Лара Делаж Пророчество королевы Севера
С благодарностью мужу моему, Ги Делажу, благодаря которому эта книга смогла появиться на свет.
Пролог ПРОРОЧЕСТВО СЕВЕРНОЙ КОЛДУНЬИ
Совсем седая, но еще крепкая, высокая старуха в одежде из волчьих шкур захлопнула за собой дверь избушки, почти невидимой на склоне ельника. На столе в выдолбленном камне горел огонь. В его неверном свете стал виден человек, лежащий на низкой лежанке, весь покрытый бурой медвежьей шкурой. Его почти белые волосы закрывали все изголовье кровати, из-за бороды не было видно рта. Старик открыл глаза и с трудом повернул голову в сторону вошедшей: – Орана, мир пошатнулся… Женщина подошла к нему и вопросительно посмотрела. – Над Севером нависла опасность – смерть… – Он может умереть? – Да. – Он может умереть до прихода в этот мир? – Да. – Мы можем что-то сделать? – Спроси руны… Орана опустилась на колени у изголовья лежащего, пошарила в темноте и достала сшитый из кожи мешочек. Положила его на грубо сколоченный табурет, поднялась, вышла… Ветер свистел и гудел, сыпал и гнал колючие ледяные снежинки. Ели, как живые, издавали протяжный стонущий звук. От снега исходил свет, а верхушки деревьев сливались с небом, отчего казалось, что мир перевернулся и земля оказалась вверху. Женщина протянула руку к висящей над входом клетке, открыла дверцу и ловким движением схватила уже почти замерзший комочек. Птица издала еле слышный писк. – Живая? – взволнованно спросил старик. – Живая… Орана вытащила из темноты черную ткань и постелила на табуретку, откуда-то достала кусок угля и на темной материи нарисовала невидимый знак. Птица в ее руках запищала громче. Старуха запела протяжную песню, достала еще что-то, тускло блеснувшее, и в тот же миг писк прекратился, птичья кровь залила алтарь, стала капать на пол. Не прекращая пения, Орана вынула из мешочка руны, бросила на табурет, перемешала. На округлых светлых камешках начертаны черной краской графические знаки. Женщина закрыла глаза, провела ножом по своей руке… Кровь человека закапала на камни, смешавшись с уже пролившейся птичьей. В избушке наступило молчание. Ведунья открыла глаза и стала читать руны: – Война… война без начала и конца… смерть или жизнь? Два в одном… Если победит жизнь, в Аруте будет король и настанет время благоденствия… Воспрянет великая страна, объединенная единым владыкой. – Вытащи еще одну. Старик протянул свою совершенно истощенную руку, казавшуюся почти прозрачной в неверном свете масляного светильника. – Дон, у тебя и так почти не осталось крови! – Делай, Орана, что велю. Завтра я ухожу, она мне уже не понадобится. Голос женщины, продолжившей пение, дрогнул. Она овладела собой, песнь окрепла. Сделала разрез на кисти Дона, и на алтарь снова закапала кровь. Орана перемешала руны и вытащила еще одну. – Король уже покинул небесные чертоги. Он придет до следующего лета, осталось меньше года… Но смерть распростерла крылья над ним. Она будет сопровождать его всю дорогу. – Дай мне печень. Старуха разрезала тушку птицы и умелым быстрым движением достала печень, положила ее в рот старца. Дон жевал беззубыми деснами. Глаза его были подернуты беловатой пленкой. – Смерть отступит перед двумя женщинами. Одна из них – ты. Женщина чужой крови сможет отвести смерть от короля первый раз. Дай мне сердце… Окровавленными пальцами Орана вырвала из груди убитой птицы сердце. Старик снова медленно, сберегая силы, стал жевать. За стенами выл ветер, сыпался снег и трещали ели. Послышался сильный толчок, избушка содрогнулась. – Женщина чужой крови будет там до тебя. Но смерть не отступит… Вы сможете ее победить, если будете вдвоем, – уже торопясь, шептал Дон. – Как я смогу ее узнать? – У нее чистые мысли… И она будет рядом с матерью короля. Но придет еще один – тот, кто позовет уже отлетевшую смерть. Ты должна его остановить. – Как я его узнаю? – Мой дух будет с тобой. Вы сможете спасти короля. Не вижу… не вижу, спасете ли вы его мать… Если погибнет она, не справится юный воин с наследником рода отца своего, который явится из дальних земель во главе воинов невиданных, непобедимых… и заберет владыку смерть. Сумеют живущие уберечь короля эти три раза – свет белый изменится. Вернутся на раздираемую войной землю мир и благополучие… и отступит море, и Север снова станет великим… – Что я могу сделать? – Я буду с тобой. Я сохраню свой дух, у меня хватит сил на год. Ты отдашь мою новую кровь матери короля. Но тебе надо спешить, впереди… впереди у тебя… долгий путь.Орана пела над ним всю ночь. Едва рассвело, она закутала труп в шкуры, вынесла во двор, достала длинные низкие сани и закрепила тело на них. Надела короткие, широкие лыжи. Она не сразу увидела большую черную птицу, которая наблюдала за ней. Сидевший на клетке с открытой дверцей ворон каркнул, переступил с лапы на лапу, расправил огромные черные крылья. Старуха подошла, заглянула ему в глаза. – Дон? Ворон снова закричал, вспорхнул и полетел над верхушками деревьев. Женщина двинулась за ним. Завывающий всю ночь ветер затих, и зимний лес застыл в неподвижности. Лишь снег иногда упадет с лап елей, или птица перелетит с ветки на ветку, или хрустнет веткой какой-нибудь зверь. Сильными движениями Орана прокладывала дорогу в глубоком снегу. Веревку от саней она прикрепила к поясу, чтобы освободить руки. Вышла к горной реке, почти полностью покрытой льдом, только посредине струился тонкий поток воды. Деревья отступали от берега, с верхушек некоторых свисали обледеневшие гибкие лианы. Путница отцепила сани и достала из мешка за спиной моток веревки с большим крючком на конце, как для рыбной ловли. Оглянулась, выбирая подходящее дерево, и ловко бросила веревку, с первого раза зацепив свешивающуюся с него мертвую лиану. Коротким умелым рывком потянув на себя петлю, стала отступать к реке по льду. Она была очень сильна, эта старая женщина – ствол согнулся, как лук. Взяла короткое копье и с невероятной мощью одной рукой вонзила его в лед. Он пошел трещинами, но не раскололся. Орана закрепила верхушку как можно ближе к земле, прошла к саням и, запев, стала привязывать спеленатый труп к ветвям. Закончив работу, она разрезала ножом веревку, и ель распрямилась, стремительно унося вверх мертвое тело. Дерево, выпрямившись, задело стволы вблизи, и по всему берегу вдоль замерзшей реки посыпался на землю снег. Сидевший в отдалении и все это наблюдавший ворон с карканьем поднялся в воздух и полетел вниз по течению. Старуха быстро встала на лыжи, снова прицепила сани и пошла вслед за ним. Женщина шла весь день, пока не начало темнеть. Закаркав, летевший впереди ворон вдруг поменял направление и исчез из виду. Орана втянула воздух в ноздри: слабый запах дыма… Она повернула на запах, старательно огибая стволы в быстро наступающей темноте. На лесной поляне стояла заснеженная юрта, и был разведен небольшой костер. Три человека, освещенные пламенем, жарили мясо убитой молодой косули. – Мир вам, – подошедшая гостья выбросила вперед руку. Сидящие у костра подняли головы навстречу женщине. – Мир тебе, странник. Иди, раздели с нами еду. Она подошла к костру, сняла лыжи и откинула капюшон. Ее белые волосы покрывали плечи и спину. – Орана! Великая Мать! – вдруг охнул один из сидевших вокруг костра, и люди встали. Раздалось карканье и хлопанье крыльев. На плечо женщины опустился огромный ворон.
Костер догорал, поевшие люди встали и принялись тщательно заворачивать оставшееся мясо, предварительно разделив его поровну между всеми сидящими вокруг костра. Ворон тоже склевал свой кусок на снегу, оставив оттаявшую землю там, куда ему бросили еду. – Я уйду, как только рассветет, – сказала женщина. – А вы сообщите всем, кому сможете, что король Севера в пути. Он придет. И те, кто захочет увидеть его рождение, пусть идут на границу с Валласом – в замок, где правит воронье. Пусть люди обращаются к богам, дабы отвести смерть от матери короля… Как только тьма немного рассеялась, юрту свернули и погрузили в сани. Люди встали на лыжи и разошлись по всем четырем сторонам света. Орана двигалась на юг…
Книга первая Братья
Глава первая ГЛАДИАТОРЫ
– Эй, бойцы, держите девок! – закричал хриплым голосом стражник, высокий детина с одутловатым лицом. Выдохнул в вонючую камеру с этими словами еще больше вони от гнилых зубов…
Заскрежетала железная ржавая дверь, впустив шлюх. В столице не было в них недостатка – женщины со всей разоренной страны стекались в Вандервилль, чтобы хоть как-то обеспечить существование себе и своим семьям. Мало кому удавалось попасть в бордель с отдельной спальней и сносной едой. Большинство оседало в дешевых трактирах, пополняя улицы и ночлежки, быстро сгорая от болезней, пьянства и нищеты…
К драагам (так называли бойцов на столичном жаргоне), содержавшимся в цирке, перед боем приводили женщин из хорошего публичного дома. Его хозяину стоило немалых трудов заключить контракт на обслуживание лучших гладиаторов страны. Это давало множество преимуществ: снижение налогов и привлечение клиентов, да и власти снисходительно закрывали глаза на мелкие происшествия, которые всегда случаются в подобных заведениях. Мужчины хотели заняться любовью с женщинами, слывшими шлюхами отборных бойцовых животных человеческого вида. Вместе с женщинами в камеру ворвались другие запахи – рыбы и воли.
– Что, мальчики, заждались? – весело спросила первая из зашедших, бывшая рыбачка Орвиля, потерявшая мужа-кормильца. Его забрало море вместе со снастями и баркой, и женщина оказалась на улице. У нее были чудесная копна каштановых волос, темно-синие глаза, как море перед бурей, пышные формы и прекрасные белые зубы. Улыбка засверкала в камере, плохо освещенной двумя кадящими факелами.
– Винта, моя Винта! – бросился к ней бритый боец, весь состоящий из клубков мышц…
Из пленников мужского пола, рабов, преступников отбирались самые сильные и свозились в Вандервилль, столицу Валласа. Вначале все попадали в бараки возле кладбища, где бои проводились раз в неделю. Бойцам здесь не давали ни мяса, ни вина, ни женщин. Все, что от них требовалось – сразиться и умереть. Тех, кому удалось выжить в течение трех лун, переводили в цирк, где сражения были один раз в месяц. Двести драагов сражались за право пополнить ряды тридцати лучших гладиаторов страны. Этих уже неплохо кормили, давали мясо и иногда вино, приводили женщин, на бой выдавали новую одежду. Толпа им рукоплескала и повторяла их имена… Нужно было пройти тяжелый, кровавый путь, чтобы получить все это, а затем уже оставалось лишь развлекать почтенных жителей Валласа по праздникам и в дни торжественных событий. Бои лучших бойцов страны отличались особой жестокостью.
Мужчины разбирали девок. Некоторые выбирали одну и ту же шлюху месяцами, и это давало слабую иллюзию украденной и раздавленной грязным сапогом семейной жизни. – Ты ждала меня, моя голубка? – спрашивал рослый северянин с выбитыми передними зубами молодую, с высокой грудью и удивительно тонкой талией, но уже почти седую женщину. Из толпы шлюх вышла еще одна, закутанная в цветастый платок с кистями, спадавший до колен. Она сбросила его на пол, и в темном подземелье прозвучал звонкий голос: – Кто здесь Варг? – Гляди-ка, новенькая! – взгляды всех устремились на нее. В камере наступила тишина. Один из мужчин снял со стены факел и подошел к женщине, которую никто до того не видел. Раздался возглас удивления. Молодая, светлые волосы, длинная коса ниже пояса. Необычные, тонкие черты скуластого лица, немного раскосые глаза и чуть длинноватый нос, стройное тело в темном холщовом платье до пола. – Она моя! – Нет, моя! – Красотка, иди ко мне! Мужчины сгрудились вокруг нее. Женщины застыли… – Я пришла к Варгу, – ответила новенькая по-прежнему ясным и чистым голосом. Толпа расступилась, и к ней размеренным шагом подошел высокий широкоплечий драаг. Он был уже не молод, но в волосах не было седины. В глазах давно угасла тень улыбки, и сами они смотрели холодно, как будто из-за ледяной завесы. Варг заложил руки за спину и тяжелой поступью обошел вокруг молодой женщины, затем повернулся к остальным и обратился к Винте: – Она что, не с вами? – Не-е-ет… Женщины ее разглядывали так же, как и гладиаторы, не понимая, откуда она вдруг появилась среди них. Послышались тихие фразы: «Ты ее видела?.. Нет… А ты?.. Когда она к нам присоединилась?» – Кто тебя прислал? – Я сама пришла. Снова вздох удивления… Как такое могло быть? Эта женщина сумела бы найти знатного и богатого мужчину, который нанял бы ей дом и слуг. В ней чувствовались порода, стать – нечто, благодаря чему можно безошибочно отличить породистую собаку от дворняги, даже если последняя молода и у нее блестит шерсть. – Я не сплю со шлюхами, – Варг говорил тихо и медленно. – Разве ты не знаешь? – Отдай ее нам, Варг! – Мне… – Мне, Варг, я отдам за нее мою еду за один день! – А я – за два. – А я за пять! Варг, мясо за пять дней твое! И вино после боя! Гладиаторы заговорили в один голос, наперебой предлагая Варгу цену за чудную девушку. – А никто не говорил, что я пришла с тобой спать. И я не шлюха, – она говорила с акцентом. Чужестранка… После мгновения молчания в камере раздался взрыв хохота. Смеялись все – и мужчины, и женщины. Не смеялись лишь девушка и Варг. - Ты пришла к гладиаторам с девками. Тебе придется разделить их работу, – он забрал факел у молодого парня и осветил лицо незнакомки. Девушка не двигалась. Варг передал огонь первому стоявшему за ним мужчине и повернулся к ней спиной. Перед ним снова расступились, освободив дорогу к большой решетке в глубине, куда через толстые прутья вливался робкий лунный свет. – Ну что ж, пусть возьмет меня тот, кто сможет, – громко сказала странная посетительница и одним движением сбросила платье. Снова раздался возглас удивления. Под платьем на ней оказались обтягивающие штаны и рубаха. Вся одежда производила впечатление второй кожи, так ладно она облегала гибкое худое тело. Варг оглянулся. Он стоял под углом к факелу, бросавшему свет на лицо, и стали видны его глаза – холодные светло-зеленые глаза лучшего гладиатора страны. Остановился вполоборота и наблюдал за происходящим. – Она моя, – раздался рык из другого угла помещения. И снова бойцы расступились… К женщине подходил огромный черный боец, совершенно голый. Его кожа блестела в свете кадящего огня, и он казался ожившей деревянной скульптурой: каждая мышца была прорисована с необычайной тщательностью. – Предупреждаю, – не изменив интонации, сказала незнакомка. – Тем, кто ко мне приблизится, я не смогу обеспечить сохранность здоровья и, возможно, жизни. Вы сами берете на себя ответственность за свои увечья. Такого громогласного хохота здесь давно не было. Смеялись все, кроме Варга и чернокожего гиганта. Тот подошел почти вплотную… вдруг произошло какое-то движение, которого никто не заметил, и гладиатор упал как подкошенный, будто чудовищный молот ударил его, и больше не шевелился. Снова возглас – в нем смешались удивление, азарт, похоть, злоба. Бородатый рыжий детина в остатках зеленой куртки бросился к девушке. Но быстрый, за гранью восприятия чувств даже для тренированных воинов, удар узкой ступни остановил его. Драаг рухнул как дуб и не двигался… Два молодца с раскосыми глазами, похожие друг на друга как две капли воды, ринулись на таинственную посетительницу. Из рук одного вылетела веревка, готовая оплести девичью шею. Но незнакомка поймала ее и, словно была крылатой, оторвалась от земли и одной ногой ударила первого нападающего, а выброшенной вперед кистью встретилась с поднятой в ударе рукой другого бойца. Тот, которого коснулась ее нога, тряпичном куклой откатился к стене, а второй, принявшим удар руки, вдруг закричал сумасшедшим голосом и схватился за локоть. В свете факела страшно забелел обломок кости. Фонтанирующая кровь мгновенно залила все вокруг. Женщины прижались к стенам камеры. Гладиаторы сделали шаг назад. Круг вокруг воительницы был очерчен тремя неподвижными телами и корчившимся на полу человеком, заливающим грязный пол своей кровью. – Кто ты? – Варг повернулся к ней. Меж бровей углубилась вечная складка… – Я пришла предложить тебе свободу, Варг! – О чем ты говоришь? – наконец-то в голосе того, кого звали этим именем, прозвучало нечто похожее на человеческие эмоции. – Наверное, ты забыл, что такое свобода? Забыл цвет неба над головой и бронзовый диск заходящего солнца, забыл зеленый закатный луч над морем, смех детей и нежность женских рук? – речь девушки журчала, как струящаяся вода. Диковинный акцент не резал, а ласкал слух. Варг не двигался. В камере воцарилась такая тишина, что были слышны шаги диких зверей на арене за решеткой. – Ты забыл вкус свежеподжаренного мяса и треск веток в костре, как забыл прохладу текущей воды, и капли дождя на лице, и прикосновение ветра, – девушка медленно направлялась к Варгу. Он был все так же неподвижен. Она остановилась в двух шагах от него. – Завтра вас выведут на битву с рыцарями Арута. – Рыцарями Арута, рыцарями Арута, рыцарями Арута… – эхом отозвались ее последние слова со всех сторон. Странная посетительница не отводила взгляда от ледяных глаз Варга. – Да. Рыцари Арута захвачены лордом Даневаном и будут завтра сражаться с лучшими гладиаторами страны на потеху черни и знати. Перед битвой выйду я, – она сделала паузу, – и убью его. Никто не нарушал молчания. Трещала пакля факелов, снаружи порыкивал лев, где-то в углу копошилась крыса. Лорд Даневан был главнокомандующим армией Валласа, жестоким и беспощадным человеком, смелым и умелым воином, высоким и сильным мужчиной. – Я убью его, – снова повторила, – и армия будет обезглавлена. Ее слова больше не вызывали смеха. Лицо Варга оставалось безучастным. – Это вызовет чрезвычайное удивление, – продолжала девушка. На чужом языке она говорила очень правильно. – Меня попытаются убить. Я хочу быть уверена, что ты и гладиаторы на арене поддержите меня. В королевской ложе начнется паника, но это уже ничего не изменит. Семья Травалов будет свергнута. Власть в стране перейдет к рыцарям Арута – пока что… «Бред, безумие! Это сон! Ущипните меня!» – теперь заговорили все, кроме Варга. Он по-прежнему молчал. – Это твой последний шанс, – девушка повысила голос. – Это твой первый и последний шанс обрести свободу. Если ты не присоединишься ко мне, ты умрешь на песке в окружении голосящей черни. Умрешь, утонув в собственных фекалиях и моче, выпущенных из тебя кем-то из молодых драагов, кто рано или поздно одолеет непобедимого Варга. Ты уже не молод. Народ слишком привык к тебе. Королеве пора сменить героя арены, чтобы зритель не скучал. Умрешь, так ничего и не получив до конца жизни, кроме ран, вонючего мяса и дешевых шлюх, с которыми даже ты отказываешься спать! Она подошла вплотную и резко положила руку ему на шею. Он весь напрягся. – Не бойся, я не причиню вреда. Я хочу тебе что-то сказать… Варг подумал, что сейчас может скрутить ей руки, сделал едва заметное движение плечами… Резкая боль сзади в позвоночнике, отдающая в голову, была так внезапна, как будто в него вонзили раскаленную иглу. – Даже не думай меня победить, – услышал ее шепот. – Ты умрешь раньше. Со стороны ничего не было видно, но драаг расслабил плечи, ссутулился, как тогда, когда она к нему подошла. – Вот и молодец. Ты меня правильно понял. Боль тут же исчезла. Он чувствовал ее пальцы – только кончики тонких пальцев на шее. Она могла убить одним прикосновением?! – Наклонись. Мне надо тебе что-то сказать, чтобы никто не слышал… Драаг чуть наклонил голову, и ей пришлось привстать на цыпочки, чтобы коснуться губами его уха. – Если ты решишь присоединиться ко мне, повесь ножны кинжала на правом бедре, выходя на арену, а не на левом, как обычно. И поговори с Винтой, чтобы она договорилась с женщинами о молчании. Она тебе поможет. Варг отстранился от нее, пытаясь заглянуть в глаза. Проклятая темнота! Он не понял, какого цвета они у нее. Светлые… Ее ладонь на его шее прижалась к коже. Она была узкой и горячей, как если бы перед этим девушка держала руку над пламенем свечи. Гладиатор старался не делать лишних движений. – Наклонись еще. Он повиновался. – Если сделаешь так, как я говорю, останешься жив. И будешь свободен. Варг почувствовал ее дыхание. Она пахла яблоками, будто съела только что сочный плод. И было так странно слышать этот кисло-сладкий запах свежих фруктов в пропахшем мочой и потом помещении… Девушка отстранилась от него и быстро направилась к решетке. Варг обернулся, провожая ее взглядом. Все жесты таинственной посетительницы были резки и плавны одновременно. Она не делала ни одного лишнего шага, как будто рассчитывала каждое, даже самое малейшее движение тела. Достала откуда-то из одежды странный предмет и открыла замок. К ней не торопясь потрусил гуляющий по арене лев. Чуть скрипнула дверь. Незнакомка протиснулась в узкую щелку и встала с другой стороны решетки. Зверь уткнулся носом ей в бедро, она погладила его по спутанной гриве. – Варг! Драаг вдруг потерял контроль над лицом. Он сделал движение, словно хотел отряхнуться, сбросить наваждение. Слегка пригнул голову… Его глаза превратились в две щелочки. Нет, это не были ни мираж, ни сон… Одним прыжком Варг оказался у железных прутьев, крепко взялся за них. Их лица были так близко, что он почувствовал движение воздуха от ее губ, когда она прошептала: – Я оставляю дверь открытой, но вы не можете выйти. На арене полно диких зверей, а у вас нет оружия. Не трогайте калитку, чтобы не возбудить подозрения. Если кто-то попытается уйти сейчас, завтра все сорвется. Даже если спасется один, остальные погибнут. Да и сбежавшего, скорее всего, схватят и жестоко накажут. Цирк оцеплен солдатами. Оставайся здесь и никого не подпускай к двери, ее закроют утром. Делай, как я говорю, и следующим вечером ты будешь купаться в море. Захочешь – возглавишь армию мятежного Валласа. Все гладиаторы всего Вандервилля завтра получат свободу… Повернулась и ушла, исчезнув в ночной тьме. Лев ушел с ней. Ее рука лежала на его загривке. Варг просидел до рассвета, вглядываясь в пустоту коридора, ведущего на открытую арену. Луна скрылась за тучами, и остаток ночи непроглядная мгла окутывала цирк. Темнота сменилась розоватым туманом. Он не смыкал глаз. Рано утром, когда отогнали с арены животных, высокая фигура в темном плаще проскользнула к решетке. Человек в железной маске на минуту замешкался, словно разглядывал сидящего со стороны подземелья, прежде чем просунуть руку и закрыть замок. И перед тем, как растаять в предрассветной дымке, оглянулся и снова вгляделся в Варга, блеснув темными глазами в прорезях шлема. Драаг не пошевельнулся, лишь проводил его взглядом…
К сидевшему подошел бородатый рыжий человек в рваной куртке. На половине лба расцвел огромный свежий синяк, скрывая глаз под нависшим веком. – Ты не спал, – в его голосе звучало беспокойство. – Как же ты будешь биться? – Я не устал, Дван, – Варг поднял голову, опершись затылком о стену. – Глаз видит? – Видит… Как она мне вообще голову не проломила! Правду моя маменька с детства говорила, что у меня крепкие кости. – Сможешь выйти на арену? Дван пощупал голову, покрутил шеей. – Конечно… смогу. Немного болит плечо, но, похоже, я легко отделался, по сравнению с остальными. Варг насупил брови. – Ты поговорил с женщинами? – Да. Винта клянется, что никто из них не расскажет, что здесь произошло. Мол, гладиаторы просто жестоко побились, не поделив девок. Он удовлетворенно кивнул, встал и прошел вглубь камеры. Бойцы сидели у стен, кто вытянув ноги, кто на корточках. К запахам человеческих испражнений и пота добавился запах свежей крови. На подстилке у стены лежал поверженный гигант, его глаза были открыты. Услышав приближающиеся шаги Варга, чернокожий повернул к нему голову. Блеснули белки и зубы, когда он спросил: – Что это было? Магия? – Я не верю в магию… Что это было? Искусство, которого никто из нас никогда не видел. А впрочем… я не знаю. Ты сможешь выйти на арену? - Нет. Во всем теле слабость. Я не могу держать спину ровно, когда сижу. Лежащий титан закрыл глаза и замер. Со стороны коридора раздался шум, затем звук отворяемого замка. В камеру вошла группа солдат во главе с начальником охраны цирка. За долгие годы службы Ивар привык к своим подопечным и стал даже симпатизировать гладиаторам. Он стольких проводил на смерть, стольких вынес с арены… О выживших заботился, тяжело раненным помогал уйти из жизни. Некоторые оставались живы многие годы: Варг, Дван, Эрик, Ван, Эрда… Сейчас Эрда недвижим. Чернокожий не шевелился, лишь тихо подымалась и опускалась могучая грудь. – Он не может сегодня сражаться, – сказал Варг. – Именно сегодня он должен был биться! – начальник стражи не скрывал раздражения. – Как вы могли подраться до такой степени? И из-за кого? Из-за шлюх! – Бойцы сами решают, какую женщину взять. В этот раз возникли разногласия. Ивар посмотрел на Варга внимательно. – Ты знаешь, я бы хотел иметь такого друга, как ты. Иногда мне кажется, что ты мне друг. Здесь что-то не так… Что-то не сходится в вашей истории. Варг изобразил тень улыбки на лице: не губы раздвинулись, а слегка расслабились мышцы у висков. – Ивар, друзья встречаются за столом и прогуливаются. То, что у нас случаются доверительные моменты или мы разговариваем ночи напролет, не заменит совместных ужинов и проведенной охоты. Мы по разные стороны решетки. У тебя в кармане ключи от всех замков. А я… я заперт в каменном мешке. И даже когда я могу выйти, на меня обращены пики и мечи. Мы не можем быть друзьями. Ивар поднял брови и прикрыл веки. – Я знаю, знаю… Знаю, что рано или поздно ты умрешь. И некому мне будет рассказать про Марту и детей, когда я буду дежурить у вас ночами. И никто мне больше не посоветует такого, как ты. Мне будет не хватать наших разговоров… Мне будет очень тебя жаль… – И, тем не менее, ты ведь никогда не откроешь дверь и не выпустишь меня? – виски Варга напряглись, и тень улыбки исчезла. Ивар не ответил или не успел ответить. Раздался шум марширующего отряда, и в камеру вступили новые латники. На этих были аккуратные чистые камзолы, в руках пики. Их предводитель, пожилой худой мужчина по имени Дивар, с лохматыми бровями и крючковатым носом, быстрым шагом пошел к беседующим. Сидевшие начали подниматься, в их глазах засветилась ненависть. Предводитель латников остановился, не дойдя до Варга и Ивара нескольких шагов, и обвел глазами полуподвальное помещение, одной стороной подымающееся на арену, а другой уходящее под землю. – Все получили одежду? Одеты? – Одеты, но не покормлены, – проворчал Ван, высокий и очень худой гладиатор с могучей шеей и свисающими до подбородка русыми усами. – Вам, собакам, не положена еда перед боем. Тем более, что многим она не пойдет впрок, – губы командующего скривила злая усмешка. – Есть будут выжившие. Сегодня вам дадут вина. Только что вошедшие в камеру солдаты опустили пики наперевес и сошлись спинами, как будто опасались нападения заключенных. – Ты, Ивар, понесешь наказание за то, что произошло, – Дивар с торжеством посмотрел на начальника стражи, тот потупил глаза. – А вы, собаки, больше не получите женщин. Трахайте друг друга и крыс. Оглянулся на латников, вошедших вместе с ним, ожидая одобрительной реакции на свою шутку. Но лица солдат, увешанных оружием, были напряжены. Никто не любил входить к гладиаторам цирка. К тем, другим, которые содержались на северной стороне города за крепостной стеной – другое дело. Те были пугливы и покорны. А эти отборные бойцы внушали невольный страх, какой вызывают дикие звери, даже находясь в клетке. – На арену, драаги. К оружию! Заключенные молча потянулись вереницей к воротам.
Глава вторая ОСВОБОЖДЕНИЕ
Солнце заливало город, и душный воздух окутывал все вокруг горячим одеялом. Спешившие в цирк люди смеялись и возбужденно разговаривали, со всех сторон слышались шутки и грубые заигрывания мужчин. Нравы Вандервилля строгостью не отличались. Под холщовыми одеждами собирался пот, и воздух наполнялся запахами человеческих тел, а еще жареной рыбы, которую готовили и продавали на каждом углу. Цирк быстро заполнялся людьми. Первые ряды занимали мужчины посильнее. Женщины и дети садились ближе к выходу, чтобы в случае давки или вспышки ярости толпы можно было быстро уйти. В королевской ложе возникло движение: маленький толстенький человечек в одежде оливкового цвета начал поднимать ткань, драпирующую кресла, и закреплять ее так, чтобы солнце не беспокоило членов правящей семьи. К нему подошел латник, оглянулся вокруг – начали прибывать знатные персоны. Они рассаживались целыми семьями. Ежемесячная битва гладиаторов завершалась танцами и угощением. Выкатывали огромные бочки с дешевым пурпурным вином для народа, а знать собиралась во дворце, где обед плавно переходил в ужин, а последний заканчивался балом. Солнце блеснуло в прорези бойницы, отбрасывающей тень на королевскую ложу, но драпировки были уже закреплены. Толстячок в оливковом камзоле устал и вспотел. Его жирный подбородок и брыли колыхались под шевелящимися пухлыми губами, а большая свисающая родинка над верхней губой покраснела. Он еще раз обвел глазами ложу – все приготовления были завершены, и вытер лоб засаленным платком. – У меня все готово. Человечек спрятал платок в карман, сложил в маленький сундучок необходимые для крепления ткани инструменты и, низко поклонившись кому-то в темноту коридора, ретировался. Вошел начальник королевской стражи, очень худой рыцарь с большими залысинами и глазами навыкате. Начал оглядывать все вокруг, внимательно всматриваясь в лица: незнакомых нет… Его взгляд остановился на занявшем место сразу под королевской ложей высоком мужчине в шлеме с опущенным забралом. Рыцарь кашлянул и окликнул его по имени: «Граф Бен». Воин внизу повернулся и снял головной убор. Сидевшие поблизости невольно притихли и отвернули головы, на трибунах же, наоборот, пронесся шум, и все взгляды устремились на него. Графа называли за глаза Страшилой. Много лет назад, когда он был очень молод, в битве его ударили железной цепью, размозжив нос и превратив лицо в кровавую кашу. Каким-то чудом уцелели глаза. Темносерые, невероятно красивые глаза непонятно как сохранились на лице, превратившемся в сплошную рану. Носа не было. Разорванные губы так и не срослись. Вместо одного уха зияла дыра. Лоб, щеки, подбородок представляли сплошной рубец. Страшила никогда не появлялся без шлема. Войска он не оставил, за ним укрепилась слава сильного воина, уважаемого человека. Он почти не говорил. Никто никогда не слышал от него никаких слов, кроме отдаваемых команд и приказов. Друзей у него не было. Граф был вторым лицом в армии после лорда Даневана и жил во дворце. Его имение примыкало к южной границе Арута – северной страны. Страшила пользовался, по непонятным причинам, удивительным уважением вдовствующей королевы. Резкая, нервная Диана Травал становилась очень почтительной, и голос ее смягчался, когда она говорила с ним. …Граф Бен смотрел в лицо начальнику королевской стражи, не издавая ни звука. Тот смущенно кашлянул. Граф надел свою железную голову. Стражники еще раз все обошли снаружи, потеснив знать. Они отсалютовали своему начальнику, тот удовлетворенно кивнул, откинул полог в глубине и склонил голову. В ложу вступила правящая королева с детьми. Несовершеннолетние принц и принцесса, близнецы, имели одинаковые крупные черты и пышные каштановые волосы. Они были бы даже красивы, если бы не капризное выражение нервных лиц. Заполненный цирк взорвался рукоплесканиями и криками: «Слава королеве! Слава наследникам!» Королева и дети подошли к перилам ложи и улыбнулись народу. Губы правительницы растянулись, обнажив ровные белые зубы, а взгляд оставался гордым и надменным. Она едва заметно кивала во все стороны, оглядывая трибуны цирка. Чуть опустила голову и встретилась взглядом с человеком в железном шлеме. Теперь улыбнулись ее глаза, а рот стал неподвижен. Раздался скрежет, перекрывающий даже шум толпы – поднялась решетка подземелья гладиаторов. Королева и дети уселись, народ застыл в ожидании: кого выведут на арену… Это всегда был сюрприз, и пари заключались уже тогда, когда участвующих в боях гладиаторов вели вдоль трибун.Драаги выходили, щурясь от солнца. Оно всегда ослепляло их. Подставляли лица лучам – на эту ласку их прав никто не отнимал. Злой латник отсчитал двенадцать самых лучших и сильных бойцов. Стражники копьями разделили их, остальные остались за решеткой. Из подземелья цирка ничего не было видно. Лишь по звукам можно было догадаться, что происходит снаружи. Справа от выхода лежало оружие: мечи, кинжалы, сабли, палицы и боевые цепы. – Берите оружие, собаки… И вперед! Перед боями драагов в полном вооружении проводили вокруг арены, чтобы на них могли посмотреть зрители. Кто-то глумился, кто-то бросал оскорбительные или одобрительные возгласы. Иногда в них летели цветы, иногда – объедки. Когда они вышли на публику, по рядам пронесся ропот. Их было так мало! Обычно в битве участвовало тридцать человек, а сегодня – только двенадцать. Но какие двенадцать! Лучшие гладиаторы страны… Народ заворчал, как раздраженное животное, предчувствуя особое зрелище. Они будут сражаться между собой?.. или с дикими зверями? Драаги, растянувшись цепью, начали обходить арену. Грудь каждого бойца равномерно и мощно расширялась – это была их разминка перед боем. Свежий воздух, голосящая толпа, путь длиною в окружность цирка… Что-то было не так в этот раз. Всегда смотрящий прямо перед собой, возглавлявший шеренгу Варг обводил взглядом первые ряды. Он буквально впивался в каждое лицо, и шаг его был медленнее, чем обычно. Невольно те, на кого падал его взгляд, опускали или отворачивали головы. В первых рядах садились самые дерзкие и храбрые мужчины, но никто не мог выдержать взгляда драага – в нем не было жизни, на них смотрела сама смерть… Как будто там, за зеленым болотным туманом, раскинулась страна мертвых. Каждый невольно задавал себе вопрос: а что человеческое осталось в этом бойце? Взгляд же Варга внезапно остановился на чужестранце в лимонной чалме. Дорогая яркая одежда и необычного цвета кожа резко контрастировали со смуглыми телами и холщовыми платьями зрителей рядом. Ткань покрывала голову и закрывала нос и рот. Янтарные светлые, чуть раскосые глаза смотрели спокойно и весело. Человек не опустил их перед Варгом. Она это или нет?.. Он не рассмотрел ночью, какого цвета глаза у странной посетительницы. Драаг вообще ее не запомнил. Она была красива… красива, как стелющаяся по степи лисица. Хотя лицо чужеземца скрыто, Варг готов был поклясться, что он улыбнулся. Ножны у гладиатора висели на правом бедре. Вокруг галдела толпа. Здесь были дерзкие, манящие внимание женщин, наглые – мужчин, одобрительные – тех, кто ставил на него пари и выигрывал многие годы. Сегодня был особенный день, все ощутили это.
Лучших гладиаторов никогда на арену не выводили первыми, и не в каждом представлении они участвовали. Зрители распалялись, огонь запылал в сердцах, предчувствующих захватывающее зрелище… Варг больше ни на кого не смотрел. Он шел упругим шагом, унося с собой пристальный взгляд человека в чалме. В центр арены вышел распорядитель боя, немолодой дородный мужчина в длинном кафтане, подпоясанный по низу жирного брюха красно-зеленым кушаком. – Вниманию почтенных жителей Вандервилля предлагается битва, которая войдет в историю! – закричал он неожиданно молодым и зычным голосом. Подождал, пока одобрительные возгласы толпы стихнут. Королева в ложе обмахивалась сиреневым пушистым веером, наследники приникли к перилам. – Ее свидетели расскажут о ней своим детям и внукам, – он замолчал, смакуя нарастающее напряжение зрителей. – Потому что сегодня падет все, что долгие годы сопротивлялось семье Травалов! Сделал знак рукой, и из западного крыла на арену въехала высокая затянутая холстом повозка, влекомая двумя лошадьми, покрытыми попонами с геральдикой правящей семьи: половина черная с красными мечами, половина карминная. Головы гнедых украшены плюмажами черно-красных перьев, поводья сильно натянуты, на глазах лошадей глухие шоры. Толпа затаила дыхание… Повозкой управлял королевский палач. Он направил коней в центр арены, поставив их перед глашатаем. Тот набрал полную грудь воздуха и выдохнул изумленным зрителям: – Встречайте поверженных принцев Арута! Палач соскочил с козел. Он был невысок и немолод. Странная болезнь изуродовала его лицо: нижняя челюсть обросла с левой стороны огромной опухолью. Одновременно с последними словами глашатая он сорвал покрывало с повозки… Взгляду толпы предстала ржавая железная клетка с двенадцатью людьми, скованными одной цепью. Их коричневые камзолы порваны и запылены, сапоги с высокими голенищами из дорогой кожи давно не чищены. Склоненные головы… Палач открыл дверь клетки и потянул конец цепи. Повинуясь рывку, рыцари спустились на землю. Железо оплетало их шеи, натягиваясь с каждым движением, оставляя ссадины и порезы. Глухой рокот толпы перерос в рев. Правители Арута – последние родственники много лет назад свергнутого императора, до сих пор не признавшие власти Трава-лов. Наследник засунул два пальца в рот и оглушительно свистнул. Королева недовольно шикнула, и мальчик, покрывшись румянцем, откинулся на спинку кресла. Они поднимали головы, щурясь от солнца, обводя глазами цирк, гладиаторов, палача. Тот повел их вокруг арены. Принцы прошли мимо дра-агов. Кое-кто задержал взгляд на этих бойцовых рабах Вандервилля. Варг не менялся в лице, внимательно наблюдая за ними. Они были сломлены, он чувствовал это кожей. В них уже не было жизни. Гордые правители далекой страны смирились со своей казнью. Но предназначенное им было хуже, чем они предполагали. Рыцари не будут казнены ударом топора, их не повесят, как простолюдинов, не разорвут лошадьми, как государственных преступников. Их отдадут гладиаторам, и под крики безумной толпы они умрут, эту толпу развлекая. У них нет шансов победить. Никто не выстоит перед отборными драагами цирка. Это не будет бой, это будет публичное убийство. И вместо славной смерти – жестокие муки с долгим и мучительным концом, чтобы доставить удовольствие зрителям. Последний в строю, самый молодой, вытянул шею и выпрямился еще больше, проходя мимо бойцов. В его глазах сверкнула ненависть, и тут же споткнулась о холодный, ничего не выражающий взгляд Варга. Юноша повернул голову, уставившись в спину впереди идущего… Толпа бесновалась. В рыцарей полетели гнилая кожура, яйца, обрывки испорченного мяса – народ развлекался. Каждый норовил попасть в лицо. В ложе знати послышался шорох, как будто все вместе вздохнули одновременно. Рыцарей многие знали: впереди идет старший, гордый Ландос, за ним его родной брат Фада, следом красавец Изда, шествие замыкает самый молодой, Чадер. Они продолжали шествие вдоль трибун, прикрывая веки и пытаясь увернуться от летевших в них объедков. Поравнявшись с королевской ложей, отвернули, как по команде, головы от королевы и ее детей. Правительница выпрямилась с порозовевшими щеками и триумфальным блеском в глазах, наследница жадным взглядом провожала удаляющихся рыцарей, наследник свистел, и мать больше не останавливала его. Побежденные правители Арута сделали круг и встали напротив группы гладиаторов. Палач по очереди подходил к ним, снимая общую цепь, как с животных, приведенных на убой. Затем достал из повозки тюк, издавший приглушенный звон, и бросил его на песок. – Разбирайте оружие… К бою! – и улыбнулся своей разложившейся от болезни челюстью. Королева встала и подошла к перилам ложи. Ее голос был необычайно звонок: – Как уважаемые граждане хотят, чтобы они бились: все вместе или попарно? – Вместе! Вместе! – закричала толпа, в которой потонули немногочисленные возгласы «попарно». Гладиаторы медленно и плавно выстраивались цепью, рыцари поднимали мечи… Расстояния между ними уже не существовало. Варг почувствовал привычный холод в груди, как всегда перед битвой. Выругал себя – уже почти поверил в чудо… Как последний идиот, прокараулил полночи открытую дверь и остался рабом. Воистину, он заслуживает такой судьбы! Взялся за ножны кинжала, расстегнул пояс… Нож должен быть слева, чтобы его можно было быстро выхватить правой рукой. – Стойте! – раздался чей-то высокий голос. Огненным всполохом лимонно-желтых одежд ворвалась на арену фигура чужестранца… В пространство между двумя рядами осужденных и драагов быстрым шагом шел незнакомец в чалме. Его невиданное одеяние пламенело всеми оттенками желтого. Мертвая тишина повисла в только что ревущем пространстве громадного цирка. В рядах для знати все взгляды устремились к королеве, возле которой уже выросла фигура начальника стражи. – Люди говорят, что рыцари Арута захвачены вероломно, – над примолкнувшими рядами раздался голос с южным акцентом. – Лорд Дане-ван подослал отравителя, который добавлял им яд в еду несколько месяцев перед решающей битвой. А сам главнокомандующий позорно сидел в палатке, пока солдаты сражались с лучниками Севера. Рыцари больны. Это не битва, это убийство! И почтенные жители Вандервилля, как последние идиоты, будут довольствоваться этим дешевым зрелищем?! Королева откинулась назад, в ее глазах появился страх. Не зря она так боялась чего-то, что может помешать ее плану… Их надо было казнить! Это Тарис убедил ее выставить рыцарей против группы драагов, чтобы развлечь народ. Из ложи знати поднялся мужчина огромного роста и толщины. – Кто ты такой, чужестранец? Человек на арене повернулся к нему.Гладиаторы замерли… – Это она, – то ли утвердительно, то ли вопросительно прошептал Дван, стоявший рядом с Варгом. Тот наклонил голову и вдруг услышал удары своего сердца – и сам удивился. Он так редко чувствовал, что оно еще бьется… – Подтверждаешь ли ты мое обвинение? – насмешливо спросил незнакомец. – Кто ты, что смеешь задавать мне вопросы? – лорд Даневан грузно спускался на арену. Его бычья голова начала краснеть. Королева растерянно смотрела по сторонам. Граф Бен встал и подал какой-то знак… На арену по одному стали выходить воины из северного крыла цирка. Главнокомандующий сделал руками движение, как будто открывая двери. Выбежавшие стражники оттеснили рыцарей от гладиаторов и развели их. В спину каждого уперлись холодные копья латников, подступивших сзади – не двинешься… – Открой лицо, чужеземец, – закричал уже совершенно багровый Даневан. Чужестранец медленно начал снимать ткань, закрывающую его голову. Обнажилось безбородое узкое лицо и… на спину упала длинная девичья коса. Зрители очумело загалдели. Такого никто не видел и не ожидал увидеть! Варг улыбнулся. «Она похожа на степную лисицу, – подумал он, – цветом волос и глаз, тонким лицом, быстрым телом». Его сердце билось. Впервые за многие годы оно билось не от усталости, не от ненависти. Он вспомнил вкус свежей воды на губах… Хотя откуда этому вкусу было взяться? Девушка встала боком к подходящему лорду и громко прокричала: «Я вызываю тебя на бой, грязный бастард!» Толпа разом охнула… Даневан был незаконнорожденным, признанным отцом лишь на смертном одре, и крайне болезненно воспринимал напоминания о своем происхождении. – Я тебя отымею, сука, на глазах всего города! – он закатывал рукава, обнажая огромные руки. Его походка из грузной стала упругой, но по-прежнему оставалась тяжелой. – А потом отдам драагам. Даневан мотнул головой в сторону гладиаторов. Его коричневые сапоги глубоко зарывались в песок. Девушка растянула губы в улыбке, не отрывая глаз от приближающейся фигуры противника, даже не потрудившегося достать оружие. Он думал взять ее голыми руками… – А я у них уже была, правда, ребята? – она чуть склонила голову, наблюдая за лордом, как будто отсчитывая его шаги…
Королева первая поняла, что нечто смертельно опасное происходит на арене. – Убейте ее, – вскричала она, вскочив. Девушка выбросила вперед обе руки, и в тот же миг два маленьких кинжала вонзились в глаза главнокомандующего. Он страшно закричал, остановился и упал навзничь, извиваясь всем телом. Ему удалось выхватить из ран ножи, но кровь уже хлестала двумя потоками. Ноги еще дергались, а руки раскинулись неподвижно… Крик Даневана замер в искривившемся рту. Лорд затих, красная жидкость толчками выливалась на арену. Латники, прорвавшись сквозь цепь гладиаторов и рыцарей, с пиками наперевес со всех сторон бросились к девушке. Она сделала рывок в сторону повозки с гнедыми, подпрыгнула и, перевернувшись в воздухе, приземлилась на плечи палача, в ту же секунду перерезав ему горло. Урод рухнул, как распоротый мешок пшеницы. Солдаты сбили строй, не успевая поворачивать вслед за ней, а она уже оббегала их, заходя с другой стороны. Варг понял, что надо действовать. – Делаем круг, – шепнул он рядом стоящему Двану. В цирке поднимался рев… – Стража! – сумасшедшим голосом кричала королева. С арены бежал уцелевший распорядитель. Драаги медленно сходились спинами к центру, образовывая ощеренный мечами, саблями, молотами круг. Оцепеневшие вначале рыцари Арута тоже сошлись, образовав второй круг. Открылись южные ворота, рысью въезжала конница. И вдруг с противоположной стороны раздался громкий низкий голос: – Здравия гражданам Вандервилля! Все головы повернулись на это приветствие: напротив прибывающих солдат выходил на арену человек в темно-сером дешевом плаще. Длинная одежда с капюшоном полностью скрывала и фигуру, и лицо. В руке идущего была простая деревянная палка. Он откинул ткань с лица, и над толпой пронесся истошный женский крик: «Эрланд!» Это имя разнеслось, как эхо, повторенное людьми во всех уголках цирка. Наконец все стихло. Вышедший в самый центр арены человек широко улыбался, но запавшие глаза были сосредоточены и суровы. Длинные каштановые волосы с проседью выпадали из капюшона. В толпе началась паника, люди бросились к выходу. Колдуна Эрланда сожгли на дворцовой площади три месяца назад, на виду у всего Вандервилля. Маг наклонил свой посох, и из него вырвалось пламя, как из пасти дракона. Въезжавшая конница сбилась, строй всадников распался. Лошади взвились на дыбы, кто-то из верховых повернул коней назад…
На арене происходило нечто невообразимое. Желтая молния метнулась в сторону правителей Валласа. Но это был не огонь – это была та девушка. Варг стоял к ней боком и видел, как быстро она бежит. Из ее руки снова вылетел кинжал, и королева вдруг упала. Вскочивший наследник заверещал, но крик потух в заколовшей его руке графа Бена, впрыгнувшего в ложу снизу. Раздался скрежет поднимаемых ворот, и на арену высыпали полуголые драаги из соседних камер. Мигом разобрали оружие на земле, предназначенное гладиаторам – его не хватило. Несколько человек бросились на латников, отбирая у них пики. В возникшем хаосе воины, прибывающие в цирк, стали убивать друг друга. Народ ломился на выход, раздавались крики раздавленных… Варг видел мелькающее желтое пятно: девушка-воин защищала рыцарей Арута. – Драаги, ко мне! – закричала она, наконец-то взглянув в сторону гладиаторов. У нее был очень высокий голос. – Дван, Эрик, Ван – на защиту рыцарей! – приказал Варг. И они, спина к спине, отражая нападения со всех сторон, коробкой двинулись к коричневым камзолам. Все происходило очень быстро. Когда гладиаторы приблизились к ним, несколько человек уже лежали на земле. Варг не разобрал, кого убили, а кого ранили. Сражались принцы плохо. Он представил, как бы они бились с драагами, если бы бой состоялся. Никто из бойцов Вандервилля не получил и царапины. Все, что от них требовалось – продемонстрировать ревущей толпе долгую, мучительную смерть тех, кто сопротивляется Травалам. Девушка пыталась их защитить, отразить удары, предназначенные правителям Арута, но не справлялась. У нее в обеих руках было по сабле. Из всего оружия, предоставленного для боя, Варг тоже сегодня выбрал саблю – менее надежная, чем меч, но более легкая и быстрая. Он проткнул ее острием солдата, стоявшего к нему боком, и почувствовал, как чье-то лезвие коснулось и его куртки. Ушел от удара привычным движением, понимая, что тот был плохо рассчитан. Резанул в сторону и сразу ощутил, как оружие подсекло человека, как ствол молодого дерева. Тот, кто коснулся его клинком, упал… Гладиатор достал левой рукой длинный нож и порадовался, что не убрал его с правого бедра. Ему никогда не приходило в голову держать ударное оружие в обеих руках. Получалось… но хуже, чем у чужестранки. Четверо драагов и девушка взяли в круг оставшихся принцев Севера, обороняя их от толпы латников. С той минуты, как подошел Варг со своими ребятами, больше не упал ни один. Он привычно рубил, как в групповом бою, но в поле его зрения все время находилась фигура в желтых, уже покрытых красными пятнами одеждах. Девушка сражалась двумя саблями так, как будто у нее было десять рук. Драаг скорее почувствовал, чем увидел – количество нападающих уменьшилось. Наконец он смог оглянуться: что происходит вокруг? С середины арены двумя полукругами расходились к воротам гладиаторы вперемешку с латниками. Его ребята держались небольшими группами, как он и учил их действовать в окружном бою. Арена покрывалась телами, надо было обращать внимание, куда ставить ногу, чтобы не споткнуться. Варг заметил, что солдаты сражаются также и друг с другом. Казалось, никто уже не понимал, кто друг, а кто враг. Кто за кого воюет, кто кого защищает?..
Цирк пустел, знать спасалась бегством. Тела наследников лежали друг на друге, королева раскинула руки, из середины ее груди торчала рукоять кинжала. Граф Бен в центральной ложе махал мечом направо и налево. Варг сражался со всеми наскакивающими на него, не успевая закрывать глаза от брызжущей со всех сторон крови. Он чувствовал неглубокий порез на плече, горящий на коже. – Варг, – раздался рядом уже знакомый женский голос. Подался спиной, едва успев отразить удары налетевших на него солдат, которые тут же начали свирепо поражать друг друга. В этой неразберихе становилось трудно понять, кто нападает, а кто сражается на его стороне. Драаг повернулся к девушке боком и, по-прежнему защищая рыцарей, они уперлись бедрами, образовав угол. – Справишься сам? Не выпускай принцев Арута из круга. Я иду на помощь Страшиле. – Справлюсь, – он не понял, кому… Желтое пятно рядом пропало. Пустела и арена. Сейчас посреди цирка оставались две группы людей: гладиаторы, выпущенные из подземелья, и солдаты, сражающиеся против своих. Они не подходили к драагам – ни к тем, которые защищали правителей Арута, ни к тем, кто бился с латниками и конницей. Бывшие рабы стягивались к группе Варга, окружавшей рыцарей. С трибуны спускались чужестранка и граф Бен. Одежда на них была совершенно красной, как и песок, на который они ступили. Весь круг арены был покрыт убитыми и ранеными. Девушка оторвалась от идущего быстрым шагом графа и устремилась к Варгу. Ее лицо сияло весельем, как будто она была на празднике. – Ты знаешь Вандервилль? – Знал. – Дворец знаешь? – Знал. – Все двери открыты. Веди своих людей через ваше подземелье на волю, в квартал рыбаков, и по побережью – до восточного входа в замок. Встречаемся в тронном зале дворца. Убивай военных и всех с оружием в руках, кроме подпоясанных серым мешком-кушаком. Запомнил? – Запомнил. Девушка обернулась к подходившему графу, замедлившему шаг. – Драаги, ко мне! – Варг резко выбросил вверх руку, сжимающую саблю рукояткой вверх. Лезвие было красным и мокрым. Закричал непривычно громким голосом: – За мной! Как странно, что он не потерял голос за все эти годы! Услышал за спиной шумное дыхание Двана. Не надо было оглядываться, чтобы узнать его тяжелое сопение. «Передай по цепи: подпоясанных серыми кушаками не убивать», – бросил тихо и побежал к воротам. У выхода с арены стоял Ивар. Его живот был обернут серой мешковиной. Лицо Варга дрогнуло и виски расслабились, когда он пробегал мимо. Тот крикнул ему: «Если уцелеем, приходи ужинать! Четвертый дом от маяка». Драаг ускорил бег и нагнул голову. Задержал дыхание, пересекая полуподземные помещения, где жил много лет. Как он мог здесь дышать? Она сказала правду: все решетки были открыты. Варг чуть замедлил шаг, выходя из последней двери, ведущей на улицу. К деревянной створке пикой был пригвожден Дивар. Его руки сжимали копье, вошедшее ему в живот, за древко. Остекленевшие глаза скосились к переносице, изо рта протянулась полоска уже застывшей темной крови. Гладиатор усмехнулся. Встречный ветер непривычно холодил лицо…
Глава третья ПРАВИТЕЛИ ВАЛЛАСА
Драаги вытянулись цепью. Практически никто из них не знал Ван-дервилль. Варг подумал, что не удивится, если вскоре за ним никого не окажется. Все должны разбежаться тут же, слиться с толпой, рвануть в родные края… Хотя бывших гладиаторов объединяла сейчас единая цель – месть. Месть той власти, которая превратила их в рабов, выставляла на потеху черни, как цирковых животных, растоптала их жизни, семьи, калечила и убивала родителей, жен, детей, братьев и сестер. Месть тем, кто забрал их прошлое, настоящее и будущее. Они все потеряли… Как им теперь вернуться в тот мир, от которого были оторваны? Понимают ли они, что их могут уже не ждать? Может, уже не осталось тех, кто их знал? Все родные и близкие убиты, проданы, погибли от голода, болезней и несчастий, рассеяны по всему миру. И вместо родных домов остались обугленные стены… Кто уйдет, а кто останется? Он был королем гладиаторов, абсолютным лидером, когда они были за решеткой или на песке арены. Но кто захочет пойти вслед за ним, не зная, куда он их ведет? Не проще ли сделать шаг в сторону и воспользоваться беспорядком в столице? И бежать домой… Он смотрел по сторонам… Даже не представлял, что может встретить на свободе, на улицах. Может, их ожидает вооруженный гарнизон? Полк солдат? Горожане? Не встретят ли они новую битву на пути к свободе, и не будет ли первый день освобождения последним днем жизни? Переворот был очень хорошо спланирован. Выбрано прекрасное место и идеальное время, чтобы убить всю правящую семью, обезглавить войско страны и напугать мирных граждан. Показать знати, что она ничего не может изменить, и выпустить на улицу вторую армию – армию рабов с ним во главе. Тот, кто это делал, нуждается в нем. И будет нуждаться еще долго. Можно диктовать свои условия… – Дван, – позвал Варг, не оглядываясь. – Я здесь! – отозвался сзади знакомый голос. – Передай ребятам: идем во дворец. Тем, кто останется, гарантирую еду, одежду и крышу над головой. Улицы были совершенно пусты. Пока они сражались в цирке, слух о перевороте и убийстве правящей семьи уже распространился по городу. Мирные жители попрятались. Лишь изредка попадались трупы солдат, не подпоясанных серой тканью. Дорога к замку была свободна.Вандервилль раскинулся на морском берегу. Древнее Ариванское море огибало юг Старой Земли, выдающейся в море небольшим полуостровом. В давние времена здесь был транспортный узел, где пересекались морские пути с речными. Со всего континента спускалась, петляя, Дница, впадая в море чуть восточнее нынешней столицы. Первой в незапамятные времена построили крепость. Тогда эта земля была пустынна, и лишь морские пираты с юга приставали к немногочисленным деревням с целью пополнить продовольствие и похитить местных девушек. Сильные люди пришли с севера, но и они не захотели осесть здесь, в жарком климате полустепной зоны, а пошли на восток, где основали столицу Империи – Вирсандию. Плодородная земля юго-востока их привлекла больше, чем сосны и пески полуострова. А крепость Вандервилля была создана для постоянного армейского подразделения, оставшегося здесь. Удобная транспортная развязка, удачный выход в море без рифов и отмелей положили начало одному из первых торговых городов Валла-са. Грубые, толстые стены из крупных желто-коричневых камней до сих пор сохранились на некоторых участках перед новой крепостной стеной. Хотя новой назвать ее было нельзя: камни уже покрылись мхом, и трава проросла на их стыках. Первые постройки для размещения войска возводили практически вплотную к крепостным стенам. Затем была возведена цитадель, в которой сейчас располагались казармы для солдат, служебные помещения и кухня. Город рос, как сдобный калач в печи. Люди со всего полуострова и северо-запада устремились сюда, под охрану надежной армии. Начал развиваться порт, поселились ремесленники. Земля и народ оказались благодарны за мир, который принесли в этот край люди с севера. Династия Давикулюсов, отпочковавшись от древа древних родов, основала Империю, воссоединив Валлас, Арут и Тареш. Через несколько лет были построены четыре крупных здания чуть дальше уже возведенных домов, для административных и культовых целей. Но затем их соединили переходами, и получился своеобразный замок из четырех башен, вскоре переросший в дворец. Он стал одной из временных резиденций императора. Заходившим в порт столицы с моря была видна вся история города: первые укрепления, служившие как бы фундаментом для более поздней крепостной стены, за ней практически черная цитадель с высящимися верхушками деревьев, посаженных во дворе. И над всем этим возвышался замок – четыре большие высокие башни, как короны, венчали два этажа. Он был виден из любого места Вандервилля. От цирка к нему вела почти прямая дорога…
Тронный зал быстро заполнялся людьми. Коричневые камзолы рыцарей, латы и армейские мундиры, подпоясанные серой тканью, черные грубые куртки гладиаторов… В нише на небольшом постаменте стоял высокий трон, высеченный из светло-зеленого камня. Вокруг него образовалось свободное пространство. И вдруг, как и совсем недавно в цирке, яркой молнией сверкнули лимонные одежды – теперь в бурых пятнах. Ловким и быстрым движением девушка с длинной косой прыгнула на каменное кресло. Ее губы улыбались широко, обнажив ровные зубы, но глаза смотрели без улыбки. Вперед вышел Ландос, самый старший из правителей Севера. Его серокоричневые волосы растрепались, в бороде блестели серебряные нити. – Чужестранка, мы обязаны тебе жизнью… Назови свое имя. Люди заходили в зал, вливаясь в толпу, полукругом обступившую трон с загадочной женщиной. Она повернула голову к рыцарю и выпрямилась на сиденье. – Меня называют Эдой… Как неудобно сидеть на этом холодном каменном кресле, право, – повысила звонкий голос. – Самый неудобный трон в моей жизни… В ней чувствовалось напряжение пущенной стрелы, хотя тело было скупо на движения. Одновременно с этими словами вошел в зал Варг. Он сделал неуловимое движение лицом, как будто хотел что-то сказать, но сдержался. Человек в длинной одежде, с деревянным посохом решительно прокладывал себе дорогу к трону. Подошедший Эрланд выпрямился во весь рост и встал рядом с девушкой, повернувшись к людям. Эда поднялась и смешалась с толпой, как будто растворилась в ней. – Сегодня знаменательный день – день возрождения великой Империи Давикулюсов! Те, кто освободил страну от самозванцев, навсегда останутся в памяти людей. Солдаты и гладиаторы, занимайте помещения во дворце. Казармы в вашем распоряжении, кухня – тоже, – проговорил тот, кто, видимо, управлял происходящим. Эрланд подождал, пока в зале не стихли отдельные крики и шум. – Прошу остаться рыцарей Арута, Варга, господина Верона и графа Бена. Варг обернулся к Двану, Эрику и Вану, стоявшим позади него. К ним протиснулась Эда. Она насмешливо посмотрела в лицо Двану. Тот потупил голову и повернул ее так, чтобы синяк был немного в тени. – Глаз цел? – спросила тихо. – Цел, – проворчал бывший гладиатор. – Жаль, – по ее тону было непонятно, шутит она или говорит серьезно. – А как остальные? Ее янтарные глаза встретились с глазами Варга. Ни один не отвел взгляд. – Чернокожий неподвижен, но жив. – К нему никогда не вернется сила, – она удовлетворенно кивнула. – До конца жизни он останется вялым тюфяком. А два других? – Один из братьев умер, ударившись головой об угол стены. Второму, вероятно, придется отнять руку, – ему не нравилось лицо Эды. Оно вытянулось, и девушка стала похожа на атакующую змею. – Хорошо, – процедила она сквозь зубы, улыбнулась и вьюном ушла. – Какая же она кровожадная, как тигра лютая, – невольно с восхищением выдохнул Дван. – Мне странно это слышать от гладиатора, задержавшегося в цирке, – заметил Варг и добавил: – В диких степях, за снежными горами кочует конное племя женщин-воительниц. Никто не может их одолеть. Когда они нападают на соседние земли, то убивают всех мужчин, от новорожденных до старцев. Но самых сильных забирают к себе и живут с ними, держа в плену. После того, как рождаются дети, мальчиков умер-твляют, а девочки пополняют их ряды. – Так может, она из этих? – Те женщины отличаются ростом и мощью тела. А эта – стройная и невысокая. Не похожа она на дикую воительницу… Хотя в ней есть южная кровь. – Вас послушаешь, прямо жить не захочется, – проворчал Дван, разворачиваясь. – Откуда ты все знаешь?
Толпа вокруг трона рассеялась… Эрланд подождал, пока в зале останутся те, кого он назвал, затем сделал знак, и Эда захлопнула двери. Колдун медленно обошел всех. Рыцари поворачивались к нему лицом. – Ну что ж, пора навести порядок в этой неразберихе, – Эрланд улыбнулся устало. – Рассаживайтесь, господа, нам предстоит долгий разговор… Он махнул в сторону длинного стола у стены. Напряжение спадало. Мужчины переворачивали опрокинутые стулья… Варг краем глаза наблюдал за Эдой. Она больше не смотрела на него, стояла рядом с Эр-ландом и о чем-то тихо с ним разговаривала. Ее лицо было строгим и спокойным. Как только присутствующие расселись, колдун подошел к столу с торца и встал, опершись на него руками, обвел глазами оставшихся в зале. Наклонил голову, обращаясь к рыцарям Арута: – Господа, приветствую вас в Вандервилле, столице Валласа, нашей несчастной страны, терпящей бедствия вот уже двенадцать долгих лет… Для тех, кто меня не знает, позвольте представиться: Эрланд, – он снова улыбнулся. – Кто-то называет меня магом, кто-то – служителем древних богов. Есть те, которые считают меня шпионом… Все молчали. Каждый подумал: «И кто же вы на самом деле?» – но никто ничего не сказал… – Кем бы я ни был, я тот, кто является одним из организаторов переворота, случившегося, казалось бы, так стихийно и внезапно. Но стихийно и внезапно ничего не случается, тем более в государстве. В Вал-ласе не осталось ни одного человека, удовлетворенного властью. Аристократы и знать были недовольны, что денег поступает все меньше, народ обнищал совершенно. Люди забыли, что такое мир и покой, достаток и уверенность в завтрашнем дне. Крестьяне не могли прокормиться плодами своего труда из-за невероятно высоких пошлин и налогов. В городе прожить стало совершенно невозможно. Смена власти стала ожидаемой – это был только вопрос времени. – Он помолчал, выпрямился и обратился уже ко всем собравшимся: – Итак, в стране совершен переворот. В столице свергнута правящая семья Травалов. Недовольство их жестокостью и алчностью сыграло нам на руку. Теперь предстоит разработать план передачи страны в руки законных правителей… или тех, кто ими станет. И собрать армию, чтобы обуздать беспорядки и справиться с бандами. Готовы ли вы к этому? Он замолчал и сел. Никто не двигался, молчание затянулось… Эр-ланд ждал и, очевидно, верил, что кто-то что-то скажет.
Варг обводил глазами зал: он высок, просторен и светел, составляет разительный контраст с самим дворцом, башней и цитаделью, расположенными в центре Вандервилля. Дворец довольно темен, но тронный зал обтянут светлыми ткаными панелями и обставлен мебелью северных белых деревьев. Он казался даже больше и просторнее, чем был на самом деле. Трон из светлого нефрита стоял на небольшом постаменте как раз напротив распахнутого окна, выходящего на террасу. Это южная сторона, из окон и балкона открывается чудесный вид на раскинувшееся бескрайнее море. Варгу вдруг безумно захотелось почувствовать воду, окунуться в соленые волны… Ему показалось, или в воздухе витал тонкий аромат водорослей, соленых брызг, высоких сосен? Пока он рассматривал зал, Эрланд выразил соболезнование правителям Арута, потерявшим трех человек во время битвы в цирке. Двое были ранены, и им сейчас оказывали помощь, так что в комнате присутствовали лишь семеро. Все они были родные и двоюродные братья. Лан-дос, невысокого роста, начинающий уже грузнеть, казался самым старшим среди них. Обращало на себя внимание его необыкновенно одухотворенное лицо, даже отрешенное, как будто он не вполне присутствовал здесь, а находился то ли в грезах, то ли в полусне. Варг вспомнил, что девушка, назвавшаяся Эдой, говорила, что рыцарям добавляли яд в пищу в течение нескольких месяцев.
Эрланд возглавлял собрание. По его правую руку сидели Эда, граф Бен, министр Верон и сам Варг, а рыцари Арута расположились напротив. Ландос поднялся и склонил голову, обращаясь к колдуну: – Благодарю вас и всех присутствующих за наше спасение. Госпожа Эда и господин… – он замялся, повернувшись к Варгу, – мы обязаны вам жизнью – вам и бойцам, защищавшим нас на арене. Но мы потеряли троих наших братьев и глубоко скорбим. Оставшиеся в живых сожгут их тела и увезут прах на север, в нашу землю. – Тем, кто еще не знаком, позвольте представить лучшего бойца столицы – бывшего гладиатора, получившего сегодня свободу, – Эр-ланд сделал акцент на последней фразе. – Варг, если у вас есть другое имя, назовите его. Варг встал и обратился к сидящим на его стороне стола колдуну, Эде, графу Бену и Верону: – Я также благодарю вас и всех присутствующих за дарованную мне свободу. Меня зовут Варг. На минуту засомневался, правильно ли сделал, назвав себя так. Но вспомнил, как представился рыцарям Арута Эрланд. Это имя тоже не могло быть настоящим. Пока не известно, кто вокруг него, лучше оставить все как есть… Он видел почтительные глаза рыцарей Арута. – Благодарим вас, господин Варг, за наше спасение, – Ландос повторил еще раз и глубоко поклонился. За ним поднялись все его братья и также отвесили ему поклон. Варг склонил голову в ответ. Министр улыбался, как будто они были близкими родственниками. Выражение лица колдуна ему понравилось. Граф явно не отрывал взгляда от еще вчерашнего драага, но рассмотреть его чернеющие в прорези забрала глаза было невозможно. Эда смотрела прямо перед собой, как будто происходящее ее не касалось. Рыцари Арута и Варг снова сели. Эрланд впился взглядом в Ландоса. – Мы глубоко скорбим вместе с вами по поводу кончины ваших братьев и их ранений. Но ваша земля – это уже не только Север. Вы единственные правители, в которых осталась кровь коренных властителей Валласа, свергнутых Давикулюсов. Кому, как не вам, принять страну, разоренную за годы бедствий, и возродить древний род? – поскольку все молчали, он продолжил: – Так получилось, что переворот в самом дворце поддержали лишь два человека: граф Бен и министр Верон. Остальные приближенные к власти бежали или убиты. В Вандер-вилле оказались родственники свергнутой семьи Давикулюсов, правящих веками… Будет разумно и справедливо, если власть вернется к ним. Все посмотрели на Ландоса. Варг переводил взгляд с него на Эрланда. Было ясно, что всем заправляет колдун, кем бы он ни был. А рыцари Арута ничего так не хотели, как убраться восвояси домой и забыть о Валласе. Ландос на минуту даже растерялся. – У нас другое государственное устройство, разные традиции, непохожая культура. На Севере осталась вера древних, – он помолчал, будто вспоминая, чем еще так различны Арут и Валлас. – Мы привыкли управлять страной сообща. У нас нет городов и торговых путей, как у вас, нет и регулярной армии. Каждый двор дает воинов, если есть необходимость. Править Валласом великая честь, но будет лучше для людей, если правитель будет родом отсюда, а не из чужеземных краев… – Мы уже видели, как бывшие управляющие Травалы послужили причиной упадка страны и ее распада на мелкие княжества. Нарушилась слаженная жизнь провинций, пострадали люди. Неумелое хозяйствование привело к краху многие земли. Выросли преступность, нищета, пороки. Кто, как не монарх древней благородной крови, может возродить и объединить Валлас, вернуть авторитет и доверие правящему лицу? – Эрланд не менялся в лице. Такое впечатление, что он заранее знал, кто что будет говорить. - Север всегда управлялся всем народом, – не сдавался Ландос. – У нас никогда не было больших городов. Город не может прокормить себя без торговли. Северяне не торговцы. Они знают обмен, в ходу серебро, так как земля нам подарила этот металл, но нет понятия денег. Формально правители страны потомки древнего, наиболее благородного рода, но нет ни королей, ни единоличного правления. Мы не можем применить эту систему на вашей земле. Король или император, знать, аристократы, кастовая система, административное деление, деньги, торговля – все эти понятия чужды нашему миру. Если не осталось потомков дома Давикулюсов, обратитесь к другим семьям, отличающимся знатностью и благородством. – Потомки рода Давикулюсов остались. Это вы: Ландос, Фада, Вир-зод, Чадер, Изда, Грегор, Ирвен, – Эрланд назвал по имени всех присутствующих. – Да, ваш стиль правления неприменим в Валласе. Но Империя не может быть возрождена без участия благородной династии. Пусть сейчас правитель будет объявлен временным. В стране – утверждено военное положение, собрана армия и наведен порядок, покончено с разбоем на дорогах и с самоуправством в поместьях. Возможно, вспыхнет гражданская война. Но армия и правитель сумеют объединить народ. – Когда овцы разбежались, бессмысленно приглашать волков загнать их обратно в стойло, – подал голос Фада. Это был коренастый, крепкий мужчина с гривой густых каштановых волос и окладистой черной бородой. Его крупный нос нависал над усами, совершенно скрывающими рот. – Волки никогда не бывают лишними, – неожиданно сказал Варг, с улыбкой посмотрев на Фаду. – Без них появляется слишком много мелких хищников, слишком много больных и слабых животных. И волки не убивают больше, чем необходимо для пропитания, в отличие от росомах и барсуков… Глаза всех присутствующих обратились на него. Он почувствовал колючий взгляд графа Бена, удивленный – Эрланда, внимательный – Верона… – Страна разрушена до основания, – продолжал бывший драаг. – Из семнадцати провинций Валласа уцелели лишь двенадцать. Восток совершенно впал в дикость, юго-запад опустел… В сохранившихся еще северных областях заправляют сторонники Травалов. Кто примет власть? Кто объединит страну? Или она и дальше будет распадаться? Если сейчас вы откажетесь быть правителями, хотя бы временными, Валлас прекратит свое существование окончательно. Уцелевшие провинции распадутся на еще более мелкие области и районы, объединенные теми аристократами, которые смогут собрать и подчинить крестьян и горожан в своих землях. А кто не окажется достаточно властным и внушающим уважение, будет уничтожен своими же людьми. Начнется гражданская война, а дороги и леса еще больше пополнятся разбойниками. И этот пожар рано или поздно дойдет и до границ вашей страны… – Вам придется принять людей, которые будут бежать на север в поисках покоя и лучшей доли, а потом и отряды тех, кто постарается захватить ваши земли, – поддержал Варга Верон. – Если бы Арут располагался на востоке или на западе Валласа, вы могли бы жить спокойно – в этих районах сейчас нет никого, кто может объединить раздробленные мелкие дворы и селения. Но земли вокруг города Монатаван на северо-западе страны для вас представляют угрозу: тут есть крупные объединения землевладельцев, которые, вероятно, захотят расширить свои владения. И потом, войска Травалов до сих пор мародерствуют в ваших краях. Иметь таких соседей опасно… Едва он остановился перевести дыхание, как вскочил Грегор, заговорил громко и торопливо: – Мы должны посовещаться. Нам нужно разделиться. Один человек из нашей семьи останется в Вандервилле, поскольку группа правителей вызовет непонимание у народа Валласа, а остальные вернутся домой. Господин Варг и господин министр правы: мародеры из армии Травалов и соседние области должны быть остановлены в их стремлении захватить нашу землю и богатства. Ненаказанное зло не имеет тенденции останавливаться, оно лишь ширится. Ландос вскинул руку, как бы призывая его молчать. – Брат, ты забыл, что мы здесь одни, – заговорил Изда, не заметив жест старшего. – С нами нет нашего народа. Уцелевшие северяне на границе с Валласом ушли в леса. Как вернуться и навести порядок? Кто способен нам помочь в этом, так это солдаты Вандервилля, которые могут быть организованы нашими сторонниками. В противном случае мы даже до границы не доедем, нас убьют по дороге! Восстановление правления Давикулюсов также необходимо и нам. Северу не выстоять против бандитов Валласа. Только мир в этой стране залог мира в Аруте. Варг больше не говорил, а внимательно следил за препирательством братьев. Никто из них не ожидал предложения возглавить Валлас. Ни один не думал о необходимости пересечь неспокойную страну с остатками вооруженных солдат и разбойничьих банд, а то и просто лихих одиночек, промышляющих повсюду. Тем не менее Эрланд поддержал Изду. Но лишь он один из братьев был согласен со словами Варга. Ландос по-прежнему молчал. Остальные не могли договориться между собой: кто возвращается, а кто остается. Просили дать им отряд, сопроводивший бы их до Арута. В конце концов колдуну, умело руководящему дискуссией, удалось предложить вариант, удовлетворяющий всех. Четырем рыцарям выделят двадцать солдат, которые их проведут до границы с северными землями. Они и повезут тела умерших и раненых. Ландос, как самый известный в Валласе, будет объявлен временным правителем страны, а один из рыцарей возглавит армию. Последняя роль самая сложная, так как чужеземный правитель должен обладать незаурядными организаторскими способностями, быть грамотным в искусстве ведения войны и дипломатических переговорах. Варг посмотрел на Эду, но она отвела глаза. Сегодня ночью девушка сказала, что он, бывший гладиатор, возглавит армию мятежного Валла-са. Сейчас планы организаторов переворота поменялись? Или она произнесла больше, чем было ей поручено? Это его страна, он всегда был воином. Если его оставили сейчас в зале, значит, его мнение что-то значит. В любом случае, бывшие гладиаторы цирка, заполнившие дворец, подчиняются ему. Он просто обязан высказаться: – Граф Бен, вы известны талантами воина и полководца. Если вы возглавите армию, это может способствовать объединению Валласа, когда будет затеяно сопротивление. Было совершенно невозможно разглядеть глаза графа. Но когда он ответил, Варгу почудилась в его тоне ирония: – Вы кажетесь удивительно хорошо осведомленным. И это будучи за решеткой! Очевидно, у вас самого и множество талантов, и личные осведомители. А почему бы вам не занять это место? Слава и ратные подвиги лучшего гладиатора страны сослужат вам хорошую службу. И если уж вы смогли стать королем арены, то почему бы не продолжить и не стать королем… – тут Бен сделал паузу, – армии? Варг был уверен, что ему знаком этот голос. Пытался вспомнить, где он его слышал. И этот человек его знал. Граф отвернулся, и Варг тоже вынужден был отвести взгляд. Говорили, что лицо командующего гарнизоном столицы изуродовано в бою… Ему просто необходимо его увидеть! - Лучше, если во главе армии станет человек с именем, знатный человек. Я могу лишь возглавить полк из бывших гладиаторов и бойцов. – Значит, вы будете первым полководцем мятежных драагов, – улыбнулся ему Верон. – Мятежных драагов не существует. Есть освободители страны от незаконных правителей, – Варг холодно скользнул взглядом по пухлому лицу министра. Эда и граф Бен не отрывали от бывшего гладиатора глаз. И это ему не нравилось. – Не согласитесь ли вы стать во главе полка освободительной армии Валласа? – Эрланд смотрел на него проницательным взглядом. Варг наклонил голову. – Не согласится ли благородный Изда возглавить объединенную армию? – вдруг спросил граф Бен. Изда перевел взгляд с графа на Эрланда. Последний, видимо, ожидал его ответа. – Это большая честь, – казалось, Изда был польщен. Остаток совета был проведен в разработке организационных действий в столице и написании обращения к аристократам округов с призывом восстановления законной власти. Всем сложившим оружие обещали сохранить жизнь и имущество. Мелким собственникам, крестьянам и земледельцам, поддержавшим новую власть, даровали освобождение от налогов на первый год. Похоже, что переворот хорошо финансировался кем-то… Варг между тем мучительно вспоминал, где он слышал голос Бена, и не мог вспомнить. Граф, как и был, оставался вторым человеком в армии и командующим гарнизоном Вандервилля. Верон также сохранил должность первого министра. Вирзод и Грегор согласились остаться в Вандервилле и участвовать в правлении страной, пока будут идти военные действия. Эрланд должен был отправиться с армией. Эда во время всего совета не проронила ни слова.
Варг вдруг вспомнил, что его пригласили на ужин. Было необходимо найти Двана. Тот сможет разместить бывших гладиаторов и бойцов в казарме, а Эрик и Ван помогут графу Бену раздать оставшуюся от убитых и сбежавших форму и обувь. Уборкой трупов и организацией порядка на улице займется граф со своим столичным гарнизоном, почти в полном составе поддержавшим бунтовщиков. Варг прошел мимо Эды, слегка задев ее плечом: «Поговорим?» Она едва заметно кивнула. Они вышли на балкон, пока рыцари окружили Эрланда. – Ты говорила о командовании армией… – У тебя большие аппетиты для еще вчерашнего драага, – девушка посмотрела прямо ему в глаза. – Значит, вам нельзя верить? – Кому «вам»? – Тем, кто все это затеял. – Ты сам дал понять, что лучше, если армию возглавит граф Бен. Полка тебе мало? – Граф Бен, но не Изда. Изда не справится. Он чужак. Люди не пойдут за ним. – Ты ему поможешь. Варг смотрел на море… Эда стала его раздражать. Хотя было очевидно, что никто ему не скажет правды. Еще удивительно, что его выбрали для осуществления переворота. – Как ты добрался до дворца? – Ногами. – Я понимаю, что не на руках тебя сюда принесли. Кто вас привел? Ему все-таки пришлось посмотреть на нее. Что она имеет в виду? – Как кто? Я сам их привел. – Да, я помню, ты мне ответил на арене, что знаешь город и дворец. Я спрашиваю: откуда? Он сдержал улыбку. Эда может сражаться, но не умеет общаться с людьми. Варг не опускал глаз, пока она не отвела свои. – Кто ты? Откуда ты? Где тебя учили? Что ты здесь делаешь? – ответил вопросом на вопрос. И смотрел, как удивленно округлились ее глаза перед тем, как снова растянуться в узкие злые полоски. Голос Эды задрожал от сдерживаемой ярости: – Здесь задаю вопросы я. – Где здесь? Во дворце? В городе? В стране? Ты чужестранка. Это моя страна. Я тоже задаю вопросы. И когда ты ответишь на мои, я подумаю, отвечать ли мне на твои. Она злилась и снова стала похожа на атакующую змею. – Ты не ответил на поклон правителей Арута, – прошипела она, действительно как змея. – Ты говорил всем, как кому себя вести и что делать. - А кто ты такая, чтобы делать мне замечания? – шепнул он ей на ухо так же тихо. – Вчера ты сидел за решеткой, и тебе приводили шлюх на случку! Варг чувствовал, что ее охватывает ярость. – Я никогда не спаривался за решеткой. – Никогда? – Никогда. – Ты вообще вышел на волю благодаря мне! – Это вы совершили переворот благодаря мне. Потому что я согласился поддержать вас, а не ушел ночью в открытую дверь. Рыцарей Ару-та уцелело семеро, потому что я и мои ребята их окружили и защищали. Я тебе напомню, что мы сражались бок о бок. И пусть даже каждый из нас не убил столько, сколько убила ты, но вам вдвоем с графом Беном было бы не справиться… И не тебе с твоими манерами учить меня, как мне себя вести с рыцарями Арута… – И какие же у меня манеры? – Как у торговки на рыбном рынке! – И это мне говорит раб… Он резко отвернулся от нее и направился к выходу. Она все-таки его разозлила.
Глава четвертая ВСТРЕЧА ДВУХ ДРУЗЕЙ
Солнце садилось в море. Оно потеряло свою яркость и больше не обжигало глаз. По горизонту стелились лиловые тучи, а вода была сиреневая. Волны медленно накатывались на серо-желтый песок. Как тихо… лишь шум волн и крики морских птиц. Варг сидел на берегу у самой кромки моря. За городской стеной еще тянулись одиночные дома, почти до маяка, потом раскинулся песчаный пляж. Его белые дюны простирались до самого Орвиля, соседнего рыбачьего поселка, прославленного своими ныряльщиками – искателями жемчуга. Он смотрел и не мог насмотреться, чувствовал себя заново родившимся. Отвык уже от этих красок, звуков, запахов… Как Эда сказала вчера: «Ты забыл, что такое свобода. Забыл цвет неба над головой и бронзовый диск заходящего солнца, забыл зеленый закатный луч над морем и журчание воды…»Да, он все это уже давным-давно забыл… Как прекрасны солнце, море, земля, девушки на улицах и бегающие дети… Надо будет потом спросить у Двана, есть ли у него это ощущение невероятной остроты всех чувств? Сколько лет он провел в неволе? Двенадцать… И уже не надеялся на освобождение. Вообще потерял надежду, перестал верить в богов. Он жил, лелея в себе лишь ненависть – ненависть к тем, кто убил его семью, ненависть к миру, который допустил его пленение, ненависть к богам, позволившим свершиться всему тому, что случилось с ним… «Жить, жить, жить», – беззвучно кричал он, тяжело раненный, больной, униженный и забитый плетьми. Он помнил всех своих врагов в лицо. Так много раз представлял, как найдет и убьет каждого… когда окажется на свободе. И сам не верил, что это когда-нибудь произойдет. Но Варг знал, что только тогда уйдет из мира живых, когда отомстит… Ненависть не давала его венам спасться и сердцу остановиться. Ненависть останавливала кровь, рубцевала раны и выворачивала желудок после испорченной пищи. Его не убили в самом начале. Он знал, почему – почему не убили и рыцарей Арута. Чтобы насладиться их позором, их падением… Но его падение стало и его триумфом. Сила бойца крепла с каждым годом. Никто не мог победить Варга. Он стал живой легендой, народ восхищался им. Его выставляли против чужеземцев и диковинных зверей. Женщины бросали ему цветы и предлагали себя, мужчины кидали одобрительные взгляды, наглецы задевали словами… Он запретил себе слышать эти крики, запретил смотреть на лица. Только те, которых он ненавидел, теснились в его голове… и сцены мести. И вот сегодня его ненависть окрепла настолько, что изменила мир. Дван весь день спрашивал Варга: «Ты уверен, что это не сон?» Если бы не шишка, полученная ночью, он бы не поверил, что не спит. Верный Дван… Сын небогатого помещика, он поднял меч на аристократа, захотевшего взять силой его жену. Им пришлось потом уйти в лес и пополнить одну из банд, промышлявших разбоем на большой дороге. Сильный, умный Дван стал лихим воином и даже был вполне доволен разбойной жизнью. Мирные времена ушли в прошлое, а в неспокойные годы лучше иметь не дом и землю, а меч и верных друзей. Вот только подвела его судьба, а всему виной оказалась любовь к женскому полу. Приглянулась ему одна крестьянка, живущая в отдалении от людей и не боявшаяся ни богов, ни демонов – вдова, державшая небольшую водяную мельницу. Делала она также дивную медовую брагу. Ее и выпил лихой гуляка однажды ночью слишком много. Взяли его армейские, и очнулся разбойник в цепях на повозке… После свободной лесной жизни усвоить навыки военной дисциплины оказалось ему не под силу, и после нескольких кулачных боев он оказался в цирке. Однажды их поставили друг против друга:Варга против Двана и Эрика. Те не подняли оружие, отказались сражаться с ним. Убил бы их Варг, если бы они не сделали этого? Кто знает… Толпа требовала пощадить отказавшихся биться драагов – это были любимые бойцы Вандервилля. Им, бывшим гладиаторам, отдали армейские казармы, наполовину опустевшие за сегодняшний день. Дван ему поклялся, что найдет торговца тканями… Вчера женщины хотели забрать цветастый платок и платье девушки-воительницы – они так и остались лежать на полу. Варг сказал: «Нет. Она приходила ко мне». Ткань на ее одежде была тонка и дорога. Надо узнать, где делают эту одежду, где ткут такие ткани.
Маленький краб, бегом передвигающийся по берегу к одной ему известной цели, наскочил на сапог – уродливый, но крепкий, как и вся одежда Варга. Некрасивая и устрашающая, сшитая из толстой, плохо выделанной кожи… Он вспомнил камзолы рыцарей Арута, тоже порванные, покрытые пятнами… Но их покрой и ткань были безупречны. Как бы ему хотелось сбросить это облачение, пропитанное потом и кровью! На бой гладиаторам обычно давали новую куртку, а в своем подземелье они донашивали лохмотья годами. Спасибо Ивару, он оставил однажды после боя уже рассеченный мечом камзол, и Варг носил его три долгих года. Начальник охраны забирал его домой и приносил через несколько дней постиранным, вместе с рубашкой. Это была неслыханная роскошь – простая небеленая рубаха. Ивар заботился о нем, как о брате. Зачем он делал это? Как странно, что они начали разговаривать, потом беседовать, затем коротать ночи. Сегодня он отказался назвать Ивара другом… но он стал им. Варг усмехнулся, уткнулся носом в порванный рукав. К ране на плече пристала грубая куртка, и каждый раз, когда он шевелился, напоминала о себе легкой болью. Он привык к боли, она даже не мешала ему жить – наоборот, стала другом. Боль напоминала, что он еще жив. Боль взывала к мести, говорила, на что надо обратить внимание. Как много боли было в его жизни…
Завтра он получит новую одежду. Он мог бы взять ее и сегодня, но ему вдруг так захотелось прогуляться к морю на закате… и не опоздать на ужин к Ивару. Четвертый дом от маяка – неказистый двухэтажный, но недавно побеленный, с коричневыми ставнями и красными цветами на окнах. По рассказам Ивара он знал всю его семью: жену Марту, двух дочек, внучку… Сегодня он их увидит. Нет, надо было все-таки дождаться новой одежды. Он так привык к этому панцирю, покрытому коркой своей и чужой крови, совершенно отвык от хороших вещей. Неужели на свете есть тонкое белое белье? Кружево? Ладная, сшитая по ноге обувь? Он вспомнил кожаный костюм на таинственной чужестранке. Откуда она взяла его, такой выделки? В каких краях? А эти безумные желтые цвета? Одни ткани на ней стоили столько, сколько полдома Ивара. Солнце закатилось за горизонт, тучи над морем из серых становились фиолетовыми и чернели. Пора идти на ужин… Это приглашение не могло быть шуткой? Люди шутят… Он надеялся, что нет. Сам он забыл, что такое шутки. Гладиаторы не шутят. Варг вдруг подумал, что вот он сейчас войдет в дом, а его не ждут. И вообще ему показалось, что Ивар его позвал утром. Это какой-то обман памяти. Что случилось с его памятью? Кто он? Как его имя? Он может взять свое настоящее имя? Ни в коем случае! Хотя его уже никто не узнает. Он изменился, постарел и заматерел, раздался в кости. Изменилось выражение лица, изменилось лицо – морщины, шрамы… Цвет глаз остался прежним, но нет уже людей, которые помнят его глаза… У него редкий цвет глаз… как и у Эды. Откуда она? Кто она? Как получилось, что она владеет таким изысканным искусством боя? Песок под ногами, песок на арене… а может, сейчас мир вокруг мигнет горящими факелами, и окажется, что он идет по арене цирка и все это ему привиделось? Или он сошел с ума? Он просто не имеет права сойти с ума! После всего, что случилось с ним, после сегодняшнего переворота. Нет! Где его ненависть? Где его многолетний друг, сшивающий расползающиеся жизнь и тело? Надо выкупаться. Лето только началось, морская вода остудит голову. Она у него с годами становилась все холоднее и холоднее, как и сердце.
Вот и маяк приближается. Варг огляделся. Да, если он хочет искупаться, то самое лучшее место здесь. Маленькая бухта в дюнах, гряда камней сдерживает волны, да их сегодня почти и нет. Полоса отмели не даст подплыть акулам. Он быстро разделся и вошел в воду. Почему он раньше не искупался? Ах да, он смотрел на солнце… Он вспоминал, как оно катится к горизонту. А его гладиаторы? Ему предложили сегодня возглавить полк. Чистая одежда и свежая еда, лошадь… Он снова сядет на коня и будет командовать людьми. Стремительно темнело… Вода действительно холодна, но ему было жарко. «Надеюсь, ты не заболел?» – спросил сам себя вслух. Варг чувствовал себя пьяным – пьяным свободой. Чем ближе он подходил к дому, тем больше жалел, что не дождался новой одежды. Уже забыл, что в мире людей надо обращать на нее внимание. Стало неловко своего грубого рассеченного камзола, растоптанной обуви… Бывший драаг видел затылок высунувшегося из окна Ивара. Тот смотрел на дорогу, ведущую к городской стене. Ему и в голову не приходило, что Варг может идти с другой стороны… Он обернулся на звук шагов, лицо расплылось в радостной улыбке. Знакомая большая уже начавшая лысеть голова с короткими русыми волосами, крупные, но правильные черты лица. Выскочил навстречу гостю и схватил его за руку. Ивар был в белой рубахе, подпоясанной зеленым кушаком. Варг никогда его не видел в другой одежде, кроме как в сером мундире, и не представлял, что начальник охраны еще довольно строен. Тем временем лицо хозяина дома, увидевшего рану на плече гостя, приняло привычный озабоченный вид. – Твоя одежда постирана и приготовлена. Я подумал, что тебе захочется переодеться… и принять ванну. – Ванну?! – Ты не знаешь, что такое ванна? – Ивар увидел смятение в глазах Варга. – Это такая большая миска для мытья в доме, куда можно залезть целиком. Варгу стало еще более горячо, чем было весь вечер. Он усмехнулся и прикрыл глаза. – Ванна… Я забыл, что это такое… Ты приготовил ванну… для меня? Ивар внимательно следил за лицом бывшего гладиатора – всегда невозмутимым и спокойным… жестоким… жестким… умным… Сегодня вечером Варг казался потерянным. – Да, я приготовил ванну. Я подумал, что вряд ли кто-то, кроме друга, может предложить тебе ее…
Варг зашел в дом. Дверь открывалась прямо в столовую. Вся семья чинно выстроилась перед ним. Он всех знал заочно, обо всех ему рассказывал Ивар. Вот жена Марта, вспыльчивая и скорая на руку, но верная и преданная. Она была, наверное, очень мила в юности, с чуть курносым носом и пухлыми губами, пока солнце не опалило ее кожу и не состарило раньше времени. Вот две дочери… Серьезная старшая, двадцатисемилетняя Вилла, уже потерявшая мужа-солдата – копия отца… Ее семилетняя дочка, одетая в накрахмаленное темно-синее платьице. Кожа девочки тронута загаром. Он забыл, как выглядит кожа детей… Вот семнадцатилетняя глуповатая и очень хорошенькая Таша, которую хотят все соседские парни, а она не способна никому отказать в плотских утехах. Старуха-мать, злая и ворчливая… У нее цепкие, умные глаза и лицо, как перезимовавшее яблоко. Все заметно робели перед ним, только что освобожденным рабом. Все были празднично одеты, откровенно его боялись и умирали от любопытства увидеть лучшего драага страны. И он сам робел перед ними. Варг забыл, как надо общаться с людьми… Что надо говорить, когда здороваешься? Что, боги, надо делать с этими женщинами: целовать, наклонять голову? Ему надо родиться заново. Как нужно стоять, сидеть? И чем это так пахнет? От этого запаха у него закружилась голова. Он вспомнил! Утка – он не ел ее целую жизнь… жизнь за решеткой. У него было две жизни… К счастью, Ивар прекрасно руководил происходящим: развел всех по местам, перезнакомил, подавал руки, сводил губы и щеки для поцелуев, подводил, уводил. И когда Варг откинул голову на край ванны и высунул наружу не помещающиеся в емкости большие ноги, он вдруг поймал себя на том, что улыбается. «Я счастлив», – подумал и тут же испугался. Нет, это не может быть счастьем – это просто свобода… Он забыл, что существует еще что-то, кроме смерти и страданий… Куда делась его ненависть? Он захотел снова почувствовать ее рядом с собой, а себя с ней, с этим наблюдателем со стороны, холодно оценивающим происходящее, но не смог. В дверь просунул голову Ивар: – Я тут тебе одежку положу чистую. А эту я, наверное, выброшу…
Было далеко за полночь. Женщины отправились спать, мужчины сидели на пороге. Ивар курил трубку и предложил ее Варгу, но тот отказался. Он боялся и есть, и пить, опасаясь, чтобы с непривычки его не подвели желудок и голова. Внимательно слушал собеседника. - Несколько дней назад я вернулся домой позже, чем обычно. Засиделся в таверне после работы с друзьями. Возвращаться после захода солнца становится все более и более опасным, столько отребья развелось кругом. Но меня в Вандервилле каждая собака знает. Я могу с гордостью сказать, что имею хорошую репутацию. Меня уважают богатые и побаиваются бедные. У меня ничего нет, кроме дома у моря и пяти женщин в нем. Да и с них нечего взять, кроме прелестей младшей дочки, которая и так готова себя отдать первой встречной собаке, – Ивар горько усмехнулся. Варг не шевелился. Во что превратилась страна! Шлюхи, воры, убийцы, шатающиеся банды… Он помнил другой Валлас. – Свет в доме не горел, мои уже спали, – продолжал Ивар. – У стены дома лежала тень. Я еще подумал, что выпил больше чем следует, и замешкался перед тем, как войти в дверь. Фигура в капюшоне соткалась прямо из воздуха. Ты знаешь, я не верю ни в богов, ни в демонов. Всю жизнь я проработал с гладиаторами. При мне взывали ко всем богам мира и накладывали самые страшные проклятия. Ничего не срабатывало. Ни небо, ни бездна никогда не отзывались. Есть уличные фокусники, есть мошенники, владеющие тенями и светом, и чем-то, чему мы пока не знаем названия. Я не верю ни в магию, ни в колдовство. Я верю, что есть просто что-то, чего основная масса людей не знает, и это что-то можно заставить служить человеку. Так вот, тень соткалась в высокую фигуру… Я даже на какую-то минуту испугался, но тут же выругал себя. Попрошайка, больной, сумасшедший – мало ли кто шляется по нашим дорогам! Потом я понял, что собака не лает. На ночь я всегда спускаю ее с цепи, и женщины в мое отсутствие делают то же самое. Здоровенный пес размером в пол-льва навострил уши, словно понимая, что говорят о нем. Варг приподнял сплетенные пальцы рук и коснулся жесткой нечесаной шерсти. Почувствовал горячий, гладкий язык… – От него есть какая-то польза? С момента его появления у Ивара пес не издал ни звука, но когда они вышли побеседовать наружу, пришел и лег в ногах бывшего гладиатора. Варг не помнил, чтобы ему встречалось более спокойное животное. – В тебе есть нечто, чего нет в других людях и животных, – очень серьезно сказал хозяин. – Какая-то сила. Да нет, сильных людей много. В тебе есть больше, чем сила – власть. Варг усмехнулся. Смешно было слышать это слово, обращенное к нему. - Я знаю, знаю. Ты сидел на цепи, тебя били, унижали и выставляли против медведей и тигров на потеху черни. Но в тебе есть что-то, что обеспечивает победу. И даже звери боятся тебя… Варг вспомнил, как девушка на арене положила руку на голову льва… Животных, разгуливающих ночью по цирку, регулярно меняли – завели такой порядок после случая с медведем, прирученным им. Зверь отказался бороться, когда его вывели сразиться с ним, а подошел и лег у ног. Медведь позже погиб от меча Эрды. Варг после этого старался не общаться с чернокожим, да и тот не особо навязывался. Сейчас грозный гигант лежит недвижим… Жалеет ли он о ком-то из своих поверженных и убитых товарищей так, как об этом звере? Эта тема была неприятна, и Варг вернулся мыслями к прерванному разговору: – Кто это был? – Эрланд. Я никогда не сталкивался с ним лицом к лицу, никогда не разговаривал. Я просто знал его, как и все его знали. Он всегда ходил пешком, со своим крючковатым деревянным посохом. Ни разу не видел колдуна ни на лошади, ни в повозке. И я присутствовал на казни, когда его лицо лизали языки пламени. Он смотрел в небо – не кричал, как другие, не проклинал врагов… Потом тело обмякло, и пламя поглотило его. Я даже разговаривал с палачом, который вывез останки… – Ты уверен, что сожгли его? – Да, уверен. Варг расцепил сплетенные пальцы и хрустнул суставами, сказал очень тихо и медленно: – Иногда смерть, особенно публичная, является всего лишь постановочным актом – для людей, для потомков, для истории… Ивар задумался, вглядываясь в лицо Варга, освещенное луной. – Кто ты? Варг ведь не настоящее твое имя. Откуда ты? Что было с тобой до того, как ты был пленен? Как много раз ему задавали эти вопросы! Он никогда не отвечал. – Продолжай, пожалуйста… Когда он вышел из тени… – Да… и в первые минуты, как я узнал колдуна, я думал, что это мне померещилось. Мы с ним никогда не сталкивались лицом к лицу, – снова повторил хозяин дома. – Я тебе уже сказал, что не верю во все эти волшебные штучки… Но тогда все было по-другому… Эрланд смотрел на меня, и ни тени жизни не было в его лице. Я был уверен, что напился. И вдруг он произнес: «Во время воскресной битвы будет убит лорд Дане-ван. Ты подпояшешь мундир мешком и откроешь ворота. Все». Я так растерялся, что только и мог переспросить: «Какие ворота?» – «Все, – повторил колдун, – ведущие на арену и открывающиеся в башню. И другие, по которым можно выйти в город». Я просто не верил своим ушам. И никого вокруг! Ничто даже не шелохнулось. Был полный штиль – ни волн, ни ветра… Меня охватило чувство совершенной нереальности происходящего, полное отсутствие логики, как во сне. Или нет, как будто я уже умер… Я переспросил его: «Зачем?» – и он ответил: «Чтобы гладиаторы смогли выйти на свободу». И шагнул за угол… Мне было не по себе, но не страшно. Я зашел за дом, будучи уверен, что он там. Но он исчез, как будто провалился во тьму, из которой и вышел… Пес спокойно лежал в отдалении, и я решил, что все это результат выпитого вина. Понятно, я никому ничего не рассказывал, но думал об этом все время. И когда сегодня утром ты сказал, что мы с тобой по разные стороны решетки и я никогда ее не отворю, чтобы ты вышел, эти слова возникли в моей памяти, как будто тот разговор происходил сейчас. Я даже мысли не допускал, что все это может произойти так, как произошло… И тем не менее, когда началась эта безумная схватка… когда эта девица убила Даневана – даже не убила, а просто заколола, как большую жирную свинью, – я больше не видел происходящего… Я пошел открывать ворота. – Понимаешь ли ты, что случилось? – Варг повысил голос. – Чужестранка в невиданных одеждах и мертвец, восставший с того света, совершили государственный переворот. Убили королеву и наследников, перерезали почти половину войска и назначили – именно назначили! – правителями приговоренных к смерти! – Варг, Варг, подожди! Большая часть армии встала на сторону бунтовщиков. Страшила на глазах всего Вандервилля убил наследников… – Ивар, остановись! Каждому привиделся мертвец, или посетила странная девушка, и каждый тщательно выполнил предложенные предписания? Не рассказывай мне сказки, дружище. – А какая разница вообще? Для нас, простых людей, посадите на трон хоть медведя из соседнего леса, лишь бы на улицах был порядок, крестьяне обрабатывали землю, лихие парни в поисках легких денег не шатались по дорогам. Мы ничего не решаем и ни в чем не участвуем. Как нам скажут, так мы и сделаем, следуя не голосу никому не известной чести, а просто опасаясь за свою шкуру и жизнь своей семьи. - И тем не менее это ты, именно ты открыл ворота! – Варг уронил голову в сплетенные ладони. – Если бы не ты, может, переворота бы и не состоялось, потому что гладиаторы не вышли бы на арену. А те, что на ней оказались, не смогли бы отразить нападение солдат. И я был бы уже мертв… – Да что ты говоришь? Вот если бы ты не присоединился к ней… Варг сделал движение руками, останавливая Ивара: – Я присоединился к ней, лорд Даневан попался на крючок ее безумного вызова, граф Бен убил наследников… Половина армии обратила копья против другой половины. Каждый сыграл свою роль. Случайных людей не было. Это тщательно продуманный и организованный заговор. Но кем? Армия и государство обезглавлены, на главных должностях чужеземные принцы… Нет, нет! В главной роли – колдун, о котором никто ничего не знает: откуда он появился, где родился, где жил. Просто бродячий маг, последователь непонятно какого культа, зарабатывающий знахарством, астрологией, колдовством. И девушка с южным акцентом, изумляющая всех своим боевым искусством… – Я слушаю тебя, как ты говоришь… очень чудно говоришь. Ты не просто хороший воин. Кто ты? – в глазах хозяина дома вдруг отразился испуг. – Знаешь, что я тебе скажу? Я не знаю, кто ты. Но они знают – те, кто это организовал. Бунт состоялся, если не считать мага и чужестранки, из-за участия в нем двух людей: графа Бена и тебя. Один просто приказал своим солдатам поддержать бунтовщиков и уничтожил наследников, когда королева была уже мертва. А ты возглавил вторую армию – армию злых, смелых, тренированных людей, которым нечего терять. Это Страшила и ты совершили переворот. Так что спроси себя, кто стоит за тобой… Варг снова уронил голову на сплетенные руки. – Какая армия? Все гладиаторы в нашей камере – тридцать человек, в цирке пара сотен… И кто может за мной стоять? Двенадцать лет вся страна с замиранием сердца наблюдала, когда же и как, наконец, я сдохну. Если бы я был кому-то нужен, меня не держали бы за решеткой. – Пара сотен драагов, не знающих страха, которые за свободу готовы были перерезать горло тысяче латников! Твоя пара сотен посильнее любого полка. Гарнизон Вандервилля – именно эта тысяча солдат… Большая часть которых подчиняется графу Бену, что бы он им ни приказал. А меньшая часть уже вырезана… Армия Валласа в настоящее время отсутствует, она мародерствует на севере. Даневан, захвативший рыцарей Арута, вернулся с небольшим отрядом, чтобы доставить пленников в Вандервилль, оставив основные войска на границе… Варг, ты все знаешь. Как получилось, что землевладельцы пограничной зоны Валла-са и Арута стали правителями Севера? – Север очень неоднородная земля, Ивар. Холодное море наступало на материк многие века. И люди уходили на юг, где цвели травы и плодоносила земля. Это продолжалось несколько поколений. Были и те, кто не захотел покидать родной край: привыкли к холоду, научились выживать в условиях недостатка пищи, солнца. Но произошло переселение народа и их правителей. Представители тех древних родов, от которых потом отделились Давикулюсы, ушли далеко на юг. Мир изменился, мир распался… Он был един раньше, когда правители принадлежали к одной семье. Те, кто остался на севере, были объединены вдовой погибшего вождя, легендарного Вирга, которая назвала себя королевой Севера. Это была сильная и умная женщина. Прежний император, когда был молод, хотел заключить с ней брак. Она отослала сватов назад. Ей удалось объединить весь север… Кое-кто боялся, что королева пойдет и на Валлас. Но однажды она пропала. Говорят, что в высоком деревянном тереме, в котором она жила посреди бескрайних лесов, случился пожар. Сгорела она, сгорела и ее малолетняя дочь. А над уцелевшими воинами учинил расправу народ за то, что не спасли королеву. Когда это случилось, в Арут пришло войско Империи во главе с императором. Он объявил правителями страны представителей всего лишь одного древнего благородного рода. Все было сделано без единого сражения. Все оставлено так, как было при королеве… Севером управляет совет. Каждое поселение решает все вопросы на сходке, куда приходят жители. Самые уважаемые люди селений съезжаются в древнюю крепость Арут, ее название и носит страна. Рыцари никогда не были единоличными правителями. Скорее их можно назвать посредниками между Империей и людьми Севера. За это их уважали и Давикулюсы, и северяне. Но они оказались еще и благородными, умными людьми. Им удалось, не конфликтуя ни с правящей семьей, ни с населением своей страны, балансируя на острие ножа, сохранить мир. Арут платил налоги, и его оставили в покое. – После крушения Империи Север отказался платить дань, – возразил Ивар. – Да. Когда это случилось, единая земля распалась на три государства. Тареш вообще перестал существовать. Богатый Валлас вполне устраивал Травалов. И только сейчас они смогли дотянуться до Арута, благодаря Даневану… И может быть, именно это и послужило причиной переворота. – Как так? – Я сам об этом все время думаю… Двенадцать лет прошло с момента крушения Империи. Казалось, все забыли о том, что страной некогда правили Давикулюсы… И вдруг представители их рода оказываются в столице, в день их предполагаемой смерти совершается государственный переворот, и на трон вновь возводится старая династия. – Я простой человек, Варг… То, что ты говоришь, все это не умещается в моей голове. – Я тоже простой человек. Ивар замахал руками, на его губах появилась невеселая усмешка: – Когда будешь во дворце, посмотри на себя в зеркало. Ты – не простой человек, и тебе никогда не удавалось им быть… Разговор оборвался. Еще немного посидели, толкуя о том, о сем… Когда хозяин, спохватившись, предложил Варгу постель, восток уже посветлел. – Нет, дружище, спасибо… Я хочу увидеть, как взойдет солнце… И, помолчав, добавил: – Не надо скрывать, что ты мой друг. Но прошу тебя никому не рассказывать о нашем разговоре.
Он снова не спал… Две ночи без сна, вчерашний бой… Его сделали полководцем – полководцем голодранцев. Большинству бывших гладиаторов не было куда возвращаться. Он были смелы и прекрасно обучены. Зачем оставлять таких людей на свободе? Лучше заставить их служить… Варг посмотрел на начинающее светлеть небо. Во всем был виден план, безупречный план… Но кому в результате он будет подчиняться? Рыцарям Арута? Глупости! Правители Севера… Край лучников и охотников, рыбаков и звероловов, уцелевший берег когда-то затопленной земли. Заснеженный лес, замерзшая земля, холодные фьорды, холодный ветер… У них хорошая кровь, но слишком разбавленная. Они казались такими растерянными вчера, объявленные временными правителями страны. Ему захотелось искупаться. Спать уже поздно. Дал себе слово, что поспит следующей ночью. Он шел туда же, где плавал вчера – крохотная затерянная в дюнах бухта между столицей и рыбачьим поселком. Бывший драаг обогнул невысокий утес. Маленький пляж был занят: на берегу лежала лошадь. На ней не было ни седла, ни уздечки, только две сумки, перекинутые через спину и стянутые под брюхом ремнем. После всего, что случилось вчера, почему бы здесь не оказаться брошенной лошади… Аккуратно, стараясь ступать неслышно, стал приближаться. Но она его заметила и поднялась на ноги, повернувшись мордой. Рыжая точеная кобыла, маленькая, красивая, тонкая. Она прижала уши к голове и оскалила желтые зубы. Варг попытался подойти, но не смог – лошадь отскакивала в сторону, подняв хвост, скалилась. А когда он проявил настойчивость, еще и стала грозить ему копытом. Далеко от кромки воды она не отходила. Вокруг не было ни души… Варг вспомнил пса Ивара. Нет, эта лошадь была другим животным – диким, не дающимся в руки. Он сделал последнюю попытку ее поймать и промахнулся. За его спиной раздался свист, и кобыла одним прыжком метнулась в воду. Купавшийся в море человек, которого он не заметил, схватился за холку и моментально оказался на ее спине… Сразу поднял коня в галоп и пронесся мимо, обдав его солеными морскими брызгами. Варг не удивился, что это была она – девушка с волосами цвета степной лисы… У нее было загорелое тело. Ему вдруг расхотелось купаться. Он взобрался на дюну, огораживающую лагуну. Эда одевалась в отдалении у большого камня. Обернулась, увидела его, посмотрела в другую сторону. Из-за песчаного холма со стороны города показался еще один человек. Варг готов был поклясться, что ему знакомы и эта копна каштановых волос, и эта полная фигура. Девушка вскочила на кобылу, и та пошла резвой иноходью. У бывшего гладиатора было острое зрение. Да, он знал женщину, с которой уехала Эда – это Винта вскарабкалась на лошадь позади нее…
Глава пятая КОЛДУН
Колдун снял плащ и поморщился. Потянулся худым, костлявым, но сильным телом. И сразу стал выше. Как ему надоело это рубище, покрытое потом, грязью, дорожной пылью! Ему, всегда такому нетребовательному к одежде, вдруг захотелось чего-то тонкого, мягкого… В чем может отдохнуть тело… или душа? Это тело или душа так устали? Наконец свершилось давно задуманное: несчастная страна получила возможность освободиться от власти ублюдков. Его план, его детище – а сейчас это казалось ему целью жизни – начал воплощаться в реальность. Но хватит ли у него мужества и умения возродить Валлас, объединить людей, заставить вновь плодородить нивы? Почему, почему всю жизнь его преследует эта неуверенность в себе, в собственных силах? Почему душу разъедает яд сомнения? Отец растил его в строгости, всегда был им недоволен. Эрланд привык к этому, но однажды больше не смог так жить. Именно страх, что он не оправдает ожидания отца, заставил покинуть дом в раннем возрасте. Ему захотелось свободы – свободы от правил, предписаний… Как много он пережил… В его жизни уместились бы три жизни обычных людей. Увидел дальние страны, изучил много языков. Учился везде, всему, пока наконец не окреп духом, и он понял, что пора вернуться домой. Почти вся жизнь прошла в поисках и учениях. Как грустно, что только сейчас появилось ощущение стержня в нем самом! Для этого пришлось объездить весь мир и изучить то, что людям недоступно, прикоснуться к тайному знанию… И вот сегодня, когда задуманное свершилось, снова грызет червь неуверенности в себе. Он одинок… О, как он одинок! Эрланд обвел глазами комнату – искал кувшин с водой. Дворцовая неразбериха, переворот… Слуги разбежались. Драаги заполнили дворец. Совершить давно задуманное оказалось не так сложно. Сложно будет восстановить страну… Он подошел к окну и распахнул ставни. Солдаты и бывшие гладиаторы уже очистили дворец от трупов и теперь будут жечь их всю ночь. Какая великолепная полная луна, какая красота! А во дворце нечем дышать. С момента, как он занял эту комнату, его преследует запах пыли, хотя ее нигде нет. Он отвык уже от этой архитектуры: массивные стены, высокие своды, множество переходов, бойницы, рвы. Вспомнил ажурный замок Ваара… Как много лет провел он в горной долине! Память перенесла его в другой дворец – южный, белый, утопающий в садах. Павлины, роскошь, красивые женщины… Вздохнул… Надо держать окно открытым. Сзади тихонько скрипнула дверь. Эрланд резко оглянулся, в груди глухо стукнуло сердце. – Я решил принести вам воды, – раздался тихий, спокойный голос. – Подумал, что раз слуг во дворце сегодня нет, некому выполнить эту обязанность. Мягкой неспешной походкой вошел Верон с большим графином в руках. Колдун улыбнулся: - Вы оказываете мне честь. Не каждому восставшему из мертвых магу подносит воды первый министр! – Оставьте это, – голос Верона был по-прежнему спокоен. – Вы ведь не колдун – вернее, не только колдун. Это ваша маска. Вы ее надели с какой-то целью, не правда ли? Эрланд чуть прищурил глаза, задумался: что ему известно и известно ли вообще что-то? – Знаете ли вы, почему я вас вывел из тюрьмы? Почему привел этого несчастного, накачанного сонным зельем, которого даже огонь, сожравший его тело, не привел в чувство? – поскольку колдун по-прежнему молчал, Верон продолжал: – Потому что посреди всего этого безобразия вы один вершили великие дела. Вы заходили в хижины и лечили тех, кто не мог вам заплатить ни гроша. Вы вызвали снег благодаря никому не известной науке или магии, называйте это как хотите, и не дали замерзнуть земле. Вы остановили страшную болезнь, напавшую на Вандервилль. Вы учили читать и писать и рассказывали о былых временах, сея в сердцах людей уважение к себе. Вы стали почти святым, что для вас самого представляло угрозу, потому что люди начали любить вас, чего не могла допустить королева. Она всегда была невероятно ревнива к тем, кто вызывал к себе любовь. Поэтому вам и подбросили тот труп. И, застав за богопротивным делом, объявили некромантом. А я вами восхищался. Хотя не помню, чтобы вообще кем-то восхищался, кроме как в юности героями древних трагедий. И я не мог допустить, чтобы объект моего восхищения был убит. Скажу вам еще откро-венннее: я восхищаюсь вами все больше и больше. Вы показываете себя с другой стороны, уже не со стороны босого святого… Вы политик – политик властный, сильный, хитроумный… И эта ипостась очаровывает меня еще сильнее. – Вы ошиблись, дорогой Верон, – Эрланд улыбнулся и жестом пригласил собеседника сесть за широкий стол, обитый посередине вишневой тканью. На нем горела свеча. – Тот труп мне подбросили, это правда. Но я уже много лет их вскрывал, а поскольку в нашей несчастной стране это всегда было запрещено, мне приходилось самому их добывать и приносить к себе. Я думаю, что выследить меня не составило труда, так как я регулярно этим занимался. И именно это мое умение позволило спасти город. Но поскольку я всегда был чрезвычайно осторожен, меня не смогли поймать на горячем и инсценировали этот эксцесс. Так что преступление по законам страны было налицо. К сожалению, не всегда законы разумны. Вода была вкусная и холодная. «Надеюсь, она не отравлена», – мелькнула у Эрланда мысль. В этом была бы ирония: в день запланированного и осуществленного им переворота умереть от яда. – Благодарю вас, мне очень хотелось пить. Верон спокойно смотрел на него. Свеча оплывала… – Давайте поговорим начистоту. Ведь вы организовали этот переворот не с целью отдать власть в стране правителям Арута? Ах, вот оно что… Министр умен и спокоен. Как он стал министром? Какие таланты его отличают? – А вы решили нас поддержать. Хотя казались вполне довольным и обласканным королевой… – Королева ласкала и графа Бена, и он тоже казался довольным. Но, тем не менее, мы оба поддержали вас. – Почему? – Граф Бен, вероятно, из-за любви к Каваде. А я… Вы не допускаете мысли, что мне надоели капризы Травалов? Угождать им было все более хлопотно… Стремление к роскоши – смертельная болезнь. Если она становится всепожирающей страстью, она убивает. Королева оказалась одержима этой болезнью, особенно после кончины мужа. Ни для кого не секрет, что в стране не осталось денег. Народ выжат до последней нитки. Кто-то должен был это остановить. Но кто? Кто бы это сделал? Я увидел вас… И не дал вам умереть – в надежде, что вы сумеете изменить ситуацию. Я переложил парус по ветру, вот и все… Потом вы пришли ко мне и озвучили ваши планы, настолько разумные, что я их поддержал. У меня остался только один вопрос, который я до сих пор не задавал. – Задайте его сейчас. – Я не знаю, откуда дует ветер. Кто стоит за вами? Вы ведь не сами все это организовали, пусть даже вам помогает сама смерть? – не без усмешки спросил Верон. – За мной стоит справедливость. – Ой ли? – министр тонко улыбнулся. – Справедливости не существует, мой друг. И вам должно быть это хорошо известно. Мне вообще было бы любопытно узнать, кем вложено это стремление к ней в некоторых сердцах. Людьми движут другие, намного более простые вещи. – Какие же? – ох, как не прост этот Верон! - Честолюбие, или властолюбие – как вам угодно. Жадность. Страсть. Любовь. Ненависть… Но мы с вами прожили жизнь, не так ли? Тот, кто поддается страсти, никогда не выигрывает. Или выигрывает, но ненадолго. Давайте скажем так: фигурки на доске могут быть объяты страстью, но шахматист – никогда. Только его разум движет фигурами на доске. Для шахматиста не важно, справедлива ли его победа в их глазах, как они оценивают происходящее. У него другие понятия, недоступные сознанию ни пешки, ни короля. – Вам не кажется, что вы противоречите сами себе? Так чувства движут людьми или нет? Если шахматист человек, он тоже им подвластен? Или шахматист – Бог? – Так вы мне не скажете? – Что именно? – Кто шахматист? – Моя фигура вас не устраивает? – теперь улыбнулся Эрланд. – Возможно, и устраивает, – министр вздохнул. – Только вы тогда не тот, за кого себя выдаете. – Хорошо, – колдун уже серьезно посмотрел на Верона. – Если вы считаете, что справедливости не существует, почему, по-вашему, я лечил людей, спасал город, учил детей? – Власть… Это сделало вас святым. Люди готовы были целовать следы ваших ног. Потребовалось серьезное обвинение, чтобы можно было устранить бродячего мага и народ при этом бы не восстал. Но как только вас сожгли, стало понятно, что с вами было лучше. Осталось только воскреснуть из мертвых, использовать непонятное умение вызывать огонь, как это было продемонстрировано на арене, и вот вы уже почти Бог. Можете назначать правителей… И можно даже отменить закон о запрещении изучения мертвых тел. – Значит, вы не верите в мою бескорыстность, – не без горечи, но с улыбкой заключил Эрланд. Верон медленно покачал головой. – Кстати, как вы вызвали огонь? – Магия существует, мой друг… Вы тоже хотите научиться это делать? – Почему бы и нет? Это может оказаться полезным умением. Далеко не каждому оно доступно, я понимаю… Но вы со мной поделитесь вашими знаниями о тайнах мира? – Не сегодня, – улыбнулся колдун. – Давайте ограничимся на данном этапе другими вопросами: как окончательно утвердить в стране мир, восстановить экономику, организовать быт людей. Кто бы ни был шахматист, но пора навести порядок на шахматной доске. Если на ней бардак, никто не захочет за ней играть. – Хорошо, пусть будет по-вашему… Этот гладиатор, Варг, который вывел на улицу вооруженных убийц… Вам не показалось, что он слишком хорошо знает страну? Дворец? Вечером на совете он показал удивительную осведомленность во всем, что касается территории Валласа, географии, истории. Несколько странно для бывшего раба, не правда ли? Эрланд внимательно смотрел на Верона. Ему это тоже бросилось в глаза и тоже показалось странным. Знает ли министр больше, чем известно ему? – Да… Я думаю, что он один из полководцев Давикулюсов. – Тогда почему он не назвал своего настоящего имени? Будь это так, ему лестно было бы возглавить армию Валласа, а не полк бывших гладиаторов и наемников, в который он будет собирать голытьбу со всей страны! – Или талантливый солдат, или военачальник Империи… – Эрланд пожал плечами. – В любом случае он единственный человек, который может собрать разрозненных мужчин по всей стране, объединить людей от имени лучшего бойца Валласа, ставшего уже почти легендарным. И он охотно принял предложение возглавить полк бывших драагов. – Сегодня он возглавит полк, завтра – армию… Что-то новое было в голосе Верона. Беспокойство? – Чего вы боитесь? – Варга невозможно будет контролировать. Вы видели его? Вы слушали его? Получив власть, он может ею злоупотребить. – Мы явились свидетелями злоупотребления властью много лет, не так ли? И вообще, было ли на протяжении всей истории правление, которое не использовало свои возможности, привилегии? Но как именно он может быть нам опасен? – Он способен стать неформальным правителем страны. Если Варг сейчас выступит с армией, цель которой объединить Валлас и сломить сопротивление, коль скоро таковое возникнет, он вполне может осесть в одном из укрепленных замков и объявить себя его владельцем. – Не объявит. Он бывший раб. – Да. До тех пор, пока не назвал свое настоящее имя. – Если он до сих пор его не назвал, значит, не назовет и в будущем. – Никто не знает сейчас, что может случиться. В стране наверняка начнется хаос. Опасаться захвата власти можно было бы со стороны семьи покойного императора, но Травалы заботливо вырезали их всех, в том числе и родственников. Единственные, в ком осталась кровь Дави-кулюсов – правда, весьма разбавленная, – принцы Арута. Ландос, старший, завтра будет объявлен правителем страны перед народом. Чтобы оспорить это решение, надо быть по меньшей мере сыном покойного императора, законным или незаконным. – Мы видели с вами, как Травалы, всего лишь управляющие одной из областей страны, свергли власть семьи Давикулюсов, которые правили веками. Во время предполагаемой смуты могут выплыть самые разнообразные претенденты на трон, да и самозванцы всегда найдутся. – У Варга опасная должность, не так ли? Он впереди армии. И может быть убит… – А если он не будет убит? – Эрланд, вы меня удивляете. Если он станет для нас угрозой, мы ускорим его смерть, как сегодня ускорили смерть Травалов, – Верон поднял брови. – Что ж, давайте думать так… Министр направился к двери. Уже коснувшись дверной ручки, обернулся: – Если вам захочется просто поговорить, я всегда к вашим услугам, – наклонил голову и вышел. Эрланд задумался, задержав взгляд на закрывшейся двери. Ему не понравилось, как в последней фразе разговора прозвучало это «мы». Если же подвести общий итог… Самое очевидное – Верон не верит в его бескорыстные цели. Значит, он сам далеко не бескорыстен… Что этот человек ценит больше: власть, деньги, уверенность в завтрашнем дне? У него нет семьи. А еще он тоже заметил осведомленность Варга… Да, гладиатор не просто боец. Рыцарям Арута вчера он просто рта не давал открыть! Поддержал озвученные им, Эрландом, идеи по объединению страны, сбору войска, подавлению сторонников Травалов. Охотно принял предложение возглавить полк. Но когда принц Изда согласился стать во главе армии Валласа, что-то в лице бывшего драага дрогнуло… Как тяжело будет в этой стране! Как много нужно приложить сил, чтобы навести порядок…Снова еле слышный стук, звук открывающейся двери. Высокая женская фигура в длинном фиолетовом платье встала перед ним. Какое белое у нее лицо… Черные косы оплетали красивую голову. - Кавада… Женщина подняла на него глаза и более чем учтиво склонилась в поклоне. – Вы довольны, Мастер? – Не называй меня так, Кавада… – А как мне вас называть, если вы скрываете свое имя? – Весь Вандервилль знает, как меня зовут! Она покачала головой: – Колдуны не совершают государственные перевороты. Я читаю по звездам. Небо не лжет. Великая мудрость доступна вам, Мастер, великие знания… Но вы не просто маг. Три планеты выстроились сегодня в ряд. Аспекты говорят, что плененный вышел на свободу. Эрланд, вы были заключены в тюрьму, спаслись и сегодня открыто появились перед народом. Вы не колдун – вернее, не только колдун. Возможно, вы жрец… или потомок свергнутой много лет назад имперской династии. Может быть, шпион того, кто придет и подставит руку, чтобы поймать страну, как созревшее яблоко. Сбросьте ваш плащ! Наденьте подобающие вам одежды! Эрланд любовался ею. Как она умна и красива, эта женщина-астролог. Она не только читает по звездам – она знает медицину, многие науки. Незаменимая помощница! И как убедительна может быть ее речь… – Благодарю тебя, Кавада, за помощь, – он наклонил голову. Женщина низко присела. – Как только смогу быть снова вам полезна – я в вашем распоряжении. Полностью… Она сделала акцент на последнем слове, и колдун подумал, что подозрения, терзающие его несколько месяцев, не лишены смысла. Похоже, она любит его. Не только уважает, не только учится у него, не только преклоняется перед его знаниями и возможностями, но и любит. Ему стоит только протянуть руки, и она бросится в его объятия… Нет, надо дать ей понять, что между ними могут быть только дружеские отношения… Ему предназначена другая. – Спасибо. Ты можешь идти… Она присела ниже, чем требовал этикет, повернулась и вышла. Эрланд усмехнулся. Он не думал, что Верон и Кавада пытались встретиться сегодня ночью и с Ландосом. Принц Севера ничего не сможет решить сам. Неразумно, наверное, оставлять в Вандервилле старшего правителя Арута одного. Хватит перекладывать свои дела на плечи других. Итак, в столице надо оставаться ему самому. Но кто поведет армию? Изда на это вряд ли способен… Разве что рядом будет Варг. Но за ними надо следить. Там должен быть кто-то, кого бы уважали они оба: и новый командующий, и бывший гладиатор. И этот кто-то должен быть связан с ним, Эрландом… Надо собрать, организовать войско, дабы подавить сопротивление, если оно возникнет. Необходимо обезвредить сторонников Травалов и уничтожить их родственников, чтобы никто не смог оспорить в будущем право на владение страной. Он задумался… Достал книги, листы, счета. Как много работы! Ему нужны помощники, секретарь. Люди, которым он может довериться. Кто обладает такими способностями? Ве-рон? Ландос? Кавада?..
Эрланд воспаленными от усталости глазами смотрел, как занимается заря. Из спальни, где он расположился, все было видно как на ладони. Какое красивое сегодня небо – чистое-чистое. Так тихо и хорошо… Как, должно быть, странно смотреть на копошащуюся муравьиную возню людей с небес. Если солнце обладает разумом, видит ли оно их? Или они лишь мгновенно возникающая и исчезающая пыль мира? Он потер глаза… Как он устал! Вот уже много дней и ночей обходится почти без сна, поддерживая себя зельями. Безумный план, выношенный в его сердце… Измученная страна заслуживает стряхнуть с себя паразитов Травалов. Надо снова вернуть земле заботливые, мастеровые, хозяйственные руки. Пусть люди сеют и жнут, любят и рожают детей. Хватит литься вину, довольно разврата. Мир и благополучие наконец должны утвердиться в стране, и годы насилия закончатся… Он прикрыл веки и не смог их открыть. Вздрогнул: кто-то скользнул в комнату… Эрланд скорее почувствовал, чем услышал легкий шорох – чьи-то ноги коснулись пола со стороны распахнутого окна, чуть скрипнули половицы. – Ты уснул… – Эда, это ты… Где ты была? Девушка обогнула широкий дубовый стол и села напротив него, вытянув руки ладонями вниз. Оплавленная свеча между ними сохранила еще тлеющий фитиль. Эда была свежа и составляла разительный контраст с каменным дворцом, с этой большой, холодной спальней, где стены затянуты гобеленами с вышитыми сценами охоты. Они не греют, как не греет и камин… холодный камень холодного дворца… Почему Трава-лы выбрали его, когда есть солнечный Восток? – Ходила купаться… - Ты неосторожна, – он нахмурился. Тот, кого называли колдуном, представил ее, купающуюся нагой в море, как волны лижут нежную загорелую кожу… Она не такая красивая, как Кавада. Но весь ее облик дышит свободой. Глядя на нее, невольно вспоминаешь открытые просторы: степь, море, горы… – Я выбрала безлюдное место. Ее лицо было задумчиво, вокруг глаз легли легкие тени. – Ты устала, – голос Эрланда был мягок и почти нежен. – Ты тоже устал, больше меня, но ты не спал. Почему? Сегодня можно было и отдохнуть. Он покачал головой: – Многое надо обдумать… Событиям нельзя дать выскользнуть из запланированного русла. Слишком много чужих вторглось в мой план… Нужно все предугадать. – Ты не можешь сейчас все предугадать, – Эда серьезно смотрела на него. Ее волосы были мокрые. – Среди рыцарей Арута нет единогласия. Они вовсе не производят впечатление сплоченных и действующих на благо общей цели. И, если честно, половина из них не кажутся такими благородными, как ты мне о них рассказывал. Верон вообще какой-то скользкий, как полоз. Сейчас он послушно вьется в руках, а в следующую минуту обовьется вокруг шеи и задушит… Страшила и Варг внушают больше доверия. Изда кажется слишком изнеженным, чтобы повести армию, Ландос – чересчур отрешенным для правителя… – Да, ты права. Ландос не справится один… – Тебе надо оставаться в столице, Эрланд, если не хочешь утратить достигнутое. – Я тоже об этом подумал. Но мне нужно присутствовать в армии. – Отправь с армией графа Бена. Эрланд сильно сжал губы, устремив взгляд на матовую поверхность стола между ними, слегка кивая, будто в знак согласия… – Бен всего лишь наемник. Человек, переживший свою смерть… Ты знаешь, что творится в душе у людей, переживших смерть? – он поднял на девушку усталые глаза. – Его боятся все. У него нет друзей. За мужество и силу он был выделен среди многих рыцарей и получил титул, с которым не родился. Он спал с королевой, которая, по всей видимости, питала к нему настоящие чувства. И он предал ее – безумно любящую его женщину. Потому что любит Каваду, поддержавшую нас. Точно так же он в любую минуту будет способен предать и меня. Если я попытаюсь отправить его с армией, он может выйти из-под контроля, ослушаться, остаться недовольным. Он участвовал в перевороте, чтобы быть с ней, и перспектива покинуть ее через неделю ему не понравится. Кавада и только Кавада имеет на него влияние. Половина армии его сторонники. Скрытая борьба графа Бена и лорда Даневана тоже сыграла нам на руку. У нас слишком мало людей, способных повести за собой солдат. И ты права: ни Ландос, ни Изда, ни другой правитель Арута не способны управлять Валласом. Они хороши на своем севере, среди разрозненных усадеб, мелких селений. Никто из них не сможет собрать народ, возглавить войско. Покойный Даневан был лидером. Этот боров держал в руках совершенно развалившуюся армию исключительно своим авторитетом. К сожалению, он не присоединился к нам… и погиб. Нет, Бен нужен здесь: навести порядок в гарнизоне и окрестностях Вандервилля, защитить столицу в случае выступления сторонников Травалов. Он житель города, провел здесь многие годы. Он знает и людей, и окрестности. Местные боятся его. Нет, неразумно его отправлять с армией. Во всяком случае – сейчас… Поднимающееся солнце заглянуло в спальню. Эда не шевелилась. Колдун помолчал, сжав длинными сильными пальцами виски и продолжил: – А Варг опасный человек… Я не знаю, кем он был, но он стал профессиональным убийцей. Чтобы выжить, будучи рабом, и стать лучшим драагом страны, надо совершенно презреть в себе все человеческое. Хотя он уроженец Валласа. Я думаю, что это воин разбитой армии Империи. Солдат, набравшийся сил и умений уже за решеткой. Он выживал многие годы. Я смотрел в его глаза вчера – они непроницаемы. Он настоящий вождь. И боюсь, что этот человек сильнее всех рыцарей Арута, вместе взятых. Скорее всего, у него вообще нет слабых мест. – Тогда он сможет возглавить армию. У него получится лучше, чем у Изды. – Да. Только мы совсем не знаем его. Не повернет ли он в один прекрасный день эту армию против нас? Он может оказаться неуправляемым. Надо как можно больше узнать о нем – надо, но невозможно… – Ты боишься сильных людей? – Эда склонила голову. – Бена? Варга? – Я опасаюсь давать власть людям, настоящую силу которых я не могу оценить. – Твои информаторы приходили? – Да. Все нити обрываются… Невозможно узнать, что было с ним до того, как он попал в гладиаторы. Я пытался проследить, где он был пленен, кто держал его в неволе в самом начале, кто его сделал рабом, где его обучали, – Эрланд умолк, отрицательно качая головой. Его посеревшее от усталости лицо вдруг осветилось заглянувшим в комнату солнцем. – Как будто кто-то специально все уничтожил. Все концы, способные дать ответ хотя бы на один из этих вопросов, исчезли. Все, кто был с ним связан, где он содержался, тренировался, кто его передавал из рук в руки – убиты, повешены, умерли своей смертью, так или иначе свели счеты с жизнью. Его товарищи не могут рассказать о нем ни слова. Начальник охраны, ставший за годы заключения его другом, никогда не слышал от кого бы то ни было ничего о его прошлом. – Ну и что? – Эда тряхнула светлыми волосами. – Чего ты боишься? Чем он может быть опасен? Ты и только ты наследник Империи. Объяви себя… – Нет, не я должен объявить свое имя… Верон сделает это… мы намекнем ему, и он сам размотает клубок. А мы сделаем вид, что удивлены. И рыцари Арута отдадут мне власть сами… Они поймут, что им не тягаться со мной… Но пока я останусь лишь колдуном. А Варг… Мы не знаем, чему он был свидетелем. Мы не знаем, что он знает. Если он молчит, так молчит, значит, ему есть что скрывать… – И Верон не может тебе помочь? – Если он и владеет какой-то информацией насчет этого драага, то не говорит. Министр скользкий человек, ты же сама сказала. Он также знает многое, чего ему знать не следует… – Что Верон может знать такого, что представляет для тебя опасность? – Эда понизила голос до еле слышного шепота и приблизила лицо к собеседнику. Эрланд приложил палец к губам, затем коснулся уха, указал на тонувшие в полумраке углы огромной спальни, многочисленные шкафы. – Почему ты не избавишься от него, если не уверен в нем? – девушка говорила почти одними губами. – Мы не можем убить всех причастных к управлению страной в последние годы, или мы разрушим все. – О чем ты? – Эда неслышно засмеялась. – Страна и так разрушена. Люди – просто нищий сброд, готовый на все. – Ты не любишь людей, – Эрланд нахмурился. – Что значит «не любишь людей»? За что я должна их любить? Они мне сделали что-то хорошее? – А что они тебе сделали плохого? - Эрланд, от тебя ли мне это слышать?! Они же убили тебя! Свистели и улюлюкали, когда тебя приговорили к казни, когда тебя сожгли! И ты мне рассказываешь о любви к людям?! К этой черни?! – Нет… нет, дорогая, не то ты говоришь, – колдун взволнованно встал и начал шагами мерять комнату, согнувшись, словно под тяжестью непосильной ноши. – Люди просты и доверчивы, их легко обмануть, низвергнуть в пучину порока. Но вокруг полно честных и добрых душ, готовых отдать последнюю рубашку нуждающемуся. Они зависят от того, кто руководит ими… от того, что им говорят глашатаи на площадях. Сегодня они бросают в тебя камни, а завтра будут лобызать твои следы – и каждый раз искренне. Поверь мне… – Но ты отказался однажды остаться среди людей и выбрал уединение. Эрланд снова приложил палец к губам и сделал круг вокруг комнаты, заглядывая в каждый угол. – В тот момент меня не привлекала власть. Меня влекло знание, тайны мира, тайны природы… Мне хотелось путешествовать, увидеть далекие страны, встретиться с мудрецами, учиться во всех уголках земли. – Сейчас бы ты не повторил свой поступок? – Не знаю, – Эрланд устало опустился в кресло напротив нее и уперся подбородком в ладонь. – Меня мучают укоры совести… Власть оказалась в руках недостойного человека… Империя пала, мой народ умирал все эти годы, все больше и больше теряя все человеческое… – Ну хорошо, ты запланировал, и мы совершили переворот. Теперь надо повести армию, чтобы сломить сопротивление сторонников Тра-валов, если таковые найдутся. Объединить народ и восстановить Империю, которую по праву возглавишь ты! – Если нам удастся собрать армию – настоящую армию. Если нет, то Валлас прекратит свое существование. Образуется несколько самостоятельных государств, не уважающих границы друг друга, будут вялотекущие военные действия. – Вчера разослали письма с обращением ко всем провинциям. Что, как ты думаешь, предпочтут аристократы: войну или мир? – Кое-кто может объединиться. Но велика вероятность, что Валла-су предстоит распад на несколько мелких стран. – Они не устоят против сплоченной армии… – Дорогая Эда, армию должен возглавить подходящий человек. Я делал ставку на рыцарей Арута, но понял, что они не способны. Вчера принцы были напуганы, не возражали, не пытались развить ни одной темы. Они соглашались со всем, о чем говорили я и Верон. – Возражал лишь Варг, – усмехнулась Эда. – Да. Варг вел себя как король. Гладиатор, только вышедший из цирка, спорил, аргументировал, разговаривал… в то время как рыцари Арута молчали. И я боюсь, что полк драагов, которым он стал командовать, примет в себя всех мужчин страны. Сражаться вместе с непобедимым Варгом – это уже войти в историю, приобщиться к славе. И что с того, что мы назначаем командующим армией Изду, если люди не будут его признавать? – Так сделай драага нашим другом! – воскликнула девушка. – В конце концов, почему он не может возглавить армию, если он сумеет удержать ее в руках? – Ты не можешь назвать человека другом, если он не делится с тобой своим прошлым. – Эрланд, – Эда говорила почти нежно, – ты же тоже не делишься ни с кем своим прошлым! Мне непонятно, чего ты боишься? Ты умнейший человек, неужели не можешь сделать Варга своим преданным союзником, своим другом, наконец, как стали друзьями мы с тобой? – В нем есть что-то, что мне не по зубам… Я видел вчера его глаза… Этого человека можно захватить, его можно посадить на цепь, но его нельзя подчинить. Доводы разума разобьются о его понятия, как волны разбиваются о берег. – У него красивые глаза… Скажи, ты видел Север? – Да. – Есть ли на свете зеленый лед? – Есть. – Тогда у него глаза цвета зеленого льда… И вода точит камень, Эр-ланд. Найди к нему подход. – Нет, дорогая. Это ты найди к нему подход… Сделай его нашим другом, своим другом… – Он не любит женщин, – повела плечами девушка. – И что с того? А ты не любишь мужчин. Ты же не любовницей его собираешься стать. Войди к нему в доверие, заставь его подчиняться нам. – Чтобы заставить его подчиняться, надо его чем-то заинтересовать. Колдун задумался. Вдруг его лицо озарилось, и он почти вскричал: - Заинтересуй его собой! Он воин. Закинь ему крючок твоего боевого искусства, и он проглотит наживку. – Ты хочешь… ты хочешь, чтобы я поделилась с ним великими секретами Ваара?! – Да. Научи его чему-нибудь, что представляет для него ценность. Сделай себя незаменимой для него. Пообещай открыть ему тайны боя, какие позволят ему стать действительно непобедимым. Брось ему вызов, в конце концов, как ты бросила его лорду Даневану, – Эрланд замолчал и вдруг закончил совершенно иным тоном: – А ведь это идея! Вызови Варга на поединок и уложи в постель на пару дней, чтобы следующий совет я провел без него. Посмотрим, на что способны рыцари Арута, если в зале не будет драага, и как поведет себя Изда… А еще мы таким образом дадим понять этому выскочке, что его присутствие не всегда желательно, и покажем ему его место. – Мне не хотелось бы задерживаться в Вандервилле, Эрланд. Мы говорили, что сразу после переворота пойдем на север. А теперь получается, что должны оставаться в столице… – Ты все еще планируешь достичь земли твоей матери? – Да. – Через несколько дней войско выступит из Вандервилля в направлении Арута. Ты согласишься присоединиться к нему? – К армии? К солдатам? Мне больше не хочется подвергать себя риску. У меня свои цели, ты знаешь… – Ты не обязана участвовать в битвах. Заодно сможешь присмотреть за Издой и Варгом: как они себя будут вести, как сложатся их взаимоотношения… – Ты хочешь, чтобы я передавала тебе новости? – Да. – Мне не очень нравится идея задержаться с войском до зимы. – Эда, пожалуйста, ради нашей дружбы… Через пару месяцев я смогу сменить тебя на графа Бена. – Да, сейчас неразумно отрывать его от Кавады. – Как и неразумно оставлять Изду и Варга один на один. – Хорошо, – Эда прищурила глаза, – я подумаю…
Глава шестая МЕЧ ЭРЛАНДА
Варг все-таки искупался и остался на берегу, пока солнце не выкатилось на небо и не прогнало остатки ночи. Потом нехотя оделся – так приятно было ощущать лучи солнца на коже – и отправился в казарму. Начинался обычный шумный летний день. Как будто не случилось вчера переворота в стране, словно жизнь мирных жителей не оказалась под угрозой. Сновали мужчины с тачками, полными снастей, женщины выплескивали тазы нечистот на улицу, бегали дети, и над всей этой суетой поднимался запах свежего хлеба… Варг никогда не любил этот город. Ему по душе был юго-восток страны. Вандервилль стал столицей только после падения Империи. Он все-таки заблудился, и после некоторого кружения по тесным каменистым улочкам, потыкавшись в вонючие тупики, вынужден был попросить девочку-подростка, катившую пустую тачку, вывести его на главную улицу. Она без тени эмоций предложила следовать за собой, не проявив никакого любопытства. Сегодня его никто не узнавал. Варг еще раз мысленно поблагодарил Ивара за одежду. Как получилось, что тот стал его другом? До последней минуты он не осознавал этого. Как отблагодарить его? Какие смешные мысли! У него ведь ничего нет… Девочка быстро кружила тачку по запутанным улочкам, надо было успевать поворачивать за ней. Вчерашние гладиаторы крепко спали в одной казарме с бывшей армией Травалов. Часовых не было. Все это напоминало ситуацию после погрома. А если сторонники свергнутой правящей семьи вдруг решат взять реванш? Ответ напрашивался сам собой: страна обезглавлена, никому ничего не надо, народ устал и не собирается вставать на защиту кого бы то ни было. Те, кто организовал все это, выбрали подходящий момент. Валлас висел спелой осыпающейся виноградной гроздью – протяни руку и возьми. Казармы были на удивление чистыми. Или это ему так кажется после цирка? Вчера солдатам и бывшим гладиаторам была дана команда собрать все трупы и вывезти за город. Сегодня полдня они будут отдыхать… Где ему искать Двана? На террасе сидели два воина в куртках не по росту. Он не знал их. Они могли быть из тех, кого держали в бараках возле кладбища – дешевое бойцовое мясо. Они были очень худы. Драа-гов цирка неплохо кормили. Гладиаторы приносили Травалам деньги. Успевший походить по городу Варг подумал, что их кормили лучше, чем ел народ… Молодые мужчины вскинули руки в приветственном жесте: «Салют, Варг!» Так не здороваются с полководцем, так приветствуют товарища. Он остановился. Пора наводить порядок… Всмотрелся в поднятые головы, выдержал паузу. Парни опустили глаза и заерзали на каменной скамье. – Сидите, – Варг снисходительно мотнул головой. – Вы знаете Двана? – Третья комната по коридору направо, – небрежно кинул один из сидящих. – Пойди приведи его. Мужчины медлили. Нельзя было терять время. – В чем дело? – Варг постарался вложить в голос угрозу. – Слушаюсь, – незнакомый молодой человек поднялся со скамьи и с армейской выправкой отправился выполнять приказ. – Я не люблю промедлений, – процедил сквозь зубы Варг. О, боги, как хорошо было у Ивара! Надо дать понять этим парням, что армия – это не только одежда, еда и крыша над головой… – Извини, – кашлянул второй. Он все-таки встал и сделал движение, распрямляющее спину. – Отдыхай, – командир потрепал его по плечу. Но солдат уже не садился. Ушедший вернулся с Дваном. Друг только набросил новую куртку и сонно тер красный глаз. Синяк на его лбу еще больше расцвел и совершенно сливался со щекой. – Иди за мной, – Варг быстро повернулся спиной. Нельзя было дать понять парням, что с Дваном он разговаривает по-другому. – Ишь ты, – прошептал ему вслед тот, который пошел выполнять его приказ. – Настоящий полководец! А еше вчера своим был. – Никогда он нам своим не был, – сплюнул второй. – Ладно, пусть командует, лишь бы порядок навел…– Ну что? – сейчас Варг мог не скрывать любопытства в голосе. – Нашел торговца тканями? – Нашел. – Откуда платок? – Он клянется, что из Дравийских степей… – А платье? – Платье сшито в Вандервилле. – Найди портного, который шил платье. – Уже нашел, – Дван победно вскинул единственный открытый глаз. – Это платье заказал пошить Эрланд. И выбрал самую дорогую дравийскую ткань, которая была в наличии у портного. Варг прищурил глаза. Юг… Юг всегда был врагом. Итак, Эда – наемная убийца на службе Дравийского царства… – Дван, Эрик всегда выбирал Винту… У них хорошие отношения? – Да, кажется… – Попроси его разыскать ее и расспросить про эту южную воительницу. – Так уже ж всех шлюх спрашивали тогда ночью, никто ее никогда среди них не видел! – Пусть еще раз попытается, наедине… Если женщина не ответит, приведите ее ко мне. Только не напугайте, слышишь? – Будет сделано…
Дван пытался тренировать новых ребят. Варг наблюдал, как его друг с этим справляется. Не очень-то у них получалось… Каждый был сам по себе, пытался показать, что что-то умеет. Все были физически сильны, но не было мастерства. Вдруг взгляды всех устремились на него, как будто за ним стоял кто-то еще. Он оглянулся. Сзади на площадку для боя вышла Эда. Она снимала перчатки из тонкой желтой кожи. – Вы, все, не умеете сражаться. Давайте, кто на меня? Еще несколько дней назад у них животы бы свело от хохота. Девушка скривила губы. Ее глаза были холодны, в них сквозила насмешка. – Что, никто не осмелится? Храбрецов здесь нет? Дван опустил глаза в землю. Эрик и Ван смотрели на Варга, как будто чего-то ожидая от своего предводителя. Солдаты не двигались. Он почувствовал, что должен принять ее вызов. Медленно поднялся… – Ну что ж, давай попробуем… Эда улыбнулась, и он узнал то веселье в ее глазах, которое уже видел. Веселье охватывало ее перед битвой. Она была профессиональным воином. Сражаться для нее – как дышать. – Какое оружие выберем? Хотя мне оружие не обязательно, – она бросила перчатки на землю, отстегнула ремень с саблей. – Ножи, – громко шепнул Дван, – у нее ножи. – Да, – Эда звонко засмеялась, – у меня есть ножи. И еще много чего. Ну что ж, пожалуй, я избавлюсь от всего оружия… Она начала бросать на землю ножи, вытащила откуда-то цеп, серп и кастет. Солдаты ахнули… Из своей заморской одежды она достала целую кучу блестящего металла. – Тогда я тоже буду без оружия, – Варг почувствовал, что должен сделать то же самое. И еще он понял, что ему не победить ее. В ней было что-то… неведомое – он ощущал это. Вокруг нее сгущалась сила, и это была грозная сила. Колдовство? Чушь! Он не верил в колдовство. Где она этому научилась? – Нападай, – девушка улыбнулась и изогнула длинную, четко очерченную бровь. – Не я тебя вызывал на бой, – медленно произнес Варг, стараясь не упустить ни малейшего ее движения, – ты его захотела, ты и нападай. Вспомнил, кто был его первым учителем, когда он впервые попал к рабам-гладиаторам… Несколько десятков борцов не могли прихлопнуть муху, так досаждавшую им. Варг наблюдал за ней, наблюдал, представляя, как она движется. Какой у нее должен быть мир, как она видит их – огромных, неповоротливых титанов. И вдруг в какой-то момент стал ею: время замедлилось, лица его товарищей по несчастью замерли, как будто окаменели, а муха медленно взмахнула крыльями… Он смог ее легко поймать. Это стало секретом Варга. Каждый раз, выходя на арену, он становился своим противником, зеркалил его приемы, использовал силу врага против него самого. Сейчас он станет Эдой… Варг выпрямился, как она, постарался принять такую же позу… Что это? У нее нет ни одной напряженной мышцы, ось тела как будто подвешена в воздухе. Пропало ощущение тяжести – он стал легким, текучим. Нет, чего-то не хватало: в ней было что-то неуловимое, какой-то центр, как будто кто-то сражался невидимый в ее теле. Что ему делать? Невозможно определить, что делает ее такой стремительной. Что ж, надо хотя бы перенестись в реальность мухи. Во всяком случае, он сможет увидеть, как она движется. Эда заметила видимую рассеянность его взгляда, расфокусирован-ность глаз, но не поняла, что это значит. Она повторила тот свой прыжок, которым ночью в их камере ударила Двана. Девушка оттолкнулась ногой от земли, выбросила другую, целясь ему в голову. Варг видел, как медленно она подпрыгнула, как приближается к нему сапог, и… поймал ее ногу! Со стороны все произошло так быстро, что никто не понял, что случилось: Эда взлетела и тут же упала на землю. Он заметил, как хорошо она упала, расслабившись – мягко, как кошка. Надо будет научить ребят падать так же… Тут же воспользовался ее замешательством, бросился вперед, прижав девушку к земле, но она выскользнула из его рук, как вытекает вода. Варг был слишком тяжел, слишком неповоротлив. Его внимание было быстрым, а тело не успевало. Если он мог перенестись в реальность мухи, Эда умела переходить в состояние воды. Поспевать за ней невозможно, она обтекает его! Варг вскочил на ноги и поморщился: резкой болью отозвалась старая травма, его правое колено. Солдаты вздохнули, как один человек. Их командир отбил нападение! Он отбил нападение этой дьяволицы и даже бросил ее на землю! Варг видел, как она прищурила глаза, увидев гримасу боли на его лице. Заметила… Если она ударит сейчас – ударит по колену. И не ошибся… В этот раз она изменила тактику. Эда метнулась ему в ноги, распластавшись у самой земли. Он пытался ее блокировать, прервать эту текучесть, одновременно стараясь повернуться боком, чтобы защитить больную ногу. У него все еще было преимущество видения, он видел ее движения до того, как она их начинала. Но как можно удержать текущую воду? Варг снова отбил нападение, но ему опять не удалось прижать ее к земле, девушка выскользнула и отскочила на безопасное расстояние. Солдаты обрадованно зашумели… Варг не был побежден! Он даже еще не упал, а она два раза уже касалась земли! Бывший гладиатор заметил удивление на ее лице, и вдруг все поменялось… Он больше не видел противника, просто почувствовал, как что-то с чудовищной силой ударило его по больному колену. В следующее мгновение Эда оказалась сзади, на нем верхом, а он – распластанным на земле. Его голова была зажата в ее руках и повернута до упора… – Сдавайся, или я сверну тебе шею, – холодно сказала она. Девушка сделала с ним то же, что с палачом на арене. Волшебства нет, есть тщательно отработанная техника. Варг вытянул руки в обе стороны. Он не боялся, что она его убьет – не это цель ее вызова. Зачем вообще она вышла к бойцам? Продемонстрировать свое искусство? Показать, что никто не может с ней сравниться? Заставить их всех еще и еще раз восхищаться ею? Она отскочила от него, словно опасаясь чего-то, и ушла не оглядываясь. Варг сел, с шумом отдуваясь. Как же шея-то болит! Поворочал головой… Голова была на месте, позвоночник остался цел, но мышцы, скорее всего, растянул. Солдаты подошли к нему. – Ты жив? – Дван приблизил свое лицо с испуганно вытаращенным здоровым глазом. Огромная шишка по-прежнему скрывала второй. – Ой, тигра лютая… вот ведьма, не иначе… Но ты здорово держался! Мы сразу почувствовали: она не ожидала, что ты устоишь. Ей пришлось атаковать тебя трижды! Ребята одобрительно шумели. Варг улыбнулся: его поражение было почти победой в их глазах.
– Колено, – простонал, жалуясь, Варг. – Она ударила меня по больному месту. Это старая травма, она мне жить не дает… Ивар заботливо обмазывал горячим воском распухшее колено. Варг кое-как добрался до его дома. Он все-таки продолжал тренировать солдат, пытаясь собрать из этих парней, ощеренных злобой вперемешку с отвагой, войско. Заставил себя поесть, хотя сегодня даже хорошая еда не радовала. Пульсирующая боль, стремительно отекающие ткани очень беспокоили. Как хорошо, что у него теперь есть лошадь! – Суставы… Начали сдавать суставы, – бормотал Ивар как бы себе под нос. Варг закрыл глаза. Неужели он начал стареть? Как быстро прошла жизнь… – Подожди меня хоронить. Я еще крепкий, – сказал он, словно убеждая в этом самого себя. – Слишком много битв, – Ивар покачал головой. – Слишком много травм и ран. Ты уже отмахал свое. Твои мышцы как железо, но у тебя нет ни одного целого сустава. Порванные сухожилия… Надо сбросить вес, чтобы им стало полегче. Но с весом уйдет и твоя сила. Хотя… Ты ведь сейчас возглавил полк. Полководцу не обязательно сражаться. Если у тебя получится быть хорошим стратегом, ты можешь сделать карьеру в армии. Он утешал или действительно так и думал? – Ты говоришь, что с весом уйдет сила. Посмотри на Эду: она тонка как тростинка, но ее удары убивают. – Эду обучали не у нас. Кто знает, где в мире есть места, где растят таких воинов? Скорее всего, ее тренировали с детства. Кто сможет переучить тебя? – Она, – Варг откинулся на подушки. Надо попросить ее передать ему свое мастерство. Скорее всего, она откажется… Он должен придумать, как можно быть ей полезным. Что может быть ценно для нее? Чего она хочет? Ивар вытер полотенцем руки и, запинаясь, произнес: – У меня к тебе просьба… Если бы ты не пришел, я бы явился сегодня к тебе. – Да, дружище. – Возьми меня к себе в полк. – Ты что? – изумился воин. – А твой дом? Твои женщины? Когда он приехал, обе дочки трудились в огороде за домом и едва ему кивнули, усталые и озабоченные. Внучка ездила верхом на собаке, мешая им работать. Старуха-мать охала за перегородкой. Она не вышла к гостю. «Болеет», – махнул рукой в ее сторону хозяин. – Старшая, Вилла, нашла мужчину. Раньше он был солдатом, но после переворота не захотел оставаться в вояках. У парня работящие руки, рыбачил с отцом в Орвиле, пока его не взяли в армию. Он сможет прокормить мою семью. Но, знаешь… два хозяина в доме – мука для всех. У них нет ни денег, ни возможности уехать куда-то. Дом его отца сгорел. Малая на руках… Пусть остаются. Молодым надо давать дорогу. Он серьезный и… даже мне нравится, – Ивар достал с полки трубку, развязал кисет. – Цирк опустел. Охранять тюрьму у меня душа не лежит. Вот я и подумал, что махать мечом я вряд ли хорошо сумею, но могу организовать снаряжение и снабжение, неплохо стряпаю. Ну что, берешь? – Не вопрос, дружище. – Не обещай, если не можешь. Вдруг тебе надо кого-то спросить, – хозяин поднял грустные глаза на гостя. – Мне не нужны советчики. Что делать – я решаю сам, – насупился тот, словно обиделся. Ивар подавил улыбку. Еще неделю назад Варг ему повиновался…
Варг возвращался, хромая. Вот и казарма… Ему выделили отдельную комнату во дворце, но сегодня не хотелось быть одному. Повернул к солдатам. Несколько человек сидели снаружи и тихо беседовали. Он остановился. Подумал, что нельзя показываться перед ними вот таким: больным, волочащим ногу, с почти не разгибающимся коленом. Заковылял в спальню, разделся. Вытянулся на холодных простынях, позволив себе ойкнуть от боли, поморщился… Надо бы задуть свечу… Боги, как болит нога! Эда скользнула в комнату через распахнутое окно. Варг почувствовал, как внутри поднимается злость… Он был старым больным медведем, отбивающимся от молодой здоровой рыси. – Чего пришла? Добить? – спросил зло. В руках у нее был дымящийся сосуд. – Ляг, – приказала тоном, не допускающим возражения. Варг почему-то повиновался, чувствуя на лбу испарину от боли. Ему становилось все хуже. К ночи и боль, и отек усилились. Лечение Ивара оказалось совершенно бесполезным. Девушка подошла к кровати, откинула одеяло и коснулась его распухшего колена… Надо бы прогнать ее, послать ко всем демонам. В конце концов, ему не привыкать к боли. Само пройдет, пусть убирается. Завтра он попросит Эрланда ему помочь – за колдуном укрепилась и слава лекаря. Однако Эда не медлила, намазывала коричневую горячую маслянистую жижу на его кожу. Быстро вынула из своих одежд полоску ткани, туго перевязала ногу. – Будет печь, терпи. Утром снимешь. Понял? И не сгибай колено. Вообще не шевели им, если хочешь ходить, а не стать калекой. Из постели не выходить. Я скажу Эрланду, чтобы к тебе приставили слугу. Если будешь меня слушаться, послезавтра встанешь. – А кто будет тренировать моих воинов? – Варг представил, как он, с несгибающейся ногой, морщась при каждом движении, пытается учить ребят орудовать мечами… – Воинов? – девушка презрительно подняла брови. – Какая разница кто? Сами пусть тренируются. Он сел на кровати. Она дура или смеется над ним? – Если их оставить без присмотра, половина разбредется навсегда, а половина будет чинить беспорядки в городе. – Так ты настоящий полководец? – Эда не то издевалась, не то удивлялась. – В цирке ты их тоже организовывал? – В цирке я выживал. А сейчас я пытаюсь жить. – Хорошо, – улыбка исчезла с лица девушки. – Завтра солдат тренировать буду я, а послезавтра ты уже сам будешь способен двигаться. Согласен? – Позови Двана. Я скажу ему, чтобы он тебе помог согнать их вместе. – Ты думаешь, я не справлюсь? – в ее голосе прозвучал насмешливый вызов. – Думаю, что нет. – Хорошо. Я приведу к тебе Двана. Она ушла, оставив его в недоумении. Зачем эта южанка травмировала его так сильно? Он был уверен, что Эда вывела его из строя специально. Или она действительно не могла победить его иначе? Он глубоко задумался. Легонько скрипнула дверь. Варг вскинул голову, ожидая увидеть друга. Но к нему входила красивая женщина в фиолетовом платье, расшитом черным бисером. В руках у нее был довольно увесистый саквояж. – Доброй ночи, господин, – женщина встала рядом с его постелью и с интересом посмотрела на него. Какая красавица! Черные косы, уложенные вокруг головы, блестели, как вороново перо. Тихая улыбка, красиво изогнутые губы… У нее очень белая кожа, и пышная грудь, и такая тонкая талия… Варг задержал дыхание. Как она похожа на Веронику! – Кто вы? – подумал, что до этого не встречал ее в переходах дворца. – Я – астролог и лекарь. Меня зовут Кавада. А как я могу обращаться к вам? Он забыл такое учтивое обхождение. Варг почувствовал замешательство. Что он должен сказать в ответ? – Меня называют Варгом… Вас кто-то прислал? – Нет, я сама пришла. Эту фразу он уже слышал несколько дней назад… Заметил, что она задумалась перед тем, как спросить: – Но это же не настоящее ваше имя? – Меня зовут Варг, – в его голосе прозвучал металл, и женщина опустила глаза. Как много любопытных! – Прошу извинить мою дерзость, – ее голос ласкал слух. – Вы позволите вас осмотреть? – Мне… мне положили какую-то мазь, – он не знал, что делать. Откинул одеяло, обнажая колено. Кавада наклонилась, взяв свечку с сундука возле кровати, размотала повязку, ощупала сустав, не боясь выпачкать руки. Попыталась его согнуть, чем вызвала резкую боль. – Так больно? А так? Варгу любое движение причиняло боль. – Кто вам это сделал? – Что именно? Кто повредил колено, или кто положил мазь? Он колебался, надо ли называть имя Эды. – Кто вас обездвижил? – Я, – раздался знакомый звонкий голос из двери. Эда привела Двана. Медленно, отпечатывая каждый шаг, приблизилась к Каваде, и Варг сразу понял, что женщины знакомы… и что они не любят друг друга. – Я его ранила, я его и вылечу, – спокойно, делая паузы между каждым словом, сказала воительница. – Вы не врач… – Кавада подняла тонкие брови. Она была очень вежлива. – Я умею лечить так же хорошо, как и убивать, – глаза девушки смотрели холодно, в голосе была угроза. – Я подчиняюсь. Но если он не начнет ходить через два дня, мне придется вам помочь, госпожа… Через неделю армия выступает из города, – Кавада улыбнулась, опустила глаза и учтиво присела, кланяясь им обоим. – Он начнет ходить через день, – процедила Эда сквозь зубы. Армия выступает из города?! Женщины оказались лучше его информированными в происходящем. Кавада еще раз склонилась в поклоне, обращенном уже к наблюдавшему все это Двану, и вышла. Эда фыркнула, как разъяренная кошка: – К тебе никто не притрагивается, если не хочешь ковылять на одной, понял? – резко повернулась и вышла в окно, без поклона… – Ох, какая ж она тигра лютая, – выдохнул Дван и весело посмотрел на друга. – Ну, вот уже и женщины из-за тебя дерутся! – Ты о чем? – насупился его командир. – Не строй из себя младенца. Две хорошенькие женщины едва не повыцарапывали друг другу глаза за право тебя касаться. Варг уставился на него. Ему тоже бы так показалось, наверное, со стороны… – Послушай, мы уже не за решеткой. Пора тебе возвращаться к жизни, – Дван хлопнул его по плечу и понизил голос: – Какая тебе больше нравится? Темненькая или светленькая? Варг беспокойно заворочался. Рыжий детина мечтательно закрыл глаза и сказал шепотом: – А я, ты знаешь, поимел бы обеих… Вначале по очереди, а потом вместе. Распалил их так, чтобы они меня хотели, аж волосы бы на себе рвали, и смотрел, как они испепеляют друг друга взглядами… – Светленькую ты уже попробовал… поиметь, – Варг насмешливо улыбнулся. – Чудом жив остался. Хочешь еще раз рискнуть?
Глава седьмая ПРИДВОРНЫЙ АСТРОЛОГ
Кавада прижалась лбом к холодной каменной стене. Ей казалось, что ее отхлестали по щекам. Ощущение чудовищной несправедливости не покидало ее уже несколько дней. И только что случившееся – это просто предел! Она не может больше терпеть такого неуважения к себе! Женщина почувствовала подступающие слезы и нервно оглянулась: куда она может спрятаться, чтобы ее никто не видел? Если Тарис ждет в спальне, она туда не пойдет. Не хочет, чтобы он видел ее слезы, ее слабость. Кто придумал гордость? Кто придумал этого внутреннего монстра, терзающего и день и ночь? Кавада знала все дворцовые ходы и выходы лучше кого-либо. Прошла во внутренний дворик, где шумел фонтан. Вот и беседка, увитая плетистыми розами. Запах цветов почему-то еще больше терзал сердце. Разрыдалась… Наконец она могла плакать громко. Здесь можно было не бояться, что кто-то ее услышит или увидит. Она не сдерживала всхлипываний. Как больно… Только-только показалось, что жизнь может улыбнуться ей, и снова все рухнуло – из-за этой тощей, наглой и грубой чужестранки. Кавада пошарила руками по платью: в карманах платка не оказалось… Как хорошо, что ее никто не видит! Она уже подняла подол, чтобы высморкаться в него, как вдруг прозвучал тихий голос: – Возьмите мой платок. – Кто здесь? – женщина вздрогнула всем телом. – Не плачьте. Ваши слезы разрывают мне сердце, – произнес кто-то почти рядом с ней. Теперь этот голос показался знакомым… – Господин Верон? – Да, это я… Я часто провожу время в этой беседке, здесь так тихо и хорошо… Вода и розы стали моими друзьями, возможно, единственными искренними друзьями в этом городе. Вода дарит мне прохладу и успокаивает мысли, а розы наполняют сердце чувствами – любовь, печаль… Они не обманут и не предадут, как люди… «Какой у него приятный голос», – Кавада никогда раньше не обращала внимания, как он говорит. Его рука дотронулась до нее, она ощутила мягкость ткани, молча взяла протянутый платок. Ей было так горько, что даже не было стыдно. Громко высморкалась. Платок хранил запах духов: муската, ветивера… – Какие… какие у вас хорошие духи. – Да… Запахи – моя слабость. Я потратил долгие годы на поиски парфюмера, который смог сделать те духи, которые я хотел. Их аромат немного крепок, но если они вам нравятся, я буду счастлив передать флакон в подарок такой великолепной женщине… – Спасибо, – голос собеседницы стал учтив, как всегда. – Да, они мне нравятся… – Вы были удивлены, увидев меня в рядах заговорщиков? – Да… я не думала, что вы с нами, – надо взять себя в руки. Почему в мире нет места, где можно просто выплакаться, не боясь, что кто-то окажется рядом? – Я извиняюсь от всей души, что оказался здесь до вашего прихода. Не сумел незаметно уйти и стал свидетелем ваших слез… Если я могу чем-то помочь – с удовольствием сделаю все, только скажите. Он никогда не был так учтив с ней. Они были знакомы много лет, но не были ни друзьями, ни даже просто хорошими знакомыми. Да практически никогда и не разговаривали. – Вы… вы очень любезны… Извините меня за мою несдержанность. – Нет-нет, не извиняйтесь! Это вы извините, что я оказался не в том месте и не в тот час. Если хотите, я уйду… «Да, я хочу, – кричало ее сердце. – Я хочу, чтобы ушли все. Навсегда. Опустите занавес, и пусть тьма поглотит все вокруг. Или… меня». Проклятая учтивость… Почему она не может быть такой резкой, почему не может себе позволить быть такой же нервной, как эта иностранка?! Проклятые манеры… проклятое воспитание… проклятая жизнь… – Нет, что вы! Вы, в конце концов, пришли первым. Спасибо за платок. Извините, я унесу его, наверное… А про себя подумала: «Не отдавать же тебе его совершенно мокрым от моих соплей! Какая гнусная ситуация…» – До свидания, – вежливо произнесла вслух Кавада. – Погодите, – он поймал ее за руку. – Мы никогда не разговаривали, но я много наблюдал за вами. Возможно, вы даже не замечали меня… «Боги, о чем он говорит? Как можно не замечать первого министра?» – она пыталась аккуратно освободить руку, но собеседник держал ее крепко. - Я думал: «Какая красивая, какая умная, какая воспитанная женщина… Как, наверное, должен быть счастлив тот, кто держит ее в своих объятиях». «Что это? Признание в любви?» – она не верила своим ушам. Они сидели и молчали. После ошеломивших ее слов Кавада перестала плакать. Верон наконец-то отпустил ее. Тихо журчала вода, едва шелестел листьями ветер… «Как хорошо, – вдруг подумала она. – Но мне надо идти…» – Даже если вы это сказали, чтобы утешить меня, все равно спасибо, – ей пришлось все-таки шмыгнуть носом, как глупенькой девочке. Она постаралась ускользнуть от него так быстро, как только возможно. И все же успела услышать за спиной тихую фразу: «Это не слова утешения». Как понять его? Кавада ни на мгновение не верила, что это правда. Она знала Верона двенадцать лет – с тех пор, как попала в замок. И никогда, никогда не чувствовала, что у нее здесь есть друзья. Она ощущала себя такой потерянной, как упавший и засохший лист зимой, несомый ветром по снежным заносам, не сумевший вовремя умереть. Была так одинока, пока к ним в город не пришел Эрланд… Женщина неслышно скользила по коридорам замка. Какие-то звуки, шорохи, шумы… Какой ненавистный замок! Какая ненавистная жизнь! Вот и ее комната. «Хоть бы его не было, – подумала она в отчаянии. – Силы небесные, сделайте так, чтобы его не было!» – Где ты была? – раздался недовольный голос со стороны кровати. – Разговаривала с Вероном. – О чем? – О звездах… Это была почти правда… Итак, он уже в постели. Раздеваясь, Кавада постаралась насухо вытереть глаза. В спальне была кромешная тьма. Но ей и не нужен был свет. Она могла танцевать здесь с завязанными глазами. Заставила себя лечь… Ее обняли сильные, горячие руки. Влажный рот коснулся плеча. – Я заждался тебя… Кавада приказала себе забыть, кто она… Забыть свои мысли, надежды, мечты… Эти руки не могли согреть ее. Она представила себе другого на его месте – мужчину с длинными каштановыми волосами и внимательными серо-зелеными глазами… как у Эрланда. И привычным движением обхватила Тариса. Какая у него мускулистая спина! Картинка в воображении висела застывшим призраком. Внутри все задрожало от жуткого несоответствия желаемого и реального… Перед ее мысленным взором вдруг всплыло другое лицо: прямой нос, сильный подбородок с ямкой, холодный взгляд светлых глаз, высокий лоб. Варг… У него должна быть такая же мускулистая спина. Фантазии, как всегда, помогали жить. Она отдалась мечтам, уже теплея в руках того, у кого лица не было…Эрланд вошел к новому командующему, как только слуга отнес недоеденный завтрак. На нем уже не было дешевого плаща. Черная, без украшений, но из дорогой ткани и хорошего покроя одежда. Он был худ, высок и строен и, вероятно, старше Варга. Темно-каштановые волосы, зачесанные назад, спадали ниже плеч крупными локонами. Двигался энергично, но плавно. – Я слышал о вашем поединке. Мне очень жаль, что это произошло. Эда владеет смертельным оружием и иногда его не контролирует, – и покачал головой, словно осуждая. Варг внимательно следил за его лицом, скорбно поднятыми бровями. – Оставьте, Эрланд. Это же вы ей приказали… – Вы ошибаетесь, мой друг. Эде невозможно что-либо приказать. И с чего бы мне отдавать такие распоряжения? – колдун удивленно на него посмотрел. – Мне это тоже было бы интересно узнать. Зачем? Вам не понравилось, как я вел себя на устроенном вами совете, или вы хотели мне показать, что я у вас в руках? А Эда подчиняется вам, и если вы даже не приказываете, то очень хорошо ею управляете. – Эда сама решила вас проверить, ваше умение вести бой, – Эрланд присел прямо на постель Варга. Похоже, они ошиблись в этом драаге. Или наоборот – не ошиблись?.. Такой человек очень ценен. Не только своей силой и авторитетом, но и умом. – Это она вам сама сказала? – бывший гладиатор усмехнулся. Он его обманывает или обманывается сам? – Да. Я ей дал понять, что выводить вас из строя было непозволительной глупостью в настоящее время. Варг заметил, как он сказал «в настоящее время»… – И Каваду ко мне подослали тоже вы? Или Эда сама ее пригласила, а потом с ней сцепилась, как кошка? В глазах Эрланда мелькнуло удивление, на этот раз искреннее. – К вам приходила Кавада? Варг почувствовал, что сболтнул лишнее… Колдун прикрыл веки и после непродолжительной паузы продолжал: – Кавада –хороший доктор. Женщина, ближайший круг которой последние годы составляли правящие этой страной. Она в курсе многого… Нет, я не присылал ее к вам. Если вы не забыли, я сам лекарь. – Вот именно. Но не вы пришли лечить меня вчера, когда случился этот инцидент. Почему? – Я пришел вас чисто по-человечески проведать, а вы обрушили на меня нападки и подозрения. Мне жаль, что у нас не получилось простой доверительной беседы. – Простой доверительной беседы? О чем?! – О положении вещей в стране, о необходимости собрать армию, о вашем месте в ней… С этими словами Эрланд, подойдя к сундуку за спиной Варга, взял стоявший на нем кувшин и поднес воду к изголовью кровати. – Отдыхайте. Если послезавтра не сможете ходить, вами займусь я…
Варг проснулся от того, что кто-то упал на его постель. С трудом открыл глаза. Солнце заливало комнату уже не горячими лучами. День клонился к вечеру. Он недоуменно похлопал веками. Как он мог так уснуть? – Она их умотала! – лицо Двана было веселым. – Ты спал? Извини, что разбудил. – Да, похоже, что я проспал весь день. Ему подмешали снотворное. В воду, в завтрак? – Эда вас тренировала? Что она делала? – Показала прием фехтования, который никто не знал. Потом продемонстрировала отличный борцовский трюк. А затем мы бегали. – Бегали?! – Бегали. И она назвала нас сбродом. – И ты бегал? – Нет, к счастью. Эда сказала, что старые и больные не бегают. А у меня немного не в порядке бедро еще с того дня. – Так и сказала «старые и больные»? – Да. Варг задумался. Она подрывает его авторитет. – Дван, у меня к тебе просьба. – Да, дружище. - Ты помнишь эту женщину из замка, которая была у меня вчера? Каваду… – Черненькую и хорошенькую? Помню, хотя и не знал, как ее зовут. – Найди ее и попроси ко мне прийти. – Даже если я ее найду, то как приведу? Похоже, что Эда командует, а она, если я правильно помню, приказала ей здесь не показываться. – Вот именно. Пока Кавада будет у меня, затейте заварушку в казарме. Скажи Эрику и Вану устроить потасовку. Найди Эду и позови разобраться. А ребятам скажи, чтобы ей не подчинялись. – Ты шутишь? – Дван отстранился на локте, удивленно на него посмотрел. – Да она поубивает половину! – Не поубивает. Поверь мне. И заодно дай от меня поручение Эрику: постараться понять, против скольких она может выступить в ближнем бою. Где ее предел? Понял? – Понял, – друг прищурил единственный открытый глаз. Ах, как была непроста свободная жизнь!
Кавада склонилась в поклоне. Сегодня на ней было темно-каштановое платье, выгодно оттеняющее молочную белизну кожи. – Вы меня звали? Варг снова не смог сдержать восхищения: «Какая красивая женщина!» И представил ее в руках графа Бена… Как с ней себя вести? Как ее не испугать? – Да, – он поднялся на локтях в постели и поморщился от боли. Кавада взмахнула ресницами, устремив на него черные глаза. Они были совершенно непроницаемы, и сама она была воплощенная вежливость. – Я понял, что мне подсыпали снотворное, – он решил действовать прямо, без обиняков. Времени на уклончивую беседу не было. В любой момент сюда могли зайти Эда, или Эрланд, или еще кто-то. Вообще удивительно, что она пришла. – Вы могли бы попытаться определить, куда: в воду или в еду? Варг кивнул головой на кувшин, так и оставшийся там, где его поставили – на стуле у изоловья кровати. – Почему вы так думаете? – Я проспал весь день. Уснул, как в омут провалился. Не помню у себя такого тяжелого, долгого сна. – Возможно, просто сказалась усталость? Вы, наконец, позволили себе расслабиться… У вас сильно травмирован сустав. Итак, Эда таки основательно вывела его из строя. Осталось понять, кто подмешал снотворное. – Нет, это не усталость. Вот этот кувшин, на стуле… Могли бы вы мне сказать, чистая ли там вода? Она поколебалась: – Хорошо. Я сделаю это. У нее не просто вежливое лицо – у нее очень умное лицо. – Вы считаете, что мне повредили ногу специально? – он решил еще раз рискнуть, спросив напрямую, чтобы сомнений больше не было. – Я не волшебница, чтобы проникать в мысли людей или заглядывать в прошлое, – подняла брови Кавада, стараясь не смотреть в глаза собеседнику. – Вы врач? – Я умею лечить людей, но я не врач. Я астролог. – Она повернула голову в сторону окна. Внизу нарастал шум: слышались звуки бегущих ног, крики, лязг оружия. – Извините, но мне надо идти. А пробу воды я сделаю. Кавада вытащила из кармана юбки граненый пузырек с прозрачной жидкостью и вылила несколько капель в воду, которая мгновенно потемнела… Улыбнулась и, ничего не говоря, выплеснула содержимое графина в стоящий под медным умывальником таз. Варг невольно залюбовался грациозностью ее движений. Эта женщина неотразима. Она повернулась и вышла. Кто прикасался к кувшину с водой? Эрланд! Это он его зачем-то поднес к изголовью кровати, повернувшись при этом к нему спиной. Сомнений больше не было. Эти двое действовали вместе: Эда уложила его в постель, а колдун для верности усыпил.
Эда пришла, когда крики за окном стихли и наступила ночь. Вошла со стороны окна и без каких-либо слов приветствия направилась прямо к кровати, бесцеремонно откинув одеяло… Ее манеры не отличались от поведения его солдат. Варг отложил книгу, принесенную слугой еще с утра. – Ты умеешь читать? – Тебя это удивляет? – Да. Хотя, впрочем, какая разница… А что ты читаешь? – она заглянула сверху, внимательно скользнув глазами по тщательно нарисованной карте. – Современное административное деление Валласа, – пробурчал Варг. Зачем он ей отвечает? Ему совсем не хотелось с ней разговаривать… - Ты не шевелил коленом? – Нет. Она склонилась над ногой, ощупывая ее. – Опухоль спала, – сказала, словно обращаясь к себе самой. – Расскажи, как ты получил эту травму. – Ты меня ударила, чтобы нарушить положение костей. Или нет? Девушка подняла на него глаза. Мгновение они смотрели друг на друга. – Я спрашиваю, когда первый раз тебе повредили этот сустав? – Много лет назад, когда я еще толком не умел сражаться, надсмотрщик ударил меня тяжелым мечом плашмя по колену. Мне показалось, что нога выгнулась в обратную сторону… То же самое сделала ты. Она снова начала ощупывать травмированное место. – Мне сказали, что ты заставила солдат бегать. – Да. Спасибо, что приказал Двану помочь мне. Совершенно неуправляемый сброд. Они умеют махать мечами в ближнем бою, еще не забыли, что значит ходить, но никто из них не умеет дышать. – Дышать? – Варг не понимал, о чем она. – Да. Без дыхания нет воинского искусства, без дыхания бой превращается в обыкновенную драку. Я сделаю тебе больно. Ты сможешь не дергать ногой, или мне позвать кого-то, кто будет тебя держать? Он перебирал в голове ее слова: «Без дыхания бой превращается в обыкновенную драку». Она владела искусством боя, которое им было недоступно – техникой, которая позволяла ее женскому телу побеждать сильных мужчин… – Ты можешь сделать мне больно, я не буду дергаться. Но помни, что у тебя остался один день. Эда вопросительно подняла брови. – Иначе я позову другого доктора, – увидев, как изменилось лицо воительницы, он пожалел, что решил ее поддразнить. – Это женщина графа Бена, – губы девушки презрительно скривились. – Она не покинет замок с армией, останется здесь. Если ты дашь Каваде прикоснуться к тебе, я умываю руки. Пусть, если великому Варгу понадобится помощь в походе, ему вправляют суставы деревенские коновалы. Если тебе, конечно, удастся иx разыскать. Кстати, а ты в курсе, что вечером в казарме случилась потасовка? Эда не смотрела ему в глаза, ощупывая ногу. - Еще нет, – он изобразил на лице удивление и повысил голос: – Что там произошло? Она все время хотела его оскорбить, и он чувствовал это. – Драаги подрались. – Бывшие гладиаторы, – Варг сделал ударение на первом слове. Девушка высокомерно вскинула брови. – Твой сброд подрался, – повторила она с насмешливой улыбкой. Он снова решил пропустить оскорбление – пока что… – И что? Их разняли? Кто-то ранен? – Да, разняли, спасибо Страшиле. Никто серьезно не ранен. Лучше, чтобы ты был с ними. Варг почувствовал удовлетворение. Итак, она не справилась с его ребятами. – Графу Бену, – поправил он ее спокойно. И продолжал: – Это зависит от тебя, не так ли? Или лечите меня вдвоем, а то и втроем. Эрланд ведь тоже знает толк в медицине. – Она тебе понравилась? Он сделал вид, что не понял вопроса: – Кто? – Кавада. – Ее прикосновения мне нравятся больше, чем твои. – Мне абсолютно все равно, кто касается тебя и кого касаешься ты. Ты нам нужен как воин. Если она тебе понравилась, можешь пригласить ее к себе в постель. Но лечить она тебя не может. Лечить тебя буду я. И помни: она женщина Страшилы. А он ревнив… и не слабее тебя. Она обозначилась прямо: «Ты нам нужен как воин». Он должен организовать людей, с которыми никто не может справиться. Когда он это сделает, он уже не будет нужен… Сказал как отрезал, злясь на ее слова: – Она меня не интересует. – Понимаю… Тебя интересуют мальчики. Эда рванула на себя его голень, нажимая на колено пальцами, выворачивая наружу. Варг едва удержался, чтобы не дернуться. Боль свела зубы. – Ты мне ногу сломала! – Нет. Я поставила ее на место. Девушка туго бинтовала выпрямленную конечность. – Ты очень хороший воин… очень, – она внимательно смотрела на него. – Ты зол на меня. - Нет, я тобой восхищаюсь, – в его тоне были и насмешка, и чистая правда. – Как тебе удалось? Как тебе это удалось? – Эда села на край кровати и провела рукой в воздухе, как бы описывая дугу. – Что «это»? – Ты увидел меня в полете. Ты был быстрее меня… Варг усмехнулся и вдруг решил спросить: – А как тебе удается быть текучей водой? По колену растекался жар. – О-о-о… ты заметил. Это особое искусство, которое держат в глубокой тайне, – Эда словно сомневалась, что говорить дальше. Ее голос больше не был ни насмешливым, ни презрительным. А глаза стали задумчивыми… Она тряхнула головой, встала. – Отдыхай… Завтра нога болеть не будет. Но старайся не нагружать ее еще пару дней. Скоро армия выступит в поход, Эрланд тебе все расскажет. Я больше не приду, можешь взять к себе в постель мальчика. Эда ушла так же, как обычно, как и пришла – через окно, не оборачиваясь. Но она сказала достаточно. Его устранили с общего собрания… Он слишком много говорил на первом? Или он не должен все знать? Отведенная ему задача определилась: он возглавит полк, объединит народ славой непобедимого драага и не смеет мешать тем, кто все это организовал. С этой целью ему дали свободу. Ни Эда, ни Эрланд не друзья ему… Было уже за полночь, когда еще двое проскользнули к нему в комнату. Он больше не спал, читал. Какие хорошие во дворце свечи! Факелы в подземелье цирка освещали помещение хуже. Вошедший блеснул бритой головой. За ним стояла женщина. Эрик снял с нее капюшон, освободив роскошную каштановую шевелюру. Винта заметно нервничала. Она была очень бледна. – Покарауль за дверью, – еле слышно сказал Варг. И, вспомнив, куда входит Эда, добавил: – Но прежде закрой окно. Жестом он пригласил женщину сесть. Та беспокойно сжимала руки и не смотрела ему в глаза. – Я знаю, что ты связана с Эдой. Она начала краснеть. Итак, он не ошибся. – Скажи цену за свой ответ – любую цену. Ему даже в голову не пришло, что Винта может попросить денег. А вдруг она их попросит? – Нет, с чего это вы взяли? - Ты ее боишься? – Я никого не боюсь. Я ее не знаю. – Она назвала вас дешевыми шлюхами, она оскорбила вас… – А что, мы разве не дешевые шлюхи? – женщина наконец взглянула ему в лицо. Варг никогда не видел ее такой. Женщин приводили к гладиаторам раз в месяц, и Винту он знал года три. Ни о каком стеснении речи быть не могло. Она боялась. Но чего или кого? Его? Эду? Он просто обязан узнать все, что ей известно! Как? Что ей предложить? – Ты хочешь уйти из борделя? – Уж не вы ли мне поможете? – она расправляла пальцами платье на коленях. Раньше они были на «ты»… – Если ты мне скажешь все, что тебе известно про Эду, я тебе помогу. – И… и что же я буду делать? В голове у него зрел план: – Ты пойдешь служанкой к астрологу. Хочешь? Винта снова подняла глаза и уже их не отводила, напряженно всматриваясь в лицо собеседника. – Который будет меня иметь, как ему угодно? – в ее голосе была насмешка. Она выпрямилась на стуле. Казалось, что-то в ней противится всему, что требует Варг. – Астролог – женщина. Ты будешь жить во дворце. Как распорядишься своей жизнью потом, сама решишь. Или можешь присоединиться к обозу. Армия выступает из столицы через несколько дней. Я веду полк. Будешь готовить солдатам, если хочешь остаться с Эриком. – Вы действительно можете пристроить меня во дворец? – Да, – ему не было стыдно за свою ложь. – Хорошо… Эда пришла накануне днем. Перед той ночью… ну, вы знаете какой. Она была одета как богатая чужеземка и… попросила женщину. – Что значит «попросила женщину»? – Ну… она сказала, что не любит мужчин, что предпочитает женщин… «О, боги, ну и нравы!» – подумал Варг. – Продолжай, пожалуйста. – Мы все собрались в гостиной. Эда прошлась, заглянув каждой в глаза, и выбрала меня. Щедро заплатила, вывела из борделя. Попросила, чтобы я показала ей пляж, где можно купаться так, чтобы нас никто не видел. Мы плавали, лежали на солнце… Варг боялся пошевелиться… - Потом сказала, что хочет пойти с нами к гладиаторам, чтобы переспать с тобой… простите, с вами. Что это ее мечта, уже несколько лет. Что ваша слава достигла других стран… – Откуда она? – ему все-таки нужно наконец это уточнить. – Говорила, что из далекой страны. Что за великой степью, которую охраняют женщины-воительницы, есть страна со снежными горами и зелеными долинами, где живут самые сильные воины в мире. – Она назвала страну? – Да, только я не запомнила… честное слово. Я ответила ей, что ты… вы… не любите женщин, и если она пойдет с нами, никто не может быть уверен, что ее не возьмет любой из драагов… Она сказала, что это ничего, это приключение… мол, ее каприз… и дала мне денег. – Это не все, – он видел, что Винта не договаривает. – Мы обсудили, каким образом Эда проникнет к нам, и я спрячу ее в своей комнате. А вечером она пойдет в цирк. Пообещала, что если никто из девушек не выдаст ее ни до, ни после, деньги получит каждая… потом… много денег… А если я ее выдам, – женщина подняла на него потемневшие глаза, – она меня убьет. Наступило молчание. Похоже, это была вся информация. – Она уже выполнила обещание? – Да… вчера утром. Эрик увел посетительницу. Варг перебирал в голове один за другим возможные варианты встречи с Кавадой. Надо уговорить ее взять к себе служанку… Он сам не понимал, как ему в голову пришла эта идея, на которую так быстро клюнула Винта, действовал по наитию. Боги или демоны озвучили это предложение, но ход оказался верным. И вдруг вспомнил, что забыл спросить: так занимались ли они любовью, Винта и Эда? Хотя разве это важно?..
Глава восьмая ЗАБЫТАЯ ДИНАСТИЯ ДАВИКУЛЮСОВ
Ландос прогуливался по галерее замка – деревянному переходу из одной башни в другую. Толстые, темные бревна тянутся вдоль стен, покрывают пол. Кажется, что это каменные балки. Никаких украшений… У них на севере люди вырезают орнаменты на дереве, раскрашивают его. В их холодном крае дома наполнены цветами и красками, а здесь, где больше чем полгода ярко светит солнце, помещения скучны и однообразны, как будто живущие в них люди лишены фантазии. Только узкие открытые окошки, скорее бойницы, прорезаны в дереве вдоль всей галереи. И лучи восходящего солнца пронизывают скучное пространство, пересекаясь на полу движущейся мозаикой. Так странно видеть эти почти живые, дрожащие солнечные пятна на мертвом, потемневшем от времени дереве, почти превратившемся в камень. В переходах дворца стоит запах цветущих розовых деревьев, украшающих внутренние дворики замка. Какой диссонанс вступающей в летнюю пору природы, высокого неба, яркого солнца, благоухающих бутонов и бескрайнего моря с нищим населением страны! Как выглядит народ, он заметил в цирке, когда их проводили по арене перед ожидаемым боем: ветхие одежды, дешевые ткани, худые лица. Люди во дворце совсем другие, как будто из другой страны. Какая пропасть между народом и теми, кто обслуживает знать! У них в Аруте нет господ и рабов, нет богатых и бедных, нет каст. Увидит ли он свой родной край? Ландос вспомнил, как пару месяцев назад встретился со старой, совсем седой колдуньей. Гнал оленя в заснеженном лесу, как вдруг лошадь оступилась в глубоком снегу, и он не удержался в седле. Поскользнулся на обледенелом склоне и скатился в овраг, ломая сухой зимний кустарник и мертвые обледенелые стебли, чудом уцелевшие после короткого лета. Упал прямо под ноги высокой старой женщине, одетой в мужскую одежду из волчьих шкур. На ногах у нее были короткие лыжи, за спиной – котомка, сшитая из такого же жесткого желто-серого меха, как и все ее облачение. Она опиралась на посох из белого дерева. Как будто ждала его… Очень худое и очень белое лицо с яркими голубыми глазами склонилось над ним… «Север под угрозой, – сказала ведунья на языке коренного народа Арута. – Прогони самого близкого и уводи людей в лес». Сверху раздался крик – его братья увидели коня без всадника. Он поднял голову, отозвался и замахал руками. Когда Ландос опустил взгляд, никого рядом уже не было. Тогда он ничего не понял… Оглянулся, разглядывая следы лыж. Братья тут же сбросили ему веревку, и он поднялся, не обратив особого внимания на это маленькое происшествие. Никому ничего не сказал, но по возвращении попросил Миру бросить руны… Они показали конфликт, переосмысление прошлого опыта – ничего особенного… Сейчас выяснилось, что им подмешивали яд. Кто? Кто-то из братьев? Непохоже… В плен попали все. Каждый мог умереть на арене или в пути… Неужели Мира? Его любимая, мать его детей? Кто у него самый близкий? Конечно же, жена… Ландос отмахнулся от этой мысли. Нет, этого не может быть! Кто-то из слуг, кто-то с кухни… Самое страшное, что предатель не обнаружен. Он продолжает жить среди тех, кто ушел в леса, возможно, продолжает предавать и убивать… или отравлять. – Доброе утро, Ландос. Это Чадер догнал его. Какой встревоженный у него взгляд, как он похудел… Юноше едва исполнилось двадцать два года. Этой зимой похоронил отца, уже овдовевшего, и жил один в самом маленьком южном сторожевом замке. Его сосед, граф Бен, никогда не наведывается в свой дом на границе с Арутом. Но люди говорят, что имение графа поддерживается в жилом состоянии… Сегодня они договорились встретиться в зале сразу после пробуждения. Каждый спит отдельно, их спальни разбросаны по всем четырем башням дворца. Замок полон звуками шагов, чужими людьми, чужими обычаями… – Здравствуй, Чадер. Ты плохо выглядишь. Никто из них не выглядит хорошо. Побелевшие за зиму лица посерели от яда, добавляемого им в пищу неизвестно кем, вокруг глаз легли синеватые тени, губы лишились красок. Сам Ландос почти постоянно чувствует тошноту и горечь во рту. Уже здесь, в замке, женщина-доктор дала принцам Севера противоядие. Братья говорят, что им сразу стало лучше. Но не ему… Или это жизнь уходит из него? – Не спал, – ответил юноша. Чадер – один из тех, кто вернется домой. Кому позволили вернуться домой. С момента их освобождения в цирке они не оставались наедине и почти не разговаривали. Их сделали правителями, но на самом деле рыцари ощущали себя заложниками… Кто-то неслышно подошел сзади, положил руки им на плечи. Фада… Как он грациозно и неслышно движется, несмотря на то, что широк в кости и коренаст. И при разговоре почти не открывает рта, голос раздается, как из глубокого грота. – Братья, меня не покидает ощущение, что мы в плену. Если раньше это был плен явный, то сейчас все это напоминает театр, где жертв посадили на трон… – Вы слышали, как он сказал: «Я – Эрланд. Просто Эрланд», – заговорил быстрым шепотом Чадер. – Ясно, что это не настоящее имя. Кто он? Его манеры, речь, его планы, то, наконец, как он организовал переворот, выдают ум острый, коварный, характер цепкий, властный… - У него есть и воспитание, и образование, и в нем чувствуется порода, – подхватил Фада. – Я готов побиться об заклад, что он принадлежит к одному из древних родов. – Если он из Давикулюсов, почему тогда не назвал свое имя и не сел на трон? – возразил Чадер. – Зачем объявлять правителями чужестранцев только потому, что они являются родственниками свергнутой правящей семьи, если сам являешься наследником? – Я не сказал, что он является потомком Давикулюсов. Я заметил лишь, что в нем, вероятно, течет кровь одного из древних родов, – повторил свои последние слова Фада. Он самый лучших охотник среди братьев, настоящий следопыт. И сейчас он идет по следу, стараясь разобраться в том, что происходит вокруг, чему они все стали свидетелями. – Во время предыдущего переворота захвативший власть Травал постарался уничтожить всех представителей благородных фамилий, опасаясь противостояния. Практически весь Валлас был поделен заново, а Тареш вообще разрушен и сожжен. В старой столице Вирсандии не осталось ни одного целого дома, – уточнил Ландос. – Но можно ли быть уверенным, что во всей большой стране не осталось никого, кто может оспорить право на престол? Я так не думаю… Кто-то спасся, кто-то бежал на юг, кто-то уцелел под чужим именем. И с этим Эрландом какая-то загадка – что-то тайное, сокрытое… Фактически он управляет всем. Почему ему самому не назвать себя правителем, если он имеет права на престол? – продолжал размышлять Фада. – Значит, он не имеет права на престол, – нахмурил белый высокий лоб Чадер. – Но все равно странно, что он упорствует, оставаясь, практически, анонимом. – Есть еще один человек, который не назвал свое настоящее имя, – задумчиво произнес Ландос. – Гладиатор, – глухо пророкотал охотник, почти не раскрывая рта, подхватив мысль брата. – Да, Варг… Ты видел, как он себя вел? Он не робел перед нами, на наш поклон лишь склонил голову, указывал командующему гарнизоном столицы, что тому делать, перебивал Верона. Варг в курсе всего происходящего в стране, и это будучи за решеткой! Годы рабства не испортили ни его манер, ни его ума. Если и остались на свете Давикулюсы, то это он. - Ты думаешь, что наследника свергнутого императора могли держать рабом все эти годы? Не опасаясь побега, предательства, заговора? Ведь он фактически любимец народа – непобедимый Варг! – возразил Ландос. – Нет, слишком большой риск. Я готов согласиться, что он один из военачальников Империи, но не ее наследник. – Вы видели, как его устранили вчера, когда рассматривали путь движения войска? Зачитывали письма и донесения, переданные с гонцами? Казалось бы, что все люди, причастные к управлению армией, должны быть на совете. Даже если он был болен, как нам сказали, совещание можно было отложить или доставить его туда на носилках. Но нет, все решили граф Бен и колдун Эрланд. Изду, как командующего, поставили в известность… Нет, Варгу отведена конкретная роль: собрать мужчин страны, объединить Валлас, провести основные сражения. Потом его устранят. – Гладиатор – ценный человек. Может, мы сможем найти с ним общий язык? Те, кто кажутся зачинщиками переворота, не друзья ему… как и нам. И вы видели, что граф Бен не отрывает от него глаз? – Но почему он тогда отказался назвать свое настоящее имя? – не успокаивался Чадер. – Если он действительно последний уцелевший из семьи императора, он может опасаться, что у него нет свидетелей – нет никого, кто может подтвердить его слова… либо просто из осторожности. Возможно, он решил выждать, прояснится ли ситуация. – Я согласен с тобой, – Фада привлек их руками еще ближе друг к другу. – Ландос, неужели ты действительно думаешь, что кто-то из семьи императора спасся? – Мы не знаем, пока не знаем… Дэрон Серв Давикулюс, могущественный владыка, перед смертью завещал Империю единственному сыну, Дэву, который правил всего три месяца. Его убили вместе с женой и детьми в первую же ночь свершившегося переворота. Их мертвые тела были выставлены на площади на всеобщее обозрение… – У старого правителя было несколько детей: четыре сына и две дочери. Трое мальчиков умерли задолго до смерти отца. – Как они умерли? – вставил слово Чадер. События двенадцатилетней давности пришлись на его детство и казались историей. – Старший сын, Терик, скончался от ран, порванный медведем еще в ранней юности. Второй, Идиэр, не перенес лихорадки, свирепствовавшей во время прохождения черной кометы. У Дэва, ставшего императором, был брат-близнец Тимур, утонувший во время охоты за много лет до кончины отца. – А девочки? – Одна умерла в родах вместе с ребенком, а другая сорвалась в пропасть. Ее кобыла понесла в горах. – Тело нашли? – В том-то и дело! Травал побеспокоился показать народу останки членов императорской семьи и их кровных родственников, а из шести детей Дэрона Давикулюса троих не обнаружили: старшего сына, брата-близнеца последнего императора и младшей девочки. А трупы… ты знаешь, есть искусство, позволяющее их преображать. Возьми любого мертвеца, покрась волосы в нужный цвет, немного порежь лицо, потом все это покрой кровью и грязью, одень в просторные одежды и можешь объявлять тело чьим угодно. Невольно они замедлили шаг. Их обогнали два солдата. Все трое рыцарей остановились у конца галереи, подойдя к последнему открытому окошку-бойнице. Солнце быстро поднималось, и лучи, пронизывающие длинный коридор, уже не образовывали ковровой дорожки на черном полу. Стало совсем светло. Отсюда была видна юго-восточная часть Ван-дервилля с рыночной площадью и длинными причалами порта. Узкие улочки столицы покрылись идущими, бегущими, беседующими людьми. Ветер, дующий со стороны рынка, принес запах жареной рыбы. – Императорская семья вырезана, – продолжал Фада. – Травалы постарались, чтобы наследников династии не осталось. – Это то, что знают все. А как оно на самом деле – неизвестно… В нас их кровь, – медленно проговорил Ландос. – Много?.. Крови Давикулюсов? – снова задал вопрос Чадер. – Очень мало. Наш дед взял в жены женщину из их рода, она стала матерью семерых. – Почему ему позволили на ней жениться? – Это была часть далеко идущего плана. Сейчас мне кажется, что правящая семья несколько поколений готовила смену власти в Аруте. И если бы не переворот, учиненный двенадцать лет назад, возможно, у нас уже тоже были бы хозяева и рабы, касты, богатые и бедные. – Как ты думаешь, Ландос, в исчезновении королевы Севера и ее дочери кто-то виноват? – Кто знает… Старый император, умерший за три месяца до крушения Империи, был последним, кто посетил королевскую усадьбу накануне пожара. Даже если она действительно сгорела тогда вместе с дочерью, странно, что никого не осталось в живых из воинов. – Да. Как и странен этот визит, после которого и случилось несчастье. И не успевший отойти далеко со своим войском Дэрон Давикулюс поставил правителями Арута нашу семью. Хотя мы лишь выполняем волю народа… – И с той поры Север стал платить дань Империи… – Это правда, – поддержал брата Фада. – Пушнину, серебро, камни мы отправляли в старую столицу. С переворотом, устроенным Тра-валами, Арут отъединился и перестал платить дань, да и Вирсандия оказалась разрушена… Прошло двенадцать мирных лет, пока Валлас снова не добрался до нас. Если ты останешься управлять им, нас могут ждать следующие спокойные годы. – Не думаю, что мне дадут управлять, – покачал головой Ландос. – Да я и не уверен, что смогу… Я никогда не правил единолично. К тому же, до сих пор Эрланд явно показывает, что всем руководит он. – Из старой власти остались только граф Бен и министр Верон. Вир-зод и Грегор будут здесь, с тобой. Трое людей Арута против троих уроженцев Валласа… – Мы не знаем, кстати, уроженцы каких земель эти трое. Надо навести справки. Фактически с момента смены власти всем заправляет Эр-ланд. И, заметь, переворот затеяли неизвестные. И затеяли они его, опираясь на людей, которым стало нечего терять – солдат и гладиаторов. Страна разорена, и все катится к демонам… уже много лет… – А знать? Ведь кто-то поддерживал Травалов? – Все сторонники покойного императора были уничтожены, в стране новая знать. Бывшие управляющие Давикулюсов разобрали оставшиеся от Империи поместья, владения и старались перещеголять друг друга в мотовстве. Но выжимать из народа уже нечего, страна нищая… – Подожди, подожди… в кузницах куют железо, корабли бороздят море, женщины ходят в золоте… – Кузнецы, как и весь прочий люд, работают за гроши, – Ландос рассматривал людей на рыночной площади. – Я разговаривал вчера с солдатами гарнизона Вандервилля. Парень, беседующий со мной, чуть не плакал, рассказывая о бедах своей семьи. В столице нет ни одного целого корабля, ни одной работающей верфи. Если на Вандервилль вдруг кто-то нападет с моря, нет судов, способных выйти на защиту города. Золото отбирают друг у друга. Зачем, ты думаешь, сейчас эта война с Арутом? У нас еще остались богатства: леса, дичь, серебро, честные люди… Да, пока те, кто затеял переворот, действуют от имени справедливости… Даже дали власть в стране чужеземцам только потому, что в нас течет кровь Давикулюсов – мы ведь чужие для них. Меня назвали правителем страны, прекрасно понимая, что мне не нужна ни власть, ни что-либо другое. Чтобы продолжать в том же духе, надо в скором времени объявить найденным кого-то, в ком больше крови убитого императора, а нас… незаметно убрать со сцены, когда Валлас присоединит Арут. – Ландос, неужели ты веришь, что кто-то из свергнутой правящей династии жив? Во времена смуты всегда являются самозванцы… Они не могли стоять так целую вечность. По галерее прошел небольшой отряд солдат, какие-то женщины, пробежал мальчишка с корзиной, полной свежеиспеченных булок… – Фада, самозванцы обычно не являются. Их потом объявляют самозванцами – для истории, для потомков. Поверь мне… Мы нужны на переходном этапе. Когда станет ясно, как воспримет народ Валласа и феодалы государственный переворот, на трон будет посажен настоящий правитель. Мы ничего не решаем. Эрланд ведет переговоры с областями страны, Верон занимается финансами и экономикой, а граф Бен держит в руках армию Вандервилля. Бывшего гладиатора отправляют подавить сопротивление сторонников Травалов. И, скорее всего, из похода он не вернется… На всякий случай назначен нейтральный командующий, Изда, которого тоже легко сменить, или который сам так же уступит власть при первом удобном случае, как и я. И поверьте мне, просто поверьте – за этим переворотом стоят деньги, большие деньги. Кто-то оплатил сейчас обмундирование и пропитание солдат, пополнил казну так, что можно было объявить всем, поддержавшим свержение власти Травалов, освобождение от налогов на год! – Я тоже разговаривал со слугами, – Чадер зашептал горячим шепотом. – Эрланд был любимцем жителей Вандервилля. Но он совершенно беден! Он ходил пешком и одевался в рубище… – Пусть колдун ходит пешком и одевается в рубище, – засмеялся Ландос. – Но знаешь ли ты, сколько стоят одежды девушки-воина, которая с ним? Кинжалы, которыми она убила Даневана и королеву? Ее оружие? Лошадь? – Кто она? Его жена? Любовница? Дочь? - Скорее, телохранитель. И та, у которой деньги есть… в отличие от всех остальных. – В стране не осталось денег, – улыбнулся Фада. – Денег не осталось даже у аристократов… Бесконечные войны, вот уже двенадцать лет, разорили Валлас. – Нет, Фада, всегда есть кто-то, у кого исчезающие из всех кошельков деньги оседают в сундуках… Золото не превращается в прах. И потом этот кто-то придет и подберет всю страну, как упавший пояс. – Но осталась армия… – Чадер поднял голову. – С кончиной Даневана она оказалась обезглавлена. Армия Валла-са сейчас – раздробленные горстки бедноты вокруг аристократов, ненавидящих друг друга. Дезертируют все, кто может, по всей стране, в попытках успеть хоть как-то посеять, пожать, увидеть народившихся детишек и поправить покосившиеся заборы… Они снова замолчали. Каждый думал о своем. Ландос сделал им знак следовать в южную башню. По коридору сновали слуги, у дверей тронного зала стояли караульные.Ландос, Фада и Чадер вошли в зал. Остальные правители Арута уже собрались там, их лица были печальны. Грегор, самый крупный и сильный мужчина, подождал, пока все усядутся. Грузно поднялся и обратился к присутствующим: – Братья, трупы Дрома, Олгина и Эвора сожжены. Прах ждет, дабы быть упокоенным в нашей земле… – До нашей земли надо еще доехать, – глухо отозвался рыцарь с рукой на перевязи. На повязке расплывается бледно-розовое пятно. Орд был ранен в цирке, но смог присутствовать сегодня. Рука его постоянно кровоточила, как будто была нанесена отравленным оружием, препятствующим ее заживлению. Женщина, лечившая его, связывала это с действием яда, которым они все были отравлены. Второй раненый, Из-гун, не приходил в сознание, несмотря на все старания ухаживающих за ним. – Когда мы сможем отправиться в путь? – Как поправится Изгун, – ответил ему Ландос. – Вскоре станет ясно, организуют ли сторонники свергнутых Травалов сопротивление новой власти, будут ли кровопролитные сражения. Отряд латников Ван-дервилля проведет вас до границы с Арутом. – До нашего отъезда может пройти несколько лун. Теплое время закончится, дорога станет тяжелее, сложнее будет находить пропитание… - Вы не дойдете сейчас, – покачал головой Грегор. Он сам вызвался остаться в Вандервилле. Они выросли вместе – два двоюродных брата, воспитанные отцом Ландоса как родные. – Очень большой риск, что вас схватят по дороге, и мне даже страшно представить, что могут с вами сделать. – Как странно… Мы объявлены правителями страны, и мы боимся пройти через Валлас до наших владений, – грустно усмехнулся Фада. Открылась дверь, и в зал вошел Эрланд. Ландос подумал, что их недолго оставили одних. Каждый их шаг подконтролен. – Господа, я приветствую вас. Прошу прощения, что явился без зова. Но мне стало известно, что вы все в сборе, и я подумал, что могу ответить на вопросы, если они возникнут, – колдун сел за стол и улыбнулся. – У вас же есть вопросы, правда? Вы опасались их задавать в первый день. Вы не хотели их задавать вчера. Давайте устраним все несогласия и подозрения. Наступила тишина. – Самый главный вопрос – тот, на который вы нам все равно не ответите, – поднял голову Ландос. – Кто совершил переворот? Кто стоит за всеми этими событиями? Ваше имя, наконец! Эрланд поднял руку, как бы призывая его замолчать, ответил без промедления: – Переворот задуман и совершен представителями древних родов. Мир не так велик, как думают люди. Мое имя я вскоре назову. У меня есть причины пока его скрывать. – Представители древних родов не защитили семью покойного императора и ждали двенадцать лет, чтобы свергнуть управляющих, занявших престол? – проговорил поспешно Чадер. – И в одной семье бывают ссоры и несогласия, предательства и интриги… – Эрланд спокойно улыбался, обводя глазами северных принцев. – Если люди начинают идти на поводу своих страстей и желаний, то живи они хоть в рыбацкой хижине, хоть во дворце, ничего хорошего не получается. Старый император Дэрон Серв Давикулюс считал себя единоличным властителем едва ли не всего мира. Он потерял бдительность и возомнил о себе слишком много, испортил отношения из-за своей гордости и в своей семье, и среди приближенных к трону, и в среде государей разных стран. Старая истина: жизни правителей не принадлежат им. Тот, кто думает иначе, очень ошибается… Империя Давикулюсов была слишком большая. Император захватывал все больше и больше, не пытаясь на завоеванных землях задержаться и навести порядок. Везде оставались обиженные, несогласные, недовольные. Управлять страной, которую нельзя контролировать – все равно что хотеть от женщины верности, оставляя ее годами одну. Если ты не можешь посетить каждый дом, там созреет заговор… Трудно найти безупречных. Невозможно быть абсолютно уверенным в чем-то. Мы иногда не можем поручиться за самих себя… Было вполне логично, что в стране случилось то, что случилось. Но понадобилось время, чтобы забыть старые обиды, увидеть результаты свершившегося и собраться с силами. Вы никогда не управляли единолично и не знаете, что это такое. Я склоняю голову перед вами, – Эр-ланд обвел глазами собравшихся и продолжил, действительно наклонив голову: – За то, что вы выполняли волю народа – народа Севера. Вам неведомо, что такое злоупотребление властью. Верховному правителю трудно удержаться от соблазнов… Можете ли вы отказаться от лакомого куска, будучи сытым? Отвести от себя бокал доброго старого вина, хотя перед этим уже выпили – правда, дешевого и кислого? Отвергнуть красивую женщину, предлагающую себя, когда у вас имеются определенные обязательства? Можете ли вы простить ненавидимого человека? А любимого? А себя? Пока забывали старые обиды и собирались с силами, на землю Империи пришло запустение. Вирзод, еще не старый, но совершенно седой, с голубыми глазами и спускающимися по обе стороны рта серыми усами, перебил Эрланда: – Вы говорите о возрождении Империи? О новом объединении Вал-ласа, Тареша и Арута? – Да, – улыбнулся Эрланд. – Но Восток совершенно разорен! Даже башни и замки разрушены. Люди потеряли навыки работы на земле, стали кочевать с места на место. Срок их жизни сокращается, стариков становится все меньше и меньше, женщины рожают в раннем возрасте и раньше старятся! Они боятся всего: набегов воинственных соседей, диких зверей, песчаных бурь. Когда в сердца вселяется страх, из них уходит честь – люди превращаются в животных. Только щелкни бичом, и они дружно повернут туда, куда нужно погонщику… Тареш стал дикими землями, дикой степью. Эта территория будет бездонной дырой, уносящей и жизни, и средства. – Посмотрите на север, – ни в лице, ни в голосе Эрланда ничего не менялось. – Там никогда не было ни башен, ни замков. Люди всегда кочевали и не имели особого навыка ухаживать за землей, но не превратились в животных. Они не повернут туда, куда нужно погонщику… - Люди везде разные, – вдруг подхватил раненый Орд. – В Аруте они берегут своих женщин и детей, не выбрасывают еду, не открывают настежь окна, сберегая тепло домашнего очага. Северяне ценят дружбу и честь больше денег, всегда привечают странников… – Посели жителей Вандервилля в ледяных фьордах, и они тоже будут беречь друг друга и не будут выбрасывать пропитание, – возразил колдун. – Это не случится с тем поколением, которое переселится. Это может произойти разве что через много лет, когда южная кровь смешается с кровью жителей севера, а те, кто хранил пороки прошлого, уйдут в мир иной. И неизвестно еще, не отравят ли они кровь изначальную, – не соглашался раненый. – Что вы хотите сказать? – Эрланд положил руку на стол слишком шумно, выпрямился слишком резко. – Что не хотите помочь Валласу восстановить мир? – Нет! Мы не против мира. Мы против того, что выступаем орудиями неизвестного кого, что у нас завязаны глаза, – Ландос устремил свой взгляд на колдуна. – Мы против того, чтобы была восстановлена старая Империя. Потому что тогда дары Арута провалятся в бездонную яму Тареша. Пусть возродится Валлас без дани Севера. Земля этой страны достаточно богата сама по себе. А Восток… какое вам дело до него? Он граничит с Дра-вийским царством. Пусть его присоединяет южный шах, если захочет. – Вы не орудия неизвестно кого. В ваших венах течет кровь Давику-люсов, одного из благородных и древних родов, много веков назад создавших могущественную Империю. И у вас не завязаны глаза. Просто мое поле зрения шире. Когда страна будет объединена – а она будет объединена, – вы, если захотите, все вернетесь домой. И Тареш возродится! – Эрланд встал, поклонился и вышел… Никто не двигался. Ландос подошел к окну, выходящему на балкон, остановился и посмотрел на город. Шумный, грязный южный город был прекрасно виден отсюда. Над ним светило солнце… – Мне иногда кажется, что земля – живое существо… Существо, обладающее разумом, превосходящим разум людей. Мать, породившая нас… И она наделяет человечество разными способностями и качествами в зависимости от местности их проживания. Люди слишком разные, и земля слишком разная. Мы не были северянами, но этот край изменил нас. Влияние Севера сильнее, чем жаркая звезда, пылающая над нами. И теперь мы принадлежим Аруту. Вы вернетесь в родную землю все… Я отказываюсь от помощи Вирзода и Грегора. Чтобы не вызывать лишних вопросов, раненые Орд и Изгун пока останутся в Вандервилле. Чадер вскочил и подошел к нему. Спросил тревожным голосом: – Ландос, но ты… ты тоже вернешься? Потом? – Да… мне бы очень хотелось. Ландос повернулся и направился к Фаде, положил ему руку на плечо, сказал громко: – Береги нашу землю, Фада. Теперь ты будешь старшим… – Но ты… ты вернешься? – эхом за Чадером повторил брат, коснувшись пальцами холодного запястья. – Кто знает… – Мы не восстановим Империю Давикулюсов, – воскликнул Орд. – Сколько в нас их крови? Не так уж и много… Если те, кто совершил переворот, ставят эту задачу, значит, кто-то из семьи императора остался жив. И этот кто-то скоро выйдет из тени. Ему найдется пара, угодная тому, кто платит за все. И тогда все станет на свои места: вернется правящая династия, но фактически придет к власти тот, кто на все давал деньги. И он побеспокоится их себе вернуть, в еще большем количестве. Надо лишь подождать… Тем из нас, кто останется в Вандервилле, нужно постараться не умереть до того, как Давикулюсы объявятся. И только тогда мы сможем покинуть этот мир. Ландос обращался теперь ко всем: – Надо обезопасить наши границы и защитить людей. Им нужно уходить… – Нам некуда уходить. На Арут много веков наступают воды океана! – вскочил Ирвен. – Ты, Ирвен, лучший моряк. По возвращению выходи в море и посмотри, что случилось с легендарными островами на севере, – взгляд Ландоса перестал бытьотрешенным. – А вы, остальные, соберете людей и уйдете в лес. Воины Валласа не закалены нашим климатом, они не сунутся туда. В чаще есть места, куда еще не ступала нога человека. Там живут дикие звери и еще некто, вы знаете… Если там находится место для них, возможно, найдется и для нас. Мы поладим с ними… Валлас напоминает обжору, невоздержанного в еде: он сует в рот все, до чего может дотянуться его рука, не замечая, что уже не может встать. Восток, по сути, скатился в дикость, там остались лишь напуганные рабы и кочевники-убийцы. Запад нищ, из него Травалы выдавили все, что возможно. Единственное, что беспокоит людей – как выжить сегодня. Пока будут объединять Валлас, вам надо уйти, чтобы успеть увести людей и отплыть к островам до зимы. Арут больше не будет платить дани. Вир-зод и Грегор, я отказываюсь от вашей помощи. Вы разделитесь на три отряда и пойдете небольшими группами по разным дорогам, когда армия покинет столицу и отойдет на значительное расстояние. Я останусь с Ордом и Изгуном. Фада встал и сделал знак, призывающий брата замолчать. Все его поняли. Чужая страна, чужие люди, чужие обычаи… Замок полон шпионов… – Ландос… ты всегда так чудно говоришь… Но к чему это? Зачем нам это? Неродная земля… развращенные люди… у них нет ни чести, ни совести! Братья обступили старшего, заговорили наперебой: «Ты не можешь здесь остаться. Ты чужой. Тебе никто не даст настоящей власти». – Да она мне и не нужна. Я должен вам дать возможность уйти – сейчас, всем… Я буду делать то, что от меня хотят, пока вы не вернетесь домой. Потом уйду и я… в другой мир. Если я умру, придет настоящий правитель. Но Север будет спасен. – О нет! – у Чадера на глазах выступили слезы. – Ландос, твой дом ждет тебя… твои жена, дети… – Жизнь всегда заставляет нас делать то, что нам не нравится, – глаза Ландоса стали сухими и цепкими, как когти сокола. – Когда тянет в пляс – пора спать. Хочется яблок, а есть только мясо. Пришло время любить, но начинается война… Влечет родная земля – долг велит оставаться в другом месте. Для жизни души очень важно не потерять ощущение дома… Чадер подошел к Ландосу и стиснул его руки: – Мой дом там, где ты. Я потерял обоих родителей. Я не могу потерять и тебя. – Мой мальчик, твой дом там, где ты можешь быть самим собой. Не следить за лицом, не думать, что ты говоришь. Знать, что тебя любят таким, какой ты есть. – А если уже нет людей, которые тебя любят? – Самый главный человек, который тебя любит – ты сам. Твой дом в твоем сердце, в твоем уме. Храни в себе эту атмосферу покоя и любви. Стань для самого себя родителем и стань сам своим собственным ребенком. Пусть жизнь вертится, как картинки на ярмарке. Внутри тебя всегда будет покой. И если ты его сохранишь, ты сохранишь себя.
Глава девятая ТАЙНЫ ЗАМКА ВАНДЕРВИЛЛЯ
Кавада так погрузилась в расчеты, что появление неслышно вошедшего в кабинет человека заставило ее вздрогнуть всем телом. – Извините меня, я вас снова испугал… «О, боги, это Верон!» – она постаралась овладеть собой. – Я могу присесть? – Да, да, конечно, – женщина оглянулась в поисках второго стула. Он был завален бумагами. – Не беспокойтесь, я освобожу его сам. Верон переложил кипу листов на краешек стола, и Кавада успела заметить, как внимательно его глаза скользнули по бумаге. Она словно видела его первый раз в жизни. Министр невысок, несколько полноват для своего роста, у него очень ухоженные руки и красивые карие глаза. – В последнее время у вас было много работы… – Да, – Кавада начала волноваться. Нельзя показывать свои эмоции, нельзя обнаружить свои чувства перед этим человеком. – Но, к сожалению, к моим услугам прибегают все реже и реже. Наверное, с приходом к власти рыцарей Арута мне придется поискать другую работу. Это была правда, хотя уйти из замка она все равно не сможет. Граф Бен ей не позволит. Да и куда она пойдет? Пополнит ряды продажных девок Вандервилля? Она уже стара для борделя, хотя все еще красива… – Но вы не останавливаясь делаете расчеты – сложные математические расчеты, – Верон показал рукой на переложенные им листы бумаги. – К сожалению, господин Верон, мною движет исключительно страсть к этому искусству. Мастер Эрланд сам очень хороший астролог, лучше меня, и не нуждается в моей помощи. А рыцари Арута, похоже, не интересуются влиянием звезд. – Очень зря. Ваши прогнозы всегда были точны… до последних нескольких месяцев, пока мы с вами не подружились с Эрландом. И этот человек почти признался ей в любви! Надо быть очень осторожной с ним… – Я не знала, что вы с ним тоже подружились, – Кавада заставила себя улыбнуться. – А я знал о ваших визитах к нему, когда он еще был просто бродячим магом. Было бы странно, если бы за ней кто-то не следил – в замке все следили друг за другом. И тем не менее ей это сошло с рук… или сходило до сих пор. – Я хотел бы вас спросить: а что нам в действительности обещают звезды? Он что, смеется над ней? – Сложно сказать… – И все-таки? – Сложно сказать, – повторила Кавада. – Три планеты выстроились в ряд, и аспекты им благоприятствуют… – День переворота – его выбрали вы? Это был допрос. Она почувствовала взгляд его глаз, таких пронзительных, таких всезнающих. Его невозможно обмануть, лучше и не пытаться. – Мы… рассчитали его вместе… с Эрландом. Верон удовлетворенно кивнул. Кавада молчала, и министр продолжил: – Я знаю ваше положение в замке с самого начала – унизительное положение… Женщина почувствовала, что начинает краснеть. – У всех, кто служил Травалам, было унизительное положение. Но сейчас все должно измениться. Мы тоже можем воспользоваться моментом, чтобы нас больше никто не унижал. Не позволяйте себя унижать! Что это? Что он знает о ней? Министр продолжал: – Мне кажется, что вы до сих пор чувствуете себя пленницей. Если это так, доверьтесь мне. Я смогу вас защитить, – он протянул руку, сильно и нежно сжал ее кисть. Она молчала и смотрела ему в глаза. Румянец окрасил бледные щеки и сделал Каваду еще более красивой. – Скажите, вы пленница Тариса Бена или питаете к нему искренние чувства? Его собеседница пригнула голову, как от неожиданного удара, и нервно оглянулась на дверь, отняла свою руку… И так и не нашлась, что ответить. – Ваше молчание красноречивее любых слов, – он встал, наклонился над склоненной головой, увенчанной черными косами. Его глаза стали ярче, чем обычно. – Скажите только одно слово, и я вас от него освобожу. Кавада вдруг потеряла выдержку и закрыла лицо руками. Она боялась. Она так всего боялась: любого звука за спиной, шороха, даже тишины. Она боялась, что сейчас войдет Тарис, или мертвый Даневан, или сам покойный король… Верон положил руку на ее голову и тут же убрал. – И не бойтесь, думая, что вас некому защитить. Да… извините, я чуть не забыл о цели моего визита, – белая рука с ухоженными ногтями поставила перед ней маленький граненый флакон синего цвета. – Прошу вас принять в подарок мои духи…Кавада дождалась, пока его шаги не стихнут за дверью… Подошла к маленькому, темному зеркалу и долго-долго всматривалась в него, будто не узнавая себя… слабо улыбнулась. – Ты снова идешь по рукам, – грустно сказала своему отражению. Сколько рук ее обнимали в этом ненавистном замке? Король, лорд Даневан, Тарис Бен… Теперь пришла очередь Верона? А годы уходят – без любви, без жизни… Ей скоро тридцать, но красота все не увядает. Пусть лучше бы она стала старой, пусть морщины прорежут борозды на лице! Хоть тогда, возможно, ей не придется терпеть любовные ласки… Кавада задумалась. Если она поняла правильно, Верон угрожал Та-рису. Как он сказал: «Только одно слово, и я вас от него освобожу…» Женщина прижалась спиной к стене и откинула голову, коснувшись затылком холодного камня. Ей казалось, что она уже слышала эту фразу. Она заставила себя вспомнить, хотя хотела бы полностью уничтожить все страницы памяти с момента пленения…
Лорд Даневан получал сексуальное удовлетворение, только причиняя боль, и в очередной раз Кавада роняла слезы, делая компрессы на бесконечные кровоподтеки и заживляя раны. В тот день он укусил ее за сосок сильно, до крови. Грудь опухла, и даже руку было больно поднимать. Но шею, плечи и лицо он никогда не трогал. Кавада, стоя боком к зеркалу, прикладывала к груди пропитанную противоотечными травами ткань и плакала, плакала, плакала… И вдруг поняла, что кто-то стоит за ней. Она так испугалась, что забыла даже прикрыться и широко открытыми глазами смотрела, как в полумраке комнаты от двери качнулась высокая фигура… Все знали, что она любовница главнокомандующего, и никто не смел не то что войти к ней, а даже приблизиться. Человек медленно пересек огромную спальню, свет упал на глухое забрало, скрывающее лицо. Она наконец опомнилась и накинула на плечи и грудь шаль. «Кто на этот раз? – промелькнуло в голове. – Как было бы хорошо, если бы меня убили… Наконец-то все закончится!» Неизвестный подошел совсем близко и тихо произнес: «Я не хочу снимать шлем, чтобы не напугать вас еще больше». Она знала этот голос – граф Бен… Кавада ничего не ответила и не отвела взгляд. Его зрачки расширились, и радужка почти исчезла. Было странно видеть такие живые глаза в прорезях мертвого железного шлема. – Скажите только одно слово, и я вас от него освобожу. – Освободите, – наверное, впервые в жизни она не думала, что сказать. Он наклонил голову. Его рука отвела шаль, обнажив красивую, упругую грудь сине-фиолетового цвета. Граф повернулся и молча вышел. А у нее в сердце поселилась надежда… На следующий день ее пригласила королева. – Я слышала о ваших талантах, дорогая, – сказала она совершенно ледяным тоном, и Кавада поначалу даже не поняла, к чему это было сказано. Она была фавориткой короля, а после его смерти сразу стала любовницей Даневана. – Мой супруг говорил мне о том, что вы владеете наукой читать звезды… – Да, Ваше величество… – И что вы просили его не выезжать из дворца на тот пир… Король был отравлен на свадьбе семьи Розеров. Предполагаемого отравителя казнили. Травал умирал тяжело, неделю исходил кровью: она выходила с мочой, калом, сочилась с языка, выступала сквозь поры кожи. Кавада и старый лекарь не отходили от него. Всегда было загадкой, почему Диана не вышвырнула любовницу покойного мужа из дворца сразу после его смерти. Лорд Даневан мог взять астролога к себе в замок. Но королева предпочитала иметь ее рядом… – Да, в тот день были неблагоприятные аспекты. – Отравления можно было бы избежать, если бы он вас послушал? – Думаю, что да, Ваше величество. – Вы составите мне гороскоп? – Если вам это будет угодно… – Покажите грудь. Как она узнала? Никто не видел ее, кроме Даневана и графа Бена! Ослушаться правительницу было невозможно. Диана Травал была властной… и вздорной. Она долго смотрела на багрово-фиолетовую грудь Кавады. – Он больше не придет к вам… если вы придете ко мне. Тогда она не поняла, что королева имела в виду… Женщина вздрогнула всем телом. Ее воспоминания были слишком ужасны, чтобы долго им предаваться… Вернулась к действительности, медленно прошла в свой кабинет, села за стол. Пусть мертвое прошлое спрячет своих мертвецов. У нее были ее звезды. Она снова склонилась над расчетами. Звезды не лгали: великий пленник вышел на свободу… Кто он, великий пленник? До вчерашнего дня она была уверена, что это Эрланд. Кавада высчитала этот аспект, когда колдун был заключен в тюрьму и приговорен к смертной казни. Она вспомнила, что ей пришлось пережить, как внутри все у нее истекало кровью. И тогда небо ей сказало, что будущее изменится. Она так верила звездам, но в тот раз впервые усомнилась. Подумала, что со смертью Эрланда умрет сама. Хватит… После неудачной попытки самоубийства она боялась снова оказаться там, за чертой – но жизнь была хуже смерти. Однако колдун был спасен. Когда Кавада пришла к нему в тюрьму перед сожжением, то поняла, что пленника заменили. И никто этого не заметил: ни королева, ни стражники. До последней минуты она не знала, кто это сделал. Оказалось, что к его спасению был причастен Верон… Она также обнаружила, что у министра приятный голос, мягкие руки и изысканный вкус. На столе блестел матовым стеклом флакон его духов. Но кем был Верон на самом деле? Каковы его интересы, цели? С ней все просто: она любит мастера Эрланда. Готова душу отдать, не говоря уж о бренном теле, за него… А министр? Чем руководствовался он, поддержав заговорщиков? Ну не желанием же заполучить ее в постель… Она задумалась… Вот снова подвернулся случай поменять любовника. Вспомнила, как первый раз Тарис пришел к ней, и сразу стало жарко… Он сказал: «Если ты меня не хочешь – просто скажи, и я уйду. Но прошу тебя дать мне шанс. Всего одна ночь…» Любовь… это было единственное, чем она могла его отблагодарить за избавление от мучений. Граф спас ее от садиста лорда Даневана, но… только бы он не снимал маску! В ту ночь она наглухо закрыла ставни и задула свечи. Сама не ожидала, что когда-нибудь сможет получить наслаждение от мужчины, и сама же потом возненавидела себя за это. Ее тело всегда оставалось холодным, всю ее жизнь. Ей были неведомы ни чувственные порывы, ни плотское влечение. Тарис по-настоящему сделал ее женщиной, и то, что она впервые стонала и кричала в чьих-то руках, было невероятно! Он всегда был нежен с ней… И он же положил ее в постель к королеве, чтобы заниматься любовью с ними двумя. Любил ли ее Бен?.. Или относился к ней так же, как и Даневан? Только главнокомандующий брал силой, а граф – нежностью, искусством знания женского тела… А может быть, он был тоже всего лишь пешкой в руках королевы? Тарис убил ее детей… Кавада нисколько не сомневалась, что Диана любила его. А он ее предал. Зачем? Неужели чтобы быть только с ней? О, как сложно в этом разобраться! Женщина снова заплакала. Чувство вины затопило все ее существо… Она предала Тариса! Дала понять министру, что она его пленница… Почему у нее нет сил спокойно посмотреть в глаза графу? Почему невозможно прикоснуться к его изуродованному лицу без дрожи? Он никогда не был груб с ней! Вспомнила, как открыла перед Беном заговор и он согласился его поддержать. Лорд Даневан стал его врагом с той минуты, когда Тарис пришел к ней в комнату и увидел ее грудь… Или они всегда были врагами? Она не знала… Она совсем ничего не знает о Тарисе Бене! Они почти не разговаривают… Он никогда ничего не рассказывал о себе. А Диана… Кавада силой отогнала от себя эти воспоминания. И вот теперь она снова готова предать своего любовника? Или она его уже предала?.. Женщина чувствовала себя ужасно. Почему жизнь так безжалостна к ней? Зачем она так красива? Соблазняет мужчин, сама того не желая. Она никогда не носит ни ярких вызывающих платьев, ни украшений, но само ее появление соблазн. Для всех… кроме Мастера – единственного, кого она действительно любит. Как все перемешалось: изуродованный, но пылкий возлюбленный, необходимость терпеть мужчин, которые ей нежеланны, хитроумный Верон… и эти три планеты в ряд… Пленник вышел на свободу. Колдун вышел из тюрьмы несколько лун назад. Но день переворота освободил… гладиаторов! Она задумалась… Кавада никогда не посещала цирк. Ей было глубоко противно это глумление и знати, и черни над жизнью. Эрланд? Или все же кто-то другой? Стук в дверь заставил ее вздрогнуть. «Кто это может быть?» – подумала она. – Войдите. Кавада ожидала увидеть кого угодно, но только не Варга. Бывший гладиатор учтиво склонил голову. Какие у него все-таки необычные глаза… Сегодня на нем новая одежда – черная, как всегда, но уже из ткани, а не из кожи. Он крупный и кажется медлительным. Такой же высокий, как и граф. Вероятно, он старше Тариса… У него, наверное, были красивые черты до всех этих шрамов, но выражение лица холодно и жестко, как сама смерть. Женщина поймала себя на мысли, что Варг ей нравится, и сама этого испугалась. Эрланд, Бен, Верон… Варг. Ей что, мало первых троих возле себя, чтобы еще к кому-то испытывать интерес? – Вы не ожидали меня увидеть? – Честно говоря, нет. Как ваша нога? – Спасибо. Эда вернула меня в строй. Они посмотрели друг другу в глаза, и тень улыбки проскользнула между ними. Зачем он пришел? Не зная, что сказать, жестом пригласила его сесть. Стул был свободен после визита Верона. Молчание затягивалось… – У меня к вам странная просьба… Я знаю, мы совершенно незнакомы. Но мне кажется, что вы единственный человек, который может мне помочь. – Поскольку астролог смотрела на него, не двигаясь, Варг продолжал: – Не могли бы вы взять служанку? – Вы шутите?! – она не смеялась – так была удивлена. – Нет. Я хотел бы вас попросить выручить одну женщину, которая сделала мне одолжение. – Я не знаю, как к вам обращаться… – Меня зовут Варг. – Я знаю, как вас зовут… Господин… вы действительно меня не знаете. Мое положение – не положение хозяйки. Я сама служанка, если хотите. – У вас есть крыша над головой. Вы уверены, что завтра у вас будет еда… Вам не надо искать мужчину, который сможет вас защитить. Варг смотрел, как ее зрачки расширились в черных глазах. Она не опустила взгляда перед ним. – Я начну с конца. У меня никогда не было никого, кто бы мог меня защитить. После крушения Империи и падения Давикулюсов меня, дочь городского доктора, убитого при смене власти, взял во дворец новый король как наложницу. Если вы этого еще не знаете, вам это расскажут. После его смерти я принадлежала садисту лорду Даневану, которого ненавидела всем сердцем. От него меня освободил граф Бен. Я не искала его, чтобы меня спасать, с ним я попала в следующую ловушку, о которой вы даже не догадываетесь. И если я захочу уйти от него, завтра у меня тоже не будет ни еды, ни крыши над головой. – Я не знал этого, – Варг опустил глаза первый раз за много-много лет. – Прошу прощения, что невольно доставил вам боль. Возможно, вы удивитесь, но мне не жаль вас, нет… как не было жаль и себя. Вы знаете, я много лет был рабом. Мне тоже чтобы выжить пришлось многое пережить. Я знаю, как это, когда к тебе относятся как к вещи, как к куску мяса. Но наша жизнь не может закончиться только потому, что кто-то причиняет нам боль. Наша жизнь имеет большую ценность, чем наша боль. И сама боль говорит о том, что мы еще живы. Пока мы живы, можно что-то изменить. Если не сегодня, возможно, завтра. И мне кажется, что единственный смысл жизни – это сохранить себя. Когда нас пытаются убить, заставить страдать, когда калечат и тело, и душу. Не поддаться, не стать такими, как наши мучители. Потому что всегда есть то, что отличает нас от других. И неважно, в какую грязь нас втаптывают. Пока то «я», что живет внутри, живо – грязь к нам не пристанет. Просто позвольте себе узнать его, ваше «я»… И не надо искать кого-то, кто будет вас спасать. Вы сами ваш спаситель. Кавада выпрямилась напротив него. Ни один мускул не дрогнул на ее лице. – За кого вы просите? – За одну женщину, которая хотела бы уйти из борделя. А уйти ей некуда. – Я сама не знаю, что будет со мной завтра. – Возьмите ее сегодня. Завтрашний день сам расставит все и всех на места. – Это ваша женщина? – Нет. – Почему вы хотите ей помочь? – Она сделала то, о чем я ее просил. И за это ее теперь могут убить. – Вы убили так много людей… – Да. Чтобы сохранить свою жизнь. – Так почему вы сейчас заботитесь о ком-то, кого могут убить? – Потому что ее могут убить из-за меня. – У меня тоже к вам просьба… – губы Кавады дрогнули в улыбке, – и тоже странная. – Да? – Скажите мне дату вашего рождения. Он долго смотрел на нее перед тем как ответить: – Что это изменит? – Если вы поможете мне, я помогу вам. – Вы клянетесь, что никому ее не назовете? – Да. Варг взял перо со стола, оторвал клочок бумаги, написал дату. Показал ее Каваде и тут же сжег над пламенем свечи. В комнате запахло паленым. Его лицо не дрогнуло, он лишь слегка потер кончики пальцев. - Хорошо, я помогу вам. Но если хотите быть уверены, что завтра нам обеим не придется возвращаться в ее бордель, поговорите насчет нас с теми, от кого сейчас что-то зависит. – С кем? – С графом Беном, с Эрландом, с Ландосом. Я сама не знаю, кто я – астролог, наложница, шлюха? Мне хотелось бы определиться. – Хорошо. Я обещаю. – Спасибо. – За что? Это я вас должен благодарить… – За то, что вернули мне веру в себя. Она встала, и Варг поднялся вместе с ней. Сказано было слишком много – больше, чем заключали в себе слова. – Присылайте женщину. Как ее имя? – Винта.
Винту привел к ней Эрик, вечером. Кавада наконец закончила те расчеты, которые делала последние несколько дней. Она была удовлетворена. Вспомнила, что еще после прихода Верона чувствовала себя пылью на дороге жизни. Сейчас она ощущала себя по-другому. От нее зависит, изменится ли жизнь человека. Она взяла на себя ответственность за другую жизнь. Женщина стояла напротив нее, совершенно растерянная. Кавада подошла к ней и взяла за руку, улыбнулась… – Тебя зовут Винта? – Да, госпожа… – Меня зовут Кавада. И я не госпожа. Я немногим отличаюсь от тебя. Мы будем стараться выжить вместе, хорошо? Женщина с синими-синими глазами внимательно смотрела на нее, стараясь понять… – Наведи порядок в кабинете. А я пока найду место, где тебя никто не тронет ночью. Она так и сказала: «Где тебя никто не тронет ночью». Когда она вышла, Винта вдруг разрыдалась… Она забыла, когда плакала последний раз.
Вечером, когда Кавада зашла в спальню, Тарис был уже в постели. – Варг разговаривал со мной. Ты взяла служанку? Что звучит в его голосе?.. Она не могла понять. Было темно как всегда. Кровать стояла в самом темном углу, лунный свет не проникал в эту сторону комнаты. Женщина подошла к канделябру и зажгла свечу – в первый раз. Принесла и поставила ее на сундук рядом с кроватью. Мужчина в постели не двигался. Кавада медленно подняла на него глаза. Небеленая простыня, небрежно наброшенная на половину торса, резко контрастировала с бронзовым, загорелым телом – красивым телом. А вместо лица было белое, мятое, страшное месиво. С дырами, где у людей обычно нос, рот, ухо. И с такими выразительными глазами… Темные волосы зачесаны назад и стянуты на затылке. До сегодняшнего дня она не знала, какого цвета у него волосы. Боги, как понять, что он сейчас думает?.. Злится? Граф смотрел на нее очень внимательно. Женщина не увидела в его взгляде ни агрессии, ни нетерпения. Она смотрела ему в глаза второй раз в жизни. Первый раз – когда он пришел к ней в комнату и предложил избавить от лорда Даневана. Что думает этот человек? Чем он живет? Что хочет? Что любит, в конце концов? Ничего не говоря, не сводя с него глаз, Кавада начала расстегивать лиф платья. Ее любовник поднял голову. Блеснули белки глаз, когда он спросил: – Ты меня боишься? – Нет… – Неправда. Ты никогда не смотрела мне в лицо… Она спустила платье с плеч, повела бедрами, и тяжелая ткань упала на пол с глухим звуком. Молча стояла перед ним, всматриваясь в него, такая красивая в своей наготе. – Да, это правда… Я никогда на тебя не смотрела… Но теперь все будет по-другому. Кавада подняла руки и взяла его голову в свои ладони. Внимательно вгляделась в обращенные на нее темные глаза… «Как, должно быть, ужасно ему жить, – думала она. – Знать, что тебя все боятся и никто не осмеливается посмотреть тебе в лицо. Обладать сильным, роскошным телом и не сметь снять маску перед той, кого любишь. Любит ли он меня? Или я для него всего лишь безымянная плоть для удовлетворения его похоти?» – Потуши свет. Мужчина высвободился из ее рук. Что такое? Он чувствовал себя неловко? – Почему? Ты меня стесняешься? Она увидела в его глазах удивление. Они никогда не занимались любовью при свете. Кавада легла к нему и провела ладонью по изуродованной щеке. Сказала твердым голосом: – Я больше не боюсь тебя, Тарис. Она действительно его больше не боялась. Страх ушел. Она никогда не отдавалась так страстно, как в эту ночь. Они уснули, когда солнце уже вынырнуло из-за горизонта.
Глава десятая УБИЙСТВО И КОВАРСТВО
Тарис спускался в конюшню, как вдруг кто-то выскочил ему наперерез. Граф был погружен в свои мысли и не успел сбавить шаг. Пришлось схватить человека за плечи, чтобы не сбить его с ног. – Какие… какие у вас сильные руки! – Верон перевел дух и вежливо отстранился. – Извините, я задумался. Бен наклонил голову и уже хотел идти дальше своей дорогой, как вдруг министр произнес: – Граф, вы не откажетесь осмотреть со мной маяк? Предложение было настолько странным, что на несколько мгновений Тарис просто молча уставился на Верона. – Маяк уже давно в нерабочем состоянии… Надо бы возобновить его работу. Кажется, Бен начинал что-то понимать… – Мне хотелось бы посетить его самому, чтобы определиться в расходах, необходимых на ремонт. Но поскольку у меня нет привычки ездить верхом и лазить по камням, я прошу вас меня сопровождать. Маяк ни в коем случае не мог быть причиной для личного визита первого министра, тем более в сопровождении командующего гарнизоном столицы. Верон вызывал графа на разговор, подальше от замка. – Когда вы хотите туда поехать? – Я думаю, послеобеденное время в самый раз. Солдаты и горожане будут отдыхать. Над городом поднимется раскаленное солнце, и люди попрячутся в каменные дома…Весь день до обеда Тарис чувствовал напряжение внутри. Министр был не прост – он был хитер и коварен. За все время, что граф его знал, не мог вспомнить ни единой оплошности в его поведении. Вся его деятельность была разумна. Он был даже в меру честен. Если не считать участия в заговоре Эрланда, Бен не мог бы уличить его во лжи. Можно было с уверенностью сказать, что репутация Верона безупречна. Конь застоялся в конюшне, теперь приходилось его сдерживать. Большой гнедой жеребец грыз удила и все время норовил сорваться в галоп. Граф видел, что Верону тяжело за ним поспевать даже рысью, и сжалился над министром, не имеющим привычки ездить верхом. Он чувствовал себя неуверенно – другое дело носилки… Белая немолодая кобыла под ним была толста, как старое бревно, и неповоротлива. – Вы какой-то другой сегодня… А вот у него какой-то всегда одинаковый голос, у этого политика – ровный, что бы ни случилось. – То есть? – Мне сложно сказать… свободнее, чем обычно. Первый раз я вижу на вас полотняную маску вместо железного забрала. Это Кавада предложила ему утром сменить железный шлем на глухую маску, которую он всегда надевал, отправляясь в постель Дианы Травал. Тарис был очень удивлен. Его любовница никогда не делала ему замечаний, не бросала реплик. Она была молчаливой, как был молчаливым он сам. Бен так растерялся, что послушался. В маске было легче. Голова не потела, как в железном шлеме, металл не раздражал рубцы. Граф усмехнулся… У него есть одно преимущество: можно не следить за выражением лица, как они все. Однако не за тем же Верон предложил прогуляться к морю, чтобы сказать это? – Вы немногословны… Вам нечего сказать, или вы не уважаете собеседника? В этих словах был вызов, и Тарис решил его принять. – Вы знаете, это все равно, что спросить: вы идиот или прикидываетесь? Но я отвечу. Я идиот, мне нечего сказать. – Вы умнее, чем кажетесь, – улыбнулся Верон. – А что, я действительно кажусь идиотом? – Скорее… простым малым, который не способен на подлость, на интриги, на предательство… – Полноте. Я вам напомню, что именно я убил наследников, почти детей, на глазах всей столицы. - Да, я помню. Чтобы сделать это, надо иметь отменное мужество. И внутреннюю силу, которая не зависит ни от мнения окружающих, ни от принятых норм морали. – Я думаю, что вы один так думаете. – А вам разве не безразлично, что о вас думают? – Вы правы, безразлично. – Граф, только мы с вами вдвоем остались из всех, кто правил в этой столице за последние годы. Только мы с вами из всех лиц, близких к власти, поддержали никому не известного бродячего мага или знахаря, который задумал и совершил государственный переворот. – Вы сами-то в это верите? – Во что именно? – В то, что говорите? – Поясните, пожалуйста, что вы имеете в виду? – Что Эрланд сам затеял переворот. – Ну вот, видите, а говорите, что вы идиот. Они ехали молча. Первым молчание прервал Верон: – Я хочу поговорить с вами о том, кто стоит за Эрландом. – Тогда вы выбрали неподходящую кандидатуру для разговора. – Почему? – Я не знаю, кто за ним стоит. – Я тоже… – Ну что ж… тема для разговора исчерпана. Они выехали из ворот, и лошади пошли шагом по прибрежному песку. Чем дальше они отдалялись от города, тем чище он становился. Копыта лошадей проваливались глубоко, их шаг замедлился. Пахло водорослями и зноем. – Скажите, вы любите Валлас? – министр снова прервал молчание. – Вы любите нашу страну? – Нет. Верон на минуту задумался и произнес: – Я тоже ее не люблю… У графа были козыри: не он вызывал собеседника на разговор, не ему думать, как его продолжать. – Вот видите, мы уже нашли общее – мы понимаем друг друга… Ведь и вы, и я живем для себя, не так ли? – осторожно произнес министр. Его попутчик только усмехнулся. «Как жаль, что он постоянно носит маску. Хотя по его изуродованному лицу все равно непонятно, что он думает», – подумал Верон. – А почему вы решили, что я живу для себя? – Тарис милосердно придержал лошадь. Его жеребец все время пытался перейти на рысь. Толстая кобыла споткнулась, и министр бы упал, если бы граф не схватил его за руку. – Вы совсем не умеете ездить верхом. – Совсем… вы правы. Я предпочитаю, чтобы меня возили… или носили. Но в замке везде могут быть уши. С деньгами Эрланда каждый может информировать его обо всем… – Так почему же вы решили, что я живу для себя? – переспросил Бен. – А других вариантов больше нет. Либо вы одержимы идеей служения стране, либо – себе. Тарис внимательно следил за лицом министра: тот сопел, пыхтел и обливался потом. – Вы забыли, что я могу также служить женщине. – Теперь вы меня принимаете за идиота. – Почему? Все знают, что я люблю Каваду. – Все знают. Но мы с вами понимаем, что некоторые вещи совсем не такие, какими кажутся всем. Любимую женщину не кладут в постель третьей. – Что вы имеете в виду? – Что вы брали ее в постель к королеве. Или королева брала ее к вам в постель… Что, в принципе, неважно. Им обоим это не нравилось. – Это вам Кавада сказала или королева? – Почему мне должен был сказать кто-то из них? – Потому что больше об этом никто не знал. – Я вас успокою, ваши женщины молчали как рыбы. Хотя… Кавада запугана до смерти. – Я ее не пугал. – Какое искусство – получать что хочешь без насилия, не правда ли? Лорд Даневан над ней издевался, и она его ненавидела. Вы не насильник, но она делает все, что вы хотите. – Так кто вам сказал? – Я сам видел. – Вы за мной шпионили? – Вовсе нет. Я шпионил за королевой. - Лично? – Да, за королевой – лично. Я не доверяю людям, видите ли… При этом ваша игра безупречна. Вы ухитрились остаться невинным в глазах Кавады, которая предложила вам поддержать Эрланда. Заметьте, предложила! А могла бы этого не сделать… – Весь план переворота до последней детали был разработан тем, кто выдает себя за колдуна. Ему нужен был кто-то в армии, кто бы пошел за ним. В гарнизоне Вандервилля были две значимые фигуры: я и Даневан. Мне повезло показаться более нейтральным, скажем так. Поэтому Эрланд – заметьте, вовсе не Кавада! – выбрал меня. В противном случае на арене цирка с кинжалами в глазах остался лежать Та-рис Бен, а лорд Даневан поддержал бы заговор. – Какое искусство – казаться нейтральным, будучи любовником королевы. – У меня много способностей, о которых мало кто догадывается. – Даже Кавада? – А при чем здесь она? – Видите ли, астролог сейчас лицо, приближенное к Эрланду. Должен вам заметить, кстати, что вы плохо за ней следите. – То есть? – Кавада стала ученицей колдуна и его помощницей. – Да, именно это спасло жизнь нам обоим. И после этого вы говорите, что я за ней плохо слежу? – Браво, граф! – Вот видите, а вы принимали меня за идиота… – Но все знают, что она вас не любит. – Она меня уважает. И делает то, что я хочу – без насилия с моей стороны. Меня это устраивает… на сегодняшний день. – Да… и плачет ночами по темным углам замка. – Вы сами видели? – Тарис резко дернул поводом. – Да. Она явно несчастна и чувствует себя пленницей. Поскольку граф умолк, Верон продолжал: – И она ниже вас по рождению. – Вы, наверное, забыли, что мне был дарован титул за отличие в боях. Я выходец из простых горожан. Моя сила и воинское умение дали мне то, что я имею сейчас. – И ваша слава умелого любовника…
Тарис спешился и придержал лошадь министра, чтобы тот тоже мог с нее слезть. Они уже миновали последний дом со стороны города. Оба оглянулись: на дороге ни впереди, ни сзади не было ни души. – А что, у меня она есть? Слава умелого любовника? – Да. Я знаю, что даже королева предлагала вам стать ее мужем. – Вы что, стояли за дверью и во время этого предложения? – голос графа нисколько не изменился, когда он это произнес. Не изменилась и интонация ответившего Верона: – Да, я стоял за дверью. – Если вы действительно это слышали, тогда должны знать, что она мне предлагала стать королем не только из-за моего умения заниматься любовью. – Я это тоже знаю… Они беседовали, как будто речь шла об обыденных, ничего не значащих вещах – не меняя интонации, не повышая тона… – Кто еще знает? – Я один. – Полноте… Если вы стояли за дверью, то кто-то мог быть у окна, под кроватью, прятаться в шкафах. Уши есть повсюду… – Вот именно… Поэтому я доверяю обычно только моим собственным ушам. И тогда я проверил все: окна, шкафы, и даже залез под кровать, – дабы быть уверенным, что только мои уши это слышали… кроме ваших, разумеется. – Вы меня очередной раз убеждаете в истине, что если не нужно, чтобы кто-то о чем-то знал, надо просто никому не говорить – ни одному человеку… – Вы правы, граф. После этого разговора я и сделал вывод, что вы живете для себя. Ведь будучи любовником королевы, можно получать все необходимое и даже больше просто потому, что однажды ночью вы можете не прийти… А быть королем сплошная головная боль: нужно заниматься страной, политикой, экономикой; вечная угроза быть отравленным, свергнутым. Постоянное спальное место, опять же… У графа Бена какие обязанности? Иногда заниматься любовью с обожающей вас правительницей и периодически возглавлять военные кампании. Вам же нравится спать с женщинами и руководить людьми? Как и фехтовать, бороться… Это положение не слишком высоко и не слишком низко – оно оптимально. Вы хорошо едите, спите на лучших в государстве простынях с кем хотите и сильно не утруждаетесь. Тарис Бен благополучно пережил один переворот, так же благополучно пережил и второй. Вам ничего не грозит: объединять страну отправляется никому не интересный чужеземный правитель и бывший драаг, а начальник гарнизона остается в столице, на которую пока никто не напал. – Поясните вашу последнюю фразу, пожалуйста. Они уже почти подошли к маяку. Верон остановил своего попутчика: – Давайте сейчас осмотрим маяк в молчании, вдруг там кто-то спрятался, а на обратном пути продолжим наш разговор…
Маяк являл собой жалкое зрелище, хотя издали казался еще крепким: порос травой между каменной кладкой, покрылся водорослями и ракушками. Внутри же одному из них пришлось зажать нос от ужасного смрада. На каменном полу лежал труп – пожилой человек в темно-красном камзоле раскинул руки. Вернее, то, что от него осталось. На голове сохранились лишь длинные седые волосы, лицо представляло практически оголенный череп. Пальцы рук были изъедены до кости, штаны в области гениталий разорваны. – Крысы, – сказал наклонившийся над ним Тарис. – Здесь хорошо поработали крысы. Я его знаю. – Я тоже его знаю, – отозвался закрывший нос платком Верон. – Начальник порта… Вы можете сказать, как он умер? – Похоже, его закололи кинжалом, – граф внимательно разглядывал труп. – Совсем маленькая дырочка… Но сказать что-то трудно, слишком уж он изъеден крысами. Верон оглянулся вокруг, по-прежнему прижимая платок к лицу, и прошептал: – Меч Эрланда… – Идите отсюда, – Бен вытащил клинок из ножен и оглянулся: совершенно пустое помещение, винтовая лестница вела наверх. – Нет, если позволите, я последую за вами. Они поднялись по скользким, покрытым плесенью ступенькам на второй этаж, где на каменном постаменте когда-то зажигали огонь. Ни души, лишь чайки кричали кружа, привлеченные трупным запахом. Оба невольно сделали глубокий вдох. Еще раз спустились и, уже не останавливаясь, прошли на выход. Тарис плотно захлопнул дверь из подгнивших досок. - Переворот… Несколько дней назад город был покрыт трупами. Кто хватится начальника порта? – Верон закатил глаза. – Легко все списать на то, что он оказался сторонником Травалов… Почти белое солнце перешло зенит. Воздух звенел от жара… – Вы понимаете, что это значит? – Да, – Тарис вдруг поднял маску и подставил свое белое, изуродованное лицо солнцу. – Держу пари, что во всех кораблях в порту в обшивках сделаны дыры… или будут сделаны в ближайшие дни – кораблях, обеспечивающих армию, разумеется. Так на чем мы прервали разговор? Что я остаюсь в городе, на который пока еще никто не напал? Давайте, наверное, заканчивать беседу. У нас мало времени, а она что-то затягивается… С какой целью вы ее затеяли? Он помог Верону взобраться на лошадь, после чего и сам мигом оказался в седле, едва коснувшись коня. – Вы знаете, кто стоит за Эрландом? – спросил министр. – Кто оплачивает все его расходы? – Нет. А вы? – Я догадываюсь… Как и догадываюсь, что этот кто-то ждет, когда армия выйдет из города и отправится наводить порядок в стране. И только она значительно удалится вглубь материка, собрав всех мужчин, способных носить оружие и отведя их на нужное расстояние, этот кто-то придет… со стороны моря. – Ну и что? – Тарис внимательно посмотрел на собеседника. – Что может угрожать министру и простому военному, поддержавшим переворот? Оставьте ваши тревоги… Мы, как и раньше, будем спать на чистых простынях, пить хорошее вино и оставаться друзьями новому правителю, кем бы он ни был. А если кому-то хочется что-то отстаивать – вперед, я сам первый освобожу ему место. В конце концов, у меня есть владения на границе с Севером. – Вот и об этом я тоже хотел с вами поговорить… Может, будет благоразумнее отправиться за бывшим драагом и принять командование армией, отпустив несчастного Изду на его земли? – А что делать с Варгом? – У него опасная работа, видите ли… и он беспокоен. Эрланду не нравится его чрезмерная активность, скажем так. Он, вероятно, будет в первых рядах во всех боях… Как раз к подходу войска к вашему замку, возможно, солдаты останутся без командира. - Командование армией? Вы шутите? Я уже однажды должен был умереть по своей вине, но тогда я был молод и глуп. Сейчас я поумнел и теперь предпочитаю беречь свою жизнь. Кто знает, есть ли на той стороне чистые простыни, красивые женщины, хорошее вино… – Зачем командование армией? Вы можете ее распустить и благополучно осесть на своей территории с небольшим гарнизоном честных и преданных людей. Даже с любимой женщиной… или с нелюбимой, с кем захотите. На ваш век хватит. А новый правитель будет завоевывать страну, если захочет – вы будете далеко… – А вы? – К сожалению, граф, у меня нет замка. – Если не ошибаюсь, вы из Тареша? – Да, как и вы. И мое родовое гнездо было до основания разрушено во время крушения Империи. Учитывая, что власть в стране перешла к бывшим управляющим, я поостерегся оседать где бы то ни было, чтобы все не потерять еще раз. Потому как мир велик, и вокруг нас есть множество стран, управляемых династиями, возраст которых насчитывает века. Валлас не такая уж бедная страна, если ее организовать как нужно… – Значит, у вас ничего нет? – У меня есть золото. В наше неспокойное время опасно покупать собственность. Завтра ее, возможно, сожгут, захватят… – Как раз мой далекий уголок может оказаться самым уютным, – усмехнулся Тарис. – Вот именно. А мои деньги могут оказаться к вашим услугам. У вас же их нет? – А вы не боитесь, что я с вами сделаю то, что случилось с тем несчастным, в маяке, и заберу все, чем вы так кичитесь сейчас передо мной? – Нет, не боюсь. – Почему? – Потому что я знаю, кто вы. А вы не уверены, кто еще кроме меня это знает. Я храню вашу тайну… – Обычно трупы хранят свои тайны лучше живых… – Да, но существуют завещания… существуют бумаги, которые могут быть распечатаны в момент смерти некоторых людей их доверенными лицами в самых неподходящих местах. Некоторое время они ехали молча. – Итак, дорогой Верон, вы мне предлагаете дружбу? – Именно так, милый граф. Вы меня правильно поняли.
Глава одиннадцатая ТАРИС БЕН
Тарис спустился в казарменный двор и сразу увидел Варга. Он сидел на парапете, точил меч и казался совершенно погруженным в себя. Рядом с ним оживленно беседовали рыжий бородач с огромной фиолетовой шишкой на полголовы, бритый жилистый боец и тощий усатый парень. Как только граф к ним подошел, солдаты запнулись, пробурчали что-то нечленораздельное и тут же ретировались. Их командир бросил на него быстрый взгляд и уставился в пространство перед собой. Меч неподвижно застыл в его руках. – Ты… – Я, – Тарис помолчал и добавил: – Мы начинаем разговор на той же ноте, на которой окончили вчера. Как будто и не было этого дня. Он сел напротив Варга прямо на песок, задев его выпрямленную правую ногу, и резким движением снял с головы маску. Бывший гладиатор не смотрел на него. Вчера новый командующий нашел Бена в караульной, где тот заканчивал осмотр гарнизона, и сразу приступил к делу: – Граф, мне нужно с вами поговорить. Тарис ничего не отвечал и постарался отступить в тень, чтобы в прорезь шлема не были видныглаза. – Вы заботитесь об астрологе… Снова молчание… – Сегодня она взяла к себе служанку. Могу ли я вас попросить проследить, чтобы ее никто не обижал в замке? Бен сделал к нему шаг и медленно, по-прежнему ничего не говоря, снял шлем. Его глаза были освещены. Варг отшатнулся – ужас отразился на его лице. – Ты!.. – выдохнул он. Граф повернулся и, не произнеся ни звука, вышел. Посетитель остался стоять, как будто превратился в каменное изваяние. И вот сегодня он начал разговор с того же слова: «Ты…» – Я… Если бы я мог, то улыбнулся. Но у меня отсутствуют мышцы, ответственные за это движение. Варг опустил голову и уставился в песок. - Я так страшен, что даже лучший драаг страны не осмеливается посмотреть мне в лицо? Меня называют Страшилой за глаза. Ты, наверное, знаешь об этом. Его собеседник поднял голову, их глаза встретились. Варг, это было видно, делал над собой усилие. – Мне кажется, вчера мы не договорили? – Мне нечего тебе сказать, – бывший гладиатор снова отвел взгляд. – Я так не думаю. – Ты… – Варгу с трудом давались слова, – ты все это время знал, что это я? – Да. Хоть тебя теперь тоже не узнать – морщины, шрамы… – Почему ты меня не убил? – Вначале я хотел, чтобы ты страдал, – словно сжалившись над ним, Тарис надел маску. – Потом? – Затем я ждал, когда тебя убьют на моих глазах. – Потом? – В конце концов я решил больше не участвовать в жизни. Не стараюсь плыть ни против ветра, ни с его помощью. Просто присутствую в текущем моменте: ем, пью, командую солдатами… – У тебя красивая женщина. – Она похожа на Веронику, не правда ли? – Да… – молчание затянулось. – Правда. – А ты, говорят, больше не спишь с женщинами. Хотя вас, гладиаторов, посещали неплохие девицы. – Посещали. Ты, что ли, постарался? – Варг невесело усмехнулся. – Я. Бывший драаг бросил на него недоверчивый взгляд, нахмурился. – Я действительно постарался, чтобы была заключена договоренность с хорошим борделем – для тебя. – Кто-то еще знал про меня? – Варг отвернулся от него и уткнулся носом себе в плечо. – Да, королева и Даневан. Хотя никогда не известно, кто что-то знает, а кто нет. – А кто знал про тебя? – Королева и Даневан… и, оказывается, Верон. – Верон? - Почему тебя это так удивляет? В замке все следят друг за другом, видишь ли. Не к месту брошенное слово… Никогда не знаешь, кто стоит за углом. – Что ты собираешься делать? – Ничего. Я уже давно не строю никаких планов, просто живу. Ем, пью, сплю с женщинами… А почему ты с ними не спишь? Тебя же не кастрировали. – А что, могли? – Варг повернулся к нему, наконец-то овладев лицом. Теперь его глаза смотрели холодно, как всегда. – Могли… Так ты не ответил на мой вопрос. – Я люблю Веронику. – До сих пор? – До сих пор. Тарис поднялся и сел рядом с ним на парапет, прижавшись боком. Продолжил разговор уже более тихим голосом: – Тебя постараются убить. Собеседник не шевелился. – На подходе к Северу, вероятно… У меня там клочок земли с замком, как раз на границе с Арутом. – Почему ты мне об этом говоришь? – Мне почему-то не хочется этого. – Я тебе не верю. – Это твое дело… И мне кажется, я даже знаю, кто тебя убьет, если тебя не прикончат до этого в битве. – Кто? – Эда. – Ты бился с ней? – Откуда ты знаешь? – в голосе графа прозвучало нечто, похожее на удивление. – Она мне сказала, что ты не слабее меня. – Так и сказала? – Так и сказала. – Ты хочешь проверить? Хочешь сразиться со мной? – Нет. Они посмотрели друг на друга. – А ты? – спросил Варг. – Тоже нет. Как ни странно… - Я тебя о ней спрашивал. – Да, она предложила мне померяться силами. – И? – Размазала как младенца. – Откуда у нее это умение? Кто она? – Наемная убийца с юга. Ее называют Мечом Эрланда, ты знаешь? – А кто он? – Никто не знает. – Ландос будет марионеткой в его руках. – Зато он легко уступит место тому, кто придет. – Кто придет? – Не знаю. Увидим… – И что ты будешь делать? – Уйду к себе, на север. Забьюсь в нору, заделаю все дыры. На мой век хватит. – Почему ты поддержал переворот? – Чтобы освободить тебя… и уничтожить Даневана, – Тарис встал и посмотрел сверху вниз на Варга. – Ты знаешь, что это он убил Веронику и детей? – Да… Из тех, кто знает, кто ты, остался Верон. – Мы с ним договорились о молчании. Он нуждается во мне и сам может быть полезен. – Мне один человек недавно сказал, что переворот совершился потому, что его поддержали два человека: граф Бен и гладиатор Варг. – Самое интересное, что это действительно так. – Какая ирония… Мы не знаем, кто это затеял, но все сделали сами… Для кого? – Увидим, – повторил Тарис. – Кто бы это ни задумал, ему повезло, он выбрал правильных людей – нас с тобой. – И теперь ты говоришь, что меня постараются убрать. – Я думаю, меня тоже постараются убрать. – Почему тебя? – По той же причине… – Так про нас еще кто-то знает? – Не думаю… Но мы слишком значимы, от нас слишком много зависит, и мы многое способны изменить. Наши возможности превышают полномочия шахматных фигур, и мы становимся опасными для шахматиста…своей непредсказуемостью. Не люблю не владеть ситуацией… Когда события выходят из-под контроля или становятся непрогнозируемыми, самое время из этих событий выйти. Мы играем чью-то партию, значит, нас всегда могут обменять, нами могут пожертвовать. Лучше уйти первым… Предпочитаю играть самому. Присоединяйся ко мне в походе на север, если останешься жив. – И что мы будем делать? – Варг невесело усмехнулся. – Вместе сидеть в твоей норе и вспоминать прошлое? – Именно так. Есть, пить, спать с женщинами. Или с одной женщиной… если ты захочешь. На наш век хватит. Они замолчали оба. – Тебе нравится Кавада? – спросил Тарис. И сам же ответил: – Не может не нравиться. Она так похожа на Веронику. И ушел не оглядываясь.Тарис пришел в спальню, когда полночь уже наступила. Кавада, с распущенными косами, в белой рубахе, поверх которой был накинут горчичного цвета кафтан, склонилась над бумагами за столиком, который изначально предназначался для косметики. Она подняла голову на звук запираемой двери и спросила: – Почему так поздно? Это было что-то новое. Как и новым было то, что она работала в спальне. Тарис обошел ее и встал напротив. Снял перчатки, расстегнул куртку. Маску он не снимал… Женщина смотрела на него без улыбки, она ждала ответа. – Общался с Варгом. – О чем? – О жизни… – он повернулся, пошел к кровати. Снял камзол, сапоги, штаны, вытянулся голым на простынях – было жарко. – Ты забыл снять маску. – Подойди и сними, если она тебе мешает. Не торопясь, Кавада отложила перо, бумаги, прошла по спальне, присела рядом и аккуратно, стараясь не задеть лицо, сняла маску. От Тариса сильно пахло вином, в его глазах стояла растерянность… – Он тебе нравится? – граф взял лицо женщины за подбородок и повернул так, чтобы на него падал свет. – Кто? - Варг. – Да. Он был не просто удивлен – он был изумлен. Она никогда так с ним не разговаривала. Она вообще с ним не разговаривала. Что с ней случилось?.. – Хочешь взять его третьим? – когда Кавада это спросила, в ее голосе не отразилось ничего. – Ты хочешь? – он провел пальцем по нежной коже предплечья, оголенной в разрезе кафтана. – Нет. Ее поведение смущало его. Он не знал, что делать. Он не привык видеть ее такой. – То, что мы были с Дианой втроем, это была ее идея или твоя? Тарис не верил своим ушам. Он мог бы поклясться, что никогда не услышит ничего подобного от этой покорной женщины. Она не способна так разговаривать. Или он ее плохо знает? – Моя. – Лучше бы ты солгал, – Кавада резко отвернулась от него, непривычно резко… Что это? В ее голосе?.. Он приподнялся на локте, снова взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. Боль… В ее глазах – боль. – Ты меня любишь? – спросил Бен. – Нет. – Ты меня хочешь? – Нет. – Прошлой ночью я бы так не сказал. – Это было исключение. – Так зачем же мы вместе? Он отпустил ее лицо, но она не двигалась, смотрела на него… – Потому что у меня никого нет, кроме тебя, – Кавада ответила очень тихо. Он не пошевелился. Просто сказал: – Иди ко мне. Она встала и начала раздеваться перед ним, как вчера. – Если хочешь, можешь потушить свечи. – Они мне не мешают, – женщина повела белыми плечами. Какая она все-таки красивая… Нет, она красивее Вероники. – А тебе? - Что мне? – погрузившись в прошлое, он не понял, о чем она говорит. – Тебе мешают свечи? – Нет. Мне мешают зеркала. – Здесь нет зеркал. – Глаза… Теперь пришла ее очередь не понять: – Что глаза? – Я отражаюсь в твоих глазах. В ее взгляде промелькнуло что-то… Между бровями наметилась морщинка. – Я… боюсь себя… – зачем он это сказал? Или это не он сказал? Что в нем это сказало? Ее глаза распахнулись широко-широко… Как хорошо, что она никогда не улыбается. Он ненавидел улыбки, особенно обращенные к нему. Кавада вдруг легко коснулась его висков, провела по нижней челюсти… В ее глазах не было страха. – Бедный мой… Он не мог больше этого выдержать, он не мог видеть себя в ее глазах. Резким движением Тарис сбил свечу, и она, упав, тут же погасла, раскатившись по полу множеством искр. Через приоткрытые ставни вливался лунный свет. Но там, где была постель, было совершенно темно. Удивительно, но женщина не вздрогнула. – Кавада, – прозвучал в темноте его взволнованный голос, – Кавада, пожалуйста, люби меня… как вчера. Мне так… плохо. И не поверил своим ощущениям: она целовала его лицо.
Тарис проснулся утром и сразу понял, что что-то не так. Обычно Кавада просыпалась первой и тут же уходила, буквально ускользала. И спала она всегда спиной к нему. Сейчас ее голова лежала на его плече, а рука на груди. По ее дыханию он понял, что женщина уже не спит. – Ты проснулась? – Да. – Почему ты не ушла? – Когда? Вообще или сейчас? – Вообще. – В бордель? На улицу? Там будет еще хуже… Мне некуда идти… – Сейчас? - Не хотела… – Тебе нравилось… втроем? – Нет. Боги, они разговаривали… Они никогда не разговаривали раньше. – Почему ты молчала? – Меня так воспитали… молчать, что бы ни случилось. – Но что-то случилось… – Да. – Что? – Я взяла служанку… – Объясни… – он не понимал… Он хотел понять. – Это первое решение, которое я приняла в своей жизни. – Неправда. Ты пыталась покончить с собой. – Да… но испугалась, поэтому до сих пор жива. Я всегда боялась, всего… до вчерашнего дня. – Что случилось вчера? – Я взяла служанку… Их разговор описал круг. Он обязан был понять. – Ты разговаривала с Варгом. Это не был вопрос, но Кавада ответила: – Да. – И что он тебе сказал? – Что к нам не может пристать никакая грязь, пока то, что составляет наше «я», живо… Надо только суметь его в себе обнаружить… Они помолчали. – Если тебе когда-нибудь не будет нравиться то, что я буду делать, скажи мне. Хорошо? – произнеся эти слова, Бен погладил ее по волосам. – Хорошо, – и после паузы она добавила: – Ты любишь меня? – Нет. – Так почему ты со мной? Он долго не отвечал. – Потому что у меня никого нет… кроме тебя, – Тарис приподнялся на локте и повернул лицо Кавады к себе. – Открой глаза. – Нет. – Почему? – Ты не любишь смотреть в зеркала. – Я хочу видеть твои глаза. И потом, мне надо начать привыкать к моему лицу… наконец-то. Вернее, к тому, что от него осталось. Женщина открыла глаза. Граф рассматривал свое отражение в них… О боги, как он страшен. Удивительно, что она перестала его бояться. – Не бойся, – Кавада улыбнулась. – Ты не страшен, ты красив. – Ты издеваешься надо мной? – Нет. Я так действительно думаю. Ты не потерял себя. Ты берешь к себе в постель двух женщин, и тебе наплевать, что одна из них королева… и может быть, обе этого не хотят. Потому что ты так хочешь. Ты можешь убить детей на глазах всего города, и тебе все равно, что о тебе подумают. Потому что считаешь, что так должно быть. Ты живешь по своим законам… Никогда не пьешь лишнего, но не откажешься от хорошего вина. Ты сурово тренируешь свое тело и в то же время любишь нежиться в постели и теплой ванне. Ты много не ешь, но всегда берешь лучший кусок. Ты нежен с женщинами, и они против своей воли дают тебе все, что ты хочешь, а ты хочешь всегда так много. Ты наслаждаешься жизнью и не уважаешь ее одновременно. Ты остался собой… Ты не добр и не благороден, но ты красив в своей силе, в своей независимости. Ты как одинокий демон – никто не может к тебе приблизиться. Ты совершенно особенный, не такой, как все… Твое лицо было красивым? – Да. – Не бойся себя. Ты не изменился. Ты остался собой. Ее глаза закрылись, когда он поцеловал ее…
Глава двенадцатая ВАРГ СТАНОВИТСЯ ВЕТРОМ
Завтра армия покинет столицу… На сегодняшний день две области, соседствующие с Вандервиллем, прислали отряды воинов. Одна из них принадлежит семье Розеров, в имении которых был отравлен Травал. Главе семьи удалось тогда отвести от себя подозрения и уклониться от ярости Дианы. Сейчас же предоставлены неоспоримые факты причастности к убийству бывшего короля Барка Розера, оказавшегося Барком Розавиндом – ускользнувшим от расправы аристократом Империи. Приехавший первым после переворота Барк не знал, что Эрланд не любит предателей… Половина столичного гарнизона из окрестностей Вандервилля уйдет из столицы вместе с полком освобожденных гладиаторов. Войско невелико… Оно должно пересечь все провинции и принять в свои ряды тех, кто согласен присоединиться к новой власти, и покорить области, где будут несогласные. Путь лежит на север, до границы с Арутом, где надо навести порядок. Как только это будет сделано, в Валласе наступит мир… Если это не удастся, остается лишь гадать: поддержит ли кто-то из соседних стран новую власть? Распадется ли Валлас на несколько самостоятельных государств? Будет ли кто-то из оппозиции настолько силен, что, в свою очередь, сможет объединить земли? Перед походом солдат оставили без занятий. Вечером будет праздник, выкатят вино, зажарят нескольких баранов. Из кухни уже доносится запах свежего хлеба и тушеных овощей. Завтра утром, сразу после восхода солнца, войско выступает.Варг попросил Двана показать ему то, чему учила солдат Эда. Это было неплохо, совсем неплохо! Борцовский трюк позволял бросить на землю более сильного противника, используя его же вес против него самого. А хитроумный прием фехтования помогал выбить меч из более сильной руки. Каким изысканным искусством она владеет… Он все более и более убеждался, что бой, который ведут в Валласе, несовершенен. У них побеждает тот, у кого самое тяжелое и длинное оружие или самые сильные тела. Но вот явилась тонкая девушка с южным акцентом и легкими саблями и показала нечто другое: скорость передвижения, технику, позволяющую справляться с сильнейшим врагом, возможности метательного оружия. Вчера она стреляла вместе с солдатами в тире за восточными воротами, и все опять подивились конструкции ее арбалета. Небольшое оружие с короткими стрелами продемонстрировало невероятную скорость и мощность поражения, более дальний полет. На вопрос, откуда оно у нее, Эда лишь улыбнулась уголками губ и ушла, откинув за спину длиннющую растрепанную косу… Дван вкладывал оружие в ножны, как вдруг за спиной раздались энергичные шаги. Кто-то шел к ним – высокий человек в полотняной маске. На ходу он сбросил плащ и остался в одной кольчуге. Граф Бен обошел Варга по окружности, оттолкнув спиной его напарника. В голосе звучала угроза: – Ну что, померяемся силой? – Меряются силой в рукопашной, – бывший гладиатор постарался оценить противника: как он двигается, как держит меч, ширина и скорость его шагов, осанка… Он был сильным, очень сильным, легким и очень быстрым. - Рукопашная быстро заканчивается. И всегда кто-то остается без зубов… Я уже и так достаточно покалечен, – из-под маски раздался странный звук. Варг не понял, что это… Смех? Он чувствовал, что Бен торопится, что он напряжен, как натянутый лук. – До первой крови, – крикнул граф, нападая на него. Новый командующий еле сумел отразить удар. Он не собрался и с трудом удержался на ногах от натиска. У него давно не было такого стремительного противника. Постарался отойти настолько далеко, насколько возможно… Попытался использовать свою излюбленную технику отзеркаливания. Не получилось, Тарис не оставлял ему ни минуты свободной. Он начал кружиться вокруг, постоянно меняя положение тела, заходя то справа, то слева. Не повторял ни одного движения, был непредсказуемым и неуловимым. Варг просто отбивался. Он едва успевал поднимать меч, чтобы себя защитить. Граф не давал ему времени для нападения. Какая там атака, он не мог перевести дыхания! У Бена было преимущество нападающего, ведущего. Варг не мог ни правильно встать, ни отойти, ни напасть. Все, что ему удавалось – лишь подымать меч, чтобы отражать сыпавшиеся на него удары, сильные и всегда разные. Такое впечатление, что Тарисов было двое. Его противник нападал со всех сторон. Бывший гладиатор почувствовал, что начал уставать. Он не желал отходить, но отходил… Круг площадки, посыпанной песком, где тренировались солдаты, был не таким уж большим, а оглянуться, чтобы оценить, где он находится, Бен ему не давал. Он был легче его, подвижнее и стремительнее… Варг понял, что если сейчас не изменит тактики боя, то будет побежден. Граф его теснит. Он не видит, что находится позади, может лишь отражать удары. Если бросит хотя бы мельком взгляд в сторону – проиграет битву. Сейчас он споткнется о парапет сзади и упадет, выронив оружие. Вот опять Тарис нанес ему удар, снова не такой, как раньше – слева и снизу. Как ему удается так менять направление атаки? Только сейчас Варг заметил, что Бен одинаково владеет обеими руками и перебрасывает меч из левой руки в правую. Ему пришлось сильно напрячь кисть, чтобы удержать клинок в этом положении, слишком сильно… Почувствовал, как глухой болью отозвался давно сломанный локоть. Нападавший тут же переложил меч в правую руку и рубанул сверху справа. Варг понял, что у него не осталось времени, и постарался весь свой вес, все силы и внимание вложить в еле уловимое движение. Не только отразить удар, но развернуть лезвие так, чтобы выбить клинок у противника. И ему это удалось! Он подцепил острием гарду выбитого у Тариса оружия и поймал его свободной ладонью. Сейчас у него оказалось в каждой руке по мечу. Совсем неплохо! И тут он понял, что графа больше перед ним нет. Почему он бросился на землю? Он потерял равновесие, упал… или специально сделал бросок, чтобы атаковать его снизу? Варг перенес вес тела с двух ног на здоровую левую, переступив через скользнувшую по земле фигуру. Подумал, что маска, вероятно, ограничивает поле зрения. Со всей силы воткнул меч противника в песок, повернулся спиной, нарочито медленно вставляя свой в ножны, оставляя спину открытой. Бен вскочил в стороне. Варг был совсем не уверен, что Тарис не ударит его сзади. Услышал приближающийся короткий бег… шум… Граф выхватил оружие… Шаги удалялись. Он уходил так же быстро, как и пришел, почти бежал. Варг заставил себя сохранить тот же медленный темп, дошел до каменного бордюра, окаймляющего арену, развернулся и сел, увидел застывших солдат в отдалении… Бена уже не было видно, он вышел со двора казармы. Кто-то прошуршал одеждой сзади него. В поле зрения появились яркие оливковые штаны из мягкой струящейся ткани, коричневые дорогие сапоги… Эда села на парапет рядом с ним. Ему не хотелось ее сейчас видеть. Варг весь был в своем бое, в вызове ушедшего противника. Он так и не понял, кто выиграл, кто проиграл. – Ты сильнее его, – услышал серьезный голос. «Если она будет смеяться или снова подымать презрительно брови, как она умеет, я ударю ее», – подумал Варг. В эту минуту он ее ненавидел. Как ей удается появляться в самое неподходящее время? Ему вообще не хотелось сейчас ни разговаривать с кем-либо, ни терпеть чье-то присутствие. Он повернул голову. Девушка не смеялась. Он не видел у нее раньше такого серьезного, сосредоточенного лица. Она наморщила лоб и казалась еще моложе, чем была. Сколько ей лет? Двадцать? Не больше двадцати пяти, это точно… – Ты сильнее его. Но он победил. – Никто не победил, – отрезал Варг. – Нет, он победил! Когда ты выбил меч из его руки, он бросился на спину между твоих ног и выхватил нож. Если бы это был настоящий бой, то это был бы красивый конец. Точный удар в промежность – и ты теряешь половые органы и кишки. Мучительная, долгая смерть… После такой раны ты уже не можешь двигаться, не можешь его прикончить сверху, как если бы он всадил тебе меч в корпус. Варг внимательно слушал, что она говорит. Граф вытащил нож? Он бросился между его ног? – Ты не заметил? – Нет. – Он не захотел ни дотронуться до тебя ножом, ни просто ударить кулаком в пах. Он просто сложился и ушел. Это было красиво. Он победил. А ты даже этого не заметил… Варг забыл, что минуту назад хотел ей дать пощечину. – Ты видела наш бой с начала? – Да. – Скажи свое мнение. – Я уже сказала. Ты сильнее, но победил он. – Что мне нужно было, чтобы победить? – Центр. И дыхание. Он вспомнил то ощущение чего-то постороннего в Эде, когда она вызвала его на поединок. – Что такое центр? – Идем, – она потянула его за рукав и вновь вывела на середину площадки для боя. – Смотри, как двигаешься ты… Она сделала движение, как будто была деревянной куклой, подвешенной на десяток ниточек к разным точкам. – Ты двигаешься всем телом и растрачиваешь силы попусту. Тебе ведь не нужны все твои мышцы каждую минуту? – Не понял… Они двигались друг напротив друга. Девушка ступала, как будто танцуя – ни одного лишнего движения. Варгу снова вспомнилась стелющаяся по полю лиса, так совершенна была ее траектория. – В каждый конкретный момент тебе не нужно напрягать все тело. Старайся использовать лишь те мышцы, которые участвуют в движении, без которых оно не совершится, а остальные держи расслабленными. – Как мне понять, какие мышцы участвуют в движении, а какие нет? – Держи ось и двигайся от центра… У тебя нет оси, у тебя нет центра… – Что такое ось?! Что такое центр?! Эда кружилась вокруг него, переступая ногами крест-накрест. Ее движения напоминали танец. Она была очень красива. - Что такое ось? Представь, что ты тряпичная кукла… нет, колбаса. И ты болтаешься, привязанный вот здесь, – она подняла руку и коснулась своей макушки. – Чувствуй эту нить, на которой ты висишь. Больше ни на что не обращай внимания… Варг постарался представить то, о чем она говорила, но у него ничего не получалось. – Ты умеешь танцевать? – спросила девушка. – Да. – Бой – это танец, как и любое движение. – Ты любишь танцевать? – Я не умею танцевать. Мне это не нужно и неинтересно. Не отвлекайся. Я просто стараюсь, чтобы ты понял. Хороший танцор всегда имеет и ось, и центр. – Впервые встречаю женщину, которая не умеет танцевать. – Я не женщина, я воин. Встань ко мне спиной, – Эда остановилась и насупила брови. Он послушался. Она прижалась к нему, и он ощутил ее лопатки чуть выше своей поясницы. – Обопрись на меня. – Ты смеешься? Я раздавлю тебя. – Это упражнение. Нам надо найти общий центр тяжести. Такой, чтобы, упираясь ногами в землю и спинами друг в друга, мы могли очень быстро присесть и подняться, и чтобы никто не упал. – Это невозможно, – Варг повернулся к ней лицом. – Возможно. Поворачивайся, будем тренироваться. Он развернулся, и она снова прижалась к нему спиной. – Расслабься, ты весь напряжен. Постарайся почувствовать меня. Где у меня напряжена спина? Он старался делать, что она говорит, но не понимал, на что нужно обратить внимание. – Вот, – она выгнула плечи, упершись в него лопатками. – Вот где у меня напряжена спина. Теперь чувствуешь? – Да… – Мы опускаемся вместе, и ты не отпускаешь вниманием это место. Это будет наш общий центр. Я отклоняюсь назад чуть сильнее, ты стараешься давить с такой же силой, как и я. Не работай своим телом, делай все от нашего центра, через меня. Забудь, что ты Варг. Думай, что ты Эда. Ну, начали… Варг все-таки надавил на нее сильнее, чем нужно. Она чуть уклонилась, и он растянулся на песке во весь рост, упав на спину. – Забудь о себе, о своем теле. Чувствуй только напряжение моих лопаток, – девушка снова встала спиной к нему и произнесла с раздражением: – Если бы я предложила это сделать Страшиле, он бы смог сразу. – Не называй его так. У него есть имя. – Его все так называют. Ему снова захотелось ее ударить. Эда сощурила глаза. – Ты хочешь меня побить? – Как ты догадалась? – Я вижу твой центр. Он провел ладонью по лицу. – Почему граф Бен смог бы это сделать? – Потому что он чувствует партнера. Это видно. И в нем есть центр, хотя он этого не знает. Мне было бы проще его научить и ему объяснить. И он хорошо дышит. – Так почему ты выбрала меня? – Потому что мы идем на север вместе. Они снова встали друг к другу спинами. У Варга крутилась в голове ее фраза: «Он чувствует партнера…» В этот раз ему удалось понять, где она напрягается больше. У него получилось управлять своим весом. Он смог почувствовать, как Эда начала сгибать ноги. Не упал, но присесть им снова не удалось. Краем глаза Варг заметил, что две пары наблюдающих за ними солдат попытались повторить это упражнение. У него получилось, только когда он полностью расслабился и перестал ощущать себя, а максимально сконцентрировался на ней. Ему даже показалось, что он действительно перенесся вниманием в ее тело. – Хорошо. Подожди меня, – она повернулась и трусцой побежала в замок. Варг оглянулся: к нему подходили Дван и Эрик. – Вы видели мою битву с графом? – Да. – Он мог меня ударить снизу? – Мог. Итак, она оказалась права… Странно, что с его опытом он этого не заметил. - Что она тебе показывала? – Да я сам как-то не очень понял… – Она невероятно подвижна! Такое впечатление, что у нее вообще нет тела, – заговорил восторженно Дван. – Наверное, поэтому ей удается так взлетать: тогда, когда она пришла к нам, и на арене, когда прикончила палача. Варг перебирал в голове то, чему она его учила… Две пары солдат неподалеку приседали и поднимались, опираясь спинами друг на друга. Никто не падал. У них хорошо получалось. Раздались легкие шаги – вернулась Эда. В руках у нее были несколько поленьев и металлические скобы. Присела рядом с ними, сооружая какую-то странную конструкцию в виде опор с двух сторон, сверху положила толстое полено. Подпрыгнула и приземлилась на кусок дерева стопами, расколов его. Варг услышал, как ребята за его спиной охнули. Но она обращалась только к нему, как будто никого рядом не было: – Ты думаешь, я делаю это с помощью мышц? Броском торса? Нет, я делаю это силой центра… – Какого центра? Он все еще не понимал, о чем она… О, как сложна ее наука! – У нас есть сила, у всех – внизу живота. Ты видел клубки змей весной? – Да… – Вот и представь, что у тебя здесь сплетенные между собой змеи, скрутившиеся в клубок – мощные, стремительные и опасные, как молнии. Только вместо скользких длинных тел увидь невидимое: силу… – девушка вдруг сделала шаг к нему и быстро засунула руку за пояс, прижав ладонь к низу живота. – Вот тут. Варг почувствовал тепло ее пальцев прямо под пупком. – Здесь есть центр. В центре – сила. Действуй от этого места. Точно так же, как ты опирался на меня в нашем упражнении, обопрись изнутри на эту точку. Позволь действовать силе отсюда, – она быстро вынула руку и отошла на несколько шагов. Взяла другое полено и положила его на место первого. – Не напрягай мышцы. Просто прыгни и позволь центру расколоть дерево. Дай ему приказ, как ты отдаешь приказ солдатам. Представь, что внутри тебя та сила, по сравнению с которой даже твои тяжелые, сильные мышцы лишь сухие веточки. Почувствуй стихию, стань ею, вызови ее! Мы все – дети земли, и все, что есть в этом мире, есть и в нас: и воздух, и вода, и огонь, и камни. Представь чудовищную силу разбушевавшейся земли, воды, ветра, огня… Что тебе ближе? Снова подпрыгнула и снова расколола дерево. Кажется, Варг начал что-то понимать… – Ты представляешь воду? – Да, – Эда улыбнулась. – Ты понял? И еще… Перестань ощущать себя телом. Переведи внимание в дыхание. Постарайся раствориться вниманием в дыхании, чтобы ощутить свою невесомость. Перейди из одного состояния в другое, как тает лед, как испаряется вода… Варг закрыл глаза. Попытался представить себя огромной волной – нет, не то… Камнем, падающим с высоты… Порывом урагана, сметающим деревья… Вот оно! Почувствовал в себе ветер… Он постоял некоторое время, представляя себя центром воздушного вихря. Чувствовал, как воздух начинает течь, убыстряется и закручивается вокруг точки, хранящей тепло ее пальцев. Он вызвал ветер из своего живота – из того места, которое помнило жар ее ладони… И ощущал, что по мере того, как он раскручивается и набирается мощи, тело теряет плотность. Дыхание тоже было ветром. Он сосредоточился на нем и чувствовал, как оно делается глубже и медленнее… Сам стал ветром и видел, как ураган ломает огромные сосны, как будто они были сухими былинками… Дыхание центра подняло его помимо воли и бросило тело вперед. Полено раскололось под ногами… Солдаты вокруг дружно загалдели. – Хорошо, – Эда снова сузила свои янтарные глаза. – Ты не такой, как другие… В тебе есть возможность перемен. Делай все из центра и не концентрируйся на теле, не позволяй мышцам напрягаться. Дыши в центр… Она повернулась и так же стремительно, как и граф, ушла не оглядываясь. – А что она делала у тебя в штанах? – подскочил сзади Дван.
Глава тринадцатая ВРАЖДА И ДРУЖБА
Варг нашел Бена в караульной у северных ворот. Он разговаривал с усатым смуглым солдатом. Бывший гладиатор постоял в стороне, не зная, заметил его граф из-под своей маски или нет. Тарис обернулся и подошел к нему. Он быстро двигался, очень быстро. «Наверное, он тоже ветер», – подумал Варг. – Что ты хотел? - Поговорить. – Идем. Они вышли за ворота и пошли по северной дороге. Перешли ров и удалились еще на некоторое расстояние, желая отойти подальше от крепостной стены. Подъезд к Вандервиллю с севера был хорошо утоптан. По обе стороны от тракта лежали большие валуны, за ними тянулись неглубокие овраги. Граф Бен сел на один из камней, вытянув длинные ноги, снял маску, повернул лицо к солнцу и закрыл глаза. Варг опустился рядом, стараясь не смотреть на его обезображенную рубцами голову. – Почему ты меня не ударил? Ты ведь сказал «до первой крови». – Если бы я тебя ударил, то выпустил бы тебе кишки… или отрезал яйца. Или и то, и другое вместе. – И что тебя сдержало? – Не знаю… Тогда ты, похоже, не заметил этого. Кто тебе сказал? – Эда. – Что она еще тебе сказала? – Показала, почему ты победил. – И почему? – Давай еще раз. До первой крови. Они вскочили оба сразу, практически одновременно выхватив мечи и скрестив их. В этот раз Варг не чувствовал такого сумасшедшего натиска Тариса. Он мог наблюдать за ним, следить, куда они передвигаются, в какую сторону отступает один и наступает другой. Ему удалось сохранить центр боя на дороге, не отойдя в овраг. Удары Бена были такими же сильными и стремительными, как и раньше, но уже не такими изматывающими. Теперь бывший гладиатор старался не так концентрироваться на противнике, как ощущать центр внутри себя. Центр ощущался плохо, но расслабиться ему удалось, как удалось и сохранить ось тела. Он следил за своим дыханием больше, чем за тем, как подымает и опускает меч. Биться было намного легче. Варг чувствовал, что их силы примерно равны. Хотя он мощнее, а противник ловче и подвижнее, сражаться они могут до бесконечности. Вспомнил, что Эда ему говорила: «Ты сильнее», – и ударил по основанию клинка противника под углом, в последнюю минуту развернув меч. Бен выронил оружие. – Можешь меня поцарапать, если хочешь, – Варг видел удивленные глаза Тариса, его маска осталась на камне. - Что, демоны тебя побери, с тобой случилось? Ты стал совсем другим! – Каким? – Ты стал, как я… Нет! Как всегда… ты был лучше меня. – Откуда у нее это умение? – Она тебя сама научила? – по взгляду графа было совершенно невозможно понять, что он думает. – Сама. – Сама подошла и предложила научить? – Именно так. – Ты ей нравишься. – Она не в моем вкусе. Ты с ней спал? – Варг попятился и присел на камень. – Почему ты меня спрашиваешь? – Она сказала, что ты чувствуешь партнера. – Я предложил ей провести со мной ночь, – Бен сделал головой странное движение. – Она женщина и должна периодически с кем-то спать. Однажды кем-то могу оказаться я. – Ну и чем это закончилось? – Засмеялась. И сказала, что если я ее хочу, будет битва. Если я побеждаю, она ляжет со мной в постель. А если проиграю, то должен… поиметь козу на ее глазах. – Ты шутишь? – Если бы… – И ты отымел козу? – Варг засмеялся и закрыл глаза, представив эту картину. – Нет, конечно! – Зачем тогда обещал? – Ну… для задора… – Ты не изменился. – А ты что, сделал бы это?! – Я бы такого не обещал. – А если бы пообещал? Ну, вообрази невообразимое! Варг задумался и ответил очень неуверенно: – Если бы пообещал, то да. – Ты не изменился! – простонал Тарис, возведя глаза к небу, и добавил: – Я должен сказать тебе спасибо. – За что? - Кавада стала другой… после разговора с тобой. – Не понял?.. – Ты ей сказал, что ни к кому не может пристать грязь, пока сохраняется «я» внутри. Нужно его только обнаружить, свое «я»… Они еще немного посидели. Мимо них проехала деревянная старая телега, груженная темными бочками, запряженная двумя ослами. Сидевший на ней возница снял колпак и низко поклонился, вытерев затем потный лоб рукой. Граф едва кивнул головой. – Только ты ей не сказал, что такое это «я»… Варг посмотрел в небо, помолчал, словно подбирая слова. Наконец ответил: – Наверное, это «я» – самое «не-я» в нас… – Не понял… – Поймешь когда-нибудь. Они снова замолчали. – Слушай, – нарушил молчание Тарис. – Завтра вы уходите из города. Возможно, мы больше не увидимся. – И что? – Покажи мне, как ты выбиваешь меч из руки. Ты это сделал дважды за сегодня. Я не помню, когда у меня выбивали последний раз оружие. Варг улыбнулся, но тут же его межбровие прорезала скорбная складка. Он медленно повернул голову к Бену и произнес: – Ты знаешь, мы действительно можем больше не увидеться… За все эти годы я понял одну вещь, которую не понимал раньше: мы осознаем, как мы кого-то любим, как этот кто-то дорог нам, только когда его потеряем. – Почему ты мне это говоришь? – Я не понимал раньше, как ты важен в моей жизни. Мне не хватало тебя все эти годы. – Ты понимаешь, что я сделал еще хуже, чем ты?! Я тебя убивал двенадцать лет! И не мог насытиться… – Ну не убил же… И еще одно. Ты знал, что это Даневан убил Веронику и детей, – Варг посмотрел на собеседника. Совершенно невозможно понять его чувства по этому сплошному белому рубцу вместо лица. – Младший мальчик был твой. У графа вздрогнули веки. Бывший драаг не отрывал от него взгляда. – Лучше бы я тебе выпустил кишки сегодня утром, до этих слов… – глухо сказал Бен. - Давай в степь отойдем… Бери меч. Они так увлеклись отработкой ударов, что оба не услышали, как всадник, проезжающий по дороге, спешился и приблизился. Его рыжая кобыла перепрыгнула через овраг и начала пастись. Подъехавший достаточно понаблюдал за ними, пока, наконец, был замечен. Тарис и Варг встали рядом, с мечами в руках. Эда опустила ткань с лица и спросила: – Вы враги или друзья? – А ты как думаешь? – широким движением граф вложил меч в ножны. – Не знаю, поэтому и спрашиваю. Оба замешкались с ответом, пока она снова не заговорила: – Хотите сразиться со мной вдвоем? Они переглянулись, кивнули и улыбнулись друг другу. Пока обходили ее каждый с противоположной стороны, она сказала, в этот раз утвердительно: «Вы друзья». Когда они были вдвоем, ей не удалось ни обезоружить, ни ранить ни одного. Начав с двух сторон, мужчины в конце концов подошли плечом к плечу и стали сражаться против нее рядом. Варг держал меч в правой руке, Тарис – в левой. Это была хорошая битва. Они учились у нее и помогали друг другу. Или это она позволяла им учиться? Варг ни на секунду не выпускал из внимания свою ось. На какое-то мгновение ему показалось, что он увидел ее центр. Вдруг девушка стремительно отскочила от них и вложила обе сабли – а она фехтовала двумя руками, – в ножны, висевшие крест-накрест со стороны ягодиц. Вытерла пот со лба и сказала, обращаясь к бывшему гладиатору: – Ты быстро учишься. Если бы мы не позанимались сегодня утром, я бы вас победила. Свистнула кобыле и умчалась, сидя как влитая на ее спине. Мужчины снова улыбнулись друг другу, и Варг поднял руку в сторону своего бывшего противника. Тот немного помешкал и ударил ее ладонью. Удар перешел в рукопожатие. – Она будет с вами в походе. Держи ее рядом, – голос графа был странно приглушен, как будто у него перехватило дыхание. – Зачем? – Вдруг она тебя не убьет, когда ей прикажут… – Воины ценны только тогда, когда выполняют приказы. Недаром же ее называют Меч Эрланда. - Она женщина. – Она мне сегодня сказала, что она не женщина. Она – воин. – По-моему, она еще просто не знает, кто она… Как ты сказал: «Наверное, „я“ – это самое „не-я“ в нас». Она еще слишком молода, чтобы понимать такие вещи… Они возвращались в город вместе, разговаривая об оружии Эды. Оба встречали его раньше – знаменитые сабли Дравийских степей. Сабли, лезвия которых не могли перебить клинки мечей Валласа, как они сегодня сами убедились.Найти Эду было сложно, ее нигде не было. Пришлось ждать до вечера, когда во дворе уже расставили длинные скамьи со столами и начали жарить баранов на вертелах. И когда дым и запах жареного мяса собрали всех солдат вместе, пришла и она. Села за край стола, не выбирая места. Сидела прямая, не обращая внимания, кто там рядом с ней. Варг ждал ее появления, не зная, будет ли девушка ужинать с ними. Тут же подошел и дал знак бойцам подвинуться. Ему пришлось протиснуться вплотную к ней. – Тебе что, места мало? – Эда не шелохнулась, но повела на него недовольно бровью. – Я хотел тебе сказать… Я победил! – Кого? – Графа Бена. – Ты… ты снова его вызвал, потом? После меня? – недовольное выражение ее лица сменилось на удивленное. – До тебя. То есть после того, как ты мне показала, как надо действовать, утром. И до того, как мы сошлись втроем. Она широко улыбнулась и повернулась к нему на скамье, сев на нее верхом. Сказала приказным тоном: – Опиши битву… Варг рассказал про их сражение и свои ощущения. – Ты сильно не радуйся, – задумчиво произнесла Эда, внимательно его выслушав. – Если бы это был настоящий бой, он бы победил. – Почему? Я же сильнее. – Да, ты сильнее. Но он моложе… ловчее, подвижнее, гибче. Он лучше дышит. – Почему ты решила, что он моложе? - А что… нет? Откуда ты его знаешь? – Эда осеклась и удивленно на него посмотрела. Варг наклонил голову… Не надо было показывать, что они с графом знакомы. – Если бы тебе был нужен напарник, кого бы ты выбрала?.. Меня или его? Девушка задумалась. Вдруг ее лицо изменилось: она увидела, что туши на вертелах стали разделывать. «Подожди…» – Эда вскочила, пошла к огню и сама начала отрезать куски от седла барашка. Вернулась, неся на острие ножа две полоски мяса. – Ешь, – предложила ему. – Что не так? – Ты всегда берешь лучший кусок? – Да, конечно, – она явно была удивлена. Варг снова посмотрел на тушу на вертеле. Человек в полотняной маске отрезал от барана точно такие же куски, как только что сделала Эда. Девушка тоже это увидела. – Страшила вон тоже берет лучший кусок. А что, ты отрезал бы другой? – Граф Бен, – поправил ее Варг и задумался. – Я бы не отрезал… Я бы подождал, пока мне принесут. – А если бы тебе никто его не поднес? – воительница с интересом заглянула прямо ему в глаза. – Так не бывает, – ее собеседник улыбнулся своим мыслям. – Ты ешь прямо с ножа? Эда уже почти съела один кусок. – А что не так? – Я предпочитаю с тарелки… – Вкус мяса на тарелке не отличается от вкуса мяса на ноже, – она фыркнула и продолжала хватать губами горячее мясо. – Так кого бы ты выбрала? – Седло, конечно. – Да я не о мясе! Графа Бена или меня, если бы пришлось выбирать напарника? – А… – Эда на миг задумалась, – если бы это была битва, как тогда в цирке, то его. А если бы надо было идти неизвестно куда и сражаться неизвестно с кем, то тебя. – Почему? - Последний раз предлагаю: будешь есть или нет? – она протянула отрезанный кусок. Первый она уже проглотила. – Давай пополам. Эда отрезала половину и поднесла мясо на ноже прямо ему ко рту. Варг вспомнил, что она все-таки опасна, на секунду замешкался, но вздохнул и взял губами баранину. Девушка громко засмеялась. – Почему ты смеешься? – от неожиданности он поперхнулся. – Ты меня боишься. – Нет. Не боюсь, – подумал и добавил: – Опасаюсь… – Я рада, я очень рада… – Чему? – Что мое искусство так хорошо… Что ты выиграл. – Так объясни свой выбор, – вернул ее к прежней теме Варг. – Если бы надо было биться быстро и с конкретным противником, то лучше сражаться с ним. Он подвижный, быстрый, он импровизирует. Ты медлительный и пассивный – во всем. Вот даже не идешь, чтобы взять лучший кусок, даже когда тебе его поднесут ко рту… А если надо идти неизвестно куда и неизвестно с кем встретиться, то лучше с тобой. – Почему? Я ведь медлительный и пассивный, – Варг почувствовал, что ему обидно это слышать. – Потому чтотебе можно верить, – серьезно сказала Эда. – И ты быстро учишься. И еще потому, что я часто тороплюсь. Ты бы меня уравновешивал. – А ему? Ему можно верить? – Ему – нет. Ван принес тарелку с хорошим куском ребра, поставил перед ним и, ничего не говоря, удалился. – Таки поднесли… – задумчиво проговорила девушка. – А ты сомневалась? – Варг принялся за еду. – Сомневалась… Но тебе принесли худший кусок. Я взяла лучший. Он расхохотался и насмешливо сказал: – Я тоже взял лучший… Вначале, у тебя. Ты же первая мне его и принесла – лучший кусок! Ты отрезала для меня и для себя и сама не заметила? А потом мне принесли просто больший кусок. – Подожди, – лицо Эды вытянулось. – Но ты же отказался от моего мяса! Варг смерил ее взглядом, от которого она слегка поежилась. - Нет. Я не отказался, а просто с тобой поделился… из жалости. Ты такая худая… Будешь еще? – Нет, уже сыта… А вообще, давай! Кто-то подошел к ним и поставил кувшин вина перед его тарелкой. – Вина? – Нет, я пью только воду, – ответила девушка. Варг сделал глоток и вдруг улыбнулся. Внимательно всмотрелся в ее лицо и тихо сказал: – Я знаю про ваше пари. – Какое пари? Послышались высокие голоса – во двор замка вошли женщины. Эда удивленно оглянулась на звук. Это были те же шлюхи, что приходили к гладиаторам цирка. – Не отвлекайся, пожалуйста, – он посмотрел ей в глаза. – Я знаю про козу. Девушка фыркнула, встала и, ни слова не говоря, ушла.
Варг доедал мясо, когда к нему подошел граф Бен и сел рядом. Он был без маски, на острие его ножа висел кусок баранины. – Ты ей нравишься. Я это вижу, – и так как собеседник не отвечал, продолжал: – Она же тебе сказала, что я чувствую партнера. Я сражался с ней рядом в цирке, и я бился против нее два раза – один раз с тобой. Ее удары были разными: те, которые она наносила мне, и предназначенные для тебя. Когда она рубила меня, она была опасна. С тобой же она просто игралась. Голову даю на отсечение… Поверь мне, просто поверь… Я знаю женщин лучше. Но понимает ли это она сама? И заметно ли это со стороны? – И что это тогда меняет? – Если это заметно со стороны, Эрланд не должен ее отправлять с войском. – Почему? – Вдруг она перестанет ему подчиняться… – А что меняет то, понимает ли это она сама? – Если она это понимает, тебе повезло – ты можешь просить у нее что угодно, и она тебе не откажет. – И что бы ты попросил? – Спать со мной. А что бы попросил ты? - Обучить меня ее технике боя. – Ты не изменился… – Ты тоже… Варг медленно пил вино – оно было превосходным. – Нравится? – спросил граф. – Да… Давно не пил такое хорошее. – Перед тобой другое вино, чем перед остальными. Варг посмотрел в обращенные на него внимательные глаза, стараясь не фокусироваться на ужасных рубцах, покрывающих лицо, и отсутствующем носе. – Спасибо. – На здоровье… – Она мне сказала, что я медлительный и пассивный. – Мне это говорила и другая женщина. – Замолчи, – Варг вскинул голову и отвернулся, чтобы не видеть, как собеседник ест. – Обычно я не ем при свидетелях. Это неприятное зрелище, я знаю. Сейчас я сделал исключение для тебя, чтобы ты увидел, – граф снова издал тот самый звук, который у него обозначал смех. – Кстати, когда ты меня калечил, ты сказал, что я больше никогда не смогу спать с женщиной. Тут ты ошибся. На качество и количество моих половых связей изувеченное лицо не повлияло. Лучше бы ты меня кастрировал. Варг сделал движение, как будто хотел закрыть ему рот, и застыл с поднятой рукой. – Не бойся, ты можешь до меня дотронуться, если хочешь, – Тарис снова засмеялся. – Мне уже не больно. – Как ты выжил? – Долгая история, не сегодня… Ты ведь не думал увидеть меня живым, не так ли? – Да, это правда… Но я хочу знать. – Вот когда ты присоединишься ко мне в моем замке, однажды зимним вечером за бокалом вина у горящего камина я тебе расскажу. – Мне очень жаль… – Чего? Что ты меня не убил? – Что все так случилось… – Да брось ты… Мы квиты… Я убивал тебя двенадцать лет, – Бен встал и ушел.
Варг погрузился в свои мысли и не заметил, как появились арфист и скрипач. Оживление во дворе замка нарастало… Женщины сидели на скамьях между солдатами и у них на коленях. Вместе ели, вместе пили. Музыканты начали играть. Стали освобождать пространство для танцев. К Варгу подошел Дван и буквально навалился на друга. Его глаз приоткрылся, синяк пожелтел, и шишка на лбу уменьшилась. – Начинаем с командира! Ты начинаешь, – Дван постарался вытащить его из-за стола. Он уже хлебнул лишнего и широко улыбался. Изо рта бывшего драага разило вином. Щеки рыжего бородача раскраснелись, и наконец-то вырвавшийся на свободу второй глаз прищуривался. Варг понял, что его хотят отправить танцевать. – Я не танцую, – он отмахивался, улыбаясь. Он забыл, что такое радость, что такое хорошее настроение. Сегодняшний день принес ему много положительных эмоций. Варг был доволен сегодняшним днем. – Так не бывает. Скажи, какие танцы ты любишь. Отбиться от Двана было невозможно. Солдаты зашумели, поднимаясь и окружая его кольцом. Он понял, что надо закончить этот разговор. – Танцы, которые я люблю, не танцуют в этих краях… – Например? – к ним протиснулся арфист. – Врита… «Вриту они точно не знают», – подумал Варг. – Я!.. Я танцую вриту! – раздался звонкий голос. Ряды бойцов расступились. С противоположного конца столов выходила Винта. Ее непослушные каштановые волосы сегодня были аккуратно уложены вокруг головы, напоминая прическу Кавады. Темновишневое платье мягко струилось вокруг фигуры, закрывая обычно открытую грудь. Она словно плыла по воздуху, казалась совсем другой, не той веселой и доступной женщиной, которую они все знали. – А я играю вриту, – арфист ударил по струнам… Когда и с кем он последний раз танцевал? Со своей женой, ровно за месяц до ее смерти. Они любили танцевать, танец переходил в любовь… Кто-то толкнул его в спину, и Варг подчинился – не им, кричащим вокруг него, а памяти… Вспомнил улыбающиеся голубые глаза покойной жены, ощущение ее тела в своих руках… У Винты тоже были синие глаза и полные формы. Музыка властно увлекла его в прошлое. Замка, столов, галдящих людей больше не существовало…
…Он жил в прошлом, со своей Вероникой и их детьми, в красивом, солнечном доме. Его жизнь протекала в вонючих ямах, в подземельях и на аренах. Он шел по песку, натыкаясь на мечи, ножи, плети, которые оставляли следы на коже – но мир его был там, где не было боли, а царила смерть… Он протыкал живые тела, он убивал тех, кого вчера считал друзьями, развлекал чернь и знать. Нет, это не была настоящая жизнь… Мертвая женщина забрала его к себе, дух Варга витал с ней. Они сплели свой мир в стране мертвых, куда просто забыли взять его тело. Он принадлежал смерти весь, без остатка… Зазвенели струны, руки Винты взметнулись вверх, коснулись запястьями. Она вышла вперед, из-под опущенных век сверкая синим блеском глаз, выгибая полноватый, но гибкий и сильный стан в такт музыке, маня еле уловимой улыбкой полных губ. Высокая грудь поднималась под глухим воротом платья, соблазнительная и опасная. Полилась мелодия, песня о пастухе и его возлюбленной… Кто-то из солдат запел несильным, но приятным тенором, жалуясь и жалея о преданной им любви. Девушка посередине круга тосковала о мужских руках… Варг сам не заметил, как встал и пошел мелкой, но твердо поставленной поступью. Ворвался в круг и заключил тоскующую девушку в ловушку страсти. Солдаты отступили назад, освободив место для танцующих. Мелкие, точные движения сильных мужских ног, изогнутые дуги обнимающих рук партнерши… Струны пели под пальцами, задавая ритм движениям женщины и выпрямленной мужской фигуре, ладно описывающей круги вокруг нее… Музыка лилась, наполняя все вокруг сдержанной болью, дрожало девичье тело в ритмичном всплеске рук, такое манящее и такое доступное… Танцующие были все ближе и ближе, ладони соприкасались в ритм звенящим струнам, и боль, сладостная боль несбывшейся любви наполняла все вокруг словами певца… И они вливались в сердца, наполненные сейчас лишь безграничной любовью и нежностью, и эти мужчина и женщина стали единственными существующими в мире – лишь слабость и сила… Любимый, покинувший любящую… Девичий призыв, потонувший в ночи… Находящиеся в дюйме друг от друга натянутые фигуры не соприкасались, четко вибрируя в такт призывной, томящей мелодии, наполненной вековечной тоской. Музыка возникала из воздуха и света только что поднявшейся луны, девушка изгибалась в середине круга. Как давно эта песнь брошенной возлюбленной раздалась в ночи, рожденная израненным сердцем? Мольба слов растворилась в темноте, воины застыли… Их грубые сердца таяли в звуках, разбрызгиваясь на капли жалости, о которой они уже и забыли. Струны замерли… Очарование спало. Танцор резко повернулся и вышел из круга. Глаза смотрели сквозь солдат, и они отступали перед его взглядом, не смея задержать. Он был вне этого момента, и все почувствовали это. Он жил в своем мире, и его мир отрицал жизнь. Варг был полон своим прошлым. Он сам был прошлым – сгустком боли. Шаг уходящего становился все быстрее, он свернул в замок и скрылся из вида… Винта на мгновение моргнула растерянно, но тут же, овладев собой, стала кокетливо раскланиваться аплодирующей толпе. И тоже вдруг ушла за уже удалившимся партнером. Не хлопали ей два человека. Граф Бен вышел со двора, никем не замеченный, а Эда, присев на перила, наблюдала за происходящим острыми глазами… Она так задумалась о чем-то своем, что не слышала, что происходит вокруг. Дван подскочил к ней. Его разные глаза блестели весело и задорно. – Ты не танцуешь? Девушка посмотрела удивленно. Этот парень не боялся ее! После того, как она едва его не убила! Веселье этого рыжего детины хлестало через край, и оно было таким искренним… Впрочем, он, похоже, немного пьян. Эда не знала, что ему отвечать. – Я не умею… – Ты не умеешь танцевать? – удивленно закричал бывший драаг. – Да я тебя научу в одно мгновение! Она колебалась, как себя с ним вести. Ответить резко ей не хотелось. После танца Варга и Винты в ее душу проникло какое-то чувство… Что это было? А Дван уже сгреб ее в охапку со словами: «Смотри, ты держишь меня за руки и просто повторяешь мои движения». Через несколько минут танцующие образовали круг…
Варг подошел к окну, чтобы закрыть ставни. Звуки музыки и крики раздражали его. Взгляд упал на цепь мужчин и женщин, проносящихся мимо костра… Там, внизу, в веселящейся толпе он увидел девушку с длинной лисьей косой. Она танцевала, переходя от одного солдата к другому. Она танцевала хорошо. В ней чувствовались и центр, и ось… На минуту он задержал на Эде взгляд. Это веселье было кощунственно для его памяти. И захлопнул ставни.
Глава четырнадцатая ТАЙНА
Окно спальни выходило на восток, и в комнате рано темнело. Эр-ланда продолжал преследовать запах пыли, и приходилось все время держать окно открытым. Но сейчас он поморщился: слишком шумно… Отправляющимся в поход солдатам накрыли столы, пригласили женщин, выкатили вино. Всё, чего он старался избегать – толпа народа, продажная любовь, чревоугодие – сегодня наводнило замок. Оказывается, там были и музыканты, и вот теперь раздались звуки музыки и пение. Он прислушался. Что это? Старая как мир мелодия его родной земли… Музыка льется, и кажется невозможным, что этот надрывный звук рвущейся души могут издавать струны под живыми руками из плоти. Руками, рвущими дикие травы и перебирающими гриву лошади… Как странно, что есть кто-то здесь, в этом морском городе, утонувшем в беспределе последних двенадцати лет правления Травалов, кто помнит и поет эту песню – чистую, как горная река у ее истоков… Он вспомнил свое детство. В доме его отца танцевали вриту, народный танец, и аккомпанировали всегда с певцом. Когда-то и он учился ее танцевать… Эрланд закрыл глаза и увидел перед мысленным взором танцующих родителей: взлет кистей и опущенные веки, пространство, не осмеливающееся заполниться между ними двумя, сильные икры и железный торс отца… От женщины в этом танце нужна лишь пластика – изгибающийся стан, взлетающие руки с тонкими запястьями. Она оставалась посередине, поворачиваясь лицом к обходящему ее партнеру. Танец требовал от него грациозности и силы, стройных ног и сильной спины. Это был танец красивых, мускулистых мужчин. Колдун вдруг вспомнил глаза матери, как они текли темным огненным маслом, воспламеняя отца… Отец был страстным, слишком страстным. Немногим отличался от Травала своей жадностью, любовью к женщинам, безудержностью в удовлетворении желаний и прихотей. Воспоминания о том, что в родном доме тоже звучала музыка, лилось вино, танцевали вриту, стали невыносимы… Эрланд подошел к окну и плотно закрыл ставни. Это была идея Бена – сделать сегодня праздник, чтобы порадовать солдат перед выступлением. Граф прекрасно справлялся со всем, что касалось армии. Знал всех, и его знали все и подчинялись ему беспрекословно. Верон питал к нему откровенную симпатию. Он был любимцем женщин, несмотря на обезображенное лицо и тот факт, что почти никогда не снимал маски. Тарис Бен спал с самой красивой женщиной Ван-дервилля. Много лет он был любовником королевы. Эрланд задумался: почему этот человек довольствовался быть вторым в армии? Вначале колдун думал, что подчиненные боятся своего командира. Но теперь понял, что солдаты его любят, они преданы ему… Было бы лучше, если б с войском отправился граф. На место начальника гарнизона столицы можно найти кого-нибудь другого. Почему-то он опасался Варга. Странно, что бывшего гладиатора боятся все… кроме Эды. Смог бы Бен объединить страну? Хотя, конечно, он безроден. Человеку без благородной крови, даже если ему удается высоко подняться, нечего делать на верхушке пирамиды власти, ему не суметь удержаться и подчинить себе остальных. Перед его мысленным взором встали двое: Даневан и Тарис Бен… Лорд, рожденный бастардом, и граф, заслуживший титул, с которым не родился. Огромный, грузный и безудержный Даневан имел славу одного из самых жестоких людей Валласа. Пытки, которые он учинял над пленными и врагами, отличались изобретательностью и нечеловеческой изощренностью. Характер лорда такой же угрюмый, грубый, хотя и сильный. И граф – высокий и стройный, сдержанный… Эрланду вспомнились его внимательные темно-серые, красивые глаза в прорези вечной маски. Умные, непроницаемые глаза… Посадка головы, жест, которым он закладывал за спину руки, твердый, упругий шаг. Граф не открывает рта без нужды. Но все вертятся вокруг него, стараясь угодить. Так ли он безроден, как о нем говорят?В столицу стали стекаться мужчины со всей страны. Приходили поодиночке и группами. Все просили принять их в армию. Это было неслыханно! Эрланд помнил, что во времена правления Травалов для привлечения солдат приходилось придумывать разные ухищрения. Заполучить новобранцев было непросто… Вплоть до того, что мужчины бежали из родных домов, зачастую с семьями, скрывались в лесах, в разрушенных после крушения Империи поместьях. Делали все возможное, лишь бы не поступить на службу в войско постимперского Валласа. И вот все наоборот! И эти люди хотят служить под началом самого знаменитого драага, ставшего живой легендой. Сможет ли он отправить графа по следам Варга, чтобы заменить его на подступах к Северу? Имение Бена находится как раз на границе с Арутом. Там они смогут обойтись без бывшего гладиатора…
Тихий стук в дверь… Кто это? Ах, Кавада! Как хорошо, что она пришла… После долгих раздумий, кого взять своим секретарем, Эрланд решил остановиться на ней. Более дисциплинированного, исполнительного, толкового и умного помощника невозможно найти. Он уже не сомневался, что она его любит. Надо стараться держать ее на расстоянии вытянутой руки, не переходить на личное. Единственное, что смущает – это ее любовник. Говорят, он ревнив. Тарис поддержал переворот из-за любви к ней… Астролог – его оружие в замке, второй меч Эрланда. Первый меч – Эда… Все, что он задумал, совершено благодаря этим двум женщинам. Они не любят друг друга… Вернее, тихо и тайно не любит Кавада воительницу с юга. Эде же абсолютно на нее наплевать, как и на всех окружающих. Она живет по одним лишь им двоим известным законам Ваа-ра. Она с людьми, но вне их. Все в ней подчинено силе… Эда не дает воли своим желаниям. Первый раз за все время их знакомства у нее появилась прихоть – Север… Что ж, ее нельзя удерживать, иначе можно ее потерять. Пусть она пойдет на север, и рыжая южная лошадь провалится в холодный, колючий снег. Пусть злой ветер коснется нежной кожи с легким загаром… Она вернется тут же, Эрланд не сомневался в этом. И, вернувшись, останется с ним. Неужели Кавада догадалась о его страсти? Наверное… Иначе как объяснить ту неприязнь, которая сквозит во взгляде всегда такой воспитанной и сдержанной особы, придворного астролога и лекаря, когда она встречается с резкой, порывистой, свободной девушкой, всегда одетой в мужскую одежду… А может, так же, как он, Эрланд, читает во взгляде Кавады ее любовь, она читает любовь в его обращенных на Эду глазах? Глаза астролога так откровенны, когда она смотрит на него. Догадывается ли граф, что сердце любовницы ему не принадлежит? А принадлежало ли когда-то? Не затаит ли он злобу? Не замыслит интригу? – Вы звали меня, Мастер? – Кавада почти бесшумно скользнула в отворенную высокую дверь. У нее всегда темные платья и строгая прическа. На ней никогда нет украшений – никакой рамы для ее красоты. Да она и не нуждается в обрамлении… Носила ли эта земля более красивую женщину? Она невероятно красива. При взгляде на нее просто перехватывает дыхание. – Да. Кавада, я хочу тебя попросить о помощи. Мне нужен помощник: вести бумаги, переписку, расчеты… Согласна ли ты принять на себя должность моего секретаря? Эрланд увидел, как озарилось радостным светом ее лицо. - С радостью, Мастер, – она улыбнулась. – Я вижу только одно препятствие… – Какое же? – Граф Бен… Говорят, он ревнив? Он может причинить мне беспокойство? Она стояла не двигаясь, не отвечая, глядя на него огромными черными глазами, в которых, как в зеркалах, плясали отражения свечей. – Граф оказался абсолютным авторитетом в армии Вандервилля. Я этого не ожидал… Думал, что покойный лорд Даневан более сильный военачальник. Оказалось, что мы недооценили Тариса… Что ты можешь мне о нем рассказать? Кавада слегка покраснела, опустила глаза… – Мой дорогой друг… Слухи вездесущи. Судьба женщин в военное время везде одинакова, увы… Мне очень жаль, что твоя жизнь сложилась так, как она сложилась. Но твое настоящее могло быть намного хуже, если бы ты не попала во дворец. И если б рядом с тобой не оказалось графа… Она не отвечала. Он дал ей достаточно времени. Поскольку молчание затянулось, продолжил тихо и вкрадчиво: – Я знаю также, что у меня нет более близкого человека, чем ты. К кому мне обратиться за советом? С кем мне посовещаться, как не с тобой? Твой ум не уступает мужскому. Да и твоя проницательность сделает честь любому мужчине. Мы лучшие друзья. Я чувствую в тебе такую же одинокую душу, которая заключена и в мое тело. У нас так много похожего, общего… Помоги мне, Кавада. Женщина смотрела в сторону, не подымая глаз. Ей было тяжело, и Эрланд чувствовал это. – Что я могу вам рассказать, Мастер? Я его почти не знаю. То, что мы любовники, не делает его близким мне человеком. – Ты любишь его? Прости мне этот вопрос. – Нет. Кавада вновь подняла глаза на колдуна, и теперь ему пришлось отвести взгляд. Ее выражение лица было красноречивее слов. – Но он любит тебя. – Нет, – она улыбнулась. – Вы удивлены? – Я думаю, что ты ошибаешься, – Эрланд старался говорить как можно мягче. – Он бы не поддержал идею государственного переворота, если бы не любил тебя. - Нет, Мастер. Я здесь ни при чем. Думаю, граф ненавидел Даневана и Травалов. Он был рад расправиться с ними. Это что-то новое… У него была другая информация. – Ты уверена? Я слышал, что Даневан и Бен были друзьями. – Они никогда не были друзьями, – тихо сказала Кавада. – Лорд по непонятным мне причинам боялся Тариса. Граф имел на него неограниченное влияние – на него и на Диану Травал. – Но Диана любила его? – Я думаю, что да, – собеседница помолчала. – Уверена, что да. – А граф ее? – Он никого не любит, кроме себя. Он ее использовал. Получал все, что хотел, благодаря ей. Жил как король. Даже лучше: у короля есть обязанности, а Тарис был намного свободнее и… капризнее. Королева боялась его потерять, – Кавада вскинула на него огромные черные глаза. Такие черные, что зрачок сливался с радужкой. Эрланд внимательно слушал. Все это несколько расходилось с тем представлением, которое у него сложилось о графе. Во дворце все было не так, как казалось на первый взгляд. – Был ли причастен граф Бен к свержению династии Давикулюсов? – Нет. Насколько мне известно, он один из горожан старой столицы, Вирсандии. – Он из Тареша? – Да, он из Тареша. И был простым солдатом во время войны после переворота, совершенного Травалами. За храбрость и воинское умение замечен королем и приближен к себе. Бен спас его один раз в бою, за что получил титул и землю. После смерти монарха граф стал одним из… – Кавада на минуту запнулась, – приближенных королевы. Он имел неограниченное влияние на Диану. Она делала все, что он хотел. Колдун смотрел, как горят три свечи в бронзовом подсвечнике на столе. Как они оплывают, роняя восковые медовые слезы на бронзовое же блюдо… Он недооценил этого человека. – Что любит граф? Какие у него интересы? – Он любит армию, сражения, военные действия – он прирожденный воин. Любит женщин, порочен… – и добавила, подумав: – Его интересует только его жизнь. Ни страна, ни люди, ее населяющие, ни даже жизни тех, кто с ним связан, ничего не значат для него. – Кавада, так не бывает. У всех есть слабые места, – Эрланд поднял на нее взгляд. - Я не думаю, что у всех есть слабые места, – она задумалась… – Вы, например, разве они есть у вас? – У меня есть мечта… Я хочу воссоздать Империю… Сделать ее такой, какой она была при Давикулюсах. Снова превратить страну в цветущий край. И для этого я готов на все, на любые жертвы, – глаза колдуна как будто глядели вдаль, сквозь собеседницу. Вдруг Эрланд очнулся и увидел перед собой неподвижно сидящую женщину. – А у тебя? Какое слабое место у тебя? Кавада подумала: «Вы», – но вслух не произнесла ничего. Правитель продолжал: – Ты близка с Тарисом Беном. Узнай, что он хочет, чем живет, что любит на самом деле, а что ненавидит. Что он за человек… «Неужели он готов приблизить меня к себе? – думала она, не смея поднять глаза на собеседника. – Предложил стать его секретарем… Неужели он может даже нуждаться во мне?» – Я сделаю все, что в моих силах… – И завтра, когда армия покинет город, мы начнем работу. Кавада поняла, что разговор закончен. Встала, низко присела. Осторожно, чтобы не хлопнуть громко, закрыла дверь. Звуки музыки разносились повсюду… Как она их не услышала в комнате Эрланда? Женщина не заметила вжавшуюся в стену высокую фигуру. Закутанная в коричневый поношенный плащ, она практически сливалась со стенами в темном коридоре замка. Человек двинулся за ней по пятам, и она на секунду замерла, словно прислушиваясь к эху своих шагов, оглянулась… Тень в плаще приникла к стене. Кавада скользнула по ней глазами, но ничего не разобрала в темноте и поспешила в спальню.
Едва она зажгла свечи и закрыла ставни, вошел Тарис. Сбросил длинный плащ с большим капюшоном. Кавада заметила, что сегодня на нем такая же темная маска, как и его одежда. Граф сел за стол и налил себе воды, жадно выпил. – Как прошел день? Что нам обещают звезды? Женщина обернулась к нему. Ей показалось, или в его глазах любопытство? – Как всегда, спасибо. А звезды… Ты же не веришь в астрологию? – Кто тебе сказал? - Ты никогда не просишь составить тебе гороскоп, не интересуешься прогнозами накануне каких-то событий или даже дней своего рождения, – Кавада вдруг замерла. – Тарис, а я ведь не знаю день твоего рождения! – Видишь, – Бен склонил голову к плечу. – Это ты никогда мною не интересовалась. – Неправда! Я помню, что спрашивала тебя… – Нет. Ты меня никогда ни о чем не спрашивала. Ни разу. Может, ты спрашивала короля? Даневана? Или… Эрланда? В его голосе сквозила насмешка – как всегда, когда они были не в постели. Наверное, Кавада предпочитала заниматься с ним любовью, чем беседовать, сейчас ей пришло это в голову… И сразу стало стыдно. Каковы бы ни были их отношения, они живут вместе. Он заботится о ней… в меру своих сил. А она даже не знает дату его рождения! Она задумалась, спрашивая себя: а справедлива ли она к Тарису? Мастер просил узнать о нем побольше… Но как разговаривать с ним, если он всегда словно посмеивается над ней? – Так когда ты родился? – Я не знаю. – Как такое может быть? – Может. В семье не праздновали мой день рождения. – А кто были твои родители? – сейчас она сама не знала, начала ли его расспрашивать потому, что ее попросил об этом Эрланд, или ей самой захотелось узнать о нем побольше. – А твои? Расскажи мне о твоей семье. Вот так всегда. Все разговоры разбивались о его иронию, встречные вопросы. Он не допускал к себе. А она не хотела рассказывать о своем прошлом – ворошить его было слишком больно… – Я не хочу об этом говорить. И разговор был окончен.
Эрланд читал и перечитывал сообщения, доставленные гонцами, как вдруг услышал тихий стук в дверь. Он уже знал, кто это может быть – Верон. Каждый раз, когда они встречались, вспоминал, как Эда сравнила его с полозом. Сильный и скользкий, с такими же непроницаемыми черными глазами, как у Кавады. Но если в женщине чувствовалась мягкость, то министр таким не казался. Он мог поддаться, мог подыграть. Но там, внутри, был невероятно тверд, буквально покрыт броней. - Проходите, Верон. Я ждал вас. Посетитель удивленно улыбнулся. Вернее, сделал вид, что удивлен. – Да, да, мой друг. Я уже привык к вашим поздним визитам. – Я тоже к ним привык. Они сели напротив друг друга и улыбнулись, как старые друзья. Но глаза обоих оставались настороженными. – Итак, дорогой Эрланд, кажется, второй этап проходит так же успешно… Министр положил на стол три свитка. И продолжал, пока колдун их разворачивал и читал: – Еще три провинции присылают солдат. Армия начинает неплохо укомплектовываться. Единственное условие на этот раз – сохранить земли их владельцам. – Империя после переворота, учиненного Травалами, поделена незаконно, – Эрланд оторвал глаза от пергамента. – Владения, принадлежавшие благородным семьям в течение многих поколений, были захвачены, сами владельцы согнаны с родных земель. – Я знаю, – Верон вздохнул. – Более того, я сам пострадал. Мое родовое гнездо также оказалось разрушено, и я не стал его восстанавливать. – Почему? – Я видел, какие события происходят в Вирсандии, как рушится Восток Империи, и побоялся оставаться там. Правитель тонко улыбнулся, и собеседник заметил это. – Да. Можно сказать, что я предал вотчину предков. Я предпочел остаться живым, но без собственности, чем почить в земле отцов досрочно. – Вы очень предусмотрительны, господин министр. – Это необходимое условие для выживания в смутное время. И заметьте: я никого не предавал. Я просто решил, что моим талантам можно найти применение в другом месте. – И какие же у вас таланты? – Финансы. Я умею распределять средства, управлять денежными потоками. Ведь это благодаря моим стараниям Валлас просуществовал двенадцать лет после краха семьи Давикулюсов, а не распался на множество княжеств в первый год после смерти императора. – Может быть, было бы лучше, если б он распался? Валлас сегодняшний разорен до основания. Возможно, раздробленная на отдельные части бывшая Империя сохранила бы больше ресурсов? - Тогда не имело смысла свергать Травалов. Легче прийти к власти в одной нищей стране, чем захватить ее, объединив несколько процветающих самостоятельных областей, не так ли? Вам ведь нужна единоличная власть в воссозданной Империи… – Мой дорогой друг… Мы поднимаем с вами так много тем, что некоторые остаются без внимания. А мне хотелось бы увидеть их в развитии. Вы сказали, что условие присоединения к нам этих провинций, – Эрланд сделал движение головой в сторону свитков на столе, – сохранить землевладельцам их владения. Я заметил, что Империя была поделена незаконно в начале правления Травалов. Что вы ответите на это? – То есть вы не хотите выполнять условия, о которых просят эти фамилии? – Для меня слово «фамилии» применимы к родам, которые могут проследить свое существование на семь поколений в прошлое, – колдун снова улыбнулся уголками рта. – Это как минимум. – Боюсь, что в таком случае этот термин нам не следует употреблять вообще, – Верон покачал головой. – Пришедшие к власти двенадцать лет назад уничтожили всю аристократию времен Давикулюсов. – Вы сами верите в то, что говорите? Я уверен, как только всем будет ясно, что мятежный Валлас сверг сопротивление сторонников Тра-валов, в страну потянутся остатки благородных семей из разных стран, из глубинки, скрывающиеся под чужими именами. Мы уже наблюдали первую ласточку, не так ли? Барк Розер оказался Розавиндом… Они внимательно смотрели друг на друга. – То есть вы не хотите принимать так нужных нам сейчас людей? – Каких людей? Отряды солдат, которых они присылают, или землевладельцев, захвативших собственность незаконно? – Я знаю, что вы не любите предателей. Но в таком случае все, с кем вы сейчас имеете дело, тоже предатели. – Кто именно? – Я, граф Бен, Кавада… – Нет, мой друг. Вы и граф Бен преданы лишь себе. И всегда были очень добросовестны на своих местах. Такие люди для меня представляют большую ценность. А Кавада… она никому не приносила присяги. Смею вам заметить, что в течение многих лет она – жертва. Рабыня, если хотите… И если она кому-то и была предана за последние двенадцать лет, то этот кто-то – я. - И, тем не менее, эта рабыня совершила переворот во дворце. – Нет. Переворот во дворце совершил граф Бен. И меня не отпускает мысль почему?.. Кому и за что мстил этот человек? Что вы знаете о нем? – Эрланд внимательно смотрел в глаза Верону. – Я? Ничего… вернее, то, что знают все, – министр слегка соединил кончики пальцев обеих рук. – Выходец из небогатой семьи Вандервил-ля, молодой человек был покалечен в битве где-то на севере и отмечен покойным Травалом за свое воинское искусство. Его храбрость, ум и умение молчать помогли ему сделать головокружительную карьеру. – Это неправда. – Откуда вы знаете? – Сегодня я узнал, что он уроженец Тареша. Как вы и я… – Кто вам предоставил эту информацию? – Верон удивленно поднял брови. – Кавада. – Вы уверены, что она сказала правду? – Да. Кстати говоря, с завтрашнего дня она будет исполнять обязанности моего секретаря. – Я думаю, что лучшей кандидатуры на это место не отыскать. – Я тоже так думаю. – Она может быть не в курсе. – Я уже подумал об этом. Но на сегодняшний день мне не удалось уличить ее во лжи. А графа удалось… – Вы мне скажете? – А что взамен мне скажете вы? – Что вы хотите от меня, Эрланд? – Я хочу, чтобы вы занялись отчуждением земель от их нынешних владельцев. С тем, чтобы затем передать потомкам древних родов, которые вернутся – а они вернутся… – Почему именно я? – Вы достаточно хитроумны, дабы придумать, как это лучше сделать. Чтобы мы получили обещанных людей для армии, а земли и дома освободились, так, чтоб не остались наследники и недовольные. – В таком случае, надо, в первую очередь, избавиться от самих владельцев. – Это я беру на себя. – Но погодите, вы ведь остаетесь в столице? - Да. Но я посылаю с армией мой меч, – колдун растянул уголки губ в подобие улыбки. Выражение его глаз не менялось, взгляд был холоден и колюч. – А кто понесет ответственность за происходящее? – Как кто? Конечно, тот, кто фактически управляет страной. Лан-дос Корноуэл.
Глава пятнадцатая АРМИЯ ПОКИДАЕТ СТОЛИЦУ
Кавада и Тарис проснулись от тихого стука в дверь. Это было так необычно, что их кто-то беспокоил посреди ночи. Бен вскочил, набрасывая плащ, и распахнул дверь. Стучала Винта. Непокорная копна каштановых волос в этот раз не была уложена в косы. На белую рубашку наброшен длинный кафтан, оставляющий открытыми шею и руки до локтя. – Граф, извините меня, – зашептала женщина, широко распахнув синие глаза. – Вас господин Верон хочет видеть, срочно… – Почему он не пришел сам? – Не хотел, чтобы его увидела госпожа Кавада, – она понизила и без того тихий голос. Тарис не стал возвращаться в спальню. Быстро прошел по знакомым коридорам, пересек крытую галерею, спустился в западную башню. Темный плащ делал его почти неразличимым в темноте переходов. Он вошел к Верону без стука и почти беззвучно, и стоявший у окна министр вздрогнул всем телом, когда на подоконник, освещенный полной луной, упала высокая тень. – Вы меня напугали, граф. – Вы не кажетесь пугливым. Бросьте, я не Эрланд. Говорите, зачем звали, и без предисловий. – Вы почти грубы. – Нет, я не груб. Просто вы слишком многословны и витиеваты. Это отнимает уйму времени и энергии. Если мы хотим дружить, вам надо поменять эту манеру разговора. Со мной, во всяком случае… – А вы не хотите, чтобы мы оба изменили наши привычки? В комфортную друг для друга сторону? – Нет. - Однако, граф… – Верон улыбнулся. – Тем не менее ваш стиль общения подкупает. Хотя, по идее, должен вызывать раздражение своей агрессивностью. Бен вздохнул и сел в кресло у стола. Плащ распахнулся, обнажив голое тело. Министр почувствовал, что краснеет. – Мы никогда раньше с вами не были дружны, и… ваше поведение несколько необычно… Тарис не двигался. Собеседник наклонился к нему и произнес прямо в разорванное ухо: – Эрланд начал подозревать, что вы не тот, за кого себя выдаете… Граф по-прежнему не шелохнулся, даже не перевел взгляда. Верон выдержал паузу и продолжал: – Мне кажется, что ваша женщина больше предана колдуну, чем вам. – Она с ним спит? – граф посмотрел в глаза министру. – Думаю, что нет… пока что. – Хорошо, – Тарис удовлетворенно кивнул. – Продолжайте, пожалуйста… – Сегодня гонцы привезли послания от владельцев провинций Радес, Кравь и Сияр. Они готовы присягнуть на верность потомкам рода Дави-кулюсов и даже отправили отряды для объединения с выступающей завтра армией. Единственное условие – сохранить им жизнь и собственность. – В письмах было написано «потомкам рода Давикулюсов»? – Да… Вот только Эрланд не хочет оставлять никого из новой аристократии. – Он надеется, что через некоторое время изо всех дыр полезет затаившаяся знать старой Империи? – Или он поделит земли заново – для тех, кто его финансирует. Что более вероятно… – Почему вы меня ставите в известность? – Мне кажется неразумным плодить недовольных новой властью. Потопить Валлас в крови снова не лучшая идея… Мы уже с вами не так молоды, чтобы переживать новую многолетнюю войну. Это может нам помешать хорошо есть и спать на чистых простынях с желанными женщинами. Хочется покоя, не правда ли? – Но это не настоящая причина. – Вы правы… Но, скорее, не единственная… Я прошу вас сохранить жизнь владельцу Сияра. А поскольку члены этой семьи не могут остаться изолированными во враждебном окружении тех, кто придет вскоре, я хочу подумать вместе с вами о том, что мы можем сделать в сложившейся ситуации… – Верон, я вам, право, очень признателен за эту информацию. Но почему необходимо было сообщать ее ночью с такой срочностью? – Завтра утром, сразу после восхода солнца, армия покинет Валлас. – И?.. – Человек, который, скорее всего, будет причиной смерти землевладельцев – Эда. Она уходит с войском и будет в Сияре через неделю. – Почему вы так думаете? – Она единственная обладает искусством убивать быстро и незаметно. Помните Даневана и королеву? Помните раны от тонкого длинного кинжала на теле того несчастного, которого мы нашли в маяке? К тому же Эрланд мне дал это понять… – Вы знаете, я не имею влияния на Эду. К сожалению… – Вы можете поговорить с Варгом. В комнате воцарилось молчание. В этот раз Тарис понял, что министр продолжать не будет. – А кто у нас Варг? – Вам лучше знать… – Верон прикрыл глаза тяжелыми веками, спрятав их от пытливого взгляда собеседника. – Я хочу услышать это от вас. – Я не знаю… Правда, не знаю. – Почему вы решили, что я могу на него повлиять? – Я наблюдателен. Вы не сводите с него глаз, а до переворота не пропускали ни одного боя с его участием. Ваши встречи в последние дни слишком часты… – Но убийцей же не будет Варг? – Он может остановить Эду. – С чего вы взяли? – Он ей нравится. – Кто вам сказал? – Вы же знаете, что я не доверяю важные наблюдения кому-то еще… Тот, кого называют этим именем, может перехватить Меч Эрланда. И это нам дает много преимуществ. Мы узнаем тогда, кто такой сам колдун и кто стоит за ним. – Ваша наблюдательность делает вам честь… Вы думаете, что сам Эрланд пока этого не заметил? - Нет. Я понял, что это так, лишь вчера. После вашей стычки днем она предложила бывшему драагу потренироваться с ней. Уделила слишком много внимания… и слишком много телесных контактов в единицу времени. Потом я наблюдал их общение в начале ужина во дворе замка. Я видел ее глаза, когда она смотрела, как он танцевал. Если Варг сделает встречное движение, союз Эды и Эрланда может быть разорван в одно мгновение. – Вы не знаете, чем они связаны – Эда и Эрланд? – Есть только две вещи, которые действительно могут связать: узы крови и зов плоти. У этих двоих они отсутствуют… – Я с вами согласен, но пока они отсутствуют и у Эды с Варгом. – Пока… вы правильно сказали. – Верон, вы только что произнесли интересную фразу: «Тот, кого называют этим именем». Поясните мне ее, будьте добры… Министр улыбнулся и внимательно посмотрел на ночного гостя. – Не играйте со мной в эти игры, Тарис… Вы позволите себя так называть? Уже всем стало ясно, что человек, известный под именем Варг – значительная персона. Его поведение в день переворота, его слова, его познания, то, как он себя держит – все это не оставляет сомнений. Но, похоже, его настоящее имя известно только вам… А вы не хотите его разглашать, во всяком случае, пока. Тарис и Верон разговаривали так тихо, как возможно только тогда, когда губы одного собеседника находятся у самого уха другого. – Последний вопрос, – граф скользнул взглядом по лицу министра, проигнорировав его последнее заявление. – И завершите, пожалуйста, наш разговор на той же ноте откровенности, с которой и начали. Какой вам во всем этом интерес? – Имение Сияр предлагают мне, если я женюсь на единственной дочери владельца. – Вы же хотели пойти со мной на север? – Я ни в коем случае не отказываюсь от своих слов. Но пройти мимо предложения заполучить одну из самых лучших провинций Валласа, согласитесь, неразумно. – Самую лучшую, Верон, самую лучшую! Вы видели эту наследницу? – Нет. Ее внешность не имеет никакого значения, будь она даже страшна и стара как смерть. Я умею договариваться с людьми… Хозяин имения очень болен. Можно сказать, что старик одной ногой в могиле. Мне понятно, что он хочет обезопасить свою единственную дочь и будущую вдову. Похвальное стремление – забота о близких, не правда ли? - То есть вы предпочитаете получить в собственность земли Валла-са, чем вернуться в свое родовое гнездо в Тареше? – А вы сами разве не так же поступили, граф? Конечно, земля предков имеет большое значение, но если представить, что восстановят ее разве что дети, которых может и не быть… У вас есть дети? – Был… мальчик… его убили. – Я сегодня узнал о вас много нового… – А я о вас. И мне нравится, что вы не шарахаетесь от моего лица. – Тарис протянул руку Верону и крепко сжал его ладонь, слишком крепко… И закончил разговор, не выпуская пальцы министра: – Оставьте идею выяснить, кто такой Варг. Это может быть опасно… для вас, в первую очередь…Рано утром Варг отправился поблагодарить Винту за помощь и еще раз предложить, что если она захочет присоединиться к Эрику, ее возьмут в обоз. Постучал, ответа не последовало… Надавил ручку, дверь поддалась. Осторожно заглянул в комнату: на полу валялись яркие одежды. Он узнал эти цвета, эти ткани. Вспомнил, как Винта передала ему слова Эды: «Если ты кому-то расскажешь, я тебя убью». Вчера она видела ее танцующей с ним! Просунул голову чуть дальше… Комната была темная, как все спальни во дворце, но окно распахнуто настежь. Света было достаточно, чтобы увидеть кровать с двумя лежащими женщинами. С краю, ближе к двери, вытянулась Эда, и ее тело ярко контрастировало с серой простыней и синим покрывалом. Одеяло было наброшено небрежно, и он видел небольшую округлую грудь, загорелое бедро и стройную ногу с узкой, тонкой щиколоткой. Ее волосы по-прежнему уложены в косу, но та совершенно растрепалась и свешивалась до пола. Винта спала к ней лицом, прижавшись, как к мужчине, положив голову ей на плечо, а ладонь чуть ниже ключицы. На фоне тела южанки ее кожа казалась белой-белой…. Варгу вдруг стало трудно дышать. Эда открыла глаза и посмотрела на него, не двигаясь. Никто из них не пошевелился. Он не мог понять выражение ее глаз… Тихо закрыл дверь.
Винта проснулась от звука скрипнувших половиц. Подняла глаза на лежащую рядом девушку и улыбнулась. Эда встала гибким движением, принялась собирать свою одежду. – Мне жаль, что ты уходишь, – мягко сказала женщина, положив голову на постель и вытянувшись всем телом. - Я вернусь. – Как скоро? – Думаю, через год. Но ты меня не будешь ждать… – Почему ты так думаешь? – Винта оперлась на локоть, наблюдая, как воительница одевается. – Ты любишь мужчин больше, чем женщин. Простоих было слишком много в твоей жизни. Сейчас ты получила возможность от них отдохнуть, но ты вернешься к ним. – А ты? Ты не любишь мужчин, но ты их и не знаешь. – Я не люблю мужчин, – Эда была уже одета. – Ты уходишь с армией. Там много красивых, сильных воинов. – Ты была близка со многими гладиаторами. Кто тебе нравится больше всех? – губы девушки чуть тронула улыбка. – Тот, с кем я не была близка – Изда. – Изда… вытянутое лицо, отсутствие красок, характера, – Эда снова упала на кровать, повернувшись вполоборота к Винте. – Он никакой… – Н-е-е-ет, – протянула мечтательно женщина, откинувшись на спину. – Ты не понимаешь. Он тонкий, он чуткий, он нежный… Я наблюдала вчера за ним, когда мы ужинали: как он ест, сидит, разговаривает… – Не знаю, – Эда тоже легла на спину и закинула обе руки за голову. – А тебе нравится Варг? Вы красиво танцевали вчера. У меня возникли странные чувства, когда я слушала музыку. Вся моя злость разбилась об утесы нежности… Мой гнев не выдержал напора любви в словах этой песни… Моя сила оказалась покорена твоей слабостью… Я бы и о нем сказала, что он чуткий… и тонкий… и нежный. – Нет, что ты! Он такой… холодный. Я боюсь его. Он не спит с женщинами, мы ему не нужны… – Да… Он кажется самодостаточным. Любит мужчин? – Никогда не слышала ни от кого… – Слаб? Болен? Кастрат? – Не знаю… Слушай, я бы к вам присоединилась. В смысле, к армии… Чтобы быть поближе… к Изде. Эда насмешливо посмотрела на нее. Винта продолжала: – Но там будут все гладиаторы, которые меня знают. И Эрик мне не будет давать прохода… Изда – главнокомандующий. А я всего лишь шлюха, – женщина села, подтянула колени и уткнулась в них носом. Эда провела пальцами вдоль ее позвоночника, сказала задумчиво: – Я же говорила, что ты не будешь меня ждать…
Солдаты уходили по северной дороге. Варг ехал на большом караковом жеребце впереди своего полка, который оказался последним в колонне. Услышал сзади топот копыт догоняющей его галопом лошади. – Так ты придешь в мой замок? – граф Бен поравнялся с ним и пустил коня шагом. – Вряд ли. Скорее всего, меня убьют в пути… – Ты не изменился. – Ты тоже… – Береги себя… – Ты тоже… береги. Подожди… Расскажи, как ты чувствуешь партнера. – Ты тоже его чувствуешь. – Ты о чем? – Я наблюдал за тобой на арене все эти годы. Ты с каждым противником становишься разным. Тебе тоже удается чувствовать партнеров – в бою. – Но ты чувствуешь женщин, – Варг опустил голову. – Как? – Когда ты выходил на арену, ты забывал себя. Почему же, когда ты ложишься в постель с женщиной, ты не перестаешь себя ощущать? Забудь себя, не помни – кто ты, какой ты… – Не понимаю… Объясни. – Как тебе втолковать? Я больше не я… выхожу за мои рамки. Кстати, Эда тоже это умеет. – Что именно? – Переступать границы дозволенного. Это многое обещает. Мне жаль, что она мне отказала. Не упусти свой шанс. Варг пропустил его последнюю фразу мимо ушей, ответил раздраженно: – Я тоже могу выходить за мои рамки. Я научился этому. – Ну так применяй это умение с женщинами! Знаю, знаю, что ты с ними не спишь… Зря… Жизнь может закончиться в один прекрасный день, и кто знает, не будем ли мы потом жалеть, что не жили в полную силу. – Я не могу так… как ты. Если я люблю кого-то, я не могу быть с другими. У тебя очень красивая женщина. Но ты не упускаешь других возможностей. У меня другая природа. – У нас у всех одна природа. Ты не думал, что глупо пытаться переплыть бурную реку, если есть крылья, и можно ее просто перелететь? – Ты о чем? – Да все о том же. Если ты никогда не пользовался крыльями, это не значит, что их у тебя нет. А чтобы узнать, что они есть, надо выйти за рамки…
Они ехали некоторое время молча. – Мне жаль, что мы не смогли побыть друг с другом, – сказал Варг, провожая взглядом парящего над степью орла. – Пройдет немного времени, и я присоединюсь к армии. – Ты говорил с Эрландом? – Нет. Он начал подозревать что-то. – Что именно? Относительно тебя? – Да. Пока ничего определенного. Но он стал ткать вокруг меня свою паутину. Мне это не нравится. Я посмотрю, что случится в ближайший месяц, и подам ему прошение присоединиться к армии, чтобы заменить Изду. Колдун боится тебя. И Верон, кстати, догадывается кое о чем… – Насчет меня? – Насчет тебя… – Что-то конкретное? – Пока нет… – Почему Эрланд боится меня? – Говорит Верону, что ты непредсказуемый. Министр со мной дружен и сегодня ночью передал эту информацию. Сказал, что тебя хотят убрать, заменить на меня. – А чего хочешь ты? – Осесть в моем замке на границе с Севером… с тобой. – Ты возьмешь свою женщину? Ты любишь ее? – Ответ на оба вопроса – нет… Тебе не приходило в голову, что Вероника тебя обманула? – Когда? – Варг резко натянул поводья. – Когда сказала, что не узнала меня… Ты мог бы не узнать в темноте свою жену? Его собеседник остановил лошадь и изменился в лице. – Так она знала, что это был ты?! – он почти кричал. – Знала… – Я… я не верю тебе! Тогда ты мне не говорил этого… – Тогда я тебя пожалел. А ты меня – нет… – Я… я не верю тебе! – Давай проверим? – Как?! Она мертва! – Мы можем найти женщину, которая умеет нарушать границы… И спросим ее, можно ли нас перепутать в постели. - Ты действительно порочен, – Варг смотрел на Тариса злым взглядом. – Сейчас я не жалею, что с тобой это сделал. – Я изобретателен. И люблю импровизировать. – Ты кого-то любил в своей жизни? – Да. Тебя, отца, мать, Эрону… У нас была хорошая семья и счастливое детство, не правда ли? Да, еще я забыл… Веронику. Я ее любил не меньше тебя. Меня она тоже обманула… – Как? – Она сказала, что хочет остаться со мной… я был с ней не один раз. – Замолчи! Я не верю тебе! Все, кого ты любил, мертвы. Я тоже уже почти мертв. Во всяком случае, я уже давно не ощущаю себя живым… – Так почему ты живешь? – Раньше я хотел отомстить – всем. А сейчас я хочу возродить страну. Дать еще один шанс тем, кто остался жив… – Ты знаешь, сейчас мне кажется, что я люблю только тебя. Варг опустил глаза на дорогу. Его лицо приняло обычное выражение. Они переходили через невысокий перевал, шпили Вандервилля скоро скроются из глаз. – Почему кажется? – Ты мне сказал вчера, что мы можем узнать, любим ли мы кого-то, только когда этого кого-то теряем. – Я пока жив. – Я боюсь тебя потерять… – Ты меня убивал двенадцать лет. – Я мстил… – Теперь месть закончилась? Напился крови? Ты не считал, сколько человек я убил за свою жизнь? Прими их на свою совесть. – Да, теперь месть закончилась. На моей совести тоже достаточно крови и смертей. Ты знаешь, что есть только два вида действительно прочных связей: узы крови и зов плоти? – Я никогда не думал об этом. – Варг вскинул голову на собеседника. – Я тоже… Это мне Верон сказал, сегодня ночью. – Он умен, ваш министр. – Да, умен и забавен… И уже не боится моего лица – ты тоже, кстати, к нему привык. Так что, если вдруг тебе не удастся предотвратить убийство владельца Сияра, я могу взять его к нам в компанию в мой замок на границе с Севером. - А чем связаны Верон и владелец Сияра? – Некоторые провинции хотят присоединиться к новой власти. Единственное условие – сохранить жизнь и собственность феодалам. Они уже даже выслали отряды воинов, которые примкнут к вам в походе. Эрланд думает их убрать, землевладельцев. Скорее всего, убийства будут совершаться якобы случайно во время вашего прохождения через эти поместья. – Убийца кто? – Эда… Присмотри за ней. – Ты уверен, что она не тот, кто присмотрит за мной? – Ты сможешь ее усмирить. Если захочешь… Если твоя душа все еще жива. Только не будь медлительным и пассивным, как всегда… Сумей выйти за рамки. – Прекрати! – Не только я заметил, что ты ей нравишься. – Кто еще? – Верон. – Мы с ним практически не разговаривали… И ты не ответил, как связаны ваш министр и владелец Сияра. – Тот предложил ему руку своей дочери. – С условием сохранения жизни и поместья? – Именно так… Если Верон обратил внимание на вас с Эдой, значит, это становится заметным. Хорошо, что вы уходите сейчас, пока этого не заметил Эрланд. – Ты не знаешь ни кто он, ни кто стоит за ним? – Я – нет. Ты можешь узнать об этом первым и сообщить мне. – Я видел сегодня ее и Винту в одной постели. – Ну и что? – Как что?! – Женщина никогда не может заменить мужчину. Я знал много подобных случаев. Это лишь показывает, что этим женщинам никогда не попадались стоящие мужчины, которые не боятся выйти за рамки… – Замолчи! Хватит… – Ты не меняешься. Ты плывешь против течения, не понимая, что у тебя есть крылья… До встречи, брат. Я рад, что мы опять вместе. Мне хотелось бы снова оказаться рядом с нашим отцом, сейчас… Возможно, он нашел бы выход из положения… и в стране, и в ситуации между нами. Он любил нас, близнецов, больше других детей…
Тарис резко повернул коня и пришпорил его. Варг проводил его глазами: куда он поехал? К Изде? Но граф направил лошадь к одинокому всаднику на рыжей кобыле, державшемуся в стороне от основной линии войска. Недолго прошел рядом с ним и вернулся, с трудом сдерживая разгорячившегося жеребца. – Я ей сказал, чтобы она тебя берегла… Что если с тобой что-то случится, то снесу ей голову. Я найду способ… – И что она? – Варг улыбнулся, предчувствуя ответ. – Она сказала «хорошо». Бывший гладиатор изменился в лице. Бен позволил коню пойти галопом…
Ряды пеших и конных растянулись по дороге, петляющей в горах. Выветренные белые каменные массивы были покрыты низким хвойным лесом. Всадник на караковом жеребце скользнул по ним взглядом, перевел глаза вверх: в голубом, без единого облачка небе парил орел… Затем, словно вспомнил что-то, развернул коня, обогнул солдат и поравнялся с замыкающим на белой лошади с висячим крупом и очень длинным хвостом. «Хвост надо будет подрезать», – автоматически подумал Варг. – Дван, ты когда-нибудь видел, чтобы женщины занимались любовью друг с другом? Его друг был всегда рад поговорить о любви. – Я – нет. А почему ты меня об этом спрашиваешь? – Да я сегодня увидел… первый раз. – Да ты что! Кого с кем? – Эду с Винтой. – Да ты что! Эх… а меня позвать было нельзя? – Нет, нельзя… – Жаль… я бы посмотрел. А почему бы и нет? Мы же можем трахать друг друга, – Дван увидел выражение лица Варга и поправился: – Ну… если припечет, конечно. Они, вероятно, тоже. Правда, главная деталь у них отсутствует. Но я готов предположить, что они понимают друг друга лучше. – В смысле? – Ну, женщины, я думаю, понимают друг друга лучше в постели, чем мужчина и женщина… У нас все-таки немного разные цели. А у них одни и те же… Опять же, никто не сможет забеременеть – это большой плюс. – То есть ты можешь это понять? – Варг наморщил лоб. - Я могу… Его собеседник сдвинул брови и больше ничего не говорил. – Варг… знаешь, что? – Ну? – Если ты еще раз ее с кем-то застанешь… позови меня посмотреть. Хорошо? – Послушай, Дван… Последи за своим языком и… мыслями. То, что ты говоришь и как ты говоришь, иногда… опускает тебя. Задумайся об этом. Варг сделал движение губами, как недовольная лошадь, и поднял коня в галоп. Последние слова Тариса не выходили у него из головы.
Эпилог ИНОМИРЬЕ
Анча подсекла рыбу и в уже наступивших сумерках вытащила ее, бережно сняла с крючка серебристо-серое тельце с дрожащими красно-желтыми плавниками и хвостиком. Как раз перед этим она пообещала себе, что поймает последнюю рыбку – и домой. Муж тоже вернется вскоре. Гости сегодня у них… Встала, достала из сетки, сплетенной из гибкой лозы и опущенной в воду, улов, переложила в ведро. Последнюю рыбешку, самую красивую, отдала невесть откуда прибежавшему большому рыжему коту с зелеными глазами и торчащим трубой пушистым хвостом. Кот благодарно заурчал и тут же проглотил рыбку живьем, даже не разжевав. – Спасибо, – улыбнулся и стал чистить лапой усы. – На здоровье, – буркнула Анча, собирая снасти. Привела в порядок удочку: намотала леску на сучок, чтобы та не запуталась, аккуратно закрепила крючок. Оставшихся червячков бросила на землю подальше от тропинки, чтобы ненароком не раздавить живность. Встала, отряхнула юбку… – Ты сегодня дома ночуешь, или как всегда? – Как всегда, – кот продолжал приводить себя в порядок. Погрыз между нежно-розовыми подушечками лапы, выпуская и подтягивая желтоватые, прозрачные когти. – Мыши пришли, – недовольным голосом заметила женщина. – Ты бы разобрался с ними, что ли. Кот нагнул голову, задумчиво ответил: - Хорошо, завтра поговорю. – Завтра, завтра… все у тебя завтра, – Анча выпрямилась, собрав рыболовные принадлежности и оглядываясь кругом: ничего ли не забыла? – Сегодня никак не могу, – начал оправдываться кот, виновато посмотрев на хозяйку. – Вы же со Стражем сегодня ужинаете, моя очередь в дозор идти… – Что бы ни придумать, лишь бы не работать! – воскликнула женщина и насмешливо посмотрела на кота. – Скажи честно – боишься, что его пес тебе снова шкуру надерет, как в прошлый раз. – Хорошо, – с вызовом согласился кот, – боюсь! А ты такая честная, что никак не можешь, чтобы не поддеть меня? А?.. Все тебе правду-матку резать надо. Деликатности тебе не хватает, Анча. Пожурив ее таким образом, кот окончил марафет и отправился проводить хозяйку до дома. Анча обиделась и больше с ним не разговаривала. – Ну не обижайся ты на меня, – начал подлизываться Рыжий. – Давай с мышами сегодня поговорю? – Делай что хочешь, – отрезала женщина, зайдя в дом и начав управляться по хозяйству. – Оставь меня в покое. Кот вздохнул, вышел за дверь. Сел, оглянулся, принюхался и увидел под ступеньками маленькую дыру, ведущую под дом. – Мыши, вы здесь? – позвал, засунув нос в нору. – Я знаю, что вы здесь, чувствую. Я не душегуб. Поэтому в первый раз предупреждаю культурно: уходите сами. Хозяева – люди честные и порядочные, вы им кровь не портите. Понятно? – Понятно, – услышал робкий голос из глубины. – Может, куда-то определишь нас, где пропитание найти сможем? – А чего вам приспичило в Иномирье шастать? – кот задумался. – Идите в Мир, там все хлеб едят, и вам будет чем поживиться. – Границу нам ты, что ли, откроешь? – в ответе послышалось ехидство. – Я! – гордо сказал кот. – Я сегодня в дозоре. Ну что, договорились? Я вам границу открываю, а вы в Мир уходите. И остаемся друзьями. Кто знает, как жизнь может повернуться. Зачем отношения портить? Согласны?Анча уже пожарила первую партию рыбы и сложила в глубокую миску, накрыв глиняной тарелкой, как в дом вернулся хозяин. Легко, одним прыжком преодолел ступеньки, отряхнул куртку и штаны от прицепившихся колючек и снял старую, потрепанную соломенную шляпу с большими вислыми полями, скрывающую бурую кабанью голову. Почесал грудь, поросшую густыми золотистыми волосами – звериная морда резко переходила в человеческое белое тело. Повел из стороны в сторону кабаньим пятачком и радостно возопил: – Анча! Любовь моя! Ух ты! Рыбки сегодня наловила! А я, смотри, вон сколько грибов набрал, – подошел к печи, у которой орудовала жена, и открыл плетеную корзинку, полную знатных весенних трутовиков. – Красавцы! Неси масличка, да вместе их и пожарим, – заторопилась Анча. – Вот-вот солнце сядет, гость придет. Помоги мне, Дадыр. Кабанья Голова посмотрел задумчиво на грибы и пошел выполнять просьбу хозяйки. И только приготовили ужин, как солнце скользнуло взглядом по небесному голубому хозяйству, выпустило последний зеленый луч и закатилось за синий лес. И тут же раздались шаги подымающегося по ступенькам человека. Без стука в дверь вошел Страж. – Вечер добрый, – поздоровался, снимая дырявую шляпу и вешая ее на гвоздь у двери. Его старый, выцветший от солнца и дождя кожаный камзол покрыт зелено-голубыми пятнами плесени. Деревянный лук за спиной изъеден червями. Кожа на высоких сапогах потрескалась и расползлась. На хозяев смотрели пустые глазницы… Сухая мертвая плоть болталась на белеющих, выступающих костях. На шее из-под истлевшей кожи выделялись натянутые веревки сухожилий. Длинные темно-русые волосы кое-где повылазили вместе со сползшей старой пергаментной кожей, обнажив белые кости черепа. – Проходи, проходи, Страж, – обрадовалась Анча. – Иди садись. А что это у тебя в узелке? – Ягод вам принес. Дай блюдце, – мертвец костяными пальцами высыпал на подставленную тарелку кучу огромной красной земляники, чуть примятой. – Побаловали нас этой весной боги, к чему бы это? – Да уж, да уж, – согласилась Анча, подставляя к столу третий стул и смахивая с него пыль. – Дадыр! Дадыр! Где ты ходишь? В дверь вошел хозяин с большой крынкой. Они с гостем пожали друг друга за предплечья. – Сметанку вот принес. В дверь протиснулся и крупный светло-бежевый пес, все кругом обнюхал и с шумом улегся под столом, стуча по полу хвостом. Анча наклонилась за печь, достала большую желтую кость и бросила ее собаке. - Балуешь ты его, – проворчал Страж, провожая взглядом летящую кость. Пес поймал ее на лету и, радостно рыча, утащил в угол. На стол поставили рыбу, жареные грибы, сметану, пиво. Все помолчали, пока хозяйка разливала пенящуюся жидкость в три деревянных бокала. Чокнулись и выпили залпом. Дадыр крякнул, Страж сказал: «Эх, хорошо!» – а Анча понюхала хвостик поджаренной рыбки и сгрызла его, как заяц, крепкими и белыми передними зубами. Разговор прервался, за столом дружно хрустели грибочками и рыбой, под столом пес обгладывал кость. Вдруг он поднял голову и зарычал, обернув морду ко входу. Женщина быстро встала, подошла к двери и высунула голову. – Что там? – спросил ее муж. – Мыши ушли, – улыбнулась Анча и добавила: – Не обманул-таки Рыжий. Молодец! Справил свою работу. – Давайте и мы о работе поговорим, – положил на стол костяную руку Страж. – Снова все грозит сорваться. – Кто в этот раз всему виной? – оторвался от кружки Дадыр. – Терик Давикулюс, который колдуном Эрландом назвался. Все неймется ему, никак с судьбой своей не смирится, – вздохнул мертвый человек. – И что, никто из богов на него управу найти не может? – спросила хозяйка. – Боги-то могут… да решили нас проверить: на что мы годимся, не потеряли ли навыки рабочие. Не забывайте, друзья, место у нас завидное. Надо иногда подрабатывать, чтобы не подвинули… или не сдвинули. – Ой, не нравится мне это, – протянул Кабанья Голова. – Неужели надо снова в Мир сходить? И никак без нас не обойдется? Терик – маг сильный. Не хочется мне оказаться у него на дороге… – Никак, – расстроенно покачал головой Страж. – Почему ему замкового не подошлют? Или подземельного какого-нибудь? Чтобы тот его угомонил. – Видит он их, – повернул мертвый человек пустые глазницы в сторону друга. – А нас не видит. Снова замолчали, громко хрустя хорошо прожаренной рыбкой. – И чего таких, как этот Терик, терпят? – вставила слово Анча. – Если бы из нас кто-то рыпнулся, подобно ему, уже давно размазали бы по Безвременью! – Молчи, женщина! – несогласно замотал мертвой головой Страж. – Не знаешь, о чем говоришь! Меня вон начали, как ты говоришь, размазывать. Теперь проблемы одни… Ни есть, ни пить нормально не могу, вкус потерял. – А зачем тогда ешь? – сурово переспросил Дадыр. – Только продукты переводишь. – Во-первых, ем и пью, чтобы привычку не потерять к этому действу. А то вдруг боги сжалятся и я регенерирую, а есть и пить разучился, привычку потерял… – мертвый охотник тяжело вздохнул. – А во-вторых? – спросила грустно Анча, уперев щеку в ладонь. – А во-вторых, за компанию… Хоть вкуса не чувствую, а как с вами пивка попьешь, рыбкой похрустишь, или грибочка вот метнешь, так кажется, что жизнь и налаживается, – Страж подцепил на нож большой красивый грибок, румянившийся золотым маслицем, поднес к провалившемуся носу. С горечью закончил: – И запахов не слышу… Хорошо хоть собаку дали… – Собаку-то тебе дали, – раздался из-под стола низкий голос, – да ты с животными обращаться не умеешь. Поучился бы, что ли… – А ну, молчи, скотина, – охотник заехал псу сапогом в бок. Животное с визгом отскочило, укоряющими глазами посмотрело на хозяина и, словно боясь очередного удара, вытащило из-под стола подаренную кость. – Чего ты? – удивилась Анча. – Незачем скотину обижать, – сурово поддержал жену Дадыр и сказал, обращаясь к собаке: – Иди к печи, ложись там. И тепло будет, и он тебя не достанет… – Поговорите с ним, – жалобным голосом запричитал пес. – Уже сколько времени вместе, а он все меня родным не считает. Страж сделал плевательное движение, но из его наполовину видного снаружи гнилого горла ничего не вылетело. – Ты б действительно с ним, того… поласковее, – заметила женщина, набирая полную ложку сметаны. – Может, зачтется тебе… Может, он к тебе для проверки приставлен. – Какая там проверка, – грустно продолжал мертвый человек. – Меня уже наполовину уничтожили, за лень мою, и эту ленивую тварь мне дали, чтобы понял, как губит порок этот… – Ленивую тварь! – с обидой в голосе воскликнул вытянувшийся у очага пес, подняв голову от кости. Помолчал и продолжил уже более спокойным голосом: – Хорошо, ты прав… в какой-то мере. Ленивым я был, за что и страдаю теперь вот… с тобой. Но не ленивей тебя самого! Тебя, тем не менее, уже уничтожать начали, а меня все-таки оставили каким был. Страж оглянулся, быстро нагнулся, сорвал с Анчи башмак и метнул в собаку, попав ей прямо в голову. Пес запричитал и задом уполз в тень, чтобы не показывать уже и носа. Женщина сурово посмотрела на охотника, сказала грозно: – Иди, принеси обувку. Дадыр насупился. Гость смотрел вбок, виновато стуча костяными пальцами по столу. – А чего он мне масла в огонь подливает? Сволочь! И без него тошно. С собакой обошлись лучше, чем с человеком! – но подниматься и идти за башмаком он, похоже, не собирался. Раздался вздох. Пес, опустив большую лобастую голову, не поднимая глаз, принес брошенную в него грубую туфлю и положил под ноги Анче. Сделал полукруг вокруг стола и уткнулся носом в бедро хозяина. – Извини меня, – произнес тихо. Страж перевел на него взгляд, поднял руку, задумался, словно решая, что ему ею делать, но потрепал собаку костяшками пальцев по голове. – Ладно… И ты меня извини… Пес лизнул руку с наполовину оголившимися белыми костями. Лег, скрутившись кольцом вокруг ног мертвеца, и положил ему голову на сапог. Анча смахнула слезу и громко высморкалась. Дадыр снова всем разлил пива и торжественно произнес: – Давайте жить мирно, друзья! – За дружбу! – сказала женщина. Снова все чокнулись и выпили. Хозяйка подождала, пока все не поставили стаканы на стол, и вернулась к прерванному разговору: – Так чего это, мне интересно, Терику все позволено? До последнего момента никто ему не мешает. Делает что хочет, и все-то у него получается! Нам бы так! – Кровь, – протянул Страж. – Во всем кровь виновата. Была б во мне хоть четверть такой крови, как в нем, дудки бы меня аннигилировать посмели! – И нам, горемычным, что, так ничего и не светит? – закручинилась женщина. – Нет у нас никаких шансов улучшиться? – Пока сознанием индивидуальным обладаешь, все можно… хоть и сложно, – задумчиво произнес мертвый охотник. – Хватит болтать о том, что мы изменить пока не можем, – внезапно хлопнул по столу широкой ладонью Дадыр. – С кем ты разговаривал? – Велах спустился. - И что конкретно сказал? – Сказал, что надо на подмогу идти. – Кому? – Дэву Давикулюсу и жене его. – Жена его, кажется, в Безвременье угодила? – Да нет, тогда была у него неправильная жена. Против воли богов женщина в постели супругой не считается. Сейчас у него наконец-то правильная суженая появилась. А Терик на нее глаз положил уже давно, и свет ему не мил без нее, только с ней себя и мыслит. – Так кто на помощь Дэву с женой его пойдет? Ты или я? – деловито уточнил Кабанья Голова. – Всем работа есть, не договорил я еще, – продолжал мертвый охотник. – Один пойдет на север, потому как туда путь тех, кому помочь надо, лежит. А другому надо женщину поискать – любящую женщину, благодарную… Мужчину ей найти, чтобы понесла она… И как это случится – забрать ее туда же, к жене императора. Но чтобы ничего не случилось худого с ней по дороге, и не разродилась раньше времени, проследить… Так что как раз всем есть работа. – А к Терику? К Терику должен быть кто-то приставлен? – Да что с ним станется, – махнул рукой Страж. – Свобода воли, видишь ли, у него. Сделает он то, что захочет, и никто из нас не в силах ему помешать. Пусть уж вредит себе до конца. Вот только проследить надо, чтобы не навредил он другим сильно… В частности, королеве Севера. – А как он ей навредить может? – не унималась Анча. – Как, как… по-всякому, – мертвый человек помолчал и продолжил: – Страсть его по ней сушит. Сами знаете, кто влюбится так, по самое некуда, тут он все свои узелки и позавязывает… или поразвязывает. – В самую точку говорит… – хозяйка вздохнула и с укоризной посмотрела на мужа. – Как полюбила я тебя, так все у меня вкось и вкривь пошло, вампиром стать пришлось, из семьи и от людей уйти… – А я тебя предупреждал, – оправдываясь, проговорил Дадыр. – С самого начала предупреждал! Хорошо вот, что Марея сжалилась и в Иномирье нас поселила… – Аккурат выходит, в три стороны нам, – задумчиво проговорила хозяйка, доедая последний гриб. В миске осталось растопленное масло. – Кто куда пойдет? – Женщину искать – конечно, ты, Анча. Ты сама женщина, тебе проще. Ты, Дадыр, к Дэву иди. Вокруг него все оборотни Валласа сейчас соберутся, тебе не скучно будет. Опять же, подучишь молодых, если что… А вдруг брат его не побоится зверем стать – будет тебе счастье. Может, повысят тебя! – Да не надо оно мне, повышение, – пробормотал Кабанья Голова, откинувшись на спинку стула. – Мне и здесь хорошо. – Ты глянь! Ему здесь хорошо! А мне здесь плохо! – его жена выпрямилась во весь рост, уперев руки в бока. – Ты чем занят? По лесу гуляешь себе в удовольствие, а на мне и скотина, и рыбалка, и дом! Отличимся – может, дом нам самобранный дадут! Дадыр уставился на нее своими маленькими глазками, охнул: – Анча, ты что, охренела?! А его, – мотнул головой на Стража, – его что, одного оставишь? – Погоди, погоди, – остановил оборотня мертвец. – Может, и я Стражем уже не буду, если справимся. Дело, видишь ли, серьезное… – А кто границы сторожить будет? – Они, – охотник мотнул головой в сторону собаки. – Герыч и Рыжий твой. – Я не хочу с Рыжим! – пес вскочил на все четыре лапы и забыл про кость. – Не хочешь? – злорадно спросил его хозяин. – Хорошо, не хоти! Я сообщу кому следует… Ты не только ленивый, ты еще и гордый! – А я хочу! – в дверь, хвост трубой, входил кот. – Я хочу. Я не ленивый и не гордый. И я справлюсь! Герыч опустил нос, задумался на минуту и произнес: – Хорошо… был не прав, признаю. Буду работать с Рыжим. – И чтобы не дрались мне, – прикрикнула на обоих Анча. – А то вернусь – бедные вы будете, если повредите друг друга! – Ты ему говори, – пес мотнул головой на кота. – Я за все время его только два раза помял, а он мне каких только гадостей не подстроил! Кот развернулся, хвост распушил еще больше и, уже выходя в дверь, произнес: – Очень мне надо с тобой драться! Я – кот спокойный и уравновешенный. – Когда в путь-дорогу? – обратилась хозяйка к Стражу. – Как лето закончится… Аккурат три луны у нас на подготовку… Чтобы ничего в этот раз не сорвалось, как раньше. А я к колдуну начну заглядывать после полнолуния, дело-то серьезное…
Книга вторая Вандервилль
Глава первая ПОЛОН
Лес становился сумеречным. Как только погасла позолота подсвеченных заходящим солнцем верхушек вековых деревьев, тени стволов сгустились и почернели. На поляны и лесные тропинки легло дыхание ночи. Заворочались ночные птицы, открыла желтые глаза ушастая сова. Где-то далеко раздался рев оленя и эхом разнесся по лесу…
Мира пекла лепешки. Огонь хорошо разгорелся и погас, угли отдавали жар, и железный лист раскалился достаточно, чтобы принять тесто. Порозовела и тонкая, уже увядающая кожа женщины, слегка взмокли волосы на висках, тронутые сединой. От глаз разбегаются морщины, сеточка морщин и вокруг губ. Наступающая старость пока не испортила внешность Миры: красивый разрез миндалевидных глаз, тонкий прямой нос, румяные щеки. Скулы еще не утратили гладкости, и овал лица очерчен четко, красивую голову оплетает каштановая коса.
Она обвела глазами темнеющий лес. Встала, зазвенев серебряными монетами на головном уборе, и пошла к колодцу запастись водой на вечер. Женщина высока и тонка, но так легко несла два больших ведра, полных прозрачной чистой влаги, как будто они были пустыми.
Скоро сядет солнце… Она подождала, пока не пришла пора переворачивать лепешки, и сырыми еловыми ветками потушила вновь было разгоревшийся огонь под противнем – дойдут уже сами. Слегка наклонившись, вышла из низенькой деревянной пристройки к терему во двор.
Поселение из нескольких десятков домов окружено широким и высоким деревянным частоколом. Ворота открыты, из них видна дорога, проложенная по молодой траве копытами лошадей и коз. Вокруг раскинулся лес. За забором раздаются веселые крики детей, спешащих до темноты наиграться и набегаться.
– Паска, – окликнула Мира молодую женщину в высокой, расшитой бисером шапке. – Забирай детей. Охотники не вернулись?
– Нет.
Мужчины селения отправились на охоту на несколько дней, забрав всех низкорослых лошадей. В деревне остались лишь женщины, дети и немощные старики. Они уже не боялись нападения. Это прошлым летом по округе бродили солдаты из армии Валласа, промышляя разбоем в северных селениях, но холодная снежная зима прогнала непрошеных гостей. И сейчас короткое лето еще не вступило в свои права настолько, чтобы люди с юга успели дойти к ним, в чащу Сумеречного Леса. Северяне вздохнули с облегчением. Вот только отцов, мужей и старших сыновей не вернешь…
Почти всех способных сражаться мужчин в прошедшем году унесли битвы с Валласом, дотянувшимся наконец до Арута. Правители страны были взяты в плен, а сколько воинов полегло не оплаканными, не похороненными… Женщины и дети во главе с женой Ландоса отошли в леса. Север отступил в чащу, подобно раненому зверю, и наблюдал сотнями глаз, как солдаты лорда Даневана жгли и грабили усадьбы на границе.
Здесь, в лесах, везде поселения, но они хорошо спрятаны и охраняются лучниками. Все люди Севера стреляют из лука, от мала до велика. И мародеры из Валласа остерегаются нападать на обнесенные высоким частоколом лесные деревни, да и вообще углубляться в леса, где их поджидают голодные дикие звери и острые стрелы местных жителей.
Паска – молодая, но уже овдовевшая маленькая женщина, с гибкой талией, веселыми глазами и улыбчивым лицом, – утихомирила разгулявшихся за воротами детей и завела внутрь. Мира обходила дома, собирая нескольких стариков, которые останутся сторожить ночью. Хоть нападений и не было с прошлого года, но лучше, считала она, подстраховаться и выставить охрану. Паска присоединилась к ней. Они уже начали закрывать ворота, как вдруг высокая фигура в грубой просторной серой одежде, с большим мешком за плечами, показалась из леса. Человек шел быстро, опираясь на посох, за его спиной виднелся большой лук и концы завернутых в шкуры лыж. Женщины задержались у ворот, поджидая запоздавшего путника: закон гостеприимства на севере чтят свято. Как только странник вошел во двор, на лес опустилась тьма, как будто ночь ожидала появления неизвестного гостя. На конек самой высокой избы опустился большой ворон и прокаркал, вытянув одно крыло.
– Мир вам, – произнес незнакомец, вскинув руку.
– Мир тебе, путник, – эхом отозвались женщины у ворот, закрывая высокие створки на тяжелый засов.
Человек подошел ближе, и все увидели, что это старая женщина, высокая и очень худая. Она совсем не запыхалась, хотя по одежде видно, что в пути уже не один день. И спина, несмотря на громоздкую ношу, остается прямой. Сильная, выносливая женщина, которая не уступит и мужчинам…
Позднюю гостью пригласили к общему ужину. Все, кто был в поселении – женщины, старики, дети, – ужинали вместе в главном тереме за широким большим столом в горнице. Нехитрая еда: лепешки, яйца, суп из трав и озимых злаков. Странница не разговаривала, лишь внимательно смотрела вокруг. Ее никто ни о чем не расспрашивал. Люди Севера не отличаются любопытством. Захочет, сама начнет разговор. Паска обнесла всех горячим питьем и села у печки, усадив с собой самых маленьких ребятишек и что-то им рассказывая. В печи курилось толстое полено, отдавая совсем немного тепла в стылую избу. Северное короткое лето еще не вступило в свои права. Кто-то запел, и несколько человек подхватили песню. Мира стала убирать со стола, ей помогали две старые женщины: вымыть посуду, вытереть ее тщательно, особенно деревянную, расставить все по местам и убрать с пола крошки, чтобы мышам не достались. Понемногу расходились… В комнате остались лишь гостья и жена Ландоса. – Я узнала тебя, – сказала Мира, внимательно посмотрев в глаза страннице. – И я узнала тебя, хотя никогда не видела… – Это ты встретила моего мужа перед последней битвой в лесу? Старуха промолчала. Потрескивало полено в печи, к запаху березовых углей примешивался еле слышный аромат травяного настоя. Где-то наверху Паска пела колыбельную тоненьким, приятным голосом. За окнами темнота, как будто терем был единственным населенным местом в мире. Безветренной ночью ничто не шелохнется… – Ты знаешь, что с ними случилось? – снова молвила супруга рыцаря. Гостья вскинула на нее внимательные голубые глаза. Она не произносила ни слова. – Они были схвачены Даневаном и увезены в Вандервилль. Наверное, их уже нет в живых, – задумчиво продолжала хозяйка, так же пристально всматриваясь в лицо собеседницы. – Если ты не видела тела мужа, как можешь его хоронить? – сурово произнесла Орана. – Или тебе пообещали, что его убьют? – Известна ли тебе их судьба? – переспросила Мира после некоторого молчания, словно не слыша последних слов старухи. – Нет… Осень принесет вести, пока только слухами земля полнится… – Что ты знаешь обо мне, лесная колдунья? – гордо вскинула голову хозяйка. – Знаю, что предала ты мужа и народ. Знаю, что лорд Даневан передавал тебе яд, который ты подкладывала им в пищу многие месяцы. И не одна я уже это знаю, скоро и до вас вести докатятся… – Ты знаешь, почему я это сделала? – Мира вздохнула судорожно и освободила горло от высокого воротника платья, словно ей стало трудно дышать. И вдруг, будто не могла больше выдержать, закричала: – Не молчи! Если это ты, Орана, то ты ведь знаешь, почему я это делала?! И ты знаешь, что меня ждет! Ответь, пожалуйста, ответь! – Тебя ждет смерть, как и твоего сына. Ненадолго ты переживешь мужа, но жив он пока… Мира бросилась на колени перед гостьей и разрыдалась. – Не тебе решать, кому жить, а кому умирать, – сурово сказала старая женщина. – Слишком много ты взяла на себя. Не вынесешь ноши, принятой добровольно… – Нет! Нет! Нет! – плача, причитала хозяйка. – Мужчины убивают в бою, убивают на охоте. Каждый, кто защищает свой дом, имеет право погубить того, кто посягнет на жизнь, имущество и семью с оружием в руках! – Кто посягнет с оружием в руках, – повторила Орана. – Кто посягал на тебя с оружием в руках? – Ты сама мать! Женщина дает жизнь, и нет никого и ничего более близкого и дорогого, чем дети, которые выходят из нашего чрева. Как нам не защищать их? Как не стараться продлить их жизни, если им грозит опасность?.. Странница подняла глаза на темное окошко, сказала задумчиво: – Волчица – самая лучшая мать. Но и волчица убивает смертельно раненного детеныша… – Мой сын не смертельно ранен. Он может жить! Он живет уже три года с тех пор, как заболел… – Он умрет… рано или поздно. – Мы все умрем, – Мира вытерла слезы со щек и села на скамью рядом со старухой. – Но пусть мы умрем раньше детей! – Не тебе решать, кому жить, а кому умирать, – снова повторила Орана и повысила голос: – Воины выполняют свой долг. Если кто-то убивает ради удовольствия, он должен быть казнен. – Я выполняла свой долг! Я защищала моего ребенка! Он может жить… он живет. Старуха посмотрела на нее строго и приказала: – Покажи мне его. Вдвоем они поднялись на второй этаж. Внутри терема не было стен. Внизу, у входа, все свободное пространство занимала открытая горница с большой печью посередине, которая топилась день и ночь. Наверх вела резная лестница. Деревянный настил тянулся по всему периметру вдоль стен, огороженный перилами и примыкающий к печи, высящейся до потолка. Прямо на полу расстелены матрасы, набитые сеном и покрытые шкурами – здесь спали дети. Паска качала колыбель, подвешенную на толстых веревках к потолку, и что-то тихонько бормотала. Ее светлые распущенные волосы покрывали всю спину, глаза были сонными. Мира подвела Орану к отдельно стоящей лежанке и откинула покрывало. Молодой человек, очень худой и очень красивый, повернул безбородое лицо к склонившимся над ним женщинам. Темные круги вокруг глаз подчеркивали их цвет – светло-голубой, почти белый. Он внимательно посмотрел на подошедших, словно не узнавая никого из них. – Свар, как ты сегодня? – Мира с любовью провела ладонью по его темно-русым волосам. – Лучше… – юноша еле приоткрывал губы. – Я не помню, кто меня привез из леса? – Я… я и Паска пошли за тобой вчера, – прошептала мать. – К счастью, ты не ушел далеко. Справа, на грубой рубахе юноши, занимая весь бок, расплывалось розовое пятно. Орана умелыми руками подняла рубашку и сняла повязку, хозяйка помогала ей. Молодой человек поморщился от боли и отвел руку, чтобы облегчить им перевязку. Вдвоем они освободили рану от пропитанной мазью ткани. Грудь юноши поднималась и опускалась с еле слышным свистом. Через ребра к грудине шла неглубокая рваная рана, сочащаяся сукровицей. Паска оставила уснувшего ребенка, спустилась вниз и вернулась с миской, полной черной тягучей мази, и чистой тканью. Вместе они очистили рану, положили новую повязку. Юноша закрыл глаза и снова поморщился… Никто больше ничего не говорил. Укрыв перевязанного отрока, Паска растянулась здесь же, на полу, рядом со спящими детьми, а Мира и Орана спустились вниз. – Расскажи, – коротко велела старуха. Они вновь сели на лавку. Женщина подвинулась к ней совсем близко и зашептала прямо в ухо: – Три года, как Свар заболел этой болезнью. Начинается она всегда внезапно. Падает он и принимается корчиться в судорогах. Не часто, один раз на полную луну обычно… И потом лежит больной и слабый несколько дней, встать не может, ноги отказываются служить. Когда это случилось в первый раз, упал он с коня и запутался в стремени, лошадь поволокла его, чудом спасся… А сейчас вот в лесу, шел по берегу, потерял сознание, скатился по склону, разорвал сухим суком кожу… Счастье, что река уже не полноводная, а то утоп бы. Мы его нашли с Паской лежащим внизу. Как еще не захлебнулся: у самой кромки воды лежал, губ она касалась! Когда есть лекарство, все нормально – не падает, не корчится. Но закончилось оно… Перед пленением Даневаном рыцарей передали мне порошок сухой. Нету его вот уже две луны, и снова начались припадки… – Знаю я эту болезнь. Не проходит она, – Орана сурово посмотрела на нее. – Всю жизнь, сколько жить будет, падать ему и валяться в беспамятстве суждено. Не сможет он стать хозяином. Слабым быть ему, в уходе нуждаться… Другие дети у тебя есть. У братьев мужа твоего тоже есть дети. Так боги распорядились… – Как, как они распорядились? – зашептала горячим шепотом Мира. – Что быть ему больным всю жизнь? Да мало ли больных на свете, мало ли калек! Мало ли выживают после серьезных, тяжелых ранений и продолжают жить дальше! И как живут! – Не о том ты говоришь, Мира, – оборвала ее Орана. – Бывает, воин или охотник и конечность потеряет, да тело все равно здоровым остается. И однорукие, и безрукие, и безногие порой выживают – да остальное на месте, и голова разум не теряет! А эта болезнь терзать его будет всю жизнь. Не быть ему ни воином, ни охотником, ни просто надолго от полатей отлучиться, настигнет в любую минуту падучая эта… Если как тогда, в первый раз, верхом будет – затопчет его конь. Как вчера, да никто не придет на помощь – умрет от кровопотери; замерзнет, если зимой… Не приставишь ты к нему няньку на всю оставшуюся жизнь! – Приставлю, приставлю, Орана! Сейчас еще моего здоровья хватит, а потом найду ему девушку хорошую, любящую, чтобы не спускала глаз с него… – Он мужчина, Мира, – покачала головой старуха. – А ты готовишь ему жизнь спеленатого младенца… – Первенец он мой, – несчастная мать прижала руки к груди и подняла на Орану пылающие глаза, – такой сладкий… такой нежный… – Негоже разделять детей на любимых и нелюбимых, забывать свой долг… – Нет у меня любимых и нелюбимых. Только самый ласковый он, самый чуткий, самый добрый… – Не ребенок он уже. В его годы надо быть охотником, уметь защищать людей… – Да как же ему стать охотником, – расширила и без того огромные глаза Мира. – Ты же сама говоришь, что как случится с ним эта болезнь, погибнет он тут же без присмотра! А если это в бою, в походе приключится… мне даже представить страшно! – Вот видишь, даже представить страшно… Не может он мужчиной быть, от печки отойти… Какую жизнь ты ему готовишь? Калеки? – Всегда, всегда, когда мужчины уходят, в поселении кто-то остается. Одни за домами следят, за детьми… другие еду готовят, за скотиной ходят… – Так и тут не быть ему хозяином! Упадет, головой об угол дома ударится или в печку попадет и сгорит, еще и пожар учинит… В хлеву случится это с ним – затопчет его скотина, если сам не убьется… – А если кто-то будет рядом, такобережет его… не так часто с ним оно и случается… А если лекарство будет, может, вообще болезнь отступит, – не сдавалась Мира. – Не отступает эта болезнь, – покачала головой Орана. – Знаю я ее. Не делай ты из мужчины калеку, ребенка спеленатого… – Нежный он у меня… ласковый такой… с детками будет… водить их будет… сказки сказывать… Все равно надо, чтобы за детками кто-то следил – пусть он следит! – Против жизни ты идешь, – с осуждением проговорила старуха. – Забыла обо всем, кроме первенца своего. Продалась чужеземцам, мужа погубила, родных… А теперь-то что? Где найдешь лекарство? – Как ты узнала? – Мира прижала руки к груди. – Кто еще знает, кроме тебя? – Знает один человек – знают все. Даневан тебе лазутчика посылал с травой лечебной? Вот этот посланник потом у костра с охотниками погрелся, да все им и рассказал… А те пошли на все стороны, да тоже на ночь с людьми останавливались… Пройдет скоро слух по всему Северу. А если не пройдет, все равно люди знать будут… Нехорошее ты дело затеяла. Забыла о других детях, мужа предала, братьев его… Все равно ведь сына своего не спасешь! – Спасу! Помоги мне! Помоги мне, Орана… Колдунья ты, знаю… Помоги найти это лекарство! – И не проси меня, – гостья отвернулась от хозяйки. – Своя у меня дорога, свой путь. Хочешь грех на душу брать – твое дело, не буду тебе содействовать. – Не говори никому, а? – Чего не говорить? – Не говори, что я чужеземцам продалась… – Я не скажу, но слух все равно идет, сильным полозом ползет… – Орана, помоги мне траву найти лечебную… Ты ведь тоже мать! Великой Матерью называют тебя… – По другой причине меня так называют, – перебила ее старуха. – Помоги, – шептала Мира, впиваясь в нее безумными глазами. – Если уж лекари Валласа знают траву, что предупреждает припадки, неужели ты ее не знаешь? Слухами о твоей великой мудрости полнится земля наша… – Знаю я ее, знаю! – воскликнула Орана. – Да не скажу тебе! Ибо сама разумеешь, что когда дом в огне, не немощных да больных спасать надо в первую очередь, а молодых и здоровых! Если волки не будут убивать больных оленей, здоровые звери переведутся… Негоже человеку возомнить себя богом! Раз дана была сыну твоему болезнь эта – смирись! Его судьба не твоя! Да, мы, женщины, рожаем детей… Но их жизнь – не наша жизнь! И великий грех вмешиваться в промысел богов, мешать ткущейся паутине матери-судьбы. Смирись! Пока еще окончательно душу не убила свою, смирись! Займись другими детьми. Моли богов о возвращении мужа и родичей. А сын твой пусть с мужеством примет уготованную ему судьбу. С этими словами старая женщина встала, поднялась и Мира. – Тебе когда в путь? – Завтра. – Не останешься с нами на пару деньков? – Некогда. Тороплюсь. Где лечь могу? Спать пора… Хозяйка еще долго сидела у стола, плакала, смотрела на вдруг вспыхнувшее оранжевым пламенем полено в печи… Вышла во двор, зашла за угол дома и взяла из сложенных дров пару бревен. Подложила в огонь, чтобы изба за ночь не остыла…
Рано утром приготовила горячий напиток и свежие лепешки. Орана умылась во дворе у колодца и вошла в избу – сильная и красивая, несмотря на свои годы, с расчесанными белыми волосами, стянутыми кожаным шнуром. – А куда все так рано отправились? – День хороший. В лес ушли, Паска всех детей увела… Старуха кивнула и села за стол. Налила себе горячий травяной чай, отломила кусок теплой лепешки. – Одумайся, Мира. Не гневи богов… Женщина комкала в руках платье и смотрела в угол избы, пока гостья завтракала. С последним куском странница вдруг закашлялась, выпучила моментально покрасневшие глаза, медленно начала клониться, как будто тело больше ей не повиновалось. Хозяйка подскочила и подхватила ее, чтобы Орана не поранилась, упав со скамьи. Выпрямилась перед ней и зло сказала: – Что, думала, ты умнее всех? Наставлять меня вздумала? Я тоже многое знаю! Останешься у меня, пока сына моего не вылечишь. И никто тебя не найдет, и никто тебе не поможет. А если не вылечишь – сгниешь… Старуха лежала на полу, хрипела, страшно водила по сторонам налитыми кровью выпученными глазами. Мира оглянулась, выглянула в окно… Открыла подполье, где оказалась узкая лестница, взяла гостью за подмышки и стянула вниз. Потом пришла за свечой, набрала в кувшин воды, замешкалась, словно что-то решая, но в конце концов собрала со стола несколько лепешек и завернула в полотняную ткань. Оглянулась в поисках ковша, нашла его – резной, деревянный. Еще раз обошла избу, собрала вещи странницы: лыжи, лук, меховую куртку, мешок, – и тоже отнесла вниз. Там начинался длинный узкий коридор с деревянными дверями на ржавых петлях. То ли склад, то ли тюрьма… Мира открыла самую последнюю каморку и осветила темную голую клетушку, где стоял сильный запах плесени и сырости. Пол был каменным, стены бревенчатые. Ни окошка, ни щелки, чтобы пропустить солнечный луч… Бросила на пол вещи путницы и то, что принесла, втащила Орану волоком. Та по-прежнему хрипела и вращала глазами. Но ни двигаться, ни произнести хоть что-то не могла. Женщина присела напротив нее и сурово сказала: – Я оставляю тебе жизнь. Поможешь мне и сыну моему – выпущу тебя, а не поможешь – умрешь здесь. И никто тебя не спасет. Думай… Я уже слишком много греха на душу взяла, еще перед одной смертью не остановлюсь. Заперла дверь, забрала свечу и поднялась в избу, тщательно закрыв подпол. Нахмурилась: окошко было открыто настежь, а на узком подоконнике сидел огромный ворон и смотрел на нее фиолетовым блестящим глазом. – Что смотришь? Кыш отсюда!.. Нечисть… – Мира взмахнула руками, прогнав птицу, и закрыла окно. День заливал мир светом, и солнце полыхало до рези в глазах. Женщина вышла во двор и прислушалась. Никого… даже дозорных на деревянной стене не было. Те, кто дежурил ночью, спали. Паска с детьми с раннего утра ушла в лес собирать травы, учить ребятишек стрелять белок и соболей. Большой ворон сидел на крыше и следил за ней, поворачивая вослед блестящую голову, но она его уже не видела. Мира поднялась к сыну. Свар спал, как спал всегда несколько дней после своих приступов падучей, ничего не слыша и не видя. Она не стала его беспокоить. Дотронулась до лба – он не был горячим. Прислушалась к дыханию: слабое, но ровное. Удовлетворенно кивнула и провела остаток дня в хозяйственных хлопотах: подметала, носила воду, пекла хлеб и делала еще десяток ежедневных дел.
К вечеру вернулись и дети, и охотники. Стало шумно, сразу появилось много новой работы. Женщины и старики ощипывали птиц, свежевали оленей. Охотникам затопили баню. Десять взрослых мужчин не казались усталыми, будто на игрища ездили. Выходили один за одним из парной – сильные, ладные, в чистых вышитых рубахах. Места всем в избе не хватило, вынесли столы и накрыли ужин во дворе. Жарили мелкую дичь, Мира спустилась в погреб за молодым ягодным вином. Плотно закрыв за собой вход, зажгла свечу и подошла к последней двери, прислушалась – ни звука… – Орана, спишь? – окликнула, не боясь быть услышанной. – Спи, спи… Я уже завтра приду… Поднялась с кадкой, пахнувшей смолой, и повесила на дверь большой ржавый замок. Тщательно огляделась, обводя глазами каждую пядь дома, пошла по лестнице вверх… Свар спал не двигаясь. Его губы и щеки немного порозовели. Она наклонилась над ним и спрятала ключ под постель сына. Спустилась во двор, к людям…
Праздничный ужин по случаю удачной охоты подходил к концу. Самый высокий охотник с орлиным носом не сводил глаз с Паски. Мира заметила это, недовольно повела плечами и отправила молодую женщину пораньше уложить детей. За малыми ушли и старые… Сама осталась с мужчинами. – Не встречали ли вы кого в лесу? Вопрос никого не удивил. Остатки войска Валласа периодически накатывались на Арут, как волны моря, тут же отступая и унося с собой все, что можно забрать. – Никого. Встретили только охотника с крайнего севера, спустившегося с гор. Чудные вещи рассказывал, – отвечал ей крупный, грузный мужчина с красным носом и синими щеками. Вытер усы цвета перца с солью, крякнул и посмотрел: какое впечатление произведут его слова на Миру? – Что рассказывал? – она и бровью не повела. Сидела прямая как стрела, спокойно опустив миндалевидные глаза. – Говорят люди о древнем пророчестве – в Арут вернется король… – В Аруте нет королей! – Нет… с некоторых пор, – продолжал рассказчик. – Но говорят, что король уже в пути… – Если и будет на севере король, – сказала Мира, подымаясь с лавки и обводя сидящих охотников суровым взглядом, – то будет им, ежели не вернутся домой рыцари с мужем моим, Свар. Первенец он… и самый старший, после братьев супруга моего, в ком течет кровь Давикулюсов. – Король Севера объединит род Давикулюсов и потомков легендарного Вирга, – подал голос высокий охотник с орлиным носом. – И возродит Арут. – О чем ты говоришь, Домир? – женщина наклонила голову в тяжелом головном уборе с висячими подвесками, и серебряные монеты на ее висках издали легкий звон. – Род королевы Севера угас много лет назад… – Нет, – Домир улыбнулся ей. – Предание говорит, что возродится он! Север восстанет… – Предания преданиями, а как жизнь повернется, кто его знает, – холодно сказала Мира. И в тот же миг, резко обернувшись на вылетевший из терема крик, бегом бросилась в дом. Мужчина с красным носом сурово посмотрел на молодого охотника, проворчал укоризненно: – Договорились же молчать при ней! Тебя что, за язык кто-то тянул? – Знаю, Горий, что договорились. Да чудно мне: у нас десять взрослых мужчин, а заправляет всем женщина… – Молод ты еще голос подавать! Не простая она женщина, а жена Ландоса Корноуэла, самого старшего рыцаря Арута. Да и что с того, что женщина? Вон королева Севера правила ведь после смерти мужа, легендарного Вирга… – недовольно произнес Горий. – Не нашей она крови, – пробурчал упрямо молодой человек, нахмурился. – С Валласа родители ее. А к нам она пришла, выйдя замуж за Ландоса. И не сравнить ни мужа ее, ни братьев его с великим Виргом… Как не сравнить и саму Миру с королевой Севера… – Спать пошли, – Горий стукнул по столу ладонью. – Кто-то добровольно останется дежурить ночью? – Я, – поднялся Домир. Охотники разошлись по избам. А наверху Паска и Мира держали за обе руки бьющегося в припадке падучей Свара, дабы не повредил он себя…
Глава вторая ЭДА И ВАРГ
Войско, вышедшее из Вандервилля, столицы Валласа, растянулось длинной цепью по каменистому тракту, ведущему на север. Вот и свершилась смена власти в стране. Грязный, шумный город остался позади. Эда с радостью его покидала. Есть люди, которые любят городскую жизнь, но она явно к ним не относится… И когда четыре высокие башни скрылись за горизонтом, почувствовала себя счастливой. Настолько, насколько можно быть счастливой среди этого сброда – грубые нравы, грубые лица, грубый хохот… Воздух вокруг пропитан солнечными лучами, запахами свежей травы. На страну обрушилось жаркое, пряное лето. Она любила жару. Так много лет провела среди палящего солнца… Зной ей был нипочем, кожа не становилась сухой, даже когда плавился песок и все вокруг раскалялось добела: солнце, небо, земля… Как хорошо, что пришло лето… Нет, она любит и зиму! Вспомнила заснеженные горы вокруг замка Ваара… Вот там никогда не было по-настоящему жарко. Может, поэтому она оттуда и ушла? Ей нужно палящее солнце, оно делает людей другими… Люди Севера, где солнца немного, сдержанны и холодны – рыцари семьи Корноуэл, например. Вежливые глаза Ландоса, совершенно отрешенные… Красивое, тонкое лицо Изды, которому так не хватает красок. Перед ее мысленным взором прошли чередой они все. Никто из них не может оставить и следа в сердце, подумала она. Ее мать тоже была из Арута. Но рана, нанесенная ею отцу Эды, до сих пор кровоточит… Она почти не помнит маминого лица, только глаза: голубые и бездонные, всегда полные слез. Ток-ток-ток… Копыта лошади стучат по дороге. Душно… Какое небывало жаркое лето! Она бы, конечно, предпочла ехать по настоящей степи, чтобы высокие травы стелились под ногами ее кобылы, в глазах рябило от ярких цветов… Верховая езда всегда успокаивает. Девушка дремала, покачиваясь в седле. Трава начинала выгорать… Розетки сочного фиолетового кермека сливались в тумане полусна с желтым адонисом, образовывая на полях обманчивые светло-зеленые разводы. Сердце полоснуло льдом почему-то… Сквозь легкий сон, как капли воды, просачивались мысли… Женщина с севера и кареглазый южанин подарили своей дочери необычные глаза цвета солнечного камня. Эда больше ни у кого не встречала такой радужки… как никогда не видела и холодных зеленых глаз. Варг… Интересно, откуда он? Коренной валласец, или был пленен в других краях? Хотя это совершенно не важно! Он холоден, как потомок настоящих северян… Варг и Тарис знакомы, это очевидно… Они были врагами. Граф двенадцать лет ждал, когда гладиатора убьют на арене, ничего не предпринимая для его освобождения, а теперь не может насытиться его обществом. Неужели это возможно, и любовь может перейти в ненависть, дружба во вражду… и наоборот? Эда вспомнила слова Бена, когда он догнал ее утром: – Он тебе нравится, я вижу… Она повела выгоревшей бровью, сверкнула янтарными глазами… Ответила, будто не понимая: – Кто? – Варг, – и продолжал, уже не дожидаясь ответа: – Береги его… Если с ним что-то случится, я снесу тебе голову. Я найду способ. Он сорвал с головы маску, и его страшное изуродованное лицо оказалось совсем рядом с ней. Эда подавила дрожь в теле, почувствовав, что сердце будто кувыркнулось в груди, и сама себя выругала за это. Ей не привыкать видеть ни обезображенные трупы, ни кровь! Почему же у нее всегда такое странное чувство, когда она рядом со Страшилой? Как будто она столкнулась в лесу с диким зверем, и у нее нет оружия… Что заставило ее ответить? Какие демоны произнесли ее губами единственное слово, после которого граф снова натянул маску, резко развернул коня и ускакал? Она сказала: – Хорошо… Неужели она испугалась Бена? Нет, этого просто не может быть! Она сражалась с ним – и рядом, и против него. Она знает приемы, против которых он не устоит. Но в нем есть что-то, что внушает опасение и вызывает страх… Коварство? Нет… Коварство восхищает ее – в Эрланде, например… Нет, она не хочет думать о колдуне после того, что случилось утром! А может, она испугалась не графа, а того, что он сказал? Вдруг это действительно правда, и ей нравится Варг? Глупости! Он просто красиво танцует… И он не такой, как другие мужчины… Эда снова вернулась мыслями к вчерашнему танцу. Танцующие Варг и Винта не выходили у нее из головы. Этот танец был совершенно волшебным. Он излучал столько силы, столько страсти! Все попали под влияние этого – даже она, даже Эрланд! Эрланд… Ей было неприятно вспоминать их разговор, не хотелось даже думать об этом! Одной фразой он разрушил все, что их связывало – годы пребывания вместе… Одной фразой: «Я тебя люблю». События сегодняшнего утра снова встали перед глазами…Они встретились с магом перед тем, как Эда покинула город. Она пришла к нему с первыми лучами солнца, открыла дверь и споткнулась о его взгляд. Такое впечатление, будто он сидел за столом всю ночь, ожидая, что она войдет. Ее друг казался раздраженным и недовольным. Девушка не понимала, почему… – Ты сегодня не такой, как всегда. – Ты тоже, – голос мужчины был резким. – Что ты имеешь в виду? – Мы могли провести последнюю ночь вместе, а вместо этого ты предпочла плясать с драагами и спать со шлюхой Вандервилля. – Это еще что?! – Эда вскинула голову. – Ты следишь за мной? Кто ты такой, чтобы говорить мне, что делать? – Я думал, что мы с тобой вдвоем… А ты… ты проводишь время сама. И даже сейчас, когда неизвестно, как скоро мы теперь увидимся! Мы были вместе столько лет, затеяли этот переворот, но как только он свершился, ты словно забыла меня! Последние несколько дней вообще не показывалась! – Эрланд, мне глубоко безразличны дворцовые игры и политические интриги. Мне глубоко безразлична судьба Валласа, – она не хотела с ним ссориться, но не понимала, чего он от нее хочет. – Ты же знаешь, я сама по себе. Я – одинокий воин. Мне просто захотелось тебе помочь и заодно увидеть мир, посмотреть на другие земли, испытать искусство ордена Ваара… в пути на север. Ведь нам было по дороге… – Твой отец так не считает. Я думал, что у нас троих один интерес – возрождение Империи… – Да, Эрланд, я понимаю, что отец не помогал бы просто так. Он согласился посодействовать тебе захватить власть, от которой ты отказался много лет назад. Но… я до сих пор не знаю почему… Скажи мне! Колдун устремил взгляд на Эду. Какие у нее красивые золотисто-карие глаза… – Как странно, что ты задала этот вопрос только сейчас… – И ты мне ответишь? – Нет. – Так как же ты можешь называться после этого моим другом? – Эда улыбнулась и подняла брови. – Ты разочаровываешь меня, Эрланд… – Дорогая, я тебе никогда не лгал. Все, что касается меня лично, прозрачно для тебя. Но то, что касается политических отдаленных стратегий, я не могу доверить никому. Этот разговор возможен только между правителями, и никто не имеет права его знать. – Даже друзья? – в голосе девушки звучал металл. – Даже друзья, – Эрланд был тверд. – Даже жена? Взгляд мужчины сделался напряженным. – О чем ты говоришь? Ты не жена мне… Подожди, почему ты заговорила об этом? – на его восковое лицо вернулся румянец. Он заметно занервничал. – Ты хочешь, чтобы я ею была? – Эда с лучезарнейшей улыбкой наклонила голову. Кажется, она стала догадываться, в чем заключается интерес ее отца… – Я знаю твое прошлое, – твердо сказал Эрланд, – и уважаю его. И… да, ты догадалась, я люблю тебя. И назвать тебя женой было бы величайшим счастьем всей моей жизни. Но мы не хотим тебя ни к чему принуждать. – Кто «мы»? – Я и твой отец. – Понятно, – глаза девушки, широко распахнутые, следили за появившимся в окне солнцем, внезапно осветившим комнату. – Условием помощи моего отца тебе было, что я стану твоей женой… что его дочь станет королевой Валласа и вернет ему Тареш, край его мечты. Спальня оказалась совсем не темной. Пыль закружилась в солнечных лучах. – Теперь мне понятно, почему отец отправил меня с тобой – чтобы я увидела Валлас, чтобы ты смог меня уговорить… – А ты, – Эрланд не отрывал жадного взгляда от собеседницы, – разве тебя не привлекает власть? Это самое большое, что может предложить жизнь. Когда она у тебя есть, ничто другое не имеет значения: ни твоя внешность, ни возраст, ни богатство. Ты можешь получить все! Ты становишься почти что богом, решаешь судьбы стран и людей, бросаешь вызов самой судьбе! Эда задумалась. – Эрланд, мне не нужна власть. Она предполагает оставаться на одном месте, быть там, где правишь. А я хочу увидеть Север, ты знаешь. Когда мы покинули орден Ваара, я поняла, что туда не вернусь – роль наемной убийцы, крадущейся в ночи, меня больше не интересовала. Мне хотелось действовать открыто, служить принимаемым и понимаемым мною целям, а не просто повелению спрятанного в темноте письма. Я искала честной игры, а ты… ты попытался обвести меня вокруг пальца! Колдун вскочил и бросился к девушке, опустился перед ней на колени, заговорил пылко: – Нет, о чем ты говоришь! Да, я люблю тебя с первой нашей встречи… Но разве я позволил себе что-то? Хотя бы один взгляд? Одно движение? Одно нескромное слово? Я люблю, но я и уважаю тебя! Уважаю твое прошлое, твой жизненный выбор… принимаю любое твое решение! Да, ты догадалась о нашем разговоре с твоим отцом. Но мне никто ничего не обещал! Он так же глубоко тебя любит, как и я. Никто никогда тебя не заставит, да и не может заставить… – Хватит об этом! Хватит разговоров. И запомни: я тебя очень уважаю, очень… но на любовь я не способна. – Эда резко повернулась и стремительно вышла из комнаты. – Что ж, – раздалось за ее спиной, – твое уважение многого стоит. И все же я бы предпочел хоть немного любви…
Как хорошо, что она поняла, что им движет. Или… лучше было бы оставаться в неведении, считать его другом? Не знать правды, как не знает ее граф Бен: любит ли его красивая черноволосая женщина или нет… Впрочем, если б Кавада его любила, она не приходила бы к Эрланду так часто. В ней столько любовного призыва, столько неизбывной тоски! Как и в том танце… Что за наваждение? Она видела много танцев, отец любил танцовщиц, в его доме всегда танцевали, пели. Но вчера было что-то особенное. Если можно назвать его одним словом – это была воплощенная страсть… Она не ожидала, что при мощных размерах Варга он может быть таким подвижным, таким грациозным, таким летящим… Да, так о чем она думала? Эта скромница, вечно опускающая глаза… Говорят, ее взял во дворец покойный король как наложницу. Как она стала астрологом? Эрланд высоко ценит Каваду, ее ум. Сейчас она спит со Страшилой… У графа, вероятно, красивое тело, закаленное в боях, но у него страшное изуродованное лицо… Зато его взгляд необыкновенно выразителен и пробирает до костей. Она вспоминала Бена, но тут же перед ней встали светло-зеленые глаза Варга. Как она их называла? Цвета зеленого льда… И все-таки хорошо, что все уже случилось: этот переворот, тщательно продуманный тем, кто называл себя колдуном; освобождение рабов столицы, сбор армии и Вандервиль остался позади… с Эрландом. Она считала, что это она, Эда, вершит его дела. Но сейчас ей стало ясно – они победили благодаря этим двум воинам, которые не дают ей покоя: Тарис Бен, по прозвищу Страшила, и бывший гладиатор Варг… Когда Эрланд выбрал их для осуществления своего замысла, он не думал, что они могут поколебать его положение. Похоже, что он стал их опасаться…
Эрланд… Старший сын могущественного владыки Дэрона Серв Да-викулюса, покинувший дом в юном возрасте и вернувшийся спустя много лет, чтобы взять власть в стране, где род его отца-императора был свергнут бывшим управляющим Бернардом Травалом. Но ей теперь ясно, что армия не подчинится Эрланду. Армия подчиняется Бену – вернее, столичный гарнизон. Прикажет он, и солдаты тут же повесят вчерашнего мага на воротах. И никто не защитит колдуна, как и тогда, когда покойная королева захотела его сжечь на глазах всего города. А армия лишь начала формироваться, и формируется она вокруг бывшего раба. Да, это так, но оспорить его слова не решается и Терик Давикулюс… Сейчас мнимый колдун надеется, что Варг будет убит в одной из битв. Тогда на его место он пошлет графа Бена… Если только сам граф Бен не будет так глуп, что поднимет гарнизон на бой против шаха Дравийского царства, чей флот в самом скором времени должен пристать к берегам Вандервилля. Если Страшила это сделает, он будет уничтожен незамедлительно. И что, интересно, будет делать Кавада тогда? Кавада… Интересно все же, любит ли она своего любовника? Эда подумала, что у нее не должно быть особого выбора, как и у основной массы женщин в мире. Женщины слабы, мужчина приходит и берет какую захочет, как ее отец. Женщина не может выбрать мужчину, которого полюбит, как ее мать… Какая несправедливость! Какое счастье, что ей удалось избежать этой общей женской судьбы. Она – одинокий воин, идущий на север… Вандервилль качнулся вехой на ее пути и остался позади. Единственное достоинство этого города – море. Что она любит больше, море или лес? Эда мерно покачивалась на лошади. Наверное, все-таки лес… Хотя и по степи ей очень нравится ехать день за днем: колышутся луговые травы, высоко синеет небо, летают над головой хищные птицы, – как сейчас… Если бы еще можно было закрыть глаза, а когда откроешь, чтобы никого рядом не было. Или нет, пусть будет друг, верный друг… Девушка вынырнула из дремы и задумалась: а были ли у нее друзья? Она всегда считала своим другом Эрланда, но теперь между ними встала стена. Могла бы догадаться о его чувствах раньше, еще в ордене… Она хорошо помнила их первую встречу, знакомство… Как много общего у них было тогда! Они провели годы в замке Ваара и вместе его покинули. Эда вспоминала их разговоры… Она должна была догадаться! Колдун всегда был так почтителен, вежлив с ней, так мягок и уступчив. Ей казалось, что это ее брат-близнец, несмотря на то, что был намного старше, годился по возрасту ей в отцы. Он разделял ее взгляды, помогал в любых начинаниях, был согласен сделать что угодно ради нее! И вот все рухнуло… Ужасно даже не то, что он признался в своей никому не нужной любви, а то, что они с отцом уже договорились: она будет женой Эрланда! Какое счастье, что отец вообще не выдал ее замуж силой, как может выдать любую из своих младших дочерей… Хотя ее, Эду, невозможно отдать кому-то против ее воли. Она может убить любого одним прикосновением пальцев. Как она могла так ошибиться в нем? Ей больше не хотелось видеть рядом Эрланда, совсем нет! И вообще, удалось бы ему без нее организовать переворот в Вандер-вилле? Кого бы он поставил на ее место? Хотя колдун, наверное, смог… Ему пришлось, быть может, просто потратить чуть больше времени, подкупить чуть больше людей. Выбрать другое место и другое время для убийства королевы с наследниками. Да, она сыграла главную роль в ярком представлении в цирке, но основные надежды организаторов захвата власти были возложены на нищий народ, драагов, солдат, недовольных своей жизнью… Эда вдруг впервые пересмотрела свое участие в перевороте. В самом деле, ее Эрланд, пожалуй, мог бы и заменить. А нашел бы он замену Каваде? Она уговорила графа Бена… Вот без него им было не справиться, это точно… Ей вспомнилась учтивая астролог, ее черные косы, белое лицо. Все восклицали: «Какая очаровательная женщина! Какая красавица! Какая умница! Какой ученый!» У Эды возникло гадкое чувство… Зато Каваду каждую ночь обнимает Страшила и, похоже, это ей не доставляет удовольствия. И все-таки интересно, а вдруг доставляет?.. Она настолько погрузилась в свои мысли, что не заметила, как ее легконогую рыжую кобылу догнал Варг. Крупный караковый жеребец не поспевал рысью за маленькой ажурной лошадкой, сбиваясь в галоп. – Эда… я хочу тебя кое о чем попросить. Девушка метнула на него холодный взгляд, опустила ткань с лица. Ее губы не улыбались. Они так редко улыбались… Эда не была рада вторжению в свои раздумья, но решила, что не будет с ним грубой. После их поединка воительница дала себе слово быть с Варгом повежливей. Сейчас она совсем не была уверена, что поступила тогда правильно, согласившись с предложением Эрланда уложить его в постель на пару дней. – Проси… – Научи меня твоей технике боя. «А он смел, этот драаг», – она посмотрела ему в глаза. Какие они у него все-таки необыкновенные… Хотя все бывшие гладиаторы смелые. Вспомнила, как вчера ее учил танцевать Дван, как потом кружилась с солдатами. Ей было весело. Раньше ей бывало весело разве что перед боем… – Это великое искусство, – Эда ответила, как будто его предложение нисколько не удивило ее. – Искусство, которое стоит больших денег. У тебя ведь нет денег? Варг не рассчитывал на успех. Но не думал, что она ответит вот так… Девушка смотрела прямо перед собой, как бы и не ожидая ответа. Она хотела его поставить в неловкое положение, и ей это удалось. – У меня нет денег. – А что у тебя есть, что может иметь для меня ценность? Чем ты можешь оплатить обучение? – У меня есть только я, – он помедлил с ответом. – То есть? Поясни… – У меня нет ничего, кроме меня – моего духа, моей отваги, моего ума, моей смелости… «Как странно, – подумала Эда, – все идет точно по желанию Эр-ланда». Он ей говорил, чтобы она стала незаменимой для Варга. Как он тогда сказал: «Поймай его на крючок своего боевого искусства». Умеет же планировать будущее этот колдун! Недаром он учился у великих магов Ваара… Ее магия не привлекала, хотя кое-что она умела. Вот бой – другое дело… – У меня это тоже есть: и дух, и отвага, и ум, и смелость. Плохой ответ… Варг задумался. Несколько минут они шли рядом – стелющаяся иноходью заморская кобыла и его жеребец, уже начавший покрываться пеной. Эда сделала еле заметное движение поводьями. Аудиенция окончена, сейчас она ускачет, и разговор прекратится. – Я… я предлагаю тебе мою дружбу. Она придержала лошадь, заставив ее замедлить аллюр, перейти на шаг. Янтарные глаза с интересом скользнули по его лицу. – Дружба… А что в твоем понимании значит дружба? – только что она думала, что лишилась единственного друга… Но теперь надо держать ухо востро. Может ли мужчина вообще быть другом? – Если у меня есть еда, я разделю ее с тобой. Будет тебе нужна помощь – сделаю все для тебя. Моя рука поможет тебе в битве. Я буду твоим щитом, если захочешь, или твоим мечом. Если устанешь, я понесу тебя, будет холодно – согрею… Ты можешь доверить мне что угодно: твои мысли, твои вещи, твои тайны. – И даже мое тело? – в ее интонации не было насмешки. – И даже твое тело… – Варг не почувствовал ни пошлости, ни дерзости. – Если ты не захочешь, ни один мужчина в этой армии к тебе не приблизится. Она вспомнила, как танцевала вчера с солдатами, улыбалась им, и ей стало стыдно за свою слабость. Как хорошо, что он ушел до этого… – А ты? Ты тоже не приблизишься? – Я не сплю с женщинами. – Любишь мальчиков? – Нет. – Ты кастрат? – Нет. – Слаб? Болен? – Нет. – Не понимаю. Объясни… Прошлое развернулось стремительно, как выползшая на солнце змея. На лицо Варга легла тень… Кто она такая, эта девочка, что осмеливается спрашивать о его прошлом? Помолчал, справляясь с желанием развернуть коня… Нет, он затеял этот разговор и доведет его до конца. – Много лет назад у меня были жена и дети. Враг напал на них… Меня не было рядом… Я не смог их защитить, – по его лицу прошла волной гримаса ненависти и боли. – Я пришел слишком поздно… – Как их убили? – голос девушки стал низким и тихим. Эда внимательно следила за ним. Ему захотелось ее ударить. Он поднял на нее тяжелые, ненавидящие глаза. Зачем она поворачивает нож в его ране? – Вначале изнасиловали… потом еще долго издевались, калеча. Пока они не умерли, – зачем он ей это рассказывает?.. – Сколько у тебя было детей? Жен? – ее взгляд не отрывался от его лица. Что-то побудило его снова ответить: – Одна жена. И трое детей: две девочки и мальчик, – закрыл глаза и увидел их всех… – И ты поклялся, что никогда больше не притронешься к женщине? «О чем это она? – Варг удивленно посмотрел на нее. – Она действительно ничего не поняла?» – Нет… я просто… очень любил и люблю мою жену. Эде вдруг стало неловко смотреть на него. Но она хотела понять… – Но ведь она мертва?! – Ну и что? Я помню ее руки, тело, запах кожи и вкус ее губ. Она всегда со мной. Пока я жив, она тоже жива. Варг говорил о вещах, которые она не понимала. Эда вспомнила, как он танцевал вчера. – Этот танец, вчера, ты часто танцевал его со своей женой? – Да. Она снова увидела его глаза, обращенные к женщине, которую никто не видел. Его тело, которое любило призрак… Они были красивы, он и Винта. – Как звали ее? – Вероника, – призрак коснулся его лица. Она всегда была с ним, всегда… Сколько нежности в его голосе! Как в голосе отца, обращенном к ней… или когда он вспоминал ее мать. Варг смотрел вперед. В его взгляде первый раз не было льда. Она все еще не могла понять. – Извини меня… Я, наверное, кажусь глупой. Ты хочешь сказать, что уже много-много лет хранишь верность своей мертвой жене просто потому, что тебе кажется, что ты ее любишь? – Что значит кажется? Я люблю ее, – он посмотрел на нее как на больную. – Любви не существует, – она сказала это не совсем уверенно. – Это обман – зов плоти, запах животного… – Если любви не существует для тебя, это не значит, что ее не существует вообще, – Варг улыбнулся только губами, в глазах сверкнул привычный лед. Эда почувствовала смущение. Какое гадкое чувство! Он продолжал ехать рядом. Она видела, что ему больно это говорить. Эти воспоминания доставляли ему боль, она терзала его вопросами… Девушка казалась себе самой совсем другой, чем остальные люди – не способной любить… Ей захотелось исправить ситуацию, если это было возможно. – То же самое произошло с моей матерью, – вдруг сказала она, – и сестрами… И еще со многими женщинами в доме моего отца, которого тогда тоже не оказалось рядом… А я… я все это видела… и все это помню. Глаза Варга расширились и встретились с потемневшим взглядом Эды. – А… ты? – похоже, он сам боялся ее ответа. – Мать спрятала меня в комод. Я была маленькая и худенькая. Вокруг было так много женщин и детей, что никто никого больше не искал. Я все видела… не кричала, не плакала, только боялась потерять сознание. Ведь если я окажусь в забытьи, то могу выдать себя звуком, и со мной сделают то же самое… Смотрела до конца… И потом, когда мужчины ушли, я сидела в этом чертовом ящике почти сутки – без еды, без воды, боясь пошевелиться, и моча текла по моим ногам. Было жарко, смрад вскрытых кишок и мертвых тел был повсюду. А потом вошел отец… Теперь ее собеседнику надо было находить что сказать: – Отец… отомстил? – Да, он отомстил. А я… заболела, мой рассудок покинул меня. Когда же спустя много дней пришла в себя, то выбросилась с высокой башни. Но боги послали друга отца, он стоял внизу и поймал меня на руки, упав и подставив свое тело, чтобы я себя не повредила – я была легкая как пушинка. Я билась и кричала, чтобы мне дали умереть. Кричала, что не хочу вырастать, не хочу быть женщиной и убью себя, потому что не позволю, чтобы когда-нибудь мужчина прикоснулся ко мне. Говорила, что всех их ненавижу, всех мужчин на свете, и никого не хочу видеть – ни отца, никого… Они ехали молча, Варг боялся ее больше расспрашивать. Он видел маленькую девочку в углу комода, насильников, синие лица мертвых… и ее, грызущую маленький влажный кулачок, чтобы не закричать… – Отец сказал: «Хорошо. Ты вырастешь воином. И никогда ни один мужчина не сможет взять тебя силой», – Эда посмотрела на него, и призраки прошлого вереницей пронеслись в ее глазах. – А ты? Ты отомстил? – Нет… Меня взяли в плен… и сделали рабом. – Сколько лет ты был в плену? С каждой минутой этот разговор сближал их. – Двенадцать. – Но сейчас ты свободен. Ты не хочешь отомстить? – За меня отомстили, – он внимательно смотрел ей в глаза. – Кто? – она выдохнула, вдруг предчувствуя ответ. – Ты, – Варг сказал это просто и спокойно. – Кто?.. Кто был насильником? – Лорд Даневан. – Это он тебя пленил? – Да. – Ты не смог его одолеть? Это был честный бой? – Нет, не смог… Бой был честный. Эда смотрела прямо перед собой… Подумала, что он мог бы ответить, что бой был нечестным, или сказать, что отомстил – чтобы остаться сильным в ее глазах, сохранить репутацию непобедимого драага… Но он предпочел быть честным. Он был не таким, как Эрланд. – Я благодарю тебя за предложение дружбы, – она почтительно наклонила голову. – Это хорошая цена. Я буду учить тебя, если ты поклянешься, что полностью доверишься мне. Даже тогда, когда тебе будет казаться, что я хочу твоей смерти. Когда ты будешь хотеть убить меня, если будет очень больно и тяжело… Сможешь ли ты мне довериться? Они посмотрели друг на друга. Варг чувствовал в ней смертельную опасность… Может ли он ей верить? После того, как она так коварно ударила его, чтобы Эрланд смог без него провести военный совет? – Тогда, когда ты вызвала меня на поединок… – Я не вызывала тебя, ты сам напросился. – Эда, я не дурак. Я был плененным рабом много лет, но я не дурак. Ты сделала это специально, чтобы я не смог прийти на совещание, организованное твоим другом, или кто он там тебе, Эрландом. Девушка молчала. Она и так наговорила непозволительно много. Она почти никому не рассказывала о своем детстве, о той травме… Но и Варг много ей рассказал. – Он не мой друг. – Ты действовала с ним. – Да. А теперь я действую с тобой. Но я иду своим путем. Просто нам оказалось по дороге. – Хорошо. Ты требуешь, чтобы я доверился тебе. Но как я могу тебе верить после того случая? Эде было стыдно на него смотреть. Как глупо, что она стала шахматной фигурой в руках Эрланда, оказалась исполнительницей его партии! В то время как он просил ее руки. И отец согласился при условии, что их брак не будет заключен против ее воли. Все, что она делала, оказалось запланированным колдуном, все шло ему на пользу… – Клянусь тебе памятью моей матери, что этого больше не повторится. Я больше не орудие Эрланда. – Так ты была им, его орудием? Как он признался: «Бой был честным. Я не смог победить лорда Да-невана», – она, Эда, так бы не смогла… Сказала бы на его месте, что ее захватили обманом. Как тяжело признаваться в своих ошибках, слабостях… Девушка не смотрела ему в лицо. Ее гордость была уязвлена. – Да. Невольно, – она вдруг вспомнила об обещании убить еще кое-кого. – Но у меня остались обязательства перед ним… невыполненные. – Ты знаешь, что тебя называют Меч Эрланда? – Нет… Я не в восторге от такого прозвища, – она удивленно подняла брови, но губы чуть тронула улыбка. – Хотя иметь слово «меч» в имени совсем неплохо… Правда, я всегда предпочитала саблю. – Меч – оружие мужчины, – Варг внимательно наблюдал за ее лицом. – Вчера, – теперь она широко улыбнулась, – два меча Валласа не смогли справиться с моими саблями. Ее собеседник опустил глаза. – Эда – это твое настоящее имя? – Да. Мама дала мне его… – Ты помнишь свою мать? – Почти нет… Она была с севера, с Арута. Он, кажется, начал понимать, почему она пошла с войском. – И ты… хочешь увидеть Север? – Да, – она снова улыбнулась. – Ты знаешь что-то о семье своей матери? – Только имена, – Эда покачала головой, – мамы и ее матери, моей бабушки. И еще кое-что, чего я тебе не скажу. – Но в тебе есть южная кровь… – Как ты догадался? – Я слышу твой акцент, когда ты говоришь, я вижу твою кожу, волосы, глаза… Я видел тебя голой, когда ты купалась в море… В тебе перемешались Юг и Север. – Да, мой отец южанин. – Как твоя мать попала на юг? Варг вдруг понял, что и так это знает, Эда могла и не отвечать. – Ее украли торговцы рабами и продали на невольничьем рынке. Отец купил ее. – Она любила твоего отца? – Не думаю… она всегда была такой грустной… – Сколько тебе было лет… тогда? – Семь… А тебе, когда тебя взяли в плен? – Тридцать. Сколько лет ты училась быть воином? – Пятнадцать лет, – она посмотрела на него и повторила: – Пятнадцать лет – примерно столько же, сколько и ты. Но я научилась большему. – Да, ты научилась большему, – Варг напряг веки и сузил глаза, как делал всегда перед битвой. – Но ты и начала раньше – у молодых всегда преимущество. И у тебя были лучшие учителя… Я согласен. Я доверюсь тебе… Эда пустила лошадь вскачь. Он не смог больше поспевать за ней. Поймать змею не составило труда. Эда знала их повадки. Сколько она их переловила за свою жизнь!.. Яд и отрава, и великое лекарство. Палатка Варга была в самом центре лагеря, возле нее горел костер. Солдаты сидели вокруг и громко хохотали, слушая непристойные рассказы Двана. – А потом она расставила руки вот так, – рассказчик показал как, присев и выпучив глаза. – И пошла на меня… Воины снова засмеялись, даже Варг усмехнулся. Как мало надо было, чтобы их рассмешить! Когда она вступила в круг костра, выйдя из тени, смех стих моментально. Дван вытянулся струной. Эда сжимала в руках шевелящийся мешок. Сидевшие вскочили… Девушка смотрела только на Варга. – Ты готов? Он даже не понял, к чему надо быть готовым – так было неожиданно ее появление возле ночного костра, когда большинство солдат в лагере уже спали… – Да, я готов, – Варг тоже встал. Эда удовлетворено кивнула и быстрым движением выхватила из мешка извивающуюся огромную гадюку… Раздался крик, все отскочили подальше. Сжимая одной рукой шею змеи, достала кинжал и проткнула ей пасть. По лезвию ножа потек яд. Ропот изумления пронесся вокруг нее, когда она провела клинком по своей кисти и затем отбросила мертвую змею. – Дай руку, – Эда повысила голос. – Дай руку! На минуту Варг усомнился, что это не сон. «Доверишься ли ты мне полностью?» – прозвучали в голове ее утренние слова. «Она не хочет меня убить», – подумал он, и сам себе не поверил. Протянул руку – девушка полоснула по ней ножом, а потом прижала свой порез к его, смешав свою кровь, змеиный яд и кровь Варга. – О, нет! – раздался голос Двана, и солдаты зашумели… Но никто не осмелился подойти к ним. – Идем, быстро! – закричала она. Эда гнала его всю ночь через лес, по одной ей известным тропам, как волчица загоняет раненого оленя. Уже через несколько минут, когда они углубились в чащу, он почувствовал действие яда… Кровь билась в висках, закипая на губах, сердце колотилось во всем теле, разрывая его, как огромный тяжелый колокол, все тело превратилось в боль – невероятную, горячую, чудовищную боль. Она била его хлыстом, приговаривая: «Беги! Беги! Беги!» Он больше не мог бежать… Зачем он сделал ей это предложение? Упал, перевернулся на спину. Она схватила его за плечи: «Не смей лежать! Не смей лежать! Бегом! Яд должен перегореть в крови, иначе ты умрешь!» Ударила его сапогом в живот, попыталась поднять… – Ты же сильный, – Эда не смогла даже оторвать его туловище от земли. – И какой же ты сильный?! Маленькая несчастная змейка оказалась сильнее тебя! Где же твоя сила? Где твоя ненависть? Вспомни Дане-вана, надругавшегося над твоей семьей! Увидь их, увидь их, увидь их… Из всех слов на земле она смогла найти единственно правильные. Варг поднялся с ревом, она снова хлестнула его плетью. – Беги… Он весь превратился в боль. Ему никогда не было так больно… Остаток ночи выпал из памяти.
Варг очнулся от плеска воды. Под его головой было что-то мягкое. Поднял руку и вытащил из-под затылка размотанную чалму Эды. Сел, огляделся… Как он очутился на этой влажной от росы траве, у большого одинокого камня, на берегу лесного озера? Боли больше не было. В теле и голове пустота и какая-то непередаваемая легкость… Это ему приснилось? События сегодняшней ночи – сон? А может, он уже умер? Водная гладь густо покрыта желтыми кувшинками. Эда плывет на спине, мерно исильно взмахивая руками. Варг видел упругие полукруги ее грудей при каждом всплеске. Провел рукой по волосам: они совершенно мокрые. Пот, роса? Встал… Слабость разлилась по членам, слабость и легкость… Подошел к кромке воды, набрал ее в пригоршню, умылся. Голова закружилась… Он немедленно лег на спину, вытянув ноги. Все-таки он остался жив… Все вокруг заволокло туманом, зазвенело в ушах. О, боги, он слаб как младенец! Шелест травы под ногами девушки… Глаза были открыты, но ничего не видели. Она приподняла ему голову, вытерла пот со лба. Какими нежными могут быть ее руки… – Что ты со мной сделала? – прошептали его губы. – Я лечила тебя. – От чего? – слова давались с трудом. – Ты почти убила меня… – От старости, от боли в суставах, от нерассосавшихся кровоподтеков за всю твою долгую жизнь… от твоих воспоминаний… Эда слегка похлопала его по щекам, но туман перед глазами не рассеивался. Ее пальцы пробежали у него по шее, как будто что-то выискивая, и медленно стали надавливать у основания черепа. – Закрой глаза, – прошептала она. – Закрой глаза и расслабься. Звон проходил, и слабость тоже. Он поднял веки. Девушка хмурилась над ним, всматриваясь в его лицо. – Что… что не так? – Слишком быстро… слишком быстро закончилось время действия яда… Почему? Тебя когда-нибудь раньше кусали змеи? – Нет, – он покачал головой. Помолчал и добавил: – Когда-то давно я принимал змеиный яд. – Встань. Эда внимательно смотрела на него. Когда она успела надеть рубашку? Но ее ноги оставались голыми намного выше колен. Варг медленно выпрямился. Он был невероятно слаб, но голова уже не кружилась. Девушка не отрывала от него взгляда. – Присядь. Повиновался, по привычке положив руку на правое колено. Боли не было! Невероятно… Попытался согнуть левый локоть. Он был когда-то сломан и всегда давал о себе знать неприятной скованностью. Рука сгибалась без каких-либо ощущений. Повертел шеей… Тогда, во время поединка, она повредила ему мышцы. У него ничего не болело! Куда делись его старые травмы? – Как ты это сделала?! – Варг смотрел на Эду почти с восторгом. – Яд и лекарство отличаются лишь дозой, – холодно ответила она. И добавила уже более мягким тоном: – Можешь искупаться, если хочешь. От тебя запах, как от трех кабанов – диких… Он купался, чувствуя на себе ее взгляды. Странная девушка – не стесняется своей наготы, рассматривает его… Вышел из воды, стараясь держаться к ней спиной, начал одеваться. Ни звука… Он вдруг подумал, что остался один, и резко обернулся. Нет, она сидела на камне, прищуренными глазами смотрела на него. – Ты слишком тяжел. Тебе надо скинуть немало, прежде чем мы начнем заниматься. – Еще две такие ночи, как сегодня… – Варг усмехнулся. – Мы повторим яд через месяц. Чтобы быть уверенными в результате, потому что его действие закончилось слишком быстро. – Только не надо меня больше бить ногами в живот. – А ты не падай, беги. – Тебе тоже давали яд, когда учили? – Да. И тоже гнали как зверя? Да. – Но ты не была старой и больной. У тебя не болели суставы и не было нерассосавшихся кровоподтеков… – Змеиный яд делает тело и ум сильными… Мышцы и сухожилия становятся эластичными. – Зачем ты смешала вчера свою кровь с моей? – Чтобы ты понял, что это не смертельно. – Я… я не понял. – Учись меня понимать, если хочешь у меня учиться. – Ты… странная. Ты не такая, как все. Разговор оборвался, но Эда не переставала изучающе смотреть на него. – Почему ты принимал яд змеи? – Чтобы меня не отравили. – Кем ты был? – Ты задаешь слишком много вопросов. Она отвернулась и уставилась на воду, как будто высматривала там что-то. Варг подошел к ней и сел рядом. – А я могу задать тебе вопрос? – Давай. – Лечить и убивать тебя учили в одном месте? Да. – Как оно называется? – Ты задаешь слишком много вопросов, – она подняла голову и сурово посмотрела на него. – Ты всегда купаешься голой? – Да, конечно. А что, надо купаться одетой? Он старался не смотреть ей в глаза, когда произнес: – Постарайся, чтобы солдаты не застали тебя одну, вот так… Они знают, что в ближнем бою ты выстоишь против двенадцати… а их может быть больше. – Тогда… эта заварушка в казарме, когда твои драаги подрались, а ты не мог подняться… Это было сделано специально? Чтобы узнать, против скольких я могу сражаться в ближнем бою? Да. А если б не пришел Страшила? Что бы случилось со мной? – Граф Бен… – он все время ее поправлял. – Ничего. Мой друг все контролировал. Просто надо было узнать твои возможности. – Значит, ты будешь ходить со мной, – Эда нахмурила брови. – Куда ходить? – Купаться. «Она что, не понимает, что мне нельзя оставлять солдат, когда ей захочется? – Варг возмутился про себя. – С другой стороны, это не так и плохо – сделать ее зависимой от меня…» – Ты просишь охранять тебя, пока ты купаешься. Эта услуга стоит много денег. У тебя есть деньги? – У меня есть деньги, – глаза девушки были холодны. – Но они тебе не нужны. Буду учить тебя. До восхода солнца тренируемся, потом я купаюсь, потом снова тренируемся. Так согласен? – Согласен. Эда вдруг опустила глаза – слишком внезапно. Уголки ее губ тронула улыбка, которой Варг у нее раньше не видел. – И еще кое-что… – Да? – Ты научишь меня танцевать вриту? Вначале он подумал, что ослышался. Девушка подняла на него глаза. Боги, она совсем ребенок… – Зачем тебе это? – Не знаю… – она задумалась. – Дван сказал, что ты не умела танцевать вообще. – Да, это правда, танцы никогда меня не привлекали… до того момента, пока я не увидела танцующим тебя. Я хочу однажды станцевать ее… с тобой. Эда резко развернулась и ушла не оглядываясь. Варгу пришлось поторопиться, чтобы ее догнать. Они возвращались в лагерь вместе, но больше не разговаривали. Когда вышли из подлеска, лежавшие на траве солдаты вскакивали, с опаской всматриваясь в них обоих. За их спинами слышался шепот. Навстречу быстро шли Изда, Дван, Эрик, Ван. – Скажи своим друзьям, что я не причинила тебе вреда. Хотя вряд ли они поверят… Варг улыбнулся. Похоже, его уже похоронили… Потом вдруг опомнился и тут же закричал сердитым, громким голосом: – Почему не собраны? Немедленно свернуть лагерь!
Глава третья ПРИЗРАК МАЯКА
Бронзовый диск солнца почти исчез за горизонтом, ранние сумерки сделали тени фиолетовыми. Во дворе замка вовсю пели цикады, и было непривычно тихо после ухода солдат. Слуги убирали весь день, только к вечеру закончив работу. Насыпали даже чистый песок на открытую арену во дворе казармы. Кавада прошла по опустевшему замку… Рыцари Арута не показывались. Ландос был болен. Скорее всего, он так и не оправится от яда, и жизнь его угаснет в течение ближайшего года. Там, на севере, у него остались жена Мира и четверо детей. Вероятно, они уже никогда не увидят отца… Сегодня тихо отошел в мир иной раненый Изгун. Он получил удар меча в живот и так и не пришел в себя после ранения, прометался все эти дни в горячечном бреду, угасая на руках братьев и Кавады. Его тело сожгут после завтрашнего прощания и ночного бдения. Их осталось семеро – четверо мертвы, Изда ушел с армией. Она симпатизировала правителям Арута. Они были тихи и вежливы. Атмосфера замка поменялась: бурная, безудержная жизнь сменилась спокойной и четко организованной. Все это сейчас немного напоминало армию. Эрланд был строг. Он рано поднимался и поздно ложился, был прост в быту, даже аскетичен. Кавада начала работу в качестве его секретаря и все больше и больше восхищалась его умом и образованностью. Граф Бен проводил все время с солдатами. Последние два дня он был необыкновенно задумчив. Что-то в нем изменилось с момента захвата власти… Кавада присела на открытой галерее, наблюдая, как тучи над морем из розовых стали оранжевыми, потом кроваво-красными, затем подернулись лиловыми перьями и наконец налились серым свинцом. Она пришла в спальню с последним отблеском дня и обнаружила Та-риса собирающим вещи. Он уезжал на несколько дней в дальний гарнизон на западе полуострова и сейчас выбирал оружие, которое возьмет с собой. Их спальня напоминала склад. Все вещи Кавады помещались в небольшом шкафу у входа, а обмундирование Бена занимало длинные антресоли от пола до потолка – и не по одной, а по двум стенам комнаты! Тарис больше не носил маски, когда они оставались наедине, и она уже привыкла к его лицу, как будто оно и не было обезображено. Сейчас казалось даже странным, почему она все эти годы так его боялась. Женщина сняла тесное платье и надела свободный кафтан прямо на голое тело. Погода стояла жаркая, а ведь это только начало лета! – Ты любишь оставаться одна? – Бен стоял рядом и разглядывал ее с таким любопытством, как будто видел первый раз. Она не нашлась, что ответить. – Молчание тоже ответ, – Тарис наклонил голову к плечу, не отрывая от нее глаз. – Тебе никогда не приходило в голову, что ты будешь делать, если меня не будет рядом? – Ты нашел новую женщину? – Кавада сама не поняла, какие чувства она испытывает по этому поводу, и на миг задумалась. А что она чувствует? Наверное, облегчение… Сейчас, с приходом к власти Ландоса и проведением мероприятий по восстановлению порядка в стране, она снова вспоминала Вандервилль времен Империи. Тогда можно было не бояться выходить из дома с наступлением сумерек, а люди уважали друг друга. У нее были друзья и свобода… Неужели эти времена могут вернуться? Вдруг подумала с ужасом, что привыкла страдать. Страдание составляло уже привычный фон жизни. Она настолько свыклась с постоянным унижением, с необходимостью молчать, терпеть, скрываться, что не представляла, как это – дышать полной грудью, не быть обязанной проводить с кем-то ночи… – Ты не ответила на вопрос, – граф по-прежнему смотрел на нее. – Что ты хочешь услышать? – она так и не научилась его понимать. – Я хочу услышать, любишь ли ты оставаться одна… Он никогда не задавал ей такого вопроса. Кавада прислушалась к себе. Больше всего на свете она ненавидела ложь. Ложь окружала ее последние двенадцать лет – ложь и насилие. – Я уже забыла, что это такое… А ведь я никогда этого и не знала! Никогда не жила одна… – Тебе бы хотелось? – Да, – она смело посмотрела ему в глаза. Он удовлетворенно кивнул, надел кольчугу и накинул плащ, собрал все вещи и оружие. – У тебя скоро появится возможность, – и вышел не простившись. Это было так странно и необычно – одиночество, тишина вокруг… Как будто наступила другая жизнь! Кавада закрыла на ночь дверь на засов и долго не могла уснуть, все прислушивалась: а не случится ли что-нибудь необыкновенное? Постель казалась холодной и непривычно большой, все было не так… Она думала, что будет наслаждаться одиночеством и тишиной, а вместо этого почему-то чувствовала себя потерянной…Новая жизнь постепенно входила в колею. Если раньше она была почти всегда свободна днем и занята ночью, то теперь Кавада весь день работала с Эрландом, а ночью спала, совершенно уставшая от этих бесконечных бумаг и донесений. Тарис не показывался. После тех расчетов, которые она сделала в первые дни после переворота, Кавада больше не занималась астрологией. Только перед сном поднималась в свой кабинет и по узенькой винтовой лестнице выходила на крышу. Она вытягивалась на спине на крупной черепице, уложенной с совсем небольшим уклоном, и некоторое время лежала, наблюдая, как мерцают в бездонной черной бездне звезды… Они не были чужими для нее. Каждая звезда имела имя, историю, путь, жила по строго определенным законам. Ночное небо всегда приносило покой, оно помогало унестись мыслями далеко-далеко – в мир, где нет боли, смерти, вожделения, пороков, страстей. Где царит чистота… Но в этот раз все было по-другому. Кавада вдруг осознала, как ей не хватает Тариса. Она пугалась этих мыслей. Подумала, что жизнь ее искалечила еще больше, чем графа Бена. У него было изуродовано лицо, а у нее душа… Все те, кто заставлял ее страдать последние годы, сломали ее. И вот она уже не может жить без своих мучителей… Ей уже даже не были нужны звезды – хотелось верить, что она сейчас спустится в спальню, а там ее ждет Тарис. Но граф Бен уехал и неизвестно когда вернется, и вернется ли вообще… Снова и снова всплывали в памяти его последние слова: «Любишь ли ты оставаться одна? У тебя скоро появится возможность». И вот она осталась одна со своими звездами, единственными друзьями… Но Кавада не чувствовала себя счастливой. Она все чаще думала, чем занят Тарис, нашел ли он для себя женщину или женщин там, где сейчас находится… Она заставляла себя смотреть на звезды, а видела перед собой его глаза. И ни Эрланд, с которым она проводила все дни, ни спокойные ночи, ни так долго ожидаемое одиночество не могли ей принести покой. Она уже смирилась с мыслью, что сошла с ума и стала настоящей идеальной жертвой – ей нравится быть жертвой, боль приносит радость…
Однажды вечером она спустилась в кабинет с идеей, что уже умерла и сама этого не заметила. Эта мысль была настолько яркой, что Кавада в нее поверила. Снова и снова искала у себя какие-то чувства и не находила их. Взяла нож для бумаги и разрезала кожу на левой руке, между большим и указательным пальцем. Смотрела, как течет кровь, как белеют края раны… Подумала, что смогла бы сейчас вот так вонзить нож в сердце и повернуть его и испугалась, что это не принесет смерти. А если она действительно стала привидением и живет среди мертвых? Вдруг почувствовала боль и обрадовалась – оказывается, она еще жива. Наложила повязку на руку и задумалась: а зачем она живет? В чем смысл ее безрадостного существования? Что именно она хочет, чего ждет? Совсем недавно Кавада была уверена в ответе. Она желает быть с Эрландом, трудиться с ним рядом, помогать ему в его делах… Думала, что боится потерять своего Мастера и ждет каждого нового дня, чтобы войти в его кабинет, посмотреть в серо-зеленые глаза и сесть писать неважно что под его диктовку. Хочет остаться одна, чтобы ее постель наконец опустела и никто не посягал на ее тело ночью… Она хотела так мало, и вот жизнь дала желаемое. И вдруг женщина с ужасом поняла, что ей этого не надо. Что вообще происходит с ней? Зачем все это? Неужели она сама себя не знает? Или она так потерялась в жизни, что все порывы и чувства перемешались в душе, как черты на изуродованном лице Тариса? Никто больше не груб с нею. Никто не предъявляет ни претензий, ни упреков. Можно сказать, что ее положение даже завидно. Она стала верным секретарем Эрланда, едва ли не его правой рукой! Все относятся к ней с таким уважением и почтением… Но и этого ей не надо. А надо, чтобы там, в спальне, ждал Тарис, и пусть он возьмет ее за подбородок так, как только он умеет, и спросит: «Где ты была так поздно?» Переписка и бумаги Эрланда занимали почти все ее время. Но и в то, что оставалось, она не могла найти себе применения. Даже рыцарям Арута больше не нужна была ее помощь. Рана Орда начала рубцеваться, противоядие уже подействовало. Только Ландос был болен, становился все более и более отрешенным, как будто медленно обрезал нити, связывающие его с жизнью… Вечерами, растягиваясь на кровати в своей огромной и жаркой спальне, женщина впадала в странное оцепенение. Ее память начинала перебирать воспоминания… Зачем? Зачем она перелистывала книгу своей жизни? Казалось, ее прошлое полно страданий… Но вдруг она обнаружила в нем множество приятных моментов, особенно с того дня, как граф Бен освободил ее от лорда Даневана. Это было так ново и так непонятно…
Иногда Кавада представляла, как бы сложилась ее жизнь, если бы Империя осталась прежней. Отец уже нашел ей жениха, бесцветного молодого человека. Его убили в ночь переворота, когда Травалы захватили власть. Она не без труда вспомнила худую фигуру, вытянутое узкое лицо, всё в прыщах… Ее жизнь с этим юношей, скорее всего, закончилась бы, не успев начаться. Строгость, предписания, молчание, этикет… Как и жизнь ее матери: ничего интересного, необычного. Один дом, один мужчина, одни и те же соседи всю жизнь… Отец был лекарем Вандервил-ля, мать – дочерью городского булочника. Семья жила в достатке, но родители были так скучны и скупы, что даже детство и юность не оставили особо хороших воспоминаний. Мать растила ее в строгости, Кавада начала помогать отцу с четырнадцати лет… Как и не было жизни. Что необычного, интересного случилось с ней? И вновь она с большим удивлением поняла, что все по-настоящему яркие моменты ее прошлого связаны, как ни странно, с Тарисом… Сегодня после полудня правитель отпустил ее, и Кавада сделала то, чего не делала целую вечность – пошла к морю. Прогулялась по улицам города, пересекла рыночную площадь, где так вкусно пахло жареной рыбой, и не смогла ее купить… Забыла, что нужно взять деньги. За городскими воротами сновали люди с повозками, полными рыбы и моллюсков, разгружали рыбацкие лодки и баркасы. Она подумала, что надо бы сказать Эрланду о плохом состоянии порта, он нуждается в ремонте. Пошла по прибрежной полосе в сторону маяка… Волны медленно и мощно накатывались на песчаный берег. На море дул легкий бриз. Встречный ветер непривычно холодил лицо, и тут же ему становилось тепло от солнечных лучей. Легкие туфли погружались в песок, он попадал внутрь, натирая нежную кожу. Миновала маяк, но продолжала свою прогулку, пока не обнаружила маленький пляж, со всех сторон закрытый дюнами. Ей пришло в голову искупаться, и Кавада вдруг вспомнила, что не купалась в море много лет… Когда она возвратилась вечером в замок, в двери ее ждала записка с хитроумным росчерком. Приходил Эрланд…
Правитель, как обычно, склонился над бумагами, покрывающими весь стол. Он был один. Его лицо сильно похудело, и глубокие тени еще четче обозначили окологлазничные впадины. – Кавада, дела Валласа занимали все мое время в последние дни. События развивались слишком стремительно, их нельзя было выпустить из рук. Но сейчас необходимо узнать, что может случиться в дальнейшем, – он немного помолчал. – Понимаешь ли ты меня?.. Сегодня вечером, когда все в замке пойдут спать… Ты поможешь мне? Кавада почувствовала мерное биение своего сердца… Она тут же поняла, о чем говорит Эрланд: он хочет заглянуть в будущее и просит ее помочь. Не испугается ли она? Сможет ли выдержать присутствие рядом тех, кто невидим? Медленно наклонила голову в знак согласия… – Ты знаешь горы? – Нет. – Мне нужен камень, черный камень… Можем ли мы отыскать проводника сегодня ночью? Она вспомнила старый неработающий маяк, мимо которого сегодня проходила дважды. – У моря стоит маяк, он сложен из камня. Фундамент почернел от времени и покрылся ракушками. Эрланд встал и подошел к окну, заложив за спину руки почти таким же движением, как это всегда делал Тарис. – Маяк… старая башня, покрытая морскими моллюсками… Нельзя, чтобы туда ступала нога человека в последнее время. – Он не используется почти два года, там никого нет. – Хорошо, пусть будет маяк…
Им удалось незаметно выскользнуть из замка. Город спал. Небольшой конный отряд патрулировал улицы, и эхо копыт подкованных лошадей разносилось далеко. Южные ворота на ночь не закрывались. Одна створка ворот сместилась, и металлическая скоба не держала замок. Они вышли за пределы города, миновали последние дома у кромки моря. Маяк чернел своим основанием, и верхушка его даже в темноте контрастировала с подножием. Колдун подошел к двери и чиркнул огнивом. Сноп искр мгновенно поджег трут – на черной подгнившей двери висел новый блестящий замок… Но только Кавада с облегчением подумала, что ничего не получится, они не смогут проникнуть внутрь и уйдут, как Эрланд положил руку на дверь и произнес какое-то слово. Раздался глухой щелчок, и створка открылась…. У ее попутчика было все готово: он вытащил приготовленный короткий факел, захлопнул дверь и зажег огонь. Она спиной прижалась к сырой, холодной стене. Врассыпную бросились крысы, и шум от их лап эхом разнесся в пустом пространстве. Колдун закрепил огонь в середине маяка, осветив идущую наверх винтовую лестницу. Ее верхние ступеньки были освещены лунным светом. Осторожно поднялся, чтобы убедиться, что наверху никого нет, оставив женщину внизу. Кавада обошла башню по окружности. Посередине, там, где Эрланд оставил факел, виднелись очертания какого-то пятна. Она присела и провела рукой по полу, подняла ее к носу, принюхалась – еле слышный запах засохшей крови. Здесь пролилась кровь! И не так давно… – Мастер, тут был кто-то недавно ранен… или убит. – Я хотел только камни, – колдун снял капюшон, и его длинные волосы рассыпались по плечам. Медленно обошел место, на которое она указала, и недовольно скривил губы. Поднял на нее глаза: – Сколько нам надо времени, чтобы сейчас уйти в горы? Я смогу провести обряд до восхода солнца? – Нет. Если мы будем огибать город, это займет больше времени, чем идти через Вандервилль. Местность неровная, и нам, не зная дороги, придется либо зажечь огонь и тем самым себя обнаружить перед патрулем, либо забрести в овраг и заблудиться. Через город мы не можем пройти – северные ворота закрыты. Придется будить часовых и привлекать к себе внимание, – Кавада нахмурилась. – И даже если мы справимся быстро, по возвращении нас все равно застанет солнце. – Ладно, – Эрланд заметно колебался. – Будем работать здесь… Колдун начертил на полу графические знаки, зажег огонь в центре каждой отметки и подсыпал в пламя сухой травы. По маяку разлился жаркий горький запах, перекрыв еле слышный запах тления, который Кавада ощущала с самого начала. Хотя снаружи было тепло, здесь какой-то призрачный холод остужал горящее лицо, заползал под платье, и женщина почувствовала, что тело стало холодным и липким, как будто кто-то касался ее ледяными руками. Эрланд поставил напротив факела темное зеркало в серебряной раме и сел прямо на голый пол напротив него. - Ты рисуешь круг. Вон тот флакон, – бросил ей скупые слова, выпрямился, раскинул руки и, закрыв глаза, запел протяжно и низко… Кавада отмеряла капли и размазывала их пальцем, очерчивая сплошной круг вокруг колдуна. Тот по-прежнему издавал глухой вибрирующий тон, и женщина ощущала кожей эту вибрацию. Стены башни тонули во мраке… Запах эликсира перебил окончательно дух крысиных испражнений, тления и крови. Платье прилипло к холодной, липкой коже, еще больше усиливая гадкое чувство, заполняющее все ее существо. Вот и факел почти догорел. Сверху разливался слабый призрачный свет… Ее спутник наконец замолчал. Кавада видела, что он смотрит в зеркало. Свечи вокруг него догорали, и лишь только угас последний робкий огонек, как фигура на полу вздрогнула и закинула голову. В зеркале мелькнули тени… И почти одновременно она почувствовала прикосновение к своей кисти чьей-то холодной, зыбкой, неживой руки. – Бойся его, – она услышала эти слова, или они прозвучали в голове? Как странно, что ей не было страшно. Кавада повернула голову и увидела прозрачный образ пожилого человека с длинными седыми волосами, одетого в красный камзол с черными дырами в груди. Женщина подумала, что никогда не видела привидения, и словно в ответ на ее мысли явившийся ей мужчина слегка улыбнулся. – Если у тебя чистое сердце, мы тебе не страшны, – призрак повернул голову в сторону Эрланда, и Кавада снова услышала его голос у себя в голове: – Берегись его… – Кто ты? – она сформулировала фразу, но не произнесла ее вслух. – Я был убит по его приказу. Помоги мне… У меня осталась жена в доме с кошкой над дверью. Передай ей мою просьбу: пусть она выбросит паруса в море за маяком на отливе… пожалуйста… – Какие паруса? – Те, которые хранятся в доме. – Почему? Для чего это нужно? – Чтобы захватить врага… Скоро в порт войдет флот. Городу грозит опасность, извечный недруг Валласа приплывет… Самый большой и быстрый корабль потеряет паруса – только мои смогут ему подойти, поэтому их нужно уничтожить… И тогда неприятеля захватят в плен… Но тебе надо уйти из Вандервилля до его прихода. Услышанное ею прозвучало очень громко и очень внятно, и Кавада вздрогнула всем телом. Это Мастер сказал?.. Нет, он по-прежнему сидел не двигаясь. Ее глаза уже привыкли к темноте. - Почему? Что случится?! – Если ты не уйдешь, его убьют… – Кого? – Того, с кем ты связана… – Я ничего не понимаю! – Когда в порт войдут корабли, будет поздно, – слова растаяли в воздухе, она едва расслышала конец фразы. Кавада оглянулась: с ней никого не было. Что это? Игра воспаленного воображения? Призрак? Как он сказал: «Дом с кошкой над дверью…» Колдун пошатнулся и с глухим стуком упал назад. Зеркало вдруг зазвенело и взорвалось множеством сверкающих осколков. Вскрикнув, она бросилась поднимать Мастера. Он был без сознания. Разлетевшееся во все стороны стекло слегка оцарапало ему щеки и лоб – глаза, к счастью, были закрыты. Кавада оттащила его к двери, стараясь обезопасить тело от усыпавших весь пол острых зеркальных лезвий. Положила голову Эрланда к себе на колени, нашупала пульс. Как и она, он был покрыт липким холодным потом, сердце Мастера билось еле-еле… Женщина принялась растирать ему виски и ладони, пока не услышала вздох. Колдун сел, глаза его просветлели, он пристально смотрел на нее, будто не узнавая. – Что… что вы увидели? – Империя будет воссоздана, – и замолк. Он не хочет говорить все, Кавада почувствовала это. Перед ней было его лицо, по которому струилась кровь из множества мелких порезов, а за своей спиной она вновь ощутила могильный холод… – Пойдемте отсюда, Мастер. – Собери вещи, – он кивнул и закрыл глаза. Снова лег на спину, пока его спутница собирала все принесенное им в длинный саквояж из толстой кожи. Кавада подошла к Эрланду и протянула ему руку: «Обопритесь на меня». Он встал, пошатнулся и навалился на нее всем телом. Женщина вывела его на воздух. Лицо колдуна кровоточило, он был очень слаб – буквально еле переставлял ноги. Она подумала, что они не могут вернуться в замок. Что с ним делать, если он упадет? Не тащить же его волоком! – Вода… морская теплая вода освежит вас, – ей вспомнился пляж, где она купалась днем. Еще осталось время, чтобы умыть Эрланда, смыть кровь с лица и рук, отдохнуть на песке. Ночь такая теплая… И надо успеть вернуться до восхода солнца. Кавада чувствовала, как тяжело идти ее спутнику. Повела его, не сопротивляющегося, в сторону от города. Они пересекли белеющие дюны, где он чуть не упал. Ее вдруг накрыла такая нежность к этому человеку, такому сильному и мощному духом. Что сделал он? Что увидел? Почему потерял всю свою силу? Она раздела его, послушного как ребенка, завела в воду и смыла кровь с израненного лица, положила в теплую морскую воду. Вывела, вытерла своим платьем, чтобы сохранить его одежду сухой, забыв, что сама будет возвращаться в мокром одеянии. Тело колдуна оставалось холодным… Как его согреть? Женщина постелила плащ на песок, уложила Мастера и вытянулась вдоль него, завернув их обоих в ткань. Она чувствовала, как его кожа начала согреваться. Обхватила мужчину и прижалась так тесно, как только было возможно. Он теплел под ее руками, под ее телом, в него возвращалась жизнь. Кавада забыла обо всем. Единственное, о чем она помнила, что именно это и было ее самой сокровенной мечтой весь последний год – оказаться в его объятиях. Вдруг почувствовала, что в Эрланде родилось желание… Он хотел ее как женщину, но не двигался. Она знала, что нужно делать… Пусть это будет первый и последний раз, когда они вместе! Она не может упустить такой шанс…
Остаток ночи прошел в каком-то полусознательном состоянии. Колдун встал сам, оделся, пошел в сторону замка. Кавада быстро натянула мокрое платье, схватила его саквояж и побежала вслед за ним, дрожа то ли от холода, то ли от нервного напряжения, не осмеливаясь поравняться с мужчиной, которого только что держала в объятиях. Когда они вошли в замок, ночная тьма начала сереть. Она прошла следом за своим спутником в его спальню и оставила вещи сразу у входа. Когда подошла к своей комнате, в коридорах уже появился свет. Мальчишка-подросток обогнал ее у самой двери. В руках у него была плетеная корзинка, накрытая холстом. Он оглянулся, провожая ее глазами. Кавада не обратила на него внимания. В комнате не было воды. Она присела на стул, собираясь с мыслями. Тарис может вернуться в любой день и в любую минуту. Чем он занимается? Она ничего не знает… Нельзя терять время! Вынула из шкафа самое закрытое платье и самые высокие туфли. В замке было тепло, но она дрожала от холода. Где взять воду для мытья в это время суток? Дверь в комнату служанки пришлось открыть самой, на стук никто не отзывался. Девушка спала как ребенок, приоткрыв розовый рот. Надо было ее хорошо потрясти, чтобы разбудить. Винта не задала ни одного лишнего вопроса, увидев свою госпожу в мокром платье и с волосами, полными песка. Она помогла ей снять туфли и обнаружила, что подошва полна мельчайших стеклянных осколков. Вместе они нагрели воду, и Винта лила ее почти беспрерывно на свою хозяйку, чтобы та отмылась и согрелась. Потом, пока она одевалась и укладывала волосы, служанка куда-то вышла, вернулась с горячим ячменным напитком и свежим хлебом. Кавада подумала, что ее-то и надо попросить о помощи. Вдруг, действительно, Тарис внезапно вернется. – Ты хорошо ориентируешься в городе? – Неплохо, – Винта распахнула свои синие глаза. – Знаешь ли дом, где над дверью кошка? – Какая кошка? В виде вывески, или из металла, или на камне? – задала уточняющий вопрос служанка. – Я не знаю, – ее хозяйка подняла на нее задумчивые глаза. – Но мне необходимо найти этот дом как можно скорее. – В Вандервилле есть один трактир, который называется «Ночная кошка», – Винта деловито закрутила распущенные волосы в узел у шеи. Она была на удивление понятлива. – Там нарисован кот на вывеске. Но табличка не над дверью. Это может быть трактир? Что там, в этом доме? – Я не думаю… Нет, это не может быть трактир. Я полагаю, что если этот дом есть, там живет женщина, вдова. – Я не могу вам ответить сейчас, мне надо спросить у девочек. Если вы согласны, я сейчас сбегаю к себе, – она вдруг осеклась, – туда, где я раньше жила… и спрошу у друзей. Вместе мы скорее его найдем, если такой дом действительно существует. Кавада опустила на нее сверкающие глаза. Служанка была почти на голову ниже ее. – Нам нельзя терять время! Я пойду с тобой. – Вы пойдете со мной? – Винта удивленно повысила голос. – В бордель?! – Да. Идем! Они быстро шли по улицам… Свернули в сторону западных ворот, и тут же пришлось прижаться к стене дома, чтобы пропустить конный отряд, возглавляемый всадником в металлическом шлеме с опущенным забралом. Он сидел очень прямо на высоком гнедом жеребце и не повернул головы в сторону двух вжавшихся в стену женщин. «Тарис вернулся», – подумала Кавада. И прошептала своей спутнице: – Скорее! – У вас могут быть неприятности? – Винта проводила взглядом солдат. – Нет, я так не думаю… Просто мне надо многое успеть. Остаток пути проделали почти бегом. Дом, где был бордель, ничем не отличался от остальных зданий в западной части города. Они не воспользовались парадной дверью, а обогнули строение с торца и перелезли через невысокий забор. Винта действовала ловко, как будто делала это каждый день, а ее госпожа умудрилась порвать платье и расцарапать ладони и колени. На тихий стук в дверь вышла очень худая костлявая женщина с соломенными волосами, закутанная в вылинявшее покрывало. Она тут же провела их через маленький коридор на кухню и удалилась с Винтой. Оставшись одна, Кавада с интересом разглядывала убранство дома: чисто, даже аккуратно, пастельные цвета, пахнет розой… Действительно, на шкафу стоял металлический поднос с сухими лепестками цветов. Узкое окошко было тщательно задернуто полосатой занавеской. Стараясь не производить лишнего шума, тихо опустилась на табуретку, прислонилась к стене и, кажется, таки задремала, сказалась бессонная ночь… Очнулась от того, что Винта трясла ее за руку: «Проснитесь, госпожа». Рядом с ней стояла высокая женщина с совершенно белыми волосами. Она была уже немолода, но стройна и красива. – Дина знает дом с кошкой из кованого железа над дверью. Там живет вдова пропавшего накануне переворота начальника порта. Кавада почувствовала себя так, как будто вся кровь ударила ей в лицо и в голову. К дому с кошкой над дверью ее вызвались проводить обе женщины. Дина шла впереди, привычно петляя по узким улочкам города. Они снова встретились с конным патрулем, но на этот раз лица всадников были открыты. Каждый раз, когда впереди раздавался звук копыт, она боялась, что сейчас из-за угла выедет Тарис и остановит ее… Искомый дом оказался последним строением перед крепостной стеной – добротный и красивый, но уже с первыми признаками запустения. Над дверью висел элегантный кованый силуэт металлической кошки, засиженный птицами. Дина остановилась перед дверью, пропуская вперед Каваду, и та, не задумываясь, постучала входным кольцом. Внутри раздался звон, но пришлось изрядно подождать, пока им открыли. Толстый парень с недовольным лицом в одежде не по росту неприветливо смотрел на незнакомых женщин. Она совершенно не знала, что говорить… – Извините нас за столь ранний визит… В этом доме жил пропавший начальник порта? – Да, – парень все так же угрюмо рассматривал стоящих перед дверью. – Я могу поговорить с его вдовой, если она еще здесь живет? Юноша посторонился, освободив проход в узкую прихожую, и позвал: «Мама, к тебе». Сверху раздалось бурчание, затем скрип ступенек, и к ним спустилась уже довольно пожилая женщина, накинувшая плед прямо поверх ночной рубашки. У нее были седые волосы, двойной подбородок и пронзительные светло-серые глаза. Каваде они понравились… Она вздохнула полной грудью, собираясь с силами, и выпалила: – Я сегодня ночью встретилась случайно с вашим покойным мужем, – увидела, как округляются глаза хозяйки дома и бледнеет ее лицо, но храбро продолжала: – Он просит принести паруса, которые хранятся в доме. Кавада попадала во множество неприятных и неожиданных ситуаций. К счастью, ее тело и психика нашли наименее травматичный способ переживать эти моменты. Она расслаблялась и просто позволяла течению жизни нести ее, не производя лишних движений. Вот и теперь – сказала и предоставила дальнейшему развиваться своим чередом. Вдова схватила ее за руку и повела в комнату. Стоявшие за спиной женщины молча следовали за ними, прибежал и встретивший их парень. Ей пришлось ответить на множество вопросов и сказать почти правду: что она хотела вызвать духа отца и для этого забралась в маяк, чтобы быть подальше от города. Она никогда не занималась колдовством, но последние события побудили ее попытаться выйти на связь с мертвыми. Обманом удалось узнать заклинание у колдуна Эрланда. Но отец не появился, вместо него пришел пожилой мужчина в поношенном костюме. Когда она стала описывать его седые волосы и красный камзол, в заблестевших от слез глазах вдовы увидела доверие. Теперь можно было сказать главное – то, о чем просил ее призрак, – чтобы она нашла дом с кошкой над дверью и приказала его жене принести хранящиеся в нем паруса от большого корабля. Их нужно бросить в море за маяком на отливе. Кавада почти не думала, поверят ей или нет. И очередным невероятным сюрпризом стало то, что вдова покойного и их сын немедленно предложили гостьям спуститься с ними в подвал, где лежал свернутый и перевязанный большой тюк. Трое пришедших, хоть это были и женщины, оказались как нельзя кстати. Лежавшие в подвале паруса были очень тяжелыми, их пришлось развернуть и связать заново, чтобы они смогли всё унести. После всего услышанного хозяева дома впали в странно приподнятое состояние и были охвачены стремлением поскорее выполнить пожелание пропавшего мужа и отца, как будто он мог их видеть и остаться ими довольным. Хозяйка с сыном носились по дому, собирая мельчайшие канаты и веревки, стараясь стянуть парусину так плотно, как только возможно. Уже впятером они отправились к маяку, неся все вместе длинный, свернутый в рулон и перехваченный узлами сверток. И… встретили Тариса, возглавлявшего несколько десятков солдат. Уж теперь-то, понимала Кавада, не заметить их странную процессию просто невозможно. И постаралась не думать что будет, если граф спешится, развернет их или заставит следовать за собой. А еще хуже – начнет задавать вопросы… Но военные миновали их, не останавливаясь и не замедлив шага. В полном молчании они вышли за город, прошли к высокой башне маяка, возвышающейся на отмели. Отлив уже начался. Днем страха не было, тем более, сейчас они были впятером. Открыли дверь внутрь, которую прошедшей ночью никто, естественно, не запер. Кавада показала своим спутникам бурое пятно на полу. Вокруг валялись осколки зеркала. Какое счастье, что ей удалось собрать все вещи Эрланда – следов пребывания здесь второго человека не было. Сын покойного забрал серебряную раму, и она не стала его останавливать. Все вместе они пошли на мыс позади строения и сбросили тюк в отступающие волны… Вдова попросила еще раз все рассказать ей здесь, на месте, и пока астролог из замка описывала явившееся ей привидение и пересказывала его слова, кивала… Здесь она уже не скрывала слез, которыми то и дело наполнялись ее глаза. Вдова и сын покойного остались в маяке, а женщины повели Каваду, внезапно совершенно обессилевшую, в город. Она так устала, что буквально не видела земли под ногами, спотыкаясь на каждом шагу. Дина, будучи повыше ростом, крепко взяла ее под руку, а Винта пошла впереди, прокладывая им дорогу на уже людных и шумных улицах. Сзади раздался стук копыт, и они, обернувшись, увидели отряд со всадником в глухом шлеме впереди. В этот раз все поняли, что солдаты следуют за ними. Дина ускорила шаг, они уже почти бежали, но преследователи настигали их. В панике женщины нырнули в какую-то щель между домами, оказавшуюся узкой извилистой улочкой, куда не могли протиснуться конные. Это был самый настоящий лабиринт, темный и вонючий, огибающий торцы построек без окон. Попетляв по расходящимся от улочки проходам между домами, они выбрались к борделю со стороны черного входа, снова перелезли через забор, и Кавада окончательно разорвала уже порванное платье. На этот раз в увеселительном заведении было довольно шумно, слышались и мужские голоса. Лишь только беглянки зашли, в коридор выскользнула молоденькая девушка в очень коротком платье с открытой грудью, скользнула глазами по красивой женщине и зашептала: «Солдаты… здесь солдаты гарнизона». Вся усталость Кавады мигом ее покинула. – Граф Бен, – воскликнула она громким шепотом, – здесь? – Да. – Спрячьте меня! Спрячьте… куда угодно… как угодно… спрячьте меня! – и в панике прижала руки к груди. Они уже были в той самой маленькой кухне. Ее спутницы переглянулись, кивнули головой в угол, схватили и быстро переставили плохо покрашенный белой краской шкаф с посудой, тут же издавшей мелодичный звон. Но ничего не упало и не разбилось, как будто они делали это каждый день. Винта потянула приделанное к половице кольцо, ранее скрытое мебелью, и открыла потайной ход. – Посидите здесь, пока я за вами не приду. Без лишних разговоров Кавада прыгнула в подвал. Пол был устелен прошлогодним сеном. Когда над головой закрыли крышку, стало темно, запахло плесенью. Но ей было уже не страшно после всего пережитого. Больше всего она боялась, что сейчас ее найдет Тарис, возьмет за подбородок, как только он это умеет, и будет задавать вопросы. Что ей отвечать? Как себя с ним вести?.. Хотя бояться уже поздно: она обнаружена, и вопросов не избежать. Женщина решила, что надо потянуть время, насколько возможно. Вечером… вечером в спальне она будет ему отвечать так же, как всегда отвечает он – смехом и вопросом на вопрос. Пусть он ее хоть режет живьем, она ничего не расскажет о событиях прошлой ночи! Услыхала над головой знакомые мужские шаги, еле слышный звон шпор, шорох плаща… Ее сердце стучало едва ли не громче этих шагов, и Кавада стиснула руками грудь, как будто боялась, что граф Бен там, наверху, услышит удары ее сердца. Шаги поменяли свое направление и стихли. Было так мало воздуха… Она уснула. Разбудил ее шум – звук открывающегося подполья и проникший в убежище свет. Каваду ослепило, спросонья она не могла понять, где находится. Она почему-то ожидала увидеть вокруг привычную обстановку спальни в замке, а вместо этого обнаружила себя на каменном, едва покрытом сеном полу. Вокруг какие-то темные бочки, тазы, корыта… Сколько она спала? Кто-то протянул руку и вытащил ее в кухню, где она жадно хватала ртом воздух, пока уже знакомые женщины не поставили мебель на место. – Дышите! Мы боялись, что вы задохнетесь, – Винта говорила громко, не боясь. Кавада улыбнулась, счастливая, что избежала позорного шанса быть обнаруженной. Она получила отсрочку. Надолго ли? Ей предложили поесть, но она отказалась, попросив лишь воды. Дина принесла платье взамен ее порванного и испачканного – самое скромное, которое удалось отыскать. Оно оказалось кричаще откровенным: оранжево-каштановое, с глубоким декольте, открывающее плечи. Но другого не было, а это пришлось впору. Нашлась и коричневая шаль, чтобы можно было прикрыть оголенные руки и грудь. – Здесь был Тарис Бен… Он спрашивал обо мне? Ответила Винта: – Нет. Как будто ничего и не заметил. Не волнуйтесь, госпожа. – Тебя никто не выдаст. Никто тебя не видел, никого с тобой не было, – заговорила теперь и Дина. – Вдова начальника порта и его сын ничего не скажут. – Вы уверены? – Да. Угроза обвинения в колдовстве заставит их молчать. – А если они применят силу, чтобы выпытать? Все три женщины, стоявшие рядом, переглянулись. – Не бойся. Иди домой, – Дина взяла Каваду за руку. – Я навещу их и договорюсь, чтобы все говорили одно и то же. Мы скажем, что вдова хотела избавиться от ненужных, изгрызенных крысами вещей. И попросила меня, свою подругу, помочь им с сыном отнести тяжелый хлам к морю. Я позвала Винту, а ты была так добра, что вызвалась нам помочь. Их провели по коридору в другую часть дома, и незнакомая девушка, лица которой было не рассмотреть,открыла окно. Служанка ловко спрыгнула первой и подождала, пока женщины вверху помогли спуститься ее госпоже. Вновь перед Кавадой вилась незнакомая крутая улочка. Винта быстро шла впереди, ей оставалось лишь успевать следовать за ней, и внезапно они оказались у входа в замок. Зашли в него со стороны кухни, которую она никогда не посещала, быстро прошли между деревянными столами, висящими с потолка копчеными тушами и металлическими тазами. Вот наконец-то и спальня… Когда открывалась дверь, Каваду пронзил страх, что сейчас она увидит Тариса. Но нет… На полу высится самая настоящая гора оружия, на кровати лежит его грязная одежда и сапоги – прямо на ее чистой кровати. Она скинула все на пол и вытянула гудящие ноги. И провалилась в сон…
Глава четвертая ВСЕ НЕ ТАК, КАК КАЖЕТСЯ
Кавада лежала и смотрела широко открытыми глазами в темноту. Судя по всему, она проспала весь остаток дня. В комнате тишина… Осторожно провела рукой по кровати – Тариса рядом не было. Подумала об Эрланде, вспомнила прошедшую ночь и вдруг поняла: она больше его не любит! Вся страсть и нежность к нему исчезли, как будто она никогда и не терзалась от этих чувств. Какая пустота внутри… Она ошибалась? Или любовь прошла? Как случилось, что мучившее ее целый год чувство вдруг разбилось, как волна о берег, не оставив ничего? Она обманулась? Или он ее обманул? Что он сделал не так? Что она сделала не так? Женщина встала, зажгла свечу, налила в стакан воды и жадно выпила. Как теперь ей жить здесь, в замке? Сможет ли она смотреть в глаза Эрланду? Как себя вести с Тарисом? Словно в ответ на ее мысли по коридору раздались знакомые энергичные шаги. Граф открыл дверь. – Как дела? – он прошел мимо нее не останавливаясь и сразу направился к кровати. В чем дело? Никаких вопросов? Как будто не было этой встречи, погони, пряток от него сегодня? Кавада подумала вдруг, что он просто посетил бордель. Возможно, он посещает его регулярно. И ей стало… обидно. Может, Бен вообще ее не заметил? Дважды проехал мимо на улицах города, а потом просто заехал в бордель. Да и мало ли вокруг женских голов, увенчанных черными косами? Почему она решила, что занимает особенное место в его жизни? Как ужасно, подумала Кавада, что Тарис может быть нежным только в постели. В жизни он холоден и молчалив. Как ей быть? Просто улыбнуться? Раздеться и лечь с ним, хотя ее тело еще хранит запах другого мужчины? Она чувствовала себя обманщицей. Как странно… Он говорил, что не любит ее. Она говорила ему, что не любит его. Кавада вдруг поняла, почему ей так плохо – она предала свое «я»… И неважно, спал ли он с другими женщинами во время своего отсутствия, посещает ли он бордель, есть ли у него еще любовницы. Ему нужна новизна, новые люди, новая обстановка… – В чем дело? – граф что-то почувствовал. Он уже сбросил камзол и остался в одной рубашке. Как хорошо, что Тарис стал снимать маску. Он больше не боится видеть свое отражение в ее глазах, а она больше не боится его. Ей вообще стало все равно, что лицо любовника так изуродовано. Она перестала это замечать. Оно ей не мешает – его лицо… Кавада не знала, что сказать. Что-то внутри ей говорило, что надо сделать вид, будто ничего и не произошло… Все останется по-прежнему. Она будет любовницей Бена, пока ему не наскучит. Или до того времени, пока в его жизни не появится другая женщина, которая так же не будет бояться его уродства. Он может найти жену, в конце концов… иметь семью, детей. – Что случилось, Кавада? – Тарис подошел, внимательно вглядываясь в нее. Но она уже выдала себя. Выдала, потому что внутри нее живет «я» – то, о чем говорил Варг – и этому «я» противно лгать. Она лжет всю жизнь. И терпит эту жизнь, чтобы не умереть. Потому что если она скажет Тарису правду и он выгонит ее, то очутится на улице. И, что хуже всего, с ней окажется Винта – женщина, которая ни в чем не виновата… Тарис взял ее за подбородок, повернул лицо к свету. Кавада закрыла глаза и вдруг почувствовала в себе какое-то ядро – что-то, что отличает ее от других – ее честность. И это чувство неожиданно наполнило ее силой, которую она никогда в себе не ощущала. Женщина подняла веки и посмотрела на любовника твердым взглядом. – Я изменила тебе. – Да? – в его голосе не было удивления. Он вообще не изменился. – С кем? – Я тебе не скажу. – Почему? - Потому что это тебя не касается. – А почему ты решила мне об этом сообщить? Она не знала почему… Они вообще никогда не разговаривали, только в постели. Говорили друг другу ничего не значащие фразы… – Ты… ты слишком важный человек в моей жизни, – Кавада медленно подбирала слова, как будто сама искала ответ. – Обмануть тебя – значит обмануть саму себя. – Не понял. – Я изменила тебе, думая, что ты ничего не значишь в моей жизни. Думая, что я могу делать все что угодно, не поставив тебя в известность. Что я и только я ответственна за свою жизнь… Ей так тяжело давались слова! А он смотрел на нее, как смотрят на забавного зверька, с интересом в пустых глазах… Не похоже, чтобы он был зол или хотя бы уязвлен. Кавада подумала, что он, наверное, за время их связи переспал с десятками, даже сотнями женщин и не собирался ей в этом отчитываться. Женщины изменяют и мужьям, и любовникам, и не признаются… Зачем она это делает? Он по-прежнему держал ее за подбородок. – Если бы я этого не сказала, я не смогла бы больше себя уважать. – А что, тебе есть за что себя уважать? Что это в его словах? Насмешка? Презрение? Кавада снова вспомнила слова Варга: «Никакая грязь к вам не пристанет, если в вас сохранится ваше „я“». – Да. Мне есть за что себя уважать. – За что? – За то, что я не притворяюсь. Я честна. И пусть я спала с мужчинами, которых не любила, которые были мне противны, я никогда никому не врала, что его люблю. Никогда не притворялась во время любви, что мне хорошо, не испытывая удовлетворения. Никогда не улыбалась, когда мне хотелось плакать. – Ну, это скорее порок. Так никто не делает, – наконец Тарис отпустил ее лицо. Сел на край стола, налил себе воды. – Мне все равно, что делают другие. Мне важно, как веду себя я. – Кавада откинулась на спинку стула… Словно гора с плеч свалилась! Ей стало так легко и пусто на душе. Сейчас было даже все равно, выгонит он ее или нет. Она была готова к этому. – Уходи, – в его голосе не прозвучало ничего. – Мне уйти из замка или из спальни? – Из замка, чтобы я тебя больше никогда не видел – исчезни. «Как странно, – подумала она. – Меня не пугает это. Куда я пойду?» Кавада встала и начала собирать вещи. Тарис смотрел, как она перебирает платья. Они были все очень открытые и слишком красивые. Она не может их взять. Пожалуй, только эти два: темно-каштановое и глухое черное. Немного белья, две пары обуви, плащ с капюшоном… Как жаль, что у нее нет добротных ботинок! Все эти туфельки совершенно бесполезны за стенами замка… Что еще? Ее книги, расчеты, инструменты – в кабинете. В звездной сфере спрятано немного денег… У нее были клиенты. Кто-то обращался за гороскопом, кто-то за лечением. Она никогда не назначала цену – забыла, что можно пользоваться деньгами. Но люди оставляли их на столе… Надо собрать еще один саквояж, найти Винту и объявить ей, что они уходят… в никуда. Кого она знает в городе? Кава-да задумчиво закручивала волосы в узел у шеи. – Дай мне, пожалуйста, нож. – Зачем? – Если кто-то нападет на меня или на Винту, я смогу нас защитить. – Ты шутишь? – Нет. Я не умею шутить. Разве ты не знаешь? Она, действительно, никогда не шутила и не смеялась. Тарис подошел к кровати и снял нож в ножнах со своего ремня, брошенного на покрывало. – На. Кавада нисколько не сомневалась, что граф действительно не хочет ее видеть. Он такой гордый, такой властный… как король. Вдруг поняла, что ей хочется плакать. И тут же опять вспомнила слова Варга: «И мне вас не жаль, как не было жаль и себя». Не смей себя жалеть! Нечего себя жалеть! Подумала, что надо бы поцеловать Тариса на прощание. Хотя, наверное, это будет смешно… И он еще решит, что она играется с ним и все это просто сцена. – Прощай, – произнесла уже в дверях. Кавада боялась смотреть ему в глаза. «Я могу больше его не увидеть», – от этой мысли почему-то похолодело в груди… – Прощай, – спокойно, будто ничего не случилось, сказал Бен. Кавада не поняла выражения его глаз. Она вообще его не понимала. Он был слишком сложный для нее. Никогда не знала, правду Тарис говорит или лжет, чего хочет… Он всегда был непредсказуемый – слишком непредсказуемый…Сейчас она пойдет к Винте. Нужно забрать ее с собой, Варг просил о ней позаботиться. Может, служанка знает кого-то в городе, к кому они могут прийти ночью? Женщина прислонилась спиной к стене. Нет, Винта знает только бордель. Ну что ж, они пойдут туда. У нее уже тоже там есть знакомые. И вообще, идти ночью в город небезопасно, даже если у нее есть нож. Слава богам, с приходом к власти Ландоса стал наводиться порядок, патрулируются улицы… «Нет, – решила она, – все-таки не стоит идти к Винте в таком состоянии. Надо сперва обдумать, куда мы можем пойти. Как хорошо, что у меня есть немного денег!» Кавада спустилась в беседку во внутреннем дворике. «Надеюсь, в этот раз здесь не окажется Верона», – сказала сама себе. Внимательно все обошла, протянув руку и ощупав каждый угол. Никого не было – полночь, все спят. Итак, надо хорошенько обдумать положение. Она выросла в Ван-дервилле, в семье городского доктора. С четырнадцати лет фактически была ассистентом отца, до того дня, когда случился мятеж и солдаты ворвались в их дом… Она негодующе повела плечами. Какая разница, что было в прошлом! Мало ли что у кого было в прошлом! Пусть оно само хоронит свои воспоминания… Надо думать о настоящем. Друзья отца… Живы ли они? Она не уверена… Тогда знакомые Эр-ланда… Вспомнила, как посещала его, когда он был просто бродячим магом. В гостиницу, в которой он останавливался, сразу же стали приходить люди. Она знала многих его пациентов, составляла для них гороскопы и прогнозы, ассистировала колдуну в магических обрядах… Надо обратиться в тот же постоялый двор и попросить комнату и стол в обмен на услуги доктора и астролога. Не может быть, чтобы она не нашла клиентов! Вдруг в памяти всплыли слова призрака: «Уходи из города…» Сейчас Кавада впервые в жизни пожалела, что всегда отказывалась от украшений. Она боялась себя украшать, боялась привлекать мужчин еще больше, чем она их привлекала. Зато теперь их можно было бы продать! В кабинете у нее есть дорогие инструменты, надо будет на них найти покупателя. Она сможет продержаться первое время даже без работы. У Винты найдутся знакомые в городе. Они справятся! Беспокойство улеглось. Она совершенно не волновалась. Перебирала в уме всех, кто к ней приходил за лечением, прогнозами. Она умеет лечить, принимать роды, выхаживать младенцев… Вспомнила, кому помогала за последние годы и с Эрландом, и сама. Ей вдруг пришло в голову, что она могла бы давно уйти из замка. Ее навыки и умения позволят ей стать незаменимой везде. Смерть, роды – это была ее парафия. Почему она терпела все от Тариса? Почему не предпочла быть свободной? Она больше не боялась. Ей есть к кому обратиться. Она будет сама зарабатывать себе на жизнь и никогда больше не будет зависеть от мужчин! А может, лучше уйти в Дравийское царство? Говорят, при дворе южного правителя астрологи и маги в цене… Она много знает, очень много… Хватит ли у нее денег для двоих на дальнюю дорогу? Но почему так горько на душе? Откуда эта странная боль? Тень упала в беседку. Кто-то наклонился и быстрым, гибким движением проскользнул к ней – высокая фигура в темном плаще. Кавада почувствовала удары своего сердца и вытащила кинжал… – Что ты тут делаешь? О, боги, это Тарис… Почему он пошел за ней? Ее сердце билось, как пойманная птица. Когда она вставляла нож в ножны, он издал звон. – Это что? Ты доставала оружие? Женщина не отвечала… В его тоне сквозила насмешка. Он смеется над ней. Он всегда смеется над ней! Да, конечно, он думает, что она заночует здесь, а утром придет к нему… мириться. Они никогда не ссорились, никогда… Она вообще ни с кем никогда не ссорилась. – Кавада, это ты? Почему ты молчишь? Он откинул капюшон и притронулся к ее лицу. Пальцы скользнули по лбу, носу, губам… Какие нежные у него пальцы… Ее сердце заныло. На Тарисе не было маски, она видела слабый светлый контур от проникающего сквозь листья света луны вокруг его темных волос. – Я. – Что ты тут делаешь? – Жду утра. – Зачем? Она колебалась, стоит ли говорить с ним, давая повод снова над ней насмехаться. – Пусть Винта поспит… И лучше выходить в город утром, все-таки безопасней… – Зачем тебе в город? – Я больше не живу в замке. Он скользнул на скамейку рядом с ней. – Послушай… Я не король, – его голос был очень серьезен. – Если я сказал «уходи», это не значит, что ты должна бежать из замка. - Мне нечего здесь делать, – она пожала плечами, все еще не понимая, что он тут делает. Но на душе стало легко… Кавада подавила желание его обнять. А может, она безумна? Как объяснить то, что она сейчас чувствует? – Почему бы тебе просто не остаться в своем кабинете, где ты была до этого? Ты ведь секретарь Эрланда. В конце концов, в стране и городе правят он и Ландос. Неужели ты думаешь, что они не дадут тебе возможности жить здесь как ни в чем не бывало? Это ведь твой дом… Сколько лет ты провела в замке? – Двенадцать лет… Нет, это место никогда не было моим домом – скорее тюрьмой. Я не хочу здесь оставаться. Ландос не нуждается в услугах ни врача, ни астролога. – А Эрланд? Он же твой друг и учитель! При упоминании этого имени Кавада вдруг почувствовала гадкое чувство. Вспомнила его дрожащие руки, слишком мокрый рот… – Да знаю я, что это был Эрланд! – в голосе Тариса прозвучало раздражение. – Что… Эрланд? – прошептала она, так широко раскрыв глаза, что белки блеснули даже в темноте. – Что ты переспала с ним. – Кто тебе сказал?! – Кавада почти кричала. – Я знал, что ты в него влюблена уже год. – Но… откуда? Ты следил за мной? – А ты и не пряталась! Ходила к нему в город, проводила с ним часы… Твои глаза и лицо менялись, когда заходил разговор о нем. Ты совершенно преображаешься при взгляде на него, – он говорил, как будто ничего не случилось, как будто это его не трогало. – И ты… – она почувствовала нарастающий гнев, – и ты жил со мной, зная, что я люблю другого?! – А что в этом такого? – искренне удивился Тарис. Наконец Каваде захотелось плакать – ей стало себя жаль… Он занимался с ней любовью все это время, будучи в курсе, что она любит другого мужчину! Зная, что, отдаваясь ему, она представляет другого на его месте! Да он ее совсем не уважает! Он регулярно посещает бордель, спит с разными женщинами… Она не знала до этого, что такое гнев. Гнев затопил все ее существо. – А сегодня, только я вернулся в замок, мне доложили, что ты провела прошлую ночь с Эрландом. Вы ушли после захода солнца и вернулись на рассвете. Его голос по-прежнему не менялся. Кавада почувствовала боль в животе, как будто ее ударили ножом. – И ты пришел вечером как ни в чем не бывало?! – А что тут такого? Это что-то меняет? Знаешь, со сколькими женщинами я был за это время? Никаких обязательств – мы просто делим постель. Слезы брызнули из ее глаз. Она ударила его. Ударила по щеке и сама окоченела от ужаса. Вначале дала пощечину, а потом поняла, что наделала…
Кавада пришла в себя оттого, что Тарис ударил ее в ответ – так сильно, что она отлетела в другой угол беседки, упала на пол и ударилась головой о скамейку. Почувствовала влагу на шее, острую боль… Дотронулась до уха: оно стало липким, мокрым и горячим. У нее, как всегда, не оказалось платка, зато она перестала себя жалеть. Сейчас думала только о том, чтобы не запачкать платье. Оно чужое, его надо отдать… Тарис даже не заметил на ней новую одежду! Женщина наклонила голову, чтобы кровь капала на пол. Поднялась, села на скамейку, подвернув платье. Граф бросился к ней, схватил за колени. В его голосе слышится… волнение?! – Почему ты молчишь? Скажи что-нибудь! Я сделал тебе больно?! – Это ничего, – она шмыгнула носом. – Я тоже сделала тебе больно. Ухо сильно болело, зато после их перепалки Каваде уже не было так больно внутри. Она вздохнула почти с облегчением и оттолкнула мужчину. – Осторожно… – Что осторожно?! – в его голосе нарастало нетерпение. – Ты вымажешься. – Что?! Что случилось?! Ты ранена?! – он схватил ее за голову, и женщина невольно вскрикнула, освобождая рассеченное ухо из его пальцев. – Так… немножко рассекла ухо… – О, демоны тебя побери, – простонал Бен. У него тут же оказался платок. Она пыталась освободиться из крепко держащих ее рук, пыталась успокоить Тариса. – Да нет, ничего страшного, просто небольшая царапина… Мне уже почти не больно. – Да у тебя кровь хлещет! – он ощупывал ей ухо. – Идем домой. «Что он говорит?» – Кавада отобрала у него платок и прижала к голове. – Иди спать, я сама справлюсь. Она сама не знала, какой твердый и спокойный у нее голос. - Ты что… действительно решила уйти? – он не притворялся, он был взволнован. – Я уже ушла. Оставь меня. – Но из-за чего?! – Я тебе изменила. Ты мне изменяешь постоянно, ты сам сказал. Ты знал, что я люблю другого мужчину, но это не мешало тебе делить со мной постель. Ты мне сказал «уходи». Все это… унижает меня. Он схватил ее слишком сильно, ей снова стало больно. – Послушай… я не понимаю, я не узнаю тебя… Кавада высвободила руки и сжала его большие ладони мокрыми от крови пальцами. Она забыла, что надо держать платок у уха. – Не нервничай. Со мной все будет хорошо. – Кавада, послушай… я пошутил. Я хотел увидеть, как ты будешь себя вести. Думал, что ты будешь плакать, просить меня остаться, что устроишь сцену. Ты никогда этого не делала. Мне захотелось… поимпро-визировать. – Нет, я не буду этого делать, – женщине передалось его беспокойство, безумно колотилось в груди сердце. Так значит, он просто разыгрывал комедию? А она была с ним такой искренней! – Я не хочу, чтобы ты уходила… Мне совершенно наплевать, что ты мне изменила. Только не уходи! Кавада окончательно растерялась. Все это было так непонятно… – Я не могу так больше… жить. – Почему? Ты любишь Эрланда? Тебе было хорошо с ним? Ну так продолжай его любить! Только не бросай меня! Пожалуйста… Он просил. Он нервничал. Она никогда его не видела таким. Напряжение минувшей ночи и всего этого дня достигло своего пика, это уже было чересчур для нее… Женщина разрыдалась. Она совершенно не понимала, что происходит. – Нет… нет… нет… – Он… он обидел тебя? Он был груб с тобой? Я убью его! – Тарис выхватил свои ладони из ее рук и затряс Каваду за плечи. – Говори! – Нет, нет, нет! – Какой… какой он был? Говори! Она чувствовала себя в его руках как дома… И вдруг захотелось умереть – сейчас, в его объятиях. Но граф продолжал ее трясти, он требовал ответа. - Он был… никакой: слабый, вялый, дрожащий… После тебя… по сравнению с тобой, – Кавада снова шмыгнула носом. – И мне стало стыдно, что я его любила. Что я думала о нем все это время, он не выходил у меня из головы… Я все время представляла, как мы занимаемся любовью, а это оказалось с ним… так противно. – Как он взял тебя? – Это я ему себя предложила, – она помолчала и добавила: – Наверное, это я его взяла… Он не хотел. – Ты… ты ему себя предложила?! Он не хотел?! – Да, – Каваде было так стыдно… – Боги, я тебя совсем не знаю, – пробормотал Тарис. – Сама ему себя предложила! Я даже представить такого не могу! И что теперь? – Я поняла, что я его не люблю – это был обман, наваждение… Я сама обманывалась, кого я люблю, а кого нет… – И… кого ты любишь? – в его голосе прозвучал страх. Кавада выдавливала из себя слова. Только сейчас, побуждаемая его вопросами после их драки, она наконец поняла… – Я… люблю тебя. – Повтори. – Я люблю тебя… Таким, каким ты есть: ты нехороший, неблагородный, неблагодарный… Ты порочен… Но я тебя люблю, да. И это самое ужасное в жизни, что со мной приключилось. Тарис прижал ее голову к своей груди и снова задел рассеченное ухо. Она дернулась, он вытащил из ее руки платок и приложил к голове. – Повтори еще раз. – Я люблю тебя. Что это? Кавада почувствовала влагу у себя на макушке. Она высвободилась из его рук, нащупала глаза Бена… Он плакал. – Не плачь! Не плачь, пожалуйста… Твои слезы разрывают мне сердце. Я больше так никогда не буду делать, клянусь… клянусь душами моих покойных родителей! – Что ты никогда не будешь делать? – Я никогда не буду больше тебе изменять! Он схватил ее лицо, и женщина почувствовала, как кровь из раненого уха течет из-под его пальцев, невольно ойкнула… Тарис подхватил ее, положил на пол беседки, и она снова вскрикнула. – Что… что не так? Больно? – Нет, холодно – спина голая… Он снова поднял ее сильными руками и сам лег на землю, посадив на себя. Кавада чувствовала, как рвется чужое платье. – Я люблю тебя. – Что ты сказал? – она не поверила своим ушам. – Я люблю тебя… Кавада снова разрыдалась. – Почему… почему ты сейчас плачешь? – Мне никто… никто никогда не говорил этих слов. – Я сам не знал. Я только сейчас это понял…
Кавада проснулась от ощущения взгляда. Тарис лежал на боку и смотрел на нее. Она вспомнила все, что случилось ночью. Машинально подняла руку и пощупала ухо, которое покрылось коркой – больно… Почему он так разглядывает ее? – Здравствуй, – улыбнулась ему. – Ты ездишь верхом? – Я? – она удивилась вопросу. – Нет, а что? – Придется поучиться. – Зачем? Тарис не любил объясняться. Он поднялся, оделся и велел ей надеть платье, в котором она сядет на лошадь. Кавада не спрашивала, зачем и куда они поедут. Ей не было страшно. После этой ночи что-то в ней изменилось… Она оделась и тщательно уложила волосы, чтобы рассеченное ухо было спрятано. Граф прислал за ней мальчика-подростка, веснушчатого и улыбчивого. Мальчишка провел ее на конюшню, где уже стояла оседланная лошадь – толстая старая белая кобыла. Когда конюх подставил ей колено, чтобы она взобралась на нее, Кавада все-таки испугалась. Сидеть верхом оказалось очень неудобно, надо было сильно скручиваться в талии. Было бы лучше сесть как мужчина. – Снимите меня, – попросила она. – Я сейчас вернусь. Ей снова пришлось прибегнуть к помощи Винты. Та уже настолько освоилась во дворце, что мигом раздобыла ей мужскую одежду. Помогла спрятать волосы под шапочку и ничего не сказала про раненое ухо. Женщины улыбнулись друг другу. – Вам нужно похудеть, – шепнула служанка, – тогда грудь будет не так заметна, иначе никак не выдать себя за мужчину. – Давай накинем плащ. Они долго возились с застежкой, чтобы скрыть все округлости женской фигуры. Когда Кавада вошла в конюшню снова, конюх ее не узнал. Ей пришлось подождать, пока поменяют седло. Сидеть стало удобнее, хотя было страшно: мир оторвался от нее, она не чувствовала точки опоры, боялась опрокинуться и упасть, и спина лошади все время шевелилась. – Не бойтесь, госпожа, – спокойно объяснял слуга. – Она ходит только шагом. Ничто не сможет заставить ее пойти рысью – в самый раз для прогулки. Только она разобралась, как надо натягивать поводья, во двор быстрым шагом вошел Тарис. Кавада видела, как странно блеснули его глаза, когда он узнал любовницу, переодетую мужчиной. Они выехали из замка, и ее кобыла поспешно пристроилась за жеребцом Бена. Она совершенно не слушалась, трогалась с места и останавливалась, когда хотела. – Тебе надо научиться ездить верхом, – это была единственная фраза, которую граф сказал, пока они выезжали из города. Кавада была так сосредоточена, чтобы не упасть с ходившей ходуном большой круглой спины, что даже не заметила, как миновали все низенькие домики, протянувшиеся за крепостной стеной. По-прежнему в молчании шли по берегу, проехали маяк, достигли маленького пляжа, огороженного дюнами, где она недавно купалась. Здесь Тарис снял ее с коня. – Кавада, есть два вопроса, которые нам нужно решить. – Какие? – после их ночного объяснения что-то изменилось в том, как он ее касался, как с ней разговаривал. Она ожидала, что вот теперь он начнет задавать вопросы: что она делала в городе? куда шла с тюком в руках? почему в компании девиц из борделя? Но вместо этого Бен вздохнул и произнес: – Ты совершенно не приспособлена к жизни. – То есть? – она не понимала, к чему он клонит. – Ты ни на что не способна. Это было обидно. Кавада тряхнула головой и сказала: – Эрланд так не думает, – и тут же пожалела об этом. – Это второй вопрос. – Почему мы за городом? – ей вдруг пришло в голову, что Тарис захотел ей отомстить за измену, и она по привычке испугалась. – Ты… ты хочешь меня убить? Он засмеялся. У него был ужасный смех… - Тебе нужно освоить верховую езду, начать ходить, долго ходить пешком. Надо научиться добывать еду, готовить на открытом огне… Хорошо, если ты будешь плавать. – Зачем? – она его не понимала. – Нам придется отправиться на север, и путь может быть долгим… и трудным. Тарис взял притороченную к седлу корду и пристегнул ее к уздечке своей лошади. Кавада вновь вспомнила слова: «Уходи из города». – Начнем с верховой езды… – На твоем коне? – воскликнула женщина. – Да. То животное, на котором ты приехала, назвать конем нельзя. Когда Каваде удалось хоть немного погасить в своей груди страх, оказалось, что граф Бен очень хороший учитель, а его большой жеребец невероятно послушен. И еще Тарис понимал, что она боится, что ей сложно не упасть, сохранить равновесие даже на идущей шагом лошади. Она очень старалась. Но единственное, чего они оба добились в этот день – ее перестало клонить в центр круга, по которому ходил конь, и она смогла наконец сесть прямо. После урока верховой езды, когда Кавада с горем пополам залезла на свою белую кобылу, граф сказал: – Теперь второе… Я знаю, что ты следила за мной, шпионила. Она почувствовала, как предательски краснеет ее лицо. – Что ты можешь на это сказать? Женщина смотрела на шею идущей лошади. Ей было стыдно… Что она может сказать? – Я ничего не говорила, что могло бы принести тебе вред, – пробормотала она. – Надеюсь, – усмехнулся Тарис. – Но теперь все изменится. Теперь я буду тебе говорить, что ты будешь про меня рассказывать своему… Мастеру. – О, Тарис, пожалуйста, не называй его так! Знаю, что виновата, что тебе изменила с ним. Но я не могу врать! Я не умею… врать. – Умеешь. Расскажи, куда ты шла вчера утром с Винтой? – молчание в ответ. – А днем, в компании шлюх и семьи покойного начальника порта? Она не шевелилась. Лошадь шла вперед. Кавада даже забыла, что она верхом. Тарис все видел… Тарис все знает… – Что у вас было в руках? Кажется, она даже перестала дышать. – Где тебя прятали в борделе? – он вздохнул и продолжал, как будто и не задавал все эти вопросы. – Не надо врать, но правду можно сказать по-разному… – Я… не понимаю… – запинаясь, пролепетала Кавада. – Можно сказать, что ты спишь со мной, чтобы жить во дворце и ни в чем не нуждаться. И ты терпишь меня с трудом и жалуешься всем подряд: Верону, Эрланду, Варгу, Винте. – О нет! – она остановила лошадь и сама этого не заметила. – И можно сказать, что ты спишь со мной, потому что меня любишь. Если, конечно, все, что ты говорила этой ночью, правда, а не повод, чтобы остаться… Она слезла с лошади. Было просто невыносимо находиться рядом с Тарисом. Повернулась и пошла назад, к дюнам. Там было так хорошо… Шла и думала, что сейчас она могла бы снова сделать попытку умереть. Эта жизнь была слишком тяжела, слишком сложна… Все складывалось не так, неправильно… Все приносило ей боль. Бен спешился, развернул лошадей в поводу и догнал ее. Некоторое время они шли молча. – Знаешь, почему твоя жизнь сложилась именно так? – Как? – Почему с тобой приключились все эти беды? – Почему? Ветер растрепал ее волосы. Она была безумно хороша со своими печальными глазами, тонкими чертами лица, бледными губами и напоминала белую лилию. Тарис подумал, что последние дни она много времени проводила на свежем воздухе: солнце и ветер окрасили ее кожу в нежный персиковый цвет. – Почему? – переспросила она. Граф Бен чувствовал себя плохо. С этой ночи, когда Кавада сделала попытку от него уйти, он понял, что совершенно ее не знает. Вернее, это пришло ему в голову еще вчера утром, когда он, возвращаясь в город, увидел ее идущей непонятно куда в сопровождении Винты. Ему захотелось слезть с коня и хорошенько их расспросить. Но не забавлять же солдат выяснением отношений с любовницей! Позже, когда Тарис снова встретил Каваду в компании служанки и еще троих людей, несущих тяжелый сверток, то подумал, что она ушла от него. Он снова не захотел останавливать ее на глазах всего города. Но по возвращению в замок посетил кабинет астролога и убедился, что все инструменты остались на месте. Тарис вспомнил, какое облегчение почувствовал, увидев все на местах. Впервые осознал, что не хочет ее потерять, и испугался этой мысли – ведь он всегда отрицал, что любит Каваду… И только когда действительно понял, что она от него ушла, вдруг утратил контроль над собой. Раньше ему казалось, что он может читать в душе любовницы, как в открытой книге. И вдруг вещи оказались совсем не такими, какими он привык их видеть! Лучше бы она сделала ему сцену, как все женщины! Ее поступки расходились с образом той Кавады, который он хранил в своем сердце. Зачем он вообще затеял этот разговор? Зачем он говорит ей эти слова? Не проще ли было оставить все так, как есть? Она вернулась, и снова все будет как прежде… Нет, не будет! Никто никогда с того дня, когда он был так изувечен, не говорил ему: «Я тебя люблю». И он этого никому не говорил… – Потому что ты совершенно не приспособлена к жизни. Ты умеешь делать сложные математические и астрологические расчеты, вести переписку. Ты умна… в смысле… отвлеченном от жизни. Но ты совершенно не способна себя защитить! Ты не можешь добыть еду, не говоря уже о том, чтобы ее приготовить. Ты даже не знаешь, где кухня во дворце! Ты не ведаешь, откуда берутся вещи, и просто ждешь, что они свалятся тебе на голову. И если этого не произойдет, скорее умрешь, чем пошевелишь пальцем и сделаешь что-то сама. Я даже не могу себе представить, что ты можешь жить одна! Тебе надо постоянно иметь рядом кого-то, кто будет обеспечивать твой быт. Ты совершенно оторвана от реальности! И эта твоя ненормальная честность… Так нельзя, Кавада! Она остановилась и смотрела на море. Наверное, он говорит правду… Наверное, он единственный, кто говорит ей все как есть… Нельзя обижаться, даже надо сказать ему спасибо, сделать выводы… А вслух произнесла: – И что я могу сделать… сейчас? Тарис взял ее за подбородок и повернул лицо к себе. Он любил смотреть на нее так – близко, сверху вниз. У нее такие доверчивые глаза… – Постарайся научиться жить, хоть немного… Учись защищаться, учись нападать. В конце концов, у тебя есть Винта. Спроси, что она умеет, и научись этому. – Но Винта провела несколько лет в борделе! – Тем более есть чему у нее поучиться!
Она смотрела на него, как будто он свалился с неба и она не знает, что это за существо… – Я скажу, – прошептали ее губы, – я скажу Верону и Эрланду, что я была не права… что я люблю тебя… – Ни в коем случае, дорогая! Ни в коем случае! – Но почему?! – Это дает нам огромное преимущество. Они думают, что они нас знают, что они все о нас знают… А на самом деле вещи совсем не такие, какими им кажутся. – Я тебя никогда не понимала, – Кавада в отчаянии покачала головой. – Я знаю. Меня никто никогда не понимал.
Глава пятая ДРЕВНЯЯ СЕВЕРНАЯ СКАЗКА
Ландос прогуливался по галерее. Она была длинная, широкая и хорошо просматривалась со всех сторон. Его не покидало странное чувство, что западня захлопывается… Он давно понял, что ничего не может сделать. От него ничего не зависит, и его слова ни на что не влияют. Ни его мнение, ни мнение всех братьев ничего не могут изменить в том быстро разворачивающемся плане захвата Валласа, который, вероятно, был давно разработан и приводится в исполнение после переворота. Ни одного дня промедления, ни одной проволочки. Как поднимается волна, принимая в себя все воды вокруг и мощно накатываясь на берег, так и все события в стране после свершившейся смены власти были подчинены невидимому механизму, действующему по четким законам. Ландос видел, что Эрланд хочет убрать всю знать времен правления Травалов – несмотря на то, что открыто было объявлено: всем вновь присягнувшим потомкам Давикулюсов сохранят жизнь и имущество. Он осознавал, что колдун тянет время, будто выжидая… Что-то должно случиться? Но прекрасно понимал, что никто их, властителей Арута, не поставит в известность, чего им следует ожидать, а чего опасаться. Вчера вечером они договорились, что Фада присоединится к нему во время утренней прогулки. Правители Севера уже не собирались все вместе, как и не разговаривали открыто где бы то ни было…Ландос дошел до конца галереи, остановился у последнего проема и долго смотрел на море. Резвый бриз гнал бойкие волны, подгоняя рыболовные суда к берегу. Вчера вечером внезапно разразилась буря, и лодки попрятались в бесчисленных гаванях островов, окаймляющих полуостров. Где-то там, на этих кораблях, выходит рыбачить и Ирвен, тоскующий по их северному морю… Ландос боковым зрением заметил вышедшего из западного коридора Фаду и невольно залюбовался грацией его движений. Невысокий и коренастый, уже немолодой, похожий на гнома из старых сказаний, брат двигался бесшумно и ловко. Он подошел к нему, положил руку на плечо. В глазах сквозило беспокойство… – Ландос, меня не отпускает чувство, что ты болен и твоя жизнь угасает. Ты точно не хочешь воспользоваться услугами дворцового лекаря? Мне нравится эта женщина с черными волосами и такой белой кожей. Она производит впечатление честного человека. – Это ничего уже не изменит… Этот яд слишком въелся в меня, – старший брат снова посмотрел на море. С каждым днем он чувствовал, что жизнь уходит, как вытекает песок из ладоней. Он становится слабее с каждым часом. У него неприятный вкус во рту, идет кровь из носа, из кишечника, он кашляет кровью… – Но мы все приняли одинаковую дозу! – Я так не считаю, – покачал головой Ландос. Еще прошлым летом он думал, что, дожив до своих лет, не чувствует возраста и в пятьдесят пять сохранил гибкость и силу молодого человека, с годами только становится крепче. Как странно, что сейчас он готов умереть. Пропал интерес к жизни. Почему он больше не мечтает увидеть ни жену, ни детей? Ужасное сомнение терзает его душу… Не все приняли одинаковое количество яда. Он принимал его дольше, чем остальные. Вспомнил, как впервые почувствовал необычную усталость, потом появились боли в животе, затем обмороки, и вот теперь он теряет кровь. Ни у кого не было этих признаков. А значит, отравитель у него в доме. Значит, отравитель – его жена, Мира! Как сказала старуха в звериных шкурах: «Прогони самого близкого…» – Как это южное море отличается от северного, – задумчиво произнес Фада, прервав его мысли. – Как будто не одна и та же вода в нем… Это море кажется более легким. Такое впечатление, что в наших водах содержится что-то более плотное – расплавленный металл, который делает наши волны тяжелыми, а цвет воды совсем темным. - Фада, – Ландос понизил голос. – Ты помнишь, мы говорили, что вам надо уходить на север? – Да, – взгляд его брата был устремлен на море. Со стороны казалось, что они разговаривают о совершенно ничего не значащих вещах. – На сегодняшний день армия под предводительством Изды прошла четыре ближайшие к полуострову провинции, не приняв ни одного боя, а лишь пополнив ряды. Все те, кто способен дать отпор новой власти, собираются в Монатаван. Сейчас войско сделает поворот на запад, чтобы взять город штурмом, и прямая дорога на север будет свободна. Думаю, что это удобный момент быстро добраться до наших границ. – Мы не можем уехать все вместе, это возбудит подозрение. Было конкретно указано, что мы должны дождаться момента, когда нам соизволят дать сопровождающий нас отряд и отправят под конвоем… И этого не случится, пока армия не пересечет всю страну, подавив остатки сопротивления. – Да, мы ждем… Я, кажется, догадываюсь, чего мы ждем, – Ландос высунул голову в смотровое окно и посмотрел вверх: не может ли кто-то подслушивать их снаружи галереи? – Мы ждем, когда армия подавит сопротивление… либо окажется разбита. Тогда, я уверен, придет некто – тот, кто платит за все. И земля Валласа будет поделена заново. И не только Валласа, но и Тареша. Тогда нас отпустят под конвоем, дабы мы объявили народу Севера о возрождении Империи. А значит, о вновь возобновившейся дани. Эрланд хочет воссоздать Восток на крови и костях рабов из Арута. Все ресурсы нашей страны будут отведены на юг. Но не бывать этому! Фада, ты самый лучший охотник и следопыт. Даневан нас вез самой короткой дорогой… Ты хорошо ее помнишь? Хорошо запомнил окрестности? – Да, – Фада напряг веки, как будто прицелился. – Бери Ирвена. Вдвоем вы сможете быстро добраться до наших земель. Два всадника не возбудят подозрений. Мало ли народа шатается сейчас по дорогам страны! Пока нет единой власти, нет опасности быть перехваченными на полпути. Вдвоем вы сможете сделать многое… Половину расстояния пройдете верхом или пешком, до порогов Дницы. А там надо идти по воде… Ирвен – лучший моряк. По возвращении домой он должен выйти в море. Старики говорили, что там, за грядой северных островов, лежит край плодородной земли. Поставьте в известность все племена, что надо отступать в лес и на острова. Пусть приграничная полоса между Арутом и Валласом опустеет на несколько дней пути. Скажите людям оставить и сжечь те поселения, которые рядом с границей. Уводи всех за Сумеречный Лес. Сохраните людей – это самое дорогое, что у нас есть. Не дайте им взять их как рабов, чтобы возвести из руин дворцы Тареша. – Они хотят не только людей, – помолчав, сказал Фада. – Знаю… Серебро… Пусть сами добывают серебро, пусть сами добывают пушнину. Север велик, мы найдем новый металл. – Ты хочешь, чтобы мы отправились вот так, никого не поставив в известность? Как вы объясните наше исчезновение всем вокруг, а главное, Эрланду? – Мы все-таки не пленники… Мы можем покидать город. Ирвен регулярно выходит в море. Ты уже уходил в горы. Все знают, что ты прекрасный охотник. Объяви, что собираешься на охоту. Ирвен присоединится к тебе в самый последний момент. Не берите с собой ничего. Сейчас лето, и вы сможете добыть пропитание легко. Леса Валласа изобилуют дичью. – Вопрос еще в лошадях… – Да… Но, я думаю, взять двоих коней для охоты на пару дней не составит труда. Берите не самых лучших, а, скорее, самых выносливых. – А если они все равно падут в пути? Мы не сможем найти новых. Прошедшая армия заберет с собой все у крестьян… – Вы уже в хорошей форме, противоядие подействовало. Силы вернулись к вам. Загоните лошадей – что ж, остаток пути проделаете пешком… Если сейчас будете гнать коней настолько быстро, насколько это возможно, сколько можете пройти без угрозы их потерять? – Я думаю, что в течение двух лун мы доберемся до порогов Дницы. А там, даже если лошади падут, мы сможем выдолбить, или даже украсть, лодку и подняться по течению вверх до Сумеречного Леса. – Хорошо, – кивнул Ландос. – А сколько нужно, чтобы достичь леса и его пересечь? – До наступления зимы мы, надеюсь, будем на землях графа Бена. А там и наша граница. – Вы точно успеете до зимы? – Да… Надо успеть. – Значит, так и сделаем. – А что будете делать вы, когда мы исчезнем? – низкорослый Фада поднял на Ландоса встревоженные глаза. – Мы скажем, что если нам не могут гарантировать жизнь и безопасность, оставшиеся братья отправятся на север сами. Если даже не дадут достаточно большой отряд сопровождения, это уже не так важно. В любом случае нас не смогут задерживать, разве что заключив в тюрьму. Они все-таки объявили меня законным правителем Валласа. Эрланд не осмелится… Четверо братьев уже мертвы. Двое, ты и Ирвен, пропадут из их поля зрения. Неизвестно что случится с Издой. А я… я останусь, чтобы доиграть свою роль. Остальные уйдут домой, четверо, если дойдут… Фада сделал движение, как будто хотел обнять Ландоса. – Поберегись, брат… Мы можем быть почти уверены, что нас с тобой никто сейчас не слышит, но нас могут видеть. Не надо делать движений, которые со стороны покажутся странными. – Когда?.. Когда нам нужно отправиться… на охоту? – Чем быстрее, тем лучше… Ирвен, как всегда, в море? – Да. – Сообщи ему как можно скорее… Фада развернулся и упругой, легкой поступью направился на поиски брата. Ландос проводил его взглядом… У него защипало в глазах.
Ирвен все свободное время проводил на берегу. Ему так не хватало моря! Из всех братьев он был единственным, кто мог жить так же хорошо на воде, как и на суше. Часто уходил на своем легком резном судне на много лун лишь с небольшой дружиной и никогда не терял ни людей, ни корабль. Его отец, потомок землевладельцев Валласа, граничащего с Севером, взял в жены стройную женщину вринов – племени, кочующего на небольших лодках между островами бескрайнего океана. Мать Ирвена тосковала по морю, по большой семье, и когда мальчик подрос, отец согласился на долгое путешествие, чтобы его жена посетила родных. Маленький Ирвен ехал в крытой повозке, запряженной тройкой грязно-белых лошадей, завернутый в шкуры. Когда высовывал голову наружу, видел только низкую северную равнину, покрытую редкими невысокими деревьями. И вдруг вдали возникло нечто… Он подумал, что это поросль низкой серой травы: плоская, широкая, раскинувшаяся в бесконечность степь. Но нет, это оказалось море – бескрайнее северное море. И прямо на границе суши, как часовой, стоял огромный серо-зеленый камень странной формы, вздыбленный валун. Море вторглось в его жизнь и затопило ее… С детства Ирвен освоил легкую северную пирогу, как будтородился в ней. Преодолевать высокие морские волны, сильные отливы и приливы не составляло для него труда. Еще мальчишкой-подростком он садился в свое суденышко, брал в руки весло, гарпун и сеть, закутывал ноги шкурой и уплывал за мужчинами. И отец ничего не мог с этим поделать. Дед его матери, невысокий и сильный, пахнувший, как старый морж, лишь посмеивался в жесткие вислые седые усы, крутя в ухе круглую серебряную серьгу. Вся юность Ирвена прошла в переездах от замка отца до северного берега. Теперь они отправлялись туда вдвоем с матерью. Их край был спокоен. Одинокая женщина могла пройти с полной золота кубышкой, не опасаясь ни за груз, ни за свою честь. Низенькие мохнатые лошадки скакали не быстро, но зато без устали. Месяц перехода – и они у моря, в их временном летнем селении, где каждый дом пропах солью, рыбьей чешуей и медвежьим жиром. Мать оставалась с родными, а он уходил с дядьями в море. Ни в одной семье Ирвен больше не встречал таких странных отношений, как у своих родителей, чтобы муж отпускал жену с малолетним сыном непонятно куда едва ли не на полгода. Каждую весну они уезжали и каждую осень возвращались к отцу. Пока однажды мать не умерла… Она родила мертвую девочку и сгорала от лихорадки, сбрасывая с себя одежду, пылая пламенем. И звала сестер и братьев, позабыв в бреду имя мужа… А он, совсем поседевший у ее постели, лишь стискивал пылающие пальцы. Она так и угасла, называя супруга именем своего отца, оставшегося на севере. Овдовевший рыцарь приказал сжечь тело, а пепел завернул в шкуру и повез к океану. И уже подросший шестнадцатилетний Ирвен управлял повозкой, запряженной тройкой низких северных лошадей, а отец смотрел из-под полога на разворачивающуюся впереди бескрайнюю водную гладь.
Южное море Вандервилля было другим – другой цвет, запах. Вода не колола ледяными иголками, а ласкала почти женскими руками. Северное море не выходило из головы, оно звало, и его рокот не затихал в душе. Но возможность ходить под парусом делало жизнь сносной и здесь. Как только они получили свободу, Ирвен стал все чаще и чаще выходить из города, смотреть на рыбаков, встречать и провожать рыбацкие лодки и корабли. Он быстро познакомился с моряками и капитанами. Не надо было их долго упрашивать взять в плаванье здорового, крепкого мужчину. Тем более, что он не просил ни денег, ни улова. Он хотел лишь быть в море… Ирвен поменял три баркаса и две барки, пока нашел то, что искал: быстрый, юркий южный шлюп. Конструкция мачт и паруса были совсем другие, чем у них на севере. Это позволяло маневрировать, лучше уклоняться от ветра, увеличивало скорость корабля. Капитан шлюпа, уроженец Вандервилля по имени Брандон, худой и морщинистый, весь поросший черной шерстью, был довольно жесток с рыбаками, и наемные матросы без конца менялись в команде. Северянин благородной крови, работающий на него даром, льстил его самолюбию. И он был хорош как моряк, очень хорош! В итоге Брандон счел, что ему вполне хватит Ирвена и мальчишки-юнги, и прогнал всех остальных. Впрочем, капитан и сам работал в море без устали. Они привозили хороший улов. И хозяин шлюпа не прочь был похвастать перед чужестранцем своим судном, охотно отвечая на все вопросы. А это и надо было Ирвену. Больше всего он любил отплывать на пару дней, когда они с капитаном, бросив якорь у одного из отдаленных островов, ставили сеть, разводили костер и, завернувшись в плащи, проводили ночь за разговором. Брандон готов был без конца обсуждать тонкости устройства южных кораблей, а северянин был его самым благодарным слушателем. Мальчишка-юнга, напротив, оказался не по возрасту серьезен и молчалив. Эрик рос сиротой на улицах Вандервилля – резня после учиненного Травалами мятежа лишила мальчика обоих родителей. Как только немного подрос, стал помогать рыбакам в порту и вот уже три года выходил в море. Ирвену нравился худенький неулыбчивый подросток. Его кожа была намного светлее, чем у местных жителей, и загар придавал ей не серый, а бронзовый оттенок. А голубые глаза и льняные волосы сильно выделяли его из окружающих черноволосых и кареглазых коренных валласцев. В один из дней внезапно налетевший северный ветер загнал их в бухту у самого последнего атолла в цепи островов. За ними было лишь море. Они сидели у костра и вдыхали сладкий запах дыма и горящих дров – три рыбака вокруг огня на каменном острове, засиженном перелетными птицами… Капитан выпил вина и уснул на полуслове. Ирвен, потеряв собеседника, сидел и вспоминал край своей матери. Эрик вдруг подвинулся к нему и сказал: – А что хорошего у вас на севере? Говорят, там никогда не бывает жарко, и никогда не светит яркое солнце. Женщины некрасивы, и нет вина, и не растут фрукты, и люди злы… Ирвен посмотрел ему в лицо. Как странно, что у этого мальчика глаза, как у него самого… – Хочешь, я расскажу тебе одну старую сказку? Ты любишь сказки? - Ну, расскажи… – мальчишка снисходительно поднял белесую бровь. Ирвен улыбнулся и неторопливо начал: – Далеко-далеко на севере, где, ты прав, никогда не светит яркое солнце, почти нет людей. Там лишь камни и льды, и море холодное-холодное – такое, что если упадешь в него, тут же превратишься в лед или камень. И в этих краях жил давным-давно одинокий охотник. Он был так одинок, что уже забыл, как говорить на человеческом языке, знал лишь язык моржей и северных медведей. И вот однажды охотник на своей пироге попал в бурю, как мы сегодня, которая унесла его вдаль от знакомого берега. Он почти потерял надежду на спасение, как вдруг увидел на горизонте маленький каменистый остров. Направил все силы на то, чтобы добраться до суши и не сгинуть в бушующем море. Лишь опасался, что не сможет найти укромную бухту, и тогда волны разобьют его о камни. Каково же было удивление одинокого гребца, когда за очередным поворотом его лодка плавно вошла в лагуну, тихую и совершенно защищенную от бушующих волн и ветра. Пирога бесшумно двигалась по воде. Здесь, за каменной горой, не было и следа бури, сияла полная луна. Рыбак пристал к пустынному острову и решил провести ночь прямо на берегу. Он задремал, как вдруг был разбужен голосами женщин. Вначале подумал, что это сон: откуда здесь взяться людям, а тем более женщинам? Выглянув из-за камня, за которым лежал, он увидел, что рядом с ним на таких же камнях танцуют удивительно красивые обнаженные девушки. Одинокий охотник боялся пошевелиться, чтобы не проснуться. Молодые женщины закончили свой танец и со смехом начали спускаться к воде. Там лежало что-то, и вскоре он понял, что это шкуры. Каждая девушка облачалась в шкуру, прыгала в море и превращалась в моржа… – Что такое морж? – перебил его Эрик. Голубые глаза мальчика горели. – Морж – это морское животное с гладкой, как у кита, кожей и большими клыками, как у тигра… Нет, раз в десять длиннее, чем у тигра. Сзади у него маленькие лапки, напоминающие хвост дельфина. Передвигается он, опираясь на передние ласты, словно на руки. И моржихи кормят детенышей молоком… – Рассказывай дальше, пожалуйста, – Эрик потряс задумавшегося Ирвена за руку. - Да, так на чем я остановился?.. Женщины стали одеваться в шкуры и прыгать в воду. И тогда охотник понял, что это не сон, а колдовство… Одна шкура лежала совсем близко от него. Он выскочил, схватил ее и спрятал. Последняя танцовщица, стеная и плача, металась по берегу. Тогда мужчина вышел из камней и сказал ей: «Будь моей женой! Роди мне сына, а через двенадцать лет я отдам тебе шкуру, если ты захочешь, и ты снова будешь моржом». И девушка согласилась… Она вошла в его хижину из медвежьих кож и стала его женой, и родила ему сына… Прошло двенадцать лет, и женщина начала болеть. Она постарела, и морщины покрыли ее нежную кожу. Волосы поредели и из черных стали белыми, а глаза потеряли блеск. Однажды ночью сын рыбака проснулся от того, что его родители ссорились. Мать плакала, а отец кричал: «Ты желаешь бросить ребенка? Ты хочешь оставить меня без жены? Да ты думаешь только о себе!» – «Но ты обещал! Ты клялся! – без конца повторяла мать. – Ты обещал мне отдать мою шкуру, чтобы я могла вернуться в море, в мой дом, через двенадцать лет!» Она с мольбой бросилась к мужу, но он оттолкнул женщину со словами: «Теперь твой дом здесь, неблагодарная», – и та упала на пол. Ее тело сотрясалось от рыданий. Мальчик увидел, что отец вытащил из старого сундука какой-то сверток, затем выбежал, побежал к скалам, которые высились у моря, и спрятал сверток под камень. Сын незаметно последовал за ним, а потом быстро вернулся назад, лег в постель и сделал вид, что ничего не слышал и не видел. На следующий день отец отплыл на рыбалку. Мать не поднималась с постели. Мальчик страдал и не знал, что делать. Наконец подошел к ней и позвал ее. Женщина с трудом открыла глаза. «Я умираю…» – прошептала она. «Мама, я знаю… знаю, где твоя шкура! Если ты уйдешь в море, то будешь жить?» – воскликнул ребенок. «Да…» – «Идем, мама, идем, я помогу тебе!» Женщина не могла встать, ее ноги не слушались, и ему пришлось тащить ее до самых скал. Но там он не смог приподнять камень, под которым отец спрятал шкуру. Мальчик делал попытку за попыткой и наконец заплакал от бессилия. И тут вдруг из моря на сушу вышел огромный старый морж с поломанным клыком. Он приблизился к камню и сдвинул его своим мощным телом. Сын рыбака схватил шкуру и принялся натягивать ее на уже почти не подающую признаков жизни мать. Как только шкура оказалась на ее теле, случилось чудо: это больше не была та женщина, какой он ее знал – на камнях лежала молодая моржиха с блестящей кожей и влажными глазами. Старый морж издал рев и бросился в море, и моржиха поднялась и пошла за ним, увлекая за собой ребенка… Мальчик вошел в воду, думая, что тут же и умрет от холода и невозможности дышать. Но оказалось, что он может плавать под водой! Он провел с ними всю ночь, понимал их язык, а они понимали его… Утром старый морж и мать-моржиха подняли его на сушу. И там, среди валунов, покрывающих весь берег, мать сказала: «Ты никогда больше не сможешь быть с нами, но я всегда буду любить тебя и никогда не забуду – просто у каждого из нас своя дорога». Она ткнулась ему в лицо мокрым носом, повернулась и ушла под воду… Мальчик вырос и стал сказителем. Люди со всего Севера приходили к нему послушать его сказки. Он прожил много лет. Но каждое полнолуние, где бы он ни был, спускался к воде, а моржиха приплывала к нему и они проводили ночи вместе, не понимая языка друг друга… Ирвен замолчал. Эрик тоже затих, глядя в огонь. – Какая странная сказка, – еле слышно сказал он. – Почему странная? – Мать оставила ребенка, бросила мужа… Это нехорошо… Моряк задумался. Как объяснить ему смысл того, чего он и сам до конца не понимал? – Моя мать была из далекой северной рыбацкой деревни, а отец – наследник поместья на границе Арута и Валласа. Они любили друг друга, но мама не могла жить без Севера. Она грустила и чахла в роскошном замке, бывало, и плакала… И однажды отец решил поехать с ней и со мной – я был тогда малышом, – чтобы она смогла снова увидеть свой край, своих родных. Он любил ее… Мы, люди, очень разные… Нам нужны для жизни совершенно непохожие условия, абсолютно разные вещи. Кому-то море, кому-то горы… Кто-то может чувствовать себя счастливым только среди снегов, а кто-то лишь в безводной пустыне. Если человек не знает, чего он хочет, это не так опасно, как если он знает и лишается этого. Потому что тогда его жизнь иссякает… Семья – это очень важно, но иногда своя жизнь, свой путь оказываются сильнее семьи. Каждый год мать уезжала к себе, в далекую деревню кочевых рыбаков, и брала меня. И этот край, Север, эти лодки стали частью моей жизни, стали частью меня – большей частью… – Твоя мать еще жива? – Нет… Она умерла в родах. – А отец? - Отец тоже потом умер, от тоски и печали… – Но мать, она любила твоего отца? – Да… Но она любила и свой Север. И отец не хотел лишать мою маму того, что составляло такую важную часть ее души. Они снова замолчали. Костер погас, и только храп Брандона и мерный рокот волн нарушали тишину… Рано утром ветер стих, и капитан отдал команду к отплытию. Сеть сорвало с места и унесло в море. В первый раз им пришлось возвращаться с пустыми руками…
Фада ходил по пристани, всматриваясь в пристающие баркасы. Вот, наконец, и брат. Он сошел со шлюпа вместе с мальчишкой с белой как лен головой. Рыцарь подумал, что они так похожи, что мальчика можно принять за сына Ирвена. Но у того никогда не было ни жены, ни детей. Его сердце забрало море… Он подождал, пока моряк заметит его, и поспешил навстречу. – Что-то случилось? С Ландосом? – Ирвен забеспокоился. Никто из братьев никогда не встречал его на берегу. – Ландос хочет, чтобы мы ехали на север. Он сделал движение головой, как будто не понимая: – Подожди… Мы едем все вместе? – Нет. Его план в том, что мы уходим будто бы на охоту и теряемся в горах. Это даст возможность оставшимся рыцарям Арута потребовать отряд сопровождения, чтобы уйти домой. Наше исчезновение будет предлогом заявить, что им здесь не могут гарантировать безопасность. А мы должны достичь наших границ как можно быстрее. Они разговаривали на языке Севера, отойдя в сторону от протоптанной дороги между портом и южными воротами. – Когда мы должны уйти? – Если у нас получится сегодня вечером, то это будет лучше всего. Вчера отряд солдат под командованием графа Бена вернулся в город. Очевидно, в течение недели армейские подразделения на дорогах Валла-са нам не встретятся. – Погоди… Это значит, я больше не вернусь в порт? – Ирвен растерянно оглянулся. – Мы возвращаемся домой, слышишь?! Домой! – Фада не понимал, о чем говорит брат. - Хорошо… Иди… иди в замок, я тебя догоню. Моряк развернулся и широким, вразвалку, шагом быстро направился к шлюпу. Брандон и Эрик сворачивали парус. Капитан выпрямился, вытирая лоб, когда он к ним подошел. – Я не выйду с вами завтра в море. – А когда? Послезавтра? У вас что-то случилось? Ирвен замешкался, думая, что ответить: – Нет, ничего… – Но ты придешь? Потом? Брандон не должен был ни о чем догадаться! Никто не должен ничего подозревать! – Да. Я просто ухожу на охоту в горы… Брату нужен напарник. – Ну ладно… До встречи, – капитан снова склонился над парусом. – До встречи! – Ирвен махнул рукой. Эрик выпрыгнул из корабля и подошел к нему. Спросил тихо: – Ты уходишь? – Ты о чем? – рыцарь старался говорить как можно более непринужденно, улыбнулся… – Ты не умеешь врать. Я тебя больше не увижу? Моряк оглянулся: вокруг сновали люди с сетями, снастями, тачками, тюками, полными рыбы и устриц. Порт жил своей суетливой жизнью… Почему ему сейчас так неловко перед этим мальчишкой? Они всего несколько раз вместе выходили в море и почти не разговаривали. Он подумал, что Эрик не отходил от него всю последнюю неделю, старался везде следовать за ним, во всем помогал… Он и не заметил, как этот сирота привязался к нему? – Возьми меня с собой, – мальчик шмыгнул носом и посмотрел на него злыми глазами. – Не могу. – Почему? У тебя есть жена? Дети? – Нет. – У меня тоже никого нет. Возьми меня. Я буду твоим сыном… или слугой. Мне все равно, кем быть. Возьми меня, – Эрик схватил его за руку. – Я люблю тебя. Ты мне как отец… И ты мой господин. Я буду делать что угодно для тебя: чистить сапоги, стирать твои вещи… Ты же не сможешь жить без моря и корабля! Всегда хорошо иметь кого-то, кто знает устройство лодки и может разобраться с парусами, кто не будет валяться на дне, плача от страха и плавая в своей блевотине. Я могу раздобыть еду в самых голодных местах, умею попрошайничать и воровать. Обещаю не просить у тебя ни еды, ни воды, ни одежды. Ты ни на миг не пожалеешь, что взял меня! Возьми меня с собой! Пожалуйста… – Там холодно, Эрик, очень холодно. – Ирвен не отрывал своих глаз от голубых глаз мальчика – таких же, как его собственные. – Ты не сможешь раздеться даже летом. Там нет сочных фруктов, нет вина. Люди Севера поют и танцуют совсем по-другому, чем у вас. Да тебе будет и не понять никого, северяне говорят на своем языке… Эрик перебил его: – Я не боюсь ничего! Я выходил в море даже прошлой зимой, когда был небывалый холод, и лед сковал Дницу, и выпал снег. Капитан нашей барки отморозил пальцы на ногах. У нас не было ни одежды, ни еды. Судно унесло в море, и мы три дня болтались под проливным холодным дождем, пока ветер не повернул и мы не смогли достичь берега. И я не жаловался! Сейчас я стал еще сильнее… Спроси у моего капитана, как я вел себя тогда – как взрослый мужчина. Никто не обращался со мной как с ребенком! Я научусь обходиться без солнца и без фруктов и буду есть только сырую рыбу… Даже нет, я смогу есть только водоросли и морских моллюсков! Я могу вообще не есть, Ирвен! И я не пью вина. Мне неинтересны песни и танцы… А их языку я быстро научусь. Возьми меня! Не оставляй меня одного, – видно, в глазах Ирвена промелькнуло колебание, потому что мальчик вцепился в его руку, и поломанные ногти впились в кожу рыцаря. – Если ты меня не возьмешь, я все равно пойду за тобой! Я побегу за тобой… Я возьму твой след, как пес. – О чем ты говоришь, Эрик! – воскликнул моряк, и в его словах прозвучала боль. – Ты умрешь по дороге! – Пусть, – упрямо проговорил мальчик. – Пусть я умру по дороге. Но я буду думать, что там, на далеком Севере, под большим круглым камнем меня ждет моя шкура, и мать-моржиха заберет меня в море, где я смогу дышать под водой… Ирвен поднял глаза к небу. Сейчас он готов был проклясть все на свете за то, что встретил бездомного мальчишку. За то, что рассказал ему северную сказку… - Я потерял отца, и мать, и сестру, но выжил, – Эрик уткнулся носом ему в грудь и обхватил руками. – Но если ты сейчас уйдешь и бросишь меня, то не смогу жить! Нет, я просто пойду за тобой! Я знаю звезды и буду идти на север… И я не умру в дороге! А когда дойду до Арута, то сам выучу язык северного народа и его обычаи. И буду продолжать тебя искать, даже когда стану взрослым. И однажды, когда ты постареешь, я, еще молодой и сильный, найду тебя. И ты не сможешь меня тогда оттолкнуть, потому что будешь нуждаться во мне! Ирвен прижал его к себе за худые плечи, взъерошил белые льняные волосы… «Ну что мне с тобой делать…» – сказал растерянно и увидел, как зажегся радостным огнем взгляд Эрика. Парень понял, что друг согласен – согласен взять его с собой.
Ирвен и Фада спустились в конюшню в то время, когда солдаты строились на ужин. Они были на глазах у всего гарнизона, и Фада специально чуть задержался, громко спросив у графа Бена, каких лошадей взять для охоты на горных козлов. Они попросили также, чтобы им нарисовали дорогу в горы и отметили места, где лучше остановиться на ночлег, потому что завтра с первыми лучами солнца хотели отправиться в путь. Граф позволил братьям взять двух неказистых лошадок, маленьких и некрасивых, и Фада с удовольствием отметил, что у них крепкие неподкованные копыта и мускулистые ноги. Им дали карту с горными тропинками и полянами для ночевок. И даже рассказали, где они могут найти сыр и овощи у крестьян в округе, если северяне не смогут удачно поохотиться. Вещей у рыцарей почти не было, лишь легкие куртки и грубая местная кожаная обувь; плащи, чтобы постелить на землю, короткие ножи и северные луки. Лошади мелкой рысью потрусили по дороге, идущей на север. Преодолели перевал, когда солнце коснулось горизонта, пересекли первую рощицу колючих деревьев. Низенькая фигурка выбежала к ним, будто появившись из-под земли. Фада выпучил и без того круглые глаза. Мальчишка-подросток, маленького роста и очень худой, слишком тепло одетый для Вандервилля, с грубым мешком за плечами и самодельным луком, метнулся к лошади брата. Ирвен на секунду закрыл глаза… – Я не помешаю, – звонко сказал мальчик. – Я просто буду держаться за стремя, чтобы не потерять вас. Я вообще не устаю, скорее лошадь устанет первой…
Глава шестая ЗАМЫШЛЯЕТ УБИЙСТВО
Эрланд диктовал письмо, когда вошел Ландос. Хотя колдун видел его каждый день, подивился желтизне кожи и запавшим глазам принца Севера. Кавада подняла голову, встала и поклонилась. Вид у рыцаря был решительный. – Вы нам гарантировали безопасность, – он остановился прямо перед Эрландом, как будто не заметив, что тот жестом предложил ему сесть. – Однако счет наших потерь увеличивается. Сегодня не вернулись двое братьев, отправившихся на охоту. – Вы не могли бы обратиться с этим вопросом к графу Бену? – колдун выжидательно смотрел на него. – Этот инцидент не кажется вам заслуживающим внимания? – Вы неправы. Я не могу заниматься всем. Есть человек, который конкретно отвечает за безопасность в округе. И будет лучше, если вы озадачите этим его. – Но это вы, именно вы ручались за нашу безопасность! – Ландос подошел почти вплотную к Эрланду и оперся руками о стол. – Если вы не можете нам ее обеспечить, я задаю себе вопрос: что мы здесь делаем? – Вы что, до сих пор не поняли? – его собеседник не менял тона. – Мы поняли… мы поняли, что являемся ширмой для вас! Что от нашего имени вы правите страной, ведете военные действия, занимаетесь политикой и экономикой, держа нас заложниками ваших планов! – Погодите, – колдун уже знакомым жестом положил руку ладонью на стол – несколько энергичнее, чем требовалось. – Вы правитель Вал-ласа. Но вы сами сказали, что не знаете страну и не можете править единолично. За вас делают всю работу… Я, собственно, делаю всю работу! – Нет, Эрланд, нет… Не играйте со мной в эти игры… Вам никого в замке не обмануть, что вы, именно вы и есть настоящий правитель! И те, кто остался из старой власти – граф Бен и господин Верон, – тоже значимы, пока они согласны исполнять вашу волю. Вы раскинули невидимую сеть, как паук, и все запутались в вашей паутине. Со стороны мы кажемся важными фигурами, но на самом деле лишь четко фиксированы вами, вашими планами, непонятными нам целями… – Мои цели понятны, – Эрланд встал, и теперь он смотрел на Лан-доса сверху вниз. – Я объединяю Империю. Я воссоздаю страну, какой она была до гражданской войны, до переворота самозванцев Травалов. И позвольте вам напомнить, что это по моему плану рыцари Арута были освобождены буквально за мгновение до смерти. Вы меня упрекаете в смерти ваших братьев, но без меня вы все были бы уже мертвы! – Да, вы воссоздаете страну… Но воссоздаете ее за нашими спинами, прикрываясь именем Давикулюсов. А вы, кто вы сами? Такой же самозванец, как и Травал! – Ландос круто повернулся и вышел, громко отпечатывая шаги в тишине кабинета. Эрланд, только сейчас вспомнив, что не один в комнате, коротко приказал вжавшейся в стул Каваде: – Оставь меня. Женщина встала, присела в полупоклоне и стремительно вышла. Колдун заложил руки за спину, привычным движением хрустнув суставами пальцев… Резко зазвонил в стоящий на столе колокольчик. На звонок вошел слуга, всегда дежуривший у дверей в коридоре. – Разыщи мне графа Бена…Прежде чем пойти к Эрланду, Тарис решил зайти к Каваде, так что он уже был в курсе всего происшедшего, хотя и сделал вид, что чрезвычайно удивлен новостью об исчезновении Фады и Ирвена. – Вам не кажется, граф, что горы полуострова слишком пологи, опасных зверей нет, и исчезновение опытного охотника и превосходного моряка в окрестностях Вандервилля представляется весьма удивительным? Бен и сам об этом подумал сразу после рассказа своей любовницы. Пока Эрланд только озвучивает его мысли. – Мне вообще не покажется странным, если выяснится, что пропавшие рыцари спешно отправились на север… – Зачем? – быстро спросил граф. – Организовать людей для отступления от границ. Дистанцироваться от такого опасного соседа, как Валлас. Это первая приходящая на ум причина. К тому же, этот случай послужит прекрасным поводом потребовать оставшимся братьям дать им сопроводительный отряд и отправиться домой. Останется Ландос, который, видимо, сам умирает и решил пожертвовать собой. – Эти предположения появились и у меня… Хочу задать встречный вопрос: а нужны ли они нам? Пусть уходят в свой Арут, меньше проблем будет, – Тарис сел рядом с Эрландом и снял перчатки. Колдун обратил внимание, что у них одинаковые руки, с большими ладонями и длинными пальцами, как будто вылепленные одним мастером. – Нам нужен Север, – продолжал правитель. – Кому именно? – Валласу. – Зачем? Валлас богатая страна. Вы пообещали освобождение от налогов уже на три года всем, кто поддержит переворот, и эти ваши слова явились судьбоносными. Зачем нам Север? Лишняя головная боль и потеря человеческих ресурсов в вечных стычках с лучниками. – Граф, – Эрланд напряг веки глаз так, что они задрожали, – вы кажетесь более дальновидным, чем им являетесь? Валласу Арут не нужен. Арут нужен Тарешу. Бен склонил голову набок, как он делал всегда, когда был удивлен или озадачен. Колдун уже знал этот его жест и продолжал: – Я стремлюсь воссоздать Империю – Империю, какой она была. Валлас поднимется сам, но у него нет сил на возрождение Востока. Силы есть только у Севера. Тарис откинул плащ и снял маску. – Вы хотите восстановить Вирсандию? – его голос изменился. – Да. И не только старую столицу – всю страну, весь Восток. – Для этого его надо опять покрыть трупами. Там все разрушено в прах. Оставшиеся немногочисленные кочевники неспособны трудиться во имя восстановления городов и дворцов. Тареш придется заселить заново. Нужны дисциплинированные люди, которых можно обратить в рабов. И возродить страну на их костях… – Вот именно. И это будут северные кости. Бен внимательно, ничего не говоря, смотрел на Эрланда. – Новости доходят медленно, когда нет гонцов или их не разносят кочевники. Пока северяне не знают судьбы своих правителей, мы можем предполагать, что этот край объят хаосом. Люди не знают, что делать, куда идти. Народ Севера послушен и дисциплинирован в отношении своих властителей. Я не думаю, что будет бунт, если принцы Арута объявят о необходимости обложить страну данью: серебром, пушниной и людьми. А если их рыцари вернутся с приказом отступить в леса, для нас больше шансов нет. Тареш останется в руинах – до лучших времен… И нам больше не увидеть его восстановленные дворцы и города. Вы ведь уроженец Тареша, граф? Хотя много лет стремились всех убедить в обратном… - Я благодарю вас за откровенность, Эрланд. В первый раз за все наше знакомство вы разговариваете со мной столь открыто. Я это очень ценю. – Я вас тоже начинаю ценить все больше и больше… Думаю, что наши отношения перейдут в качественно новую фазу, если вы сможете найти беглецов… или обнаружить их трупы. – Есть разница, кого я найду: живых или мертвых? – Тарис внимательно посмотрел в глаза собеседнику. – Разницы нет. Мертвых даже лучше, – колдун усмехнулся. Граф оскалил зубы в ответ, надел маску и вышел не прощаясь. Он спустился во двор казармы и оглянулся. Со стороны города медленно въезжал Верон верхом на толстой белой лошади… Бен как будто его и ждал, направился быстрым шагом к кобыле и схватил ее под уздцы. – Ба! Что я вижу! Вы стали брать уроки верховой езды? – громко сказал он так, чтобы его было слышно кругом. И тихо добавил: – Нам нужно срочно поговорить. – Да, дорогой граф, – улыбнулся широкой белозубой улыбкой министр. – Вот, пытаюсь бороться с полнотой. Я даже немного освоился в седле… К сожалению, кобыла эта ходит только шагом, и никакие силы, ни даже шпоры и хлыст, не могут заставить ее пойти рысью. Но если вы не очень заняты, не соблаговолите ли помочь мне с другим конем? Я сам, честно говоря, опасаюсь. Тарис обернулся вокруг и сказал громко, в тон Верону: – Здесь удобная площадка… Давайте возьмем моего коня, и я попробую вам показать кое-что. Он потянул лошадь Верона, тот ухватился за гриву, лишившись спасительных поводьев. – Вы не хотите выйти из города? – шепнул министр. – Нет. Здесь нас никто не услышит. И мы сразу увидим того, кто захочет подойти к нам. Со стороны я даю вам урок верховой езды. – Я слышал, вы начали давать их и Каваде? – Да. Мы оба чувствуем, что даже нынешние беспокойные времена могут в скором будущем смениться еще более беспокойными… Граф помог министру пересесть на другую лошадь, пристегнул корду и пустил своего высокого гнедого жеребца по кругу, бросая периодически громкие команды: – Сядьте ровнее. Держите спину прямо. Живот вперед. Приподнимайтесь на стременах, когда вас подбрасывает, не сидите, как мешок с отходами. - Не бойтесь сказать честно: как мешок с дерьмом, – подпрыгивая и больно ударяясь ягодицами, произнес ему в тон Верон. – Мне нравится ваше чувство юмора… Вы в курсе, что рыцари Ару-та разделились? Самые сильные, похоже, рванули домой. Остальные собираются с силами, чтобы последовать их примеру. – Я этого ожидал. Думал только, хватит ли у них храбрости… – Если вы этого ждали, то предполагаете ли, как будут развиваться дальнейшие события? – Тут, скорее, предполагаете вы, дорогой граф. Остановить их можете только вы. Армия с лучшими воинами уже далеко, а в Вандервилле только у вас есть возможность организовать погоню. – Но выгодно ли это мне? – Я думаю, что лично вам факт, догонят Фаду и Ирвена или нет, совершенно безразличен. Их поимка не помешает вам хорошо есть, пить вино и спать с красивыми женщинами – как и непоимка… Здесь вопрос чреват последствиями для страны. Если вы их не догоните, а они действительно убежали, то они повернут северян в леса, и соседнее государство Арут уйдет в историю, как и Империя Давикулюсов. Ибо останется на границе с Валла-сом лишь Сумеречный Лес, как его называют, с дикими зверями… – Вы не забыли, что у меня имеется замок на границе с Арутом? Я пытаюсь заботиться, чтобы его поддерживали в хорошем состоянии. Все-таки это неплохая нора… Соседство с Сумеречным Лесом меня не пугает. – Да… Но есть – а вернее, был – еще такой уголок, как Тареш, откуда мы оба родом. И с помощью ресурсов Севера его можно воссоздать… Хотели бы вы снова оказаться у себя дома? Лошадь сделала два круга, Тарис делал только замечания по поводу посадки Верона. – Значит, их надо поймать, – задумчиво проговорил граф. – А можете ли вы предугадать, что будет с остальными правителями Севера? – Мы ведь с вами ждем кое-кого? – Да… Вы уже знаете кого? – Я – нет. Но я знаю, что он скоро придет. – Откуда? – Помните эти три провинции, которые я просил вас обезопасить с помощью вашего друга, Варга? – Да. – Я полагаю, что когда армия минует эти области и их владельцы будут убиты, как раз эта третья сторона и явится, дабы получить первый обещанный кусок. У вас пока нет новостей по поводу влияния вашего друга на Меч Эрланда? – Нет. Об этом я тоже хотел с вами поговорить… Скажите, Верон, у вас везде осведомители… Был ли у вас свой человек в цирке у гладиаторов? – Да, конечно. Не поверю, что у вас его не было. – Мой человек мертв, это был Дивар. А у вас? – Мой человек жив. Более того, я его отправил с армией, дабы не терять ощущение пульса… – Вы знаете, дружить с вами мне нравится все больше и больше… – Почему вы спросили? – у министра начало получаться ездить рысью. Он поймал ритм и довольно неплохо поднимался на стременах в такт подпрыгивающему крупу лошади. – Мы с вами уже говорили о некоторой, как показалось нам обоим, симпатии между девушкой по прозвищу Меч Эрланда и Варгом. Симпатии, к сожалению, односторонней и очень зыбкой… Скажите, если вдруг убийство владельца Сияра предотвратить не удастся, что вы будете делать? – С вашего позволения, граф, я бы предпочел в вашей компании отправиться в бега… в ваш уютный замок на границе с Севером. Как мы уже говорили, на наш век хватит… – Вы не хотите рискнуть и остаться? Финансы ваша парафия, особенно финансы Валласа. Вы можете оказаться полезным и третьей стороне. – Могу. Но есть шанс, что у третьей стороны есть свой министр Верон, а оспаривать кресло мне как-то не хочется. Потом, лично я наворовал достаточно. До вашего замка дотянуться сложно… Не забудьте, что есть еще и Монатаван, за который, вероятно, произойдет решающая битва нашей армии под предводительством Изды со сторонниками Травалов. Они сейчас требуют признать независимое государство на западе Валласа… Так что будет еще одно маленькое независимое государство на границе с Севером… – Но давайте рассмотрим вариант, – Тарис ослабил корду, сделав круг для лошади чуть больше, – что симпатия Эды и Варга обоюдная, и армия благополучно прокатится по присоединившимся областям без скоропостижной смерти владельцев… Что тогда будете делать вы? – С удовольствием сложу полномочия и отправлюсь заключать брак с наследницей Сияра. – То есть, если я вас правильно понял, вы наметили для себя отступление в любом случае? – Ну да, для чего и учусь ездить верхом. Просто векторы отступления будут разные… – Хорошо, тогда я сразу перейду к делу. Мне тоже хотелось бы обезопасить себя… а вернее, моего друга. Если таинственная воительница с юга останется подконтрольна лишь загадочной персоне колдуна, то за приказом убить бывших сторонников Травала, когда он будет приведен в исполнение, вероятно, поступит приказ уничтожить Варга. Очевидно, после взятия Монатавана… – Погодите, Монатаван вначале надо взять. Город может обороняться едва ли не год. Я думаю, вашему другу сейчас ничто не грозит. – Поверьте мне, что если бывший король арены останется жив – а я пока не вижу условий, чтобы он был убит, – то город будет взят быстро. Он найдет способ… – И вы этого человека держали в плену двенадцать лет? – Да. У меня с ним были личные счеты… – А теперь вы с ним дружите? – Я с ним и раньше дружил… просто сводил счеты. – Поскольку мы с вами подружились, вы не расскажете мне, какие? – Пока нет. Вот если мы таки поедем ко мне на север, то прихватим и Варга по дороге. Тогда я вам и расскажу, – Тарис снова подобрал корду поближе, подтянув рысящего по кругу коня. – Да, так насчет вашего осведомителя… Я хочу быть уверенным, что симпатия Эды к нашему полководцу разобьется о его ледяное сердце, и она останется подконтрольной только Эрланду. В этом случае, очевидно, поступит приказ убрать этого командира… – Да, это очевидно… – И тогда я хочу вас попросить, чтобы ваш человек в полку держал нос по ветру и убил девушку незамедлительно. – Он вам дорог? Варг? – Да… Вы мне скажете имя вашего осведомителя в цирке? – Вам я скажу… Хоть вы и молчите, кем вам приходится бывший король арены. Это начальник тюремной стражи, Ивар. Он, кстати, друг Варга. – Друг мнимый? – Нет. Они действительно подружились. Но это не мешает ему быть моим осведомителем. – Замечательно… Так я могу быть спокойным, что моего друга не убьют? – А может, лучше не откладывая убить Эду? Тогда мы разом обезопасим и мое поместье со ждущей там меня невестой, и вашего друга. Дорогой Тарис, пожалуйста, я уже не смогу завтра ходить! Остановите лошадь и помогите мне слезть. – Нет. Мы не будем ее убивать сейчас. И на то есть две причины. Во-первых, она, пока интересуется Варгом, следит, чтобы ему никто не причинил вреда – то есть, она его личный телохранитель. – Вы уверены в первом пункте? Кто вам сказал, что она будет следить за его безопасностью? – Она сама. А потом… Вы знаете, однажды, очень давно, нашим отношениям с Варгом помешала женщина. И я больше не хочу вмешиваться в его личную жизнь. Я научился ее уважать. Тем более, он однолюб. Если он вдруг влюбится в эту чужеземку, пусть тешится с ней. Лишь бы она была для него безопасна… или, на худой конец, превратилась бы из Меча Эрланда в Меч Варга…
Глава седьмая ИСПЫТАНИЕ
Эда всегда держалась в стороне. Она ни с кем не разговаривала, ни к какой компании не присоединялась. А когда ела, обычно брала сама первые и лучшие куски, садилась тоже с краю и, закончив еду, быстро уходила. Девушка проводила много времени в лесах, и теперь Варг знал почему – она занималась. Без устали тренировала свое тело, и так уже почти железное. Ей не нужен был напарник для этих странных занятий. Он уже отчаялся узнать, где ее научили этому искусству. Совершенно невозможно Эду о чем-то расспрашивать. Может сказать только сама, если захочет. Сейчас она точила клинки. И по тому, как она снова и снова проверяла острия и лезвия маленьких кинжалов, Варг понял, что если он надеется сделать попытку предотвратить убийство, то надо действовать без промедления. Подошел и присел рядом, невольно любуясь отточенными движениями ее тонких мускулистых рук. На ней одета лишь широкая безрукавка из тисненой грубой кожи, стянутая шнурами по бокам. Когда Эда подымает руку, видна небольшая, округлая упругая грудь почти до соска. Варг оглянулся: хорошо, что она сидит лицом к раскинувшемуся лагерю. Девушка ни разу не посмотрела на него, как будто не видела и не слышала, как он подошел. Он собрался с силами… И начал не с того, о чем хотел поговорить: - Эда, тебе никогда не приходило в голову, что ты живешь не одна? – Что ты хочешь этим сказать? – она оторвала взгляд от своего кинжала с красным рубином в навершии. – Что твое поведение иногда… часто… вызывающе… провоцирующе действует на мужчин, – Варг оглянулся и всмотрелся в подлесок за их спинами, как будто ожидал, что там кто-то спрятался, чтобы подслушать их. – Я хожу с голой грудью и задеваю солдат бедрами? Отношения с ней, непростые с самого начала, усложнялись все больше и больше… Каждый раз, когда ставили лагерь, на восходе солнца они ходили купаться. Эда учила его вещам, о которых он понятия не имел. «Ты слишком тяжел для хорошего боя, – говорила она. – В тебе нет легкости». Варг худел и чувствовал себя голодным и злым. Но и не мог не ощущать, как в нем растет сила. Он уже забыл, что можно быть таким подвижным и легким. Эда пыталась расслабить его мышцы, объясняя, что каждая напряженная часть тела сковывает поток силы, не давая свободно циркулировать невидимому. После их тренировок заставляла его раздеваться и пробегала пальцами по коже, безошибочно отыскивая болезненные места, умело их разминала. Варг расслаблялся под ее руками и старался представлять, что она мужчина. У него плохо получалось. Плавали они теперь тоже вместе. Ей не нравились его суставы, девушка заставляла его нырять и кувыркаться в воде, чтобы снова обрести утраченную с годами подвижность. А после купания он учил ее танцевать вриту, и у нее получалось хорошо. Это становилось опасным, все больше и больше… Он не хотел ее замечать рядом. Не хотел видеть юное, живое тело, такое зовущее, обещающее так много, сильное и жаркое. Все время держал в памяти Веронику… Сегодня он вдруг выпал из реальности. Вообще не понял, как рядом с ним оказалась его покойная супруга – видел ее улыбку, чувствовал мягкую руку, вдыхал уже забытый запах дорогих духов. После танца он поднял ее, обхватив бедра и уткнувшись головой ей в живот. Из забытья его вывела тихая фраза: «Варг, ты не со мной…» Он ослабил объятия, и Эда соскользнула вниз. Ощутил, какое горячее у нее тело, и поспешно отвел руки назад. – Мы не будем больше танцевать, – почувствовал себя так, будто изменил жене. – Почему? Варг не знал, что и сказать – он не понимал, что с ним происходит… Они сидели на берегу очередного лесного пруда. Это был край лесов и озер. Конец лета наполнял воздух запахами меда и пряных трав. – Тогда я тоже больше не буду тебя учить. Она присела рядом. Как объяснить, что это становится опасным? Что их отношения грозят перерасти в то, чего ни ей, ни ему не надо? Варг ощущал, что его мир отступает, и боялся этого… Эда уйдет на север. А он… скорее всего, он умрет. Жизнь не имела для него никакой ценности. И граф Бен говорил, что его постараются убрать. – Ты можешь сказать мне правду? – Варг, – у нее изменился голос. Теперь, когда она говорила с ним, в нем не было насмешки. – И у тебя, и у меня есть много чего, о чем мы не говорим и не хотим говорить. Какую правду ты хочешь? – Я тебе предлагал дружбу. Мы друзья… – Нет, Варг, мы не друзья, – она встала и уже хотела уйти. – Подожди, – Варг схватил ее за голую лодыжку. Какие тонкие у нее кости… – Я – вода, ты помнишь? Ты не сможешь меня удержать, – она засмеялась. – Ты меня многому научила, и я у тебя многому научился сам, – он посмотрел на нее снизу вверх. – Я смогу тебя удержать. Варг совсем не был уверен, что они говорят о настоящем моменте. Эда сделала движение, и он почувствовал, как ее узкая нога еще более уменьшилась в его ладони. От центра… надо действовать от центра. Он сам не понял, как это сделал, но загородил ей путь энергией своей силы, как блокируют воду камнями. Она не смогла вырваться. Попробовала еще раз – и снова у нее не получилось. – Отпусти меня, – Эда присела рядом. – Что ты хочешь спросить? – Ты сказала, что мы не друзья… Кто мы? – Я… не знаю. Это как водоворот… Но мы еще можем выплыть, если захотим… Ни мне, ни тебе это не нужно. Нам просто сейчас по дороге. Но у нас не один центр. Мы плывем в разные стороны… плыли раньше, – добавила она более тихим голосом. – Ты хочешь… выплыть? – У нас разные дороги, Варг… Даже если нам сейчас по пути. Даже, если ты пойдешь со мной на север… Он отвернулся. К берегу подплыла пара уток. Селезень блеснул синезеленым пером, как будто это был драгоценный камень. Уточка косилась желтым глазом. – Пошли… Сегодня он шел первым. Как всегда, на обратном пути они не разговаривали. Как всегда, при входе в лагерь их дороги разошлись…И вот она точит свои клинки… Варг замолчал, девушка продолжала заниматься кинжалами. Наточила один, взяла другой. Это были те самые ножи, которыми она убила Даневана. Он снова собрался с силами и снова заговорил не о том, о чем хотел: – Эти твои одежды… Почему ты не одеваешься, как все люди? – В смысле? – она остановилась и посмотрела на него непонимающими глазами. – У тебя грудь видно. – Ну и что? Боги, как ей объяснить очевидные вещи? – Иногда мужчина не может совладать с собой… особенно, когда у него давно не было женщин… Она молчала и с интересом смотрела на него, но без улыбки. – Ты среди сотен мужчин. И то, что ты самый лучший воин, может однажды не помешать им наброситься на тебя всем вместе. И тебе придется повторить судьбу своей матери. – А что, если я буду одеваться,как все люди, этого не произойдет? Женщины в ваших краях оголяют грудь едва ли не до пояса. – В борделе. – Ты зачем ко мне пришел? Сейчас Варг не понял вопроса: – В каком смысле? – Ты пришел мне сказать, чтобы я начала носить другую одежду, или у тебя была иная причина? Варг чувствовал, что у нее нет желания с ним разговаривать. Да и он, похоже, не силен в витиеватом обхождении… – Я знаю, что ты должна убить феодалов, владельцев трех поместий, – поскольку она молчала, Варг продолжил: – Не делай этого. – Почему? – выражение ее глаз совершенно не изменилось, когда она это спросила. - Потому что ты до сих пор остаешься недумающим оружием Эрланда. Ты не человек – ты совершенная живая машина, созданная для убийства. Что-то изменилось в ее взгляде… Она задумалась. – А тебе что до этого? Ты хочешь меня перехватить? Хочешь, чтобы из Меча Эрланда я стала Мечом Варга? Почему ты отговариваешь меня? Ты, ты-то сам помнишь, скольких людей ты убил, будучи рабом-гладиатором?! – Я убивал, чтобы остаться в живых. Я убивал тех, кто хотел убить меня. Я никогда не убивал для удовольствия. – С чего ты взял, что я убиваю для удовольствия? – Я вижу в твоих глазах радость… когда ты бьешься, когда ты убиваешь. Эда отвернулась и взялась за третий кинжал. – Меня такой сделали, Варг, – сказала она тихо. – Меня сделали воином. Я создана убивать. – Это неправда! Ты женщина… Ты пришла в этот мир, чтобы любить мужчин и рожать детей. Девушка расхохоталась так, что в ближайшей к ним группе солдат все повернули головы в их сторону. – Хватит разговоров. Я – воин. Наемник… Назови свою цену, чтобы перекупить меня. Что ты готов заплатить, чтобы феодалы остались живы? Он не знал, как с ней разговаривать. Они действительно были разными формами жизни. – Назови ты. Чего ты хочешь? Тебе что нужно? У нее изменилось лицо… Эда стала похожа на атакующую змею, и Варг понял, что сейчас ее надо опасаться. – За три жизни – три желания? – Нет. За три жизни одно желание, – его голос был тверд. Он должен оставаться спокоен… Она, видимо, сомневалась, но выражение ее лица продолжало нести угрозу. Больше всего Варг боялся, что Эда начнет спрашивать о его прошлом. Он не будет лгать, откажется отвечать. И людей убьют… Услышал стук своего сердца… – Возьми меня, – она сузила глаза. – Займись со мной любовью… Измени своей мертвой жене со мной. Он рассмеялся от облегчения. – Я что, сказала что-то смешное? – девушка вдруг покраснела. – Ты не можешь? – Могу, – Варг встал и вздохнул. – Идем в лес. – Стой, – она вскочила, ее щеки по-прежнему оставались красными. – Это – смех радости! Ты боялся, что я попрошу что-то другое?! – Эда, – он серьезно на нее посмотрел. – Однажды ты сказала, что я могу доверять тебе, что ты больше никогда меня не обманешь. Я доверяю тебе. Так что мы занимаемся любовью, и ты никого не убиваешь. – Ты испугался… ты испугался, что я попрошу тебя что-то, чего ты не сможешь выполнить! – она нервничала, зрачки ее глаз расширились. – Что это?.. – Идем, – Варг повернулся к ней спиной и широким шагом пошел в лес. В этот раз девушка бежала сзади, не успевая за ним, и он услышал слова: – Подожди… я знаю, знаю, чего бы ты не выполнил! Даже для того, чтобы спасти людей… Ты боялся… ты боялся, что я спрошу тебя о твоем прошлом! Кем ты был, как ты жил? Да? И ты бы не стал этого делать… Да? – она обогнала его и встала перед ним, напряженно всматриваясь в его глаза. – Но ты же сказала другое желание, – Варг улыбнулся и оглянулся вокруг, – так что все в порядке… Тебя устроит эта полянка? – Какая же я дура! – воскликнула в сердцах Эда, повернулась к нему спиной и бросила через плечо: – Иди за мной. Они пришли на берег нового лесного озера, и в очередной раз он подивился ее способности находить воду. Солнце клонилось к закату, над озером висела туча комаров. – Раздевайся, – зло сказала она. Варгу вдруг пришла в голову мысль, что он так просто от нее не отделается, что в этом ее желании есть подвох. – Раздевайся со мной. – Нет, – тон девушки не допускал возражений. – Это было мое условие. Я вначале проверю, способен ли ты меня взять. Ну?.. Если нет, я ухожу, и убийств ты не предотвратишь. Варг медленно снимал одежду, чувствуя нарастающее беспокойство. Эда смотрела на него сурово, без улыбки. Смерила взглядом с ног до головы. – Ты меня не хочешь. – Иди ко мне – увидишь… Она мигом сбросила свое южное облачение. Он старался ее захотеть, но у него ничего не получалось. Девушка подошла к нему и прижалась всем своим горячим телом. – Не двигайся, – сказала певуче. – Это мое условие: ты возьмешь меня тогда, когда я прикажу. Единственное желание, которое она у него вызывала – дать ей пощечину. Тем не менее у нее оказались умелые руки… – Ты можешь взять женщину… – презрение в ее голосе сменилось удивлением. – И чего же ты не набрасываешься на меня? – Я не животное, – жестко отрезал Варг. – Скажи, когда начинать. Сейчас он был зол на себя и ненавидел ее. И хотел, чтобы все это поскорее закончилось и он бы вытянулся один в своей палатке. И тут внезапно ощутил холод лезвия у себя в промежности. Острие кинжала коснулось его кожи, а ее рука продолжала его ласкать. Варг старался не шевелиться. Он и боялся ее, и желал в одно и то же время… – Ты не такой как все, – она протянула задумчиво. Наконец отпустила его и отошла на шаг. – Смотри, чему тебе надо научиться… Когда твое тело хочет женщину, ты можешь это желание направить в свой центр и стать сильнее. Повторяй за мной и задерживай дыхание. Эта была очень странная наука. Вслед за ней он сгибался, дышал, втягивал живот. – У тебя получилось. Ты больше меня не хочешь. Что ты чувствуешь? Варг выпрямился, прислушался к себе и улыбнулся. – Силу. Наконец-то я его чувствую, – он положил ладонь на живот под пупком. – Центр. – Хорошо, – она удовлетворенно кивнула и начала одеваться. – Подожди, – остановил ее Варг. Его злость прошла, как будто он ее никогда и не испытывал. – Мы же с тобой так и не занимались любовью. – Мне это не надо, – Эда посмотрела на него из-под руки. – Я хотела тебя проверить… Правду ли ты мне сказал, что не спишь с женщинами, потому что продолжаешь любить свою мертвую жену… Я думала, что ты не можешь… не можешь заниматься любовью. – И проверила? – Проверила. – Это был розыгрыш? Как с козой и графом Беном? – Он тебе рассказал? – она улыбнулась. – Не бойся, ты выиграл, я никого не буду убивать. Когда у тебя возникнет еще желание получить от меня что-нибудь, скажи мне. У меня есть условие, при котором я исполню все, что ты захочешь. Варг одевался и чувствовал, что не теряет потрясающее ощущение избытка силы в центре. Ему хотелось смеяться. Стремительно темнело. Девушка ждала его, не уходила первой. Уже натягивая сапоги, он решился наконец задать вопрос: – Эда, а ты… ты спишь с мужчинами? – Нет. – Почему? – Я предпочитаю женщин. – Объясни… – Варг поднялся и подошел к ней совсем близко, но ее не касаясь. – Я хочу знать… Почему ты предпочитаешь женщин? Солнце село, и он уже почти не видел ее лица, когда она наконец ответила: – Я не знаю мужчин. И не хочу знать. Я – девственница, – повернулась и пошла в лагерь. Группа солдат, по обыкновению собравшаяся вокруг Двана, примолкла, и все проводили их взглядами… – Он ее трахает, – тихо сказал один из них. – Нет еще, – подал голос Дван. – Но все к этому идет. – А ты откуда знаешь? – Знаю. Не договорились они еще. – И чего у них все не как у людей?..
Глава восьмая КАВАДА УЧИТСЯ ЗАЩИЩАТЬСЯ
Тарис весь день не мог забыть сияющие глаза Кавады вчера вечером. Первый раз за все время их отношений она уснула, лишь только ее голова коснулась подушки. И он не смог ее разбудить, чтобы заняться любовью. А утром пела, расчесывая волосы. Она никогда не пела! У нее был приятный голос… И даже не обратила внимания, как он смотрел на нее. Когда она вела себя так? Или похоже? Память услужливо подсказала ему: когда в Вандервилле появился Эрланд. Слава знахаря и колдуна дошла до замка, и астролог решила с ним познакомиться. Бена тогда не интересовало, чем женщина занимается днем, лишь бы ночью она была к его услугам. Когда Кавада начала посещать Эрланда, у нее так же блестели глаза… но она не была усталой вечером и не пела утром! От мысли, что она может в кого-то влюбиться, у Тариса больно сжалось сердце. Она говорила, что любит… Но могла же она несколько лет быть всего лишь молчаливой любовницей и не любить его! В конце концов, как полюбила, так и разлюбила… Эти мысли и воспоминания беспокоили весь день. Он патрулировал город, посетил порт, занимался с солдатами, фехтовал, принял гонца от Варга, совещался с Эрландом, но его сердце весь день обливалось кровью от ревности. Вечером, когда он пришел в спальню, Кавада уже спала. Он ее будил – она не просыпалась. Тарис подумал взять ее сонной, но что-то в нем этому воспротивилось. Он долго ворочался, ненавидя ее, исходя от желания. Посреди ночи встал и решил пойти к одной из своих любовниц, но вдруг почувствовал, что не может оставить ее одну в постели, и заснул только под утро. Кавада с трудом его разбудила. У нее были блестящие глаза и румяные скулы. Она всегда была бледна, как белая лилия, а тут вдруг такой цвет лица! – Милый, пора подыматься. Он всегда просыпался рано, первый раз проспал утренние часы. Искал злость внутри себя, но в нем жило лишь беспокойство. Дотронулся пальцами до ее щек. Какие у нее нежные глаза… От мысли, что она может вот так смотреть на кого-то еще, у него перехватило дыхание. Тарис потянул ее в постель. – Уже поздно, – она начала сопротивляться. – Тебе надо идти, мне надо идти… – Мы быстро, – он не хотел ее отпускать. – Куда тебе надо идти? – В город. – Зачем? – Я нашла то, чему мне надо поучиться. – И чему же? Женщина на секунду задержалась с ответом: – Геометрии… Он все-таки не смог ее затащить в постель – первый раз… Она его звонко чмокнула и убежала. Вот так же было и с Эрландом. Вначале Кавада у него училась, а потом она в него влюбилась. Ревность терзала графа все больше и больше, он был зол и придирчив. Вечером, закончив с солдатами, прошел к ней в кабинет, но ее там не было… Тарис почувствовал в сердце ледяную иглу, почти бегом спустился на кухню. Помощник повара, пятнадцатилетний мальчишка с красным веснушчатым лицом и карими глазами, был необычайно улыбчив и невероятно молчалив, что делало его в известной степени незаменимым. Граф пересек помещение, слегка щелкнув пальцами. Подросток скользнул за ним. - Проследи, куда, к кому и как часто ходит Кавада, – ему не надо было даже замедлять шаг… Вечером любовница зашла в комнату почти сразу после него. Ее лицо казалось осунувшимся. Она была усталой, но улыбалась – раньше она никогда не улыбалась. Хотела обнять его, но Тарис ее оттолкнул и завалился спать к ней спиной. Кавада его обхватила руками сзади и тут же уснула. А он снова ворочался и мучился. А когда наконец провалился в сон, ему приснилось, что к нему пришел Варг и сказал: «Я сплю с твоей женщиной. Она говорит, что я лучше тебя». Тарис проснулся от слов: «Что случилось, любимый? Ты кричишь…» Он лежал в поту и не мог понять: это был сон или явь? Кавада гладила его голову, а тело сотрясала нервная дрожь. Женщина испугалась, зажгла свечу. – О, боги, что у тебя с лицом?! – Она никогда не видела ничего подобного. Судороги сводили рубцы, искажая и без того искаженную мимику. Кавада перепугалась не на шутку, унеслась к себе в кабинет и примчалась с густым темным эликсиром. Тарис не захотел, чтобы она к нему прикасалась, вскочил и ушел… Ночью он остался в караульной у южных ворот. Ему хотелось слушать мерно накатывающиеся волны и крики чаек, вдыхать соленый запах… Он спал на узкой лежанке, выпил с дежурными дешевого вина. Не хотел больше идти в спальню – боялся ее улыбок, смеха, пения… Вдруг подумал, что если Кавада ему еще раз изменит, он убьет обоих, любовника и ее, чтобы она никогда больше не доставила ему такой боли… Граф Бен не вернулся в замок, снова остался с солдатами и не переставая думал о ней… Ночью к нему пришли два человека. Первый принес новости из порта: у капитана Брандона, с которым в последнее время выходил в море пропавший рыцарь Арута, исчез юнга, плавающий с ним последние три года. В последний день перед тем, как обоих больше никто не видел, Ирвена ждал на пристани Фада. После короткого разговора с братом моряк предупредил капитана, что в ближайшие дни в море не выйдет. А мальчишка еще разговаривал с ним на причале. Люди видели, как они обнялись, будто перед расставанием. Юнга плакал, сказали ему. Второй посетитель графа был охотником с северной части полуострова – самым лучшим охотником. Он рассказал, что следы двух низкорослых лошадей не указывали на возможный привал всадников в ночное время, как они планировали и как лично его, Бена, расспрашивали перед охотой. У первой рощицы можжевельника к отпечаткам копыт добавились следы человека, который некоторое время просто бежал рядом, очевидно, держась за стремя одного из всадников. Они были оставлены обувью, сшитой в Вандервилле, и принадлежали либо женщине, либо мальчику-подростку. Вскоре след исчез. Кто-то из верховых посадил бегущего за собой – задние ноги одной лошади стали оставлять более четкие отметины. Следы коней вели прямо на север – у Бена и не было сомнений по этому поводу… Цена, которую запросил охотник за убийство двух беглецов, была достаточно высока, но это был самый лучший зверолов полуострова. Тарис проводил его к Верону, чтобы тот дал то, что просил исполнитель: хороший задаток. Граф замешкался, мучимый желанием зайти в комнату к Каваде, но вдруг подумал, что может ее там не застать… и испугался. Рано утром веснушчатый мальчишка принес свежие булки солдатам. Тарис не ел хлеба. Он вышел из караульной на два шага раньше выскочившего вслед за ним пацана. – Учитель фехтования… первый дом у восточных ворот. Она проводит там все дни… Они не останавливались – мальчик прошептал донесение на бегу, пока граф разворачивался. Осталось только поручить кому-то утренний развод солдат…Сгорбленный старик в поношенном, но еще крепком плаще, хромая и опираясь на металлический прут, вышел из города. Он низко опустил капюшон, пропуская патрулирующих город солдат. Оглянулся – никого… Стремительным броском взобрался на второй этаж дома у самых городских ворот и проскользнул в открытое окно. В доме было пусто. Он обошел четыре комнаты, две на первом и две на втором этаже. Беспорядок, почти полное отсутствие мебели, циновка на полу, много колющего оружия: ножи разной формы и размеров, мечи, сабли, шпаги, рапиры… и ни души. Старик, а это был Тарис, двигался быстро и почти бесшумно. Где-то раздавался звон металла. Он пошел на звук и увидел открытую дверь в маленький садик, огороженный с трех сторон глухими стенами соседних домов. В садике учитель фехтования – высокий, худой и подвижный пожилой человек – учил фехтовать женщину с черной косой. Вначале граф просто не поверил своим глазам. Когда они описали полукруг и ученица повернулась к нему лицом, ему наконец пришлось поверить. Это была Кавада. Бену захотелось плакать. Старик был очень строг, он кричал и бил ее тупым мечом по толстому, порванному в нескольких местах кафтану, набитому ватой. Она неплохо двигалась. Он даже не думал, что у нее может так хорошо получаться. Тарис вышел так же, как и зашел, соскользнув со второго этажа, и насмерть перепугал пожилую крестьянку, несущую в корзине петуха. Фигура в темном плаще свалилась на нее с неба и тут же исчезла. Женщина закричала, выронив поклажу. Радостный петух вырвался, закукарекал и рванул через ворота…
Кавада вернулась в замок пораньше. Она подумала, что с Тарисом что-то происходит. Этой ночью он не ночевал с ней. Был в борделе? Женщина почувствовала укол ревности. Раньше она его не ревновала… Сегодня надо наконец-то поговорить. Они по-прежнему мало разговаривают. После ее бурного ухода и еще более бурного примирения жизнь вошла в привычную колею, и они встречались только ночами. Тариса что-то мучает, вчера он кричал во сне. Кавада скинула плащ и расстегнула куртку. Где ее платье? Вот здесь, в этом темном углу. Но только протянула руку, чтобы его взять, как вдруг кто-то из-за кресла схватил ее за кисть и рванул на пол. Крупное тело навалилось на нее. К счастью, она успела выхватить нож… – Остановись, или я убью тебя, – Кавада почувствовала, как кончик кинжала пронзил ткань и уперся в металл. «Неужели я могу убить человека?» – промелькнула напугавшая ее мысль. Послышался знакомый смех. Лезвие скользнуло по кольчуге, нападающий вывернул ей руку и перевернул на живот, прижав к полу. Почувствовала на шее знакомый рот… – О, боги, ты что, с ума сошел? Как ты меня напугал! Рука Тариса проникла Каваде под рубашку. Он снова ее перевернул, на спину, и, опираясь на локоть, откинул с головы капюшон. – А твое сердце не бьется. – Это плохо? – она никогда его не понимала. – Это хорошо. Вставай, – он рывком поставил ее на ноги и оттолкнул от себя. Бросил ей саблю – настоящую, острую саблю, – а сам взял ее длинный нож. – Защищайся. Кавада не ожидала этого. «Какой кошмар! Он сошел с ума!» – пронеслось в голове. Но она сумела отразить его первый удар и уйти от второго. А третьим он распорол ремень, и женщина с ужасом почувствовала на боку холодное прикосновение лезвия – оно не оцарапало ее, лишь грозно дотронулось до кожи. И тут ее рука дрогнула. Бен сделал стремительное движение и выхватил у нее саблю. – Ты мертва, – сказал серьезно, заводя ее кисти за спину, обнимая с высоты своего роста. – Ты напугал меня, – сейчас сердце забилось часто-часто… – Твой первый враг – страх. Как только ты испугалась, тебя уже победили. – А второй? – А второй враг ты сама, когда заучиваешь что-то и стремишься это повторить в каждой ситуации. Ты тренируешься затем, чтобы перестать думать, как реагировать. Отключай ум и память, тело должно двигаться само. Не командуй ему, оно справится. – Я не поняла… – Ты дважды отводила удары одинаково, а они были разными. Нельзя использовать один и тот же прием, начинай импровизировать… – О, Тарис, я только учусь! Он вытянул ее руки вверх, опрокинул на стол – разлетелись бумаги, перья, перевернулась чернильница, – начал снимать с нее брючки. – Придумай что-нибудь! Чего ты раньше не делала?! Кавада лихорадочно оглянулась, попыталась выскользнуть из держащих ее рук, что ей не удалось, тогда укусила Бена за шею. От неожиданности он подался назад. Женщина выхватила одну руку и схватила первый попавшийся предмет, до которого дотянулась, – это был циркуль. Приставила его к горлу противника и серьезно сказала: «Ты мертв». Он мгновенно отпрянул назад и перестал ее держать, она не удержалась на половине стола и скатилась на пол. Тарис тут же на нее прыгнул, как тигр. На шум и грохот прибежала Винта, распахнув дверь настежь. Граф Бен занимался любовью с ее хозяйкой на полу. По комнате были разбросаны бумаги, валялись нож и сабля, женщина лежала в луже чернил. Растерявшаяся Винта не знала, что надо делать: звать на помощь или ретироваться? Кавада повернула голову, посмотрела на нее совершенно счастливыми глазами и сказала прерывающимся голосом: – Винта, все хорошо, ты можешь идти… Служанка быстро закрыла дверь и отерла выступивший пот со лба. Она уже поняла, что отношения хозяйки и командующего гарнизоном столицы довольно оригинальны… Тарис вернулся с кухни с большой тарелкой тонко порезанного мяса. – Ешь, – опрокинулся на кровать, поставив еду прямо на живот Каваде. – Не хочу. – Ешь. Ты должна есть мясо. Меньше будешь уставать. – Ты меня поцарапал, – она улыбнулась и показала ему тонкий розовый след на талии. Он ладонью провел по ее телу от плеча до колена. – Твою кожу надо закалить. – В каком смысле? – Она слишком нежная. – Это плохо? – в ее голосе был вызов и задор. – Это нехорошо. С завтрашнего дня я буду тебя растирать песком и обливать холодной водой. Они помолчали, Кавада ела мясо. – Почему ты мне солгала? – Я тебе не лгала. – Ты сказала, что учишься геометрии. – Это же ты меня учил, что правду можно говорить по-разному! – женщина широко распахнула и без того огромные глаза. – И что общего между фехтованием и геометрией? – Фигуры, которые мы чертим на земле. О, боги, она начала улыбаться! У нее невероятно красивая улыбка… – Почему ты стала брать уроки фехтования? – Ты мне сказал, что надо учиться защищаться и нападать. Что мы, возможно, уйдем на север, и путь может быть трудным. Варг мне сказал, что не надо ожидать спасителя. Я хочу сама уметь за себя постоять. – Никогда не произноси при мне это имя, – Тарис вспомнил свой сон и откинулся на спину, скрипнув зубами. Она все испортила этим именем… – Почему? – Он тебе нравится? – Ты мне уже задавал этот вопрос. – Тогда ты ответила «да». – Сейчас ничего не изменилось. Он перевернулся на бок и, не отрывая взгляда от ее глаз, сжал шею любовницы слишком сильно – медленно и сильно. Бен не понял, что произошло… Как металлическая тарелка оказалась у него на голове? Мясо разлетелось по кровати и по комнате. Инстинктивно он закрылся рукой, и Кавада выскользнула из-под его бока. – Я импровизирую, – ее голос был серьезен. Он хватанул воздух ртом и жадно набросился на нее. Или это она набросилась на него?..
Они отдыхали после любви, поедая куски мяса, которые покрывали всю кровать. – Ты ревнуешь? – Да. Если ты мне изменишь снова, я тебя убью. – Я не изменю тебе. Я – не ты. – Если ты мне изменишь с Варгом, я убью всех троих: вначале тебя на его глазах, потом его, затем себя, – Тарис словно не слышал слов Кавады. – Ты его знаешь? – она приподнялась на локте и заглянула ему в глаза. Свечи они больше не гасили. – Да. – Ты его ненавидишь? – Нет. – Это твой враг? – Нет. – Тарис, как ты был так покалечен? Он мотнул головой, как будто стряхивая что-то. Не ослышался ли он? Внимательно посмотрел на нее: – Это не твое дело. – Ты говорил, что любишь меня. – Я люблю тебя. – Это не любовь. Ты мне не доверяешь. Бен опрокинулся на нее и прижал свое лицо вплотную к ее. Кавада видела только его глаза. – Я никому не доверяю. – Нельзя так жить. – Можно. Расскажи, как ты лишилась девственности. Женщина отпрянула от него. Он больше ее не держал… – Нет… нет… – Ты говорила, что любишь меня, – его глаза улыбались. – Я люблю тебя. – Это неправда. Ты мне не доверяешь. - Это… случилось, когда пали Давикулюсы. Мятеж в Вандервилле… – она села на кровати спиной к нему, подтянула ноги к груди, сгорбилась… Ей было очень тяжело и больно об этом вспоминать. Вначале она запиналась после каждого слова, потом после каждой фразы, затем слова полились из нее потоком. Заплакала, но все говорила и говорила… Она начала дрожать… и в конце концов рассказала ему все. Кавада так и продолжала сидеть спиной к нему. Тарис закутал ее одеялом, притянул к себе, усадив между ног, и прижался животом к ее спине. Он ничего не мог сделать, не мог ее защитить. Он был одним из ее насильников, точно таким же, как те, которые убили родителей, брата, изнасиловали, сожгли дом… Какое счастье, что Каваду показали королю! Ему было больно представить, что бы с ней случилось, если бы Травал не заметил ее красоты. Тарис был насильником, которого она полюбила. Как она тогда сказала – после того, как он ее ударил: «Я тебя люблю. И это самое ужасное, что случилось в моей жизни». Но Кавада осталась собой и сумела сохранить свое «я»: нежное, заботливое, любящее… и даже смогла полюбить своего мучителя. А теперь она начала учиться защищаться… Женщина закончила свой рассказ, и некоторое время они сидели молча. Свечи погасли, за окном пели цикады. – Как ты вообще все это пережила?.. Все это насилие, все это унижение, всех этих людей, которые были тебе так чужды… У тебя ведь никого и ничего не было, на что бы ты могла опереться! Не осталось ни друзей, ни денег, ни вещей! У тебя забрали даже тело… – Тарис обнял ее так крепко, как будто хотел вобрать в себя. – У меня были звезды. Ты знаешь, когда я еще была маленькой… У меня мало хорошего было и в детстве. Когда ты оставил меня одну, я вспоминала свою жизнь – она вся прошла перед глазами… И я подумала: как ни странно, все самое лучшее, что действительно было в моей жизни, связано с тобой… Да. Это было не то, что я хотела получить, если б спросили мое желание, но это были самые яркие и интересные воспоминания. Если бы кто-то перелистывал мою жизнь со стороны, как книгу, то те страницы, в которые вписан ты, наверное, оказались бы самыми захватывающими. – Ты не договорила про звезды… и про детство. – Мое детство… Строгая, ворчливая мать – я не помню, чтобы она когда-нибудь улыбалась. Не замечающий меня, всегда погруженный в работу отец… Я выполняла всю работу по дому. А вечерами, когда все уходили спать, выходила на крышу дома, ложилась и наблюдала звезды. И моя жизнь больше не имела значения, пока светят они. Когда я была маленькой, я придумывала истории и сказки, связанные с небесными светилами. Потом я узнала, что у каждой звезды уже есть готовая легенда. И что, оказывается, они подчиняются строгим математическим законам. Я стала их изучать. – Ты стала изучать математику? Сама?! – Тарис не верил своим ушам: «Боги, я ее совсем не знаю!» – Ну да… я умела читать, писать. Отец научил меня, чтобы я могла ему помогать. Мне удалось достать книги… Потом, когда я попала в замок, у покойного лекаря я нашла учебники по астрологии. Затем… Эр-ланд научил меня многому. И, в конце концов, люди теперь говорят, что я стала хорошим астрологом. Правда, у меня никогда нет времени, чтобы полностью погрузиться в это. И тогда, помнишь, когда я отравилась… – Каваде показалось, что мужчина за ее спиной перестал дышать. – Это случилось, когда вы меня с Дианой взяли третьей. Я подумала, что хватит… И приготовила себе питье: смешала весь яд, который нашла, – и выпила. И как только я его проглотила, в ту же секунду испугалась, что там, на той стороне, у меня может не быть моих звезд, а я так хотела на них смотреть. Начала вызывать рвоту, да так и не умерла. Теперь я очень благодарна судьбе за это. Потому что тогда бы никогда не узнала, что такое любовь. Мне казалось, что я полюбила первый раз в жизни – Эрланда. А оказалось, я просто им восхищалась. И сейчас я не перестаю им восхищаться. Но если бы тогда всего этого не случилось… той ночью, я бы так и не поняла, что такое любовь. Когда ее не знаешь, так сложно понять, что, оказывается, она есть… Она замолчала и поцеловала обнимающее ее плечо, прижавшись к нему щекой. – У меня был друг, – вдруг сказал Тарис, уткнувшись изуродованным лбом ей в спину, – лучший друг. Мы вместе росли. Никогда не расставались, пока он не женился… и перестал меня замечать. Он был во всем лучше меня. Я так хотел на него походить. Он очень любил свою жену. Я ее соблазнил, а потом пришел к нему и сказал: «Я переспал с твоей женщиной. Она говорит, что я лучше тебя и хочет остаться со мной». – Зачем ты это сделал? – Вначале мне хотелось хоть в чем-то превосходить его, и чтобы он это знал. А потом… я полюбил ее. И она, казалось, отвечала взаимностью. Он схватил меня следующей же ночью, в постели. Четыре человека держали, а он бил цепью по лицу, предварительно закрыв мне глаза. Бил так, чтобы сохранить зрение. Потом увез далеко от города и бросил в поле, голым и почти без сознания. И сказал: «Если ты выживешь, ты никогда больше не сможешь никого соблазнить. И никогда никто тебе не скажет: „Я тебя люблю“. И ты будешь видеть, как люди шарахаются от тебя. Ты будешь вызывать только ненависть и страх. Я тебе даю шанс остаться живым, не убиваю тебя. Но я хочу, чтобы ты умер. Я надеюсь, что ты умрешь…» Кавада внезапно повернулась, и теперь он оказался между ее ног. Сказала дрогнувшим голосом: – Это был Варг? – Да. – Тарис… Я знаю, кто такой Варг… – Кто он? – Бен развернул ее и уложил на спину, навалившись телом так, чтобы она не могла двинуться. – Если он был твоим другом, ты знаешь сам… – Скажи ты. – Нет. Это не моя тайна. Тарис выкручивал ей руки… Видел, как расширяются ее зрачки, как выступают капельки пота на висках. – Почему ты молчишь? – Я привыкла к боли… – прошептала она. – Проклятие! – граф отпустил ее. Даневан! Она была любовницей Даневана несколько лет. Он мучил ее. Теперь он, Тарис, ведет себя точно так же. Получается, что он был точно таким же насильником и мучителем, как и те, другие… – Почему ты мне об этом рассказала? – Он будет править. – Кто тебе сказал? – Бен снова взял ее лицо в руку, больно сжав щеки. – Звезды… – Ты шутишь. – Нет! Это просто наука – если хочешь, я тебе покажу… – Говори все, что знаешь. – Империя возродится… Будут три правителя… – Три правителя, – повторил за ней Тарис. – Эрланд, Варг… Ты знаешь, кто такой Эрланд? Откуда он? – Нет. – А кто третий? – Нет. Он впился взглядом в ее глаза. Кавада не лгала – она не умеет лгать… - Поклянись своей жизнью… нет, поклянись моей жизнью, что если тебе станет что-то известно об этом, ты мне немедленно скажешь. И если я не окажусь в этот момент рядом с тобой, ты меня тут же разыщешь, как узнаешь. – Клянусь. – Ты самая умная женщина на свете… и самая честная, – он помолчал. – Я знаю, что недостоин тебя… Извини меня, пожалуйста, за боль и мучения, которые я тебе причинил… – Я люблю тебя, – она целовала его лицо. – Я так сильно тебя люблю! Я никогда не буду тебе изменять. Клянусь! – Я тоже тебя очень люблю. С той ночи, когда ты ударила меня, а я тебя, я больше не спал с другими женщинами… Но у меня есть еще один вопрос… Что произошло в тот день, когда я вернулся? Когда ты весь день бегала по городу в разных компаниях? – Тарис обнял Каваду крепко-крепко и почувствовал, как опять сжалось ее тело. – Только правду. Ведь это же твоя тайна, не чья-то? Она вздохнула… и рассказала ему все. Он внимательно выслушал, не перебивая и не двигаясь. Как будто опасался, что она может перестать говорить, если отвлечется. – Ты можешь попытаться еще раз? – Что попытаться? – Вызвать мертвых? – О!.. Тарис… пожалуйста… нет! – Мне это очень нужно! И очень важно… – граф крепко сжал ее лицо в ладонях. – Сделай это… для меня. – Хорошо… хорошо… я попробую. Но я никогда этого не делала… сама.
Кавада увидела сон. Она была на верхней площадке маяка, а рядом с ней сидел пожилой человек с седыми волосами в красном, поношенном костюме. Женщина не помнила, о чем они разговаривали. Но она проснулась с четким ощущением, что если Тарис хочет попробовать вызвать призрак снова, то это нужно сделать сегодня. Бен уже ушел, оставив ее спящей, и пришлось изрядно побегать по всем переходам замка, чтобы его найти. Графа нигде не было… Пока наконец она не вспомнила вдруг парнишку, который ей все время попадался на глаза, когда она оставалась одна – веснушчатый пятнадцатилетний мальчишка с кухни. К счастью, он оказался там. Похоже, мальчик был очень удивлен, увидев, что она идет к нему. Кавада приблизила свои черные глаза, и он перестал улыбаться. И по тому, как забегали его глаза, она поняла, что интуиция ее не подвела. – Найди мне графа Бена, срочно. Я жду его в спальне. Ей не пришлось долго дожидаться. Услышала знакомые быстрые шаги за дверью. Она сама не знала, как бледна. Тарис даже испугался, взял ее за руку: – Кавада, что случилось? Ты больна? – Нет, – она прошептала ему прямо в разорванное ухо. – У меня может получиться… если ты еще хочешь. Надо попробовать сегодня. – Что мне следует делать? – граф внимательно смотрел на нее. – Сегодня в полночь необходимо быть в маяке. Если там снова замок на дверях, нужно его открыть. – Маяк восстанавливается, ремонт почти окончен. Завтра вечером в нем зажгут огонь. Ты знала об этом? – Тарис крепко схватил ее руками сзади за голову. – Рассказывай все. – Я была там, на площадке вверху, в башне, где горел огонь. И этот человек, вернее, призрак, сидел со мной и что-то мне говорил. Я не помню что… И сегодня меня не покидает ощущение – он меня зовет. Она видела, как у графа выступили капли пота на границе волос – там, где начинался обезображенный рубцами лоб. – У тебя есть все, что нужно? – Не знаю… нет! Я не знаю эти знаки, которые чертит Эрланд… Я не знаю, какие заклинания он произносит… Не знаю, что входит в состав эликсира, которым он делает круг… Я ничего не знаю и не умею этого! – она тоже начала нервничать. – Кавада… подожди… успокойся. Колдун был внутри магического круга, а ты находилась снаружи. Призрак подошел к тебе, не к нему. Не нужны заклинания, просто приди и позови его. Я буду рядом, чтобы тебя охранять. Ты сможешь, я знаю… – Я попробую… но я боюсь. Вдруг я себя обману… тебя обману… Мы ведь не знаем ничего из того, что знает Эрланд! – Ты, главное, не бойся, – его слова действовали на нее успокаивающе. – Ты держи его в голове, этот образ, и не придумывай ничего. Постарайся отдохнуть. Я вернусь вечером, как всегда. Будет хорошо, если тебе удастся уснуть. Тарис поцеловал ее в лоб и ушел, оставив одну.
Глава девятая СЕКРЕТ ТАРИСА БЕНА
Весь гарнизон Вандервилля до переворота составлял тысячу человек. Сейчас он уменьшился в два раза. Почти все солдаты поддержали бунтовщиков – кроме тех, кто пришел с Даневаном. Но были и те, кто просто воспользовался случаем, чтобы улизнуть в родные края. Казармы дворца свободно вмещали три сотни солдат, которые составляли патруль города и постоянную воинскую часть. Кроме этого, армейское подразделение столицы насчитывало четыре отряда по сотне человек, осуществляющих охрану въездов в Вандервилль и прилегающей к ним крепостной стены. Ворот в городе было четыре: северные выходили на дорогу, ведущую через полуостров на большую землю; восточные оказались в запустении – раньше их использовали для обслуживания судов, прибывающих в устье Дницы, но с обнищанием Валласа речное судоходство донельзя сократилось. После прошлогоднего наводнения устье реки стояло заболоченным. Западные ворота вели в сторону маяка. Солдаты, патрулирующие въезды и выезды из Вандервилля, жили не в казармах, а были расквартированы в домах и на квартирах возле места основной службы. Тарис любил посещать южные ворота. Когда ему доводилось не спать ночью, он приходил сюда. Его всегда ждала маленькая, но чистая комнатка, с узкой и длинной, под стать его росту, кроватью, всегда аккуратно застеленной. Здесь было слышно море, и шум волн, крики морских птиц и запах сухих водорослей действовали на него успокаивающе. Любил он также и побеседовать с командиром этого подразделения, бывшим рыбаком Орвиля Авиром. Авир был высок, тонок и еще молод. Только седая прядь волос надо лбом выделяла его из общей группы солдат, и задумчивые глаза… Он был в армии с момента прихода к власти Травалов – его взяли совсем мальчишкой в первый же призыв после свержения Давикулюсов и крушения Империи. Воевал парень на востоке, в составе частей, прокатившихся тяжелой волной по Тарешу, сжигая города и разрушая белоснежные дворцы, купающиеся в зелени садов. Восток страны оказался уничтожен полностью, без возможности восстановления. Плодородный зеленый край остался в прошлом, обернувшись утонувшей в крови полупустыней… Армией, разрушившей Тареш, командовал Даневан. Обычно он и отбирал людей, годных, по его мнению, для особой миссии: максимально запугать мирных жителей, внушить им ужас перед армией и солдатами, который усвоят даже дети, впитав с молоком матери. Эти воины не должны были испытывать никаких чувств. Или, во всяком случае, им следовало казаться такими… В Вандервилле Авир был единственным человеком, воевавшим на Восточном фронте. Все служившие в этих войсках ушли с покойным Даневаном на север, брать Арут. Бывший рыбак однажды, много лет назад, подошел к графу Бену и попросил забрать его из действующей армии в столичный гарнизон – на любых условиях. Глаза солдата смотрели в пол, усталое лицо казалось лишенным каких бы то ни было эмоций. И голос был таким же бесцветным, никаким… Он был готов на самую грязную работу, и граф подивился, что грозный восточный боец согласен таскать утопленников и жечь прокаженных. На эту должность он поначалу его и взял. И смотрел, как парень оживает на глазах, начинает шутить, улыбаться. Он выполнял один задачу, которую раньше поручали троим. И выполнял всегда хорошо, без нареканий и проволочек. Его можно было даже не проверять. Были у него еще качества, которые Бен очень ценил: честность и преданность лично ему. Все перечисленное помогло молодому человеку вырасти за несколько лет до командующего отрядом дозора южных ворот. Бывало, они даже проводили ночи напролет за разговорами. Авир не брезговал выполнять разные мелкие поручения Тариса, в том числе весьма деликатного свойства. Если бы граф спросил себя, есть ли у него друзья, то именно этого солдата и можно было бы назвать одним из них. Но в последнее время тот снова погрустнел, ходил и делал все как во сне. Качество работы не страдало, но не было в нем уже жизни… Сегодня он стоял, оперевшись спиной о стену, и смотрел на море невидящими глазами. Был слишком задумчив, потерял быстроту… Та-рис остался на ужин и внимательно наблюдал, как Авир отказался от еды, выпив лишь воду, отодвинул кружку разбавленного вина, не притронулся к сыру… Граф некоторое время последил за ним взглядом и подумал, что он двигается и ведет себя, как деревянная кукла. Подождал, когда после ужина основная смена ушла по квартирам, а дозорные распределились на стене, и подозвал Авира. – Тебя что-то беспокоит, я вижу. Расскажи, – Тарис был прямолинеен и всегда переходил прямо к делу. Солдат внимательно разглядывал стоящую перед ним кружку с разбавленным вином, к которой он так и не притронулся. Словно раздумывал, говорить или нет… – Всегда лучше рассказать то, что внутри, выплеснуть кому-то, – снова обратился к нему командир. – Но сами вы всегда себя ведете по-другому, – Авир нехотя оторвался от кружки и посмотрел во внимательные глаза командующего. – Неправда. Я просто выплескиваю иначе. Каждый освобождается по-разному от того, что накопилось внутри: кто жестокостями, кто созданием чего-то нового, некоторые находят спасение в женщинах, драке или вине. Мы все так или иначе обмениваемся эмоциями с миром. Каждый играет на своем инструменте… У тебя такого инструмента нет, поэтому лучше поговорить. Солдат подумал, вздохнул и заговорил, с трудом подбирая слова: – Тошно мне. Вначале я служил Давикулюсам, потом Травалам, теперь неизвестно кому… Потому как Ландос, хоть его и объявили правителем Валласа, не наш он. Что-то ткется невидимое… Неизвестно, в чем мы участвуем, кого защищаем. Присягаем то одним, то другим, то третьим, складываем головы в угоду непонятно кому. Чувствуешь себя пылью на дороге: развеет тебя ветер, и не останется ничего… Тарис внимательно слушал, думал, что ответить… Как объяснить этому парню, что мы не можем выбрать ни страну, в которой родились, ни семью. Он давно сделал для себя вывод, что от того, в каких обстоятельствах проходит детство, зависит, как человек будет воспринимать окружающую жизнь. Если видел вокруг себя веселье в родном доме, то как бы тяжело в жизни ни было, а всегда найдешь повод порадоваться. Пришлось работать от зари до зари с малых лет – суждено во все впрягаться, будучи готовым всем услужить… – Что твои родители делали? – задал он вопрос. – Отец жрецом был, Алгала… Культ Алгала был забыт со времен старой Империи. Граф снова задумался и наконец нашел нужные слова: – Последние десятилетия страну и семьи Валласа мотало по всем бурным морям этой жизни. Никто не зажил лучше. Богатые стали бедными, а бедные вообще обнищали. Все должно было обрушиться в бездну, как оно и случилось. Кто сейчас будет восстанавливать страну и в какую сторону, пока неизвестно. Но среди всех этих перемен, которые происходят со всеми, очень важно сохранить какую-то привычку… Авир поднял на графа непонимающие глаза, насупился. Тарис продолжал: – Ты знаешь, все вокруг, – он обвел рукой город, – всегда враждебно тому, что нам хочется. Так всегда, человеку свойственно желание того, что в данный момент недоступно. Если на столе постоянно хлеб и молоко, нам начинает хотеться рыбы… Если мы едим рыбу, даже самую лучшую, возникает потребность в мясе. Всегда то, что под рукой, рано или поздно перестает быть привлекательным. Мы этого больше не замечаем и не ценим то, что имеем. Но когда мы это теряем – то, к чему привыкли, что всегда было рядом, – у нас как будто выбивают почву из-под ног. Всегда, в любых меняющихся условиях надо оставить хоть что-то, к чему ты привык, что ты любишь делать… Как бы твоя жизнь ни менялась, и как бы ни менялся ты сам. Поэтому пусть будет что-то, что всегда останется с тобой. Допустим, это привычка, даже, казалось бы, глупая… Или особенность в еде… Пусть этим станет что-то в одежде. Выбери сам, что тебе ближе. Это отличит тебя от других и даст ощущение стабильности, когда мир вертится и переворачивается вокруг и земля уходит из-под ног. Найди то, что ты можешь делать каждый день везде: на войне, в походе, в тюрьме, – где угодно. Что-то, что свяжет цепью день вчерашний и день завтрашний. Если теряешь все, если больше не знаешь, где ты, а где другой, кто ты и кому служишь, это позволит тебе не сойти с ума, как бы бессмысленно ни казалось то, что я сейчас говорю. Просто поверь… Мне пришлось пройти через кое-что, через что мало кто проходит. Я выжил и сохранил рассудок, я думаю, только потому, что сберег некоторые привычки. И каждый день, когда я просыпался в новом месте, с новым именем, с новой женщиной – было нечто, что связывало меня вчерашнего со мной сегодняшним и свяжет Тариса Бена сегодняшнего с Тарисом Беном завтрашним. Что-то, что не даст потеряться, раствориться в толпе и хаосе, не даст потерять себя. – И что же это? Что ты делал каждый день? – Я? Тренировался. – Что именно ты тренировал? – Тело. – Как просто, – Авирусмехнулся. – Мы всегда тренируемся, особенно в армии. – Не говори так, – граф покачал головой. – Попробуй делать это, когда ты болен или почему-либо не можешь двигаться. Или не чувствуешь своего тела, лежишь и думаешь, не останешься ли ты навсегда недвижим… - И как ты действовал тогда? – Я тренировался мысленно. Каждый день, если я могу, то делаю упражнения. А если не в состоянии – совершаю их в голове. – Но это совершенно лишено смысла! – Вовсе нет! Замечал ли ты, что стоит нам долго подумать о чем-то, как наше тело меняется? Посмотри на тех, кто печет хлеб изо дня в день: пекари, что месят мягкие булки, отличаются округлостью форм и плавностью движений. Мясники же, орудующие топором, всегда резки и угловаты. Женщины, ткущие ткани, отличаются от рыбачек. Сапожники не такие, как солдаты. Наша жизнь, обыденная деятельность, привычные мысли накладывают отпечаток на наши тела. А если мы начинаем двигаться, этот отпечаток стирается. Это как разгладить складки… на душе. Если будешь думать горькие думы, твой лоб избороздится еще в ранней молодости – а если постоянно смеешься, у тебя прорежутся морщины в углах глаз. Чтобы ни того, ни этого не случилось, надо меняться. Если тебе горько, старайся хоть иногда улыбаться. Если ты постоянно смеешься, задумывайся о чем-то серьезном… Понял? – Понял… Да только что это меняет? – Это придает смысл. Когда он отсутствует, ты чувствуешь себя так, как ты мне только что описал: пыль на дороге, несомая ветром неизвестно куда. Все вокруг перекувыркнется, но если есть смысл, то твой мир останется стабильным – он словно встанет на место, пусть иногда даже вверх тормашками… Каждый может выбрать что-то свое. Я выбрал работу с телом. Даже не знаю, почему… Я с детства любил двигаться. И для меня всегда самым тяжелым была неподвижность. Когда я двигаюсь, я ощущаю себя живым. – Покажи мне, – Авир поднял голову, в его глазах зажегся интерес, – что ты делаешь изо дня в день? – Каждый день я стараюсь максимально нагрузить какую-то часть тела. – Сегодня это что? – Сегодня это руки. Я стреляю из лука. – Мы все стреляем, – солдат повел плечами. Тарис засмеялся: – Знаешь, как стреляешь ты? Изо дня в день ты берешь один и тот же лук, одни и те же стрелы, одни и те же мишени. Твои мышцы и ум привыкают, и это перестает быть тренировкой, превращается в рутину и вызывает только усталость. Надо постоянно что-то менять, изобретать новое, импровизировать. Всегда натягиваешь тетиву одной рукой, а сегодня сделай это другой. Держишь лук в правой ладони – возьми его в левую. Выбери более тяжелый лук, чем обычно, натяни новую тетиву, возьми непривычные тебе стрелы. И каждый раз меняй что-то… – И что ты меняешь сегодня? – Сегодня у меня оружие Севера, – граф поднялся и из своих вещей в углу комнаты достал спрятанный в чехол лук очень необычной формы. – Где ты его взял? – У рыцарей Арута. Он более изогнут, чем наш. По форме напоминает грудь женщины, – Бен провел рукой по блестящей поверхности дерева. – Обрати внимание, как натянута тетива: по-другому, чем на наших. Стрелы Севера другие. Кажется, что это очень тугой и тяжелый лук, но посмотри, как далеко летит стрела. Ты его не натянешь так быстро, как валлаские, но зато по точности и дальности он не имеет себе равных. Если мы начинаем совершенствовать то, что умеем, что делаем постоянно, тогда по-настоящему становимся мастерами. Когда-то я был недвижим, много лун… И однажды ночью я лежал без сна и вдруг понял, что скоро умру. Следующим же утром я заставил себя подняться и начал двигаться. И чем больше работал, тем лучше мне становилось. Ты знаешь, что я делал тогда? Крутил мельничное колесо, как старый больной осел… Я почти не мог есть, не мог жевать, любое движение причиняло мне боль. И вот ко мне пришла жена мельника и сказала: «Ешь!» Ты не поверишь, она поила меня своим молоком! У нее умер ребенок. Молока было – хоть залейся. Мельник тоже умер. Только она и я и остались на этой всеми забытой старой мельнице… и козы, которых она держала. Я первые месяцы после моих ран вообще ничего не мог держать во рту, только пить. Так что, можно сказать, меня выходили женщины и козы… А сегодня мне один человек рассказал о своей жизни. Он тоже потерял все. Но у меня всегда оставалось мое тело. Я с детства бегал, прыгал, плавал, проводил жизнь в движении. Это было то, на что я мог опереться. А у этого человека отобрали и тело… И ты не поверишь, на что смог опереться он! На звезды, которые наблюдал каждый день – где бы ни был, что бы с ним ни происходило… Ты слышал о девушке с юга, которую называют Меч Эрланда? Она может побеждать сильных мужчин, как будто все вокруг тряпичные куклы. – Да. И я видел ее. Я был на стрельбище, когда она стреляла из маленького арбалета. - Так вот… По каким-то только ей одной известным причинам она дала урок моему другу. И первое и единственное, чему она его научила – чувствовать центр, центр внутри нас, чтобы опереться на него и делать все, используя его силу. Они сидели молча и смотрели на море. Несколько дней дул западный ветер, и волны с силой накатывали на песчаный берег. – Знаешь, на что смог бы опереться я? – задумчиво сказал Авир. – На что? – На море. Я вырос в Орвиле… У отца был баркас. Мы с ним рыбачили, и жизнь была сносной, пока я был в море. Конечно, мне тяжело было, мальчишке… Но море дает силы. Да… я бы смог назвать его моим центром. Иногда я мечтаю… Ты знаешь, о чем я мечтаю? Что у меня когда-нибудь снова будет лодка… И женщина – я прямо вижу ее, – крепкая женщина с большой грудью и сильными ногами. И дом в том же Орви-ле… Дом даже не так важен, баркас… – Ну так купи его! – Ты шутишь?! Мы уже два года не получаем денег. Что нам дает работа? Крышу над головой, еду и одежду… А на море я могу разве что смотреть, – он вдруг улыбнулся. – Что ж, пусть так, пусть я буду на него просто смотреть… Я обопрусь на него. Море станет моим центром…Глава десятая НА ПЕРЕКРЕСТКАХ МИРОВ
Эрланд читал донесения. Неделю ничего не поступало, и это уже начинало его беспокоить, пока наконец два гонца не прискакали в один день, один за другим. Первый был от Изды, а второй послан старым Пиром Строном, владельцем Сияра, земли которого только что пересекло войско объединенного Валласа. Тяжело больной феодал остался тем не менее жив – несмотря на все инструкции, переданные Эде… Он рассыпался в заверениях преданности новой власти, в комплиментах по поводу железной дисциплины и организованности в армии, вспоминал золотые времена Империи Давикулюсов и сетовал на то, что страна так надолго оказалась в руках семьи Травалов. Колдун скомкал письмо и сжег его, чувствуя, как внутри поднимается злость. Выяснилось, что был и третий гонец, но он исчез по дороге. Это было очень странно: за почти месяц после ухода войска ни один вестник не пропал, а теперь начинаются проблемы… Конечно, остаются еще птицы, но пока действует договоренность, что пернатая почта будет использоваться только в случае военных действий и действительно срочных донесений. Новости не радовали правителя, несмотря на полное благополучие военного марша. Армия пересекла четыре провинции, одну на полуострове и три на большой земле. Пока они шли прямо на север, практически не сворачивая с прямого пути, сейчас разворачиваются на запад, чтобы промаршировать к Монатавану и принять там решающее сражение. На полуострове много мелких землевладельцев, но лишь один мог оказать значительное сопротивление – Розер. Несколько лет назад на свадьбе в их замке был отравлен король Травал, и семья впала в немилость. Диана не уничтожила их, так как владельцу поместья удалось доказать свою непричастность к смерти монарха… и щедро пополнить казну из неизвестного источника. Однако сейчас Эрланду, напротив, были представлены веские доказательства того, что убийство короля было задумано и осуществлено именно Барком Розером, оказавшимся на проверку Барком Розавиндом, потомком старинного рода времен Империи. Все феодалы как один упоминали Варга в качестве силы, держащей в руках все войско – бывшего драага цирка, а не благородного Изду… Три области большой земли, которые только что пересекла армия, пополнили ее припасами самого различного рода, в том числе воинами и… никаких происшествий! Главы семей счастливы, что освобождены от налогов на ближайшие три года, и выражают свою благорасположенность сменившейся власти, сохранившей им жизнь и владения.Эрланд пригласил Верона, Ландоса и Бена, дабы зачитать полученные послания. Министр был заметно доволен услышанным. Он потер руки и произнес маленькую речь: «Ну что ж, Империя возрождается! Половина страны уже присягнула на верность восстановленной власти Давикулюсов. Север на границе с Валласом не готовит сюрпризов. Если решится вопрос со взятием Монатавана, мы все можем спать спокойно!» Он был прав, этот умный и скользкий человек. Похоже, спокойные времена вновь возвращаются в страну, которую все еще лихорадит… Граф не сказал ни слова, прослушав донесения. Он снял маску, и правитель подумал, что уже привык к его обезображенному лицу, как и к постоянному молчанию – зато стал больше обращать внимание на выражение глаз и на руки, лежащие на столе. В этот раз Эрланд заметил, как Тарис расслабил сцепленные пальцы, когда был упомянут абсолютный авторитет Варга в армии. И что-то такое блеснуло в его глазах… колдун не понял, гордость? Ландос удовлетворенно кивал и вновь поставил вопрос о том, что Фада и Ирвен до сих пор не найдены, а оставшиеся братья просят о возвращении на свою землю с останками павших. Эти разговоры начали докучать правителю, и сегодня он решил закрыть эту уже болезненную тему. Обратился к другим присутствующим: возможно ли сейчас решить проблему, может ли Вандервилль обеспечить безопасность путников? Ответ графа удовлетворил всех. Бен сказал, что положение в стране не позволяет послать с рыцарями Арута большой отряд, но им будет выделен проводник и конный обоз при условии возвращения через год двойного количества лошадей и известной суммы серебром. Люди, которые отправятся с рыцарями, должны вернуться с лучшими северными лучниками. Его слова не встретили возражения ни одной из сторон. Все спешно разошлись. Задержавшийся с Эрландом Тарис странно сверкнул глазами на вопрос правителя, не беспокоит ли его растущий авторитет Варга. – Вы хотите, чтобы я его сменил? – граф наклонил своим птичьим жестом голову к плечу, внимательно посмотрев на колдуна. – Да, я бы очень этого хотел. Вам есть кого оставить на вашем месте в Вандервилле? – Да. Когда я могу отправиться в путь? – Когда вам будет угодно… И нельзя допустить, чтобы принцы Севера вернулись в Арут! У вас есть новости об Ирвене и Фаде? – Пока нет, но по их следам уже идут. – Хорошо. Тогда по следам последних рыцарей пойдете… вы. Бен выпрямился, кивнул головой и быстро вышел. Эрланд уже привык к его манере входить и уходить без каких-либо слов приветствия или прощания. Так поступала и Эда, так их учили в ордене Ваара. Он же так и не смог усвоить эту привычку… От Эды нет ни строчки, ни устно переданного слова. Она молчит с момента их последней встречи. Колдун ругал себя за невольное объяснение в любви. Они не расставались одиннадцать лет, и он не представлял, что в один прекрасный день она может вот так его оставить. Порученное ей убийство трех землевладельцев не осуществлено. Такое впечатление, что она вообще забыла о существовании Эрланда, как будто и не было всех этих лет, проведенных вместе. Он вспомнил, как впервые увидел ее…
Эрланд был послушником ордена Ваара, изучающим магию и физику видимого мира. Его не интересовало ничего, кроме искусства управления реальностью. Женщинам тоже не было места в его жизни… Он стоял у входа в центральный замок в горной долине в первый день весны и любовался огромным диском солнца, выкатившимся из-за горизонта. На небе не было ни облачка, снег на вершинах гор казался почему-то ослепительно голубым, а на спуске в долину розовым. Ели на заснеженных холмах стояли сине-зелеными застывшими свечами, а по широкой дороге на подъезде к замку ехали три всадника. Он понял сразу, как только смог различить их фигуры и лица, что это маруты – женщины из племени степных воительниц. У них нет мужчин. Они охраняют узкую полосу пустынной лесостепи между землями Ваара и Дравийским царством. Периодически делают набеги на приграничные села, из которых возвращаются со здоровыми молодыми мужчинами, которых держат в плену, пока не рождаются дети. Потом пленников и новорожденных мальчиков убивают… Эрланд с интересом разглядывал женщин-воинов, едущих с двух сторон от маленького всадника. Они сидели верхом на лошадях мышиного цвета, с черными гривами и хвостами и темным ремнем на спине. Кони были большие и мощные, как и сами всадницы: высокие, плотные, мускулистые черноволосые женщины, не уступающие ни комплекцией, ни силой крепкому мужчине. Их длинные волосы высоко стянуты сзади так, что даже кожа лица и глаза кажутся подтянутыми к вискам. Вся их одежда из кожи, тела покрыты татуировками. По этим рисункам можно определить социальное положение, возраст и воинские доблести – сколько воительница убила воинов-мужчин… Ему приглянулось сильное, четко очерченное лицо одной из женщин, с необычайно выразительными голубыми глазами. Она была его лет, около сорока. Что-то в ее посадке головы, осанке привлекло взгляд, и он не в силах был отвести от нее глаз до тех пор, пока они не подъехали прямо ко входу и не спешились. Тогда наконец обратил внимание на третьего всадника, ехавшего посередине между марутами на низенькой молодой рыжей лошади, которая казалась едва ли не пони по сравнению с конями степных воительниц. Маленький наездник был замотан в желтые шелка так, что виднелись только глаза. Одна из женщин передала поводья другой спешившейся воительнице и вместе с юношей поднялась по ступенькам прямо к наблюдавшему их Эрланду. Поприветствовала его коротким кивком и попросила провести к магистру. Молодой человек не смотрел по сторонам, его взгляд был устремлен прямо перед собой, золотые глаза казались непроницаемыми… Позже, уже вечером, по замку прошел слух, что Дравийский шах отдает в орден на обучение воинскому искусству свою старшую двенадцатилетнюю дочь. Маленький наездник, приехавший с марутами, оказался очень молоденькой тоненькой девушкой. Она ужинала со всеми послушниками. На ней по-прежнему была желтая шелковая одежда, светлые волосы стянуты высоко на затылке, как принято у степных воительниц. Чистая, без татуировок кожа покрыта бронзовым загаром, а светлые желто-карие глаза, показавшиеся на восходе солнца Эрланду золотыми, так же, как и утром, смотрели прямо перед собой. Никто не сопровождал ее. Она пришла и присела за край стола, и так и сидела. Другие послушники, бросая на нее мимолетные любопытные взгляды, проходили мимо. Никто не садился рядом, все ели в молчании. Девушка сидела без малейшего движения, и он подумал, что она не знает, где и как берут еду, что берут, и не хочет показаться смешной или глупой. Пошел и набрал две миски… Он помнил все так, как будто это было сегодня – тогда приготовили чечевицу и конину. Принес, поставил перед ней, сел рядом, сказал: – Ешь. – Спасибо… – она подняла на него светлые глаза, улыбнулась. И Эрланд почувствовал бабочек в животе. Невозможно было дать этому другого определения: как будто расправились крылья в самой глубине его существа, где-то ниже пупка. Он был буквально пленен ею с первой же минуты. Они стали друзьями, и колдун всегда думал, что они были настоящими друзьями. Он занимался магией и естественными науками, она училась быть воином… Они прожили бок о бок в ордене десять лет. Потом он почувствовал желание вернуться домой и продолжить дело отца – то, для чего он был рожден, к чему его готовили… и от чего сбежал в юном возрасте. Эда предложила ему помощь, познакомила со своим отцом и захотела пойти с ним. На момент свершения задуманного переворота Эрланд нисколько не сомневался, что девушка станет его женой. Он уже заручился согласием шаха… И тут она вдруг изменилась, как будто стала другим человеком! Ее отец счел нужным рассказать ему об ужасной трагедии, как маленькая Эда стала молчаливым свидетелем жестокого убийства своей матери и многих других женщин и детей, среди которых росла. Не скрыл, что она потеряла на время рассудок и пыталась убить себя. И предупредил, что его дочь, скорее всего, уже неспособна полюбить мужчину. Тем более что в племени женщин-кочевников, где она воспитывалась в течение пяти лет после случившегося несчастья, Эда переняла их склонность к однополой любви… Эрланд думал тогда, что он может все изменить – что его любовь сможет все изменить. Но предугадать поведение Эды ему не удалось… Неужели она просто вычеркнула его из своей жизни? Колдун задумался: а ведь он точно так же порвал все связующие ниточки со своей семьей… По неизвестным причинам он ощущал себя чужим и собственным родителям, и братьям, и сестрам. Неизбывное одиночество терзало его с детства, как будто в том мире, в котором существуют души до рождения, его готовили к какой-то совсем другой жизни. Ничто не приносило ему радость, не вызывало жар души. В доме отца царили шутки и веселье, танцевали и пели и мужчины, и женщины. Но Эр-ланд рос, не подарив никому ни улыбки, ни симпатии. Взрослел, поражая всех холодом в обращении… Он никого не любил, и никто не любил его. Решение уйти из дома и отправиться паломничать сформировалось в ранней юности, и он долго готовился к этому, никому не говоря ни слова. Боялся юный Эрланд не того, что его могут отговорить – боялся, что ему могут помешать. Когда все приготовления были завершены, он оставил на столе отца записку: «Прощай. Мы больше никогда не увидимся. Не ищите меня». Отца, собственно, не было на тот момент, его отлучкой он и воспользовался. И улизнул из дома, ни с кем не простившись. Путь держал в Вандервилль, а оттуда уже отплыл с кораблем на юг. И пока полуостров не покрылся туманом и не потонул в вечерней дымке, не мог вдохнуть свободно, опасался погони… С путешествиями стал формироваться характер, со знаниями сила. Как много он пережил! То, что он совершил этот переворот в стране – результат его скитаний. Как странно… Если бы он рос как все дети, то давно уже был мертв. А сбежав из дома и разорвав связь с семьей, получил возможность воссоздать дело отца, связь поколений, восстановить Империю… Как будто духи, курирующие древний род, вырвали его из родного дома, чтобы вдохнуть фамильные силы лишь спустя много лет. Знакомый стук в дверь вывел его из задумчивости. Верон… Министр вошел со своей обычной тихой улыбочкой: – Надеюсь, я вам не помешал? – Входите, входите… Сыграем в шахматы? – Вы играете в шахматы? – посетитель был очень удивлен. – Я – да. А почему вас это удивляет? Мы ведь из Тареша. – Вот именно это меня и удивляет… – Выражайтесь яснее, мой дорогой Верон, – колдун улыбнулся, заложил руки за спину, подошел к окну и прищурился, вглядываясь в марширующий на крепостной стене отряд солдат. – Шахматы – игра аристократов времен Империи. С приходом к власти Травалов она была забыта… – Как видите, я ее до сих пор помню. А вы? – И я… помню. Эрланд подошел к бюро, стоявшему в самом углу комнаты, и снял крышку, обнаружив расставленные на шахматной доске готовые к игре фигуры. – Вы поможете мне поднести столик к свету? Вдвоем они перенесли шахматы и поставили их перед окном, расставили стулья. – Я только не уверен, что сохранил навыки игрока, – произнес Верон. – Последний раз я играл лет пять назад. А вы? – Я регулярно играл в шахматы до совершенного нами взятия власти, аккурат до действа в цирке. С кем вы играли последний раз? – С женой, – министр замешкался, какую руку из протянутых к нему с зажатыми в ладонях фигурами выбрать. – О! Мне не повезло, я выбрал черные… теперь точно проиграю. А с кем играли вы? – Ну что ж, я начинаю, – правитель выдвинул пешку на две клетки от короля. – С Эдой… А я и не знал, что у вас была жена. Расскажите мне про нее. – Эда тоже из Тареша? – Верон повторил ход Эрланда. – Я думал, она чужестранка… Моя жена принадлежала к старинному роду Дварже-нов. Я приемный ребенок ее отца, сын его убитого военачальника. Отец супруги очень ценил и уважал моего родителя и стал моим опекуном. Я очень любил его и мою жену, а она любила меня. Первые ходы они делали быстро, разменяли пару пешек и коней. – Нет, – ответил колдун. – Эда не из Тареша, она из Дравийского царства, но росла вдали от семьи, далеко… А как вам удалось уцелеть после переворота Травалов? – Я рано обнаружил способности к финансам и вел денежные дела приемного отца. Все знали, что я не отношусь к аристократии. Травал, будучи управляющим Вандервилля, пересекался со мной несколько раз. Мы разговаривали об экономике, о коммерческих вопросах… В ночь переворота Бернард послал ко мне гонца с предложением перейти в его лагерь и сохранить тем самым жизнь. Перейти без семьи… Я ответил согласием. Теперь они стали задумываться над ходами. – И вы, конечно же, никого не поставили в известность? – Конечно же, поставил: тестя и жену… – Но вы не сообщили о заговоре вашему императору? – Я не знаю, кого известил тесть. Это был допрос, и Эрланд не успокаивался: – Ваш приемный отец уцелел? А как получилось, что осталась жива ваша жена? У вас были дети? – Мой тесть исчез той же ночью, и его дальнейшая судьба мне неизвестна. – Верон внимательно рассматривал шахматную доску. – Мы с супругой очень любили друг друга и не мыслили жизни по отдельности. Я приехал в Вандервилль в чем был, в сопровождении вооруженного отряда, прибывшего с гонцом на случай моего согласия. Жену я все годы выдавал за мою служанку… Нет, у нас не было детей. Она была бесплодна… к счастью. Шах… Колдун закрыл короля конем и продолжал допрос: – Почему к счастью? Как умерла она? – Нет ничего хуже, чем пережить своих детей, я так думаю – а их бы убили, это точно… Моя жена скончалась от проказы, которую остановили вы, да хранят вас боги. Игра была прервана стуком в дверь. Вошла Кавада, низко присела у двери, увидела их за игрой и смешалась. – Что ты хотела? – Эрланд оторвал глаза от доски. После ночи, проведенной за городом, их отношения поменялись. Она больше не смотрела на него влюбленными глазами и не старалась проводить с ним как можно больше времени. А он чувствовал неловкость за свое бессилие тогда… Их стало тяготить вынужденное постоянное присутствие друг друга, и оба это понимали. – Я написала все письма, что вы мне сказали, – у Кавады в руках были листы пергамента. – И пришла, чтобы вы их подписали и запечатали. Но я могу и подождать, здесь нет ничего срочного… – Нет… иди сюда. Шах… Господин Верон, подумайте пока над вашей защитой, – правитель перенес королеву через все поле и оставил потеющего министра перед шахматной доской в недоумении, относительно чего была сказана эта фраза. Подошел к столу и взял письма, погрузившись в чтение. Женщина отступила на шаг, внимательно всматриваясь в игру. Эр-ланд пробежал глазами корреспонденцию, поставил подписи и запечатал письма горячей печатью. Встал и вдруг увидел, что она рассматривает партию. – Ты знаешь эту игру? – Да, Мастер, – Кавада вежливо улыбнулась и уже повернулась, чтобы уйти. – Ваш ход… Она чуть задержалась, оглядываясь через плечо, как пойдет Верон. – Шах, – хитро улыбнулся министр. Он защитился офицером, который одновременно угрожал королю Эрланда. Колдун ответил на его улыбку и выдвинул вперед пешку. Затем поставил все фигуры назад, как они были до хода Верона, и обратился к Каваде: – А ты бы как защитилась? Она пошла ферзем, на которого правитель тут же напал, стремясь сохранить позицию нападающего. – Мат, – женщина тонкой белой рукой переставила коня, одновременно забрав королеву противника. На лице министра отразилось чрезвычайное удивление. – Ты хороший шахматист, – Эрланд медленно поднял на нее глаза. – Ты играешь регулярно? – Нет, Мастер, иногда. Я могу идти? – С кем ты играешь? Да, ты можешь идти. – С графом Беном. – Кавада присела и вышла. – Как много нового иногда можно узнать за шахматной партией, – Эрланд посмотрел на Верона, вытянув шею, снизу вверх. Именно заглянул в глаза… Министр почувствовал, что его подняли на дыбе. В комнату вливались солнечные лучи, отбрасывая на пол круги золотого света. Серые стены уже не казались такими мрачными, а гобелены являли игривые сцены… Ему пришло в голову, что кабинет правителя, пожалуй, одна из самых светлых комнат в замке и на редкость удачно расположен. Массивная мебель блестела, натертая пчелиным воском, подвески на люстре играли всеми цветами радуги. Но, несмотря на все это и на солнечный день, было нечто удушающее и мрачное в атмосфере… или это было настроение правителя? – Вы забыли за игрой цель вашего визита? – колдун хмыкнул и подошел к окну, встав к Верону спиной. – Нет. Можно сказать, что мы даже к этому подошли – к цели моего визита… Эрланд снова повернулся лицом к министру. – Сегодняшний гонец от Пира Строна привез письмо и для меня. Старый владелец провинции чувствует себя одной ногой в могиле и хочет обезопасить грядущее своих домочадцев, в первую очередь, дочери и жены, будущей вдовы, – поскольку собеседник молчал, Верон продолжил: – И предлагает мне стать ее мужем… – И принять провинцию, – без улыбки закончил колдун. – Вы знаете, что граф Бен отправляется сменить Варга? – Еще нет. – Значит, вы вдвоем покидаете меня… Я правильно понял, что вы предпочтете осесть в Сияре, чем находиться в Вандервилле? – Я к вашим услугам… Это зависит от вас, хотите ли вы видеть меня в столице, нужен ли я здесь. – Когда вы желаете заключить брак? – Наверное, мне желательно вначале познакомиться с невестой? – А что, знакомство с ней может изменить ваше предварительное решение? Или оно уже окончательное? – Эрланд еле заметно улыбнулся. – Нет… решение уже окончательное. Так что мой отъезд зависит только от вас. Если я вам не нужен, то я могу уехать хоть завтра… – Уезжайте, – улыбка слетела с губ правителя, его глаза смотрели сурово и жестко. Верон заерзал на стуле: – Кому я могу передать дела? – Они могут подождать в ваше отсутствие в течение… пары недель? – Да, конечно… Я могу отдать предварительные распоряжения… Вы меня отпускаете на две недели? – Именно так. – Ну что же, тогда сегодня-завтра я все подготовлю к моему отъезду, и… вернусь через обозначенное время. – Сделайте одолжение. – Взгляд Эрланда становился все холоднее и холоднее. Министр встал, склонил голову и обнаружил, что колдун смотрит в пространство перед собой пустыми глазами. Верон сделал глотательное движение и приложил все усилия, чтобы выйти бесшумно.
Эрланда не оставляло чувство, что за ним кто-то следит. Это ощущение было так сильно выражено, что он не пожалел времени и ночью внимательно обошел весь замок, настроившись на другое видение, дабы узреть невидимое. Он никогда этого не делал здесь, в Вандервилле, берег силы. Сила – явление не бесконечное, черпать из нее на глупости неразумно… Черные коридоры потонули в сизом тумане, из стен выступили старые белые камни. Обнаружились засыпанные этажи и подземелья, давно не используемые. Беседка, увитая розами во внутреннем дворике, где струился фонтан, хранила тень волка. Колдун сел напротив, посидел немного. Призрачный волк вспрыгнул на скамейку и положил большую черную голову на лапы, завернув хвост под себя. – Кто ты? – спросил Эрланд. И произнес, собрав все силы и энергию: – Отвечай! Я приказываю тебе! Волк чуть приоткрыл белые клыки: – Я – след… Маг подошел к месту, над которым улегся зверь, и провел ногтями по утрамбованной земле под его животом. Волк зарычал и цапнул протянутую руку. Колдун резко отпрянул и на мгновение допустил страх. В ту же минуту видение исчезло. Эрланд выругал себя. Он, такой опытный в магии, позволил себя прогнать неизвестно чему! Но оставаться там больше было нельзя. С силой запахнул плащ и пошел в спальню, проклиная неведомое создание. Вокруг высились темные, сырые стены современного Вандервилля. Он покружил по переходам первого этажа, вдруг пропустив коридор, ведущий до восточного крыла. Темный дворец разнес его шаги далеко. На звук, произведенный им, свернул патруль, обходящий замок, и ему пришлось показать лицо троим солдатам, вставшим у него на дороге. Командующий ночным дозором вежливо отсалютовал и смущенно кашлянул в тяжелую кожаную рукавицу, пропуская колдуна. Эрланд почувствовал раздражение: замок воспротивился его власти. Что-то здесь было не то… Он вошел к себе в высокую, освещенную поднимающейся луной комнату и привычно закашлялся от пыли, которой здесь не было. Ему показалось, или кто-то поднялся с кровати, когда он прошел к маленькому шахматному столику? Тень высокого человека в охотничьем костюме, в широкополой шляпе… Эрланд опустился за стол у письменного бюро и задумался. Раздался тихий шорох… Маг медленно-медленно повернул голову в сторону окна. В углу рамы висела летучая мышь. Совершенно невероятным движением, как будто его рука вдруг вытянулась в десять раз, он схватил пискнувшее животное и сжал в ладони, медленно раздавив между пальцами. Теплое тельце затрепетало, обмякло, кожистые крылья расслабились. Колдун быстро встал, направился в угол комнаты, достал из комода маленькое вертящееся на серебрянной подставке черное зеркало и прыснул кровь на полированную поверхность… Через несколько мгновений растекшаяся жидкость на зеркале засветилась. С другой стороны, как будто из глубины, возникло отражение, как в воде: на берегу озера, на фоне раскидистых кустов лежало то, что когда-то было женщиной – почти обглоданный зверями костяной остов человека. Эрланд отшатнулся и изменился в лице.
Высокая фигура, мерно покачиваясь на длинных ногах, спустилась на кухню. Огонь в очаге был потушен, ставни закрыты, туши убитых животных свешивались с потолка. Но вошедшему в помещение не нужен был свет, чтобы видеть. Страж опустился на стул, вытянув одну ногу и бросив дырявую шляпу на стол. – Бурр, – позвал негромко. Из темноты печи вынырнуло создание, похожее на карлика-уродца. У него было маленькое горбатое и брюхатое тельце с тонкими и кривыми ручками и ножками, разными глазами: одним круглым, а другим продолговатым. На худом лице, поросшем редкой рыжей щетиной, выделялся огромный нос. С лысой головы свешивался крошечный колпак. Уродец заковылял к столу и взобрался на стул напротив сидящего. – Не изволите ли угощения, уважаемый Страж? – заканючил сопливым, лающим голосом. – Вина? Пива? Крови? – Крови, – глухо отозвался сидящий. – Что вы к нам так редко заходите? – Бурр щелкнул пальцами. У него было шесть длинных тонких пальца на непропорционально маленькой и круглой ладошке. В тот же момент свешивающаяся с потолка крупная туша у самого очага вдруг как будто сжалась, и из нее выплеснулась почти черная студенистая кровь прямо в подставленный, подпрыгнувший самостоятельно глиняный стакан. Он подлетел и встал на стол перед Стражем. Тот понюхал жидкость провалившимся носом, обвел зияющими глазницами мертвого лица помещение и скривил наполовину истлевшее лицо. – Овца… – Овца, – виновато заерзал его собеседник. – Ничем другим не богаты… к сожалению. – Ладно, пусть будет овца, – со вздохом сказал Страж, опрокидывая содержимое стакана в дырявый рот. – Как вам служится? – заискивающе осмелился поинтересоваться маленький человекообразный урод напротив. – Терик не причиняет вам беспокойства? – Борзой он у вас, – с осуждением покачал головой Страж. – Ох, и борзой! Неймется ему, места себе не находит – любовь ненавистью оборачивается и сжигает его. Ничего, надеюсь, ему не показываете? – Ничего, ничего, – успокоил его собеседник. – Да он ничего и не увидит-то, в таком состоянии! Нервный стал, болезный… А с самого начала времени у него не было. В кухню вошел большой черный волк и приблизился к сидящим за столом. В полупрозрачной тени выделялись красные глаза. – А вот и след Тимура, – задумчиво проговорил Страж. – Увидел он меня, – раздалось глухое ворчание подошедшего призрачного зверя. – Не страшно, что увидел, – заключил мертвый человек, глядя на волка. – Не понял, от кого ты? – Нет, не понял. – Ну и ладно… демоны его побери, – и продолжил, уже обращаясь к ним обоим: – Вы его малость ужмите, силенок у него подсосите. Благо, страстью он обуян, не контролирует себя… – Подсосем, подсосем, – воскликнул с радостью уродец, подпрыгнув на стуле. – Ты, – Страж кивнул волку, – ты эту силу вбери, отдашь хозяину… А ты плохо замок блюдешь. Почему животное к нему впустил? – Какое животное? – Мышь летучую, – пояснил мертвец. – И не прикидывайся идиотом. Я тебя насквозь вижу. Бурр скосил разные глаза виновато в сторону, захлопал большими веками, шмыгнул носом. - Мешалась она мне, сука… Кровь пила у зарезанных животных, мне мало оставалось… – И ты избавиться от нее захотел, – с угрозой в голосе промолвил Страж. – Нет! – вскричал уродец, вскинув на мертвого охотника округлившиеся глаза. – Я просто с нее запрет снял. Ну, она сама и полетела… – Нечего ему больше ворожить тут. Как вы ему вообще все позволили?! Хранитель маяка зеркало не заблокировал, сегодня вот снова… – Наши возможности, – забормотал Бурр, виновато опустив глазки, – наши возможности не дотягивают до наших желаний… – Так подсуетитесь! Чтобы дотягивали, – с укоризной, твердым голосом сказал Страж. Распрямился и добавил с горечью: – Эх, как мне у вас Герыча не хватает! Такой толковый пес! С полуслова понимает! Мысли угадывает! И чего я его все время третировал?
Глава одиннадцатая ВТОРЖЕНИЕ
Каваде потребовалось время, чтобы найти Тариса. В этот раз она его обнаружила в конюшне. Отдала ему письма, объяснив, что, куда и в какие сроки надо передать. На вопрос, чем занят Эрланд, ответила: игрой в шахматы. Внезапно граф схватил ее за руку и затащил в денник, прижав к стене. – Повтори, что ты сказала… – Он играет в шахматы с Вероном. – Она, по обыкновению, распахнула свои бездонные глаза. Голос Бена был очень странным, как и взгляд… А впрочем, Кавада уже свыклась с мыслью, что понять его невозможно. – Ты не знаешь, кто выигрывает? – Я… – ей пришлось рассказать в подробностях эпизод у шахматной доски. Тарис отпустил ее и сел прямо на пол, стянув маску и закрыв руками лицо. Простонал: – Только не говори, что ты ему сказала, что играешь со мной! – Сказала, – она села рядом с ним, в своем красивом фиолетовом шелковом платье, на пол денника. – Ты знаешь, будет лучше, если ты начнешь хоть иногда разговаривать о чем-нибудь. Что я сделала не так? Почему ты не можешь играть в шахматы? Почему я не могу выиграть у Эрланда? – Кавада, – граф обнял ее за плечи. – Эта игра была распространена в Тареше… – Ну и что с того? – Среди… старой знати. Это как метка: если ты играешь в шахматы, ты принадлежишь… ну, скажем, к определенному социальному уровню. – Подожди, подожди… Это совсем необязательно! Я, дочь небогатого горожанина Вандервилля, умею играть в эту игру! – Потому что тебя научил я… – А кто научил тебя? – Кавада как всегда ничего не понимала. Что было в его глазах?.. – Меня? – Бен замешкался с ответом. – Варг… Со стороны двора раздался шум и звук энергичных шагов. В конюшню вошли несколько человек. – Занимайся своими делами, – Тарис встал. – И ради всех богов, не произноси вообще моего имени в разговоре с Эрландом! Когда ты за мной шпионила для него, ты принесла мне меньше вреда, чем за один сегодняшний день… – А если он меня начнет расспрашивать? – ей хотелось провалиться сквозь землю. Она чувствовала себя совершенной дурочкой. – Не начнет. Он тебя боится. – Тарис, о чем ты говоришь?! – Поверь мне… Если все произошло у вас так, как ты мне рассказала, он должен тебя стесняться сейчас. Видишь ли, если у мужчины не получается с женщиной в первый раз… Это его ставит в такое положение… В общем, он начинает ее опасаться. Так что не бойся его – это он тебя теперь боится, это он у тебя в руках. Граф провел пальцем по ее лицу от лба до подбородка, спешно натянул маску и направился к зашедшим рыцарям Арута. Кавада ушла через вторые двери в другой стороне конюшни. Во дворе замка она столкнулась с Грегором и Ордом, они раскланялись друг с другом. Хотела было пройти мимо, но принцы остановили ее… – Госпожа Кавада, – заговорил Орд, – вы можете уделить нам несколько минут? – Да, конечно! Они нравились ей. Всегда вежливые, держатся с таким спокойным достоинством… Отойдя немного в сторону, присели на парапет пустой арены для тренировочных боев. Орд оглянулся, чтобы удостовериться, что их никто не слышит, и тихо произнес: – Мы хотим попросить вас об одолжении… особого рода. Вы не могли бы… дать нам яду? Женщина удивленно посмотрела на него, потом на Грегора. О чем они ее просят? – Нам кажется, что вы единственный человек, к которому мы можем обратиться со своей бедой, и вы нас поймете. – Для чего вам яд? – Чтобы… умереть. Грегор встал и, пряча глаза, отошел от них, словно желая проверить, что поблизости никого нет, и никто не может их подслушать. Орд продолжал: – Мы понимаем, что наша просьба вам кажется по меньшей мере странной, но завтра мы уезжаем, покидаем Вандервилль. Ландос остается один. Возможно, мы напрасно переживаем и беспокоим вас, но мы все чувствуем, что ему грозит опасность. И хотим, чтобы он смог уйти в мир иной без страданий и проволочек, если что-то случится… – А что может случиться? – с сегодняшней ночи, а вернее, после ее сна, Каваду не покидало ощущение, что небо затягивается грозовыми тучами и надвигается буря. – Никто не знает, что может случиться. Но господин Эрланд ведет не совсем честную игру. Кажется вполне вероятным, что он пожертвует Ландосом, чтобы возвести другого на трон… или взойти на него самому. Кавада смотрела прямо перед собой. Ее почему-то не удивило услышанное. – Если мы вам поклянемся, что не употребим яд с другой целью… Конечно, это глупо, я понимаю… смешно и глупо в таких случаях говорить о каких-то клятвах… Но поверьте нам, пожалуйста, поверьте! Всего одна доза, для одного человека. Пожалуйста… Через час она принесла рыцарям то, что они просили.Тарис вошел к Верону без стука. – А, мой друг… рад вас видеть, – министр улыбнулся, застыв со свернутым плащом в руках. – Мне сегодня Эрланд сказал, что вы присоединитесь к армии… – Верно, – граф сел на стул, вытянув по привычке ноги. – А вы, я вижу, собираетесь посетить вашу невесту? – Именно так. - И как наш правитель воспринял ваш отъезд? – Вы не поверите – с радостью! Я думаю, у него есть веская причина радоваться, что мы покинем столицу. Интересно, какая? – Верон, вы мне предлагали дружбу, если можно так выразиться… дружбу, скрепленную уговором: мой замок – ваши деньги. Но теперь, наверное, мой замок больше вам не интересен? – Не говорите так! Мы живем в очень непростое время… Не знаю, заметили ли вы, но Эрланд, похоже, переживает тяжелые дни… Бен внимательно посмотрел на собеседника. – Я думаю, что все, что он наметил, пошло не так, как он рассчитывал, – продолжал министр. – То есть? Переворот свершился. Ну, остались живы старые владельцы поместий, так это можно исправить… к сожалению. – Переворот не был его единственной целью. И все, что случилось позже, выходит из-под контроля… Новая знать осталась жива. Армия миновала провинцию Сияр, а ее хозяин по-прежнему шлет правителю пылкие заверения в дружбе и преданности. Да, кстати, как мне благодарить вас за это? – К этому мы сейчас и вернемся. Меч Эрланда… похоже, больше ему не подчиняется. – Вы что-то слышали об этом? – Верон внимательно посмотрел на графа. – Что вам известно? Я был предельно откровенен с вами с момента нашего разговора на маяке… – Я заметил это и ценю вашу дружбу. Ценю тем более, что проявления дружбы вам не свойственны… – Поэтому я попрошу вас, Тарис, тоже быть со мной откровенным. Мы сейчас, в некотором роде, в одинаковом положении… В положении, если можно так выразиться… шахматных фигур, играющих на одной стороне. – Мне доложили сегодня о вашей партии, – граф наклонил голову к плечу. – Это была ошибка, со стороны Кавады… Вы ей сказали? – Сказал. Я согласен с вами, что мы в положении шахматных фигур. Наша ситуация еще и осложняется тем, что мы не знаем ни что по другую сторону доски, ни кто играет нами… – Это нас еще более сближает, не правда ли? Так что вам известно? – Мне известно то же, что и вам: армия благополучно продолжает марш, пересекая провинции страны, никто пока не оказывает сопротивления. До сих пор не было ни одного крупного сражения, не считая мелких стычек. Все противники переворота стягиваются в Монатаван на западе Валласа. Город действительно прекрасно укреплен и может обороняться едва ли не год. Владелец замка требует признать его независимым городом-государством. – Граф, погодите… Все это сведения из донесений, которые переданы сегодня Эрланду и о которых он решил нам рассказать. Но что знаете только вы? – Верон, я точно не уверен, но мне кажется, что ваши предположения оказались верны. – Относительно чего? – Относительно того, что Эде нравится Варг. Кажется, я могу добавить… Варгу тоже нравится Эда. Некоторое время они смотрели друг на друга. – Можете что-нибудь сказать об источнике вашей информации? – Он мне сам написал. – Кто?! – Варг… – Вы… состоите в переписке?! – Да. – Кстати, вы верите в астрологию? – Почему вы меня спрашиваете? – Ну… вы живете с астрологом, как-никак. Правда, звезды источник информации весьма эфемерный… Кавада рассказала вам про свой последний прогноз? – Насчет трех правителей? Да. – Вы знаете, кто будут оставшиеся два? – А вы уверены, что мы знаем и первого? Министр судорожно сглотнул и прикрыл веки. – Вы думаете, Эрланд не будет править? – Не знаю. – Звездыоб этом ничего не говорят? – Как мне объяснила Кавада, язык звезд и язык людей понятия очень разные. Иногда ей самой сложно интерпретировать те расчеты, которые она делает… – Да, я тоже об этом знаю… И знаю на сегодняшний день двоих, кто может претендовать на престол. – Я знаю четверых, Верон. - Может, мы обменяемся нашей информацией? – Давайте… Но после того как обсудим одну деталь. Вы мне предлагали ваши деньги, если они мне понадобятся… – Да. И мое предложение остается в силе. – Вы когда планируете уехать в Сияр? Когда предполагается ваша свадьба? – Она состоится через неделю, но покинуть Вандервилль я хочу завтра утром. – Хорошо… На всякий случай снабдите меня некоторым количеством золотых монет, которые было бы удобно взять с собой в долгий путь. – Вы присоединяетесь к армии? Или отправляетесь в ваш замок? – События начинают развиваться стремительно. Пока я доеду до развилки на Монатаван, станет окончательно ясно… куда повернуть. Но в любом случае я планирую разогнать воронье. Мой управляющий жалуется, что замок стал пристанищем ворон всего Севера. – Конечно, мой друг… А когда собираетесь отправиться вы? – Завтра к вечеру. – Вы берете с собой охрану? – Я? – Тарис искренне удивился. – Зачем? – Тогда, может, я вас подожду, и поедем вместе? – С удовольствием, Верон. Но это еще не все. Если вы задержитесь завтра до вечера, не могли бы вы с утра быстренько купить баркас и небольшой домик в Орвиле? – Для вас?! – Нет, конечно. Для моего друга… – Вы меня не перестаете удивлять, граф… Я думал, что у вас нет друзей. – Вы ошибаетесь. – Хорошо. Я даже думаю, что если мы сейчас отправимся вместе в порт, а затем в Орвиль, я куплю баркас и дом человеку, за которого вы просите, сегодня, чтобы завтра уже точно не случилось ничего, что может помешать нашему отъезду… Вот только мне бы все-таки хотелось обменяться информацией. Назовите ваши четыре имени, а я назову мои два… – Уже в дороге, дорогой Верон… У нас будет время поговорить. – Когда я могу передать вам пояс с вшитым золотом? – Этим вечером будет в самый раз. И не надо бояться Кавады. Я проверил ваше предположение и могу вас уверить, что на сегодняшний день она намного более предана мне, чем Эрланду. Министр с интересом посмотрел на него, но ничего не сказал. Верон пришел к Тарису в комнату, как только все глаза и уши в замке погрузились в сон. Кавада сидела за маленьким туалетным столиком, занимаясь расчетами. Она была очень удивлена, увидев позднего гостя. Министр чуть замешкался, словно раздумывая, оставлять ли ей большую, тяжелую сумку из грубой кожи. – Мы с вами давно не разговаривали, Кавада. – Да, – она немного растерянно посмотрела на Верона. – Вы уже не кажетесь такой печальной, как раньше… – Вы тоже не кажетесь таким одиноким, как прежде, – женщина улыбнулась. – Ничто никогда не остается таким, каким было вчера… Я рад, что вы начали улыбаться. Верон поцеловал ей руку и вышел. Его лицо показалось ей странным…
Тарис спускался с башни южных ворот. Над городом висела растущая луна. Сегодня был прекрасный вечер, тихий и красивый. Он посмотрел на звездное небо. Звезды, которые всегда казались такими далекими и бесполезными, сияли тихим светом. Он вспомнил, что ему говорила Кавада: у каждой из них своя история, своя легенда… Когда он вошел в спальню, она читала что-то у себя за туалетным столиком. – Ну что, ты готова? – спросил Тарис. – Только у тебя так и не получилось сегодня отдохнуть… Ночь выдалась облачная, но безветренная. Они незамеченными выскользнули из города в своих темных плащах и быстро пошли к маяку. Тарис открыл дверь ключом. Кавада вошла и моментально погрузилась во тьму. Внутри не было видно ни зги. Поскольку небо этой ночью было затянуто облаками, свет не поступал с открытой площадки на винтовую лестницу. Она совершенно не представляла, что должна делать. Граф стоял рядом не шевелясь. Не было даже слышно его дыхания, и ей вдруг показалось, что она осталась совершенно одна… Пошла вперед, даже толком не понимая, куда идет, остановилась… Вспомнила свои ощущения в первый раз: как ее коснулась рука призрака, как увидела его очертания… Но пока ничего необычного не происходило. – Приди, пожалуйста, приди, – попросила Кавада шепотом, как будто боялась, что ее и вправду кто-то услышит. – Я же выполнила то, что ты от меня хотел! Я прошу тебя теперь помочь мне. Больше я не буду тебя беспокоить…
Ей показалось, или наверху зажегся огонь? Она вдруг увидела слабый отсвет на ступеньках винтовой лестницы. Кавада совершенно не чувствовала присутствия Тариса. Она пошла туда, где горел свет. Слышала лишь шорох своего платья и прикосновение подошв туфель к каменным ступеням. Свет не становился ярче по мере того, как она поднималась, но путь был виден. Когда ее голова поравнялась с полом смотровой площадки, женщина увидела его – печального пожилого человека в красном камзоле с черными пятнами на груди и редкими длинными седыми волосами. Он сидел на маленькой скамеечке позади постамента для огня. Только самого пламени не было. На его месте светил голубой шар, будто подвешенный в воздухе. В этот раз Каваде было совсем не страшно, она поднялась и присела рядом. Моря не было видно совершенно, как не было видно ничего – лишь голубой огонь и полупрозрачный призрак. – Спрашивай, – услышала у себя в голове. – Ты здесь живешь… Ты должен знать все, что происходит в маяке. Скажи мне, что увидел Эрланд в зеркале? – Вначале он увидел дворцы из белого камня, утопающие в зелени, и возрадовался. А потом зеркало ему показало фигуру… Он увидел лицо твоего спутника посреди дворца… и человека с лицом твоего спутника с той, которая убила меня. И это ранило его в самое сердце… – Два лица моего спутника?! – Я тебе все сказал… я ухожу… – Подожди! Почему мне надо уходить из города? Мне что-то угрожает? – Не тебе, твоему спутнику. Твоя жизнь связана с его жизнью. Но у вас почти не осталось времени… – Когда… когда надо уйти? – Завтра, когда зайдет солнце, будет уже поздно… Свет потух, видение пропало… Кавада посидела еще немного в темноте, нащупала руками скамейку под собой. – Тарис, – позвала негромко. Женщина сейчас не совсем ясно понимала, где находится и что вообще происходит, но кто-то бегом поднялся по лестнице. Она услышала знакомые шаги. – Ты видишь в темноте?! – Нет. Я просто выучил наизусть маяк, чтобы уметь передвигаться здесь с закрытыми глазами. – Я разговаривала с ним. Граф опустился рядом, где до этого сидел призрак, и накрыл своей ладонью ее руку, лежавшую на холодном камне. - У тебя совершенно ледяная кожа… Ты его спросила о том, о чем я просил? – Он все время говорил о тебе. Извини меня, но мне кажется, ты его напугал… – Кавада, что ты говоришь?! Я испугал твоего призрака?! – О, любимый, извини меня, пожалуйста, но он бесконечно повторял: «Лицо твоего спутника, лицо твоего спутника…» Его убила женщина. – Да, я знаю… Это была Эда. – Тарис… ты говорил, что изменял мне много раз… – Да, – ее собеседник помолчал. – До того дня, пока не понял, что люблю тебя. – Ты был близок с ней? – Нет! Клянусь! Почему ты спрашиваешь? – Он ответил на мой вопрос что-то вроде того, что Эрланд увидел тебя с той женщиной, которая убила его, начальника порта. И это ранило колдуна в самое сердце… Я знала с самого начала, что он ее любит – как он смотрел на нее, как с ней разговаривал… Бен стиснул ее руки и прошептал: – Пожалуйста, вспомни его слова дословно… Как он сказал? – Сейчас… Я спросила у него, что увидел Эрланд в зеркале. И хранитель маяка ответил: «Он увидел человека с лицом твоего спутника с той, которая убила меня. И это ранило его в самое сердце…» – Он сказал «с лицом твоего спутника»? – Он все время повторял: «Лицо твоего спутника, лицо твоего спутника…» – Это все? Все, что он увидел? – Нет… Он сказал, что вначале увидел дворцы и возрадовался… – Кавада, пожалуйста, еще раз повтори его слова точно. – Он произнес, что сначала колдун увидел дворцы из желтого камня, утопающие в зелени, и возрадовался. А потом зеркало ему показало человека, и он два раза произнес «лицо твоего спутника», как будто ты занимал все его внимание. Надо было, чтобы я пришла одна! Как будто ты наложился на дворцы из белого… нет, желтого камня… Ой, я забыла: белый или желтый камень? Дворцы, утопающие в зелени, и та, которая его убила… Как будто твое лицо было и во дворцах, и ты был с той, которая его убила… И это ранило его, в смысле Эрланда, в самое сердце. Потом он сказал, что уходит. Тарис, почему все, что с тобой связано, так непонятно? - Мне все понятно, – резко оборвал ее граф. – А потом… ты спросила его, почему тебе надо уходить из города? – Да. Он ответил, что из-за тебя – тебе здесь грозит опасность. Но уже почти не осталось времени, надо уйти завтра до захода солнца. – Спасибо… спасибо, моя любовь… – Тарис… там, куда мы уйдем, ты будешь с Эдой?.. А я… я останусь одна?.. Кавада вспомнила, что призрак еще сказал: «Твоя жизнь связана с его жизнью». Но ей совершенно не хотелось это говорить своему любовнику. В конце концов, эти слова были предназначены только ей. – Нет! Клянусь, нет! Все совсем не так, как ты поняла, – Тарис порывисто обнял ее. – Объясни мне… Я, как всегда с тобой, ничего не понимаю. – Я тебе объясню… потом. Когда у нас будет время… Скажи, ты не смотришь больше на свои звезды? – Смотрю, просто сейчас не каждый день. – А я только хотел тебя попросить… Ты говорила, что у каждой звезды есть своя легенда. Расскажи мне самые красивые легенды и покажи мне свои звезды… – Ты действительно этого хочешь? Тебе интересно?! – Да, я действительно этого хочу. Слушая Каваду, Тарис вспоминал глаза Авира, когда он привел его в порт на заходе солнца и показал новый баркас со сложенным парусом, и спросил, нравится ли он ему… Увидел как наяву тусклый стеклянный взгляд своего подчиненного, словно лишенный жизни. Припомнил, как он протянул ему сверток, удостоверяющий покупку, со словами: «Это твоя лодка. А вот приказ о твоем освобождении. Ты больше не служишь, и я больше не твой командир. Но ты можешь называть меня другом… если хочешь. Ты теперь вольный рыбак». И мертвые глаза солдата стали оживать, как будто он вдохнул жизнь в уже начавший разлагаться труп. Во взгляде Авира мелькнуло недоверие, потом недоумение, затем он взялся за голову… А потом вдруг начал отказываться: «Но вы… вы ведь не можете освободить всех от службы! Если все уйдут из армии, кто останется?» И он ему ответил: «Да, я не могу освободить всех. Но ты уже мертв, так что я просто возвращаю тебя в жизнь. Постарайся найти женщину с большой грудью и сильными ногами, и путь она родит тебе сыновей. Ты научишь их любить и защищать страну. Они займут твое место… когда вырастут». - Тарис, ты меня не слушаешь, – Кавада потрясла его за руку. – О чем ты думаешь? – Нет, слушаю! – Повтори, что я сейчас рассказывала… – Эта женщина, о которой тебя просил позаботиться Варг, чем она занята? – Не знаю… ничем, наверное. Я не думаю, что у нее много работы… Ой, а если мы уйдем из города, нам надо ее взять с собой! – Зачем? – Я обещала Варгу… – О, боги! Кавада, ты полна сюрпризов! Что ты ему обещала? – Что я позабочусь о ней, чтобы она не вернулась в бордель. – Ты с ней вообще хоть изредка разговариваешь? – Да… А почему ты спрашиваешь? Ты ее знаешь? – она вспомнила, что Тарис посещал публичный дом. – Ты с ней спал? – Да я с ними со всеми спал… Если не ошибаюсь, она из Орвиля? Ты не знаешь, что с ней случилось до того, как она стала шлюхой? – У нее был муж, рыбак. Его унесло в открытое море вместе с баркой и снастями. Он утонул во время шторма. Винта осталась без средств к существованию… – Скажи, она может иметь детей? – Почему ты спрашиваешь? – в голосе Кавады послышался страх. – Я сегодня разговорился с одним рыбаком, который только что купил дом в Орвиле. Он сказал, что хотел бы найти женщину с сильными ногами и большой грудью, чтобы завести семью и родить сыновей… Идем к ней, – Тарис стремительно поднялся. – Быстро, ночь заканчивается. Завтра вечером мы уезжаем из города. Самое время, чтобы их познакомить… – Но до Орвиля далеко! – Сегодня последний день его службы. Это старый солдат, он заслужил покой…
Каваде пришлось бежать за своим спутником всю дорогу от маяка до замка. Она вся залилась краской, когда граф бесцеремонно открыл дверь без стука, вытряхнул ее служанку голой из постели и приказал немедленно следовать за ним. Она видела, что Винта напугана, и помогла ей одеться. Старалась при этом не смотреть на своего любовника, разглядывавшего, как женщина одевается. Он с ней спал… Как она не ревновала его все эти годы? Вдвоем, не разговаривая, они почти бежали за Тарисом, ловко петлявшим по лабиринтам улиц. Винта от страха даже не задавала вопросов. Уже светало, когда они поднялись на южные ворота. Трое солдат сидели в караульной и тихо разговаривали, а высокий воин без шлема стоял у бойницы, подставив лицо южному ветру. Над его лбом выделялась белая прядь. Дежурные встали, когда странная троица во главе с командующим гарнизоном поднялась к ним на стену. Граф движением руки отправил всех вниз, подошел к одинокому воину и пальцем подозвал Винту. – Авир, это служанка астролога. Она уроженка Орвиля. Ее муж был рыбаком, утонул вместе с баркой во время бури. У нее большая грудь и крепкие ноги. Поговори с ней, согласна ли она родить тебе сыновей, – издав какой-то странный звук, он повернулся и так же быстро пошел назад, увлекая Каваду за собой. – О, Тарис… но как… как это возможно! – Она старалась бежать с ним в ногу, пока они возвращались в замок. – Почему… почему ты решил избавиться от нее? Как ты мог ее вот так… так предложить мужчине! Бен засмеялся и обнял ее за плечи: – Дорогая, я решил избавиться от нее, потому что ничего хорошего не происходит, когда люди делают то, для чего не созданы. Когда сильная женщина, выросшая у моря, начинает жить в замке и изнывать от скуки, ее жизнь становится бессмысленной. Она пришла в этот мир, чтобы помогать мужчине и рожать сыновей. И негоже ей таскаться по борделям и удовлетворять женщин. – Что значит удовлетворять женщин? – Кавада хмурила лоб, как делала всегда, когда ничего не понимала. – Ты знаешь, что меня в тебе поражает? – Что? – Наивность и полная невнимательность к окружающей тебя жизни. Ты вся в звездах и призраках… Ты хоть замечаешь людей вокруг? Они уже пришли в замок. Тарис открыл незапертую дверь их спальни и увидел на кровати мешок из грубой кожи. – Что это? – Это? Ах, я забыла тебе сказать! Это Верон принес сегодня… вчера вечером, для тебя. Граф развязал шнурок и заглянул внутрь, засунул в сумку руку – оттуда раздался глухой звон. – Ты заглядывала внутрь? – Нет. А что?.. Но это ведь тебе принесли… Бен смотрел на нее одновременно сердитыми и смеющимися глазами. – И ты не закрываешь дверь в спальню… И это пролежало всю ночь в комнате с незапертой дверью, в замке, где полно шпионов, посреди Вандервилля! – А что? Кто-то может что-то взять?.. Он громко засмеялся и схватился за голову. – Кавада, второй такой женщины, как ты, в этом мире не сыщешь! Я уверен, – Тарис подошел к ней, взял ее лицо в ладони, приблизил рот к уху. – За золото, которое в мешке, можно купить весь этот дворец… Она смотрела на него в совершенной растерянности. – Нет, – прошептал он, увлекая ее в постель, – ты вся в звездах и призраках… Солнце заглянуло в окно. Начинался день…
Кавада проспала до полудня. Проснулась от стука в дверь, когда солнце поднялось высоко и пересекло зенит. Винта пришла проститься. У нее совершенно изменилось лицо, просто не узнать! Как будто кто-то зажег два маленьких светильника в глубине глаз. – Госпожа, Тарис Бен… совершенно необыкновенный! Он самый лучший человек в моей жизни! Я уже не верила ни во что: ни в богов, ни в демонов, ни в людей, ни в себя. Но я снова поверила во все! И все это благодаря графу… и вам. – Я тебя не понимаю… – со сна Кавада не поняла, что случилось и за что вообще ее благодарят. Она схватила Винту за обе руки и усадила на кровать. – Сядь, пожалуйста! И расскажи мне все. Объясни, что происходит. Хоть ты поговори со мной! Тарис… граф… мне никогда ничего не рассказывает! Только произносит отрывочные фразы, которые я далеко не всегда понимаю. Кавада не перебивала служанку, пока та не закончила свой рассказ. Винта сама не заметила, как поведала хозяйке все: про солдат и гладиаторов… и Эду, которая однажды утром выбрала ее. Не утаила, как Варг пообещал, что она уйдет из борделя, если захочет. Она не знала, что ей делать… Изнывала от скуки в замке, но при каждой возможности уходила к морю, потому что на берегу чувствовала себя счастливой только оттого, что видит бескрайнюю голубую гладь. Море – это было то, что вселяло в нее радость… И сегодня она вдруг встретила мужчину, который ей предложил снова вернуться в Орвиль! Он только что купил дом. Они подумали, что смогут найти, как сказал ее Авир, общий центр. «Мы сможем опереться на море», – повторяла она вслед за ним. И все это сделал и организовал Тарис. Он просто явился как бог и изменил их жизни: купил и дом, и баркас, и не потребовал ничего взамен. И даже отпустил Авира из армии и вручил ему грамоту вольного рыбака! Дал им возможность родиться заново, получить новую жизнь, когда они оба уже потеряли надежду…
Кавада помогла Винте собрать ее нехитрое имущество и вывела бывшую служанку к Авиру, который раздобыл повозку и приехал за своей женщиной, когда солнце уже катилось к горизонту. Они оба были совершенно счастливы. Она проехала с ними до южных ворот и расцеловалась с Винтой на прощание, пожав крепкую сильную руку ее нового мужчины. Кавада уже возвращалась, когда сзади раздался стук копыт. Граф Бен догнал ее, подхватил и посадил впереди себя. Он никогда так не делал! Ей всегда казалось, что граф стесняется ее. Сейчас она вдруг с ужасом поняла, что Тарис, оказывается, вовсе не такой, каким она его себе всегда представляла: жестоким, безжалостным, порочным… Как он повел себя с Авиром и Винтой!.. Никто из людей, которые до сих пор ее окружали, не был способен на такой воистину королевский поступок. – Я тебя совсем не знаю… – Кавада вздохнула. – Как я тебя понимаю! Мне уже столько лет, а я сам себя до сих пор не знаю… Не могу даже представить, чего мне от себя ожидать. – Любимый, ответь мне, пожалуйста… Сколько тебе лет? И когда ты родился? Она услышала его ответ и подумала: «Как хорошо, что я сижу спиной к нему и он не видит моего лица». – Ты сложила вещи? – Ой!.. Я забыла… Я спала до полудня, а потом… Винта пришла ко мне попрощаться, и я собирала ее вещи… – Нет, – простонал Тарис, – кажется, я начинаю тебя узнавать! К счастью, сумки графа уже были в конюшне, и там его ждал веснушчатый мальчик с двумя лошадьми. Бен внимательно посмотрел на подростка, перевел глаза на Каваду: – Раздевайся… Она ничего не поняла. – Быстро, – он вообще все делал очень быстро. – Зог, дай ей свою одежду. И разозлился, увидев, как замешкалась женщина и покраснел Зог. «Это твоя вина, – сказал граф. – Ты вовремя не собралась. Теперь мне не мешай». Правда, он помог ей одеться. Мальчик совершенно залился краской и на нее не смотрел. Они выехали из замка все втроем. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом. Граф погнал лошадей галопом, и Кавада поблагодарила всех богов за то, что научилась держаться в седле. Они миновали город и помчались по северной дороге. Наверху их ждал Верон. Тарис все время оглядывался. Уже переехали через перевал, когда министр вдруг указал рукой на горизонт: все море вдали было покрыто какими-то черными крупными точками. – Что это?! – воскликнула Кавада. – Это… киты? Тарис, это киты? – Нет, дорогая… Он сказал тебе правду. Мне надо было уйти до сегодняшнего вечера… Это флот, – задумчиво произнес Бен, пристально вглядываясь в море. – Какой флот? Чей флот? – Судя по направлению, откуда он идет, это флот Дравийского царства. – О нет!.. Нам надо вернуться! Нужно предупредить людей! – Поздно… Тарис и Верон переглянулись, Зог не двигался. – Кто бы ни был ваш таинственный информатор, которого вы держите в таком секрете, дорогой граф, – сказал министр, – ему стоит доверять. – К сожалению, наш информатор остался там, – Бен махнул рукой в сторону маяка. – Но мы не можем упрекнуть нашего друга Эрланда. Он все-таки позаботился обо всех нас, благополучно выпроводив сегодня из города. Если мы не будем останавливаться на ночь, мы сможем еще догнать рыцарей Арута, уехавших утром по этой же дороге на север. Наверное, в компании нам будет веселее…
Глава двенадцатая ИРВЕН И ЭРИК ПОПАДАЮТ В ИНОМИРЬЕ
Фада оторвал ухо от земли. Его лицо с грубыми чертами казалось обеспокоенным. Только взошло солнце. Расшумевшиеся на восходе птицы вдруг смолкли, и наступила почти совершенная тишина, нарушаемая лишь шорохом листьев. – Кто-то следует за нами, кто-то догоняет нас… - Что ты имеешь в виду? – для Ирвена наука брата была тайной за семью печатями. Лес не море – это была чужая стихия. Он не умел читать следы, слышать неслышимое и видеть невидимое. – Человек верхом на лошади следует за нами по пятам. – Кто-то, кто тоже едет на север? Дорога большая, широкая и хорошо наезженная. Не удивительно, что на ней происходит движение. – Не-е-ет, – в голосе Фады прозвучало беспокойство. – Я тоже так подумал и решил ничего не говорить, отойти с дороги и подождать, пока едущий за нами нас обгонит. Но не тут-то было: он забеспокоился, заметался. Он нас потерял, потом снова взял след, как гончий пес. Это охотник. Кто-то послал его за нами… – Давай встретим его лицом к лицу. Ты уверен, что это один человек? Нас ведь двое! Узнаем, чего он хочет. – Нет, Ирвен, нет… Он не выйдет лицом к лицу, – глаза Фады расфо-кусированно смотрели куда-то вдаль. Он казался растерянным. – Как ты можешь знать? Ты ведь его не видел! – Охотник узнает поступь охотника. Тот, кто скрывается, всегда найдет возможность уклониться от прямой встречи. Такие мастера не следуют за кем-то без нужды. Его послали нас убить. Ирвен внимательно вглядывался в искаженные черты брата. – Фада, как ты можешь по звукам, идущим из земли, рассказывать целую историю с преследованием? Это похоже уже на болезнь! Ты слишком подозрителен. Кому нужна наша смерть? Если бы нас хотели убить, нас бы не спасали в цирке и не объявили бы правителями Валласа. – Пока мы оставались в Вандервилле, мы не вызывали никаких опасений – были в клетке. Сейчас мы получили свободу и можем нести угрозу… – Но чем?! – Мы можем рассказать людям правду. – Какую правду? – Правду о перевороте в Валласе, о том, что Империя возрождается, и Север снова будет платить дань… – Ну и что? Нет, я считаю, что ты слишком подозрителен! И пока еще никто не облагал Арут данью. Может, этого и не случится. Валлас сейчас, как человек после долгой болезни. Ему не до дальних земель, ему бы на ноги встать. – Нет-нет, брат, поверь мне… Есть что-то, о чем мы не можем догадываться. Зачем-то нас держали в плену. Нами просто прикрылись – Эрланд прикрылся нами, как наследниками рода Давикулюсов, чтобы объявить воссоздание Империи. Нас не хотели отпускать. Не знаю почему, но не хотели. И за нами послали погоню. Это значит одно: нас хотят убить. – Хорошо. Допустим, ты прав. Что ты предлагаешь? – Разделиться, пойти по разным дорогам. Он один, и ему придется выбирать, за кем идти. В любом случае, даже если он послан нас убить, кто-то из нас спасется, потому что преследователь потеряет его след. – Фада, весь твой план мне кажется совершенно безумным. Представляется невероятным, чтобы Эрланд послал за нами погоню с целью убить нас. Я думаю, что даже если ты прав и кто-то следует за нами, то это такой же путешественник, как и мы, или местный житель, едущий по своим делам по этой же дороге. Но, чтобы остановить твое сумасшествие, я готов попытаться встретить этого человека и поговорить с ним. Говори, кто пойдет вперед, а кто будет его караулить. – Дальше поедете вы на двух лошадях. А я притаюсь на ветвях и прыгну ему на спину, когда он будет проезжать мимо. – Для этого надо быть уверенным, что он точно следует за нами. – Да. Поэтому мы и выберем самую сложную и извилистую дорогу. Даже не дорогу, а тропу в лесу. Чтобы точно знать, что это преследователь… – Хорошо. Тогда мы с мальчиком возьмем лошадей, а ты его жди. Надеюсь только, что ты не причинишь человеку вреда без нужды. А мы вернемся чуть позже. Фада кивнул и начал собирать в простой мешок вещи: нож, плащ, лук. У них, в сущности, кроме этого почти ничего и не было. Они находились посередине небольшой рощи высоких дубов. Направо, через поросль осины, от основной дороги вилась еле видная тропа, проложенная, вероятно, в самом начале лета конным отрядом. – Вот этот путь через лес. Ты видишь тропинку? – Фада протянул руку по направлению к уходящей через лес дорожке, еще не заросшей травой. – Это должна быть дорога, которая куда-то ведет. Поезжайте по ней и старайтесь запоминать окрестности. В крайнем случае, она приведет вас в село. Здесь уже побывала армия, возглавляемая Издой. Надеюсь, что округа свободна от разбойников. Во всяком случае, не в их интересах оставлять указывающий на них путь. А я притаюсь на ветвях и прыгну на спину тому, кто следует за нами, когда он проедет внизу. Свяжу его и буду ждать вашего возвращения…Эрик и Фада не любили друг друга. Ни один, ни другой ничего не говорили Ирвену, но он чувствовал, что они стали врагами с первого взгляда. Брат не хотел брать мальчика, и моряк понимал его. Второй человек на лошади в пути, почти ребенок – обуза… И Эрик тоже знал это и старался быть незаметным, насколько только было возможно. Пытался сам сделать всю мелкую, но необходимую работу: расседлать лошадей, сводить их к водопою, уничтожить следы ночевки… Как всегда, когда братья разговаривали, он держался в отдалении, никогда ничего не спрашивая. Когда Ирвен ему объявил, что они отправятся дальше вдвоем и оставят Фаду на один день, то увидел в глазах мальчика облегчение. Они расстались у трех столетних дубов, сплетавших ветви так тесно, что на них можно было безопасно стелить плащ для ночевки. Дорога, петляя, неуклонно вела вверх. Она поросла травой, но еще не скрылась из виду. Ирвен пересел на лошадь брата, широкого гнедого мерина, и Эрик остался один на каурой кобыле, на которой они ехали вдвоем. Было бы лучше, если бы брат с самого начала уступил им своего более сильного коня, но он косвенно показывал Ирвену недовольство взятым спутником. Сейчас они позволили лошадям идти шагом. Договорились не понукать животных без нужды. Рыцарь несколько раз оглянулся: Фада, коренастый и крепкий, как белый гриб-великан, стоял неподвижно посередине дороги, и большой лук за его спиной казался с него ростом. У Ирвена, непонятно почему, душа облилась кровью, словно предчувствуя нехорошее. Как он сказал: «Тот, кто скрывается, всегда найдет возможность уклониться от прямой встречи. Такие мастера не следуют за кем-то без нужды. Его послали нас убить». Моряк до последней минуты не сомневался в том, что брат преувеличивает опасность. Но сейчас вдруг подумал: «А если он прав?» Самому ему из всех рыцарей Арута наиболее близок был, пожалуй, Изда. Ирвен практически не участвовал ни в управлении севером, ни в проведении встреч с людьми и другими правителями. Море – больше его ничего не интересовало… Суровый немногословный Фада тоже всегда держался особняком, даже от братьев. Только Ландосу выказывал он сердечную привязанность. Лошади поднялись на вершину холма. Там дорога раздваивалась. – Куда идти? – спросил Эрик. На мгновение Ирвен задумался. И, будучи моряком, решил идти по ветру – ветер дул в направлении низины. Но вскоре он понял, что это был неверный путь. Тропинка пролегала через небольшой луг, который на поверку оказался нетопким болотом, и мерин Фады, более тяжелый, чем кобыла под Эриком, несколько раз провалился в трясину до колен. Почему-то это показалось рыцарю плохим знаком… Перешли небольшой ручей, брод искать не было нужды. Почва под ногами снова стала твердой, и лошади затрусили рысью по извивающейся среди леса тропинке. Здесь росли старые березы. Многие раздваивались, а то даже и по три ствола вырастали из одного корня. Ирвен подумал, что непростое это место. Словно прочитав его мысли, Эрик придержал коня впереди и обернулся к нему: – У нас говорят, что если ты задержишься, посидев среди трех берез, растущих из одного корня, то увидишь свое будущее… или ответишь на загадку, которую несет прошлое. – Попробуем? – спросил моряк, и сам ответил: – Спешить нам некуда. Скоро возвращаться. Они спешились и стреножили лошадей. Взобрались на старое дерево, давшее три ствола. Ирвен облокотился о самый толстый из них, а мальчик прижался к нему, обхватив руками. Замерли, погруженные каждый в свои мысли. Рыцарь без конца возвращался к их последнему разговору с братом: он так и не мог ему поверить, разум отказывался следовать за его доводами. Не мог допустить, что кто-то послал убийц по их следам… Вдруг пасущиеся лошади вскинули головы, забеспокоившись. Потянуло холодом, как будто из-под земли… Кобыла Ирвена издала короткий храп. По тропе навстречу им бежал большой грязно-белый мохнатый пастуший пес с высоко поднятым хвостом и большими висячими ушами. Собака осторожно подтрусила к лошадям, и животные обнюхали друг друга. И тут случилось невероятное: Ирвен увидел, как падающий лист замер в воздухе. Оторвавшийся от дерева, еще зеленый березовый листок медленно кружил, опускаясь на землю. И произошло что-то, что остановило его движение. Замерла волнующаяся под ветром трава, застыли лошади, остановился опирающийся на одну лапу бегущий пес. Ирвен растерянно моргнул… Лист продолжил свое падение, кони прядали ушами, собака пробежала мимо, чуть повернув голову в сторону людей. Но холод не отступал… – Ты видел, Ирвен? Ты видел это? – услышал взволнованный шепот Эрика. Но ответить он не успел. Вдалеке раздался свист, и на тропе показался человек. Старый потрепанный кожаный камзол как будто припорошен пылью, видавший виды лук за спиной, большая шляпа зияла дырами, высокие сапоги покрыты порванной паутиной… Лица идущего не было видно. Ужас, смертный ужас сжал сердце Ирвена холодной костлявой рукой. Бесстрашный моряк вжался в ствол, почувствовав, что и мальчик прижался к нему, дрожа как осиновый лист. Охотник, следующий за собакой, перестал свистеть и, поравнявшись с деревом, на которое они взобрались, поднял голову, обернувшись к ним лицом. Из-под широких полей старой шляпы, изъеденной то ли насекомыми, то ли мышами, смотрели пустые глазницы… Гнилая плоть болталась на полуобнаженных костях, желтые зубы не были покрыты губами. Не замедлив шага, путник миновал их. Ирвен прижал к себе Эрика, который, казалось, перестал дышать. Они не осмелились обернуться вослед мертвецу, прошедшему мимо. Послышался удаляющийся свист, мертвый охотник и пес скрылись из виду. Могильный холод отступил… И тут лошади, словно придя в себя, начали метаться и ржать. – Ты видел?! – мальчик поднял на моряка огромные глаза, в которых стоял ужас. – Скажи, ты видел его?! Или это только мне привиделось? Ирвен в изумлении смотрел на небо. Стремительно темнело… Как такое возможно? Они покинули Фаду не более часа назад, сразу после восхода солнца. Что делать?.. Не мог найти в своей памяти ничего, что помогло бы ему справиться с ситуацией. Растерянно спросил у своего спутника: – Эрик, ты уроженец Валласа. Слышал ли что-нибудь о том, кто поравнялся с нами? Рассказы, предания, легенды? Глаза мальчика были по-прежнему расширены от ужаса. Он покачал головой. Ирвену пришла мысль: туда, откуда шел мертвец, и куда он удалился, идти нельзя! Перепуганные кони бились, пытаясь вырваться из пут, стягивающих ноги. Лошади! Они видят и чувствуют лучше, чем люди, могут ориентироваться в темноте… Надо положиться на инстинкт животных! – Эрик, быстро садимся верхом! Доверимся лошадям, пусть они выведут нас, если это возможно. Освободившиеся кони ломанулись сквозь заросли крапивы, как будто их подгонял невидимый кнут. Мальчик вырвался вперед. Ирвен не переставал работать поводьями, чтобы поспевать за рысящей впереди кобылой. Чем руководствовались животные, неизвестно, но они проехали по нехоженой чаще, три раза перейдя вброд ручьи. Ведомые каким-то непонятным людям чувством пути, лошади несли своих всадников в одном им известном направлении, и в наступивших сумерках они выбрались наконец из леса…
Вечерний луг зеленых степных злаков пестрел разноцветными мелкими цветами, пах пряными травами и был полон зудящим звуком висевших над ним комаров. Где-то вдали раздавался хор лягушек. Только сейчас Ирвен почувствовал, как холод, сжимавший его сердце, отпустил свою ледяную хватку. Кони перешли на шаг и вынесли их к широкому лесному озеру. Вдоль берега, поросшего склонившимся до земли узколистным лохом, извивалась тропинка. На другой стороне пруда горел одним глазом темный, наполовину сложенный из камня, наполовину из потемневшего дерева дом. Лошади как по команде потрусили на этот огонек и остановились у двери. Пока всадники сомневались, спешиваться им или нет, дверь открылась, и на пороге показалась маленькая, хорошо сложенная женщина с темно-красными волосами, одетая в очень старомодное коричневое платье. Она казалась бы молодой, если бы не уставший взгляд серо-зеленых, блестевших голодным блеском глаз. Внимательно всмотрелась в путников… – Кто такие и куда путь держите? – ее голос был неожиданно низок и глух. Из открытой двери потянуло запахом жареной рыбы. Ирвен спешился перед женщиной. – Люди Севера мы. Путь держим из Вандервилля в Арут. Не позволишь ли переночевать у тебя? Встретили мы в дороге путника, который напугал нас. Кони понесли, и мы сбились с пути. – Что ж, – хозяйка словно соображала что-то, пристально их разглядывая. – Давно у нас с муженьком гостей не было. Не привечаем мы особо странников… Ну ладно, оставайтесь. Привязывайте ваших лошадей в хлеву с козами, что позади дома. Дверь я открытой оставлю. Ирвен помог Эрику снять сумки. Они завели коней в примыкающий к дому низенький хлев, в котором в уже наступившей темноте виднелась дюжина коз. Лошади вели себя смирно, а козы заблеяли, встретив непрошеных гостей. Оставив животных и плотно закрыв дверь, путники вступили в избу. Маленькая прихожая была полна бочек, удочек, каких-то палок. Пол устлан сеном, вход в горницу полуоткрыт. В освещенном очагом полукруге, у стола, на котором стояла сковорода с прожаренными до коричневого цвета мелкими рыбешками, сидел человек. Когда он повернул голову в сторону поприветствовавших его Ирвена и Эрика, вошедшие приросли к полу. У сидящего была кабанья голова, возвышающаяся на обычных человеческих плечах и покрытая сверху сплетенной из соломы широкополой рыбачьей шляпой…
Фада отставил левую ногу, опершись ею о широкую горизонтальную ветку дуба, и как мог получше и понадежнее разместился на раскинувшемся дереве, чтобы безболезненно для тела провести немало часов в ожидании. Весь превратился в слух. День разгорался, но здесь, в плотном кружеве темно-зеленой листвы, царила тень. Охотник с удовольствием вдыхал запах чащи. Лес был для него домом. Он проводил в нем часы, выслеживая зверя. Любил бродить в зарослях, наслаждался чувством единения с деревьями, любил замирать в развилке ветвей в засаде, сливаясь с корой, как будто сам был одним из дубов. Ласково погладил потрескавшийся ствол. Время растворилось в зелени листвы… Фада распластался на сплетенных ветках, выбрав под собой пространство, чтобы быстро и бесшумно упасть на спину ожидаемому внизу всаднику. Птицы привыкли к нему, растянувшемуся неподвижно, словно он сам стал частью дуба. Дятел даже попрыгал по кожаной штанине, попробовав клюнуть крепкий сапог такого же цвета, как и кора дерева. Маленький королек подскочил прямо к каштановой бороде и заглянул в глаза, пропищал что-то. Фаде вдруг показалось, что птичка предупреждает его о чем-то. Тонкий слух уловил звук приближающегося животного, идущего размашистой рысью. Животное было меньше лошади, но крупнее волка. Охотник опустил голову из ветвей. Неожиданно потянуло нездешним холодом… На склоне холма, куда поднялись Ирвен и Эрик, появился большой бежевый пес, понюхал воздух, застыл с поднятой лапой. Попытался спуститься и вдруг словно грудью наткнулся на преграду. Как будто что-то не пускало его – невидимое, но непреодолимое. Собака отступила и оглянулась. На вершину поднялся человек в очень старой одежде, словно присыпанной землей, с белеющим за спиной луком. Его широкополая шляпа была низко надвинута на глаза. Охотник повел головой, словно обозревая участок леса, и пошел вдоль невидимого препятствия, на которое продолжал наталкиваться его пес. Так они и шли вдоль чего-то, что не давало им спуститься с холма, прошли вдоль его гребня и скрылись в зарослях. Фада почувствовал, что волосы зашевелились у него на голове: собака и человек не примяли трав, по которым прошли. Ему показалось, или подул ветер в ту сторону, куда удалилась странная пара? Пронеслись, влекомые наземным ветром, березовые листья, исчезло ощущение холода… Не уснул ли он? Немного погодя услышал топот копыт приближающейся лошади, позволил телу повиснуть, зацепившись кистями и стопами за ветви, перенеся вес над намеченной точкой на тропе внизу. Топот копыт приближался. Игреневая лошадь с всадником резвой рысью неслась по дороге. Охотник точно рассчитал время и точку падения и упал на наездника, сбив его с коня. Они покатились по траве, зацепившись за колючий куст ежевики. Фада почувствовал, что тот, на которого он упал, не слабее его и, вероятно, ловчее. Он сжался в комок, и рыцарь соскользнул с его спины, оказавшись на земле перед ним. И понял, что совершил непростительную ошибку, недооценив ловкость противника. Увидел приближающееся широкое лезвие, полоснувшее его по шее. Уже угасающим зрением заметил хлынувшую темно-красную кровь из своего перерезанного горла. И задержался вниманием на этом иссякающем дыхании жизни, прежде чем почувствовал, что проходит в узкое, наподобие игольного ушка, отверстие, потеряв ощущение собственного тела. Мир погас вокруг него, обернувшись мерцающей тьмой…
– Добро пожаловать в Иномирье, брат, – сказал человек с кабаньей головой, повернув ее к Эрику. Мальчик открыл рот, широко распахнул голубые глаза. Хозяин оголил клыки и издал странные звуки ртом. Обратился уже к обоим путникам: – Вы видели Стража? – Кто такой Страж? Мертвый человек в кожаной одежде? – Ирвен опустился на скамью рядом с хозяином дома. Спереди рубашка человека-кабана была расстегнута, голова животного переходила во вполне человеческую, заросшую густыми волосами белую грудь. – Да. Это Страж. Он вас и впустил. – Вы не могли бы пояснить нам подробнее, где мы находимся? Сегодня утром мы расстались с моим братом, договорившись вскоре вернуться за ним, и углубились в лес. Спешились и остановились в березовой роще, когда мимо нас прошел мертвый человек с собакой. И после этого начало быстро темнеть и потянуло холодом… Лошади нас вынесли к озеру рядом с вашим домом. Завтра мы вернемся, чтобы забрать брата, – Ирвен помолчал, всматриваясь в желтые звериные глаза, устремленные на него. – Сможем ли мы вернуться? – Если Страж вас впустил, он вас и выпустит, – человек с кабаньей головой грыз одну жареную рыбешку за другой. – Если, конечно, у него к вам нет претензий. – А какие у него могут быть к нам претензии? - Да откуда ж мне знать? – искренне удивился хозяин. Его жена принесла очередную порцию рыбы и сама села и начала есть. – Одно могу вам сказать: если уж он вас впустил, значит, дело у него к вам есть, или передать чего надо… – А вы? – Ирвен обращался к жителям избушки. – Вы здесь живете или пленники? Хозяева переглянулись и весело рассмеялись. – Это вы пленники, – сказала женщина, жалостливо глядя на Эрика. – И сами-то не догадываетесь. – Пленники чего или кого? – не прекращал расспрашивать Ирвен. Мальчик по-прежнему испуганно молчал. – Он, – хозяйка мотнула головой в сторону Эрика, – пленник своей крови. Оборотень ты, но не знаешь пока – оборотень, как и он. Кивнула на своего мужа, продолжая брать рыбку одну за другой прямо пальцами с горячей сковородки. – Я оборотень?! – срывающимся голосом переспросил мальчик. – Я не верю вам! – Оборотень, оборотень, – согласился человек с кабаньей головой. – Иначе Страж бы вас не пропустил. Только кровь зверя может помочь людям перейти в Иномирье. – А я? – вдруг хрипло спросил Ирвен. – Я тоже оборотень? – Ты нет, – продолжал уже хозяин, не прекращая поедать рыбу. – Любит он тебя, мальчонка этот, и спас тем самым. – От чего спас? – моряк вспомнил, как терзал ему душу утром страх, что не увидит он брата больше. – От смерти, от чего же еще! – воскликнул человек-кабан в раздражении, как будто тяготясь тупостью собеседника. – Только так в Ино-мирье попасть и можно, со зверем – если Страж разрешит пройти. – Почему я зверь? – шепотом спросил Эрик. – Я мамку помню… – У меня тоже родители людьми были, – кивнул оборотень. – Но лес тянул, и перекинулся я на другую сторону, крови своей не ведая… Так и у тебя будет. – Что значит «крови своей не ведая»? – мальчик не спускал голубых глаз с собеседника. – Эх, парень, замучил ты меня расспросами. Но мил ты мне, так как одной со мной крови будешь. Так и быть, расскажу, – хозяин поднялся, крякнул, налил из стоявшего на столе бочонка пенной темной браги, предложил Ирвену: – Мальчонке не наливаю. А ты пива выпьешь? И продолжал, поставив перед моряком тягучую смолистую жидкость: – Раньше были те, кто выводил специально оборотней – людей, которые могут превращаться в зверей… для разных целей. Потом их хозяева ушли, а оборотни остались, неприкаянные. Была объявлена на них охота, и почти всех уничтожили. Да растворилась кровь звериная в крови тех, кто населял мир. И осталась способность у некоторых смертьчуять и от смерти уходить. А у тех, у кого крови этой поболее, чем у других, есть способность в зверей превращаться. Вот только многие не понимают уже своих склонностей и владеть ими не могут. Или памяти лишаются, когда в зверином теле оказываются, и сами не знают, что оборотни они, если кто рядом не скажет. – А ты… ты всегда с головой зверя, или иногда и человеком бываешь? – задал вопрос Эрик. – Мы, кто в Иномирье живем, спокойны. Нечего нам за жизнь свою волноваться – Страж нас охраняет. Поэтому сохраняю такой вид всегда. Удобно и есть, и с женкой спать, – хохотнул хозяин. – А в какого зверя я могу превращаться, знаешь? – спросил деловито мальчик. Не похоже было, что его пугала перспектива оборачиваться диким животным. Хозяин повел кабаньим пятачком из стороны в сторону, словно принюхиваясь: – В северного медведя, похоже… белого, то есть. – Жаль, – вдруг сказал Эрик. – А я бы хотел в моржа. – Зачем тебе в моржа надо оборачиваться? – серьезно переспросила женщина, молчаливо внимавшая разговору с края стола. – Чтобы танцевать с девушками на камнях, – мечтательно сказал подросток. Ирвен почувствовал холод, пробежавший по коже, вспомнив, что парень захотел пойти с ним на север после рассказанной им сказки… Решился спросить: – А опасны ли вы, оборотни, людям? – Тем, кого они любят – нет. Вот я с моей Анчей уже не одну жизнь здесь живу, благо Страж нам разрешил вместе быть. А тем, кто хочет вред им причинить, или их близким – тем опасны, знамо дело. – Погоди, погоди, – вдруг начал понимать что-то моряк. – Это что же получается? Смерть нас с братом сегодня подстерегала? А благодаря крови оборотня в спутнике моем и нашей сердечной привязанности меня миновала участь сия? – Ну да, – сказал человек с кабаньей головой. – Так мой брат мертв! – с горечью вскричал рыцарь. – Вероятно, мертв, – согласился спокойно хозяин. Ирвен обхватил голову руками, вспомнив разговор с Фадой утром. Сердце терзала боль потери. – Как мне отомстить за смерть его? – Его попроси, – оборотень кивнул головой в сторону Эрика. – А как в зверя превращаться? – мальчик задумчиво грыз рыбку. – Каждый оборотень свой способ имеет, – деловито рассказывал мужчина-кабан. – Надо только поверить в себя, да кровь звериную от человеческой отделить. Как это, только сам почувствуешь. Ходи да в душу свою смотри, изучай ее, на внешний мир внимания не обращай. Ни вчерашним днем не заботься, ни завтрашним. Живи только тем, что насущно. В жизни не растворяйся, остальное поймешь со временем… Бывает, конечно, что крови звериной мало, или совсем разучились полукровки ею пользоваться, тогда могут обычной смертью умереть и со Стражем не пересечься. Ну, а у тебя уже получилось, заметил он тебя. Так что давай, разбирайся самостоятельно… Ой, ну я и наелся… Анча, стели постель гостям, да и сами спать идем. Пусть ваши лошадки отдохнут, и возвращайтесь завтра, нечего вам по границам шастать. Муж и жена расстелили на полу кабаньи шкуры для гостей, а сами полезли на печь. Вскоре оттуда раздался храп их обоих… Ирвен ворочался, не сомкнув глаз, ночь напролет. Эрик уснул моментально, говорил что-то во сне непонятное… Темень за окном уже начала рассеиваться, когда сон одолел и моряка. И только он задремал, дверь тихо отворилась, и в избу вошел мертвый охотник. Он подошел к спящим гостям, долго и пристально всматривался в них… – Эй, – тихо окликнул его с печи оборотень. – Сам им что надо передашь или мне скажешь? Страж жестом вызвал его наружу, прикрыл за собой дверь. И когда человек-кабан вышел, шепнул: – Мальчонке с утра чаек завари, – протянул в костяных пальцах зеленый стебель с лиловыми мелкими цветами. – А человеку скажи, пусть идет к Монатавану и остается служить женщине из ордена Ваара. – А он меня послушает? – неуверенно спросил хозяин избушки. – Послушает, – Страж качнул мертвой головой. – Повожу я их охотника вокруг, пусть мальчонка зубы попробует. А человек поймет, что мы смерть от него отвели. Он, путник этот, благородной крови. Сделает, что ты ему скажешь… - Ну, хорошо, тогда я их будить пошел. Воняет мне человек, – оборотень почесал оголившийся живот. – Буди, буди… А я его приведу к телу брата. Передай им, пусть к дубкам возвращаются, – мертвец прикоснулся к дырявой шляпе и растворился в тумане.
Глава тринадцатая ШАМАН
Ворон кружил, то опускаясь, то поднимаясь, не издавая ни звука. Всадник внимательно следил за его полетом, прокладывая себе дорогу в малиннике, заполнившем все пространство между лиственницами. Темнорыжая мохнатая лошадка проваливалась истоптанными копытами в мшистом грунте. Путник, покружив немного среди огромных, выше его головы, камней, омываемых бесчисленными струящимися по склону холма горными ручьями, вышел на поляну, над которой кружила птица. Ворон ринулся вниз, опустился на траву, прокаркав три раза, повернул голову с фиолетовым глазом вбок и попрыгал в сторону белеющей среди камней березы, где прокричал еще раз, призывно и громко. Домир спешился и пошел вслед за птицей, пригибая рукой длинные упругие ветки малины. Среди камней белел скелет в остатках грубой кожаной одежды. Через его грудную клетку, глазницы и рот проросли малиновые побеги, накрепко привязав кости к месту смерти. Ворон взлетел и опустился на ветку березы, внимательно разглядывая останки человека. Охотник тоже тщательно осмотрел костяной остов, обглоданный зверями до желтых костей начисто, омытый весенними водами. Поднял с земли изъеденный до дыр кожаный мешок и вытащил из него свиток, бересту с нацарапанными письменами, серебряные монеты и желтые камни. Ворон расправил крылья и перепрыгнул на мужское плечо, заглядывая в котомку, как человек. Домир раскрыл папирус и увидел потеки краски. Но написанное еще можно было разобрать… Птица снова закричала, поднялась высоко над лесом и снова начала описывать круги. Охотник еще пристальнее осмотрел останки и место вокруг них и добыл еще несколько трофеев: остатки пояса, металлическую поясную бляху, шпоры, маленькую серебряную брошку со светло-зеленым камнем, нож и арбалет. Поспешно положив все в висевшую на поясе сумку, взобрался на лошадь и двинулся вслед за вороном. Тот будто показывал ему дорогу – взмывал высоко и возвращался, проверяя, видит ли его человек. Вскоре Домир вышел на берег бурной речки, вырывающейся из ущелья между двумя высокими скалами. Вода с шумом завихрялась вокруг больших округлых камней. На горном склоне неподалеку примостилась почти черная древняя избушка на сваях, хорошо скрытая от любопытных глаз ельником, поросшим на камнях. Всаднику пришлось потратить немало времени на поиски места, где можно было бы пересечь неширокий, но быстрый поток. Лошадь вошла в воду почти до колен и с видимым усилием, пару раз поскользнувшись на каменистом дне, перенесла его через бурную воду. Выйдя на берег, шумно отряхнулась, издав короткое ржание. В избушке произошло какое-то движение, и на пороге показалась низенькая круглая фигура, одетая в серо-коричневую потрепанную и непонятную одежду – не то халат, не то камзол. Ноги перемотаны широкими полосками грязно-бежевой кожи, на голове сплетенная из сухой травы шапочка… Ворон опустился на плечо Домира, нахохлился и сидел не двигаясь, пока он не подъехал к избушке. Вышедший из нее человек оказался стариком с длинной редкой седой бородкой, завязанной узлом и закрученной в кольцо. Хозяин домика прищурил и без того совершенно узкие глаза, разглядывая подъезжающего странника. – Здравствуй, мил человек, – с видимой неловкостью проговорил Домир и стал оглаживать мокрые от водяной пыли усы, как будто не знал, с чего начать разговор. – Здравствуй, здравствуй… Откуда путь держишь? – на всадника смотрели острые черные глаза. Птица перелетела на вытянутую руку местного жителя, который тут же поднес ее поближе к лицу и стал пристально рассматривать. Старик коснулся плеча, и ворон, перебирая лапами, пересел к нему на кафтан. – Твой птах? – Скорее, это я его… – путник остановился, будучи в замешательстве. – Выбрал он из людей меня и водит, будто показывает что-то. Вот к тебе привел… Старик повернул голову к птице, сидящей на его плече, сказал задумчиво: – Непростой он… Как давно с тобой? – В начале лета появился возле нашего поселения. Стал ко мне подходить, все ближе и ближе… Теперь вот водить начал. К тебе дорогу показал… Старик и охотник смотрели друг на друга. - Ну что ж, проходи, раз он тебя привел, – хозяин избушки мотнул головой и повернулся к гостю спиной, нырнув в низкий дверной проем. Домир спешился, развязал длинную веревку, притороченную к седлу, привязал коня к свае постройки и, взобравшись по березовой лестнице, вошел в дом. Прямо у входа чернела сложенная из камней печка, вдоль одной стены протянулась деревянная, покрытая шкурами лежанка. Напротив двери стоял низенький широкий стол, примыкающий одной стороной к лавке. Под ним виднелись несколько плетеных ящиков, закрытых сделанными из коры крышками на кожаных петлях. Грубые, совершенно голые черные бревна на стыках замазаны глиной, сруб проконопачен мхом. С потолка свешивались сухие коренья и связанные в пучки стебли растений, пахло горькими травами и дымом. На столе и на печи теснятся горшки разных размеров и формы… Хозяин дома жестом указал гостю на лежанку, а сам сел на один из сундуков. Ворон соскочил с его узкого плеча на стол. Через маленькое слюдяное окошко в избушку вливался скудный отсвет дня. Старик и путник сидели, смотря друг на друга, по-прежнему в молчании, пока птица не спрыгнула Домиру на колени и не потянула клювом кожаный мешочек на поясе у охотника. Мужчина, словно подчиняясь, вытряхнул содержимое – то, что нашел сегодня на человеческих останках и вокруг них. – Умеешь читать-то? – он развернул грубыми пальцами пергамент, положил на плохо обструганные доски кору с письменами. Ворон снова вернулся на стол, нахохлился и наклонил голову, разглядывая потеки краски. Хозяин поднес пергамент к окошку, снова прищурился, внимательно вчитываясь в текст, потом взял бересту, пальцем провел по вырезанным рунам. – Где нашел? – В лесу. Путника, видать, волки задрали… Обглодали звери начисто, как будто несколько лет назад погиб. Но по одежде и вещам видно, что не раньше, чем с конца зимы или даже с начала весны лежит… – Это у вас-то жена Ландоса Корноуэла верховодит? – старик пристально посмотрел на Домира. – У нас, у нас… – А чего к ней-то не понес? Она ведь у вас грамотная. – Слишком грамотная, – нахмурился молодой охотник, снова огладив усы. – И чересчур хитрая. Его собеседник покачал головой: - Ну, что тебе рассказать? Человек этот был лазутчиком Даневана, который между лордом да вашей Мирой связь держал. Слышали уже, небось, что предала она мужа своего? – Нет, не слышали… Встречали мы людей из других селений, охотников, пастухов… Крутятся все вокруг да около, да боятся люди нам говорить. Понимаем, недоговаривают что-то все, но вот только от тебя сейчас и услышал правду. – Как зовут тебя, парень? – Домиром кличут. А ты кто? – Шаман я. Имя свое не скажу. Кхах – так ко мне обращаются те, кто во мне нуждается. Что-то новость тебе новостью не показалась? – Насчет Миры-то? Думали уже мы, мужчины, которые за ней в лес ушли, что нечисто у нее на душе. Скрывает что-то она… Расскажи, что знаешь. – Написано на пергаменте по-валласки: лорд осведомляется у Миры, сполна ли добавляет посланное ей мужу и братьям его в пищу. А на бересте она пишет по-нашему, про лекарство спрашивает для сына своего. Слышал я уже зимой этой – проходил мимо охотник один, – добавляла ваша хозяйка яд в пищу правителям Севера. В обмен на порошок от болезни первенца своего… Глаза Домира остекленели на миг, затем засверкали гневом. – Как быть нам теперь?.. – Вы за ней пошли, вам теперь и решать, что с ней делать. Только негоже под властью ее ходить… – Нет у нас грамотных в поселении, – нахмурился охотник. – Пойдешь со мной? Обличишь ведьму в глаза? Если правду говоришь, под угрозой земля наша. Нового правителя выбрать нужно… Надо решать людям, что делать, чтобы уйти от длинных рук Травалов, что дотянулись до Арута. Следует лазутчиков послать, узнать судьбу схваченных рыцарей. Никаких новостей из Валласа нет давно… Что делать-то нам? Ворон, сидевший на краю стола и вращающий фиолетовым глазом, вдруг закаркал и расправил крылья. – Вот он знает, что вам делать, – тихо низким голосом сказал шаман. – Кто он? – зрачки Домира расширились. – Человеческая душа в нем, – ответил Кхах. – К отмщению взывает. – Уж не господин ли Ландос сам? – Не могу тебе сейчас это сказать… Птица принялась каркать не переставая, вытягивая голову и заглядывая шаману в лицо, переступая с лапы на лапу, распрямляя крылья…– Видение у меня было, – говорил старик, обращаясь то ли к гостью, то ли к ворону. – Дорога зовет меня. Что ж, поедем… Не могу с пути своего свернуть. Подожди меня снаружи… Пока Домир отвязывал и поил коня, Кхах переоделся. Надел грубые сапоги, сменил шапку на меховую, несмотря на лето. Собрал что-то тяжелое в котомку, закинул за плечо лук, взял длинный нож и бубен. Закрыл дверь избушки на щеколду и спустился на землю, озираясь кругом. Громко свистнул трижды. На свист вышел из леса волосатый буланый конек с длинной, спускающейся до колен гривой. Шаман достал из-за пазухи плетеную уздечку, взнуздал лошадь, вскочил на нее неожиданно ловким прыжком, обхватил ногами круглые бока. – Показывай дорогу…
Мужчины медленно, будто нехотя, заходили в терем, выстраиваясь полукругом вокруг нее… Паска опустила взгляд, и забегали ее всегда такие честные и ясные глаза. И поняла Мира, что затевается недоброе. Первая мысль была – выскочить с черного хода да бежать в лес, спасать свою жизнь… Вторая – о Сваре. Что подумает сын о ней, и главное, что с ним будет тогда? Нет, лучше остаться и принять задуманное против нее с гордостью. Не покидал ее страх, что раскроют ее. С того самого первого дня, когда в замок Арута приехал усталый путник в плаще, застегнутом серебряной брошкой со светло-зеленым камнем… Гость, недолго ожидая удобного момента для встречи с хозяйкой с глазу на глаз, загородил ей дорогу в вечернем коридоре замка и спросил без предисловий: «Хочешь первенца своего здоровым видеть?» И Мира долго не раздумывала, ибо страх потерять Свара уничтожил все другие мысли и опасения. Человек, присланный Даневаном, оказался еще и красивым, умелым мужчиной с ласковыми руками, который смог заставить ее забыть гордость жены правителя в последней поре женской жизни, уже осыпанной хлопьями надвигающейся старости. Разгладились тогда морщинки на лице хозяйки Арута – следы ночных бдений у постели сына и вечной усталости супруги старшего правителя Севера. Вспомнила она и юность, и жаркую зрелость, и давнюю тоску о сильных мужских руках… Как запоздавшее горячее лето, всполохнула быстрая страсть к гонцу. Забыла Мира все, только сына и любовника помнила. И это позднее чувство выжгло в ней коротким лесным пожаром уже успокоившуюся, почти потухшую любовь к мужу, заслонила от нее других троих детей, как будто обрезав все нити, привязывающие женщину к ее и трудной, и счастливой обыденной жизни… Да, знала и чувствовала с первого дня, что раскроют ее. Но пошла на преступление, расслабившись под напором настойчивых мужских рук и витиеватых уговоров змееустого посланца, привеченного по законам гостеприимного Севера мужем ее. Совесть зашевелилась лишь после того, как пропал ее любовник, не вернулся в назначенный час. Не привез ни письма, ни лечебной травы. Только тогда, когда потеряла она связного, укоры страдающей души стали колоть ядовитым жалом. Да поздно уже было… Понимала, что разрушила она жизнь свою. Вопрос был только, как скоро ее разоблачат. И вот это случилось… Мира провела ладонями по лицу, стирая страх, и гордо выпрямилась. Села к столу и замерла, взявшись пальцами за широкие гладкие доски. Смотрела, как входят в светлицу охотники, как за ними поднимаются по ступенькам старики. Лица людей были строги и торжественны. Никто не смотрел ей в глаза, и это последний раз порадовало – люди боялись ее гнева, ума, ее хитрости… Понимала Мира, что свершающееся вокруг нее подготавливалось не один день. Наверное, пришли вначале слухи, потом их как-то проверили… Затем должен был появиться кто-то, кто взял на себя тяжесть вершителя ее судьбы и повел людей по пути правосудия. И она забегала глазами: кто?.. неужели Горий? Сидела так, чтобы видеть через распахнутые настежь двери двор. Наблюдала, как растерянно поднимается за всеми по ступенькам Свар в белой рубахе, расшитой красной ниткой по вороту и на рукавах старинными оберегами. Наверное, только один сын здесь не знает, что происходит. Откуда-то из-за спин выдвинулся вперед низенький незнакомый человек. И по волосам, по закрученной седой редкой бородке, по мудро и остро смотрящим глазам и бубну за спиной поняла Мира, что привели одного из северных шаманов. Рядом с незнакомцем встал Го-рий. Насупив лохматые брови, спросил громко: – Поняла ли ты, что раскрыта? Женщина заставила себя окаменеть лицом и не опустить глаза перед людьми. Ни на мгновение не забывала, что видит ее старший сын, смотрит на нее. – О чем молвишь ты?.. Две фигуры по обе стороны от шамана отделились от толпы и приближались к ней: Домир и Горий. Молодой охотник сжимал в руке что-то, завернутое в холщовую тряпицу. Подошли к столу, положили на него несколько предметов. И по пергаменту с расползшимися письменами и бересте, на которой узнала она нацарапанные своей рукой руны, Мира поняла, что врать и оправдываться бесполезно. Уколола ей сердце вязь знакомой брошки, отозвавшись в памяти воспоминанием о жарком мужском теле. Но боли не возникло. Ее одолевал стыд перед старшим сыном. Она вдруг подумала, что жизнь ей стала неинтересна, и подивилась первой мысли – бежать. Зачем бежать? Что спасать?.. Тем более что на севере женщине одной далеко не уйти… Сидела и смотрела, вдруг потеряв слух, как долго говорит что-то, насупившись, Горий… Домир сделал шаг вперед и начал свой рассказ, обращаясь ко всем присутствующим… Незнакомый шаман едва открыл рот, бросил в ее сторону несколько слов. Видела насупленные, суровые глаза людей и потерянные сына, из которых потоком лилась боль. Когда Свар бросился к ней, опустившись на одно колено и взяв ее за руку, вернулся к ней слух. – Мама, мама, скажи, что это неправда! Улыбнулась, выплеснув на него из глаз всю свою неизбывную нежность. Провела ладонью по шелковым волосам: – Правда, сынок. Спасала я тебя. И не жалею о содеянном… Жалею только, что условие не так поставила. Надо было не лекарство волшебное для тебя, а состав просить, чтоб самой травы суметь собрать… – Мама, мама… Родная матушка моя, что же ты натворила, – поник головой юноша. Она была снова глуха к тому, что говорили люди, позволив себе последнюю материнскую ласку – провести по волосам сына тонкой ладонью, перебрав нежные пряди. Услышала лишь последнюю фразу: «До новостей из Валласа о судьбе рыцарей сидеть тебе плененной. Если живы правители Севера, они сами скажут тебе наказание. Если встретили смерть свою, на сходке люди решат, что делать с тобой». Мира встала, выпрямилась. Увидела, как Горий сбивает замок с двери напольной, ведущей в подвал, и закрыла глаза, поняв, что обнаружится сейчас и другое ее преступление. Несколько мужчин спустились в подполье, раздался звук открываемых дверей… Мгновения превратились в вечность, пока ждала, что сейчас будет. Все никак не могли отворить замок заветной двери… Но вот услышала раздавшиеся крик и шум. Увидела, как появилась в проеме пола русая голова Дория. Не опустила взгляда перед обращенными на себя ненавидящими глазами мужчины, вынесшего почти высохшую мумию человека. Но тело, лежащее на его руках, было живым. И на белом-белом лице сияли синие-синие глаза… Последним видением ее вольной, прежней жизни стал силуэт огромного ворона, появившегося в пролете окна. Птица наблюдала все происходящее в тереме, как будто была человеком… Как спустилась она в подвал? Кто собрал и принесли ли с ней какие-то ее вещи?.. Кто касался ее?.. Как будто туман окутал Миру, и ничего она не понимала, пока не закрылась перед ней тяжелая дверь. И только тогда женщина почувствовала и холод стен и пола, и сырость плесени, и запах испражнений, ударивший в нос. Мир вокруг нее обернулся тьмой…
За столом в горнице сидели шаман и Горий. Вдоль стен прижались спинами к бревнам люди. Комната вместила всех взрослых, живущих в поселении. За стенами избушки шумел несильный дождь. Сумрачный день вливался последним блеклым светом в створки окна и открытый дверной проем. Пахло скошенными травами и влагой. – Ты, Домир, пойдешь в Валлас, – говорил Горий. – Не останавливайся у крайних замков. Постарайся увидеть и услышать все, что в твоих силах. Собирай все слухи, которыми полнится земля. Спуститься тебе придется до самого Вандервилля, так что приготовься к дальней дороге. Береги себя! Мало у нас людей, и еще меньше равных тебе, чтобы снова послать человека, если не вернешься ты… Узнай достоверно судьбу рыцарей. Разведай, что происходит в стране. Сильно не выпячивайся, чтобы удалось тебе быть незаметным. Выдавай себя не за человека Севера, а за жителя пограничной территории Валласа и Арута. Все ли тебе понятно? – Понятно, – кивнул головой Домир. – А если будут новости уже на выходе из Сумеречного Леса, не нужно ли вести вам сразу же привезти? – Разрешите мне спуститься с ним до земель графа Бена, – вдруг раздался тонкий голос, и на середину избы вышла маленькая женщина. Все глаза устремились на Паску. Лицо Домира посветлело, и потеплел его взгляд. – Уже будет там что-то известно. Какие-никакие, а слухи туда доходят. Я вернусь и расскажу их, а спутник мой пойдет дальше. Да и меньше подозрений вызовут два человека. Выдадим себя за мужа и жену, – щеки говорящей женщины порозовели. Она встретилась глазами с молодым охотником и одарила его лаской из-под полуприкрытых век. – Хорошо, – серьезно кивнул головой Горий. – Согласен ли ты взять Паску попутчицей? Домир наклонил голову в знак согласия, но ничего не сказал, лишь взглядом приласкал молодую женщину, тут же отступившую назад вглубь избы. Последний дневной свет быстро иссякал, уступая место длинным сиреневым сумеркам. Горий тоже отошел к стене, оставив шамана за столом одного. Кхах запел и поднял в руке костяную отполированную полусферу, сделанную из черепа горного северного козла. Начал водить над ней рукой с кистью, сплетенной из конских волос… И потек туман над костью, образуя причудливые силуэты… – Живы рыцари, – говорил шаман. – Не все живы, но держится еше в мире этом кровь северных правителей… Простерла смерть руку над ними и не отпускает. Спасутся двое… Один из них – потому что взял в свою жизнь оборотня. А другой уже ушел далеко, ускользнул с опасной стези, уготованной им всем… – Кто спасется, можешь сказать? – подал голос Горий. – Спасутся моряк и воин, – Кхах мотал кистью, пел, разглядывал невидимое. «Ирвен», – пронесся шепот в избушке. – Ирвен, – эхом отозвался Горий, – он один моряк. А воины все они. Кто спасется? – Не знаю имен я… Воин с длинным лицом останется жив, – говорил шаман, не отрывая взгляда от стелющегося дыма между его руками. – А Ландос? Ландос Корноуэл? Самый старший?.. – Смерть уже стоит за его левым плечом. Остались ему считанные дни. – Нам что надо делать? Уходить дальше на север? Собирать людей? – Никуда уходить не надо. Протянул длань защиты над Севером великий король, который спускается из мира горнего в этот мир. Смерть караулит и короля, но крепнут его силы. Ждите… не пройдет и года, придет наш защитник в мир. Шепот вновь пронесся вдоль избы. Горий вышел к столу и посмотрел на Паску: – Как Орана? Мы можем ее позвать? – Нет, – покачала головой молодая женщина. – Дайте ей отдохнуть. Много дней ей пришлось провести без еды и питья, без солнца и воды, уж очень ослабло и высохло ее тело. Сейчас ей надо набраться сил. Не тревожьте ее. Да и не может она пока говорить, спит. Попьет травы и снова спит. Не будите ее… – Орана окрепнет и еще встанет на лыжи… Не закончено еще предначертанное ей, не иссякла нить ее жизни, – шаман взмахнул кистью, и дым исчез. Легонько подул на полированную кость и спрятал свои орудия за пазуху. Его глаза вдруг разошлись в разные стороны и потеряли яркость. Он привалился одним боком к столу и замер… Горий обернулся к Домиру, подошедшему к Паске, и сказал теперь уже обоим: – Отправляйтесь в путь завтра, ранним утром. Если особых новостей не будет по выходу из Сумеречного Леса, идите в Вандервилль оба. Выдавайте себя за семейную пару, путешествующую в столицу в поисках лучшей доли. Это правда, женщина и мужчина меньше возбудят подозрений, чем один человек. И… быть в пути вам мужем и женой! Готовы ли вы взять на себя ответственность друг за друга? Ты, Паска, не так давно мужа лишилась, не девушка ты уже. Дорий же никогда женат не был. Согласны ли связать свои жизни? Молоды вы оба. В пути, раз выдавать себя за супругов, возникнет связь между вами. Будет лучше, если проведете, до того как пуститься в дорогу, свадебный обряд по законам Севера, дабы не отягчить души грехом… Сказал сурово, да осекся, увидев, как посмотрели друг на друга Паска и Дорий. Понял, что любы они были друг другу…
После свадебного обряда не уединились муж и жена. Паска обмыла Орану, лежавшую без сознания и высохшую телом до состояния скелета, обтянутого пергаментной кожей. С помощью двух пожилых женщин надела на нее длинную рубаху, закрывшую даже желтые ногти пальцев страшно исхудавших ног. Чистое просторное серо-бежевое одеяние пахло сухими травами. По вороту коричневой нитью были вышиты обереги, среди которых угадывались лосиные рога. На запястьях старухи завязали браслеты из нанизанных на нитку красных сухих ягод. Одна женщина держала ей голову, а вторая долго расчесывала спутанные, свалявшиеся волосы. Пересыпала их мукой, снова вычесывала, пока они не рассыпались пушистым тонким покрывалом по постели. Тогда заплели две совершенно белые косы, стянули их кожаными шнурами. И такой же шнур, натертый маслом, обернули вокруг лба и затылка. Когда Орану обнаружили в подземелье, ее глаза были широко открыты. Но как только Домир вынес старуху на свет, она закрыла их и впала в забытье. И за все время, пока ее мыли, переодевали, вливали в рот горький отвар, больше не подала никаких признаков жизни. Паска даже поднесла к ее ноздрям перышко и с облегчением вздохнула, увидев слабое дуновение дыхания. Потом были сборы. Из вещей брали необходимое: веретено, иглы, рыболовные принадлежности, нити, шкуры, ножи, полоски кожи и две пары обуви. Все это молодая женщина упаковала в две грубые темнокоричневые седельные сумки, прошитые бежевым шнуром. Искупалась в корыте в горнице, где сейчас, ночью, лишь две пожилые женщины не спали, помогали ей. Надела мужскую одежду, взяла приготовленную поклажу и отнесла на конюшню. Там у входа сидели, окружив Домира, несколько мужчин, о чем-то тихо беседовали. Паска была сильной, большие сумки по бокам не нарушали ее осанки, не напрягали рук. Невысокая, да крепко сбитая северянка… Домир не повернул головы в ее сторону, словно и не их соединили свадебным обрядом сегодня вечером. И тем не менее женщина почувствовала, что он следит за ней. Она всегда ощущала присутствие этого мужчины. Он не обделял ее вниманием еще с той поры, когда она была девушкой-подростком. Ей все-таки удалось склонить голову на лавку и соснуть быстрым, коротким сном возле стойла своей лошади.
Паска проснулась от звука шагов. Домир подошел к ней с вещами. Они встретились взглядами и улыбнулись друг другу одними глазами. Кто-то уже почистил их коней перед дорогой и поставил рядом. Оседлали низеньких выносливых животных, вывели из конюшни. Все люди поселения высыпали во двор, даже детки постарше вышли проводить свою воспитательницу. Но проводы были недолгими. Мужчины обменялись с Домиром словами напутствия; женщине подержали стремя, пока она уселась в седло, расположив ноги впереди седельных сумок. Лошадки потрусили рысью…
Эпилог ЛАНДОС ОБРЕТАЕТ ПОКОЙ
По совету хозяина-оборотня Ирвен и Эрик дали лошадям свободу, и те вывели их через лес к роще березовых деревьев, распадающихся на несколько стволов от одного корня. Здесь животные забеспокоились, но рыцарь уже хорошо помнил дорогу: через болотце и холм вниз, к высоким дубам. Кони вскидывали головы, заметно нервничали, не хотели переходить трясину, и людям пришлось пустить в ход хлысты. Когда путники пересекали болото, следя, чтобы лошади не ступали в сторону от черной тропы, на вершине противоположного холма показались три фигуры – два человека и пес. Один из людей, повыше и постройнее, был одет в старый потрепанный костюм, весь в дырах, а второй напоминал гриб коренастой комплекцией. Высокий повернул голову с пустыми глазницами в сторону низкого: – Фада, переходи границу с братом. Если не хочешь уходить, будешь хранителем дубов. Следи, чтобы никто не причинял им вреда. О плате потом договоримся. Времени у нас теперь с тобой достаточно, целая вечность. Животные будут тебя чувствовать, а некоторые и видеть. Держи мальчика сзади. Если он сможет стать медведем, не выпускай его за дубы. И уведи брата, а то вдруг зверь забудет, что он человек. Понял? Низенький кивнул, повернулся и растаял в воздухе. Страж свистнул собаке и пошел вдоль вершины холма, словно следуя невидимой границе…Ирвен и Эрик наконец пересекли болото. Лошади перестали нервничать, быстро взобрались на холм. Отсюда была хорошо видна дубовая рощица. Тропинка вела через нее, пересекая наискось. Моряк, едущий первым, послал коня вниз, но тот вдруг не повиновался и пошел вдоль холма, спустившись в заросли папоротника в стороне от дубов. Как рыцарь ни пытался остановить своего мерина, он лишь порвал ему губы. – Не мучай животное, – сказал Эрик неожиданно глухим и низким голосом. – Видишь, рот ты ему уже разодрал. Ирвен внимательно посмотрел на мальчика. С самого утра, когда они проснулись, хозяйка поднесла им дымящийся ароматный травяной напиток, а хозяин сказал: «Не езжай на север. Ступай на Монатаван. Там, в армии, есть женщина из ордена Ваара. Будешь ей служить до скончания дней своих». Моряк вспомнил девушку со светлой косой и раскосыми желтыми глазами, ушедшую с войском, и сразу понял, что речь идет об Эде. Ему не нравилась идея, высказанная хозяином дома, но спорить он поостерегся. А Эрик первым же глотком поперхнулся, закашлялся, полиловел лицом и долго задыхался. А когда пришел в себя, потерял голос и стал говорить низким басом, как будто был взрослым мужчиной. – Ты на свою лошадь вчера положился? И она тебя вывела в безопасное место. Не спорь с животным. Оно видит, слышит и чувствует больше, чем видишь, слышишь и чувствуешь ты. Ирвен не нашелся, что ответить – послушался, отпустив поводья. Кони сделали большой круг, осторожно ступая широкими копытами, спустились в низину за дубами, вошли в высокие, выше человеческого роста, заросли папоротников и остановились как вкопанные. Эрик первый спешился, обернулся кругом. Рыцарь, стоя уже на земле, увидел его глаза: зрачки мальчика стали такими большими, что почти закрыли голубую радужку. Он раздувал ноздри, принюхиваясь к чему-то… – Человек… охотник… и то, что было человеком – там, – мотнул головой вверх. Ирвен почувствовал, как по его коже пошла дрожь. До последнего момента, возвращаясь мыслями к событиям вчерашнего дня и сегодняшнего утра, он надеялся, что все это лишь сон. Было бы лучше, чтобы случившееся за последний день ему приснилось. Разум отказывался принимать эту чертовщину. Неужели все это было на самом деле? Они встретили мертвого Стража? Им открыли вход в Иномирье? Они познакомились с человеком с кабаньей головой и его женой? И Эрик тоже оборотень? Как будто что-то подтолкнуло его в спину. – Погоди, – он отодвинул рукой подростка. – Держись за мной. И тут же вспомнил, что он не охотник, как Фада. Сумеет ли он неслышно передвигаться по лесу? Вдруг его брат действительно мертв, и кто-то охотится за ними, как не дать себя обнаружить? Мальчик продолжал втягивать воздух в раздувающиеся ноздри, как пес, берущий след. Ирвен подумал, что в его лице появилось какое-то звериное выражение, но тут же отмахнулся от этой мысли. Не нужно стараться увидеть то, чего нет. Замер… Ничто не нарушало движения воздуха, но что-то странное творилось там, впереди. Ему показалось, или листья высоких, с человеческий рост, папоротников дрогнули, расходясь в разные стороны, словно приглашая его следовать по открывающемуся пути? Моряк осторожно ступал, следуя в направлении дубовой рощи. Эрик так бесшумно следовал за ним, что он даже несколько раз обернулся: не исчез ли спутник? Ему удавалось двигаться совсем неслышно. Перед выходом из зарослей какое-то внутреннее чутье заставило рыцаря остановиться, и он тут же услышал легкий шорох. Оглянулся и увидел совершенно черные немигающие глаза мальчика… Тот едва заметно мотнул головой в сторону самого высокого дуба, возвышающегося над тропинкой. Здесь они оставили вчера Фаду. – Они там, оба… Ирвен скорее читал по его губам, чем слышал слова. – Не ходи. Слышишь? Останься здесь. Жди меня, – приказал Эрику и, вытащив из ножен короткий меч, начал подниматься по тропинке. Его можно было легко заметить, когда он вышел из зеленых густых зарослей. Шел, поворачиваясь из стороны в сторону, уже не стремясь беззвучно ставить ноги. Пытался контролировать, что происходит вокруг, старался заметить малейшее движение веток, услышать еле слышимый шорох. Эрик остался в кустах папоротника. Ирвен все время наблюдал за кроной дерева… Когда он поднялся на пригорок, увидел то, что ожидал и чего боялся: на тропинке, раскинув руки и ноги, в темно-коричневом пятне лежал Фада. И его уже посиневшее лицо страшно белело, обрамленное темной бородой. Увидев труп, рыцарь на минуту забыл осторожность, бросился вперед, но какая-то сила словно толкнула его. Ирвен упал на землю, и тут же стрела вонзилась в то место, где он стоял. Моряк спрятался за ближайший ствол, однако заметил, откуда был произведен выстрел. Охотник действительно затаился в кроне дерева, на которое указал ему Эрик. Рыцарь достал арбалет и вложил стрелу. В воздухе звенела тишина, птицы перестали петь, ощущался еле слышный запах тления. Ирвен сделал шаг в сторону и, почти не прицеливаясь, выстрелил в крону дуба. Тут же снова спрятался за дерево. В то же мгновение длинная стрела вонзилась в шаге от него. Сколько они могут так перестреливаться? Северянин снова зарядил арбалет. У кого больше стрел: у него или у охотника, притаившегося на дереве? Ирвен сделал еще три попытки ранить или убить человека, спрятавшегося в густой листве, но снова безуспешно. И каждый раз сам едва уклонялся от выстрела. Последний раз стрела порвала куртку, и он замер за своим укрытием. Раздался шум, кто-то поднимался к ним из зарослей папоротника. Ирвен увидел небольшого белого медведя и не поверил своим глазам… Снова быстро зарядил арбалет и начал следить глазами за кроной дерева, но листья были неподвижны. Зверь вышел на тропу, обнюхал лежащий труп и лапой откатил тело с дороги. Поднял голову и посмотрел вверх. Человек, спрятавшийся на дереве, себя не выдавал. Рыцарь почти наполовину высунулся из развилки ствола и взял на прицел место, откуда заметил вылетавшие в него стрелы. Медведь на минуту замешкался и полез на дерево. В ветвях произошло какое-то движение, и моряк отчетливо увидел коричневое пятно кожаной одежды среди темно-зеленой листвы. Прицелился и выстрелил… И в тот же момент послышался сдержанный крик, и раненый человек, не удержавшись, упал прямо туда, где перед этим лежал труп. Невысокий гибкий мужчина, одетый в темно-коричневую кожаную одежду с прикрепленными на теле дубовыми ветками, тут же вскочил, схватившись за бедро, откуда торчала пущенная Ирвеном стрела. Зверь зарычал и бросился на упавшего. Тот вытащил нож и полоснул по голове животного. Рыцарь боялся стрелять, чтобы не ранить медведя. А тот встал на задние лапы, а передними схватил человека под поднятыми руками, сжав так, что раздался звук ломающихся костей. Охотник еще раз взмахнул ножом. – Не убивай его, – закричал Ирвен, бросаясь на тропу. – Его надо расспросить! Но было уже поздно: когти зверя, скользнув по грудине, разорвали шею и выкололи глаз. Человек кричал, извиваясь в лапах животного, залитого кровью. Моряк подскочил к ним, схватив медведя за плечо. Тот зарычал, обернув к нему свирепую голову с черными глазами, и наотмашь ударил по груди так, что рыцарь улетел в кусты. Он перевел дыхание и поднялся. Зверь, оскалившись и обнажив клыки, рвал шею жертвы. Кровь струилась с его зубов и рассеченной головы. Охотник больше не кричал и не сопротивлялся – был мертв. Медведь обернул окровавленную пасть в сторону Ирвена и издал рев. Тот бросился прочь…
Как Эрик сумел превратиться в зверя, если вчера еще ничего не подозревал? Сирота, выросший на улицах Вандервилля, не знавший ни ласки, ни доброго слова… Ирвен вспомнил ту ночь, когда они укрылись от бури на маленьком каменистом острове и моряк рассказал мальчику северную сказку, заронив в душу томление о далекой холодной стране. Лошади куда-то убежали… Где их теперь искать? Что вообще ему делать? Он вспомнил слова человека с кабаньей головой: оборотни не причиняют вреда тем, кого любят, но могут забыть, что они люди… Были те, которые умели превращаться в зверей… Вчера мужчина-кабан сказал, что Эрик может обернуться белым медведем. В мальчике течет кровь северного зверя? Рыцарь сидел на земле, обхватив руками колени. Было слышно журчание струящегося где-то неподалеку ручья. Рев животного давно стих. И вдруг Ирвен отчетливо услышал тихие шаги – шаги человека. Он поднял голову: прямо на него, как будто руководствуясь каким-то чутьем, вышел подросток. Он был весь залит кровью, наг, дрожал всем телом. На его голове, через волосы, лоб и щеку, шла неглубокая зияющая открытая рана. На плече тоже был след лезвия ножа. – О боги! Эрик!.. – Ирвен поднялся, чувствуя дрожь в ногах. Глаза его спутника были, как обычно, широко распахнутыми и голубыми-го-лубыми. Зрачок превратился в совсем маленькую черную точку. – Где твоя одежда? - Не знаю, – шмыгнул носом мальчик. – Ты меня видел? – Видел… А ты что, меня не узнал? – Я ничего не помню… Очнулся сейчас – иду куда-то сквозь папоротники, весь в крови, ранен… И на тебя сразу наткнулся. Ирвен снял куртку и закутал мальчика, начал стирать руками кровь с его лица. – У тебя рана зияет, надо ее перевязать. – Не надо ее перевязывать, – сказал Эрик. Голос у него был обычный, тонкий и звонкий. – Надо найти дерево с клейким соком и заклеить края пореза. Я знаю такие деревья… Пока мальчик смывал в ручье кровь, Ирвен нашел его одежду. Эрик, вероятно, сбросил ее, повинуясь какому-то чутью, перед тем, как обернуться медведем. Принес ее купающемуся и пошел наверх. Выкопал две ямы: для тела брата прямо под дубом, где он прятался, а вторую в низине, в ельнике. День клонился к вечеру. Эрик все-таки нашел дерево с клейким соком и принес стебель Ирвену, чтобы тот помог ему закрыть края раны. – Тебе больно? – спросил моряк, сводя края кожи. – Больно, – мрачно согласился мальчик. – А чего не жалуешься? – А чего жаловаться? Я о конях думаю. Как нам теперь их найти… Словно услышав его, на поляну вышли лошади. Животные были напуганы, с ржанием бросились к людям. На их коже висели колючки и сухие ветви, как будто они пробирались через непроходимые заросли. – Как пригнал их к нам кто-то, – задумчиво сказал Эрик. – Вечер уже… Ночуем здесь или дальше поедем? – Куда ехать-то? – неуверенно спросил моряк. – Куда-куда? Тебе же ясно сказали – на Монатаван.
Ландос, как всегда по утрам, прогуливался по восточной галерее. Остановился у крайнего проема и посмотрел на город, раскинувшийся как на ладони. Базарная площадь наполнялась народом. За последние несколько недель Вандервилль очень изменился. Простые холщовые одежды и серокоричневые накидки, в которые было одето большинство населения, пополнились яркими тканями и синими плащами воинов шаха. Люди столицы тоже стали предпочитать другую одежду: как будто по мановению волшебной палочки откуда-то появились красные, желтые, синие, зеленые платья, камзолы, блестящие плащи, новые шляпы… Всего одно лето, а какая разительная перемена в городе, в котором несколько месяцев назад произошел переворот. Неужели у людей появились деньги? Откуда?! Да, деньги появились… Освобожденные от налогов люди смогли подправить свои жилища и побелить стены домов. Со всего Валласа понаехали торговцы, мастеровые. Женщины поменяли просторные балахоны на сшитые по фигуре платья, надели головные уборы. Даже запахи рыбы на улицах разбавились ароматами южных благовоний и цветущих акаций. В городе убрали грязь и расчистили завалы нечистот на узких улочках. Покрытый буйной зеленью и бело-розовыми цветами, пестреющий растениями на окнах, сам Вандервилль, казалось, поменял свою одежду – из черного стал красочным, ярким и веселым. И небо тоже будто оказалось ярче и выше. Починили южные ворота. Теперь меняли дощатый причал в порту: черные гнилые доски заменяли свежими желтыми. На судах расправились новые паруса. Старые тачки заменяются новыми. Даже люди кажутся другими – бледные лица чаще подставляются солнцу и покрылись загаром. И питаться народ стал лучше… Лето всегда приносит с собой достаток. Да и сам год явно благоприятствует расцвету. Ни один корабль не вернулся без улова, и он богат! В часы отлива изголодавшиеся за зиму горожане собирают на влажных морских камнях моллюсков, морских пауков, крабов, устриц, съедобные водоросли. В лесу появилось много косуль, и охотятся все, кто может держать оружие. Стали телиться коровы и мелкий скот. В степи много кроликов, их можно ловить хоть голыми руками. Такое впечатление, что боги вспомнили о существовании Валласа и решили побаловать его жителей. Погода установилась отменная: за все лето не случилось ни одного шторма, ни одной бури. Неужели действительно существуют эпохи благоденствия?.. И неужели такоевремя пришло в разоренный, нищий Вандервилль? Покрывается земля молодой порослью трав и деревьев после зимы, восстанавливается почва после пожара, пробиваются у корня молодые, здоровые побеги – точно так же оживает страна. Ушедшая армия, совсем немногочисленная и ободранная, смыла, как омывает собой волна грязный берег, разбойничьи банды и шатающийся по дорогам сброд. Порядок наводили сами жители, устав от многолетнего разбоя и несправедливости. Понемногу стал соблюдаться закон, и люди вспомнили о правилах чести и гостеприимства… Но вся эта жизнь не трогала Ландоса. Ничто не волновало его сердце, все происходящее вокруг воспринималось, как сквозь туман. Словно он сам погрузился в призрачным поток, который несет его все дальше и дальше от людей… Никто из окружающих не нуждался в нем. После разговора с Эрлан-дом накануне отъезда принцев Арута рыцарь старался избегать общения с ним, да и сам колдун больше не приглашал Ландоса к себе. Бывали дни, когда он вообще не произносил ни слова. И слуги, убиравшие комнату и приносившие еду, не открывали рта… Почему-то не удивило даже прибытие в Вандервиль шаха Дравий-ского царства. Южный правитель был удивительно молод и красив, гибок и быстр. Черноволосый, с шелковой, красиво подстриженной бородой и совершенно черными глазами, он каждый день фехтовал на саблях во внутреннем дворике дворца, раздевшись до пояса и блестя точеным, как у девушки, тонким мускулистым торсом. Прибывшие вместе с ним люди, такие же черноволосые и стройные, смуглые и кареглазые, наводнили дворец южным наречием, громкими голосами, шорохом быстрых шагов, яркими красками одежд. Ландос был в прошлом: в Вандервилле начала лета, когда зацвели желтые кусты и розовые магнолии, когда проходы замка опустели, и темно-коричневые камзолы его братьев и их неторопливая северная речь первый раз изменили столицу. Что случилось с его братьями? Никаких новостей… Ничего не слышно ни об Ирвене и Фаде, ни о четырех остальных, уехавших с небольшим сопровождением и маленьким обозом на север. Скорее всего, новостей он уже не дождется… Как он страдал вначале, когда в его сердце закралось подозрение, что это его любимая жена Мира травила ядом их всех! Ландос вспомнил, как болело сердце за оставленных четверых детей, как снедала тревога о старшем сыне, больном редкой болезнью, приносящей беспамятство и судороги. Никаких новостей из Арута нет… Что случилось, что он все реже и реже вспоминает жену и детей? Он больше не перебирает, заботливо и бережно, в своих воспоминаниях трогательные и нежные моменты их совместной жизни. Как будто не он жил с ней всю жизнь, как будто не от него родились дети… Неужели перестала беспокоить судьба его семьи? Рыцарь заглянул в свое сердце глубоко-глубоко… Что случилось с ним? Почему он пережил свои чувства? Болит ли у него душа за родной край? Нет… Не трогает его больше судьба народов, населяющих северную землю, спрятанных в лесу усадеб и поселений. Не волнует вопрос, заставят ли снова Арут платить дань. Как уехали братья, он уже и не вспоминает их. Как будто кто-то закрыл книгу его жизни и положил на верхнюю полку в библиотеке, полной бесчисленных томов – задвинул в угол, заставив новыми свежими переплетами. И его жизнь начала покрываться пылью и подергиваться паутиной… Ждет он новостей от братьев? Ответ пришел тут же: «Нет». Он ничего уже не ждет ни от жизни, ни от людей… Хочет увидеть еще раз свой родной край? Нет… Желает ли пронестись галопом по белой степи, ловя ртом холодный ветер? Нет… Жаждет подставить лицо теплым солнечным лучам, наслаждаясь лаской горячей звезды? Нет… Стремится почувствовать нежные пальцы Миры на своих щеках? Нет… Радостно ли ему будет услышать веселый возглас: «Отец, с возвращением!» – своих детей? Нет… Чего он хочет? Ничего… Чего он ждет? Ничего… Для него все уже закончилось… Ландос медленно повернулся и, смотря прямо перед собой широко открытыми глазами, направился к себе в комнату. Мимо сновали слуги, прошли несколько солдат шаха, какие-то женщины… Люди вызывали отторжение… Рыцарь остановился перед своей дверью, ощутил острый запах свежих булок… Он почему-то показался неприятным. Открыл спальню и почувствовал другой аромат: кожи и оплывшего воска… Все запахи больно терзали чувства, как будто были лишними. Ландос подошел к окну и закрыл створки так, чтобы яркий, раздражающий его свет не проникал в комнату. Пусть будет полумрак везде… Но и полумрак был слишком светел. Его глаза просили темноты – полной, абсолютной темноты. Камзол вдруг показался слишком тесным… Ландос расстегнул верхнюю застежку и сразу почувствовал, как тонкая шелковая рубашка давит тело, как раздражают ноги сапоги, как горят подошвы от прикосновения к полу… Его чувства просили о милосердии. Он подошел к комоду и достал темный желто-коричневый пузырек. Как сказал Грегор: «Достаточно растворить это в стакане воды, и придет покой…» Ландос Корноуэл, старший принц Севера, вылил содержимое флакона в бокал и выпил, смакуя каждый глоток, как будто никогда в жизни не пил ничего более желанного…
Книга третья Монатаван
Глава первая КОЛДУН В СМЯТЕНИИ
Темная северная зала дворца была полна запахами благовоний и тлена. Четырежды днем и четырежды ночью жрец обходил комнату с кадилом, полным смолы священных деревьев. Вокруг тела умершего была рассыпана соль с сухими цветами, сдобренными самыми ароматными маслами. Но ничего не помогало, тело разлагалось быстрее, чем было нужно – буквально на глазах…
Усилием воли колдун подавил чувство подступившей тошноты и заставил себя подойти к трупу так близко, как только возможно. Боги, что он сделал с собой! Эрланд был не готов к этой смерти… Он никогда не любил Ландоса, почему же его теперь терзает это невыразимое чувство потери? Только сейчас правитель остро пожалел, что рядом нет Кавады.
Накануне отъезда, в конце разговора с ним, уже встав, Тарис сказал: «Кавада уедет со мной». И наклонил голову к плечу своим птичьим жестом, буквально впившись в него взглядом. В его глазах сквозила угроза… «Он знает, – пронеслось в голове, – он знает, что она была близка со мной». Он понял это чувство собственника, эту тяжелую лапу зверя, прорычавшего: «Мое!»
Эрланд тяготился обществом Кавады в последнее время. Даже оказываемая ею помощь не могла сгладить в нем отвратительное чувство мужской несостоятельности, которое накатывало на него после той ночи, проведенной вместе…
Тогда он вздохнул с облегчением. Ему даже в голову не пришло оспорить это заявление, хотя бы для вида. Подумал, что будет лучше, если он некоторое время, а может, и никогда больше не увидит скромно входящую к нему высокую женскую фигуру с черными толстыми косами, безупречно уложенными вокруг красивой головы. Но уже на следующее утро он пожалел, что позволил графу Бену взять верх.
Тарис знал, что Кавада его секретарь. Он знал, что она ведет всю переписку Эрланда и что, по сути, незаменима. Каковы бы ни были их собственные предпочтения, совершенно необходимо разделять взаимоотношения деловые и личные – как раз это ему и не удалось…
Ее отсутствие он ощутил два дня спустя, когда прибывший в Вандер-вилль шах Дравийского царства предоставил к его услугам своего секретаря. Эрланд с внутренним раздражением почувствовал, насколько незаметная, скромная Кавада была лучше надушенного, разодетого в пух и прах евнуха. То, что умела делать женщина-астролог, было совершенно недоступно этому человеку. Ко всему прочему, звездочет шаха оказался несведущ в той системе расчетов, с которой работал Эрланд и которой придерживалась и Кавада.
Несколько дней он боролся с собой, пока не признал, что целый штат слуг южного правителя не мог заменить уехавшей женщины. И было еще нечто, повергшее Эрланда в смятение: теперь ему не хватало ее присутствия, чувства, что она стоит за спиной… Не хватало ощущения ее взгляда, шороха тяжелого платья, запаха ее кожи…
Колдун все чаще и чаще переносился мыслями в ту ночь, когда ей удалось заставить его заняться с ней любовью. Он долгие годы хранил целомудрие, памятуя завет ордена Ваара: если человек не умеет, или не может, или опасается не контролировать свою сексуальную жизнь, лучше ее избегать вообще, чтобы не растерять личную силу. И, к стыду своему, Эрланд сейчас находил, что был невероятно глуп! Вспоминал ее нежные руки, упругую, большую грудь, полные жаркие губы и невольно ругал себя: «Боги, какой же я идиот! Мне достался бриллиант, а я выбросил его с помоями…»
Если б он знал, как ему будет не хватать этой женщины, он бы не разрешил Тарису увезти ее с собой. А подчинился бы граф? Почему эта мысль не приходила ему в голову раньше? Почему он, такой тщательный, точный до мелочей, ни разу не вгляделся повнимательнее в его глаза еще тогда, в начале переворота?
Примкнувший к восставшим Бен – высокая, с ног до головы элегантно скрытая от всех взоров фигура, – увы, оставался для него лишь военным, идеальным исполнителем, человеком, подчиняющимся приказу. Сегодня достаточно вспомнить эти темнеющие сквозь прорези маски глаза, чтобы понять: нет, не любому приказу подчинится этот человек! Зато самому ему не подчиниться, вероятно, невозможно… тем более такой мягкой женщине, как Кавада.
Когда он впервые понял, что граф может быть опасен? Когда он вызвался убить наследников, почти детей, на глазах всего города. Детей женщины, с которой у него была многолетняя связь. Детей женщины, которая была готова на многое ради него, своего любовника – практически на всё…
Тогда Эрланд ликовал, потирая руки. Самый щепетильный момент – убийство правящей семьи, – был решен помимо его участия. Командующий гарнизоном столицы заколол наследников, Эда убила королеву. Его руки остались чисты. А потом вдруг пришло сомнение… Собственно, почти сразу, когда на первом же совете граф Бен вдруг предложил Варгу возглавить армию.
Эрланд вспомнил, как он тогда содрогнулся, и постарался восстановить в памяти слова Тариса дословно: «Вы стали королем арены. Почему бы вам не стать королем… армии?» К счастью, у Варга хватило ума отказаться. Вчерашний раб не может повести войско…
Впоследствии молчаливый аноним Тарис Бен внезапно показал себя мастером, вольно обращающимся с часовым механизмом, который старательно налаживал он, Эрланд. Наведенные справки подтверждали возникшее предположение – это имя не было настоящим. Конечно же, колдун обрадовался возможности избавиться от этой фигуры, в опасности которой стал отдавать себе отчет.
Но Бен забрал Каваду – женщину, которая была ему нужна! Он только сейчас понял, как она была ему нужна… В начале переворота у него не возникало сомнений, что Тарис поддержал заговор из-за любви к астрологу. Теперь он осознал свою ошибку: у графа были личные счеты и с Дианой Травал, и с Даневаном, и, вероятно, какие-то давние отношения с Варгом… Но Тариса и Кавады больше нет в замке, как нет и изворотливого, скользкого Верона, и все ниточки оказались обрезаны. Он больше не может собрать информации. Хотя и так понятно, что Бен не тот, за кого себя выдает. Кто он?
Сзади раздался скрип открываемой двери. В зал неловко, бочком, проскользнул лекарь шаха. Боги, как он устал от этих бесконечных евнухов, их зыбких тел, круглых полных лиц, тусклых взглядов… Он вспомнил холодные светло-зеленые глаза Варга, которые очень не понравились ему с первого же дня, темно-серые внимательные глаза Тари-са… Как бы он хотел, чтобы сейчас с ним оказались эти двое – и сам вздрогнул от этой мысли.
Лекарь остановился на середине расстояния между массивной дубовой дверью и столом, на котором покоилось тело умершего, и закрыл нос платком. Он явно хотел что-то сказать…
Эрланд оторвал глаза от сложенных на темно-коричневом кафтане, традиционном для правителей Севера, почерневших рук трупа. Посмотрел на лицо: ткани оплывали… Надо бы загримировать его, чтобы он мог сохраниться до следующего рассвета, согласно традициям.
Тело выставлено для прощания с умершим родных и близких, но их нет… Никто не плачет над ним, никто не грустит… Где встретит он сам свои последние дни? Наверное, так же, как и правитель Арута, будет лежать посреди чужих и равнодушных людей.
Сердце кольнула ледяная игла сожаления. Еще один человек, на которого он не обратил внимания, выпал из его окружения. Человек, по всем признакам благородный, честный, великодушный, смелый. Он посчитал его нерешительным и ничего не решающим. Чтобы покончить с собой, надо иметь мужество – Эрланд это знал… Он быстрым шагом прошел мимо лекаря, кивнул ему и вышел. Тот последовал за ним…
– Я провел анализ содержимого желудка и жидкости из мочевого пузыря. Это яд змеи Савотрум Клавикус, которая не водится ни в Валла-се, ни в Дравийском царстве.
Многолетняя привычка скрывать эмоции позволила Эрланду не выдать себя ни жестом, ни взглядом. Флакон этого сильного яда привез он сам из замка ордена Ваара. Одна доза редкого лекарства – одна смерть… И отдал его на хранение Каваде.
– Хорошо, благодарю вас… Извольте позаботиться, чтобы его лицо стало лучше. У вас есть мастера-гримеры. Оно расползается на глазах. Тело должно простоять до завтрашнего утра, как велит традиция, – и, не дождавшись ответа, удалился.
Врач склонил лысую голову ему вслед.
Колдун свернул в коридор, ведущий наверх в западную башню замка, и позволил себе бегом взобраться по винтовой лестнице – здесь его уже никто не мог видеть. С момента отъезда Кавады ни один человек не поднимался в ее кабинет, даже слуги для уборки. Он распахнул дверь и прошел к окну, открыл темно-коричневые деревянные ставни… В ворвавшихся лучах света заплясала густая пыль.
Инструменты стояли на своих местах, как он их помнил. Эрланд прошел по комнате, коснувшись каждого предмета. Все это представляло огромную ценность для нее. Но она ничего не взяла!
Посередине стола красовалась роскошная звездная сфера. Правитель знал этот механизм, скрывающий внутри пустоту. Надавил на невидимый рычаг, сфера распахнулась. Деньги… Внутри – деньги! Что это? Кавада действительно не взяла ничего?! Не взяла, не зная, вернется ли она? Что произошло? Что побудило ее уехать так быстро? Он еще раз осмотрел все. В кабинете царил порядок, лишь флакона с переданным ей ядом не оказалось в ряду лекарств.
Эрланд попятился и опустился в кресло, стоящее в углу, глубоко задумался. Как странно… Тарис Бен, на которого он не обратил внимания вначале, обернулся притягательной фигурой, по каким-то непонятным причинам манящей и опасной одновременно… Бывший гладиатор Варг, согласившийся поддержать мятеж и проведший двенадцать лет в окружении полудиких рабов и опасных зверей, показал знание страны и проницательность, достойную правителя. Хитрец Верон оказался умницей. Он вспомнил глаза министра, такие же черные, как и у Кавады. Они могли стать друзьями, но не стали… И наконец, его ученица, астролог и секретарь – женщина, которая полюбила его. Он оттолкнул ее, как стряхивают пыль с рукава… Как он сейчас жалеет об этом!
Эрланд размышлял, сидя в своей любимой позе: нога на ногу, локоть в колено, рукой подперев подбородок. Как получилось, что он, с его умом и даром предвидения, позволил этим людям уйти из замка, оставить его?
Еще в юности он избавился от тех, кто его любил: матери, отца, братьев и сестер. Потом, в своих многолетних странствиях, прошел тенью мимо бесчисленного множества людей, которые хотели стать его друзьями. Затем отвернулся от своих братьев и учителей, с которыми провел долгие годы в замке Ваара. Вспомнил Элроу, главного мага и учителя ордена, и его слова, сказанные ему, Эрланду, накануне отъезда из замка:
– Эрланд, вы вернетесь: и ты, и Эда… Вернетесь, когда сделаете то, ради чего уходите сейчас от нас.
– Вы знаете, зачем я ухожу, учитель? – спросил он, пораженный. Никто не был в курсе его планов.
– Да, я знаю. К тебе взывает дух твоего отца. Только ты можешь сейчас возродить Империю, которая уже почти исчезла с лица земли. Только твой ум может собрать воедино то, что уже почти умерло, воссоединить, как лоскутное одеяло, и вдохнуть в страну жизнь.
– Я смогу это?!
– Не могу тебе сказать, хватит ли сил у тебя одного. Но те, кто будет рядом, доведут начатое тобою, даже если ты остановишься на полпути…
– У меня хватит сил, – оборвал учителя Эрланд.
Сейчас, вспомнив тот разговор, он пожалел о своей несдержанности. Элроу, кажется, замолчал и больше ничего не произнес… Нет! Окончание разговора всплывало в памяти:
– И последнее… У тебя есть порок – ты не позволяешь никому к себе приблизиться, переоцениваешь свои силы.
– Я? – Эрланд усмехнулся. Эрлоу, великий маг, не знает, что червь постоянной неуверенности в себе точит его, отнимает силы… Никто не знает.
– Там, где ты будешь выполнять предназначенное тебе, вокруг будут люди. Ты должен их разглядеть: людей, без которых ты не справишься…
Они замолчали оба. Тогда он думал, что учитель имеет в виду только Эду. Потом – Эду и ее отца… Сейчас он был в этом не уверен.
– Я все сказал, – Эрлоу поднялся и растаял в воздухе.
Колдун спустился вниз и разыскал человека, освободившего спальню Тариса и Кавады от оставшихся после их отъезда вещей. Все имущество сложили на хозяйственные антресоли и запечатали до возвращения графа. А саму комнату сейчас ремонтировали, перетягивая новыми панелями. Слуга подтвердил, что все вещи Кавады были на месте: белье, обувь, бумаги, платья. Она не взяла ничего… Эрланд пошел к себе в кабинет. Из окна с широко распахнутыми створками был виден двор и край синей глади моря. На столе расставлена шахматная партия, которую они вчера не доиграли с шахом. Правитель опустился на свое место, по-прежнему в задумчивости. Итак, Кавада действительно не взяла ничего. Почему? Он мог бы понять, если б она оставила только платья. Но белье, обувь, инструменты астролога, саквояж лекаря?! Такое впечатление, что она убежала. Или тот, кто ее забрал, не дал ей возможности собраться. Тарис спешил… Сейчас Эрланд не сомневался, что граф принял решение уехать буквально в последний день перед отъездом, и у них с Кавадой было много дел. Что они делали? Надо найти женщину, которая прислуживала астрологу с момента… А с какого момента? И почему она, сама чувствующая себя слугой – в этом он не сомневался, – вдруг взяла служанку? Как и где ее найти? Она давно не встречалась ему в переходах замка… Колдун порылся в памяти. Он ее почти и не помнит: копна каштановых волос, синие глаза… Надо расспросить слуг, куда делась эта девушка. И как можно быстрее с ней встретиться…
Глава вторая НАСЛЕДНИЦА ШАХА
Мужчины приходили и днем, и ночью. Армия разрасталась на глазах. Шли и совсем молодые, с пушком на щеках, и зрелые, и уже старые. Варг никому не отказывал. Для всех находилось место. Как обнищал народ! Он снова и снова удивлялся, какими худыми были люди. Даже шутник Дван сочувственно заметил как-то, что гладиаторов в цирке кормили лучше, чем питались свободные люди по всей стране. Вот опять Эрик собрал вместе двадцать шесть человек, дезертировавших от их противника. Эти были покрепче, в одежде получше. Они сами сорвали нашивки Травалов – черно-красные полоски… Варг посмотрел им в глаза: простые, грубые лица… Но надо быть начеку, среди таких людей может оказаться шпион, а то и убийца. Два бойца с краю не выдержали его взгляда, опустили головы. – Почему решили присоединиться к нам? Сколько он уже задал таких вопросов за последние два месяца! Варг приказал всех приходящих в армию приводить к нему. Безошибочно определял, куда их: в конницу, в пехоту, в обоз. Сегодняшние перебежчики были на конях, при полном вооружении. – Надоело… – ответил невысокий, крепкий и уже немолодой воин с рубцом через весь лоб. – Что надоело? – Варг встал напротив говорящего. – Беспредел надоел. Домой хочется вернуться. - Надоело добро отбирать? – он едва улыбнулся, светлые глаза смотрели по-прежнему холодно, посверкивая ледяными искрами. – Или уже нечего отбирать? – Раньше лучше было… – Когда раньше? – При императоре. – Чем лучше? Так же платили налоги… Теперь ему ответил стоявший с краю костистый парень с редкой светлой бородкой и круглыми глазами навыкате: – Тогда налоги платили, да и самим оставалось. А сейчас вывернись наизнанку, и все равно придут и отберут последнее. – Молод ты еще, чтобы помнить, что было тогда. Сколько тебе? – Варг подошел к нему. – Двадцать восемь… Нет, я помню! Отец пасеку держал, на отшибе села. Семья у нас большая была, девять детей со мной. Дружно жили. У меня тогда как раз подружка появилась… Я к отцу пришел, просил поженить нас. Батя сказал: «Молод еще, дом сами не справите». А потом, когда Империя распалась, отца убили… Подружку изнасиловали и тоже убили… Село сожгли. Где теперь мои братья и сестры? Я их, наверное, и не узнаю… Я бы вернулся… Срубил бы дом, жену бы завел, детей… – Ты откуда? – С Тареша… – А что, сам потом не насиловал? Не убивал? Не жег?.. Парень опустил глаза и умолк. – Все мы насиловали, все убивали, все жгли… Навоевались уже! Скоро народа совсем не останется. А кто останется, сам помрет от недоедания и болезней. Не дело это, не по-человечески, – говорил худой пожилой солдат с очень мускулистыми руками. Куртки на нем не было, только кольчуга. – В пехоту пойдете, все. Коней отдать. Первый месяц присмотрят за вами. Не будете чудить – снова сядете верхом, – Варг еще раз сурово обвел их взглядом. Подождал, пока глаза перед ним не опустили все. Повернулся и, не оглядываясь, нырнул в свой шатер.Из всех областей военные отряды, не пожелавшие поддержать переворот, стягивались к замку Монатаван. Урвий, владелец крепости, собрал под свои стены всех сторонников свергнутых Травалов. Это был настоящий крепостной город, обнесенный толстыми стенами, прекрасно защищенный с одной стороны неприступными скалами, с другой – бурной горной рекой. Взятие Монатавана было бы решающим фактором в войне. Но город мог обороняться целый год. Осада?.. На это нет времени. Или надо, обогнув его, признать независимость Урвия. Как говорилось в соглашении, с которым прискакал гонец: «Валлас восстановленной Империи соглашается признать независимым государством территорию внутри него с центром в городе Монатаван». – Мы не возьмем город, – Изда поднял глаза от карты, которую он изучал, на Варга. – Нет смысла подвергать людей такому риску. А осада может продлиться едва ли не год. И тогда другие области получат шанс прийти в себя и, возможно, тоже захотят независимости. – Об этом не может быть и речи! – Ты о чем? – Никакой осады! Город надо взять сходу и разбить Урвия наголову. – Но как? Бывший гладиатор задумался. Кажется, он знает как… – Дван! – Варг выглянул из шатра. – Разыщи Эду и приведи ко мне.
Сегодня утром, как всегда, когда рядом находилась вода, на восходе солнца они ходили купаться. Обычно девушка заходила к нему в палатку, когда ночь еще окутывала землю, дергала спящего Варга за ногу и ждала его снаружи. Только он показывался, припускала почти бегом по одной ей известным тропам к озеру или речке. Он еле поспевал за ней. Когда они достигали воды, начинало светать. Немного тренировались на берегу. Обычно она показывала какое-то движение, которое Варг отрабатывал, пока девушка плавала. После того случая, когда он неожиданно для самого себя поднял и обнял Эду во время танца, он больше не учил ее танцевать вриту, а она не разминала его тело после занятий. Этим утром ему никак не удавалось повторить прием, продемонстрированный ею – удар в полупрыжке. У него не получалось расслабиться и потечь, как делала она. Был зажат, делал множество ненужных усилий. Краем уха слышал всплески воды. Старался не смотреть на купающуюся. Она была начисто лишена чувства стыда. Не моргнув глазом могла расхаживать голой. К счастью, Эда никогда не купалась там, где мылись солдаты. Внезапно в его сознание вторгся посторонний шум…
Что это? Он бросил взгляд на озеро. Позади мерно взмахивающей руками девушки поднималась чья-то спина, волны расходились в стороны от черной полосы. То, что плыло за ней, набирало скорость. Варг закричал как безумный: «Эда! Берегись!» – и прыгнул в воду, схватив нож. Уже плывя к ней, понял, что не успеет… Если эта тварь набросится на нее, от девушки не останется ничего. Он не видит в воде и не знает, что может выплыть под ним. Остановился и оглянулся: уже прилично отплыл от берега. Куда исчезла Эда? Он не слышал ее крика… В голову пришла мысль, что если это чудовище ее сожрало, оно может тут же напасть и на него. Оглянулся снова – никого… Вдруг кто-то под водой вывернул его кисть так, что он выпустил нож, и рядом с ним с шумом и фырканьем вынырнула воительница верхом на странном животном. Голова чудища напоминала лошадиную, но заканчивалась небольшим хоботом. Длинная шея переходила в массивную спину. Это создание было размером с быка. Конечностей видно не было. – Ты ничего не умеешь. Ты ничего не знаешь, – Эда улыбалась, в ее руке был отобранный нож. – Если бы животное было опасным, оно бы расправилось со мной до того, как ты полез в воду. Залезай сзади, поплыли к берегу. Варг попытался вскарабкаться на скользкую гладкую спину. Девушка протянула ему ладонь со сложенными вместе пальцами: «Держись за меня». И не дрогнула, когда он подтянулся, опираясь на ее руку всем своим весом. Ему пришлось обхватить ее за талию, чтобы удержаться на мокрой спине, изогнувшейся, чтобы доставить их к берегу. У Эды был совершенно литой торс. Животное наклонилось боком, и они соскользнули в теплую воду. Невиданная тварь высунула из воды странную, уродливую голову и уткнулась носом в женские руки. Тонкие пальцы коснулись ее головы, и зверь заурчал от удовольствия. Варг раздевался и выкручивал одежду, стараясь не смотреть на девичью грудь. Он подумал, что хотел бы оказаться на его месте, в ее руках… – Ты молодец, действуешь не раздумывая. Почти всегда это хорошо, – похвалила его Эда, когда животное нырнуло и исчезло в воде. – Что это было? – Я никогда не купаюсь в опасных водоемах, – она как будто не слышала вопроса, обошла его и встала к нему лицом. – Пока ты будешь стесняться меня, или других, или себя самого, ты не сможешь стать непобедимым. Некоторые великие воины в тех землях, где я училась, ходят голыми постоянно, чтобы накапливать силу. – Среди других людей? – Да. Какой смысл ходить постоянно голым, если тебя никто не видит? Они учатся видеть только себя. – Зачем? – Если ты единственный воин на свете, кто может тебя победить? – Никто. – Ты сам ответил на свой вопрос, – в ее ответе прозвучала улыбка. – Эда, пожалуйста, ты не ответила на мой вопрос, – Варг по-прежнему старался не смотреть на нее. – Откуда взялась эта тварь? – Из-под земли. – Озеро сообщается с чем-то? – Да. – Откуда ты знаешь? Ты никогда не была в этих краях. Или… я не прав? – Ты прав. Там, где живут такие животные, есть подземные туннели между озерами, выходящие в горы. Эти звери обитают в больших пещерах под землей. Их уже немного осталось… Они совершенно безобидны.
Эда пришла к нему, когда Изда уже ушел. – Ты звал меня? – Да, – Варг крутил карту на сундуке. – Смотри: вот мы, а вот крепостной город. Нам надо его взять. Она склонилась над ним, внимательно всматриваясь в карту. – Какая высота стен? Сколько людей может вместить город? Есть ли там колодцы? Девушка задавала правильные вопросы. Он рассказал все, что знал. У него в полку оказался бывший гладиатор, выросший в Монатаване. Эда подняла голову и посмотрела ему в глаза: – Ты не сможешь… Только потеряешь людей и время. Город может обороняться много лун. – Да. Я не смогу, если мы будем его осаждать. А если попытаться проникнуть внутрь со стороны горы? Или озера?.. – Что ты имеешь в виду? – Ты говорила утром, что горные озера сообщаются друг с другом. Здесь цепь из них, на одном и стоит Монатаван. Это животное, которое меня испугало утром, оно дышало воздухом. Ты сказала, что такие звери живут в пещерах в горах. Ты можешь узнать, есть ли там проход? Если возможно выйти в город со стороны озера или горы, мы сможем его взять. – Это рискованно… – Война всегда риск. – Сражение имеет смысл начинать только тогда, когда ты уверен в победе. – Это ты начала эту войну. – Те битвы, в которых я участвовала, мы выиграли. Лицо Эды было совсем рядом с его. Он чувствовал движение воздуха от ее губ, когда она говорила. – Ты можешь узнать, возможно ли проникнуть за крепостные стены со стороны реки? Вдруг есть подземный ход, ведущий в город? – Я не хочу на себя брать ненужный риск. – Но ты идешь с нами… – Да. Но своей дорогой. – Нам нужно разбить сопротивление. – Кому «нам»? – Эрланду… мне… Она улыбнулась: – Тебе… Эрланду… – Пусть будет так. – Это не твоя война. Ты был рабом двенадцать лет и уже заработал свободу. Что тебе еще надо? В ее словах было больше эмоций, чем необходимо. Что она хочет этим сказать? Почему каждый из них не может сказать друг другу все, о чем думает? – Это моя война, – голос Варга был необычайно тверд. – Нет. И не обольщайся – ты всего лишь пешка, – повторила Эда. – Это война Давикулюсов. Он взял ее за плечи и повернул так, чтобы видеть глаза девушки в неровном свете масляной лампы. – Повтори, что ты сказала. – Это война за возвращение династии Давикулюсов. – Рыцарям Арута не нужен Валлас. – Рыцари Арута здесь не при чем. – Эрланд… Эрланд – Давикулюс? – Варг начал понимать… – Ты задаешь слишком много вопросов. Он сильно сжал ее плечи, сам не замечая этого. – Ты мне делаешь больно, – Эда попыталась освободиться. – Ты мне постоянно делаешь больно. Кто такой Эрланд? Свергнутый император был слишком молод, Эрланд не может быть им. Говори! Варг сам не заметил, как начал ее трясти. Эда не могла вырваться из его рук, он держал ее, как клешнями. – У отца убитого императора было много детей. Отпусти меня! Ты задаешь слишком много вопросов… Они волновались оба. И каждый не мог понять, почему нервничает другой. Они привыкли видеть друг друга спокойными, даже бесстрастными. – Эда… это моя война. Помоги мне… Пожалуйста, помоги! Проси что хочешь, – Варг не просто просил, он умолял. Она удивленно подняла брови. Он вдруг понял, что Эда не смогла освободиться из его рук. Или не захотела?.. – Ты ничего мне не можешь дать… Ты помнишь? Я иду на север. – Ты сама говорила, что если я когда-нибудь захочу что-нибудь… У тебя есть условие, при котором ты выполнишь все, что мне будет нужно, – сейчас Варг был готов на все. Эда опустила голову и ссутулилась. Ее голос дрогнул: – Я не хочу больше ставить тебе условий, принуждать делать что-то, чего ты не хочешь. Мне больше ничего от тебя не нужно… Я иду на север, и нам просто оказалось по дороге… – Если мы победим… Если нам удастся объединить страну, и если я останусь жив, то пойду на север с тобой. Все равно тебе кто-то нужен: напарник, попутчик, еще один меч… – Зачем ты пойдешь со мной? – она вскинула голову, и в ее голосе прозвучало что-то… Если бы Варг ее так хорошо не знал, он бы подумал, что она готова расплакаться. Нет, это невозможно! – Чтобы тебя защитить. Ты слишком заметная и… можешь выстоять в ближнем бою только против двенадцати. Мужчина в пути не помешает. Тем более, у нас уже может быть общий центр. – А как же твоя страна? Ты только что сказал, что это твоя война. – Если страна будет объединена, моя роль выполнена. Вы же все равно меня планируете убрать? – Кто «мы»? Варг вспомнил слова графа Бена: «Тебя уберут на подступах к Северу. И я даже знаю, кто это сделает – Эда». - Тот, кто тебя послал с армией… и ты. – Я сама пошла… – Не ври. Она уже овладела собой, и голос у нее стал, как всегда. Девушка вдруг взяла его лицо в ладони. – И сейчас, чтобы объединить свою страну, ты готов меня подвергнуть риску – мою жизнь, жизнь чужеземки… Я ничего не значу для тебя? Он старался не шевелиться: пусть ее горячие пальцы лежат на его щеках… – Нет, это неправда. Твоя жизнь стоит многого. Но эта война… Слишком много людей умерло за последние годы. Кто-то должен это остановить. Кто-то должен принести мир на эту землю. – Мир людям, которых ты не знаешь? Которые тебе чужие… И для этого ты готов послать меня на смерть? Варг искал нужные слова: – Да… Я их не знаю… Они мне чужие… Но есть женщины и мужчины, которые не могут быть рядом, если идет война. И кого-то обязательно убьют, порознь или обоих. А они могли бы прожить жизнь вдвоем, вместе радоваться и печалиться, вместе стариться, воспитывать внуков. И у них бы не страдали и не умирали дети… И если ради этого надо послать тебя на смерть или умереть самому – я готов… Девушка отпустила его голову и отстранилась. Ему показалось, что он сказал не те слова. Эда не любила мужчин… Она не понимала, что такое любовь… – Ты подвергаешь себя риску постоянно, – продолжал он. – Ты же воин, великий воин. Что еще сказать? Варг не знал. – Хорошо. Я помогу тебе, – Эда развернулась и стремительно вышла. Он почувствовал себя совершенно опустошенным… Какие из его слов подействовали на нее?
Варг проснулся от того, что кто-то дернул его за ногу. Его всегда так будила Эда. Пора… Надо просыпаться, идти за ней в лес, к озеру. Вдруг он почувствовал, что она не ушла, а скользнула к его изголовью. Было совершенно темно… Или это кто-то другой? Он нащупал нож под собой, с которым не расставался и ночью. – Варг… Слава богам, это все-таки была она! – Да? Зачем она пришла к нему? Сколько он спал? – Я вчера сказала лишнее. У нее был озабоченный голос. Она нервничала. Варг не заметил, когда он начал чувствовать ее настроение, эмоции… – Почему ты молчишь? – Я тебя слушаю. – Я всегда чувствую себя с тобой глупой маленькой девочкой, – вдруг пожаловалась Эда действительно жалобным голосом. – Я никогда ни с кем так себя не чувствовала – даже с моими учителями, даже с моим отцом… Варг скользнул рукой по покрывалу в сторону голоса. Нащупал ее сапог, колено… Оно поместилось в его руке. – Ты действительно маленькая девочка. Я в два раза тебя старше… Эда оттолкнула его руку и сказала зло: – Ты ниже меня по рождению. Ты не образован. Ты был рабом двенадцать лет. – Кто тебе сказал, что я ниже тебя по рождению? Что я не образован? Он перекатился на бок, поймал отталкивающую его руку и стиснул ее. Ему не следовало это говорить… О боги, что творится с ним? Почему он не может себя контролировать, когда она так близко от него? Стоит только протянуть руку… – Твоя мать была простой наложницей, и даже будь твой отец шахом Дравийского царства… Он почувствовал, как она вздрогнула. Буквально подпрыгнула на месте и замерла – сжалась ладошка в его руке… Варг стремительно сел, откинув одеяло. Вспомнил, что она о себе рассказывала: ее отец южанин… у него было много жен и детей в доме, который он не смог защитить… В Дравийском царстве шестнадцать лет назад вспыхнуло восстание рабов, дворец южного правителя был взят восставшими, когда он сам охотился в степи далеко от дома. Мятеж потопили в крови. «Отец отомстил», – сказала она… – Я угадал?! Твой отец – шах Дравийского царства?! – Молчи! – Эда безошибочно нашла его рот в кромешной тьме и накрыла ладонью. Это все объясняло. Это объясняло, откуда у Эрланда деньги, кто поддержал переворот и с какой целью. Откуда у Эды изысканная одежда, дорогое оружие, породистая лошадь… Варг резко сбросил ее руку с лица. - И твой отец отпустил тебя вот так – одну! После того, что случилось с тобой в детстве! После того, что случилось с его женами и детьми! Одну… с армией голодных, безродных мужчин! Твой отец отправил тебя в подземелье к гладиаторам! Отправил совершать переворот в чужой стране, подставлять себя под стрелы и мечи! Отпустил одну на север! – он не мог остановиться от возмущения. – Молчи! – перебила она. – Мой отец отослал меня после того случая в далекие земли, чтобы сохранить мой разум и тело. Чтобы я больше не видела мужчин рядом. – Ты росла у марут, ты говорила мне, – он вспомнил все истории о диких южных племенах женщин-воительниц. – Вначале, первые пять лет. Потом я была в другом месте. – В каком? – Какая тебе разница?! Ты хочешь все про меня знать?! Но ты сам ничего о себе не рассказываешь! Почему ты меня заставляешь все тебе говорить?! Меня никто не может заставить делать что-то, чего я не хочу, – она почти кричала. – Это было мое решение: прийти к вам, проверить себя… Проверить то, чем я владею, что умею, чему научилась. Меня никто не может удержать, разве ты до сих пор этого не понял? Я делаю, что хочу! Меня не было дома пятнадцать лет. Отец не может меня заставить делать то, что мне не по нраву! Никто не может! Я не такая, как другие женщины… Варг схватил ее руку, она вырвалась из его ладони. – Ты будешь молчать… – А если нет? – он больше не делал попытки дотронуться до нее. – Ты будешь молчать, и я помогу тебе взять город, – она снова говорила привычным властным тоном. – И ты мне поверишь на слово? Она помолчала, перед тем как ответить: – Тебе – да. – Хорошо… Я буду молчать. Последний вопрос… – Спасибо. Я тебя слушаю… – Ты должна стать женой Эрланда? – Нет! Я никому ничего не должна! – она делала акцент на каждом слове. – Меня никто не может ни к чему принудить. Отец сказал, что не пойдет против моей воли… – И, тем не менее, ты пришла с Эрландом. - Ты ничего не знаешь… Мы были вместе – там, где я жила, где мы учились. Вместе, он и я… Мы стали друзьями. Это я отвела его к отцу, это я предложила ему помощь, это я захотела идти с ним… Боги, зачем я все тебе рассказываю? – вдруг простонала она и замолчала. – Спасибо тебе, – Варг нашел в темноте ее узкую руку и прижал к губам. – За что? – За доверие. За откровенность. – В конце концов, у моего отца много дочерей… Я всего лишь старшая – одна из четырех, которым больше двенадцати… Если не захочу я, он может жениться на любой другой. Одевайся, я жду снаружи, пойдем купаться, – Эда забрала свою руку, как будто не заметила, что он ее поцеловал. Натягивая рубашку и сапоги, он перебирал в голове все услышанное. Тот, кто назвался наследником Давикулюсов, пришел к правителю Дра-вийского царства за помощью: захватить власть в Валласе… или восстановить Империю? И условием полученной поддержки была женитьба представителя семьи Давикулюсов и дочери шаха… Так южный властитель прибирал к рукам поверженную Империю.
Глава третья ЛАЗУТЧИКИ ИЗ МОНАТАВАНА
Дван вынырнул из высоко поднимающихся зеленых стеблей подсолнечника, остро пахнущих сырой землей. Крупные черно-желтые головки цветов – выпуклые, как донца грубо сработанных глиняных тарелок, не отшлифованных до гладкости рукой мастера, – поворачивались за солнцем, большие желтые лепестки загибались вниз. Местность с пологими холмами расстилалась до синеющего леса, как разложенная карта на сундуке в палатке у Варга. Над головой в высоком голубом небе кружил ястреб, и его крик разогнал поющих птиц. Дван рванул ворот куртки, освобождая вспотевшее горло. Вот и кузница. Далеко вокруг разносился лязг металла и звон ударяющегося о наковальню молота. У коновязи стояли неказистые мохнатые лошадки с короткими спинами, свалявшейся шерстью и никогда не чесанными гривами. Те, кто приехал сюда, где они?.. Пошел широким шагом, приминая луговую траву. На всякий случай подтянул перевязь меча, сдвинувшегося, пока он, пригибаясь, отходил от лагеря, стараясь остаться незамеченным. Обогнул здание кузни. Звуки ударов молота дополнились уханьем горна и приглушенными мужскими голосами. Уже на подходе к дому увидел гостей кузнеца: четыре человека в серо-коричневых одеждах, простых и некрасивых, не по росту, рассматривали лезвия мечей. Воин пожалел, что не дождался, пока всадники отъедут от кузни. Но поворачивать было уже поздно, Двана заметили – его рыжую шевелюру и зеленую куртку, высокую фигуру. Он еще подумал, что, наверное, надо было сказать кому-нибудь в лагере, куда он пошел… Постарался не замедлить шага и случайно не дотронуться до рукоятки меча, чтобы его поведение не могло показаться вызывающим. Четверо приехавших в кузню подтянулись в один ряд и выпрямились. Никто не прятал оружия. На них не было ни нашивок, ни каких-либо других отличительных знаков. Пока Дван подходил, гадал, кем они могут быть… Не крестьяне, это точно, но и не люди Урвия, засевшие в Монатаване – не было им смысла выходить и так далеко отходить от замка, дабы посетить кузнеца. Ответ пришел сам: одна из банд, промышляющих разбоем на дороге… Кто же еще? – Эй! Постой, вояка! – грубо окрикнул его мужчина средних лет, с кривящимся ртом и маленькими колючими глазками – такой же широкий, мохнатый и приземистый, как и лошади, стоящие неподалеку. – Куда разбежался? – Кузнец что, занят? – Дван остановился, по-прежнему не притрагиваясь к мечу, но невольно напряг бедро под ножнами. Из кузницы доносились те же самые звуки: безостановочно ухал молот, лязгал металл, раздувался горн. – Пойди погуляй, – мрачно кинул ему другой человек, самый высокий, с невероятно низким лбом над крупным красным носом и клочковатой бородой. – Мы уедем, тогда твоя очередь придет. Дван понял, что они его в кузню не пустят, и ему это не понравилось… Конечно, безопаснее было бы развернуться и убраться восвояси. Есть ли там кто-то внутри, кроме хозяина? Почему эта группа вооруженных людей не хочет дать ему хотя бы туда заглянуть? Он вдруг вспомнил озабоченные синие глаза жены кузнеца, ее белые плечи… Дван увидел эту женщину, когда их полк проезжал мимо. Она несла ведро воды, и они встретились взглядами. Он по привычке широко осклабился – девка была весьма и весьма… неплоха!.. Но она отвернулась от него, сурово сдвинув брови. Это и была причина, по которой воин сегодня решил отлучиться из лагеря… погулять. Где эта женщина? – Кто вы? Почему с оружием? – Дван остановился, расставил ноги и заложил большие пальцы за пояс. Осторожно дотронулся ребром ладони до рукоятки меча… – А ты кто такой, что отчета требуешь? Не из разбойников ли,что королеву убили? Это уже многое проясняло. Значит, они по разные стороны… Он вынул меч одним движением и быстро двинулся в направлении кузни. Самый худой и маленький, стоявший с краю, сделал едва уловимое движение, указывающее на него, и отступил назад. А те двое, которые начали с ним разговаривать, бросились ему наперерез. Дван первым же ударом выбил меч из рук приземистого широкоплечего мужчины, подбежавшего к нему первым, и скрестил клинки с высоким бородачом. Потерявший оружие грязно выругался, вытащил из-за пояса нож и вновь ринулся в атаку. Пока высокий нападающий пытался сдержать клинок Двана, он стремительным движением схватил несущийся к нему нож прямо за лезвие, тряхнув раструбом куртки, чтобы хоть немного защитить ладонь. Оттолкнув верзилу с мечом сильным толчком, мгновенно развернул кинжал, перехватив саму направляющую его руку. Почувствовал, как острие вошло в живот человека, преодолев первое сопротивление одежды и кожи, а дальше скользнуло как по маслу… Высокий противник поднял меч, чтобы рубануть его сверху, но Дван ударил его ногой в пах. Тот согнулся, застонав и тут же выронив оружие. Третий, оставшийся наблюдающим, бросился на него, но бывший драаг уже не старался сохранить ему жизнь – развернулся и подсек его горизонтально несущимся мечом, со всего лета разрубив почти пополам. Низкий и худой, который руководил людьми с самого начала схватки, повернулся кругом и бросился к лошадям. Тот, кого он ударил по яйцам, перестал кричать и выхватил арбалет из-за спины. Дван подхватил лежащий на земле нож, выроненный тем, кому он вспорол живот, и метнул уже взводящему механизм прямо в голову, угодив в раскрытый рот. Пока он с ним расправлялся, убегающий отвязал лошадь и вскочил в седло, развернув ее. Бывший драаг с разбега прыгнул на коня и пустился в погоню прямо по полю. Скакал и думал, что вряд ли догонит, так быстро улепетывал противник. И тут кто-то из куста выскочил прямо под ноги впереди несущейся лошади. Та взвилась на дыбы, всадник не удержался на вставшем свечкой коне и упал спиной вниз, на землю. Лошадь, потеряв равновесие, вдруг тоже с громким ржанием опрокинулась на спину, прямо на растянувшегося за ней человека. Раздался крик всадника: животное рухнуло на него всей своей массой. Дван соскочил на землю и бросился к лежащему. Упавшая на него лошадь вскочила, отбежала в сторону, сильно припадая на заднюю ногу, и застыла с поднятой головой, не прекращая ворчать глухим ржанием. Человек на земле загребал разбросанными руками землю, возил по ней скрюченными пальцами с черными ногтями, хрипел… Когда Дван склонился над ним, из его рта потекла струйка крови, а глаза вдруг остекленели. Звуки из кузни резко прекратились. Тот, кто бросился под ноги коню, была невесть откуда выскочившая жена кузнеца, еще молодая женщина с копной таких же рыжих волос, как и у Двана, будто они были братом и сестрой. Она подходила к Двану и к раздавленному лошадью, высоко подняв порванную внизу широкую юбку, обнажив неожиданно тонкие щиколотки голых ног. – Там, в кузне, – почему-то зашептала, широко раскрыв глаза. – Там муж… Воин резко обернулся: из кузницы вышел кузнец с огромным молотом в руках, вытирая окровавленную голову. Он размашистым шагом подошел к высокому человеку, который еще был жив – с ножом, торчавшим из горла, – и со всего маху наискось ударил его своим оружием, расплющив по земле… Это были лазутчики из Монатавана, посланные возглавившим сопротивление феодалом Урвием разузнать расположение войск мятежного Валласа, численность солдат и особенности вооружения. Отряд разведчиков возвращался с задания, а по пути зашли к кузнецу с элементарно простой целью: отобрать новые мечи, да заодно и подправить старое оружие. Никто не ожидал встретить одиноко шатающегося воина… – Это все были? Больше никто не ускользнул? – на всякий случай спросил Дван кузнеца. – Нет, – хозяин кузни серьезно мотнул большой лохматой головой и повел могучим плечом. – Всех уложили. Он был выше и шире Двана. Его заставили работать, держа на острие натянутой стрелы. Жена успела, по давней женской привычке, убежать и спрятаться в поле от никогда не предвещавших ничего доброго незваных гостей. Ее и отправил Дван к Варгу – привезти его командира к кузнице. И она ускакала, сидя на лошади по-мужски, обхватив круглые бока коня крепкими ногами, как будто родилась верхом…Подъехавший Варг разглядывал трупы: раздавленного лошадью, уже начавшего синеть, с открытым ртом, где стояла черная жижа свернувшейся крови и неизлившейся рвоты. Маленького и широкого – первого, которого проткнул его же ножом Дван. Он выпустил ему кишки, и вокруг разливалась вонь неопорожнившегося кишечника. Наполовину разрубленный мечом белел костью обнаженного позвоночника, как скошенный сноп, весь в вывернутых внутренностях, уткнувшись носом в землю. Вся кровь под ним ушла в песок. Высокий нападающий остался без лица. Дван достал свой нож у него изо рта, лезвие проткнуло насквозь горло и шею, а удар молота размозжил полголовы, выдавив мозг изо всех дырок. Кузнец выволок из двери еще двоих – тех, кто заставил его работать. С ними он расправился сам, почти готовым мечом отрубив державшему его на прицеле наведенной стрелы голову подчистую. А другой ранил и его, опустив наотмашь железную рукавицу с шипами, ободрав сильно, до кости, лоб и скулу. Этого хозяин кузни тоже прикончил его же оружием, только что подправленным на наковальне. Правда, немного не рассчитал мощи удара: всадил клинок в грудь, проломив грудную клетку и, выдернув меч назад, вывернул наружу и головки ребер у грудины. – Ну и мясорубку вы здесь устроили… – Варг покачал головой. – Что, цирковое прошлое решил вспомнить? По его голосу было непонятно, то ли он сердится, то ли хвалит Двана. Вокруг сидевшего прямо на земле кузнеца хлопотала его жена, обмывая голову и перевязывая сильно кровившую рану оторванным от рубахи белым лоскутом. – Живым надо было хоть одного оставить, – укоризненно сказал Варг, – чтобы допросить. А то к нам лазутчиков посылают, а мы ничего не знаем, что там творится в Монатаване… Он прискакал с Эриком и Издой. Принц Севера стоял сейчас на коленях за углом кузни, его неукротимо рвало. – А ты чего здесь шлялся? – Эрик поднял брови и наморщил лоб. – Гулять ходил, – буркнул Дван, не спуская глаз с жены кузнеца. Варг проследил взглядом направление его глаз и едва заметно расслабил виски. – Как зовут тебя? – обратился то ли к кузнецу, то ли к хлопотавшей над ним женщине. - Вагар, – глухо пророкотал кузнец, открыв рот с выбитыми передними зубами. Он поднял голову и обвел глазами стоявших вокруг него. Проворчал негромко, щурясь из-под повязки: – Спасибо… Женщина, делающая перевязку, завязала узел, выпрямилась, вытерла окровавленные руки прямо о передник и повторила за мужем: – Спасибо вам, – посмотрела на стоявшего на коленях Изду и спросила у Варга: – Может, воды ему? – Может, воды, – без тени эмоций ответит тот, едва бросив взгляд на склоненную красивую голову тонкого рыцаря. Указал на распотрошенные трупы: – А тебе что, не привыкать? Женщина ушла и тут же вернулась с кувшином воды. Проворчала под нос: – Насмотрелись за последние двенадцать лет всякого… привыкли уже. Пока она поила Изду, заботливо вытирая ему рот подолом, кузнец поднялся и подошел к Варгу. – Видел я вас, когда мимо проходили. Что ж не заглянули ни разу? – он был очень бледен, кровь моментально пропитала белую повязку. – Заглянем, – Варг скользнул по его лицу холодными глазами, подождал, пока кузнец не опустил перед ним взгляда. – Сам сожжешь трупы? – Она займется, – Вагар мотнул головой на подошедшую к ним женщину и забрал у нее кувшин, опрокинув его прямо надо ртом. Вода потекла по подбородку и пролилась на волосатую грудь, вымазанную кровью под окровавленной же рубашкой. – Давай перевяжу, – его жена заметила рассеченную лезвием ножа ладонь Двана. Воин протянул ей руку, стараясь заглянуть в глаза. – А тебя как звать? – обратился к ней. – Храбрая женщина… Хозяйка посмотрела на него исподлобья. Она не казалась ни приветливой, ни благодарной. Словно сомневалась, называть ли свое имя. – Дита, – буркнула недовольно. – Чего это она храбрая? – спросил ее муж, вытерев усы и бороду огромной черной от работы ладонью. – Да под копыта коню на всем скаку броситься не каждый мужчина сможет, – явно восхитился Дван. – Опять же, на все это смотреть тоже малоприятно… Еще и жечь трупы ее посылаешь. – Хм, – кузнец проводил взглядом Диту, ушедшую за угол кузни. Там, чуть подальше, стоял маленький дом, за которым раскинулся запущенный, заросший бузиной яблоневый сад. – Женщина она… значит, служить обязана. Варг уже сел на лошадь и повернул к лагерю. Он не стал ждать едва поднявшегося, бледного, с дрожащими руками Изду. «Со взятием Мо-натавана надо поспешить…» – подумал, высылая коня в галоп.
Солнце почти коснулось горизонта. В воздухе уже разливалось дыхание ночи, было тепло и спокойно. Эда сняла одежду, в которой ходила обычно: яркие ткани, широкие брюки, камзол с узорными рукавами. Надела то облачение, в котором пришла к гладиаторам в ночь накануне переворота – очень тонкую рубашку и штаны из коричневой кожи, облегающие ее так, как будто она в них родилась. Девушка замешкалась, укладывая волосы, чтобы коса не мешала ей плыть, а Варг перенесся в первую ночь их встречи, когда он ее еще не знал. Не знал, как она умеет убивать и лечить, какими нежными могут быть ее руки… Не знал, что у нее загорелое тело и такой мускулистый, литой торс. У него заныло сердце. – Я пойду босиком, – она сняла сапожки. Варгу вдруг стало страшно: а вдруг он посылает ее на смерть? – Подожди… Если ты не уверена – не ходи… Эда улыбнулась. Она так редко улыбалась… – Варг, это было твое решение. – Но тебя ведь нельзя заставить, – он взял ее за плечо. – Ты делаешь, что хочешь… Она посмотрела на него, и он не понял выражения ее глаз. – Я боюсь… боюсь, что могу тебя больше не увидеть, – он сам не ожидал услышать от себя эти слова. – Однажды ты меня больше не увидишь. И, наверное, это будет скоро… Одним днем раньше, одним днем позже, – она сунула ему сапоги в руки, закрепила нож на поясе, серп, обернула цепь вокруг талии. Эда не была спокойна, и ее беспокойство передалось ему. – Я пойду с тобой. – Нет. Ты не можешь, – голос девушки был тверд. – Почему я не могу? – Я не знаю, что там, под водой в пещерах, может нас ждать… Меня учили многим вещам, к которым ты можешь оказаться не готов. У меня меньше шансов умереть, чем у тебя. И если я умру, ничего трагичного не случится. Я сама по себе, у меня нет ни семьи, ничего. Отец, может, погрустит, как он грустит до сих пор о моей матери… - У меня тоже нет ни семьи, ничего, – сказал и осекся… Эда внимательно посмотрела на него. В наступающей темноте было совершенно невозможно разобрать выражение ее глаз. – Варг, будь честен сейчас, как ты был честен всегда. Ты руководишь армией, Изда ничего не решает. Ты не называешь себя, но эта война твоя. Без тебя Валлас не поднимется с колен. И мой отец, который уже должен был приплыть с флотом в Вандервилль, будет фактически править бывшей Империей через Эрланда. Информация, которую она ему выдавала, порой была невероятна. – Твой отец уже должен быть в Вандервилле?! – в голосе Варга прозвучал страх. Эда его мгновенно уловила. – Чего ты боишься? Скажи мне! Он замолчал слишком надолго. – Я боюсь… за графа Бена. – Кто он тебе? Что случилось между вами? Пожалуйста, ответь! Подумай, что я могу не вернуться! В любом случае, я клянусь хранить молчание. – Брат… Это я изуродовал его и оставил умирать в степи. Он чудом спасся и мстил мне. За своей местью мы забыли, как любили друг друга, и не заметили, что и сейчас продолжаем любить… – За что ты сделал это с ним? – Он переспал с моей женой. – Тогда ты должен был заставить страдать свою жену. Или он взял ее силой? – Я всегда считал, что она не знала, что была с ним… Думала, что он – это я… – Как такое возможно?! – Мы близнецы. – Варг, – Эда взяла его руку в свои ладони. Она заметно нервничала. – Ты действительно думаешь, что женщина может перепутать мужчину в постели? Он стиснул ее пальцы… Девушка продолжала: – Я не знаю, что это такое – любовь с мужчиной. Но я уверена, что это невозможно! Прикосновение рук, губы, кожа, ритм движений, пластика тела… это слишком индивидуально! Будь я на твоем месте, я бы нашла женщину, которая согласна была бы переспать с вами обоими… например, с завязанными глазами. И потом сказала, как и чем вы отличаетесь. – Что это изменит? - Ты хранил верность своей жене много лет. Если она обманщица, это сделает тебя свободным. – Эда… Мы любим кого-то не за какие-то качества, не за него самого. Мы любим его за наше отражение в нем. Мне сложно объяснить тебе, что такое любовь… Я помню твои слова: «Любви не существует. Это зов плоти. Запах животного». – Варг… Я знаю, что такое любовь. Это… когда кто-то ранит тебя чем-то, какой-то своей формой. И рана, нанесенная им, может быть вылечена только в его присутствии. – Тебя… что-то ранило? – Да… – Что? – Зеленый лед Севера… – Я не понимаю, – Варг почувствовал себя дураком. Эда улыбнулась и продолжала: – Твоя жена… что-то в ней ранило тебя. И эта рана кровоточит до сих пор. И вылечить ее может только она. Но она мертва, и ты страдаешь. – В последнее время мне кажется, что рана уже не кровит… – Варг продолжал сжимать ее ладони в своей руке. – Я ее любил, но прошлое уже отболело. Остался рубец, и он останется навсегда… Но Вероника ушла из моей жизни. И мне кажется, что я уже забыл запах ее волос, вкус ее кожи, прикосновение пальцев… Мне уже не нужно жить с ней в прошлом. – Хватит разговоров! Мне надо идти, нельзя терять время, – Эда высвободила руки из его ладони. У нее задрожал голос, и это испугало Варга. Весь день он не знал, что заставляет ее нервничать. На что она так несвойственно ей эмоционально реагирует? – Почему ты это делаешь? – шепнул он. Мир менялся… Как будто кто-то перевернул песочные часы, где вместо песка – его ценности. Казавшееся ему важным теряло смысл, а то, что он привык оставлять без внимания, начинало занимать все его мысли. – Совсем не потому, что ты назвал меня великим воином. Я знаю, это неправда. Я просто хороший воин и владею искусством, которое в твоей стране людям неизвестно. Но я не владею этим искусством в совершенстве. А делаю я это, потому что тебе это важно. Я делаю это для тебя. – Стой, – он стиснул ее руку. – Не ходи. Я не хочу… Я передумал. – Ты очень разный, – она чуть повернула голову и посмотрела на него сбоку. – Днем ты один, ты принадлежишь всем этим людям вокруг. Тебя нет для меня, и у тебя ледяные, ранящие глаза… Когда ты со мной, ночью или рано утром, то становишься другим… – Каким? – Как мой отец, когда он разговаривает со мной… Или Эрланд, когда мы с ним были друзьями… Как будто ты теряешь всю свою силу. И лед твоих глаз стал превращаться в воду лесных озер, где на дне бьют теплые гейзеры. Из твоих глаз льется тепло. Поцелуй меня. Варг вздрогнул: не ослышался ли он? Эда словно прочитала его мысли… – Ты не ослышался. Я тебе скажу одну очень странную вещь… Меня никогда не целовал мужчина. И если я вдруг пропаду там, под землей, мне будет жаль, что я никогда этого не пробовала, – она не отрываясь смотрела на него. – Не ходи. Я передумал. Я жалею, что попросил тебя, – он притянул ее к себе и взял в ладони ее лицо, узкое лицо степной лисицы… – А как же город? Завтра ты будешь жалеть, что сейчас это сказал… Знаешь, это как в сказках: если ты это сделаешь – пожалеешь. А если ты этого не сделаешь, то пожалеешь еще больше. Если я не пойду… не надо меня целовать. Варг приник ртом к ее губам… Эда не расслаблялась в его руках, и он понял, что она боится. – Чего ты боишься? Ты боишься… Не ходи, – он отстранился от нее, пытаясь всмотреться в глаза, по-прежнему сжимая ее щеки в своих ладонях. – Я не боюсь ни пещер, ни реки… Ты ничего не понимаешь. Я до сих пор боюсь мужчин. Я убила столько людей, видела и делала так много страшных, жестоких вещей, которые некоторые старые воины не делали в течение всей своей жизни. Но боюсь, когда меня касается мужчина… – После того, как стала свидетелем убийства своей матери? – шепнул Варг, не выпуская ее лицо из своих рук. – И не только ее… Да, после того. Поцелуй меня еще раз. Он старался целовать ее так нежно, как только возможно, и чувствовал, что Эда расслабляется. Оторвал одну руку от ее лица и обнял за плечи, крепко прижав к себе. – Все, – шепнула она, тут же вся сжавшись. – Хватит. Ему было так сложно остановиться… Зачем он ее обнял? Но Варг не хотел ее держать силой. Девушка оттолкнула его и пошла в воду. Вдруг повернулась, тихо проговорила: - Твои губы нельзя перепутать с чьими-то еще, – и нырнула головой вниз. Вода сомкнулась над ней.
Темнота опустилась на землю. Что она видела там, под водой? Он не помнил, чтобы ночь тянулась так долго. Все мелодии летней ночи прошли мимо: начали петь лягушки, потом цикады, прошуршал в траве какой-то ночной зверь; пролетела, ухая, сова. Он не двигался… Вода журчала позади него, лесной ручей впадал в озеро. Вдруг наступила такая тишина, что от нее заложило уши, и Варг услышал, как бьется его сердце… И еще он услышал свой страх – страх имел звук, запах. Он касался его, как огромный зверь. Страх, что она не вернется и пропадет там, в подземных озерах, которые полны неведомыми чудищами. Эда сама сказала: «Я не великий воин». Есть вещи, которых и она может не знать. Есть нечто, что и ее может победить… Вдруг он ее действительно больше никогда не увидит? И янтарные глаза, светлые волосы, узкое лицо степной лисы станут воспоминанием… Вдруг она уйдет в мир, куда уже ушла его жена? Впервые в жизни у него закололо сердце. Только журчание воды… Сколько он тут лежит? Луна взошла над лесом, большая и полная, почему-то напомнившая ему морду кошки. Перевернулась, подернувшись тучей, и побледнела… Что это? Ночь уже прошла? Или его глаза привыкли к темноте? Он услышал какой-то звук… Эда?! Животные, которые живут в пещерах под землей и плавают в утренних озерах? Рыба? Зверь? Он увидел движущуюся круглую голову и почувствовал, что может сейчас разрыдаться от облегчения. Протянул руки, вытаскивая девушку из воды. Она дрожала всем телом и была холодна как лед. – Вы сможете пройти. Все солдаты смогут пройти, есть проходы под водой. В город можно попасть со стороны озер. Есть путь – и неглубоко, и недолго… Но вода очень холодная, очень. Мне даже показалось, что там, в пещерах под землей, плавает лед. – Ты совсем замерзла, – Варг снимал куртку. – Подожди, вначале нужно меня согреть, я тела совсем не чувствую, – Эда раздевалась, снимала мокрую одежду. Она развернула ткань, которой днем заматывала голову, и начала вытираться. Было слышно, как стучат ее зубы. Руки девушки не слушались, дрожали мелкой дрожью. Варг тоже принялся растирать ее. – Мне никогда не было так холодно! Подводные течения… ты не представляешь, какие они холодные. Все, пусти меня, я одеваюсь… Проход под водой ведет в горные гроты. Там есть тропинка – в пещере, где течет река, впадающая в озеро из недр земли. Эта река наполняет и колодцы города. Я вынырнула прямо посередине Монатавана, но побоялась попытаться вылезти, для этого надо было сбить закрепленное ведро вверху, был бы шум… Слышала марширующих солдат и проезжающую по каменной мостовой лошадь. Такая большая площадь может быть только посреди города. Было сложно потом нырнуть, чтобы поплыть назад. Этого твои воины не сделают… Но им ведь не надо будет отступать?.. – Как мне благодарить тебя? – Если ты возьмешь город и останешься жив, то поцелуешь меня еще раз – так, как этой ночью. – Я могу тебя поцеловать и сейчас, – Варг улыбнулся. – Нет. – Почему? – Ты делаешь меня слабой. И я боюсь… что мне будет этого хотеться снова. – Эда, послушай, – он облизнул вдруг пересохшие губы. – Если тебе когда-нибудь захочется попробовать переспать с мужчиной, приди ко мне. Я сделаю так, что тебе это понравится… ты увидишь. – Разумно будет взять город в ближайшие дни, пока луна ярка, в течение нескольких дней, – Эда внимательно посмотрела на него. – Почему? – Варг не понимал, зачем она это говорит. – Потому что в первый день новой луны я уйду. – Куда ты уйдешь? – он не поверил своим ушам. – Я уйду на север… пойду своей дорогой. Хорошо начинать новый путь с новой луны. – Мы ведь договорились, что отправимся вместе! – Нет. Мы не договорились. Ты мне предложил, но я не сказала «да»… – Эда, послушай меня, – он подошел к ней, уже одетой, и взял за плечо, почувствовав, что ее кожа снова горячая, как всегда. – Я в два раза старше тебя. Я много видел и многое пережил. Самое большое, что нам может предложить жизнь – это любовь. И самая большая глупость пройти мимо нее. – Я все время думаю о словах, которые ты сказал мне однажды, – Эда повела плечом, освобождаясь из его руки, стала вполоборота и посмотрела вбок. – Что я женщина… И родилась, чтобы любить мужчин и рожать детей. Но я не хочу этого. У меня есть предназначение в этом мире, мне говорили о нем мои учителя… – Предназначение? Какое предназначение?.. – Я не знаю. Но мне сказали, что я пришла в этот мир зачем-то. И когда я выполню это, я смогу вернуться… Меня зовет Север. Я чувствую это. Он мне снится. Мне снятся снега и льды… Я должна идти на север. – Вернуться… куда? – Туда, где меня учили, чтобы продолжить обучение – в замок Ва-ара… Не спрашивай меня, я больше тебе ничего не скажу. – Она повернулась и пошла не оглядываясь. Вернулись в лагерь в молчании.
Глава четвертая ТАРИС БЕН СБРАСЫВАЕТ МАСКУ
Дождь хлынул неожиданно, как будто разверзлись небеса, и вся накопившаяся в бесконечности вода обрушилась на землю. Разглядеть что-либо стало нельзя – стена воды да и только… Всадники, ведомые Тари-сом, не стали петлять по главной дороге, ведущей из Вандервилля на большую землю, а пошли прямиком через лес, покрывающий невысокие горы. Их предводитель, казалось, знал все мельчайшие тропы, безошибочно ведя их по извилистым, узким путям в девственном лесу. Граф ехал на своем гнедом высоком жеребце, а для других путешественников он собрал лошадей в окрестностях столицы: некрасивые, низкие, но сильные и умные лошади, с крепкими ногами… Земля мгновенно стала осклизлой, и копыта заскользили по грунту. Почва представляла собой глину между камнями, и дорога с первыми же каплями дождя стала труднопроходимой. Кони перешли с рыси на шаг. Кавада потеряла из виду Тариса и отпустила поводья, чтобы лошадь сама находила путь. Судорожно схватилась за луку седла обеими руками – ее кобыла начала скользить и спотыкаться. За ней следовал Верон, след в след. Зог ехал замыкающим, ведя в поводу запасную лошадь. Мальчик оказался незаменимым: он беспрекословно подчинялся Тарису и вел себя, как взрослый мужчина. Ее лошадь внезапно остановилась как вкопанная. Из стены дождя вынырнула фигура их предводителя. – Слезай. Впереди мост, он наполовину разрушен и очень узкий. Я проверил, одни перила хорошо держатся. Переходи через него на другую сторону речки. Постарайся не упасть. Тут неподалеку должна быть избушка. По идее, в ней никто не живет. Будет хорошо, если ты ее найдешь и войдешь внутрь. – Я могу тебе помочь? – Нет. Старайся не мешать. Граф был, как всегда, резок, но Кавада не обижалась, все больше и больше убеждаясь в их с министром полной бесполезности в походных условиях. Она даже подумала, что на месте Тариса не стала бы ее с собой брать. Женщина смогла разглядеть маленький бревенчатый мостик и перешла его, крепко держась за единственное бревно, выполняющее функцию ограждения с одной стороны. В спину ее неожиданно толкнули – это был Верон. – Извините меня, – министр не терял своей обычной вежливости. – Нам бы отойти сейчас подальше от моста, чтобы не мешать графу с Зогом переводить лошадей. Он сказал, что где-то здесь должна быть избушка… Давайте постараемся ее найти, чтобы хотя бы не путаться у них под ногами. Они разошлись в разные стороны, стараясь не упасть. Кавада со сжимающимся сердцем слышала, как Тарис кричит на коней и хлещет кнутом. Она не представляла, каким образом ему в этих условиях удастся перевести лошадей через реку. Подумала, что никогда не видела своего любовника таким нервным. Женщина заметила избушку первой, позвала Верона, и им вдвоем удалось нащупать и открыть дверь. Здесь уже вообще ничего не было видно, как будто они провалились в черную пустоту. – Мы все уже на этой стороне, – услышала громкий голос, заглушающий шум дождя и стон деревьев. – Кавада, вы нашли избушку? – Да, да, идите сюда, – она пошла навстречу Бену и сразу наткнулась на нечто, что могло служить коновязью. Вверху было какое-то покрытие, капли дождя почти не проникали внутрь. Задержалась под дождем, принимая у Тариса седельные мешки. Заняло много времени разобрать их, часть вещей совершенно вымокла. Им удалось разжечь огонь в печи – в избушке оказался небольшой запас поленьев. Принести новые дрова из-за дождя не представлялось возможным. Зог достал еду: солонину и сухой сыр. Бен вышел и вернулся с кожаной флягой, полной воды. Они развесили мокрую одежду вокруг большого каменного очага, и мальчик отдал Каваде свое сухое белье. Оно было маленьким и коротким, и сейчас граф рассматривал ее, задумчиво греющую руки у очага, как будто не узнавая. Верон тут же завернулся в подмокший плащ и захрапел. – Тарис, нам надо поговорить, – прошептала Кавада, наконец решившись заговорить о том, что мучило ее всю дорогу. Бен поднялся, придержал дверь, чтобы женщина могла выйти, и увлек ее подальше от дома, к коновязи. – Тарис, ты меня заставил поклясться, что как только я узнаю, кто будет третьим – третьим правителем, – я тебе тут же скажу. Он, ничего не говоря, шагнул к ней вплотную и взял ее за подбородок. Кавада чуть замешкалась: – Ты… третьим правителем будешь ты. – Рассказывай все, подробно. – Я не знаю, что тебе рассказать… Ты уже все знаешь – будут три правителя, я тебе говорила. – Что изменилось за последний день? – Ты мне сказал дату своего рождения. – Но я не заметил, чтобы у тебя было время сделать расчеты. Обычно ты сидишь за вычислениями несколько дней. – Я их уже сделала… раньше. – Но раньше ты ведь не знала даты моего рождения? – Я вычислила ее для Варга. Эту же дату сказал мне ты. Они постояли некоторое время. – А почему ты решила, что я… буду править? В этот день могло родиться много людей, – у графа был какой-то совершенно неуверенный голос. Кавада подумала, что никогда не слышала у него такой интонации. – Вы братья, близнецы. – Мы совершенно не похожи. – Он был рабом-гладиатором двенадцать лет, это состарило его. По твоему… – она опять замешкалась, как будто ей трудно было это говорить, – по твоему лицу вообще непонятно разобрать черты. Но вы – братья-близнецы, Дэв и Тимур. – Кто тебе сказал? – Тарис сделал еще шаг и прижал ее всем телом к врытому бревну, поддерживающему навес. – Я догадалась. – Не ври. – Клянусь! – Кавада почувствовала, что его пальцы вот-вот проткнут ей щеки, и сделала попытку освободиться. – Я тебе не верю. - О, Тарис! Кто мне мог сказать? Никто ничего не знает! – Неправда! Верон знает. Во всяком случае, про меня. – Если ты меня сейчас не отпустишь, завтра у меня на лице будут синяки от твоих пальцев. Как я могу тебя убедить? Ни Верон мне, ни я Верону ничего не говорили. Я вообще не имею привычки разговаривать с кем-либо о тебе. – Не ври, – Тарис прижался к ней и снова вцепился ей в лицо кончиками пальцев. В этот раз было очень больно, и она попыталась вырваться. Наконец он ее отпустил. – Если ты мне не веришь, зачем взял с собой? – в голосе женщины прозвучало отчаяние. – Я не могу поверить, что ты могла догадаться! Как ты пришла к этой мысли?! Эти твои звезды и призраки сводят меня с ума… – Тарис обнял ее за шею и уронил голову Каваде на плечо. – Да, это так, – она стиснула его руку. – Мы сделали прогноз с Эр-ландом на дату переворота и судьбу возрожденной Империи – он показал два правителя. Потом я решила пересчитать аспекты. У меня возникла мысль, что расчет был неверен. Я считала много раз, все время проверяла и перепроверяла. Мы ошиблись, правителей будет три. Один – самый главный, который будет господствовать над остальными двумя. Было указание, что он великий пленник, который вышел из темницы. Я все время думала, что это Эрланд. Он был заключен в тюрьму и освободился несколько месяцев назад. Я пересчитывала и пересчитывала. Пленник, который вышел на свободу, провел в неволе полный цикл, двенадцать лет. И дата его освобождения совпала с датой переворота. Была связь между его жизнью и всей Империей, которую разрушили Травалы… Она остановилась, чтобы перевести дыхание. – Продолжай, – прошептал Тарис. – Я вспомнила, что когда начала изучать астрологию, для тренировки составляла гороскопы членов правящей династии Давикулюсов. И на натальной карте молодого убитого императора я задержалась… Звезды показывали относительно долгую жизнь и… пленение. Я сказала уже тебе раньше, что он вернется – вернется на трон. Небо раскололось над ними, и вдруг все вокруг осветилось огромным огненным столбом. Кавада вжала голову в плечи. Молния ударила в дерево как раз перед мостом, на другой стороне реки. Вспыхнувшая ель тут же была погашена дождем. – Говори. Не отвлекайся, – в голосе графа был слышен приказ. - Я нашла старые книги и прочитала, что у последнего императора был брат-близнец, который пропал много лет назад при странных обстоятельствах, тело его не нашли. Одна из трех звезд несла информацию о другом правителе, он должен был родиться в один день с Варгом… ой, прости… Дэвом Давикулюсом, только у него не было этого пленения… И у меня возникла тогда мысль, что его брат, Тимур Давикулюс, жив. И когда ты мне сказал дату своего рождения, я вдруг вспомнила слова призрака из маяка… То, что он все время повторял: «Лицо твоего спутника», – и вообще все его слова. И как ты произнес, что тебе все понятно… И я тоже поняла – это было как озарение, как вот эта молния, которая сейчас ударила в дерево, – я вдруг поняла, что ты и есть Тимур Давикулюс! – Кавада замолчала. Она была очень взволнована. Она никогда не была уверена, разговаривая с Та-рисом, правильно ли себя с ним ведет. Граф не двигался, и это напугало ее. – Тарис! Скажи что-нибудь! Скажи, что я не права… Он вдруг погладил ее по щеке, которая все еще болела. – Что тебе сказать, дорогая? Это правда… Я надеюсь, что ты ничего никому не будешь говорить… – Конечно, нет! Но ты сказал, что Верон знает! – Да, Верон знает… Про меня, не про Варга. – Почему Варг не объявит себя? Наверняка найдутся люди, которые смогут его опознать. – На его месте я бы тоже не называл пока себя… – Почему? – Из-за Эрланда… Ты знаешь, кто такой Эрланд? – Нет… – Ты говорила, что колдун не удивился вашему совместному первоначальному прогнозу, что будут два правителя? – Нет, не удивился… – Вот это меня и тревожит… Мне теперь понятно, кто финансировал переворот, кто давал деньги Эрланду. – Кто? – Шах Дравийского царства, Воктир Дераб Тордонус. Он всегда хотел заполучить Тареш. – Но восточные земли бывшей Империи уже много лет дикое поле! – Ты помнишь своего призрака? – Тарис поднял темные глаза к небу. Дождь внезапно прекратился, и ветер развеивал тучи, как руками раздвигая завесу, освобождая яркую, большую луну. – Восток возродится. Хочу тебе сказать, что это единственное место на земле, где я чувствую себя дома. И если все будет так, как сказал твой призрак и сейчас произнесла ты, я никому его не отдам. Будут снова три наместничества, и я сяду на трон в Тареше. И белые дворцы возродятся в зелени садов… И никто не сможет у меня отобрать мою страну, даже могущественный южный правитель. Надо только понять, кто такой Эрланд. Это ответит на оставшиеся вопросы… – Как мне тебя теперь называть? – Что значит как? Мы же договорились, никто ни о чем не должен догадываться! Пока… Как и раньше, Тарисом. – Тарис… у меня один вопрос… – Ну? – Вы близнецы… Но у вас разный цвет глаз. – Да… это единственное отличие. Но в темноте этого не разобрать… – Когда ты переспал с его женой… она знала, что ты – это ты? – Ка-вада заглянула в его глаза, ставшие различимыми в развидневшемся небе. – Это всегда было и остается загадкой. Думаю, она догадалась сразу, но не показывала виду. Потом она выдала себя… Но я ему не сказал, что Вероника знала, ведь я и сам в этом окончательно не уверен… – Тогда я его понимаю… – Ты его понимаешь?! – Тариса как подбросило. Он заговорил злым, отрывистым голосом: – А меня ты понимаешь?! Мы были близнецами, мы росли вместе! Мы все делали вдвоем, даже женщин брали вместе или одних и тех же. А потом он встретил эту Веронику, и я как будто умер для него! И он был всегда лучшим, во всем! Не было ничего, в чем я был бы первым! Я был всегда вторым, а значит, последним – в изучении наук, на охоте, всегда и везде… и родился я вторым. Я должен был хоть в чем-то быть лучше его! Я пришел однажды ночью к его жене, когда Дэва не было дома… Я приходил к ней не один раз. И однажды она назвала меня, когда мы занимались любовью, моим именем. Я полюбил ее, безумно полюбил. Она уверяла, что тоже любит меня. Убеждала, что хочет остаться со мной, уговаривала меня убить брата – именно уговаривала. Говорила, что никто не узнает, а я просто продолжу выдавать себя за него и стану императором… Но я не хотел этого. Мы были так близки с ним, так любили друг друга. До этого случая у нас не было ни тайн, ни недомолвок. Я пришел к Дэву и сказал прямо: «Я переспал с Вероникой. Она говорит, что я лучше тебя, и хочет остаться со мной». Ну, а дальше ты все знаешь… Я дорого заплатил за свою честность, слишком дорого. Ты не знаешь, что мне потом пришлось пережить, чтобы выжить… Никто не знает… Может быть, я однажды расскажу вам, тебе и ему, если вы сохраните рассудок после этого… – Милый… любимый… прости… – Кавада бросилась к нему и порывисто обняла. – Не мне тебя судить… не мне вас судить… Но скажи: потом, сейчас, – ты поговорил с ним? Он знает? Что она предала его?! – Нет, – в голосе Тариса была боль. – Он продолжает ее любить. Он продолжает даже быть ей верным. Варг отказывался от женщин все эти годы, потому что не может ее забыть. Я не могу ему поведать все… Был бы я на его месте и кто-то рассказал бы мне правду, я б просто в нее не поверил. Или даже убил того, кто мне это сообщил. Я никогда ему всего не скажу. И я не знаю, зачем рассказал это тебе. – Это ужасно – то, что ты носил в себе. Чем я могу тебе помочь? И могу ли я вообще чем-то помочь? – Ты можешь… Но я боюсь тебя об этом попросить, – он внезапно отодвинулся и заглянул ей в глаза. – Я делала для тебя так много, чего бы никогда не сделала ни для кого на свете. И я прощала тебе то, что не простила бы никому… Тарис опустил голову, и они уперлись лбами. Кавада видела его темные глаза прямо перед собой. – Единственное и самое большое, что ты можешь сделать для меня – это согласиться заняться любовью с нами двумя. Когда ты не будешь знать, кто есть кто. И потом скажешь, можно ли нас спутать… Только это поможет и ему, и мне. Ты же говорила… ты же говорила, что тебе нравится Варг, – он коснулся ртом ее лба. – Тарис, – она пыталась найти что-то, что поможет ей показать, что его идея невыполнима. – Тарис, вас невозможно спутать… У вас сейчас совсем разная комплекция. У тебя совершенно особенный рот… – Это ничего… ничего, – шептал он. – Лишь бы брат согласился… мы найдем способ… Сделай это. Для меня… пожалуйста! Бен, словно обезумев, начал стаскивать ее одежду, и она вспомнила, как он порвал на ней чужое платье в ту ночь, когда ударил ее. – О, Тарис, пожалуйста, не рви одежду! Это ведь Зога… – Да… и это меня ужасно возбуждает, – он становился все более и более нетерпеливым. – Я хотел заняться с тобой любовью еще с той минуты, как вы переодевались в конюшне Вандервилля. Он поднял ее, и она с ужасом почувствовала, что касается ходящего ходуном за ее спиной бока лошади. Они по-прежнему стояли у коновязи. – Тарис, милый, тут лошадь, и она движется! – воскрикнула Кава-да с испугом. – Забудь о себе! Забудь о лошади! Думай обо мне! Только обо мне…Верон проснулся от холода. Поднял голову от полатей: в крохотное окошко вливался бледный, робкий свет. Ночь уже отступила, но солнце еще не взошло. Дождь прекратился. Были хорошо слышны порывы ветра, сбивающие влагу с лап елей и верхушек берез. Министр приподнялся, опираясь на локти, оглянулся. Маленькая избушка представляла собой крохотное пространство, заполненное лежанкой, на которой едва смогли разместиться все путники, и большой сложенной из камня печью. Земляной пол промок, отовсюду тянуло сыростью, несмотря на горевший всю ночь очаг. Во всех углах были развешаны вещи, вымокшие вчера вечером. Осторожно, стараясь не разбудить спящих, вылез из влажного плаща, в который закутался ночью, как в кокон. Рядом с ним сопел во сне, приоткрыв розовый рот, Зог. У стены избушки спали обнявшись Тарис и Кава-да. Они завернулись в меховую широкую накидку, которой Верон раньше у Бена не видел. Граф был обнажен до пояса и обнимал со спины нагую любовницу, буквально утонувшую в его объятиях. У Кавады совершенно идеальные черты лица. Розовые губы чуть приоткрыты, щеки кажутся немного припухшими… Ему вдруг стало неловко их разглядывать и почему-то грустно, и министр поторопился бесшумно выйти. Это ему не удалось, дверь заскрипела на давно не смазанных петлях, размокшая глина снаружи сползла в щель внизу, и пришлось напрячься, чтобы открыть ее. Утро вступало в свои права. Избушка стояла, спрятанная между громадными елями, на берегу горной реки, бурлящей среди камней в неглубоком овраге. Мост был наполовину разрушен. Из пяти сохранились лишь два целых бревна, три ствола почти сгнили, провалившись посередине переправы и образовав зияющую дыру. С одной стороны функцию перил выполняли связанные друг с другом почти истлевшей веревкой тонкие стволики берез. День наступал, светлело буквально на глазах. Он обещал быть теплым, но ветреным. Над головой неслись серые тучи, но само небо опрокидывалось вглубь бездонной голубизной. Белые деревья виднелись между елями. С правой стороны стояла на удивление хорошо сохранившаяся среди всего этого запустения коновязь, даже с целой крышей, крытой соломой, замешанной с глиной. Лошади почти высохли, лишь грязь у копыт оставалась еще влажной. Верон подумал, что они остаются для него до сих пор в какой-то степени фантастическими животными. Красивый, высокий гнедой жеребец Тариса выделялся среди маленьких неказистых лошадок. Верон спустился к речке позади домика, разделся, искупался в ледяной даже летом воде, вытерся влажным и холодным плащом. Огляделся в поисках, куда бы можно было его повесить, и вздрогнул от голоса Тариса: – Он высохнет на вас, господин министр. – Ох!.. Доброе утро, мой друг. Вы меня, как всегда, испугали. Как вам удается передвигаться столь бесшумно? – И вам удастся, не волнуйтесь. К концу нашего путешествия вы тоже сможете ступать беззвучно, переводить лошадь самостоятельно через разрушенные мосты или находить брод и, возможно, даже охотиться. Верон улыбнулся, невольно залюбовавшись графом, одним прыжком преодолевшим крутой склон холма. Сам он был всегда очень медлительным и осторожным. Если бы его спросили, что самое ценное для него в жизни, он бы ответил: «Безопасность». Странно, что сын воина вырос совершенно равнодушным к ратным делам, был всегда далек от шумных подвижных игр своих сверстников. Его не привлекали ни военные подвиги, ни далекие страны, ни приключения. Он любил книги, мягкий плед, потрескивание оплывающих свечей. Тихие беседки, увитые ароматными цветами, удобные кресла и диваны, нежный шелк и пуховые одеяла, комфорт и достаток – это была атмосфера семьи, в которой он вырос, и этим же воздухом он дышал в семье приемного отца. Пока оставалась жива жена, мир еще радовал его тишиной и покоем, хотя бы в том искусственном коконе, который ему удалось создать. Удивительно, что они смогли выжить в те времена, когда Травалы взяли власть в свои руки, и страна взвилась на дыбы, как обезумевший конь перед тем, как сорваться в пропасть… Пока министр облачался во все еще влажный камзол, Тарис выкупался в ручье, но остался на берегу голым. Солнце по-прежнему скрывалось за верхушками деревьев. Оно только выкатилось из-за горизонта, небо окрасилось в розовые тона, и серые тучи стремительно светлели. Верон подумал, что ему тоже надо было высохнуть вот так, как граф, на воздухе, чем намочить еше больше и без того влажную одежду. – Меня смутили ваши слова, Тарис… Наше совместное путешествие окончится довольно быстро – я поверну в сторону Сияра, а вы продолжите путь на север… Или нет? - Вы знаете, что меня не устает в вас поражать? – Что? – Вы человек невероятно хитрый и скользкий и в то же время потрясающе наивный и совершенно не приспособленный к жизни за стенами замков и богатых домов, обслуживаемых слугами. Вы умудряетесь узнавать обо всем первым, держите целую армию шпионов и в то же время, как мне кажется, храните чистоту юной девушки. И я, даже я с моей повышенной способностью к выживанию, теряюсь: где вы настоящий, а где в вашем поведении и словах фальшь?.. Верон улыбнулся и посмотрел вбок. Он старался не разглядывать голого собеседника. Бен же, похоже, был начисто лишен стеснения. Было странно, что этот человек так охарактеризовал те его черты, которым он и сам всегда поражался. – Мне кажется, что вы меня знаете не хуже меня самого, в то время как не перестаете удивлять собой. Мы знакомы много лет, но описать вас так, как вы меня сейчас, буквально несколькими словами, я не способен. Граф расхохотался: – Я вам помогу, Верон. Наверное, единственное постоянное качество во мне – это непостоянство, непредсказуемость. Раньше, в молодости, я сам от этого страдал. Потом я с ним смирился, как смирился с моим уродством, и теперь больше не забиваю себеголову копанием в себе. Я слишком грандиозен, скажем так, чтобы мой характер мог охватить несчастный, убогий человеческий разум… Но мы отвлеклись от темы. Вас что-то удивило в моем высказывании, что к концу нашего путешествия вы станете гораздо более приспособленным к жизни, чем сейчас? – Да. Мне показалось, что вы мне дали понять, что я должен идти с вами?.. на север? – Я сказал то, что сказал… Теперь решать вам: стремиться ли к бракосочетанию с наследницей лучшей провинции в Валласе и возвращаться к нашему высящемуся до сих пор темной фигурой Эрланду в Вандер-вилль… – Тарис внезапно замолчал. – Вы не договорили вашей фразы, – как всегда спокойно заметил министр, – или?.. – Или отправиться дальше в компании со мной и очаровательной женщиной, с расторопным слугой на север, не растеряв по дороге золота, которое вы везете. А вы ведь его везете, я в этом уверен. – И что произойдет на севере? Я, по-моему, снабдил и вас достаточным количеством монет… - Достаточным, да… Достаточным, чтобы безбедно окончить жизнь в отдаленном замке на границе с дикими северными землями, вооружив отряд преданных людей, которые будут охранять меня до конца моих дней… – Но это развитие событий, похоже, вас больше не устраивает? – Нет, не устраивает. Видите ли, я подумал, что мы можем закончить нашу жизнь в более родных краях… – Вы начинаете меня пугать. Впрочем, как всегда… Мы ведь уже с вами определились, что родных нам краев больше не существует. Мы не любим Валлас – ни вы, ни я. И приятные места, похоже, отодвинулись в далекие земли. Или вы предлагаете претендовать на подданство Дравийскому шаху? – Вы забыли о Тареше? – в глазах Бена сквозило что-то дикое – жестокая, первобытная сила. Верон вдруг подумал, что он похож на волка. Изуродованное лицо напоминало скалящуюся морду. И тело было телом зверя: клубки мышц, длинные, стройные сухожилия, звериная гибкость и сила. – Если на свете есть наименее комфортабельное место, то это как раз Тареш сегодняшний. – Мы его возведем заново. Вы ведь любите нашу страну? Мы восстановим белокаменные дворцы и зеленые сады… Однажды вы меня спросили, люблю ли я Валлас. А любите ли вы Тареш? – Это единственное место на земле, которое я считал моим домом. И, пожалуй, чтобы осуществить то, что вы сейчас озвучили, я готов даже пожертвовать своим комфортом и всеми своими деньгами. Но нам их не хватит. Для этого понадобится богатство шаха Дравийского царства и тьма человеческих жизней. – Вы не перестаете меня удивлять, Верон. Я не думал, что вы способны ради чего-то пожертвовать вашим покоем. – А я не думал, что вы, Тимур, решитесь выйти из тени. – Из тени выйду не только я. Но не стоит пока называть меня этим именем. – Вы меня интригуете. Вы говорите об Эрланде? – Нет, Эрланд пока остается для всех загадкой. Но мы ее решим. – Вы не забыли, дорогой Тарис, что колдуна, как мы имели возможность убедиться, поддерживает шах Дравийского царства? – Это пока что… Говорят, что у шаха много дочерей. Вы думаете, он откажется от предложения связать свой род с династией Давикулюсов? – И вы… вы готовы вернуться и предложить себя в качестве его будущего зятя? – в глазах министра появилась растерянность. - Почему бы и нет? Только вернуться с армией… – Вы уверены, что у вас найдутся еще свидетели, кроме меня, которые могут в вас опознать Тимура Давикулюса? И уверены ли вы, что ваш друг Варг, о защищенности которого вы так печетесь, вас поддержит? – Да, кстати!.. Вы сделали, надеюсь, распоряжения о безопасности Варга? И какие именно? – Вся переписка полка проверяется. Как только будет точно известно, что Эде поступило приказание его убить и она будет готова совершить убийство, в нее выпустят стрелу. Лучник, приставленный к ней, следит за девушкой постоянно. Теперь ответьте вы на мой вопрос… – Сначала вы ответьте! Вы согласны присоединиться ко мне? Я хорош в военном деле. Счета, экономика, организация быта и прочие мелкие дела мне не по нраву. Готовы ли вы начать выстраивать вещи вокруг меня так, как мне будет угодно? Разумеется, если все сложится так, как я хочу, вы останетесь по-прежнему первым министром – в возрожденном Тареше, который будет самым процветающим краем Империи Да-викулюсов. Воровать больше вы не будете. Я вам верну одолженные у вас деньги в двойном размере. – Да. Я согласен, – Верон почувствовал нечто странное, как будто ему на плечо опустил руку его покойный отец. – Ну что ж, тогда я открываю свои карты, – Тарис перепрыгнул с камня на камень, чтобы подойти ближе к министру, и продолжил, значительно понизив голос: – Тот, кто на сегодняшний день фактически управляет армией нового Валласа и готовится сломить сопротивление сторонников Травалов, и будет тем человеком, который опознает меня. И тем, кто возглавит Империю Давикулюсов… отдав Тареш в мое владение, разумеется. Надеюсь, у него также хватит ума предложить хотя бы руку, если его сердце занято, одной из дочерей Дравийского шаха. Тогда южный властитель будет у нас в руках. Он поделится с нами своими дочерьми, а мы разрешим ему наезжать в наши земли и будем пользоваться его золотом. Возможно, в будущем Империя присоединит и Дравий-ское царство, вплоть до земель воинственных марут… Верон почувствовал, как горит его лицо. Все, что было сказано Тари-сом, не оставляло сомнений… – Варг – выживший император?! Дэв Давикулюс?! Ваш брат-близнец?! За их спиной послышался шум. Из избушки вышли одновременно Кавада и Зог. Женщина была в коротких штанах мальчика, босиком и в чересчур большой и длинной белоснежной рубахе графа. Черные волосы свободно лежали на плечах, покрывая спину блестящим покрывалом. Тарис приложил палец к губам и быстро сказал: – Определяйтесь, господин министр. Вам куда: в Сияр или на север? Верон не отрывал глаз от Кавады. Он говорил так тихо, как будто она могла их услышать, буквально едва шевелил губами: – А что будет с вашей женщиной, когда вы женитесь на наследнице шаха? – Почему вас это волнует? Она вам нравится? – Бен обернулся и посмотрел на Каваду, задержавшуюся на вершине холма в нерешительности, куда ей идти. Зог спустился купаться к речке на другой стороне от моста, чтобы не мешать беседующим мужчинам. В конце концов женщина развернулась и снова зашла в избушку. – Тарис… мне придется переучиваться потом, когда надо будет называть вас по-другому… Вы думаете, что Кавада может кому-то не нравиться? Она настоящая фея – деликатна, красива, умна, покорна, воспитанна, образованна. Я не представляю, что от нее можно отказаться. – А кто вам сказал, что я буду от нее отказываться? И я добавлю: она настоящая фея. Она умеет общаться с той стороной, – Бен продолжал смотреть на дверь избушки, за которой скрылась женщина. – И она не просто красива. Она великолепна! – Что значат ваши слова «она умеет общаться с той стороной»? – В глазах Верона отразилось замешательство. – Не всё сразу, мой дорогой друг… Наш разговор и так оказался чересчур насыщенным для одного утра. Скажите, вы находите, что факт женитьбы может помешать старым любовным отношениям? – У вас, наверное, не может… И лично я так до сих пор и не уверен, что ваши отношения с ней любовные. Простите меня. Это, наверное, не мое дело… – Наши жизни с вами изрядно переплелись и грозят переплестись еще больше, так что я отвечу. Мои отношения с Кавадой действительно любовные: она любит меня, а я люблю ее. Но факт любви на необходимость брака повлиять не может. А у вас? – При всей моей хитрости и, как вы изволили сказать, изворотливости, меня бы такая мысль даже не посетила… Дорогой Тарис, а мы не можем пойти на север через Сияр? Там меня все-таки ждет неизвестная женщина. Мне бы хотелось на нее посмотреть… Граф расхохотался и бегом взобрался на вершину холма, распахнув дверь в избушку. Министр услышал, как взвизгнула Кавада. Сел на камень, неожиданно быстро высохший за утро, и уткнулся носом в рукав. Задумался над всем услышанным… Этот человек просто чудовище! Всей своей жизнью он разрушает общепринятые нормы, традиции… Но почему все вокруг так его любят? Даже он, Верон, попал под очарование этой звериной, первобытной, опасной силы. Готов отказаться от собственного пути, спокойной жизни, следовать за ним… Даже Даневан, будучи его врагом, восхищался Тарисом! У него совершенно невероятное обаяние, какая-то нечеловеческая сила очаровывать – людей и даже животных. Лошади подчиняются ему. Все женщины, встречающиеся на пути, к его услугам… Что это? Неужели она – древняя, благородная кровь? Что такое кровь? Возможно, это то, что так отличает одних от других? Нечто нематериальное, что ткет невидимые нити, направляя людей? Кто-то, более достойный и честный, проведет всю жизнь в яме с помоями, как бы ни старался из нее выбраться. А представители древнего благородного рода, пережив все возможные препятствия на человеческом пути, вернутся на широкую дорогу власти…
Глава пятая СТРАСТЬ
Варг задремал. Солнце клонилось к закату, над лагерем уже вовсю пели цикады и подымался дым костров. Внезапно кто-то начал его трясти. – Варг, у меня к тебе дело, – Дван был очень озабочен. – Только ты можешь мне помочь… Он отряхивался ото сна. Ему совсем не нравилось выражение лица друга. – Что случилось? – Я… я хочу сегодня провести ночь с Дитой. Дита была женой кузнеца, возле усадьбы которого они стояли лагерем уже вторую неделю. Это что за глупости? Почему он ему это говорит? – А я здесь при чем? Сам не справишься? – Муж… – Что муж? Ее муж снесет тебе голову, если узнает. А если застанет вас вместе… мне даже сложно представить. – Мне тоже. Поэтому я прошу тебя помочь. - Слушай, попроси кого-то другого, а? У меня есть чем заняться, кроме твоих любовных дел. – Всех, кого мог, уже попросил. Все заняты. – Чем заняты? – Эрик сейчас повел к нему подковывать лошадь. Ван заглянет чуть позже с вином и предложит попробовать. Потом Родри возьмет повозку Ивара и проедет мимо. Вместе они должны его уговорить поужинать. Поскольку к этому времени он уже должен выпить, у него проснется аппетит. Ивар будет коптить мясо так, чтобы ветер принес запах в кузницу. Потом ребята затянут вечеринку, как смогут, чтобы он остался в лагере на ночь. – Ну, ты затеял прямо целое действо, – Варг усмехнулся. – А мне какую роль отвел? – Я прошу тебя быть неподалеку от нас. Если вдруг кто-то подойдет, или кузнец домой вернется, дашь нам знать. – И что, кроме меня никого не нашлось на эту почетную должность? Почему бы тебе Изду не пригласить, например? – Варг, ты единственный человек, которого я не стесняюсь, – Дван замялся. – О чем ты?! Ты имеешь баб посреди бела дня едва ли не у всех на глазах! – Сейчас другая ситуация, это не то… – А что это? – Это… любовь. Варг рассмеялся: – Сколько у тебя таких любовей было? – Первый раз лет в четырнадцать, и все, – Дван вдруг растерялся. – Понимаешь, я ее не просто хочу, мы разговариваем… Я никогда раньше не разговаривал с женщинами. Мне ее жаль. – Чего именно тебе жаль? – Мне жаль, что ей приходится работать в поле. Мне тяжело смотреть, как она таскает воду ведрами для мужа в кузницу, как работает с ним, ведет весь дом, надрывается с этой жизнью… Не знает отдыха – работа, работа, работа… роды, смерть детей… А ночью ее имеет пьяный муж. – Слушай, она простая женщина, крестьянка. Это ее судьба. Все женщины делают это: работа днем и удовлетворение мужчин ночью. В чем проблема? Надо родиться знатной дамой, чтобы избежать этой доли. Да и знатные бабы тоже с кем-то спят, и не факт, что этот кто-то им нравится… – Варг, я все понимаю, но ты не понимаешь… Она другая… не такая, как все. Она страдает от этого! – Дван, все от чего-то страдают. Вся жизнь – страдание… Работа, болезни, принуждение… Никто не свободен выбирать жизнь. – Нет, нет, нет… все страдают, да. Но есть что-то, что может это все облегчить… – И что же? – Любовь… любовь может сделать жизнь сносной и даже радостной. – Дван, прекращай. Ты любишь всех женщин моложе сорока, что тебе далась именно жена кузнеца? – Не знаю… Ты прав. Но мне жизнь не в радость без нее. Если бы я мог сделать ее богатой и свободной, я бы согласился снова вернуться ради этого в цирк, быть снова рабом. Даже умереть, лишь бы она немного увидела счастья… Варг сел. Он никогда не слышал ничего подобного от своего друга. Тот готов был заниматься любовью с первой встречной и тут же ее забыть. – Что с тобой случилось, а? – он всмотрелся в лихорадочно блестевшие глаза Двана. – Ты не заболел? – Если я даже заболел, я хочу этой болезни. Я хочу умереть от нее. Да!.. Так ты согласен? Перспектива провести ночь рядом с этими двумя голубками не улыбалась Варгу. – Может, ты все-таки кого-то другого попросишь? Это все равно, что ты меня приглашаешь быть третьим. – Не могу. – Почему? – Ты один не будешь смеяться. Ты один не будешь мне потом это вспоминать. Ты один не будешь хотеть ее, когда я буду с ней. Ты один способен понять… любовь, – Дван запнулся. – Без тебя ничего не будет. – Так, может, и лучше, чтобы не было? – Может, и лучше… Но жизнь, если этого не случится, потеряет вкус. – Ладно… А ты уверен, что она тебя захочет? Или будешь брать силой? – Уже хочет. – Откуда ты знаешь? Вы уже договорились, что ли? – Да. Сегодня ночью, в саду за кузницей. – О, боги!.. Они действительно разговаривали. Занимались любовью, потом разговаривали, потом снова любили друг друга. И это было невыносимо. Это было хуже, чем цирк! – Я хочу тебя! Я хочу тебя везде! Хочу тебя вокруг и внутри меня! И пусть мой муж разорвет меня. Пусть он меня убьет, уничтожит, растерзает… Всё, всё – за мгновение твоей любви. Никто никогда не хотел любви так сильно, как я. Я еще молода и еще хороша, но моя спина надорвана работой в поле, мои чресла надорваны его вожделением. Я родила троих и всех похоронила. Я знала не много мужчин, но я никого никогда не любила, как тебя… Смейся… Пусть весь мир смеется, но я тебя люблю! Я не просто хочу тебя, я тебя люблю… Ты можешь отказаться от меня, оттолкнуть меня. Ты можешь посмеяться надо мной завтра с друзьями или рассказать о моей измене мужу, который за это поставит большие крепкие гвозди в подковы твоей лошади. Пусть! Я готова принять побои за эти слова, презрение, смех, даже смерть! Пусть меня забьют камнями, но я люблю тебя! Я готова ползти вслед за Варгом и целовать следы его сапог, чтобы он меня взял шлюхой к вам… Я буду ласковой со всеми солдатами, если у меня есть хоть малейший шанс видеть тебя. Пусть моим телом владеют все, кому не лень – оно не имеет значения. Презирай меня, но я люблю тебя так, как никогда женщина не любила мужчину! Слова лились потоком. Варг был готов заткнуть уши… Столько любви… Он забыл, что кто-то может говорить слова любви. Просто не верил своим ушам: эта крестьянка способна на такие чувства? Не хотел уже их слышать, но невольно вслушивался. Перед ним встал стройный силуэт с длинной косой. Эда… Если бы она ему это сказала… Но ее умение любить уничтожили в детстве, изнасиловав мать и других женщин на глазах маленькой девочки и убив их. Или способна?.. Ему показалось, что их отношения изменились? Ему показалось это сегодня ночью, или между ними протянулись прочные нити, связав их неразрывными узами? Почему он думает о ней? Варг вспомнил, как она атаковала его на второй день после переворота, как лечила, как гнала через лес, как учила чувствовать центр… Снова почувствовал узкую горячую ладонь у себя внизу живота. Вспомнил, как целовал Эду, а она прижималась к нему этой ночью. Он хочет ее… Хочет ее худое, литое, почти мальчишеское тело так, как никогда не хотел ни одну женщину. Варг откинулся на спину и посмотрел в небо. В высоте холодно мерцали звезды. Свидетелями скольких признаний они были, сколько рождений и смертей они наблюдали? Сегодня мы любим, завтра мы ненавидим… Сегодня чьи-то руки нас обнимают, а завтра они раскинутся и окоченеют от дыхания смерти… – Дита, Дита… мне ли слышать эти слова, – раздался взволнованный мужской голос. Дван? Он его не узнал. Где его веселый, любвеобильный друг, не пропускающий ни одной юбки? Откуда столько искренней силы в его словах? – Мне ли выслушивать признания в любви? Сколько шлюх прошло через мои чресла! Сколько невинных жизней мною загублено! Я не достоин твоей любви… такой любви. Мне казалось, что любви нет, есть лишь смерть и похоть – просто тело, которое берет свое. И иногда даже не важно, кто удовлетворит твое желание: женщина, ребенок, мужчина, животное, я сам… И тут ты! За что мне это? Я не достоин этого дара… Такая любовь! Я – червь… червь, копошащийся у твоих ног… Не говори ничего… Ты… ты… ты жемчужина, а я лишь навоз, удобряющий дно жизни. Я ничто перед тобой… Прости, я тысячу раз недостоин слышать твои слова… Пусть небо поразит меня на месте, если я лгу! За что мне это? Ты терзаешь меня, ты достаешь меня, мягкого и беззащитного, из живота женщины в мир. Я, который никогда не уважал женское тело… Ты делаешь хозяина рабом… Я твой… твой… твой… Слова замолкли, лишь шумное дыхание двоих, снова предавшихся любви. Варг почувствовал испарину на висках… Сколько искренности в словах его друга! Но Дван – он же не пропускал ни одной юбки, спускал штаны с каждой встречной крестьянкой, едва успев их застегнуть после предыдущей! Что это? Он пожалел, что согласился быть рядом. Бред… Два идиота… среди войны, среди смерти… К шуму прилившей к его голове крови добавился еще один звук – чье-то дыхание. И он был где-то рядом, этот кто-то. Варг скользнул за ствол яблони, быстро пересек расстояние до ближайшего куста. Рука коснулась холодной рукоятки кинжала… А вдруг это муж Диты? Что он должен с ним сделать? Убить? Заткнуть рот? Шорох раздался и затих за зарослями бузины. Яблоневый сад за кузницей переходил в подлесок. На всю округу раздавались стоны Диты. Дван дышал, как загнанный слон. Варг осторожно приблизился к месту, где лежал еще один человек. В свете луны он увидел тонкую шею, белеющую среди темной высокой травы, растрепавшуюся косу, тесный шелк и светлую кожу… Эда откинула голову, стараясь бесшумно распрямиться… У него перехватило дыхание. Варг ни минуты не сомневался, что ему это кажется, что это обман зрения. Солнце палило слишком сильно сегодня, он не покрывал головы… И жара… У него случился солнечный удар, тепловой удар… По мозгам ударила эта страсть, любовь Диты и Двана… Варг был опьянен любовью, разливающейся в воздухе, этой тяжелой страстью, этим душным летом. Ему удалось приблизиться к видению совершенно неслышно, он коснулся ее бедер… Эда вздрогнула, ее руки нащупали его шею моментально. Он знал, что она может убить, всего лишь надавив определенные точки. Но сейчас это не имело никакого значения. Ему хотелось любить, как сейчас эти двое… Какую вязь плетут мечты в его голове… Что это? Бред? Явь? Если бред, он очень правдоподобен… – Я сделаю это лучше, – шепнули его губы. – Я сделаю это лучше, чем делаешь ты сама… Его голова оказалась между белеющих бедер девушки. Дыхание сбилось… Где кончается он, а где начинается она? – Ты уже почти мертв, – ее пальцы сжали его шею еще сильнее, но тело не двинулось. – Я убью тебя. – Девочка моя, о чем ты говоришь?! Ты же любишь меня, ты же мечтаешь обо мне ночами! – он слушал свой голос, как будто кто-то говорил эти слова со стороны, а сам подумал, что умереть между женских ног – не самая плохая смерть на свете… Ее пальцы скользнули по его шее вверх, и Варг почувствовал, как они потеряли свою силу и твердость. Они больше не причиняли боль. Она запустила руки в его волосы. Какими мягкими и нежными они могут быть… О боги, что делают ее руки в его волосах? Пульсировала кровь в его голове, совершенно разметав мысли. Дрожал живот под его руками… Кто-то стонал… Эда или Дита? Где были те двое, а где был он? Где был чей мир? Он потерял ощущение реальности… Его тело обладало разумом, и Варг как будто со стороны наблюдал, как оно действует. Руки ласково, но настойчиво освободили ноги Эды от одежды. Она не обманула его, она оказалась девственницей. Но ее тело было страстным. Оно умело наслаждаться. Он чувствовал, как она желает его, сама не понимая своего желания. Его губы доставили ей наслаждение, но он продолжал ее целовать, пройдя весь путь от живота до ее рта. Одним движением снял широкую безрукавку, в которой она ходила жаркими летними вечерами. И сам с восторгом почувствовал, что Эда расстегивает его куртку и стаскивает рубашку горячими, нежными руками. Он ощущал ее пальцы у себя на спине и на боках, освобождаясь от штанов. Его тело подчинялось совершенному разуму, одновременно и возбуждая ее все сильнее и сильнее, и сдерживая его страсть. Ему нельзя было ни напугать ее, ни сделать ей больно. Он не имел права на ошибку. Варг сам не представлял, какими рассчитанными могут быть его движения. Эда обхватила его бедра своими ногами… как вдруг раздался икающий рев: «Дитт!.. Дииитта!!! Иди, сними меня!» Шум падающего тела… Храп лошади… Дыхание любви исчезло, исчезло очарование ночи… Девушка выпрыгнула из его рук, выскользнула из-под его тела, одним рывком схватила свою одежду и в мгновение ока исчезла в зарослях бузины, переходящих в лес. Было это или не было?.. Привиделось ему? Приснилось?.. Он поднял голову от травы. Пьяный Вагар сидел в отдалении посреди поля, ярко освещенный полной луной, икая и по-прежнему громко зовя жену. Рядом стояла лошадь. К нему спешила Дита, с растрепанными волосами, подобрав юбку, на ходу застегивая блузу… Что за чушь? Где явь? Где фантазия? Где Эда? Где Дван?.. Варг выпрямился и облизнул горящие губы. Это был не бред… Он чувствовал ее вкус и запах на своих губах…– Эда, – ему показалось, или Эрик назвал ее имя? С той минуты, как на поле въехал пьяный кузнец, Варг находился в странном состоянии, как будто между сном и явью. Эда… Где реальность, а где мир его грез? Не прекращая думать о ней, он остался там – в том мгновении, когда они обнимали друг друга. Но время катилось дальше. Она вошла стремительно, прямая, как стрела. Эрик ретировался. Варг заставил себя открыть глаза. Он не знал, как сможет смотреть на Эду после того, что произошло между ними… И как она будет с ним себя вести? Девушка вчера не оттолкнула его. Приблизился бы он к ней этой ночью, если бы его разум не отказался ему служить?.. Он не знал ответа. Что произошло бы дальше, если бы кузнец не вернулся домой? После того, как Эда извивалась под его губами, а его руки закрывали ее рот, чтобы те двое не услышали ее?.. После того, как он раздел ее, а его губы проделали путь по всему ее телу от живота до рта? Ее руки обнимали его. Она обхватила его ногами, когда раздался крик пьяного кузнеца… Как хорошо, что кузнец вернулся… Эда не обманула его – она не знала, что такое любовь. С мужчиной, во всяком случае. Она была девственна. Кто ласкал ее до него? Ласкал, не обладая ею… Мужчины? Женщины? Эрланд?.. Что происходило в том загадочном месте, где ее научили этому изысканному боевому искусству? Что это внутри него? Его тело сотрясала дрожь… Это ревность?! Глаза Эды были холодны. Она напряжена, как натянутая струна. Подбородок девушки поднят выше, чем обычно. Она старалась смотреть ему в глаза. Он не знал ее такой… – Варг, я пришла тебе сказать, что мне нужна женщина. Он невольно мотнул головой. Он ослышался?.. – Зачем?! – Мне нужна женщина, – повторила Эда, – которая будет расчесывать мои волосы, стелить постель, готовить мне еду, расставлять и собирать мою палатку – сильная женщина. Он все еще не понимал, к чему она клонит. – И я нашла такую женщину. Мне нужна Дита. Варг уставился на нее. Ему это послышалось? Она хочет взять Диту к нему в полк? Решил переспросить, и голос его сорвался: – Ты… ты хочешь взять женщину ко мне в полк?! – Нет, – она повела своей лисьей бровью. – Я беру женщину к себе. Женщину, которая будет обеспечивать мой быт. Согласись, что не твоих же солдат мне просить постелить постель, собрать ягоды, расчесать волосы… Наконец-то Варг понял! – Ты хочешь взять Диту, чтобы она сопровождала мой полк?! Ты хочешь взять Диту… Хорошо, ты понимаешь, что они с Дваном всё поставят на уши?! Я не могу гарантировать, что половина ребят не изнасилует ее первой же ночью! Я не хочу лишиться Двана, которому перережут глотку в первый же вечер! Что за каприз! – он начинал злиться. – Ты не понял, Варг, – в ее голосе прозвучали знакомые насмешливые нотки. – Я не пришла спрашивать у тебя совета или позволения. Дита будет сопровождать меня, хочешь ты или нет. Я просто пришла поставить тебя в известность. – И это мне говоришь ты? Ты?! – Он вскочил и обошел ее, заложив руки за спину. – Кому ты хочешь сделать приятное? Двану? Ты же не любишь мужчин! Себе? Дита не будет удовлетворять тебя ночами! - Я не говорю о любви, Варг. Я говорю о своих нуждах. Я беру служанку, которая будет помогать мне в походе. Я ее уже взяла. Варг схватил Эду за плечо и крепко сжал. Она не двигалась. – Ты сама не понимаешь, что делаешь! Это мой полк, и здесь командую я! И ты не нуждаешься в служанке. Ты… – он замолчал на минуту, подбирая нужные слова, – ты вообще не расчесываешься неделями, ты спишь неизвестно где, как дикарка, или положив голову на седло у костра. Ты ешь только жареное мясо с ножа… Ты… ты принимаешь меня за дурака! Он почти кричал. – Да. Ты прав, – Эда говорила по-прежнему спокойно, – но это не мешает мне мечтать о постели… хотя бы о палатке, где я могу свернуться под одеялом, наконец-то вынув из-под шеи потное седло. Это не мешает мне думать о гребнях, которыми кто-то расчешет мои спутанные волосы. О теплой еде, которую мне подадут в тарелке… Он взял себя в руки, быстрым шагом вернулся и сел за стол, которым служил покрытый картами большой сундук. – Ты можешь прекрасно обслужить себя сама… как ты всегда это делала и раньше. Эда внезапно залилась краской. Варг выругал себя… Он совсем не хотел напоминать об этой ночи ни ей, ни себе. Девушка на секунду опустила глаза и тут же снова вскинула. В ее словах был вызов: – А обслуживаешь ли ты себя сам? Что она имела в виду? Его палатку расставляли солдаты, он ел с ними их еду. Одежду готовил ему Ивар. Или она говорила о чем-то другом?.. Надо было срочно прекратить этот разговор, надо было немедленно поставить ее на место – любыми путями. – Я вообще не нуждаюсь в обслуживании, – Варг взвешивал каждое слово. – Мое время слишком ценно, и люди помогают мне его экономить, чтобы я был всегда на службе армии. И своим рукам я никогда не даю воли… и не давал. Это унизительно! О чем они говорили? О чем говорил он, что понимала она? Эда уперлась руками в стол, наклонив голову, приблизила свое пылающее лицо к нему. – Иногда лучше обслужить себя самому, а иногда лучше, чтобы это сделали другие, – она не сдавалась. – И когда лучше, чтобы это сделали другие? – Когда другие умеют что-то лучше тебя. – Откуда ты знаешь, что кто-то делает что-то лучше тебя? – он сам услышал, как дрогнул его голос. Зачем он задал этот вопрос? - Иногда стоит верить людям, – она не опускала глаз, смотрела на него. Варг видел, как ее взгляд теряет твердость, как руки сегодняшней ночью. – Ты мне сказал вчера, и я тебе поверила… и ты оказался прав… – Эда, Эда, ты ходишь по лезвию ножа, – он поднялся, посмотрел на нее сверху вниз. Этот разговор надо было немедленно прекращать. – Или когда ты слаб, – продолжала девушка, и ее голос дрогнул. Она опустила глаза, и он увидел тени в уголках ее глаз и пушок на щеках. Он никогда не замечал этот маленький шрам на лбу, терявшийся в волосах. Впервые обратил внимание на едва видный рубец над верхней губой… Как красиво очерчены ее губы: верхняя, тонкая и капризная, немного пухлая нижняя… какими мягкими они могут быть… Варг совершенно не знал, что говорить, как ее выпроводить, потому что разговор грозил осложнениями. Осложнениями в тех и без того сложных отношениях между ними, которым он не находил названия. Он не хотел ее любить. Он не мог ее любить, эту холодную убийцу с юга… Но его руки помнили ее тело: круглые ягодицы, плоский живот, небольшую грудь. Он вспомнил ощущение горячей кожи под пальцами и форму ее сосков. Его руки вдруг потянулись и подняли Эду, перенесли через сундук. Она поджала ноги и положила ладони ему на плечи. Тонкие пальцы пробежали сзади по его шее вверх и утонули в волосах. Варг забыл, кто он и что он делал до того мгновения, как она вошла к нему. Он забыл, что командует полком, но фактически решает все вопросы в армии. Он помнил только, какими нежными могут быть ее руки. – Знаешь, чего мне не хватает? Уже много дней, – шепнул он ей прямо в ухо, прижимая ее к себе все крепче и крепче. – Чего? – она спросила так же тихо, в тон ему. – Чувствовать твои руки у меня на теле… каждый день. – Ты сам не захотел… Ты отказался со мной танцевать. Помнишь?.. Ты хотел остаться верным своей мертвой жене. – Я был не прав. С завтрашнего дня мы снова будем танцевать. И ты будешь разминать мои мышцы после боя… – Ты помнишь, что я ухожу через десять дней? – Нет! Я не хочу этого помнить… – А знаешь, чего будет не хватать мне? – она подняла на него свои янтарные глаза с огромными зрачками, и он снова услышал ее запах. Она пахла яблоками и сухими осенними листьями – этот запах сводил его с ума. Ее руки опустились с его головы на шею, и она просунула две горячие ладони под рубашку ему на спину. Варг почувствовал, что все его волосы на голове и на теле встали дыбом. – Чего? – Твоих губ… – Я всегда буду с тобой. Если ты захочешь… Возьми меня с собой… на север. Я согрею тебя… ты такая худая. Ты замерзнешь без меня… Я тебя согрею снаружи и внутри… Тебе никогда не будет холодно со мной, – шептал он, обнимая ее крепко-крепко. В этот раз она не вырывалась. – Я согласен оставить Диту, если останешься ты. Слышишь? В тот день, когда ты уйдешь, я выкину ее посреди дороги, и Дван ничего не сможет сделать. – Ты на это способен, Варг? Ты же слышал, о чем они говорили вчера! Ты же говорил о мужчинах и женщинах, которые не могут быть вместе, потому что идет война! Начни с конкретного мужчины и конкретной женщины. – Мы тоже говорили вчера. И, тем не менее, ты продолжаешь повторять, что уйдешь… сама. Я готов начать с конкретного мужчины и конкретной женщины. Но пусть этим мужчиной буду я… а этой женщиной – ты. И это мое последнее слово: Дита останется в лагере, пока ты будешь со мной – ни на день больше. И я клянусь тебе, что если ты уйдешь, я заставлю ее страдать. – Ты жесток, Варг. – Эда, ты тоже жестока… Взрыв хохота снаружи и звук копыт подскакавшей лошади заставил вздрогнуть их обоих, вернув в реальность. Она вырвалась, вскинула на него злые глаза: – Хочешь ты или нет, я просто поставила тебя в известность. Дита уже в лагере. Прикажи выделить мне палатку, постель, посуду, лошадь и повозку для женщины, чтобы она не стояла посреди солдат, со своими круглыми плечами и большой грудью… Я позабочусь, чтобы ее никто не тронул. А о своей глотке пусть заботится Дван. Я не оставлю ее на растерзание мужу. Если вы, мужчины, не можете обеспечить безопасность ваших женщин, я сделаю это за вас. Ей не следовало этого говорить. Варг растерялся… мертвые глаза его жены… Как он мог их забыть? Эда в ту же минуту тоже поняла, что эта фраза была лишней. Лицо собеседника исказила гримаса боли. Он отвернулся и не держал ее больше. Она повернулась и вышла. Варг сел за стол и уронил пылающий лоб на карты. Его боль… Его боли больше не было. Он помнил по привычке о Веронике, но любовь к ней уже не терзала его. Он хотел Эду. Хотел владеть ее телом и подчинить ее дух, как хотят объездить норовистую молодую лошадь… – Варг! Возглас у входа заставил его поднять голову. Совершенно счастливый Дван вошел, нет – вбежал к нему. – Варг, Эда привела Диту в лагерь! И сказала всем, что та будет ее служанкой. И пригрозила, что если кто-то ее пальцем тронет, то будет иметь дело с ней, – он вдруг осекся, – кроме меня, надеюсь… Как она узнала? Тебе что-нибудь известно? Варг зло сжал челюсти и процедил сквозь зубы: – Если мужчины не могут обеспечить безопасность своих женщин, им приходится беспокоиться о себе самим, – помолчал немного и добавил: – И если по этому поводу возникнут неприятности, отвечать будешь ты.
Наконец-то закончился этот бесконечный день, полный долгого перехода. Варгу пришлось спуститься с основной частью армии к Моната-вану и раскинуть лагерь полукругом вокруг города. Он создавал видимость начала длительной осады. Новый лагерь, новое поле, новый лес… Минуты превращались в годы, пока солнце не закатилось за горизонт и в лагере не разожгли костры. И он галопом вернулся туда, откуда ушел утром, где остался его полк. Он будет брать Монатаван. У него самые сильные люди, самые бесстрашные. И это случится через два дня. Они все, ведомые Эдой, проникнут в город со стороны горы, вынырнув в колодце посреди площади, пока раскинувшееся лагерем войско вокруг крепостной стены привлечет все внимание солдат и дозорных… У него есть еще время. Варгу не надо было спрашивать, где расставили шатер для новой женщины. Он знал это, как будто его дух витал над всем лагерем, не отпуская ни на минуту без внимания тонкую девушку с лисьей косой… Она худая, как голодная лисица… Он бы предпочел, чтобы она была чуть полнее, чтобы ее живот был мягче. Он вспомнил мягкий живот Вероники… Жар внутри него не утихал. Нет, ему нравился плоский живот Эды – твердый как доска, как живот мальчика… У него никогда не было такой женщины, будто вылитой из металла. Он хотел снова ощущать ее горячую кожу под своими ладонями. Варг обошел вокруг новой палатки. Оттуда доносился приглушенный знакомый жаркий шепот. Сумасшедшая… отдала ее им… За его спиной раздался шорох. Он обернулся на звук: Эда свернулась калачиком, накрывшись плащом, положив под голову седло у почти догорающего костра. Варг подошел и сел рядом. Девушка не спала, в полумраке блестели белки глаз. Она что, охраняла тех двоих? Чтобы их никто не побеспокоил? – Я не ожидал от тебя такого поступка… – Я сама не ожидала от себя такого поступка. – В ее словах не было обычного вызова. Она не смеялась. – Если хочешь спать на постели, возьми мою, – ему было хорошо на душе, хорошо и тихо. – Спасибо, я обслуживаю себя сама. Ты знаешь это. – Всегда? – Нет, и ты знаешь это… Между ними повисло молчание. Варг набрал полную грудь воздуха и выдохнул: – Иди спать ко мне. – Я тоже тебя хочу, – наконец сказала она, когда он уже потерял надежду услышать ответ. – Да… я чувствую это. Когда я думаю о тебе, то забываю, что я воин, а помню только твои слова: «Ты – женщина. Ты пришла в этот мир, чтобы любить мужчин и рожать детей». А я не хочу этого… Я не хочу любить мужчин и рожать детей… Я не хочу тебя хотеть… Это спутает все наши планы, нарушит всё вокруг нас… – Ты меня учила, что когда мое тело желает женщину, я могу это желание направить в центр и стать сильнее. – И?.. – У тебя не так? – У всех так. – И когда нужно удовлетворять свою страсть, а когда нет? – Это как с едой, Варг, – ее голос был тихим. – Иногда нужно воздержаться от пищи, и это полезно. Это делает тебя сильнее. Много еды всегда плохо. Но если ты не будешь есть, ты ослабнешь. Так же и с любовью, и со сном – со всем. Если мы будем вместе, я потеряю силу… – Почему? А я… я тоже потеряю силу? Эда посмотрела на него, и он не понял, что сквозит в ее взгляде. – Я не знала раньше, что такое любовь. И я боюсь, что не смогу остановиться на разумном пределе. А буду, как тот изголодавшийся, который не может насытиться и ест, пока его живот не лопнет. Я не хочу этого… Я иду своей дорогой, нам просто оказалось по пути… Ему надо встать и уйти, пока его тело снова не отказалось ему подчиняться. Этот разговор не нужен ни ей, ни ему. Страсть, сотрясавшая его весь день, вдруг отступила. Варг чувствовал себя уставшим, как после трудного боя. – Уходи, – услышал холодные слова Эды. Каким далеким мог быть ее голос… Он не допускал возражений. Девушка перевела взгляд на еле тлеющие угли в почти потухшем костре. – Уходи, – повторила она. – Я занята. – Чем? – он удивленно на нее посмотрел. – Я их охраняю, чтобы им никто сегодня не помешал. – Мы можем это делать вместе… – Нет. – Почему? Эда снова посмотрела на него. У нее был странный взгляд. – Ты плохо охраняешь. Я знаю, что вчера в дозоре был ты. И если бы кузнец не упал посреди поля, он мог их застать вдвоем. – Это тебе Дван сказал? – Варг не верил своим ушам. Откуда она это знает? – Нет, Дита, – она помолчала, словно раздумывая, что бы еще сказать. – Из-за того, что вы, мужчины, вечно заняты своими делами, с вашими женщинами всегда что-то случается. Приходится беспокоиться о себе самим. Варг подумал, что она хотела его обидеть, хотела напомнить про его жену. Ему не было обидно. В принципе, она была права… Он заставил себя встать и пошел к себе. Ему хотелось выть на луну – долго и протяжно, как одинокому волку… пока не придет она. Она не может не прийти, волчица на зов волка… Плоть проникала в воздух и наполняла его силой, о которой беспрестанно твердила Эда. И эта сила тянула их друг к другу. Он присел у костра, увидел кружку с недопитой кем-то водой…
Жар его плоти ткал вокруг него паутину. Он стал пауком, заманивающим жертву. Ему не надо было быть рядом, не надо было ей ничего говорить, подходить к ней… Ему надо было только сохранить эту нематериальную дрожь, которая выливалась в воздух вокруг и изменяла мир – создавала реальность, которую хотел он. Эда будет с ним. Она будет любить его, подчиняться ему. Она не будет больше убивать… Она будет рожать ему детей… Варг почувствовал себя почти богом…
Он ждал ее до утра, не смыкая глаз. Она не пришла к нему вчера утром, она не купалась второй день. Или она ходила одна? Вдруг она больше не нуждается в нем?.. Он отмахнулся от этой мысли. Он видел ее с ним. Своей силой он тянул ее к себе. Она не может не прийти. Варг весь превратился в ожидание. Его слух стал настолько тонким, что он расслышал легкие, приближающиеся шаги Эды издалека. Он мог узнать их среди тысячи шагов других людей. Она была все ближе и ближе. Вот она наклоняется, подымает полог шатра… Вот, согнувшись, приближается к его ногам… В темноте. Варг чувствовал малейшее движение воздуха. Девушка нащупала его щиколотку и стала трясти, как всегда перед рассветом. Пора идти купаться… Он не имел права на ошибку. Точно выверенным движением бросил тело вперед и схватил ее за запястье. Сильно потянул – так, чтобы это не казалось резко и грубо, – просто сильно. Она потеряла равновесие и растянулась на нем. Варг перевернул ее на спину и положил рядом с собой. Нельзя дать ей опомниться… – Эда, любимая… я сделаю все, что делает женщина, даже лучше… Я могу сделать больше, чем делает женщина… Она не двигалась, она молчала…
Варг проснулся оттого, что где-то рядом заржала лошадь… В палатку проникал слабый свет. Он даже сначала не понял, что уснул. Уже рассвело?.. Он по-прежнему сжимал Эду в объятиях. Она лежала лицом к выходу. – Я уснул? – он мотнул головой, заставляя себя окончательно проснуться. – О, извини меня, пожалуйста… Эда отвела назад голову, продолжая прижиматься к нему всем телом, и сказала: – Уже поздно. Дван заходил. Варг сел, приходя в себя. Вокруг палатки слышались шаги, разговоры. О боги, он умудрился уснуть, оставил ее одну! И спал, пока не взошло солнце! Кажется, ему никогда не было так хорошо… Он чувствовал каждую часть своего тела, он наслаждался им… Это чувство глубокого удовлетворения заставило его вновь упасть на спину, закрыть глаза и улыбнуться. Эда коснулась его щеки. Ее пальцы были такими нежными… – Тебе было хорошо? – спросила она. – Да… Я тебе сделал больно, – Варг отвел прядь растрепавшихся волос с ее лица и улыбнулся. У нее было хорошее лицо – спокойное. Он не помнил у нее такого хорошего, спокойного лица… - Я тебе делала больно постоянно… – Ты мне делала больно специально? – он оперся на локоть и одной рукой сжал ее худое бедро. – Да… – Зачем? – он начал ее целовать. – Чтобы ты меня не так хотел… как ты меня хочешь, – она повела торсом, прижимая свои бедра к его. И тут он вспомнил: Дван приходил! – Ты сказала, что Дван заходил, – Варг вскочил. – Да. Он засунул голову в шатер и увидел меня. – Ты не спала? – Нет. – Почему ты меня не разбудила? Почему ты дала мне уснуть? – Не знаю… Ты был такой счастливый… Мне не хотелось тебе мешать… делать то, что ты хочешь. Он улыбнулся и снова подвинулся к ней, навалившись на нее всем телом и прижав к полу. Она была мягкой и нежной. Он не думал, что она может такой быть. Она не прекращала его радовать. – И, тем не менее, ты мне мешала… мешала делать то, что я хочу. Они улыбнулись друг другу, и Эда закрыла глаза, но улыбка не сходила с ее губ. – И что Дван? После того, как увидел тебя? – Вначале он потряс головой. Как будто не верил, что я ему не снюсь. Но я приложила палец к губам, чтобы он тебя не разбудил… – А он? – Он кивнул и ушел… Как ты думаешь, он всем расскажет? – она отодвинулась от него. – А как ты думаешь, тебя никто не увидит, когда ты будешь выходить? Ты хочешь, чтобы тебя свернули с шатром? – он был раздосадован, что она отодвинулась. Они посмотрели друг на друга. Варг вдруг понял – Эда боялась, что солдаты увидят ее. Она выйдет из палатки бывшего гладиатора на глазах всего войска. Но девушка хорошо держалась. Похоже, она смирилась с этим. Сейчас был бы хороший момент назвать свое имя… Нет, он еще подождет. Любит ли она его? Он вспомнил ее слова: «Любви не существует. Это зов плоти. Запах животного». Эда снова вздохнула, отстранила его и начала одеваться. - Мы второй день без воды. Я ужасно пахну, ты ужасно пахнешь… – Мне нравится твой запах, – шепнул он, ловя губами руку, скрывающуюся в рукаве. – Мне тоже нравится твой. Но сегодня вечером мы идем купаться, как только сядет солнце. Понял? – она застегивала кафтан, и голос ее стал снова приказывающий. – Слушаюсь, моя принцесса, – он поцеловал ее в ямку у основания шеи и заглянул в глаза. Эде совсем не показалось, что в глазах у него почтительное выражение. Она быстро пригладила волосы, натянула штаны и сапоги и стремительновышла. У шатра, спиной к нему, стоял Дван, опираясь на меч, и разговаривал с Издой, откровенно не пуская его к Варгу. Когда оттуда вышла девушка, северянин застыл с открытым ртом. Солдаты вокруг замерли, наступило молчание… Эда быстро, ни на кого не глядя, скользнула к коновязи.
Варг появился из палатки мгновением спустя. Только он вышел, Дван оглянулся, состроил глумливую физиономию и двинул его кулаком в плечо, ничего не говоря… Изда вытянул свое и без того длинное лицо, развернулся, словно забыл за чем шел, и ретировался. – Дван, – позвал друга Варг. – Там, на постели, должна быть кровь… – Чья кровь? – по глазам Двана было видно, что он ничего не понимает. – Эды… – О нет, – простонал рыжий детина, схватившись за голову. – Она была девственницей?! – Да. – О-о-о-о!!! Ну почему тебе всегда так везет! Ты мог бы мне этого не говорить, кстати. Хотя бы из чувства сострадания… ко мне. Варг слегка улыбнулся глазами и продолжал: – Сделай так, чтобы у тебя были свидетели. Чтобы как можно больше людей увидели и узнали, что она была девственницей до этой ночи со мной. – Зачем тебе это? – Дван нахмурил брови. – Это так не похоже… на тебя. – Делай, что я говорю. Потом поймешь, – сейчас Варг отдавал приказ, и друг это понял. – Ну, хорошо… Я, как всегда, подчиняюсь… Но просто… на ее бы месте… мне бы это не понравилось. - Слушай, если бы это был кто-то, а не ты, он бы уже получил промеж глаз. Я ничего не делаю без причины. Ты этого еще не понял? – Как знаешь, – недовольно проворчал Дван и исчез в палатке…
Глава шестая СМЕРТЬ НАСТИГАЕТ РЫЦАРЕЙ
Тарис гнал лошадей прямиком через лес, пытаясь догнать рыцарей Арута, отправившихся в направлении на север с небольшим отрядом сопровождения. Гроза, обрушившаяся на полуостров в первую же ночь, когда они покинули столицу, изрядно намочила землю, пополнив бесчисленные лесные ручьи и сделав многие тропы труднопроходимыми из-за скользкой, размытой почвы. Они задерживались, но Бен не хотел свернуть на широкую, петляющую среди белых, выветренных гор дорогу, предпочитая следовать одному ему известному маршруту через лес. После той грозы граф почти не разговаривал с Кавадой. Длительные конные переходы с восхода солнца до заката утомляли его спутников, и ночной отдых не позволял им достаточно отдохнуть. Предводитель маленькой конной группы казался неутомимым, резким и еще более порывистым, чем всегда. Сегодня они опять заночевали в крошечном охотничьем домике, и сейчас Бен и Зог переводили лошадей через овраг, по дну которого струился бурный горный ручей. Вместо моста были переброшены два толстых ствола дерева. Щель между ними была значительна, туда проваливались копыта лошадей, пугая животных. Тарис успешно провел своего коня. Кобыла Кавады соскользнула с бревна почти у противоположного склона, но, оттолкнувшись задними ногами, ловко, как обезьяна, вскарабкалась на противоположный берег. А вот толстый серый конь министра поскользнулся в самом начале переправы и сорвался вниз, зацепившись задним копытом за ствол дерева. Крупное животное застряло, упершись плечом и бедром в противоположные склоны оврага, проседая под тяжестью своего тела, и громко ржало. Оно не смогло освободить ногу, послышался хруст. Кавада в ужасе видела, как на ее глазах ломается конечность коня и выходят наружу белые, острые кости. Вишневая кровь хлынула струей. Лошадь, более не задерживаемая застрявшим копытом, упала глубже, проваливаясь все ниже и ниже. Ее ржание перешло в почти человеческий крик. Не сумевшая закрыть глаза женщина видела, как острые камни ранят спину животного. Несчастный конь, извиваясь на спине, брыкаясь задранными ногами, покрывался хлещущей кровью не только из раны на месте перелома, но и из множественных порезов спины и шеи острыми камнями – они были повсюду на склоне оврага, – и кровь струилась, вливаясь в ручей. Упавшая лошадь наконец наполовину погрузилась в воду, которая тут же окрасилась в темно-красный цвет. И закричала еще громче безумным криком. Ее выпученные глаза почти выкатились из орбит, тонкая кожа была изранена, висящая на сухожилиях сломанная нога ужасала. Кавада зажала уши, чтобы не слышать этот летящий над лесом крик, но не могла отвести глаз от мучающегося животного. Тарис спрыгнул в овраг на лошадь, как волк, и одним движением руки перерезал ей горло. Тугая красивая шея превратилась в огромную рваную рану. Одежда, руки и даже лицо мужчины покрылись фонтанирующей кровью. Каваде захотелось потерять сознание, чтобы не видеть происходящего, и только она подумала об этом, услышала сзади шум падающего тела: Верон, бледный как мертвец, упал в обморок. Граф выпрыгнул из расщелины к ним и схватил упирающегося в ужасе коня Зога. Мальчишка хлестал его кнутом сзади, а Тарис кричал страшным голосом, понукая взять препятствие. Серый мерин оказался прыгучим и, оттолкнувшись задними ногами, перепрыгнул одним махом через овраг, грудью сбив Бена. Кавада бросилась поднимать своего любимого, просто онемев от ужаса. К счастью, он совершенно не пострадал – конь, пронесшийся над ним и, казалось, способный превратить его в кровавое месиво, даже не коснулся графа копытами. Он тут же вскочил, скалясь изуродованным ртом, и потерявшая дар речи от всего происходящего Кавада поняла, что в его глазах нет ни страха, ни сожаления. Женщина почувствовала, что готова последовать примеру Верона и упасть без чувств, но Тарис закричал ей грубо и зло: – Чего стоишь?! Дай ему оплеуху! Всыпь ему хорошо, чтобы он пришел в себя! Пока она наклонялась над бесчувственным министром, безуспешно пытаясь привести его в чувство, граф перевел на другой берег последнюю, запасную лошадь, подбежал к Верону, схватил его одной рукой за ворот плаща, а другой отвесил со всего маха две звонкие пощечины. Министр тут же порозовел и пришел в себя, открыв подернутые мутной пеленой глаза. - Вы, оба! – Тарис обращался к ним очень громким голосом. – Быстро на тот берег! И не смейте упасть, иначе последуете примеру сдохнувшей твари! Кавада сама не поняла, как она оказалась на той стороне. Ей кто-то помог перейти?.. Верону не повезло, и он упал, приземлившись на окровавленный труп внизу, вымазавшись в свежей крови. Граф веселыми глазами смотрел, как тот самостоятельно выбирается на берег, и послал жеребца вперед, оставив Каваду залезать в седло без его помощи. Ей удалось быстро оседлать коня, и лошадь сама пошла вслед за Тарисом. Женщина не видела, как с этим справился незадачливый министр. Заметила лишь, что Зог, с совершенно не изменившимся выражением лица, уже сидит верхом. Немного погодя она услышала за собой шумное дыхание и топот копыт. Оглянувшись, увидела торопящегося Верона с перепуганным, бледным, вымазанным лошадиной кровью лицом, и мальчика, державшегося замыкающим, на серой лошади. Весь день они прошли резвой рысью, не останавливаясь ни на мгновение. И, выехав наконец из леса, увидели на петляющей внизу широкой белой дороге нескольких всадников и телегу – отряд рыцарей Арута.Принцы были удивлены, увидев вымазанных в крови командующего гарнизоном столицы и первого министра. Пришлось рассказать им сегодняшний утренний эпизод. Никто, к удивлению Кавады, не был взволнован – мало ли что случается в дороге… Она была озадачена, услышав, как объясняет граф собравшимся вокруг него рыцарям причину их столь поспешного отъезда из Вандервилля. Он, Тарис Бен, поможет Изде Кор-ноуэлу завершить объединение страны, выведя из своих земель верный ему многочисленный гарнизон, охраняющий его замок на границе с Ару-том. Они присоединятся к войску, чтобы участвовать во взятии Мона-тавана армией возродившейся Империи… Кавада знала, что Тарис не собирается этого делать. Зачем он их обманул? Почему было не сказать правду? А знает ли она ее сама?.. Он хочет объединиться с братом? Они вернутся в Вандервилль, чтобы противостоять Эрланду? И что делает в столице шах Дравийского царства? Кавада вздрогнула от мысли, что если Тарис и Варг решат объявить себя наследниками Империи, между ними и Эрландом может начаться война… А что предназначено ей? Она нисколько не сомневалась, что Тимур Давикулюс, многие годы известный под именем графа Бена, никогда не женится на женщине-астрологе, бывшей любовнице самозванца Трава-ла и бастарда Даневана… Вспомнила слова призрака: «Твоя жизнь связана с его жизнью». Связана чем? Их многолетней связью? Любовью? Кавада уже не сомневалась, что Тарис любит ее – иначе ничем нельзя было объяснить, что он взял ее, обузу для него в пути… Но если Бен станет одним из правителей Империи и начнет восстанавливать Тареш, свой любимый край, ему придется жениться на женщине, которая будет ровней ему по крови. Ему нужен будет наследник. Она, дочь простого лекаря, не может составить ему достойную партию. Оставит ли он ее рядом с собой? И кем? Наложницей? Астрологом? Каваде больно было представить его с какой-нибудь красивой, благородной девушкой в качестве молодой жены, и она заставила себя перестать об этом думать. Заставила себя подойти к рыцарям Арута, поговорить с ними. Она должна выбросить подобные мысли из головы. Кто она такая, чтобы мечтать о браке с представителем семьи Давикулюсов? Они разбили лагерь под кроной раскидистого вяза. Тарис собрал всех лошадей и повел их к водопою вместе с двумя солдатами. Верон, после всего пережитого, выпил вина, которое оказалось припасенным у одного из конвойных, и отправился спать. Кавада увидела сидящего в одиночестве Орда и решила подойти к нему. Пока она лечила его руку, хорошо познакомилась с ним – вежливым, спокойным воином. Они вообще нравились ей все: крупный и сильный Грегор, с большими, широко расставленными серыми глазами; молодой Чадер, пылкий и постоянно хмурящийся… Она подумала, что он старается казаться суровым, воображая, что это может прибавить ему лет в глазах окружающих. Вирзод, с таким пронзительным взглядом… – Как вы переносите путешествие? Не тяжело ли вам проводить весь день в седле? – Орд расспрашивал ее с заботой в голосе. Женщина улыбнулась. Она чувствовала, что он немного влюблен в нее. В замке они разговаривали о ничего не значащих вещах, но ей всегда казалось, что северянин чего-то недоговаривает, что он слишком почтителен с ней. Вот и сейчас рыцарь склонил голову и буквально впился в нее взглядом своих голубых глаз. – Честно говоря, я бы предпочла ехать в телеге, – шепнула Кава-да. – Надеюсь, что теперь наше путешествие в компании друг друга будет для меня более приятным. Орд улыбнулся, спрятав улыбку в кончиках усов. Его глаза блеснули ласковым блеском. – Отправляйте ваших попутчиков вперед, а сами поезжайте с нами. Пусть они выполнят то, зачем едут в Сияр, а потом присоединятся к нам на дороге. – С удовольствием, – она отдыхала душой в компании рыцарей. Кавада поддержала разговор о дороге и с другими подошедшими принцами. Они ни словом не упоминали о Ландосе, но женщина чувствовала, как они беспокоятся о нем. Рассказывали ей об обычаях Севера, о жене Мире и четверых детях своего старшего брата. В беседе с ними она забыла о своих горьких думах по поводу возможной предстоящей женитьбы Тариса, как и забыла об убитой лошади, к мыслям о которой возвращалась весь день. И вдруг почувствовала на себе взгляд своего любовника – он вернулся с солдатами и разжег костер, присев с ними вокруг огня. Как она должна себя вести? Подойти к Тарису или остаться беседовать с рыцарями?.. Они словно почувствовали ее неловкость. Кавада начала отвечать на вопросы невпопад, беседа нарушилась. Пришлось извиниться и сказать, что она отправляется спать. Только прилегла у костра рыцарей Арута, так и не набравшись смелости подойти к Бену с его солдатами. Принцы Севера были удивительно понятливы. Когда она вернулась с большим меховым плащом, трое тут же ушли спать, а Орд остался у костра как часовой, хранящий ее сон. Кавада все-таки уснула, свернувшись калачиком на земле. И проснулась от того, что граф тряс ее за плечо. Она подняла голову: над лугом светила луна, напротив нее по-прежнему сидел Орд, внимательно наблюдая за ней и подошедшим Тарисом. Другой костер почти потух, лишь угли тлели. Солдаты удалились в шатер, и оттуда раздавался забористый храп с разными мелодиями и перепевами. Уже по глазам своего любовника, блестящим в свете луны, она поняла, что он напряжен. И подумала, что, конечно же, поступила неправильно – надо было провести вечер с ним, а не с рыцарями. Тарис, ничего не говоря, увлек ее за собой в степь. Она послушно шла за ним, путаясь в длинном плаще. Они отошли далеко, уже не было видно ни костра, ни верхушек палаток, лишь крона вяза темнела вдали. Бен потянул ее на землю, растянувшись первым, по-прежнему в молчании. Кавада вначале думала, что граф повел ее заняться любовью, но он не касался ее, лежал, не шевелясь, не произнося ни слова. После их последней беседы Тарис как будто избегал любых разговоров с ней, и она подумала, что он с каждым днем все больше и больше становится Тимуром Давикулюсом, наследником Империи. Граф Тарис Бен делается призрачной фигурой и, вероятно, вскоре уйдет в прошлое. И мысли о ней, уже не новой любовнице, наконец уступят место более важным делам. – О чем ты думаешь? Она никогда не умела ему врать: – О тебе… – И что ты обо мне думаешь? Как всегда, она не понимала его интонации. – Куда мы едем, Тарис? – Ты едешь со мной. Вот и весь ответ. Какая разница ей, куда едет он? Он взял ее с собой – это все, что должно ее интересовать. Граф провел рукой у нее сзади по шее, взявшись за косу, свешивающуюся свободно, как носила Эда. Кава-да не поняла, что происходит: он намотал волосы на руку… – Что… что ты делаешь?! – она воскликнула слишком громко. Тарис отрезал ей косу. Женщина попыталась изогнуться и схватить его за руку, но он резко прикрикнул на нее: – Не мешай мне! – Тарис! Остановись! Пожалуйста! Он не давал ей двинуться, держал так, что она и голову не могла повернуть, пока не отрезал всю косу – толстую, как рука. Короткие пряди упали ей на щеки. Кавада наконец смогла повернуться в нему, слезы брызнули из глаз. – Зачем ты это сделал?! – ей захотелось дать ему пощечину, как тогда, когда она ушла от него. – Ты хочешь ударить меня? – он взял ее пальцами за подбородок. – Ударь… ударь, тебе станет легче… Слышишь? Я приказываю! Она разрыдалась, уткнувшись носом в сложенные ладони. Он обнял ее порывисто и сильно. – Кавада, дорогая, прости меня… Но ты такая соблазнительная! Я вижу, как все они смотрят на тебя: солдаты, рыцари, Верон, даже Зог! Необходимо, просто необходимо сделать тебя менее заметной, менее красивой! Эта мужская одежда, она еще больше подчеркивает твою фигуру, чем открытые платья. Ты похудела и стала еще более… трогательной. У меня такое ощущение, что если я оставлю тебя на минуту, все бросятся тебя насиловать. Ты брала уроки фехтования и кое-чему научилась… Ты способна убить человека? Или ранить? – Не знаю, – Кавада всхлипнула и подняла на Тариса глаза, полные слез. – Я никогда ничем себя не украшала, но я так любила мои волосы! Ты меня вообще не замечаешь в последнее время… Я… я не упрекаю тебя, нет… Просто ты становишься все больше и больше Тимуром… И я начинаю себя спрашивать: что я делаю рядом с тобой? Вы назовете с Варгом свои имена, захватите Вандервилль, и вам посыпятся предложения о браке от самых знатных и богатых женщин из разных земель. Наверное, лучше, чтобы я ушла сейчас, чтобы ты был свободен… А ты… ты мне отрезал волосы. Она снова разрыдалась. Граф обнял ее, баюкая, как ребенка. – Кавада, любимая… ты самая умная и самая честная женщина на свете… И если что-то в мире может сделать меня лучше, то это только твое присутствие рядом. Куда ты пойдешь? Я тебя никуда не пущу, слышишь?! Она поняла, что он вовсе не собирается отнекиваться от ее подозрений. Наверное, все-таки угадала правильно, и от этой мысли слезы вдруг высохли. – Ты объявишь свое имя? – Да. – Тебе придется жениться. Он помолчал перед тем, как ответить: – Да… – Тебе будут нужны наследники. Тарис снова долго не отвечал. – Да… – А что будет со мной? Он заключил ее в объятия, приблизив свои глаза к ее лицу вплотную, как он любил. Ты будешь со мной. Я буду тебя любить, а ты будешь любить меня – как раньше, как и сейчас… Ничего не изменится. Кавада вспомнила Диану. Бен словно прочитал ее мысли: – Я больше никогда, – слышишь? – никогда тебя не буду заставлять делать то, что ты не захочешь сама. Клянусь! – Это ты сейчас так говоришь и сам в это веришь, – она грустно покачала головой. – Через минуту ты забудешь эти слова… Почему ты такой? – Какой? – Непостоянный, переменчивый… непредсказуемый. – Дорогая, сегодня не самое лучшее время для выяснения отношений. Я спрашивал тебя, сможешь ли ты убить или ранить человека? – Зачем? Для чего? - Я вижу, как на тебя смотрит Коал, этот толстый солдат. Я хочу, чтобы он попытался тебя изнасиловать, а ты бы его убила… или хотя бы тяжело ранила. Не бойся, я буду рядом, и он в любом случае тебя не тронет, даже если это у тебя не получится. Кавада нахмурила брови, как всегда, когда она чего-то не понимала: – О чем ты говоришь? Что ты задумал?.. – Все знают, что тебя Травал взял во дворец как наложницу после совершенного переворота. Все знают, что ты была любовницей Данева-на, а теперь спишь со мной. И ты кротка, и мила, и не способна себя защитить. Это так они все думают. Нужно, чтобы они поняли, что ошибаются. Что ты уже не та девочка, которой была двенадцать лет назад. Если ты убьешь или покалечишь хотя бы одного, тебя уже не тронут. А если кто-то и полезет, тебе легче будет дать отпор. Я не смогу быть неотлучно с тобой. Надо, чтобы прошел слух: трогать тебя опасно. Этот Коал настоящее отребье. Я хочу его спровоцировать, оставить наедине с тобой. Сделать вид, что я уехал. Ты поняла? Что он говорит? Как сможет она убить человека?.. Кавада почувствовала, как Тарис вложил ей в руку короткий кинжал. – Этот нож носи всегда при себе, в одежде, чтобы его никто не видел. Лучше всего здесь, – руки любовника закрепили его на поясе так, чтобы клинок можно было легко и быстро вытащить из ножен. – Сделай это. Я умоляю тебя! Найди в себе силы. Вспомни тех ублюдков, которые насиловали тебя и убивали твою семью, когда Травалы захватили власть. Вспомни, как тебя имел этот жирный мажордом с висячим брюхом, назвавшийся королем. Вспомни, как над тобою издевался Даневан, как я брал тебя с Дианой и изменял тебе. Отомсти один раз от лица всех изнасилованных, покалеченных мужчинами женщин. Убей насильника! Слышишь?! Сделай это! Пообещай, что сделаешь! – Я… я постараюсь, – боги, что она говорит? – А если ты все это выдумал, и он не тронет меня? – Тронет! В первую же ночь, как ты останешься одна. Вот увидишь! Ты должна постараться… ты умеешь… ты сможешь… Я верю в тебя, – Тарис прижался ртом к ее губам. – Видишь вон ту звезду? – Вижу. – Иди так, чтобы она всегда была перед тобой, и не выпускай из руки нож. Если кто-то приблизится к тебе, пускай его в ход, – он встал и одним рывком поставил и ее на ноги. Снова обнял, прижав к себе. – Иди и ничего не бойся. Я догоню тебя. - А ты? – она ничего не понимала. – Куда идешь ты? – Жечь твои волосы. Она, как всегда, его послушалась. И пошла, всхлипывая, от лагеря – туда, где сияла звезда. А он повернулся и побежал назад. Кавада сжимала в руках нож и шла, стараясь не оглядываться. Он все время лгал – ей и всем вокруг. Но он сказал, что ее догонит. Он сказал, что будет рядом…
Граф возвращался бегом. На бегу и вытащил нож – длинный и узкий. Он перешел на быстрый шаг только возле костра у шатра рыцарей Арута. Ему навстречу встал Орд, оставшийся сидеть снаружи. Он так и не понял, что произошло, и воткнувший ему клинок в живот и повернувший оружие в ране Тарис видел, как рыцарь в последний раз удивленно моргнул глазами. Смерть пришла мгновенно. Он аккуратно опустил его на землю, чтобы не наделать шума. И скользнул в палатку, сразу же зацепившись ногой за первого спавшего. – Орд? – прозвучал голос Грегора. Он был сонный и немного заложенный. – Моя очередь? Вошедший резанул ножом немного ниже места, откуда раздался звук. И сразу понял, что ударил правильно: громкое булькание сменилось тишиной. – Орд? Грегор? Что случилось?! – это Чадер проснулся. Тарис прыгнул на звук и вонзил кинжал прямо в грудь вскочившего юноши. – А-а-а! – Вирзод выхватил меч, но замахнуться им уже не успел… Граф выскочил из палатки, его увидел дежуривший у соседнего костра Коал. Солдат поднялся… – Ара, Верон, по коням! За мной! – крикнул громко Бен и, уже садясь на лошадь, приказал Коалу: – Сожжешь все и догоняй нас…
Кавада услышала за спиной крики, ржание лошадей. Она оглянулась: под вязом взмыли в небо языки пламени. Вспомнила, как Тарис сказал, что пошел жечь ее волосы, но по-прежнему ничего не понимала. Снова повернулась, чтобы видеть перед собой эту звезду, и пошла по направлению к ней. И только когда услышала топот лошадей, обернулась и увидела приближающихся четырех всадников, ведущих в поводу неоседланных коней. А вдалеке, под старым, с широко раскинувшимися ветвями вязом, горел костер, высокий и яркий. Только тогда она поняла, что граф Бен убил рыцарей Арута – так же безжалостно, как зарезал вчера утром упавшую с моста лошадь. И она вновь заплакала…
Весь день они шли по степи. Волновалось под сильным северным ветром травяное море, переваливаясь серебристыми метелками злаков и ковыля. Жаркий, злой ветер резал лицо, солнце нещадно палило, пахло горечью… Пестрели васильки, ромашки, маки. Кавада не могла сдержать слёзы. Кровь… как много крови… Сегодня, когда Тарис догнал ее в поле с отрядом, он оставил ей ее кобылу, перешел на рысь и держал этот аллюр в одном темпе до того момента, пока солнце не поднялось в зенит. Он вообще не поворачивал головы, и она, взобравшись на лошадь, заняла замыкающее место за худым, злым бывшим конвоиром. Вскоре услышала шум за собой и оглянулась: их догонял низенький полный солдат с румяными толстыми щеками и сальными, постоянно ее ощупывающими глазами. Очевидно, граф оставил его на месте пожара, чтобы потушить огонь после того, как он уничтожит останки правителей Севера. В сердце была пустота. Такая же пустота, как сегодня в небе: ни тучки, ни следа от перистых облаков, распавшихся на рассвете в тополиный пух. Лишь хищные птицы кружат, крича… Кавада подумала, что вот и Тимур – она все чаще, думая о нем про себя, называла его настоящим именем, – так же, как и эти ястребы… Разве можно их обвинить в том, что они убивают? Это их природа. Как может человек предъявить претензии к ястребу? У него свои потребности, свои цели, свои инстинкты… как и у Тариса… Почему Бен так непохож на всех, кто ее окружает? Конь, идущий впереди, остановился слишком резко, и ей пришлось сильно натянуть поводья. Она услышала, как ее лошадь издала храпящий звук и металл звякнул у нее во рту. Подумала, что она как это животное, не имеющее собственной воли – граф держит ее сильной рукой, разрывая ей душу… – Привал, – негромко бросил через плечо их командир и устремился к виднеющейся вблизи группе сосен. Кавада не покрывала голову, когда они шли через лес, но сейчас, проведя полдня в открытой степи, чувствовала, как горит лицо. Она не смотрела по сторонам, стеснялась своих коротких, неровно обрезанных волос. Сзади шея была совсем голая, справа пряди оказались длиннее, чем с другой стороны. Подошла к Зогу и спросила, есть ли у него шапка с полями, чтобы можно было защититься от палящего солнца. Натянула протянутую ей холщовую мятую шляпу и села, привалившись к стволу сосны, вытянув ноги. Солдат, о котором сегодня ночью ей говорил граф, мочился недалеко от нее, не прячась, откровенно глядя ей в глаза. Поймав ее взгляд, он осклабился – грязно и открыто. Кавада почувствовала дрожь отвращения и подумала, что действительно готова его убить. Закрыла глаза, стараясь поймать вниманием голос любовника, о чем-то разговаривавшего с Веро-ном. У соседнего дерева на спине лежал Зог, насвистывая какую-то песенку. – Ара, Коал, вы поведете группу на север. Идти будете с восхода солнца до зенита, потом небольшой привал, и снова до захода. Следуете основному тракту. Мы с министром отлучимся в Сияр на два-три дня и вас догоним. Зог, ты остаешься слугой госпожи Кавады, – раздалась внезапно громкая фраза. Она открыла глаза в ужасе. Он ее покидает?.. Испуганно оглянулась в сторону говорящего, но все-таки смогла заметить быстро скрытую улыбку на мокрых губах маленького солдата, сидевшего неподалеку и по-прежнему не отводящего от нее взгляда. – Ара, ты пойдешь первым, – Тарис обращался к высокому черноволосому воину. – А ты, Коал, замыкающим. Там, за пригорком, небольшое озеро, позаботьтесь поймать рыбу. Заверните ее в крапиву, чтобы не пропала до вечера. Он еще отдавал какие-то распоряжения, обращаясь к солдатам, Зогу. К ней подошел Верон – бледный, несмотря на приобретенный за эти дни загар. Голову министр обвязал платком, который уже был совершенно мокрым от пота. – Кавада, – помолчал, увидев, как жадно смотрит она ему в глаза, словно пытаясь там прочитать то, что он ей не скажет. – Берегите себя… Надеюсь, мы вскоре увидимся. До встречи. Кавада почувствовала комок в горле. Невидимая рука перехватила его так, что она не смогла некоторое время вдохнуть воздух. Верон что-то знает, его глаза бегают, он не хочет смотреть ей в лицо… – До свидания, господин министр, – по привычке вежливо присела, хотя сердце колотилось во всем теле, и опустила глаза. А когда подняла, Верон уже шел к своей лошади. К ней быстрым шагом направлялся Тарис в полотняной маске. Глаза тонули в прорезях – совершенно невозможно их рассмотреть. Он подошел вплотную и слегка коснулся пальцами ее щеки. - Я скоро приеду, – и тут же повернулся, чтобы уйти. Кавада схватила его за запястье и быстро зашептала: – О, Тарис, пожалуйста, не уезжай! Не оставляй меня одну с ними… ради всех богов! Я умоляю тебя! Он высвободил руку и сказал громко и раздраженно: – Кавада, в чем дело? Делай, что тебе говорят, – обернулся и пошел к коню. Она замерла, почувствовав, как ее тело в жаркий, душный день покрывается холодным потом. Зачем он это сказал? Это правда? Он притворяется? Он сказал громче, чем необходимо, чтобы слышала только она… Вспомнила их сегодняшний ночной разговор, повела бедром, ощутив холод кинжала, спрятанного под одеждой. Она его никогда не понимала…
Глава седьмая ВОЗВРАЩЕНИЕ ИМПЕРАТОРА
Завтра ночью полк Варга, ведомый Эдой, проникнет в Монатаван по подземным туннелям и, выбравшись через городской колодец, возьмет его изнутри. И откроет ворота, чтобы осаждающая армия смогла зайти. Сопротивление возрождающемуся правлению Давикулюсов будет сломлено. Варг и Изда проводили военный совет. Девушка рассказала о предстоящем пути, и ее внимательно выслушали. Это будет несложно. Единственная проблема – выбраться из колодца так, чтобы их не увидели и не убили, заблокировав единственный возможный путь, сумев перебить нападающих по одному. Поэтому первыми выйдут Эда, Варг и Дван, самые лучшие воины. И они будут отражать нападение, пока не поднимется весь полк. Варг приказал затем стереть город с лица земли и убить всех от мала до велика. Было достаточно времени, чтобы те, кто сомневался или хотел улизнуть, ушли. Сторонников Травалов не должно остаться в стране. Единственный, кто был против этого плана – Изда. Он выступал за сохранение жизни детям, женщинам и старикам. Но бывший драаг сказал: «Нет. Если ты оставляешь врага в живых – это все равно, что в бочку с добрым вином влить стакан кислого. Если хоть один ненавидящий возродившуюся Империю спасется, он может поколебать других. Пусть это будет жестоко. Но зачинщики переворота, совершенного много лет назад, будут мертвы. Мятеж подавлен». После этих слов наступило молчание. Уже всем было ясно, что армией командует не правитель Арута. Но никто не знал, кто Варг на самом деле. Кто он – человек, который начал говорить от лица Империи?.. Другие командующие ничего не решали. Были только два противостоящих друг другу: бывший гладиатор и чужак с Севера. Варг медленно встал, нависнув над тонким северянином. – Изда, ты не гражданин Империи и даже не северный охотник. Ты мелкий феодал с нежным сердцем. Какой из тебя полководец? Помнишь, как тебя рвало при виде трупов убитых Дваном лазутчиков у дома кузнеца? Тебе нечего делать больше в армии. Иди домой. Уходи на север, один… На несколько минут воцарилось молчание. Он почувствовал спиной, как за ним поднялись Дван, Эрик, Ван, другие командующие полками. Изда тоже встал, стройный и тонкий, сказал твердым голосом: – Варг! То, что ты делаешь – это мятеж! Ты восстал против законной власти. Ты, бывший гладиатор, диктуешь правила командующему армией! Варг медленно растянул в улыбке губы, но глаза его стали еще холоднее, чем обычно. – Кто назначил тебя командующим армией? – Как кто? – Изда растерялся. – Назови мне имена тех, кто вынес это решение. В глазах северянина появилась неуверенность. – Я скажу за тебя, – низким, тяжелым голосом продолжал Варг. Все присутствующие – командующие полками, лучшие наемники, предводители отборных ратников, – все почувствовали угрозу, висящую в воздухе… – Тебя назначил командующим армией Эрланд – авантюрист, которому благоволит чужеземный правитель, издавна посягавший на земли Империи. – О чем он говорит? – пронеслось по всему пространству эхом, повторенным на разные голоса. – Какой чужеземный правитель? – нервно повторил Изда. Он хорошо держался, гордо, не опуская головы. – Если ты командующий армией, ты должен знать, – тень улыбки исчезла с губ Варга. – Если ты не знаешь, так и скажи. Ну? Я жду. – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? – щеки рыцаря порозовели. – Вот именно, – Варг будто стал шире и выше, он говорил невероятно медленно. – Кто ты такой, чтобы мне приказывать? Никто не имеет права командовать Давикулюсом! Никто не имеет права говорить императору, что делать! Стало так тихо, как будто в палатке никого не было. – Я, Изда Корноуэл, наследник рода Давикулюсов, – Изда подошел почти вплотную к Варгу, гордо вскинув подбородок. Высокий северянин был ниже его на полголовы. – Приказываю тебе оставить в живых женщин, детей и стариков Монатавана – по праву благородства, по закону чести. Его собеседник не двигался и ничего не говорил. Никто по-прежнему не шевелился. В воздухе запахло опасностью. – Ты меня слышишь?! – Изда продолжал краснеть. – Я не знаю, к кому ты обращаешься, – тихо сказал бывший драаг. – К тебе, Варг! – повысил голос командующий. – Я не знаю, кто такой Варг. – Ты! – вдруг выкрикнул рыцарь. – Если тебя зовут по-другому, то назови, наконец, твое настоящее имя! Или ты забыл его?! – Нет. Я не забыл его. Мое имя – Дэв Джур Серв Давикулюс. Изде показалось, что пространство содрогнулось… Первым пришел в себя верный Дван. Варг почувствовал – именно почувствовал его крик, а не услышал. Звуковая волна коснулась барабанных перепонок до того, как мозг разобрал произнесенные слова: – Слава императору! И рев толпы вокруг подхватил эти слова, нарастая, как взорвавшийся вулкан: «Слава императору!» Император, пропавший много лет назад, объявленный мертвым, император погибшей Империи восставал из небытия, принимая объем и плоть, наполняясь жизнью. «Слава императору! Слава императору! Слава императору!» – никто не понял, кто и как сорвал шатер. Вокруг них, начальников армии, сомкнулся строй солдат. Варг… Бывший гладиатор – император?! Император, умерший много лет назад?! Поверженная страна была жива. Это был настоящий кошмар… Изда не отрывал взгляда от таких холодных глаз. Император, восставший из мертвых… Его слова не вызвали смеха, его слова вызвали рев вооруженных, смелых, преданных людей. Никто не был сломлен. Никто его, северянина, не ждал. Все жадно ловили слова бывшего раба, воина, выходившего годами на арену на потеху черни, чтобы поддержать его… Правда или ложь? Самозванец? Настоящий император? Мысли Изды смешались… Он услышал, как люди за его спиной подхватили приветственный крик, нервно оглянулся. Был еще один человек, который не кричал… Эда, с очень бледным лицом, округлившимися глазами молча наблюдала за происходящим. Наконец крики стихли. – Изда Корноуэл, – сказал тот, кто назвался именем законного императора Империи. – Ты готов сложить свои полномочия? Поскольку ты не ведал, кто действует в стране на момент свершившегося переворота, твоей вины нет. Согласен ли ты принести присягу законному властителю страны? Северянин снова растерянно посмотрел по сторонам и не увидел Эды. Куда она делась? Как сквозь землю провалилась… Он был один – один в целом мире. Дикий Валлас обрел своего правителя. Что ему делать здесь, среди этих вооруженных, жестоких людей? – Я согласен сложить свои полномочия, – задумчиво произнес Изда. – Но я отказываюсь тебе подчиняться. Докажи, что ты не самозванец. У тебя есть свидетели? И если ты и правда тот, именем кого себя назвал, я присягну тебе. – Свидетели у меня есть, – спокойно сказал Варг. И добавил: – После взятия Монатавана армия возвращается в Вандервилль. Возвращается, чтобы восстановить законное правление в стране. Не только в Валла-се – во всей Империи, объединяющей Тареш, Валлас и Арут. Не присягнувшие на верность императору из рода Давикулюсов будут казнены. И снова раздался рев: «Слава императору!»Варг быстро прошел по лагерю. Люди расступались перед ним, склоняя головы. Бледная Дита низко присела… Эды нигде не было. Он еще раз обошел безрезультатно все и вернулся туда, где лежали ее седельные сумки из желтой, толстой кожи, украшенные тиснеными узорами. – Где Эда? – обернулся к Дите, переворачивающей тяжелые мешки с провизией. Ее руки покраснели от солнца, рукава были закатаны выше локтей. Она посмотрела на него, сдувая упавшую на лоб рыжую кучерявую прядь волос. – Да кто ж ее знает? Госпожа уходит и приходит, когда захочет… и спит, где хочет. – Дита, она взяла тебя как свою служанку… Женщина растерялась, краснела на глазах. Дван, вертевшийся поблизости, подошел, набычился и опустил глаза. Они не знали, к чему он клонит. Варг вздохнул: - Ты бы хоть что-то сделала для нее. Приготовила бы еду, узнала, что она любит. – А что она любит? – Дита казалась совершенно потерянной. – А что она любит?.. – он задумался. – Спроси у нее. Она худая, как голодная лисица… Расчесала бы ей волосы… Ты умеешь расчесывать волосы? Женщина смотрела на него совершенно круглыми глазами. – Позаботься о ней, если уж ты решила идти с нами, – Варг повернулся, но тут же остановился и сказал, уже обращаясь к Двану: – Ее палатку можете занимать вдвоем. А вещи Эды отнесите ко мне. Хватит ей спать у костра, положив голову на седло. И ушел, больше не оборачиваясь… Отправился в лес и сам нашел тропу. Расслабился и пошел от центра, приказал ему найти ее запах – запах голодной лисицы… И ноги сами принесли его на край озера. Эда лежала на песке у самой кромки воды. Он уже с трудом различал ее силуэт из-за надвигающейся ночи. Узкая ладонь шлепала по воде, словно отбивая ритм. Он лег сзади. Она не могла не слышать шаги, ее слух был тоньше, чем его, но не пошевелилась… Ждала его? Звала беззвучным зовом своего горячего тела? На ней была только рубашка, и голые ноги трогательно белели на сером песке… Варг прикоснулся губами к ее волосам. Эда откинулась на спину, и тонкая рука уже привычно легла ему на голову. Она провела пальцами по его лицу, от середины лба до ямки на небритом подбородке. Сказала нараспев: – Ты весь покрыт шрамами, как старый медведь. – Ты чувствуешь, что я стар? – он уткнулся носом в сгиб ее локтя, ловя губами упругую кожу. – Тебе столько же лет, сколько и моему отцу… Ты никому не говорил своего имени. Что случилось сегодня, что ты его назвал? Ты действительно Дэв Давикулюс? Варг оперся на локоть и повернул ее худое тело к себе за бедро. – Что случилось?.. Наверное, ты дала мне силу. – Я?.. Нет, я просто научила тебя пользоваться твоей силой. Я открыла тебе доступ к ней… Но ты всегда был силен. Знаешь, когда я тебя увидела первый раз? – Когда пришла к нам в подземелье? – Нет. С Эрландом, после его освобождения из тюрьмы, мы посетили твой последний перед переворотом бой в цирке. Варг порылся в памяти… Она говорила о битве с пятью воинами из Морского Народа. Он был один с мечом и щитом против пятерых краснокожих гигантов, вооруженных цепами и сетями. – Мы искали кого-то, кто может противостоять Даневану… – Граф Бен вас не устраивал? – Был риск, что его убьют тут же, в день восстания… Тебя проводили по арене перед боем. Ты шел, глядя вперед. И я почувствовала, что за тобой кто-то стоит… Есть силы, которые оберегают тебя и ведут по жизни. А потом, в бою, я увидела, как зажат твой центр. И, несмотря на это, как ты умеешь преображаться во время битвы. Как ты используешь приемы противника против него самого… И когда ты их всех убил, ты поднял свой окровавленный меч вверх и закричал, обращаясь не к народу, не к королеве… И я увидела тебя впереди войска, ведущего людей… У нас с Эрландом больше не было сомнений. Варг прижал ее к себе и почувствовал, как он ее хочет. Но упоминание имени Эрланда остудило его пыл. – Ты мне сказала, что колдун – один из детей Дэрона Серв Давикулю-са. Кем назвался Эрланд, и почему твой отец согласился его поддержать? – Он не назвался. Он доказал, что он старший сын старого императора, Терик. Терик… старший брат, исчезнувший во время их похода на север. Варг вспомнил, как они с братом радовались этой долгой поездке. Вспомнил искрящийся на солнце глубокий снег, в который проваливались лошади, пробивая его грудью… Нет, это было невероятно!.. – Как доказал?! – Тебе тоже придется это сделать… Многие будут думать, что ты самозванец. – У меня есть свидетели. – Свидетели – это не важно. Важен старый обряд на чистоту крови… Есть эликсир, который хранится далеко-далеко… Когда в него попадает капля человеческой крови, он сворачивается. И только если это благородная кровь, принадлежащая к трем изначальным родам, одним из которых являются Давикулюсы, то остается жидким, но принимает другой цвет… – Эда, о чем ты говоришь? Я никогда не слышал об этом! – Варг тряхнул головой: не шутка ли это? – Но если ты – это ты, тебе нечего волноваться, – она внимательно разглядывала его глаза. – Или ты боишься? - Нет. Я – это я… Но мне не по сердцу эти проверки… я не верю в них. – Есть тайное знание, сокрытое… – Да, я знаю… там, где тебя учили, где ты была… Где ты была? – Не сейчас… – Нет, сейчас. Рассказывай, – он видел, что она колеблется, и взяв ее за голову, заглянул в янтарные глаза. – Эда, это важно. Ты теперь знаешь, кто я. Все знают. Ты сама говорила, что это моя война. Пожалуйста, говори… – Я не устаю тебе помогать, – она пыталась высвободить голову из его руки. – Ты меня всегда берешь, как в клешни… – Говори! – Ты слышал что-нибудь про орден Ваара? – Орден Ваара? Он существует? – Что ты знаешь про него? – Ничего… вернее, отголоски старинных легенд. – Расскажи мне. – Далеко-далеко, на краю мира, среди гор, с которых никогда не сходят снега, раскинулся каменный город. Там живут потомки тех, кто пришел со звезд – в удивительном, загадочном замке, ставшем домом членам ордена Ваара. Его магистры сохранили умения, недоступные людям. Они вне мира людей. Им поручено отбирать детей… – голос Варга запнулся, – и растить их, передавая им тайное знание. Он замолчал. Что еще он помнил? Всё… – Да, правильно, – Эда подхватила его слова. – Они берут детей и растят их, передавая им умение, которое пришло не от людей, чтобы сохранить равновесие в мире. – Какое равновесие? Это у них ты была после марут? Это там ты встретила Эрланда? – Да, я жила в замке Ваара десять лет. И познакомилась с Эрландом в первый же день, и ушла тоже с ним… В мире существует равновесие. Это нечто выше человеческого понимания – не игра добра и зла или чьих-то желаний, нет… Скорее, это баланс… Баланс чего-то, чему нет названия. И когда в какой-то точке мира он нарушается, братья идут туда, чтобы его вновь восстановить. – И что они делают для этого? – Это решают те, кто их обучает. – Ты тоже из их числа? - Я могла бы, но я ушла… Не знаю почему… На каком-то этапе отказалась идти дальше, и мой учитель сказал: «Иди в мир. Он держит тебя, ты должна там исполнить некую роль. Если ты поймешь, какую, и выполнишь свой долг, ты сможешь вернуться». – Так ты… здесь… ты исполняешь свой долг? Какой долг? – Не знаю… Я покинула замок Ваара, вернулась в мою страну, к моему отцу. Я не забыла, чему меня учили, но потеряла связь с орденом. Мне захотелось помочь Эрланду в путешествии… У меня возникло желание увидеть мир моей матери. Я просто живу… но то, чему меня учили, мне помогает. Как много вопросов теснилось в его голове! Он не знал, какой выбрать. – И этот эликсир… Он хранится в замке Ваара? – Да. И он есть у Эрланда. Тот, кто назвался колдуном, твой старший брат. Ты мне говорил, что граф Бен тоже твой брат. Вам всем придется пройти проверку. Вместе… с Эрландом. Варг отпустил ее, перевернулся на спину. Он чувствовал себя плохо. Растянувшийся день вытекал, как песок из расставленных пальцев… Он снова становился заброшенным в мир, которым управляют неведомые силы, по сравнению с которыми его личная сила не имела никакого значения… Словно читая его мысли, Эда продолжала: – Ты меня попросил однажды передать тебе мое умение – искусство боя. Но искусства боя не существует. Существует искусство силы: как брать силу, ее распределять, ее отдавать… Люди потеряли это умение, или никогда им не владели. Я тебя научила брать силу из центра… Но не научила, как ты можешь наполнять центр силой. Он внимательно слушал: искусство убивать перетекало в искусство жить… – Ты можешь брать силу во время любви и в процессе боя. Я тебе сейчас расскажу, как наполнить твой центр силой женщины… Когда она получает удовольствие, тебе надо поймать это ощущение и втянуть в себя на вдохе – в живот… Помнишь место, на которое ты должен опираться? – Ее рука скользнула на животВарга чуть ниже пупка. – Здесь. Но ты при этом не должен терять голову, понимаешь? – Понимаю… Я должен удовлетворить страсть женщины, а сам оставаться холодным? – он смотрел на неподвижное озеро, мерцающее в свете уходящего дня и уже начавшее отражать луну. Как она всегда находила воду! На каждой стоянке, как лоза, дрожащая от предчувствия влаги. Варг вздрогнул, вспомнив, какой влажной она сама может быть… - Варг, тело – всего лишь инструмент, – Эда сказала это очень серьезно. – Есть законы, позволяющие его использовать максимально эффективно… Тебе надо взять меня, как прошедшей ночью, и когда почувствуешь, что я получаю наслаждение, ты должен дышать из меня в свой центр. Это трудно объяснить… Просто концентрируйся на потоках чего-то невидимого, что с каждым вдохом из моего тела пополняет твое. И ни в коем случае не потеряй семя, слышишь?! – Эда… А ты? Завтра мы идем в Монатаван… Тебе нужна будет вся твоя сила. Я справлюсь… – Нет. Женщина может взять силу от всего вокруг, – она повела рукой, как будто крылом огибая лес и озеро. – От деревьев, травы, земли, воды… – А мужчина? – Мужчина – только от женщины или в битве. – Может, ты ошибаешься? – зачем он с ней спорит? – Послушай, – она нервно повысила голос. – Я тебе предлагаю великий дар. Я предлагаю тебе мою силу… Похоже, ты не понимаешь ценности этого дара. Ну? Ты принимаешь его или нет? Варг никогда в жизни не чувствовал себя так глупо. Что вообще происходит? Она предлагает ему заняться любовью, а он отказывается? – Только не торопись, помни: ты не должен давать воли своему желанию, все время чувствуй свой центр, дыши в него, – Эда расстегивала его куртку. – Возбуди меня так, как ты делал уже… Но помни о себе. Ты делаешь это не для своей страсти, не для твоего удовлетворения, ты должен взять мою силу. Боги, какой серьезный у нее взгляд! Сердце Варга заколотилось во всем теле. Она полностью оплела своей силой, которая была не слабее его. Но Эда казалась встревоженной. – Боюсь, ты не сможешь… не сможешь сдержаться. – Я не знаю… – это была явь, и ему не хотелось больше ни грез, ни фантазий. Он наслаждался каждым чувством: ощущением тепла и гладкости ее кожи под своим телом, запахом сухих водорослей у кромки озера и ночных лесных цветов, теплом летней ночи, вкусом ее губ… – Послушай… я все сделаю сама, – Эда внезапно сжала рот. – Смотри мне в глаза. Если не сможешь ты, я буду контролировать тебя. Буду причинять тебе боль, чтобы ты не забылся… – Ты мне причиняешь боль постоянно, – Варг не помнил, когда он чувствовал себя настолько живым. Его руки узнавали ее тело, а память подсказывала: – Ты ранила мое колено, ты хлестала меня кнутом… ты ударила меня сапогом в живот… – Я выпустила тебя на свободу, я лечила твои раны, я учила тебя моему искусству, – шептали ее губы… – Я не могу… – он не мог уже сдерживаться. Острые ногти вонзились ему в спину. Она провела пальцами, безжалостно разрывая его кожу. – Ты мне постоянно делаешь больно, ты царапаешь меня! Варг чувствовал, как ее дыхание участилось, он видел, как темнеют ее глаза – ночь была лунной, – почувствовал удар теплой волны в затылок. Она куснула его язык слишком сильно для любовной ласки. – Не уходи, – приказала из последних сил, начав постанывать. Боль во рту и вкус крови вернули его в этот мир. Он весь дрожал от желания, но уже контролировал происходящее. Эда обмякала в его руках… – Ты меня кусаешь до крови, – продолжал он, смеясь. – Дыши… дыши, как я тебя научила, – она улыбнулась и закрыла глаза. – Ты тоже… ты тоже делаешь мне больно… Варгу захотелось остановить это мгновение, когда она умирает в его руках, когда он чувствует, как пульсирует все у нее внутри… Когда они так живы, когда жизнь так полна. Как жаль, что невозможно навсегда остаться в мгновении счастья, и оно проходит так быстро! Эда вздохнула и открыла глаза. Ее зрачки стремительно сужались. Облизнула губы, крепко взяла его за плечи, всматриваясь в глаза, пропадающие в надвигающейся тьме. Облако закрывало луну… – Ты смог? У тебя получилось? – Смог. – Варг ощущал плотный теплый шар внизу живота. Он чувствовал свой центр, как будто тот был отдельным от него существом… Она торжествующе улыбнулась: – Надо возвращаться. Завтра мы берем город. Нужно хорошо отдохнуть…
Когда они вернулись в лагерь, уже горели костры, и запах еды проникал в ноздри, возбуждая аппетит. Эда повернула в сторону своей палатки, достала сумку и вытащила завернутый в тряпицу твердый как камень сыр. Дита возилась у подвешенного котла. Она словно колебалась, разглядывая, как девушка кладет в рот маленький кусочек чего-то, на ее взгляд, совсем непривлекательного, вздохнула полной грудью, налила суп в миску, которая сразу стала горячей. Надо было взять тряпку, чтобы не обжечь ладони. Женщина подошла к Эде, сунула ей тарелку. – Ешь. – Что это с тобой приключилось сегодня? – девушка с удивлением посмотрела на нее. – Нужно, чтобы ты поела! Ты ничего не ешь. Как будто воздухом одним питаешься! Эда нахмурила брови и сразу стала грозной. Дван остерегался ее. Ее все побаивались. Дита подсела поближе, продолжая совать миску с чечевичной похлебкой. – Нужно, чтоб ты немного поправилась. – Кому нужно? – Эда вытянула тонкую шею, внимательно всматриваясь в глаза собеседницы. Дита замешкалась. Сказать… или не сказать? Помимо ее воли глаза рыжей женщины забегали. – Тебе нужно, Варгу нужно… то есть императору. – Императору? Что нужно императору?.. А ну-ка постой… Это он сам тебе сказал? – Эда подсела к ней совсем близко, касаясь худым бедром. – Что он конкретно сказал? – Ну да, он… – Дита совершенно растерялась. Она никогда не думала, какое место занимает Эда в ее жизни. Однажды утром та пришла в кузницу, спросила: «Хочешь уйти к Двану?» – о чем-то долго говорила с мужем и забрала ее. Все складывалось вокруг как бы само собой. Дита никого не замечала, кроме любовника. Как же она относится к ней? Как к госпоже? Женщина выжидала, прислушиваясь к себе. Нет, она не боится ее. Уважает? Да, уважает, но и… любит! Как она не заметила, что полюбила эту странную девушку-воина? – Император сказал, чтобы я заботилась о тебе, если уж ты забрала меня с вами. – Повтори, пожалуйста, его слова. Вспомни точно, что он сказал. Дита глубоко вздохнула и порылась в памяти, припоминая эпизод сегодняшнего утра. – Варг… ой, император сказал, чтобы я тебя кормила… Что ты ничего не ешь… и худая, как голодная лисица… – Он назвал меня голодной лисицей?! – Да, – новоиспеченная кухарка доверительно подвинулась к ней, прижавшись пышным боком, и продолжала, приглушив голос: – Поверь мне, мужчины не любят, когда женщина слишком худая. Всегда должно быть что-то, что можно обнять, потискать… чтобы не было ощущения, что они спят с поленом. Эда внимательно слушала, не шевелясь. – Он сказал, чтобы я спросила, что ты любишь. – В каком смысле? – Ну, в смысле еды… Что ты любишь есть? Девушка на минуту задумалась, потом неуверенно ответила: – Рыбу… сыр… малину… Дита уже расслабилась. И чего, интересно, они все боятся ее? Из темноты показалось напряженное лицо Двана. Эда смотрела в костер. Женщина сделала головой в сторону палатки движение, которое сидящая рядом не уловила. Воин вышел из темноты и быстро направился к ним, взял сумки с земли и ушел… – Что… что он делает? – Эда словно только его заметила. – И еще император приказал, чтобы твои вещи перенесли к нему, – Дита хихикнула и толкнула ее плечом. Сейчас она уже сама не сомневалась в том, что они друзья. – Он сказал, что хватит тебе спать, положив голову на седло и завернувшись в плащ у костра. – Это все? Дита задумалась… Ах, как она забыла! Она растерянно оглянулась. Дван уже ушел с тюком вещей. – Ой! Еще нам надо расчесать тебе волосы! У тебя есть гребень? – Есть ли у меня гребень?! – Если у тебя нет гребня, я отдам тебе свой. И попрошу Двана вырезать мне и тебе новые, из орешника. – Дита, о чем ты говоришь? – воскликнула Эда, и ее голос сорвался. – Что он еще сказал? – Это все… – О-о-о, – и не нашлась, что ответить… Когда она поздним вечером вошла в палатку к Варгу, он все еще изучал карту Монатавана. Поднял глаза и улыбнулся. Ее волосы цвета степной лисицы были тщательно расчесаны. – Еще кое-что… – О боги, – Эда закатила глаза. – Что еще?.. – Хватит называть меня Варгом. У меня есть настоящее имя. Меня зовут Дэв.
Из раздумья Эрланда вывел шум приближающихся шагов – к нему входил шах. При взгляде на это изысканное, тонкое лицо в памяти всплыло узкое лицо Эды. Южный правитель приехал не только со слугами, но и с любимыми животными. Колдун еще раз искренне поразился его манере везде окружать себя комфортом и ни при каких обстоятельствах не расставаться со своими привычками. Сейчас с ним в комнату протрусил и любимый зверь – высокий, стройный и грациозный, как и его хозяин, гепард. – Эрланд, я хочу отправиться к Монатавану, – без предисловий начал правитель Дравийского царства. – Мне не нравится, что ты отправил мою дочь одну с войском. Эрланд хрустнул пальцами. Ему и самому это не нравилось. – Воктир, ты знаешь свою дочь. Она неуправляема. Эда делает что хочет. Ты не смог ее удержать. Почему ты думал, что смогу я? Шах сел на стул напротив собеседника. Между ними стояли шахматы, ярко освещенные солнцем, заглядываюшим в спальню через распахнутое настежь окно. В комнату вместе с пришедшими влились звериные запахи. Колдун подумал, что Воктир сам напоминает этого гепарда, с которым никогда не расстается. – Я пообещал ее тебе. Я думал, что ты сможешь ее удержать, сможешь ее укротить. Что, благодаря тебе, она займет положение, принадлежащее ей по праву – место властительницы. А вместо этого она продолжает вести жизнь наемника! – Я сожалею, что разочаровал тебя. Но ты знал, что она хочет увидеть Север… – Увидеть Север, да. Но она повернула с войском на запад и сейчас стоит с осадой у Монатавана! Мы не договаривались, что моя дочь будет сражаться в армии Валласа. Шел разговор, что ты сделаешь ее королевой Тареша, а меня – властителем Востока. Ты можешь мне объяснить, что происходит? Эрланд сам не знал, что происходит. С момента переворота он перестал узнавать Эду. Она вдруг отдалилась от него, став чужой, начала избегать его. От девушки совсем нет писем, и в ответ на его послания она ни разу не откликнулась… Колдун вспомнил, как, озабоченный этой ситуацией, решил воспользоваться магией. И увидел Варга и ее… вместе. Он еще раз прикоснулся к открытой ране в своем сердце: видению того, что показалось в зеркале, что терзало ему душу… Лицо Варга в Вирсандии, столице Тареша – и тот же образ в замке Арута… И ее – стройную миниатюрную девушку в объятиях этого медведя. Он не хотел это вспоминать, но вспоминал беспрестанно. Увиденное было так невозможно, что поначалу он отказывался в это верить. Однако чем дольше Эрланд об этом думал, тем больше незаметных мелочей подсказывала память. Они выбрали этого драага из целого списка воинов, на которых можно было бы опереться в момент свержения правящей семьи. Выбрали за ту силу, которая стояла за ним. Он, изучавший магию, почувствовал сразу, что его оберегают мертвые, его хранит сама смерть. Для чего?.. Тогда он не задал себе этот вопрос. Увидев, как Варг расправился с пятью могучими воинами из Морского Народа на арене цирка, Эрланд обрадовался. Именно такого человека он и искал: который сам не убоится ничего и за которым смогут пойти люди. Как Эда тогда смотрела на него, прищурив свои янтарные глаза! Смотрела, и в ее глазах читалось восхищение… Она никогда никем не восхищалась! Потом, когда девушка вызвалась идти к гладиаторам в подземелье, Эрланд тоже обрадовался, как и предложению Тариса Бена убить наследников. Он знал, что ее, воина ордена Ваара, можно смело отпускать куда угодно. Сейчас он отчетливо вспомнил, какими задумчивыми показались ему глаза Эды, вернувшейся утром после встречи с гладиаторами… Потом он выпустил их обоих из внимания. Он не наблюдал ни за бывшим драагом, ни за ней, окунувшись в круговорот дел, которые было необходимо решить сразу после переворота. Сейчас, с помощью людей, которые были в замке, ему удалось восстановить происходящее. Эда вызвала Варга на поединок и ранила его… Затем приходила к нему в спальню и лечила… Потом прямо во дворе замка учила его каким-то своим воинским фокусам. Пришла на праздник, устроенный графом Беном солдатам, хотя не любила и никогда не посещала подобные публичные забавы. Более того, она танцевала с бывшими гладиаторами! Танцевала, как будто была одной из приглашенных в тот вечер девиц! Эрланд вспомнил ее слова, сказанные ему однажды: «У него красивые глаза, у этого драага… Есть ли на севере зеленый лед? У него глаза цвета зеленого льда…» Неужели случилось непоправимое? Неужели Эда полюбила Варга? Или это просто каприз? Каприз девушки, никогда не знавшей мужчины и захотевшей попробовать плотскую связь? Колдун терялся в догадках и проклинал себя за то, что сам предложил ей всё: пойти к гладиаторам в ночь перед переворотом, вызвать на поединок Варга, завлечь его обещанием научить своему воинскому искусству. И, самое опасное, – отправиться с армией! Неужели этому бывшему рабу удалось то, что не удалось за все годы их дружбы ему, Эрланду? Внушить ей любовь?! Нет, это невозможно! Он не хотел в это верить. Уже успокоился на мысли, что это всего лишь плотская связь, и она скоро закончится. Драагу не хватит ни умения, ни ласки, чтобы заменить женскую любовь, к которой Эда так привыкла и которую не собиралась менять на другие отношения… – Мы договаривались, что от нее требуется лишь отправлять донесения о том, что происходит в армии. Как складываются отношения между командующим, принцем Издой Корноуэлом, и выпущенным на волю в день переворота гладиатором Варгом, возглавившим полк… – Кстати, я хотел поговорить об этом бывшем драаге, – шах не отрывал от лица Эрланда внимательных черных, как у Кавады, глаз. – То, что ты писал о нем, и то, что известно мне сейчас, значительно расходится. Этот человек, которого называли королем арены, стал на самом деле уже королем армии! Войска Валласа до сих пор не приняли ни одного сражения, потому что народ твоей страны рвется служить под его началом, и люди все прибывают и прибывают! Если он возьмет Монатаван, он, по сути, объединит страну. Тебе не кажется, что иметь такую фигуру, которая затмевает правителя, опасно? Эрланд оторвался от шахматной доски и поднял глаза на шаха. Солнце опустилось, его лучи больше не заглядывали в комнату, сразу потянуло холодом… Почему дворец Вандервилля всегда казался ему таким неприветливым, холодным и мрачным, несмотря на обилие солнца и теплое море, плещущееся рядом? – Воктир, на момент переворота у нас не было выбора. Были только два человека, которые смогли осуществить задуманное мною: начальник военного гарнизона Вандервилля Тарис Бен и гладиатор Варг. Мы победили, потому что они поддержали план свержения Травалов. – По первоначальному плану – мы же договаривались! – граф Та-рис Бен должен был быть убит при входе моего флота в Вандервилль. А ты дал ему ускользнуть… Эрланд снова опустил глаза на шахматную доску. Да, это была правда. А почему он дал ему ускользнуть? Это был единственный человек, который мог увести Каваду и избавить его от необходимости видеть эту женщину по нескольку раз в день. И как же он был неправ! Что за силы тогда одурманили ему голову, что он согласился на отъезд графа?! - Граф Бен – единственный военачальник, способный заменить бывшего гладиатора Варга в армии. Когда он вызвался отправиться за войском и встать на место драага, я счел разумным поменять первоначальный план. Стук в дверь прервал их разговор. На приглашение войти дверь отворилась, и показался Нодвиг, новый командующий гарнизоном столицы. Среднего роста, очень подвижный и сильный, с русыми волосами, виднеющимися из-под армейского шлема, воин подошел к столу. И беседующие увидели, что он чего-то боится… и нервничает. – Простите меня за вторжение, – неуверенно проговорил военный. – Прилетели птицы… – Что случилось? – Эрланд нахмурился. Что еще судьба уготовила ему? Сердце глухо стукнуло. Нодвиг положил на стол два смятых тонких свитка, отсалютовал и поспешно удалился, даже не дождавшись позволения уйти – будто убежал. Южный правитель откинулся на стуле, грациозный и стройный, как и его гепард. И так же, как это животное, без намордника и цепи лежащее у его ног, полный опасной силы. Предчувствуя непоправимое, колдун развернул донесения, и ему стало понятно поведение командующего. Это было неслыханно! – Варг… – он поднял на собеседника растерянные глаза. – Варг объявил себя последним императором, много лет считавшимся убитым. Он назвал свое имя – Дэв Джур Серв Давикулюс… Шах вскочил так стремительно, что гепард метнулся в сторону, словно испугавшись реакции хозяина. – Это может быть правдой?! Ты мог не узнать собственного брата?! Эрланд уже овладел собой. Дэв… Дэв и Тимур, два его младших брата. Он никогда их не любил, как не любил и никого из своей семьи. Вспомнил шустрого, подвижного Тимура и так не похожего на него медлительного и задумчивого Дэва. Они были близнецами, но природа словно разделила поровну человеческие качества между ними. То, что было у одного, отсутствовало у другого… Неужели Варг его брат?! – Воктир, когда я ушел из дома, мой младший брат, а, вернее, братья-близнецы сопровождали отца в его поездке на север. Им было по девять лет, и я совершенно не помню их лиц. Темноволосые маленькие мальчишки… Нет! Я помню! Как я мог забыть? Глаза… – колдун вдруг как будто обмяк телом и уменьшился ростом. – Отец всегда шутил, что у Дэва глаза, как зеленый лед Севера. Отец говорил: «Дэв будет королем Севера»… Шах внимательно следил за ним, стоя спиной к окну. Эрланд, говоря, повернул голову в его сторону, однако собеседник лишь силуэтом угадывался на фоне света заходящего солнца. Эда… Эда сравнивала глаза Варга с зеленым льдом… Сравнивала, никогда не видя ни льда, ни снега! – Это после той поездки твоего отца пропала королева Севера? – вдруг поинтересовался Воктир. – Да, после нее… – Ты знаешь, что там случилось на самом деле? – Не больше, чем другие, – колдун отрицательно покачал головой. – Я покинул дом во время отсутствия отца и никогда больше не видел ни его, ни братьев – никого из семьи. Говорили, что отец посетил королеву Севера и отправился домой. Вскоре после его визита она сгорела вместе с дочерью… – Да, но люди говорили и другое… Говорили, что император предлагал ей стать его второй женой. Он был уроженцем Тареша, на востоке это принято. Женщина отказала, и старый император отомстил… А еще ходили слухи, что ни королева, ни ее дочь не погибли – император взял их в плен. А сожгли просто дом, в котором жили правительницы Арута, вместе со всеми свидетелями. – Я не думаю, что это правда… Нет! Что ты хочешь сказать? Что за все эти годы, за все время правления поставленной моим отцом во главе северной страны семьи Корноуэл… за то время, пока войско Даневана дошло наконец-то до Арута, королева или ее наследница, будь они в живых, не воспользовались бы случаем восстановить свою власть?! Я не верю в это. Людям присуща склонность наделять ушедших правителей чрезвычайными способностями и окутывать обстоятельства их смерти тайной. Нет, если бы королева Севера осталась в живых, она бы уже объявила себя… Шах усмехнулся: – У меня была жена из этих краев. – Мать Эды… – Да, мать Эды. Люди Севера непредсказуемы. У них есть нечто, чего никогда не встретишь у представителей других народов из других земель. У них странные законы и обычаи. Я хорошо помню жену, несмотря на то, что она умерла много лет назад… Иногда мне кажется, что я никогда никого не любил так, как ее, – шах обошел разделяющий их столик и задвинул стул. Он смотрел в глаза колдуну. – Эрланд, я до сих пор чувствую, что рана, нанесенная ею мне, кровоточит. Я не смог залечить ее за долгие годы ни с одной из других женщин. Открою тебе мою тайну: мне всегда хотелось отправиться на север. Увидеть то, о чем мне рассказывала она. Может, в этом своем путешествии я встретил бы ту, с которой смог наконец-то ее забыть?.. Ты любишь мою дочь? – Да, – тот, кто называл себя Эрландом, тоже встал. Он был выше шаха. – Тогда собирайся. Мы не будем больше ждать. Ты говоришь, что граф Тарис Бен отправился, чтобы заменить гладиатора Варга? Мы поедем сами и проверим, выполнил ли он твое указание. И зачем на самом деле уехал этот человек, который должен был быть убит в час моего прибытия в Вандер-вилль. И мы встретим этого Варга, или Дэва… или кто он там есть, и сами разберемся, твой ли он брат. Эликсир Ваара со мной, Эрланд. Мы выезжаем завтра утром. Готовься, – шах повернулся и упругим шагом вышел. Тот, кого считали колдуном, проводил его глазами. Походка южного властителя напомнила ему стелющуюся поступь Эды. Ну что ж, это хороший повод вернуть девушку… и убрать соперника. Совершенно неважно, брат он ему или не брат. Он отказался от семьи много лет назад. Сейчас он хочет восстановить то, что потеряли Давикулюсы. Это он, Терик Давику-люс, должен был стать правителем Империи после смерти старого императора, своего отца. Если бы он им стал, Империя бы не рухнула! Это Дэв допустил, что мажордом Травал интригами и изменой смог захватить власть! Это Дэв допустил, что дорогой его сердцу Тареш разорили и сровняли с землей, люди опустились до скотского состояния, аристократы погибли, чернь подняла голову… И если Варг сказал правду и он действительно его брат – он заслуживает смерти. Он должен быть наказан! И тут Эрланд подумал, что есть у этого предприятия и другая сторона: если он последует капризу Воктира, то безоружным явится на территорию врага! Он приедет к нему один в компании этого вздорного южанина, который тут же может поддержать Варга, как поддержал однажды его самого. К нему – лучшему воину страны, окруженному сотнями… нет, тысячами вооруженных до зубов людей! Нет, он не должен идти на поводу у этого сумасшествия… Пусть шах, если хочет, посетит дочь. Взять весь гарнизон столицы он не сможет. А у него, Эрланда, есть весомая причина, почему он должен остаться в Вандервилле: некого оставить вместо себя. Отсюда он и понаблюдает развитие всей новой мизансцены. Где объявится граф Бен и объявится ли вообще… Когда приедет Верон… Куда дальше пойдет Варг с армией… Как поведет себя Воктир после встречи с дочерью… Да, отсюда ему лучше будет рассмотреть сложившееся положение дел и обдумать, как правильнее расставить фигуры, чем пришлось бы делать это там, на месте, раздираемому шахом, Эдой и еще неизвестно кем – метаться, не понимая, кто управляет ситуацией… Колдун еще раз вспомнил отражение в зеркале: два нагих тела, прильнувших друг к другу… Этот человек должен быть наказан! И будет наказан, кем бы он ни был, за то, что осмелился взять женщину, которая была предназначена и обещана ему! Посмел взять ту, которую не посмел взять он, Терик Давикулюс! Эрланда терзала душевная боль. Он подошел к бюро, взял свиток, открыл чернильницу, наточил перо и начал писать: «Человек, известный под именем Варга и объявивший себя последним императором, должен быть убит немедленно. Это воля твоего отца». Он запечатал послание и позвонил в колокольчик. Вошедший слуга получил приказание разыскать гонца, и, когда человек в дорожной одежде вошел к нему под вечер, Эрланд сказал: – Ты можешь загнать всех лошадей. Эта депеша должна быть доставлена так быстро, как только возможно. Если приказываемое в письме будет выполнено в течение одной недели, ни ты, ни твои дети больше никогда не будете вынуждены работать. Спеши!
Глава восьмая БЕГСТВО МИРЫ
Орана, опираясь одной рукой на Свара, а другой на палку, спустилась во двор. Только светелку пересекла и сошла всего на три ступеньки, а уже так устала, что ноги не держали. Молодой человек подставил ей пустой бочонок, и старая женщина села, уже ничего не видя – все вокруг заволокло туманом, зазвенело в ушах. Кто-то поднял ее на руки и понес, уложил на лавку. Мир вокруг становился на место. Она открыла глаза: над ней хмурился Горий… – Куда ты пошла?! Неужели не чувствуешь, что слаба еще? Орана села, оглянулась. У двери стоял Свар. Юноша, словно стремясь искупить вину матери, не отходил от старой женщины, ухаживал за ней, как за младенцем. - Иди, Свар, оставь нас, – отправила она его властным жестом. И продолжила: – Только преодолением своей слабости силу верну. Нельзя мне расслабляться, дорога долгая меня ждет, предначертанное должна справить… – Что ты говоришь, Орана! – воскликнул Горий. – Раненые воины и те лежат, пока раны не затянутся, а не бегут в новую битву. – Молодые отлежаться могут, да… У них впереди вся жизнь. – Сколько лет тебе? – Семьдесят семь. – Почтенный возраст… У нас стариками зовутся помоложе тебя… Считаем, что заслужила ты покой. Оставайся у нас. Займи место свое, Великая Мать! Хватит оплакивать ту, кого не смогла защитить, довольно бередить свои раны! Сними с себя проклятие, наложенное тобой же. Стань снова во главе нашего народа! Узнав, что вернулась ты к людям, соберутся все вновь, не будут прятаться по норам да бегать от мародеров Валласа. Поднимется земля наша с колен! – Или думаешь ты, что не болит у меня сердце, глядя, как слабеют северные люди и прячутся в лесах, подобно зверям? – Орана резко села и посмотрела на Гория. Глаза ее пылали гневом. – Думаешь, потеряв дочь, потеряла я и интерес к моему народу? Нет! Тайну тебе открою, ибо спас ты меня. Не я вернусь, но кровь моя… Не пропала бесследно девочка моя, украденная императором. Осталась кровь наша в мире среднем. Горий откинулся назад, словно онемел… И разразился словами: – И вы молчали?! И вы молчали все эти годы, позволив чужеземцам владеть Севером! – Да, мы молчали, – продолжала Орана, восседая на лавке, как орлица на дереве. Ее нос с горбинкой стал еще острее, большие глаза запали. – Молчали, чтобы не оказаться на месте рыцарей Арута. Могущественная древняя магия еще доступна людскому племени. И было пророчество, что если исчезнет королева Севера, на землю сойдет король – великий король. А осталась бы я, подняла всех людей на битву с императором, то сгинула бы и сама, и дочь мою погубили во младенчестве враги наши. И не осталось бы крови Вирга и королевы Севера на земле… А случись это, не смог и дух древнего владыки тело найти, дабы объединить снова нашу страну и сделать ее великой. – Если древняя магия осталась доступна людям, как же не отомстила ты, Орана, за похищенную дочь свою, за поруганную честь королевы Севера? Почему ушла в лес, подобно раненой волчице? - Как не отомстить? Нельзя зло оставлять безнаказанным! – старуха улыбнулась и выпрямилась, гордо вскинула голову. – Неужто, ты думаешь, королева Севера не знает этого? Пламенем вспыхнули глаза Гория: – Так значит, неспроста умер император от страшной болезни, и род его развеяла смерть? Не случайно пала Империя? – Да, – сказала Орана мощным и низким голосом, как будто вернулись к ней силы. – Старый Давикулюс понес наказание и принял смерть в муках. Но только род его не исчез, живы его дети. Три брата вернутся на трон. И один породит младенца, в тело которого уже сходит король Севера. Осталась жива дочь Дэрона, ставшая женой воина племени дальнего, неведомого… И наследника терзает кровь его, зовет домой. Так что объединятся снова семьи, в незапамятные времена прокатившиеся волной по всем землям и развеянные по миру, словно семена на ветру. Кровь правителей возрожденной Империи обновит мой род – род легендарного Вирга и королевы Севера…В доме с большой печью и подвальными помещениями, где жила раньше на первом этаже Мира, а на втором спали дети, теперь поселилась Орана. Место ушедшей Паски заняла другая женщина – пожилая, но все еще подвижная Тарина. Она была моложе северной ведуньи, но старше жены Ландоса. Во всем ей помогал Свар. Горий, взявший на себя роль старшего после разоблачения Миры, остался там, где жил и прежде. Вечерами сходились к Оране. Все негласно склоняли перед ней головы и старались сесть поближе, ловили каждое ее слово. Старуха не церемонилась, не боялась отправить гостей, если они ей мешали. Лишь за ужином, когда в поселении принимали самую обильную за день пищу, позволяла собираться в большую горницу всем желающим. У Свара, с тех пор как его мать заключили в подземелье, припадков с потерей сознания не было. Он ходил за скотиной… После отъезда Домира и Паски у них остались две дюжины лошадей и сотня коз. Старые женщины начали приручать лосей и по утрам теперь отправлялись в лес за лосиным молоком для самых маленьких деток и Ораны. Она медленно поправлялась, начала выходить и делать пешие прогулки. Вначале Свар пытался быть все время с нею, но как только перестала выздоравливающая страдать сильным головокружением, ходила уже сама, опираясь при необходимости на посох. Сегодня первый день отошла относительно далеко, с ватагой детей постарше, отправившихся за ягодами. Горий накануне ушел с охотниками в лес на несколько дней, забрал всех лошадей, осталась лишь пара жеребят. Малых ребят, уставших за время утренних игр, напоили молоком и уложили отдыхать. Солнце висело в зените. Во дворах никого не было. Не было и странной птицы – черного большого ворона, не отлетавшего от Ораны, постоянно сидящего на ее плече. Свар вышел во двор и еще раз огляделся: ни души… Озираясь, будто опасаясь появления кого-то, медленно вошел в избу. Еще раз встал и прислушался, обшаривая глазами округу. Ни звука… Юноша бросился к печи, схватил большой железный ключ, висевший вместе с лошадиной сбруей, быстро поднял крышку в подполье и сбежал по ступенькам вниз, куда сразу же влился сверху дневной свет. Побежал по проходу, стуча в каждую дверь и зовя: – Матушка, отзовись! Где ты? Мгновение спустя из дальней двери раздался стук, и глухой голос позвал: – Свар, мальчик мой, здесь я… Молодой человек бросился открывать замок. Руки не слушались его. Он нервничал, пальцы дрожали, на лбу выступили капли пота. Делал попытку за попыткой, но не мог повернуть ключ. – Потяни на себя… потяни на себя и приподними дверь, – торопливо зашептала Мира с другой стороны. Свар долго еще возился с ключом, наконец ему удалось открыть дверь. На него пахнуло сыростью, невыносимой вонью. Юноша задержал дыхание. Из своей темницы выскользнула Мира: исхудавшая, побледневшая, с черными кругами вокруг глаз и рта, без головного убора, со спутанными волосами, кое-как заплетенными в косу. Теперь уже вдвоем снова прислушались… – Мама, беги, – зашептал сын, смотря на нее испуганными, вытаращенными глазами. – Идем вместе! Пошли на юг… Выйдем из леса – никто не догонит нас. Пусть они здесь сами… кончилось наше время. Там наш замок ждет нас, еще найдем верных людей, – Мира схватила его за руку. – Быстрее! Собрал ли ты вещи? – Какие вещи? Снаружи раздался какой-то звук, и оба замерли, содрогнувшись… - Дерево скрипнуло? Вошел кто-то? – женщина скользнула к лестнице и, поднявшись на несколько ступенек, выглянула в горницу. Снова повернулась к юноше – неподвижному, заливающемуся потом, с дрожащими руками, по-прежнему стоящему у двери, которую он только что открыл. – Приготовил ли ты вещи в дорогу, Свар? – Нет… – он отвечал как во сне. Мать прикрыла глаза, вздохнула, заставляя себя успокоиться. – Мальчик мой, надень хорошую обувь. Возьми самый теплый плащ и самую добротную одежду: штаны, пару рубах, куртку. Не забудь лук и ножи. Жду тебя у излучины, где ты в прошлый раз упал. Помнишь? – она действовала и говорила быстро, как будто уже много дней ожидала, что сын освободит ее. Выскочила из подполья, оставив его открытым для Свара, оглянулась, словно в поисках чего-то. Выглянула из избы и увидела входящую в поселение через открытые днем ворота Орану с посохом в руке и вороном на плече. Большой дом, в котором она жила, был как раз наискось от входа в село. Мира отшатнулась, прижалась к стене, судорожно оглядела все вокруг себя… Она была босиком, на теле лишь сарафан да грязная рубашка… Бегом, прыгая через две ступеньки, поднялась наверх, схватила одну из лежавших на травяных тюфяках шкур, скатилась с лестницы вниз. Сняла топор, закрепленный на стене рядом с печью, распахнула настежь окошко в торце избы и вылезла, одним рывком рванув на себя оставшуюся в горнице шкуру. Только выскочила – и замерла, услышав медленные, тяжелые шаги. Ведунья подходила к избе, поднималась по ступенькам… Ворон сидел у нее на плече. Старуха вошла в дом. Босиком, сжав в одной руке топор, а в другой плохо выделанную кожу, бросилась женщина к единственному выходу из поселения, через который только что вошла Орана. И снова остановилась… Из избушки донесся пронзительный, страшный крик – крик нечеловеческой муки… Вся кровь отлила от ее и так почти бескровного лица. Поняла Мира, что случился припадок с сыном. Она замешкалась и уже было развернулась, чтобы вернуться… Заскрипела дверь, из соседней избы кто-то вышел. Беглянка не стала больше задерживаться. Рысью преодолела небольшой мост и побежала в противоположную от натоптанной дороги сторону, через заросли ежевики и падуба, в непроходимую чащу. И услышала знакомый ненавистный звук: над ней кружил, каркая, ворон…
Орана вошла в избу одновременно со звуком падения чего-то в подполье. Увидев открытый проход в подвал и распахнутое настежь окно во двор, тут же поняла, что Мира сбежала. Кто выпустил ее, не сомневалась и секунды – Свар… Вздохнула и спустилась к нему, бьющемуся в судорогах на каменном полу. Ведунья трезво оценила свои силы, не стала поднимать его в светлицу, пошла за помощью. А та уже и подоспела: пара стариков, живущих по соседству, услыхали крик припадочного. Увидели они краем глаза и метнувшуюся из ворот Миру, да не заметили, куда побежала она. Тут как раз вернулись и дети с Тариной. Все вместе подняли они Свара из погреба, уложили в горнице на лавку. Только к вечеру он перестал биться и вздрагивать, впал в забытье. – Что делать будем? Что скажешь нам, Великая Мать? – хмурилась Тарина. – Охотники, парни да мужчины, ушли за добычей на несколько дней. Сильных не осталось у нас, чтобы можно было послать за сбежавшей пленницей… – Оставьте ее, – подняла одну руку Орана, держа в другой ежевичный чай с медом диких пчел. – Спрашивала я руны в пути. Знала, что встречусь с преступницей, послужу причиной ее гибели. Не оставит Миру на этом свете господин Ландос, а его дни уже сочтены, если остается еще в мире этом. Заберет он ее с собой. Счет у него к ней, не здесь начатый… Как окончится срок его жизни – и супруге за ним уходить. Оставьте жену с мужем, не живым уже о ней заботиться. – Великое знание в тебе сокрыто, Великая Мать! – воскликнул один из старцев, с трудом покинувший свою избу и пришедший вечером в светлицу, чтобы посидеть со всеми. – Великое знание, которое пришло из прошлого! Почему ты позволила сокрыть его?! Почему не восстановишь умение читать будущее людьми? Почему не начать возрождать страну, вновь объединять ее? Не закончены еще твои дни! Только дай знать, что королева Севера перестала оплакивать дочь и сняла траурные одежды, разойдутся люди и соберут снова под твою власть все племена… – Нет, – Орана покачала головой. – Сильная кровь покинула наш край… Не в моих силах защитить оленей, когда в округе за ними охотятся волки. Пусть продолжают пока разбредаться. Может, кто-то уцелеет… – В большом стаде охранят оленят малых от хищников взрослые животные, – подала вдруг голос Тарина. – А если разбредутся семьи рогатых, то как оборониться от врагов, шастающих по лесу? – Если это здоровые олени и лоси, – старуха выпрямилась на скамье и повернула точеную, сухую голову к говорящей, – не страшны им ни волки, ни лисы, ни рыси, ни медведи. Сами знаете, что слабых и старых убивают хищники. Мудрость самой земли регулирует законы, которые не охватить человеческим разумом. Если ослабели лоси и олени – нечего им больных плодить. Пусть волки сделают свое дело. На место больных всегда придут здоровые и сильные. – А если оленей совсем в лесу не останется? – спросил с горечью самый старый человек. – Значит, пусть отдохнет лес, пока из других краев не проникнут на освободившееся место новые табуны, а отощавшие без пищи хищники не уйдут в другие края, где в свой черед появятся больные да слабые… Только природа может править и жизнью человека. Как возомнит себя кто разумом выше природы, так, считай, начал готовить он себе смертное ложе. Наступило молчание в светлице. – Где ворон мой? Что-то не слышно его? – выглянула вдруг из избы Орана. – Куда он полетел? – Птица глупая… летает, где хочет, – произнес старик. – Нет! В этой птице разума поболе, чем в твоей голове, – гневно прикрикнула на него ведунья и добавила сердито: – Хватит болтать! Расходитесь спать, детям мешаете… – А с ним что делать? – кивнула Тарина на лежавшего в углу без сознания Свара. – Оставьте его! Не жилец он…
Мира в лесу ориентировалась плохо. Выросшая в замке на границе Валласа с Арутом, никогда она не охотилась сама, никогда не находила тропинок, проложенных зверем или людьми. Всегда был с ней кто-то, на кого можно было положиться: отец, братья, муж, слуги. Властность характера и положение знатной дамы с юности собирали вокруг нее толпы желающих услужить. И вот теперь, одна, хоть и сильной еще казалась себе, да с самого начала уже не знала, что делать дальше. Науке чтения следов и тропинок учил Свара его отец, Ландос Корно-уэл, учил охотиться и защищаться. А Мира, хоть и умела стрелять из лука, ловко разделать тушу убитого животного, но найти дорогу в лесу самой ей до сих пор не приходилось. Удалилась-то она достаточно от своих людей, ну а дальше что? Как найти ей дорогу через чащу на юг? Как добраться до своего замка, в котором состарившийся слуга продолжает разжигать очаг, возле которого давно уже никто не греет руки? Беглянка упала на дерновую подстилку, пахнувшую грибами и паутиной, заплакала. Болели израненные иглами и сучками ноги. Босиком идти невозможно… Остаток дня Мира провела, с помощью топора пытаясь смастерить из захваченной с собой шкуры обертки на ноги. Нашла лечебные травы, приложила к ранам. Подумала, что так далеко не уйдет… Солнце катилось к горизонту. Ей удалось сделать подобие обуви, закрепить ее стеблем гибкой лианы и защитить плечи от ночного холода. Услышала звук струящегося ручья, нашла его, вволю напилась свежей ключевой воды. Поела ягод ежевики – была голодна, словно вся ее жизненная сила взбунтовалась и просила пропитания. Надо было подумать, куда ей идти и когда идти, днем или ночью. Она немного знала звезды и, вероятно, могла бы по ним найти дорогу к родительскому опустевшему замку. Но ночью просыпаются и хищники… Как быть? Мира оглянулась и присмотрела себе укрытие неподалеку: заросли ежевики были приподняты выросшей маленькой осинкой. С помощью топора освободила пространство от гибких колючих стеблей и улеглась на остатки шкуры, оставшейся после сделанных ею обуви и накидки, уснула… Проснулась Мира от ощущения, что на нее кто-то смотрит. Открыла глаза в темноте уже наступившей ночи и наткнулась взглядом на четыре желтых точки. Волки словно ждали, когда она проснется, не хотели нападать на спящую. Первой прыгнула волчица. Женщина вдруг забыла про топор, лежащий рядом, и беспомощно подняла перед собой скрещенные руки, словно могла ими сделать себя невидимой или защититься от хищников. Волчица грудью опрокинула слабое дрожащее тело на землю и впилась в шею. Кровь наполнила пасть долгожданной сытостью. Волк рвал платье, не обращая внимания на окровавленные, отталкивающие его руки, подбираясь к животу. Погрузил зубы, легко пронзившие тонкую кожу, в мякоть такого на удивление беззащитного тела. Разрываемая парой волков, беглянка закричала страшным голосом, словно ожидая подмоги тех, от кого бежала днем…
Рано утром возвращающиеся с охоты мужчины увидели след пробиравшегося сквозь заросли человека. Горий спешился, двоих взял с собой, остальным велел оставаться на месте, пошел по оставленным следам. Хотя уже по крику ночному понятно было, что кого-то задрали в лесу хищники. Но кого? Как правило, северный мужчина-охотник не допустит такого, а дети и старики одни не ходят. Молнией промелькнула мысль: сын Миры освободил пленницу. И постепенно эта догадка только укреплялась в его голове. Горий увидел место, где женщина прилегла днем. Поднял с земли обрезки кожи, из которой она делала обувь. Пошел по смятой траве до ручья, оглянулся на резкий запах. Его товарищи не отходили от него, переглянулись… Под молодой осиной в клочьях цветастого сарафана и разодранной шкуры лежало то, что еще вчера было живой женщиной – страшные, еще не обглоданные начисто кости с остатками уже не кровоточащей, но еще не начавшей разлагаться плоти. Большой ворон, молчавший до сих пор, с карканьем перелетел на ель. Он уже выклевал ей глаза и высосал мозг. Лицо, шея впереди, живот, грудь и бедра погибшей были съедены зверями, лишь тонкие кисти и щиколотки синели сквозь бурые пятна свернувшейся крови. – Заберите ее, – кивнул попутчикам Горий. Скривился, словно брезгуя. – Как-никак человеком была, хоть и с черной душой. Предадим ее огню.
Охотники возвращались домой, завернув останки Миры в ею же сделанную вчера накидку. Пройдя через мост, к вышедшим встречать их детям и старикам, сложили в одной стороне добычу, а с другой положили труп. Орана, стоявшая впереди поселян, едва бросила взгляд на то, что еще вчера было человеком. – Приготовьте погребальный костер, – бросила коротко через плечо. Работы оказалось много, мужчины вернулись с богатой добычей. Пока те мылись и переодевались, женщины и старики расчистили место для костра и приготовили вязанку дров снаружи частокола. Никто не видел Свара, да и не искали его. Но кто-то вошел в большую избу, позвал остальных… встал у входа и не дал войти детям. На веревке, которой был обвязан последний марш лестницы, болталось тело юноши, с вываленным языком и черно-синим лицом… Сына сожгли вместе с останками матери.
Ворон учуял запах свежей крови, крови и недавно умершей плоти – самый вкусный запах на свете. Он взлетел на конек большойизбы, в которую только что вошла Орана. Дух приносил ветер с запада, куда катилось солнце. Расправил крылья и полетел… Летел и чувствовал, что потерял быстроту, разжирел. Месяцы, проведенные в этом затерянном в лесах поселении, явно не пошли ему на пользу. Немного покружил, потеряв след. Вот он… Наверное, мелкий зверь задрал птицу и не утащил, напуганный кем-то или чем-то. Ему достанется первый и самый лучший кусок. Он опустился на еще теплый труп перепелки и подивился: тушка была целой. Как будто кто-то оторвал голову птице и бросил тут же, чтобы кровь оросила землю и ветер понес теплый дух. Внимательно осмотрел мертвое тельце… Ну да, конечно, как же он не понял с самого начала, что это ловушка! К убитой птице никто не притрагивался. Это приманка! Для зверя или… для него?! Ворон снова расправил крылья, чтобы взлететь… Как же он отяжелел! Привык к кускам бросаемой ему пищи… Но подняться в воздух он уже не смог. Закрепленная вверху над тушей мастерски скрытая в листве сеть мгновенно накрыла его, заглушив карканье. Он увидел, как спрятавшийся в овраге человек бросился к нему. И тут же узнал его – шаман… – Не дергайся, – сказал Кхах тихо. – Я знаю, кто ты. И не причиню тебе вреда, если ты мне поможешь. Он ловко просунул руку под сеть и вытащил птицу, прижав клюв к ее груди так, чтобы ворон не мог его клюнуть. Тот только вращал темнофиолетовым глазом. Человек вывернул когтистые лапы и смотал их веревкой, надел на черную голову жертвы кожаный, дурно пахнущий мертвым ястребом колпак и засунул птицу в мешок. Каркай не каркай – никто не услышит… Шаман оглянулся, спрятал уже ненужную сеть, засунул убитую перепелку за пояс, свистнул, резво взобрался на вышедшего из леса буланого конька и повернул его к чаще.
Кхах почти не понукал коня. Лошадь сама знала дорогу, ловко пробиралась между деревьями, потом начала подыматься в гору, вновь спускаться, пересекала броды. Опустилась ночь, но маленькая лошадка останавливалась лишь по нужде. Не слезал и шаман с нее, пока рано утром не услышал знакомый шум воды. Конек вышел на берег, к хорошо спрятанной среди ельника избушке. Всадник пересек бурную реку, слез с лошади и снял с нее веревочную уздечку. Бесшумно двинулся к дому, озираясь кругом, как зверь, сжимая в руках длинный кривой нож и раздувая и так широкие ноздри, словно услышал чужой запах. Ворон сзади в мешке заворочался, издал глухой звук. Кхах молчал, ставил ноги осторожно, будто шел по льду. Подошел к избушке и дотронулся до комка свежей грязи на сходцах. Поднес к глазам налипшую глину с обрывком травы, понюхал. Мягко толкнул дверь, та открылась не скрипнув, но впустив внутрь солнечный луч. Этот луч и разбудил того, кто спал на лавке: маленькая головка с соломенными волосами вскинулась на тонкой шее. Девушка, нагая и очень юная, прикрываясь, прижимала к груди снятое холщовое платье. Шаман обвел взглядом избушку. Девочка забилась в угол лежанки и поспешно пыталась натянуть сарафан, который был ей явно велик. Больше никого не было. На полу лежала обувка – смятые куски кожи, в которые заворачивались ноги, без подошв и каблуков. – Чья ты будешь? Что здесь делаешь? – насупился шаман и вложил нож в ножны. Надевшая уже платье девушка совсем вжалась в угол и ничего не говорила. – Ну, отвечай! – повысил голос Кхах, подходя к незваной гостье. Она еще больше сжалась в комочек и закрыла глаза, как будто ожидала, что он ее не заметит, если она сама не будет на него смотреть. Хозяин избушки сел рядом. – Ты бежишь к кому-то или от кого-то? – От кого-то, – прошептала девушка, распахнув серые глаза. Шаман провел рукой по выбившимся у лба соломенным волосам. – Куда бежишь-то? – В лес… – В лесу волки… и медведи… – Там, откуда бегу, пострашнее волков и медведей… – Есть у тебя кто-то, к кому прийти можешь? Девочка отрицательно покачала головой. Кхах вздохнул, подошел к столу и положил на него шевелящийся мешок. Занялся своими делами, словно не видел беглянку. Снял обувь и остался босиком, повесил на сучок шапку. Пошел за водой, разжег в печи огонь, снова вышел, уже с топором и ножом, начал что-то мастерить… В его руках формировалась большая, крепко сработанная клетка. Достал ворона и посадил в нее, снял с его головы колпак, распутал лапы. Птица начала клевать руку, и тогда шаман больно дернул ее за ногу и сказал: – А ну, не шали! Сиди тихо. Вышел, разделал тушку перепелки, вернулся с какими-то корешками и стал варить суп. – И что мне теперь с тобой делать? – вдруг спросил, будто обращаясь к огню, над которым сидел. – Скажи, куда мне идти. Покажи путь, как на юг спуститься, в Валлас. - Что ты в Валласе забыла? – шаман повернул голову к девчушке. – Там люди живут, много людей… Я работать могу – по дому, за скотиной ходить. Кхах неодобрительно разглядывал девушку. – На севере маленькая девочка может гулять спокойно. Северные люди уважают женщин. Но стоит тебе выйти из Сумеречного Леса, попадешь в руки солдатам Валласа или крестьянам, надругаются над тобой, – он разговаривал, словно сам с собой. – Что же мне делать? – прошептала она, трогательно прижимая к груди руки. – Не знаю. Шаман пошарил рукой на полке над лежанкой и достал свои колдовские орудия. Щелкнул пальцами, зашептал что-то непонятное… Над черепом горного козла потянулся дымок и пополз к девушке. Солнце заглянуло в приоткрытую дверь и снова спряталось, но света было достаточно. От горящего очага распространялось тепло, да и сама избушка была теплой. Котел, в котором варилась птица с кореньями, стал отдавать приятный, аппетитный запах супа. Ворон, все наблюдавший из своей только сделанной клетки, негромко каркнул. – От немилого бежишь, – шаман не спрашивал, а утверждал. – Да, – пискнула девочка. – Правильно. Не суженый он тебе, – Кхах вглядывался в пустоту. – Великая честь ждет тебя, тебя… и меня. Дым протянулся и пропал. Ничто не нарушало потрескивания поленьев и звука бурлящей воды в котелке. Ворон в клетке не шевелился. – Не могу тебя силой держать, но если хочешь остаться – оставайся, хозяйство вести будешь. Научу тебя кое-чему… Не трону, не бойся, нельзя мне… – Хочу, – испуганно кивнула головой гостья. – Ты шаман? – Да. Как тебя звать-то? – Кари… А тебя? – Называй меня Кхах – имя для людей, людское… Давай, Кари, смастерим тебе лежанку. Негоже нам одной пользоваться… Ворон снова каркнул. Девушка перевела на него взгляд: – А птица у тебя волшебная? – Почему ты так решила? – Смотрит она на меня… как человек. – Да. Волшебная, – кивнул шаман.
Глава девятая КАВАДА СОВЕРШАЕТ УБИЙСТВО
Тарис безжалостно погнал коня, не обращая внимания на вопли и причитания Верона у него за спиной. Граф поменял ему лошадь, вместо спокойной и медленной кобылы дал высокого серого жеребца с почти черными ногами. Министр боялся скорости. Его попутчик не оборачивался, и мало-помалу взывающий к нему бедолага приспособился и к езде галопом. Однако, миновав холм, Бен развернул коня и спешился. – Мы что, не спешим? – спросил Верон, чувствуя, что у него уже болят колени. – Спешим… Только путь мы продолжим завтра утром – вместе, я имею в виду. Сегодня я вас оставлю. Министр искал в суровых серых глазах причину столь непонятного решения, но взгляд собеседника ничего не выражал. – Тарис, мы едем в Сияр? – Да. – Так почему вы меня оставляете? – Мне надо присмотреть кое за чем сегодня вечером… Наконец Верон начал что-то понимать. Или ему показалось, что он понимает?.. – Извините, если вмешиваюсь не в свое дело… Но вам не боязно оставлять Каваду одну? – Я не оставил ее одну, – глаза графа странно блеснули. – С ней двое сопровождающих и один слуга. – Я очень извиняюсь за мою назойливость, – министр растерянно заморгал глазами, – но позвольте вам заметить, что один из солдат смотрит на нее так, словно в следующую минуту намерен ее изнасиловать. Тарис наклонил голову к плечу, и Верон подумал, что он похож на орла. – Вы мне однажды сказали, что не принимаете меня за идиота… Или вы поменяли мнение? – Мой друг, я вас совершенно не понимаю… Мне всегда кажется, что рядом с вами я стремительно глупею. – Хорошо, поясню, – смилостивился Бен. – Если вы не считаете, что я стал идиотом, как, по-вашему, я могу не замечать этих грязных взглядов, обращенных на мою женщину? - Вы думаете, что второй солдат ее сумеет защитить? Да и мальчик ничего не сможет поделать против взрослого мужчины… – Верон, вы когда-нибудь видели, как обучают лошадей или собак? – Честно говоря, воспитание животных находится за пределами сферы моих интересов. – Хорошо. У вас были дети? – К сожалению, нет… – О, боги, вы меня утомляете! Как вы считаете, если ходить за маленьким ребенком и не давать ему шага ступить, он когда-нибудь научится что-то делать самостоятельно? Министр вздохнул, и внимательно наблюдающий его Тарис заметил облегчение в глазах собеседника. – Но вы ведь не можете оставить ребенка в комнате, где горит очаг с открытой печной заслонкой! – Верон, не принимайте все буквально. Кавада не ребенок. К вашему сведению, она может обращаться с холодным оружием лучше вас. Она уже обжигалась. Пусть научится закрывать печную заслонку самостоятельно. Разумеется, я прослежу за этим. – Но ведь вы со мной! Как вы можете быть уверены в том, что там сейчас происходит? – Могу. Эти солдаты не любят друг друга. Более того, они враги и не смогут договориться. Если бы они были достаточно умны для этого, я бы ее с ними не оставил. И с ней все-таки мальчик. Поверьте мне, вы его недооцениваете. До наступления темноты можете быть спокойны. – А… с наступлением темноты? – Я буду поблизости… Но знаете, что беспокоит меня? – Нет… – Ваше поведение, – и, поскольку Верон молчал, граф продолжал: – Вы настолько влюблены в астролога, что осмелились выразить заботу о ней передо мной? – Я… я подумал, что мы друзья – все трое… – глаза министра забегали. – Вы знаете старинную мудрость, что можно быть либо умным, либо влюбленным? Так вот, в разговоре с Кавадой или о Каваде вы теряете весь свой ум. И вашу осторожность, что меня начинает пугать. Мы, кажется, едем знакомиться с вашей невестой? – Тарис, – Верон поднял на него блестящие глаза. – Я не хочу скрывать, что мне нравится Кавада. Вы прекрасно понимаете, что она не может не нравиться. На днях вы обозначились, что в скором времени объявите свое настоящее имя и будете искать руки одной из дочерей шаха Дра-вийского царства. Если есть возможность, что вы оставите нашего астролога одну, пожалуйста, скажите мне сейчас. – Что это изменит? – Я не женюсь. Я ни в коем случае не буду путаться ни у кого под ногами. Но в тот момент, когда вы решите поменять женщину, я ей предложу все, что у меня есть. И вас не будет мучить совесть. Бен расхохотался по-настоящему весело. – Верон, я вас разочарую: у меня нет совести. Или, скажем так, она мне не мешает жить, – он посмотрел в ту сторону, откуда они уехали. – Ваша открытость со мной делает вам честь. Не хочу скрывать, что вы мне нравитесь все больше и больше… Поэтому, наверное, надо прояснить ситуацию. Я никогда не оставлю Каваду одну, пока жив кто-то из нас двоих. А, судя по всему, жить я буду долго. Эта женщина пустила глубокие корни и в моей жизни, и в сердце. Факт моей будущей женитьбы ни на что не повлияет. Так что шансов у вас нет, можете сочетаться браком с легким сердцем. – Благодарю вас за откровенность, – министр опустил глаза. – Давайте закончим этот разговор. Я все понял. Так что мы продолжаем путь в имение Сияр… или я его продолжу один? – Зная вашу способность к верховой езде, предлагаю остаться здесь и ждать моего возвращения. Дабы к вашей невесте не прискакал один конь, а вы не сломали шею где-нибудь по дороге. Я даже припас для вас занятие: постарайтесь научиться ловить рыбу. – Но как? Голыми руками? – Нет. Поучитесь поражать цель из лука. У вас полдня на тренировку…Солнце катилось по небу, как стекает капля с медленно наклоняющегося листа. Дувший весь день северный ветер внезапно стих перед самым закатом, и неожиданно распелись птицы. Из них особенно выделялся полевой жаворонок, и его песня была так печальна и страстна, что всадник остановил коня и спешился. Разогретый воздух поднимался от степи вверх, и его движение физически ощущалось и даже, казалось, было заметно по дрожанию бесцветного пространства, переходящего в небо. Жаворонок прекратил пение, и графу до боли в сердце захотелось снова услышать ее, эту трепетную мелодию жизни… Он лег на землю лицом вниз, почувствовав сразу ударивший в нос крепкий, горький запах полыни. Как он любил вдыхать ароматы степи! Жаворонок, наверное, улетел, подумал Тарис и загрустил… Нет, он его подождет, вдруг маленький серый комочек живой плоти встряхнется и продолжит свою вечернюю песню. Лежал и вдыхал горячий зной, поднимающийся от земли. Привыкнув к запахам, различил тонкий тимьян, смолистый можжевельник. Куда подевался этот жаворонок? Одни перепела… Их звуки не трогают сердце. Он расслабился всем телом, представив, что растекается по степи, и вдруг подумал о смерти… Если души не уходят сразу в другой мир, куда они деваются? Почему мир живых так накрепко защищен от мира мертвых? И кем? Кавада умеет разговаривать с мертвыми… Он беспокоился о ней со вчерашнего вечера. Беспокоился, когда видел, как она спокойно и тихо беседует с рыцарями Арута, как они посмеиваются вместе над чем-то… Они ей нравились, а она нравилась им. Ему стало обидно, что женщина не подошла к нему, а осталась с северными принцами. Он знал, что убьет их в первую же ночь, как только догонит. Нет смысла затягивать убийство. Надо поменять лошадей и продолжать путь… У него не дрогнуло сердце и не возникло мысли, что, может, стоит их пощадить? Их судьба была предрешена тогда, когда случился переворот, подготовленный Эрландом – смерть была всего лишь отсрочена, но не отменена. Закончилось время правителей Севера. Империя восстанет, как феникс из пепла, и снова вберет в себя Арут. Он вспомнил, как первый раз путешествовал на север: отец взял бра-тьев-близнецов с собой. Сказал матери, что пора из мальчиков делать мужчин… Им с братом нравилась дорога. У них уже были свои лошади, но, тем не менее, они с удовольствием проводили время в повозке, лежа на свежескошенном сене… Почему он вспомнил эту поездку? Запахи – тонкие нематериальные субстанции – неразрывной цепью связали прошлое и сегодняшний день. Он подумал, что после того, как брат едва не убил его, не слышал никаких ароматов много лет, потерял обоняние… Как больше ничего и не ощущал, словно вместе с чертами лица утратил способность чувствовать. Любовь, сожаление, ненависть, страх, вожделение, радость покинули его. В памяти всплыли слова Варга: «Я тоже уже почти мертв. Во всяком случае, я уже давно не ощущаю себя живым». Вот так и он прожил последние семнадцать лет… Что случилось, что его душа возродилась? Вернулась способность любить, ненавидеть, появились желания и мечты? Он воссоздал в памяти этот момент… Кавада пришла к нему в его маленькую спальню на южных воротах ранней весной. Уже цвел утесник, и бурые остатки прошлогодней растительности сменялись зеленой порослью новой травы. Он узнал ее шаги в коридоре… Женщина осторожно постучала и боязливо вошла, услышав его приглашение. Уже по ее мертвенно-бледному лицу и огромным глазам он понял, что что-то случилось. Но когда услышал о зреющем заговоре во дворце и получил предложение к нему присоединиться, вдруг почувствовал… радость! Радость, что Варг снова станет свободным. Радость, что те, кто правил его страной незаконно, будут мертвы. И этот вихрь возникшего впервые за много-много лет чувства подхватил его и понес, вернув в мир живых… Как странно, что брат тоже переживает этот этап… Удивительна жизнь души, словно в ней присутствуют те же сезоны, что и в природе: буйное лето сменяется грустной осенью, наступает мертвая зима, и вновь все оживает, чтобы расцвести. Вместе с чувствами в его жизнь вернулись и ароматы. Вспомнил первый запах, пойманный его обонянием – дух крови, когда зарезал сына Дианы… Семнадцать лет, семнадцать долгих лет не ощущал ничего. Оказывается, что он не забыл, как пахнут полевые травы, женские духи, пыль… Тарис вспомнил, как услышал от Кавады чужой запах: – Кем от тебя пахнет? – он наклонил голову к ее шее, провел изуродованным лицом вдоль грудины и синих вен на тонкой шее к мочке уха, покрытой золотистым пушком. Она вздрогнула всем телом и распахнула глаза так широко, что они стали похожи на два круглых озера. – Вероном… От тебя пахнет Вероном, – шепнул он и увидел, как ужасом заполнились черные глаза. Обхватил ее затылок руками и прижался лбом к ее лбу. Он любил видеть глаза Кавады перед собой так близко – ничего, кроме ее глаз… – Ты была с ним близка? В последнее время его не отпускала мысль, что любовница может изменять ему. Он начал следить за ней неотлучно. Странно, что она оставалась ему верна все эти годы. Вот только этот единственный случай с Эр-ландом… Наверное, ему надо сказать колдуну спасибо, ведь если бы она тогда не переспала с ним, он бы не узнал, что она его любит. А он любит ее… Вспомнил, что сначала не собирался брать ее в дорогу, думал оставить в Вандервилле. Изнеженная женщина – обуза в пути… Как хорошо, что он этого не сделал! Потому что пришлось бы тут же вернуться. Он совершенно не способен ее покинуть, сразу же начинает о ней думать. Вот и сейчас, надо подниматься и ехать…
Солнце уже наполовину спряталось. Нужно, пока не стемнело, найти хорошее место, чтобы видеть лагерь, а самому остаться незамеченным. Он подумал, что доставил ей много боли в последний день: отрезал ее волосы, убил ее рыцарей, покинул в обществе с насильником. Так было нужно. Та-рис нисколько не сомневался в правильности своих поступков. Он всегда был таким – принимал решение и больше не терзался мыслями, правильно ли делает. Вспомнил подслушанный однажды разговор отца с матерью. – Меня пугает Тимур, – говорила мать. – Он жесток. Он тогда убил своего молодого пса, которому взрослый пес разорвал бок. Это был его любимый щенок охотничьей борзой, уже почти взрослый. Он с ним спал и ел, и даже молчаливый и спокойный Дэв, казалось, начал ревновать брата к этому животному, выгоняя его из их общей постели, когда он, Тимур, засыпал. Здоровенный кобель, охранявший баранов от волков, вдруг накинулся на молодую собаку и порвал ее. Он и сейчас помнил, как животное ползло на передних лапах, волоча за собой клубки кишок, покрытые кровью, шевелящиеся, как будто внутри были заключены змеи. Тарис тогда нисколько не сомневался. Он убил щенка, перерезал ему горло одним движением руки. А затем погладил такую любимую голову и поцеловал моментально ставший сухим нос. – Нет, – ответил отец на беспокойство матери. – Он не жесток. Он милосерден. – Милосерден?! Как ты можешь называть это милосердием?.. – Он милосерден, – твердым голосом продолжал отец. – Он воин, прирожденный воин. Когда воин убивает быстро, это говорит о его милосердии.
Тарис повернулся на спину, вглядываясь в розово-сиреневое небо. Как хорошо, что Варг остался жив. Когда он думал о брате, он называл его этим именем… И тут снова запел жаворонок… Мысли моментально покинули голову, и он весь обратился в слух. Птичка засвистела протяжно и грустно. Переменчивый тон взлетел трелью, вывел коленце на пределе слышимости и рассыпался жемчужным дождем. Он ощущал звук, как будто чувствовал его касание – маленькие, тугие капли страсти вливались в душу, перемежаемые вздохами-паузами… Бен вспомнил, как Варг танцевал вриту с Винтой накануне выхода из Вандервилля, вспомнил старую восточную песню… Как замерли все вокруг, и даже жестокие глаза девушки-убийцы стали растерянными… Люди поют, подражая птицам, или находя выражение для чего-то, чему нет названия и что теснится в груди? Что именно побуждает и глупый серый комочек с песочными мягкими перышками, и человеческую душу изливать звуки в мир? Тарис снова почувствовал, что теряет телесную оболочку и растекается по степи. Трель и коленца поющего жаворонка раздавались будто из его сердца… Он настолько ушел в эти звуки, в эти запахи, что не понял, где находится и что делает, когда птица замолчала. Солнце село…
Тарис нашел хорошее место – огромную, развесистую иву. Быстро взобрался и удобно разместился на ветвях, чтобы не производить много шума. Он видел расставленные палатки: одну для солдат, а другую для Кавады и Зога. Наблюдал, как женщина разжигает огонь и Коал все время крутится вокруг нее, не отводя глаз. Видел, как Зог заметил это и не отходит от нее. Ара отправился за дровами, Кавада дует на занимающийся костер. Смотрел, как пришел с сухими ветками мужчина, как они все вместе пекли пойманную днем рыбу, завернутую в зеленые листья. Уже не мог из-за наступившей темноты разглядеть, где кто, только освещенные силуэты угадывались. Вот кто-то встал и отошел от огня, затем еще один. По движению фигур он понял, что один из солдат пошел спать в шатер, а другой остался у костра сторожить пасущихся неподалеку лошадей, чтобы волки не тронули. Он почему-то не сомневался, что Коал останется дежурить первым. Вот Кавада встала и пошла в сторону. Зог следовал за ней неотрывно. Женщина, уединившись, снова вошла в освещенный круг. Мальчик не отходил от нее. Они вошли в палатку, и наступила тишина… Тарис быстро спустился с дерева и короткими перебежками приблизился к месту ночевки. Одна из лошадей вскинула морду, вторая захрапела. Кони почувствовали его – кони, но не люди… Они устали, подумал он, они должны спать. Подкрался прямо к ткани и слышал, как сопит во сне Зог. Луна шла своим ночным путем, небо развернулось россыпью звезд. Пряно-горький запах степи перекрыло ароматами жареной рыбы и тлеющих дров. Тарис поморщился, как будто ему в душу кто-то плеснул нечистот… Ночь таяла, растворяясь в предутреннем тумане. Коала сменил Ара, никто не покушался на тело его женщины. Начали просыпаться птицы, свист и трели понеслись над степью. Напряжение не отпускало… Интуиция никогда его не обманывала: что-то произойдет… Он не удивился, когда вдруг птицы перестали петь. Чья-то лошадь вырвала из земли колышек, за который была привязана, и унеслась в степь. Ара поник головой у потухшего костра. А со стороны горы, на которой рос колючий лес, показались желтые светящиеся точки – волки… Туман окутывал землю все ниже и гуще. Тарис не двинулся, когда несколько зверей напали на одну из лошадей, и ее резкое ржание разнеслось над вздрогнувшей степью. Он распластался на земле, когда из палаток выскочили проснувшиеся люди… Видел, как Ара и Коал выхватили из костра истлевшие поленья, чтобы напугать волков, но уже было поздно – огонь потух. Кавада бросилась ловить убежавшую лошадь, а Зог пытался снова зажечь костер. Солдатам не удалось отбить у волков убитое ими животное, и темные тени в черноте отступающей ночи рычали, отрывая от туши куски мяса. Ара собирал разбежавшихся лошадей. Коала нигде не было видно. Тарис тенью следовал за Кавадой. Конечно же, ей не удалось поймать убежавшего коня. Похоже, что она сама заблудилась в тумане и сейчас напугана до смерти. Он видел ее ноги, обутые в истрепанные туфельки – последняя ее собственная обувь, унесенная из дворца. Видел точеные, тонкие лодыжки, нежные голени, едва прикрытые короткими брючками. Его белая широкая рубаха… Она носила ее вместо тесных курток Зога. Он сам почувствовал себя волком. Оглянулся, принюхиваясь: крепкий запах ударил в ноздри – запах грязного самца. И тут же кто-то напал на бредущую в тумане женщину… Бен беззвучно освободил из ножен кинжал и прислушался к звукам борьбы. Отметил, что Кавада не визжит и не кричит. Это плохо, она не доверяет другим попутчикам. Уж Зога могла бы позвать! Он подумал, что сейчас вмешается – слишком долго ничего не происходит. Как вдруг раздался звериный, надрывный крик. На мгновение ему заложило уши. Тарис черной тенью прыгнул на дерущихся. Он опоздал на мгновение. Женщина в белой рубашке отпрянула, вскочив на ноги. А тот, кто лежал на земле, извивался схваченной змеей, надрываясь в истошном крике. Граф схватил Каваду в объятия, сразу стиснув запястье руки, сжимающей окровавленный клинок. Увидел ее глаза и не узнал… Что это в них? Он никогда не видел ее такой. Она прильнула к нему всем телом, сотрясаясь от рыданий. Человек на земле продолжал верещать, извиваясь, как проткнутый ножом червь. Тарис подошел к нему, наклонился и взял его за челюсть. Раненый вдруг замолчал, выпучив налитые кровью глаза. Ужас переполнял их… – Ты не заслуживаешь милосердия, – шепнул склонившийся над ним. – Но тебе повезло. Ты производишь слишком много шума. Рубанул по горлу и смотрел, как мгновенно затихло дергающееся тело. Куда она его ударила? В пах. Выпустила кишки, проткнув мочевой пузырь. Недовольно покачал головой… Услышал приближающиеся шаги и прыгнул в туман, растворившись в нем. Над убитым склонился Ара. Медленно, словно опасаясь чего-то, оглянулся, сжимая в руке обнаженный меч. – Кавада, – позвал тихо. Женщина выступила из мутной пелены сразу, словно ожидала, что ее кто-то позовет. Она была белее своей рубашки. Коал порвал ее на ней, и одно плечо выглядывало соблазнительно и нежно. Тарису захотелось прижаться к нему ртом. – И ты хочешь? – Кавада сказала неожиданно громким голосом. – И ты хочешь попробовать взять Каваду? Она вытянула вперед руку с окровавленным кинжалом. Ее лицо было искажено гримасой ненависти и боли. – Иди, возьми… – Госпожа, о чем вы говорите?! – Ара попятился. – Я… я услышал крик и прибежал к вам на помощь… Этот мерзавец заслужил смерть… Пойдемте, здесь волки. Они придут на запах крови. Кавада встала к нему боком, пряча обнажившуюся в разорванной рубахе грудь. Сказала твердо: – Иди назад, Ара. Постарайся собрать лошадей. Сворачиваем шатры, я сейчас подойду. Солдат, пятясь, обернулся и пустился бежать. Женщина обошла вокруг лежащего трупа, озираясь вокруг. Тарис вырос за ее спиной, как из-под земли, схватил руками за голову и впился в рот. Чувствовал, как расслабляется тело любовницы в его руках… Услышал приближающиеся шаги и снова бросился на землю. Из тумана появился Зог с большим мечом. Он был так же бледен, как и Кавада. – Госпожа Кавада! Госпожа Кавада! – Что тебе надо? Граф никогда не видел свою любовницу такой. Что-то тяжелое и сумрачное ткалось вокруг нее. И он почувствовал, что она несет в себе опасность – понял это и обрадовался. – Госпожа Кавада, извините меня, пожалуйста! Я должен был быть с вами! Я должен был вас защитить! – мальчик едва не плакал. – В этот раз мне самой удалось себя защитить, – сказала женщина почти спокойно. – Иди, помоги Аре собрать лошадей. И не попади волкам в зубы. Я скоро к вам присоединюсь. Поскольку Зог замешкался, ей пришлось снова ему приказать и даже прикрикнуть. Тарис был почти счастлив… Кавада подняла голову и сделала большой круг в тумане, все время озираясь. Она так и продолжала держать нож перед собой. – Тимур, – позвала тихо. Он шагнул к ней и снова обнял. И почувствовал, что она заплакала. Погладил ее короткие, торчащие в разные стороны волосы, и сказал: – У тебя получилось… – Да… у меня получилось… но убил его ты… – Когда воин убивает быстро, это говорит о его милосердии. Старайся, если у тебя есть выбор, бить сюда, сюда… и сюда… – он показал куда, дотронувшись до ее живота, горла, сердца. – И это может сохранить жизнь тебе, так как всегда лучше, когда раненный тобой не начинает кричать. Поняла? Кавада отодвинулась от него. Она больше не плакала. – Поняла… Тимур, почему ты убил рыцарей Арута? – Не называй меня так, – граф вздохнул. – Я хочу остаться для тебя Тарисом… Их время истекло. Смерть караулила их с того самого дня, когда пали Травалы. Она вручила мне свои полномочия. – Ты все-таки мне не доверяешь… Ты не все рассказываешь. – Доверяю. Но я не путаю государственные дела и личную жизнь. – Ты это сделал не потому, что я им симпатизировала? – в ее голосе послышался испуг, и Тарис рассмеялся. – Конечно нет, дорогая! Я же тебе сказал: я никогда не путаю государственные дела и личную жизнь. И ты меня никогда не спрашиваешь о первых… Поняла? – он поднял Каваду за подбородок и почувствовал запах – она пахла его запахом. Скользнул обезображенным лицом по ее коже, унося свой след. – Мне надо идти… – Поняла, – руки любовницы расстегивали его ремень. – Подожди уходить… Мы быстро…
Когда граф приехал в низину, в которой оставил Верона, над местом стоянки поднималась еле видная струйка дыма. Он придержал коня и пустил его размашистой медленной рысью, чтобы разгоряченная лошадь остыла. Министр запекал на углях форель – это был сюрприз. – Ба! Что я вижу? Вы не теряли даром времени? Неужели вы подстрелили рыбу из лука? – Рад вас видеть, мой дорогой друг, – Верон распрямился у костра, вскинул руку в приветственном жесте. – Конечно же, нет. Бобры сделали плотину, и наверху запруженной реки собралось изрядно форели. Я еще перегородил подток воды ветками и поймал ее руками. – Ну, вот видите, я же говорил, что к концу нашего путешествия в вас произойдут большие перемены, – Бен сел у костра, потянулся, разминая тело. – Устал… ночь не спал… посплю немного. Вы поделитесь со мной вашей замечательной рыбой? – Конечно, конечно, мой друг, – взгляд Верона скользнул по его одежде, задержался на минуту на свежих бурых пятнах. – Я вижу, что вы в хорошем настроении? Тарис жадно набросился на горячую, ароматную еду. – Однако вы отменный кулинар! Где вы нашли эти пряные травы? – В степи, – министр повел рукой, как будто обнимая окружающий мир, переспросил: – Ваш ребенок научился задвигать печную заслонку? – Да, – граф поднял глаза на собеседника. – Так что теперь я спокоен. Я вам скажу даже больше, она сумела подчинить Ару и Зога. Теперь на пару дней я могу ее оставить одну и заняться вашей невестой. Верон переворачивал рыбу на углях. – Я вас только попрошу, дорогой Тарис, не в буквальном смысле заняться… Они посмотрели друг на друга и весело рассмеялись.
Глава десятая ШТУРМ МОНАТАВАНА
Солдаты растянулись цепью. Варг приказал снять сапоги, хорошенько завернуть в дубленые кожи и тщательно закрепить на шее, как и кольчуги – их воины наденут перед подъемом из колодца посередине Монатавана. Но Эда решила идти в обуви. На ней, как всегда в опасной ситуации, был облегающий ее коричневый кожаный костюм. - Ты не хочешь надеть кольчужную рубашку? – забеспокоился Варг. – Нет, – резко ответила она, зло посмотрев на него. – Не учи меня! Варг растерялся… Эда, такая ласковая ночью, обдавала его холодом, была злой и нервной днем. К тому же он нервничал оттого, что она пойдет с ними. Он бы предпочел, чтобы она нарисовала карту, как пробраться в город, а сама осталась с основной частью войска, раскинувшегося лагерем напротив Монатавана. Но девушка сказала как отрезала: – Нет. Я никогда не участвовала в больших битвах и осадах городов. До сих пор бой на арене цирка в Вандервилле был самым большим моим сражением. Если я решила быть воином, мне надо это испытать. Этот разговор состоялся утром. Она пришла к нему ночью, но отказалась от близости – сказала, что это плохая практика перед боем. Он должен хранить силу, которую она ему отдала накануне вечером. – Ты не мужчина, Эда, – Варг устал уже это повторять. – То, что ты воин, не делает тебя мужчиной. – Знаю, знаю… Я женщина, рождена, чтобы любить мужчин и рожать детей. Но ни один из твоих солдат не умеет того, что умею я. И если бы у меня не было склонности к воинскому искусству, меня не приняли бы на обучение в замок Ваара. И ты бы не взял Монатаван. – Я этого еще не сделал… Ты умеешь читать будущее? – Нет. Но мне сказали, что я вернусь. Вернусь продолжать учиться быть воином, если выполню предначертанное мне. Я должна отдать тебе силу, чтобы ты смог снова объединить Империю своего отца. – Ты не знаешь, что тебе предначертано… Уж точно не взять Монатаван! – Ну, уж во всяком случае, не любить тебя и не рожать тебе детей! – Эда застегнула пояс и резко вышла из палатки. Варг почувствовал отчаяние. С ней было так сложно!Он вспомнил, как днем купался с солдатами в реке между Монатаваном и низиной, где остался его полк. И вдруг почувствовал, что знакомая спина коснулась его. – Дван, что ты, демоны тебя возьми, делаешь?! Друг тесно прижимался к нему… По берегу медленно ехал Изда. Они кивнули друг другу. Принц Арута никогда не купался вместе со всеми солдатами. Варг видел, как он спешился в отдалении, за камнем, стыдливый, как девушка. В памяти всплыли слова Эды: «Великий воин не должен испытывать стыда». Резко отодвинулся от Двана, зло сказал: – Тебе что, Диты мало?.. Тот смотрел на него, широко улыбаясь. Солдаты вокруг приглушенно засмеялись. – Не хотел, чтобы Изда видел… – Что видел? – Ты, наверное, не в курсе? На тебя, похоже, кошка прыгнула – у тебя вся спина расцарапана… Варг улыбнулся. Он стал часто улыбаться. Друзья и солдаты обращались к нему «император», а имени не упоминали. Дван тоже стал говорить ему просто «ты». Эда ни разу не назвала его Дэвом… Похоже, вместо того, чтобы обрести свое настоящее имя, он стал вообще безымянным.
Весь полк построился на берегу лесного озера. Солдаты приготовились плыть. Эда замотала голову полоской кожи такого же цвета, как и ее костюм, и почти растворилась в наступающей темноте, превратившись в ночную тень. Варг даже вздрогнул. – Пошли, – сурово сказала она и ступила в воду. Он последовал за ней. Слышал за собой громкое сопение Двана. Сломанный в нескольких местах нос делал его дыхание легко узнаваемым. Варг шел за Эдой и чувствовал, как вода поднимается уже до подмышек, утяжеляя одежду. Подумал, что все-таки надо было войти в озеро голыми, но уже поздно было разворачивать бойцов. Тишину ночи нарушало бряцание металла и плеск позади него, каждый воин производил довольно много шума. Лишь Эда впереди двигалась совершенно беззвучно. Как она может так быстро передвигаться в темноте? Он вообще не мог ничего разглядеть, словно кто-то накрыл его темной тканью. Они пересекли озеро, следуя друг за другом. Звуки плывущих тел и лязгающего оружия, казалось, заполнили все пространство кругом. Варг плыл не останавливаясь и столкнулся с Эдой, когда та замерла перед нависшим над водой камнем. – Здесь, неглубоко под скалой, проход – там, где выходит струя ледяной воды. Передай по цепи: пусть каждый возьмется за впереди плывущего. Пещера неширокая, но пройти должны все. Только следите, чтобы не зацепились рукоятки мечей и щиты сзади. Она подождала, пока командир сказал это Двану, и беззвучно нырнула, когда он обхватил ее щиколотку. «Это для нее неглубоко», – подумал Варг, почувствовавший, что воздух вот-вот в груди закончится и вода вытолкнет его вверх. Поняв, что его погружение замедлилось, Эда развернулась и схватила его за воротник, стараясь затащить в узкий подводный проем. Он зацепился всем, чем только возможно: мечом, щитом, кожаным тюком за спиной, плечами. И с ужасом подумал, что сейчас не выдержит, сделает судорожный вдох. Девушка протащила его вместе со всем оружием и амуницией внутрь и, будто понимая, что он уже на грани, толкнула вверх. Он выскочил из воды как пробка, хватая ртом и носом воздух и чувствуя, как горячей болью он обжигает легкие, попав туда вместе с ледяной водой. Закашлялся, и звук, подхваченный эхом, разнесся по всему пространству вокруг. Пока он отфыркивался и восстанавливал дыхание, руки Эды легли ему на плечи. – За тобой никто не выплыл. У тебя ни к чему не способный сброд, – она начинала нервничать. – Эда, – он старался говорить спокойно. – Ты сама говорила, что в моей стране люди не владеют твоим искусством. Но ты помогла мне выплыть. Помоги другим. – Ты шутишь? Провести три сотни солдат?! – Я никогда хорошо не нырял. Кто-то, вероятно, может тебе помочь. В полку есть бывшие моряки и ныряльщики. Есть такие, кто просто чувствует себя рыбой в воде. Возможно, они потеряли путь. Дван не смог последовать за мной, а остальные не нашли отверстия в скале, где надо проплыть… Его слова были прерваны громким шумом и возгласом. Кто-то вынырнул и сейчас, отфыркиваясь и ругаясь на чем свет стоит, хватал ртом воздух. Все оказалось так, как он и предполагал: Дван, плывущий за ним, не смог нырнуть достаточно глубоко, чтобы проникнуть в подземный проход, и задержал всех. Но солдаты уже знали место и ориентир – поток ледяной воды. Нашлись хорошие ныряльщики, которым удалось пересечь это препятствие. – Мы потратим в десять раз больше времени, чем нужно, и не успеем до конца ночи, – прошипела Эда. Варг неожиданно для себя улыбнулся. Он знал, что она сейчас похожа на атакующую змею, даже не видя ее лица. Рядом продолжали выныривать солдаты. Они пересекали препятствие очень медленно. Кто-то нырял снова, чтобы помочь товарищам. - Будь со мной, – зло сказала девушка. – Пусть справляются сами. Мне еще сражаться снаружи первой. Или ты хочешь моей смерти? Он последовал за ней и вылез на каменистый берег. Они находились в большой пещере, в которой текла подземная река, несущая ледяные воды в лесное озеро. Ничего не было видно. Запах животных и дух сырости были нестерпимы. Варг присел на крупные камни у самой кромки быстро струящейся воды. Слышал, как на голос друг друга подплывают к берегу запыхавшиеся солдаты. И вдруг позади него раздался шум. Обернулся, чувствуя, как быстро остывает тело в холодной и мокрой одежде. Кто-то сел совсем вплотную с ним. – Не бойся, – раздался голос Эды. – И скажи своим воинам, что здесь живут те животные, с одним из которых мы плавали однажды утром. Они не опасны, пока не защищают детенышей. Пусть твои солдаты не отходят от воды. Варг обхватил ее руками, притянул девушку к себе и уткнулся носом ей в шею. Она пахла водорослями и льдом и уже дрожала мелкой дрожью. Не сопротивлялась, наоборот, прижалась теснее. – Ты видишь в темноте? – Да. – Научи меня. – Не сейчас. Нам надо идти, пока не замерзли. Скажи, чтобы остальные подтягивались сами. Будем еще раз нырять… – Двана нет. – Значит, забудь о нем. Варг повернул Эду к себе и впился губами в ее рот. – Остановись! – она ударила его кулаком в живот так сильно, что у него перехватило дыхание. – Не трать силу! Идем… Он скомандовал не ждать тех, кто не сможет нырнуть сам, понимая, что у второго подводного прохода, который будет сложнее первого, они потеряют половину людей. Ему не было страшно. Он снова видел песок у себя под ногами. Его стопы становились на камни, а он чувствовал, что идет по раскаленной арене цирка. – Сейчас снова поплыли… Он передал приказ сзади идущему и понял, что это Эрик. – Варг, – остановил его друг. – Я знаю, что ты император. Но я не знаю, как к тебе обращаться… Послушай, если меня сегодня убьют, найди моего сына. Пожалуйста… – Твоего сына? Как я его найду? - Мальчиков в нашей семье называли одним и тем же именем – Эрик. Думаю, что если он жив, то рос сиротой на улицах Вандервилля. У него должны быть голубые глаза и почти белые волосы. Он родился за год до крушения Империи. Меня он вряд ли помнит… Но имя своей матери забыть не должен. Ее звали Нила… – Ты не умрешь, – сказал Варг. И сам не понял, почему он в этом не уверен. – Не отвлекайся. Идем. Они шли долго-долго. Эда вела его за руку. Солдаты растянулись цепью сзади. Сколько людей, не сумевших нырнуть, они потеряли?.. Их будет, наверное, не так много, как он думал – там, в Монатаване. Смогут ли они его взять? Он отогнал от себя эти мысли. У них нет другого выхода. Город надо захватить этой же ночью. Он должен остаться живым. И Эда… У них обязательно будут дети – и первый мальчик… Он вдруг почти отчетливо увидел светлую головку. Она будет его женой… Он не оставлял другой возможности миру. Варг сконцентрировался на своем центре и снова вошел в реку, представляя, как воздух формирует водную воронку. Поток должен его пропустить. Он обязан вынырнуть в колодце. И, уже находясь по горло в воде, схватил тонкую лодыжку Эды перед тем как нырнуть, чтобы не потерять ее в кромешной мгле. Он проплыл сквозь узкий проход – даже, пожалуй, более узкий и глубокий, чем предыдущий, – легко. Ему было тяжело не дышать, но такой боли в груди и в голове, как первый раз, уже не испытывал. И вынырнул, чувствуя, что тело не теряет силы. Жадно вдохнул воздух… Над головой сияли звезды. Свод колодца темной трубой уходил вверх, и закрепленное на цепи ведро покачивалось, издавая легкий скрежет. Запах свежего воздуха и мокрого дерева защекотал ноздри после спертого духа пещеры, полного испражнений животных. Руки Эды легли на его плечи без малейшего давления. – Молодец, – сказала она уже без злости и насмешки в голосе. – Я боялась, что ты не пройдешь… Варгу невероятно мешали и мокрая одежда, и тяжелый кожаный тюк на шее. Рукоятка меча и продолговатый, узкий щит цеплялись за затылок. Он видел лицо девушки и ее глаза. – Ты будешь моей женой, – он не спрашивал, а утверждал. Эда удивленно подняла брови, белки глаз сверкнули в отраженном свете луны. Кто-то вынырнул рядом с ними, и Варг услышал, как солдат подавил вздох. - Варг… Он вдруг понял, что она сейчас скажет «нет», и перехватил инициативу: – Конечно, если тебе надо спросить разрешения у отца или у Эрлан-да, или написать своим учителям… – Ты забыл? Я делаю то, что хочу! Я не нуждаюсь ни в чьих советах и ни в чьем одобрении! – Эда гордо вскинула голову. – Я не верю тебе, – Варг постарался сказать это как можно спокойнее. Не показать ей, как он волнуется. Рядом выплыл еще один человек. – Если это так, стань моей женой. – Мы поговорим об этом потом, когда возьмем город… Если останемся живы, – добавила она после минутного молчания. Рядом вынырнул третий солдат. – Надевайте сапоги. Я сбиваю ведро. Поднимаемся… Варг развернул тюк за спиной, достал сапоги и кольчугу. Раздался звук разматываемой цепи, девушка отстранила четырех воинов вбок и сама прижалась к стене колодца. Они замерли… И тут вынырнул пятый, с глухим возгласом – упавшее ведро ударило его по голове… Послышался звук приближающихся шагов, затемнепристойная брань, и ведро начало подниматься. Эда черной тенью ухватилась за него обеими руками и повисла. Тот, кто крутил лебедку, снова выругался и сказал сам себе: – Что там случилось?.. Но было уже поздно. Отпущенное ему время жизни истекло. Он поднял цепь вместе с тонким воином, который был милосерден – смерть настигла солдата сразу. Эда сбросила ведро, оно упало в воду почти без всплеска. Теперь те, кто уже находился на поверхности, смогли его отвести в сторону, чтобы не ударить вынырнувшего под ним. – У нас один труп, – Варг услышал голос Эрика. – Раскроило череп одному из солдат. – Сегодня будет много трупов, – прошептал командир, уже подымаясь из воды, повиснув на цепи и чувствуя, как тяжело крутит лебедку наверху Эда…
Им повезло, на центральной площади Монатавана никого не было. Они снова сбросили ведро и подняли в этот раз Эрика. Вытащили еще двоих, пока кто-то, пересекающий площадь со стороны высокого здания с островерхой крышей, их не заметил. – Эй, – раздался голос одного из четырех человек, видимо, патрулирующих город. – Что там происходит? Варг и выбравшиеся после него солдаты приникли к мостовой, распластавшись вокруг сруба колодца. Лишь Эда метнулась молнией в сторону вопрошавших, как ночная тень. Она убила первого почти бесшумно, но остальные вытащили мечи и стали звать на помощь. Варг шел в другом направлении – одном из четырех, как они договорились. Встретил группу нападающих и перенесся вниманием вовне, как будто дух его парил, а руки сражались сами. Бился, не испытывая ни эмоций, ни сомнений, рубя и подсекая всех, до кого мог дотянуться его меч… Дождался, когда площадь за ним наполнилась солдатами. Стало сложнее сдерживать натиск тех, кто напирал спереди, тесня назад. Он продержался, пока не увидел, что с двух сторон сзади подошли воины, и начал наступление… В голове вдруг возникли его первая жена и дети. Он совершенно четко увидел Веронику – не такой, какой она была при жизни, – с обильно опушенными ресницами карими глазами, полной грудью, округлыми плечами. А обнаруженной им на вторые сутки после смерти: в трупных пятнах, с заострившимся носом, отрезанными грудями и вспоротым животом. Увидел два трупа своих девочек, такие же распотрошенные, и обезображенное тело ребенка брата… Вспомнил, что был настолько уверен в смерти Тимура, что даже не удосужился проверить, остался ли тот в степи, где он его бросил, окровавленного и бесчувственного. Его прошлое взывало к мести… И день мести настал.
Ивар помогал бойцам преодолеть подводный туннель. Он нырял и нырял, проходя уже десятки раз один и тот же путь. Выбирал тех, кто мог проплыть, давил весом и увлекал своей силой инерции, зажимал носы, наклонял головы, брал на себя амуницию, мечи, щиты… Он шел немногим позади Двана. Попытался протащить и его, но даже донырнуть с ним до отверстия под водой было невозможно: крупного рыжего детину вода выбрасывала как пробку, и тут не помогло даже умение бывшего ныряльщика. Поэтому дальше он и не пытался погружаться с теми, кто очевидно был на это не способен, сосредоточился на остальных. Ивар никогда не участвовал в боевых действиях. Когда-то, в молодости, он фехтовал, но не особо преуспел в этом. Боролся, но лишний вес и привычка пить вино за обедом сделали его грузным и неповоротливым. Но он очень любил плавать и использовал для этого практически каждый свободный день и тогда, когда работал в цирке с гладиаторами. Уплывал так далеко от берега, что тот превращался в узкую полоску на горизонте, и лишь по шпилям башен Вандервилля и верхушке маяка мог ориентироваться, где осталась земля… До переворота, учиненного Травалами, он одно время был ныряльщиком и промышлял добычей жемчуга. Это его умение помогло ему в голодные годы – рыбу он мог добыть всегда. Для этого не нужны были ни лодка, ни снасти, лишь короткий подводный гарпун с привязанной веревкой на конце. Но после того, как он ушел добровольцем в армию, ему уже больше не приходилось ни нырять, ни плавать. Он сразу понял, что это его умение пригодится при взятии Монатавана, когда услышал, что воинам надо будет проплыть через два глубоких и узких подводных туннеля. Ивар испытывал настоящую привязанность к Варгу, даже не привязанность – восхищение. Он восхищался им всегда, с того самого первого дня, когда его, еще молодого воина, недавно плененного, втолкнули в камеру подземелья в цирке, где держали гладиаторов. Хорошо помнил: пальцы у человека, назвавшегося Варгом, были сломаны, шея и запястья ободраны цепью… Этот молчаливый и медлительный в обычной жизни боец, которого никому никогда не удавалось сломить, а впоследствии и победить, занял прочное место в его сердце. Поэтому он и принес однажды ему вина и решился предложить его, когда драаг, по своему обыкновению, сидел ночью у решетки, вглядываясь в призрачный диск луны. Варг взял вино, но выпил лишь половину, и он, Ивар, допил его из той же кружки… Потом это стало привычкой, некой традицией. Еще позже они начали разговаривать – вернее, разговаривал Ивар, а собеседник его слушал. Лишь изредка высказывал краткие соображения или замечания, и эти скупо брошенные фразы давали ему больше, чем, бывало, вечерние посиделки с друзьями в течение долгих часов… Ивар и в походе следил за вещами и едой Варга, как будто был его слугой. Он даже не слишком удивился, когда его подопечный оказался императором – уж он-то с самого начала видел перед собой выдающегося человека! Постарался только стать еще более внимательным и незаметным. Все совершалось вокруг полководца как бы само собой, но все это делалось верным другом. Полнота позволила Ивару не замерзнуть в воде. По сути, он даже не особо запыхался, пока все солдаты, способные преодолеть первое препятствие, не оказались с его помощью в пещере. Они вышли на берег и растянулись цепью вдоль кромки подводной реки. Только тогда на него навалилась страшная усталость, наконец он ощутил холод во всем теле, стало тяжело дышать… Но восстанавливать дыхание было некогда. Второй подводный лаз, выходящий в колодец, был намного глубже и более узок, чем первый. «Ну давай, давай же, не задерживайся!» – с отчаянием думал Ивар, уже привычно, как сильный тюлень, пытаясь протолкнуть очередного человека. И когда первый воин обмяк в его руках и он вдруг услышал поток воды, устремившийся в открытое горло солдата, едва не заплакал, поняв, что вынырнет с трупом. В конце концов, он и заплакал, и слезы катились уже не переставая, когда люди умирали под водой, задыхались, нахлебавшись воды. Но они шли и шли, и никто не сопротивлялся, никто не повернул назад… Мысль, что всех их можно было спасти, разрывала ему сердце, но не было времени, чтобы уделить хоть минутку каждому, и Ивар так и оставлял их: одних плавающими на поверхности в колодце, лицом вниз, других уносимыми пещерной рекой, некоторых опускающимися на дно… Сам он уже очень сильно замерз. Вначале начали стучать зубы, потом почувствовал, как горят, будто кто-то колет их ледяными иголками, нос и уши, затем он перестал чувствовать пальцы рук и стоп, а вскоре кисти и ноги до колен. Но тело, как ни странно, продолжало легко преодолевать водную толщу… Ивар старался не обращать внимания, что ему стало трудно дышать, изо всех сил крепился даже тогда, когда сердце как будто сжала ледяная рука… Почувствовал, пытаясь быстро растереться перед очередным, возможно, сотым погружением, что там, под кожей, словно образовалось воздушное пространство, наполненное пузырьками воздуха. Наконец подумал об опасности… И тут же отмахнулся от этой мысли. Как его учил Варг: «Завтрашний день принесет свои проблемы, надо решать задачи текущего момента». А сейчас ему надо перевести всех тех, кто не может сделать это сам, в Монатаван. Надо взять город, как бы тяжело это ни было. Только ценой этих смертей, ценой сегодняшней кровавой ночи можно обеспечить мир в стране… Слезы перестали течь из глаз. Последний солдат был им проведен, и все они – и живые, и мертвые, – плавали в срубе колодца, поднимаемые по одному. Ивар был последним уцепившимся за уже почти развалившееся ведро, поднявшее их всех. Он чувствовал нестерпимую боль в плечах, локтях, спине. Болели глаза… А о том, чтобы отдышаться, не было и речи. «Я умру, – вдруг спокойно подумал он. – Я умру сегодня». Эта мысль не принесла с собой ничего нового, будто он давно согласился с этим. Перекатился через бордюр, кто-то всунул ему в руки меч… Странно, что он смог его сжать пальцами, которых больше не чувствовал. Ивар осмотрелся: солдаты уже отошли от колодца. Было темно, и он поначалу даже не понял, по чему так скользят его ноги, которых он тоже не ощущал? Толстяк нагнулся, пытаясь понять, что это там, внизу? Рука сразу же провалилась во что-то теплое и мокрое. Ивар с ужасом отпрянул и поднял пальцы к лицу – по ним стекала кровь и еще что-то… Какой острый, неприятный запах! Он почувствовал поднимающуюся тошноту и оглянулся еще раз. Мостовая вокруг была покрыта лежащими телами, делая совершенно невозможным проход по каменному настилу. Кто-то еще шевелился, кто-то стонал, ругался, звал мать… На мгновение тело отказалось ему служить, и он ухватился руками за деревянный край колодезного сруба, чтобы не упасть. Кружилась голова, и кровь стучала в затылке, закладывая уши внутренним грохотом. «Ты пришел сражаться? Тогда вперед!» – он словно слышал спокойный, негромкий голос Варга. То ли он вспомнил эти слова, произнесенные, когда его друг встретил одного из молодых гладиаторов, вновь прибывших в цирк, или сейчас он был где-то поблизости? Ивар один остался посреди центральной площади Монатавана. Битва уже откатилась в сторону цитадели, и бои шли на улочках, ведущих к крепостной стене. Он снова задержал дыхание, закинул голову вверх, чтобы не видеть тех, по которым ступали его ноги. Он научился жить без воздуха?.. Заставил себя пройти по уже мертвым и еще живым в направлении черной башни, где видел спины сражающихся солдат. Дыхание не просто не восстанавливалось – воздуха, казалось, поступает в легкие все меньше и меньше. Как и все сильнее и сильнее давило сердце… И болели все суставы, которые он сгибал, чувствуя себя несмазанной деревянной куклой. Слава богам, он перестал идти по людям! Какая разница, были они уже мертвы или нет – все равно все умрут… как и он сам. И Ивар уже совершенно отчетливо понял, что жить ему осталось считанные минуты. Он слишком долго был под водой… Эта болезнь, которая поражает ныряльщиков, в любом случае убьет его, днем раньше или днем позже. Уже нет смысла бояться и пытаться выжить, надо просто уйти с честью. Он подходил к последней линии штурмующих Монатаван, друг за другом проникающих в цитадель. Повернул в пустое пространство между парами сражающихся воинов и снова поскользнулся, нечаянно наступив на убитого. Почувствовал, как по голой ноге что-то потекло. Ивар сжал в руке меч, которым не умел пользоваться, и неумело поднял его против горы окровавленного металла, стремительно набросившейся на него. Нападающий в толстой куртке с металлическими наплечниками не удивился, что этот босой, лысый, одетый только в белую мокрую рубашку толстяк даже не попытался отразить удар, а просто поднял оружие, как женщины поднимают руку, заслоняясь от солнца. Он не успел удивиться…
Варг шел вперед, откинув щит за спину и зажав короткую саблю, которую дала ему Эда, в левой руке. У него начало получаться сражаться двумя ударными, колющими орудиями, как делала она. Он размеренно продвигался по улице, и бегущие на него люди натыкались на его оружие. Как странно, что ему не причиняли вреда… Или его ранили? Чувствовал лишь меч, как будто тот был основным средоточием его плоти и души. И ощущал себя им, этим мечом – горячим от крови лезвием, рассекающим плоть. Он колол и рубил, не осознавая себя, весь превратившись в смерть, которую он нес. Его больше ничего не связывало с живыми… День мести настал, его ненависть вырвалась наружу. Он не видел, что происходило сзади. А со стороны цитадели на главную площадь стремительно спустился большой отряд воинов Моната-вана: отборные бойцы, вооруженные тяжелыми длинными мечами, с высокими толстыми щитами, за которыми можно было спрятать все тело. Им удалось сдержать первый натиск солдат мятежного Валласа, наполовину голых, с легким колющим оружием, многие из которых были босиком. Защитники города проломили поток нападавших и рассыпались по трое, двигаясь спина к спине. Они образовали смертельно разящие, ощеренные мечами во все стороны, непобедимые боевые единицы. Те, кто сражался против них, дрогнули. В мгновение ока на площади поменялась расстановка сил. Воины цитадели сломали строй атакующих, крушили их, кололи, резали, подминали под себя, ступая прямо по их мокрым, заледеневшим от холодной воды полуголым телам. Длинные мечи и толстые щиты делали их практически неуязвимыми. Варг очнулся от голоса Эды, закричавшей: – Варг! Сюда! Он не стал оглядываться, а сделал круг, описав плавную кривую – те, которые были за ним, продолжили наступление, а он пошел назад. И сразу понял, что случилось почти непоправимое: тяжеловооруженные защитники цитадели практически полностью оттеснили нападавших к колодцу и уже полукругом охватили их. Его солдаты не могли противостоять этим закованным в металл воинам. Каким-то образом рядом с ним оказалась Эда. – Они нас теснят! Никто не может пробиться сквозь их щиты, они не оставляют проходов. Еще чуть-чуть, и мы окажемся отрезанными, нам перекроют выход из колодца, убив всех! Они прижались спинами, отражая удары. Пока им удалось не дать к себе приблизиться. Но защитники цитадели их уже увидели – двоих, рядом с которыми никого не осталось. С обеих сторон их стали обходить коробки защищенных железом солдат. Еще немного, и они сомкнутся… – Щит! Нам нужен щит! – кажется, у Варга появилась спасительная идея. – Сейчас я пойду на них. Я заставлю их развернуться, а ты повтори тот прыжок, благодаря которому заколола палача на арене. Он закричал и бросился на ближайших трех воинов, передвигающихся по-прежнему спина к спине. Ему удалось атаковать так стремительно и мощно, что их порядок нарушился. Они были вынуждены выстроиться в ряд, оставив незащищенными спины. И он напал во второй раз, приняв удар на себя и понимая, что эта атака может оказаться смертельной. Два лезвия отразили удары его мечей, а третий разрубил легкую куртку. Варг понял, что кольчуга разрывается, не выдержав тяжести меча – разрывается, вдавливаясь в тело, – но боли почему-то не ощутил, хотя почувствовал, как взмок левый бок. Это не был пот, это была кровь. Он отскочил, вложив в отступление всю свою вновь обретенную от науки Эды легкость и силу, и снова почувствовал себя ветром. Увидел, как она подпрыгнула, ловко перевернувшись в воздухе, и саблей полоснула по горлу того, кто ранил его. Приземлилась точно на плечи солдата, который наступал посередине, и вонзила в него свои клинки сверху, наискось пронзив грудную клетку. Эда мгновенно подхватила тяжелый выпавший щит. Сколько силы было в ее стройном, гибком теле! Третий, оставшийся в живых, повернулся к ней и уже занес меч в то мгновение, когда девушка не смогла бы отразить удар, но Варг снова напал, так же стремительно, как и она. И повторил удар, который получил перед этим сам. Только он был более успешным – его противник упал, не издав ни звука. Вдвоем им удалось защититься от другой тройки солдат, приблизившихся с противоположной стороны. Это их возвращение на площадь остановило наступление защитников цитадели. Солдаты замешкались, словно не могли согласовать своих действий: то ли броситься в схватку с этими двумя, нарушившими их продвижение, то ли блокировать колодец. И эта мгновенная заминка оказалась решающей – Варгу и Эде удалось убить вторую тройку тяжеловооруженных воинов. Остальные рыцари Монатавана решили наконец всей цепью повернуться к ним. И защитники города отступили от колодца. А оттуда, словно прорвавшая плотину вода, хлынули новые наступающие. Теперь солдаты цитадели оказались в плохом положении, их вооружение не давало свободы маневра, быстроты передвижения. И они уже сломали свой строй, потеряли ту организующую силу, которая объединяла их вначале. Бывшие гладиаторы, хоть и потеряв значительное количество бойцов, смогли убить их всех. Больше на площадь защитники столицы не наступали, только оборонялись…
Варг чувствовал, что бок заливает кровью, но не ощущал боли. Его охватило странное, никогда не испытанное чувство: как будто его невозможно победить, как будто он единственный воин на свете, и у него единственный в мире меч… А все эти копошащиеся, прыгающие фигурки вокруг лишь тряпичные куклы, колосящаяся трава в степи, которую легко подсекает отточенное лезвие. Он видел удары до того, как их начинали наносить. Он чувствовал нападавших раньше, чем они могли рассмотреть его. Он ощущал себя почти что богом, богом войны. Варг отбросил уже ненужный большой щит и поменял свое оружие на два тяжелых меча защитников цитадели. Сам не понял, как они оказались в руках. Мечи, едва ли не с него ростом, не казались ни тяжелыми, ни громоздкими. Он ими вертел, как палками на утренних тренировках с Эдой. И, действительно, перестал ощущать себя человеком – чувствовал себя вихрем, сметающим все живое на пути. Услышал как будто со стороны, что он кричит, нападая. И увидел, как один из противников, юнец с неровной редкой бородкой, вдруг рухнул на колени как подкошенный и выпустил клинок еще до того, как Варг коснулся его лезвием. Как будто звук, летящий из горла невиданного воина, поразил его.
Урвий, возглавивший противостояние в Монатаване, нисколько не сомневался в том, что крепости дадут статус города-государства. Армия, собранная из голодранцев в стране, так долго раздираемой жадностью Тра-валов, не сможет взять неприступные стены. Да что там, не осмелится и напасть на крепость, никогда до нынешнего времени не подвергнувшейся даже осаде! Эти камни, эти скалы, эти раскинувшиеся вокруг озера охраняют город и его, Урвия, надежнее самого лучшего войска. Хотя и отличных, вооруженных до зубов воинов у него тоже немало… Тем не менее вчера, когда войско мятежного Валласа раскинулось полукругом в поле, он забеспокоился: события разворачивались неожиданно. И приказал собрать всех женщин и детей в зале цитадели перед своим покоем… на всякий случай. Лучше, подумал он, иметь рядом их – тех, кто неспособен себя защитить, кто неспособен поднять оружие, если вдруг что-то случится… Как много лет он наслаждался покоем, властью, безнаказанностью. И был готов в любую минуту отстоять себя… и город, конечно. Тем более странно было среди ночи услышать звуки борьбы. Урвий распахнул окно, вскочив с кровати, и сразу понял, что произошло: на раскинувшейся внизу главной городской площади, освещенной яркой убывающей луной, шла битва. Как ему в голову не пришло проверить, нет ли подводных проходов в Монатаван! Теперь оставалось в бессилии ругать себя… Урвий наблюдал, как на площадь высыпали вооруженные, тяжелые, закованные в металл воины, как они начали теснить и уже практически блокировали поток наступающих. А потом вдруг на помощь уже почти обессиленным бойцам мятежного Валласа пришли двое: высокий, мощный воин и с ним маленький, тонкий солдат. И им удалось перевернуть ход сражения! Он ощутил, как горячо стало в голове, когда он понял, что его защитники потеснены, а потом – что они отступают. Урвий бросился к двери и закрыл тяжелую металлическую задвижку. Услышал, как зашумели и запричитали проснувшиеся рядом женщины, как заплакали и закричали дети. Закрыл и окно наглухо. Взял меч, который давно не поднимал – слишком тяжелый уже для него… Да, он стар, но еще не собирается расставаться с жизнью! Лихорадочно огляделся: он в клетке. Есть только один выход – через центральную залу, где собраны семьи защитников Монатавана. Ну что ж, еще не все потеряно, ворота города еще не открыты. Он сел в кресло и, сжимая меч, оперся подбородком о рукоять, весь обратившись в слух.
Варг никогда не был в Монатаване, хотя тщательно изучил рисунки его улиц. Он не разбирал дороги, куда идет, но шел в цитадель. Сзади подошли его солдаты, и наступление стало более быстрым. Дверь в башню была открыта настежь, возле нее не было никого. Он ворвался на винтовую лестницу и поднялся бегом, сам не понимая, как ему так легко удалось убить всех тех, кто пытался оборонять лестничные пролеты. Видел, как отскакивают от него те, кто стремился ему помешать, видел нарастающий ужас в их глазах. Уже не осталось защитников у единственной двойной двери, широкой и высокой. Он просто разрубил проем тремя ударами меча и снес одну створку, ворвавшись в зал… полный женщин, прижимавших к себе детей. Какая-то старуха с длинными белыми волосами и непокрытой головой, вскинув руки, бросилась ему наперерез, пытаясь остановить его тощим, высоким телом. Он легко ее скосил – это был день его мести… И быстро прошел по направлению к высокой одностворчатой двери в глубине. Слышал за собой топот ног по винтовой лестнице… Это его пытаются остановить, или в цитадель ворвались солдаты мятежного Валласа? Варг не стал ждать… Прокрутил еще раз меч, освобождая пространство, хотя на него здесь никто не собирался нападать. «Я сделаю это, – пронеслось у него в голове. – После того, как обезглавлю Урвия. Я вернусь сюда и убью их всех… как когда-то убили мою семью. А сейчас мне нужно найти того, кто возглавил сопротивление». И снова пошел вперед, разрубая последнюю дверь, последнее препятствие, оставшееся между ними… И остановился, только когда столкнулся с тем, кто тоже закричал громко и поднял такой тяжелый для него меч, что не смог его занести над головой. Варг улыбнулся. Какой смешной старик с козлиной бородкой… Он вспомнил его лицо, когда тот был моложе – Урвий! Как он мог забыть это имя? Урвий, бывший оруженосец его отца! Он слышал, как сзади вбегают солдаты, и понял, что это идут на подмогу его врагу. Руки сделали вращательное движение, отразив нападение тех, кто прыгнул на него с обеих сторон, и вызвав вопль ужаса у остальных: Варг отражал удары, не глядя. Те, кто мог сражаться против него, отшатнулись, сломленные силой, которая наполняла пространство вокруг этого невероятного человека. То, что они видели, было немыслимо… Он еще раз развернул мечи в обе стороны от себя, поразив еще двоих, и легко выбил меч из руки старика. – Урвий, узнал ли ты меня? Видел, как в его глазах промелькнуло недоумение… потом удивление… наконец – ужас. – Дэв… Дэв Давикулюс! – Он самый… Ты помнишь, как Даневан пленил меня? Ты ведь стоял позади него, – он навис над стариком. - Да… помню, – пролепетал Урвий, и вся кровь отлила от его лица. Варг воткнул меч в кого-то, кто подскочил сзади, и пригвоздил к полу. Схватил освободившейся рукой Урвия за волосы, а другой легко, как разрезал мясо у себя на тарелке, отсек ему голову…
Глава одиннадцатая ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ ЭДЫ
Солдаты, выпрыгивающие из колодца, были уже словно по ту сторону жизни. Окоченевшие, потерявшие чувствительность в ледяной воде, ослепленные тьмой, они будто вышли из мира демонов, потеряв связь с людьми. Растекались по городу как волна, сметающая и губящая на своем пути все, что препятствовало ее продвижению вперед… Воины, полные льдинок, тающих в их волосах и одежде, на их мечах и ножах, разрывали плоть железом, не в силах согреться заледеневшими телами. Шли по улицам, заходили в дома, уничтожая теплую, пульсирующую жизнь, не разбирая, кто был мужчиной, а кто женщиной, кто ребенком, а кто стариком… Дорога, по которой вел наступление Варг, вела к воротам города. И те, что пошли за ним – из первых солдат, поднявшихся из колодца, – подчинились его приказу продолжать наступление и открыть Моната-ван. Они сумели сделать это, хотя полегли все. И последний бывший дра-аг, еле живой, поднял засов, толкая всем своим весом тяжелую, окованную металлом дверь. Подбежавший к нему защитник крепости втыкал в него нож, будто иголку, раз за разом. Но ворота уже распахнулись. И перед тем как умереть, воин Варга развернулся, в последний раз взмахнув мечом, прервав наконец это докучливую атаку, и упал вместе со своим убийцей в крепких объятиях. В город вступили те, кто ждал в крепостном рву. Четыре сотни солдат рассыпались по крепостной стене. И когда снаружи увидели мелькающие огни и падающие с высоты тела, услышали крики, они поняли: победа – только вопрос времени… Армия вступила в Монатаван. Над городом стоял лязг оружия и крики жертв, проклятия сражающихся и стоны умирающих. И на все это смотрела луна, повернувшись в небе одним боком, как фонарь, освещающий потусторонний мир. На улицах жизни не было, тут царили смерть и холод… Цитадель сопротивлялась дольше. Шум борьбы, крики, несущиеся оттуда, еще не стихли, а дома всего города уже опустели. Солдаты имперского Валласа стекались на главную площадь – туда, откуда наступление началось, – и шли в цитадель. Там битва все еще продолжалась. В башне были расквартированы основные войска поборников Травалов и приближенных Урвия. Они сопротивлялись отчаянно, бились с настоящей отвагой, но уже не могли победить. Проходы и коридоры были забиты убитыми и тяжелоранеными. В конце концов, и там крики стихли. По городу прошли еще и еще раз: никто ли не остался в живых?Эда уже давно не чувствовала своего окоченевшего в подземных водах тела. Только дисциплина и привычка инстинктивно изгибали ее, позволяя отражать и наносить удары. Она вспомнила, что не видела Варга после того, как они изменили течение битвы на городской площади. Девушка пошла по западной улице ко вторым воротам города. Увидела недалеко здоровенного рыжего детину с рассеченной головой и узнала в нем Двана. Он дышал как загнанный бык своим сломанным носом. Эда подумала, что шрам от полученной раны не испортит его улыбки… Улыбнулась ему, и он улыбнулся в ответ. Те, кого она убивала, иногда оказывались совсем детьми – маль-чишками-подростками, возможно, впервые взявшими в руки боевое оружие. У нее не было ни сожаления, ни раздумий, девушка ощущала только чужую кровь, которая текла потоком по ее телу, и это чувство вызывало в ней отвращение и ненависть к тем, в ком оказалось так много красной влаги… Шла и шла вперед, пронзая лезвием, как иглой, жалкие, мягкие тела, летящие на ее сабли, как мотыльки на костер. Все отчетливее стала видеть лица вокруг. Уже рассвело?.. Время словно исчезло с тех пор, как она поднялась по колодцу и выбралась в ночной спящий город, до этого мгновения, когда Эда оглянулась и увидела себя посреди мертвых тел, покрывающих землю, как высокая трава степь… Она шла по разоренному городу, полному трупов и несчастных, не сумевших умереть быстро. Прямо перед ней из-под навалившегося тела в одежде армии Монатавана выскользнула тонкая женская кисть, абсолютно вся покрытая кровью. Как будто пальцы имели глаза, они ощупывали землю… Мимо идущий солдат Валласа заметил эту живую руку и одним рывком откатил труп, лежавший сверху. Молодая женщина, со свежими ранами на лице и плечах, подняла голову и простонала: – Пощади… Воин молча проткнул ее грудь мечом. Рука упала и больше не двигалась, широко открытые голубые глаза превращались в зеркало…
Голубые глаза… Эда почувствовала, как внутри что-то вырвалось из нее… Она вспомнила другие такие же глаза – глаза матери. Вспомнила, как та схватила ее, услышав шум бегущих ног снаружи, и зашептала: – Рабы! Рабы идут сюда! Нас убьют, нас всех убьют… но ты должна остаться в живых! Ты помнишь язык, которому я тебя научила? Ты помнишь имя своей бабушки? Никому их не говори! Но помни их! Всегда помни… Ты должна остаться в живых, – мать лихорадочно оглянулась вокруг, выдвинула тяжелый ящик. – Вот этот подойдет… Ты маленькая, маленькая и худенькая. Ты должна остаться в живых! Не проси пощады, никогда не проси пощады у опьяненных кровью… Сиди тихо, не двигайся. Прощай… Мать прижала ее к себе, поцеловала и втолкнула внутрь. Эда больно ударилась головой. Ящик задвинулся… Через некоторое время ей удалось найти щелку. Она видела ворвавшихся рабов, женщин и детей, просивших пощады, как и эта несчастная… мужчин, насиловавших, а затем убивавших их… Эда снова растерянно оглянулась: на каменной мостовой лежал, раскинув руки, маленький ребенок с треснувшим черепом, из которого вывалились мозги. Под ним, сжимая его мертвыми руками, распростерлась женщина с обнаженной синей грудью. Она уже где-то видела это… И теперь она сама стала насильником и убийцей. Она этого хотела – стать воином, чтобы убивать женщин и детей, невзирая на их мольбы о пощаде. Девушка почувствовала острый приступ тошноты, на какое-то мгновение ей показалось, что она видит одновременно и площадь в Моната-ване, залитую кровью и покрытую мертвыми телами, и комнату во дворце отца, где убили мать на ее глазах. Воины, дети, младенцы, женщины лежали вокруг, убитые и изуродованные… За ней выходцами из другого мира скользили солдаты Варга: мокрые, с посиневшими лицами – такими же, как у покрывших собой землю. Как много глаз с расширенными зрачками… Будто ледяная вода подземных озер убила их способность чувствовать. Весь мир обернулся тремя цветами: синим, красным и черным… Синяя плоть… красная кровь… черные камни… Эда услышала шум приближающегося войска. Через открытые ворота в город все еще входила армия Валласа, и солдаты в сухой одежде и на конях пиками добивали тех, кто еще не умер. И тут она услышала крик… нет, не крик – рев. Повернула голову к черной высокой цитадели… На балконе второго этажа показался Варг. Его лица нельзя было разобрать на таком расстоянии, но она узнала его фигуру, почувствовала движение воздуха, идущего от него. Он держал в поднятой руке отрезанную голову. И Эда поняла, что это голова Ур-вия – человека, который хотел объявить Монатаван независимым городом-государством. Того, кто возглавил сопротивление восставшему из мертвых императору, даже не зная, против кого он восстал. Солдаты ответили таким же мощным ревом. Крики сотен глоток постепенно сливались в одну фразу: «Да здравствует император! Да здравствует Империя!» И вдруг ее словно накрыла волна ужаса. Ужаса и жалости – к растоптанным, убитым, изнасилованным и распятым – к той жизни, которую уничтожили этой ночью благодаря ей. И она отчетливо ощутила себя причиной свершившегося. Возможно, если б не она, эти сотни, даже тысячи людей остались бы живы. Эти уже мертвые дети выросли и стали красивыми мужчинами и женщинами и имели своих детей… А воины продолжали пить вино и возделывать землю. Живые руки молотили зерно и вращали гончарный круг. Жизнь, которая была заключена в ней, теплая кровь, текущая в ее венах, вся ее сущность, все ее гибкое, живое тело вдруг восстали против этого царства мертвых, только что бывших живыми и теплыми. Она попятилась… Ее никто не замечал. Солдаты, взявшие город, стекались к тем, кто вошел через открытые ворота. Рев и возгласы продолжали нарастать вокруг. И все эти крики, эти мечи и копья продолжали наполнять ее душу таким ужасом, который она больше не могла вынести… Эда оглянулась и бросилась бежать к колодцу – туда, откуда она вышла. Чувствовала невозможность находиться среди этих убийц, из которых самым страшным была она сама… Прыгнула в чернеющую внизу воду, больно ударилась ногами о плавающие трупы. Это были несчастные защитники города, сброшенные в колодец? Или солдаты Варга, которые не смогли вовремя вынырнуть и захлебнулись?.. Эда уже однажды прошла этот путь. Быстро нашла знакомый туннель. Вынырнула во мраке, в котором умели видеть ее глаза… Со стороны раздался трубный рев вторично потревоженных сегодня пещерных животных. Даже с ее умением видеть в темноте не могла различить их – лишь тени, двигающиеся у вздымающихся стен. Ей показалось, или здесь тоже запах крови и мертвой плоти? Вода стала более теплой от пролившейся в нее крови и отданной жизни, или она сама стала холоднее смерти? Эда прошла быстрой поступью по каменистому берегу до нависшей скалы, нырнула и вынырнула в лесном озере, таком тихом и мирном. На берегу – ни души… Мир был залит утренним солнцем. Даже ветер не шевелил камыш и прибрежные травы. Она с трудом доплыла до берега, откуда ночью ступила в воду, полная радостного предчувствия битвы. Только теперь ей хотелось плакать и бежать на край света – туда, где нет смерти и не блестят мечи, где мужчины не собираются в войска, а лишь возделывают землю… Эда вытянулась на кромке песка у берега и горько заплакала.
Варгу пришлось вернуться к тому месту, откуда они начали свое триумфальное наступление. Он искал Эду везде и уже отчаялся ее найти. Ледяным холодом сдавило сердце мысль, что она мертва. Нет, он не имел права даже на мгновение впустить в себя этот страх! Она не могла умереть. Эда должна стать его женой и родить ему сына… Она просто ушла, как уходила всегда, чтобы слиться с водой, напитаться силой родной ей стихии… И, как всегда, он нашел ее у воды. Она лежала так неподвижно, что Варг даже испугался. – Эда… Ему пришлось перевернуть ее на спину. Глаза девушки были пусты и широко открыты. Варг увидел боль во взгляде. – Эда… любимая… Что случилось? Ты ранена?! Его голос вернул ее в жизнь. Привычным движением она положила узкую ладонь ему на голову. – Нет… А ты? – Немного… Только бок расцарапан, даже кровь уже не идет, – он ощупывал ее уже такое знакомое тело. Она была невредима, но холодна как лед. – Ты замерзла? Он начал ее ласкать и почувствовал, как она согревается под его руками… – А как ты сам себя чувствуешь? – Эда ответила вопросом на вопрос. – Я никогда не ощущал себя так, как сегодня, – в его голосе было смятение. Она кивнула, словно ожидала этих слов: – Ты чувствовал радость? – Да, именно радость… я не знаю, когда во мне было столько силы… Нет, знаю – с тобой, когда ты отдаешься мне… В тот день, когда отец подарил мне, мальчишке, первого жеребца, и сильное животное подчинилось моей руке… Когда я видел первые шаги сына, – это воспоминание больше не принесло боли. – Это она, это сила, – Эда снова кивнула и повернулась на бок, к нему спиной. Значит, все это существовало на самом деле! Этот загадочный центр… Сила, которую нельзя увидеть – только почувствовать, развить в себе или суметь взять из тела женщины. Но его любимая была так далеко… Он никогда не видел Эду такой, словно жизнь покинула ее. – Эда, что с тобой?! – Я устала, – у нее был действительно уставший голос. – Это был сложный бой для тебя? – Да… Наверное, я отдала тебе вчера слишком много. Или смерти вокруг оказалось чересчур… – Но ты говорила, что можешь взять силу у всего, – Варг почувствовал себя виноватым. – Могу… но у этой силы другое качество. Есть сила жизни, а есть сила смерти. Наверное, сила смерти чужда мне… Наверное, я все-таки женщина. И рождена, чтобы любить мужчин и рожать детей… но убедила себя в другом – в обратном, – Эда отвернулась и положила голову на песок. Варг не верил своим ушам. – А ты можешь взять силу у мужчины? Да. – Так же, как и мужчина у женщины? – он начал понимать то, чему она его учила… Да… – Возьми мою силу – столько, сколько тебе нужно. Она снова повернулась к нему лицом. – Это великий дар, – сказала тихо. – Ты хочешь этого? Ты предлагаешь мне свою силу? Да. – Спасибо, – Эда наклонила голову, и ее рука скользнула ему под куртку. – Только я не увижу твоих глаз, чтобы не дать тебе потерять голову, – в его словах сквозило столько нежности… - Я не потеряю голову, – ее голос был холоден. Варга кольнуло под лопатку. Так любит она его или нет? Зачем ей учить его, зачем отдавать свое тело, которое она не доверила до сих пор никому? – Знаешь, что мучает меня? – он остановил ее руку у себя на животе, сжав узкую ладонь. – Я так и не знаю, кто ты. Ты друг или враг? Ты освободила меня, и ты используешь меня. Иногда мне кажется, что ты любишь меня, хочешь меня. А иногда, как сейчас, мне кажется, что я просто… тело, которое может быть тебе полезно… – Сегодня я отдала тебе всю мою силу, – Эда высвободила ладонь из его руки и вновь опустила вниз. – Весь бой я была с тобой… Это я пригибалась, уходя от лезвий и стрел, чтобы тебя не убили. Это мои руки поднимали твой меч. Моя спина уклонялась от ударов, предназначенных тебе. Я провела две битвы, твою и свою. И чуть не умерла, потому что была в двух местах: в тебе и во мне… Когда я пошла с войском, то не должна была участвовать в боях, а просто быть рядом… – Рядом со мной? – Не только… С тобой и Издой. – Зачем? – Варг навалился на нее. – Чтобы передавать все, что происходит, Эрланду? Чтобы дать мне вовремя умереть? Или подставить меня под стрелы? – Твоя жизнь не имела ценности, правда – вначале, но не сейчас. Я не хочу, чтобы ты умер. Это сильнее меня, поэтому я решила отдать тебе мою силу. А сегодня я поняла, что ненавижу смерть… И не могу никого оживить – никого из убитых, а только убиваю. И теперь мне страшно, – она вдруг прижалась к нему всем телом. – Люби меня… пожалуйста, люби меня… Варг целовал ее глаза, уши, губы, щеки, волосы. Он целовал ее везде, и не имело значения, кто она – друг или враг… Эда дышала глубоко и равномерно, и это ровное дыхание впитывало его страсть, его любовь, его нежность… Он забыл, кто он, кто она… Слился с озером, лесом, с жизнью, смотрящей на него из фасеточных глаз стрекоз и песней, звучащей из дрожащего горла лягушек… Его месть закончилась, и ненависть иссякла. Из глубины души что-то поднималось… Он забыл, как это называется… Любовь?
Варг проснулся. Он лежал там же, на берегу, где они занимались любовью. Тело холодила вечерняя прохлада. Но вокруг было светло, солнце еще не зашло… Пальцы Эды перебирали волосы на его груди. Она почувствовала движение, подняла голову, посмотрела ему в лицо. Ее глаза были такие мягкие… Он улыбнулся ей. У нее сжалось сердце. Сейчас она не представляла, что этот мужчина мог убивать. Он улыбался ей, как ребенок улыбается цветам, матери. Она опустила глаза, ее губы и виски дрогнули в улыбке, голова легла ему на плечо. Ей снова захотелось плакать… Нежным, но властным движением он поднял ее и уложил на себя. Она вскинула веки, и они снова встретились взглядами… Занялись любовью, в этот раз не договариваясь, кто чью силу возьмет. – Эда, скажи мне… Что ты чувствуешь? Что ты чувствуешь ко мне? – у Варга был очень необычный для него голос – в нем не было металла. Из него исчез весь холод, как он исчез и из его глаз. – Что это? Ты любишь меня? Ты используешь меня? Скажи мне! Ты полна тайн, ты полна мудрости… Я никогда не думал, что женщина может меня чему-нибудь научить… Эда отдыхала на его груди. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Варг вдруг показался ей совершенно беззащитным… Провела пальцем по его щеке. – Вначале я хотела узнать тебя. – Чтобы контролировать? Она задержалась с ответом: – Нет… чтобы подчинить. Чтобы доказать самой себе, что я могу подчинить такого воина – великого воина. – Зачем? Ты ведь думала, что я ниже тебя по рождению и не образован… И я был рабом двенадцать лет. – Если я извинюсь за эти слова и скажу, что я была не права… ты меня простишь? Голос Эды был очень странным. Если бы Варг не знал ее так хорошо, он бы подумал, что в нем звучит покорность. – Кое в чем ты права. Я действительно был рабом двенадцать лет. – Возможно, именно это и сделало тебя сильнее всех. Как бы меня ни учили, каким бы искусством битвы я ни владела, но я чувствовала в тебе силу, которая была крепче моей. И я хотела этой силой овладеть. Прости меня, что я всегда старалась тебя унизить, с первой нашей встречи. Я не знала, что мы несем разные качества силы: качества мужчины и женщины. Мы не можем друг друга поработить – ни я тебя, ни ты меня. Мы можем только друг друга дополнить… – Я извиню тебя, если ты перестанешь так себя вести, – Варг не мог оторваться от ее золотых глаз. – Не будешь стараться мною повелевать, не будешь разговаривать злым и насмешливым голосом, прекратишь мне бросать вызов каждый день. В ее глазах промелькнуло что-то… – А если нет? – Тогда я не буду с тобой спать, – он постарался посмотреть на нее сурово. – И не буду давать тебе мою силу, которая дополняет твою. – Хорошо, я больше не буду так себя вести. Варг подавил улыбку в глазах… – Еще одно условие… – Условие чего? – Спать со мной каждую ночь, – он был сейчас сильнее ее и чувствовал это. – Да. – Ты не все мне рассказала, – он прижал ее к себе. – Вначале ты хотела меня подчинить. А потом? А сейчас? Эда снова положила голову щекой ему на грудь. – А теперь я наслаждаюсь тобой. Я несу тебя, как вода несет ладью, ощущая твое тело, твою душу. И мне хорошо… Так хорошо, как никогда, – и замолчала, молчал и он. Она вскинула голову, напряженно всмотрелась в его глаза. – Это любовь? Скажи мне… Мне кажется, я никогда никого не любила… Когда-то в детстве маму, но я этого уже не помню. Ты любил… у тебя была жена, дети. Это любовь? – Да… это любовь. – А ты? Что чувствуешь ты ко мне? Ты попросил обучить тебя. Ты не любил меня сначала, я даже тебе не нравилась. Я тебя раздражала и чувствовала это. Ты меня опасался. Потом ты узнал, что я дочь Дра-вийского шаха и союз со мной может быть тебе полезен… Но сейчас – ты помнишь глаза твоей жены? Где ты? В прошлом, с ней? Или в настоящем, со мной? Варг закрыл глаза. Кого он любит? – Я любил ее… У меня была другая семья, другое имя, другая женщина… Прошлое уже не болит. Оно отвалилось, как корка от старой раны. Рубец останется навсегда, но воспоминания перестали причинять боль. И я уже не в прошлом. Сейчас я люблю тебя. Ты – мое настоящее. И я хочу, чтобы ты была моим будущим. Ты будешь моей женой… – Ладно, – Эда все-таки перебила его, – но у меня тоже есть условие. Пусть обряд пройдет по законам Севера. – Хорошо. - Варг… Еще кое-что… То, что мы сделали сегодня – это было ужасно! Надо было оставить их в живых… детей и женщин. Как требовал Изда. – Ты же воин, великий воин, – он откинул ее голову в своих ладонях и заглянул в глаза. – Ты же знаешь, ты же чувствуешь, что я был прав! Те, кто хотел уйти, кто сомневался, покинули город. В нем остались лишь враги… жены врагов… дети врагов. Глаза Эды вдруг наполнились слезами. – Ты мне рассказывал про свою мертвую жену, про ваших детей, – Варг молчал, и она продолжала: – Ты бы хотел еще… иметь детей? – Да. – Даже если их могут убить? – Мы сейчас делаемвсе, чтобы детей больше не убивали и не насиловали женщин, чтобы на землю пришли покой и мир, и люди забыли насилие. – И это ты говоришь после сегодняшнего дня?! После того, как ты вырезал весь город?! – Да. Потому что тех, кто насиловал и убивал до нас, надо было устрашить. Надо было показать им, что на их силу есть еще большая сила. – А те, кто по-прежнему хочет насиловать и убивать? – Мы им покажем другую жизнь… теперь. – А если это их не изменит? – Тогда мы их заставим. – Что заставим? – Заставим жить по-человечески. – А если они не захотят? – Тогда они выберут смерть. – Варг… Пусть будет ребенок. Если я смогу забеременеть и родить, если боги так распорядятся… пусть у тебя будет ребенок. – Ты уже не идешь на север?.. – Иду… А что, на севере не рождаются дети? Варг опустил лоб в ложбинку между ее ключицами. – Знаешь, что меня мучает? – Что? – Я страшно ревнив. Я все время думаю, что твой отец хотел отдать тебя Эрланду. Возможно, он и на самом деле мой брат. Вы были вместе много лет… Он ласкал тебя? Так? – Варг целовал ее живот. – Нет. Клянусь… – выдохнула Эда. – Я правду сказала насчет Эр-ланда. Я никогда не давала согласия быть его женой. Его договор с моим отцом оставался для меня тайной. Я догадалась случайно. - А другие? Воины, которые обучались с тобой? – Нет… – Только женщины? – Да… Варг забыл, как он ревнив… К женщинам он ревновал меньше. – Я не хочу, слышишь? Я не хочу, чтобы ты больше спала с женщинами. – А если я тебя не послушаюсь? – Значит, ты не любишь меня… Она взъерошила его волосы. Они так ей нравились… – Хорошо. Пока ты со мной, я больше не буду спать с женщинами. Разговор о любви возвращал ее в жизнь, сворачивал перед ней долину смерти, в которой она провела весь день. – Варг, послушай… остановись… это важно, чтобы ты услышал… Я ошиблась. Я не хочу быть воином и не хочу убивать больше. Я хочу быть женщиной… чтобы любить тебя и дарить жизнь… Эде больше не было холодно в сердце и больно внутри. И она снова заплакала.
Глава двенадцатая ТАРИС ВСТРЕЧАЕТ СТРАЖА
- Это хорошее место для ночлега, – Тарис оглянулся. – Дубы, папоротник, ручей неподалеку… Он втянул в себя воздух. Ему показалось, или он слышит запах крови? Вернее, два разных запаха: одного человека и другого, уже не живых, – и много мертвой, пролившейся крови… Что случилось, что он начал ощущать запахи так остро? Как будто обоняние, вернувшееся к нему через много лет после ранения, с лихвой компенсировало годы своего отсутствия… Его спутники разворачивали палатку. После смерти Коала они оставили одну у крестьян, чтобы не везти с собой лишний груз, и спали сейчас впятером. Ара на единственную женщину в их компании даже не смотрел, а когда разговаривал, всегда опускал глаза. – Он боится тебя, – сказал Тарис, вернувшийся с довольным, посвежевшим за три дня отсутствия Вероном. – И это хорошо. Кавада тяжело пережила убийство, впервые в жизни совершенное ею: мучилась бессонницей, стала еще более задумчивой, чем прежде, держалась в стороне ото всех. Воспользовавшись моментом отдыха, она отошла от своих спутников к трем высоким и широким, раскидистым дубам, растущим прямо на середине тропы. Вновь погрузившись в раздумья, поглаживала, будто лаская, потрескавшуюся вековую кору. Неслышно подкравшийся любовник обхватил ее за талию и прижался к ней сзади, а она вздрогнула так, как будто это медведь подошел. – Что случилось? Я испугал тебя? – Да… У меня странное чувство… Как будто кто-то ходит вокруг нас, наблюдает за нами. – Ты стала очень нервной, – в голосе Бена звучала тревога. – По-моему, наоборот, я никогда не была такой спокойной, – Ка-вада скосила на него глаза. Она все худела и худела, и ее грудь и бедра становились все меньше и меньше, что несказанно радовало Тариса. Одежда Зога уже почти не обтягивала ее. – Да. Ты кажешься спокойной. Но я чувствую, – он повернул Кава-ду за плечи и впился в нее глазами. – Я чувствую, что ты страдаешь. Это я заставил тебя страдать? – Да, – она усмехнулась невесело. – Ты всегда заставляешь меня страдать… Когда она становилась такой покорной и трогательной, это никак не могло оставить его равнодушным. Граф лихорадочно оглянулся. Дорога вела вверх от дубов на холм. Там происходило какое-то движение, как будто ветер нес опавшие березовые листья… Подумал, что за пригорком их никто не увидит. – Идем, – сказал он властно, обернувшись и вскочив верхом на уже расседланную лошадь. – Давай руку. Он, как всегда, не оставлял ей выбора. Кавада, поставив ногу на носок его сапога, дала ему возможность посадить себя на холку лошади. Тарис послал коня через пригорок. Только перевалив на другую сторону холма, идеально послушный жеребец вдруг замотал головой, чрезмерно натянув повод, и пошел в сторону, перейдя на рысь. Всадник на мгновение замешкался и выругался: копыта лошади провалились в болото, булькнула под ногами черная жижа, слева всплыл и хлюпнул большой пузырь, распавшись на мелкие аспидные брызги. – Там… там кто-то есть, – Кавада вздрогнула всем телом, вытянула руку в сторону виднеющейся березовой рощи. – Ты видишь? - Кого-то заметила? – Тарис смотрел одновременно направо и налево, чтобы не дать лошади оступиться с тропы, и вдаль, куда показывала женщина. – Зверь? Мелькнуло белое пятно… – Собака? – неуверенно переспросила Кавада. Вдруг раздался свист, и из кустов ракитника на другой стороне болота выскочила большая белая пастушья собака, с висячими ушами и поднятым хвостом, метнувшись в сторону звука. Бен быстро пересек топь, пустил коня по еле видной узкой дорожке, немного проскакал… На тропе, погруженной в тень, впереди маячила темная спина быстро уходящего вдаль человека в шляпе, с луком за спиной. – Подожди меня здесь, – Тарис ссадил Каваду на землю, пришпорил лошадь и унесся догонять неизвестного. Женщина, оставшись одна, огляделась. Роща, посреди которой она оказалась, состояла из старых высоких плакучих берез, раздваивающихся, а то и давших по три ствола из одного корня. Пересекающая ее тропинка, извиваясь, уходила дальше в смешанный лес, куда умчался граф вослед человеку с собакой. Кавада вспомнила, как в детстве разговаривала с покрученной маленькой березкой, растущей во дворе их дома. Она даже сейчас, спустя много-много лет, видела ее ствол с отстающей желтовато-розовой корой. Подошла, коснулась белой бересты теплыми пальцами… – Кавада, – раздался тихий, знакомый голос. Она быстро обернулась на звук… У соседнего дерева стоял Фада, очень бледный, с синим лицом, горло замотано каким-то темным, растрепавшимся лоскутом. Он не двигался… – Фада? Это вы?! Кавада не поверила своим глазам. Фада и Ирвен уехали за несколько дней до их отъезда из Вандервилля охотиться на горных козлов, и никто их больше не видел. – Вы здесь один? А где ваш брат? Сделала шаг к нему, но он поднял руку, словно останавливая ее. Его глаза были мертвы. – Мой брат спешит к Монатавану. И вам нужно поспешить – тебе и Тимуру. Кавада вдруг осознала, что рыцарь назвал Тариса его настоящим именем. – Вы не могли бы говорить более понятно? – она пыталась постичь что-то очень важное, что было в его словах. – Вы знаете, кто такой граф Бен?! Ей показалось, или на губах собеседника проскользнула усмешка? – Да. Там, где я сейчас, покровов меньше… Вам надо спешить. Остерегайтесь Терика. – Кто такой Терик? Фада оглянулся на шум приближающейся лошади. Тарис возвращался галопом к месту, где он ее оставил. Кавада перевела взгляд и вздрогнула: там, где только что стоял северянин, больше никого не было. Подскакавший граф соскочил с коня. – Я его не догнал, представляешь? Он как будто растворился – никаких следов… Настоящий охотник! Что с тобой? Ты страшно бледна! – он схватил ее за плечи. – Кавада, что случилось?! Она смотрела на него огромными глазами, бледная как смерть, несмотря на приобретенный в путешествии загар. – Я… я встретила Фаду… Бен мгновенно оглянулся кругом, развернувшись на месте, выпустив ее из рук. – Какого Фаду? Рыцаря Арута? – Да… – Где?! Да рассказывай же скорее! – Он уже мертв, кажется… Тарис приблизил к ней свое лицо, пристально всмотревшись в глаза: – Ты опять видела призрак?! – Да… Он стоял вон у того дерева, – она показала на соседнюю березу. – И он с тобой разговаривал? – граф завел ей за ухо выбившуюся короткую черную прядь отрезанных им волос. – Да… Он сказал, что нам надо торопиться, торопиться к Моната-вану, куда спешит и его брат. – Кому нам? – Бен был очень серьезен. – Прошу тебя, передай мне его слова точно. – Фада меня позвал… Но когда я хотела к нему подойти, остановил, вытянув руку. Я спросила, где его брат. И он ответил, что Ирвен спешит к Монатавану, куда надо поспешить и нам. Рыцарь сказал «тебе и Тимуру». Я спросила, откуда ему известно твое настоящее имя, и Фада поведал, что там, где он сейчас, покровов меньше… И еще предупредил остерегаться Те-рика, – Кавада всмотрелась в глаза Тариса. – Ты знаешь, кто такой Терик? Бен ответить не успел – его конь вдруг забеспокоился, попятился, вырвал повод из рук и ломанулся через кусты в сторону от болота. Граф, выругавшись, бросился за ним. Каваде ничего не оставалось, как последовать за удаляющимся любовником. Пока они пробирались через заросли, где остался след лошади, начало быстро темнеть. Через некоторое время она вышла за почти потерянным из виду Тарисом на открытое пространство. Даже испугалась, что сбилась с пути в надвигающейся темноте… Перед ней раскинулось овальное, правильной формы озеро. Лес распадался на небольшие группы деревьев, но вокруг воды рос только остролистный лох. На другой стороне тихой водной глади, откуда раздавалась вечерняя песня лягушек, горел желтым глазом дом – наполовину белый, наполовину черный. Из трубы вился дым, пахло раскаленными за день степными травами и засохшими водорослями. Там стоял убежавший конь, и маленькая женщина в клетчатом платье держала его за узду. Бен шел впереди быстрым шагом, огибая озеро. Кавада поспешила за ним. Когда она его догнала, он как раз договаривался с хозяйкой о ночлеге. Ей показалось, или женщина с темно-красными волосами посмотрела на нее недовольно? Запыхавшаяся гостья вежливо с ней поздоровалась, услышав конец переговоров. – Нам не нужна кровать, и даже одеяло не нужно. Мы сами согреем друг друга, – Тарис повернулся к ней и насмешливо произнес: – Не правда ли, моя дорогая? В почти наступившей темноте Кавада увидела обращенное к ней, освещенное бледным светом от распахнутой двери дома, лицо Варга. Перед тем как упасть в обморок, пронеслась мысль, что глаза у него темносерые – это был не Варг.– Что ж это вы такая нежная, барышня? Кавада пришла в себя уже в доме. Ее занесли, посадили на стул, хозяйка чем-то натирала ей виски. Тарис склонился над ней, морщась совершенно гладким, без шрамов, лбом. «Я сплю, и это все мне снится. Как приснился и Фада, разговаривающий со мной», – подумала она, проведя пальцами по щеке любовника, коснувшись его губ. Граф нахмурил лоб и поцеловал кончики ее пальцев. – Что с тобой случилось? Ты не больна? – у него в голосе сквозило беспокойство. – Нет, – Кавада улыбнулась. – Я сплю. Не буди меня. Я хочу и дальше спать… Тарис внимательно всматривался ей в глаза. Хозяйка продолжала смачивать ее лоб и виски чем-то сильно и свежо пахнущим, бормотала что-то. – Почему ты решила, что спишь? – У тебя есть лицо – твое лицо… Ты действительно красив, – она улыбнулась, не отрывая взгляда от его глаз, и увидела в них замешательство. Он провел ладонью по щеке, вздрогнув так, что испугал даже маленькую женщину, и резко закричал: – Зеркало! У вас есть зеркало?! – и начал метаться по дому, все переворачивая. – А ну, не балуй, – раздался сердитый голос. Из полумрака, от высокой лежанки в глубине комнаты отделилась рослая, крепкая фигура. Хозяин дома был не ниже Тариса и сейчас шел к нему, заложив большие пальцы огромных волосатых рук за пояс широких штанов, в распахнутой на груди рубахе. У приближающегося была кабанья голова. Кавада больше не шевелилась и ничего не боялась: она была уверена, что это сон. Бен замер и тут же бросился на человека-кабана. Мужчины сцепились и покатились по полу, сшибая мебель. Хозяйка взвизгнула и отскочила в сторону. Из открытой двери кто-то прыгнул на дерущихся, явно на помощь хозяину, и вдвоем им удалось скрутить графу руки за спиной, повернув его лицом вниз. Хоть это и был сон, Кавада все равно испугалась. Бена прижимали к половым доскам два человека, если их можно было назвать людьми. Мужчина с кабаньей головой держал одной рукой кисти Тариса за спиной, а коленом давил ему на спину ниже поясницы. Шею побежденного схватил обеими руками другой, в темном костюме и широкополой шляпе с дырами. Свой лук, покрытый паутиной и плесенью, он опустил у входа. Руки, сжимающие горло графа, оказались костяными пальцами с лоскутами болтающейся, уже сухой плоти. Его лица не было видно, мешали поля шляпы. – А ну, не балуй, – сурово повторил хозяин дома. – Если еще раз дернешься, по башке получишь так, что больше не поднимешься. Этого хочешь? – Сдаюсь, – глухо проговорил Тарис, упираясь скрюченным носом в деревянный пол. – Не буду больше драться. – Не будешь, – холодно подтвердил мертвец. – Иначе горько об этом пожалеешь. Они отпустили его, и граф поднялся, уставившись на двоих, которым удалось его победить. Сейчас Каваде было хорошо видно лицо охотника: пустые глазницы, оголенные скуловые кости и зубы, серо-желтая, сползшая с челюстей мертвая кожа. Его длинные засаленные темно-русые пряди волос лежали на плечах, камзол словно припорошен пылью. Это был тот человек, удаляющуюся спину которого они видели за березовой рощей. Но запаха тлена не было. Пахли горевшие березовые дрова – дегтем и теплом. – Где мы? – почему-то очень спокойно спросил Тарис, переводя взгляд с одного на другого. В дом вошел большой светло-бежевый пастуший пес, обошел всех присутствующих, понюхал все, до чего смог дотянуться носом, и подошел к хозяйке, уткнувшись мордой в клетчатый передник. Женщина потрепала собаку по голове и ответила за всех: – Где-где… В Иномирье, понятно же… Давайте, к столу идите, а драки все прекратите. Хотите драться – вон из избы! – и сама пошла к столу, поднимая перевернутую, сбитую мебель. Кавада по-прежнему сидела не двигаясь и наблюдала происходящее. Бен на пути к столу нашел-таки начищенный до блеска медный таз, поднял и начал разглядывать себя в нем, словно в зеркале, ощупывая лицо. Мертвый человек и Кабанья Голова расставили все уроненное на пол и сели за стол. Хозяйка поставила перед ними бочонок пива, принесла высокие деревянные кружки и сама опустилась на стул рядом с гостьей, сконфуженно пробормотав: – Нет больше ничего, не клевала рыба сегодня… Мертвый охотник налил всем темного тягучего пива, пахнущего хмелем. Огонь в очаге, как по команде, осветил дом ярче, хотя никто не подкладывал дров. – Лицо потом пропадет? – вдруг тоскливо спросил Тарис у сидящих. – Вестимо, пропадет, – деловито заметил Кабанья Голова, попивая пиво. – Слишком много вы внимания уделяете им, лицам, – сказал мертвый человек, повернув голову с пустыми глазницами в сторону вопрошающего. Пересевшая по молчаливому жесту хозяйки Кавада увидела внутреннюю сторону его черепа через дырки глаз. – Я вон вообще без лица живу, и ничего. И жизнь моя от этого совершенно не изменилась. - Так ты живешь или уже умер? – граф пересел поближе к ней и придвинул к себе деревянный бокал. – Не твоя печаль, – отрезал тот. Он слегка шевелил челюстью, когда говорил. Влил пиво в рот, и Кавада увидела, как полилась тягучая, темная жидкость в почти истлевшее горло, провалившись куда-то внутрь старого камзола. Женщина закрыла глаза… С одной стороны, соседство мертвого человека и Кабаньей Головы казалось неприятным, и она бы предпочла проснуться, но видеть неизуродованного Тариса было в радость… – Она думает, что мы ей снимся, – хозяйка дома села и с жалостью перевела на нее взгляд. Все посмотрели на Каваду. Человек с кабаньей головой ущипнул ее за руку выше локтя и засмеялся. – Просыпайся, красавица, – у него был самый обычный низкий мужской голос, хотя и звучащий из звериной пасти. – Кавада, это не сон, – Тарис наклонил лицо к ней. Она вежливо улыбнулась. – Давайте у нее немного крови возьмем, – предложил Кабанья Голова. – Что значит «немного крови»? – возмутился граф. – Ну… в пиво добавим, для аппетита… – Не надо! – Кавада воскликнула, испугавшись. – Да ничего с тобой не случится, – успокоила ее хозяйка. – Наоборот, легче жить станет. – Почему легче? – прошептала перепуганная гостья. – Если он, – женщина кивнула головой на мертвого человека, – твою кровь попробует, связь у тебя с ним возникнет. Понадобится – на зов твой прийти сможет. – Не надо ей связи с ним, – резко вмешался Тарис. – И ему вонять перестанет, – не унималась хозяйка, мотнув головой в сторону Кабаньей Головы. Потом вдруг облизнула нежные губы и произнесла глухим голосом: – И меня за гостеприимство поблагодарить надо… – А ей какая от этого польза? – спросил Бен. – Если Страж на зов к ней прийти сможет, смерти поможет избежать, – объяснила ему собеседница. – Это ты, что ли, Страж? – Тарис перевел внимательные глаза на мертвого человека. – Страж чего? – Иномирья, – буркнул мертвец. – Границы стерегу. - А как же мы прошли? – продолжал сыпать вопросами гость. – Оборотень ты, потому и прошел, – медленно говорил Страж, попивая пиво. – А она с тобой была. – Ну, давай, хоть каплей крови поделись, – заворчал человек-кабан. – Второй раз за последнюю неделю живой человек проходит. Ну и воняете вы мне! – А кто еще приходил? Каваде странно было даже не то, что Тарис задает вопросы, а то, что ему отвечают. – Человек из Арута с мальчонкой-оборотнем заглядывал, – ответила хозяйка. – Ирвен Корноуэл с юнгой из Вандервилля, – пробормотал граф. – А брат его, Фада, мертв? – вдруг неожиданно для себя спросила Кавада. – Мертв, – ответил ей Страж. – Разве из рук короля ускользнешь? И обратил пустые глазницы на Тариса. – Это я-то король? – спросил тот. – А кто ж еще? Ты король – и бывший, и будущий… Кавада почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове. Пес внизу улегся прямо на ногу, притащив откуда-то кость, и грыз ее, уперев острый конец в щиколотку. Было больно, и болел локоть, за который ущипнул ее Кабанья Голова. Ей все меньше и меньше казалось, что она спит. – Почему я бывший король? – продолжал свои расспросы Тарис. – Так а кто ж это довел страну до такого скотского состояния?! – удивился оборотень. Граф побледнел и уставился на говорящего. Ему на помощь пришла Кавада: – Но ведь Травалы же правили! – Нет! Никто наверху не разрешал смену власти, – серьезно сказал Страж и кивнул головой на Бена. – Это он позволил пасть Империи. Он молчаливо наблюдал, как все рушилось. Он злорадствовал, доказывая сам себе, что без его семьи все катится к демонам. И он и прекратил это безобразие. Я же сказал, что он король! – О чем ты говоришь? – Тарис побледнел еще больше и весь напрягся. – Я крутил мельничное колесо, как старый осел, когда Империя пала! Я всего лишь был солдатом, все эти годы. И… колдун предложил мне присоединиться к восставшим… - Хоть себе-то не ври, – покачал головой мертвый охотник. – Ты отказался стать королем, вместо брата. Самоустранился, так сказать… И из-за этого случился мятеж. – Когда я отказался?! – в отчаянии вскричал Тарис. – Когда тебе женщина предлагала. – Так что, надо было брата убить?! – Не тебе его убить. Он должен был уйти далеко-далеко, чтобы встретить девушку с янтарными глазами… И у них давно бы родился сын, и в Аруте уже бы правил король. – Ничего не понимаю, – прошептал граф, откидываясь на спинку грубо сработанного стула. – Ты должен был стать правителем, твое время давно пришло… Но ты отказался. Была смелость к жене императора войти, значит, нужно было смелостью обладать и его место занять. Тогда бы ничего не случилось плохого, что случилось… Струсил, гад, за что и понес наказание. – Так он… сам брат меня изувечил! – Нет! Не он! Те, кто стоял за ним, кто был зол на тебя, что ты отказался правителем стать – брат твой просто орудием оказался. – А почему ты говоришь, что я опустил страну до скотского состояния? – Что, не тебе снова женщина предложила возглавить страну? – насмешливо спросил Страж. – Второй раз тебе предложили искупить грех прошлого, и снова ты отказался. – Диана?! Я должен был стать мужем Дианы Травал?! – Ну да! А ты отказался второй раз! Долго еще от своей судьбы бегать будешь? – сурово сказал мертвый человек. – А как же… брат? – Тарис растерянно смотрел на него. – Не отпускал ты его все эти годы, вот и мучились все вокруг: и он, и ты, и люди… – Куда я его не отпускал? – Бен, похоже, по-прежнему ничего не понимал. – В путь. Он должен был уйти далеко-далеко, в замок за высокими белыми горами, и встретить там женщину. Тебе ведь уже объяснили! Что ж ты непонятливый-то такой? А ты все нарушил, малодушием своим, самоволием… И все приходится исправлять кое-как сейчас всем. Теперь время искривилось, и все может обрушиться – сомкнется мир из-за тебя! – И что теперь? – в голосе Тариса звучали растерянность и страх. - Теперь тебе надо все исправлять. Сам заварил кашу, сам теперь и расхлебывай. Из-за нерешительности да трусости своей страдаешь, и все вокруг мучаются… – Это он-то нерешительный?! Это он-то трусливый?! – помимо своей воли вскричала Кавада. – Да, он, – Страж понизил голос и снова сурово обратился к гостю: – Отвечай! Не ты ли побоялся потеснить брата своего на троне? Не ты ли побоялся потом убить самозванца Травала? Не ты ли затем струсил законным мужем вдовствующей королевы стать да возглавить страну? Не ты ли по постелям шлюх шлялся, вместо того, чтобы снова объединить Империю? – Я, – растерянно ответил Тарис. – А теперь? Теперь-то что будет? – Последнюю возможность тебе предоставляют – хранят вас боги, бра-тьев-то… Утомили вы уже всех своеволием… Делай что должен и не думай о последствиях. Ты воин или нет?! – прикрикнул мертвый охотник. – Да как же человеку разобраться во всем, что предлагает ему судьба? – Кавада пришла на помощь любимому. Она никогда не видела его таким растерянным. – Не надо тебе разбираться, не твоего ума дело. Просто делай что должен. О последствиях не думай. Сколько можно тебе повторять?! Не нужно жить мыслями ни в прошлом, ни в будущем. Живи здесь и сейчас. Понял? – Понял, – пробормотал Тарис, отхлебнув наконец пива. И горько добавил: – Так я, ко всему тому же, еще и оборотень… – Да, оборотень. Великим королем тебе надо было стать, королем-оборотнем, память о котором сохранилась бы в веках, воодушевляя людей на много-много поколений вперед на подвиги и геройства. А ты все крови своей боишься, звериной, – Страж опустил голову, допил пиво, со стуком отставил бокал и заглянул пустыми глазницами в глаза графу. – Еще не прошло время твое, хотя уже истекают последние дни… Все, задержался я тут с вами. Работа меня ждет, дозор мой… Поднялся, качнувшись… С ним резко встал и пес, перестав давить косточкой и боком на ногу Кавады. Мертвый человек вскинул руку в прощальном приветствии и вышел, свистнув собаке следовать за ним. Тарис растерянно смотрел ему вслед. – Ложись спать, – потрепал его по плечу Кабанья Голова. – Анча, стели гостям. Женщина встала и стала раскладывать на полу кабаньи шкуры. - А что ж вы, – вдруг заметила Кавада, – сами-то наполовину кабан, а своих родичей убиваете? – Испытание это, – серьезно посмотрел на нее маленькими звериными глазками хозяин. – Делать что должен – здесь и сейчас. А не думать, могу или не могу… В нерешительности хаос. Понимаешь? Если каждый будет колебаться, мир обрушится… – Вы моей крови хотели, – вдруг вспомнила она. – Вы сказали, что я вам воняю… Если я могу как-то расплатиться за ваше гостеприимство, я с радостью… – Искренне предлагаешь? – серьезно спросил человек-кабан. Гостья, ничего не говоря, кивнула. – Эх, жаль, Страж ушел, – с сожалением воскликнула Анча. – Но ничего, барышня, мы твоей крови в пиво добавим и для него оставим… Тарис, погруженный в свои мысли, ничего не говоря, смотрел, как хозяйка полоснула ножом по тонкому запястью и долго держала раненую руку над бочонком, пока туда стекала кровь. – Хватит, – замотала тряпицей. – Ложитесь спать. Завтра, как только рассветет, возвращаться вам. Кавада легла первой, но долго не могла уснуть, болела порезанная рука. Слушала, как ворочались на своей лежанке Кабанья Голова и Анча, потом оба дружно захрапели. Граф вышел во двор, походил там, вернулся, разделся и вытянулся рядом. – Где ты? – прошептал ей. – Я здесь, – она положила руку ему на грудь. – Я с тобой. – Кавада, не оставляй меня, – он развернул ее за плечи и прижал к себе. – Не бойся, любимый, – прошептала она, гладя его по щеке, не обезображенной рубцами. – Я с тобой. Я всегда буду с тобой…
Глава тринадцатая ССОРА
Два дня горели погребальные костры. Варг приказал сжечь все трупы с почестями. – Мы убиваем живых, – сказал сурово. – Мертвые уже не в нашей власти. Отдадим дань уважения смерти, равно забирающей всех… Эта битва унесла двух его друзей, Эрика и Ивара. Дван так и не сумел нырнуть еще у первого подводного прохода и остался снаружи почти с третьей частью полка. Развернул незадачливых солдат и галопом спустился к основной армии, раскинувшейся лагерем у Монатавана и вошедшей в город, как только открыли ворота. Эрика убили прямо у колодца на главной площади, в первые же минуты битвы. Неожиданно для всех и слишком поздно выяснилось, что Ивар, который никогда не участвовал в сражениях, отправился на этот раз с воинами. Он оказался отменным ныряльщиком и многих бойцов провел через подводные туннели. А вот мечом владеть он не умел… Варг сам зажег дрова под телами двух убитых друзей. И смотрел на их глаза с закрытыми веками, пока языки пламени не отогнали его, наполнив все вокруг сладковатым запахом горящей плоти. Эды снова нигде не было видно, она отказалась заходить в город. Да и сам император не хотел долго оставаться здесь.Монатаван стоял совершенно пустой. Построенный из черного камня, он казался сейчас призрачным городом. Кровь, пролившаяся на мостовых и в домах, наполняла воздух удушливым гнилостным запахом. И было так странно видеть яркое солнце, в положенные часы поднимающееся все следующие дни, и зеленеющие деревья, и голубое небо – яркие краски жизни над этой обителью мертвых… Кружащие над городом хищные птицы ждали начала своего отвратительного пиршества, усиливая и без того гнетущее впечатление. Царившее безмолвие нарушалось только заунывным криком падальщиков. Варг передумал возвращаться в Вандервилль и решил продолжить наступление на север. Хотя уже было понятно, что сопротивление сторонников Травалов сломлено, но он хотел дойти до границы с Арутом и добить мародеров, оставшихся от войска Даневана. После взятия Монатавана солдаты не были расквартированы в опустевших домах. Два дня армия стояла по-прежнему в шатрах, по другую сторону от крепостного рва. А в городе царствовали вороны и орлы, дерущиеся за куски все еще находимой ими падали и за кровь, свернувшуюся в канавах вдоль дорог за крепостной стеной. Эда ночью приходила к Варгу, но с первыми лучами солнца исчезала. А у командующего было слишком много работы, чтобы поинтересоваться, где она проводит дни. Сегодня он проснулся поздно. Вышел, прошел по лагерю. Погребальные костры отгорели. Лагерь жил дневной жизнью. Когда солнце заберется в зенит, они снимутся и продолжат поход. Он огляделся, услышав слабый запах еды. Дита начала готовить пищу для солдат. Дван помогал ей закрепить котел, кто-то разжигал огонь. Ивар со всем этим хозяйством справлялся один… Варг нахмурился и подошел поближе, обратился к другу: – Спроси у ребят, кто когда-то кухарничал. Разыщите человека, который способен заменить Ивара, чтобы не десять человек готовили обед. У тебя другие обязанности. Если Дита не может справиться сама, найди повара, который будет заниматься только готовкой, – развернулся и удалился, не дождавшись ответа. На глаза ему снова попался суровый, неулыбчивый солдат с узким лицом и черными глазами, уроженец Вандервилля, лучник. Варг начал чувствовать тревогу. Этот боец присоединился к ним сразу после поворота на Монатаван с дороги, ведущей на север. Назвался Хтиром, попросился в полк бывших гладиаторов. Показал себя отменным стрелком, попадающим в глаз бегущей белке. И вот этот человек все время крутится у его шатра. Держит на прицеле его, Варга? Или… Эду?
Вчера его подруга пришла поздно. – Я встретила гонца в степи, – сказала ему, расстегивая широкий, с висячими карманами и ножнами, желтый пояс. – С письмами от моего отца. – Где они? – Варг вскинул голову и весь напрягся. – Письма предназначались мне, – Эда ответила не сразу. – Отец и Эрланд вышли из Вандервилля и отправились навстречу армии. Приготовься к встрече. – Где гонец? – Я отправила его назад. – Почему не привела ко мне? Они посмотрели друг на друга. Взгляд женщины дрогнул. – Письма предназначались мне, – повторила она. Он больше не стал ее расспрашивать, было слишком много работы. Но сейчас этот разговор вновь всплыл в памяти. Варг снова увидел, как забегали всегда такие прямые янтарные глаза. Вдруг вспомнил, что вот так же дрогнули под его взглядом глаза Вероники, когда сказал ей, что знает – она спала с его братом… Много лет назад он верил всем людям без исключения, что бы ему ни говорили, хотя отец все время повторял, что доверие не отрицает контроля и не исключает проверки. И именно из-за этого заговор Травала не был обнаружен вовремя, и случилось непоправимое…
Варг на минуту замешкался, словно колебался. Потом развернулся и быстрым шагом, стараясь не бежать, вернулся в палатку. В изголовье смятой постели лежали две седельные сумки Эды, но ее широкого пояса нигде не было видно. Вышел, обвел взглядом по кругу… Неподалеку вновь маячил Хтир. Увидев его, лучник развернулся и, как бы шел по своим делам, удалился. Варг больше не сомневался, что солдат следит за ним. Зачем? Но сейчас он был занят другим вопросом. Снова посмотрел по сторонам: воины методично и неторопливо сворачивали лагерь. Они уходят на восток… Нырнул в шатер и быстро расстегнул сумки, надеясь, что пояса там не окажется… и сразу его увидел. Варг развязал карманы. Теперь он хотел, чтобы они оказались пустыми. В одном из них лежал тонкий, свернутый в трубочку свиток. Снова заколебался… «Если бы я был просто мужчиной, – подумал он. – Но я император». Раскрутил папирус и прочитал: «Человек, известный под именем Варга и объявивший себя последним императором, должен быть убит немедленно. Это воля твоего отца». Пальцы медленно сворачивали письмо, а разум отказывался осознать прочитанное. Так все-таки кто она, друг или враг? Можно ли на нее положиться, как на самого себя? Или Эда расчетливая убийца, занявшая место в его постели? Она говорила, что не хочет больше убивать, не хочет больше быть воином. Это искреннее решение человека, потрясенного погромом города, или… ложь? Он растерялся. Что ему делать? Положить письмо на место? Раздался крик снаружи, шум… Варг выпрямился и вышел. Дван вел двух человек. – Вот, – друг подошел к нему. – Это Ирвен Корноуэл с попутчиком. Он говорит, что хочет остаться с нами. Размышления об Эде не отпускали его. Пришлось мотнуть головой, чтобы вытряхнуть горькие думы и вернуться в настоящий момент. – Ирвен? Я удивлен видеть вас здесь, у нас. – Нам сообщили, что вы объявили себя императором, – в некотором смятении произнес рыцарь. – Мой брат Изда жив? – Да. – Варгу было не до разговоров. Не сейчас… вечером, может быть, или завтра… – Вас проведут к нему. Это ваш сын? – Нет, – Ирвен положил руку на плечо своему спутнику. – Это Эрик из Вандервилля. Он вырос сиротой на улицах города. Теперь мы с ним вместе. Варг еще раз посмотрел в лицо мальчика. Мысли об Эде наконец покинули его. На него смотрели такие знакомые глаза… – Эрик… ты помнишь, как звали твоих родителей? – Только маму, – подросток покачал головой. – Ее звали Нила. У Варга перехватило дыхание. – Я знал твоего отца… Он был хорошим воином и верным другом. Ты носишь его имя…
День промелькнул, как и не начинался. Лагерь сворачивался медленнее, чем обычно, и они снялись с места поздно. Варг был последним, кто остался в шатре. Он задержался, снова развернув письмо, адресованное его любимой, и думал только о нем… и о ней. Даже не заметил, как в поле зрения появились коричневые сапоги Эды. Поднял на нее совершенно пустые глаза. – Уходи… – Уйти сейчас или уйти вообще? – она поняла, что за клочок бумаги у него перед глазами. – Уходи вообще. Эда не делала ненужных движений, не произносила лишних слов. Наклонилась, взяла свои сумки и молча вышла. Варг сжег послание прямо в ладони, заработав рану от ожога. Сжег, представляя, что уничтожает свою любовь. Если бы она не ушла… Он надеялся, что Эда начнет оправдываться, даже расплачется. Обнимет его и уверит, что адресованное ей не имеет никакого отношения к ним двоим… Она не принадлежит ни своему отцу, ни Эрланду. Скажет, что она – его, Варга… – Никогда, – сказал он себе. – Никогда она больше не коснется меня. А я не коснусь ее. Новый переход… Они не прошли намеченного, и уже надо было снова расставлять палатки. Изда держался поодаль, хотя здоровался. Такое впечатление, что он не ест ничего последнюю неделю. Варг вспомнил, как он восстал против предложения убить всех за стенами Монатавана… Он подъехал к Двану перед самым вечером. Сказал сквозь зубы: – Вещи Эды сегодня оставь у нее в шатре. – В ее… шатре? – друг даже не понял, о чем идет речь. – У нее что, есть шатер? Она что, больше не спит с тобой? Вы поссорились? Варг уже развернул коня, бросил на ходу: – А мы никогда и не были друзьями.
Ирвен и мальчик из Вандервилля ехали рядом на низкорослых лошадях. Вечером моряк со своим спутником подошли к костру перед палаткой императора. Северянин казался дружелюбным. Варг поведал Эрику об его отце. Рассказал и о том, как он погиб, и как, словно предчувствуя смерть, завещал ему найти своего светлоголового голубоглазого сына и позаботиться о нем… Мальчик словно похудел еще больше, когда услышал, что опоздал на встречу с отцом всего на два дня. Варгу было плохо… Он не помнил, когда ему было так плохо. Весь вечер он старался не смотреть по сторонам, боялся увидеть Эду. Вдруг она сейчас вынырнет из темноты, незаметно и неслышно, как она умеет… и начнет оправдываться. А он поверит любым ее словам, лишь бы она что-то говорила, только бы не молчала! Но ее не было. Мало-помалу ушли все… Он заставил себя войти в шатер и наконец подумать о том, как хорошо, что ее больше нет рядом. Вдруг вспомнил, что не контролирует себя в ярости. Вытянулся на холодной постели, старательно разжимая сами собой сжимающиеся кулаки. Чувствовал, как колотится сердце… Снова вышел, нашел Двана и попросил у него большую бутыль вина. Дита, в одной слишком большой на нее рубашке любимого, залезла на обоз и, пошарив среди полкового скарба, достала и протянула ему огромную темную бутыль. Варг начал пить из нее сразу же, по дороге в палатку. И не остановился, пока не допил все. Вспомнил, когда последний раз был пьян – после того, как брат пришел к нему и сказал: «Я переспал с Вероникой. Она говорит, что я лучше тебя».
Варг проснулся от того, что на него кто-то прыгнул. Привычным движением выхватил нож из-под бока… Девичья грудь прижалась к нему. – Это я, – прошептала Эда. – Сумасшедшая, – он перевернул девушку на спину и навалился на нее. Она была нагой. – Я мог тебя убить. Варг почувствовал, как безумно рад ей. Окончательно стряхнул с себя сон… и вспомнил про письмо. Она не двигалась. Ее тело расслабилось под его тяжестью. – От тебя пахнет вином, – она повысила звонкий голос, как будто ничего не произошло. – Ты пьян? – Что ты здесь делаешь? – Варг не хотел отвечать на ее вопросы. У него самого было много вопросов к ней. Следует ли ему задать их сейчас?.. Нет! Он не хочет с ней разговаривать и не желает ее видеть. Не хочет больше ощущать ее горячее тело и узкие ладони. Ему абсолютно точно надо ее прогнать, он уже чувствовал нарастающее желание… - Разве не понятно? – жаркие руки скользнули, обнимая его торс. – Я не хочу тебя больше, – он поднялся на колени, увлекая ее, обвившуюся вокруг него, как лиана обвивает дерево. – Ты врешь, – шептала она торжествующе, горячим шепотом. – Возьми меня… – Ты ведешь себя как шлюха, – он все еще пытался вырваться, понимая, что смешон. Он ее уже хотел. Он всегда ее хотел. Она прижалась к нему еще крепче… Варг ненавидел себя, ее и весь мир. – Пусть, – шептала Эда срывающимся голосом, – ну так и возьми меня, как шлюху… Он почувствовал ярость, именно ярость и злость – на нее, эту распутную девку, лишенную стыда… на себя, попавшего в плен тонких рук и нежных сильных бедер, в плен ее волос цвета шкуры степной лисы, запаха сухих листьев… – Берегись, – прошептал Варг сквозь зубы. – Ты не знаешь, чего просишь… Он словно потерял голову – смял ее, как поток лавы сминает все на своем пути, брал ее снова и снова, грубо, жестко, жестоко… Она молчала, соглашаясь со всем, что он делал, стонала от страсти или от боли, но обнимала его…
Варг открыл глаза – светало… Эды рядом не было. Пошла купаться? И не разбудила его! Или она покинула его?! Вскочил, лелея надежду, что эта ночь была кошмарным сном… На смятой постели остались капли крови. «О боги, какое же я животное!» – пришла первая мысль. Как ему теперь смотреть ей в глаза? Если он вдруг повредил ее? Почему она его терпела? До какой степени она его терпела?.. Когда это закончилось?.. Остаток ночи провалился в памяти. Варг не помнил, когда еще в своей жизни брал женщину с такой страстью и напором. Она в два раза моложе и меньше его! И такая маленькая… внутри. Он сделал ей очень больно… Как ему теперь жить после этого? Как он смог это сделать? Вспомнил все, что она о себе рассказывала. Он был таким же насильником, таким же животным, как и те, кто растерзал ее мать. Он ненавидел себя. Письмо ушло в прошлое, как будто его никогда и не было. Они были квиты… И, как назло, ее снова нигде не было! Армия замедлила шаг под палящим солнцем. Они прошли половину намеченного расстояния, когда наконец он ее заметил. На маленькой, идущей иноходью рыжей кобыле, державшуюся поодаль от основной цепи войска. Эда ехала в противоположной от него стороне, не глядя по сторонам, закутанная в свои южные яркие ткани. Впрочем, она была как всегда… – Через час привал! – раздался крик Двана. Варг оглянулся: друг устало покачивался в седле. «Нет, сейчас, или будет поздно», – он повернул коня, рассек грудью лошади расступившийся перед ним строй солдат, подъехал к ней. Девушка не пошевельнулась, когда он приблизился. Не меняла своих привычек, что бы ни произошло. – Эда… – голос Варга дрогнул. Она замерла. Ее глаза смотрели за горизонт. Перевела взгляд, перебила его: – Я не знала о планах ни моего отца, ни Эрланда до получения этого письма. Правда, клянусь тебе! И я не собиралась тебя убивать! Наоборот, я отдала тебе свою силу. Помнишь?.. Это уже случилось, ты уже взял меня в первый раз. И я повела тебя в лес и научила, как во время любви брать силу женщины. Я спала с тобой и пошла в Монатаван с войском. И сражалась с тобой и там, была твоим мечом и щитом и не дала тебе умереть. Я никогда не собиралась тебя убивать и не соберусь, кто бы мне это ни приказал, пусть даже все боги! И я вообще не уверена, что буду кого-то еще убивать, – она помолчала, словно подбирая слова, вздохнула… Эда училась говорить правду, как это всегда делал Варг. – Ну, разве что защищая себя… или тебя. Мог ли он ей верить? – Ты был во всем прав с самого начала, – продолжала она. – Тогда, сразу после переворота, я действительно вызвала тебя на бой, чтобы ты отсутствовал на следующем совете. – Зачем? Зачем это надо было делать? – Ты слишком много говорил. Эрланд хотел узнать, на что способны рыцари Арута, а ты не давал им слова молвить! Варг скрипнул зубами. Это было похоже на правду. – Не могу поверить, что ты потом не разговаривала с ним обо мне, что вы не планировали больше ваши действия… вместе. – Хочешь – верь, хочешь – нет, что я могу поделать? – ее голос дрогнул. – Я не захотела быть больше с ним. Я ушла на север… Сказала ему, что он мне безразличен и всегда был безразличен. Если он мне не поверил, это его проблемы. Да, ты прав, он просил меня наблюдать за тобой и Издой, за вашими отношениями. Но мы никогда не разговаривали, что тебя должны убить… Тем более, что тебя убить нужно будет мне! Клянусь памятью моей матери! Он сам меня обманул! Он договорился с моим отцом, что я буду его женой. – Почему ты не захотела быть с Эрландом? – Варгу надо было знать все. – Он мне был противен, как и все мужчины… до тебя. Я не знаю, когда это произошло… После твоего танца или вообще сразу, когда в вашем вонючем цирке ты сказал: «Я не сплю с женщинами». Не знаю… я не могу тебе это сказать. – Эда, мне очень тяжело… Мне все время кажется, что ты мой враг. Но я тебя так… – он задумался, какое слово лучше сказать и не смог его подобрать. Варг все время запинался. – И я… не могу, чтобы ты была моим врагом! Если ты лжешь мне, я не хочу быть с тобой больше… и не буду… никогда! – Неправда! – в ее голосе был жар. – Ты хочешь! Даже когда твой ум говорит, что я твой враг, и ты ненавидишь и свое тело, и меня, и всех вокруг… Но ты не можешь с собой справиться – это сильнее тебя. Ты можешь меня убить, но ты не можешь запретить себе меня любить! В ее словах прозвучало торжество. Сейчас она говорила чистую правду, и Варг знал это. – Эда, извини… за то, что произошло этойночью. Я знаю, что был жесток. Клянусь, такого больше не повторится! Я чувствую себя ужасно… Мне не нужно было притрагиваться к женщине, прости… Я потерял голову. Я сделаю все что угодно для тебя! Все, что захочешь, чтобы ты простила меня, – он говорил и сам удивлялся тому, что говорит. – Это ужасно, но и ты тоже пойми, я никогда не хотел ни одну женщину так, как тебя. Она спросила тихо: – Даже твою мертвую жену? Он задумался, вспомнил Веронику. Она была совсем другой: пышные бедра, мягкий живот, большая грудь… Воспоминания уже не причиняли ему боли. – Даже мою покойную жену. Она помолчала, подыскивая правильные слова: – Ужасно не то, что ты сделал. Ужасно то, что мне было так хорошо… Я всю жизнь боялась мужчин. Боялась, что меня кто-то возьмет силой, а я ничего не смогу поделать! И вот сегодня это случилось. Я совершенно не могла тебе противостоять, тебя остановить, привести в чувство. Ты был как дикий медведь – сумасшедший медведь-шатун, который не понимает, что делает. Раньше ты был… ручным. Ты делал то, что я хотела… и только так, как я хотела. Мы спали вместе, и ты не притрагивался ко мне. А вчера ты стал таким, как все. А я… я забыла все, что умею. Мои руки могли только тебя обнимать… И мне было так хорошо, – она опустила веки. Когда она их снова подняла, ее глаза улыбались. – Все, что я захочу, говоришь, чтобы простила? Люби меня каждую ночь, что бы ни случилось вокруг нас. Кто бы и как ни вторгся в то, что происходит между нами – только ты и я! – Да, ты права, я люблю тебя. Но и ты любишь меня! – Варг вдруг понял, что он действительно с ней становится сильнее. – Иначе ты не пошла бы ночью по подземным пещерам в Монатаван и не обучила меня брать твою силу… Не спала со мной, а продолжала бояться мужчин, даже если ты их убиваешь. Мы уже говорили, ты будешь моей женой. – Да, говорили, – Эда подняла на него свои улыбающиеся янтарные глаза. – Но ты ведь сам этого боишься! – Я?! – Варг испугался: а вдруг она права? Вдруг это не она, а он боится сочетаться браком? – Ты, – она подняла длинную, тонкую бровь. – Я согласна и говорила уже об этом тебе – согласна на брак, заключенный по законам Севера. Она резко выслала вперед кобылу и унеслась в степь. Варга накрыла горячая волна… «Я люблю ее, – подумал он и сам ужаснулся этому. – Нет! Нет, это просто плотская, животная страсть… У меня слишком давно не было женщины, она распалила меня. Моя страсть, как запруженная вода, которая прорывает плотину. Я не могу любить ее… Боги, что я говорю?! Я совершенно пленен ею! Я действительно не могу без нее жить. Кто кого вообще укрощает? Я ее, или она меня? Это я хочу видеть ее моей женой, или она хочет видеть меня своим мужем? Да какая, впрочем, разница?!» Кто-то коснулся его ноги – Дван поравнялся с ним. – Дван! Как хорошо, что ты здесь! Отнеси сегодня вещи Эды ко мне. И никогда – слышишь? – никогда не уноси их оттуда, что бы я тебе ни говорил. Друг возвел глаза к небу: – Это твое последнее слово? – Да. Последнее. Нет! Еще кое-что… – Ну? – Иди к Изде и Ирвену. И скажи, что сегодня вечером надо будет провести обряд свадьбы по законам Севера. – Кого с кем? – Дван сделал непонятное движение бровями. – Ты что, идиот?! – Варг посмотрел на друга совершенно свирепыми глазами. – Тебя и меня! Поскольку лицо собеседника не менялось, пришлось-таки уточнить: – Эда и я. – А если они откажутся? – Дван вздохнул. – Тогда пригрози их убить. – Варг… э-э-э-э… Дэв… э-э-э-э-э… Император… – друг посмотрел на него очень странным взглядом. Теперь пришла очередь Варга возвести глаза вверх в раздражении: – Дван, называй, в конце концов, меня по имени! Тебе можно. – Варг?.. Или Дэв? – Как хочешь. – Хорошо. Когда никто нас не слышит, я буду тебя называть Вар-гом, а когда рядом будут люди – императором… Хорошо? – Хорошо. – Варг… А это не покажется тебе наглостью, если с тобой и Эдой… будут сочетаться браком еще люди? Он сурово посмотрел на Двана: – Только не говори, что это будешь ты. – Я… и Дита. И еще… знаешь, чего я не могу понять? – Ну? – Ты говорил, что видел Эду с женщиной, с Винтой… – Да… – Теперь она влюблена в тебя как кошка. – Это заметно? – Да. Это очень заметно. И ты тоже в нее влюблен. – Это тоже заметно? – Да… – Хватит об этом! Так чего же ты не можешь понять? – Ты выпустил джинна из бутылки, или ты посадил его в бутылку?
Глава четырнадцатая КОРОЛЕВА СЕВЕРА
Первые дни осени оказались еще горячее, чем прошедшее невиданно жаркое лето. Казалось, что от земли, как от разгоряченной лошади, поднимается пар. Черный грунт раскалился едва ли не докрасна. Но лето не было сухим. Обильные дожди поливали благодарную почву, дарующую богатый урожай. Гремели летние теплые грозы, порождая сочную зелень и колосящиеся злаки. Наливались фрукты и ягоды. Старожилы качали головой: никто не помнил такого… Какие яркие краски! Варг смотрел на рдевшую в закатных лучах степь. Каких только цветов и оттенков не было в этом пейзаже! Казалось, никогда он еще не видел такого разноцветия природы… – Эда, – повернулся он к рядом стоящей девушке. Наконец-то весь вечер она была рядом, и тепло ее присутствия согревало ему сердце. – Я жил за решеткой двенадцать лет, и я не уверен в моем зрении. Мне кажется, или в этом году земля нам дарит невиданные краски? – Какие краски? – она подняла свои длинные брови. – Вот здесь, повсюду, – он повел рукой, указывая на степь. – Такие цвета… Я раньше их не видел! Я даже не знаю им названия… – Странно… я сама не устаю спрашивать себя в этом году: это земля Валласа так хороша, или это просто лето благоденствия – одно из таких, которые не каждому на его век выпадают? Там, где раньше я жила, говорили, что когда на людей обрушиваются времена, несущие такие блага, это предвещает рождение великих людей. – Ты училась в ордене Ваара… – Да. – Ты мне расскажешь? – Не сегодня. – Вы готовы? – к ним подошел Ирвен.Сегодня, в день праздника, все постарались вычистить одежду и обувь. Солдаты куда-то удалились от раскинувшегося лагеря и вернулись с несколькими блеющими баранами, упирающимися, как будто те понимали, куда их ведут. Дита в этот день не готовила. Они с Эдой ходили купаться, а потом, уединившись в палатке императора, отослав того погулять, расчесывали и укладывали друг другу волосы. Варг никогда не видел свою подругу с другой прической, кроме как с косой. Сегодня ее волосы были заплетены особым образом, образуя корону вокруг головы. Она выглядела очень юной и очень нежной. Ему до сих пор казалось невероятным, что при такой внешности она владеет искусством убивать так совершенно… Первый раз она не в штанах, а в платье. Где, интересно, они его взяли? Неужели нашли в глубинах желтых седельных сумок Эды или шерстяного тюка с вещами Диты? На них обеих надеты почти одинаковые длинные белые одеяния, подпоясанные темно-красными шнурами. Дита была босиком, а Эда в своих коричневых сапогах – найти туфли ей для свадьбы не представлялось возможным. Вопреки ожиданиям, Изда не отказался провести обряд венчания по законам Севера. С помощью Ирвена они вдвоем разожгли огонь, приготовили особенные дрова и венки из трав и цветов. Странно, что мужчины Арута умеют их плести… Баранов зарезали и сейчас крутили с подветренной стороны на медленно вращающихся вертелах целые туши, равномерно прожаривая со всех сторон. Вина в достаточном количестве не нашлось, и его щедро разбавили родниковой ледяной водой. «Тем лучше», – подумал Варг, вспомнив выпитую им бутылку. Все солдаты обступили кругом костер, вокруг которого с песнями ходили Ирвен и Изда, как будто разговаривая с огнем. Пламя словно слушалось их: разгоралось и успокаивалось, следуя за подъемами и спадами мелодии речитатива на непонятном языке. Впереди стояли Варг с Эдой, сзади – Дита и Дван. – Интересно, что они говорят? – раздался шепот Диты. – Они разговаривают с костром, – ответила через плечо, не отводя взгляда от северян, Эда. – Просят огонь провести испытание. Созданы ли мы друг для друга и не нарушим ли волю богов, если станем мужьями и женами… – Откуда ты знаешь? – изумился Варг. – Это ведь речь народа Арута! Девушка скосила на него глаза и едва прошевелила губами: – Мама научила меня, когда я была совсем маленькой. – И ты его не забыла?! Но ты ведь никогда не говорила на нем! Это было немыслимо! Она знает язык Севера! – Говорила! Каждый день… Каждый день, когда только было можно, я разговаривала на нем сама с собой. Мне нельзя его забыть! Мама… это она так сказала, – горячим шепотом ответила ему Эда. - Первая пара, подойдите, – воскликнул на наречии Валласа Изда. – Перед проведением обряда позвольте огню испытать вас. Действительно ли вы созданы друг для друга, или ваш союз случаен… Варг слышал об этом, но видеть этот северный обычай никогда не приходилось: сочетающиеся браком мужчина и женщина прыгают через высокий костер. Если не разойдутся их руки – испытание огнем пройдено. И тут он забеспокоился… А вдруг они загорятся? Вдруг вспыхнет белое платье и опалит огнем его невесту? Представить это было так страшно, что он занервничал. Краем глаза видел строгое лицо Эды, высоко поднятую голову. Она не смотрела по сторонам. Удивительно, сколько в ней величия… И она знает язык Севера! Откуда-то из глубин памяти всплыло перед ним другое лицо: маленькая девочка со светлой головкой и синими, как небо, глазами. Они играли все вместе – он, его брат и она… Играли, хотя она была пленницей… Как ее звали? Память тяжело переворачивала страницы его жизни, не находя позабытого имени. Эда потянула его за руку, и они побежали. Она, казалось, летела, едва касаясь земли. Варг вспомнил, как он впервые увидел ее бегущей на арене в Вандервилле – девушку-молнию, заколовшую королеву… Вспомнил, как она заставляла его худеть, и мысленно поблагодарил, что теперь он может тоже легко бегать… и прыгать. Они так и прыгнули рука в руке и, оттолкнувшись у самого яркооранжевого пламени, пронеслись сквозь него. Огонь лизнул их, словно потрогал. Все вокруг дружно, как по команде, охнули. Слава богам, Эда осталась невредима! Она по-прежнему сжимала его руку и улыбалась своей особенной улыбкой, спокойной и нежной. За ними прыгнули Дван и Дита. Их руки остались соединенными вместе, но рыжая шевелюра Двана чуть не воспламенилась, и сейчас он весело стряхивал с себя искры. Ирвен попросил их огласить свои настоящие имена. – Дэв Джур Серв Давиликюс, – произнес Варг и повернул голову в сторону своей любимой… – Эда Дераб Тордонус, – сказала она звонким высоким голосом. И стало так тихо, что слышно было лишь потрескивание горящих дров в костре. – И что?.. – названная его женой обводила слегка насмешливым, горделивым взглядом испуганные, оторопевшие лица солдат вокруг. – Никто не кричит: «Слава принцессе Дравийского царства!» Почему никто не падает на колени и не присягает на верность? Мне нужна свита. Я жду… И тут, протолкнувшись сквозь круг солдат, к ней подошли три человека – Ирвен, Эрик и Хтир – и опустились на колени. Мальчик вдруг сказал низким басом взрослого мужчины: «Мы присягаем служить тебе, королева». Его слова ни у кого не вызвали смеха. Эда по очереди коснулась их плеч саблей, немедленно поданной кем-то из воинов сзади, и серьезно сказала: – Вас только трое. Нет еще одного. – Пока нет, – тяжелым голосом повторил Эрик. Куда делись его ясные голубые глаза? Сейчас они были очень странные: зрачок расширился, совершенно закрыв радужку, белки исчезли. Варг, стоявший напротив подростка, подумал, что он похож на зверя. Изда продолжал проводить свадебный обряд и перевел внимание на вторую пару. Присягнувшие на верность его жене встали и смешались с солдатами.
Уже ночью, когда они остались одни и Варг сжимал Эду в объятиях, он задал вопрос: – Зачем ты инициировала этот странный обряд? – Какой обряд? – Когда заставила присягнуть себе на верность… Чего ты ждала? А если бы никто не вышел? – Это было бы плохо, очень плохо, – с лица Эды исчезла улыбка. – Что это было? Откуда этот обычай? Она задумалась, словно решала, говорить ему или нет. – Мне нужна свита… – Зачем? – Как зачем? Я же королева! – Королева чего?! – Варг приподнялся на локте, уложив ее на спину. Этой ночью они оставили свечи зажженными на столе, которым служил застеленный картами сундук. Ее светлые глаза были видны в неярком мягком свете, разлитом вокруг. – Королева Севера. Варг судорожно сглотнул и вновь увидел перед собой маленькую девочку, с которой играл в детстве – девочку из Арута. Где это было? Когда это было? – Кто тебе сказал, что ты королева Севера? - Мама. – Эда приложила палец к его губам. – Как звали твою мать? – Дара… Дара! Как же он мог забыть?! Так звали маленькую девочку, с которой они играли вместе с его братом! Он вспомнил свою первую поездку на север, в Арут, когда отец взял их с Тимуром. – Эда, – он сам удивился тому, как взволнованно прозвучал его голос. – Твой отец отправился навстречу нам? Я тут подумал, что мне необходимо его увидеть и поговорить с ним, без свидетелей…
Анча открыла бочонок, заглянула внутрь и улыбнулась: – Красавица-то, в прошлый раз, согласилась кровушкой своей поделиться! – Да ты что?! – ахнул мертвец. – И что, Тимур ей разрешил? – Да молчал, как воды в рот набрал, – хохотнул Дадыр. – Напугал ты парня. Охотник вздохнул. Все помолчали, пока хозяйка разливала пиво в три деревянных бокала. – Ну, давайте, ребятки… Связь установим. Все чокнулись и выпили залпом. Дадыр крякнул, а Страж сказал: «Эх, хорошо!» – Стой! – воскликнула Анча. – Что мы сейчас пьем? Это же кровь той красотки, что с Тимуром была?! – Она самая! Хозяйка замерла, словно прислушиваясь к чему-то. Потом снова разлила пива из бочонка и скомандовала: – А ну-ка, все попробовали внимательно! Они с Дадыром долго нюхали бокал, перед тем как выпить, а Страж дегустировал маленькими глотками. – Что скажешь, женка? – спросил женщину оборотень. – Ты у нас вампир, тебе лучше слышно. – Простая девочка, – неуверенно сказала Анча. И тут же поправилась: – Да нет, не простая… Умница-то, красавица наша! Откуда ум у нее?.. Никак, с Безвременья кому-то еще одну возможность дали? А ты что скажешь? Страж сделал головой резкий жест, задержался с ответом: – Согласен с тобой. С Безвременья кто-то, чую его теперь. Как это я, только увидев ее, не понял? Стойте! Не пейте больше! Мне оставьте! Мертвый человек вскочил, поднял бочонок и прижал его к груди, словно сокровище. Анча и Дадыр переглянулись и отодвинули от себя бокалы с недопитым пивом. – На, возьми уж себе. Там, в стаканах, еще осталось. Нам не принципиально, а ты, может, регенерируешь немного. – Спасибо, спасибо, – забормотал Страж, сел и выпил залпом по очереди то, что осталось в деревянных фужерах. Налил себе из бочонка. Сказал, обращаясь укоризненно к хозяйке: – Прошу тебя, если нам еще такое счастье привалит, что человек кровью своей поделится, распробуй сначала. А вдруг это кто-то после Безвременья! Муж и жена внимательно, замерев, смотрели на мертвого человека. Он допивал пиво, закинув шею. Струя темной жидкости лилась в наполовину дырявое горло. Когда он опустил голову, оба вскричали в один голос: – Получилось! Получилось! – Что получилось? – с надеждой спросил Страж. – Кожи на лице добавилось! – закричала радостным голосом женщина. Их друг ощупывал свое лицо, потом обратил к пустым глазницам руки: на костях оказалось немного больше сухой, темной кожи, чем было до выпитого им пива. Пес отскочил от хозяина, сел и громко, радостно пролаял: – Вот дурак ваш Терик! От такой крови отказался! – А Тимур что, не понимает, какое сокровище ему привалило? – Анча повела носом из стороны в сторону. Но запахов больше не было. – Тимур со своей кровью вон справиться не может, – сурово покачал головой Дадыр. – Все в себе зверя не признает. – И часто такое бывает, что в одной семье все люди людьми, и вдруг оборотень родится? – Бывает, – протянул Страж. – Все реже и реже, но бывает… Ну что, отдохнули? Теперь давайте в дорогу собираться… – Когда в путь? – спросила хозяйка. – Да завтра, с рассветом. Вам последнюю ночку помиловаться, а мне все дыры утечные на границе запечатать. Звери с этим не справятся. Все трое переглянулись. – Как выходим? Все вместе? – Уточню… Им, там, – мертвый человек поднял костяной палец, указывая наверх, – им будет проще нас разбросать по местам несения службы, чем сами будем добираться. Опять же, все от срочности зависит…
Глава пятнадцатая ВИНТА ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА СЕВЕР
Авир снова переложил парус. Дувший в западном направлении бриз, подгонявший его баркас к Орвилю, вдруг затих, и парус повис, громко хлопнув тяжелым полотнищем. Это было то, что рыбак не любил больше всего: потерять скорость уже на подходе домой, когда он устал, и лодка полна улова. Сейчас взойдет солнце, припечет уснувшую рыбу – и прощай, доход! Никто не захочет покупать товар, пролежавший несколько часов на жаре. К счастью, он хороший моряк! Авир раскрыл оба паруса как крылья бабочки и пересел на корму, чтобы помочь всем своим весом темнокрасному крылу лодки наполниться еле дующим ветром. Так, бесконечно пересаживаясь и почти полностью вынося тело за борт, все время перекладывая паруса и меняя курс, ему удалось наконец добраться до порта. Но это не улучшило его настроения, а ведь каким великолепным оно было до восхода солнца! К берегу он пристал в столице, а не в родном Орвиле, где с самого утра его ждет Винта. Ждет, выглядывая в окошко и поднося руку лодочкой к глазам, как всегда она делает, когда вглядывается вдаль против солнца. Вместо того, чтобы обнять любимую жену, вошедшую в море по колено, ему приходится тащиться в порт Вандервилля и втискиваться между большим шлюпом и роскошным южным кораблем… Моряк, дежуривший на его высокой палубе, посмотрел на него, перегнувшись через борт. Хотя и у уроженцев Вандервилля, и у людей из Дравийского царства волосы и глаза почти всегда одинаково черные, их невозможно спутать. Южане тонки и грациозны телом, такие же утонченные у них и лица с растянутым к вискам разрезом миндалевидных глаз, довольно длинным тонким носом, изогнутым, как у хищных птиц, и маленьким ртом. Уроженцы Вандервилля отличаются крупными чертами лица: объемными, рельефными губами больших ртов, прямыми и широкими носами, круглыми глазами. Волосы местных тонкие, хоть и вьются, а у южан толсты, как в гривах у лошадей. Не спутаешь… Дозорный на корабле медленно, словно сомневаясь, вскинул руку в приветствии. Местный рыбак ответил. Раньше они вроде не здоровались… Не все было так плохо, Авиру удалось продать улов даже с большей выгодой, чем он рассчитывал. Но впереди возвращение домой по жаре. В небе ничто не шелохнется. Нечего и думать о возможности снова выйти в море сегодня… Перед тем как покинуть столицу, он решил перекусить в трактире у южных ворот, всегда полном моряков и разного люда, обслуживающего порт. Рыбак взял тугую полоску белого сыра с желтыми прожилками, заказал разбавленное вино и оглянулся в поисках стула. Свободных мест в эти утренние часы было хоть отбавляй. Выбрал уединенный столик у окна, откуда открывался вид на западное побережье. Восстановленный маяк белел вдалеке. Сыр был невкусным, слишком соленым и слишком жестким. Он задумался: оставить или доесть? Решил доесть, сказалась врожденная бережливость. Пока тщательно его прожевывал и цедил вино, к нему подсел известный всем капитан, рядом со шлюпом которого он оставил свой баркас. Брандон тоже был выходцем из Орвиля. Крепкий и жесткий, похожий на краба и приземистым телом, и красной обветренной физиономией, и широкими клешнями-руками, он пользовался репутацией человека сурового нрава и дурного характера. Моряки не задерживались на его судне. Авиру случалось пару раз разговаривать с Брандоном, когда он еще служил на южных воротах. Но с тех пор, как получил баркас и оставил службу, они не виделись. – Здравия тебе, Авир, – капитан, не спрашивая позволения, поставил глиняную тарелку с тонко нарезанным вяленым мясом и кружку пенистого крепкого пива на его стол. – И тебе здравия, – рыбак постарался не показать своего неудовольствия, разговаривать ему не хотелось, – и попутного ветра. Подошедший намека не понял и сел напротив. – Как рыбацкая жизнь? – поинтересовался Брандон. – Не жалеешь, что армию оставил? – Нет, не жалею, – коротко ответил Авир, недоумевая, зачем он подсел к нему. – Слышал, повезло тебе… Наследство получил, дом справил, баркас… – Правильно слышал, – осторожно ответил бывший военный и понял, что надо держать ухо востро: у капитана, очевидно, есть к нему дело. – И женился, – продолжал собеседник. В этот раз Авир решил ничего не отвечать, ограничился кивком. Разговор не клеился. Брандон неловко кашлянул в кулак и спросил прямо: – Не нашли мальчонку? - Какого еще мальчонку? – поднял на него удивленные глаза рыбак. – Как какого? Юнгу моего, которого жена твоя искала, – капитан посмотрел на Авира с таким недоумением, что тот передумал задавать уточняющий вопрос. – Не нашли. – Эх, – Брандон нахмурился. – Точно его этот северянин увел! У меня сомнений больше не возникает… – Какой северянин? – осторожно спросил рыбак, стараясь не показать своего непонимания темы разговора. – Да Ирвен, который пропал, – и, понизив голос, капитан добавил: – Только, знамо дело, не пропал он. Ирвена Авир знал. Пока служил, часто видел принца Арута, бесконечно пропадавшего в порту. Как и сразу же вспомнил, что Ирвен и Фада не вернулись, отправившись на охоту. – Как не пропал? В этот раз скрыть удивление моряку не удалось, и Брандон обрадовался возможности показать свою осведомленность бывшему начальнику стражи южных ворот. – Сбежал он, – сказал, оглядываясь и понизив голос. – На север убег. – Зачем ему бежать, если их спустя неделю с сопровождением в Арут повезли? – удивился Авир. – Убивать их увезли, – так же тихо, наклонившись к нему через весь стол, прошептал Брандон. – А Фада с Ирвеном ускользнули. Про Извира, охотника с Белой Горы, слышал? – Конечно, слышал! Кто ж Извира не знает! – Так вот, отправил граф Бен Извира по следам двух братьев с приказом убить их. И обнаружил он, что юнга мой, которого ты с Винтой разыскивал, с ним убег. Вот только, наверное, переоценил его начальник твой. Положил голову Извир, а северяне с пацаном ускользнули. – Откуда ты это знаешь? – Авир не переставал удивляться услышанному, как и не понимал, зачем Брандон рассказывает ему все это. – Сестра Извира сказывала. Тоже охотница она, знатная охотница… Когда был приказ найти лучшего следопыта полуострова, между ними выбирали. Но решили, что мужчина лучше будет. Ждала его сестрица, да не дождалась. Договор у них был с братцем на вырученные деньги много чего сделать. Дружны были очень. Не сомневается, что убили брата ее. Не смог он Фаду и Ирвена одолеть, иначе бы вернулся. – А зачем ты мне это рассказываешь? – осторожно спросил рыбак. - Так это не вы разве юнгу моего, Эрика, с Ирвеном ушедшего, разыскивали? – капитан вперил в собеседника внимательный взгляд. И споткнулся об искренность его глаз. – Ты что, ничего не знаешь?! Притворяться, что он что-либо понимает, было бесполезно. Авир покачал головой. Брандон откинулся на спинку стула и недоверчиво посмотрел на него… Но крепкое пиво уже развязало ему язык. – Женщина твоя, Винта, что в борделе жила много лет до тебя, разыскивала мальчонку по имени Эрик, белобрысого и синеглазого, выросшего на улицах Вандервилля. У всех спрашивала, пока наконец не прислали ее ко мне. Со мной плавал пацан последние три года. Хорошим юнгой был – умным, верным, толковым. Не парень, а клад. Думал я даже отцом его назваться, да переманил его северянин-то. Авир почувствовал, как ему в грудь воткнули нож и повернули. Каждый раз, когда кто-то при нем упоминал имя Винты, у него сжималось сердце. Складывалось впечатление, что с женщиной, ставшей ему женой, переспали все мужчины столицы. Уже не раз схватывался рыбак в драке с подвыпившими моряками, похваляющимися, что хорошо знают прелести его милой. Засела в сердце игла. Не мог простить он своей подруге ее прошлого. – Не говорила Винта, кто он ей, мальчонка этот? – Как не говорила? Говорила, – Брандон наслаждался тем, что выкладывает собеседнику пикантные и неизвестные ему подробности. – Сынок полюбовника ее, из гладиаторов, который с армией ушел, а сам просил его разыскать. Пока она на след напала, этот драаг с Варгом на север двинулся… А я тебе мое мнение скажу: это ребенок их общий, Эрика и Винты твоей. Родила и отдала кому-то, как все они делают, и потерялся пацан… Капитан продолжал пить. Авиру стало очень горько. «И зачем я с ней связался! – тоскливо подумал он. – И знал ведь, что в борделе жила… Все это знали. А согласился…» Брандон явно наслаждался тем, что открыл рыбаку глаза на истинное положение вещей. Похоже было, что он чувствует себя едва ли не его благодетелем. Сменив тему, поговорили еще о лодках, парусах, рыбной ловле… И вдруг владелец шлюпа, уже изрядно пьяный, наклонился над столом так, что грудь коснулась столешницы, и сказал, выкатив красные глаза: – А выгнал бы ты ее, шлюху эту, – увидел, как Авир отшатнулся от него, как что-то промелькнуло в его глазах, но продолжал: – У нас с тобой самые лучшие суда в Вандервилле. Мой шлюп самый быстрый. Твой баркас самый юркий и широкий. И мы лучше всего справляемся с делами. Мы могли бы начать работать вместе, да организовать дела так, что стали бы руководить всеми рыбаками, моряками и рыбацкими судами полуострова. Смогли бы взять дело в свои руки… Брандон откинулся на стуле, выпятил грудь и икнул. Обвел глазами полупустой бар, пригорюнившуюся за стойкой пожилую женщину с тройным подбородком и большой бородавкой возле носа, бесцветную, наверное, и в молодости. Выглянул в окно, у которого они сидели. На дороге, ведущей в порт, происходило будничное ежедневное движение: сновали тачки, проезжали телеги, повозки, верховые, лошади, ослы… – И выбирать, – продолжал капитан, сделав знак женщине принести еще. – Мы могли бы выбирать – не то, что предлагает нам судьба, не то, что нам готовы дать люди вокруг нас. Мы бы могли с тобой нагнуть и судьбу, и всех шлюх в борделях Вандервилля… да и Дравийского побережья! Говорят, ихние шлюхи нашим не чета, такое умеют… У Брандона в глазах появилось мечтательное выражение. Он улыбнулся и пустил слюну в углу рта – был уже совершенно пьян. – Пиво закончилось, – буркнула женщина, подходя к столу. – Что это за заведение, если у вас может закончиться пиво! – заорал бычьим голосом капитан. – Все выпили, – горько подтвердила хозяйка. – Потому как свадеб много в этом году. Вчера в Серонде три свадьбы гуляли, остатки уже туда вывезли. Сегодня к обеду привезут из Алта. – Свадеб много… – задумался Брандон. – Свадеб много – детей в следующем году родится много… Как раз развернемся, будет кому работать потом на нас! – Вино есть, но не самое лучшее осталось, кисляк… Водка есть, яблочная – старая, крепкая. – Тащи водку, – приказал капитан и, не дождавшись, пока женщина уйдет, продолжал, обращаясь уже к Авиру: – А мы отдыхать будем… Сами будем выбирать… с кем нам спать… где нам жить…Винта начала волноваться. Авир должен был приплыть утром, а его все нет и нет! Она вышла и долго смотрела на море, приложив руку козырьком ко лбу, защищаясь от солнца. Увидела застывшие, словно на льду, на зеркальной глади неподвижного моря лодки и корабли с поникшими полотнищами. «Как умерли», – подумала женщина о парусах, и сердце кольнуло предчувствие чего-то плохого. Она стала себя успокаивать, что где-то там, за бесчисленным множеством островов, так же висит мертвым мотыльком темно-вишневое крыло баркаса Авира. Что может случиться с таким прекрасным рыбаком и сильным, смелым мужчиной, как ее муж? Винта хлопотала по хозяйству, стирала, вывешивала белье, вымыла входную дверь, хоть та и без того была чистой, и не спускала глаз с моря. Но ни облачка, ни дуновения ветра над ним… Она ждала любимого утром, но он не приплыл и к обеду… Уже спала дневная жара, когда женщина наконец решила поесть. Вынесла ветчину с хлебом, села на пороге и продолжала выглядывать знакомый красный парус, как вдруг услышала скрип колес приближающейся телеги. Сосед, отправившийся утром в Вандервилль, вернулся, нагруженный мешками с зерном и бочками с молодым вином. Серый осел взмок, протащив тяжелую поклажу из столицы в Орвиль в полдень, в самый зной. Винта услышала, что повозка подъехала к их дому, и повернулась поздороваться с соседом. Из нее выпрыгнул Авир. Белый клок волос над его лбом поник, глаз он не подымал, лицо было серое и злое. Женщина испуганно встала ему навстречу. Толстый, краснощекий пожилой сосед, управляющий повозкой, в зеленом колпаке, свисающем на одно плечо, повернул осла и развернул телегу, едва ей кивнув. Муж был только в белой рубашке, вспотевшей на спине и под мышками. Куртка и кожаный мешок болтались за плечами. Винта бросилась к нему и остановилась, наткнувшись на холодный блеск глаз. Практически сразу услышала сильный запах алкоголя и испугалась, сама не зная чего. – Что случилось, милый? С тобой все в порядке? А с баркасом? Как ты доплыл сегодня? – засыпала она его вопросами, понимая, что что-то пошло не так. Авир отодвинул ее, как будто она была мебелью на его дороге, и зашел в дом. Бросил куртку и мешок на пол и сразу завалился на лежанку, не раздеваясь и не разуваясь. Женщина, памятуя старую истину не выяснять отношения с пьяным мужем, стащила с него сапоги и прикрыла дверь, оставив одного. Что-то подсказывало ей, что не нужно быть с ним сейчас.
В доме вся работа была переделана. Баркаса не было, и Винта захотела пойти искупаться. Повинуясь непонятному чувству, решила прогуляться сегодня вдоль моря подальше. Маленький пляж между Орвилем и Вандервиллем, отгороженный рифами от открытого моря и дюнами от любопытных глаз – идеальное место для купания в послеполуденное время! Она надела новую соломенную шляпу, висевшую у входа, и взяла подаренную Кавадой белую шаль. Вспомнила о своей бывшей хозяйке со вздохом. Пожалуй, за все бурные последние несколько лет ее жизни месяцы, проведенные в замке в роли служанки астролога, были самыми спокойными. Она восстановила в памяти ту особую атмосферу, окружающую эту красивую женщину… Как можно назвать то ощущение остановившегося времени, которое всегда пронизывало ее в присутствии этой молчаливой красавицы? Винта перенеслась мыслями к вчерашнему гостю… Только после полудня Авир отчалил на ночную рыбалку, как со стороны леса рысью прискакал всадник в темном плаще – как будто ожидал, когда она окажется одна. Едва увидев его, сразу почувствовала гнетущее чувство, которое не отпускает ее до сих пор… С трудом преодолевая высокие сыпучие дюны, Винта сняла туфли, но тут же их и надела – очень горячо ступать по раскаленному солнцем песку. Перебирала в памяти подробности вчерашнего разговора… Всадник оказался самим Эрландом. В его присутствии она чувствовала себя маленькой мышкой, пойманной кошкой и загипнотизированной взглядом хищных глаз, двигалась и думала с трудом. У нее всегда после встречи с колдуном, даже когда они просто пересекались в коридорах замка, создавалось впечатление, что она полностью попадает под влияние этого могущественного, важного человека. Винта встретила Эрланда снаружи и в дом пригласила войти жестом, потеряв дар речи, когда увидела, кто посетил ее. Сначала она подумала, что маг приехал повидать Авира. И испугалась, что их мирной жизни пришел конец. Каково же было ее удивление, когда колдун начал расспрашивать о Каваде и графе Бене! Женщина вспомнила, что последний раз такое же гнетущее чувство – как будто она была всего лишь тряпичной куклой в руках кукольника, складывающего ее после представления в темную коробку, – она ощутила, когда ее пригласил к себе Варг и стал расспрашивать об Эде. Такие же эмоции она испытывала и при общении с Тарисом Беном. И то, что он навещал время от времени бордель, и она оказывала ему услуги довольно деликатного свойства, никак не облегчало этого состояния. В присутствии этих людей: Варга, графа Бена и Эрланда, – она не способна ничего утаить. Становилась открытой книгой, будто они выворачивали ее наизнанку и вытряхивали все из самых потаенных уголков души. Эрланд вдруг опустил веки, когда она упомянула, как Кавада, с песком в волосах и соленым телом, однажды утром пришла к ней и попросила помочь найти дом с кошкой над дверью. Маг закрыл глаза, выслушивая их приключения, но задавал вопросы так тонко, что она воссоздала в памяти все события того странного дня: их поиски, знакомство с женой пропавшего накануне переворота начальника порта, рассказ Кавады о ее встрече с призраком… Правитель заставил ее два раза на разные лады повторить то, что узнали и увидели оказавшиеся с астрологом в тот день женщины – как она захотела вызвать духа отца и стащила у самого Эрланда его магические эликсиры… Не смогла утаить Винта и тот факт, что на следующее утро после того памятного дня у ее госпожи оказалось рассеченно ухо и опухли щека и висок, которые несколько дней она скрывала под прической. Как и то, что граф Бен стал заметно более нежен в обращении с Кавадой после этого случая, а ее хозяйка вскоре стала брать уроки фехтования и верховой езды. И вспомнила еще, как однажды ночью Верон поднял ее из постели и отправил за Тарисом, поручив вызвать его к нему на разговор. Но поскольку Винта не имела привычки подслушивать, тут уж ей было нечего рассказать, так же как и точно указать, куда поехали граф Бен и Кавада после того, как покинули Вандервилль. Она вздохнула с облегчением, когда Эрланд вскинул на нее внимательные, строгие глаза и сказал: «Благодарю за информацию, которую ты мне предоставила», встал и вышел не прощаясь. А она налила себе воды… Винта еще раз оглянулась, пересекая дюны. Никого – ни со стороны степи, ни со стороны Вандервилля. И за ней дорога пуста. Купаясь, думала об отношениях с Авиром, таких пылких и искренних вначале… Что случилось с ними за последние несколько месяцев? Все, о чем можно только было мечтать, им предоставила жизнь: уютный дом, баркас, возможность зарабатывать достаточно, чтобы не нуждаться ни в чем. У них были и здоровье, и молодость, и любовь… А была ли между ними любовь? Купальщица легла на спину, распластавшись на зеркальной глади моря, как на ковре, закрыла глаза и подставила лицо ласкающим солнечным лучам. Ей показалось, или их настигло охлаждение в отношениях? Неужели могло случиться, что Авиру больше не доставляет удовольствия ее тело? Ее густые каштановые волосы, которые он поначалу так любил, ее глаза… Он говорил, что у нее глаза как море, когда солнце стоит в зените летом в безоблачный день. Он правда стал каким-то резким, раздраженным, или ей это кажется? Эти мысли все чаще посещали и расстраивали ее, вот и сейчас она отогнала их от себя, как рой надоедливых мух… Вздохнула, открыла глаза и обернулась к берегу. Там, рядом с ее брошенным на песок платьем, сидел человек. Винта очень испугалась. Первой мыслью было – бежать. Но она тут же овладела собой. Куда ей бежать? Плыть в море? От берега? И она же нагая! Ее одежда лежит рядом с незнакомцем… Откуда он взялся?! Словно вырос из-под земли! Мелькнула дурацкая мысль, что он может ее обокрасть. На минуту эта идея развеселила ее. Что у нее красть? У нее ничего нет… кроме нее самой. И тут она поняла – это насильник! Он изнасилует ее! Возьмет силой ее все еще молодое и привлекательное для стольких мужчин тело. И эта догадка вселила ужас, как будто она никогда не жила в борделе, как будто никто никогда ее не касался, кроме любимого Авира. Женщина растерянно оглянулась: скоро зайдет солнце… Деваться ей некуда. Вся одежда осталась там, на берегу, рядом с сидящей фигурой. Человек заметил, что она его увидела, он следил за ней… Выбора не было. Винта вышла из моря, обхватив руками грудь и чувствуя, что краснеет так, как никогда не краснела – не только лицом, но и грудью, и плечами. Она не могла заставить себя поднять глаза на незнакомца, уже приготовившись к самому худшему. «Лишь бы не убил!» – подумала она. Купальщица медленно, словно ступая по горячим угольям, приближалась к своим оставленным вещам и, соответственно, к человеку, усевшемуся рядом с ними. Вот, наконец, она увидела его ноги, обутые в хорошие, добротные низкие сапоги – скорее для долгой ходьбы, чем для верховой езды. И… эта обувь была необыкновенно маленького размера! Осторожно скользнула взглядом по толстым, несмотря на жаркое начало осени, дорожным брюкам и кожаной грубой куртке… и выше, к лицу. Это была женщина! Маленькая, хрупкая женщина, одетая в грубую мужскую одежду. Из-под шляпы с узкими полями и коротким оранжевым птичьим пером, небрежно засунутым за ленту, стягивающую слишком большую для головы тулью, выбивались темно-красные волосы. И в тот момент, как увидела ее глаза, спокойные и странно блестящие, она поняла, что незнакомка не может причинить ей вреда! – А я тут мимо иду, – словно оправдываясь, сказала путница. – И заблудилась. Не знаю, куда дальше идти: туда?.. или туда? Она махнула одной рукой в сторону Орвиля, а другой в сторону Ван-дервилля. – А куда ты идешь? – спросила Винта, одеваясь. Она распустила волосы, чтобы они высохли на солнце. Хотя, вероятно, оно зайдет раньше, чем они станут сухими. – На север. – Север – там… А ты что, сама идешь? И не боишься? – Винта вы-тарашила глаза и растерянно огляделась: к ее вещам вели только одни следы, ее самой. – Откуда ты пришла? – Оттуда, – незнакомка снова махнула рукой, теперь в неопределенном направлении. – Ты не хочешь составить мне компанию? Проводить меня на север? Рыбачка удивленно на нее уставилась. Это что, шутка?! – Ты что?! У меня семья! Муж! Дом! И что я там забыла? – Навстречу армии я иду, – со вздохом, как будто сама идея этого похода ей совершенно не нравилась, призналась странница. – Какой армии? Которой Изда командует? – Изда армией уже не командует, – деловито объяснила ей женщина. – Варг объявил себя последним императором. Эта сногсшибательная новость почему-то совсем не удивила Винту, но она сочла нужным уточнить: – Каким императором? Молодым? Чью семью вырезал покойный лорд Даневан? – Им самым, – кивнула ее собеседница, не отводя от нее внимательных зеленоватых глаз. – Откуда ты знаешь? – решила усомниться в правдивости случайной собеседницы рыбачка. – Об этом уже все знают. Ну… или скоро узнают. – А Изда? – с тревогой спросила она, вспомнив его утонченные манеры и точеные черты лица. – Он жив? – Изда жив… На положении пленника он. Винта не стала переспрашивать, откуда эта женщина знает армейские новости. – А Эда? Ты знаешь, что случилось с девушкой-воином? – Она стала женой… императора. Винта вспомнила, как южанка уверяла, что вернется через год, но подруга не будет ее ждать, потому что предпочитает мужчин. Вдруг коротко хихикнула: оказывается, Эда тоже предпочитает мужчин. Она вспомнила другого своего любовника, бывшего гладиатора. – Ты всех знаешь? У Варга… ой… у императора был друг, когда он был гладиатором, его звали Эрик. – Эрик? Знаю, как же его не знать. Винту снова не удивило, что незнакомка знает и Эрика. – А с ним что? – Убили его. У нее вдруг сжалось сердце… – Он сына искал… Не успел его увидеть. – Увидит еще, – успокоила ее незнакомка. – Никто ни от кого никуда не девается… Ну что, идешь со мной? Туда сейчас все сходятся. – Кто все? – неожиданно для себя поинтересовалась Винта, в этот раз не начав даже возмущаться от повторного странного предложения. – Сын Эрика, последний принц Арута, Кавада, Тимур и Терик. – Кто такие Тимур и Терик? Путница задержалась с ответом: – Придет время, узнаешь. Теперь только до Винты дошло, что новости, рассказываемые этой странной женщиной, проверить невозможно и совершенно неоткуда узнать. – Откуда ты все это знаешь? – наконец удивилась она. – Кто тебе рассказал? – Сорока на хвосте принесла, – спокойно сказала собеседница. – А ты знаешь, где мне на ночлег можно устроиться, чтобы никто не беспокоил? Винте вначале показалось правильным, если она пригласит незнакомку переночевать у них с Авиром. Но потом, поразмыслив, решила отправить ее в Вандервилль. – Я знаю одно спокойное место, – подумав, сказала она. – Только боюсь, что оно тебя смутит… – Ну? Говори, не бойся. – Это… бордель. – Хорошее место, – неожиданно согласилась странница, – веселое. Рассказывай, как добраться. И когда ей рыбачка объяснила дорогу, добавила: – Ну, смотри, решишь присоединиться, приходи к утру, завтра и отправимся. Винта молча выслушала очередное предложение, подумав, что эта манера приглашать ее с собой начала беспокоить. Женщина, словно почувствовав раздражение собеседницы, повернулась и пошла, оставляя глубокие следы в белом песке. И тут Винта решила ее окликнуть: – Эй! Как тебя зовут? И кто ты? Путница оглянулась, не останавливаясь и не замедлив шага, и бросила через плечо: – Анча… Вампир я.
Винта вошла в дом, когда солнце уже закатилось. Всю дорогу назад она вспоминала странную женщину и ее глупую шутку в ответ на вопрос кто она. Авир, недавно проснувшийся, уже протрезвевший и злой, сидел за столом. Перед ним стояла большая кружка с колодезной водой. – Куда ходила? – спросил раздраженно, насупившись. – Купаться, – робко ответила Винта, боясь чего-то, чего сама не знала. Что с ним случилось? – Сама или с полюбовником? Этот вопрос причинил ей боль. Она вспомнила, как ее допрашивал вчера Эрланд. Но с Авиром она не чувствовала себя бедной маленькой пойманной мышкой. Винта была хозяйкой здесь, в доме. Ее руки вымыли и вычистили каждый уголок. Она, так же как и он, если не больше, трудилась все эти несколько месяцев, что они жили вместе. В конце концов, они прошли обряд венчания, и жрец назвал их мужем и женой! – Что с тобой случилось, а? – стревогой обратилась она к мужу. – Что вообще происходит в последнее время, ты мне можешь объяснить? Почему ты такой раздраженный и недовольный? Авир моргнул глазами, перевел их на стол. Его лоб вдруг разгладился, а потом лицо вновь сложилось в гримасу, на этот раз трагическую. – Что случилось?! Да мне каждый встречный, буквально каждый напоминает, что ты годы в столичном борделе провела! С тобой все мужчины полуострова от мала до велика переспали… – Не все! – вдруг выпалила Винта и сама себя выругала за эту уже произнесенную глупость. Авир вскочил и бросился к ней, схватил за плечи: – Не все? А сколько?! Сто? Триста? Тысяча? – Я… не считала, – ей вдруг стало страшно, что он ее сейчас побьет, столько в его голосе и глазах было ярости и злобы. И добавила: – Но ты же знал! Ты же с самого начала знал, что я жила в борделе! - Знал, – муж ослабил хватку и оттолкнул ее, вернулся на свое место за столом, уронив голову на скрещенные руки. – Да не знал, что все знают… – Авир, – Винта почувствовала, что слезы наполняют глаза и начинают катиться по щекам. – А какая вообще разница, сколько у меня мужчин было? Моя жизнь сложилась так, как сложилась. Я не могла выжить по-другому. – Молчи! – мужчина стукнул ладонью по столу так, что тот содрогнулся. – Многие женщины одни остались – и с детьми, и с родителями старыми! У тебя никого не было, сама себе была хозяйкой. В борделе только ты из всего Орвиля очутилась! Винта зажгла свечу… Да, он был прав! Он был тысячу раз прав! Но она не чувствовала себя виноватой перед ним. – А что, было бы лучше, если бы я работала прачкой? Или возила тачки в порту? Или нанялась работать в поле? Чтобы я надорвалась раньше времени, заболела и умерла? И в тридцать лет выглядела на шестьдесят? Работала даром весь день напролет, а горькие вечера проводила в трактире, так же, но только бесплатно, раздавая истощенное, замученное непосильной работой тело всем, кому оно покажется привлекательным после трех кружек пива? Было бы лучше, если бы от постоянного горя я потеряла все чувства, и моя душа умерла? – Что такое ты тут нагородила? – Авир растерялся. – Те женщины, о которых ты говоришь, они порядочные, а ты шлюха! – Нет, – теперь кричала Винта. – Они точно такие же, как и я! И нет никакой разницы, кому женщина и как отдается! Если она спит с разными мужчинами даром, потому что надеется, что кто-то наконец-то ее полюбит и заберет с собой, она такая же потаскуха, как и те, кто продает свое тело в публичном доме! Да еще и дура в придачу… Если она живет с мужем, которого не любит, только потому, что он ее обеспечивает – даже если она знала только одного мужчину в своей жизни, – она такая же шлюха, как и те женщины, которые зарабатывают себе на жизнь в борделе! Даже последние, может быть, лучше, потому что они не врут и не притворяются каждую минуту! Они продают свое тело, а твои так называемые порядочные женщины продают свою душу! И многие из них уже не могут никого любить, ни своих единственных мужей, ни детей, потому что они любят только себя. Даже себя они не любят, потому что их нет, они пустые внутри. Их нет, а есть только внешнее благополучие! И они любят только свое благополучие! А я, пусть и была шлюхой, но сохранила способность любить всей душой, и я готова жизнь отдать за любовь! И я люблю тебя! Но только ты, похоже, меня вовсе не любишь… Она расплакалась. Авир ненавидел женские слезы. – А мне? Мне, ты думаешь, легко?! Мне все, все говорят: «Твоя жена – бывшая шлюха», как будто специально! – Да, специально! – Винта говорила уже через сотрясающие ее рыдания. – Специально! Потому что завидуют! Потому что их жены – скукоженные, бесцветные, никогда не надевавшие яркие платья и не знающие, что такое радость плотской любви, амбарные крысы! А я могу не только доставить радость в постели, но и ее получить! А им завидно! Завидно, что мы проводим ночи, доставляя друг другу наслаждение, а их овцы с вытянутыми мордами только кровь из них сосут! Их порядочные женщины! Нет порядочных женщин, я тебе скажу – в том смысле, в каком ты это понимаешь! Я, может, за всю жизнь встретила только одну порядочную женщину… Нет, двух… Но только вторая тоже отдавала свое тело нелюбимым мужчинам, как и я. – И кто же эти две порядочные женщины? – спросил Авир ехидным голосом, просто чтобы скрыть свое смущение. Похоже, Винта разошлась не на шутку. – Одна – Эда. Та, которую называют Мечом Эрланда. Она порядочная женщина, потому что не нуждается в мужчинах вообще! – Винта вдруг замешкалась. Потом закончила, уже на пониженных тонах: – А просто подходит и берет… И еще она не врет. Она не говорит правду, но она не врет. – А вторая? – Вторая – Кавада, моя госпожа… – Кавада! – расхохотался Авир. И с вызовом в голосе добавил: – Кавада такая же блядь, как и вы все! Только высокого класса, которая спала с королем, главнокомандующим и начальником гарнизона столицы. – Не смей называть мою госпожу блядью! – вдруг взвизгнула, вскочив, Винта. – Ей жизнь не оставила другого выхода, чтобы выжить! Ты не принес столько пользы этому многострадальному миру, сколько принесла госпожа Кавада! И не смей говорить ни одного плохого слова про нее! Это самый честный человек, которого я встретила в своей жизни! Если уж на то пошло, ты тоже… блядь! – Я?! – взревел Авир, сжав над ней кулаки. - Да! – кричала ему Винта. Она уже не могла сдержаться. У нее в душе пылало пламя негодования – не за себя, за свою госпожу, которую посмел оскорбить этот человек. – Да! Потому что тебе приказали, и ты пошел в армию! И в какую армию!.. Ты был в полку Даневана, который уничтожил Тареш! Среди тех, кто прокатился по земле как нежить, не разбирая, кого вы убиваете – женщин, детей, стариков или воинов. Скольких убил ты?! Ты! И зачем?! Чтобы не умереть самому?! Последний драаг Вандервилля сражался, чтобы не погибнуть. И он лучше тебя! Потому что ты убивал не затем, чтобы выжить, а потому, что тебе за это платили! Ты предпочел убивать, а не рыбачить, или даже скрываться в лесах, как это делали десятки и сотни мужчин! Назови мне цену, цену своей мелкой жизни! Не назовешь?! Я назову ее тебе! Цена твоей ничтожной жизни не превышает цены твоего улова за сегодняшнюю ночь! Винта выкрикивала эти слова, уже совершенно не понимая, что говорит. Авир молчал. Совсем стемнело, и в свете свечи она увидела, как искажается его лицо тенями и гримасой, как наливаются глаза кровью, поднимаются кулаки, напрягаются вены на крепкой шее… И поняла, что он ее сейчас убьет. С визгом выскочила из дома и бросилась бежать. Она мчалась по берегу, словно за ней гнались волки, боясь оглянуться. Бежала, слыша за собой тяжелый топот мужских ног. Казалось, никогда она не бегала так быстро. Припустила изо всех сил. Подняла юбку выше колен и летела, едва касаясь песка, по прибрежной полосе, освещенной ярким звездным небом. Винта слышала, что тот, кто преследует сзади, ее догоняет. Она уже чувствовала за спиной его шумное дыхание. Вдруг он споткнулся и выругался. Она все бежала и бежала, пока не поняла, что никого за ней больше нет – только тогда оглянулась. Авир сидел вдали на песке у воды, освещенный луной, подняв ногу. Наверное, наступил на острую раковину или сброшенный панцирь краба… Женщина с облегчением перевела дыхание. Она чувствовала гордость, что сумела защитить свою госпожу. Винта не сомневалась, что из этой битвы вышла победителем. И Авир признал это! Иначе бы он не потерял над собой контроль от бешенства, иначе он бы не захотел ее убить… Она не замечала, что плачет. Нельзя останавливаться, ни в коем случае нельзя останавливаться! Винта нисколько не колебалась, что теперь будет делать: пойдет в бордель и присоединится к этой странной женщине, которую встретила несколько часов назад, к Анче. И они двинутся на север, навстречу армии. И там она снова будет служить госпоже Каваде… или Эде, или… Изде.
Глава шестнадцатая СТРЕЛА
Утром, после свадьбы, Изда сидел, по обыкновению наблюдая за поднимающимся солнцем. Варг присел неподалеку, кашлянул. Рыцарь не произнес ни слова, даже головы не повернул. – Спасибо… – За что ты меня благодаришь? – Изда по-прежнему не шевелился. – Что свадебный обряд вчера провел. Не любишь ведь ты меня… – А какое отношение имеет проведение обряда к любви к тебе? – северянин пожал худыми плечами. – Союз двоих всегда улучшает каждого из создавших семью. – Или ухудшает… – Ухудшает тогда, когда люди друг для друга не созданы. А вы прошли испытание огнем, – наконец Изда перевел на собеседника внимательные глаза. – Мне Эда тоже так говорит, – заметил Варг и сел совсем рядом с рыцарем, тоже расматривая диск восходящего солнца. – Почему солнце сегодня красное? – Да не красное, нормальное… Тебе красным кажется? – Да… – Плохая примета, – Изда снова посмотрел на него. – То, что ты сделал в Монатаване, не пройдет тебе даром. – Что значит «не пройдет»? – Не имеет права человек распоряжаться жизнью тех, кто не угрожает его жизни и благополучию его семьи. – В Монатаван сошлись мои враги. – Нет, – покачал головой рыцарь. – В Монатаван сошлись те, кто не хотел снова все потерять – как тогда, когда пришел к власти Травал. Твоей жизни и жизни твоей женщины никто не угрожал. – Не вижу смысла об этом больше вспоминать. – Варг сцепил пальцы так, что хрустнули суставы. – Как хочешь. Но красное солнце видишь только ты… – Я не о солнце пришел поговорить. Мы продолжаем поход. Сейчас будем двигаться на север. По идее, нужно взять под охрану тебя и брата твоего… – Ну так и бери, – в голосе Изды не было никаких эмоций, словно не о нем шла речь. - Не хочу. – А если мы убежим? – А вы убежите? – Ирвен, если помнишь, твоей жене на верность присягнул. Данное слово на севере ценится дороже жизни. – Он присягнул. Но не ты. – Не знаю, зачем мне бежать… Мои братья живы? Плохое предчувствие у нас было. И Ирвен подтвердил: непонятно, кому мы там у вас нужны и зачем. – Не знаю, Изда, – Варг посмотрел ему в глаза. – Эрланд всем заправлял в Вандервилле. И сейчас, похоже, тоже. Никаких новостей оттуда нет. Меня он тоже не жаловал… Да и не пожалует. Сказал и опустил голову. Сегодня утром Эда уговаривала его повернуть навстречу отправившимся в путь шаху и его предполагаемому брату, назвавшемуся Эрландом, чтобы принять испытание и утвердиться в статусе императора. Но он решил дойти до границ Арута и только потом вернуться на юг, в столицу. Чувствовал, что колдун враг ему. А теперь, когда он женился на Эде, тем более… – Не знаю, Изда, – снова повторил Варг. – Никаких вестей касательно твоих братьев у меня нет. Рыцарь кивнул, словно в подтверждение каким-то своим мыслям: – Как получишь известия, какие бы они ни были, скажешь мне? А я клянусь до новостей о них, которые выйдут из твоих уст, не предпринимать никаких попыток к бегству. – Ваше слово ценится дороже жизни, – Варг устремил свой взгляд, который никто не мог выдержать, на рыцаря. – Да, – спокойно, не опуская глаз, произнес принц Севера. – Мое слово я ценю превыше моей жизни. Жизнь начинается и заканчивается, а слова иногда живут дольше нас. – Хорошо, – император снова посмотрел на солнце. Оно больше не казалось ему красным. – Тогда до известий о твоих братьях охраны у вас не будет. Езжайте со всеми, в цепи… – Поклянись, что как только что-то узнаешь, скажешь мне. – Клянусь… – Ты из Тареша… У вас тоже крепки понятия о чести. Но горячие вы, яростные… – О чем ты говоришь? - Я хочу верить, что ты сдержишь слово, – Изда вздохнул. – Хочу верить, что в этот раз ум победит сердце. – Я сдержу его. Принц протянул ему руку, и Варг крепко пожал ее, почувствовав, как северянин задержал его ладонь в своей. – Я верю тебе… Тебя полюбила женщина Севера. – Она полукровка. Ее мать северянка, а отец южанин. Изда отрицательно покачал головой. – В шахе течет древняя кровь выходцев из Арута. На выходе с большой земли в давние времена старый правящий род разделился на две ветви: одна – Давикулюсы, а другая стала править Дравией. Так что она больше чем наполовину северянка.Варг оставил бывшего командующего без охраны, но оглядывался весь день. Изда ехал слева от замыкающих в войске. Справа, так же в отдалении, стелилась иноходью рыжая кобыла Эды, а за ней в один ряд держались присягнувшие ей вчера на верность. Он все время ожидал, что они поменяют свое расположение, и хотел проследить, кто оставит его жену первым. Но Хтир, Ирвен и Эрик не меняли свой порядок, а император, все время возвращающийся к ним взглядом, просмотрел всадников, замаячивших на горизонте со стороны юга. И первым их увидел дозорный: пятеро верховых, приближающихся нестройной группой к войску. Сначала Варг не придал значения этой новости – подумал, что замеченные путники продолжат свой путь, обогнув случайно встреченную ими армию. Но всадники повернули в сторону идущих на восток солдат. У него даже появилась мысль, что это ожидаемые Эдой со дня на день ее отец и Эрланд со слугами, но эта идея тоже никуда не годилась. Тем более у них не было возможности догнать их так быстро. Он не приказал замедлить шаг, лишь сам поменял свою позицию, поехав со стороны приближающейся группы. Уже можно было рассмотреть впереди едущего высокого мужчину на большом красивом коне. Он не хотел верить очевидному, не мог надеяться на это… Эда догнала его. – Это твой брат, граф Бен, – она внимательно посмотрела на него, замотанная в свои вечные ткани. Сегодня на ней была оливковая чалма и такого же цвета шарф. – Ты его не встречаешь? Варг не мог скрыть радости на лице, разворачивая лошадь. Он видел, что Тарис пустил своего жеребца, которого он тоже уже мог хорошо разглядеть – лошадей с такой статью было немного в Валласе, – галопом по направлению к нему. Эда наблюдала, как ее муж и высокий всадник обнялись среди поля и поехали вместе к тем четверым, что держались позади. Они были одного роста, и их лошади издалека были похожи. Если бы она не знала, кто в чем одет, она не могла бы их различить на таком расстоянии. Ее свита находилась неподалеку – в достаточном отдалении, чтобы не слышать, о чем она разговаривает с императором, но на таком расстоянии, которое можно легко преодолеть в случае внезапного нападения. – Вы знакомы с графом Беном? – она поравнялась с ними. Ей ответил Хтир: – Да. С ним также министр Верон… Это он меня послал к тебе, госпожа. – Для чего? – Эда удивленно подняла брови. – Тебя убить… – Зачем? – она подъехала к нему вплотную. – Если ты получишь приказ уничтожить императора. – И что побудило тебя присягнуть мне на верность, в таком случае? – Эда подумала, что надо получше узнать этих людей. – Твоя любовь к нему. – Объясни… – Я был рабом… Господин Верон дал мне вольную и освободил меня при условии, что я буду следить, чтобы человеку, известному под именем Варг, никто не навредил. – И ты решил, что если ты присягнешь на верность мне, это позволит тебе контролировать меня еще лучше? – Нет. То, что ты появилась в Валласе, явилось причиной моего освобождения. Теперь, когда я понял, что ты не причинишь ему вреда, я решил отдать тебе мою жизнь. Она принадлежит тебе по праву.
Всадники, приехавшие с графом Беном, держались обособленно. Кавада приняла совершенно бесполый вид: похудевшая, с короткими черными волосами, торчащими из-под мятой мужской шляпы, которую отдал ей в вечное пользование Зог. Верон, тоже сильно похудевший и загоревший, стал неузнаваем, будто скинул десять лет. Эда сделала круг вокруг них, лишь только они подъехали к основной цепи войска. Объехала карьером, не проронив ни слова и не задержавшись ни на минуту, закутанная в оливковые шелка так, что только глаза сверкали, стройная и прямая. И тут же отъехала и больше не приближалась до конца дня. Ее свита держалась за ней как приклеенная. Варг и Бен шли рысью рядом вдали от всех, не останавливаясь до вечернего привала. Наконец-то никто не мог их слышать… Наконец-то никто им не мешал… – Пора завершать дневной марш, – Тарис посмотрел на клонившееся к горизонту солнце. – Хорошо, что мы все успели обсудить. Ты уверен, что шах вскоре приедет? С ним точно будет Эрланд? – Так она мне сказала. – Это будет удобный случай… – граф перевел глаза на брата. – Какой удобный случай? – лошадь Варга споткнулась, или он сильно натянул поводья? – Взять власть. И устранить других… претендентов на власть. – Ты… предлагаешь их пленить? Бен посмотрел на него насмешливо: – Ты всегда был нерешителен и медлителен, а я – слишком порывист. Вместе нам будет легко, мы уравновесим друг друга. Нет, я не предлагаю их пленить, я предлагаю их убить. Вандервилль никто не будет защищать. Армия шаха, обезглавленная, не будет сражаться. Южане уберутся восвояси, и Дравийское царство погрузится в смуту, длительную междоусобную войну за главенство в стране, которая окажется без правителя. А Империя Давикулюсов наконец лишится извечного врага. И заодно мы устраним этого… Эрланда. Он не назвал себя с самого начала, не называет себя и сейчас. Если он действительно наш брат, то он сам выбрал судьбу тогда, когда сбежал из дома. Он себя убил еще тогда. И приговор, вынесенный ему им самим, наконец получит возможность воплотиться в жизнь. Мы спустимся в Вандервилль с войском и прогоним тех дравийцев, которые не уберутся сами, когда поймут, что остались без предводителя. Затем просто сядем на место, которое освободится – оно и сейчас, по сути, пустует… Сопротивление сторонников Травалов сломлено. Дорога на Арут свободна. Осталось несколько поместий, которые склонят колени перед кем угодно. Граница фактически принадлежит мне. Хотя мы дойдем до Севера… Ты дойдешь, чтобы собрать людей и отправить их на восстановление Тареша. Мы не будем ссориться. Я сяду на востоке и восстановлю Вирсандию. Вандервилль будет главным городом Валласа. А ты останешься с Эдой. Пусть она будет королевой Севера, а ты его королем. Наконец-то этот край получит настоящих правителей. Войско мы поделим так, чтобы у тебя было достаточно людей, чтобы поработить Арут. Сопротивления там не будет – там некому сопротивляться… К ним направлялся Дван. Он придержал коня, чтобы они могли договорить. – Останавливаемся на ночлег? – Да, – Варг кивнул ему и развернул лошадь. Он прошел рысью вдоль подтягивающихся пеших солдат и замешкался, куда вначале направить коня: к одинокой всаднице на рыжей кобыле, за которой на отдалении ехала ее свита, или к рыцарю в черном камзоле на серой лошади, идущему отдельно от всех. Повернул к нему, пересек войско позади обоза с восседающей на нем Дитой, поравнялся с Издой. – Я поклялся сообщить известия о твоих братьях, оставшихся в Ван-дервилле, – император обвел взглядом местность, где они остановятся на ночь. Полустепь примыкала к лесу, высившемуся стеной за петляющей неширокой речкой, несущей бурные воды вдоль дороги, по которой растянулись солдаты. Он избегал встречаться взглядом с северянином. – Они мертвы. – Кто убил их? – последний принц Севера внимательно смотрел ему в лицо. Варг заставил себя взглянуть на него. Изда хорошо владел собой. Ни взгляд, ни голос его не изменились. – Кто убил их? – он повторил свой вопрос. – Ты дал слово… Скажи мне. – Их убил Тимур Давикулюс. – Тимур Давикулюс… Твой брат?! – Да. – Твой брат-близнец? Он жив! Кто он? – Он скрывался все эти годы, пока его считали пропавшим, под именем графа Бена. Изда посмотрел на солнце. – А что с Ландосом? – его голос по-прежнему не менялся, как и выражение его лица. – Когда мой брат покинул столицу, он был жив, – поскольку наступило молчание, Варг спросил: – Ты будешь мстить? Последний принц Севера перевел на него взгляд: – На это я не обещал тебе отвечать… Он не стал больше задерживаться. То, что было нужно, сказано… Повернул коня и подъехал к Эде. - Сегодня и впредь с нами будет мой брат и его женщина. Я помню, что вы с ней недолюбливали друг друга. Она тебе не сделала ничего плохого. Постарайся быть вежливой с ней, как она всегда была вежлива с тобой. – А что, я должна теперь с ней общаться? – Эда вопросительно вскинула брови. – Она что, жена ему? Она простая наложница! – Абсолютно не имеет значения, кто она. Я прошу… требую, чтобы ты держала себя с ней в рамках приличия… и с моим братом. Сегодня ты вела себя вызывающе. Я видел, как ты сделала круг вокруг них, даже не поздоровавшись, – его голос был холоден. Варг смотрел на нее, но она чувствовала, что он не с ней… – Ты его любишь, своего брата… – Ты ревнуешь? – Мне он не нравится, – серьезно сказала Эда. – Я нахожу его опасным. И я тебя тоже прошу, будь добр укоротить его язык. Я больше не буду терпеть его предложений лечь с ним в постель. Говорят, что он переспал едва ли не со всеми женщинами столицы. Ты как будто пытаешься убедить себя, что это не его зовут Страшилой. – Тот, кого ты назвала Страшилой, мой брат. – Варг нахмурился. – Потрудись быть вежливой с ним. Он не будет тебе больше делать никаких недостойных предложений, я тоже этого не буду терпеть – это я тебе гарантирую. Его голос был непривычно суров, и Эда почувствовала укол ревности. – Твой брат мог тебя освободить в любой день из тех двенадцати лет, когда ты месил ногами выпущенные кишки на арене и не мог помочиться не на глазах у полсотни народу! – она ответила с еще большим вызовом. Ее муж прищурил глаза, обведенные черным из-за пыли, поднимающейся из-под копыт и сапог весь день на сухой дороге. – Мой брат был оставлен мною умирать ночью в степи, голым и изуродованным… Ему было за что мстить… – И теперь ты мстишь мне. За что?! – Эда не сдержала боли в голосе. И добавила: – Что с тобой случилось, что ты так изменился за полдня?! О чем вы говорили? – Извини, – Варг сдержал коня и заставил его встать рядом с ее кобылой. – Извини… Так много всего случилось… мы так много друг другу рассказали… – И где теперь мое место в твоей жизни? – Твое место не изменилось. Но у меня есть и дела с моим братом… – Против моего отца? – Эда внимательно смотрела на него. Он не хотел встречаться с ней взглядом. – Твой отец приплыл в чужую страну – в Империю, на часть которой он претендовал всегда. В страну, которую он уже разделил с твоим… Эрландом. – Варг, – серьезно сказала Эда, – давай не будем отдаляться друг от друга только потому, что рядом с тобой теперь твой брат. Ты ведь это уже прошел… с первой женой. Наконец он остановил на ней взгляд. Его глаза были холодны как лед. – Не отдаляйся, – Варг пришпорил лошадь и оставил ее одну. Догнал Двана. – Приставь охрану к Изде и Ирвену, немедленно – двух человек к каждому, которые не будут с них спускать глаз ни днем, ни ночью. Он не стал больше задерживаться. Приказ был отдан…
Когда Варг отъехал, Эда почувствовала ярость. Ярость, что изменила себе – забыла, что она воин. Позволила себе из-за внезапной слабости после взятия Монатавана помыслить, что она может быть создана для того, чтобы любить мужчину и рожать ему детей. Она заставила себя доехать вместе с войском до места ночевки. Оглянулась: за пригорком начинался низкий подлесок, переходящий в лес. Этот лес тянулся полосой от дороги, по которой шло войско. Она знала карты, которыми покрывали сундук в палатке ее мужа. Если она поедет на северо-запад, то в два раза сократит путь, который проделает войско, чтобы достичь Севера по проложенной широкой дороге… Ее отец выехал навстречу армии. Эда вспомнила слова Варга: «Мне надо поговорить с твоим отцом наедине». Ну что ж, пусть они поговорят – император Дэв Серв Давикулюс и шах Дравийского царства Вок-тир Дераб Тордонус. У них, очевидно, найдется много общих тем… к примеру, о женщинах, в которых течет кровь Севера. Она вспомнила слова Элроу, верховного мага ордена Ваара: «Ты вернешься. Ты сделаешь то, что должна сделать там, и вернешься…» Она должна увидеть Север и увидит его – сама… Она одинокий воин и делает то, что хочет. Все ее вещи с ней. Не нужно расседлывать лошадь, просто повернуть ее в сторону леса. Эда замешкалась… Трое, присягнувшие на верность, следовали за ней по пятам. Если она оставляет мужа, зачем ей свита? Она ошиблась. Ей не нужен ни Варг, ни те, кто будет ее охранять. – Хтир, Ирвен, Эрик, я иду купаться в лесном озере и не хочу, чтобы вы следовали за мной. Оставайтесь здесь и помогайте разбить лагерь. - Лес таит опасность, – сказал мальчик своим низким басом взрослого мужчины. Эда заставила себя улыбнуться. – Не для меня. Делайте, что приказывает ваша госпожа, – развернула лошадь и поскакала в направлении леса. Она и боялась, что муж последует за ней, и хотела этого. Но он остался с братом. – Я надеюсь, что не стал причиной первой семейной ссоры? – Та-рис проводил взглядом удаляющуюся всадницу. – Ты уверен, что тебе не надо догнать жену? – Она купаться пошла, – попытался подавить тревогу Варг. – Вечером, после захода солнца, вернется. – Как знаешь, – пожал плечами Бен. – Я бы на твоем месте ее догнал. Пойду разберусь, куда расквартировать приехавших со мной. Мы ужинаем вместе? – Да, конечно…
Эда оглянулась, только достигнув кромки леса: никто не последовал за ней. Ну, вот все и кончилось. Больше у нее снова нет никого – ни друзей, ни мужа, ни свиты… Ее отец отправился в дорогу. Они найдут, о чем поговорить… с императором и его братьями. Если он действительно император. Пусть разговаривают хоть до скончания времен. Она увидит Север, дойдет до самого северного моря. И затем повернет на юго-восток, в орден Ваара, чтобы завершить свое обучение. Эда остановилась у куста калины, склонившейся над ручьем. Какие сочные ягоды… Она никогда не любила кислые плоды, но сейчас ей безумно их захотелось. Попыталась достать с лошади – не получилось, пришлось спешиться. Она ела красную мякоть, и поднявшаяся вдруг к горлу тошнота успокоилась. Она уезжает, но не может выбросить Варга из головы, думает о нем неотрывно… Неужели она действительно полюбила этого воина с холодными светло-зелеными глазами? Как странно она себя сейчас чувствует, готовясь освободиться от него… Можно еще повернуть и остаться, и ничего не изменится – никто не узнает, что она хотела уйти и бросить все и всех… Она уже стала королевой Валласа. Кто, интересно, будет править страной: Эрланд, или отец, или Варг с братом? Будет ли спор между ними?.. война? Это больше не ее дело. Лично ей не хочется оставаться в этой стране. Она внезапно потеряла интерес к ней. Пусть все дальнейшее здесь совершается без нее. Эде захотелось оказаться в каком-нибудь спокойном, мирном месте, где не будет солдат, длинных переходов, вечной угрозы нападения, интриг. Где можно просто наслаждаться жизнью и любовью… с Вар-гом – ее мысли о нем не готовы были оставаться в прошлом. Снова вспомнила холодный блеск его глаз. Что случилось? Что случилось, что он так изменился за те полдня, что провел с братом? Как ей быть? А может, она не права? Он не только ее муж, он еще и командующий армией. Он император, пусть пока и не признанный во всей стране. И его страна – это не только Валлас. Есть еще Тареш, Восток, на который претендует ее отец. И Арут, непокорная земля суровых людей. Она, Эда, королева Севера, ей в детстве сказала это мать… Варг присоединит Север к Валласу? Возродит восточное царство? Он же не может, в конце концов, все время держаться около нее. У него свои дела, своя стратегия. Она всего лишь женщина… жена. Даже если она королева Севера и дочь южного властителя. Эда присела на землю, задумчиво поедая с ладони собранные ягоды. Если бы Варг захотел отправиться с ней, оставить армию… А может, надо вернуться? Прийти к нему снова ночью, обнять, как тогда, когда он нашел полученное ею письмо, насытить его такое жадное тело и забрать с собой? Он же обещал, обещал пойти с ней! Он честолюбив… Нет, он ответственен. У него непонятное чувство ответственности перед этими людьми. Хотя, казалось бы, со своим прошлым гладиатора он должен был устать от войны… На нее снова накатило легкое чувство тошноты. Что это она не то съела? С ней никогда такого не случалось. Тошнота усилилась, и Эда еле сдержалась, чтобы не вырвало. Ей пришлось лечь и глубоко подышать, прийти в себя… Наверное, Варг прав, и надо получше питаться. У нее отменное здоровье, но она так много сил и любви отдавала своему полководцу. Он всегда был разным, днем и ночью… Днем он принадлежит всем вокруг, а ночью только ей. Может, ничего и не произошло? Он просто разметил границы… В конце концов, она все время невольно оскорбляла его брата, называя Страшилой. Но она ведь не знала, что он его брат! Впрочем, она и Варга всегда старалась оскорбить… Что же ей делать? Как себя повести? Вернуться к мужу? Уехать от него? Она встала, отряхнулась и позвала лошадь. Шорох среди ветвей заставил ее поднять глаза. Слишком громкий звук для птицы или белки. Рысь? Эда нащупала кинжал в складках одежды. Где-то поблизости хрустнула ветка, и боль пронзила все тело. Что это?! Небо и деревья вдруг наплыли друг на друга, закружились, слились в хоровод вокруг нее, и она погрузилась во мрак…
Лагерь был почти развернут. Дита начала раздавать первым подошедшим наскоро приготовленный суп. Солдаты разжигали костры, усаживались вокруг них, некоторые уже с мисками в руках. Лошади почти все были расседланы. Варг переоделся в сухую, чистую рубашку и умылся. Пошел посмотреть, где поставили шатры для вновь прибывших. Невольно по привычке обводил взглядом обозримое пространство: ни Эды, ни ее рыжей кобылы нигде не было видно. Он почувствовал беспокойство, но подавил его. Чуть в стороне от его палатки маячили уже три фигуры – Хтир, Ирвен и Эрик. Вид у них был какой-то растерянный. Варг забыл о прибывшем брате, развернулся на полушаге и поменял направление. Заметил, что позади этой группы стоят еще двое… – Где Эда? Никто не знал. Она отправилась купаться, как всегда, в вечно находимых ею прудах, озерах, реках… Она не могла жить без воды. И приказала им остаться. Они не посмели ослушаться… – Все готово к ночевке, – к нему подошел Дван. – Трубить отбой? Крупным галопом в лагерь влетела рыжая кобыла без всадницы. Она заржала, пошла боком, словно зовя за собой, мотала головой. Такого еще не было… Сердце у Варга в груди стукнуло и остановилось. Он вскочил на первого попавшегося коня, и кобыла, словно только этого и ждала, понеслась в лес. Кто-то еще помчался за ним, крикнув подбежавшим солдатам скакать следом… Войско замерло. В воздухе повисла тревога. Дита, подходившая к палатке Варга с полным котлом супа, тоже увидела лошадь Эды – не расседланную, с двумя большими желтыми седельными сумками из тисненой кожи и без всадницы… Почувствовала, что почва уплывает у нее из-под ног. Кобыла привела их к кусту калины, все еще выделявшемуся красными ягодами в наступающей темноте. На земле, в луже крови, раскинув руки, лежала Эда. Ее глаза были закрыты, из груди торчала стрела.
Эпилог УЦЕЛЕВШИЕ
Сквозь кружевную темно-зеленую пелену летела стрела с черным оперением. Круглое древко звенело, прорезая голубоватый воздух, и гул нарастал вокруг, гул и голоса… – Вышел срок, – сказал чей-то холодный голос. Кто это сказал? – Север больше никогда не станет великим. Иссякла кровь Вирга в мире среднем, и забыли люди о королеве Севера. Холод и страх… только холод и страх остались в этих краях… Отовсюду посыпался снег, зелень листвы исчезла, как исчез и голубоватый воздух, и летящая стрела… Гул стих. Летели снежинки – крупные ледяные осколки падали на лицо, делая ему больно, очень больно… – Вышел срок, – повторил холодный женский голос, чистый и безучастный. И тут стрела вошла в плоть… Орана видела истекающий дух жизни: он поднимался, как дым, сливаясь со стелющимся потоком серого тумана. Она проснулась внезапно, чувствуя в груди боль – там, куда вонзилась стрела в тело… В чье тело? Дочь Дары! Девочка, которую она никогда не видела… Дон сказал, что Дара родила девочку много лет назад – девочку, которая может изменить мир… если останется жива. Орана поднялась с лежанки и выглянула в окно, но ничего не было видно. Какая безлунная ночь! Как будто мир сомкнулся, и ничего больше нет… Слышно мерное дыхание спящих наверху. Кто-то что-то шепчет во сне. Как больно… Почему не проходит эта боль в груди, от которой перехватывает дыхание? Как будто это в нее вонзилась стрела… Ощущение непоправимого несчастья нахлынуло, затопив все ее существо. Она распахнула дверь и вышла во двор. Угадывалось очертание высокого частокола. Где-то далеко ухала сова, слегка шелестела листва высоких деревьев. Старуха пыталась вдохнуть полной грудью и не могла, ощущая в груди что-то, что мешало… Чувство невыразимой тоски пронзило ее. И тут все вдруг исчезло: пропал забор лесного поселения, лес вокруг словно растворился, позади не оказалось избы. Орана стояла посреди степи, где снег заносил тела павших. Сколько хватало глаз, тянулось ратное поле. Мертвые лежали друг на друге, раскинув руки, открыв рты в последнем крике, и блестели в призрачном свете падающего снега не-закрывшиеся мертвые глаза. Ведунья оглянулась – все пространство вокруг нее было заполнено бранным полем, где медленно падал крупный, колючий снег. Над головой раздался крик ворона. Она подняла глаза: силуэт огромной птицы едва угадывался высоко-высоко, но хлопанье крыльев раздавалось так близко, как будто можно было протянуть руку и коснуться кружащегося над ней крылатого хищника. Она пошла, стараясь не потерять его из виду. Шла прямо по телам павших, спотыкаясь и преодолевая лежащие на земле трупы, как будто это были холмы. Замаячили впереди чернеющие стволы деревьев. Орана почувствовала, что снег больше не идет и холод отступил. Из черной пелены безлунной ночи блеснули желтоватые горящие глаза, и бурая тень заворчала, приближаясь к ней. – Смерть пришла за королем, – она услышала глухой, низкий голос, идущий словно из-под земли. – Она уже не отступит… Только ты сможешь ее прогнать – если успеешь. Тень впереди развернулась, и блеск глаз исчез. Раздался удаляющийся треск веток, хлопанье крыльев пропало, все вокруг погрузилось во тьму… Орана снова вскочила… Где она? Она вышла из избы? Она в лесу? Что происходит вокруг? Нет, по-прежнему лежит на лежанке в доме, где наверху спят дети. Чуть потрескивает курящееся бревно в печи, слабый отсвет огня отбрасывает резкие, ломаные тени от предметов на стены. Боли в груди больше нет, как и исчезло чувство пронизывающего холода. Ей все это приснилось? Откуда взяться снегу ранней теплой осенью? Откуда это наваждение: стрела, мертвые, кричащий ворон, бурая тень… Она слишком задержалась здесь. Это не ее жизнь – уже не ее. Север остался в прошлом, она должна идти на юг… Дона больше нет рядом… Ничего, она помнит все, что верный воин ей говорил: король уже покинул небесные чертоги, он придет до следующего лета, осталось меньше года… Но смерть распростерла крылья над королем, она будет сопровождать его всю дорогу. Три раза она попытается его забрать из мира живых. Смерть отступит перед двумя женщинами. Одна из них – она, Орана… Женщина чужой крови сможет отвести смерть от короля первый раз. Но победить ее можно будет, только если она тоже будет там… Дон говорил, что ей могут помешать… Если она успеет, они смогут спасти короля… Но надо спасти и его мать, эту девочку, дочь Дары – ее внучку… Дон пророчетвовал, что девочка Дары должна быть с сыном. Если погибнет она, не справится юный воин с наследником рода отца своего, который явится из дальних земель, во главе воинов невиданных, непобедимых, и заберет владыку смерть… Если сумеют живущие уберечь короля эти три раза, свет белый изменится. Вернутся на раздираемую войной землю мир и благополучие, и отступит море, и Север снова станет великим… Она должна поторопиться… В путь!Спящие зашевелились с первыми лучами солнца. Тарина спустилась вниз, в горницу. Огонь в печи уже потух, но воздух был еще наполнен ароматом горящей березовой коры, свежим запахом дегтя. На грубых досках стола лежали широкие солнечные лучи, подчеркивая поцарапанную поверхность дерева и оставшиеся от вчерашнего позднего ужина крошки. Она оглянулась: что-то было не так, чего-то не хватало… Тарина растерянно поморгала глазами. Исчезла сшитая из волчьей шкуры котомка, всегда висевшая в углу. Не было грубой бежевой кожаной накидки, которую Орана использовала вместо одеяла, всегда покрывающая ее лежанку, когда старуха покидала избу. Пропали стоявшие в углу лыжи, вокруг которых паук сплел свою паутину. Тарина вышла во двор – ворота поселения распахнуты настежь. Дежурящий наверху старик уронил белую голову на руки, спит у раскрытых створок… Новость не удивила никого – Орана ушла. Покинула их, ни с кем не попрощавшись и никому ничего не сказав. Горий вздохнул и долго задумчиво поглаживал усы цвета перца с солью, уставившись на пыльную сухую дорогу. Никто больше не упоминал имя странницы, но в деревне поселилась тревога…
Кхах проснулся ночью и вздрогнул: рядом с его лежанкой сидел человек – высокий, костлявый старик с длинной седой бородой, весь покрытый бурой медвежьей шкурой. Ночной гость устремил на шамана суровые голубые глаза. – Иди, делом занимайся, – сердито сказал, почти не открывая рта. – Каким делом? – растерянно зашептал ничего не понимающий Кхах. – Жертву надо принести кровавую, отвлечь смерть. Кхах вытаращил узкие глаза. - Если уж пленил меня, то помочь теперь должен, – сурово продолжал визитер. – Иди в лес, добудь зверя. Пусть кровь льется, много крови… Предложи смерти. Шаман повел глазами: большая клетка на столе стояла пустая, хотя дверца была закрыта. Ворона внутри не было. Какая-то сила заставила его взять в руки широкий большой нож и покинуть избушку…
Кари, проснувшаяся, как всегда, поздно, услышала слабое пение снаружи. Она торопливо натянула сарафан и осторожно спустилась по сход-цам. Пение раздавалось позади избушки, пришлось обойти дом кругом. На большом плоском черном камне, спрятанном посреди невысокого молодого ельника, лежала туша окровавленного лося. Зияла черная рана распоротого брюха, блестела выпавшая гладкая печень. Кхах кружился возле туши с большим ножом, пел что-то. На его плече сидел освобожденный ворон, рассматривая убитого зверя деловито и молча. – Ты что делаешь? – девушка от удивления вытаращила глаза. Шаман бросил на нее острый взгляд из-под лохматых бровей, недовольно скривил рот. Ответил не сразу, словно раздумывая, говорить или нет: – Жертва это. – Кому жертва? Зачем? – Смерть отвлечь. – От кого? – Не знаю. Его дела, – Кхах мотнул головой на птицу, сидящую на плече. Тут только Кари заметила, что ворон не связан. – Не улетит он? – забеспокоилась. – Не улетит, – спокойно заметил Кхах. – Договоренность у нас. Иди, помоги… – Что делать-то надо? – Кари подошла, боязливо косясь на свежий звериный труп. – Кровь собери, пусть постоит тут. Сердце и печень рядом положи. – Мы есть будем лося? – И не вздумай!.. – будто испуганно вскричал Кхах. – Волки придут, – с опаской произнесла девочка, – или медведь… – Нет, – под нос забормотал Кхах, по-прежнему потроша тушу, безостановочно кружась вокруг нее. – Не зверя мы приманиваем… Словно подтверждая его слова, раздались быстрые шаги, и из лесу вдруг вышло маленькое существо, почти по пояс невысокому Кхаху – круглая фигура, одетая в серо-коричневые лохмотья, как в перья. Существо оказалось старой женщиной, скрюченной в три погибели, с таким морщинистым лицом, что складки кожи образовывали сплошные бугры на потерявшем всякие черты лице. Седые волосы выбивались вокруг лица и окаймляли редкой бородой острый подбородок. Коричневая шапочка напоминала засохший крупный лист. Ее черные, как будто без белков, глаза скользнули по девочке и остановились на Кхахе. Он, словно ожидая ее появления, спрятал окровавленный нож в рукав халата и отступил спиной к избушке, оттесняя плечом Кари. – Бери, владычица, отнеси своему народу, – словно заискивая, произнес он на глазах изумленной девушки. – Что просишь взамен? – старуха задумчиво заковыляла вокруг камня. – Попросите смерть отступить перед молодой королевой Севера… Птица на его плече не двигалась, словно неживой была. Старуха с невероятной силой вдруг закинула за спину огромную тушу мертвого зверя, которая полностью спрятала ее под свисающей кожей, рогатой головой и волочащимися по земле копытами, и быстро скользнула в заросли. Кхах повернулся к ней спиной, крепко схватил за руку Кари и устремился к дому. Боковым зрением девушка увидела, что на камне остались внутренности лося. Шаман затащил ее в избушку. – Кто это был? – испуганно распахнув огромные глаза, прошептала девушка. – Первые люди. – Откуда они? Шаман вздохнул, посадил ворона, словно окоченевшего, в клетку, закрыл ее и сел на лавку. – Не упоминай о них без нужды… Живут в чаще Сумеречного Леса остатки первых людей. Другие они, не такие, как мы, от иных корней. Древняя магия им осталась доступна. – А почему прячутся, как звери? – Потому что время их уже ушло. Видят они то, что нам недоступно, слышат они нами неслышимое. Связь держат с другим миром… – Зачем? – Неужели ты думаешь, – сурово спросил Кхах, – что отсутствует связующая нить между теми, кто жил прежде, ныне живущими и теми, кто будет жить после нас? Кари смотрела на него растерянно, ничего не говорила. Шаман продолжал: – Как река берет свое начало на склонах гор, куда не проникнуть человеку, и течет в края, представить которые не можем – лишь насладиться нам дано ее разливом мимолетным, – так и жизнь течет от предков к потомкам, озаряясь светом сознания в нас. Но если забудем о связующей силе, направляющей все в этом мире, будем озабочены лишь хлебом насущным да потребностями жалкого существования в мире среднем, то измельчаем и выродимся. – Так сам же говоришь, что не знаем мы ни начала ни конца… Как же разобраться, что нам следует делать и куда идти? – Жизнь показывает, расставляет знаки. Смотреть нужно уметь, слышать неслышимое, видеть невидимое, дабы понимать течение жизни. – Научишь меня? – А что здесь учить? Все вокруг тебя смыслом полно. Без смысла ни лист не упадет, ни мысль не родится…Меньше о себе думай, наблюдай за миром. – Научи меня в будущее заглядывать. – Зачем тебе? – шаман тщательно закрыл слюдяное окошко меховой накидкой, и в избушке сразу стало темно, как поздним вечером. – Чтобы знать, куда идти… чтобы не ошибиться. – Чтобы не ошибиться – сердце слушай и знаки примечай вокруг. – Сложно сердце слушать, – заметила Кари, взбираясь с ногами на лежанку. – Слишком многого ему хочется. – А ты не обращай внимания, что ему хочется, а замечай, что ему действительно нужно, без чего не проживешь. – А без чего ты не проживешь? – вдруг спросила Кари. – Без смысла… – И какой у тебя смысл? – не унималась девочка. – У каждого свой смысл. Мой – читать следы тех, кто ушел, и следить за теми, кто придет. – Зачем? – Чтобы не потерялись те, которые в пути, – задумчиво сказал Кхах.
Мрак окутывал все… Мрак и запах тлена… и сырости… Где-то просачивалась и капала вода, и этот мерный глухой звук эхом отзывался по всему подземелью. Сюда не проникали ни солнечные лучи, ни звуки снаружи, и прятавшиеся люди уже потеряли счет дням. Иногда к звукам текущей воды примешивалось далекое топотание мягких лап. Кап-кап-кап – раздавалось, как будто капли отмеривали время, ставшее бессмысленным для наблюдения. Изредка к этим звукам присоединялось тихое пение окончательно сошедшей с ума Мартины. Она баюкала давно умершего ребенка и пыталась втолкнуть разбухшую от молока грудь в уже много дней мертвый рот. Водан весь сжался в комок. Его уже не тошнило от запаха разлагающихся трупов и испражнений, как и не болели глаза от ядовитых газов, поступающих в подземелье. Он привык ко всему, как будто родился и вырос, и провел всю свою короткую жизнь в темноте подземного склепа, среди разлагающихся трупов и сумасшедших людей, поедавших мертвую плоть своих товарищей… Он забыл вкус хлеба, забыл, как выглядит солнце и небо… Или он хотел забыть? Да! Он хотел забыть все, что случилось до той ночи, когда их разбудил топот бегущих людей, звон металла, крики… До того момента, как мокрый человек с безумными глазами ворвался в дверь и убил всех – мать, его новорожденную сестру и старшего брата. И обернулся, чтобы заколоть и деда, бросившегося защищать их бедный дом со ржавым тупым мечом, слишком тяжелым для старика. Эта короткая задержка и позволила Водану молнией метнуться в дымоход и протиснуться в вонючую трубу, что и спасло ему жизнь. Он вылез на крышу и оглянулся: понял сразу, что враг проник в город. На улицах Монатавана кипел бой… Повернул голову к черной цитадели, где мелькали факелы и звон металла доносился даже сюда – в бедный жилой квартал. Водан увидел, как в маленьком внутреннем дворике позади их дома несколько людей пытаются отодвинуть решетку в саду, закрывающую сточную канаву. Скатился по черепице, повинуясь безотчетному чувству, побудившему его присоединиться к ним. Две женщины, старая и молодая, прижимающая к груди младенца, и старик сдвигали тяжелую решетчатую крышку, закрывающую вход в подземный коллектор. Одна из женщин, их соседка Мартина, узнала его. – Водан, помоги… И девятилетний мальчик оказался именно той недостающей силой, которой им не хватало, чтобы поднять чугунную решетку. – Что там? – шепнул он, обращаясь к своим невольным спасителям. - Никто не знает, что там, – так же тихо прошептала Мартина. – Но здесь – смерть… Они опустились в зловонную воду, стекающую вниз. Молодая женщина, прижимающая к груди вдруг закричавшего тоненьким голоском младенца, поскользнулась на покрытом слизью и грязью стоке и провалилась вниз. За ней последовала старуха. А Водан и старик сумели закрыть проход, чтобы не возбудить подозрений у тех, кто увидит маленький внутренний дворик уже опустевшего дома. Канализационный проход вел глубоко под землю, вливаясь в подземный коллектор, неизвестно кем и когда проложенный – Монатаван был старым городом, не одно поколение людей сменилось здесь с момента его постройки. Люди уже забыли, кто и когда проложил первые подземные сообщения… Все четверо шли под землей, погрузившись по пояс – а Водану зловонная грязная вода доходила местами почти до шеи, – петляя, опускаясь все глубже и глубже под землю. Куда они идут? Куда они бредут во мраке неизвестного подземного лабиринта? Сколько времени они так петляли, пока вдруг не услышали приглушенные отдаленные голоса, плач и причитания женщины и стон мужчины? Подземный коридор вывел их в большое помещение, вода отступила. Ноги ступали уже не по скользкому, покрытому струящейся водой туннелю, а по каменному полу, который тут же стал мокрым от стекающей с беглецов воды. Не было видно ни зги. Их услышали – вернее, их шаги. И плач, раздающийся рядом, и стоны внезапно прекратились. Они замерли, натолкнувшись друг на друга. Замерли и те, кто уже находился во влажном, душном зале. Некоторое время молчали все, потом не выдержала Мартина, по-прежнему прижимавшая ребенка к груди. – Кто здесь? – ее голос разнесся по всему пространству большого помещения. Кап-кап-кап… капала вода, нарушая вновь наступившее молчание. Отозвалась женщина, в голосе слышался испуг: – А вы кто? Откуда? – Сверху, – вдруг произнес старый Родри, сжав внезапно Водану холодные, узкие плечи костистыми пальцами. – И мы… сверху, – сказала невидимая женщина. Помолчала и добавила: – Город будет взят. – Откуда ты знаешь? – воскликнула старуха, жена Родри, шамкая беззубым ртом. Ей ответил мужчина: – Обнаружен подземный ход. Армия мятежного Валласа ворвалась в город. Войско раскинулось за стенами… Если им удастся открыть ворота – Монатаван падет. – Что здесь? – не смог сдержать вопроса Водан. – Склеп. – А как вы сюда проникли? – Как и вы, через подземный туннель под городом… – Мы сможем выйти? – забеспокоилась Мартина. – Сможем, – спокойно заметил невидимый мужчина. – Вот только неизвестно, зачем мы выйдем и куда… Если город взят, нас убьют тут же. Если подождем несколько дней, возможно, захватчики пойдут дальше, и нам удастся сохранить наши жалкие жизни. Снова наступило тяжелое молчание. Молодая женщина опустилась прямо на пол и дала разревевшемуся младенцу грудь. Раздалось тихое чмоканье и сопение маленького заложенного носика. – Устраивайтесь поудобнее, – произнес тот же голос. – У нас впереди долгое ожидание… Но устроиться поудобнее им как раз и не довелось. Семеро уцелевших жителей Монатавана начали умирать один за одним. Раненый мужчина умер на следующий день. И, умирая, позвал Водана: – Парень… Ты должен остаться в живых. Если в этом мире есть хоть какие-то законы, хоть какая-то справедливость, если боги окончательно не отвернулись от него – кто-то должен остаться живым… На женщин не полагаюсь: их всегда забирает победитель, они умудряются полюбить врагов и родить от них детей… Но ты – ты вырастешь, и ты будешь помнить… ты будешь помнить все, что здесь произошло… Будешь? – вдруг переспросил, задыхаясь и без конца облизывая совершенно пересохшие губы. Все ходили пить зловонную, липкую воду, капающую на выходе из зала. Поначалу Водан не мог представить, что ее можно не то что проглотить, а просто взять в рот. Но к концу первого дня жажда стала нестерпима… Здесь, в подземелье, было сыро, но невероятно душно. Из трещин в земле просачивались газы, вызывающие слезотечение и боль в глазах, в носу и горле. И эта вонючая, мерзкая, отвратительная вода, тем не менее, помогала… Раненый сказал сразу: «Я ухожу… Я потерял слишком много крови, не трогайте меня…» Это был мирный человек. Он сам говорил, что за всю жизнь никогда в руках меча не держал – лишь нож для разделки скотины и мясной топор, да и то с неохотой. Его дед был гончар, как и отец. С детства он делал посуду и большие чаны для хранения пищи и воды. – Мои руки не умели убивать, – шепнул он Водану. – И это было ошибкой. Ты должен выжить. Ты должен стать воином. И ты должен отомстить. Боги выбрали тебя. Ты – единственный уцелевший. Умирающий повторял это каждый час и без конца звал мальчишку к себе. Его жена не переставая плакала над ним. Она и убила солдата из армии мятежного Валласа, ворвавшегося к ним в дом ночью, прикончившего спавших детей и родителей и смертельно ранившего мужа. Убила, проткнув его вилами со спины с такой невероятной силой, что древко вошло в тело, проломив ребра, и уперлось в грудину, разорвав внутренности. Ее муж истекал кровью. Она сама поняла, что его не спасти: каждое движение вызывает выброс новой струи горячей жидкости, уносящей с собой жизнь. Они почти не разговаривали между собой. – Парень… – снова, уже угасающим голосом, позвал гончар. – Я здесь, – шмыгнул носом Водан. – Ты запомнил имя? Ты запомнил имя того, кого ты должен убить? Да. – Повтори… – Варг… – Да, Варг. Я назначаю тебя его палачом – от имени всех невинно убиенных этой ночью, от имени тех, кто не смог себя защитить… чьи души никогда не будут упокоены, и память о которых исчезнет с лица земли… Повтори… повтори еще раз… Варг… – Правильно, Варг. Я назначаю тебя его убийцей – нет, я назначаю тебя возмездием. Все те, кого ты любил и кто умер вчера ночью… твои предки и потомки, потерявшие возможность родиться, потому что женщины, которые должны были родить тебе детей, так и не вырастут. Мертвые девочки лежат на мостовых и в затихших домах, и их руки уже никогда никого не обнимут… Все они взывают к тебе: отомсти! Я никогда не думал, что способен на ненависть… Я никогда никого не убивал, только резал коз, и то после этого мне было тяжко… Но сейчас я хочу видеть, как кто-то перережет ему глотку… как кто-то вонзит ему в сердце кинжал… или отрубит голову. Если можно убить человека всеми возможными способами – пусть это случится! Повтори еще раз его имя, парень… Варг… - Правильно, Варг… Ты должен заставить его страдать так, как страдали мы этой ночью – как страдали мужчины, дети, старики, женщины… Я назначаю тебя его палачом, и мой дух будет преследовать тебя, неупокоенный, пока ты его не убьешь. Повтори его имя, парень… – Варг, – Водан сам не заметил, что заплакал. Гончар умер, сжимая его руку, не обращая внимания на рыдающую над ним жену, заставляя мальчика повторять имя того, о ком знали все – того, под знамена которого собрался весь мятежный Валлас. Бывший король арены Вандервилля, Варг-гладиатор… После смерти гончара Водан с женщинами ощупали каждый угол, каждый камень. В подземный склеп вели только две дороги, больше выходов не было. Они оттащили труп подальше в туннель, чтобы разлагающееся тело не отравляло и без того отвратительный воздух. Он бесконечно пополнялся ядовитыми парами, просачивающимися из-под земли, и идущими от испражнений, вливающихся вместе с текущей водой. Им показалось, или коллектор стал нести другие запахи: крови и мертвечины? Или это труп в тепле стал разлагаться так быстро? Или их собственные фекалии и моча? Почти сразу со смертью гончара у Мартины пропало молоко, и ребенок стал пищать почти непрерывно. Его тоненький голосок разрывал мозг, сливаясь с каплями: кап-кап-кап… у-ааа… у-ааа… у-ааа… Водан затыкал пальцами уши, но ничего не помогало. Младенец кричал будто в его голове, а вода капала на темечко, превращая жизнь в невозможную, невыносимую пытку… Старый Родри встал и так тяжело вздохнул, что вздрогнули все. Наклонился и долго шарил во мраке руками, собирая каменные обломки – угол саркофага откололся по неизвестной причине, и острые куски были рассыпаны на полу. Он, загребая ногами, пошел куда-то… раздался странный звук, как будто он разрывал руками что-то. Потом шаги приблизились снова, и Родри позвал: – Мартина… – Здесь я, – всхлипнула женщина. Они плакали с женой умершего гончара, не прекращая. Плакали беззвучно и лишь когда изредка обменивались фразами, по их заложенным носам и всхлипывающим голосам можно было это понять. Старик подошел к ней. Все замерли… – Ешь, – сказал очень странным голосом. – Ешь… если хочешь сохранить дитю своему жизнь – ешь. - Что… это? Что ты мне даешь? Что это?! – Мартина вдруг закричала так громко, что от ее крика заложило уши. Послышался шорох и глубокий вздох с места, где расположилась жена гончара. Как будто она поняла, что сделал Родри – женщина встала и пошла к нему. Раздались звуки борьбы… Старик был еще крепок. Вжавшийся в стену Водан понял, что он оттолкнул подошедшую так, что она упала, и сурово сказал: – Мужу твоему уже все равно, а дите жить должно… Ешь! – Нет!.. Нет!.. Нет!.. – плакала Мартина, всхлипывая все громче и громче. – Нет! – Как хочешь, – Родри отошел от нее и начал громко чавкать в темноте. – Водан, иди поешь… – Что поесть? – выдавил мальчик из себя. – У нас ведь нет… нет еды… – Не было… появилась, – старик что-то жевал. А потом сурово сказал: – Не хочешь есть, Мартина, потеряешь младенца своего. Снова раздался плач вдовы… Она поползла на свое место. Водану уже не нужен был свет, чтобы следить за передвижением своих товарищей по несчастью в склепе. Ребенок плакал и плакал… Кажется, прошла целая вечность, когда жена умершего гончара вдруг глухо и громко сказала из своего угла: – Ешьте… ешьте его, – и повысила голос: – Мальчик… Муж мой наказал тебе отомстить… за всех нас… за него… Иди, ешь. – Что есть? – по-прежнему не понимая, прошептал Водан, внутренне сжимаясь. – Иди, ешь… труп. Они потеряли счет дням… У них теперь были и вода, и еда. Он не прикасался к еде, но ели ее уже все, кроме жены гончара и его, Водана. Ребенок перестал плакать, но умер вскоре… Однажды все проснулись от безумного крика Мартины: – Нет!.. Нет!.. Нет! Старый Родри подскочил к ней и сказал громко, обращаясь ко всем: – Умер!.. Умер малец… – Нет!.. Нет!.. Нет!.. – продолжала кричать Мартина, вскочила, вдруг бросилась к подземному ходу, и ее удаляющиеся быстрые шаги, зашлепавшие по воде, раздались во мраке, затихнув вдали. Никто не шевелился… Долго ничего не было слышно. Снова шаги – на этот раз приближающиеся, – женщина шла и плакала в голос: - Ход завален! Они засыпали канализационный сток! Мы замурованы! Все вскочили и бросились туда, откуда только что вернулась Мартина. Миновали труп гончара – вонь была невыносима даже для них, уже привыкших и к газам из-под земли, и к сырости, и к запаху собственных фекалий и мочи… Держась друг за друга, гуськом, они шли в кромешной мгле, снова погрузившись в воду. И только сейчас поняли, что вода больше не текла! Это уже была стоячая вода – вход, которым они воспользовались, засыпали… Развернулись, снова пересекли большую залу подземного склепа, прошли мимо трупа и направились уже в другую сторону, откуда спустились мужчина и женщина. И там их постигло то же самое: гора битых черепков, обрушившаяся сверху, засыпала вход в подземелье. – А-а-а-а-а!!! – закричала Мартина так страшно, что у Водана закружилась голова и пустой много дней желудок скрутило адской болью. Все было кончено… Все было напрасно, смерть настигла их. Вначале умерла жена Родри, а старик, вероятно, сошел с ума, потому что сейчас ел не переставая, вгрызаясь в ее мертвое тело. Потом он начал стонать: – Больно!.. Больно!.. Больно! – катался по полу из-за болей в животе и снова ел, и оправлялся там, где ел, а потом вдруг замолк… Водан вдруг вспомнил, что давно не слышал голос жены гончара… Она так и не сказала, как ее зовут. Он пошел на ощупь к тому месту, где она всегда сидела – пошел молча, крадучись, пока не наткнулся на что-то холодное и мокрое, раздувшееся и мягкое… Она тоже умерла. Вонь вокруг стояла нестерпимая. Сошедшая с ума Мартина пела тоненьким голоском младенцу, труп которого разлагался в ее руках, и время от времени говорила: – Ешь!.. Ешь!.. Ну пожалуйста, ешь! Почему ты не хочешь грудь? Она ведь полна молока!.. Водан забыл, кто он и как его зовут. Он забыл глаза своей матери и имя своего брата. Но он хорошо помнил того мокрого полуголого человека, который ворвался в дом, чтобы убить их всех… И помнил имя – Варг… Он открыл глаза… Что это? Откуда-то доносился топот маленьких ног. Встал и пошатнулся… Кружилась голова, но она кружилась уже постоянно. Мальчик упал и пополз на четвереньках, снова растянулся всем телом и потерял сознание, наткнувшись на что-то, что раньше было кем-то из живых. Вновь открыл глаза, пришел в себя. Писк и топот маленьких лап приближались. Водан вдруг явственно услышал в своей голове слова: «Ты должен выжить. Ты должен стать воином. И ты должен отомстить. Боги выбрали тебя. Ты – единственный уцелевший… А теперь иди… иди туда, куда бегут крысы». Водан начал зубами рвать отвратительную, вонючую, слизкую плоть. Проглотил и почувствовал, как внутри все сжалось резкой, раздирающей болью… Мартина больше не пела. Умерла? Это уже не имело значения… Он молча пополз туда, где шли крысы, повинуясь безотчетному чувству, не думая ни о чем и уже не ощущая ничего: ни ужасной боли в желудке, ни ран от раздираемого камнями тела. Водан полз на звук маленьких лап, то и дело теряя сознание. Все его иссякающие силы, вся его угасающая жизнь превратились в этот последний порыв, последний рывок… Он не заметил, как вновь потерял сознание и пришел в себя от боли – страшной, ужасной боли в ухе. Закричал и сам себя не услышал, но почувствовал, как побежали по нему маленькие, теплые, колючие лапы… Ощупал голову: вместо одного уха была яма, мокрая и невероятно болезненная. Крысы начали есть его живым… Мальчик снова сделал последний уже рывок туда, куда ушли крысы, и протиснулся в какой-то невероятно узкий, заваленный чем-то острым лаз. Он не помнил больше ничего… Водан очнулся от покачивания и боли. Кажется, болело все: каждый дюйм тела, болели даже мысли… Его по-прежнему окружала темнота, что-то сдавливало голову, которая разрывалась от шума пульсирующей крови. Кто он? Где он? Он умер? Он жив? Нечто коснулось его пересохших, покрытых коркой губ… Что это? Он вспомнил – вода! Чистая, прохладная вода! Кто-то пытается влить ее ему в рот… Мальчику удалось сделать несколько глотков, прежде чем снова провалиться в беспамятство… Откуда-то издалека донеслись слова: «Неужели выживет?» Другой голос что-то ответил, но окончания разговора Водан уже не слышал…
Варг сжимал в ладонях лицо Эды. Какие холодные щеки, как лед… какая тонкая кожа… Он видел синие спавшиеся вены на шее. Нет! Нет! Нет! Только не это! Она жива?.. Или она уже умерла? Когда он увидел ее, лежащую под кустом калины в луже крови со стрелой в груди, он снова забыл, кто он и что делает в этом мире. Он забыл про брата, он забыл про всех его солдат. Он уже не помнил, о чем говорил с Тимуром и что собирался сделать. Он весь был с ней – в ней была вся его жизнь, в ней заключался весь его мир. Сколько ненависти всегда клокотало в его груди! Сколько ненависти… Ненависть, которая была его другом, которая питала его столько лет… У ненависти есть сила – ненависть дала ему возможность пережить все, что случилось с ним. Но любовь, только любовь заполняет сейчас все его существо… У кого больше силы: у ненависти или у любви? Он попытался возненавидеть ее смерть и не смог… Только любовь… Во все времена смерть была богиней. Ей поклонялись, ей приносили жертвы, у нее просили так много… Он никогда ничего не просил ни у кого – ни у людей, ни у богов. Сейчас он разговаривал со смертью: «Смерть, я знаю, ты всегда рядом. Ты стоишь у каждого за левым плечом и ждешь своего часа… Но не сейчас, не ее. Возьми меня, возьми все, что хочешь, но оставь ей жизнь!» Он молился… Он столько лет не молился, он забыл, что это и как это делают. Кому он молится? Смерти… Откуда в нем столько любви? Неужели она, смерть, заберет у него эту красивую тонкую женщину с лисьей косой и светло-бронзовой кожей? Он никогда никого не любил так, как Эду – ни мать, ни отца, ни брата, ни Веронику, ни их детей… «Я люблю ее, я так ее люблю! Я никого и никогда не любил до нее, мне это только казалось… И теперь, когда я узнал, что такое любовь, ты не можешь ее забрать! Не сейчас, пожалуйста! Не сейчас… Ты не можешь ее взять… нет… Она тоже твоя слуга, она сеет смерть вокруг, она безжалостна… Ты не можешь убить саму себя. Ей неведома любовь… Ей была неведома, до меня… Она любит меня! Неужели она пришла в этот мир только затем, чтобы узнать что такое любовь и умереть? И это единственное ее предназначение в этом мире? Возьми меня, возьми моих друзей, возьми жизнь моего брата, – он понимал кощунство своих мыслей, но не мог прекратить этот разговор со смертью, – возьми все, все… Мое тело давно не имеет ценности… ни мой разум… ни моя жизнь… Ничто не имеет ценности, кроме ее жизни! Возьми мою память. Я отрекаюсь от себя… Мое прошлое… моя ненависть… возьми все, что у меня есть. Ты видишь, я наг перед тобой! Смерть, возьми все, что ценно для меня: мои воспоминания, мою прошлую жизнь, глаза моих растерзанных детей, тело моей первой жены… Я никого не любил и никого не люблю кроме нее. Души всех убитых мною – воинов, женщин, мужчин, армейских, мирных жителей – возьми все, только оставь ее. Не сейчас, не на моих глазах… После меня, пожалуйста, после меня!» Он не понимал, откуда капала вода на ее уже посиневшее лицо. Голубоватые капли на голубой коже… Он не помнил, как он поднял ее распластанное тело и прижал к себе, кто заставил его сесть на коня и повернуть к лагерю. И ни в коем случае не трогать, ни в коем случае не трогать торчащую из груди стрелу! Кавада… Кавада приехала сегодня. Она лекарь… Она хороший лекарь. Она должна ее спасти… Варг не помнил, как он прискакал в лагерь, прижимая Эду к груди… Откуда вдруг взялось все: простыни, покрывала, сама Кавада в мужской, короткой на нее одежде, с поцарапанными кистями и такими непривычно короткими волосами, все время вылазившими из-за ушей и падающими на щеки… Кто и как отобрал его сокровище из рук и уложил его жену на землю? Кто и что делает с ней? «Вернись! Вернись! Вернись… вернись… вернись… вернись…» – Варг потерял ощущение времени, места, ее холодного лица в своих ладонях. Где это он? Камни… черные камни вокруг. Он почувствовал холод, смертный холод на своем лице. Не ветер, нет – просто смерть… Увидел Эду, идущую меж камней вдаль… «Эда! Эда! Эда!» – он бежал за ней и не мог ее догнать, ноги вязли в клочковатом тумане. Варг плакал, и слезы катились по лицу. – Эда, не оставляй меня… или возьми с собой! Она обернулась, пустые янтарные глаза смотрели сквозь него и ничего не видели… – Мама! – закричал вдруг тонкий голос, – Мама… мама… не уходи! Они повернулись на голос оба: он и она, уже почти окутанная серым туманом. К ним откуда-то со стороны, где с шумом текла быстрая вода, бежал ребенок с льняными волосами и глазами цвета зеленого льда… Ребенок? Откуда тут взялся ребенок? Варг испугался, что пока он смотрит на малыша, Эда исчезнет. Он слышал голос, зовущий: «Мама, не умирай! Пожалуйста, не умирай!» – но смотрел только на нее, исчезающую в вязком тумане. Что-то произошло, в его руках появилась сила… Он раздвигал завесу серого тумана, который вдруг перестал сгущаться. Он шел сквозь пелену, как будто это был поток воды, поглощающий ее. Ребенок исчез из виду… Вся его сила, вся его воля были направлены на борьбу с этим туманом. Варг приближался к Эде, он видел уже ее безжизненные глаза – они смотрят и не замечают его… Его кисть прошла сквозь руку призрака. Он заключил ее в объятия и почувствовал, что она принимает форму. Воздух уплотнялся, превращаясь в камень. Кто-то коснулся его бедра… Взгляд Варга скользнул вниз: светлая головка, кольцо маленьких ручек обнимает ноги Эды. – Мама, не умирай! Я не хочу! Я хочу жить! Мама!!! – ребенок поднял зеленые глаза, полные слез. Время остановилось, мир замер… Она принимала объем и плотность в их объятиях… Сквозь туман забытия прорвались слова Кавады: – Держите ее! Держите крепче! Она жива! Она возвращается! Варг еще раз сжал ее лицо между ладонями… И услышал этот крик – крик смертельно раненого животного. Он даже не понял, откуда идет этот звук… И тут закричал Тарис, прижимающий плечи его любимой к земле, чтобы тело не двигалось, пока Кавада извлекала стрелу. – Сердце! Сердце бьется! Услышал и не поверил, сжимая по-прежнему крепко недвижимое лицо между ладонями. – Держите ее, держите, держите, – захлебываясь в словах, шептала Кавада. – Вот он… вот он… я достала его… Этот наконечник… он не был отравлен… Наконечник не был отравлен! Тело Эды оживало под ее руками, напрягаясь, сотрясаясь в конвульсиях – сильное, живое тело. Сила и жизнь возвращались в него. Тарис сжал плечи раненой с такой силой, что вдавил их в землю. Дван лег ей на ноги, прижавшись головой к бедрам, чтобы она не могла двинуться. Эда была жива, она билась в их руках… Они крепко держали ее, не давая пошевельнуться. – Держите ее! Держите! Держите! – уже кричала Кавада, заливая что-то тягучее, моментально твердеющее в дыру на правом плече, сразу возле грудины. – Держите ее… держите ее… держите ее… Она не должна двигаться! Снова этот крик… Это Эда так умеет кричать? Она кричит, она мучается… Боги, какое счастье – ей больно! Она жива!
Последние комментарии
7 часов 21 минут назад
16 часов 12 минут назад
16 часов 15 минут назад
2 дней 22 часов назад
3 дней 2 часов назад
3 дней 4 часов назад