Серия «История России»

Выпускающий редактор Фатиева И.Ю. Редактор Ситникова М.А. Технический редактор Егорова Т.Б. Корректоры Антошина В.И., Дудкина Н.А. Художник Шмырева И.М, Серийное оформление обложки: дизайнер Печерина Г. В. Компьютерная верстка Бочкарев А.Ю.

ООО ТД «Издательство Мир книги»,

Адрес: 111024, г. Москва, ул. 2-я Кабельная, д. 2, стр. 6

Отдел реализации: Телефон: (495) 974-29-76, 974-29-75. Факс: (495) 742-85-79 E-mail: commerce@mirknigi.ru

Каталог «Мир Книги» можно заказать по адресу: 111116, г. Москва а/я 30 «МИР КНИГИ», тел.: (495) 974-29-74 e-mail: order@mirknigi.ru

Подписано в печать 20.10.2007 г.

Формат издания 84x108/32. Печать офсетная. Гарнитура FrizQuadrata. Печ. л. 7,5. Тираж 5000 экз. Тип. заказ № 4717210

Отпечатано на ОАО «Нижполиграф» 603006 Нижний Новгород, ул. Варварская, 32.

Оглавление

1. Предисловие
2. Глава 1. РЕГЕНТСТВО ЕЛЕНЫ ГЛИНСКОЙ
   
   1. Вопросы регентства
   2. Борьба партий при дворе. Интриги и ссылки
   3. Внешняя политика
   
   
3. Глава 2. БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ
   
   1. Боярская дума. Шуйские и Бельские
   2. Ребенок на троне. Воспитание юного государя
   3. Иван избавляется от опеки
   
   
4. Глава 3. ПЕРВЫЙ ЦАРЬ
   
   1. Венчание на царство. Женитьба. Первые испытания
   2. Избранная рада. Главные реформы
   3. Москва — Третий Рим. �Принятие имперской идиологии�
   
   
5. Глава 4. ПРОРЫВ НА ВОСТОК
   
   1. Казань и Московия в 1530—1540 гг.
   2. Завоевание Казанского ханства
   3. Присоединение Астрахани. �Поход на Кавказ
   
   
6. Глава 5. ПОСЛЕДНИЕ РЕФОРМЫ ИЗБРАННОЙ РАДЫ
   
   1. Военная и административная реформы. Основные сословия при Иване Грозном
   2. Первая жена царя, дети, дела семейные. Влияние семейных трагедий
   3. Дипломатия на Западе. Начало Ливонской войны
   
   
7. Глава 6. ГОДЫ ОПРИЧИНЫ
   
   1. Подготовка опричнины. Ее необходимость и истоки
   2. Опричнина — отделение царя от государства
   3. Расправа с родственниками и митрополитом. Новгородская трагедия
   4. Крымское нашествие 1571-1572 гг.
   5. Россия в Ливонской войне. Новые враги
   
   
8. Глава 7. ИВАН IV — ПОЛИТИК и ДИПЛОМАТ
   
   1. Смягчение и прекращение террора
   2. Андрей Курбский. Переписка Ивана Грозного с монархами
   3. Новый натиск на Запад. Возможность объединения с Польшей
   
   
9. Глава 8. КРУШЕНИЕ НАДЕЖД
   
   1. Стефан Баторий и его походы
   2. Оборона Пскова и отражение польского нашествия
   3. Гибель наследника
   4. Экономический кризис в России. Голод, эпидемии, разруха
   
   
10. Глава 9. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ
    
    1. Дела семейные. Браки и поиски наследника
    2. Окончание Ливонской войны
    3. Завоевание Сибири
    4. Смерть Ивана Грозного
    
    
11. Глава 10. РОЛЬ ИВАНА ГРОЗНОГО В РУССКОЙ ИСТОРИИ
    
    1. Иван Г розный: взаимоотношения власти и народа
    2. Переустройство государства. Великий реформатор
    3. Свойства личности царя и их влияние на судьбу государства
    
    
12. Глава 11. ЦАРЬ ФЕДОР ИОАННОВИЧ: ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ
    
    1. Характер нового царя. Борис Годунов
    2. Восстановление хозяйства. Новые города и земли
    3. Внешняя политика. Смягчение неудач и упрочение побед прошлого царствования
    
    
13. Заключение
14. Приложения
    
    1. Годы жизни правящих особ и родовитых бояр
    2. Важнейшие события эпохи Ивана Грозного
    3. Список литературы
    
    

Пометки

1. Обложка

Царь Иван Грозный
Предисловие
Глава 1. РЕГЕНТСТВО ЕЛЕНЫ ГЛИНСКОЙ
Вопросы регентства
Борьба партий при дворе. Интриги и ссылки
Внешняя политика
Глава 2. БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ
Боярская дума. Шуйские и Бельские
Ребенок на троне. Воспитание юного государя
Иван избавляется от опеки
Глава 3. ПЕРВЫЙ ЦАРЬ
Венчание на царство. Женитьба. Первые испытания
Избранная рада. Главные реформы
Москва — Третий Рим. �Принятие имперской идиологии�
Глава 4. ПРОРЫВ НА ВОСТОК
Казань и Московия в 1530—1540 гг.
Завоевание Казанского ханства
Присоединение Астрахани. �Поход на Кавказ
Глава 5. ПОСЛЕДНИЕ РЕФОРМЫ ИЗБРАННОЙ РАДЫ
Военная и административная реформы. Основные сословия при Иване Грозном
Первая жена царя, дети, дела семейные. Влияние семейных трагедий
Дипломатия на Западе. Начало Ливонской войны
Глава 6. ГОДЫ ОПРИЧИНЫ
Подготовка опричнины. Ее необходимость и истоки
Опричнина — отделение царя от государства
Расправа с родственниками и митрополитом. Новгородская трагедия
Крымское нашествие 1571-1572 гг.
Россия в Ливонской войне. Новые враги
Глава 7. ИВАН IV — ПОЛИТИК и ДИПЛОМАТ
Смягчение и прекращение террора
Андрей Курбский. Переписка Ивана Грозного с монархами
Новый натиск на Запад. Возможность объединения с Польшей
Глава 8. КРУШЕНИЕ НАДЕЖД
Стефан Баторий и его походы
Оборона Пскова и отражение польского нашествия
Гибель наследника
Экономический кризис в России. Голод, эпидемии, разруха
Глава 9. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ
Дела семейные. Браки и поиски наследника
Окончание Ливонской войны
Завоевание Сибири
Смерть Ивана Грозного
Глава 10. РОЛЬ ИВАНА ГРОЗНОГО В РУССКОЙ ИСТОРИИ
Иван Г розный: взаимоотношения власти и народа
Переустройство государства. Великий реформатор
Свойства личности царя и их влияние на судьбу государства
Глава 11. ЦАРЬ ФЕДОР ИОАННОВИЧ: ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ
Характер нового царя. Борис Годунов
Восстановление хозяйства. Новые города и земли
Внешняя политика. Смягчение неудач и упрочение побед прошлого царствования
Заключение
Приложения
Годы жизни правящих особ и родовитых бояр
Важнейшие события эпохи Ивана Грозного
Список литературы

ББК 63.3

Л22

Научный редактор кандидат исторических наук Д.А. Ванюков

Л22 Царь Иван Грозный. — М.: ООО ТД «Издательство Мир книги», 2008. — 240 с.: ил.; цв. вкл. 16 с. — (История России).

© Ланник Л.В., текст

© ООО ТД «Издательство Мир книги», 2008

Предисловие

Личность Ивана Грозного привлекала виднейшие умы России во все времена. Многие из них признавались, что не могут разобраться в особенностях характера Ивана IV и часто просто не понимают логику его поступков и их истинные мотивы. В некоторые моменты нашей недавней истории сомнение в прогрессивности и необходимости для развития государства политики правителя XVI в. могло привести к обвинению в политической неблагонадежности и последующим репрессиям.

Бесследное исчезновение многих рукописей, беспощадное пламя пожаров Москвы 1547, 1571 и 1626 гг. скрыли от исследователей истину. Часто им приходится довольствоваться рассказами иностранцев, которые, как правило, не объективны, или рукописями дьяков и бояр, написанными уже в следующем веке. В уцелевших исторических источниках заметно сильное влияние злободневных политических интересов и личных эмоций их авторов. С каждым поколением ученых исследования личности грозного царя пополняются новыми деталями и гипотезами, к изучению которых применяются уже не только исторические методы, но и, например, методы психоанализа и достижения современной психопатологии.

При изучении богатой и сложной истории России перед неискушенным читателем неизбежно возникает проблема некоторого упрощения ее, выделения главного и второстепенного. Иван Грозный и его эпоха всегда и при любых режимах причислялись к главным, определяющим и важным периодам русской истории. Оценки деятельности монарха менялись, на первый план выдвигались либо картины террора, либо великие реформы, соответственно, и царь изображался либо тираном, либо прогрессивным историческим деятелем. Книга представляет читателю картину жестокого, но чрезвычайно важного времени в истории России и рассказывает об исторической значимости личности и государственных свершениях самого неоднозначного из череды русских правителей.

Глава 1. РЕГЕНТСТВО ЕЛЕНЫ ГЛИНСКОЙ

Первые годы правления Ивана IV стали временем упорной борьбы за власть, реформ и подготовки решающего рывка Московии в борьбе за осуществление своих имперских амбиций. Ни Елена Глинская, ни знатные бояре не могли сравниться как государственные деятели с Иваном III и Василием III. Но почву для парадоксальных преобразований Ивана IV и тяжелых испытаний, предстоявших вскоре населению России, готовили деятели этой короткой и сложной переходной эпохи. Трудно предположить, насколько серьезное влияние оказали неприятные сцены при дворе, многочисленные сплетни, слухи и раздоры на малолетнего правителя, но вряд ли он оставил все это без своего последующего суда.

Василия III часто упрекали за то, что свои дела он решает без совета с Боярской думой («сам-третей у постели» [1]), хотя это соответствовало необходимости укреплять центральную власть в объединившем огромные пространства русских княжеств государстве. Последнюю волю Василий III огласил лишь узкому кругу доверенных лиц, сделав своими душеприказчиками семь бояр, выбранных из наиболее знатных и могущественных землевладельцев Руси.

Кроме них оставалась еще и супруга Василия III, Елена Глинская, имевшая огромное влияние на великого князя: ради нее он когда-то пошел даже на отказ от старых московских традиций — сбрил бороду. У историков нет единого мнения по поводу содержания завещания московского князя, но все они сходятся в одном: Василий III изначально не предполагал всевластия своей жены во время ее регентства. Он знал, что это могло привести к мятежу: выбор супруги великому князю многие не могли простить с самого начала, белозерские монахи, например, вообще объявили этот брак «блудодеянием».

Летописи сообщают о том, что именно Елена Глинская должна была править страной до возмужания Ивана, то есть до его 15-летия, однако вряд ли можно доверять этим источникам в данном случае, поскольку многие из них впоследствии редактировались в интересах самой Глинской. В то же время в некоторых провинциальных источниках, избежавших московской «редактуры», встречается другая версия: «беречь» государя должны несколько бояр. Эта версия более правдоподобна, она больше соответствует традициям Московии.

В итоге в опекунский совет вошли брат Василия III князь Андрей Старицкий, князья М. Глинский, В. Шуйский и И. Шуйский, а также бояре М. Тучков, М. Юрьев и М. Воронцов.

Первая семибоярщина образовалась из самых преданных Василию III вельмож. Предполагалось, что эти люди защитят полноту власти Ивана от Боярской думы и других претендентов на трон.

Борьба партий при дворе. Интриги и ссылки

Новые правители России начали свою деятельность с уничтожения возможной оппозиции. Уже в декабре 1533 г. в тюрьме оказался (и через три года умер там от голода) брат Василия III и бывший наследник трона удельный князь Юрий Дмитровский.

С первых дней между семью руководителями Московии возникли трения и соперничество, что позволило Елене Глинской начать борьбу за захват власти. Она заключила союз с противниками новых правителей России. Главой оппозиции опекунам стал фаворит вдовы Василия III князь И.Ф. Овчина-Телепнев-Оболенский.

Князя Овчину подозревали в том, что именно он был истинным отцом Ивана, что, впрочем, вряд ли справедливо. Однако после смерти мужа Елена Глинская вступила в связь с амбициозным и храбрым боярином, это историками не подвергается сомнению. Молодая 21-летняя вдова, вышедшая в свое время замуж за 50-летнего великого князя, после его смерти не имела шансов на нормальную семейную жизнь (то есть новое замужество) и не смогла устоять перед молодым, сделавшим карьеру на полях сражений князем Оболенским.

Он быстро приобретал политическое влияние, и с его помощью Елена Глинская избавилась от своего дяди — известного всей Европе своим авантюризмом государственного деятеля Михаила Глинского, который намеревался править от лица Ивана без Елены.

Глинского, М. Воронцова, а затем и Андрея Старицкого удалили из опекунского совета. Князя Михаила в августе 1534 г. арестовали и ослепили, вскоре он умер в тюрьме. Глинский (как, впрочем, и его царственная племянница) оставался чужаком в Московии, мало кто испытывал к нему сочувствие. Другие члены опекунского совета, тесно связанные с московской знатью, понесли более мягкие наказания.

Боярская дума победила семибоярщину, потому что последней недоставало единства. Елена Глинская постепенно захватила всю власть в государстве, предоставив своему фавориту (не слишком знатного происхождения) возможность править Московией. Влияние старого суздальского боярства на некоторое время ослабилось.

Новое правительство, одержав полную победу над сановниками эпохи Василия III, приступило к серии серьезных реформ, укрепляя свою власть и сплоченность недавно объединенной Московской Руси. Проведенная в 1535 г. денежная реформа завершила создание единой монетной системы в России. Основой ее стала копейка, прозванная так по изображению на аверсе Георгия Победоносца, поражающего копьем змия. Часто из-за крайне плохого качества чеканки на монете виднелось только копье, и название произошло именно от этой детали. Новая денежная единица меньше поддавалась фальсификации, чем старая московская «сабляница». Эффект от реформы оказался весьма велик, что доказывают резко возросшие военно-экономические возможности Московии во второй половине XVI в.

Помимо финансов правительство Елены Глинской занялось вопросами местного самоуправления и упорядочило его структуру. Многие местные судебные и фискальные обязанности передавались выбранным губным («губа» — округ) старостам. С годами новая судебная структура пришла в территориальное и правовое соответствие с административной системой, дополнила и стабилизировала ее. Чаще всего губные старосты выбирались из дворян. Так началась политика московского правительства, направленная на усиление роли дворянства в государственном управлении. Предполагалось, что постепенно вновь создаваемое сословие станет опорой власти на местах, заменив вечно фрондирующее боярство и удельных князей, не забывших времена самостоятельности в раздробленной на княжества Руси.

Единой программы преобразований на местах и налаживания хозяйственного организма вновь созданного огромного государства правительство Елены Глинской не имело. Оно продолжало решать проблемы отдельных регионов Московии, с трудом подбирая нужные меры, долго и тщательно разрабатывая указы с учетом местных особенностей. И Иван III, и Василий III эпизодически издавали отдельные указы и грамоты по поводу некоторых регионов, однако теперь такая практика мало соответствовала и масштабам государства, и сложности экономических проблем и связей. Тем не менее в 1536 г. вышла так называемая Онежская грамота, регламентировавшая взаимоотношения наместников и тиунов великого князя с населением Прионежья и предоставлявшая им некоторое ослабление гнета боярских кормлений и произвола государственных чиновников. Кроме того, в ней рассматривались проблемы внутреннего рынка и торгово-экономических связей Прионежья с соседями из других бывших пятин Великого Новгорода. В перспективе такая грамота должна была способствовать экономической специализации регионов, укреплять и расширять торговые связи и демонстрировать внимание центральной власти к проблемам даже достаточно отдаленных земель Московского государства.

Старицкий удел уничтожили, вдова и сын Андрея долгое время прожили в опале и лишениях. Некоторых сторонников мятежного князя из новгородских дворян повесили. Лидером знатнейшего боярства стал князь В.В. Шуйский, расправляться с которым Елена не считала нужным.

Влияние князя Овчины выросло до предельных размеров. Впоследствии Елена вполне могла избавиться и от него, опасаясь чрезмерного возвышения, однако после подавления мятежа князя Андрея царица стала часто болеть, постоянно ездила по святым местам, лечилась, поэтому политическая борьба на время замерла. Почти полностью прекратились отъезды бояр в Литву, и, наоборот, благодаря политике правительства Московии из Литвы на Русь устремились многие князья со своими людьми, получая пожалования, земли и льготы, постепенно укрепляя претензии Москвы на наследство Рюриковичей.

Внешняя политика

Отдельная и очень серьезная проблема состояла в сохранении и укреплении международного положения и авторитета Московского государства, во главе которого стоял малолетний номинальный правитель при регентстве женщины, в условиях острых интриг и непрерывных раздоров при дворе. Традиционно тяжелыми оставались взаимоотношения с Великим княжеством Литовским, главным конкурентом Московии в деле собирания наследства Рюриковичей. Больших различий между двумя государствами не существовало, поэтому не только боярство, но и все население Российского государства не воспринимало Литву как заграницу. Частые отъезды князей из Литвы в Москву и обратно объяснялись вовсе не усилением либо ослаблением их патриотических чувств, а скорее стремлением воспользоваться постоянно меняющейся конъюнктурой при дворе для карьерного роста либо выразить свою оппозиционность тому или ному правителю. Несмотря на положительную для Московии динамику войн и переселений конца XV — начала XVI в., с воцарением малолетнего правителя и приходом к власти недавней подданной литовского князя ситуация могла измениться самым неожиданным образом.

Пограничное и приграничное боярство, мелкие удельные князья крайне отрицательно отнеслись к многочисленным опалам, ссылкам и казням при дворе. Конечно, активное участие в свержении крупнейших сановников могло привести к серьезному возвышению (что удалось, например, князю Овчине-Телепневу-Оболенскому), однако занять хоть сколько-нибудь значимую позицию в московских партиях при дворе не представлялось возможным. В то же время в случае неудачного выбора стороны конфискация имущества и горькая доля изгнанника были обеспечены любому.

В Литве же один слабый монарх сменял другого, роль аристократии при этом неуклонно росла, что впоследствии привело к возникновению знаменитой шляхетской Речи Посполитой. Временное перемирие, заключенное еще при Василии III, через несколько лет должно было потерять свою силу, Московию и Литву вновь ждал спор за смоленские, северские и киевские земли. Правительству Елены Глинской предстояло обеспечить не только лояльность русских «княжат» из Великого княжества Литовского (потомков двух княжеских родов —  Рюриковичей и Гедиминовичей), но и верность бояр, сравнительно недавно (почти одновременно с Глинскими) выбравших в качестве сюзерена Московию вместо Литвы.

В царствование Елены в Литву бежали знатные бояре Бельский и Лятцкий, которые рассчитывали возглавить одно из войск, готовившееся против западного соседа. Позже Бельский несколько лет пытался собрать коалицию иностранных держав для борьбы против Московии. Российское государство не раз оказывалось в ситуации войны на два, а то и на три фронта. Если отношения с Ливонией и Швецией удалось укрепить с помощью договоров на условиях сохранения status quo на достаточно долгий (17 лет) срок, то на юго-восточных рубежах угроза войны нарастала с каждым часом.

К моменту смерти Василия III между Московией и Литвой действовало заключенное на один год перемирие. В 1534 г. литовский князь и король польский Сигизмунд I попытался угрозами вернуть себе территории, завоеванные Василием III, однако все его требования встретили решительный отказ. Боевые действия возобновились, литовские отряды напали на российские приграничные города Стародуб и Радогощ. Одержав первые победы, литовцы атаковали Чернигов, однако взять более крупные города не смогли. Крымский хан не оправдал ожиданий Сигизмунда и не смог организовать достаточно серьезное нападение на Москву

Наступление литовцев окончательно остановилось. Наиболее крупный их успех за всю войну — взятие практически беззащитного Гомеля. Однако и московское генеральное наступление на Вильно (с двух сторон — от Смоленска и от Великих Лук) под командованием фаворита Елены Глинской не увенчалось сколько-нибудь существенной победой. Московия только начала укрепляться в районе Себежского озера, основав ряд новых крепостей — Себеж, Велиж и Заволочье и подготавливая, таким образом, плацдарм для дальнейшего наступления на полоцкие и литовские земли. Безрезультатность русского наступления во многом объясняется распрями и бездействием русских военачальников-бояр, для которых это обернулось опалой и репрессиями.

Сигизмунд никогда не проявлял себя дальновидным и расчетливым правителем, проблемы собственно Литвы по сравнению с родной Польшей его мало волновали. Убедившись, что малолетство номинального правителя Московии почти не изменило соотношения сил между враждующими государствами, а потенциальный союзник не желает серьезно воевать против России, ограничиваясь незначительными грабежами, великий князь литовский в 1536 г. предложил Московии мирные переговоры.

Его единственное условие: Москва должна прислать своих послов на территорию Польши, признавая тем самым, что нуждается в мире именно она. Но поскольку исход войны не был определен да и международная обстановка заметно менялась в пользу Москвы (крымский хан начал переговоры с русскими о мире и союзе; Елена Глинская удачно возобновила контакты со Священной Римской империей и Венгрией и готовила антипольскую коалицию в Европе), Сигизмунд сам прислал гонцов с просьбой о перемирии. Не желая осложнять перемирие тяжелыми вопросами выдачи изгнанников, он арестовал нескольких беглых из Московии бояр, а Бельского выслал в Османскую империю.

Переговоры традиционно начались с выдвижения невыполнимых требований каждой из сторон. Литва, как обычно, претендовала на Новгород и Псков, Москва — на Киев и другие земли бывшей Древней Руси. После подобных деклараций переговорщики приступили к более конструктивному обсуждению условий перемирия, которое и заключили в 1537 г. Срок договора составил пять лет, сторонам удалось удержать часть захваченных ими земель. Литва вернула себе Гомель, потерянный еще при Василии III, однако отказалась от некоторых пограничных северских городов. Московия отдала захваченные в Белоруссии города, однако отстояла Смоленск, а также сохранила недавно основанные крепости в Себежском крае. Это было невыгодно по Литве, так как она потеряла принципиально важную местность для обороны Витебска и Полоцка.

В этой войне Московия могла бы добиться большего успеха, если бы ее правители были более уверены в устойчивости своей власти. Косвенное подтверждение преимущества Московии в этой войне — поведение Бельского, который в 1536— 1537 гг. от сколачивания антимосковской коалиции перешел к поиску путей безопасного возвращения на родину и начал активные переговоры с Еленой Глинской, не приведшие, правда, к каким-либо результатам. Дальнейшая история взаимоотношений Литвы и Московии показывает, что эта война окончательно похоронила надежды Литвы справиться с восточным соседом или хотя бы противостоять ему на равных. Сигизмунд больше не нарушал перемирия до конца своей жизни. Последовавшее за этой войной затишье считается беспрецедентным по продолжительности во всей истории литовско-русских отношений.

Пользуясь политическим вакуумом, возникшим после кончины великого князя Василия, державшего под контролем остатки Золотой Орды, Крым попытался заново воссоздать татарский фронт против Руси. Крымские ханы, бывшие долгое время союзниками крепнущей Московии, предъявили претензии на Казань, при Василии III фактически попавшую под русский протекторат. Постоянное вмешательство русских в казанские междоусобицы, участие в дворцовых переворотах уже давно вызывали у Гbреев раздражение. Крымский хан потребовал от Москвы в качестве необходимого условия мира (и уж тем более — антилитовского союза) признать его суверенитет над Казанью и прекратить поддерживать свергнутого казанского хана Шигалея. Московские бояре отказались на том основании, что Казань никогда Крыму не принадлежала и возвращать ее кому-либо Московия не обязана. В 1537-1538 гг. казанский хан совершил ряд набегов на приволжские города, в том числе на Нижний Новгород. Периодически заключаемые мирные договоры Москвы с Казанью и принимаемые татарской стороной обязательства всякий раз нарушались. Они и не могли быть выполнены в условиях борьбы разных партий в Казани и прочной зависимости этого ханства от такого источника доходов, как грабежи и захват пленных.

Размежевание татар на сторонников Москвы и тех, кто настаивал на беспощадной борьбе с неверными, продолжалось. Партию войны возглавляли представители крымской династии Гиреев, которые не скрывали своих намерений воссоединиться с Крымским ханством и даже признать вассальную зависимость от турецкого султана. Угроза разорения для «глубокого тыла» России — Нижнего Новгорода, Костромы, Вятки, мордовских земель — сохранялась.

Борьба претендентов на крымский трон сохраняла у правительства Елены Глинской надежду на то, что, вовремя поддержав мятежного царевича Ислама, оно обеспечит себе в будущем верного, надежного союзника в Крыму. Но царевич, даже еще не захватив власть, потребовал от Москвы безусловной ориентации на крымские внешнеполитические задачи (пункт в договоре «кто не друг князю, а мне друг, тот и князю друг» [3]) и признания малолетним Иваном старшинства Ислама (в переводе «с дипломатического языка» это означало бы фактический отказ от самостоятельной политики). Соперник Ислама Саип-Гирей обратился за помощью к турецкому султану и получил ее. На некоторое время Крым отвлекся на междоусобную войну и активно вмешиваться в отношения между Московией и Литвой не мог. Впрочем, Московия постоянно была настороже, большая часть русского войска располагалась на южных рубежах, готовая к отражению крымских набегов. Когда ситуация в Литве требовала срочного привлечения дополнительных сил, армия выдвигалась на запад, но нерешительно действовавшее правительство часто возвращало войска назад, так и не воспользовавшись их возможностями. Ислам погиб в одной из стычек с ногаями, а победивший в противостоянии крымских претендентов Саип-Гирей, к которому примкнул беглый князь Бельский, после долгих переговоров решил сохранить в отношениях с Московией status quo при условии, что она признает воцарение в Казани династии Гиреев.

Елена Глинская согласилась. Возмездие за набеги казанцев потеряло свою актуальность, хотя на тот момент обещало очень серьезные результаты: незадолго до этого вторгшиеся на русские территории татарские войска были разгромлены, и инициатива в войне перешла к московским ратям. Осторожность правительницы, возможно, вызвана не только осознанием собственной неготовности к окончательному решению казанской проблемы, но и желанием перед экспансией закрепиться на уже завоеванных землях.

За годы регентства на восточном направлении было основано несколько новых городов, символизирующих окончательное вхождение поволжских земель в Московию. В Костромском уезде построен город Буй, мещерские и мордовские земли укреплены крепостью Мокшан (позднее — Наровчат), в незащищенном посаде основана крепость Балахна (ныне — на территории Нижегородской области), отстроен рязанский город Пронск. Правительство Елены Глинской проводило целенаправленную политику по укреплению слабо защищенной восточной окраины, вероятно заранее готовясь к возможному неудачному исходу борьбы за контроль над Казанью.

3 апреля 1538 г. Елена Глинская, по свидетельству историков, неожиданно умерла по неизвестной причине. Для малолетнего Ивана потеря любимой матери, которой к тому времени исполнилось 26 лет, была трагедией, отца он почти не помнил. Бояре организовали похороны без траурных церемоний и печали, тело Елены поспешно отправили в Вознесенский монастырь для захоронения.

Появились упорные слухи о том, что царицу отравили. Барон Сигизмунд Герберштейн, оставивший записки о Московском государстве (по общему мнению — лучшее из иностранных сочинений того времени о России), прямо настаивает на этой версии.

Елена, сама слывшая отравительницей, едва ли не колдуньей, всегда считавшаяся московскими боярами иностранкой, к их большому удовлетворению умерла. Появилась возможность восстановить боярское правление согласно воле покойного Василия III. Глубокий траур по усопшей носил только ее любовник князь Овчина-Телепнев-Оболенский, который понимал, что отношение к нему бояр не обещает ничего хорошего. Впоследствии Елену Глинскую не раз изображали талантливой правительницей. Для России годы ее правления оказались удачными: проведены хоть и не масштабные, но необходимые реформы; взяты новые города; войны закончились победами (во всяком случае — не поражениями); серьезных катаклизмов ни во внешних, ни во внутренних делах не случилось; дипломаты добились ощутимых результатов.

Для боярства годы регентства Елены Глинской стали временем постоянной тревоги и опасных перемен в привычной и традиционной расстановке сил. Бояре ненавидели регентшу и ее фаворита, не считая их ровней именитой и знатной московской элите, но при этом чувствуя их власть над боярами, их жизнями, имуществом и карьерой. У уцелевших сподвижников Василия III появилась перспектива долгожданной мести за лишения и опалу, надежда на восстановление могущества старой московской знати. Судьба малолетнего Ивана, его отношение к происходящим вокруг него событиям и уж тем более его планы никого не интересовали, да и не могли интересовать.

Глава 2. БОЯРСКОЕ ПРАВЛЕНИЕ

Взросление Ивана проходило на фоне постоянных боярских распрей и отсутствия сколько-нибудь заметных изменений в жизни государства к лучшему. Дворяне и простолюдины справлялись с внутренними неурядицами и внешними проблемами самостоятельно. Стремление Московии к господству в Восточной Европе ненадолго ослабло. По счастливой случайности и благодаря мужеству русских воинов в сражениях с крымцами и казанцами эти годы не стали временем утраты предыдущих завоеваний, поэтому внешне дела Московии обстояли благополучно. В этих условиях формировался характер маленького князя, определялись его взгляды на свое место в государстве, на природу и масштабы власти.

Боярская дума. Шуйские и Бельские

В неполные восемь лет великий князь Иван остался круглым сиротой. Пятилетнее регентство его матери не только не решило проблему взаимоотношений между правителем и аристократией, а, наоборот, только увеличило число поводов для обострения конфликтов между различными партиями и соблазнов к захвату самых высоких постов в государственном управлении, теперь оставшихся никем не занятыми. Сразу же после смерти матери вокруг Ивана стали разыгрываться жестокие сцены борьбы за власть. Уже при известии о смерти Елены Васильевны Глинской один из бояр, М. Тучков, не стесняясь и не опасаясь последствий, публично оскорбил память покойной, произнеся «надменные словеса» [4].

Впоследствии австрийский посол Герберштейн в своих «Записках» отказался от версии отравления Елены Глинской, но сделал это, скорее всего, из соображений «политкорректности». Этот аргумент против отравления Елены, приводимый Р.Г Скрынниковым, не убедителен. Кроме того, общеизвестно маниакальное отношение взрослого Ивана к любым подозрительным смертям и действиям: он всегда связывал гибель близких людей с версией об отравлении.

Своей первой задачей боярство считало восстановление всевластия и введение аристократического образа правления. Любые перемены в верхах следовало проводить быстро, не затрагивая при этом чести и достоинства правящей династии (то есть малолетнего великого князя). Еще недавно, во время мятежа князя Андрея Старицкого, московские посадские люди участвовали в волнениях, которые едва не вылились в открытый и очень опасный бунт. Однако теперь вряд ли кто-либо вступился бы за еще вчера всесильного князя Овчину-Телепнева-Оболенского. Главой новой партии в Боярской думе стал хитрый и осторожный князь Василий Васильевич Шуйский. Он сумел объединить вокруг себя большую часть знатных вельмож, а его родовитость обеспечивала ему безусловное старшинство среди претендентов на власть.

Князь Овчина попытался максимально расположить к себе малолетнего великого князя, держал его около себя, осыпал подарками. Но уже через неделю после смерти Елены Глинской князя схватили, лишили имущества и посадили в темницу, где в 1539 г. он умер от голода, разделив судьбу со своими жертвами. В Москве распространились слухи, что его жизнь закончилась иначе: бывшего фаворита якобы заживо замуровали в одну из башен Кремля. Его сестру, боярыню Агриппину Челяднину, бывшую с младенчества мамкой Ивана (через нее князь Овчина и пытался завоевать расположение великого князя), насильно постригли в монахини в далеком северном монастыре в Каргополе. Потеря еще одного близкого человека из-за боярских раздоров также не прошла незамеченной для будущего Ивана Грозного.

Братья Шуйские возглавили Думу и стали лидерами уцелевших душеприказчиков Василия III. Князь Василий Шуйский демонстративно переехал со своего подворья на подворье князей Старицких, поставив себя таким образом на положение ближайшей родни великого князя. Иностранным послам разъяснили, что потомков суздальских князей Шуйских называть нужно «принцами крови». Уже достаточно старый по меркам XVI в. (более 50 лет) Василий Шуйский женился на малолетней двоюродной сестре Ивана IV Анастасии, дочери крещеного казанского царевича Петра, став еще ближе к трону и войдя в великокняжескую семью. Естественно, все это очень не нравилось соратникам Шуйского. Противостояние в борьбе за власть вновь обострилось, причем нынешние раздоры в правящей верхушке оказались куда опаснее для России.

Князья Шуйские не заботились о том, чтобы защищать престиж центральной власти. Наоборот, они начали устранять с важных постов тех, кто еще со времен Василия III ратовал за сильную великокняжескую власть, причем делали это предельно жестоко. Фактически именно Шуйские подали пример будущему Ивану Грозному, как обходить моральные принципы и свергать авторитеты. Новые временщики в полной уверенности в своей безнаказанности отбирали власть и жизнь у политических противников. Шуйские устранили с кафедры первосвятителя опору центральной власти — митрополита Даниила. На его место посадили безынициативного и безопасного митрополита Иоасафа Скрыпицина, бывшего до этого игуменом Троицкого монастыря. Затем арестовали и бросили в темницу племянника Василия III князя Ивана Федоровича Бельского. Впоследствии его выпустили, но выслали из Москвы.

Шуйские без суда схватили думного дьяка Мишурина, раздели донага прямо во дворе царских палат, в таком виде бросили в тюрьму, где и казнили. После того как и это преступление осталось безнаказанным, новые временщики приступили к ликвидации семибоярщины и окончательному захвату власти.

Всего через полгода после смерти Елены Глинской они лишили власти последних членов опекунского совета. Боярина М.В. Тучкова отправили в деревню без права возвращения в столицу, его родственника В.М. Юрьева также лишили постов, он умер менее чем через год.

Князь Василий Шуйский устранил всех опасных соперников, но, почти добившись полной победы над противниками, неожиданно заболел и умер в конце 1538 г. Во главе правительства встал его менее одаренный брат Иван Шуйский. Он обладал меньшим авторитетом и не имел политической хватки, к тому же после неожиданной смерти лидера партия Шуйских растерялась. Князь Иван вступил в бесконечные пререкания с боярами в Думе и вскоре, считая свою власть незыблемой ввиду отсутствия авторитетных лидеров оппозиции, перестал ездить ко двору.

Государственные дела пришли в упадок, ими никто не занимался, на местах неспешно продолжалась губная реформа. В помощь старостам избирались целовальники, которые взяли на себя нелегкое дело борьбы с «лихими людьми». Казань вступила в переговоры и постоянно затягивала их, пока казанские отряды бесчинствовали в приволжских городах и на восточных окраинах России. За несколько лет казанцы привыкли к безнаказанности, сопровождали грабежи издевательствами и откровенным террором московитов.

Престиж Московии катастрофически упал. Невнимание Шуйских к внешней политике дало Крыму возможность укрепить в Казани ветвь династии Гиреев. Ранее жестко пресекаемые контакты Крыма и Казани теперь наладились, угроза совместного похода на Москву возрастала с каждым днем. От хана предпочитали откупаться, но бесконечные уступки только провоцировали его на все более наглые требования. Подарки стали ежегодными и начали напоминать старую ордынскую дань. Отношения с другими странами разладились, ни о каком возобновлении стратегического союза с германским императором и речи не шло. Статус Московии вновь понизился до второразрядной державы.

Однако это мало волновало князя Ивана Шуйского, который устранился от решения проблем государства, тем самым доказывая свою принципиальную неспособность управлять Московией. На воспитание своего номинального повелителя он не обращал никакого внимания. Великий князь не получил систематического образования: обучение его не прекратилось совсем только благодаря доброй воле немногих любивших Ивана придворных. Временщики же уверовали в незыблемость своей власти и повседневную жизнь великого князя не контролировали. Этим воспользовались недовольные.

Уцелевшие в междоусобицах бояре тайно выхлопотали для Ивана Бельского прощение у великого князя. Помилование выпросил митрополит Иоасаф, которого не устраивала роль пешки в игре Шуйских. Бельский получил право вернуться в Москву. Князя Шуйского с полками отправили во Владимир готовить поход на Казань, поэтому он не мог предотвратить политических перемен. В июле 1540 г. князь Иван Бельский возглавил правительство, период всевластия Шуйских завершился.

Гонения, ссылки и казни прекратились. Иван Шуйский, осознавая свое бессилие, клялся отомстить, но ничего не предпринимал, бойкотируя заседания Думы. Малолетний Иван IV стал орудием для сведения счетов в борьбе бояр. Его постоянно запугивали, натравливали то на одного политического деятеля, то на другого, заставляли принимать участие в сценах расправ с неугодными фигурами. Мальчик от природы неглупый и одаренный становился все более раздражительным и склонным к экзальтации. Во время правления Бельских его ненадолго оставили в покое, предоставив самому себе.

Князь Иван Бельский, в противоположность Шуйским, занялся прощением и возвращением многих опальных. Он помиловал вдову Андрея Старицкого и восстановил Старицкий удел, вернув его сыну Андрея Старицкого Владимиру. Бельский намеревался восстановить мощь правящей династии и создать реальную альтернативу влиянию многочисленного и родовитого клана Шуйских. Князь Иван пытался выхлопотать прощение и своему брату Семену, который уже несколько лет переезжал от врага к врагу, рассчитывая отомстить отечеству за свое изгнание. Однако такого изменника даже малолетний Иван IV, желающий пока всем добра, простить не мог.

Бельскому пришлось расплачиваться за внешнеполитические неудачи Шуйских. Казань и Крым попытались дважды (1540 г. и 1541 г.) совместно совершить поход на Москву, однако разные по своим природным условиям государства вели тактически иные войны, начиная походы не одновременно. Правительство Московии периодически охватывала паника, но бесславного бегства не произошло. Одиннадцатилетний Иван IV стал знаменем сопротивления, стойкости России. Оба натиска успешно отбили, распри среди бояр ненадолго затихли. Бельский даже предложил Шуйскому командовать войсками и продолжить военную карьеру, пожаловав ему звание воеводы.

Бельский пытался привести в порядок дела управления государством, пришедшие в упадок без постоянного контроля. Ранее решение многих проблем возлагалось на государя, его личные качества оказывались важнее любого аппарата чиновников. Теперь наиболее важные вопросы рассматривали новообразованные органы государственной власти. Приказы заменили собой устаревшие управления Государева дворца и Государевой казны. Губные старосты получили помощников — целовальников из черносошных крестьян, борьбу с «лихими людьми» возглавил центральный Разбойный приказ. Внешнеполитическими делами занялся Посольский приказ, который стал налаживать дипломатические отношения до уровня постоянных, а не разовых, как ранее. Центральная власть укреплялась все более, что не могло не тревожить клан Шуйских.

Иван Шуйский, несколько укрепив свой авторитет участием в антикрымской кампании и наладив связь с войсками, стал искать союзников среди бояр, недовольных отстранением аристократии от управления. Вскоре против Бельского и митрополита Иоасафа сформировался заговор, который возглавили князья Кубенские, Дмитрий Палецкий и ведавший казной Третьяков. Заговорщики принялись уговаривать московскую и провинциальную знать поддержать готовящийся переворот. Мятеж случился сразу, как только они удостоверились в отсутствии поддержки у Бельского.

В ночь на 3 января 1542 г. Ивана Бельского арестовали в собственном доме, в Кремле задержали его сторонников среди бояр и чиновников. С криками и угрозами заговорщики отправились к митрополиту, однако тому удалось укрыться в покоях великого князя. Бояре, нисколько не смущаясь присутствия Ивана IV, схватили митрополита прямо в его спальне. Впоследствии царь вспоминал в письмах этот мятеж как один из самых страшных моментов своей юности. Его самого «заставили петь у крестов» [4], выдав незаконные аресты за проявление воли и выполнение просьбы самого монарха.

Иван плохо понимал нюансы боярских интриг, но вполне осознавал, что его заставили участвовать в беззаконном деле. Запуганный великий князь своим подчинением заговорщикам и участием в событиях подтвердил полномочия восставших и фактически одобрил их действия.

Князь Иван Шуйский, оставаясь вне пределов Москвы, оказался как бы не замешанным в сомнительных действиях его соратников. Он прискакал из Владимира только утром и сразу же провозгласил себя главой бояр. Правление Шуйских восстановилось. Первым делом они приступили к расправе с деятелями правительства Бельского.

Близких к Бельскому бояр устранили из политической жизни, отправив в ссылку в разные города Московии. Митрополита Иоасафа, не оправдавшего надежд Шуйских, низложили и отправили в Кирилло-Белозерский монастырь. Духовная власть продемонстрировала бессилие и беспомощность перед лицом боярских раздоров. Московия второй раз за четыре года лишилась своего пастыря. На место Иоасафа после долгих раздумий поставили архиепископа Макария, славящегося умом, благочестием и сосредоточенностью не на политических, а на богословских и литературных проблемах. Макарий устраивал всех, что и стало причиной его долгого и безопасного управления Русской православной церковью. Новый глава правительства считал, что Макарий, в отличие от предшественника, не будет вести самостоятельной политики и не окажет существенного влияния на Ивана IV.

Ивану Бельскому, достаточно популярному в народе и чересчур близкому по родству к государю, а потому являвшемуся слишком опасной фигурой для самовластия Ивана Шуйского, ссылку в Белоозеро заменили тюремным заключением. Спустя короткое время его тайно убили в темнице верные Шуйскому бояре. По одной из версий, Бельского заковали в многочисленные цепи и оковы, так что он с трудом мог двигаться и через 11 дней умер от голода. На этом гонения прекратились, победившие мятежники не хотели обострять ситуацию. Брата убитого Бельского, князя Дмитрия, одного из главных бояр в Думе, не лишили своего места.

Во второе правление Шуйского государственные дела вновь пришли в упадок, хотя и обстояли несколько лучше, чем в 1538-1540 гг. Нормализовались отношения с Крымом и Казанью; после неудачных походов оба ханства выжидали более удачного момента для продолжения грабежей России. Московская дипломатия нашла им достойный противовес в лице Астрахани, ногайских орд и Молдавии, которые собирались к этому времени объединить свои внешнеполитические усилия. Потенциальным союзникам Московия активно помогала деньгами, стремясь предотвратить их присоединение к империи Гиреев, возможность образования которой оставалась вполне осуществимой, хотя реальное воссоединение Золотой Орды все же откладывалось.

Опасаться активного вмешательства Османской империи в ситуацию на юго-восточных рубежах Московии не приходилось — султан Сулейман пытался в очередной раз занять Вену и вел большую войну в Центральной Европе, к участию в которой привлекал всех своих северных вассалов. Возможно, турецкая угроза стала дополнительным фактором миролюбия Литвы. Во всяком случае, в 1542 г. после непродолжительных переговоров король польский и великий князь Литовский Сигизмунд согласился продлить перемирие еще на семь лет, возобновив нормальные взаимоотношения между двумя странами и разрешив торговлю. Правда, обмен многочисленными пленными так и не состоялся.

Ребенок на троне. Воспитание юного государя

В Московии наступила эпоха безвременья. Шуйские, устранив всех соперников, по-прежнему не желали и не могли продолжать дело Ивана III и Василия III. Иван Васильевич Шуйский так же, как и его старший брат, недолго обладал полной властью, в конце 1542 г. он тяжело заболел и вынужденно отошел от дел. Два или три года он прожил вдали от двора и скончался, никем не оплакиваемый. Власть перешла к князьям Андрею и Ивану Михайловичам Шуйским. Они не имели ни заслуг, ни опыта, ни осторожности своих родственников. Хамство, унижение и произвол при дворе великого князя достигли предела. Еще Иван Васильевич Шуйский, по воспоминаниям царя Ивана, позволял себе не только сидеть в присутствии государя, но и с ногами забирался на его постель, поражая впечатлительного великого князя своей наглостью и надменностью.

У двенадцатилетнего Ивана, четыре года назад еще бегавшего по дворцу и игравшего в прятки со своим от рождения глухонемым братом Юрием, теперь появились новые наклонности и увлечения. Полное равнодушие к его судьбе со стороны Шуйских сменилось не только потаканием всем его увеселениям, но и развращением великого князя различными недостойными или легкомысленными забавами. В то же время под влиянием ревностного сторонника просвещения и грамотности митрополита Макария Иван увлекся чтением. Он буквально «проглатывал» книги из царской библиотеки, доставшейся ему от отца, стремился ее пополнить и привести в порядок.

Быстро взрослеющий великий князь читал далеко не все подряд. Имея неспокойную, увлекающуюся и впечатлительную натуру, он искал в книгах свидетельства и подтверждения своих полномочий, стремился понять, насколько велика должна быть его власть, каково ее происхождение и смысл. Получив по тем временам блестящее гуманитарное образование, Иван уже в подростковом возрасте познакомился с историей великих императоров и тиранов прошлого. Сравнивая свое реальное положение и влияние на государственные дела со своеволием бояр и их нежеланием укреплять державу, он нашел ответ на вопрос о том, кто виноват в его тяжелом сиротском существовании. Великий князь прозрел, увидев мздоимство бояр, бесконечное унижение своего сана и непрекращающуюся ложь. Согласно церемониалу Иван лично участвовал во многих государственных приемах и заседаниях и получал наглядные иллюстрации к своим выводам.

Вероятно, Р.Г. Скрынников не совсем прав, утверждая, что Иван в десять лет не мог понимать того, что творится вокруг него в высших кругах власти. Иван от природы обладал очень живым умом, а переживания детства заставили его взрослеть и присматриваться к людям достаточно рано. Не было недостатка и в услужливых людях, питавших слухами, сплетнями и интригами возраставшую неприязнь юного Ивана к боярам. Контролировать поведение великого князя становилось труднее, в поездках на охоту и богомолье он проявлял все больше самостоятельности, общался с менее зависимыми от Шуйских людьми.

Конечно, великого князя преследовали страх и неуверенность в себе. Теряя одного за другим близких людей, ощущая свое недопонимание процессов, которые происходят в его окружении, Иван периодически уставал от собственных тяжелых дум и впадал в детство, проявляя жестокость и даже склонность к садизму (широко распространенный исторический анекдот утверждал, что он любил сбрасывать кошек с большой высоты), странные для 13-летнего образованного подростка.

Вполне возможно, что, не желая вызывать подозрений в чересчур зрелом уме, он умышленно демонстрировал боярам инфантильные забавы. Во многом его замысел удался, все источники говорят о том, что впоследствии действия Ивана в 1543, 1546-1547 гг. неизменно заставали врасплох бояр, не ожидавших от него столь резких и властных шагов. Бояре поощряли и не осуждали любые забавы Ивана и максимально затягивали вступление его во взрослую жизнь, одновременно подготавливая общественное мнение о необходимости опеки и после совершеннолетия государя.

В вопросе о том, как в Иване сочетались качества, которые приписывались ему, существуют диаметрально противоположные мнения. Одно из них представляет Грозного психически больным (причем с самого детства), другое рисует его строгим, но мудрым и полезным для России правителем. Сторонники еще одной версии считают, что уже в юности в условиях своего полного или почти полного бессилия Иван намеренно играл роль озлобленного и недалекого юноши, затем эта привычка из-за страха измены укрепилась и в годы его суверенного правления, превратившись из диковатых чудачеств во всероссийский террор. Существует также мнение, что Иван вполне мог быть пленен образами великих правителей-тиранов прошлого и с юности стремился быть на них похожим. Готовя себя к великим свершениям, он намеренно тренировал в себе такие качества, как необузданная ярость, жестокость и беспощадность. Поскольку проявить власть над знатными людьми он пока не мог, будущие расправы с неугодными он репетировал на простолюдинах и животных.

Постепенно Иван осознавал и масштабы необходимых преобразований, причем не только административных, но и мировоззренческих. Он, безусловно, не хотел бы повторения ситуации боярского всесилия и узурпации власти боярами. Для этого требовалось поднять престиж трона на невиданную высоту, а образ государя в глазах вчерашних полунезависимых князьков до уровня их господина по воле Божией вне зависимости от возраста и обстоятельств. В условиях жестокой, консервативной и крайне инертной Московии такой переворот в умах и сердцах людей был возможен только посредством проведения намеренного и неотвратимого террора. После дворцовых переворотов эпохи его детства иного способа победы над непокорными Иван не видел.

Иван избавляется от опеки

В 1543 г. братья Шуйские решили устранить думного советника Федора Семеновича Воронцова, начавшего оказывать слишком ощутимое влияние на Ивана. Возможно, они испугались будущего конкурента в борьбе за власть или попросту решили, что могут уничтожать безнаказанно любых неугодных им людей. В союзе с князьями Кубенскими, Пронскими, Алексеем Басмановым и другими трое Шуйских на одном из заседаний Думы 9 сентября 1543 г. обрушились с обвинениями на Воронцова, быстро переросшими из перепалки в самосудную расправу. Воронцова в присутствии государя и митрополита бранили, били по лицу, оборвали платье, выволокли в сени и уже хотели убить на месте, несмотря на протесты Ивана и Макария. Под влиянием государя Воронцова с сыном оставили в живых, однако Шуйские настояли на высылке его из Москвы. Иван предложил отправить Воронцовых в Коломну, однако бояре услали царского любимца подальше, в Кострому.

Ивану еще раз продемонстрировали, насколько низко упал его авторитет. Он вновь под давлением бояр вынужденно смирился с устранением близкого ему человека. Удалось добиться сохранения жизни Воронцову, но при этом пришлось признать его мнимую вину. Очередное насилие Шуйских отвернуло от них не только великого князя, но и митрополита, а также бояр Морозовых. При дворе стал складываться заговор против Шуйских.

Осенью 1543 г. Иван надолго выехал из Москвы на охоту и на богомолье. К этому времени государь лишился всех людей, окружавших его с детства. Умер боярин Челяднин, бывший дядькой царя и имевший чин конюшего. Сознавая, что Иван сильно повзрослел, сторонники нового переворота решили провести его уже не с молчаливого согласия великого князя, а с прямым его участием. Вождями враждебной Шуйским партии стали князья Юрий и Михаил Васильевичи Глинские, высокопоставленные родственники царя, которым он в связи с этим доверял более, чем другим. Призывы Глинских взять власть оказались как нельзя кстати молодому государю. Однако бояре не подозревали, насколько серьезно воспримет Иван их проповеди к установлению сильной великокняжеской власти. Талантливый литератор и прирожденный лидер, Иван наилучшим образом использовал сведения о беззакониях Шуйских, которые услужливо сообщали ему Глинские: он подготовил разгромную речь в Боярской думе. В Москву великий князь вернулся почти взрослым человеком.

Для отвода глаз Иван весело праздновал Рождество, катался на санках, пировал и вдруг 29 (по другим данным — 13) декабря 1543 г. приказал созвать бояр и заявил, что они, пользуясь его юностью, совершенно разграбили Московию, убивают людей и творят беззакония. Иван назвал и главного виновника этих бедствий, которого, в отличие от прочих причастных к преступлениям вельмож, он помиловать не может, тут же князя Андрея Шуйского схватили и отдали псарям (что должно было подчеркнуть презрение царя), чтобы те пытали его и убили. Казнь прошла без суда, она оказалась жестокой, однако показательной и гласной, в отличие от смертей в тюрьме братьев Василия и Михаила Глинских и князя Овчины.

Эффект от расправы оказался велик. Никто не осмелился протестовать против казни вчера еще всесильного временщика. Уцелевшие Шуйские молчали, народ и придворные расценили произошедшее как восстановление нормального порядка, когда правит великий князь, а не боярская клика. Именно с этого момента, как указывает летописец, бояре начали «страх от государя имети» [5]. Возможно, это некоторое преувеличение, далеко не все бояре оценили степень участия Ивана в произошедшем дворцовом перевороте.

Многие историки в качестве доказательства патологической жестокости и беспощадности Ивана часто используют тот факт, что свой первый смертный приговор Грозный вынес уже в 13 лет. Однако вряд ли этот аргумент что-либо доказывает. Во-первых, как государь Иван должен был выносить приговоры (в том числе и достаточно часто — смертные) вне зависимости от возраста, просто в силу занимаемого им положения. Во-вторых, иного наказания за беззакония и узурпацию власти по тогдашним правилам и не предполагалось. В-третьих, жестокость способа казни могла быть выбрана для наглядности и урока тем, кто собирался претендовать на освободившееся место в государственном управлении. И наконец, по нормам XVI в. совершеннолетие наступало в 15 лет, а средняя продолжительность жизни по тем временам ограничивалась 27 годами, поэтому 13-летний возраст Ивана не может свидетельствовать о его социальной незрелости.

Первым действием Ивана после отстранения Шуйских от власти стало возвращение Воронцова из ссылки. Федор Семенович, отсутствовавший при расправе с Шуйским, не смог понять, что эпоха временщиков закончилась, и попытался сам стать новым властителем. Иван быстро пресек эти намерения, и уже в октябре 1545 г. Воронцов подвергся опале за неумеренное властолюбие.

Конечно, Иван еще не был настолько самостоятелен и силен, чтобы, свергнув Шуйских, править самому. До 1547 г. у власти находились Глинские, однако значение мнения великого князя и его политический вес неуклонно росли. Негативные склонности Ивана, сформированные в эпоху правления Шуйских их неумеренным потаканием забавам великого князя, развивались все более и обходились России все дороже. Помимо мало приличествующих государю веселых гулянок на улицах Москвы, очень напоминавших развлечения юного Нерона, начались казни за чересчур вольное обращение с достоинством молодого властителя. Советники великого князя из победившей боярской группировки не препятствовали наказаниям, а, наоборот, поощряли их, часто придавая акциям, являвшимся результатом скрытой борьбы в боярской среде, видимость проявления государевой воли. Иван пока еще не был готов к последовательной жестокости. Так, опального любимца, неудавшегося диктатора Федора Воронцова, возвратили из опалы ко двору всего через два месяца, уже в декабре 1545 г.

Совершеннолетнему Ивану (в августе 1545 г. ему исполнилось 15 лет) следовало возглавить войско и страну уже единолично. Посольский приказ официально известил иностранные дворы о том, что государь достиг взрослого возраста и подумывает о браке.

Предполагалось, что первым его действием в новом качестве станет небольшая антитатарская кампания, однако ни бояре, ни сам Иван не отнеслись к этой идее достаточно серьезно. Иван, находясь в действующей армии, предавался потехам, что вызвало у некоторых бояр иллюзию беззащитности великого князя перед их попыткой восстановить опекунство над ним. Бояре подговорили часть войска обратиться к Ивану с жалобами, но тот прогнал челобитчиков. Новгородские дворяне попытались поднять мятеж, но безрезультатно. Следствие выяснило, что виноваты в случившемся провокаторы-бояре. Федора Семеновича Воронцова и князя Кубенского, бывшего участника высылки Воронцова и соратника Шуйских, казнили на одной плахе. Иван продемонстрировал боярам, что манипулировать собой не позволит.

Последние годы боярского правления оказались для Московии временем относительно благополучным. Литва последовательно соблюдала перемирие. Крымский хан не возобновлял попыток тотальной войны против Русского государства, Казань, хотя и регулярно давала поводы для беспокойства своими дворцовыми переворотами, тем не менее частью империи Гиреев, и уж тем более Османской, так и не стала. Набеги на Русь продолжались, велись тайные переговоры для создания коалиции против Московии, но ни к каким серьезным последствиям это не привело. Подданные Ивана не страдали ни от голода, ни от стихийных бедствий, хотя жизнь московитов оставалась по-прежнему тяжелой из-за беззакония как высших властей, так и местных воевод из-за отсутствия контроля «сверху». Молодой государь на мелкие проблемы внимания не обращал и на челобитные почти не реагировал, продолжая свое образование и сосредотачивая внимание на проблемах божественного происхождения своей власти.

Народ, привыкший к патриархальным нравам, в соответствии с которыми великий князь доступен для населения и самолично решает все вопросы, проявлял недовольство и разочарование. Брожения усиливало то обстоятельство, что Иван, наверстывая упущенное в детские годы, беспрестанно веселился, охотился и не проявлял никаких признаков того, что он — достойная замена отцу и деду. Любые требования вызывали у него приступы гнева и подозрения в оскорблении величия.

Эпоха безвременья затянулась до конца 1546 г., когда прослывший незрелым и легкомысленным 16-летний государь приступил к невиданным прежде преобразованиям.

Глава 3. ПЕРВЫЙ ЦАРЬ

Пятилетие 1547—1552 гг. стало особой эпохой в истории России XVI столетия. В эти годы были проведены широкие преобразования, принципиальные реформы, заложен фундамент новой Руси — Московского царства, причем изменения коснулись не только титулов, но и вопросов организации управления государством, его структуры и взаимоотношений между органами власти. Молодой царь по энергии и решительности мог сравниться с Александром Невским и Дмитрием Донским, из которых первый в 20 лет победил шведов, а второй в этом же возрасте трижды отразил нашествие на Москву литовского князя Ольгерда. Московия стала царством, что подготавливали еще дед первого царя и его отец. Она получила обновленную и единую Церковь, общие для всего государства законы, сменила режим боярской олигархии на самодержавную власть с вертикальным управлением. Были заложены основы официальной государственной идеологии, появились книги, специально посвященные величию царствующей династии и ее правам. Россия впервые осознала, насколько сильной она может быть.

Венчание на царство. Женитьба. Первые испытания

В конце 1546 г. Иван созвал бояр и объявил им о своем намерении венчаться на царство. Долгие годы самообразования и контактов с учеными и мыслителями из кружка митрополита Макария не прошли даром, полученные знания и сформировавшиеся идеалы требовали реализации.

Ивану требовалось продемонстрировать значимость и величину своей власти, обосновать разрыв с традициями предков и самоуправство в отношениях с боярами. Идеологическая подготовка к этому шла уже давно, «государем всея Руси» именовал себя еще дед Грозного Иван III, шапкой Мономаха венчался его несостоявшийся преемник Дмитрий, однако только 16-летний Иван направил затянувшийся процесс в практическое русло. Хитрый и опытный митрополит Макарий поддержал намерение Ивана, он сам несколько лет подводил государя к принятию такого решения. Макарий взялся обеспечить необходимое согласие бояр и народа и провести соответственную деянию торжественную и величественную церемонию.

Вряд ли митрополит действительно видел в венчании Ивана средство обуздания его темперамента, жестокости и самоволия. Мысли о высоком призвании монарха и его обязанностях перед чернью привить Ивану было сложно. Макарий желал коронования по другим причинам: он жаждал политической стабильности.

После победы иосифлян над нестяжателями Русская Православная Церковь стала не только подспорьем центральной власти Московского государства, но и его равноправным и взаимозависимым партнером. Не имея вооруженных сил, она обеспечивала свой авторитет и повиновение бояр с помощью армии и власти великого князя. Взамен Церковь брала на себя управление целыми отраслями государственной политики: образованием, призрением и развитием культуры. Она также помогала великому князю советом и деньгами.

Во время боярского правления такого сотрудничества не существовало. Дважды главу Русской Церкви свергали с кафедры, духовенство на местах не смело сопротивляться, ему не хватало необходимого авторитета, четкой иерархии, а также осознания своей силы. Макария привлекала мысль о том, что повышение статуса центральной власти повысит и престиж ее важнейшего партнера — митрополита.

Бояре согласились с нововведениями в надежде, что тщеславие Ивана удовлетворится пышным титулом, который он пока еще не заслужил ни своими военными, ни управленческими успехами. К тому же возросший авторитет московского властелина давал боярам простор для более жестокого угнетения населения, так как теперь они выступали в качестве полномочных представителей не князя, но царя.

Под властью правителя с новым титулом Московия явно предъявляла претензии на все наследие великой Золотой Орды, как дипломатическое, так и территориальное.

Новая Русь более не искала поводов и обоснований для завоевательных войн. Иван по материнской линии являлся прямым потомком Мамая. Он и его родственники всегда помнили этот факт и гордились им. Кроме того, он владел татарским языком, что часто демонстрировал на приемах. Его мать выкупала русских пленников из крымского и татарского плена, но новый царь решил навсегда отменить эту статью государственных расходов.

Народ встретил весть о воцарении Ивана с ликованием. 16 января 1547 г. в Успенском соборе Кремля и вокруг него собралось огромное количество людей. Иван торжественно прошествовал мимо своих подданных в собор в окружении виднейших сановников государства. Митрополит Макарий венчал его на царство, благословив и призвав беречь народ. Люди окружили выходящего из церкви Ивана и, стремясь оставить себе что-нибудь в память об этом историческом событии, оборвали с царя драгоценное одеяние. Страха и уважения к правителю у толпы пока еще не было.

Иван озаботился и вопросами женитьбы. Он уже созрел физически и стремился как можно скорее опробовать себя в роли главы семьи и повелителя жены. В конце 1546 г. во все концы Московии гонцы разнесли весть о том, что великий князь ищет себе жену. В столицу потянулись бесконечные потоки более или менее знатных бояр и дворян с дочерьми. Сразу после коронования Иван приступил к смотринам.

Невесту Иван выбрал быстро. Ей оказалась Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева. Свадьба состоялась уже 2 февраля 1547 г. и сопровождалась широкими гуляньями за счет казны и раздачей многочисленных подарков и милостыни.

О мотивах, побудивших Ивана искать жену не за границей, а именно среди своих подданных, можно строить лишь предположения. Возможно, он хотел исключить для своих детей в случае сиротства перспективу борьбы с боярами, когда мать их будет бессильной иностранкой. Вероятно, им также завладело желание обеспечить своим потомкам поддержку со стороны братьев и дядьев матери наследника. Женитьба на русской, кроме того, символизировала единство царя с его народом. Для укрепления престижа уже не требовались родство с императорами павшей Византии или браки с отпрысками европейских знатных родов. Русский царь и его жена воспринимались самодостаточно в плане величия и международного веса.

Новая царица, по единодушному мнению летописцев, составила идеальную пару буйному нравом Ивану, она была хороша собой, но скромна, что, по обыкновению, считалось главной добродетелью девицы. Анастасия Романовна Захарьина-Юрьева происходила из не очень знатного по московским понятиям рода. Родословную свою Захарьины вели от некоего уроженца Пруссии, выехавшего на Русь в конце XIII в. и здесь крестившегося в православие. Постепенно представители этого рода добились достаточно высоких постов: дед получил боярство при Иване III, отец невесты, ко времени свадьбы уже покойный, занимал в свое время должность окольничего. По знатности и влиянию Захарьины-Юрьевы, конечно, не шли ни в какое сравнение ни с Шуйскими, ни с Глинскими, ни с Воротынскими.

Влияние Анастасии на Ивана со временем возрастало и стало в итоге весьма значительным. Иван смягчился, найдя любящее сердце, которое до некоторой степени заменило рано потерянную любовь матери. Вероятно, именно это и заставило его на некоторое время отвлечься от жестокого укрепления собственной власти и личного достоинства. Первые месяцы супружества Иван много времени проводил с женой, предоставив Глинским заниматься государственными делами по их усмотрению. Казалось, что боярские надежды на то, что коронование и женитьба удовлетворят претензии царя и его порывы к деятельности, оправдались. Глинские чувствовали себя в полной безопасности и даже спокойнее, чем когда-либо.

Князья Глинские, и в их числе бабка царя Анна, поддержали затею Ивана с коронацией. Они предполагали возвыситься вместе с царем. За поддержку Иван наградил их новыми чинами. Глинские к 1547 г. расправились с боярином Челядниным, чтобы получить высокий чин конюшего и занять освободившиеся боярские места в Думе. С подрастающим поколением оппозиционных боярских родов обошлись очень жестоко. На кол посадили юного князя Дорогобужского, Федору Овчинину отрубили голову. Господство Глинских стало абсолютным. Их наместники совершенно не боялись ни гнева царя, ни возмущения народа. Любые жалобы, вне зависимости от их обоснованности, Иван считал покушением на свою власть.

В апреле и июне 1547 г. в Москве полыхали страшные пожары, ставшие причиной огромного количества жертв и разрушений. Город выгорел практически дотла. Многие высшие лица государства успели бежать, даже митрополит спасся чудом из уже окруженного огнем храма. Старец спустился по веревке, но упал и сильно ушибся, отчего долго болел. Иван и его приближенные находились в подмосковном селе Воробьеве и, казалось, совершенно не обращали внимания на бедствия жителей столицы. Огромный город со 100-тысячным населением погибал квартал за кварталом, а недавно благословляемый царь и благодетель не делал ничего для его спасения.

В середине июня 1547 г. народное недовольство и отчаяние достигло высшей степени. Опасная мощь толпы представляла собой отличный инструмент для сведения счетов с Глинскими. Подстрекаемые некоторыми боярами москвичи к концу столичных пожаров решили, что во всех бедах виноваты Михаил и Юрий Глинские, а также бабка царя Анна.

По городу ходили нелепые слухи, население верило в то, что причиной напасти является злая ворожба Анны Глинской. Этот род давно подозревали в занятиях колдовством, немало опасных обвинений в свое время высказывались еще в адрес Елены Глинской. Анну обвиняли в том, что она вынимала сердца из тел умерших, обмывала их водой, которой затем кропила город.

Глинских упрекали в мздоимстве, грабежах и преступном бездействии. Брожение в столице усиливалось, царь молчал, бояре выжидали. В конце июня 1547 г. бунтовщики потребовали от бояр немедленной выдачи всех Глинских. Не дожидаясь от них ответа, они схватили дядю Ивана, боярина Юрия Глинского, укрывшегося в церкви Успения, и, не опасаясь святотатства, убили его на месте. После этого мятежники стали убивать и грабить всех неугодных и заподозренных в симпатиях к бывшим временщикам.

Иван, по общепринятой версии, сильно испугался и не знал, что делать. Воспользовавшись этим, на него пытались оказать влияние иерей Сильвестр, обвинявший в произошедшей «каре Божией» самого царя, его бездействие и попустительство, и молодой дворянин Алексей Адашев. Представляется более вероятным, что Иван, хотя и взволнованный московским восстанием, в панику все же не впадал. Он долго со стороны наблюдал за развитием событий, имел возможность оценить ситуацию, понять, что его личной власти мятеж не угрожает (ни один источник не говорит об антимонархическом характере бунта). Он нашел новых союзников, трезво разобрался в действительных прегрешениях Глинских. Колебания и волнения в такой ситуации неизбежны, так как эти события стали для Ивана первым серьезным испытанием.

Пограбив Москву, толпы мятежников двинулись к царю, в Воробьево. К тому времени очень многие участники кровавых расправ пришли в себя и прекратили бесчинствовать, а их покровители из высших кругов уже не были заинтересованы в продолжении бунта: все, на что они рассчитывали, уже произошло. У резиденции царя бунтовщики потребовали немедленной выдачи Анны Глинской и конюшего Михаила. Иван приказал стрелять в бунтовщиков, толпа тотчас рассеялась, многие пали на колени и начали каяться.

Иван приступил к ответным действиям. Многих участников бунта простил, раздал хлеб нищим и распорядился дать бездомным приют. Михаила Глинского лишил чина конюшего, а за попытку бежать в Литву едва не посадил в темницу, однако ограничился тем, что отстранил его от всех должностей. Из Боярской думы были удалены все представители клана Глинских и их союзники, их места заняли родственники царицы и менее знатные бояре, которые и являлись закулисными руководителями московского бунта. При этом царь не позволил новой боярской клике овладеть положением, очередной волны казней и перераспределения должностей не последовало.

Склонный к театральности Иван последовательно играл роль любимого народом, богобоязненного и прозревшего монарха. Он показательно постился, каялся и молился и, очистившись от груза прошлых грехов, принял причастие, затем приступил к преобразованиям, демонстрируя народу, что его лишения не напрасны. Эпоха временщиков-бояр закончилась.

Избранная рада. Главные реформы

Главными сподвижниками Ивана стали теперь Сильвестр и костромской дворянин Адашев, люди яркие и сильные. Царь доверил им управление государством. Сильвестр и Адашев обладали редким умом и целеустремленностью, чтобы убедить царя в необходимости некоторых мер. Постепенно вокруг них сложился круг единомышленников, который могв тесном сотрудничестве с царем превратить Московию из сильно разросшегося княжества в великую державу.

В Избранную раду входил еще ряд деятелей, среди которых выделялся дьяк Посольского приказа Иван Висковатый. Он стал основателем новой дипломатии Московии, уже в полной мере великодержавной. Висковатому пришлось начать тяжелую борьбу за международное признание царского титула правителя Московии, искать для этого аргументы не только силовые, но и идеологические. Висковатый был весьма образованным человеком, его иногда называли первым русским искусствоведом и эстетом, он любил спорить со священнослужителями на богословские темы и обсуждать каноны иконописи и росписи храмовых стен.

Близким другом Ивана среди членов Избранной рады считался князь Андрей Михайлович Курбский, который часто приглашал еще юного царя в свою деревню Курба на охоту. Молодой князь, от природы отличавшийся смелостью, уверенностью в себе и умом, пользовался успехом у женщин. Будучи ненамного старше Ивана, он вызывал его уважение и на некоторое время даже стал для царя образцом молодого воина.

Сильвестр являл собой образец религиозного фанатика. В противовес церковным карьеристам он никогда не соглашался на высокие посты и материальные привилегии. Перебравшись из родного Новгорода в Москву, Сильвестр стал священником Благовещенского собора и закончил жизнь в том же чине. Даже официального титула царского духовника он не имел, хотя фактически был им. Он охотно брался за самые ответственные поручения, исполняя их так, как считал нужным. Первым его деянием в новом ранге духовного наставника царя стало восстановление росписей в московских церквах, в том числе кремлевских. По воле Сильвестра стены храмов украсились новыми, нравоучительными и грозными сценами, ориентированными на живое и ранимое воображение царя.

Сильвестр сравнительно быстро нашел общий язык с митрополитом Макарием и образованным им кружком. Владыка легко уступил попу из Благовещенского собора свою долю влияния на царя, понимая, что Сильвестр является для него своим человеком. Священник принимал участие в продолжении образования Ивана, знал древние языки. Он пытался оказывать давление на Ивана проповедями, и до некоторых пор Иван умело разыгрывал полное смирение и послушание. Впоследствии царь не испытывал никакого почтения к знаниям Сильвестра и совершенно отказывал ему в превосходстве над собой в образовании.

Алексей Адашев также известен своей религиозностью. Он заботился о калеках и бездомных, содержал для них целый дом. Происходя из скромного рода, Адашев был чужд московской чванливости, пренебрежению к простому люду и равнодушию к делам и бедам городских низов. Иван в тревожные дни московского восстания приблизил к себе уроженца Костромы и в ходе масштабных перестановок «наверху» назначил его в Челобитенный приказ. Должность по меркам того времени не особенно почетная, но демонстрирующая безусловное доверие монарха. Фактически Адашев стал главным связующим звеном между царем и его народом, представлял собой власть для подданных. Назначение на эту должность предполагало, что занявший ее будет образцом для приказных, погрязших в мздоимстве и хамстве.

Адашев быстро сделал карьеру, заслужив уважение рьяным отношением к делу и преданностью государю. Вскоре его перевели в Казенный приказ, он стал распоряжаться царской казной. Высокая должность открыла Адашеву путь в Боярскую думу, он, по сути, вошел в состав высшей московской элиты. Подчеркнуто скромно он просиживал целыми днями в приказной избе, где решал важнейшие и срочные государственные проблемы. Адашев получил от царя большие полномочия и, являясь эталоном верного слуги государя и благодетеля народа, расправлялся с теми, кто занимался мздоимством и волокитой в приказах. Он стал одним из первых в истории России представителей чиновничества, которые благодаря службе проникли высоко в правящие круги. Для него работа в приказах являлась основой его системы ценностей и сформировала взгляды на государство вообще. Реформы, за которые он ратовал перед Иваном, оказались последовательными, проникнутыми одним духом, а именно — чиновничьим.

Благоденствие Московии в 1550-е гг. объясняется вовсе не реформами Адашева. Прежняя система управления государством, основанная на личных нерегулярных поручениях государя, стала неэффективной, причем в первую очередь не в финансовом, а скорее в идеологическом смысле. Пятнадцать лет полного беспредела (как в Москве, так и на местах), открытые расправы друг с другом и беззастенчивый грабеж княжеской казны сильно подорвали доверие народа и дворян к знатным родам и их правлению. Еще не окрепшее единство Руси во многом зависело от добровольного подчинения московскому правительству и лично государю, поэтому требовалось срочно прекратить рост возмущения в стране и заменить основы управления.

Порвать с многовековыми традициями Иван не мог, ему хватило сил только дополнить и несколько усложнить существующую схему В противовес боярству появилось сильное центральное чиновничество, сотрудничавшее на местах с аппаратом губных старост и целовальников.

Создавалась легенда о великолепных качествах советников царя и его образцовом поведении. Она была ориентирована на простонародье и во многом оправдала себя. В основу нового уважения к власти, готовности слушаться ее и активно поддерживать расправы с неугодными легло как убеждение «низов» в богобоязненности и «ангелоподобности» Адашева и истовой религиозности Сильвестра, так и уверенность народа в том, что царь почтительно прислушивается к их советам.

Начало пропагандистской кампании положил сам Иван, устроивший после московского восстания 1547 г. на Красной площади «показательное выступление» на Лобном месте. После молебна Иван принародно обратился к митрополиту с речью и выразил сожаление о том, что в детстве не мог пресечь несправедливости бояр, упомянул (не без театрально подчеркнутой горечи) о пролитой крови и слезах. Иван обратился к народу, сказав, что теперь будет по-другому, а возмущением потерянного не возвратить. Он обещал быть строгим и честным судьей и защитником народа. Креста целовать не пришлось, речь молодого монарха в сочетании с продемонстрированной им твердостью произвела очень сильное впечатление на людей, которые поверили и прониклись уважением, любовью и надеждами.

Иван довел до сознания народа мысль об окончательном крахе властных амбиций бояр и гарантировал своим словом выполнение обязанностей государя перед Богом и людьми. Однако кризис власти еще не был преодолен, поэтому новое совещание по государственным делам проходило в расширенном составе. 27 февраля 1549 г. открылся первый в истории России Земский собор («собор примирения» [6]), в который вошли Боярская дума, освященное духовенство, воеводы, «боярские дети» и знатнейшие из дворян.

Перед собравшимися выступил 18-летний царь, который еще раз предъявил обвинения (сопровождая их угрозами) боярам в оскудении земель и преследовании дворян. Иван призвал к выработке новых правил управления и ограничению боярских привилегий. Земский собор занялся вопросами местного самоуправления, судопроизводства и оформления сословного деления общества. Все большую силу набирали дворяне, которые начали занимать важные, хотя и не высшие, посты в государстве. Тогда же возникла Челобитенная изба, откуда Адашев осуществлял контроль за исполнением реформ.

Созыв первого Земского собора означал, по мнению многих исследователей, вступление России в новый период истории — период сословно-представительной монархии, складывающийся по образцу западноевропейских средневековых государств. Впервые была отработана система взаимоотношений между царем и правящими классами. Между народом и царем любые недоразумения исчерпывались покаянием народным и клятвами царя. Боярам и дворянам «единения» оказалось недостаточно, они ждали перераспределения полномочий и прав.

Собор возобновил земскую реформу, начав раздачу «губных наказов» тем землям, где ее исполнение осложнялось особым правовым статусом территории, в первую очередь монастырям. Помогая власти и соглашаясь с ее решениями, Макарий заставил собор признать ряд актов, направленных против церковного землевладения. Член его кружка Ермолай-Еразм подал на имя монарха проект под названием «Благохотящим царем правительница и землемерие», где предлагал ряд мер, предпринятых уже в 1550—1551 гг., по предотвращению антигосударственных и антицерковных восстаний.

Среди них содержались не только частные запрещения и отмена мелких местных привилегий, но и радикальная секуляризация всех земель, захваченных монастырями в годы безвластия и боярского правления. Монастырям теперь запрещалось без ведома государя приобретать земли и основывать новые слободы. Продавать вотчины запрещалось и боярам. Как и многие документы того времени, указ по земельному вопросу снабжался подробным комментарием для отдельных местностей государства и особых случаев выкупа вотчин у монастырей, занимавшихся ростовщичеством. Монастыри без особых проблем пережили ущемление своих привилегий, занявшись другими приносящими доход видами деятельности. Например, Макарьевский монастырь около Нижнего Новгорода в 1550 г. основал свою знаменитую и ставшую затем крупнейшей в России ярмарку.

Особым гонениям подверглись князья ярославские, стародубские и суздальские, как наиболее знатные, древние и многочисленные кланы, состоявшие в московском боярстве. Помимо них специальные меры предпринимались против тверских вотчинников, чтобы навсегда ликвидировать наследие независимого и когда-то конкурировавшего с Москвой княжества.

Пополнив государственный земельный фонд, Иван и его соратники приступили к перераспределению угодий в пользу дворянства. Государственная центральная власть нуждалась в надежной социальной опоре. Феодальные принципы управления государством приобрели большую силу и значение. Иван санкционировал проверку реального состояния землевладения в Московии и начал законодательно оформлять постепенное отчуждение земель у боярства.

Правительство Избранной рады в июне 1550 г. составило новый Судебник, который заменил устаревший свод правовых норм 1497 г. Ивана III и стал первой в истории Московии попыткой улучшить законы на основе предыдущей юридической практики. Судебник восполнил пробелы в прежнем судебном кодексе и изменил старые нормы соответственно идеологии и требованиям времени. Он впервые объявлялся единственным источником права, судебные привилегии и произвол дворянства ликвидировались.

Новое законодательство подробно регламентировало земельные отношения. Оно поощряло покупку земель, запрещало попытки выкупить (не считая отдельных случаев так называемого родового выкупа) или отнять потерянные по продаже имения, позволяло дворянам приобретать и концентрировать в своих руках бывшие боярские владения. Так как дворянство в отличие от бояр владело поместьями, а не вотчинами, оно было заинтересовано в долговременной благосклонности монарха.

Свод законов 1550 г. нельзя назвать радикальным, несмотря на его огромное значение для последующих реформ и истории российского права. Ряд его норм носил компромиссный характер, кроме того, Судебник отражал не только дворянские и бюрократические чаяния. Главное желание дворян — закрепощение крестьян — не было выполнено. Иван, учитывавший самые крайние ситуации, оставлял сбее возможность опереться помимо дворян на черносошное крестьянство и противопоставлял его экономическую мощь и многочисленность подорванной, но еще сильной боярской монополии на землю.

Почти не ущемляя интересы крестьян, не считая мелких новых пошлин, кодекс упорядочил статус и обязанности холопов, в особенности кабальных. Юрьев день сохранили и подтвердили, это позволяло крестьянам уходить от дворян и осложняло последним развитие и укрепление своего поместья за счет усиления гнета. Единственное, что могло предотвратить излишнюю миграцию населения, — приведение в порядок и увеличение выплаты пожилого. Однако серьезным препятствием для бесконечных переходов крестьян к менее требовательным хозяевам эта мера не стала.

Судебник ликвидировал тарханы — еще один пережиток эпохи феодальной раздробленности, не сочетающийся с новой единой государственной системой (подданные должны выполнять свои обязанности перед государем, невзирая на заслуги предков и прошлые привилегии). Выехавшие когда-то в Московию из Орды на особых условиях татары теперь за редким исключением стали обыкновенными держателями земель, также платящими за них некоторые подати, главной из которых стала утвердившаяся с середины XVI в. так называемая «большая соха» — подать, выплачиваемая с общей площади земли.

Новый кодекс усовершенствовал и упорядочил уголовное право, ввел не существовавшие ранее наказания и ликвидировал некоторые пережитки старины. Он в полной мере отразил уже свершившиеся перемены в области местного самоуправления и подготовил законодательную базу для изменений в центральных органах власти, беспрецедентно увеличив их (а следовательно, и столичной бюрократии) значение, сделав ее носителем воли государя, обязательной к исполнению. Центральная власть теперь собирала единую государственную пошлину. Возможности наместников, наоборот, ограничились: право сбора торговых пошлин перешло к царской администрации.

В начале октября 1550 г. вышел указ об «испомещении лучшей тысячи» [7]. В Подмосковье собирались получить поместья избранные 1078 дворян, которые должны были стать надежным окружением царя и ликвидировать места возможной концентрации боярских дружин при попытках переворотов в Москве. Эта мера являлась одновременно и широкомасштабным экспериментом по реорганизации землевладения, и проверкой созданной административной системы. Вероятно, не все 1078 «лутчих слуг» получили землю в указанном районе, так как ее не хватало, но организационно мера явно удалась. Никто из знати не посмел препятствовать или возражать против очередного акта по усилению значения дворян.

Параллельно Иван IV и Избранная рада предотвращали возможность саботажа боярами распоряжений царской власти. Они перевели борьбу в новое русло, в область обычаев и традиций. Очередная неудача в войне с Казанью (точнее, отсутствие какого-либо успеха) привела к ликвидации преступных разногласий в рядах русских полков. В конце 1549 г. вышел указ о местничестве, регламентировавший взаимоотношения высших воинских чинов и категорически запрещавший в походе «меряться чином» [8]. При старом порядке подчинение гарантировалось родовитостью, а не должностью, и в случае несовпадения знатности и ранга воеводы не подчинялись друг другу.

Теперь такой порядок ведения армейских операций запрещался, причем с официального одобрения Боярской думы, так как в нее входило немало новичков, которые в силу своей незнатности страдали от местничества в первую очередь. Кроме того, указ сужал простор для прений и устанавливал жесткую иерархию там, где она требовалась. Этим же актом воля царя и его назначения автоматически признавались более значимыми, чем любые сложившиеся до того московские традиции. Дисциплина в армии существенно повысилась.

Правительство приступило и к радикальным военным реформам. Старые пищальные войска реорганизовывали в стрелецкие, компактно размещенные на постой в Воробьевской слободе. В стрельцы с зачислением на казенный кошт записалось большое количество желающих. Для того чтобы казна не понесла существенного ущерба, подворно собирался особый налог, так называемые «пищальные деньги». Это финансово обеспечило резкий рост численности постоянной армии и поставило ее в полную зависимость от государя. Стрельцы стали его личной охраной, им выдали самое лучшее оружие. В число этого войска вошло и некоторое количество иностранцев. На военных складах навели порядок, лучше и более профессионально организовали традиционно отсталую артиллерию. Полуазиатский облик русского воинства тем самым был несколько смягчен.

Для маскировки явного наступления на старые обычаи и смягчения чуждого консервативной Московии духа реформаторства Иван и его советники специально ссылались на опыт деда и отца царя, создавая видимость того, что они всего лишь восстанавливают забытые при боярах порядки.

Крупнейшим явлением в жизни обновляемого Московского государства стал Стоглавый собор, созванный по приказу царя в январе 1551 г. Унификация религиозных обрядов в объединенном государстве и упорядочение церковного, параллельного государственному, аппарата имели важное значение. Кроме того, для простого крестьянина именно введение общерусской Церкви стало признаком того, что объединение Руси завершилось и навсегда закрепилось.

Перед собором Иван поставил 37 «царских вопросов», написанных и оглашенных им не без советов и влияния Сильвестра. По сути, он сформулировал программу действий собора и одновременно дал руководство к его работе. Своевольные церковные иерархи могли отступить от царских пожеланий, но их ограничивала сверху воля митрополита Макария, одного из лидеров Избранной рады и ее верного союзника. В жизни Московии собор стал событием, намного опередившим свое время. Церковь окончательно превратилась в инструмент государственной власти и могла заменять ее во время национальных кризисов.

Собор ответил на все «вопросы» царя, оформив свои решения в ста главах итогового документа. Он канонизировал еще 16 русских «чудотворцев», усилив авторитет и популярность Русской Церкви среди ее прихожан. У московитов стало больше причин гордиться принадлежностью к христианской конфессии, кроме того, исчезли поводы для споров и разногласий между уроженцами разных областей объединенного государства.

Церковные обряды, правила иконописи, сведенные в каноны, унифицировались, собор повелел исправить искаженные неграмотными писцами священные книги. Многие пережитки язычества и наиболее специфические русские особенности богослужения отменили. Любые разночтения в обряде крещения объявлялись ересью, а священники, отступавшие от канонов, предавались анафеме, что послужило в XVII в. основой для церковного раскола.

Прекратились спонтанные изменения в церковном уставе, под контроль поставили распространение религии и строительство новых церквей там, где в этом не было необходимости. Все эти меры оказались полезными для государства и были проникнуты не только чувством веры (как считали некоторые историки). Стоглавый собор стал последовательной мерой, направленной на превращение объединенной Руси в Московию, населенную единым по национальности, вере и менталитету народом. Проповеди с амвонов стали еще одним инструментом государственной пропаганды.

Москва — Третий Рим. �Принятие имперской идиологии�

Последовательная программа реформ была немыслима без обоснованной идеологии, объединяющей новый статус московского правителя и задачи становления Московской Руси как новой восточноевропейской великой державы. Внедрение имперской идеологии происходило фактически на пустом месте, в государстве, совсем недавно преодолевшем раздробленность и сбросившем чужеземное иго.

Подобные проблемы вставали и перед другими государствами, их в разное время решали деятели разного масштаба, однако задачи такой сложности удавалось решить только великим историческим деятелям, например Августу, Карлу Великому, Александру Македонскому.

Выполнить задуманное молодому, энергичному и эмоциональному Ивану помогали настойчивые советы самых образованных людей того времени, подсказывавших ему, что конкретно он должен сделать. В то же время никто из соратников не мог, вероятно, подсказать царю стратегических решений: он находил их и пытался реализовать самостоятельно.

Описывая реформы Избранной рады раннего периода, многие историки придают большое значение деятельности талантливого публициста Ивана Пересветова, говорят даже о кратком, но плодотворном периоде расцвета русской публицистики. Заслуги дворянина из Литвы, осмелившегося в конце 1540-х гг. подать челобитную молодому царю, уже прославившемуся грозным нравом, несколько преувеличены. Пересветов имел достаточный опыт, послужил литовскому князю и действительно имел много предложений по превращению Московии в спаянное изнутри государство. Он предлагал последовательную широкую программу реформ, затрагивающую вопросы финансов, местного самоуправления, формирования армии. Насколько Иван проникся его идеями и сколь велики оказались последствия челобитных Пересветова, неизвестно, однако очевидно, что реформы Избранной рады совпали с идеалами публициста во многом, вероятно, призывы челобитчика дополнили и усовершенствовали проект реформ.

Идеалом государственного устройства Пересветов провозглашал мощную Османскую империю, призывая государя перестроить свои отношения с подданными и знатью на турецкий манер. Военно-политические успехи мусульманской державы заставляли присмотреться к ее опыту, невзирая на различие в религии (идея, весьма новаторская в те времена).

Московия, по мысли Пересветова, должна была перенять преимущества Блистательной Порты (султанского правительства в Турции), став единственной мощной православной державой. Начав с частных проектов перевооружения московского войска, первый русский публицист сумел подняться до предложений об установлении военно-дворянской абсолютной монархии с перестройкой структуры высших эшелонов власти.

Деятельность Пересветова доказывает, что у реформ Избранной рады и царя Ивана существовала серьезная поддержка со стороны тех, кто понимал, какое сословие должно стать опорой нового государственного строя. Иван лишний раз убедился, что его политика находит отклик среди подданных, а его борьба против боярства не станет противостоянием одинокого государя и многочисленного правящего класса. Эта убежденность сыграла впоследствии важную роль в жесткой, бескомпромиссной политике царя. Возможно, что призыв копировать азиатскую державу очень подействовал на человека, который по материнской линии происходил от ханов Золотой Орды и в те годы занимался «собиранием земель» бывшего улуса потомков Батыя.

Одним из самых главных условий успешного распространения имперской идеологии стало одобрение и совершенствование ее церковным собором. Стоглавый собор превратил гипотетическую фантазию псковского старца Филофея, высказанную несколько десятилетий назад, в государственную идеологию: «Москва — Третий Рим» [9]. Отстаивая и формулируя эту идею, Церковь в первую очередь заботилась о собственном статусе и претендовала на роль преемницы после падения Византии. Несмотря на автокефалию Русской Церкви, она еще была не слишком уверена в своих силах и правильности отправляемых служб с точки зрения христианских канонов. Иван же понимал идею о новом Риме в Москве только как обоснование имперских притязаний. Сосуществования двух смыслов этой идеи продолжалось до эпохи Петра Великого, когда важность церковных вопросов окончательно уступила место вопросам политическим и военным.

Обладая литературным талантом и хорошо зная силу художественного слова, первый царь всегда старался использовать ее для достижения своих целей. Решения Стоглавого собора скрупулезно выверены с точки зрения литературной формы, что придавало им беспрецедентную значимость и превращало из догматических дискуссий в акт государственной пропаганды. По поручению царя и под непосредственным руководством Алексея Адашева начала составляться новая официальная версия истории — важнейший элемент для любой имперской политики. Помимо родственных связей претензии царя обретали соответствующую родословную.

Тщательная работа заняла 13 лет, в результате чего появилась «Царственная книга» в 11 томах, дополнившая уже составленное неизвестными авторами «Сказание о князьях Владимирских» и преувеличивавшая вес русского царя в европейской политике. Новую версию всемирной истории прекрасно проиллюстрировали, она стала частью Лицевого свода русских летописей, обобщая и канонизируя про-московскую версию истории

Восточной Европы. Сам Иван IV впоследствии неоднократно дополнял и исправлял получившийся в результате труд, сделав его политически злободневным и более реакционным.

Формирование империи на востоке Европы, оставшемся «ничьим» после падения Константинополя в 1453 г, завершалось. Московия приступила к решению беспрецедентной по значению геополитической задачи. Успех обещал грандиозные, хотя и трудно предсказуемые выгоды, поражение грозило подрывом сил страны и уничтожением всего достигнутого прежде. Молодой амбициозный и самоуверенный царь не боялся трудностей, любил рисковать. Величину его замыслов и претензий в то время мало кто мог понять и оценить, сам он пока предпочитал их скрывать. Тем не менее национальные задачи были поставлены уже тогда, все оставшиеся 30 лет своего правления Иван их более или менее удачно выполнял.

Русские дипломаты, не зная, чего ожидать от своевольного монарха, и не особенно уважая его действия, часто умалчивали о том, что действительно происходит в стране, оставляя иностранных послов в недоумении. Они, например, отказались предоставить полякам документальные подтверждения коронования Ивана, не желая давать им повод к новым конфликтам. Сам Иван довольствовался ощущением собственного величия, откладывая схватки за престиж с иноземными владыками на будущее.

Он словно стремился отыграться за годы мнимого почтения и величия, пребывания с малых лет «куклой» на троне. К тому же бояре никогда не упускали случая пробудить в монархе тщеславие и развращали его показным раболепием. Это укрепило в молодом царе убеждение в том, что Московия должна стать самодержавной монархией. Непреодолимая воля к установлению личной абсолютной власти вызревала в нем постепенно и скрытно. Никто (даже любимая им супруга) не смог вовремя понять, что именно обдумывает и к чему действительно стремится Иван.

Он же самостоятельно принятые решения и сформулированные им самим идеи в молодости часто выдавал за мысли и предложения более авторитетных деятелей, принимая на себя роль художественного оформителя и исполнителя планов. Отсюда его показное послушание Избранной раде, подчеркнуто почтительное обращение с митрополитом Макарием и пристрастие к горячим и торжественным обещаниям и речам по самым различным поводам. Идею имперского самодержавия он стал открыто поддерживать и провозглашать после долгой беседы с монахом-отшельником Патрикеевым, который якобы и разъяснил Ивану истинные задачи первого русского царя и очертил границы его возможностей по отношению к подданным. Иван вернулся от него под большим впечатлением, экзальтированный и радостный. Теперь он был уверен, что не одинок в своих взглядах: его поддерживал один из самых авторитетных мыслителей, на мнение которого часто опиралось прошлое правление.

Создаваемая империя беспощадно боролась с любыми попытками подорвать влияние новой идеологии и обострить социальную борьбу. Иван в начале 50-х гг. решительно пресек попытки еретических идеологов превратить борьбу против боярского засилья в движение за социальное равенство. Московиты не должны были отвлекаться на междоусобную борьбу и сомневаться в воле свыше. Призывы Феодосия Косого к уничтожению богатства Церкви и фактическому уравнительному переделу собственности Церковь осудила, самого его сурово наказали. Та же участь постигла и Матвея Башкина, учение которого фактически сводилось к иконоборчеству и имело сильный социальный акцент. Поводов для опасного народного восстания Иван старался не давать, в идейной оппозиции он совершенно не нуждался. При поддержке бояр инакомыслие наказывалось все строже и строже.

Глава 4. ПРОРЫВ НА ВОСТОК

В следующие годы правления Ивана IV правительство, не прекращая реформ внутри державы, проявило активность на внешнеполитической арене. Если значение и роль монарха в деятельности Избранной рады преимущественно сводились к простому подтверждению действий Висковатого, Сильвестра, Адашева и других, то военные заслуги самого Грозного оспорить сложно. Иван не был великим тактиком, не делал полководческих «открытий». Однако тяготы походов он неизменно делил вместе с войском, выполняя свою основную роль — вселял в войско уверенность и укреплял дисциплину. Завоевательные планы Ивана отличались необычайной широтой, победа над Казанью, одно из самых важных завоеваний в истории России, продолжилась целой серией присоединений новых территорий. Земли, которые Иван получил на востоке, с лихвой искупали все его неудачи на западе. Он присоединил регионы, которые стали житницей Российского государства, — Поволжье, Юг России и Урал.

Казань и Московия в 1530—1540 гг.

Из Казани, наиболее близкого к Москве осколка Золотой Орды, происходили татарские роды, которые поступали на службу к московским князьям. Казань не воспринималась как чуждая или полностью враждебная держава в XVI в., антагонизма, исключающего мирное сосуществование или мирное воссоединение Руси и Казани, не существовало. Однако политические претензии и экономические противоречия толкали казанцев на разбой в русских землях, а Московию — на истребительные походы с целью подчинения казанского ханства.

Ситуация изменилась с приходом к власти рода Гиреев, которые уже давно ориентировались на Османскую империю и ни о каком союзе или мире с Москвой, которая также намеревалась стать главной силой в Восточной Европе, не думали. В 1524 г. Сафа-Гирей сверг в Казани московского ставленника, ханство в Среднем Поволжье признало вассальную зависимость от османской Блистательной Порты. Однако реальной помощи Казани от огромной турецкой империи не последовало.

Пока великие князья Московии были настороже, казанцы знали, что расплата за «измену» последует неминуемо, но смерть Василия III предоставила антирусской партии в Казани возможность активизировать свои действия.

В середине 30-х гг. недалеко от Казани убили московского ставленника Еналея, и на трон вновь пригласили Сафа-Гирея. После переворота 1531 г. казанцы опять решили изменить судьбу своего государства. Правительство Елены Глинской недоумевало по поводу причин такого резкого изменения внешнеполитической ориентации и посылало в Казань вопрошающие письма. Новый правитель отправился в долгий путь из Бахчисарая на север, пользуясь ослаблением контроля Москвы за связями между двумя татарскими ханствами. Это заставило Москву искать нового кандидата на трон. Из опалы возвратили Шигалея (Шах-Али), который никогда не пользовался популярностью в Казани, однако других вариантов у Елены Глинской не существовало. Нерешительность правительницы передалась воеводам, которые не хотели войны, не понимали ее смысла, татары же, наоборот, стремились к конфликту, желая восстановить свой военный и политический престиж

Попытка Крыма «с наскока» добиться признания Москвой новой татарской унии не удалась. Аргументы Гиреев, подчеркивающие малолетство номинального правителя, оказались неубедительными. Некоторая растерянность в начале очередной казанской эпопеи прошла, превратившись в твердую уверенность в своем превосходстве и конечной победе. После отражения русскими нескольких крымских набегов хан не решился на большое сражение, а попытки казанцев взять сколько-нибудь укрепленные города, например Муром, потерпели неудачу. Москва в 1537 г. стала готовиться к мощному контрнаступлению. Елена Глинская не склонялась к ведению активной, но рискованной военной кампании и удовлетворилась отказом хана от его претензий на Казань и началом процедуры переговоров. Однако после ее смерти вопрос о статусе этого города и о прочном мире с Казанским ханством вновь стал актуальным.

Со второй половины 1538 г. Казань явно саботировала любые попытки договориться, а крымский хан постепенно перешел к открытым угрозам, подчеркнуто унижал русских дипломатов. Бесспорный приоритет России в решении судьбы остатков Золотой Орды был утрачен. Крымский хан вернулся к старой практике: он вел переговоры, выпрашивая себе дары и уступки, одновременно крымские шайки, якобы не подконтрольные хану, грабили южные окраины России. Ощущение беззащитности заставляло русских бежать из недавно освоенных земель в Поволжье. Возможность ликвидировать угрозу с востока становилась все более сомнительной.

В 1540 г. казанский хан Сафа-Гирей перешел к широкомасштабной войне с Московией. Твердость московского правительства, не допустившего панического и преждевременного отъезда великого князя из столицы (как это случилось в 1382 г. при нашествии Тохтамыша), развеяла иллюзии татарских улусов о военном превосходстве над бывшими данниками Золотой Орды. Разновременные и неспланированные военные акции крымского и казанского ханов завершились чувствительными для них поражениями, хотя русское войско было далеко не совершенным. Его главной проблемой в эпоху фактического междуцарствия и боярского правления являлась некомпетентность и неуверенность командиров.

Военные события 1540—1541 гг. не создали особенно серьезной угрозы для Московии, крупных последствий очередная война не имела. Отражение казанско-крымских набегов означало не столько серьезный военный успех, сколько то, что боярскому правительству Бельского удалось взять сильно запущенную ситуацию под контроль. Расчет врагов Русского государства на внутренние смуты и беспечность бояр не оправдался.

Доводы крымского хана о том, что малолетнему Ивану необходимо слушаться советов более зрелого годами татарского правителя, на бояр не повлияли. Воспользоваться ослаблением центральной власти и захватить инициативу «собирания земель» Золотой Орды в свои руки татарам в очередной раз (как и при Василии II) не удалось.

Сафа-Гирей остался на казанском престоле, вновь подавив прорусские выступления части казанских феодалов. Ши-галею казанский трон не достался, и Москва ненадолго отказалась от своего намерения. Однако под предлогом казанской угрозы Шуйский хотел свергнуть Бельского и собирал для этой цели войска под свои знамена. Никаких серьезных территориальных изменений также не произошло. Союз Гиреев развалился, на некоторое время прекратив свое существование. Это позволило Московии относительно благополучно пережить многочисленные боярские усобицы и борьбу за власть.

После достижения Иваном совершеннолетия в 1545 г. прорусская партия в Казани оживилась и вновь начала тайные переговоры с Боярской думой. Для ее поддержки московские войска под личным (хотя отчасти и номинальным) командованием великого князя предприняли военный поход, не ознаменовавшийся, впрочем, серьезными сражениями и результатами. Московия лишь продемонстрировала силу, активность и готовность вновь перейти в наступление.

В конце 1545 г. в Казани произошел давно подготавливавшийся переворот, в результате которого Сафа-Гирея свергли с престола и изгнали. После долгих переговоров с Москвой Казань пригласила старого московского кандидата Шигалея, не отличавшегося никакими выдающимися качествами, но относительно стабильно ориентировавшегося на Москву. Новый правитель не смог справиться с начавшимся распадом ханства. В 1546 г. из его состава вышла Горная сторона (расположенная на правом берегу Волги), населенная чувашами. Это спровоцировало казанскую элиту на очередной пересмотр своих симпатий. В то же время московское правительство не торопилось развивать достигнутый ранее успех и не слишком внимательно следило за развитием ситуации.

В 1546-1547 гт. Сафа-Гирей вернулся в Казань с немногочисленным крымским отрядом и без особых проблем вновь захватил власть, свергнув Шигалея в очередной раз. Москва окончательно убедилась в том, что Казань очень своевольна и заключать долговременные договоры с ней бесполезно. Именно в это время в московском правительстве окончательно сформировалось мнение о необходимости ликвидации Казанского ханства. Одним из главных сторонников этой идеи был сам царь Иван, которому не терпелось заслужить лавры полководца и покорителя строптивых соседей.

Многолетняя служба касимовских татар не вызывала особых сомнений в реальности превращения их казанских собратьев в верных подданных русского царя. Но, несмотря на неоспоримое превосходство Москвы, задача покорения Казани оказалась не из легких. Долго подготавливаемый первый поход в 1548 г. с провалился (причем в буквальном смысле). В 15 верстах от Нижнего треснул лед на Волге и множество людей, артиллерийские орудия и порох пошли на дно. Ожидание более благоприятной погоды затянулось до весны. Из-за распутицы, несогласованных действий и бесконечной волокиты русское войско не смогло дойти до стен вражеской столицы и с позором возвратилось из-под Нижнего Новгорода домой. Обе стороны ограничились мелкими стычками и набегами. Сам Иван вернулся из похода с «великими слезами» [10] и твердым намерением добиться своего.

Сафа-Гирей торжествовал, но с трудом достигнутая «независимость» от Москвы держалась только на его личных качествах. В 1549 г. он скончался, и ситуация в Казани немедленно обострилась до предела. Крымская партия не желала выпускать власть из рук, быстро захватила под свой контроль важные пункты в городе и провозгласила ханом малолетнего сына Сафа-Гирея — Утемиш-Гирея при регентстве его матери ханши Сююнбеки (Сююмбеки). За ее спиной стояли знатные татарские князья во главе с уланом Кучаком.

Воспользовавшись новым обострением ситуации в Казани, в 1549-1550 гг. Иван предпринял второй поход на непокорное ханство. На этот раз дело дошло до осады, которая продолжалась 11 дней в марте 1550 г. Сам Иван в походе командовал легкой конницей, охранявшей осаждающие войска от набегов извне. Однако 60 тыс. московитов для взятия Казани оказалось мало, весенняя распутица заставила русское войско во второй раз отступить. Фактического командующего армией князя Дмитрия Бельского упрекали в измене (впрочем, необоснованно). В том же году боярин скончался, командование окончательно перешло к царю.

В 1550 г. Иван провел военную реформу и начинал уже очень серьезную, комплексную подготовку к покорению Казани. Ему предстояло лишить татарское ханство его традиционных союзников и преодолеть проблему удаленности театра военных действий от основной базы русского войска. Длительная двухлетняя кампания привела к первому и, пожалуй, самому большому военному триумфу молодого царя.

Завоевание Казанского ханства

Иван понял, что Казань можно взять только при условии качественного превосходства русской армии над татарским войском, значительного количественного преимущества в соотношении сил, должного дипломатического обеспечения этой акции. Решать задачу предстояло скорее стратегическими, а не тактическими методами. Москве нужно было действовать не столько быстро, сколько основательно и планомерно.

Царя поддерживали дворяне и московская знать, которые давно заглядывались на богатые земли Среднего Поволжья, называя казанские владения «землицей подрайскою». Иван Пересветов в своей знаменитой челобитной недоумевал в связи с тем, что Казань до сих пор не захвачена, указывая на это ханство как на первый и самый лучший объект для русской экспансии.

Еще при возвращении из неудачного похода 1550 г., когда Иван прикрывал отход артиллерии и обозов русской армии, он обратил внимание на холмистую местность недалеко от впадения реки Свияги в Волгу. Место показалось ему не только красивым, но и удачно расположенным для закладки нового поселения. В 1551 г. царь приказал основать здесь город Свияжск.Приглянувшиеся московскому правителю холмы находились настолько близко к Казани, что в случае удачного завершения строительства город превратился бы в стратегический плацдарм для атаки на татар. Предполагалось, что Свияжск станет передовой базой наступающего войска и его географическое положение сведет к минимуму зависимость успеха кампании от капризов погоды. В отличие от построенного в 1523 г. Васильсурска, он создавался именно для обеспечения наступления, а не в целях обороны.

В связи с постоянными набегами и контролем казанцев прилегающих к столице ханства территорий строительство мощной крепости казалось почти невозможным. Иван решил эту проблему истинно новаторским способом. Основные деревянные строения и укрепления нового города сделали целиком в угличских лесах и уже практически в готовом виде отправили вниз по Волге. Царь начал решать казанскую проблему так, как ее никто и никогда до него не решал. Уникальная акция удалась: буквально в считанные дни русские плотники возвели в указанном Иваном месте крепость, что имело большое значение для установления контроля Москвы над Казанским ханством. Этот успех закрепили внезапным и жестоким разорением казанских пригородов.

Приготовления Москвы, существенно отличающиеся от предыдущих попыток взять Казань за счет простого перевеса сил, вызвали у татарских мурз тревогу и желание начать переговоры. Неоднократные дворцовые перевороты свидетельствовали, что правит в Казани местная элита, сажающая представителей разных родов на трон в зависимости от обстановки. Соглашаясь на очередное царствование Шигалея, татарская верхушка ничего не теряла, зато получала повод выпрашивать очередные подарки и иметь некоторую гарантию безопасности от Москвы. Татары нуждались в немедленном прекращении боевых действий. Уже не контролируемая Казанью Горная сторона после возведения Свияжска присягнула царю Ивану. Тот охотно принял первых подданных Казани, предоставил им налоговые льготы и обеспечил новой русской крепости лояльное окружение.

Свияжск таким образом стал не только очередным аванпостом на спорных пограничных территориях, но и проводником московского влияния. Вокруг него целенаправленно формировалось местное (состоявшее из инородцев) население, ставшее частью Московии по собственной воле. Чувашия добровольно вошла в состав России в 1551 г. Население Горной стороны не замедлило доказать свою преданность участием в антиказанских боевых действиях. Несмотря на военные неудачи, царь щедро награждал новых сторонников, склоняя на свою сторону местную чувашскую знать.

В Казани росло недовольство крымским курсом политики и владычеством фаворитов Сююнбеки. Многие переходили к Шигалею, увеличивая численность московских полков. Помощь Казани ни от ногаев, ни от гиреев еще не пришла и, по-видимому, не ожидалась. Вскоре в городе поднялся бунт, многие крымские гвардейцы пали в самой Казани или погибли в стычках со сторожевыми московскими отрядами. Антимос-ковская партия проиграла, казанцы начали переговоры, более похожие на капитуляцию, наиболее дальновидные из них понимали, что речь идет уже о факте существования ханства.

Условия мира были очень жесткими. Для устранения альтернативы Шигалею Иван добился выдачи русским Сююнбеки и ее малолетнего сына Утемиш-Гирея. Шигалей в очередной раз становился властителем Казани. Он вступил в город, где до этого шли аресты сторонников крымской партии, приведя с собой небольшой московский гарнизон. Казанцы без выкупа отпустили огромное количество русских пленников, которые годами ждали исхода татарско-московской войны. Несколько десятков тысяч человек вернулись на Родину, что создало Ивану IV репутацию подлинного народного заступника и освободителя. Многие из них просидели в плену по 10-20 лет, как, например, автор «Казанского летописца», произведения, описывающего историю ханства с древности до 1552 г.

Самым спорным вопросом стала проблема правобережья Волги. Шигалей проявил неожиданное, но вполне понятное упрямство, заявив о том, что казанцы не пойдут на территориальные уступки. Иван, понимая стратегическое значение Свияжска, решительно настаивал на том, чтобы Горная сторона была присоединена к Москве окончательно.

Исторический выбор жителей правобережья был впоследствии закреплен принятием ими православия. Видя упорство московитов, казанцы стали готовиться к новым столкновениям. Действия Шигалея, занятого сведением счетов с теми, кто его столько раз свергал, только помогали назреванию бунта. Жестокое истребление нескольких десятков потенциальных вождей мятежа не укрепило его власти. Прекрасно понимая, что казанская знать не простит ему уступчивости Москве, он готовился покинуть трон.

Московский царь, узнав об усобицах в Казани, решил гарантировать выполнение условий мира и ввести в город мощный московский гарнизон, который взял бы ситуацию под контроль, фактически открыто оккупировав город. Адашев, посланный в Казань объявить об этом решении, столкнулся с ситуацией, которая уже не могла разрешиться миром. Шигалей вскоре добровольно покинул трон, предварительно постаравшись максимально ослабить оборону Казани.

Татарская знать потребовала, чтобы Москва назначила в Казань наместника. Им стал князь Семен Микулинский, которому казанцы присягнули, однако попросили прислать им из Свияжска верных Ивану вельмож их национальности и вероисповедания, пытаясь таким образом избежать полного поглощения ханства московитами. Вряд ли Казань в итоге восстала только из-за слухов о грядущей резне, как считает Карамзин. Более вероятной представляется версия, согласно которой несколько месяцев московского правления не оставили сомнений в том, что ханство будет именно присоединено, а не останется под относительно легким русским протекторатом. Весной 1552 г. откровенно захватнические действия новой администрации стали причиной очередного и последнего восстания татар против власти Москвы.

Царь Иван воспринял мятеж как измену данным прежде клятвам и получил повод потопить в крови непокорный город. Очередной переворот доказывал, что любые возможности мирного сосуществования двух государств, даже на условиях вассальных отношений, исчерпаны. 24 марта 1552 г. царь получил известие о казанской измене и сразу же объявил боярам о том, что пришло время покончить с казанской независимостью. Против Казани собрали огромную по меркам того времени армию в 150 тыс. человек, которая могла окончательно решить проблемы на востоке.

Посланные из Свияжска в Казань и пришедшие там к власти татарские вельможи, узнав о московских приготовлениях и поняв, что пощады не будет, приготовились сражаться до последнего. Город срочно укреплялся, просил помощи у но-гаев и Крыма, созывал всех, способных носить оружие. В итоге перед московским войском встала сложнейшая военная задача, такого упорного сопротивления русские войска уже давно не встречали. Даже взятие Смоленска в 1514 г. далось легче. В самой Казани царила обреченность.

Помешать русским войскам никто не смог. Крымский хан попытался отвлечь внимание от Казани, организовав грандиозный поход на Москву. Однако его встретили под Коломной и Тулой, на строящейся каширской засечной черте, и он не решился на генеральное сражение. Оторвавшиеся от основной массы крымцев отряды истребил Курбский. Гирей отступил, видимо смирившись с мыслью о потере Казани и крушении замысла восстановления Золотой Орды. Мобилизованная и готовая к войне Московия Крыму оказалась явно не по силам. К тому же у московитов появился новый союзник: заявили о себе донские казаки-бродники, начав разорение принадлежащих гиреям земель.

Отход (а фактически бегство) крымского хана стал главным условием успеха третьего похода Ивана на Казань. От антимосковской коалиции в результате удачной дипломатической миссии удалось отколоть Ногайскую Орду, которая за исключением отдельных немногочисленных отрядов воздержалась от участия в войне. Дипломатическая подготовка к войне была проведена блестяще. Натиск Москвы оказался настолько сильным и решительным, что весь постордынский мусульманский мир воспринял уничтожение Казанского ханства как данность.

Самой Казани оставалось только героически погибнуть. Вождем ее защитников и последним казанским ханом стал астраханский царевич Едигер, сумевший с небольшим эскортом проскочить в город мимо русских дозоров. Он отверг предложения русских о мире, понимая, что это всего лишь уловка. Огромная московская армия в августе 1552 г. осадила город, неторопливо готовясь к решающему штурму. Спешно строились туры — осадные башни, подвозилась артиллерия, велись земляные работы. Казанцы неоднократно пытались остановить подготовку к штурму отчаянными атаками извне под командованием мурзы Япанчи и поддержке окрестного населения и ногайцев. Однажды им удалось посеять среди осаждающих панику, которая едва не привела к уничтожению всех результатов подготовительных работ. Однако в августе-сентябре всех, кто пытался помочь обреченному городу, уничтожили: их перебили русские войска под командованием князя Александра Горбатого. Он заманил татарские и ногайские шайки в засаду, из которой те уже не выбрались. После этих сражений сложилась полководческая репутация князя Андрея Курбского и будущего крупнейшего военачальника эпохи Ивана Грозного князя Михаила Воротынского.

После ликвидации союзников Казани русское войско отделяло от победы единственное препятствие — мощные укрепления города, которые обороняли около 30 тыс. татарских бойцов. Стены и башни непрерывно обстреливали из орудий, установленных на сооруженной для этой цели туре 15-метровой высоты. Чтобы избежать долгой осады и тяжелейших боев на стенах, татарскую крепость решили взорвать. В саперных работах участвовали иностранные специалисты по оружейному делу, но авторство идеи подрыва крепости принадлежало государеву дьяку Ивану Выродкову. Татары не смогли воспрепятствовать сооружению подкопов и закладке огромного количества пороха. В результате по команде царя многочисленные укрепления взлетели на воздух почти в один момент, что привело к огромному количеству жертв внутри Казани, в том числе среди мирного населения.

Однако и после этого защитники города не прекратили сопротивление. Поначалу казалось, что взять город удастся довольно легко, но вскоре ситуация осложнилась. Даже ворвавшись в город, русские войска не могли в нем закрепиться, татары выстраивали из подручных материалов все новые баррикады. После того как московские войска овладели рубежом бывшего татарского кремля, завязалась жестокая сеча на улицах города. 1 октября отмечался великий христианский праздник (Покров Святой Богородицы), крушение мусульманского государства в этот день наполнилось бы символическим смыслом. Несколько раз русские войска едва не начинали отступление. Бояре впали в панику, несколько раз присылали к Ивану гонцов с просьбой немедленно атаковать силами резервного государева полка, но царь медлил. Иван, будучи неплохим стратегом, прекрасно понимал важность резерва и не торопился, как в свое время Дмитрий Донской, вводить запасные части в неразбериху битвы, выжидая удобного момента для нанесения победного удара.

Наконец Иван отдал приказ своему полку к наступлению, но над стенами казанской крепости уже развевались русские хоругви. Воины государева полка успели все же принять участие в последних схватках, закончившихся откровенной резней. Домыслы Курбского о трусости и нерешительности Ивана верны лишь частично, страхом перед участием в бою царь не отличался. В решающие часы штурма он упорно молился в своем шатре, полагая, что заступничество высших сил тоже важно для успеха.

Победителям достался город, залитый кровью и защитников, и штурмующих. Потери с обеих сторон оказались очень большими. Попытки крупных татарских отрядов вырваться из города русские пресекли, всех пытавшихся спастись уничтожили. Едигера и множество его сторонников схватили, из казанской элиты практически никто не уцелел. Город надлежало отстраивать заново, для начала очистив его от убитых. От бывшей татарской крепости осталась одна полуразрушенная башня, прозванная башней Сююнбеки, бывшей татарской регентши.

Весь следующий день хоронили убитых, затем Иван начал спешно создавать администрацию в присоединенных землях. В первые дни октября он назначил наместника, им стал князь Горбатый. Оставив в Казани русский гарнизон численностью более 6 тыс. человек, Иван уехал, невзирая на советы вельмож, считавших процесс присоединения территории ханства к Московии незавершенным. Но царь спешил в Москву к любимой супруге, которая вот-вот должна была родить первенца.

Добившись главного, Иван IV мог теперь подкрепить принятый им высокий титул великой заслугой. Не случайно русские источники упорно называют ханство на Средней Волге Казанским царством, подчеркивая таким образом значимость этого государства и сложность его присоединения. Однако это явное преувеличение, потому что, называя правителя Казани царем, Иван должен был признать равенство Москвы и Казани, чего со времен Ивана III Великого даже не подразумевалось. Тем не менее в перечень титулов русских царей прочно вошло именование «царь Казанский». В ознаменование великой победы в Москве на Красной площади заложили великолепный храм Покрова, более известный как собор Василия Блаженного.

Московским войскам предстояла трудная задача подчинения Луговой стороны (левобережья Волги). Иван не считал необходимым лично участвовать в последующих военных акциях, так как главную стратегическую и идеологическую задачу он уже выполнил. Впоследствии народы Поволжья неоднократно восставали против московских властей, подстрекаемые ногаями и эмиссарами крымского хана. В 1553 г., взбунтовавшиеся черемисы нанесли московскому гарнизону ряд чувствительных поражений. Казанская эпопея уже так дорого стоила Московии, что многие бояре советовали отказаться от этого края, который, по их мнению, никогда не удастся подчинить окончательно.

Хорошо осознавая истинную ценность покоренной Казани, царь не желал от нее отказываться. Он послал дополнительные вооруженные отряды, которые перебили вождей мятежа и продемонстрировали, что силы у Московии есть и она их не пожалеет ради полной победы. В 1556—1557 гг. хан Большой Ногайской Орды, а затем и башкирские вожди согласились на предложения Ивана, обещавшего амнистию новым подданным и сохранение их вольностей.

Параллельно с этим в завоеванном крае строились новые крепости (Чебоксары, Лаишев), переименовывались и переделывались старые укрепления в Казани и Тетюшах. Военная администрация дополнилась гражданской и церковной, у Казани появился свой архиепископ, приступивший к крещению татар, чувашей и других народов и сильно преуспевший в этом предприятии. Количество жертв и наглядность урока, преподанного мятежникам, сломили упорство Казани, и с этого времени она больше не пыталась отказаться от власти московского царя и стала навсегда частью Русского государства.

Присоединение Астрахани. �Поход на Кавказ

Решив одну давно назревшую проблему, Иван обратился к новым задачам. Ему требовалось обоснование имперской экспансии. Волжское направление предполагало естественное развитие достигнутого успеха — установление тотального контроля над торговлей по Волге и налаживание прямых связей с богатой и мощной Персией. На пути лежала Астрахань, которая давно вела переговоры с Москвой, рассчитывая на ее военную и дипломатическую поддержку. Это ханство не могло противостоять даже ногайским ордам и никогда не претендовало на сколько-нибудь серьезную роль в большой политике, являясь разменной монетой в играх крымской, московской и турецкой дипломатии. Независимость его была еще боле номинальной, чем независимость Казани к концу ее существования. Астраханская элита просила иностранных государей, в том числе русского царя, утвердить своей властью на престоле того или иного местного хана, закрепив тем самым его полномочия и приняв на себя некоторую ответственность за судьбу угасающего нижневолжского государства. Расположенная в самом центре бывшей Золотой Орды Астрахань переживала экономический кризис, хотя и занимала несомненно выгодное территориальное положение для развития и укрепления торговли.

Московские «книжники», знатоки древней истории, обратили внимание на то, что когда-то русские князья правили в Тмутаракани, за которую и приняли Астрахань по сходству названия. Таким образом, нашелся и повод для установления вассальной зависимости, и исторический прецедент. Дипломатическая обстановка вполне этому благоприятствовала. Весной 1554 г. небольшой московский отряд под командованием князя Шемякина в союзе с ногаями совершил поход на Астрахань, чтобы сменить там хана Ямгурчея на однажды изгнанного астраханцами Дербыша. Преодолев незначительное сопротивление, 2 июля русские вступили в город, найдя там множество брошенного оружия. За сторонниками турецкой партии организовали погоню, многих противников Московии схватили или казнили. Ямгурчей скрылся в турецком Азове. Астраханская знать легко согласилась на перемену сюзерена, согласившись на выплату небольшой дани и присутствие в городе немногочисленного гарнизона при дружественном нейтралитете ногаев. На Русь вернулась еще одна партия пленников, когда-то проданных в Астрахань в рабство, популярность Ивана еще более возросла.

Потрясающая быстрота продвижения московского влияния на огромные пространства бывшего Улуса Джучи (Золотой Орды) обеспечила Москве еще одну победу. Татарский мир не успевал реагировать на действия русского правительства, не мог найти новую опору и союзников и вскоре раскололся на непримиримых противников христиан и сторонников «белого царя». Колебания татарской элиты и явно удачная восточная политика царя Ивана заставили в 1555—1556 гг. сибирского хана Едигера признать вассальную зависимость от Московии и согласиться на выплату дани. Он быстро понял, что иначе московская интервенция окажется неизбежной. Покорение слабого Сибирского ханства не стало серьезной победой, однако покорность Едигера означала, что у сторонников освобождения Казани не осталось союзников нигде, кроме далекого юга.

Дербыш быстро освоился в Астрахани и начал активные переговоры с соседями, склоняясь к союзу с Крымом, куда более близким по вере и интересам. Иван ожидал такого поворота событий и заранее к нему готовился. В 1556 г. небольшой отряд под командованием Черемисинова при поддержке ногайского мурзы Исмаила атаковал Астрахань. Власть Дербыша, которого местные жители поддерживали весьма умеренно, пала, как и призрачная независимость самой Астрахани. Иван получил титул царя астраханского, хотя царством это ханство еще не стало. Волга полностью оказалась в руках Московии, но для того, чтобы серьезно освоить огромные новые пространства, требовались годы и немалые людские и материальные ресурсы. Власть московского царя долгое время держалась только благодаря его авторитету и отсутствию близко расположенных серьезных конкурентов. Крым, не способный наладить эффективное управление у себя, не мог удерживать сколько-нибудь большие территории да еще и в отдалении.

Базой для продвижения московского влияния на Кавказ стало образовавшееся терское казачество. Границы российской державы теперь простирались настолько далеко, что московские вельможи просто не понимали, где заканчиваются ее пределы, у них не хватало для этого географических познаний.

Крымский хан вступил в переговоры, выгадывая время для сбора сил. Затем, применив свою обычную тактику, прервал их и в 1555 г. попытался атаковать Москву. Однако война уже шла на встречных курсах: на Крым наступало 13-тысячное войско Шереметева, который разминулся в степях с главными силами хана, но затем вышел ему в тыл. Хан Девлет-Гирей отказался от генерального сражения с главным русским войском и попытался уничтожить передовую русскую армию, что ему в некоторой степени удалось, однако ценой очередной стратегической неудачи и больших потерь.

Перспективы развития империи Ивана IV встревожили западных соседей, которые попытались проверить, насколько уверен в своей силе молодой московский правитель. Вновь ставшая независимой Швеция принялась задерживать русских купцов, захватила посла, за что зимой 1557 г. поплатилась московским вторжением в шведскую часть Карелии. Вскоре выяснилось, что легкой для шведов война не будет, а никаких уступок от Москвы без нее не добиться. Король Густав вернул всех пленных и прислал на Русь необходимых ей специалистов в печатном и военном деле. Иван не хотел соглашаться на сколько-нибудь существенный компромисс, заявив о том, что он — потомок Рюрика и владеет империей по праву, а швед из рода Ваза еще недавно «торговал волами» [11]. На оскорбление шведы не ответили.

Литва не посмела вмешиваться в обострившиеся отношения Московии со Швецией. Сознавая слабость своей армии и общий кризис некогда быстро растущего Великого княжества Литовского, ее правитель в 1549 г. продлил перемирие в очередной раз (до 1562 г.). Главные противники не смогли помешать взрывному усилению Московии. Хрупкое равновесие, с трудом установившееся в войнах 1530-х гг., было необратимо нарушено в пользу Москвы. Русский царь, осознавая силу своей державы, несколько преувеличивал ее возможности и ставил перед собой все более сложные задачи. Разрешив ситуацию на Востоке даже лучше, чем планировалось, он разворачивался на юг и запад.

На службу к русскому царю стали переходить литовские магнаты, разочаровавшиеся в своем короле и союзе с Польшей. В 1556 г. знатнейший князь Дмитрий Вишневецкий по собственному почину разгромил татар около современного Запорожья, реорганизовал и подчинил себе местную вольницу и закрепился к северу от Крыма, грозя навсегда преградить хану дорогу на север. За поддержкой он обратился к Ивану IV, обещая в случае скорой победы над ханом (в чем он не сомневался) очень выгодные для Москвы условия. Крым в то время был очень ослаблен предыдущими походами, а хан тяжело переживал крушение своих планов в отношении восточных территорий.

Вишневецкий напал на украинское Поднепровье и начал захватывать город за городом у своего бывшего владыки. Поддержать его значило ввязаться в войну еще и с Литвой. Иван поддержки Вишневецкому не оказал, хотя и дал ему во владение большие поместья, когда князя выбила из Запорожья турецко-татарская армия.

Вскоре и Крым попытался заключить мир с Москвой, разорвав союз с Литвой. Девлет-Гирей начал грабить украинские земли, требуя за это от Ивана вознаграждения. Но тот не поддался на эту откровенную провокацию войны с Литвой, он не нуждался в вероломном хане и не собирался соглашаться на авантюры, лишь бы отвлечь его от грабежей сел Московии. Напротив, русский царь начал действовать против хана, помогая Литве. В 1558 г. он послал Вишневецкого с войсками на Днепр, и тот сумел остановить крымские набеги. Король польский и князь литовский Август остался очень доволен, прислал Ивану подарки и освободил многих русских пленных.

Политика царя приносила все более существенные и долговременные результаты. Единый фронт против усиливающейся Москвы не состоялся. Открытая претензия на имперское величие подкреплялась войнами на Востоке и осторожной политикой на Западе.

Территория Московии увеличилась в два раза, старые противники оказались разгромленными, Русь добилась своеобразного возмездия за монголо-татарское иго. Теперь Иван IV стал царем не только по названию, но и по своему политическому весу. Московия, уничтожив последние преграды на восточных путях, неожиданно оказалась единственным претендентом на огромные просторы Евразии. Однако продвижение только в восточном направлении грозило резким политическим дисбалансом и утратой уникального положения России на границе европейского и азиатского миров. Иван это понимал, свои европейские корни ценил и дальнейшее движение на восток решил если не прекратить совсем, то в значительной степени умерить. На западных территориях созревали не менее сложные политические проблемы, которые требовали срочного решения. Швеция, Литва, Польша готовы были забыть старые споры и объединиться ради общей войны с Русской империей.

Глава 5. ПОСЛЕДНИЕ РЕФОРМЫ ИЗБРАННОЙ РАДЫ

В конце 50-х гг. Иван IV и Избранная рада дополнили и завершили программу реформ, согласно которой Московия становилась империей на основе сословно-представительной монархии. В эти же годы царь обратился к решению еще одной важной задачи, обещавшей ему новый триумф. В 1558 г. завязалась Ливонская война, которая спустя 25 лет бесславно закончилась на невыгодных для России условиях.

Военная и административная реформы. Основные сословия при Иване Грозном

Казанская война и продолжившееся за ней расширение восточных пределов государства поставили перед правительством вопрос о реформировании армии и военно-служилой системы. Смена геополитической позиции страны и возникающие в связи с этим принципиально новые задачи вынуждали Московию искать новые источники силы или упорядочивать старые. Планировалось, что войско станет не только многочисленным (с чем особых проблем не возникало), но и мобильным, постоянно готовым к бою. Необходимо было повышать профессионализм как основной массы служилого сословия, так и командиров всех уровней. Русская армия нуждалась в новейших образцах оружия, не производившихся в Московии, а также в иностранных специалистах. Все эти вопросы Иван IV решал комплексно и одновременно, отдавая предпочтение главной во все времена проблеме русской армии — неспособности оптимально использовать имеющиеся в ее распоряжении ресурсы.

Предполагалось, что основой русской армии будут дворяне, которые представляли собой молодое и пока еще не слишком привилегированное сословие, готовое прийти на смену боярству в органах местного самоуправления и на поле боя. Границы этой социальной группы в тот момент еще четко не определились из-за продолжающегося уточнения и пополнения законодательства. К середине XVI в. дворянская конница имела очень многочисленный состав, однако реальных ее размеров никто не знал.

Дворянство продолжало пополняться представителями различных слоев общества, в реальности являясь собранием людей разного происхождения, родовитости и богатства. В этом сословии встречались и обедневшие потомки знатнейших родов, и совершенно незнатные люди, добившиеся успеха на военной или государевой службе. Точный статус их земельных владений оставался неясным, их обязанности и права — очень размытыми. Более всего по своим целям и месту в государстве дворянство напоминало третье сословие во Франции эпохи революции 1789 г.: оно хотело получить вес в политическом смысле и в то же время играло главную роль в военном и частично в экономическом секторе.

Ради признания своего непререкаемого авторитета царь охотно шел на уступки и компромиссы во всех вопросах, касающихся дворян, так как предполагал, что помещик станет основой и лицом государства. Слой дворянства в XVI в. был достаточно обширен, активен, предан царю и не имел склонности к захвату верховной власти.

Одним из примеров подобного компромисса является Судебник 1550 г., отразивший серьезное повышение значимости дворянства в жизни государства. В 1555 г. вышло «Уложение о службе», которое регламентировало наиболее важные для военной службы вопросы держателей поместий. В известной степени этот акт являлся земельным законом, но он принимался прежде всего для решения проблем армии. «Уложение о службе» напрямую связывалось с приговором об отмене кормлений и дополняло его. Новый удар по боярству, конечно, устраивал дворянство, однако в некоторых случаях отмена старой системы «прокорма» касалась и дворян, многие из которых добились выгодных синекур и для себя.

Показателем возросшей власти центра стал тот факт, что отмена кормлений в 15 5 5—15 56 гг. прошла без потрясений и мятежей среди знати. В предыдущие годы бояре и боярские дети максимально расширили свои владения, самовольно захватывая или выпрашивая у царя огромные поместья при назначении в богатые города, несколько оправившиеся после падения власти Шуйских и Глинских. Тяжбы между земствами и наместниками, злоупотреблявшими своими полномочиями, получили широкое распространение.

Окончательная ликвидация чреватого конфликтами способа управления на местах готовилась давно. Постепенные земельные преобразования все-таки разрушили порочную систему. Владения, назначенные боярам для кормления, отбирались в пользу государя, который таким образом делал еще одно благодеяние для подданных, уставших от боярского произвола. Впрочем, царь согласился на отмену кормлений не бескорыстно, население обязывалось заплатить государству так называемый «кормленичий окуп». Из этого нового огромного финансового резерва государство получало средства для содержания новых войск.

Служба дворян теперь начиналась с 15 лет, в этом возрасте отпрыск становился «новиком». Обязанность помещика служить длилась до тех пор, пока позволяло здоровье либо пока государь не назначал его на какую-либо административную или дипломатическую должность. За службу взамен утраченных кормлений дворянин получал земельное и денежное содержание от 4 до 7 рублей и несколько сот четвертей земли. Размер воинской повинности дворян зависел от размера его земельных владений.

С первых 100 четвертей (170 гектаров) земли дворянин обязывался выйти на службу в полном вооружении — «конно и оружно» [12]. С последующих четвертей он выставлял своих холопов, то есть являлся на службу еще и «людно», самостоятельно оплачивая их вооружение. Под холопами часто подразумевались не бесправные крестьяне, а свободные, но бедные слуги дворянина. За неявку на смотр или уклонение от участия в походе дворянина били кнутом, отнимали владения и ссылали.

Отмена кормлений предполагала и то, что власть наместника передавалась губным старостам, выбираемым из дворян. Однако многие из них, стремясь сделать карьеру при дворе или добиваясь новых почестей, не спешили ехать в свои уезды. Система управления без них работать не могла, они отвечали за поимку и наказание разбойных людей. Для того чтобы порядок на местах все-таки поддерживался, дворян ловили, некоторое время держали в темнице, а затем сажали на место старосты, принуждая приступить к выполнению своих обязанностей.

Итогом действия «Уложения о службе» и приговора о кормлении стал «генеральный смотр», учет и перераспределение поместного землевладения. Власть ставила под контроль основу самостоятельности и вольнодумства знати — земли и деньги.

Губная реформа в эти же годы наконец закончилась. В дополнение к ней прошла земская реформа для тех местностей, где не существовало дворянского землевладения. Там обязанности старосты исполняли избранные земские люди, которым помогали назначаемые царем (часто из их же числа) «излюбленные целовальники», то есть целовавшие крест, присягая на честную службу царю. Ряд указов ужесточил меры наказания для разбойников, а также для самих старост — за хищения и злоупотребления властью (вплоть до смертной казни). Земских старост освободили от налогов на землю. На Русском Севере реформа прошла эффективно, однако в остальных областях она так и не получила широкого распространения. Служилые люди теперь разделялись на две категории: «по отечеству» и «по прибору». Первые несли наследственную службу в связи со своим происхождением, она являлась платой за те поместья и вотчины, которые им предоставляло государство. Служилые люди «по прибору» считались профессиональными военными, состоящими на государственном жалованье. В эту категорию входили стрельцы, пушкари, казаки и городская стража, а также ополчение из монастырских и черносошных крестьян.

Большая часть дворян после реформ сосредоточилась на военной службе, в связи с чем численность дворянской конницы возросла. Другие средние слои общества приняли реформы с удовлетворением, поскольку те отвечали интересам как зажиточного крестьянства, так и богатых посадских людей. Власть получила реальную поддержку в стране, Иван IV добился «примирения» власти и народа. Однако он видел в этом лишь первый этап предстоящих ему свершений. В то же время Избранная рада считала реформы пределом возможных перемен.

Существенно усложнилась система приказов. Их число возросло, функции расширились, а численность служащих достигла беспрецедентных размеров. Политический вес и влияние дьяков, особенно И.М. Висковатого, стали настолько велики, что ненадолго они полностью оттеснили бояр от правления. Приказы обладали рядом недостатков, главным из которых являлась полная зависимость от личных качеств начальника приказа и степени внимания царя к данной сфере управления.

В 1560 г. под руководством А Адашева был завершен «Царский родословец», который отражал не только высокую, хотя и полумифическую, историю царева рода, но и содержал в себе официальную версию происхождения и уровня знатности всех известных родов в государстве, одновременно указывая им их истинное место. Выстраивалась новая, отредактированная феодальная иерархия, на которую мог полагаться царь. Однако сам он ценил ее мало и использовал лишь как преграду так до конца и не побежденному местничеству. На какое-то время царь решил сохранить основы традиционного московского почтения к знати, опасаясь, что бюрократия и выскочки из незнатных дворян захватят власть навсегда. К тому же он готовил новых союзников против раздражавшей его Избранной рады.

Первая жена царя, дети, дела семейные. Влияние семейных трагедий

Первая жена царя Анастасия Захарьина была молода и красива собой. В патриархальной Московии главными достоинствами невесты считались знатность и скромность, рангом ниже стояли необходимая дородность, плодовитость и внешние признаки хорошего здоровья, то есть румяность и крепкое телосложение. Однако главным показателем пригодности девушки к браку с государем оставалось происхождение невесты. Грамотность же, в отличие от здравого ума и сдержанности, не особенно ценилась. Затворническая, почти монастырская жизнь незамужней девушки в тереме воспитывала супругу исключительно покорную и немногословную (при муже). Молодой эмоциональный Иван нуждался именно в такой жене. Его самостоятельный выбор пал на Анастасию, и возражений он не слушал.

Она, конечно, согласилась на его предложение, поскольку Иван IV представлял собою лучшую партию для любой русской девушки, несмотря на слухи о его тяжелом характере. Родичи невестки из второразрядных, но довольно знатных московских бояр радовались: перед ними открывались блестящие перспективы. Анастасия стала для Захарьиных (и их потомков — Романовых) пропуском в высшие круги власти. Без этого брака потомки выходца из Пруссии Андрея Кобылы никогда не встали бы близко к трону, несмотря на то что их род служил князьям московским уже более 200 лет.

Анастасия восхваляется во многих источниках, в частности в сочинениях эпохи правления династии Романовых. Н.М. Карамзин не жалеет превосходных степеней, особенно подчеркивая скромность первой царицы и ее истинно христианское смирение. Действительно ли Анастасия была настолько смиренна или дело в том, что ее с первых же дней подчинил себе муж, не имеет особого значения. Главное, они достаточно быстро нашли общий язык, брак оказал на мятущуюся душу Ивана именно тот эффект, на который все надеялись. Царь успокоился и прекратил неожиданные расправы над государственными деятелями.

Родственники молодой царицы много сделали для того, чтобы снискать расположение царя и стать его ближайшими слугами. Безупречная репутация и непричастность к безобразным поступкам эпохи боярского всевластия делали их оптимальной заменой узурпаторам Глинским.

После расправы над Глинскими и удаления их с политического Олимпа Захарьины быстро набирали влияние, став конкурентами друзьям Ивана из Избранной рады. Царица умелопроталкивала родственников вперед, лавируя между их чересчур наглыми требованиями и подозрительностью супруга. К началу 1550-х годов Захарьины уже лидировали в Боярской думе и серьезно притесняли более знатные боярские роды. Казалось, формируется новая группировка временщиков. Аскетичные Адашев и Сильвестр сильно невзлюбили царских родичей, но те все прочнее укрепляли свои позиции.

В 1552 г. Анастасия наконец забеременела. Отправляясь в поход на Казань, царь с трудом оторвался от обожаемой супруги и стремился скорее вернуться домой. Кампания 1552 г. для правителя Московии закончилась уже в середине октября, несмотря на то что покорение Казани еще не было завершено. Своего первенца покоритель татар назвал Дмитрием. Иван был счастлив. С первыми морозами Дмитрия торжественно окрестили.

Для круглого сироты Ивана тот факт, что его тесть давно уже скончался, оказался очень важным. Он еще более любил супругу за то, что им обоим в детстве пришлось познать горечь утраты родителей. При дворе сформировался новый мощный клан, который очень непросто было лишить места у кормила власти, в будущем — основоположники новой царской династии Романовых.

Однако в марте 1553 г. Иван IV тяжело заболел, бился в лихорадке, иностранные медики оказались беспомощны, и бояре стали готовиться к похоронам государя. Московский порядок престолонаследия двух вариантов не предполагал. Новым царем или великим князем в этих условиях становился младенец Дмитрий, который повторял таким образохм судьбу самого Ивана IV, но в еще более раннем возрасте. Ничего хорошего Московии от очередного малолетнего государя ждать не приходилось.

Члены Избранной рады и бояре прекрасно помнили недавнюю историю. При всей своей скромности именно царица Анастасия (как в свое время Елена Глинская, до сих пор вызывавшая у бояр ненависть) должна была стать правительницей Московии. На то, что русский царь выберет своим преемником кого-то из бояр, надеяться не приходилось. С приходом Анастасии к власти группировка Захарьиных стала бы неуязвимой. Многим мерещился призрак новых Глинских, а то и Шуйских. У смертного одра московского властителя разгорелась ожесточенная тайная борьба. Ненавидевшие выскочек Захарьиных знатные бояре принялись искать другого кандидата на трон и союзников в этом своем предприятии. Расписывая опасность возникновения новой порочной боярской верхушки, заговорщики убедили примкнуть к ним молодых реформаторов, которые от родственников супруги царя не ждали ничего хорошего. Приход к власти Захарьиных означал бы конец реформ и потерю контроля над делами государственного управления.

Адашев и его соратники нуждались в новом, молодом и достаточно зависимом от них государе, разделявшем те же идеи, что и Иван IV. Таким кандидатом стал двоюродный брат царя Владимир Андреевич Старицкий, молодой, сильно пострадавший в детстве и от регентши Глинской, и от Шуйских.

Владимир вскоре приобрел поддержку большинства вельмож, став реальным претендентом на трон. Избранная рада и большинство членов Боярской думы образовали прочную коалицию и открыто заговорили о том, что «пеленочнику» присягать не будут. Вечером 11 марта ближние бояре из стана Захарьиных поцеловали крест государю Дмитрию. Далее произошли не очень ясные из-за скудости информации события.

12 марта Владимир Старицкий и его мать, вдова замученного Андрея Старицкого, отказались присягать младенцу, надеясь на давно созываемые в столицу войска. Многие бояре последовали их примеру. Сторонники Дмитрия (возможно, с помощью тяжело больного Ивана) принялись им угрожать, однако Старицкие отговорились, что не желают присягать Даниле Захарьину, подозревая угрозу нового боярского самоуправства. Образовалась новая партия, которая соглашалась признать Дмитрия государем, если Захарьины не будут допущены к власти. Многие примкнули к ее вождю, Алексею Адашеву, начиная подозревать, что переворот в пользу боковой линии царского дома не удался и надо как-то объяснить свои колебания. Звучали сетования на то, что «худородные» собираются управлять знатными государевыми слугами.

Шла опасная игра, участники которой перекупали друг у друга сторонников и блефовали. Некоторые бояре предпочли быть подальше от дворца, где могла разгореться братоубийственная война. Владыка Макарий молчал. Сильвестр не показывал явно своей принадлежности к сторонникам Старицкого. К вечеру князя Владимира заставили присягнуть законному наследнику, после нескольких попыток к тому же принудили и его мать. Партия Дмитрия одержала победу, однако борьба не окончилась. Старицкий ждал кончины Ивана IV, чтобы совершить государственный переворот и устранить хотя бы Анастасию с ее родственниками, после чего 15 лет правления ему были бы обеспечены. Он готовил вооруженный захват власти при номинальном государе Дмитрии. Умирающий Иван всего этого знать не мог и впоследствии довольствовался домыслами, подозрениями и доносами.

Неожиданно для всех в состоянии здоровья Ивана IV произошли резкие изменения. Уже приговоренный медиками к смерти, он выздоровел. Излечившийся царь снял все вопросы о престолонаследии и отправился в Кирилло-Белозерский монастырь, где состоялась его беседа с Вассианом Топорковым. Взгляды последнего, в частности призывы к абсолютной власти монарха, пришлись Ивану как нельзя кстати после очередного проявления боярского своеволия.

Дмитрий весной того же 1553 г. погиб по вине кормилицы, уронившей его в воду. Жизнь Ивана омрачила очередная трагедия, хотя в те времена случаи смерти маленьких детей были весьма распространены.

Возникшую при дворе напряженность снял Сильвестр, сумевший сохранить свое влияние на царя и хорошие отношения с обеими партиями. Он занялся погашением конфликта и примирением сторон, опасаясь вспышки царского гнева и неизбежных вслед за этим казней. Через год, после неудачной попытки одного из бояр из партии Старицких бежать в Литву, царь узнал о подробностях планов князя Владимира Андреевича Старицкого. Однако по ходатайству Сильвестра царь вскоре помиловал его.

Возвышение Адашева и Сильвестра продолжилось, царь счел нужным укрепить их позиции в противовес родовитому боярству, выступившему против «худородных» Захарьиных. Сильвестр стал самым нужным человеком и для царя, и для Старицкого, и для бояр. Сторонники Адашева получили в ходе земельных реформ 1555-1556 гг. сотни тысяч четвертей земли. Бюрократия достигла исключительно сильного положения в Московии. Конфликты между ее членами, например Сильвестром и Висковатым, не мешали Избранной раде единогласно принимать решения по самым важным вопросам.

Иван удержался от жестких мер, он все еще нуждался в советниках и не решался применять ту власть, которую якобы для него (на деле же — для себя) укрепляли Адашев и его друзья. Подозрительность царя росла, но еще не приняла маниакального характера. Семейная жизнь, несмотря на произошедшие несчастья, приносила удовлетворение, вскоре, весной 1554 г., у царя родился еще один сын, которого назвали Иваном. Младенец оказался крепким, здоровым и, как впоследствии выяснилось, в полной мере унаследовал многие черты характера отца.

Положение Захарьиных снова укрепилось. Через Анастасию они вновь повели наступление на членов Избранной рады. В компрометирующих их сведениях недостатка не было, особенно после военно-земельных преобразований, сказочно обогативших самих творцов реформ. В мае 1557 г. у Анастасии и Ивана родился третий сын — Федор, который оказался от природы слаб умом и здоровьем, однако добр и смиренен.

К концу 1550-х гг. в самом деле (а не только в наветах Захарьиных) сложилась ситуация, когда Адашев и Сильвестр  решали государственные дела помимо царя, фактически управляя Московией без него. Российский властитель стал терять терпение и уважение к друзьям, часто спорил с ними и ссорился. Все эти годы он продолжал свое образование и становился все более опытным, зрелым и мудрым политиком. Он решительно настаивал на усилении своей власти, не позволяя бюрократии завершить преобразования только в ее пользу.

В 1553 г. при обстоятельствах, до конца неизвестных, в Москве была отпечатана первая русская книга — Евангелие, спустя некоторое время вышла в свет «Триодь полостная». Первопечатники издавали их за свой счет, на свой страх и риск, при благожелательном нейтралитете верховной власти. Вскоре правительство стало оказывать покровительство типографии, однако регулярная работа печатного станка началась спустя десять лет. Иван Федоров, ученик западных мастеров и первых славянских просветителей, исправляя непонятные места в Священном Писании, делал его доступным для русского читателя.

Дипломатия на Западе. Начало Ливонской войны

Контакты России с Западом в 1550-е гг. были достаточно оживленными и сложными по структуре. Целый ряд реформ Ивана IV (военная, судебная, административная, церковная) поставили Московию на один уровень развития если не со всеми европейскими государствами, то наверняка с непосредственными соседями — Литвой, Польшей и Швецией.

Русские люди прекрасно осознавали и подчеркивали свое отличие от окружающих народов, но это никогда не мешало им стремиться постигнуть достижения иностранной науки и техники, научиться всему, в чем «заграница» ушла далеко вперед. Идея о регулярной отправке молодых людей за границу на обучение витала в умах государственных мужей уже тогда, а бурное развитие европейской науки и техники в раннее Новое время позволяло надеяться на большой эффект от таких контактов. Иван Грозный посылал специалистов в Европу для «присмотра за тем, как льют пушки и строят корабли» [5]. Перспектива покорения азиатских просторов требовала принципиально нового уровня развития (главным образом, в области вооруженных сил), более высокого, чем у татарских и среднеазиатских ханств. Московия нуждалась в иностранных специалистах, передовом вооружении (например, пистолеты в Русском государстве не производились вовсе), инженерах и фортификаторах. Надеяться на взаимовыгодное сотрудничество с соседями, плотно блокирующими Московию от Европы, не приходилось, католический мир после упорных отказов великих князей принять покровительство Папы Римского не хотел устанавливать с ними никаких контактов.

Однако в 1520— 1530-х гг. единую в этом отношении Европу расколола Реформация. Протестантские государства вырабатывали свои позиции по отношению к другим цивилизациям. Датский король Христиан III присылал в Московию лютеранских проповедников, очень настороженно воспринятых Русской Православной Церковью и вскоре изгнанных за несоблюдение многих христианских обрядов. Швеция не допускала даже мысли о дружбе с Иваном IV, так как Русское государство представлялось ей реальным объектом для завоевания. Ливонский орден окончательно утратил единство, потерял Пруссию, превратившуюся в светскую страну.

В 1553 г. произошло уникальное событие в истории России: ее открыли европейские (точнее, английские) путешественники Г. Уиллоби и Р. Ченслер. Именно так до сих пор в английских учебниках квалифицируется тот факт, что корабль англичан (единственный уцелевший из трех, вышедших из британского порта) 24 августа 1553 г. пристал к берегам Московии в устье Северной Двины (на территории будущего города Архангельска). После переговоров с местными жителями Ченслер отправился в Москву, где имел беседы с царем и знатными боярами, и затем отбыл в Лондон. Там он доложил о результатах путешествия и обрисовал перспективы очень выгодной торговли с Московией.

Вскоре образовалась Московская торговая компания, которая получила исключительные права и привилегии сначала от английских властей, а затем и от Ивана IV. Холмогоры стали оживленным торговым центром. Несмотря на то что корабли могли заходить сюда лишь пять месяцев в году, начало торговли по пути, проложенному вокруг Скандинавии, стало крупным и серьезным событием в дипломатической и торговой жизни России. На европейские рынки пошли персидские товары, доставляемые в Московию через недавно ставшую русской Астрахань. В конце 1550-х гг. в Московское государство с очередными торговыми кораблями прибыли английские рудокопы, специалисты горного дела, металлурги и врач, впоследствии ставший придворным доктором Ивана IV. С 1556 г. вместе с англичанами прибыли голландцы, а с Англией завязались регулярные дипломатические отношения, произошел обмен послами. В 1558-1603 гг. Иван IV вел активную переписку с английской королевой Елизаветой I, и в отношениях с Грозным королева была очень почтительна.

Иван IV надеялся в скором времени установить тесные контакты с Западом более коротким путем — завоевав Ливонию. С 1554 г. он приступил к активному давлению на Орден, указывая на несоблюдение соглашения 1503 г. о выплате дани и 50-летнем перемирии. Послы магистра Ордена пытались продлить перемирие, однако от них потребовали компенсации за Юрьев (ныне — Тарту), а 50-летний долг им следовало покрыть за 3 года. Кроме того, царь настаивал на безусловном нейтралитете Ливонии в случае русско-литовской или русско-шведской войн. Немцы ни о какой дани и не помнили, попробовали откупиться, но размеры выкупа оказались огромными, а попытки снизить его или отсрочить выплату — бесполезными. Вскоре стало понятно, что перед ними специально ставят невыполнимые условия, принуждая сдаться или вступить в войну, шансов на победу в которой у них не было.

Магистр Ливонского ордена принялся открыто вредить Московии, задерживая всех европейцев, нанятых за границей для службы в России. К началу войны он не пропустил на Восток более 120 специалистов. Немцы надеялись хитрыми дипломатическими маневрами и угрозами создания огромной антироссийской коалиции отвлечь Ивана IV от его намерений, но русский царь понимал, что именно сейчас лучшее время для уничтожения государства немецких рыцарей.

Коалицию царь надеялся расколоть, пойдя навстречу Литве и отказавшись от союза с Крымом. Швецию во время короткого конфликта удалось победить, и это позволяло надеяться, что она воздержится от очередного противостояния. Подготовка к войне уже шла полным ходом, и останавливать ее, не добившись результата, Иван IV не собирался. Скрыть это от немецких послов оказалось невозможно. Повод для войны обозначился. Московское войско, по сведениям Карамзина, составляло около 300 тыс. человек. В сентябре 1557 г. Орден официально заключил военный союз с королем польским и великим князем Литовским Сигизмундом II Августом, надеясь на его покровительство. Дальше вести переговоры с Москвой стало бесполезно. Послы уехали, русский царь санкционировал начало боевых действий.

В январе 1558 г. многотысячная русская армия, выступив из Пскова, вторглась в ливонские земли. Московиты грабили и убивали, жгли города и поместья, надеясь запугать немцев до такой степени, чтобы они сдались без войны. Во главе русских войск стоял князь Михаил Глинский, настолько падкий на наживу, что тайком грабил даже в русских пределах. Ливония же пребывала в ужасе. К началу весенней распутицы московские войска вернулись на родину с богатой добычей. Орден вновь выслал послов, в очередной раз пытаясь договориться, уступчивость командующего русской армией Шигалея давала некоторые надежды на это.

Пока Иван IV ждал ливонских послов в Москве, на границах продолжали возникать инциденты, которые в итоге привели к боевым действиям по обе стороны реки Наровы. Воодушевленные недавними успехами московиты отказались от перемирия и в начале мая неожиданно легко овладели Нарвой, заставив всех ее жителей принять русское подданство. Узнав об этом, царь Иван стал менее уступчивым и отказался продолжать переговоры с послами Ордена. Немцы указывали на то, что требовать с них дань за Юрьев после ограбления русскими ливонских земель бесполезно — все разорено и опустошено. Московский государь же твердо вознамерился аннексировать Ливонию, и немецкие послы, поняв это, удалились. Война разгорелась с новой силой.

В конце мая 1558 г. 40-тысячное русское войско под командованием Петра Шуйского и Даниила Адашева (в армии находился и Андрей Курбский) осадило город Нейшлос, который ввиду неравенства сил предпочел сдаться на почетных условиях. Осада крепости Нейгауз затянулась, однако ее малочисленный гарнизон был лишен какой-либо помощи и сдался, не имея возможности сопротивляться. Нерешительность немногочисленных ливонских войск помогала московитам занимать одну важную крепость за другой.

В июле после нескольких дней осады сдался Юрьев, его жители рассчитывали спасти свои жизни и сам город. Сказался эффект от террора, продемонстрированного русскими зимой 1558 г. Многие жители Прибалтики видели в московитах освободителей от немецкого гнета, поэтому местные крестьяне вначале охотно помогали русским войскам, однако вскоре поняли, что сменили одно иго на другое, хоть и менее жестокое.

После падения Дерпта 18 июля руководство Ордена сменило на посту магистра старого и слабого Фюрстенберга на его молодого и активного племянника Готхарда Кетлера. После того как осенью 1558 г. русские войска, оставив в занятых городах немногочисленные гарнизоны, отошли отдыхать на зимние квартиры, новый магистр стал собирать армию. Поздней осенью он предпринял контрнаступление, но отчаянное сопротивление маленьких русских гарнизонов заставило его войско постепенно рассеяться. Отбить Дерпт немцам не удалось. Их набеги на псковские земли особого результата не принесли. Восточная Эстляндия осталась за Московией.

В декабре 1558 г. состоялся ответный рейд московской армии под командованием князя Микулинского на Ригу, который завершился к марту 1559 г. Все попытки немецких отрядов противостоять московскому наступлению оказались безуспешными, русскому царю вновь досталась огромная добыча. Второе опустошительное вторжение привело к вмешательству в Ливонскую войну иностранных государств. Весной 1559 г. польский, датский и шведский послы потребовали от Ивана IV прекратить агрессию и вывести войска с завоеванной территории. Крымский хан попытался воспользоваться ситуацией. Однако его рейды в 1558, 1559 и 1560 гг. никаких результатов не принесли, благодаря внушительным сторожевым силам русского войска, а Москва вскоре наказала хана, организовав поход на крымские владения.

Войны на два фронта Иван хотел избежать: видя слабость сопротивления ливонцев, он надеялся покорить их без продолжения войны. Московия начала с Орденом переговоры, демонстрируя соседним державам, что учитывает их мнение, но не более того. Одновременно иностранным послам сделали ряд жестких заявлений, отвергающих любую возможность указывать русскому царю, что ему делать. Иван IV, сам хороший дипломат, никогда не упускал случая продемонстрировать противнику свою силу, а в ситуациях, когда он чувствовал свою безнаказанность, его дипломатические ноты становились откровенно хамскими.

В мае 1559 г. царь заключил с Ливонским орденом перемирие на шесть месяцев, которым гибнущее государство воспользовалось наихудшим для Московии образом. Это соглашение стало самой большой дипломатической ошибкой Ивана IV за всю его жизнь. Летом 1559 г., пока московские и запорожские отряды под предводительством Вишневецкого громили крымские отряды, а Сильвестр и Алексей Адашев в Москве настаивали на прекращении войны в Ливонии в пользу покорения Крыма, Ливония начала выбирать себе новых хозяев. Магистр Ордена в сентябре 1559 г. перешел с большей частью своих подданных под владычество Литвы в обмен на ее обязательство защищать немецкую территорию. Литва и Польша получили повод для вооруженного вмешательства в войну. Перемирие с Русью, соблюдаемое между двумя старыми врагами с 1537 г., оказалось под угрозой.

Эстляндия перешла под покровительство шведского короля, который предоставил ей огромный кредит и послал в Ревель своего наследника с небольшим войском. Моонзундские острова были проданы их владельцем датскому королю, который вскоре передал их своему младшему брату принцу Магнусу. Тот немедленно прибыл, чтобы защитить свои новые владения от притязаний Кетлера и шведов. К 1560 г. бывший Ливонский орден разделился между балтийскими державами.

Магистр не терял надежды спасти распадающийся Орден, поэтому, получив помощь от германского императора, немедленно нарушил перемирие. В сентябре 1559 г. он с наемным войском попытался второй раз отбить Дерпт, однако его армию задержала упорная оборона мелких крепостей и истощили штурмы, сил на взятие самого Дерпта не хватило. Поздней осенью 1559 г., опасаясь мятежа наемников, магистр, так и не добившись цели, вернулся в свою резиденцию Феллин.

Вероломство ливонцев привело Ивана IV в ярость, он организовал карательный поход. Зимой 1559 г. московские войска вновь жгли, грабили и опустошали Ливонию, воеводам Московии сдался Мариенбург, одна из наиболее сильных крепостей Ордена. Помимо регулярной армии сильное разорение прибалтийским землям причиняли толпы псковской вольницы — лихие люди, которым царь позволил безнаказанно грабить и убивать в соседних землях.

В январе 1560 г. в Москву прибыли послы литовского великого князя, сообщили Ивану IV о том, что он разоряет уже литовские земли, и потребовали очистить их. Споры затянулись, стороны ни к какому решению не пришли, и делегация уехала. В том же году литовские войска начали занимать земли Ливонского ордена в Курляндии и осваиваться на Западной Двине. Резиденцией литовского командующего Радзивилла стал Динабург.

Весной-летом 1560 г. московские войска под командованием Курбского и Шуйского разгромили старого магистра Фюрстенберга под Вейсенштейном и Эрмасом, в плен попали многие знатные рыцари, некоторых из них русский царь казнил. В августе московиты осадили столицу Ордена Феллин, который имел возможность обороняться достаточно долго. Но и в этот раз после короткой осады гарнизон предпочел сдаться, самого Фюрстенберга отправили в Москву. Многих из сдавшихся отпустили, затем их повесил как предателей Кетлер. Сдача Феллина означала конец самостоятельности Ордена. Города один за другим сдавались, все попытки оказать сопротивление огромным армиям московитов потерпели крах. Войну против Ливонского ордена Московия выиграла, необходимо было удержать завоеванное.

Новые военные триумфы не радовали московского властителя. Торжество победы омрачилось страшным для него событием. 7 августа 1560 г. умерла его любимая жена Анастасия Захарьина, оставив ему двух малолетних сыновей и дочь Евдокию. Царь подозревал, что ее отравили. Анастасию вскоре похоронили при большом стечении народа, любившего царицу. Даже угроза нового московского пожара не отвлекла царя от оплакивания супруги. Теперь царю и великому князю всея Руси незачем стало сдерживать свой суровый нрав: он потерял последнего близкого человека. Московию ждали суровые испытания.

Глава 6. ГОДЫ ОПРИЧИНЫ

Следующий период правления Ивана IV, начиная с которого его с полным основанием можно назвать Грозным, отмечен бескомпромиссной борьбой со всеми в Московии, кто ему чем-либо не угодил. Иван избавился от советников, разгромил Избранную раду и сформировал новое окружение, вскоре тоже частично им уничтоженное. Он предпринял эксперимент по отделению царя от государства и провел Россию через невиданные испытания на прочность, верность и послушание. Эти годы, во время которых не утихала война, продолжались суды и казни, тяжело дались и стране, и самому монарху, надломившему свой дух, физическое и моральное здоровье. Все чаще царь терял трезвый расчет, не жалея ни своих, ни чужих. Однако результаты опричнины впоследствии высоко оценили некоторые исторические деятели, например И.В. Сталин.

Подготовка опричнины. Ее необходимость и истоки

В 1560 г. между царем и членами Избранной рады разгорелся спор, быстро переросший в конфликт. Адашев и Сильвестр настаивали на прекращении Ливонской войны с тем, чтобы приступить к ликвидации Крымского ханства. Царь придерживался противоположного мнения. Пока шли дискуссии, войска отправлялись и на юг, и на запад, Московия воевала на два фронта. Этот конфликт еще раз убедил Ивана IV в том, что Избранная рада желает править сама и уже давно не спрашивает царского мнения, захватив огромную власть. В итоге царь все-таки настоял на своем, и Ливония стала более важным направлением. Но победа царя в споре должна подтверждаться делами и новыми победами — этим объяснялось нетерпение Грозного. Всю кампанию 1560 г. он требовал активизации действий и триумфального окончания войны. Средств и сил на покорение маленькой и слабой Ливонии выделялось достаточно много, поэтому возмущение царя возрастало. Неприятные последствия перемирия 1559 г., смерть любимой жены, общеизвестная неприязнь Адашева к Анастасии только подогревали гнев Ивана. После взятия Феллина он перешел от уговоров к более жестким мерам.

Смотровая башня Ливонского замка в Цесисе (XIII XV вв.)

Адашева, руководившего военными действиями в Ливонии, отстранили от командования и назначили управляющим сначала в Феллин, а затем в Юрьев. Там он подвергся неслыханным унижениям, ему напомнили и о том, что он незнатного происхождения. Всесильный еще недавно фаворит молил, «бил челом», но на просьбы получал отказ. Местный воевода князь Хилков не желал его слушать, жалобы в Москву не принесли никакого результата. Бывшего «правителя» поставили на место, но на этом его неприятное- ти не закончились. Неприязнь Адашева к ливонскому проекту послужила поводом для обвинения его в намеренной халатности и измене государю.

Сильвестр пытался помешать опале Адашева, упрашивал, грозил царю карами небесными. Наконец он попросил разрешения удалиться в обитель, рассчитывая на то, что царь не отпустит его и пойдет на уступки. Однако этот план не удался: государь удовлетворил его просьбу. Сильвестру пришлось уехать в Кириллов монастырь, что на Белом озере, Иван IV остался без советчиков.

Вскоре состоялся суд над Адашевым, проведенный заочно, чтобы не дать ему шанса склонить государя на свою сторону. Иван боялся, что сторонники опального фаворита попытаются устроить мятеж в Москве или привлекут на свою сторону стрельцов. Этого не произошло, решением суда окольничего лишили всех земельных владений, Юрьев стал постоянным местом пребывания Адашева. Ходатайство митрополита и некоторых бояр царь не удовлетворил, но Захарьиных, настаивавших на казни Адашева, не слушал. В конце 1560 г. бывшего царского фаворита взяли под арест, вскоре он серьезно заболел и скончался в начале 1561 г. Многие подозревали, что он покончил жизнь самоубийством, но расследование этого не подтвердило.

Сильвестра вскоре осудил Церковный собор, обвинив в гордыне и причастности к чародейству. Его и Адашева признали «ведомыми злодеями», но казнить изменников не решились. Склонный к аскетизму протопоп получил достойную кару: его отправили на вечное заточение в далекий Соловецкий монастырь. По сути, Иван простился не только со старым наставником, но и со своим прежним образом жизни.

Новые порядки при дворе способствовали тому, что предыдущий период правления Ивана IV постепенно забывался. Вместо набожности и смирения, доходящих до ханжества, воцарились веселье и пьянство, к которому принуждали всех. С годами склонность царя к разгулу только усилилась. Вернулись забытые потехи 15-летнего царя, разврат и бесконечные пиры. Всякого, не желавшего участвовать в общем разгуле, осмеивали, угрожали царской немилостью или удаляли от двора. Иван даже подобные гулянья использовал в политических целях, проверяя всех на верность себе и на готовность выполнить любую волю данного Богом монарха.

Глубокая скорбь не помешала Ивану IV уже в конце августа 1560 г. заявить о том, что он собирается жениться на сестре литовского великого князя Сигизмунда II. Отправляя за невестой своего посла, царь признался, что пока еще не решил, на какой из сестер женится и что посватается к той, которая окажется пригожее. Оговорил он и возраст, и условия брака. Посол выбрал младшую, Екатерину, и попытался договориться, но два раунда переговоров не дали результатов, хотя принципиальное согласие на союз он все же получил. Сигизмунд потребовал за сестру возвращения Смоленска и заключение «вечного мира» (срок предыдущего перемирия истекал в 1561 г.).

Сестра великого князя от перспективы поездки в варварскую Московию в восторг не пришла. Но ехать ей не пришлось: требования Сигизмунда оказались слишком велики, и брак не удался. Мира между Московией и Литвой, учитывая противостояние в Ливонии, в любом случае не получилось бы. Екатерина в итоге вышла замуж за шведа.

В августе 1561 г. Иван IV женился на Марии Темрюковне, черкесской княжне, принявшей православное крещение. Ее влияние на царя стало роковым: молодая, полудикая, дорвавшаяся до невиданной власти княжна только подогревала жестокость и агрессивность Ивана. Брак их не был счастливым, увлечение царя новой царицей быстро прошло. Царевич Василий, рожденный от этого брака в 1563 г., прожил всего 5 недель.

Тогда же начались казни приверженцев Адашева и всех, кто осмелился перечить государю, — без различия пола и возраста. Тяжелое обвинение Грозному предъявил князь Дмитрий Овчинин-Оболенский, заявив, что царь состоит в «содомском грехе» с молодым Федором Басмановым. Иван приказал казнить князя и сам присутствовал при казни. Членов Избранной рады лишили жизни или сослали и подвергли опале. В течение нескольких месяцев Иван казнил без всяких сомнений множество деятелей предыдущей эпохи. Боярская дума не могла его остановить, бояре опасались даже просто возражать ему, страшась ощутить на себе гнев.

В 1561 г. Грозный, озабоченный проблемами укрепления личной власти и авторитета, наконец дождался еще одного подтверждения своих полномочий. Из трехлетнего странствия возвратился купец Поздняков, возглавлявший посольство от русского царя к великим восточным православным патриархам. Он прибыл с вестью о признании заслуг Московии в деле сохранения чистоты веры и о согласии константинопольского патриарха на царский титул Ивана.

Царь воспринял признание своего царского титула патриархом как триумф: он перестал быть самопровозглашенным честолюбцем и получил позволение того, кто являлся главой православия в глазах русских христиан. Лучшего подтверждения своих прав на неограниченную власть царь и желать не мог.

В 1562 г. Иван принялся редактировать реформы, которые проводили его бывшие соратники, и вновь начал с ликвидации боярских привилегий. Новый закон запрещал создавать единые крупные княжеские землевладения, а также позволял царю вмешиваться в дела вотчин, полученных менее чем за 20 лет до указа, и при необходимости безвозмездно отбирать их у владельцев (небольшую компенсацию при этом получали только вдовы и дочери вотчинников). Все земли, розданные за последние десять лет, государь стал контролировать лично, их владельцы обязывались докладывать ему обо всех событиях, связанных с имущественными вопросами. Если имение оказывалось выморочным (то есть его владелец не имел сыновей), оно автоматически отходило в царскую казну. После принятия этого закона Иван Грозный начал накапливать личный земельный фонд, постепенно ликвидируя последствия боярского правления и политики Избранной рады. Противников Избранной рады, крупных удельных князей, царь не тронул, резко обрушившись только против суздальского боярства (за что впоследствии Курбский обвинил царя в грабеже и истреблении знати). Полководец Михайло Воротынский возмутился этим приговором, его обвинили в намерении перейти на сторону Литвы, арестовали и сослали на Белое озеро. Родовое княжество Воротынского перешло в ведение казны.

Война в Ливонии разгоралась все сильнее, но Иван стал увлекаться внутренней политикой больше, чем внешней. Разгром Избранной рады еще не закончился, резкие перемены при дворе ненадолго прекратились, однако, помня о судьбе Сильвестра и Адашева, недавние друзья царя не ощущали спокойствия. Нервничал и сам Иван, опасаясь отравления и удара ножом в спину от затаившихся недоброжелателей. Ни военные победы, ни территориальные приобретения не гарантировали ему личной безопасности и верности вельмож, поэтому он все больше обращался к внутрироссийским вопросам.

В 1563 г. царь лишился еще нескольких дорогих ему людей. В конце года скончался больной брат Юрий, а его супруга, широко известная своими добродетелями, постриглась в монахини. Ее судьбу разделила строптивая и гордая мать князя Ста-рицкого Ефросиния — душа всех заговоров и интриг, женщина, обладавшая, в отличие от своего сына, недюжинной хитростью и властолюбием. Разумеется, вдова Андрея Стариц-кого очень не хотела покидать высший свет, однако пострижение оставалось для нее единственным способом достойно проиграть 30-летнюю борьбу за власть. Владимира Старицко-го Иван простил, подобрал ему новых слуг, окружив вечного претендента на трон надсмотрщиками. Царь подчеркивал свое благоволение князю, часто приезжал погостить. Недалекий Владимир Андреевич не понимал, какие тучи собираются у него над головой. Разбирая дело боярина Ростовского, который являлся душой заговора 1553 г., Иван внимательно изучил обстоятельства тех лет, готовя будущую опалу и казнь Владимира Андреевича и попутно выясняя, кто десять лет назад не пожелал присягать царскому сыну.

В этом же году, в декабре, скончался митрополит Макарий, глубокий старец, которому 20 лет удавалось избегать неприятностей и одновременно оставаться очень близко к трону и власти. Макарий после падения Избранной рады почувствовал укрепление чуждых ему сил при дворе и стал все более удаляться от дел, не желая конфликтовать с царем. Ему ничего не угрожало, Иван не тронул бы единственного оставшегося в живых своего наставника и воспитателя, однако рисковать в свои годы владыка не желал. Он сосредоточился на деятельности собственного литературного кружка, покровительствовал первым русским печатникам, составлял новые своды и книги. Митрополит неоднократно заявлял о желании покинуть место первосвятителя, но его всякий раз уговаривали этого не делать. В начале 1564 г. на его место избрали члена литературного кружка протопопа Благовещенского собора Андрея, принявшего имя митрополита Афанасия. Афанасий в 1561—1563 гг. создал «Степенную книгу царского родословия», подчеркнувшую величие царского рода. Тогда же завершилось составление Лицевого свода русских летописей, ставшего окончательной редакцией официальной версии русской истории. По своим художественным достоинствам свод не имел аналогов в мировой практике, так как украшен 16 тыс. миниатюр и гравюр.

Макарий совсем немного не дожил до выхода первой московской книги, датированной 1564 г. Типографию наконец профинансировали, и она начала свою работу во главе с львовским мастером Иваном Федоровым, которому помогал Петр Мстиславец. Сначала выпустили «Апостол» (то есть деяния апостолов), затем «Часословец». Обе книги сохранились до наших дней в нескольких экземплярах. Впоследствии Федоров, опасаясь казни или опалы, уехал в Литву и там продолжал издательскую деятельность еще несколько лет. Наибольшая его заслуга состоит в том, что он положил начало регулярному книгопечатанию в Москве.

Новый митрополит Афанасий благословил Ивана на царство и пожелал ему здоровья и удачи в ратном деле. Он не стал комментировать растущее боярское недовольство действиями Ивана. С 1554 г. началась волна переездов московских бояр за границу, число которых достигло максимума в начале 15б0-х гг. Масштабные преследования Иваном всех родственников, знакомых и соратников Адашева только усилили бегство. Вновь в литовское подданство перешел сторонник внешней политики Адашева Вишневецкий (он вскоре погиб при попытке захватить молдавский трон). Уехали братья Черкасские, пытался бежать, но был пойман Иван Бельский. Такая же судьба постигла защитника Сильвестра князя Дмитрия Курлятева. При походе на Полоцк боярин Борис Хлызнев сумел убежать прямо из царской ставки и пробраться в крепость, чтобы предупредить ее защитников о планах Ивана IV.

После поражения от литовских войск в январе 1564 г. под Невелем угроза опалы заставила занервничать старого друга Ивана 36-летнего Андрея Курбского. После того как царь велел ему ехать в Юрьев (куда в свое время послали Адашева), поползли слухи о скорой расправе и с ним. Князь, не пробыв на воеводстве и года, в ночь на 30 апреля 1564 г. бежал. В Московии он бросил беременную жену и 9-летнего ребенка, имущество, любимую библиотеку, доспехи. Разгневанный Иван приказал заточить семью князя в монастырскую тюрьму, где и жена, и ребенок вскоре умерли (благородность в поступке князя, вопреки мнению Карамзина, не наблюдалась). С юридической точки зрения Курбский совершил государственную измену, вступив в предварительный сговор с литовскими вельможами, которые за месяц до этого гарантировали ему не только безопасность, но и высокое положение при дворе своего государя. С неприятными приключениями (ограбленный по дороге) князь Андрей добрался до города Вольмар, контролируемого литовцами, и оттуда написал Ивану что-то вроде объяснительной записки.

Получив послание, Грозный еще более убедился в порочности людей и своем праве карать и миловать беспощадно. Иван IV вовсе не собирался казнить опального полководца, а намеревался отнять у него часть владений и снизить влияние Курбского в Думе и при дворе. Бегство последнего друга стало прекрасным поводом для осуществления его плана, направленного на то, чтобы окончательно решить проблемы взаимоотношений с подданными.

Опричнина — отделение царя от государства

Вторую половину 1564 г. Иван прожил в душевных муках, горьких размышлениях и приступах страха и гнева. Он ни в ком не мог найти опоры, так как сильных бояр и сановников изгонял, а слабые не могли стать ему защитой. Даже с войсками послать было некого, каждый военачальник мог оказаться предателем или мстителем. Влияние клана Захарьиных на царя после смерти Анастасии ослабло бы, но Иван намеренно усиливал этот род в противовес ненавистным ему знатным боярам. Сформировалась новая семибоярщина, призванная замещать царя в случае отсутствия или болезни. В ее состав не вошел ни один действительно знатный и авторитетный боярин, не допустили туда и князей Старицких и Бельских.

Опасаясь возникновения нового властолюбивого боярского клана, царь Иван сделал ставку нановых людей. Своевольные Глинские не могли стать опорой власти, суздальская знать обижалась на царя, воеводы оказывались ненадежными и опасными людьми. Предполагалось, что Захарьины вскоре смирятся с расправой над некоторыми своими сторонниками, которую инициировал новый любимец царя Алексей Басманов. Он и его сын вызывали наибольшую ненависть бояр, именно поэтому Иван предоставил им полную свободу действий.

После длинной череды измен, бегств и заговоров царь потребовал у Боярской думы согласия на аресты, пытки и казни, а также других чрезвычайных полномочий. Не сломленные угрозами бояре отказали, на стороне Ивана осталась только Церковь. Тогда, пребывая в сильнейшем расстройстве, царь начал готовить финальную сцену задуманного им спектакля. Он ездил по церквам, раздавал милостыню, демонстрируя набожность и христианское смирение. После того как наступила зима и установилась хорошая погода, царь начал собираться на богомолье.

Однако на этот раз сборы начались странно. В огромный поезд саней сносили все ценное и «святое»: иконы, церковную утварь, казну, дорогие одежды и драгоценности, книги, а также, несмотря на неудовольствие иерархов, московские святыни.

Вместе с царем выезжали сотни людей: дворяне с женами и детьми, военные, приказные чиновники, служилые люди. Многих царь специально вызвал из других городов или из действующей армии. После молебна 3 декабря 1564 г. царь принял благословение недоумевающего митрополита, милостиво простился с окружающими купцами и дворянами и уехал в Коломенское вместе с царицей и двумя сыновьями. С ним отбыл целый полк стрельцов, его фавориты и некоторые бояре. После дорожных неурядиц из-за плохой погоды Иван и его обоз наконец добрались в конце декабря до Александровской слободы и там надолго остановились.

Через месяц, 3 января 1565 г., царский гонец прибыл в Москву и вручил грамоты: одну, «гневную», — митрополиту, вторую, «слезную», — посадским людям. В первом послании Иван подробно и действительно гневно описывал причины своего отъезда из Москвы, отрекался от подданных и государства, выставлял себя всеми обиженным и преданным. Бояр он называл изменниками и грабителями. Иван припомнил все боярские безобразия начиная с 1530-х гг., описал, сколько похищено у государя имущества и земель, какие унижения он лично испытал от бояр. Духовенство, приближенные и сам митрополит обвинялись в том, что потворствуют крамоле, мешают казнить изменников, вступаются за них и лишают царя возможности нормально управлять страной. Поэтому Иван, не в силах более терпеть «неправды», лжи и воровства, поехал от государства туда, «где Бог наставит», забрав с собой всех преданных ему людей.

Посадским людям и купцам Иван повелел прочесть «слезную» грамоту, в которой он объяснял причину своего отъезда, призывал их не волноваться, так как никакой обиды на них не держит. Он гарантировал народу, что опалы на него не наложит и уверял, что по-прежнему благоволит простому люду, держа зло только на знать и духовенство. Сразу после ознакомления с посланиями Ивана Грозного митрополит и горожане выслали к нему представителей, чтобы выяснить условия возвращения правителя на трон. Царь контролировал и казну, и церковные святыни, и это усиливало решимость московитов помириться с Иваном быстро, согласившись на все его условия.

Посольство возглавляли архиепископ новгородский Пимен, князья Бельский и Мстиславский. 5 января они выслушали в Александровой слободе претензии Ивана и умоляли его вернуться на престол. Грозный согласился, но на некоторых условиях, главным из которых являлась свобода его действий по отношению к изменникам, кем бы они ни были. Столица стала готовиться к возвращению царя.

2 февраля 1565 г. Иван торжественно въехал в столицу и ознакомил митрополита, бояр и главных чиновников с тем, как он собирается править покорившейся страной. Фактически царь совершил государственный переворот (как это ни странно звучит): глава государства и олицетворение власти вдруг нарушил установленный веками порядок. Условия, выдвинутые царем, привели знать и «больших» людей в шоковое состояние. Иван выделил себе существенную часть Московии в личное владение, наподобие удельного княжества. В царское владение, названное «опричниной», вошли Можайск, Вязьма, Козельск, Суздаль, Шуя, Галич, Вологда, Устюг, Каргополь, Старая Русса и ряд других городов, преимущественно к северу от Москвы.

Здешние земли Иван раздавал избранной им тысяче телохранителей-опричников, а всех неугодных выселял, предоставив им земли в оставшейся части Русского государства. Даже Москву Иван разделил на две части, выделив себе некоторые столичные улицы, обладавшие наибольшей, по его мнению, ценностью. Отделившись от основного государственного аппарата, Иван завел себе особый двор, назначил свою прислугу из верных и угодных ему людей. Строгие, веками складывавшиеся придворная организация и иерархия были фактически ликвидированы. Московскую резиденцию царь вынес из традиционного кремлевского дворца и стал возводить себе новый укрепленный дом между Арбатом и Никитской улицей.

Оставшаяся часть Московского государства перешла под управление Боярской думы и получила название «земщины». Иван официально отказался управлять ею, однако дал понять, что будет диктовать свои условия и этим землям. Первым его распоряжением стало взыскание с земщины фантастического по тем временам выкупа в 100 тыс. рублей (100—200 рублей стоило целое село) за то, что Иван «вынужден был скитаться» [1] от Москвы до Александровой слободы. Ненавистные русскому правителю Бельские и Мстиславские обязывались отныне все государственные дела решать совместно с приказными людьми, обращаться за помощью к государю им разрешалось только в чрезвычайных случаях или при серьезной военной угрозе.

Опричные земли являли собой некое «государство мечты» Ивана Грозного, вешнее похожее на старую Московию. Там сформировалась своя Боярская дума, возглавляемая братом царицы Михаилом Черкасским. Бояре и дворяне служили царю на тех же юридических условиях, что и ранее, только теперь Ивану не приходилось церемониться с веками сложившимися условностями и традициями в раздаче земель и управлении ими. Он был абсолютно уверен в отсутствии разногласий среди первых людей опричнины и не сомневался в том, что они выполнят любой его приказ.

Вскоре состоялись смотры дворянского ополчения из избранных в опричнину уездов. Явившихся внимательно оценивали приближенные царя и записывали на государеву службу, исходя из их настроений, родственных связей и происхождения. Новое войско, сформированное из опричных дворян, не имело знатных бояр-командующих, а недостаток грамотных профессионалов заставлял Ивана привлекать на службу иностранцев, которые позже составили описания нравов и действий опричников.

4 февраля 1565 г. Иван приступил к расправе с изменниками, в первую очередь с наиболее авторитетными полководцами и вельможами. Первым казнили покорителя Казани князя Горбатого-Шуйского и его 15-летнего сына, которого предварительно заставили смотреть на казнь отца. Затем пришла очередь князей Головина и Горенского, родственника Горбатого Ховрина и князя Шевырева. Некоторых бояр оставили в живых, но лишили имущества и сослали, часть дворян отправили с семьями в Казань. Многих опальных заставили соблюдать верность государю, взяв в залог их родственников или деньги или назначив поручителей за их благонадежность из числа их же друзей. Лишь князя М. Воротынского, не замешанного в изменах последних лет, Иван Грозный простил и приказал не только возвратить из ссылки, но и щедро вознаградить за годы лишений. Так царь стремился поддерживать видимость справедливости своих решений.

Сразу после казней Иван принялся укреплять опричную дружину, доведя ее численность до 6 тыс. человек. Опричники получили особую, схожую с монашеской, форму, которая дополнялась необычными атрибутами — метлой и собачьей головой. Даже одежда наводила на мысль о том, что опричники «выгрызают» крамолу и «выметают» из России изменников. Иван закрывал глаза на низкое происхождение своих верных слуг, их невежество и склонность к убийствам.

Вскоре, почувствовав свою безнаказанность, эти люди перешли к откровенному разорению земщины. Чтобы еще более поощрить опричников к разбоям, царь приводил их к особой присяге и брал клятву: никакой дружбы и никакого родства с земщиной не иметь. Отношения между разбойными слугами царя и знатью земщины отличались глубокой ненавистью, особенно после того, как 12 тыс. дворян и боярских детей были выселены из опричной зоны.

Главными действующими лицами новой эпохи стали любимцы царя — Малюта Скуратов, Алексей Басманов, князь Вяземский и др. В Александровой слободе царь образовал из них новый монашеский орден, члены которого в насмешку над официальной ханжеской Церковью предавались буйным увеселениям, пьянству и разбою. При этом сам царь вел подчеркнуто аскетический образ жизни. У него стали выпадать волосы, лицо часто искажали гримасы. Очевидно, что царь тяжело переживал войну с собственным государством, однако жалеть ни себя, ни других не намеревался. Свою решимость Грозный укреплял молитвами и постом.

Историки до сих пор не придут к единому мнению в вопросе о том, против кого была направлена опричнина, в то же время часто не желают анализировать ее причины. Многочисленные подсчеты жертв показывают, что подавляющее большинство казненных составляли представители низших сословий и люди неродовитые. Однако, учитывая, что любого боярина казнили вместе с верными слугами и вооруженными холопами, жертвы среди низших слоев населения не показательны для выявления истинных целей опричнины. В то же время список основных оппозиционеров составляют исключительно фамилии бояр или (редко) глав приказов. Исследования Р.Г. Скрынникова показывают, как именно и кого высылали в Казань в 1565—1566 гг. Он считает, что опричнина имела, по крайней мере на раннем этапе, явно антибояр-ский характер. Иван IV последовательно отстаивал интересы мелкого дворянства и посадских людей, но своих противников карал вне зависимости от их социального статуса, поэтому среди казненных и сосланных встречаются представители всех сословий.

По мнению С. Ф. Платонова, исчерпав все способы борьбы с боярским своеволием, царь решил применить к собственной стране те же методы, какие московские правители применяли к завоеванным странам. Современники иногда воспринимали опричнину как примитивную возможность одной части страны безнаказанно грабить и разорять другую, однако объяснить такую политику иначе, как сумасбродством царя, не могли. Между тем при очевидных признаках психической неустойчивости Иван Грозный оставался хитрым политиком, пользующимся уважением на родине и за границей. Якобы сумасшедшая затея дала вполне удовлетворительные результаты, сокрушив «крамолу» и коренным образом изменив отношения между государем и подданным, а также — самое главное — состояние и характер землевладения.

Опричнина имела не только свой двор, но и своих дьяков, приказы, отлаженный и жестко контролируемый чиновничий аппарат, который смог за несколько лет переселить десятки тысяч людей, раздать или, наоборот, отобрать сотни тысяч гектаров земли, причем каждое мероприятие было адресным.

Иван строго отбирал тех, кого собирался карать или миловать, уделяя огромное внимание подбору и обеспечению «кадров». Для упрочения экономического положения опричнины Иван постепенно расширял ее возможности, обеспечив, например, своей части государства полную соляную и внешнеторговую монополию, а также забирая доходы с наиболее развитых ремесленных центров в Подмосковье.

Террор, описание которого можно найти и у современников Ивана Грозного, и у последующих публицистов и историков, являлся, скорее, средством, чем целью. Грозный царь, санкционируя страшные мучения бояр, никогда не позволял себе забывать о простом народе или игнорировать его требования и охотно демонстрировал театрализованный образец поведения истинно христианского государя и пастыря по отношению к своим «стадам».

Политика царя укладывалась в рамки некоторых русских народных поговорок, сложившихся в те времена, например: «Бей своих, чтоб чужие боялись». Взаимопонимание между Грозным и простолюдинами существовало почти всегда, прерываясь лишь на короткие моменты, когда страх народа перед царем превращался в панический ужас. Однако ни разу это не привело к тотальному восстанию против тирана, словно большинство населения молчаливо признало тяжелую необходимость той грязной работы, которую делали царь и опричники.

Взваливая на себя огромную задачу преобразования сложного общественного устройства феодальной Руси, царь требовал от всех россиян слепой, беспрекословной веры и полного подчинения, доказывал народу свое величие и высшую справедливость царских действий и мстил тем, кто не верил в это.

Верхушка земщины, конечно, восприняла мероприятия царя крайне негативно. Рассуждения о том, ради чего царь терроризирует всю страну и одаривает плебеев и отъявленных мерзавцев, бояре и духовенство быстро оставили, удовлетворившись версией невменяемости или слабоумия царя. Страх, вызванный первыми казнями, быстро прошел, и боярство, которое не могло осознать и тем более принять происходящий переворот, стало, не скрываясь от царя, выказывать недовольство.

В начале 1566 г. митрополит Афанасий, осознав что его борьба против опричнины бесполезна, решился отречься от митрополичьей кафедры. Он не мог согласиться с террором, но бороться с ним вместе с оппозиционным боярством не имел ни сил, ни желания. Заменить хитрого политика и интригана Макария ему оказалось явно не под силу.

Ивана обеспокоил этот отказ от духовной власти, так как он считал митрополита единственным человеком, на которого можно положиться в деле управления земщиной: Афанасий поддерживал хрупкий мир и согласие между боярством и царем. После отречения митрополита Церковь нуждалась в авторитетном и порядочном, но не властолюбивом руководителе. В середине 1566 г. после долгих уговоров новым митрополитом стал глава далекой северной Соловецкой обители, снискавшей в ту пору широкую известность своими строгими нравами, успехами в ведении монашеского хозяйства и освоении далеких окраин Московии. Он происходил из знатного боярского рода Колычевых и принял имя Филипп. Новый митрополит сразу же заявил Ивану о своем неприятии опричнины и предложил прекратить эту политику.

Иван категорически отказался, но ссориться с владыкой не стал, попросив его заниматься своими делами, а в дела опричные не вмешиваться. В знак уважения к Филиппу царь разрешил ему ходатайствовать за опальных, то есть пошел на серьезную уступку относительно тех требований, которые выдвигал в январе 1565 г. Но опричный террор это не смягчило. Монарха не волновали вопросы доказательства вины и гуманности наказаний, перед разбирательствами с земскими он инструктировал своих подчиненных следующим образом: «Судите праведно, свои бы виноваты не были!» [1]

В 1567-1568 гг. он еще раз продемонстрировал недовольным боярам, что казнит любых «изменников», кем бы они ни являлись и каким бы авторитетом ни обладали. Он вызвал известного своей праведной жизнью и справедливостью богатого боярина Ивана Федорова (тот не брал взяток, что считалось большой редкостью). Отобрав у него все имущество, царь приказал Федорову немедленно отправляться на войну с крымскими татарами. Боярин нашел способ исполнить поручение Грозного и тем самым избежать казни, чем вызвал еще большее раздражение царя. Иван IV терпеливостью не отличался, и любая неудача только ожесточала его.

Любой заметный лидер боярских группировок казался Ивану новым временщиком, узурпирующим власть; в чьем-либо превосходстве над собой в уме или в добродетели он видел насмешку и угрозу. Параноидальный страх прогрессировал с каждым годом, усиливаясь от известий о новых изменах. Иногда царь месяцами не выезжал из своей хорошо укрепленной и усиленно охраняемой резиденции в Александровой слободе.

Иван считал Федорова потенциальным лидером заговора и претендентом на власть. Грозный заставил его сесть на трон и облачиться в царские регалии, после чего лично заколол ножом в припадке ярости, вызванной своими же действиями.

Опричники в угоду царю изуродовали тело боярина, после чего выставили на всеобщее обозрение. Слуг и некоторых родственников Федорова также убили. Царь устроил «следствие», в ходе которого выявил еще около 500 «соучастников» Федорова, и приказал всех их казнить. Возмущению митрополита этой расправой не было предела.

Расправа с родственниками и митрополитом. Новгородская трагедия

Понимая, на какой риск идет, Филипп решил противопоставить свой авторитет царскому. Весной 1568 г. на торжественном богослужении митрополит прилюдно отказал царю в благословении и подкрепил свое решение открытыми обвинениями царя в беззаконии и несправедливости.

Иван не мог избежать конфликта. Ему бросили вызов: сможет ли царь против слова пастыря всей Русской земли продолжать то, что начал. Иван Грозный сделал единственный возможный для себя выбор и решил свергнуть неугодного иерарха. После коротких переговоров, которые показали, что Филипп от своей позиции не откажется, царь начал процедуру смещения митрополита с кафедры. Верные союзники царя из числа епископов и архиепископов вскоре осудили владыку за недостойное поведение и пороки и низложили. Бывший митрополит, не раскаявшийся в своем решении и даже радостный оттого, что ему более не придется идти на сделки со своей совестью ради мира с царем, удалился в Тверской Отрочь монастырь.

Царь одержал абсолютную победу, но только в политическом плане. Моральная досталась опальному митрополиту, а этого Иван IV, слепо убежденный в своей правоте и верховном праве карать всех отступников, стерпеть не мог. Условия содержания Филиппа ухудшались с каждым месяцем, Грозный хотел сломить своего противника, но умножение его мучений и стойкость бывшего боярского сына приводили к противоположному результату. Филипп неотвратимо становился святым мучеником и подвижником, несправедливо осужденным «божьим человеком», которых всегда уважали на Руси. Царь чувствовал, что проигрывает борьбу за симпатии подданных и теряет авторитет. В конце 1569 г. он еще раз потребовал у Филиппа одобрения своих новых казней, получил отказ и, потеряв терпение, отдал его в руки Малюты Скуратова. Тот, якобы без позволения царя, 23 декабря 1569 г. задушил бывшего митрополита в темнице. Иван ясно показал всей Московии, что в своей войне с вековыми обычаями, с гордыней и независимостью, проявленными кем бы то ни было, пойдет на все. Впоследствии Церковь, стремясь загладить свое преступное согласие с волей царя, канонизировала Филиппа.

В борьбе с земской оппозицией царь использовал особо жестокие провокации. Глубоко презираемый Иваном за «дурость» Владимир Андреевич Старицкий оставался единственной надеждой боярства на другое, более благосклонное к аристократии правление. Более подходящего кандидата на роль лидера у заговорщиков не было, но двоюродный брат царя оставался жив и даже относительно благополучен. Иван ждал повода, какой-либо инициативы со стороны брата, поскольку за предыдущие попытки занять трон он уже отплатил Владимиру и официально простил его. Сам князь Старицкий без советов и энергии своей изолированной от внешнего мира матери не представлял опасности, но начатая война с земским боярством, постоянно увеличивавшая число личных врагов Ивана Грозного, толкала его на радикальные меры. Он не мог оставить оппозиции ни одного шанса на победу.

6 сентября 1569 г. умерла вторая жена царя, еще молодая Мария Темрюковна. Очередная семейная потеря, хотя уже и не столь тяжело переживаемая Иваном, побудила его на новое злодеяние.

В конце сентября того же года он вызвал к себе в Москву князя Владимира Андреевича якобы погостить. Тот приехал с женой и дочкой, так же, как когда-то его отец, поверив в свою безопасность. Далее был разыгран циничный «спектакль» на тему отравления государя. Повар Грозного признался, что Старицкий якобы пытался его подкупить, чтобы тот отравил царя.

Любитель зрелищных сцен и сам неплохой актер, Иван будто бы не сразу в это поверил, сначала вполне убедительно возмущался, притворялся удивленным и, чтобы сразу снять все подозрения с брата, предложил ему, его жене и дочери отпить вина из кубка, который принесли для царя. Невиновный Старицкий хотел поскорее доказать отсутствие у него преступных помыслов и, конечно, согласился. Но в кубке действительно оказался яд, заранее подсыпанный по приказу Ивана. Князь и члены его семьи в муках скончались, так и не успев оправдаться. Чтобы избежать мести (впрочем, весьма маловероятной), царь приказал удавить мать Старицкого, монахиню Горицкого монастыря Ефросинию вместе с ее приближенными — 12 послушницами. Удел с городом Старицей ликвидировали, а земли передали в казну.

На столь открытое истребление своих родственников московские государи еще не решались. История феодальной войны XV в. не содержала примеров казни правителями своих двоюродных братьев, даже в самых сложных ситуациях их не лишали жизни, а заточали в темнице или монастыре. Иван IV изменил представления о возможных для государя пределах и дал новый пример неограниченных прав монарха. Впоследствии он неоднократно письменно пытался оправдаться, заявляя, что Старицкий не имел никаких прав на престол, потому что являлся удельным князем в четвертом поколении, а значит, по логике царя, все попытки Владимира Андреевича претендовать на трон были не что иное, как измена одного из знатных вельмож.

Расправа с князем Старицким послужила началом длинной серии казней. Бегство бояр в Литву теперь уже перестало восприниматься как необычное явление и поэтому не могло стать поводом для очередной войны с Боярской думой. Разветвленный заговор в пользу Владимира Старицкого подходил для этой цели гораздо лучше. Государь намеревался ударить по еще не знавшей его тяжелой руки провинции. Из доноса Ивану стало известно, что Новгород и Псков договариваются с польским королем, намереваясь отсоединиться от Московии. Кроме того, бывшие боярские республики обвинялись в симпатиях к казненному Владимиру Андреевичу. По дороге в опальный Новгород Иван сурово расправился с населением Твери, Волока Ламского и некоторых других городов земщины. Царь мстил за старые, нанесенные еще его предкам обиды, фактически объявив войну части своего государства.

8 января 1570 г. Иван Грозный торжественно вступил в Новгород. Он отказался поцеловать крест архиепископу Пимену, когда-то уговорившему его вернуться в Москву из Александровой слободы. Теперь царь обвинял его в потворстве «изменникам», но охотно воспользовался богатствами дворца иерарха, разместив в нем своих людей и накормив их. Как только опричники отдохнули, царь крикнул «Гойда!», и начался новгородский погром, который не прекращался почти неделю, до 13 февраля.

По признанию царя, только он сам истребил 1490 человек, занесенных потом в поминальные синодики невинно убиенных жертв: за них царь заказывал заупокойные службы. Мучения новгородцев подробно описаны во многих исторических источниках, жителей города без разбору пола и возраста обливали водой на морозе или кипящей смолой, бросали связанных в Волхов, истязали, рубили топорами. Погибло, по некоторым подсчетам, от 10 до 15 тыс. человек. Новгород был навсегда ослаблен и лишен какой-либо возможности вернуться к прежней жизни и добиться прежнего процветания. Любое сопротивление и даже память о прежней независимости жестоко уничтожались вместе с населением.

В Пскове массовых казней не происходило. Согласно легенде, местный юродивый, «божий человек» Никола, при Иване ел сырое мясо, а государь укорил его тем, что тот нарушает пост. На это юродивый ответил, что ему есть мясо скотины не зазорно, так как Иван намного больше человеческого мяса сожрал. Иван отступился от города, якобы усмотрев в этом диалоге знамение свыше. Однако «небесная воля» удивительным образом совпадает с политическим расчетом: псковичи нисколько не возражали против уничтожения своего вечного конкурента Новгорода, встретили опричников хлебом-солью, а царя — стоя на коленях. В покорности жителей Пскова Иван увидел поддержку своих кошмарных акций.

Опричники привезли из похода на север огромные обозы с награбленным в том числе и в церквах добром. Уничтожив несколько тысяч человек, царь по-прежнему не чувствовал себя в безопасности, всюду продолжая подозревать заговоры и измену. Состоявшиеся в столице 25 июля 1570 г. казни стали еще более показательными. После долгих истязаний казнили на плахе последнего деятеля эпохи Избранной рады Ивана Висковатого, который, как и митрополит Филипп, так и не доставил царю радости от унижения перед ним. Вместе с ним казнили еще несколько десятков знатных бояр и «меньших» людей. Около 200 человек Иван Грозный простил, но заставил участвовать в экзекуции.

Царь наконец слегка успокоился и прекратил искать врага вовне, то есть в земщине. Иван уже не нуждался в главных организаторах опричнины и ее лидерах. Его раздражала их надменность, лютый и порочный нрав, пугала неуправляемость во время расправ и казней. В 1570 г. многие из них впали в немилость и умерли на плахах. Опричники-иностранцы, предчувствуя свою судьбу, в 1571 г. бежали в Литву. Казнены были князь Вяземский, брат покойной царицы жестокий Михаил Черкасский и оба Басмановы. Иван приказал сыну задушить отца, что Федор Басманов и сделал, надеясь на спасение. Но отцеубийцу Иван щадить тоже не стал. Этими казнями Грозный попытался несколько обелить себя, дистанцироваться от убийств и грабежей. Истребив непосредственных исполнителей, он дал народу надежду на то, что царь-то хороший, хотя и гневливый, а окружавшие его плохие советники уже истреблены. Однако Грозный оставил в живых необходимых ему для устрашения палачей Малюту Скуратова и Василия Грязного.

Крымское нашествие 1571-1572 гг.

После долгих переговоров о мире и даже о союзе Крым перешел к угрозам и проверке Московии на прочность. Если в 1563 г. крымский хан Девлет-Гирей способствовал провалу турецкого похода против Астрахани, когда османы впервые попытались прорыть канал между Волгой и Доном, то уже через год отказался от дружбы с Москвой, видя, что империя не столь сильна. С 1565 г. крымский хан приступил к систематическим мелким набегам на южную «украйну» (окраину) Московии.

С каждым годом его походы, не приносящие большой добычи, но и не встречающие решительного отпора, становились все опаснее. В конце 1560-х гт. Девлет-Гирей даже попытался со своими главными силами прорваться к Москве, однако это наступление вовремя отразили войска под командованием Михаила Воротынского, который стал в эти годы ответственным за оборону столицы с юга.

В 1569 г. 40-тысячная крымско-турецкая армия совершила поход против Астрахани, но и на этот раз турецкий проект постройки Волго-Донского канала для обеспечения снабжения армии по реке провалился. В нескольких штурмах Астраханский кремль устоял, а с наступлением холодов и после исчерпания резервов армия янычаров и кочевников отступила. Турки отказались от дорогостоящих проектов. Крымского хана неудача не смутила, и, пока Иван занимался внутренними неурядицами, он разработал план самостоятельных действий против Москвы.

В 1570 г. ему удалось подвести свою армию к основному оборонительному рубежу русских на реке Оке. Воротынский, застигнутый врасплох (плохо сработала разведка), с трудом отбился от намного превосходящего по численности противника, но не пропустил крымцев к Москве. К тому времени, когда Иван Грозный пришел на помощь с главными силами, хан и его орда растворились в степи. Царь встревожился и начал масштабную перестройку управления югом страны и реорганизацию пограничной стражи. Руководил работами Воротынский, в феврале 1571 г. он получил боярский приговор об устройстве сторожей и «украинных укреплений». Однако чрезвычайные меры были предприняты слишком поздно.

Земщину обескровили, лишили ее лидеров и запугали, опричнина не хотела участвовать в опасных стычках с неприятелем, предпочитая грабить женщин и детей. Летом 1571 г., когда Девлет-Гирей сумел обойти московскую засечную черту (ему помог сын казненного русского боярина Тишенкова, мстя за отца) и устремился к Москве, защищать ее оказалось некому. Большая часть профессиональной армии Московии в это время находилась в походе на Ревель. Опричники при стычках с татарами разбегались без боя. Русские войска были разбросаны по разным направлениям, Москва оказалась без защиты. Никакого взаимодействия между опричными и земскими войсками не получилось. Сам Иван Грозный бежал из Москвы в Ярославль, а затем и дальше — в Белоозеро.

Войска крымского хана вошли в московский посад, сожгли все, что могли, истребили огромное количество мирных жителей и захватили очень большую добычу. Только Кремль они взять не смогли. От пожаров, татарских стрел и последующих эпидемий погибли несколько десятков тысяч человек. Не спаслись даже знатные бояре князь Дмитрий Бельский и Никита Шуйский. Трупы некому было хоронить, они более недели лежали на улицах, быстро разлагаясь на жаре. (События 1571 г. отражены в Книге рекордов Гйннесса как случай самых многочисленных жертв людей во время пожара.)

На обратном пути крымский хан отбивался от немногочисленных отрядов Воротынского, но в целом благополучно вернулся домой с величайшим в истории Крымского ханства триумфом. Вскоре он послал Ивану Грозному кинжал, намекая, что тому остается только заколоться после пережитого позора. На требование дани Иван ответил, что хан и так разорил всю землю и дать ему нечего. Испуганный поворотом событий, Грозный готовился в крайнем случае отдать Крыму Астрахань, но Девлет-Гирей требовал еще и Казань. Переговоры сорвались, московские воины стали готовиться к отражению повторного нашествия. В дополнение к угрозе с юга разгорелись восстания в поволжских татарских улусах, от вассальной присяги отказались ногаи, прекратил выплату дани Москве сибирский хан Кучум. Иван вынужден был объединить опричные и земские отряды под командованием Воротынского.

Девлет-Гирей рассчитывал вообще завоевать всю Московию, в этом намерении его поддерживала союзная с ним Литва, но первый испуг русского царя уже прошел, и очередной поход хана Русь встретила во всеоружии. В июле 1572 г. крымские войска долго искали возможность переправиться через Оку, так как на этот раз обходить засечную черту не сочли нужным. В ночь на 28 июля Девлет-Гирей захватил один из бродов и начал переправу своего войска. Этому попытался помешать 3-тысячный отряд опричника Дмитрия Хворостинина, который, однако, не мог задержать армию из 60 тыс. татар. Хан принялся преследовать отступивший русский отряд и потерял время для прорыва в Москву. Когда татарские полки все-таки устремились к столице, с тыла их уже догоняла русская армия Михаила Воротынского.

Девлет-Гирей отбивался от вылазок прикрывавших Москву мелких отрядов и стремился к русской столице, по ходу движения пытаясь разбить отряд Хворостинина. Но 28 июля возле деревни Молоди тому удалось уничтожить часть татарской конницы. Это заставило хана серьезно задуматься, продолжать ли наступление на Москву. 30 июля хан, остановленный в 30 верстах от Москвы близ Подольска, решил дать генеральное сражение русскому войску в своем тылу. Несколько дней упорных боев не принесли победы татарам, хотя они имели численное преимущество. 3 августа напуганный слухами о приближающейся огромной московской армии хан решил прекратить сражение и стал стремительно отходить. Победители во главе с Хворостининым разгромили прикрывавший отход основного войска арьергард крымцев на переправе через Оку. Девлет-Гирей потерпел тяжелое поражение, людские потери оказались настолько велики, что Крым на 10-15 лет вынужден был отказаться от крупных боевых действий против Московии.

Угроза независимости Русского государства, огромные людские потери, жизненная необходимость объединения действий опричной и земской частей страны заставили Ивана замедлить кровавую реформу. Он слишком увлекся осуществлением своей идеи и расплатился за это страхом и унижением в 1571-1572 гг. Московии требовались внутриполитические перемены и прекращение террора. Крым фактически спас Россию от опричнины. Грозный убедился, что идеальных условий для борьбы за «идеальное государство» ему никто не предоставит, враги не будут дожидаться, пока Московия сделает нужный царю выбор.

Россия в Ливонской войне. Новые враги

Естественным следствием политики Ивана Грозного и его воевод в немецких городах стал официальный и окончательный распад Ордена. 28 ноября 1561 г. Кетлер заключил с Литвой договор, по которому древнее рыцарское братство распускалось. Все владения Ордена отныне считались светскими, сам бывший магистр становился крупным феодалом и получал большое вознаграждение. В южной части Ливонии образовалось зависимое от Литвы герцогство Курляндия. Литва получила основания требовать от Московии очистить не только бассейн Северной Двины, но и области Дерпта, Нарвы и другие захваченные Грозным территории. Война казалась неизбежной, но Сигизмунд II рассчитывал заставить русского царя отказаться от этих земель без затяжного военного конфликта. Польский король надеялся, что неудачная для Московии политическая ситуация заставит Грозного отказаться от ливонской авантюры. Но Иван твердо решил добиваться своих целей любыми путями.

Литовские отряды начали постепенно выбивать мелкие московские гарнизоны из соседних с Курляндией крепостей, не превращая эти стычки в широкомасштабную войну. Однако долго это продолжаться не могло, требовалось решение монархов.

Иван решил договориться хотя бы с одним из претендентов на орденское наследство. Его выбор пал на Швецию, которая уже в конце 1561 г. ввела войска в Эстляндию, не захотевшую дожидаться решения магистра и добровольно перешедшую под шведское покровительство. В августе 1561 г. Иван, не теряя надежды овладеть Южной Ливонией, заключил с королем Швеции Эриком перемирие на 20 лет, а в 1564 г. — мирный договор. По этому соглашению московский царь оставлял за собой завоеванные лифляндские земли и Нарву, соглашаясь на шведские приобретения вокруг Ревеля и Пернау. Иван Грозный этим договором расколол готовящуюся коалицию и заставил Литву серьезно задуматься о реальных шансах на победу в споре за Ливонию.

Сигизмунд сделал Ивану последнее предложение очистить Ливонию и возместить ему (новому ее владельцу) убытки. Московский царь решительно отказался, ссылаясь на то, что Ливония его «отчина», на которую имеет право только он. Дождавшись решения проблем на южных рубежах, Иван решил зимой 1562-1563 гг. нанести мощный удар по Литве и продемонстрировать силу Московии, чтобы западный сосед отказался от владений, доставшихся ему после сговора с бывшим Орденом.

В конце декабря 1562 г. московская армия, намного более многочисленная, чем требовалось для решения задачи, двинулась на Полоцк Тогда этот центр древнего княжества Киевской Руси являлся сильной крепостью, контролировал бассейн Северной Двины и закрывал путь на столицу Литвы Вильно, то есть был хорошей целью для нанесения первого сокрушительного удара.

В январе 1563 г. Иван лично возглавил поход, вместе с ним в район боевых действий устремилась вся элита государства. Гарнизон Полоцка не мог выстоять против 200-тысячной (по другим данным 120-тысячной) московской армии. Сигизмунд, затягивавший решение вопроса о войне и мире с Иваном IV, слишком поздно узнал о резком изменении ситуации, у него не осталось времени на попытку спасти город. Мелкие литовские отряды гетмана Радзивилла не могли серьезно помешать московитам. Комендант Полоцка, стремясь избавиться от лишних ртов, выпустил или выгнал из крепости около 10 тыс. мирных жителей, которых охотно и милостиво принял Иван. Это стало отличной пропагандистской акцией: литовские власти не желают защищать собственных подданных, но их истинный государь из России позаботится о них.

После мощного артобстрела укрепления Полоцка оказались сильно разрушенными, в городе царило уныние, возросло число перебежчиков. На бегство холопов литовский военачальник смотрел сквозь пальцы, полагая, что от черни все равно толку не будет. Однако именно от сбежавших из крепости холопов Иван Грозный получил информацию о тайных складах продовольствия и оружия, захватив которые царь лишил противника последних надежд. Вскоре Полоцк капитулировал, 18 февраля 1563 г. Иван торжественно въехал в город и отпустил многих защитников Полоцка на родину. После этого в старом русском городе стали устанавливаться московские порядки. Прежде всего перебили многочисленных местных евреев, которых считали изменниками. Большинство из них утопили в Двине, спастись могли только те, кто соглашался сменить веру и перейти в православие. В Москву отправили награбленные в Полоцке сокровища, на Восток выселили самых умелых ремесленников и лучших из мещан. Татары зарубили католических монахов и сожгли их храм. Многие полочане впоследствии несколько лет просидели в московских тюрьмах.

Иван быстро покинул завоеванный город, а затем предложил Литве перемирие, объяснив, что войны с Литвой он не ведет, а просто вернул свои законные владения. Великое княжество Литовское ждало мощного удара на Вильно, фактически государство оказалось беззащитно перед армией московитов. Но Иван не желал продолжать завоевания и заключил перемирие на полгода, давая шанс Сигизмунду согласиться с московскими условиями мира.

В декабре 1563 г. литовские послы явились в Москву, чтобы добиться «вечного мира» либо продлить перемирие до 1 июля 1564 г. Никаких уступок они после потери Полоцка делать не собирались. Иван лично изложил послам свою непреклонную позицию: условием мира является признание его «царем всея Руси» и уступка Полоцка. К началу января переговоры зашли в тупик, послы уехали, ничего не добившись. Вскоре две московские армии начали наступление на Минск.

Под Уллой одну из армий атаковал на марше и разбил гетман Радзивилл, русские командующие оказались в плену. Вторая армия, ограбив Северную Белоруссию, повернула назад, не рискуя продолжать кампанию в одиночку. Моральный эффект победы Литвы был велик, несмотря на то, что этот успех оказался не сравнимым по масштабам со взятием Полоцка. Тем не менее шляхта доказала, что война с Литвой еще не проиграна. Московские планы сорвались. Под влиянием литовских побед крымский хан отказался от намерения заключить союз с Москвой.

Еще одну русскую армию в июле 1564 г. литовцы разгромили под Озерищем. И на этот раз виной поражения стала переоценка собственных сил московитами. Осенью 1564 г. литовские войска под командованием Курбского совершили несколько разведок боем по направлению к Чернигову и Полоцку. Взаимные набеги и мелкие стычки продолжались до августа 1565 г., когда истощенная войной Литва вновь запросила перемирия. Новое посольство приехало с более приемлемым проектом мира. Сигизмунд соглашался уступить Ивану Полоцк и Дерпт с условием, что московиты оставят Литве все занятые ими ливонские города. Наглый опричный дьяк Зайцев «лаял послов» за «непригожие» речи [5], и в итоге Литва получила отказ. Удалось заключить только перемирие до осени 1567 г.

Сохраняя видимость правления, внимательного к мнению народа, Иван Грозный созвал в 1566 г. Земский собор. Предполагалось, что собор выскажет свое мнение о том, продолжать ли войну или соглашаться на литовские предложения. Почти единогласно участники заседания высказались за продолжение войны, так как Ливония является отчиной великого государя. Рекомендации собора были подчеркнуто верноподданническими, «холопы» уверяли государя, что его слово для них — закон. Иван охотно согласился с им же самим подготовленным решением собора. В то же время Грозный не планировал тотального наступления на Литву и дальнейшего захвата земель в Белоруссии.

Небольшое московское войско оказалось разбитым в июле 1567 г. под Чашниками, осада крепости Улла зимой 1568 г. прошла неудачно. Воинский дух обеих сторон стал крайне низким. Только в конце сентября крепость, переходившая из рук в руки, все-таки досталась литовским войскам.

В январе 1569 г. небольшое литовское войско с помощью знатных перебежчиков захватило Изборск. Один из изменников, выдавая себя за командира опричного ополчения, потребовал от гарнизона открыть ворота. Защитники города выполнили его приказ, обман вскрылся слишком поздно. Иван Грозный отреагировал очень быстро и действенно. Сильные московские отряды вскоре осадили и отбили Изборск, взяв в плен более сотни литовцев. Их обменяли на руководителей обороны крепости, которых обвинили в измене и казнили. Тогда же Иван провел чистку среди командующих и администраторов захваченных ливонских городов. Часть из них он казнил за предполагаемую связь с польским королем.

В 1569 г. был созван сейм в Люблине, который после некоторых споров санкционировал создание единого государства Речь Посполитая. В войну с Москвой активно включились польские паны и шляхта, силы противника сильно возросли, а земли Великого княжества Литовского перестали быть для Ивана Грозного легкой добычей, теперь приходилось воевать с более мощным и хорошо вооруженным противником — Польшей.

После Люблинской унии состоялся еще один раунд переговоров между послами Сигизмунда, к тому времени уже тяжело больного, и Иваном Грозным. В 1568— 1570 гг. резко ухудшилась обстановка на шведской границе, и Иван вскоре согласился на заключение перемирия на три года, которое подписали 22 июня 1570 г. на основе сохранения обеими сторонами завоеванных территорий.

В сентябре 1568 г., в разгар переговоров о союзе с Москвой, в результате государственного переворота был свергнут шведский король Эрик К власти пришел его брат Юхан, женатый на дочери польского короля и склонявшийся к союзу с Литвой против Русского государства. Переговоры с Иваном прекратились, и вскоре Швеция начала войну против Московии. У Грозного появился еще один мощный противник.

Царь решил заручиться поддержкой ливонского дворянства и образовал на завоеванных ливонских территориях марионеточное Ливонское королевство, зависимое от Москвы. Его главой долго не хотели становиться видные немецкие деятели, ни один из них не желал зависеть от воли Ивана. Наконец предложение принял правитель острова Эзель датский принц Магнус, став в 1570 г. королем ливонским, ему в жены собирались отдать Евфимию, дочь казненного Владимира Старицкого. Предполагалось, что этот союз поддержит и датский король Фредерик И, уже несколько лет воевавший со Швецией. В конце лета 1570 г. объединенные датские, немецкие и русские войска приступили к расширению владений принца.

С конца августа 1570 г. по март 1571 г. Магнус осаждал сильно укрепленный Ревель.

Он рассчитывал уморить защитников крепости голодом, но им пришла помощь с моря, шведский флот доставил продовольствие. Союзники ждали зимы, чтобы обложить город и с моря. Переговоры с горожанами о сдаче закончились неудачей. Бездействующие московские войска грабили и жгли поместья и деревни Эстляндии. В середине марта 1571 г. Ревель оставили в покое, 30 недель осады закончились бесславным отходом войск Магнуса. Ливонский король очень боялся гнева и опалы Ивана, однако царь слишком нуждался в нем и объявил, что гнева на датчанина не держит.

Неудача в Ревеле и тяжелые последствия крымского нашествия 1571г. заставили Ивана отказаться от претензий на Эстляндию и начать переговоры с королем Юханом. У последнего были причины для ненависти к московскому царю, который требовал выдачи когда-то отказавшей ему польской принцессы Екатерины, ставшей женой Юхана. Иван в ходе переговоров позволял себе нелицеприятные выражения, неприязнь между государями усилилась. Война продолжилась, но теперь у Грозного появилась личная причина добиваться победы над упрямым шведом.

В 1572 г. крымское нашествие помешало Грозному бросить все силы государства против шведов. Однако уже осенью 1572 г. новые московские полки, не дождавшись активности от Магнуса, укрывшегося на Эзеле, двинулись в Эстляндию и осадили город Вейсенштейн, который сопротивлялся московским армиям еще с 1560 г. Положение Московии после победы над Крымом укрепилось, шведы оказались прижатыми к морю. Старый король Речи Посполитой Сигизмунд II в августе 1572 г. скончался, прекратила существование династия Ягеллонов. Новое государство стояло в преддверии долгой смуты и выборов нового короля. Иван Грозный стал одним из претендентов на польский и литовский престол.

Глава 7. ИВАН IV — ПОЛИТИК и ДИПЛОМАТ

Потери среди населения, разоренные войной и опричниками города и села, страх и отчаяние окружающих убеждали Ивана IV прекратить борьбу против неугодных ему порядков и людей. Россия больше не могла по приказу царя одновременно наступать на всех направлениях. В 1570-х гг. Иван несколько смягчился и прекратил официальный раскол государства и массовые казни. В 1572-1573 гг. во время серьезной болезни он написал «Канон Ангелу Грозному», который отражает страх скорой смерти и суда за содеянное. Казалось, наступил новый мирный, насколько это было возможно, период русской истории. Россия стремительно оправлялась от ужаса и разрухи, а Иван Грозный обдумывал случившееся и закреплял достигнутое. Военно-административная элита, существенно обновившаяся, демонстрировала свои возможности.

Смягчение и прекращение террора

Точной даты окончания опричнина не имеет. Официально ее никто никогда не отменял. Однако в 1572 г. исчезло разделение и взаимное отчуждение опричных и земских людей. Запретили упоминать само название «опричнина», за нарушение этого распоряжения повелевалось виновного «обнажать по пояс и прилюдно сечь на торгу» [13]. Иван Грозный стремился вытравить из памяти народа недавние сцены рас-прав и казней. Войска вновь объединили, прекратились грабежи и насильственное выселение дворян и бояр. Была восстановлена единая Боярская дума, приказы и двор. Однако земли, отобранные в опричнину, Иван не торопился раздавать новым мелким владельцам, теперь они получили название «двора» великого государя и остались в его безраздельной собственности. Проведенные радикальные изменения в землевладении вполне удовлетворили «победителей» в негласном противостоянии земщины и опричнины. Теперь они нуждались в пахарях и работниках. В огромной, но малолюдной Московии возникла иная проблема, с каждым годом становившаяся все более актуальной и жизненно важной.

В 1573 г. царь проверил на прочность завоеванное им положение в государстве. В измене обвинили победителей при Молодях — Михаила Воротынского и князя Никиту Одоевского. Грозный хотел оградить свою власть от слишком авторитетных вождей армии и отобрать у героев их награды — огромные земельные территории. Одоевский скончался под пытками, Воротынского жгли огнем, затем простили и в полуживом состоянии отправили в ссылку на Белое озеро, где он вскоре умер от полученных при пытках ожогов. Никто не посмел подняться на защиту прославленных полководцев, царю отвыкли возражать при любых обстоятельствах.

Опричные порядки так и не были восстановлены. Иван по-прежнему сурово относился к своим бывшим слугам. К примеру, он долго отказывался заплатить огромный выкуп за плененного крымцами в 1574 г. видного опричника Василия Грязнбго. В переписке с ним царь заявил, что Грязной сам виноват в своем пленении и запрошенного ханом выкупа не стоит, потому что «таковые ранее по пятидесяти рублев бывали» [14]. Он не отдал в обмен на опричника знатного Дивея-мурзу, за которого Девлет-Гирей соглашался отпустить Грязного. В итоге только в 1577 г. сошлись на 2 тыс. рублей выкупа.

Этот эпизод свидетельствует о крайней скупости Ивана Грозного. Известно, что царь был безмерно корыстолюбив и постоянно заботился о пополнении казны, которая при более скромных военных расходах могла бы стать богатейшей в Европе. Иван Грозный придумывал различные уловки, для того чтобы вынудить бояр платить ему. Он ставил перед воеводами и городами невыполнимые задания, а в наказание за непослушание обкладывал их огромными штрафами.

После серьезного урока, преподанного крымским нашествием 1571 — 1572 гг., Иван IV и его администрация предприняли решительные меры по возведению новой системы укреплений, рубежей и станиц на юге страны для защиты от крымского хана. В 1570-х гг. начинается решительное, планомерное и быстрое освоение крымской «украйны». Крым истощился предыдущими потерями и не мог помешать приближению московских рубежей к своим границам. Редкие набеги в 1576—1577 гг. закончились неудачей, кочевникам не удалось дойти даже до укрепленного рубежа Оки, татары ограничивались короткими и мелкими грабежами в северских землях.

Основывались новые городки, все активнее осваивались богатые черноземные земли. Царь щедро раздавал угодья на южных границах, привлекая к освоению этого края не только государственных служащих и вельмож, но и мелкое и даже беднейшее дворянство, составившее здесь категорию однодворцев, то есть тех, кто имел зачастую всего около одного-двух десятков крестьян. С.Ф. Платонов пишет, что наступление на юг являлось одной из весьма достойных сфер деятельности Ивана Грозного, подготовившего новый экономический рывок России в последующих столетиях. Все активнее туда переселялись не только беглые, но и инициативные царские служащие, а также частные владельцы, жаждущие новых земель. Теснее становились связи с донскими казаками, которые с каждым десятилетием наносили все более мощные удары по Крымскому ханству и Османской империи. В 1573 г. они впервые взяли Азов, продемонстрировав Ивану свои возможности. Царь начал активно снабжать казаков оружием и хлебом, несмотря на серьезные разногласия по вопросам о выдаче беглых.

В 1575 г. Грозный еще раз поразил своих подданных и иностранных владык необычным решением. По невыясненной причине он отрекся от царского престола, оставив за собой титул великого князя Московского. На царский трон был посажен касимовский хан Симеон Бекбулатович, который не пользовался абсолютно никаким авторитетом среди боярства и московитов. Иван целый год «безумствовал» и слал Симеону приказы, замаскированные под униженные челобитные. В этих документах он с большим сарказмом именовал себя «верным слугой Симеона Иванцом Васильевым» [8]. Тогда же Грозный предпринял попытку восстановить опричнину под видом «удела», а также казнил очередную партию деятелей предыдущего десятилетия. В припадке подозрения и страха перед изменой, он добил то окружение, от которого начал избавляться в 1571 — 1572 гг. Через год Симеон стал владельцем номинального удела — «великого княжества Тверского», а Иван IV без всяких объяснений вернулся на трон. Государственный «маскарад» прошел без особых последствий.

Причина, заставившая Ивана Грозного пойти на этот фарс, до сих пор вызывает споры историков. Согласно самой распространенной версии царем двигало предсказание, по которому 1575 г. отмечен как дата смерти царя московского, поэтому он под удар судьбы подставил вместо себя Симеона. Однако дьяк Иван Тимофеев утверждал, что эта комедия затевалась специально, чтобы смутить и испытать подданных на верность царю. Однако такое поведение монарха плохо совмещалось с представлениями о собственном достоинстве государя. По мнению некоторых ученых, Иван IV, отрекаясь от титула и оставляя за собой всю огромную власть, таким образом демонстрировал, что основой любой неограниченной власти является не титул или занимаемая должность, а личность политического деятеля. Как только в течение года он убедился, что никто в государстве не обманывается на этот счет, царь немедленно восстановил привычные порядки.

Столь странные повороты настроения и политики Ивана Грозного не мешали ему оставаться опасным противником и умным государем. Его войска одерживали победы в Ливонии, он привлекал на свою сторону умных дельцов и расправлялся со знатными посредственностями и потенциальными изменниками или лихоимцами.

В конце 1570-х гг. состоялись казни царедворцев Бутурлина и Зайцева, дерзивших литовским послам, престарелого князя Куракина, обвиненного в неудачах в Ливонии, родственников третьей жены Марфы Собакиной, а также погрязшего в грехах архиепископа новгородского Леонида, которого зашили в медвежью шкуру и спустили на него собак Были казнены корреспонденты князя Курбского из числа духовенства. Призрак опричнины сохранялся под видом «двора» и обеспечивал Ивану земельную монополию или, во всяком случае, безусловное имущественное преобладание над всей московской знатью вместе взятой.

Остальные приближенные царя служили ему верно. Среди них все более выделялся молодой Борис Годунов, который позволял себе, будучи зятем презираемого многими Малюты Скуратова, противостоять боярам в местнических спорах. Иностранцы, которые не жалели красок для описания зверств варварской Московии, с удивлением отмечали уважение и преданность простонародья и многих дворян Ивану Грозному, которого те искренне боготворили. Царь своим гневом к вельможам и сочувствием к простому народу вызывал у обычных людей, плохо понимающих происходящие в государстве коренные перемены, восхищение своим умом и энергией.

Андрей Курбский. Переписка Ивана Грозного с монархами

Уникальным явлением в истории Российского государства стала переписка двух крупных деятелей и не менее крупных литераторов — Андрея Курбского и царя Ивана IV Васильевича. Впоследствии этот обмен обвинениями и доказательствами своей правоты ученые тщательно исследовали и подробно описали. Большинство историков считает эту переписку тирана и изменника борьбой двух взглядов на сущность и природу царской власти. В специальной литературе эта яростная, полная сарказма ругань и рассуждения стали поводом для аргументированного спора о теории и истории государства и права. Оба корреспондента оставили потомкам великолепные образцы литературного стиля той эпохи и свидетельства насущных проблем XVI в.

Первое письмо из не слишком интенсивной переписки Ивана Грозного и Курбского доставил царю в 1564 г. слуга князя Василий Шибанов, которого царь в ярости подверг пыткам. В письме Курбский обвинял Грозного в тирании и неблагодарности, грозя встречей с ним перед Страшным судом. Иван IV немедленно ответил князю и не только отверг все обвинения, но и предъявил бывшему другу встречные претензии. Князь Курбский обвинялся в намерении стать самостоятельным государем Ярославля, а также в измене господину без всяких на то оснований, в преступной халатности во время военных действий и прямом вредительстве русской армии.

Сам слог, а также объем ответа царя своему слуге и другу свидетельствуют о том, насколько сильно задело царя бегство от него старого приятеля. По выражению самого Курбского, это — «зело длинная эпистолия» [15]. Царь, безусловно, готовил опалу князю Андрею, но его попытку избежать царской кары воспринимал как личное оскорбление.

Кроме того, царь подробно рассмотрел возможность встречи с Курбским перед судом Всевышнего и разгромил аргументы князя по всем правилам русского богословия, что, правда, не мешало ему использовать иногда непристойную ругань. В заключение Иван Грозный прямо назвал князя еретиком, а место его укрытия — своим владением, подразумевая, что и там от праведного гнева хитрому изменнику не скрыться.

Курбский, прекрасно зная царя, в своем письме намеренно затронул все самые чувствительные струны души Ивана. Царь, сколько бы он ни ссылался на труды святых отцов Церкви и апостолов, как бы логично ни обосновывал свои действия, фактически оправдывался, подробно и часто по несколько раз опровергая одни и те же обвинения в свой адрес и пытаясь убедительно объяснить учиненные им казни. Если бы Иван Грозный действительно чувствовал полную уверенность в себе, он вряд ли бы стал столь остро реагировать на послание заведомо неправого князя — изменника Отечества. Его ответ последовал очень быстро (в июле 1564 г.) во многом еще и потому, что Курбский добился своего: он серьезно задел царя, который писал, что у князя «змеиный яд под языком» [15].

Участники переписки высказывают две прямо противоположные позиции по вопросу о сущности царской власти. Иван Грозный свою точку зрения согласует с библейской заповедью повиновения рабов своим господам во всех вопросах, кроме веры. Царь пишет о том, что является плотью от плоти старых правителей Руси и трон свой получил по праву. В связи с этим его святая обязанность не допустить владычества рабов в государстве, так как это противно природе. Курбский же настаивает на справедливом отношении к виднейшим мужам государства, явно не считая их рабами царя, а только его советниками и слугами, которым следует воздавать по достоинству. При этом оба оппонента безмерно преувеличивают свою роль, Курбский не стесняется откровенно извращать факты, а Иван Грозный срывается с возвышенных богословских рассуждений на непристойную брань, которая, впрочем, по меркам XVI в. являлась вполне допустимой. Например, он издевательски пишет, что, если и не увидит более князя Курбского — «рожу твою ефиопскую» [15], — это не столь ужасно, а Страшного Суда он не боится. При этом царь перемешивает возвышенные рассуждения с типично бытовыми жалобами на свои лишения, за что его потом будет высмеивать Курбский.

В 1577 г., после 13-летнего молчания, Иван Грозный написал еще одно послание Курбскому. Несомненно, само существование князя в живых по-прежнему не давало покоя царю. На пике своих военных успехов Грозный пишет беглому князю как триумфатор из того самого Вольмара, откуда в 1564 г. Курбский впервые осмелился вступить с царем в пререкания и называл этот город владением короля Сигизмунда. Иван, который всегда настаивал на том, что Ливония — его владение, очень резко отреагировал и не забыл после покорения города поставить Курбского в известность о своей правоте, доказанной оружием.

Возможно, злопамятность царя подкреплялась еще и тем, что в 1573 г. Курбский написал в Литве свой памфлет «История о великом князе Московском». Это сочинение приобрело в Европе широкую известность и явилось основой для формирования мнения многих европейских государей о Московии и московских порядках. Преувеличения и точно подобранные примеры дикости и жестокости стали одним из факторов, приведших к дипломатическим поражениям Ивана IV в 1570-х гг.

Второе послание царя показывает, что Иван Грозный сильно постарел и несколько успокоился. Это письмо короче, уравновешеннее по тону и лишено надменности, о чем сам царь и заявляет. Здесь автор уже не обиженный в детстве мститель, а глубоко уверенный в себе, хотя и несколько уставший, властитель. Во всяком случае, на обвинения в разврате и многоженстве он спокойно отвечает, что подобные пороки свойственны всем людям, и напоминает Курбскому о том, что и тот «взял жену стрелецкую» [15]. Князь Андрей в Литве начал жизнь заново и, действительно, еще дважды женился, от одного из браков имел сына, впоследствии перешедшего в католичество. Иван IV признает, что пошел на «Кроновы жертвы», однако сделал это из-за того, что Курбский и его сообщники разлучили его с молодой женой. В заключение Иван призывает оппонента задуматься о себе и внутренне исправиться, так как сама судьба уже доказала, что и в Вольмаре ему не спастись, и он «еще дальноконнее поехал» [15].

Курбский долго ждал подходящего случая ответить Грозному. Второе его послание, написанное в ответ на письмо Ивана IV от 1564 г., доставили адресату вместе с третьим только в сентябре 1579 г., когда Стефан Баторий уже вступил в Полоцк. Второе письмо укоризненно по своему тону. Князь Андрей спустя много лет напомнил Ивану Грозному о его грубости в первом письме, длинности и «многошумности» изложения, а также пристойное только «вздорным бабам» сожаление «о шубах и телогреях». Хитрый князь вновь очень точно бил по больному месту царя — его склонности к актерству, позе при слишком несдержанном характере и надменности. Все рассуждения царя и его ученые ссылки князь высмеивает, говоря, что не стоит такие невежественные поучения посылать за границу, где встречаются люди, разумеющие и философию, и диалектику. Эффект от пространных экскурсов Ивана IV в библейскую и византийскую историю оказался сведенным к нулю. Курбский выставляет себя изгнанным подданным несправедливого тирана, страдальцем, нуждающимся в утешении, которое, очевидно, получит только перед престолом Всевышнего вместе со своим врагом, на что и уповает. Все письмо построено таким образом, чтобы показать превосходство князя над царем в благопристойности, образованности и опыте.

По третьему посланию, отправленному вместе со вторым, видно, что и Курбский серьезно потрепан жизнью. Письмо также очень длинное, из чего можно сделать вывод, что князю отказывает его былая сдержанность. Он оправдывается в том, что второе свое послание не отправил раньше только потому, что Иван «затворил» землю Русскую.

Очень медленный темп переписки вызывает у обоих корреспондентов раздражение, и они обвиняют друг друга в задержке с ответом. Князь Андрей величает себя убогим, по-прежнему представляя якобы пострадавшую и обиженную сторону. Он клеймит уже не только Ивана IV, но и весь род московских правителей, а временами срывается на ту же ругань, за которую упрекал Грозного. В его послании звучат и ноты оправдания, так как он уже явно повинен в разорении православных земель и церквей, и не может сам этого не осознавать.

Курбский открыто злорадствует над неудачами царя и русских войск, доказывая, что с Московией он навсегда расстался не только телом, но и душой. Послание князя так же, как и первое письмо Ивана IV, переполнено откровенной демонстрацией своей учености, Курбский даже посылает царю свои переводы с латыни на русский язык из Цицерона. Завершается послание ностальгией по периоду правления Ивана IV, связанного с Избранной радой, и призывами исправиться и «воспрянуть ото сна» [15], чтобы обратиться к человеколюбию и справедливости.

Московский государь не ответил на третье послание, слишком занятый другими делами. На этом самая известная в истории средневековой Руси переписка оборвалась. Письма царя и князя друг к другу стали широко известны в Московии и в переписанном виде распространялись вплоть до XVIII в. Самого князя, обвинявшего в тиранстве царя, в Литве неоднократно судили за жестокое обращение с подданными.

Царь, заклеймивший князя как изменника и еретика, утопил в крови свою страну. Двое умнейших людей Московии стали врагами, которые не остановились ни перед чем ради своего тщеславия. Иван все-таки пережил своего старого врага: Курбский умер в 1583 г., так и не вернувшись на родину.

Иван IV проявил свои литературные дарования не только в переписке с Курбским и в написании богословских трактатов, он активно использовал талант и на дипломатическом поприще. По свидетельству современников, после казни дьяка Ивана Висковатого Грозный взял внешнеполитические дела под свой полный контроль. Он лично диктовал все послания дьякам, подробно инструктировал послов, оперативно реагировал на изменение международной обстановки и последовательно отстаивал принципы русской внешней политики. Царь стал автором и самым последовательным защитником тезиса, согласно которому не только земли Литвы, но и Ливония объявлялись достоянием русского царя. Грозный внимательно следил за своей титулатурой и ее признанием за рубежом, понимая, что от этого зависит статус державы. Он ставил на место монархов соседних государств в своих ответах и многочисленных переговорах с противниками.

В 1572-1573 гг. Иван Грозный отправил два дипломатических послания к шведскому королю Юхану II. Их главные идеи — приниженное по отношению к Московии положение Швеции (как недавно отделившейся от Дании державы) и низкое происхождение самого Юхана, которое вообще не позволяет ему вести переговоры с московским царем на равных. Царь настаивает на том, что поступает согласно многовековой традиции, в силу которой король Швеции должен вести переговоры прежде всего с наместником Новгородским. Грозный в связи с этим якобы выполняет все свои обязательства, в отличие от возгордившегося шведа, претендующего на переговоры с самим Иваном IV. Московский царь подчеркивает свое миролюбие, которое Юхан отверг, и упоминает о том, что теперь, после разгрома крымских орд, шведы узнают его тяжелую руку. Швед подробно ответил на послание Ивана, попытавшись поставить себя и Швецию наравне с Московией и ее царем. В январе 1573 г. Грозный написал еще одно послание Юхану. После детального опровержения всех его аргументов, ради которого царь не поленился привести и проанализировать полный текст русско-шведского договора 1537 г., он открыто заявлял, что ему, как «великому государю», и сноситься с ним «бесчестно», а «перелаиваться» смысла нет. При такой постановке вопроса Юхану II оставалось либо воевать до победы, либо сразу признать свое поражение, ни о каких компромиссах речь идти не могла.

Иван IV активно переписывался и с Елизаветой Английской. В своем послании от 1570 г. он описывает историю русско-английских отношений с 1553 г. Царь позволяет себе учить королеву правилам оформления документов («У всех грамот печати разные. Это не соответствует обычаю, принятому у государей» [8]), запрещает ей и ее подданным делать какие-либо критические замечания по поводу московских порядков и на свой счет. Грозный требует от Англии активного политического сотрудничества, упрекает Елизавету в том, что ее посланники ни о чем, кроме как о торговле, разговаривать не хотят. В связи с этим он грозит королеве прекращением торговых связей вообще, а также открыто упрекает ее в неспособности самостоятельно управлять государством («у тебя, помимо тебя, другие люди владеют» [8]) и даже называет Елизавету «пошлой девицей», не желая одобрять незамужний статус королевы-девственницы. Несмотря на резкий тон переписки, Иван все же надеется на установление русско-английского союза и ведет переговоры о предоставлении взаимного убежища монархам в случае изгнания из своей страны. Это объясняется не столько страхом Ивана IV перед возможным изгнанием, сколько свойственным ему трезвым расчетом и дальновидностью.

Новый натиск на Запад. Возможность объединения с Польшей

После смерти короля Сигизмунда II новообразованное государство Речь Посполитая встало перед сложнейшим выбором короля, правящей династии и дальнейшего пути развития Претендентов на польский трон оказалось более чем достаточно. За каждым из них стояли могущественные партии и духовенство разных конфессий. Католики желали видеть на престоле французского принца Генриха либо Эрнеста, сына германского императора Максимилиана, который не отказался бы занять вакантный трон. Протестанты склонялись на сторону венгра Стефана Батория, князя трансильванского, вассала турок. Православные держали сторону второго сына Ивана Грозного Федора, который устраивал литовскую шляхту своей крайней несамостоятельностью, но при этом гарантировал мир с Московией. Иван Грозный и сам хотел бы добавить себе еще одну корону, однако понимал, что поляки на это никогда не согласятся, и поэтому претендовал исключительно на Великое княжество Литовское, надеясь осуществить давнюю мечту о восстановлении древней державы Рюриковичей.

Открывавшиеся перспективы ослепляли Грозного. Объединенная держава, без всякого сомнения, стала бы мощнейшей империей, способной выиграть войну за Прибалтику со Швецией, уничтожить Крым и навсегда остановить турецкую экспансию. Это понимали многие шляхтичи и магнаты и ради таких возможностей изъявляли согласие на правление опасного и малопонятного своими жестокими поступками русского царя. Однако они требовали от Ивана IV гарантий своих свобод и такого уровня самостоятельности, что потенциальное государство не имело никаких шансов на прочное воссоединение — настолько разными являлись бы его части по своим системам управления и нравам.

Для православной партии существовал компромиссный вариант — воцарение Федора Иоанновича, который по мысли литовских дворян гарантировал бы их державе покой и территориальную целостность. Послы Литвы соглашались принять Федора королем при условии, что Иван вместе с сыном отдаст Литве некоторые пограничные земли. Грозный логично ответил, что Федор не невеста, чтобы давать за ним приданое, и продолжал настаивать на собственной кандидатуре. При этом Иван IV тщательно охранял свой престиж, не пытаясь подкупить шляхту щедрыми обещаниями. Он считал для себя неприемлемым выторговывать и выпрашивать трон у шляхты, которая, напротив, не собиралась вести переговоры другим способом. Учитывая своеволие шляхтичей, Иван Грозный видел в порядках, установленных в Речи Посполитой, ненавистную ему альтернативу — всевластие знати.

Иван Грозный соглашался на избрание австрийского кандидата Эрнеста, чтобы тот скрепил старый русско-германский союз и прекратил польское продвижение на Восток, заняв панов войной с турками и татарами. Однако и это его желание не исполнилось: поляки-католики одержали на сейме верх, и королем стал Генрих III Французский, который прибыл в Краков в конце 1573 г., где его сразу же заставили подписать условия по ограничению его власти над дворянством. Иван Грозный еще раз убедился в том, что на польские предложения соглашаться не имело смысла — в такой короне он не нуждался.

Новому королю Речи Посполитой не нравилось ни его королевство, ни его подданные, человеком он слыл легкомысленным и бездарным, поэтому никакой угрозы для Московии не представлял. Дела польско-литовского государства стали приходить в упадок. Сам Генрих, узнав о том, что трон его родины, Франции, освободился, тайно бежал из Кракова в июне 1574 г., чтобы больше туда не возвращаться. Престол освободился, вновь началась борьба за власть и очередной период жизни без короля. Перемирие с Московией, заключенное еще в 1570 г., продолжало действовать без новых договоренностей.

Иван IV сосредоточил свое внимание на Швеции и ее владениях в Эстляндии. 1 января 1573 г. штурмом был взят Вейсен-штейн (у его стен погиб знаменитый Малюта Скуратов), после чего Иван в ярости приказал сжечь на костре всех захваченных пленных. Затем Магнус сумел взять еще несколько крепостей, и царь в том же году торжественно женил его на своей племяннице Марии Владимировне, так как прежняя его жена Евфимия к тому времени уже скончалась. Однако приданое невесты оказалось намного меньше обещанного, всю Ливонию Иван Грозный отдавать союзнику и вассалу не хотел.

В 1573 г. шведская армия разбила войска московитов при Лоде, и Иван IV вынужден был вступить в переговоры со шведами, однако те, ободренные успешной обороной Ревеля, не желали идти на уступки. Перемирие подготавливалось долго: ни шведы, ни русские не хотели перебираться для этого на чужой берег реки Сестры. Заключенное соглашение касалось только Карелии и Финляндии и часто нарушалось. Война в Ливонии продолжалась. Однако союз Ивана и Магнуса стал приносить плоды. Московия могла не отвлекаться на крымского хана и успокоиться относительно безопасности своих западных рубежей, поэтому русские армии методично захватывали крепость за крепостью. Воевода Захарьин-Юрьев показал, что русские умеют не только карать, но и миловать, и пощадил жителей упорно оборонявшегося Пернау, после чего ему без сопротивления сдались Гельмет, Лоде, а затем и мощный Гапсаль. Казалось, Ливония устала и предпочла сдаться без боя, чем подвергнуться террору и грабежам. Под впечатлением московских побед, на переговоры с Иваном Грозным согласился Крым, который после смерти Девлет-Гирея (летом 1577 г.) не знал, на чью сторону встать, и даже предпринял несколько набегов на Литву

Подчеркнутое высокомерие Ивана IV по отношению к колеблющейся шляхте лишило его сторонников. Поляки в итоге предпочли кандидатуру императора германского. Раздел польского наследства Грозный проиграл. Однако Максимилиан, вскоре выбранный польским королем, устраивал московского царя, поэтому Иван Грозный сразу начал оказывать ему поддержку. Но несдавшиеся противники австрийской династии провозгласили королем Стефана Батория, который, пользуясь неразберихой в польских государственных делах, срочно приехал в Краков и там женился на престарелой Анне Ягелонке, чтобы укрепить свои права и подчеркнуть преемственность власти. До конца жизни он общался с женой через переводчика, поскольку не говорил по-польски, а только на латыни и на венгерском. С 1576 г. Баторий начал наводить порядок в Речи Посполитой и объединять под своей властью едва не распавшуюся страну. Ему сопутствовала удача: Максимилиан умер в конце 1576 г., так и не успев предпринять ответных шагов.

В том же 1576 г., пока еще не решаясь на контрнаступление, Баторий начал возводить крепости на Западной Двине. На проведенных в 1576 г. переговорах с Иваном Грозным он намеренно дерзил, отказывался признавать того не только государем Ливонии, но и князем Смоленска. Особенно оскорбил Ивана IV очередной отказ признать его царем, тон Батория наводил на мысль о неизбежности войны.

В 1577 г. после провала переговоров и с Баторием, и со шведами Иван Грозный начал крупное наступление в Ливонии. В течение 1577 г. его войска, усиленные армией Магнуса, захватили большинство городов Лифляндии. К концу года под контролем московитов оказались все ливонские земли севернее Западной Двины, кроме Риги и Ревеля, взять которые из-за мощных укреплений не представлялось возможным. После кровавых расправ, которыми войско царя отметило свои победы, вспыхнула волна восстаний, причем на этот раз не только немцев, но и эстонцев.

Магнус, одержавший немало побед в этой кампании, решил, наконец, добиться реализации своего проекта создания Ливонского королевства. Он почтительно попросил у Ивана передачи себе нескольких городов, в том числе Дерпта, однако получил отказ. Иван Грозный пришел в ярость оттого, что ему смеет указывать его вассал, грозил Магнусу войной, заставил его унижаться и молить о прощении, даже бил принца, пока тот не искупил покорностью свою смелость. Некоторых приверженцев датчанина казнили, другие погибли при попытке сопротивления царским войскам. Последние иллюзии Магнуса о помощи Ивана Грозного в реализации его замыслов развеялись. В середине 1577 г. царь простил «короля ливонского» и передал ему ряд городов, однако значительно меньше того, что обещал.

Как только Грозный уехал из Ливонии в Александрову слободу, противники московских войск активизировались. Захваченные в 1577 г. территории стали отходить в руки шведов и осмелевших литовцев, на чью сторону перешли многие сторонники Магнуса. Так, например, осенью 1577 г. воеводы из Литвы прислали в Динабург несколько десятков бочек вина в знак дружбы к местному московскому гарнизону. Как только ратники перепились, литовцы атаковали их и захватили город, взятие которого стоило когда-то Ивану Грозному стольких усилий. В январе 1578 г. убедившийся в несбыточности своих надежд, униженный и оскорбленный Магнус бежал к Баторию. Эпопея с созданием марионеточного государства на прибалтийских землях завершилась.

Непреклонное желание Ивана Грозного заставить всех жить по своим правилам стоило Московии последнего союзника и результатов предыдущих побед. Даже жена Магнуса, племянница царя Мария, не вернулась на родину, оставшись со своим ребенком в Риге. Сам бывший «король Ливонский» умер через 5 лет, передав Речи Посполитой все свои владения в Северной Курляндии и на Моонзундских островах.

В марте 1578 г. после долгих переговоров Стефан Баторий заключил с Иваном Грозным перемирие на три года. Полученное время царь использовал, чтобы создать собственную армию, набранную из верных ему трансильванцев в противовес шляхетскому ополчению. Баторий вынудил богатых подданных одолжить ему денег, закупил множество самого современного оружия, нанял большое число ландскнехтов в Германии и Чехии. В том же году он заключил союз с Крымом и обезопасил себя со стороны Турции. Стефан вложил в подготовку войны с Московским царством очень много средств, поэтому планировал победить в любом случае и по возможности быстро. В июне 1578 г., пользуясь тем, что воеводы Ивана по-прежнему приводили к покорности «отчину» царя, Баторий объявил перемирие нарушенным и поставил царя в известность о начале войны за свои земли, полученные по Виленскому договору 1561 г.

С лета 1578 г. литовские и шведские отряды действовали в Ливонии совместно. В октябре 1578 г. нерадивость и трусость московских воевод привела к тяжелому поражению под Венденом, поставившему под сомнение все завоевания Ивана Грозного в Ливонии. В литовском плену оказались многие вельможи, в том числе герой 1572 г. Хворостинин. Иван IV пришел в отчаяние: все, созданное его личными стараниями и годами террора, не выдерживало проверки на прочность.

Самого Ивана Грозного вряд ли можно назвать талантливым полководцем, но он был, безусловно, хорошим стратегом и организатором. Всякий раз, когда царь возглавлял войска, Московия одерживала победы или по крайней мере не терпела поражений. Однако в его отсутствие под руководством запуганных посредственных воевод войска почти всегда сражались плохо.

Глава 8. КРУШЕНИЕ НАДЕЖД

Эти годы стали серьезным испытанием для царя и всей России. Страна вновь потерпела ряд поражений, некоторые земли были разорены иностранными войсками. Полной катастрофы удалось избежать, но моральный дух русских войск и самого Ивана Грозного оказался сломленным. Он все больше задумывался о своем наследии и наследниках, о судьбе своих преобразований. Ему исполнялось 50 лет; поражения, победы, разочарования и радости истощили царя. Его жизнь явно подходила к концу, и Иван IV стал планировать свой уход, но никак не мог решиться оставить государство. В конце 1581 г. он случайно (или не случайно) убивает своего старшего сына, после этого окончательно теряет веру в себя, однако от престола неотказывается. Население Московии устало от выпавших на его долю испытаний и покорно соглашалось жить в рабстве.

Стефан Баторий и его походы

Новый польский король удивил всех, и в первую очередь — своих вельмож. Иностранный ставленник незнатного рода вдруг принялся приводить к суровому порядку государство, которое соглашалось на это с трудом. Надежда Ивана Грозного на внутренние мятежи и на то, что шляхта осознает, что никто, кроме русского царя, порядка в Польше не наведет, не оправдались. Все восстания Баторий немедленно подавлял. В 1576—1577 гг. король Стефан взял город Гданьск, попытавшийся добиться для себя особых привилегий, гарантий и прав в королевстве. К началу 1578 г. состоялся целый ряд мелких военных походов, после которых Баторий уже контролировал всю страну. Речь Посполитая согласилась ему подчиниться. Стефан переехал в Гродно, ближе к будущему театру предстоящих военных действий.

Отвлекая Ивана IV переговорами и вызывая его раздражение своей надменностью, король Стефан начал готовить генеральное наступление на Московию. Для этого он не жалел ни дипломатических, ни финансовых средств. Резкое усиление московского присутствия в Ливонии только помогло ему убедить магнатов и шляхту в том, что нужно напрячь все силы. Состояние самого русского царя, напряженно размышлявшего о тщетности совершенных им преступлений, давало Стефану главное — моральное преимущество. Кроме того, Баторий обязан был выполнить обязательства, с помощью которых он добился поддержки польской шляхты. Одним из главных его «предвыборных» обещаний стала торжественная клятва отобрать у Московии все завоеванные ею земли. Само появление Батория на польском престоле являлось гарантией неизбежности широкомасштабной русско-польской войны.

В ноябре 1578 г. Иван, оскорбленный нарушением договора, все же попытался заключить перемирие с Баторием, чтобы расправиться сначала со шведами. Однако Стефан отверг все предложения Грозного, сразу же превратившись из миролюбца в надменного непримиримого противника. Русские послы вернулись, не добившись результата, и рассказали Ивану Грозному, как Баторий унижал достоинство русского царя при исполнении ритуалов.

Польский сейм не возражал против заключения мира с Московией, шляхта отказывалась давать деньги на войну и принимать в ней участие. Новые ресурсы на ведение войны и содержание еще одной партии европейских наемников королю Стефану и канцлеру Замойскому пришлось брать из собственных средств.

Баторий отказался наносить главный удар в Ливонии, то есть непосредственно на оспариваемых землях. В 1579 г. он атаковал давно закрепившийся за московитами Полоцк, номинально еще литовский город. Иван Грозный не ожидал подобного развития военных действий и по-прежнему направлял основную часть сил в Ливонию, сосредотачивая артиллерию и лучшие войска в Пскове и рассчитывая снова взять Ревель. Возглавляли войска все те же посредственные воеводы Шереметев и Голицын, которые бежали из-под Вендена вместе с конницей, бросив на произвол судьбы пехоту и пушки.

В начале августа 1579 г. 45-тысячное войско Батория осадило Полоцк, который обороняли не имевшие опыта в ратном деле воеводы князья Телятевский и Щербатый. Они с самого начала отказались вести переговоры, казнив на стенах нескольких литовских пленников. Иван, узнав о начале осады, не придал ей слишком серьезного значения. Он послал против атаковавшей армии только одну часть своего войска под командованием Шеина и князя Па-лецкого, две другие отправив в Курляндию и под Корелу (ныне — Приозерск) против Швеции.

Под Полоцком шли дожди, обозы тонули в грязи, войско Батория страдало от недоедания и лишений походной жизни. На штурм города король не решался. Московское войско также избегало открытого столкновения, засев неподалеку в маленьких крепостях и препятствуя подвозу провианта войскам Стефана.

29 августа 1579 г. венгры сумели пробраться к деревянным стенам крепости и поджечь их. Начался штурм, который продолжался весь день, но московскому гарнизону удалось отбить атаку, несмотря на тяжелые повреждения в укреплениях. Находившиеся по соседству войска Шеина на помощь осажденным не пришли: в этот день донские казаки изменили Московии, самовольно покинув армию. Ожидавший контрудара Шеина Баторий заблаговременно приготовился отразить его, но этого ему делать не пришлось. Полоцк горел, его население едва успевало тушить пожары. Напротив разрушенной части укреплений московиты выкопали рвы, установили за ними артиллерию и при атаке венгров расстреливали их оттуда из пушек.

Еще несколько дней город продолжал оборону. Наконец, поняв, что помощи ждать бесполезно, стрелецкий голова и воеводы вступили с поляками в переговоры. Епископ Полоцка Киприан противился этому, призывая не сдаваться врагам живыми и пытался взорвать крепость вместе с защитниками, но это ему не удалось. В начале сентября Полоцк сдался на почетных условиях, уцелевшие защитники получили право вернуться на родину. Всех желающих Стефан Баторий принимал к себе на службу.

В течение сентября 1579 г. польские войска захватили мелкие крепости вокруг Полоцка, в том числе Сокол, взяв таким образом под свой контроль своеобразный полоцкий укрепленный район. Часто русские войска оборонялись отчаянно, однако не могли одолеть наемников-профессионалов и терпели одно поражение за другим. Немцы после взятия Сокола вырезали всех пленных и обезобразили их трупы. Потери с обеих сторон оказались большими. Последняя крепость около Полоцка, Суша, сдалась в октябре на почетных условиях, оставив победителям все пушки и огромные запасы пороха и ручного огнестрельного оружия.

После 16-летнего московского владычества Полоцк возвратился под контроль Литвы, Баторий восстановил здесь католический собор, хотя торжественно обещал свободу исповедования православной религии. При этом многих, собиравшихся вернуться в Россию, польский король в нарушение своих обещаний долго не отпускал, опасаясь, что они вступят в московские войска.

Помимо полоцкой кампании Баторий занялся набегами на северские и смоленские земли, при этом показательно щадя мирных жителей (насколько было возможно) и убеждая их, что он воюет против царя московского, но не его подданных. Стефан хотел вызвать массовый переход на свою сторону населения приграничных земель, которое по-прежнему не видело особого различия между Литвой и Московией, считая два этих государства родственными и похожими по вероисповеданию, обычаям и языку. В большинстве своем надежды Батория не оправдались: жестокий режим Ивана Грозного оказался на поверку не только ужасным, но и родным.

После взятия Полоцка в конце 1579 г. Стефан вернулся в Вильно, а оттуда отправился на сейм в Варшаву, чтобы добиться от шляхты пополнения войска. Иван Грозный в это же время отправил к польской шляхте письмо, в котором писал, что не направил против Батория всю армию только потому, что не желает кровопролития среди христиан, и призывал прекратить разжигание войны. Король Стефан вступил в переговоры с русским царем, на которых в очередной раз утверждал, что виновником войны является Грозный, требующий чужих земель, то есть Лифляндии и Курляндии. Иван не соглашался и настаивал на возврате пленных и заключении приемлемого мира. Шляхта колебалась, тогда Баторий ввел в своих землях воинскую повинность, приказав забирать в войско одного крестьянина старше 15 лет из каждых 20. Нового ополченца он навсегда освобождал от всех повинностей. Такое решение короля заставило магнатов и ростовщиков предоставить ему новые займы.

В том же 1579 г. московские отряды наконец подавили восстание эстонцев, взяли в плен, а затем четвертовали их предводителя Шенкенберга, а также отогнали шведов от Нарвы, разбив их отряд и вынудив его отступить к Ревелю. Это внушало некоторый оптимизм, и Иван Грозный после пяти недель ожидания литовских послов, в феврале 1580 г., последний раз потребовал заключения «вечного мира». Однако его предложение опоздало, Баторий уже начал новое вторжение.

В январе 1580 г. Иван, предчувствуя серьезные испытания для страны, созвал церковный собор, на котором вместе с сыном Иваном обрисовал тяжелое внешнеполитическое положение Московии и потребовал поддержки духовенства, прежде всего материальной. Монастыри и епископии обязывались в очередной раз передать царю множество вотчин и не приобретать новых ни под каким предлогом. Царь ссылался на то, что пока военно-служилое сословие бедствует, неся потери на охране государства, монахи и иерархи зарабатывают и тратят на излишества огромные богатства. Помимо земель Грозный забрал у церкви и немалые суммы денег, объяснив поборы военными издержками.

Поход Батория 1580 г. был направлен на Великие Луки, однако король до последнего момента скрывал главное направление удара и собирал войска посередине между Лужами и Смоленском в Чашниках. Промедление Ивана Грозного, не опередившего его и не ударившего первым, невозможно объяснить объективными причинами. К этому времени вновь оживился Крым, возобновивший набеги на южную окраину Московии. С каждым годом вылазки татарских шаек становились все более наглыми. В июне 1580 г. Баторий двинулся по бездорожью на Великие Луки. Мелкие крепости Велиж и Усвят, прикрывавшие это направление, сдались явно превосходящим силам неприятеля после непродолжительного сопротивления.

Послы Ивана Грозного предложили Баторию мир, соглашаясь признать за ним Курляндию, Полоцк и часть Ливонии с 24 городами. Однако тот, вдохновленный успехом, потребовал всю Ливонию, Псков, Новгород, Великие Луки и Смоленск. После этого переговоры резко оборвались. 6 сентября 1580 г. Великие Луки были взяты штурмом, причем победители вновь устроили в городе резню, истребив даже монахов, шедших крестным ходом. Стефан вступил в дотла разоренный город, залитый кровью. После этого польские войска разбили отряд пытавшегося сопротивляться князя Хилкова и взяли Торопец. Затем без особого труда захватили Невель, Озерище и Заво-лочье, которые сдавались после первого штурма.

Отдельные успехи московского войска на смоленском направлении не могли компенсировать откровенно проигранной кампании, польско-литовские войска заняли земли, которые им не принадлежали со времен Ягайло и Витовта. В Ливонии успешное наступление против Московии вел принц Магнус, осадивший и взявший Корелу и разоривший Карелию. Героическая оборона замка Падис недалеко от Ревеля окончилась в декабре 1580 г. уничтожением всех его уцелевших защитников. Однако попытка шведов взять Нарву в середине 1580 г. закончилась провалом, после которого шведский король даже подумывал о заключении мира, и только успехи Батория убедили его продолжать войну.

Зимой 1581 г. военные действия продолжались. Литовские отряды взяли крепости Холм и Себеж, а также сожгли Старую Руссу. В ответ московские войска совершили набег на территорию Белоруссии, разорив витебские и могилевские земли, но попытка взять сильные крепости Шклов и Могилев успехом не увенчалась. Обе стороны устали от войны. Несмотря на свои победы, Баторий был недоволен итогами кампании и опасался потерять поддержку шляхты. Стефан уговаривал магнатов не скупиться, обольщая их возможностью получить в свое распоряжение все Московское государство.

Многократные попытки царя Ивана завязать переговоры с Баторием оканчивались новыми унижениями; наконец польский король стал открыто оскорблять оппонента и упрекать его старыми преступлениями, в том числе новгородской трагедией и тем, что его предки когда-то были данниками татар, а мать — дочерью предателя Сигизмунда Глинского. Привыкший сам не стесняться в выражениях Иван столкнулся с небывалым высокомерием противника и резко сменил тон. В своем последнем послании Баторию он называл себя смиренным государем, подробно описывал умеренность своих мирных предложений и историю переговоров последних лет и, обвиняя короля в сотрудничестве с басурманами, то есть с турками, провозглашал войну под сенью креста.

Баторию не оставалось ничего другого, как продолжать войну в надежде достичь полной победы. Он истратил на эту военную кампанию слишком много средств. Попытка выманить у Ивана 400 тыс. червонцев в качестве возмещения военных издержек провалилась, и Стефан желал добиться хотя бы территориальных уступок. Он надеялся на помощь шведов, которые в 1581 г. нанесли русским войскам ряд тяжелых поражений и полностью выбили их из Эстляндии, захватив в сентябре даже Нарву. После кровопролитных боев город, который с 1558 г. являлся центром русской торговли с Европой, перешел под шведский контроль. В этом же году шведы заняли Ям, Копорье и Ивангород, отрезав Московию от Балтийского моря. Вместо ожидаемых победоносных приобретений перед Иваном Грозным замаячила перспектива серьезных территориальных потерь и полного поражения. Боярская дума после провала попыток быстро отбить Нарву рекомендовала царю заключить мир с Баторием, чтобы всеми силами обрушиться на Швецию.

Оборона Пскова и отражение польского нашествия

Исследователи истории в серии поражений 1578— 1581 гг., как правило, обвиняют самого Ивана Грозного, указывая на то, что тот, имея возможность проявлять активность, преступно бездействовал, выпрашивая мир и унижаясь перед Баторием. Однако такое поведение, даже принимая во внимание депрессию, охватившую царя, было совсем не в его характере. Этой странной бездеятельности можно найти другое объяснение. Иван при своей жестокости и стратегическом уме мог допустить разорение юго-западной и западной окраин России и по другим причинам, и даже с некоторой тайной целью. После трагедии под Венденом Иван вполне убедился в том, что Ливонская война непопулярна.

Его подданные и тем более военачальники к тому времени стали слишком избалованы победами на Западе и не желали рисковать ради новых трофеев. Хорошо сражаться русский народ умел только в единичных случаях или в экстремальных ситуациях. Подтверждение этой особенности национального характера Иван получил во время отражения крымского нашествия в 1572 г. Царь мог решить, что его подданные не желают воевать на чужих землях с басурманами и немцами, но поневоле включатся в борьбу на своей территории, столкнувшись с угрозой разорения собственных земель и беспощадностью иностранных армий. Косвенным подтверждением этого может служить указание царя главам земской части государства Симеону Бекбулатовичу и Мстиславскому (незадолго до того прощенному за злой умысел против царя), править земской частью так, как им заблагорассудится. Грозный подчеркивал этим свое равнодушие к военным проблемам, сам был занят празднованием семейных событий и устройством личных дел. Он явно устал вести войну в одиночку.

В 1581 г. Иван наконец дождался того, что Московия поднялась на борьбу с воодушевленным постоянными победами врагом. В феврале-марте 1581 г. после рейда московских войск в Белоруссию Баторий вынужденно задержал выступление своей армии в третий поход. Весной Дмитрий Хворостинин еще раз отвлек польского короля нападением на Поднепровье и Гомель, впрочем, особого успеха этот рейд не принес.

Летом 1581 г. Стефан выступил на Псков с 47-тысячной армией, пополненной очередным контингентом наемников. Иван Грозный с гарнизоном всего в 700 стрельцов ожидал нападения в Старице, где его легко могли блокировать, однако царь не испугался опасности и не бежал. Баторий не располагал информацией о местонахождении русского царя и упустил очень хороший шанс выиграть войну. Его люди, с которыми последний раз воевал против России Андрей Курбский, отступили, испугавшись слухов о выставленной против них огромной русской армии.

По пути Баторий взял крепость Остров, разгромив ее укрепления, а также Опочку и Красный. 26 августа 1581 г. войска польского короля осадили Псков, который обороняли Иван Петрович Шуйский (внук первого из казненных Иваном IV) и Василий Федорович Скопин-Шуйский. О численности псковского гарнизона исследователи этого периода русской истории до сих пор ведут споры, но он вряд ли мог превышать 15—20 тыс. человек даже вместе с добровольцами из числа местных жителей.

Псков собирался обороняться до конца. Перебежчики из города советовали Баторию отступить. Псков являлся одной из самых мощных крепостей Московского государства, обладал каменными стенами общей длиной до 9 км (правда, нуждавшимися в ремонте). Город защищали профессиональные войска, давшие клятву сражаться до последнего человека.

Армия Батория начала тщательные осадные работы, которые закончились генеральным штурмом уже 7—8 сентября. Время работало против короля, поэтому он торопился. Согласно легенде, Баторий во время сборов в суете забыл отдать приказ о заготовке нужного количества пороха, за что теперь ему пришлось расплачиваться. Опытные в отражении атак воины и псковские ополченцы при поддержке монахов из окрестных монастырей и даже женщин встретили почти прорвавшихся за стены врагов мощным контрударом. Несмотря на то что ряд башен и участков стены литовцы и наемники сумели взять, защитники города остановили продвижение противника, а затем и выбили его из города, частично взорвав захваченные врагом опорные пункты. Штурм провалился, Баторий потерял около 2 тыс. человек. Расчеты на быстрое взятие города не оправдались, обещания, данные им своим воеводам, остались невыполненными.

После провала первого штурма польско-литовская армия начала делать 9 подкопов под стены Пскова, что требовало длительной работы. Однако и эта акция оказалась неудачной. Обороной руководили грамотные в военном отношении люди. Используя сведения перебежчиков, защитники крепости сумели в середине октября «перехватить» участки земляных работ и своевременно взорвать их, не причинив вреда укреплениям, но нанеся ощутимые потери противнику Осада явно не удалась, и Баторию пришлось ограничиться блокадой крепости, однако при этом оставались участки, которые полякам не удавалось контролировать. Поскольку город был слишком велик (секретарь польского короля даже удивлялся этому, сравнивая Псков с Парижем), окрестные крестьяне сумели постепенно наладить поставку в него продовольствия. Надежда польско-литовских военачальников на голод в гарнизоне исчезла.

Весь октябрь литовцы пытались, прикрываясь сколоченными из досок щитами, вручную продолбить каменные стены и почти преуспели в этом, однако кипяток, смола и плотный огонь из пищалей заставили их отступить от стен. Армия короля таяла, уже 4 октября выпал снег и наступили заморозки, заканчивался порох, усиливались волнения и голод в войсках. Ситуацию мог изменить только решающий приступ.

2 ноября часть крепостной стены со стороны реки Великой рухнула после обстрела из артиллерийских орудий. Войска Батория пошли в атаку, которую царские войска отбили, причинив очень серьезный урон нападавшим. Второй генеральный штурм провалился, литовцы бежали. На глазах у короля его победоносные войска оказались разгромленными. В тот же день в Псков прорвался крупный отряд подкрепления во главе со стрелецким головой Федором Мясоедовым. Погода и условия становились все менее благоприятными для осаждающей армии, многие литовские отряды разбрелись по окрестным деревням, добывая продовольствие и ночлег самостоятельно.

Король, стремясь добиться хотя бы небольшой победы, приказал своим воинам взять Печерский монастырь под Псковом. Монахи сдаться отказались, упрекнув противника в богохульстве и недостойном поведении, так как воинам не пристало сражаться с монахами. В ноябре 1581 г. они геройски отразили два штурма, во время которых им даже удалось взять в плен молодого Кетлера, племянника герцога Курляндского. Престиж войск короля Стефана упал совсем низко.

1 декабря 1581 г. Баторий покинул лагерь польско-литовских войск, сдав командование коронному гетману Замойскому. Он объяснял свой отъезд необходимостью присутствия на сейме Речи Посполитой, но, по сути, просто боялся, что окончательный крах его войска произойдет под его командованием, поэтому безнадежно проигранную кампанию переложил на чужие плечи. Остаткам армии приказали зимовать под Псковом, что еще более увеличило число дезертиров как из числа шляхтичей, так и из числа наемников. Армия Речи Посполитой находилась в отчаянном положении, в то время как дух и решимость защитников Пскова только возрастали с каждым месяцем продолжающейся блокады. Всего за время осады было отражено 31 нападение, в том числе несколько генеральных штурмов, а также совершено 46 вылазок, интенсивность которых постоянно росла.

Теперь и Стефан Баторий, и Иван Грозный искали пути к примирению, однако время работало против Стефана, он стал более терпелив и сговорчив. Уже в декабре при посредничестве иезуита Антонио Поссевино, посланника (нунция) Папы Римского Григория XIII, начались переговоры послов короля и царя. Изначально Стефан рассчитывал за три дня решить все вопросы, помня, как отчаянно Иван IV добивался мира все предыдущие 3 года. Однако споры затянулись на три недели и могли продолжаться, по всей вероятности, бесконечно, причем самым тяжелым вопросом для взаимной договоренности оказался набор титулов обоих государей.

Наконец 4 января 1582 г. псковитяне совершили еще одну удачную вылазку, во время которой попытались захватить королевский лагерь. Этого им сделать не удалось, однако демонстрация силы и активности защитников города оказалась эффективной, наемная армия запаниковала. Жесткие меры Замойского по борьбе с дезертирами и уклоняющимися от войны шляхтичами уже не помогали. К счастью гетмана, Иван Грозный не знал, насколько глубокий кризис охватил армию Речи Посполитой. Три года максимального использования финансовых и людских ресурсов страны привели к разброду среди военных и обострению критики действий короля. Стефан Баторий находился на грани потери трона, что непременно бы произошло в случае шляхетского мятежа. Даже отважный гетман Замойский после боев 4 января заявил, что мир необходимо заключать немедленно, иначе армия просто разбежится. Московия же в очередной раз удивила врагов, продемонстрировав стойкость именно тогда, когда ее положение считалось уже безнадежным.

Гибель наследника

Атаки под Псковом дорого обошлись обеим сторонам. По одной из версий, именно из-за споров о спасении осажденного города русский царь в ноябре 1581 г. в гневе нанес смертельную рану своему любимому сыну и наследнику. Иван Иоаннович в 1581 г. был 27-летним «державным юношей» (по выражению Карамзина). Он неоднократно ссорился с отцом, на которого походил во всем. С юности царь заставлял его участвовать вместе с собой во всех жутких делах опричнины, воспитывал его умным, решительным и жестоким. Казалось, Иван IV должен был гордиться сыном, но его психическая неуравновешенность провоцировала все новые и новые вспышки конфликта «отцов и детей». Фатальное недоверие друг другу и мнительное ожидание отцом заговоров, непокорности и измены со стороны сына приносили свои плоды. Слишком схожими оказались настоящий и будущий цари. Двое лидеров, одержимых идеей богоизбранности, вместе ужиться не могли.

Грозный не стеснялся прилюдно ругать сына и жестко обращаться с ним, вмешиваясь в его семейные дела. Тиранство отца приводило к тому, что уже взрослый сын чувствовал себя всего лишь одним из его рабов, хотя при подорванном здоровье царя, казалось бы, должен был все более активно участвовать в государственных делах. В таких случаях прежние московские правители обычно делали сына соправителем, но этот вариант не устраивал Ивана Грозного.

Царь проверял сына на покорность неоднократно. Еще в 1575 г., охваченный гневом и подозрениями, он поставил на трон не своего наследника, а Симеона Бекбулатовича, подозревая, что вернуть трон, отобрать его у Ивана-младшего, будет непросто. Протесты бояр по поводу воцарения «инородца» привели только к вспышке ярости и казни всех осмеливающихся возражать, самого царевича тогда защитил его дядька, боярин Никита Юрьев. Вскоре Иван Грозный заявил, что корону вообще передаст Магнусу, а сына лишит всех прав на трон. Однако измена Магнуса в начале 1578 г. навсегда перечеркнула этот фантастический план. Уже в конце того же года, серьезно заболев, Иван IV объявил о намерении отречься от престола и передать трон сыну, на что последовали единодушные уговоры не уходить и одновременно полное согласие с кандидатурой наследника. Повторения ситуации 1553 г. теперь быть не могло. Проблем с признанием боярами нового царя не возникло.

В это же время Иван Грозный в приступе депрессии пишет в завещании о своих грехах, что он «каиново убийство» совершил (казнь Владимира Старицкого) и будет стоять на Страшном Суде рядом со своими жертвами. Появляются и его знаменитые синодики — поминовения жертв в знак их прощения, конечно, далеко не полные, но подтверждающие открытое признание царя в том, что он погубил 1490 человек. Все государство знало о том, что царь велел созвать ближних бояр и церковных владык, при них горько каялся в своих преступлениях и плакал.

С ослаблением депрессии и частичным восстановлением здоровья Иван Грозный вновь проникся властолюбием и волей к борьбе. К нему опять вернулись подозрения относительно сына. По этой причине Иван IV упорно не давал ему проявить себя ни в каком деле, особенно на военном поприще. Молодой Иван Иоаннович, вполне взрослый для самостоятельных дел и подвигов, злился и склонялся к своеволию. Он жаждал быть героем, а царь отсылал его все глубже в тыл, не желая допустить на авансцену главных событий. Старый артист боялся конкурента, Московия должна была оставаться театром одного актера. Чем дольше царь медлил с избавлением России, и в частности Пскова, от войск Стефана Батория, тем настойчивее и нетерпеливее становился царевич, мечтавший стать спасителем города. Отец войск ему не давал, боясь, что в руках молодого Ивана окажется слишком опасный инструмент, который может быть использован в борьбе за трон. Речи возмущенного таким отстранением от активной жизни царевича становились все менее почтительными и все более запальчивыми. Он заявлял царю, что победил бы Батория как с меньшей казной, так и с меньшим войском, а отец больше любит деньги, чем доблесть.

Иван Грозный злился, поскольку ему хорошо были известны энтузиазм русского народа и его любовь к новым царям. Он сам когда-то обладал неограниченным кредитом доверия и преданности всех слоев населения. Однажды уступив наследнику и позволив ему приобрести симпатии, старый тиран лишался всех шансов на сохранение власти.

Однако убийство произошло, скорее всего, на почве узкосемейного конфликта. Царь диктовал свою волю наследнику и в брачных делах. Обеих жен, Евдокию Сабурову и Петрову-Соловую, Грозный выбрал сыну сам, а потом сослал обеих в монастырь. Третью жену царевич выбрал самостоятельно, ею стала представительница ненавистного Ивану Грозному рода Шереметевых Елена. Одного ее дядю Иван казнил, второго сослал в монастырь, отца невесты публично обвинил в связях с крымским ханом.

В 1581 г. невестка Грозного забеременела. 9 ноября 1581 г. Иван IV зачем-то зашел в ее покои, где застал ее неодетой, в одной нижней рубахе, что противоречило всем устоям московского жизненного уклада. Грозный начал грубо бранить невестку и бить ее. На крики прибежал сын царя и активно вступился за беременную супругу. Иван, распаляясь и чувствуя себя правым, начал бить и сына, который, надо полагать, оказал сопротивление. Конфликт быстро перерос в драку, в которой Иван Грозный и нанес своим тяжелым, окованным железом посохом удар царевичу в висок. Обильно полилась кровь, Иван-младший упал без памяти, только тогда царь опомнился. Возможно, как на известной картине Ильи Репина, он упал на колени, понимая, что случайно убил единственного достойного наследника.

Есть и другая версия причины конфликта отца и сына. Возможно. Иван пробрался в покои невестки, охваченный похотью, иначе его появление там объяснить сложно. Развратность царя была широко известна, даже на смертном одре он своими приставаниями довел до слез и вынудил сбежать из покоев жену своего второго сына Федора, Ирину Годунову, пришедшую утешить «болящего батюшку».

После убийства сына Грозного охватило отчаяние. В довершение всего у невестки от нервного потрясения случился выкидыш, царь лишился еще и внука. Царевич тяжело мучился 11 дней и умер в конце ноября 1581 г. Иван плакал, сильно страдал. Одна из вспышек гнева закончилась для него катастрофой более непоправимой, чем поражение в Ливонской войне.

Слабоумный Федор заменить Ивана никак не мог, династия была обречена. Грозный, обладая аналитическим умом, вполне понимал, к чему это приведет после его смерти, поэтому от горя едва не лишился рассудка. Вся торжественность похорон, покаяния, неслыханная сумма (6 тыс. рублей), переданная в монастыри на помин души, вернуть наследника уже не могли. Иван наказал себя тем, что несколько месяцев именовался не царем, а великим князем. С тех дней Иван Грозный не переставал оплакивать гибель сына. После этой трагедии равнодушие царя и его нежелание заниматься войной с неугомонными врагами усилились до чрезвычайности. Только фантастическое упрямство и несгибаемая, озлобленная воля помогли ему завершить Ливонскую войну на относительно достойных условиях.

Экономический кризис в России. Голод, эпидемии, разруха

Итоги опричнины, лишений, казней и многолетней войны имели ужасные последствия для страны. Материалы писцовых книг, воспринимаемые буквально и без должного анализа, дают страшную картину обезлюдения, исчезновения целых городов с лица земли. Так, в Гдове, на Псковщине, осталось всего 14 домохозяйств, а население Москвы сократилось втрое (по некоторым данным — вшестеро). Источники свидетельствуют о запустении целых волостей и уездов, катастрофическом сокращении посевных площадей (в целом по государству — на четверть). Не смогли оправиться от разорения Новгород и Псков. Летописи переполнены сведениями об опустошенных опричниной и войной местностях, деревнях и городах. Однако для объективного восприятия информации следует учитывать, к каким именно регионам Российского государства относятся населенные пункты, упоминаемые в этих исторических документах.

Современные демографические исследования показывают, что вторая половина XVI в. была неблагоприятным временем для Московии. Особенно четко признаки гуманитарной катастрофы прослеживаются в период 1569—1571 гг., когда Россия пострадала от ряда бедствий: неурожаев, крымского нашествия и московского пожара. Н.М. Карамзин в IX томе «Истории государства Российского» говорит о постепенном восстановлении старых городов (в том числе Новгорода) и основании новых. Только Москва никак не могла оправиться от последствий пожара и событий 1571 г.

Для Москвы XVI в. были характерны скученность застройки и переполненность улиц: в пределах укреплений Китай-города проживало от 150 до 200 тыс. человек. Пожары, а также вспышки инфекционных болезней приводили в таких условиях к огромной смертности среди населения. К концу правления Ивана Грозного число жителей Москвы сократилось до 40—50 тыс. человек Однако город даже при такой численности оставался одним из наиболее крупных населенных центров не только в Московии, но и в Восточной Европе.

По приблизительным оценкам специалистов, население Российского государства во второй половине XVI в. составляло 7—9 млн человек, территория (до завоевания Поволжья, Урала и Сибири) достигала 3 млн км2. С включением в состав Московии новых огромных территорий перед ее правительством встала задача освоить, то есть заселить своими подданными, завоеванные земли. Сделать это можно было только за счет обезлюдения коренных центральных районов Московии. Знатный и обеспеченный народ уезжал из этих мест почти всегда крайне неохотно, но в бродягах ни в Казани, ни в Астрахани Иван Грозный не нуждался.

Часто приводимые историками данные о катастрофическом уменьшении количества дворов и домохозяйств в городах касаются, как правило, бывшей Суздальской и Новгородской Руси, где правительство Ивана вело наиболее серьезный учет хозяйства, «охотясь» за богатыми землевладельцами — потомками князей эпохи феодальной раздробленности. В то же время данные о русском населении Поволжья и южных окраин государства не приводятся.

Между тем огромные территории на юге и востоке страны осваивались при Иване Грозном ценой подчас действительно катастрофического запустения коренных земель старой Московии. Ссылку Иван IV использовал не только как наказание, часто он таким образом принуждал своих подданных утверждать влияние «белого царя» в Поволжье. В первые же годы опричнины тысячи семейств отправились в Казань, где еще периодически разгорались татарские восстания. Купцы постоянно выезжали в Астрахань, где через несколько десятилетий уже преобладало русское население. Новые крепости Свияжск, Алатырь, Козьмодемьянск, Кокшайск, Уржум, Елабуга, Лаишев, Тетюши, Чебоксары в 1550-1560 гг. заселялись все новыми русскими колонистами, которые приучали поволжские народы к мысли о крепкой власти и подчинении русскому царю. Чуть позже к ним добавилась Уфа, а затем и целый ряд русских городов в Поволжье, стерегущих Волжский путь.

Часть дворян выехала и в Ливонию, некоторые из них сложили там свои головы, но множество других (хотя и с огромным трудом) вернулись в Московию. Активно застраивалась новыми крепостями литовская граница, появились Себеж, Невель и Велиж (разоренные Баторием в 1579-1581 гг.). После Ливонской войны часть ресурсов, ранее направлявшихся на запад, была переориентирована на Русский Север, где в 1584-1585 гг. начали возводить город Архангельск

На юге появились десятки новых станов и крепостей, ставших основой новых засечных черт, оформившихся уже после Ивана Грозного, но на основании работ, проведенных в его правление. Еще при нем в черноземном районе основаны Данков, Епифань, Орел, Волхов, Курск, Ливны, укреплены Ряжск, Елец и Шацк Установлена система приграничной службы, которая позволила впоследствии совершить мощный рывок на юг. Конечно, все это происходило в обстановке ожесточенной борьбы с крымцами, которые в результате своих набегов ежегодно захватывали в плен сотни и даже тысячи русских людей и затем продавали их в рабство в Турцию.

Мнение об истощении Иваном Грозным государственной казны сложилось, скорее всего, вследствие намеренного преуменьшения своих богатств лукавым монархом. До последних дней правления московский царь позволял себе содержать роскошные выезды при дворе, скупал огромные драгоценные камни и устраивал многолюдные пиры за свой счет. Иван никогда не брал в долг у частных лиц (как Стефаний Баторий) и не оставил после себя обязательств казны (возможно, потому, что все необходимое отбирал силой). Со времени Ивана Грозного сохранилось множество великолепных и очень дорогих строений, кроме того, исторические источники сообщают о его щедрых дарах военачальникам и государям соседних стран.

Кровавая опричнина, главной целью которой было не уничтожение населения, а разорение боярских и дворянских вотчин и принудительное переселение россиян в новые районы, даже по максимально завышенным расчетам унесла жизни от 70 до 200 тыс. человек Но даже приняв эту цифру за истинную, нетрудно убедиться, что до потерь 25 % от всего населения Московии еще очень далеко.

Не добившись поступления на государеву службу или не дождавшись очередного Юрьева дня для перехода к лучшему хозяину, из-за опричнины, новых налогов, просто из страха за свою жизнь многие люди действительно бежали из центральных районов Московии на ее окраины.

Однако эти неподотчетные закону, не записанные в писцовые книги, никем не контролируемые люди не были потеряны для России. Они влились в ряды донских, запорожских, волжских и терских казаков, стали охочими людьми, на свой страх и риск добывающими для православного царя новые владения на востоке и в Сибири (бывший волжский разбойник, атаман Ермак, стал одним из наиболее известных среди них). Многие тысячи людей несли власть, веру и обычаи Московии в ближние и дальние земли. Бывшие подданные царя Ивана уже не платили налогов, но оставались русскими людьми и постепенно делали общее со своими собратьями в Московии дело. В отличие от холопов в дворянских поместьях безвестные переселенцы были самостоятельны и инициативны, поэтому не дожидались ничьей команды и шли за трофеями сами. Все наследники и потомки этих людей в XVII—XVIII вв. вошли вместе с освоенными ими землями в состав Российского государства.

Наряду с этим внутренняя политика Ивана Грозного имела множество недостатков, еще более заметных по сравнению с будущими российскими достижениями. Огромная миграция, резкий дисбаланс между хозяйственным потенциалом центра и окраин, попытки экстенсивного развития, война с дворцами знатнейших вельмож при незавидной участи хижин их холопов, корыстолюбие и скупость царя — все это привело к резкому социально-экономическому кризису в 1570-1580 гг. Негативные явления накапливались в течение двух десятилетий, с начала 1560-х гг., пока в дни походов Батория не превратились в общенациональную трагедию.

Разорение старых экономических районов привело к нарушению веками складывавшихся торговых связей, подрыву традиционных источников хлеба и основных товаров, к резкому снижению экономической активности земледельцев и ремесленников, кризису доверия власти любого уровня. Все это не относится, пожалуй, только к землям Русского Севера, сразу вошедшим в опричнину и не имевшим своих крамольных бояр и их владений на своей территории. Здесь при Иване Грозном достигло расцвета земское самоуправление и достаточно благополучно (никаких недовольств и восстаний не случалось) жили общины черносошных крестьян.

Среди опальных, но не казненных дворян распространились бродяжничество и разбой. Крестьянские семьи уходили нищенствовать из поместий и разоренных вотчин, прекращали рачительное хозяйство многие монастыри, деятельность которых парализовала земельная политика Ивана Грозного. Неспокойный характер государя и его меняющиеся симпатии не способствовали устойчивому развитию богатых имений и стремлению бояр и боярских детей к приумножению собственных богатств и земель, многие старательно избегали поводов вызвать зависть царя, боясь опалы.

Крестьяне, зная участь осужденных вельмож и не желая подчиняться новым хозяевам, годами бродили в поисках лучших условий жизни и нового пристанища. Из-за недостатка рабочих рук раздача новых огромных, но пустых земель потеряла всякий смысл. Система дворянского ополчения, обеспечивавшая государство армией, при которой помещики выходили на службу «конно, людно и оружно», теперь уже не обеспечивала обороноспособности государства. Из-за того, что дворяне не могли ничего выставить на государеву службу, мобилизация в армию в 1579—1580 гг. проходила очень тяжело, множество людей на нее просто не явились. Администрация вела розыск и наказывала уклонившихся — их били кнутом, но, в сущности, многих из них обвинить было не в чем. Дворяне нс имели возможности найти и вернуть своих блуждающих по стране крестьян и беглых холопов. Борьба за землю окончилась, началась борьба за людей. Дворяне уезжали из армии в родные поместья, обеспокоенные тем, что соседи в их отсутствие переманят или силой угонят крестьян к себе.

Новые налоги истощили и тех, кто еще оставался на старых местах. Теперь единую меру налогообложения («обжу») платили не 3 двора, как раньше, а от 4 до 8 домохозяйств. В разоренных войной новгородских, псковских и смоленских землях положение сложилось еще более серьезное. Иван Грозный ужесточил свои требования даже для купцов и промысловых людей, которым он традиционно покровительствовал, для убедительности своих намерений казнив нескольких членов крупнейшей корпорации торговцев — Гостиной сотни. Доставалось и купцам из Англии, которым пришлось заплатить на военные нужды московского государства около 2 тыс. рублей.

В 1581 г. Иван Грозный решил покончить с хаосом внутри страны, подтачивающим основы созданного им в годы опричнины земельного порядка. Он временно запретил переходы крестьян на Юрьев день от хозяина к хозяину. Царь справедливо рассудил, что пожилые крестьяне все равно не выплачивают, поскольку слишком бедны, поэтому ограничение миграции, заложенное в Судебнике 1550 г., просто не работает. Старинное право крестьян на переход от одного хозяина к другому и без того постоянно нарушалось в результате произвола опасающихся обеднения дворян и бояр. Не отменяя Юрьев день в принципе, Иван надеялся хотя бы на несколько лет, названных им «заповедными», успокоить и стабилизировать ситуацию в стране. Однако «заповедные» годы растянулись в результате на несколько столетий, именно этот указ 1581 г. стал основой для последующего введения крепостного права и полного прикрепления крестьян к земле. Мера стабилизации положения стала основой для неисчислимых людских бедствий. Запуганные и уставшие от реформ Ивана IV крестьяне легко согласились на временное ограничение своих прав — никто не смел перечить грозному государю.

В последние годы правления царь прекратил искать поводы для террора против бояр и даже решил приструнить доносчиков. Он объявил о суровом наказании за клевету; некоторых злостных ябедников били батогами и ссылали в крепости на крымской границе. Царь пытался еще раз после 1550-х гг. помириться со своими подданными, но было уже слишком поздно. Страна, выстроенная Иваном Грозным за 30 лет, стала другой, идиллического и прочного договора между рабами и деспотом, как на первом Земском соборе, уже быть не могло.

Глава 9. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ПРАВЛЕНИЯ

Последние годы правления Ивана IV прошли относительно мирно. Пережив тяжелое потрясение, царь сумел оправиться и в меру сил занялся поиском новых направлений деятельности. Старые проблемы с боярством решить он уже не мог, при его подозрительности и параноидальном страхе перед изменой сделать это было невозможно. Военные авантюры потерпели крах (по мнению царя — временный). Стране требовался мир, чтобы восстановить истощенные силы. Иван Грозный тщетно искал путь выхода из тяжелого положения Московии с помощью дипломатических средств. Удача, столько раз отворачивавшаяся от Грозного в самый неподходящий для него момент, неожиданно преподнесла подарок в виде походов Ермака и завоевания Сибирского ханства, словно еще раз показывая, что главное направление его деятельности — Восток. Иван заметно старел, однако его смерть стала еще одной загадкой русской истории.

Дела семейные. Браки и поиски наследника

Потеря первой жены навсегда лишила Ивана способности к большой любви, царь при всей своей склонности к непостоянству и к увлечению женщинами был, по-видимому, однолюбом. После смерти Анастасии Захарьиной он вообще не хотел жениться, однако на новом браке настояли митрополит и бояре. Вторая жена, выбранная в качестве поспешной замены недолго числившейся в невестах русского царя польской принцессы Екатерины, быстро наскучила Ивану. Мария Темрюковна, дочь черкесского князя, отличалась красотой и темпераментом, но не обладала ни умом, ни душевной силой. Первое время она не разговаривала по-русски и не понимала обращенных к ней слов своего мужа. Царь быстро обратился к поиску все новых и новых любовниц. Политические и военные перипетии только усиливали равнодушие царя к Марии Темрюковне. Ее попытки дать царю новых детей заканчивались смертью младенцев. В 1569 г. она умерла в Александровской слободе. Сразу же появились подозрения в том, что ее отравили. Царь обвинял в случившимся бояр, поскольку именно они на царицу возлагали вину за «изобретение» опричнины. Бояре же и приказные дьяки решили, что Иван Грозный сам уморил надоевшую ему своей дикостью и жестокостью жену.

Царь Иван Васильевич раз и навсегда решил жениться только на своих подданных, причем предпочтение отдавал худородным девицам, а недовольство этим знатных родов игнорировал. В конце концов, для него женитьба стала одним из способов обновления элиты. На вполне законных основаниях на высшие посты в государстве он ставил чуждых боярству людей, которые, тем не менее, получали полное право претендовать на подобные места как высокопоставленные родственники государя. Сам же царь, заставляя других уважать новых цариц, к ним относился весьма неуважительно. Он уже не мог долго вытерпеть надоевшую жену, не мог сдерживаться и ссылал новых супруг в монастырь, как только пресыщался ими.

В 1570 г. после новгородского погрома царь, находясь в экзальтации и мрачном воодушевлении, заявил, что намерен жениться вновь, то есть в третий и последний разрешенный для христианина раз. Состоялся очередной огромный по масштабам съезд в Москву дворянских девушек-невест. Приехало около 1500 кандидаток от 12 лет и старше (за укрывательство дочерей от показа царю отцам грозила ссылка и даже казнь). По совету Малюты Скуратова царь выбрал Марфу Собакину, однако уже во время приготовлений к свадьбе та стала чахнуть. Упрямый царь, который уже облагодетельствовал ее родственников, не отказался от своего выбора, положился во всем на Бога и приказал играть свадьбу. Однако Марфа, которая была уже совсем плоха, фактической женой царя так и не стала, поскольку через две недели после свадьбы скончалась. О причинах ее смерти ходили разные слухи. Согласно одной из легенд, когда через 360 лет могилу царицы вскрыли, тело Марфы оказалось не тронуто тлением и очень бледно, как будто ее похоронили только вчера. Возможно, молодая невеста случайно отравилась снадобьями, которые ей для плодовитости посоветовала выпить ее мать.

Лимит браков Иван исчерпал, однако в конце апреля 1572 г. он добился от церковных иерархов признания его супружества с Марфой недействительным, и те, наложив на него легкую епитимью и ограничения в еде и питье, простили Ивану грех последующих свадеб. Вскоре Иван провел еще один тщательный отбор невест в несколько туров, пока не выбрал к неудовольствию бояр 18-летнюю красавицу Анну Колтовскую, дочь московского дворянина. Новая царица была еще более худородна, чем Собакина. Ее род оказался настолько захудалым, что Иван не смог перешагнуть через ее происхождение и пожаловать новым родственникам думные чины. Новая жена могла порадовать царя только своей свежестью и красотой, а в его борьбе с боярством и поиске новых верных слуг и союзников Колтовские оказались бесполезны. Менее чем через год Иван Грозный после какой-то ссоры или в приступе разочарования (шел тяжелый для него 1572 г.) отослал Анну в Тихвинский монастырь, где ее постригли под именем Дарьи, а пожалованные ее роду земли вокруг города Ростова отобрал обратно.

Уже после гибели главного советчика царя, Малюты Скуратова, Иван Грозный в 1575 г. женился еще раз — на Анне Васильчиковой, которую рекомендовал его новый фаворит Василий Умной-Колычев. Возможно, государь так и не обвенчался с 17-летней Анной, достоверных сведений об этом не сохранилось. На пиру присутствовали в основном родственники царицы и Умного. Иван, помня о церковных строгостях, новые свои браки устраивал тихо и как бы несерьезно, фактически делая новых избранниц наложницами. Это вызывает частые споры среди историков о том, сколько жен было у Грозного и кого из его женщин можно считать царицей.

После того как в октябре 1575 г. Грозный казнил Умного и еще целый ряд государственных деятелей, Васильчикова стала ему неугодна. Сосланная в монастырь, она подозрительно быстро скончалась, о чем царь нисколько не переживал. Церковные иерархи покорно благословляли его на новые браки.

Вероятно, юные девы надоели московскому царю, потому что вскоре Иван сошелся с уже зрелой годами вдовой стремянного Василисой Мелентьевой. Ее бывшего мужа убил то ли сам Иван Грозный, то ли опричники. Новая избранница была весела, дородна, игрива и достаточно сладострастна, что пришлось царю по сердцу. С Василисой царь никогда не венчался, хотя прожил счастливо целых два года, которые оказались для него удачными и в других отношениях. О ее дальнейшей судьбе мнения специалистов расходятся. По одной из версий, Иван 1 мая 1577 г. постриг ее в монахини за слишком откровенные взгляды на молодого придворного. По другой — застал на ее половине пытавшегося спрятаться любовника из боярских детей.

По легенде, царь убил любовника Василисы на месте, а изменницу тайно заживо похоронил вместе с ним в одном гробу. Впрочем, подобных страшных историй об Иване Грозном сочинялось немало. Далее сведения о личной жизни царя становятся еще более туманными и запутанными, упоминаются имена еще каких-то наложниц и даже «жен» царя, например Натальи Коростовой, но насколько эти сведения достоверны, исследователям определить трудно.

В 1580 г. любимец царя А.Ф. Нагой просватал за Ивана свою племянницу, которая уже давно имела претендента на свою руку. Царю невеста понравилась, и честолюбивые отец и дядя заставили девушку выйти замуж за Ивана Грозного. Посажёным отцом стал сын царя Федор, а дружками — Василий Шуйский и Борис Годунов, все — будущие цари Московии. Конечно, старый, беззубый и лысеющий супруг молодую жену не радовал, но она терпела его. Повторилась обычная история: вскоре царица надоела Грозному. Однако царь не успел отослать ее в монастырь, в конце октября 1582 г. Нагая родила царю сына, еще одного Дмитрия, который благополучно пережил опасный период младенчества и стал новой надеждой царя и наследником, хотя болел падучей болезнью, то есть эпилепсией.

Несмотря на рождение сына, Грозный не считал брак с Нагой «серьезным», поэтому возобновил поиски невесты и заодно — крепкого союза с иностранными державами через династический брак. В 1582—1584 гг. он вновь активно занялся переговорами с Елизаветой Английской, выпрашивая у нее родственницу для женитьбы. Распространились слухи, что царь планирует, забрав казну, уехать навсегда в Англию (версия, безусловно, совершенно невероятная). Дочь знаменитого тирана Генриха VIII, который и сам имел восемь жен, совершенно спокойно отнеслась к брачным аферам царя. Грозный через посла потребовал у королевы руку ее 30-летней племянницы Марии Гастингс. Елизавета, требуя торговых льгот и уступок, сознательно затягивала переговоры и сетовала на то, что Мария из-за своей некрасивости и следов оспы на лице может царю не понравиться. Русский посол Писемский, видевший Марию в 1583 г., ее внешность аттестовал, тем не менее, хорошо. Впрочем, Ивана Грозного мало волновала «красота» Гастингс, руки которой он требовал только ради будущего союза с Англией. Нагую в случае успеха этого предприятия ждал монастырь и пострижение. Смерть Грозного в марте 1584 г. прервала исполнение его «английского» проекта.

К концу царствования Иван испытывал недовольство итогами своих брачных союзов. Московию ждала печальная судьба в связи с трагической смертью первого наследника, Дмитрия (в июне 1553 г.) и главного претендента на трон, Ивана (в ноябре 1581 г.). Вся деятельность Грозного, его преобразования и война с элитой строились в расчете на то, что после него к власти придет сильный правитель. Из оставшихся в живых членов царской семьи такого выбрать было сложно. При этом предугадать имя будущего государя вообще не представлялось возможным. После назначения наследником датчанина Магнуса и воцарением татарина Симеона Бекбулатовича от самодура-Грозного ожидали всего, чего угодно.

Достойной заменой Ивану IV мог стать только убитый им царевич Иван Иоаннович. Второй его сын (или третий, если считать младенца Дмитрия I), Федор, от рождения имел очень слабое здоровье и умом не отличался. Царица Анастасия рожала его, будучи истощенной частыми родами и собственными недугами. К 1584 г. Федору шел 27-й год (он родился 31 мая 1557 г.), но надежда на него как на будущего царя была настолько слаба, что Грозный даже не рассматривал всерьез его кандидатуру в качестве претендента на русский трон. Под канонаду польских пушек у Пскова в 1581 г. Федора Иоанновича женили на красавице Ирине Годуновой, сестре Бориса, но детей от этого брака ждать не приходилось. Только перед самой смертью Грозный в марте 1584 г. в завещании назначил Федора наследником престола, однако, несмотря на его зрелый возраст, сразу же объявил о создании регентского совета из наиболее авторитетных бояр.

Маленькому Дмитрию II исполнилось всего 1,5 года, его мать Иван Грозный не любил, поэтому отдалил ее от себя вместе с сыном, дав им в удел город Углич. Кандидатура Дмитрия Иоанновича оставалась запасным вариантом на самый крайний случай. Возраст сына должен был напоминать Ивану Грозному первые годы его официального правления, когда он сам оказался на престоле в возрасте ничего не понимающего, беспомощного ребенка. Сколько бы ни стремился Иван к новым бракам и рождению наследников, он явно уже не успел бы взрастить новую опору государства, учитывая его преклонный, по меркам XVI в., возраст.

Окончание Ливонской войны

Еще в конце октября 1581 г. Иван Грозный по совету хитрого иезуита Поссевино, тайно отстаивавшего интересы католической Польши, принял важное решение об уступке лифляндских городов в обмен на возвращение Стефаном Баторием захваченных русских крепостей. Старый и бескомпромиссный спор о том, чьей по праву должна быть Ливония, мог разрешиться после капитуляции одной из сторон. Грозный не хотел отдавать Литве Полоцк, а Речь Посполитая и лично находившийся в катастрофическом финансовом положении Баторий настаивали на выплате контрибуции.

Наконец, после долгих переговоров 15 января 1582 г. в маленьком городке Ям-Запольске стороны подписали перемирие на десять лет. Иван отказывался от Полоцка, Велижа (эта территория оказывалась единственной потерей русских, если сравнить с состоянием границ на 1558 г.) и всей Ливонии, которая к тому времени и так была им почти потеряна. Договор позволял Московии продолжать бороться за Эстляндию, поэтому надежда добиться своей цели у царя сохранялась. Баторий возвращал все захваченные им русские крепости и отказывался от своего требования контрибуции. Стороны обязывались обменяться пленными в течение восьми недель. Под Псковом о долгожданном перемирии узнали 17 января, все радостно встретили это известие. Польский канцлер Замойский даже пригласил к себе на пир Шуйского, и тот, хотя сам не поехал, прислал младших воевод. 4 февраля 1582 г. при сохраняющемся взаимном недоверии войска Речи Посполитой отошли от Пскова окончательно, направившись в полученную Ливонию принимать замки от московских гарнизонов. Проект Стефана Батория по завоеванию всего Московского царства окончательно рухнул. Вскоре после заключения этого договора, в марте 1582 г., иезуит Поссевино, выполнивший свою тайную миссию, прервал переговоры с Иваном о его переходе под покровительство Папы Римского и выехал из Москвы. Отношения Рима и Русского государства надолго прервались.

У российских историков принято расценивать итоги войны с Баторием как самые неутешительные. Однако серьезных территориальных потерь Московия не понесла. Иван Грозный, конечно же, вынужден был отказаться от надежды получить Ливонию и согласиться с напрасной потерей людей, однако это, скорее, признак «боевой ничьей», нежели поражение одной из сторон, поскольку Баторию тоже пришлось вернуть завоеванное, а также отказаться от своих претензий на Смоленск, Псков и Новгород. Кроме этого, он пережил крушение своего замысла по завоеванию всего Московского царства. Трудно сказать, кто из противоборствовавших монархов оказался более разочарован итогами последнего периода войны, но с уверенностью можно утверждать, что амбиции обоих правителей в результате пострадали.

Евфимиевская часозвоня в Великом Новгороде (перестроена в XV в.)

Война со Швецией, сильно возгордившейся своими успехами, пока Московия разбиралась с Баторием, продолжалась. Окружение короля Юхана уже готовилось к разделу державы Грозного, когда весной 1582 г. русские полки наголову разбили шведские отряды под Ямом и уже готовились перейти в общее наступление на Нарву. Однако лучшие полки были отозваны из Новгорода на южную границу охранять ее от набегов крымских отрядов, поэтому взятие Нарвы не состоялось. Стефан Баторий, чудом избежав фиаско под Псковом, угрожал Ивану IV нарушением перемирия, если тот все-таки возьмет Нарву и прорвется к Балтике.

Быстро выяснилось, что русский и польский тексты договора, заключенного в Ям-Запольске, имеют существенные различия. Перед Московией вновь возникла перспектива войны на нескольких фронтах, и ее внимание к Швеции резко упало. Противостояние с Баторием грозило вновь перерасти в войну, которой Русское государство уже не могло бы выдержать по экономическим и социальным причинам, да и русский монарх был явно не готов к ней.

В сентябре 1582 г. шведы осадили крепость Орешек (ныне — Шлиссельбург) в устье Невы, надеясь легко выбить московитов с берегов реки. Однако уже через 2 месяца, после двух очень неудачных штурмов, понеся большие потери, армия противника отступила. Далее осаждать исправно снабжаемую по реке крепость становилось слишком рискованно. Московия явно превосходила силами Швецию и вскоре могла бы ее победить, но понимавший это Баторий не собирался допускать подобного исхода войны.

В 1583 г. Ногайская Орда предприняла генеральное наступление на русские владения в Поволжье, которое поддержали татарские царевичи и некоторые поволжские народности. На территории давно завоеванных «царств» назревала новая война, исход которой был для Ивана гораздо важнее препирательств из-за узкого выхода на Балтику, где торговля и так переживала кризис. Именно поэтому в переговорах на реке Плюсса в мае 1583 г. он согласился на заключение перемирия, по которому Швеция оставила за собой все захваченные русские крепости в Карелии и Ингерманландии. Московии остался очень узкий участок выхода к Финскому заливу Балтийского моря по обоим берегам Невы. Договоренность являлась временной, через 3 года обе стороны собирались вновь вступить в единоборство. Принесенные ради спокойствия жертвы оправдались, в 1580-х гг. большую Ногайскую орду разгромили окончательно, огромная часть ее вышла из борьбы и перекочевала на Северный Кавказ (где этот этнос сохранился до сих пор) и на Кубань под покровительство крымского хана. Самую важную для себя войну Московия выиграла.

Ливонская война, продолжавшаяся 25 лет и затронувшая все государства Прибалтики, также завершилась. Раздел территорий уничтоженного русскими войсками Ливонского ордена закончился со смертью Магнуса в том же году. Курляндия образовала полунезависимое герцогство под патронажем Речи Посполитой, которой достались также Рига, остров Эзель и вся Лифляндия. Шведы получили Эстляндию с городом Ревель и остров Даго, а также сумели (правда, ненадолго) удержать за собой ряд исконно русских земель на побережье Финского залива и в Карелии. Московия вынужденно признала этот раздел, совершенно не учитывавший ее интересы, хотя именно ее активность привела к распаду Ордена.

Иван, упорно не желавший, несмотря на разрастание и укрепление коалиции противников, отказываться от своего первоначального замысла прорыва в Европу, безуспешно испробовал почти все средства. В этой войне Европа впервые продемонстрировала свой страх перед Россией и ненависть к ней, а также желание бороться с любыми попытками усиления варварской Московии беспощадно и до конца. Уроки войн времен Ивана Грозного, которые наглядно показали, насколько опасно противостоять коалиции врагов, осознали и «выучили» его наследники в XVII—XVIII вв. Московия, выстроенная царем с помощью «кнута и пряника», оказалась не готова к тяжелой войне на всех фронтах, несмотря на свой огромный потенциал и не меньшие амбиции.

Завоевание Сибири

Еще в 1555 г. Сибирское татарское ханство признало вассальную зависимость от Московского царства. Хан Едигер согласился выплачивать дань, правда, делал это крайне неаккуратно. После его свержения в 1563 г. к власти пришел хан Кучум, который в 1572 г. воспользовался тяжелым положением Московии из-за нашествия Девлет-Гирея и отказался считать себя ее вассалом. Сибирское ханство было самым слабым и самым молодым из числа государств-наследников Золотой Орды. До конца XV в. на приобских землях татары вообще не селились, здесь относительно спокойно жили мелкие князьки остяков и вогулов (хантов и манси). Московиты почти ничего не знали о зауральских землях, и контролировать огромные пространства Западной Сибири великие князья не пытались.

Только после того, как в 1558 г. царь Иван пожаловал купцам Строгановым огромные земли в Прикамье и Перми и предоставил им большие привилегии, началось достаточно быстрое и независимое от правительства освоение этих территорий. Братья Яков и Григорий Строгановы получили право строить новые городки и крепости, держать собственные вооруженные силы с пушками для защиты от татар и ногаев. Большое значение имели беспошлинная добыча и продажа соли, а также рыбы, что при богатейших ресурсах тех земель в значительной степени обеспечивало развитие этого огромного частного владения без помощи казны. Строгановым запрещалась только самостоятельная добыча медной, серебряной и железной руды, при обнаружении которой они обязаны были информировать казну и содействовать развитию казенных заводов.

Вдоль реки Чусовой выросли новые поселения и крепости. В 1558 г. образовался Канков, в 1564 г. — Кергедан, а в 1568-1570 гг. — Верхний и Нижний Чусовские городки. Строгановы охотно принимали к себе желающих участвовать в освоении края, приглашали наиболее толковых и боевитых людей из числа бродяг и бездомных, звали на службу казаков и охочих людей. Вскоре их силы возросли настолько, что они сумели в 1572—1573 гг. нанести поражение взбунтовавшимся черемисским и башкирским племенам и сохранить контроль московского царя над Нижним и Средним Прикамьем.

В конце 1570-х гг. сибирские татары, упрочив свой контроль над землями остяков и вогулов, резко увеличили число набегов на земли Строгановых, и те решили покончить с угрозой с востока. На свои деньги они снарядили отряд из 840 человек, вооруженных современным огнестрельным оружием и легкими пушками, под началом Ермака — атамана донских казаков. По сравнению с силами хана Кучума эти войска были слишком малочисленны, однако вряд ли изначально перед Ермаком Тимофеевичем ставилась задача уничтожить ханство и завоевать его земли. Скорее, планировались разведка боем и мощный контрудар, который продемонстрировал бы силу Московии и заставил Кучума возобновить вассальную присягу.

1 сентября 1581 г. войско атамана выступило из Чусового городка на стругах, спустилось по реке до Тагильского перевала, через который с большим трудом перетащило наиболее легкие суда и снаряжение. На реке Тагил, неподалеку от недавно пройденных ими Уральских гор, казаки построили городок Кокуй, в котором зазимовали. Весной 1582 г. началось непосредственно покорение Сибири. Ермак со своим отрядом по рекам Тагил и Тура спустился до владений мурзы Кучума Епанчи, разбил его и занял бывшую столицу ханства город Чинги-Тypa. Татарский хан всерьез забеспокоился и начал мобилизацию всех своих сил. Тем временем русское войско медленно сплавлялось по рекам к столице ханства Искеру.

Первый раз задержать Ермака татары пытались в устье Туры, но казаки успешно прорвали засаду и вышли к реке Тобол.

Пока атаман плыл по этой реке к Иртышу, татары неоднократно пытались перестрелять казаков из луков, но подобный обстрел не имел серьезных последствий. В открытых стычках, как только дело доходило до рукопашной, татары не выдерживали натиска казаков. Попытка перегородить реку цепями в узком месте также не удалась. В сентябре 1582 г. Ермак вышел на подступы к Искеру и взял городки Карачин и Атик.

В октябре 1582 г. начались ожесточенные бои за укрепления перед Искером. Все силы Сибирского ханства выступили против отряда Ермака, но моральный дух подданных Кучума надломился, им не помогло даже численное преимущество. К тому же часть сил Кучума под командованием царевича Алея участвовала в набеге на Великую Пермь. Из-за действий этого отряда осенью 1582 г. встревоженный Иван Грозный прислал Строгановым «опальную» грамоту, в которой приказывал прекратить поход на Сибирь и обеспечить оборону своих владений. Отряд Ермака овладел укреплениями, хан бежал, Сибирское «царство» развалилось. 26 октября. 1582 г. Ермак триумфально вошел в Искер.

Всю зиму казацкий атаман закреплял достигнутый успех, ведя сложные переговоры с татарскими мурзами и князьками остяков и вогулов. Многие подданные Кучума перешли на сторону московитов, предпочитая платить дань царю. В декабре 1582 г. под Абалаком казаки отразили крупное наступление татарского войска под предводительством царевича Ма-меткула и отстояли Искер, понеся при этом большие потери. Однако это была окончательная победа, после которой восстановить Сибирское ханство уже не представлялось возможным. Сам Кучум скитался в Барабинских степях. В феврале 1583 г. в плен попал его племянник Маметкул, после чего татарское контрнаступление прекратилось совсем.

Летом 1583 г. Ермак захватил земли вдоль Иртыша, поднявшись до Оби. Сознавая величину достигнутого успеха и слабость своих сил, он послал посольство к Ивану Грозному с большими дарами, которые наглядно демонстрировали богатства завоеванных земель. Царь принял послов милостиво, наградил Ермака и его сподвижников и направил небольшое подкрепление из стрельцов под командованием князя Волховского. Однако помощь прибыла только в 1584 г., к тому же более половины бойцов из стрелецкого отряда не смогли пережить голодную зиму и весну.

Со временем татары поняли, насколько слаб отряд Ермака. Они осознали степень риска, на которую пошел атаман, не желая оставлять Искер. С 1584 г. татары начали методично уничтожать мелкие группы русских, казаки мстили, но восстание ширилось, и остатки войска Ермака не могли справиться с ним.

В ночь с 5 на 6 августа 1584 г. (по другим данным, 1585 г.) сам Ермак погиб во время атаки татар на казацкий лагерь. Уцелевшие сподвижники атамана покинули Искер и отошли на стругах к Оби, а затем по Печерскому пути вернулись во владения Строгановых. Шедший им на помощь отряд воеводы Мансурова из 700 человек опоздал всего на несколько дней, к его приходу Искер уже заняли татары. Царский отряд не стал штурмовать его и отошел к устью Иртыша, где срубил Обский городок и зазимовал. Покорение Сибири пришлось во многом начинать заново, но уходить отсюда русские уже не собирались.

Поход Ермака стал уникальным событием в русской истории, что отразилось в фольклоре, многочисленных картинах и литературных произведениях. Поход атамана сравним по степени риска, профессионализму и последствиям с деятельностью Кортеса и других известных испанских конкистадоров. Заслуга Ермака состоит в том, что в конце XVI в. Россия начала свой великий рывок к Тихому океану. Уже в последующее десятилетия русские войска быстро подчинили Московии Тюменский край. В последние годы царствования Ивана Грозного Россия получила новые возможности развития.

Смерть Ивана Грозного

В начале 1584 г. стало трудно скрывать, что Иван Грозный смертельно болен. Проведенное в XX в. вскрытие могилы царя и исследование его останков современными учеными многое рассказали о жизни Ивана IV и о состоянии его здоровья. Антропологи не только восстановили по черепу облик государя в последние годы жизни, но и установили, что еще с 1578 г. он сильно страдал от болей в позвоночнике, где скопились отложения солей. Возможно, уже за несколько лет до смерти Иван Грозный мог ходить, только преодолевая очень сильную боль. Это в некоторой степени объясняет, почему он лично не повел войска под Псков, ведь трусостью русский царь никогда не отличался.

В начале марта 1584 г. его состояние ухудшилось. По свидетельству очевидцев, его тело распухло, от него исходил неприятный запах, по-видимому Иван Грозный начал гнить заживо.

Иван IV всегда склонялся к мистицизму, стремился предугадать судьбу, и пользовался услугами гадателей и вещунов, за которыми послали и на этот раз. Согласно легенде, мудрые колдуны заявили царю через Богдана Бельского, племянника Малюты, единственного человека, которому Иван доверял настолько, что использовал его для подобных деликатных поручений, что царь не проживет и семи дней, то есть умрет 18 марта. Мысль обратиться к толкователям и знахарям пришла к нему, согласно той же легенде, после того, как зимой 1584 г. он увидел комету, которую счел предвестницей своей смерти.

Уже 10 марта Иван не смог участвовать в переговорах с литовским послом, которому велено было оставаться в Москве и ждать. Царь приступил к формированию регентского совета, который обязывался принять от него власть, и раздал наиболее важные указания по вопросам внутренней и внешней политики. Прекрасно понимая, что следующий правитель будет слабее его, российский самодержец рекомендовал снизить налоги и вести миролюбивую дипломатию.

В последние дни жизни Иван бредил и звал к себе убитого им сына. 18 марта он несколько оправился, повеселел и уже надеялся на то, что и на этот раз судьба его пощадила. Его боли несколько облегчила ванна, он решил, что находится на пути к выздоровлению. Бельскому он сказал, чтобы тот готовился играть в шахматы, и велел казнить волхвов за ложное предсказание. Астрологи и колдуны оправдывались тем, что указанный ими день 18 марта еще не кончился. Вечером за шахматной доской царь упал без чувств и скончался. Над умершим согласно его последней воле быстро совершили обряд пострижения и назвали его в монашестве Ионой. На третий день Ивана IV Грозного торжественно похоронили в соборе. Его 51-летнее правление завершилось.

Сразу же после смерти царя начали распространяться слухи и версии относительно обстоятельств и причин его кончины. Лечащий врач утверждал впоследствии, что царя удушили, однако исследования антрополога М.М. Герасимова подвергли сомнению эту версию. Появились слухи, что царя отравили, как его мать и первую жену. Долгое время именно эту причину считали основной, правда, неофициально, так как отравителями называли получивших большую власть Годунова и Богдана Бельского.

В последнее время рассматривается версия, что известный царственный развратник погиб от сифилиса, в свидетельствах о его болезни искали симптомы этого опасного заболевания. При исследовании состава костей Ивана Грозного в них обнаружили повышенное содержание ртути, что могло быть вызвано лечением венерического заболевания мазью, в состав которой входил этот металл. Против этой версии существуют некоторые возражения: во-первых, сифилис в то время еще только начинал свое распространение по Европе и до России вряд ли добрался; во-вторых, ртуть в XVI столетии входила в состав многих снадобий, и ею могли лечить не только от сифилиса.

За смертью Грозного неизбежно должно было наступить неспокойное время. Окружение царя опасалось народных волнений и бунта черни, любившей царя, поэтому известие о смерти Ивана Грозного долго скрывали и на всякий случай заперли ворота и привели в боеготовность гарнизон. В ночь на 19 марта 1584 г. на престол вступил 27-летний царь Федор Иоаннович.

Глава 10. РОЛЬ ИВАНА ГРОЗНОГО В РУССКОЙ ИСТОРИИ

Многочисленные мифы, легенды, домыслы и искажение фактов осложняют оценку деятельности Ивана Грозного. Яркие примеры зверств или приступов психического расстройства царя-тирана заслоняют его крупные достижения во внутренней жизни России и ее внешней политике, или, наоборот, за заслуги царя-реформатора иногда прощается то, что не подлежит какому-либо оправданию и объяснению. Отдельным и очень сложным вопросом является степень участия и личные заслуги царя в проводимых реформах, начале террора или в тех или иных победах и поражениях. В спорах об Иване Грозном часто ссылаются на мнения известных историков, которые подвержены некоторым чисто политическим симпатиям, либо на народную молву, искажающую факты в силу недостатка информации.

Иван Г розный: взаимоотношения власти и народа

Для многих российских историков ключевым является вопрос о характере, целях и причинах опричнины. В этом невиданном переустройстве государства пытались разобраться многие. Искали авторов идеи, механизм реализации, истоки царского гнева, которые могли лежать в основе этого государственного переворота, наконец, спорили о том, против кого все это делалось, не предполагая существования у царя иных идей и целей, кроме личного обогащения и удовлетворения своей патологической страсти к жестокой мести. Предполагалось, что сам Грозный получил от опричнины самые большие выгоды. Однако разительные перемены во внешнем облике, быстрое и очень тяжелое для здоровья перерождение из послушного советам монарха в непредсказуемого тирана не позволяют утверждать это твердо и однозначно.

Вероятно, опричнина далась самому царю еще тяжелее, чем его подданным, которые попросту не задумывались о многих государственных вопросах. Характерно, что в европейской истории никто из правителей не предложил какой-либо альтернативы в решении земельного вопроса и преодолении последствий феодальной раздробленности. Наоборот, в истории западных стран, гордящихся своим отличием от рабской и варварской Московии, можно найти немало двойников Ивана Грозного, удивительно похожих на него своим образом действий и политикой. Подобными же методами действовал, например, Людовик XI, государь Франции конца XV в., в Англии тираном, не менее кровавым, чем Иван Грозный, стал Генрих VIII. Однако французские и английские историки называют их объединителями и основателями мощных централизованных держав, а прозвище Terrible (Ужасный) прибавляют только к имени русского царя.

Безусловно, не стоит идеализировать Грозного, так же, как не следует и его малопонятные поступки списывать на сумасшествие. Однако концентрироваться на методах, забывая о целях, неправильно. То, что кажется нам бесчеловечным или бессмысленным, в XVI в. являлось логичным и единственно справедливым. Может быть, именно поэтому беглый князь Курбский, первым вступивший в переписку с Иваном Грозным, сразу же стремился вызвать сострадание к себе и в каждой строчке оправдывается. Князь Андрей понимал, что с точки зрения закона Московии он просто изменник, к тому же воюющий с оружием в руках против собственной страны, но в то же время не терял надежды оправдать свой поступок политическими маневрами и хитрой казуистикой. У Грозного было более чем достаточно причин в ответ писать беглецу о логичности предпринятых им мер. В конце концов того факта, что члены Избранной рады действительно пытались оттеснить Ивана IV от кормила власти, никто из историков никогда не оспаривал, поэтому униженный царь имел все основания для возмущения и гнева, и он отомстил сурово и со свойственной ему экзальтацией.

Сколько бы ни пытались после преодоления культа личности Сталина опровергнуть его исторических кумиров, нападки на Грозного так и не приобрели серьезного научного характера — все ограничивается довольно скучным пересказом исторических анекдотов и уточнением подробностей тех или иных казней. Убедительно доказать, что царь воевал не против бояр и князей, разлагающих государство и препятствующих его окончательной централизации, а против мелких феодалов или тем более — против простого люда, никому не удалось.

Статистика жертв Грозного, по которой сами бояре составляют в списке около 5-10 %, не может служить убедительным доказательством. По существовавшим тогда в российском обществе нормам царь не мог истребить только бояр, не тронув при этом их дворню, слуг и доверенных лиц. Неизбежны были и жертвы среди будущего дворянства, которое действительно иногда вставало на сторону крупной аристократии, так как подобная позиция не обязывала ее к верной и бессрочной службе по закону, в то время как сам государь гораздо более требовательно относился к этому вопросу.

Часто приводится аргумент, состоящий в том, что опричнина не могла быть войной с боярскими родами по той причине, что все основные противники Грозного — Шуйские, Бельские, Глинские, Мстиславские и др. — уцелели, потеряв лишь некоторых представителей своих фамилий. Однако случилось так лишь потому, что царь не вырезал своих подданных целыми родами, до конца жизни пытаясь найти верных ему людей и щадя всех, кто подавал хоть какую-то надежду на то, что будет достойно служить царю и Отечеству, а не только ради удовлетворения собственных интересов.

Создать альтернативную элиту из «худородных» дворян у Грозного при всех его попытках так и не получилось, поэтому Иван по-прежнему держал около себя представителей старой знати, периодически уличая их в измене и искореняя предательство казнями, ссылками и побоями. Возвысившиеся при дворе вчерашние мелкие дворяне стремились, пока царь благоволит, урвать побольше, и Иван Грозный отправлял их на плаху, ставя на их место новых, столь же ненадежных.

Конечно, царь не мог, а часто и не хотел спасать всех невинных, защищать простолюдинов от опричных разбоев или крестьян — от превратностей судьбы, которую они разделяли вместе с хозяином, попавшим в немилость государя и подвергнутым его опале. Это снижало бы показательный эффект, к которому всегда стремился Иван Грозный, и слишкомсближало бы великого царя и чернь.

Однако в некоторых случаях царь подчеркнуто демонстрировал свое покровительство и любовь ко всем категориям московского населения, кроме духовенства и бояр. Он, например, никогда не обрушивался на все сословие купцов, жаловал горожан и крестьян. Но это было продуманное и расчетливое поведение. По пути в Новгород Иван Грозный, не желая ограничивать свою жестокую натуру соображениями милосердия и человеколюбия, на всякий случай искоренил остатки вольнолюбивого духа старого соперника Москвы — Твери. Даже опомнившись от кровавого угара, царь рассудил, что поступил, пожалуй, правильно, и о погроме в Новгороде не жалел, переживая лишь за невинно убиенных им лично.

Вообще Иван Грозный обладал даром любые свои проступки и нелепости обращать в победы и преподносить как результат своего тонкого замысла. Ему удавалось объяснить странные изменения своего настроения (а вместе с ним часто — и государственной политики) самому себе, а отчитываться перед кем бы то ни было он после 1560 г. не считал нужным. Он фанатично шел к своей цели — созданию самодержавия, и все русские традиции, вся российская элита, симпатии лучших людей его государства обратились против него. Он был не понят, а осознав это, лишь разозлился и перестал даже хотеть быть понятым. Он не мог впоследствии увидеть, как дорого обошлось России преступное властолюбие бояр. История рассудила его спор с Курбским на полях сражений Смутного времени.

Простой народ после смерти Грозного сохранил хорошее или, по крайней мере, уважительное мнение о первом царе. Не существует, пожалуй, ни одной народной песни, где Иван Васильевич выставлялся бы сумасшедшим или совершенно неуправляемым, хотя бы высшей волей. В песнях он может представать жестоким или слишком увлеченным кровавыми разбирательствами, но всегда отступающим перед знамением свыше и справедливой укоризной его деяний. Очевидную бедность, разруху и экономический кризис простолюдины относили к наказаниям Божиим за грехи, но никогда к последствиям действий Грозного. Именно поэтому после 1547 г. не случилось ни одного крупного народного восстания против царя, хотя казалось бы, доведенный до отчаяния народ должен был подняться на борьбу. Популярность царя в народе объяснялась еще и тем, что он облагал огромными налогами богачей, препятствуя сильному имущественному расслоению общества. Строгановы, например, должны были платить казне 23 тыс. рублей, причем налоги постоянно росли. Давая возможность развивать торговлю купцам, покровительствуя промышленникам, царь в то же время не позволял никому сравниться с собой по финансовому могуществу, не допускал формирования новой, купеческой олигархии.

Тот аргумент, что Иван боялся народного гнева и собирался бежать в Англию, вряд ли справедлив. Если Грозный и хотел от кого-то спасаться, то от бояр и от окружавших его властолюбцев, но никак не от московского люда. После того как его бегство в Александрову слободу завершилось миром с народом, но не избавило от временщиков, он понял, что укрыться в России от придворной камарильи не удастся, а отречься ему никто не позволит. Конечно, в том, что царедворцы практически всегда оказывались изменниками и вероломными предателями, можно винить самого Грозного, который приближал к себе людей по своему выбору И выбор неизменно падал на людей недостойных, так как зависел от личности царя. Осуждая на смерть или ссылая очередного придворного, Иван воевал с самим собой и терпел в этой войне поражение за поражением.

Он не мог победить сути своего характера, исковерканного многими лишениями и обидами. Неистребимая любовь к власти и деньгам, постоянное желание отыграться за все удары судьбы преследовали его с юности, с годами лишь набирая силу. Никакие суровые посты, молитвы и самовнушения не помогали. Патологический стяжатель, царь после самоограничений только срывался все более и более на тех, кто казался ему нескромным или неблагодарным. Предать себя казни Иван Грозный не мог, поэтому казнил других за грехи, которые были свойственны в первую очередь ему самому.

Во многом именно Грозному русский народ обязан своим менталитетом и отношением к высшей власти, лейтмотивом которого служит твердое убеждение, что царь хороший, а вот бояре — плохие. Монарх располагал достаточным временем для формирования нового массового сознания. Минимум два поколения выросли и умерли при царе Иване IV. Даже по-сле его смерти влияние предыдущего правления оказалось настолько велико, что его не смог преодолеть даже по-своему выдающийся правитель Борис Годунов. Подкрепляя мнение о своей правоте и изначальной доброте к людям, Грозный часто демонстрировал открытость народу, общался с простолюдинами и публично благословлял толпы на площадях и в церквах.

До последних дней тиран любил лично и принародно судить тяжбы и славился беспощадными, но справедливыми приговорами. Мало того, своей упорной борьбой чуть ли не со всем миром Иван Грозный готовил взрыв имперского самосознания и ощущения превосходства своей нации в московских людях, медленно, но верно заставлял их проявлять «волю к покорению пространства» [10] и готовил к добровольным жертвам ради создания державы, за которую не было бы обидно.

Переустройство государства. Великий реформатор

Правление Грозного стало временем окончательного формирования русского централизованного государства. Огромный территориальный и политический рост при его деде и отце наконец получил достойное сопровождение. Время правления Ивана IV полностью не изучено. Однако общепризнано, что царь и его советники успели изменить, улучшить или обновить буквально все стороны жизни и деятельности государственного и военного аппарата, успевая при этом воевать и расширять территорию страны во всех возможных направлениях.

Авторство реформ Избранной рады не принадлежит самому царю, хотя он, вероятно, много размышлял над ними, пытался дополнить и деятельно участвовал в их реализации. При всем своем уме, начитанности и твердом понимании, чего он хочет достичь преобразованиями, Иван не мог в 17 — 18 лет самостоятельно разработать такую широкую и последовательную программу реформ.

Однако молодой царь, еще слабо разбиравшийся в людях, смог выделить и поставить на нужные посты талантливейших чиновников Адашева и Висковатого, которые вряд ли сами могли рассчитывать на такие должности. Гораздо больше шансов имел Сильвестр, благодаря сфере своей деятельности и учитывая впечатлительную и набожную натуру Ивана. Недаром он заблаговременно переехал в Москву, где и сделал карьеру с помощью своего проповеднического дарования.

Из деятелей Избранной рады действительно сильным и зрелым человеком являлся только митрополит Макарий, который осторожно направлял развитие реформ, по крайней мере на первых этапах. Позже, с возмужанием соратников и после решения церковных вопросов на Стоглавом соборе, он отошел на второй план.

Грозный наконец решил проблему, о которой его воинственные предки даже не задумывались — нашел и сформировал социальную опору власти. Земский собор и приведение в порядок церковной организации вроде бы гарантировали царю нормальное правление, но только при поддержке наделенной многими полномочиями элиты. В 1560-х гг. с элитой Иван рассорился и встал перед вопросом изменения и реформирования принципов, на которых стоит государство. В итоге монарх лишил князей и боярство традиционно принадлежащего им влияния на государственные дела, однако и совсем без них обойтись не смог. Иван признал, что некоторые из вельмож могут ему служить не за страх, а за совесть. При тотальной подозрительности царя и огромном количестве измен это далось ему нелегко.

Главной реформой была, конечно, административная, которая началась на местах еще при Елене Глинской и успешно реализовалась при Грозном, не выдержав испытания разрухой только в небольших областях государства. Царь готовил Россию к самоуправлению и нормальному функционированию без постоянной опеки из центра, что очень пригодилось в дни Минина и Пожарского. Завершением процесса становления местной власти явилось создание Земского собора, функции которого, к сожалению, уже со второй половины 1560-х гг. стали чисто формальными. В будущем, правда, собор пригодился в тяжелых династических условиях начала XVII в., сыграв важную роль единственной легитимной власти. Государство превратилось из двора великого князя и временно завоеванных княжеств в некую мощную и мобильную организацию, способную по-настоящему контролировать огромную массу земель и людей. Оформилась система центральных отраслевых ведомств, которая потом, меняя число приказов, за 150 лет обеспечила превращение России в еще большую империю.

Для простого народа реформа администрации означала изменение налоговой политики, которая сделала большой шаг вперед, усложнив и реорганизовав отношения крестьян и землевладельцев с казной. Архаические и грабительские кормления отменили (не считая случаев исключительного пожалования), в то время как произвольную величину и способ сбора налогов заменили единой налоговой единицей и четким распределением тягла по селам и городам. Иван и Избранная рада сделали первую попытку поставить под свой контроль все наиболее прибыльные земли и предприятия страны, взяв их в непосредственное владение или отдав наиболее перспективным хозяевам. Теперь разбогатеть в России без ведома царя и центральной власти было невозможно. Казна следила за системой своих монополий, наживаясь на открытых частным капиталом новых возможностях и ценностях. При этом устранить злоупотребления властью и коррупцию не удалось, да и последовательная борьба с этими явлениями практически закончилась после опалы Алексея Адашева в 1560 г.

Военная реформа в основном носила характер улучшения организации накопившихся людских ресурсов. Создание принципиально нового стрелецкого войска завершило эксперименты, начавшиеся в конце XV в. Для решения любых завоевательных задач на востоке и юге армия стала вполне пригодна, что и доказала в 1550-е и 1570-е гг. Все военные неудачи Грозного вызваны не пороками проведенных им преобразований, а реальными возможностями реформированного им государства.

Суд получил не только новые органы юстиции, но и законодательство нового уровня, которое было существенно подробнее, чем Судебник 50-летней давности. Оно подразумевало обязательное наличие крепкой центральной власти, и вопросы единства русских княжеств на повестку дня уже не ставились. Иван IV в течение царствования подчеркнуто законным путем, с помощью «приговоров» бояр и согласия церкви, дополнял интересующие его отрасли права, при этом в сторону прав человека не делалось ни одного шага.

Свою позицию в этом вопросе сформулировал сам Грозный в письме к Курбскому:«... а своих холопей жаловать вольны и казнить вольны» [8]. После такой декларации ни о каком законодательстве, гарантирующем права населения от произвола монарха, и речи быть не могло. Правда, Иван до последних дней не допускал даже мысли о том, что действия царя кто-то может считать произволом. После Ивана Грозного Судебник не дополнялся, что доказывает его относительное совершенство.

Таким образом, Иван и его советники способствовали реформам и коренным изменениям во всех важных вопросах государственного строительства. Анализируя содержание многочисленных преобразований в России, проведенных Иваном Грозным, некоторые историки даже выдвинули теорию о том, что Грозный — первый западник на Руси, осуществлявший свои реформы по образу европейских порядков и под их влиянием. Согласно этой версии, Иван был очарован Англией, поэтому до конца жизни пытался породниться с английской королевой или вовсе уехать на Запад. Однако внимание к Западу никогда не мешало Ивану думать о престиже и интересах Отечества. Так, первый русский царь в 1570 г. незамедлительно лишил англичан всех торговых привилегий, столкнувшись с их нежеланием вести взаимовыгодное сотрудничество на военно-политической арене. Самой же Елизавете он без всяких околичностей заявил о ее постыдном, с его точки зрения, девичестве.

Другие исследователи, напротив, доказывают, что Грозный навсегда повернул Россию на Восток своей азиатской жестокостью и суровым принуждением московитов к признанию и одобрению тиранского образа правления. Существует даже мнение, что автором челобитной Пересветова, призывающей перенять опыт у Османской империи, является сам царь, поскольку идеи безвестного дворянина и самодержца сильно совпадают.

И все-таки Грозный вряд ли был сознательным западником или, наоборот, сторонником восточных деспотий, хотя попытки склонить его к одному из этих направлений предпринимались (например, Пересветовым в его послании или папским послом Поссевино). Первый русский царь, лавируя между Востоком и Западом, навсегда закрепил за Россией ее особое промежуточное и смешанное положение на стыке двух частей света. Россия медленно продвигалась навстречу европейским достижениям и некоторым обычаям и модам, однако Грозный не позволял вмешиваться чуждым влияниям в жизнь московитов, если это угрожало его привычкам и согласию с простонародьем.

Свойства личности царя и их влияние на судьбу государства

Историки, изучающие далеко не однозначную личность Ивана Грозного, сталкиваются с невероятно сложными вопросами толкования смысла и причин действий царя. Гипотеза о сумасшествии, конечно, проста и даже легкодоказуема, в то же время она только называет, но не объясняет причины поведения монарха. Вероятно, Иван имел склонность к актерской импровизации и любительским постановкам трагических сцен. Патологическое желание играть театральные роли, поддаваясь своим эмоциям под влиянием момента, двигало его поступками с детства. Он являлся одновременно и сценаристом, и главным актером, и зрителем, и хозяином труппы, наблюдающим за безусловным успехом своих подчиненных.

Роковое лукавство, с которым он в 13 лет объяснял боярам, что Андрея Шуйского псари убили по недоразумению, уже могло бы насторожить его окружение, но актерский талант царя недооценили. Очень многое в истории смертельной болезни молодого триумфатора показывает на то, что с его стороны это была хитрая провокация и инсценировка. Иван слишком вовремя заболел, слишком хорошо слышал речи окружающих и, по версии летописи, даже увещевал бояр — давал шанс. Неизвестно, почему умнейшие советники царя не разгадали его замысла, а если и поняли его провокацию, почему не побеспокоились о своей безопасности.

По выражению популярного историка Э. Радзинского, в гневе царь был гениален. Все самые сложные проблемы Грозный решал по способу Македонского — разрубая, а не развязывая узлы, в праведном негодовании наказывая и правых, и виноватых, а впоследствии умело оправдывая себя и заставляя других принять свою точку зрения. Только с убийством сына Ивана постаревший тиран не смог смириться. На этот раз его принцип «семь бед — один ответ» привел к трагедии века, поскольку гибель царевича принято считать прологом к Смуте. Однако никто не может знать, во что вылилось бы для России правление очередного деспота.

Глава 11. ЦАРЬ ФЕДОР ИОАННОВИЧ: ЗАТИШЬЕ ПЕРЕД БУРЕЙ

В сравнении с временем правления Ивана Грозного период царствования Федора Иоанновича (1584—1598) можно назвать благополучной эпохой в истории Московии. Народ, чиновники и знать постепенно привыкали к спокойной жизни, на троне сидел государь, сосредоточенный на молитвах, а не на новых государственных делах. Однако идеализировать время, когда московский престол занимал Федор Иоаннович, не следует. Продолжалась борьба за реальную власть в стране,случались народные волнения, постепенно усиливалась активность непобежденных или недобитых врагов на окраинах государства. И все же можно сказать, что Россия отдохнула в эти годы.

Характер нового царя. Борис Годунов

Федор Иоаннович даже в 27 лет оставался ребенком, женитьба его была актом скорее декоративным, за зрелость царя никто поручиться не мог. Федор с самого детства привык полностью и во всем подчиняться отцу. За слабость и отсутствие способностей к государственной деятельности Иван Грозный относился к сыну с презрением и равнодушием. Вероятно, благодаря этому никаких конфликтов между ними не случалось, и Грозный до трагедии ноября 1581 г. его просто не замечал, сосредоточив все внимание на старшем сыне.

После смерти первого русского царя на вершине власти оказался родственник царицы Годунов, которого в последние годы жизни Иван Грозный недолюбливал, подозревая в нем опасного конкурента и властолюбца. Именно поэтому в официальный регентский совет он не хотел включать Бориса, заставив своего придворного вспомнить о его худородном происхождении. А.С. Пушкин в трагедии, посвященной чуть более позднему периоду русской истории, описывает, как могли бы оценивать выскочку Годунова знатные боярские роды: «Какая честь для нас, для всей Руси! Вчерашний раб, татарин, зять Малюты...» [16]. Такой человек мог добиться власти только путем беспощадной борьбы с более знатными конкурентами, которую он тут же и начал, рассчитывая свои ходы, как опытный шахматист, и строя стратегические планы по всем правилам войны с превосходящими силами противника. Бояре ввели Годунова в регентский совет пятым и последним членом, рассудив, что через свою сестру, царицу Ирину, Борис Годунов все равно добьется своего.

Другими четырьмя членами регентского совета стали князь Мстиславский, брат любимой жены Грозного Анастасии Никита Романович Захарьин-Юрьев, доблестный защитник Пскова князь Иван Петрович Шуйский и последний царский фаворит Богдан Бельский. Многих старых сподвижников Грозного, выполнявших при нем роль палачей и душегубов, эта Верховная дума приказала арестовать в первую же ночь своего правления, после чего созвала новый Земский собор, который должен был одобрить ее действия и признать ее право управлять государством.

Между тем среди немногочисленных членов Думы уже начались внутренние распри, интриги и попытки погубить друг друга. Скоро кто-то (согласно некоторым не вполне достоверным свидетельствам, дворяне Ляпуновы и Кикины) спровоцировал народное волнение в Москве, пустив слух о том, что Бельский, отравив старого царя, хочет извести и царя Федора, чтобы взойти на престол самому или поставить на царство Бориса Годунова. В начале апреля 1584 г. в Москве возникла угроза повторения событий 1547 г. Бояре испугались и согласились с требованиями черни, радуясь в то же время подходящему поводу избавиться от влиятельного Богдана, но, не обладая твердостью и авторитетом Грозного, не смогли довести расправу до конца и выговорили для него помилование, сослав воеводствовать в Нижний Новгород. Человек, которого умирающий Иван IV назначил охранять своего сына Дмитрия, оказался не у дел.

31 мая 1584 г. Федор Иоаннович торжественно венчался на царство, раздав огромное количество милостыни и пожаловав многих бояр и дворян новыми чинами и привилегиями. Эффектную церемонию несколько испортило то обстоятельство, что в отличие от своего предшественника новый царь был мал ростом; несмотря на молодой возраст, с трудом ходил, и движения его красноречиво свидетельствовали о слабом физическом здоровье. Свои обязанности новый царь понимал в первую очередь как ненанесение вреда кому-либо из подданных. Но поскольку такой тип царствования невозможен в принципе и кто-то должен поддерживать в государстве закон и порядок, Федор передал карательную функцию Борису Годунову, причем сделал это с большой охотой и видимым облегчением, сняв с себя тяжелый груз ответственности.

Русский монарх все свое время проводил в благочестивых молебнах, отдыхе и попытках преуспеть хотя бы на поприще искусства. По одной из гипотез, он является автором первой русской пьесы для театра и первого музыкального произведения. Некоторые считали царя человеком не только ангельски смиренным, но и «царем-юродивым», «царем-блаженным», владеющим даром предвидеть будущее, что подтверждалось некоторыми его высказываниями и поступками. Например, в 1591 г. Федор предсказал победу русских войск во время крымского нашествия. Народная молва приписывала ему и другие точные предсказания важных событий.

В первые же месяцы нового царствования была проведена амнистия, а также некоторая «чистка» государственного аппарата: старых проворовавшихся вельмож заменили новыми, не успевшими себя скомпрометировать.

Борис Годунов усердствовал, стремясь завоевать доверие народа. После того как он с риском для жизни защищал царевича Ивана от его рассвирепевшего отца, а после случившейся трагедии долго отлеживался, залечивая тяжелые повреждения от посоха Ивана Грозного, Борис Федорович приобрел устойчивую репутацию борца за благоденствие сыновей первого царя.

Опираясь на свой высокий статус, Годунов сумел за несколько лет с помощью интриг добиться устранения своих конкурентов, чему не смогли помешать их прошлые заслуги. Уже осенью 1584 г. от дальнейшей борьбы за власть под нажимом Годунова отказался старый дядя царя Федора по материнской линии Никита Юрьев, который вскоре скончался. Князь Мстиславский, хотя и приходился Годунову названным отцом, после этого потерял всякий покой и составил против Бориса заговор, собираясь арестовать его или убить во время пира. Однако шурин Федора Иоанновича оказался хитрее, предусмотрительнее и обратил эту угрозу себе на пользу. Как только до него дошли слухи о готовящемся злодеянии, заговорщиков из знатнейших боярских родов немедленно схватили и провели следствие, по результатам которого Мстиславского насильно постригли в монахи и сослали в Кирилло-Белозерский монастырь, где он вскоре умер. Из Москвы удалили Воротынских и Головиных, однако никого из врагов Годунова не казнили. Возможно, Борис опасался использовать свои карательные возможности полностью, чтобы не давать повода для аналогий с деяниями Ивана Грозного.

Весной 1586 г. после активных переговоров Годунова с европейскими послами по Москве разнесся слух о том, что Борис готовится к скорой кончине царя Федора, сестру свою он намерен выдать за австрийского принца, а в случае бунта и неудачи собирается получить убежище в Лондоне или Вене. К тому времени он стал настолько всевластен, что, несмотря на все попытки замаскировать пределы своих возможностей и всячески принизить их, против него созрело сильнейшее возмущение. Годунов приобрел в государстве такое влияние, что своеволие Адашева и Сильвестра во времена Ивана Грозного по сравнению с силой этой политической фигуры казалось робкими попытками вмешаться в дела управления государством.

Народ более доверял Шуйским, от имени которых и поднял волнение, однако вмешательство митрополита привело к показному примирению бояр и временщика и прекратило опасное недовольство. Сами Шуйские стали инициаторами полюбовной сделки, однако пошли на нее только ради того, чтобы лишить Бориса власти другим путем, использовав заранее разработанный план действий. Митрополит занял сторону знатных бояр.

В октябре 1586 г. Шуйские и их сторонники обратились к царю Федору Иоанновичу с просьбой постричь царицу Ирину в монахини и взять себе новую супругу, так как в этом браке царица не принесла наследников (хотя причина бесплодия царской четы заключалась в чрезвычайно слабом здоровье самого царя). Владыка Дионисий также настаивал на расторжении брака, чем сильно испортил себе репутацию, поскольку такое требование со стороны церковного руководителя выглядело крайне неестественно. Однако Федор Иоаннович не мог принимать серьезные решения, тем более плохо совместимые с этикой христианства. К тому же к жене он был весьма привязан и во всем привык полагаться на Годунова. Борис же, пользуясь полной поддержкой царя, с нескрываемым удовлетворением разгромил заговор, направленный против царицы. Уже 13 октября 1586 г. послушное духовенство под давлением Годунова вынужденно согласилось с низложением митрополита Дионисия. Возвращались времена унижения церкви временщиками-боярами. Позиции Шуйских пошатнулись, но Борис не спешил, проводя расследование по делу о заговоре неспешно и в полном соответствии с законом.

Хорошо помнившие расправы Ивана Грозного и постоянно ожидавшие ареста, какой-либо провокации, а то и просто казни без суда потомки суздальских князей не выдержали нервного напряжения и в декабре 1586 г. подняли в Москве еще один бунт против временщика. Бунтовщиков быстро усмирили стрельцы, героя обороны Пскова Ивана Петровича Шуйского и его родственника Андрея Ивановича Шуйского осудили, посадили в темницу и, по-видимому, там тайно казнили в 1588 или 1589 г. Победа Годунова была абсолютной, он стал единовластным правителем Московии за спиной безвольной, выполняющей любое его распоряжение послушной «куклы» на троне.

Подтверждая свою репутацию радетеля о родственниках царя, Годунов проявил блистательные дипломатические способности и уговорил вдову Магнуса вместе с дочкой, внучатой племянницей Грозного, вернуться на родину. Однако путь во власть Борис начавшей было интриговать Марии перекрыл, что не составило ему особого труда. Последние представители ветви князей Старицких претендентами на трон так и не стали.

В Угличе подрастал последний сын Грозного, который, хотя и был болен эпилепсией, уже в детских играх проявлял ярко выраженную наследственность, иногда даже пугая близких слишком большим сходством с отцом. Как-то Дмитрий, гулявший под наблюдением нянек, заявил, что, как только вырастет, расправится со всеми московскими боярами и всесильным временщиком, и тут же продемонстрировал, как он это сделает, срубив палкой головы нескольким сделанным из снега фигурам, изображавшим Годунова и бояр.

На седьмом году абсолютной власти Борис Годунов забеспокоился, поскольку почувствовал признаки скорой жестокой опалы. Царь Федор Иоаннович долго прожить не мог, детей от него не предвиделось. Дочка Феодосия, родившаяся у едва не умершего от счастья царя в 1591 г., долго не прожила и скончалась в возрасте одного года. Больше детей у Федора и Ирины не было, хотя царица не была бесплодной. Однако надеяться на то, что Ирина родит еще одного ребенка от болезненного царя, Годунов не мог, ему предстояло решить проблему сохранения власти собственными силами.

15 мая 1591 г. при невыясненных обстоятельствах погиб 9-летний царевич Дмитрий Иоаннович, последний наследник Ивана Грозного. Официальная версия гласила, что Дмитрий в припадке эпилепсии упал на нож, которым играл, и истек кровью, не получив своевременной помощи, однако ей почти никто никогда не верил. Действия постоянно оправдывавшейся власти только усиливали подозрения в том, что ребенка убили. Его зарезали по поручению Годунова дворяне Битяговские, Волохов и Качалов, которые при содействии подкупленной дворни сумели довершить убийство, несмотря на сопротивление няньки царя и поднявшуюся тревогу.

Возмущенные угличане ударили в набат и подняли бунт, во время которого растерзали всех подозреваемых в причастности к убийству царевича. Из Москвы тут же прибыла следственная комиссия во главе с Василием Шуйским. Хорошо помнивший недавнюю смерть своих родственников боярин не рискнул обвинять реально действовавшего правителя России в организации убийства наследника из царственной династии. В результате комиссия пришла к выводу, что в смерти Дмитрия прямо никто не виноват. Причиной гибели царевича стала небрежность и преступная халатность Нагих, то есть матери царевича и ее родственников. Они же спровоцировали бунт черни, чтобы скрыть следы своего недосмотра и замаскировать свою вину. Получив эти сведения, Годунов отдал приказ всех активных участников восстания в Угличе казнить, а многих жителей этого города выселить в далекий сибирский Пелым. В Сибирь, в Тобольск, отправили даже вечевой колокол, который созывал народ к самосуду.

Годунов стремился искоренить любые напоминания о погибшем царевиче и постоянно опасался какого-либо знамения свыше, грозящего ему суровой карой. В июле 1591 г. в Москве начался пожар, но его быстро потушили, наказанием Годунову за грехи он не стал. Однако Годунов с этого времени потерял покой, прежнюю выдержку и сдержанность. Настроение у него часто менялось, притворное милосердие к противникам и всепрощение сменялись казнями, но Годунову не удалось полностью уничтожить оппозицию и искоренить компрометирующую его репутацию губителя рода Рюриковичей.

Годунов искал союзников и величия. Он во многом соревновался с покойным Иваном Грозным, доказывая (в первую очередь самому себе), что сможет без казней и гонений решить те проблемы, которые не давали покоя Ивану IV более 30 лет. Ему многое удавалось, постепенно появились успехи и во внутренней, и во внешней политике, восстанавливалось хозяйство, повышался сильно упавший уровень жизни простолюдинов. Но все это не имело царственного отблеска, величия, выглядело слишком мелким, не приносящим славу правителю и тем более — кандидату на российский трон.

Царя Федора Иоанновича народ любил за доброту и набожность, а вовсе не за то, что тот позволил Московии очнуться от кровавого кошмара. Рискованные размышления Бориса о власти и способах ее захвата привели его к выводу о необходимости любыми способами найти себе очень влиятельного союзника, пусть даже путем его значительного возвышения.

В 1588 г. дипломатические усилия Годунова привели к тому, что в Москву прибыл патриарх Константинопольский Иеремия, который задержался в православном городе почти на год, и в итоге торжественно возвел митрополита Иова в новый высший сан патриарха. Теперь владыка Русской Церкви обладал не только самостоятельностью, то есть мог избираться русскими иерархами (как это было с 1439 г.), но и сравнялся по статусу с признанными главами православного мира — патриархами Константинополя, Антиохии, Александрии и Иерусалима, причем сразу же занял среди них не последнее место. Патриарх Иов всегда помнил, кому он обязан своим возросшим величием, он стал верным союзником Годунова на долгие годы. Может быть, он действовал в своих личных интересах, но, возможно, и понимал, что, кроме Бориса, никто не сможет достойно управлять Россией. В 1591 г. в Москву пришла соборная грамота от всех восточных патриархов с признанием статуса главы Русской Православной Церкви.

В 1590-х гг. Годунов все чаще стремился завоевать народную любовь, раздавал милостыню, снисходил к нуждам простолюдинов, строил новые города и жаловал верных слуг, но добиться одобрения своего всевластия так и не смог. Московиты после методов Ивана Грозного понимали угрозы и суровые наказания намного лучше, чем непривычное и потому подозрительное внимание власти к своим подданным и ее доброту к ним. За годы правления царя Федора Иоанновича Годунов сумел убрать со своего пути всех конкурентов. Ему удалось лишить зрения и владений даже ни в чем не виновного Симеона Бекбулатовича — еще один татарский хан пал жертвой борьбы за власть в Московии.

После смерти царя Федора, которая последовала 7 января 1598 г. и убрала последнее препятствие с пути Годунова к трону (не столько мешавшее его власти, сколько маскирующее ее полноту), Борис серьезно задумался о своей судьбе. По завещанию царя ему наследовала жена, царица Ирина, под покровительством патриарха Иова, Бориса Годунова и Федора Никитича Романова. Искушение прорваться к царскому венцу стало для Годунова непреодолимым.

Восстановление хозяйства. Новые города и земли

Невзирая на боярские дрязги, интриги и неспокойное международное положение, экономика России при добром царе Федоре Иоанновиче несколько оправилась. Иван Грозный оставил после себя огромные богатства, которые управляющий страной Годунов щедро, но продуманно тратил на восстановление разоренных войнами сел и постройку новых городов в осваиваемых и завоеванных землях.

Борис заботился об укреплении и украшении Москвы, в 1586—1593 гг. под руководством русского мастера Федора Коня были построены деревянные стены Белого города — третья линия обороны. Новые укрепления получили от москвичей название Скородом. Из-за угрозы пожаров в столице Московии появлялось все больше каменных зданий. И без того огромный город разросся еще более, посадские люди получили от правительства некоторую гарантию безопасности при нападении неприятельских войск. Величие восстанавливаемой Московии демонстрировала гигантская царь-пушка калибром 890 мм, отлитая мастером Андреем Чоховым в 1586 г. для защиты Москвы от набегов крымских татар. Западные рубежи государства находились под охраной мощной крепости, построенной в Смоленске и навсегда закрепившей за этим городом статус ключа к центральным территориям России и самой Москве.

В рамках проводимой им восточной политики Борис Годунов санкционировал постройку цепи крепостей вдоль Волги, которые соединили русские гарнизоны Казанского и Астраханского краев и сделали контроль московитов над Поволжьем намного более эффективным. В 1586 г. основали Самару, в 1589 г. появился Царицын, а в 1590 г. — Саратов. В башкирском крае, где часто случались восстания местных племен, опорой московитов стала построенная в 1586 г. Уфа. Выбор мест для городов оказался настолько удачным, что они продолжали развиваться и укрупняться на протяжении нескольких столетий, постепенно превращаясь в крупные центры российской промышленности, мегаполисы с миллионным населением. Окончательное закрепление территорий Поволжья и Приуралья за Россией состоялось. В 1593 г. при полном одобрении российского царя Федора Годунов провел через Думу указ о разрушении мечетей в Казани, планируя превратить ее в христианский город и со временем уничтожить даже память о мусульманском прошлом.

Продолжалось освоение Западной Сибири, где кроме Тюмени и Верхотурья в 1590-х гг. возникли новые города Березов, Сургут, Тара и Туринск. Разведывательные отряды казаков исследовали и уже начали осваивать территорию, в центре которой в недалеком будущем появится Томск, началось заселение земель по берегам крупных притоков Енисея.

В конце 1580-х гг. происходит методичное освоение черноземных степей, отвоеванных у крымского хана. Уже в 1590-х гг. здесь построили города или обнесли стенами выстроенные ранее — Курск, Кромы, Ливны, Воронеж, Оскол, Валуйки. На новые остроги и города время от времени устраивали набеги крымские татары или лихие разбойные казаки, иногда сжигали их полностью, но крепости каждый раз отстраивались заново. Искоренить русское влияние на ранее никому не принадлежавшие земли не удалось бы уже никому из противников Московии. На степных татарских шляхах вырастали мощные преграды, которые со временем становились основой для системы засек, предохраняющих Московское государство от татарских нашествий.

Освоение недавно присоединенных к русской территории земель и развитие новых городов требовало не только инициативы правительства и немалых денег, но и большого числа переселенцев.

Оживившаяся за несколько лет спокойной жизни боярская и дворянская элита развивала свою активность, охотно принимая участие в обживании новых территорий Российского государства, но для этого в первую очередь требовались люди, которые стали бы трудиться в этих новых вотчинах, производить товары для продажи как в других регионах Московии, так и за границей.

В 1590-х гг. в Московии несколько раз возникали эпидемии и случались неурожаи. Только благодаря оперативной раздаче хлеба и внимательным действиям правительства эти бедствия не привели к очередной социальной катастрофе.

К концу 1590-х гг. Борис Годунов вынужденно пошел сначала на сохранение, а затем и на усиление гнета крестьян по методу, опробованному Иваном Грозным. 1 февраля 1597 г. Дума издала указ о «служилых кабалах», который всех «добровольных холопов», то есть крестьян, укрывшихся у богатых и рачительных хозяев, чтобы переждать голод и лишения, превратил в кабальных людей. Теперь за гостеприимство они платили свободой. Хозяева поместий и вотчин перестали опасаться оттока людей, который прежде происходил постоянно и даже грозил полностью парализовать хозяйственную деятельность некоторых поместий. Все кабальные холопы лишались права возвращать себе личную свободу, в том числе свободу ухода к другому владельцу, вплоть до смерти хозяина. Эту меру, вполне логичную с точки зрения землевладельцев, крестьяне восприняли крайне отрицательно, против политики Бориса Годунова назревало мощное народное выступление. Особенно обострилась ситуация в южных районах, куда стекались беженцы из Речи Посполитой и недавно возвращенные под власть хозяев беглые крестьяне, населявшие неспокойные воронежские степи.

Проявлять недовольство открыто было опасно, чревато смертью или суровой ссылкой. Существовал и более простой метод протеста — бегство или тайный уход без согласия хозяина в другую вотчину или поместье. Между многими боярами началось состязание по переманиванию либо насильственному увозу людей. В ноябре 1597 г. последовал указ об установлении пятилетнего срока сыска беглых и похищенных людей.

Теперь в случае бегства ответственность нес не только сбежавший холоп, но и его господа, они обязывались составить «крепости» — договоры с крестьянами о зависимости — и представить их в особый Холопий приказ. Обстановка на юге, где наиболее интенсивно шла колонизация и проблема беглых стояла еще острее, все больше накалялась. Именно оттуда и придет погибель всем планам Бориса.

Внешняя политика. Смягчение неудач и упрочение побед прошлого царствования

После смерти Ивана Грозного первым внешнеполитическим действием несколько растерянных и еще не уверенных в себе новых правителей России стало срочное продление Ям-Запольского перемирия с Речью Посполитой. Соглашение, заключенное на десять лет, было настолько непрочным из-за амбиций Стефана Батория и его опасений возможного московского реванша, что обе стороны совершенно не рассчитывали на соблюдение обязательств по отношению друг к другу. В 1584 г. перемирие продлили, Московия после смерти прежнего монарха больше не угрожала Швеции и отказалась от своего прежнего стремления выйти к Балтике. Король Стефан ненадолго успокоился. Переговоры со шведами о продлении перемирия в 1585—1586 гг. закончились успешно, условия Плюсского соглашения оставались в силе. Передышка в военных действиях предоставила придворным деятелям время, которое они использовали для того, чтобы определить свое место вовласти и реализовать открывшиеся перед ними в связи с этим возможности.

Стефан Баторий до конца жизни вынашивал мысль о новом завоевании Московии, на этот раз необратимом для нее. Каждый год он, с сожалением оценивая свои явно недостаточные для завоевательного похода возможности, пытался выманить у Федора Иоанновича деньги под предлогом компенсации за что-либо или спровоцировать московитов на нападение, но в итоге соглашался на предложение московских дипломатов о продлении перемирия. Ям-Запольское перемирие продлевалось в 1585, 1586 и 1587 гг., пока Стефан Баторий не скончался. В Польше наступил очередной период безвластья. Московия могла вздохнуть с облегчением, нового короля, столь жестко строящего свою внешнюю политику, паны Речи Посполитой не собирались допускать к власти.

Вновь разгорелись дебаты о том, кому быть польским королем, и вновь одним из кандидатов на польский престол стал русский царь, причем Федор Иоаннович становился претендентом на трон в Варшаве уже во второй раз в своей жизни. В ходе переговоров с польско-литовскими послами общими усилиями сформировались условия возможного объединения двух государств, которые начинались с главных обязательств — сокрушить скоординированными действиями Крымское ханство и предотвратить агрессию Османской империи (Турции). Остальные, менее важные пункты, касались ликвидации взаимной военной угрозы, срытия крепостей на границе, свободного доступа союзнических войск на территорию как Речи Посполитой, так и Московии и обязательств по защите обоих государств силами каждого из них.

Помимо этого московские послы должны были прельстить своенравный, но корыстолюбивый сейм Речи Посполитой открывающимися перспективами развития взаимовыгодной торговли, выплатой за счет казны московского царя долгов Стефана Батория, которые он так и не успел вернуть магнатам и шляхте, и пожалованиями шляхетству земель вдоль Дона и Донца. Однако поляки при этом настаивали на переходе Федора Иоанновича в католическую веру и твердых гарантиях первенства Польши в новом огромном союзе государств. Разгорелись и старые территориальные споры из-за Смоленска и Дерпта. На такие условия объединения московский царь пойти никак не мог, и, несмотря на неплохие в целом шансы достижения успеха и наличие множества приверженцев царя в польском сейме, переговоры закончились неудачей осенью 1587 г. На провал переговоров повлияла и позиция турецкого султана, который грозил немедленной осадой Кракова в случае объединения Польши с Австрией или Московией, что, естественно, весьма охлаждало пыл сторонников тесного союза с Русским государством. После того как в декабре 1587 г. королем выбрали шведского принца Сигизмунда, родственника Стефана Батория со стороны жены, торговаться стало бессмысленно. Очередной утопический проект польско-литовско-русской унии провалился.

В следующие годы дипломаты Московии вели бесконечные переговоры о прочном союзе с датчанами и австрийцами, которые так и не дали сколько-нибудь полезного для Русского государства результата. Отношения с папским престолом также не возобновились на должном уровне, Россия все более примыкала к антикатолической коалиции. Взаимоотношения Московии с Англией также складывались весьма сложно, поскольку после смерти уважаемого английской королевой Ивана Грозного московским дипломатам пришлось заново отбиваться от непомерных английских претензий и требований существенных уступок и льгот, пока в конце 1590-х гг. русско-английская торговля не восстановилась на беспошлинной основе. Центром ее стал Архангельск, в некоторой степени заменивший Нарву.

Между тем Годунов довольно успешно решал дела России на Востоке. Он посылал отряд за отрядом в завоевываемую Сибирь, где появлялись все новые русские крепости, что послужило окончательному присоединению этого края к Московии. В 1586 г. была основана Тюмень, в 1587 г. — Тобольск, который находился всего в 20 км от столицы бывшего Сибирского ханства Искера и сам стал столицей новой русской Сибири. Война с мелкими татарскими улусами и сбор ясака с остяцких и вогульских княжеств проходили вполне успешно, многие мурзы по собственной инициативе переходили на сторону московитов. Попытка хана Кучума вернуться к вассальным отношениям 1550-х гг. не удалась, в сохранении его ханства Годунов не был заинтересован. В 1598 г. остатки орды Кучума были окончательно разгромлены, сам он бежал на юг, где его следы окончательно затерялись. Отчаянные попытки Кучума привлечь к войне с неверными казахов и даже бухарского хана успехом не увенчались.

Годунов последовательно «обкладывал» крымского хана и его покровителя султана своими союзниками, блокируя возможные активные действия противников. Значительно увеличились объемы помощи отрядам донских и терских казаков, часть волжских казаков, ранее промышлявших грабежами и разбоем, переселилась на Яик. Заметно укрепилась Астрахань, появлялись новые крепости в Нижнем и Среднем Поволжье. Разрабатывались планы общего похода царя Московии на Причерноморье. Турки, главные силы которых постоянно участвовали в войнах с другими странами, оценили ситуацию и надолго отказались от своих проектов большой войны против России, лишившейся великого царя-завоевателя.

В течение 1580-1590-х гг. Московия заключила ряд договоров с несколькими азиатскими государствами и обменялась с ними посольствами, началась регулярная торговля русских с Хивой и Бухарой. Нормализовались отношения с некоторыми ногайскими племенами; под покровительство Московии приняли правителя дагестанских Тарков и хана Казахской орды Тевкела. В целях ослабления турецкого влияния на Кавказе заключили официальное соглашение с грузинским царем Кахетии Александром, согласившимся перейти под русский протекторат. Тогда же начались попытки установления тесного русско-иранского союза, направленного против Турции.

В 1588 г. Крым после долгих междоусобных стычек покорил Казы-Гйрей. Рассчитывая на неподготовленнось к войне нового короля Сигизмунда, крымский хан попытался напасть на Речь Посполитую. Под нажимом турецкого султана он предложил Московии вступить с ним в крепкий союз и начать совместную войну против Литвы, однако христианин Федор Иоаннович и симпатизирующий Западу Борис Годунов от столь промусульманского предложения отказались. Они даже предприняли ответный шаг: предложили Речи Посполитой объединить с Московией свои усилия и начать войну против Крыма. Но король Сигизмунд III ненавидел Россию и ни о каком союзе слышать не хотел. В 1591 г. состоялась попытка тотального вторжения крымцев, напоминавшая поход 20-летней давности. Московские войска воевали со Швецией, поэтому многие опасались повторения бедствий 1571 г. Однако в конце июня — начале июля 1591 г. войска хана были разбиты под Москвой, полюбовавшись русской столицей с Поклонной горы, хан повернул обратно на юг. Крымцы опять потерпели очень серьезное поражение, Годунов получил лавры спасителя России от татар. Однако недоброжелатели внимательно следили за народной молвой: практически сразу же появились слухи о том, что вторжение Казы-Гирея — масштабная провокация, организованная договорившимся с крымским ханом Борисом Годуновым, рассчитывавшим таким образом отвлечь внимание народа от убийства царевича Дмитрия.

В 1590—1593 гг. русские войска несколько раз начинали боевые действия против Швеции. В результате армии под командованием Дмитрия Хворостинина удалось в 1590 г. разгромить шведские войска, осадить Нарву и отвоевать старые русские крепости Ям, Копорье и Ивангород. После смерти короля Юхана III в 1592 г. возникла реальная угроза нового шведско-польского союза, поскольку Сигизмунд III стал теперь королем обоих государств. И хотя московские войска к тому времени захватили и разорили всю Финляндию и окрестности Нарвы, от развития успеха на этом направлении пришлось отказаться — испытывать судьбу непомерными амбициями Борис Годунов не хотел. В мае 1595 г. в московском селе Тявзине был заключен «вечный мир» между Швецией и Московией на условиях возвращения Российскому государству всех его потерь по Плюсскому перемирию. Кроме того, шведы признали за Россией права на Кольский полуостров и территорию Северной Карелии вокруг Кемского острога. Таким образом, Годунову так и не удалось вернуть Нарву, но все неприятные последствия Ливонской войны на северных границах он устранил. Угроза войны на нескольких фронтах миновала. В конце 1593 г. Годунов заключил мир с Крымом, согласно которому хан обязывался навеки оставить в покое юг России. Правда, этому обязательству вероломного хана немногие поверили, дворянское войско каждый год собиралось на берегах Оки на случай его неожиданной атаки.

В 1596 г. единство Речи Посполитой укрепилось подчинением православного населения католическим иерархам; на соборе в Бресте была заключена уния, которая сохраняла право русского духовенства на православную обрядность и обычаи, однако заставляла его присягнуть Папе Римскому. Таким образом польские паны и духовенство рассчитывали пресечь тяготение украинских и белорусских земель к православному великому соседу. Однако успех прокатолическая уния имела только на давно принадлежавшей Польше Галичине. Население всех других земель Украины и Белоруссии отреагировало на нее крайне отрицательно, в Речи Посполитой началось стремительное нарастание религиозной, а затем и национальной напряженности. Поляки добились прямо противоположного результата.

Заключение

Период с 1533 по 1598 г. стал временем уникальной эволюции Московии из отсталой феодальной страны в мощную централизованную державу. Вопрос о соотношении исторической цели развития государства и средств для ее достижения был разрешен однозначно: никаких ограничений не существует. Такая позиция, в наши дни вызывающая явные сомнения, в те годы являлась распространенной и общепринятой.

С.Ф. Платонов считал, что Грозный, а вслед за ним Годунов упорно пытались разрешить два фундаментальных противоречия (социальное и политическое) государственного устройства Московии, и до некоторой степени им это удалось. Все основы государства — закон, церковь, армия были обновлены и изменены Иваном Грозным порой до неузнаваемости.

Культурные преобразования этой эпохи не столь заметны, однако не менее важны. «Домострой» явился памятником не только русского семейного права, регламентирующего поведение россиян как в государственной, так и в семейной жизни, но и первой энциклопедией домашнего хозяйства.

Стоглавый собор впервые превратил Русскую Церковь из брошенной в варварском окружении замкнутой духовной системы в организацию, которая могла уже претендовать на лидерство в православном мире. Многое из наследия той страшной, но великой эпохи исследователям не ясно до сих пор. Летописи, рукописи произведений и памфлетов, памятники архитектуры и живописи часто исчезали в огне пожаров или пропадали при невыясненных обстоятельствах. Вероятно, поэтому до сих пор нет фундаментальной биографии Грозного, его ближайших сподвижников и его главных противников. Однако и немногочисленные уцелевшие свидетельства позволяют по достоинству оценить драматичность и величие эпохи, в течение которой России удалось за 50 лет преодолеть путь, на который у других государств уходило несколько столетий.

Приложения

Годы жизни правящих особ и родовитых бояр

Василий III Иоаннович (1479—1533), великий князь Московский, отец Ивана Грозного

Васильчикова Анна (?), пятая жена Ивана Грозного в 1575-1576 гг.

Глинская Елена Васильевна (ок. 1510— 15 38), вторая жена князя Василия III в 1526—1533 гг., мать Ивана Грозного, регентша в 1533—1538 гг.

Годунов Борис Федорович (ок. 1552—1605), боярин, фактический правитель государства в 1585—1598 гг. при Федоре Иоанновиче, царь с 1599 г.

Годунова Ирина Федоровна (1557—1605), жена царя Федора Иоанновича в 1581 — 1598 гг., сестра Б.Ф. Годунова

Захарина-Юрьева Анастасия Романовна (ок. 1530— 1560), первая жена Ивана Грозного в 1547—1560 гг.

Иван IV Васильевич Грозный (1530—1584), великий князь Московский в 1533—1584 гг., первый русский царь с 1547 г.

Колтовская Анна Алексеевна (?), четвертая жена Ивана Грозного в 1571 — 1575 гг.

Мария Темрюковна (ум. 1569), кабардинская княжна, вторая жена Ивана Грозного в 1560— 1569 гг.

Нагая Мария Федоровна (ум. 1612), шестая жена Ивана Грозного в 1576— 1584 гг.

Собакина Марфа Васильевна (ум. 1571), третья жена Ивана Грозного в 1569— 1571 гг.

Федор Иоаннович (1557—1598), царь, последний правитель из династии Рюриковичей в 1584— 1598 гг., сын Ивана Грозного

Юрий Васильевич (1533—1563), князь Угличский, брат Ивана Грозного

Важнейшие события эпохи Ивана Грозного

Дата	Событие
25 августа 1530 г.	Рождение у великого князя Василия III Ивановича и Елены Васильевны Глинской сына Ивана
1532 гг.	Возведение Василием III церкви в Коломенском по случаю рождения наследника
4 декабря 1533 г.	Смерть Василия III
1533—1584 гг.	Правление великого князя Ивана IV Васильевича
1533—1538 гг.	Регентство Елены Глинской при малолетнем Иване IV
1535 г.	Проведение денежной реформы
1535—1538 гг.	Возведение укреплений Китай-города
1536 г.	Уставная грамота людям Онежской земли, закрепившая новые формы подчинения Москве
3 апреля 1538 г.	Смерть Елены Глинской
1538—1547 гг.	Боярское правление при формальном пребывании у власти великого князя
1538—1540 гг.	Захват власти Шуйскими
1540—1542 гг.	Захват власти И.Ф. Бельским
1542—1543 гг.	Захват власти И.В. Шуйским
1542—1563 гг.	Литературный кружок митрополита Макария
1543-1547 гг.	Захват власти Глинскими
16 января 1547 г.	Венчание великого князя Ивана Васильевича на царство
26 февраля 1547 г.	Начало канонизации русских святых, утверждение митрополитом Макарием 30 общерусских святых
1547—1560 гг.	Избранная рада
1549 г.	Созыв Земского собора
1550 г.	Появление Макарьевской ярмарки в Нижнем Новгороде
Июнь 1550 г.	Завершение работы над Судебником Ивана Грозного

Дата	Событие
Октябрь 1550 г.	Начало военной реформы
1551 г.	Стоглавый собор
1552—1554 гг.	Покорение Казанского ханства
1554 г.	Составление митрополитом Макарием свода церковной литературы «Великие Четьи Минеи»
1555—1561 гг.	Строительство храма Василия Блаженного (собор Покрова Богородицы на рву)
1558—1583 гг.	Ливонская война
1561—1563 гг.	Составление «Книги степенной царского родословия»
1564 г.	Издание И. Федоровым первой русской печатной книги «Апостол»
30 апреля 1564 г.	Бегство А. Курбского в Литву
1564-1577 гг.	Переписка Грозного с Курбским
1565—1572 гг.	Опричнина
1569—1570 гг.	Поход против новгородцев и псковитян
1575 г.	Отречение Грозного от царства
1575—1576 гг.	Формальное правление в Московии касимского хана Симеона Бекбулатовича
Январь 1580 г.	Реформа церковного землевладения
1581 г.	Меры по усилению крепостной зависимости крестьян
1581 г.	Открытие в Москве первой аптеки для обслуживания царской семьи
1581 г.	Убийство Грозным сына Ивана Иоанновича
1581—1592 гг.	Проведение переписи податного населения
1584 г.	Смерть Ивана Грозного, воцарение Федора Иоанновича

Список литературы

А. Цитируемой

Карамзиным. История государства Российского. Т. VIII. — М, 1960.

Дополнения к актам историческим, собранные и изданные Археографической комиссией. Т. V. — СПб., 1857.

Гейденштейн Р. Записи о Московской войне. — СПб., 1880.

Скрынников Р.Г. Иван Грозный. — М., 1989.

Полное собрание русских летописей. Т. XIII. — М., 1963.

Филипповский Е. Краткое историческое и хронологическое описание жизни и деяний великих князей российских. Т. 2. -М., 1807.

Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в. — М.-Л., 1950.

Иван Грозный. Сочинения. — М., 2002.

Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. — М., 2004.

Соловьев С.М. История России с древнейших времен. — М., 2006.

Тарас А.Е. Войны Московии с Великим княжеством Литовским. — М., 2004.

Каргалов В. Полководцы Древней Руси. — М., 1988.

Зимин А.А. Опричнина Ивана Грозного. — М., 1964.

Лихачев Д.С. Человек в литературе Древней Руси. — М., 1970.

Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. — М., 1993.

Библиотека великих писателей. Пушкин. Т. 2. — СПб., 1908.

Б. Используемой

Александров В.А. Россия на дальневосточных рубежах. — Хабаровск, 1984.

Веселовский К.В. Исследования по истории класса служилых землевладельцев. — М., 1969.

Горсей Дж. Записки о России. XVI — начало XVII в. — М., 1990.

Зимин А.А. К истории военных реформ 50-х гг. XVI в. / Исторические записки. Т. 55. — М., 1956.

Новосельский А.А. Исследования по истории эпохи феодализма. — М., 1994.

Павлов А.Л. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове (1584--1605). — М., 1992.

Платонов С.Ф. Борис Годунов. — Пг., 1921.

Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков. — М. — Л., 1952.

Полное собрание русских летописей. Т. XIII. — М., 1963.

Флетчер Дж. О государстве Русском. — СПб., 1905.

Чернов А.В. Вооруженные силы Русского государства в XV—XVII вв. - М., 1954.

В. Дополнительной

Богданов А.Л. Русские патриархи: В 2 т. — М., 1999.

Ключевский В.О. Курс русской истории: В 9 т. Т 1. — М., 1987.

Рамбо А. Живописная история древней и современной России. — М., 1994.

Скрынников Р.Г. Россия накануне «Смутного времени». — М., 1980.

Скрынников Р.Г. Крест и корона. Церковь и государство на Руси IX-XVII вв. - М, 1999.

Соколов Ю.Ф. Ратная слава Отечества. Т. 1. — М., 1999.

Тихомиров М.Н. История России в XVI веке. — М., 1962.