Песня слов [Константин Константинович Вагинов] (fb2) читать постранично

Константин Константинович Вагинов Песня слов

А. Герасимова. О собирателе снов

писал Вагинов в 1923 году. Еще раньше о нем было сказано: «…весь Вагинов – это рассказывание снов, прекрасных и тающих неуловимо…» А незадолго до смерти он передал своему другу Н. С. Тихонову рукопись одного из вариантов последнего, незавершенного романа, которая называлась «Собиратель снов». В этом романе герой в буквальном смысле коллекционирует, даже покупает чужие сны, и сам Вагинов, работая над романом, собирал и записывал сны для этой коллекции.

Современники считали Константина Вагинова (1899–1934), младшего пасынка Серебряного века, поэтом для поэтов и филологов, бесконечно далеким от внешних катаклизмов эпохи. Болезненный излом, «декаданс декаданса» сочетался в его стихах с дразнящей и странной новизной «старинных слов», повернутых и почувствованных по-новому.

Хотя что значит – забыли? Его не стали переиздавать, о нем наконец замолчала официозная критика. Но друзья и близкие и просто близкие по духу читатели – помнили. В шестидесятые годы эту память подхватили молодые ленинградские филологи. Прошло еще тридцать лет, и вот Вагинова уже издают и переиздают на родине.

При жизни писателя вышли три книги его стихов: «Путешествие в хаос» (1921), <Стихотворения> (без названия) (1926), «Опыты соединения слов посредством ритма» (1931). Было издано также три романа: «Козлиная песнь» (1928), «Труды и дни Свистонова» (1929), «Бамбочада» (1931) – они приобрели сравнительно большую известность, чем стихи. Четвертый, незавершенный роман «Гарпагониана» увидел свет за рубежом, в издательстве «Ардис», в 1983 г.

Первое полное собрание стихотворений Вагинова было издано Л. Чертковым в Мюнхене (1982) – в нашей стране оно дошло в лучшем случае до узкого круга филологов. Правда, существует мнение, будто Вагинов – поэт именно для узкого круга филологов. Что ж, теперь у нас есть возможность проверить это на практике.

* * *

Константин Константинович Вагинов родился в 1899 г. в Петербурге. Его отец, Константин Адольфович Вагенгейм, был жандармским офицером; мать, Любовь Алексеевна, происходила из семьи богатейшего сибирского золотопромышленника. Кое-где можно прочесть о том, что фамилия «Вагинов» – псевдоним. Но это не так: подобно многим военным с немецкими фамилиями, К. А. Вагенгейм переиначил свою фамилию на русский лад во время Первой мировой войны. Как недавно выяснилось, был он вовсе не из немцев, а из евреев, крестившихся в лютеранство (см. Приложение 3 к наст. изд.). И тут, кстати, многое в нашем герое объясняется: откуда эта вселенская неприкаянность, охота к перемене мест и самоощущение подкидыша, удивительная живучесть при негодных, казалось бы, физических данных и косноязычное, какое-то чужестранское любопытство к слову, к жизни во всех ее проявлениях. А также невинная в своей детской беспощадности ирония, с которой он высмеял, повзрослев, своих друзей-«эллинистов» и себя-поэта в том числе.

«Маленький Костя, мальчик хилый <…> не бегал, не играл, все происходившее в семье ему было чуждо, и жил он исключительно умственными интересами. С десяти лет пристрастился он к нумизматике <…>. Нумизматика привела его к археологии, к изучению древней и средневековой истории. История привела его к поэзии». Так описывает вагиновское детство один из его друзей, Николай Корнеевич Чуковский^[1].

1917 год отнял и богатство, и положение в обществе. Вчерашний воспитанник классической гимназии Гуревича рванулся из ослабевших пут чинной книжной жизни и очертя голову пал на петроградское дно.

От недолгих, но бурных скитаний по этому темному кокаиновому дну осталось у него характерное ощущение опустошенности, тоска по вылету из реальности в иллюзорный мир наркотических переживаний, порой не менее разрушительных, чем переживания осязаемые.

Впрочем, что до осязаемых переживаний, они не заставили себя ждать. Поступивший было на юридический факультет университета, он в 1919 г. был мобилизован в Красную Армию, побывал с ней в Польше и за Уралом. Как сообщала его вдова Александра Ивановна, служил санитаром.

Надо сказать, что события внутренней жизни Вагинова в основном приходится восстанавливать косвенным путем по его стихам и прозе – писем сохранилось ничтожно мало, дневников, возможно, никогда не было, а откровенничать он, по свидетельствам современников, не любил. Период Гражданской войны остается наименее ясным во внутренней и внешней вагиновской биографии, ибо в творчестве его он отражен весьма скупо. Разве что в стихотворении «Юноша»