольник зеленой травы и кустарника, за которым виднелись кружевные подъезды к портовому мосту; отсюда мост был больше похож на создание человеческих рук и лучше вписывался в окружающий пейзаж. Минут пять он стоял, размышляя, затем принял душ и заказал завтрак. Подойдя снова к окну, он подумал, что, может быть, ему удастся увидеть один из пароходов компании «Голубой флаг». Он заметил какого-то человека, идущего по газону, — ночной рабочий или просто бездельник, из тех, кто обычно лениво греется на солнышке. Роджер отошел от окна и стал наблюдать сбоку; человек приближался, бросая взгляды на окна гостиницы. Роджер почувствовал, как учащенно забилось, сердце. Хотя расстояние было большим, ему показалось, что это Маркус. Он достал из чемодана небольшой бинокль, а когда он снова подошел к окну, раздался стук в дверь. — Войдите. На пороге появился официант с подносом. Роджер навел бинокль на человека, стоявшего внизу на газоне. Действительно, это был Маркус Барринг, наблюдающий за входом в отель. Он узнал его. Крупные черты, тяжелая челюсть, в бинокль даже видны были оспины на его лице. За завтраком, состоящим из грейпфрута, яичницы с ветчиной, поджаренных хлебцев и джема, он время от времени посматривал в окно. Барринг находился все там же. Покончив с завтраком, Роджер подумал и решил не звонить Шоу. Иногда не мешает рискнуть. Он снова открыл чемодан, отложил бинокль и вытащил небольшой свинцовый шарик, прикрепленный к гибкому металлическому стержню, единственное оружие, которое он носил с собой, куда бы ни направлялся. Опустив его в карман, Роджер спустился вниз и вышел на улицу. Он направился к мосту. На перекрестке его задержал поток мчащихся автомобилей. Перейдя улицу, он пошел к мосту, затем остановился и обернулся. Вчерашнее знакомство с городом сейчас сослужило ему великолепную службу. Барринг тоже перешел улицу. Помня план города, Роджер шел дальше. У скрещения узеньких улочек, часть из которых вела к реке, он, не оборачиваясь, бросил взгляд на угол одной из улиц, словно рассматривая деревья и скрытые за ними дома, расположенные амфитеатром на холме, Барринг — в светло-серых брюках и свободном свитере — следовал за ним. Тогда Роджер пошел по Кент-стрит и пересек еще несколько улиц. Было по-летнему жарко, и ему, захотелось снять пиджак. В конце улицы он увидел верхушки мачт и пароходные трубы и направился к какому-то мосту, с которого хорошо был виден залив. Он увидел тридцать или сорок пароходов, и на двух из них были эмблемы компании «Голубой флаг». По каменной лестнице он спустился к реке, но даже с причала, вдающегося в залив, он не смог рассмотреть названия пароходов. «Интересно, подумал он, наблюдает ли за ним сейчас Люк?» И тут он пожалел, что решил не звонить Шоу. Он убеждал себя, что тревожиться нечего, так как Люк Шоу был не тот человек, который полагается на случайность. Он даже улыбнулся; наверняка Люк вылезет из кожи, чтобы доказать Скотланд-Ярду, на что способна сиднейская полиция. Все еще улыбаясь, Роджер обернулся. Человек, который пытался зарезать Дорин Моррисон в Лондоне, находился от него в каких-то десяти шагах. Правую руку он держал в кармане так, словно в ней был зажат нож. (обратно)16. ПРЕСТУПНИК?
— Ну, проклятый Вест, — рявкнул Барринг. — Что не ожидал меня увидеть, жандарм? Роджер спокойно и даже вежливо ответил: — Напротив, Барринг, я очень надеялся на эту встречу. — Только не ври. — Я не терял надежды на встречу, — повторил Роджер. — С того момента, как я увидел тебя в окно. Кто тебе сказал, что я остановился в «Вентворсе»? — Воробьи, — огрызнулся Барринг. — Они же передадут Шоу сообщение о твоей смерти. — Ну, это будет очень-очень нескоро, — сказал Роджер. Он засунул руку в карман пиджака. Барринг не спускал с него глаз. Роджер вытащил пачку сигарет и спички, закурил и положил сигареты и спички обратно. Рука его коснулась гладкой кожи, покрывавшей свинчатку. — Вот что, Барринг. Ву Хонг сказал нам, сколько ты заплатил ему за убийство, которое не произошло. Если хочешь, чтобы твои подручные работали лучше, надо платить им больше. Тебе ведь хорошо платят. — И заплатят еще больше за то, что я тебя прикончу. — Барринг по-прежнему держал руку в кармане. — Если убьешь меня, за тобой будет охотиться каждый полицейский в Австралии и Англии, — сказал Роджер. — Ты и так здорово влип. Не делай себе хуже. — А ты не из робкого десятка. — Мне бояться некого, — ответил Роджер нетерпеливо. — У полицейских нервы крепкие. Почему бы тебе не воспользоваться представившейся возможностью? Барринг молчал, но лицо его выражало недоумение. Он тяжело дышал. У него были темно-карие глаза и толстые губы. Эти губы и широкий приплюснутый нос говорили о примеси индейской крови, Роджеру показалось, что этот человек чем-то напомнил ему Смита. Роджер вынул изо рта сигарету. — Может быть, это твой последний шанс, — сказал он. — Смотри сам. Роджер повернулся. — Не двигайся! — приказал Барринг. Роджер снова посмотрел на него. — Вбей это в свою тупую башку. Ты меня не испугаешь, и я уйду, когда захочу. Если ты пустишь в ход нож, который держишь в кармане, ты подпишешь свой смертный приговор. Он ожидал, что тот скажет: «И твой тоже», но Барринг молчал. — Подумай. Ты еще можешь спасти свою шкуру. — О своей шкуре я позабочусь сам, — сказал Барринг, недоумевая еще больше. — Почему ты не говоришь, что задумал, Вест? — Признайся во всем, назови людей, на которых ты работаешь, дай нам против них показания. Это наверняка облегчит твою судьбу. — Ты думаешь, что знаешь многое! — Меня никто не собирается вешать, — ответил Роджер. Барринг нахмурился. Роджер пожал плечами. — Никто не вешал твоего брата Поля, но тем не менее он мертв. Глаза Барринга сверкнули. — Вы, гады проклятые, довели его до этого. — Нет, не мы, — отрезал Роджер. — Насколько нам известно, он сам покончил с собой. Разве он не знал, что было в ампуле, которую проглотил? — Знал, — сказал уверенно Барринг. — Он знал, и я тоже. А ты, полисмен, не знаешь того, о чем, как ты думаешь, тебе известно. Я могу тебе кое-что рассказать. Компания «Голубой флаг» прикончила мою семью. Они убили мою мать и чуть было не убили отца. Это банда паршивых воров и убийц, и я рассчитаюсь с ними, у них не останется ни одного парохода. — Потопить двадцать семь кораблей — это слишком много. — Двадцать семь, пятьдесят семь, сто семь — какая разница. Я тебе говорю, что у компании «Голубой флаг» не останется ни одного корабля. — Барринг стал вытаскивать руку из кармана. — Мне все равно, убить тебя или нет. Но если бы не ты, Поль остался бы жив. И если бы не ты, мне не нужно было бы скрываться. Вот поэтому я и собираюсь отправить тебя к Полю. Понял? Никто не может безнаказанно убить Барринга. Когда эти свиньи из «Голубого флага» обманули компанию Барринга, они влипли в такое дело, что никогда из него не выпутаются. До тех пор пока на свете останется хоть один Барринг, компания «Голубой флаг»… Роджер снова повернулся, держа правую руку в кармане. Краем глаза он увидел, как сверкнул нож Барринга, Роджер упал на землю, прижавшись всем телом к мостовой. «Кинет Барринг нож или ударит?» Сбитый с толку маневром Роджера, Барринг прыгнул вперед. Роджер видел только его ноги и не знал, куда направлено острие ножа. Он повернулся и ударил Барринга по ногам, тот взвыл от боли, потом метнулся в сторону, все еще держа в руке нож. — Что тут, происходит? — раздался чей-то голос. Роджер еще раз перевернулся, вскочил, держа в руках свинчатку. Огромный человек в серо-голубой форме бежал к ним по аллее с револьвером в руке. Барринг кинул в полицейского нож, но тот увернулся, тогда Барринг побежал прочь. — Держите его! — крикнул Роджер. — Это Маркус Барринг. Держите его! Полицейский опешил, будто испугался того, что услыхал. Драгоценные секунды были упущены, и Барринг скрылся. — Я Вест, — сказал Роджер, все еще тяжело дыша. — Идите, надо арестовать его. Полицейский побежал дальше. Роджер прислонился к столбу, с трудом переводя дыхание. Он понял; полицейский спас ему жизнь, но помешал поймать Барринга. По крайней мере он поговорил с Маркусом Баррингом и узнал из этого разговора очень многое. Послышались чьи-то шаги. Неожиданно отчетливо и громко прозвучал выстрел. Значит, все-таки Барринга могут еще схватить. Роджер услышал крики, топот множества ног и, как ему показалось, всплеск воды. Если Барринг прыгнул в залив, вряд ли ему удастся уйти. Торопливо подошел еще один полицейский. Роджер выпрямился, полицейский его узнал. Роджер понял, что теперь он в безопасности. — Вы комиссар Вест? — Да. Покажите мне, что там происходит. — Заварушка около дока компании «Голубой флаг», — сказал полицейский. — Пожалуйста, сюда, сэр. Они побежали: полицейский впереди, за ним Роджер… И вот они уже у того места, откуда хорошо просматривается весь залив с десятками пароходов и сотнями небольших суденышек. Через десять минут Роджеру сообщили, что Барринг скрылся. — Ты понимаешь, что, если б я решился встретиться с ним, я бы обязательно тебе позвонил, — сказал сердито Люк Шоу; он сидел в большом и просторном кабинете. — Побереги свое красноречие до совещания, — сказал Роджер. Плевал я на совещание. Если с тобой произойдет что-нибудь на австралийской земле, нам никогда этого не простят. — Перед смертью постараюсь оставить записку, что вы ни в чем не виноваты, — ответил Роджер. — Надо повысить в чине того полицейского, который слышал мой разговор с Баррингом. Он спас твою репутацию и мою жизнь. — Почему, черт побери, ты не позвонил мне? — Я думал, что ты установил слежку за Баррингом. — Я бы послал дюжину людей… — Шоу не договорил, голос его стал спокойнее. — Но видимо, в твоем птичьем мозгу родилась какая-то мыслишка? Интересно, что? — Я хотел предоставить Баррингу возможность признаться со всем. — Рассказать о собственном брате? — Нет, о своих хозяевах, — спокойно сказал Роджер. — Возможно, он в этом лично заинтересован, но ему платят так же, как платили его брату. — Не понимаю, что ты имеешь в виду? — недоумевал Шоу. — То же, что и ты. Иначе бы ты не захотел предупредить все двадцать семь судов компании «Голубой флаг». Шоу склонил набок голову и улыбнулся. — Ты уверен, что я вожу тебя за нос, не договаривая чего-то? Конечно же, братья Барринги не могут справиться со всей компанией «Голубой флаг». Один пароход, ну даже два, но все суда — это не по зубам даже такой семье, как Барринги. Роджер кивнул. — Как ты думаешь, кто стоит за этим? — спросил Шоу. — Понятия не имею. Знаю только, что за этим кроется громадное состояние. Здесь замешаны очень большие деньги. Кроме того, эти люди, видимо, доведены до отчаяния — убивать любой ценой, как бы ни был велик риск. А кровная месть здесь ни при чем. Уничтожение руководства компании «Голубой флаг», нападение в темноте и все остальное было бы понятно. Но произошло убийство пассажиров «Кукабурры» — нечто неожиданное, непредвиденное, значительное. На кровную месть это не похоже. — Сдаюсь, — сказал он. — Конечно, это не кровная месть. Недаром же я сообщал тебе по телефону и в донесениях, что дело слишком сложное и распутать его нелегко. Но постарайся избежать ошибки, Красавчик. Барринги ненавидят компанию «Голубой флаг». И они пойдут на любой риск, лишь бы отомстить им. Возможно, что им кто-то платит, но они не просто наемные убийцы. Кроме всего прочего, это отвечает их собственным интересам. И когда Маркус Барринг говорит, что они будут мстить, пока у «Голубого флага» не останется ни одного парохода, он не шутит. — Тут ты, пожалуй, прав. — Пожалуй! Это как дважды два — четыре. — Мне показалось, что, когда я предложил ему признаться во всем, он на мгновение задумался, — сказал Роджер. — Если бы нам удалось еще раз сделать ему это предложение, он мог бы согласиться. Люк, как ты думаешь, кто может стоять за ним? — Кто-то хочет просто разорить компанию «Голубой флаг», — ответил Шоу. — Но что же получается, если мы исключим мотив мести?.. — Ну, договаривай. — Захват, — сказал Шоу уверенно. — И не вздумай мне возражать. Те, кто хочет захватить компанию, пойдут на все, чтобы сбить стоимость акций, и сделают это открыто. Они не решатся на массовое убийство. — Ну-ну, продолжай, — сказал Роджер. — По поводу некоторых австралийских пароходных компаний ходят самые разные слухи, — сказал Шоу. — Говорят, что красный Китай хочет купить контрольный пакет акций. Китайские корабли не могут торговать свободно, им запрещено заходить во многие порты, и они не могут перевозить целый ряд грузов. В китайских доках почти не строят крупных судов — в основном все мелочь. Если верить слухам, то китайцы хотят установить финансовый контроль над компаниями, суда которых плавают под разными флагами. На Цейлоне и Дальнем Востоке у них ведутся большие горнорудные разработки, и они пробились еще в целый ряд мест. Мы не уверены, но думаем, что одна или две небольшие австралийские пароходные компании, имеющие связь с Гонконгом, контролируются китайцами. Компания «Голубой флаг» на шестьдесят процентов финансируется австралийским капиталом — в основном это капитал семьи Флэг, — а сорок процентов — это китайские деньги из Гонконга. В деловые и финансовые круги Гонконга проникает много подданных из КНР. Об этом мне сказал Фред Ходжес. Я тебе уже говорил, что он сейчас занимается гонконгским отделением компании «Голубой флаг», и я уверен, что он узнает там многое. Ты понимаешь, Красавчик? — Понимаю, — ответил медленно Роджер. — Ты как будто не очень-то в это веришь? — Дай мне немного времени, — сказал Роджер. — Ты хочешь сказать, что китайское руководство безжалостно, когда оно добывает то, что ему необходимо, способно погубить массу народа, лишь бы овладеть контрольным пакетом. Ты это имеешь в виду? — А ты не согласен? — Почему же, вполне вероятно, — быстро согласился Роджер. — Но мне нужны существенные доказательства, что они решатся на это, не боясь возможного разоблачения. — Они считают, что такая возможность исключена, возразил Шоу. — Если бы Барринги были коммунистами, это бы объясняло нам многое. Например, почему Поль Барринг и Ланселот Смит решили умереть, но не быть арестованными? Они боялись, что проболтаются, а для них дело было дороже собственной жизни. Он умолк, Роджер тоже молчал. Потом Шоу продолжил: — Так что же ты думаешь, Красавчик? — Ты убежден в этом? — спросил Роджер. Шоу улыбнулся. — Не совсем, но, мне кажется, это вполне правдоподобно. У тебя есть какой-нибудь веский аргумент против моей гипотезы? — Нет. — Ну тогда мы с тобой сработаемся, — сказал Шоу полушутя, полусерьезно. — Теперь ты понял, почему я хочу предупредить каждое судно? Практически все они, вернее, на всех пароходах команды, за исключением офицеров, на сто процентов состоят из китайцев. И то, что случилось с «Коалой», может произойти с любым из пароходов. Для члена экипажа легче всего взорвать судно. — А заодно и себя? — возразил Роджер. — Сразу видно, что ты не часто сталкивался с китайцами, — отрезал Шоу. — Большинство из них — настоящие маньяки. Они считают, что их семьям помогут, а смерть их не страшит. Они живут бок о бок со смертью. Прибавь к этому азиатский фанатизм — и ответ готов. — Конечно, все возможно, — сказал Роджер, — по крайней мере в одном ты меня убедил. — В чем? — Каждое судно компании «Голубой флаг», где бы оно ни находилось, подвергается опасности. Глаза Шоу загорелись. — Значит, ты поддержишь меня, когда я потребую предупредить все пароходы? — Да. — Я знал, что на тебя можно рассчитывать. — Шоу громко хлопнул в ладоши. — Молодец, Красавчик. — И после небольшой паузы добавил: — Может быть, ты хотел бы сейчас поговорить с начальством? — Давай сначала посмотрим, поддержат ли нас директора компании, — предложил Роджер. — Ну, как хочешь, — согласился Шоу. Он открыл папку, лежавшую у него на столе. — Так, посмотрим. Ага, вот она. Сегодня в шесть утра «Кукабурра» взяла на борт лоцмана Грэйт Бэриера Рифа. Через четыре дня они будут в Сиднее. На борту все спокойно. Наши ребята из Куинс-ленда попросили лоцмана кое-что проверить. Все пассажиры, включая Пэрришей, в полном здравии. — Это уже немало, — согласился Роджер. — А вот телеграмма от твоего парня Кебла. Роджер выпрямился. — В Туре, Франция, Сэмуэль Хэкит сделал предложение дамочке по имени Тереза Донэ. — Отлично, черт побери! — Ну это мне непонятно, — съязвил Шоу. — Но у меня возникла мысль, Красавчик. — А именно? — Эти убийства в Лондоне… — Я слушаю тебя. — Всех пассажиров, направлявшихся обратно в Австралию, убили, кроме Парришей. Может быть, это один из мотивов — убить их, чтобы быть уверенным, что они не вернутся сюда? — Возможно, — тихо сказал Роджер. — Я как-то упустил это. — Тогда супруги Пэрриш тоже в опасности, — сказал Шоу. — А также и Дорин Моррисон, — заметил Роджер. И Лимм тоже. — Он наклонился вперед. — Что-нибудь известно о Лимме? — Похоже, что он тот самый, за кого себя выдает, — ответил Шоу, вскрывая письмо. — «Фермер из Коуры, занимающийся разведением овец. Родился там же, получил в наследство ферму, из Австралии прежде никогда не выезжал». — Он ткнул бумагу Роджеру. — Вот описание, получениое нами из Коуры. Фотографию они пока еще не достали, но надеются получить ее к концу дня. В случае необходимости они пришлют ее сюда самолетом. Судя по этому описанию. Лимм, именно Лимм и никто иной, как ты считаешь? — Я не уверен в этом, — возразил Роджер. — Фотография по крайней мере рассеет все сомнения, — твердо сказал Шоу. — Что касается сестер Моррисон, то они действительно те, за кого себя выдают. Супруги Пэрриш тоже не вызывают сомнения, хотя мы смогли проследить жизнь отца Джека Пэрриша всего за пять лет. Он осел в Северном Куинсленде, сказав, что приехал из Южной Австралии, но никто не знает откуда. Старик Сэм Хэкит из Западной Австралии, живет где-то неподалеку от Брума. Десять лет назад у него умерла жена и он переехал в Перт. Ничего больше нам пока узнать не удалось, — повторил Шоу. — У него нет родственников, и он говорил соседям, что все его друзья умерли и поэтому он приехал на юг. Мы сейчас этим занимаемся, а ребята из Западной Австралии всегда были на высоте. Шелдон оказался тем, за кого себя выдавал: агент по страхованию, холостяк. У него жива лишь одна сестра, и никаких других близких родственников нет. Его деловые связи вне подозрений. Те немногие вещи, которые у него были, он сдал на хранение, и, судя по всему, его личность также не вызывает сомнений. Он занимался пароходными перевозками и страхованием. Работал на какого-то ростовщика с хорошей репутацией. Они выплатили ему кое-что за потерю «Коалы», но и другие агенты на этом пострадали. — Итак, круг смыкается, — сказал Роджер. — Однако и время, оставшееся до совещания, нас поджимает, — сказал Шоу. — Пойдем-ка съедим по бифштексу и отправимся совещаться. (обратно)17. СОВЕЩАНИЕ С ВАЖНЫМИ ПЕРСОНАМИ
— Бен, — сказала Дорин Моррисон упавшим голосом, который явно говорил о нервном напряжении последних нескольких дней, — когда же это все кончится? — Скоро, — попытался успокоить ее Лимм. — Ты все время так говоришь. — Но это не может без конца продолжаться. Она отвернулась и посмотрела в сторону Гайд-парка. Частная гостиница находилась неподалеку от Ливерпульской и Оксфордской улиц; чистый, приятный уголок в центре города. У них были соседние, но смежные комнаты. В конце коридора на лестничной площадке все время дежурил полицейский. Вокруг отеля тоже дежурили палицейские. Солнце освещало верхушки деревьев, траву в парке, но в комнату не попадало, так как окна выходили на восток. Наступил полдень. — Если бы мы только знали, почему это происходит, — сказала Дорин, поджав губы; в ее голосе прозвучали ворчливые нотки, а в глазах мелькнули страх и вызов. — Дорри, моя радость, ты же должна знать… — Перестань говорить, что я должна что-то знать! — воскликнула Дорин. — Но должно же зародиться в твоем мозгу какое-то сомнение, — упорствовал Лимм. — Не собирались же они убивать тебя просто так, без причины. Поль Барринг был уверен, что кто-то рассказал тебе о нем. Если бы только ты могла вспомнить. — Но я ничего не знаю! — крикнула Дорин, сверкнув глазами. — Не может быть никакой причины. — Если бы только мы смогли зацепиться за… — Ты не можешь зацепиться за то, чего не существует! — Если бы ты рассказала о себе больше — где ты была, с кем говорила, — ты бы неожиданно вспомнила какую-нибудь важную деталь, — упрямо продолжал Лимм. — Это единственный способ. — Ты все время говоришь мне об этом, и я все время стараюсь вспомнить. — На глаза у нее навернулись слезы. — Ты пытаешься заставить меня вспомнить, что произошло на корабле с Дэнис, а я хочу забыть об этом. Неужели ты не понимаешь? Я не хочу вспоминать «Кукабурру» и все, что с ней связано, я просто хочу забыть. — Да, я знаю, — сказал Лимм нежно, но твердо. — Ты не хочешь вспомнить и не вспомнишь. Но если бы ты вспомнила хоть раз, а потом выбросила это из головы, то могла бы забыть о случившемся на всю жизнь. — Она молча смотрела глазами, полными слез, прямо перед собой, а он продолжал: — Тебе намного станет легче, Дорри. А так это не даст тебе покоя. Она закатила глаза. — Ты говоришь это только потому, что Вест попросил меня вспомнить. — Совсем нет, — не колеблясь, ответил Лимм. — У меня есть свои собственные причины узнать об этом. Дорри, послушай. Может быть, ты и Дэнис видели или слышали на борту судна такое, что наверняка объяснит причину нападения на вас. Это мог слышать и Шелдон, и вы с сестрой, и еще кто-нибудь из пассажиров. Возможно, это было сказано, когда вы все находились вместе, выпивали или купались. Ты только вспомни — и сразу будто камень сбросишь с сердца. — Хорошо, — сказала Дорин сипло, — Я попытаюсь. Я очень не хочу этого делать, потому что придется думать о Дэнис, а это причиняет такую боль. Неужели ты не понимаешь? — Ты даже не представляешь, как хорошо я это понимаю, — сказал Лимм. Он обнял ее и, крепко прижав, прошептал прямо в ухо: — И как хочу тебе помочь.— Добрый день, господа, — сказал Люк Шоу. — На наше совещание пришел и комиссар Вест из Скотланд-Ярда. Мистер Вест, это мистер Раймонд Флэг, председатель правления. Раймонд Флэг был высокого роста и, несмотря на седину, выглядел довольно моложаво. На нем был элегантно сшитый костюм. Держался он с достоинством. Его рукопожатие было крепким, ладонь — холодной. — Благодарю за вашу готовность помочь нам, комиссар. — Именно поэтому я здесь, — сказал Роджер. — Прошу знакомиться: мой брат, Грэгори, директор-распорядитель компании, — сказал Раймонд Флэг. Грэгори, мужчина лет сорока, был ниже ростом, полный, темноволосый; не человек, а гранит. Он сжал руку Роджера словно тисками. Ладони его были в мозолях и ссадинах, а обветренное лицо выдавало в нем человека, привыкшего проводить свободное время в море. — Здравствуйте! — Здравствуйте. — А это наш двоюродный брат, Мортимер Флэг, секретарь компании, — сказал Раймонд. — Как видите, компания «Голубой флаг» в руках нашей семьи. Мортимер был самый молодой из них, не по годам полный. «Любитель повеселиться», — подумал про него Роджер. У Мортимера были светлые волосы, бледное лицо, умные глаза и безвольный рот. — Вы полностью контролируете компанию? — спросил Роджер. — У нас шестьдесят процентов акций. Остальными владеют акционеры в Гонконге и Лондоне, — ответил Раймонд. — Садитесь, комиссар. Они расположились в узкой комнате, где, видимо, проходили все заседания правления. Широкое окно почти полностью занимало одну стену, через него открывался великолепный вид на гавань — сегодня под синим небом, обрамленным белыми облаками, она выглядела особенно нарядно. Вокруг овального стола были расставлены восемь стульев. Роджер отметил про себя, что они все разные. Братья Флэг, очевидно, заняли свои обычные места по обеим сторонам от Раймонда. Роджер и Шоу сели напротив. В центре стола находилась карта Австралии. — А где верховный комиссар? — спросил Раймонд. — Он не смог приехать, — ответил Шоу. — Жаль. Итак, комиссар… — Раймонд взглянул на Шоу, а не на Роджера. — Я убежден, что вы, так же как и я, готовы приступить к делу. — Еще бы, — ответил Шоу с нескрываемым нетерпением. — И без промедлений. — Можете ли вы сообщить нам что-нибудь новое? — Кое-что. — Шоу кратко изложил обстоятельства нападения на Дорин в Гонконге и на Роджера утром, все три директора перевели взгляд на Роджера. — Итак, мы знаем, что они все еще боятся девушки и не хотят вмешательства в это дело Скотланд-Ярда, — сказал Шоу, обводя всех взглядом. — Вы согласны со мной? — Я до сих пор не понимаю, для чего здесь мистер Вест? — спросил Мортимер сварливым тоном. — Пока вы сюда не приехали, все преступления происходили за пределами нашей страны, правда? — Для меня это тоже загадка, — сказал Грэгори резко, что вполне соответствовало его солидной фигуре. — Ведь все эти убийства были совершены в Англии. — И в самом деле, — Раймонд развел руками, и над полированной поверхностью стола засверкало золотое кольцо на его левом мизинце. — Где доказательства того, что причины этих преступлений не кроются в Англии? Наш представитель Ланселот Смит, вероятно, чувствовал себя ответственным за это и, быть может, был косвенным соучастником преступлений. Правда, у нас нет никаких сведений по этому вопросу и мы считаем это маловероятным. Шоу нахмурился. Роджер сидел молча. — Маркуса Барринга разыскивают за убийство и попытку совершить убийство, он прибыл прямо сюда, в Сидней, — сказал Шоу, подчеркивая каждое слово. — А разве полиция Нью-Саус-Уэйлса сама не в состоянии справиться с этим делом? — ехидно спросил Мортимер. Его внешнее добродушие оказалось обманчивым. — Ведь ответственность Скотланд-Ярда не распространяется за пределы Англии, а преступления были совершены именно там. Шоу посмотрел на Роджера, тот все еще сидел молча. Такой нажим, а это был явный нажим, казалось, сбил Шоу с толку. Облизнув губы, он недовольно сказал: — Мы пришли сюда для того, чтобы найти лучший способ защиты ваших судов, а не обсуждать, кто за что отвечает. — Мы не обсуждаем ответственность, — ответил Мортимер Флэг, расстегнув белоснежный воротничок, впившийся в его красную шею. — Дело в том, комиссар, — сказал Раймонд, глядя на Шоу так, словно Роджер для него не существовал, — что почти все утро мы обсуждали этот вопрос. Как выяснилось, один офицер нашей флотилии — человек, перед которым у нас есть кое-какие обязательства, — был списан на берег за плохое поведение. Его брат, который тоже был членом экипажа, оставил судно в знак протеста. Подобные вещи случались и прежде и наверняка будут происходить в будущем. По всей вероятности, эти люди имели какую-то причину относиться враждебно к некоторым пассажирам парохода. Это недовольство относилось именно к пассажирам — не к офицерам или команде, а именно к пассажирам. Мы пришли к выводу, что совсем не обязательно связывать все это с компанией «Голубой флаг», если, конечно, вы не докажете нам обратное. — Он все еще избегал смотреть Роджеру в глаза. — А я считаю, что можно и нужно связывать, — резко сказал Шоу. — И заявляю вам: то, что произошло с «Коалой», может произойти и с «Кукабуррой». — А я вам говорю, что это чепуха, — ответил Раймонд Флэг ледяным тоном. — Это бред, полнейший бред, — сказал Грэгори, заерзав на стуле. — Как человек, представляющий юридическую сторону нашего правления, я не колеблясь скажу, что все это просто ничем не обоснованные домыслы, — заявил Мортимер. — Если бы мы узнали об этом от других, то подобные утверждения были бы слишком близки к клевете и оскорблению личности. Шоу умоляюще посмотрел на Роджера, словно прося его содействий. Но Роджер сидел молча, переводя взгляд с одного на другого. Шоу взял быка за рога. — Итак, вы отказываетесь нам помочь? — Дайте нам хоть одно доказательство, реальное доказательство того, почему мы должны вам помогать, и мы сделаем все от нас зависящее, чтобы оказать вам эту помощь, — вкрадчиво ответил Раймонд. — А пока у нас его не будет, мы ничем не сможем помочь вам. — Вы хотите сказать, что не желаете помочь? — Шоу почти вышел из себя. Грэгори отодвинул стул и встал. — Вам никто не давал права грубить. Мы ничего не можем сделать, так как считаем, что вы пытаетесь заставить нас вытаскивать каштаны из огня для Скотланд-Ярда. Боже мой! Если распространится слух, что одно из наших судов, как вы считаете… — Все ваши суда, господа! — неожиданно вставил Роджер, и все встрепенулись. — Да вы с ума сошли, господа! — почти закричал Грэгори. — Если подобный слух распространится, вы понимаете, чем это грозит нам? Наши акции полетят кошке под хвост. Вы понимаете, что произойдет с нашими клиентами? Они найдут другие пароходы. Дела и без того идут туго, а если это предадут огласке, то положение будет в десять раз тяжелее. — Точно так же, как это случилось с компанией Барринга до того, как вы ее разорили, — добавил Роджер. — Такое происходило с десятками других пароходных компаний. Но мы не допустим, чтобы это случилось с нашей. — Посмотрим. — Роджер улыбнулся Шоу и поднялся. — Нам лучше уйти, Люк. — Ты так ничего и не собираешься сказать? — разозлился Шоу теперь уже на Роджера. — Возможно, мистеру Весту нечего сказать, — саркастически заметил Раймонд Флэг. — Вам, господа, нечего, — ответил Роджер. — Поскольку компания «Голубой флаг» отказывается нам помочь, мы найдем тех, кто это сделает. Пароходы необходимо предупредить. На них около четырех тысяч человек, и если вас не беспокоит потеря капитала, то других людей беспокоит судьба этих четырех тысяч. — Вам не к кому обратиться, — сказал Мортимер, оттягивая воротничок рубашки. Роджер улыбнулся Шоу. — Очевидно, мистер Флэг не слышал о могуществе прессы. Однако нам действительно пора уйти. Уже поздно. — Он дотронулся до руки Люка, и они направились к двери. На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина, даже Люк был сбит с толку. Затем Роджер увидел, как лицо его осветилось улыбкой, Люк крякнул, сдерживая смех. Роджер уже открывал дверь, когда Раймонд Флэг спросил: — Вы нам угрожаете?. Роджер повернулся на каблуках. Теперь он чувствовал себя полным хозяином положения, и голосом, в котором слышался едва сдерживаемый гнев, он процедил сквозь зубы: — Я вам не угрожаю. Я только заявляю, что имею абсолютно твердое убеждение в том, что одному или нескольким судам вашей компании грозит неминуемая гибель, и без вашей помощи мы не сумеем определить, которое из судов подвергается этой опасности. Поэтому я собираюсь телеграфировать в Лондон и передать сообщение об опасности, угрожающей судам. Я буду просить власти помочь мне предупредить об этом капитанов. Лондонские газеты напечатают это сообщение в течение нескольких часов, а все австралийские газеты перепечатают его утром. Если вы хотите подобную рекламу, то вы ее получите. В любом случае ваши пароходы будут предупреждены. Он снова повернулся к двери. — Молодец, — прошептал Люк Шоу. — Но вы нас еще не убедили в необходимости предупредить капитанов, — настаивал Раймонд Флэг, в его голосе зазвучала примирительная нотка. — Давайте обсудим все разумно. — О нет, — ответил Роджер. — Комиссар Шоу привел массу доводов, но вы отказались выслушать его. Или мы предупреждаем суда по вашим каналам, послав капитанам шифрованные указания произвести тщательный обыск каждого судна на предмет обнаружения спрятанной взрывчатки, или мы сделаем это через прессу на ясном английском языке. Выбирайте. Все трое Флэгов молча переглянулись, признавая этим свое поражение. Лишь один Раймонд пытался не уронить достоинства, приличествующего его положению председателя. — Если полиция уверена, что это необходимо, мы, конечно, поможем. Когда вы сможете передать нам сообщение для шифровки? С непроницаемым выражением лица Люк Шоу сунул руку в карман и вытащил оттуда сложенный лист бумаги. — Вот оно, — сказал он. Капитаны всех судов компании «Голубой флаг» в это же утро получили радиограммы. Пароходы в Индийском океане, в Тихом, Атлантическом, пароходы, находящиеся в портах Лондона, Нового Орлеана, Гонконга, Сайгона, Буэнос-Айреса, Коломбо, Фримантла и Сиднея, получили радиограмму следующего содержания:
«Имеем основание полагать, что один из пассажиров или членов команды сделает попытку потопить судно. Немедленно произведите тщательный обыск с целью обнаружения взрывчатки. О результатах сообщите радиограммой полицейскому управлению Сиднея в Оушен-Хоус».— Капитан каждого судна сообщит, что на корабле полный порядок, — сказал Мортимер Флэг, когда Роджер и Шоу проверяли список судов и место их нахождения. — Может быть, тогда вы признаете, что мы зря потратили время. — Давайте дождемся результатов, — отрезал Шоу. — А пока мы хотели бы узнать, не мог бы кто-либо из вас объяснить нам, что все это значит. — Мы не считаем, что нашим судам угрожает опасность, — холодно ответил Раймонд. — Поэтому мы вряд ли сможем быть вам полезны. — Значит, вы не считаете, что Барринги хотят вам отомстить? — Нет, не считаем, — сказал Раймонд. — Дело это прошлое. Мы заплатили старику компенсацию и сделали это только из жалости, спасли его сыновей, которые выразили желание работать на нас. Нет никаких оснований полагать, что они намерены мстить нам. — Ланселот Смит покончил с собой, — напомнил ем Роджер. — Вы ведь видели его предсмертное заявление. — У Ланселота Смита была навязчивая идея, — невозмутимо ответил Раймонд. — Мы не считали, что это вредило его деловым качествам. Именно Смит руководил нашим захватом компании Барринга. И он всегда чувствовал какую-то ответственность за это, Поль и Маркус Барринги угрожали ему, и с тех пор он очень нервничал. Именно поэтому мы и отправили его в Лондонское отделение. — Но он совершенно определенно сказал, что то, что произошло с «Коалой», может произойти с любым пароходом компании, — заметил Роджер. — Он считал, что «Коалу» потопили Барринги. Кроме него, никто так не думал. Он возбудил процесс, и, совершенно ясно, следственные органы приостановили дело за неимением улик. Два брата Барринга владели несколькими баркасами для переправки пассажиров у Грэйт Бэриера Рифа, и их баркасы часто пересекали курс «Коалы». Конечно, против Баррингов не было никаких улик; если бы таковые имелись, то полиция наверняка предприняла бы меры. — Еще бы, — огрызнулся Шоу. Через пять минут оба полицейских вышли из комнаты не попрощавшись; атмосфера была холодной, почти враждебной. Сидя в полицейской машине, которая ждала их у подъезда. Шоу — возбуждение его понемногу улеглось — сказал задумчиво: — Они чертовски уверены в себе, Красавчик. Мы ведь не могли ошибиться, правда? — Роджер не ответил, и Шоу продолжал: — Если капитаны сообщат, что у них вес в порядке, то наверняка они знают, где зарыта собака. Если бы я подставлял свою голову так, как ты, они уже давным-давно бы выпустили из меня кровь. — Меня так просто не возьмешь, — сказал мягко Роджер. Они устроились поудобнее, и шофер, перегнувшись через сиденье, протянул Шоу большой конверт. — Получено полчаса назад, сэр. Посыльный сказал, что срочно. Шоу вскрыл конверт и вынул из него фотографию. Роджер и Шоу изумленно смотрели на незнакомое лицо, смутно похожее на Лимма. На обратной стороне было напечатано на машинке: «Бенджамин Лимм из Коуры в настоящее время находится на приисках в северо-западной Австралии».. — Ты видишь? — ахнул Шоу. — Наш человек вовсе не Лимм.. — Едем к нему в отель, быстро, — сказал Роджер. (обратно)
18. АРЕСТ
Перед небольшой гостиницей на полуденном солнце дремал полицейский, который тут же вытянулся, когда Шоу и Роджер вылезли из машины и поспешили к нему. — Оба дома, — предупредил он вопрос начальства. — У вас на спине тоже имеются глаза?. — спросил Шоу. — Если бы они ушли, мне бы сказали. — Надеюсь, — угрожающе бросил Шоу. Он вошел первым. В маленькой комнате администратора никого не было. На стене висела записка: «Если вам что-нибудь надо — звоните». Они поднялись наверх. Полицейский, находившийся на лестничной площадке второго этажа, сказал: — Все в порядке, сэр. — Что-нибудь слышно у них? — Он снова в ее комнате, большую часть времени торчит там. Золотое времечко, я бы сказал, — осклабился полицейский. — Вас никто не спрашивает, — оборвал его Шоу. Роджер снова почувствовал напряжение, почти не покидавшее его с тех пор, как было найдено тело Дэнио Моррисон. По пути в гостиницу у него появилось дурное предчувствие. Ему лично, конечно, ничем не повредит, если окажется, что была поднята ложная тревога, но тогда возникнут новые проблемы и братья Флэг наверняка откажутся помочь им. А может быть, действительно у Ланселота Смита была навязчивая идея? И все эти убийства не имели никакого отношения к пароходам? — мелькнула вдруг мысль в его голове. Они подошли к комнате, где жила девушка. На дверях — табличка с цифрой 3. Шоу громко постучал. Никто не ответил, раздался лишь какой-то странный звук, похожий на вздох. Потом будто заскрипели пружины кровати. Шоу снова постучал. — Кто там? — хрипло спросил человек, выдававший себя за Бенджамина Лимма. За дверью послышалась какая-то возня. — Комиссар Шоу. Мне надо поговорить с вами. — Зайдите через пять минут, — отозвался Лимм. — Откройте дверь немедленно, или я ее выломаю. Раздался голос девушки: «Что им нужно?» Лимм не ответил. Роджер услышал по ту сторону двери мягкие шаги по ковру и насторожился. Шоу тоже. Дверь открылась внутрь — поэтому они оба избежали ее удара по лицу, но Лимм, казалось, готов был броситься на них. Он стоял в дверях красный от гнева. На нем были брюки, носки и рубашка. — Какого черта вам здесь надо? — Хотим узнать, кто вы, — коротко бросил Шоу. — И прекратите изображать негодование. Если вы и девчонка решили позабавиться, нам до этого нет никакого дела. Но наша задача сохранить ей жизнь. Ваше имя? — Бенджамин Лимм? — спросил Роджер. — Или Соломон Барринг? — Соломон Барринг?! — вскрикнула Дорин. Злость как рукой сняло с лица стоящего в дверях человека. Он побледнел, и агрессивность его исчезла. — О-о, нет, — прошептала Дорин. — Нет! — Факты — упрямая вещь… — начал было Шоу, но Роджер схватил его за руку, и он тут же умолк. Они понимали друг друга с полуслова. Роджер убедился в этом, когда Шоу был еще в Лондоне. Бенджамин Лимм, он же Соломон Барринг, отвернулся от них и посмотрел на Дорин. В его позе было что-то театральное. Он протянул к ней руки, словно зная заранее, что его оттолкнут. — Дорри, это не то, что ты думаешь, — сказал он хрипло. — Это совсем не то. — Вы их брат. А они убили Дэнис. И я… — Дорин замолчала, и чувствовалось, что она вот-вот разрыдается. Но неожиданно в ней вспыхнула ярость, и, когда она набросилась на него, ее лицо засветилось красотой. — Негодяй! — закричала она пронзительно. — Негодяй! Она била Соломона Барринга по лицу, удары сыпались градом. Он стоял не шевелясь и молча сносил удары. Девушка подняла руки, чтобы ударить его еще, но неожиданно опустила их. Она отвернулась от измятой постели, став лицом к стене. — Дорри, — сказал Соломон Барринг. — Пожалуйста, выслушай меня. — Я не желаю ничего слышать. — Дорри… — Убирайтесь! Надеюсь, я вас больше никогда не увижу. Соломон Барринг закрыл глаза. Казалось, для него не существовали сейчас эти двое полицейских, он думал только о девушке. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то, но промолчал. Медленно, будто это причиняло ему боль, он повернулся и подошел к Роджеру и Шоу — сама покорность, признание полного поражения. Он ничего не сказал, лишь кивнул головой. — Объясните, что это значит? — потребовал Роджер. — Нет, не здесь. — Именно здесь. Он снова приготовился к бою. — Нет, выйдем отсюда. — Вы не можете делать все, как вам хочется, — сказал Шоу. — Мы спешим. Вы Соломон Барринг? — Да. — Для чего вы скрывались под чужим именем? — Потому… потому что мне не хотелось плыть на пароходе компании «Голубой флаг» под собственным именем. — Почему вы взяли имя Лимма? — спросил Роджер; — Ради Бога, поговорим об этом в машине, где угодно, но только не здесь.. — Отвечайте! — приказал Шоу. Соломон Барринг взглянул так, словно хотел броситься на них, словно хотел сделать все, чтобы выскочить из комнаты, но двое высоких сильных мужчин преградили ему путь. Он посмотрел на девушку, но она подошла к кровати и села на нее, повернувшись к нему спиной. — Мне казалось, что мои братья задумали какое-то преступление против «Кукабурры», — наконец сказал Соломон хриплым голосом. — Мне показались подозрительными какие-то намеки Поля, сказанные как-то вечером, когда он слишком много выпил. Но никто из них мне ничего не говорил. — Он помолчал, словно ему было тяжело вспоминать. — Когда захватили нашу компанию, я ненавидел «Голубой флаг» так же, как и они. Но это продолжалось недолго. А они ненавидят ее до сих пор. Именно из-за этого я уехал из Сиднея в провинцию. Мы встречались редко. Но когда мы виделись, эта тема всегда обсуждалась, и мне казалось, что братья озлоблялись все больше и больше. — А как к этому относился ваш отец? — спросил Роджер. — Отец? Он покорился судьбе, — сказал Соломон. — Компания «Голубой флаг» выплатила ему компенсацию, и он жил безбедно. Потеря судов была для него непоправимым ударом во многих отношениях, но от этого он не стал хуже. Самое ужасное, что это убило мою мать — она не смогла перенести горе. Одно время нам казалось, что вся семья останется без копейки, ведь мать и отец получили это дело по наследству и для них оно было всем. Долгое время отец никак не мог прийти в себя. Он уехал на северное побережье Западной Австралии, удил рыбу, пытался заняться добычей перламутра, но прошли годы, прежде чем он оправился от удара. Мне было больно смотреть на него. А братья сходили с ума от ненависти. Да, да, именно сходили с ума. Они ни о чем не могли думать кроме мести. Соломон замолчал, облизнул губы, переминаясь с ноги на ногу. Дорин все еще сидела на кровати, но теперь она повернулась и смотрела на него. Роджер подвинул Соломону стул. — Не нужно, — грубо сказал Соломон. Он расправил плечи и выпрямился во весь рост. — Я слышал от своего друга в Сиднее, что они нанялись на «Кукабурру», и мне это не понравилось. В глубине души у меня всегда было подозрение, что они причастны к тому, что случилось с «Коалой». В то время они работали на баркасе и занимались перевозкой груза на остров Хэнам. Они находились на расстоянии менее ста километров от того места, где в свое время нашли «Коалу». Они не сказали мне, почему решили наняться на «Кукабурру». Я купил билет, одолжил у Бена Лимма его паспорт, наклеив свою фотографию на его. Бен занимается разработкой урановой руды недалеко от мыса Йорк, и паспорт ему не нужен. Все печати были в порядке, и никто ничего не заметил. Я не хотел, чтобы Поль и Маркус знали об этом. Они понятия не имели, что я на пароходе, пока не увидели меня вечером первого дня. — Что же они сделали? — спросил Роджер. — Они сказали мне, что мои подозрения неоправданны и что теперь они будут работать на компанию «Голубой флаг». Сказали, что забыли о мести. — Вы им поверили? — Нет. — Были ли у вас какие-либо улики против того, что они замышляли? — Не знаю, — неуверенно ответил Соломон. Он посмотрел на Дорин, словно почувствовал на себе ее взгляд. Выражение его глаз изменилось, а голос стал тверже. — В конце плавания видели, как Поль заходил в каюты пассажиров, и в его койке нашли бумажник одного из них. Пассажир отказался от обвинения, но Полю пришлось покинуть корабль в Саутгэмптоне. Маркус ушел вместе с ним. На пароходе они часто разговаривали с Дэнис и Дорин, и я предупреждал девушек, но они меня не послушались. Когда я увидел фотографию Дэнис в газете, я должен был узнать, что случилось с Дорин. Поэтому я и пришел к вам. Я не мог сказать вам всю правду, но большую часть вы знаете. Я не мог поверить, что убийцей был Поль. Даже сейчас мне трудно поверить этому. Дорин медленно встала с постели. — Вы заявили, что не имели никаких улик против ваших братьев, — сказал Роджер. — Я подумал, что, может быть, они решили воровать в пассажирских каютах, чтобы создать компании плохую репутацию, — ответил Соломон. — Теперь мне совершенно ясно, что за этим скрывалось гораздо большее. А то, что они шарили по каютам и украли бумажник, могло к этому иметь лишь косвенное отношение. Но из-за чего они убили Дэнис, пытались убить Дорин и почему убили Шелдона, я просто не знаю. В Лондоне… — Он снова замолчал и оглянулся. Дорин стояла рядом. Он протянул руку, и она взяла ее. — В Лондоне я не знал, что мне делать. Я сказал вам, кем… кем была Дэнис. Я надеялся, я молился, чтобы мои братья не имели никакого отношения к ее убийству. Теперь я знаю, убили ее они. Единственное, что я мог сделать, — это попытаться помочь Дорин. Я был уверен, что, даже сама не сознавая этого, она знает, из-за чего это произошло. Вы, — он взглянул на Роджера, — вы просили меня заставить ее говорить, но меня не надо было убеждать в этом. Она не может вспомнить ничего, что могло бы помочь. В этом весь ужас. Может, вспомнишь, Дорри? — Если бы я только могла, — сказала она. Голос ее окреп, и в жестах появилась уверенность. — Я перебрала в уме все, но не смогла вспомнить, чтобы кто-нибудь говорил мне о тех двоих. Бен… — казалось — она не замечает, что назвала его чужим именем, — почему ты мне не сказал? — Разве ты бы мне поверила? — спросил Соломон. — Разве для тебя было бы лучше, если бы ты знала, кто я? Я хотел заставить тебя вспомнить, так как мне казалось, что это единственный способ уберечь тебя от опасности. Его взгляд, интонация — все, казалось, говорило: «Потому что я люблю тебя». — Еще один вопрос, — сказал Роджер. — Как вы думаете, почему ваши братья не напали на вас? После долгого молчания Соломон Барринг ответил: — Они не могли меня убить. Они никогда не пошли бы на это. Семья для них значит слишком много. Они не убили бы меня ни при каких обстоятельствах. Они были уверены, что я тоже не причиню им вреда. — Он расправил плечи. — Вы позаботитесь о безопасности Дорин, пока меня не будет? — Куда вы собираетесь отправиться? — спросил Люк Шоу. — Разве вы меня не заберете? — Мы будем следить за вами. Вы останетесь здесь, пока мы не выясним кое-какие детали, — ответил Люк. — Вы остаетесь у нас на подозрении, но дела против вас пока не возбуждаем. — Лучшее, что вы можете сделать, — это попытаться разбудить память Дорин, — с чувством сказал Роджер. — Даже слово, фраза могут помочь нам. И еще один вопрос… — Слушаю вас… — Вы не знаете, где бы мы могли разыскать вашего брата Маркуса? — Если бы я знал, я бы сам отвел вас к нему, — сказал Соломон Барринг. — Не имею понятия, где он может быть. Шоу и Роджер покинули комнату. Некоторое время шли молча. Роджер находился под впечатлением рассказанного Баррингом и его примирения с Дорин. Безусловно, они полюбили друг друга, и это его удручало. — Мне кажется, он говорил правду, — вдруг произнес Шоу, когда они уже были в вестибюле отеля. — Я был бы удивлен, если бы это оказалось не так, — признался Роджер. — Сколько тебе понадобится на проверку настоящего Лимма? — Немного, — ответил Шоу. — Как только приеду к себе, немедленно займусь этим. О чем ты думаешь? — Как бы ускорить ответы с пароходов — вот что меня сейчас волнует больше всего, — ответил Роджер. — Ответы могли уже поступить. — Шоу шагнул на тротуар и, увидев, как по Ливерпуль-стрит сплошным потоком двигались автомобили, поморщился и сказал: — Пожалуй, мы скорее дойдем, чем доедем. — Согласен, — сказал Роджер. — Знаешь, чего мы еще не успели сделать? — Опомниться от встречи с братьями Флэг, — ответил Шоу. — Интересно, не обманула ли нас добрая старая интуиция. Ведь когда ты изобличил их во лжи, они быстро сдались. — Не слишком ли быстро? — спросил Роджер. — Брось объясняться загадками. Знаешь что, — продолжал Шоу. — Давай отложим этот разговор, пока не вернемся в управление. Здесь не поговоришь как следует. Он был прав. На улице становилось все больше и больше народу. Автомобили заглушали голоса. Шоу шел впереди, и Роджер с трудом поспевал за ним в толпе. Пожалуй, ему было даже приятно такое физическое напряжение: при этом отдыхал мозг. Ему показалось, что они довольно долго шли по улице мимо витрин магазинов. Потом они свернули в переулок, который вывел их к полицейскому управлению. В переулке никого не было. В этот час он почти всегда был безлюден. Они прошли через стоянку автомобилей к зданию полицейского управления и сели в лифт, который, казалось, полз как черепаха. Шоу барабанил пальцами по тыльной стороне руки, выдавая тем самым свое нетерпение. Они вышли на третьем этаже и направились в его кабинет. В кабинете никого не было. На столе аккуратными стопками были сложены бумаги. На одной из стопок лежала записка, написанная карандашом. Точно такая же, как Кебл оставлял в кабинете Роджера. Шоу машинально взял записку и прочитал ее. И тут он взорвался. — Грязная свинья, — гаркнул он. — Маркус Барринг звонил и просил передать нам с тобой… — Роджер подошел ближе, и Шоу продолжал: —…что «Кукабурра» больше никогда не зайдет в гавань. Насколько я знаю Барринга, он не шутит. (обратно)19. СООБЩЕНИЯ С ПЛЫВУЩИХ СУДОВ
В этот момент в дверях появился человек. Роджер заметил его первым. Это был высокий, хорошо одетый мужчина, фигурой и внешностью напоминавший старшего Флэга. Правда, в нем не было той вкрадчивости, которую Роджер подметил у Раймонда. У него был широкий лоб, зачесанные назад седые волосы и глубоко посаженные голубые глаза. Вошел он быстрым шагом. Люк Шоу встал. — Добрый вечер, сэр. — Здравствуйте, Люк, — Человек протянув руку, направился к Роджеру. Неожиданно всплывшая в памяти фотография и поведение Люка Шоу подсказали Роджеру, что это верховный комиссар полиции штата Нью-Саус-Уэйлс Хью Петерел. — Извините, что не мог встретиться с вами раньше, комиссар. — Он крепко пожал руку Роджера. — Я слышал, вы беседовали с Маркусом Баррингом. Как вы думаете, то, что написано в записке, серьезно или блеф? — Мне кажется, что он уверен в своей правоте, — ответил Роджер. — Уверен? — Он верит, что «Кукабурра» пойдет ко дну до того, как пришвартуется. — А разве он не знает это наверняка? — У нас пока нет достаточных основании считать, что это так, — сказал Роджер. — Однако я думаю, что все это весьма серьезно. — Бог мой, и я тоже, — заметил Люк. Комиссар строго посмотрел на Роджера. — Мне доложили, что вы заставили братьев Флэг принять решение против их воли, — сказал он. — Итак, хорошо, если мы обнаружим, что с «Кукабуррой» должна стрястись беда. В противном случае братья заявят, что вся эта провокация направлена на очернение их доброго имени. — Знают ли они что-нибудь о записке? — Нет, — ответил Петерел, — я звонил Раймонду Флэгу и передал ему, что у меня есть основания полагать, что опасность существует, вот и все. Как широко вы проводите розыск Маркуса Барринга, Люк? — Насколько это возможно. — Вы имеете в виду штат? — Всю страну. — Мы должны найти его, — Сейчас надо заниматься только этим, — У него был озабоченный вид. — Что нового вы мне можете сообщить? В ожидании ответа он сел на край стола. Шоу доложил ему о разговоре с братьями Флэг и о Соломоне Барринге. Петерел слушал нахмурившись. — И вы оставили Соломона Барринга в отеле? — Да. — Привезите его сюда, — приказал Петерел. — Нет никакой уверенности, что он говорит правду. — В голосе его звучало недовольство. — Один из его братьев пожертвовал своей жизнью, то же сделал и Ланселот Смит. Соломон может убить эту девушку, прекрасно сознавая, что у него нет выхода. Немедленно доставьте, его сюда и задержите для допроса. Люк взглянул с мольбой о поддержке на Роджера. — А вы что думаете, Красавчик? — Вреда не будет, хотя я и не считаю, что это принесет пользу, — сказал Роджер. — Это принесет нам уверенность, что мы не потеряем Дорин Моррисон по нашей вине, — решительно сказал Петерел. — Я не хочу рисковать. Рука Люка Шоу уже лежала на телефоне. — Я понимаю, почему вы это сделали, — сказал Соломон Барринг. — И тем не менее я сказал вам всю правду. — Неужели у вас нет ни малейшего представления, где мы можем найти вашего брата? — спросил Роджер. — Ни малейшего. — Может, вспомните, где он любил бывать? — Да это известно всем: клуб «Прибой», сиднейский яхт-клуб, клуб подводного плавания, но ни в одном из этих мест он не может спрятаться. — А знакомые девушки? Женщины? — Ничего постоянного. Маркус всегда получает удовольствия там, где может их найти, — с горечью ответил Соломон Барринг. — Если бы я мог помочь вам, я бы это сделал. Я не менее вас хочу, чтобы все это кончилось. — У вашего брата было много друзей? — За последние десять лет он редко бывал в Сиднее. И не думаю, чтобы он виделся со своими старыми приятелями с тех пор, как мы вынуждены были расстаться с наследством отца и матери. А друзей у него никогда не было. Он всегда считал себя лучше других, и это никому не нравилось. И тем не менее нам придется допросить как можно больше его знакомых, — сказал Люк. Он весь съежился под укоризненным взглядом Петерела. — Составьте список его друзей. — Если это необходимо, — сказал Соломон. — Комиссар… — Да? — Вы не допустите, чтобы что-либо случилось с Дорин? — Она в полной безопасности. — Да-да, прошу вас. — Барринг, она так ничего и не вспомнила, что могло бы послужить нам ключом к разгадке? — спросил Роджер. — Ничего, абсолютно ничего, — уверенно ответил Соломон. — И я думаю, что и не вспомнит. Я начинаю сомневаться, существует ли вообще то, что она должна вспомнить. — Я тоже, — мягко сказал Роджер. — Но тем не менее нужно попытаться. Это надо было сделать раньше. Ты можешь найти хорошего психиатра? — спросил он у Шоу. — Конечно, — тут же отозвался Шоу. — Действительно, следовало бы сделать это раньше, но у нас не было времени. Я все устрою. — Он подошел к столу. — Ну, за дело. И не пропустите в этом списке никого из старых приятелей вашего брата, Барринг. — Они ничего не сделают Бену, правда? — Дорин Моррисон не могла еще привыкнуть к новому имени своего возлюбленного. — Ведь он сказал всю правду, я уверена, что он говорил правду. — Я тоже так думаю, — успокоил ее Роджер. — А если и нет, то полиции ему нечего опасаться, Дорин, вы понимаете, что поставлено на карту? — «Кукабурра» и все, кто находится на ней. — Или даже еще больший корабль, — сказал Роджер. — Мы хотим попросить психиатра помочь вам кое-что вспомнить. Вы должны сделать все, чтобы облегчить его работу. Ваши показания нужны не только для спасения судна, но они могут явиться даже подтверждением того, что Бен говорил правду. Джек и Джилл Пэрриш стояли, обнявшись, ранним воскресным утром на палубе «Кукабурры», словно на небе сияла луна, а не восходящее солнце. Неподалеку от них три матроса проверяли провизию спасательной лодки. — Еще три дня и три ночи, — сказал Джек Пэрриш. Он посмотрел сбоку на свою молодую жену. — Затем неделя в Сиднее, последние покупки и снова жизнь среди бананов. — Не разрешай мне много есть, — сказала Джилл. — Милый, ты не заметил ничего странного вчера? — Нет, а ты? — Мне показалось, что среди команды началась какая-то суматоха… И потом, с тех пор как мы ступили на борт, наша каюта никогда еще так тщательно не убиралась. — Генеральная уборка; видно, приедет какая-то важная птица для инспекции, — сказал Джек. — Видишь, еще раз проверяют спасательные шлюпки, а ведь они делали это и в Гонконге. Совсем неплохо — такая аккуратность… С маленького пляжа, недалеко от сиднейской гавани, быстро плыл Маркус Барринг. Он чувствовал себя как рыба в воде. Неподалеку высились скалы — излюбленное место для подводной охоты и начинающих ныряльщиков. Он был в маске, с трубкой, на ногах — ласты. Любой полицейский в Сиднее, взглянув на него, сейчас ни за что не узнал бы его. Он был абсолютно уверен в этом, настолько уверен, что ему захотелось побахвалиться. Он должен покуражиться, по крайней мере поговорить по телефону, он ничего не мог поделать с собой. В памяти все еще живо удивление полицейского, с которым он разговаривал. Он чувствовал себя в полной безопасности. Катер морской полиции, разыскивающий его, проплыл мимо, и полицейские даже не взглянули на ныряльщика. Ничего удивительного: ведь рядом с ним находилось восемь или девять таких же пловцов. Маркус Барринг отлично знал все водовороты и течения в сиднейской бухте. Первая радиограмма с борта одного из судов компании «Голубой флаг» была получена в полицейском управлении в 3 часа 15 минут утра в воскресенье. В ней говорилось: «Обыск окончен. Ничего не обнаружено. Капитан „Нессии“». Без четверти восемь Роджер приехал в управление, где были получены аналогичные радиограммы с одиннадцати судов. Но «Кукабурра» молчала. Вошел сержант, держа в руке еще две радиограммы. «Риф», стоявший на причале в Гонконге, сообщал, что у них все в порядке. И «Тасманец», плывущий между Бомбеем и Коломбо, прислал тоже утешительную радиограмму. В половине девятого появился Люк Шоу. — Не смотри на меня с укоризной, я уже побывал в порту, беседовал с морской полицией, — сказал он. — Они обыскали каждое суденышко, не оставили ни одного возможного укрытия на берегу, а Барринга и след простыл. Не мог же этот негодяй улетучиться? — Пока он говорил, вошел снова сержант. — Что-нибудь от «Кукабурры»? — Нет. «Адела» в Сайгоне: «На борту все в порядке». — Сколько всего получено радиограмм? — Четырнадцать. — Больше половины. Красавчик, что-нибудь слышно от психиатра? — Я видел его вчера в десять вечера, — ответил Роджер. — Пока все безрезультатно. — Считает ли он, что в ее голове что-то сокрыто? — Он допускает это. — Нам от этого не легче, — помрачнел Шоу. — У него, как и у нас, еще есть суббота и воскресенье для работы. Хорошо, что мы предупредили «Кукабурру». Если бы мы этого не сделали, я бы полетел туда сам. — Где она сейчас? — Примерно в двухстах милях севернее Брисбена, — ответил Шоу. — Она должна прибыть во вторник к полудню. Нам остается лишь работать над тем материалом, который у нас есть, навести справки в Гонконге и приготовиться действовать в понедельник утром. — Мы можем телеграфировать Скотланд-Ярду с тем, чтобы они произвели тщательный обыск в конторе Смита, — сказал Роджер. — Фред Ходжес вплотную займется Ву Хонгом. Итак, с чего начнем? — Я предлагаю провести субботу и воскресенье у меня дома, — сказал Люк. — По крайней мере, мы сможем сочетать приятное с полезным. Фифи Шоу была рада приходу Роджера и не знала, куда его усадить. В воскресенье после обеда они выкроили время отправиться на Палм Бич полюбоваться прибоем. С судов продолжали поступать радиограммы, в которых сообщалось, что результаты обыска ни к чему не привели. В понедельник рано утром они были уже в управлении и нервничали, потому что «Кукабурра» сообщила, что обыск еще не закончен. На столе Люка Шоу скопилась масса бумаг. Большая часть из них — донесения о результатах обыска на судах. Просматривая их, Роджер почти не делал никаких пометок. Шоу поднял глаза, прижав рукой раскрытую папку с документами. — Мы допросили двадцать девять старых приятелей Барринга. И все они заявляют, что не видели его лет пять, а то и больше. — Он взглянул на донесение. — Настоящий Бенджамин Лимм подтверждает слова Соломона насчет паспорта. Его допросила полиция в Бруме. Идиот! — Шоу отложил в сторону бумаги и взял новую папку. Роджер увидел, как вытянулось у Шоу лицо. — А вот это уже весьма странный документ. Роджер торопливо подошел к нему. — Хороший или плохой? — Помнишь Персивала Шелдока? — Страхового агента из Аделаиды, который был убит в Лондонском аэропорту? — спросил Роджер. — Молодец, — одобрил Шоу и нахмурился, хотя в его глазах светилось возбуждение. — Он оказался другом Мортимера Флэга. Что ты на это скажешь? — Он уселся на край стола. — Неужели эти толстосумы знают больше, чем мы думаем? Как бы ты отнесся к возможности прижать этого жирного Мортимера? — Можно подумать, что тебе этого не хочется? — спросил Роджер. — Где список членов сиднейского яхт-клуба? — И когда Шоу протянул ему папку, он открыл ее на букве «Ф». — Я должен быть у верховного комиссара в девять тридцать, и мне нельзя уходить из управления, пока не придут радиограммы со всех судов. Поезжай к Мортимеру Красавчик. А если будут какие-нибудь новости, я позвоню тебе. — С удовольствием поеду, — сказал мягко Роджер. — Мортимер Флэг примерно ровесник Маркуса Барринга. Ему тоже тридцать девять. Персивалу Шелдону было тридцатъ восемь. Все трое — члены яхт-клуба. И все трое ровесники. Интересно, есть ли еще у них что-либо общее? Мортимер Флэг сидел у себя в кабинете, большом, светлом и, можно сказать, роскошном. На стене позади письменного стола висел под стеклом большой портрет Раймонда Флэга; по седине можно было определить, что портрет написан недавно. «Пожалуй, — подумал Роджер, — толстым Мортимера не назовешь, однако в недалеком будущем он наверняка располнеет, если не изменит свой образ жизни». Волосы Мортимера были тщательно прилизаны, а нежная бледная кожа на лице напоминала женскую: казалось, ему незачем даже бриться. — Да, я знал Шелдона по клубу. А почему бы и нет? — попытался он съязвить. — Знал я также и Маркуса Барринга. — Кроме клуба, вы ничем не были с ним связаны? — спросил Роджер. — Вам могут сказать, что мы вместе играли в карты. — Надо полагать, вы играли на деньги? — Да, при умеренных ставках. Не понимаю, какое отношение это имеет к нашему делу. Все уже в прошлом. Мы не встречались больше десяти лет. — Когда вы разорили Баррингов… — Я хочу, чтобы вы имели четкое представление, — прервал его Мортимер. Он говорил с достоинством, которого Роджер раньше в нем не замечал. — Мы не разорили компанию Баррингов. Это была старая линия с очень плохой администрацией, с хронической нехваткой капитала. Для того чтобы выдерживать всевозрастающую конкуренцию, компания залезла в долги, которые она не смогла выплатить. Когда мы приобрели их дело, мы аннулировали все долги, дали старику Баррингу щедрую компенсацию и, больше того, приняли на работу его сыновей — они были в большой нужде. У директоров нашей компании совесть чиста, комиссар. Роджер заметил мягко: — Очень хорошо, сэр. Всегда легче работать с людьми, когда они выкладывают все карты на стол. Вы дружили с Маркусом Баррингом еще до того, как приняли их дело? — Нет. Он воспринял передачу компании как личное оскорбление и вел себя глупо. — На чьей стороне был Шелдон? — Насколько мне известно, он здраво смотрел на вещи. Он переехал вскоре в Аделаиду и продолжал сотрудничать в нашей компании. Мы не делаем из этого тайны. Мы встречались примерно два раза в год. — Не заметили ли вы какой-либо перемены в его отношении к вам? — Никакой. — Почему он плыл на «Кукабурре»? — У него была очень серьезная операция по поводу рака легкого в прошлом году, и ему посоветовали отправиться в долгое морское путешествие, а компания «Голубой флаг» предоставила ему эту возможность по минимальной цене. — Мортимер Флэг сжал губы так, что на его лице исчез маленький, почти женский рот. — Однако к чему ведут ваши вопросы? — Я хочу знать, какие еще общие интересы были у вас, Шелдона и Маркуса Барринга, кто ваши друзья и не было ли другой причины, кроме передачи дела, которая вызывала бы такую непримиримую враждебность Маркуса Барринга. — Любовь к плаванию и яхтам — вот все, что нас связывало. Мы были членами одних и тех же клубов. Если вы возьмете список членов клуба двенадцатилетней давности, вы получите те же сведения, что и от меня. А теперь вы должны извинить меня, комиссар. Через двадцать минут у меня очень важное совещание. — Я не задержу вас долго… — сказал Роджер. — Всего один вопрос. — Слушаю. — Мистер Флэг, не предлагал ли вам кто-нибудь продать ваше предприятие? — Пока мы не собираемся, — резко бросил Флэг. — И такая перспектива у вас не обсуждалась? — Нет! — Почему же тогда вы решили, что единственная цель убийства пассажиров «Кукабурры» — это попытка ослабить ваше положение? Ваш двоюродный брат Грэгори был очень озабочен тем, что может произойти, если эта история станет известной, пожалуй, даже слишком озабочен. Вы тоже. Компания, которая пользуется солидной репутацией, чье экономическое положение не вызывает опасений, без ущерба сможет прожить временный спад. Только компания, которая думает о том, как сохранить себя и свои капиталы, может очень серьезно пострадать от молвы. Почему вы так нервничаете, мистер Флэг? Мортимер Флэг медленно встал, облизал губы, крепко сжал правый лацкан, обнаруживая, какой пухлой и бледной была его рука, и заговорил с неожиданным достоинством: — Я не нервничаю. Мои коллеги — директора правления — также совершенно спокойны. Мы ревностно, очень ревностно относимся к нашему доброму имени. Нам нечего бояться. Мы считаем, что если бы вы полиция безукоризненно выполняли свой долг, вы бы увидели, что все этиубийства не имеют ничего общего с компанией «Голубой флаг». Между прочим, комиссар, если в будущем вам понадобится меня увидеть, я буду просить вас заранее договариваться о встрече. А теперь я вынужден просить вас… Зазвонил телефон. Он поколебался, наклонился и снял трубку. — Я же просил меня не беспокоить… Ах, вот что… Да, да, с таком случае вы были совершенно правы. Он протянул трубку Роджеру. — Это вас. — Благодарю, — беря трубку, Роджер коснулся руки Мортимера Флэга — горячая и влажная, мысленно отметил он, потом произнес: — Вест слушает. Красавчик, похоже, что мы попали пальцем в небо, — сказал Люк Шоу, и в голосе его звучала нескрываемая тревога. — Получены радиограммы со всех судов, у всех полный порядок, в том числе и на «Кукабурре», которая будет здесь в понедельник, на день раньше. Было утро понедельника, времени оставалось мало. (обратно)20. РАДОСТЬ СМЕНЯЕТСЯ ОТЧАЯНИЕМ
Все еще стоя у стола, Мортимер Флэг пристально смотрел на Роджера. Роджеру показалось, что директор уже знал о результатах обыска, а сейчас только и ждет момента, чтобы поиздеваться на этот счет. Роджер, плюнув на гордость, сказал: — Все суда доложили, что все в порядке, не так ли? — Вот именно. Прямо зло берет, что ни одно из них не взорвалось, — мрачно пошутил Шоу, — Я решил предупредить тебя: братья Флэг уже знают об этом. Ты, конечно, понимаешь, что сейчас не стоит на них нажимать. Извини, что я впутал тебя в эту историю, Красавчик. Роджер искренне рассмеялся. — Дай Бог, чтобы это была самая большая неприятность в моей жизни. Увидимся, — он положил трубку, улыбнувшись Мортимеру Флэгу, — На ваших судах все в порядке, — сказал он. Глаза Мортимера загорелись. — Это прекрасно! (Итак, он ничего не знал, отметил про себя Роджер.) Я же говорил вам, вы попадете впросак. — Он поднял трубку, но, прежде чем он заговорил, дверь позади Роджера распахнулась и в комнату влетел Раймонд Флэг. Оглянувшись, Роджер увидел сияющие глаза и победоносный вид председателя правления. За ним семенил улыбающийся от восторга Грэгори Флэг. — Ничего не найдено! — гаркнул Раймонд. — Боже, какое счастье! — воскликнул Грэгори. Роджер встал так, чтобы ни к кому из них не быть спиной. Он ожидал, что Флэги будут злорадствовать, но вместо этого увидел неподдельную радость, а это уже примечательно для людей, которые абсолютно уверены в том, что у компании — «Голубой флаг» не могут возникнуть какие-то осложнения. — Удивлены, комиссар? — спросил Раймонд. — Но это же естественно. Мы-то знали, что вы ошибаетесь, однако вы настаивали, и мы тоже невольно забеспокоились. Это огромное облегчение. — Даже если оно и огорчило комиссара Веста, — ядовито заметил Мортимер. — Если у вас создалось впечатление, что мне хотелось видеть один из ваших пароходов на дне моря, со всем экипажем и пассажирами, значит, я вел себя неправильно, — сказал Роджер. — Возможно, это рассеяло ваши опасения, но мои остались при мне. Я хочу поймать убийцу. Я должен добраться до тех богачей, которые стоят за ним, и должен узнать, почему были совершены убийства, почему Ланселот Смит предупредил меня о том, что любое из ваших судов может быть потоплено и… — Я же говорил вам, что Смит страдал навязчивыми идеями, — прервал его Раймонд. — Вы думаете, что по этой же причине Маркус Барринг позвонил комиссару Шоу и сказал, что «Кукабурра» никогда не пришвартуется в сиднейской гавани? — спросил Роджер. — Я не верю… — начал было Грэгори, но замолчал. — Что?! — ахнул Мортимер. — Когда это было? — спросил Раймонд Флэг. В мгновение настроение их резко изменилось. Радость исчезла, ее сменила тревога, даже испуг. Они встали рядом по одну сторону стола Мортимера, а Роджер, повернувшись спиной к двери, стоял по другую. — Именно поэтому я настаивал на обыске, — сказал Роджер. Все молчали, и в этом молчании отчетливо прозвучал вопрос, который он все время хотел задать этим людям. — Мне сообщили, что кое-кто в Пекине захотел приобрести компанию «Голубой флаг» и пытается вынудить вас продать компанию. Точно так же, как когда-то вы заставили сделать это Баррингов. На вас действительно оказывают такое давление? — Никто ему не ответил, и он продолжал: — Дело в том, что жертва, принесенная Ланселотом Смитом и Полем Баррингом, весьма смахивает на Политический фанатизм. У вас есть какие-либо основания считать, что Смит был связан с Китаем? — Бог мой! — сказал Грэгори Флэг. Мортимер пересек кабинет и плюхнулся в мягкое кресло у окна. Раймонд остался у письменного стола, бледный, по внешне спокойный. Казалось, прошла вечность, прежде чем он смог собраться с мыслями и заговорить. — Да, — бесстрастно начал он. Голос Роджера, поддавшегося напряжению момента, стал хриплым. — Вы уверены в этом? — Да. — Знали ли вы, что он замешан в заговоре против компании? — Мы опасались этого, — ответил Раймонд. — Почему? — Мы знали, что он хотел, чтобы мы продали большую часть наших акций подставным лицам. Мы отказались. Когда были совершены эти преступления, мы поняли, что это попытка силой вынудить нас пойти на соглашение. — Когда началось это давление? — Полгода назад. — После того, как затонула «Коала»? — Да, — ответил Раймонд. — Дело в том… — Раймонд, зачем все это, — сказал Мортимер. Побледневший, он вскочил с кресла, словно приготовясь к драке. — Нет необходимости в дальнейшем признании или заявлениях. Их было достаточно. Мы сделали все от нас зависящее. Давай оставим все как есть. — Не так-то уж вы много сделали, предупредив капитанов ваших судов, к тому же вы знали, что одному или нескольким из них грозит опасность, — резко сказал Роджер. — Мы прекрасно понимали, что, если вы решили предупредить капитанов, вы бы сделали это, хотим мы того или нет, — холодно заметил Мортимер. — Ваши действия, рассматривались бы просто как вмешательство полиции. Запрос же, поступивший от нас, показал, что реальная опасность существует. В этом не было необходимости. Мы не дураки, мистер Вест. — Разве? — Что вы хотите этим сказать, черт побери? — взорвался Грэгори Флэг. — Вы напрасно думали, что я не знаю о том нажиме, который на вас оказывали, и поэтому молчали, не признавая существования опасности. Очевидно, впервые этот нажим вы почувствовали полгода назад, другими словами, через полтора года после потери «Коалы». И совершенно, ясно, что вас схватили за глотку, иначе бы вы так не перепугались. Я думаю, вас просто шантажировали. — Я не желаю слушать всю эту галиматью! — закричал Мортимер. Он вскочил и подлетел к Роджеру, сжав свои пухлые кулачки. — Вы не имеете права клеветать… — Да перестаньте, — разозлился Роджер. — Вам троим я буду говорить все как есть, и никто не обвинит меня в клевете. Если бы когда-нибудь это дело попало в суд, вы трое выступали бы против меня одного, поэтому я не собираюсь подавать на суд. Ведь потопление «Коалы» было махинацией со страховкой, не так ли? — Ни слова! — вскрикнул Мортимер. Братья молчали, потом Раймонд медленно повернулся и спросил: — Кто еще так думает? — Это неважно, — оборвал его Роджер. — «Кукабурре» угрожает опасность. И хотя она сообщила, что на корабле все в порядке, тем не менее она в опасности. Вы знаете это. Вы предполагали, что кое-что найдут на борту, поэтому вы так обрадовались, когда узнали, что ничего не найдено. Видно, «Кукабурра» — ваша вторая страховая афера. Она что, тоже должна была пойти ко дну со всеми пассажирами и командой, чтобы принести вам больше грязных денег? Никто не ответил, и он заорал: — Это правда? Отвечайте, черт бы вас побрал! Отвечайте! — Мы вам ничего не скажем, — процедил Мортимер, воцарилось молчание. Наконец Раймонд Флэг повернулся, взглянул Роджеру, прямо в лицо и сказал: — Предотвратить это не в наших силах, Вест. Мы не знаем, что замышляет Маркус Барринг, мы понятия не имеем, каким способом он хочет привести в исполнение свой план. Мы ничего не можем поделать. — Мы не знали, что он задумал! — пролепетал Мортимер. — Грэг, заставь Рэя замолчать. Заставь его замолчать. Братья Флэг растерянно смотрели друг на друга. — Не знаю, что вы замышляете, — сказал строго Роджер. — Но если умрет хоть один человек или кому-либо будут нанесены увечья, клянусь Богом, вы поплатитесь за это. — Я же говорю, что мы не знаем, где найти Барринга! — сказал Раймонд. — Он должен взорвать «Кукабурру» для вас? — Ни слова! — завизжал Мортимер. — Вы должны знать, что он задумал. Как он собирается это сделать? От злости голос Роджера сделался хриплым. Он вспомнил лица этих людей. Их радость и успокоение, когда выяснилось, что на кораблях ничего не найдено, все прояснили. Они ожидали, что бомба замедленного действия или что-либо в этом роде взорвет «Кукабурру» еще до того, как она войдет в сиднейский порт, а остальное их мало беспокоило. Если ему удастся припугнуть их посильнее, возможно, они скажут, что задумал Маркус Барринг. Зазвонил телефон. Грэгори Флэг снял трубку, радуясь возможности разрядить эту гнетущую напряженность. Мортимер подошел к старшему кузену и протянул к нему руки, словно умоляя о чем-то. Сомнения не было: у всех троих на совести тяжелая вина, но теперь не это главное. Наказание придет позже, а сейчас необходимо любым способом предотвратить опасность. — Слушаю, — сказал Грэгори Флэг, повысив голос. Кто? Да. Минуту. — Он протянул трубку Роджеру. — Это Шоу. Роджер взял трубку и сказал как можно спокойней: — Слушаю, Люк? — Нам повезло, — сказал Шоу, едва сдерживая радость. — Этот психиатр наконец заставил Дорин Моррисон кое-что вспомнить. Она, рассказала о ссоре между Пэрси Шелдоном, страховым агентом из Аделаиды, и Полем Баррингом. Она не знает, что явилось причиной ссоры, но помнит кое-что из сказанного. Психиатр считает, что эти слова могут быть ключевыми. Слушаешь? — Да, — сказал Роджер. — Шелдон кричал: «Да, все они, именно все, будь ты проклят. Все они. Тебе не удастся выйти сухим из воды!» Роджер достал карандаш и быстро записал своим особым шифром. — Дальше? — Поль Барринг холодно ответил: «ни ты, ни кто-либо другой не смогут помешать нам. Лучше ты и не пытайся». — Продолжай, — напряженно сказал Роджер. — Он заметил, как остальные окружили его и пытаются прочитать, что он пишет. — Шелдон закричал в отчаянии: «Ты меня не запугаешь. Слишком много людей знают об этом. И держи язык да зубами, понял?» — Дальше? — сказал Роджер. — Все. — Шоу казался огорченным тем, что больше ничего не было. — В это время кто-то подошел к ним, капитан или первый помощник, сказала Дорин, и они замолчали. Потом Шелдон и Поль Барринг встретились снова и пили вместе как ни в чем не бывало. Дорин говорит, что совершенно забыла об этом, пока психиатр не спросил ее, не помнит ли она какие-либо разговоры между другими людьми. И она все вспомнила. Ты понимаешь, что это значит? Слова Шелдона «все они» могли означать тех людей, которые впоследствии умерли. А слова Поля Барринга «и не пытайся помешать этому» могли означать угрозу убийства. Шелдон или те люди, которым он мог что-то рассказать, представляли опасность для Баррингов. — А Шелдон ничего не говорил девушке? — спросил Роджер. Разговаривая, он смотрел на лица стоящих перед ним мужчин. Лицо Мортимера было смертельно бледным, он раскрыл рот и, казалось, беззвучно произнес имя: «Шелдон». — Она этого не помнит. Возможно, Шелдон врал, — продолжал Шоу. — Он мог сказать Полю Баррингу о том, что другие тоже знают, просто чтобы напугать Барринга. Если это так, если Барринг намеревался выполнить свой план — скажем, потопить «Кукабурру», — он мог убить их всех, чтобы быть уверенным, что ему никто не помешает. — Таким образом, все убийства могут иметь прямую связь с заговором против «Кукабурры», — сказал Роджер. — Хорошо, Люк, спасибо. И конечно, нам понадобится точная запись всего, что говорил Шелдон. — Что, что? — удивленно спросил Шоу. — Я свяжусь с тобой, — сказал Роджер. Он повесил трубку, не спуская глаз с трех директоров компании. Лица их были бледными, хотя Раймонд владел собой лучше других. Мортимер уже не пытался мешать ему говорить. — Итак, Шелдон участвовал в этой страховой авантюре с «Коалой» и прекрасно знал о том, что ожидает «Кукабурру», — холодно сказал Роджер. — Поль и Маркус Барринги решили убить всех, кому Шелдон рассказывал об этом. — Мы ничего не знали об их решении, — признался Раймонд Флэг. — У нас были основания подозревать, что в своей слепой ненависти к нашей компании Маркус Барринг попытается взорвать еще один корабль. Страховка тут ни при чем. И несмотря на результаты следствия, проведенного судом, мы, так же как и полиция, подозревали, что «Коала» явилась жертвой диверсии. Никаких доказательств не было. У нас были основания предполагать, что против «Кукабурры» тоже замышляется диверсия по той же причине, но мы ничего не могли поделать, вы приняли меры раньше нас. Мы не преступники. Если бы мы знали, как остановить этот злой замысел, мы бы давно рассказали вам об этом. Мы, так же как и вы, считали, что адская машина будет установлена на судне. Но если это не так… Он замолчал. Роджер схватил телефон и приказал: — Соедините меня с комиссаром Шоу из полицейского управления. — Он поднес трубку к уху. — Если бомбы нет внутри, то она может быть снаружи. Ведь Маркус Барринг великолепно плавает под водой. Одной магнитной мины вполне достаточно, чтобы потопить «Кукабурру». Когда она приходит? Как раз сейчас она принимает на борт лоцмана у входа в гавань, — ответил Раймонд. (обратно)21. «ПРИЛИПАЛА»
— Люк, — сказал Роджер, — одна магнитная мина, прикрепленная к корпусу судна, может потопить «Кукабурру». — И только Богу известно, каким разрушениям подвергнутся близлежащие дома, — сказал Шоу. — Мы предупредили все катера морской полиции, и с десяток морских ныряльщиков уже наготове. Ты упорно настаивал раздобыть материалы о прошлом Маркуса Барринга, и мне пришлось заняться этим. Как выяснилось, он прекрасный подводный пловец и тренированный «лягушатник». Я сейчас же еду на Круглую пристань и беру там катер. Хочешь со мной? — Учти, если не подождешь, в Сиднее я в последний раз. — Я оставлю тебе небольшой катер, и ты меня догонишь, — сказал Люк. Роджер медленно положил трубку. «Торопись, — слышал он внутренний голос. — Однако Шоу и другие и без меня обойдутся в порту. Прежде всего надо закончить дело с Флэгами». Раймонд опять напустил на себя важность и перешел в нападение. Мортимер приободрился, словно сумел удержаться и не упал в пропасть. Грэгори неподвижно стоял у окна и смотрел на гавань. — Значит, вы считаете, что он сделает это именно таким образом? — спокойно спросил Раймонд. — Я уверен, что полиция примет все необходимые меры, чтобы спасти судно. Но мы, к сожалению, помочь ничем не можем. — Безусловно, — согласился Роджер. Его голос звучал холодно и твердо. — Вы ничем не поможете. Единственное, что вам придется сделать, — это нанять лучших адвокатов Австралии, чтобы они попытались защитить вас от обвинения в массовом убийстве. — Мы не совершили никакого преступления, — сказал Раймонд. — У вас нет достаточных улик, чтобы предъявить им обвинения, и, если слух о том, что вы здесь говорите, просочатся в прессу, мы предъявим вам иск на миллион фунтов стерлингов за дезинформацию, вам, то есть Скотланд-Ярду. — У вас не будет на это времени, — сказал Роджер. — Оно потребуется вам на свою защиту. Он увидел, как Грэгори сжал кулаки. И хотя Грэгори казался самым сильным из них, он мог оказаться и самым слабым. Пожалуй, бесполезно «обрабатывать» его сейчас, ведь в присутствии брата и кузена он не поддастся на это. Во всяком случае, рассчитывать на его признание в данный момент не приходится. Роджер направился к двери. Никто из братьев не шевельнулся, его последнее слово обеспокоило их. Он вышел с тяжелым сердцем — полный провал. Поражение всегда до горечи неприятно. Не он первый даже сообразил о возможности использования магнитной мины. Сейчас это казалось ясным как белый день, время упущено. Что же можно сделать теперь для спасения «Кукабурры»? Что? Роджер начал обдумывать выход из создавшегося положения, отбросив все другие мысли. Он нажал на кнопку вызова лифта и посмотрел на улицу. Сквозь узкое лестничное окно неожиданно ему открылись все подходы к порту. Он подошел к окну и увидел освещенный солнцем город со стороны моста и гавани. Вид был прекрасный, но сейчас его занимало не это. Взор Роджера был прикован к пароходу, который пробирался в заливе мимо огромных скал. К нему приближались маленькие суденышки. — Вниз? — услышал он голос лифтерши. Роджер повернулся и поспешил к лифту. Джек и Джилл Пэрриш, так же как и остальные пассажиры «Кукабурры», вышли на палубу полюбоваться меняющейся панорамой: заливы и заливчики, маленькие суденышки, стоящие на якоре, скалы и камни. Солнце грело, но не было изнуряюще палящим, все было очень-очень красиво. Суету на корабле они отнесли за счет подготовления к швартовке, хотя знали, что должны пройти еще под мостом, так как судно будет швартоваться во внутренней гавани. Совершенно неожиданно эти идиллические минуты нарушил сигнал, требующий покинуть корабль. Шесть коротких и один длинный гудок парохода, повторяемые непрерывно. Они увидели, как к ним мчалось множества катеров и баркасов, и в одном из них Пэрриш узнал морской баркас водолазной службы. — Я думаю, ничего серьезного, — испуганно сказала Джилл. — Нет, это серьезно, — ответил Джек. — Пошли. Как в кошмарном сне, бросились они вниз в каюту за спасательными поясами. На лицах других пассажиров были испуг и удивление. Молодой офицер сказал: — Нет причины волноваться. Места хватит всем, и плыть нам недалеко. Китайцы из команды забегали по палубе. Кто-то истерически смеялся. Кто-то крикнул фальцетом: — А как насчет акул? Сигнал тревоги, молодой офицер, слово «акулы» и мысль, что ее приданое — а это все, что у нее имелось, — будет потеряно, смешалось в голове Джилл Пэрриш, когда она бежала за мужем, крепко державшим ее за руку. Звуки, которые так часто можно слышать в море при спуске спасательных шлюпок, неожиданно стали зловещими. — Скорей! — крикнула она. — Надо спешить! Страх сковал ее, и она задыхалась. В репродукторе раздались слова капитана: — Я остаюсь на судне. Всем пассажирам и команде немедленно покинуть корабль. Офицеры, выполнившие свои обязанности, могут также покинуть судно. Солнце было таким ласковым. Гавань — такой прекрасной. По мосту, высившемуся сказочной неколебимой громадой, мчались автомашины, и вдалеке слышался шум проходящего поезда. Маркус Барринг подплыл к «Кукабурре» за десять минут до сигнала тревоги. Он был совершенно спокоен, выполняя работу. Он прикрепил магнитную мину-«прилипалу» к корпусу корабля рядом с машинным отделением. Попробовал оторвать ее, но не смог. Он плыл под водой. Пока не кончилась дорожка, оставляемая винтами судна, потом всплыл на поверхность, перевернулся на спицу, выбросил небольшой кислородный баллон. У него было по крайней мере двадцать минут отдыха. Маркус и не подозревал, что гавань запружена лодками и людьми, ищущими его. Правда, он рисковал встретиться с акулой, но акулы не страшили его — к поясу он привязал нож; не пугал его и взрыв, так как он произойдет в тот момент, когда судно будет проходить под мостом. Каждый аквалангист, вызванный на место происшествия, точно знал, что он должен делать, и понимал рискованность операции. Оторвать «прилипалу» от обшивки «Кукабурры» было почти невозможно. Ее надо будет разряжать на месте — трудная и опасная задача, все время им придется работать под страхом того, что в любую секунду их может разорвать на куски. Но прежде надо найти эту проклятую штуковину. У каждого борта плыло по шесть человек, а тех, кто был ближе к корме, обвязали веревкой, чтобы не затянуло под винты. Им предстояло тщательно осмотреть всю обшивку судна ниже ватерлинии, но уверенности, что они найдут мину, у них не было. Рыбы безбоязненно проплывали мимо. Дважды скользнула длинная серая тень акулы. Командир аквалангистов Кеннет Холлэм первый заметил круглую, похожую на тарелку мину. Он подплыл ближе, убедился, что это действительно она, и выпустил два дымовые шашки, которые, поднявшись на поверхность, при соприкосновении с воздухом превратились в два облака белого дыма. Скоро прибудет подмога, а пока он начнет работу один. Он попытался оторвать мину, но тщетно. Единственное, что оставалось, — это обезвредить ее. Не теряя самообладания, он начал готовить инструменты. Роджер увидел впереди на большом катере Люка Шоу. Он поравнялся с ним и перепрыгнул в его катер. На мгновение Роджера ослепило солнце. Прикрыв глаза рукой, он осмотрелся. Мост был совсем рядом, и «Кукабурра» разворачивалась примерно в пятидесяти метрах от него. — Затем он увидел, как на воду спускаются спасательные шлюпки. Казалось, что все это происходит, далеко-далеко отсюда. Он прошел к Шоу на нос катера. Через пять минут над морем поднялись два небольших облачка дыма. — Ты видел? — воскликнул Шоу. — Они нашли мину. — Люк, — сказал Роджер, — что делают все эти катера вблизи парохода, они же там не нужны сейчас? Почему ты не прикажешь своим людям отплыть? — А ты бы отплыл? — спросил Шоу. — Нет, но… — Возьми себя в руки, — бросил Шоу. Они наблюдали, как одна за другой спасательные шлюпки отваливают от борта корабля, который приближался к зоне опасности — к мосту. У бортов судна по-прежнему сновали катера. На берегу полиция, моряки и солдаты освобождали пляжи от купальщиков и любопытных. Взрывная волна могла обрушиться на берег и нести в себе смерть и разрушения. К неудовольствию тысяч водителей, мост был перекрыт. Маркус Барринг все еще плыл на спине. Вдруг он увидел, что «Кукабурра» остановилась и бросила якорь. Он перевернулся на живот и поплыл к ближайшим скалам, взобрался на них и стал удивленно смотреть на множество катеров и спасательных шлюпок, свидетельствующих о поднятой тревоге. — Они струсили. Эти проклятые свиньи струсили! Я им покажу! — громко крикнул он. Невольно он схватился за нож, висевший на поясе. Затем он присел на корточки и, не отрываясь, смотрел пока у него не зарябило в глазах. «Кукабурра» медленно отходила от моста — очень, очень медленно. — Они никогда не спасут ее, — прошипел он. — Они никогда ее не спасут. У них осталось меньше десяти минут. Два человека, прижавшись друг к другу головами и лежа параллельно пароходу, вели работу в спокойной воде. Их руки соприкасались, когда один передавал инструмент другому. Мина выглядела так безобидно — ну просто большая толстая круглая тарелка на боку корабля. Один из водолазов осторожно работал сверлом, заранее зная, что, если мина с ловушкой, она разорвет их на куски. Всем кораблям и полицейским катерам было приказано отойти в безопасную зону. Люк Шоу был чем-то недоволен; Роджер почти не слышал, что тот говорит, он следил за местом происшествия. Двое аквалангистов, один из них Холлэм, не могли, не имели права торопиться. Снова появилась темная тень акулы, мелькнула над их головами и исчезла. «Кукабурра» гордо рассекала спокойные воды. Мертвая тишина окутала берег, скалы, корабли, толпы наблюдателей. Многие в душе молились за успех. Но в сердце Маркуса Барринга горело пламя ненависти, желание услышать грохот и увидеть черный дым, окутавший корабль, и щепки на воде после взрыва. Капитан и все офицеры выстроились на мостике. Механики и их три помощника в машинном отделении медленно отводили пароход от моста. — Я никогда не видел ничего более страшного, — пробормотал Люк Роджеру. — Если бы мы могли только увидеть, что они делают под водой. Отсюда все выглядит так, словно ничего особенного не происходит. Много бы отдал, чтобы самому быть там. — Я тебя понимаю, — сказал Роджер. — Конечно, было бы легче, если бы мы знали, как… У борта парохода всплыл водолаз, через мгновение другой. Люк поднес к глазам бинокль и замер. — Аквалангисты, — сказал он, словно без бинокля их не было видно. — Один из них держит что-то над головой. Он… Неожиданно с одного из водолазных судов раздались радостные крики команды, и, когда они стали громче, два аквалангиста медленно, почти лениво, поплыли по направлению к ним. — Красавчик, — задохнулся от радости Люк Шоу, они одолели! Он опустил бинокль и медленно протянул Роджеру правую руку. Роджер пожал ее и почувствовал слабость во всем теле. Люк продолжал: — А теперь мы должны найти Барринга и «пришить» это дело братьям Флэг. (обратно)22. УБИЙЦА ИЗ НЕНАВИСТИ
Когда они подплыли к Круглой пристани, кто-то из полицейских протянул Роджеру руку. Пристань, площадка паромного причала, морской вокзал были запружены народом. Спасательные шлюпки с «Кукабурры» уже подходили к дебаркадерам. Кто-то закричал «ура». К Люку Шоу приблизился высокий человек. — Только что получено сообщение, — сказал он. — Срочное? — Видели Маркуса Барринга, Роджер затаил дыхание. — Где? — тихо спросил Шоу. — Его видели недалеко от яхт-клуба по ту сторону моста. На нем была маска, потом он снял ее и стал одеваться. Он исчез до того, как туда добрались наши ребята. — Кто-нибудь видел, в какую сторону он пошел? — Поступило сообщение, что его видели на станции Милсонс-Пойнт, на платформе пригородных поездов. Люк мгновение колебался. Роджер сказал: — Пошли. — Они прыгнули в ожидавшую их полицейскую машину, и Люк приказал шоферу: — Оушен-Хаус — гони вовсю. — Есть! — Красавчик, — сказал Люк, хлопнув рукой Роджера по колену, — мы спасли этот пароход со всеми его потрохами. Честное слово! Я до сих пор не могу поверить, что опасность миновала. О чем ты думал, когда мы там ждали? — О колоссальном взрыве, — сказал Роджер. — Огромнейшем! Но он не произошел. — Шоу протянул сигареты, и они закурили. Люк откинулся на спинку сиденья, все еще улыбаясь. Они с трудом пробирались по шоссе, забитому машинами. — Думаешь, кто-нибудь из Флэгов расколется? — спросил он. — Грэгори может. — Я знаю, как заставить их говорить, — сказал Люк. — А именно? — Пусть Маркус Барринг только доберется до них. Они тут же все выложат. — Но мы это и делаем или я неправ? — Что это? — Ты еще не приказал своим ребятам установить слежку за Оушен-Хаус? — Ей-Богу, забыл. — Люк через свободное сиденье потянулся к радиотелефону и снял трубку. Услышав треск, он закричал: — Чарли, Маркус Барринг, возможно, на пути к Оушен-Хаус. Если он придет, дайте ему возможность подняться наверх. Вест и я будем там через пять минут. Он положил трубку, сел на место, и улыбка снова заиграла на его лице. — Красавчик, ты никогда не думал уйти в отставку и стать частным детективом?.. — Пока нет, а что? — Если надумаешь, дай мне знать. Мы на пару откроем сыскную контору. — Шоу загасил сигарету. — Хотя, должен признаться, не так уж плохо, когда за тобой стоит организация. — Например? — устало спросил Роджер. Трудно было поверить, что нет больше причины для волнений, что опасность потерять корабль с находившимися на борту людьми миновала. Он клевал носом и почти не слышал, что говорил Шоу. — Ты можешь поручить другим заняться мелочами, позвонить в Лондон и так далее. — Позвонить в Лон… — Роджер выпрямился. — Ты это сделал? Сегодня? — Да. Мы позвонили, чтобы узнать, есть ли какие-нибудь сведения насчет связи с Китаем, и получили очень интересную информацию от Кебла, который сам собирался нам звонить. Смит ни с кем не был связан, но он делал записи — очень своеобразные записи. Кебл нашел старый блокнот в ящике его письменного стола. Вот некоторые из них: «Ожидаю телефонный звонок от мистера Раймонда в десять часов». Затем шла какая-то ерунда, вроде заметок, которые пишут, когда получают поручения от боса. Например: «Возможна попытка захвата красным К». Роджер очнулся от дремоты. — Понимаешь, что это может значить? — спросил Люк. — Еще бы. Все эти слухи об угрозе захвата красным Китаем тянутся из Оушен-Хаус. — Так считает Кебл. Умный парень Кебл. Если когда-либо ему захочется приехать в страну, где много солнца, я подыщу ему работу в полицейской лавке. Кстати, в другой записи сказано: «Одна тысяча фунтов стерлингов для Б. Б.» — Б. Б. — братья Барринги! — воскликнул Роджер. — Кто же еще, как не они! Кстати, в этот день Смит получил в банке тысячу фунтов наличными. — Флэги почти у нас в руках, — сказал Роджер. — Ты совершенно прав. Они приближались к Оушен-Хаус, заворачивая на Хантер-стрит. Что еще ты не успел мне сказать? — спросил Роджер. — Сегодня утром я разговаривал с Фредом Ходжесом, Ему удалось кое-что выудить из китайца, который чуть было не убил Дорин Моррисон. Ему было велено говорить, что он коммунист и что указания он получал через границу, недалеко от Кантона. Это был приказ Маркуса Барринга. Но он боялся, что его будут считать красным и вышлют из страны, а он предпочитает жить в Гонконгской тюрьме и поэтому признался. Таким образом, Барринги и Флэги распространяли ложные слухи о захвате компании красными. — Ну и ну, — сказал Роджер. — Хорошенькое же прикрытие они себе выбрали. Очень ловко можно отвести любые подозрения. Значит, Флэги наняли Баррингов. — Он замолчал, когда они приблизились к небоскребу. К машине подбежал человек и открыл дверцу. — Барринг здесь? — Несколько минут назад его видели на углу Спринг-стрит и Хантер-стрит, сэр. — Дайте ему свободно подойти, — приказал Шоу. — Слушаюсь. Лифт был внизу, словно его специально подготовили для них. По пути наверх они дважды останавливались. Дверь в приемную кабинетов Флэгов была открыта. Роджер шел впереди. Секретарша Раймонда испуганно улыбнулась, не успев произнести ни слова. — Шоу протянул ей свое удостоверение. — Вы знаете Маркуса Барринга? — Да, сэр, я его видела. — Если он придет, пропустите его прямо в кабинет мистера Раймонда, — сказал Люк. — Но мистер Раймонд приказал его не беспокоить. — Он не ожидал полиции, — ответил Шоу. Когда они направились к кабинету, он шепнул Роджеру: — Она предупредит их, но это не имеет значения. Он открыл дверь в кабинет председателя в тот момент, когда зазвонил телефон, Раймонд Флэг сидел за столом, и его рука легла на трубку. Справа сидел Грэгори, слева — Мортимер. Они испуганно повернулись к Роджеру, словно их дернули за ниточку. Раймонд колебался и не снимал трубку — телефон продолжал звонить. — Это звонят по поводу нашего прихода, — сказал Люк Шоу. Мортимер вскочил. — Вы не имеете права сюда врываться. — Да, я знаю, они уже здесь. — Раймонд медленно положил трубку и устроился в кресле поудобнее. Когда он заговорил, он выглядел весьма эффектно. — Мы все чрезвычайно рады, что «Кукабурра» не только не уничтожена, но даже не пострадала, — сказал он, — Мы рады, что можем поздравить вас. Грэгори мрачно спросил: — Вы поймали Барринга? — Мы знаем, где он, — сказал Шоу. — Как вы думаете, он покончит жизнь самоубийством, как и его брат в Лондоне? — спросил Роджер. — Или вы именно на это рассчитываете? — подхватил Люк. — Если вы немедленно не покинете кабинет, я позвоню верховному комиссару и заявлю ему, что вы постоянно превышаете свои полномочия и грубы с нами, — пригрозил Мортимер. На его бледных щеках появился лихорадочный румянец. — Убирайтесь сейчас же! Роджера и Люка Шоу это не смутило. После напряженной паузы Мортимер протянул руку к телефону. Почти в тот же миг за дверью раздались тяжелые шаги, послышался возбужденный женский голос и зазвонил телефон, настолько испугавший Мортимера, что тот отдернул руку. Роджер и Шоу отошли к двери. Раймонд протянул руку к телефону, но не успел поднять трубку, как дверь с грохотом распахнулась и на пороге появился Маркус Барринг. Почти в то же мгновение он выхватил из-за пояса нож. — Значит, вы сообщили полиции, вы не смогли выдержать, — прохрипел он. — Я собираюсь сделать то, что должен был сделать много лет назад: перерезать вам глотки вместо того, чтобы получать от вас ваши грязные деньги. Он сделал еще шаг вперед. Флэги окаменели и, казалось, забыли о полицейских. — Первым будешь ты, толстая свинья, это ты все затеял. Ты… — Что он затеял? — тихо спросил Люк Шоу. Барринг резко повернулся, в его руке блеснул нож. Роджер шагнул вперед и, схватив Маркуса за руку, вывернул ее с такой силой, что Барринг вскрикнул от боли. Пальцы, державшие нож, ослабли. Не спеша Шоу подошел к нему, взял нож и бросил его на широкий стол. После этого Роджер повернул Барринга лицом к директорам. — Когда вы будете говорить с верховным комиссаром, мистер Флэг, скажите ему, что мы, кроме всего прочего, спасли вас от смерти, — сказал Шоу, — Вот тогда-то он нам покажет. — Барринг, — тихо спросил Роджер, — действительно эти люди заплатили вам за то, чтобы вы взорвали «Кукабурру»? — Абсолютно точно! — А заплатили ли они вам и вашему брату за гибель «Коалы»? — Конечно, заплатили. Свиньи. — Это они приказали вам убить Шелдона и Дэнис в Лондоне? — Никто мне не приказывал, — прохрипел Барринг. — Шелдон знал о «Коале», ему тоже за это кое-что причиталось. Знал он и о «Кукабурре». Он струсил, попытался помешать нам и… — Врун проклятый! — завизжал Мортимер. — Я все отрицаю, мы отрицаем каждое слово. Он просто ненавидит нас и готов на все. — Он собирается уничтожить вас, выступив свидетелем на суде, — уверенно сказал Люк Шоу. Роджер никогда прежде не слышал, чтобы Люк говорил так резко. — Я собираюсь предъявить вам обвинение в умышленном уничтожении судов, находящихся в море. Это сначала. Красавчик, я думаю, что мои ребята поднялись сюда вместе с Баррингом. Пригласи-ка их. Когда Роджер отпустил Барринга, тот не сделал ни попытки бежать, ни напасть на Флэгов. Он стоял посреди комнаты, и глаза его горели ненавистью и злорадством. Примерно через два часа после случившегося. Роджер вышел из полицейского управления вместе с Соломоном Баррингом. Они сели в полицейскую машину. Шофер знал, куда ехать, и Соломон понял, что скоро увидит Дорин. Он забился в угол и слушал Роджера, откинувшись на сиденье. — Ваш брат во всем признался, и думаю, что он рассказал правду. Оба ваших брата были для Флэгов костью в горле, и Мортимер попытался их купить. Два года назад для компании настали плохие времена. В течение двух сезонов в Австралии настриг шерсти овец был ниже обычного, и в связи с этим резко сократился ввоз импорта. Мысль потопить «Коалу» и получить страховые деньги была заманчивой. Пароход был старый и не стоил той суммы, на которую был застрахован. Его должны были потопить недалеко от берега, чтобы избежать человеческих жертв. Маркус говорит, что из-за неисправности часового механизма на магнитной мине взрыв произошел раньше времени. Хочется верить, что это было именно так, — хрипло сказал Соломон Барринг. — Но убийство Дэнис и Шелдона. Зачем им это понадобилось? — Было видно, что он мучительно переживает преступление братьев. Маркус говорит, что Шелдон, замешанный в первом преступлении, пригрозил рассказать все полиции, если что-нибудь случится с «Кукабуррой». Мортимер попросил его увеличить сумму страховки, он догадался почему и решил помешать этому. Он думал, что сможет приостановить это дело и таким образом спастись от ответственности за «Коалу». Но мы знаем что случилось. — Он помолчал. — На борту имелся дигиталис, а Поль умел обращаться со шприцем. Мы знаем, что за этим последовало. Шелдон сказал вашим братьям, что об их намерениях знают сестры Моррисон. В Лондоне ваши братья пытались всяческими путями установить, что там известно об этом, так как они не хотели убивать сестер. Маркус был близок с Дэнис на пароходе, и Дэнис не возражала продолжить эту связь на берегу. Имена мистера и миссис Браун они просто придумали, несомненно. Дэнис была уверена, что Маркус женится на ней. Его навязчивые вопросы возбудили в ней подозрение, и они поссорились. Из каких-то ее слов Маркус решил, что Шелдон рассказал ей обо всем, и поэтому убил ее. Маркус не хотел убивать Дорин, но слишком многое было поставлено на карту. Флэги обещали ему с братом за небольшую цену пароход. — Итак, все это из-за денег, — печально сказал Соломон. — Да. Флэги деньгами хотели сгладить отношение к ним ваших братьев, — сказал Роджер. — Но злость у них осталась. Шелдон узнал их адреса, они припугнули его и заставили уехать домой. Он поклялся, что ничего не сообщит полиции, но они не были уверены, что он будет молчать, узнав про убийство Дэнис. И тогда Поль начал выслеживать его в Лондонском аэропорту, он опасался, что не сможет вовремя сделать укол дигиталиса — Шелдон неожиданно вошел в телефонную будку. Что произошло потом — мы знаем. — Мои родные братья! — с болью произнес Соломон. — Одно хорошо, — сказал Роджер, — они не потеряли своей любви к семье и поэтому не трогали вас. Маркус считает, что Поль покончил жизнь самоубийством потому, что боялся проболтаться на допросе, — он знал, что заговорит, он был слабый человек. Не думаю, что мы когда-нибудь узнаем, почему покончил с собой Ланселот Смит. Правда, он знал о гибели «Коалы», и, видимо, эта мысль мучила его. — Мне кажется, я догадываюсь, что получилось, — сказал Соломон. — В свое время я был близок с ним. Он очень благородный человек, и мысль о предательстве не укладывалась у него в голове. Эти преступления были чужды ему, но он не мог предать Флэгов. Он никогда не забывал, что, не посмотрев на его внешность, они предоставили ему эту работу в Лондоне. — Помолчав, он сказал: — Ну а дальше? Их машина пробиралась сквозь поток автомобилей в конце Элизабет-стрит, но они не замечали ни этого потока, ни шума вокруг. — Впервые беда нависла в тот момент, когда ваш брат Поль получил записку, в которой говорилось, что кто-то на «Кукабурре» знал о его роли в деле «Коалы», — сказал Роджер. — Он стал обыскивать все каюты, сравнивая почерки, и однажды взял бумажник какого-то старца, чтобы проверить его. Этот бумажник был найден у него в каюте, и из-за подозрения в краже его списали на берег. Вместе с ним сошел и Маркус. Странный человек ваш брат Маркус, когда он поклялся в верности Флэгам, он служил им верой и правдой, до тех пор пока не решил, что они его предали. На прошлой неделе он обозвал их свиньями и убийцами и поклялся, что у них не останется ни одного корабля, только для того чтобы отвлечь от них наше подозрение. На глаза Соломона навернулись слезы. Через минуту машина остановилась около гостиницы. У входа на лестнице стояла Дорин Моррисон. Как только Соломон вышел, она бросилась к нему. Глаза ее сияли. Она не замечала прохожих. — Отвезите меня в «Вентворс», — сказал Роджер шоферу. «Соломон и Дорин, наверно, скоро все забудут». Поздно вечером он находился в вестибюле гостиницы, когда к телефону вызвали мистера Джека Пэрриша. Он увидел, как высокий мужчина встал из-за столика, где сидел с привлекательной блондинкой моложе его лет на девять или пятнадцать. По взгляду, который Джилл Пэрриш бросила на своего мужа, Роджер понял, что их медовый месяц еще далеко не закончился. Позже, когда он поднялся в свой номер, он обнаружил там телеграмму и письмо; письмо было от Джэнет. Он вскрыл телеграмму:«Все, включая полковника, шлют поздравления тчк Сэм Хэкит женился в Туре, Кебл».Роджер ухмыльнулся. Он распечатал письмо Джэнет, и сердце его учащенно забилось. Для человека, который уже четверть века женат, это не совсем обычно. Письмо начиналось словами: «Дорогой, я прошу извинить меня за то, что помешала тебе в аэропорту, простить себе не могу…» Подумать только, он набросился там на нее, а она еще извиняется. Она до сих пор помнит об этом, а он ведь давно забыл. Никогда больше он не позволит себе разговаривать с ней в таком тоне. «…И ты сделаешь большую глупость, если хотя бы на неделю не возьмешь отпуск, который тебе должен Ярд, и не останешься в Австралии. Мне очень хочется, чтобы ты остался, хоть я и скучаю без тебя. Ребята говорят, что напишут завтра…» Роджер перечитал письмо, подошел к окну и увидел поток машин, направляющихся к мосту; влюбленных, гуляющих в небольшом парке; свет неоновых реклам. А там, вдали, среди огней гавани у причала стояла «Кукабурра» — целая и невредимая. (обратно) (обратно)
Джон Кризи
Слишком молоды для смерти
Глава первая ЮНЫЕ ЛЮБОВНИКИ
— Слышишь, Тони? — Здесь никого нет. — Слышишь? — Говорю тебе… — Пожалуйста, послушай, — умоляюще проговорила Хелина Янг. — Прошу тебя. — Ладно, — расслабившись, Тони Уайнрайт опустился на девушку всей тяжестью тела. Распаленный, сгорающий от желания, нетерпеливый, он все же уступил, зная, как чувствительна, как обидчива она была. Здесь, в предместье Лондона, в парке Уимблдон-Коммон, шорохи летней ночи наполняли воздух, крались среди кустов боярышника и ежевики, пробирались между мощных стволов дуба, берез и бука. Над головой простиралось бледное, усыпанное звездами небо с мерцающей половинкой луны на нем. Через маленькую прогалину в кустах светились далекие огни машин, проносящихся по дороге в направлении Патни и Рохамптона. Ближе стояли припаркованные автомобили, каждый наверняка со своей любовной тайной внутри. Невдалеке какой-то человек свистом подзывал собаку. И больше никаких посторонних звуков. Хелина нервно передернулась: — Могу поклясться, я что-то слышала. — Тебе показалось. — Было бы противно… — она замолкла. — Что противно? — он приподнялся, опершись на локти, но их тела по-прежнему соприкасались. — Противно, если б кто-то подглядывал. — Я бы ему задал! — Ты… ты не понимаешь, — сказала Хелина. — Как только представлю, что кто-то может увидеть нас… сама это возможность… — Но ведь темно, любимая. — Или даже просто услышать… Тони опустил голову и закрыл ее рот поцелуем. Потом оторвался и тихо проговорил: — Все нормально, сладенькая. Мы не станем сегодня. Ты… такнервничаешь. — Прости, милый. — Тебе не нужно просить прощения. Теперь нам уже не долго ждать. Скоро у нас будет собственная квартира. Представь только, задернул шторы — и закрылся от всего мира! — Это будет здорово! — Здорово, — отозвался Тони хриплым, но, как он надеялся, убежденным голосом. Он знал, что следует встать и подавить свое желание. Если он не сделает этого, если уговорит и добьется ее — он знал, что сможет — то ничего не достигнет, а только потеряет часть ее доверия к себе. Но встать нелегко. Ведь она так… близко. И принадлежит ему. Их тела все еще тесно прижимались друг к другу. Вплоть до того момента, как ей послышался этот странный звук, он был уверен, что она разделяет с ним любовный порыв. Хорошо, если б он не позволил ей в такой миг отвлечься, если б не нужно было ее уговаривать… Почему она не может просто наслаждаться каждым мгновением любви? Он передвинулся набок. — Все. Подъем! Мы… Как только он начал подниматься, вспыхнул яркий слепящий свет — раз, второй, третий, кто-то хихикнул, кто-то чертыхнулся, и, когда Тони вновь опустился, пытаясь прикрыть девушку, резкая боль внезапно обожгла его руки, ноги, затылок. Он вскрикнул, и вместе с ним от боли и страха закричала Хелина. Две, три или четыре, а может, пять-шесть темных фигур бросились бежать. Тони вскочил на ноги, поднял девушку и побежал, спотыкаясь, к ближайшему пруду. Он погрузился в воду вместе с Хелиной, она вскрикнула, но он опустил ее вниз лицом и плавал так, пока на берегу не собралась толпа людей, прибежавших выяснить, что случилось.А не так далеко, в Челси, пустели бары и кинотеатры, гасли огни, запирались двери и ворота. Шумно расходились по домам семьи с детьми, степенно шли пожилые супруги, одинокие мужчины и женщины, слишком робкие, чтобы найти пару, тоже прокладывали свой путь, возвращаясь в мириады крошечных комнаток, квартирок, спален, маленьких отелей и меблирашек. За большинством уже закрылись двери парадных подъездов и черных лестниц. Тянулись только парочки, которые рука об руку или тесно прижавшись шли по тускло освещенным улицам и задерживались там, где сгущалась тень, чтобы поцеловаться со страстью, выдающей жажду обладать друг другом. В узкой улочке, недалеко от реки, тоже бродила такая пара. Влюбленные ступали нога в ногу, светловолосая девичья голова лежала на широком плече парня. Они замедлили шаг перед одним из стоящих в ряд белых домиков. — Мы пришли, дорогая. — Давай еще прогуляемся до угла и обратно. — Я бы хотел… — парень оборвал себя коротким смешком. — Ну, давай. Они пошли, по-прежнему касаясь друг друга. — Джил. — Да, милый. — Я ведь мужчина, ты понимаешь. — Понимаю. — И сейчас вторая половина двадцатого века. — Я это тоже знаю! — Почему ты тогда ведешь себя так, будто мы живем в девятнадцатом? — Должно быть, я старомодная девушка, — сказала Джил очень тихо, но твердо. — Опять ты за свое. Глупости. Ты же знаешь, что сегодня ночью ты будешь одна в квартире, ведь Дейзи уехала. — Да, — ответила Джил. — Конечно, Клайв… — Да? — Клайв, я очень тебя люблю. Очень-очень. — И я люблю тебя отчаянно, страстно… — Ты уже говорил так прежде. — Но сейчас иначе. Я клянусь тебе, иначе! — Если бы я действительно могла тебе поверить, кто знает, какой современной я могла бы стать? — они дошли до угла и повернули обратно, слившись буквально в одно тело. — Но я не могу поверить, милый. — Но как же мне убедить тебя? — Сказать по правде, не знаю, — горько призналась Джил. — Сама не знаю. Но давай не будем больше спорить из-за этого, а то испортим сегодняшний вечер. — А тебе не приходит в голову, что для меня он уже испорчен? — Я надеюсь, что нет, — сказала Джил, когда они остановились возле ее дома. — Прости, милый. Я… — внезапно замолчав, она резко повернула голову. — Что это? — Что? — с мрачным видом спросил Клайв. — Что за шум? — Я не слышал никакого шума. — Там, у парадной. — Должно быть, это стонет твоя пуританская совесть. — Нет, серьезно, был какой-то звук. — Но ведь Дейзи нет. — Да… но это-то меня и пугает. — Пугает тебя! — Клайв удовлетворенно засмеялся и направился к двери. — Придется стать рыцарем Галаадом[28] и… Но не успел он подойти, как дверь настежь распахнулась и четверо парней вывалились наружу. Двое подскочили к Клайву и девушке и брызнули в них жидкостью. Она падала мягко, как дождь. Часть попала влюбленным в лицо, часть на одежду и руки; с бешеной яростью Клайв набросился на обидчиков, сбив двоих с ног, и закричал Джил: «Срывай одежду, быстрее срывай ее!» Парни кинулись врассыпную, а Клайв Дэвидсон потащил Джил в дом, как сумасшедший, стаскивая с нее все — джемпер, юбку, комбинацию… — Если попало на лицо, сразу умойся! Смой хорошенько! — он подтолкнул ее к двери на кухню, а сам бросился к садовому шлангу, открыл кран на полную мощность и стал поливать себя водой с головы до ног.
Религиозное собрание в Шепердс-Буш затянулось намного дольше обычного, но и когда оно закончилось, просторный зал с когда-то желтыми стропилами, гравюрами на библейские темы, почетными грамотами «Отряда надежды»[29], объявлениями «Союза матерей» и бойскаутов, списками экзаменов воскресной школы и еще кучей всякой всячины, связанной с делами церкви, опустел не сразу. Собирались небольшие группы, велись отрывочные разговоры, добровольцы, оставшиеся мыть посуду, гремели чашками и блюдцами; никто в этот теплый вечер не спешил уходить. В одном углу зала среди десятка людей разных возрастов стояла Бетти Смит. В другом, вместе с шестью подростками, задержался Джонатан Кобден. Весь вечер Джонатан привлекал внимание Бетти — высокий, темноволосый, красивый, он все время поглядывал на нее. Она была здесь гостьей и никого не знала, кроме тети, дяди и их детей, с которыми она пришла. Теперь Бетти видела, как группа парней направилась к двери, а тот, который завладел ее вниманием, повернул обратно и двинулся прямо к ней. Она покраснела, не замечая, что тетя с улыбкой наблюдает за ней. — Слушай, — сказал Джонатан Кобден, — ты что, новенькая? — Я просто пришла посмотреть, и все. — А-а. Со Смитами? — Да. Ты их знаешь? — Ну да. Я… они живут по-соседству. Я… ты… ну, это… Может, вместе пойдем домой? Бетти опустила глаза. — Я с радостью, если только… Они обернулись и посмотрели на тетю, которая не пропустила ни слова из их разговора и которая с симпатией относилась к молодому Джонатану Кобдену. — Тетушка, можно мне… — Миссис Смит, разрешите мне проводить Бетти домой? — Разрешу при условии, что доставишь ее целой и невредимой, — в глазах миссис Смит затаилась лукавая усмешка. — Да, конечно! Старшие смотрели им вслед, и мужчина задумчиво произнес: — Если б в наше время было побольше таких молодых людей. А Бетти и Джонатан не замечали ни взрослых, ни сверстников, перешептывающихся и хихикающих над ними, они не видели ничего и никого, кроме друг друга. Минут пять они шли под яркими огнями Шепердс-Буш-Роуд, потом свернули в боковую, менее освещенную улицу. Здесь их руки постоянно натыкались друг на друга, сталкивались, касались. Для каждого из них это была первая любовь; оба впервые почувствовали, как сильно может биться сердце, ощутили ту электрическую дрожь, тот трепет, что пробегает от малейшего прикосновения к другому. Они молчали, да им и не требовались слова. И только в конце улицы Джонатан сказал: — Мы уже почти пришли. — Да, только через дорогу перейти. — Может… может быть, нам еще немного пройтись? — Я… я не против. — Мне бы очень хотелось! — вырвалось у Джонатана, и с внезапной смелостью он добавил: — Мне кажется, ты просто чудо! Я никогда раньше не встречал такой девушки. Язык Бетти, казалось, прилип к нёбу, когда она попыталась выговорить: «Правда?» Она не смогла произнести ни слова, а сама попытка ответить, казалось, притянула Джонатана к ней. Целуясь, они оказались в объятиях друг друга. Так они стояли, утрачивая детскую невинность, а по улице к ним бежали трое, глухо и пугающе звучал топот их ног. Остановившись рядом с парочкой, они начали улюлюкать, прыгать и скакать вокруг, дико размахивая руками, дергая Бетти за длинные волосы, шлепая ее по заду, оттягивая галстук Джонатана, хлопая его по лицу, толкая и вертя их до тех пор, пока обессиленные, беспомощные, испуганные они не закачались, готовые упасть. Но внезапно темная тень нависла над ними, и спокойный, низкий мужской голос произнес: — Ну, хватит. Это полицейский только что вывернул из-за угла. Двое парней кинулись бежать, а третьего полисмен успел схватить. На долю секунды стало совершенно тихо, слышен был только удаляющийся топот да шумное дыхание Бетти и Джонатана. Но тут же пойманный молодец начал бешено брыкаться, стараясь вырваться. Он отчаянно лягнул полицейского в голеностопный сустав, тот вскрикнул и ослабил хватку. Парень бросился наутек, вслед своим приятелям. В этот момент Джонатан Кобден выпрямился и увидел, как морщится от боли полицейский. Не раздумывая, он бросился за обидчиком. — Нет! — закричала Бетти. Но ей не стоило волноваться. Застигнутый Джонатаном врасплох, парень был сбит с ног силой его броска, пролетел несколько ярдов и упал. Затылком он стукнулся о бортик тротуара так, что послышался глухой удар. Когда полицейский пришел в себя от изумления, Джонатан стоял, обняв Бетти, и глядел на неподвижное тело. По улицам к ним бежали люди, среди них дядя Бетти. — Бетти! Тебе плохо? Что случилось? Звонким, взволнованным голосом Бетти воскликнула: — Он замечательный, замечательный! На миг все умолкли, казалось, даже перестали дышать, и посмотрели на нее. Затем полисмен, невысокий, как все лондонские полицейские, в этот момент понявший свою оплошность, с чувством произнес: — Это действительно так. А теперь нам лучше бы вызвать «скорую». Этому малому, как видно, требуется помощь.
Примерно в то же время, когда совершалось нападение на Бетти и Джонатана, двое мальчишек повернули на Белл-Стрит в районе Челси. Один высокий, худощавый, говорил, а другой, пониже, но шире в плечах, шел по краю тротуара и слушал. Это были братья — Мартин и Ричард Уэст. И, как обычно, говорил больше Ричард: — … все, что я могу сказать, так это то, что уж больно много нам твердят, в чем мы неправы, и совсем мало хвалят… Послушать этих стариков, так вообще ни один человек до двадцати одного года не имеет никакого представления об ответственности и не способен на себя ее взять. Но это чушь собачья. Просто чушь! — А ты? — вставил Мартин, которого часто называли «Черпак». — Что — я? — Брал когда-нибудь на себя ответственность? — серьезно спросил Мартин. — Ты прекрасно знаешь, что я… — у Ричарда перехватило дыхание, он вдруг понял, что попал в хорошо расставленный капкан, и его тон изменился. — Ты на моей ответственности, брат! Не знаю, что бы ты вообще делал без меня. Тебе уж лучше молчать! Широкая обаятельная улыбка появилась на лице Мартина: — И тебе тоже, если уж на то пошло. Я… Они замолчали, потому что подошли к дому. В этот момент открылась парадная дверь, и на улицу торопливо вышел их отец, Роджер Уэст, главный следователь Скотленд-Ярда. Увидев их, он помахал рукой и сказал: — Выведи машину из гаража, Головастик, я буду через минуту, — и он нырнул обратно в дом. Ричард по прозвищу «Головастик» отправился в гараж, а Мартин стал отпирать двойные ворота. И когда Роджер Уэст — крупный, всегда стремительный, будто никак не мог поспеть туда, куда ему было нужно, появился вновь, его черная машина уже стояла на обочине с работающим мотором. — Серьезное дело, пап? — спросил Мартин. — Еще не знаю, — ответил Роджер Уэст и, пока Ричард вылезал из машины, добавил: — Опять лондонская молодежь расшалилась. Надеюсь, вы у меня скоро повзрослеете. — Ну вот! — возмущенно задохнулся Ричард, глядя, как отец садится за руль.
(обратно)
Глава вторая ГЛАВНЫЙ СЛЕДОВАТЕЛЬ РОДЖЕР УЭСТ
Роджер Уэст услышал произнесенное младшим из сыновей «ну вот» и, гадая, что бы это могло значить, улыбнулся ему, потом подмигнул Мартину и снялся с места. Он двинулся довольно быстро, но замедлил ход, приблизившись к углу своей любимой Челси-Стрит, которая с одной стороны выходила на Кингс-Роуд, а с другой, попетляв, на Эмбанкмент. Было почти одиннадцать часов вечера, и большая часть транспорта, обычно движущегося из лондонского Вест-Энда и театров, уже схлынула, но поток машин, направляющихся из города, все еще не иссяк. Роджер свернул к Вест-Энду, минуя магазинчики, в витринах которых красовались ярко освещенные картинки или надписи. То и дело ему попадались парочки — обнявшись, прижавшись друг к другу, влюбленные ничего не замечали вокруг. У входа в темный, неосвещенный магазин ссорились юноша и девушка, девичье лицо было просто перекошено от злости. Любовь! Роджер криво, неохотно усмехнулся. Сегодня вечером этой юной любви здорово досталось, судя по сообщению, заставившему его покинуть дом, многотерпеливую жену и телевизор, по которому он намеревался посмотреть документальный фильм о студенческих волнениях в разных странах мира. Студенческие волнения, правонарушения среди подростков, молодежная преступность — как ни называй, проблема от этого не становилась менее реальной и опасной, она все больше тревожила власти и, так или иначе, полицию. Как и многие служащие Скотленд-Ярда, Роджер с беспокойством думал, что молодежь совсем отбивается от рук. Эта фраза частенько бродила в его голове, но, когда он объехал Слоун-сквер и направился к Букингемскому дворцу и Бердкейдж-Уолк, он пристыдил себя. «Молодежь отбивается от рук…» А что, собственно, значит «молодежь»? Несколько сотен, может быть, тысяч юнцов в социальном срезе общества, которые отвечают этому обществу насилием? У кое-кого из них врожденная склонность к преступлению, они сами устанавливают свои законы, присваивают себе право творить суд. Других увлекает острота ощущений, романтика мятежа против общественных и юридических норм. Для полицейского, привыкшего иметь дело с результатами, а не с причинами, мотивация юношеской преступности не имеет большого значения, но если удается установить мотив, то ты на полпути к предотвращению преступления, а значит — и к победе. Он свернул на Бердкейдж-Уолк; и тут тоже по обе стороны то и дело попадались предпочитающие густую тень юные влюбленные — как во всех лондонских парках. Роджер Уэст проехал вдоль северной стороны Парламент-сквер, промчался позади залитого светом прожекторов здания парламента и огромного лунолицего «Биг Бена», часы которого как раз начали отбивать четверть двенадцатого, когда главный следователь свернул с Эмбанкмент к Скотленд-Ярду. Он оставил машину возле самых ступеней и торопливо поднялся по ним. Его сразу узнали несколько дежурных полисменов и два следователя. Все были чем-то озабочены. По ночам в Скотленд-Ярде обычно никого нет, исключение составляет лишь отдел информации. Уэст повернул к своему кабинету, окна которого выходили на Эмбанкмент и в темноте видны были огни Вестминстерского моста, нового Шелл-Хауза и Фестивал-Холла. Их сиянье отражалось в черной, маслянисто мерцающей воде Темзы. Он включил свет, подошел к внутреннему телефону, набрал номер отдела информации и, услышав мужской голос, сказал: — Это Уэст. Какие новости? — О происшествии в Уимблдон-Коммон? — Да. — Парень в больнице, в плохом состоянии. Зовут Уайнрайт. — А девушка? — Я не… — наступила пауза, слышны были голоса вдали от телефона. — Вы у себя, сэр? Где же он еще мог быть? — Да. — К вам сюда направляются, как вы просили, мистер Эбботсон из Челси, а также мистер Мориарти из Уимблдона. Они располагают самой последней информацией. — А что случилось в Шепердс-Буш? — Там никто не пострадал, сэр, а задержанного везут сейчас в Каннон-Роу. Должен прибыть примерно минут через десять. — Кто его сопровождает? — Не знаю точно, сэр. — Ну так узнайте и позаботьтесь, чтобы мне сообщили. Я направляюсь в Каннон-Роу. — Есть, сэр. — И если мистер Эбботсон или мистер Мориарти прибудут раньше, чем я вернусь, попросите их пройти в мой кабинет и подождать. — Хорошо, сэр. Роджер повесил трубку, бросил сердитый взгляд в окно и, засмотревшись в ночь, подумал, что настроение у него все хуже и хуже. Угнетал, действовал на нервы размах преступлений, совершенных молодыми и против молодых. Он был очень велик, и трудно было разобраться, где тут серьезные преступные действия, а где всего лишь плохо закончившиеся проказы. Тревогу вызывало то, что шалости все чаще заканчивались трагически. Хочешь или нет, думал Уэст, приходится признать, что в Лондоне нарастает волна насилия и, если ее не взять под контроль, она легко может выйти из берегов. Его работа как раз и заключалась в том, чтобы держать ее пбд контролем. Минут через десять Уэст вышел из кабинета, отдал дежурным распоряжение насчет двух полицейских из районных отделений, которые должны скоро прибыть, и, спустившись по лестнице, направился через дорогу ко входу в полицейский участок Каннон-Роу, который примыкал к Скотленд-Ярду, но не был его частью. В дверях Уэста встретил полисмен. — Мистер Кинг — старший инспектор Кинг — уже здесь, вместе с задержанным из Шепердс-Роу-Буш. — Благодарю вас. Полученная информация позволила Роджеру за несколько секунд настроиться на характер офицера, с которым ему предстояло встретиться. Он знал Кинга, одного из самых старых, надежных, но малопредприимчивых и не склонных к риску работников столичной полиции, человека семейного, религиозного. Высокий, слегка сутулый, с несколько комичным выражением лица, Кинг ждал его в дежурной комнате. — Здравствуйте, Кинг. Простите, что отнимаю ваше время, — сказал Роджер. — Я думал, это я отнимаю у вас время, — ответил Кинг. — Кажись, не только мы работаем нынче ночью. — Да, на данный момент есть еще два сообщения, — подтвердил Роджер. — Парень, которого вы задержали, может дать нам зацепку, поможет напасть на след. — Ой, не думаю, — покачал головой Кинг. — Сомневаюсь, чтоб он был из какой-то шайки. Просто это один из тех молодых чертенят, что отбились от рук. Если бы не обстановка в целом по городу, можно было бы рассмотреть дело в районе. Практически, мы чуть не упустили его, парнишка, на которого напали… — он вкратце рассказал всю историю, позволив Роджеру оценить честность констебля, который произвел арест, и смелость юноши. — По свидетельству родственников, эта парочка просто шла домой. — Задержанный что-то говорил? — Рта не раскрыл, сэр. — Что о нем известно? — Ничего. В картотеке полиции данных о нем нет. — Откуда он? — Из Камберуэлла. — Хм-м, — задумчиво произнес Роджер. — Не местный, значит, — хмурясь, он расхаживал по комнате. — Я собирался поговорить с ним сам, но он, пожалуй, вообразит себя больно важной птицей. Думаю, — он на минуту заколебался, прежде чем продолжить, — думаю, может, лучше вернуть его в районный участок и утром предъявить обычное обвинение в нарушении общественного порядка. Это будет предупреждением для некоторых молодых шалопаев. Пресса не обратит тогда на это особого внимания, что неминуемо произойдет, если мы будем вести дело здесь, — он опять помолчал и спросил: — У вас какие соображения на этот счет? — Думаю, вы правы, — ответил Кинг. — Много у вас там хлопот с молодежью? — Да не больше обычного, — пожал плечами Кинг. — У нас всегда забот с ними хватало. Понять не могу, чего им сегодня не хватает. Видимо, жизнь у них слишком легкая, беззаботная. — Может быть, — сказал Роджер. Если Кинг так думает, вряд ли он изменит свое мнение; молодежь никуда не годится — приговор вынесен и обжалованию не подлежит. — Вы уже видели мой запрос? — Да. — Кинг вытащил из кармана свернутый лист бумаги. — Я еще раз прочитал его по дороге сюда, сэр. Наконец-то действительно взялись за этих молодых скотов. «Скотов», — повторил про себя Уэст, а вслух сказал: — Да, взялись. И я доведу это дело до конца. — Трудно представить, кто бы мог справиться с ним лучше вас. — Благодарю, — сухо произнес Роджер. — Но я бы с гораздо большим удовольствием занялся другими делами. Как вам кажется, были у задержанного какие-то личные причины нападать на эту пару — как, кстати, их зовут? — Джонатан Кобден и Бетти Смит. Нет, абсолютно никаких. Юноша из хорошей семьи, постоянно посещает церковь. Ему шестнадцать, и он довольно смел для своих лет. А девушка приехала в гости к родственникам — она из Ридинга. Никаких сомнений, это просто случайное нападение трех молодых хулиганов, трех садистов, я так полагаю. И знаете, что я еще думаю? «Ты думаешь, что следовало бы вновь ввести порку розгами», — предположил про себя Роджер, но вслух проговорил: — Что же вы думаете? — Этим молодым скотам не помешала бы хорошая порка. — Возможно, — уклончиво сказал Роджер. — Я пришлю кого-нибудь поговорить с задержанным минут десять, а потом забирайте его и утром предъявите ему обвинение в суде Вест-Лондона. — Хорошо, — Кинг выпрямился. — А я прослежу, чтобы вам отправили все, что мы можем вам дать, — он помахал свернутой бумагой. — Есть уже что-то стоящее? — Опрос разослали только два дня назад, — напомнил ему Роджер. Через несколько минут он вышел из Каннон-Роу, недовольный собой, Кингом, ситуацией; и, шагая к Скотленд-Ярду, вдыхая чудесный ночной воздух, он попытался посмеяться над собой. Две патрульные машины, взвыв, помчались из гаража по какому-то срочному вызову, может, совершено еще одно нападение на влюбленных. Подходя к кабинету, Уэст в очередной раз обдумывал содержание того документа, который Кинг доставал из кармана. Спиной к двери стояли два человека и читали экземпляр того же самого опросного листа, прикрепленного кнопками к доске объявлений на стене. Оба обернулись, когда он вошел. Старший инспектор Мориарти из Уимблдонского отделения полиции был невысоким, плотно сбитым, хорошо одетым и красивым человеком с темными, причесанными на косой пробор волосами. Его подбородок и щеки отливали синевой из-за успевшей отрасти за день щетины. С первого же взгляда можно было определить в нем ирландца или американца, легкий след провинциального ирландского акцента чувствовался в приятном голосе, ирландская порода угадывалась в голубых, глубоко посаженных глазах. — Добрый вечер, сэр. — Здравствуйте, — сказал Роджер, пожимая руки. Эбботсон из Челси был шире, выше, тяжелее, с бледным лицом и двойным подбородком. В нем безошибочно читалось ланкаширское происхождение. — Рады видеть вас, мистер Уэст. — И я тоже, — ответил Роджер. — Садитесь, — он прошел за свой стол, они подвинули стулья. Самому Роджеру Уэсту было лет сорок пять, в светлых волосах уже пробивалась седина. Внешне он был достаточно привлекателен, чтобы оправдывать когда-то заработанное прозвище «Красавчик», которое за эти годы накрепко прилипло к нему. Он все еще оставался самым молодым начальником отдела в Скотленд-Ярде. Высокое положение и невероятно быстрое продвижение по служебной лестнице дали ему чувство стабильности, уверенности в себе, которые сразу в нем угадывались. Восседая за столом, он походил на председателя собрания какой-нибудь государственной комиссии. — Мне хотелось бы знать, совершены эти нападения на молодые пары по единому образцу или нет. А также связаны ли между собой разные виды юношеской и подростковой преступности. Единственная возможность ответить на эти вопросы, насколько я могу судить, — это получить мнение низовых подразделений, то есть из первых рук. Потом попытаться проанализировать эти мнения или заключения. Хотя, как говорится в моем служебном письме, я не думаю, что это поможет нам враз раскрыть совершенные преступления. Мы должны действовать по-новому. Мориарти слушал очень внимательно. Эбботсон поджимал свои толстые губы и кивал головой, — Поэтому нам очень важны все мельчайшие детали ночных нападений, — продолжал Роджер. — Когда мы получим их, мы сможем сравнить один случай с другим поэтапно. Я просил все отделения передать такие дела в одни руки — вы это знаете. — Сказать, что я думаю? — предложил Эбботсон. — Буду рад услышать. — Среди молодежи всегда были испорченные люди, и сегодня они не стали намного хуже, чем в годы моей юности. Не стоит поднимать вокруг того, что они делают, слишком много шума, это вызовет у них ложное ощущение собственной значимости. И, если хотите знать мое мнение, парочки на моем участке сами нарываются на неприятности. Боже мой, до чего докатились эти длинноволосые идиоты в Челси! Роджер подумал: «Он не хочет, чтоб его тревожили». — Возьмите этого парня с моего участка, — говорил Эбботсон. — Когда мои ребята прибыли туда, он уже смылся. Его подружку могли уже десять раз изнасиловать, а ему хоть бы хны. И вы ничего не сделаете с таким слюнтяем, разве что вмажете ему хорошенько, если представится возможность. Чем он лучше напавших? — И как же эта парочка нарывалась на неприятность? — спросил Роджер. — Да как, лобызались, если так можно сказать, прямо на улице. — Когда девушку нашли, — сказал Роджер, — она была практически голой и в истерике, так ведь? Ее одежда была облита, как мы предполагаем, серной кислотой, ткань просто расползалась на куски. — Да. Счастье, что не попало ей в лицо, — подтвердил Эбботсон. — Счастье, что у ее парня хватило присутствия духа и сообразительности сорвать с нее одежду, иначе у нее были бы очень серьезные ожоги тела, — резко проговорил Роджер. — Как бы то ни было, после этого самоотверженного поступка он ее бросил и ушел, — холодно возразил Эбботсон. — По-моему, если учесть, что никто серьезно не пострадал, чуток грубости не помешает, будут себя на улице вести поприличнее, — и торопливо добавил: — Предупреждаю, я это говорю не в качестве доклада, не для записи. — Я так и понял, — буркнул Роджер. Он не мог вспомнить, чтобы когда-то испытывал такое же враждебное чувство к младшему по званию. — Я, конечно, постараюсь поймать паршивцев, если сумею… — начал Эбботсон. — А если нет, то местным девушкам, видимо, придется быть скромнее и осмотрительнее, да? — Клянусь, придется! Эта-то девица сейчас спит, ей сделали успокаивающий укол. Я оставил там в комнате женщину-полицейского. Она возьмет показания, когда та проснется. — Отданы ли в вашем отделении какие-то особые распоряжения в связи с ситуацией в целом? — спросил Роджер. — А-а, вы и минуты не потеряете! — воскликнул Эбботсон. — Обо всех преступлениях, совершенных молодыми или против молодых, следует немедленно докладывать в отделение, а отделения должны сразу сообщать вам. И у каждого должна быть одна из ваших отчетных форм, мистер Уэст. — Хорошо, спасибо, — сказал Роджер. Он чувствовал себя усталым и подавленным. Эбботсон явно думал, что вокруг этих событий поднято слишком много шума. Эбботсон тоже выглядел уставшим и постаревшим; и он не мог прыгнуть выше себя. — Пришлите мне завтра письменный доклад, — Уэст поднялся, вслед за ним встал Эбботсон и направился к двери. — Спокойной ночи, — дверь отворилась и затворилась, несколько минут было слышно, как стучат по коридору тяжелые шаги полицейского, потом они затихли. Роджер повернулся к Мориарти. — А вашему парню, как я понимаю, удрать не удалось? — У моего ожоги третьей степени от кислоты на спине, ногах, руках, на затылке, — ответил Мориарти. — А у девушки обожжен лоб и немного щека. Если бы он не закрыл ее своим телом и не окунул сразу же в пруд Лег-о-Маттон, было бы гораздо хуже. Я могу представить, что кто-то подглядывает, фотографирует, чтоб потом шантажировать, или просто забавляется ради пикантных снимков, но когда дело доходит до кислоты — это придумывается специально, целенаправленно. — Мориарти помолчал, будто раздумывая, не слишком ли много он сказал, но все же продолжил: — Таково мое мнение, сэр.(обратно)
Глава третья МОТИВЫ
Мориарти сидел прямо, напряженно, явно готовясь к возражению, даже порицанию. Его глаза скрывались в такой глубокой тени, что, казалось, окружены приклеенными, искусственными ресницами. Внутреннее напряжение выдавали сцепленные руки, одна поставлена на деревянный подлокотник кресла, другая упирается в колено. — Предположение, что это сделано специально, мало что нам дает, — спокойно сказал Роджер. — Какова цель — вот что нужно знать. — Если мы знаем, что есть какая-то цель, это должно направить нас по верному пути. — Возможно, такой целью было получение удовольствия от причинения боли. Вы это имеете в виду? — Нет, сэр, я думаю, дело не в этом. Садисту захотелось бы посмотреть, как его жертвы страдают, мучаются. Ему было бы неинтересно брызгнуть и убежать. К тому же мешала темнота — они не могли быть даже уверены, что причинили боль. У этого человека был живой ум. — Если не садизм, то что? — настаивал Роджер. — Есть две версии, — ровным тоном проговорил Мориарти. — Только две? — Я нашел две. — Тем лучше. Мориарти нахмурился. Затем, расслабившись, на миг улыбнулся, и сразу стало видно, что он еще молод; ему было около тридцати пяти, но в напряженном состоянии можно было дать на десять лет больше. — Во-первых, нападение по личным причинам именно на эту пару, на этого мужчину. Ревнивый любовник, муж или даже брат. — Роджер не перебивал. — Во-вторых, это могло быть своего рода предупреждение. — Предупреждение для кого? — Для всех молодых влюбленных в Уимблдон-Коммон, — спокойно ответил Мориарти. Он выговаривал слова очень осторожно, видимо, готовый к тому, что его сейчас засмеют. Роджер увидел, как побелели суставы его пальцев, как обозначились морщинки в углах глаз и губ. Затем они постепенно разгладились, смягчились и совершенно исчезли, когда Роджер произнес: — Своего рода кампания по очищению нравов? — Вам уже приходила такая мысль, сэр? — Да, я тоже думал об этом. Но, на мой взгляд, существуют еще две возможных причины. Одну из них, правда, по-настоящему не назовешь мотивом. Это может быть, допустим, серия подражательных преступлений, смесь похоти, сексуальной неудовлетворенности и даже извращенности. И еще: так мог действовать человек, у которого, скажем так, с головой не все в порядке. — Да, пожалуй… Но — «подражательные»? — За последние четыре недели, — спокойно отреагировал Роджер, — у нас в Лондоне было пять случаев разбрызгивания серной кислоты в парках и других общественных местах. — Я знаю, — кивнул Мориарти. — Эппинг-Форест, Хампстед-Хит, Риджентс-Парк, Гайд-Парк и вот теперь Уимблдон-Коммон. Вы серьезно считаете, что это подражательные преступления? — Я думаю, это возможно. — Я проработал версию, что все они совершены одной и той же группой, — сказал Мориарти. — В каждом случае использовалась одна и та же кислота — концентрированная серная. — Откуда вы знаете? — быстро спросил Роджер. — Я проверил эти данные в каждом отделении полиции, сэр. — Значит, вы уже работали над этим делом, да? — Да, это так. — Зачем? — удивился Роджер. — Разве у вас мало текущей работы? — Да больше, чем достаточно, — подтвердил Мориарти. — Трудно сказать, зачем я это делал, сэр. Может, потому, что, когда я поступил работать в полицию двенадцать лет назад, первое мое дело тоже было связано с кислотой. Молодая женщина оставила одного мужчину ради другого, и брошенный вылил на нее концентрированную серную кислоту. Это было… — Дело Парадиза? — перебил Роджер. — Да, сэр. Вы вели его, и тогда я в первый раз с вами встретился. Это я нашел женщину на заднем дворе. Она стонала, меня это просто потрясло — и, в общем-то, такое не забывается. На мой взгляд, это самое ужасное преступление из всех. — Да, немного найдется хуже, — задумчиво подтвердил Роджер. — Итак, вы считаете, что в нынешних случаях кислоту разбрызгивали одни и те же люди. Что заставляет вас допускать такую возможность? — Основные моменты во всех случаях совпадают, — ответил Мориарти. — Выбирается место, где парочки часто уединяются. Никакого предупреждения — в моем деле, например, девушке показалось, что кто-то чихнул, но она не была уверена. Вспышки света, предположительно фотосъемка… — Только предположительно? — Возможно, эти вспышки нужны для того, чтобы ослепить жертвы или посмотреть, что парочки делают. После вспышек света сразу в дело шла кислота. В моем случае впервые парень закрыл собой девушку. Обычно, когда вспыхивает свет, естественная реакция — вскочить на ноги, а это значит, что девушке, как правило, достается гораздо большая доза кислоты. — Из чего? Из пульверизатора? — Пульверизатора особого типа, — сказал Мориарти. — Э-э… сейчас покажу, что я имею в виду, сэр. — Он вытащил сложенный лист бумаги и, расправив, положил его перед Роджером. В центре были условно нарисованы две фигуры, расположенные близко друг к другу, а вокруг них шли круги, обозначенные разным цветом, — черный, зеленый, красный, синий и фиолетовый. Круги не совпадали в точности друг с другом. — Это схема распыления кислоты. В каждом случае экспертами тщательно исследовались трава и кусты, устанавливался радиус попадания кислоты. Я просмотрел их все и скопировал. Сегодняшний круг фиолетовый. Видите, что это значит? — нетерпеливо спросил Мориарти. Роджер кивнул, не прерывая его рассуждений. — Можно предположить, что использовался разбрызгиватель одного размера, примерно одного веса и одной мощности, а нападавший заранее рассчитывал, чтобы ветер дул сзади. Не свидетельство ли это того, что здесь действовал один человек? — Можно предположить, — согласился Роджер. — Так нам нужно найти его! — Да, — Медленно произнес Роджер. — Хотя нам нужно и еще кое-что знать: откуда брали кислоту и какого типа пульверизатор применяли. А что-нибудь еще нашли? Следы, окурки, волосы? — Ничего, что поддается опознанию, — вздохнул Мориарти. — Вплоть до сегодняшнего вечера. — А что вы нашли сегодня? — След там, где земля была сырой, — удовлетворенно ответил Мориарти. — Мы и слепок сняли, и фотографию сделали. Размер девять с половиной, каблук и носок слегка сношены, походка очень ровная. Хотел бы я… — он оборвал себя на полуслове. — Чего бы вы хотели? — подбодрил его Роджер. — Я забегаю вперед, — признался Мориарти и смущенно засмеялся. — Конечно, эти расследования во многом обрывочны и поверхностны. К первым двум случаям вообще не отнеслись достаточно серьезно — нет, я не критикую, но некоторые из нас довольно легкомысленно ведут себя, если речь идет о парне, который вскочил с девушки со спущенными штанами. Вслух никто не говорит: «Так ему и надо», но про себя думают. Именно так, если вспомнить Эбботсона и — в меньшей степени — Кинга, отметил Уэст. — Не составит никакого труда все это проверить, — сказал он. — Здесь у нас есть все материалы, все данные. Глаза Мориарти засветились: — Если бы я мог остаться и изучить их… — Что, некуда спешить? — Я не женат, — засмеялся Мориарти. — Полицейским быть легче, когда ты одинок. — Ну, так оставайтесь и смотрите, — предложил Роджер. — Спасибо! Э-э… Не будете возражать, если я задам вам один вопрос, сэр? — Давайте. — Зачем вы разослали свой меморандум? Это была долгая история, не предназначенная пока для Мориарти. Прошло уже три года с тех пор, как Роджер, расследуя дело об убийстве старика группой молодых людей, практически занялся этой проблемой. По воле случая к нему попало полдесятка или чуть больше дел по преступлениям, касающимся молодежи. Он в некотором смысле стал специалистом, изучающим мотивы и образ мыслей юных преступников и вообще молодых людей, склонных к насилию, искушаемых или принуждаемых к преступлению плохой компанией. Он сам был отцом двух мальчишек из той возрастной группы, которой занимался, от этого его интерес приобретал более непосредственный, личный характер. Он провел немало времени, обдумывая и анализируя причины преступлений данной социальной группы, встречаясь и беседуя не только с сотнями молодых людей, но й со специалистами «Клуба молодежи», социологами, с должностными лицами, осуществляющими надзор за условно освобожденными, опекающими беспризорных и малоимущих. Многие годы это считалось чисто социальной проблемой, полиция имела дело только с ее результатами. Однако неделю тому назад Министерство внутренних дел запросило у комиссара, главы столичной полиции, официальный отчет, — как выглядит дело с точки зрения Скотленд-Ярда. Коппелл, начальник отдела уголовного розыска, послал за Роджером. — Это явно ваша работа, Уэст. — Она займет много времени, сэр. — Знаю. Сосредоточьтесь на ней, поработайте две-три недели, потом сообщите мне, что там вырисовывается. — Коппелл, человек немногословный, поднялся с кресла, показывая, что Уэст свободен. Теперь, отвечая Мориарти, Роджер просто сказал: — Начальство забеспокоилось и интересуется всеми аспектами молодежной преступности. — Здесь время важно, — сочувственно произнес Мориарти. — Пока мы сообразим, что происходит, подростки завладеют страной, — он выдавил отрывистый приглушенный смешок. — Некоторые из них действительно отбились от рук. — Да. Ну, изучайте эти папки, — Роджер поднял четыре папки с документами со стола, — и потом скажете мне, если увидите, что в опросный лист нужно внести какие-то дополнения, — он указал на висящий прямо за его спиной лист. — Я иду домой. Позвоните мне утром, ладно? Мориарти встал. — Непременно, можете не сомневаться, сэр. — Да, вот еще что, — сказал Роджер. — Что? — Эта молодая пара, которую обожгли кислотой в Уимблдон-Коммон… что известно об их родителях? — Девушка — единственный ребенок в семье. Она была обеспокоена тем, что родители все узнают, не меньше чем своими ожогами. Отец — австралиец, живет в Лондоне вполне самостоятельно. — Вы навестили родителей? — спросил Роджер. Мориарти недоуменно посмотрел на него: — Нет. — Несколько невежливо по отношению к ним, не так ли? — Мне не приходило в голову, — ответил Мориарти. — Сложная ситуация, — согласился Роджер, — особенно для холостяка. Помните, где она живет? — В Патни, Уилдернесс-Стрит, 17-а. — От Темзы по Лоуэр-Ричмонд-Роуд, — припомнил Роджер. — Заеду по пути, навещу их, — и, поскольку Мориарти по-прежнему недоуменно глядел на него, продолжил несколько смущенно: — Всегда лучше, когда родственники на нашей стороне. А если мы поможем девушке уладить отношения с родителями, она с большим доверием отнесется к нам, больше расскажет, вспомнит то, что вначале забыла. Может, вспомнит, что есть какой-нибудь ревнивый отставной ухажер, который мог это сделать. — Да, понимаю, что вы имеете в виду, — Мориарти выдавил еще один отрывистый смешок. — Семейный человек имеет определенные преимущества, не так ли? — Ну да, — холодно произнес Роджер. — Преимуществом может быть и то, что человеку уже приходилось иметь дело с ожогами серной кислотой. Ведь эти двое парней — Уайнрайт и тот, который сбежал, поняли, что с ними произошло, прежде чем кислота начала действовать? Так? — Так, сэр, — у Мориарти был слегка озадаченный вид. — Сами додумайтесь, что это значит, — посоветовал Роджер. Выходя из Скотленд-Ярда, он улыбался сам себе. Проезжая мимо Белл-Стрит, он с сожалением подумал о Дженет, своей жене, которая сейчас в постели и, несомненно, уже спит, вспомнил о возмущенном «ну вот» юного Ричарда. Он было рассмеялся, но тут же вернул себя к реальности. Его сыновья пока особенно не интересовались девочками, насколько ему было известно, но поспевают ли его знания за тем, как они растут? Что, например, знали родители Хелины Янг о своей дочери? И что знает Мориарти о действии концентрированной серной кислоты? Роджер без труда нашел дом 17-а по Уилдернесс-Стрит, узкое трехэтажное здание с террасой. Хотя было уже половина первого ночи, в окне над входной дверью сиял свет, и, когда он подошел, стали слышны голоса. Роджер надавил кнопку звонка, и сразу наступила тишина. Вскоре послышались шаги, и дверь открыл человек небольшого роста, но очень полный. Он стоял против света, и невозможно было разглядеть ни черты лица, ни его выражения, но голос звучал резко, а манеры были довольно грубы и бесцеремонны: — В чем дело? — Я из… — начал Роджер. — Если вы из газеты, то лучше не теряйте ни своего, ни моего времени. У Роджера упало сердце. — А что, пресса уже побывала? — Им только подавай грязные сенсации, — бросил человек. — Кто вы? — Я из Скотленд-Ярда, веду расследование этого дела. Не могли бы вы уделить мне несколько минут, мистер Янг? Вы ведь мистер Янг, не так ли? — Да, я отец Хелины, — медленно проговорил человек. — Но на самом деле вы не только это хотели знать, верно? Еще вам хотелось бы знать, насколько привычно для моей дочери валяться с мужчинами в парках. Ну, на это я вам могу ответить — больше она никуда и никогда из моего дома не выйдет!… Боже мой, почему именно со мной случилось это! Роджер почувствовал холодок неприязни. — Мистер Янг, я думаю, нам лучше поговорить в доме… — Я вам все сказал! — Полагаю, это не так, — спокойно возразил Роджер. — Совершено ужасное преступление, и мы намерены найти того, кто его совершил. — Но без меня, без меня, — ответил Янг. — Если вы их поймаете, будет суд, и тогда для газет начнутся римские каникулы! Все уже произошло, я опозорен, растоптан. Я не хочу знать никаких отвратительных подробностей и не хочу иметь ничего общего с моей дочерью. Если это в ваших силах, проследите, чтобы после больницы ее не возвращали сюда, в мой дом. Очень медленно и осторожно Роджер сказал: — Судя по вашему отношению, мистер Янг, она захочет сюда прийти только в самом крайнем случае, когда идти уже будет некуда. Не удивительно, что она пришла в такой ужас при мысли, что вы все узнаете. — Нужно было раньше об этом подумать! — Элберт, — раздался из коридора женский голос, потом появилась тень и следом фигура женщины — маленькой, хрупкой, изящной. На фоне света ее волосы казались кудрявой копной. — Сейчас же перестань так говорить. Ты сам прекрасно знаешь, что не меньше другихвстревожен и хочешь ей помочь. По ее тону Роджер угадал, сколько усилий ей пришлось приложить, чтобы произнести все это. Голос ее дрожал, и между фразами она делала глубокие судорожные вздохи. Подойдя ближе, она подняла руки, будто защищаясь, будто ожидая, что муж вот-вот бросится на нее. — Благодаря юноше она не очень сильно пострадала. Но он здорово обожжен, — сказал Роджер. — Если он умрет, туда ему и дорога, — скрипуче произнес Янг. — Мне он никогда не нравился, и я ему никогда не верил, — он повернулся к жене. — Если б тебе удалось настоять на своем, они устроились бы у нас в передней. — Тогда ничего бы этого не случилось! — крикнула миссис Янг. Янг замахнулся на нее, но Роджер перехватил его руку. В этот момент яркая вспышка света озарила дверной проем и улицу вокруг. Раздался щелчок, будто сработала камера фотоаппарата, и застучали шаги. Судя по всему, человек побежал по улице в направлении реки.(обратно)
Глава четвертая ФОТОСЪЕМКА В ПАТНИ
Роджер слышал всхлипывания женщины, тяжелое дыхание мужчины, удаляющийся звук шагов. Он развернулся и бросился за фотографом. Ему был виден темный силуэт быстро бегущего человека среднего роста. Работая локтями, Роджер рванулся за ним с бешеной скоростью. Но слишком поздно он заметил появившуюся в подворотне справа фигуру. Слишком поздно увидел, как незнакомец вытянул ногу. Он попытался перепрыгнуть, но не сумел и упал вперед. Ему все же удалось развернуться, подставив мостовой левое плечо, и он рухнул вниз. Удар сотряс все тело, лязгнули зубы. Роджер лежал беспомощный, с трудом дыша и превозмогая боль, с опаской ожидая пинков и ударов, которые должны были обрушиться на него. Но их не было. Он услышал, как зачихал заводимый мотоцикл, и, хотя ему удалось поднять голову, взгляд поймал лишь мелькнувший луч света. Уэст медленно поднялся на ноги. Звук мотоцикла растаял в ночи, слышно было только, как стучала кровь в висках, вторя глухим тяжелым ударам сердца. Он прислонился к столбу, облизал губы и вдруг услышал позади себя шаги. — У вас все в порядке? — это был Элберт Янг. — Я… сейчас. — На вас напали? — Да, подставили подножку. — Вам следовало поймать их. — Да. — Теперь они сфотографировали меня, — горько произнес Янг. — Этот снимок появится во всех газетах, помяните мое слово. «Была ли это пресса?» — спрашивал себя Роджер. Нет, решил он, ни один журналист не станет делать снимок на таком расстоянии. Ему не хотелось разуверять Янга; не было ни сил, ни желания спорить с ним. Но разговора, однако, не избежать. — Я все же хочу задать вам несколько вопросов, мистер Янг. — Я не стану отвечать ни на какие вопросы, — непреклонно заявил тот, — и можете передать моей дочери, чтобы она не возвращалась в мой дом никогда. Это мое окончательное решение. Он повернулся на каблуках и гордо удалился.Несколько минут Роджер просидел за рулем машины. Сильно болела голова, ныло левое плечо. Если рассуждать здраво, то надо ехать в Скотленд-Ярд, там ему окажут помощь; если же он сейчас отправится домой в постель, то утром состояние станет хуже, вряд ли он сможет действовать левой рукой. Настроение у него было мрачное, хуже некуда. Он ничего не добился, только еще больше разжег конфликт между Янгами и позволил к тому же сделать снимок. Приобрел еще немного знаний о самых худших сторонах человеческой натуры. Что движет людьми, подобными Янгу? Что делал бы он сам, если бы имел дочерей, а не сыновей? Что будет с его детьми, когда они подрастут? — Не распускаться! — громко сказал он и потянулся вперед левой рукой, чтобы включить зажигание. Мгновенная боль разлилась по плечу. — Интересно, кто сегодня дежурит в Ярде? — спросил он сам себя. Лучше заскочить туда и не беспокоить Дженет, а домой прийти к завтраку. И опять, уже во второй раз, он с сожалением проехал мимо Белл-Стрит, а когда был уже на полпути к Скотленд-Ярду, его радиотелефон вдруг начал звонить. Он осторожно снял трубку. — Уэст. — Вызываю главного следователя Уэста. — Уэст слушает. — Это отдел информации, сэр. Поступило еще одно сообщение об инциденте в Эдмонтоне, в местном парке. Ожог кислотой, сэр. Эдмонтон! В северной части Лондона. — Есть сильно пострадавшие? — поинтересовался Роджер. — Да, сэр. Девушка получила серьезные ожоги. — Старший инспектор Мориарти все еще в Ярде? — Он здесь, рядом со мной, сэр. — Передайте ему трубку, — велел Роджер и минутой позже отдал распоряжение: — Мориарти, поезжайте прямо сейчас в Эдмонтон, слышите? Я договорюсь с вашим отделением. Позвоните мне в Ярд, когда выясните ситуацию. — Есть сэр! Как думаете, могли они успеть за это время добраться из Уимблдона в Эдмонтон? — вопрос выдавал нетерпение, энтузиазм Мориарти и неожиданный недостаток опыта. — Пожалуй, да, — сказал в ответ Роджер. Повесив трубку, он ехал в машине и хмурился. Мориарти уверен, что здесь работает организованная группа. Если он отправится только за тем, чтобы найти подтверждение своей версии, на его суждения нельзя будет полагаться, он не сможет воспринимать факты беспристрастно. К нему нужно присмотреться повнимательней. Что бы, например, он сказал, узнав о фотосъемке в Патни? Постепенно на душе у Роджера становилось спокойнее: хочет он того или нет, но дорога в Скотленд-Ярд ему этой ночью все равно уготована. Мысленно он представил себе лицо жены, когда он скажет ей, почему не пришел ночевать домой, — таким же недовольным, даже неприязненным, оно было сегодня утром. — Лучше бы ты не брался за это дело, Роджер, — сказала она. Он мог, конечно, возразить, но это ее больное место; ему не хотелось ее тревожить, поэтому он поцеловал ее в лоб и отделался шуткой: — Плетью обуха не перешибешь. Но шутка ее не развеселила. А сказанная им минутой позже загадочная фраза: «Надеюсь, вы, двое, скоро подрастете» была предназначена не только для мальчиков, но и для Дженет. До Скотленд-Ярда он добрался чуть позднее двух часов ночи и тотчас же направился в пункт первой помощи. Сегодня там дежурил здоровенный верзила-сержант. Одна из кроватей была занята человеком с забинтованной головой. — Утихомиривал пьяного, — пояснил дежурный. — Давайте-ка поглядим вашу руку, сэр… не можете поднять немного выше?… Попытайтесь… Так, давайте я помогу вам снять жилет… Лучше? — он мял и щупал плечо. — Больно?… А-а, вот оно где, да? Это ушиб, никаких признаков перелома, уверяю вас. Я вотру вам мазь, она должна помочь. Дайте этой руке покой на день-два, я бы на вашем месте взял шофера на это время… — у него были большие, сильные и ласковые руки. — Голова болит? Должна болеть, смею утверждать, шея несколько затвердела, потеряла подвижность, но это я скоро смогу поправить… Вот и все, сэр. Пара таблеток аспирина, глоток виски, и вы в норме, если побережете свое плечо… Еще кого-то облили кислотой, да? Их бы этой кислотой, голой бы задницей да в нее… Беда, ежели молодым приходится вот так в парке встречаться. Разве найдется дурак, который предпочтет парк постели? Понимаете, сэр, о чем я? — И что вы думаете? — Роджер был очарован собеседником. — Половина из нас, британцев, все еще считает королеву Викторию живой и здравствующей, вот что я думаю. Посмотрите, сколько лишней работы выпадает на вашу долю — мы должны стоять на страже морального кодекса, который кто-то ввел сотни лет назад. Надеюсь, я не очень сумбурно говорю, сэр? Роджер вспомнил Элберта Янга и то острое чувство стыда, которое им владело. — Нет, нормально, — сказал Роджер. — Любая точка зрения интересна. Все, можно одеваться? Он осторожно, с опаской надел рубашку и жилет. — Лучше, сэр? — Немного легче. — У меня тут малость похоже на мастерскую коновала, но вы скоро почувствуете себя лучше. — Спасибо, — Роджер спустился вниз по лестнице и прошел в свой кабинет. Никаких сообщений и посланий не было, но на письменном столе, где недавно сидел Мориарти, лежал один из оставленных им опросных листов. На нем стояли карандашные пометки четким, аккуратным почерком, с наклоном влево — может, Мориарти левша?
Мчась на полной скорости в северную часть Лондона, Мориарти тем временем говорил самому себе со странной, еле сдерживаемой яростью: — Теперь, раз уж я начал, я покажу им, как следует делать такую работу! Надо отдать должное Уэсту — ему не много потребовалось времени, чтобы понять, что я собой представляю. Я для них находка! Роджер, все еще перебирая в голове свои сомнения насчет Мориарти, принялся просматривать лежащий на столе вопросник. Он был озаглавлен так: «ПРЕСТУПНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СРЕДИ МОЛОДЕЖИ». В одном месте карандаш Мориарти спрашивал: «Отчего такой интерес к жертвам?» В конце тем же почерком было добавлено: «Религия, если верующий? Британский подданный по рождению? Временный иммигрант? Страна, в которой родился? Расовая принадлежность? Оплачивала ли третья сторона совершение преступления?» Роджер нахмурился в приливе самокритики. Он подумал обо всем, кроме этого, последнего, что было приписано рукой Мориарти. А ведь это фундаментальные вопросы, которые анкета должна была выяснить. Несомненно, у Мориарти светлая голова и живой ум. Раздался телефонный звонок. — Уэст. — Это Мориарти, сэр! — в голосе молодого человека явственно звучало крайнее возбуждение. — Я звоню вам из Тоттенхэма. Нападение в Эдмонтоне такого же типа, площадь распыления кислоты примерно та же, кислота, можно не сомневаться, концентрированная серная! — Поймали кого-нибудь? — требовательно спросил Роджер. — Улетучились бесследно. — Как девушка? — Очень сильные ожоги. — А парень? — Он не смог удрать достаточно быстро, оставив девушку на произвол судьбы. — Ему не пришло в голову обмыть водой ее и себя? — Нет, сэр, — ответил Мориарти, — но теперь я понимаю, почему вы обратили внимание на то, что те двое парней знали, очевидно, какую штуку с ними проделали. Если смыть концентрированную серную кислоту достаточно быстро, то последствия не так опасны. Они знали — или догадались — сражу же, чем в них брызгали. — Верно, — одобрил Роджер. — Полезно задуматься над этим, не так ли? Стоит там еще задерживаться? — Не думаю, сэр. — Ну, так считайте свой рабочий день законченным, — предложил Роджер. — Встретимся завтра. — Хорошо, сэр! Спокойной ночи. — Спокойной ночи. Про себя Мориарти подумал: «Он явно уверен, что много знает. Но он еще поймет!» Роджер положил трубку, подавил зевок и поднялся, чтобы подойти к окну. Большая часть огней погасла, но некоторые еще горели, сияла реклама, ярко отражаясь в водах реки. Открывающаяся из окна картина дышала каким-то безмолвным очарованием. Несколько автомобилей двигалось по Вестминстерскому мосту, мерцал и туманился тусклый свет их фар; пара в вечерних нарядах шла, взявшись за руки, по дальней стороне набережной. Опять зазвонил телефон. «Дженет, — подумал Роджер, — она не может уснуть». Он прошел через комнату к столу. — Алло. Голос Мориарти произнес: — Простите, что вновь беспокою вас, сэр. — Ничего страшного. Что случилось? — Я… э… не оставил ли я на вашем столе бумаги с карандашными пометками? — Да, — Роджер проглотил смешок. — Я прошу прощения, сэр. Я… Я хотел забрать их с собой. У меня не было намерения вас обидеть, сэр. — Но вы ведь не отказываетесь от того, что написали? — Нет, но я бы, может, нашел какие-то другие слова, если бы… — Мориарти оборвал себя. — В общем, я прошу прощения, сэр. — Я специально посылал людей в каждое подразделение, чтобы собрать предложения, — напомнил ему Роджер. — Дня через два обнаружится, что я еще что-нибудь пропустил. Он закончил разговор, представляя, какое облегчение испытывает его собеседник. И все же было немного грустно от того, что Мориарти явно относился к нему как к очень большому начальнику, старейшине, патриарху. Он опять зевнул, было три часа ночи, не удивительно, что он устал. Можно занять раскладушку наверху… Ерунда! Он поедет домой. Он не ссорился с Дженет, смешно быть таким обидчивым. Он улыбнулся, почувствовав перемену настроения. В конце концов, еще совсем недавно было время, когда… По дороге в Челси он продолжал посмеиваться про себя. Плечо еще давало о себе знать, но голова и спина уже не болели. Он понимал, что теперь, наконец, он всерьез взялся за решение проблемы.
(обратно)
Глава пятая «МАЛЬЧИК» И «ДЕВОЧКА»
Дженет спала, когда Роджер, крадучись, вошел в спальню; она пошевелилась, но не проснулась. Он заснул почти мгновенно и крепко спал, пока его не разбудил какой-то звук или яркий солнечный свет. Постель Дженет была пуста и заправлена; должно быть, уже поздно. Он повернулся, чтоб взглянуть на часы. Без двадцати девять, не так уж и плохо, и слишком рано для Дженет, чтобы заправлять постель. В доме стояли тишина и покой. Мальчишки, конечно, должны были уже уйти, Ричард на телестудию, где он работал, Мартин в свою художественную школу или по картинным галереям и художественным мастерским. Он сам выбрал себе такую жизнь, но пока она мало что давала ему в материальном плане. И Роджер не был даже уверен, что время на его стороне. Роджер поднялся с постели, подошел к лестнице на первый этаж и позвал: — Кто-то есть дома? Ответа не последовало. Набросив на себя что-то, он спустился вниз, в пустую кухню, и нашел на газовой плите возле чайника записку. Включив чайник, он развернул лист бумаги. Дженет писала: «Прости, милый, но меня не будет весь день — загородный выезд бридж-клуба, помнишь? Постарайся не задерживаться сегодня вечером. Там для тебя ветчина, холодное пиво. А кастрюльку нужно только подогреть». Все было правильно, он просто забыл. Он заварил чай, принял ванну, побрился, потом позавтракал — и все это в непривычной тишине. Никто не звонил из Ярда, это тоже было необычно. Никаких других дел, кроме этого, главного, что он не вел, и если бы что-то произошло, ему бы сообщили. Лужайку перед домом нужно было стричь, но косилка, вспомнил он, сломалась. Он надел брюки, рубашку с короткими рукавами и вышел в сад под навес, оставив открытыми двери так, чтобы услышать, если зазвонит телефон. Было влажно, и он весь вспотел, пока чинил и смазывал механизм. Через полчаса он смахнул траву с ножей, обтер их и убрал косилку на место. «Снова нужно в ванну лезть», — подумал он. Вместо этого, несколько остыв, он стал собираться в Скотленд-Ярд, удивляясь, почему нет ни одного телефонного звонка. Он не привык к тому, чтобы его надолго оставляли в покое, и не был уверен, что ему это нравится. Гараж стоял, несколько выдаваясь вперед, сбоку от дома, вход был сзади через низкую дверь. Главные ворота остались настежь распахнутыми — кто-то из мальчиков постарался. Он сел за руль и включил зажигание. Ничего не изменилось, машина, как и дом, казалась мертвой. Он еще раз повернул ключ — никакого ответа: ни рокота, ни вибрации. Может, сел аккумулятор? Надо же этому случиться именно тогда, когда он и так довольно поздно вышел из дома! Он вылез из машины и поднял капот, стараясь беречь левую руку. — Бог ты мой! — воскликнул он. Внутри лежала фотография, но, не удостаивая ее взглядом, Роджер с неописуемым удивлением взирал на двигатель. Все контакты были оборваны. Распределитель зажигания кто-то выдрал напрочь. Провода, ведущие к аккумулятору, также были отсоединены. Удивление медленно сменялось гневом. Желваки заходили ходуном, когда он посмотрел, наконец, на фотографию. Он был снят у дома Янга. Правая рука, непропорционально большая, поднята так, будто собирается обрушиться на мужчину, стоящего дальше от камеры и потому очень маленького. Он потянулся было, чтобы достать фото, но остановился — отпечатки. Отдернув руку, Роджер с горечью подумал, что можно биться об заклад на большую сумму, — газеты уже получили копию. Он медленно направился в дом к телефону.А еще раньше этим же утром Элберт Янг вышел достать газеты и почту. Он еще не был на заслуженном отдыхе, содержал небольшую судостроительную верфь, а при ней магазинчик, где продавал все необходимое для этого дела. За прошедшие годы к строительным деталям добавились комплекты для пикника, садовый инвентарь, домашняя утварь и некоторые механизмы. Когда-то у Янга был партнер, но уже давно их пути разошлись. Теперь он вел дело вместе с женой, да временами им помогала Хелина. Сам Янг работал ровно столько, сколько хотел и когда хотел, предпочитая лучше сидеть допоздна, чем вставать рано утром. Нынче он уснул тяжелым сном, как только лег, и проснулся минут десять назад. Жена все еще была в постели. Злой, мрачный, с тяжелым сердцем и горькими мыслями, Янг достал письма и газеты, зевнул и направился с ними на кухню. Он поставил чайник и принялся за почту. Сразу же бросилась в глаза глянцевая фотография на одной из газетных страниц. Он поднес ее ближе, чтобы разглядеть, все тело его выражало напряженное внимание. Это была фотография мужчины, почти обнаженного, со спины. И лицо его дочери, с глазами, расширенными от ужаса, с искаженными чертами. Не могло быть никаких сомнений в том, что это Хелина. Замедленно, мучительно двинулись губы Янга. — Шлюха, — отчетливо произнес он. — Шлюха! Взяв газету, он отправился в спальню и стал будить жену.
Роджер добрался до Ярда лишь без четверти двенадцать и почти сразу понял, что вокруг него возникла какая-то особая атмосфера. Он стал предметом повышенного внимания, все сворачивали со своего пути, чтобы подойти поближе и убедиться, что это действительно он. Роджер зашел в свой кабинет, нашел на столе несколько записок — обычный набор сообщений, и с десяток анкет, которые он посылал по подразделениям Скотленд-Ярда. Все записки были краткими. «Звонил начальник отдела Коппелл». «Звонил следователь Дейви из Центрального северного отделения». «Начальник отдела Коппелл просил позвонить ему». «Звонил старший инспектор Мориарти». «Звонил следователь Уиндлзам из Чарлтонского отделения». «Вас срочно хочет видеть начальник отдела Коппелл». Роджер опустился в кресло и набрал номер Коппелла. Ответила секретарша: — Кто это? — Главный следователь Уэст. — О! Слава Богу, мистер Уэст! — Я все еще нужен? — Да, и немедленно! — Сейчас буду, — ответил Роджер. — А почему вы не позвонили мне домой? — Мы знали, что вы вчера пострадали, мистер Уэст, и не беспокоили вас. — А-а, — протянул он и, повесив трубку, спустился вниз на один этаж. Он уже почти дошел до кабинета Коппелла, когда его остановил другой следователь, просматривавший утренний выпуск «Ивнинг Глоб». — Видел это, Красавчик? Он сунул газету Роджеру под нос. «Это» была фотография, та самая, которую он достал из машины сегодня утром. Заголовок гласил: «СЛЕДОВАТЕЛЬ УЭСТ У ДОМА ЖЕРТВЫ ПРЕСТУПЛЕНИЯ». Он поморщился. — Ты собирался вмазать ему или защищался? — спросил хозяин газеты. — Ни то, ни другое, — кисло ответил Роджер. Он вошел к Коппеллу в тот момент, когда секретарша — высокая, чопорная, в очках со светлой оправой, — выходила из дверей, ведущих в святая святых — рабочий кабинет шефа. — О, мистер Уэст, — она взглянула через плечо. — Здесь мистер Уэст, сэр. — Пусть войдет. Коппелл, тяжелый, с унылым лицом, сидел за большим квадратным столом. Как и его непосредственный предшественник, он вышел из рядовых и чувствовал себя несколько неловко в положении начальника отдела сыска в Ярде. Он всегда был слишком тщательно выбрит, слишком хорошо подстрижен, чересчур аккуратно одет. — Садитесь, — пригласил он. — Думал, вы сильно пострадали. — Это преувеличение, — отозвался Роджер. Помолчав, Коппелл протянул через стол номер «Ивнинг Глоб». — Видели? — Да, только что, — осторожно сказал Роджер. — Были основания так жестоко действовать с этим человеком, с Янгом? — Я не действовал жестоко в отношении его. — Фотографический трюк? — поинтересовался Коппелл. Вопрос был задан в общем-то шутливо, но Роджер почувствовал прилив злости. Отчего это Коппелл пришел к такому заключению? Догадка озарила его почти мгновенно. — Вместе с газетой пришло письмо? — спросил он. — Да, — кивнул Коппелл. — Его принес курьер, сказав, что какой-то мужчина попросил передать и заплатил за это. Автор хочет знать, хорошо ли с нашей стороны так запугивать свидетелей. — Письмо анонимное, я полагаю, — язвительно произнес Роджер. Хмурый взгляд Коппелла стал сердитым; помолчав, он бросил через стол рукописные каракули. Роджер потянулся за ними левой рукой и поморщился. Он прочитал эту пачкотню и подпись внизу — Э. Янг, отдал обратно и сказал: — Уверены, что это писал Янг? — А разве нет? — рыкнул Коппелл. — Сомневаюсь, — спокойно ответил Роджер. — Это довольно легко проверить. Он замолк в ожидании, а Коппелл, видимо, стал еще мрачнее. Пауза оказалась странно напряженной, и за это время Роджер понял, что ситуация может быть серьезнее, чем он думал. Ведь Коппелл его начальник. Он подвинулся в кресле, стараясь расслабиться, спокойно объяснить все, что случилось. Он пересказал разговор с Мориарти и продолжил: — Если здесь и правда действует банда, то она либо разбита на группы, либо вчера вечером разделилась. Один человек не мог одновременно делать этот снимок и обливать кислотой пару в Эдмонтоне. Коппелл потер подбородок. — Да, верно, — он помолчал. — Здорово вам досталось? — Ударил плечо, вот и все. Я вчера поздно вернулся, и жена не стала будить меня утром. — Мудрая женщина, — искренне проговорил Коппелл, явно поднимая оливковую ветвь. — А как вы представляете ситуацию в целом? Думаете, эти нападения связаны между собой? — Сомневаюсь, — ответил Роджер, — хотя все возможно. Вероятнее всего, некоторые из этих молодых шалопаев хотели просто порезвиться, развлечься немного. — Развлечься? — переспросил Коппелл. — Брызгать кислотой — это вы называете развлечением? — Но некоторым балбесам, у которых извращенное чувство юмора, это может показаться забавным, — пояснил Роджер. — Мы могли бы получить ниточку от Уайнрайта, который в больнице, или от парня, пострадавшего в Челси, который сбежал. Оба явно знали, что использовалась концентрированная серная кислота, иначе не бросились бы сразу к воде. Возможно, существуют две враждующие банды или две фракции в одной банде, которые поссорились между собой, а жертвы, скажем, принадлежат той или другой из них. Я займусь Уайнрайтом, как только будет можно. Мы также попробуем что-нибудь узнать от парня, которого схватили в Шепердс-Буш, я сам съезжу, погляжу на него. — Надо поторопиться, — сказал Коппелл. — Сегодня его дело будет рассматриваться, а суд очень занят. Вас просили приехать не позднее часа дня. Было уже десять минут первого. — Тогда я, пожалуй, пойду. У вас все, сэр? — Пока да. Есть какие-то ответы на вашу анкету? — Есть несколько. Правда, я еще не успел их посмотреть, — Роджер поднялся, направился к двери и вдруг воскликнул: — Боже мой! Я забыл рассказать вам о моей машине… Коппелл выслушал, сердито хмуря брови, а когда Роджер закончил, сказал: — Так они объявили нам войну? — Или лично мне. — Ну что ж, не позволяйте им выигрывать. — Не позволю, если получится, — автоматически проговорил Роджер. Он подошел к двери. — Неплохо было бы, сэр, перевести молодого Мориарти сюда из его отделения. Если будет необходимо, я могу пообещать им замену? — Да, — согласился Коппелл. — Сообщите мне о вашем решении, — он внезапно встал. — Бросьте все ради раскрытия этих преступлений с кислотой! Мы не можем стать предметом насмешек. «Предметом насмешек!» — повторил про себя Роджер, когда залезал на заднее сиденье машины и шофер закрывал за ним дверцу. «Предметом насмешек!» Некоторым людям обливание серной кислотой, да при таких пикантных обстоятельствах, показалось бы чрезвычайно забавным. Особенно людям с садистскими наклонностями в характере… Некоторым идиотам смешными показались бы даже более мелкие инциденты. В общем, кому-то явно захотелось сделать из него дурака — и машина, и фотография, и письмо — все использовалось для этого, если только Элберт Янг действительно не написал сам в Ярд. Но чем больше Роджер думал об этом, тем менее вероятным ему это представлялось. «Предметом насмешек»… «Они объявили нам войну», — сказал Коппелл. Конечно, ничто не могло так раздразнить публику, как сообщение о неудаче полиции, весть о том, что ей не удалось быстро решить возникшую проблему. Некоторые будут шокированы и испуганы этим преступлением, другие разглядят в нем суровый знак ветхозаветного предзнаменования божьей кары. И те, и другие начнут писать, осыпая бранью неэффективные действия полиции. Роджер понимал, что если не будет внимательным, то легко может уйти от главного вопроса — активизации преступности среди молодежи. Было ли данное дело — могло ли быть — замыслено и предпринято специально, чтобы ввести полицию в заблуждение, сбить ее со следа? Он повторил вслух этот вопрос, но не смог ответить даже самому себе. Он лишь знал, что такое могло прийти кому-нибудь в голову. Роджер открыл папку с анкетами и просмотрел то, что в ней лежало. Все, кроме одного из десятка отделений, приславших свои замечания и предложения по анкете, включили дополнительные вопросы о религиозной и расовой принадлежности; и больше ничего нового, что могло бы представлять интерес. Роджер закончил работу как раз тогда, когда машина повернула на узкую улочку, где располагалось здание полицейского управления Шепердс-Буш. Начальник гарнизона Эллис, высокий, бледный, сухой и неприветливый в обращении, был несколько раздражен тем, что Роджер прибыл так поздно. Судья попался дотошный, норовистый, и Эллис не ожидал еще и дневного, повторного заседания. Между тем задержанный отказывался говорить, в установлении его личности они не продвинулись ни на шаг. — А он сам как-то себя назвал? — спросил Роджер. — Не настоящим именем… назвался Джоном Смитом. — Думаю, он вполне может быть Джоном Смитом, — задумчиво пробормотал Роджер, усиленно сгоняя с лица выражение неприязни. — Можно мне поговорить с ним? — Я отправлю кого-нибудь вас проводить. Камеры были хорошо освещены, но, как ни странно, казались темными. Ключи слишком громко звякали в руках дежурного полисмена. Юноша с длинными светлыми волосами сидел на кровати. У Него было неожиданно тонкое, выразительное лицо с прекрасными карими глазами и загнутыми вверх ресницами. Он сидел неподвижно, пока дверь не открылась, потом вдруг вскочил и бросился через камеру в отчаянной, но тщетной попытке вырваться отсюда.
(обратно)
Глава шестая СУДЕБНОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Роджер и сопровождавший его инспектор уголовного розыска одновременно и почти инстинктивно преградили путь парню. Дежурный в коридоре захлопнул дверь, и, как только она клацнула, юноша бросился к инспектору и в бессмысленной ярости стал его бить и пинать. Роджер обхватил буяна сзади. Тяжело дыша, тот повалился назад, глаза дикие, губы скривились, обнажая зубы. — Вызовите врача, — приказал Роджер дежурному. — Есть, сэр! — Врача, — проворчал инспектор, костлявый человек с гладко выбритыми щеками и широкими скулами. — Ему бы смирительную рубашку! Теперь парень стоял возле кровати, дрожа всем телом. Пока дежурный торопливо шел по коридору, Роджер достал сигареты, предлагая закурить. Юноша взял одну трясущимися руками. Роджер протянул пачку инспектору, но тот буркнул: — Не курю. Щелкнув зажигалкой, Роджер дал прикурить задержанному — тот глубоко затянулся. Видно, что курит уже не первый раз. До сих пор никто не поинтересовался этим парнем, никто его не искал, не беспокоился. Он был худ, даже, пожалуй, истощен, но на вид вполне здоров. Роджер сел на кровать. — Чем тебя обидел Кобден? — Кто? — Кобден. — Кто такой Кобден? — Приятель Бетти Смит. — Бетти? Какой Бет… — начал парень и замолчал, кусая конец сигареты. — А, эти ребята. — Да. — Да это… это была просто шутка. Хохма, для понта. — Для понта! — эхом откликнулся инспектор. — Ты хочешь сказать, что не знаком с ними? — Черт! Нет, конечно. — Зачем было тогда на них нападать? — Я же сказал — для понта. — А другие кто? — Какие другие? — Двое, что были с тобой? Парень перекатил сигарету из одного угла рта в другой. — Просто ребята. — Так значит, «для понта»? — Да. — И часто вы так забавляетесь? — Когда бывает настроение, — неохотно выдавил парень. — Если вы думаете, что я выдам своих ребят, то вы глубоко ошибаетесь. — Они будут следить за тобой, так ведь? Будут на суде, услышат, как адвокат выступит в твою защиту и объяснит, что все это было сделано в качестве хохмы, для понта. — Но так оно и было. — Как тебя зовут? — будто случайно спросил Роджер. — Попробуйте сами узнать! Роджер засмеялся. — Это не составит большого труда. Одна фотография в газете или по телевидению, и множество людей опознает тебя. Зачем отнимать наше время и наживать себе неприятности? — Меня зовут Джон Смит, — упрямо сказал парень. — Где ты живешь? — Сами найдите. В установившейся тишине стали слышны шаги, появился дежурный, а вместе с ним врач, очень молодой человек среднего роста. Дежурный, уже не первой молодости, тяжело дышал. Врач с интересом взглянул на Роджера и спросил: — Что случилось? — Я хотел бы убедиться, что задержанный в состоянии присутствовать на заседании суда. — Чтобы установить это, потребуется много времени. — Я имею в виду, может ли он выдержать пять минут на скамье подсудимых. — Да ведь очевидно же… — начал инспектор и замолк под взглядом Роджера. Врач проверил пульс «Джона Смита», прослушал стетоскопом его грудную клетку, исследовал офтальмоскопом глазное дно и сложил свои инструменты. — Ни пять, ни десять минут на скамье подсудимых не причинят ему никакого вреда, — произнес он с глуповатой уверенностью. — Любой бы сказал, что он устроил тут спектакль, — одним махом выдохнул инспектор. Роджер пристально посмотрел на парня, и тот ответил ему сердитым взглядом. Через двадцать минут он поднялся по ступенькам на скамью подсудимых, позади — охранник, рядом — полисмен. Ложа для прессы была заполнена, в воздухе висело напряжение, хотя в зале для публики находилось не более десятка человек. Один из инспекторов полиции томился во время предварительного допроса, нетерпеливо ожидая процедуры принесения присяги. Пожилой судья с волосами песочного цвета казался странно съежившимся на фоне обшитой темными панелями стены. — Его имя? — Называет себя Джоном Смитом, — доложил собравшимся секретарь суда. — Хм-м. Кажется, я где-то слышал это имя, — раздалось несколько приглушенных смешков. — Может ли Джон Смит что-то сказать по поводу обвинения в оскорблении действием? — Нет, ваша честь. Парень безучастно смотрел вниз на медную перекладину перед собой. — Обстоятельства ареста, пожалуйста, — сказал судья. Молодой констебль принес присягу и официальным языком изложил обстоятельства ареста по обвинению в нанесении телесных повреждений, и, когда он говорил, Роджер заметил, как задержанный осматривается вокруг из-под опушенных ресниц. Свидетель отступил назад, и его место занял инспектор. — … и если ваша честь не будет возражать, мы бы хотели вернуть арестованного под стражу, чтобы закончить расследование. Мы надеемся… — Хорошо, — судья сурово посмотрел на юношу. — Вы, Джон Смит, арестованы сроком на восемь дней, а по истечении этого времени, я советую вам… — Держи его! — крикнул Роджер. Схватившись за перекладину, парень внезапно перепрыгнул через загородку, отделяющую скамью подсудимых от зала. Легко увернувшись от охранника, пытавшегося его схватить, он со всего маху налетел на остолбеневшего полицейского и ринулся к судье. Во время последовавшей за этим короткой, но жаркой потасовки судья с достойным уважения спокойствием сидел и ждал, пока арестованного не скрутили в двух-трех футах от него. — Постановляю: за время задержания провести медицинское обследование обвиняемого, — произнес он. — Отпустите его, пожалуйста.Циничный инспектор уголовного розыска промямлил неверным голосом: — Вы ожидали чего-нибудь в этом роде, сэр, да? — Почти ждал, — сказал Роджер. — Нам не следует рисковать. Если задержанный склонен к насилию — потому ли, что не может сдержаться, потому ли, что разыгрывает спектакль, — нужно немедленно звать врача. — Вы думаете, сэр, он и правда больной? — Если он не болен, то я хочу знать, почему он разыгрывает из себя помешанного, — ответил Роджер. — Может, просто «для понта», — предположил инспектор с мрачным видом. — Скорее всего, он страшно перепуган. Хотелось бы знать, почему, — сказал Роджер и подумал: «Для понта… понт?… понт?»
Роджер ехал в Уимблдон через Хэммерсмит, мимо грязных, закопченных магазинчиков и низких домов, стоящих вдоль Фулемского шоссе, по широченному мосту через Темзу, с обеих сторон которого видна была блестящая гладь реки; две четырехвесельные лодки стартовали в этот момент с того самого места, с которого ежегодно начинаются оксфордские и кембриджские лодочные гонки, и несколько десятков человек стояли под солнцем, растянувшись вдоль трассы. Где-то здесь, неподалеку, должен быть магазин Элберта Янга. Роджер не знал, где именно. Он сидел на заднем сиденье машины. Когда они въезжали на Патни-Хилл, вдруг заработал радиотелефон: — Вызываю следователя Уэста. Роджер поднял трубку. — Уэст слушает. — Вам сообщение от старшего инспектора Мориарти, сэр. Он сейчас в Уимблдоне и был бы очень признателен, если бы вы подъехали туда. — Передайте, что я буду минут через десять. — Хорошо, сэр. — Узнайте, там ли следователь Слоун. — Сейчас, сэр, — наступила короткая пауза, прежде чем другой голос ответил: — Слоун слушает. — Разошлите запрос по всем подразделениям, не известен ли им человек по имени Понт, связанный с молодежными клубами или подобными им организациями. Передайте по телетайпу, ладно? — Сделаю, сэр. Кажется, я слышал такое имя в этой связи. — И я тоже, но не могу вспомнить, — сказал Роджер. Он повесил трубку, откинулся назад и посмотрел на новые дома и жилые кварталы, выросшие на месте стоявших здесь прежде особняков в викторианском стиле. Дорога здорово изменилась со времен его молодости, но зелень по-прежнему густо росла здесь, узкие тропинки бежали между рядами деревьев и кустарника. Шофер затормозил перед поворотом, тут стояла полицейская машина, а возле нее человек в форме. — Я провожу вас к мистеру Мориарти, сэр. Роджер кивнул. Обе машины выехали на обочину и затряслись по неровной земле, прокладывая путь к оцепленному полицией месту. Это был участок, густо заросший папоротником, молодыми деревцами и кустарником. Роджер пешком направился туда, где стоял Мориарти. При ярком солнечном свете он выглядел внушительно — непоколебимый представитель власти. — Добрый день, сэр. — Что вы нашли? — спросил Роджер. — Еще три следа, мы снимаем с них слепок, — ответил Мориарти. — И вот это, сэр. Он протянул небольшой коробок спичек, смятый и раздавленный, но печатные слова на нем легко читались:
ЛУЧШИЙ ОТДЫХ И РАЗВЛЕЧЕНИЕ ВЫ ПОЛУЧИТЕ В ПОНТ-КЛУБЕ!
Роджер повертел коробок в руках, открыл, увидел несколько спичек с красноватыми головками и больше ничего. Никаких записей, никаких адресов. — Отпечатки пальцев? — Ни одного, сэр. — Странно. — Нельзя точно сказать, сколько эти спички здесь провалялись, — сказал Мориарти, — но я думаю, со вчерашнего вечера. Почти наверняка. — Почему вы так уверены? — Они лежали поверх одного из следов. — Значит, нам остается лишь убедиться, что следы сделаны вчера вечером, — хмыкнул Роджер. — Вы видели фотографии? — Да, — ответил Мориарти и добавил с мрачным видом: — Элберт Янг тоже получил одну. — Неужели? — с горечью проговорил Роджер. — У вас нет образца его почерка? — Нет. — Мне он нужен, и побыстрее, — сказал Роджер. — А что слышно о его дочери? — Она все еще в больнице, — Мориарти с большой осторожностью засовывал коробок спичек в полиэтиленовый пакет. — Папаша — образец суровой викторианской морали. Я все закончил здесь, сэр. Если вы не… — Давайте поедем, навестим Янга, — предложил Роджер. Не было никакой уверенности в том, что Янг примет их, сделает это если и без удовольствия, то хотя бы из вежливости. Но, когда Роджер увидел возле дома с десяток глазеющих зевак, сердце его упало; может, Янг вообще не откроет им дверь. Но он открыл, и Роджера поразили темные круги вокруг его глаз — свидетельство бессонницы и страданий. — Если я отвечу на ваши вопросы, уберете ли вы… уберете ли вы эту свору шакалов от моих дверей? — Янг смотрел вопрошающе. — Мы сделаем все возможное для того, чтобы вас не беспокоили, — пообещал Роджер и, как только они вошли и дверь закрылась, спросил: — Зачем вы послали эту фотографию из газеты в Скотленд-Ярд, мистер Янг? Янг повернул голову: — Я никуда никаких фотографий не посылал. Я разорвал эту мерзость в клочья. — Это не ваш почерк? — Роджер протянул письмо, которое ему передал Коппелл. Янг взглянул и, немедленно пройдя в комнату, взял с небольшого письменного стола незаконченное письмо. — Вот мой почерк, — резко бросил он. — Разве это похоже? Трудно было представить что-либо менее сходное; Роджер держал в руках каракули; письмо, взятое со стола, было написано красивым, разборчивым и аккуратным почерком. Он явно был предметом гордости обладателя. Бумага помечена специальным штампом: «Элберт Янг, судостроитель, владелец магазина». Янг с нескрываемым удовольствием наблюдал, как менялось выражение лица Роджера, потом рассмотрел подпись внизу и, словно удивившись, воскликнул: — Кому могло понадобиться мое имя? — Найдем, — сказал Роджер. — Вы знаете человека по имени Понт, мистер Янг? — Понт? — Янг задумался. — Я знал когда-то в школе мальчика с таким именем. Лет тридцать пять прошло с тех пор, как я его видел. — А вы не слышали, чтобы ваша дочь упоминала в своих разговорах Понт-клуб? — Нет. И я больше ничего не хочу знать о своей дочери. — Мне очень жаль, что вы так все воспринимаете, сэр. Я уверен, она бы оценила вашу помощь. — Роджер замолчал и задал еще один вопрос: — А вы не знаете, были ли у нее друзья — юноши, которые отличались чрезмерной ревнивостью? — Я не знаю ее друзей. Она отвергла мое покровительство много лет назад, мать поощряла ее в стремлении к независимости. Поскольку она не обращала на меня никакого внимания, то не было смысла ей что-то говорить, не так ли? Единственное, что я знаю, так это то, что таких мерзких романов у нее могло быть с десяток. — Как вы полагаете, ваша жена могла бы нам помочь? — нетерпеливо спросил Роджер. — Могла бы. Но она в больнице, и я представления не имею, когда вернется. В общем-то, она может уйти насовсем, остаться у родственников. Я… — Янг замолчал, вскинул голову, прислушиваясь. — В дверях ее ключ. Если вы хотите поговорить с ней, пожалуйста, пройдите в другую комнату. Он направился к двери, но прежде, чем дошел до коридора, кто-то торопливо вбежал в дом. Глянув поверх седой головы Янга, Роджер увидел девушку с повязкой на лбу и кусочками пластыря на щеках. Она была молода и несомненно привлекательна. Прежде, чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, она закричала: — Где мамочка? Она здесь? Здесь? Она ушла из больницы, сказала, что лучше убить себя, чем терпеть такие страдания! Она здесь?
(обратно)
Глава седьмая ПОНТ
Отец и дочь стояли лицом к лицу — враждебные, ожесточенные. Роджер наклонился к Мориарти и шепнул: — Вы знаете, как выглядит миссис Янг? — Да. — Объявите общую тревогу через это и соседнее отделение полиции, — тихо произнес Роджер, — пусть возьмут под контроль пруды, реку — вы знаете. — Хорошо! — Мориарти бросился к двери мимо девушки. Отец и дочь продолжали разговор — девушка высоким, звенящим на истерической ноте голосом, мужчина почти рыча, но Роджер не разобрал ни слова, пока отдавал указания. Теперь слова обрели форму: — … это ты виноват, только ты! — Как ты смеешь повышать на меня голос! — Если она себя убила, ее смерть будет целиком на твоей совести! — кричала девушка. — Это ты ее довел до этого! — Если она умрет, то только от стыда за тот позор, который ты навлекла на своих родителей, на свой дом! — Это твоя вина! О, боже, боже, где она?! — девушка развернулась, вцепилась в Роджера и крикнула: — Вы можете ее найти?! Можете пойти и поискать ее?! — Мы уже начали поиски. Мы найдем ее, — уверенно пообещал Роджер. — Разве вам не следует быть в больнице? — Мне пришлось уйти, пришлось разыскивать ее! — Если твоя мать умрет от стыда, это будет на твоей совести, — низким, торжественным голосом проговорил Янг, словно произнося проповедь с кафедры; будь у него борода, он мог бы сойти за одного из пророков Ветхого завета, грозящего людям адским пламенем. — Покинь этот дом, пока стыд не погубил нас всех! У Хелины перехватило дыхание, будто внезапная, невыносимая судорога прошла по горлу. У нее были очень красивые бархатно-синие глаза, не пострадавшие от кислоты, и губы тоже остались нетронутыми. Они кривились, не подчиняясь ей, казалось, она дрожала всем телом. — Ты слышала меня? — вновь провозгласил отец. — Ты… ты хочешь этого, — сказала она дрожащим голосом. — Ты действительно этого хочешь. И это ты прогнал маму. Ты… Она замолчала, переводя дыхание и не отрывая взгляда от отца. В этот момент вошел Мориарти. Губы девушки раскрылись, готовясь что-то произнести. Казалось, тишина стоит очень долго. Наконец хрипло прозвучал ее голос: — Папочка, пожалуйста, пожалей маму. Можешь делать со мной что хочешь, только не трогай маму. Янг оставался непреклонен и беспощаден: — Твоя мать сделала выбор, я не заставлял ее. Так же, как и тебя. — Нет, — тяжело дыша, сказала Хелина. — Ты не можешь быть таким… жестоким. Не можешь быть таким жестоким! Янг стоял, глядя ей в глаза. Слезы появились в них. — Что с тобой произошло?— заплакала она. — Отчего ты так переменился? Ведь ты был когда-то таким добрым! — Когда-то ты была моей дочерью. Опять наступила полная тишина. Потом девушка повернулась и выбежала из комнаты. Роджер увидел, как Мориарти почти инстинктивно последовал за ней. Сначала ее, потом его шаги отчетливо прозвучали в коридоре, на крыльце. Янг смотрел в открытую дверь с тяжелым лицом, крепко прижав руки к бокам. В глазах, так похожих на глаза дочери, пылала боль. Гнев и неприязнь, овладевшие Роджером, постепенно затухали, и он почувствовал странную жалость к этому человеку. — Мы найдем вашу жену, мистер Янг, — сказал он тихо и спокойно. — Не думаю, что вам следует беспокоиться. Когда женщина вне себя, угроза покончить с собой может ничего не значить. Вы весь день будете дома? Янг не ответил. — Будете дома, сэр? Янг даже не взглянул в его сторону. Трудно было понять, слышит ли он вообще хоть слово. Роджер оставил его в покое и направился к двери. Толпа теперь составляла человек тридцать-сорок, впереди стоял человек с фотоаппаратом; пресса казалась временами эдаким вампиром. Щелкнула камера. Мориарти вел разговор с сыщиком в штатском, стоя возле полицейской машины; девушки не было видно. Один полисмен сидел за рулем, другой стоял у дверей дома; Роджер поманил его, и они вернулись в прихожую. — Вы хорошо знаете эту улицу? — Это мой район патрулирования, сэр. — Знаете что-нибудь о Янге и его соседях? — У него здесь нет друзей, сэр… У миссис Янг есть, а у него нет, насколько я знаю. Он стал в последнее время немного… фанатичным, что ли. — Сам по себе? — Да, сэр. Ни к какой секте он не принадлежит, если вы это имеете в виду. — Но должны же быть у него какие-то друзья, — настаивал Роджер. — Ну… у него был раньше партнер, мистер Джозефс, по торговому делу, здесь, возле реки. Теперь каждый сам по себе. Янг стал к тому же продавать садовые инструменты, смазочное масло, все необходимое для уик-энда на реке. Дело не такое уж большое, он ведет его один. У Джозефса тоже свой бизнес, но они сохранили какие-то отношения. Были когда-то близкими друзьями, потом, несколько лет назад, Янг вдруг повел себя странно, всех против себя настроил. — А что из себя представляет Джозефс? — Вполне разумный человек, сэр. — Думаете, он все забыл и простил? — Я могу сходить, поговорить с ним, если хотите, — сказал полисмен. Ему было к шестидесяти, и выглядел он на свои годы. Мягкость и предупредительность сквозила в его манерах. — Думаете, стоит опасаться, что Янг наложит на себя руки? — Кто может знать. — Я быстро, сэр. Роджер вернулся в дом. Элберт Янг сидел за письменным столом, положив на него руки и глядя прямо в календарь с изображением берега Темзы, висящий на уровне лица. Глаза Янга казались одновременно и горящими, и угасшими, будто его пытали огнем и серой. — Мы сообщим вам, как только получим новости о вашей жене, — пообещал Роджер тихим голосом. Непонятно было, слышит ли его Янг. Роджер повернулся и вышел. Мориарти мог бы оставить здесь человека или прислать соседа, или даже вызвать врача. Трудно иной раз решить, где кончается служебный долг и начинается обычное человеческое сочувствие. Но ведь предотвратить самоубийство — прямая обязанность полиции, это ясно как день. Сидящий в машине полисмен крикнул ему: — Они нашли миссис Янг, сэр! — Что с ней? Она пострадала? — быстро спросил Роджер.Эгнис Янг чувствовала стеснение в груди, странные картины, смешиваясь, теснясь, громоздились перед ее взором, острая боль засела в голове. Она провела в больнице с дочерью около часа. Боль все усиливалась, и она поднялась со словами: — Мне нужно идти, дорогая. Все у тебя будет хорошо, не беспокойся. Она понимала, что ее поведение должно казаться Хелине странным, но ничего не могла поделать; она чувствовала, что нужно уйти. Выходя из палаты, она пробормотала: «Я убью себя. Ничего больше не остается». Слегка дремавший больной услышал ее слова. Она быстро шла по коридору, ничего не видя перед собой, и повторяла: «Он никогда не простит ее. Никогда. А я не смогу так жить. Я убью себя, вот что я сделаю». Медсестра тоже услышала, как она это сказала. За ее спиной пополз шепоток тревоги и слухов, которые вернулись к дочери, но к этому времени миссис Янг уже была на улице. Бесконечным потоком неслись машины; оглушительно ревя, катились мимо грузовики, словно чудовище с раскрытой пастью надвигался на нее автобус. Шум, шум, шум… Что-то влекло ее и в то же время останавливало. Шум, шум, шум… Он был похож на голос Элберта, такой же глухой, скрипучий, безжалостный: «Она мне больше не дочь. Если хочешь видеть ее, то оставь мой дом. Я сказал тебе, что запрещаю с ней встречаться. Она шлюха». Шлюха, шлюха, шлюха… Шум, шум, шум, шум… Рокот, рокот, рокот, рокот… Крутятся колеса, катятся мимо красные монстры, визжат тормоза, кричат люди. Шум, шум, шум. К ней подошел человек, дотронулся до нее, заставил двинуться с места. Шум… шум… шум… Он затухал, стал слабее, мягче. «Мамочка, прости меня, прости… Я люблю его… Я правда очень его люблю… Я не хотела… Мамочка, не плачь, пожалуйста. Папа не думает так на самом деле, он не может так думать». Папа, папа, папа, Элберт, Элберт, Элберт, шум, шум, шум, шум. Перед ней была река — широкая, гладкая, зовущая. Единственный звук слышался теперь — звук плещущейся о берег воды. Качались на волнах несколько бревен. На пирсе сломаны перила. Иди, иди туда, вода облегчит боль, утешит тебя. Иди, иди, иди туда. Вода была красива, прохладна, она доходила ей до щиколоток, до колен, до талии, прохладная, ласковая. Она слышала шум, голоса, крики, свист, но все звуки, все страхи и опасения остались теперь позади. Вода доходила ей до груди, плескалась о подбородок. Теперь все будет хорошо. Перед ней появилось лицо — лицо плывущего мужчины. Внезапно появился еще один человек в лодке, сбоку от нее. «Осторожно». «Все будет хорошо». «Держите ее». «Позвольте, я помогу вам, мадам». «Позвольте мне помочь…» Они пришли, чтобы отобрать у нее чудесную прохладу, успокоение. Она поняла это и пришла в бешенство. Страх, гнев и еще какое-то более глубокое непонятное чувство овладели ею. Подавляемое многие месяцы отчаяние вдруг хлынуло наружу. Она ударила по чужому лицу, толкнула лодку, вода сомкнулась над ее головой, и она глотала, глотала ее. Глаза были открыты, но ничего не видели. Чужие руки хватали и тащили ее, но она ничего не чувствовала. Отталкивая их, она глотала воду, и легкие наполнялись ею. Она не знала, что люди в лодке уже поднимали ее из воды, и пловец стоял теперь рядом. — Как она, в порядке? — спросил Роджер. — Ее достали из реки, — ответил полисмен, сидевший у радиотелефона. — Пришла в себя после искусственного дыхания. — Где она? — Направляется в больницу на скорой помощи. — Лучшее место для нее, — Роджер повернулся к Мориарти, стоявшему рядом, и сказал: — Это семейство в очень тяжелом положении. — Какой это ад для дочери — жить с такими родителями! — заметил Мориарти. — Сколько времени это могло у них длиться? — Слишком долго. — Где девушка? Мориарти, поколебавшись, собрался, видимо, с духом и произнес подчеркнуто официальным тоном: — Я подумал, что ей лучше пока перебраться туда, где никто не скажет, что она сама во всем виновата, сэр. Я отправил ее к себе, в дом, где я живу. — К себе?! — Поймите меня правильно, сэр, — продолжил Мориарти с большим достоинством. — Я занимаю небольшую служебную квартиру в переданном полиции доме. Там живет и хозяйка, она ведет мои домашние дела. Рядом есть свободная комната, но не в моей квартире, сэр. Девушке будет обеспечен хороший уход. — Верю, что хороший, — мягко произнес Роджер. — Однако не позволяйте себе слишком впутываться в дело, это может привести к ненужным осложнениям.
Кто он такой, чтобы указывать мне, что можно, а что нельзя, спрашивал себя Мориарти. Я могу делать то, что считаю нужным. И я никому не позволю — начальнику или не начальнику — указывать, что мне делать, когда речь идет о моей личной жизни!
— А что известно о приятеле Хелины Янг? — поинтересовался Роджер. Он не мог понять выражения лица Мориарти, но подумал, что этот угрюмый надутый вид — явная самозащита, даже демонстративный вызов. — Это Энтони Уайнрайт, родом из Кернса, Квинсленд[30]. Здесь живет три года, работает посредником какой-то фирмы по продаже дешевых украшений из полудрагоценных камней. Дела, как я понял, идут у него хорошо. О нем ничего не известно, кроме… — Да? — Похоже, бабник, если верить донесениям. Из тех, с которыми девушкам надо поосторожней. — А-а. — Не удивительно, что Хелина Янг думала, будто у него серьезные намерения, — продолжал Мориарти. — Вы его видели? — спросил Роджер. — Лишь несколько минут… ему пока не разрешают разговаривать. Врачи сказали, сегодня будет можно. — Я навещу его, — решил Роджер. Он подождал и задал еще один вопрос: — Насколько вы преданы своему местному отделению? Мориарти опять весь собрался и принял официальный вид; трудно было понять, поза это или естественное состояние. — Я прекрасно отношусь к своему отделению, сэр. Но, конечно, мне бы больше хотелось… — он замолк, глаза широко раскрылись, и неожиданная, почти мальчишеская улыбка появилась на его лице. Он застыл в ожидании, почти не дыша и явно волнуясь. Роджер ощущал в его поведении что-то вымученное, неестественное. — Я нахожу, что вы очень полезны для работы в Ярде, — сказал Роджер. — Хотите, чтобы я поговорил с вашим начальством или сами обратитесь? — Я сам, сэр! Благодарю вас! Я так ждал этой возможности! — Да, — кивнул Роджер, — и старались для этого, несомненно. Он не стал добавлять, что это такая возможность, которая может обернуться злом для человека; что работа в самом Ярде сильно отличается от работы в отделении. Он надеялся, Мориарти понимает, что другие, старшие по возрасту полицейские в Скотленд-Ярде, могут весьма болезненно отнестись к тому, что такое специальное назначение получил совсем молодой человек. Глаза Мориарти сияли, и жаль было гасить его радость. — Пойду, поговорю с Уайнрайтом, — сказал Роджер. Пусть не одобряет, но ему не остановить меня, подумал Мориарти, когда Роджер ушел. Он понимает, что не справится с этой работой один, без меня, но потом припишет все заслуги себе, — если, конечно, я позволю. Пока же я могу направлять его так, что он об этом даже не догадается. Уайнрайта поместили в небольшой отдельной палате. Он лежал на правом боку, отвернувшись от света и от полисмена, который сидел возле него все время. Роджер отослал охранника и обогнул кровать. Уайнрайт отрешенно слушал что-то через радионаушники; он притворился, что не замечает Роджера, подвигающего стул и усаживающегося рядом. Лицо молодого человека не пострадало, но на голове местами были выбриты волосы и виднелся пластырь. У него было продолговатое, необычное лицо с прекрасно вылепленными чертами, выразительными бровями; роковой мужчина, явно не английской крови. — Примите мои поздравления, — проговорил Роджер. Уайнрайт широко раскрыл глаза от удивления. — С чем? — С прекрасно исполненной ролью героя. Уайнрайт поморщился. — Никакой я не герой. Нельзя же привести с собой девушку, а потом позволить каким-то негодяям искалечить ее. Как там она? Роджеру была неприятна жесткость этого человека, и в то же время он испытывал чувство легкого восхищения. — Беспокоится. Насчет родителей, как я понимаю. — Родителей? Ну и что? — Уайнрайт с большой осторожностью снял наушники. — Они это переживут, к тому же она пострадала гораздо меньше меня. Теперь придется как-то объяснять девушкам, откуда у меня эти шрамы. А вы кто? — Главный следователь Уэст. Мистер Уайнрайт, вы когда-нибудь слышали про Понт-клуб? Вопрос был задан небрежным тоном, как бы случайно, но Роджер внимательно наблюдал за реакцией, почти уверенный в том, что этот человек прекрасно умеет лгать и лучше, чем кто-либо, владеет своим лицом, изображая бесстрастность. Но Уайнрайт, напротив, не скрывал своих чувств. — Это шобла? Я слышал о них, побывал там и отвалил. Не смешите меня, а то мне смеяться больно. — Это может оказаться не так уж смешно, — сухо произнес Роджер. — А как вы догадались, что вас обрызгали серной кислотой? Среди нападавших были ваши знакомые? На лице Уайнрайта появилось выражение полного безразличия. — Мне приходилось раньше слышать о серной кислоте, — ответил он, — и в газетах сообщали о таких случаях. Я не стал рисковать. Больше он ничего не сказал, но Роджер заподозрил, что он знает гораздо больше.
(обратно)
Глава восьмая СВЕДЕНИЯ О ДЖОШИА ПОНТЕ
Роджер вернулся в Скотленд-Ярд после, пяти часов и обнаружил, что его стол завален возвратившимися анкетами, сообщениями о четырех случаях использования серной кислоты за прошедшую ночь, газетами с фотографией, где он «угрожает» Янгу. Здесь лежали также снимки Кобдена и Бетти Смит, Джил Хиккерсли, на которую было совершено нападение в Челси, и еще одной пары, пострадавшей в Эдмонтоне, — двоюродных брата и сестры Эбботт. Девушка на последнем снимке была поразительно красива, а парень на удивление невзрачен. К фотографиям прилагался напечатанный на машинке текст донесений, подписанный инициалами Б. М. Текст был отпечатан прекрасно; должно быть, Мориарти очень быстро нашел себе хорошую машинистку. Роджер просмотрел все отчеты, особенно заинтересовало его дело Эбботтов. Они были старше всех остальных, но все же достаточно молоды — около двадцати пяти. Девушка — на этот раз ужасно пострадавшая — делила квартиру с тремя молодыми женщинами; юноша жил с родителями в перенаселенном доме. Роджер вызвал посыльного. — Принесите, пожалуйста, чай и бутерброды, прямо сейчас. — Хорошо, сэр. — И узнайте, здесь ли старший инспектор Мориарти. — Он здесь, сэр. — Пошлите его ко мне, ладно? Когда дверь закрылась, Роджер нахмурился; одно дело — быть расторопным, и совсем другое — срываться в гонку до сигнала. Не слишком ли прыток Мориарти? Может, торопится захватить инициативу? Раздался стук в дверь, и Мориарти вошел — опять же слишком быстро. Выражение враждебной настороженности видно на лице; этот человек явно жил в состоянии постоянного нервного напряжения, которое само по себе может порождать проблемы. — Вы не теряете времени зря, — сухо заметил Роджер. — Мистер Дэвис сказал, что, чем быстрее я освобожу кабинет, тем лучше, — ответил Мориарти. — Меня заменит в отделении Билл, то есть старший инспектор Ивенс, я его хорошо знаю, — Ивенс был офицером младшего состава в Ярде. — Поэтому я оставил ему там свою картотеку, а он показал мне все здесь. — Что с девушкой? С мисс Янг? — Я пока ничего больше не знаю о ней, сэр. С матерью все в порядке, хотя она перенесла нервный шок. У самого Янга выискался старый друг, Янг сейчас с ним. Эта семья совершенно раскололась. — Множество других семей живет на грани развала, — Роджер встал и двинулся к окну. — Что мы здесь имеем реально, на сегодня? — он указал на донесения. — В смысле преступления, сэр? — В любом смысле. — Во всех случаях, кроме Кобдена — Смит, молодые люди, видимо, не имели близкого контакта с родителями, — ответил Мориарти. — Я старался найти что-то общее, не считая любви, — улыбка появилась и тут же исчезла с его лица. — Пока не нашел, сэр! — и, поскольку Роджер явно ждал продолжения, он добавил: — А каково ваше мнение об Уайнрайте? — Бабник. — О! Так он не любит Хелину Янг? — Если б любил, не стал бы разыгрывать спектакль, — сказал Роджер. — Единственная польза от него — информация о Понт-клубе. Вероятно, это та самая общественная организация в Кенсингтоне, которой руководит Джошиа Понт. Цель ее состоит в объединении молодых людей, создании высокоморальной духовной среды. Никаких попоек и спален, строгие правила и распорядок. Слышали о Понт-клубе прежде? — Такое чувство, что я где-то читал о нем, — ответил Мориарти. — Это название на слуху. — Местным отделениям полиции клуб известен, но ничего плохого о нем пока не зарегистрировано. Знают о нем и в двух-трех других отделениях, вот и все. Адрес клуба — Маунтджой-Стрит, Саут Кенсингстон. Не заглянуть ли туда, а? — Хорошо, сэр. В дверь постучали, вошел посыльный с чаем и двумя большими бутербродами для Роджера. Когда он поставил их на небольшой столик, у Роджера появилось искушение пригласить Мориарти присоединиться, но некоторое недоверие, которое вызывал у него этот человек, заставило его подавить желание. — Кто печатал вам донесения? — спросил Роджер. — Я сам, — быстро сказал Мориарти. — Сами печатаете, по слепому методу? — Да, сэр. И стенографирую не хуже. — Что ж, очень полезное умение, — Роджер вернулся к столу. — К завтрашнему дню мы найдем для вас место, где можно работать, и тогда по-настоящему возьмемся за дело. — Чем быстрее, тем лучше, — Мориарти направился к двери. — Когда вы сегодня уходите домой? — Не раньше, чем через час. — Если я понадоблюсь вам, сэр, то я у старшего инспектора Ивенса, — предупредил Мориарти и поспешно вышел.Он мнит себя черт знает кем, подумал, выходя, Мориарти. Все они такие, но этот просто переходит всяческие границы. Не изволил даже предложить мне чашку чая! Чертовски озабочен тем, как бы не уронить себя. Ничего, скоро он поймет. Значение имеют способности, а не ранги. Красавчик Уэст несется во весь опор, не видя, что его ждет впереди! Роджер опустился в кресло, выпил чашку чая, с удовольствием съел бутерброды, предаваясь вместе с тем размышлениям. Многое произошло за последние двадцать четыре часа, и некоторые вещи, включая Мориарти, легко могли предстать в искаженном свете. На этом этапе важно сохранить чувство реальности. Он должен помнить, что занимается расследованием преступной деятельности, а не анализом морали и социального поведения вообще. Он может себе позволить проявить живой интерес только там, где речь идет о совершении преступления. Некоторые факты точно установлены; он взял карандаш и записал их на листе бумаги:
1. Брызгать в людей кислотой — преступление. 2. Нападение в Челси, Уимблдоне и Эдмонтоне — преступление. 3. «Джон Смит» совершил преступление. 4. «Джон Смит» сказал, что сделал это просто «для понта». 5. Коробок спичек с рекламой Понт-клуба найден на месте преступления в Уимблдоне. 6. Уайнрайт знает этот клуб. 7. Ничего порочащего клуб или его владельца не известно. 8. Нападение на Уайнрайта и Хелину Янг вызвало у матери девушки попытку самоубийства. На скольких людей эти события опосредованно оказали такое же пагубное влияние? 9. Нет никаких видимых связей между подвергшимися нападению парами. 10. Личности нападавших не установлены, но есть данные (по мнению Мориарти), что преступления с использованием серной кислоты совершают одни и те же лица. 11. Фотография, сделанная возле дома Янга, свидетельствует, что либо следили за ним, главным следователем Роджером Уэстом, что маловероятно, либо нападавшие держали под наблюдением дом Янга, — и это во многих отношениях один из самых загадочных фактов. 12. Попытка дискредитировать его, Роджера, с помощью посланных в Ярд фотографий, может означать, что его расследование затронуло какую-то больную точку. С другой стороны, возможно, это просто злоба, не направленная против кого-то персонально.
Роджер отодвинул листок и подошел к окну, невидящим взглядом уставившись в знакомую панораму за стеклом. Эти факты были точно известны, но они рождали множество вопросов. Первый и наиболее важный: связаны ли между собой различные случаи нападений или они просто похожи друг на друга? Странно ли, что «Джон Смит», который участвовал в менее серьезном нападении, чем остальные, воспользовался таким старомодным жаргонным словечком — «понт»? Было ли это случайным? Отчего, однако, он так настойчиво скрывает свое имя? Почему предпринял две попытки сбежать — ясно, что они с самого начала были обречены на неудачу? У него с головой действительно не все в порядке, или он хотел произвести такое впечатление? Зазвонил телефон — городская линия. Роджер прошел через комнату. — Уэст. — Вам звонит мистер Пенгелли, сэр. Пенгелли из «Дейли Глоб». Уж этот Пенгелли! Тут как тут. — Соедините. Пенгелли — журналист среднего возраста, которого Роджер знал уже лет двадцать. Тот факт, что он давал самые сенсационные материалы в газетах, не мешал ему быть крайне ответственным и педантичным в своем деле. — Красавчик? — Привет, Пен. Как ты? — Возмущен до глубины души, — сказал Пенгелли. — Просто ошарашен всеми этими ужасными происшествиями. — И мы все тоже, — согласился Роджер. — А что ты припас для меня? — Некоего мистера Джона Смита Уолтера Осгуда, — отрывисто объяснил Пенгелли. Не поняв вначале значения этого имени, Роджер эхом откликнулся: — Джон Смит Уолтер — о-о! — Верно, — не замечая иронии, подтвердил Пенгелли. — Я только что был в городском управлении полиции на Олд-Джури и видел фотографию вашего «Джона Смита». На самом деле он Уолтер Осгуд, я в этом совершенно уверен. Ведь это его дело сегодня рассматривали в суде Шепердс-Буш? — Да. — Оригинально, — отметил Пенгелли. — Ты не мог бы выражаться яснее? — Он такой хороший молодой человек, — ядовито проговорил журналист. — Или его таким считают. Это проливает свет на некоторые стороны деятельности молодежных клубов. Пенгелли был активным участником молодежного движения, а также сотрудником газет «Ивнинг Глоб» и «Дейли Глоб», утренней газеты, ставшей спонсором ряда таких клубов в Лондоне; на приз «Глоба» устраивались соревнования по теннису, плаванию, крикету, футболу. У Пенгелли также имелся удивительный нюх на невероятные, непристойные, романтические истории и на всевозможные сенсации. — Я знаю этого парня не очень хорошо, но он никогда мне по-настоящему не нравился, — продолжал Пенгелли. — Поэтому нельзя сказать, что он меня сильно удивил. — А он не является членом Понт-клуба, нет? — наобум выстрелил Роджер. На миг воцарилась удивительная тишина, потом Пенгелли хмыкнул: — Мне следовало бы догадаться, что тебе не потребуется много времени, чтоб установить это. Да, является. — А что ты знаешь о Джошиа Понте? — Немного, — медленно произнес Пенгелли. — Думаю, его не так просто раскусить. Но кое-какие анкетные данные имеются. Это довольно молодой человек, специалист по психиатрии, он содержит частную психиатрическую клинику по соседству с Понт-клубом. Известен как человек состоятельный, и его клуб и клиника, несомненно, подтверждают это мнение. Я написал о нем статью для нашего воскресного приложения несколько месяцев назад. — Так вот откуда мне знакомо это имя, — догадался Роджер. — Так он, выходит, просто благодетель! — Да. — Ты не возражаешь, если я скажу, что это ты мне о нем рассказал? — Лучше не надо, — попросил Пенгелли. — Ему может не понравиться, а я предпочитаю сохранять с людьми дружеские отношения. — Ну, тогда я не стану тебя впутывать, — пообещал Роджер. — Большое тебе спасибо, Пен. — Вспомни обо мне, если что-то раскопаешь, ладно? — Конечно. — В последнее время слишком часто стали брызгать кислотой. Стоит подумать об этом, не так ли? — Я подумаю, — сухо сказал Роджер. Пенгелли повесил трубку, а Роджер набрал по внутреннему телефону номер старшего инспектора Ивенса, стол которого стоял в одной из комнат отдела контрразведки. Ивенс ответил тотчас же, а в следующую минуту трубку уже держал Мориарти. — Я узнал, кто такой «Смит», — сообщил Роджер. — И я отправляюсь в Понт-клуб прямо сейчас. Ждите меня у главной лестницы, хорошо? Он положил трубку, забрал свои карандашные записи и напомнил себе главное правило сыска — придерживайся одной линии поиска в каждый отдельный момент времени. Он вышел из кабинета около шести часов вечера. Мориарти стоял на нижних ступенях, сбоку от машины Роджера. — Может, мне сесть за руль, сэр? — Да, пожалуйста. Мориарти захлопнул за Роджером дверцу, занял место водителя и поехал к набережной, пристроившись в свободный ряд транспортного потока. Он не произнес ни слова, пока не заговорил Роджер, но потом охотно сообщил, что уже обращался в Кенсингтонское отделение полиции насчет Понт-клуба и узнал о нем столько же, сколько Роджер. — Но, — добавил он, — я представления не имел, что Смит, то есть Осгуд, является его членом. — Первое, что нам необходимо, — это список членов, — сказал Роджер. — Если Понт не откажется нам помочь, это не составит большого труда. Мы будем с ним очень любезны и предупредительны, но покажем ему коробок спичек и фотографию Осгуда. — Буду рад увидеть вас в деле, сэр! — как-то пылко произнес Мориарти. И подумал: «Но подожду, когда ты увидишь в деле меня, Красавчик!»
Они свернули на Маунтджой-Стрит, узкую магистраль среди высоких домов с южной стороны Кенсингтон-Гарденс. Здесь было несколько частных отелей, два дома продавались, на трех висели объявления «Сдаются меблированные комнаты». А через полквартала по левую сторону улицы стояли четыре свежепокрашенных здания, яркостью и нарядностью посрамляющие свое окружение. Табличка на одном их них гласила: «Психиатрическая клиника», а на трех других — «Понт-клуб». Рядом имелось удобное место для стоянки автомобилей. Возле клиники под знаком «Машина главврача» стоял серебристо-серый «роллс-ройс». — Все признаки преуспевания налицо, — отметил Мориарти. — Да, заметно, — задумчиво произнес Роджер. Симпатичная, умело подкрашенная девушка открыла им дверь. На ней был бледно-розовый, прекрасно сшитый рабочий халатик — нечто среднее между обычной одеждой и униформой. — Доктор Понт ждет вас? — Нет, — ответил Роджер, — дело в том, что мы… — Тогда, боюсь, у него вряд ли найдется возможность вас принять, — ловко и умело прервала она его. — У него сегодня вечерний прием и… о! — девушка увидела полицейское удостоверение, которое достал Роджер, и выражение ее лица, тон ее голоса сразу изменились. — Полиция?! Да что такое… — она умолкла. — Узнайте, не уделит ли он нам минут десять, — сказал Роджер. Девушка с явным нежеланием посторонилась, пропуская их внутрь, потом провела в небольшую, но прекрасно меблированную приемную и закрыла дверь. На дорогом резном серванте лежали самые последние номера журналов, старинные гравюры в красивых добротных рамах с видами древнего Лондона висели на стенах. Белый цвет на гравюрах слегка пожелтел, и в тон ему были подобраны обои в комнате. Им не пришлось ждать и пяти минут, как дверь открылась и вошел высокий человек. Его внешность поражала с первого взгляда: крючковатый нос, массивный подбородок, отличное телосложение. Белый, доходящий до колен халат был расстегнут, и под ним виднелся темный костюм. В руке человек держал вечернюю газету. Он смотрел прямо на Мориарти. — Главный следователь Уэст? — Я — Уэст, — сказал Роджер. — Очень любезно с вашей стороны, сэр, что вы нашли для нас время. — Я ждал вашего визита, увидев это, — сказал Понт. У него был очень ясный, высокий голос. Он указал на газетную фотографию «Джона Смита» и продолжил: — Боюсь, что здесь рецидив, как это ни грустно. Молодой человек является моим пациентом, добровольным пациентом, который обратился ко мне, вполне сознавая свою антисоциальную направленность. Мне казалось, ему идет на пользу наше общение, поэтому я просто потрясен происшедшим. Тем не менее я убежден, что это лишь временное отступление и что правильное лечение поможет ему преодолеть болезнь. Однако… — Понт словно читал лекцию, явно желая предварить их вопросы своими объяснениями, — для него будет совершенно невозможным правильное лечение в тюрьме. Его ни в коем случае нельзя содержать под арестом. Можно ли отменить это решение? Я, конечно, в этом случае поручился бы за него, внеся в залог какую-то разумную сумму.
(обратно)
Глава девятая СПИСОК ЧЛЕНОВ КЛУБА
Понт не сделал ни одного движения во время своего монолога, ни одной паузы между фразами. Голос звучал пронзительно, на высоких тонах. Создавалось впечатление, что ему и в голову не приходит мысль о том, что кто-то может не согласиться или оспорить его слова. — Это дело суда, сэр, — вставил, наконец, Роджер. — Ну, полно! Влияние полиции… — Осгуд находится в ведении суда, а не полиции, — твердо произнес Роджер. — Если вы сможете убедить суд, что содержание под арестом опасно для здоровья этого человека, я уверен, они постараются помочь. А он уже давно ваш пациент? — Около года, чуть больше. — Когда он пришел к вам… — Когда он пришел ко мне, он был членом одной из тех опасных ист-эндских группировок. Это позор для нашего общества, что в нем процветают такие банды. Я не могу отделаться от мысли, что, если бы полиция… э-э… располагала большими возможностями, она бы обуздала эти хулиганские группировки. Осгуда привел ко мне его приятель, которому здесь очень помогли. Как же огорчителен этот срыв! — На каком виде антисоциальной деятельности специализировалась та группировка? — спросил Роджер. — На всех. Вам-то уж, я думаю, не нужно объяснять, до чего они дошли. Все виды правонарушений, от угона автомобилей до преступлений сексуального характера… — Что вы имеете в виду?… — Мой дорогой следователь, мне ли вам рассказывать, что такое преступления на сексуальной почве? — Эти преступления разнообразны, — возразил Роджер, — от оскорбления до изнасилования, от непристойного поведения до принуждения к гомосексуальным контактам. И когда высказывается частное мнение об этом, мне всегда интересно, что именно имеется в виду. Много ли среди ваших пациентов молодых людей с извращенными наклонностями? — Но послушайте… — Вот-вот. Не думаю, что мне следует учить вас вашему делу, сэр. — И я не думаю. — Полагаю, вы тоже могли бы предоставить мое дело мне и просто ответить на вопросы, — холодно произнес Роджер. Понт отступил назад, нахмурился. Роджер обратил внимание на его руки, поднятые до уровня груди, — удивительно маленькие, красивой формы. Неожиданно Понт улыбнулся совершенно естественным и непринужденным образом: — Вы очень откровенны. — Надеюсь, и вы тоже будете откровенны. — Конечно, учтите лишь, что я должен охранять интересы своих пациентов. — Сколько еще у вас пациентов с такими же особенностями, как Осгуд? — спросил Роджер и добавил с зажегшимся в глазах огоньком: — Или, скорее, так: есть ли у вас не такие? — О, конечно, есть! Молодые люди не обязательно должны страдать сексуальными расстройствами. Фактически, многие мои пациенты жалуются не на эти нарушения, а на всевластие родителей или близких друзей или, если они состоят в браке, тиранию мужа или жены. Но из ста семи клиентов, с которыми я общаюсь постоянно, десять-двенадцать — но не более двадцати — имеют, пожалуй, те же характеристики, что и Осгуд, так же склонны поддаваться чужому влиянию. — Какому именно влиянию? — Они… — Понт замолчал в сомнении, потом нахмурился, поднял брови так, что лоб его прорезали глубокие морщины. — Они не переносят никаких публичных проявлений любви, сексуальных отношений. На удивление, значительное количество людей — молодых, среднего возраста и пожилых — находят эти проявления оскорбительными, неприличными. Я мало чем могу помочь людям немолодым, их взгляды уже сложились, но юным… На них, несомненно, повлияли впечатления раннего детства, слишком откровенные, несдержанные проявления сексуальности у родителей. Осгуд, например, жил в одной комнате с родителями и двумя младшими братьями и… э… не всегда спал, когда на это рассчитывали. Однако главная причина, основная база для отклонений среди моих пациентов — в злоупотреблении властью, в господстве одного человека над другим. Часто это достигается и может достигаться посредством сексуального влияния или сексуальной привлекательности, а может просто быть результатом психологического подавления сильной личностью личности более слабой. В преступных группировках, как вы знаете, лидер обычно доминирует над остальными. Вначале он устанавливает и осуществляет свою власть благодаря силе характера и способности к лидерству, но в конечном счете приходит к устрашению. Жертва боится действовать самостоятельно, потому что, во-первых, утрачивает чувство уверенности в себе и, во-вторых, подчинена и порабощена страхом перед лидером или другими членами группировки. — Понт немного помолчал. — Надеюсь, вам не показалось, что я узурпирую какую-то функцию полиции, когда пытаюсь помочь молодым людям, попавшим под такое влияние? — Ни в коем случае. Все, что можете сделать вы или кто-то другой, чтобы разрушить влияние этих группировок, мы только приветствуем. — Поймите меня правильно. Влияние группы или банды на сексуальную жизнь незначительно. Оно сильнее проявляется в других отношениях. У некоторых народов — у немцев, например, при Гитлере, у русских при Сталине, у египтян при Насере — это случаи политического господства и подчинения. Но психологическое подавление одного человека другим — родителем, другом, любовником, начальником — также причина многих социальных проблем, а следовательно, и ваших, криминальных, мистер Уэст. Поскольку угнетаемый человек, стараясь сбросить оковы, нередко восстает против общества и совершает преступление. Как видите, наша деятельность — и моя, и ваша — во многом совпадают. — Да, — согласился Роджер, весело улыбаясь, потому что все это ему очень понравилось. — Знакомы ли вам эти люди, мистер Понт? Мориарти протянул фотографии жертв последней ночи, развернув их веером, словно карты. Понт рассмотрел их одну за другой, качая время от времени головой, пока не дошел до последней — Энтони Уайнрайта. Он изменился в лице, губы плотно сжались, выражая крайнюю степень неприязни. — Уайнрайт, — сказал он. — Он что, тоже причастен к этим малоприятным событиям последней ночи? — Да. — Я ни одному человеку на свете не пожелал бы вреда, страданий или бесчестья, но этот их стоит, — ледяным голосом заявил Понт. — Почему вы так думаете, сэр? — Он приходил сюда год назад, может быть, немного больше, чем год. Его привел друг и представил как жертву своих необузданных сексуальных и садистских желаний. Немного времени потребовалось, чтобы обнаружить, что Уайнрайт относится к этому как к шутке. Однажды вечером я услышал, как он рассказывает членам клуба, что я, не поперхнувшись, проглотил его выдуманную историю — и крючок, и леску, и грузило, так он выразился. Он старался разрушить ту атмосферу доброжелательности, которую я создавал среди пациентов, ставших членами клуба. Он привел и других людей, которые пытались использовать клуб в качестве места для свиданий. Он один из самых неприятных людей, каких мне доводилось встречать. — Видимо, не только вы имеете о нем такое мнение? — Да. — А у кого еще есть основания ненавидеть его? — Возможно, он глубоко оскорбил и вызвал враждебные чувства у других членов клуба и пациентов. — Вы не могли бы дать мне список членов вашего клуба? — Конечно. — А пациентов? — Ни при каких обстоятельствах, — жестко ответил Понт. — Никогда и ни за что. — Ну что ж, прекрасно, — вздохнул Роджер и добавил как бы в сторону: — Если потребуется, мы всегда сможем получить предписание суда или ордер на обыск. — Мориарти промолчал, а Понт просто сжал губы. — К какой возрастной группе относятся члены клуба, мистер Понт? — Самым старшим — двадцать пять. — А каким путем они обычно становятся членами клуба? — Как правило, их приводят и рекомендуют другие, поскольку они попадают ко мне в качестве пациентов, а клуб… — он оборвал себя. — Жаль, что у меня мало времени, мне бы хотелось показать вам клуб, но мне нужно встретиться с двумя пациентами, один, несомненно, уже ждет меня. Я мог бы прислать своего управляющего. Если вы хотите, он покажет вам помещение. — Мы рады были бы посмотреть, — ответил Роджер. — Подождите минутку, я узнаю, — пообещал Понт. Он повернулся и вышел. Движения его были элегантны. Дверь за ним закрылась. Мориарти сделал медленный продолжительный вдох и открыл было рот, чтобы заговорить, но Роджер сжал его руку и ясно, отчетливо произнес: — Он явно верит тому, что говорит, — не останавливаясь, он обвел взглядом комнату. — Этот человек может быть нам очень полезен, если мы сумеем найти пути к сотрудничеству; нужно будет поближе с ним познакомиться, — продолжая говорить, он подошел к большому зеркалу в декоративной раме и стал его осматривать. — А вы как думаете, Мориарти? — Это поразительная личность, — четко проговорил Мориарти. Он уже понял, что делает Роджер, и в свою очередь направился к гравюрам. — Теперь у нас есть кое-какие сведения об этом Уайнрайте, он, видимо, не очень-то приятный человек, — Мориарти остановился и указал на один из шедевров в роскошной раме. Подойдя к нему, Роджер увидел крошечное отверстие, умело скрытое искусной резьбой. Провода не было, но там явно таилось миниатюрное записывающее устройство. Он кивнул, и едва они повернулись, как дверь открылась, и снова вошел Понт. — Позвольте мне представить вам мистера Дилфилда, который очень умело ведет дела в Понт-клубе. Он с радостью покажет вам все, чем мы располагаем… Э… это главный следователь Уэст и… э… — Старший инспектор Мориарти, — подсказал Роджер. — Дилфилд! — словно сомневаясь, повторил Мориарти. Они смотрели на человека, как две капли воды похожего на Элберта Янга, но, пожалуй, на несколько лет моложе его. Другим было лишь выражение лица; в Дилфилде не ощущалось никакой напряженности, никакой суровости — приятный, обаятельный, улыбающийся джентльмен. Если его и озадачило восклицание Мориарти, то он не подал виду и спокойно пожал им руки. — Мы очень гордимся своим клубом, — сказал он. — И я просто счастлив показать его вам. Понт-клуб, куда можно было попасть с улицы или из клиники, был просторен; он занимал два дома в георгианском стиле. На первом этаже располагались общие комнаты для дискуссий, разговоров, чтения, просмотра телепередач, что довольно традиционно для лондонских клубов. Правда, оформление здесь было, пожалуй, ярче и привлекательнее, в изобилии росли цветы, кроме того, женщин попадалось гораздо больше, чем мужчин. На втором этаже располагались «личные комнаты» — почти квадратные, небольшие, в каждой — два кресла, письменный стол, телефон, радио и плитка для приготовления самых простых блюд. Раздвижные двери не запирались, из-за некоторых слышно было тихое журчанье разговоров. Верхний этаж занимали служебные помещения. Там царил такой же порядок, как и во всем клубе, но никого не было, и Дилфилд открыл шкаф для хранения документов. — Насколько я понял, вам нужен список членов клуба? — Да, нам бы хотелось его видеть, — ответил Роджер. — Им воспользуется только полиция, не так ли? — Да, конечно. Дилфилд достал папку, открыл ее и показал несколько отпечатанных на машинке листков, скрепленных вместе. Он протянул их Роджеру, снял очки и потер глаза — невероятно похожие на глаза Элберта Янга. — Неделю назад у нас исчез список, — сказал Дилфилд. — Я не решаюсь утверждать, что его украли, но… я немного беспокоюсь. Некоторые наши члены… э… перестали приходить с тех пор, как пропал список. Этот молодой человек — Осгуд — один из них. Он… Дилфилд замолчал, напрягся. Роджер услышал, как внизу кто-то закричал, затопали по лестнице вверх чьи-то шаги. Он ринулся к двери, но Мориарти его опередил и первым выскочил на лестничную площадку. На такой же площадке этажом ниже они увидели троих молодых людей, которые прошли к одной из комнат и скрылись за дверью. Почти тотчас же оттуда раздались крики о помощи. — Боже мой! — Дилфилд изумленно раскрыл рот. — Вызовите… — торопливо начал Роджер. Мориарти буквально слетел, держась за перила, к лестничной площадке и дальше вниз. Роджер ринулся следом, но более осторожно. Крики, визг, удары доносились из комнаты. Когда Роджер очутился на лестничной площадке, появились двое парней с натянутыми на голову нейлоновыми чулками. У каждого в руках был распылитель, по форме и размерам напоминающий револьвер. Увидев Роджера, они остановились. — Бросьте это! — резко сказал Роджер. Один из парней пробормотал: — Давай его попотчуем. В тот же миг они вскинули распылители. Роджер ощутил внезапный ужас, рядом в комнате раздавались всхлипы, стоны, тяжелое дыхание. Рывком бросившись вниз, он схватил одного парня за ногу и сильно дернул, со страхом ожидая, что сейчас серная кислота разольется по его затылку. Он почувствовал, как подалась, сгибаясь, другая нога противника, и увидел в странном искаженном ракурсе человека, падающего на него сверху. Потом раздались шаги и голос Мориарти. — Не двигаться! — наступила пауза, и затем вновь: — Не двигаться или я выстрелю! Из чего? Резкая вначале боль отступила, видимо, ничего серьезного. Роджер открыл лицо и стал подниматься на колени. Мориарти стоял в дверном проеме, держа в руках один из распылителей. Парень, которого он, Роджер, сбил, лежал на полу, другой исчез. Кто-то стонал, кто-то кричал: «Вызовите врача, врача!» Из комнаты одновременно показались два человека — один низкорослый и почти лысый, другой долговязый и длинноволосый. Последний держался за щеку. — Промывайте раны холодной водой, — сказал Роджер, — это поможет, пока не пришел врач, — он повернул голову: — Мистер Дилфилд, сколько нужно времени, чтобы доставить сюда врачей? — Они уже на пути сюда, сэр, — ответил ему Мориарти. — Я вызвал… — Он замолчал, так как стал слышен визг тормозов подъехавшей к клубу машины. — Это, наверное, наши. Лежавший на полу начал, шатаясь, подниматься на ноги. Не сделает ли он отчаянной попытки убежать, как уже пробовал Смит, вернее, Осгуд? Со страхом и изумлением парень смотрел на распылитель в руках Мориарти и на выражение его лица, столь решительное, что не приходилось сомневаться: он воспользуется оружием при малейшей провокации. Понт вместе со своей секретаршей прокладывал путь через толпу испуганных зрителей, и в это же времяна площадку, где ожидали Роджер, Мориарти и задержанный, поднялись по лестнице трое полицейских. — Отправьте этого человека в Каннон-Роу, — приказал Роджер. — Я там с ним поговорю. Наденьте на него наручники, он может попытаться сбежать. Началась обычная суета, раздался резкий металлический щелчок; впервые Роджер почувствовал уверенность, что задержанный не улизнет. Полиция двинулась с ним вниз, когда из комнаты вышел Понт. Задержанный посмотрел на Понта и злобно сказал: — Мы до вас еще доберемся, не беспокойтесь. Что бы вы там о себе ни воображали, мы вас все равно достанем. Потом он позволил увести себя вниз по лестнице, а психиатр, проводив его взглядом, посмотрел на Роджера и спросил: — Что он этим хочет сказать? — Я бы тоже хотел знать, — произнес Роджер. — И еще хотелось бы знать, почему они предприняли это нападение на членов вашего клуба, сэр. — Не имею ни малейшего представления, — заявил Понт.(обратно)
Глава десятая ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ
— Он знает, — свирепо проговорил Мориарти. — Мы не можем сказать наверняка, — возразил Роджер. — Он должен знать. Они явно с кем-то враждуют. — Может быть. — Ради Бога, не будьте так осторожны! — воскликнул Мориарти. Они сидели в машине Роджера, направляясь в Скотленд-Ярд, через час после того, как увели задержанного. Было все еще светло, как днем, но воздух к вечеру стал влажным и теплым. Люди на улицах шли в рубашках, держа пиджаки в руках. Позади тянулся небольшой хвост машин, которым Мориарти не позволял себя перегнать. — Я сделаю вид, будто не слышал того, что вы сказали, — холодно произнес Роджер. Мориарти взглянул на него, облизнул губы и нехотя пробормотал нечто, похожее на извинения. Все говорило о том, что он слишком быстро вырос из своих ботинок. Критиковать старшего по званию считалось в Ярде столь же оскорбительным и недопустимым, как и в армии. Возможно, Мориарти пожалеет об этом позднее, но его характер, видимо, всегда отличался вспыльчивостью, самообладание легко изменяло ему, а здесь он завелся еще с того момента, как выхватил из рук преступника распылитель. На какой-то миг Роджер даже испугался, что он и в самом деле брызнет в парня кислотой. — Да, возможно, это какая-то междоусобная вражда, — спокойно продолжил Роджер. — А может, сознательная попытка впутать Понта. — Э-э… каким образом, сэр? — Может быть, специально послали налетчиков в то время, когда мы находились там. Кому было известно, что мы туда направляется? — Никому. — Даже Ивенсу? — Никому, сэр. Я ведь понимаю, я не стал бы без ваших указаний кого-то посвящать в наши дела. — Совершенно правильно. Значит, либо нас видели по дороге сюда, либо кто-то известил о нашем прибытии — Понт, его секретарша или этот самый Дилфилд. Мориарти миновал перекресток с пешеходной «зеброй» и снова вернулся к разговору: — Я не совсем вас понимаю, сэр. Вы полагаете, что кто-то специально организовал это нападение и умышленно приурочил его ко времени нашего визита? — Это могло быть так. — Но с какой целью? — Чтобы заставить нас поверить, будто и Понт-клуб числится среди жертв террористов с серной кислотой. Помолчав немного, Мориарти сказал: — Это могли сделать либо секретарша, либо Дилфилд, но не Понт. — Видимо, так, — согласился Роджер. Он уже немного пожалел, что сказал так много. Это были просто мысли вслух, полудогадки, полупредположения, которые пролетали в уме. — Но, вполне возможно, время налета случайно совпало с нашим приездом. Однако и тут должен быть какой-то мотив. Догадываетесь, какой? — Закрыть клуб? — предположил Мориарти. — Вот именно. Или отпугнуть ребятишек от Понта, — продолжил Роджер. Они объезжали Трафальгарскую площадь в плотном потоке грузового транспорта. Уже работали фонтаны, и несколько молодых людей, раздевшись до пояса, стояли под их струями. Небольшая толпа зевак клубилась в отдалении, там, где с напыщенным и важным видом разгуливали голуби, поклевывая зерно, которое тут же продавали бойкие на язык торговцы. Взлетая, птицы садились на плечи, руки, непокрытые головы людей, громоздясь, как на насесте. Выехав с площади, машина Роджера направилась к Уайтхоллу. — Нас, несомненно, вынудили принять Понта в расчет, — задумчиво произнес Мориарти. — И это может означать, что нас направляют по ложному следу, — ответил Роджер. Они миновали Хорсгардс, где десяток экскурсантов разглядывали двух кавалеристов Королевской конной гвардии, сидевших, подобно статуям, на неподвижных лошадях. — Вы перебираете все возможные варианты, так ведь? — сказал Мориарти и добавил совершенно иным тоном: — Я всегда становлюсь страшным дураком, стоит мне разозлиться. Пожалуйста, не сердитесь на меня, сэр. Они проехали мимо Кенотафа — обелиска в память о миллионах, погибших во время первой мировой войны. — Нам нужны результаты, — сказал Роджер. — И как можно скорее. Если мы будем держать ухо востро, то остальное неважно. Да, нужны результаты… — он помолчал, пока они медленно поворачивали налево к Ярду; впереди на фоне бледно-голубого неба появились четкие силуэты «Биг Бена» и здания парламента. — Потому что они наконец-то начинают понимать всю серьезность проблем, связанных с молодежью. — Они?… А-а! Политики! — фыркнул Мориарти. — Наши хозяева, — напомнил ему Роджер. Он обрадовался, когда они подъехали к стоянке возле Скотленд-Ярда. Ему не хотелось продолжать разговор, ибо он не был уверен, что Мориарти понимает, о чем идет речь. Он сомневался, понимает ли сам себя до конца. Это касалось судьбы будущего мира, в котором, он видел, молодежь займет важнейшее место. И было ощущение, что она сбилась с верного пути, что ее сбивают с толку такие вот молодые хулиганы, брызгающие в людей кислотой. Он понимал, что это всего лишь бессознательное, безотчетное чувство, и многие в Ярде либо вообще не поймут, либо высмеют его. Преступники есть преступники, молодые они или старые, скажут одни; зло надо разоблачать и давить как можно раньше, в самом зародыше, подтвердят другие. — Я зайду в Каннон-Роу, поговорю с задержанным, — сказал Роджер. — Если вы мне понадобитесь, я позвоню. Посмотрите, что нового в моем кабинете, ладно? — Хорошо! — уж слишком быстро откликнулся Мориарти, живость и бодрость вновь вернулись к нему. — Потом отнесите распылитель и кислоту в лабораторию, пусть там их исследуют, — распорядился Роджер. — Чем быстрее у нас будут данные, тем лучше. — Я прослежу, сэр, — пообещал Мориарти. И подумал: это он просит меня поторопиться! Какая наглость!Роджер, совершенно не подозревая об истинных чувствах Мориарти, отправился в полицейский участок Каннон-Роу, с которым он за эти годы сроднился не меньше, чем с Ярдом. Все дежурные там были его старыми знакомыми, давними приятелями, а старшим инспектором служил человек пожилой, опытный и серьезный, отчасти грубоватый. Он был на голову выше и несколько шире Роджера; здоровый мужик. — Тебе что тут, медом намазано, а, Красавчик? — Здесь парень, которого я прислал? — Здесь. Себя не называет, ни слова не говорит. — Судимость? — Нету. Просто смотрит так, будто весь мир ненавидит, — сказал старший инспектор. Стоило Роджеру увидеть задержанного, как он сразу понял, что имел в виду его собеседник. Парень сидел спиной к стене, ссутулившись, руки свисали до колен. Длинные волосы падали на глаза, и он смотрел сквозь них, точь-в-точь как мохнатый пес керн-терьер. Все его тело поникло, и только губы сложились в ровную, упрямую, злую линию. — Ты сам его допрашивал? — спросил Роджер. — Конечно. Трудно было найти человека, более способного разговорить самого упрямого арестанта. — Ну, тогда не станем больше терять времени, — решил Роджер. Дежурный сержант открыл двери камеры, звеня ключами, и Роджер уже приготовился к очередному внезапному броску, но его не последовало. Вместо этого задержанный скривил губы в презрительной усмешке и невнятно проговорил: — Очухался. Явился — не запылился. — Смотрите-ка, он, оказывается, умеет говорить, — насмешливо протянул дежурный. Однако больше ни одного слова им из парня вытянуть не удалось, он отказывался отвечать на все вопросы. Роджер отправился в Ярд, в свой кабинет; там горел свет, и за маленьким столиком сидел Мориарти. Перед ним лежало несколько стопок анкет. Он вскочил. — Удачно, сэр? — Нет, боюсь, с ним толку не будет. А что вы думаете об этом? — Роджер кивнул на анкеты. — Последний раздел, который вы одобрили, мне кажется очень нужным, — ответил Мориарти. — Первое, что нужно сделать завтра утром, — это подготовить копии и разослать их в отделения, — сказал Роджер. — Пусть это будет вашим первым заданием здесь, если, конечно, не произойдет ничего неожиданного. Позвоните мне домой. — Есть, сэр! — Мориарти отодвинул стул. — Может, мне подвезти вас? — Прекрасная мысль, — одобрительно отозвался Роджер. Через двадцать минут они притормозили, сворачивая на Белл-Стрит. На другой стороне собралась группа молодежи обоего пола, и среди них Роджер заметил мелькнувшее оживленное лицо Ричарда. Тот тоже увидел отца и повернулся в его сторону. Светловолосая симпатичная девушка держала сына за руку. Тотчас появился и Мартин. Вылезая из машины, Роджер оглянулся вокруг; группа направлялась к нему. — Ну, если они идут парами… — начал Мориарти и внезапно остановился. — Понимаю, что вы имеете в виду, — улыбнулся Роджер. — Там мои сыновья. — Ах, вот оно что! — Мориарти закрывал дверцу. — Хотите пойти с ними, сэр? — Посмотрим, — сказал Роджер. Он ждал возле ворот, зная, что Ричард особенно любит знакомить с ним друзей и наслаждаться производимым впечатлением. Безобидное тщеславие, над которым можно чуть-чуть посмеяться. Все шестеро шли торопливо. Роджер слышал, как они переговаривались. Вдруг кусты рядом зашелестели, задвигались. Роджер резко повернулся, он уже будто видел человека, выбегающего с разбрызгивателем в руках. Но это был всего лишь кот. Ричард подошел первым. — Привет, пап! Это Элси Джоунс, она хочет познакомиться с тобой. Элси, это мой отец. — Привет, Элси! — Роджеру она понравилась — высокая, светлоголовая, симпатичная. — Я не очень-то верила Ричарду, что его отец — главный следователь Уэст, — рука девушки была прохладной, речь быстрой, на одном дыхании. — Но что бы ни говорил Ричард, теперь я сама вижу, какой вы замечательный человек, мистер Уэст. Послышался смешок, и более низкий голос Мартина вслед за ним: — Ну, вот, папа, теперь ты знаешь, что о тебе думает Элси! — О, я не хотела сказать… — встревоженно произнесла девушка. — Шарлет тоже хочет с тобой поздороваться, папа, — продолжал Мартин, подталкивая вперед темноволосую девчушку, более робкую и стеснительную. — Здравствуй, Шарлет! — обратился к ней Роджер. — Здравствуйте, — ответила она и задержала его руку дольше, чем он ожидал. — Скажи ему, Мартин. — Не надо, это глупости! — Тогда я скажу. — Ну, лучше уж мы сами расскажем, а то она поднимет такой ажиотаж, — сердито проговорил Ричард. — За нами шли три каких-то парня, папа. Похоже, им хотелось завязать драку при удобном случае. Мы-то были начеку, но наши девушки сильно перепугались. Роджер почувствовал, как все похолодело внутри. — Где это было? — спокойно спросил он. — Мы гуляли в Илбрук-Коммон, в парке, в двадцати минутах ходьбы отсюда. Если бы с нами не было еще двоих, думаю, они бы напали. — Мы просто гуляли, — легко объяснила Шарлет деликатный вопрос. — Держались за руки, — уточнила Элси. — Да мы бы запросто разделались с ними! — заявил Ричард. — Он хотел вернуться и найти их, — сказал Черпак, пряча смешок в голосе. — Много было бы от этого толку, если б они брызнули в нас кислотой. Роджер, все еще ощущая холод внутри, проговорил с расстановкой: — Не нарывайся, Головастик, не нужно рисковать. Далеко ли живут девушки? — он увидел, что третья пара уже пересекает улицу. — Ой, здесь, близко. За углом, — ответила Элси. — Мистер… Уэст? — Да? — Значит, это опасно? Что тут следовало сказать? «Да, возможно?» Глупо было бы ответить как-то иначе. И все же Роджер не дал немедленного ответа, ему внезапно стало ясно, что то, чего немного испугались эти ребята, может коснуться всех молодых пар. Ему стало ясно, что нападения в Челси и Шепердс-Буш, даже если бы не было кислоты, таят в себе гораздо больше опасности, чем он представлял. Не только любовная парочка, выискивающая для себя уголок потемнее, но и любая молодая пара оказывалась под угрозой. «Мы просто гуляли»… Или держались за руки; или целовались. — Да, какая тут может быть опасность! — насмешливо бросил Ричард. — Опасность есть, и поэтому лучше не рисковать, — предостерег его Роджер. — Теперь нам придется хорошо себя вести, — иронически проговорил Мартин. — Вы ведь не думаете, что это тайный заговор старомодных родителей, нет? — спросила Шарлет. Плутоватая улыбка появилась на ее лице. — Я подумала, что моему папе, наверное, не понравилось бы, узнай он, что я делала сегодня вечером. — Думаю, что это скорее тайный заговор одной шайки против другой, — сказал Роджер. — Но мы не знаем, сколько замешано в этом людей, и масса безмозглых молодых ребят, возможно, захочет пошутить и подурачиться подобным же образом. Мне проводить ваших дам, Головастик, чтобы вы были спокойны? — Не надо, мы сами! — Ричард схватил Элси за руку, увлекая ее прочь. Смеясь, молодежь разбегалась по домам. Роджер, улыбаясь, наблюдал за ними и, повернувшись к входной двери, уже достал ключ, но вдруг засомневался. «Да все будет хорошо, — сказал он себе шепотом и, собравшись с духом, повторил громче: — С ними все будет в порядке!» Пока он говорил, дверь отворилась, за ней стояла Дженет. И ему живо вспомнился Элберт Янг, как он появился вчера в дверях, ясно представилась вчерашняя раздражительность Дженет, ее болезненная чувствительность к работе, которой он занимается, ее неприязнь. И в тот миг, когда две эти мысли мелькнули в его голове, он сказал себе: «Господи, чего только, видно, не наслушалась Дженет, какие чувства, какие мысли ее, наверное, одолевают!» Потом вдруг ее руки обвились вокруг его шеи, она обняла его с такой силой, с такой страстью, какую не выказывала уже многие месяцы. Голос ее был теплым и нежным: — Здравствуй, милый! — Здравствуй. Чем я сегодня отличился? — улыбаясь, спросил он. — Я боялась, ты будешь поздно, — сказала Дженет, и, обнимая друг друга за талию, они вошли в дом. Роджер закрыл дверь ногой. — Есть хочешь? — До смерти хочу! — У меня все горячее. — Дженет казалась молодой и почти веселой, глаза блестели, волосы распушились, она была по-прежнему привлекательна. — Милый, — продолжала она, — прости, я вела себя вчера как свинья. Не знаю, что на меня нашло. В бридж-клубе тебя считают почти героем за то, что ты ведешь эту работу. Послушаешь, что другие рассказывают о своих детях, и подумаешь: какие мы счастливые, что у нас такие мальчишки! — они вошли в ярко освещенную, но слегка запущенную кухню. — Вокруг только об этом и говорят. Знаешь, это все-таки заставило даже самых самодовольных и самоуверенных родителей понять, что молодежь — проблема сегодняшнего дня. Что пользы повторять, мол, когда мы были молодые, было то же самое. Время сейчас другое — видимо, более опасное для них. А твоя профессия делает это более очевидным, вот и все, — она отпустила его, открыла дверцу духовки, потом повернулась, и он прочитал на ее лице столько беспокойства, столько страха. — Ведь с нашими ребятами все в порядке, да? На них никто не нападет? На самом деле это значило: на них не нападут просто потому, что они твои дети?
(обратно)
Глава одиннадцатая ДЕЛО РАЗРАСТАЕТСЯ
Роджер обнял Дженет за все еще тонкую талию и поцеловал в кончик носа. Он не стал отвечать ей немедленно; что бы там ни было, его ответ не должен быть безоблачным, нужна разумная правда в разумных пределах. — Им следует быть осторожными, так же, как и мне. На меня по крайней мере один раз уже напали. — Роджер! — Я не имею в виду физическое насилие, я говорю о фотографии. Ее тревога погасла. — … и конечно, эти скоты могут предпринять атаку на мальчиков. Ты слышала, о чем мы сейчас говорили у ворот? Дженет слегка покраснела. — Да, я… э… была у окна в спальне. — Тогда ты знаешь, что их, кажется, преследовали. Джен, они ведь уже мужчины. — Мужчины! Они дети! — Мужчины в самом широком значении этого слова, — сказал Роджер. — Достаточно взрослые, чтобы воевать, жениться, иметь детей, вводить в грех девушек и доставлять неприятности себе. Нам не стоит себя обманывать, правда? Дженет хмурилась, глаза стали печальными и задумчивыми. — Не стоит, конечно, — она сжала его руку, отвернулась и, достав из плиты блюдо, поставила его на стол; в нем лежал приличный кусок ростбифа с картофелем и луком. Едва Роджер умылся, как дверь черного хода отворилась, и Ричард свистнул: «фью-фью-ить». Мальчишки шумно вошли в кухню, сияя глазами. Ричард нарочито повел носом, принюхиваясь. — Вкусно пахнет. — Вы свое уже съели! — Но мне ведь никто не запрещает нюхать твою замечательную стряпню, разве нет? Сдаваясь, Дженет произнесла: — Мне сразу следовало бы догадаться, что на завтра здесь ничего не останется. Берите ножи и вилки. Вскоре они все сидели за столом и ели; все, не считая Дженет, перед которой даже тарелки не стояло. Она глядела на них и казалась гораздо моложе своих лет — слишком молодой для того, чтобы быть матерью двух таких здоровых, взрослых сыновей. Взглянув на отца с полувеселой-полусерьезной улыбкой, Мартин сказал: — На этот раз тебе задали тяжелую работенку, да, пап? — Какую именно? — Стоять на страже молодежной морали. Роджер спокойно взглянул на него и спросил: — А что, у молодых есть своя мораль? — Ну просто сущий циник наш отец! — отметил Ричард. — А Элси ты показался романтичным. — О какой морали мы говорим? О морали вообще или о морали особой, сексуальной? — профессионально вопрошал Мартин. — Черпак! — протестующе воскликнула Дженет. Старший сын взглянул на нее. — Не понимаю, почему женщины, по природе самый сексуальный пол, всегда притворяются, что их шокируют такие разговоры? Тебе не кажется, что именно поэтому появляется оттенок неприличности, пошлости, грязи? Некоторое время Дженет, не отрываясь, смотрела на него, и он без смущения ответил ей взглядом. На уютной кухне воцарилось странное напряжение, ясность и яркость как-то вдруг улетучились из семейной атмосферы. «Я не хочу здесь принимать чью-то сторону», — подумал Роджер и произнес с веселым видом: — Мораль слишком широкий предмет для разговора, к ней относится все, от этики до простых правил поведения в общественном месте. Что мы имел в виду, Черпак, когда сказал, что моя работа — охранять мораль молодежи? Мартин по прозвищу Черпак слегка порозовел. — Я говорил это немного шутливо, мне кажется. — Хорошо, теперь скажи серьезно. — Но ты ведь именно этим занимаешься, разве нет? — спросил Ричард. — Я занимаюсь тем, чем мне положено, но, думаю, Черпак намекал на что-то другое. — Вообще-то да, — согласился Мартин. — Когда мы сегодня шли домой и эти парни увязались за нами, я подумал, что в такой вечер по улицам гуляют, должно быть, сотни тысяч пар, и если они читают газеты, то большинство уже не может избавиться от мысли: а вдруг на меня нападут? Девчонки боятся поцеловаться, обняться, — он бросил на Дженет взгляд, говоривший: «извини, мам», — и могу поклясться, большинство парней будет разочаровано сегодняшним вечером. — Да и просто по улицам нельзя ходить без опаски, — поддержал Ричард. — Элси не подала тебе виду, папа, но она действительно была напугана. — Этого достаточно, чтобы просить тебя о защите, — сухо закончил Мартин. — Поэтому, если говорить прямо, ты, папа, в действительности отстаиваешь право молодых парочек целоваться, никого не боясь! Ты борец за свободу молодежи. — Нет, какие же они мужчины, — беспомощно развела руками Дженет. — Они вообще не люди, они людоеды. Там в кладовой есть пирог с вареньем. — Я принесу, — вскочил Ричард. — Полиция старается делать то, что она делала всегда, Черпак, — задумчиво произнес Роджер. — Она старается защищать людей от всякого покушения на их права и свободы. В качестве полицейских нас не заботит, как именно человеку надо поступить. Мы просто следим за тем, чтобы соблюдались определенные нормы, чтобы не ущемлялись человеческие права. Ричард опустил на стол небольшой кусок пирога и два пакета кефира. — Как будем делить? — спросил он. — Кто съел пирог? — возмущенно воскликнула Дженет. — Я немножко отрезал, — подождав, признался Мартин. — Немножко! — И я тоже, — сознался Ричард. — Он был такой вкусный, восхитительный. Ты будешь, папа? — Я не хочу, Джен, спасибо, — сказал Роджер. — Ну а вообще шансов разделить это у тебя немного, — заметил он Ричарду и продолжил разговор: — Пока мы не знаем мотивов, и в этом вся трудность. Если кто-то хочет запугать молодежь, то он нашел очень эффективный способ. Возможно, здесь и кроется разгадка. — Обжигать людей кислотой — не слишком ли крутая мера, — поежился Мартин. — Конечно, крутая. Жестокая и садистская. Но, я надеюсь, дело не в этом. Я скорее жду, что жертвы этих нападений — люди особые, и нападения на них вызваны личными мотивами. Часть таких преступлений совершается из подражания или для усиления эффекта. Не стоит слишком беспокоиться, Черпак. Мне оказывают большую помощь в этой работе. Но вам с Ричардом следует держать уши востро. Есть основания опасаться, что преступники могут направить свою злость на полицию. Попытаются запугать меня и вообще Ярд по каким-то пока неясным причинам. Здесь точный расчет, поскольку ничто так не пугает человека, как угроза брызнуть кислотой в лицо, — добавил он почти небрежно. — Они, кроме того, могут решить, что я быстрее потеряю выдержку, если буду думать, что вы двое находитесь в опасности. — Наше поведение на период чрезвычайных обстоятельств будет безукоризненным, — пообещал Мартин. — Мама, можно мне остаться дома и помогать тебе по хозяйству? Дженет даже не улыбнулась. — Это не смешно, — ответила она. Лицо Мартина, наоборот, расплылось в улыбке. — Будет смешно через некоторое время, — пообещал он. Лишь после часа ночи все улеглись спать. Роджер с тревогой раздумывал, не появятся ли в эту ночь сообщения о новых нападениях, но пока, видимо, ничего серьезного не произошло, раз ему не позвонили.Мориарти тихо постучал в дверь комнаты Хелины Янг, но не получил ответа. Возможно, она спала. Он поднялся в свою комнату этажом выше, достал машинку и стал печатать донесения и замечания. Лишь в половине третьего он отправился в постель. Первое, что он подумал, проснувшись без двадцати семь, было: интересно, сколько работы мне придется сделать за Уэста сегодня?
Роджер в это утро прибыл на работу без четверти девять и обнаружил пачку отпечатанных на машинке донесений. Записка сверху сообщала: «Никаких значительных событий в течение ночи. Джил Хиккерсли (девушка из Челси) очнулась после снотворного». Роджер бегло просмотрел донесения, потом позвонил офицеру, который выполнял функции управляющего. — А сколько здесь пробудет Мориарти? — спросил тот, узнав, в чем дело. — Думаю, четыре-пять недель, если его не переведут постоянно. — Ну, тогда почему бы не поместить его в комнату 27? Она стоит пустая, там есть стол, машинка, телефоны — все, что нужно. — Спасибо, — поблагодарил Роджер и позвонил Мориарти. — Я сейчас буду, сэр. Когда открылась дверь, Роджер невольно приготовился к восприятию молодой силы, свежести, ощущению сдерживаемой энергии, которые исходили от Мориарти. Что-то вроде зависти вспыхнуло в нем, зависти к тем дням, когда он сам каждый свой день начинал вот так, с чувством непреложной уверенности, что именно сегодня, сейчас добьется цели. — Доброе утро, сэр. — Доброе утро. Садитесь. — Спасибо. — Что означают слова «никаких значительных событий»? — требовательно спросил Роджер. — Прошедшей ночью совершены три нападения на парочки, сэр, но никакой кислоты, ничего вообще, что свидетельствовало бы о связи с главным дело. Двоих поймали — они действительно просто забавлялись, третьим оказался ревнивый муж, — Роджер кивнул. — У Хелины Янг была спокойная ночь, она еще спала, когда я уходил. С Уайнрайтом все по-старому. Ни один из задержанных ни слова не сказал. Джил Хиккерсли все еще в состоянии шока, но она назвала имя человека, который с ней был. — А-а! — Некий Клайв Дэвидсон — по ее словам, он проживает в домах Ассоциации молодых христиан[31] на Тоттенхэм-Корт-Роуд. — А на самом деле? — спросил Роджер. — У него там комната, и какое-то время он появлялся в ней, но вот уже несколько дней его нет. И никаких вещей. — Да, таинственный человек этот Клайв Дэвидсон, — в раздумье произнес Роджер. — Почему он сбежал, как вы думаете? — Все в недоумении, сэр. Мне кажется… — Мориарти запнулся. — Давайте-давайте, — подбодрил его Роджер. — Если он человек женатый и не хочет, чтобы жена узнала о его амурных делах, то у него были веские основания сбежать. — Послали запрос о нем? — Да, сэр. Но у девушки нет его фотографии. — Давно она с ним знакома? — Около месяца. Она делит квартиру с другой девушкой, Дейзи Хилл, но на этой неделе та в отъезде. — Родители? Родственники? — Она живет самостоятельно. Говорит, родители умерли. Работает в антикварном магазине на Фолсом-Роуд помощником продавца. — Не знаете, как она познакомилась с этим Дэвидсоном? — На вечеринке, как я понял, но она что-то тут темнила, — заключил Мориарти. — Думаю, мне самому нужно пойти и поговорить с ней сегодня, сэр. — Хорошо. Есть что-нибудь от Понта? — Роджер сменил тему разговора, но не переменил тона. — Некоторые члены клуба сильно пострадали от ожогов кислотой. Ничего такого, чего не могла бы исправить пластическая хирургия, но лечение затянется надолго. Много хлопот с одним, у которого больное сердце, здесь дело серьезное. — Есть какие-то новые сведения о Понте? — Кое-что, весьма туманное, — ответил Мориарти. — Что именно? — Неясно, откуда он появился и откуда у него деньги, — сказал Мориарти. — Он холост, но… — Мориарти замялся. — Но что? — Большой любитель женщин. — Тех, что посещают его клуб? — Фактически да, сэр. Мне кажется, нам нужен свой человек в этом клубе. Судя по тому, что я сумел узнать, стать пациентом нетрудно, а если ты пациент, то совсем просто попасть в члены клуба. Мы могли бы подобрать человека, который достаточно молодо выглядит, чтобы… — Такого, как Мориарти! — ухмыльнулся Роджер. — Меня там знают, сэр, от меня мало пользы, — ровным голосом ответил Мориарти. — Я обдумаю это, — пообещал Роджер. — Нам нужны сведения о том, сколько преступников, в первый раз совершивших правонарушение, находятся на излечении у Понта и сколько, если есть, входят в состав членов клуба. Проследите, чтоб эту работу начали без промедления. — Она уже начата, сэр. — О-о, — Мориарти решительно хотел продемонстрировать, как он умен и хорош, и делал это с большим нахальством. У Роджера возникло предчувствие, что придет время, когда у него появится много неприятностей из-за Мориарти. Было что-то в манерах этого человека неприятное, вызывающее недоверие к нему; но сейчас не оставалось времени разбираться в своих чувствах. — Анкеты разосланы по отделениям, так я понимаю? — Да, сэр. — Прекрасно, — произнес Роджер, заставляя себя проявлять дружелюбие. — Я договорился насчет комнаты, будете работать в двадцать седьмой, пока идет это дело; возьмите, если нужно, столы, чтобы сложить поступающие анкеты, рассортировать и обработать их. Можно обратиться к инспектору из картографического отдела, он подготовит диаграмму, чтобы мы могли с ней ежедневно сверяться. Вам потребуется несколько карт — четыре, я думаю, по четвертой части Лондона на каждой. Все ясно? — Ясно и понятно, сэр. Роджер кивнул, отпуская Мориарти, но тот не собирался уходить. — Еще один момент, сэр. — Да? — Газеты много трубят об этом, вы знаете. — А вы ждали от них чего-нибудь иного? — Некоторые пишут довольно осторожно, другие очень грубо, — продолжал Мориарти, будто его и не перебивали. — И вот, я подумал… — его молчание так затянулось, что Роджеру пришлось подстегнуть: — Ну? — Все это приводит в уныние влюбленные пары. — Думаю, да. — Скоро они вообще перестанут показываться на улице, — развивал мысль Мориарти. — Я не удивлюсь, — холодно заметил Роджер. Он был уже почти готов выслушать предположение Мориарти насчет того, что мотив преступления в том и состоит, чтобы добиться «очищения нравов», «выжечь порок кислотой». Но вместо этого Мориарти сказал: — Мы могли бы выпустить несколько подставных пар, правда? Отправить наших самых молодых служащих обоего пола погулять по паркам и скверам. Если на них нападут, мы получим еще несколько злоумышленников и, возможно, не все они будут молчать. Роджер смотрел на него, голова его усиленно работала. Потом он засмеялся: — Хорошая, может, идея, но нужно будет разрешение начальства. Пожалуй, нам лучше призвать добровольцев. Я об этом тоже подумаю, — когда Мориарти направился к двери, Роджер добавил: — Никому об этом ни слова, держите язык за зубами. — Полная тайна, — уверил его Мориарти и вышел из кабинета. Когда дверь необычайно медленно закрывалась, Роджер спросил себя: «Что же в нем не нравится?» «Я подумаю об этом!» — Подумай, подумай! А еще, якобы, знаменит своими неординарными действиями, — бормотал Мориарти. — Стремится ли он вообще к какому-то результату?
(обратно)
Глава двенадцатая ЛАБОРАТОРНАЯ ПРОБА КИСЛОТЫ
Роджер поднялся в лабораторию после того, как ушел Мориарти, и увидел там мужчину средних лет с розовой лысиной и двойным розовым подбородком, в халате цвета хаки, слишком узком для него. На скамье рядом лежал распылитель и стояла небольшая бутыль, наполненная бесцветной жидкостью. Люди помоложе расположились по разные стороны стола, кто с плавильным тиглем, кто с бунзеновской горелкой, кто с пипеткой, кто с микроскопом. Все было в ходу. — Думаете, если вы придете, то будет быстрее? — сказал человек с двойным подбородком. — Но должен же я как-то выжимать из вас результаты, — пошутил Роджер. — Все вы только и делаете, что выжимаете. Научное исследование требует времени, мой друг. Можете так и передать вашему молодому нетерпеливому коллеге. — Мориарти? — резко сказал Роджер. — Он уже был здесь? — Один раз вчера вечером и уже дважды утром. Он, видно, считает, что мы можем определить кислоту по запаху и вкусу. — Но теперь вы уже определили? — спросил Роджер. — С помощью химического анализа, — ответил другой человек. — Это действительно просто концентрированная серная кислота. Еще несколько лет назад это было бы труднее определить. Сколько ребятишек погибло из-за нее! Разбрызгивается из обычного инсектицидного распылителя для жидкости. Он сделан из особой пластмассы, может применяться не только для распыления жидкости, но и порошка. Распылитель очень хорошего качества, не протекает. Наполняли его, вероятно, опустив в контейнер с кислотой. Видите, здесь краска слезла, — показал он. — Те, кто им пользовался, всегда надевали специальные перчатки, иначе могли сжечь себе пальцы. Когда кислота попадает на кожу, возникает ощущение холода, и если не смыть ее в течение нескольких секунд, она начинает жечь и, поверьте мне, выжигает до кости. Обезвоживает плоть, иначе говоря. Роджер кивнул. — А вы можете отличить продукт одного производства от другого? — Единственное отличие — концентрация. Эта — девяностопроцентная, и я знаю только одну фирму, которая ее выпускает. Английские промышленные предприятия в большинстве своем пользуются восьмидесятичетырех- или восьмидесятипятипроцентной кислотой. — И что же это за фирма? — Старая и заслуженная — «Уэбб, Сан и Кинг», возле реки, выше Вондсворта. Для ее производства нужна река — требуется много воды, возникает много отходов. Знаете для чего используется серная кислота, нет? — Для очистки и травления, — рискнул угадать Роджер. — И большое количество идет на производство сульфата аммония, селитры, кристаллических удобрений. Используют ее также и для изготовления красителей, но «Уэбб, Сан и Кинг» больше расскажут вам об этом, чем я. На распылителе есть фабричное клеймо «Амо», такие можно приобрести в любом магазине, торгующем садовым инвентарем или сельскохозяйственными инструментами, или в лесоводческом магазине. Хотите получить эти сведения в письменном виде? Роджер улыбнулся. — Да, пожалуйста. — Сможем подготовить отчет только к завтрашнему дню, даже для тебя, Красавчик, раньше не успеть. — Пусть будет так, — сказал Роджер. — Можете отослать распылитель на снятие отпечатков пальцев? — Почему бы вам его не захватить с собой? Хотя вряд ли вы найдете отпечатки. Пользовались наверняка пластиковыми перчатками, опасно было бы касаться его голыми руками. — Одолжите мне пару перчаток, — попросил Роджер. Он отправился вниз, в маленькую комнатку, стол которой был заполнен вещественными уликами: всевозможными бутылками, коробками, ножами, портфелями, ботинками, подштанниками — всем мыслимым и немыслимым хламом, какой можно найти разве что в магазине старьевщика. На письменном столе лежали предметы, которые можно было забрать, документы на них уже имелись. Инспектор, на попечении которого находилось все это хозяйство, был высоким и меланхоличным. — Нет, не могу, — сразу сказал он. — Ты никогда не можешь! — вспылил Роджер. — Мне нужно просто проверить один небольшой распылитель, Барни. — Распылитель кислоты? — Да. — Ладно, у меня ведь тоже есть дочь, — напомнил Барни. — Давай, — он взял распылитель с большой осторожностью и пошел к окну. Там на столе стояло с десяток различных порошков, лежали щетки из волоса верблюда, весь багаж, необходимый при его профессии, и еще три фотоаппарата, чтобы делать снимки с отпечатков. Барни взял какой-то серый порошок, осторожно насыпал его на поверхность распылителя и нацепил на нос пару мощных очков. — Один отпечаток есть, — сказал он, — наложился поверх множества смазанных. «Смазанные, скорее всего, принадлежат задержанному парню, а отпечаток — Мориарти», — подумал Роджер. — Уверен, что только один? — спросил он, вглядываясь в неясные пятна. — Посмотри сам, — предложил Барни. — Вот большой палец, вот, видишь, остальные четыре и ладонь на ребре рукоятки. Фотографии нужны? — Да, пожалуйста, — сказал Роджер. — Большое тебе спасибо, Барни. — Не думай, что я сделал это для тебя — только для молодежи космического века. Есть удачи? — Барни явно был полон надежд. — Могут быть. — Не унывай, Красавчик! Роджер вышел и, направляясь к лифту, увидел идущую навстречу девушку в светло-зеленом коттоновом платье. Она была привлекательна, светлые волосы напомнили ему Элси, девушку Ричарда. — Доброе утро, сэр. — Доброе утро, — ответил Роджер. Она прошла мимо, но Роджер вдруг остановился и, обернувшись, окликнул: — Констебль Рид, не так ли? Она тоже обернулась. Движения ее были легки, по-женски грациозны. — Да, сэр. — Какой работой вы сейчас заняты? — Служу ловушкой для мерзких стариков, — ответила она. — А потом переодеваюсь в форму и разоблачаю их грешки. — Намечена какая-то работа после этого? — раздумывая, спросил Роджер. — Нет, сэр, — медленно произнесла девушка. — Вы знаете, чем я сейчас занимаюсь? — Конечно, сэр. Очень осторожно Роджер сказал: — У вас исключительно красивая фигура. Это может нам пригодиться. Не менее осторожно констебль Хилари Рид проговорила в ответ: — Если я наложу специальный густой грим, серная кислота вряд ли принесет много вреда, сэр. У меня будет время смыть ее. Роджер заулыбался во весь рот: — Ну, в таком случае, у меня, вероятно, будет для вас работа. — Спасибо, сэр. Я буду ждать ее с нетерпением. Роджер спустился вниз по лестнице к кабинету старшего инспектора, руководящего женским подразделением офицеров уголовного розыска. Он хорошо знал старшего инспектора — она была переведена в Ярд из того же отделения, что и он, пятнадцать лет назад. Тем, кто мало знал ее, она казалась сухой и холодной. Роджер помнил, как однажды она сказала: «Я никогда не пойму, что заставляет меня или любую другую женщину идти работать в полицию. Мы вынуждены постоянно сталкиваться с самыми грязными отбросами общества. Прежде чем принять какую-то девушку к нам, я всегда стараюсь напугать и отговорить ее». — Роджер, мне бы очень хотелось посвятить полчаса обсуждению твоих проблем, — сказала она, — но у меня через пять минут начинается конференция. — Можно мне использовать для работы констебля Хилари Рид? Послать ее в Понт-клуб? — А нужно? — Ты можешь предложить кого-то лучше? — Нет, — вынуждена была согласиться она. — Я сделаю все, что нужно. Хилари поступит в твое распоряжение, как только закончит давать показания в суде. Там ее задержат недолго. — Спасибо, — улыбнулся Роджер. — И не нужно еще раз предупреждать, какая опасная и грязная работа ее ожидает, ладно? Он почти сразу же ушел. В своем кабинете его ждали несколько записок от Мориарти. В одной Клайв Дэвидсон объявлялся в розыске, давалось краткое описание его внешности и извещались все отделения полиции Лондона и прилегающих к нему графств. Мориарти хотел также разослать фотографию арестованного, который не называл своего имени, по газетам и на телевидение. Все подготовленные Мориарти распоряжения были прекрасно отпечатаны, хорошо оформлены и изложены ясным слогом. Он явно показывал ему, Роджеру, как следует работать; несомненно, здесь требуется терпимость и спокойствие. Роджер позвонил, и Мориарти возник с быстротой джина из лампы Аладдина. — Да, сэр? — Откуда вы получили описание внешности Дэвидсона? — От служащих Ассоциации молодых христиан, где он жил, сэр. — Лучше бы от девушки, от Хиккерсли. Она видела это описание? — Нет, я сомневаюсь, чтобы она… — Я захвачу его с собой в больницу и покажу ей, — сказал Роджер. — Но прежде, чем мы разошлем фотографии арестованного, я хочу дождаться суда сегодня утром и посмотреть, что там произойдет. — И что от этого изменится? — нетерпеливо спросил Мориарти. — Может измениться, — спокойно ответил Роджер. — Нужно думать, прежде чем действовать. Напечатав в газетах и передав по телевидению его фотографию, мы сообщим его друзьям, что не знаем, кто он. Если мы этого не сделаем, они могут решить, что он заговорил, — он дал время переварить сказанное, раздумывая, действительно ли Мориарти так недоволен, как кажется. Потом переменил тему: — Я собираюсь послать «пациентом» к Понту женщину — констебля Рид. Я введу ее в курс дела сегодня днем, лучше, если вы будете присутствовать. Глаза Мориарти вспыхнули. — Таким путем вы сможете узнать, действительно ли Понт слаб по женской части, как говорят? — Верно, — кивнул Роджер. — Здорово! — восхитился Мориарти. Роджер еле удержался от саркастического замечания, что счастлив заслужить одобрение Мориарти. — Я получил донесение о тех преступниках, которым Понт помогал, вернее, которых он лечил, — продолжал Мориарти. — Всего их семеро. Просто ребятишки, которые сбились с пути, я бы сказал. Никто из них не похож на отъявленного злодея. — Продолжайте проверку, — распорядился Роджер.«Продолжайте проверку, продолжайте проверку! Почему бы ему не побеспокоиться о реальных проблемах? — буркнул Мориарти. — Почему он не ищет этого Дэвидсона, почему не заставит Уайнрайта говорить?»
Роджер не пробыл в кабинете и пяти минут, как зазвонил телефон. Он ответил по обыкновению кратко. — Это Джексон из Брикстона, — представился звонивший, и Роджер моментально увидел перед собой меланхолический облик врача из Брикстонской тюрьмы. — Тут ваш Осгуд раскололся. Хотите с ним поговорить? — Сейчас буду, — немедленно отозвался Роджер. За двадцать минут он добрался до Брикстона и увидел, что Осгуд находится почти в состоянии изнеможения и полного упадка сил. Доктор Джексон печально смотрел на него, и у Роджера упало сердце. — Он не сказал ничего стоящего, — сообщил Джексон. — Сами попытайтесь. — Я больше ничего не могу сказать, вы должны это понять! Я просто не могу! — лепетал Осгуд. — Если я хоть что-нибудь скажу, мою мать обольют кислотой! Когда кто-то начинает болтать, с ним всегда это случается — он получает свою порцию кислоты! Я ничего не могу больше сказать, ради Господа Бога, не принуждайте меня! — Мы можем обеспечить защиту… — начал Роджер. — Никто не сможет защитить ее! Если они обещали, что обольют, то они сделают это. Я вас уверяю, их ничто не удержит! «Они» явно нагнали страху на этого парня. И Роджер совершенно отчетливо вспомнил, как Пенгелли предупреждал его, что в последнее время были случаи, когда кислоту использовали для жестокой мести. Если так, то применение кислоты в качестве средства устрашения было тщательно продумано. Могла ли это быть банда идейных фанатиков? Да. Но разве не более вероятен какой-то сильный материальный мотив, о котором они пока не подозревают? Покидая Брикстон, Роджер запрятал эти мысли подальше. Если задавать такие вопросы, то можно свести Осгуда с ума. Джексон же будет работать с ним медленно и профессионально. А тем временем следовало бы взять под наблюдение мать Осгуда. Он отдал по радио необходимые распоряжения и отправился к Джил Хиккерсли. Ему понравилось ее лицо, по форме похожее на сердце, ее большие глаза под темной челкой, даже ее застенчивость. Она была расстроена меньше, чем ему описал Мориарти, и, когда прибыл Роджер, с ней сидела крупная неповоротливая девица — ее соседка по квартире, Дейзи. — Я никогда тебя не оставлю, — говорила Дейзи. — Я больше никогданикуда не уеду, я тебе обещаю, — казалось, она советовала Уэсту намотать это себе на ус. Наконец, она ушла. Роджер пододвинул стул и попросил Джил прочитать запрос о Дэвидсоне. Она хмурилась, пробегая его глазами, потом отложила. — Хотелось бы мне знать, почему он сбежал. Мистер Уэст, а вы тоже думаете, что он женат? — Я не могу себе позволить строить догадки, — сказал Роджер и подумал: может, он испугался до потери сознания, как Осгуд. — А вот Дейзи так считает, — вздохнула девушка. — Это описание верно? — Ну… не очень, здесь он выглядит старше. — Старше? — Да. Он действовал так, будто старше меня, но на самом деле ему почти столько же — двадцать один, — добавила она наивно. — Если я пришлю к вам специалиста с фотороботом, поможете ему составить портрет Клайва Дэвидсона, чтоб его могли опознать? Она заколебалась. — Почему вы не хотите? — мягко спросил Роджер. Медленно, с несчастным видом она произнесла: — Он ведь ничего такого не сделал, правда? Я имею в виду, не совершил никакого преступления, за которое вы бы могли его арестовать. Может, он действительно женат, и если портрет появится в газетах и по телевидению, то жена несомненно увидит его. И это причинит ей большие страдания, — она приподнялась на подушках так, чтобы лучше видеть его лицо, и продолжила: — Мне бы не хотелось отказывать полиции в помощи, но неужели это так важно? Помолчав, Роджер ответил: — Это может быть очень важно. Поверите ли вы мне, если я пообещаю использовать портрет только в случае крайней необходимости? Ее лицо мгновенно прояснилось: — Конечно! Роджер покидал больницу с легким сердцем: кто сказал, что вся молодежь у нас никудышная? Он отдал распоряжения насчет фоторобота, но предупредил, что воспользоваться изготовленным портретом можно будет только после его особого разрешения, сообщил Мориарти о разговоре с девушкой и, наконец, почувствовал, что они немного продвинулись в своем расследовании. Чуть позже он объяснил констеблю Хилари Рид, в чем заключается ее задача.
Хилари Рид была старше, чем казалась на вид, но ей не составляло труда предстать двадцатилетней девушкой. Она назначила Понту встречу по телефону и приехала в клинику чуть позже пяти часов в подходящем для этого случая узком костюме с глубоким вырезом. Все вокруг было как обычно, добавились только два полицейских и два сыщика в штатском, из машины следившие за домом, — защита, о которой попросил Понт. Хилари провели в приемную, где побывали Роджер и Мориарти, и двадцать минут заставили томиться в ожидании. Она только слышала, как ходят люди и ездят машины по улице. Затем дверь отворилась и появилась секретарша, известившая ледяным голосом, что доктор Понт сейчас ее примет. Хилари прошла за девушкой в большую комнату, похожую скорее на кабинет, чем на приемный покой, с роскошным диваном, стоявшим сбоку, но не вплотную к стене. Понт в белом халате, не поднимаясь из-за письменного стола, указал ей на кресло. — Садитесь, мисс Рид… Вот так, хорошо… Как я понимаю, вам порекомендовала обратиться к нам подруга… кто?… Хьюстон?… А, да, помню ее… Пожалуйста, чувствуйте себя совершенно свободно, мисс Рид… Расслабились?… Вижу, вы немного напряжены, это вполне понятно… Но вы ведете себя честно — прекрасное начало… Не все мои пациенты бывают честны и откровенны. Они, видимо, считают, что в число профессиональных навыков психиатра входит способность распознавать, когда люди им лгут. А это не так. Вы можете, если хотите, обманывать меня… Хилари Рид подумала: он как будто знает, кто я. — Но тогда от этих консультаций, как и от всех других, не будет никакого толку. Они бесполезны, если вы не будете абсолютно откровенны, если не расскажете как можно искренне, что происходит в вашем сознании, что вас беспокоит, — он взглянул на лежащую перед ним карточку. — Я вижу, вы рассказали моей секретарше, что вас беспокоят сексуальные фантазии и… э… чувство, будто вы в заточении… Вы и тут откровенны, это прекрасно, не многие люди признались бы, что у них бывают такие фантазии… Вы живете одна, мисс Рид? — Нет. Вместе с мамой, — ответила Хилари. — В квартире? В комнатах? В своем доме? — В квартире на Сент-Джонс-Вуд. — Значит… вы хорошо обеспечены? — Да. У меня достаточно средств, чтобы жить в комфорте. — Чем вы занимаетесь? — В основном, это добровольная благотворительная работа, — сказала Хилари. — По правде говоря, я думаю, что все это от того, что мне нечем заняться. — Возможно. Да, вполне возможно. Я… О, извините. Он внезапно прервал разговор, поскольку зазвонил телефон, и, наклонившись вперед, снял трубку, уставившись в потолок, будто сразу забыл о ее присутствии. Вначале Хилари подумала, что это игра. Но выражение его лица внезапно изменилось, губы сжались в прямую тонкую линию; казалось, он испуган. Взглянув на Хилари, он произнес в телефон осипшим голосом: — Подожди, — и, прикрыв трубку рукой, обратился к ней: — Простите, мисс Рид. Будьте добры, подождите, пожалуйста, в соседней комнате. Уже у двери она услышала его сдавленный, испуганный возглас: — О, нет! Нет!
(обратно)
Глава тринадцатая ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ
Хилари Рид вышла за дверь, закрыла ее с резким щелчком и тотчас же вновь открыла. Не отпуская ручку, она встала у порога, оглядываясь вокруг и прислушиваясь к телефонному разговору. Она была теперь на площадке первого этажа; лестничная клетка отделана красным деревом, вверх и вниз от нее бежали ступени, мерцающие темным блеском. Двери справа и слева вели в широкий коридор, тянувшийся по обе стороны от нее. Секретарша находилась этажом ниже, но в любой момент кто-то мог появиться из этих боковых дверей. — … нет, — опять вздохнул Понт. Снова наступила тишина. Внизу хлопнула дверь, и Хилари уже готова была отойти. Ковер заглушал шаги, но вот открылась входная дверь, и раздался бесстрастный, невозмутимый голос секретарши: — Добрый вечер, мистер Лейдло, пожалуйста, проходите… Доктор Понт скоро освободится. Понт снова заговорил, но из-за шума и голосов внизу было трудно разобрать его слова. — … ужасно, я не думал… Да, конечно, мы должны быть очень осторожны, иначе все испортим… Но мы ведь не можем бросить то, что уже сделали, это было бы глупо… Да, я загляну к тебе позднее… Ужасно, ужасно. Я просто потрясен. Прозвучало «дзинь!», трубку положили. Стало тихо. Хилари поспешно отошла от двери, повторяя про себя вновь и вновь все, что услышала. Остановившись у окна, выходящего во двор, она смотрела на высокую оранжерею, сквозь стеклянную крышу которой видны были огромные листья экзотических растений — зеленые, красные, лиловые, даже слегка голубоватые. Она открыла сумочку, достала записную книжку и сделала стенографическую запись услышанного разговора. Теперь было очень тихо. Она оглянулась, раздумывая, долго ли еще ей придется ждать, и продолжит ли Понт беседу с ней. Что же это за растения в оранжерее? Среди них, наверное, есть каучуконос — резиновое дерево. Из этого высокого окна смотришь на оранжерею как на джунгли из окна самолета. Хилари передвинулась, ее взгляд привлекло изобилие ярко-желтых цветов. За ними располагалась еще одна оранжерея, в которой росли орхидеи самого разного вида. Без всякого предупреждения прозвучал вдруг голос Понта, совсем рядом с ней. Хилари вздрогнула от неожиданности. — Любуетесь моими растениями, мисс Рид? — Да-да, они чудесны, — сказала она, быстро овладев собой. — Красивые? — казалось, он думает о чем-то другом. — Некоторые очень красивы. — Да, очень. И вы тоже очень привлекательная женщина, мисс Рид. Началось. — Приятно слышать это от вас. — Но правда есть правда. Я постоянно стараюсь вырабатывать у моих пациентов потребность в правде, и прежде всего в правде о себе самом. В вас эта потребность, например, есть, и вы уже признали, что вы — одиноки. — Моя мама… — начала Хилари. — Комфорт. Обязательства и ответственность перед другими. Но вам нужна компания молодых людей, в том числе и противоположного пола. — Я… я думаю, это так. Она стояла спиной к окну и к оранжерее, глядя ему прямо в лицо. Кожа доктора Понта была гладкой, по-своему замечательной. Ощущалась какая-то изысканность, утонченность в его чертах, придававшая им почти женскую привлекательность. Ноздри были небольшие, изящно изогнутые, рот маленький, но красивой формы. — Как вы должны были догадаться, у меня очень неприятные новости. — Сочувствую вам. — Один из моих пациентов и член нашего клуба умер. — О, какое несчастье! — ответила она. Что еще здесь можно было сказать? — Это результат вчерашнего подлого нападения… Вы слышали о том, что у нас случилось, мисс Рид? — Об этом… писали газеты? — Да, именно. Какие-то сумасшедшие ворвались сюда, обрызгали кислотой несколько человек, — Понт закрыл глаза, будто не хотел видеть представшей перед ним страшной картины. Хилари почувствовала неловкость, ей показалось, что он пытается сдержать слезы. — Тот, который умер, страдал от хронического заболевания сердца, а этот шок убил его. — Это… ужасно. — Да, ужасно. И едва ли… да, рекомендация. — Я не совсем вас понимаю, — сказала Хилари. Понт стоял очень близко, будто загораживая ей путь. Возникло странное впечатление — словно он нарастает, становится выше, больше, страшнее. Глаза ему излучали яркий свет. «Гипноз» — подумала она и прищурилась; нельзя было отводить взгляда, слишком очевидно стало бы, что она избегает смотреть на него. Он не касался ее и не предпринимал никаких попыток коснуться. — Я рекомендую вам… компанию и молодых друзей обоего пола. — Я… я тоже так думаю. — При обычных обстоятельствах наш клуб, Понт-клуб, был бы идеальным местом для вас. — Понимаю. — Однако ввиду… ввиду этих печальных событий вам, может быть, не захочется искать помощи у нас. — Ну, что ж, — спокойно проговорила Хилари, как бы взвешивая все «за» и «против». — Думаю, такое происходит в исключительных случаях и вряд ли бывает каждый вечер. — Конечно, — сказал он. — Я… — он внезапно замолчал, собираясь с мыслями. — Мисс Рид, позвольте мне быть откровенным с вами. Я не стану притворяться, будто точно знаю, что вам нужно. Мне нужно было бы чаще видеть вас, наблюдать за вами — не в медицинском, не в физическом смысле, а в самом общем. Нужно увидеть, как вы реагируете на других людей, на различные искушения и соблазны, на всевозможные удовольствия. Понт-клуб, как вы можете догадаться, — это своего рода лечебный клуб. Его члены помогают друг другу решать свои проблемы. Новички смешиваются с завсегдатаями, очень быстро знакомятся, становятся друзьями и находят людей, с которыми имеют много общего — согласие, гармонию, взаимопонимание, я бы сказал. У нас бывают киносеансы, лекции с демонстрацией слайдов, игры всех видов, показы мод, эксперименты; здесь есть бассейн и оборудование для любого увлечения, хобби. Если вы станете одной из нас, то уже через месяц у меня будет множество отзывов о вашем характере, и я смогу составить мнение и рекомендации, что вам нужно, чтобы быть счастливой. Все люди стремятся к счастью, мисс Рид. Если бы только мы могли указать им безошибочный путь к нему! Хилари перевела разговор на практические рельсы: — Сколько это стоит? — Вступление в Понт-клуб? Всего пять гиней в год. Участие в других мероприятиях оплачивается отдельно, но это по вашему усмотрению. Если вы проведете у нас три месяца, пользуясь всем, что здесь есть, то потратите около двухсот пятидесяти фунтов. Вы ведь не бедны, мисс Рид, нет? — Нет, конечно, нет. — У нас ведь есть программа помощи тем, кто сам не в состоянии… И Понт, по-прежнему стоя очень близко от Хилари, начал подробно рассказывать, как действует программа.Роджер сидел дома на Белл-Стрит, с одной стороны виски с содовой, с другой — все сегодняшние дневные газеты. Он слышал, как Дженет разговаривает в саду с соседкой, и спрашивал себя, действительно ли у него так болит плечо, что он не может постричь траву. С сожалением решив, что нет, он уже готов был встать и приняться за работу, как вдруг раздался телефонный звонок. Левой руке давалась отсрочка. — Роджер Уэст. — Это Мориарти, сэр. — Слушаю вас, — отозвался Роджер. — Здесь констебль Рид с очень интересным донесением. — Где здесь? — спросил Роджер. — В Ярде, сэр. Роджер в сомнении задумался, потом сказал: — Попросите ее приехать ко мне домой… и пусть она не надевает форму. — Хорошо, сэр. Кажется, Понт очень расстроился из-за смерти одного человека из клуба после нападения. Мы можем квалифицировать это как убийство? — Не знаю, — ответил Роджер. — Я поинтересуюсь в отделе юрисконсульта. Ему показалось, Мориарти что-то сказал шепотом, но до него только донеслось: — Лучше подстраховаться, чем потом плакать, сэр! Роджер отправился на кухню, чтобы предупредить Дженет о приезде девушки. — Значит, теперь ты уж точно не сможешь подстричь траву, — проговорила Дженет, смеясь. — Хорошо, милый, у Ричарда завтра выходной, и он этим займется. Через полчаса у дома остановился зеленый автомобиль, за рулем которого сидела Хилари Рид. Дженет увидела в окно, как девушка выходит из машины. Хилари прекрасно держалась, от нее веяло воспитанностью, уверенностью, грацией. — Не уверяй меня, что она служит в полиции, — изумленно промолвила Дженет. — Поди открой ей дверь, — сказал Роджер, — только не убей ее на пороге своей ревностью. — Свинья же ты! — М-я-у! В дверях все обменялись приветствиями и любезностями. Девушка была прекрасно подкрашена, одета в простое платье нефритово-зеленого цвета, отделанное коричневым шелком. Пробормотав что-то вроде «сад», Дженет вышла, оставив их с Роджером наедине. Он чувствовал себя легко, удивляясь, для кого предназначается вся эта косметика, и спрашивая вслух, что она будет пить. — Ничего, спасибо, сэр. — Не стоит отказываться ради соблюдения приличий. — Я взяла себе за правило никогда не пить, если я за рулем, — объяснила ему Хилари Рид. — Разумно. Ну, так что же там случилось? Ее доклад был четким и кратким, ему это понравилось. Протягивая ему переведенный в машинопись рассказ обо всем, что произошло, Хилари заключила: — Он странный человек, сэр, но у меня создалось впечатление, что все, что он говорил, было абсолютно искренне. — И в то же время он, может быть, приглашает вас вступить в один из самых грязных и непристойных клубов. — Да, я знаю. И все же, думаю, он искренне стремится помочь. И, по-моему, он действительно очень расстроен тем, что произошло. Но нам, мне кажется, придется учесть одну вещь, сэр. — Что именно? — Я уверена, его очень трудно обмануть. — Вы думаете, он уже вас вычислил? — Я пока сомневаюсь, но, полагаю, если мне придется вступить в клуб, то я должна находиться там все время, а не появляться время от времени, урывками, после того, как выполню обычную работу в Ярде И, думаю, мне вообще пока не стоит показываться в Ярде, сэр, если я вступлю в клуб, лучше докладывать ежедневно по телефону. «Она делает из меня Мориарти», — подумал Роджер и сказал: — Это может быть очень опасным делом. Серная кислота — не косметика. Нисколько не смутившись, девушка ответила: — Я очень благодарна вам, сэр, за возможность принять участие в раскрытии этого преступления. — Да? Почему? — Я пошла работать в полицию, потому что думала, что смогу помочь в предотвращении преступлений среди девушек, и в общем — среди молодых людей. Я и подумать не могла, что мне придется большую часть времени возиться с этими испорченными мерзкими стариками. — Которые, в свою очередь, портят молодежь, — ласково поправил ее Роджер. Хилари Рид молчала. «Что случилось со столичной полицией? — раздраженно подумал Роджер. — Неужто мы все превратились в реформаторов?» Он прямо посмотрел в ясные голубые глаза девушки и сказал: — Прежде всего, констебль Рид, мы охотимся на преступников. Никогда не забывайте об этом. — Конечно, не забуду, сэр. — Понт может быть искренним и откровенным, но одновременно содержать собственный публичный дом. Он может быть даже сумасшедшим — меня это нисколько не удивит, в таких случаях человек нередко начинает изображать из себя бога. Наконец, его могли вовлечь в какую-то преступную деятельность, за ним может кто-то стоять, угрожая перерезать горло. Нет ничего страшнее поссорившихся воров. Вы это понимаете? — Понимаю, сэр, — она посмотрела на него не дрогнувшим взглядом. — Вот и хорошо. Я хочу во всех подробностях знать, что происходит в Понт-клубе и в клинике Понта. У нас есть длинный список его членов, и мы их всех проверим одного за другим. Вы вступайте, будьте там все время. Ваше задание — собирать всю возможную информацию, но, ради Бога, не играйте роль героини. Если появится опасность — уходите как можно быстрее, — он внезапно встал. — Такие вот указания, мисс Рид. — Я все понимаю, сэр, — ответила Хилари, — и не очень-то боюсь испортить свою внешность. Она поднялась, и Роджер, проводив ее до дверей, дождался, когда она отъедет. Никто не догадается, что эта женщина — полицейский, этим она и была для них полезна. Он увидел Ричарда, вприпрыжку бегущего по другой стороне улицы, увидел, как почти одновременно от края тротуара отделяется мотоциклист. Охваченный внезапным безотчетным страхом, Роджер крикнул во весь голос: «Головастик!», сын резко повернулся навстречу мотоциклисту, который что-то держал в руках. Ужасная мысль пронеслась в голове Роджера: «Попадет прямо в лицо!» Он увидел, как Ричард нагнулся, как что-то пролетело над его головой и ударилось в дерево. Раздался хлопок, появилось облако пара. Ричард мгновенно выпрямился и, не помня себя от ярости, метнулся вперед словно пуля. Он бросился на седока, но не успел схватить его, пнул заднее колесо, промахнулся и в последней отчаянной попытке подпрыгнул вверх. Потом Роджер увидел, как Хилари Рид разворачивает машину. Миг — и она у края дороги, еще миг — и она делает дугообразный поворот, но, не завершив его, останавливается, перекрывая путь мотоциклисту, летящему на нее во весь опор с опущенной вниз головой и явно думающему только о том, чтобы уйти от Ричарда. — Берегись! — крикнул Ричард. — Боже! — выдохнул Роджер. Из дома выскочила Дженет. — Что? Что такое?! Хилари Рид нажала на клаксон и не убирала руку. С десяток копавшихся в саду людей обернулись, недоумевая, на резкий сигнал. Мотоциклист увидел зеленую машину слишком поздно. Он врезался в нее со всего маху и, выброшенный из седла, футов десять летел в воздухе, кувыркаясь как акробат, исполняющий сложное сальто, пока не грохнулся наземь. Он упал головой вперед. Кто-то вскрикнул, странный, жуткий вопль прорезал тишину. Ричарду, наконец, удалось остановить свой бег, и, уткнувшись в машину, он оказался рядом с Хилари Рид. Когда Роджер подбежал к ним, они стояли, вцепившись друг в друга, как бы помогая один другому перенести страшную картину, открывшуюся их глазам.
(обратно)
Глава четырнадцатая НОЧЬ ТЕРРОРА
На Лондон медленно опускалась теплая ночь. В Челси Ричард лег в постель, но не мог уснуть, его неотступно преследовало увиденное. В комнате наискосок тоже без сна лежала его мать Дженет, в который раз представляя, что могло бы быть с ее сыном. На улице Сент-Джонс-Вуд, где она действительно жила со своей матерью, неспокойным тревожным сном забылась Хилари Рид — случившееся было самым страшным из всего, что ей довелось пережить с тех пор, как она вступила в ряды столичной полиции. В комнате этажом ниже Мориарти крепко спала без лекарств Хелина Янг; в комнате над ней, устало глядя на вставленный в пишущую машинку лист бумаги, сидел Мориарти, жаждущий ярких результатов и уверенный, что старший следователь Уэст не добьется их. Под действием снотворного спал на животе Уайнрайт в больнице в Патни. В маленькой по соседству с Дейзи комнате спала Джил Хиккерсли, приняв на ночь успокаивающее. Крепко спали в Шепердс-Буш, каждый в своем доме, Бетти Смит и Джонатан Кобден, еще ничего не забывшие, но уже не вздрагивающие при воспоминании о нападении на них. Спал в своей камере Джон Смит, оказавшийся Осгудом. Человек, не назвавший своего имени, тоже спал в Брикстонской тюрьме, где по решению суда он содержался под стражей. В морге, заснув вечным сном, лежал неопознанный юноша-мотоциклист, о пропаже которого никто не заявлял и опознать которого можно было теперь только по особым приметам на теле. Наступала ночь, и влюбленные покидали уединенные места, выходя из тени под огни улиц и машин. Все это время полиция была в напряжении, теперь тревога начала постепенно стихать, потому что к полуночи большинство тех, кто, горя любовью и желанием, искал уединения в парках и подъездах, расходились по домам. Некоторые грустно, некоторые удовлетворенно, кто-то ликуя, а кто-то со страхом за то, что наделал и что его может ожидать. Но не все влюбленные шли домой, ведь ночь была так тепла и так полна очарования. И если ты живешь один, или родители твои считают, что дети вправе вести свою собственную жизнь, то куда и зачем торопиться? Как и у полиции, у них притупилось чувство опасности, они были заняты исключительно друг другом. Медленно, крадучись, пробирались люди с распылителями в руках сквозь темноту к своим жертвам. Один за другим они занимали позиции для атаки. Внезапно яркий свет озарил самые темные места, и тишину ночи вспугнули пронзительные крики. Мгновенно стряхнув дремоту, зашевелилась полиция. Взревели моторы, настойчиво и неумолчно зазвонили телефоны в полицейских отделениях и больницах, завыли на дорогах сирены машин «скорой помощи». Раздался телефонный звонок в доме Роджера, и Дженет, только-только задремав, внезапно вскочила. — Уэст, — ответил Роджер, подняв трубку телефона рядом с кроватью. — Имеются сообщения примерно о пятидесяти случаев ожогов кислотой, сэр, — сказал инспектор, дежуривший в отделе информации. — Я подумал, что вы должны сейчас же узнать об этом. — Знаете, где найти Мориарти? — спросил Роджер, опуская ноги на пол. — Да, сэр. — Пошлите за ним. Я буду через двадцать минут, — Роджер поднялся. Света уличных фонарей было достаточно, чтобы увидеть тревожные глаза Дженет. — Скверная ночь для юных влюбленных, — проговорил он. — Прости, моя хорошая, мне надо идти. — Роджер, — окликнула она, когда он спускался по лестнице, — будь осторожен. Будь осторожен…К половине третьего ночи поток донесений иссяк. Роджер, без пиджака и с ослабленным галстуком, как всегда безупречно одетый Мориарти и еще два сержанта закончили втыкать в карту булавки, отмечая места, где были совершены налеты. Их было семьдесят три в двадцати восьми разных местах — от Клапам-Коммон до Хампстед-Хит, от Хам-Коммон до Риджентс-Парк, от Далидж-Коммон до Камберуэлл-Грин, от Илинг-Коммон до берега реки, поросшего лесом. Мориарти, мечущийся подобно молнии, вычерчивал график за графиком, лист за листом, а Роджер анализировал работу отделений и их донесения. Они отличались друг от друга: Поражения небольшие, оба доставлены в больницу. Серьезные ожоги тела, оба доставлены в больницу. Небольшие ожоги на голове, молодая женщина в состоянии сильного шока. Серьезно обожжены руки… Роджер перелистал их все, боясь увидеть сообщение о еще одной смерти, но фатально опасных ожогов, видимо, не было. Встречались и такие факты: Коробок спичек с рекламой Понт-клуба найден на месте преступления. Обнаружен пластмассовый распылитель фирмы «Амо», наполовину заполненный серной кислотой. Найдены пластмассовые перчатки, клеймо изготовителя на них уничтожено — переданы для снятия отпечатков пальцев. Обнаружены следы. Итак, следы, распылители, спички с Понт-клубом; незначительные и серьезные ожоги, девушка в шоке, мужчина в шоке. Счет увеличивается… Мориарти возился с набросками кругов, характеризующих радиус разбрызгивания. — Во всех случаях примерно одно и то же, сэр. Один вид оружия — распылитель фирмы «Амо». — Надо бы собрать сюда к утру пробы кислоты и убедиться, что они одной концентрации, — сказал Роджер. — Если всю кислоту разливали из одной емкости, то каковы же должны быть ее размеры? — Я проверю, сэр. — И не требуйте от лаборатории, чтобы они занимались этим в первую очередь, — предупредил Роджер. — Попросите просто, чтоб сделали побыстрее, если им позволяют возможности. — Но это же первоочередное! — возмутился Мориарти. — Для них, может быть, и нет, — сказал Роджер. — Вы отмечали время? — Да, треть нападений произошла в полдвенадцатого, треть — в двенадцать и треть — в двенадцать тридцать. — Да. И места, — продолжал Роджер, и Мориарти взглянул на него озадаченно. — У нападавших было время переместиться отсюда, — он показал на Хампстед-Хит, — сюда, — он ткнул в Риджентс-парк. — Похоже, действовало три отряда по двадцать пять примерно пар, совершивших по три разных рейда. — Я не заметил этого, — признался Мориарти. — Если в каждом нападении принимали участие два-три человека, то в отряде их должно быть не меньше пятидесяти. — От пятидесяти до ста, скажем, — Роджер заглянул в какие-то донесения. — Есть следы мотоциклов? — Возле мест нападений — нет. — Лучше дайте указание проверить все подходы и траву вокруг, — посоветовал Роджер. — Может, они пользовались мотоциклами, — перед его глазами предстало надавнее происшествие, закончившееся ужасной смертью мотоциклиста. — Никаких использованных катушек от фотоаппарата, лампочек от вспышки, вообще, что-нибудь, связанное с фотосъемкой, не найдено? — Нет, не найдено. — Значит, они пользовались фотоаппаратами со встроенной вспышкой, а такие довольно дороги. Нападавших очень много, так что вряд ли можно всерьез говорить об одном человеке или даже нескольких, обеспечивающих их всем необходимым и играющих роль господа Бога. Размах слишком велик. Возможно, хулиганами руководят из одного центра, как Понт-клуб, но я сомневаюсь, что из него самого. Нам нужно найти, где они покупают распылители и кислоту. Нам, черт возьми, придется покрутиться! — Не могу не согласиться с вами, сэр, — сказал Мориарти. — Я останусь здесь до утра.
Ну, сейчас Уэст, наверное, проснулся, подумал Мориарти, но теперь он уже ничего не изменит. Дело сделано, и пусть сам винит себя за то, что проспал. Они провозились всю ночь, планируя каждый шаг, который предстоит сделать завтра: позвонить всем поставщикам серной кислоты и распылителей «Амо», всем производителям и продавцам, обзвонить все общественные клубы, собрать данные о преступных группировках разных возрастных категорий, не забыть поставщиков фотоаппаратов со встроенной вспышкой. Роджер, с красными от бессонницы глазами, но по-прежнему в состоянии боевой готовности, одобрил предложение об общем запросе в отделения полиции сразу после семи часов утра. — Сделаем перерыв на завтрак, — сказал он Мориарти, когда, наконец, дело было закончено. — Я не проголодался, сэр. Роджер подумал: «Надо перестать придираться к нему и приставать с советами то отдохнуть, то не переутомляться». К тому времени, когда он побрился, принял душ, позавтракал, подоспели утренние газеты. Броский заголовок «Дейли Глоб» гласил: «НОЧЬ ТЕРРОРА». Пять газет повторили это название, а «Эхо» проделала грандиозную работу, поместив на целой странице карту с обозначением места каждого преступления. Чем больше изучал Роджер это дело, тем явственнее осознавал широкий размах налетов. В половине десятого телефон в кабинете Роджера подал голос; звонил Пенгелли. — Ты мог бы позвонить мне, — с упреком произнес он. — Разумеется, тебе бы позвонили, — сказал Роджер и добавил в приливе откровенности: — Знаешь, Пен, я о тебе даже не вспомнил. — Вот это больше похоже на правду, — ответил Пенгелли. — И вот еще что, Красавчик. — Что? — В следующие несколько ночей вряд ли хоть одна парочка останется в лондонских парках и на улице после наступления темноты. — Что ж, может, ты и прав, — согласился Роджер. — Я прав, всегда прав. Если эти люди затевают какое-нибудь ограбление, то они прекрасно подготовили почву. — У тебя есть какие-то сведения? — Нет. — А-а. У меня есть идея, — с задумчивым видом проговорил Роджер. — И что это за идея? — Как думаешь, могла бы ваша газета предложить значительное вознаграждение тому, кто обладает информацией? — спросил Роджер. — У полиции нет достаточно большой суммы денег, с другой стороны, большинство газет побоится пойти на это, они не захотят разочаровывать своих узколобых читателей. Но ваша редакция могла бы попробовать. — Если, — предельно кратко выразился Пенгелли. — Что «если»? — удивился Роджер. — Если будем уверены, что первыми получим от Ярда все сведения, — объяснил Пенгелли. — Я, например, видел одну из твоих анкет сегодня утром в отделении Норд-Веста. Очень толковая анкета, если мне позволят так сказать. Но ведь ты ни одной не прислал в газеты, так? — Да. — Почему бы нам не опубликовать ее в вечернем или утреннем выпуске? Я понимаю, ты не можешь наделить нас исключительными правами, но ведь ты можешь информировать нас первыми? А если нам удастся заставить говорить одного из налетчиков, это облегчит и тебе дело. — Я посмотрю, что тут можно сделать, — пообещал Роджер. — И перезвоню тебе. — Может, ты позволишь «Ивнинг Глоб» угостить тебя обедом? — предложил Пенгелли. — Скажем, в «Данелли», в час дня? — Постараюсь быть, а если не смогу — сообщу, — ответил Роджер.
Коппелл задрал свой нос. — Вы же знаете, нам следует быть очень осторожными и не давать ни одной газете преимущества перед другими, Уэст. — Но мы уже делали так раньше, — напомнил ему Роджер. — Но в этом случае… — в голосе Коппелла звучало явное неодобрение. — Я понимаю, здесь очень деликатная ситуация, — упрямо продолжал Роджер. — Но если мы получим полную поддержку, материальную в том числе, со стороны «Ивнинг Глоб», это может помочь нам в раскрытии этих преступлений. «Глоб» способна во многом облегчить нам задачу. Если выйдет несколько номеров, где они сообщат, что целиком поддерживают нас в кампании по наведению порядка… — он замолчал, поняв, что этого не надо было говорить; «кампания по наведению порядка» — такое выражение вряд ли придется по душе Коппеллу и другим высшим чинам Ярда. Коппелл одарил его одной из своих редких понимающих улыбок. — Нужно другое название, — заметил он. — Подумайте об этом и поглядите, что предложит Пенгелли. Не превращайте Ярд в эдакого защитника общественной морали — мы всего лишь стражи собственности. Но… — он замялся, потом встал и подошел к окну, из которого было видно здание парламента. — Уэст, — продолжил он равнодушно, — я не могу этого одобрить, вы знаете. Однако, если Пенгелли и «Глоб» выразят желание нам содействовать, я не буду препятствовать. Однако помните — вам придется действовать на свое усмотрение, — и он неторопливо, почти страдальчески добавил: — Если вы понимаете, что я имею в виду. Роджер прекрасно понимал. Это означает следующее, — объяснил он Пенгелли, когда они уселись в дальнем, уединенном углу «Данелли», прекрасного ресторана на реке неподалеку от Ярда. — Коппелл не обещает мне своей поддержки. Если я передам вам информацию раньше, чем остальным, и разразится скандал, то все шишки достанутся мне. — Да-а, — протянул Пенгелли. Он был похож на учителя — очки в металлической оправе, выражение доброжелательности на лице, чем-то сходное с Джошиа Понтом. — Мы сделаем все возможное, чтобы никто не узнал, откуда мы получили информацию. Ты ведь нас знаешь. — Да, — согласился Роджер. — Мое дело решить, стоит ли ваша помощь того, чтобы рисковать своей головой. — Обещаем полную поддержку, — уверил его Пенгелли. — Я встречался с редактором, а тот со Стариком. Он у нас большой борец за свободу личности, за право людей делать то, что они считают нужным, а не то, что им указывают или к чему принуждают. «Учите, а не принуждайте!» — вот его девиз, а он совпадает с нашей затеей. Будто ты сам не знаешь, — обиженно закончил Пенгелли, берясь за меню. Глаза Роджера блеснули. — Вот тебе и заголовок, — сказал он. — «Учите, но не принуждайте и не запугивайте». Научите молодежь любить, а не блудить, вместо того чтобы пугать ее до потери сознания. Страх сводит с ума, но не лишает вожделения. Ну, как это звучит? — с нетерпением спросил Роджер. Пенгелли сидел откинувшись, сняв очки. — Да ты просто пропадаешь в Ярде! — заявил он. — Нет, решительно твое место на Флит-Стрит, в мире журналистики. Сегодня вечером твоя идея будет нашей передовицей. Покажем, что за этими нападениями кроется покушение на права человека, не одобряя, конечно, практически совокуплений в парках, — он потер глаза. — Что-то еще, Красавчик? — Похоже, кто-то здесь разыгрывает из себя Господа Бога, — улыбнувшись, произнес Роджер. — Понимаю, что ты имеешь в виду, — проворчал Пенгелли. — Не думаю, что следует касаться этой стороны дела. Пусть сами делают выводы. — Пен, эта сторона может быть очень важной для нас. — Хочешь сказать, вам надо, чтобы мы упомянули об этом? — И чем быстрее, тем лучше. — Хорошо, подумаем, что тут можно сделать, — пообещал Пенгелли. — А как насчет вознаграждения за любое сообщение, которое поможет разоблачить руководителя нападений с серной кислотой? — напомнил Роджер. — Будет. Тысяча фунтов, — с видом полнейшего равнодушия проговорил Пенгелли. — Пен, — сказал Роджер, — все, что я смогу, я для тебя сделаю. Пенгелли взглянул на подошедшего официанта, рассеянно спросил: — Что? — и тут же торопливо добавил: — Унесите, пожалуйста. Официант собрал тарелки и черный перец, который они просили принести для копченого лосося, и Пенгелли надел свои очки. — Я тебе напомню об этом, — пообещал он. — Итак, вчера действовало, по предварительным подсчетам, от двадцати пяти до тридцати небольших мобильных групп? — Да. — А что значит — «кто-то изображает из себя Господа Бога»? У него, выходит, есть от пятидесяти до ста учеников, помогающих изливать на грешников серную кислоту? — поскольку Роджер не ответил, Пенгелли вновь заговорил: — Вряд ли допустимо полагать, что такое количество молодых оболтусов можно объединить в сернокислую армию только лишь идеей праведности. Им за это либо платят, либо они делают это из сатанинской радости. Не удивлюсь, если их привлекает и то, и другое. Я использую твою идею о человеке, играющем роль Бога, если ты настаиваешь, но ни ты, ни я не отнесемся к этому всерьез. Не такого надо искать. — Я не знаю, кого я ищу, — признался Роджер. Официант принес бефстроганов для Роджера и камбалу, запеченную на углях, для Пенгелли, и они принялись за еду. Когда с ней было покончено, сам Денелли, низенький, толстый, со своей итальянской улыбочкой на лице, подошел к ним, держа в руке номер «Ивнинг ньюс». — Здесь ваша фотография, мистер Уэст, я подумал, вам захочется взглянуть, — сказал он. — Прошу прощения, мистер Пенгелли, что это не ваша газета. — Удивлен, что ты читаешь такую дрянь, — пошутил Пенгелли. — Я… Что случилось, Роджер? Пенгелли с тревогой смотрел на выражение лица Уэста. Да, там была его фотография. Но рядом со страницы смотрело трогательное сердцеобразное лицо Джил Хиккерсли и портрет-фоторобот. Внизу шла подпись: «Воссозданный специалистами Ярда портрет Клайва Дэвидсона, сделанный на основе информации, полученной от Джил Хиккерсли (фото прилагается)».
(обратно)
Глава пятнадцатая ЯРОСТЬ
Побелев от злости, какой он не испытывал уже много лет, Роджер стремительно вошел в комнату, где вместе с двумя сержантами работал Мориарти. Тех сразу сдуло, как только они взглянули на Роджера. Захлопнув дверь и швырнув на стол Мориарти газету, Уэст напряженно и требовательно спросил: — Это вы поместили в газете портрет Дэвидсона? — Да, я… — И этот текст? — Да, я подумал… — Мориарти, — свирепо произнес Роджер, — вы не умеете думать. Пока еще не умеете. Вы не можете даже начать думать. И вы не умеете выполнять приказы. Я говорил вам, что не надо помещать этот портрет без моего особого указания, говорил? — Да, но… — Не может быть никаких «но». Вы сознательно нарушили приказ, и я знаю, почему. — Он наклонился над столом, взявшись за его края вытянутыми руками и в упор глядя на молодого человека, в лице которого не было ни кровинки, глаза остекленели. — Вы считаете, я неправильно веду дело. Вам кажется, что я действую недостаточно быстро, — он сделал паузу, давая Мориарти возможность возразить: «Нет, это не так, сэр», но тот сидел совершенно неподвижно, губы его лишь чуть раздвинулись, обнажая зубы, будто он собирался зарычать. — Вы думаете, что можете работать лучше, чем я. Но затешите у себя на голове. Вы предали молодую девушку — свидетеля, который теперь для нас потерян. Вы выставили меня лжецом и тем самым подорвали в ней всякое доверие к полиции. Возможно, она стала бы решающим свидетелем. Даже болван, я думаю, понимает, что она единственный человек, который способен установить личность Клайва Дэвидсона! Служащие Ассоциации молодых христиан не смогут сказать, кто был с нею в тот вечер и кто именно убежал. Это может сделать только она. Думаете, теперь она захочет нам помочь? — отрывисто бросил Роджер. — Ну, давайте, ответьте мне, как вы думаете, захочет она? — Мы ее заставим, — выдавил Мориарти. — Мы ее не заставим. Мы не можем заставить людей говорить. Нам нужны свидетели, которые стремятся нам помочь. Если перед нами окажется величайший преступник Лондона, мы не сможем заставить его говорить правду. Это нам никогда не удастся. Но даже вне зависимости от того, важны или нет показания этой девушки, вы подорвали веру — веру в то, что Ярд с ней, а вы со мной. Никто из работавших у меня никогда не разрушал эту веру. Я отдавал распоряжения, и они выполнялись. Без такого доверия работать нельзя. Если была необходимость в том, чтобы подчиненный действовал по своему усмотрению, мы заранее договаривались о сфере его полномочий. Вот так мы работаем в Скотленд-Ярде, в столичной полиции. Всякий другой путь ведет к анархии. Вы служите в полиции двенадцать лет и не научились этому элементарному правилу? Он остановился, отчасти потому, что надо было передохнуть, отчасти потому, что его гнев стихал, найдя себе выход. В кабинете стояла мертвая тишина. Пачки бумаг на письменном столе и на столе возле стены, снабженные примечаниями карты, диаграммы, таблицы и графики показывали, какую огромную работу проделал сидевший перед ним человек, но мысль об этом нисколько не снимала напряжения Роджера. Мориарти слегка отодвинул свой стул и произнес сквозь зубы: — Хотите, чтобы я подал в отставку, сэр? — Когда я захочу, я сам вас уволю. Мориарти со свистом выдохнул. — Зачем вы это сделали? — сказал Роджер. — Ну-ка, расскажите мне. Мориарти облизнул губы, но не произнес ни слова. — Почему? — настойчиво повторил Роджер. — Я… Я действовал по своему усмотрению. — Были какие-то особые основания для этого? — Нет, — Мориарти сделал еще один глубокий вдох и отрывисто закончил: — Я думал, вы ошибаетесь, не используя этот портрет. — И только? — Да, сэр. — Следовательно, когда я отдаю вам распоряжения, вы сначала оцениваете их в уме и решаете, одобрять их или не одобрять? И если нет, то вы их не выполняете, — наступила тишина. — Так? — Но у меня тоже есть ум, — проговорил Мориарти. — Вы офицер полиции. Вы получаете приказы. В данном случае — мои приказы. С этого момента ваша обязанность — выполнять их без возражений, если я не попрошу высказать ваши возражения. Если мне потребуется ваше мнение, я поинтересуюсь. Если у вас будут соображения, которые вы посчитаете важным высказать, изложите их, но не предпринимайте действий без моей на то санкции. Понятно? — Да, сэр, — хрипло произнес Мориарти. — В половине четвертого я буду в своем кабинете. В это же время вы должны быть там. Вы скажете мне, поняли ли вы свое положение и принимаете ли его. Если нет — можете вернуться к себе в отделение. Если останетесь и опять нарушите это правило, я немедленно потребую вашего разжалования как офицера, не способного соблюдать дисциплину. Ясно? — Д-да. Только теперь Роджер вернулся к текущей работе. — Все поступившие на данную минуту донесения находятся на моем столе? — Да, сэр. — Ничего нового по сравнению с прежним нет? — Нет. Роджер кивнул, повернулся и вышел. Широким решительным шагом прошел он в свой кабинет, коротко кивая тем, кто с ним здоровался по пути. Войдя, остановился у окна и стал смотреть на великолепие медленно текущей реки. Гнев еще не остыл в нем, губы были сжаты, подбородок выставлен вперед.Щеки Мориарти стали серыми, губы побелели, глаза остановились и застыли, как жидкое стекло, тело напряглось, руки вцепились друг в друга. «Свинья, проклятая свинья, проклятая, проклятая свинья», — билось у него в голове.
Постепенно напряжение Роджера спадало, вместо него приходило озабоченное спокойствие. Он подошел к своему столу, опустился в кресло и стал просматривать накопившиеся донесения. Три сверху были от Мориарти — аккуратно отпечатанные, четкие и ясные. Все, что Роджер наметил прошлой ночью, было выполнено, запросы были разосланы, и на некоторые уже получены ответы. Например: В местах нападения найдено два коробка спичек с рекламой Понт-клуба. Найдено одиннадцать отпечатков мотоциклетных шин, но ни один из них нельзя с полной уверенностью связать с нападениями. Четверо полицейских и еще семь человек, находившиеся в парках примерно в то время, когда совершались налеты, видели поблизости мотоциклистов. Не поступало пока донесений о продаже значительного количества распылителей «Амо»; куплено лишь с десяток бутылей и канистр с концентрированной серной кислотой; более семисот заводов в Центральном и Большом Лондоне имеют запасы кислоты. Все они проверены отделениями полиции. Мориарти не пропустил ничего. Роджер откинулся в кресле и закурил сигарету. Он почувствовал себя страшноопустошенным, такое бывало с ним после того, как приходилось отчитывать своих мальчишек, и часто, когда Дженет смотрела на него с неодобрением. Иногда он заходил слишком далеко; подобные срывы случаются с теми, кому приходится постоянно сдерживать себя. Дженет проводила с мальчиками гораздо больше времени, и обычно именно ей приходилось разбираться с ними. Он часто чувствовал себя усталым, выжатым, как лимон, после того, как давал себе волю. И сейчас наступил полный упадок сил. То же самое ощущал и Мориарти, к тому же он мало спал в эти дни. «Не будь дураком, — убеждал себя Роджер. — Это черта характера Мориарти — эдакое всезнайство и самоуверенность, их ничем из него не вышибить». Было немногим больше трех. Роджеру хотелось выкроить кусочек времени и заехать в Челси, поговорить с Джил Хиккерсли, но, может быть, он излишне беспокоится. Он сделал несколько звонков в отделения, прежде чем позвонили из лаборатории. — Вся кислота одной пробы, Красавчик. — Хочешь сказать — из одной канистры или контейнера? — Нет, просто одной пробы. Существует с десяток производителей, которые изготовляют совершенно одинаковую кислоту — хоть сто, хоть тысячу галлонов. — Есть догадки насчет производителя? — Думаю, это фирма «Уэбб, Сан и Кинг» из Вондсворта. — Спасибо, — Роджер повесил трубку и собрался набрать еще один номер, но телефон вновь зазвонил. — Да? — Это первый этаж, сэр, — сказал мужской голос. — Здесь мисс Хиккерсли, она хочет вас видеть. — Джил Хиккерсли? — Роджеру сразу представилось сердцеобразное личико. — Минутку, сэр… Да, верно. — Я пошлю за ней. Он отправил посыльного за девушкой, удивляясь, неужели она пришла только затем, чтобы выразить свое неодобрение. Ему это показалось маловероятным. Когда посыльный привел девушку в кабинет, Роджер сидел за столом. Он отметил, как она миниатюрна, аккуратна, здорова, и вспомнил, как грубо ее раздели перед всем светом. Может быть, он себя обманывает; самые тихие и целомудренные на вид девушки могут на деле оказаться грубыми и порочными; он не должен позволять сочувствию и симпатии брать верх. Он довольно хмуро поздоровался с Джил Хиккерсли. — Боюсь, я должен принести вам свои искренние извинения. — Почему вы опубликовали эту фотографию? — спросила она, пристально глядя на него. — Хотите полную правду? — Конечно. — Это ошибка одного из наших работников. Она нахмурилась: — Вы хотите сказать, что не собирались ее печатать? — Нет, конечно. Это недоразумение. — О, — произнесла Джил и, казалось, вся поникла. — Тогда я… — она горестно улыбнулась. — Я была так уверена, что вы не напечатаете портрет без крайней необходимости, и потом гадала, что же случилось. Понимаете… — она в сомнении замолчала. — Да? У нее были фиалковые глаза. — Я… Могу я говорить откровенно, мистер Уэст? — Будьте уверены, — ответил ей Роджер. — Знаете, я много думала о том, что случилось, отчего так произошло и почему Клайву пришлось скрыться. И если здесь есть связь с теми преступлениями — а она, наверное, есть, — то это явно должно быть очень важно. — Конечно, важно, — осторожно проговорил Роджер. — Понимаете, я… — она запнулась, порозовела от волнения. — Я пришла сюда, и у меня такое ощущение, будто я предаю его. Но я не верю, что Клайв как-то замешан во всем этом… Наверное, ему грозит опасность? — Если человек убегает при таких обстоятельствах, значит ему стыдно или он испуган, а это примерно одно и то же. — Так вот, мистер Уэст, Клайв — инженер-химик, он работает в фирме под названием «Уэбб, Сан и Кинг» в Вондсворте. Несколько недель назад, может, вы помните, у них был случай — человек получил ожоги кислотой, и Клайв рассказал мне, что их фирма производит серную кислоту. Он много говорил мне об этом — что человек, который ею пользуется, должен знать, что делает, что металлические распылители или пульвелизаторы разрушаются под действием кислоты, что применять можно только особый вид пластмассы, она называется полиэтил или как-то так. Похоже, он действительно интересуется и занимается этим. И я подумала… ну, я подумала, вы должны знать об этом, и еще думала, если я вам все это расскажу, то вы сообщите мне, почему поместили в газетах его портрет, — она усмехнулась. — Это глупо, да? — Это очень и очень разумно. Мы прямо сейчас свяжемся с этой фирмой и проверим, — Роджер позвонил Мориарти, обращаясь с ним так, будто ничего не произошло: — Свяжитесь с фирмой «Уэбб, Сан и Кинг» в Вондсворте, они заняты химическим производством, и узнайте, работает ли у них Клайв Дэвидсон и там ли он сегодня. — Э-э… — протянул Мориарти. «Он еще не вышел на это!» — подумал Роджер и отрывисто сказал: — Ну? — Они звонили, сэр, пять минут назад, опознали его по портрету в «Ивнинг ньюс». Теперь у Мориарти будет повод, чтобы торжествовать, если захочется. — Что еще? — спросил Роджер. — Он уже два дня не выходил на работу, сэр. Не предупреждал об отъезде, не звонил. Он работает в лаборатории. — Понятно. Отправьте им серную кислоту из нашей лаборатории, пусть проверят, у них ли она сделана, и если да, то могут ли они сказать, из какой она партии. — Хорошо, сэр. — И сообщите мне в три сорок пять, когда придете сюда. — Есть, сэр. Роджер закончил телефонный разговор. Девушка сидела очень прямо и напряженно, глядя ему в лицо. Глаза ее казались огромными. Она не шевельнулась, пока он рассказывал ей о том, что уже знал Мориарти. «Интересно, — думал он, — что скрывается за этими хорошенькими глазками, все ли она сказала ему из того, что знает?… «Заставить ее», — сказал Мориарти. Он скорее всего попытался бы это сделать». — Значит, Клайв замешан в этом, — произнесла Джил наконец. — Это возможно. — Мистер Уэст. — Да? — Вы думаете, с ним расправились? — Вы хотите спросить, не думаю ли я, что его убили? — медленно проговорил Роджер. — Мне… мне пришло это в голову. Я… именно это мне хотелось узнать, я страшно беспокоюсь. Видите ли… — она закусила губу, потом продолжила: — Я испытывала беспокойство еще до того, как он исчез. Не знаю, что именно я чувствовала тогда, но теперь я поняла. Надеюсь, что это не покажется вам глупым. Я люблю его. Вы не думаете, что его убили? — Мне известно только, что он исчез. Скоро у нас будет его адрес, и если мы получим какие-то сведения, мы вам сообщим. Она встала, понимая, что время истекло. — Большое вам спасибо, — с чувством произнесла она. Роджер проводил ее по коридору до лестницы и смотрел вслед, пока она изящно спускалась вниз. Повернувшись, он обнаружил, что дежурный сержант занят тем же. Мужчины улыбнулись другу другу. «Прелестная крошка», — сказали их глаза и вздох ностальгического сожаления о собственной молодости сорвался с губ. Роджер вернулся в свой кабинет, и уже через пять минут вновь затрезвонил телефон. — Уэст. — Мориарти, сэр. Есть основания предполагать, что в одной из цистерн с кислотой на территории фирмы «Уэбб, Сан и Кинг» находятся останки мертвого человека. Нужно ли нам везти туда нашу кислоту на пробу?
(обратно)
Глава шестнадцатая ОСТАНКИ ЧЕЛОВЕКА
В Вондсворте возле самой реки стояло старое здание из почерневшего кирпича с серой шиферной крышей. Ветер доносил оттуда неприятный серный запах, от которого Роджера чуть не тошнило. С одной стороны поднимались высокие трубы, и вокруг одной из них высились строительные леса. К зданию вела дорога, прежде, видно, мощеная, а теперь залитая гудроном, но слой его был так тонок, что сквозь него проглядывали булыжники. С одной стороны здания были двойные двери входа; за ними — длинный коридор со служебными кабинетами по обе стороны. Стрекотали машинки, кто-то разговаривал по телефону, раздавались звонки. Роджер остановился у окошка с надписью «Справочная». Парень, гораздо более сметливый, чем казалось, спокойно спросил: — Чем могу служить? Роджер показал удостоверение. — Я хочу видеть управляющего, мистера Мензиса. Он ожидает меня. Парень тщательно изучил удостоверение. — Он на работе, могу вас проводить. Он пошел вперед, за ним торопливо двинулся Роджер и следом Мориарти. Они прошли через небольшую, окрашенную зеленым дверцу в огромный, похожий на ангар цех, где запах, который они ощутили на улице, стал сильнее. Вдоль стен стояли огромные цистерны, вровень с их крышами шла широкая платформа, похожая на этаж мезонина или на антресоль. По углам к ней поднимались открытые лестницы. Даже с первого этажа можно было видеть на каждой цистерне люк и идущую к нему сверху трубу. Под цистернами находилась глубокая шахта, огибающая помещение с трех сторон и уклоном уходящая вниз. В шахте заполняли кислотой металлические канистры и стеклянные бутылки, наливая ее через краны в днищах цистерн. И платформа наверху, и шахта были огорожены крепкой металлической сеткой. Роджер, Мориарти и парень приблизились к небольшой группе людей, в центре которой стоял крупный, широкий человек с лицом в красных прожилках, с толстыми губами и носом картошкой. На двоих людях из группы были надеты темно-синие плотные костюмы и маски. И маски, и резкая вонь удивили Роджера, ведь концентрированная серная кислота не имеет запаха и не испаряется. Крупный человек говорил густым, неожиданно веселым голосом, по-хозяйски размахивая руками: — Ну-ка, поднимитесь еще раз и убедитесь, что там пусто. Эта пакость начнет растекаться вокруг, если мы не будем осмотрительны, — он повернулся к Роджеру и пояснил: — У нас печь течет, вот отчего так воняет. Нужны маски? — Могу потерпеть, — сказал Роджер, и Мориарти тоже кивнул. — Прекрасно, — ответил человек и ухмыльнулся. — Я Мензис, управляющий производством, — у него была большая рука и крепкая хватка. — Я вас признал. Скверное дело. — А что такое? — Вам никто не сказал? — Сказали. Но без подробностей. — Из-за течи цистерна наполнилась кислотой с большим содержанием серы и чертовским количеством примесей. Такая кислота ни на что не годится. Мы стали освобождать цистерну и обнаружили гораздо больший осадок, чем ожидали, — рассказывал Мензис. — Видите это? — он показал на отстой в большом поддоне, стоящем в шахте под цистерной. — Нашли золотой карандаш, ремешок от часов, пластмассовые шнурки от ботинок и всякую мелочь, в том числе бриллиант. Представляете? Настоящий бриллиант! Роджер быстро спросил: — У вас есть возможность исследовать состав этого осадка? — Уже делаем пробы, — ответил Мензис. Один человек в спецодежде что-то сказал, и Мензис отрывисто скомандовал: — Что, Джоунз? Говори! — Золотые пломбы, сэр. Несколько золотых зубных пломб. — И мост, — добавил другой. — Понятно, металлический зубной мост, — повторил Мензис и прищурил свои воспаленные глаза. — Когда цистерну освобождали в последний раз? — спросил Роджер. — Неделю назад, так, Джоунз? — Да, сэр, ровно неделю. Обычная процедура. — Кто-то из наших работников пропадал? — Никто, насколько я знаю. А я бы знал. — Как может человек упасть в цистерну? — Никак не может, разве что откроет люк на платформе и прыгнет. Или кто-то может открыть люк и толкнуть его туда. — Вы предполагаете самоубийство или убийство? — Несчастного случая не могло быть, так ведь, Джоунз? — Это невозможно, сэр, — отозвался Джоунз. — Пойдемте, посмотрим рабочие места, и вы поймете, о чем я говорю, — произнес Мензис и, принимая их согласие как нечто само собой разумеющееся, направился к большому открытому лифту. Служащий впустил их в перекрестные двери. — На самом верху находятся печи, где мы сжигаем серу… это вот мешки с серой… жжем ее, превращая в трехокись серы, потом газ абсорбируется в воде или слабой кислоте. Затем концентрированная серная кислота течет по трубам, попадая в эти большие цистерны. Наверху Мензис показал им большой запас серы в бумажных мешках, которые механически загружались в печи. Снизу от печей отходили трубы, ведущие к цистернам. Затем спустились вниз по открытому лестничному пролету на платформу, на уровне которой располагались крыши цистерн, к каждой из которых шли питающие их трубы. Люк показался Роджеру гораздо больше, чем тогда, когда он смотрел с первого этажа. Мензис приблизился к одному из люков, который стоял открытым. — Вот, — заговорил он снова. — Эти люки всегда закрыты — за исключением тех случаев, когда мы очищаем цистерны или берем пробы на концентрацию или на примеси, — он показал на два стальных барьера, окружающих люк. — Согласно требованиям безопасности, мы обязаны ставить такие вот барьеры, они убираются только тогда, когда человеку надо спуститься в, пустую цистерну. Ты ведь только что был в этой, да, Джоунз? — Да, сэр. — Когда цистерна заполнена кислотой, мы опечатываем ее, пока содержимое не будет отцежено и разлито по емкостям в шахте, — рассказывал Мензис. — Вон там, можете посмотреть, — он повернулся и показал на цистерну с другой стороны. — Видите снизу у цистерны большой кран?… А вот металлические канистры и бутыли. Все очень просто. Серу жжем на крыше, смешиваем с водой или слабой кислотой, заливаем в цистерны и храним, пока можно будет отгружать. Канистры поднимают по сходням, бутылки вывозят на тележках. Поняли? — Прекрасно понял, — ответил Роджер. Мориарти кивнул, показывая, что он тоже все понял. — Тогда пойдемте вниз, — они спустились на первый этаж, и Мензис спросил: — Что вы собираетесь делать? Пришлете сюда команду специалистов по убийствам, а? Будете опрашивать каждого? Ну что ж, надо так надо, но делайте это как можно скорее и постарайтесь не мешать производственному процессу. Приближаются выходные, но у нас семидневная рабочая неделя, с двойной оплатой за эти дни, — в паузе, которая за этим последовала, его «а, Джоунз?», казалось, повисло в воздухе. И затем: — Джоунз, окажи полиции помощь, какая ни потребуется. — Конечно, сэр. Краем глаза Мензис увидел, что к нему приближается молодой человек в спецовке цвета хаки, и повернулся в его сторону. — Чего тебе, сынок? — Ручка и ремешок от часов, — сказал парень. — Ну? — Принадлежат мистеру Дэвидсону, сэр, все три ассистента подтвердили это. Они также думают, что бриллиант из перстня, который носил мистер Дэвидсон. — Никому не рассказывайте об этом, помалкивайте. Ни гу-гу. Слышите? — Да, сэр. — Это официальное предупреждение полиции, — сказал Роджер молодому человеку и добавил, обращаясь к Мензису: — Я хотел бы забрать с собой все, что было найдено, и как можно скорее. — Мне нужна расписка, и только, — ответил Мензис. Роджер в нерешительности молчал, чувствуя, что этот человек настойчиво стремится всегда одерживать верх. Может, он просто рисуется перед своими подчиненными, хочет произвести на них впечатление, а может, так сказывается запрятанная глубоко внутрь нервозность. Мориарти явно уже бил копытом от нетерпения, и это был подходящий момент, чтобы дать ему волю. — Позвоните в Ярд, вызовите помощь, — сказал он ему, — и оставайтесь здесь, пока все не будет закончено. Вы не могли бы уделить мне несколько минут в вашем кабинете, мистер Мензис? — Хорошо, если вы считаете это необходимым. Кабинет Мензиса был похож на полую стальную коробку, а хорошо вымуштрованная секретарша, судя по всему, прекрасно знала своего шефа. Ее комнатка рядом была еще меньше, и Роджер заметил, что селектор внутренней связи у нее не отключен. Но он и не собирался говорить ничего такого, что девушке нельзя было бы слышать. — Ну? — почти пролаял Мензис. — Бывали ли у Дэвидсона какие-то неприятности, сэр? — Только из-за девок, — ответил Мензис. — Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее. — Он вообразил себя великим сердцеедом, ни одной симпатичной девчонки не пропускал. Хороший работник, однако, дело свое знал, — Мензис рассмеялся густым смехом. — Были мужчины, которые к нему ревновали, не знаете? — Представления не имею. — Известны ли вам какие-то его враги? — Да нет, никого особенно и не было. Так, хотели ему морду набить несколько сердитых отцов да пара разгневанных мужей, но он всегда умел отговориться. Вот такой парень, наш Клайв, — произнес Мензис, будто завидуя. — Да, похоже. У вас есть его фотография? — О, конечно, в личном деле. Мы всегда просим фотографию вместе с заявлением на работу. Дать? — Да, пожалуйста. А какой у него последний адрес? — Моя секретарша узнает, он вечно переезжал, хотел быть уверен, что его не найдут. — Вы весьма скверно охарактеризовали его, сэр. — Просто говорю вам правду, вот и все, — отрезал Мензис. — Вы бы сами нашли это рано или поздно. — А эти отцы и мужья, о которых вы упоминали, бывали когда-нибудь здесь? — О, да, некоторые здесь были, — подтвердил Мензис. — Когда это случилось в последний раз, я ему объявил, что, если еще такое повторится, может искать другую работу. Я вполне способен закрыть глаза на мужские грешки, если они не мешают делу, но он часто не высыпался ночами и вынужден был на следующее утро брать отгул. Или отпрашивался на несколько часов, если ждал, что его придут искать. — А когда вы объявили ему свой ультиматум? — поинтересовался Роджер. — Три дня назад, — не задумываясь, ответил Мензис. — Когда на следующий день он не появился, я решил, что он обиделся. — А вам лично приходилось видеть людей, которые сюда к нему приходили, сэр? — Некоторых да. Моя секретарша всех их видела. А что? — Может быть, она сумеет опознать людей, которых мы ищем, мистер Мензис. — Роджер открыл портфель и вспомнил, что это Мориарти положил в него пачку фотографий. — Не могли бы вы пригласить ее на минутку? — Отчего же нет? — Мензис повысил голос. — Пэтси, зайди сюда, любовь моя! Девушка вошла, когда Роджер раскладывал на темной поверхности стола фотографии. В ее движениях была своеобразная волнующая грация. Она остановилась довольно близко от него, и Роджер уловил слабый запах ее духов, увидел перед собой ее длинные, гладкие, обнаженные руки и тотчас понял, что она на это и рассчитывала. Ее темные глаза расширились и стали почти черными. — Он приходил одним из первых, — проговорила она и показала на фотографию Элберта Янга, отца Хелины Янг, который выгнал дочь из дома, а жену довел до самоубийства. Секретарша смущенно глядела на Роджера. Тот выдержал паузу и сказал: — Вы абсолютно уверены в этом? — Абсолютно! — она пришла в возбуждение, чувствуя себя в центре грандиозной драмы. — Если потребуется, присягнете ли вы об этом на суде? — Конечно. — Большое вам спасибо, — поблагодарил Роджер. — И пожалуйста, пока никому ничего не рассказывайте. — О, если вы просите, я не вымолвлю ни слова, — полусерьезно-полуигриво пообещала она. Несколько вихляясь на очень высоких каблуках, она прошла к двери, совершенно довольная собой. Мензис, молчавший гораздо дольше, чем Роджер мог ожидать, пожирал ее глазами, пока она не вышла из комнаты, затем проговорил, намеренно повысив голос: — Эта девчонка ничего не пропустит. Да, верно, этот Янг был здесь. Сам я его не видел, но на ее слова можете положиться. Что еще? — Кто использует вашу концентрированную кислоту? — Вы хотите знать, у кого хранятся некоторые ее запасы? У нас сотни две постоянных покупателей — обычные базы, заводы, которые берут ее для травления — очистки, по-вашему. — Мензис засмеялся. — Мелкие красильни тоже берут. Наши крупнейшие покупатели — это производители минеральных удобрений. Роджер кивнул, что он понял и запомнил, потом спросил: — Можно посетить вашу лабораторию? — А что, неплохо бы их тряхнуть. Пошли. Лаборатория была оснащена хорошим, современным оборудованием, которое странно контрастировало с закопченным кирпичом стен и большими стальными балками, подпирающими крышу. Здесь трудилось с полдесятка человек, в основном молодых, включая юношу, который подходил к ним раньше. Один, однако, был постарше, в очках с толстыми стеклами. Перед ним стояли ряды стеклянных трубок, предметных стекол, колб, мензурок — обычное снаряжение химической лаборатории. — Не может быть никаких сомнений, — сообщил он. — Здесь человеческие останки, — он коснулся желтого предмета, заканчивающегося стеклянным стержнем. — Это вот — золотая зубная пломба. Нет никаких сомнений.Мориарти не мог уехать с Роджером, у него было еще очень много дел на заводе. Из машины Роджер позвонил в полицейское отделение Патни, велел установить строгое наблюдение за Элбертом Янгом, потом позвонил в Ярд, чтоб они собрали сведения о прошлом Янга и о сердечных делах его дочери. Оставив Мориарти во главе прибывшей команды экспертов, Роджер, удовлетворенный ходом дела, направился в Скотленд-Ярд. Не следовало проявлять нетерпения и превращаться в Мориарти, но ему хотелось получить какие-то результаты прямо сейчас, и было ощущение, что они вот-вот будут в его руках. Лаборатория Ярда подтвердила, что осадок цистерны содержит останки человека, и если пресса прознает об этом, грандиозная сенсация об убийстве в цистерне с кислотой превзойдет все остальные. — Слишком поздно для «Ивнинг Глоб», — сказал Роджер Коппеллу. — Делайте, что считаете нужным, — нетерпеливо ответил тот. — Я в это не вмешиваюсь. И Роджер позвонил Пенгелли. — У меня большие новости, которые не могут ждать, — сообщил он. — Многие люди уже знают об этом, и кто-нибудь обязательно проговорится. — Намекни, и все, что нужно, я выжму, — заверил его Пенгелли. Выслушав Роджера, он присвистнул. — Это действительно кое-что, Красавчик! Вы ведь подождете до утра с официальным сообщением, а? — Да, если только меня не вынудят, — сказал Роджер. — Сделаешь для меня еще кое-что, ладно? — Что? — Разузнай поподробнее о любовных делах Клайва Дэвидсона, — попросил Роджер, — а также Хелины Янг. — Этой малышки? — не дождавшись ответа Роджера, Пенгелли произнес: — Что ж, кивнуть — то же самое, что подмигнуть. Ладно, Красавчик! Повесив трубку, Роджер увидел на столе записку, написанную карандашом: «Звонила констебль Хилари Рид. С ней можно связаться по номеру MAC 1432». Он немедленно набрал этот номер, живо вспомнив, как швыряли на Белл-Стрит бомбу с кислотой в его сына, как врезался мотоциклист в машину Хилари Рид, и ужасное зрелище, представшее им после этого. Она сразу же ответила. — Спасибо, что позвонили, мистер Уэст. Я вступила в Понт-клуб, сегодня провела там несколько часов. Первое впечатление в целом благоприятное. — Нам нужна лишь правда об этом заведении, — проговорил Роджер, — плохая или хорошая. Постарайтесь узнать, были ли следующие люди когда-либо его членами — в переданном нам списке их нет. Готовы записать имена? — Да, сэр. — Хелина Янг, — начал Роджер, — Элберт Янг, Клайв Дэвидсон… — Простите, сэр, — прервала его Хилари, — это те люди, фотографии которых были опубликованы в газетах? — Да. — Старший инспектор Мориарти дал мне этот список и некоторые фотографии, небольшие, как в паспорте, — сказала девушка. — Я сейчас изучаю их. — Хорошо! — Роджер прибавил сердечности в голосе. — Только не носите их с собой в клуб. — Нет, конечно, сэр. — Ничего необычного пока не заметили? — поинтересовался Роджер. — Есть какое-то удивительное сходство между Элбертом Янгом и управляющим клуба, человеком по имени Дилфилд, — ответила Хилари Рид. — Я спросила мистера Мориарти, и он сказал, что уже проверяют, нет ли между ними родственных связей. — Да. Не забывайте об осторожности, — напомнил Роджер. — Я говорю вам совершенно серьезно. — Знаю, сэр, и ценю, — тон ее изменился, когда она задала вопрос: — Как ваш сын Ричард? Вчерашние события, должно быть, его потрясли. — Переживает, — сдержанно произнес Роджер. — Он надеется, ваша машина не очень пострадала. — Не очень пострадала! — повторила она и засмеялась. — Ну, тогда с ним все в порядке. Она не по летам умна и рассудительна, отметил Роджер; он чувствовал, что она не так импульсивна, как Мориарти, но в не меньшей степени самоуверена. Следующие два часа он работал в одиночестве; потом один из посыльных принес ему свежий номер «Ивнинг Глоб». В нем был напечатан портрет-фоторобот Клайва Дэвидсона и большая передовица о событиях предыдущей ночи. Нарисованный в конце палец указывал — «смотри страницу 8». Он открыл ее и увидел заголовок «УЧИТЕ, А НЕ ПУГАЙТЕ ИХ». Дальше было написано:
Видимо, проводится одна из самых странных кампаний в истории нашего славного старинного города — кампания против свободных нравов, столь распространенных сегодня среди молодых людей, кампания, затеянная, вероятно, какими-то богобоязненными ханжами, уверенными в своей правоте и праве творить суд над другими. Но молодежь нужно учить и воспитывать, а не пугать. Ей нужны яркие примеры праведной жизни, а не грозные предупреждения.На следующей странице «Ивнинг Глоб» помещает анкету, разосланную Скотленд-Ярдом во все подразделения лондонской полиции. Это попытка проанализировать виды и категории преступлений, совершаемых молодыми, и семьи, из которых происходят преступники. Цель похвальная, и «Ивнинг Глоб» целиком и полностью на стороне полиции, но… Молодежь следует учить тому, что правильно. А это задача не полиции, а общества. Чтобы помочь обществу, газета предлагает вознаграждение в 1000 ФУНТОВ СТЕРЛИНГОВ любому, кто предоставит полиции информацию, помогающую найти лидеров этих заблудившихся людей, которые, присвоив себе право вершить суд над другими, губят молодежь, а значит, попирают закон и справедливость.
(обратно)
Глава семнадцатая НОЧЬ БЕЗМОЛВИЯ
Роджер дважды перечитал статью, мрачно улыбаясь. Пенгелли сделал все, что обещал, и сделал очень тонко и умно; даже Коппелл со всей его нервозностью не сможет придраться. Уже миновало семь, Роджер отодвинул стул, думая, что скоро, наверное, должен позвонить Мориарти. Он подавил зевок, услышав стук в дверь. В кабинет вошел Мориарти, пожалуй, несколько неуверенно. — Извините, что так поздно, сэр. — Как там дела в «Уэббе»? — Нового не так уж много, — ответил Мориарти. — Нашли десятка два следов ботинок. Размеры девять и девять с половиной. Они могут быть идентичны тем, которые найдены в парках. Я отослал их в лабораторию для сопоставления. Кроме того, поговорил со всеми, кто сегодня был на работе. Информация о том, что у Клайва Дэвидсона репутация женолюба и что разгневанный Элберт Янг приходил к нему, не вызывает сомнений. — Значит, Хелина Янг не так невинна, как кажется. — Видимо, да, — согласился Мориарти. — Думаю, мне нужно с ней поговорить. — Пожалуй, и мне. — К Элберту Янгу вы тоже пойдете? — спросил Мориарти. — Да, как только буду больше знать о нем. — Ждете снова сегодня вечером налетов в парках, сэр? — Не знаю, чего и ждать, — ответил Роджер, — но пока вы не ушли, предупредите все отделения, чтобы они были начеку и установили специальное наблюдение за час до темноты. Я хочу знать, сколько пар отправится сегодня искать укромные местечки и какое воздействие оказали на них последние события. — Самая торжественная ночь в истории Лондона, я бы сказал! — Да, может, вы и правы. — Роджер отодвинул стул, помолчал; его подчиненный напрягся, плечи квадратные, голова закинута, подбородок выдвинут вперед. Что это, демонстрация неповиновения? Или просто отношение к ситуации? Они долго смотрели друг на друга, не отводя глаз, прежде чем Роджер сказал: — Надеюсь, я достаточно ясно выразился сегодня днем? — Достаточно, сэр. — Вы хотите продолжать работу? — Ничего я не хочу так, как этого, сэр. — Вам кажется, тот факт, что мы получили результаты от публикации портрета, служит вам оправданием? Мориарти замялся. Это был решающий вопрос, ответ на него определял, как сложатся их отношения в будущем. Роджер, казалось, видел огонь, вспыхнувший в этих ирландских глазах, ощущал стремление Мориарти заставить себя любой ценой сказать так, как надо, и у него появилось чувство, которое ему трудно было определить, чувство, что в этом молодом человеке скрывается исключительно способный детектив, огромные возможности которого пропадут, если ему не удастся совладать со своей импульсивностью, вспыльчивостью и излишней самоуверенностью. Наконец Мориарти произнес: — Как только я услышал, что произошло, я так и подумал, сэр, но скоро стало ясно, что в принципе эта публикация не имела большого значения. Нам бы и так сообщили о том, что обнаружили в цистерне «Уэбба», и там же потом опознали бы фоторобота. И, конечно, тогда мы не испортили бы отношений с Джил Хиккерсли. Этого нельзя было знать заранее, но сейчас почти ясно, что я наделал больше вреда, чем пользы. Роджер почувствовал, как у него камень с души упал. Облегчение было даже большим, чем он ожидал. Взяв бутылку виски и два стакана, он осторожно поставил их на бумажную салфетку и заговорил так, будто обращался к своим сыновьям: — Иногда мы принимаем неверные решения, все мы. Бывает, из-за таких ошибок мы начинаем ненавидеть самих себя. Мой опыт свидетельствует, что решения, принимаемые второпях, чаще оказываются неправильными, чем те, к которым приходят в результате серьезных размышлений. Мой опыт также подсказывает, что офицер — старший или младший — часто принимает решения, учитывая, что будут делать другие, работающие с ним люди. В этом больше дисциплины, чем бездумного подчинения, — он остановился. — Виски? — С большим удовольствием, сэр. Роджер налил в стаканы, и они выпили. Он почувствовал, что у Мориарти есть что-то на уме. Его виски исчезло в три глотка. — Есть одна вещь, сэр. — Да? — Я… я ужасно нетерпеливый человек. — Я это уже заметил, — сдержанно ответил Роджер. — Я хочу сказать… не только это, сэр. Ведь я изо всех сил стремлюсь сдерживать себя. Нетерпение было моей проблемой всегда, сколько я себя помню. Иногда другие люди кажутся мне… такими заторможенными. — Вы имеете в виду, что не научились легко выносить тех, кого считаете дураками, — сказал Роджер. — Хотите еще виски? — Э… нет, спасибо. Мне скоро за руль. У Мориарти и у Хилари Рид одинаковое чувство ответственности. — Могу сказать вам следующее, — продолжал Роджер. — Ваше будущее в Ярде зависит от того, насколько успешно вы научитесь управлять своими импульсами. Мне приходилось видеть многих способных людей, людей высокого полета, которые не поднимались по служебной лестнице выше инспектора. Недовольные жизнью, они продолжали службу только для того, чтобы заработать себе пенсию. И все потому, что действовали под влиянием чувства, импульсивно или интуитивно. Самому когда-то пришлось через это пройти, — он допил виски и поставил стакан на стол. — Разошлите эти инструкции и отправляйтесь отдыхать. Позвоните мне домой, если будет что-то стоящее. — Хорошо, сэр! — быстро ответил Мориарти и несколько замешкался. — Вы видели «Ивнинг Глоб», сэр? — Да. — Это вы стоите за историей с вознаграждением, да? — нечто похожее на восхищение мелькнуло в глазах молодого человека. — Я знал, что на днях такое объявление появится в газете, — уклончиво ответил Роджер. — Расскажите мне, если не возражаете, чего вы от него ждете? — голос Мориарти звучал почтительно. — Ничего особенного не жду, — сказал Роджер. — Надеюсь получить сведения о том, когда состоится следующий налет. Я не удивлюсь, если пройдет спокойно сегодняшняя ночь и еще несколько за ней. У нас будет возможность сделать работу, которая за это время накопилась. — Понимаю, сэр, — с некоторым недоверием проговорил Мориарти и, попрощавшись, вышел.Идя по коридору с кислой улыбкой на лице, Мориарти думал: «Ну, насчет этого я его успокоил, но он по-прежнему воображает, что много знает. Скоро он поймет, что ошибается». Прибыв домой, Роджер обнаружил, что Мартин с Ричардом работают в саду вместе с Дженет. Она была разгоряченной и веселой. — Безупречно добродетельны, хотя и не совсем по собственной воле — вот мы какие! — нараспев, улыбаясь, произнес Мартин. — Мы обнаружили, что, если ты хочешь, чтобы девушка к тебе совершенно охладела, пригласи ее прогуляться в парк! Самый верный способ на данный момент, — добавил Ричард. — Эти мальчишки просто невыносимы! — возмутилась Дженет. — Видишь ли, папа, во времена маминой молодости не было такой вещи, как секс, — серьезно заметил Мартин. — Разве это не свидетельство недюжинного ума современной молодежи, которая сама открыла все это? В скверах и парках, на открытых местах и в густых зарослях по берегам Темзы царила странная, необычная тишина. Полиция — и в форме, и в штатском — стояла наготове и, не сговариваясь, докладывала одно и то же: парочки на улицах попадаются очень редко. Когда спустились сумерки, те, кто обычно искал уединения, теперь, казалось, избегали его. Там и здесь еще брели молчаливыми небольшими стайками цепляющиеся друг за друга влюбленные и пропадали, наконец, из виду, но большинство оставалось в радиусе фонарного света. Кафе и бары были переполнены, непристойные и скабрезные шутки летали взад и вперед, необычно разговорчивы стали с пассажирами водители автобусов и такси, остряки предлагали: — Может, пешком пройдетесь за тысячу фунтов? Полиция, как никогда внимательная, уже была на взводе, когда наступила темнота. Полисмены прислушивались к каждому вскрику, к каждому возгласу, похожему на те, что раздавались прошедшей ночью. Но ничего не случилось. Ночь была тиха и спокойна. И, когда закрылись последние бары и кафе, голоса смолкли совсем. Лондон уснул.
И Роджер спал… В половине восьмого он уже встал и пил чай; а в половине девятого, свежий и отдохнувший, совершенно забывший о своем когда-то болевшем плече, он уже был в Ярде. Здесь чувствовался дух легкости и беззаботности, даже веселости, витающий в воздухе. Отправившись искать Мориарти, Роджер увидел его склонившимся над донесениями, без пиджака, в одной рубашке, белизна которой бросалась в глаза. — Ни одного нападения! — торжествовал он. — Не на кого было нападать, — резонно заметил молодой яснолицый сержант. — Ходят слухи, что Лондон очищают от скверны. Может быть, в этой идее что-то и есть, сэр. — Просто брызгай серной кислотой, и можно контролировать рождаемость, — в тон ему сказал другой. — Учите их, а не заставляйте, — произнес Роджер ровным голосом. — Это их научит! — по-прежнему весело отозвался сержант. Они беспечно рассмеялись, как смеялись почти всегда. Роджер взялся за анкеты, которые стали стекаться к ним из всех отделений. В течение предыдущего дня сорока семи парням было предъявлено обвинение в воровстве — от ограбления магазинов до кражи сумок и очищения карманов; одиннадцати — в краже со взломом; семнадцати — в грабеже; четырнадцати — в сексуальных нападениях, в том числе одном групповом изнасиловании; девятнадцать были обвинены в пьянстве; семнадцать — в нанесении умышленного ущерба и сто семь — в угоне машин и автодорожном хулиганстве. — Обычный день, — констатировал Мориарти. — Да, — согласился Роджер. — Обычный день. Но что мне сейчас хотелось бы знать — это какие преступления были совершены вчера между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. — Какие-то особые основания, сэр? — Хотелось бы просто знать, — уклонился от прямого ответа Роджер. К полудню данные были получены: за этот период молодые люди совершили гораздо меньше преступлений, чем обычно. — Все стали хорошо себя вести, — сказал Мориарти. — Какие новости об Элберте Янге? — Сидит дома. В одиночестве. Жена остается у родственников. А что дочь? — Она не очень хорошо чувствовала себя вчера, и я ничего ценного не смог от нее добиться, — ответил Мориарти. — Есть предложение, сэр, если не возражаете. — Давайте. — Лучше, если вы встретитесь с ней. — Да, — подумав минуту, кивнул Роджер. — Сейчас и поеду. Все равно собирался в Патни. Сообщение об Элберте Янге не содержало никакой особой информации. Много лет он работал в местной церкви, занимался организацией благотворительной деятельности, но потом с ним неизвестно что случилось. Он стал мрачным, раздражительным. Репутация его дочери была не хуже и не лучше, чем у других. У нее было несколько дружков раньше, и ночь, когда на нее напали, конечно, не была для нее первой и исключительной. «Видимо, знает, как о себе позаботиться», — было написано в одном донесении. Роджер сразу отправился в дом на Патни-Хилл, где жил Мориарти. Это величественное здание в викторианском стиле недавно покрасили, и оно имело вполне респектабельный вид, дополняемый нарядными аккуратными газонами и ухоженным кустарником вокруг. Горничная открыла ему дверь, и вскоре он уже сидел в небольшой комнатке внизу возле лестницы и разговаривал с привлекательной, хорошо сохранившейся женщиной, входящей в средний возраст; глядя на ее слегка «антисептическую» внешность, нетрудно было представить ее старшей сестрой какой-нибудь больницы. — Мистер Мориарти позвонил, предупредил, что вы можете приехать, — сказала она. — Хелина у себя наверху, она спустится сюда через несколько минут. Вы простите меня, сэр, если я попрошу вас обращаться с ней помягче? Она пережила такое потрясение, такой удар… — Да я вообще-то и не думал быть с ней жестким. — Вы очень добры, — улыбнулась она. Через несколько минут в комнату вошла девушка. На голове ее все еще была повязка, лицо бледнее обычного, но глаза ясные и красивые. Женщина вышла, и Роджер поймал себя на том, что сравнивает эту девушку с маленькой трогательной Джил Хиккерсли. Что-то было в них общее — искренность, прямота, пожалуй. — Самый главный вопрос, который я хочу вам задать, — начал Роджер, — таков: были ли вы знакомы с человеком по имени Клайв Дэвидсон? Он протянул девушке копию фотографии, переданную ему накануне Мензисом. Она взглянула на нее, зарделась и ответила: — Да, сэр. — Вы хорошо его знали? — Мы… мы много времени проводили с ним вместе. — Почему ваши отношения прекратились? — Отец не одобрял их. Он отпугнул Клайва. — Отпугнуть такого парня, как этот? Вы знаете, как он это сделал? — Нет, только… Клайв перестал встречаться со мной. — Ваш отец отпугивал и других ваших поклонников, Хелина? Она смотрела на него с беспокойством, но совершенно открыто. — Да. — Много? — Троих. Троих или четверых. Может быть, пять. — Включая Тони Уайнрайта? — Отпугнул бы и его, если б знал. Но я знакома с Тони не очень долго. Тони… Тони собирался жениться на мне. Несомненно, ее отцу известно больше, чем она думает, отметил Роджер. Рассматривая девушку, он видел ее, как ему казалось, в истинном свете. Она была из тех, кого мужчины, подобные Уайнрайту, назвали бы легкой добычей; из таких девушек, если обстоятельства складываются скверно, выходят проститутки. Даже сейчас в ее глазах светился какой-то соблазнительный, «постельный» взгляд. Она принадлежала, бесспорно, к тому типу девушек, которых он не позволил бы сыновьям привести в дом. Ее отец тоже, конечно, это понимал. — Хелина, как вы думаете, ваш отец способен был организовать такое нападение, какое было совершено на вас? Она не ответила. — Думаете, нет? — настойчиво повторил он. — В определенном настроении он способен на все! — с неожиданной горячностью ответила она. — Так было всегда. Он звереет, если узнает, что у меня дружеские отношения с мужчиной. Вот почему он перестал ходить в церковь, вести благотворительную работу. Все любят маму, и никто не любит его. А он не может этого выносить, поэтому никуда не ходит и ее заставляет сидеть дома. Он ужасный человек! — Он прибегал к физическому насилию в отношении вас? — Часто! Однажды он… — она сдержала дыхание. — Продолжайте, пожалуйста, Хелина. — Однажды… однажды он пригрозил, что изуродует меня; он сказал, что я слишком красива, что единственный способ сделать женщину честной и порядочной — это лишить ее привлекательности. О, мне противно говорить такие вещи о своем отце, но это правда, это действительно так. Он пообещал, что убьет любого мужчину, который посмеет прикоснуться ко мне или к маме, и он не шутит. Он просто религиозный фанатик, совершенно помешался на почве секса! А теперь… теперь смотрите что вышло! Кто же захочет ко мне подойти, когда поймет, что отец может сделать! — Значит, вы боитесь, что это он совершил нападение на вас с Тони? — Да, да! У него и брат такой же! — Брат? — Сводный, только по матери в общем-то, Дилфилд. Дик Дилфилд. Они оба чокнутые и способны на все. Папа… папа пугает людей, а дядя Дик старается отвратить их от женщин в этой ужасной клинике. Правда, они оба ненормальные, просто сумасшедшие!
(обратно)
Глава восемнадцатая НОЧЬ ОБМАНА
— Она лжет, — решительно заявил Элберт Янг. — Она сильно напугана, мистер Янг. — Она напугана из-за своей порочности. — Ваша жена покушалась на самоубийство, сэр. — Моя жена и моя дочь не могут противостоять плотским соблазнам. Моя жена… — Янг засомневался, потом лицо его моментально смягчилось, и он добавил менее сурово: — Она не может обуздать свою плоть. Он чуть не сказал: «Моя жена — проститутка». Лицо его выражало страдание, в глазах таилась мука. Он стоял в дверях своего склада. Позади видны были мотки веревки, цепи, якоря, сети, канистры с маслом, банки консервов, оборудование для камбуза — все, что может храниться у торговца лодками. Тяжелый воздух тотчас напомнил Роджеру завод фирмы «Уэбб, Сан и Кинг». В магазине Янга продавались средства для борьбы с сорняками и насекомыми, садовые инструменты, все для любителя-садовода; а на полке неподалеку от Роджера лежали два распылителя «Амо». — Мистер Янг, — сказал Роджер, — известно, что из ваших уст раздавались угрозы в адрес некоторых людей. — Я грозил им гневом божьим. — Вы угрожали изуродовать свою дочь. — Я уже сказал вам… это ложь. — Зачем ей клеветать на вас? — Затем, что я не давал ей срывать плоды удовольствия со своего порока. Роджер прошел внутрь, и первое, что бросилось ему в глаза, это бутыль в соломенной плетеной упаковке с этикеткой на ней: «Концентрированная серная кислота. Для промышленных целей. Изготовлена фирмой «Уэбб, Сан, и Кинг». — Акак вы относитесь к тем нападениям, которые совершаются сейчас на молодых влюбленных, мистер Янг? Вам они тоже представляются гневом божьим? — Пути Господни неисповедимы, — медленно вымолвил Янг. — И вам кажется, это один из его путей? — Я не могу знать ответа на этот вопрос. Я могу лишь молиться за то, чтобы Бог не оставил праведников и наказал грешных. — Вот так, серной кислотой? — Разве это хуже чумы, которая поразит отступников? — И поражает невинных тоже, — резко возразил Роджер. Янг почти шипел, выплевывая слова: — Среди этих людей нет невинных! Все они отмечены пороком, испорчены, как жители Содома и Гоморры! Роджер долго смотрел на него без всякого выражения. Ровным голосом он спросил: — Для чего вы используете серную кислоту, мистер Янг? — Очищать ржавчину с металла, — сурово ответил Янг, — снимать наросты с корпуса, которые невозможно убрать другим способом. Она входит в состав очищающих и выжигающих средств. Разве вы не знаете этого? — глаза Янга блестели гневом, который он не мог контролировать. — Но я не изливаю ее на грешников, не считаю себя проводником божьего гнева. Я приобрел эту бутыль серной кислоты для легальных целей, ее привез мне один человек — Дэвидсон, который прекрасно воспользовался плотской слабостью моей дочери. — И вы убили его, мистер Янг? Янг взглянул на него ошеломленно: — Убил? Этот человек мертв?! — Он исчез, полагают, что убит. — Если он мертв, на то божья воля, — непримиримо проговорил Янг. — Мне ничего не известно о его Смерти; но я знаю, что ничего хорошего не было и в его жизни. Уж к такой это человек. — Когда вы в последний раз были на заводе «Уэбб, Сан и Кинг»? — спросил Роджер. — Я был там лишь однажды. Дэвидсон после этого сбежал. — Так вы припугнули его, мистер Янг? — Вам, мистер Уэст, — с внезапным и неожиданным чувством собственного достоинства произнес Янг, — меня припугнуть не удастся!— Наблюдайте за ним, куда бы он ни пошел, — предупредил Роджер местную полицию. — Не беспокойтесь, что он может обнаружить слежку; главное, чтобы мы знали каждый его шаг и, если возможно, любой телефонный разговор.
— Мистер Уэст, — говорил прежний приятель Янга, Джозефс — крупный, почти лысый человек с внешностью священника, — я не могу вам помочь. Уже более года, как Янг перестал посещать церковь и выполнять столь нужную работу. Я редко видел его, разве что случайно. — Почему он прекратил свою деятельность в церкви? Вы знаете? — Подумывали о том, чтобы разрешить танцы на собраниях общины. Его жена и дочь были за. А он яростно выступил против. Он всегда был человеком сильных чувств, мистер Уэст. — А сейчас он имеет хоть какое-то отношение к благотворительной работе церкви или к молодежным клубам? — Нет, сэр, никакого. Ничего подобного, — ответил Джозефе, и тон, которым был произнесен конец этой фразы, еще больше подчеркивал непреклонность Янга, предубежденность и ограниченность его ума.
В «Глобе» пока ничего не появилось, — сообщил Роджеру Пенгелли, — кроме сотен писем одобрения от читателей. Старик урчит от удовольствия. — Пока все идет хорошо, — сказал Коппелл. Он был в приподнятом настроении. — У вас ведь еще есть что-то про запас, что-то еще скрываете, а, Красавчик? — Гипотеза, сэр, только и всего. — Тогда не буду допытываться. Но фактов от меня не скрывайте.
— Никаких следов Клайва Дэвидсона, — докладывал Мориарти. — Похоже, именно его тело обнаружено в цистерне с кислотой. Мы сейчас пытаемся найти его зубного врача, чтобы он опознал свою работу — зуб, пломбу, мост. Если они принадлежат Дэвидсону… — Дэвидсон сам мог толкнуть человека в цистерну и сбросить за ним свой зубной протез и часы, — заметил Роджер. — Мы еще далеки от истины. А как со следами, с ними повезло? — Следы, сэр? Те, которые найдены на заводе? Я справлялся, пока еще ничего не установлено. — Попросите их поторопиться, — сказал Роджер. — Три дня — это вполне достаточно даже для слабых отпечатков. — Потороплю, сэр. Ночи стали теперь совсем тихими, — продолжал Мориарти. — Три подряд без всяких происшествий. Из отделений сообщают, что самые смелые парочки снова начинают выползать.
— Знаешь что, папа? Девчонкам теперь нравится гулять в сумерки, — сообщил Ричард. — Им надоело каждый вечер ходить в кино, — подтвердил Мартин. — Да, — согласился Ричард, — очень жаль. Мне это больше нравится, чем всякие целованья-обниманья. — Я мало что могу сообщить, сэр, — докладывала Роджеру констебль Хилари Рид на седьмой день своего пребывания в Понт-клубе. — Все здесь кажется открытым, честным. Некоторые фильмы несколько пикантны, есть литература довольно эротическая по содержанию, но мне представляется, это просто форма лечения, что доктор Понт использует все, чтобы раскрыть истинный характер своих пациентов. — Множество любовных атак? Девушка рассмеялась. — Напротив, сэр… превращаюсь в бесполое существо. Роджер удивленно хмыкнул. — Ну нет, не позволяйте такому свершиться. И ничего не принимайте на веру. Думаете, они вас подозревают? — Я не позволяю себе даже мысли об этом. — А что можете сказать об управляющем, Дилфилде? — Он очень хороший организатор, спокойный, ни на кого не давит. И вообще это больше похоже на клинику, чем на клуб, — докладывала Хилари Рид. — У них есть два распылителя «Амо» для борьбы с насекомыми и для внесения удобрений в оранжереях, но никакой кислоты, — в голосе ее слышалось разочарование. — Мне кажется, пока я работаю впустую. — А как насчет членов клуба, бывших и настоящих? — Этот австралиец, Уайнрайт, был когда-то в клубе. И Дэвидсон тоже, но я уже сообщала об этом в письменном донесении. — Да, помню. Вы не узнали, посещал ли Элберт Янг когда-нибудь своего сводного брата? — Еще нет, сэр. Я хочу сказать, я пока не выяснила. И вот еще что… — Да? — В следующий понедельник здесь будет большой вечер встречи всех прежних и теперешних членов клуба, — сказала девушка. — В лекционном зале, когда уберут стулья, будет достаточно места, чтобы собрать более двух тысяч человек, устроить танцы. Нужно прийти в маскарадном костюме. Полагаю, это может быть… — она замолчала. — Оргия? — предположил Роджер. — На основании того, что мне теперь известно, такое себе трудно представить. — Все возможно. Будьте осторожны, — предупредил Роджер. И подумал, что было бы ужасно даже представить ее милое личико, сожженное кислотой. Однако она, видимо, не испытывала ни малейшей тревоги, и Роджеру даже в голову не пришло, что она может пойти на ненужный риск. — Сэр, вас хочет видеть мистер Пенгелли из «Ивнинг Глоб». — Видеть? Он что, здесь? — В центральном вестибюле, сэр. — Тогда попросите его пройти, дорогу он знает, — сказал Роджер. Это было в субботу утром, через десять дней после «ночи террора». За это время почти ничего не произошло, и даже «Глоб» перестала помещать на своих страницах объявление о вознаграждении. За окном хлестал дождь, барабанил по стеклу, был по огромным листьям платана, разбрызгивался, ударяясь о ровную гладкую поверхность дороги. Было так темно и пасмурно, что горели уличные фонари, а машины и автобусы двигались с зажженными фарами. Роджер отодвинул последние данные, полученные из анкет. Сравнительные цифры за несколько месяцев, которые были теперь в его распоряжении, говорили о том, что никаких особых изменений не произошло. Эта информация не высветила ничего особо интересного. Раздался стук в дверь. — Войдите, — Роджер поднялся, когда вошел Пенгелли. — Чему обязан… Он сразу замолчал, потому что Пенгелли явно принес какие-то новости. Вид у него был залихватский, глаза горели. — Здорово, Красавчик! Ни за что не угадаешь! — Ну, чего ты там принес? — Роджер почти не дышал. — Удачу, которую мы так долго ждали! — провозгласил Пенгелли. — Три письма, Красавчик! Три претендента на вознаграждение. — Кто они? — поспешно спросил Роджер, готовясь записывать. — Анонимные информанты, которые обещают, что назовут себя, когда придут получать деньги. — Ну что ж, и то хорошо. И каковы же их новости? — А таковы, что на понедельник намечена грандиозная ночь! Роджер мгновенно вспомнил о другой «грандиозной ночи», тоже назначенной на понедельник в Понт-клубе. — Все три информанта говорят одно и то же, — продолжал Пенгели. — В этот вечер произойдет более масштабное, чем прежде, объединенное нападение, сразу в нескольких местах. — Так-так! — выдохнул Роджер. — Значит, объявление может сработать. — Оно уже сработало! — Нет еще, — осторожно проговорил Роджер. — Мы можем ошибиться, вдруг они нас дурят. Какие у тебя есть подробности? Пенгелли выложил на стол три аккуратно отпечатанных письма, и Роджер быстро прочитал их одно за другим. Они были написаны по-разному, но сообщали в точности одно и то же: в следующий понедельник планируется самое грандиозное и наиболее масштабное нападение из всех, что были организованы на молодые парочки в Лондоне и его окрестностях. Все три сообщения поступили по телефону, были переданы Пенгелли, который и отпечатал их на машинке. — Еще горяченькие, Роджер! Но возбуждение Пенгелли не шло ни в какое сравнение с тем, что испытал Мориарти, узнав новость. Его пыл чуть остыл только после того, как журналист ушел и они с Роджером остались одни. — Следовало ожидать, сэр, что они вскоре повторят попытку! — А что вы думаете о костюмированном бале в Понт-клубе в понедельник? — поинтересовался Роджер. — Может, просто совпадение, но я не думаю, чтобы это имело какое-то значение. Нам нужно установить наблюдение за клубом и сосредоточить все силы столичной полиции в парках, — Мориарти вдруг нахмурился, замечая, что в манерах Роджера есть какая-то неопределенность. — Вы не можете сомневаться в этой информации, сэр. — Сомневаться? Да от нее за версту несет, — напрямик высказался Роджер. — Чем? — Не говорите об этом Пенгелли, — предупредил Роджер, — но три сообщения, все анонимные, все обещают подтвердиться позднее, все в течение одного часа поступившие и абсолютно совпадающие друг с другом. Этому нельзя верить, несомненно. — Но они должны были поступить сегодня! — вскричал Мориарти. — Нельзя дать информацию, если ты ее еще не знаешь. — Но три, — повторил Роджер. — И все — ради вознаграждения в тысячу фунтов. Они отправлены из одной шайки. — Я просто теряюсь в догадках, — Мориарти заговорил более спокойно, однако взгляд его был сердитым. — На что вы намекаете, сэр? — На то, что нам подсовывают утку, — ответил Роджер. — Нам все время пытаются подкинуть ложную информацию. Послушайте, инспектор, эти люди либо святоши, либо закоренелые и жестокие преступники. Если первое, то они действуют на основании своих убеждений, и тогда уж совсем невероятно найти среди них сразу трех Иуд. Если же это преступники, причем закоренелые и хорошо организованные, тогда награбленного у них столько, что тысячи фунтов вряд ли достаточно, чтобы троих из них сделать стукачами, да еще когда им угрожают серной кислотой. На мой взгляд, это подстроенная и спланированная «утечка» информации для того, чтобы обмануть нас. — Зачем им нас так обманывать? — недоуменно воскликнул Мориарти. — Чтобы вынудить нас в понедельник вечером сосредоточить внимание на парках и скверах, — коротко ответил Роджер. — Вы хотите сказать, что не станете этого делать?! — голос Мориарти поднялся почти до крика. — Мы не станем посылать на это всех наших людей. Послушайте, — резко повторил Роджер. — Во-первых, нас заставляют следить за Понт-клубом, подкидывая, я бы даже сказал, рассеивая везде эти спичечные коробки. Во-вторых, нас принуждают обратить внимание на Элберта Янга, правда, мы вышли на него позднее, чем должны были. В-третьих, Клайв Дэвидсон значился у нас среди жертв, но он оказался единственным, кто пережил нападение и не был при этом сколько-нибудь серьезно поражен кислотой. Это было явное предупреждение, и оно его здорово напугало. Каждый шаг наших противников до сих пор имел определенную цель — отвлечь наше внимание, заставить смотреть не в ту сторону. Может, даже «Уэбб, Сан и Кинг» — ложный след. — Ну, а где же действительный? — вопрошая, устремил на него взор Мориарти. — Если бы я это знал, я бы с ними уже покончил, — сказал Роджер. — Ясно лишь то, что след есть. И почти столь же ясно, что действуют тут вовсе не святоши. Можно как-то собрать воедино группу ярых фанатиков и провести митинг на тему «божественного возмездия», но вряд ли удастся организовать их на ночные вылазки и на обливание кислотой. Это большая преступная организация, и не следует заблуждаться на сей счет. — Вы почти убедили меня, сэр, — сказал Мориарти. Роджер внимательно посмотрел на него, но не произнес ни слова.
«Да он просто сумасшедший, — подумал Мориарти, — совершенно рехнулся!»
— Хорошо, — сдался Коппелл, когда Роджер рассказал ему обо всем, — вероятно, вы правы, и вам лучше разрабатывать эту версию. Но что вы собираетесь делать? — Одну треть наших сил в понедельник направить в парки и скверы, другую треть оставить в обычных районах патрулирования… — Роджер внезапно замолчал. — Нет, сэр, — поправился он, — одну треть в парки, одну в резерве в своих районах, и одну треть оставить на случай крайней необходимости. И — береженого Бог бережет — хороший отряд нужно оставить для Понт-клуба. — Как я понимаю, вы имеете в виду оперативные силы, — уточнил Коппелл. — Нет, сэр. Не только оперативные. Речь идет о всей столичной полиции, всех ста процентах. Я думаю, на понедельник нужно отменить все выходные и увольнения. Каждый человек, все, сколько мы имеем, должны быть на службе. — Но нам ведь придется заплатить целое состояние за внеурочную службу! — Если мы этого не сделаем, последствия могут стоить еще дороже, — возразил Роджер. — Посмотрим, что здесь можно сделать, — Коппелл выглядел недовольным, но готов был сдаться. — Я первым делом поговорю с заместителем комиссара в понедельник утром. Сейчас он уехал на уик-энд. «Ну что ж, у заместителя комиссара не будет времени, чтобы долго думать, колебаться, сомневаться», — подумал Роджер.
В выходные он сидел дома как на иголках, сосредоточив внимание на чтении воскресных газет, которые излагали свои «теории» насчет налетов и нападений и пророчески каркали о затишье перед бурей. Потом он набросал текст приказа для всех полицейских отделений и главного управления: Отменить с шестнадцати часов понедельника все выходные, увольнения и отгулы; 33 1/3 процента всех полицейских сил из отделений и из главного управления сосредоточить в парках и лесопарках; 33 1/3 процента сил держать в резерве в состоянии готовности к немедленному выступлению в парки и лесную зону столицы; 33 1/3 процента полиции оставить в резерве на непредвиденный случай, в том числе 25 человек — вблизи Понт-клуба.
В восемь тридцать утра в понедельник он уже был в своем кабинете. В девять пришел Коппелл и в половине десятого отправился к заместителю комиссара. В девять сорок пять, когда в кабинете Роджера находился Мориарти, зазвонил внутренний телефон. — Начинайте, — сказал Коппелл. — Рассылайте приказ и инструкции. — Начинаем, — объявил Роджер, обращаясь к Мориарти. — Рассылайте приказ. Не теряйте ни минуты. Мориарти стремительно вышел из кабинета, но, как только дверь за ним захлопнулась, его лицо омрачилось, и он пробормотал: «Это безумие, просто безумие! Каждого человека нужно послать в парк и в лесную зону. Уэст совершает большую ошибку, большую и непоправимую!» Потом его вдруг осенило, что ведь в его силах подправить Уэста, стоит только изменить пропорцию, изменить проценты, а когда приказ будет разослан, сделать что-то будет поздно. Глаза Мориарти вспыхнули.
(обратно)
Глава девятнадцатая МОРИАРТИ ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Мориарти шел к своему кабинету, сердито сжав губы и печально размышляя. Он инстинктивно чувствовал, что главный следователь Уэст ошибается. Разве он сам не говорил, что подвержен ошибкам, как и всякий другой человек? Ведь все его рассуждения — сплошное недоразумение! Святоши не станут продаваться за деньги — боже мой! Да он знает сколько угодно набожных людей, усердно посещающих церковь, которые с гораздо большим почтением относятся к звонкой монете, чем к «божественному» и «духовному». Это же очевидно, что они-то и руководят организацией фанатиков. Кто, кроме них, способен творить такие невероятные, безумные вещи? Обычные преступники не станут, нет. Он, Мориарти, знает их очень хорошо, многих повидал на своем веку. Они не станут обрызгивать любовников кислотой — зачем? Их симпатии явно будут на стороне парочек, по крайней мере, мужчин. Они скорее пожелают им удачи, но обливать кислотой?… Сама идея показалась бы этим людям дикой! Вот Элберт Янг — другое дело. Он — типичный святоша. Может, в этом он и не замешан, но… посмотрите, что он сделал со своей собственной дочерью и со своей женой! Понт-клуб в самом деле может быть удобным прикрытием, кто знает? Что до Клайва Дэвидсона, то у многих были основания и реальные мотивы устроить ему серную ванну. Уэст ошибается. Конечно же это кампания священной мести, кампания, проводимая руками множества фанатичных молодых дураков. И сегодня они вновь собираются нанести сокрушительный удар по грешной любви. Все должны быть на месте действия — в парках и лесных зонах, там, где и раньше устраивались набеги. Единственное, что в приказе следовало оставить, — это запрет на увольнения и выходные на сегодняшнюю ночь. В кабинете Мориарти сидели двое сержантов, и один из них спросил: — Есть новости? — Нет, — буркнул Мориарти. Сержант пожал плечами, и почти тотчас зазвонил телефон. Мориарти резко поднял трубку. — Инспектор Мориарти слушает. — Главный следователь Уэст, — произнес Роджер. — Меня вызывают на совещание в Министерство внутренних дел, поэтому вы остаетесь за старшего и отвечаете за ход дела. Если потребуется дополнительная помощь, обратитесь к следователю Ривсу. — Есть, сэр! Роджер положил трубку, и Мориарти, сидя за своим письменным столом, вдруг почувствовал огромный прилив энергии. Теперь он держал контроль над ситуацией в своих руках. Треть — в парки и скверы, треть — резерв — туда же, и еще треть — на случай непредвиденной случайности. Но что может произойти? То же, что обычно, — повседневный набор правонарушений. Что изменится, если сегодня несколько негодяев с их добычей полиция не задержит? Половину — в парки и лесопарки, половину — в резерв, вот как надо распределить силы! Мориарти заметил, что сержанты на него как-то странно посматривают. Он взял приказ и прошел к карте на стене. План операции вообще должен быть совершенно другим. Выделить опасные районы и одну треть полицейских сосредоточить там, хорошо спрятав их, пока светло. Другую треть в виде подвижного оцепления двинуть туда же, когда стемнеет и когда нападающие, вероятно, прибудут на места. А третью часть оставить в резерве, чтобы можно было в любой момент перебросить ее туда, где она будет наиболее необходима. Он выбрал на карте Гайд-Парк и Уимблдон-Коммон, обвел их голубым, потом нарисовал круг пошире зеленым и затем разместил в ключевых местах резерв, обозначив его. Он точно представлял себе, как станут действовать подразделения. Им нужен будет только сигнал тревоги. Эта… эта идея как раз то, чего все они ожидают; никто не удивится. Он вернулся к столу, снял телефонную трубку и попросил: — Приемную Коппелла. У сержантов брови полезли вверх. — Это секретарь? Скажите, мистер Коппелл тоже на совещании в Министерстве внутренних дел, вместе с мистером Уэстом? Когда вы ждете их возвращения? И не раньше? — Мориарти повысил голос. — Спасибо. Уэст ничего не узнает до конца дня! Предположим, он, Мориарти, изменил приказ. В конце концов, кто от этого выиграет? Уэст, конечно. Здесь не может быть ошибки, Мориарти был уверен. Ну, пропесочит его Уэст еще раз, что с того? Ему придется смягчиться, как только он увидит, к каким результатам привели верные выводы Мориарти. Уэст притворяется крутым и жестким, но на самом деле он мягок, как воск. К тому же он все равно припишет себе все заслуги. Мориарти чуть не застонал в гневном протесте. Он сел за стол и с особым старанием нарисовал диаграмму предполагаемых событий. Потом сам отнес ее в множительный отдел и сделал копии — это не такой документ, чтобы передавать его по телетайпу. Копии поступят в отделения в течение двух часов. А-а! Глаза Мориарти засветились. Если он отправит приказ о запрещении покидать отделения с шестнадцати часов дня и этот приказ вступит в силу, то ничего страшного в том, что подробности придут на час-два позднее; напротив, чем позднее, тем лучше. У него еще масса времени. В десять часов приказ был отправлен по телетайпу. В двенадцатом часу дня все фотокопии подробной инструкции шли своим путем в отделения полиции, а в Кенсингтонское дополнительно направлялось письмо о том, чтобы придержать в резерве десять человек для Понт-клуба. Остальное может обеспечить Ярд. Итак, дело сделано. «Он еще будет благодарить Бога за то, что оставил меня ответственным!» — предвкушал Мориарти.После обеда сержанты обратили внимание, что лицо Мориарти пылает ярким румянцем и он очень много пьет. Интересно, подумали они, что бы сказал Уэст, знай он об этом; Уэст никогда не одобрял пьяной удали, как было известно. Мориарти сидел за письменным столом, когда ему позвонили по телефону, и поначалу он отнесся к этому звонку беспечно. — Да, миссис Рид, — это была мать Хилари, которая часто выступала посредником, передавая сообщения. — Что такое?… А… да. Все нормально, сегодня большой день. Нет никакой необходимости беспокоиться, — он повесил трубку, промокнул платком взмокший лоб и посмотрел на сержантов. — Здесь ведь не было констебля Рид, нет? Она не появлялась? — Нет, насколько я знаю, — ответил один. — Ее со вчерашнего дня не было дома, — пояснил Мориарти. — И что я теперь, черт возьми, должен делать? — Подожди Красавчика, он скажет. Он все знает. Мориарти вскочил на ноги и заорал: — С кем вы, черт подери, разговариваете?! Да я знаю все в тысячу раз лучше, чем ваш хваленый Уэст! Его время прошло, и это всякий видит, у кого хоть одна извилина есть в голове! Вне себя от гнева он вылетел из кабинета. — Если вы спросите мое мнение, — насмешливо сказал один из сержантов, — то мистер Мориарти, такой-то и такой-то инспектор, готовится к большому прыжку. — А если вы спросите меня, то Хилари Рид в большой беде, — с тревогой перебил его другой. — Что мы можем сделать, как ты думаешь?
Поговорив по телефону с Роджером Уэстом, Хилари Рид положила трубку и слегка посмеялась над его бесконечными предупреждениями. Уэст вел себя с ней по-отечески, но, в отличие от Мориарти, ей это нравилось. Безмятежность Понт-клуба сперва озадачила ее, затем вызвала подозрения, но теперь она принимала это как должное. Работа ее по большей части была рутинной. Она и не ждала всерьез, что обнаружит и раскроет здесь что-то потрясающее, а после костюмированного бала в понедельник ее, скорее всего, отзовут отсюда на другое задание. «Делать добро» и «приносить пользу людям» оказалось совсем не так увлекательно, как она ожидала; в определенном смысле даже ее прежние «клиенты», испорченные, но жалкие старики оказывались более достойными внимания. Этим воскресным утром она покидала квартиру на улице Сент-Джонс-Вуд, не думая ни о какой опасности. Лишь второй раз она шла в клуб в воскресенье, но она знала, что сегодня будет богослужение для тех, кто этого хочет, потому что, как это ни странно, атмосфера в Понт-клубе была несколько религиозной. Она подкрасилась, надела лучшее платье и прекрасно замечала восхищенные взгляды, которые на нее бросали мужчины, пока она шла от дома до клуба. Войдя через центральный вход, она увидела прогуливающихся по холлу доктора Понта и Дилфилда. — Доброе утро, мисс Рид! — голос Понта звучал почти игриво. — Как прелестно вы сегодня выглядите. Осмелюсь утверждать, что никому и в голову не придет, что вы посещали психиатрическую клинику. — Вот видите, как много вы уже для меня сделали, — ответила она. — Приятно так думать. Действительно мне очень приятно, — Понт взял ее руку, и это был, пожалуй, первый его фамильярный жест за все время. — У нас с мистером Дилфилдом сегодня утром назначено очень много встреч. Может быть, вы бы посидели в кон-горе вместо него? — Конечно. — Если будут звонить по телефону, просто записывайте, что хотят передать, — сказал Понт. — А в случае необходимости моя секретарша знает, где меня найти. Это было сказано так дружелюбно и так искренне, что у Хилари Рид не шевельнулось ни малейшего подозрения. Поднявшись в кабинет управляющего, она поняла, насколько ей повезло. В воскресное утро здесь не было ни души, и она могла не торопясь исследовать регистрационные карточки мужчин и женщин, которые, по словам Уэста, могли быть когда-то членами клуба. Она поставила возле двери пустую корзину для бумаг, чтобы услышать ее падение, если кто-то будет заходить, и бросилась к ящичку, на котором значилось: «Выбывшие члены». В большинстве папок с личными делами имелись фотографии, но она никого не узнала, кроме Энтони Уайнрайта. Сведения о нем, включая место работы, не содержали ничего, что бы не было известно Ярду. Она услышала, как снаружи что-то скрипнуло, и отскочила от шкафчиков с картотекой. Но тревога оказалась ложной. Потом она нашла карточку Клайва Дэвидсона, самую последнюю в этом ящичке, стоявшую не по алфавиту. Впервые сердце ее забилось сильнее, с надеждой. Здесь были и другие личные дела. Она заглянула в одно из них и увидела имя Мензиса М. С., управляющего заводом фирмы «Уэбб, Сан и Кинг»; она никогда не видела его, но Мориарти подробно описал ей внешность этого человека с толстыми щеками и тяжелым подбородком. Она раскрыла следующую папку и замерла, потрясенная. С фотографии на нее смотрел человек, уже не раз сидевший в тюрьме, самый молодой из «старых каторжников», известный всему Ярду. И следующие три папки в этом особом разделе принадлежали профессиональным преступникам, опытным грабителям и вскрывателям сейфов. Теперь сердце Хилари колотилось так быстро, что чуть не выскакивало из груди. Далее она увидела список имен и адресов, сделанный рукой Дилфилда, а перед ним записку: «Отчитаться в понедельник, после того, как начнется костюмированный бал». Почему эти закоренелые преступники должны здесь отчитываться? Она не знала и вряд ли могла отгадать. Она понимала только, что нужно немедленно доложить об этом Уэсту и Мориарти. Хилари боялась рисковать и звонить с местного телефона, но как только Дилфилд вернется, она сходит и позвонит из ближайшего автомата. Она положила все папки обратно в том же порядке и направилась к двери, горя от нетерпения покинуть клуб. Возле самой двери стоял Дилфилд, так похожий на Элберта Янга. А сбоку от него, загораживая выход, возвышался Джошиа Понт. Дилфилд держал в руках распылитель фирмы «Амо». Хилари застыла как вкопанная. Все молчали. Прошла минута, прежде чем к Хилари вернулась способность размышлять. Они стояли на верхней ступеньке лестницы, и ей нужно было только миновать их, чтобы спуститься в холл. Дилфилд явно не обладал большой силой, и ближний бой, и дзюдо она знала получше, чем эти двое вместе взятые. Единственную опасность представлял этот распылитель, но если ей удастся отбить его в сторону… — Моя дорогая мисс Рид, я бы не стал на вашем месте предпринимать попыток к бегству, — произнес Понт знакомым игривым голосом. — Мы хотим всего лишь задать вам несколько вопросов, вот и все. — Что… что мистер Дилфилд собирается делать с этим распылителем? — Жду, когда потребуется его применить, — ответил Дилфилд. — Иди обратно в кабинет! Она остановилась в нерешительности. Дилфилд поднял распылитель, и ужас пронзил Хилари. Несколько капель жидкости упали на ее платье. Она глянула вниз и увидела, как почти мгновенно на материи появились дырки. Медленно переведя ставшие огромными глаза с юбки на страшное оружие, затем на Понта, снова на Дилфилда, девушка побрела в кабинет. — Кто вы? — требовательно спросил Понт. — Вы… вы знаете, — Хилари облизнула губы. — Вы ведь прекрасно знаете, кто я. — Я бы не советовал уклоняться от ответа, — сказал Понт. — Мистер Дилфилд очень любит пользоваться своим оружием. А вы такая хорошенькая. Ее язык, казалось, присох к нёбу. — Я… я офицер полиции, и я предупреждаю вас… — Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве свидетельства — в вашу пользу или против вас, — с издевкой в голосе закончил за нее Дилфилд. Он подошел к ней ближе и толкнул в кресло. Она плюхнулась в него, стараясь справиться с охватившим ее страхом и смятением. — Ну, и много ты уже настучала полиции? — грозно спросил Дилфилд. — Ничего! — Дилфилд, — заговорил Понт, — если мы немного приподнимем ей юбку и ты слегка брызнешь туда, то кислота очень быстро начнет свою работу. Может быть, тогда она поймет, что мы не шутим. Он двинулся вперед, наклонился к ней и положил руку как раз туда, где на юбке зияли дыры. — Мисс Рид, так что вы сообщили своему начальству? — Что я могла им сообщить? — задыхаясь, проговорила Хилари. — Вы же обвели меня вокруг пальца. Они знают о танцевальном вечере, но какое это имеет значение? Страшное оружие было теперь в нескольких дюймах от ее лица. — Что вы тут искали? — Все, что смогу. Я должна была установить некоторых людей, являются ли они членами клуба… — Какие люди? — Некоторые… э… некоторые жертвы… пострадавшие от кислоты. Она пыталась отодвинуться от распылителя, дыхание ее было тяжелым, шумным. Она назвала имена, стараясь справиться с дыханием, но чем больше она говорила, тем сильнее ненавидела себя, ненавидела за то, что так боялась. У нее было только одно утешение, всего одно. Роджер Уэст настаивал, чтобы она не разыгрывала из себя героиню. Понт и Дилфилд, видимо, были теперь довольны. — Вы побудете у нас в гостях денек-другой. Но, конечно, не здесь. Может быть, вы еще пригодитесь нам в понедельник, мисс Рид, — голос Понта был елейно-липким. — Если ваши друзья пришлют своих шпионов к нам на бал, вы поможете нам их выявить. Дилфилд достал две таблетки. — Прими их, — сказал он. — Это снотворное. — Нет. Я отказываюсь принимать… — Ты предпочитаешь шприц? — грубо прервал Дилфилд. Она покорно взяла таблетки, не уверенная, проснется ли когда-нибудь от того сна, который они ей сулят. Уже через минуту ее стало клонить в сон, и последнее, что стучало в ее голове, была мысль: «Вот так героиня, вот так героиня, вот так героиня…»
В это время Роджер сидел на совещании, а злой и возмущенный Мориарти в своем кабинете принимал окончательное решение о том, что будет делать полиция в понедельник вечером.
(обратно)
Глава двадцатая В НОЧЬ НА ВТОРНИК
В половине пятого дня Роджер вместе с Коппеллом вышел из Министерства внутренних дел. Они сели на заднее сиденье большого черного лимузина и проехали четверть мили до Ярда. Роджер сильно нервничал и потому предпочел бы прогуляться пешком. День выдался теплый, по-прежнему высоко в небе сияло солнце. Такой день обычно обещает к вечеру толпы гуляющей публики и служит прекрасной прелюдией для юной любви. Роджеру пришлось весь день просидеть в помещении, участвуя в обсуждении узкопрофессиональных вопросов и не зная точно, чего же все-таки хочет Министерство внутренних дел. — Они считают, мы должны стать превентивной силой, — сказал Коппелл. — В его тоне сквозило неудовольствие. — Я знаю одно, Красавчик, мы никогда не согласимся с таким вздором. Мы вступаем в действие только тогда, когда совершается преступление. Мы не благотворительное общество. — Я понимаю, что вы хотите сказать, — отозвался Роджер. Отчасти он был согласен с Коппеллом, отчасти — нет. Но была вещь, которую он знал точно. Он и придуманная им анкета использовались Коппеллом и важными персонами Ярда в качестве попытки удовлетворить Министерство внутренних дел, показать, что полиция делает все практически возможное для того, чтобы найти мотивы преступлений и определить средства для их предотвращения. Но успеха это не принесло. Министерство требует от Ярда большего, и теперь Ярду придется доказывать, что в его обязанности не входят благотворительность и решение социальных проблем. Этот спор может растянуться на недели, даже на месяцы. Ему нужно продолжать начатое, ведь Коппелл на совещании дал ясно понять: — Когда происходят такие преступления, как те, в которых использовалась серная кислота, расследованию их надо отдать предпочтение над всякой другой работой. Вот что важно. Никто не возразил. — Ведь вы понимаете гуманный аспект этой работы, не так ли? — продолжил Коппелл с неожиданной проницательностью. Но самым удивительным было то, что именно он, Коппелл, этого не понимал. Они расстались на верху главной лестницы, когда Роджер повернул в свой пустой кабинет. На столе лежала записка от Мориарти, но копии разосланного приказа не было. Роджер поискал среди бумаг, убедился, что копии действительно нет, и прочитал записку: 10.15 утра. Констебль Хилари Рид пропала. Не была дома со вчерашнего (воскресенье) утра. Успокоил ее мать. Жду ваших указаний на этот счет. Это был удар. Должно быть, они раскрыли ее, подумал Роджер. И тут же горько отметил: наконец-то Мориарти потребовался мой совет. Прошло уже семь часов с тех пор, как была написана записка. Он позвонил Мориарти, перебирая другие бумаги, в основном анкеты. Старые друзья и коллеги по работе, делая пометки на анкетах, изощрялись в колкостях: «Стал заниматься благотворительностью, Красавчик?» «Тебе, кажется, у нас мало работы?» «Занялся политикой!» «Чего удивляться, если ребятишки балуются кислотой?» В другое время эти приписки позабавили бы его, но сегодня… Куда, черт возьми, подевался Мориарти?! В это время в дверь постучали, и Мориарти явился собственной персоной. Лицо его было пунцово-красным, глаза налились кровью. Он пьян, решил Роджер и тут же подумал: быть не может. Просто испуган, напряжен, поскольку мы на пороге событий. Стараясь смягчить резко звучащий голос, Роджер спросил: — Что вы предприняли в отношении констебля Рид? — Ничего. — Ничего? — поразился Роджер. — Бог ты мой, да вы… — Если б я что-то сделал, Белл… мистер Белл приказал бы сделать обыск в Понт-клубе. Но они вряд ли держат ее там, и обыск ничего не дал бы. Поэтому я ждал вас, чтобы принять решение. Здесь есть все основания для тревоги, подумал Роджер. Но время подходило к шести, он еще ничего не ел, кроме того, нужно проверить, все ли готово, чтобы встретить вечер. С Мориарти он разберется завтра. — Отправьте двух человек в Понт-клуб, пусть скажут, что мы ищем мисс Хилари Рид, которая может оказать нам помощь, — Роджер замолчал, потом тон его изменился. — Я сам этим займусь, а вы отправляйтесь в штаб операции. Все готово? — Все готово, — ответил Мориарти. — Будьте на месте! — приказал Роджер.Он слабак! Мориарти облегченно перевел дух за дверью. Из него веревки вить можно. Завтра он еще будет благодарить меня. Ну, кто из них должен быть начальником? К семи часам сообщили, что Хилари Рид была в Понт-клубе в воскресенье утром и перед обедом ушла. Это подтвердили сам Понт и его управляющий. Неужели она решила действовать самостоятельно, на свой страх и риск? — спрашивал себя Роджер. Я вообще перестаю понимать этих молодых, признался он себе. Он отправился в буфет перекусить. Знакомый следователь похлопал его по плечу и спросил: — Все готово к грандиозной ночи, Красавчик? — Готово. — Желаю удачи. — Она мне очень нужна. Роджер вернулся в кабинет и справился о делах в четырех основных отделениях: Централ-Лондон, Уимблдон, Далидж и Хампстед. Каждый раз он задавал обычные вопросы, не догадываясь, как много скрытого остается за ними: «Все готово к ночи?… Строго следуйте пунктам приказа, не так ли?… Резервы в боевой готовности?… Хорошо, спасибо». В половине девятого, когда до сигнала тревоги оставался только час времени, он направился в командный пункт, где его ждали Мориарти и два сержанта. — Вы оба, сержанты, поедете в Хампстед, — распорядился он, — а вы, Мориарти, сейчас же отправитесь в Уимблдон. — Есть! — Мориарти явно был доволен, хотя Роджер ожидал, что он захочет остаться здесь, в центре событий, в Ярде, куда будут отовсюду поступать сообщения. Мориарти отбыл только после того, как Роджер вышел из штаба. Он забрал с собой все документы. По-прежнему не замечая реального состояния дел, Роджер спустился в информационный отдел. Уже начали поступать донесения. — Передовые части занимают свои позиции! — докладывало одно отделение за другим. — Вот так фокус выйдет, если сегодня кто-то решится на большое ограбление в городе, — покачал головой инспектор отдела информации. — Это как раз то, к чему я готов, — ответил Роджер. — Это то, к чему ты… что? Инспектор — высокий, тощий, имел привычку проглатывать слова. Роджер плохо слышал его. Он удостоверился, что и Понт-клуб, и «Уэбб, Сан и Кинг» окружены полицией. Инспектор прошел к нему вдоль ряда людей в форме, принимающих донесения по телетайпу и по телефонам, сквозь весь этот неумолчный и никогда не стихающий шум: В Гайд-Парке все в норме. Кенсингтон-Гарденс — обычное число парочек. Уимблдон-Коммон — кажется, никто не слышал о серной кислоте. Хампстед-Хит — здесь устроилось по меньшей мере сотни две влюбленных. — Мистер Уэст, — перебивая шум, сказал инспектор. — Да? — А вы что скажете? — О чем? — А вдруг в центре города начнутся налеты, ограбления? — Мы к этому готовы. Для чего, вы думаете, у меня резерв? — Что? — непонимающе смотрел на него инспектор. — Не понимаете, для чего резерв? — нетерпеливо проговорил Роджер. — Но… но ведь все силы в парках! — Что вы такое говорите? — Они… Смотрите сами, если мне не верите. Они сейчас движутся на подмогу. Вы сами так приказали, — инспектор вынул одну из копий приказа Мориарти. — Что может быть яснее. Роджер взглянул, стал читать. Что-то туго сдавило ему грудь, кровь застыла в жилах. Несколько секунд он не мог прийти в себя, наконец, заметил озадаченный взгляд инспектора. Горло пересохло, губы не слушались, когда Роджер заговорил: — Вызовите Мориарти! Давайте его сюда немедленно и… Он замолчал, поскольку к ним подходил констебль с полоской телетайпного сообщения в руках: Совершено нападение на ювелирный магазин «Коллинсонс» на Хаттон-Гарден. Охрана облита серной кислотой. Потери пока неизвестны. — Видите! — изумленно выдохнул инспектор информационного отдела.
Налеты и ограбления шли по всему Лондону. И центр, и окраины оказались совершенно беззащитны, там практически не было полиции, за исключением нескольких полисменов на обычных постах, да автоинспекции в театральном районе. Патрульные машины и машины «Летучего отряда»[32] были сосредоточены в открытой местности. Быстро, безжалостно и по-деловому очищались ювелирные магазины, банковские сейфы и хранилища, лавки торговцев алмазами; на Хаттон-Гарден по какой-то счастливой случайности этой участи избежали всего лишь две фирмы. Методично опустошались огромные магазины, пустели их ювелирные отделы. Взяли даже те драгоценности, которые годами хранились в специальных сейфах. С бесстыдной наглостью взламывались двери музеев и галерей; нисколько не опасаясь шума, преступники открыто пользовались динамитом и нитроглицерином. Десятками применялись ацетиленовые горелки, разрезались стальные решетки, железные двери и сложные замки, открывая путь к ценной добыче. По всему Лондону выли сигналы тревоги, всю ночь ошалевшие от страха сторожа и охранники обрывали телефоны полиции, взывали о помощи, их крики потоком хлынули в районные отделения, городское управление и Скотленд-Ярд. Но помощь они получали только от случая к случаю, ибо все полицейские силы Лондона были стянуты к лесным зонам, к паркам, к берегу реки, где юные любовники претворяли свои сны об экстазе в явь или теряли их навсегда, и никакие распылители серной кислоты не мешали им в эту ночь. Тщетно ждали здесь иных событий полицейские. Наконец, и они получили срочный приказ вернуться в отделения. Но получили его слишком поздно. За сорок пять минут произошло сто ограблений. Пока никто не мог оценить размеры награбленного, но один торговец с Хаттон-Гарден в отчаянии сказал о похищенной партии товара стоимостью почти в миллион фунтов стерлингов. Двое охранников были убиты. Двадцать семь серьезно покалечено, одиннадцать получили ожоги кислотой. Задержан был только один человек, да и то лишь потому, что упал с лестницы и сломал ногу.
Когда Роджер почти закончил просматривать донесения, сообщили, что вечер в Понт-клубе находится в самом разгаре. — Мы навестим это местечко, — зло решил Роджер. — Нужно человек тридцать. Он сам возглавил отряд. Костюмированный бал шел своим чередом, и трудно было представить что-либо более невинное и безобидное. Понт тоже находился здесь в костюме арлекина, но его легко было узнать, несмотря на маску. — Могу заверить вас, наш клуб пользуется очень хорошей репутацией. Если вы настаиваете на том, чтобы все участники сняли маски, то, конечно, я это сделаю. Видно было, что никто и не думал возражать. — Вы можете взять все ключи, какие вам надо, осмотреть все комнаты, — продолжал Понт. — Пожалуйста! Мой дом, мое сердце совершенно открыты. Полиция не нашла ничего, что представляло бы хоть какой-то интерес, — ни в клубе, ни в клинике. Это был такой же провал, как и вся операция, которую предприняла полиция, — Роджер с отчаянием ощущал горечь поражения. Он изучал сводку ночных донесений с таким чувством безысходности, какого никогда не испытывал раньше. Ощущение полного провала и нарастающего гнева из-за открытого неповиновения Мориарти выбивало его из колеи. Да, именнотот был в ответе за его, Роджера, ужасное поражение. Мориарти должен был вот-вот прибыть из Уимблдона; Роджер находился в кабинете, когда зазвонил телефон. — Уэст. — Это капитан Коппелл, — голос был резким, раздраженным. — Это что же такое происходит, Уэст? — Как бы это ни было плохо на ваш взгляд, сэр, на самом деле все еще хуже. — Но это же катастрофа! Я думал, вы… подождите… я сейчас приду. Коппелл бросил трубку, и Роджер тоже опустил свою. Вновь раздался звонок, он минуту поколебался, прежде чем ответить. — Уэст. — Здесь в задней комнате собралось с десяток репортеров, нам придется что-то говорить им, — сказал дежурный инспектор. — Потом, позднее. Опять телефонный звонок. — Уэст… Что? Вы уверены… Да, приведите его в мой кабинет, немедленно. Он положил трубку, уже понимая, что случилось. Он закурил, глядя в окно, когда ввели задержанного, — человека маленького роста с очень худым лицом, резкими чертами и хитрым, все время ускользающим взглядом старого плута. — Ой, я упаду, — сказал он, — сам Красавчик Уэст! Такая мне честь, да, Красавчик? — Тебя задержали с распылителем и кислотой, не думай, что в этом есть что-то смешное. Куда это ты направлялся за добычей? — За добычей? Какой добычей? Просто пошел прогуляться для поправки здоровья. — Шутки в сторону, — требовательно произнес Роджер. — Куда ты направлялся? — Вот что я тебе скажу, — напрямик начал вор. — У вас сегодня ночка будь здоров, и я вам помогу, так и быть. Я должен был брякнуть по телефону мужику на Луне, а он выдал бы мне инструкции. Задавать дальнейшие вопросы было пустой тратой времени. Арестованного увели. Роджер вновь сел за письменный стол, беспокойство грызло его. Он пробежал глазами донесения, которые еще не успел просмотреть. Одно привлекло его внимание; это была копия двух отпечатков следа ноги — настолько сходных, что они явно были оставлены одним и тем же ботинком. Один след, как сообщалось в донесении, найден в Уимблдон-Коммон после нападения на парочку; второй — на территории завода «Уэбб, Сан и Кинг». Для Мориарти, по крайней мере, это имело значение…
Коппелл казался почти стариком, когда усаживался за стол Роджера; он выглядел к тому же и подавленным. — Вы не смогли заставить арестованного заговорить, Уэст? — Не смог, сэр. Я не думаю, что его вообще можно заставить. Он знает, что и о нем, и о его жене, детях хорошо позаботятся, если он будет держать язык за зубами; и что они получат свою дозу серной кислоты, если он заговорит. Даже если мы поймаем других, результат будет тем же. Меня удивляет одно… — А меня черт знает сколько всего удивляет… Почему вы не разослали приказ в том виде, в каком я его одобрил? Что случилось? — Я пока еще сам этого не знаю, — с каменным лицом проговорил Роджер. — Но я хочу знать сию же минуту. Рядом томился в ожидании Мориарти. Его можно вызвать сейчас, можно осудить, временно отстранить от работы или вообще уволить из полиции. Но ничего не изменит того факта, что он, Роджер, не разослал приказ сам, лично; ему и в голову не могло прийти, что Мориарти что-то переделает в нем. Он не мог обвинить себя и тем не менее все равно нес ответственность за то, что случилось. — Меня удивляет, что грабители брали только драгоценности, — без всякого выражения произнес Роджер. — Ведь в банках было черт знает сколько тысяч фунтов в банкнотах, но унесли только драгоценности из сейфов, а деньги — миллионы — остались нетронутыми. — Ну и что тут особенного? — спросил Коппелл. — Деньги легко проследить, бриллианты — трудно. — Но их труднее продать и труднее спрятать. Они… Роджер застыл, и даже Коппелл, все еще не остудивший гнев, сидел, завороженный появившимся в глазах Роджера выражением, переменой во всех его манерах. Казалось, будто Роджер вдруг обнаружил клад. Наконец, Коппелл заговорил: — Что это вы надумали? Напряженным голосом Роджер прошептал: — Тайник. Место, где можно спрятать бриллианты так, что практически нет никакой возможности их найти. Место, доступ к которому открыт ночью и закрыт днем. Место, где мы нашли отпечаток-след, идентичный тому, что оставлен на месте преступления. — Вы имеете в виду этот химический завод? — хмурясь, уточнил Коппелл. — Да, я говорю о заводе фирмы «Уэбб, Сан и Кинг», — ответил Роджер. — Посчитали, что небольшой бриллиант, найденный в осадке, выпал из кольца с печаткой, которое носил Дэвидсон. Но если куда и стоит сейчас наведаться, сэр, так это туда!
Когда Роджер и Коппелл вышли из кабинета, Мориарти и два сержанта стояли рядом, и лицо молодого детектива выражало такую жалостную мольбу, что Роджер не выдержал. — Простите, сэр, — сказал он Коппеллу. Коппелл прошел вперед, слишком занятый своими мыслями, чтобы обращать внимание на чужое выражение лица, а Роджер вернулся к Мориарти в кабинет. Некогда красивое лицо Мориарти потеряло теперь всю свою привлекательность, сильные руки дрожали. Роджер долго смотрел на него, не отводя взгляда, пока Мориарти не воскликнул: — Лучше бы мне было убить себя, чем позволить такому случиться! «Да, он и убить себя может, — подумал Роджер. — Что же мне, отпустить его домой и дать ему шанс?» — Я собираюсь наложить на вас взыскание. Эту ночь вы проведете в камере в Каннон-Роу. Увидимся утром. Он оставил его одного и направился в лабораторию. Теперь он точно знал, что будет делать. Если этот сенсационный рейд по магазинам и сейфам окажется для преступников успешным, если воры ускользнут от них, недурно поживившись, тогда Ярд станет предметом насмешек, а он — объектом шуток и ядовитых острот для всей столичной полиции. И дело не в том, что ему этого не пережить или что все результаты его двадцатилетних усилий, трудов, жертв сойдут на нет. А в том, что он, фактически подвел и унизил Ярд, запятнал его репутацию; и вместе с тем подвел и унизил честных людей, общество. Исправить это можно единственным путем: найти драгоценности и схватить преступников. И он должен сделать это сам, собственными руками. Он вошел в пустую лабораторию, нашел и натянул на себя пару пластмассовых перчаток, потом забрал распылитель, который недавно исследовали. Осторожно осмотрев его, он убедился, что там еще осталось немного кислоты. У стены лежало детское одеяльце, пара носков и носовой платок. Роджер нажал на курок распылителя. Брызнула великолепная струя серной кислоты, нейлон на одеяле сразу стал трескаться и съеживаться, и, стоило потянуть, легко рваться. Носовой платок разъело за несколько секунд. Несомненно, это была концентрированная кислота. Он отправился в отдел, где снимали отпечатки пальцев; здесь тоже было пусто, как и в лаборатории. Все задействованы в особой операции, горько подумал он. Роджер еще раньше заметил небольшую, застегивающуюся на молнию сумку среди сваленных в кучу бесхозных вещей. Он положил в нее распылитель, застегнул и расстегнул несколько раз молнию, убедившись, что можно легко и быстро достать оружие. Теперь он был готов.
(обратно)
Глава двадцать первая ТАЙНИК
Да, думал Роджер, хорошенькое местечко для облавы. Он стоял на крыше дома за несколько улиц до кислотного завода, видел огонь одной из печей, стараясь вспомнить, как все выглядело раньше, при первом его визите на завод. Он ждал сообщения, что два отряда полиции в пластмассовых масках и перчатках заняли свои позиции. Если грабителей вспугнуть, они могут предпринять согласованную атаку, пойти на прорыв, разбрызгивая кислоту направо и налево, а полиция вправе рисковать лишь до определенного предела. Заработало переговорное устройство: — Все готово, сэр. — Хорошо, — Роджер стал спускаться по лестнице. — Скажите людям, чтобы они надели маски и перчатки при малейшем признаке опасности. — Есть, сэр. Многие из них в защитных костюмах, — говоривший по рации полисмен ждал Роджера на мощеной улице и, когда он спустился, добавил: — Позвольте предложить вам тоже надеть костюм, сэр, прежде чем вы пойдете туда. — Это невозможно. Если я надену, они сразу поймут, что готовится облава, — решительно отказался Роджер. — А этого я как раз и не хочу. — Очень большой риск, сэр. — Вполне может быть. И тем не менее ничего другого не остается. Для начала я пойду один. Если я не вернусь через десять минут, пришлите за мной. Если возникнет необходимость, отдайте приказ о начале облавы. Приближаясь к проходной завода, он думал об осадке и о человеческих останках в отстойнике, которые он видел здесь в первый свой приход, и о безмятежной, бросающейся в глаза красоте Хилари Рид. Факты упрямо указывали на то, что ее могли сбросить в цистерну с кислотой. Все в нем немедленно взбунтовалось при этой мысли, отказываясь принимать ее. В узком, слабо освещенном коридоре никого не было. У стен с обеих сторон стояли турникеты, регистрирующие время прихода и ухода, и ряды ячеек с пропусками. Один ряд был обозначен надписью «Ночная смена». Роджер быстро прикинул, что сейчас на заводе должно быть около сотни человек. И в грабежах участвовала примерно сотня. Чего проще: принести похищенные бриллианты сюда, вместе с серебром, золотом, платиной, в которые они оправлены, и сбросить драгоценности в серную кислоту, которая им нисколько не повредит, но с которой рискуют иметь дело только специалисты! Шагнув из коридора в основное помещение завода, Роджер увидел двадцать-тридцать человек, работающих за оградой в специальных костюмах и масках. На одной из платформ восседала закутанная с ног до головы фигура, словно третейский судья во время теннисного матча. К Роджеру подошел человек. — Вам чего? — Мистер Мензис здесь? — А кто его спрашивает? — Уэст. — Просто Уэст? — Главный следователь Уэст из отдела уголовного розыска, — ответил Роджер, предъявляя удостоверение. — Полиция! — испуганно дернулся человек. — Верно, — холодно проговорил Роджер. — Давайте, пошевеливайтесь. Я не собираюсь торчать здесь всю ночь. Он ждал, чутко регистрируя все, что последовало дальше. Обратившийся к нему человек, не сказав больше ни слова, что-то показал жестами остальным. Они двинулись к двери позади Роджера, быстро перекрыв все ходы и выходы. Некоторые, наверное, выглянут наружу — посмотреть, нет ли кого еще, но они увидят только его пустую машину. Может быть, они пройдут дальше и тогда обнаружат полицейские машины, но это уже не помешает ему сделать то, что он задумал. Люди один за другим поворачивались в его сторону, мерили взглядами с ног до головы, кто тайком, исподтишка, кто нагло, в открытую. Двое поднялись по открытой лестнице на платформу, подошли к фигуре, восседавшей там. У этой цистерны никто не работал. Страшная мысль пришла Роджеру в голову. Неужели это связано с Хилари Рид?! Он почувствовал, что к нему приближаются, и по тяжелому дыханию догадался — Мензис. Роджер обернулся. — Что такое? — спросил Мензис. Роджер расстегнул молнию на сумке. — Нужно помочь вот с этим, — сказал он и опустил руку на распылитель. Он не вытащил его и не показал, что это такое, а продолжал говорить тем же ровным голосом. — Но сначала я бы хотел, чтобы констебль Хилари Рид встала здесь, рядом со мной. Мензис перестал дышать. — Что-о-о?! — Вы меня слышали. — Вы с ума сошли! — Скорее вы, чем я, уверяю вас, — любезно ответил Роджер. — Я, например, не пытаюсь, провернув преступное дельце, улизнуть незаметно с добычей. В отличие от вас. Когда я получу девушку, мне нужны будут бриллианты. — Сумасшедший! — проскрежетал Мензис и поднял правую руку. Возле одного из люков внезапно началась какая-то возня, все задвигалось, и вслед за этим Роджер увидел такое, чего ему никогда наблюдать не доводилось: стремительный водопад яркого, ослепительного сверкающего света. Он возник словно многоцветная радуга, одним концом исходящая из ведра, которое наклонно держал в руках человек, а другой ее конец опускался в кислоту, которую Роджеру не было видно. Радуга держалась всего секунду — летящий поток сверкающих звезд, и, когда он иссяк, в помещении показалось темнее, чем было. — У нас нет никаких бриллиантов, — проговорил Мензис. — Вы правда хотите попасть за решетку ради Понта, да? — Не знаю, о чем вы говорите. Два человека подошли к «третейскому судье». Оба в защитных костюмах с капюшонами. Они встали по обе стороны высокого стула, и один опустил руку на затылок «судьи». Открылась дверь, и маленький человечек с лицом херувима вошел в цех; явное злорадство светилось в его бледно-голубых глазах. — Мы окружены, — сказал он, глядя на Уэста. — Вам нужно всего лишь привести девушку и вернуть драгоценности, — вежливо повторил свои требования Роджер. — Что там, в сумке? — спросил Мензис, но прежде, чем Роджер успел ответить, он бросил человечку: — Сообщи Понту. — Понт вам не поможет, — вмешался Роджер. — Вам уже ничто не поможет. Ругательства повисли в воздухе. — Послушайте, — произнес Мензис угрожающим тоном, — ничто не поможет тому, кто окажется в этой кислоте. — Тогда позаботьтесь, чтобы больше никто в нее не упал. — Послушайте, — снова начал Мензис и обтер пот со своей красной шеи. — В этой сумке у вас рация. Используйте ее. Скажите вашим людям, чтобы они ушли отсюда и выпустили нас. Или… в кислоте окажетесь вы. Вторым, после нее. Может, это было случайное совпадение, но как раз в этот момент человек на платформе сорвал капюшон с головы замотанной фигуры, и Роджер увидел прекрасные золотистые волосы Хилари Рид. Ее глаза смотрели на него, и, хотя трудно было поверить, что с такого расстояния можно что-то разобрать, ему казалось, он видит в них ужас. Теперь никто не работал. Все стояли неподвижно, за исключением тех немногих, кто снимал с себя блестящие пластмассовые костюмы и медленно продвигался к выходу. Явно было предусмотрено все до последней детали, даже на случай полицейской облавы. — Вы слышите меня? — отрывисто бросил Мензис. — Велите своим людям убраться! Не спеша, осторожно Роджер достал распылитель из сумки. Мензис понял его намерения слишком поздно, Роджер уже стоял рядом, направляя оружие в его красное одутловатое лицо. Все замерли, будто одновременно увидели распылитель. Слышалось свистящее шумное дыхание, казалось кто-то дирижирует людьми, задавая всем одинаковый ритм. — Если не хочешь, чтоб я брызнул тебе кислотой в лицо, Мензис, делай, что тебе сказано, — приказал Роджер. Он видел, как двинулась тяжелая нижняя челюсть, как показалась неровная линия желтых зубов. — Приведите сюда женщину! — Но они… они не приведут ее! — срывающимся голосом завопил толстяк. — Тогда ты лишишься лица. — Но ты… ты же полицейский! Ты не можешь… Роджер повысил голос так, что каждое слово отчетливо звучало во всех углах большого помещения; он боялся, что полиция может слишком рано начать облаву, что у него совсем не осталось времени, но голос его не дрогнул. — Послушайте, вы, все! — сказал он. — Снаружи находятся пятьдесят полицейских. Все они в защитной одежде. Если эта женщина, офицер полиции, окажется в цистерне, каждый из вас станет соучастником убийства… И никакой Мензис вам не поможет. У него не будет ни лица, ни глаз, ни губ, ни… — Отпустите ее! — прокричал Мензис. — Сдавайтесь, — тем же четким голосом продолжал Роджер. — Приведите ее сюда и сдавайтесь. Стояла поразительная тишина, потом человек с лицом херувима предложил: — Дай нам возможность уйти, Уэст, и мы отпустим ее. — Приведите ее сюда, ко мне, — настойчиво повторил Роджер. — Отпустите ее! — вновь визгливо выкрикнул Мензис. — Держите ее там, — властно проговорил херувим. — Он может облить Мензиса, но не всех нас. — Он подбирался ближе, более серьезный и опасный враг, чем Мензис, у него нервы были покрепче. Он крался сбоку, так что Роджер мог видеть его лишь краем глаза. — У тебя есть только один шанс, Уэст. Ты не мог прийти сюда без рации. Прикажи своим людям пропустить нас. Когда уйдет последний, ты сам сможешь подняться и освободить ее. И станешь героем, не так ли? В голосе его появились зловещие нотки, еще больше злорадства скопилось в голубых глазах. — Даю тебе десять секунд, — сказал он. — Если ты не передашь команду, мы сбросим ее. Я собственно спихну ее в кислоту, понял? Он направился к лестнице. — Нет! — вскрикнул Мензис. — Ты нас погубишь, ты… Внезапно с силой, какую вызывает только страх, он бросился на херувима и свалил его на пол. Роджер услышал, как они рухнули, и, держа в руках распылитель, рванулся к платформе, к Хилари Рид. Стоявшие рядом с ней люди бросились врассыпную. Хилари Рид дрожала с головы до ног, и все же ей удалось улыбнуться навстречу Роджеру, который, приблизившись, целиком стащил закрывавший ее капюшон. Веревки, которыми ее прикрутили к перилам ограждения, не были сильно затянуты и не причиняли боли. Роджер развязал Хилари и с особой заботливостью провел по краю платформы в безопасное место. К этому времени около десятка полицейских уже вошли на территорию завода и некоторые «рабочие» пытались оказать сопротивление, но большинство сдалось добровольно. Двое полицейских помогли Роджеру и девушке спуститься. Первое, что она сказала, было: — Как хорошо, что вы не велели мне быть героиней! Но сказала она это сквозь слезы.(обратно)
Глава двадцать вторая ПОНТ ЗАГОВОРИЛ
По дороге в Ярд Хилари рассказала о том, что она обнаружила в кабинете Дилфилда, что сказали ей Понт и Дилфилд, так уверенные в своей победе. Они, конечно, убили бы ее, поскольку она знала слишком много. — Я не понимаю, почему они не сделали этого сразу, — хрипло проговорила она. — Думаю, только потому, что у них было много других забот. — Давайте лучше надеяться, что у них имелись чуть более гуманные соображения, — успокаивающе возразил Роджер, сам не веря своим словам. — Не думаю, — ответила Хилари, — я так не думаю. Дилфилду явно доставляет удовольствие причинять боль другим. Мне приходилось видеть садистов, но он самый страшный из всех, — она содрогнулась. — Кстати, он действительно сводный брат Янга не только в прямом, но и в переносном смысле. Это две дополняющие друг друга половины. Нетерпимость одного обращается в распущенность другого. Дилфилд действует против убеждений своего сводного брата. И Янг знает, чем тот занимается, но вынужден молчать. Половина — даже больше — всего, что случилось, произошло из-за стремления подчинить людей, мистер Уэст. — Что, например? — спросил Роджер. — Клайв Дэвидсон, который был снабженцем в этой организации, хотел, чтобы увеличили его долю, и грозил, что иначе донесет. Поэтому они и напали на него и эту бедную девушку в Челси. — Его убили? — Он был слишком опасен для них, чтоб остаться в живых. — Значит, его столкнули в цистерну. — Мне рассказал это Дилфилд, чтобы предупредить — так может быть и со мной. — Никакого геройства, мисс Рид? — тихо сказал Роджер. — Были периоды, когда я просто ненавидела себя, — горячо заговорила она, но, сдержавшись, замолчала и продолжила более спокойно: — Австралиец Уайнрайт тоже захотел кусок побольше и тоже подвергся нападению. Я думаю, это он оставлял коробки спичек с рекламой Понт-клуба, чтобы навести нас на след, никак не обнаруживая своей причастности. Были и другие члены клуба, знавшие о том, что готовится, и грозившие рассказать полиции, — вот почему был совершен налет на клуб. А когда Понт разыграл передо мной сцену, будто потрясен смертью одного из своих больных, на самом деле ему тогда сообщили, что я из Ярда. Один из воров видел меня. Этот человек был на заводе, когда мы приехали, и с удовольствием поведал мне о том, какой он проницательный и хитрый. Все комнаты в клубе прослушивались; маленькие магни-тофончики записывали разговоры, которые могли представлять хоть малейшую опасность. Роджер поморщился: — Черт возьми, сколько же ошибок мы наделали! — Как верно вы действовали, сэр, — мягко поправила его Хилари. — Вы собираетесь поехать к Понту? — Да. — Мне… мне бы очень хотелось пойти с вами, — сказала Хилари и добавила с подъемом: — Уверена, что и мистеру Мориарти захочется тоже. Они были совсем рядом с Ярдом. — Думаю, вас лучше отправить домой, — ответил Роджер. — Вам досталось больше, чем вы предполагаете. Что же касается Мориарти… Когда он рассказал ей, то поразился отчаянию, которое прочитал в ее глазах; казалось, эта новость потрясла Хилари больше, чем тяжелые испытания, выпавшие на ее долю. Понт, очень бледный, очень удивленный, но безупречно вежливый и уравновешенный, совершенно искренне говорил: — Мистер Уэст, все это неправда, уверяю вас. Я ничего не знаю об этом. Должно быть, Дилфилд использовал наше помещение как прикрытие, но… я просто потрясен. Страшно потрясен. Смерть такой очаровательной молодой девушки — это так ужасно! Могу заверить вас… — Она жива, — холодно сообщил Роджер. — У вас нет никаких шансов, Понт, против вас есть и более серьезные обвинения. В настоящий момент я предъявляю вам обвинение только в том, что вы сознательно мешали офицеру полиции выполнять свои обязанности. Понт перестал возражать; видно было, что он испуган. Потом заговорил так быстро, что понять его было трудно. Да, он организовал грабежи, он использовал клуб, он действительно привлек к делу профессиональных воров, выдавая их за своих пациентов, он руководил операциями по наказанию провинившихся серной кислотой: — … но без всякого намерения убить, клянусь! И я ничего не знал об убийствах, абсолютно ничего. Я никогда не был на заводе, с Мензисом поддерживал связь Дилфилд, клянусь вам! Прошло много времени, прежде чем он понял, что дело безнадежно проиграно и вранье не поможет. — Короче говоря, сэр, — докладывал Роджер Коппеллу на следующее утро, — клиника и клуб были фасадом, за которым скрывалась готовая к действиям банда воров. Завод использовали тогда, когда планировались крупные операции. Драгоценные камни и чистые металлы не боятся серной кислоты, их всегда можно выудить из осадка. Дневная и вечерняя смены ничего не знали о ночной. Сегодня должны изъять содержимое главных цистерн, и, думаю, мы найдем там драгоценных камней миллиона на два. Могу я просить вас об одолжении? Коппелл, улыбаясь, кивнул. — Можно моим сыновьям посмотреть, как это будут делать? Ричард чуть сам не пострадал от серной кислоты, и это… — Конечно. Я давно хотел вам сказать, что сожалею о том происшествии. Почему они напали на него? — Вероятно, это была попытка припугнуть меня, — ответил Роджер. — Понт и Дилфилд решили, что я знаю слишком много, и прибегли к методу запугивания. Они не могли представить, что кто-то устоит перед страхом получить струю серной кислоты в лицо. А сначала они пытались скомпрометировать меня, послав фотографии и анонимное письмо. Копелл кивнул. — Что с Мориарти? — Думаю, его придется уволить, — сказал Роджер. — Разумеется. Но будем ли мы возбуждать против него уголовное дело? — Нет необходимости карать его, как-то мстить, — задумчиво проговорил Роджер. — Если только вы… — Скажите ему, что он может уволиться по собственному желанию и пусть благодарит вас всю жизнь.За эту ночь Мориарти, казалось, постарел на десять лет. Он дрожал, словно у него была лихорадка. Когда Роджер вошел в камеру, он поднялся с постели, номер «Ивнинг ньюс» упал с колен. Он молчал. Дежурный офицер вышел, оставив их вдвоем. С некоторым усилием Роджер произнес: — Могло быть гораздо хуже, но, слава Богу, обошлось. Ваша карьера в полиции закончена, но если вы займетесь частным сыском и научитесь использовать свою голову, то вам пригодится то, чему вы здесь научились. Губы Мориарти слегка дрогнули. — Мисс Рид передает вам свои сожаления, — добавил Роджер и замолчал. Следующие несколько минут он причислил бы к худшим в своей жизни, потому что мало приятного видеть, как рыдает другой человек, рыдает так, будто у него разрывается сердце. Роджер, два его сына, дежурный офицер из криминальной лаборатории, несколько специалистов-ювелиров с Хаттон-Гарден и констебль Хилари Рид присутствовали при волнующем зрелище: сцеженный из цистерны осадок промывали несколько раз, и вот, наконец, сверкая и вспыхивая разноцветными искрами, показались бриллианты. На свет извлекали алмаз за алмазом, драгоценность за драгоценностью. В оправах то тут, то там обнаруживались пустоты — здесь прежде сияли жемчужины. Остальное было цело. — Изумительно! — воскликнул Ричард. — Кто бы мог подумать, что жидкость, которая так обезображивает лицо, прекрасно очищает другие вещи, правда? — он открыто глянул в глаза Хилари Рид. — Если у вас сегодня нет дежурства, как думаете, можно мне прокатиться или даже вас прокатить в вашей машине? Было б здорово! — Ты просто… — начал Мартин. — А ты бы хотел тоже? — спросила его Хилари. У Мартина загорелись глаза: — А можно? — Учитывая, чем я обязана вашему отцу, это мелочь, — заверила его Хилари. Услышав краем уха разговор, Роджер подошел ближе и сказал: — Когда вы совершите свои добрые дела в отношении моих сыновей, констебль Рид, может быть, вы сделаете еще одно? — Она вопросительно посмотрела на него. — Съездите, посмотрите, как там Мориарти. Ему сейчас очень нужна дружеская поддержка. — Не знаю, понимаете ли вы оба это, — говорила Хилари Рид Мартину и Ричарду, взволнованным от прогулки с ней на машине, — но ваш отец — самый добрый человек на земле. — Хотелось бы, чтоб он иногда и нам демонстрировал свою доброту, — вздохнул Мартин. И подмигнул. (обратно) (обратно)
Последние комментарии
1 час 9 минут назад
5 часов 17 минут назад
5 часов 34 минут назад
5 часов 55 минут назад
8 часов 37 минут назад
16 часов 37 секунд назад