Как один день [Computers] (fb2) читать онлайн

Computers - Как один день - 1-5 книги

Главный герой, заснув вечером у себя дома, просыпается в каком-то странном месте. Постепенно он осознает, что очутился в другом мире. Осваиваясь здесь, он обнаруживает, что наделен  сверхъестественными способностями. Казалось бы, жить да радоваться, но необычный характер не дает ему покоя. Он одержим желанием изменить историю человечества, и узнает, что это возможно. Нужно только правильно выбрать «минимальное необходимое воздействие» и момент вмешательства – и около пятидесяти миллионов человеческих жизней могут быть спасены, а история всего человечества необратимо изменится.

Удастся ли ему это изменение истории, и какая ожидает награда?

Фэнтези, альтернативная история, героическая фантастика, эротика, космическая фантастика, 18+.

COMPUTERS

Книга 1. Как один день…

… у Господа один день, как тысяча

лет, и тысяча лет, как один день …

Библия, 2 послание Петра

Я проснулся и открыл глаза. Первое, что меня удивило – я лежал на спине. Я никогда не засыпаю на спине, а только на боку или на животе – такая привычка.

В комнате было совсем светло, над собой я увидел белый гладкий потолок, в окно светило яркое солнце. Я лежал и пытался вспомнить, как я сюда попал. Вчера, как обычно, я засиделся за компьютером допоздна. Несмотря на возраст, я знал и любил компьютеры. Это наше поколение выносило и родило вычислительную технику – я сам работал над этим, будучи уже зрелым, даже почти пожилым человеком. Никто еще не знал, что такое компьютеры, а мы их создавали – писали программы, разрабатывали схемы, паяли платы… Знакомые и мало знакомые люди всегда удивлялись, что старик так хорошо знаком с компьютером. Это почему-то считается уделом молодых, но в этом была вся моя жизнь – я был системным программистом на машинах фирмы DEC и их советских аналогах. Правда, это была не моя основная специальность, а, скорее, хобби, хотя мы, в том числе, делали и продавали компьютерные классы. Конечно, отойдя от активных разработок, я перестал быть «на переднем крае», стал всего лишь пользователем, однако, в отличие от молодежи, просто «гоняющей программы», я неплохо представлял себе, как все это работает.

Итак, вчера, как обычно, я пробежался по сайтам, посмотрел, что нового, написал несколько постов на литературном форуме, бессменным админом которого состоял много лет. Никто из друзей по форуму не знал в точности, каков мой возраст, а я не старался их просвещать. В молодости мы все хотим казаться старше, а вот когда приходит старость… Не знаю, насколько это относится к другим, а я не любил распространяться о своем возрасте. Было уже довольно поздно, когда, посмотрев прогноз погоды на завтра (обещали дождь), я отключил компьютер.

Потом я улегся, как всегда, на диване в своей комнате. А потом… Насколько я мог припомнить, ночью мне ничего не снилось. Вечером, как всегда, я проглотил свою пригоршню таблеток – от гипертонии, сердечные, обезболивающие – у меня уже давно болели суставы. Но на плохой сон я никогда не жаловался, вот и вчера быстро уснул. И вдруг я просыпаюсь непонятно где…

Осторожно я приподнялся и отбросил одеяло. Это получилось почему-то непривычно легко. Уже много лет, после того, как мне заменили парочку суставов на искусственные, из титанового сплава, я должен был двигаться с осторожностью. Любое резкое или слишком размашистое движение вызывало боль, особенно поначалу, прежде, чем я делал несколько десятков шагов – потом ходить становилось легче. А вот теперь этого не было. Не доверяя своим ощущениям, я сел на край кровати, на которой лежал, опустив ноги на пол. При этом взгляд мой упал на левую руку, и я замер. Это была моя, и в то же время, чужая рука. На ней не было привычных темных старческих пигментных пятен, морщин, утолщенных, слегка деформированных суставов. Вы же знаете, как выглядит рука человека, которому без малого восемьдесят лет? Но моя рука была безупречно белой, гладкой рукой молодого человека, с аккуратно подстриженными ногтями, легким пушком золотистых волос и розовой кожей, обтягивающей тугие мышцы. Такой была моя рука в двадцать пять лет, с одной лишь разницей – я всегда много работал физически, используя разнообразный инструмент, а теперь на руке не было ни следа мозолей и ни малейшего признака той «слесарной» грязи, которая так въедается в кожу, что ее практически невозможно до конца отмыть.

Я рассказываю об этих первых впечатлениях того странного дня довольно долго, хотя прошло всего лишь несколько секунд, прежде чем я осознал, что с моим телом что-то не так.

Я перевел взгляд на постель, на которой проснулся. Это была невысокая кушетка, накрытая безупречно белой простыней, с белыми подушкой и одеялом в пододеяльнике, на которых просматривался едва заметный мелкий темный узор.

Взглянув в окно, выходившее, по-видимому, в сад – за ним виднелись зеленые кроны деревьев – я осознал еще одну странность. Всю жизнь, начиная со второго класса школы, я носил довольно сильные очки, хотя в очках видел отлично, что подтверждали многочисленные призы по стрельбе из пистолета, которой я увлекался в молодости, будучи студентом. К старости близорукость даже чем-то помогала мне. В то время, когда все мои сверстники вынуждены были завести очки для чтения и мелкой работы, в том числе, за компьютером, мне довольно было снять очки – и я отлично видел вблизи. Это, конечно, было куда удобнее, чем в очках.

И вот теперь я отчетливо различал мелкие листочки на деревьях за окном без всяких очков! Однако, по многолетней привычке, я осмотрелся, надеясь обнаружить свои очки, но их нигде не было. Не было и одежды. Комната была невелика – метров пять в длину, в ширину же немного менее. У противоположной стены стоял стол из темного дерева, совершенно пустой. Рядом с ним – привычное «компьютерное» кресло на колесиках. Левее, возле окна – шкаф с непрозрачными деревянными дверцами, а напротив, возле той стены, где была кушетка – какой-то небольшой агрегат непонятного назначения, немного напоминающий автомат для приготовления кофе – такие встречаются в фойе крупных офисов.

Я встал и, как был, босиком и без одежды, направился к окну. Не доверяя своим ощущениям, я по дороге сделал несколько глубоких приседаний и наклонов – тело работало, как в молодости, никаких признаков дряхлости, никакой боли! Захваченный этим необычайным чувством легкости, я, сам того не ожидая, нагнулся, уперся ладонями в пол и сделал стойку на руках. Когда-то у меня это отлично получалось. Получилось и теперь. Постояв немного на руках, я встал на ноги и все же подошел к окну.

В небе светило полуденное солнце, а под окном расстилался сад. Впрочем, его вполне можно было бы назвать и лесом, так как никакого порядка в посадке деревьев не наблюдалось – не было аллей, дорожек, клумб… Деревья были среднего размера, в основном, по-видимому, плодовые, а под ними, на земле, росли цветы и мелкие кустики. Земля была почти совсем скрыта опавшими листьями, но не было впечатления, что стоит осень – листва на деревьях была зеленой, на некоторых виднелись цветы, а на многих – плоды. Яблоки, груши, персики, мандарины! И еще какие-то плоды, которые я не мог опознать.

Подальше виднелись высокие деревья неизвестного мне вида, и тоже с плодами на ветках. Я присмотрелся, и отчетливо увидел, несмотря на значительное расстояние, что плоды эти покрыты мелкими иголочками или шипами. Они были величиной с маленькую дыню, яйцевидной формы.

Я заглянул за подоконник – до земли было не больше полутора метров, и не выдержал соблазна. Чуть коснувшись подоконника правой рукой, я перемахнул через него и оказался в саду. Земля, покрытая опавшими листьями, была прохладной и сухой. Мне хотелось двигаться, и я бегом направился к заинтересовавшим меня высоким деревьям, по дороге оглянувшись на окно, из которого выпрыгнул.

Я увидел небольшой белый домик с высокой черепичной крышей, в котором, должно быть, и была только одна комнатка, где я проснулся. Крыльца или двери я не заметил – возможно, они были с другой стороны дома. Стены были гладкими, на вид – из белого камня, но без всяких следов швов, штукатурки и прочих намеков на технологию изготовления.

На пути к высоким деревьям я наткнулся на небольшой ручеек, кативший свои воды по мелкому песчаному ложу. Ступив в воду босой ногой, я почувствовал, что она, как и земля в саду, прохладна, но не холодна. Глубина ручейка была не более нескольких сантиметров, а ширина – метра два. Камешки и песок на дне были удивительных радужных цветов. Нагнувшись, я набрал в горсть песка с камешками со дна ручья – чего тут только не было! Камешки прозрачные и матовые, белые, красные, зеленые, черные… Угловатые, будто только что отколовшиеся от большой глыбы, и гладкие, как галька, обкатанная волной… Все цвета, все формы, все оттенки… Я увидел также несколько камней, напоминающих металл. Заинтересовавшись, я стал отбирать «металлическую» гальку, и, набрав несколько камней желтого цвета, ясно почувствовал их немалый вес. Для проверки я царапнул по желтому камешку острым краем прозрачного угловатого камня – он оставил глубокую борозду на желтом боку «гальки». Я готов был держать пари, что это золото! Куда же это я попал? И что со мной происходит? Продолжая сжимать в горсти камни и песок, я медленно шел дальше, и внезапно мне в голову пришла очень простая мысль. Видимо, заснув вчера, я умер во сне, а теперь нахожусь «на том свете». Возраст у меня был подходящий, чтобы сделать это событие вполне вероятным. Кроме того, я ведь верю в Бога, и тогда почему бы этому месту, где я очутился, не быть «раем»? И как мне это сразу не пришло в голову? Наверное, был слишком ошеломлен переменами…

Задохнувшись от волнения, я присел на траву. Значит, все правда, и смерть – это не конец! Блин, вот это да!

Не секрет, что все мы, даже будучи верующими и крещеными людьми, относимся при жизни с некоторым скепсисом к таким вещам, как воскресение после смерти, и я не был в этом смысле исключением. Конечно, я верил, что Бог есть, но где-то там… Неизвестно где… И даже когда я посещал церковь, даже когда молился со всеми, даже когда просил у Бога чего-то личного, для себя, меня не покидало ощущение, что я участвую в некоей игре, игре для взрослых… А теперь оказывается, что все это всерьез!

Интересно, что меня ждет дальше? Начало, как будто, хорошее… Но, может быть, это просто «демо-версия», как в известном анекдоте? И не пройдет много времени, как за мной явятся демоны и потащат в ад? На что я могу рассчитывать?

Особенно крепкой веры я в себе при жизни не ощущал, да и вообще, до достижения зрелого возраста был атеистом. А потом… потом что-то произошло. Ну, просто так сложились обстоятельства. Тут не место и не время об этом подробно рассказывать, но, во-первых, я просчитал на компьютере вероятность кое-каких феноменов, касающихся людей и их характеристик, потому что тогда у меня была такая работа. Эти феномены наука бессильна была объяснить. И я пришел к выводу, что вероятность случайного проявления того, что у меня получилось в результате, не намного больше, чем вероятность падения метеорита мне на голову. Математика – наука точная. А еще… Еще я видел множество смертей и множество трупов – так уж вышло в моей жизни. И меня не покидало ощущение, что со смертью человека все не кончается. Иначе в этом не было бы никакого смысла…

Потом я прочитал Библию. Далеко не все мне там было понятно и нравилось, но все-таки… все-таки… И все-таки я поверил в Бога. Может быть, почти так, как сказал один бизнесмен: «Я просто прикинул, что, если я верую и хожу в церковь, и все это ложь, то я теряю два часа в неделю, зато, если правда – приобретаю жизнь вечную…». Вот такие пироги… И что же теперь?

По-видимому, должен быть какой-то суд? Ах, нет, ведь я же верю в Иисуса Христа, а написано: «Верующий в Него не судится…». Будем надеяться, что это так и есть. По крайней мере, пока действительность подтверждает это обстоятельство – меня не атакуют черти, а окружающее напоминает скорее рай, чем ад… Кто бы мне объяснил, что происходит?

Что есть у меня в активе? Я верю (то есть, точнее, верил при жизни), что Бог существует,  а Иисус – сын его (не рожденный сын, и не сотворенный, нет, тут сложнее), который воплотился в человека и искупил грехи всех людей… Я также верю, что Бог сотворил все сущее… Я верю, что есть Святой Дух, живущий в сердцах людей, который… ну, который и дает человеку веру в Бога… Так это же общехристианский «Символ веры»! Этого должно быть достаточно для спасения души. Или нет? А сама жизнь человека? Дела, которые он делал? Грехи, которые он совершал?

Так, что там у нас сказано в «Десяти заповедях»? Первая – вера в Единого Бога: «…да не будет у тебя других богов перед лицом Моим». Ну, тут, кажется, все нормально – я никогда не поклонялся другим «богам» - не увлекался ни йогой, ни буддизмом… Или имеется в виду вообще что-либо, чему человек поклоняется, чем увлекается больше всего на свете? Как все сложно…

Вторая – «Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе… не служи и не поклоняйся им» и так далее. Конечно, тут имеется в виду не просто изображение, а изображение, которому поклоняются… Другими словами, идолы. Иконы? Но я никогда не относился к ним серьезно и не считал их чем-то большим, чем картинки, которые напоминают людям о Боге, не молился им и не ставил свечей. Так что будем считать, что и тут все в порядке.

Третья – «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно…». Тут тоже как будто чисто – никогда я не божился, не клялся Богом и все такое. Пока, кажется, счет в мою пользу!

Четвертая – «Соблюдай день субботний…». Ладно, это же сказано для иудеев, не правда ли? У христиан эта заповедь заменена воскресным днем. А никогда ли я в воскресенье не занимался никакими личными делами? Разумеется, занимался. Часто за неделю накопится столько всего… Но ведь мы не должны, как иудеи, считать число шагов, которые имеем право пройти в субботу, разве нет? Иисус сам сказал: «Итак, можете делать добрые дела в субботу…», как-то так, да? А разве, если что-то необходимо для жизни тебе и твоим близким – это не доброе дело? К тому же, по воскресеньям я иногда все же посещал церковь... Ладно, проехали.

Пятая – «Почитай отца твоего и мать твою». Тут ни у кого не бывает совсем гладко. Вечная проблема «отцов и детей». Было, ссорился с родителями, но в основном все же любил их и жил с ними достаточно мирно. А когда мать в конце жизни болела… да, это был крест, который мне пришлось нести… Но не надорвался же?! И ведь родители делали для меня то же самое в течение всей моей жизни? Ну, да что говорить… Каждый человек когда-нибудь приходит к мысли, что он любил родителей куда меньше, чем следовало, и далеко не все сделал для них. Но, к сожалению, уже поздно…

Шестая – «Не убивай». А как же на войне? Вот Льюис (не тот, что написал «Алису», нет, другой, Клайв) в книге «Просто христианство» говорит, что нужно различать убийство на войне и убийство из корысти. Так ли это? Ну, я, вроде, никого не убивал, даже на войне. А не совершил ли каких поступков, которые бы привели к чьей-то смерти? Кто знает…

Седьмая – «Не прелюбодействуй». Вот тут большой вопрос. Когда еще не был верующим… Да и женат был не один раз, или это не в счет? Сложно тут тоже…

Восьмая – «Не кради». Вроде никогда не крал у конкретных людей конкретные вещи. А сколько раз обходил разные законы, не платил штрафы, старался «откупиться», да и с работы много чего таскал… как все, так и я… Ну, как тут быть? Оправдываться, что таскал тогда, когда купить это было невозможно? Так. И все таскали, да. Да и был тогда, опять же, неверующим. Ладно, но при всех «но» все равно не так как-то… не очень…

Девятая – «Не произноси ложного свидетельства». То есть, не лги. Да, тут у всех «рыльце в пуху». Может ли хоть один человек прожить жизнь, ни разу не солгав? В том числе, из личной выгоды? Вот скажите мне, что такие есть, и вы солжете сами…

И, наконец, последняя – «Не желай ничего, что у ближнего твоего», то есть, не завидуй! Это как раз тот камень, о который споткнулись, уж точно, все! Тут и говорить не о чем… Правда, как раз у меня тут довольно благополучно. Никогда не примерял на себя чужую жизнь, не думал: «А вот бы мне такое…», «почему ему, а не мне?!». Но, конечно, было, было кое-что, тоже не все в порядке.

Итак, «что мы имеем с гуся»? Да ничего хорошего. До святого ой как далеко! Но, с другой стороны, раз я здесь…

И тут, как молния, сверкнула мысль: а Иисус, сын Божий?! Ведь он умер за грехи всех людей, а, значит, и за мои. Все дело в том, верю ли я в это? Да, верю! И не только потому, что мне это выгодно, хотя и это тоже. А потому, что если это неправда, если я отвергну его жертву, то Иисус умер зря… Как можно стерпеть такое?!

Немного придя в себя после всех этих размышлений, я все-таки встал с земли и двинулся дальше. До деревьев, которые я видел из окна, было уже близко, и вскоре я подошел к ним вплотную. Запрокинув голову, я смотрел на плоды, покрытые колючками, и пытался вспомнить, где я такое видел? Или читал? И вспомнил! Майн Рид, «В дебрях Борнео», кажется. Это дуриан! Надо же… Я всегда мечтал попробовать этот плод, о котором написано столько всякого, и плохого, и хорошего. Осторожно, стараясь не поранить руки, я коснулся одного из плодов, лежащих под деревом,  и тотчас же, вспомнив опять Майн Рида, с опаской поглядел наверх. Но плоды падать мне на голову пока не торопились, ветра тоже не было. Осторожно откатив плод в сторону (шипы, действительно, были довольно острыми), я задумался над тем, как добраться до сердцевины. Разбить кожуру камнем? Но поблизости не было камней. Вот бы мне нож…

Подумав об этом, я оперся о траву и вдруг почувствовал в руке что-то твердое! Посмотрел – и замер от неожиданности: рука сжимала рукоятку большого охотничьего ножа. Когда-то у меня был как раз такой… А тут он откуда взялся? Или в этой волшебной стране исполняются желания? Стоило мне об этом подумать…

Ну, ладно. Раз есть нож, попробуем, что же такое этот дуриан. Просунув острие ножа между шипами, я сильно надавил на рукоять. Кожура лопнула, я разрезал плод пополам, стараясь не пораниться о шипы. Изнутри потянуло странным запахом, необычным и скорее противным, чем приятным. Ну, так об этом и пишут… Расковыряв находившиеся внутри дольки с мякотью, я с опаской поднес кусочек ко рту, стараясь не дышать. М-м-м, вкусно! И запах перестал пугать, как было до этого. Жадно доев содержимое плода, я хотел было приняться за следующий, но подумал, что сейчас не до того. Надо вернуться в дом, обойти его внутри и снаружи, и тогда, может быть, я узнаю еще что-то об этой странной местности и уясню свое положение.

Нож бросать отчего-то не хотелось – как любой мужчина, я если и не был помешан на оружии, то, по крайней мере, его приятно было держать в руках. Но куда его девать? На мне не было ни одной нитки… И тут, вспомнив, как появился нож, я представил себе кожаный пояс с ножнами. И – о чудо! – они тотчас появились, пояс лежал на земле, довольно было просто нагнуться. Я поднял пояс, напоминающий офицерский ремень, и осознал комизм ситуации – голый человек с ремнем и ножом в ножнах! А что, если…

Закрыв для лучшего сосредоточения глаза, я вообразил себе комбинезон из легкой ткани камуфляжной расцветки с лямками на плечах и рубашку цвета хаки с короткими рукавами. Осторожно, боясь «спугнуть», приоткрыл глаза – одежда лежала на траве. Быстро одевшись и застегнув ремень, я побежал к дому. Обувь я не стал «заказывать» – трава была мягкая… Кроме того, много лет назад, работая на даче, я никогда не обувался – мне нравилось ходить босиком в любую погоду.

* * *

Подойдя к домику, я первым делом ощупал стены и даже постучал по ним рукояткой ножа. Действительно, похоже на камень, гладкий и цельный, а не из каких-либо блоков. Влезать в окно, из которого выпрыгнул, я не стал, а обошел вокруг дома. С другой стороны оказалось небольшое крылечко в две ступеньки и дверь – все это, как будто, из дерева. Поднявшись на крыльцо, я взялся за металлическую ручку, нажал ее и потянул дверь на себя. Она открылась без скрипа, я шагнул в комнату, в которой проснулся, и… и увидел там человека. Он сидел в кресле у стола и, повернув голову, смотрел в окно. Странно, подходя к домику, в окне я его не видел… Может, как раз в это время он открывал дверь?

Сделав шаг вперед, я слегка кашлянул, чтобы привлечь внимание незнакомца. Он спокойно развернулся в кресле и взглянул на меня. Я увидел лицо, знакомое по сотням изображений, картин и икон, обрамленное длинными волосами, с небольшими усами и бородкой. Он улыбался, чуть насмешливо, но дружелюбно.

- Иисус! – пробормотал я, застыв на месте.

Его улыбка стала еще шире:

- Да, а ты кого ожидал увидеть?

- Н-не знаю…

- Ладно, не смущайся, проходи и садись. Поговорим.

При этих словах напротив него появилось еще одно кресло.

На негнущихся ногах я подошел к Нему и сел.

- Ну, как тебе тут? Нравится?

- Д-да… Очень!

- Да не волнуйся ты так – все это никуда не исчезнет. Я вижу, тебе не терпится узнать, где ты, как сюда попал, и что будет дальше?

- Да, Господи!

- Называй меня просто Иисус, если хочешь – не надо этого постоянного величания. Сейчас ведь мы с тобой в одном месте и на равных. Ну, почти на равных – я вижу, ты освоил уже кое-что из простейших «чудес», - кивнул он на мой костюм. – И даже вооружился, - он снова улыбнулся насмешливо, но по-прежнему дружелюбно.

- Ну, это получилось само собой…

- Теперь у тебя будет все так же получаться. И даже гораздо больше. Но я чувствую, что тебе хочется задать мне множество вопросов. Не стесняйся, приступай!

- Но, Иисус, можешь ли ты уделить мне столько времени? Наверное, у тебя немало дел… Да и я не один. Страшно даже подумать, сколько таких же, как я, людей ожидают твоего внимания…

- Видишь ли, ты просто забываешь, что я не человек. Я могу пребывать со всеми людьми, умершими и живыми, одновременно. И мое время – не такое, как твое. Давай же, спрашивай, что хотел!

- Так ты действительно Бог? – вырвалось у меня раньше, чем я успел прикусить язык.

- Да. Ведь ты и сам это знаешь, не правда ли? Иначе мы не сидели бы здесь.

- И ты действительно сотворил Вселенную из ничего?

- Да, это так. Нас трое, как и написано в Библии, и в то же время мы – одно целое.

- Но существует масса естественнонаучных доказательств, что Вселенная не может быть сотворена из ничего. И, к тому же, есть еще множество доказательств, что она гораздо старше, чем семь тысяч лет, про которые сказано в Библии…

- Я уже дал тебе понять, что мое время – не такое, как у людей. Это не значит, что Библия врет. Действительно и то, что эта Вселенная была сотворена почти пятнадцать миллиардов лет назад, и то, что по вашему счету прошло всего семь тысяч лет. Это – вне человеческой логики.

- Ладно, я даже не буду пытаться осмыслить это.

- И правильно сделаешь.

- Но тогда скажи мне, кто ты?

- Вот это называется – спросить основательно! – он рассмеялся, весело и беззаботно. – В каком смысле – кто?

- Ну, я понимаю, что ты – не человек. Но тогда что же ты такое? Существо, вещество, энергия?

- На этот вопрос я не могу ответить – в твоем языке и твоей логике нет таких понятий. Можешь считать, что я – все сразу, вместе взятое, и еще многое другое. Вечное и неизменное. И я – первопричина всего.

- Но, если Вселенной всего пятнадцать миллиардов лет, то где же ты был до этого?

Он опять рассмеялся:

- Мне нравится это твое «всего»! Но я опять не могу ответить тебе так, чтобы ты понял. Я просто существовал. Всегда, вечно. Что было до времени? До пространства? До материи? Ты можешь сказать? Понятий «когда» и «где» в человеческом понимании просто не существовало. У физиков есть такой термин, как сингулярность… Хотя, конечно, он ничего не объясняет.

- Но как же так вышло, что положение изменилось, и появилась Вселенная?

- И снова я не смогу тебе ответить. Даже если я скажу «как», то сразу возникнет новый вопрос – «когда и где», а этих понятий, повторяю, просто не было.

У меня голова пошла кругом.

- Значит, нет таких объяснений, которые мы, люди, могли бы понять?

- Можно и так сказать. Тебе остается только примириться с этим.

- Ладно, постараюсь.

- Спрашивай дальше – у тебя ведь еще много вопросов.

- Это – твой настоящий облик?

- Смотря, что понимать под словом «настоящий». Я, знаешь ли, могу принять любой видимый образ или не иметь вообще никакого. Но сейчас ты видишь меня таким, каким я всегда представлялся тебе лично. Более того, тебе никогда не нравились раны на моих руках и ногах, они тебя, как бывшего врача, смущали, и, как видишь, их нет.

Мы немного помолчали – я не был готов к этой беседе и задумался, о чем спросить еще.

- Правда ли, что ты всемогущ?

- Да. В той степени, в какой это вообще возможно.

- Тогда почему ты терпишь все зло, которое происходит в мире?

- Ответить на это как раз довольно просто. Человек – такое существо, что ему необходимы перемены в жизни для развития личности. Если уничтожить зло, то с чем сравнить добро? Кроме того, «зло» и «добро» - понятия относительные… Все это, можно считать – некое обучение, и одновременно тест, который проходят в жизни все люди. Ты знаешь, что в основе свойств человеческой личности лежит заложенная мной свобода воли, свобода выбора, иначе человек просто стал бы конечным автоматом, строго запрограммированным на определенные мысли и действия. Ты в этом вопросе разбираешься, и сам знаешь, что, как бы ни было велико число возможных состояний такого устройства, оно все равно будет ограниченным. Рано или поздно начнется повторение, точно предсказуемое. И только свобода выбора делает из автомата человека. У меня уже был подобный опыт – ангелы. И не подумай, что выбор, который сделал Сатана и те, что пошли с ним, был для меня неожиданным. Возможность этого была заложена в «технических условиях».

- А зачем тебе Сатана? Это тоже одно из условий «тестирования» человека?

- Да, так оно и есть.

- Но в процессе «прохождения теста» многие люди скатываются на такие скользкие дорожки… А многие – просто гибнут!

- Ну, так что же? Если цель – спасение души, то она оправдывает средства, как сказал Игнатий Лойола. Правда, он был далеко не лучшим из людей, но кое в чем все же был прав. Если душа на Земле достигла достаточной степени зрелости, то после смерти попадает сюда – разве это плохо?

- А если не достигла? Куда она попадает – в ад?

- Ты должен понять, что нет четкого разделения на ад и рай, как упрощенно трактует Библия. Но по-другому нельзя было сказать об этом людям, иначе очень многие стали бы сами оценивать степень своего совершенства, и к чему бы это их привело? Многие понятия и требования в Библии изложены жестко, с позиций бинарной логики. Это сделано намеренно, чтобы каждый верующий старался по возможности «поднять планку» для себя как можно выше.

- Значит ли это, что ада, как такового, не существует?

- Нет, не значит. Каждый человек после смерти сам создает себе ад или рай. Все зависит от того, что он делал при жизни, как поступал, как осуществлял свой выбор. Ты ведь сам недавно рассматривал себя с этой точки зрения, сидя на траве, и кое-что должен был понять.

- Получается, что, если человек при жизни поступал в каком-то отношении плохо, то после смерти ему придется пройти через то же, через что он заставлял пройти других?

- Да, ты правильно понимаешь. Это и будет для него персональным адом.

- Это так для всех неправильных поступков, всех упущений в жизни?

- Нет. Если человек сам осознал свои ошибки, или «грехи», как принято их называть, то нет нужды его «править» заново.

- Как писалась Библия? Все ли, что там сказано – безусловная истина?

- Это не такой простой вопрос, как может показаться. Как ты знаешь, Библию писали разные люди в разное время, и я не диктовал им дословно, что писать, а только наталкивал на определенные мысли. А излагали тему они уже сами, в зависимости от своей личности и убеждений. Да и каждый из людей понимает и выполняет написанное в Библии по-своему. Если бы это было не так, Библия просто превратилась бы в ту же программу для конечного автомата. Потому она и полезна людям, что помогает реализовать их свободу воли, а не задает строгие рамки. Если, разумеется, человек дает себе труд задуматься.

- Значит, исполнять все, что написано в Библии, буквально – не обязательно?

- Конечно же, нет! Удачно выразился апостол Павел в одном из своих посланий: «Все мне позволительно, но не все полезно». И то, что идет на пользу духовному развитию человека – хорошо, а остальное – плохо или, что бывает гораздо чаще, индифферентно. Задача – не заковать человека в цепи каких-то догм, правил и инструкций, а дать ему возможность достичь определенного уровня, чтобы попасть сюда, ко мне, а не отгородиться от меня.

- А человек может отгородиться?

- Легко. Многие в своем самомнении приходит к выводу, что Бога нет просто потому, что он им не нужен – они самодостаточны. Причем эта самодостаточность чаще всего – в отношении не только Бога, а, что гораздо хуже, всех людей. Такие люди черствы, не могут сопереживать, скупы на проявление чувств и помощь другим, у них нет любви, а именно любовь – как раз то, что, вместе со свободой воли, и делает человека – человеком. Такой подход резко ограничивает для них возможности развития души.

- Значит ли это, что такие люди попадают в ад?

- Я уже сказал, что «ада» и «рая», как таковых, не существует, тут масса градаций и возможностей для их реализации. В их восприятии то, где они оказываются после смерти – вовсе не ад. Наоборот, для них это, зачастую, состояние максимального комфорта, возможного в их понимании. Но это – полная изолированность как от меня, так и от всего остального, они даже сами не представляют, чего лишаются. Рано или поздно это начинает их тяготить, но тогда мало что можно уже сделать. Такая душа постепенно деградирует, и, если не меняет свой выбор, то вообще исчезает – истаивает, как свеча.

- А что ожидает всех остальных, пребывающих здесь? Чем они занимаются, как проводят вечность?

- О, тут имеется множество вариантов. Есть даже такой, что душа может подвергнуться реинкарнации, то есть переселиться в другое тело. По ее желанию, разумеется.

- Наверное, этого желают не многие?

- Ну, почему же? Таких хватает.

- Но какой в этом смысл? Ведь такой человек во втором рождении  не помнит первое, а значит это – смерть сознания, небытие?

- Да, но, умирая в очередной раз и попав сюда, он вспоминает все свои прожитые жизни, обобщает опыт, а значит – развивается. Некоторым это нравится. И они могут снова выбрать реинкарнацию или остаться тут, со мной.

- А может ли такой человек сам выбрать, кем ему родиться в следующий раз?

- И да, и нет. Дело в том, что человек слишком часто выбирает то, чего ему недоставало в предыдущей жизни, и не самое лучшее. Скажем, если он мучился от нищеты и неустроенности быта, он может захотеть родиться, например, олигархом. И «оторваться» по полной. А это, конечно, не идет ему на пользу, он может скатиться к жестокости и примитиву, за что, вспомнив вторую жизнь, будет сам испытывать стыд и раскаяние. Или человек, просидевший всю жизнь за столом в конторе, может жаждать приключений, а потом окажется, что приключения эти не так уж интересны, как он думал, и довольно утомительны. Те, кому всю жизнь не везло в любви, хотели бы прожить жизнь «мачо» и быть неотразимыми для женщин, а в итоге выясняется, что это – весьма сомнительное счастье. Словом, если человек достаточно разумен, он может предоставить выбор мне, а я предложу то, чего действительно недостает в его развитии. А ты хотел бы такого продолжения жизни? Прожить новую жизнь и испытать то, что не довелось в первый раз?

- Думаю, что нет. Или… хотел бы, но не так. Чтобы сохранить свою личность, свой опыт во время этой второй жизни, а не подводить итоги уже после смерти. Это возможно?

- Да. Я думаю, что у меня есть для тебя такой вариант. Но об этом мы поговорим позже, в другой раз.

- А чем еще можно тут заниматься?

- Наукой. Литературным творчеством. Ремеслом или искусством любого рода.

- Но для чего? Ведь люди никогда не узнают о результатах этого труда?

- Почему же? Всегда есть возможность подсказать что-то живущим на Земле. Правда, - он усмехнулся, - создателем чего-то нового в этом случае будет считаться совсем не тот, кто это сделал в действительности. Тот, кто отдается такому труду, должен заранее примириться с тем, что славы и признания людей он не получит. Его наградой будет только удовлетворение от сделанного, и от того, что он принес пользу человечеству. И, кроме того, разве живущие тут – не люди?

- Да, вот, кстати! Является ли Земля единственной обитаемой планетой во Вселенной? Существуют ли другие расы разумных существ?

- Вы и сами на Земле уже приходите к выводу, что других обладателей разума во Вселенной, кроме вас, больше не существует. Так оно и есть. Я создал людей только на единственной планете.

- Почему?

- Дело в том, что поддержание нескольких различных цивилизаций во Вселенной не так интересно для меня, как совершенствование одной определенной. А если оставить других на произвол судьбы, то, рано или поздно, они войдут в контакт с людьми, не обязательно мирный, и тогда придется все же заняться ими, или же просто уничтожить. Зачем мне это?

- А зачем тебе вообще люди?

- Хороший вопрос. Каким бы сверхъестественным и уникальным существом (если можно меня так назвать) я не был, мой опыт был бы беднее, если бы не было людей. Через Святого духа, живущего в их сердцах, я проживаю столько жизней, сколько людей на Земле.

- Но это значит, что ты фактически был каждым человеком на Земле и прожил с ними все их жизни? Со всеми их радостями и печалями?!

- Да.

- Как же это возможно? Какой мозг и какая память сможет объять такое?

- Я еще раз напомню тебе, что я – не человек. У меня нет мозга в обычном понимании этого слова.

- А тогда зачем тебе верующие?

- Люди, которые верят в меня, для меня более перспективны в смысле своего посмертного существования. Я уже приводил тебе пример человека, душа которого замыкается в себе и деградирует. Рано или поздно такой человек для меня исчезнет и перестанет представлять интерес. То же самое можно сказать, например, о большинстве самоубийц. Душа человека, пришедшего к решению самовольно умереть, довольно часто настолько разрушена уже при жизни, что после смерти она ничем не интересна.

- Любое самоубийство – не прощаемый грех?

- Нет, конечно. Бывают самоубийства от нестерпимых физических мук, например. Хотя я и стараюсь, чтобы никто не доходил до этого состояния – не даю людям страдать выше сил человеческих, но не все одинаково терпеливы. Это тоже свободный выбор каждого. Бывают и самоубийства ради других людей, когда человек, скажем, боится, что не выдержит испытаний, а от этого могут пострадать другие. Конечно, и в таких случаях более доблестно – терпеть и надеяться на лучшее, но самоубийство при этом, разумеется, простительно, и, более того, может быть иногда даже приравнено к самопожертвованию.

- Разреши задать тебе вопрос, который может быть тебе неприятен?

- Спрашивай.

- Ты умер на кресте. Это было очень мучительно?

Лицо его омрачилось.

- Да. Очень. Но разве я единственный, кто претерпел такую казнь? Множество людей умерло так же, как я, и даже гораздо хуже – некоторые мучились несколько дней, а я – всего несколько часов. Хотя мне эти часы не показались приятными и короткими, можешь поверить! Правда, другие претерпели это просто как казнь за свои преступления, я же страдал ради всех людей. И те, другие, не имели уверенности в своем воскресении, как я. Так что мне было все же легче, чем, например, римским рабам или разбойникам. Они зачастую мучились и от угрызений совести, а мне не в чем было себя упрекнуть.

- Разве ты не мог бы, как Бог, облегчить свои страдания?

- Конечно, мог. Но это было бы нечестно по отношению к людям, которые верят в мою искупительную жертву. Поэтому я просто терпел и ждал смерти. Этот опыт был необходим. Ведь пребывание в сердцах других людей, тем более, неверующих, через Святого духа, не дает прочувствовать досконально все, что испытал другой. Особенно, на физическом уровне.

- А ты не мог просто простить людям их грехи? Не жертвуя собой?

- Мог. Но то, что человек получает даром, он почти никогда не ценит. А благодаря моей жертве многие, вот как ты, например, чувствуют себя обязанными мне и приходят к Богу. И число «спасенных», как принято называть их на Земле, становится больше.

- Прости, что я спросил об этом. Тебе, наверное, неприятно вспоминать…

Он улыбнулся, тепло и открыто.

- Нет, отчего же? Я очень рад, что есть люди, которые до сих пор помнят о моей жертве, ценят ее… Это так здорово!  - В этот момент он удивительно напоминал мальчишку, который совершил нечто такое, чем можно гордиться перед друзьями.

Мы помолчали. Я думал о том, чем же мне заняться дальше, а Иисус смотрел на меня внимательным и добрым взглядом.

Потом он встал.

- Ну что же, - сказал Иисус, положив руку мне на плечо – рука его была теплой и сильной, обычной рукой человека, - я думаю, что на первый раз достаточно. Ты тут поброди, осмотрись, подумай, что бы хотел выбрать для себя на будущее. Как раздобыть все нужное, ты уже понял. А агрегат, стоящий в углу – для тех случаев, когда ты не сможешь достаточно точно представить предмет, который тебе необходим. Это – нечто вроде поисковой системы. Положи на него руку и сформулируй свое желание вслух или про себя.

- Можно ли мне встречаться с другими людьми? Как найти того, кто мне нужен?

- Пока воздержись искать кого-то конкретного. Как ты сможешь узнать, хочется ли ему встречаться с тобой? Ведь тебе, наверное, не понравилось бы, если бы к тебе тянулся бесконечный поток визитеров, будь ты известным при жизни человеком? Просто походи тут, пообщайся с теми, кто тебе встретится. А дальше видно будет.

- А если мне нужно будет поговорить с тобой? Как тебя найти?

- А вот это – запросто, в любой момент и в любом месте. Тебе достаточно только захотеть…

И он исчез. Не переместился, не растаял в воздухе – просто исчез.

* * *

В раздумье я сидел в кресле возле стола. Итак, я здесь навсегда, если не выберу реинкарнацию. Но мне этого совсем не хотелось по причине, о которой я уже сказал – во второй жизни я не буду помнить о первой, и вспомню все только после смерти. Зачем? Что в жизни я не видел такого, что смогу увидеть и понять при втором рождении? Насколько я мог судить, я прожил только одну жизнь – кроме нее больше ничего не вспоминалось, но эта жизнь была довольно разнообразной. Мне хватило…

Я взглянул за окно – солнце уже перешло за полдень, и вспомнил, что еще ничего не ел, кроме плода дуриана. Завтрак я проспал, обед проговорил… А что будет на ужин?

Положив ладони на стол, я закрыл глаза и представил себе тарелку борща с мясом, какой готовила когда-то мать. Открыл глаза – и увидел «заказанное» блюдо. Снова, уже не зажмуриваясь, «попросил» ломоть белого хлеба и ложку с вилкой – они появились прямо на столе. Немного подумав, разместил все это на большой бумажной салфетке и принялся за еду. Обыденное это занятие помогло восстановить душевное равновесие, изрядно пошатнувшееся после «интервью» с Иисусом. Прикончив тарелку борща и чувствуя, что еще не наелся, создал себе бефстроганов с картошкой, а на десерт – яблоко и грушу. Съев все, я почувствовал, что здесь – хорошо. Пожалуй, я ощущал себя, как дома. Прибрал со стола – по моему желанию то, что было на нем, просто исчезло. И посуду мыть не надо, красота!

Затем я откинулся на спинку кресла и задумался, чем бы еще сейчас заняться? И тут меня осенило. Если все желания исполняются…

Я вспомнил свой компьютер, стоявший у меня на столе, своих друзей по Интернету, загруженные в компьютер книги, из которых я не прочитал при жизни и сотой части. Вот если бы все это у меня здесь было!

И на столе появилось то, что мне представилось – компьютер, лазерный принтер, монитор, сканер… Естественно – колонки, «мышь» и клавиатура. Но куда подключить это оборудование? А может, подключать и не надо? Я нажал кнопку включения питания – и ободок вокруг нее послушно загорелся синей подсветкой и замигал красным – система загружалась! На мониторе появился запрос пароля BIOS – у меня  вошло в привычку всегда устанавливать пароль. Мало ли кто может в мое отсутствие подойти к компьютеру? Пароль я, конечно, помнил, но сработает ли он?

Подумалось, а что теперь будет с моим настоящим компьютером, на Земле? Никто не сможет получить к нему доступ, придется сбрасывать BIOS. Но, что мне до этого? Кому надо – справится. Никак не могу привыкнуть, что эта дорога – в один конец. Я ввел пароль, и загрузка послушно пошла дальше.

На экране появилась заставка Windows, затем – рабочий стол и панель быстрого запуска. Именно на ней у меня и было большинство иконок. Я с замиранием сердца смотрел на значок подключения к сети. Будет или нет? Если все работает с неподключенными шнурами питания, то почему бы не появиться и доступу в Интернет?

Увы, сети не было. Ну что же, вполне логично. Если можно войти в Интернет, то как же быть с тем фактом, что я умер? Ладно, не будем спешить. Может быть, найдется какой-то способ…

Я пробежался по дискам – все файлы были на месте, в том числе книги, более полумиллиона томов, фактически все содержимое свободных сетевых библиотек, предусмотрительно скачанное в свое время и аккуратно пополнявшееся до последнего дня. Но искать что-то или читать сейчас совершенно не хотелось. Как же я буду пополнять библиотеку, если захочу? Ладно, это потом, спрошу Иисуса как-нибудь, возможно ли это. А вот пообщаться с кем-то наверняка не получится… Вызов с того света через Интернет? Никогда о таком не слышал. Защемило в груди – я вдруг остро ощутил свое одиночество. Надо пройтись, осмотреться здесь.

Отцепив от пояса ножны с ножом, я оставил их на столе. Не выключая компьютер, встал и вышел на крыльцо. Солнце еще стояло довольно высоко в небе, до вечера было далеко.

Присев на ступеньку, я раздумывал, куда пойти. Вот бы взглянуть на этот сад или лес сверху! И тут у меня появилась дерзкая мысль. Я встал на ноги и представил себе, что отрываюсь от земли. И тотчас ощутил, что земля больше не давит на подошвы – она плавно удалялась… нет, это я поднимался!

Выше, еще выше! Ощущения полета не было, скорее, казалось, что я просто стою на невидимой опоре. Взгляд вниз – до земли уже метров сто! Слегка закружилась голова с непривычки, но, переборов это чувство, я посмотрел вперед. Деревья, только деревья вокруг! А вот блеснула полоска воды – река. Вдали, слева, виднелись горы, совсем не похожие на те, к каким я привык дома. У нас горы в основном голые, скалистые, со снеговымивершинами, а здесь – сплошь поросшие лесом, как на Кавказе. Нет, у нас тоже есть в горах деревья и кустарники, но их мало и не видно издалека, а эти горы были как будто покрыты мхом. Это, конечно, так выглядят деревья на расстоянии.

До земли уже метров пятьсот, мой домик едва виднеется внизу, среди деревьев. И тут, наконец, я увидел вдалеке строения. Белые, небольшие, как мой дом, и другие, размером побольше, но тоже одноэтажные. Интересно, что там?

Мысленно потянувшись в ту сторону, я почувствовал, что в лицо повеяло ветерком. Земля под ногами поплыла назад. Невольно вспомнился Ариэль Александра Беляева и Друд – Александра Грина... А ну-ка, быстрее! Еще быстрее! Земля поползла заметнее, в ушах засвистел ветер. А если вот так – я представил себя заключенным в невидимую капсулу, и свист ветра стих. Дома впереди быстро приближались, внизу проплыла река, она была довольно широкой, с песчаными плесами и лесистыми, местами обрывистыми берегами. Кое-где на выступах берега сидели люди, и, могу поспорить, рыбачили! Вот один из них резко подсек и выбросил на песок довольно крупную рыбину, блеснувшую на солнце – мое новое зрение позволяло все это видеть. Интересно, это что, просто развлечение? Ведь все необходимое можно получить и так… Я стал снижаться и опустился на дорожку, ведущую к одному из больших домов.

Дорожка была гладкая, усыпанная мелким песком, как на пляже. Ступая по песку, я направился к двери. Никакой надписи, номера или чего-то в этом роде возле двери не было. Я засомневался – а удобно ли навещать обитателей дома без спроса? Может, они заняты? Или вообще не любят посещений? Но надо же узнать, что там такое…

Поднявшись на крылечко, потянул дверь. Она открылась, и я увидел очень большую комнату или зал. За столами сидели люди, одетые, как говорится, кто во что горазд. Некоторые были обнажены по пояс, другие – в свободных одеждах, напоминающих греческие хитоны, третьи – в комбинезонах, наподобие моего. Было и несколько человек в костюмах – брюки, рубашки, пиджаки. Все одежды преимущественно светлых тонов, но были и черные, и цветные. Мужчины и женщины. Люди в основном читали, а может, и смотрели фильмы, хотя никаких звуков не было слышно. Перед большинством стояли экраны, но у некоторых были и настоящие бумажные книги.

Слева от входа за отдельно стоящим столиком сидела молодая девушка, на вид – лет двадцати. Перед ней было нечто вроде ноутбука, и она смотрела на экран. Ну, прямо ресепшн, как в гостинице!

Я подошел к ней, и она взглянула на меня приветливо и вопросительно.

- Э-э-э… Здравствуйте! Я хотел бы узнать, куда я попал? И что они, - я кивнул на зал, - здесь делают?

- Ты, наверное, новенький. Давно у нас?

- Первый день.

- О, тогда понятно. Это – зал для чтения и просмотра фильмов, а также прослушивания музыки.

- Но почему же ничего не слышно?

- У всех – локальный режим. Никто не мешает друг другу.

- А почему они не могут делать это дома?

Она взглянула на меня заинтересованно:

- А что, ты можешь дома получить любую книгу или произведение?

- Думаю, что да. Я уже заполучил свой компьютер, с Земли, а там много всего. И вообще, могу создать все, что угодно, прямо на столе. Разве это не у всех так?

- Ты уже говорил с Иисусом?

- Конечно.

- Где ты живешь?

Я неопределенно махнул рукой:

- Там, за рекой.

- А как ты сюда попал? Пешком?

- Нет, прилетел…

- Хм, у тебя явно высшая категория, и дело тут не в твоих заслугах. По-видимому, Иисус имеет на тебя виды. Получить что угодно дома, конечно, может каждый, но не каждый знает, что ему нужно. А я здесь для того, чтобы помогать в выборе.

- Вы что, тут круглосуточно?

Она засмеялась.

- Давай на «ты», ладно? Так проще. Нет, конечно, мы меняемся, каждый дежурит только по три часа. Или больше, если захочет. Чем ты занимался в жизни?

- Спросите… спроси лучше, чем я не занимался! Работал врачом. Расследовал авиакатастрофы. Потом по технической части – конструирование, электроника, компьютеры, программирование. Был предпринимателем – не понравилось. Потом ремонтировал автомобили. Потом – на пенсии.

- Какой широкий спектр! Понятно, что у Иисуса для тебя имеется какой-то особый план.

- А ты? Давно ты здесь?

- Сбилась со счета, честно говоря. Да и не все ли равно? Я умерла в четырнадцатом веке от чумы, совсем маленькой девочкой, мне не было и десяти лет.

- Так это же было больше шестисот лет назад!

- Да. Я здесь узнала столько нового! И, как видишь, даже понимаю, о чем ты говоришь – а ведь в мое время ничего этого не существовало. Когда я научилась читать, я читала запоем, все подряд – было ужасно интересно! И увлекаюсь этим до сих пор. Но немного скучно ничего не делать, надо приносить пользу. Вот я и помогаю другим.

- Шестьсот лет… И тебе тут не надоело?

- Что ты! Как тут может надоесть? Позже ты сам поймешь. К тому же, думаю, Иисус не даст тебе долго скучать. Ну, что бы ты хотел почитать, посмотреть, послушать?

- Да в общем, ничего. Я просто осматриваюсь тут. Ах да, а войти в Интернет тут нельзя?

- Чего нет, того нет. Интерактивное общение с Землей не предусмотрено. Для этого – специальный отдел и специальное разрешение Иисуса. Кто знает, возможно, он тебе его даст?

- Почему такие строгости? Даже если просто посмотреть?

- Ну, это понятно. Если человек, попав сюда, будет только подсматривать за тем, что делается на Земле, то что же будет? Его одолеет такая тоска…

- Да, ты права, пожалуй. Наверное, я пойду. А как тебя зовут?

- Хельга. Я жила в деревушке возле Бремена.

- А я – Вадим. Ладно, пока, Хельга!

- Пока, Вадим! Заходи, когда захочешь. – И она снова уткнулась в свой ноутбук, продолжив чтение. Впрочем, похоже, это был совсем не ноутбук – на нем не было клавиатуры, а только гладкая подставка на ее месте. Мысленное управление? Возможно.

Я вышел за дверь в глубокой задумчивости и присел на скамеечку у дорожки.

* * *

Итак, тут люди тоже остаются людьми. Очевидно, что они так же общаются, читают… Каково это – провести тут шестьсот лет и не соскучиться? А, впрочем, что я знаю об этом?

Время от времени мимо проходили люди – заходили в читальный зал (так я его назвал про себя) и выходили. Они бросали на меня мимолетные взгляды, но никто не подходил и не заговаривал. Видимо, тут было не принято навязывать свое общество. Все были на вид, как и я, двадцати – двадцати пяти лет, все, как на подбор, стройные и почти все – красивые, но далеко не на одно лицо. Люди, как люди…

Я задал себе вопрос, на каком языке разговаривали мы с Хельгой? Я-то точно говорил по-русски. А на каком языке говорила она? У меня создалось впечатление, что тоже по-русски. Но теперь я не был в этом уверен. Вообще, существует ли здесь такое понятие, как язык?

Я встал и зашагал назад, к реке. Оказалось, что до нее около километра. Выйдя на довольно высокий берег, я увидел внизу человека с удочкой. Он сидел неподвижно и смотрел на поплавок. Спустившись к воде и остановившись метрах в двадцати от сидящего, я стал наблюдать. Вот поплавок вздрогнул, его повело в сторону. Рыболов привстал, и, выждав нужный момент, подсек рыбу резким рывком. Видимо, рыба была не маленькая, потому что он стал осторожно подводить ее к берегу, и вскоре она уже билась на песке. Мужчина подбежал к ней, поднял и аккуратно вытащил крючок из ее верхней губы. Рыбу он положил в ведро с водой (это был сазан килограмма на полтора), и стал надевать на крючок червяка, достав его из жестяной банки, стоящей рядом.

Момент показался мне подходящим, и я подошел поближе. Он обернулся. Это был молодой на вид парень, светловолосый и голубоглазый. Одет он был в рубаху и простые брюки, подвернутые до колен босых ног.

- Гуляешь? Хочешь порыбачить со мной? Сегодня неплохой клев.

- Не возражал бы.

- Садись тут, - он показал мне место метрах в пяти от себя. – Удочку раздобыть можешь?

- Попробую. А что тут ловится?

- Ну, как видишь, сазан. Есть также окунь, судак, жерех, иногда щука, но не на этом месте.

Я присел на траву и «сделал» себе складной спиннинг с нейлоновой леской и тремя крючками, один над другим, а для наживки выбрал искусственных мальков. Размахнувшись, забросил крючки с грузилом далеко в реку. Подождал немного и стал выбирать леску катушкой.

Рыба клюнула почти сразу. Подтянув ее поближе к берегу, я вытащил приличного жереха. Сняв рыбу с крючка, положил ее в пластиковое ведро с водой, которое тут же «сотворил». Забросил еще раз, и снова почти тотчас же клюнул жерех. Натаскав полдюжины рыб, я присел на траву, положив спиннинг рядом. Что дальше делать с рыбой, я не знал. Конечно, можно ее изжарить, разведя костер и сделав себе сковороду. А смысл? Если можно создать сразу готовое рыбное блюдо?

Мой новый знакомый, сидевший на своем месте, мельком поглядывал на меня. Увидев, что я отложил удочку, он подошел и стал ее рассматривать.

- Ого! Таких я не видел. Ты давно здесь?

- Первый день.

- Значит, такие удочки появились в твоем времени?

- Да. Я другими никогда и не пользовался. Это называется спиннинг.

- Из чего она сделана?

- Углепластик. А леска – нейлон.

- У нас таких не было.        

- А ты откуда? И, кстати, как тебя зовут?

- Олег, - он протянул мне руку, и я ощутил крепкое пожатие. – Я здесь уже больше семидесяти лет, по вашему времени. Погиб под Сталинградом на войне.

- Вадим, - представился и я. – А кем воевал?

- Пехота. Нам приказали перекрыть дорогу к деревне, не помню уж, как она называлась… Нас было два отделения, а немцев – не меньше роты. Ну, дальше понятно… Но приказ мы выполнили. Потом очнулся здесь.

- И чем занимаешься?

- Как видишь, рыбу ловлю, - он улыбнулся, и, поймав мой вопросительный взгляд, предложил:

- Хочешь, пойдем ко мне. Увидишь…

Я кивнул, и мы, смотав удочки и захватив ведра, направились по тропинке, ведущей в лес. Метров через триста деревья расступились, и показался домик, сложенный из бревен, большая русская изба. Окна с резными наличниками, затейливый конек на крыше.

- Сам сделал, - сказал Олег и по-хозяйски распахнул передо мной дверь.

Мы вошли в сени, поставили ведра с рыбой на лавку, и Олег открыл дверь в комнату.

- Заходи.

В комнате было просторно. В углу стояла кухонная кирпичная печь, над ней висели картинки, похоже, вырезанные из журналов. Стол, стулья с искусной резьбой на спинках, полки, покрытые кружевными салфетками, с горшками, кастрюлями и тарелками на них – все, как в обычной избе. Только окна, прорубленные в стенах, были большие, с застекленными рамами, да под потолком – электрические светильники. На стене, напротив печки, висела средних размеров картина в золоченой рамке – немецкий танк, нависший над зрителем, и поднимающийся ему навстречу из окопа солдат с гранатой в руке. Лица солдата не было видно, но его поза выражала высочайшее напряжение тела и духа.

- Я в такой избе родился и вырос. И сделал, как запомнилось. Ностальгия, однако! – он лукаво усмехнулся. – Ну что, будем рыбку жарить?

- Давай. Где почистить можно?

- Да на столе. Вон на полке ножи, миски.

Мы присели к столу и принялись за дело. Мне за Олегом, конечно, было не угнаться – наверное, сказывалась его большая практика. Пока я разделался с парой рыбин, он почистил и выпотрошил всех остальных. Я воздерживался применять «чудеса» - не знал пока, как к ним тут относятся.

Взяв большую часть улова, Олег ловко нанизал рыб на веревку и направился к двери:

- Повешу коптиться – у меня коптильня за домом.

Вернулся он буквально через несколько минут.

- Что, уже? – удивленно спросил я.

- Ага. Ну, не разжигать же огонь спичками – просто сказал, и все готово. Тем более, гости в доме, - он рассмеялся.

- А зачем же тогда вообще коптить рыбу? Можно сразу готовую попросить…

- Это не так интересно, знаешь ли. Надоедает. Можно ведь вообще не есть, просто пожелать – и все время сыт будешь.

Мне это до сей поры не приходило в голову. А ведь и правда, можно, наверное!

- Что, тоже не интересно?

- Да. Хочется жить, как привык, без фокусов. По возможности, разумеется.

Мы помолчали. Я смотрел на картину.

- Нравится? – спросил Олег.

- Да.

- Это я рисовал.

- Ты что, художник?

- Вообще-то, нет. До войны поступил в художественное, но не окончил, ушел на фронт. А оттуда уже не вернулся. Тут времени много, развлекаюсь вот…

Он внезапно засуетился.

- Ну, давай-ка рыбку жарить, что ли, а то скоро Нина придет.

- Какая… Нина?

- Ну, женка моя, можно сказать…

- Разве тут… можно?

Олег рассмеялся:

- А как же без этого? Мы же люди. Даже волки одни не живут.

Он ловко порезал рыб на куски, обвалял в муке, посолил и выложил на сковородку, в которой уже шипело на печке подсолнечное масло.

Подсев к печке и время от времени переворачивая куски рыбы на сковороде, он сказал мне:

- Почисти пока картошку, вон в ведре, в углу.

Высыпав на стол с пяток крупных картофелин, я «сделал» себе картофелечистку из керамики и взялся за работу.

Почистив картошку и побросав ее в миску с водой, которая, как ни странно, просто текла из крана тут же, в кухне, я осмотрелся, нашел в другом ведре лук, почистил его и порезал, как и картошку, на доске, которая висела на гвоздике.

- Смотрю, ты не новичок готовить-то, - усмехнулся Олег, подбрасывая кружки лука на сковороду. – А то все нынешние не очень горазды, охотнее готовое заказывают. А мне так больше нравится.

- Мне тоже, честно говоря. В жизни чему только не научишься! А может, просто не привык еще на готовом.

- Но у вас же печек уже нет, верно?

- Ну да. Газовые плиты, в основном. Или электрические. Но разница не велика.

Высыпав в сковороду порезанную картошку и прикрыв крышкой, Олег открыл дверь в соседнюю комнату:

- Вот, взгляни, чем занимаюсь на досуге.

Это была настоящая мастерская художника. По углам стояли холсты с начатыми картинами, а посередине, на столике – грубо обтесанная мраморная глыба, в которой, однако, уже просматривались очертания человеческой фигуры. Это был солдат, с гранатой в одной руке и автоматом в другой. Фигура как бы вырастала из камня.

Я прошелся вдоль стен. Уже стемнело, и Олег щелкнул выключателем – вспыхнула яркая люстра под потолком. Большинство картин было на военную тему – взвод, поднимающийся в атаку, истребитель, летящий наперерез трем «мессерам», танки, ползущие по равнине… Но вот на одной картине я увидел совсем молодую девчонку, идущую босиком по росистой траве навстречу восходящему солнцу.

- Это и есть моя Нинка, - сказал Олег, немного смущаясь. – Я, до войны, в нее влюблен был, и она в меня. Но потом, когда я не вернулся, она замуж вышла, конечно, детей нарожала. А вот здесь снова встретились…

Хлопнула дверь, в сенях послышались шаги, и в комнату вошла молодая женщина, очень похожая на девчонку с картины.

- Это Вадим, - представил меня Олег. – На рыбалке познакомились. Ну, пошли ужинать!

- Здравствуй! – улыбнулась мне женщина. Я молча наклонил голову.

Мы уселись за стол, Нина наскоро нарезала салат из помидоров и огурцов с луком и поставила на середину стола сковороду с жареной рыбой.

Олег достал из шкафа початую бутылку водки, разлил в три рюмки грамм по пятьдесят:

- Ну, за знакомство!

- А разве тут это принято? – удивился я.

- Почему нет? Не принято только напиваться. Да здесь и не хочется.

Мы выпили и приступили к рыбе.

- Недавно у нас? – спросила Нина.

- Да, только сегодня поселился…

- Наверное, непривычно пока?

- Не то слово! Никак поверить не могу, что все это правда…

- Я тоже долго не могла поверить. Все казалось – утром проснусь опять старухой… А потом встретила Олега…

- Вы что, специально искали друг друга?

- Да нет, все как будто случайно произошло… Но ведь ты, наверное,  уже догадываешься, что случайностей тут не бывает? Так было нужно, я думаю. И ту жизнь, которую мы не прожили там, здесь проживаем… Жалко только, что детей нет и быть не может. Ну, я с детьми там нанянчилась довольно, у меня их пятеро было, а мужиков это не так уж и волнует. – Она рассмеялась.

- И когда же вы тут встретились? Ведь Олег, я так понимаю, не вернулся с войны, а ты детей вырастила, да и внуков, наверное, тоже?

- Знаешь, как ни странно, и он, и я до встречи прожили здесь около месяца. А вместе мы уже лет десять.

- Действительно, странно! Как же получилось, что он пришел сюда в сорок втором, а ты?..

- Я – в девяносто втором.

- Но для каждого из вас прошло всего по одному месяцу?

- Да. Парадоксы времени, как принято тут говорить. Потому и думаю, что встреча наша не случайна…

Она посмотрела на Олега так, что мне не захотелось больше ни о чем спрашивать, да и он ответил ей таким же взглядом…

- А чем вы тут занимаетесь, если не секрет? Кроме рыбалки, это я уже видел…

- Я – по художественной части, в основном, - сказал Олег. – А Нина – с животными возится.

- Да, я овец развожу, видишь ли… Хочу новую породу вывести. Я всю жизнь животных очень любила.

- А где же твои остальные работы? – спросил я Олега. – За десять лет, наверное, ты много чего сделал?

- В галерее. Тут есть галереи, вроде Третьяковки, любой может сходить, посмотреть. А на Земле художники иногда их во сне видят, а потом повторяют. Конечно, не всё им показывают… И не всем.

Мы уже доели рыбу с картошкой и принялись за яблоки, груши и громадные коричнево-синие сливы.

- А ты дурианы не пробовал? – спросил я.

- Пробовал. Понравились. Но дома их держать нельзя – такой запах…

Мы помолчали.

- Ну, я пойду, наверное. Поздно уже. Спасибо за ужин! – я слегка поклонился.

- Пойдем, провожу, - предложил Олег.

- До свидания! – сказала Нина, прибирая со стола.

Мы вышли в темноту и направились к реке. Подойдя к берегу, остановились у воды.

- Хорошо здесь, - сказал Олег. – Совсем как у нас в деревне, даже еще лучше. Я, когда здесь оказался, сначала тосковал сильно. Все Нину вспоминал, ребят из нашей роты. Про то, как война закончилась, уже знал, конечно. Оказывается, много лет прошло, а я и не понял, как. А потом, как ее встретил – словно родился заново! Оказывается, она меня всю жизнь помнила, сразу узнала. Вот часто думаю – так не бывает в жизни, такого счастья… Сам себе завидую! – он рассмеялся.

- Да, даже мне завидно! – рассмеялся я в свою очередь. – А вот у меня не было такой любви. Женат был, и не один раз, дети были… Но не так, как у тебя. Буднично как-то, не интересно…

- Какие твои годы, - пошутил он. – Еще встретишь кого-нибудь… Ну ладно, пойду я, на Нинку взглянуть. Все никак не насмотримся друг на друга. – Он улыбнулся смущенно и счастливо. – Сначала казалось, что пройдет все это, привыкнем. А любовь с годами все сильнее… Даже самому удивительно.

Я протянул ему руку, он крепко ее пожал.

- Спиннинг возьми себе, он в сенях остался. Видел, как я ловил? Научишься.

- Спасибо. Ты заходи, всегда рады будем! – сказал он и зашагал по тропинке к дому.

* * *

Присев на берегу, я смотрел на реку. Вода еле слышно шуршала по песку, изредка всплескивала рыба. Взошла луна, и от другого берега по реке протянулась блестящая дорожка. Я размышлял об этих двоих, встретившихся мне, людях. Надо же! Повстречать тут свою первую любовь, начать жизнь заново… Как здорово! Может, и мне кто-то здесь встретится? Только не из той жизни. Не было там такой любви, о которой можно было бы сожалеть, не случилось. Не каждому, видно, дано…

Потом подумал о картинах Олега. Сколько же таких парней, молодых и талантливых, не вернулось с полей сражений? По чьей вине?

Я родился слишком поздно, не знал той войны, но многое повидал, прочитал, много наслушался старших. Ведь войны могло не быть вообще! Безумные амбиции одного правителя, стремление к власти и преступная самоуверенность другого… А страдает всегда народ, простые люди. Если бы… Как хотелось бы это изменить! Но история не имеет сослагательного наклонения… Или имеет?

Подойдя к воде, подумал, как перебраться через реку. Перелететь? Переплыть? А если… Я вспомнил Иисуса и ступил на воду. Совершенно без усилий удерживаясь на поверхности, зашагал к другому берегу, а потом дальше, по лесу. Пожелал выйти прямо к дому, не заблудившись, и через полчаса уже стоял у дверей. Окна были темные. Я вспомнил, что светильников в комнате не видел, и, открывая дверь, «сделал» потолочный светильник «осьминог», на светодиодах, как было у меня дома, и зажег его.

В комнате ничего не изменилось, компьютер все так же стоял на столе и еле слышно гудел вентиляторами охлаждения. Я еще раз попробовал войти в Интернет, все так же безрезультатно, вздохнул и выключил компьютер, а потом, как был, в комбинезоне, завалился на постель и почти мгновенно уснул, уставший, как собака, от множества новых впечатлений.

* * *

Мне снилось, что я стою возле своего домика и смотрю в небо. Вдруг послышался характерный воющий гул падающего самолета, за деревьями мелькнула тень, и раздался глухой удар. Я бросился бежать в ту сторону и увидел на поляне лежащий разбитый самолет ЯК-3, с красными звездами на фюзеляже. Его носовая часть с винтом зарылась в землю, в кабине сидел пилот, откинув голову на спинку кресла.

Подбежав к самолету, я обнаружил, что в кабине сидит Олег, в летном шлеме, с залитым кровью лицом. У самолета почему-то оказалась Нина. Она стояла на коленях, прижимая руку Олега, свесившуюся из кабины, к своему лицу.

Я почувствовал, как кто-то положил руку мне на плечо, обернулся и увидел своего старого знакомого, командира учебно-тренировочного отряда, бывшего военного летчика Шевцова. Он смотрел на самолет и говорил мне:

- Очень удачно, что ты здесь. Нужно провести расследование.

- Какое расследование, Виталий? Его же немцы сбили! – ответил я.

- Не важно. Необходимо выяснить, не было ли нарушения предполетного режима. Насколько мне известно, он перед полетом выпил водки. Давай, приступай к работе.

- Как же так, я же один, где остальные члены комиссии?

- Ничего, справишься! – и он исчез.

В этот момент над деревьями снова мелькнула тень, и на другой конец полянки почти без пробега приземлился «Мессершмитт» 109-й модели с крестами на крыльях. Из него выбрались почему-то сразу два пилота и направились к нам.

Я шагнул им навстречу:

- Что же вы наделали, сволочи?!

Они приближались с наглыми, самоуверенными ухмылками. Сзади вдруг послышался голос Олега:

- Не трогай их, Вадим, они не виноваты, они выполняли приказ!

Я обернулся. Олег, живой, стоял в кабине «Яка» и смотрел на нас. Я снова повернулся к подходившим немцам и вдруг увидел, что вместо них ко мне идут в летных шлемах два до боли знакомых человека – Сталин и Гитлер. Они шли, почему-то держась за руки, и по-прежнему нагло ухмылялись. У меня в руках вдруг появился пистолет Стечкина.

- А, не виноваты? А кто виноват?! Получайте, гады! – и пистолет задергался у меня в руке, всаживая пулю за пулей в приближающихся людей.

Их фигуры поплыли, как дым, и стали постепенно таять в воздухе. Рядом со мной оказались Олег и Нина.

- Ты хорошо стреляешь, - сказал Олег.

- Тебе не надо было пить водку перед полетом, теперь тебя снимут с летной работы, – ответил я, опуская пистолет, и проснулся.

* * *

В комнате было совсем светло. Я лежал на кровати и заново переживал свой сон, удивляясь, как хорошо его запомнил. Сколько несуразностей! Включая и пистолет Стечкина, появившийся на вооружении уже после войны. Подумалось, что оба эти исторических персонажа, представшие передо мной во сне, не случайно оказались вместе и шли, держась за руки. Трудно даже сказать, на совести которого из них больше человеческих жизней и кто больше виноват в том, что произошла Вторая Мировая война… Сколько жизней она унесла, сколько судеб разбила! А еще до войны, сколько людей уничтожили оба монстра…

Я встал с кровати и, направившись к двери, вышел на крыльцо. Стояло прекрасное летнее утро, дул легкий ветерок, слегка шуршали листья деревьев. Все еще под впечатлением от своего сна, я присел на ступеньку. Все-таки, как хотелось бы изменить историю, чтобы войны не было, чтобы не погибли миллионы людей. Но ведь это невозможно! А если бы даже и было можно, что тогда будет со мной? Мои родители встретились только потому, что произошла война. Отец, родом из Варшавы, случайно оказался перед разделом Польши на советской территории, скитался по лагерям, потом работал на военном заводе до конца войны. А мать была эвакуирована с Украины, чудом оставшись в живых. Случайно они оказались в одном городе, случайно встретились и полюбили друг друга. Если бы не война, я бы никогда не родился.

И как можно было бы предотвратить войну? Уничтожить одного из этих двоих? Или обоих сразу? И когда? Наверняка, это нужно сделать задолго до войны, чтобы они не успели натворить грязных дел до нее. Но… Если убить сильных и жестоких, их место займут сильные из слабых, как предупреждали Стругацкие. Тоже жестокие. Как же поступить на месте Бога? Но ведь у меня есть прекрасная возможность – просто спросить Иисуса!

Я почувствовал чью-то руку на своем плече и обернулся – рядом сидел Иисус.

- Что, трудно быть Богом? – спросил он, саркастически улыбаясь.

- Иисус, я уже спрашивал тебя, зачем ты допускаешь зло?

- И я уже ответил тебе, что оно помогает людям совершенствоваться.

- Но, если в результате человек погибает или губит свою душу, какое же это совершенство?

- У Бога мертвых нет, ты это уже понял на своем опыте. Ты познакомился с Олегом – разве ему стало хуже оттого, что он умер? Он даже свою первую любовь здесь повстречал заново и, кажется, не жалуется…

- Но его душа навек несет на себе отпечаток войны. Ты видел его картины?

- Слабая душа выходит из испытаний искалеченной, а сильная – еще более сильной.

- Но слабая душа в других условиях могла бы тоже стать сильной.

- В чем-то ты прав, разумеется. Что ты предлагаешь?

- Вторая мировая… Ее никак нельзя было отменить?

- Это был выбор людей. Я уже объяснял тебе, что человек получил свободную волю, это его неотъемлемое право.

- Но я – тоже человек, и я бы хотел, чтобы войны не было!

- И не ты один. Вопрос, как это сделать? Что бы ты предложил, если бы мог посоветовать Богу? Как не допустить войны?

- Пока не знаю. Да и не все ли равно? Ведь историю изменить невозможно.

- Для Бога все возможно, но выбор должны сделать люди. – И он исчез.

* * *

Прошел месяц. Я все так же жил в своем доме, вставал рано утром, завтракал и куда-нибудь улетал. Я побывал в разных уголках окружающего мира, видел разных людей. Видел, чем они занимаются. Одни, как Олег, увлекались живописью и скульптурой, другие – техникой, создавая новые устройства и механизмы, третьи – выращивали животных, четвертые – просто путешествовали и любовались природой. Были и те, кто занимался самообразованием, писал книги, вспоминая пережитое. Встретил я даже оружейников, которые разрабатывали новые системы огнестрельного и лучевого оружия. Но их разработки никоим образом не могли пока попасть на Землю, тогда как другие нередко служили подсказками земным ученым, инженерам, художникам и писателям.

Я встретил человека, который был репрессирован в 1938 году за то, что он предвосхитил некоторые пути развития современной мне электроники, и это показалось опасным власть предержащим. Встретил другого, который погиб в те же годы, потому что пытался заниматься селекцией животных, опираясь на генетику. Встречал многих, потерявших в жизни все из-за того, что они верили в Бога и пытались передать эту веру другим, а советская власть мириться с этим не желала. У нее, этой власти, был только один бог – Сталин, а он не терпел конкурентов. Встретил изобретателей, которые еще в тридцатых годах двадцатого века разработали минометы с реактивными снарядами, такими, какие впоследствии были применены в «Катюшах», но по доносу их арестовали и расстреляли, а их изобретение было «приторможено» и принято на вооружение всего за несколько часов до начала войны – 21 июня 1941 года.

Везде, везде чувствовалась эта «железная рука», безжалостно уничтожавшая все, что хоть немного выходило за средний серый уровень.

А те, которые пережили эти черные годы – либо погибли на войне, либо на всю жизнь сохранили о ней страшную память. Нет, конечно, не все вышли из огня с искалеченными душами – были среди них и настоящие люди, были те, кто жертвовал собой ради других, кто даже став калекой физически, продолжал после войны жить полноценной жизнью, подавая окружающим пример мужества. Но когда я сравнивал страшные результаты войны с тем, что могло бы быть, если бы ее не было, счет был явно не в ее пользу.

Несколько раз я заходил к Олегу. Иногда мы с ним и с Ниной сидели по вечерам на берегу реки и вспоминали прошлое. Олег охотно говорил о войне, о фронтовых друзьях. С некоторыми из них, как оказалось, он повстречался тут. Он был даже благодарен войне за то, что после смерти встретил Нину и жил с ней счастливо уже десять лет, занимаясь любимым делом.

Нина высказывалась более скупо и осторожнее оценивала прошлое. Она тоже была счастлива с Олегом, но считала, что это редкая удача, что большинство людей не получили от войны ничего хорошего, а жизни многих были искалечены еще раньше. Она вспоминала страшный голод предвоенных лет, и, хотя их деревню голодомор начала 30-х годов коснулся только слегка, она видела, как людей насильно загоняли в колхозы, отбирая все, что им удалось накопить тяжким трудом, как бездельники и демагоги, ничего полезного не сделавшие в жизни, становились «большими людьми» и полновластно распоряжались чужим имуществом и жизнями.

Чем больше я общался с людьми, жившими в те годы, тем настойчивее билась в голове мысль: если возможно, нужно попытаться изменить то, что, начавшись в 1917-м, имело такие хорошие шансы переломить к лучшему жизнь всего человечества, но сгинуло под давлением человеческой глупости, злобы, карьеризма и лишь вскормило чудовищный бюрократический аппарат.

Я прочитал множество книг, в которых «вожди пролетариата» оценивались совершенно по-разному, полярно – от беспредельного восхищения и восторга до полного очернения и втаптывания в грязь. Были и попытки объективного разбора ошибок и недоработок первых десятилетий советской власти. Ну, а что делалось в последние ее десятилетия, тому я сам был свидетелем и не нуждался в других оценках.

* * *

Как-то раз я возвращался домой из уже знакомого мне читального зала, где с помощью Хельги подобрал еще несколько книг о политических деятелях девятнадцатого и двадцатого веков, в том числе Ленине и Сталине. На Земле я не слишком интересовался историей, хотя тоже много читал на эти темы. Хельга оказалась настоящим мастером поиска литературных источников, которые мне были нужны – казалось, она перечитала и знает все книги, написанные на Земле. Ну, и, конечно, местные поисковые системы были куда совершеннее, чем привычный Google. Сбросив подборку литературы на мобильный носитель, я шагал домой, чтобы почитать книги на своем компьютере.

Кстати, за прошедший месяц я здорово усовершенствовал свое «железо» - теперь это был совершенно другой компьютер, работающий в сотни, а то и в тысячи раз быстрее, на совершенно иных принципах, неизвестных на Земле. Я тоже в них пока не очень-то разбирался, что не мешало ими успешно пользоваться. В этом мне помогли работы местных специалистов, они рады были использовать меня в качестве «бета-тестера» своих разработок, которые рассчитывали когда-нибудь «подкинуть» земным ученым. Только корпус и содержимое накопителей (уже, конечно, не жестких дисков, а квантовой памяти) остались теми же, что и раньше. Сохранил я и привычный интерфейс «винды» - менять его на что-то принципиально новое после стольких лет работы не хотелось.

Подходя к дому (который я тоже перестроил – сделал несколько комнат с отдельными спальней, столовой, рабочим кабинетом, мастерской), я продолжал упорно думать, как можно было бы изменить историю, но мысли мои все время вились только вокруг возможного убийства того или иного деятеля. Я оценивал, как изменится политическая обстановка в этом случае, кто придет им на смену и что это даст стране, всему миру.

Открыв дверь, я включил компьютер, воткнул накопитель в гнездо (ждать, пока загрузится система, теперь было не нужно, да и выключал я его только по привычке) и стал просматривать список загруженных книг.

Случайно оторвавшись от монитора, я вдруг увидел, что справа от меня в кресле сидит Иисус и смотрит на меня с интересом.

- Ну, что? – спросил он. Он уже давно отучил меня здороваться с ним или прощаться, резонно заметив, что он со мной всегда. – Как тебе сегодня нравится этот мир?

- Замечательно! – улыбнулся я.

- Но тебе не дает покоя возможность изменить прошлое Земли, не так ли?

- Ты знаешь, что так. Я хотел бы, чтобы история пошла иным путем, более счастливым для людей и менее кровавым.

- Как говорили у вас, «благими намерениями вымощена дорога в ад», - засмеялся Иисус.

- Ты сам объяснил мне, что ада, как мы его понимали на Земле, общего для всех, не существует.

- Ну да, это просто выражение. – И он вдруг стал серьезным. – А почему ты сосредоточен именно на идее изменить историю, начиная с 1917 года?

- Ну, это довольно очевидно, по-моему. С тех пор на Земле прошло более ста лет, и все точно так же топчется на месте. Социализма и коммунизма не получилось, а согласись, что сама идея была привлекательна!

- Да, если бы не те, кто пытался ее реализовать. Они оставались всего лишь людьми…

- Согласен. Но ведь изменить историю все равно не получится, не так ли?

- Как сказать… Я уже говорил тебе, что Бог может все, но выбирать должны люди.

- Неужели ты думаешь, что люди, будь такая возможность, выбрали бы войну?

- Они ее фактически выбрали. «По плодам их узнаете их», сказано в Библии. Просто выбирали не самые лучшие, а те, кто оказался во главе государства.

- Ну да, им-то самим не пришлось проливать кровь! Но если устранить тех, кто стоял во главе, то кто займет их место? Такие же…

- А почему твои мысли все время вертятся вокруг «устранить»? А, может, наоборот?

- Как это?

- А ты подумай. Возможно, что и придумаешь… Помни, что Бог всемогущ, и ты, через него, можешь тоже стать всемогущим. И еще, ты ведь помнишь «Конец Вечности» Азимова? МНВ – минимальное необходимое воздействие… – И он снова исчез. Как говорится, на самом интересном месте…

Я встал и вышел на крыльцо, думая о последних словах Иисуса. Что можно сделать, чтобы не пришлось убивать Сталина, например? Как можно его «перевоспитать»? Вряд ли это реально. Хороший администратор, организатор, но совершенно никудышный экономист и политик. Грубый, жестокий человек. К тому же одержимый стремлением к власти, манией преследования и совершенно не умеющий и не желающий считаться с другими… Пока был жив Ленин, он служил сдерживающим и направляющим фактором для Сталина и всех остальных… Пока был жив… Вот оно!

Я стал напряженно размышлять. Итак, авторитет Ленина был непререкаем, но он почти никогда не старался давить на окружающих, в отличие от Сталина, он убеждал. Он никогда не пытался устранить своих оппонентов физически, и даже отстранить от дел, он их ценил, невзирая на их убеждения, не всегда совпадавшие с его собственными. Он никогда не стремился к личной власти. Он совершил фатальную ошибку, порекомендовав Сталина на пост генсека (если действительно это сделал он), а когда осознал это, было уже поздно – больной, оторванный от политической жизни, он был бессилен что-либо изменить, и даже не представлял до конца, чем это может кончиться. Его «завещание», в том числе «Письмо к съезду», тоже ничего не изменило – Сталин сосредоточил в своих руках такую власть, что никто не был в силах с ним справиться. Своих возможных соперников он ловко стравливал друг с другом, устранял по одному, в том числе просто убивал – Фрунзе, Орджоникидзе, Киров, Чкалов, Троцкий… Множество других…

А если бы?.. Если бы Ленин не заболел, не отошел от дел? Не умер, наконец? По какому пути пошла бы история страны, всего мира? Несмотря на свою очевидную жесткость, порой даже жестокость, Ленин не был патологически жестоким человеком, как Сталин. Мне вспомнился рассказ Горького, как Ленин по его наводке спас какого-то генерала-химика и даже дал ему возможность работать, и как радовался этому.

Вот решение! Надо дать Ленину еще несколько лет жизни. А почему только лет? Может быть, даже десятилетий? И он сможет не только по-другому выстроить политическую систему страны, не только устранить опасных для общества лиц с политической арены, но и закрепить эти изменения так, чтобы в дальнейшем невозможно было вернуться к старому, свернуть на опасный путь тоталитаризма. Вот оно, то МНВ, которое изменит историю! И это будет решение людей, а не Бога.

Я вернулся к компьютеру и начал просматривать загруженные книги.

* * *

Прошло еще несколько месяцев. Я продолжал встречаться с людьми, жившими в двадцатых-тридцатых годах двадцатого века, продолжал изучать историю этого периода. И все больше приходил к убеждению, что, если продлить жизнь Ленина, если навести его на мысль о необходимости изменить политическую систему, то можно не только спасти множество жизней до войны, но и предотвратить саму мировую бойню. Это все, вместе взятое, может спасти жизнь порядка пятидесяти миллионов человек! Большинство из которых – граждане СССР.

К этому времени, разумеется, я уже получил возможность выходить в земной Интернет и осуществлять поиск нужной информации. Я не мог только там ни с кем общаться, «оставлять следы». А мое пребывание на любых сайтах и ресурсах было анонимным, и его никто на Земле не мог обнаружить. Даже скачиваемые материалы никак не отражались на трафике земных сетей. Как это делалось, я не знал, но в Интернете я был абсолютным «невидимкой». Не было для меня и недоступных ресурсов, включая архивы спецслужб, даже если они не были вообще подключены к Интернету и даже если они велись только не бумаге. Также доступны были любые материалы НИИ, даже самые секретные.

К концу первого года пребывания в этом мире я почувствовал, что готов заняться вопросом изменения истории на практике. Я много раз за это время встречался с Иисусом и излагал свои планы. Он относился к моим идеям вполне благожелательно, не скрывая этого. Он считал, что я правильно выбрал МНВ, и советовал только получше подготовиться, указывал на слабые места моего проекта. Кроме того, он раскрыл секрет, почему обратил внимание именно на меня. Суть была в моем медицинском образовании и опыте, в том, что я смогу в процессе исцеления Ленина глубже проникнуть в секреты его организма и сосредоточить внимание на существенных моментах его состояния.

Он также объяснял мне вопросы управления временем и то, как направить эти процессы к осуществлению поставленной цели.

Однажды я спросил его, каким образом получилось так, что Олег и Нина, которые умерли на Земле с интервалом в пятьдесят лет, встретились тут через месяц.

- А разве ты не помнишь, что написано в послании Петра? «У Господа один день, как тысяча лет, и тысяча лет – как один день». Мы уже касались этого вопроса, когда говорили о том, как совместить физический возраст Вселенной с тем, что сказано об этом в Библии.

Как-то раз я навел разговор на то, что будет с человечеством при изменении истории.

- Иисус, допустим, что у меня все получится – мне удастся исцелить Ленина, удастся убедить его поверить мне и изучить предоставленные ему материалы. Если нет –   все просто, я лишь верну время назад, и Ленин умрет в положенный ему срок. А если да? Допустим, что он полностью восстановит работоспособность,  проживет еще долго и даже сумеет предотвратить мировую войну. Но что при этом будет со всеми людьми, которые должны были родиться и родились позже, зачастую уже после войны? Что будет со мной, например? Я исчезну?

Он расхохотался, сильно смутив меня словами:

- Ну, ты был бы вполне достоин Золотой звезды Героя Советского Союза, если бы участвовал в Великой Отечественной войне! Ты продолжаешь идти избранным путем, даже не зная, выживешь ли, и все же готов принести эту жертву?

- Не скажу, что эта перспектива меня радует, но цена несопоставима жертве – даже если мне суждено исчезнуть в результате Изменения, будет спасено огромное количество людей, миллионы! Разве оно того не стоит?

Иисус продолжил, уже совершенно серьезно:

- И ты, не будучи уверен в сохранении собственной жизни, продолжаешь готовить Изменение истории… Я не зря остановил на тебе свой выбор! Ну, я могу тебя успокоить. Ты же знаешь, что душа бессмертна. Удастся тебе осуществить Изменение, или нет – ты просто вернешься сюда и продолжишь свое существование. Даже твое прошлое останется с тобой, в твоей памяти. Останутся здесь и твои родственники, друзья, которые уже в этом мире. Для них тоже ничего не изменится. В точности, как у Азимова: они уже находятся под защитой Вечности. А вот те люди, которые родятся и умрут на Земле после Изменения… Это будут уже другие люди. Их души как бы раздвоятся – одни будут пребывать здесь, храня в памяти все детали своей жизни, протекшей так, будто никакого Изменения не было, а другие проживут свои жизни на Земле в новых условиях. И количество этих, других, станет больше на миллионы. Если получится…

- Разве ты не знаешь точно? Ведь ты – Бог, и должен знать будущее.

Он саркастически усмехнулся:

- Ты так уверен в том, что Бог должен, а что – нет?

- Ну, так считается… - смутился я.

- Пойми, что не существует одного, общего для всех будущего. Воля, действия даже одного человека могут изменить его. Я, конечно, могу видеть все возможные варианты, и в этом смысле «знаю» будущее. Но вариантов такое бесконечное множество, что это делает знание будущего при условии сохранения свободы воли человека бессмысленным. Или, по крайней мере, малоинформативным. К счастью, реальность обладает свойством «упругости», это тоже предугадали писатели-фантасты – через некоторое время, иногда достаточно длительное, измененная история возвращается к «естественному» состоянию. Поэтому, убив бабочку или муравья в каменном веке, ты ничего не изменишь. Но значительные Изменения могут затронуть всю последующую историю, и именно такое Изменение ты замышляешь.

- С твоего одобрения!

- Да. Но все зависит от того, что в реальности получится у тебя… Смешно, правда? Бог вынужден полагаться на способности человека. Впрочем, как и всегда в этом мире, с момента его сотворения…

* * *

Я тренировался «видеть» человеческий организм и исцелять его. Я выбрал для этого Великую Отечественную войну – она предоставляла все возможности. Скученность в госпиталях, масса тяжело раненых… Одна медсестра на много десятков, если не сотен, пациентов.

Я выбирал место и время, обычно ночное, появлялся в палате невидимым и неслышимым, устанавливал «стену времени» вокруг нужной койки и зажигал над ней мощный светильник. После чего мог без помех обследовать выбранногочеловека, вносить изменения в его состояние и в структуру его организма, затем снова обследовать и даже беседовать с ним. И мне все удавалось – удалять пули и осколки, сращивать нервы и спинной мозг, восстанавливать дефекты головного мозга. Никто не обращал внимания на то, что происходило, потому что в обычном времени все это просто не существовало. Чтобы не повлиять на историю, мне, после исцеления, приходилось возвращать время назад, в миг перед моим появлением. Это было очень больно – видеть, как человек, которого я исцелил, снова превращается в полутруп, обреченный умереть через несколько дней или даже часов. Конечно, он ничего не запоминал, так как для него это время тоже обращалось в ничто. И меня поддерживало лишь сознание, что, если у меня все получится, человек этот вообще не будет ранен, не умрет, потому что история изменится. Если же не получится, то он рано или поздно попадет в иной, посмертный мир, в котором пребывал я сам. А там уж все будет зависеть только от него самого.

Особенно тяжело было, когда я исцелил одного совсем молодого парня. Его нога была раздроблена пулей, но он был очень слаб, и ампутацию отложили до завтра. Я восстановил ему ногу и слегка исправил общее состояние. Как он радовался! Как верил, что возвратится после войны домой, к невесте, которая его непременно дождется… И я не выдержал. Я оставил все, как есть, погрузил его в сон и убрал стену времени. Не знаю, что подумали врачи на следующий день, когда собирались приступить к операции. Надеюсь, что его не объявили симулянтом – я специально оставил ему на ноге глубокие шрамы. Возможно, они решили, что произошла какая-то ошибка. А его рассказам о незнакомом докторе, который его вылечил ночью, вряд ли кто поверил. Раненым часто снятся странные сны…

Это был последний опыт – я почувствовал, что больше не могу так жестоко обманывать надежды людей, которые на короткий срок становились здоровыми, чтобы потом вернуться в прежнее состояние и все забыть. Объективно для них ничего не менялось, но я-то все помнил… И просто больше не мог этого выдержать…

* * *

Изучив последние дни жизни Ленина, я выбрал время и место вмешательства в прошлое. Я появлюсь в комнате, где он лежит, в последний момент – в ночь с 20-го на 21-е января 1924-го года.

Почему именно в это время? Я долго раздумывал, прежде чем это решить. Если вмешаться раньше, например, в 1920-м году, когда болезнь еще почти не проявилась, то все просто пойдет своим чередом, покатится, как было. Да, Ленин, если удастся исцеление, проживет дольше. Но ни он, ни окружающие не воспримут это как что-то чрезвычайное. Мне будет крайне трудно убедить, прежде всего, его самого, что имело место вмешательство свыше. А это необходимо, чтобы «закрепить» Изменение.

К намеченному сроку Ленин уже полностью осознал свою ошибку в отношении Сталина, уже пытался ее исправить, но у него не осталось ни времени, ни сил. Он сам прекрасно понимал, что его срок истекает. Он уже почти не мог говорить, хотя все понимал.

С другой стороны – окружающие его люди. Они, и врачи в том числе, ясно видели, что выздоровление невозможно. Все остальные «вожди» также давно «списали» Ленина со всех счетов, называли его «стариком» (хотя это и была его старая партийная кличка) и даже обсуждали в ЦК вопрос организации его похорон в случае такого исхода. И вот, после всего этого, какой фурор произведет его появление! Живого, полного сил, энергии и планов! Уж тут никто не сможет противостоять.

Итак, момент выбран. Но непременное условие – в комнате не должно быть никого постороннего. Обычно ночью в комнате Ленина кто-то был. Часто – его жена, но ведь в течение ночи может она отлучиться, хотя бы ненадолго? Будем надеяться, что это произойдет. И лучше занять свой пост заранее, еще с вечера. Конечно, я сделаю так, что меня никто не увидит…

С собой мне брать ничего не нужно, я смогу создать все, что угодно, прямо на месте. А вот продумать, что я скажу, как попытаюсь его убедить в реальности происходящего, конечно, следует, хотя бы в общих чертах. Продумывать все в деталях – бессмысленно, потому что я не могу предвидеть его реакцию на исцеление и на меня лично. Положусь на логику и прагматизм его ума. Все же, это необычный человек, необычный во всех отношениях. Вполне можно назвать его гениальным, а гениальность непредсказуема…

* * *

Когда я был вполне готов начать действовать, снова появился Иисус.

- Я вижу, ты уже готов? – спросил он.

- В общем, да.

- Как ты относишься к гипотезе о наследственном характере болезни Ленина, о том, что это вызвано мутацией NT5E?

- Я по возможности изучил этот вопрос.

- Я знаю. Поэтому и спросил.

- Это всего лишь гипотеза, правда, довольно аргументированная. Ссылаются на аналогичную причину смерти его отца. А ты не можешь прояснить ситуацию?

- Не могу. Все та же пресловутая свобода воли! – он усмехнулся. – Если я дам тебе определенный ответ, получится, что твое решение не будет собственным. Поэтому советую лишь уделить внимание всем возможностям. Помни, что твое время совершенно не ограничено. Увеличение срока работы может принести лишь психологические проблемы с пациентом, и не более того. Но вам с ним вместе совершенно не обязательно находиться все время «под домашним арестом». Ты вполне можешь устроить ему «выезд на природу», в том числе, сюда, на любой срок. И в другую эпоху тоже. Правда, не увлекайся слишком сильно. Если он воочию увидит будущее, он может не захотеть менять его. Лучше ограничиться видеоматериалами. И только в крайнем случае, если что-то пойдет не так… Ну, это ты сам решишь.

- Я полагаю, что тогда это – не проблема. И у меня даже будет время исследовать его генетический материал.

- Да, наверное. Если только он сразу не откажется участвовать в проекте.

- Разве такое возможно?

- С человеком и его свободной волей все возможно.

- Ладно, я подумаю и об этом. Но, однако, я нахожусь в куда худшем положении, чем техник Харлан, герой Азимова… Там Изменения хотя бы заранее просчитывались.

- И результаты не всегда были однозначны. Кроме того, Азимов недооценивает сложность подобных расчетов. Вычислительная техника, позволяющая рассчитать Изменение с высокой вероятностью, должна быть по крайней мере не проще рассчитываемого объекта, а сложнее. То есть, такая вычислительная машина – это вся Вселенная, если не больше!

- Да, согласен. Однако, есть ведь ты…

- Я уже говорил, что вижу варианты возможного будущего, но их слишком много. И, не отменяя свободы воли, невозможно точно предвидеть результат.

- Ладно, я понял. Буду готов ко всему, в том числе и к неудаче…

* * *

Я наметил начало операции на следующий вечер. Днем постарался выспаться. Конечно, я могу просто «захотеть не хотеть спать», это я уже проделывал раньше. Но все же следует, на мой взгляд, идти естественным путем. Поэтому я счел за лучшее «захотеть уснуть до вечера». К тому же это предпочтительнее, чем сидеть и переживать заранее, прокручивая в голове варианты…

Выбирая одежду, я остановился на своем комбинезоне и рубашке. Дело в том, что там, куда я отправляюсь, белый халат еще далеко не стал непременным атрибутом врача. Врачи являлись к постели больного в чем угодно, чаще всего – в обычном костюме. И лишь процедуры или операции проводили в халатах. Но быть одетым, как все врачи, пользующие больного – тоже не то, это сразу ставит меня в один ряд с теми, кто не смог помочь. На ноги я надел кроссовки – появиться босиком будет «не камильфо».

Наконец, я сел в кресло и постарался успокоиться. Было около восьми вечера, я хотел явиться в прошлое примерно в это же время суток.

Ну, пора! Поехали…

Я появился в углу относительно небольшой комнаты, разумеется, невидимкой. Два окна, стол, два кресла, стулья. И, конечно, кровать, на которой лежит он. Я не мог не посмотреть туда сразу же. Он лежал с закрытыми глазами, и, похоже, спал. Лицо, совершенно такое же, как на портретах и фотографиях, но заметно более изможденное. Или, может быть, так просто кажется, потому что на щеках небольшая щетина? Волосы на висках, похоже, тоже давно не подстригали, как и усы. Прикрыт легким одеялом. В комнате тепло, но не жарко.

В кресле возле кровати сидит женщина. Волосы стянуты в узел на затылке. Даже видя ее со спины, я понял, что это – Крупская. Не повезло! Придется ждать…

И в этот момент, как бы откликаясь на мое тайное желание, из другой комнаты послышался шум отодвигаемой мебели, и кто-то позвал:

- Надя, можно тебя на минуточку! – женский негромкий голос.

Она вскочила и бросилась к двери. Дверь открылась и захлопнулась тотчас же, почти бесшумно, но я успел услышать:

- Тише, Маша, ради бога! Кажется, Володя уснул…

Не теряя ни секунды, я тотчас поставил «стену времени». Ф-фу! Получилось… Теперь у меня времени сколько угодно. Тут, внутри комнаты, оно течет субъективно как обычно, но вовне – время остановилось. Можно приступать к «лечению».

Я потихоньку вышел из угла и остановился у кровати, всматриваясь в лицо лежащего на ней человека. Обычное лицо, слегка заострившиеся черты, обычный человек… Но при мысли о том, кто он такой, и что ему оставалось жить меньше суток,  меня пробрала дрожь. Я решил не волновать его лишний раз, и, как делал в госпиталях, углубил его сон.

Теперь можно не торопиться.

Я подвинул к кровати кресло и зажег под потолком мощный светильник. Вообще-то свет и не нужен, но так как-то увереннее себя чувствуешь. Вгляделся в лежащего человека и сосредоточился на нем. Привычно уже взгляд проник внутрь, сквозь кожу, мышцы, кости…

Начнем отсюда. Ключица, левая сонная артерия. Рядом пуля, она развернута немного боком. Ну, это мы проходили. Чуть сосредоточился – и пуля исчезла. Отлично! Идем дальше. Артерия ужасно заужена, просвета совсем не видно, полная облитерация. Восстановить! Готово. Идем выше. Все сосуды мозга облитерированы ничуть не менее. Ну, тут бесполезно делать что-то по отдельности. А мозг? Левая височная доля – как бы высохла и съежилась, теменная, вокруг центральной извилины – тоже. Ну да, тут центры речи и движения. Он же почти не говорит, и правая сторона парализована… Давайте все сразу! Восстановить всю погибшую мозговую ткань, в пределах всего мозга! Особое внимание – на нижнюю поверхность мозга, гипоталамус, гипофиз, продолговатый мозг. Восстановить кровеносные сосуды. Мозговые оболочки. Мозжечок. Есть! Оптимально восстановить все функции. Особое внимание – лобным долям и памяти. Готово.

Теперь – остальной организм.

Сердце. Небольшой атеросклероз коронарных сосудов. Восстановить! Проводящая система сердца, синусовый узел, пучок Гиса – без замечаний. Клапаны, эндокард – норма. Легкие. Отлично, он никогда не курил. Желудочно – кишечный тракт. Вполне удовлетворительно, небольшая атония кишечника вследствие малоподвижного образа жизни. Восстановить. Печень, почки – отлично, он никогда не пил. Поджелудочная железа. Островки Ленгерганса на месте, признаков дистрофии нет, диабет не угрожает. Зубы. Несколько пломб, эмаль кое-где изношена. Несколько зубов отсутствует. Восстановить. Мышцы тела. Легкая дистрофия, особенно выраженная справа. Ну да, любой бы имел такие изменения, ведя подобный образ жизни, почти без движения! Восстановить. Вены, артерии конечностей. Неплохо, легкие признаки атеросклероза. Восстановить. Аорта. Слегка уплотнена, атеросклероз. Восстановить. Мочеполовая система. Начальная стадия аденомы простаты. Восстановить. Кости и связочный аппарат. Признаки начальной стадии остеопороза и дистрофии суставов, особенно справа. Понятно – снижение нагрузки и отсутствие правильной иннервации. Восстановить. Позвоночник. Остеохондроз почти не выражен. Но все равно – восстановить. Нервная система. Все в норме, небольшая дистрофия нервных стволов правой стороны тела – восстановить! Глаза. Начальные дистрофические изменения глазного дна, небольшая пресбиопия. Восстановить. Спинной мозг. Признаков дистрофии нет, сосуды в норме.

Ну, кажется, все! Я откинулся на спинку стула, еще раз придирчиво просматривая все органы и системы и отирая пот со лба. Устал, как будто дрова рубил! Еще бы, мне ни разу не приходилось выполнять столь глобальной «реставрации» всего организма. Теперь, если ничего не случится, это тело и этот мозг будут служить безупречно еще много десятков лет. Что же касается генной мутации… Ну, с этим еще будет время разобраться.

С полчаса я просто сидел в кресле и отдыхал. А затем наклонился над спящим человеком и слегка потряс его за плечо:

- Проснитесь, Владимир Ильич!

Он открыл газа и посмотрел на меня. Взгляд был вполне осмысленным.

- Кто вы? Я вас не знаю.

И тут он осознал, что может говорить, и замер. Глаза стали круглыми и очень большими.

- Не волнуйтесь, Владимир Ильич! Все будет хорошо.

- Что… что произошло? – он слегка картавил. И это восстановилось!

- Ничего особенного, - ответил я, улыбаясь. – Просто я вас немножко подремонтировал.

- Вы врач?

- И врач тоже. Как вы себя чувствуете?

Он подвигал правой ногой, поднял руку.

- Замечательно! Они снова слушаются! – приподнявшись на кровати, сел и свесил ноги на пол. Он был в белой нижней рубашке с длинными рукавами, легких кальсонах и серых носках. Отбросив резким движением одеяло, он осторожно встал на ноги. Покачнувшись, ухватился за спинку стула.

Я поспешно поддержал его за локоть. Он был небольшого роста, ниже меня почти на голову.

- Как… как это удалось?

- А вот это в двух словах не расскажешь. Успокойтесь, Владимир Ильич, и присаживайтесь, - я подвинул к нему второе кресло.

- Но надо же сказать Наде! Надюша! – громко закричал он, поспешно направляясь к двери. – Надюша! Я здоров! Я вылечился!

Не доходя до двери несколько десятков сантиметров, он наткнулся на стену времени, и она мягко притормозила его. На его лице проступило глубокое изумление, он протянул руки вперед и стал ощупывать пустое пространство, напоминающее резину или поролон. Повернувшись ко мне, он дрогнувшим голосом спросил:

- Что это?

- Стена времени, Владимир Ильич.

- Я что же, арестован?

- Ни в коем случае! Это входит в систему лечения, - улыбаясь, ответил я. – Присядьте, нам необходимо поговорить. Я вам сейчас все расскажу.

- Но это нечестно! Выпустите меня! Надя будет волноваться!

- Не будет, Владимир Ильич, не беспокойтесь. Время сейчас идет только для нас с вами, для остальных оно стоит. Даже если мы проговорим тут месяц, для всей остальной вселенной это уложится в ничтожную долю секунды.

- Как это возможно? И кто вы такой? – он посмотрел на меня вопросительно и требовательно.

- Да присядьте же, наконец, и успокойтесь. Поверьте мне, все будет хорошо.

Он, все так же внимательно глядя на меня, опустился в кресло напротив, с видимым удовольствием закинув ногу на ногу.

- Ну что же, молодой человек, я вас слушаю.

- Прошу прощения, Владимир Ильич, но сначала позвольте задать вам несколько вопросов. Вы помните, какое сегодня число?

- Разумеется. Утром было двадцатое января 1924-го года. Но к чему этот вопрос?

- Проще всего сказать, что, как вы знаете, у вас было тяжелое поражение головного мозга, которое мне удалось излечить. Но я хочу убедиться, что вы все помните.

- Ну, конечно же, помню! Четыре дня назад открылась 13-я партконференция. Только сегодня Надежда Константиновна читала мне выступление крестьянки Борисовой, оно мне очень понравилось. Надо же, простые люди, крестьяне, так активно участвуют в партийной жизни!

- Великолепно, Владимир Ильич! Вы действительно помните.

- Ну, а теперь все же отвечайте, кто вы такой, и что со мной проделали?

- Начнем со второго вопроса. Мне удалось полностью восстановить всю структуру вашего организма, включая головной мозг.

- Действительно, я чувствую себя великолепно! Даже в Швейцарии, когда мы гуляли с Надей по горам, я не чувствовал себя так хорошо. А уж последние два года… Да что говорить! Конечно, я очень благодарен, но как вам это удалось, молодой человек? И как вас зовут?

- Вадим. Прошу прощения, что не представился сразу. Но я не очень молодой человек. Мне уже, считая и последний год, почти 80 лет.

Он посмотрел на меня с большим интересом:

- Как это может быть?

- Там, где я сейчас живу, возраст не имеет значения. Там можно жить вечно.

- И где же это? – он недоверчиво прищурился. – Вы что же, с другой планеты?

- Нет, с этой же самой. С Земли. Но из другого времени.

- Но это же невозможно! Путешествия во времени опровергают второе начало термодинамики!

- Великолепно, Владимир Ильич! Вы знаете и помните даже такие вещи, которые совершенно незачем знать политическому деятелю!

- Ну, разумеется, помню. Как же можно забыть основы физики?

- Тогда я задам, извините, один вопрос: как возникла Вселенная? Не Земля, не Солнечная система, а именно вся Вселенная?

Он посмотрел на меня оценивающе, с лукавым прищуром:

- Ну, вы и спросили, Вадим! Кстати, как вас по отчеству? А то неудобно, право, так называть человека старше себя… Хотя выглядите вы… Ну, вы понимаете…

Я внутренне возликовал. Он мне верит! Хоть в чем-то. Это успех!

- Понимаю, Владимир Ильич. Но отчества не надо, там, где я живу, это не принято.

- Но принято у нас. Пожалуйста!

- Если вам так угодно… Вадим Васильевич.

- Так вот, уважаемый Вадим Васильевич, ответа на вопрос о происхождении Вселенной, так же как о ее точном возрасте и размерах, современная наука не знает.

- Это современная вам наука, Владимир Ильич!

- А ваша, что же, уже дошла до этого?

- Да.

- Готов поверить, судя по результатам вашего визита, - он вытянул перед собой правую руку и несколько раз сжал и разжал кулак. – Так откуда же вы, все-таки, из какого времени?

- Если можно, я ответил бы на ваш вопрос чуть позже. Скажите, вы не голодны?

- Сейчас, когда вы спросили… Должен признаться, что чертовски проголодался!

- Тогда, может быть, вначале поужинаем?

- Если вы можете убрать эту ваше стену, я позову Надежду Константиновну, и она нам что-нибудь соберет на ужин.

- К сожалению, пока не могу. Но ужин я беру на себя. Присаживайтесь! – и я, поднявшись на ноги, придвинул к столу два стула.

Он ответил удивленным взглядом, но возражать не стал. Когда мы оказались за столом, он вопросительно посмотрел на меня.

- Итак, Владимир Ильич, что вы предпочитаете? Или что бы желали поесть?

- Я, знаете, привык по-простому. Поэтому, чем угостите, то и буду есть. Только не представляю, как вы это устроите.

- Тогда разрешите предложить вам блюда национальной кухни того государства, где я родился и жил.

- И что же это за государство?

- Казахстан.

- Не знаю такого…

- Естественно. Оно появилось в составе СССР, как самостоятельное, гораздо позже. Вы знали его под названием Киргизской республики.

- Ах, вот оно что! Конечно, такое знаю. Так это его позже назвали Казахстаном?

- Можно и так сказать. Просто в Средней Азии образовалось несколько республик, и самая большая из них – Казахстан.

- Ну что же, готов отведать, чем там кормят в ваше время!

Я постелил на стол две большие бумажные салфетки и уставил их блюдами с пловом, мантами, баурсаками. Бешбармак и казы делать не стал – не каждому они придутся по вкусу.

Ленин, широко раскрыв глаза, наблюдал за появлением блюд на столе. А когда перед нами появилось по тарелке, вилке, ложке и ножу, к которым я добавил еще корзиночку с нарезанным белым хлебом и несколько овощных салатов, он даже невольно отодвинулся и покачал головой.

- Да… Никогда такого не видел… Вы что же, фокусник?

Я засмеялся.

- Ну же, Владимир Ильич, давайте ужинать. Правда, извиняюсь, тут не все блюда, которые считаются в Казахстане национальными, но, надеюсь, эти придутся вам по вкусу. Да и хлеб, в общем, можно заменить баурсаками, но вы привыкли, наверное, к хлебу. Что предпочитаете пить?

- Вы, Вадим Васильевич, наверное, знаете, что я обычно не пью. Можно было бы пива, но с вами надо держать ухо востро! Поэтому предпочту что-нибудь послабее. Тем более, что последние два года… Условия были не слишком располагающие…

- Ну, тогда разрешите на мой вкус. – И на столе появилось несколько упаковок с различными соками и пара пластиковых бутылок пепси-колы. Заодно я добавил стаканы, солонку, перечницу и вазочку с горчицей.

- Да… Даже не знаю, что и сказать… Как в ресторане. - И, по прежнему качая головой, он стал накладывать себе на тарелку плов.

Плотно поужинав, причем Владимиру Ильичу все понравилось, мы пересели в кресла. Вставая из-за стола, я его прибрал, чем вызвал еще один удивленный взгляд Ленина.

- Ну что же, теперь, Владимир Ильич, продолжим разговор, если вы не устали.

- Не устал, Вадим Васильевич, свеж и бодр, как никогда! Видите ли, за последние годы я, полагаю, наотдыхался на всю жизнь. Но мне, знаете, хотелось бы лучше заняться просмотром материалов Конференции, ведь я, надеюсь, еще смогу там выступить?

- Я уже сказал, Владимир Ильич, что, даже если мы проведем за разговорами целый месяц, вы вернетесь в ту же секунду, из которой исчезли. А сейчас нам куда важнее поговорить.

- Ну, возможно, что так. Вам, действительно, есть, что мне рассказать. Не думаю, что вы меня поставили на ноги, чтобы показывать мне фокусы. Да и мне чрезвычайно любопытно, что же там произошло, в будущем? Итак, я возвращаюсь к своему вопросу: кто вы, и из какого времени прибыли? И зачем? Не для того же, чтобы угостить меня ужином?

- Значит, вы мне верите, что я из будущего?

- Приходится, знаете ли. Вы мне такое показали!

- Ну, хорошо. Тогда приготовьтесь услышать еще кое-что. Я умер в 2027 году, на 79-м году жизни.

- Как так? Вы же живы! И, кстати, совершенно не похожи на старика!

- Да вот так, Владимир Ильич. Скажите откровенно, верите ли вы в Бога?

Он скривился, как будто хлебнул кислого.

- М-м-м… Вынужден сознаться, что не верю. Все в этом мире, полагаю, имеет естественнонаучное объяснение.

Я кивнул:

- Да, когда-то и я так считал. Но ошибался.

- Вы что же, хотите сказать, что Бог существует? И сотворил Вселенную из ничего? Какая чушь… - он внезапно замолчал, глядя мне в лицо с напряженным вниманием, слегка прищурившись, а я сидел и лишь улыбался в ответ.

- И что же, вы еще хотите сказать, что Он вас прислал исцелить меня? Иначе, как понимать ваши слова, что вы умерли?

- Да, Владимир Ильич, вы умный человек, и вы это только что доказали. Именно так и есть. Ваш вывод совершенно точен. Я не зря надеялся на вашу логику.

- Допустим даже, что так. Но зачем это Ему? Да ну, чушь собачья, какой Бог? Это невозможно!

- Более невозможно даже, чем путешествие во времени? Чем нарушение второго начала термодинамики?

- Н-да, тут вы меня уели, пожалуй. Если я поверил вам в одном, столь невероятном, придется задуматься и над другим…

- Так вот, давайте, чтобы ускорить ваши раздумья, я вам кое-что покажу…

- Покажите, сделайте милость! – и он с хитрецой взглянул на меня.

Я достал из воздуха и протянул ему газету «Правда» от 24 Января 1924 года. Ленин жадно схватил ее и буквально впился глазами. Я знал, что он там увидит. На первой странице – в половину ее, его собственный портрет в рамке из текста траурного обращения к народу, начинавшегося словами:

«Товарищ.

Умер Ленин. Мы уже никогда не увидим этого громадного лба, этой чудесной головы, из которой во все стороны излучалась революционная энергия, этих живых, пронизывающих, внимательных глаз, этих твердых, властных рук, всей этой крепкой, литой фигуры, которая стояла на рубеже двух эпох в развитии человечества. Точно разрушилась центральная станция пролетарского ума, воли, чувства, которые невидимыми токами переливались по миллионам проводов во все концы нашей планеты, где бьются сердца рабочих, где куется сознание великого класса, где точится оружие его освободительной борьбы.»

И так далее, на несколько полос газетного текста.

Прочитав первую страницу, он поднял от газеты заметно побледневшее лицо.

- Вот, значит, как… Я так и думал, что мне немного осталось…

Он снова заглянул в газету и спросил:

- А когда же точно?

- Завтра, в 6 часов 50 минут вечера.

- Вот как… - бледность постепенно сходила с его лица. – Значит, вы вытащили меня в последний день… И для чего же, позвольте спросить?

- А вот об этом, Владимир Ильич, в двух словах не расскажешь. Придется вам подождать еще немного с возвращением в нормальную жизнь и с докладом на партконференции. Если он вообще состоится…

Не отвечая мне, он глубоко задумался. И прошло еще несколько минут, в течение которых он смотрел отсутствующим взглядом на газету, которую продолжал сжимать в руках. Потом поднял глаза на меня и внезапно спросил:

- Вы хотите изменить историю? Но зачем? В чем причина?

Я был потрясен. Только гениальный ум, без преувеличения, мог сделать такой вывод, обобщив происшествия этого вечера и опередив мой рассказ. Собравшись с духом, я ответил:

- Да, Владимир Ильич. Мы хотим изменить историю.

- А если я не соглашусь играть в вашу игру, вы вернете меня назад, в ту секунду и в то состояние, в котором я был до вашего появления? И я умру завтра вечером?

- Да, Владимир Ильич. Но вы согласитесь!

* * *

Мы с Лениным сидели на берегу ручья, который протекал за моим домиком, возле столика, который я создал, как и пару плетеных легких стульев, и он дотошно меня допрашивал:

- Значит, вы надеетесь, что, если я проживу подольше, мне удастся так сорганизовать товарищей, чтобы история нашего государства пошла иным, более выгодным для вас путем? И в чем же эта выгода?

Накануне мы с ним покинули комнату в Горках, оставив стену времени на прежнем месте, а значит, и остановленное время на Земле 1924-го года. Остановленное для всех, но не для нас, пока мы не вернемся и я не уберу стену. Не спрашивайте, как это возможно, я и сам не понимаю, поэтому не смогу ответить.

Он был, конечно, уже не в кальсонах и ночной рубашке. Пригласив его к себе, на что он без колебаний согласился, я одел его в нормальный и привычный для него костюм и ботинки, а потом взял за руку и... Когда мы прибыли, было уже заполночь, мы оба устали, и я уложил его спать в своей спальне, «сделав» лишнюю кровать с постельным бельем и одеялом. Не знаю, скоро ли он заснул, я же едва успел положить голову на подушку, как отключился.

На другой день, когда я проснулся, его уже не было на месте. Я быстро оделся и вышел из домика. Он сидел на крылечке и смотрел на лес, залитый полуденным солнцем.

- Ну и здоровы же вы спать, Вадим Васильевич!

- Доброе утро, Владимир Ильич! Простите великодушно, устал вчера, пока возился с вашими болячками. Как самочувствие?

- Спасибо, доктор, отлично! Если бы вы знали, как это хорошо – снова стать здоровым и наслаждаться жизнью!

- Я знаю, Владимир Ильич. Впервые очутившись тут, я испытал то же самое.

Мы помолчали. Я прервал молчание первым:

- Ну что, пойдемте завтракать, Владимир Ильич? Или сразу уж обедать?

- Умыться бы, Вадим Васильевич…

- Ах да, извините, забыл!

Я тотчас создал на стене дома водопроводный кран с раковиной, а на ней – мыло, зубную пасту и щетку в стакане, а также бритвенный станок «Жиллет», помазок и мыльный порошок, выпускавшийся в прошлом веке. Рядом, на гвоздике – махровое полотенце, над раковиной - зеркало. Потом продублировал то же самое и для себя. Неподалеку, в кустах, я одновременно создал маленький дачный торчок, оборудованный, однако, унитазом и туалетной бумагой. Для себя я давно решил эту проблему кардинально, просто пожелав, чтобы отходы из организма удалялись без обременительных «прочих удобств», но с Лениным экспериментировать не стал. Ему же все равно возвращаться на Землю… Насчет бритья, кстати, я также не заморачивался, просто пожелав, чтобы волосы на лице не росли.

Он, не чинясь, скинул пиджак, жилетку и рубашку, и, обнажившись до пояса, принялся с видимым удовольствием умываться и обливаться водой. Я последовал его примеру. Растеревшись докрасна полотенцем, он покосился на меня, подсмотрел, как я выдавил из тюбика пасту на щетку и сделал так же, а затем побрился. Потом мы оделись, и он обулся, я же остался босиком, как привык, и направились в дом. Ленин захватил с собой мыло, полотенце и пасту с зубной щеткой.

- Не нужно, Владимир Ильич, оставьте все на месте!

Он послушался, ожидая, что я буду делать. А я просто пошел к крыльцу, и все это – раковины и туалетные принадлежности – исчезло. Он только покачал головой. На крыльце он замялся, оглядываясь по сторонам, и я понял его затруднение – не было обо что вытереть ноги.

- Просто заходите в дом Владимир Ильич, башмаки сами станут сухими и чистыми.

В столовой, усевшись за стол, я сделал две тарелки борща по маминому рецепту и котлеты с картофельным пюре. В качестве салата был овощной винегрет, а на десерт – разнообразные фрукты и кофе.

Ленин с любопытством наблюдал, как я бросил в чашку с кипятком ложку растворимого кофе и повторил мои действия. Конечно, это был не тот растворимый кофе, который продают в супермаркетах на Земле, а кое-что получше, так что нареканий он не вызвал.

После еды я прибрал со стола, и мы пошли прогуляться, а, дойдя до ручейка, с комфортом расположились на берегу.

* * *

- Так в чем же ваша выгода от изменения истории, и чего вы от меня ожидаете?

- Вы, Владимир Ильич, конечно, слышали формулу, что «Бог есть любовь»?

- Конечно. Но, глядя на большинство церковников, этого не скажешь…

- Вполне с вами согласен! Но согласитесь также, что попы – еще не Бог.

- Это неоспоримо! Религия во все века и во всех странах была и есть дополнительное средство угнетения трудового народа!

Я засмеялся:

- Вот только элементарной политграмоты мне недостает!

- Да уж, - в ответ рассмеялся и он.

- Но вот сейчас, когда мы пребываем тут, у Бога, что вы скажете?

- Ну, во-первых, я Бога пока не видел, и вынужден верить вам на слово.

- А вы не верите?

- Что же, до некоторой степени – верю… К тому же, при ваших-то чудесах, что вам стоило бы создать и показать мне, что угодно и кого угодно? В том числе, Бога? Но вы этого не делаете, и это говорит в вашу пользу.

- А во-вторых?

- А во-вторых, несмотря на все чудеса, почему всему этому не быть просто какими-то техническими фокусами из будущего?

- Владимир Ильич, а вы помните принцип Оккама?

- Разумеется! Не следует умножать сущности без необходимости… Ах, вот вы о чем! Действительно, допуская, что все это – от Бога, мы можем избавиться от всех остальных гипотез, не притягивая их за уши. Но это – еще не доказательство.

- Не будем упражняться в философских спорах, Владимир Ильич. Лучше пока примите на веру, что Бог есть, и он заинтересован в вас.

- Так это все – Его план?

- Вы удивитесь, Владимир Ильич, но план – мой.

- Однако, без одобрения Бога не обошлось?

- Не обошлось.

- И чего же вы хотите от меня?

- Вы уже спрашивали, что там у нас в будущем, помните? Не желаете ли получить ответ?

- Разумеется! И что же там? Конечно же, коммунизм,?

- Увы, Владимир Ильич! В 2028 году в России – самый настоящий капитализм – частная собственность на средства производства, эксплуатация человека человеком, довольно жесткая цензура, надзорные органы, мощный аппарат подавления… И еще многое в том же роде, что и не снилось в ваше время.

- Каким же образом это произошло? И как же все остальные страны?

- Давайте, я расскажу по порядку, Владимир Ильич, ладно? Правда, за точность датировки не ручаюсь, я все же не профессиональный историк, да и мои комментарии можете не принимать за абсолютную истину – позже вы сами будете иметь возможность ознакомиться со всеми историческими материалами.

- Давайте, давайте, Вадим Васильевич, слушаю вас внимательнейшим образом!

- Итак, Владимир Ильич, в 1917 году в России победила рабоче-крестьянская революция… о чем вы и сами отлично знаете. Началась и закончилась Гражданская война, и страна приступила к мирному строительству социализма, правильно?

- Конечно, вы верно излагаете, но это я знаю и без вас. Что же было дальше?

- А дальше… Вы и сами в курсе, кто стоял во главе ЦК, правильно?

- Сталин? Так его не убрали с поста генсека, несмотря на мое письмо?

- Да, не убрали. Он оказался очень хитрым и изворотливым, и, хотя формально с письмом ознакомили съезд, но ни полноценной дискуссии, ни голосования по этому вопросу не было.

- Да, тут я дал маху, вынужден сознаться! Но что он мог такого натворить, ведь у нас коллективное руководство?

- Оно было коллективным, пока вы стояли у руля, Владимир Ильич. И вы никогда не стремились к личной власти, не так ли?

- Не стремился, а даже тяготился ею. Это, поверите ли, так хлопотно – за все отвечать и всеми руководить!

- Сталин не таков, вы и сами знаете. Очень скромный и даже порой аскетичный в быту и личной жизни, он наслаждался только одним – властью, своей значимостью. И постепенно стал настоящим диктатором.

- Не может быть! Как же ему позволили?

- А он никого и не спрашивал. Стравливал одних с другими, других с третьими… Проводил решения, не советуясь ни с кем, или советуясь чисто формально. А тех, кто был его соперниками, просто убирал с дороги.

- Но ведь были же честные коммунисты! Почему никто не возражал?

- Те, кто возражал, долго не протянули. Многие были обвинены в шпионаже, вредительстве и просто расстреляны. Якобы, «именем революции», Владимир Ильич, а в действительности – Сталиным. Конечно, он лично никого не расстреливал, а только толкал события в нужном направлении. В течение 10-15 лет были физически уничтожены практически все старые коммунисты, с которыми вы совершили революцию, а молодое поколение, выращенное Сталиным на новых ложных принципах, слепо следовало его руководству.

- Понятно… Но ведь социализм все же строился?

- Да, но как, Владимир Ильич? Разве можно построить крепкий дом из гнилого дерева? НЭП был свернут, деревню задавили налогом и ценами, сборы зерна снизились. Еще не построив ничего нового в экономике, старое усиленно пускали на слом. Свои специалисты во всех областях еще не были выращены, а прежних «спецов» преследовали, травили, обвиняя во вредительстве, сажали в тюрьмы, а зачастую просто расстреливали. Производство промышленных товаров росло, но платежеспособного спроса не было, а на экспорт рассчитывать не приходилось – качество было никакое. Но самое страшное произошло чуть позже в деревне. Началась принудительная коллективизация. Причем людей насильно заставляли вступать в колхозы, а кто не вступал – тех высылали, отбирая все имущество, обрекая на голодную смерть их и их семьи.

Все, кто был чуть позажиточней, были объявлены врагами и раскулачены, некоторые расстреляны, другие посажены в тюрьмы или высланы на север. А те, кто остался – голытьба, люмпены, не умели хозяйствовать на земле, а искали лишь, что урвать для себя. Как результат, в тридцатые годы начался небывалый голод, от которого погибло, по разным подсчетам, от пяти до десяти миллионов человек, а некоторые утверждают, что и больше.

- И это все – Сталин? – Ленин сидел бледный, с помертвевшим лицом и зло прищуренными глазами.

- Практически, да. Остальные лишь подпевали, а поднять голос в защиту трудового народа было некому. Троцкий был выслан из страны, Бухарин, Каменев и Зиновьев – расстреляны. Долго перечислять, кто еще был расстрелян или отправлен в лагеря, да вы потом сами ознакомитесь с материалами.

- Но как же такое могло произойти? Где же демократия?

- А уж тут вы сами постарались, Владимир Ильич! Не может быть настоящей демократии при однопартийной системе.

- Вы правы, но тогда шла война, и я считал, что это – временное явление.

- А потом уже не могли ничего исправить.

- Не мог… Не до того было.

- Но самое страшное было впереди.

- Что… что еще?

- Вторая мировая война, Владимир Ильич.

- Мировая? Кто с кем?

- Опять, как всегда, Германия. Начиная с 1939 года она подчинила себе почти всю Европу, а в 1941-м напала на Советский Союз. Причем все это при полном попустительстве Сталина – он заключил с немцами договор о ненападении и тем развязал им руки для завоевания Европы. По договору Польша была поделена между СССР и Германией, к СССР отошла также западная Украина. Сталин, несмотря на множество сообщений и данных разведки, был убежден, что Германия не нарушит мирный договор. А армия перед войной была резко ослаблена, множество генералов и офицеров, в большинстве – честных и опытных, были отстранены, многие – расстреляны. Перевооружение шло с большим опозданием, да и многие технические специалисты были уничтожены по доносам и ложным обвинениям. Прежние укрепления на западных границах были демонтированы, а новые – еще не построены. И даже в самый день нападения – 22 июня 1941 года, о чем Сталину было прекрасно известно заранее – большинство офицеров пограничного укрепрайона были отправлены в отпуска. Почему – кто знает? Оборонять границу было практически некому, чем немцы и не преминули воспользоваться. Сталин был этим настолько ошарашен, что даже не смог выступить с обращением к народу, обращение читал Молотов. Только через несколько дней Сталин пришел в себя, но его указания были сумбурны, стратегически безграмотны и чаще вредны, чем полезны.

- И что же произошло?

- К концу года немцы дошли до Москвы.

- И взяли ее?

- К счастью, нет. Русский народ очень трудно сломить, Владимир Ильич. Ценой страшных жертв народ выстоял. Спешно эвакуированные в процессе отступления заводы были вновь развернуты и начали работать в тылу. Люди стояли за станками под открытым небом по 12-14 часов, но давали оружие фронту. Солдаты жертвовали собой и погибали, уничтожая врагов. Потери были огромными.

- И сколько же продолжалась война?

- До мая 1945 года.

- Рассказывайте, что же было дальше, после 41-го?

- Дальше отступление практически прекратилось, хотя были еще и серьезные неудачи, а с 1943-го немцев погнали обратно, и в конце апреля 45-го был взят Берлин. В середине войны, наконец, союзниками во главе с США был открыт второй фронт против Германии, что несколько облегчило положение СССР. Да и армия, и военное руководство страны тоже набрались опыта. Надо отдать должное, США и англичане почти с самого начала войны оказывали СССР помощь оружием и продовольствием, правда, на первых порах не очень существенную, и только потом, когда стало ясно, что мы можем победить и без них – засуетились. Наконец, в мае 1945-го, Германия капитулировала.

- Что же было после войны? Ведь сейчас какой год?

- На Земле – 2028-й.

- Ну, так что же дальше?

- Дальше… Продолжалась война с Японией, которая напала на СССР с востока. Но это было уже не так страшно. Япония капитулировала после того, как США подвергли ее города ядерной бомбардировке.

- Ядерной? Что это?

- Вы же в курсе насчет работ физиков по расщеплению атома?

- Да. Резерфорд, Кюри…

- Так вот, пока шла война, США разработали оружие чудовищной мощности на основе ядерного распада. У нас такие работы тоже велись, но мы сильно отстали – война, да и многие ученые были физически уничтожены, сидели в лагерях или были в действующей армии. Созданная американцами атомная бомба была сброшена на японский город Хиросима и уничтожила мгновенно полмиллиона человек, в основном мирных жителей. После второй бомбы, сброшенной через несколько дней на Нагасаки, Япония прекратила сопротивление.

- Такое оружие в то время появилось только у США?

- Да, в этом и была трагедия. И бывшие союзники стали врагами СССР, надеясь диктовать свою волю в мировой политике. Но в СССР, опять через самопожертвование народа, сумели создать собственное ядерное оружие уже в 1949 году. Установилось равновесие…

- А кто тогда правил в СССР?

- Все еще Сталин. Он был пожизненным диктатором и умер лишь в 1953-м. После войны опять начались аресты и расстрелы людей, казавшихся ему опасными, хотя и не в прежних масштабах. И только после смерти Сталина удалось разоблачить все его злодеяния. Большинство жертв сталинских репрессий было посмертно реабилитировано советским судом.

- Но ведь СССР все же выстоял? Социализм победил?

- Так только казалось, Владимир Ильич. В действительности, победила партийная бюрократия. После Сталина правителем стал Хрущев. И, хотя он имел мужество разоблачить культ личности Сталина, но не пошел в этом до конца, и все началось снова. Вернее, продолжилось – обнищание деревни, низкое качество промышленной продукции, больше половины бюджета уходило на вооружение. Да еще и послевоенная разруха. В начале 60-х годов белый хлеб в городах выдавали по карточкам, только по медицинским показаниям.

- И опять никто не выступил против?

- Из партийной верхушки - никто. Но долго это продолжаться не могло. В 1964 году Хрущев был смещен, и к власти пришел Брежнев.

- Как это – пришел к власти? В качестве кого?

- Генсека, Владимир Ильич, генсека, вашими молитвами!

Ленин передернулся, но промолчал.

- Он правил долго, до своей смерти в 1982 году. После него сменилось двое секретарей, мало чем примечательных. И, наконец, в 1985 году к власти пришел Горбачев. Сначала казалось, что он поведет страну в нужном направлении, произойдет возврат к партийной демократии. Но вследствие непродуманных действий и решений страна в результате просто распалась на отдельные независимые государства – Россию и остальные. Это произошло в 1991-м году. Наступил жесточайший экономический кризис, ведь все экономики республик были завязаны друг на друга. Однако народ опять выстоял, и в настоящее время независимые государства – бывшие члены Союза ССР, успешно развиваются, хотя не все одинаково. Но социализму и коммунизму пришел конец.

Наступило молчание. Ленин сидел, задумавшись, и побелевшими от напряжения пальцами сжимал край стола.

- Да, грустная картина… Сто лет – и все прахом! Чего же вы ждете от меня?

- Ну, сказать это довольно просто, Владимир Ильич, а вот сделать... Лично я хочу, чтобы не произошла вторая мировая война. Чтобы те примерно пятьдесят миллионов человек, умерших от голода, расстрелянных, погибших в сталинских лагерях и убитых на войне, остались жить. А если еще и удастся построить коммунизм – что ж, я тоже не против. Но, как вы, надеюсь, начинаете понимать, коммунизм и диктатура – несовместимы.

- Мне, конечно, не все еще ясно, нужно думать, изучать материалы… Но я согласен играть в вашей команде, тут вы оказались правы. – Он встал и протянул мне руку, а я крепко ее пожал. – У меня нет выбора – дело, которому я посвятил всю свою жизнь, поставлено на карту. Я просто не имею права проиграть! Доклад на партийной конференции подождет. Сколько у нас времени в запасе?

- Время не ограничено, Владимир Ильич. Думайте, работайте, отдыхайте. Считайте это творческим отпуском. Я вам помогу, чем только возможно. А потом я верну вас в ту же секунду, в которую я к вам пришел… Ну, если быть точным, не в ту же самую, чуть позже – когда из комнаты вышла Надежда Константиновна, ая поставил стену времени.

* * *

Я сделал Ленину домик рядом со своим. С кабинетом, кухней и спальней. Не забыл душевую и туалет. Чтобы не обслуживать его самому, снабдил синтезатором с голосовым управлением, он же – утилизатор. Этакий шкафчик. Заказываешь, что надо – оно уже там. Кладешь что-то, нажимаешь кнопку – там ничего нет.

Сначала он возмущался такой расточительностью. Можно ведь посуду и одежду повторно использовать! Но я ему объяснил, что, во первых, для такой схемы тоже потребуется масса ресурсов – вода, мыло, щетки, а во-вторых, разве трудно для силы, создавшей из ничего Вселенную, создать лишнюю пару тарелок или носков? Подумав, он согласился.

Для работы я поставил ему компьютер наподобие моего, с разрешением выхода в земной Интернет. Разумеется, только на чтение информации. Он научился пользоваться компьютером очень быстро, а от возможностей поиска нужной информации вообще пришел в восторг. Я обратил его внимание на то, что в Интернете множество мусора, но его это не смутило – при работе с бумажными книгами и документами тоже далеко не всему можно верить, сказал он.

Я дал ему аппарат персонального вызова, чтобы он в любой момент мог со мной связаться, если что-то понадобится, но пользовался он им не часто.

Вопрос о Боге оставался открытым. Учитывая его замечание, что с такими возможностями я легко мог бы ему предъявить образ «бога», созданный мной, я не стал представлять ему Иисуса, да и Иисус на этом не настаивал. Он сказал, что я и так добился немалых успехов в этом проекте, и, возможно, что-то серьезное и получится.

Как-то раз днем мы сидели возле домика Ленина, и между нами завязался разговор. Я спросил:

- Ну, Владимир Ильич, как подвигаются наши дела?

- Ни шатко, ни валко, Вадим Васильевич, - ответил он. – Пока все еще изучаю историю, смотрю, что сделали люди за это время. С научными достижениями знакомлюсь. Ну, и, конечно, думаю, куда повернуть и как, чтобы избежать множества ошибок будущих «демократий».

- Тяжело это, Владимир Ильич, избежать ошибок. Да и вообще, возможно ли идеальное общество?

- Было бы возможно, если бы этот ваш «бог» создал людей иными…

- Да? И какими же?

- Хм… Я же не Бог, так что – ему должно быть виднее, - с хитрым прищуром сказал он. – Более управляемыми, что ли. Менее строптивыми… Менее себялюбивыми, прежде всего…

Я объяснил ему, как мог, концепцию свободы воли человека и противопоставление человека автомату.

- Кроме того, Владимир Ильич, именно управляемых людей хотел создать Сталин. Что из этого вышло – вы уже знаете…

- Пожалуй… А что бы вы посоветовали?

- Рецепт хорошо известен. Человек должен быть заинтересован в результатах своего труда. Да вы и сами давно это поняли, когда предложили НЭП.

- Значит, коммунизм – «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям», принципиально невозможен, по-вашему?

- Сложный вопрос, Владимир Ильич! Не попробовав – не узнаешь… Тут все должно базироваться на моральных качествах людей, а какие моральные качества без Бога? Еще Достоевский сказал: «Если Бога нет – все дозволено», хотя это и не точная его фраза.

- Но и с Богом люди веками насиловали, убивали, грабили…

- Против этого не возразишь. И, наверное, чтобы воспитать нового человека, потребуется не одно поколение. Но насилие, диктатура тут не поможет.

- Да уж… Но, согласитесь, в переходный период без этого не обойтись.

Мы помолчали.

- Вы увлеклись насилием, Владимир Ильич. То есть, не вы один, конечно, а вся ваша партия. Это и заложило возможность появления Сталина и его личной диктатуры.

Ленин вскочил на ноги и, с руками за спиной, начал ходить взад и вперед, а затем остановился передо мной.

- И как я выпустил из клетки этого зверя? Ведь можно же было разгадать его давно! Еще после Туруханской ссылки… Он там самоизолировался, мало общался с товарищами, не пытался работать над собой, бежать, пребывал в ступоре. А как только подвернулась возможность – подсел к котлу со своей ложкой! Но меня не было в России, и, хоть доходили до меня о нем такие слухи, я не всему верил. Да и согласитесь, человек он полезный, неплохой организатор… И вот чем все кончилось! «Ленин и Сталин!» Да меня тошнит, когда я читаю эти слова. Он был никем, и никем остался. Вы не подумайте, что я пытаюсь тянуть одеяло на себя, но так передергивать! Ведь он был простым исполнителем, когда делалась революция!  Да и я сам – что я такого особого совершил? Только то, что был обязан сделать, выполнял свой долг. Рядом с нами были товарищи, которые сделали во сто крат больше и во сто крат больше рисковали! Рядом с ними он – ничтожество. А он впоследствии их всех истребил! Именно потому, что был ничтожеством и таким остался. – Ленин опустился на стул.

- А что, Владимир Ильич, как вы думаете, его будет очень сложно загнать обратно в клетку?

- Думаю, что нет. Все будут шокированы, когда я снова появлюсь, они уже давно списали меня в утиль. Ан нет, шалишь! Старик еще повоюет! – в его словах слышался прямо-таки юношеский задор.

- Полагаю, что вам придется быть очень осторожным, Владимир Ильич. Сталин не такой человек, он очень опасен. Он не сдастся без борьбы. Возможно и прямое покушение на вас.

- Это – вряд ли! Он не решится…

- А Киров? Чкалов? Фигуры не маленькие!

- Ну, во-первых, это было много позже. А во-вторых… Да, я тоже почти уверен, что Кирова убил он, чужими руками, разумеется, хоть доказать это и не удалось. Жалко Сергея Мироновича, хороший человек… Хоть я и мало его знал. Про Чкалова тоже не могу сказать что-то определенное. Подозрительно это все, да. Но сказано – не доказано. Однако, достаточно и того, что я сам теперь знаю все о Сталине точно.

- Вам достаточно, Владимир Ильич! А остальным?

- Дорогой мой, я же не окончательный идиот! Не думаете ли вы, что я выйду на трибуну съезда и заявлю: «Сталин – садист и убийца, его необходимо расстрелять!»?

- Не думаю.

- Это, конечно, должна быть многоходовая комбинация, и я уже продумал ее, правда, не во всех деталях, по ходу определимся. Его очень легко поймать на ошибках, он довольно слаб политически. И, как только он провалит какое-то дело, а этого, поверьте, долго ждать не придется – ему конец! Тоже не сразу, разумеется, шаг за шагом. А он пусть думает, что я ему хочу отомстить за Надежду Константиновну, вы же в курсе, как он ей грубил?

- Разумеется, Владимир Ильич.

- У меня после этого буквально открылись глаза, я понял, что он за человек, но, увы…

- Но теперь, Владимир Ильич, ему есть, что терять. Вы не боитесь, что он вас просто убьет? Чужими руками, разумеется.

- Да он и сам, знаете ли, неплохо стреляет, он же был боевиком! – хохотнул Ленин. – Но нет, не боюсь. И, в конце концов, а вы-то на что? – и он рассмеялся. – Вытащите меня в очередной раз…

- Не факт, Владимир Ильич, не факт! Так что, будьте осторожны.

Мы снова замолчали. Потом он встал и предложил:

- Пойдемте пройдемся, Вадим Васильевич, а? Вы мне рассказывали про вашего друга, Олега. Не познакомите? А то что-то засиделся я тут…

* * *

Мы отошли от домика и направились к реке. Ленин шел и любовался окружающей природой.

- Владимир Ильич, пешком пойдем или, может, полетим? – спросил я.

- А что, можно и летать? – удивился он.

- Можно. Хотите?

- Да, это было бы любопытно.

Я взял его за руку, и мы взлетели. Набрав высоту метров пятьсот и увидев уже реку, я искоса взглянул на него. Ни малейшего страха не было у него на лице, только живой интерес. Он энергично оглядывался по сторонам.

- А что там? – спросил он, указывая на читальный зал.

- Читальный зал, он же – кинотеатр и концертный зал.

- Можно нам туда заглянуть?

- Конечно, пожалуйста, давайте сначала туда.

Мы приземлились на песчаной дорожке и вошли внутрь. Дежурила опять Хельга. Я вообще уже не раз замечал, что она проводила в читальном зале куда больше своих трех часов в день. Когда я спросил об этом, она сказала, что все равно будет читать, здесь ли, или дома, а здесь она приносит пользу.

Едва мы вошли, она искоса взглянула на нас. Ленин остановился на пороге и с интересом огляделся. Хельга, видимо, узнав его, смотрела теперь на нас во все глаза. Мы подошли к ней.

- Здравствуй, Хельга!

- Здравствуй, Вадим. А кто это с тобой? Я не ошибаюсь?

- Не ошибаешься. Это он и есть, - я засмеялся.

- Здравствуйте, Владимир Ильич, - сказала она.

- Здравствйуте, здравствуйте, барышня!

Она тоже засмеялась.

- Какая же я барышня, Владимир Ильич? Мне уже лет шестьсот, по крайней мере. А вы то тут какими судьбами?

- Да вот, Вадим Васильевич пригласил подсобить ему в одном деле.

- Я так и думала, что он ввяжется во что-то эдакое. Иисус не зря на него сразу глаз положил!

- Иисус? А вы его видели?

- Разумеется. Он разговаривает с каждым, кто появляется здесь. Да и потом – в любой момент, стоит только пожелать…

- Как же это? Ведь тут, наверное, огромное количество обитателей?

- Парадоксы времени, Владимир Ильич. Он может одновременно общаться хоть с миллиардом людей.

- Хм… И кто же он такой, по-вашему?

Хельга казалась удивленной.

- Бог. Творец всего сущего. Разве вы не в курсе?

- Возможно, возможно… А как он здесь руководит людьми?

- Никак. Тут каждый живет так, как ему вздумается, и занимается тем, чем хочет.

- Н-да… Наверное, тут хорошо жить?

- Да, очень!

- Так вы говорите, что вам уже шестьсот лет? И чем же вы все это время тут занимаетесь?

- Читаю книги, в основном. А здесь помогаю другим находить то, что им нужно.

- Полезное дело, конечно. Вы сами его выбрали, или вас обязали этим заняться?

- Кто же тут может обязать? Сама, конечно.

- Ну, спасибо, Хельга, за объяснения. Извините, что отвлекли вас.

- Пожалуйста. Вы надолго к нам, Владимир Ильич? Или только временно?

- Можно сказать, что временно. Вот огляжусь, и обратно на Землю – дела ждут!

- Ну, желаю вам всяческих успехов. И тебе, Вадим!

- Спасибо, пока, Хельга!

- Пока, Вадим, пока, товарищ Ленин!

- А откуда вы меня так хорошо знаете, Хельга?

- Ну, как же! Я столько раз вас на фотографиях видела! О вас тысячи книг написаны. А я правильно сказала – товарищ? Вы не против такого обращения?

Ленин засмеялся:

- Разумеется, не против! Мне очень даже приятно, что вы знаете…

- За шестьсот лет чего только не узнаешь! Заходите к нам, я всегда вам буду рада.

* * *

Мы вышли и направились обратно к реке. Ленин молчал и о чем-то сосредоточенно думал, а я не стал прерывать его размышления. Наконец, он встряхнул головой и сказал:

- Вадим Васильевич, я вот подумал… Эта Хельга… Такая спокойная, уверенная, приветливая… Откуда это у нее? Ведь шестьсот лет назад… Кем она была там, в этом феодальном обществе?

- Просто маленькой девочкой, которая умерла от чумы.

- Но она так легко приспособилась, нашла тут свое место…

- Она знает Бога, Владимир Ильич, может, поэтому? – сказал я.

- При чем тут Бог? И как так получается, что этими людьми никто не управляет, а они живут в свое удовольствие, находят свое место? Правда, им, конечно, не приходится зарабатывать на кусок хлеба…

- Что да, то да, Владимир Ильич. Но возьмите людей своего времени, поместите их даже в такие идеальные условия, и что будет? Они воспроизведут свой родной, знакомый им мир – одни будут работать, другие – только пользоваться результатами их труда. Я уже бывал здесь в таких местах, насмотрелся. Они просто живут в привычных условиях. Они даже помыслить не могут, что что-то может быть по-другому. Психология рабов и господ, знаете ли. И никакое материальное изобилие это изменить не может, да и нет у них там изобилия. Все так, как они сами для себя считают обычным. Это – своего рода ад, который они сами себе создают. Большинство из них – неверующие в прошлом. Или считали себя верующими, а в действительности…

- Вы хотите сказать, что одной материальной базы для построения коммунизма недостаточно?

- Ничего я не хочу сказать, Владимир Ильич. Но человек, даже попав в условия полного материального благополучия, не всегда может его разумно использовать, удержаться от желания командовать, угнетать, отбирать, а другой – от желания отдавать и пресмыкаться.

- Но кто же их здесь разделяет, кого куда поместить?

- Никто. Они сами. Эти области, конечно, изолированы друг от друга, и только изменив свою психологию, человек может перейти к иному существованию.

- И часто они… м-м-м… переходят?

- Случается, но не часто.

- Значит, религия играет тут такую большую роль?

- Тут нет религии, Владимир Ильич, тут – Бог. И только от человека зависит, принять или не принять Его существование.

* * *

Мы подошли к реке. Олега на знакомом месте не было.

- Хотите порыбачить, Владимир Ильич?

Он оживился:

- С большим удовольствием, Вадим Васильевич!

Мы присели на траву, я раздобыл два спиннинга, вручил один Ленину и показал, как его забрасывать. Он быстро освоил эту науку. Клев, как всегда,  был хороший, и мы за полчаса натаскали больше дюжины жерехов и судаков, причем Ленин поймал больше меня, чем явно гордился.

Захватив ведро с уловом, я направился к домику Олега, Ленин пошел следом, неся спиннинги. Постучав в дверь, я подождал, но никто не ответил. Мы вошли, оставив в сенях снасти и ведро с рыбой. Из мастерской доносился звон молотка и зубила – Олег работал. Приоткрыв дверь, я заглянул. На столе стояла мраморная глыба, из которой Олег высекал скульптуру. Уже просматривалась группа стоящих плечо к плечу людей с автоматами и винтовками, с напряженными и решительными лицами, как бы кому-то преграждающая дорогу.

- Олег! – негромко позвал я.

Он обернулся.

- А, Вадим! Давно не виделись.

Тут в комнату шагнул Ленин. У Олега сделались большие глаза.

- Не смущайтесь, пожалуйста! – сказал Ленин. – Извините, что помешали.

- Здравствуйте, Владимир Ильич! – воскликнул Олег, поспешно снимая фартук, покрытый каменной крошкой, и протягивая Ленину руку, которую тот охотно пожал. – Пойдемте в комнату.

- А мы рыбы наловили, - сказал я. – В сенях стоит. Может, уху сварим?

- Давайте, давайте! – оживился Олег. – Тогда пошли на кухню.

Почистив судаков, причем Ленин принял в этом деятельное участие, скинув пиджак и надев передник, который предложил ему Олег, мы поставили уху вариться, добавив в котелок лук, перец и лавровый лист, а сами расположились на стульях. Жерехов Олег сразу же отнес в коптильню.

- Олег, Вадим Васильевич рассказывал о вас и обещал с вами познакомить. Вы ведь воевали?

- Да, Владимир Ильич. Оттуда прямо сюда и попал. – Он усмехнулся.

- Расскажите об этой войне, если можно.

- А что бы вы хотели услышать?

- Ну, как все началось, как вы попали на фронт…

- А что тут рассказывать? Я учился в Художественном, в Москве. Началась война, и нас всех отправили в учебный лагерь в Подмосковье. Там мы пробыли около четырех месяцев. Учились стрелять, кидать гранаты и прочее. Изучали военную технику, уставы. Вышли сержантами, и сразу – на фронт. Мне дали отделение первого взвода в стрелковой роте, а что я знал о войне? Спасибо, были у нас старые солдаты, которые видели, какой я желторотый, и помогали. Сначала мы стояли в тыловом охранении, пропускали на фронт людей и технику. А обратно – раненых. Охраняли мосты, дороги. Отступали со всеми.

Немного погодя наш полк перебросили под Москву. Немцы рвались вперед, к октябрю подошли к Москве очень близко. Это я уже потом читал, что и как. А тогда мы просто дрались. Из моего отделения, десяти человек, к ноябрю осталось всего двое, остальной состав менялся несколько раз. Мне везло, я даже не был ранен. Однажды наша рота, обороняя дорогу на Москву, остановила несколько десятков немецких танков, половину из них мы сожгли. Многих после этого боя наградили медалями, это в начале войны редко случалось. Вот… Потом нашу дивизию из-за больших потерь отвели на переформирование, в тыл, а через полгода перебросили под Сталинград. Меня немного подучили, присвоили младшего лейтенанта, дали роту в нашем же полку. Никто не смотрел, что у меня не было военного образования, главное – был в боях, выжил, получил медаль… Командного состава катастрофически не хватало, большинство погибло в первые же месяцы войны.

А дальше… Я уже рассказывал Вадиму – мы обороняли дорогу к деревне под Сталинградом. Меня оставили командовать двумя взводами из нашей роты, полк отошел на высотку за деревней. Мы должны были задержать немцев на подходе, пока полк займет оборону. Комбат приказал мне выполнить боевую задачу, а потом отходить к своей роте. Ну, мы и задержали. Продержались больше часа. Почти для всех этот бой оказался последним. Для меня – тоже… Когда мы начали отход, нас было всего пятеро. Уже близко были от своих, но, видно, достали меня все-таки – всякому везению есть предел. Дальше – очнулся здесь. Уже тут, просматривая архивы, узнал, что мне присвоили звание Героя. Посмертно, разумеется…

Олег замолчал и засыпал в кипящий котелок с рыбой порезанную морковь и картошку. Мне Олег насчет звания Героя никогда не говорил, наверное, не хотел, чтобы я подумал, что хвастается… Ленин сидел и чертил пальцем по столу, потом поднял глаза.

- А как вы встретили Нину? Вадим Васильевич рассказывал…

- Это просто чудо было, знаете! Я ведь в нее влюблен был до войны, из училища тоже приезжал пару раз, встречались. А началась война – переписывались. Здесь… я вспоминал ее часто, тосковал. Месяц проходит – я пришел в Галерею посмотреть, что там. Вижу – девушка какая-то. Меня будто толкнуло что. Подхожу поближе – Нина! Что тут было… Я ее на руках до дома донес, боялся отпустить, думал – исчезнет! Вот так все и случилось.

- Да… А вот позвольте еще спросить. Что вы думаете о Сталине?

- А что – Сталин… Я его не видел.

- А что говорили о нем?

- Разное. Некоторые восхищались, но как-то литературно, что ли, как по- писанному. Не искренне. Большинство, кого коснулись репрессии перед войной, или кто слышал про это – те больше молчали.

- А правда ли, что, идя в атаку, кричали: «За родину, за Сталина»?

- Я такого не слышал ни разу. По-моему, сказки это. Когда идешь в атаку, не до лозунгов, одна мысль – выжить! Ну, может, и кричал кто. Я не слышал, врать не буду. А вот матерятся в бою от души, это да. – Олег усмехнулся. – Особенно, в рукопашной…

Мы посидели еще за котелком с ухой, Ленин ел с удовольствием и даже не отказался от рюмочки какой-то наливки, которую предложил Олег. К концу обеда подошла Нина. Она восприняла присутствие Ленина как нечто, само собой разумеющееся. Ну, пришел человек в гости, и что? Подсела к столу, доела уху, похвалила. Ленин расспрашивал ее о коллективизации, о голоде, она рассказывала, чему была свидетелем. Потом зашел разговор о послевоенном времени, о том, как ей удалось, наконец, получить паспорт, уехать в город, поступить в институт животноводства. Как там вышла замуж, как с мужем уехала на целину, как жилось там. Ленин всем живо интересовался.

Наконец, стали прощаться. Олег и Нина вышли нас проводить, вместе дошли до реки, постояли на берегу.

- А что, - спросил Ленин, - если бы не было войны, лучше сложилась бы жизнь?

- Да кто знает, Владимир Ильич? - ответил Олег. – Народ перед войной стал другой, неживой какой-то, запуганный. Конечно, не все и не всегда об этом думали, но будто тень лежала на всех. Только и слышно было – того забрали, этого посадили… Всюду виделись шпионы, враги.

- У нас председатель колхоза был, - вступила в разговор Нина. – Дельный мужик. Придумал он скот содержать не так, как раньше. На ферме стали закреплять коров за отдельными бригадами, чтобы они следили, телят выкармливали, нянчились, как со своим скотом. Людей в бригады набирали они сами. Бездельников не брали, конечно. И оплачивали им не по трудодням, а по результату – привесу, надою. Зарабатывали в несколько раз больше, чем раньше. Написал кто-то донос, председателя и забрали. Больше мы его не видели. Потом говорили, что разрешения райкома на этот эксперимент у него не было, сказали – вредитель, враг народа…

Ленин молчал, глядя в землю. Потом встал, отряхнул пыль с брюк.

- Ну, спасибо за гостеприимство! Извините, что отвлекли от дел… - Он пожал руки Олегу и Нине, они пошли к дому.

- Вот так, значит, Вадим Васильевич… - сказал Ленин, глядя им вслед. – Послушать очевидцев – не то, что читать в книгах. Пойдемте домой, а?

- Пойдемте, Владимир Ильич.

Мы подошли к реке, я взял его за руку и пошел по воде. Он – за мной. Перейдя на другой берег, оглянулся, усмехаясь:

- Вот каким образом, стало быть, Христос по воде ходил…

- Да. Но вы оказались лучше Петра, и не стали тонуть.

Он засмеялся.

- Это значит, что я – верующий?

- Где-то так, наверное. Вы поверили мне, когда я пошел, и пошли за мной.

Мы направились к домику, и всю дорогу он молчал, о чем-то размышляя.

* * *

На следующий день я взял у Ленина кровь на анализ и передал ее здешним генетикам. Мне необходимо было знать, действительно ли у него имеет место мутация, приводящая к раннему склерозу мозговых сосудов. Через три дня я получил ответ – да, мутация у него имеется. Генетики обещали в течение нескольких дней синтезировать вирус, способный исправить мутировавшие гены. Специалисты в области генной инженерии творили здесь чудеса. Они могли превратить одних животных в других, излечить рак, сделать человека невосприимчивым к любым заболеваниям и другим вредным воздействиям…

Я спросил Иисуса, планируют ли передавать эти разработки на Землю? Он ответил отрицательно, а на вопрос – почему? – сказал, что эдак люди начнут жить вечно, а это Богу невыгодно. Я так и не понял, пошутил он, или нет. Но фактом являлось то, что и здесь эти разработки были не в ходу – людям они не нужны, они и так ничем тут не болели, а селекцией животных занимались по старинке, как на Земле. Я подумал, что это правильно. Чем бы занималась Нина, если бы за нее новую породу овец вывели генетики с помощью своих методов?

Через неделю я дал Ленину небольшую таблетку, и он ее проглотил, даже не допытываясь, что это за препарат. Он продолжал напряженно работать, изучая материалы во всех областях знаний, в том числе по ядерной физике, химии, электронике.

- Вы хотите стать специалистом во всем, Владимир Ильич? – спросил я.

- Ну, до специалиста мне очень далеко, Вадим Васильевич, а вот хотя бы на дилетантском уровне мне все это пригодится. Ведь вы не дадите мне взять с собой никаких книг, не относящихся к моему времени, я так понимаю?

- Да, Владимир Ильич, не дам, это может привести к непредсказуемым результатам.

- Ну, тогда я должен разместить все книги здесь, - он постучал себя по лбу и засмеялся.

- Это не возбраняется. На худой конец, ваши знания припишут вашей гениальности, и не более.

Он опять засмеялся.

- Пусть приписывают чему угодно, но я намерен существенно ускорить развитие науки в нашей стране, чтобы наглядно показать всему миру преимущества социализма. Должен сознаться, что до сих пор я недооценивал влияние науки на политику, это надо исправить. Мы создадим для ученых идеальные условия работы, даже независимо от их политических убеждений. Наша страна должна быть лучшей в мире! – и, помолчав, он спросил:

- А сколько еще лет жизни вы мне можете обещать, Вадим Васильевич?

- Думаю, Владимир Ильич, что не меньше тридцати, а то и сорока.

- Ну, надеюсь, что этого хватит. Жаль только, что Надя не проживет столько, мне ее будет недоставать…

- Владимир Ильич, вы для начала хоть пару лет проживите. После того, как Сталин поймет, что вы угрожаете его власти, ваша жизнь постоянно будет в опасности.

* * *

Так прошло еще около года. Ленин продолжал усиленно работать с книгами и материалами из Интернета, лишь время от времени отвлекаясь на прогулки и экскурсии. Как-то раз мы на несколько дней выбрались с ним в горы, которые я видел при первом полете. Иногда он делился со мной планами на будущее. Однажды я спросил его, как он планирует реформировать политическую и экономическую систему страны после возвращения.

- Ну, прежде всего, я хочу упразднить однопартийность, это, как вы правильно заметили, путь к единоличной диктатуре. Нелегко будет убедить в этом товарищей, но постараюсь. Я думаю, кроме коммунистической, создать еще рабочую и крестьянскую партии, куда войдут как коммунисты, так и беспартийные. И хорошо бы создать еще партию интеллигентов. Там посмотрим.

- А в области науки?

- Тут сложнее, вот это я и думаю устроить с помощью интеллигентской партии. Прежде всего, надо укреплять обороноспособность страны, которая в вашей истории была очень сильно подорвана из-за преследования старых «спецов». А ведь в основном это честные люди, которым ничего, кроме работы, не надо, наука и техника – их бог! Надо только их как следует использовать… Среди них много истинных патриотов России, хотя порой они и противники коммунистической идеологии. Но и саму эту идеологию мы трансформируем. Кроме того, нужно перестать противопоставлять науку и религию. Каждой – свое место! Но вот любое слияние церкви и государства, как это было в царской России и происходит в вашей современной, должно быть исключено. Никого не должно касаться, во что верит тот или иной человек, и верит ли он вообще во что-то. Церковь не должна иметь отношения к бизнесу или владеть каким-либо имуществом. Вообще! Все церковное имущество должно быть в собственности государства и лишь передаваться церкви в аренду. Кто хочет заниматься духовным просвещением людей, должен делать это, и только это. И доходы церкви необходимо ограничить и взять под строгий контроль. Это должно равно касаться всех культов и религий. Ни один священник не должен жить намного лучше, чем его прихожане.

- А в экономике?

- Прежде всего, надо предотвратить свертывание НЭПа насильственными методами, методы будут чисто экономическими. Кооперативы должны получить преимущества в снабжении оборудованием и в ценах при закупе у них продукции, вот частникам и станет просто невыгодно вести свое хозяйство. И не нужно препятствовать им, если они пожелают войти в кооператив, напротив, распределение прибыли должно вестись не только по трудовому вкладу каждого работника, но и непременно по внесенной им в кооператив доле имущества. Крупная промышленность, конечно же, должна остаться в государственной собственности, так мы получим возможность регулирования во всех сферах, да и исключим возможность появления олигархов.

- А ваша, на мой взгляд, главная задача – предотвращение второй мировой войны? Как ее решить?

- Необходим альянс против фашизма с европейскими государствами и Америкой. Если мы решим экономические проблемы, этот альянс станет реален. Кроме того, Красная Армия должна стать лучшей в мире, а развивая науку опережающими темпами, сделать это вполне возможно.

- Уж не планируете ли вы создать атомную бомбу уже в тридцатые годы?

- Именно что планирую! Это не такая уж технически сложная задача, в конце концов. Если знать, каким путем идти, сделать это будет вполне возможно. Но это не все. Потребуются средства доставки. И не только авиация, но и ракеты. Мы найдем специалистов, организуем работы. А деньги изыщем – в том числе и за счет свертывания неактуальных родов войск и вооружений, например, той же кавалерии, которая в условиях современной войны будет просто смешна. Конечно, это сделаем не сразу, должно пройти несколько лет, страна должна экономически окрепнуть. Но время еще есть, около пятнадцати лет! А на что способен народ на пути к великой цели, я понял, изучая историю Великой Отечественной войны. Если же страна будет сильна, немцы просто не посмеют напасть на нас. Да мы и не дадим им поставить под ружье всю Европу.

- Отлично, Владимир Ильич! Когда вы думаете приступить к практической реализации всех этих планов?

- Я скажу вам, когда буду готов. Мне потребуется еще некоторое время, чтобы подготовить несколько книг и статей, хотя бы вчерне. Надеюсь, их я смогу взять с собой?

- Да, свои работы взять вы сможете.

- Отлично! Я хочу как можно продуктивнее использовать свой «отпуск».

- Только, Владимир Ильич, прошу вас не включать в текст прямо или с помощью тайнописи никаких исторических, технических или научных данных, не относящихся к вашему времени, мне придется просмотреть ваши работы перед вашим уходом, и уж будьте уверены, любое нарушение этого условия я увижу.

- Условие принимается. Все это постараюсь разместить у себя в голове, - засмеялся Ленин. – Да и как это будет выглядеть, если наши ученые получат не подсказки, а готовые формулы? Я отлично понимаю, что мы не должны «засветить» нашу «подпольную организацию». Мне и так будет крайне сложно объяснить ученым, откуда я знаю такие вещи, тут нужна сугубая осторожность. Да и убедить врачей, что я выздоровел, само по себе будет не просто.

- Ну, вот и прекрасно! Работайте, Владимир Ильич, время вам никто не ограничивает.

* * *

На следующий день я снова встретился с генетиками и попросил их синтезировать препарат, который обеспечил бы человеку пожизненную защиту от болезней и ослабил действие ядов, попадающих в организм, а также вызывал ускоренную регенерацию после ранений, позволяющую выжить в большинстве случаев. Что-то наподобие биоблокады, которая защищала героев Стругацких. Я планировал так защитить Ленина перед его возвращением домой, предвидя, что путь его будет отнюдь не усыпан розами. Иисус не возражал против этого плана, поскольку касался он только одного человека, которого я и так спас. Но для меня этот человек был слишком важен, чтобы не принять никаких мер по его защите. Генетики выполнили «заказ», как всегда, на высшем уровне, и я через неделю передал Ленину еще одну таблетку. На этот раз он поинтересовался, что это за препарат, и я в общих чертах объяснил ему.

- Вы все-таки думаете, что на меня будет покушение? – спросил он, запивая таблетку водой из стакана.

- Практически уверен, Владимир Ильич. А вы представляете слишком большую ценность для нас, чтобы не принять хоть каких-то мер предосторожности.

- Ну что же, я не против. Поживем – увидим. Тем более, что я после этого даже не буду болеть гриппом? Замечательно! Это меня радует больше всего! – пошутил он.

Через несколько месяцев Ленин объявил мне, что у него все готово, и он может возвращаться домой.

- Вадим Васильевич, я думаю, больше откладывать ни к чему. Я написал все, что планировал, это все тут, - он показал мне небольшую холщевую  сумку с бумагами. – Вы будете просматривать мои работы, как цензор? – спросил он.

- Думаю, Владимир Ильич, что в этом нет необходимости, вы и сами все понимаете, и вряд ли там есть что-то запретное, не правда ли?

- Да, ничего такого нет, можете быть уверены. Я все, что нужно, держу тут, – хлопнул он себя по лбу. – Когда отправляемся? А то мне не терпится уже заняться делами.

- В любой момент, как только захотите.

- Тогда, если вы не против, давайте еще разок прогуляемся в горы, чтобы достойно завершить мой отпуск, - предложил он. – Очень люблю горы! А дома, боюсь, для этого еще долго не будет времени…

- Давайте, Владимир Ильич.

* * *

Мы вышли на следующий день, на рассвете. До предгорий было километров десять, не более, и уже через пару часов мы стали подниматься на склон горы, густо поросший лесом. Еще часа через три, взойдя на первую невысокую вершину, остановились на отдых. Отсюда открывался великолепный вид на страну, лежавшую у наших ног – почти сплошные не очень густые леса с разбросанными между деревьями белыми домиками, змеящимися среди них реками и ручьями и синим небом в вышине. Подальше, за лесистой равниной, голубело в дымке озеро, а за ним – степь с отдельными группами деревьев и небольшими рощицами.

Перекусив, мы сидели на краю обрыва и смотрели в сторону, откуда пришли.

- Красиво здесь! – сказал Ленин. – Вот так бы и остался, никуда не уходил… Но нельзя – дела ждут. Да и по Наде соскучился, и по Маше.

- Ну что же, вы ведь сюда непременно вернетесь, Владимир Ильич, - сказал я. – Теперь вы знаете, куда мы все приходим после смерти, не правда ли?

- Все же не могу поверить. И потому сомневаюсь, что попаду сюда. Ведь сказано же, «по вере вашей будет вам», а у меня вера другая. Я хочу земную жизнь переделать, чтобы она была не хуже.

- Одно другому не мешает, Владимир Ильич. Но земная жизнь не вечна, и, рано или поздно…

- А вот скажите-ка, Вадим Васильевич, ведь я в своей земной жизни умер в 1924-м году, так? И где же я сейчас тут?

- Вас тут нет, вы пока живы. И скоро вернетесь на Землю.

- Как же так, ведь вы вот тут с 2027-го года. И отлично знаете из исторических источников, когда и как я умер. А я – тут, с вами…

- А вы помните, что Олег и Нина, которые умерли на Земле с интервалом в 50 лет, встретились тут через месяц? И живут около десяти лет вместе, хотя только с момента смерти Нины прошло более тридцати. Тут не то время, к которому мы привыкли… Эти парадоксы не поддаются логическому анализу, можете даже не стараться.

- Да, пожалуй… Однако, как интересно было бы встретиться тут с самим собой, уже умершим! А с вами мы еще здесь увидимся?

- Здесь – пока что нет, Владимир Ильич. Потому что, если вы измените историю, это будет уже другая история, не пересекающаяся с нашей. Те, кто жил в моей истории, например, те же Олег и Нина, останутся здесь со своим прошлым, в котором была война, Сталин… В котором вы умерли 21-го января 1924-го года. А те, что сейчас на Земле, будут жить уже в ином мире и иной истории. И они не пересекутся. Но мы, думаю, еще увидимся на Земле. Я буду вас навещать, если вы не против.

- Не только не против, а даже настоятельно об этом прошу! Не говоря уж о том, чем я вам обязан, я очень хочу, чтобы вы посмотрели, что у нас получится в новой истории.

- Ну, об этом я и так узнаю – из книг, газет, которые появятся после 1924-го года. Думаю, что вся литература последующего времени изменится, и это будут уже две разных литературы. Наверное, в здешних библиотеках будут даже два разных раздела – история номер один, и история номер два…

- И какая же из них будет истинной?

- Обе, Владимир Ильич, обе. То, что уже произошло, не может исчезнуть, а то, что еще предстоит создать… оно еще предстоит… Не могу сказать точнее, таких прецедентов в истории человечества раньше не было.

- Да, натворили вы делов, Вадим Васильевич!

- Еще не натворил, но натворю, с вашей и Божьей помощью! – засмеялся я.

- Да уж… А не проще ли вернуть меня назад и все отменить? Как вы считаете?

- Разве вы этого хотите?

- Нет, конечно. Я хочу все переделать, убрать Сталина, создать лучшую страну в мире… Изменить весь мир! Чтобы не было всех этих ужасных «демократий», терроризма, всех этих бессмысленных смертей. Построить коммунизм, наконец! Как бы скептически вы к этому не относились.

- А смысл? Если все после смерти все равно попадают сюда… Разве тут плохо? Нет голода, болезней, старости, каждый может заниматься любимым делом.

- Смысл в том, что мы построим такой же мир на Земле, еще при жизни. Да если бы это было не так, разве Бог утвердил бы этот ваш план?

Я засмеялся:

- Ага, теперь вы наконец-то поверили, что Бог есть?

Но Ленин не был склонен превратить все в шутку.

- Не важно, есть Бог или нет. Но мы должны дать шанс как можно большему количеству людей на Земле независимо от этого. Богу – богово, а кесарю – кесарево, разве не так сказано? И еще французы говорили: делай, что должно, и будь, что будет. Мы должны выполнить свой долг на Земле – это за нас никто не сделает…

- А как с докладом на партконференции, Владимир Ильич? – не без ехидства спросил я.

- Думаю, что не стану его пока делать. Но на конференции попытаюсь показаться, посмотреть на реакцию товарищей. Боюсь, однако, что врачи меня не выпустят, несмотря на все изменения в состоянии здоровья. Ну, если так, придется смириться, да, может, это и к лучшему, пусть народ привыкнет к тому, что я поправился. А вот уж очередной съезд никак без меня не обойдется!

* * *

На следующий день, переночевав в горах, мы вернулись обратно. Ленин был необычно возбужден, предвкушая встречу с женой и сестрой, я тоже не мог сохранять спокойствие. Мы решили, что вернемся вместе, и он представит меня Надежде Константиновне, как врача, а уж потом, наедине, расскажет ей, как все было на самом деле.

- Только без Бога, Вадим Васильевич, уж извините! – заявил он.

- Почему же, Владимир Ильич?

- Ну, во-первых, это будет ей очень трудно принять, вы же понимаете? А если поверит – вообще будет неизвестно что. Женщины ведь очень впечатлительны, им только дай повод… А нам еще с ней жить да жить вместе. Сможет ли она все эти годы хранить тайну? Эти эксцессы нам ни к чему. Давайте остановимся на версии, что вы – из будущего. Насчет всего остального, что я узнал, я ей постепенно тоже расскажу. Но без Бога. И не потому, что… Нет, я действительно уже почти верю, что Он существует, но… Согласитесь, это не для простых марксистов-атеистов! – он засмеялся. – Но нашу будущую политику в отношении религии необходимо будет изменить коренным образом. Пусть, кто хочет, верит и поклоняется Богу беспрепятственно. Однако, надеюсь, до такого лицемерия, которое процветает в вашем современном обществе, когда президенты ходят в церковь потому, что это делает их более популярными в народе, мы не докатимся. И до того, как разжиревшие священники раскатывают пьяные на «Мерседесах» - тоже. Лучше уж неверие, чем такой обман. Словом, тут должна быть полная свобода. Если, конечно, она будет не в ущерб простым людям, как это случилось у вас с террористами, прикрывающимися исламом! Тут тоже нужно сугубое внимание, как и ко всем экстремистским организациям, неважно, имеют они что-то общее с религией, или нет.

- Что же, пусть пока будет так, Владимир Ильич, вам виднее. А дальше посмотрим.

- Да, будет видно. И, кроме того, я думаю, что Иисусу это тоже понравится, с точки зрения свободы воли человека.

- Почему это?

- Да очень просто. Ведь, если товарищ Ленин открыто провозгласит, что Бог существует, то какая же это свобода воли? Весь народ строем пойдет за ним…

- Да, тут вы правы, пожалуй.

- Я уверен, что прав! Вообще, ни в каких обстоятельствах и документах сведения о вероисповедании человека фигурировать не должны, вот это и будет настоящая свобода воли.

- Ладно-ладно, разве я спорю? Вам виднее, вам там жить.

- Кроме того, что такое атеизм? Та же самая вера, не основанная ни на каких прямых доказательствах, как и любая религия. Атеизм был нам удобен в борьбе с самодержавием, поэтому мы его придерживались. Скажу даже больше – если религия, например, христианство, еще как-то основана на свидетельствах древних авторов, пусть даже сомнительных, то атеизм не основан ни на чем, кроме слепой веры. И, если мы осуждаем религию, как государственную политику, то разве не должны мы сделать то же самое в отношении атеизма? Словом, религия и атеизм равно не должны быть предметом дискуссий или обсуждения на государственном уровне, не должны влиять на политику, на отношение к людям.

* * *

Так, в разговорах и хлопотах, прошел этот день. Время приближалось к восьми часам вечера, все было собрано, мы пообедали, а затем сидели и ожидали. Я настоял, чтобы Ленин захватил с собой аппарат персонального вызова, это давало возможность в экстренном случае подать мне сигнал. Аппарат размером со спичечный коробок был настроен на Ленина, никто другой, даже нажав кнопку, подать сигнал не мог, но я предложил настроить еще один на Крупскую, после того, как мы объявим ей нашу версию выздоровления Ленина. В отношении всех остальных, в том числе врачей, мы решили объяснить дело так, будто в состоянии Ленина внезапно наступил перелом к лучшему, поставить их перед фактом, а там уж пусть они строят какие угодно теории. Важно лишь, чтобы его выпустили, разрешили работать. Ленин утверждал, что он их заставит, а я считал, что Сталин сделает все, чтобы его задержать или даже вообще устранить.

В восемь вечера я взял его за руку, в другой руке у него была сумка с рукописями (я в одно мгновение превратил компьютерные распечатки в рукописи, написанные его почерком), и мы оказались в его комнате, в Горках, в том времени, когда я его исцелил, а он пытался выбраться из комнаты, но это оказалось невозможно.

Здесь ничего не изменилось – все так же стояла кровать, кресла, стулья, стол. Дверь, естественно, была закрыта – для всей вселенной не прошло ведь и секунды с того момента, когда Надежда Константиновна вышла, а я поставил стену времени.

Ленин, заметно волнуясь, сел в кресло, в том же костюме, в который я его одел, и сказал:

- Ну что, убираете вашу стену? Отпуск закончился?

- Да, Владимир Ильич.

И тотчас стали слышны легкие шаги за дверью, дверь распахнулась, и на пороге появилась Крупская. Она первым делом взглянула на постель, и, не найдя там Ленина, обеспокоенно огляделась. Увидев его в кресле, она охнула:

- Володя, ну зачем же ты встал? Ложись немедленно! Я тебе помогу…

Предвидя, что разговор предстоит долгий, я тут же снова поставил стену времени, чтобы не торопиться.

- Наденька! – воскликнул Ленин, вставая с кресла. – Наденька, я вылечился! Я здоров!

Крупская застыла на месте, недоверчиво глядя на Ленина. Потом ее взгляд метнулся ко мне.

- Как? Как же это?! А это кто такой?

Я встал со стула.

- Надежда Константиновна, не волнуйтесь! Присаживайтесь, мы вам сейчас все объясним.

Крупская упала в кресло, как будто ноги отказались держать ее, и лишь переводила испуганные глаза с мужа на меня и обратно. Ленин торопливо заговорил:

- Наденька, послушай! Это – Вадим Васильевич, его прислали к нам из будущего, из 2027-го года. Он – врач. В будущем владеют такими технологиями, какие нам и не снились. Он меня вылечил, и после этого забрал с собой. Я провел с ним в, гм-м… санатории, больше года, отдохнул и немного поработал. А теперь вернулся.

- Как же так? Я же вышла из комнаты всего пять минут назад!

- Так ведь на то и путешествия во времени, Надежда Константиновна, - вмешался я в разговор. – Дело в том, что у нас там, в будущем, заинтересованы, чтобы Владимир Ильич прожил подольше и еще поработал. Он вам сам позже объяснит, что и как. А вы уж ему помогайте, как сможете.

- Да… Я понимаю… Но погодите немного, я соображу… Слишком много всего сразу, дайте опомниться.

- Да-да, успокойтесь и отдышитесь, Надежда Константиновна, мы вас не торопим. Я сейчас опять остановил время, так что мы можем поговорить без спешки, и даже поужинать вместе. Вы не возражаете?

- Да… Нет… У нас ведь ничего такого нет дома, мы не ожидали гостей…

- А вы не волнуйтесь об этом, это не ваши проблемы. Садитесь за стол.

Крупская, едва переставляя ноги, подвинула к столу стул и присела. Ленин занял место рядом. Поскольку третьего стула в комнате не было, я его тут же раздобыл из воздуха и тоже сел за стол перед ними. Крупская вздрогнула и даже прижала руку ко рту, чтобы не закричать.

Ленин весело засмеялся:

- Теперь представляешь, Наденька, каких чудес я насмотрелся за этот год? Ну, ВадимВасильевич, не ударьте в грязь лицом! Кормите нас ужином!

На этот раз я не стал делать что-то особенное. Три тарелки борща, три бифштекса с картофелем, салаты, соки, фрукты, напитки… Мы приступили к еде в молчании. Крупская вначале сидела неподвижно, как завороженная, глядя то на стол, то на меня, то на Ленина, пока он не растормошил ее.

Наконец она поковыряла вилкой в салате, отведала борщ и начала резать бифштекс на тарелке.

- А… Нельзя ли позвать Машу? Все такое вкусное… Мы отвыкли от такой еды за последние годы.

- Пока не стоит, Надежда Константиновна, - сказал я. – Вы позже сами ей расскажете, что посчитаете возможным. Не забывайте, мы сейчас живем в другом времени, а вся вселенная за дверью замерла и ждет, пока мы закончим разговоры.

- Да… Понимаю… Но все это так невероятно!

- А как же вы думали? Путешествия во времени – это ведь не поездка в автомобиле. Ну что, вы уже успокоились и можете выслушать меня?

- Да, Вадим Васильевич, я вас слушаю.

- Так вот, мы там, в будущем, несмотря на все наши технологии, крайне не удовлетворены тем, как развивались события в этом мире последние сто лет, или чуть больше, и считаем, что следует многое изменить. Поэтому я и прибыл сюда, вылечил Владимира Ильича, и мы с ним обговорили, что и как. Позже он введет вас в курс дела.

- А что не так, Вадим Васильевич? Что мы неправильно сделали?

- Да нет, все было неплохо, Надежда Константиновна, пока Владимир Ильич имел возможность влиять на ход событий, а вот после того, как он заболел, все пошло гораздо хуже. Нас, прежде всего, беспокоит не настоящий момент истории, а то, что случилось потом, в ближайшие десятилетия. И вот это ему, да и вам тоже, предстоит исправить. Ну, он все это уже неплохо продумал, составил кое-какие планы, написал вчерне книги и статьи. Здоровье его и работоспособность полностью восстановлены. Но есть серьезнейшая проблема – как убедить врачей, товарищей и всю страну, что он полностью выздоровел и готов вновь приступить к работе? Я боюсь, что далеко не все будут этому рады… А раскрывать карты перед всеми мы не имеем права. Представляете, что произойдет, если все узнают, что мы можем из будущего влиять на прошлое?

- Да, разумеется… В лучшем случае, нас всех упрячут в сумасшедший дом! Я и сейчас еще не уверена, в здравом ли я уме, что же говорить обо всех остальных?

- Вот поэтому и нужно тщательно продумать, что сказать о выздоровлении Владимира Ильича, как это преподнести…

Ужин закончился, я прибрал со стола, и мы пересели в кресла, третье из которых я тут же раздобыл, а стул убрал.

- Ну-с, открываем совещание! – провозгласил Ленин. – У кого какие мнения, с чего нам начать разговор с врачами? Встретить ли мне их завтра на ногах в полном здравии, или же посимулировать еще несколько дней, сделать вид, что постепенно выздоравливаю?

- Я думаю, - сказала Крупская, - что симулировать нет смысла. Они и сами прекрасно знают, что выздоровления ожидать не следует. А вот огорошить их внезапным появлением в полном здравии можно. Завтра профессор в 11 часов назначил консилиум, причем будет присутствовать нарком здравоохранения товарищ Семашко, вот сразу пусть и делают выводы.

Я заметил:

- Но они, разумеется, будут настаивать, чтобы Владимир Ильич, по крайней мере, в течение нескольких дней или недель соблюдал режим, отдыхал, лежал в постели. А он хочет появиться на конференции хотя бы в последний день, показаться народу, так сказать. Как это организовать? Замечу, что физически это для него вполне возможно и никакого вреда не принесет. Подчеркиваю, он совершенно здоров и будет здоров еще многие годы. Кроме того, не буду скрывать, есть возможность, что лица, не заинтересованные в его возвращении, могут организовать покушение, представив это как естественный ход болезни. На врачей же можно надавить, чтобы было соответствующее заключение. Вы не догадываетесь, кто это может быть?

- А что тут догадываться, и так ясно. Сталин, разумеется! – воскликнула Крупская.

- Ага, и вы так полагаете?

- Конечно! Сейчас он – царь и бог, а если Володя вернется на сцену, ему конец, рано или поздно. Я же знакома с письмом, которое адресовано съезду! А Сталин – не дурак, он прекрасно все понимает.

- Ну вот, из этого и надо исходить. Как вы думаете, каким может быть механизм покушения?

- Наиболее вероятно – отравление, - сказал Ленин. – Дело, видите ли, в том, что я сам просил его достать яду, не хотел напрасно мучиться. Он, как будто бы, достал, но передать его мне отказался, ссылаясь на то, что я, якобы, не могу в таком состоянии трезво мыслить. А теперь вполне может им воспользоваться. К тому же, я боюсь, что могут пострадать и другие люди, к которым попадет отравленная еда или питье. А он в дальнейшем может просто сказать, что я сам использовал яд.

- Да, это вполне возможно. Надежда Константиновна, ваше мнение?

- Думаю, что завтра надо дождаться, пока все соберутся на консилиум, затем Володя должен встать с кровати, тем введя всех в шоковое состояние, и потребовать от товарища Семашко отвезти его в Москву на своем автомобиле. Пока все не опомнятся, это может получиться. А уж когда он появится на конференции, этот факт замолчать будет невозможно.

- Прекрасный план! Не зря всегда считалось, что по практичности женщины намного превосходят мужчин! Как вы полагаете, Владимир Ильич?

- Замечательно, Наденька! Ты решила проблему, над которой мы битый час ломали голову перед возвращением.

Крупская даже покраснела от удовольствия:

- Ну, тогда так и сделаем.

- А Сталина завтра не ожидаете?

- Нет, он же на конференции, должен доклад делать…

- Еще лучше. А вы как думаете, Владимир Ильич, Семашко не воспротивится, не запретит вам, как врач, ехать в Москву?

- Думаю, что он согласится, я не первый день знаком с Николаем Александровичем, он старый большевик, и меня послушается. С собой возьмем только одного охранника и Надежду Константиновну, она ведь не захочет остаться дома?

- Конечно, не захочу!

- Ладно, тогда еще один момент. Владимир Ильич, дайте мне, пожалуйста, аппарат персонального вызова!

Ленин передал мне коробочку.

- Надежда Константиновна, вашу руку, пожалуйста!

Недоумевая, она, тем не менее, протянула мне руку. Я приложил коробочку к ее ладони и настроил аппарат на ее ДНК.

- Вот, теперь вы можете управлять этим прибором. Достаточно нажать кнопку, и можете говорить, как в телефон, я вас услышу в любое время дня и ночи. Пусть эта коробочка будет все время при вас, это очень важно! Не оставляйте ее даже на минуту, даже в другой комнате. У Владимира Ильича будет такая же, – я достал из воздуха еще один аппарат и вручил Ленину. – Мало ли что может случиться. В случае чего, я сразу появлюсь, в ту же секунду, как вы нажмете кнопку. В момент появления меня никто не увидит, а как только разберусь в обстановке – тотчас же приму меры.

- Какие… меры? – спросила Крупская.

- Какие будет необходимо. Вплоть до вот таких, - в руке у меня появился автомат УЗИ, и я выпустил очередь в потолок. Крупская от неожиданности подскочила в кресле, а Ленин только улыбнулся.

- Вот видишь, Наденька, какой у нас телохранитель! С ним ничего не страшно! И все же я попросил бы вас, Вадим Васильевич, воздержаться от применения оружия. Кроме самых крайних случаев. Вы только подумайте, какой будет резонанс, если…

- Обещаю, Владимир Ильич, мне и самому ни к чему такие осложнения, вы же понимаете, о чем я? Мое начальство не одобрит…

- А потолок испортили, Вадим Васильевич! – упрекнула Крупская, приходя в себя.

- Ничего, Надежда Константиновна, это легко исправить, - ответил я, и дырки в штукатурке исчезли.

Теперь и она улыбнулась – начала привыкать к чудесам.

- А можно вас спросить, Вадим Васильевич, простите женское любопытство... Вот вы такой молодой человек, а столько умеете. Это у вас в будущем все такие?

- Нет, Надежда Константиновна, да и я не такой молодой человек, как кажется. Мне уже за 80 лет, между прочим.

- Невероятно! Как хотелось бы дожить…

- Да нет, не советую. У нас там тоже масса проблем, знаете ли. Но кое-какие проблемы Владимир Ильич собирается устранить, к общему благу.

Мы помолчали.

- Ну что же, давайте прощаться. Мне пора!

Крупская встала:

- Вадим Васильевич, вы столько для нас сделали! Не знаю, как вас и благодарить!

- Не стоит благодарности, Надежда Константиновна, это ведь не для вас, а для блага всего человечества, простите великодушно за высокий стиль! До свидания, Владимир Ильич!

- До свидания, дорогой мой, до свидания! Спасибо за все.

- Ну, я пошел! – и я исчез. Точнее, стал невидимым и неслышимым и отошел в уголок. Стену времени, естественно, убрал – из кухни сразу стал слышен звон посуды. Не забыл и про третье кресло – оно исчезло.

Крупская и Ленин сидели в креслах и смотрели друг на друга. Потом Ленин улыбнулся и положил ладонь на ее руку. Я не стал смотреть продолжение, и отправился к себе. Но перед этим разместил во всех комнатах домика, под потолком, видеокамеры высокого разрешения размером со спичечную головку, с непрерывной записью.

* * *

Вызов пришел уже через день, к вечеру (я временно синхронизировал свое реальное время со временем 1924-го года). Я обул кроссовки, так как по-прежнему ходил босиком, и появился рядом с Лениным (вызов пришел с его аппарата).

Ленин и Крупская стояли на кухне дома в Горках, и были, по-видимому, очень взволнованы. Я понял, в чем дело, когда заметил большого серого кота, лежавшего на полу без признаков жизни. На кухне никого больше не было, и я стал видимым.

- Здравствуйте! Я вижу, события развиваются именно так, как мы предполагали, Владимир Ильич. Здесь был Сталин? Или кто-то другой?

- Именно Сталин! Был утром, мы долго разговаривали, затем, уже к вечеру, заехал снова, потом прошел на кухню, напился воды и только что уехал. Какое счастье, что Наденька налила воды коту, а больше никто не пил из графина…

- Бедный Дымок! Мы обязаны ему жизнью! – промолвила Крупская, со слезами на глазах глядя на кота.

- Вадим Васильевич, а вы бы не могли…

- Попробую, Владимир Ильич.

Я присел на корточки и сосредоточился на коте. Так, отравление цианидом, около трех минут назад. Еще не поздно, даже не надо возвращаться в прошлое. Восстановить все органы и ткани, удалить посторонние CN-группы! Удалить цианид (это оказался цианистый калий) из желудочно-кишечного тракта! Готово.

Кот шевельнулся, взмахнул хвостом, поднял голову. Потом встал, и, как ни в чем не бывало, стал тереться о ноги Крупской, громко мурлыкая. Крупская обессилено опустилась на табуретку, Ленин стоял, нахмурившись, заложив пальцы рук за края жилета, и смотрел в пол.

Я люблю кошек, поэтому не упустил случая – взял кота на руки и стал его гладить, что он снисходительно мне позволил, и даже потерся о мою ладонь головой. Я передал кота Ленину.

- Ну, вот и началось! – сказал он, также поглаживая кота. – Что будем делать?

- Решать проблему, Владимир Ильич. Пойдемте в комнату, но сначала…

Я внимательно оглядел кухню, вылил отравленную воду из графина в раковину (там оказалось около десяти граммов цианистого калия – достаточно, чтобы отравить примерно сто человек), тщательно прополоскал графин и поставил его на стол. Больше нигде ничего подозрительного я не обнаружил, кроме блюдечка с водой, которое я тоже тщательно вымыл.

- Идите, товарищи, я последую за вами, не привлекая внимания, - сказал я, становясь невидимым.

Они направились в комнату Ленина, и, войдя, оглянулись. Я вошел следом, показался им, тотчас закрыл дверь, поставил стену времени и снова раздобыл третье кресло. Мы сели.

- Вадим Васильевич, а вам не трудно каждый раз создавать вещи заново? – спросила Крупская. – Ведь, наверное, это требует затраты сил?

- Нет, Надежда Константиновна, сил не требуется, затрачивается иная энергия.

- Как это все-таки необычайно!

- Согласен с вами. Но давайте займемся делом. Хотя я вновь остановил время и спешить нам некуда, но все же… Как вы думаете, Владимир Ильич, что следует предпринять? Но сначала расскажите, как вчера все прошло, по плану?

- Да, Вадим Васильевич, в точности! Я разделся и лег в постель. Они появились около одиннадцати, и Семашко с ними. Приступили к осмотру. И тут, на предложение присесть  на кровати, я встал, развел руки в стороны и стал балансировать на одной ноге. Вы бы на них посмотрели! Им самим чуть не стало дурно! Ну, я им объяснил, что вчера вечером произошел кризис, расписал, что будто что-то взорвалось в голове, а потом внезапно вернулась речь и я стал владеть телом, как раньше. Они все же продолжили осмотр, провели всякие свои тесты, пробы и прочее, и вынуждены были признать, что не находят никаких отклонений от нормы. Но если бы вы слышали, в каких осторожных и расплывчатых выражениях все это говорилось! Как они настаивали, чтобы я оставался в постели, отдыхал, а они проведут анализы, дадут мне препараты брома, снотворное, и будут долго лечить, чтобы закрепить выздоровление… Ну, в конце концов, я рассердился, и, как предсовнаркома – меня ведь никто не снимал с должности, верно? – предложил Николаю Александровичу немедленно доставить меня в Москву. Он даже возражать не стал, у него в автомобиле, вместе с Надеждой Константиновной, мы и добрались. А вся профессура осталась тут, я их специально не стал брать, чтобы не было лишнего шума. И перед отъездом официально заявил, что всю ответственность, как предсовнаркома, принимаю на себя. А своей охране категорически приказал временно отключить телефон и никуда не выпускать медиков до моего возвращения.

- А дальше?

- А дальше мы с охранником прошли с черного хода, я зашел в зал заседаний, на сцену, так сказать, и, как ни в чем не бывало, уселся в президиуме на свободное место. Как раз Сталин делал доклад, что-то по национальному вопросу, кажется – это ведь его конек! В зале сразу прошел шепоток – меня заметили, узнали: «Ленин, Ленин!». Люди стали вставать, проходить вперед. Сталин, увидев, что его никто не слушает, оглянулся – и обалдел! Но этот шельмец, вынужден признать, великолепно владеет собой. Он тотчас сориентировался, прервал доклад и направился ко мне. Я встал ему навстречу, а он поздравил меня с выздоровлением – как только догадался! – и предложил залу меня приветствовать, а сам обнял при всех и чуть ли не расцеловал! Вот уж, доподлинно, поцелуй Иуды! Но я не дался, а лишь пожал ему руку, прошел на трибуну и обратился ко всем товарищам, сказал, что усилиями врачей выздоровел и готов приступить к своим обязанностям, но пока еще не окреп, и направляюсь обратно в Горки, а через несколько дней выйду на работу. Однако меня долго не отпускали, такая началась овация, даже неудобно! Но мне все же удалось ускользнуть, и Николай Александрович, которого я попросил остаться в машине с Надеждой Константиновной и шофером, отвез нас домой. Вот, собственно, и вся история.

- А когда Сталин к вам приехал?

- На следующий день, то есть сегодня утром – конференция ведь завершилась накануне. Делал вид, что очень рад моему возвращению, если бы я не знал про него то, что знаю, то, наверное, даже поверил бы. Мы долго обсуждали текущие дела, итоги конференции, сроки моего возвращения и очередного съезда. Потом он уехал и сказал, что еще заедет вечером, привезет мне материалы конференции, но я полагаю, честно говоря, что он поехал, чтобы порыться в моих архивах, пока есть такая возможность. Ну, да там ведь нет ничего важного, я теперь знаю намного больше, чем он может вообразить… Вечером он снова приехал, привез материалы, мы проговорили часа два про планы текущей работы. Потом он распрощался, я его проводил до автомобиля, но тут он заявил, что хочет пить и вернулся на кухню, а я, естественно, за ним не пошел. Вышел он буквально через минуту, сел в автомобиль и уехал. Еще и пожелал мне доброго здоровья, подлец! Потом мы направились в дом, Надя тоже выходила его проводить, по дороге она налила воды коту… Он только хлебнул, как тут же упал и испустил дух. Ну, я немедленно нажал кнопку – как вы и говорили, аппарат всегда был при мне. Вы появились в тот же миг, мы даже опомниться не успели. Дальше вы все видели.

- Итак, возвращаюсь к своему вопросу, что будем делать дальше?

- Сложный вопрос, Вадим Васильевич! Нет сомнений, что он подсыпал яд, когда возвращался на кухню, но доказательств – то никаких! Да еще и воду вы вылили…

- А зачем нам вода, Владимир Ильич, если есть вот это? – я вызвал на экран монитора, появившегося на столе, изображение с камеры, установленной на кухне, начиная минут за десять до моего появления.

На экране сначала ничего не происходило, но через несколько минут дверь отворилась, и вошел Сталин. Тщательно закрыв за собой дверь, он достал из кармана стеклянный пузырек и высыпал его содержимое в графин, затем слегка взболтал воду и немедленно вышел в коридор. Еще через несколько минут появились Ленин и Крупская, она налила воду в блюдечко, кот подошел и начал жадно лакать. Действие было мгновенное – уже спустя несколько секунд кот лежал на полу без признаков жизни, а Ленин почти без задержки вытащил из кармана аппарат персонального вызова и нажал кнопку. Демонстрация произвела огромное впечатление, особенно на Крупскую, которая видела такую технику впервые в жизни.

- Да, это не то, что наше кино! – воскликнула она. – Против таких доказательств нет оправдания, но ведь не покажете вы их следователю…

- Совершенно верно, не покажу, нам надо соблюдать секретность. Да и кто же решится арестовать Сталина, даже на основании таких неопровержимых улик?

- Что же делать? – озадаченно спросил Ленин.

- А вот что. Один писатель из нашего будущего, Анатолий Рыбаков, в романе «Дети Арбата» вложил в уста Сталина слова: «Есть человек – есть проблема». Впоследствии эту фразу стали приписывать самому Сталину, чем Рыбаков немало гордился. Вот по этому рецепту мы и будем действовать.

- Вы собираетесь его застрелить? – воскликнула Крупская.

- По возможности, нет.

- Как же вы поступите?

- Я появлюсь у него вместе с Дзержинским, он ведь председатель ОГПУ, а значит, это дело – в его ведении, в форме сотрудника ОГПУ, и арестую Сталина, предварительно предъявив ему в качестве обвинения все, что нам известно. Он, думаю, будет сопротивляться, и тут уже масса всяких возможностей…

- Вы что же, хотите раскрыть карты перед Феликсом Эдмундовичем? – воскликнул Ленин. – Он, конечно, честный человек, но не думаю, что это разумно.

- Зачем же, Владимир Ильич? – улыбнулся я. – Его совсем не обязательно вводить в курс дела, ему мы отведем роль статиста, вот так примерно. – И тотчас в углу комнаты появился Дзержинский, в шинели, сапогах и фуражке. Он стоял и внимательно смотрел на Ленина. Ленин и Крупская вздрогнули и переглянулись.

- Это не настоящий Дзержинский, разумеется, а только его образ, - объяснил им я. – Но Сталин-то этого знать не будет. А разговаривать с ним буду я, от имени ОГПУ.

- И вы думаете, что Сталин вот так просто даст себя арестовать? Имейте в виду, у него всегда имеется пистолет в кармане. А если он начнет стрелять?

- Пусть попробует, Владимир Ильич! Это значительно упростит дело.

- Как так?

- Убить он никого не сможет, зато поставит себя в совершенно безвыходное положение. А дальше – по обстоятельствам.

- Вы, конечно, сразу же остановите время, как только к нему войдете?

- Разумеется.

- Ну, полагаюсь на вас, Вадим Васильевич! Удачи! Миндальничать не стоит.

Поскольку Сталин только недавно уехал, я не стал торопиться, и мы еще успели вместе поужинать, пригласив на этот раз к столу и Марию Ильиничну, которая уже была в курсе многих наших секретов.

* * *

Я застал Сталина в кабинете Ленина. Он сидел за столом, просматривая какие-то бумаги, которые кучей лежали перед ним, кое-что откладывал в сторону. Меня, конечно, он увидеть не мог. Дверь была заперта, из замка торчал ключ. Я подошел к двери, беззвучно вытащил ключ и положил в карман, затем переместился в коридор. Было уже очень поздно, и в здании, по-видимому, никого не было, кроме охраны. Я создал рядом Дзержинского, сам облачился в форму ОГПУ и ключом отпер дверь. Мы вошли.

Сталин резко вскинул голову на звук отпираемой двери и вскочил. Я достал из кобуры наган, одновременно создав вокруг себя непробиваемую, но совершенно невидимую эластичную оболочку, поглощающую кинетическую энергию, и поставил стену времени, а также не забыл поместить в углу, под потолком, видеокамеру. На лице Сталина лишь на миг появилось замешательство.

- Здравствуйте, товарищ Дзержинский! – спокойно сказал он. Тот не ответил и только кивнул мне. Я выступил вперед с наганом в руке:

- Товарищ Сталин, вы арестованы!

- Что это за цирк? – спросил он. – Кто ты такой?

- Старший следователь ОГПУ Пронин! - представился я, вспомнив легендарного майора из анекдотов.

- А почему я тебя не знаю?

- А я подумал было, что мы знакомы, товарищ Сталин, судя по тому, что вы обращаетесь ко мне на «ты», - ответил я, подпустив в голос иронии. – Но это неважно, мы уже познакомились, не правда ли? Итак, повторяю, вы арестованы за попытку отравления товарища Ленина, которая произошла около трех часов назад.

- Что за чушь! – сказал он, опускаясь на стул.

- А вот, не угодно ли посмотреть?

На столе возник монитор, а на нем появился уже знакомый сюжет из кухни дома в Горках. Сталин, не отрываясь, смотрел на экран, и, казалось, он полностью поглощен зрелищем, но я отлично видел, как его рука медленно, почти незаметно, скользит к правому карману пиджака. Когда на экране прошли последние кадры с умирающим котом, Сталин выхватил маленький карманный браунинг и начал стрелять. Три пули, направленные в меня, разумеется, не дали никакого эффекта, и лишь с негромким стуком упали на пол. Сталин, не медля ни секунды, дважды выстрелил в Дзержинского, тоже безуспешно – пули, пройдя сквозь его изображение, исчезли в стене времени за его спиной. Дзержинский укоризненно покачал головой, а я сказал:

- Итак, товарищ Сталин, вы оказываете сопротивление сотрудникам ОГПУ?

- Ты – сам дьявол! – воскликнул он, теперь уже не стараясь сохранять спокойствие.

- Вам виднее, товарищ Сталин, вы же учились в духовной семинарии! Обращаю ваше внимание на то, что у вас остался еще один патрон, это может помочь вам избежать ареста.

Но Сталин опустил пистолет.

- А, оказывается, вы еще и трус? Надеетесь выкрутиться? Тогда придется вам помочь.

Его рука с пистолетом против воли, нарочито медленно, поднесла пистолет к виску и остановилась. На лбу его выступили капельки пота.

- Ну-с, небольшое усилие с вашей стороны! Предоставляю это сделать вам самому.

Выхода у него не было, и он это понял.

- Постойте! Пронин, или как вас там… Я хочу только знать, кто вы, и что все это значит?

- Зачем это вам перед смертью? – спросил я. – Не задерживаете действие, прошу вас!

- Я хочу знать! – вскричал он. – В чем причина?

- В вас, Иосиф Виссарионович! Благодаря вам, в ближайшие несколько десятилетий погибнет около 50 миллионов человек во всем мире. Мы решили это исправить.

- Понятно! – воскликнул он, и нажал на спуск. Браунинг не подвел…

* * *

Мы снова сидели в комнате Ленина в Горках, и смотрели видео, запечатленное камерой из угла его кремлевского кабинета полчаса назад. Ролик закончился. Ленин и Крупская молчали. Прошло несколько минут.

- А вы беспощадны, Вадим Васильевич… - сказал Ленин, не то с упреком, не то с одобрением. – Так прикончить человека…

- Ну, во-первых, назвать этого монстра человеком – много чести. А во-вторых… Он зато был чрезвычайно нежен и любезен с вами, подсыпав яда в графин. А что, если бы первой выпила Надежда Константиновна или вы? А может, Мария Ильинична?

Ленин содрогнулся.

- Н-да… Вы правы, конечно… Не мы это затеяли. Что ж, нет человека – нет проблемы, как сказал этот ваш Рыбаков…

- Кстати, настоящая его фамилия – Аронов, Анатолий Наумович.  Он тоже был в числе репрессированных в 1933-м году, хотя и выжил в лагере. Так что, не зря он написал о Сталине в таком ключе… К сожалению, а может, к счастью, в новой истории всего этого уже не будет.

- Думаю, скорее к счастью, Вадим Васильевич, - сказала Крупская. – Владимир Ильич мне уже рассказал кое-что из вашей истории СССР. Это ужасно! Мы не должны этого допустить.

- И не допустим, Наденька, уж я постараюсь. И не я один, надеюсь.

- Ну, до свидания, Владимир Ильич, Надежда Константиновна!

- До свидания, Вадим Васильевич, еще раз спасибо вам за все!

* * *

Ленин прожил до 1969-го года, не дожив один год до своего столетнего юбилея, до последних дней сохранив бодрость и ясность мышления. До 1936-го года он, по настоянию всего советского народа, оставался председателем Совнаркома, в 1928-м году переименованным в Верховный Совет СССР, а затем на этом посту его сменил Киров. Съезды советов народных депутатов созывались регулярно, раз в четыре года. Должность генерального секретаря ЦК была упразднена решением XIII-го съезда ВКП(б), который состоялся, как и в нашей истории, в мае 1924-го года. По докладу Ленина о необходимости политического плюрализма съезд вынес резолюцию об образовании, кроме ВКП(б), крестьянской, военной и научной партий, и обязательном их участии в выборах депутатов советов всех уровней. В среднем по стране, представительство партий в Советах народных депутатов к 1935-му году составило: ВКП(б) – 38%, Крестьянской Партии (КреП) – 24%, Военной партии (ВП) – 15%, Научной партии (НП) – 10%, остальные 13% – беспартийные.

Кроме того, съезд категорически заявил, что ВКП(б) отказывается от практики экономического руководства народным хозяйством группой малообразованных дилетантов и сохраняет за собой только политическое руководство в меру своего представительства в государственных структурах и органах.

Была закончена реформа денежной системы и банков под руководством Е.А.Преображенского, реформа системы образования под руководством Н.К.Крупской, продолжилась реформа вооруженных сил под руководством Л.Д.Троцкого. Политика кооперации на селе успешно развивалась – к 1935-му году 70% крестьян были объединены в колхозы, 12% работали в совхозах, и только 18% - в частных хозяйствах. Валовой сбор зерна в 1935 году превысил уровень 1913-го года в 14 раз, большое количество сельхозпродукции шло на экспорт.

В том же году выпуск стали и чугуна в 36 раз превысил уровень 1913-го года, а производство электроэнергии – в 350 раз. Таким образом, в некоторых областях был достигнут и превзойден уровень 60-х – 70-х годов прежней истории СССР.

Состоявшаяся встреча Ленина с руководителями США, Англии и Франции в 1933-м году привела к созданию антигерманской коалиции, после чего последовала экономическая и политическая блокада Германии и падение в 1938-м году гитлеровского режима. Гитлер покончил с собой, а Германия была разделена на отдельные земли и по частям присоединена к соседним государствам, тем самым навсегда прекратив свое самостоятельное существование. Италия, Румыния и Япония остались в стороне и не присоединились к фашистам. Испания осталась республикой, а о фашистской диктатуре Франко ничего не известно.

Советское ядерное оружие было создано к середине 30-х годов, первое испытание советской атомной бомбы было проведено в 1934-м году, на 10 лет раньше американской, а водородной – в 1935-м году. Одновременно создавались тяжелые бомбардировщики и межконтинентальные баллистические ракеты. Первая ракета дальнего радиуса была запущена в 1934-м году и успешно достигла атолла Бикини в Тихом океане. Ядерного заряда на ней не было, была только его имитация.

Полупроводниковая электроника начала развиваться в СССР с 1934-го года, под непосредственным руководством Ленина, который ушел из большой политики в 1936-м, и занялся наукой и новыми технологиями. Честно сказать, мы, время от времени, подкидывали земным ученым, работавшим под его руководством, кое-какие идеи и технологии в области электроники и вычислительной техники, а также ядерной энергетики, так что им было, над чем работать и что развивать…

Первый полет человека в космос состоялся в 1938-м году, в 1942-м году была создана постоянно действующая советская база на Луне, а в 1945-м году советские космонавты высадились на Марсе, в течение полугода занимались там научными исследованиями, а затем вернулись на Землю. Все сколько-нибудь дальние космические перелеты, кроме самых первых, осуществлялись с помощью кораблей, оснащенных термоядерными двигателями.

Крупская прожила до 1946-го года, много сделала для развития советского образования, науки и здравоохранения. В конце жизни она, к сожалению, часто болела, и уже не принимала непосредственного участия во всех этих свершениях.

К началу 60-х годов 20-го века в состав СССР, на правах автономии, вошли некоторые европейские государства – Швеция, Норвегия, Финляндия, Венгрия, Болгария, Польша и Чехословакия.

Принцип распределения жизненных благ «по потребностям» начал применяться в СССР, начиная с 1960-го года, но коснулся вначале только продуктов питания и товаров повседневного спроса, поэтому частичная оплата труда сохранялась еще долго. На заработанные деньги советские люди могли приобрести также многие товары не первой необходимости – автомобили, вертолеты, морские суда малого и среднего тоннажа, уникальные произведения скульптуры и живописи, элитное жилье. У многих ученых и выдающихся деятелей искусства средств для этого хватало, но особой необходимости в личных средствах передвижения не было – получил большое распространение общественный и временно арендуемый частными лицами транспорт.

Во всех остальных странах мало что изменилось. США прочно удерживали вторую позицию среди самых развитых стран мира, Китай образовал государственную структуру, похожую на СССР, но гораздо более регламентированную во всех отношениях, кроме прироста населения, которое уже к 1960-му году превысило миллиард человек, поэтому уровень жизни там оставался довольно низким.

Африканские государства либо успешно развивались в условиях обретенной независимости, либо влачили жалкое существование на дотации развитых стран, под строгим контролем ООН, которая была образована в этом мире уже в 1940-м году. Все вооруженные конфликты между странами и народами жестко подавлялись международными военными силами под эгидой ООН, но к концу 20-го века таких  инцидентов становилось все меньше – люди, наконец, научились просто жить, а не воевать.

Религия в лице РПЦ существовала в СССР совершенно самостоятельно, не вступая ни в какие отношения с государством. Постепенно ее роль снижалась, зато получили широкое распространение «независимые» церкви, в которых каждый мог поклоняться Богу, как хотел. Руководили ими выборные пасторы и епископы, которые проповедовали культ Иисуса Христа, причем их проповеди не слишком отличались друг от друга, в основном соответствуя Библии и учению первых христиан. Их ключевым положением была возможность спасения по вере в Иисуса Христа и учение о воскресении мертвых после смерти.

Прочие вероучения, не только в СССР, но и во всем мире, постепенно сходили на нет. В частности, радикальные течения в Исламе не получили такого распространения, как в нашей истории. К концу 20-го века во всем мире исповедовали ислам всего 7% населения.

Благодаря широкому применению термоядерной энергетики состояние биосферы Земли поддерживалась на значительно лучшем уровне, чем в прежней истории, хотя и далеко не идеальном. Основной вклад в загрязнение атмосферы «парниковыми газами», как и у нас, между прочим, производили вовсе не технические средства человека, а вулканы и животные. Экологические «пугалки» типа глобального потепления и, вследствие этого, таяния льдов, совсем не получили признания в этом новом мире, как несостоятельные, а только способствовавшие обогащению определенного круга предпринимателей. Все более значительная часть мировой энергетики начинала работать на очистку атмосферы и океанов Земли.

Наконец, в 1989-м году состоялась первая Международная Межзвездная экспедиция в планетную систему Альфы Эридана. Это не был перелет в прямом смысле, а первый такого масштаба опыт «прокола» пространства. Экспедиция пробыла в системе Альфы Эридана два года, тщательно изучила планеты (разумной жизни там она, для меня вполне ожидаемо, не нашла) и заложила обитаемую станцию на одной из планет с кислородной атмосферой, очень похожей на Землю, с постоянным персоналом в 125 человек, все – граждане СССР. Иностранцы, которых в составе экспедиции было примерно 10%, остаться не захотели. Работники станции успешно осваивают планету, размножая там земные формы живых организмов и размножаясь сами – в первые пять лет у них родилось семьдесят шесть детей. В скором будущем планируется широкое заселение системы Альфы Эридана землянами под юрисдикцией СССР. Несмотря на громадные энергетические затраты «проколов» пространства, это куда более рациональный способ космических путешествий, чем перелеты с помощью кораблей, не говоря уже про огромную экономию времени. Связь с эриданцами поддерживается с помощью системы внепространственных приемопередатчиков, по принципу действия аналогичных коробочкам персонального вызова, две из которых я оставил когда-то у Ленина. То есть, связь осуществляется не по материальным, а по духовным каналам, а что может быть надежнее и долговечнее, чем Бог, в ведении которого эти каналы находятся? И, пока существует Вселенная, опасаться потери связи не приходится.

* * *

- Ну, и как ты относишься к результатам осуществления своего проекта? – спросил Иисус.

- С моей точки зрения все получилось. А с твоей?

- С моей – тоже. Ты, в общем, сделал все, как надо. Теперь у нас две разные истории человечества, начиная с 1924-го года.

- А это плохо?

- Нет, почему же, напротив! Новое человечество просуществует, конечно, гораздо дольше. Вот уже и коммунизм построили, и освоением других звездных систем занялись. Жизнь стала куда разнообразнее и интереснее, поэтому я тебе благодарен. Ты заслуживаешь награду.

- Интересно, какую?

- Помнится, ты говорил, что хотел бы прожить другую жизнь, но так, чтобы сохранить память об этой? И свою личность?

- Да, говорил. А это действительно возможно? Где, когда, в качестве кого?

- Вспомни «Понедельник» Стругацких. Там магистр Седловой создал машину для путешествия в описываемое время. Ну, так вот, любой мир, описанный в любом литературном произведении, действительно является реально существующим. Я знаю, ты много читал. Не хочешь отправиться в такое путешествие?

- Конечно, хочу! А куда?

- Ну, это тебе выбирать. Например, во вселенную Фармера. Или Желязны. Или тех же Стругацких. Или в прошлое – в рыцарское средневековье, или даже в первобытный мир, если хочешь – ты же читал, например, повести Покровского?

- И я там буду все помнить – кто я такой и что со мной было до этого?

- Да, будешь. Даже более того, ты сохранишь все свои способности, которыми обладаешь, и уже столько раз успешно пользовался – сможешь создавать любые вещи, обретать любые свойства… Даже перемещаться во времени. И благодаря всему этому видоизменять существование героя, которым станешь – так сказать, менять сюжет повествования. А мне будет любопытно понаблюдать за всем этим.

- Здорово! И сколько я там смогу пробыть?

- Пока не надоест. А как только захочешь – можешь вернуться, а потом снова отправиться куда-нибудь. Или опять туда же. Если угодно, сможешь даже завести там семью, детей… Я же вижу, что тебе этого тут не хватает, правда?

- А как быть с тем, что меня может вызвать Ленин, если возникнет проблема?

- Ты получишь вызов, как обычно. Но там все проблемы, похоже, уже закончились. Если хочешь, можешь сначала навестить его. Так сказать, напоследок… Попрощаться…

- А он после смерти попадет сюда, к нам?

- Непременно. Но тут видеться тебе с ним будет уже не так интересно, ведь можно будет только вспоминать прошлое… Ну, что ты выберешь? Я ведь знаю, что с твоим характером ты не усидишь на месте!

- Я подумаю. Может, даже перечитаю кое-какие книги. Но пока я хотел бы снова встретиться с Лениным, незадолго до его смерти, году эдак в шестьдесят пятом, например…

- Кто же мешает? Вперед!

* * *

Мы с Лениным сидели в его кабинете, на 55-м этаже здания Института Новых технологий в Москве. Из окна, занимающего всю стену, открывался широкий вид на старый, но существенно обновленный город. Между башнями небоскребов сновали по фиксированным трассам летающие такси и частные машины, но их было не так уж много – компьютерные средства связи с эффектом присутствия обеспечивали любые контакты, зачастую делая личные встречи не обязательными.

- А вы знаете, Вадим Васильевич, что мы занимаемся подготовкой межзвездной экспедиции? – спросил Ленин. За прошедшие годы он мало изменился внешне, только глубже запали глаза, спрятавшись в сеточке морщин.

- Знаю, Владимир Ильич. Я все знаю о вашем мире. Вы успешно осуществите эту экспедицию, то есть не вы лично, конечно, а все человечество. Но еще не так скоро.

- Да, наверное, мне уже этого не увидеть, а жаль, право! Ну, я не сетую, ведь благодаря вам я прожил такую жизнь, о какой не смел и мечтать…

- Благодаря не только мне, Владимир Ильич!

- Вы все о том же, Вадим Васильевич! Да верю я, что Бог существует, верю уже давно, даже более того – знаю это точно, и вскоре, предчувствую, встречусь с ним лично. Но согласитесь, то, что мы построили тут, на Земле, тоже не так уж плохо!

- Конечно, Владимир Ильич, не спорю. Но, однако же, все это – Божий план. Пусть даже в чем-то осуществленный через меня. И в основном через вас, разумеется.

- Ну, не умаляйте своих заслуг, Вадим Васильевич! Во-первых, это был ваш план, который Бог лишь одобрил. А во-вторых, если бы вы не вытащили меня тогда, в январе 24-го года, я бы сейчас гнил в Мавзолее, а праздная толпа с утра до вечера дефилировала мимо моего саркофага.

- Там было бы только ваше земное тело, Владимир Ильич.

- Ну да, конечно. Но душа тоже вряд ли бы обрела покой, зная, что наделал Сталин после моей смерти, сколько людей истребил, сколько погибло от рук фашистов в мировой войне и от рук террористов – позже. Меня все время мучила бы совесть, а теперь я могу умереть спокойно. Я полагаю, вы прекрасно знаете, когда?

- Знаю, но вам не скажу. Как говорили французы, «Делай, что должно, и будь, что будет!», не так ли?

Ленин засмеялся:

- Ага, теперь уже вы употребили эту поговорку? А я прекрасно помню наш разговор там… Хорошее было время, все еще только предстояло сделать!

- Разве не лучше увидеть все это уже осуществленным?

- Может, и лучше, не знаю. Но все мы живем больше будущим, чем прошлым…

* * *

Конец первой книги

COMPUTERS

Как один день

Книга 2. Я - Уоми

Бороться и искать, найти и не сдаваться.

Альфред Теннисон

В этом романе герой первой книги «Как один день» попадает в мир каменного века, сначала – просто в поисках авантюрных приключений. Он занимает место главного героя повести Сергея Покровского «Поселок на озере» и становится охотником, воином, прогрессором, целителем, встречает свою настоящую любовь и помогает людям, рискуя даже не собственной жизнью, так как он бессмертен, а тем, что гораздо дороже – счастьем и жизнью любимой.

Старая кабаниха спокойно лежала в мелком ручье на дне оврага. Поросята копошились вокруг нее. Вдруг свистнула стрела, и острый наконечник вонзился под лопатку одного из поросят. Пораженный стрелой поросенок неистово закружился на месте, разбрызгивая воду ручья, а кабаниха и остальные поросята, не меньше дюжины, стремглав кинулись к выходу из оврага, подальше от опасности.

Я выскочил из-за кустов и бросился к своей добыче. Подбежав, поднял тушку поросенка, который уже не подавал признаков жизни, и вытащил стрелу из раны, осторожно покачивая, чтобы не сломать. Отложив поросенка, внимательно осмотрел стрелу – острый каменный наконечник, привязанный к древку тонким сухожилием, был цел и не расшатался. Затем я сходил к кустам, откуда стрелял, и принес кожаный мешок со своим имуществом.

Наломав сухих веток валежника, я сложил их в кучу, но не воспользовался кремнем, который лежал в мешке, а просто пожелал, чтобы зажегся огонь, и уже через минуту на земле передо мной весело трещал небольшой костер. Вытащив из мешка острый бронзовый кинжал, я освежевал поросенка – сделав разрез на брюхе, выпотрошил, спустив кровь в ручей, и содрал шкуру, подпарывая ее и отделяя от мяса, где ножом, а где – просто руками. Это заняло всего несколько минут. Затем я отделил окорочок, порезал его на куски и нанизал на прямую ветку, которую воткнул косо в землю с наветренной стороны, чтобы она склонялась над костром. К тому времени костер уже прогорел, и от него осталась кучка раскаленных углей, над которыми шипело и жарилось мясо поросенка. Скоро импровизированный шашлык поспел. Я был голоден, поэтому, взяв ветку, жадно, обжигая губы, стал откусывать от слегка прожаренных кусков сочное мясо, пахнущее дымом костра.

* * *

Я пришел в этот новый мир сегодня утром. Еще вчера я жил в своем домике, в лесу, недалеко от такого же ручья, читал книги, закачанные на мой компьютер, и раздумывал, куда отправиться. За два примерно года субъективного времени, прожитые в том мире после смерти на Земле в 2027-м, я много успел сделать. Предложив Иисусу план изменения истории Земли, и получив его согласие, я отправился в 1924-й год, исцелил Ленина за день до предстоявшей ему смерти, и забрал с собой в мир Иисуса. Никто не обратил на это внимания, потому что перед уходом я оставил в его домике в Горках стену времени, и те примерно полтора года, которые мы провели вместе, для всей остальной вселенной года 1924-го уложились в ничтожную долю секунды. Я так и не понял, как такое возможно, но это ничуть не помешало воспользоваться парадоксами времени.

Мне удалось убедить Ленина, что историю Советского Союза необходимо изменить. Он ознакомился со всей доступной информацией, написал несколько книг и статей, и мы вернулись с ним в 1924-й год. Появившись в полном здравии на 13-й партийной конференции 21-го января 1924-го года, в день ее закрытия, что произвело фурор, и встреченный бурной овацией, он уехал обратно в Горки, намереваясь вскоре приступить к работе. Но на следующий день Сталин, приехав к нему, ловко подсыпал яд в графин с водой в его домике в Горках. Покушение не удалось – первым выпил отравленную воду кот, а я, прибыв по экстренному вызову Ленина, и ознакомившись с обстановкой (а попутно оживив бедного кота), решил устранить угрозу в лице Сталина.

Появившись в кабинете Ленина в Кремле, я застал там Сталина за «чисткой» ленинского архива. Так как я был в режиме невидимости, то переместился в коридор и вторично вошел через дверь уже вместе ссозданным мной образом Дзержинского и в форме сотрудника ОГПУ, чтобы арестовать Сталина. Тот пытался в нас стрелять, но, конечно, ничего не добился благодаря установленной мной защите, после чего застрелился, правда, не без некоторой моей помощи, использовав последний патрон своего браунинга.

Ленин вернулся к работе, прожив до 1969-го года, и полностью справился со всеми задачами, которые намечал – Вторая Мировая война была предотвращена (Гитлер покончил с собой в 1938-м году, после краха всех его планов), в СССР был построен коммунизм, все жертвы сталинских репрессий и голода также были спасены, и уже в 1989-м году состоялась первая межзвездная экспедиция в систему Альфы Эридана. Одним словом, история человечества, начиная с 1924-го года, пошла совсем по другому пути. Иисус был этим доволен, и предложил мне, в качестве награды, путешествие в один из описываемых миров, который я сам мог выбрать. Накануне между нами состоялся следующий разговор.

* * *

- Ну, и как ты относишься к результатам осуществления своего проекта? – спросил Иисус.

- С моей точки зрения, все получилось. А с твоей?

- С моей – тоже. Ты, в общем, сделал все, как надо. Теперь у нас две разные истории человечества, начиная с 1924-го года.

- А это плохо?

- Нет, почему же, напротив! Новое человечество просуществует, конечно, гораздо дольше. Вот уже и коммунизм построили, и освоением других звездных систем занялись. Жизнь стала куда разнообразнее и интереснее, поэтому я тебе благодарен. Ты заслуживаешь награду.

- Интересно, какую?

- Помнится, ты говорил, что хотел бы прожить другую жизнь, но так, чтобы сохранить память об этой? И свою личность?

- Да, говорил. А это действительно возможно? Где, когда, в качестве кого?

- Вспомни «Понедельник» Стругацких. Там магистр Седловой создал машину для путешествия в описываемое время. Ну, так вот, любой мир, описанный в любом литературном произведении, действительно является реально существующим. Я знаю, ты много читал. Не хочешь отправиться в такое путешествие?

- Конечно, хочу! А куда?

- Ну, это тебе выбирать. Например, во вселенную Фармера. Или Желязны. Или тех же Стругацких. Или в прошлое – в рыцарское средневековье, или даже в первобытный мир, если хочешь – ты же читал, например, повести Покровского?

- И я там буду все помнить – кто я такой и что со мной было до этого?

- Да, будешь. Даже более того, ты сохранишь все свои способности, которыми обладаешь и уже столько раз успешно пользовался – сможешь создавать любые вещи, обретать любые свойства… Даже перемещаться во времени. И благодаря всему этому видоизменять существование героя, которым станешь – так сказать, менять сюжет повествования. А мне будет любопытно понаблюдать за всем этим.

- Здорово! И сколько я там смогу пробыть?

- Пока не надоест. А как только захочешь – можешь вернуться, а потом снова отправиться куда-нибудь. Или опять туда же. Если угодно, сможешь даже завести там семью, детей… Я же вижу, что тебе этого тут недостает, правда?

* * *

Я не слишком долго размышлял, что выбрать. Что мне Фармер или Желязны? Что мне чудеса «Амбера» или «Многоярусного мира» - за два года жизни после смерти я видел, да и сам творил и не такое. Или «Полдень» Стругацких? Кем я там буду? Пылинкой в чужом и малопонятном мире. И я выбрал повесть Сергея Покровского «Поселок на озере». Кем стать? Конечно же, главным героем – Уоми, юношей с необычной и загадочной судьбой. Наверное, в первобытном мире, на границе неолита и бронзового века, будет нелегко и непривычно жить, зато там – настоящие люди, мои будущие друзья, а учитывая мои необычайные способности, которые я сохраню, я смогу сделать для них очень много полезного, сыграть заодно роль прогрессора – это же здорово!

Было, правда, одно сомнение, которым я не замедлил поделиться с Иисусом.

- Иисус, но ведь в этом первобытном мире люди не знают Бога, а поклоняются идолам, и мне придется поклоняться вместе с ними, более того, использовать эту их веру на благо себе и им. Разве это допустимо?

- А помнишь, что писал апостол Павел в Первом Послании Коринфянам? «…мы знаем, что идол в мире ничто, и что нет иного Бога, кроме Единого» - ты же в этом не сомневаешься?

- Конечно, нет!

- Ну, так пусть тебя это и не смущает. Это созданный воображением писателя мир, а ты можешь играть в нем любую роль, ничуть не теряя своей веры. Вперед! И помни, ты можешь в любой момент вернуться, можешь даже привести сюда с собой кого-нибудь из того мира, и он будет существовать с тобой и тут… А потом можете вернуться обратно, или попасть в любой другой мир, в любое другое время. Словом, твои возможности в этом совершенно не ограничены!

Я решил отправиться в выбранный мир утром. Ночью в последний раз спал на кровати, а когда солнце поднялось над домом, я, как всегда делал и раньше, мысленно дал «команду» отправления.

* * *

И я оказался в челноке-долбленке, плывущем против течения реки, с шестом в руках. На минуту я отвлекся, разглядывая берега, поросшие густым лесом, и челнок стало сносить по течению и относить от берега. Шест уже не доставал дно.

Осмотревшись, я увидел два весла, лежавшие на дне лодки. Схватив одно из них, я слегка растерялся – у челнока не было уключин. Тем не менее, я уселся в челноке, лицом вперед, и руки сами ухватили весло, как надо – левая ближе к концу, а правая – пониже, ближе к лопасти. Погрузив весло в воду, я стал энергично грести, стараясь направить челнок к берегу, и перебрасывая весло с одного борта на другой. Грести оказалось нелегко – челнок был тяжел, но мое новое тело вполне справлялось с этой задачей. Подойдя к берегу, я направил челнок в маленький заливчик, а когда он уткнулся носом в песок, спрыгнул в воду и вытащил нос суденышка на отмель, сколько хватило сил. Кусты ивняка, росшие на берегу, скрыли меня вместе с челноком, как шатер. Теперь, наконец, можно было осмотреться.

Прежде всего, меня заинтересовало мое новое тело – тело Уоми. Рост остался прежним, около 185 сантиметров, очень большой рост для этого времени. Конечно, я определил его на глаз, но думаю, что не ошибся. Мои руки и ноги стали толще, мощнее, на них бугрились могучие мышцы. Не культурист, конечно, но сразу видно, что это тело человека, который много и тяжело работал физически. Живот плоский, с четко выраженными «кубиками». Широкие плечи, узкие бедра – словом, идеальная мужская фигура. А лицо? Я склонился к воде, в тени кустов, и увидел красивое лицо молодого человека с тонкими чертами, прямым носом с небольшой горбинкой, едва заметной ямочкой на подбородке, средней толщины губами и серыми большими глазами. Уши – маленькие, с приросшими мочками. Все это обрамляли длинные каштановые волосы, доходящие почти до плеч. Усов или бороды не было, но небольшая щетина на щеках и подбородке росла. Я уже отвык от бритья, да и бриться в этом мире было бы проблематично, поэтому, как делал раньше, просто пожелал, чтобы волосы на лице не росли, и с удовольствием ощупал гладкие щеки. Наверное, люди с безволосым лицом в этом мире – редкость, но что с того? Ну, буду этим выделяться. Там видно будет, если что – подправим.

Из одежды на мне была только набедренная повязка – кожаный широкий фартук, прикрывающий живот от пояса до бедер, подпоясанный ремешком около сантиметра шириной, с завязкой на боку. А что, довольно удобно!

Затем я приступил к осмотру челнока. Длина – метров шесть, ширина – меньше метра. На дне лежал толстый ровный шест метра три длиной и два весла с широкими лопастями. Никаких сидений или уключин. Дно ровное, со следами грубой обработки каким-то инструментом вроде долота. От дна до края бортов – около полуметра, так что, сидя на козьей шкуре, лежащей на дне, легко грести. Словом, типичная долбленая плоскодонка, толщина бортов – сантиметров пять, на носу и корме – потолще в два раза.

Кроме шеста и весел, в лодке лежал кожаный мешок, перевязанный ремешком, копье, и лук со спущенной тетивой. Я достал мешок, развязал его и открыл. В мешке была пара тяжелых черных камней с острыми, тщательно отточенными краями – что-то вроде топоров без ручек, весом килограмма по два. Несколько кремневых пластинок сантиметров по десять длиной, а шириной – около пяти, одна сторона их тщательно заточена – ножи. Еще – пучок готовых стрел, перевязанных ремешком, а отдельно, в маленьком мешочке – десяток каменных наконечников и пучок перьев для стрел, две запасных тетивы для лука, два кремневых наконечника для копья. Еще несколько свернутых в мотки ремней – потоньше и потолще. Смотанная в клубок леска, сплетенная из какого-то растительного волокна и несколько костяных рыболовных крючков. И, наконец, кинжал! Я, разумеется, помнил этот знаменитый кинжал из повести, в мире которой оказался, поэтому тотчас достал и стал внимательно разглядывать. Бронза, темного цвета, отточенное одностороннее лезвие, блестящее, розоватого оттенка. Гарды, конечно, нет – только небольшое утолщение отделяет лезвие от рукоятки, туго обмотанной узким и прочным ремешком. Рукоятка легко и удобно ложится в руку. Да, по сравнению с кремневыми ножами это серьезное оружие с длиной лезвия сантиметров тридцать или немного больше, плюс десять-двенадцать – рукоятка. Ширина лезвия около трех сантиметров, сужается к концу, толщина – около сантиметра, равномерно утончается к режущей кромке. Видимо, одно из первых изделий раннего бронзового века, но по сравнению с каменными орудиями – ого-го!

Я попробовал согнуть кинжал – никакого результата, бронза очень твердая, не гнется и не пружинит. Срезал с куста довольно толстую ветку – режет легко и не тупится. Интересно, какая это бронза – мышьяковая или оловянная? Я не знал, как их различить по виду. В первых изделиях бронзового века применяли сплав меди с мышьяком, позже перешли на сплав меди с оловом, более легкоплавкий и удобный, а главное – его можно было переплавить при поломке, а мышьяковую бронзу – нет.

Еще в мешке была безрукавка из кожи с темным коротким мехом, свободные штаны и невысокие башмаки из того же материала, с подшитой более толстой подошвой и кожаными завязками по верху.

Уложив все вещи обратно в мешок, я положил его в лодку, лег на траву и задумался.

* * *

Итак, я – Уоми. Я родился в поселке Ку-Пио-Су, что на старом языке значит «Остров на свободной воде», двадцать два года назад. Моя мать – Гунда, одна из самых красивых женщин поселка, а отец – Суэго, он был лучшим и самым сильным из всех охотников. Еще у меня есть брат Тэкту, мы с ним близнецы, хотя совсем не похожи. Он – старший, родился чуть раньше меня, и мы были очень дружны. Я смутно припоминал его лицо и фигуру, как будто видел во сне – разумеется, это ведь не мои воспоминания, а настоящего Уоми, место которого я занял. Но настоящий Уоми никогда не существовал, это всего лишь повесть, и она не стала бы явью, не появись я тут, и только теперь все эти люди, которых я припоминал, обрели плоть. Еще у меня есть сестра Ная, она младше на три года, ей должно быть девятнадцать. По повести, которую я отлично помню, моего отца Суэго уже нет в живых – пару лет назад его задрала медведица. Ну, что же, приключения начинаются?

Первым делом, я достал из мешка самый длинный и прочный ремень, и крепко привязал челнок к ивовым кустам, для этого на носу была предусмотрена петля из толстой веревки. Никакой провизии у меня в челноке не оказалось, и я решил отправиться на охоту – ловить рыбу долго и ненадежно, да и хороших мест я тут не знаю. Повесив на плечо мешок и захватив лук со стрелами (тяжелое копье я решил не брать), направился от берега в лес, и спустя несколько минут быстрой ходьбы наткнулся на неглубокий овраг, по дну которого протекал ручей, где я и увидел свинью с поросятами.

Бесшумно переставляя босые ноги, я подкрался к кустам, росшим на краю оврага, и присел за ними. Ветер дул в мою сторону, журчание ручья заглушало шаги. Став на одно колено, я размотал тетиву, намотанную на лук, согнул его и надел петли на концах тетивы на рога (кажется, так это называлось?). Лук был большой, около полутора метров в длину, шириной по центру несколько сантиметров, равномерно суживающийся к концам, на них были зарубки для тетивы, усиленные ремешками, намотанными рядом.

Осторожно, стараясь не зашуметь, достал из мешка стрелу и наложил на тетиву прорезью на ее тупом, оперенном конце. Я никогда не стрелял из настоящего лука и не знал, как это делать, но оказалось, что руки Уоми знают это сами. Даже не глядя на лук, я оттянул тетиву, автоматически сделал поправку на ветер (до цели было метров двадцать), и выстрелил. О результате я уже рассказал в самом начале. Совершенно очевидно, что Уоми был великолепным стрелком.

* * *

Съев поджаренную поросятину, я вымыл руки в ручье и, растянувшись на траве, незаметно задремал – ночью накануне я спал не слишком крепко, так как волновался перед путешествием.

Когда я проснулся, солнце уже склонялось к западу, а на песок возле ручья легли длинные тени. Я вскочил на ноги – мне же еще нужно сегодня успеть сходить к священному дубу, Дабу, моему «настоящему» отцу!

В Ку-Пио-Су верили, что, если какая-то из женщин родит двойню, то отцом одного из детей будет не ее муж, а какой-то Невидимый, злой или добрый. А Гунда, мать Уоми и Тэкту (проще говоря, моя мать), как раз и родила нас двоих. По этому поводу весь поселок был взволнован, старики не пускали Суэго к жене, и три дня решали, какой же из близнецов рожден от Невидимого. Они пришли к выводу, что на Суэго больше похож Тэкту, у меня – более светлая кожа, поэтому меня и объявили сыном Невидимого. Оставалось решить, что со мной делать. Мандру, старшина охотников Ку-Пио-Су, колебался, а Пижму, второй по старшинству охотник, настаивал, что меня надо убить – если я от злого духа, то всему поселку будет беда.

В конце концов, меня оставили в покое, если не навсегда, то на время. Я рос, но все в поселке меня опасались, кроме брата Тэкту и сестренки Наи, которая родилась позже нас двоих. А когда мне исполнилось восемнадцать, меня, по решению Мандру, крепко связав, положили в лучшую лодку и отправили по течению реки. И это было еще не самым худшим вариантом – часть стариков во главе с Пижму по-прежнему настаивала, что меня следует убить. Лодку пустили по течению весной, в начале ледохода, и я только чудом остался в живых. На третий день лодку прибило к берегу, где меня и подобрали жители близлежащего рыбацкого поселка. Они приняли меня, как своего, и я прожил с ними четыре года. Как они, ловил рыбу, охотился, защищал поселок от врагов. А однажды на охоте даже спас их старейшину, после чего меня все полюбили.

Их община была чуть более развитой, чем Ку-Пио-Су, у них даже иногда бывали торговцы с юга. Так попал к ним и мой бронзовый кинжал. Спасенный старейшина подарил мне его, когда я, несмотря на все уговоры, захотел уехать к своим. Мне дали лодку, оружие, припасы, и я уплыл вверх по реке. Плыть против течения было трудно, и только через неделю я добрался сюда.

* * *

И вот, наконец, я в двух днях пути по реке от Ку-Пио-Су. Скоро, очень скоро я увижу родные места, встречусь с матерью, братом и сестрой…

Поднявшись на ноги, я надел меховую безрукавку и штаны, взял сердце поросенка и несколько кусков мяса, завернул все это в шкуру и поспешно направился вниз по оврагу. Наступал вечер, и в овраге быстро темнело.

Наконец, пройдя около километра, я предстал перед Дабу. Это был громадный дуб, настоящий лесной великан, не менее десяти обхватов толщиной. Чуть выше человеческого роста в его стволе темнело большое дупло, а над ним – два маленьких углубления. Все вместе это напоминало гротескное лицо – рот и два глаза. Торчащие в стороны толстые ветки были похожи на распростертые руки. На ветвях дуба висели многочисленные приношения паломников – посохи, увитые лентами, засохшие венки из полевых цветов и желудей, ожерелья…

Подойдя поближе, я, как и положено было по ходу повествования, помазал нижнюю «губу» идола кровью, выдавленной из сердца поросенка, а само сердце кинул в дупло.

- Дабу, - сказал я, - к тебе пришел Уоми. Злые люди четыре года назад положили меня в лодку и пустили по течению реки, но я остался в живых. Благодарю тебя, что ты помог и сохранил мне жизнь. Теперь я вернулся, чтобы жить со своими. Дабу, защити Уоми!

Я посмотрел в дупло и увидел там какое-то шевеление. На край дупла, не торопясь, вылез огромный филин с желтыми горящими глазами. В когтях он держал мой дар – сердце поросенка. Отрывая от него кусок за куском, филин медленно и важно ел мясо. Съев все, он уставился на меня. Я сделал шаг вперед, встал на выступающий из земли корень и, протянув вверх руку, погладил мягкие шелковистые перья, мысленно приказав филину сидеть спокойно. Он по-прежнему глядел на меня своими круглыми глазами, и только наклонял голову то в одну сторону, то в другую, словно присматриваясь. Наконец, я сделал шаг назад, поклонился и сказал:

- Ну что же, душа Дабу! Вот мы и познакомились. Теперь лети на охоту!

Филин почти бесшумно взмахнул крыльями и исчез в чаще, откуда вскоре раздалось протяжное уханье. Длинное пестрое перо сорвалось и упало к моим ногам. Подобрав перо, я быстро зашагал обратно вдоль ручья, против течения.

Захватив мешок с вещами и лук, я пошел дальше, направляясь к тому месту, где оставил свой челнок. Выйдя на берег, я стал готовиться к ночлегу. Наломал веток, за полчаса сделал небольшой шалаш, сложил и зажег у входа костер из толстых сучьев, поджарил на углях  мясо поросенка, плотно поел и улегся в шалаше на кучу травы. Приказав, чтобы меня не беспокоили комары, я быстро уснул.

* * *

На следующий день я проснулся рано, и, умывшись у берега, стал собираться в путь. Дело в том, что по воде до Ку-Пио-Су оставалось плыть не менее двух дней – течение реки тут было очень извилистым. А вот через лес можно было дойти меньше, чем за день.

Я направился по тропинке, ведущей в лес, в сторону от реки. За спиной у меня висел мешок с вещами, в одной руке я нес лук со спущенной тетивой, в другой – копье. Тропинку эту протоптали зубры – люди бывали тут редко. В начале дня мне навстречу попалось небольшое стадо. Впереди шел огромный старый зубр, за ним – несколько зубрих с телятами, а замыкал шествие молодой самец. Увидев человека, вожак остановился. Я отошел с тропинки в сторону, но зубр не торопился идти дальше, а стоял и смотрел на меня. Чтобы успокоить вожака, я сделался невидимым. Старый зубр фыркнул и прошел мимо, недоверчиво покосившись в мою сторону. Видеть он меня не мог, но явно чуял. За ним потянулось остальное стадо.

В полдень я остановился у лесного ручья, разжег костер и изжарил остатки мяса. Пообедав и немного отдохнув, зашагал дальше, и вскоре вышел на берег реки. Напротив, в большом заливе, который образовала река, настоящем озере, соединенном с рекой протокой, располагался остров, на котором и находился поселок Ку-Пио-Су. Стоя на высоком берегу, я с любопытством рассматривал открывшуюся передо мной картину.

На островке, площадью не меньше квадратного километра, кое-где росли группы деревьев. Ближний берег реки был высоким и обрывистым, а берег острова, наоборот, пологим, кое-где с песчаными отмелями. В самом узком месте с берега на остров были проложены по сваям деревянные мостки, которые убирались на ночь. На острове, подальше от берега,  можно было заметить несколько десятков хижин-полуземлянок. Самая большая стояла в центре поселка – это была хижина Мандру. Возле хижин суетились фигурки людей.

Я стал по тропинке спускаться с берега, и вдруг, на одном из поворотов, передо мной предстали двое – девушка в безрукавке из белого меха и юноша в меховых штанах, обнаженный по пояс.

- Кто здесь? – спросил юноша, поднимая копье, которое держал в руке.

- Я, Уоми.

Действие этих слов было удивительным. Юноша выронил копье, и они с девушкой вместе упали на колени.

- Душа Уоми или его тень? Не убивай нас! Я – брат твой, Тэкту. Вот сестра твоя, Ная! Пощади нас, Уоми!

- Я не тень, - ответил я. – Живой Уоми. Вернулся, чтобы жить!

Юноша и девушка вскочили и бросились ко мне. Схватив меня за руки, они жадно ощупывали мое тело, то обнимая меня, то отшатываясь в сторону и глядя с суеверным страхом. Прошло несколько минут, прежде чем они успокоились, и начали задавать связные вопросы, перебивая друг друга. Я, как мог, отвечал и сам расспрашивал их. Наконец, взявшись за руки, как в детстве, причем я оказался посередине – Тэкту нес оба копья, а Ная – мой лук, мы почти бегом направились к поселку.

Тэкту и Ная во весь голос кричали:

- Уоми вернулся! Живой! Будет жить с нами!

* * *

Я стоял на центральной площади поселка, если ее можно было так назвать – утоптанном клочке земли, расположенном в центре круга хижин. Вокруг волновалась толпа жителей – мужчины, женщины, дети. Подходили и старики. Прибежала красивая и еще не старая женщина и кинулась ко мне. Она обнимала мои колени, гладила руками, и то и дело смотрела снизу вверх на мое лицо, повторяя, как в бреду:

- Уоми, Уоми! – это, конечно, была Гунда, моя мать, я ее узнал.

Я нагнулся, обнял ее и поставил на ноги. Она припала к моей груди, плача и смеясь одновременно.

- Расскажи! Расскажи, как ты жил! – раздавались выкрики из толпы.

- Вы знаете, - начал я, и гомон тотчас затих, - что четыре года назад старики связали Уоми, положили в лодку и спустили ее на воду. Льдины толкали лодку, хотели ее опрокинуть. Я видел, как мать Гунда бежала за мной по берегу и громко молила, чтобы река пощадила Уоми. Потом я остался один. Три дня и три ночи несла Уоми река. Потом лодку прибило к берегу. Пришли люди из рыбацкого поселка, они развязали Уоми и повели к себе. Они накормили его и обогрели. Четыре года прожил я у этих людей.

Они приняли меня, как своего. Я ел и пил с ними, ходил на охоту и ловил рыбу. А однажды я спас их старшего деда, когда на него бросился на охоте кабан – копьем я пробил кабану сердце. Все полюбили меня и хотели, чтобы Уоми остался с ними навсегда. Они предлагали мне в жены лучшую девушку. Но мне каждую ночь снилась мать Гунда. Она плакала и звала меня назад. Я попросил собраться их стариков и сказал: «Старики, я должен идти. Мать зовет меня». Это были добрые люди. Они сказали: «Иди, раз так. Мать надо слушаться».

Гунда, прижавшись ко мне, сквозь слезы проговорила:

- Да. Это правда. Я звала Уоми. Каждую ночь звала!

По толпе пробежал шорох волнения и затих.

- И я ушел. Они дали мне лучшую лодку, еду и оружие. А их старший, которого я спас, позвал меня и дал мне нож, какого не видел никто в Ку-Пио-Су. Он сказал: «Возьми этот нож. Его привез купец с далекого юга. Он выменял его на двадцать соболей и медвежью шкуру. У кого этот нож, тому никто не страшен. Он горит, как огонь и поражает, как гром».

- Покажи! – закричали в толпе.

- Покажу, - ответил я, - но сначала пусть его увидит Мандру.

- А что было дальше?

- Я доплыл до оврага Дабу и пришел к нему. Дабу принял мою жертву – сердце поросенка. Я видел его душу, она похожа на большого филина. Она ела мясо, которое принес ей Уоми. Она дала мне свое перо и сказала, кто мой отец. А теперь пошли к Мандру, пусть он тоже узнает все.

Мы всей толпой двинулись к хижине Мандру, только слепой Ходжа, поэт, певец и сказитель, остался сидеть на площади, улыбаясь и беззвучно шевеля губами.

Идти было совсем близко. Мы прошли несколько десятков шагов и оказались перед самой большой хижиной поселка. Нагнувшись, я вошел внутрь. Мандру, высокий костлявый старик с седыми, как лунь, волосами, сидел напротив входа на земляных нарах, устланных шкурами. Посередине хижины горел огонь в очаге. Я остановился возле огня и посмотрел на Мандру, а он глубоко запавшими, злыми глазами смотрел на меня. В хижину набился народ, стало тесно.

- Говори! – приказал Мандру.

- Дед Мандру, - сказал я. – Четыре года назад ты велел старикам положить Уоми в лодку. Ты хотел, чтобы он умер. Но Уоми не умер. Он стал еще сильнее. И он говорит: «Не злой лесовик – отец Уоми. Его отец – сам Дабу». Уоми видел его душу, она похожа на большого филина. Она ела принесенное Уоми мясо и дала ему свое перо. – Я вытащил перо и показал, подняв над головой. – Дабу сказал: «Пусть перо всегда будет с тобой. Оно защитит тебя».

Я замолчал, и из ближнего перелеска послышалось громкое уханье лесной птицы.

- Вот! – сказал я. – Это душа Дабу. Она близко!

Многие из столпившихся в хижине людей издали крики изумления и восторга:

- Дабу, Дабу!

Помолчав, я продолжал:

- Четыре года жил Уоми у чужих. Четыре года плакала о нем мать. И Уоми решил вернуться. Чужие хотели, чтобы он остался. Они предлагали ему в жены лучшую девушку. Но Уоми хотел к матери. Хотел в Ку-Пио-Су. Тогда старший старик чужих дал ему нож, какого не видел никто в Ку-Пио-Су. Он сказал: «Возьми этот нож. Он не простой. Его выменял приезжий купец с юга за двадцать соболей и медвежью шкуру. Он горит, как огонь, и убивает, как гром. Кому он пронзит сердце, тот умирает. Пока он с тобой, тебе никто не страшен».

Я вытащил из-за пазухи кинжал и взмахнул им, показывая, как буду поражать врага. Свет очага ярко блеснул на отточенном лезвии. Мандру смертельно побледнел. С трудом поднявшись на ноги, он сказал:

- Живи! Сын Дабу…

* * *

Ночь мы все провели в хижине Гунды. На ужин ели печеную на очаге рыбу, и я должен был снова и снова рассказывать, как жил у чужих, какие у них обычаи, с кем из них я дружил, как охотился и ловил рыбу. Это были не мои воспоминания, а Уоми, но я помнил достаточно, чтобы рассказать. И, конечно, я рассказывал о встрече с Дабу и его душой. В углу сидел слепой Ходжа. Склонив набок голову, он внимательно слушал.

На ночь все улеглись на шкурах – на нарах и на полу. Гунда хотела уступить мне свое место, но я настоял, чтобы она не беспокоилась, а спала там, где обычно.

В шкурах была масса клопов, и я с непривычки никак не мог уснуть. Пришлось пожелать, чтобы все насекомые в хижине исчезли, искусанная кожа перестала зудеть, а шкура, на которой я лежал – пахнуть. И все равно я еще долго ворочался с боку на бок, перебирая в памяти все события этого долгого дня.

Утром я проснулся рано. В хижине было темно и душно – на ночь дыру в крыше закрывали шкурами для тепла. Все еще спали, и я потихоньку выбрался наружу. Солнце пока не встало, но звезды потускнели, а небо на востоке уже окрасилось багрянцем. Медленно шагая по песку, я дошел до пристани. Присев на помост, поболтал ногами в воде. Вода была прохладной, и я, скинув набедренную повязку, спрыгнул с мостков и поплыл к противоположному берегу, по пути переходя с кроля на брасс и обратно. Доплыв до берега озера, развернулся и поплыл назад. Подплыв, я взобрался на мостки, отряхнул воду и надел набедренную повязку. Отжимая намокшие волосы, я не спеша пошел к хижине.

Не успел я подойти, как шкура, заменявшая дверь, откинулась в сторону, и наружу выбрался Тэкту. Встав на ноги, он увидел меня и радостно засмеялся:

- Уоми, брат!  А я, когда проснулся и увидел, что тебя нет в хижине, подумал, что вчера мне все привиделось. Но ты – вот он, живой! Я так рад, что ты опять с нами! – Тэкту, протянув руку, положил мне ее на плечо. – А, ты купался! А я как раз хотел тебе предложить. Пойдем снова на берег?

Мы пошли, и Тэкту, скинув на ходу повязку, кинулся в воду. Когда я прыгнул за ним, он отплыл уже на десяток метров. Я без труда догнал его и опередил – он плавал хорошо, но не имел никакого понятия о спортивных стилях. Когда я доплыл до другого берега, он еще барахтался на середине протоки. Усевшись на песок, я поджидал его.

- Брат, как ты плаваешь! – с восторгом и завистью воскликнул он, выбираясь на берег. – Как рыба! Это чужие тебя научили так плавать?

Тэкту был смуглый, ниже меня почти на голову, но коренастый, и, видимо, очень сильный, похожий на отца Суэго.

- Да, чужие, - подтвердил я. – Хочешь, я тебя научу?

- Конечно, хочу!

- Тогда иди сюда. – Я отошел от берега так, чтобы вода достала до плеч, и объяснил:

- Смотри, ты должен вдыхать наверху, а выдыхать в воду. И когда выдыхаешь, гребешь вот так, - нагнувшись к воде, я показал. – А голову прячешь под воду, от этого скорость больше. Потом поворачиваешь голову набок – и снова вдох. Понял?

Тэкту внимательно наблюдал, и, когда усвоил, повторил мои движения. Не прошло и пяти минут, как он уже плавал кролем, хотя и сбивался иногда на прежний «дикий» стиль. Наконец, наплававшись, мы вылезли на песок, и, надев набедренные повязки, побежали к дому, да и пора было – вставало солнце, и к реке, помахивая берестяными ведрами, направлялась стайка девушек. Я взглянул на них – и замер. Впереди шла девушка среднего роста, с очень светлыми, почти белыми, волосами. Круглолицая и румяная, со стройной фигурой и маленькими босыми ногами, она весело смеялась и разговаривала с подругами, но, проходя мимо нас, они все замолчали, а девушка, приковавшая к себе мое внимание, бросила на меня один только взгляд своих ярко-синих, с зеленоватым оттенком, глаз, покраснела и потупилась. Они уже прошли, а я все стоял и смотрел ей вслед, не в силах отвернуться.

Тэкту толкнул меня кулаком в бок:

- Что, хороша? Это Кунья, внучка Пижму. Смотри, брат, не упусти! Ее многие из соседних поселков хотели бы заполучить в жены. Наши, как ты знаешь, по обычаю не должны жениться на своих, но ведь ты – сын Дабу, тебе можно! – и, расхохотавшись, он снова ткнул меня в грудь кулаком. С трудом отвернувшись, я пошел за ним, но все время оборачивался, пытаясь найти глазами среди других девушек светловолосую Кунью.

* * *

Когда мы пришли домой, все уже проснулись. Гунда суетилась у очага, подбрасывая в огонь сухие сучья. Отверстие в крыше было открыто, и дым очага поднимался вверх. Усевшись на нары, я смотрел на мать. Она, оглянувшись на меня, бросила свою работу, подбежала, села рядом и, обняв, крепко прижалась к моей груди, повторяя:

- Уоми, Уоми!

- Что ты, мать? – ласково спросил я, испытывая странную нежность к этой, в сущности, почти незнакомой мне женщине. Но это была моя мать, и я это чувствовал всем своим существом.

- Уоми! Уоми! Мне казалось, что это сон. – И она все гладила мои мокрые волосы и широкие плечи.

- Мать, не бойся, я – не сон, я никуда не исчезну! – и я засмеялся. – Давай лучше поедим.

Нехотя оторвавшись от меня, Гунда вернулась к очагу и стала раскладывать на углях пойманную вчера рыбу. Все, включая и старого деда, которого звали Аза (он был кем-то вроде дяди покойного Суэго), стали подходить к огню. Каждый вытаскивал палочкой из раскаленных углей рыбу, которая ему приглянулась, и приступал к еде. Рыба была в чешуе – так она равномернее прожаривалась и меньше обгорала, а чешуя легко сходила с испеченной рыбы. Внутренности были вычищены еще вчера, но, если бы рыба была свежей, ее жарили бы вместе с потрохами – при этом она получалась более сочной и вкусной.

За едой Тэкту рассказал, что, когда я уже спал, в Ку-Пио-Су вернулась охотничья партия, они принесли убитого оленя и несколько уток, подстреленных на лесном озере, а рыбаки вчера поймали много рыбы. Еды хватает, и сегодня назначен пир в честь возвращения Уоми. Все хотят посмотреть на меня и снова послушать мои рассказы – вечером Гунда не разрешила меня будить.

Быстро поев, мы выбрались из хижины, и оказались в центре большой толпы, но, в отличие от вчерашней, в ней было много взрослых бородатых мужчин – они вернулись с охоты и рыбной ловли, которые продолжались до позднего вечера. Я вышел на середину и поклонился всем.

- Люди Ку-Пио-Су! – сказал я. – Уоми вернулся. Он не забыл свой поселок и своих друзей. Он будет жить с вами, как раньше. Примите его к себе!

- Принимаем! Конечно, принимаем! Ты наша кровь, наша родня! – послышались выкрики. Из толпы вышли четверо могучих мужчин – братья покойного Суэго. Они по очереди подошли ко мне, крепко обнимая и похлопывая по плечам.

- Уоми! Наш Уоми! Говорят, сам Мадру вчера признал тебя сыном Дабу! Это правда? – спрашивали они. – Расскажи, как ты жил?

Мы все уселись на траву, и я должен был снова и снова повторять вчерашние рассказы. И опять неподалеку от нас сидел слепой Ходжа и внимательно слушал.

Между тем, на площади около землянок, женщины и дети раскладывали костры, готовясь жарить мясо оленя и рыбу.

* * *

Когда жаркое поспело, все расселись у костров и принялись за еду. Я ходил между пирующими и подсаживался то к одной группе, то к другой. Мне подавали лучшие куски мяса, наливали в рог перебродивший мед с водой и соком лесных ягод. Каждый норовил похлопать меня по плечу, сказать несколько дружеских слов, а я продолжал рассказывать, как жил у чужих, как плыл на лодке обратно, и как принял меня Дабу.

Потом послышались глухие звуки бубна, и все замолчали. Ходжа, сидя на медвежьей шкуре посередине круга пирующих, запел новую, только что сочиненную песню. Он пел, как я родился, как рос, как старики решили изгнать меня и бросили в лодку, как река несла меня и вынесла на берег. Он рассказывал, как я жил с чужими, как звала меня мать, и как я решил вернуться. Отдельная песнь была посвящена моей встрече с Дабу, его душе, и возвращению в родной поселок.

Песни Ходжи были частично рифмованной прозой, а его звонкий высокий голос далеко разносился над рекой. Время от времени певец замолкал, и тогда кто-нибудь подносил ему рог с медом, он выпивал, и песни продолжали звучать.

В середине праздника я заметил группу девушек, сидевших  у одного из костров. Там была и Кунья. Сидя рядом с Наей, моей сестрой, с которой, видимо, они дружили, она время от времени шептала ей что-то на ухо, поглядывая в мою сторону. Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, но, изредка встречаясь с Куньей глазами, не мог оторвать от нее взор, пока она сама не отворачивалась, и чувствовал, как между нами словно протягивается тонкая незримая нить. А может, это так подействовал на меня хмельной мед, которого я выпил слишком много?

Наконец, пир подошел к концу. Пирующие постепенно расходились по своим хижинам. Возле входа в дом меня догнала Ная.

- Брат, знаешь, Кунья все время расспрашивала о тебе. Повезло тебе, она лучшая девушка в Ку-Пио-Су!

- Ну, что ты, сестренка! Это просто так, наверное… Ходжа такого наговорил про меня!

- Нет! Вот увидишь, это не просто так! Ее многие сватали из других поселков, но она никому не сказала «да», а Пижму всем отказывает.

- А мне, конечно, отказал бы тем более. Ты же знаешь, как он меня «любит».

- Подожди, Уоми, все еще изменится, вот увидишь!

- Ладно, только ты скажи Кунье, чтобы она тоже подождала. – И я рассмеялся.

- Она будет ждать тебя хоть всю жизнь! – неожиданно серьезно и торжественно ответила Ная.

* * *

Лежа в хижине, я думал о Кунье. Она была сиротой – ее мать умерла от горячки после того, как родила дочь, а отец утонул на озере во время рыбной ловли, когда поднялся большой ветер, и она росла в семье деда. Пижму был угрюмый, вспыльчивый старик громадного роста (хотя и пониже меня), его не любили и боялись в поселке. Он был вторым после Мандру на совете стариков, и сам Мандру нередко прислушивался к его мнению. В свое время Пижму говорил старикам, что надо сжечь меня на огне, но голоса на совете разделились, и в конце концов меня решили отдать на суд реке.

Мое возвращение, да еще в качестве сына Дабу, с пером и чудесным кинжалом, было, конечно, большим ударом для Мандру и Пижму. Они наверняка что-то придумают, чтобы сжить меня со свету или хотя бы снова изгнать. Наверное, мне не стоит пока искать сближения с Куньей, этим я могу поставить ее под удар, а я чувствовал, что эта девушка мне не безразлична. Удивительно, я ведь даже ни разу не говорил с ней! Как такое возможно? Видимо, действует основная линия повествования, по которой Кунья в конце должна стать моей невестой, но ведь это когда еще будет! Явно не стоит так сильно опережать события, надо набраться терпения. Если надо будет, Ная всегда может послужить посредником между нами.

Наконец, я заснул. Вполне ожидаемо, мне приснилась Кунья – в своей белой горностаевой безрукавке, доходящей до середины бедер, со светлыми, почти белыми волосами, собранными на затылке в пучок, она стояла в воде по колено, смотрела на меня и молчала.

- Ты будешь меня ждать, Кунья? – спросил я.

Она кивнула.

- Кунья, я должен еще многое сделать, прежде чем смогу назвать тебя своей невестой. Пройдет еще год или два. Ты сможешь ждать столько?

Она снова кивнула.

- Что же ты молчишь? Скажи хоть слово!

Она засмеялась и стала таять, как туман. Появилась Ная:

- Кунья сказала, что будет тебя ждать, чего же еще? Наберись терпения, брат! – и она тоже засмеялась и стала исчезать вместе с Куньей. Я побежал к ним, забежав в мелкую воду, и проснулся.

Было уже совсем светло. Гунда стояла рядом со мной и лила воду мне на ноги из берестяного ведра.

- Уоми, пора вставать! Все давно разошлись по делам, только ты валяешься. Что ты на меня так смотришь? – Гунда засмеялась.

- Мать, мне снился такой сон! – и я, следуя линии повествования, рассказал нечто среднее между классической версией, и настоящей. – Я был у реки, и видел там двух девушек, одна из них – Ная, она сказала, что вторая будет меня ждать у дальней воды. Большой Воды! Мать, я должен найти ее!

Гунда нахмурилась.

- Берегись, Уоми! Ты не знаешь, кто это был. Невидимые любят шутить с людьми.

- Нет, я знаю! Она, вторая, хорошая, я чувствую. Я люблю ее! Давай спросим Наю, когда она придет.

- Ладно, хватит тебе выдумывать, иди лучше поешь, вон мясо от вчерашнего пира осталось! И отправляйся на рыбалку, а то Тэкту ушел один, помоги ему.

* * *

Перекусив жареным мясом, я вышел из хижины, направляясь к реке, и как раз во-время – Тэкту готовился спустить челнок на воду. Я окликнул его, и он меня подождал. Запрыгнув в лодку, я взял весло, а Тэкту подгребал вторым веслом и рулил.

Когда мы доплыли до середины протоки, я взялся за шест и задержал лодку, а Тэкту начал ставить сети, подвязывая их к кольям, забитым в дно реки. Закончив работу, мы поплыли к острову. Я смотрел на реку и молчал.

- Что, брат? – спросил Тэкту. – О чем думаешь?

- Тэкту, - сказал я. – Ко мне во сне приходила девушка. Она похожа на Кунью. Сказала, что будет ждать меня у Большой Воды. Что мне делать?

- Ждать будет, говоришь? Поплывешь за ней?

- Да. Но один не доплыву. Что, если всех наших позвать? Поплывем вместе невест добывать. Как думаешь?

- Тэкту будет там, где будет Уоми! – решительно сказал он.

- Но ты молчи пока, никому ни слова! Уоми знает, когда сказать.

- Обещаю, брат!

Выйдя на берег, я оставил Тэкту привязывать челнок, а сам в раздумье пошел вглубь островка. Пройдя почти до другого берега, я услышал равномерное постукивание. На огромном стволе дуба сидел горбатый лодочник Карась и долбил его каменным долотом.

- Здравствуй, Карась! – приветствовал я его. – Что делаешь?

- У тебя есть глаза, пусть они тебе скажут.

- Лодка уже почти готова!

- Нет еще. Много осталось!

- Уоми будет помогать! Он умеет долбить дерево.

Я взял каменное долото, деревянный молоток, пристроился рядом и начал по кусочку выдалбливать дерево внутри лодки. Карась между тем рассказывал, как он начал делать лодку. В тот год, когда старики пустили меня по реке, весеннее половодье пригнало к берегу огромный дуб. Карась пришел на совет стариков и попросил отдать дуб ему.

- Почему? – сердито спросил Пижму.

- Пижму знает – когда старики отдали Уоми на суд реки, они положили его в лучшую лодку, которую взяли у Карася. Теперь у Карася осталась только плохая лодка, на такой нельзя ходить в большой ветер. Отдайте дуб Карасю, он сделает новую лодку.

- Пусть возьмет! – сказал Мандру, и дуб присудили Карасю.

С тех пор, уже четыре года, Карась делал новую лодку. Это было трудное дело, но теперь оно близилось к концу.

- Помогай Карасю! Рука Уоми – рука Дабу. Если Уоми будет помогать, с нами будет удача. А когда Уоми нужна будет хорошая лодка, он возьмет ее и поплывет, куда захочет.

- Карась, - сказал я. – Ты видел мой волшебный нож? Как ты думаешь, если сделать такие же долота, ими легче будет долбить дерево?

- А как их можно сделать? – заинтересовался Карась. – Ты знаешь, что я всю жизнь делаю лодки и оружие, но никогда не видел такого ножа, как у тебя, и даже не знаю, из чего он сделан…

- Он сделан из бронзы. Это не камень, а металл, это гораздо лучше камня. Если мой отец, Дабу, мне поможет, я смогу сделать такие инструменты! Ты мне тоже поможешь, и тогда мы очень быстро закончим лодку.

- Попробуй, Уоми! Карась верит тебе и будет помогать.

Так мы заключили союз, и я стал думать, как решить эту проблему. Искать тут, в лесной стране, медь и олово было бы бесполезно, да мне и не нужна была руда. Я мог бы без труда создать готовые изделия, но хотел, чтобы люди Ку-Пио-Су научились делать их сами.

* * *

Ночью я вышел из хижины и направился к дальнему берегу острова. Найдя подходящее место на крутом берегу, я пожелал, чтобы весь грунт на глубине более трех метров превратился в смесь самородной меди и самородного олова, в соотношении примерно семь к одному, обеспечивающем получение твердой оружейной бронзы. Смесь эта должна была представлять собой мелкие самородки того и другого металла. Общее количество этого материала, пригодного для выплавки бронзы, я определил примерно в сотню тонн, а в одном месте самородные металлы выходили на поверхность. Ну, теперь мне предстоит стать прогрессором и дать людям Ку-Пио-Су такие технологии, какими в этом мире и в этих местах никто еще не владеет.

На следующее утро я пришел к Карасю. Он по-прежнему сидел на дубовой колоде – будущей лодке, и долбил ее.

- А, Уоми! Пришел помогать?

- Да. Но не так, как ты думаешь. Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

Заинтересованный Карась пошел за мной следом. Я привел его к тому месту, где созданная мной смесь металлов выходила на поверхность.

- Карась, ночью ко мне приходил сам Дабу. Он выглядел, как старик, с длинной седой бородой, сильный, в два человеческих роста, с глазами, как у филина. Он повел меня сюда и сказал: «Покажи это место Карасю, и он сделает людям Ку-Пио-Су такое оружие, какое никто никогда не делал, а себе такие долота, с которыми он закончит свою лодку за месяц». Вот что сказал Дабу. И он объяснил Уоми, что делать с этим песком, который ты видишь.

Карась нагнулся и набрал в горсть мелкие самородки олова и меди. Они были совсем свежие, и ярко блестели.

- Я никогда не видел таких камней! Я верю тебе, Уоми. Говори, что мы будем с ними делать?

Прежде всего, мы накопали на берегу глины, из которой люди Ку-Пио-Су делали горшки, добавили туда песок, и я вылепил из глины форму длиной сантиметров тридцать, а шириной – десять. Потом я взял самый лучший, тщательно обработанный наконечник копья, какой только смог найти, и вдавил его в сырую глину. Готовую форму мы поставили сушиться, сначала в тени, чтобы она не растрескалась, а через три дня перенесли на солнце, еще на три дня, после чего хорошенько обожгли на огне, и форма осталась целой, не треснула.

Найдя хороший глиняный горшок, тщательно обожженныйна огне, я сложил из камней подобие печи, в которую сверху ставился горшок, а снизу можно было подкладывать дрова. Насыпав в горшок несколько горстей смеси олова и меди, мы разожгли огонь и поддерживали его целый день. К концу дня нам удалось расплавить в горшке компоненты бронзы (олово расплавилось очень быстро и постепенно растворило в себе медь).

Поставив рядом готовую форму, я разобрал переднюю стенку печи, и с помощью толстых деревянных палок наклонил горшок так, чтобы расплав полился в форму. Все отлично получилось – форма заполнилась расплавленной бронзой, которая застыла в ней. Остаток бронзы я вылил на землю, чтобы освободить горшок.

Без труда выковыряв из формы остывшее грубое изделие, причем форма при этом осталась целой, я протянул его Карасю. Он взял бронзовый слиток в руки, повертел его в разные стороны и заявил, что теперь остается только отшлифовать его на точильном камне. Но, когда началась шлифовка, выяснилось, что точильный камень, сделанный из песчаника, очень быстро стирается твердой бронзой. Оставив Карася шлифовать наконечник копья, я пошел туда, где был наш «рудник» и создал, под тонким слоем почвы, целую кучу больших брусков и пластинок из крупнозернистого корунда. Когда я принес парочку Карасю, тот пришел в восторг. Теперь работа пошла гораздо быстрее, и уже на следующий день у нас был отлично обработанный бронзовый наконечник копья.

Мы собрали на площади всех охотников и показали им наше изделие, уже закрепленное на конце дубового древка. Охотники рассматривали наше оружие, ощупывали бронзу, восхищались твердостью и остротой металла, а когда я метнул копье так, что наконечник до половины вошел в дерево, а потом вытащил его целым и неповрежденным, они радовались, как дети, и стали просить, чтобы мы изготовили каждому охотнику такое копье.

Поскольку Карась сам уже освоил процесс плавки и отливки, я навербовал ему в помощники несколько человек, в том числе и подростков, из которых Карась выбрал лучших, и работа пошла. Карась делал из глины формы для отливки разных изделий – наконечников копий, стрел, топоров. Он сам придумал вставлять в глиняную форму палки, чтобы бронза, обтекая их, образовывала выемки и отверстия – потом оставалось только выдолбить пригоревшее к стенкам отверстия дерево. Самая трудная работа выпала на долю тех, кто шлифовал готовые изделия, но работники не ленились, и уже через месяц у нас было достаточно оружия, чтобы вооружить всех мужчин Ку-Пио-Су. Бронзовые топоры и долота, насаженные на рукоятки, значительно облегчили обработку дерева, и, как я и предсказывал, Карась с помощниками доделал свою лодку за месяц.

* * *

 Все это время Мандру пристально следил за мной, движимый страхом и ненавистью. Кунья насколько раз слышала их разговоры с Пижму, спрятавшись под шкуры, лежавшие на нарах. Она передавала эти разговоры Нае, а Ная пересказывала мне.

Мандру говорил, что по ночам я прихожу душить его во сне. Пижму настаивал, что меня надо убить. Но к этому времени наша с Карасем работа по изготовлению бронзового оружия подняла мой авторитет в Ку-Пио-Су на недосягаемую высоту, и никто из стариков не решался открыто выступить против меня.

Однажды утром старого Мандру нашли мертвым на нарах в его хижине, и весь поселок стал готовиться к его похоронам. Собрался совет стариков, и Кунья, снова зарывшись в шкуры, слышала, что они говорили. Совет выбрал Пижму старейшиной охотников.

- Старики, - сказал новый старейшина. – Думайте, кто убил Мандру?

Он рассказал, как Мандру боялся Уоми, и как Уоми приходил каждую ночь душить его. Старики ахали и удивлялись, но никто открыто не поддержал Пижму, когда он стал настаивать, что Уоми надо сжечь на костре. Решение отложили до конца похорон Мандру, которые должны были продлиться три дня.

Кунья прибежала к хижине Гунды, вызвала Наю, и долго шепталась с ней. Потом Ная завела Кунью в дом и заставила повторить то, что та слышала. Я тоже был в землянке и, не отрываясь, смотрел на Кунью, пока та рассказывала.

- Пусть Уоми бежит, - закончила Кунья. – Пижму хочет его смерти!

Мы с Гундой переглянулись.

- Уоми не боится Пижму, - сказал я. – Не бойся и ты, Кунья! Уоми сильнее их всех. Сегодня ночью мы с матерью пойдем к самому Дабу. Но никто не должен об этом знать!

- Кунья скорее умрет, чем скажет, - твердо сказала девушка, глядя мне в глаза, и щеки ее загорелись ярким румянцем.

Я впервые смотрел на нее в упор, и она впервые не отвела глаз, слова были не нужны, взгляды говорили сами за себя. На Наю мы, конечно, тоже вполне могли положиться.

* * *

В середине ночи мы с матерью, крадучись, вышли из хижины. Я взял с собой одно из новых копий с бронзовым наконечником, лук со стрелами и, конечно, свой кинжал. Кстати, ни одного такого же кинжала мы с Карасем не сделали – я объяснил ему, что Дабу это запретил, такой кинжал должен быть только у меня, а кто мы такие, чтобы идти против воли самого Дабу?

Дойдя до пристани, мы с Гундой сели в лодку, и я погнал ее по течению. На другом берегу мы спрятали лодку в кустах, а сами быстро двинулись по тропе зубров к оврагу Дабу,  сделав только небольшую остановку в середине дня. Я подстрелил пару тетерок по дороге, Гунда ощипала и зажарила их, и мы, перекусив, двинулись дальше. К вечеру мы уже были на месте. Немного отдохнув и подкрепившись остатками тетеревиного мяса, мы вместе пошли вниз по оврагу, туда, где стоял Дабу. Мать озиралась в подступающей темноте, и то и дело кидала кусочки мяса в окружающие кусты, обращаясь к духам леса:

- Ешьте, милые! Защитите Уоми и Гунду!

Наконец, мы предстали перед Дабу. В сгущающихся сумерках он выглядел внушительно и жутко. Гунда опустилась на колени, а я встал перед дубом и сказал:

- Дабу! К тебе пришел сын твой, Уоми. Злые люди хотят убить его! Защити его и мою мать Гунду!

Гунда склонилась перед Дабу до земли:

- Великий Дабу! Ты когда-то дал Гунде Уоми. Защити его, дай победу над его врагом, Пижму!

Пронесся порыв ветра, закачались ветви дуба. Один из посохов, висевший на ветке, сорвался и упал к моим ногам. Я нагнулся, чтобы подобрать его.

- Что делаешь? – зашептала Гунда. – Посох не простой, его повесил сам Мандру. Когда-то Пижму заболел, его мучила огненная девка – Хонда. Мандру заговорил Хонду, загнал ее в посох, перевязал ремнями. Как только Дабу взял посох, лихорадка оставила Пижму.

- Что ж, - ответил я. – Сам Дабу отдает мне этот посох. Теперь Пижму в моих руках. Что захочу, то с ним и сделаю.

Я достал из мешка мясо жареной тетерки.

- Душа священного дуба! Приди и отведай нашего угощения!

В дупле что-то зашевелилось, филин показался на краю дупла и легко слетел на подставленную мной руку. Его страшные когти лишь чуть сжимались, не царапая кожу. Я стал кормить его из рук, а он отрывал кусочки мяса и с важностью, неторопливо глотал. Гунда стояла рядом на коленях, и, как завороженная, смотрела на меня.

Когда филин наелся, я погладил его по голове, покрытой мягкими перьями, и слегка подбросил в воздух. Расправив широкие крылья, филин скрылся в чаще, и оттуда послышалось его протяжное уханье.

- Пойдем, мать! – сказал я. – Дабу сказал свое слово. Нам нечего бояться.

Мы пошли обратно к ручью, мне по дороге приходилось поддерживать Гунду – после встречи с Дабу ноги ее не держали.

* * *

Когда мы пришли на место ночлега, я быстро наломал веток и сделал шалаш. Разведя костер у входа, мы улеглись в шалаше спать. Мне снова приснилась Кунья – она ласково говорила со мной. Я мог бы подумать, что эти сны повторяются из-за того, что у меня очень давно не было женщин, но в снах не присутствовала эротика, мы с Куньей только смотрели друг другу в глаза и разговаривали, и нам было хорошо вдвоем. Я спросил ее, почему она отказывала всем, кто ее сватал, а она ответила, что ждала меня. Увы, это было только во сне…

Утром мы с Гундой проснулись рано и пошли к тому месту, где я спрятал челнок. Раздвинув кусты на берегу, я увидел лодку – никто ее не тронул. На дне по-прежнему лежали весла и шест. Гунда села в челнок, я, отвязав, столкнул его в воду, и, запрыгнув внутрь и взявшись за шест, оттолкнул челнок от берега.

Я гнал челнок по реке, сколько было сил, но все равно нам пришлось еще раз заночевать на берегу, быстрее в Ку-Пио-Су было не добраться. На ужин Гунда зажарила пару уток, подстреленных на реке. На следующий день, перед самым входом в озеро, где на острове стоял Ку-Пио-Су, мы встретили лосиху с лосенком, переплывающих реку. Разогнав лодку шестом, я направил ее наперерез зверям. Лосиха повернула обратно, но было уже поздно. Выхватив свой кинжал, я, когда лодка поравнялась с лосихой, прыгнул ей на спину. Лосиха поднялась на дыбы, но я, держась левой рукой за ее шею, правой по рукоятку вогнал ей клинок в затылок, а сам быстро соскочил в воду, чтобы не быть подмятым тушей животного. Нам с Гундой пришлось потратить немало сил, чтобы подтащить убитого зверя к берегу и крепко привязать к кустам. После этого я искупался, смыв кровь, и мы поплыли к островку, на котором стоял поселок.

Привязав лодку на пристани, мы направились к хижинам. Я шел впереди, а Гунда – за мной, неся оружие. На площади собралось все население поселка – похороны Мандру закончились. Посередине сидел Пижму. Я подошел к нему и остановился в двух шагах.

- Дед Пижму, - начал я, улыбаясь. – Вот Мандру умер, и старики признали тебя старшим. Я знал, что ты меня не любишь, и захотел посоветоваться с отцом. Мы были у самого Дабу, и я говорил с его душой. Гунда, расскажи, что ты видела!

- Видела большую сову. Она вышла изо рта Дабу и ела мясо прямо из рук Уоми.

Вокруг раздался ропот изумления.

- Душа Дабу мне рассказала, что Пижму подговаривал стариков бросить Уоми в огонь, - продолжал я. – Она открыла Уоми имена тех, кто с этим не согласился, и тех, кто слушает Пижму.

Лицо Пижму вытянулось.

- Дабу сказал: Уоми, пока с тобой твой нож, ничего не бойся. Этот нож послал тебе сам Дабу. Сам Дабу научил Уоми, как сделать оружие из бронзы для всего Ку-Пио-Су. Уоми и Карась это сделали. Убивал ли кто-нибудь лося одним ножом? Пусть скажет Гунда.

- Уоми прыгнул на спину лося, как рысь, и воткнул ему нож в затылок.

- Вот, - сказал я, бросив перед всеми отрезанное лосиное ухо. – Поезжайте, куда скажу, привезете мясо для всего Ку-Пио-Су.

Радостные крики были мне ответом.

- Не бойся, Пижму, заговоренного ножа, - сказал я. – Бойся другого.

Я повернулся к матери и взял у нее из рук посох.

- Узнал ли Пижму этот посох? Сам Дабу отдал его Уоми и сказал: когда хочешь, развяжи ремень, выпусти Хонду.

Пижму смертельно побледнел. Он поднялся на ноги, шатаясь, и некоторое время только открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать. Наконец, он с трудом выговорил:

- Нет! Не выпускай Хонду! Пижму не скажет слова против Уоми…

* * *

Через три дня я попросил передать всем старикам поселка, что хочу просить у них совета в важном деле. Любопытство собрало всех в доме Пижму, и они послали за мной.

Войдя в дом, я низко поклонился всем сидящим.

- Старики! К Уоми во сне приходила девушка. Она сказала, что будет ждать его у Большой Воды.

- А! Ждать будет? – послышались голоса. – А хороша девушка?

- Как лебедь! Уоми хочет взять девушку-невесту. У вас ума много. Научите, где Большая Вода, как туда дойти?

Старики переглядывались, но никто не отвечал. Наконец, после долгого молчания, послышался голос слепого сказителя Ходжи:

- Ходжа ростом мал, а разумом меньше всех. Ждал, что скажут большие. Прикажите говорить Ходже!

- Говори! – насупившись, сказал Пижму.

- Был Ходжа молод, были у него глаза. Ходили молодые добывать себе невест, и Ходжа с ними. Был и тогда слух про Большую Воду. Хотели мы дойти туда!

- И дошли? – воскликнул я.

- Нет, немного не дошли, назад вернулись. А были близко!

- Слышали и мы про это, - сказал Карась.

- Вот, - сказал я. – Ходжа не дошел, пойдет Уоми. Старики, кланяюсь вам! Хочет Уоми набрать дружину для дальнего похода. Кто из молодых захочет пойти – не мешайте!

Из угла послышался сердитый голос Пижму:

- Нет! Сам иди, куда хочешь, а других не мути!

Я пристально посмотрел на него:

- Пижму, помни: у меня твой посох. Если забыл, Уоми тебе напомнит!

Пижму, красный, как рак, вскочил на ноги:

- Пусть едут! Пусть убираются на край света! Назад бы только не возвращались! – и он выскочил за дверь.

* * *

Новость, что я хочу собрать свадебную дружину, всполошила весь Ку-Пио-Су. Молодежь откровенно обрадовалась. Добывать невест из дальних селений издавна считалось доблестью, а неженатых в поселке было много. Все они высказались за поход. Старшие, в общем, были против, но уход Пижму с совета стариков, очень похожий на бегство, сильно подорвал его авторитет, и старики понемногу тоже склонялись на сторону молодежи. Особенно одобрял поход Карась, который говорил:

- А что? Надо молодым невест добывать? Надо. Так почему бы и не пойти в поход? Сам с ними пойду – жена уже старая!

И дед Аза тоже, укладываясь спать, частенько бормотал:

- Идите, идите! Сам, когда молодой был… - Но, какие воспоминания бродили в его голове, он не договаривал.

Мнение двух таких авторитетных людей, как Аза и Карась, очень воодушевило молодежь, и решение о походе в целом было принято. Но, поскольку лето уже заканчивалось, нечего было и думать отправляться в поход немедленно – необходимо было отложить отправление до весны.

И, конечно, собирался в поход Ходжа. Сказки рассказывать да песни петь – вот что он обещал. Но все понимали – главное, что Ходжа будет делать, это слушать и запоминать все, что произойдет в походе, чтобы потом принести домой, в Ку-Пио-Су, новые сказания.

Большой проблемой также были лодки. Для похода их нужно было много, не менее двух десятков. Но никто из остающихся в поселке не хотел отдавать большие и надежные лодки, каждая из которых была плодом многолетнего труда. Да и на озере часто бывает ветер, надежные лодки нужны для рыбной ловли. Поэтому основную надежду молодежь возлагала на еще не доделанные новые лодки. Теперь на острове с раннего утра слышались удары топоров и звон долота – все, кто хоть немного в этом смыслил, работали над долбленками с утра до вечера, отрываясь только для охоты и рыбной ловли. Очень помогали наши новые бронзовые инструменты, и работа спорилась.

Карась, уступив работу над лодками своим помощникам, сам все свое время отдавал изготовлению бронзового оружия и инструментов, и добился больших успехов в их отливке. Он придумал, по моей подсказке, делать разъемные глиняные формы из двух половинок, и теперь отливки из бронзы получались очень точные, почти не нуждающиеся в дальнейшей обработке, что значительно снижало трудоемкость изготовления оружия и инструментов. Наконечники для копий, дротиков, стрел были поставлены на поток. Делались также долота, топоры и даже бронзовые молотки, которыми работать с долотом было куда удобнее, чем просто камнем или деревянной киянкой. Все это изготавливалось с большим запасом, не только для нужд поселка, но и как возможный выкуп за невест, явно превосходящий по ценности все остальное, что обычно предлагалось при выкупе – ожерелья, каменный инструмент, меха и прочее.

Я, наладив производство бронзовых изделий, сам больше не принимал непосредственного участия в их изготовлении, да оно и не требовалось, а ходил на охоту, рыбачил вместе с Тэкту и другими, и придумывал новые бронзовые изделия. Например, по моему предложению Карась стал делать тонкие и толстые бронзовые стержни. Я показал ему, как заточить конец таких стержней, чтобы получилось перовое сверло, и в дальнейшем сверление отверстий в дереве ускорилось многократно. Делались также рабочие ножи, короткие и острые, и только кинжалы, подобные моему, мы не делали, якобы по запрету Дабу, но в них и не было необходимости при наличии дротиков – коротких легких копий, длиной от метра и более, с острыми и тонкими бронзовыми наконечниками.

Я «изобрел» также простейшую копьеметалку – деревянную изогнутую серповидную палку с удобной рукояткой. Дротик упирался в конец «серпа», где была выемка. Применение копьеметалки значительно увеличивало силу броска. Карась придумал делать на тупом конце тонких дротиков оперение, благодаря чему дротик летел далеко и точно.

Молодежь целыми днями упражнялась с новым оружием, в том числе и на охоте, и многие уже достигли больших успехов в метении дротиков с помощью копьеметалок, а охота стала гораздо эффективнее и требовала меньше сил и времени.

Кроме того, я предложил было делать составные луки, применяя, кроме дерева, накладки из рога и скрепки из бронзы, но, увы, подходящего материала для тетивы не было, а обычные тетивы из сухожилий не выдерживали таких больших нагрузок, и рвались уже после нескольких выстрелов. Конечно, мне не составляло бы труда создать сколько угодно тетив из нейлона или даже стального тросика, но я не хотел в своем «прогрессорстве» заходить слишком далеко.

* * *

Все это время Пижму внимательно наблюдал за нами, но сам мне на глаза не показывался. Не раз он подсылал своего внука Гарру подглядывать за тем, что делаем мы с Карасем, не раз засылал Кунью к Нае в гости, чтобы подслушать, о чем мы разговариваем, но его планы не сбывались – Гарру откровенно был за нас, так как и сам намеревался идти в свадебный поход. Кунья, конечно, тоже не собиралась шпионить, но ее отношение ко мне изменилось – она избегала смотреть мне в глаза, и, стоило мне зайти в хижину Гунды, сразу убегала. Такое отношение с ее стороны было понятно, но меня это мучило, а между тем, она снилась мне чуть ли не каждую ночь.

Как-то раз, вечером, я возвращался из мастерской Карася, где мы целый день жгли сучья и корни на древесный уголь – при выплавке бронзы он был гораздо удобнее, чем дрова. Я был весь в саже, и решил искупаться. Направившись к берегу, я увидел, что на краю мостков кто-то сидит. В сумерках было плохо видно, но, приблизившись, я разобрал, что это девушка. Она сидела, свесив ноги в воду и склонив голову на руки, и, лишь подойдя вплотную, я понял, что это Кунья. Мне стало не по себе, но я пересилил смущение, подошел и сел рядом. Кунья, видимо, давно узнала мои шаги, потому что только повернула ко мне голову и посмотрела на меня с такой тоской, что я содрогнулся.

- Что ты, Кунья? – спросил я, стараясь не выдать своего волнения.

Она вздохнула:

- Уедешь к своей, которая тебе снится, да?

- Ну, до этого еще далеко, мы тронемся в путь не раньше весны.

- Ну, и уезжай, уезжай! – она вскочила и хотела убежать, но я молниеносно схватил ее за руку.

- Отпусти! Зачем я тебе? Эта, твоя… Она же снится тебе каждую ночь, я знаю!

- Садись, Кунья, нам надо поговорить! – сказал я, и она подчинилась, не столько словам, сколько, наверное, услышав что-то новое в моем голосе.

- Кунья, послушай! – я сам волновался чуть ли не больше ее, но старался не выдать этого. – Я открою тебе большой секрет, только обещай, что никому не скажешь.

- Обещаю, - тихо ответила она, и голос ее дрожал.

- Даже Нае?

- Даже Нае, если ты велишь, Уоми.

- Кунья, это не она, это ты снишься мне каждую ночь!

Наступило молчание.

- Ты говоришь неправду! – едва дыша, прошептала Кунья.

- Нет, это правда. Я тебя полюбил, как только увидел в первый раз. Помнишь, вы все вместе шли за водой, утром, ты шла впереди всех, а мы с Тэкту возвращались с берега. Я женюсь только на тебе!

- Уоми, я верю тебе, я тоже полюбила тебя сразу и навсегда, как только увидела! – тихонько проговорила она. – Но тогда зачем? Зачем ты придумал этот свадебный поход? Зачем хочешь уйти из поселка, от меня?

- Это Дабу. Дабу требует, чтобы я пошел, и повел за собой молодых. Поэтому я ничего не говорил тебе. И поэтому не могу к тебе посвататься, хотя хочу этого больше всего на свете!

- Уоми! – И она внезапно обняла меня и прильнула к моей груди. – Уоми! Неужели это правда? – и она всхлипнула.

- Да, это правда. Но нам придется еще долго ждать, пока мы пойдем в поход, и пока вернемся. Хочешь, мы вместе пойдем к Дабу, и он сам скажет? Прямо сейчас?

- Сейчас нельзя! Меня хватятся дома, будут искать!

- Нет, мы вернемся очень скоро. Я попрошу, и Дабу перенесет нас к себе, не успеешь ты моргнуть глазом.

- Я согласна, - решительно сказала Кунья. – Пойдем к Дабу!

* * *

Я встал на ноги, она тоже, и посмотрела мне в глаза, потом перевела взгляд на грудь и провела по ней пальцем:

- Какой ты черный! – и она тихонько засмеялась.

- Мы целый день жгли уголь. Но это ничего, все равно уже темно, - улыбнулся я. – Дай мне руку, Кунья!

Она не подала мне руку, а снова прильнула к моей груди, а я обнял ее и пожелал перенестись в овраг Дабу. Все вокруг вздрогнуло, и вместо деревянного настила под нашими босыми ногами появился песок и камешки. Кунья отстранилась от меня и быстро осмотрелась. На ее лице я увидел такое безграничное удивление, что не мог не рассмеяться.

- Уоми, Уоми! Это правда!

- Конечно, Кунья. Все, что я тебе говорю – правда! Пойдем к Дабу?

И мы пошли вдоль ручья. Было уже почти совсем темно, мы шли, держась за руки, и смотрели друг на друга. Глаза Куньи сверкали в темноте.

- Подожди немного! – сказал я, отошел в сторону и сломал тонкое смолистое деревце, обломал его верхушку, затем присел и, подобрав пару первых попавшихся камешков, сделал вид, что высекаю огонь на сухой мох, росший на камне поодаль от ручья. Мох затлел, конечно, не от искр, которых почти не было, а потому, что я так пожелал.

- Дабу! – воскликнул я, и мох ярко вспыхнул. Я сунул в огонь ствол деревца, и, когда он загорелся, поднял факел над головой. Темнота еще больше сгустилась вокруг нас, и Кунья прижалась ко мне.

Пройдя еще метров сто, мы предстали перед священным дубом. Ночью он выглядел внушительней и таинственней, чем днем. Я снова взял Кунью за руку, и мы опустились на колени перед дубом. Факел я воткнул в землю рядом.

- Великий Дабу! – начал я. – К тебе пришел сын твой, Уоми! Дабу, ты повелел Уоми собрать молодых из Ку-Пио-Су в свадебный поход, и я сделал так, как ты сказал. А теперь я привел к тебе Кунью. Дабу, мы любим друг друга. Мы перед тобой даем друг другу обещание, что, когда придет время, мы станем мужем и женой. Ты обещаешь, Кунья?

- Обещаю! Великий Дабу, я люблю Уоми, твоего сына. И я буду ждать его, сколько потребуется!

Мы поднялись на ноги, Кунья опять прижалась ко мне. Я протянул руку, и на нее сел филин. Его глаза горели желтым светом, он вертел головой, глядя то на меня, то на Кунью. Я провел рукой по его мягким перьям и сказал:

- Кунья, это душа Дабу. Потрогай ее, чтобы она тебя запомнила.

Кунья, протянув дрожащую руку, коснулась моей руки, лежащей на голове филина, и сжала мои пальцы. Я слегка подкинул филина в воздух, и он бесшумно скользнул в темноту. Выдернув из земли факел, я сделал несколько шагов назад вместе с Куньей. Она, как завороженная, смотрела на Дабу, ее рука дрожала в моей руке.

- Не бойся, Кунья, теперь Дабу защищает нас обоих! Пойдем.

Мы повернулись, и, освещая путь факелом, пошли обратно к ручью. Присев на берегу, мы снова тесно прижались друг к другу.

- Кунья, - сказал я, - ты испачкалась в саже. Мне надо было помыться, прежде чем обниматься с тобой! – действительно, ее белая безрукавка была спереди в черных полосах и пятнах. Она тоже посмотрела на свою грудь в свете факела:

- Уоми, это совсем не важно! Я хотела бы, чтобы мы навсегда остались здесь! Чтобы эта ночь никогда не кончилась! А сажу я отмою.

- Кунья, милая, тебе не придется отмывать сажу. – Я отломил ветку от стоящего рядом куста, обмакнул ее в ручей, и провел веткой по ее груди и лицу. – Дабу!

Ее белая безрукавка стала безукоризненно чистой, пятна сажи с лица и рук исчезли. Я провел веткой по своему телу, и тоже стал чистым, как будто только что искупался.

- Кунья, - спросил я, - хочешь еще немного побыть здесь, со мной?

- Очень, - шепнула она, - но ведь нельзя! Нас хватятся в поселке!

- Не бойся, никто ничего не заметит! Дабу нам поможет.

Я наломал сухих веток и разжег костер. Мы сели возле огня, прижавшись друг к другу, Кунья положила голову мне на плечо, а я, как мог, старался сдержать бушевавшее в груди пламя. Я должен ждать! Я не могу так резко нарушить сюжет повести, последствия будут непредсказуемы, я должен пойти в этот поход! А если я потороплюсь жениться на Кунье, я могу быть уверен, что уже никуда не пойду…

Я достал из воздуха обжаренный кусок мяса и протянул Кунье:

- Ешь! Это подарок Дабу.

Потом достал мясо для себя, и тоже жадно впился в него зубами. Когда наш голод был утолен, Кунья тихонько сказала:

- Уоми, я не хочу, чтобы ты куда-то уходил. Я хочу стать твоей женой. Прямо здесь и сейчас!

- Любимая, я хочу этого больше всего на свете, но нам нельзя! Мы должны подождать и выполнить волю Дабу! Нам надо делать вид, как будто ничего не случилось! Ты сможешь?

- Смогу, раз ты этого хочешь! – решительно ответила Кунья. – А ты? Ты сможешь ходить мимо меня и даже не касаться моего тела?

- Это будет очень трудно. Но я тоже смогу, раз Дабу этого требует!

* * *

Потушив костер, я обнял Кунью и снова сказал:

- Дабу! – и мы очутились на краю мостков, где сегодня встретились, и снова стояли густые сумерки – время вернулось назад. Я обнял Кунью, прижав к себе, а она сжала меня в объятиях изо всех сил.

- Ну, помни же, что мы не должны нарушать волю Дабу! Нельзя, чтобы кто-нибудь что-то узнал!

- Уоми, - прошептала Кунья, еще крепче прижимаясь ко мне, - Уоми, скажи, это был не сон?

- Нет, Кунья, не сон, мы дали клятву перед Дабу. И должны ее сдержать. Теперь расходимся в разные стороны, как будто ничего не было.

- И что, нам даже нельзя будет говорить друг с другом?

- Лучше не надо, голос нас выдаст. Но мы иногда будем встречаться, как сегодня, я постараюсь!

- Уоми, это будет так трудно!

- Любимая, мы сможем видеть друг друга и говорить глазами. А потом, когда я вернусь, мы будем вместе! Я люблю тебя. Помни об этом.

- Да, Уоми! И ты помни, что я люблю тебя!

И мы, повернувшись спиной друг к другу, пошли в разные стороны. Вернее, это я пошел, а Кунья пустилась бегом к хижине Пижму – я слышал быстрый топот ее босых ног, и мне стоило большого труда не обернуться ей вслед.

Я шел и думал: ради чего мы так себя мучаем? Не лучше ли обернуться, догнать Кунью, обнять ее, прижать к груди? Но нельзя – я должен, я обязан пойти в поход с молодежью Ку-Пио-Су весной. А испытание временем только закалит нашу любовь, сделает ее крепче, вернее. Ведь эта любовь навсегда, не правда ли? Что же тогда какие-то два года ожидания? Мы не должны поддаться минутной страсти, не должны скомкать эти чувства. Я был уверен, что Кунья думает так же, как я.

Несмотря ни на что, я был счастлив, как никогда в жизни. Все, что у меня когда-либо раньше было с женщинами, не стоило даже одной минуты, проведенной вместе с Куньей у ручья в овраге Дабу. Как странно, мы так мало сказали друг другу, но так много почувствовали! Вот, значит, что такое – любовь! А я прожил жизнь, не зная об этом…

* * *

Я подошел к хижине Гунды и нагнулся, проходя в дверь. Мать взглянула на меня и без слов поняла, что что-то случилось.

- Уоми, садись к огню, ешь! – она отодвинулась, давая мне место, и положила на уголья еще одну большую рыбу.

- Спасибо, мать, я не голоден, - ответил я, и это было правдой – мы с Куньей съели по большому куску жареного мяса у ручья.

Гунда внимательно посмотрела на меня.

- Что с тобой, Уоми? Ты выглядишь совсем не так, как обычно!

Тэкту засмеялся:

- Уоми выглядит так, как будто только что вынул из сети самую большую рыбу! Наверное, он видел во сне свою невесту с Большой Воды!

Я почувствовал, что краснею.

- Нет, ничего особенного. Я гулял и купался. И думал, что еще нам взять с собой в поход весной, когда поплывем.

- Ни у кого никогда не было еще таких богатых даров, как у нас! Только за наше новое оружие мы можем выкупить всех невест на много дней пути вокруг! – засмеялся Тэкту, а Гунда нахмурилась:

- Берегись, Уоми! Та, которая тебе снится – злая! Выпьет твою кровь!

- Нет, мать, ты просто не знаешь! Она самая лучшая. – Чтобы не спорить дальше, я вышел из хижины и направился к противоположному берегу острова, где был наш «рудник». Я шел и вспоминал наш с Куньей вечер, и жалел, что все так быстро кончилось. Подойдя к крутому берегу, я сел над обрывом и задумался.

Вдруг послышался шорох – мой острый слух охотника уловил его, и я обернулся. Я увидел в темноте смутную тень, и рядом со мной на песок опустилась Кунья.

- Прости, Уоми, но я не могла не прийти, хоть ты и запретил. Только сегодня, а потом я буду слушаться тебя.

- Как ты меня нашла?

- Я спряталась рядом с хижиной, я так надеялась, что ты выйдешь! Прости, ты можешь меня побить, если хочешь, но я не могла…

- Что ты, разве можно тебя бить? Я люблю тебя!

Она вздохнула.

- Наверное, я буду тебе плохой женой, своевольной и непослушной. Тебе придется меня бить! Поэтому лучше начинать сейчас, чтобы я привыкла. – По голосу я понял, что она улыбается.

Я обнял ее, и она снова прижалась к моей груди.

- Уоми, почему ты не такой, как все? Да, я знаю, ты – сын Дабу, но это не все. Я чувствую, что ты не такой. Ты столько знаешь такого, чего не знает никто в Ку-Пио-Су. Мне кажется, что ты пришел откуда-то издалека, нет, не из того поселка, где жил четыре года, а… это так далеко, что у меня нет слов…

- Да, ты угадала. Мой прежний дом так далеко, что ты даже вообразить не можешь. Но это тайна, и пока я не могу ее открыть. Даже тебе.

- Я буду молчать. И больше не стану спрашивать.

- Когда-нибудь ты все узнаешь, я расскажу тебе все о себе, обещаю.

- Уоми, я очень глупая. Ты должен меня чему-нибудь научить из того, что знаешь. Иначе я не достойна стать твоей женой!

- Милая, ты – это ты. Я люблю тебя. И уже поэтому ты достойна самого лучшего.

Мы помолчали. Я знал, что у этих людей в знак любви еще не принято целоваться, поцелуи появились не так давно в истории цивилизации, и не у всех народов, но не смог удержаться, и прижался губами к губам Куньи. Она сначала не поняла, что я хочу сделать, но очень быстро сообразила и ответила на поцелуй. Ее язык скользнул по моим зубам, объятия сделались крепче, дыхание – прерывистым. Я понял, что если мы тотчас не прекратим, то можем зайти так далеко, как мне бы не хотелось. Ведь основное направление сюжета повести не предполагает… Но рука Куньи гладила мою спину, голова кружилась… С огромным трудом я прервал наш поцелуй и встал, шатаясь, как пьяный, на ноги. Кунья поднялась вслед за мной.

- Кунья, Кунья… Мы не должны, - хрипло шептал я. – Мы должны ждать и терпеть…

- Да, я знаю, Уоми! Прости меня! Но мне только что было так хорошо… Никогда в жизни я не думала, что может быть так… Я больше так не буду, обещаю! Но я не могла не пойти за тобой, иначе я бы подумала, что это был сон. – Она снова  обвила руками мою шею, приникла к моим губам, а потом, резко отстранившись, пустилась бежать и исчезла в темноте.

Я пошел вдоль обрыва, голова кружилась, как после нескольких выпитых рогов с вареным медом. Спустившись по тропинке к воде, я скинул штаны из тонкой кожи и вошел в реку. Прохладная вода привела меня в чувство, и я поплыл к другому берегу озера, но потом передумал – оно было тут слишком широким, заплыв занял бы много времени, и вернулся назад. Одевшись, я пошел к поселку.

* * *

Лето кончалось, и становилось холоднее. Пижму почти не выходил из дома, и, по словам Куньи, все чаще набрасывался на своих домашних с бранью и попреками. Особенно он нападал на Кунью, как будто что-то чувствовал. Он требовал, чтобы она нашла его посох, но, конечно, она не собиралась этого делать, зато часто бывала в нашей хижине, и я мог ее видеть. В присутствии других мы почти не разговаривали, но, встречаясь глазами, без слов передавали друг другу все, что хотели сказать.

Несколько раз Кунья снова подкарауливала меня у хижины, а я, замечая ее хитрость, шел к нашему месту над обрывом, следом появлялась и она, мы сидели в темноте и разговаривали, но целовались только на прощанье – я чувствовал, что еще немного, и я не выдержу. Кунья понимала, и, несмотря на все свое желание, старалась поменьше касаться моего тела.

Я замечал, что Кунья стала говорить правильнее, более «цивилизованно», строить более сложные фразы. Я рассказывал ей, что мы живем на планете, которая называется Земля, которая имеет форму шара, и так велика, что не хватит всей жизни, чтобы обойти ее. К моему удивлению, Кунья восприняла эти знания вполне спокойно и с пониманием, по крайней мере, она не стала спрашивать, почему мы не падаем с этого шара, и ходят ли люди на другой стороне вниз головой. Зато она сказала, что очень хотела бы посмотреть на Землю с такой высоты, чтобы было видно, какая она, и я ей обещал, что когда-нибудь она это увидит. А когда я рассказывал, что звезды на небе – такие же, как наше Солнце, только очень далеко, она даже спросила, живут ли там люди. Словом, она жадно впитывала любые знания, тем подтверждая, что хочет научиться чему-либо от меня.

Я рассказывал, что жил в мире, где люди не только ходят пешком, но ездят по земле и по воде в повозках, похожих на огромные лодки, которые движет огонь, и даже летают в таких же лодках по воздуху. Что там есть вещи, с помощью которых можно видеть людей, находящихся на другом конце земли и слышать их голос. Она вовсе не воспринимала все это, как сказки, а внимательно слушала.

- Скажи, Уоми, - как-то спросила она. – Почему ты ушел из своей прекрасной земли, полной таких чудес, и пришел к нам? Или я не должна знать это? Может быть, тебя изгнали оттуда?

- Нет, Кунья, просто я прожил в той земле достаточно, сделал все, что надо было сделать, и сам, по своей воле, отправился сюда, к тебе.

- И ты знал заранее, что мы встретимся?

- Честно говоря, да, знал. Но не думал, что это будет так прекрасно.

- Откуда же ты узнал?

- Ну, как тебе объяснить? Понимаешь, в том мире есть такие люди, вроде нашего Ходжи, они сочиняют рассказы. Только не поют их, а рисуют. Есть способ передать этими рисунками мысли другим людям. Это называется – писать книги. И один из них написал про Ку-Пио-Су, про наше озеро, на котором мы живем, про Дабу и про нас с тобой. Я захотел все это увидеть, и пришел сюда. Но я не думал, что ты такая, и что я так тебя полюблю…

- И теперь, когда ты это увидел, что ты думаешь обо всем этом?

- Я ни о чем не думаю. Я просто счастлив, что встретил и узнал тебя.

- Как я хотела бы, чтобы и у нас были такие люди! И книги. Ведь тогда можно столько узнать, правда?

- Да. Когда-нибудь все это будет. А как только будет возможность, я просто тебе все это покажу и научу.

- Покажи непременно. Но самое главное, что ты мне уже показал – это ты сам.

- А для меня главное, что я увидел здесь – это ты!

* * *

Приближалась осень. Я с партиями охотников стал уходить все дальше от поселка, и Тэкту неизменно был со мной. Мы делали западни, в которые после первого снега, который скроет все следы, должны были попадаться звери. Попозже, поближе к зиме, мы собирались посетить западни еще раз, и положить на дно приманки. Это позволит нам наловить много пушных зверей, а из их меха женщины в поселке будут шить зимние одежды.

Нам неоднократно приходилось проверять на деле новое бронзовое оружие – мы кололи копьями кабанов, лосей и оленей, свежевали их бронзовыми ножами, били стрелами куниц, белок и соболей, только для пушных зверей наконечники были хотя и тяжелые, но тупые, чтобы не портить шкуры. Мясо было бы очень трудно доставлять в поселок, если бы я не «изобрел» тележки на колесном ходу. Сначала колеса были деревянные, но потом Карась придумал, как делать из бронзы тонкие полоски и обивать ими колеса для большей прочности. Хотя с тележками было не так просто передвигаться в лесу, но все же они сильно облегчали доставку в поселок битой дичи. Там мясо нарезали тонкими полосками и сушили, или коптили на огне. Жизнь стала гораздо сытнее, все знали о моих заслугах в этом, и старались всячески подчеркнуть, как любят меня и ценят. Это, конечно, было приятно, но я всегда скромно отвечал, что всего лишь многому научился от тех людей, у которых жил четыре года в изгнании, и что Карась сделал больше, чем я. Только Кунья знала всю правду, но, разумеется, молчала.

Однажды Пижму позвал Гарру, и велел ему готовить челнок. Пижму сел в челнок, и они уехали, а вернулись только через несколько дней. Пижму заметно повеселел, как-то внезапно успокоился. Снова стал выходить из дома, разговаривать со стариками, и совсем не упоминал в разговорах мое имя, как это было раньше. Я, конечно, отлично знал, в чем дело. Пижму и Гарру побывали в Каменной Щели, выселке из Ку-Пио-Су, где жили великан Урхату, его мать, колдунья Рефа и еще несколько человек. Они поселились в старых каменоломнях, где когда-то добывали кремень для изготовления каменных орудий, приспособив их под жилье. Пижму хотел прибегнуть к помощи Рефы, чтобы справиться со мной. Гарру, под большим секретом, рассказал мне об этой поездке, хотя Пижму строжайше запретил ему что-либо говорить, но о чем говорил Пижму с Урхату и Рефой, не знал и Гарру.

Наконец, выпал первый снег. Охотничьи партии быстро собрались, и по три-пять человек стали обходить ловушки, начиная с самых дальних, собирая добычу, свежуя ее, и доставляя мясо и меха в Ку-Пио-Су на санках. Я и Тэкту присоединились к одной из партий. Целый месяц мы скитались по лесам, ночевали в наскоро построенных шалашах или просто в снегу. Несмотря на заранее заготовленные теплые меховые одежды, это было нелегко, хотя мне было легче, чем другим – я, когда нужно было, согревался, просто пожелав, чтобы было тепло. Я вообще, если бы захотел, мог бы ходить зимой босиком и в одной набедренной повязке, но, конечно, не делал этого, чтобы не привлекать внимания. Впрочем, зима была не слишком суровой – температура редко опускалась ниже десяти градусов мороза.

Поскольку я мог добывать огонь легко и в любых условиях, мы всегда питались жареным мясом, а не сырым, как порой приходилось делать другим партиям. Особенно тяжело мне было так долго не видеть Кунью, но я терпел. Зато я почти каждый день разговаривал с ней во сне.

Наконец, мы повернули обратно, и вскоре уже были дома, тяжело нагруженные мехами и мороженным мясом. И долго еще, после этого похода, все женщины поселка скоблили привезенные охотниками шкуры и коптили мясо. Впрочем, большую его часть оставили замороженным до весны.

* * *

Излишне говорить, что в первый же вечер после возвращения я встретился с Куньей. Мы снова сидели на нашем месте на берегу. Было холодно, зато мы могли не опасаться слежки – придя на место и дождавшись Кунью, я пожелал, чтобы стерлись все наши следы до самого дома. Мы сидели рядом на камнях, и никак не могли насмотреться друг на друга. Я рассказывал, как мы охотились, как ночевали в снегу, что видели и пережили, а Кунья – о событиях в поселке.

Пока мы были в отлучке, заболел и умер один из стариков, по-видимому, от воспаления легких. Я пожалел, что меня не было на месте, иначе я мог бы его спасти. Впрочем, никто не живет вечно на земле, так что дело это было житейское. Гораздо больше меня заинтересовало то, что Пижму по-прежнему был весел и бодр, и будто чего-то ждал. Он совсем перестал напоминать Кунье о своем посохе, и стал относиться к своим домашним не так плохо, как раньше. Наговорившись вволю, причем, конечно, не обошлось без объятий и поцелуев, мы с Куньей разошлись по домам, и я снова старательно замел все следы.

Мать Гунда уже не так часто говорила со мной о девушке, что ждет меня у Большой Воды, она или примирилась с этим, или о чем-то догадывалась – у матерей есть свои способы. Как бы она порадовалась, если бы узнала о наших с Куньей отношениях! Но ей никак нельзя было о них рассказывать, пока мы не вернемся из похода.

Итак, все шло, как обычно. Мы ходили на охоту, но уже маленькими партиями и не так далеко, ловили рыбу через прорубленные во льду полыньи, а Карась, несмотря на мороз, продолжал выплавлять бронзу и отливать различные нужные вещи. Кстати, я подал ему мысль сделать из тонкой длинной пластинки бронзы пилу. Несколько первых попыток были неудачными, но, наконец, пила получилась вполне пригодной к употреблению. К сожалению, развести зубья пилы как следует было нельзя из-за ее хрупкости, но все же такой пилой можно было спилить дерево до полуметра в диаметре, забивая клинья в пропил, о чем раньше, пользуясь каменными топорами, нельзя было и мечтать.

* * *

Как-то раз, когда мы все, вместе с Куньей, которая как раз пришла в гости к Нае, сидели в хижине и разговаривали, меховая занавеска у входа внезапно откинулась, и внутрь просунулась страшная медвежья голова. Я мгновенно вскочил и сорвал со стены копье, Тэкту с другим копьем в руках встал рядом. Женщины с визгом бросились подальше от входа, все, кроме Куньи, которая лишь сделала движение в мою сторону, но осталась на месте.

Медведь просунул голову внутрь, встал на дыбы и… громко расхохотался. Откинув маску из медвежьей головы, перед нами стоял Урхату, очень довольный своей проделкой, и смеялся так заразительно, что постепенно к нему присоединились все остальные.

Урхату подсел к очагу и принялся с аппетитом есть печеную рыбу, которой его наперебой угощали. Он рассказывал новости – о зимней охоте на кабанов на болоте, о том, какая рыба ловится в реке, о том, что у одной из женщин, живущих в Щели, родился сын, о большой буре, которая пронеслась над Каменной Щелью и сломала много деревьев в лесу. Об одном только умолчал он – что эта буря была как раз тогда, когда у него гостил Пижму. Женщины достали даже горшочек меда, чтобы принять гостя послаще.

За едой Урхату рассказал, что в начале зимы выследил в лесу большого медведя, и пригласил на охоту меня и Тэкту.

- Надо молодежи учиться у старых медвежатников, - сказал в заключение Урхату.

- Уоми пойдет! – воскликнул я. Мне сразу представилось красивое ожерелье из медвежьих зубов и когтей, хотя из повести я отлично знал, чем пахнет для меня эта охота, но сюжет, видимо, диктовал свое.

- Тэкту пойдет! – как эхо, откликнулся брат. – Уоми будет добывать медвежьи зубы, а Тэкту – беречь его от медвежьих когтей!

Гунда ласково взглянула на своего первенца, и потрепала густые темные волосы на его голове.

Договорились выйти завтра на рассвете, и Урхату ушел ночевать к Пижму, а мы начали собираться на охоту: подготовили рогатины – длинные копья, теперь уже с бронзовыми наконечниками и поперечиной на расстоянии полуметра от конца, чтобы медведь, посаженный на рогатину, не мог достать охотника, и тяжелые дубовые копья.

Я знал заранее, что по сюжету повести Урхату должен был перед уходом украсть мой кинжал из сумки, но меня это не волновало. Во-первых, копья были ничем не хуже, а во-вторых, если понадобится, я мог в любой момент раздобыть такой же кинжал, достаточно было только пожелать. На всякий случай, после ухода Урхату, я проверил свой мешок – кинжала небыло.

* * *

- Уоми, собирайся, - загудел в хижине бас Урхату, едва рассвело.

Мы с Тэкту вскочили, оделись и вышли наружу с оружием. Встав на лыжи, мы втроем гуськом направились в лес.

Через час быстрой ходьбы Урхату обернулся, подал знак, что нужно соблюдать тишину, и показал нам впереди выворотень – дерево, поваленное бурей, под корнями которого на снегу виднелось желтое пятно от дыхания медведя.

Урхату поставил нас с братом у «чела» берлоги, а сам пошел к ее другому концу, чтобы выгнать медведя на нас.

Я, выставив перед собой рогатину, напряженно ждал. Тэкту стоял рядом, сжимая копье. Из-за деревьев послышался шум – Урхату пугал медведя, стуча рогатиной по корням дерева. В берлоге что-то зашевелилось, и внезапно в глубине ее показалась голова зверя. Я ожидал, пока медведь выберется из берлоги и встанет на дыбы, чтобы «принять» его на рогатину, уперев в землю ее тупой конец, но внезапно медведь, попятившись, скрылся в берлоге, и через минуту раздался отчаянный крик Урхату.

Выхватив из рук Тэкту тяжелое копье, я кинулся в чащу, откуда непрерывно раздавался рев медведя и страшные вопли. Подбежав, я увидел лежащего на спине Урхату, на которого насел медведь и свирепо рвал его когтями. Сломанная, как спичка, рогатина валялась рядом. Я размахнулся и с разбега всадил копье в бок медведя. Зверь рванулся так, что толстое дубовое древко переломилось. Медведь схватился лапами за обломок, словно пытаясь вытащить его из раны, но вдруг стал клониться вперед и всей массой повалился на Урхату. Тут подоспел Тэкту и ткнул медведя рогатиной в спину, но это было уже лишнее – удар копья оказался смертельным. Из раны на боку медведя и из его пасти обильно полилась кровь.

- Пей, Тэкту! – воскликнул я. – Твое копье – твоя добыча!

- Нет, Уоми, пей ты – твой удар! – отозвался брат.

Я не стал спорить, наклонился, смочил ладони в крови и облизал их, за мной то же самое сделал и Тэкту. В это время Урхату громко застонал. Мы ухватили медведя за задние лапы, и попытались оттащить его, но это было нам не под силу. Тогда мы зашли сбоку и с большим трудом перекатили огромную тушу набок, освободив Урхату. Вид его был ужасен – медведь оскальпировал его, содрав всю кожу с волосами с головы и надвинув на лицо. Одежда на груди Урхату была разорвана в клочья, а грудь и живот изодраны медвежьими когтями.

Я бросился на колени, и осторожно, обеими руками, расправил скальп и сдвинул его обратно на голову раненого, а глубокие раны от медвежьих когтей присыпал снегом.

- Языком, языком надо! – прохрипел Урхату.

Тэкту нагнулся и начал лизать раны, расправляя содранную кожу. Я присоединился к нему, и тоже стал лизать соленую человеческую и звериную кровь, ощущая во рту резкий металлический привкус.

* * *

Внезапно за деревьями послышались громкие крики, и к выворотню высыпала целая толпа – впереди бежал Карась, за ним мои дядья, братья моего отца Суэго, а за ними все остальные. Толпа тесно окружила мертвого медведя и раненого Урхату.

- Кто убил? – спросил Карась.

- Уоми, - ответил Тэкту. – Урхату был под медведем.

- Ну, ему-то поделом! – воскликнул Карась.

Поднялся всеобщий гомон – перебивая друг друга, нам за пять минут рассказали обо всем. Тут был и коварный заговор, и колдовство Рефы, и постыдная кража кинжала.

Оказывается, вчера, когда Урхату пришел к Пижму, Гарру еще не спал, и слышал, как старики разговаривали. Урхату рассказал, что подсунул Уоми на нары клочек медвежьей шерсти, заколдованный Рефой, и показал украденный из мешка кинжал, а Пижму, смеясь, спрятал его на своих нарах под шкуры. Утром Гарру проснулся, дождался с закрытыми глазами, пока Пижму вышел из дома, схватил кинжал и побежал к хижине Гунды. По дороге он встретил Кунью и на бегу все ей рассказал. Гунда выслушала их обоих, и они все втроем кинулись поднимать людей. Наспех вооружившись, всей толпой мужчины побежали на лыжах по нашим следам.

Карась достал из-за пазухи кинжал и протянул мне:

- Возьми, Уоми, сам убей его.

Взяв кинжал, я посмотрел на Урхату. Он лежал на спине, глядя на меня мутными от боли и потери крови глазами.

- Убей! – прохрипел Урхату, и закрыл глаза – силы быстро оставляли его.

- Нет, Уоми не станет убивать Урхату, - ответил я. – Уоми с ним породнился, он только что лизал его кровь.

Урхату, открыв глаза, с удивлением посмотрел на врага, который не желал ему мстить.

- Отнесем его в Щель, пусть там помирает! – сказал Карась. – Раны от медвежьих когтей не заживают.

Мужчины тихо совещались, как нести. Карась предложил идти к реке, а там он знает дорогу. Сломав несколько молодых деревьев, наскоро сделали носилки, уложили на них тяжелого Урхату и двинулись в обратный путь.

Шествие с носилками медленно направлялось к поселку, когда воздух прорезал женский вопль:

- Уоми несут!

Женщины, конечно, тоже увязались за мужчинами – бежать по укатанному снегу было легко. Впереди всех неслась Кунья, за ней – Гунда и Ная.

Именно вопль Наи и услышали мужчины с носилками. Остановились, поставили носилки на землю, и начались рассказы. Урхату лежал на носилках без сознания, как мертвый.

Между тем, мы с Тэкту, оставшись у берлоги, занялись добычей медвежьих зубов и когтей. Я своим длинным кинжалом отрезал голову медведя, а Тэкту коротким бронзовым ножом – лапы. Справившись с работой, мы положили голову и лапы в мешки и побежали догонять остальных. Мы уже почти догнали носилки, на которых несли Урхату, когда раздался крик Наи. Мы помчались на лыжах, обгоняя процессию.

- Мать! – закричал я на бегу.

Мне очень хотелось позвать Кунью, но я не решился. Подбежав ко мне, Гунда обняла меня, повторяя:

- Жив, жив! – и вдруг испугалась: - А где Тэкту?

- Он здесь! – ответил брат, ласково ловя ее руки.

- Оба живы! – радостно кричала Гунда, не зная, на кого ей раньше смотреть, и слезы лились из ее глаз.

А я, обнимая мать, жадно смотрел через ее плечо на Кунью, стоявшую рядом, и ловил ее ответный взгляд, но не мог обнять при всех – боялся, что мы с ней и так слишком сильно уклонились от сюжетной линии повести, и это может плохо кончиться. Так и получилось – нас ожидало ужасное испытание, о котором мы покуда не подозревали.

* * *

На следующий день весь Ку-Пио-Су пировал. Медведя на санях притащили в поселок, а таким количеством мяса можно было накормить и вдвое больше людей. Сняв шкуру и освежевав тушу, медведя порезали на куски, которые обжаривали на палках или пекли на углях. В стороне на кострах в больших горшках топилось медвежье сало.

Когда мясо зажарилось, женщины стали громко кричать:

- Есть, есть, есть!

Все население поселка, несмотря на мороз, стало постепенно собираться вокруг костров и приступило к еде.

Пижму не было. Если, по нездоровью или по другой причине, старший не приходил на общее пиршество, ему все равно посылали лучший кусок – таков обычай. Но к Пижму никто не хотел идти – заговор, а особенно воровство, отвратили от него всех в поселке. Наконец позвали Кунью, вручили ей кусок мяса и приказали отнести деду. Кунья отказывалась, как могла, но старшие женщины ее уговорили, и она пошла.

Я, ничего не подозревая, сидел со всеми вместе у костра, когда вдруг раздались пронзительные крики, и весь народ бросился к хижине Пижму. Я привстал, пытаясь разобрать, что там произошло, и с ужасом увидел Кунью. Ее, по-видимому, безжизненное тело на руках несли к хижине Гунды, Ная поддерживала ее голову. Я вскочил и бросился туда. Когда я добежал, у хижины толпился народ, и все молчали. Расшвыривая людей руками, как солому, я ворвался в хижину. Посередине ярко горел очаг, на нарах лежала Кунья, а рядом с ней суетились Ная и Гунда.

Подойдя поближе, я замер от ужаса. Кунья лежала на боку с закрытыми глазами, а в спине у нее, пониже левого плеча, торчало короткое копье, пущенное, по-видимому, с невероятной силой – оно пробило девушку насквозь, прорвало шубку у нее на груди, и кремневый окровавленный наконечник выступал из тела на ладонь.

Я кинулся к нарам и первым делом коснулся шеи Куньи – пульс на сонной артерии хоть слабо, но прощупывался. Мать и Ная стояли рядом, не зная, как помочь, беспомощно глядя на меня, и больше никого в доме не было – все ушли на пир, а обратно, когда принесли Кунью, Гунда никого не пустила.

- Разденьте ее! Скорее! – закричал я, выхватывая свой кинжал. Наверное, мой голос был так страшен, что они подчинились немедленно, ничего не спрашивая.

Пока я кинжалом распорол шубку вокруг копья и разрезал белую безрукавку снизу доверху, они уже сняли с Куньи меховые унты и стянули штаны из тонкого меха. Продолжая резать шубу, я лихорадочно соображал: по сюжету, когда Кунья принесла мясо Пижму, он бросил в нее копье, но промахнулся. Однако мы с ней, видимо, настолько изменили сюжет, что события пошли совсем по другому пути. Что же делать? Конечно, Кунью я должен спасти во что бы то ни стало, и спасу – во время Отечественной войны, в госпиталях, я справлялся и с более безнадежными ранениями, но не в острой же стадии, а когда раненым уже была оказана первая помощь, после которой они выжили. А такого тяжелого ранения я вообще никогда не видел, с таким до госпиталя не доживают… Ну, и что с того? Кунья должна жить!

Справившись, наконец, с шубой и безрукавкой, я отбросил обрезки меха в сторону, и опустился на колени перед нарами. Теперь Кунья лежала перед нами совершенно обнаженная, и я мог бы по достоинству оценить красоту ее великолепного тела. К сожалению, сейчас я – врач, и ничего более! Я должен ее спасти!

Копье пробило верх ее левой лопатки и вышло чуть выше левой груди, но, по-видимому, сердце и крупные сосуды не задеты, иначе она бы уже давно была мертва. Как убрать копье? Я боялся уничтожить его целиком, так как это могло привести к сильнейшему кровотечению и мгновенной смерти, ведь крови она и так потеряла очень много. Ладно, придумаю что-нибудь другое. Я сосредоточился и вгляделся в глубь тела девушки.

Так, раздроблена левая лопатка, осколки повредили левое легкое, да и копье прошло через его верхушку. Пневмоторакс плюс гемоторакс, легкое полностью спалось. Сломано несколько ребер, разорваны сосуды и мышцы. Это все пустяки, я исцелял и не такое. Но как убрать копье, не убив ее? Конечно, я могу ее спасти, переместившись на полчаса в прошлое, но вокруг слишком много людей, как бы не вышло чего похуже… И я твердо решил: если иначе спасти Кунью будет невозможно, я верну время на полчаса или час, а потом мы вместе скроемся из этого мира. Куда? Не все ли равно, только бы с ней вдвоем! После этого решения мне стало немного легче.

Пока я раздумывал, а мать и сестра замерли рядом, не зная, что делать, веки Куньи вдруг задрожали, и она открыла свои чудесные глаза.

- Уоми! – прошептала она. – Как хорошо, что я тебя вижу перед смертью! Я так счастлива…

На ее губах пузырилась темная кровь – даже если бы я не видел ничего внутри ее тела, можно быть уверенным в тяжелом повреждении легкого с разрывом плевры. Какую боль она должна была испытывать! В этот страшный момент я даже не сообразил, что могу ее погрузить в сон, и тем облегчить страдания – я совершенно растерялся. Правильно утверждают, что врачи не должны лечить своих близких, а ближе, чем Кунья, у меня никого не было во всех мирах!

- Кунья, не бойся, все будет хорошо! Дабу тебя спасет!

- Уоми, мне хорошо! Ты рядом! Мне не страшно, когда ты рядом! – шептала она, и вдруг подняла правую руку (она лежала не очень-то удобно, на левом боку, так уж ее положили, как пришлось), и погладила меня по щеке – тут только я понял, что из моих глаз текут слезы. – Прости, я причинила тебе горе, ты плачешь…

- Кунья, лежи спокойно, не двигайся, Дабу тебя спасет! – повторял я, лихорадочно соображая, как убрать копье и не убить ее на месте.

- Уоми! – продолжала между тем шептать она, глядя мне в глаза. – Уоми, поцелуй меня напоследок… если только тебе не противно – у меня во рту кровь…

Я наклонился к ней и прижался губами к ее губам. Она попыталась ответить на поцелуй, но сил уже не было, глаза ее стали подергиваться туманом.

- Кунья, Кунья! – отчаянно закричал я. – Не уходи, подожди немного! Я люблю тебя!

Глаза ее снова стали ясными, и она попыталась улыбнуться.

- Как хорошо, что ты мне это сказал! Я тоже люблю тебя, Уоми!

- Потерпи, Кунья, сейчас будет очень больно!

Я, наконец, придумал, как убрать копье! Я начал мысленно сдвигать его вверх, к плечу, делая ткани на его пути проницаемыми, и тотчас восстанавливая их там, откуда копье ушло. Кунья закусила губу, ее зрачки расширились, но она даже не застонала, а только, не отрываясь, глядела на меня. Я и в этот момент не сообразил усыпить ее, попросту забыв об этом. А может, просто не мог оторваться от ее глаз?

Медленное, почти незаметное движение копья сквозь тело Куньи продолжалось, вот оно уже вышло за пределы раны, которую нанесло… Кровотечение становилось все слабее, а потом резко прекратилось – рана была заживлена полностью, в том числе и повреждения внутренних органов. Теперь я беспрепятственно провел копье сквозь ставшие проницаемыми, неповрежденные ткани, подхватил его и отложил в сторону.

Так, теперь – как обычно. Осколки кости, инородные тела из легкого – убрать! Левое легкое, плевра, сосуды – восстановить! Пневмоторакс – убрать! Переломы ребер, лопатки – восстановить! Кровь из плевральной полости и дыхательных путей – убрать! Теперь – сколько крови она потеряла? Я ужаснулся – около трех литров! Чем она жила? Только силой своей любви… Кровопотерю компенсировать на пятьдесят процентов! (компенсировать на все сто я не решился, может возникнуть перегрузка сердца и острый отек легких). Ничего, несколько дней усиленного питания, и все восстановится.

Наконец, я оторвался от процесса исцеления и позволил себе взглянуть на Кунью. Она смотрела на меня, не отрывая глаз, а потом осторожно перевернулась на спину и свободно вздохнула. На глазах ее появились слезы. Она протянула руку к моему лицу и ладонью отерла обильно струящиеся по нему пот и слезы. Тогда схлынуло невероятное напряжение, в глазах у меня потемнело, я уронил голову на грудь Куньи, а она вовсе этому не противилась, а, наоборот, прижимала меня к своей груди, счастливо улыбалась и нежно гладила мои волосы. И тут все вокруг меня поплыло, завертелось, и я провалился куда-то…

Когда я пришел в себя, Кунья уже сидела на нарах, она по-прежнему была обнажена, если не считать куска белого меха, наброшенного ей на плечи. Она держала мою голову, все так же прижимая ее к своей обнаженной груди и глядя прямо мне в лицо. Увидев, что я пришел в себя, она счастливо улыбнулась и глубоко, облегченно вздохнула. Гунда и Ная сидели рядом, улыбаясь, и поддерживали нас с обеих сторон.

- Уоми! Ты все-таки вернул меня обратно! – сказала Кунья. – А ведь я уже почти была там, в полях счастливой охоты! Мне казалось, что я смотрю на себя со стороны, летаю под крышей хижины, как птица… Я и тебя видела, как ты вынул из моего тела копье! А потом я вдруг вернулась в свое тело, и стало так хорошо, и совсем не больно!

- Кунья, это не я, это Дабу, - пробормотал я, отстраняясь и глядя на нее. Ее грудь и живот были сплошь покрыты запекшейся кровью.

- Уоми, ты совсем не умеешь врать, - фыркнула Кунья. – Я видела, что это сделал ты. Ты так устал, что лишился чувств. Может, Дабу тебе и помогал, но ты тратил свои силы! Как ты? Не придется теперь уже мне тебя лечить? – и она улыбнулась.

- Нормально, Кунья, уже хорошо! – пробормотал я, вставая на ноги. – Теперь бы нам по большому куску медвежатины, и все будет отлично.

- А знаешь, что я думала, когда умирала?

- Нет. Скажи, Кунья!

- Мне было совсем не страшно, я была счастлива, что ты рядом, но мне было очень обидно, что я не успела стать твоей женой, и уже не успею. А теперь, когда ты меня вернул обратно в этот мир, мне совсем хорошо.

* * *

Мне стало жарко после ее слов – я только сейчас обратил внимание на то, что на мне надета меховая одежда. Естественно, я же пришел в хижину с мороза! Я расстегнул куртку и присел на нары.

- А как люди там, снаружи? – спросил я.

- Они ждут. Они боятся войти, – сказала Гунда. – Я передала им, что ты исцеляешь Кунью силой Дабу, велела молчать и не мешать.

- Ну, я думаю, что пора вознаградить их за терпение! – я протянул Кунье руку, и она хотя и с трудом, но поднялась на ноги. – Мать, дай Кунье что-нибудь надеть на себя, не голой же выходить ей к людям!

Гунда тотчас вытащила из мешка, стоящего у стенки, свою меховую шубку, которая пришлась Кунье как раз впору. Кунья надела шубу, но даже не стала обуваться, и босиком, как была, шагнула за порог, на снег. Люди расступились, глядя на Кунью с суеверным трепетом.

Я вышел следом, обнял ее, и сказал:

- Люди Ку-Пио-Су! Вот Кунья, которую чуть не убил ее дед, Пижму, но Дабу, мой отец, спас ее!

- Дабу, Дабу! – послышались крики в толпе.

- Вы, если хотите, можете даже потрогать Кунью и убедиться, что она не дух, она живая! – и действительно, две-три женщины постарше подошли ближе и потрогали руки и плечи Куньи, а одна из них, ее тетка Ганья, обняла ее и прижала к груди. – А теперь ей надо отдыхать, много есть и спать, и тогда она совсем поправится.

Я увел Кунью обратно в хижину под радостные крики жителей Ку-Пио-Су, где усадил ее на нары, а сам стал рядом на колени и начал растирать ее замерзшие ноги.

- Что ты делаешь, Уоми?! – всполошилась Кунья. – Это я, как твоя жена, должна растирать тебе ноги, а не ты мне!

В ответ я улыбнулся, взял ее маленькую ножку в свои руки и стал целовать на ней пальцы, еще холодные от снега. Несмотря на большую потерю крови, Кунья покраснела так, что, казалось, щеки ее готовы были вспыхнуть, обхватила мою голову руками, распахнула на себе шубку Гунды и опять прижала меня к груди, а сама зарылась лицом в мои волосы. Я не противился, я чувствовал запах запекшейся крови на ее теле, и жалость и любовь к Кунье, которой только что пришлось столько перенести, переполняли меня горячей волной.

Ная звонко смеялась, а Гунда смотрела на нас с мягкой улыбкой. Может быть, она вспоминала Суэго, моего отца? Я не знал его, но, по воспоминаниям настоящего Уоми, которые я унаследовал, он был хорошим, добрым человеком, и очень любил мою мать.

- Что, Уоми? – спросила она. – Так это и есть твоя девушка с Большой Воды?

- Да, мать. Я же говорил тебе, что она хорошая, а ты не верила. Теперь ты видишь, что я был прав?

- Да, теперь вижу. Кунья, живи у нас, пока вы с Уоми не сыграли свадьбу, и не построили себе новую хижину. Когда ты собираешься жениться, сын?

- Как можно скорее! Однако, сейчас зима, и нельзя копать землю, а без этого хижину не построить. Но мы с Дабу что-нибудь придумаем…

- Да. Я тебя понимаю, сын. А что скажет об этом Кунья?

- Я думаю так же, как Уоми!

- Уоми, а как же твой свадебный поход?

- Поход будет. Весной я поведу молодежь Ку-Пио-Су к Большой Воде.

- И оставишь жену дома?

- Нет, она пойдет со мной! Просто наша свадьба будет первой в этом походе…

* * *

Когда радость, охватившая всех после спасения Куньи, немного улеглась, я встал и сказал:

- А теперь – время отдавать долги. Пижму не место в Ку-Пио-Су! – и я сунул за пазуху свой кинжал, а в руку взял окровавленное копье, которым была ранена Кунья.

- Уоми, не убивай его! – робко попросила Кунья. – Все-таки, он мой дед!

- Я не убью, если он будет достаточно разумен! – и я шагнул за порог.

Жители поселка уже вернулись к кострам и продолжили веселый пир, шумно празднуя нашу победу над медведем и чудесное спасение Куньи – ее все в поселке любили.

Я подошел к крайнему костру, у которого сидели Карась, Сойон – лучший охотник Ку-Пио-Су, мужчина средних лет, бородатый и широкоплечий, а также слепой Ходжа и дед Аза, сел рядом с ними и положил на снег копье – снег окрасился в алый цвет. Они все дружно повернулись ко мне, даже Ходжа – на слух. Тогда я встал и поднял копье над головой. Все вокруг замолчали.

- Люди Ку-Пио-Су, - начал я. – Смотрите, это кровь Куньи, моей невесты. Пижму хотел убить ее, и она бы умерла, но Дабу ее спас. Эта кровь – не вода в реке, она не должна литься напрасно! Я – Уоми, сын Дабу, будущий муж Куньи, и у меня есть право мести за свою жену. Пижму, замышлявший вместе с Урхату убить меня, Пижму, укравший мой кинжал, Пижму, который ранил Кунью копьем – больше не старшина охотников. Пусть старики соберутся и выберут нового старшину, который будет защищать людей Ку-Пио-Су, а не убивать их. Я, Уоми, сын Дабу, сказал!

Воцарилось молчание. Люди робко переглядывались, толкали друг друга локтями и бросали на меня испуганные взгляды, но никто не возразил вслух.

- А теперь, - сказал я, - я, Уоми, сын Дабу, пойду в дом Пижму и отомщу за свою жену Кунью. Завтра Пижму не будет в Ку-Пио-Су.

Я повернулся и твердыми шагами направился к хижине Пижму. Все молчали, и только Карась негромко проговорил мне вслед:

- Будь осторожен, Уоми, там с ним Курбу!

Курбу, старший сын Пижму, был здоровенный мужик, тупой и бесчувственный, злой, как волк, и совершенно бесстрашный в драке и на охоте. Кунья рассказывала, что он всегда присоединялся к Пижму, когда тот оскорблял или бил своих домашних.

Подойдя к хижине Пижму, я откинул меховую занавеску, и, пригнувшись, вошел. В хижине был полумрак, очаг почти потух. Пижму, поджав ноги, сидел на нарах напротив входа, а по левую сторону сидел Курбу.

Пижму зло посмотрел на меня:

- Что надо? Зачем пришел?

Я швырнул окровавленное копье перед очагом:

- Вот копье, которое ты, Пижму, бросил в Кунью, свою внучку, когда она принесла тебе мясо. На нем кровь Куньи. Кунья – моя невеста, и я, Уоми, сын Дабу, пришел отомстить за ее кровь!

Пижму вскочил на ноги:

- Щенок, как ты разговариваешь со старшиной охотников?!

- Ты больше не старшина! Ты – вор и убийца!

- Ты, сын собаки, которого мы приняли обратно к себе после того, как тебя прогнали те, с кем ты жил четыре года, и который наплел нам сказку про Дабу! Убирайся прочь, пока я не выгнал тебя из моего дома палкой!

Это было уже слишком, и такое я не собирался ему спускать. Легко перескочив через очаг, я шагнул к Пижму и нанес ему правым кулаком прямой удар в челюсть. Пижму, несмотря на свой немалый рост, отлетел к стене, и, ударившись об нее затылком, грузно сполз на нары.

Курбу, сообразив, наконец, что происходит, вскочил и с боевой палицей в руке бросился на меня. Я не двинулся с места, а лишь повернулся к нему, и, когда он замахнулся, поднырнул под его руку, перехватил ее своей правой рукой и дернул на себя. Он, теряя равновесие, качнулся вперед, и я изо всех сил локтем своей левой руки ударил его в локоть правой, в которой он сжимал палицу. Раздался хруст костей, и Курбу с отчаянным воплем свалился мне под ноги.

Я перешагнул через него и встал напротив Пижму, который уже пришел в себя после нокаута, из угла его рта текла струйка крови – похоже, я немного перестарался и сломал ему челюсть. Мне на какой-то миг стало его жалко, но я вспомнил Кунью, лежавшую с копьем в плече, бледную, с закрытыми глазами, и жалость  тотчас исчезла.

- Дед Пижму! Я снова говорю: ты больше не старшина охотников. До завтра ты должен уйти из Ку-Пио-Су, а старики изберут другого старшину. Иди куда хочешь, и забери с собой своего тупого выродка Курбу, а если я еще раз увижу кого-то из вас, вы узнаете, хорошо ли наточен мой нож! – с этими словами я выхватил из-за пазухи свой кинжал и сделал шаг к Пижму. Пижму, сидящий на нарах, привалившись спиной к стене, постарался отодвинуться от меня подальше, вжимаясь в стену. На его лице появился неприкрытый страх.

- И знай, Пижму, через неделю я развяжу ремень и выпущу Хонду из твоего посоха, поэтому постарайся за это время найти себе нору, где было бы удобно сдохнуть!

Повернувшись, я снова перешагнул через Курбу, который корчился на полу, сжимая левой рукой сломанную правую, и вышел наружу.

* * *

Вернувшись на площадь перед хижинами, я опять подсел к костру Карася, Сойона и Азы. Когда я потянулся за мясом, Карась заметил ссадины на костяшках пальцев моей правой руки. Он взял мою руку, поднес к глазам, а затем пытливо взглянул на меня. Я ответил ему прямым взглядом и кивнул. Карась хмыкнул и тоже потянулся за мясом.

- Да, Карась, - ответил я на невысказанный вопрос. – Я мог его убить, но всего лишь велел убираться. Завтра его уже не будет здесь. Нам нужен будет новый старшина.

- Уоми, ты – сын Дабу, тебе виднее!

Я вернулся в хижину Гунды, и тихонько, чтобы никого не разбудить, разделся и улегся на свое место на полу. Прикрывшись теплыми мехами, я, несмотря на страшную усталость, долго размышлял, как же так получилось, что резко изменился сюжет повести, в мире которой я теперь живу? И чего дальше ждать? Что еще пойдет не так? Я боялся, конечно, не за себя, а за Кунью, Наю и всех, с кем теперь был накрепко связан. Наконец, еще больше устав от этих мыслей, я заснул, и мне опять снилась Кунья, здоровая и веселая, она улыбалась, глядя на меня, и говорила: «Уоми, ты очень испугался, когда я чуть не умерла, правда? Ты даже плакал… Не надо за меня бояться, я сильная, я все выдержу ради нашей любви. Только ты будь осторожен, если с тобой что-то случится, я умру!».

На следующий день, на рассвете, когда все еще спали, я вышел из дома и увидел, как Пижму и Курбу, таща за собой санки, направились вверх по течению реки. Наверняка они идут в Каменную Щель, к Урхату, если он еще жив, и к его матери, колдунье Рефе. Впрочем, против Урхату я ничего не имел – он честно (правда, по правилам Пижму) играл против меня, и проиграл. А вот Пижму… Кем нужно быть, чтобы бросить копье в спину беззащитной девушки? Что ж, пусть идут, лишь бы убрались подальше и не мешали нам жить.

Я вернулся в дом, скинул верхнюю одежду, подкинул дров в очаг и присел на нары, на которых, прикрывшись шкурой, спала Кунья. Или только казалось, что спала – как только я оказался рядом, она, даже не открывая глаз, повернулась ко мне, обняла, и, изогнувшись, положила голову мне на колени, улыбаясь во сне. Чтобы не сидеть так, пока она проснется, я осторожно откинул шкуру и лег рядом с ней. Она тотчас же обхватила меня обеими руками, а ее голова с распущенными волосами оказалась на моем плече. Я погладил ее мягкие волосы, и тут обнаружилось, что она вовсе не спит.

- Уоми, - шепотом спросила она, - ты видел вчера Пижму?

- Да. Я поговорил с ним, и сегодня утром они с Курбу ушли вверх по реке.

- Ты дрался с Курбу?

- Если это можно назвать дракой. Он бросился на меня с дубиной, а я сломал ему руку.

- А Пижму?

- Он стал всячески позорить меня и мать Гунду. Пришлось его научить вежливости. Теперь он не меньше месяца вообще будет молчать, а есть сможет только пережеванную пищу.

Кунья тихонько засмеялась:

- Мой Уоми! Любимый! Ты – самый лучший. И все же я рада, что ты его не убил. А когда мы начнем строить свою хижину?

- Очень скоро. Может быть, уже сегодня. Мне надо только подумать, как Дабу нам будет помогать.

- Как хорошо! – и она еще сильнее прижалась ко мне, гладя рукой мою грудь.

Мы уже начали было снова засыпать, как вдруг пронзительные крики прорезали воздух. Я вскочил, подбежал к двери и выглянул – в центре поселка толпились люди. Быстро одевшись, я схватил копье, сунул за пазуху кинжал и, направляясь к двери, оглянулся. В хижине все проснулись, брат Тэкту поспешно одевался, побледневшая Кунья сидела в постели, прикрывая обнаженную грудь шкурой, которой укрывалась во сне. Ее глаза умоляюще смотрели на меня:

- Уоми! Будь осторожен! Я люблю тебя!

- Я тоже люблю тебя, Кунья! Со мной ничего не случится, не бойся! Я – Уоми! – и я выскользнул за дверь.

* * *

На площади собрались жители Ку-Пио-Су, наспех одетые и вооруженные кто чем. Раздавались крики:

- Суаминты! Суаминты!

Проталкиваясь к центру группы людей, где стояли Карась, Сойон и несколько молодых охотников, я, прислушиваясь к разговорам, понял, в чем дело.

Дня три назад младший сын Сойона, юный Сойгу, ушел проверять западни. Он не вернулся к вечеру, но все подумали, что он просто заночевал в лесу. Однако, когда он не пришел и на другой день, четверо молодых охотников отправились на поиски. Они нашли Сойгу у дальних ловушек, мертвого и окровавленного. Убили его, чтобы ограбить. Было похищено все – одежда, оружие, охотничья сумка и припасы, а обнаженное тело бедняги было истыкано копьями. Рядом лежала сломанная стрела с грубым каменным наконечником, по которой и узнали, что это дело рук суаминтов.

Суаминтами в Ку-Пио-Су называли племя бродячих лесных людей. Они не имели постоянных стойбищ, а скитались по лесам, промышляя охотой. Когда дичи вокруг становилось мало, они уходили на новое место. Селений рыболовов они сторонились, и иногда о них ничего не было слышно несколько лет. Натыкаясь на ловушки, они похищали пойманную дичь, прихватывая также силки и капканы. Особенно ненавидели их за то, что при случае они брали в плен и уводили с собой женщин, обычно молодых. Мужчин они при встрече убивали, если могли – они всегда нападали большими отрядами, не решаясь вступать в схватки на равных.

Найдя тело Сойгу, охотники определили по следам на снегу, что суаминтов было не меньше дюжины, поэтому преследовать их сразу было невозможно. Оставалось только поскорее вернуться в поселок за подмогой, что они и сделали.

Собравшиеся жители поселка пришли в ярость – как можно скорее найти и наказать убийц! Толпа уже двинулась было к лесу, когда я громко закричал:

- Стойте!

Все остановились и обернулись ко мне.

- Стойте! Нельзя всем уходить. Суаминты хитры – мы уйдем, а они нападут на незащищенный поселок. Надо оставить тут охрану.

- Кто же пойдет?

- Пойдут самые быстрые, старики останутся охранять Ку-Пио-Су.

Никто не возразил, и я пошел между стоящих толпой людей, отбирая тех, кто был помоложе. Из молодых только Гарру я велел остаться в поселке. Он обиделся:

- Гарру бегает быстро!

- Пригодятся и тут твои ноги, надо в Ку-Пио-Су быть хоть одному бегуну!

Карася я попросил остаться в поселке и командовать его обороной. Отобрав отряд человек в тридцать, я подошел к Сойону, стоявшему в стороне с опущенной головой – погиб его любимый, младший сын.

Я взял его за руку и повернулся к отряду:

- Кто лучше всех знает лесные тропинки?

- Сойон! – отозвалось несколько голосов.

- Кто будет больше всех торопить погоню?

- Сойон! Суаминты убили его сына!

Я повернулся к Сойону и поклонился ему:

- Сойон, будь предводителем в этом походе!

Сойон шагнул вперед, огромный и страшный:

- Сойон будет гнаться, как волк! – прорычал он.

- Подождите еще, - сказал я. – Поход может продлиться не один день, нужно запастись едой. Тэкту, - обратился я к стоящему рядом брату. – Тащи вяленой рыбы!

Мы с Тэкту бегом бросились к нашей хижине, несколько человек побежали за нами – помогать.

Тэкту прислонил к кладовке, расположенной на столбе за домом, толстую палку с сучьями, ловко взобрался по ней, как по лестнице, и стал сбрасывать на снег связки сушеной рыбы, а я быстро забежал а дом.

- Кунья, мы идем в погоню за суаминтами! Будьте здесь поосторожнее, берегите друг друга! Слушайся мать Гунду и помогай Нае!

- Да, Уоми! Возвращайся скорее, и будь осторожен. Если с тобой что-то случится, я умру! – Она крепко обняла меня и поцеловала в губы.

Некогда было тратить время на долгое прощание – я обнял сестру и мать, еще раз поцеловал Кунью, схватил свой лук и стрелы, и выскочил за дверь. Там уже собрался весь отряд – люди запихивали связки сушеной рыбы в сумки, кое-кто успел сбегать домой за оружием. Тэкту убрал лестницу, и мы двинулись вперед.

Обогнав отряд, я пошел рядом с идущим впереди Сойоном.

- Что, Уоми? – спросил он. – Хочешь что-то сказать?

- Да. Ты же знаешь, что я недавно спас Кунью, она была почти мертва, но я вернул ее в этот мир с помощью Дабу. Вы идите дальше, а я уйду вперед – попробую спасти Сойгу!

- Уоми, он мертв уже три дня, что ты сможешь сделать? – удивился Сойон.

- Сойон, благодаря Дабу, моему отцу, я могу многое! Надейся!

- А как ты туда попадешь? Иди с нами, мы идем быстро!

- Но я могу еще быстрее. Идите, Сойон, я буду вас там ждать! – и я свернул в лес и скрылся за деревьями. Сойон поглядел мне вслед, но спорить не стал – нельзя было терять ни минуты.

* * *

Отойдя от дороги, я остановился и, сосредоточившись, пожелал оказаться метрах в ста от убитого Сойгу, в лесу за деревьями. Мир вокруг привычно уже дрогнул – так было, когда мы с Куньей переместились в овраг Дабу. Я увидел полянку, на которой лежал убитый юноша – его обнаженное тело темнело на снегу.

Внимательно оглядевшись, я хотел было подойти к нему, как вдруг за деревьями замелькали тени, и пятеро суаминтов вышли из лесу и направились к телу Сойгу. Так, по сюжету, они пришли отрезать ему голову! Нельзя это допустить, я успел как раз вовремя. Но что делать? Стрелять из лука на таком расстоянии не стоит. Вокруг никого нет, рискну!

По моему желанию у меня в руках появился автомат АК-9 с полным магазином и оптическим прицелом, специального исполнения, с глушителем. Я встал в снег на одно колено, прислонился плечом к стволу дерева, и поймал в прицел голову суаминта, который наклонился к телу Сойгу с кремневым ножом  в руке. Выстрел прозвучал так глухо, что суаминты ничего не поняли, но от головы их товарища полетели кровавые брызги, и они отшатнулись от его тела, которое мешком упало на снег. Пока они оглядывались по сторонам, я успел уложить еще двоих, тоже в голову, и тогда оставшиеся двое побежали прочь, в разные стороны. Меня это не устраивало, я быстро перещелкнул переводчик огня и дал две короткие очереди. Один суаминт споткнулся на бегу и полетел кувырком, но второй остался невредим – его уже почти не было видно за частым ельником. Я торопился покончить с ним и заняться Сойгу, поэтому, не желая рисковать и гнаться пешком по незнакомому лесу, просто переместился и оказался в пяти метрах за его спиной. Я не успел перевести автомат на одиночный огонь, и суаминта очередью швырнуло на снег впереди.

Повесив автомат на плечо (и на всякий случай не забыв пополнить магазин), я побежал туда, где упал суаминт после моей первой очереди. Его труп лежал на снегу, все вокруг было забрызгано кровью – пули прочертили ему спину поперек. Обойдя всех убитых, я отрезал у каждого правое ухо и, завернув в кусочек тонкой кожи, сунул за пазуху. Таков был охотничий обычай Ку-Пио-Су, а я старался по возможности соблюдать все обычаи, ничего не меняя, хотя бы в мелочах. И так уже из-за этих проклятых изменений сюжета Кунья получила копье в спину. Конечно, автомат никак не вписывался в обычаи этого времени, но тут уж ничего не поделаешь…

Таким образом, все враги были мертвы, и я вернулся к телу Сойгу. Он лежал на животе, спина была исколота копьями в нескольких местах. Перевернув заледеневший труп на спину, я встретился с взглядом его открытых глаз, в которых застыло выражение обиды и боли. На нем не было ни лоскутка одежды. Да, тут без перемещения во времени не обойтись!

* * *

Подумав немного, я залез на средней величины елку, стоявшую метрах в двадцати от западни, к которой пришел Сойгу, укрылся среди ветвей, снял с плеча автомат и переместился на три дня назад. Мир вздрогнул, и я увидел труп Сойгу, лежащий на том же месте. Мало! Я переместился назад еще на день. Ловушка была на месте, рядом никого не было. Я начал двигаться во времени вперед скачками по одному часу, и наткнулся как раз на тот момент, когда Сойгу склонился над ловушкой, а из леса показался первый суаминт. Он остановился и прицелился из лука, но я не стал ждать – автомат негромко хлопнул, и суаминт ткнулся головой в снег. Сойгу услышал хлопок и поднял голову, как раз для того, чтобы увидеть, как из леса выскочили еще не менее десяти врагов. Он повернулся и побежал – правильно, для глупой отваги не место, один от десяти не отобьется. Я высунулся из-за ствола, когда он пробегал мимо, и негромко окликнул. Он поднял голову, увидел меня и остановился.

- Уоми? Суаминты! Много! Беги! – закричал он.

- Тише! – воскликнул я, спрыгивая с дерева и хватая его за руку. – Стой здесь!

- Уоми, бежим! Нам с ними не справиться!

- Дабу нам поможет! – я упал на снег и проверил затвор автомата. – Не стой, как пень, Сойгу! Ложись!

Он послушался, а я тотчас сделал нас невидимыми.

Из-за деревьев нам было хорошо видно, как отряд суаминтов, человек пятнадцать, высыпал из лесу и окружил своего убитого товарища. Они наклонились над ним и стали рассматривать, а потом выпрямились, оглядываясь по сторонам и громко обмениваясь мнениями. Я, как ни странно, отлично понимал их. По-видимому, придя в этот мир, я стал понимать все языки, на которых здесь говорят – приятный сюрприз! Ну да, еще в мире Иисуса я обратил внимание на то, что не могу точно определить, на каком языке говорю с его обитателями, да и жители Ку-Пио-Су вряд ли говорили со мной на правильном русском, а мне казалось, что это именно так. Да уж, жизнь полна неожиданностей…

Сойгу, поняв, что я прислушиваюсь к разговору, лежал тихо, стараясь мне не мешать, и только оглядывался по сторонам, видимо, опасаясь, что перед нами не все враги. Так и оказалось – внезапно он схватил меня за плечо, и показал пальцем влево от прогалины, на которой мы залегли. Я услышал шорох, и через миг прямо на нас вышли четверо суаминтов. Они были вооружены дубинками и копьями, и старательно крутили головами, но нас, конечно, не видели. Сойгу порывался вскочить, однако я крепко прижал его к земле и закрыл ладонью рот. Немного подергавшись, он угомонился – я был гораздо сильнее. Суаминты прошли мимо, все так же оглядываясь.

- Куда они подевались? – спросил один из них. – Я же точно видел, что они где-то тут. Они убили Мугу из пращи, у него аж голова разлетелась на куски! Они не могут быть далеко.

- Тебе показалось, Хохо! – отозвался другой. – А может, они убежали?

- Кто? Эти неуклюжие рыбоеды? Да их за версту слышно, когда они бегут, а я все время прислушивался! Они где-то здесь, ищите!

Знаком показав Сойгу, чтобы он лежал и не двигался, я упруго вскочил на ноги, и, сделав несколько шагов, всадил в затылок идущему позади суаминту свой кинжал. Он не издал ни звука, но, когда он падал, конечно, затрещали ветки. Идущие впереди обернулись и бросились к нему. Я тихонько отошел за дерево и притаился.

Суаминты, собравшиеся вокруг убитого, сразу увидели рану у него на затылке, и, выставив копья, стали озираться по сторонам, но меня, разумеется, увидеть не могли. Я улучил момент и поразил одного из них кинжалом прямо в сердце. Он упал на своего товарища, стоявшего рядом, хрипя и заливая того кровью. Больше убивать никого не пришлось – оставшиеся двое суаминтов, громко крича, кинулись прочь, как зайцы. Столпившиеся на опушке, услышав крики, оглянулись и бросились в нашу сторону. Я быстро подскочил к убитым, двумя взмахами отсек им правые уши и сунул их за пазуху, а потом схватил Сойгу за руку и одним рывком поднял на ноги:

- Уходим! Быстро!

Он не заставил себя долго просить, и мы помчались в лес, подальше от суаминтов. К счастью, несколько последних дней снега не было, и по замерзшей снежной корке бежать было легко.

Отбежав подальше, мы остановились и присели на поваленное дерево.

- Уоми! Ты меня спас! – проговорил Сойгу. – Как ты здесь оказался?

- Меня прислал Дабу, Сойгу. Все не так просто, как тебе кажется. Как бы тебе объяснить? Видишь ли, тебя должны сегодня убить, а через три дня, когда найдут твое тело, люди Ку-Пио-Су придут целым отрядом и отомстят за тебя. Но вся штука в том, что три дня уже прошло, они идут сюда, я побежал вперед, а они скоро тут будут.

- Как убить?! Я же живой! И у меня девушка, Майка, в соседнем поселке, Ку-Они, я хотел ее весной взять в жены… - Он чуть не плакал. – Мы уже договорились обо всем!

Я засмеялся.

- Не бойся, Сойгу, это все позади. Дабу узнал, что тебя должны убить, и прислал меня, а я убил суаминтов и тебя спас, так что успокойся!

Видимо, Сойгу воспринял мои слова очень серьезно, а иначе как объяснить мое чудесное появление на дереве в момент нападения суаминтов? Он упал передо мной на колени и стал обнимать мои ноги.

- Уоми, великий Уоми, сын Дабу! Моя жизнь отныне принадлежит тебе!

Мне это совсем не понравилось, и я со смехом поставил его на ноги.

- Ну, что ты, Сойгу? Когда-нибудь вернешь мне долг, только и всего! То ли еще бывает на свете? Вот погоди, вернемся обратно, и я тебе расскажу… А сейчас нам надо идти.

- Куда?

- Туда, где тебя убили. – Если бы я сказал это серьезно, боюсь, что Сойгу бы так и помер на месте от страха, но я весело засмеялся, и он тоже улыбнулся, подумав, что это шутка.

* * *

Я взял его за руку, и мы перенеслись обратно во времени, больше, чем на три дня вперед. Дело шло к вечеру, в то время, как там, где мы только что были, было еще утро. Солнце прыгнуло по небу, и Сойгу, заметив это, недоуменно посмотрел на меня.

- Просто, пока мы там были, прошло много времени, Сойгу, но ты это не сразу заметил! – я снова засмеялся. – Пошли!

Я подвел его к ловушке. Трупа там, конечно, уже не было, но остался окровавленный примятый снег и убитые суаминты. Сойгу с удивлением смотрел на них – ведь, когда мы были тут три дня назад, их не было.

- Кто их убил, Уоми? – спросил он.

- Я убил, когда они хотели отрезать тебе голову, – смеясь, я посмотрел на Сойгу, и увидел, что он близок к помешательству. – Не думай об этом, Сойгу, все равно это не понять. – Я вытащил из-за пазухи кусочек кожи, развернул и показал ему пять отрезанных ушей. – Вот, видишь – моя работа.

Сойгу смотрел на меня так, как будто я был богом. Я опять засмеялся и сказал:

- Давай-ка лучше подкрепимся, пока подойдут наши. Тебя ждет встреча с отцом, и не удивляйся, если она окажется слишком бурной – он ведь считает тебя мертвым! Не рассказывай подробно о наших приключениях, а то тебя никто не поймет, просто знай, что тебя хотели убить суаминты, а я тебя спас, этого достаточно.

Я снял с плеча автомат и уронил его в снег, и автомат растаял, как будто его и не было. Сойгу смотрел на меня с суеверным ужасом, который, впрочем, значительно уменьшился, когда я достал из сумки связку самой обычной вяленой рыбы и протянул ему. Мы сидели на стволе дерева, ели рыбу, и я рассказал, что, пока его не было в поселке, Пижму чуть не убил Кунью, Дабу ее спас, а я собираюсь взять ее в жены. Сойгу, в свою очередь, рассказывал о своей невесте Майке, какая она хорошая, добрая, и что они уже обнимались с ней в кустах, когда он ходил договариваться о выкупе к ее родителям.

- Знаешь, Уоми, она позволила мне потрогать ее грудь, когда мы обнимались!

- Ну, и как?

- О, у нее такая грудь! Мягкая, а соски большие и твердые! А еще ниже… еще лучше! Когда я ее гладил, она даже стонала от удовольствия. А потом…

- Что же?

Сойгу покраснел.

- Ну, потом… она попросила разрешения потрогать меня… в штанах.

- И ты разрешил?

- Да. Я же не мог отказаться, раз уж она мне позволила… Это было так здорово! Я гладил ее, а она – меня. И нам обоим стало ужасно хорошо! Я думал, так иумру на месте! И она тоже! Вот тогда мы окончательно поняли, как сильно любим друг друга…

Он рассказывал, а я от души радовался, что мне удалось спасти этого, в сущности, совсем еще мальчишку.

Когда солнце коснулось верхушек деревьев, послышались голоса, и на опушку, наконец, вышел отряд бойцов из Ку-Пио-Су. Они не сразу заметили нас, а я схватил Сойгу за руку, приложив палец к губам, и мы наблюдали из-за деревьев, как наши бегали по следам и рассматривали тела суаминтов. Наконец, видя, что Сойон мечется из стороны в сторону, не зная, куда подевался труп сына, я окликнул его, мы встали и пошли ему навстречу. Сойон, увидев своего сына живым, остановился, зашатался, и я испугался, что ему станет дурно, но он справился, подбежал к нам, и чуть не задушил в объятиях нас обоих, причем начал с меня, и только потом уже бросился к сыну. Обнимая меня, он все время повторял:

- Уоми, Уоми! – как будто сразу забыл все другие слова.

* * *

Наконец, все успокоились, расселись на поваленных деревьях, и, жуя рыбу, стали совещаться. Сойон считал, что следует найти лагерь суаминтов, который должен быть где-то недалеко, и перебить их всех, чтобы избавить Ку-Пио-Су от этой угрозы, и я с ним согласился. Быстро доев вяленую рыбу, мы двинулись дальше – впереди Сойон, за ним мы с Тэкту, а дальше все остальные. Следы вели через лес, и, когда наступили сумерки, мы подошли к берегу реки. Тут следы расходились во всех направлениях, и мы решили стать лагерем до утра, чтобы не потерять их в темноте. Пока остальные располагались на отдых и ломали ветки на шалаши, мы с Сойоном и Тэкту пошли дальше по берегу. Не пройдя и километра, Сойон остановился, втянул носом воздух, и, схватив Тэкту за руку, сказал:

- Нюхай!

Мы с братом принюхались и хором отозвались:

- Дым!

Действительно, с реки явственно тянуло дымком. Подобравшись к крутому берегу реки, мы увидели внизу, на льду, множество горящих костров – это был лагерь суаминтов. Пересчитав костры и полагая, что у каждого может быть по четыре-пять человек, включая женщин и детей, мы, посовещавшись, решили не ждать утра, и бегом пустились к нашему лагерю. Наскоро свернув лагерь и затоптав костры, все быстрым шагом двинулись вперед. Подойдя к спуску на лед, бойцы затаились и приготовили оружие. Наконец, Сойон крикнул, и мы лавиной скатились вниз. Суаминты не ожидали атаки и растерялись. Женщины и дети бросились бежать к противоположному берегу, а мужчины стали впопыхах искать оружие. Никакой дисциплины у них не было, а каждый наш боец стоил трех суаминтов в рукопашном бою. Сойгу бросился в бой вместе со всеми, но Сойон всюду неотступно следовал за ним – он больше всего боялся потерять сына еще раз. Мне никогда не доставляло удовольствия убивать людей, кем бы они ни были, и я только следил, чтобы наши потери были поменьше, и если видел, что кто-то из суаминтов хватался за лук, спешил послать в него стрелу раньше, чем он выстрелит в кого-то из наших – стреляли суаминты отлично. Но в свете горящих костров их фигуры было хорошо видно, и наши стрелы с бронзовыми наконечниками легко находили цель.

Наконец, бой закончился. Весь лед покрывали тела убитых суаминтов, скрыться удалось немногим. Женщин и детей мы не преследовали. У нас было ранено четверо, причем один – тяжело. Это был уже не очень молодой, лет тридцати, младший брат Карася, Бака. Стрела насквозь пробила ему живот, и он лежал, корчась от боли. Его быстро перенесли к одному из костров, и я тотчас занялся им – прежде всего, обломал у стрелы наконечник и выдернул ее из раны. Это было очень больно, но я не стал усыплять его при всех, а велел потерпеть. Надо отдать ему должное, он даже не вскрикнул, но после проворчал, что незачем было его так мучить, а надо было просто дать умереть, он видел такие раны и знает, что ему все равно конец. Посмеиваясь про себя, я приложил к его животу руку и сказал: «Дабу!». Когда боль тотчас же исчезла, и он даже смог сразу встать на ноги, его удивлению и радости не было границ. Став передо мной на колени, он кланялся до земли, принося благодарность не только от себя, но и от своей жены и всех своих многочисленных детей, которые не остались сиротами. Я тотчас поднял его, обнял и заявил во всеуслышание, что, во-первых, мы все делаем одно дело, и то, что он готов был отдать жизнь за наш поселок, уже больше любых благодарностей, а во-вторых, если уж на то пошло, благодарить надо не меня, а великого Дабу, а я, мол, что – просто мимо проходил.

Но Бака совершенно серьезно ответил, что Дабу, конечно, велик и все такое, но исцелил-то его я, а поэтому он – мой должник по гроб жизни, и никогда этого не забудет. При этом слезы обильно текли по его лицу, и он их ничуть не скрывал. Вот когда я ясно почувствовал, что значит для человека жизнь, и как это здорово – получить помилование, уже стоя на эшафоте. Конечно, я всегда это знал, но одно дело – философствовать, сидя в кресле, а совсем другое – почувствовать, видя смерть перед глазами.

После этого я шутя исцелил еще троих – у двоих были прострелены руки, а у одного – нога, но он потерял много крови. Еще несколько человек получили сильные ушибы от дубинок суаминтов, им я просто снял боль – переломов у них не было. После этого сеанса военно-полевой хирургии я собрал всех в центре лагеря суаминтов и сказал, чтобы все спокойно спали до утра, так как перо филина, души Дабу, будет нас охранять. На самом деле, я просто пожелал, чтобы, если возникнет какая-то опасность, я немедленно проснулся. Мы поужинали оставшимся от суаминтов мясом, потом стащили все трупы в одно место, поближе к берегу, и спокойно улеглись спать в шалашах побежденных врагов. Сойон не возражал, когда я командовал, он считал, что его задача выполнена, и не отходил ни на шаг от своего вновь обретенного сына, а меня все охотно слушались, так как, несмотря на внешнюю молодость, чувствовали опыт и уверенность, да и как же им было не быть – в действительности, считая всю мою жизнь, я уже разменял восьмой десяток лет, и за плечами у меня было всякое.

* * *

Наутро мы встали поздно – ночной бой отнял все силы. Изжарили остатки мяса, поели и тронулись в обратный путь около полудня. Дорога была знакомая, но усталость давала себя знать, и отряд двигался медленно. Только к вечеру вдали показался Ку-Пио-Су, но это зрелище нас не обрадовало – поселок горел. Взвивались языки пламени, клубился черный дым. Несмотря на усталость, все пустились бегом, и успели как раз вовремя. На остров в наше отсутствие напали суаминты – не всех мы перебили ночью!

Их фигурки были хорошо видны на льду реки, их было не меньше двух сотен. Никогда еще не собиралась такая большая орда, по крайней мере, никто об этом не слышал. Защитники острова отступали к горящим хижинам, на льду валялось множество трупов, но суаминтов, казалось, было невозможно остановить.

Мы бросились на них с тыла, но их было слишком много. Делать было нечего, и у меня снова появился в руках знакомый АК. Первая же длинная очередь смела задние ряды суаминтов, и мы рванулись вперед. Я бежал впереди всех, поливая свинцом врагов, а бегущие сзади бойцы щедро раздавали удары оставшимся в живых и добивая раненых. Патроны в моем автомате пополнялись непрерывно, и, несмотря на перегретый ствол, он продолжал стрелять и стрелять.

Наконец, немногие оставшиеся в живых суаминты рассыпались в стороны, открывая дорогу к поселку. Мы ворвались на остров, и я, уже не стреляя, чтобы не попасть в своих, помчался к хижине Гунды. Хижина догорала, рядом с ней, кашляя от дыма, сидел дед Аза и смотрел на дымящиеся развалины. Я подбежал к нему.

- Аза! – закричал я. – Где все? Мать, Ная, Кунья?

Аза поднял на меня потухшие глаза:

- Уоми! Их нет. Никого нет! Их увели… Увели суаминты! Я спрятался, и меня не нашли.

- Куда они пошли?

- Туда… На тот берег.

Я без сил опустился на снег, черный от копоти. Но, как только я подумал о Кунье, силы откуда-то появились. Я вскочил и бросился искать Сойона. Я нашел его возле остатков его хижины, они, вместе с Сойгу и Карасем, пытались вытащить недогоревшие шкуры и утварь.

- Сойон, Карась! Они увели Кунью! Я иду за ними. Соберите всех, кто остался в поселке, разведите костры! Соберите женщин и детей, надо, чтобы ночью никто не замерз. Утром я постараюсь вернуться.

- Мы с тобой, Уоми! – в один голос воскликнули Сойон, Сойгу и Карась.

Я покачал головой:

- Нет, я быстрее, ты уже видел, Сойон! С вами я не успею. Ваше место здесь. Раздайте все меха, которые удастся найти, согрейте людей. До встречи завтра! – и я побежал к противоположному берегу.

* * *

Конечно, я не собирался преследовать суаминтов пешком. Добежав до берега, я остановился и пожелал оказаться там, где Кунья, в сотне метров от нее. И я очутился в густом лесу – стояла ночь, и не было видно ни зги. Поправив на плече автомат, я осторожно двинулся вперед. Шагов через двадцать я увидел впереди темную тень, привалившуюся к большой елке. Я сделал себе ночное зрение, и ясно разглядел спящего суаминта. Он сидел, сжимая в руке копье, но сам сладко спал, и даже похрапывал. Вытащив кинжал, я подкрался поближе, и одним ударом вогнал кинжал ему в шею. Раздался булькающий звук, и суаминт повалился набок.

Я собрался идти дальше, но вдруг рядом что-то зашевелилось и послышался тихий стон. Нагнувшись, я заметил, как кто-то шевельнулся под кучей елового лапника. Быстро раскидав ветки, я увидел связанного человека. Разрезав ремни, я перевернул его и чуть не вскрикнул от удивления – это был Гарру! Выдернув у него изо рта кусок шкуры, использованный вместо кляпа, я посадил его, прислонив к елке. Гарру был без сознания, глаза закрыты, голова валилась набок.

Я слегка похлопал его по щекам, но это было бесполезно – Гарру не приходил в себя. Тогда я присел рядом и сосредоточился. Так, тяжелое сотрясение головного мозга, но повреждений мозговой ткани нет. Трещина костей свода черепа, поднадкостничная гематома в области левой теменной кости. Ладно, остальное потом! Восстановить кости черепа, убрать гематому, устранить отек мозга и последствия черепно-мозговой травмы!

Гарру вздрогнул и открыл глаза. Я сообразил, что в такой темноте, без ночного зрения, он меня не видит, и быстро зашептал ему на ухо:

- Гарру, это я, Уоми! Что случилось?

Гарру попытался встать, но не мог, только тихо застонал.

- Уоми, это дед! Пижму! Они с Курбу привели суаминтов… Напали прошлой ночью, мы их сдерживали весь день, но к вечеру подошла еще одна орда… Часть прорвалась, и они стали поджигать хижины. Мы дрались с ними уже в поселке, но их было много.

- Где женщины?

- В шалаше. Их приволокли сюда связанными. Сильно били – они не хотели идти. Рядом в шалашах еще суаминты. Пятнадцать или двадцать, Гарру не знает. Я догнал, хотел подобраться, меня ударили по голове и связали. Видел, как их втащили в шалаш. Утром потащат дальше. Меня хотели убить, но дед не позволил…

- Гарру, ты можешь ходить? Что с тобой?

- Нога… Они перебили мне ногу… Я думаю, меня завтра убьют.

- Посиди спокойно, я сейчас!

Я снова сосредоточился. Так, оскольчатый перелом левой большеберцовой кости… Восстановить! Осталное… Больше ничего, только множество ушибов. Снять болевой синдром! Ага, закрытая травма живота, ушиб печени. Восстановить!

- Ну, Гарру, вставай, я тебя подлечил. Теперь ты можешь двигаться.

Осторожно, с опаской Гарру встал на четвереньки, потом выпрямился.

- Вот это да, Уоми! А когда Кунья мне рассказала, как ты ее лечил, я не поверил!

- Это не я, это Дабу… - привычно пробормотал я. – Ну, пошли!

* * *

Гарру прокрался в темноте между шалашами, присел возле одного из них:

- Тут!

- Там есть кто-то из суаминтов? Или только женщины?

- Гарру не знает!

- Ладно, сиди здесь, я посмотрю.

Я осторожно обошел шалаш и обнаружил огромного суаминта, лежащего поперек входа. Он спал. Наверное, внутри охраны нет. Блеснул кинжал, тело суаминта вздрогнуло, но он не издал ни звука. Я раздвинул ветки и заглянул внутрь. Три тела лежали рядом, друг возле друга, лицом вниз, больше никого внутри не было. Я тихонько вполз внутрь и шепотом позвал:

- Кунья, Ная! Мать!

В ответ послышался слабый стон. Я вытащил кинжал, разрезал ремни и перевернул женщин на спину. Выдернул изо рта у них обрывки шкур.

- Кунья! – я бросился к ней, обнял.

- Уоми, милый! Ты пришел! Помоги Гунде, они ее сильно ударили по голове!

- А как ты?

- Я в порядке! Вот только синяки на лице пройдут, и буду, как новенькая… - по голосу было слышно, что она улыбается.

Я погладил ее по волосам, по щеке. Вдруг она схватила мою руку, прижала к своему лицу и поцеловала ладонь. Этот поцелуй словно вернул мне силы.

- Потерпи, Кунья, сейчас я вас всех подлечу!

- Может, не стоит тратить силы, мы сможем идти…

- Куда вам идти, сначала надо избавиться от суаминтов.

- Уоми, их не меньше трех десятков, тут рядом еще пять шалашей!

- Подумаешь, всего-то! А где Пижму?

- Тут он, зверь, в одном из шалашей, и Курбу с ним. Это они привели суаминтов!

- Я знаю. Теперь ты не станешь возражать, если я его убью?

- Не стану! Я бы сама его задушила, если бы смогла… Столько наших погибло!

- Ладно, теперь помолчи, я займусь вами.

- Уоми, не трать на меня силы, лучше займись Гундой и Наей, им больше досталось!

- Хорошо, милая! Посиди тихо.

Я сначала занялся Гундой, потом Наей. У обеих – закрытые черепно-мозговые травмы, множественные ушибы и переломы ребер. Я довольно быстро все восстановил, они зашевелились, приподнялись.

- Тише, тише, мать, сестра! Подождите немного, сейчас мы уйдем!

- Уоми! – зашептала Гунда. – Там, у входа – Курбу! Если он проснется…

- Так это был Курбу? – усмехнулся я. – Отлично, а я его и не узнал. Он уже не проснется.

- Хорошая новость! – по голосу я понял, что Кунья опять улыбается. Как здорово, что она не теряет присутствия духа!

Я посмотрел на ее лицо, но ночное зрение не позволяло разглядеть детали. Ладно, разберемся! Сосредоточился. Чудесно, никаких серьезных повреждений, все кости целы, даже зубы на месте! Ладно, ладно, все потом!

* * *

- Мать, Ная, Кунья, уходим! Выходите все наружу, там Гарру.

Они послушно поползли к выходу. Гарру был рядом.

- Гарру, отведи женщин в сторонку, и сам будь там. А я разберусь с суаминтами. Там никого из наших нет, Кунья?

- Наших там нет, только Пижму и суаминты. Уоми, может, не надо? – зашептала мне на ухо Кунья. – Не надо рисковать! Я боюсь за тебя!

- Не бойся! Я – Уоми! Ну, пошли, быстро, следом за Гарру!

Женщины, пригибаясь, направились в сторону от шалашей. Я осмотрелся и заметил невдалеке еще шалаши. Итак, всего пять, не считая того, где были пленницы. Ладно, планы меняются.

Достав из воздуха пять дистанционных взрывателей и пять стандартных подрывных зарядов весом около килограмма каждый, я воткнул взрыватели в гнезда, поставил каждый заряд возле шалаша и быстро пошел вслед за женщинами. Догнав их и взяв Кунью за руку, повел всех за собой. Пять килограммов взрывчатки – это довольно серьезно, надо отойти подальше. Тем более, такой взрывчатки!

Через несколько минут быстрой ходьбы нам на пути попался небольшой овражек, и мы все съехали по крутому склону на дно.

- Ну, милые, - сказал я, когда они немного отдышались, – а теперь всем открыть рты! И пошире! Гарру, это и к тебе относится!

- Зачем, Уоми? – решилась спросить Ная.

- Потому, что иначе вы можете оглохнуть. Ну, открывайте скорее!

Недоумевая, они, тем не менее, послушались. Я достал из воздуха пульт и нажал кнопку, подрывая сразу все заряды. Грохнуло так, что с деревьев посыпался снег, и засыпал нас чуть ли не до шеи. Отфыркиваясь, мы выбрались из оврага. На том месте, где были шалаши, клубился снежный туман, уже, впрочем, почти рассеявшийся. Несколько деревьев вокруг лежали на земле.

- Подождите здесь! – сказал я и побежал туда, где стоял лагерь. Я не хотел рисковать, и должен был убедиться, что все кончено.

Подойдя к тому месту, где недавно был лагерь, я обнаружил воронку, кое-где до метра глубиной, и кучи вывороченной земли. Стволы ближайших деревьев были измочалены, а в воздухе чувствовался характерный кисловатый запах гексогена. Никого, конечно, в живых не осталось – вокруг лежали лишь куски человеческих тел.

Я вернулся к оврагу и без сил повалился на снег. Кунья подсела ко мне и погладила по щеке.

- Уоми, как там? – спросила она. – Что это было?

- Это? Это я отправил их всех в страну счастливой охоты!

Я заставил себя приподняться и повнимательнее, насколько это было возможно с ночным зрением, оглядеть женщин и Гарру. На всех была меховая одежда и унты. До утра не замерзнут, подумал я, уже засыпая.

* * *

Мне снилось, что я целуюсь с Куньей, что она прижимается своими губами к моим, что ее язычок касается моих зубов, а ее ладошка гладит меня по щеке. Это было так приятно! Я потянулся ее обнять, и проснулся.

Кунья, действительно, стояла рядом на коленях и целовала меня, нежно поглаживая по щеке. Уже совсем рассвело, я посмотрел на нее и пришел в ужас – все ее лицо было почти черным от синяков и кровоподтеков, губы разбиты, под носом запеклась кровь. Видимо, мои чувства отразились на лице, потому что она смущенно улыбнулась, отодвигаясь от меня.

- Я очень страшная, я знаю, Уоми, но мне надо просто умыться, и все будет в порядке!

- Кунья, ты самая лучшая! Не смей умываться, так ты мне нравишься еще больше! – и я тихонько засмеялся и приподнялся. Все тело отозвалось тупой болью, сказалась вчерашняя чудовищная усталость и исцеления. Заставив себя встать на ноги, я сделал несколько наклонов и приседаний, и почувствовал себя немного лучше. Рядом, на снегу, лежали вповалку Гунда, Ная и Гарру, и крепко спали. К счастью, было не холодно.

Я присел рядом с Куньей и сосредоточился. Она догадалась, что я хочу сделать, и схватила меня за руку:

- Не надо, Уоми, пожалуйста! Ты слишком устал! Я потерплю.

- Ну, вот еще! – я насмешливо фыркнул. – Я беспокоюсь о себе, а не о тебе – хочу, чтобы на тебя было приятно посмотреть!

Теперь и она засмеялась.

- Ну, ладно, слушаюсь, любимый!

Я быстренько привел ее лицо и все тело в порядок, синяки и ушибы исчезли. Еще раз внимательно все просмотрел – нет, я вчера не ошибся, ничего серьезного. Перешел к Нае и Гунде, пока они спали – тоже все в порядке, ничего не пропустил. Гарру? Тоже в норме.

Тут они все трое зашевелились, просыпаясь, и открыли глаза.

- Уоми! Жив… А Тэкту? Ты видел вчера Тэкту? – сразу спросила Гунда.

- Да, видел, когда мы уже прогнали суаминтов. Думаю, что с ним тоже все в порядке. Ну, пора домой! Хотите есть?

- Ужасно! – первой отозвалась Ная. – А откуда ты возьмешь еду, братишка?

- От Дабу, как всегда, конечно! – я засмеялся, и достал из воздуха на этот раз не просто обжаренное мясо, а пять по всем правилам приготовленных палочек шашлыка, исходящих паром и сочащихся соком. – Разбирайте, пока их мыши не съели!

Кунья первой решилась попробовать:

- Уоми, какая вкуснотища! Милый, я прожила всю жизнь, но такого никогда не ела! Что это за мясо?

- Барашек, я думаю. Тут у нас не водится. Но так можно приготовить любое мясо, я тебя потом научу.

Остальные только молча глотали, даже не успевая прожевать. Гарру, почуяв вкусный запах, тоже начал протирать глаза. Я вручил ему шампур, и он вцепился в него зубами.

- Хотите еще? – и, не дожидаясь ответа, раздал им еще по шампуру, а потом повторил это еще дважды. Сам я тоже не забывал жевать и глотать.

Наконец, все, отяжелев от горячей еды, развалились на снегу.

* * *

- Наверное, нам всем надо в поселок, и поскорее, – сказал я. – Страшно подумать, что они сделали с Ку-Пио-Су! Кунья, расскажи, как это случилось?

- Ну, суаминты появились почти сразу, как только вы ушли. Думаю, Пижму и Курбу давно с ними сговорились, и лишь подали знак. Сначала они просто собрались за рекой. Потом несколько раз пытались перейти реку, но наши их отпугнули, сначала стрелами, а когда они обнаглели, стали метать дротики с помощью копьеметалок, которые вы с Карасем сделали. Хорошая штука, между прочим! Пробивает человека насквозь, если вблизи, а летит иногда дальше, чем стрела! Кстати, они очень старательно собирали все наши стрелы и дротики, так что теперь и у них есть бронзовое оружие.

- У них-то есть, да их самих уже нет, - усмехнулся я. – А дальше?

- Потом мы несколько раз видели между ними парочку наших. Курбу я сразу узнала – он мог действовать только одной рукой, как ты и говорил. Ну, а второй старался не подходить близко. К вечеру, перед вашим возвращением, они пошли на нас, не считая потерь, а у нас уже осталось мало стрел, и были убитые и раненые. Часть суаминтов прорвалась, и они стали поджигать хижины. Наши растерялись, и, вместо того, чтобы убивать суаминтов, старались потушить огонь. Много наших при этом погибло… - печально закончила Кунья.

- А как вас захватили?

- Мы втроем тоже пытались тушить огонь, а Аза выполз из хижины, едва живой, и спрятался рядом, под навесом, за кладовкой. Не знаю, не нашли ли его?

- Не нашли, он жив, я его видел.

- Это хорошо, он такой чудесный старик, жалко было бы его потерять... Ну, а потом, пока мы тушили пожар, прорвалась целая толпа суаминтов и бросилась на нас. Их вел Пижму, тут я его впервые и увидела. Нас схватили, связали и стали избивать ногами. Гунда вырвалась и побежала, ее ударили дубиной по голове. Потом пришел Курбу и стал меня бить по лицу, всяко обзывая. Пижму его остановил, а сам ударил всего пару раз в живот. Ты был прав, он совсем не мог говорить, только шипел. Потом нас поволокли по снегу, и притащили сюда. Гарру шел за нами, его увидели и тоже связали.

- А Пижму или Курбу не говорили, что они хотели сделать с вами?

- Курбу хотел убить, а Пижму ему не дал. Думаю, что отдали бы суаминтам. Уоми, я видела, суаминты убивали детей просто так! Ловили и разбивали им головы дубинами! Нельзя простить такое!

- Их почти не осталось в живых, Кунья. Я один убил не меньше полутора или двух сотен.

- Как ты смог?

- Ну, я получил такое оружие…

- А куда оно делось?

- Это оружие нельзя давать людям… Дабу знает лучше! Кунья, мы и так уже по уши в дерьме, если можно так сказать.

- Почему, Уоми? Ведь суаминты сами напали!

Я покосился на сестру и мать, да и Гарру навострил уши.

- Ну, это та книга… Помнишь, я говорил тебе… Я потом расскажу, ладно?

Кунья понимающе кивнула.

- Да, Дабу виднее…

- Ну, а теперь пойдем все домой! Хватит отдыхать.

* * *

Все встали, я обнял троих моих родных женщин, а Гарру велел стать с другой стороны и взять меня за руки, как будто мы хотели обмерить толстое дерево. После чего мир опять вздрогнул, и мы оказались рядом с хижиной Гунды – вернее, тем, что от нее осталось.

Гунда смотрела на яму, зиявшую на месте хижины, обрушившуюся, сгоревшую кровлю, обгоревшие кожаные мешки вдоль стен, и по щекам ее текли слезы. Ная обнимала мать и гладила ее плечи, что-то шепча ей на ухо. Мы с Куньей стояли поодаль, обнявшись, и смотрели на них, но, несмотря ни на что, были счастливы – мы опять были вместе. Гарру, потоптавшись рядом с нами, положил руку мне на плечо и сказал:

- Ну, я пойду к своим, Уоми. Спасибо тебе, что выручил! Пока, Ная!

- Это тебе спасибо! – ответил я, он покраснел и убежал. Я огляделся – повсюду вокруг было то же самое, чернели сгоревшие и обрушенные кровли, но люди уже суетились, расчищая мусор, вытаскивая из пепла то, что еще могло пригодиться, и даже носили уже из леса новые, свежесрубленные жерди для крыш.

Я потихоньку отвел Кунью в сторону и сказал:

- Пойдем на наше место, посидим! Надо посоветоваться…

Она посмотрела на меня и кивнула. Я взял ее за руку, и мы пошли на край острова, к обрыву, где раньше встречались по ночам, разговаривали и обнимались. Придя, мы уселись на камни, и, обнявшись, прижались друг к другу.

Несколько минут мы сидели молча, потом Кунья, повернувшись ко мне, спросила:

- Уоми, милый, о чем ты хотел поговорить?

- Мне нужен твой совет, Кунья. Помнишь, я сказал, что мы по уши в дерьме?

Она кивнула.

- Так вот, я имел в виду, что книга, о которой я тебе рассказывал, и которая так мне понравилась, что я пришел в ее мир, к тебе, сильно отличается от нашей жизни. Вернее, это жизнь стала отличаться от книги. Мы начали жить не по написанному в книге, и все изменилось. Причем, стало не лучше, а хуже.

- В чем, Уоми?

- Вот послушай. Когда я вернулся в Ку-Пио-Су, все было, как в книге. Изменения начались, когда я увидел тебя. В книге я должен был мечтать о сказочной девушке с Большой Воды, видеть ее во сне, стремиться к ней. Ты была в меня влюблена, но я не обращал внимания, и думал только о ней, и лишь в самом конце у меня открылись глаза и я назвал тебя своей невестой. Но здесь мы сразу полюбили друг друга, и все пошло не так. Не останавливаясь на мелочах, скажу главное. Мы встречались и целовались тут, на берегу. Мы ходили к Дабу. Мы с Карасем сделали для людей Ку-Пио-Су бронзовое оружие, которого тут нет и быть не могло. Я придумал тележки на колесах. Всего этого в книге нет! И вот, начались неприятности. Пижму смертельно ранил тебя копьем, а в книге он бросил в тебя копье и промахнулся. Я тебя спас и прогнал Пижму, а в книге он всего лишь простудился и заболел, но Рефа его вылечила, и он прожил еще больше года в Каменной Щели. Напали суаминты, я побежал вперед и спас Сойгу, а в книге он погибает, а мать его на похоронах бросается в погребальный костер. Потом я спас Баку, когда он был ранен стрелой суаминта в живот и должен был умереть на следующий день.

Когда мы вернулись, мы нашли поселок, сожженный суаминтами, которых привел Пижму, а тебя с Наей и Гундой похитили. Конечно, я не мог вас бросить, я вас нашел, исцелил и уничтожил суаминтов вместе с Пижму и Курбу. Кроме того, я использовал запрещенное оружие, которого никак здесь не должно быть, но без этого бы весь поселок погиб, а ты, мать и сестра – тоже. И вот мы здесь, поселок сожжен, и неизвестно, что дальше будет с людьми, и что будет с нами. Зима еще не закончилась, у людей мало теплой одежды, нет еды и жилья, многие погибли, в том числе женщины и дети. Всего этого не было в книге. И я спрашиваю: что ты думаешь об этом, Кунья?

Она долго молчала, а потом еще крепче прижалась ко мне.

- Я думаю, Уоми, что ты тут вообще ни при чем. Это воля Дабу, что ты мог или можешь сделать?

- Я мог не приходить сюда совсем, и все бы шло, как написано в книге.

- Но ведь ты пришел! И я узнала тебя и полюбила. Если ты уйдешь, я просто не смогу жить без тебя. А ты?

- Я тоже не смогу жить без тебя, Кунья!

- Вот видишь! А если мы двое умрем, что-то тоже изменится, правда? Тут, или в другом мире. И мы не знаем, что станет лучше, а что – хуже. Поэтому прошу тебя: не уходи, Уоми! Я не хочу умирать, я люблю тебя, я хочу стать твоей женой. А если ты уйдешь, я умру. И ты мне обещал много еще показать и рассказать, а обещания надо выполнять, верно?

- Кунья, есть и другой выход. Мы можем уйти вдвоем с тобой в какой-то другой мир, где будем жить, а этот мир, может быть, тоже станет жить лучше, если мы покинем его.

Кунья задумалась, а потом решительно сказала:

- Нет, это будет все равно, что убежать от опасности во время битвы! Мы не можем так поступить, особенно ты. Как бы сильно я не любила тебя, я не хочу, чтобы ты поступал, как трус. Лучше смерть!

- Спасибо тебе, Кунья, это я и хотел услышать. Мы останемся здесь и будем помогать нашим друзьям. Но ты заметила, что все несчастья собираются именно вокруг нас? Думаю, так будет и дальше. Нам будет нелегко!

- Уоми, любимый! Если ты будешь со мной, я ничего не испугаюсь, все выдержу! А после того, как я стану твоей женой, мне будет не страшно даже умереть, я же тебе говорила! И я уже умирала, и знаю, что это такое. Самое главное, чтобы любимый был рядом – тогда не страшно! А если мне придется умереть, чтобы ты остался жив, я сделаю это с радостью!

- Кунья, я могу сказать то же самое и о себе!

- Ну вот, о чем же еще спорить? Пойдем, поможем нашим друзьям в Ку-Пио-Су жить дальше, и будем жить сами. А на все остальное – воля Дабу!

- Да, Кунья! В том мире, из которого я пришел, говорят: «Делай, что должно, и будь, что будет!».

- Мудро сказано! Так мы и будем жить, любимый!

Мы встали, я протянул Кунье руку, и мы пошли обратно – жить…

* * *

По дороге я посоветовался с Куньей, как мне дальше действовать? Я могу, с помощью Дабу, сказал я, очень быстро построить всем в поселке по новой хижине. Но нужно ли это делать?

Кунья немного подумала, и сказала – нет:

- Ведь если люди получат все без труда, они захотят так жить и дальше. Надо просто позаботиться о том, чтобы никто не умер от холода и голода, а поселок они отстроят сами. Ты это можешь?

- Да, могу. Но после того, что ты сказала, я думаю, что людям не стоит давать сразу готовую еду и одежду, лучше я помогу мужчинам Ку-Пио-Су с удачной охотой. И позабочусь о больных и раненых, если они есть – чтобы никто не умер.

- Да, Уоми, я думаю, это будет правильно.

- А как быть с нашей свадьбой?

- Уоми, любимый, мы подождем, пока наладится жизнь в поселке! Нам очень трудно будет ждать, да, но так будет лучше.

- Любимая, ты права, конечно, подождем!

Когда мы вернулись к землянке Гунды, там уже кипела работа. Тэкту был с ними, и все дружно разбирали мусор и раскапывали остатки землянки, отбирая вещи, которые не так сильно пострадали от пожара.

Кунья тотчас присоединилась к ним, я а с жалостью посмотрел на нее, и подумал, что не удалось ей восстановить силы, «много есть и спать», как сказал я, когда мы вышли к людям после ее исцеления.

Тэкту подошел ко мне, и мы обнялись, а потом я послал его собирать стариков. Надо было как можно скорее обсудить положение и выбрать старшину охотников – нельзя людям оставаться без головы! Он убежал, а я присоединился к женщинам в расчистке остатков землянки.

* * *

Дед Аза сидел в сторонке и не мог помогать нам – у него много лет болели ноги, и он ходил с большим трудом, опираясь на палку. Подумав, я подошел к нему.

- Дедушка, давай-ка я тебя пока немного подлечу! Сейчас нам пригодится каждая пара рук.

- Уоми, сынок, разве это возможно? Какой от меня прок, я только обуза для всех вас!

Не отвечая, я всмотрелся в него, определяя дефекты и болезни его тела, и по ходу сразу исцеляя. Аза смотрел на меня с безграничным удивлением, которое росло по мере того, как я восстанавливал его тело. Не прошло и десяти минут, как я закончил свою работу и сказал:

- Ну, дедушка, вставай, и помогай нам – теперь ты можешь!

Аза осторожно, с опаской поднялся на ноги, сделал несколько шагов, и посмотрел на меня – в его глазах стояли слезы. Он подбежал ко мне – именно подбежал! – и, обняв, крепко прижал к груди – к его рукам вернулась былая сила, и немалая, я сразу это почувствовал.

- Уоми, Уоми! Я опять помолодел! Я снова мог бы ходить на охоту! Спасибо тебе, спасибо! – по его щекам текли слезы.

Мы подошли к остаткам хижины, Аза, как молодой, спрыгнул в яму и начал энергично расчищать ее от мусора. Женщины, раскрыв рты, смотрели на него. Встретившись глазами с Куньей, я ей подмигнул, и она поняла, в чем дело. Подозвав Наю и Гунду, она с ними пошепталась, и они продолжали работать, иногда только поглядывая на Азу.

Прибежал Тэкту – старики собрались возле хижины Пижму и ждут меня. С ними, как я и просил, пришли Сойон и Карась.

- Аза, - окликнул я. – Пойдем со мной. И ты, брат, тоже!

Аза одним прыжком выскочил из ямы, и снова обнял меня. Его проворство на фоне седой головы и длиной белой бороды выглядело ошеломляюще. Он хотел было упасть передо мной на колени, но я, конечно, вовремя его удержал, и сам ему поклонился:

- Аза, ты старший в поселке после Пижму, я хочу, чтобы ты стал главой охотников!

Аза с сомнением посмотрел на меня – он уже много лет не принимал участия в делах поселка, здоровье не позволяло.

- Уоми, смогу ли я?

- Теперь – сможешь! Тебя уважают, думаю, никто не будет против.

- Ладно, сынок, увидим…

Тэкту стоял рядом, открыв рот от удивления. Я засмеялся:

- Брат, закрой рот, ворона залетит!

Он потряс головой и пробормотал:

- Ну, ты даешь, брат! Такого я отродясь не видел!

Мы пошли к бывшей хижине Пижму, Тэкту все поглядывал на Азу и качал головой, не в силах поверить своим глазам. Подойдя, я увидел всех стариков поселка сидящими на земле у бывшей хижины Пижму – сама хижина, как и другие, сгорела.

Я подошел и низко поклонился всем. Аза прошел вперед и сел вместе со всеми. На него покосились, но еще не поняли, что с ним не так.

- Старики! Я, Уоми, сын Дабу, пришел поговорить с вами. Бывший наш старшина охотников, Пижму, привел в наш поселок суаминтов. Он был моим врагом, а предал нас всех. Из-за него погибло много людей, а Гунду, Наю и Кунью они похитили. Я нашел Пижму, освободил женщин и убил суаминтов. Пижму тоже больше нет, как и Курбу – так я решил, и так сделал – предателям у нас не место. Но поселку нельзя без головы. Старики, выберите нового старшину, который будет не убивать нас, а защищать. Нельзя долго ждать, нужно решать сейчас, у нас много дела! Я, Уоми, сын Дабу, сказал. – И я отошел в сторону, где сидели Карась, Сойон и Тэкту.

Я подсел к ним и тихонько спросил:

- Карась, сколько наших погибло?

Карась кратко и четко «доложил обстановку»: было убито десять охотников, оставшихся охранять поселок, пятнадцать человек ранено, из них пять – тяжело. Погибло около тридцати женщин и детей. Сгорели почти все меха и шкуры. Почти нет провизии. Сгорели все хижины, которые подожгли суамиты, кроме крайних трех, где собрали на эту ночь всех маленьких детей. Потери были велики – население поселка уменьшилось почти на треть.

Я покачал головой и прислушался к разговору стариков – привыкшие обсуждать все неспешно, они не торопились и степенно спорили, кто из них старше.

Я снова встал и прошел вперед.

- Простите меня, старики, но у нас нет времени. Людям нечего есть, негде укрыться от холода. Надо решать быстро. Я говорил с Дабу, он слышит своего сына. Он велел передать вам: пусть старшиной станет дедушка Аза. Вы все его знаете. Но он болел, и Дабу приказал мне исцелить его, а вам известно, что по воле Дабу у меня есть такая сила.

Все закивали – весть об исцелении Куньи, смертельно раненой копьем Пижму, давно разнеслась по всем хижинам.

- Прошу вас, старики, подтвердите выбор Дабу!

Послышался голос из середины собравшихся:

- Мы не против, чтобы старшиной стал Аза, но что скажет он сам?

Аза вышел вперед.

- Старики Ку-Пио-Су! Вы все знаете, что я болел, почти не мог ходить. А теперь – смотрите на меня! – Аза высоко подпрыгнул, пробежался вперед и назад метров тридцать, да так, что и Гарру, пожалуй, не угнался бы за ним, и, почти не запыхавшись, снова остановился перед всеми.

- Волей Дабу внук мой, Уоми, исцелил меня. Если Дабу требует, чтобы я стал старшиной, кто мы такие, чтобы не слушать его?

Никто не возразил. Все смотрели на Азу, широко открыв глаза и качали головами. Раздались голоса:

- Аза!

- Пусть будет Аза!

- Он самый старый, а бегает, как молодой!

- Дабу решил!

- Аза – умный человек, хороший охотник!

Я снова поклонился:

- Спасибо, старики, за ваш мудрый выбор. А теперь пусть скажет старшина, что нам надо делать.

* * *

Аза встал перед всеми, поклонился и заговорил:

- Старики, вы выбрали меня старшиной, и я буду защищать Ку-Пио-Су, пока жив. Всем нам трудно – много людей убито, дома сожжены. Пусть все, кто может, займутся строительством хижин, а охотники, которых осталось, правда, не так много, пойдут на охоту, чтобы добыть мясо для всех. Но только не Уоми! Дабу дал ему дар исцеления, и мы не можем пустить этот дар на ветер. В поселке много раненых, пусть Уоми займется их исцелением, нам скоро понадобится их помощь. Уоми, не теряй времени на разговоры, иди, помогай раненым! Нечего слушать нашу пустую болтовню! – глаза Азы смотрели из-под насупленных бровей строго и повелительно, как и положено старшине, но в глубине их плясали веселые огоньки.

- Да, старшина охотников, я пойду к раненым! Позволь мне взять с собой Гарру, он покажет, куда идти раньше.

- Иди! Делай! И да поможет тебе Дабу!

Я кликнул Гарру, который трудился тут же, на починке бывшей хижины Пижму, и мы отошли в сторону.

- Гарру, скажи, кто ранен сильнее всего? Веди раньше туда! – велел я.

- Тогда, Уоми, пошли к Бака, стрела попала ему в спину, он еле жив!

- Как, опять Бака? Что-то не везет ему нынче, - и мы бегом направились к хижине Карася, где жили он и Бака с семьями.

Рядом с развалинами хижины стояли уже три шалаша, и в одном из них лежал Бака. Я заглянул в шалаш. Бака был без сознания и метался в бреду. На этот раз я не забыл успокоить его, усыпив. Стрела торчала у него в спине, под правой лопаткой, обломанная до половины, а наконечник остался в ране.

Ну, что же, дело знакомое! Не прошло и десяти минут, как стрела исчезла, все ткани тела были восстановлены, ликвидированы гемо- и пневмоторакс, и добавлен литр крови, который он потерял. Я разбудил его:

- Здравствуй, Бака, давно не виделись! Везет же тебе в этой битве!

- Уоми! Вот какие дела, меня снова подстрелили… - он прислушался к своим ощущениям, уже поднимаясь на ноги. – Ты опять меня спас, да? Как мне тебя отблагодарить?

- Самая лучшая благодарность будет, если ты хорошо поработаешь вместе со всеми, чтобы строить новые хижины – людям нужна помощь!

- Да, Уоми, можешь на меня положиться! Бака не подведет! – и, не тратя слов понапрасну, он пошел к хижине Карася, где женщины разгребали мусор.

* * *

До вечера Гарру бегал по поселку, разузнавая, где есть раненые и больные, и приводил меня туда. К вечеру все пятнадцать мужчин были «поставлены в строй», и еще два десятка женщин и детей прошли через мои руки, некоторые женщины и дети пострадали от суаминтов – были жестоко избиты, двое детей были при смерти, им разбили головы. Я залечивал ушибы и переломы, в том числе, у детей – открытые черепно-мозговые травмы, никто не успел умереть, но сам я к вечеру едва таскал ноги. Отпустив Гарру, я поплелся к хижине Гунды, с тоской предвидя еще одну ночь под открытым небом. Подойдя, я замер в изумлении – хижина была полностью готова, дверь занавешена шкурами, а над отверстием в кровле курился дымок и вкусно пахло жареным мясом.

Я нагнулся и вошел внутрь. У очага хлопотала Гунда, ей помогала Кунья. Едва я вошел, они кинулись ко мне.

- Что… что случилось? – пробормотал я, стараясь увернуться от них, но это у меня плохо получалось.

- Да ты посмотри на себя, Уоми! – прикрикнула мать. – На тебе лица нет! В могилу краше кладут! Наверное, всех раненых исцелил?

- Да… а что? Не умирать же им было… Особенно, детям… - и я с удовольствием отдался во власть ловких женских рук, которые меня раздевали, усаживали на нары, подавали печеное мясо, растирали ноги и спину – к вечеру я их уже не чувствовал.

- Вот теперь все, как должно быть, - смеялась мать, пока Кунья поливала теплую воду мне на ноги и растирала их пучками сухой травы. – Вот так положено, а не наоборот! – а я, тем временем, старательно жевал и глотал горячее мясо, только теперь почувствовав, как устал и проголодался. Насытившись, я не лег, а упал на нары, застеленные полуобгоревшей, но вполне еще годной медвежьей шкурой.

- Кунья, - позвал я. – Иди сюда, расскажи, что случилось? Как так быстро построили хижину? – Кунья тотчас присела рядом, обнимая меня.

- Так это же моя хижина, а я теперь – старшина! – засмеялся дед Аза из своего угла, где он скромно примостился, как делал уже много лет. – Вот и приказал всем собраться и быстренько построить! Но особенно подействовало, когда объяснил, что ты раненых лечишь, вечером придешь без сил… Вот тогда все сами кинулись на помощь, а на старшину им, в общем, плевать! – и Аза снова рассмеялся. – И мяса тебе нашли… А парни пошли на охоту, еды совсем нет. Только суаминты все зверье распугали, вокруг нет ничего…

- Я попрошу Дабу, и охота будет! – уверенно сказал я, и про себя пожелал, чтобы охотники до ночи набили столько зверя, сколько смогут унести. – Всю ночь свежевать будут! – пробормотал я, закрывая глаза.

* * *

Когда я проснулся, уже светало – через щели двери и потолочное отверстие сочился слабый свет. Я ощутил, что Кунья лежит рядом, а ее мягкие волосы рассыпались у меня по груди. Я протянул руку и погладил ее по волосам, потом по спине… Она проснулась мгновенно, и приникла к моим губам, обнимая жарко и страстно, прижимаясь всем своим обнаженным телом.

- Кунья, - прошептал я ей на ухо, - не забывай, прошу, что я еще не твой муж!

- Уоми, ты мне больше, чем муж! Ты – мое сердце, мое все! Без тебя нет Куньи!

- Да, я очень рад, но давай все же дождемся свадьбы, чтобы все было, как положено!

- А свадьба будет сегодня! – огорошила меня Кунья. – Охотники вчера десяток оленей набили, представляешь? А Бака собрал всех, кого ты исцелил, и заявил, что не успокоится, пока нам не построят хижину! Иначе, мол, не будет ему покоя ни на том, ни на этом свете – два раза ты его от смерти спас! Ну вот, они, двадцать человек, всю ночь костры жгли, землю отогревали, а сегодня с утра копают.

- А откуда двадцать-то? – удивился я.

- Пятнадцать ты вчера вылечил, да Сойгу, да Карась с Сойоном, и Гарру с Азой помогают.

- Смотри ты, наисцелял их на свою голову! – рассмеялся я. – Теперь не знают, как расплатиться… - но на самом деле у меня на сердце было тепло, как никогда – вот это друзья!

- Так что, вечером будет свадьба! – радостно закончила Кунья. – Ты рад?

- А как ты сама думаешь? – и я поцеловал ее, крепко обнимая и прижимая к себе. – Но, давай-ка лучше поскорее вставать, иначе мы не дотерпим до свадьбы, а это не дело! – и я первый вскочил на ноги и вытянул из постели Кунью, которая едва успела прикрыться шкурой, под которой мы спали. – Ну, одевайся, не буду мешать, а завтра, надеюсь, в нашей хижине, это уже и не понадобится! – и я погладил ее по голой спине, пока она натягивала свою безрукавку, вроде той, которую мне пришлось разрезать, когда ее принесли с копьем в плече. И, не удержавшись, обнял, и ее упругие груди сами оказались у меня в ладонях.

Она на мгновение замерла, а потом повернулась ко мне и страстно поцеловала:

- Уоми, неужели я дождусь? Неужели это будет сегодня?

- На все воля Дабу, Кунья, но, надеюсь, завтра нас разбудят не суаминты…

Она в шутку ударила меня ладошкой по губам:

- Тьфу на тебя! Не накаркай!

* * *

Целый день я шатался по поселку, помогал то там, то тут, но меня отовсюду шутливо прогоняли – мол, иди, отдыхай перед свадьбой, жених! А вечером на площади в кругу хижин горели костры, и весь поселок пировал. Мяса было вдоволь, а кроме того, все вытащили старые запасы копченой рыбы и меда – все, что нашлось. Никто не считался – свое или чужое. Я с удивлением понял, что меня и Кунью в поселке любят, как никого другого, и не только за чудесные исцеления. Нас почему-то стали считать чем-то вроде волшебного талисмана Ку-Пио-Су, приносящего удачу, хотя, по уму, им надо было думать совсем наоборот…

Мы с Куньей подсаживались то к одному костру, то к другому. Нас везде угощали, как могли, но хмельного меда мы не пили – я понимал, что не хватало только напиться допьянав свою первую брачную ночь, Кунья думала точно так же. Улучив минутку, она шепнула мне, что хочет запомнить эту ночь на всю жизнь, а потому не выпьет ни глотка хмельного варева. Поэтому мы больше налегали на еду, тем более, что последние дни нас кормили далеко не на убой – ожирение нам точно не угрожало.

Все время слышались звон бубна и песни Ходжи. Он пел обо мне, о том, как я вернулся в Ку-Пио-Су, как Дабу открыл мне, что я – его сын, как я встретил Кунью и полюбил, как спас от смерти, когда ее ранил Пижму, как напали суаминты, и я вернул к жизни Сойгу и вручил его Сойону, живого и невредимого, как я убивал суаминтов, когда все вернулись в Ку-Пио-Су, как догнал похитителей и привел женщин назад, и, наконец, как весь день лечил больных и вернулся домой полумертвый от усталости. Уделялось там внимание и подлости Пижму и Урхату, и убитому мной с Тэкту медведю, и отваге Гарру, который один погнался за суаминтами, похитившими его сестру.

Наконец, к концу пира, слово взял новый старшина Аза.

- Уоми! – сказал он. – Еще с рождения ты был отмечен судьбой! Мандру и Пижму тебя ненавидели и изгнали из Ку-Пио-Су, но великий Дабу не забыл своего сына, и ты вернулся. Ты дал нам новое, чудесное оружие, ты все делал, чтобы нам жилось лучше. Если бы не ты, поселок был бы уничтожен суаминтами, если бы не ты, сейчас вдвое больше матерей рыдали бы над телами своих детей! Дабу дал тебе чудесный дар исцеления, и ты, пренебрегая собой, спасал нас. Будьте же счастливы с Куньей, пусть у вас будет много детей, а мы позаботимся, чтобы тебе жилось спокойно и сытно, и чтобы Дабу радовался за своего сына! Ты дал Ку-Пио-Су все, что мог, теперь Ку-Пио-Су даст тебе все, что может! Будьте счастливы!

Я встал и оглядел всех этих людей, которые меня так любят, и которых я тоже искренне полюбил, и на глаза мои навернулись слезы.

- Люди Ку-Пио-Су! – сказал я, и голос мой громко разнесся в наступившей тишине. – Когда я вернулся домой, я не знал, что так все сложится. Что я полюблю Кунью, самую лучшую девушку на свете, что я буду драться с суаминтами и вас защищать, что мне доведется спасать вас от ран и болезней. Я благодарен вам просто за то, что вы есть на свете, за то, что вы – мои друзья, и я приложу все силы, чтобы вам жилось лучше, и чтобы вы были так же счастливы, как я сегодня! – и я низко всем поклонился. – А еще я благодарен вам за то, что вы построили нам с Куньей новую хижину, и тем приблизили этот счастливый день, который мы с ней так давно ждали! Спасибо вам всем, мои друзья! – и я поклонился еще раз, и Кунья поклонилась вместе со мной.

После этого мы повернулись и пошли к себе в хижину, а за спиной продолжался веселый шум пира и слышались выкрики: «Дабу, Дабу!».

* * *

Наша новая хижина была построена рядом с хижиной Гунды, хотя и была поменьше ее. Я еще ни разу в ней не был, а Кунья, конечно, уже забегала туда. Подойдя к двери, я сказал:

- Постой, Кунья, не заходи!

- Почему, Уоми?

- В том мире, где я жил, есть обычай: жених должен внести невесту в дом на руках. Это такая примета, чтобы они жили счастливо!

Я подхватил Кунью на руки, она показалась мне легче пушинки, и шагнул через порог, а она рукой отодвинула шкуры, которыми была занавешена дверь. Поставив ее на пол, я огляделся.

В середине хижины ярко горел очаг, а возле него сидела Ная и подкидывала дрова. Посмотрев на нас, она расхохоталась:

- Ну, братишка, вот ты и вырос, наконец! А я, пока вы там пировали, все для вас подготовила! Посмотрите – нравится? – и она обвела рукой хижину.

Нары и пол были сплошь застелены мехами, самыми лучшими, какие нашлись в поселке после пожара, у стены стояло насколько мешков с меховой и кожаной одеждой, на стене висело оружие и утварь.

А на нарах сидела Гунда, и, улыбаясь немного грустно, смотрела на нас.

- Уоми! – сказала она, вставая нам навстречу. – Может, ты не знаешь, но для матери сын всегда остается маленьким мальчиком, каким он был, когда родился. Даже когда он вырос, убил кучу врагов, и стал выше матери настолько, что ей уже и не дотянуться, чтобы обнять его. И все равно он маленький мальчик… Но только до тех пор, пока он не женился, и пока кто-то не занял в его сердце место, которое было до того занято матерью… Это всегда немного грустно. Даже если это место заняла такая чудесная девушка, как Кунья… с которой, я уверена, ты будешь счастлив. Ну вот, сын, мне пора, мое место занято! – и слезы потекли по ее щекам.

Мы с Куньей бросились к матери с двух сторон, обняли и так стояли вместе несколько минут, пока слезы не перестали литься из ее глаз.

- Ну, ладно, - сказала, наконец, Гунда, улыбаясь и вытирая глаза. – Мне пора, а вы оставайтесь в своем новом доме, но знайте, что и старый дом для вас всегда открыт! – она погладила нас по головам, как детей, и направилась к двери. Ная пошла за ней, но перед тем, как выйти, обернулась и лукаво посмотрела на нас.

- Братишка, не обижай мою лучшую подругу! Кунья завтра мне все расскажет, и я узнаю, так ли ты хорош, как кажется! – и, звонко хохоча, она выскочила за дверь.

* * *

Только теперь мы с Куньей, наконец, посмотрели друг на друга. Я потянулся к ней, а она – ко мне, мы слились в поцелуе, и он длился долго, сколько хватило дыхания. Я развязал завязки и снял с Куньи шубку, а она сама стряхнула с ног меховые мягкие сапожки, и, развязав ремешки своих меховых штанов, позволила им упасть на пол. Я тоже скинул обувь и меховую куртку, и почувствовал, как руки Куньи развязывают на мне штаны. Тогда я тоже стянул с нее меховую безрукавку, и, наконец, взглянул по-настоящему на ее обнаженное тело.

Тело это, безупречное во всем, заново поразило меня – покатые плечи, руки с выступающими под кожей сильными мышцами – руки много трудившейся женщины. Кисти и пальцы прекрасной формы, но загрубевшие от постоянной тяжелой работы, отчего они казались мне чудеснее любого маникюра. Губы, ярко-алые без всякой помады, румяные щеки, длинная и изящная, но сильная шея, небольшая, упругая грудь, плоский живот с рыжеватым пушком внизу, под ним. Светлые, как солома, волосы, падающие ниже плеч. Сильные стройные ноги с маленькими ступнями и пальчиками, которые я не так давно целовал…

Заметив, что я ее рассматриваю, Кунья покраснела:

- Ну, Уоми, что ты! Ты же уже видел меня без одежды, разве нет?

- Кунья, я видел тебя, когда исцелял, но ведь тогда я смотрел на тебя совсем другими глазами, для меня главное было – спасти тебя! Я не видел ничего, кроме твоих ран!

- А сейчас? – лукаво улыбнулась она.

- А сейчас я, наконец, вижу тебя, тебя саму!

- Ну, и как тебе, нравится?

Я ничего не ответил, а только притянул ее к себе и стал целовать везде, куда мог дотянуться, а она, в свою очередь, ласкала и целовала мое тело. Наконец, мы оказались стоящими на коленях, лицом к лицу, обнимая и лаская тела друг друга, и все время перемежая ласки поцелуями.

- Уоми! – шептала Кунья, - Уоми!

- Что, милая?

- Неужели это ты? Здесь, со мной? Я не могу поверить…

- Любимая, ты не боишься?

Она тихонько засмеялась:

- Я боюсь только одного – что я умру от счастья! Уоми!

- Что, любимая?

- Ничего! Пусть будет нам хорошо… – и она легким толчком повалила меня на шкуры, покрывавшие пол вокруг очага…

* * *

Утром мы проснулись поздно, да мы почти и не спали этой ночью, а лишь наслаждались друг другом, причем Кунья мне не уступала ни в изобретательности, ни в неутомимости. Но всему приходит конец, и мы встретили утро, лежа на тех же шкурах – я на спине, а Кунья – рядом, положив голову мне на плечо и крепко обхватив меня руками, как будто боялась, что я убегу. Я гладил ее грудь и живот, и она всякий раз сладко вздрагивала, когда моя рука касалась мягких волос внизу живота и перебирала их. Так она и задремала, а следом за ней – и я тоже.

Второй раз мы проснулись от холода – очаг давно погас, в дверь и в отверстие на крыше – задувало. Кунья вскочила, подбежала к очагу и, разгребая щепочкой пепел, пыталась раскопать и раздуть искру сохранившегося огня, а я лежал на боку, подперев рукой голову, и любовался ее прекрасным телом в разгорающемся свете дня.

Почувствовав мой взгляд, она обернулась и сказала с обидой:

- Потух! Ни одной искорки не осталось. У тебя есть кремень?

- Обойдемся и так. – Я поднялся, положил несколько сучьев на очаг, сказал: «Дабу» - и огонь вспыхнул.

- Здорово ты умеешь! – воскликнула Кунья. - Вот бы мне так!

- Я могу передать это тебе, если только ты пообещаешь, что никогда не станешь делать это при посторонних.

- Клянусь!

- Ну, тогда попробуй поджечь эту веточку. Смотри туда, где хочешь, чтобы загорелось. – Я протянул ей тонкий прутик.

Осторожно держа его в вытянутой руке и глядя на кончик ветки, она прошептала: «Дабу!» - и зажегся огонек.

- А это не ты зажег? – недоверчиво спросила она.

- Ну, вот еще, стану я тебя обманывать! Ты теперь владеешь этим, так же, как и я.

- А это не опасно, Уоми?

- Что, милая?

- Ну, то, что ты передал мне власть над огнем… Дабу не рассердится?

- Нет. Мы ведь оба стояли перед ним, и обещали, что станем мужем и женой, помнишь? И Дабу принял наше обещание. А теперь мы его исполнили.

- Помню… Кажется, так давно это было… А ведь и года не прошло.

- Да. А сколько всего случилось за это время!

Мы помолчали. Очаг постепенно разгорался, и от него шло приятное тепло. Кунья подбросила еще несколько сучьев, и мы так же сидели рядом, прижавшись друг к другу, и смотрели на огонь.

- На огонь можно смотреть вечно! – прошептала Кунья. – Это так завораживает!

- Да. В моем мире говорили, что можно вечно смотреть на горящий огонь, текущую воду, и…

- И? На что еще?

- На другого человека, который работает…

Как ни странно, Кунья поняла юмор и засмеялась:

- Да уж! Это не то, что работать самому!

- Ты – чудо! – воскликнул я.

- Почему это?

- Ну, ты поняла, что это смешно! Даже в том мире не каждый понимает.

Кунья снова рассмеялась:

- А что тут непонятного? Действительно, смешно!

- Откуда ты такая, Кунья? Может, ты и вправду, как и я, дочь Невидимого?

- Может быть… Я не знаю своих родителей – мать умерла, когда родила меня, а отец утонул еще до моего рождения. Так мне рассказывали… Я знаю только деда… Лучше бы мне его не знать – он меня ненавидел, может, за то, что мать умерла? Вдруг он ее любил?

- Он-то? Сомневаюсь.

- Да, я тоже сомневаюсь. Он всегда заставлял меня делать самую черную работу – носить воду, разжигать огонь, ломать хворост… А мясо пекли другие. Возможно, он боялся, что я съем лишний кусок? А Курбу всегда бил меня, если я что-то делала не так. Да и просто так бил тоже.

- Забудь о них, Кунья! Теперь ты – моя, и ничья больше!

- Да, Уоми! Вот теперь мне точно не страшно умереть! – и она улыбнулась.

- Ну, зачем же умирать? Я люблю тебя!

- А мне все равно не верится, что это – не во сне. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой…

- Хочешь, я тебе еще раз покажу, что это – правда?

- Хочу!

- А тебе не будет больно?

- Сначала было чуть-чуть, но если сравнить с тем, когда меня пробило копье… что это за боль? Зато как хорошо было… Много раз! – и она мечтательно зажмурилась.

Я погладил ее по щеке и собрался поцеловать, как вдруг за дверью послышались шаги, и голос Наи насмешливо спросил:

- Эй, вы не умерли там? Скоро уже вечер!

Мы с Куньей переглянулись, я схватил с нар ее шубку и кое-как прикрыл нас обоих.  Тут шкура на двери откинулась, и вошла Ная.

- Ну вы, сони! Вставать пора! Меня мать прислала – хочет на вас посмотреть, живы ли?

Кунья вылезла из-под шубы, и, без малейшего стеснения, стала одеваться. Ная с интересом смотрела на нее.

- Ну, как, подружка? Он тебя не обижал?

- Обидел, и еще как чудесно! – засмеялась Кунья. – Надеюсь, теперь каждый вечер так обижать будет! Ная, ты даже не представляешь, что это! Желаю и тебе найти мужа, который так же тебя будет обижать! – и Кунья, подбежав к подруге, крепко ее обняла и что-то зашептала на ухо.

- Ну, Уоми, ты даешь! – рассмеялась Ная. – Кунья такого высокого мнения о твоих способностях! Глядишь, я тебя даже уважать начну, братишка!

Я почувствовал, что краснею.

- Отвернись, Ная, мне надо одеться!

- Подумаешь, одевайся! Забыл, как мы с тобой голышом купались? А ты уж не маленький тогда был.

Возразить было нечего, я поднялся, стараясь сделать вид, что мне это нипочем, и натянул штаны. Ная совершенно бесстыдно рассматривала меня. Я снова покраснел, а Кунья прыснула в кулак:

- Вот уж не думала, милый, что ты такой стеснительный!

Я что-то пробурчал в ответ, и спросил:

- А зачем мать нас зовет?

- Ну, думаю, хочет посмотреть, не наставил ли ты Кунье синяков ночью! – она снова расхохоталась и выскочила за дверь.

Кунья с улыбкой смотрела на меня:

- Не сердись на нее, милый! Я так ее люблю, совсем как сестру! У меня ведь родных сестер не было…

* * *

Мы собрались в хижине Гунды: я, Кунья, Тэкту, и Аза. Конечно, в иное время пришло бы гораздо больше народа, но в поселке было полно работы – восстанавливать хижины, ходить на охоту, ловить рыбу… Только мы с Куньей урвали этот день для себя. Даже Наи не было – она, вместе с остальными девушками, ушла на другой берег за хворостом.

Все сидели вокруг очага и ели. Только сейчас я понял, как проголодался. Кунья не уступала мне в скорости, с которой жевала и глотала печеную рыбу и мясо. Гунда с улыбкой смотрела на нас.

Когда все насытились, Аза первый встал, кивнул Тэкту, и они ушли. Аза, с тех пор, как я исцелил его, ни минуты не сидел на месте – ходил по поселку, распоряжался, сам принимал участие в работах.

Когда мы остались одни, Гунда посмотрела на Кунью и спросила:

- Ну что, милая, все у вас хорошо?

Сияющие глаза Куньи сами ответили на этот вопрос.

- Цените эти чувства, родные мои, не растеряйте! – сказала моя мать, с непонятной грустью глядя на нас. – Когда я вышла замуж…

Мы смотрели на нее, ожидая, что она скажет.

- Вы же знаете, что я – из соседнего поселка, Ку-Они… Однажды мы, пятеро подруг, пошли за водой, и тут налетели парни из Ку-Пио-Су. Они похватали нас всех, кинули в лодки, и привезли к себе. Когда на следующий день родственники прибыли в Ку-Пио-Су, их приняли, как положено, заплатили богатый выкуп и сыграли свадьбы… Пир продолжался целый день, а ночью мы с Суэго остались одни… Я ужасно боялась, ведь Суэго был для меня совсем чужим мужчиной. И как же я удивилась, когда в первую ночь он меня вовсе не тронул. Он только ласкал меня всю ночь, и мы проговорили с ним до утра. А на следующий день, когда он пришел с охоты, я сама бросилась ему на шею. За эту первую ночь он стал для меня роднее всех. Таким и остался на всю жизнь… Суэго был удивительный человек, лучший охотник Ку-Пио-Су, и такой добрый! За двадцать лет, что мы прожили вместе, он меня ни разу не ударил, и даже не обругал. Если я что-то делала не так, он только смотрел на меня и улыбался.

Гунда помолчала, глядя на меня.

- А когда старики решили отправить тебя по реке, Суэго сказал, что этому не бывать, он не позволит, а если его не послушают, он убьет Мандру. Но я его уговорила не делать этого, ведь тогда его самого убили бы, а, может быть, и нас всех… Суэго ушел и пропадал где-то несколько дней. Потом он вернулся, но я заметила, что он изменился – стал меньше говорить, и совсем не смеялся. Чаще сидел мрачный и молчаливый. Мы даже думали с ним совсем уйти из Ку-Пио-Су, но я опять уговорила его остаться. Я верила, что ты вернешься, и мечтала дождаться тебя. А потом он умер…

- Мать, расскажи, что с ним случилось, - попросил я.

- Он ушел на охоту весной, и не вернулся. Через три дня его пошли искать. И нашли… мертвого…

- Как?

- Он поднял медведицу с медвежатами, а это очень опасно. Рогатина сломалась, и медведица убила его… Разодрала ему живот… Но, до того, как умереть, он прошел полдороги до поселка. Он шел ко мне, я знаю! Он всегда говорил, что хотел бы умереть, держа меня за руку…

Гунда замолчала, слезы текли по ее щекам. Кунья подсела к ней поближе, и, достав из-за пазухи кусочек мягкого белого меха, старательно вытерла ее лицо.  Справившись с собой, Гунда продолжала:

- Когда Суэго умер, я тоже хотела умереть. Но я надеялась, что ты, Уоми, вернешься ко мне… И вот, я дождалась. А теперь у меня прибавилась еще одна дочь. Это ты, Кунья… - и она ласково погладила мою жену по щеке.

Мы все помолчали, а потом я с трудом выговорил:

- Ну, мать, мы пойдем! Спасибо за обед… И за то, что ты есть у нас…

Гунда, как и вчера, ласково погладила нас по головам, как детей, и молча кивнула.

* * *

Выйдя на улицу и держась за руки, мы с Куньей пошли к своей хижине. Когда мы вошли, по-прежнему молча, и опустились перед очагом, который снова потух, я увидел, что по щекам Куньи текут слезы.

- Что ты, милая?

Поняв глаза на меня, она сказала:

- Как это страшно – потерять любимого человека! Уоми, обещай мне, что я умру раньше тебя!

Я выдавил из себя короткий смешок:

- Вот уж это обещать трудно! Я все-таки мужчина, охотник и воин, а ты…

- Да, я всего лишь женщина.  Но все-таки! У меня уже было столько возможностей… А если ты умрешь, я не переживу этого, я уже говорила!

- Ну, милая, что ты все о смерти? У нас вся жизнь впереди! Ну, так на чем мы остановились? Я же обещал тебе показать, что это был не сон! У нас сегодня день отдыха, помнишь?

Но, едва только Кунья потянулась ко мне, как за дверью вновь послышались шаги, и голос Азы сказал:

- Уоми, срочное дело!

Я вскочил и выглянул. Аза, запыхавшийся, стоял и смотрел на меня.

- Ты уж прости, сынок, что отрываю тебя от молодой жены, но… В общем, требуется твоя помощь.

- Что случилось, дедушка Аза?

- У толстой Даммы заболели сыновья, все четверо! А муж погиб, когда суаминты напали. Если с детьми что-то случится… Уоми, ты не мог бы…

- Конечно, о чем разговор! Пошли скорее! – и я, взглянув на Кунью, выскочил за порог.

Быстрым шагом мы направились к одной из крайних хижин, оставшейся целой после пожара. Войдя, я увидел десятка два детей, которые сидели на нарах, на шкурах, лежали на полу, или стояли у стен – от самых маленьких, еще грудных, до почти подростков. На нарах лежали четверо, самому младшему было года три, а старшему – около десяти.

Он прежде всего и привлек мое внимание. Его личико горело, глаза были закрыты, а руки бесцельно шарили по шкуре, которой были прикрыты дети. Подойдя поближе, я пощупал его лоб, и едва не отдернул руку, таким горячим он был. Уж не меньше сорока, точно, а может, и все сорок два!

Дамма стояла на коленях рядом с нарами, и, когда я коснулся ребенка, схватила мою руку и умоляюще поглядела на меня. Кстати, толстой ее прозвали не столько за объем, хотя худой она, уж точно, не выглядела, а за пухлые щеки и губы. Я присел рядом и всмотрелся в ребенка.

Двусторонняя крупозная пневмония, справа плеврит, легкое поджато скопившейся жидкостью, затрудняющей дыхание, да и вообще… Вполне возможно, что начинается сепсис…

Прежде всего, я убрал жидкость из плевральной полости, и ребенок сразу задышал ровнее. Уже легче. Но что делать дальше? Я никогда еще здесь не лечил микробных инфекций. Напрягая «медицинское» зрение, я увидел, что пневмония вызвана стрептококком. Пустяк, но… Не могу же я чистить весь организм от микробов и токсинов? Такого мне еще не приходилось делать. Лихорадочно думая, как спасти ребенка, я вдруг сообразил: не нужно чудесного исцеления, нужен просто пенициллин! Во время Второй Мировой войны, когда он только что появился, он буквально творил чудеса, но его почти не было, во всем мире не набралось бы и десятка доз. А уж здесь! До привыкания микроорганизмов к антибиотикам, и, подавно, аллергических реакций, еще много тысяч лет! Попробуем…

Я всмотрелся в ребенка, и создал прямо в его ягодичной мышце десять миллилитров раствора, содержащего миллион единиц пенициллина. Теперь только ждать, эффект наступит через несколько часов.

Я перешел к другим детям. У них тоже была пневмония разной степени тяжести, и каждый из них тоже получил свою дозу лекарства, младшие – по пятьсот тысяч, а старший, лет восьми – тоже миллион. Пенициллин малотоксичен, так что осложнений быть не должно.

Я поднялся на ноги и повернулся к выходу. Дамма, думая, что ничего сделать нельзя, громко зарыдала. Я положил руку ей на плечо:

- Не плачь, он поправится. Пусть лежит, не вставая, а если попросит пить – дайте воды. Кормить сегодня не надо, подождите до завтра. И если еще кто-то заболеет, сразу зовите меня.

Мы с Азой вышли, и я сказал:

- Аза, я дал им всем лекарство, хоть это никто и не видел, и сегодня надо повторить еще один раз. Поэтому вечером пришлите за мной, чтобы я не забыл. Если буду спать – разбудите.

Аза коротко кивнул:

- Да, Уоми! Я надеюсь, что им станет лучше. Ну, я пошел работать.

* * *

Направляясь к своей хижине, я размышлял, чем еще можно помочь людям. Опять, как и вчера, послал охотникам добычу. Не придумав ничего лучше, откинул шкуру и вошел в дом.

Кунья, уже в одной меховой безрукавке, подкидывала ветки в очаг. Когда я вошел, она бросилась ко мне и обняла:

- Ну, как там?

- Сделал, что мог. Надеюсь, что они не умрут.

- Как хорошо! Уоми, знаешь, а я снова разожгла огонь, как ты меня научил, и снова получилось!

- Отлично, Кунья!

Я скинул верхнюю одежду, оставшись в одних кожаных штанах, и подсел к очагу.

-Уоми, ты обещал мне показать, что это не сон, помнишь? – сказала Кунья, прижимаясь ко мне.

Доказательства были довольно бурными и разнообразными, и так мы провели время до вечера, после чего я опять пошел к Дамме. Старшему мальчику было гораздо лучше, жар спал, и он был в сознании. Остальные трое уже возились на полу, во что-то играя. Я ввел старшему еще дозу пенициллина, погладил его по щеке, и хотел уйти, но Дамма бросилась передо мной на колени и стала обнимать мне ноги, тем самым основательно меня смутив. Потрепав ее по плечу, я вышел, подумав, что у меня появился еще один должник. Это уже начинало меня слегка напрягать, но не отказывать же людям в помощи…

К этому времени в поселок пришли охотники, снова с богатой добычей – несколькими косулями и лосем.

После того, как я вернулся в хижину, мы с Куньей, вечером, как и этим утром, снова сидели рядом, обнявшись, и смотрели на огонь. Ярко горел очаг, одежды на нас не было, и время от времени мы еще раз убеждали друг друга в том, что все это нам не снится, причем убеждения были очень приятными. Наконец, мы успокоились, и улеглись на шкурах возле очага, обняв друг друга.

- Кунья, - начал я, - как ты думаешь… Что, если бы к Гунде вернулся Суэго? Живой.

- Конечно, это было бы замечательно! Ведь он был такой хороший, я помню его. И Гунда так его любила! Почти, как я тебя… Но разве это возможно? Он мертв уже три года.

- А я все-таки хочу попробовать.

- Как?

- Видишь ли… Ты помнишь, как мы ходили к Дабу, провели там полночи, а вернулись обратно снова в сумерки?

- Да, Уоми, я очень удивилась, но тогда мне было не до того.

- Так вот, я могу управлять временем, могу уйти в прошлое и вернуться. Так я уже спас Сойгу, когда мы воевали с суаминтами. Правда, тогда я уходил назад всего-то на три дня. Что, если я вернусь на три года назад, найду Суэго, когда он был еще жив, и исцелю его?

- А ты сможешь вернуться обратно, сюда? – с беспокойством спросила Кунья.

- Надеюсь, что да, причем ты увидишь меня еще до утра, хотя для меня, возможно, пройдет несколько дней.

- А если нет?

- Смогу! – уверенно сказал я. – Ты же веришь Уоми?

- А вдруг с тобой что-то случится?

- Со мной не может ничего случиться.

- Почему?

- Кунья, милая, пришло время тебе узнать одну небольшую тайну. Видишь ли, я вообще не могу умереть.

- Откуда ты это знаешь, Уоми?

- Знаю. Пока не время все тебе рассказать… Но самое главное я сказал.

- И это, по-твоему, небольшая тайна? Ладно, я не стану тебя удерживать, любимый! Ведь речь идет о твоем отце!

- Тогда почему бы мне не пойти прямо сейчас?

- Сейчас? Ночью?

- А почему нет? Пока меня снова куда-то не позвали… Завтра опять будет много дел! А там, куда я пойду, будет день. Наверное.

- Как я хотела бы пойти с тобой!

- И я бы хотел, но это может создать трудности. Все может сорваться. Я не знаю, с чем я там встречусь.

- Я понимаю. Иди! И возвращайся до утра, как обещал. И не рискуй слишком, бессмертен ты, или нет, ведь при этом ты рискуешь не своей жизнью, а моей!

- Почему?

- Я уже говорила тебе: без тебя я не смогу жить!

Я обнял ее и поцеловал. А что еще я мог сказать на это?

- Ладно, только давай сначала перекусим.

- Есть вяленая рыба, хочешь?

- Ну, нет, перед таким делом надо что-нибудь получше!

И я сделал нам по три отличных шашлыка из свинины. Кунья захлопала в ладоши и радостно схватила шампур, который я ей подал.

- Это уже немного другое мясо, - отметила она, отведав, - не совсем такое, как в прошлый раз, но такое же вкусное.

- Да. Это свинья. А может, молодой кабан.

- Уоми, помнишь, ты обещал меня научить, как готовить такое.

- Научу непременно, но попозже!

Когда мы поели, я надел свою меховую одежду. Кунья, старательно скрывая беспокойство, смотрела на меня.

- Ну, Кунья, я пошел! Жаль, что у нас нет календаря, и я точно не знаю, в какой день три года назад мне нужно попасть.

- Календарь? А что это такое?

- Ну, вот мы говорим – весна, лето, зима… А какой точно день – не знаем. Если бы у нас был календарь, я бы мог точно знать, и прямо попал бы в тот день, который мне нужен. А так мне придется искать, прыгая по времени туда и обратно. А впрочем… Почему бы и нет?

- Ты что-то придумал?

- Да. Я не знаю, в какой день мне нужно, но есть Тот, Кто знает.

- Кто же это?

 - Тот, кто сотворил вселенную! Ну, все те миры, где мы живем.

- Дабу?

- Нет, Кунья! Дабу перед Ним – как травинка перед Дабу! И я Его видел и разговаривал с Ним перед тем, как прийти в этот мир!

- Тебе виднее, милый! Я тебе верю. И верю в тебя! У тебя все получится.

- Да, Кунья, верь в меня, мне это очень нужно! И верь в Того, о Ком я говорил.

- Как мне его называть? Можно ли мне просить его, чтобы ты благополучно вернулся, как я прошу Дабу?

- Можно. Можешь называть Его по-прежнему – Дабу. Ведь Дабу – часть вселенной, которую Он сотворил!

- Ты не берешь с собой оружие?

- Не беру. Я все смогу получить на месте, если понадобиться. Уже там, куда попаду. Точнее, не только куда, но и когда…

- До встречи, любимый! И помни, что я тебя жду!

- Не забуду!

Я обнял Кунью и поцеловал, а она постаралась вложить в этот поцелуй все свои чувства.

- Пока, Кунья, до встречи! – сказал я и пожелал попасть в то место, где умер Суэго, и тогда, когда он еще был жив. Ну, скажем, за три часа до его смерти…

* * *

Я оказался в глухом еловом лесу, солнце клонилось к закату, кругом лежал снег. Я осмотрелся. Недалеко, метрах в десяти, стояла громадная старая ель. Я направился к ней, проваливаясь в снег, и, еще не доходя, увидел под ней человека. Он сидел, привалившись к стволу, свесив голову на грудь, и можно было подумать, что он спит, если бы не его бледное, с землистым оттенком, лицо. Рядом на снегу лежало копье.

Я подошел ближе и заглянул ему в лицо. Он, действительно, был похож на Тэкту – такая же смуглая кожа, широкие скулы, коренастый, ростом пониже меня. Волнуясь, я позвал срывающимся голосом:

- Отец!

Он вздрогнул и застонал, и только спустя некоторое время веки его задрожали, и он открыл глаза. С трудом сфокусировав на мне взгляд, он спросил:

- Кто здесь?

- Отец, это сын твой, Уоми!

- Разве ты уже умер? – сказал он. – Это плохо.

- Нет, отец, я живой, и пришел спасти тебя.

Тогда он внимательнее пригляделся, прищуриваясь, и попросил:

- Подойди поближе, я теперь плохо вижу, темно в глазах.

Я подошел и присел перед ним на корточки. Несколько секунд он рассматривал меня, потом глаза его расширились, и он прошептал:

- Уоми! Сын! Это и вправду ты. А я вначале подумал, что мне мерещится – людям перед смертью, говорят, может привидеться всякое…

- Отец, я тебя спасу!

- Это невозможно, сынок, мне уже недолго осталось, и я рад, потому что устал терпеть эту боль. Правда, сейчас уже не так больно, как вначале.

- Ну нет, отец, я спасу тебя, и мы вместе пойдем домой, к матери. Ты же хочешь ее увидеть, обнять?

- Хочу ли я? Больше всего на свете! Я шел к ней, и надеялся, что дойду. Но сил не хватило. Как хорошо, что ты нашел меня, теперь я не боюсь умереть. Расскажи, как ты жил, когда вернулся?

- Все потом, отец! Сначала я тебя буду лечить.

- Уоми, у меня нет «потом»! Мне осталось только поговорить с тобой и умереть…

- Отец, сейчас ты заснешь, а проснешься здоровым.

- Нет, сынок! Я не хочу засыпать! Я хочу еще посмотреть на тебя!

- Отец, так надо! – я погрузил его в сон, и стал осматривать.

Развязав куртку, которая на животе была пропитана кровью и вся в лохмотьях, я увидел разодранную кожу и мышцы. В трех местах края страшной раны были стянуты сухожилиями, должно быть, тетивой от лука. Чтобы сделать это, ему пришлось, видимо, прорезать свою кожу кремневым ножом. Я поразился его силе воли – самому кромсать свое тело, да еще и по краям ужасной раны! Но, видимо, если он хотел куда-то дойти, другого выхода не было, иначе внутренности просто выпадали бы из живота. Он с самого начала понял, что надежды нет, и делал все, чтобы только дойти. Я окинул взглядом окружающий снег, и понял по следам, что он до самого конца не полз, а шел, опираясь на копье.

Я сосредоточился. Так, то, что я увидел снаружи, далеко не все. Кишечник поврежден в нескольких местах. Перитонит, в брюшной полости гной. Потеря крови – два литра. Поразительная выносливость!

Приступим. Устранить повреждения кишечника. Убрать гной, устранить воспаление. Восстановить поврежденную брюшную полость, брыжейку, сальник. Восстановить переднюю брюшную стенку, брюшину, мышцы, кожу. Убрать сухожилия, которыми были связаны края раны. Восполнить кровопотерю на сто процентов. Все!

Некоторое время я сидел, привалившись к стволу елки рядом с ним, и отдыхал. Кажется, я даже задремал. Возможно, я отдыхал бы дольше, но почувствовал, как он пошевелился. Скосив глаза, я посмотрел на него. Его лицо утратило землистый оттенок, теперь он просто спал, закрыв глаза, глубоко и ровно дыша. Я еще раз сосредоточился, и просмотрел состояние его рук и ног. Нет, обморожений не наблюдается. Я еще немного отдохнул и встал. Положил руку ему на плечо:

- Проснись, отец!

* * *

Мы сидели у небольшого костра и разговаривали. Была уже поздняя ночь, а мы все не могли наговориться.

- Значит, говоришь, ты убил Пижму? Правильно сделал! Сколько наших погибло из-за его предательства! Жалею только, что не я сам свернул ему шею!

- Ну, его предательство не трудно понять. Он ненавидел меня и боялся, что я выпущу Хонду из его посоха.

- И это – старшина охотников! Тот, кто должен защищать Ку-Пио-Су! Да, жалко, что меня там не было. И все-таки, как тебе удалось перебить столько суаминтов, когда они напали на поселок?

- Отец, я пользовался особым оружием. Оно по действию больше всего похоже на пращу, только выбрасывает множество пуль… ну, вроде маленьких камешков… так часто и с такой скоростью, что пробивает человека насквозь. И бьет на пятьсот шагов, и даже больше.

- И куда же это оружие делось?

- Я должен был вернуть его Дабу – оно не должно принадлежать человеку.

- Значит, ты – действительно сын Дабу, а не мой? Честно говоря, я никогда не верил в эти стариковские сказки!

- Это трудно объяснить. Я – твой сын по плоти, и я же – сын Дабу по духу, можно так сказать. И по своим способностям, одна из которых – способность исцелять.

- Да, это действительно трудно понять… Так что же нам делать дальше, сын? Мы пойдем в поселок? Мне так хотелось бы увидеть Гунду, обнять… Подумать только, она уже третий год без меня! Наверное, ей очень тяжело. Правда, она все же дождалась тебя, а это – уже счастье.

- Да, отец, я тебя понимаю. Тебе очень повезло с женой… впрочем, не больше, чем мне – с матерью! – и я засмеялся.

- Хорошо, что ты это понимаешь, сын. Однако, ты и сам уже женат, и знаешь, что это такое. Кунья… да, думаю, это хороший выбор. Она всегда такая добрая и веселая. Но я помню ее еще подростком, и мне трудно представить, какая из нее получилась женщина. Ведь прошло три года… Никак не могу привыкнуть…

- Она самая лучшая на свете! – горячо сказал я.

Суэго взглянул на меня и улыбнулся:

- А разве женщина, которую любишь, может быть не самой лучшей?

- Всякое бывает, отец.

- Пожалуй… Значит, тебе тоже повезло, как и мне с Гундой.

- Мне повезло, уверен, даже больше!

- Нет, мне! Гунда такая…

Мы посмотрели друг другу в глаза, и оба рассмеялись.

- А как Кунья ладит с Гундой?

- Мне кажется, очень хорошо. А Ная – ее лучшая подруга.

- Наю пока никто не присмотрел себе в жены?

- Пока нет. На нее заглядывается Гарру. Он пустился вдогонку за суаминтами, когда те увели троих женщин… и получил дубиной по голове. Думаю, если бы не я, он бы не выжил. И еще думаю, что главной причиной его поступка была Ная!

- Ну, Гарру – не самый плохой парень в Ку-Пио-Су! Все же как странно – он тоже внук Пижму, этого волка. Видно, суждено было нашим семьям породнится.

- Да, я тоже думаю, что Гарру хороший, но Ная, как всегда, зубоскалит, а он ее стесняется. К тому же, ведь Гарру – из нашего поселка, и старики могут им не позволить…

- Куда же они денутся, Уоми, если ты будешь за них? Кто станет перечить сыну Дабу? Даже я, твой отец, не стал бы вставать тебе поперек дороги! Тем более, ты спас мне жизнь. А Тэкту? Он никого не присмотрел?

- Знаешь, кажется, еще нет! Но мы весной, надеюсь, все же поплывем в свадебный поход, и вот тогда…

- Ты, значит, опередил старшего брата? – засмеялся Суэго.

- Ну, я же тебе рассказывал, как это получилось у меня с Куньей. Никогда бы не поверил, что так бывает…

- Да, сын, это и называется – любовь. И я, хотя прожил с Гундой уже двадцать лет, люблю ее, как в первый день!

- Да… Но, отец, что же мы будем делать дальше? Если ты, вот так просто, явишься в поселок… Через два дня тут, под елкой, должны были найти твое тело, к тому же, изрядно обглоданное волками… Честно говоря, я даже не знаю, что теперь произойдет. Что расскажет мне Гунда о твоей смерти, когда я вернусь? Понимаешь, все изменилось! Правильно ли я поступил, когда, поддавшись порыву, решил спасти тебя?

- Ну, сын, сделанного не воротишь. Нам надо хорошенько подумать. Что, если они просто не найдут меня? Мы могли бы оставить под елкой мою разорванную одежду… Но где мне взять другую? И куда идти потом? Я только теперь начинаю понимать, что может произойти. А ты об этом просто не подумал…

- Насчет одежды – не проблема, я могу раздобыть все, что угодно. Отец, это не самая плохая идея! Если охотники найдут твою одежду… Они подумают, что твое тело просто съели волки. Тогда они соберут то, что осталось – одежду, кровь… И именно это потом похоронят в поселке. Изменения будут минимальные!

- Легко сказать, сынок… Но ведь на этом месте не будет даже костей! Что-то же должно было остаться. Ты говорил, Гунда рассказывала, что медведица разорвала мне живот. То есть, меня таким и нашли. А что она сказала бы, если бы не нашли мое тело?

Мы замолчали. Я только теперь со страхом понял, что изменил историю. Пусть только локальную, только историю Ку-Пио-Су, но изменил! Срок до моего появления в поселке достаточно большой, чтобы эти изменения проявились. Что, если, вернувшись в свое время, на три года вперед, я обнаружу, что там нет больше ни Гунды, ни Куньи, ни всего Ку-Пио-Су?! Ну, пусть не так глобально, но вдруг, например, Кунья стала за эти три года чьей-то женой? В то же время, срок слишком маленький, чтобы история вернулась к «естественному состоянию». И Суэго понял это не хуже, чем я. Пусть не полностью, не до конца, но его практический ум дал моим мыслям верное направление. Что же делать? Как исправить положение? Меня прошиб холодный пот. Надо было хоть Кунью взять с собой в прошлое, тогда, по крайней мере, для нас бы ничего не изменилось… И она ведь хотела! Как чувствовала…

Суэго похлопал меня по плечу:

- Не ломай пока голову, сынок! Утро вечера мудренее, а у нас впереди еще два дня до того, как меня найдут. Давай-ка отдыхать. Строим шалаш, и – спать! А завтра что-нибудь придумаем.

* * *

Наскоро построив шалаш, мы улеглись на еловом лапнике. Отец быстро уснул, но мне было не до того. Чем больше я размышлял над тем, что наделал, тем страшнее мне становилось. Мысль о том, что я могу не вернуться к Кунье, или, того хуже, застать ее с другим, или вообще не застать в живых, сводила меня с ума и не давала спокойно обдумать создавшуюся ситуацию. Я ворочался с боку на бок, и никак не мог уснуть. Наконец, я все же задремал, и мне приснилась Кунья. Она стояла на одном берегу широкой реки, а я – на другом, но, несмотря на расстояние, я ясно ее видел. Она грустно смотрела на меня и махала мне рукой.

Я побежал к ней прямо по воде, и проснулся. Стояла ночь. Суэго едва слышно посапывал рядом. Что же делать? Чем лежать и мучиться здесь…

Я оказался в нашей хижине, во времени пять минут спустя после того, как исчез оттуда. Кунья сидела перед очагом и смотрела в огонь. Увидев меня, она вскочила и бросилась мне на шею.

- Уоми! Уоми! Ты вернулся! Расскажи, что ты смог сделать?

- Кунья, я оказался куда большим идиотом, чем даже сам мог предполагать!

- Почему, милый? Что случилось? Ты нашел Суэго?

- Да, нашел, и исцелил его. Мы проговорили с ним весь вечер и половину ночи. И я понял, что натворил!

- Что?

- Я изменил историю три года назад. Историю твою, мою, всего Ку-Пио-Су. И боюсь, что теперь, три года спустя, все может стать по-другому. Больше всего я испугался, что могу потерять тебя. Казалось бы, пустяк – Суэго не найдут в лесу три года назад, он просто исчезнет… Но ты же помнишь, как мать рассказывала нам об этом? И теперь этого события, отмеченного в памяти людей, не будет. Это значит, что возможны любые последствия! Например, при нападении суаминтов тебя могут не похитить, а убить, может погибнуть весь поселок. Что делать?

- Но ведь пока ничего не произошло? Ничего не изменилось?

- Это потому, что там, в прошлом, прошло еще очень мало времени. Пока Суэго найдут… или не найдут… пройдет около двух дней, так что время еще есть. Но что случится потом?

Кунья задумалась, затем решительно сбросила домашнюю легкую безрукавку и стала одеваться в меховую одежду:

- Я иду с тобой! Мы что-нибудь придумаем, все вместе.

- Я и сам хотел предложить тебе это. Во всяком случае, тогда, что бы ни случилось, мы будем вместе. А готова ли ты, в крайнем случае, пойти со мной туда, куда придется? Даже в другой мир? И, может быть, никогда не вернуться?

- Да! С тобой – да! – и она меня снова обняла.

- Ну, надеюсь, что до этого все же не дойдет, - пробормотал я, и, взяв Кунью за руку, оказался с нею у шалаша, где спал Суэго.

* * *

Суэго, разумеется, еще не проснулся – в этом времени прошло всего несколько  минут. Мы присели возле шалаша на еловые ветви, лежащие на снегу, и стали обсуждать, что нам делать дальше. Все сводилось к одному: как сделать, чтобы труп Суэго был точно так же, как в прежней истории, обнаружен охотниками через два дня? В самом деле, не убивать же его снова!

И вдруг Кунья сказала:

- Уоми, ты же можешь создавать разные вещи из ничего. Например, мясо, – когда я хотел что-то сказать, она зажала мне ладошкой рот: - Да-да, я знаю, это Дабу. Но сегодня ты, если не забыл, рассказал мне кое о чем. Что в мире есть силы выше Дабу. Так вот, почему бы тебе не создать труп Суэго, чтобы его нашли через два дня? А мы, вместе с живым Суэго, уйдем подальше.

- Милая, я уже говорил тебе, что ты – лучше всех! А теперь еще хочу сказать, что ты – умнее всех! Почему мне это самому не пришло в голову?

- Ну, наверное, ты был слишком взволнован встречей с отцом… - и она лукаво улыбнулась.

Да, это был выход! И мы немедленно занялись его реализацией.

Подойдя к елке, под которой сидел раненый Суэго, я представил его в таком виде, в каком обнаружил: в разорванной окровавленной одежде, свесившим голову на грудь, с его старым копьем, лежащим на снегу. Чтобы лучше вообразить все это, я даже зажмурился, и открыл глаза только, когда Кунья тихонько охнула рядом. Посмотрев на то, что получилось, я подошел и потрогал лицо сидящего человека – оно было холодно, как лед, он умер много часов назад. Ну, конечно, не хватало еще создать живого человека, чтобы потом убить его!

Таким образом, главная наша проблема, вроде бы, благополучно разрешилась. Вернувшись к шалашу, мы снова уселись рядом, и, обнявшись и тихонько разговаривая, стали ждать, пока проснется настоящий Суэго. Пока он спал, я создал для него новую одежду и положил у входа в шалаш. Уже совсем рассвело, когда в шалаше зашевелились, и из него выполз Суэго. Встав на ноги, он подошел к нам. Мы вскочили, и Кунья, подойдя, низко поклонилась моему отцу.

- А, Кунья! – приветливо сказал он, ничуть не удивившись. – Ты уж прости меня, что не смог побывать на вашей свадьбе. Сама понимаешь, мертвецов на свадьбы не приглашают, - и он засмеялся. – Вот уж, не думал, не гадал, что выживу! – и он обнял Кунью и прижал к своей широкой груди. – А Уоми тут такого наговорил о тебе, мы даже поспорили с ним, чья жена лучше – ты или моя Гунда!

Кунья покраснела.

- Ну-ну, не смущайся! Я очень рад, что у сына такая жена. – Он отпустил ее, потянулся и сказал: - Сын, у тебя найдется какое-нибудь оружие? Наверное, надо бы сходить на охоту – вчера мы заговорились с тобой, и только сейчас я чувствую, как проголодался. Два дня не ел, знаешь ли!

- Давайте уберемся подальше отсюда, - предложил я. – Мы, пока ты спал, кое-что придумали и сделали. Пойдем, посмотрим, только ты переоденься сначала, - и я указал на одежду, лежащую у шалаша. Суэго залез в шалаш и сменил одежду.

Мы подошли к елке, и Суэго внимательно рассмотрел свой собственный труп, сидящий у дерева, и даже потрогал его.

- Да, выглядит неплохо. Но надо, Уоми, скрыть все лишние следы перед тем, как мы уберемся отсюда. В Ку-Пио-Су хорошие следопыты!

- Непременно, - ответил я. – Я об этом позабочусь. Но сначала давайте подумаем, как нам быть дальше… после того, как поедим.

Мы вернулись к шалашу, и я создал рядом с ним тушу молодого оленя. Достав свой бронзовый кинжал из-за пазухи, я стал свежевать еще теплую «добычу». Суэго с интересом наблюдал за мной.

- Вот как, сын! – сказал он. – Тебе даже не надо уже ходить на охоту? Эдак ты можешь совсем облениться.

- Это только в особых случаях, отец! Стараюсь не делать такое при всех и каждый день. Кроме того, у меня теперь другая работа – я лечу больных в поселке. Аза велел мне пока не заниматься ничем другим.

- Ну что же, это тоже важно. Поважнее охоты. А у тебя не найдется еще одного ножа?

Я достал из воздуха кинжал, такой же, как и мой, и протянул отцу. Он взял, внимательно рассмотрел, поцокал языком и без лишних рассуждений принялся мне помогать. Кунья, между тем, наломала сухих веток и развела костер. Я заметил, что она, отвернувшись от нас, добыла огонь способом, которому я ее научил, и рассмеялся:

- Ну, Кунья, при отце можно не прятаться.

- Уоми, ты сказал – не показывать никому, и яне показываю.

- Да, ты молодчина! Но отцу можно показать.

Суэго, заинтересовавшись, подошел к костру и спросил:

- О чем это вы, дочка?

- Вот, отец, Уоми передал мне власть над огнем, - и она, взяв веточку, подожгла ее, произнеся: «Дабу».

Суэго только покачал головой. Между тем, я нарезал оленину на куски, и Кунья стала раскладывать их на горячих угольях, чтобы поджарить.

Когда жаркое было готово, мы уселись вокруг костра и плотно поели. Остатки жареной оленины, а осталось больше половины, Кунья разложила по сумкам, которые я тут же раздобыл.

- Какой у нас план? – спросил Суэго, пока мы отдыхали у костра. – Как я понял, мне пока не следует появляться в поселке, как бы ни хотелось.

- Я вот как думаю, отец. Весной я постараюсь все же повести молодежь Ку-Пио-Су в свадебный поход. Мы пойдем на лодках вверх по реке. Кунья, конечно, будет со мной, а с ней – Гунда и Ная. И вот, если ты нас встретишь по пути…

- Я понял, сын! Это хороший план. Так и сделаем. Ты знаешь Каменную Щель?

- Конечно, как же не знать!

- Так вот, немного выше ее, полдня пути, есть небольшое ущелье. Его хорошо видно с реки, а с берега оно почти незаметно, и в нем мало кто бывает. Я поселюсь там, и буду вас ждать. А когда вы поедете мимо – остановитесь на ночевку рядом – там река делает излучину, где удобно сойти на берег. Вот и встретимся.

- А что ты будешь есть, отец?

- И это ты говоришь мне, лучшему охотнику Ку-Пио-Су? – рассмеялся Суэго. – Только ты, сын, добудь мне оружие, тем более, что мое копье лучше оставим возле моего «трупа». А все остальное я побросал по дороге.

Я тотчас достал из воздуха для Суэго стрелы и лук с несколькими запасными тетивами, копье с бронзовым наконечником, десяток дротиков, копьеметалку, пращу, несколько маленьких бронзовых ножей и бронзовый топорик. Он пришел в восторг от бронзового оружия, долго его рассматривал и гладил руками.

- Уоми, откуда у вас такое?

- Это Карась. Он наделал много таких вещей.

- А он откуда узнал, как делать?

- Ну… Я его научил.

- Я так и подумал. А это что? – показал он на копьеметалку.

- А вот что, - я вставил в копьеметалку дротик и метнул в дерево, стоящее шагах в тридцати. Кунья сбегала к дереву и принесла нам дротик. Я с удовольствием смотрел, как она бежит. Отец перехватил мой взгляд, и улыбнулся.

- Научусь, - сказал Суэго. Он сразу понял смысл этого приспособления. Я создал большую сумку, и отец сложил туда оружие, а лук и копье взял в руки.

- И еще одно, отец.

Я достал из воздуха аппаратик персонального вызова, каким уже пользовался в других мирах, и вручил Суэго.

- Это еще что такое? – удивленно спросил он.

- Это… Ну, как бы сказать… Вот, видишь этот плоский красный камешек? Как только ты его нажмешь пальцем, я услышу и сразу появлюсь рядом. Даже если ты будешь на другом конце света. Конечно, если тебе будет угрожать опасность. Или нужна будет помощь. Но ты можешь даже просто так иногда меня позвать, чтобы повидаться. Тогда мы постараемся прийти вместе с Куньей. Если не будет опасности, а просто захочешь повидаться, нажми камешек два раза, чтобы мы не торопились. А если хочешь, можешь просто говорить со мной, нажав кнопку… ну, камешек, и держа эту коробочку в руках – я услышу, где бы ни был. А если отвечу, мой голос будет исходить из коробочки.

- Да, жаль, что такой штуки у меня не было, когда напала медведица! Вдвоем с тобой, Уоми, мы бы ее одолели. Я все понял, сын. Ну, я пойду?

- Ты забыл, отец, что мы на три года в прошлом. Так что, мы тебя проводим.

Я протянул Суэго одну руку, а Кунье – другую, и мы перенеслись на берег реки, в то место, которое указал Суэго, и в наше время. Перед тем, разумеется, я уничтожил шалаш, костер и все следы нашего пребывания на том месте, где должны были в прошлом через пару дней появиться охотники из Ку-Пио-Су.

Суэго осмотрелся. Было раннее утро.

- Вон там я поставлю шалаш, - сказал он, указывая на большую скалу, загораживающую вход в ущелье. – Когда вы подплывете, найдешь меня. Но я думаю, мы еще встретимся до того, сын?

- Непременно, отец! Может, помочь тебе построить шалаш?

- Не надо, сам справлюсь, мне все равно долго еще будет нечего делать.

Мы обнялись, Суэго погладил по щеке Кунью, мы оставили ему свои сумки с мясом и направились к берегу.

* * *

Подойдя к реке, мы вступили на лед и медленно пошли вниз по течению.

- Ну что же, Кунья, - сказал я, - благодаря тебе, мы, кажется, выпутались из сложного положения. Надеюсь, теперь ничего серьезного не случится.

- Я тоже надеюсь, Уоми. Но в следующий раз, пожалуйста, когда захочешь что-то такое предпринять, хорошенько подумай вначале, иногда у тебя это тоже неплохо получается! – и она рассмеялась.

- Да, любимая, я постараюсь… А если ничего не придумаю, спрошу тебя! – я обнял ее и поцеловал. – Ну что, пойдем домой?

Держась за руки, мы оказались в своей хижине, скинули одежду и уселись в обнимку у очага. Ничего здесь не изменилось, только очаг погас – я перенес нас с Суэго в утро следующего дня, но в хижине было еще тепло. Склонив голову мне на плечо, Кунья задумчиво сказала:

- Жалко, что Гунде и Суэго придется еще так долго ждать встречи…

- Жалко! Но нельзя же его прямо сразу привести в Ку-Пио-Су, ты же понимаешь?

- Понимаю. Поднимется такой переполох! Надо затопить очаг, - и она, высвободившись из моих объятий, стала подкидывать в очаг хворост. Я наблюдал за ее гибкими движениями, радуясь, что ничего плохого не произошло, и мы вместе.

- Давай немного отдохнем,  милая, пока еще утро, мы ведь всю ночь не спали. А потом надо сходить к Дамме и посмотреть, как там ее сыновья.

- Давай.

И мы улеглись возле очага, обнявшись и укрывшись шкурой, и быстро уснули.

* * *

Мы проспали почти до полудня, потом Кунья поднялась и начала готовить обед, а я, как всегда, лежал и с удовольствием наблюдал за ней. Она понимала, что я любуюсь ее телом, и специально не одевалась. Кажется, ей это тоже было приятно. Когда рыба поджарилась, я встал и подсел к очагу. Мы поели, я обнял Кунью, оделся и пошел к хижине Даммы.

Ее мальчики уже были практически здоровы и тихонько играли в уголке. Другие дети тоже чувствовали себя хорошо, больных не было. Время от времени в хижину на минутку заскакивали их матери – покормить грудных или просто узнать, как у их детей дела. Когда я уходил, Дамма снова пыталась обнять мои ноги, я опять поднял ее и попросил больше так не делать.

- Дамма,  - сказал я. – Ты потеряла своего мужа, Тузула, он погиб в битве с суаминтами, и поэтому мы все перед тобой в долгу. Я только отдал тебе небольшую часть долга, когда вылечил твоих детей.

Выйдя из хижины, я пошел искать Азу. Тот был, как всегда, занят – помогал достраивать очередную хижину. Когда я подошел, он распрямил спину.

- Здравствуй, Уоми! Как твои дела?

- Хорошо, Аза. Дети Даммы поправились, больше больных нет, по крайней мере, меня никто не звал. Чем мне заняться? Кто нуждается в помощи?

- Думаю, тебе лучше помочь Карасю. Он исправляет оружие, пострадавшее в битве с суаминтами, и усиленно делает новое. Только благодаря бронзовому оружию мы продержались так долго, пока вы не подошли.

Я направился в мастерскую Карася, и застал его за отливкой наконечников копий. Заполнив расплавом сразу пять форм, Карась сидел на камне и ждал, пока можно будет открыть формы и извлечь слитки для дальнейшей обработки.

- А, Уоми! – приветствовал он меня с улыбкой. – Ну, как семейная жизнь?

- Хорошо, Карась! – я улыбнулся. – В чем тебе помочь? Дай мне какую-нибудь работу. А то все работают, один я отдыхаю уже второй день.

- А правду ли сказал Аза, что это ты посылаешь нашим охотникам дичь? Они каждый день приходят с добычей.

- Не я, а Дабу, по моей просьбе.

- Ну, и разве этого мало? Благодаря тебе все сыты. Да и больных ты лечишь, и раненых спас. Про Азу я уже не говорю. А ты говоришь – без работы!

- Но сейчас все здоровы, не могу же я сидеть без дела, когда все работают?

- А мы найдем тебе дело! – Карась засмеялся. – Я вот подумал… У меня спина начинает побаливать, и горб с каждым годом все больше выгибается. Недалеко, видно, время, когда меня всерьез скрутит. Не сможешь помочь?

- Конечно, Карась! Кому же помогать, если не тебе?

Следующие полчаса я провел за лечением Карася. Работа оказалась не простой, его позвоночник и ребра были так сильно деформированы, что я не решился восстанавливать все сразу, а поэтапно, по частям, убирал деформации позвонков и ребер, восстанавливал спинномозговой канал и ущемления нервов. Но результат того стоил – через полчаса Карась стал на голову выше ростом, стройным широкоплечим мужчиной средних лет.

Расправив плечи, он повертел головой, наклонился несколько раз, и так стиснул меня в объятиях, что еще немного, и мне самому потребовался бы костоправ.

- Ну, Уоми, лучше этой работы ты уже ничего не сделаешь. Я обрабатываю дерево, камень и бронзу, а ты – людей! Тебе цены нет, как лекарю, это счастье для всего поселка, что ты, сын Дабу, вернулся к нам. Иди-ка, отдыхай, я же вижу, как исцеления тебя выматывают – вон, весь потом покрылся. Ступай, сынок, мы сами тут управимся!

Я не стал возражать, и пошел домой. Куньи не было, она с другими женщинами ушла за дровами. Я подсел к очагу, поел оставшейся печеной рыбы, прилег у огня и задумался. Достиг ли я того, к чему стремился? Счастлив ли, наконец?

В отношении женитьбы – безусловно! Кунья – такая жена, о которой можно только мечтать. Пойдет за мной в огонь и в воду, на смерть и на плаху! Хотя, конечно, последнее нам, к счастью, пока не грозит. И такая всегда приветливая, добрая, всегда стремится поддержать, ободрить… Короче, Кунья – это Кунья! Безусловно, тут жизнь удалась. А остальное? Суаминты разбиты, хотя и немало людей погибло. Зато теперь поселок избавлен от их нашествий на много лет. Своего отца, Суэго, я вернул к жизни, хоть еще не до конца ясно, удалось ли нам «замести следы», избежать последствий изменения. Окончательно это выяснится, наверное, после того, как Гунда встретится с Суэго, а это будет только весной. Поплывем ли мы весной в свадебный поход? Думаю, да. Челноки не пострадали, оружия Карась с помощниками к весне наделает много, а Ку-Пио-Су после войны с суаминтами остро нуждается в женских руках и пополнении населения. Вот мы и привезем невест. Может, даже не по одной на каждого? Многоженство в Ку-Пио-Су не было распространено, но и не запрещалось. Можешь прокормить нескольких жен – бери. Ну, это не про меня, у меня – Кунья.

Кстати, не устроить ли нам с ней небольшой отпуск, с выездом в другой мир? Покажу ей кое-что, читать научу… Только захочет ли потом возвращаться? Захочет. Со мной – хоть куда, она такая. Надо подумать, с ней поговорить. Ная? А что – Ная? Гарру явно к ней неравнодушен. Хороший юноша, между прочим. Как бы так устроить, чтобы они поженились? Она же только насмешничает. А, может, просто скрывает смущение перед ним? Плохой из меня сват, надо будет с Куньей посоветоваться. Я поймал себя на том, что все чаще в сложных вопросах полагаюсь на мнение Куньи. Хорошо это или плохо? Не успев додумать эту мысль до конца, я уснул.

* * *

Проснулся я от того, что почувствовал, как кто-то гладит меня по голой груди. Кунья сидела рядом и осторожно, нежно ласкала меня. Увидев, что я проснулся, она наклонилась и поцеловала меня в губы. Я прижал ее к себе и тоже поцеловал, а потом привстал и осмотрелся. Наверное, уже наступил вечер, потому что в щелях дверной занавески света не видно.

- Уоми, опять кого-то исцелял? – спросила Кунья.

- Почему ты так думаешь?

- Ну, ты устал, долго спишь, уже ночь началась. Я и воды принесла, и хвороста, и мясо пожарила, и на постройке хижин работала, а ты все спишь.

- Да, угадала. Ты не поверишь, кого исцелял! Карася!

- А что, он заболел?

- Жаловался, что спина болеть стала. Ну, я убрал ему горб.

- Ух ты! Да его после этого даже жена не узнает! Сколько я его помню, горб у него всегда был.

- Да, с женой может быть проблема! – засмеялся я. – Но ты посмотрела бы, какой он стал – красавец! Хоть сейчас в женихи!

- Так он же и собирался в свадебный поход. Теперь-то себе новую жену точно найдет. Ладно, ты пока просыпайся, соня, а я воду согрею, – и она стала по одному вынимать из очага двумя ветками раскаленные камешки и бросать их в стоящий у дверей глиняный горшок с водой. Камешки шипели, из горшка поднимался пар.

- Зачем это? – спросил я.

- Помоюсь немножко, а то вспотела, пока работала.

- Ну, вспотела, и что?

- Может, тебе запах пота не понравится?

- Твой запах, Кунья, мне всегда нравится, - ответил я, обнимая ее, и с удовольствием вдыхая запах ее тела и волос.

- Правда? – спросила она, прижимаясь ко мне.

- Правда.

- А почему от тебя совсем не пахнет ничем? Никогда, как бы ты ни устал?

Это было одно из заранее заданных свойств моего тела.

- А что, тебе хотелось бы, чтобы пахло?

- Честно говоря, да. Не сильно, немножко хотя бы. Почему-то хочется ощутить твой запах.

Я вспомнил то, что когда-то читал: запах мужского пота для женщин – мощный феромон. Не для всех, правда. Чаще всего, для самых страстных. Значит, Кунья тоже из таких. Ну, если так хочется…

- Я могу сделать, чтобы пахло.

- Только не сильно, чуть-чуть, ладно?

- Понюхай-ка! – засмеялся я.

Она прижалась к моей груди, втянула воздух.

- Здорово! Вот этого мне не хватало. Родного запаха!

- Но уж тогда, чур, и ты не мойся. По крайней мере, сегодня. Мне нравится, как пахнет твое тело.

- Ладно, как скажешь, милый, - и она, скинув безрукавку, прижалась ко мне.

* * *

Через час, немного уставшие, но счастливые, мы лежали рядом на шкурах, возле очага.

- Кунья, - начал я. – Я хотел с тобой посоветоваться.

- Слушаю тебя, любимый!

- Ведь Ная – твоя лучшая подруга, правда? Ты не знаешь, как она относится к Гарру?

- А почему ты спросил?

- Я вижу, что Гарру давно на нее засматривается, а она? Ее никогда не поймешь, смеется она, или говорит всерьез.

- Она помнит, что, когда нас похитили суаминты, Гарру пошел за нами и чуть не погиб. Если бы не ты… Понятно же, что не меня или Гунду он кинулся спасать. Ная несколько раз заговаривала об этом. И, кажется, она его немного стесняется, не так зубоскалит при нем, как обычно. Пустяки, разумеется, но это уже кое-что, правда?

- Правда. Скажу тебе честно, я хотел бы, чтобы они стали мужем и женой.

- Уоми, я при случае поговорю с Наей, со мной она откровенна. Но как насчет того, что они – из одного поселка? Что скажут старики?

- Милая, старики скажут то, что захотим мы с Азой, ты же прекрасно понимаешь?

- Да, конечно… Поговорю… Но ты хотел еще что-то у меня спросить?

- Скажи, ты не устала от этих каждодневных забот, от работы? Не хотела бы немного отдохнуть?

- Я привыкла к этому с детства. И еще – я с тобой. Когда я делала то же самое в хижине Пижму, и меня каждый день бил Курбу, я терпела. А сейчас я радуюсь. Когда я собираю хворост, или иду за водой, я знаю, что, вернувшись, я увижу тебя. Что вечером мы будем вместе. Как же тут уставать? Руки и ноги сами работают!

- Помнишь, я тебе обещал, что когда-нибудь покажу книги? Хочешь сейчас отправиться в тот мир, научиться их читать?

- Очень, милый, но разве сейчас время? Все работают так, что к концу дня рук и ног не чуют. Разве можно позволить себе сбежать?

- Кунья, я очень рад, что ты так думаешь, я горжусь тобой, но, если мы уйдем в тот мир, в этом мире время для нас остановится. Если пустить в этот миг стрелу, то она так и замрет в полете, и упадет на землю, только когда мы вернемся. Не только никто не заметит нашего отсутствия, но и мы, вернувшись, сможем помочь достроить хижину, которую не достроили сегодня!

- А почему ты сейчас захотел этого? Ты устал?

- Нет, не то. Я захотел чуть больше побыть с тобой, поговорить, научить тебя чему-то новому.

- Ну да, я уже говорила, что глупая, и недостойна тебя, – но в голосе Куньи вовсе не было ни обиды, ни даже грусти, она сказала это так просто, как само собой разумеющееся.

- А я тебе ответил, что ты достойна всего самого лучшего, помнишь?

- Да, ты очень добрый, мой любимый! Ты даже говорил, что меня нельзя бить, а что тут такого, если муж бьет жену, особенно за дело? Знаешь, думаю, мне бы это даже понравилось… - и она улыбнулась.

- Давай лучше не будем пробовать, Кунья. Даже в мыслях я не могу допустить, чтобы ударить тебя. Ты же помнишь, Гунда говорила, что за двадцать лет Суэго ее ни разу не ударил? Ты же не хочешь, чтобы я был хуже отца?

- Конечно, нет! Забудь мои глупые слова, - и она снова улыбнулась.

- Милая, ты вовсе не глупа, ведь это именно ты придумала, как избежать изменения истории, когда я исцелил Суэго. И этим, возможно, спасла нас всех.

- Но это же было так просто! Само пришло в голову.

- И, тем не менее, я об этом почему-то не подумал.

- Я уже говорила, ты был слишком взволнован, и это не утешение тебе, так оно и было. Ты метался от одной мысли к другой в поисках выхода, разве не так? А того, что лежало на поверхности, просто не замечал.

- Любимая, ты так точно описала то, что происходило со мной! Как будто это с тобой самой произошло.

- Что же такого? У меня иногда так тоже бывает. Например, когда мы познакомились с тобой…

- Ну вот, а говоришь, что глупая! Ты очень умная, просто пока мало знаешь.

- Но разве это не одно и то же?

- Конечно, нет! Вот я и хочу тебя чему-нибудь научить, но умнее, чем ты есть, это тебя не сделает.

- А если мы уйдем в другой мир, сколько будет висеть в воздухе стрела?

- Сколько угодно, пока мы не вернемся!

- Даже месяц?

- Даже десять лет!

- Хорошо, Уоми, я согласна, – просто сказала Кунья. – Я хочу того же, чего хочешь ты.

- Ну, вот и отлично. Пошли! – сказал я, поднимаясь на ноги.

- Как, прямо так? – удивилась она. – Даже без одежды?

- Мы все, что нужно, сможем получить уже там.

- Но ведь сейчас зима!

- Там нет зимы, там всегда лето. Как ты больше хочешь, чтобы там был день или ночь?

- Наверное, день. Ведь ночью я ничего не увижу!

- А ты разве не хотела бы отдохнуть?

- Я не устала! – храбро ответила Кунья. – И хочу сразу увидеть мир, в который мы попадем.

- Ладно! – сказал я, беря ее за руку.

* * *

Мы очутились на полянке перед моим домиком, в котором я прожил два года в этом мире, мире Иисуса, голые, как Адам и Ева, стоя на мягкой траве. Стоял ранний вечер. Вокруг нас расстилался не очень густой лес плодовых деревьев, рядом сохранился домик, в котором почти два года прожил Ленин, перед тем, как вернуться в мир 1924-го – я так и не удосужился его убрать, да и зачем? Кунья усиленно вертела головой, для нее все это было так ново и неожиданно!

- Что это? – спросила она, указывая на дом.

- Хижина.

- Какая большая! И красивая! Из чего она сделана? Это твоя хижина?

- Из камня. Да, моя. Хочешь, зайдем?

- Конечно! – Кунья захлопала в ладоши. – Конечно, я хочу увидеть, как ты жил до того, как я тебя узнала. – А там кто живет? – она указала на соседний дом.

- Сейчас никто. А раньше жил один хороший человек.

- Он умер?

- Нет, просто ушел в свой мир.

Мы поднялись на крыльцо, я нажал ручку двери, и мы вошли. Кунья пощупала босой ногой пол:

- Это дерево?

- Да, конечно.

- Хоть что-то знакомое! – улыбнулась она.

Из передней мы направились в спальню. Там, как и раньше, стояла односпальная кровать, стол и два стула. Кунья тотчас догадалась, что с этим делать – уселась на стул, и пощупала его сиденье руками:

- Мягко! Это шкура? Какая странная…

- Нет, милая, это другой материал, искусственной. – Я поднял ее со стула, сел сам и посадил ее к себе на колени. Она тотчас обняла меня и горячо поцеловала.

- Что ты, Кунья? – улыбнулся я.

- Ну, я просто рада, что я с тобой…

- Только это?

- А мне больше ничего и не нужно!

- Правда?

- Правда. Но я знаю, что ты мне еще много покажешь, правда?

- Правда. А ты не хочешь одеться?

- Нет, тут тепло! И ведь это твой дом? Никто же не зайдет?

- Никто, пока мы не захотим.

- А кто здесь еще живет?

- Много людей, так много, что даже представить невозможно.

- И всем хватает места? И еды?

- Да. Этот мир бесконечен. Ты все поймешь немного позже. Может быть, хочешь есть?

- Пока нет. А что?

- Тогда  пойдем, погуляем.

- Давай! А тут можно ходить без одежды? Как здорово! В детстве я любила так гулять летом, но когда выросла, то оказалось, что так не принято в Ку-Пио-Су.

Мы обошли вокруг дома и, держась за руки, пошли к ручью. Кунья заметила плоды на деревьях:

- Что это?

- Их можно есть. Попробуй, это вкусно.

Она, как ребенок, радостно подбежала к яблоне, сорвала большое желтое яблоко и надкусила:

- О, похоже на дикие яблоки, только какое громадное! И сладкое.

- Угадала, это и есть яблоня.

- Куда его положить, я хочу потом забрать с собой и доесть.

- Да можешь просто выбросить, их тут много.

- Зачем же выбрасывать еду? – она удивилась.

- Ну, тогда положи на траву.

Дальше она пробовала груши, бананы, апельсины, и все, что оставалось, относила и аккуратно складывала в кучку под яблоней. Я смеялся, а она с обидой спрашивала:

- Ну, что ты смеешься? Я не привыкла выбрасывать то, что можно съесть.

- Ну, и как тебе здесь, нравится?

- Здорово! Тут можно не охотиться, а только срывать с деревьев плоды. А нет деревьев, на которых росло бы мясо? Или рыба?

Я рассмеялся:

- Нет. Но то и другое можно достать тоже.

Кунья не обиделась, а тоже засмеялась:

- Я пошутила. Конечно, я знаю, что таких деревьев нет и быть не может. А ты и рад посмеяться над глупой девушкой! – и она снова обняла меня и поцеловала.

Наконец, мы дошли до ручья. Кунья пришла в восторг от разноцветных камней, забежала в воду, стала на коленки  и принялась их собирать:

- Какие красивые!

- Надеюсь, их ты не собираешься забрать с собой? – улыбнулся я. – Ведь их есть нельзя!

- Да, ты прав, конечно, милый. Лучше любоваться ими прямо тут, они как цветы! Пойдем обратно, домой?

- Устала?

- Немножко. Сегодня такой длинный день! И все еще вечер…

Мы направились к дому, и Кунья, когда я сказал, что незачем забирать оставленные под яблоней плоды, согласилась.

- Хочешь есть?  - спросил я, когда мы вошли.

- Не возражала бы.

Мы прошли в столовую, и я подвел ее к шкафчику синтезатора.

- Положи руку на этот шкафчик и представь себе, что бы ты хотела съесть.

Она вопросительно посмотрела на меня, я кивнул, и она послушалась. Положив руку на шкафчик, она зажмурилась, потом открыла глаза и снова посмотрела на меня:

- Ну, и что?

- А теперь загляни внутрь.

Она открыла дверцу, мне не пришлось даже показывать, как это сделать – она уже видела, как я открывал дверь домика, и даже ахнула от восторга, вытащив шампур с шашлыком, таким, какой мы ели в последний раз, перед тем, как я отправился спасать Суэго.

- Ну вот, Кунья, я же обещал, что научу тебя готовить такое, и научил! Это называется «шашлык».

- Ты все шутишь, милый! Шашлык, - старательно повторила она незнакомое слово, и, протянув мне шампур, закрыла шкафчик, погладила его рукой и вытащила второй шампур, для себя, потом раздобыла так же пару яблок, в точности, как то, что осталось в саду. Перекусив, мы пошли в спальню.

- Как ты хочешь, Кунья, ляжем тут? – я показал на кровать, которая тут же расширилась и превратилась в двуспальную.

- Лучше бы на полу, на шкурах, так привычнее…

Я тотчас застелил пол шкурой медведя, сел, и она села рядом, обняв меня и положив голову мне на плечо:

- Как хорошо… Будем спать?

- Ну нет, не сразу! – улыбнулся я, и стал целовать ее губы, грудь, живот, а потом и пальчики на ногах, чем снова очень ее смутил. Она, конечно, ответила на ласки, и заснули мы еще не так скоро…

* * *

Проснувшись, я вдруг почувствовал, что мы не одни. В окна уже брезжил рассвет, Кунья крепко спала. Я встал, заглянул в кабинет и увидел там Иисуса.

- Ну, здравствуй, Уоми! – сказал он, приветливо улыбаясь. – Как твое путешествие?

- Замечательно! Никогда в жизни я…

- Так не влюблялся, - с улыбкой закончил Иисус. – И как тебе твоя жена, Кунья?

- Лучше не бывает!

- Да, я с интересом следил за твоими приключениями… И я почти никогда не видел такой любви, как у вас. Вы, можно сказать, идеальная пара. Скажи, если бы тебе предложили выбор – жизнь без нее, или смерть, не такая, через которую ты уже прошел, а окончательная, что бы ты выбрал?

- Ты и сам знаешь ответ…

- Да. И самое интересное, что ты вполне искренен, и она думает так же. Это драгоценный бриллиант в копилку человеческого опыта…

- Разве возможно, что наши чувства так уж уникальны?

- Можешь мне поверить… Да, такое встречается, но очень-очень редко.

Мы помолчали.

- Иисус, меня смущает то, что мне пришлось там воевать, я убил множество людей…

- Это были не совсем люди. Видишь ли, виртуальные миры хотя и существуют, но населяют их не люди, а образы. Только те, что контактируют с тобой, а теперь и с Куньей, обретают душу. В частности, все те, кого ты исцелял, с кем общался, разговаривал. А враги – это враги, они как персонажи в компьютерной игре, души у них нет.

- А Пижму, Курбу?

- Да, это уже люди. Но они заслужили свое, а ты спасал Ку-Пио-Су. И пусть тебя это не смущает. Ты делал только то, что был должен сделать, и вовсе не испытывая от этого удовольствия.

- А Кунья… Она… она после смерти попадет сюда, к тебе?

- Да. Такой чудесный цветок редко встречается на свете. Береги ее! Она, действительно, готова отдать за тебя жизнь.

- Я тоже!

- Ты и сам понимаешь, что твое самопожертвование хоть и искреннее, но оно, скорее, на словах. Твоя душа уже обрела бессмертие, и ты знаешь об этом, а вот она… У нее только одна жизнь, и, тем не менее, она бы ее отдала! Женщина – всегда загадка, даже для Бога! – он рассмеялся.

- Иисус, я уже говорил ей о тебе, и она поверила!

- Пока что она поверила тебе, а не в меня. Но это тоже идет в зачет. Я уже сказал, что она имеет спасение в перспективе.

- Можно ли ей увидеть тебя?

- Нет, лучше не надо. Она может разочароваться, увидев обычного человека, а выдумывать спецэффекты специально ради нее не стоит. Пусть верит просто так. Сказано же: «блаженны не видевшие и уверовавшие». Так что, будьте счастливы тем, что у вас есть. Отдохните, сколько хотите, и отправляйтесь обратно – ваши приключения еще далеко не окончены!

Он исчез, и тотчас меня окликнула проснувшаяся Кунья:

- Уоми, ты где?

И я вернулся в спальню.

* * *

Кунья сидела на шкуре, обхватив колени руками. Едва я вошел, она подскочила, как мячик, и обняла меня.

- Где ты был, милый?

- Разговаривал с Тем, про Кого я тебе рассказывал. Тем, Кто выше Дабу. Тем, Кто создал вселенную…

Она отстранилась и внимательно посмотрела мне в глаза.

- Неужели правда?

- Да.

- Ты так запросто можешь с Ним говорить?!

- Да. Но дело не во мне, не подумай. С Ним может говорить любой, и в любое время.

- А я?

- Он сказал, что будет лучше, если ты Его пока не увидишь.

- Почему же? – в ее голосе прозвучала обида.

- Так будет лучше для тебя. Он сказал – лучше, если ты будешь верить в Него, не видя.

- Ты говоришь мне правду?

- Если бы я хотел тебя обмануть, то легко мог бы что-то придумать, разве нет?

- Пожалуй… Но в чем дело? Он меня не любит?

- Очень любит. И тебя, и меня. Он знает о нас все, и заботится, чтобы нам было хорошо. Он назвал тебя чудесным цветком, и велел мне беречь тебя.

Кунья опустила глаза и слегка покраснела.

- Милый, но это значит, что если Он, действительно, знает обо всем… И, когда мы одни, вместе, Он все знает тоже?

- Он не осуждает проявление чувств, а понимает это, как никто другой. Ведь Он сотворил не только все миры, но и всех людей, зачем же от Него скрываться?

- Да, ты прав, конечно, я тебе верю! – Кунья прильнула ко мне и поцеловала. – Пойдем, искупаемся в ручье? Мне там так понравилось вчера!

- Пойдем!

Она, не дожидаясь меня, выскочила на крыльцо и бегом пустилась к ручью. Когда я подошел, она уже плескалась в прохладной воде, и, шутя, плеснула водой на меня. Я прыгнул в ручей, она ускользнула, и некоторое время мы играли, как дети. Наконец, я поймал ее и обнял. Она тут же перестала уворачиваться и припала к моей груди, крепко обхватив руками.

- Садись на берег, и я, наконец, за тобой поухаживаю, как положено жене! – сказала она.

Я послушно уселся на траву, она присела в мелкую воду передо мной, поставила мои ноги себе на колени, и начала их мыть, время от времени лукаво поглядывая на меня. Мне был знаком этот обычай – девушка моет ноги тому, в кого влюблена. Я притянул ее поближе к себе, и мы прижались друг к другу так, как будто месяц не виделись.

- Уоми, мой Уоми! – шептала Кунья, покрывая мое тело поцелуями. Я тоже от нее не отставал, и прошло некоторое время, пока мы, наконец, успокоились, встали и пошли к дому, держась за руки и глядя друг на друга.

* * *

- Что будем есть? – спросил я, пока мы сидели на крыльце, обсыхая после купания в ручье.

- Что бы ты хотел, милый?

- Давай, я тебя чем-то угощу, ладно?

- Давай.

Я отодвинулся, и прямо между нами, на крыльце, появилось большое блюдо жареного мяса с картофелем. Кунья посмотрела на него, потом на меня, и протянула руку к куску мяса, но я ее остановил, и создал на блюде две вилки.

- Кунья, теперь я тебя научу кое-чему. Вот так принято есть в моем родном мире,  - я наколол мясо на вилку, поднес ко рту и откусил.

Кунья внимательно смотрела на меня, потом тоже взяла вилку и повторила мои действия.

- А почему надо именно так, а не руками? – спросила она.

- Очень просто – руки не пачкаются, и не надо их мыть после еды, - ответил я, отложил вилку, притянул ее к себе и поцеловал. – Видишь, как удобно? – и я погладил ее по груди и животу.

- Да, действительно! – засмеялась она, отвечая на ласку.

- Ну, ладно, ты ешь, милая, не обращай на меня внимания, а то так и не поешь как следует.

Попробовав жареную картошку, Кунья долго ее жевала, чтобы распробовать, и, наконец, сказала с набитым ртом:

- Вкусно! Почти так же вкусно, как мясо! Что это?

- Это такие плоды, они растут под землей, называется – картофель.

- Картофель… - повторила она, чтобы запомнить. – Жалко, что у нас в поселке таких нет! Их можно было бы есть, когда охота плохая, правда?

- Правда. Они будут, но до этого пройдет еще несколько тысяч лет. Их привезут с другого конца земли.

- Ну, я столько не проживу! – засмеялась Кунья. – Может, разве что, ты доживешь! – и она снова налегла на мясо с картошкой, и я не отставал от нее. После еды Кунья непременно захотела сама добыть из синтезатора фрукты, и вернулась с несколькими яблоками и грушами. Доедая десерт, она сказала:

- Уоми, я думаю, что нам незачем терять время. Я хочу научиться понимать книги! И, прежде всего, хочу увидеть ту, по которой ты нашел Ку-Пио-Су и меня.

- Хорошо, милая. Пойдем.

Когда мы пришли в кабинет, я сказал:

- Только давай оденемся, Кунья, чтобы не отвлекаться слишком сильно.

- А что, так я тебя отвлекаю? – лукаво спросила она.

- Ты знаешь, да, - я засмеялся.

- Ну, давай. Но у нас же нет одежды?

- Сейчас будет.

И на мне оказался мой старый легкий комбинезон, в котором я уже ходил в этом мире. Кунья посмотрела на меня, пощупала ткань, и сказала:

- Это не кожа. Такого я не видела!

- Это ткань, Кунья. Она делается из растений.

- Каким образом?

- Это слишком долго объяснять. Ну, какую одежду тебе сделать?

- Как ты захочешь сам, Уоми.

Я создал для нее безрукавку, похожую на ту, какую она носила дома, только из белой ткани. Она внимательно осмотрела ее, кивнула и надела. Покрутилась немного, рассматривая себя со стороны, и, наконец, уселась на стул, возле стола, рядом со мной. Тотчас ее босая нога нашла под столом мою, и погладила.

- Ну, Кунья! – засмеялся я, обнимая ее и целуя. – Так мы немногому научимся!

- Ладно, милый, я больше не буду! – и она виновато посмотрела мне в глаза. – Я хочу увидеть книгу.

Я достал из воздуха книгу Покровского и положил ее на стол. Кунья жадно схватила ее, повертела в руках, потом раскрыла. Внимательно просмотрев несколько страниц, она вопросительно посмотрела на меня.

- Вот это и есть книга, Кунья. А это – буквы, из которых складываются слова, ими и написана книга.

- И когда ты научишь меня, я смогу все это понимать?

- Да. Давай начнем. Смотри, - у меня в руках появилась маленькая указка, - вот это – буква «а». Покажи мне букву «а» на этой странице.

Кунья схватила указку, и быстро, без ошибок, показала мне несколько букв:

- Вот, вот, вот…

- Правильно. Теперь смотри, вот это тоже «А», только заглавная.

- Что это значит?

- Это та же самая буква, но только когда она стоит в начале фразы, после точки, - я показал ей точку, - значит, тут начинается новая мысль. Еще, с заглавных букв начинаются названия и имена. Покажи мне все «А».

Кунья показала, теперь не пропуская и заглавные буквы.

- Молодец! Смотри дальше. Вот буква «м», - я решил называть буквы звуками, а не названиями, так ей будет проще читать. – Покажи «м».

Она не только показала несколько десятков букв, но и сама обратила внимание на то, что заглавные и строчные буквы «М», в отличие от «А», отличаются только размером, а форма у них одинаковая.

- Молодчина! Теперь ты видишь, что не все строчные и заглавные буквы бывают разные, некоторые одинаковые по форме. А теперь я тебе что-то еще покажу, – я достал листок бумаги, карандаш, и крупно написал слово «мама». – Ну-ка, назови тут все буквы подряд.

Кунья пошевелила губами, и вдруг посмотрела на меня, раскрыв глаза так, как будто увидела что-то необычайное. Она еще раз посмотрела на листок, потом снова на меня:

- Мама! Тут написано – мама!

- Какая же ты умница! Ты поняла! – и я подхватил ее на руки и закружил по комнате.

- Уоми! Это значит, что я научилась читать?

- Еще нет, конечно, но непременно научишься. Ты уже прочитала первое слово. Осталось запомнить все остальные буквы, и ты сможешь читать!

- Давай, давай же скорее! – заторопилась Кунья, снова садясь за стол и сажая рядом меня. – Показывай мне дальше!

* * *

У Куньи оказалась фотографическая память. Через пять дней она уже практически без ошибок, и довольно бегло, читала вслух книгу. И не только читала, но и по ходу понимала прочитанный текст. А потом, уже сама, она додумалась до того, что слова не обязательно произносить вслух, и стала читать про себя. Навык чтения вырабатывался у нее просто фантастически быстро.

По утрам мы, как и в первый день, голышом, бегали купаться к ручью, она так же мыла мне ноги, а я целовал на ее ногах пальчики, и это, наконец, перестало ее смущать.

Мне не без труда, с помощью усиленных ласк, удавалось отвлечь ее вечером от чтения, и привлечь внимание к себе. А уже через час она снова возвращалась к книге, лежа животом на медвежьей шкуре и болтая ногами в воздухе.

В первый же вечер, когда стемнело, она спросила, нельзя ли продлить в комнате день, и пришла в восторг, когда под потолком загорелась яркая лампа. А в следующие дни, чуть становилось темнее, зажигала лампу сама. Через три дня она, наконец, дочитала книгу Покровского. Некоторые места она перечитывала по нескольку раз.

Я спросил, что она о ней думает. Она долго молчала, а потом вздохнула и сказала:

- Это совсем не так, как было у нас. И тот Уоми, о котором написано, это совсем не ты. Он такой глупый! Столько времени был рядом, и даже не понимал, что Кунья его любит! Правда, он был слишком увлечен своей Каплей, которая ему приснилась… Как хорошо, милый, что ты – это не он! И как хорошо, что ты когда-то прочитал эту книгу, и захотел увидеть меня! И еще, мне совсем не понравилось, что там ничего не сказано, как им было хорошо после того, как они стали мужем и женой. Это же самое главное!

Она придвинулась ко мне, обняла и, поцеловав, стала расстегивать кнопки на комбинезоне. Стащив его с меня, она скинула свою безрукавку, и мы больше часа протирали мех на медвежьей шкуре…

Утром мы снова голышом помчались к ручью, и Кунья снова мыла мне ноги, а я снова целовал на ее ногах пальчики…

Когда мы возвращались рука об руку домой, Кунья сказала:

- Ну вот, Уоми, ты меня научил читать. А теперь – что, домой, в Ку-Пио-Су?

- Нам некуда торопиться. Давай пока учиться дальше, хочешь?

- Хочу! Очень хочу! – и она бросилась мне на шею, а я, подхватив ее, закружился по траве.

- Пошли.

Придя домой и усевшись за стол, я раздобыл бумагу и карандаши, и сказал:

- Теперь, Кунья, будем учиться писать.

Это оказалось немного сложнее, хотя все буквы она уже знала, но справиться с карандашом ей долго не удавалось – руки не привыкли к мелким точным движениям. Не раз она с досадой бросала карандаш и сама себя била по рукам:

- Ну, вы будете слушаться, глупые?

Я смеялся и целовал ее пальчики:

- Не обижайтесь, просто ваша хозяйка слишком нетерпелива!

Нередко после этого урок письма заканчивался на медвежьей шкуре, но потом она неизменно опять тянула меня к столу – упрямства ей было не занимать. Наконец, примерно через две недели, она научилась сносно и довольно быстро писать, сначала отдельными печатными буквами, а потом и слитным письмом, правда, высовывая при этом язык и морща лоб от напряжения. Когда я, смеясь, хотел схватить ее за кончик языка, она смущалась, но уже через несколько минут язык снова занимал свое место и начинал помогать письму.

Сначала Кунья при письме под диктовку делала много ошибок, но, по мере того, как она продолжала читать книги, ошибок становилось все меньше. Я не стал обучать ее правилам русского языка, которые и сам помнил довольно смутно, но она обладала тем, что называют «интуитивной грамотностью». Всего через месяц, в течение которого она, кстати, прочитала множество книг, она практически перестала допускать ошибки в большинстве слов.

* * *

В перерывах между уроками мы гуляли, и я, наконец, действительно научил Кунью жарить шашлык – раздобыв мясо, мы замариновали его с луком, тмином, укропом и другими травами, причем Кунья сразу отметила, что все это попадается и в лесу возле Ку-Пио-Су, вот только уксус где взять? Я заверил ее, что на первое время уксус я раздобуду, а там посмотрим. Нанизав мясо на шампуры, мы разложили их на камнях над угольями, и шашлык получился хоть куда. Кунья была горда, как шеф-повар, победивший на конкурсе профессионального мастерства, и сама съела столько, что потом целый день вынуждена была бегать в туалет чаще обычного.

Тут, наконец, она обратила внимание на свойство моего тела удалять отходы, и пристала с вопросом, почему я никогда не посещаю отхожее место. Я ей рассказал все, как есть, и она спросила, могу ли я и ее тело сделать таким? Я согласился, и она искренне обрадовалась:

- Справлять эти потребности каждый день так хлопотно!

Научившись писать, она захотела учиться дальше, и я стал учить ее арифметике. Она умела считать, как многие в Ку-Пио-Су, пятерками и десятками, поэтому легко научилась считать в пределах ста, запомнив цифры, а потом я объяснил ей, как образуются большие числа в десятичной позиционной системе, и мы довольно быстро добрались до миллиона и миллиарда.

Потом мы стали изучать четыре арифметических действия, и уже через месяц она довольно уверенно складывала, вычитала, умножала и даже делила – в столбик или в уме, приближенно. Ее сообразительность приводила меня в восторг, а ее все приобретенные знания искренне восхищали, и она даже не подозревала, что была первым в своем мире человеком, освоившим арифметику, простые и даже десятичные дроби.

- Ну, вот, любимый, - сказала она как-то, когда мы, после бурно проведенного вечера, лежали на медвежьей шкуре перед сном. - Теперь я уже кое-что знаю и умею, и мне не так стыдно называться твоей женой. Ты меня научишь еще чему-нибудь?

- Да. Я научу тебя драться и использовать разное оружие.

- Зачем мне это, ведь я – женщина?

- Кто знает, что в жизни может случиться? Ты должна быть лучше всех! Ведь скоро мы отправимся в поход с молодежью Ку-Пио-Су, и нас ждет много испытаний. Возможно, совсем не тех, о которых ты читала в книге, а гораздо труднее.

- Да, ты прав, конечно. Если так изменилось наше настоящее в Ку-Пио-Су, благодаря тебе, то кто знает, как изменится будущее?

- Это правда. А сейчас проглоти-ка эту таблетку, - и я протянул ей, достав из воздуха, препарат, перестраивающий организм по типу биоблокады.

- Что это?

- Это препарат, который придаст твоему телу новые свойства. Ты сможешь очень долго оставаться под водой, все раны, ушибы и синяки будут проходить у тебя за несколько часов, и даже копье, если попадет тебе в спину, как в прошлый раз, когда его бросил Пижму, не убьет тебя. Кроме того, ты никогда не будешь болеть, и даже, если проведешь ночь в снегу голой, не замерзнешь.

- А этот препарат не помешает мне любить тебя? – лукаво спросила Кунья, глотая таблетку. – Как он называется?

- Ну, у него нет особого названия. Я называю это биоблокадой.

- Что это означает?

- На одном из языков биос – это жизнь, а блокада – изоляция. Можно истолковать и как «защита». Защита от всего.

* * *

Мы начали со стрельбы из лука. Кунья была достаточно сильна, и я не стал облегчать ей задачу, а дал в руки боевой лук, подобный своему, только велел надеть кожаные перчатки, чтобы тетива не ранила кожу. Сначала ей было трудно натягивать тетиву, но благодаря биоблокаде сила ее мышц быстро росла, и скоро она уже натягивала лук почти как я. Глазомер у нее был отличным, и всего через несколько дней она попадала стрелой в выбранный листок дерева с двадцати шагов, правда, когда не было ветра. Она сама очень удивлялась своим способностям, и говорила, что ей следовало родиться охотником. Конечно, я тоже ей немного помог, изменив свойства ее тела, но она об этом не подозревала, и очень гордилась своими успехами.

Параллельно мы занимались боевым самбо. Так как спарринг-партнера, кроме меня, у нее не было, то мне, скрепя сердце, приходилось самому драться с ней. Я показывал ей некоторые приемы – захваты, броски, удары и блоки. Показывал болевые точки на теле человека и места нервных узлов. Она все осваивала очень быстро, но воздерживалась применять приемы и удары на мне в полную силу, как и я на ней. Наконец, мы решили, что так дело не пойдет, и стали хотя бы по одному поединку в день проводить, не сдерживая удар, но я предварительно защитил ее и себя от серьезных травм.

Как-то раз, проводя удар, я крепко ее достал. Некоторое время она лежала на траве, шипя от боли, но когда боль прошла, она встала, как ни в чем не бывало, и обняла меня:

- Наконец-то, милый, ты перестал меня жалеть. Иначе что это за тренировка? К тому же, я ведь говорила, что я – плохая жена, и тебе придется меня бить, вот ты и начал, наконец! – и она рассмеялась. – И, знаешь, мне действительно нравится!

После этого мы договорились, что перестанем сдерживать удары, ведь нам, по большому счету, благодаря особым свойствам наших тел, ничего не грозило, кроме боли, а боль Кунья научилась переносить с детства, и стали драться в полную силу. Я с удовольствием убедился, что удары Куньи, когда она пробивала мою защиту, не слабее моих. Конечно, она не обладала моей силой, но брала скоростью и точностью. Дрались мы обнаженными ибосиком, что позволяло наносить удары более целенаправленно и точно.

Потом пришла очередь ножевого боя. Разумеется, ножи, на всякий случай, были деревянными, но удары, когда не удавалось их заблокировать, были очень чувствительны, а на теле оставались ссадины, впрочем, быстро заживающие. Одновременно я учил Кунью бросать копье и метать дротики. Все это она освоила на неплохом уровне, хотя у нас и было на все это мало времени.

В заключение, на всякий случай, я стал учить ее использовать огнестрельное оружие, выбрав для этого пистолет Глок-17 и автомат АК-74. Ей особенно понравилась стрельба из пистолета. «Глок» был великоват для ее руки, хотя она быстро приспособилась, зато он был относительно легок. Постреляв же из автомата, она заявила, что теперь точно знает, каким образом я перебил две сотни суаминтов при их нападении на Ку-Пио-Су. Мы не могли, конечно, уделять этим занятиям много времени, но все же она освоила и огнестрельное оружие на удовлетворительном уровне, хотя в мире, куда мы собирались вернуться, вовсе не предполагалось его применять.

По вечерам, после тренировок, мы много разговаривали, часто она с удовольствием читала, в основном, приключенческие романы, засыпая меня вопросами о том, что было ей непонятно, и еще я научил ее играть в шахматы. У нее оказались замечательные способности шахматиста, и очень скоро я, как довольно слабый игрок, стал постоянно ей проигрывать. Она искренне этому радовалась – хоть в чем-то превзойти меня, но не менее искренне утешала после каждого проигрыша.

Только одного я пока не стал ей показывать – компьютер и интернет, опасаясь, что это может ее слишком захватить, и тогда мы надолго застрянем здесь до того, как вернемся назад, в Ку-Пио-Су. Я отложил это до следующего «отпуска».

* * *

Незадолго до того, как мы собирались вернуться в Ку-Пио-Су, я, наконец, решился рассказать ей все о себе. Я уже много рассказывал о мире, в котором прожил первую жизнь, но ни о своем настоящем возрасте, ни о том, как попал в этот мир, не говорил ничего. Теперь пришло для этого время.

Кунья, узнав, что мне больше восьмидесяти лет, и что я попал в этот мир после смерти в том, долго сидела ошарашенная и смотрела на меня, раскрыв рот – я оказался куда старше Азы, старейшины поселка. Наконец, опомнившись, она сказала:

- Наконец-то, милый, я поняла, отчего ты так много знаешь и умеешь, а то мне это все время кажется каким-то чудом…

Я давно уже решил, что перед возвращением мы навестим Олега и Нину – моих, возможно, единственных друзей в этом мире, которых я давно не видел. Но сначала я хотел наведаться к ним сам, чтобы представиться в новом образе. Я сказал об этом Кунье, и она согласилась. И еще я принял одно решение, возможно, спорное, но приятное, по крайней мере, для меня.

- Кунья, - сказал я, - давай изменим кое-что в наших отношениях.

Она насторожилась:

- Что, милый?

- Понимаешь, твое имя, хотя, конечно, я люблю его, можно произносить только в одной форме. А у множества имен есть ласкательные формы, и их много. Я хотел бы называть тебя так, чтобы мог выразить свои чувства…

- Уоми, ты и так называешь меня то «любимая», то «милая»… Разве этого мало?

- Для меня – мало.

- Как же ты хотел бы меня называть?

- В моем прежнем мире было такое женское имя – Катя. У него множество форм, и оно мне очень нравится. Как ты смотришь на это?

- Катя… Катя… - несколько раз повторила Кунья, как будто пробуя слово на вкус. – А какие у него есть еще формы?

- Ну, официально – Екатерина, Катерина. А ласкательные – Катюша, Катенька, Катеринка, Катюня, Катёна, Катюра, Катюся. Есть даже аналоги на других языках – Кэт, Кэти. Как тебе такое?

- Милый, я не возражаю, лишь бы тебе нравилось!

- Мне и Кунья нравится, ты не думай, но иногда хочется обратиться поласковей… Я буду, конечно, тебя и Куньей называть, особенно в поселке, при всех, иначе замучают нас вопросами.

- Хорошо, я согласна.

- Вот и отлично, Катюша!

Она прислушалась к моему голосу, обняла и поцеловала.

- Действительно, я чувствую ласку в этом слове. Знаешь, вообще, с тех пор, как ты научил меня читать, я стала по-другому относиться к словам. Я их не только слышу, но и вижу. И они все разного цвета!

- И какого же цвета твое имя?

- Катя – зеленого, как листья, Катюша – бело-розового, как цветы на яблоне…

- А мое?

- Твое – белое, как снег! Или как солнце – это, наверное, лучше – снег холодный, а ты…

- А я?

- Ты – самый лучший! А что означает мое новое имя?

- В древности, как считают, оно означало «чистая».

- Мне и это тоже нравится!

- И еще считают, что женщины с этим именем – самые умные.

Кунья рассмеялась:

- Ну, уж это точно не обо мне!

- Как раз таки о тебе! Ты все время обыгрываешь меня в шахматы, а, кроме того, ты научилась читать и писать меньше, чем за месяц, а знаешь, сколько требуется на это детям в моем мире?

- Сколько?

- Год, не меньше!

- А я думаю, что просто у меня был очень хороший учитель… - прошептала она, обнимая и целуя меня.

* * *

На следующее утро я отправился к Олегу. Я не стал идти пешком или летать, а сразу перенесся на другой берег реки и увидел его, сидящего с удочкой на обычном месте. Я подошел, приняв прежний образ, он оглянулся, вскочил и сжал меня в объятиях так, что я задохнулся.

- Вадим! Как долго тебя не было! Пошли ко мне!

Я подхватил ведерко с рыбой, и мы направились к его домику.

- Как ты? Куда пропал? – забрасывал он меня вопросами.

- Погоди, Олег! Дай отдышаться. Все расскажу.

Придя домой, он усадил меня за стол, и, как всегда, стал угощать рыбой, но на этот раз не стал жарить ее на печке, чтобы не терять времени, а просто сделал готовую. Я рассказал ему вначале об изменении истории, которое осуществил с помощью Ленина.

- Я уже в курсе, ознакомился с новой историей СССР. Ну, ты даешь! Я всегда мечтал, чтобы все так и было. А когда узнал, что наши полетели к звездам… Это вообще! Как жалко, что мне не довелось пожить в этой новой стране…

- Ну, ты же можешь пожить, отправиться туда…

- Нет. Жизнь не перепишешь, уж как прожил, так пусть и остается. И Нина… Разве я могу ее бросить?

- А как она относится к этим изменениям?

- Радуется за наших, конечно. Сколько людей спаслось! Сколько сделали! Словом, поклон низкий вам с Ильичем! А как вышло так, что Сталин застрелился в 1924-м? Честно скажи, твоя работа?

- Моя. Так уж сложилось. Он пытался отравить Ленина, чтобы остаться у власти, этого ты в учебниках истории не найдешь, а тебе говорю, по секрету. – И я кратко пересказал ему все, что произошло тогда с нами в 1924-м.

- Спасибо за рассказ! Нинке перескажу – вот удивится! Ну, а ты как? Чем занимаешься?

- А я – уже и не я вовсе. Я теперь живу в другом мире, а сюда, можно, сказать, в отпуск приехал. Я теперь – Уоми, охотник и целитель. – И я предстал перед ним в своем нынешнем образе – с обнаженным торсом, в кожаных штанах и с бронзовым кинжалом за поясом.

Олег долго меня рассматривал и качал головой.

- И как же ты решился отправиться в первобытный мир? Рассказывай!

И я рассказал все, с начала и до конца.

- Значит, ты, наконец, все же встретил свою, единственную? Теперь понимаешь, что это такое, да?

- Это – самое главное, что я нашел в том мире. Мы и сюда вместе прибыли, скоро уже обратно, домой. Теперь мой дом – там.

- И как же ее зовут? А то ты все – она, да она…

- Кунья. Но я недавно дал ей новое имя – Катя, и она согласилась.

- Катя – это хорошо, это по-нашему! Познакомишь? Пока вы здесь?

- Обязательно. Я для того и зашел к тебе, чтобы напроситься в гости.

- Приходите вечером, когда Нина будет. Она тебя тоже часто вспоминала, как ты тогда пришел с Лениным вместе. А когда история СССР изменилась, сразу догадалась, что это твоя работа.

- Ладно, придем сегодня же, на закате.

- Ждем, только непременно с Катюшей вместе! Уху сварю…

- А ты много нарисовал за это время? Покажешь?

- Пойдем!

И мы пошли в мастерскую. Я сразу заметил новые картины. Теперь это были совсем другие темы. Не война, а мирные люди, уверенные, красивые. Новые города, взметающиеся ввысь. Мужчины и женщины, идущие рука об руку. И – космос. Марс, Титан,  Альфа Эридана.

- Конечно, это я не с натуры рисовал. Интернет, видео. А может, и правда, стоит попроситься в творческую командировку туда, в новую историю, посмотреть? Надо подумать.

* * *

Вернувшись домой, я застал Кунью, как всегда, за чтением. Она тотчас вскочила и бросилась мне на шею.

- Ну что ты, Катюша? – спросил я, обнимая ее.

- Соскучилась! Ну как, был у своего друга?

- Да. Вечером идем к нему в гости, его жена тоже будет дома, думаю, вы подружитесь.

- Ладно, тогда я еще немного почитаю, ты не против, милый?

- Не против. А что читаешь? – я заглянул в книгу. – О, Жюль Верн, «Пятнадцатилетний капитан»! – Кунья читала книги, которые я ей предлагал – Жюля Верна, Александра Грина, и ей они нравились, вкусы у нас совпадали. – А ты знаешь, это ведь была первая книга, которую я прочитал, когда только научился…

- Сколько же тебе тогда было лет?

- Шесть.

- И ты уже умел читать? Как жаль, я столько упустила, ведь мне уже восемнадцать…

- Ты ничего не упустила, Катенька, у тебя еще все впереди. Нет, не у тебя, а у нас.

- Уоми, мне так нравится мое новое имя, и то, как ты его произносишь…

- Ну, так я тоже тебе скажу, что мое прежнее имя – Вадим. Это на всякий случай, чтобы ты не удивлялась, если меня так назовут.

- Вадим… Мне Уоми нравится больше!

- И мне тоже, Катюша. Ведь, как Уоми, я узнал тебя…

- А что оно означает, твое прежнее имя?

- Это точно не установлено. По одной версии – сеять смуту, по другой – привлекать.

- А знаешь, тебе подходит! И то, и другое. Ладно, когда мы идем в гости?

- Вечером, как только начнет темнеть.

- А что я надену? У меня ведь ничего нет, кроме безрукавки…

- Вот ее и надень.

- Но я читала в книгах, и на картинках видела, что люди идут в гости в костюмах и вечерних платьях…

- Катюша, ну подумай сама, как ты будешь смотреться в вечернем платье! Да и мои друзья – не из тех, кто обращает внимание на одежду. Они хотят увидеть не одежду, а нас с тобой.

Она на миг задумалась и расхохоталась.

- Чего это ты?

- Просто представила себя в вечернем платье, а тебя – во фраке.

- Да уж…

* * *

Как только солнце склонилось над верхушками деревьев, мы вышли из дому, прошли через лес и спустя полчаса подошли к реке.

- Вон, видишь, на том берегу дом за деревьями? Нам туда.

- Переплывем реку? – спросила Кунья, и начала стаскивать с себя безрукавку, доходившую ей до середины бедер, но я остановил ее:

- Не надо, Катюша, мы переправимся иначе.

- Каким же образом? – она огляделась в поисках челнока, но берег был пустынным.

- Иди за мной.

Я взял ее за руку, и мы пошли по воде, которая едва касалась наших босых ног. Кунья шла, как завороженная, глядя то себе под ноги, то на берег, то на меня. Ступив на песок, она оглянулась на реку, словно ожидала увидеть там мост, и покачала головой:

- Ну, Уоми, насмотрелась я чудес за последнее время, но ты продолжаешь меня удивлять по-прежнему.

- Пустяки, Катюша, то ли еще будет!

Мы направились по тропинке в лес, и через пять минут стояли у дома Олега. Увидев деревянные стены, Кунья погладила их рукой и сказала:

- Милый, а это лучше камня, мне больше нравится! Смотри, как красиво! – и она показала на резные наличники на окнах.

- Это Олег сам вырезал, он художник.

- Художник? А ты не говорил…

- А ты не спрашивала! Пойдем. – И я отворил дверь.

Олег и Нина поднялись из-за стола нам навстречу:

- Вот и вы!

- Добрый вечер, Олег, Нина!

- Уоми, а ты так смотришься гораздо лучше, чем раньше, - сказала Нина. – Словно индеец какой-то, – улыбнулась она – я был в кожаных штанах и обнажен до пояса. – Проходи к столу, Катюша, присаживайся! – и она подбежала к печке и подхватила с нее котелок с ухой.

- Огонь! Живой огонь! – обрадовалась Кунья, подойдя к печке и коснувшись поддувала рукой. По обычаям Ку-Пио-Су прикосновение к очагу означало, что она отдает себя на волю хозяина дома. Мы уселись за стол, и Нина быстро разлила уху по тарелкам.

Кунья принюхалась:

- О, как хорошо пахнет! Это не просто рыбная похлебка, как у нас, а что-то более необычное!

Взяв ложки, мы приступили к еде. Кунья ела так, что только ложка мелькала в воздухе:

- Как вкусно! – говорила она с набитым ртом. – Непременно научусь так варить рыбу! Нина, научишь?

- Ты лучше Олега попроси, это по его части, он лучше варит, чем я! – засмеялась Нина.

- Научу, научу как-нибудь! – отозвался Олег. – Это совсем не сложно, Катюша.

Тарелка Куньи быстро опустела, и Нина налила ей еще, а потом и в третий раз.

- Да ты, Уоми, видно, совсем не кормишь жену, - засмеялся Олег, когда и третья тарелка опустела. Кунья смутилась, покраснела и отложила ложку.

Я обнял ее и поцеловал, а она склонила голову мне на плечо.

- Кунья, Олег просто шутит! Ешь, сколько угодно.

- Просто я сегодня ничего не ела с утра – зачиталась… - виновато сказала Кунья. – С тех пор, как Уоми меня научил, я читаю каждую свободную минутку! И очень жалею, что научилась так поздно – столько можно узнать нового!

- Уоми, а что же Катя будет читать, когда вы вернетесь домой? – спросил Олег.

- Уоми что-нибудь придумает! – ответила за меня Кунья, улыбаясь. – Только, боюсь, там будет не до чтения, нам весной в поход, на Большую Воду.

- Придумает! Он уже такое придумал… Уоми, расскажи Нине, будь другом, как ты изменил историю – она очень хочет услышать это именно от тебя!

И я рассказал. Нина слушала очень внимательно, часто переспрашивала и уточняла, а Кунья смотрела на меня во все глаза – я ей пока об этом не говорил. Нина заметила ее взгляд, и спросила:

- Ты что же, не рассказал жене, как спас пятьдесят миллионов человек?

- Да не случилось как-то, - смутился я. – А Олег, кстати, тоже только при Ленине признался, что он – Герой Советского Союза.

- Ну, Олег всегда скромничает, он по жизни такой! – засмеялась Нина. – Он и мне долго не рассказывал об этом.

- Олег, расскажи мне! – попросила Кунья, поняв, что Герой – это что-то особенное. Олег рассказал, причем очень подробно, в лицах, передавая, что и как было, когда они остановили фашистов на подступах к позициям полка. Кунья слушала чуть ли не с открытым ртом, а потом сказала:

- Но ведь тогда ты, Уоми, тоже герой! Вы знаете, - обратилась она к Олегу и Нине, - он, когда суаминты напали на Ку-Пио-Су, один убил больше двух сотен врагов… И спас нас всех!

- Ну, Катюша, разве это можно сравнивать? – возразил я. – У них были копья и стрелы, а у меня – автомат!

- Но ты был один, наши тебе только немножко помогали. И тоже с копьями.

- Не спорьте, - заявил Олег. – Я считаю, что герой – это не тот, кто убивает людей, а тот, кто спасает им жизнь! Вот тут Уоми точно, отличился, когда изменил историю.

- Да, Уоми, или Вадим – как правильно? – сказала задумчиво Нина. – Я всю жизнь жалела, что столько людей погибло на войне… А ты все это изменил. – И она, встав, низко мне поклонилась, очень меня смутив.

- Ну, что ты, Нина, просто мы все оказались в нужном месте и в нужное время, только и всего. И я ничем не рисковал, а Олег отдал жизнь за это…

- Но теперь наша страна стала по-настоящему великой, люди достигли звезд, и все это – благодаря тебе. Так что, не скромничай!

- Уоми – самый лучший! – тотчас подтвердила Кунья, с восхищением глядя на меня. – Он еще не такое может!

Олег достал из шкафа бутылочку наливки, разлил в чашки:

- Ну, тогда давайте выпьем за нашу страну, и за вас с Катюшей! Чтобы все у вас было хорошо!

Мы встали, чокнулись и выпили, причем Кунья с непривычки задохнулась, на глазах у нее выступили слезы, и я, чтобы скрыть ее смущение, обнял ее и поцеловал.

* * *

Мы еще немного посидели за столом, а потом Кунья попросила:

- Олег, Уоми сказал, что ты – художник. А можно мне посмотреть твои картины?

- Конечно, Катюша!

Мы перешли в мастерскую, и Олег сначала показал картины и статуи,  посвященные войне, причем не только те, что были в мастерской, а и произведения, переданные в Галерею – он вызывал их изображения на специальный голографический экран, так что они казались стоящими или висящими прямо в мастерской. Кунья не все в них понимала, Олег давал пояснения, но гораздо больше привлекали ее лица и фигуры людей, которых она видела. По мере того, как она всматривалась в них, ее лицо тоже менялось – на нем проступала то боль, то непреклонная решимость, то сочувствие, то ненависть… Наконец, она сказала:

- И ты, Олег, прошел через все это? Да, ты действительно герой! Неважно, что ты сделал, важно, что ты пережил…

- Катюша, - отвечал Олег, - это пережили миллионы. Просто не каждый выдержал, и не каждый умеет об этом рассказать…

А посмотрев картины Земли-2, после Изменения, Кунья заявила:

- Я бы хотела пожить в этом мире! Он добрый и счастливый…

Было уже очень поздно, когда мы все вместе подошли к берегу реки. На этот раз Нина тоже шла босиком, как мы все.

- Ну, что же, Олег, - сказал я, протягивая ему руку. – До встречи?

- До встречи, - ответил он, стискивая мою ладонь. – Значит, вы скоро обратно домой?

- Да, ты правильно сказал, Олег. Домой. Там теперь мой дом…

- Береги Катюшу, такой больше нигде нет! Разве что, моя Нинка… - и он снова посмотрел на жену таким взглядом, что слова были лишними. Нина обняла Кунью, и что-то зашептала ей на ухо, а та очень серьезно кивнула в ответ. Мы с Куньей взялись за руки, и пошли по воде на другой берег реки, а ступив на песок, оглянулись. Нина и Олег стояли на берегу и махали руками. Мы тоже помахали им в ответ, и углубились под своды леса.

Кунья шла, задумавшись и опустив голову. Я догнал ее и обнял за плечи, и она тотчас, как всегда, положила голову мне на плечо.

- Что тебе сказала напоследок Нина? – спросил я.

- Она велела нам хранить нашу любовь… И еще…

- Что же еще?

- Сказала, что очень мне завидует.

- Почему же?

- Потому, что у нас будут дети, а в этом мире не бывает детей, это правда?

- Да, Катя, правда…

- Жалко. Жалко ее…

- Но она ведь уже прожила одну жизнь, и у нее было много детей, а потом и внуков. А у тебя эта жизнь – первая.

- Я иногда думаю, Уоми, почему мне такое счастье? Чем я заслужила?

- Тем, что ты – такая. Ты готова была умереть за меня, помнишь?

- И сейчас готова. Но лучше пусть я буду жить для тебя, верно? А ты хочешь иметь детей?

- Ты знаешь, как ни странно, очень!

- Почему же странно?

- Потому, что у меня уже были дети в той, прежней жизни. Причем, от нескольких женщин. И я относился к этому всегда довольно безразлично. Ну, есть и есть.

- А теперь?

- А теперь – совсем другое дело! Это будут наши с тобой дети.

- А в чем разница?

- В том, что мы любим друг друга…

* * *

Мы вернулись домой уже к середине ночи, и сразу завалились спать на медвежьей шкуре. Утром, проснувшись, мы, как и раньше, голышом поплескались в ручье, а когда шли домой, я предложил:

- Катюша, давай перед возвращением сходим в горы!

- Давай! – обрадовалась она. – Ведь у нас в Ку-Пио-Су гор нет. Настоящих гор, я имею в виду. Такие, как в Каменной Щели – не в счет.

- Ну, тогда сегодня отдохнем, а завтра утром – пойдем.

- Ладно. А почему ты об этом подумал?

- Да, знаешь, это как-то становится традицией. Мы с Лениным, перед его возвращением в тот мир, тоже ходили в горы.

- Я не совсем поняла, кто такой Ленин, я поняла только то, что он с твоей помощью изменил историю, предотвратил войну, и спас пятьдесят миллионов человек. Правильнее сказать, вы вместе спасли.

- Да, так и было. Он уже умирал, когда я исцелил его. И он прожил после этого еще много лет, и сделал все, как надо. Даже я не думал, что у него так хорошо все получится.

- И вы с ним ходили в горы?

- Да. Несколько раз, он очень любит горы… любил, - поправился я. – Он уже давно умер, по земному времени.

- А тут что, время другое?

- Да, конечно. Тут живут вечно, и не старятся.

- А у нас, в Ку-Пио-Су, мы с тобой будем стариться, или нет?

- Как ты захочешь, Катюша. Это будет наш с тобой выбор.

- Я подумаю, - серьезно ответила она.

На следующее утро, едва рассвело, мы вышли из домика и пошли к горам. Мы шли, как обычно – босиком и налегке, я – в коротких шортах, а Кунья – в одной белой ситцевой безрукавке.

К середине дня мы поднялись на ту же гору, где в последний раз были мы с Лениным, и уселись на краю обрыва, обнявшись. Кунья с любопытством всматривалась в даль.

- А то озеро, которое видно вон там, за лесом, там рыба водится?

- Не знаю, Катюша, я там не был.

- А разве не хочешь побывать?

- Хочу, но не сейчас. Нам пора домой, наверное.

- Да, пора достраивать Ку-Пио-Су, а весной – в поход.

- Что, отдохнем, и вниз?

- Да. Поедим что-нибудь? А то что-то я проголодалась…

Я сделал несколько шашлыков, овощной салат, фрукты, и мы стали есть, сидя на краю обрыва. Кунья болтала ногами над пропастью:

- А здорово было бы, милый, спрыгнуть отсюда и попасть прямо домой, а?

- Хочешь?

- Разве это возможно?

- Возможно. Доедай, и попробуем.

Кунья быстро справилась с остатками еды, я убрал посуду, развеяв ее в воздухе, взял ее за руку, и сказал:

- Пошли!

Кунья без малейшего колебания шагнула за мной в пропасть. Ветер засвистел в ушах, и мы полетели. Я специально не стал создавать вокруг нас защитную капсулу, так полет ощущался лучше. Кунья кричала от восторга:

- Уоми, Уоми, мы летим! Летим! – и ветер развевал ее безрукавку и волосы.

- Да, Катенька, ты же сама хотела!

Наконец, она успокоилась, и только смотрела по сторонам, прижавшись ко мне. Мы подлетели к дому и приземлились на полянке. Кунья радовалась:

- Уоми, милый, мы летали! Летали, как птицы!

- Тебе понравилось?

- Очень! Это почти так же хорошо, как с тобой по вечерам…

- Ну, что же, мы будем сюда иногда возвращаться и летать, ладно? А сейчас – домой?

- Да, домой! Я соскучилась.

- Я тоже. Оставляем одежду здесь – ведь мы попадем прямо в нашу хижину.

Кунья скинула безрукавку, я – шорты, мы кинули их на медвежью шкуру, обнялись и оказались стоящими перед горящим очагом в хижине.

* * *

Кунья села на шкуру и потянула меня за собой. Пристроившись рядом, она, как всегда, положила голову мне на плечо.

- Ну вот, Уоми, стрела, наконец, упала на землю, да?

- Да, Катюша. Мы снова дома.

- Как хорошо! Я стала совсем другая, я это чувствую. Я столько узнала. И еще крепче полюбила тебя!

- Правда?

- Правда!

- А как стрелять из пистолета, не забыла? – я рассмеялся.

- Нет! И охотно бы постреляла. Но тут ведь нельзя, правда?

- Да. Только в крайнем случае.

- Ладно, давай спать, милый. Завтра нас ждет работа, надо достраивать поселок, а тебе непременно понадобится еще кого-то исцелить, - лукаво улыбнулась она.

Мы снова долго ласкали друг друга перед тем, как  уснуть…

Кунья, как всегда, оказалась права – утром нас разбудил голос Азы:

- Вставай, Уоми! Нужна твоя помощь.

Я натянул одежду, прикрыл Кунью шкурой, и выглянул:

- Заходи, Аза. Что случилось?

- Заболел Ходжа. Он сильно кашляет, и изо рта у него идет кровь!

- Пошли скорее!

Хижину Ходжи восстановили, как и нашу, одной из первых, слепого сказителя любили и жалели – ведь он не мог сам себе построить хижину. Подойдя к дому Ходжи, мы вошли. Хозяин лежал на нарах, совсем без сил, с белым, до желтизны, лицом.

- Что с тобой, Ходжа?

- Помираю, Уоми! У меня когда-то уже было такое. Шла кровь изо рта, и я ослабел. Тогда меня вылечила моя мать, она была еще жива, а я еще видел. Она растирала мне грудь медвежьим жиром, и пить мне жир давала. С какими-то травами. Но мать давно умерла, видно, пора и мне за ней! Больше мне не петь о твоих подвигах…

- Что ты, Ходжа! Кто же будет петь песни и рассказывать людям сказки, если ты умрешь?

- Вот это мне и жалко, Уоми! Я не успел никого научить в Ку-Пио-Су…

- Ну, значит, ты и не умрешь! Лежи спокойно, спи!

Ходжа закрыл слепые глаза, в груди у него клокотало, он с трудом дышал, на губах пузырилась кровь. Аза присел рядом на нары:

- А мы надеялись, Уоми, что он весной поплывет с вами, и будет петь песни везде, где вы будете сватать невест!

- Обязательно поплывет, Аза! Сейчас я им займусь.

Я поглядел на Ходжу «медицинским» зрением. Туберкулез! Фиброзно-кавернозный туберкулез в запущенной стадии. Надо же, а я и не подозревал. Вот откуда у него постоянный румянец на щеках. Как же он так хорошо пел? Загадка… Так, каверна в нижней доле правого легкого, разрыв небольшой артерии. Ну, это не так страшно. Восстановить правое легкое! Очистить бронхи и альвеолы от крови и экссудата. А слева? Склерозирование легочной ткани, эмфизема. Восстановить!  Восполнить кровопотерю (он потерял около литра крови) на сто процентов.

Хрипение тут же прекратилось, Ходжа задышал глубоко и ровно, бледность начала сходить с его лица. Мне пришла в голову интересная мысль:

- Аза, а ты не знаешь, отчего он ослеп?

- Это было очень давно. Ходжа был в лесу на охоте, и в дерево, рядом с которым стояли охотники, ударила молния. Два охотника умерли, а Ходжа ослеп. Его нашли только через два дня, и привели в поселок. У него все волосы на голове сгорели, и сначала он не мог говорить. Только через месяц оклемался…

- А как ты думаешь, если я вылечу ему глаза, он не будет против?

- Что ты! Как может быть против слепой, если его вылечат? А ты сможешь?

- Попробую, Аза.

Так, посмотрим. Ага, атрофия зрительных нервов, вместе с сетчаткой. Неужели это действительно произошло после удара молнии? Помутнение хрусталиков, стекловидного тела. Восстановить зрительные нервы, сетчатку, склеру и все среды глаз. Восстановить хрусталики. Восстановить зрительные отделы коры головного мозга. Готово!

- Ну, посмотрим! Ходжа, проснись!

Ходжа открыл глаза и стал водить перед собой руками:

- Уоми, Уоми, что это у меня прямо перед глазами? Это потолок хижины стал таким низким?

- Успокойся, Ходжа, это Дабу по моей просьбе вернул тебе зрение! Скоро все станет на место. И ты не умрешь, ты будешь петь песни в Ку-Пио-Су еще много лет, и научишь кого-то из молодых! А когда мы поплывем к Большой Воде, непременно найдем тебе невесту!

Ходжа с трудом перевел глаза на меня:

- Уоми! Наконец я вижу тебя! Я точно так тебя и представлял – молодой и красивый! – Ходжа сел на нарах и обнял меня, он плакал. – Как я тебе благодарен! Если бы ты знал, что такое двадцать лет не видеть света! Что ты попросишь, Ходжа все сделает!

- Ну-ну, Ходжа, ты уже сполна расплатился своими песнями. И еще расплатишься! Больше ничего от тебя и не требуется. Отдыхай, мы пойдем! – И мы с Азой вышли, а перед тем я создал на нарах рядом с Ходжой несколько кусков жареного мяса оленя, и несколько копченых судаков.

* * *

Пока мы шли по поселку, Аза внимательно смотрел на меня.

- Опять ты отдавал свои силы, Уоми! Может, побережешься? Надолго ли тебя хватит с этими исцелениями?

- Не волнуйся, Аза, ничего мне не сделается. А где Кунья, не знаешь?

 Мы как раз проходили мимо бывшей землянки Пижму.

- Да вот же она! И Гарру тут, и Ная.

- Ладно, если никого больше не надо лечить, я тут останусь.

- Не надо, Уоми, пока никого лечить не надо. Спасибо тебе, что помогаешь нам! И еще, я уже видел Карася. Не знаю, что и сказать!

- Ничего не говори, Аза. Ты же помнишь, как меня встретили в Ку-Пио-Су? Сказали – наша кровь! А своей крови как не помочь?

- Да, Уоми. Ну, я пошел по делам.

Он убежал, он теперь все время бегает, а я направился к хижине Пижму. Когда подошел, все работающие встретили меня радостными возгласами, а Кунья бросилась мне на шею:

- Ну что, милый, как Ходжа?

- А что Ходжа? С нами в поход поплывет, невесту ему найдем! Он ведь прозрел, теперь все видит, как молодой.

- Уоми! – воскликнула Кунья. – Как я рада за него! Но ты снова вымотался, как будто два дня гнался за оленем. Садись, милый, отдыхай, а мы будем работать. На что можно смотреть вечно? – и она рассмеялась.

Ная вопросительно посмотрела на меня. Пришлось повторить то, что я когда-то рассказал Кунье, и Ная так заразительно хохотала, что все, работавшие на постройке соседних хижин, заулыбались в ответ.

Я присел рядом с работающими, и обратил внимание на то, что теперь не только Гарру постоянно посматривал на Наю, но и она время от времени бросала на него взгляд. Кунья, устав, присела рядом со мной, вытирая рукавом пот со лба:

- Ну что, милый, видишь, дело сдвинулось с мертвой точки. Я поговорила с Наей, Гарру ей тоже не безразличен. Но он никак не решается заговорить с ней. Теперь твоя очередь – поговори-ка с ним ты! А сейчас сходи домой, поешь, я оставила тебе жареного мяса. А потом приходи.

Я не стал спорить и пошел к нашей хижине. Уже проходя в дверь, я оглянулся и увидел, как Гарру направляется следом за мной. Не успел я скинуть куртку, как он вошел и остановился в некоторой растерянности:

- Уоми, Кунья мне передала, что ты хотел поговорить со мной?

Я внутренне усмехнулся. Вот так Кунья выполняет мое поручение, сразу берет «быка за рога»!

- Заходи, Гарру, садись, ешь.

Он тоже снял куртку и присел, но не решался притронуться к мясу.

- Ну, что ты мнешься, как девушка? Давай, друг, ешь!

- Там много работы, Уоми, Кунья и Ная нуждаются в помощи…

- Ничего, справятся. Вот о Нае я и хотел бы поговорить. – Я тоже решил сразу взять «быка» за это самое место. – Гарру, тебе ведь нравится Ная?

- Да, Уоми. Я люблю ее, только о ней и думаю!

- Так чего же ты ждешь, брат? Сватайся!

- Ты же знаешь, что у нас в поселке не принято брать невест из своих. Дед запрещал даже думать о таком. Но я готов был бы с ней уйти, куда угодно!

- Ну, а что она об этом думает?

- Уоми, я боюсь ее спросить. Вдруг она не согласится?

- Скажи честно, Гарру, когда суаминты напали и похитили женщин, а ты погнался за ними… Почему ты это сделал?

- Уоми, мне было страшно даже мысль допустить о том, что они могут убить Наю.

- И ты не боялся?

- Конечно, боялся. Но что такое страх смерти по сравнению с тем, что Ная могла оказаться в их власти? Кроме того, мой дед… Он предал всех нас. Мне было стыдно. Я подумал, что если встречу его, то убью! К несчастью, суаминты обнаружили меня раньше, и, если бы не ты, я бы сейчас гнил где-то в лесу.

- Гарру, ты хороший парень. Поговори с Наей. И, если она не против – сватайся к ней!

- А как же старики? Они не разрешат…

- Я поговорю с Азой. И с остальными. Твоя задача – Ная. Я хочу, чтобы она была счастлива. Ты сможешь сделать ее счастливой?

- Да! Я хочу этого больше всего на свете!

- Ну и хорошо, Гарру. Как сказал бы Аза на моем месте, - «иди, делай!», - я рассмеялся, и Гарру робко улыбнулся вместе со мной. – Оказывается, рисковать своей жизнью в погоне за суаминтами тебе легче, чем признаться в любви девушке?

- Да, Уоми, это так. Но я постараюсь набраться храбрости, обещаю! – и Гарру выскочил из хижины.

Я только покачал головой, и принялся за жареное мясо.

* * *

Вернувшись после обеда, я стал помогать Гарру и женщинам укладывать кровлю. Работа спорилась – Кунья и Ная ловко взбирались наверх конуса из жердей, воткнутых в землю, а мы с Гарру подавали им охапки сухого тростника, и они укладывали его на крышу. Укладка тростника быстро продвигалась, и осталось уже не так много, как вдруг Ная, не удержавшись, с воплем провалилась сквозь крышу внутрь хижины. Мы тоже вскрикнули от неожиданности и бросились к двери, а Кунья просто спрыгнула внутрь хижины – сначала повисла на руках, уцепившись за жерди, а потом соскочила на пол, и оказалась возле Наи первой. Вторым был Гарру, он пронесся вокруг хижины до дверей, как сумасшедший. Ная лежала на полу, закрыв глаза – по-видимому, падение оглушило ее. Однако, когда, подойдя поближе, я включил «медицинское» зрение, то убедился, что она просто притворяется – сердцебиение и дыхание ее были в норме, никаких повреждений я не увидел. И только, когда Гарру, упав на колени, склонился над ее «бездыханным телом», чуть не плача, я сообразил, что это игра, и догадался, для кого она предназначена. Кунья, повернувшись ко мне, за спиной Гарру, приложила палец к губам, и я понял, что они обе участвуют в заговоре.

Гарру всматривался в бледное лицо своей возлюбленной, звал ее по имени, уговаривал не умирать и посмотреть на него. Мне, честно говоря, стало стыдно за выдумку подруг, но Кунья, поняв, что я вот-вот готов положить игре конец, незаметно для Гарру показала мне кулак, и я не решился их подвести.

Наконец, Гарру, окончательно придя в отчаяние, приник щекой к щеке Наи, и стал шептать ей на ухо, как он ее любит, и снова просил не умирать. И тут Ная, наконец, соизволила «прийти в себя». Она открыла глаза и погладила Гарру по щеке. Это свидетельство того, что Ная очнулась, и эта ласка, превышающая все его надежды, привели Гарру в такой восторг, что он превозмог свою робость перед Наей, схватил ее в объятия и стал уже вполне внятно, хотя и сумбурно, признаваться ей в любви и преданности. Я поманил Кунью рукой, мы незаметно покинули недостроенную хижину и присели невдалеке на камни.

- Ну, вы даете! – только и сказал я.

- А что оставалось делать? – ответила мне моя жена и пожала плечами. – Может, хоть теперь дело сдвинется, - и она тихонько засмеялась.

Наконец, через несколько минут, Ная и Гарру показались в дверях – Ная шла, прихрамывая, а Гарру бережно поддерживал ее, обнимая за плечи, и смотрел на нее так, как если бы она все еще была умирающей. Я подошел к ним:

- Сестренка, как ты себя чувствуешь? Ты не сильно ушиблась? Может, тебе помочь?

- Нет, Уоми, - ответила та прерывающимся голосом. – Гарру мне поможет дойти до нашей хижины. – И они удалились к хижине Гунды. Ная по-прежнему прихрамывала, а Гарру все так же поддерживал ее за плечи.

Кунья посмотрела на меня, и глаза ее сияли таким торжеством, что я понял: вся эта комедия от начала и до конца – ее замысел.

- Ну, ладно, Катюша, - сказал я, наконец, - давай достраивать хижину, что ли?

- Ты не сердишься, милый? – спросила Кунья, обнимая меня.

- Как же можно на тебя сердиться, если всем стало хорошо?  - ответил я. – Ная же твоя лучшая подруга, и моя сестра. А Гарру – отличный парень, только слишком робкий. По-моему, вы все сделали правильно, только могли бы меня предупредить, а то я чуть не испортил вам всю игру.

- Ну, предупредить мы никак не могли – мы придумали все это, пока Гарру бегал к тебе.

- Вы придумали? Скажи уж лучше, что это была твоя идея! Но я не сержусь,  получилось, как надо. Теперь мне предстоит самая трудная задача – уговорить стариков согласиться на этот союз. Вот это и называется – «переложить с больной головы на здоровую».

- Милый, ты справишься! – воскликнула Кунья, обнимая и целуя меня. – Разве не стоит немного потрудиться, чтобы двое были счастливы?

И мы с ней продолжили строительство хижины вдвоем, и к вечеру его закончили, хотя нам и пришлось изрядно попотеть – Гарру с Наей так и не появились из хижины Гунды, тем более, что сама Гунда с утра ушла с другими женщинами собирать хворост – они стаскивали его в большие кучи на опушке, чтобы потом привезти на санках в поселок, а это могло случиться только вечером. Аза и Тэкту тоже отсутствовали, так что влюбленной парочке повезло остаться наедине.

* * *

На следующий день утром Гунда позвала меня с Куньей к себе в хижину. Когда мы вошли, Ная и Гарру сидели рядом на нарах, а Гарру держал Наю за руку.

- Уоми, - сказала мать чуточку растерянным голосом. – Гарру просит отдать ему Наю в жены, и обещает заплатить выкуп за невесту, как положено, только не сейчас – у него пока ничего нет, все сгорело, так что выкуп он заплатит, когда добудет шкуры на охоте. Что ты об этом думаешь?

- А что об этом думает Ная?

- Брат, я не возражаю! Я люблю Гарру, и ведь это он первым кинулся на выручку, когда нас увели суаминты.

- А где Тэкту? Что он скажет?

- Тэкту уже сказал, до того, как ушел на охоту – он тоже согласен.

- А дедушка Аза?

- Вот это самое сложное, сын. Поговори с ним! И со всеми стариками. В конце концов, брать невест из своего поселка не запрещается, просто по обычаю мы этого не делаем. А Гарру совсем из другой семьи, и Ная ему не родственница…

- Ладно, я тоже не возражаю, Гарру мой друг. Я поговорю с Азой.

Мы все посидели у очага, перекусили жареным мясом (охотники исправно, по моему желанию, каждый вечер приносили богатую добычу – не только хватало на всех, но часть мяса еще и коптили), причем Гарру все время или держал Наю за руку, или обнимал за талию, так что ел мало, а только смотрел на нее – хорошо, хоть Ная не забывала время от времени ложить куски мяса ему в рот. Затем я пошел искать Азу. Нашел я его опять за работой – заканчивали уже одну из последних хижин. Увидев меня, он разогнул спину и спросил:

- Ну, Уоми, как дела? Все в порядке?

- Дедушка Аза, есть разговор! – ответил я.

Мы отошли в сторону, и я рассказал о неожиданной проблеме с Наей и Гарру, причем выложил все и о хитрости, к которой прибегли Ная и Кунья. Аза смеялся так, что на глазах у него выступили слезы, и хлопал то меня по спине, то себя по бедрам, а работавшие на постройке хижины женщины и мужчины, которые не могли слышать наш разговор, только удивленно поглядывали в нашу сторону.

- Ну что же, Уоми, сынок, - сказал, наконец, Аза, вдоволь повеселившись. – Теперь ты, наконец, понимаешь, что такое женщины? Нам кажется, что они слушаются нас, а в действительности, они крутят нами, как хотят… Ну, ладно, шутки шутками, а дело делом. Я сегодня же соберу стариков, и, уверен, ваша проблема решится наилучшим образом – никто мне не перечит ни в чем, с самого моего избрания старшиной. Да и что они могут, когда еле двигаются? А я, благодаря тебе, бегаю, как молодой олень! Это тебе не Пижму с Мандру, которые из дома-то с трудом могли выйти! Думаю, я первый старшина за всю историю поселка, который не только языком работает, так что не сомневайся. И разве я могу тебе в чем-то отказать, сынок?

- А мне надо быть на совете? Если что, я могу прийти…

- Думаю, нет, Уоми, проблем не будет. Ты лучше подумай, где нам поселить молодых после свадьбы – свободных хижин нет, а строить новую пока некому, люди очень устали. Разве что, весной…

- Гарру сам построит, он справится, но, думаю, потом, когда мы вернемся из похода – ведь скоро уже весна.

- А ты думаешь и его в поход взять? Ведь у него уже будет жена.

- Ну и что, дедушка? Как же мы без Гарру? Да он и сам не захочет остаться, я уверен. И Ная поедет, и Гунда. Про Кунью я уже не говорю.

- Да уж, твоя Кунья – это нечто! Надо же было такое придумать! – и, качая седой головой, Аза пошел к строящейся хижине.

* * *

Я шел обратно и думал, как нам быть с молодыми после свадьбы. Ладно, на первую ночь мы с Куньей можем уступить им свою хижину, а сами переночевать у матери. Уверен, Кунья не будет против. А что потом? Так ничего и не придумав, я почти столкнулся на пороге с Куньей, она торопилась к кострам – помогать женщинам коптить мясо, чтобы не пропадало.

- Что ты, милый, о чем задумался, что ничего вокруг не видишь? – обнимая меня, спросила она. – Поговорил с Азой?

- Да. Аза обещал все уладить, он сегодня же соберет совет, так что уже завтра начнем готовить свадьбу.

- Отлично! А то они ни работать, ни есть нормально не могут, только держатся за руки и смотрят в глаза друг другу. Неужели и у нас так было? – и она потерлась щекой о меховую куртку у меня на груди, а я обнял ее и поцеловал.

- Катюша, у нас был другой вариант – мы до свадьбы долго встречались и нацеловались вволю. А, кроме того, были готовы к долгому ожиданию – если бы не то копье…

- Да, ты знаешь, я за это даже благодарна деду – хотя чуть не умерла, и боль была страшная, но зато мы вместе уже сейчас, а не через два года – ради этого согласилась бы вытерпеть такое еще десять раз! Кстати, это меня и навело на мысль устроить спектакль с Наей, - она засмеялась. – Я вспомнила, что, когда я умирала, ты, наконец, впервые при всех закричал, что любишь меня. А потом нам уже деваться было некуда! Так что, все получилось к лучшему. Между прочим, я сегодня показала и объяснила Нае, как целуются – ведь у нас, пока ты меня не научил, это было не принято! Она так обрадовалась, ей очень понравилось, и она сказала, что сегодня же научит Гарру, а то они смотрят, как мы с тобой целуемся, как на чудо!

- Ладно, Катенька, сейчас другой вопрос, над ним я и задумался. Где нам поселить молодых после свадьбы?

Кунья не задержалась с ответом ни на секунду:

- Конечно, у нас, милый! Ведь до отъезда Гарру не сможет построить хижину, а свободных нет.

- И ты так думаешь? Но будет ли это им удобно? И нам?

- Будет! Ведь мы все свои, чего стесняться?

- Хорошо, я согласен, но давай на первую ночь мы все же уйдем спать к Гунде. Первая ночь – это навсегда, не станем им мешать, ладно?

- Да. Я часто вспоминаю нашу первую ночь… И всегда заново радуюсь тому, что у нас было…

- Катюшка, какая же ты у меня хорошая! Как нам повезло, правда?

- Правда, Уоми! Этого у нас уже никто не отнимет… - и она, снова поцеловав меня, побежала дальше, а я направился к мастерской Карася, помогать ему чинить оружие и делать новое – в поход его потребуется много, и в поселке должно остаться.

* * *

На следующий день в Ку-Пио-Су только и разговоров было о предстоящей свадьбе Гарру и Наи. Меня останавливали на каждом шагу, поздравляли со свадьбой сестры и расспрашивали, как это так получилось, а я всем отвечал, что Гарру не побоялся смерти, погнавшись за суаминтами и Пижму, когда они увели Наю. Разве после этого могло быть иначе? И все соглашались.

Свадьба была назначена на следующий день, все хижины поселка были достроены, и я по-прежнему работал у Карася. Теперь, наконец, я сказал ему, что Дабу снял свой запрет на изготовление длинных бронзовых кинжалов, и мы подготовили множество форм по образцу моего ножа. После сушки форм и отливки заготовки обработают корундовыми плитками наши помощники, тщательно отточат лезвия, и оплетут ремешками рукоятки. В перспективе, у каждого мужчины Ку-Пио-Су должен быть такой кинжал. Наша «шахта» на берегу, где мы добывали сырье для изготовления бронзы, углубилась под землю уже почти на метр, но смеси самородной меди и олова должно было хватить еще на много-много лет.

Я постарался, чтобы накануне охотники принесли богатую добычу, и послал рыбакам, которые ставили сети подо льдом, отличный улов. Совсем не по сезону сети вытянули множество осетров, и старые рыбаки только разводили руками – никогда такого не видели в конце зимы, не иначе, рыба сошла с ума! Но, сумасшедшая, или нет, рыба явилась отличным дополнением к пиру.

Вечером весь поселок собрался вокруг костров, было тепло, чуть ниже нуля, и все радовались – как свадьбе, так и тому, что хижины, наконец, достроены, в поселке много мяса и шкур, выделкой которых все женщины занимались с утра до вечера, и необычайному улову осетра.

Я заранее шепнул Гарру, а Кунья – Нае, чтобы они не брали в рот ничего хмельного, и они серьезно отнеслись к этому совету, впрочем, им и не требовалось ничего пить – они и так были, как пьяные, и не могли насмотреться другна друга.

Ходжа, теперь уже зрячий, весь вечер пел свои песни. Досталось всем – и молодым, причем он особенно прославлял геройский поступок Гарру, и всем жителям Ку-Пио-Су, которые так быстро отстроили поселок, сожженный суаминтами, и, особенно, мне – как я спас Гарру и всех раненых, исцелил Азу, Карася и его самого, сохранил жизнь сыновьям Даммы, муж которой пал смертью храбрых за наш поселок, да и вообще… Уоми – это Уоми! Сын Дабу, что тут говорить… Он пел о том, как повезло всему Ку-Пио-Су, что я вернулся, и какое счастье, что в поселке есть такой человек, как я. Вспомнил Ходжа и Кунью – какая она красивая, добрая, и как она заботится обо мне – а это откуда он узнал, спрашивается? Я, честно говоря, уже привык к восхвалениям, и не обращал внимания, а Кунья сидела вся красная от смущения, и прятала лицо у меня на груди.

Наконец, после бесконечных песен и поздравлений, мы проводили Гарру и Наю в свою хижину, а сами вернулись к кострам. Я создал деревянную бутыль наливки, такой, как нас с Куньей угощал Олег, и налил всем, не исключая и женщин, по маленькой берестяной чашечке этого напитка, причем предупредил, чтобы никто не пил, пока я не скажу слово, а потом выпьем все вместе.

Когда все было готово, я встал, потянув за собой и Кунью, обнял ее, и заговорил:

- Жители Ку-Пио-Су! Друзья! Мы с вами после того, как я вернулся домой, пережили немало, и плохого, и хорошего! Но мы через все прошли вместе, мы помогали друг другу, и мы выстояли! Если мы будем так же вместе держаться и дальше, нас ничто не сломит! Ни враги, ни беды! Пьем за это!

Все осушили чарки, причем многие закашлялись, особенно женщины, а я со смехом говорил всем, чтобы они заедали рыбой и мясом, и все пройдет. Кунья, уже готовая к испытанию, держалась молодцом – выпила наливку одним духом, закусила кусочком мяса, а потом мы поцеловались на виду всего Ку-Пио-Су, под приветственные крики всех пирующих, словно это мы были женихом и невестой, а не Гарру с Наей, которым, впрочем, сейчас, я уверен, было не до нас…

* * *

Накануне я договорился с Ходжой, что после того, как я скажу свой тост, мы устроим небольшое шоу. Я наговорил ему текст песни о дружбе «Если с другом вышел в путь…», с небольшими моими изменениями (да простят меня поэт Танич и композитор Шаинский), напел мелодию, и попросил ее спеть для всех в конце пира.

Ходжа тотчас запомнил и слова, и мотив, у него была отличная память, отточенная годами тренировки, тем более что песня ему чрезвычайно понравилась. Он спросил, откуда она, и я ему сказал, что слышал ее в поселке, где жил четыре года, от приезжих гостей с юга.

Мы вместе потихоньку ее пропели несколько раз, и Ходжа подобрал на бубне подходящий аккомпанемент. И вот теперь, когда пир близился к концу, он запел:

Если с другом вышел в путь,

Если с другом вышел в путь -

Веселей дорога!

Без друзей меня - чуть-чуть,

Без друзей меня - чуть-чуть,

А с друзьями много!

Что мне снег, что мне зной,

Что мне дождик проливной,

Когда мои друзья со мной!

Там, где трудно одному,

Там, где трудно одному, -

Справлюсь вместе с вами!

Не по силам самому,

Не по силам самому -

Сделаем с друзьями!

Что мне снег, что мне зной,

Что мне дождик проливной,

Когда мои друзья со мной!

На медведя я, друзья,

На медведя я, друзья,

Выйду без испуга,

Если с другом буду я,

Если с другом буду я,

А медведь - без друга!

Что мне снег, что мне зной,

Что мне дождик проливной,

Когда мои друзья со мной!

Песня имела потрясающий успех. Уже после первого припева все начали прихлопывать в ладоши и подпевать, а когда Ходжу заставили спеть «на бис», половина жителей поселка пела вместе с ним, в том числе и я с Куньей. Особенно «в тему» был последний куплет про медведя, вызвавший общий смех. Каюсь, свою роль в этом шоу я предпочел оставить в тени, и все лавры достались Ходже, ему не впервой!

* * *

По окончании свадебного пира все стали расходиться по хижинам. Когда мы с Куньей вошли в хижину Гунды, мать сидела на нарах, и встала нам навстречу. Она уже встретила молодых в нашей хижине, как когда-то нас с Куньей, и вернулась домой.

- Ну вот, Уоми… И дочку замуж отдала… Мне так грустно, и в то же время, я так счастлива! Ты меня понимаешь, сын? Как жалко, что Суэго нет с нами! Как бы он радовался! – и она заплакала.

Мы с Куньей переглянулись. Мы-то знали, что Суэго жив и с нетерпением ждет встречи с Гундой, но сказать ей об этом не могли. Поэтому мы просто усадили Гунду на нары и обняли с обеих сторон, а Кунья, как и раньше, достала из-за пазухи кусочек белого меха, и стала вытирать слезинки на ее щеках. Я обратил внимание на то, что мать еще совсем не старая, седины в ее волосах вовсе не видно, только небольшие морщинки в уголках глаз выдавали ее возраст, да руки – натруженные, с мозолями… Мне подумалось о том, что руки любой женщины могут сказать о ее жизни больше, чем лицо…

Гунда сказала, что Тэкту, для того, чтобы не мешать нам, ушел ночевать к друзьям, а Аза пока пирует и придет позже. Мы сидели и разговаривали. Гунда вспоминала, как она росла в своем поселке Ку-Они, как мечтала выйти замуж за молодого, красивого, и снова рассказывала, как познакомилась с Суэго, когда он ее похитил, как привел в восторг тем, что в первую ночь, видя, как она боится, не тронул… Чувствовалось, что она по-прежнему влюблена в своего покойного, как она думала, мужа, как и двадцать пять лет назад, а мы с Куньей думали, что же будет, когда они встретятся?

Наконец, я сказал, что мы с женой пройдемся перед сном, завязал куртку и протянул Кунье руку. Она встала, поклонилась Гунде, и мы вышли за дверь. Не сговариваясь, мы пошли на наше место возле рудника, и уселись на камнях, как когда-то. Кунья положила голову мне на плечо, а я целовал ее и называл всеми ласковыми именами, какие только приходили мне в голову.

- Милый, - сказала Кунья, - а не навестить ли нам Суэго? Все ли у него хорошо? Это возможно?

- Катюша, как здорово, что ты вспомнила! Сейчас я ему позвоню.

- Ему… что?

- Ну, пошлю вызов. Так это называлось в моем прежнем мире.

Я достал из воздуха коробочку персонального вызова, нажал кнопку и сказал:

- Суэго, здесь Уоми! Ответь, пожалуйста! – Потянулось ожидание, я уже подумал, что отец спит или не слышит, как вдруг из коробочки раздался голос:

- Уоми, сынок! Как вы там? Все ли благополучно?

- Да, отец, все хорошо. Гостей принимаешь?

- Каких гостей? – не понял он.

Я засмеялся:

- Ну, нас с Куньей! Хочешь увидеться?

- Еще бы, спрашиваешь! Приходите, соскучился! Когда вас ждать?

- Прямо сейчас! – я протянул Кунье руку, и мы оказались в нескольких шагах от шалаша, в котором поселился Суэго. И тотчас отец выглянул из шалаша, встал на ноги и, подойдя к нам, по очереди обнял, сначала Кунью, которая, по обычаю, низко ему поклонилась, а потом и меня.

- Родные мои! Как же я соскучился! Каждый день вас вспоминаю. А Гунду – каждую ночь… Как хочу ее увидеть, не поверите! Ну, рассказывайте, что нового в поселке?

Мы уселись на камни рядом с шалашом, и я начал рассказ – поселок отстроен заново, все больные и раненые здоровы, Карась больше не горбатый, а Ходжа – не слепой. Аза отлично справляется с должностью старшины охотников, все его уважают и беспрекословно слушают. Ну, и так далее. Кунья, как и положено жене, скромно молчала, хотя глаза ее сверкали озорными искорками. Наконец, на закуску, я выложил:

- А сегодня в поселке была свадьба…

- Кто же женился, и на ком? – живо спросил отец.

- Ная вышла замуж за Гарру! Сейчас как раз они остались вдвоем, надеюсь, все у них хорошо.

- Вот это да! Как ты и говорил, сын! Ну что же, я очень рад! А как они решились? Да еще так быстро?

Вот тут я предоставил слово Кунье. Она, несколько смущаясь, но очень довольная своей выдумкой, все рассказала: как я интересовался отношением Наи к Гарру, как попросил ее узнать об этом у подруги, как Гарру все не решался признаться в любви, и как она отправила его ко мне в хижину, пока я обедал.

- И тут, отец, я вспомнила… Мы с Уоми долго встречались, но договорились, чтобы об этом никто не знал. Это Дабу так хотел… Ну, а когда Пижму меня чуть не убил копьем, и меня принесли в хижину, и я умирала, и уже почти совсем ушла… туда… Уоми вдруг закричал, при Нае и Гунде: «Кунья, не уходи, я люблю тебя!». И я вернулась! Ну, а потом он вытащил копье и исцелил меня. Ужасно больно было, но я только смотрела ему в глаза, и больше ничего не видела… А потом он упал без сил, и уже я его оживила… - она лукаво посмотрела на меня. – Вот, я это вспомнила, и быстренько договорилась с Наей. А Ная очень хотела, чтобы Гарру, наконец, осмелился ей признаться, он ей очень нравился, а все никак… И Ная, когда залезла на крышу, притворилась, что упала. Мы все подбежали, Гарру первый, а она лежит. Как он испугался! И давай ей шептать на ухо… А Уоми, мы его не успели предупредить, чуть все не испортил, он же видит людей, он целитель. Я вижу, он кривится за спиной Гарру, недовольно так… И я ему показала кулак, и он промолчал. А потом сказал мне, что не сердится!

Все это Кунья выпалила одним духом, смущаясь, как никогда не смущалась в разговорах со мной.

- А потом, когда Ная как бы пришла в себя, Гарру, наконец, сказал ей, что ее любит, и проводил в хижину, и обнимал, нежно так… Почти как Уоми… И через день – свадьба! Вот!

Суэго слушал ее, широко раскрыв глаза, а когда она закончила, хохотал так, что на глазах выступили слезы. Продолжая смеяться, он протянул к ней руки, и Кунья бросилась в его могучие объятья, и прижалась к его груди, совсем так, как прижималась ко мне.

- Ах, дочка, дочка! Какая же ты хорошая! Ты даже сама не знаешь, какая! Как повезло моему сыну, что у него такая жена! А мне – что у меня такая невестка…

* * *

Вернувшись обратно в поселок, мы, держась за руки, пошли обратно к хижине Гунды. Когда мы вошли внутрь, там было совсем темно, очаг почти потух, на нарах в своем уголке посапывал дед Аза, Гунда лежала, укрывшись шкурой, но спала или нет – неизвестно. Мы, как делали это дома, быстренько разделись и улеглись у очага, под шкурой, и прижались друг к другу. Чтобы никого не разбудить, мы обнимались и ласкали друг друга молча, только потом, когда все закончилось, я чуть слышно прошептал Кунье на ухо: «Катенька, милая моя Катюша!», а она ответила: «Мой Уоми».

Проснулись мы рано утром, Гунда и Аза еще спали, оделись и пошли к своей хижине. Я давно задумал сладкую месть сестре, и Кунья об этом догадывалась. Подойдя к дверям, я покашлял и громко позвал:

- Эй, Ная, Гарру! Вы там живы? Не придушили друг друга?

И тут, неожиданно, Ная, совершенно голая, откинула шкуру, висевшую в двери, и затащила нас внутрь. Пока я, ошарашенный, оглядывался по сторонам, она бросилась Кунье на шею:

- Кунья, милая Кунья! Я так счастлива! Ты не поверишь! Я – самая счастливая!

В хижине ярко горел очаг, Гарру, как я в аналогичной ситуации, сидел на полу, прикрываясь шкурой. А совершенно обнаженная Ная, ничуть не стесняясь, носилась по хижине, снова и снова обнимала Кунью, помогая нам раздеваться, усаживая на нары, угощая жареным мясом и рыбой.

- Гарру, ну что ты сидишь! Вставай, принимай гостей! – и она вытащила его из-под шкуры. Гарру, смущаясь, надо признать, гораздо меньше, чем я в свое время (впрочем, я ведь тоже тогда старался не подавать виду), вскочил, и, отвернувшись к стене, натянул штаны. Я же тем временем рассматривал сестру. Как она и говорила, мы когда-то вместе плавали и ныряли, разумеется, без купальных костюмов – их в этом мире просто не было, и я неплохо запомнил ее тело, помнил также, как мое тело на него реагировало, а она над этим потешалась, но ведь это когда было! Пять лет назад – ей тогда исполнилось едва тринадцать. А сейчас передо мной была вполне сформировавшаяся женщина с великолепным телом, почти таким же, как у Куньи, но мне тело Куньи нравилась больше. У Наи груди были полнее, бедра – шире, а пушок внизу живота не рыжеватый, как у Куньи, а почти черный, в остальном же тело ее было так же совершенно, как у моей жены. Видя, как я смотрю на Наю, Кунья шутливо отвесила мне подзатыльник:

- Нечего смотреть на мою лучшую подругу, милый! Я ревнива, придушить могу!

- Ее или меня? – уточнил я.

- Конечно, ее! Ты мне еще нужен! – и она меня повалила на нары и стала целовать – в губы, в щеки, в грудь, живот, беззастенчиво приспуская штаны – я уже разделся по пояс, а она тоже осталась в одной своей безрукавке из белого меха. Ная, заметив, наконец, что она тут одна без одежды, натянула такую же безрукавку, только серую, и мы, все же угомонившись, расселись у очага, как положено взрослым людям.

- Ну, сестренка, - сказал я, - значит, все у вас отлично?

- Брат, ты не представляешь, какой Гарру замечательный! Как с ним хорошо!

- Почему, представляю! Сам такой, - пошутил я, и тут же моя Кунья в подтверждение этого, обняла меня и поцеловала.

- Да, Кунья, а я не поверила, когда ты мне сказала… Тогда, утром… Я не думала, что так бывает! Но теперь-то знаю.

- А что Гарру молчит? – поинтересовалась Кунья. – Ты что, ему язык откусила, когда целовались?

Гарру, наконец, рассмеялся:

- Нет, не откусила, хотя и пыталась. Но я не дался. – И он обнял мою сестру, притянул к себе и стал целовать, сначала в губы, потом, стянув с нее безрукавку, все ниже и ниже…

Ная вырвалась, хотя и с заметной неохотой, поправила одежду и прикрикнула:

- Фу, бесстыдник! Мало тебе ночью было? – и я заметил на ее груди синяки, следы страсти Гарру, на которые до того не обратил внимания.

- Так что скажешь, Гарру, как тебе моя сестра? – спросил я. – Нелегко мне было вырастить такую!

- Уоми, твоя сестра лучше всех на свете! Легко догадаться, что она твоя сестра, ведь ты и сам лучше всех! – пошутил он.

- А тебе, Ная, как мой двоюродный брат? – в свою очередь, поинтересовалась Кунья. – Мне тоже было нелегко такого воспитать!

- Твой брат, Кунья, выше всяких похвал, я уже говорила! – и она прижалась к Гарру и погладила его рукой по груди и животу, а тот перехватил ее руку, прижал к лицу и начал целовать ладонь и пальцы. Кунья посмотрела на меня, а я – на нее, эта ласка выглядела  у них совершенно так же, как у нас с Куньей.

- Брат Гарру, - сказал я. – Скоро тронется лед, и, как только спадет вода, мы поплывем на север, к Большой Воде. Ты как – с нами, или, может, дома теперь останешься, с женой?

- Конечно, с вами, Уоми! С Наей вместе!

- Тогда живите пока, до похода, у нас – места хватит, а свою хижину построите уже после возвращения.

- Как – у вас, Уоми? Я думал, вы нас только на одну ночь пустили! Мы бы пока, до отъезда,  шалаш построили… Мы же вам будем мешать!

- Зачем же вам строить шалаш, Гарру? Вы нам не помешаете, как, наверное, и мы вам. Ты уже познакомился с моей сестрой, и понимаешь, что смутить ее чем-то просто невозможно. И мою Кунью, твою двоюродную сестренку, тоже не смутишь ничем. Ну, а мы – мужчины, нам смущаться вообще не положено! – я засмеялся.

Гарру, в противоположность тому, что я только что сказал, смутился.

- Что ты, Уоми, можем ли мы так пользоваться твоей добротой?

- Почему ты думаешь, что это доброта, Гарру? Может, это выгода?

- Какая же, Уоми?

- Буду присматривать за тобой, чтобы ты не сбежал, пока не заплатишь выкуп!

Все расхохотались, и так, за разговорами, время бежало незаметно. Наконец, уже ближе к вечеру, мы все, вчетвером, вышли пройтись и направились к реке. Подойдя к берегу, я обратил внимание на то, что лед потемнел, и на нем появились трещины.

- Ну, друзья, посмотрите! До начала нашего путешествия осталось не так уж много времени! Через несколько дней лед вскроется. Куррумба, мать всех лебедей, поведет свой народ на север. А потом и мы за ней!

* * *

В тот же вечер мы с Куньей перебрались в свою хижину, которую теперь делили с нами Ная и Гарру. Кунья и Ная совершенно не стеснялись расхаживать по дому голыми, и я быстро привык к этому, с удовольствием глядя на них, и только Гарру некоторое время стеснялся, и, взглянув на обнаженную Кунью, отводил глаза.

- Что, братик Гарру, глаза прячешь?  - подшучивала над ним моя жена. – Разве на меня не приятно посмотреть?

- Очень приятно, Кунья! – Гарру не знал, куда ему деваться. – Но моя Ная лучше…

- Разве я спорю? А Уоми что скажет?

- Катюша, ты – самая лучшая! – мы уже поделились с Наей и Гарру секретом нового имени Куньи, хотя, конечно, не рассказали, где и почему я ее так назвал.

- Ну вот, - прикидывалась Кунья разочарованной, - я думала, может, ты хоть Наю похвалишь – сестра, как-никак, а ты все на меня не налюбуешься…

Вечером мы не стали ярко разжигать очаг – было довольно тепло, а улеглись попарно по разные его стороны, обнимая своих подруг. Мы с Куньей, как супруги со стажем, насытились друг другом довольно скоро, зато с другой стороны очага долго еще доносились шорохи, поцелуи, шепот и другие звуки. Мы, не дожидаясь окончания представления, крепко обнявшись, уснули.

Утром, когда я проснулся, Кунья посапывала, уткнувшись носиком в мою подмышку, и закинув на меня ногу. Я осторожно заглянул на другую сторону очага – там еще крепко спали. Тогда я стал тихонько поглаживать Кунью по спине, груди и животу, и, стоило только моей руке спуститься пониже и коснуться рыжего пушка, как она вздрогнула и тотчас открыла глаза. Обхватив меня руками, она начала целовать мои губы, шею, грудь, живот, спускаясь все ниже, и я, выбрав меньшее зло, легко поднял ее тело за бедра и положил на себя. Когда через полчаса мы, вполне счастливые, заняли прежнее положение, проснулись, наконец, Ная и Гарру. Ная вскочила, разумеется, без одежды, и начала раздувать очаг, а Гарру, быстро одевшись, стал проверять оружие, чтобы идти на охоту со всеми.

Как только жареное мясо слегка согрелось, мы с Куньей тоже подсели к очагу, и все вчетвером дружно принялись за еду. Потом Гарру ушел, а Ная уселась нарезать ремни из шкур оленей, которых добыли вчера.

- Долго же вы вчера спать мешали, - шутливо пожаловался я, надевая штаны. – А что ты делаешь, сестра?

- Видишь, ремешки режу. Карась попросил помочь – много ремней ему надо на рукоятки кинжалов. Что, у всех мужчин теперь будут такие кинжалы, как у тебя?

- Да. Дабу разрешил, наконец. И я еще кое-что придумал.

- Что, Уоми? – заинтересовалась сидящая рядом Кунья.

- Чтобы у всех в поселке всегда была еда, даже когда охоты не будет.

- Как?

- Помнишь картофель?

- Да, помню. Очень вкусно!

- Вот, смотри, - и я пошел в угол хижины, между нарами, а пока шел, сотворил там мешок картошки, и выволок его на середину, к очагу.

Кунья и Ная вскочили на ноги и стали внимательно рассматривать картофелины, которые я доставал из мешка, а Ная даже взяла одну и, надкусив, скривилась и выплюнула. Я рассмеялся.

- Он сырой, его надо сначала приготовить.

- А как? Ты не показывал! – сказала Кунья.

- Лучше всего – на сковороде, на свином сале. Но у нас сковороды нет. Можно испечь в очаге, а можно и сварить в горшке. Но это – не для еды, этот надо посадить, и тогда его станет намного больше.

- Рассказывай, брат! – потребовала Ная, а Кунья, тоже очень заинтересованная, внимательно смотрела на меня.

- Когда сойдет снег, нам придется еще долго ждать, пока тронемся в путь. Вы как раз сможете заняться посадкой картофеля и научить женщин поселка. Когда придет время, я вас научу, а вы научите других женщин и девушек. И тогда в поселке всегда будет еда! Это очень важно, потому что, когда мы уедем, охотников здесь станет намного меньше. А сейчас я схожу к Карасю и попрошу его кое-что сделать для этого, - я поставил мешок обратно между нарами и завязал его ремешком, но предварительно вытащил несколько картофелин, закопал их в горячий пепел на очаге и завалил хворостом. – Вот, когда хворост прогорит, раскопайте картофель и ешьте!

* * *

Придя в мастерскую Карася, я застал его за отливкой новых кинжалов, он успел уже сделать и обжечь глиняную форму сразу на пять заготовок. Я помог ему вылить бронзу в форму, и, пока отливки остывали, изложил свое задание. Нужно было придумать, как сделать бронзовые лопаты и сковородки.

Карась долго чесал в затылке, а потом мы вместе думали, как изготовить такую форму, чтобы, если вылить туда бронзу, она застывала бы тонким слоем, и в виде чашки, и сразу принялись за дело, а помощники тем временем продолжали отливать и шлифовать кинжалы. К вечеру общими усилиями новые формы были придуманы и вылеплены, и Карась поставил их сушиться на три дня в особую печь, в которой круглые сутки поддерживали слабый огонь. К этому времени он уже подобрал очень хороший состав глины для форм, который при сушке и обжиге давал мало брака.

Когда я собрался уходить, в мастерскую, которая представляла собой огороженный участок с тростниковой крышей и расположенными там печами, пришли Ная и Кунья. Они принесли с собой целый мешок нарезанных ремней, но главное, конечно, им хотелось посмотреть, что мы с Карасем задумали. Я объяснил, что такое сковородка, в которой можно будет жарить мясо и картофель, и как мы сделаем лопату, чтобы копать землю для посадки картошки или для постройки хижины, а потом мы втроем вместе пошли домой.

По дороге Ная, с раскрасневшимся лицом, взахлеб рассказывала мне, какой Гарру замечательный мужчина, и как с ним хорошо. Кунья, уже успевшая не раз прослушать эти откровения моей сестры в течение дня, только улыбалась, лукаво посматривая на меня.

- Понимаешь, Уоми, мне рассказывали женщины, что мужчина как накинется на них, и сразу – «делом» заниматься. А Гарру совсем не такой, он сначала обгладит всю, обцелует! И, когда уже кажется, что вот-вот умрешь, только тогда… И так несколько раз подряд! Кунья говорит, что ты такой же, это правда? – с искренним любопытством допрашивала меня сестра.

Я под их дружный смех посоветовал порасспрашивать об этом Кунью, и спросил, попробовали ли они печеный картофель? Они наперебой стали рассказывать, как им понравилось. Только, пожаловались они, он какой-то слишком сухой и пресный, хотя и вкусно пахнет дымком, совсем, как печеное мясо. Я объяснил, что, если пожарить его на сковороде с мясом или рыбой, будет совсем по-другому, а сам подумал, что надо, наверное, еще «изобрести» соль, с применением которой жители Ку-Пио-Су не были знакомы.

Придя домой, я первым делом создал мешочек соли, мы снова испекли картофель, и девушки признали, что с солью и с мясом он гораздо вкуснее. Пришел с охоты Гарру, они с десятком других охотников снова добыли нескольких оленей, и даже одного небольшого зубра, и мы угостили его новым блюдом. Гарру пришел в восторг, и заявил, что непременно посадит картофель рядом с хижиной, когда вернемся из похода, а пока что надо, конечно, научить всех женщин поселка, как его сажать – тогда, пока мы будем плавать к Большой Воде, в поселке не будут голодать.

На ночь расположились, как и накануне, только на этот раз, уже не стесняясь, разожгли очаг поярче, и Ная с Гарру откровенно подсматривали наши с Куньей «фокусы», чтобы перенять опыт. Нам, впрочем, это не мешало.

* * *

На следующий день я опять работал с Карасем, уже были изготовлены бронзовые кинжалы для всех мужчин поселка, и мы решили наделать их еще, для выкупа невест в походе, а также раздать и некоторым женщинам – кто знает, что может случиться в поселке, пока нас не будет? Да и в домашней работе они пригодятся – для выделки шкур, разделки мяса и многого другого.

Формы для сковороды и лопаты пока подсыхали, раньше, чем через два дня, с ними было делать нечего, и я отправился пройтись по поселку, посмотреть, как идут дела у его жителей, причем сначала зашел домой и позвал с собой Кунью, которая с радостью согласилась. Первым делом, мы направились к Дамме – ей и четырем ее детям, оставшимся сиротами, когда погиб ее муж, построили отдельную небольшую хижину, в которой они теперь жили.

Когда мы вошли, Дамма бросилась нам навстречу, и снова пыталась обнять мои ноги, но я снова решительно ее удержал. Мы сели на нары, и я стал расспрашивать, хватает ли им еды, не болеют ли дети, не забывают ли их братья покойного мужа, помогают ли, а она меня уверяла, что все у них хорошо, и я уже не первый, кто это спрашивает.

- А кто же еще?

- Дедушка Аза, конечно! Он так любит детей… Он часто заходит к нам в гости. Он такой хороший, а с тех пор, как ты его исцелил, бегает всюду, как молодой!

Я внимательно посмотрел на нее, и заметил, как она покраснела.

Тем временем Кунья с удовольствием возилась с детьми Даммы, затеяв какую-то игру с камешками, и я обратил внимание, с каким азартом играют с ней дети, и как она сама увлеклась игрой с ними. Невольно я думал о том, какой хорошей матерью она должна стать, когда у нас будут свои дети, и улыбался.

Когда мы вышли, Кунья спросила, почему я улыбался, глядя на нее, и я честно ей рассказал, и спросил, не беременна ли она еще? Немножко разочарованно она ответила, что пока нет.

- Тебя это огорчает, милый?

- Нет, что ты, Катенька! Ты еще очень молода, успеешь нарожать детей, куда нам торопиться? Вот из похода вернемся…

Кунья призналась мне, что она боится – а вдруг придется рожать в походе, ведь он может продлиться больше года? Я сказал, что, если она хочет, я, как целитель, могу задержать ее беременность до возвращения, но она ответила – пусть будет, что будет! Она положится на волю Дабу, или на волю Того, кто выше Дабу, и о Котором я ей говорил.

- И ведь у меня, милый, и так есть огромное преимущество – если что-то пойдет не так, ты же не дашь мне умереть, как умерла моя мать, правда?

- Конечно, не дам, Катюша, можешь не бояться!

- Я не боюсь умереть, я уже говорила, я просто не хотела бы так сильно огорчить тебя! И оставить своего ребенка одного, как это случилось со мной. И еще, не хочу расстаться с тобой…

- Мы не расстанемся, это я тебе обещаю! Ведь извлечь ребенка на свет все-таки куда проще, чем копье из твоего плеча. Скажу по секрету, в своем мире, когда я был целителем, мне приходилось принимать роды.

- У кого же? У твоей жены?

- Что ты, там такое не принято! Просто у каких-то женщин, я даже их не знал. Там, когда учат на целителя, роды должен научиться принимать каждый.

- И как это – смотреть, как рожает совершенно чужая женщина? А ты – мужчина? И ей каково? Неужели такое возможно?

- При этом, Катюша, я не мужчина, а целитель! И еще, когда женщина рожает, поверь, целителю не до того, чтобы разглядывать ее прелести, а ей – не до того, чтобы стесняться.

Кунья рассмеялась:

- Да, это так. Я пару лет назад помогала одной из моих теток принимать роды у жены молодого охотника, просто никого рядом не оказалось. Это было так страшно! Она так кричала! Я после этого решила, что никогда не стану рожать… Смешно, правда, милый? А теперь я очень хочу родить тебе сына… Или дочку… Ты кого больше хочешь?

- Все равно, Катенька, лишь бы это был наш ребенок! Я хочу тебе предложить… Хотя, конечно, еще рано говорить об этом…

- Что, милый?

- Давай, когда родится мальчик, назовем его Сергей…

- Имя мне нравится. Но почему именно так?

- А ты подумай! Вспомни, что видела, слышала или читала, когда мы были ТАМ.

Кунья наморщила лоб.

- Не могу догадаться! – призналась она.

- А какую книгу ты прочитала первой?

- О нашем поселке… О, я поняла! Так звали того, кто ее написал! Сергей! Да! Мы обязательно так назовем сына – ведь, если бы не тот Сергей, который написал книгу, мы бы никогда не встретились… Как ты хорошо придумал, милый… - И, остановившись прямо в середине круга хижин, она обняла меня и поцеловала.

* * *

Когда мы пришли домой, никого еще не было – Гарру был на охоте, Ная ушла за хворостом. Раздевшись, я присел на нары, а Кунья стала потрошить рыбу, пойманную вчера. Вдруг бронзовый нож случайно соскочил, и она сильно порезала себе руку. Она даже не вскрикнула, я давно заметил, что она очень терпелива к боли, но я видел, как дернулась ее рука, и сразу подскочил к ней.

- Не беспокойся, милый! – успокоила она меня, улыбаясь, но я заставил ее показать руку – нож глубоко врезался в край ладони, текла кровь.

- Сейчас, Катюша, я все вылечу! – сказал я, но вдруг вспомнил – биоблокада! Отличный случай ее проверить.

Я не стал ничего предпринимать, а напомнил Кунье о той таблетке, которую она проглотила, когда мы были в «отпуске», и предложил немного подождать. Она, конечно, согласилась, она совсем не боялась крови, и мы стали вместе смотреть на рану.

Прошло всего несколько секунд, и кровь перестала течь, а потом прямо на глазах кожа стала стягиваться, и уже через полчаса от пореза остался тоненький белый шрам, который совсем не болел. Кунья радовалась, как ребенок:

- Как здорово! Заживает, как на собаке! Я теперь ничего не боюсь! Спасибо тебе, любимый!

- За что, Катюша?

- За то, что дал мне ту таблетку, конечно! А что она еще может сделать, от чего защитить?

- От многого. Например, я уже говорил, ты можешь голая пролежать в снегу всю ночь, на самом сильном морозе. Конечно, это не будет так уж приятно, ты будешь мучиться от холода, но ничего не отморозишь, а главное – останешься жива! Тебе могут отрубить топором руку, и она отрастет, даже без моей помощи, хотя и не так скоро – потребуется около месяца. А если палец – один день.

- Вот это да! Значит, я тоже стала бессмертной? Как ты?

- Нет, не совсем. Если, например, тебе попадет в голову пуля из автомата, ты умрешь. А если в сердце – выживешь! Хотя несколько дней будешь без сознания.

- Даже в сердце?! Ого!

- А уж такие раны, какие получил Урхату – помнишь? – для тебя вообще пустяк! Они заживут на следующий день.

- Жаль, что в свое время Суэго не получил такой таблетки… Тогда тебе не пришлось бы его исцелять, и Гунда не осталась бы одна. И мы сейчас были бы все вместе. Ну ладно, а еще что?

- Еще, тебя можно утопить в реке, или повесить на дереве за шею, и ты выживешь, даже если пролежишь на дне или провисишь в петле целый час!

Кунья неожиданно замолчала и задумалась над чем-то, глаза ее стали грустными.

- Что с тобой, любимая?

- Я вспомнила… Когда я была маленькая, мне было лет десять, я видела, как одна женщина повесилась…

- Как же это было?

- Ну, у нас в Ку-Пио-Су была девушка, Гарта, очень красивая. И за нее посватался охотник Бет, из Ку-Они. Они часто встречались, и уже через месяц должна была быть свадьба. Все ей завидовали – она была такая счастливая, Бет был очень хорошим охотником, и такой красавец! Почти как ты… И вдруг он на охоте свалился с обрыва. Она, когда услышала, бегом бежала до Ку-Они, не останавливаясь, а туда ведь полдня ходьбы! И застала его еще живым… Но на следующий день он умер, а она, не отходя ни на шаг, сидела рядом и держала его за руку, пока он умирал. Так рассказывали… Через три дня она вернулась в Ку-Пио-Су. Никто от нее больше слова не слышал, и она часто плакала.

А как-то раз я пошла в лес за ягодами, устала, сижу, и вдруг вижу: Гарта идет. В лучшей своей шубке, и волосы в косы заплетены, такая красота! Я еще подумала – зачем шубка, ведь лето? А она меня не видит. Подошла к дереву, гляжу – она босиком, ну, летом многие босиком ходят. И полезла на дерево. Залезла высоко, вытащила из-за пазухи ремень и привязала к ветке, а петлю надела себе на шею. И спрыгнула! Повисла на ремне, так страшно – язык высунулся, глаза закрыты, лицо все синее, и хрипит! А ноги по дереву колотят, как будто она бежит… Я от испуга так закричала, что потом три дня могла говорить только шепотом! Хорошо, наши были недалеко – прибежали, один парень, у него кремневый нож был, залез на дерево и ремень обрезал, мы ее все вместе в поселок отнесли.

Кунья помолчала. Я припоминал эту историю, но смутно – это была память настоящего Уоми, а не моя, да, к тому же, Уоми тогда не обратил на это особого внимания – мало ли несчастий случалось в поселке!

- Она неделю лежала, а потом все же стала ходить, только умом тронулась – все время улыбается, и с Бетом своим разговаривает, руку ему подает, как будто тут он, рядом! Так жутко! А многие смеялись, но она ни на кого не обращала внимания. И в ту же зиму она в проруби утонула, ночью. Так и не нашли. И пришла к проруби опять босиком, зимой! И в одной безрукавке. Видела ее сестра, они вместе жили, в одной хижине: встала, и, как была раздетая, вышла. Думали – по нужде, а утром хватились, по следам и нашли прорубь… А рядом безрукавка лежит…

Кунья замолчала и посмотрела на меня полными слез глазами:

- Уоми, милый, ты только пообещай мне, что я умру раньше тебя! Я уже говорила… Ведь если с тобой что-то случится, мне, как и ей, одна дорога…

- Что ты, Катенька! Откуда у тебя такие мысли? Я уже говорил, что со мной ничего случится не может, в самом крайнем случае, я просто вернусь ТУДА. Ну, где мы с тобой были… А потом снова приду к тебе, обещаю!

- Да, конечно, я просто дура! Прости меня, милый.

- Это я о тебе должен беспокоиться, а не ты обо мне. Но, даже если ты умрешь, хотя это никак не может случиться, то вспомни, я могу вернуться назад во времени, я непременно вернусь и спасу тебя! Как Сойгу. Как Суэго. Как уже собирался сделать, когда ты умирала с копьем в плече. Я тогда подумал: если ты умрешь, я вернусь назад во времени на полчаса, украду тебя из этого мира, и мы отправимся в другой. Какой-нибудь, не важно, какой. Я только боялся, что ты станешь тогда скучать по своим…

- Как хорошо, любимый, что ты мне все это рассказал! Теперь я уже ничего не буду бояться! Прости меня, я такая глупая… Напридумывала неизвестно что, и тебя расстроила. – Кунья смахнула с глаз слезинки, улыбнулась и обняла меня.

* * *

Некоторое время мы молчали, я был под впечатлением рассказа Куньи, так живо и образно, и в то же время очень кратко, она поведала о трагической судьбе девушки по имени Гарта, и юноши по имени Бет.

- Тебе нужно книги писать, Кунья!  - полушутливо, полусерьезно сказал я.

- Что ты, милый! – отмахнулась Кунья. – Какой из меня писатель! Я двух слов не свяжу.

- Неправда! Ты сейчас так здорово рассказала – я как будто своими глазами все видел… Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте…

- А кто это?

И я пересказал ей вкратце бессмертное произведение Шекспира. Кунья сидела, затаив дыхание, прижав руки к груди, и смотрела на меня, даже не моргая. А потом обняла меня и тихонько заплакала.

- Прости, Уоми, но это такая печальная повесть… Жалко, что она мне не попалась и я ее не прочитала. Прости, я просто слишком впечатлительная, все принимаю близко к сердцу. Я больше не буду!

- Катюша, чудесный ты мой человечек! У тебя замечательное сердце! Ты только не меняйся, очень тебя прошу, оставайся всегда такой же!

- Ты не сердишься?

- За что?

- За эти дурацкие слезы…

- Они вовсе не дурацкие! Умение жалеть других, разделить чужую боль – самое драгоценное, что есть у человека.

- Правда? Ну, тогда ладно… - настроение у нее, как всегда, резко изменилось, она не умела долго печалиться. – Давай, однако, я буду рыбу готовить, а то мы так и не пообедаем. Скоро Ная придет с дровами, и Гарру с охоты вернется, а у нас ничего не готово…

Пока Кунья занималась рыбой, она меня расспрашивала в подробностях о трагедии Шекспира – что такое венчание, кто такой князь, что за оружие – шпага, и обо всем прочем.

* * *

Когда вернулась Ная, Кунья, волнуясь, стала пересказывать ей «Ромео и Джульетту», а я сидел рядом, слушал ее образную речь и наслаждался ее голосом. Конечно, в ее пересказе города стали поселками, сын князя Парис – сыном старейшины… И вдруг, в конце, она изменила сюжет – когда Джульетта умерла, упав рядом с Ромео, и собрались родственники, и помирились над их телами, оказалось, что влюбленные остались живы, они не умерли, а только лежали без чувств, это обнаружил Лоренцо, осмотрев их тела. Их вылечили, причем Джульетта поправилась раньше, и она сидела у постели Ромео, и держала его за руку, и он тоже быстро выздоровел. И они поженились. И у них было много детей. Кунья опять продемонстрировала феноменальную память: она запомнила все имена – Монтекки и Капулетти, Лоренцо, Париса, Тибальта, Меркуцио и всех прочих, кого я упоминал.

Услышав такой конец, я буквально обалдел. Я смотрел на Кунью широко раскрытыми глазами – ловко же она переделала Шекспира! А Ная, из глаз которой уже полились было слезы, радостно засмеялась.

Мы снова напекли картошки – я сказал, что для посадки раздобуду еще мешок, а этот будем есть. Пришел Гарру, принес большой кусок оленины – свою долю в добыче, и мы все дружно уселись у очага есть рыбу с печеной картошкой. За едой Гарру рассказал, что одному охотнику раненый олень ткнул рогами в бок, распоров кожу. Он жив, и не так уж серьезно ранен, домой дошел сам, но было бы хорошо, если бы я сходил и подлечил его.

Я тотчас стал одеваться, а Кунья, выйдя вслед за мной из хижины, обняла и сказала:

- Милый! Я подумала… Хорошо бы всем нашим, если можно, даже женщинам и детям, дать такие таблетки, как ты дал мне! Тогда никто не умрет на охоте, правда? И болеть никто не будет. И суаминты никого не смогут убить…

- Умница, как я сам об этом не подумал? Так и сделаем, только надо будет собрать всех вместе, на площади, чтобы никого не забыть. Сегодня же скажу Азе! – я поцеловал ее, и засмеялся: - А как ты ловко спасла Ромео и Джульетту, это надо же! А говорила, двух слов не свяжешь. Тебе непременно надо писать книги!

Кунья улыбнулась:

- Ну, что ты, милый! Я просто подумала, что получилось ужасно несправедливо, и немножко переделала конец…

Тут я обратил внимание на то, что она стоит на снегу босиком:

- Что это ты, Катюша, зимой босиком ходишь?

- Да ты же сам сказал, что мне можно даже спать голой в снегу, - снова улыбнулась Кунья. – Вот я и решила попробовать… И, знаешь, сначала было холодно, а сейчас ноги согрелись, и даже пальцы не мерзнут! – она пошевелила пальцами на ногах. – Ладно, ты иди, не задерживайся, а то там раненый, - и убежала в дом.

* * *

Придя в хижину, где лежал раненый Гурда, молодой парень, я велел ему раздеться, и приступил к лечению. У него были сильно разорваны кожа и мышцы на боку, и сломаны два ребра. Уже через пять минут он был здоров, и горячо благодарил меня. Я попрощался и сразу пошел к Азе. Я нашел его в хижине Даммы, они сидели на нарах рядом и о чем-то тихонько разговаривали, но когда я вошел, замолчали. Аза поднялся мне навстречу:

- Что-то случилось, Уоми?

- Ничего особенного, дедушка Аза! Просто надо поговорить.

- Говори, сынок. И перестань уже, наконец, называть меня дедушкой. Я, с тех пор, как ты меня исцелил, чувствую себя молодым! – и он засмеялся.

Я изложил ему принцип действия таблеток, которые собирался дать всем людям в поселке – от чего они могут защитить, и зачем это нужно, не забыв прибавить, что такова воля Дабу.

Аза задумался, почесывая бороду.

- А ничего вредного от этого не случится? Даже с детьми?

- Если бы я не был уверен, то не предлагал бы! Кунья давно уже получила такую таблетку, и чувствует себя отлично. А сегодня она порезала руку, и порез зажил сам очень быстро, я не лечил!

- Хорошо. Я прикажу, чтобы никто завтра не уходил из поселка, мяса хватает, и все в полдень соберутся на площади, даже женщины с грудными детьми. Ты сам им все расскажешь, и дашь таблетки. Только начни с того, что так велит Дабу, чтобы никто не сомневался.

Мы вместе вышли из хижины, причем я обратил внимание, как по-особенному Аза посмотрел на Дамму, а она – на него. Старшие дети подбежали к нему, и он ласково погладил их по головам.

Я зашел к Карасю. Формам для сковороды и лопаты оставалось сушиться еще день, и я стал помогать ему прилаживать наконечники к древкам копий, стрел и дротиков – мы все делали с большим запасом. Сам Карась тщательно обматывал рукоятки готовых кинжалов узкими ремешками, которые принесла ему Ная. Скоро стемнело, и я пошел домой.

Ная и Кунья сидели на нарах и сшивали тонкими сухожилиями шкурки пушных зверей, которые в изобилии приносили охотники, собираясь шить про запас зимнюю одежду. Гарру сидел рядом и поправлял копье. Я разделся и рассказал, что завтра в полдень Аза соберет всех на площади, и я буду раздавать таблетки биоблокады.

- Непременно пойду с тобой, милый, и помогу! – сказала Кунья. Я догадывался, что она задумала что-то особое, но промолчал.

* * *

На следующий день мы встали поздно – из поселка никто не уходил по приказу Азы, и спешить было некуда. Пока поели, наступил полдень. Мы оделись, только Кунья осталась в одной безрукавке. А на мой вопросительный взгляд улыбнулась, и я понял, что она задумала. Мы вышли из хижины и пошли на площадь. Я обнимал Кунью за плечи, она шла по снегу босиком и улыбалась. Все уже собрались, расселись на разложенных на снегу шкурах, и ждали нас. Я, вместе с Куньей, вышел вперед и начал свою речь:

- Люди Ку-Пио-Су! Мой отец, Дабу, говорил со мной и велел сказать, что он хочет защитить свой народ от беды. Любой беды, какая может случиться! Вы знаете, что вчера Гурда был ранен – его ударил олень. Я, конечно, исцелил его. Но не всегда я могу быть рядом с любым из вас, и вот Дабу велел мне дать вам особые семена. Вы их проглотите, они прорастут в ваших телах, и сделают вас неуязвимыми. Никакая болезнь не поразит вас, холод не причинит вам вреда, раны будут заживать на глазах, и вы не утонете, даже если долго пробудете в воде. Сейчас Дабу будет давать мне эти семена, каждый пусть получит семечко и проглотит, а для маленьких детей разжуйте семена и дайте им съесть, проследите, чтобы они все проглотили. Вы видите перед собой Кунью, мою жену. Она давно уже проглотила такое семечко, и вот, она стоит на снегу босиком и ноги у нее не замерзли.

При этих словах Кунья подняла босую ногу и, улыбаясь, пошевелила пальцами. Все смотрели на нее широко раскрытыми глазами, как на чудо. Но все же чувствовалось, что они еще не верят. И тут Кунья снова меня удивила.

- Уоми, дай мне свой кинжал! – попросила она.

Догадавшись, что она хочет сделать, я, тем не менее, подал кинжал.

- Может, не надо, Катюша? – тихонько спросил я. – Это же будет больно!

- Милый, что такое боль по сравнению с тем, что приобретут все? Только обними меня покрепче, пожалуйста!

Я обнял ее за плечи, и она, закусив губу, глубоко воткнула кончик ножа в левую руку и сделала разрез по внутренней стороне предплечья, почти до локтя. Кровь закапала на снег, толпа всколыхнулась, кто-то из женщин, не выдержав, заохал или застонал,  кто-то вскрикнул. Я, изо всех сил стиснув зубы, почти физически ощущал боль Куньи, но не подавал виду.

Кунья подняла пораненную руку высоко над головой, кровь стекала ей на плечо и на грудь, затекая в вырез безрукавки. Толпа замерла. Очень скоро, не прошло и минуты, кровь перестала течь, края разреза побелели, и, начиная с концов раны, сверху и снизу, разрез начал стягиваться, рана сменялась тонким белым шрамом. Держать руку кверху было нелегко, она, видимо, затекла, и Кунья тихонько попросила:

- Милый, помоги мне удержать руку, поддержи своей рукой!

Я взял ее за локоть левой руки, и, принимая вес ее на себя, приподнял чуть выше. Кунья благодарно улыбнулась мне, обняла правой рукой за талию, и положила голову мне на плечо. Я прошептал ей на ухо:

- Храбрая моя Катюшка! – и она опятьулыбнулась.

Так мы стояли перед ошеломленно молчавшей толпой, пока порез полностью не затянулся. Кунья опустила руку, поклонилась всем в пояс, и отошла на шаг назад.

Толпа облегченно вздохнула. Я сказал:

- Вы все видели, что может сделать волшебное зернышко Дабу. Подходите по одному, и Дабу будет давать их вам. Пока они прорастут, пройдет три дня, и ваши тела станут такими же, как у Куньи.

Первым подошел Аза. Я достал из-за пазухи перо филина и, держа его правой рукой, коснулся ладони левой, и на ней появилась белая таблетка. Аза взял ее и проглотил. За ним подошли Тэкту, Сойон, Карась, Дамма с детьми, Ная и Гарру, Гунда, а следом все остальные. Для маленьких детей таблетки разжевывали их матери, и переправляли им в рот. Я заранее велел поставить рядом берестяное ведерко с водой, в нем плавал небольшой деревянный ковшик, и каждый, кто хотел, черпал оттуда и запивал таблетку водой. Наконец, все, включая и детей, получили по таблетке.

- Друзья, всем хватило?  - громко спросил я. – Всем детям дали? Никого не забыли?

- Да, да! – отвечали из толпы. – Никого!

Аза стал перед всеми, и сказал:

- Ну вот, теперь, друзья, с вами пребывает благодать Дабу! Идите с миром и отдыхайте до завтра! Помните, пока семена прорастут в ваших телах, должно пройти три дня, а потом вы станете такими же, как Кунья.

Люди задвигались, зашевелились, расходясь по домам, многие подходили ко мне и Азе, благодарили. Несколько женщин окружили Кунью и просили посмотреть ее руку, на которой был порез, и она всем охотно показала тонкий белый шрам, хорошо видимый на загорелой коже. Те проводили по нему пальцами, ощупывали руку, и удивленно качали головами.

* * *

Когда мы с Куньей пришли домой, я первым делом усадил ее на нары, встал на колени, и пощупал ее ноги. Ноги, как и пальцы на них, были теплыми, и я снова, как когда-то, поцеловал их, а Кунья тоже, как когда-то, прижала мою голову к своей груди, только на этот раз на ней была меховая безрукавка – она не успела ее снять. Но теперь для нас это уже не имело значения.

- Катюша, как ты решилась? – спросил я. – Очень больно было?

- Ты же сам мне сказал, что умение разделять чужую боль – это самое драгоценное! А я хотела, чтобы никто в Ку-Пио-Су больше не умирал от ран. Мне кажется почему-то, что тебе было больнее, чем мне…

- Да, это правда. Я переживал за тебя.

- Но ты меня не остановил, ты мне доверился, вытерпел мою боль, и я очень за это благодарна. Зато теперь все в поселке находятся под защитой Дабу, а это очень важно! Кстати, а ты сам? Ты принимал такую таблетку?

- У меня другая защита, но ты права, я думаю, что и мне не помешает – ведь защиту приходится ставить каждый раз. А когда-то могу и не успеть вовремя… Конечно, смерть мне не грозит, но уходить в другой мир, а потом возвращаться будет хлопотно. Особенно, если нужно остаться в этом.

Я создал еще одну таблетку, положил в рот и проглотил.

Пришли Ная и Гарру. Ная молча подошла к Кунье и обняла, Гарру смотрел на мою жену с почти суеверным почтением.

- Что, Гарру? – спросил я. – Вот так и оказывается, что самый смелый воин – это женщина, да? Нам далеко до них…

Гарру покрутил головой:

- Кунья, ты… Я не нахожу слов. Наверное, даже я бы так не смог. Как ты нам всем показала!

- Ну-ну, братик, не надо. Любой на моем месте смог бы. Ладно, Аза сказал – отдыхать, значит – отдыхать! Ты как, милый? – спросила она у меня.

- Я – к Карасю. Он, наверное, уже обжег формы, сегодня попробуем отлить, посмотрим, что получится…

Я поцеловал Кунью и вышел. В поселке ясно чувствовалось приближение весны – снег начинал таять, с реки все время доносилось потрескивание льда.

Когда я пришел, Карась уже все подготовил для отливки сковороды. Лопата, если ее можно было так назвать, уже была отлита. Она получилась довольно тяжелая, килограмма на два, больше напоминающая топор, только с отверстием не вдоль, как на топоре, а поперек лезвия. Ну, лопата, она лопата и есть. Оставалось только приделать черенок.

Была еще задача – чем покрыть сковороду изнутри, и как? Все же бронза – это в основном медь, если в ней регулярно что-то готовить, то и отравиться можно. В старину, когда пользовались медной посудой, ее изнутри лудили. Олово есть, нужен только флюс. Нашатырь как раз подошел бы, но где его взять? Придется опять создавать. И заодно уж олово, отдельно от меди – тоже. К тому времени, когда Карась отлил сковороду, я уже выволок из угла мастерской пару мешков – с нашатырем, иначе он называется «хлорид аммония», и с прутками чистого олова. Нашатырь гигроскопичен, он поглощает влагу из воздуха, поэтому я велел всегда держать кожаный мешок с ним тщательно завязанным.

Почистив сковороду внутри каменным скребком от приставших частичек глины, мы отполировали ее песком, а потом слегка подогрели, градусов до трехсот. Я сыпал на бронзу нашатырь, а Карась водил по ней прутком олова, и сковорода изнутри отлично залудилась.

Когда все было готово, мы ее тщательно вымыли, и я решил сразу же взять ее с собой – опробовать в работе. Чтобы удобнее было с ней обращаться, я из куска дуба сделал ухват – толстый сук с пропилом, которым можно было взять сковороду за край. Потом увидел, что одним ухватом действовать неудобно, и сделал второй такой же – теперь можно было держать их двумя руками, и не было риска перевернуть сковороду в очаг. А это было бы с одним ухватом вполне вероятно, сковорода получилась тяжелой, килограмм на пять. Да и размер не маленький – полметра в диаметре, а высотой сантиметров двадцать. Скорее, казан, чем сковорода. Крышку мы сделали из дерева.

Оставив Карася дальше возиться с лопатой, я положил казан, крышку и ухваты в мешок, и отправился домой.

* * *

Когда я пришел, все, как ни странно, лежали на нарах и спали, хотя только начинало темнеть. Кунья тотчас проснулась, подскочила ко мне, и разумеется, сразу обняла и поцеловала. Наю и Гарру мы пока будить не стали.

Мне пришло в голову, что есть из казана руками будет не очень удобно, и пока, чтобы не заморачиваться с лишней работой, я просто создал десяток больших деревянных ложек – простых, без лакового покрытия, на нас всех, и для гостей, если они будут. Потом, по образцу, Карась сделает еще. Мы с Куньей нарезали мясо, с горем пополам, бронзовыми ножами, почистили и порезали картофель, положили в казан немного свиного сала, и поставили его на огонь. Когда сало растопилось, загрузили мясо, а позже – картошку, и накрыли крышкой.

Наконец, почуяв вкусный запах, проснулись Гарру с Наей, и стали с интересом изучать новый кухонный инвентарь. Я особо объяснил женщинам, что перегревать пустой казан ни в коем случае нельзя – слезет полуда, и придется лудить заново. Кунья и Ная потренировались с помощью ухватов снимать казан с огня и ставить обратно. Наконец, ужин, по моим расчетам, был готов. Сняв казан с очага, мы расселись вокруг с ложками, и приступили к еде. Соль каждый добавлял по вкусу.

Все согласились с тем, что получилось гораздо вкуснее, чем просто печеное на углях мясо, и мы договорились устраивать такой ужин раз в несколько дней, да еще и начать приглашать к себе в гости других жителей поселка, чтобы познакомить их с новой кулинарией, пока Карась с помощниками будет делать еще казаны. Я сказал женщинам, что, кроме картофеля, хорошо будет добавлять в это блюдо при варке сушеных грибов и ароматных корешков, например, дикий лук и чеснок, но всего этого после набега суаминтов не оставалось, они появятся в поселке только летом.

Поужинав, мы все вышли на двор и пошли к реке. Кунья, пользуясь тем, что она уже имела биоблокаду, пошла босиком и в одной безрукавке, да и то больше из соображений приличия, чем комфорта, иначе могла бы пойти и голой. Возле берега были изрядные проталины, и она, ничуть не стесняясь, скинула безрукавку и залезла в ледяную воду – искупаться. Мне стало завидно, я тоже скинул одежду, поставил себе защиту от холода, и прыгнул за ней. Вдоволь накувыркавшись в воде (Ная и Гарру благоразумно не стали нам подражать), мы выскочили на берег, схватили одежду, и помчались к дому. Кстати, бегать по снегу босиком оказалось очень неудобно – скользко, и мы с Куньей несколько раз по дороге шлепнулись, но я тотчас снимал себе боль от ушиба, а Кунье помогала биоблокада – ушибы почти мгновенно проходили.

Наконец, уставшие, но очень довольные купанием, мы с Куньей улеглись у очага, а по другую сторону, как обычно, устроились Гарру и Ная. И снова, как в прошлый раз, мы подглядывали друг за другом, стараясь не уступать в выдумках, а потом все уснули – Кунья, как всегда, заснула, уткнув носик в мою подмышку, и закинув ногу мне на живот.

Ночью мы с Куньей проснулись от странных звуков: как будто кто-то ломал толстые сухие ветки. Я встал и подошел к двери, Кунья обняла меня сзади. Рассвет чуть брезжил, но уже было видно вокруг. Мы, не одеваясь, вышли из хижины, и, держась за руки, пошли к реке. Река ломала лед, именно этот шум нас и разбудил. Мы долго стояли, обнявшись, на берегу, и смотрели, как льдины, сталкиваясь и кружась, сначала медленно, а потом все быстрее, плывут вниз по течению.

А когда мы возвращались, и уже заметно рассвело, то увидели, как в небе показалась вереница лебедей, тянущаяся на север. Перед дверями я обнял Кунью сзади, положив руки ей на грудь, а она накрыла своими ладошками мои и повернула ко мне голову, глаза ее сияли. Я прижал ее к себе, и сказал:

- Куррумба! Она ведет свой народ на север! Скоро и нам в дорогу.

Мы поцеловались и юркнули в тепло хижины.

* * *

Через неделю стало вскрываться и озеро, на котором стоял наш остров. За это время мы с Карасем и помощниками изготовили десяток казанов, похожих на первый, залудили их и распределили по большим семьям, разъяснив всем правила использования. Снег почти сошел, и Кунья, собрав девушек-подростков, занялась с ними посадкой картофеля. Я ей подробно объяснил, как это надо делать – как разрезать картофель на глазки, на какую глубину и на каком расстоянии сажать, как перед этим вскопать землю лопатами, которых наделали уже больше десятка. Молодые девушки из поселка вскапывали едва оттаявшую землю тяжелыми лопатами, резали картофель на глазки, сажали в лунки и аккуратно присыпали землей. За несколько дней высадили около четырех мешков картофеля, а помогавшие им парни тем временем огораживали поле плетнем от случайных животных, иногда заплывающих на остров. Теперь, когда мы уедем, поселку не будет грозить голод.

Когда посадка картофеля была завершена, новое событие взбудоражило поселок: Аза и Дамма решили пожениться – не зря мне показалось, что они по-особому смотрят друг не друга! Что ж, ничего удивительного, Дамма – еще довольно молодая вдова, а Аза после моего лечения не только стал бегать, как молодой, но и действительно омолодился. Еще, глядишь, детей нарожают к тем четверым, что уже есть у Даммы! Кроме того, биоблокада тоже придала новых сил всем старикам в поселке.

Мы с Куньей еще разок навестили Суэго. Он был здоров, охотился, ловил рыбу, но очень скучал по Гунде, и все не мог дождаться, когда мы, наконец, проплывем мимо и заберем его. Я дал и ему «семечко от Дабу», и он охотно проглотил его. Кунья ему пересказала Шекспира, и он сначала опечалился, зато потом, когда она изложила свой конец трагедии, обрадовался. Она каждый раз при пересказе добавляла к повествованию все новые подробности – как Ромео и Джульетта обнимались ночью на берегу реки, как после свадьбы они остались наедине, как через год Джульетта родила двойню, мальчика и девочку – фантазия ее была неисчерпаема, но я обратил внимание на то, что, кроме последнего эпизода, который еще, возможно, был у нас впереди, ее повествование носило автобиографический характер. Ко всему, зная, что Суэго предстоит встреча с Гундой, Кунья решила во что бы то ни стало научить его целоваться, ведь до нас в Ку-Пио-Су это было не принято. Пришлось нам с ней продемонстрировать «мастер-класс». Суэго смеялся от души, но потом вполне серьезно заявил нам, что, встретившись с Гундой, попробует это перенять – когда он смотрел на нас, ему понравилось.

Наконец, озеро тоже вскрылось, а вода в реке стала спадать. Отпраздновали свадьбу Азы и Даммы, причем Ходжа снова неоднократно исполнял «Песню о дружбе», которая становилась своеобразным гимном Ку-Пио-Су. Молодожены перешли жить в свою хижину. Больше всего, кажется, были счастливы сыновья Даммы, они очень любили Азу, а он – их.

Мы с Карасем стали понемногу подбирать состав свадебной дружины. В поселке собирались в поход все неженатые мужчины старше двадцати лет, а из женатых – я, Гарру, Карась и Сойон, причем последние – без своих жен, которые оставались следить за домом. Решил было остаться сын Сойона, Сойгу, он был влюблен в свою Майку из Ку-Они, но мы придумали, как решить эту проблему – пусть поскорее женится и едет с нами. Мы с Карасем решили помочь ему с выкупом – сделать несколько лишних копий и дротиков с бронзовыми наконечниками. Так все и вышло – счастливая Майка была «продана» в жены Сойгу за одно копье, пару дротиков и бронзовый топор. Свадьбу справляли в Ку-Пио-Су, а веселились на ней оба поселка почти в полном составе. Тут мы впервые убедились, как высоко ценится наше бронзовое оружие – можно было выкупить невесту за одно копье, но мы решили не обижать соседей и расщедрились.

Сойгу и Майка были счастливы. Помогли тут и наши с Куньей поцелуи на виду всего Ку-Пио-Су. Эта ласка всем очень понравилась, и ее охотно перенимали как давно женатые, так и молодежь.

Подбирали мы также оружие в поход, как для себя, так и для выкупа. Хороших мехов, которые можно было бы взять, почти не осталось после набега суаминтов, но мы не печалились – бронзового оружия и инструмента должно было хватить на все. Брали мы также пару казанов и лопат – на всякий случай, мало ли для чего понадобятся. По расчетам, нам должно было хватить два десятка челноков, и таким количеством мы располагали. Конечно же, с нами собиралась плыть и Гунда. Мы не предупреждали, какая встреча ее ждет за Каменной щелью, и надеялись только, что радость ее не убьет – ведь говорят же, что от счастья не умирают, разве не так?

Наконец, почти через месяц после начала ледохода, вода в реке спала, все было собрано и погружено в челноки, и отъезд назначили на следующий день.

* * *

Рано утром началась посадка пассажиров. В новый, самый большой челнок Карася уселись я, Гарру, Тэкту, Ходжа и, конечно, наши женщины – Гунда, Ная и Кунья. Кроме собственного оружия, а также оружия и орудий, предназначенных для выкупа невест, во все челноки погрузили запасы еды на несколько дней, шкуры и меха, нужные в дороге, и многое другое.

Наконец, Карась, убедившись, что все готовы, поднялся на носу нашей лодки и дал сигнал отправления. Проводить нас вышло все население Ку-Пио-Су – они толпились на пристани, обнимали отъезжающих родичей, давали им последние наставления, и сами выслушивали советы, как лучше охранять поселок, охотиться, ловить рыбу. Карась давал подробные указания своим помощникам, что отливать из бронзы, пока нас не будет, а Кунья – как ухаживать за посадками картофеля, которые уже взошли, и как хранить его зимой, я заранее все это ей объяснил, а память у нее была отличная.

Я любовался своей Куньей, которая в одной белой безрукавке сидела ближе к носу челнока, обняв Гунду, и о чем-то с ней разговаривала. Ная, расположившись рядом с ними, поближе к Гарру, тоже прислушивалась к их беседе. На весла сели Тэкту и Гарру, я правил рулевым веслом, Ходжа со своим бубном расположился в середине, Карась – на «капитанском мостике» - на носу.

Мы заранее договорились с Карасем, что заедем в Каменную щель и остановимся там на первую ночевку – Урхату, который выжил после злополучной охоты, присылал мне с одним из жителей Щели весточку, предлагал помириться и забыть старые обиды. Я был не против – как уже говорил, я не держал на него зла, зная, что во всем был виноват Пижму с его заговором против меня. А с Куньей мы заранее сговорились, что вечером с ней и Гундой, оставив всех в Щели, проедем вперед и найдем Суэго. Нас с женой, конечно, беспокоила встреча Гунды с «ожившим» мужем, но на крайний случай я буду рядом, да и биоблокада чего-то стоит – не умрет же она от радости, в конце-то концов!

Караван лодок растянулся по реке больше, чем на километр, мимо проплывали зеленые берега, кое-где сменявшиеся белыми меловыми обрывами, в реке всплескивала рыба, в нашей лодке часто раздавались звуки бубна, под аккомпанемент которого неугомонный Ходжа распевал свои бесконечные песни. На обед остановились на широкой песчаной отмели, вытащили лодки, разожгли костры.

Пока готовилась еда, мы с Куньей отошли в сторону и стали обсуждать предстоящую ночью поездку. Она сказала, что дело может затянуться, поэтому надо предупредить Карася, чтобы, если мы не вернемся к утру, нас подождали, тем более, что Урхату рад будет загладить вину и угощать гостей лишний день. Лучше будет, если я ему по секрету объясню, куда мы втроем едем ночью, и зачем. Я с ней согласился, и когда мы поплыли дальше, а на корме меня сменил Карась, я подсел к нему и тихонько рассказал, что Суэго жив, и мы хотим устроить ему встречу с женой. Карась был поражен этим известием, и долго не мог мне поверить, но, в конце концов, я его убедил, и он согласился ждать нас в Щели лишний день, пользуясь гостеприимством Урхату. Только он посоветовал мне ехать не ночью, а на следующее утро – пока все будут гостить в Щели, мы как раз успеем съездить и вернуться.

* * *

Мы причалили в Каменной Щели под вечер. Урхату с другими мужчинами из Щели вышел нас встречать, обнял меня и Тэкту, просил простить его за то, что поддался уговорам Пижму, украл кинжал и хотел меня убить. А я ответил, что прощаю его, и вообще, теперь я и Тэкту с ним – кровные братья, мы лизали его кровь, когда его ранил медведь, так что не стоит вспоминать старое.

Весь наш караван челноков пристал в заливчике возле Щели, мы быстро наломали ветвей, поставили шалаши и разожгли костры. Урхату подарил для пира убитого накануне кабана, мы достали свои запасы, и началось веселье. Ходжа был в ударе и распевал песни обо мне с Куньей, о нашей любви, о семенах Дабу, которые теперь защищают всех жителей Ку-Пио-Су, и даже о героическом поступке Куньи, которая сама разрезала себе руку кинжалом, чтобы показать всем, что значит милость Дабу. Как всегда, прозвучала и наша «фирменная» песня о дружбе.

Жители Щели, во главе с Урхату, слушали сказания, раскрыв рты, а Урхату даже подсел к нам с Куньей и потребовал подтвердить, что все это – правда. Потом он стал расспрашивать Кунью, как она решилась на такой подвиг – самой резать свое тело, а та ему очень просто и скромно отвечала, что когда любишь – ничего не страшно, и, по особой его просьбе, показала тоненький белый шрам на руке, который, впрочем, уже почти не был виден. Урхату после этого проникся большим уважением к моей жене, и оказывал ей всяческое внимание.

Спать мы с Куньей легли в отдельном шалаше, и перед тем, как уснуть, долго ласкали друг друга, а потом, вдыхая запах травы и листьев, лежали рядом и говорили о том, что завтра привезем Гунду к Суэго, и гадали, как это будет. Кунья, как всегда, уткнулась носиком мне в подмышку и закинула ногу на живот. Я как-то спросил, почему она выбирает именно такую позу для сна. А она ответила, что хочет чувствовать меня во сне всем телом, и ощущать мой запах.

Рано утром, едва рассвело, мы выбрали самый маленький и легкий челнок, Кунья уселась в него, а я пошел поднимать мать. Она спала в шалаше вместе с Наей и Гарру, но не мешала им, так как допоздна гуляла по берегу с Майкой, молодой женой Сойгу, и выслушивала ее восхищенные рассказы, какой Сойгу замечательный муж, какой он смелый, как вместе с Уоми сражался с суаминтами, и как Уоми его спас. Когда Гунда вернулась в шалаш, Ная и Гарру уже спали, но она долго не могла уснуть, вспоминая о своей счастливой жизни с Суэго, и потихоньку плакала.

Подойдя к шалашу, я заглянул туда, и, различив в сумраке мать, слегка потряс ее за плечо. Гунда проснулась сразу, подняла голову и увидела меня.

- Что случилось, Уоми? – тихонько спросила она.

Я поднес палец к губам, и знаками показал, что жду ее снаружи.

Не прошло и минуты, как мать, накинув безрукавку, босиком, вышла из шалаша. Не отвечая на ее недоуменные вопросы, я повел ее за собой к берегу, сказав только, что есть срочное дело.

Мы подошли к челноку, и, увидев там Кунью, она немного успокоилась. Когда мать села в челнок, я взялся за шест, а Кунья, сидя на корме, помогала мне, подгребая веслом. Гунда, так и не добившись от нас связного ответа – мы только отвечали, что плывем недалеко, в одно место, в нескольких часах пути, и нам понадобится ее помощь, свернулась на носу челнока, укрывшись меховой накидкой, которую предусмотрительно захватила Кунья, и задремала под плеск воды.

Я передал шест Кунье – хотя для нее он и был тяжел, но она справлялась – и вызвал Суэго. Он тотчас ответил – оказалось, что, предупрежденный мною накануне, он не спал всю ночь от волнения, ожидая нас. Я попросил его выйти на берег.

Часа через два мать проснулась, и снова начала было расспрашивать, куда мы плывем, но Кунья ловко отвлекала ее разговорами, стала пересказывать ей Шекспира со своими вариациями, и так прошел еще час. Мы приближались к берегу, и я издали увидел отца, стоящего на песке у самой воды. Пока Кунья и Гунда не смотрели на меня, я знаками показал ему, чтобы он спрятался в кустах, что он тотчас и сделал.

Наконец мы подплыли, и лодка ткнулась носом в песок. Я выпрыгнул в воду, вытащил нос челнока на берег, и женщины тоже вышли вслед за мной. Гунда, ничего не подозревая, пошла за нами к кустам, в которых прятался Суэго, и, когда до него оставалось всего несколько шагов, Кунья хитро отвлекла внимание матери, сделав вид, что рассматривает что-то на реке, а я дал отцу знак выйти из кустов и приблизиться.

Не увидев ничего на реке, Гунда хотела обернуться, но Суэго сделал пару стремительных шагов и обнял ее за плечи. Мать вздрогнула и замерла, а Суэго прижал ее к груди и прошептал ей что-то на ухо. Тут ноги ее подкосились, и, если бы отец не поддержал ее, она непременно бы упала. Но он, как пушинку, подхватил ее на руки, и она тотчас оказалась лежащей на траве, а Суэго, наклонившись к ней, уже гладил ее по щеке, по волосам, и неловко, еще неумело, пытался поцеловать в губы. Глаза Гунды, наконец, открылись, она протянула руки и заключила его в объятия, и так и не отпускала, пока он не отнес ее в челнок и не сел сам рядом. Тем временем мы с Куньей сбегали несколько раз к его шалашу и перетащили в лодку все его имущество – оружие, запасы сушеного мяса и рыбы, шкуры убитых им зверей, в том числе даже одну медвежью.

Пока мы этим занимались, отец и мать так и сидели на носу челнока, не отрываясь, смотрели друг на друга, держась за руки, и молчали, как будто оба внезапно лишились дара речи. И только, когда я оттолкнул челнок от берега, и сам запрыгнул внутрь, а Кунья уселась рядом с Гундой и обняла ее, они словно ожили – Гунда заплакала, положив голову на колени воскресшего мужа, а он сидел, обнимая ее и гладя ее волосы.

Лодка плыла по течению, и я не стремился ускорить ее ход. Мне надо было подумать, как снова не вызвать изменение истории, или, по крайней мере, оттянуть его возможно дольше.

Я знаком подозвал Кунью, и, пользуясь тем, что Гунда и Суэго ничего вокруг не замечали, поглощенные друг другом, мы начали совещаться. Я уже убеждался не раз, что ум Куньи тоньше и хитрее моего – не зря она оказалась отличной шахматисткой. Не подвел он нас и теперь. Тотчас поняв новую задачу и чуть-чуть подумав, она предложила оставить челнок недалеко от стоянки. Потом они все останутся в лодке, а я вернусь в Щель пешком и скажу, что женщины остались наловить рыбы, а потом приплыву вместе со всеми к ним. Иначе, если мы привезем Суэго в Каменную Щель, до Ку-Пио-Су быстро дойдет весть о том, что он жив, а так об этом узнают там не раньше, чем мы вернемся из похода, и мы избегнем возможного хроноклизма. Кунья, конечно, слышала это слово впервые в жизни, но тотчас уловила его суть – так называют изменения, вызванные путешествием во времени.

* * *

Так мы и сделали. Я загнал челнок в маленький заливчик в получасе ходьбы от Щели, привязал его к кустам и пошел пешком, а между тем Суэго подробно рассказывал Гунде о своей последней, предсмертной, охоте, о том, как он, раненый, старался дойти к ней и умереть с ней рядом, но сил не хватило, о том, как я появился и спас его, а потом, явившись вместе с Куньей, переправил на реку чуть выше Каменной Щели, где он и дожидался нас. Гунда смотрела на него во все глаза, держа за руку, и молчала, а Кунья выбивалась из сил, стараясь поддерживать разговор за двоих. Наконец, нервное напряжение взяло свое, и глаза Гунды сами стали закрываться. Суэго уложил ее в челноке, где она тотчас уснула, а сам сел рядом с Куньей и они заговорили о последних событиях –женитьбе Азы, сборах в дорогу и прочем. Они знали, что я приплыву за ними не раньше завтрашнего утра, и приготовились к долгому ожиданию. Ближе к вечеру Суэго и Кунья приготовили ужин, сделали два шалаша – в одном улеглась она, а в другом – Суэго и Гунда. Перед тем, как устроиться на ночлег, Суэго потащил Гунду купаться, они долго плавали и ныряли в реке, несмотря на то, что вода была еще холодной. К ним присоединилась и Кунья, она их ничуть не стеснялась, как будто они были настоящими ее родителями. Это купание произвело на Гунду животворное действие, и она словно заново родилась – наконец, заговорила с Суэго и стала даже шутить и смеяться. У  всех словно камень с души свалился.

Тем временем, я добрался до Щели и присоединился ко всем остальным дружинникам. Карась был очень обеспокоен тем, что я вернулся один, и, отозвав в сторону, стал расспрашивать, и я ему объяснил, что мы решили не везти Суэго в Щель, чтобы о его «воскресении» раньше времени не узнали в Ку-Пио-Су – подберем всех троих завтра утром. Подумав, Карась согласился, что так будет правильно. Я провел эту ночь в одиночестве, чуть ли не впервые со дня нашей с Куньей свадьбы, и остро почувствовал, как мне недостает моей Катюшки, посапывающей у меня подмышкой, запаха ее тела и волос.

На следующее утро мы расселись в челноки, попрощались с Урхату и другими жителями Щели, причем напоследок я, после некоторого раздумья, все же дал таблетки биоблокады на всех жителей Щели, считая и детей, и под благодарности Урхату и его «подданных» мы отплыли.

Через полчаса наш большой челнок свернул в заливчик и принял на борт троих «робинзонов», а их лодку мы взяли на буксир. Суэго рассказывал о своих приключениях, а Ходжа, вместе со всеми, внимательно слушал. Когда мы остановились на ночлег, и все участники похода были поражены появлением Суэго, Ходжа запел новую песнь о том, как Суэго был ранен разъяренной медведицей, но Дабу воскресил его, и он встретился с женой после трех лет разлуки. Гунда сидела рядом с мужем, не сводя с него глаз и не отпуская его руки ни на минуту. Только раз она отошла в сторонку, подозвала меня и чуть не задушила в объятиях. Тэкту тоже сидел рядом с матерью и отцом, и ловил каждое их слово.

А я все не мог наглядеться на мою Кунью, слушал ее рассказ о том, как они провели день, и чувствовал, что соскучился так, как будто мы год не виделись. На ночь опять построили шалаши, и мы с Куньей ласкали друг друга, как в нашу первую ночь, а рядом в шалаше лежали Гунда и Суэго, и наутро глаза Гунды сияли так же, как глаза Куньи.

* * *

Через неделю пути мы сделали первую длительную остановку в селении рыболовов на берегу большого залива. Завидев нашу флотилию, все жители селения похватали копья и луки, и спрятались на опушке леса, росшего у реки. Мы не знали, как вступить с ними в переговоры так, чтобы не началось сражение, и тогда Кунья снова всех нас удивила.

Она сошла с челнока на берег, а нам всем велела остаться в лодке, и босиком, в одной своей белой безрукавке, спокойно пошла к лесу под прицелом луков местных жителей. Подойдя совсем близко, она низко им поклонилась и сказала, что мы пришли с миром, наши мужчины хотят сватать невест и привезли за них богатый выкуп, а она – жена Уоми, предводителя похода, и пришла познакомиться с хозяевами поселка. Так она и стояла, пока осмелевшие рыболовы не вышли на опушку. Мы тоже вышли из челноков, бросили копья на траву и поклонились хозяевам в знак мира. Кунья подошла ко мне, подала мне руку, и мы вместе пошли в поселок, сопровождаемые местными жителями, которые радовались, что войны не будет, и принимали нас, как гостей.

Вечером, когда мы сидели вместе с местными у костров и пировали, я спросил:

- Катюшенька, а тебе не страшно было стоять одной под прицелом их луков и копий?

И она опять ответила с искренней простотой:

- Я думала о тебе, любимый, а когда любишь, ничего не страшно! Я считаю, мы и дальше должны поступать так же – увидев девушку без оружия, кто станет в нее стрелять?

- Ну да, им же невдомек, что я научил эту девушку таким приемам боя, что с ней не справится ни один мужчина этого времени! – ответил я, целуя ее при всех.

Мы с ней, кстати, поставили своей целью научить все племена, живущие у реки, этой новой любовной ласке – поцелуям. Мы расхаживали по поселку, и часто при всех целовались. На вопросы местных Кунья отвечала, что это обычай Ку-Пио-Су – мужчина и женщина, целуясь, обещают любить друг друга и быть верными всю жизнь. Нам вовсе не нужно было устраивать представление и изображать страсть – мы ее испытывали на самом деле, и все, кто на нас смотрел, это чувствовали. Молодежь наблюдала за нами, широко раскрыв глаза, а мужья и жены постепенно начинали нам подражать, а это нам и нужно было, мы искренне хотели сделать этот грубый и суровый мир мягче и нежнее. Разгуливали мы, одетые очень просто – Кунья по-прежнему в своей белой безрукавке, доходящей до середины бедер, а я – в тонких кожаных шортах такой же длины, которыми заменил штаны.

На следующий день были устроены смотрины. Все девушки-невесты поселка собрались на площади, уселись полукругом и запели песни. Потом выступал наш Ходжа. Он, аккомпанируя себе на бубне, пел песни собственного сочинения, в которых, как всегда, прославлял Уоми, сына священного Дабу, его храбрую и верную жену – Кунью, их подвиги в войне с суаминтами… Закончился «концерт» песней о дружбе, и мы все подпевали.

Наконец, начались игры – наши юноши гонялись за девушками, а нагнав, набрасывали ремешок им на шею. При этом девушка считалась пойманной, юноша приводил ее к старикам поселка, они при всех целовались, и после уплаты выкупа она становилась его женой. Юноши бегали в полном вооружении, с копьем, дротиком или луком, в меховых унтах, а девушки – налегке и босиком, так что, если какая-то девушка не хотела становиться невестой, она могла легко убежать от своего преследователя, что исключало нежеланные союзы. Таких, однако, не нашлось – наши юноши были хоть куда, и местные невесты не очень-то старались от них убегать.

В этом поселке мы засватали шесть невест, больше на выданье у них не было – остальные были либо уже просватаны, либо не достигли еще нужного возраста. В качестве выкупа было предложено бронзовое оружие – копья, дротики, стрелы, ножи и топорики, в среднем по одному предмету за невесту, только стрел полагалось по пять штук, а дротиков – по два. Это привело местных жителей в восторг, они никогда не видели такого оружия, и считали выкуп очень богатым.

Проведя еще два дня в поселке, после того, как невесты уже стали молодыми женами, причем, по-моему, они все были довольны своими мужьями, мы поплыли дальше. Походный порядок сложился быстро: утром все завтракали сушеным мясом или вяленой рыбой, а потом плыли до заката. Остановившись на ночлег, готовили сытный ужин из добытой во время плавания дичи или рыбы (которую Дабу, при моем посредничестве, всегда посылал нам щедро). На остановках мы с Куньей, Гарру с Наей и Суэго с Гундой, собирались обычно у одного костра, ели и разговаривали. Нередко к нам присоединялись и Сойгу с Майкой, у которой был очень легкий и веселый характер,   Кунья и Ная с ней быстро подружилась. Я не раз слышал, как они тихонько что-то обсуждали все вместе, то и дело прыская со смеху. Когда я спросил Кунью, о чем они говорят, она, нисколько не смущаясь, ответила, что они обсуждают достоинства своих мужей, и горячо спорят, чей муж лучше, как в постели, так и во всех остальных отношениях, причем каждая отстаивает своего, и не уступает подругам.

* * *

Примерно через месяц мы продвинулись довольно далеко на север, посетили еще три поселка и засватали еще десяток невест. К нашей флотилии присоединилось четыре челнока, полученные в приданое от щедрых родичей невест, а мы им, дополнительно  к выкупу, дарили за каждый челнок по бронзовому кинжалу. Всем нашим новым женам, после отъезда из родного поселка, на первой же ночевке торжественно вручали «семечко Дабу», то есть, защиту биоблокадой – они ведь тоже теперь были жителями Ку-Пио-Су, и находились под покровительством Дабу. Очень скоро это пригодилось на практике – одна из молодых жен, рубя бронзовым топором хворост, случайно попала себе по ноге, глубоко разрубив ступню. И уже через полчаса рана почти зажила, и девушка гордо расхаживала по лагерю, показывая шрам на ноге и громко восхваляя Дабу, не забывая и меня, его сына. Она очень хотела, чтобы я ее обнял и поцеловал, дав тем самым еще большее покровительство Дабу, но мы с Куньей объяснили, что поцелуй – это символ верности на всю жизнь, поэтому целоваться можно только с женой или близкими родственниками по крови. На поцелуи мужчин с мужчинами был вообще наложен строгий запрет, который предложил я, памятуя об извращениях, широко распространенных в моем мире.

Ночью, когда мы лежали с Куньей вдвоем в шалаше, она меня спросила:

- Скажи, милый, а тебе хотелось поцеловать Мину, когда она просила об этом, после того, как у нее зажила раненая нога?

- Честно?

- Честно!

- Да, хотелось, она хорошая девушка. Но я люблю только тебя, Катюша, поэтому можешь не ревновать – я буду целовать только тех, кого ты мне разрешишь.

- Хитрец! Ты ведь знаешь, что я тебя люблю слишком сильно, чтобы что-то запрещать…

- Даже поцеловать другую девушку?

- Даже взять вторую жену, если ты этого захочешь!

- Никогда, Катюшка! Мне хватит тебя одной на всю жизнь.

- Ты можешь ручаться за свои слова?

- Могу!

- Тогда докажи мне это, и немедленно!

И я доказывал, долго и страстно, а она тоже не оставалась в долгу. Удивительно, но со временем наша страсть ничуть не ослабевала, напротив, к ней присоединялась все большая духовная близость, усиливающая страсть. В разговорах, которые мы вели по ночам, не было запретных тем. Я постепенно все больше рассказывал Кунье о своем мире, о том, как там живут люди, как любят друг друга мужчины и женщины, об уродливых проявлениях однополой любви, о ревности, изменах и всем прочем. Многое Кунью возмущало, кое-что она не понимала, но все знания откладывались в ее памяти.

Постепенно, по частям, я более подробно рассказал ей о своей миссии, о том, как я задумал и осуществил изменение истории, и как, таким образом, было спасено от смерти примерно пятьдесят миллионов жителей Земли. Она очень живо представляла, что это такое – пятьдесят миллионов человек! И у каждого – любимые, родители, дети…

- Уоми, ты не просто герой, ты – самый главный герой на земле! – говорила она.

- Нет, Катюша, - отвечал я, повторяя то, что уже сказал когда-то - ты преувеличиваешь. Я всего лишь сделал то, что должен был, оказался в нужном месте в нужное время. Кроме того, прежняя история Земли никуда не делась – все эти смерти, страдания, боль и слезы. Просто появилась новая история, более счастливая. И к тому же, меня тогда звали не Уоми, а Вадим…

- Как все-таки несправедливо устроен мир! – говорила Кунья, чуть не плача.

- Ну нет, все справедливо. Каждый получает то, что заслуживает, если даже не при жизни, то после смерти. И главное в человеке не то, что происходит вокруг него, а то, что в нем самом. С этим он потом и остается. Помнишь: делай, что должен, и будь, что будет.

- Да. Я уже говорила, что это мудро. Так и стараюсь жить. И ты тоже.

- Да. И я – тоже.

- Знаешь, когда я тогда, перед всеми, резала себе руку, чтобы показать, что такое биоблокада, я вспоминала эти слова. Я должна была это сделать!

- И я тоже вспоминал, храбрая моя Катюша! И поэтому не стал тебя удерживать.

Как-то я рассказал ей историю любви Олега и Нины, у которых мы побывали в гостях во время «отпуска», и она искренне радовалась за них.

- Скажи, милый, - спросила она, - а если мы умрем, мы тоже будем там? И сможем и дальше любить друг друга?

- Да. Все зависит от нас самих, точнее, от тебя – ведь я уже давно умер в первой жизни и переселился туда. Но я не хочу никуда уходить из этого мира, ведь это твой мир, наш мир, и я его люблю!

- А мне понравится любой мир, где есть ты! Но ты прав, здесь лучше.

По мере нашего продвижения вверх по реке становилось все жарче – лето было в разгаре. Река становилась уже, течение – быстрее. Все работали шестами и веслами, не жалея сил, и мужчины, и женщины, и к вечеру пот катился со всех нас градом.

И, конечно, именно Кунья стала застрельщицей наших вечерних купаний. Как-то раз, когда мы в конце дня вытащили челноки на берег, она подошла ко мне и просто сказала:

- Пойдем, искупаемся, милый! – и стащила через голову свою безрукавку, ни на кого не обращая внимания.

Мне, как мужчине, никак нельзя было спасовать, показать свою стеснительность, я тоже скинул шорты, и мы, держась за руки, как дети, побежали к реке. Глядя на нас, и все остальные тоже потянулись к воде. Кто-то стеснялся, прикрываясь руками, кто-то купался в одежде, но большинство, особенно молодежь, вдохновленные нашим примером, не стесняясь, сбрасывали одежду и бежали к берегу. Куньей все откровенно любовались, особенно, когда она, выходя из воды на берег, проводила руками по своему телу и волосам, стряхивая воду, чтобы быстрее обсохнуть. Потом она обычно полоскала свою безрукавку, отмывая ее от пота, и, пока та сохла, до утра, надевала легкий передничек из тонкой кожи, прикрывающий грудь и живот. Ничто ее не смущало – ни нагота, ни трудности пути, ни тяжелая работа в течение всего дня. Казалось, она живет только ожиданием того часа, когда мы с ней ложились рядом в шалаше и обнимали друг друга, а потом еще долго тихонько разговаривали в темноте, пахнущей травой и листьями.

Все, глядя на Кунью, невольно приободрялись, и старались стойко переносить наш нелегкий путь. Мне порой казалось, и не без оснований, что это не я, а она руководит нашим походом, и я был счастлив и горд за свою жену.

* * *

Мы продолжали двигаться вверх по реке, останавливаясь в каждом поселке и сватая невест. Ходжа, который когда-то уже побывал здесь, узнавал эти места, благо теперь он был зрячим. Он и сказал мне, что в одном дне пути расположено последнее рыбацкое поселение на этой реке. А потом начнется трудная работа по перетаскиванию лодок в верховья другой реки, текущей на север. Нужно было волоком преодолеть путь через водораздел длиной примерно в километр. Я полагал, что не стоит утомлять людей, и нам придется воспользоваться «помощью Дабу», которую я обеспечу. Как всегда, ночью я посоветовался с Куньей, и она одобрила этот план.

- Милый, если бы речь шла о том, как жить дальше, все время, я бы сказала, что все должно достигаться трудом. Но это – одноразовое действие, и ничего страшного не будет, если люди получат помощь Дабу. Я, конечно, понимаю, что это не совсем Дабу… но нашим не все ли равно?

- Умничка моя! Я тоже так думаю, - ответил я ей, она облегченно вздохнула и заняла свое обычное положение для сна – уткнула прелестный носик мне подмышку и закинула ногу на живот, обняв меня обеими руками.

На следующий день мы доплыли до последнего поселка. Дальше река становилась совсем узкой и мелкой – судоходный участок закончился. Жители, как всегда, встретили нас настороженно, и, как всегда, Кунья одна вышла из челнока и отправилась к местным жителям на переговоры.

Уже через час мы строили шалаши на берегу, от костров слышался женский смех и визг, а старейшина поселка сидел неподалеку в компании Карася, Сойона, брата Тэкту и меня, и договаривался, как устроить на следующий день состязания и смотрины.

Назавтра мы засватали тут двух девушек, заплатили выкуп, и я с Сойоном, Карасем, Тэкту и Куньей (куда же без нее?) направился через водораздел к соседней реке, текущей на север. Пошел с нами и мой отец Суэго, а также Ходжа – единственный из наших, кто знал эти места.

Через час мы, преодолев водораздел, подошли к соседней реке. Она была тут вполне судоходной и могла нести челноки, но вот перетаскивание их должно было занять не один день. Мы уселись на берегу и стали совещаться, как перетащить лодки. Я сказал:

- Друзья, есть выход! Я попрошу Дабу, и он нам поможет.

- Как? – спросил отец.

- Я пока не знаю. Дабу пошлет мне ночью вещий сон, и завтра мы будем знать.

Мы посидели еще на берегу и направились обратно. По дороге нам (не без моей помощи) попался крупный олень, и Суэго его подстрелил. Мы привязали тушу за ноги к молодому деревцу, и, взявшись по двое спереди и сзади, без проблем дотащили до лагеря.

Вечером трещали костры, жарилось мясо, местные выставили несколько больших жбанов с медовой брагой, и все весело пировали, а молодые жены целовались со своими мужьями, соревнуясь, у кого поцелуй продлится дольше. В итоге, под смех и одобрительные крики зрителей, победили мы с Куньей, все-таки у нас был самый большой опыт.

На следующий день мы вытащили наши челноки на берег, выгрузили из них все имущество и запасы, а потом я сказал, что Дабу поможет нам перетащить лодки в соседнюю реку. Весь поселок собрался, чтобы посмотреть, как это будет выглядеть.

Я подошел к первому челноку, бросил перед ним горсть желудей, и после этого четыре человека без всякого труда сдвинули его с места и покатили в гору, на водораздел. Через два часа челнок уже стоял у берега в соседней реке, и я начал кидать желуди под остальные лодки, а все наши, по четыре человека, легко тащили их в гору под удивленные возгласы местных жителей. Женщины, тем временем, переносили вещи и грузили их в лодки, уже стоявшие у берега соседней реки. Таким образом, эта работа, требовавшая многодневного изнурительного труда, была закончена еще до вечера. Оставив четверых мужчин с оружием охранять лодки, мы направились обратно в прежний лагерь, где завалились спать до утра, а утром попрощались с хозяевами и отплыли дальше на север по соседней реке.

* * *

Теперь плыть стало легче – нам помогало течение. Река становилась шире, на берегах встречались селения. Мы приближались к «Большой Воде» - как я считал, это было Онежское озеро. В селениях мы останавливались и сватали невест. Как уже повелось, первой на берег сходила Кунья, и ни разу не возникло каких-либо конфликтов или непонимания. В последнем селении намрассказали, что в одном дне пути река впадает в «Большую Воду», на берегу которой стоит недалеко от устья последний поселок, а дальше – только Мыс Идолов, где живет «хозяин Большой Воды», колдун Ойху. Толком узнать, кто он такой, нам так и не удалось, говорили о нем шепотом, с оглядкой. Его все боялись – и рыбаки, и желтолицые охотники. Более точные сведения можно было получить лишь в последнем перед Мысом Идолов поселке, который стоял в заливе на сваях.

Лежа рядом с Куньей в шалаше этой ночью, я спросил:

- Любимая, может, не стоит нам плыть к Ойху? Это опасно. Ты же помнишь повесть?

- Помню. Но, во-первых, мы должны дойти до конца пути, не правда ли? А во-вторых, как в повести, освободить от власти Ойху местные племена.

- Это так, но я боюсь за тебя. Конечно, ты – уже не девушка Кунья, а моя верная жена Катюша. А мне вовсе не нужна сказочная Капля, за которой, якобы, отправился Уоми к Большой Воде, но все же... Что же нам там делать?

- В отряде остались еще неженатые – Тэкту, Карась, Сойон, Ходжа. Невест они найдут, думаю, в Свайном Поселке. А там посмотрим. Зря рисковать и соваться к Ойху, может, и не стоит, тут ты прав. Тем более, что мы уже очень сильно изменили сюжет повести… Не меньше, чем я переделала Шекспира, - рассмеялась Кунья. – И кто знает, что нас там ждет, на Мысе Идолов? Возможно, что-то гораздо худшее, чем мы ожидаем…

- Ладно, доплывем до Свайного Поселка – увидим.

На следующий день наша флотилия достигла озера. Выйдя из устья реки, мы увидели бескрайний водный простор – небо смыкалось с водой, и не было видно берегов. Никто из жителей Ку-Пио-Су такого еще не видел, и все сидели в лодках молча, сложив весла, ошеломленные зрелищем.

Наконец, мы свернули налево, вдоль берега, и к вечеру остановились на ночлег. Построили шалаши, быстро приготовили ужин, и улеглись спать. Мы с Куньей, единственные, кто примерно знал, что должно было случиться дальше, волновались больше всех и долго не могли уснуть, разговаривая и гадая, что нас может ждать в этой измененной реальности.

* * *

Утром наши лодки пошли дальше вдоль берега. Озеро изобиловало рыбой, и мы закинули сети с идущих рядом челноков. Не прошло и часа, как сети принесли богатый улов, основной частью которого были семга и форель. Крупные рыбы, длиной до метра, оказались очень вкусными, в чем мы убедились, пристав к берегу для остановки на обед. И тут, после обеда, в небольшом узком заливе, наткнулись на чужую лодку, в которой находились двое местных жителей, ловившие рыбу сетями.

Старший из них, одетый в меховую безрукавку и сапоги, хотел направить лодку к открытой воде, но бежать было некуда – несколько наших лодок уже перегородили залив. Местные опустили весла и сидели в своей лодке, которая была совсем не похожа на наши – ее нос украшала вырезанная из дерева голова лося. Наш челнок подошел к лодке местных жителей, и Карась спросил, как доплыть до Свайного Поселка. Старший рыбак, видимо, не зная, что и думать при появлении такого количества лодок, ответил, что не понимает, о чем мы говорим.

- А как тебя зовут? – спросила у него Кунья. – Не Набу ли?

Рыбак был ошеломлен этим вопросом, он только хлопал глазами, сидя в лодке, и не отвечал.

- А твой товарищ – Каву? – уже более уверенно продолжала Кунья, приветливо улыбаясь.

- Да, я – Набу, а он – Каву, - ответил, наконец, старший рыбак. – А ты откуда знаешь? Ты колдунья?

Кунья весело засмеялась:

- Да, можно и так сказать. У нас есть пророческая книга, из которой мы многое о вас знаем.

- Покажи! – не поверил Набу.

Кунья обернулась ко мне, а я полез в мешок, где добыл из воздуха книгу Покровского, и передал Кунье, а та показала Набу. Тот смотрел на книгу, как на чудо.

- Там еще сказано, что вашего старшину зовут Йолду, правильно? – продолжала Кунья.

- Да, правильно. А зачем вы приплыли к нам?

- Мы живем далеко на юге, приплыли через две реки, сватать невест! – засмеялась Кунья. – Вы нас не бойтесь, мы пришли с миром. Проводи нас в поселок, и получишь подарок, - Кунья протянула Набу небольшой бронзовый нож.

Тот осторожно взял его, повертел в руках, внимательно осматривая, попробовал лезвие ногтем, и, наконец, признался, что никогда не видел такого ножа.

- Где вы его взяли? – спросил он. – У нас таких ножей не бывает!

- Такие ножи делают у нас в поселке Ку-Пио-Су, и еще многое другое. У нас есть много подарков для ваших стариков, только ты нас проводи туда. А нож оставь у себя, мы тебе его дарим.

Набу, сначала боявшийся показать нам дорогу в поселок, расплылся в улыбке, сунул нож за пазуху, и решительно сказал:

- Поплыли! Я провожу вас! – подарок заставил его решиться, а может, на него подействовала приветливая улыбка Куньи и простота ее обращения.

* * *

Мы плыли за лодкой Набу часа два. Повернув из-за мыса, мы увидели на воде в заливе необычное сооружение. Это был деревянный настил, установленный на сваях, забитых в дно залива. На настиле стояло несколько десятков хижин.

Набу указал на берег напротив поселка и сказал:

- Ждите здесь, я поплыву и скажу Йолду.

Он ловко направил лодку к поселку, Каву греб, сидя на веслах. Наши челноки один за другим пристали к берегу, мы вытащили их из воды, чтобы не унесло волнами, и расположились на зеленой полянке, напротив свайного городка. После того, как Набу причалил к пристани, на искусственном острове началась суматоха, и вскоре несколько десятков жителей, в основном, женщины и дети, собрались на краю настила, разговаривая, жестикулируя и все время погладывая на нас.

Внезапно шум и суета прекратились. На край мостков вышел невысокий старик,  уверенный и представительный, с белой бородой. Рядом с ним показался Набу. Старик что-то ему сказал, Набу кивнул, сел в лодку, и направился к берегу, а старик повернулся и ушел.

Когда Набу подплыл и выбрался из лодки, мы уже ждали на берегу.

- Пусть ваши старшие едут со мной, - сказал Набу. – Йолду хочет их видеть и говорить с ними.

Мы, посовещавшись, решили, что поедем я, Тэкту, Сойон и Карась. С нами увязался Ходжа, и, конечно, неугомонная Кунья. Усевшись в лодку Набу, мы уже через пять минут пристали к помосту. Выйдя на деревянный настил, мы направились вслед за Набу к центру поселка и подошли к самой большой хижине, куда и вошли, нагнувшись, вслед за нашим проводником.

В середине хижины горел очаг, а за ним сидел Йолду – седобородый, но еще крепкий и, видимо, сильный. Мы, войдя, поклонились, а потом все, по очереди, коснулись камней, которыми был обложен очаг, показывая хозяину, что просим считать нас гостями и отдаемся на его волю. Тот не изменил выражения лица, но глаза его смотрели весело и приветливо. Знаком он пригласил нас садиться.

Посидев некоторое время молча, Йолду достал из очага уголек, покидал его с ладони на ладонь, и перебросил Карасю, который сидел рядом с ним, Карась – Сойону, Сойон – Тэкту, Тэкту – мне, я – Кунье, она – Ходже, а тот – обратно в очаг. Это был старинный обычай – теперь мы были связаны дружбой. Пожилая женщина занесла в хижину корытце с ракушками и вареной рыбой, и мы все поели.

Йолду посмотрел на меня, видимо, выделив, как главного в нашей группе, и сказал:

- Набу говорил, что у вас есть волшебная книга, по которой вы узнали все о нас. Могу ли я видеть ее?

Я достал из-за пазухи книгу Покровского и передал Йолду. Тот долго листал ее, увидел картинки, на которых изображен был я, Кунья, и даже Набу, причем портреты были очень похожи. Покачав головой, он вернул мне книгу со словами:

- Это великое колдовство! В вашей книге я видел тебя, ее, - Йолду указал на Кунью, - и даже нашего Набу! А черные значки, которые там нарисованы, похожи на те, что нанесены на идолов, стоящих на мысе, где живет Ойху – хозяин Большой Воды. А кто эта женщина? – спросил он у меня.

- Это моя жена, ее зовут Кунья. А я – Уоми, сын Дабу, старейшины всех дубов нашего леса и хозяина всего нашего народа. Это он дал мне книгу.

- Набу говорил, что вы прибыли, чтобы сватать у нас невест?

- Да, это Дабу направил нас сюда. По дороге почти все наши мужчины нашли жен, но осталось еще несколько женихов, и все они перед тобой. Мой брат Тэкту, Сойон, лучший охотник Ку-Пио-Су, Карась – мастер изготовления лодок и оружия, певец и сказитель Ходжа. – Говоря это, я жестом указывал на тех, кого называл, а они наклоняли головы.

- Ну, а меня вы уже знаете, я – Йолду, старшина поселка, - сказал старик, наконец, позволив себе улыбнуться. – Завтра мы устроим игры, на которых ваши женихи, да и все остальные, пусть покажут, на что они способны, а на следующий день будете свататься. Что вы даете в качестве выкупа? Набу показывал мне невиданный нож, который вы ему подарили. Можем мы получить выкуп такими вещами?

- Конечно, Йолду, мы дадим выкуп таким оружием. А вот наш тебе подарок, - я достал из мешка и вручил Йолду бронзовый кинжал и топорик.

Йолду довольно рассмеялся, встал, и, провожая нас, похлопал по плечам. Набу отвез нас на берег.

* * *

Мы все дружно наломали веток в ближней рощице и сделали шалаши, в которых и расположились, испекли на кострах пойманную рыбу, и все наелись досыта, а потом забрались в шалаши и улеглись спать, так как уже стемнело. Перед тем четверо охотников пошли в рощицу и через полчаса вернулись с убитым лосем, к большому удивлению Набу, который остался ночевать с нами на берегу.

Мы с Куньей перед сном снова обсуждали события сегодняшнего дня, и решили, что, пока не закончится сватовство, ничего предпринимать не будем. А завтра попробуем побольше узнать об Ойху у Йолду, который, конечно, будет присутствовать на играх.

На следующий день многие жители свайного поселка перебрались на берег, вернулись также мужчины, ездившие на мыс Идолов – они отвезли туда недавно пойманного молодого медведя, нужного, чтобы справлять «медвежью свадьбу» - традиционный праздник, заканчивающийся пиршеством. Через три дня они должны были ехать обратно.

Все расселись на траве, и Ходжа, как обычно, затянул свои песни, восхваляя мои подвиги, к которым теперь прибавились чудесные исцеления Карася, Суэго, моего отца, и самого Ходжи. К нашему удивлению, вперед вышла женщина, лет двадцати пяти - тридцати, небольшого роста, стройная и красивая, по имени Ханна, села напротив Ходжи и тоже запела. Она рассказывала в песнях о Большой Воде, бурях и ветрах, которые гуляют по просторам, водяных чудовищах, выплывающих из глубин по ночам, и прочих чудесах здешних мест. Она аккомпанировала себе на невиданном у нас инструменте, похожем на лютню – согнутом в дугу куске дерева с натянутыми струнами из сухожилий. Ходжа, завороженный чудесной музыкой, не мог оторвать от нее глаз.

После песен начались состязания. Вначале были гонки на челноках, и в них местные жители, на своих длинных лодках, легко взяли над нами верх. Зато во всех остальных состязаниях – беге, стрельбе, метании копий и дротиков и борьбе – победа осталась за жителями Ку-Пио-Су. К общему удивлению, в борьбе приняла участие моя Кунья – она сражалась одна с тремя лучшими бойцами Свайного Поселка, устроив показательное выступление – на нее нападали с деревянными копьями и ножами, и все в результате оказались на земле и без оружия. Первый из трех смеялся и делал вид, что играет, но когда Кунья провела бросок через бедро, выбив нож, остальные двое напали уже всерьез, заходя с двух сторон, но ничего у них не вышло – они проиграли схватку. Кунья подкатом свалила на землю первого, и, вывернув ему руку, отобрала нож, а второго перехватила за шею и обезоружила, перебросив через себя.

Йолду сидел со стариками своего поселка. Я, вместе с Куньей,  подсел к ним и навел разговор на то, кто такой Ойху. Йолду отвечал:

- Он – хозяин Воды. Что прикажет, то Большая Вода и делает. Захочет – озеро даст много рыбы, а если рассердится, может и челноки утопить.

Затем, понизив голос, он сообщил, что Ойху имеет много жен, которых берет из самых красивых девушек окружающих поселков, причем берет без выкупа, и никто не смеет ему отказать. Рассказывают, что жены живут в его домах, стоящих на мысе, и он их мучает – сечет розгами, режет ножами, подвешивает за ноги к столбам, словом, издевается, как хочет. А если женщина не выдерживает такого обращения и убегает, то ее ловят и показательно казнят, обычно живьем разрезая на куски, сдирая кожу или забивая камнями до смерти. Мы с Куньей переглянулись, и я спросил:

- Почему же жители поселков дают своих дочерей Ойху?

-  Как можно не дать! Ойху может проклясть озеро, и оно не даст ни одной рыбы, тогда все умрут с голоду. А если кто поссорится с Ойху, желтолицые охотники по его приказу ловят такого человека и убивают. Несколько лет назад Ойху насильно хотел взять в жены красивую девушку, Гулинду. Ее жених не отдал свою невесту, и они убежали. По приказу Ойху их поймали и привезли к нему. Юноше отрубили ноги, привязали к дереву и оставили так умирать. Гулинда ночью тайно пробралась к своему жениху и убила его, чтобы прекратить его мучения, а сама повесилась на том же дереве. Ойху очень рассердился и приказал вывесить их тела на всеобщее обозрение, так они и висели два года, пока их совсем не расклевали чайки и другие озерные птицы. С тех пор никто не решается противиться воле Ойху.

- Почему же все люди не объединятся и не убьют этого зверя? – спросила Кунья.

- Что ты такое говоришь! Ойху – могучий колдун, он знает все, что замышляют против него. За одни такие слова он может убить тебя! – тихонько, осторожно оглядываясь, отвечал Йолду.

* * *

На следующий день началось сватовство. Как и было принято, женихи гонялись за невестами, а те убегали и сами выбирали, поддаться им или нет. Карась поймал молоденькую дочку Йолду, Сойон – рыжую шуструю девушку, которая, как потом утверждала, «нечаянно» споткнулась. Тэкту ни за кем не гонялся, а на мой вопрос ответил, что никто из здешних девушек ему не понравился. А Ходжа сидел рядом с Ханной и тихонько с ней разговаривал, и они поочередно наигрывали на ее лютне. В конце праздника они нас всех несказанно удивили – оба подошли к Йолду, и заявили, что хотят соединить свои жизни, так как договорились обо всем без пробежек друг за другом.

Ханна была вдовой – ее муж утонул во время рыбной ловли в озере больше пяти лет назад, и с тех пор она была одинока. Родственников у нее не было, и она сама могла решать свою судьбу. Йолду, однако, заявил, что в таком случае выкуп положено заплатить всему поселку, тем более, что никто не хотел лишиться такой певуньи, как Ханна. Мы, не споря, согласились, и свайный поселок получил в качестве выкупа за Ханну два копья с бронзовыми наконечниками, кинжал и десяток стрел. Ходжа и Ханна со слезами на глазах благодарили нас всех.

Вечером мы с Куньей снова лежали рядом в шалаше и обсуждали, что делать. Назавтра мужчины поселка должны были возвращаться на мыс Идолов, чтобы праздновать «медвежью свадьбу». Мы решили, что поедем с ними. Конечно, нас не захотят отпустить одних, обязательно поедут и другие из наших, но там видно будет, как повернется дело.

Утром мы с Куньей, Тэкту, Сойон и Карась присоединились к челнокам свайного поселка и отплыли к мысу. Хотел с нами поехать и Суэго, мой отец, но я не позволил, сказав, чтобы он остался с матерью и заботился о ней. Поездка предстояла рискованная, и мне совсем не хотелось, чтобы Гунда снова осталась одна.

Мы плыли целый день. Я беспокоился, как все сложится, а Кунья, на удивление, была спокойна. Она сказала:

- О чем нам беспокоиться, милый? Даже если нам суждено погибнуть, то мы ведь встретимся снова там, где уже побывали, не правда ли? А мне больше ничего и не надо.

Ей не давала покоя грустная история о погибших юноше и девушке, которых замучил Ойху, и она несколько раз заговаривала об этом. Я же волновался за свою Кунью, и боялся, что с ней может случиться беда.

К вечеру все прибыли на мыс и расположились у небольшой речушки, впадавшей в озеро. Быстро наломали веток, построили шалаши, и устроились на ночлег. Утром нас всех позвали на медвежью свадьбу.

Медведь, подаренный Ойху жителями свайного поселка, сидел в клетке, сделанной из толстых бревен. Ойху – немолодой, худой и высокий мужчина с горящими безумными глазами, подошел к клетке, вокруг которой столпились гости, в том числе и мы. Поклонившись медведю до земли, Ойху сунул ему в морду крупную форель, но медведь рявкнул и отвернулся, и рыба упала на землю.

- Не гневайся, медвежий хозяин! – сказал Ойху. – Приготовили тебе невесту. Прими ее! – и к клетке подвели молодую девушку, стройную, но с явными чертами ее желтолицей матери, младшую дочь Ойху. Та не хотела идти, и ее вели насильно.

Стоящие рядом охотники подали медведю еще рыбу, он потянулся за ней лапами, и они ловко накинули на передние лапы зверя две ременные петли и затянули. Затем, для страховки, накинули еще по ремню, вытащили из клетки бревна, и, растянув на ремнях, повели медведя к двум росшим рядом деревьям и крепко привязали. Медведь стоял на задних лапах, огрызаясь на своих мучителей. Невеста плясала и кружилась перед ним, а Ойху время от времени подходил и толкал ее в спину, да так, что она чуть не оказывалась у медведя в объятиях, тыкалась головой в лохматую медвежью грудь и отчаянно визжала, а Ойху хохотал.

В конце концов, я не выдержал, шагнул вперед и сказал:

- Ойху, зачем мучаешь свою дочь? Она человек, а медведь – зверь, невеста – не жена, и незачем ей обниматься с медведем!

Ойху вздрогнул, с ненавистью взглянул на меня, и спросил:

- А ты кто такой, чтобы мне указывать?

- Я – Уоми, из далекого южного поселка Ку-Пио-Су, со мной моя жена Кунья, мы – гости свайного поселка. У нас дома не принято мучить женщин!

- А у нас принято! – расхохотался Ойху. – Хочешь, и твою жену отдам в жены медведю?

- Попробуй! – с вызовом ответил я, а Кунья схватила меня за локоть и сжала изо всех сил – вокруг было полно желтолицых охотников.

Но Ойху, казалось, уже успокоился. Он дал такого пинка своей дочери, так что та улетела в кусты, взял у одного из желтолицых лук и выстрелил в медведя. Стрела застряла у того между ребер, медведь заревел и заметался между деревьями, чуть не обрывая ремни.

- Ну, кто добьет? – спросил Ойху. – Только одним ударом! Кто сразу добьет, будет сидеть со мной рядом на пиру и получит от меня лучший кусок.

Я вытащил из-за пазухи кинжал и шагнул вперед. Подойдя к медведю, я улучил момент и всадил ему в грудь кинжал по самую рукоятку. Медведь дернулся и повис на ремнях. Я вытащил кинжал, вытер его о медвежью шерсть и вернулся на свое место, рядом с Куньей. Колдун внимательно посмотрел на меня:

- Молодец! Сядешь со мной рядом. И твоя жена тоже.

* * *

На эту ночь медведь остался привязанным между деревьями, а его невеста должна была находиться рядом и охранять труп своего «жениха». Она так боялась Ойху,  что подчинилась, а утром ее нашли в кустах еле живую от страха.

Медведя отвязали, освежевали, сняв с него шкуру, и стали разделывать на траве. Я обратил внимание на то, что медведь со снятой шкурой до жути походил на человека, лежащего на спине, с закинутыми за голову руками.

На разложенных вокруг поляны кострах жарилось медвежье мясо, мы все уселись в круг, причем колдун посадил меня рядом с собой, и лично угощал. Я видел, как жадно сверкают его глаза, когда он смотрел, как я режу мясо своим кинжалом.

- Подари нож, Уоми! – сказал он.

- Нож заговоренный, подарить не могу. Он достался мне от самого Дабу, - ответил я.

- Ну, продай! За нож возьми любую женщину.

Я только покачал отрицательно головой, отрезав еще кусок мяса.

На ночь всех приезжих разместили в деревянных домах, стоявших на сваях недалеко от поляны. Мы лежали с Куньей в маленькой коморке и шептались. Поведение Ойху и его обращение с дочерью нас еще больше возмутило и настроило против колдуна, но что было делать? Не объявлять же ему войну открыто у него дома, где ему все подчинялись. Мы с  Куньей решили, когда все отплывут, тайком остаться и расправиться с Ойху, предупредив наших, чтобы за нас не беспокоились и вернулись в свайный поселок.

Назавтра я отозвал Карася и дал ему указания. Тайная охота за колдуном могла продлиться несколько дней, а выступать против него всем было бы безумием – у него под рукой до сотни покорных ему людей. Я сначала хотел остаться один и подкараулить Ойху, но Кунья решительно заявила, что останется со мной, и, если суждено, умрем вместе.

Но судьба распорядилась за нас. Когда мы все собирались садиться в лодку (Карась должен был высадить меня с Куньей на берегу, неподалеку), провожать пришел сам Ойху.

- Зачем так спешишь, Уоми? – заговорил он. – Вы – гости издалека, и я прошу вас еще погостить у меня. Оставайтесь все на несколько дней, я позабочусь, чтобы вам было хорошо.

- Почтем за честь, хозяин Большой Воды, - ответил я, переглянувшись с Куньей.

Мы привязали челнок, и вслед за Ойху пошли обратно к дому, где провели прошлую ночь. Ойху велел подать нам угощение на лужайке перед домом, и сам остался с нами. Стемнело, мы все сидели у костра, ели, пили вареный мед, и разговаривали, не чуя беды. Наконец, Ойху встал и громко сказал:

- Ну, пора и на покой!

И тотчас я услышал свист и почувствовал резкую боль в спине и груди, и, наклонив голову, увидел, что из груди у меня, пониже левого соска, торчит каменный наконечник стрелы. Посмотрев вперед, я успел заметить, что такой же наконечник торчит из груди Тэкту, который сидел напротив. Я даже не смог удивиться или испугаться, только мелькнула мысль: «Кунья!», и все вокруг померкло.

* * *

Сознание возвращалось волнами. Я вспомнил, как мы сидели у костра, как угощал нас Ойху. Опять темнота. Потом всплыла в памяти стрела, торчащая из груди, такая же стрела в груди Тэкту, и безмерное удивление на его лице. Темнота. Кунья! Что с ней? Я с усилием открыл глаза. Надо мной качались низкие ветви кустов, жужжали мухи. Повернув голову, я увидел тела всех, кто приплыл со мной сюда, на Мыс Идолов. Все они лежали неподвижно, и все были раздеты догола – на них ничего не осталось, как, впрочем, и на мне. С трудом, встав на четвереньки, я подполз к Тэкту, лежавшему рядом, и коснулся его щеки, боясь ощутить холод смерти. Но щека брата была теплой, а на его сонной артерии прощупывался пульс. Облегченно вздохнув, я снова лег – сил совсем не было, и очень хотелось есть.

Сколько же времени я пробыл тут? День, два? Больше? Я посмотрел на свою грудь – стрелы не было, она исчезла. Сел, достал себе шампур с шашлыком и стал, давясь, жевать и глотать мясо. Через несколько минут я почувствовал себя лучше, силы возвращались, а когда я съел еще пару шашлыков, стало совсем хорошо.

Я почти без усилия встал и осмотрелся. Мы все валялись в кустах рядом с тем местом, где угощал нас Ойху. Его дом, где мы ночевали, был близко, но я не пошел туда, а захотел очутиться рядом с Куньей. И тотчас оказался в небольшой комнатке. От пола до потолка в ней стояли два деревянных столба, и Кунья была привязана к ним ремнями – за руки и за ноги. Она была обнажена, голова свешивалась ей на грудь, и, казалось, она была без сознания. Я подскочил к столбам и обнял ее. Тотчас она подняла голову, посмотрела на меня своими лучистыми глазами, и прошептала:

- Уоми! Любимый! Ты жив! Ты пришел! Какое счастье…

Я выхватил из воздуха кинжал, двумя взмахами рассек ремни на ее ногах, и она бессильно повисла на руках, ее босые ноги не доставали до пола. Когда я перерезал и эти ремни, она свалилась мне в объятия, и, если бы я ее не подхватил, несомненно, упала бы. Я осторожно посадил ее на пол и сам сел рядом. Она положила голову мне на плечо и заплакала. Никогда, за все время нашего знакомства, я не видел, чтобы она так плакала – взахлеб, вздрагивая всем телом.

- Катюша! Катенька! Мы снова вместе! Все будет хорошо! – уговаривал я, глядя ее волосы, и одновременно осматриваясь. Комната, в которой мы находились, была без окон, только слабый свет пробивался сквозь щели в стенах. Кунья  тем временем немного успокоилась, она обнимала меня, все еще судорожно всхлипывая. Я обратил внимание, что пол в комнате весь в бурых пятнах и потеках, и вдруг понял – это кровь! Кровь моей Куньи! Я присмотрелся к ее телу, и увидел, что ее грудь и живот сплошь покрыты тонкими белыми шрамами. Ее, несомненно, пытали.

- Милая! Скажи, сколько времени прошло? – спросил я.

- Три дня. Три дня тебя не было, и он мне все время говорил, что тебя убили. Но я не верила. Если бы я поверила, я бы сошла с ума, а так ты мне помогал держаться!

- Кто говорил?

- Ойху. Он приходил каждый вечер. Сначала он резал меня ножом. Твоим кинжалом. Он сказал, что ты умер, и он отнял кинжал. Но я не поверила. Он резал мне грудь, живот… пальцы на ногах… За ночь все восстановилось – биоблокада. На следующий день он снова пришел, и очень удивился, увидев меня. И обрадовался. Он сказал, что сможет забавляться со мной не пару дней, как с другими, а гораздо дольше. Он взял факел. И стал меня жечь. Грудь, ноги, пятки. И между ног. И подмышки… Это было так больно! Но я поклялась себе, что ни одного стона от меня он не дождется. Когда было совсем невтерпеж, я закрывала глаза, и тогда мне казалось, что мы с тобой лежим в хижине, что это наша первая ночь… И боль проходила. Мне было так хорошо! Но потом снова боль. А к утру опять все зажило. И вот пришел ты, и это не сон, правда?

- Страшно подумать, что я с ним сделаю!

- Нет, любимый, не надо! Когда он меня жег факелом, а я забывалась, и думала, что я с тобой, становилось так чудесно! И после этого я еще лучше понимала, как тебя люблю!

- Не хочешь же ты, чтобы он остался в живых?

- Нет. Не хочу. Но не стоит его мучить, он просто жалкий безумец! Я видела. Как он на меня смотрел, на мое тело. Резал и жег его. Но больше он ничего не мог! Он уже наказан так, как не можем наказать его мы. Никто. Он свое получил.

- Когда он должен прийти?

- Вечером. Когда начинает темнеть. Уоми! Я ужасно хочу есть, как будто я не ела месяц…

- Ешь, Катюша, - и я подал ей шампур с кусками сочного мяса.

Некоторое время Кунья только глотала, давясь, даже не успевая как следует прожевать. Когда мясо закончилось, она судорожно сглотнула и сказала:

- Еще! Дай мне еще! Что это со мной, почему я так голодна?

- Это биоблокада. Твое тело тратило силы на восстановление, - ответил я, подавая еще шашлык

- М-м-м… Понятно! – промычала она, глотая мясо.

После третьего шашлыка она, наконец, положила голову мне на плечо и сказала:

- Как хорошо! Ты со мной… Но какая же я глупая, я даже не спросила, что с тобой было?

- А что было с тобой?

- Когда они набросились на нас…

- Кто?

- Ах, да, ты же не видел. Желтолицые, конечно. Им приказал Ойху. Они по его команде выстрелили из луков, и всем нашим всадили по стреле прямо в сердце. Я видела. Но ты мне говорил, что даже пуля, попавшая в сердце, не сможет убить после этих таблеток. И я знала, что вы не умерли. Я очень боялась, что они отрежут вам головы, ведь от этого ничто не спасет, правда? Но они не стали, они были уверены, что вы мертвы, просто раздели всех и оттащили тела в кусты. В меня не стреляли, Ойху приказал взять меня живой. Когда они накинулись на меня, я двоим из них свернула шеи, нескольким сломала руки – как ты меня научил. Но остальные навалились. Все вместе. И я ничего не смогла сделать. Они меня притащили сюда, сорвали одежду и привязали к столбам. Били. А потом пришел Ойху… С ножом. Вот, это все.

- А я очнулся только что. Все наши там. Живые. И нам надо поскорее туда, перенести их в Свайный Поселок, пока не поздно. Пошли! – и мы оказались возле тех кустов, где я пришел в себя.

* * *

Наши друзья уже сидели на земле, а Тэкту даже стоял на ногах, правда, пошатываясь. Раздумывать и объяснять было некогда, в любой момент могли появиться воины Ойху. Я приказал всем встать рядом, Кунья обхватила их с одной стороны, я – с другой, и взял ее за руки. Мгновение – и мы уже оказались на полянке, на берегу напротив Свайного Поселка, и только тут обратили внимание на то, что все мы совершенно голые – в чем мать родила. К счастью, никто нас пока не заметил – лагерь бурлил, все как будто собирались куда-то. Я тотчас создал для всех одежду и оружие – все то, что у нас было, когда мы уезжали, и мы оделись.

Когда мы подошли к лагерю, все замерли, раскрыв от удивления рты и глядя на нас. Первым опомнился мой отец Суэго:

- Уоми! Как ты здесь очутился? Вы все живы? А Йолду приехал, сказал, что вас всех Ойху оставил у себя в гостях, и посоветовал спешить вам на выручку, потому что от него ждать добра нельзя. Мы уже готовились отплывать! Откуда вы взялись – ведь на воде не было ни одной лодки?

- Некогда рассказывать, отец! Все потом. Ойху хотел нас всех убить. Мы с Куньей возвращаемся, чтобы уничтожить это змеиное гнездо, а вы ждите нас тут. Накормите всех – они не ели три дня.

- Уоми, мы все едем с тобой!

- Нет, отец. Нам не нужна война. Мы вдвоем справимся лучше. Это не обсуждается. Я – Уоми, с нами Дабу!

- Тебе виднее, сын, ты – начальник нашей дружины, и я тебе верю. И постараюсь убедить остальных. Когда вас ждать обратно?

- Думаю, уже завтра. Та коробочка с красным камешком, что я тебе дал, с тобой?

- Да, она лежит у меня в мешке.

- Носи ее при себе, я тебя вызову, если вдруг нам понадобится помощь. Но мы справимся сами, думаю.

- Сделаю, сын. Удачи!

Я взял Кунью за руку, и мы оказались в той комнате, где я нашел ее. Теперь, после свежего воздуха, тут ясно ощущался запах крови и горелого мяса. Кунья прижалась ко мне, и я почувствовал ее страх.

- Катюша, что же ты? Ты же никогда ничего не боялась!

- Я и сейчас не боюсь ни боли, ни смерти. Но я боюсь лишиться тебя. Эти три дня…

- Да, я понимаю. Но теперь наш день, и Ойху сегодня не будет в живых. Мы устроим ему ловушку и избавим от него всех.

Кунья, наконец, справилась со своим страхом и перестала дрожать.

- Да, милый… Но пойми меня – я три дня страшилась тебя потерять! По сравнению с этим боль от пыток Ойху – ничто!

Я обнял ее и поцеловал.

- Я все понимаю, любимая. Но мы должны подстеречь его тут, это единственный способ избежать лишнего кровопролития.

- Понимаю. Я все сделаю, как ты скажешь. Даже если надо будет снова терпеть пытки, я потерплю. – Я, наконец, увидел перед собой прежнюю Кунью, верную и храбрую.

- Отлично, Катюша! Вот это другое дело. Но пытать тебя он больше не будет, хотя придется тебе снова немножко повисеть на столбах. А когда он придет, вот тут мы с ним и разберемся.

- Я готова! Я люблю тебя, и не боюсь! Уже пора?

- Еще нет. Мы подождем его здесь, ты же примерно знаешь, когда он должен прийти?

- Да. Еще не так скоро.

- Тогда присядем. – Я создал в углу «камеры пыток» пару стульев. – Хочешь есть?

- Хочу!

Я создал большой казан плова, Кунья его еще не пробовала, пару ложек, маленький столик, и мы приступили к еде. Она наворачивала плов за обе щеки, и хвалила это новое блюдо:

- Милый, а ты не мог бы меня научить готовить такое?

- Это не трудно, только вот рис нам будет взять неоткуда – он растет только далеко на юге.

- Жалко, это так вкусно!

- Я иногда буду тебя угощать, как сегодня, ты не против?

- Посмотрим. Сегодня – это сегодня, а на каждый день такое не пойдет – мы должны жить как все, ты согласен?

- Согласен. Но сегодня я тебя угощу еще кое-чем, так что не наедайся до отвала, оставь место в животе.

- Ладно, но я, в общем-то, уже наелась.

- Хорошо, тогда попробуй вот это, - и я наполнил казан сладким пловом, с изюмом и сушеным урюком. И тут выяснилось, что Кунья еще далеко не наелась – она набросилась на новое блюдо, как изголодавшийся волк. Правда, довольно скоро она оторвалась от казана:

- Хватит, а то мне трудно будет висеть на столбах, - и она засмеялась прежним, веселым и беззаботным смехом.

* * *

Пока до вечера было еще далеко, мы снова сидели и разговаривали. И тут Кунья вспомнила:

- Милый, я тут была не одна. Когда Ойху уходил от меня, я слышала, что он мучает еще кого-то, тут же, рядом. Тоже женщину! Она страшно кричала… Давай пока что ее найдем, может, она еще жива, и мы сможем помочь?

Мы вышли из комнатушки, и увидели напротив еще одну дверь. Она была не заперта, и от толчка отворилась. На столбах, так же, как Кунья, висела девушка, вернее, то, что от нее осталось. Наверное, когда-то она была очень хороша, это было видно по ее стройной, правда, исхудавшей, фигуре и красивому лицу – лица своих жертв Ойху почему-то не трогал. Все ее обнаженное тело было ужасно изуродовано – только тут я понял, что пришлось вытерпеть моей Кунье. На ее красивых, крепких грудях не было сосков – они были отрезаны, и кровь засохла на ее груди и животе двумя ручейками. Низ живота был весь закопчен и обожжен огнем. Пальцы на ногах были отрезаны все до одного, на руках – примерно половина. Кожа на животе и груди была содрана полосками и висела, как лоскуты. Подошвы ног и подмышки были обуглены. И, как это ни невероятно, она была все еще жива!

Когда мы вошли, она приподняла голову, посмотрела на нас ясными серыми глазами, и прошептала:

- Убейте меня! – и снова уронила голову на грудь.

Кунья прижала руку ко рту, чтобы не закричать – чужие страдания всегда были для нее страшнее собственных, потом подошла ближе и обняла девушку за ноги, прижавшись к ней щекой:

- Не бойся, милая, мы тебе поможем!

- Убейте меня! – снова прошептала несчастная. – Или уходите, скоро он придет…

Кунья посмотрела на меня, взгляд ее был красноречивее слов. Но я не мог сейчас тратить время и силы на столь сложное исцеление, поэтому только снял боль, да и это потребовало неимоверного напряжения – ее тело было все пропитано болью.

Девушка на столбах вздрогнула, как от удара, открыла глаза и сказала:

- Ах, как вдруг стало хорошо! Кто вы?

- Мы пришли убить Ойху! – ответила Кунья.

- Его невозможно убить. Уходите, пока он не пришел.

- А ты кто? Что он с тобой сделал?

- Я – одна из его жен. То есть, считается, что жена. Он ничего не может делать с женщиной, может только мучить. Он взял меня у родителей из Свайного Поселка, год назад. Держал тут взаперти, бил каждый день. Выводил голую на мороз зимой, и оставлял до утра. А несколько дней назад я попыталась бежать. Меня поймали, и с тех пор я уже неделю жду смерти, но смерти все нет…

- Как тебя зовут?

- Вита…

- Не бойся, Вита, потерпи еще немного, мы тебя выручим!

- Не надо, какой теперь толк от такого обрубка? Лучше убейте!

- У тебя сейчас ничего не болит?

- Нет, спасибо вам! Но не надо меня забирать отсюда, убейте!

- Подожди нас, Вита, мы скоро придем! – Кунья погладила Виту по изуродованной ноге без пальцев, и мы вышли.

В молчании мы вернулись в свою комнатушку.

- Милый, ты сможешь что-то для нее сделать?

- Смогу, но не сейчас. Мы должны разделаться с Ойху и его воинами.

- Да, я понимаю. Смотри, уже темнеет. Наверное, пора мне занять свое место? – она грустно улыбнулась – видимо, Вита все еще стояла перед ее глазами.

- Ты не боишься?

- С тобой я ничего не боюсь. Теперь, когда я убедилась, что ты жив…

Она сбросила безрукавку, обняла меня и страстно поцеловала:

- Любимый! Только не оставляй меня!

- Никогда, Катюша!

Я подсадил ее, и, когда она заняла прежнее положение, создал ремни, которые обвили ее руки и ноги.

- Не сильно давит?

- Потерплю. Когда ты здесь, я и пытки выдержу с радостью, - она улыбнулась мне.

- Я буду рядом, но стану невидимым, пока не придет время разделаться с Ойху. Ничего не бойся. А чтобы ты знала, что я здесь, я буду касаться тебя рукой, хорошо?

- Хорошо, любимый! Когда ты со мной, я ничего не боюсь.

* * *

Я стал невидимым, не забыв убрать казан с пловом, ложки, стулья, столик и безрукавку Куньи – одним словом, привел комнату в прежний вид. Потом погладил Кунью по груди, животу – она блаженно заулыбалась. Потом присел на пол рядом с ней, и стал целовать пальчики на ее ногах.

- Пользуешься моим беспомощным положением, негодник? – засмеялась она и подвигала пальчиками.

И тут за дверью послышались шаги. Я встал рядом с Куньей, держа руку у нее на талии, как обещал, чтобы она знала, что я здесь. Дверь распахнулась, вошел Ойху со смолистым факелом в руке, и приблизился к Кунье.

- Ну, что, не дождалась своего Уоми? – проскрипел он, и закудахтал, как курица – это должно было, видимо, изображать смех. – Сейчас продолжим наши игры! – Он внимательно рассматривал ее тело. – Отлично, ты готова. Приступим! – и он поднес факел к ее груди.

Я, конечно, не стал ждать и заранее поставил защиту между факелом и Куньей. Огонь трещал, но тело Куньи не менялось – сосок ее левой груди, которую лизал огонь, и не думал обгорать. Моя храбрая Кунья даже не вздрогнула, а глаза Ойху выпучились от изумления. Я решил, что пора кончать представление, и стал видимым. Ойху отшатнулся.

- Как видишь, Кунья сказала правду – я пришел. Давай теперь и мы с тобой поиграем!

Ойху схватил мой кинжал, торчавший у него за поясом, и изо всех сил ударил меня в грудь. Кинжал сломался, а Ойху порезал себе обломком руку и отскочил назад. Я обездвижил его, так что он прирос к месту с факелом в руке, и подошел вплотную:

- Ну, что, старый козел? Кунья сказала мне, что ты даже не способен взять женщину, и развлекаешься только пытками? Получаешь так наслаждение, да? А хочешь, на тебе попробуем?

Кунья внезапно исчезла со столбов и оказалась рядом со мной. Она обняла меня и положила голову мне на плечо:

- Я уже говорила тебе, не стоит его пытать. Просто убей, и все! А потом займемся Витой.

- Хорошо, милая, мы так и сделаем. Не хочешь ли убить его сама?

- Нет. Противно его касаться!

Упавший на пол обломок кинжала, который сломал Ойху, поднялся в воздух и начал приближаться к его животу. Колдун с ужасом смотрел на него. Сначала кинжал разрезал набедренную повязку, она упала на пол, и Ойху предстал перед нами голым. Потом кинжал вонзился ему в пах. Ойху широко раскрыл рот, но не закричал – я лишил его голоса.

- Эх ты, - сказал я с издевкой. – Какой же ты мужчина! Кунья не кричала, когда ты резал и жег ее. Ты – дерьмо, и дерьмом умрешь.

Обломок кинжала начал медленно двигаться вверх, вспарывая колдуну живот. Дойдя до верха живота, кинжал наклонился, и быстрым движением снизу проткнул сердце. Одновременно я снял с Ойху обездвиживание. Внутренности тотчас вывалились из его вспоротого живота, хлынул поток крови, и, захрипев, колдун закрыл глаза и повалился на пол.

* * *

Кунья стояла рядом со мной, и почти равнодушно смотрела на труп Ойху, лежащий на полу.

- Ну вот, - вздохнула она. – Теперь уже не будет никого мучить, это самое главное. Что мы дальше сделаем?

- Я вывешу это тухлое мясо на дереве рядом с домом, как он вывесил тела юноши и девушки, помнишь, Йолду рассказывал? И пусть его едят чайки. Если желтолицым слугам Ойху это понравится, мы просто уйдем. А если нет – придется их тоже развесить на деревьях.

Труп колдуна исчез с пола «камеры пыток», а на вопросительный взгляд Куньи я сказал:

- Он занял свое место на дереве, легко и красиво! Утром его увидят.

- Милый, теперь Вита, да? Или отдохнешь до утра?

- Как можно отдыхать, если рядом мучается человек? Конечно, пойдем к ней.

Так как было уже почти темно, я поднял горящий факел, который выронил Ойху, и мы прошли в соседнюю «камеру», где нас ждала Вита.

Она по-прежнему висела на столбах, но взгляд ее был вполне осмысленным –  боли она не чувствовала, и впервые за долгое время отдыхала от страданий.

- Ну, вот и все, Ойху больше нет, - весело сказала Кунья. – Теперь мы поможем тебе. – И она снова погладила Виту по ноге, до которой могла дотянуться.

- Спасибо за эту весть. Но мне это уже не поможет. Поэтому, если вы так добры – просто убейте меня, быстро и без мучений! Я буду очень вам благодарна!

- Вита, зачем ты так торопишься? – сказал я. – Потерпи еще немного, и ты увидишь, что будет.

Я поставил возле стены кушетку, и Вита мгновенно оказалась лежащей на ней, а ремни, которыми она была привязана, упали на пол.

- Ну вот, так лучше, правда? – улыбнулась Кунья, садясь на край кушетки и беря Виту за руку. Но та взглянула на свои изуродованные руки, и, наконец, зарыдала, продолжая повторять:

- Убейте, убейте! Пожалейте меня! Кому я нужна такая?

- Нам, - кратко ответил я. – Нам нужна.

Вита, удивленная этим ответом, перестала плакать, и только судорожно вздыхала.

- Зачем?

- Затем, что сейчас ты заснешь, а проснешься целой и невредимой. Спи!

Глаза ее закрылись, на лице появилось выражение покоя, и она стала ровно дышать.

- Ну, милая, - обратился я к Кунье, - я займусь Витой, а ты будь настороже. В случае чего стреляй, не раздумывая. – И я протянул ей «Глок-17», из которого она училась стрелять. – Помнишь, как обращаться?

Кунья молча выщелкнула магазин, убедившись, что пистолет заряжен, вставила его на место и передернула затвор, загоняя патрон в ствол.

- А есть еще магазины? – деловито спросила она.

- Запас патронов пополняется автоматически, по мере расходования, так что об этом не беспокойся. Да, вот еще, - и на пистолете появился глушитель. – Это, чтобы было не так громко. Попробуй!

Кунья направила пистолет в пол и выстрелила. Раздался негромкий хлопок, и от деревянного бруса в полу отскочила щепка.

- Отлично, милый, - сказала она. – Не волнуйся, я вас охраняю. Это на случай, если ты истощишь все силы, как тогда, когда спасал меня. – И она направила ствол пистолета на дверь.

Я, зная, что на нее вполне можно положиться, воткнул факел в стену, присел рядом с ней на кушетку, положил руку на грудь Виты и закрыл глаза. Сначала я восстановил ей пальцы на руках, потом – на ногах, потом – соски грудей, потом – кожу на всем теле, убрав ожоги и порезы, потом – органы малого таза, разорванные и обожженные снаружи и изнутри. Еще раз просмотрел весь организм, восполнил кровопотерю на сто процентов, и пришел к выводу, что все в порядке.

Когда я открыл глаза, в комнатке ничего не изменилось – Кунья все так же сидела рядом со мной, направив ствол пистолета в сторону двери, опираясь локтем правой руки о бедро, Вита все так же лежала на кушетке, закрыв глаза, но теперь ее тело было безупречно – я залюбовался им. Не хватало только волос на лобке – они сгорели, а я не знал, какого цвета они были, и поэтому не стал восстанавливать – отрастут сами… И тут я кое-что вспомнил, посмотрел на Кунью – у нее волос там тоже не было, и восстановил этот рыжеватый пушок, который так любил поглаживать ночью. Протянул руку и погладил. Кунья засмеялась:

- Вспомнил, наконец! А я все ждала, вспомнишь ты или нет?

Я потянулся к ней, обнял и поцеловал, и почувствовал, как у меня кружится голова. Кунья бросила на меня внимательный взгляд:

- Милый, тебе нужно отдохнуть, или ты сейчас упадешь! Поспи, я подежурю.

- А ты?

- Я выдержу, ведь я немножко спала по ночам, да и днем тоже, пока не было Ойху. Я привыкла. И ты меня хорошо накормил, так что не беспокойся, сил у меня хватит! Но сначала пробуди Виту, мы поговорим, пока ты будешь отдыхать. В случае чего, я тебя сразу разбужу.

У меня хватило сил создать вторую кушетку и поставить защиту вокруг комнатки, где мы были, послечего я упал на кушетку и провалился в сон. Но перед тем я все же создал столик с казаном плова, берестяное ведерко с водой и две ложки, вспомнив, что Вита, наверное, давно ничего не ела.

* * *

Когда я открыл глаза, в комнатке уже светало – сквозь щели в стенах струился бледный сероватый свет занимающегося дня, а большой казан с пловом был наполовину пуст. Вита лежала на кушетке и спала, Кунья сидела рядом, все так же с пистолетом в руке, и внимательно смотрела на дверь.

Увидев, что я проснулся, она поднесла палец к губам и кивнула в направлении двери. Там явно кто-то был – слышалось тяжелое дыхание и скрип пола. Я потряс головой, прогоняя сон, стал невидимым и переместился за дверь. Там стояли двое желтолицых, один большой и толстый, а второй – маленький, и прислушивались. Разговаривали они, конечно, на своем языке, но я его понимал, как и все языки этого мира.

- Где же хозяин? – сказал толстый. – Дверь закрыта!

- Узун, его еще с вечера нет, не зря Нинда велела нам его найти.

- Вторая комната пуста, эта сучка, жена Уоми, куда-то подевалась.

- Может, Ойху ее выпустил?

- Ну да, выпустит он! Только мертвую…

- Я думаю, она колдунья. Видел бы ты, как хозяин ее в первый день отделал! Не хуже, чем Виту. А утром – хоть бы что, как новенькая! И какая терпеливая! Ни звука не слышно было.

- Может, хозяин отрезал ей язык?

- Нет, когда он уходил, я слышал, она его ругала вонючим козлом, и говорила, что вот придет Уоми и ему покажет!

- А он что?

- А он смеялся.

Я стал видимым, и, стоя у них за спиной, спросил:

- А вам что здесь надо?

Они вздрогнули и обернулись. За поясами у них торчали бронзовые кинжалы, снятые с моих товарищей, и они дружно ухватились за них.

- Уоми! – пробормотал толстый Узун и попятился.

- Так что вам надо?

- Мы пришли за хозяином, старшая жена велела его найти.

- Долго ей придется его искать, он висит на дереве, кормит чаек. Я его туда подвесил после того, как выпустил ему кишки.

Узун еще попятился, и вдруг, выхватив кинжал, прыгнул на меня. Я, конечно, уже ждал этого, поэтому легко перехватил его руку, вывернул и толкнул от себя. Узун взвыл и головой вперед врезался в своего напарника. Они повалились друг на друга.

Пока они копошились, пытаясь встать на ноги, я подобрал кинжалы, упавшие на пол, и, держа их в обеих руках, стал у выхода из дома. Узун, наконец, поднялся, и я втолкнул его в комнату, где раньше висела на столбах Кунья. Следом туда отправился и его напарник. По моему желанию оба они вмиг оказались привязаны к столбам, с руками, скрученными за спиной.

- Если кто-то из вас закричит… - сказал я, поднося кинжал к горлу Узуна.

- Мы будем молчать, господин! – угодливо ответил тот.

- Сколько воинов на Мысе Идолов?

- Двадцать рук!

Это означало – сто человек.

- Где они?

- У реки. Ждут, пока их позовет хозяин.

- Зачем?

- Сегодня он велел всем собраться, чтобы плыть к Свайному Поселку, перебить чужаков, отобрать все, что у них есть, и вместе с их женщинами доставить ему.

- Я уже сказал – хозяина больше нет. Я его убил. Что они теперь будут делать?

- Пойдут по домам. Им давно надоело воевать за хозяина.

- Кто ими командует?

- Урс Большой.

- Отведешь меня к нему.

- Узун отведет, развяжи!

Я перерезал ремни и пихнул толстого Узуна в спину:

- Веди!

Он вышел из дома, и мы быстро зашагали к реке. Через пять минут мы были на месте. На берегу стояла толпа людей, рядом были привязаны лодки. Я толкнул Узуна вперед, прижав острие кинжала к его спине, и сказал:

- Шевельнешься – убью! Позови Урса.

- Урс, Урс! – закричал Узун. – Иди скорее сюда, хозяин зовет!

От толпы отделился человек высокого роста и направился к нам. Подойдя, он увидел меня, и поднял копье:

- Кто здесь?

- Я, Уоми. Я убил вашего Ойху, вы его не дождетесь. Расходитесь по домам!

- Ты врешь! Ойху – великий колдун, его нельзя убить!

- Пойдем, увидишь сам. Иди вперед с Узуном. Сделаешь что не так – убью.

Я повел их к дереву, на котором висел труп Ойху. Уже совсем рассвело, над телом кружились птицы и рвали кишки, свисавшие из его распоротого живота.

Увидев эту картину, Урс неожиданно бросил копье, упал на колени, и, повернувшись ко мне, прижался к земле лицом.

- Уоми, ты спас нас всех от власти Ойху! Говори, что нам делать!

- Расходитесь по домам и больше сюда не возвращайтесь. Уоми сказал!

Урс встал, еще раз низко поклонился, подобрал копье и побежал к реке. Я слышал, как он кричит на бегу:

- Уоми убил хозяина и подвесил на дереве! Мы свободны! Плывем домой! – а навстречу ему поднялся разноголосый веселый гомон.

- А что делать Узуну? – спросил меня толстяк.

- Иди, отвяжи своего друга в доме, и тоже идите домой.

- Мой дом – здесь.

- Тогда оставайся.

- А что делать с женами Ойху? У него двадцать жен.

- Пусть тоже идут по домам. А кто захочет – пусть остаются. Все, чем владел Ойху, теперь принадлежит им.

- Слушаюсь, господин!

- Я на днях приду, посмотрю, все ли ты сделал, как я велел, если что не так – умрешь!

- Слушаюсь, господин!

- Где стоит наш челнок, на котором мы приплыли?

- Недалеко, у берега, Узун покажет!

- Жди!

Я переместился в комнату, к Кунье. Вита уже проснулась и сидела на кушетке. При моем появлении она стыдливо прикрыла руками грудь.

- Ну, все, Катюша, я распустил войско Ойху по домам. Можем и мы отправляться…

Я подал девушкам две безрукавки, такие, какая была у Куньи, и они торопливо оделись. Я убрал из комнаты все лишнее, включая и пистолет, который так и не пригодился, взял их за руки, и мы оказались рядом с Узуном.

- Веди!

Минут через десять мы подошли к маленькому заливчику у берега озера, там стоял челнок Карася, на котором мы приплыли. Мы втроем сели, я взял весло, перерезал причальный ремень, и челнок отплыл. Напоследок я крикнул Узуну:

- Через несколько дней я приеду посмотреть, что ты сделал, Узун!

- Узун все сделает правильно, господин!

Я отгреб недалеко от берега, и велел челноку плыть дальше самому. Челнок качнуло, у носа поднялся бурун, и он понесся вдоль берега, как моторная лодка. Кунья подсела ко мне и обняла. С другой стороны подсела Вита и робко взяла меня за руку:

- Уоми, ты спас мне жизнь, как тебя благодарить?

- Я – целитель, и это мой долг. Живи, как хочешь, и будь счастлива – это лучшая благодарность.

Вита уткнулась мне в плечо и заплакала. Кунья придвинулась к ней, погладила по голове, и стала что-то шептать ей на ухо, та кивала головой, а потом несмело улыбнулась и обняла Кунью.

Через два часа мы пристали к берегу напротив Свайного Поселка. Вся дружина высыпала нам навстречу, к ней присоединились многие местные жители. Мы вышли из челнока и я сказал, что Ойху больше нет, его жены могут вернуться по домам или остаться жить на Мысе Идолов, как захотят. Вита стояла рядом с нами, держа за руку Кунью, и я вдруг заметил, какими глазами смотрит на нее Тэкту. Он смотрел точно так же, как я смотрел на Кунью, когда увидел ее впервые.

* * *

Целый день продолжались наши рассказы, которые слушали как приезжие из Ку-Пио-Су, так и жители свайного поселка. Целый день сидели рядом Ходжа и Ханна, только что не заглядывая мне в рот. Целый день все дружно пировали, на такой случай Дабу послал (через меня, разумеется) великолепный улов и отличную охоту в виде нескольких лосей и оленей. Наконец, развязались у всех языки. Убитый мной колдун держал в страхе все окрестные селения, как рыболовов, так и желтолицых охотников, и все радовались, что избавились от его власти и постоянной дани, которой он всех обкладывал, причем самой тяжкой была дань молодыми девушками.

В конце концов, я почувствовал, что больше не могу, обнял Кунью, и мы удалились в свой шалаш. Оставшись, наконец, вдвоем, мы дружно сбросили одежду и обняли друг друга.

- Катюша, неужели мы это все-таки сделали?

- Сделали, любимый! Ты сделал! Но у меня к тебе большая просьба…

- Какая?

- Давай сегодня просто отдохнем, выспимся… Я так устала!

- Дело только в этом, милая?

- Нет, не только. Я хочу, чтобы это снова было, как наша первая ночь. Чтобы запомнить на всю жизнь! А для этого мы должны отдохнуть, ты согласен? Мы умерли и воскресли, разве нет? Мы начинаем жизнь заново…

- Я согласен. Разве я могу в чем-то отказать тебе, родная моя?

И мы действительно заснули в объятиях друг друга, как делали это еще до свадьбы, с той только разницей, что Кунья, как обычно, уткнула носик мне подмышку и закинула ногу на живот, а я обнял ее, но перед тем, как уснуть, мы еще долго разговаривали.

- Ты заметил, как Тэкту смотрел на Виту?

- Конечно! Этого не заметил бы только слепой. Кажется, мой старший брат наконец-то встретил девушку, которая достойна его внимания, да?

- Надеюсь, мы не ошибаемся, милый! Тэкту совсем не похож на тебя, кроме одного…

- Чего же, по-твоему?

- Вы оба надежны, как каменные скалы! – и она тихонько рассмеялась.

- Катюша, а о чем вы с Витой шептались в лодке?

- Я предложила ей уехать с нами, в Ку-Пио-Су. И она согласилась! Ей трудно будет жить здесь, со своими, которые знают, что она была женой Ойху.

- Да, пожалуй… Это ты хорошо придумала. Ты завтра расспроси ее, обратила ли она внимание на Тэкту? Ну, не прямо, конечно…

- А я уже и так знаю. Весь день они не отводили глаз друг от друга. Ты был занят своими рассказами, тебе было не до этого, а я все видела. А потом Тэкту подсел к ней, и они о чем-то говорили.

- Хорошо бы, чтобы так!

- А ты спроси его.

- Спрошу.

- Милый, я хочу еще спросить тебя о чем-то. Ты не рассердишься?

- Зачем же мне сердиться?

- Мне просто очень любопытно. Нас всех ждет когда-нибудь смерть, верно? А ты уже прошел через это. После первой жизни, верно? Как это выглядит? Это страшно? Больно?

- Нет, Катюша, это совсем не страшно. Тогда я вообще не сразу догадался, что умер – заснул, как обычно, восьмидесятилетним стариком, а проснулся… Я даже не понял, где и кем, и только спустя какое-то время сообразил, что же произошло. А потом встретился и разговаривал с Ним, и только тогда понял все до конца…

- Как я тебе завидую! Как жаль, что Он так и не захотел со мной увидеться…

- Поверь, Он сделал так, как лучше для тебя.

- Я верю… Ну, а второй раз, недавно, когда в тебя попала стрела?

- Было больно, когда сердце мне пробила стрела. Но не очень. Я уверен, что тебе, когда тебя мучил Ойху, было во сто раз больнее. Потом я увидел такую же стрелу, которая попала в Тэкту. Потом стало темно. И еще помню, что моя последняя мысль была о тебе… А когда я очнулся, то обнаружил, что лежу под кустами со всеми вместе, и над нами жужжали мухи. И очень хотелось есть.

- А я думала о тебе все время, пока висела на столбах. И уверена, что, если бы не эти мысли, я бы сошла с ума… Я так благодарна тебе!

- За что, любимая?

- За то, что ты есть! И за то, что ты такой…

* * *

На другой день мне не пришлось искать Тэкту, он сам подошел ко мне:

- Брат, скажи, когда вы нашли Виту, как она выглядела? До того, как ты ее исцелил? Что с ней было?

- Поверь, тебе лучше не знать этого…

- Я знаю, что лучше не знать… И все же хочу знать! – совершенно нелогично заявил Тэкту. – Когда я спрашивал ее об этом, она сказала только, что она уже не была человеком, что она не хотела жить…

- Да, Ойху ужасно ее мучил. Целую неделю! Я не представляю, как она выжила. Я никогда бы не подумал, что живой человек может выдержать такое… А она выдержала!

- Это правда, что Кунья предложила ей поехать с нами?

- Правда. И она согласилась.

- Я так рад!

- Почему?

- Ну… Она мне очень нравится… Она такая добрая и красивая… Как только я ее увидел, что-то произошло со мной. И мне почему-то очень хочется, чтобы она поскорее забыла то страшное, что пришлось ей пережить.

- Мне тоже этого хочется, брат. И я думаю, что вам обоим будет лучше, если вы поедете домой, как муж и жена, а не просто так…

- Ты тоже так думаешь, брат? Знаешь, я никак не могу решиться это ей сказать. Весь день вчера собирался, но так и не сказал, - и Тэкту покраснел, что при его веселом и бесшабашном характере, да еще при его смуглой коже, было вдвойне удивительно.

- Брат, я сам поговорю с ней, хочешь?

- Хочу!

Я нашел Виту на берегу. Она сидела, обхватив руками колени, и смотрела в озерную даль. Я подошел и тихонько сел рядом. Она посмотрела на меня:

- Уоми! А я так хотела с тобой поговорить…

- О чем?

- О твоем брате, Тэкту.

- А ты знаешь, что он тоже только о тебе и думает?

- Правда? – она покраснела, смущенно отведя глаза. – Он тоже?

- Да. И не решается тебе об этом сказать.

- А почему?

- Ну, он знает, что ты слишком много пережила и вытерпела… Может, думает, что тебе сейчас еще не до него?

- Очень даже до него! Ты – целитель, и я могу тебе признаться. Ойху… он не мужчина, он ничего не может… Но, когда я была его женой, он заставлял меня делать такие ужасные вещи… Мне стыдно говорить, даже тебе! А мне так хочется, чтобы меня полюбил настоящий мужчина… Как ты. Или Тэкту…

- Так за чем же дело стало? Он говорит, что больше всего хочет сделать тебя счастливой. Чтобы ты забыла все плохое, что было. Я – его брат, и я говорю это тебе от его имени. Пойдем! – и я протянул ей руку.

Тэкту мы нашли возле его шалаша, он сидел, задумавшись, и смотрел в землю. Нас он заметил, когда мы подошли почти вплотную, вздрогнул от неожиданности и побледнел. Вскочив на ноги, он бросился ко мне.

- Брат, - сказал я, кладя ему руку на плечо. – Вот Вита хотела бы о чем-то тебя спросить, но не решается.

- О чем? – он, казалось, растерялся.

- Об очень важном. Ты любишь ее?

- Больше всего на свете! – пылко ответил он, глядя на Виту, и ее глаза вспыхнули серыми искрами.

- А ты, Вита, любишь Тэкту?

- Я его полюбила, как только впервые увидела… - ответила та, смущенно опуская взгляд. – Это странно, правда? Но это так.

Я обнял одной рукой Виту, а другой – Тэкту, и слегка подтолкнул их друг к другу, а дальше их самих притянуло, словно магнитом. Через мгновение они обнимались, глядя друг другу в глаза, и что-то шептали, и Тэкту гладил рукой ее темные волосы, а она прижималась к его широкой груди, и они уже не замечали вокруг никого и ничего. С минуту я смотрел на них, стоя рядом, потом улыбнулся и ушел.

* * *

Время до вечера прошло незаметно. Я целый день ходил по лагерю, отвечая на вопросы то одних, то других о деталях нашего «сражения» с Ойху, хотя, конечно, ничего не говорил подробно о том, что он делал с Куньей и Витой. Долго я разговаривал с Суэго и Гундой. Я сказал им о любви, внезапно вспыхнувшей между Витой и Тэкту, и мы размышляли, как преподнести это ее родителям, которые были живы и здоровы, но не хотели ее видеть после того, как она была женой Ойху.

Во второй половине дня я, Кунья и Суэго с Гундой сели в лодку и поплыли в Свайный Поселок. Высадившись на помосте, мы направились к хижине Йолду. Подойдя, я просунул голову внутрь и сказал:

- Йолду, это я, Уоми. Примешь гостей?

Йолду встал и степенно произнес:

- Заходи, Уоми! Мой дом всегда открыт для тебя. А кто с тобой?

- Моя жена, мои мать и отец.

Мы прошли в хижину, прикоснулись к очагу, и степенно расселись напротив Йолду. Пожилая женщина, как и в прошлый раз, подала нам корытце с печеной рыбой, и мы отведали угощение, как велит обычай.

После того, как все поели, Йолду погладил бороду и сказал:

- Рассказывай, зачем пришли, Уоми.

- Йолду, у нас важное дело. Ты, конечно, уже слышал, что мы с Куньей расправились с Ойху и распустили его воинов по домам. При этом мы освободили жену Ойху, Виту, которую он насильно взял из вашего поселка год назад. Ойху ее страшно мучил, и мы нашли ее почти мертвой. Но я – целитель, благодаря моему второму отцу, Дабу, и теперь она здорова. Мой брат Тэкту встретил Виту и полюбил ее. Он хочет взять ее в жены.

Йолду молчал несколько минут.

- Разве я могу отказать в чем-то Уоми, который освободил нас всех от власти Ойху? Но ее родители, Вик и Олда, отказались от своей дочери, когда стало известно, что она стала женой Ойху. Они не хотят принимать ее обратно в свой дом, боятся, что духи, которыми повелевал Ойху, их накажут. Поэтому вы можете забрать ее с собой, никого не спрашивая.

- А кому заплатить выкуп за невесту?

- Уоми, ты столько для нас сделал, что нам не нужен от тебя выкуп! Забирайте Виту так.

- Нет, мы не хотим без выкупа. Если ее родители отказались от дочери, мы заплатим выкуп поселку, так же, как за Ханну!

- Уоми, пусть Вита будет нашим подарком тебе и твоему брату!

- Спасибо, мудрый Йолду, Уоми не забудет твою доброту! Тогда завтра мы справим свадьбу моего брата Тэкту и Виты, прошу быть нашими гостями тебя и всех жителей поселка, кто этого захочет!

* * *

Попрощавшись с Йолду, причем он проводил нас всех до дверей хижины, в знак особого почета, мы поплыли обратно в наш лагерь. Пока мы с Суэго гребли, Гунда сказала:

- Уоми! Ты – милость Дабу ко всем людям. Ты спас Ку-Пио-Су от суаминтов. Ты спас Свайный Поселок от Ойху. Ты исцелил многих больных и раненых, ты вернул мне мужа, погибшего три года назад… Благодаря тебе я приобрела новую дочь – Кунью, моя дочь Ная нашла себе мужа, твоего друга Гарру, и счастлива… А вот теперь и мой первенец, Тэкту, нашел себе жену, Виту, которую ты спас. С тех пор, как ты вернулся домой, вся жизнь в Ку-Пио-Су пошла по-другому. Скажи, ты не уйдешь от нас?

- Почему ты спрашиваешь об этом, мать? – удивился я.

- Потому, что я сердцем чувствую – ты пришел очень издалека. Я знаю, что ты наша кровь, твой отец по плоти, Суэго, мой муж, сидит здесь, рядом с тобой, но ты – другой. Может, это потому, что твой второй отец – Дабу. А может, это просто ты сам другой? Когда я думаю о той дали, из которой ты явился, у меня кружится голова!

Я подозвал Кунью, передал ей весло, подсел к матери и обнял ее.

- Мать, оставь такие мысли! Ку-Пио-Су – мой родной поселок, а разве человек уходит из родного дома? Даже если уходит, то непременно вернется! Лучше подумай, завтра будет свадьба моего брата, и у меня прибавится еще одна сестра, Вита, а у тебя – еще одна дочь!

- Да, Уоми, и это все благодаря тебе!

- Это благодаря всем вам, Дабу знает хороших людей и награждает их.

- Наша лучшая награда – это ты, сын мой!

Пристав к берегу, мы все пошли к лагерю. Охотники уже вернулись с богатой добычей и разделывали ее, а рыбаки – с не менее богатым уловом. Тэкту и Вита подошли к нам.

- Брат, - сказал я. – Йолду от имени Свайного Поселка отдает тебе Виту в жены без выкупа. Вита, хочешь ли ты повидать своих родителей перед свадьбой?

- Нет, Уоми, не хочу. Они отказались от меня, боясь духов. Теперь вы – моя семья, а Ку-Пио-Су станет моим домом, когда мы туда вернемся. Ты согласен?

- Вита, мое согласие не требуется. Я – всего лишь один из жителей Ку-Пио-Су.

- Ты – Уоми!

- Ну и что с того?

- Ты – благословение Дабу для Ку-Пио-Су, а теперь и для Свайного Поселка, все это знают и говорят!

- И все же, я не старейшина, и у меня нет никакого права решать твою судьбу, или чью-то еще. Каждый человек сам решает за себя, а тебе я буду просто старшим братом, хорошо?

- Хорошо! – и она бросилась мне на шею, а Тэкту стоял рядом и счастливо улыбался.

- Отец, скажи нашим, что завтра свадьба Виты и Тэкту, пусть готовятся. На свадьбе будут и жители Свайного Поселка, мяса и рыбы на всех хватит!

* * *

Мы с Куньей направились к берегу озера, она скинула безрукавку, а я – свои шорты, и мы, держась за руки, побежали в воду. Когда вода дошла мне до плеч, Кунья поплыла, она плавала отлично, и я стал учить ее, как когда-то Тэкту, спортивному плаванью – раньше все не было случая. Через полчаса она усвоила основные принципы кроля, а через час мы уже плавали наперегонки. Кроме того, Кунья любила нырять, а мне очень нравилось, ныряя вместе с ней, видеть в прозрачной воде ее прекрасное тело и светлые волосы, плывущие в воде, подобно сиянию, вокруг ее головы. Когда мы достигли дна, которое было тут на глубине не более трех метров, я обнял ее и мы стали целоваться под водой – благодаря биоблокаде, мы могли не дышать гораздо дольше, чем обычные люди.

Наплававшись и нанырявшись, мы пошли к своему шалашу, так как уже стемнело. Шалаш у нас был большой, чуть в стороне от других. Забравшись вовнутрь, мы обнялись, я целовал Кунью жадно, как когда-то дома, а она отвечала мне тем же, и ласкала все мое тело.

- Куда тебе попала стрела, милый? – спросила она.

- Вот сюда. – Я показал. – А вышла вот отсюда.

- Ну-ка, дай я тебя поцелую… сюда… и сюда тоже! – между тем, она стаскивала с меня одежду, и сама разделась, скинув свою безрукавку. Мы снова обнялись.

- Уоми, а ты не мог бы сделать, чтобы в шалаше было светло? Как было там, где мы отдыхали… и я училась читать…

- Зачем тебе, любимая?

- Ну, мы же хотим устроить себе новую брачную ночь, и я хотела бы видеть тебя, чтобы ничего не пропустить!

- Ладно, пусть будет по-твоему. – И я зажег под крышей шалаша небольшой светильник. – Так пойдет?

- Да, милый! Мне так нравится на тебя смотреть! Ты такой красивый!

- А ты гораздо красивее меня, Катюша! Ты – самая красивая на свете! Я, пока не узнал тебя, вообще не думал, что есть такие красивые женщины!

- Правда? А что у меня красивое?

- Вот тут, - я погладил ее груди, твердые торчащие соски, живот. – И вот тут, - коснулся я рыжеватого пушка внизу ее живота, и она, как всегда, вздрогнула, прижимаясь ко мне. – И вот тут, – я обнял ее, охватив ладонями ее небольшие крепкие ягодицы. – Ты вся красивая! И еще – вот тут, я чуть не забыл! – и я, усадив ее и встав на колени, начал целовать пальчики на ее ногах, а она гладила и трепала мои волосы, и улыбалась.

- Ты знаешь, милый, когда Ойху меня мучил, резал мне пальцы на ногах, я больше всего боялась, что они не отрастут, и ты не сможешь их целовать… Тебе же так это нравится! Иногда я даже не чувствовала боли из-за этого страха… Я, конечно, помнила о биоблокаде, но ведь человек не всегда властен над своими мыслями. А на следующий день, когда я убедилась, что все восстановилось, и он стал жечь меня огнем,  стало намного легче, хотя в действительности это было гораздо больнее. И еще я ужасно боялась, что он мне выколет или выжжет глаза, и я тебя не увижу!

- Бедная моя Катюша, каково же тебе было все это вынести! Это страшно!

- Нет, милый! Я иногда даже вспоминаю об этом с удовольствием. Я думала там только о тебе, и о том, что ради тебя я должна все вытерпеть. И я вытерпела, и я горжусь тем, что тебе не нужно стыдиться меня.

- А я горжусь тобой! Ни один мужчина на твоем месте не смог бы вынести такое!

Наконец, когда мы прижались друг к другу, я почувствовал, что Кунья отдается мне с небывалой прежде страстью. Мы с ней катались по пахучей траве, выстилающей шалаш, ее ноги охватывали мои бедра, губы впивались в мою шею и грудь. Когда все закончилось, и мы, немного усталые, лежали рядом, я погладил ее по животу, а когда рука спустилась чуть ниже, и она, как обычно, сладко вздрогнула, прижимаясь ко мне, я сказал:

- Катюша, как хорошо, что мы снова вместе, правда?

- Правда, любимый! Мы никогда не должны расставаться! Ну-ка, покажи мне еще раз, что это не сон! – и она уселась на меня верхом, опять покрывая мое лицо и грудь поцелуями.

* * *

Мы уснули только под утро, после множества доказательств, что это не сон. И носик Куньи опять уткнулся мне подмышку, и ее нога лежала у меня на животе, и я был счастлив, как никогда, ведь мы не были вместе целых четыре дня…

На следующий день была свадьба Тэкту и Виты, они сидели, обнявшись,  и целовались на глазах у всех, и никого это не смущало.

Ходжа сидел рядом со своей Ханной, она играла на лютне и пела, у нее был очень красивый голос, нежный, и, в то же время звонкий, а он подпевал и обнимал ее, и, кажется, они тоже были совершенно счастливы.

И тогда мне пришло в голову кое-что еще. Я вышел на середину, достал из воздуха семиструнную гитару (я, как выучил на ней несколько аккордов, боев и переборов, так и не переучился на шестиструнку), и запел:

Покроется небо пылинками звезд,

И выгнутся ветви упруго.

Тебя я услышу за тысячу верст,

Мы эхо, мы эхо,

Мы долгое эхо друг друга…

Кунья, стоявшая рядом, обняла меня сзади, прижалась ко мне всем телом и потерлась головой о мое плечо.

И мне до тебя, где бы ты ни была,

Дотронуться сердцем не трудно.

Опять нас любовь за собой позвала,

Мы нежность, мы нежность,

Мы вечная нежность друг друга…

Как только я запел и зазвенела гитара, вокруг смолкли шум и разговоры, все смотрели на меня широко раскрытыми глазами, а уж слушали как!.. В этом мире, где не знали иного музыкального инструмента, кроме бубна, как у Ходжи, или чего-то похожего на лютню, как у Ханны, звучание гитары было чем-то необычайным, ее никто еще не знал и не слышал. И пусть я давно не играл, не очень четко брал аккорды, грешил с боем и переборами, но для людей, что меня слушали, это была сказочная музыка, они слышали такое впервые в жизни.

 И даже в краю наползающей тьмы,

 За гранью смертельного круга,

 Я знаю, с тобой не расстанемся мы…

 Мы память, мы память

 Мы звездная память друг друга…

Мы эхо, мы эхо,

Мы нежность, мы нежность,

Мы память, мы память,

Мы звездная память друг друга…

Песня смолкла, отзвучала гитара, а все сидели, не шевелясь. Мужчины боялись вздохнуть, а у многих женщин блестели на глазах слезы. Несколько смущенный таким приемом, я подошел к Ханне и Ходже, поклонившись, протянул Ханне гитару, и она взяла ее в руки, как берут сверкающий драгоценный камень.

- Вот. Теперь это твое, – сказал я, и поспешно отошел.

Обняв Кунью, у которой текли слезы по щекам, я повел ее прочь, к берегу озера. Придя на берег, я сел на траву, а Кунья села рядом и положила голову мне на колени, и так мы сидели долго, не говоря ни слова, и я гладил ее волосы, и чувствовал слезы на ее щеках.

Наконец, она глубоко вздохнула, обняла меня, поцеловала в губы, и сказала:

- Любимый, почему ты никогда не пел раньше? Во мне все перевернулось… Ты сказал в этой песне все, что было у меня на сердце… что было у всех… Это невероятно! Это сказочно! Я не знаю, что сказать еще… Откуда у тебя эта песня?

- Ну, что ты, Катенька, я пою очень плохо, а играю на гитаре еще хуже. Наверное, поэтому мне это раньше не приходило в голову. Я думаю, что Ханна скоро научится играть гораздо лучше меня… А песня… Она из моего прежнего мира. Женщине, которая ее пела, досталась нелегкая судьба…

* * *

Потом мы снова плавали и ныряли, и, наконец, я решил, что еще можно сегодня съездить на Мыс Идолов. Мы взяли челнок Карася, и я опять велел ему плыть, и он помчался вдоль берега. Кунья сидела на носу, обнаженная, чтобы быстрее обсохнуть, и я любовался ее телом, а она смотрела на меня, и улыбалась каким-то своим мыслям, кожу ее золотило солнце, а ее волосы развевал встречный ветер.

Меньше, чем через два часа, мы были на месте. Я, на всякий случай, поставил защиту, и мы сошли на берег. Кунья не стала одеваться, я думаю, из озорства, и мы, держась за руки, пошли искать Узуна. Мы нашли его в большом доме Ойху, он сидел на полу и ел рыбу, а прислуживала ему полная, еще не старая и довольно красивая женщина. Когда он увидел обнаженную Кунью, то вытаращил глаза так, что они готовы были выскочить, и долго не мог сказать ни слова. Наконец, он справился с собой, и вымолвил:

- Уоми, Узун сделал все, как ты говорил! Вот Нинда, старшая жена Ойху, она согласилась стать моей женой. Мы теперь живем в этом доме, и я буду кормить ее детей. Она хочет детей от меня, а не от Ойху! Мой друг Ках, которого ты видел, тоже решил остаться здесь и взял себе жену, Киву, которая решила жить с ним. Урс увел своих воинов, они все разошлись по домам. Ойху висит на дереве, как ты велел. Остальные жены Ойху тоже выбрали себе мужей из охотников, которые были с Урсом, и уплыли с ними.

- Скажи, Узун, а никого из женщин не заставляли выйти за них насильно?

- Нет, что ты! Они были очень рады пойти с мужчинами. Ведь Ойху давно уже не мужчина, у него были дети только от Нинды, а когда он начал мучить молодых девушек, у него с женщинами уже ничего не получалось, - и Узун насмешливо фыркнул.

Я, применив особое умение, увидел, что он говорит правду.

- Хорошо, Узун! Уоми доволен. Вот тебе подарок, - и я протянул ему бронзовый топорик. – Прощай, и живи счастливо! – мы с Куньей направились к двери, а Узун с низкими поклонами провожал нас.

Сев в челнок, мы поплыли назад, и Кунья, наконец, одела безрукавку. Я думал, что все сюрпризы уже закончились, но плохо я знал свою Кунью! Она подготовила еще один сюрприз, самый главный и неожиданный. Причем, на поверку, он оказался неожиданным даже для нее.

Когда мы вернулись назад, в свой лагерь, уже почти стемнело, Тэкту с Витой ушли в свой шалаш, и только Ханна и Ходжа сидели на прежнем месте. Ханна наигрывала на гитаре, правда, используя только по одной струне, а не аккордами, но у нее неплохо получалось, сразу было видно, что у нее отличный слух. Ходжа аккомпанировал на бубне и подпевал. Они старались подобрать мелодию моей песни, а слова, как оказалось, Ходжа запомнил наизусть с одного раза.

Мы с Куньей подсели к ним, и я показал, как берутся аккорды. Ханна обрадовалась, как ребенок, и сразу стала пробовать. Потом я показал ей прямой и обратный бой, не знаю, правильно ли я их называю? Никогда не учился играть по книгам. Потом стала пробовать играть Кунья, и, к нашему удивлению, у нее тоже получилось, хотя и не сразу. Потом Ханна играла, а мы все хором спели «Эхо любви», и у нас вышло совсем недурно… У обеих женщин кожа на пальцах загрубела от работы, а это, как ни странно, важное условие игры на гитаре, иначе струны быстро натирают пальцы до кровавых мозолей.

Мы решили завтра же исполнить перед всеми этот хоровой номер, и, наконец, распрощавшись, мы с Куньей тоже удалились в шалаш. Войдя, мы сразу же скинули одежду и обнялись, а я зажег светильник – мне тоже нравилось смотреть на Кунью. Когда через полчаса мы лежали, отдыхая, рядом, на душистой траве, Кунья сказала:

- Милый, а ты знаешь, у меня для тебя есть новость!

- Какая, Катюша?

- У нас, наконец-то, будет ребенок, вот! – выпалила она, и весело засмеялась, глядя на мое ошарашенное лицо и раскрытый рот. – Ты рад?

- И ты еще спрашиваешь! – воскликнул я, в конце концов, обретя дар речи и тиская ее в объятиях. – Когда же ты узнала?

- Уже два месяца!

- И молчала?

- Ну, я хотела удостовериться… Не сердись, милый! – и она поцеловала меня.

- И ты, зная это, поехала к Ойху, и подвергалась опасности? И он пытал тебя?!

- Я же сказала – не сердись! Так уж вышло… Я непременно должна была быть с тобой. И какая, в конце концов, разница – погибла бы я вместе с тобой, или умерла без тебя, если бы ты погиб? Как Гарта, помнишь, я рассказывала? Куда лучше – вместе! И Ойху не причинил мне… нам никакого вреда, я чувствую! Он здесь, со мной, жив и здоров! – и она с нежностью положила руку на живот.

- А ну-ка, дай, я взгляну! – и я включил «медицинское зрение». – Да, там все в порядке. Но, хочешь, теперь я тебя удивлю?

- А что такое, любимый? – встревожилась Кунья, глядя на мое выражение лица.

- А то, что их там двое!!! Мальчик и девочка!

И теперь уже Кунья очень широко раскрыла свой прелестный ротик и лишилась дара речи на некоторое время…

* * *

Конец второй книги

COMPUTERS

Как один день

Книга 3. Брат и сестра

Прошло восемнадцать лет. Дети Уоми и Куньи, героев романа «Я – Уоми», живут в поселке Ку-Пио-Су, на острове, находящемся в заливе большой реки. Куда подевались их родители? Это станет ясно в дальнейшем, а пока что их дети, уже совсем взрослые, продолжают вести свой родной поселок по пути прогресса и процветания, развивать и защищать его. Думаете, это легко? Как бы не так, все же на дворе – каменный век, а то, что в поселке вовсю применяются изделия из металла, и даже электричество, совсем не отменяет этой суровой реальности. Да и сам поселок очень изменился…

Доисторические приключения, фэнтези, героическая фантастика, эротика. 18+

Я счастливая такая,

Я как будто бы во сне,

Потому что лучший мальчик

Улыбнулся утром мне.

Часть I. Сергей.

Я поднял глаза от стола, за которым сидел уже битый час, и посмотрел в окно. Прозрачные стекла открывали прекрасный вид на зимний пейзаж – покрытая льдом, заснеженная река, лес на том берегу, а на этом – небольшое каменное строение, машинный зал нашей маленькой электростанции. Да, наш поселок очень изменился за последние годы. Даже я еще помню, как в детстве сидел в хижине у очага, с удовольствием подкидывая в огонь сухие ветки. А теперь… Рубленные из лиственницы избы, внутри – кирпичные печи, электрическое освещение. И все это – плоды деятельности моего отца, Уоми. Конечно, работали все. Но, если бы не он…

Я снова перевел взгляд на стол. На нем лежали тетради с сочинениями, написанными учениками. Пусть даже бумага была не идеально белой, пусть на страницах не было клеточек или линеек, но зато эти тетради были от начала и до конца сделаны у нас, в Ку-Пио-Су! Островок цивилизации, как любил называть его отец…

Именно отец настоял на постройке школы. Туда были в обязательном порядке зачислены все дети от пяти до пятнадцати лет, а старше – по желанию. Но желающих оказалось так много, что пришлось организовать посменную работу – классы не вмещали всех. Конечно, не все проходили полный курс обучения, большинство выучивалось только читать, писать и считать. Однако были наиболее способные, которые продолжали учиться дальше. Они образовали группы «по интересам» - химики, физики, механики, биологи, даже «литераторы» - с углубленным изучением русского языка и литературы. Конечно, были и желающие обучаться сразу по нескольким «профилям», но у большинства на это просто не хватало сил и времени. Ведь надо было ходить на охоту, ловить рыбу, ухаживать за стадом, выплавлять металл, отливать и ковать из него изделия…

Людей в поселке стало намного больше, чем раньше – соседний поселок Ку-Они практически весь переселился в Ку-Пио-Су, на прежнем месте осталась только охотничья и рыболовная заимка, где добывалось пропитание для всего населения. Люди там жили в основном по полгода, а потом менялись с «коренным населением» поселка. Впрочем, значительная часть из них после небольшого «отпуска» в поселке отправлялась обратно. Это были самые заядлые охотники и рыбаки, которых не очень-то привлекали «блага цивилизации», они предпочитали жить привычной и понятной жизнью.

Я вернулся к работе – надо было проверить еще десяток сочинений наших учеников. Это были сочинения «литературной» группы. Все они, конечно, имели и «основную должность» - рыбака, охотника, кузнеца, животновода. Сочинение было на свободную тему – «О чем я мечтаю». Большинство мечтали о том, чтобы усовершенствоваться в своей «основной специальности», стать отличными кузнецами, пастухами, охотниками. Поймать самую большую рыбу. «Взять на рогатину» медведя. Моей основной задачей было находить ошибки, которых, впрочем, было не так уж много – писали ребята довольно грамотно. Но вот я открыл очередную тетрадку…

«Я мечтаю о том, чтобы встретить человека, которого смогу полюбить, и который будет любить меня. Я мечтаю иметь рядом верного спутника жизни и любимого, с которым бы никогда не рассталась. Я мечтаю, как мы останемся с ним наедине. Вот он обнимает меня, целует, и нам хочется, чтобы этот поцелуй никогда не кончался. Вот я скидываю с себя одежду, он – тоже, и мы снова обнимаемся, ласкаем друг друга, говорим друг другу нежные слова, а потом… Потом – счастье! Он накрывает мою грудь своими большими, сильными ладонями, мы прижимаемся друг к другу крепко-крепко… Я мечтаю, что у нас будут дети, много детей, мальчиков и девочек, я буду их любить, кормить, играть с ними, учить. Они будут любить меня и моего мужа, и мы все всегда будем вместе, нам будет всю жизнь хорошо!»

Я взглянул на обложку тетради. Гута! Эта шестнадцатилетняя девушка, работающая с животными – коровами туров и зубров, которых нам удалось приручить и создать из них молочное стадо. Каждое утро летом пастухи выгоняли стадо на заливной луг по другую сторону реки, где они паслись, а вечером пригоняли обратно. Тут и приходило время девушек, которые доили коров, осматривали – нет ли у них повреждений или болезней, лечили при необходимости, задавали корм на ночь, если нужно. А зимой, когда луг покрывался снегом, пастухи превращались в охотников, а за животными ухаживали именно женщины.

Я, конечно, хорошо знал Гуту – это была высокая, худенькая, еще по подростковому угловатая девушка, и на уроках, какой бы предмет я не вел, она всегда, не отрываясь, смотрела на меня своими громадными зелеными глазами, иногда только опуская их, чтобы что-то записать в тетрадку. Ее ярко-рыжие, с медным отливом, тяжелые волосы были заплетены в тугую косу, уложенную на затылке, а лицо, светлое, как молоко – все усеяно веснушками. Она стеснялась своей внешности, особенно конопушек на лице, и зачастую избегала компании других девушек и шумных игр, которые те затевали. Но, тем не менее, она была общительной и доброй, ее любили и люди, и животные, с которыми она всегда была ласковой и терпеливой. Так вот о чем она мечтает! Я стал читать дальше:

«Больше всего на свете я хочу смотреть в глаза любимого человека, угадывать его желания и доставлять ему радость. А если понадобится, помогать во всем. Моя самая заветная мечта – жить для него, и даже, если потребуется, умереть, лишь бы мой любимый остался жить!»

От этих слов, от глубины чувств, стоявших за ними, мне стало не по себе. И ведь она знала, что я буду проверять сочинения и прочитаю то, что написала она… Что же это значит? Неужели… Но ведь я не подавал никакого повода, ничем не выделял Гуту из всех остальных. Правда, встречаясь с ней иногда глазами, я не торопился отвести взгляд, что-то меня словно притягивало, она мне очень нравилась… Бедная девочка, неужели она в меня влюблена? Надо бы с ней поговорить, как-нибудь поласковей, осторожно. Мне, уж точно, еще очень рано жениться и заводить семью. У меня столько дел! По крайней мере, пока отец и мать не вернутся…

Не найдя ни одной ошибки, я поставил в тетради «пятерку» и занялся другими сочинениями.

* * *

Мы с Карасем с утра разбирали генератор нашей электростанции. Зашумел один из подшипников, и его нужно было заменить. Запасные подшипники у нас были. Наш генератор – переменного тока, на двадцать киловатт. По конструкции он больше всего напоминает генератор автомобиля, только ротор у него не с кольцами и обмоткой возбуждения, а с постоянным магнитом. Недостаток обычного генератора с кольцами очевиден – время от времени изнашиваются щетки и кольца якоря, и их необходимо заменять. А учитывая, что вал генератора крутится круглый год, по двадцать четыре часа в сутки, износ не заставит себя долго ждать. На выходе обычного генератора напряжение регулируется изменением тока, подаваемого на кольца якоря. Постоянный магнит в якоре не давал такой возможности, и регулировка осуществлялась электронным инвертором выходного напряжения. Инвертор имел большой запас по мощности и защиту от перегрузок, поэтому был очень надежным. Общий КПД генератора это практически не снижало – исключался ток подмагничивания якоря, а сам инвертор имел очень высокий КПД, близкий при полной нагрузке к 100%. Оставалось единственное слабое звено – механический износ деталей. Раз в несколько лет подшипники приходилось заменять.

Два генератора, один из них запасной, в поселок «доставил» отец. Он же создал проект и, с помощью всех жителей, построил гидроэлектростанцию. Станция была вингроторного типа – четыре длинных троса были протянуты вдоль реки, у самого дна. Вингроторов – воронок с прорезями, из тонкого нержавеющего металла, нанизанных на тросы, было множество, тросы тянулись на несколько сот метров по течению. С одной стороны они были закреплены в подшипниках столбовых опор, а с другой – заканчивались на входных валах редуктора, выход которого вращал генератор. Простая и надежная конструкция.

Мы уже разобрали генератор и выпрессовали подшипник из щита, когда дверь распахнулась и вошла Гута.

- Здравствуй, дедушка Карась, здравствуй, Сергей! – вежливо поздоровалась она, глядя на нас. – Сергей, а сегодня занятий литературной группы разве не будет? Ребята меня прислали узнать…

Я распрямил спину, взглянув на нее:

- Нет, Гута, уж извините. Видишь, электричества нет, нужно срочно делать…

- А вам не нужна помощь? Если что, я могу…

Я внимательно посмотрел на нее, а она с искренней надеждой – на меня.

- Нет, мы сами справимся, - и, увидев, как опечалилось ее лицо, поспешно добавил:

- Но ты можешь просто посидеть с нами, что-нибудь рассказать…

Она расцвела улыбкой, и поспешно, пока я не передумал, присела в уголок на табуретку.

- Спасибо! А что вам рассказать?

- Ну, хотя бы, что ты читаешь сейчас?

- Я только что дочитала «Таинственный остров» Жюля Верна.

- И как твои впечатления?

- Замечательная книга! Они там, на своем острове, были совсем, как мы. Все делали сами! И никогда не падали духом. Подумать только, они сами сделали нитроглицерин, взорвали скалу, построили корабль, устроили ферму для животных, даже провели телеграф для связи, совсем как у нас – между Ку-Пио-Су и Ку-Они! Вот только целителя у них не было, и биоблокады… Поэтому, когда беднягу Герберта ранили пираты, а потом он заболел лихорадкой, он чуть не умер! Если бы не капитан Немо, который подбросил им коробочку хинина, Герберт мог бы умереть. Это было бы такое горе для всех…

Я искоса бросил на Гуту внимательный взгляд. Ее щеки раскраснелись, глаза блестели – она воспринимала роман, как настоящую жизнь, его герои были для нее живыми людьми, совсем как для отца… И для меня тоже. Подумать только, если бы это было не так, никого из нас бы тут не было! Ведь это отец, прочитав книгу про наш поселок и нашу мать, девушку Кунью, пришел в этот созданный воображением писателя мир, и мир стал реальным, превратился в родину для всех нас…

- И еще, - продолжала Гута, - очень жалко, что капитан Немо умер в конце, а остров разрушило извержение вулкана. Ведь они вложили в этот остров столько труда! Зато все они остались в живых, их спасли, и они продолжали жить все вместе, создали сельскохозяйственную колонию. Наверное, Герберт встретил хорошую девушку и женился – Пэнкроф ведь даже хотел отпустить его с острова именно для этого…

- А кто из героев тебе больше понравился, Гута?

- Все! Все понравились! Сайрус Смит такой умный, и столько знает! И Гедеон Спилет – тоже! Пэнкроф – смелый и веселый, Наб – верный и трудолюбивый, а Герберт всем  помогал и с таким удовольствием учился, он так любил книги! А Айртон… Ну, в прошлом, конечно, он был разбойником, но после того, как его спасли, он стал лучшим другом для всех. И, даже когда его жизнь была под угрозой, он их не предал! А капитан Немо… Он вообще был дляних, как бог. Как для нас Уоми… И он прожил такую тяжелую жизнь, столько перенес несчастий, но продолжал все же любить людей, это главное!

Пока Гута рассказывала, она, не отрываясь, смотрела на меня, а старый Карась протирал замасленной ветошью гнездо под подшипник и внимательно осматривал его – нет ли где трещинки или песчинки.

- Ладно тебе, балаболка! – добродушно усмехаясь в усы, сказал он. – Это всего лишь книга, я тоже когда-то ее прочитал, Жюль Верн все выдумал. Хотя, правду сказать, именно после этого я уговорил Уоми начать у нас выплавку железа, да и связь с Ку-Они мы тогда же наладили… Чтобы, если снова нападут суаминты, можно было быстро прийти друг другу на помощь.

- Вот видишь, дедушка Карась! – горячо вступилась Гута за любимого автора. – И без связи Уоми не смог бы спасти тех трех девушек из Ку-Они, когда они провалились под лед зимой…

- Да ладно, дочка, я разве спорю. Подай-ка лучше мне подшипник, он лежит на столике рядом с тобой!

Гута схватила тяжелый двухрядный подшипник, завернутый в промасленную бумагу, обеими руками, и поспешно подала его Карасю. Тот развернул упаковку, покачал рукой внутреннюю обойму – нет ли люфта, и вставил подшипник в гнездо щита. Взяв две деревянные киянки, мы стали вдвоем равномерно постукивать по краям внешней обоймы напротив друг друга, и подшипник послушно полез в гнездо. Наконец, окончательно запрессовав его, мы закрыли крышку гнезда, притянули ее болтами, подняли массивный щит и надели подшипник на вал генератора. Гута и тут умудрялась нам помогать – она подавала болты, я устанавливал их в гнезда и заворачивал от руки, а Карась подтягивал их ключом на 27 – сначала понемногу, строго по два напротив друг друга, а потом уже дотягивал, как он выражался, «со всей дури».

Наконец, мы надели на вал собранного генератора полумуфту, вставив на место резиновые втулки, надетые на пальцы, входящие в гнезда второй полумуфты, и закрепили ее на валу шестью радиальными болтами. Распрямив спину и вытерев руки ветошью, я подошел к электрощиту, а Карась стал понемногу отпускать тормоз, которым был временно остановлен выходной вал редуктора. Послышался гул, тросы вингроторов начали вращение, а на засветившемся табло вольтметра на щите побежали, сменяя друг друга, красные цифры. Наконец, на нем застыло число «220», а цифры сменили цвет на зеленый – мы питали все потребители в поселке стандартным напряжением 220 вольт, 50 герц переменного тока, что обеспечивал наш инвертор после двойного преобразования напряжения с выхода генератора.

Я облегченно вздохнул и посмотрел в окно – там уже темнело, мы провозились с ремонтом почти целый день. Но теперь ток был, и ночью жителям поселка не придется использовать свечи. Посмотрев в другое окно машинного зала, я нажал кнопку пускателя и увидел, как вдоль «главной улицы» поселка, а также в окошках домов загорелись яркие огоньки. На табло зажглись синие цифры ваттметра – около восьми киловатт. Работа была окончена, и до следующей поломки, которая, надеюсь, случится еще не так скоро, можно было быть спокойным.

Все это время Гута тихонько, как мышка, сидела в уголке на табуретке, и мы только сейчас вспомнили о ней.

- Ну, Гута, все! – сказал я. – Можно идти домой. Спасибо за помощь!

Карась улыбнулся:

- Да, балаболка, что бы мы без тебя делали? – и та улыбнулась ему в ответ.

Мы все втроем вышли из машинного зала, постояли на снегу, с удовольствием вдыхая морозный воздух и глядя на освещенную улицу, на огоньки в окнах домов, и не спеша пошли к поселку. Карась первым свернул налево, в переулок, где был его дом, пожелав нам доброй ночи, а мы с Гутой зашагали дальше. Подойдя к моему дому, мы остановились, и Гута сказала:

- Ну, я пойду, Сергей!

- Давай, я провожу тебя? – предложил я, подумав, что вот как раз подходящий случай поговорить с ней.

- Конечно! Я буду очень рада…

И мы двинулись дальше. На улице горели редкие светодиодные «вечные» светильники, порошил легкий снежок, и начинать сложный разговор мне не хотелось. Наконец, мы дошли до крайнего дома, где жила семья Гуты. Окна были темными.

- Может, зайдешь, Сережа? – не то спросила, не то предложила Гута. – Все наши в Ку-Они, они там пробудут еще долго, так что ты никому не помешаешь… А мне иногда так тоскливо одной!

Немного поколебавшись, я кивнул, и Гута распахнула дверь. Щелкнул выключатель, в сенях и на крыльце загорелся свет. Мы разулись, и по чистому некрашеному деревянному полу прошли в комнату.

- Посиди, Сережа, я сейчас что-нибудь соберу поесть!

- Да не беспокойся, Гута, я же ненадолго, - ответил я, но она уже убежала.

Я скинул меховую куртку, положил ее на стул, оставшись в тонкой кожаной жилетке, и осмотрелся. Небольшая комнатка с выскобленным добела деревянным полом явно принадлежала самой Гуте. Стол, два стула, узкая кровать, застеленная простынями из нашего самодельного серого, небеленого холста, покрытая оленьей шкурой в качестве одеяла. В углу – полка с книгами и тетрадями, под потолком – яркий светильник. В комнате было не холодно – видимо, Гута с утра протопила печь.

Подойдя к полке, я стал разглядывать книжные корешки. В основном, это были книги по биологии и физиологии животных и человека. Естественно, Гута же работает на ферме с животными – она увлеклась этим, когда отец, лет десять назад, уговорил переселиться в наш поселок своих друзей – Олега и Нину. Олег, художник, очень обрадовался такой возможности – изучать и рисовать наш мир. А Нина, специалист по выведению новых пород, тотчас начала заниматься с нашими девушками, да и некоторыми парнями тоже, обучая их работать с животными, приручать их, отбирать и выводить новые породы. Она научила их всех основам генетики, ветеринарии и ухода за скотом. Гута, тогда еще совсем маленькая, одной из первых пришла в ее группу.

Но цель визита к нам Олега и Нины этим не исчерпывалась. Дело в том, что в мире, в котором они жили до этого, у людей не могло быть детей, а Нина страстно хотела иметь ребенка. И ее желание исполнилось – уже через год она родила Олегу мальчика, а еще через год – девочку. Их дети и сейчас жили здесь, в нашей семье – они остались в поселке, когда Олег и Нина ушли вместе с моими родителями… Как Нина плакала, расставаясь с детьми!.. Олег тоже переживал, хотя и крепился. Пусть все знали, что это расставание – не навсегда, наши непременно вернутся… Но все же было очень грустно. Как и нам с Машей было тяжело расставаться с нашими родителями… Нам очень хотелось отправиться вместе с ними, но мы понимали, что это невозможно – мы должны были остаться, чтобы отвечать за поселок и всех его жителей, а главное – учить детей и взрослых. И еще, в том путешествии, в которое отправлялись они все, детям делать было нечего.

Задумавшись и разглядывая книжную полку, я очнулся от шороха шагов, обернулся – и челюсть у меня отвисла, и, будь такая возможность, она бы стукнулась об пол…

В дверях стояла Гута, и на ней ничего не было – как есть ничего! Она распустила волосы, и те густой пышной волной лежали у нее на спине и плечах, она даже не попыталась прикрыть ими обнаженную грудь, она стояла передо мной совершенно голая, прямая, решительная, и смотрела мне в глаза. А я, как дурак, стоял и смотрел на нее, даже не моргая.

Гута первой нарушила молчание:

- Прости меня, Сереженька, милый! Я, наверное, поступаю нехорошо, нечестно, но я подумала, что такого случая, как сегодня, мне никогда больше не представится… Прости… Ты, конечно, можешь просто уйти и забыть… Но я люблю тебя, я не могу без тебя жить… Еще раз – прости! – и она опустила глаза.

У меня во рту внезапно пересохло, я силился что-то сказать – и не мог вымолвить ни слова. Я никогда еще не был с женщиной, а тут, вдруг, такое! Как завороженный, я сделал навстречу Гуте шаг и протянул к ней руки, а она протянула руки ко мне и тоже шагнула вперед.

Теперь, обнаженная, она уже вовсе не казалась девочкой-подростком, неуклюжей и угловатой, у нее было тело женщины, и, главное, она точно знала, чего хочет! Она опять шагнула мне навстречу, и снова подняла на меня свои громадные зеленые глаза. Если бы она хоть чуть-чуть улыбнулась, можно было еще попытаться перевести все это в шутку, но ни тени улыбки не было на ее побледневшем лице, только веснушки словно стали еще ярче.

Наконец, наши пальцы сплелись, мы сделали еще по шагу вперед, и наши тела соприкоснулись… Я притянул Гуту к себе, склонился к ее лицу, и прижался губами к ее губам. Мои руки гладили ее спину, и я восхищался, какие густые и мягкие у нее волосы… Я даже не замечал, что делают ее руки, и опомнился лишь тогда, когда мои кожаные штаны расстегнулись и упали на пол. Тогда я перешагнул через них, освободился из объятий Гуты, и сорвал с себя кожаный жилет. Жилет полетел на пол следом за штанами, я обнял Гуту сзади, обхватил руками ее груди, а она положила свои ладони поверх моих, прижимая их к своей груди. Я гладил и ласкал ее грудь, катал между пальцами ее сразу затвердевшие, набухшие соски, а она, повернув ко мне лицо и ища мои губы своими, наконец-то счастливо улыбнулась.

Моя рука скользнула вниз по ее животу, Гута слегка раздвинула ноги, и я наткнулся под волосами внизу живота на горячее и влажное… Лаская ее, я вдруг задал себе вопрос, какого цвета там волосы – я не успел это рассмотреть, и удивился  несвоевременности этой мысли.

Гута прижималась ко мне изо всех сил, касаясь голой спиной моей груди, и вдруг она замерла, задрожала, тягучая судорога прошла по ее телу, и на несколько секунд она обмякла в моих объятиях, но тотчас же пришла в себя, повернулась и обхватила меня обеими руками, а наши губы опять встретились.

- Милый, любимый! Как хорошо! – шептала она, и терлась своей грудью о мою. – Я хочу, чтобы ты тоже испытал это! Иди сюда!

Она опустилась прямо на деревянный пол и потянула меня за собой, раздвигая бедра… Кстати, волосы у нее там были тоже рыжие, только потемнее.

- Гута, милая, - зашептал я ей на ухо, чувствуя, что краснею. – Ты у меня первая, у меня совсем нет опыта, я даже не знаю, как это делается! Только теоретически…

Она тихонько рассмеялась и прижала меня к себе.

- Я тоже пока не знаю. Но ничего, любимый, вдвоем мы сможем! У нас получится!

И у нас действительно получилось. В какой-то момент я почувствовал, что причиняю ей боль, и остановился, но она прижалась ко мне и горячо зашептала:

- Нет, нет, не останавливайся, любимый, продолжай, смелее! Это так чудесно…

К тому времени, когда я, наконец, дошел до экстаза, она успела испытать наслаждение не меньше пяти или шести раз – я сбился со счета. Потом мы лежали рядом на голом полу, тяжело дыша, и лаская друг друга. Потом это повторилось еще трижды, мы меняли позы и позиции, как будто хотели испробовать все сразу за один вечер – мы словно обезумели.

Наконец, встав с пола, мы улеглись вдвоем на узкую кровать Гуты, и, прижавшись друг к другу, обнимались и целовались.

- Милый, тебе понравилось?

- Нет слов… А тебе?

- И ты еще спрашиваешь?! Ты же сам все чувствовал! Я получила гораздо большее удовольствие, чем ты!

- Любимая, это было сказочно! – мы немного помолчали, лаская друг друга. – Но что же нам теперь делать? Что с нами будет дальше?

- Милый, я ничего от тебя не требую, совсем ничего! Я понимаю, что ты должен заботиться о поселке, у тебя столько важных дел. От этого зависит благополучие всех. Я только прошу тебя, чтобы мы встречались, как сегодня, хотя бы иногда!

- Обязательно, любимая, разве мы теперь сможем обходиться друг без друга? Я хочу спросить… Я читал твое сочинение… Это именно то, о чем ты мечтала?

- Любимый, о таком я не смела даже мечтать, это гораздо лучше, чем я себе представляла! Я хочу тебе признаться… Раньше я сама себя ласкала… Доводила до оргазма, ведь иногда невозможно вытерпеть… И при этом воображала всякое… Но это – лишь бледная тень того, что у нас с тобой сейчас было!

- Милая, я тоже пережил сейчас с тобой такое, о чем не имел представления! – мы опять замолчали, но наши руки и губы говорили за нас. Наконец, между поцелуями и объятиями, Гута сказала:

- Сереженька, милый, уже поздно, тебе, наверное, надо идти. Иначе могут тебя хватиться, и о нашей тайне узнают!

- Я хотел бы навсегда остаться с тобой, любимая!

- Я тоже, но понимаю, что это пока невозможно.

- Давай хотя бы еще раз, сейчас?..

- Давай! – обрадовалась Гута.

На этот раз мы все же расстелили на полу одеяло из оленьей шкуры, и сделали это еще раз… А потом еще раз… А потом я все же оделся, попрощался с Гутой, горячо ее поцеловав, причем не только в губы (она не стала одеваться – провожала меня голышом), и через силу заставил себя уйти…

* * *

Направляясь домой, я был, как пьяный – я вспоминал наш вечер, и сам не верил, что это было… Я весь был еще там, в комнатке Гуты, и в мыслях продолжал ласкать ее. Наконец, подойдя к дверям нашего дома, я обнаружил, что улыбаюсь самым идиотским образом, поэтому сделал устало – нейтральное выражение лица перед тем, как потянул ручку двери.

Раздевшись в прихожей, я пошел в душ – холодная вода нагревалась за день в «тепловых ящиках» на крыше и до утра сохраняла тепло. Надев шорты, я вошел в комнату, где жили мы с сестрой. Маша, в короткой безрукавке из тонкого холста, сидела за столом и проверяла контрольные по математике – она предпочитала делать это дома, в то время как я – в школе. Повернув голову, она взглянула на меня.

- Запустили генератор? А где ты потом был так долго?

- Ну, дел всегда хватает…

Кивнув, Маша снова склонилась над тетрадками. Одним из замечательных качеств моей сестры было то, что она никогда не лезла в подробности моей жизни с назойливыми расспросами, но всегда готова была выслушать то, что я рассказывал сам и дать совет. Впрочем, я относился к ней точно так же. Мы спали в одной комнатке, на соседних койках, и совсем не стеснялись друг друга, просто у нас в семье было так заведено. Отец и мать в свое время пришли к выводу, что создание искусственных интимных тайн только способствует стремлению детей узнать все «запретное», а вот если тайн нет, то это становится не так интересно. К тому же образование, которое мы с сестрой получили в другом мире, включало, кроме всего прочего, также медицину – нас готовили на учителей и целителей. Если человек знает все о зачатии, родах, о том, как их принимать, что делать при этом в сложных ситуациях, как оперировать… Если он видит все внутри человеческого организма – какие тут могут быть тайны? Хотя я буквально только что на собственном опыте убедился, что могут. Специально сексологии нас не обучали…

Мы с сестрой, как ни странно, никогда не воспринимали друг друга существами противоположного пола. Сестра – это сестра, а брат – это брат, а вовсе не мужчина и женщина. Мы так привыкли с детства к виду обнаженных тел друг друга, что они нас не возбуждали, хотя теперь я думал об этом уже с некоторым удивлением. Интересно, у Маши уже есть какой-то сексуальный опыт? Спросить ее, что ли, прямо? Мне никогда и в голову не приходило наблюдать за ней с этой точки зрения… Ей, кажется, тоже. Или нет? Мы в Ку-Пио-Су в восемнадцать лет считались совершенно взрослыми и самостоятельными людьми, но загруженность делами поселка не позволяла нам с сестрой уделять внимание личной жизни. Как хорошо всем остальным жителям!

Пока я сидел на койке и размышлял обо всем этом, сестра заканчивала проверку тетрадей. В школе она вела математику, химию, биологию, а я – физику, механику, русский язык и литературу, хотя мы могли в любой момент подменить друг друга по любому предмету. Ходжа, певец и сказитель, и его жена Ханна вели музыку. Когда с нами были еще Олег и Нина, Олег вел рисование и черчение, а Нина – ветеринарию и животноводство. Теперь эти дисциплины нам пришлось поделить с сестрой – мне черчение, а ей – животноводство.

Были в школе и чисто практические предметы и занятия – старый Карась вел ручной труд, куда входили обработка дерева, камня и металла, а мой дед Суэго – то, что мы называли «природоведение». Сюда относились охота, рыбная ловля и все, что с ними связано, в том числе и владение оружием. То, что всему этому стали обучать в школе, организованно, было большим шагом вперед. Раньше, например, охоте и обращению с оружием учили отцы – детей, старшие братья – младших, что неизбежно приводило к большим потерям времени и сил, да и не все мужчины были хорошими охотниками и умели учить. Бабушка Гунда обучала девочек ведению домашнего хозяйства, включая обработку шкур, изготовление тканей и одежды. Кроме всего этого, я еще вел группу боевых искусств, которую посещали все желающие – и мужчины, и женщины. Конечно, и многие другие жители поселка привлекались к преподаванию, и никто никогда не отказывался – старшина Аза строго следил за этим. Например, лучший кузнец поселка Керк преподавал работу с железом и обучал желающих у себя в кузнице. Даже моя сестра Маша увлеклась кузнечным ремеслом, много занималась у Керка, и недавно сама выковала булатный клинок, который подарила мне.

Но вся основная работа в школе и по обслуживанию уже довольно сложного технического хозяйства поселка лежала на нас с сестрой, потому-то нас и оставили тут за старших, хотя по возрасту мы были чуть ли не моложе всех взрослых жителей. Но так приказал Уоми, наш отец, а Аза безоговорочно проводил в жизнь эту линию. Кроме того, все знали, что рано или поздно отец и мать вернутся, да и жизнь каждодневно подтверждала правильность выбора, который сделали наши родители. Теперь никто никогда не голодал, все знали свой круг обязанностей, причем каждому находилось дело по душе. А уж как преобразился поселок за двадцать лет после появления в нем Уоми, и описать трудно!

Наконец, Маша закрыла последнюю тетрадку, встала со стула и потянулась, расправляя спину. Я словно впервые увидел плавные изгибы ее тела, сильные мышцы, соски красивых грудей, проступающие сквозь тонкий холст безрукавки, и вздохнул.

- Маша, можно тебя спросить? Ты не обидишься?

- Братишка, мы ведь раз и навсегда договорились, что запретных тем между нами нет и не будет, и обещали, что всегда будем помогать друг другу. Спрашивай, конечно.

- Скажи… Хм… У тебя уже был кто-то? Мужчина, я имею в виду…

Сестра улыбнулась.

- Да, был. Я не девушка, уже почти два года.

- И… как это было?

- Ну, подробности я опущу, ты уж извини… Могу только сказать, что это было чудесно! Было и есть… Я вовсе не собираюсь прекращать эти отношения, но кто это – прости, не скажу. Впрочем, ты легко можешь и сам вычислить, если будешь чуть повнимательней, - и она рассмеялась.

- Знаешь, у меня тоже это случилось… Сегодня…

- А, вот ты где был! А по тебе и не подумаешь. Молодец, отлично владеешь собой! С кем – я не спрашиваю, если захочешь, сам скажешь. И ты намерен продолжать встречаться?

- Да. Без вопросов! Это теперь для меня чуть ли не самое главное.

- Ну что же, не мне тебя отговаривать. Это важная часть жизни. Один только совет – жениться не торопись. Если твоя избранница чего-то стоит, она будет тебя ждать, сколько угодно. А насчет детей что ты думаешь?

- Честно говоря, на эту тему я подумать пока не успел.

- И, конечно, с твоей девушкой вы это тоже не обсуждали? – Маша, наконец, позволила себе улыбнуться.

- Конечно, не успели! Когда же было об этом разговаривать? Все случилось так внезапно…

- А генетическую таблицу ваших семей ты смотрел? У вас нет общих предков?

- Нет необходимости, Маша. Она – из Ку-Они. Так что, даже если какое-то родство есть, то оно очень дальнее.

- А, уже легче! Ну что же, брат, успехов тебе в любви! Честно говоря, давно пора… А то мне тебя даже жалко было! – И Маша снова по-доброму улыбнулась мне, и, притянув к себе, обняла.

Как хорошо иметь такую сестру!

* * *

Всю следующую неделю я был очень занят в школе, и видел Гуту только там – по вечерам, после работы на ферме, она появлялась на занятиях литературной группы. Встречаясь с ней глазами, я старался передать взглядом то, что не мог сказать при всех. И только раз, столкнувшись с ней в коридоре и убедившись, что никого нет рядом, я нашел ее руку и сжал, почувствовав ответное пожатие, и с радостью увидел улыбку на ее лице.

Наконец, в воскресенье (мы давно уже ввели в Ку-Пио-Су обычный календарь), дождавшись вечера, я, по возможности незаметно, добрался до ее дома. С замиранием сердца я подошел к двери и постучал. Дверь открылась почти сразу – можно было подумать, что Гута ждала меня в сенях. Она буквально втащила меня внутрь, захлопнула дверь, и бросилась ко мне на шею.

- Милый, как я соскучилась! Как я ждала, пока ты выберешь время ко мне заглянуть! – и она чуть не бегом потащила меня к себе в комнату.

На этот раз мы не теряли времени даром – нас так тянуло друг к другу, что мы сорвали с себя одежду за несколько секунд и обнялись, лаская самые чувствительные места наших тел. И снова Гута испытала первый оргазм от одних моих прикосновений и ласк. Она счастливо рассмеялась и поскорей стащила с кровати на пол оленью шкуру. После первых восторгов мы долго лежали, обнявшись, и между ласками и поцелуями, наконец, разговорились по-настоящему – в прошлую встречу нам было не до того.

- Милый, я так боялась, что ты больше не придешь! Что ты забыл обо мне!

- Только, если б я умер!

- Не говори так! Иначе мне тоже останется только умереть!

- Гута, не смей так говорить тоже! Мы любим друг друга, и все у нас будет хорошо! Все у нас впереди…

После чего оленьей шкуре снова пришлось от нас много чего вытерпеть. На этот раз я был внимательнее, и подсчитал, что Гута испытывает не меньше пяти оргазмов на один мой. Она тоже это заметила, и пошутила:

- Милый, я у тебя в долгу! Я в пять раз счастливее тебя в любви!

- Я прощаю тебе долг, любимая! Да и, кроме того, мой один раз стоит твоих пяти, так мне хорошо с тобой…

Потом мы снова лежали рядом и говорили, говорили… О книгах, о том, чем занимались на этой неделе, о чем думаем…

Я сказал, что поделился с сестрой нашей тайной. Гута сначала встревожилась, но, когда я подробно передал наш с Машей разговор, она успокоилась:

- Какая у тебя замечательная сестра! Вот бы мне такую… А у меня только братья… Но они тоже очень хорошие. Думаю, если бы они даже узнали о нас, ничего бы не сказали. Они помнят, что ты – сын Уоми, а это много чего стоит! Они очень жалеют, что у них нет времени на учебу, и по-хорошему мне завидуют, потому что я живу тут все время и могу ходить в школу.

- Гута, милая, скажи, что ты думаешь насчет того, если у нас будут дети?

- А ты?

- Я первый спросил!

- А я – женщина! Твой отец всегда говорил, что женщине нужно уступать…

- Ну, ладно! Я хочу, чтобы у нас были дети. Много детей!

- Я тоже. Очень хочу. Но не сейчас. Я же вижу, как ты устаешь, у тебя нет ни минутки. Давай немного подождем. Ты ведь целитель, ты можешь сделать так, чтобы…

- Могу, Гута, но не хочу. Я хочу, чтобы ты была счастлива. А ты разве будешь счастлива, если у нас не будет детей?

- А как же ты?

- Не волнуйся, не надорвусь! Я считаю, пусть все идет, как идет. И, если у нас будет ребенок, я тоже буду счастлив!

- Любимый, какой ты у меня хороший и добрый!

- А раз так, то, наверное, надо мне просто к тебе посвататься, а не делать из этого тайну, и бояться, как бы кто чего не узнал. Тем более, что теперь в поселке уже нет выкупа за невест.

- Да, действительно нет, уже давно. А ты не знаешь, почему Уоми отменил выкуп?

- Отец сказал, что хватит продавать женщин, как товар. Женщины – такие же люди, как мужчины, и пары должны сходиться просто по желанию, а не потому, что кто-то может дать кому-то лишнюю шкуру или копье. И женщина – не собственность мужчины, а подруга, и измерять ее ценность количеством копий или шкур – нехорошо!

- Да, твой отец – великий человек! Как я бы хотела, чтобы он поскорей вернулся. Когда он в поселке – мы все чувствуем себя, как за каменной стеной!

- А со мной, значит – нет?

- Не обижайся, любимый, вы с Машей, конечно, очень хорошие и столько делаете для нас всех, но… Уоми – сын Дабу, и Дабу все может сделать по его просьбе! Например, когда напали суаминты и сожгли поселок. Меня, конечно, тогда еще на свете не было, но рассказывают, что Дабу дал ему на время такое оружие, что он один убил несколько сотен врагов! Это правда? Ты же должен знать точно…

- Да, правда. Это оружие называется «автомат Калашникова».

- А кто такой Калашников? Это же имя?

- Это человек, который придумал такое оружие. Из другого мира.

- А правда ли, что миров бесконечно много?

- Нет, не бесконечно, но много. Основной мир, из которого пришел отец – это мир Земли-1. Есть еще мир Иисуса, в который попадают все, кто умер…

- И мы тоже?

- Да, хотя и не все. Но я не закончил. Так вот, отец, когда умер на Земле-1, попал в мир Иисуса, и изменил историю Земли-1 так, что миры расщепились, возник мир Земли-2, в котором было спасено от смерти около пятидесяти миллионов человек.

- А наш мир?

- Наш мир – это виртуальный мир, мир книги Сергея Покровского, которого можно считать его создателем. Он стал реальным, когда отец пришел сюда. Здесь он встретил мать, женился на ней, и родились мы с Машей.

- Значит, тебя назвали в часть создателя этого мира? В честь бога?

- Можно и так сказать. Только он не бог. Всего лишь писатель.

- Сережа, я всегда считала писателей подобными богам, которые создают свои собственные миры! И, оказывается, это все правда?!

- Ну, что-то в этом, конечно, есть. Но такой описанный мир не становится реальным, пока в нем не захочет поселиться кто-то из реального мира. Как отец, например.

- Так, значит, получается, что это именно он – создатель нашего мира?

- Скорее, творец. А создатель, все-таки, Сергей Покровский.

- Кто это? Что за человек?

- Ученый-биолог и писатель. Он давно умер, мы даже не знаем, как он выглядел… Во Всемирной Паутине я не нашел ни одного его портрета…

- Где?

- Ах да, прости, я же забываю, что ты не бывала в других мирах. Ты видела наш персональный компьютер? У нас с Машей в доме?

- Видела один раз – это  что-то сверхъестественное! Там можно читать любые книги без бумаги, прямо на экране! Можно смотреть картинки – обычные и живые! Можно слушать музыку, совершенно фантастическую, от которой хочется смеяться и плакать одновременно! И другую, ужасную, от которой можно сойти с ума… Мне Маша когда-то показала все это под страшным секретом. Я никому не рассказывала, ты не думай, только тебе!

- Так вот, на Земле-1, а особенно, на Земле-2, таких компьютеров – миллионы и миллиарды. Все они соединены между собой, и заключают в себе все знания человечества. А портрета Покровского нет даже там!

- Может, его портрета вообще не существует? Если его никто не нарисовал…

- Тогда должна непременно быть хотя бы фотография!

- Да, я читала, что это такое…

- Но и ее я не нашел.

- Жаль!

- Да. Но зато остались книги, в одной из которых мы живем…

Мы помолчали. Гута придвинулась ко мне поближе, обняла и положила голову с копной своих рыжих волос мне на плечо.

- Сереженька, а ты сегодня хотя бы обедал?

- Да нет, не получилось как-то… Только завтракал.

- Так что же мы лежим? Пойдем скорее, я тебя покормлю! – и она, вскочив, потащила меня на кухню. Я потянулся за одеждой, но Гута попросила:

- Нет, не одевайся, пожалуйста! Ты такой красивый! Мне так нравится смотреть на тебя!

На кухне Гута тотчас развила бурную деятельность: схватила котелок со щами и сунула его в печь, нарезала ржаной хлеб, вытащила из шкафа корчагу с солеными огурцами, положила на стол ложки и вилки из луженой бронзы (отец давно уже ввел в обиход Ку-Пио-Су вилки, а также раздобыл семена и рассаду множества овощей), а я сидел за столом, и с удовольствием смотрел на Гуту, любуясь ее обнаженным гибким телом, густыми распущенными волосами, доходящими до середины спины, стройными босыми ножками, и мечтал о том, что когда-нибудь у нас будет свой дом, дети, и я смогу каждый день наслаждаться этим великолепным зрелищем.

Пока щи грелись в печи, Гута уселась напротив за столом и, не отрываясь, смотрела на меня. Я подсел к ней и обнял, а она склонила голову мне на плечо и потерлась о него щекой:

- Сережа, я так тебя люблю! Пожалуйста, не бросай меня!

- Вот ты опять о том же, Гута! Ну, как я могу тебя бросить, если я люблю тебя? И мечтаю о том, чтобы у нас был свой дом… дети…

- Правда? Ты не шутишь?

- Не шучу. И действительно хочу к тебе посвататься.

Гута неожиданно всхлипнула:

- Сереженька, возможно ли такое счастье? Чем я тебе приглянулась? Ведь я совсем некрасивая… А ты – сын Уоми! Любая девушка в Ку-Пио-Су хотела бы стать твоей женой…

- Ты красивее всех!

- Вот уж это неправда! Рыжая и конопатая…

- А мне именно твои конопушки нравятся больше всего! – я улыбнулся и краем ладони отер слезы с ее лица. Неожиданно Гута схватила мою руку, прижала к губам и поцеловала, глядя на меня своими большими зелеными глазами.

- Я буду любить тебя крепко-крепко! Я все-все для тебя сделаю! Я готова умереть за тебя! – и она обняла меня и прижалась к моей груди, а я гладил ее густые мягкие волосы и ласкал обнаженную грудь.

В конце концов, Гута успокоилась и, спохватившись, наконец-то поставила на стол котелок со щами. Мы взяли ложки и принялись за еду. Я с утра ничего не ел, и хлебал щи с удовольствием, выуживая из них куски мяса. Гута тоже от меня не отставала. Она ела как-то удивительно аппетитно, наворачивая щи за обе щеки, но в то же время очень аккуратно, не проливая ни капли.

- Тебе нравится, любимый?

- Конечно! Ты прекрасно готовишь!

- Это мама меня научила. Она сейчас тоже в Ку-Они, вместе со всеми нашими.

После того, как мы поели, Гута неожиданно предложила:

- Милый, а хочешь, я затоплю баню? Ты любишь париться?

- Очень! А веники есть?

- Какие угодно – и березовые, и дубовые, я сама ломала осенью.

- Ну, давай сходим в баню, а то я моюсь в основном под душем, на баню все времени нет. Только, чур, вместе!

- Конечно, милый, как же иначе? – и она, вскочив, открыла небольшую дверцу в углу – это был вход в предбанник.

Через несколько минут послышался треск хвороста и в двери появился отблеск огня. Затопив печь, Гута вернулась ко мне и снова села рядом на лавку, положив голову мне на колени. Помолчав, она задумчиво сказала:

- Сережа, милый, скажи, а почему ты полюбил меня? Может, просто потому, что я тебя в прошлый раз соблазнила? Я знаю, это было нехорошо с моей стороны…

- Что ты, Гута, я тебе очень благодарен, что ты первая осмелилась. Сам бы я ни за что не решился, хотя ты мне давно нравилась.

- Почему не решился бы?

- Ты уже сама назвала причину: любая девушка в поселке мне бы не отказала. Не мог же я тебе навязываться, не зная, как ты относишься ко мне.

- Но я ведь чуть ли не самая некрасивая. Эти конопушки…

- Которые мне как раз ужасно нравятся! И у тебя замечательные волосы! И такая красивая белая кожа! Как молоко!

Гута посмотрела на свою грудь, как будто видела ее в первый раз, и щеки ее залились румянцем.

- И еще, ты так мило краснеешь! – засмеялся я, обнимая ее и целуя. – Ну что, пошли в баню?

- Там еще холодновато, наверное…

- Вот мы как раз и погреемся пока другим способом, не возражаешь?

- Конечно, нет, милый!

* * *

В бане, действительно, было еще прохладно, зато таинственным огнем мерцала печь, одна только освещающая маленькое помещение. Гута присела на корточки и стала подбрасывать в печку хворост, а я присел рядом и обнял ее. Моя рука легла ей на грудь, и я стал гладить и катать между пальцами ее сосок, я еще в прошлую встречу заметил, как ей это нравится. Гута прижалась к мне, ее губы нашли мои, и она меня поцеловала, тоже все время лаская и гладя. Я встал на ноги и затащил ее на полок. Сначала я был сверху, потом – она. Потом она стояла, упираясь в край полка руками, потом… Словом, когда каменка разогрелась, мы уже перепробовали все, что «изобрели» в прошлый раз. Я не спешил дойти до экстаза, а Гута испытывала оргазм за оргазмом всякий раз, как только мы меняли позу.

- Нет, это нечестно! – наконец, заявила она. – Теперь моя очередь о тебе позаботиться.

Она склонилась надо мной, и начала целовать меня в грудь и живот, спускаясь все ниже… Наконец, она стала «заботиться» обо мне с помощью губ и языка, причем так успешно, что я не продержался и минуты… Гута смеялась:

- Наконец-то! А то я уже начала подозревать, что ты сделан из железа!

Теперь каменка уже достаточно прогрелась, и Гута плеснула на нее воды. Горячий пар рванулся во все стороны, Гута загнала меня на полок и начала хлестать веником, распространявшим терпкий березовый дух. Я долго терпел, но, наконец, взмолился о пощаде:

- Хватит! Теперь моя очередь! Сейчас я тебе покажу!

Я поддал еще пару, Гута улеглась на мое место, и я дал волю своему «садизму». Но, к моему удивлению, Гута пощады так и не запросила. Она только переворачивалась то на живот, то на спину, раздвигала ноги, извивалась на полке, и требовала:

- Еще, милый! Еще! Сильнее!

Тогда, хлеща ее веником по груди и животу одной рукой, я стал гладить и ласкать ее другой, и вот тут она не выдержала, вскочила и накинулась на меня, как какая-то фурия. Чего мы только не вытворяли в тесной бане, и, наконец, отворив маленькую дверцу в наружной стене, выскочили прямо на снег. Было уже темно, и мы не боялись, что нас увидят в небольшом дворике. Мы обнимались, целовались, натирали друг друга снегом в самых чувствительных местах и катались в сугробах, а потом снова забрались в баню на полок.

Наконец, изрядно устав, мы окатились ледяной водой и уселись в предбаннике. Там было так тесно, что нашлось место только для меня, а Гута сидела у меня на коленях, и мы еще долго целовались перед тем, как вернулись в ее комнатку. Уставшие, но счастливые, мы лежали рядом на оленьей шкуре, держась за руки.

- Тебе понравилось, любимый? – спросила Гута.

- С тобой, да чтобы не понравилось! Разве это возможно?

- Ну, тогда, если у нас будет свой домик, мы непременно пристроим баню!

- Конечно! Как же без этого? Мы и своих детей приучим париться, как только они подрастут. Это и для здоровья полезно, а с тобой – это вообще! А как ты так здорово научилась париться? Вот кто железный, так это ты!

- Знаешь, меня приучили старшие братья. Они всегда брали меня с собой в баню. Не здесь – в нашей бане и не повернуться вчетвером, а в Ку-Они, там баня большая, под нее у нас отведена отдельная хижина.

- И вы были все вместе, мужчины и ты?

- Милый, у нас в семье было так принято, мы привыкли не стесняться наготы. Братья, когда женились, обычно вместе с женами там были, вот тогда-то я кое-чему научилась… Не только париться! – Она рассмеялась. – Правда, иногда это слишком возбуждает, но когда я была еще совсем маленькая, то воспринимала это, как игру, тем более, что они при этом всегда шутили и смеялись. Может быть, если бы не такой обычай в нашей семье, я бы не осмелилась… с тобой…

- Любимая, удивительно, но у нас в семье тоже такой обычай! Даже не в бане, а вообще… И мы, и родители, никогда не одевались дома. А мы с Машей и до сих пор ничуть не стесняемся друг друга, когда мы без одежды.

- И вы с сестрой совсем не возбуждаете друг друга своим видом, как мужчина и женщина?

- Я сам недавно удивлялся этому. Уже после того, как был с тобой… Но, действительно, не возбуждаем. Хотя сестра у меня…

- Да, вот уж кто – идеал женщины! Я ей завидую… Точнее, завидовала – с тех пор, как ты со мной, я завидую только сама себе, - и она снова меня обняла. – Милый, - предложила она. - Может, останешься у меня до утра? Я тебя утром покормлю…

- А знаешь, Гута, останусь! Сестра уже в курсе наших дел, так что никто меня искать не станет, а нам надо привыкать к семейной жизни! – И я засмеялся. – Выясним, не буду ли я ночью будить тебя храпом, а ты не начнешь ли брыкаться во сне!

Гута тоже весело рассмеялась и снова «оседлала» меня.

- Тогда надо провести профилактику перед сном, чтобы ты не храпел, а я – не брыкалась! – И мы в очередной раз занялись этим.

* * *

Еще три дня прошли в обычной школьной суете, а на четвертый, ближе к вечеру, я разыскал сестру и сказал:

- Маша, завтра мне придется отправиться в Ку-Они.

- Что-то случилось?

- Их станция замолчала. Ну, почти. Прием резко ухудшился, хотя разобрать, что она пытается выйти на связь, все еще можно. Так что, думаю, ничего страшного, это просто неисправность. А нам никак нельзя без связи. Подменишь меня в школе? Хотя бы частично?

- Ну, братишка, куда же я денусь? Но ты давай поосторожнее – все же, не май месяц! Волков этой зимой много, да и медведя-шатуна можно встретить… Может, возьмешь кого-нибудь с собой?

- Возьму. Гуту. У нее там вся родня живет зимой, да и вообще…

- А, так это Гута? – улыбнулась сестра. – Хорошая девочка. Хочешь заодно посвататься, не иначе? А как же мои советы?

- Масяня, твои советы хороши, когда внимаешь им теоретически… А на практике… - И я рассмеялся. – Мы друг без друга не можем, все равно этим все кончится, так зачем же тянуть кота за хвост?

- Ну, как знаешь, брат! А она согласна?

- Конечно!

- А завтра пойдет с тобой?

- Куда же она денется?!

- Ну вот, ты уже рассуждаешь, как муж! Хорошо, что я – не твоя девушка! – и она рассмеялась.

Собрав необходимые запчасти и инструменты для ремонта станции, я захватил лыжи, оружие и вечером пошел к Гуте. Даже, если она вдруг не согласилась бы пойти со мной в Ку-Они, мы, по крайней мере, проведем вместе ночь.

Когда я вошел (Гута при этом разве что не прыгала от восторга, как ребенок), она, даже меня не дослушав, заявила, что пойдет со мной куда угодно, когда угодно и зачем угодно, и стала поспешно стаскивать с меня одежду и разделась сама, заранее. Нам обоим нравилось находиться без одежды в присутствии друг друга, это одновременно и возбуждало, и создавало какую-то очень домашнюю, интимную обстановку.

Потом мы поужинали отбивными из мяса зубра с картошкой, причем меня снова восхитило, как ест Гута – она словно работала в лаборатории с какими-то биологическими объектами, очень аккуратно и, в то же время, эффективно. Потом она стала собирать вещи для завтрашнего похода, а я – проверять оружие и запчасти для станции, еще раз прикидывая, что же там могло выйти из строя. Я неплохо знал нашу маленькую УКВ-станцию, она легко, с большим запасом, перекрывала расстояние в тридцать километров до Ку-Они, а процессор внутри блока постоянно проводил диагностику и передавал пакеты данных на центральную станцию Ку-Пио-Су. Но беда как раз в том, что связи-то не было, поэтому дистанционная диагностика помочь не могла. Разберемся на месте. Наверняка, это или питание, или антенна – в самом блоке станции ломаться нечему.

Гута, все подготовив на завтра, вернулась, и постелила нам на полу в своей комнатке, нам не хотелось пользоваться постелями ее братьев или родителей – свою жизнь надо начинать самим, на своем месте, в этом мы оказались единодушны.

После того, как мы вволю накувыркались и лежали рядом, держась за руки (мы уже попробовали в прошлый раз спать в обнимку, но ничего не вышло – мы слишком возбуждали друг друга, и никак не могли уснуть), Гута спросила:

- Сережа, а правда ли, что Уоми дал твоей матери новое имя?

- Да. Это произошло, когда они в первый раз были вместе в другом мире. Он назвал ее Катей, потому что ему очень нравилось это имя. И оно созвучно с именем Кунья. Но так ее называл только отец, больше никто. Она тоже это имя очень полюбила.

Гута повернулась к мне и обняла:

- Милый, придумай мне тоже другое имя! Чтобы только ты меня так называл!

- Удивительно, что ты заговорила об этом! Я только вчера сидел за компьютером и искал, какое имя тебе дать. Ты что, мои мысли читаешь?

- Не знаю, просто мне это пришло в голову… Ну, и что же ты придумал?

- Галина! Ты будешь – Галина! Галя, Галинка, Галюся, Галка, Галюха, Галочка! А также – Ина, Лина! Есть еще множество вариантов. Тебе нравится?

- А тебе? Ах, да, ты же первый спросил, - и она рассмеялась. – Ты уже уступил мне когда-то, и придется мне ответить. Да, очень нравится! Такое интересное имя! Правда, птица галка черная, а я – рыжая, но это ничего. А что оно значит?

- Тихая, спокойная. Тебе очень подходит, правда, только не в постели!

- Ах, так?! Ну, тогда держись!

Тотчас одеяло полетело в сторону, и Гута оказалась на мне верхом, да еще и «валетом». Она вмиг завладела моим «инструментом», а я – ее. Она ласкала меня нежно, возбуждая движениями губ и языка, я – более грубо и резко, иногда даже слегка покусывая, мы уже хорошо изучили «вкусы» друг друга. Конечно, она не выдержала первая – по телу ее прошла судорога, и она, скрестив ноги и вытянувшись, как струна, несколько секунд дрожала, словно в ознобе.

- Ну, что, Галюха, получила? Так тебя! – смеялся я.

- Сейчас ты у меня запоешь по-другому! – и она, предусмотрительно став рядом со мной на коленки, чтобы снова не подвергаться «атаке», наклонилась и заработала руками и губами так, что я тотчас сдался. Она торжествовала:

- Вот, я еще раз тебе доказала, что ты – не из железа!

Потом мы снова лежали рядом и разговаривали. Гута рассказывала мне о своих родителях и братьях, их женах и детях, а я – кое-что о том, как в десять лет мы с Машей и родителями побывали в другом мире, и как нас обучали всему на свете в медкапсулах, в гипносне.

- Это – как ящик, только мягкий внутри, туда ложишься без одежды, крышка закрывается. Сначала было немножко страшно. Мягкая обшивка сжимает тело, и начинает везде покалывать, словно маленькими иголочками. Потом как будто засыпаешь, и в этом сне все, как настоящее. Ты ходишь, что-то делаешь, а главное – знаешь, как надо делать. А когда просыпаешься и вылезаешь из капсулы, то все помнишь, и уже никогда не забываешь. В нужный момент все само приходит в голову.

- И чему же вас научили?

- Всему! Математике, физике, электронике, всем наукам! Целительству, психохирургии, анатомии и физиологии. Специальной борьбе и обращению с любым оружием. И накачали мышцы – до этого я был обычным мальчишкой, а пройдя курс, стал юношей с такими мышцами… Ну, ты и сама видишь, какой я сейчас.

- Вижу. Ты лучший мужчина на свете!

- А ты – лучшая женщина, с самыми лучшими конопушками!

- Ты все смеешься, любимый! А я очень тебе завидую. Если бы мне предложили выбор, какой стать…

- И что же ты бы выбрала?

- Ну, тело, конечно – как у Маши! А внутри… Как у тебя! Чтобы тоже все знать и уметь!

- Галинушка, пожалуйста, оставайся такой же, как сейчас! Маша, конечно, очень красивая, она похожа на мать… Только волосы у нее темные, как и у меня. Но ты – это ты! И твое тело мне нравится гораздо больше именно потому, что оно – твое, настоящее, а не идеал. А уж ты сама… Ты просто чудо!

- Ладно, милый, давай спать, я бы всю ночь с тобой проговорила, но завтра рано вставать, и – в путь! А это не так уж близко…

* * *

Наутро мы проснулись на рассвете, быстро упаковали пожитки в два мешка, закинули их за спины и на лыжах направились к реке. Лыжи в Ку-Пио-Су –короткие и широкие, на них, конечно, рекорды не ставить, зато легко ходить по лесу и неровной дороге. Палок к ним, разумеется, не положено, они не очень-то едут, да и то, только под гору, а на ровной местности надо просто ходить, чуть-чуть скользя по плотному снегу.

Я, конечно, шел впереди, прокладывая лыжню, а Гута – следом за мной. Она попыталась настаивать, чтобы меняться местами, но я решительно отказался. Во-первых, мои физические данные не сравнить с ее, а во-вторых, я гораздо тяжелее, и, иди я сзади, все равно буду тратить силы, утаптывая ее след, а так она может просто скользить за мной. Немного поспорив, она признала, что я прав, и уступила.

Пройдя примерно половину пути, мы устроили привал – я все же устал, снег был довольно глубокий. Зато Гута, как я и рассчитывал, сохранила силы. Пока я расстилал шкуру на берегу реки, под елкой, она быстро собрала хворост и разожгла костер. Мы подогрели несколько кусков копченого мяса и стали с аппетитом есть, на этот раз без вилок, откусывая прямо с веток, на которые было насажено мясо. И все равно, Гута ела очень аккуратно, как-то особенно по-домашнему.

После того, как поели, мы уселись отдыхать у костра. Гута прислонилась к стволу елки, а я развалился на снегу, с удовольствием положив голову к ней на колени. Время от времени Гута наклонялась и обнимала меня, целуя в губы, дразня своим язычком, скользила им по моим зубам и запускала его мне за щеку, а я, засунув руку ей за пазуху, поглаживал ее грудь и слегка пощипывал соски. Наконец, не выдержав, она предложила:

- Милый, а почему бы нам не заняться этим прямо сейчас?

- Охотно, но как ты это представляешь? Построить шалаш?

- Зачем? У нас ведь биоблокада. Ты же знаешь, что мы можем выносить любой холод без одежды. Попробуем?

Я заинтересовался. Биоблокада перестраивала организм человека так, что растормаживался гипофиз и гипоталамус, а там находятся как центры терморегуляции, так и других важнейших функций. Это сообщало организму многие свойства, которые обычному человеку даже и не снились. Например, можно было больше часа не дышать, самому согревать свое тело в любой мороз, и наоборот – некоторое время находиться в огне, не получая ожогов. Многократно ускорялась регенерация тканей и органов, увеличивалась физическая сила мышц, ускорялось усвоение пищи. Теоретически я знал, что могу пролежать голым на снегу хоть сутки, и не замерзнуть, но на практике никогда это не проверял, просто случая не было. Только в детстве я с Машей бегал зимой по снегу голышом, нам разрешали родители, что само по себе большого удовольствия не доставляло – это была просто игра.

- Милая, а ты уже делала такие опыты?

- Да. Года два назад я из любопытства разделась догола и зарылась в снег. Сначала было очень холодно, и хотелось в тепло, но я пересилила себя, и продолжала лежать в снегу. И постепенно стало теплее, я так хорошо согрелась, как будто под одеялом! Даже уходить домой не хотелось. А потом я чувствовала приятную бодрость и свежесть целый день. Только есть очень хотелось, я съела сразу такой кусок мяса! Организм потратил много энергии…

- Давай попробуем, Галинка, это очень интересно!

Гута, как уже имеющая опыт, разделась первой. Аккуратно сложив одежду на снег, она стала босиком на шкуру, на которой мы сидели, соблазнительно потянулась всем телом, и ободряюще улыбнулась мне. Я впервые увидел Гуту обнаженной при свете дня, а пока она раздевалась, заметил, что у нее под курткой надеты две перевязи с метательными ножами, по шесть ножей в каждой – она была признанным мастером в этом виде оружия.

Тогда и я начал раздеваться – вначале скинул унты и стал босиком прямо в снег. Ноги обожгло холодом, но не прошло и минуты, как стало тепло и приятно. Я быстро снял остальную одежду, и даже не почувствовал мороза – организм уже приспособился. Я шагнул к Гуте и обнял ее – ее тело было по-летнему теплым. Обнимаясь и целуясь, мы не заметили, как скатились со шкуры на снег, Гута уселась на меня верхом, и мы стали ласкать друг друга, как будто занимались этим не на снегу, а в теплой постели. Потом мы менялись местами, потом гонялись голышом друг за другом по глубокому снегу, проваливаясь в сугробы до пояса. Настроение было прекрасное, веселое – видимо, кроме центра терморегуляции, активировались и другие функции. Наконец, набегавшись, мы уселись прямо в снег, обняв друг друга.

- Ну, как, милый?

- Чудесно! Как здорово, что ты это придумала! Но тебе не кажется, что нам пора? Ведь уже за полдень.

- Да, к сожалению. Давай-ка одеваться и снова греть мясо – я проголодалась. А ты?

- Да, я тоже!

Мы напоследок еще разок растерли друг друга снегом, оделись и снова разожгли костер, доели остатки мяса и стали собираться в дальнейший путь. Я опять занял место впереди, а Гута – за мной. Идти стало удивительно легко, мысли были приятные и бодрые, мы переговаривались друг с другом, шутили и смеялись.

- А знаешь, Галинка, - сказал я, - то, что мы проделали сейчас, сродни приему наркотика. Мало того, что расторможенный гипофиз и гипоталамус выдали в кровь море аналогов амфетамина и прочих стимуляторов, так мы еще и сексом позанимались! Как бы эдак нам не стать наркоманами. Всего-то и надо – поваляться в снегу с любимой девчонкой!

- Да, милый, мне очень понравилось. Правда, когда я с тобой, я и так, как пьяная, мне и наркотиков не надо! Вот только еды не напасешься, мне опять есть хочется…

Но еды у нас с собой больше не было, оставалось только ускорить шаг. Спустя пару часов мы увидели впереди дымки хижин – это был Ку-Они.

* * *

Подойдя к хижине, где жила семья Гуты, мы переглянулись, и она, нагнувшись, первой откинула меховую занавеску на двери. Мы вошли. Посередине хижины ярко горел очаг, рядом сидела немолодая, но еще красивая и стройная женщина, с такими же, как у Гуты, рыжими пышными волосами, заплетенными в тугую косу.

- Мама! – воскликнула Гута, бросившись ей на шею.

- Гуточка! Деточка моя!

Я шагнул вперед и коснулся рукой камней, которыми был обложен очаг:

- Здравствуй, тетушка Майра!

- Сергей! Ты мою девочку провожал?!

- Да, тетушка, мне понадобилось в Ку-Они по делу. Ваша станция замолчала.

- Ах, да! Борк говорил, он очень обеспокоен. Хотел уже к вам идти, в Ку-Пио-Су.

- Но у меня есть и еще одно дело, поважнее первого.

- Какое же, сынок?

Я словно кинулся с разбега в холодную воду:

- Мы с Гутой любим друг друга, и я пришел ее сватать!

Майра широко распахнула глаза, такие же зеленые, как у Гуты:

- Гута, дочка, неужели это правда?!

Гута, густо покраснев и опустив глаза, ответила:

- Да, мама.

- Сын Уоми! Сватается к моей дочке!!! Не может быть!

- Может, тетушка, может! Что скажешь?

- Что ты нашел в этой конопатой девчонке?! Она даже поворотиться, как следует, не умеет!

Я повернулся к Гуте и обнял ее:

- Она – самая лучшая! Я ее не променяю ни на кого на свете!

Майра вскочила, подбежала ко мне и заключила в объятия нас обоих:

- Сергей! Сынок! Какое счастье для нее! И для нас!

- Ну, что ты, тетушка! Я такой же парень, как любой другой в Ку-Пио-Су.

- Ты – сын Уоми!

- Ну, и что?

- Вы с Машей охраняете наши поселки. Благодаря вам и отцу всех дубов, Дабу, мы все живы!

- Насчет Дабу не стану спорить, а я – то при чем?

- А то ты сам не знаешь? Через своего отца ты – внук Дабу!

- Ты лучше скажи, тетушка: отдаете Гуту мне в жены?

- Ты еще спрашиваешь! Бери ее со всеми потрохами! Да будь у меня десять дочек, я бы всех отдала в жены внуку Дабу!

- Мне десять не надо, мне нужна только Гута.

- Конечно, отдаем!

- А ее отец что скажет?

- Неужели он скажет что-то другое? Пусть только попробует! Конечно, он тоже согласен!

- Но где же он?

- На охоте с сыновьями, где же еще? Вечером будут.

- Ну, вот и подождем до вечера!

Тем временем Гута нетерпеливо переступала с ноги на ногу, поглядывая на очаг:

- Мама, ты нас покормишь? А то мы ужас какие голодные!

- Вот, что я говорила! Эта девчонка даже не догадалась взять еды в дорогу!

- Да нет, мама, еда у нас с собой была, но…

- Да покормлю, конечно! Садитесь, садитесь!

Майра тотчас вытащила из ледника в стене, завешенного меховой занавеской, несколько крупных рыбин и разложила их на углях. Мы с Гутой, скинув верхнюю одежду, уселись рядом, я поставил лук и копье к стене, она сняла перевязи с ножами, я обнял ее, а она, прижавшись ко мне, положила голову мне на плечо.

- Как же это вы решились, дети?

- Да уж так вышло, тетушка.

- Нет, ну чем она тебя приворожила? Уму непостижимо!

- Ну, во-первых, Гута очень красивая…

- Она-то?

- Да. Во-вторых, умная и добрая. Ну, и, в-третьих, я люблю ее, а она – меня!

- Да, как говорят, «любовь зла – полюбишь и козла»! Козу, то есть…

- Она не коза, а лань! – рассмеялся я, а Гута снова покраснела.

Майра только махнула рукой, глядя на нас, словно еще не веря такому счастью.

- Ладно, ладно! Пусть будет хоть кто, раз ты ее любишь…

Рыба изжарилась на углях, мы вытащили ее на деревянные доски и, счистив ножами чешую, обжигаясь, принялись за еду. Майра, глядя на то, с какой жадностью мы едим, только качала головой.

- Вот уж точно, не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Не думала, не гадала…

* * *

После ужина я стал одеваться:

- Пойду смотреть радиостанцию.

Гута подскочила:

- Я с тобой!

- Да сиди уж, стрекоза! На что ты ему в таком деле? Сам справится. Ты хоть с матерью поговорила бы пока.

- Успею еще! А вдруг Сереже надо будет помочь? – и она, накинув куртку, повернулась к двери, я подхватил мешок, и мы вышли.

- Ты не сердишься, что я увязалась с тобой, милый? – спросила Гута, едва мы вышли.

- Конечно, нет! А мать не обидится? – спросил я, обнимая ее и целуя.

- Переживет! Еще успеем с ней наговориться.

Мы подошли к крайней хижине поселка, рядом с которой возвышалась тридцатиметровая мачта, укрепленная растяжками, с направленной антенной наверху, и вторая, пониже, с лопастями небольшого ветряка, который лениво крутился на слабом ветру. Я откинул шкуру и вошел. Борк, пожилой мужчина среднего роста, черноволосый с проседью и коренастый, вскочил с лежанки, на которой сидел, читая книгу:

- Сергей! А я завтра уже к вам собирался! Привет, Гута, а ты зачем?..

- А я выхожу замуж за Сережу, вот! – она опять покраснела.

Борк очень широко раскрыл глаза, глядя на нас, а рот его открылся еще шире:

- Вот это да!

- Да ладно вам! Тоже, событие! Все когда-то женятся или замуж выходят. Лучше давай делом займемся. – Я положил мешок на нары и стал выгружать из него запчасти и приборы. – Когда станция отказала?

- Позавчера. Я смотрел на дисплее – ошибка согласования. И сигнал не проходит. Похоже – антенна, но на вид – все цело, а приборов у меня же нет. Да и специалист я не очень…

- Ладно, сейчас разберемся.

Я включил на станции непрерывный тест-сигнал, взял индикатор мощности и поднес к антенному гнезду. Индикатор ярко вспыхнул.

- Тут все в норме. Пошли дальше.

Пройдя вдоль фидера до стены хижины, я тоже не обнаружил падения мощности. Мы все вместе вышли из хижины, и подошли к антенной мачте. Поднеся индикатор к фидеру на мачте, я увидел, что он едва светится.

- Значит, обрыв в грунте. Тащи лопату, Борк!

Борк сбегал за лопаткой, и мы стали аккуратно откапывать фидер. Повреждение обнаружилось возле самой стены ямы, в которой стояла хижина.

- Крысы! – воскликнула Гута. – Вот их гнездо!

Мы обкопали крысиное гнездо и смешали его с землей, а потом стали раздумывать, что делать. От места разрыва до антенного ввода станции – метра два. Можно восстановить фидер с помощью соединительной муфты (паять или скручивать высокочастотные кабели нельзя), но это может привести к небольшому падению выходной мощности, процентов на пять-семь. Нежелательно.

Мы снова подошли к мачте. На высоте примерно десяти метров был виден резервный виток кабеля, около трех метров длиной, закрепленный на мачте. При монтаже его специально не стали оставлять на земле, чтобы не повредили звери.

- Вот бы туда забраться и распустить виток! Тогда обошлись бы без соединительной муфты и падения мощности, – сказал я, размышляя вслух.

- Такую лестницу не найдешь. Прямо по мачте? Но тебя или меня мачта может не выдержать.

- А меня? – внезапно предложила Гута, внимательно прислушивавшаяся к нашему разговору.

- А сможешь взобраться?

- Не сомневаюсь, Сережа! Я и не по таким шестам лазила. Правда, пониже, но это же все равно! Всего-то метров десять. И диаметр сантиметров пять, самый удобный.

Мы с Борком переглянулись.

- А что, можно попробовать!

Я дал Гуте маленькие пассатижи, чтобы перекусить завязки, объяснив, как это сделать, чтобы не повредить кабель, и отвертку, чтобы ослабить хомуты, крепящие кабель к мачте ниже витка. Она внимательно все выслушала.

- Ну, давай! Только осторожно!

Гута подошла к мачте, подпрыгнула и уцепилась за нее, обхватив мачту ногами. Но, поднявшись метра на два, она соскользнула вниз.

- Унты скользят! Надо разуться!

- Как это, зима же, мороз! – удивился Борк.

- Ну, у нас же у всех биоблокада! Я столько раз по снегу босиком бегала! – и она подмигнула мне.

- Хм, разве что… - пробормотал Борк. – Попробуй, пожалуй!

Гута тотчас скинула унты и стала босиком на снег. Но этим она не ограничилась, а сняла куртку и штаны, оставшись только в короткой кожаной безрукавке. Но, сообразив, что, когда она полезет на мачту, мужчины снизу могут увидеть кое-то, для их глаз не предназначенное, замешкалась.

- Борк, у тебя найдется тонкий ремешок? – спросила она.

- Сейчас принесу, - понимающе ухмыльнувшись, сказал тот.

Я подошел в Гуте:

- Галинка, я думаю, лучше не надо. Вдруг свалишься?

- Милый, ну разреши, ну пожалуйста! – взмолилась она. – Мне очень хочется вам помочь! – и так умоляюще посмотрела на меня, что я только махнул рукой.

Сбегав в хижину, Борк вернулся с ремешком метра в полтора длиной. Гута тотчас обвязала ремешок вокруг талии, а остаток пропустила между ног, подтянув полы безрукавки, и завязала его конец за пояс. Теперь безрукавка облегала ее тело, как купальный костюм.

Засунув пассатижи и отвертку за пазуху, Гута полезла на мачту. Сейчас, когда она обхватывала мачту голыми ногами, дело пошло на лад. Она быстро добралась до петли кабеля, распустила ее и стала спускаться, останавливаясь через каждые полметра и протягивая кабель под очередной хомут, причем ловко удерживалась за мачту ногами, а руками работала с отверткой и хомутом. Наконец, метрах в полутора от земли, она соскочила, я поймал ее на руки, обнял и поцеловал. Борк посмотрел на нас и снова добродушно ухмыльнулся.

Мы все вместе подошли к месту разрыва, Гута, все еще босиком, побежала в хижину и подтянула кабель, а мы подавали его снаружи. Когда кабель был весь затянут в хижину, я сказал:

- Борк, обложи кабель плоскими черепками, и только потом зарывай, а то крысы снова доберутся. Но очень аккуратно, чтобы черепки его не повредили.

- Понимаю, - кивнул он. – Завтра же сделаю.

Войдя в хижину, мы застали Гуту за развязыванием ремешка. Ее ноги были все в мелких царапинах и ссадинах.

- Ну вот, поранилась! – покачал я головой. – Не надо было тебя пускать. Больно?

Она отмахнулась:

- Какие пустяки, милый! С биоблокадой через полчаса и следа не останется. Зато дело сделали.

Пока она одевалась, мы с Борком отрезали поврежденный участок от кабеля и заправили его конец в новый коаксиальный разъем. Подключив разъем к станции, я провел самодиагностику, подстроил согласование – ведь длина линии изменилась, и, убедившись, что все в порядке,  связался с Ку-Пио-Су. Мне тотчас же ответил наш дежурный оператор и поздравил с окончанием ремонта. Я сказал, что собираюсь вернуться завтра, и завершил связь.

- Ну что, Гута, пошли домой? – предложил я. – Наверное, твой отец и братья уже там.

Мы попрощались с Борком, причем он ласково посмотрел на Гуту, похлопал ее по плечу, совсем как парня, и сказал:

- Спасибо, стрекоза! Ты молодец! Отлично справилась! – и она даже покраснела от удовольствия и засмеялась.

* * *

Уже совсем стемнело, когда мы подошли к дому. Вся семья уже была в сборе, пришли и братья Гуты с женами, хотя они жили в других хижинах – свободного жилья было много в почти пустом поселке.

Когда мы вошли, они все встали на ноги, по очереди подошли к нам и обняли Гуту и меня, а потом, когда мы уселись, Торк, отец Гуты, торжественно сказал:

- Сергей, Майра сказала, что ты сватаешься к Гуте. Бери ее в жены, мы все согласны. Для нас большая честь – породниться с сыном Уоми!

Я встал, и всем поклонился:

- Спасибо вам всем! Для меня большая честь породниться с вами! Думаю, что свадьбу мы справим в Ку-Пио-Су, когда вы вернетесь.

Я обнял Гуту и поцеловал, а все смотрели на нас, удовлетворенно кивали головами и улыбались. Затем мы расселись вокруг очага, на котором жарилось мясо, и приступили ко второму ужину, причем Гута ела за двоих. Трое братьев Гуты, черноволосые и коренастые, рассказывали, какая в этом году охота, сколько мяса заготовлено, и расспрашивали, в свою очередь, что получилось с ремонтом станции.

Я рассказал про крыс, не забыв отметить и роль Гуты в этом деле – как она бесстрашно залезла на мачту и распустила кабель.

Старший из братьев, Бол, рассмеялся:

- Ну, что-что, а это она может! В детстве с ней сладу не было, все деревья облазила! В первый раз залезла на дерево, когда ей было три года, а слезть не смогла, сидит на дереве и ревет. Пришлось мне ее снимать.

Наконец, после ужина, братья отправились по домам, а к нам подошла Майра и сказала, улыбаясь:

- Дети, если хотите, можете пойти в соседнюю хижину, она пустая. Я там вечером уже разожгла очаг и согрела дом. Вы же наверняка уже знаете, что нужно делать в постели, да? – она засмеялась. – Я видела, как вы смотрите друг на друга. Зачем спать порознь, если можно быть вместе? А утром приходите завтракать.

Гута снова покраснела, а я улыбнулся и кивнул:

- Спасибо, тетушка Майра! Мы с Гутой, действительно, не стали дожидаться свадьбы с этим делом.

Мы взяли одеяла, пожелали доброй ночи и вышли на мороз. Обнявшись, мы стояли и смотрели в небо, на котором сияли яркие звезды – снег давно закончился, было ясно и тихо.

- Сережа, - спросила Гута. – А твои папа и мама, они, действительно, где-то там? На какой звезде?

- Ахернар, очень яркая, но ее не видно в нашей местности, а только гораздо южнее.

- А, помню, это созвездие Эридана. Мы проходили. Альфа Эридана, голубая звезда! Как там, наверное, красиво! Ты хотел полететь с ними?

- Очень хотел, но нам с Машей пришлось остаться – нельзя бросить поселок. Да и в экспедицию нам было бы не попасть, по возрасту. А сейчас я рад, что не полетел.

- Почему?

- Я полюбил тебя. Никакие звезды не сравнятся с этим!

Гута повернулась ко мне и прижалась к моей груди:

- Милый, я все никак не могу поверить такому счастью! Ты взял меня в жены! Неужели правда?

- Правда, любимая. Вот сейчас придем в хижину, и ты поверишь! – я засмеялся и повел ее к соседней хижине, над которой поднимался дымок.

* * *

Наутро мы встали поздно – мы, действительно, уже знали, чем нужно заниматься в постели. Когда мы позавтракали, Майра сказала:

- Гута, останься на пару дней, и мы все вместе пойдем в Ку-Пио-Су!

- Но Сережа ведь сегодня уходит, ему надо работать в школе. Я пойду с ним!

- Ничего, Гута, я сам доберусь! Побудь пока дома, с матерью…

- Нет! Вдруг с тобой что-то случится?

- А что может случиться? Ведь сейчас день, а не ночь.

С большим трудом нам удалось ее уговорить. Сложив мешок и взяв с собой еды на дорогу, я попрощался с Майрой. Гута пошла меня провожать. Дойдя до околицы Ку-Они, мы остановились, Гута обняла меня и поцеловала:

- Будь осторожнее, родной мой! Что-то у меня неспокойно на душе.

- Пустяки, Галинка! До встречи в Ку-Пио-Су!

Еще раз поцеловав Гуту, я зашагал вперед. Первая половина пути прошла без происшествий. Перекусив и немного отдохнув у костра, я свернул по руслу реки к Ку-Пио-Су, и тут из леса вдруг раздался волчий вой. Я пошел поближе к противоположному берегу – тогда, в случае чего, можно будет хоть взобраться на дерево, а на льду реки даже деваться некуда.

Волчий вой сзади приближался, а подойдя к береговым обрывам, я, к своему ужасу, увидел впереди на льду реки черные точки. Волки! Они берут меня в кольцо!

Я побежал вперед, к мысу, который виднелся недалеко, на нем росло высокое дерево. Но, едва я добежал до него, как увидел позади, метрах в пятидесяти, трех больших волков, которые выскочили из-за валунов на берегу. Дерево было толстое, с гладкой корой, ветвей на стволе внизу не было, и быстро залезть на него я бы не смог. Скинув лыжи и мешок, я воткнул в снег копье и, согнув лук, надел на него тетиву. Колчан с пятнадцатью стрелами я закинул за спину, и, прислонившись к дереву, стал ждать нападения.

Трое волков, приблизившись метров на двадцать и разойдясь по сторонам, уселись на снег и словно чего-то ожидали. И я  тотчас понял, чего они ждут, услышав снова волчий вой за спиной, совсем уже близко. Окружают всей стаей! Тянуть не стоит.

Я выдернул из колчана стрелу и выстрелил. Ближайший из волков подскочил и упал на снег, обильно поливая его своей кровью – стрела пробила ему шею. Два  других вскочили и попятились, но ненадолго. Стая приближалась, и из-за береговых скал показался еще десяток волков. А вой и рычание за спиной становились все ближе.

Еще выстрел, и второй волк распластался на снегу. Еще десять раз успела щелкнуть тетива – ни одного промаха. Все-таки не зря меня натаскивал отец… Мне вспомнилось, как он в хорошем темпе кидал в воздух куски древесной коры, а я должен был всадить в каждый по стреле на лету, прежде, чем первый из них упадет на землю. Уже двенадцать волков лежали неподвижно, но тут к дереву подоспели все остальные. Их оставалось больше двух десятков, и они бросились в атаку все сразу и со всех сторон. Выдернув из снега копье, я успел подставить его острие громадному волку, который прыгнул на меня, одновременно древком отбив прыжок еще одного, и, выхватив из-за пояса кинжал, подарок сестры, приготовился подороже продать свою жизнь.

Две мысли мелькнули у меня в голове в этот миг. Первая – сейчас меня просто разорвут на куски, тут уж никакая биоблокада не поможет! Какая ирония судьбы – сына Уоми съедят волки… А вторая была о Гуте – как она радовалась, что стала моей женой… Она так хотела пойти со мной – вдвоем мы бы отбились. Или хоть погибли вместе, рядом. Неужели я ее больше не увижу? Как она переживет мою смерть?

Словно во сне, я отбивался кинжалом – вот еще один волк покатился по снегу со вспоротым брюхом, и, скуля, пополз в сторону, волоча за собой кишки и оставляя кровавый след. Еще удар кинжала, и горячая струя волчьей крови брызнула мне в лицо. Я отшвырнул прочь тело волка, и в тот же миг двое хищников напали сразу с двух сторон. Вонзив кинжал в бок тому, что был справа, я почувствовал страшную боль в левой ноге, и от сильного рывка упал на колени, слыша хруст своих костей в волчьей пасти. Я нанес кинжалом еще один удар, и волк, напавший слева, тоже вытянулся на снегу. Попытавшись сгоряча вскочить на ноги, я слишком поздно понял, что левая нога меня не держит. Теряя равновесие и падая на спину, я увидел, как ко мне на грудь прыгнул огромный волк, и почувствовал на своем лице его горячее дыхание. Мелькнула почти безразличная мысль: вот и все, конец!

Но внезапно из пасти волка хлынула кровь, и он, хрипя, навалился на меня всем своим весом. Я успел заметить торчащий из его шеи метательный нож, и тотчас еще два волка, прыгнувшие на меня с двух сторон, покатились по земле. И тут в глазах у меня потемнело, вместо волков замелькали серые пятна, и я провалился в небытие.

* * *

Открыв глаза, я увидел над собой потолок деревянного дома – такие дома были повсеместно распространены в Ку-Пио-Су. Значит, остался жив! Вспомнился метательный нож, торчащий из шеи волка, который собирался перегрызть мне горло. Неужели Гута?! А как же она? Жива? Я повернул голову и осмотрелся, обнаружив, что лежу на кровати в ее комнатке, и немного успокоился. Слабость ощущалась, как нечто внешнее, осязаемое, словно меня связали веревками. Очень хотелось есть. Я попытался пошевелить пальцами на левой ноге, правда, без особого успеха, но ногу я чувствовал. Попытка сесть на постели оказалась вначале неудачной, однако со второго раза у меня получилось свесить ноги с кровати на пол. Откинув покрывало из серого холста, я посмотрел вниз, и увидел уже затянувшиеся, но еще хорошо заметные рубцы на левой голени. Судя по их виду, прошло не менее суток – с учетом биоблокады, разумеется.

Дверь была открыта, и, прислушавшись, я уловил на кухне звуки, говорившие, что там кто-то есть.

- Галинка! – позвал я, сам удивляясь слабости своего голоса.

Гута появилась в дверях спустя всего несколько секунд и кинулась ко мне. На ней была надета безрукавка из тонкого холста, а на лице ее было выражение такого счастья, что я невольно улыбнулся в ответ и протянул руки ей навстречу.

- Сереженька! Ты жив! Ты очнулся! Наконец-то! Какое счастье! – восклицала она, покрывая мое лицо поцелуями. Но тотчас же с опаской отстранилась от меня:

- Ложись сейчас же! Как твоя нога?

- Да что ты, Галинка! Уже все зажило, наверное. Я сейчас встану!

- Не смей! Есть хочешь? Я тебе принесу…

- Ну, нет! Я сам пойду и поем. Нечего делать из меня умирающего! – я попытался встать на ноги, покачнулся и ухватился за Гуту, опираясь на ее плечо и на правую ногу. Левая нога хотя и не болела, но была, словно ватная, и не желала слушаться.

Поняв, видимо, что спорить со мной бесполезно, Гута обхватила меня за талию, принимая мой вес на себя. Обняв ее за плечи и стараясь опираться в основном на правую ногу, я потихоньку доковылял до кухни и с облегчением опустился на лавку, тут только обнаружив, что я совершенно голый.

Гута опустилась на лавку рядом со мной, обнимая и заглядывая мне в лицо:

- Что тебе дать? Хочешь уху?

- Хочу!

На столе мгновенно появилась большая глиняная миска, в которой была уха, очень густая, наполовину состоящая из кусков рыбы с картошкой. Схватив деревянную ложку, я стал, давясь и обжигаясь, есть рыбу, заедая хлебом и малосольными огурцами, а Гута по-прежнему сидела рядом и смотрела на меня, не отрывая глаз.

Наконец, наевшись, хотя и не досыта, я отодвинул пустую миску, повернулся к Гуте, обнял ее и поцеловал.

- Милая, расскажи, пожалуйста, что со мной было? Сколько времени я тут провалялся?

- Сутки! Мы тебя притащили почти сутки назад.

- А как ты вообще там оказалась? Ты же спасла меня!

- Ну, когда ты ушел, мне стало как-то очень тревожно. Я пошла домой, надела свои ножи, взяла лыжи и побежала за тобой. Мама, конечно, меня уговаривала остаться, но я ее не слушала. И успела в самый последний момент. Ты уже упал, еще несколько секунд – и тебя бы разорвали на куски! Но до того ты убил не меньше полутора десятков волков. Я добавила к ним еще дюжину – просто больше ножей не было, и уже прикидывала, как добраться до твоего копья, но, когда я бросилась вперед, остальные волки все-таки разбежались, да их и осталось-то совсем мало.

- А потом?

- Потом я подбежала к тебе. Ты лежал без признаков жизни, весь в крови – только позже я обнаружила, что большая часть крови на тебе была волчья. А в первый момент я подумала, что ты мертв.

- И что ты?..

- Я пришла в отчаяние. Моя первая мысль была – последовать за тобой. Конечно, это было очень глупо, но я сразу прикинула, как я могу себя убить, учитывая биоблокаду. И поняла, что это почти невозможно! Не могла же я сама себе отрезать голову?! А все остальное не смертельно. Можно, конечно, броситься на копье так, чтобы оно достало мозг – ведь при повреждениях основания мозга биоблокада не поможет… Но где гарантия, что получится? А что, если я выживу, но лишусь рассудка? Или, еще хуже, буду все понимать, но не смогу двигаться? Ну, словом, не додумав это до конца, я тебя осмотрела, и оказалось, что ты жив, и не так уж сильно ранен. Только левая голень у тебя была раздроблена, кости торчали наружу. Надо было придумать, как тебя доставить в Ку-Пио-Су. Пришлось скрепить лыжи, обе пары. Я нарезала ремней из волчьих шкур, привязала тебя и потащила. Это было трудно, я ведь не очень сильная… К счастью, перед уходом я успела сказать Борку, чтобы он связался с Ку-Пио-Су, и, если тебя нет, пусть выходят навстречу. Они и вышли. Мне пришлось тебя тащить только километров пять, а потом наши подоспели, с Машей во главе.

- А как я оказался здесь, у тебя?

- А это уж я настояла. Наш дом – один из первых по пути, и никого там нет, а я – теперь твоя жена! Маша не стала возражать. Мы тебя занесли в дом, раздели, и Маша, осмотрев, согласилась оставить тебя здесь. Правда, перед этим она немного над твоей ногой поколдовала своими методами, психохирургией, чтобы поставить кости на место и еще более ускорить регенерацию. Вот и все.

Мы помолчали, обнимая друг друга.

- Галчонок, любимая, выходит, я тебе обязан жизнью?

- Ну, вроде того…

- И что ты хочешь за это? – улыбнулся я, глядя ей в глаза.

- Совсем немного, милый! Чтобы ты меня любил всю жизнь! – и она обняла меня и поцеловала.

* * *

Часть II. Маша.

Я сидела в лесу, на траве, и задумчиво обрывала лепестки ромашки, сорванной тут же, на поляне. Прошла уже неделя со дня ухода наших родителей. Я снова, в который раз, вспоминала, как это было.

Мы все, а также отец с матерью и Олег с Ниной, собрались в большой комнате нашего дома, в зале, как мы ее называли. Уходящие, четверо, стояли посередине, держась за руки, а все остальные – я, Сергей, Гунда, Суэго и двое детей Олега и Нины – у стены. Все уже было сказано, все слезы выплаканы, и мы не говорили ни слова.

Наконец, Уоми, мой отец, ободряюще улыбнулся и сказал:

- Ну, прощайте! До встречи… - и они исчезли.

Мы, провожающие, уныло оглядываясь на опустевшую комнату, потянулись к дверям. Наташа и Володя, дети Олега и Нины, хлюпали носами, стараясь сдержать слезы, Гунда обнимала их за плечи и что-то шептала на ухо, остальные молчали. Все ощущали пустоту, оставшуюся после ухода родных людей.

Мы с братом, держась за руки, прошли в свою комнату и, не зажигая свет и обнявшись, сели на одну из кроватей. Мы как-то особенно остро почувствовали свою близость. Говорить не хотелось, настроение было подавленное. Я обнимала брата, уткнувшись в его широкую грудь, и тяжело вздыхала.

- Ну-ну, Масяня! Не раскисай! У нас столько дел впереди…

- Сережа, ну зачем это нужно было? Почему они не остались с нами? – с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься, пробормотала я.

Брат не ответил, поглаживая меня по голове, как делал в детстве отец. Я и сама все знала, вопрос был риторическим. Там, в будущем (или в прошлом – кто разберет эти парадоксы времени?) на Земле-2 возникли проблемы. Первая Звездная столкнулась с трудностями в системе звезды Ахернар. Им нужна помощь. И кому же им помочь, если не отцу? Он уже спас пятьдесят миллионов жизней, когда история расщепилась и возникла Земля-2. Теперь вот это… А наша мать Кунья, или Катюша, как зовет ее отец – неужели она отстанет от отца? Они предпочтут вместе умереть, чем жить друг без друга. Олег и Нина тоже последовали за своими друзьями, другого шанса попасть в мир Земли-2 у них не будет.

Говорить не хотелось. Мы легли рядом на кровать, как в детстве, и уснули в объятиях друг друга.

А на следующий день началась обычная суета, надо было вести занятия в школе, проверять задания, управлять поселком… Люди вокруг ходили на охоту, ловили рыбу, строили и чинили дома, выплавляли металл, разводили скот, возделывали землю, учились и учили. И все смотрели на нас с братом с надеждой и уверенностью в будущем. А на кого могли надеяться мы? Только друг на друга… Нет, конечно, и на всех остальных жителей поселка, наших друзей, тоже. Но ближе друг друга у нас никого не было.

Эти мысли порядком меня утомили. Я прилегла на мягкую траву, бездумно глядя в синее небо, рассеченное ветвями елей, по которому, как комки ваты,  медленно ползли облака. Постепенно глаза стали сами собой закрываться, и я даже не заметила, как задремала.

Проснулась я внезапно, словно от толчка. Открыла глаза – рядом никого не было. Все так же плыли по небу облака, солнце перевалило за полдень, жужжали шмели, где-то в лесу куковала кукушка. Я потянулась и села. С груди на колени мне упал маленький букетик полевых цветов…

Всю неделю, занимаясь делами школы и поселка, я размышляла. Кто мог положить мне на грудь букетик цветов? Букетик, перевязанный стеблем ромашки, стоял в глиняном горшочке на подоконнике, пока не завял. Но и тогда я его не выбросила, а только вылила воду и оставила стоять там же. Глядя на цветы, я думала о том, кто это мог сделать. В Ку-Пио-Су было не принято дарить девушкам цветы – они их собирали сами, плели венки, иногда дарили парням. Значит, тот, кто положил цветы мне на грудь – человек, по крайней мере, необычный, не такой, как все… Кто же он? И почему это сделал?

В следующее воскресенье я опять пошла на ту же полянку и улеглась на траву. Закрыв глаза, я решила, что спать не стану. Дождусь своего неведомого ухажера, если он снова появится, и узнаю, кто это. Как известно, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Я лежала с закрытыми глазами, ожидая, что будет, но минута проходила за минутой, а никто не появлялся. Наконец, я все-таки уснула, а проснувшись, опять обнаружила на груди букетик цветов. Но на этот раз к букетику была приколота искусно выкованная блестящая железная бабочка – она, как живая, сидела на цветах, обхватив их своими тонкими лапками…

Возвратившись домой, я заменила старый букет на новый, снова налив в горшочек воды, положила бабочку на стол, села и задумалась. Теперь я была уверена, что знаю, кто дарит мне цветы. Это мог быть только Керк – никто другой в поселке не был способен столь искусно изготовить бабочку из железа. Что же это значит? Керк влюблен в меня? Но почему ему не сказать мне об этом прямо?

Наверное, все дело в том, что Керк – не простой житель поселка. Он родился двадцать лет назад, незадолго до возвращения моего отца. Рождение его было необычным. Его мать, молодая девушка, которой не было и шестнадцати лет, была за год до его рождения похищена суаминтами – тогда это порой случалось. Позже, когда суаминты сожгли поселок, а отец перебил их почти всех в великом сражении, такие случаи больше не повторялись ни разу, да и суаминтов в наших краях уже не видели. Бута пошла в лес с другими девушками осенью, собирать ягоды, а там никто и не заметил, как она исчезла, никто не слышал никакого шума или крика. Подруги долго ее искали, и, наконец, решили, что она одна ушла в поселок.

Когда они вернулись, и выяснилось, что Бута не приходила, группа следопытов вышла на поиски. Они не нашли никаких ее следов, но неподалеку от того места, где девушки видели Буту в последний раз, обнаружились остатки костра. Кто-то, судя по следам, два человека, были там, жарили мясо, а потом ушли. По остаткам костра и следам ног следопыты пришли к выводу, что это были суаминты, но следов ног Буты рядом не было. Все так и осталось бы загадкой, если бы, спустя год, Бута не объявилась – изможденная, страшная, как будто постаревшая на десять лет, почти без одежды, с разбитыми в кровь босыми ногами. Но пришла она не одна – в меховом мешке за ее спиной посапывал грудной младенец.

Керк, как назвали ребенка, рос быстро, был здоровым и веселым мальчишкой. С ним охотно играли другие дети, он был сильным и добрым. Бута вскоре отъелась, похорошела, и вышла замуж за одного из племянников Карася. Но ей не повезло – когда Керку было пять лет, ее разорвали волки, и она так и не родила мужу своего третьего ребенка. Оставшийся братишка Керка тоже не зажился – в трехлетнем возрасте утонул в реке, когда его никто не видел и не мог помочь. Керк остался сиротой, но в семье Карася его любили, и Карась рано начал обучать его ремеслу, а когда в поселке стали выплавлять железо из болотной руды, Керк освоил кузнечное дело и стал лучшим мастером поселка, быстро превзойдя в этом самого Карася.

Внешность Керка тоже была необычна – черные курчавые волосы, усы и борода, таких волос не было ни у кого в поселке. Его сильное тело было удивительно гибким, а на руках бугрились могучие мышцы. Я нередко засматривалась на него, когда он приходил вести в школе занятия по кузнечному делу, и иногда даже специально находила случай зайти к нему на урок или на практические занятия в кузницу. Его характер отличался мягкостью – он никогда не кричал на непонятливых учеников, а раз за разом объяснял им все заново с бесконечным терпением.

* * *

Я долго сидела у стола, глядя на цветы, а потом приколола бабочку к безрукавке, на грудь (для этого у нее на брюшке была сделана булавка) и вышла из дома. Уже темнело, я брела по поселку, задумавшись, и вдруг увидела, что оказалась на окраине, рядом с кузницей. Слышались звонкие удары молота – Керк наверняка был там.

Сказав себе, что я только взгляну, как он работает, а на глаза ему попадаться не буду, я тихонько, на цыпочках, подкралась поближе и заглянула через дверь внутрь. В поселке уже давно было электричество, кузница была ярко освещена, пылал огонь в горне, а Керк, спиной ко мне, стоял, зажав клещами брусок железа и держал его над огнем. Босая нога равномерно поднималась и опускалась, качая мех, и весь он был, казалось, поглощен работой. Его рука, сжимавшая клещи с куском железа, поворачивала его над огнем, то поднимая выше, то опуская, глаза, не отрываясь, смотрели в огонь и ничего не замечали вокруг.

Я зачарованно наблюдала, как железо становится красным, потом желтеет, потом начинает светиться белым… Керк повернулся к наковальне, положил на нее железо, взял молот и начал бить по раскаленному металлу. Искры фонтаном сыпались вокруг, мышцы на спине его и сильных руках играли, вздуваясь буграми, тело блестело от пота. Все вместе это выглядело, как какой-то колдовской обряд, и было сказочно красиво. Когда он стоял ко мне спиной, я увидела, что на нем один только кожаный фартук, прикрывающий переднюю часть тела и защищающий от искр.

Мне стало стыдно, что я подсматриваю за ним, когда он почти голый, и я хотела было уйти, но ноги меня не желали слушаться. По мере того, как я смотрела на его большое, сильное тело, на мышцы, перекатывающиеся под кожей, на уверенные, быстрые удары молота, на разлетающиеся искры, в груди у меня нарастало что-то непонятное, меня как будто начинало жечь изнутри, становилось тяжелее дышать, и, сама не понимая, что делаю, я шагнула через порог.

Тем временем железный брусок остыл и потемнел. Керк, сжимая его клещами, повернулся снова к горну, и тут его глаза встретились с моими. Он вздрогнул и замер, глядя на меня.

- Маша?! Ты… - рука его непроизвольно разжалась, и железо, звякнув, упало на пол.

Я заставила себя улыбнуться:

- Прости, Керк, что я тебе помешала… Но я хотела поблагодарить тебя за подарок. – И я, поднеся руку к груди, коснулась приколотой там бабочки. – Можно, я чуть-чуть постою тут и посмотрю, как ты работаешь? Это так красиво…

- Машенька! Конечно! Смотри, сколько хочешь, – Керк, не отрывая глаз, глядел мне в лицо. Я почувствовала, что краснею, от его слов и взгляда по телу разлилась горячая волна.

Затем, сделав над собой усилие, он нагнулся, поднял клещи, взял снова железный брусок, внес его в пламя горна и начал качать ногой мех. Над горном взвилась струя пламени, огонь загудел, а кусок железа снова начал сначала краснеть, потом желтеть, и, наконец, засветился ослепительным белым светом. Теперь я разглядела, что это был длинный обоюдоострый кинжал.

Когда металл раскалился, Керк положил его на наковальню и стал равномерно быть молотом то с одной, то с другой стороны, поворачивая кинжал клещами. Искры разлетались по сторонам, железо понемногу темнело, остывая и меняя форму под ударами, а я не могла оторвать взгляда от спины Керка, его блестящей от пота кожи, под которой ходили тугие бугры мышц.

Проковав заготовку, Керк придирчиво осмотрел свою работу:

- Готово. Осталось только закалить.

Снова повернувшись к горну, Керк внес кинжал в гудящее пламя, качая мех ногой и прогревая кинжал в огне. Когда лезвие засветилось равномерным красным светом, он сделал быстрый шаг в сторону и погрузил раскаленное железо в бочку с водой. Раздалось пронзительное шипение, белый пар метнулся к потолку.

- Ну, вот, - сказал Керк, вытаскивая кинжал из воды. – Теперь нужно его отточить и сделать рукоятку. Хочешь посмотреть? – и, взяв остывший в воде, но еще теплый кинжал рукой, Керк протянул его мне.

Я взяла оружие за рукоятку и пальцами другой руки провела вдоль лезвия. Работа была столь безупречной, что неровности металла почти не ощущались.

- Здорово! Как ровно! – сказала я, протягивая кинжал Керку рукояткой вперед. Он взял его, и при этом наши руки соприкоснулись. Мы оба вздрогнули, а я снова ощутила, как по телу поднимается горячая волна. Продолжая держать кинжал, мы взглянули друг другу в глаза.

- Керк… - прошептала я. – Я… мне не следовало сюда приходить…

Отпустив кинжал, не сознавая, что делаю, я протянула руку и провела пальцами по мокрому от пота плечу Керка.

- Керк…

- Машенька… - как эхо отозвался он, не решаясь пошевелиться и отвести глаза.

Так мы стояли долго. Казалось, время остановилось. Наконец, Керк вздохнул, подошел к бочке, в которой закаливал кинжал, и плеснул водой себе в лицо и на плечи. Повернувшись, он снова посмотрел на меня, на лице его и бороде блестели капли воды. Увидев висящий на гвозде, забитом в стену, кусок холста, я сняла его и протянула Керку, а он взял его у меня из рук и медленно, тщательно стал вытирать лицо и шею. Закончив, он вернул холст мне, а я снова повесила его на гвоздь. Мне пришло в голову, что так, как мы, могли бы себя вести муж и жена, и опять горячая волна разлилась по моему телу. Не в силах противиться, я шагнула вперед, к Керку, и прижалась к его широкой груди. Он замер, не решаясь что-либо предпринять, и тогда я сама обхватила его голову, притянула к себе, и, найдя его губы, поцеловала.

- Машенька… - прошептал он, но я тотчас прикрыла его рот рукой:

- Молчи! Не говори ничего! – и быстро, словно боясь передумать, протянула руки, отыскивая на спине завязки его толстого кожаного фартука. Когда фартук упал на пол, я стащила через голову свою безрукавку и снова прижалась к груди Керка, уже не пытаясь погасить огонь, горящий у меня внутри.

Я почувствовала, как сильные руки Керка отрывают меня от пола, как он укладывает меня на кушетку, стоявшую у дальней стены кузницы.

- Машенька! Родная моя… - шептал он, покрывая мою грудь и лицо поцелуями, а огонь у меня в груди разгорался все сильнее, неудержимый, последний… Я обнимала Керка, притягивая его к себе, и сама целовала его лицо, шею, плечи…

Возбуждение было так велико, что боли я совсем не почувствовала, зато было ощущениесчастья – казалось, у меня выросли крылья, и я взлетаю над землей. Чувство это все нарастало, мне хотелось кричать от восторга, и вдруг оно взорвалось у меня в животе и груди. Это было так потрясающе прекрасно, что я на какой-то миг лишилась сознания – сердце замерло, в глазах потемнело, я не могла вздохнуть, и пришла в себя лишь тогда, когда почувствовала, что Керк целует мою грудь и гладит волосы на голове. И тотчас мне захотелось снова испытать это потрясающее чувство полета. Я обхватила Керка, прижавшись к нему, и стала сама целовать его лицо, шею, грудь и живот. Он обнимал меня, гладил своими ласково-железными руками мое тело, и что-то мне шептал, но я ничего не слышала. И снова начало нарастать чувство полета, и опять оно завершилось бешеной вспышкой восторга. И я, наконец, услыхала шепот Керка:

- Машенька! Любимая, милая! Я не смел даже мечтать…

* * *

Мы с Керком сидели на кушетке, вернее, это он сидел, держа меня на коленях. Я обнимала его могучее тело обеими руками, положив голову ему на плечо, а он гладил мои волосы и ласкал обнаженную грудь. Мне было так хорошо и уютно с ним… Такое чувство было у меня только в детстве, когда я сидела на коленях у отца. От тела Керка шел приятный и родной запах – запах разгоряченного тела, как в бане. Все главное уже было сказано между нами – о том, что мы любим друг друга, и мы просто обнимались, наслаждаясь близостью наших тел. Немного придя в себя после первой вспышки чувств, мы разговорились.

- Керк, милый, что же мы наделали? Как мы теперь будем жить друг без друга?

- Машенька, родная, мы должны быть вместе, я не смогу жить без тебя!

- Мне бы тоже этого хотелось. Но это невозможно – на нас с братом оставили весь поселок, мы должны…

- Да, я все понимаю. Но ведь мы будем встречаться, правда? Хотя бы изредка?

- Непременно, милый!

- Когда и как?

- Я сама найду время и место. Ты ведь каждый день бываешь в кузнице?

- Да. Иногда я даже ночую тут, после работы.

- Ну, вот и хорошо. Я буду приходить к тебе. Вечерами, когда стемнеет. Или по ночам. Только пусть пока никто не знает об этом.

- Хорошо, любимая. Я буду тебя ждать каждый вечер!

- Каждый вечер, наверное, не выйдет. У меня слишком много дел. Но я тоже не смогу долго обходиться без тебя. Не скучай, занимайся своим делом, и жди. А пока…  - Я соскочила с его колен, подняла свою безрукавку и сняла с нее бабочку. – Я оставляю ее вместо себя. – И я, поднеся бабочку к губам, нежно поцеловала. – Когда возьмешь ее в руки, представь, что это я тебя целую, хорошо?

- Да, любимая! – и Керк, взяв в свои большие, сильные руки, мои вместе с бабочкой, прижал мои ладони к своим щекам.

Я осторожно высвободилась, положила бабочку на полку, висевшую на стене, и снова обняла Керка, а потом повернулась к нему спиной, положила его ладони себе на грудь, а сама нагнулась и уперлась в край кушетки руками. Керк обнял меня, и я снова испытывала это необычайное ощущение полета, и опять чуть не лишилась чувств в конце…

* * *

После этого я часто ловила себя на том, что думаю только о Керке и вспоминаю сказочные ощущения, которые испытала с ним. Мое лицо невольно расплывалось в улыбке, и я должна была изо всех сил сдерживаться, чтобы никто ничего не заметил. Ночью я подолгу не могла уснуть, я вспоминала объятия Керка, его поцелуи, его голос, тепло и запах его тела… А когда засыпала, мне опять снились его ласки, его слова. Я разговаривала с ним, признавалась ему в любви и слышала ответные признания.

Я решила навещать Керка раз в неделю, но, конечно, не выдержала, и пришла в кузницу на третий день. Уже совсем стемнело, стояла ночь, и в окнах кузницы не было света. Я хотела уже повернуться и уйти, но решила все же проверить.

Я приоткрыла дверь и тихонько позвала:

- Керк!

Он, совершенно очевидно, не спал, потому что откликнулся мгновенно:

- Машенька! Любимая! – и спустя миг я очутилась в его объятиях. – Я тебя так ждал!

- Я тоже.

После этого мы уже ничего не говорили, безрукавка упала на пол, а я очутилась на кушетке, чувствуя горячие губы Керка на своем лице и груди. Я снова летала, как птица в облаках, и снова чуть не теряла сознание, и снова с трудом сдерживала стоны наслаждения и восторга.

Когда мы лежали, отдыхая, рядом, я попросила:

- Милый, зажги свет! Я хочу тебя видеть.

- Я и сам хотел тебя попросить об этом, но думал, что тебе это будет неприятно.

- Почему же, совсем наоборот!

Вспыхнул светильник, и я увидела Керка, его сильное, мускулистое тело, его темные глаза, глядящие на меня с любовью и нежностью, его курчавые черные волосы. Мы разговаривали, Керк рассказывал, как он меня любит, и что он сделал в кузнице за эти дни, а я – как люблю его, и о своих делах в школе, и мы вдвоем мечтали, как будет хорошо, когда мы сможем все время быть вместе.

- Но, к сожалению, милый, это будет еще не скоро… Только когда вернутся родители.

- Любимая, я буду ждать, сколько потребуется! А потом, когда мы станем мужем и женой… У нас ведь будут дети, правда? Ты научишь их всему, что сама знаешь, а я научу их работать с металлом. Они будут лучшими кузнецами на свете!

- А если это будут девочки?

- Ну, и что? Почему бы девочке не стать кузнецом? Ведь из железа можно делать столько красивых вещей! Даже я иногда их делаю.

- Да, как та бабочка. Она очень красивая. Такая нежная…

- Как ты, любимая!

- Керк, а ты не мог бы меня научить работать с металлом?

- Тебя?! Зачем тебе это?

- Ну, во-первых, мне интересно. Я видела, что ты можешь делать с железом, и тоже хочу так. И еще, мы сможем при этом встречаться вполне официально, и никто ничего не заподозрит…

- Хм… Могу научить, конечно. Не думаю, что ты окажешься слишком уж непонятливой ученицей. Но это не так легко, как может показаться.

- Я представляю. И буду очень стараться.

- Ладно. В конце концов, если тебе надоест, ты в любой момент можешь мне сказать, и мы прекратим обучение.

- Мне не надоест, не дождешься! С тобой…

- Хорошо. Когда мы начнем?

- Как скажешь, мастер! У меня не очень много времени, но раз в неделю я точно смогу. Давай, ты меня будешь учить по воскресеньям. Ну, и заодно… Ты понимаешь…

Керк рассмеялся, лаская меня и снова прижимая к себе:

- Понимаю.

* * *

В ближайшее же воскресенье, после обеда, предупредив брата, что буду учиться кузнечному ремеслу, я пошла в кузницу. Керк, конечно, очень обрадовался, но мы не стали сразу заниматься любовью, отложив это на потом, а я попросила приступить к обучению. Керк выдал мне толстый кожаный передник, я одела его поверх безрукавки, а Керк вначале разделся, и надел передник прямо на голое тело – он все время так работал. Конечно, я не возражала – не меня же ему стесняться! Спустя несколько уроков я и сама стала раздеваться, чтобы не пачкать безрукавку и меньше потеть. В кузнице мы могли не опасаться посторонних, в воскресенье туда никто не ходил. А если бы кто и пожаловал, на этот случай Керк сделал «сигнализацию» - если кто-то открывал калитку, над дверью звякал бронзовый колокольчик, и у нас было вполне достаточно времени, чтобы привести себя в «пристойный» вид.

Для начала, как и следовало подмастерью, я качала мехи, загружала в горн уголь и выполняла все остальные подсобные работы, я сама настояла, чтобы Керк не делал мне скидок, я хотела пройти весь путь обучения, как положено. Когда я видела, что Керк старается взять какую-то работу на себя, чтобы облегчить мне жизнь, я возмущалась и требовала, чтобы он не делал мне никаких поблажек. В конце концов, Керк смирился, и работа в кузнице пошла, как обычно.

Я очень старалась не делать промахов, но все равно иногда их совершала – не все у меня получалось безупречно. Керк, конечно, многое мне прощал, однако я видела сама, что кое-что делаю не так, и обижалась, если он воздерживался от замечаний за ляпы, которые были очевидны даже мне.

- Милый, если ты будешь так же мне все спускать, я никогда не стану настоящим кузнецом. Я требую, чтобы ты мне ничего не прощал, иначе я перестану приходить! Ну, то есть, конечно, не совсем перестану, но… Словом, брошу учиться.

Керк меня понял и подчинился – ему возможность работать полдня в неделю рядом со мной была очень дорога, и он не хотел бы этого лишиться. Совместная работа сблизила нас, чуть ли не больше, чем то, чем мы занимались позже, по вечерам. А по вечерам, после работы, мы раздевались догола, отмывали друг друга от пота и грязи в корыте, которое Керк специально завел для этой цели, благо, в кузнице места хватало, а затем… Так что, я ждала воскресенья каждый раз с большим нетерпением, да и Керк, разумеется, тоже.

Примерно через полгода работы подмастерьем Керк начал мне доверять более сложные вещи – самостоятельную предварительную проковку железных брусков, изготовление стальных стержней с различным содержанием углерода, сварку их между собой и проковку многослойных заготовок. Наконец, через год, я самостоятельно отковала и закалила кинжал из многослойной заготовки, по типу булата. Конечно, настоящий булат имеет десятки слоев, в моем же было всего пять, но это было не простое железо! Окончание моей работы, которая растянулась на несколько недель, было настоящим праздником для нас обоих. Этим вечером мы ласкали друг друга особенно страстно, мы были уже не просто любовниками, а товарищами по ремеслу! Мы давно поставили в кузнице вторую наковальню, и могли работать рядом, не мешая друг другу. Перед тем, как уходить, я снова завела разговор о нашем будущем.

- Керк, милый, скажи, что ты думаешь, как нам быть дальше?

- Любимая, я знаю только одно – мне не жить без тебя! А тебе?

- Да, и мне тоже… Но это не ответ. Как быть? До возвращения родителей может пройти, не знаю, сколько времени! Мы не сможем ждать так долго… А что, если мы поженимся, но… Ну, ты понимаешь… Выкрутимся как-нибудь… Ты же будешь мне помогать? Чтобы у меня оставалось время для школы?

- А у меня – для кузницы… Думаю, что мы сможем. Но это будет очень трудно. А дети? Я знаю, что ты пока не беременеешь, благодаря своему целительству, но это же не может продолжаться до бесконечности! Я так хочу иметь детей… А ты?

- Да, я тоже хочу. Очень. Но, давай подождем еще немного, ладно? Сейчас лето, ты обещал взять меня на добычу болотной руды, помнишь? Мне нужно это освоить, хотя бы немного. А уж потом… Мы обязательно что-нибудь придумаем!

Так мы и порешили, назначив выход за рудой на следующую неделю.

* * *

В понедельник, опять предупредив брата, я отправилась вместе с Керком. С собой мы взяли две большие тачки, инструмент и кинжалы, а Керк – еще и лук со стрелами. В тачках лежало также копченое мясо на несколько дней. Было тепло, даже жарко, как это бывает в конце лета, мы шли налегке, Керк – в шортах, а я в легкой полотняной безрукавке и босиком – мы оба с Керком давно привыкли к такой ходьбе, я ходила босиком с детства.

Перейдя по мосткам протоку за островом, мы углубились в лес. Там, где было можно, мы толкали тачки рядом и весело переговаривались, а там, где тропа сужалась, шли друг за другом. После почти целого дня ходьбы мы, наконец, вышли к болоту за лесом. Быстро построив на опушке шалаш, помывшись в ручейке и поужинав, мы расположились на ночлег. Спали мы в шалаше, вместе, и, конечно, не обошлось без объятий, поцелуев и секса, на что, понятно, мы оба не жаловались – в шалаше, на подстилке из пахучих веток и травы, это было необычайно приятно. Меня комары не кусали, об этом в свое время позаботился отец, а Керк реагировал на них спокойно, и, благодаря биоблокаде, укусы без следа проходили за несколько минут. Мы давно привыкли друг к другу, как привыкают муж и жена, но от этого ласки и объятия не стали менее желанными. Наконец, уставшие, но счастливые, мы уснули в объятиях друг друга, нам редко выпадало такое счастье – спать вместе. Керк обнял меня, а я положила голову ему на плечо и закинула на него ногу.

Наутро мы перекусили и отправились вдоль берега ручейка, который терялся в болоте. Примерно через километр под берегом стала попадаться руда – маленькие и большие куски лимонита. Мы, стоя на дне ручья, ломиками расшатывали и выламывали пласты и отдельные камни, складывая их на берегу.

Керк пошел дальше, а я осталась добывать руду в найденном месте. Пройдя несколько метров, я увидела, что пласт практически закончился, и огляделась. В нескольких десятках метров от берега я заметила ряд крупных кочек, и решила подойти к ним. Сначала болото было вполне проходимым, но через несколько шагов я обнаружила, что ноги все глубже уходят в болотную тину. Когда я поняла, что до кочек мне не дойти, было уже поздно – я погрузилась в болото почти по пояс.

Я попыталась повернуться и пойти назад, но погружалась в топь все глубже. Я отчаянно рванулась к берегу, который был всего в десяти метрах, но только еще больше ушла в податливую, полужидкую массу, достигавшую уже верха живота. Я перестала двигаться, но продолжала погружаться, хотя и медленно – вырваться из трясины не получалось. Меня охватила паника.

- Керк, Керк! – отчаянно закричала я. Но Керк, видимо, ушел далеко и не слышал.

Что же делать? К этому времени я уже погрузилась по грудь. Я постаралась успокоиться и обдумать положение, но получалось это плохо. Прежде всего, я широко раскинула руки, опираясь ими о поверхность болота, и постаралась не шевелиться. Теперь я почти не погружалась в трясину, и могла ждать, пока что-то изменится. А чего я могла ожидать? Только того, что вернется Керк – самой добраться до берега невозможно.

Я снова несколько раз позвала Керка, так же безрезультатно, и при каждом крике погружалась все глубже. Что будет, если меня засосет с головой? Я, конечно, знала, что биоблокада позволит мне не дышать не менее часа, но как меня отыщет Керк, если меня не будет видно на поверхности? И как он меня вытащит? Рядом с местом, где я тонула, на берегу лежали инструменты – ломик и лопата, но я ведь ушла оттуда довольно далеко, а следы на болоте уже затянулись…

И тут меня осенило. Я поспешно начала стаскивать с себя безрукавку, хотя при этом погружалась в болото все быстрее. Наконец, намокшая безрукавка поддалась, и я положила ее рядом с собой на поверхность болота. Она светлая, и заметна издалека, даже если насквозь промокнет. Лишь бы Керк не полез сгоряча за мной, и тоже не утонул! Между тем, времени у меня оставалось все меньше, поверхность болота приближалась, и тина уже пузырилась у самого подбородка. Я еще раз отчаянно закричала:

- Керк! – и болотная вода сомкнулась у меня над головой…

Стало темно. Мне казалось, что время остановилось. Удушья я не ощущала – благодаря биоблокаде оно начнет чувствоваться еще не так скоро. Теперь только ждать и надеяться, что Керк вскоре вернется и сможет меня вытащить. Как? Я не знала. Ждать было мучительно. Я старалась как можно меньше двигаться, во-первых, чтобы не погрузиться глубже, и, во-вторых, для экономии кислорода.

Прошло, наверное, очень много времени. Я думала о том, как мало мы с Керком были вместе, как я его люблю… Я начинала чувствовать нехватку воздуха – значит, прошло уже не менее часа. Интересно, если я утону, обнаружат ли мое тело когда-нибудь? Трупы в болоте почти не разлагаются, и даже через много лет меня будет легко узнать… Что подумает Керк? Что скажет брат? А отец и мать, когда они вернутся? Я начинала задыхаться, мысли путались. Но я знала, что дышать нельзя, вокруг вода, грязь, тина, или что там бывает в болоте?

И вдруг, когда я уже почти теряла сознание, я почувствовала, что меня тянут за волосы! Еще немного, и голова вынырнула на поверхность, и я, наконец, вздохнула всей грудью. Я почувствовала головокружение от свежего воздуха, все вокруг поплыло, а потом я прямо перед собой увидела лицо Керка – он лежал на болоте плашмя и изо всех сил тянул меня за волосы вверх.

- Керк! – пробормотала я, и почувствовала, что он сует мне в руки толстую веревку.

Ухватившись за веревку, я подтянулась, и тут только увидела, что Керк лежит на нарубленных стволиках чахлых болотных елочек и березок. Самодельный настил из веток и стволов тянулся до самого берега. С помощью Керка я взобралась на него и поползла к краю болота. Керк последовал за мной.

Наконец, добравшись до берега, я с наслаждением растянулась на твердой почве, а Керк улегся рядом. Отдышавшись, я спросила:

- Как ты меня нашел?

- По безрукавке. Как хорошо, что ты догадалась ее снять и положить рядом!

- А как я кричала, ты не слышал?

- Нет. Я ушел довольно далеко, а ветер дул в твою сторону. А когда вернулся, то наткнулся на лопату, но тебя нигде не было. Сначала я подумал, что ты ушла к шалашу, а потом заметил безрукавку. Тогда я быстренько наломал веток и деревьев, набросал их в болото, и подобрался поближе. И увидел твои волосы! Ты погрузилась совсем неглубоко, и они плавали на поверхности. Я уцепился за них и понемногу тебя вытащил. А сам на всякий случай держался за веревку, она у меня была с собой.

- Здорово! А я уже совсем умирать собралась…

- Ага, так я тебе и позволил! Ты мне еще детей нарожать должна.

- Непременно, милый! Теперь – точно нарожаю! Ты же меня спас.

- Ладно, пойдем потихоньку к шалашу. Тебе помыться надо.

Тут только я обратила внимание на то, как выгляжу. Все мое тело было покрыто коркой грязи и густо облеплено болотной тиной. Поднявшись на четвереньки, я с трудом встала на ноги и поплелась вдоль ручья. Керк шел за мной, неся мою безрукавку и инструменты.

Добравшись до шалаша, я улеглась в ручей, позволив воде переливаться через мое тело, а Керк оттирал с меня грязь, отстирывал мою безрукавку и свои шорты, и тоже мылся. Наконец, совершенно обессилевшая, я забралась в шалаш и рухнула на траву. Я еще слышала, как Керк ломает хворост, разжигает костер, а потом уснула.

* * *

Проснулась я утром, и почувствовала, что Керк лежит рядом и обнимает меня. Когда я пошевелилась, он проснулся.

- Хочешь есть?

- Очень!

Мы выбрались из шалаша, разожгли костер и разогрели копченое мясо. Поев, мы снова взяли инструменты, тачки, и пошли вдоль ручья. Пройдя дальше по течению, где ручей практически скрывался в болоте, мы подошли к тому месту, куда ушел вчера Керк. Там на берегу лежала большая куча лимонита, которую он добыл. Загрузив ее в тачки, мы вернулись назад, где я чуть не утонула, и, с помощью положенных на поверхность болота веток и стволов, все-таки подобрались к той кочке, до которой я вчера так и не смогла дойти. Там мы действительно нашли лимонит, наковыряли его и загрузили тачки доверху. Усталые, мы улеглись на берегу.

- У нас больше нет еды, - сказал Керк. – Отдыхай, а я схожу на охоту.

Он встал, взял лук и стрелы.

- Только ты уж, пожалуйста, больше не лезь в болото! – он улыбнулся, поцеловал меня и ушел.

Я лежала на траве и ждала его возвращения. Мои мысли вертелись вокруг моей вчерашней глупости. Что, если бы Керк не вернулся в течение часа? Или не нашел меня? Я решила, что он заслуживает лучшего, чем просто быть моим любовником. Причем сейчас, а не после возвращения родителей. К тому же, я и сама хотела бы выйти за него замуж, а не оттягивать это до бесконечности. Жить с ним вместе. Заботиться о нем. Рожать ему детей. Не успела я додумать это до конца, как Керк вернулся. На плечах он нес тушу небольшого кабанчика. Сбросив ее на землю, он стал разделывать кабана кинжалом – сняв шкуру, отделил окорок, порезал его на куски и нанизал на ветки, а я тем временем развела огонь.

Зажарив мясо, мы плотно поели, и, немного отдохнув, погрузили остальное мясо на тачку и двинулись к шалашу.

Когда мы пришли на место, было уже далеко за полдень. Керк с моей помощью разделал оставшееся мясо, развел костер и повесил мясо коптиться, добавив в огонь зеленых веток, которые давали много дыма. Мы сидели рядом, обнявшись, и молчали. Наконец, Керк спросил:

- Машенька, скажи, а ты вчера очень испугалась, когда тонула в болоте? – мы заговорили об этом чуть ли не впервые со вчерашнего дня.

- Да. Испугалась. Но все же у меня хватило ума снять безрукавку, чтобы ты меня нашел.

- А потом, когда погрузилась с головой?

- Я надеялась, что ты вернешься вовремя и вытащишь меня. А ты? Ты очень испугался?

- Я больше всего боялся опоздать и не успеть тебя спасти.

- И, тем не менее, нарубил и набросал в болото веток и деревьев, а не кинулся сломя голову за мной.

- Я же знал, что, если этого не сделать, мы просто утонем вместе.

- Да. Ты молодец. Прости меня, любимый, я понимаю, что сделала большую глупость, когда полезла в болото. Сегодня я много думала о наших отношениях и решила, что не стоит нам дальше ждать – мы должны стать мужем и женой, если ты не против. Ты это заслужил. Да и я тоже уже устала так жить.

- Я очень рад, Машенька, только прошу – не будем слишком торопиться. Подождем хотя бы до зимы, тогда станет немного посвободнее. Сейчас, летом и осенью, у всех очень много работы – сбор урожая, заготовки сена, забой скота, осенняя охота… А за это время я приведу в порядок мой дом. Ты же перейдешь жить ко мне?

- Конечно, милый. Я согласна.

Я обняла его и притянула к себе, он стащил с меня безрукавку, а я с него – шорты, и мы, наконец, выплеснули в объятиях и ласках всю накопившуюся усталость и волнение последних дней.

* * *

Наутро мы встали рано, позавтракали копченым мясом, погрузили все на тачки и двинулись в путь. Целый день мы провели в дороге, и только поздним вечером добрались до поселка. Выгрузив руду в мастерской Карася, под навесом, мы, полумертвые от усталости, разошлись по домам – ни на что сегодня уже сил не было, по крайней мере, у меня. Мы договорились, что не будем рассказывать домашним, как я тонула в болоте, и как Керк меня спас. Встретиться и заняться плавкой руды условились на следующий день.

Назавтра, снова оставив брата в школе, я пришла в мастерскую. Керк уже выкопал две неглубокие ямы и обмазал их огнеупорной глиной – ее он делал сам, пережигая обычную глину в горне. Я связала толстые снопы сухого тростника и веток, мы поставили их стоймя и начали обмазывать глиной, вначале тщательно замесив ее в яме босыми ногами. Сначала обмазывали до середины высоты огнеупором, а потом лепили поверх него стенки из обычной глины, оставляя внизу несколько отверстий – для дутья. К вечеру все было готово, и мы оставили подготовленные домницы высотой больше метра сохнуть до воскресенья.

В воскресенье с утра мы с Керком опять были в мастерской. Керк поджег снизу тростник, и он выгорел внутри обеих домниц, дополнительно прогрев и подсушив их. Разжегши в домницах дрова, мы стали засыпать в них березовый уголь и размельченную руду – слоями. Керк в прошедшие дни не терял времени даром, и все подготовил заранее.

Наконец, домницы были загружены, уголь начал разгораться, а мы вдвоем изо всех сил стали качать мехи. Шел дым, гудело пламя, и руда начала плавиться, а к вечеру, наконец, процесс был завершен. В каждой из домниц собралось по несколько пудов железа, точнее, не железа, а крицы – смеси железа и шлака.

На следующий день (брат снова подменял меня в школе) мы  Керком разломали домницы кирками и извлекли из них крицу. Перевезя ее в кузницу и разогрев куски в горне, мы стали ее ковать, чтобы отделить шлак. Ковал, конечно, Керк – пудовым молотом, на специальной большой наковальне, а я помогала. В результате, к концу дня, у нас получилось несколько пудов железа удовлетворительного качества, в виде брусков и прутьев. Дальше его можно было, нагревая с углем, превратить в сталь – это я уже умела делать. Разумеется, обычно с Керком работали еще несколько помощников, начиная с добычи руды и кончая ковкой крицы, но на этот раз мы все делали сами, вдвоем.

После трудового дня мы помылись в корыте, отмывая пот и грязь, а вечером, когда совсем стемнело, Керк повел меня смотреть его домик, располагавшийся неподалеку от кузницы. Домик, конечно, был небольшим, и мы договорились, что Керк до зимы пристроит еще пару комнат, а потом решили сразу же «проверить» кровать, на которой Керк спал, когда не ночевал в кузнице. Проверкой мы занимались довольно долго и остались очень довольны, как кроватью, так и друг другом.

* * *

Жизнь снова вошла в обычную колею. Я работала в школе, Керк – в кузнице, а по воскресеньям мы снова вместе трудились – под руководством Керка я ковала оружие и инструменты, в том числе довольно сложные – клещи, пилы, ножницы, и сваривала бруски железа в многослойный булат. Керк постепенно достраивал свой дом, и к середине зимы все было готово. Я несколько раз была у него, и мы обсуждали, что еще доделать дома, что усовершенствовать, а потом «проверяли» кровать. Привыкнув друг к другу, как привыкают муж с женой, мы вовсе не утратили чувств, просто страсть горела теперь ровным пламенем, мы так «притерлись», что понимали друг друга с полуслова, не представляли, как можно жить врозь, и, как ни странно, никогда не ссорились. Словом, нам было хорошо вместе. Мы хотели уже назначить день свадьбы, как вдруг случилось несчастье с братом.

Незадолго до того брат мне рассказал, что влюбился, подруга тоже его любит, и друг без друга они не мыслят будущего. Я была за него рада, а вскоре мне стало известно, что это Гута, мне она тоже нравилась, и я уже подумывала, не совместить ли обе наши свадьбы. В это время отказала радиостанция Ку-Они, и брат вместе с Гутой отправился туда ее ремонтировать (тогда я и узнала, кто она). В тот же день радиостанция заработала, а позже мне стало известно, что Гута приняла деятельное участие в ее ремонте – взобралась на мачту и распустила там резервный виток кабеля. Брат передал по радио сообщение, что возвращается на следующий день.

А на следующее утро поступило паническое сообщение от Гуты, что она идет за Сергеем, а нас просила, если он не появится, выходить ему навстречу по реке. Тон сообщения был таким, что я забеспокоилась – девочка явно что-то предчувствовала и очень тревожилась. Я тотчас собрала партию охотников, и мы, захватив оружие, вышли навстречу. Керк, конечно, был с нами. Пройдя около десяти километров, мы увидели их – Гута, едва живая от усталости, из последних сил тащила Сергея, уложенного на связанные вместе лыжи. Вид его был ужасен – он был весь в крови, а наспех перевязанная нога раздроблена. Когда мы подбежали, Гута, ползя по снегу на четвереньках, вцепившись в постромки, ничего вначале не видела и не понимала, а все порывалась и дальше тащить самодельные сани за собой, и только, осознав, что это мы, улыбнулась и лишилась чувств от усталости. С трудом удалось разжать ее пальцы – даже без сознания она не хотела выпускать ремень, вырезанный из волчьей шкуры.

Мы наскоро сделали носилки, уложили их обоих, и быстрым шагом пошли в Ку-Пио-Су. Примерно через час Гута пришла в себя и рассказала мне, что на брата напали волки и чуть не разорвали, хоть он и перебил их полтора десятка. Но тут, в последний момент, подоспела она, убила еще дюжину волков, и потащила раненого Сергея в Ку-Пио-Су. Она также рассказала, что, будучи в Ку-Они, Сергей к ней посватался, и родители дали согласие, так что она уже может считаться его женой. При этом она, несмотря ни на что, счастливо улыбалась.

К тому времени, когда мы, наконец, добрались до поселка, Гута окончательно пришла в себя, слезла с носилок и дальше пошла сама. Когда подошли к их домику, она попросила, чтобы Сережку оставили у них – она сама будет ухаживать за мужем лучше всех. Подумав, я согласилась. Мы занесли его в дом, я обработала и подлечила его ногу, убедилась, что его жизнь вне опасности, и мы оставили его на попечение жены. Надо же – жены! Я никак не могла поверить, что брат уже женат. Я дала Гуте подробные указания, как за ним ухаживать, и мы разошлись по домам. Я попросила охотников пройти по реке и снять с убитых волков шкуры, ведь их было больше двух десятков! Утром, конечно, я еще раз пришла к Гуте, осмотрела Сергея, а потом мы с ней долго разговаривали. Она, немного смущаясь, рассказала мне, как они с братом полюбили друг друга, как он посватался к ней, и как она бежала за Сергеем от Ку-Они, боясь опоздать, но, к счастью, поспела вовремя и отбила его от волков.

Я, в свою очередь, поделилась с ней своим секретом, рассказав о нашей с Керком любви, и даже о том, как он меня спас из болота, только попросила никому не рассказывать. Мы согласились, что сыграем обе свадьбы одновременно, примерно через неделю, когда брат поправится, его нога заживала хорошо, хотя я пока не давала ему просыпаться – мы решили оставить его в искусственном сне до вечера. К концу разговора я почувствовала, что у меня будто появилась сестра, да и Гута, кажется, ничего не имела против, мы с ней и раньше были дружны. Потом мы пообедали, причем я имела случай убедиться, что Гута отлично готовит, и я, окончательно успокоившись за брата, ушла домой.

Вечером я снова пришла к ним. Сергей, вымытый, накормленный и совершенно счастливый, сидел рядом с Гутой, он уже поужинал, но охотно к нам присоединился, когда мы все вместе опять уселись за стол. Нога его успешно заживала, он готов был сыграть свадьбу хоть сейчас, но согласился подождать еще неделю. Я рассказала ему о себе и Керке, и он тоже за меня порадовался. Мы окончательно договорились, что обе свадьбы будут в один день, потом я оставила их и ушла, предупредив, что от секса им пока лучше воздержаться – пусть нога Сережки спокойно заживет, хотя и была уверена, что они не удержатся. Поэтому я потихоньку сказала Гуте, что лучше ей самой проявлять активность, а брата нужно поберечь, пока он окончательно не выздоровел.

На следующий день я обо всем рассказала Керку, и мы решили, что свадьба будет в следующее воскресенье. Я перееду жить к нему, а Гуте с Сергеем уступлю комнату в нашем доме, где мы с ним раньше жили. Вечером мы с Керком занимались любовью на широкой кровати в его доме, а потом там же и уснули, обнявшись.

* * *

Неделя пролетела незаметно, подошло следующее воскресенье. За это время я обо всем известила Азу, и поселок радостно гудел в ожидании сразу двух свадеб. Заранее начали колоть скот, извлекать из погребов копченую рыбу, икру, соления и напитки, напекли свежего хлеба и пирогов с мясной и рыбной начинкой. Свадьба сразу двух детей Уоми и Куньи была большим событием, и все усиленно готовились к празднику.

Наконец, наступило воскресенье. С утра Гута и Сергей пришли в наш дом. Брат уже практически выздоровел, он совсем не хромал, был радостно возбужден и с нетерпением ожидал свадьбы. Родственники Гуты, вернувшиеся в Ку-Пио-Су три дня назад, тоже собрались в нашем доме в полном составе. Пришел и Карась с семьей, он был сразу с двумя женами, молодой Йоху, которую он привез из свадебного путешествия восемнадцать лет назад, и старшей женой со всеми детьми и внуками – они давно считали Керка членом своей семьи. Разумеется, были здесь и Суэго с Гундой, для которых мы с Сергеем были родными внуками, и Тэкту с Витой, и Гарру с Наей, и две тетки Куньи. Был и Ходжа с Ханной, а при них – гитара, которую когда-то подарил Ханне мой отец.

Все пришли в праздничных одеждах. Я и Гута были в горностаевых безрукавках из белого меха, украшенных вышивками и бусами из ракушек и речного жемчуга, а женихи – в черных куртках из шкур барашков, с нашитыми блестящими бронзовыми бляхами.

Когда появился старшина поселка Аза, все, сидящие на лавках у стен большой залы, встали и приготовились наблюдать брачную церемонию.

Сначала, по старшинству, вышли вперед мы с Керком. Керк держал меня за руку, и его могучая рука кузнеца, легко игравшая пудовым молотом, заметно подрагивала.

- Керк и Маша! – начал Аза. – Любите ли вы друг друга?

- Любим! – ответили мы хором.

- Готовы ли вы соединить свои судьбы и жить в мире и дружбе всю жизнь, как муж и жена?

- Готовы! – отвечали мы, опускаясь перед Азой на колени.

Положив руки нам на головы, Аза торжественно произнес:

- По вашему желанию и нашим обычаям, объявляю вас мужем и женой!

Поднявшись на ноги, мы с Керком поцеловались, причем поцелуй длился заметно дольше, чем того требовал обычай, после чего наше место заняли Сергей и Гута. Сергей радостно улыбался, а Гута, сжимая его руку, была белее мела, только веснушки словно светились на ее лице. Сергей, склонившись к невесте, что-то шептал ей на ухо.

- Сергей и Гута! – снова провозгласил Аза, проговаривая формулу, связывающую брата с его женой брачными узами. Наконец, Сергей на вопросы старейшины ответил:

- Любим! Готовы!

Гута, внезапно утратившая всю свою смелость и решительность, дрожащим голосом повторила за ним:

- Любим… Готовы… - и бледность на ее лице сменилась ярким румянцем, а по щекам потекли слезы.

Пока Аза объявлял их мужем и женой, Гута прижималась к Сергею, склонив голову ему на плечо, слезы текли по ее лицу, и, когда они встали и поцеловались, лицо ее было совсем мокрым, и она, раскрасневшаяся, счастливая, обнимала Сережку так, как будто они год не виделись – потом она мне призналась, что ужасно боялась, как бы что-то не произошло в самый последний момент.

Тут Ханна ударила по струнам гитары, Ходжа – в бубен, и зазвучал «Свадебный марш» Мендельсона, который они уже давно разучили в их собственном переложении для гитары и бубна, и который неизменно звучал на всех свадьбах в поселке. И под эти звуки музыки обе наши пары молодоженов торжественно направились к дверям, и вышли на площадь поселка перед домом наших с братом родителей, сразу оказавшись за столами с угощением, а их встречали восторженными криками все присутствующие жители поселка.

Мы с Керком тотчас уселись за стол и отдали должное стоявшим на нем яствам и напиткам. Сергей тоже охотно ел и пил за двоих, а Гута только смотрела на него своими большими зелеными глазами, словно боялась, что все это – сон, который сейчас рассеется. Сергей выбивался из сил, стараясь заставить жену что-то съесть или выпить, Гута его слушалась, но через несколько минут снова замирала, глядя на мужа во все глаза. Наконец, когда все присутствующие поели и слегка захмелели от медовухи, из-за столов стали раздаваться крики «Горько!» - Уоми давно уже завел в Ку-Пио-Су такой обычай.

Крики эти сначала были редкими и разрозненными, а потом они слились в общий дружный рев, и все жители поселка стали хором скандировать:

- Горь-ко! Горь-ко!

Мы с Керком встали, поднялся и Сергей, потянув за собой Гуту. Обняв своих возлюбленных, мы поцеловались, причем Гута, наконец, будто очнувшись, страстно обнимала и целовала моего брата, забыв о своих страхах, об окружающих и обо всем на свете, а он тоже крепко ее обнимал и гладил ее волосы. Когда крики «Горько!», в конце концов, смолкли, и мы с Керком давно уселись на лавку, они все еще стояли, обнявшись, и целовались на глазах у всех.

Наконец, успокоившись, жители Ку-Пио-Су опять расселись по местам и продолжили пиршество. Ближе к вечеру, после того, как все уже наелись и напились, вперед вышли Ходжа с Ханной, и зазвучала наша «фирменная» песня о дружбе, причем все пели хором, прихлопывая в ладоши или стуча по столам под звуки гитары и бубна. И вот тут, едва песня закончилась и на несколько секунд установилась тишина, от дверей дома вдруг раздался громкий, слегка подзабытый, но так хорошо знакомый всем нам, родной голос:

- Горько!

Обернувшись, словно от удара, вскочив на ноги, мы все широко раскрытыми глазами смотрели на крыльцо, а на крыльце… Там, обнявшись, в странных, необычных одеждах, со сверкающими золотыми звездами на груди, стояли наши родители, Уоми и Кунья, и со счастливыми, радостными улыбками смотрели на нас.

* * *

Конец третьей книги

COMPUTERS

Как один день

Книга 4. Звезды

Не все благополучно в мире Земли-2. И опять приходится вмешаться в развитие событий нашим героям… Никак иначе невозможно снова изменить историю, спасти людей, а заодно пережить новые необычайные приключения. Конечно, можно было бы пустить все на самотек и остаться в стороне, но разве Уоми и Кунья могут пойти на это, когда людям грозит опасность?

Доисторические приключения, космическая фантастика, фэнтези, героическая фантастика, эротика. 18+

Но кто мы и откуда,

Когда от всех тех лет

Остались пересуды,

А нас на свете нет?

Я проснулся и открыл глаза. Надо мной был белый потолок, и тотчас у меня возникло острое ощущение дежа-ву – около двадцати лет назад субъективного времени я уже пережил нечто подобное, оказавшись в другом мире. Но теперь было существенное отличие – рядом со мной лежала моя любимая Кунья. Она спала, как обычно, уткнувшись носиком мне подмышку, ее рука обнимала мою грудь, а нога была закинута на меня – это была ее любимая поза. Ее светлые, как солома, волосы, коротко остриженные, рассыпались по моему плечу. Стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить ее, я обвел комнату глазами.

Мы лежали на широкой кровати, а за огромным, во всю стену, окном, занимался бледный рассвет, где внизу, в непостижимой глубине, сиял ночной, еще не проснувшийся город. В комнате было тепло, мы лежали на кровати совершенно голые, и при взгляде на прекрасное обнаженное тело Куньи во мне зашевелилось желание, но усилием воли я подавил его, снова прикрыл глаза и погрузился в воспоминания.

* * *

Еще вчера мы заснули в другом мире, в моем домике на полянке, посреди леса плодовых деревьев, где я впервые проснулся около двадцати лет назад, пытаясь осмыслить, что со мной произошло. Мои мысли вернулись назад на шестнадцать лет, когда мы, глубокой осенью, вернулись из свадебного похода.

Мы сэкономили время по сравнению с книгой Покровского, благодаря тому, что Дабу опять «помог» нам переправить лодки через водораздел, и нам не пришлось зимовать по дороге. Когда мы прибыли в Ку-Пио-Су, изредка уже сыпал легкий снежок, а у Куньи намечался заметный животик – ее беременность перевалила за середину. Но она держалась молодцом – избегала только самой тяжелой работы, а в остальном все было, как обычно.

После того, как мы вернулись в поселок, сразу же начался ударный труд – всем прибывшим надо было срочно построить хижины. К счастью, пока нас не было, помощники Карася не бездельничали, и в поселке было достаточно лопат, пил и топоров. Теперь все мужчины с утра до вечера копали землю, женщины рубили в лесу жерди и косили тростник по берегам реки. За время нашего отсутствия в Ку-Пио-Су не произошло никаких особых событий, все оставшиеся под руководством Азы заготовили много мяса и рыбы, собрали богатый урожай картофеля, и даже выстроили несколько новых хижин в расчете на то, что мы можем вернуться до зимы. Одну из хижин совместно заняли Гарру с Наей и Сойгу с Майкой, остальным тоже пришлось потесниться, но, в общем, никто на зиму не остался без жилья – ко времени, когда выпал настоящий первый снег, ударил мороз, а реку  сковал лед, все новые хижины уже были выстроены. Охотники регулярно приносили из лесу богатую добычу, о чем я не забывал заботиться, ссылаясь на Дабу.

К середине зимы Кунья, наконец, родила двойню, Сергея и Машу. Роды у нее, как и беременность, прошли легко, благодаря тому, что она обладала крепким сложением, а до родов ни минуты не сидела на месте – трудилась по дому, заботясь обо мне, и помогала другим – я не мог на нее нарадоваться. Мне тоже хватало работы – я все время бегал по поселку, помогал, как целитель, тем из молодых женщин, у кого беременность протекала трудно, а потом и принимал роды у тех, кому пришел срок. В свободное время я работал в мастерской Карася, мы с ним постоянно выдумывали все новые инструменты и орудия. Так мы все прожили до весны.

Кунья кормила малышей грудью, а благодаря моему целительскому искусству у нее всегда было достаточно молока. Я сделал две колыбельки, подвязав их веревками к потолку, и дети по ночам спали в них. Кунья решительно запретила мне помогать ей нянчить детей, сама развлекала, успокаивала и кормила их, готовила, стирала, и мы даже успевали после ужина вдоволь пообниматься на медвежьей шкуре. К счастью, дети вели себя спокойно, не болели, и, накормленные вечером, обычно спали до утра. Разумеется, все дети, родившиеся в поселке, тотчас получали таблетки биоблокады, поэтому болезней практически не было.

Наступила весна, прошло лето, и опять подошла зима. Наши дети, уже годовалые, целыми днями бегали по дому, молоком их Кунья только прикармливала, а в основном они уже вовсю ели обычную еду, и благодаря биоблокаде иногда даже выбегали голышом на мороз и кувыркались в снегу без всяких последствий, только ели потом, как волки. Глядя на нас, и все остальные стали относиться к воспитанию детей так же – после года совсем не кутали их, не боясь простуды, биоблокада служила отличной защитой. Наши близнецы после года начали уже свободно говорить, они охотно болтали с нами, друг с другом и другими детьми поселка. Сергей был веселым и словоохотливым, а Маша – более молчаливой и серьезной.

* * *

К середине этой зимы, как-то ночью, когда дети спали, а мы с Куньей лежали на медвежьей шкуре и отдыхали после бурно проведенного вечера, я спросил:

- Катюша, милая, ну, и как тебе наша жизнь?

- Чудесно! Я ни о чем таком не могла даже мечтать! Дети растут, мы любим друг друга, чего же еще желать?

- А не хочешь отдохнуть немного? Там, где мы уже были когда-то?

- А как же дети, дом, поселок?

- Так же, как и в прошлый раз – время будет тут остановлено, пока мы будем отсутствовать. Стрела будет висеть в воздухе, а дети – спать. Мы вернемся еще до рассвета, даже если проведем там несколько лет.

- Я буду скучать по ним! А ты?

- Да, я тоже. Но нам предстоят большие дела, и нужно подготовиться. Зато, когда мы вернемся… Представляешь, какая это будет радость для нас?

- Как скажешь, милый, тебе виднее. Раз надо – значит, надо. Ты мне расскажешь, в чем дело?

- Расскажу, конечно, но попозже, когда мы будем уже там. Пошли?

И мы встали, не одеваясь, по очереди поцеловали спящих детей, взялись за руки, и оказались на траве перед моим домиком, в котором я жил до того, как поселился в Ку-Пио-Су и встретил Кунью. Стоял вечер, уже почти стемнело, и мы направились в дом. Там все было, как и раньше, даже пыли на мебели не было – время не властно было в этом мире. Медвежья шкура все так же лежала в спальне на полу, мы улеглись на нее, и, обнявшись, уснули.

Наутро, проснувшись, мы, как в прежние времена, побежали голышом поплескаться в ручье, а потом, вернувшись, Кунья добыла из синтезатора завтрак, мы поели, и, усевшись на крыльце и обняв жену, я сказал:

- Ну вот, Катюша, теперь я тебе все расскажу.

- Да, милый, я слушаю! – откликнулась та, положив голову мне на плечо.

- Видишь ли, я давно задумал многое изменить в нашем поселке. Мы уже делаем бронзовое оружие и инструменты, мы избавили поселок от суаминтов, но этого мало. Ты помнишь дом Олега и Нины?

- Да. Он сделан из дерева. Очень красиво и прочно! А внутри – печь. Можно обогревать дом и готовить еду, удобно и совсем без дыма.

- Ну вот, я хочу, чтобы у всех в Ку-Пио-Су были такие дома. Это ведь намного лучше, чем хижины,правда?

- Конечно, милый! Это будет так здорово!

- А как тебе понравится, если во всех домах будет электрическое освещение, как здесь?

- У нас? В Ку-Пио-Су?! Неужели правда?

- Да, по крайней мере, я хочу попробовать это сделать. Конечно, все мне помогут, и ты прежде всего. Но это еще не все. Нам нужно начать учить всех, и детей, и взрослых. Я хочу, чтобы они стали читать книги, научились считать… И всему остальному! И наши собственные дети будут учиться вместе со всеми.

- Чудесно, но как это сделать? Ты, конечно, можешь научить всех, но разве ты один справишься? А я знаю и умею так мало…

- Я тоже далеко не все знаю и умею. Например, я не смог бы построить деревянный дом, сложить в нем печь, а тем более, научить этому других. Вот именно поэтому мы здесь. И ты будешь учиться вместе со мной, а потом учить других.

- А мы сможем? И сколько же на это потребуется времени?

- Как раз этим вопросом я и собираюсь заняться. Побудь пока дома, почитай книги, отдохни, а я навещу тех, кто нам поможет.

* * *

Как всегда, Кунья согласилась, не споря. Я оделся, как обычно, в свой комбинезон, приняв облик Вадима, и отправился в Медицинский центр, куда когда-то уже обращался по поводу коррекции генетического кода Ленина и для создания таблеток биоблокады.

Мои знакомые меня узнали и обрадовались. Они все, мужчины и женщины, собрались в конференц-зале, а я сделал нечто вроде доклада, во время которого рассказал о своей роли в изменении истории и появлении Земли-2 (о чем, впрочем, все уже знали), о поселке Ку-Пио-Су, тамошней жизни и ее реалиях, а также о своих планах на будущее, при этом я предстал перед ними в образе Уоми. Пищи для размышлений они получили более, чем достаточно, обещали подумать и помочь. Мы договорились встретиться снова через неделю, и я отправился домой, к Кунье.

Катюшу я застал в слезах – она раздобыла прежде всего «Ромео и Джульетту» Шекспира, прочитала это, так запомнившееся ей, произведение, и не могла удержаться. Однако, когда я появился, слезы ее быстро высохли. Мы пообедали, погуляли по лесу, и решили завтра снова сходить в горы. Я делился с ней планами на будущее, и мы вместе их обсуждали.

На следующий день, поднявшись на вершину горы, мы по воздуху совершили путешествие к озеру, которое виднелось на горизонте, поплавали в нем и поныряли, убедились, что там множество рыбы, и, наконец, уже ночью, вернулись домой.

Неделя прошла быстро – мы гуляли, Кунья читала, стреляла из лука, пистолета и автомата, восстанавливая прежние навыки, метала ножи, копья и дротики, мы с ней устраивали рукопашные спарринги с оружием и без него – словом, скучать было некогда. По вечерам мы опять играли в шахматы, и Кунья неизменно побеждала. Через неделю я снова появился в Медицинском центре.

Мои друзья опять собрались в зале, на этот раз в узком кругу, и рассказали, какие планы у них сложились в отношении нас с Куньей. С привлечением менеджеров, психологов и программистов они составили для нас план обучения, а компьютеры разработали конкретные программы. Нам предстояло провести тут около полугода субъективного времени, зато мы не потратим его даром, а по возвращении в поселок нам хватит работы на много лет. Задача, да еще и с испытанием на людях, всех увлекла чрезвычайно, и подготовкой нашего обучения занималась большая группа специалистов.

На следующее утро к нашему домику был добавлен лабораторный корпус, в котором разместились две медицинские капсулы. После обеда нас с Куньей позвали в лабораторию, и мы, раздевшись, причем Кунью нагота в присутствии посторонних ничуть не смущала, улеглись в капсулы.

Первый гипносеанс запомнился мне на всю жизнь. Когда закрылась крышка капсулы и наступила темнота, я почувствовал, как облегающие тело мягкие подушки сжались вокруг меня, началось легкое покалывание, тело стало невесомым и неощутимым. В голове сгустился туман, а спустя некоторое время наступило «пробуждение». Каким-то краем сознания я понимал, что по-прежнему лежу в капсуле, но в то же время двигался, ходил, работал, получал и запоминал информацию. Темой первого «урока» была постройка дома, начиная с заготовки леса и его обработки, и кончая кладкой печи, навеской двери и окон, причем время в этом «сне» текло необычно, субъективно для нас прошло много дней, включая перерывы на отдых, сон, еду и даже занятия сексом! Самое интересное, что при этом со мной была и Кунья, мы работали вместе и на равных, и жили в этом «сне», как обычно. Наконец, «урок» закончился, мы с Куньей «проснулись», поднялись из капсул и потом, несмотря на усталость (нас «разбудили» в конце рабочего дня, после окончания «постройки»), должны были подробно рассказывать ученым и конструкторам о своих ощущениях, о том, что мы видели, делали и запомнили в своем гипносне, и отвечать на множество вопросов. Мышцы ныли вполне реалистично, а вся информация о порядке строительства запомнилась так, как будто мы с женой построили не один дом, а множество.

В целом, результатами первого испытания и мы, и создатели капсул, остались полностью удовлетворены, и нам с Куньей дали три дня отдыха до следующего «сеанса».

* * *

Мы отдыхали, отсыпались, снова ходили в горы и плавали в озере, обсуждали полученные знания и навыки, и, наконец, опять после обеда легли в капсулы. На этот раз присутствовал лишь один дежурный, а обучение, которое длилось субъективно около месяца, а в реале – всего несколько часов, было посвящено различным наукам – физике, химии, математике, электротехнике и другим. Опять мы были вместе, я помогал Кунье осваивать то, о чем уже имел представление – физику, химию и электричество, а она мне помогала с математикой, которая никогда не была моей сильной стороной. Кунья же, как я уже убедился раньше, имела замечательные математические способности – основы дифференциального исчисления, интегралы и высшая алгебра давались ей легко, и она шутя усваивала эту совершенно новую для нее науку.

К вечеру мы снова вылезли из капсул, распрощались с дежурным, и опять получили перерыв на три дня. На этот раз мы навестили Олега и Нину, убедились, что у них все в порядке, и рассказали о своих делах – свадебном походе, произошедших событиях, детях. Я заметил, с каким жадным вниманием слушала Нина наши рассказы, особенно, когда речь заходила о наших близнецах.

На третий день мы снова легли в капсулы, на этот раз под контролем только автоматики – мы уже полностью освоили управление, и снова провели в гипносне половину дня, за которую прожили месяц, продолжая наше обучение по программе. Проснувшись, мы опять сделали трехдневный перерыв, эти паузы были необходимы, чтобы усвоенный материал успевал закрепиться в памяти, с удовольствием убедившись, что все помним. Так и пошло дальше – курс обучения, а затем – трехдневный перерыв. Нас иногда навещали друзья из Медцентра, чтобы убедиться, что все идет, как надо, мы с ними охотно проводили вечер, но, в общем, нам и так было не скучно, наш тандем для двоих был самодостаточен, хотя нам здорово недоставало наших друзей из поселка, а особенно – детей.

Быстро пролетели полгода, которые для нас субъективно растянулись примерно на пять лет. За это время Кунья, конечно, освоила и компьютер, досконально познакомилась с жизнью на Земле-1 и Земле-2, а в гипносне мы с ней получили целый пакет образовательных программ и все запомнили. Было там и множество практических данных и навыков. Словом, мы были теперь готовы отправляться в дальнейший путь по жизни.

Напоследок мы опять встретились с Олегом и Ниной, долго с ними разговаривали и гуляли по лесу, и, наконец, договорились, что через несколько лет заберем их к себе, в Ку-Пио-Су, пожить там и помочь в обустройстве поселка.

* * *

Вернувшись домой, в поселок, мы, конечно, не выдержали до утра, и разбудили детей, с которыми не виделись больше пяти лет по нашему счету (а дети, разумеется, ничуть не изменились, ведь для них не прошло и часа), на что те, впрочем, нисколько не обиделись, и с удовольствием играли с нами полночи, зато потом проспали до полудня.

В ближайшие дни я поговорил с Азой, и мы, собрав всех жителей поселка, рассказали им о наших планах на будущее. Не все нас поняли до конца, некоторым привычная жизнь казалась предпочтительней, но все охотно согласились помогать. Особенно привлекало их будущее детей – то, что они будут учиться в школе, и не будут знать нужды.

Очередным летом, сразу после посадки картофеля, началось большое строительство. Под нашим руководством мужчины валили лес, пилили его на бревна и доски, строили дома и делали мебель. Из глины формовали и обжигали кирпич, выкладывали печи и фундаменты под венцы, а из бронзы отливали металлические детали – петли, скобы, колосники, конфорки, дверцы для печей, и прочее. Охотой и рыбалкой продолжали заниматься не больше десятка мужчин – добытой ими дичи и рыбы хватало на всех.

К осени, когда стало холодать, было готово уже насколько десятков деревянных домов, и зиму большинство жителей провели в новых избах, пусть и неказистых, но вполне пригодных для жилья. Окна пока, за неимением стекла, затянули пузырями, так что внутри было не особенно светло, но зато тепло и уютно.

Одной из первых была построена школа, и мы приступили к обучению всех детей подходящего возраста, а также и тех взрослых, кто хотел и мог учиться. Мы создали библиотеку, для которой я достал множество книг, учебных и художественных, и среди жителей поселка нашлось немало любителей чтения. Словом, наш план успешно претворялся в жизнь.

Я раздобыл семена ржи, которая более неприхотлива, чем пшеница, на следующую весну мы ее посеяли, а осенью собрали богатый урожай, намололи муку, пока что на ручных жерновах, и стали печь хлеб и пироги. Следующим летом все, кто еще жил в хижинах, приступили к постройке собственных домов – они зимой сами убедились на примере соседей, насколько удобно и тепло живется в деревянных избах. Команда добровольцев занялась изготовлением стекла и бумаги, а Карась, прочитав книгу Жюля Верна «Таинственный остров», пристал ко мне с вопросом, как наладить в Ку-Пио-Су выплавку железа. Я знал, что железной руды в здешних горах не найти, и мы с ним, побывав на соседних болотах, обнаружили богатые месторождения болотной руды – лимонита, я научил его, как выплавить из него крицу, а затем делать железо и сталь. Уже через год Карась стал неплохим кузнецом и начал выделывать из железа и стали оружие и орудия, не забывая, впрочем, и о бронзе, которая была нам легкодоступна.

* * *

Еще через год мы с помощниками приступили к постройке электростанции. Я создал материалы, которые мы сами изготовить не могли, и мы протянули вдоль реки тросы с закрепленными на них бронзовыми воронками вингроторов нашего изготовления. Редуктор, генератор и прочее электрооборудование мне пришлось создавать самому, в готовом виде. К осени работа была закончена, и во всех домах поселка засветились «вечные» светодиодные лампы. Нечего и говорить, как были рады жители, отказавшись от надоевших лучин и свечей.

Затем я создал два комплекта УКВ-радиостанций, ветрогенератор, антенны, мачты и тросы, и мы наладили радиосвязь с Ку-Они, до которого было около тридцати километров. Не все понимали, зачем это нужно, пока в ту же зиму не произошло несчастье. Внезапно поступил сигнал SOS из Ку-Они – три девушки, пойдя за водой на реку, провалились, и их затянуло под лед. Я вместе с Куньей срочно переместился в соседний поселок, и мы, ныряя, нашли пострадавших и вернули их к жизни. Повезло, что у них всех была биоблокада, иначе можно было бы и не стараться их спасти. Кунья особенно отличилась в этой операции, ведь она отлично плавала и ныряла. Ей удалось вытащить двух девушек из трех, и она очень этим гордилась.

Нечего и говорить, какое впечатление все это произвело на наших соседей, и поэтому, когда я на следующее лето предложил жителям Ку-Они переселиться к нам, они с радостью согласились, и в течение двух лет население Ку-Пио-Су почти удвоилось. В Ку-Они остались только пустые хижины, в которые временно заселялись охотники и рыболовы, работавшие летом и зимой «вахтовым методом», по три-четыре месяца, а потом менявшиеся с живущими в Ку-Пио-Су.

Школа отнимала у нас с Куньей много времени, пока мы не начали привлекать к работе по начальному обучению лучших учеников, а сами продолжали вести только «продвинутые» курсы различных наук. Практические занятия – охоты и различных ремесел тоже вели не мы, а лучшие мастера этого дела – Сойон, Суэго, Карась. Мы посадили лен и начали выделывать ткани.

Наши близнецы росли, все понимали и многому научились. В четыре года они уже умели читать и писать, и охотно помогали нам в работе. Моим любимцем, конечно, был Сережка, а любимицей Куньи – Маша, хотя мы оба очень любили обоих, как и они нас. Но самое главное – мы с Катюшей по-прежнему любили друг друга и делали все для того, чтобы эти чувства сохранились навсегда. Кстати, когда наш «биологический» возраст достиг для Куньи примерно 24 лет, а для меня – 28, я прекратил старение наших тел, решив на этом остановиться – мы как раз находились на пике физической формы и зрелости. Например, летом мы легко, без передышек, добрались бегом до Ку-Они менее чем за два часа, и в тот же день, вечером, вернулись обратно. Шестидесятикилометровая пробежка босиком по пересеченной местности в течение одного дня нас лишь слегка утомила и доказала, что такие нагрузки нам вполне по силам.

Когда близнецам исполнилось по десять лет, мы с ними совершили еще один вояж в другой мир, остановив время в этом. К тому времени медкапсулы были значительно усовершенствованы, что позволило детям пройти курс, подобный нашему с Куньей, всего за месяц. Кроме того, они за это время подверглись и физическому развитию, соответствовавшему примерно пяти годам, и вернулись в Ку-Пио-Су практически взрослыми юношей и девушкой. Те, кто их знал, конечно, были удивлены, но они уже привыкли к чудесам и восприняли этот факт быстрого взросления наших детей с радостью. Теперь у нас были помощники, на которых мы во всем могли положиться.

Мы захватили в Ку-Пио-Су и Олега с Ниной. Им сразу нашлось дело – Нина занялась приручением и селекцией диких копытных, а Олег в школе учил жителей поселка рисованию и черчению. Исполнилась и мечта Нины – через два года у них уже было двое детей, мальчик и девочка.

Наконец, через шестнадцать лет после рождения наших близнецов, произошло событие, наложившее отпечаток на всю дальнейшую жизнь.

* * *

Мы с Куньей сидели в своей комнате на кровати, обнявшись, и разговаривали. Кунья высказала мысль, что наша жизнь течет так ровно, беспроблемно и счастливо, что становится даже немного скучно. Не успели мы обсудить этот вопрос, как в комнате внезапно появился Иисус. Я не видел Его с тех пор, как мы с Куньей были в Его мире в первый раз, и думал, что мы, возможно, уже вряд ли встретимся. А тут Он вдруг возник на стуле, одетый, как всегда, в белую тунику. Он, конечно, ничуть не изменился со времени нашей последней встречи, и, улыбаясь, смотрел на нас.

Кунья, не ожидавшая ничего подобного, задохнулась от волнения. Она, разумеется, отлично поняла, кто это такой – видела не одну сотню портретов в Интернете и читала множество книг. Соскочив с кровати, как была, без одежды, она распростерлась перед Иисусом на полу. А Он рассмеялся, протянул ей руку, помог встать и усадил обратно на кровать.

- Что тебя так поразило, Катюша? – спросил он. – То, что ты впервые оказалась перед Создателем Вселенной?

- Д-да… - прерывающимся голосом ответила она. – Я так давно мечтала Тебя увидеть…

- Ну, так что же? Смотри на здоровье! – и Он снова рассмеялся.

- Иисус, чем мы заслужили такую честь, что Ты появился у нас? – спросил я, вставая и кланяясь.

- Может быть, Я всего лишь захотел удивить твою жену, - улыбнулся Он.

Я покачал головой:

- Думаю, что не только. Предполагаю, что снова требуется мое вмешательство в историю, не так ли?

- Можно и так сказать, Вадим. Я, как всегда, не могу сказать тебе, что нужно cделать, это опять должен быть свободный выбор. Катюша, ты ведь хотела побывать на Земле-2, не правда ли?

- Да. Мне очень понравился этот мир, еще когда я видела его на картинах Олега, а потом и в Интернете.

- Ну, вот и прекрасно! Жду вас обоих у себя, там и поговорим обо всем. Только на этот раз время тут, в вашем мире, пусть идет, как обычно. Передайте все дела детям, они будут продолжать начатое вами, пусть этот мир живет своей жизнью, а для вас есть другие задачи. И можете захватить с собой Олега и Нину, им тоже будет интересно.

- Иисус, а мы вернемся сюда, в поселок, увидим снова своих детей? – спросила с тревогой Кунья.

- Это будет зависеть от вас самих. – И, сказав это, Он исчез.

Мы в недоумении переглянулись. Кунья, сидя на кровати без одежды, обняла меня и положила голову мне на плечо:

- Ну вот, милый, а я только что сказала, что становится скучно! И что же будет теперь?

- Только Он и знает… Но не скажет нам того, что не следует. Мы должны быть готовы ко всему, к жизни или к смерти… И даже к тому, что гораздо хуже – к разлуке друг с другом.

- Ну, нет, любимый! Не зря же Он дает нам совместное поручение? И я по-прежнему надеюсь, что умру раньше тебя. Остаться одной, без тебя, это так страшно!

- Катюша, не забывай: «Делай, что должно, и будь, что будет!». Ясно лишь одно – в мире Земли-2 назревает какой-то кризис, в который нам предстоит вмешаться…

* * *

Через неделю, дав все необходимые указания детям и поставив в известность Азу, мы отбыли из поселка вместе с Олегом и Ниной. Их дети тоже остались в Ку-Пио-Су у бабушки Гунды.

Снова оказавшись в нашем домике, я ждал Иисуса, но Он не приходил. Вместо этого появились операторы из Медцентра, мы с Куньей снова улеглись в капсулы и прошли обучение по жизни на Земле-2, как будто мы там родились и жили с самого начала. Помимо этого, Кунья прошла курс звездной навигации, а я – современной земной медицины. Обучили нас также и многим другим вещам, необходимым в звездной экспедиции. Было ясно, что нам предстоит принять в ней участие. Аналогичный курс прошли также Олег и Нина, только Олега обучали еще компьютерной графике и 3D-технике компьютерной скульптуры, а Нину – работе с животными разных эпох и с их генетическим материалом.

Наконец, когда обучение было закончено, появился Иисус. Как нарочно, Он снова застал нас обнаженными, в постели. Кунья опять вскочила и хотела броситься перед Ним на пол, но Он с улыбкой удержал ее, усадил на кровать, а Сам уселся на стул рядом.

- Ну вот, - сказал Он. – Вы, конечно, уже догадались, что вам предстоит принять участие в Первой Звездной. Вылет на орбиту Земли состоится через месяц после вашего появления на базе. Все организационные вопросы решены, вы все включены в состав экспедиции, ваши «легенды» досконально проработаны, о чем вы, конечно, уже узнали после обучения. Как вам себя вести? Как обычным людям, живущим на Земле-2 с рождения. На знакомство с остальным составом экспедиции и кораблем вам будет дано время, как и всем членам экипажа. А вот по прибытии на место, в систему звезды Ахернар, вам и предстоит самый главный выбор, но об этом пока никто не знает, и вы тоже. От вашего выбора зависит многое, но этот выбор должен быть с вашей стороны свободным и добровольным. Я уверен, что вы справитесь – такие, как вы есть. – И он ободряюще улыбнулся.

Мы все помолчали, и Иисус сказал:

- Вадим, для тебя имеется неприятная новость, хотя, я думаю, ты к ней уже готов. У тебя не останется никаких особых способностей – ты не будешь создавать вещи из ничего, не сможешь управлять временем и перемещаться между мирами. То есть, ты опять становишься обычным человеком. Правда, ты по-прежнему останешься целителем со всеми своими возможностями. Для Катюши ничего не меняется, у нее ведь сверхъестественных способностей и не было, ей будет проще. Теперь она – просто твоя жена Екатерина Матвеевна, звездный навигатор. Отчество ее включено в «легенду», при этом было учтено имя ее настоящего отца – Матай, которого она никогда не видела и не знала. Вопросы есть?

- Конечно, есть, но мы знаем, что ты на них не ответишь, - сказал я. – Поэтому спрошу только: к чему мы должны быть готовы?

- Ко всему. Еще раз повторяю, вы – обычные люди, правда, имеющие биоблокаду. Но вы любите друг друга, и любите всех людей, в этом – ваша сила. Я надеюсь, что этого будет довольно. – Иисус снова улыбнулся и исчез.

* * *

Вечером мы, как обычно, улеглись на кровать в моем домике, и долго ласкали друг друга. Потом уснули, а проснулись на Земле-2, в Москве, в своей квартире на 30-м этаже нашего дома. Пока я лежал и предавался воспоминаниям, за окном стало заметно светлее. Я протянул руку и пощекотал Катюшку за ухом. Она отмахнулась, как от назойливой мухи, и проснулась. Первым делом, осознав, что я рядом, она обняла меня и поцеловала:

- Вадик, милый! Как хорошо, что мы вместе, правда?

- Да, Катенька! Пока что мы вместе, хотя и не знаем, что нам предстоит…

- Ну, почему же? На первом этапе знаем. Мы летим к звездам. Надо же, я – звездный навигатор! Такое и во сне не привидится!

- Младший навигатор, не забывай, милая! – рассмеялся я. – А я – начальник медицинского отдела… Ну, пора вставать, правда? Сегодня у нас свободный день, а завтра – представление начальнику экспедиции. Помнишь, как его зовут?

- Конечно! Дубровский Андрей Дмитриевич. Приятный такой дядечка… И серьезный. Не терпится познакомиться с ним вживую. Хотя тебе, конечно, придется общаться с ним гораздо чаще, а мне – в основном через мое начальство. Ну что, пошли в душ? – и мы, вскочив с кровати, побежали в ванную.

В душевую кабинку, конечно, мы втиснулись вдвоем, и, стоя под струями теплой воды, снова ласкали друг друга, наслаждаясь тем, что мы рядом, вместе. Тела наши были прежними, привычными, у меня – тело Уоми, а Кунья осталась сама собой, только волосы у нас обоих сильно укоротились, в соответствии с обычаями этой эпохи. Со времени нашей первой встречи тело Куньи слегка изменилось – бедра стали шире, а грудь – больше. Если раньше ее грудь примерно соответствовала второму размеру, то теперь, после того, как она выкормила двоих детей, приближалась к третьему, но все ее тело оставалось таким же крепким и мускулистым, как раньше. Выйдя из кабинки, мы растерли друг друга громадным махровым полотенцем, опять обнялись и поцеловались, а вернувшись в комнату, подошли к окну.

* * *

Окно, со стеклом во всю стену, было с односторонней прозрачностью, поэтому Кунья без опаски прижалась к нему грудью и животом, всматриваясь в лежащий внизу город. По широким, идущим между домами улицам, двигались темные точки людей, изредка проносились небольшие машины разных цветов, а по воздушным трассам постоянно мелькали различные транспортные средства, которые трудно было рассмотреть из-за большой скорости.

Повернувшись ко мне, Кунья снова меня обняла:

- Милый, как здорово! Это наш мир, и мы тут живем!

- Да, но уже скоро будем далеко отсюда.

- Пока ты со мной, мне ничего не страшно! А мир, в котором ты жил, был похож на этот?

- Немножко. Только там было тесно и грязно, машин было множество, а света и воздуха – намного меньше.

- И ты все это смог изменить!

- Не я один.

- Но ты начал!

- Я даже не мечтал, что так хорошо получится. Ну что, пойдем, погуляем?

Мы оделись, обули кроссовки (все необходимое нашлось в шкафах), и вышли из квартиры на площадку. Конечно, мы предпочли бы ходить босиком, но в городе это было не принято, и пришлось использовать обувь. Дверь лифта открылась при нашем приближении, мы вошли, и я коснулся сенсора со светящейся цифрой «0». Лифт провалился вниз, и уже через минуту мы вышли в подземный гараж. Пройдя по коридорам, мы подошли к своей машине, Кунья села за руль и нажала кнопку запуска. Двигатель чуть слышно зажужжал, машина тронулась.

- Гипермаркет четыре! – сказала Кунья.

Автомобиль, никем не управляемый, ловко выехал со стоянки, поднялась и опустилась дверь, и мы помчались по улице. Через пять минут машина сама припарковалась у большого приземистого здания. Мы вышли и направились ко входу. Двери автоматически открылись перед нами и закрылись за нашими спинами.

Было еще рано, и в магазине почти никого не было. Мы шли мимо полок и стеллажей, выбирали товары и складывали их в корзину, которая следовала за нами. Набрав все, что было нам нужно на несколько дней, мы подошли к машине, загрузили пакеты, коробки и упаковки в багажник, и через пять минут были опять на подземной парковке. Перегрузив товары в корзину на колесиках, мы направились к лифту, а корзина послушно покатилась следом. Выгрузив все в прихожей, я оттолкнул корзину, устремившуюся обратно к лифту, и мы, наконец, снова оказались за закрытой дверью квартиры.

Кунья обняла меня и прижалась к моей груди:

- Милый, это сказка! Конечно, нас обучали, поэтому мы все знаем и делаем, как надо, но увидеть это все наяву – невероятно!

Мы скинули одежду и разулись, по старой привычке предпочитая ходить дома без одежды, перегрузили все, что надо, в холодильник, а остальное – на полки, Кунья пошла на кухню и принялась готовить завтрак. Она разогрела полуфабрикаты в микроволновке, нарезала салат из овощей, и уже через десять минут мы уселись за стол.

- Вадик, это все так вкусно, - говорила Кунья, уплетая за обе щеки разогретое жареное мясо с картофелем и заедая его салатом и хлебом. – В этом мире не надо никаких чудес. И, я думаю, ты уже не жалеешь, что тут нет синтезатора!

Доев завтрак и сунув грязную посуду в моечный автомат, мы прошли в комнату, и я переключил компьютер на новостной канал.

«Закончено формирование экипажа Первой Звездной экспедиции, - раздался голос, сопровождаемый кадрами, на которых мы увидели хорошо знакомое лицо Андрея Дубровского, человека примерно сорока лет, с довольно обычным, но твердым и решительным лицом. – Начальник экспедиции начал знакомство с членами экипажа». Мы увидели, как Андрей идет вдоль стоящих в строю людей, задерживаясь перед каждым, говоря несколько слов и пожимая руки. Я подумал о том, что уже завтра окажусь в этом строю, и мне тоже пожмут руку, когда я буду представляться начальнику экспедиции.

* * *

Отдохнув немного, я предложил:

- Катюша, пока у нас свободный день, не съездить ли нам за город?

Она радостно вскочила на ноги, захлопав в ладоши:

- Конечно, Вадик, милый! – Кунья старалась почаще называть меня по имени, чтобы привыкнуть к тому, что я теперь Вадим, а не Уоми.

Мы опять надели шорты и рубашки и спустились в гараж. Машина тронулась, и Кунья сказала:

- Южная граница города!

Мы понеслись по улицам с такой скоростью, что почти ничего не видели вокруг – мимо мелькали дома, машины, деревья, сливаясь в цветные полосы. Наконец, вырулив с трассы, машина остановилась, и Кунья сама взялась за руль. Мы опять тронулись, теперь уже не спеша, и покатили по шоссе, ведущему в поля, между небольшими рощицами.

Через полчаса езды мы подъехали к довольно широкой реке, и, не въезжая на мост, свернули направо, вдоль берега. Машина легко преодолевала неровности дороги, но скорость движения еще более снизилась. Подъехав к группе деревьев, Кунья остановила машину, и мы вышли. Вокруг, до самого берега, расстилалась полянка с невысокой густой травой, так что мы немедленно разулись, оставив обувь в машине, и пошли к берегу босиком.

Выйдя на песок, мы сбросили одежду, сложили ее на берегу и вбежали в прохладную воду. Это было почти как дома, в Ку-Пио-Су! Мы бегали по мелководью, гонялись друг за другом, плескались водой, плавали и ныряли. Наконец, переплыв пару раз реку, мы растянулись рядом в густой траве. Я подобрался поближе к Кунье, погладил ее по груди и животу, потом моя рука скользнула ниже… Потом мы обнимались и целовались, потом Кунья уселась на меня верхом, потом она стояла на четвереньках, опираясь руками о землю, а я обнимал ее сзади, потом мы ласкали друг друга стоя, потом перекатывались по траве, меняясь местами…

Наконец, мы снова улеглись на землю, держась за руки.

- Ну что, милый, тут совсем, как дома, правда? – сказала Кунья, раскрасневшаяся, счастливая. Она придвинулась поближе, обнимая меня и положив голову мне на плечо, а я гладил ее мокрые волосы и ласкал грудь.

 И тут вдруг позади нас раздался звонкий насмешливый голос:

- Ну, вы даете! Очень приятно было смотреть на вас!

Мы привстали и обернулись. Перед нами стояла стройная, абсолютно голая женщина лет двадцати пяти, с рыжими волосами и серыми глазами, и с улыбкой глядела на нас. Поскольку она совершенно не смущалась своей наготы, мы тоже не сочли нужным изображать стеснительность.

- Здравствуй! Я – Вадим, а это моя жена, Катя.

- Меня зовут Тамара, и я вам, честно сказать, немножко завидую. Мой муж занят на работе, а я одна тут коротаю время.

Мы все втроем уселись на траву, и я спросил:

- А где же твой муж, чем он занят?

- Принимает оборудование на корабле, он заведует оружейной частью.

- На корабле?

- На корабле Первой Звездной. Мы скоро летим с ним вместе на Ахернар.

- Вот так встреча! Мы тоже летим. А кто ты?

- Я – врач, психохирург.

- О! Значит, ты – моя сотрудница! Я – начальник медицинского отдела экспедиции, а Катюша – младший навигатор. Очень приятно познакомиться! – и я рассмеялся, протягивая ей руку.

Женщина слегка смутилась, пожимая мою руку, ее пожатие было сильным и уверенным:

- Не удивляйся, Вадим, ведь сегодня – последний свободный день, и я решила развлечься, поплавать и понырять. Не так уж скоро снова выдастся такой случай.

- Ну, чему же удивляться? Как видишь, мы тоже решили посвятить этот день отдыху. Завтра – представление начальству, а потом – месяц в тренировочном лагере, так что самое время расслабиться.

- Да, ты прав, конечно. Но не пора ли нам всем по домам? – спросила Тамара, легко поднимаясь на ноги

- Если хочешь, Тома, поехали к нам в гости! – предложила Кунья. – Наша машина вон там.

- Охотно, Катя, ведь у нас дома все равно никого нет.

Тамара добежала до своей машины, отдала ей приказ возвращаться и быстро оделась. Мы, тоже одевшись, уселись в машину и ждали ее. Я сел за руль, а женщины разместились на заднем сиденье, беззаботно болтая, и машина понеслась обратно в город.

* * *

Войдя в квартиру, я почувствовал, как проголодался. Кунья и Тамара крутились на кухне, готовя обед и разговаривая, а я сидел в комнате, смотрел на город, живущий своей обыденной жизнью, и раздумывал, насколько необычна эта, вроде бы случайная, встреча. Кунья не зря когда-то сказала, что это – добрый и счастливый мир. Все тут было так просто, естественно, и совершенно не похоже на тот мир Земли-1, в котором я родился и жил, и я впервые остро пожалел, что прожил там почти восемьдесят лет. Потерянных лет…

Наконец, Кунья с Тамарой накрыли стол в зале, и позвали меня. На столе стояли тарелки с борщом, салаты, нарезанный тонкими ломтиками хлеб, напитки в пластиковых бутылках. Мы расселись на стульях, причем я оказался напротив двух женщин, и взялись за ложки.

Тамара ела с удовольствием – она сказала, что утром, в одиночестве, ей совсем не хотелось есть, и она уехала на реку без завтрака. Кунья рассказывала про вымышленную, согласно «легенды», нашу с ней встречу, знакомство и семейную жизнь, о том, что у нас двое детей, которые остались с родителями, а мы, получив приглашение в экспедицию, переехали сюда несколько дней назад, что у нас в экспедиции еще двое друзей – Олег и Нина. Олег – профессиональный художник и скульптор, а Нина – биолог и специалист-зоогенетик. Абсолютно все, что она рассказывала, было заложено в «легенде» и закреплено в нашей памяти, хотя мы отлично помнили, кто мы такие и где живем на самом деле.

Тамара, в свою очередь, рассказала о себе и о Стасе, своем муже, о том, как они познакомились, и какой он отличный оружейник. Стас был значительно старше нас всех, а детей у них пока не было.

Доев борщ, мы перешли к отбивным, а перед этим подняли бокалы легкого пенистого вина за завтрашний день и за успех экспедиции. На сладкое было мороженое с шоколадом, которое мы утром взяли в гипермаркете, и чай с тортом, очень похожим на «Киевский», который запомнился мне еще из прошлого Земли-1.

Вечером мы смотрели «Мировые новости», а потом разошлись по комнатам и уснули – Тамара в одиночестве, а мы с Куньей, как всегда, в обнимку.

* * *

Проснувшись утром, мы нашли записку от Тамары – она ушла домой переодеться, и встретится с нами в зале, где будет представление членов экспедиции.

Мы с Куньей постояли под душем, позавтракали и оделись в легкую униформу – брюки, тонкие туфли и рубашки. Бюстгальтер Кунья, конечно, не носила – ее грудь и так отлично держала форму, а мода этого общества не ставила ограничений. До центрального штаба экспедиции было совсем близко, и мы пошли пешком, решив немного размять ноги.

На входе в штабное здание нас приветствовала система распознавания, назвав по именам и предложив пройти в зал, на второй этаж. Войдя в большое светлое помещение, мы сразу увидели Тамару, которая помахала нам рукой, и мы уселись рядом на стулья, стоявшие у стены. Через несколько минут к нам подошли Олег и Нина, мы представили их Тамаре, а вскоре последовала команда построиться.

Все находившиеся в зале, около двухсот человек, выстроились в одну шеренгу вдоль стен, и почти тотчас в зал вошел Андрей Дубровский. Не теряя времени, он направился вдоль строя, пожимая руки стоявшим людям, выслушивая их представления и говоря каждому несколько слов, или молча кивая головой. Я обратил внимание на то, что почти все собравшиеся были молодыми людьми, в основном, до тридцати лет, мужчинами и женщинами. Судя по их фамилиям, тут было много семейных пар.

Когда до нас дошла очередь, мы назвали себя:

- Василенко Екатерина Матвеевна, младший навигатор, двадцать четыре года!

- Василенко Вадим Васильевич, начальник медицинского отдела, двадцать восемь лет!

Андрей мельком взглянул на меня:

- Вадим, жду тебя сегодня вечером на совещании командного состава в восемнадцать ноль-ноль, комната триста четырнадцать, - и он шагнул дальше. Его рукопожатие было быстрым и уверенным.

По окончании знакомства с присутствующим личным составом начальник вышел на середину. Неторопливо прохаживаясь перед нами, заложив руки за спину, он заговорил:

- Товарищи! Вы все получили приглашение в состав Первой Звездной и прошли тщательный отбор. Не стану распространяться на тему, какая это честь и ответственность, вы обо всем этом прекрасно знаете, иначе бы вас не было в этом зале. Хочу лишь напомнить, что это еще и немалый риск – никто из нас не знает наверняка, с чем нам предстоит столкнуться. Поэтому любой может отказаться от участия в экспедиции, сейчас или в течение месяца пребывания в тренировочном лагере, обратившись с рапортом ко мне лично. Теперь все свободны до понедельника, когда вам надлежит явиться сюда, в девять ноль-ноль, для отправки в тренировочный лагерь. С собой брать ничего не нужно, форма одежды свободная. Сегодня, в восемнадцать ноль-ноль, в комнате триста четырнадцать – совещание командно-руководящего состава. Прошу быть всех, кто предупрежден. Вопросы есть?

Последовала минутная пауза, после чего Андрей сказал:

- Тогда все свободны! – и, не теряя ни минуты, вышел из зала.

Наша группа из двухсот человек, последняя в экспедиции, потянулась к выходу.

* * *

Мы, вместе с Тамарой, Олегом и Ниной, выйдя на улицу, медленно пошли вперед, обсуждая, чем нам всем заняться. Я предложил пойти к нам домой и пообедать. Мы поднялись в квартиру, Тамара сказала, что ее муж прилетел на Землю, и спросила разрешения пригласить его к нам. Мы, конечно, не возражали, и она, достав смартфон, поговорила со Стасом. Пока женщины на кухне готовили обед, мы с Олегом разговаривали в комнате, Олег рассказывал, какие произведения он создавал в последнее время с помощью компьютера, и что надеется увидеть и нарисовать в экспедиции, а я рассказал ему, как мы совершенно случайно встретили Тамару. О прошлой жизни и поселке мы не упоминали, это не входило в «легенду». В экспедиции и до нее мы были только жителями Земли-2, и этим все сказано.

Пришел Стас, крепкий высокий мужчина лет сорока, с открытым грубоватым лицом, Тамара бросилась ему на шею и тотчас потащила его помочь накрывать на стол, за который мы уселись. После обеда все решили прогуляться по городу, и я, помня о совещании, пошел вместе со всеми в парк. Там мы катались на аттракционах, в частности, среди прочих была карусель, на которой все размещались стоя, прислонившись спиной к опорам по периметру и пристегнувшись ремнями. Начиналось вращение, и когда перегрузка достигала примерно двукратной, карусель наклонялась, продолжая вращаться, постепенно ее круг устанавливался вертикально, так что в верхней точке вращения наступала невесомость, а в нижней вес тела более чем удваивался. Женщины восторженно визжали, мужчины реагировали более спокойно, хотя ощущения были не слабыми. Даже в ходе виртуальных тренировок на центрифуге, когда нам с Куньей давали по двенадцать «жи», было не так круто. В половине шестого вечера я направился к штабу экспедиции. Мы договорились, что по окончании совещания я свяжусь с Куньей, чтобы узнать, где всех можно найти. Стас пошел со мной, ему, как начальнику службы, тоже надо было присутствовать.

Войдя в здание штаба, мы поднялись на третий этаж, нашли дверь с номером 314, и оказались в большой комнате. За столом, на центральном месте, сидел Андрей Дубровский, и, как только мы вошли, он поздоровался со Стасом, которого давно знал, а меня приветствовал кивком головы и словами:

- А, вот и наша медицина! Садитесь, товарищи!

Все расселись за столом, и Андрей тотчас открыл совещание:

- Итак, вы все в курсе, что в понедельник, послезавтра – отъезд в тренировочный лагерь, где мы пробудем около месяца. Там мы получше познакомимся, поживем все вместе, как на корабле, и восстановим кое-какие навыки, которые нам всем пригодятся, а заодно посмотрим, кто на что способен. Для проживания семейных пар будут выделены отдельные комнаты, для остальных – комнаты на пять человек, для мужчин и женщин отдельно.

Итак, начальнику службы снабжения – позаботиться о размещении личного состава, одежде, обуви и снаряжении.

Начальнику службы питания – о продуктах, местах и распорядке приготовления и приема пищи.

Начальнику службы вооружения – об оружии и боеприпасах, а также организовать обучение личного состава их использованию.

Начальнику медицинской службы – об оборудовании, медикаментах и оказании помощи при возможных травмах во время тренировок. Также на нем лежит обучение всего личного состава приемам оказания первой помощи.

Главному штурману провести занятия со службой навигации и пилотирования, с целью проверки и совершенствования знаний и навыков.

Главному механику обеспечить занятия личного состава с автономным оборудованием и со скафандрами, заняться обучением и тренировкой тех, кто с ними пока не знаком.

Второму помощнику провести занятия со службой безопасности и всем личным составом по радиационной, химической и биологической защите.

Первый помощник отвечает за занятия по общему устройству корабля, технике пилотирования малых кораблей, планетарной и внутрисистемной навигации.

Планы всех мероприятий и расписание занятий получите после совещания, а все необходимое – в тренировочном лагере. У кого есть вопросы?

- Андрей, - тотчас обратился к начальнику первый помощник. – Что решили по поводу иностранных членов экспедиции?

- Они присоединятся к нам в лагере, все владеют русским языком, хотя и в разной степени, и будут участвовать в обучении и тренировках в составе смешанных групп. Программа обучения и тренировок для них та же самая. Добавлены занятия по русскому языку, истории и географии СССР.

Все помолчали.

- Если вопросов больше нет, все свободны до сбора в понедельник. На выходе методички, расписания и планы мероприятий будут сброшены на ваши смартфоны.

Мы направились к выходу. Когда я проходил в дверь, мой смартфон мелодично звякнул – в него загрузилась необходимая информация.

* * *

Выйдя из здания штаба, мы со Стасом остановились, и я связался с Куньей. Все наши сидели в ресторане, в расположенном рядом скверике, и ждали конца совещания. Через десять минут мы уже заняли места за столиком и присоединились к ужину, после чего естественным образом возник вопрос, чем заняться до понедельника, то есть завтра, в воскресенье.

Женщины предложили отправиться за город, на речку, где мы вчера встретились с Тамарой. Мы не возражали – знакомиться с методичками и планами я и Стас могли и там, пока остальные будут отдыхать. Договорились, что все мы разойдемся по домам, а утром встретимся на выезде из города, по указанным геокоординатам, на своих машинах.

Распрощавшись с новыми и старыми друзьями, мы с Куньей не спеша пошли к дому.

- Ну что, Катюша, - спросил я, - вот мы уже и законные члены экспедиции. Как тебе это?

- Чудесно, милый! Честно говоря, мне не терпится поскорее прибыть в лагерь, а потом и на корабль! И в систему альфы Эридана… И узнать, наконец, что нас ждет!

- Не боишься?

- Что ты! Пока мы вместе, я ничего не боюсь.

- Завидую!

- Неужели тебе страшно?

- Нет, не страшно, это неверное слово, но опасения есть. Во-первых, я все-таки отвечаю за медицинское обеспечение, а значит, в какой-то мере за нас всех. Около тысячи человек, не шутка! И еще, вдруг что-то случится такое, что нам придется расстаться?

- Надеюсь, что нет! А к ответственности тебе не привыкать.

Мы замолчали, шагая рядом по вечерней улице и держась за руки. Вокруг, как стеклянные кубики, светились дома, кое-где звучала негромкая музыка, проходили пешеходы и проносились машины. Я вспомнил Землю-1, где в начале двадцать первого века было совсем не так уж безопасно разгуливать по ночной Москве, и снова пожалел, что родился в том, а не в этом мире.

Наконец мы подошли к дому, вошли в подъезд и поднялись на лифте к дверям своей квартиры. В прихожей зажегся свет, мы скинули одежду и сразу направились в душ, а потом – в постель, временно позабыв в объятиях друг друга обо всех предстоящих заботах и опасностях.

* * *

Проснулись мы с Куньей рано, приняли душ, слегка перекусили, а потом захватили с собой продукты и спустились в гараж. Задав координаты встречи, мы помчались в машине по городу. Когда мы прибыли на место, еще никого не было.

Припарковав машину на обочине, мы приготовились ждать – я вытащил из кармана смартфон и взялся за методичку, а Кунья, чтобы не мешать мне, достала свой смартфон и углубилась в чтение какой-то книги. Примерно через полчаса подъехала машина Тамары и Стаса, и, пока мы здоровались с ними, прибыли и Олег с Ниной. Рассевшись по машинам, мы двинулись дальше, и вскоре былиуже на нашей знакомой полянке, у реки.

Мы с Куньей, а также Стас и Тамара, тотчас скинули одежду и побежали к реке. Олег и Нина, тоже давно отвыкшие от стеснительности в Ку-Пио-Су, последовали за нами. Вбежав в воду, мы все наперегонки поплыли к противоположному берегу, а потом вернулись обратно, после чего мы со Стасом уселись на траву и углубились в чтение документов, а женщины продолжали плескаться в воде. Олег уселся неподалеку от нас, раскрыл над смартфоном виртуальный экран, и начал делать наброски реки и купающихся женщин.

Так прошло около часа. Мы в основном ознакомились с методичками, я прикинул, как организовать занятия в лагере, а Олег набросал десяток рисунков. Наконец, Стас, отложив смартфон с методичкой, потянулся и предложил:

- А что, если нам немного размяться? – он упруго вскочил и пригнулся, принимая борцовскую стойку, со слегка согнутыми в коленях ногами и расставленными руками. – В лагере мне предстоит вести курс единоборств для всех желающих.

Женщины, заинтересовавшись, встали с песка, где они загорали, и подтянулись к нам.

Я шагнул вперед, собираясь принять вызов Стаса, но тут Кунья, подбежав к нам, попросила:

- А можно мне попробовать?

Стас с удивлением взглянул на нее:

- А ты умеешь? Училась единоборствам?

- Да, немножко! Вадик меня тренировал.

- Ну, давай. Нападай! Бей в полную силу, не стесняйся!

Кунья, даже не группируясь, в полный рост сделала шаг вперед, стараясь произвести впечатление полной неумехи. Стас, улыбаясь, слегка отступил. Кунья сделала резкое движение рукой, притворяясь, что хочет нанести Стасу удар в живот, а когда тот в блоке выбросил вперед руки, внезапно молниеносно ушла в сторону, упала на колено и, захватив бедро Стаса, выполнила «мельницу», так что он перелетел через нее и грохнулся на песок. Оказавшись сверху, Кунья прижала его к земле, блокируя руку, но ее веса не хватило, и Стас попытался вырваться. Кунья быстро перекатилась через него, и заблокировала его с другой стороны. Этот прием повторялся еще пару раз, после чего Кунья вскочила на ноги и оказалась в двух метрах от Стаса.

Стас тоже вскочил, глядя на Кунью с большим уважением:

- О, да ты – мастер! К такому я не был готов. И это Вадим тебя учил?

- Да. – Кунья почти не сбила дыхание.

- Тогда я с ним даже и пробовать не буду! А тебя, Катя, попрошу в лагере помочь мне в обучении женщин – мужчине бороться с женщинами не слишком-то удобно.

- Ладно, я попробую, если только у меня будут перерывы в наших занятиях по навигации и пилотированию.

* * *

Пока шел поединок, Олег, не отрываясь, смотрел на борцов, и, как только он завершился, начал лихорадочно делать наброски на экране. При этом он бросал взгляды то на Кунью, то на Стаса, внося поправки в рисунок. Он работал обеими руками, как кистью – экран реагировал на все его движения. Мы стояли поодаль, стараясь ему не мешать, и, затаив дыхание, наблюдали чудо рождения картины. Наконец, через десять минут, он облегченно вздохнул и откинулся на траву. Мы подошли к нему и столпились вокруг экрана. Там был изображен Стас, с сосредоточенным, немного растерянным лицом, и Кунья, припавшая на колено, и готовая  обхватить его бедро. Мышцы обоих были напряжены, как сжатые пружины, и угадывалось продолжение движений, которые должны последовать через мгновение.

Стас, впервые видя работу Олега, широко раскрыл глаза:

- О, ты не просто художник! Ты – гениальный художник! А я все время ломал голову, зачем художник в экспедиции? Это совсем не то, что фото или видео!

- Спасибо! – Олег улыбнулся. – Спасибо и вам обоим за прекрасную натуру. Когда я доработаю и закончу картину, вы первые получите копии.

Женщины принесли из машин продукты, посуду и переносную микроволновку, которую подключили кабелем к одной из машин – автономного источника энергии было маловато, и мы все расселись на траве. Готовые блюда разогрелись за несколько минут, еда была расставлена посередине, и мы приступили к обеду.

За едой мы все непринужденно болтали. Обсуждался, прежде всего, поединок Стаса и Куньи. Тамара восторженно призналась, как она была удивлена исходом схватки. Обнимая Стаса, она заглядывала ему в глаза, и говорила, что первая попросится к Кунье на учебу.

- Ты не обидишься, милый? – спрашивала она. – Сколько раз ты пытался меня учить, но, увы, я так ничему и не научилась, кроме исходной стойки. А Вадим смог научить Катю! Значит, и я смогу научиться?

- Тома, я, честно сказать, еще никогда никого не учила, поэтому ничего не обещаю! – отвечала Кунья. – Я сама не знаю, что у меня получится.

- Но ты помнишь, чему и как училась у Вадима!

- Ну да, помню. Но учиться – это одно, а учить – совсем другое!

Тут Кунья немного лукавила – ведь она уже учила в школе Ку-Пио-Су многих, и женщин тоже, а особенно, девушек, многим вещам, в том числе, и приемам борьбы, чтобы они не были беспомощны при встрече с врагом. Правда, там упор делался на обращение с оружием.

Тем не менее, после обеда и короткого отдыха, Тамара пристала к Кунье, попросив ее показать хоть какие-то приемы борьбы. Та не стала отказываться, они отошли в сторону на траву, и приступили к занятиям, причем Тамара, судя по всему, очень старалась. Кунья показывала ей, как и куда направлять удар, как накладывать руки на тело противника, как выполнять простейшие блоки и броски. Мы все, расположившись рядом на траве, внимательно смотрели и слушали.

Наконец, у Тамары получился простейший захват и бросок – Кунья, конечно, не сопротивлялась, а, перекатившись по земле, тотчас вскочила на ноги и похвалила:

- Ну, вот, уже лучше! На сегодня хватит, наверное? Стас, ты как думаешь?

Стас только покрутил головой:

- Катя, у тебя отлично получается! А как ты группируешься в падении, как держишь тело! Да тебе можно в цирке выступать, ты – прирожденная гимнастка, а не навигатор!

Я, в свою очередь, сделал пару замечаний:

- Вот смотри, Катюша, когда ты перелетела через Тамару, ты выпрямила ноги чуть раньше, чем надо было. Нужно приземляться на полусогнутую правую ногу, иначе легко потерять равновесие.

Кунья внимательно выслушала замечание и согласилась:

- Ты прав, милый! Когда ты меня учил, ты уже говорил об этом, но я боялась, что у Томы не так получится, и отвлеклась.

- Да вы прямо как пара тренеров! – восхищенно воскликнул Стас. – Даже меня так не натаскивали!

- Стас, это совершенные пустяки, - отозвалась Кунья, поправив волосы. – Ты бы посмотрел, как Вадик начинал меня учить, и сколько синяков он мне наставил!

- Вот! - воскликнула Тамара. – В этом и была главная ошибка! Стас меня жалел, не проводил приемы так, как надо. То ли дело Катя! Посмотри! – и она с гордостью показала мужу следы пальцев от захвата Куньи на своей руке и царапины на теле от падения.

Кунья смутилась:

- Извини, Тома, я немного увлеклась. Не следовало делать это с такой силой.

- Пустяки, просто отлично! Это все пройдет до завтра. Зато я, наконец, поняла, как выполнять броски.

Мы рассмеялись. Тем временем, Олег снова делал наброски на своем экране. Закончив, он воскликнул:

- Да если так пойдет дальше, то я буду за день рисовать десяток картин!

- Ну что ж, - заметил я. – Тебе ведь не нужен карандаш и бумага, как древним художникам!

- Да, пожалуй… И как только они управлялись? – Олег лукаво взглянул на меня, ведь я-то  отлично знал, как по старинке рисовал он сам еще недавно, до обучения. Я подмигнул в ответ.

- Ну что, друзья? – спросил Стас. – Сплаваем еще пару раз на тот берег?

* * *

Мы, еще поныряв и поплавав, обсохли на траве, оделись, и решили разъехаться по домам – всем предстояло завтра утром явиться в штаб для отправки в лагерь.

Пока машина неслась в город, Кунья задумчиво сказала:

- Вадик, какие люди! За них не жалко отдать жизнь. Неужели здесь и сейчас все такие?

- Ну, Катюша, надо учитывать, что это – лучшие. Их отбирали из тысяч и тысяч. Знаешь, сколько было заявок в экспедицию? Больше сотни человек на место!

- И все-таки! Стас и Тома… Я как будто знала их всю жизнь!

- А ты не допускаешь, что это ты – такая?

- Тебе виднее, - улыбнулась Кунья, кладя голову мне на плечо, пока машина сама неслась по трассе. – А ты обратил внимание на то, что Нина больше молчала? О чем она думала? Может, о детях?

- Возможно. Я тоже сегодня наших вспоминал. Как они там справляются? За Машу я не беспокоюсь, она уже совсем взрослая, а вот как там Сережка? Когда он уже найдет себе пару? Хотелось бы, чтобы ему повезло так же, как мне… - И я обнял Кунью и прижал к себе.

- А Маша, значит, уже взрослая? – засмеялась Кунья. – Просто она производит такое впечатление своей серьезностью. Совсем недавно она призналась мне, что мечтает встретить своего, единственного… И не представляет, кто это может быть! И какой…

- Да? А ей не рано еще об этом задумываться?

- Я в ее возрасте… Да что там, ты и сам знаешь. Но, пока я не увидела тебя, я так и не представляла, что это такое – полюбить. А теперь мне отчего-то тревожно.

- Уж не боишься ли ты?

- Я не боюсь ничего, пока я с тобой. Умереть? Легко. Но, когда я думаю, что нам, возможно, предстоит расстаться…

- Но почему именно расстаться? Даже, если придется умереть… Ты же знаешь, что будет потом? Мы все равно встретимся.

- А если ждет такой вариант, как у Нины? Если придется прожить жизнь без тебя, и только потом… Это ужасно!

- Ну, не надо предполагать сразу самое худшее. Помнишь – делай, что должен…

- И будь, что будет! Да, милый, конечно. Сколько лет мы уже так живем?

- Семнадцать, кажется?

- Вроде того. И я по-прежнему надеюсь умереть раньше тебя! – и Кунья прижалась ко мне еще крепче и поцеловала.

* * *

Наконец, машина заняла свое место на стоянке, автоматически подключила аккумуляторы на зарядку, а мы, обнявшись, все сидели и молчали. Я тоже думал о том, что сказала Кунья.

- Милая, но ведь если даже будет худший вариант? Про который ты говорила… Ты не побоишься? Пойдешь до конца?

- А как тебе когда-то пришла в голову мысль переделать историю?

- Я подумал о пятидесяти миллионах напрасно погибших людей. И потом, мне ведь, по большому счету, ничего не грозило!

- Неправда! Ты мне рассказывал. Ты еще не знал. Ты допускал возможность, что, изменив историю, ты можешь исчезнуть! Перестать существовать, как личность…

- Да, правда. Но потом-то я уже знал!

- Но, даже не зная, ты готов был пойти на риск!

- Ну… Что такое одна человеческая жизнь, когда на весах лежат пятьдесят миллионов?

- Ты – герой! И я хочу быть достойна тебя! Я тоже не побоюсь все поставить на карту!

- Катюша, тогда я не знал тебя. А если бы знал… Как предположить, какой выбор я бы сделал?

- Ты бы отказался спасти людей, если бы на другой чаше весов была моя жизнь? Никогда больше даже не думай о таком! Если уж так сложится, я согласна! Всего одна жизнь… Против многих.

- Да.

И потом мы больше уже не говорили об этом. Поднявшись в свою квартиру, мы молча постояли под душем и пошли спать.  Но уснули, конечно, не сразу. Мы ласкали друг друга, как когда-то в поселке, и пусть это была не медвежья шкура, к которой мы так привыкли, а широкая двуспальная кровать, но мы-то были те же самые! И по-прежнему не представляли жизни друг без друга.

А потом мы уснули. Кунья, как всегда, положила голову мне на плечо, и закинула на меня ногу. Внизу, за окном, засыпал огромный город этого мира. Мира, который стал нам родным и близким.

* * *

Утром, когда я проснулся, Кунья уже возилась на кухне. Редкий случай, когда я остался спать после ее пробуждения! Наверное, инстинкт охотника ослабевает. И тотчас Кунья заглянула в комнату:

- Вставай, Вадик, иначе мы опоздаем!

Через пять минут мы сидели за завтраком, а через полчаса – уже шагали по улице к штабу. Во дворе было многолюдно, но мы сразу заметили Стаса с Тамарой и Олега с Ниной – они стояли вместе, и мы тоже подошли к ним. Не прошло и пяти минут, как появился Дубровский. Подняв маленький мегафон, он объявил:

- Товарищи! Просьба всем подняться на крышу, эскалатор в углу двора. Там всем, пожалуйста – на посадку в транспортник.

Стоило первым людям встать на широкую лестницу эскалатора, как она быстро поползла вверх. Через пять минут мы все оказались на крыше и ступили на другой эскалатор, ведущий по трапу в огромный транспортный корабль, в котором расселись на кресла, стоявшие в несколько рядов вдоль стен. Скоро корабль заполнился, аппарель поднялась, и я почувствовал, что мы летим – звука не было, но движение ощущалось.

Через полчаса полета корабль пошел на посадку, и, наконец, по легкому толчку мы поняли, что путешествие завершилось. Аппарель откинулась, и все потянулись к выходу.

Спускаясь на землю, я осмотрелся. Большая толпа людей стояла посреди широкого двора, вокруг которого тянулись трехэтажные здания светлых тонов – розовые, зеленые, белые, голубые, лиловые. По указаниям распорядителя, вооруженного мегафоном, мы направились к зеленому зданию – общежитию для семейных пар. На входе автомат-идентификатор называл каждого по имени и выдавал карточку с номером комнаты. Мы с Куньей оказались в маленькой комнатке на первом этаже, где стояли две кровати, стол и два стула. В углу мы обнаружили дверцу, а за ней – душ, раковину и туалет. На кроватях были стопочками сложены чистые простыни, подушки, полотенца и одеяла, совсем как в гостинице в мое время.

Не успели мы с Куньей оглядеться, как ожил динамик где-то за обшивкой стены:

- Внимание! Всем прибывшим через два часа, в двенадцать ноль-ноль – на общее собрание в конференц-зал, белый корпус, второй этаж. О сборе вы будете оповещены дополнительно.

Мы скинули одежду и пошли в душ, утром дома для этого не нашлось времени, а потом быстренько сделали в комнате перестановку – сдвинули кровати вместе, мы слишком привыкли спать вдвоем, застелили их постельным бельем, и сели рядом, обнявшись.

- Ну вот, Катюша, это наш новый дом, правда, всего на месяц. Как тебе тут?

- Вадик, я думаю, что бывает и хуже! Нам тут будет хорошо. Тем более, что это всего на месяц, да и бывать тут мы будем не так уж много. Пошли, осмотримся?

* * *

Мы оделись и вышли во двор. Там было много людей – видимо, им пришла в голову та же мысль, что и нам. Заметив неподалеку первого помощника, я подошел к нему, представился, впрочем, без необходимости – он меня запомнил, и спросил, где находится медблок.

- А, не терпится осмотреть свои владения? – пошутил он. – Белый корпус, первый этаж.

Мы направились туда. Сразу возле входа я заметил стрелку с красным крестом, указывающую направо, и мы пошли по коридору. Пройдя в конце его через дверь, мы оказались в приемной, из которой вели три двери. Первая – в коридорчик с кабинетами, вторая – в предоперационную, а дальше – в небольшой операционный зал, и третья – в зал, где стояли три медкапсулы, конечно, не такие, как те, в которых мы проходили обучение, но вполне узнаваемые, я их изучал. Вокруг них суетились трое молодых людей, и с ними Тамара.

Увидев меня с Куньей, она радостно объявила:

- Ребята, вот и наше начальство! Вадим, это психохирурги, Петр, Володя и Дима.

Я пожал руки врачам, и спросил, чем они занимаются.

- Знакомимся с оборудованием, товарищ командир! – пошутил Петр. – С такими капсулами я уже работал, так что все в порядке. Они предназначены для лечения и послеопреационной реабилитации. И операционная тут вполне приличная, мы уже смотрели.

- Да, я тоже заходил. Думаю, что проблем с оборудованием не будет. Но, надеюсь, нам это все вообще не понадобится в течение месяца. Вы ведь знаете, какая операция – самая лучшая?

- Которую не приходится делать! – засмеялся Володя. – Но, боюсь, работа все же будет – вот начнутся тренировки…

- А где остальные врачи? Ведь нас должно быть десять?

- Пока мы их не видели. Думаю, что скоро познакомимся.

И точно – дверь зала открылась, и вошли пять молодых людей, двое мужчин и три женщины, все подтянутые и красивые. Действительно, при конкурсе сто человек на место…

Мы поздоровались, это были три терапевта, невропатолог и стоматолог.

- Я уже посмотрела стоматологический кабинет! – живо доложила одна из девушек, Женя. – Отличное оборудование! Ну, надеюсь, что работы у меня будет не много – все же молодежь, в основном. А вот если у кого-то недостает зубов, можно тут их даже выращивать из стволовых клеток. С помощью психохирургов меньше, чем за неделю, справимся!

- Отлично, Женечка! А вот это моя жена, Катя, младший навигатор. По совместительству будет, если выберет время, вести занятия по самообороне. Так что, насчет возможной потери зубов у членов экспедиции – обращайся к ней, она тебе обеспечит пациентов!

Все, включая Кунью, расхохотались. Я посмотрел на экран смартфона:

- Пойдемте на собрание, товарищи, уже пора!

* * *

Зал на втором этаже был почти полон людьми. Только первые ряды, как всегда на собраниях, оставались пустыми – никто не хотел мозолить глаза начальству. Я вздохнул и повел свою команду во второй ряд. Пока мы рассаживались, смартфоны у всех ожили, и негромко напомнили:

- Просим всех членов экспедиции через пять минут прибыть на общее собрание, белый корпус, второй этаж!

Пока подходили отставшие, пять минут прошло, и за столом появились три человека – Андрей Дубровский и оба его помощника. Видимо, начальник был фанатом точного соблюдения времени – ровно в полдень он поднялся из-за стола. Шум в зале затих, и Андрей сказал:

- Приветствую всех участников Первой Звездной экспедиции в систему звезды Ахернар, или Альфы Эридана! Сегодня вы прибыли в тренировочный лагерь, где пробудете в течение месяца. Вас проверят на соответствие ваших знаний и навыков, и немного подучат. Расписание занятий и тренировок будет вам всем сброшено на смартфоны. Кроме того, вы познакомитесь и присмотритесь как друг к другу, так и к своему начальству. Сразу напоминаю, если кто-то передумает участвовать в экспедиции, вам следует подать рапорт на мое имя, я – начальник экспедиции Дубровский Андрей Дмитриевич. У всех могут возникнуть какие-то новые обстоятельства, и ничего в этом странного или, тем более, постыдного, нет. Если кому-то во время пребывания в тренировочном лагере потребуется отпуск, также обращайтесь ко мне с рапортом.

В случае каких-либо отклонений в состоянии здоровья, немедленно обратитесь в медблок, к нашим медикам.

Наша экспедиция пробудет в системе звезды Ахернар ориентировочно два года. Перелет займет в общей сложности, включая выход за пределы Солнечной системы и вход в систему Ахернар, порядка месяца, причем большая часть этого времени пройдет в обычном пространстве, а гиперпространственный прыжок времени практически не потребует.

Как вы знаете, Ахернар – голубая звезда спектрального класса B6, имеет спутник спектрального класса A3. Вследствие искажений гравитационного поля система сильно засорена, в ней имеется большое количество планет, малых планет и астероидов. Все это нам предстоит исследовать и уточнить. Задача не из легких, поэтому присутствует немалый элемент риска. Особенно большая нагрузка ложится на наших пилотов и навигаторов, именно им придется играть первую скрипку в исследовании системы.

Через месяц предстоит отлет на корабль для окончательного освоения и проверки его систем перед вылетом, что займет около полугода. Сейчас всем нужно будет получить и при необходимости подогнать обмундирование у комендантов каждого корпуса. Вопросы есть?

Вопросов не последовало.

- Тогда – после получения обмундирования всем отдыхать. Обед и ужин – в столовых каждого корпуса по распорядку, занятия и тренировки – с завтрашнего утра согласно индивидуального расписания. Все свободны!

* * *

Мы все разошлись по своим корпусам, и сразу отправились получать обмундирование. Оказалось, что комплекты, строго по нашим размерам, состоящие из брюк, рубашек и белья камуфляжных расцветок, для мужчин и женщин, уже подобраны и упакованы. В комплект входили также шорты и рубашки с коротким рукавом, высокие ботинки на «липучке» и кроссовки. Вернувшись в свою комнату, мы с Куньей переоделись в легкий вариант формы, и, выйдя во двор, направились на спортплощадку. Там было много людей. Они, преимущественно без одежды, занимались на снарядах, плавали в бассейнах, упражнялись в единоборствах. У Куньи разгорелись глаза, и, признаться, у меня тоже. Мы некоторое время стояли рядом с огороженными рингами, а когда очередная пара закончила спарринг, мы, переглянувшись, сбросили одежду и шагнули за канаты.

Мы давно не упражнялись вдвоем, и поэтому начали с легких ударов и блоков, потом перешли к более сложным комбинациям. Кунье удалось поймать меня на встречной атаке и уложить на траву, но я быстро с ней рассчитался в следующем поединке. Когда мы закончили, обнаружилось, что несколько десятков человек стоят рядом с канатами и смотрят на нас, и Стас в их числе.

- Отлично, Вадим! – воскликнул он. – А теперь не поработаете ли со всеми желающими?

Немедленно выстроилась очередь. Сначала нескольких девушек «принимала» Кунья. Среди них нашлось немало достойных соперниц, но ни одна не смогла ей противостоять, хотя несколько раз она все же оказалась на траве после удачных бросков. Потом я занял ее место, и первым вышел против меня Стас. Мы некоторое время кружили, присматриваясь друг к другу, потом я сделал стремительный нырок, но Стас заблокировал мою атаку, и мы опять закружились по рингу, не решаясь атаковать. Наконец, Стас попытался нанести мне удар ногой в живот, но я ушел с линии атаки, перехватил его ногу, и бросил на землю. Он признал свое поражение, и уступил место американцу, который тоже захотел попробовать свои силы.

Американец, здоровенный негр, без особых тонкостей начал атаку с серии прямых выпадов. Некоторое время я просто отбивал и блокировал его удары, которые были слишком сильны, но, наконец, уклонившись, поймал его руку в захват, и уложил на лопатки. Негр поднялся, улыбаясь, и, пожав мне руку, уступил место следующему желающему. Выиграв еще несколько схваток, я сделал вид, что устал, и покинул ринг. Кунья уже некоторое время стояла рядом и разговаривала с темнокожей стройной женщиной, которая оказалась женой того негра, что дрался со мной.

Когда мы все оделись, негр тоже подошел к нам, и завязался общий разговор на ломаном русском языке. Выяснилось, что американцы – вулканологи, и приняли участие в экспедиции ради возможности изучать вулканическую деятельность на планетах системы Ахернар, конечно, если получится. Поскольку время подошло к обеду, мы все направились в столовую нашего корпуса.

Сев за столик, мы пролистали цифровое меню на своих смартфонах, и каждый заказал блюда по вкусу. Американец, Джим, оказался убежденным вегетарианцем, поэтому усиленно поглощал овощи, ну, а мы с Куньей, и, кстати, его женой, Бетти, не стеснялись в выборе мясных блюд. Тарелки подавались маленьким лифтом в центре стола, туда же уходила грязная посуда.

* * *

После обеда мы все вчетвером отправились на прогулку в ближайшую рощу. Кунья тотчас скинула обувь, и мы все к ней охотно присоединились, перекинув кроссовки через плечо. Вулканолог увлеченно рассказывал о своей работе в национальном парке Йеллоустоун и о потенциальной опасности для Американского континента и всей планеты, если тектоническая активность в этом регионе будет нарастать. Его жена, химик, которая работала вместе с мужем, в основном внимательно слушала.

- И вот, я надеюсь, что исследования на планетах системы Ахернар помогут в наших исследованиях на Земле, чтобы избежать катастрофы, - закончил он на ломаном русском свою страстную речь.

- Да, и это еще одна причина, по которой мы летим к звездам! – сказала Кунья. – Об этом я пока не думала. И ведь правда, в случае взрыва Йеллоустоунского вулкана может пострадать вся планета!

- Да-да, это очень важно! – улыбаясь, подтвердил американец. – Но мы найдем способ! Обязательно найдем! Очень много коммерческих интересов поставлено на карту, и поэтому наши исследования хорошо финансируются.

Дойдя до лесного озера, мы все разделись и поплыли на противоположный берег. На этой дистанции, около километра, я обогнал всех, Кунья пришла второй. Мы немного отдохнули, переплыли озеро обратно, и, собрав одежду, пошли к тренировочной базе, обсыхая на ходу.

- Как у вас просто с этим, - с завистью сказала Бетти. – Хотите – ходите голышом, в том числе и на спортплощадке, и никого это не смущает. А у нас! Приличия, законы, правила общества… Если хотите поплавать без одежды – идите на специальный пляж! А если уж спортсмен разденется, то вообще его карьера на этом закончена – неспортивное поведение! Хорошо еще, что сейчас не делают различий между белыми и черными. А моя мать еще помнит времена, когда на пляж для белых черные не допускались. А уж о том, чтобы получить должность профессора, как мой муж, не стоило и мечтать… Все очень сильно изменилось с тех пор, как Советский Союз стал ведущей мировой державой, это ваша заслуга!

Кунья хитро посмотрела на меня, и подмигнула, намекая, что это моя заслуга, а я улыбнулся ей в ответ.

Когда мы вернулись обратно, уже подошло время ужина, и мы сразу направились в столовую. Перекусив, мы распрощались с Джимом и Бетти и разошлись по комнатам. Кунья опять читала какую-то книгу, а я изучал расписание на завтра. Мне предстояло распределить своих подчиненных для обучения групп по оказанию первой помощи, самому – до обеда дежурить в медблоке, а после – под руководством механиков изучать легкий биологический скафандр. Я его, конечно, и так знал, но повторение и тренировка не помешает.

- А что у тебя на завтра, Катюша?

- Целый день загружен под завязку, Вадик! – ответила Кунья, отрываясь от чтения. – Утром – занятия по навигации, потом – теория пилотирования малых катеров, а после обеда – прыжки с парашютом в скафандре с тридцати километров.

- Не страшно?

- Что ты! Я уже давно убедилась, что самый неприятный прыжок – с высоты нескольких сот метров, с десантного корабля. Не успеешь оглянуться, как уже земля! Только сгруппироваться еще можно, а уж стропы разобрать – как получится. А с тридцати километров – это сказка! До километра затяжным, а потом – на парашюте. Так что, на завтра, боюсь, все виды на меня у Стаса не прокатывают, придется ему самому поработать на ринге. Вот послезавтра – борьба, и он, конечно, меня запряжет тренировать, а не просто бороться. Ладно, давай спать, а? А то я что-то немножко устала сегодня. А ведь еще тебя ублажать, о муж мой! – и она рассмеялась.

- А то тебе самой это и не нужно вовсе?

- Очень нужно, милый! – внезапно совершенно серьезно ответила Кунья, обнимая меня и заглядывая в глаза.

* * *

Дни летели за днями, под завязку загруженные дежурствами, занятиями, тренировками. Мы с Куньей встречались только в столовой, и то не всегда, да еще по вечерам – в постели, но тем приятнее были эти встречи. Бывали и происшествия – вывихнутые руки и ноги, ссадины и порезы, даже пара переломов. Тамара и трое ребят – психохирургов легко справлялись со всем этим. Даже Женя вырастила второму помощнику несколько новых зубов – раньше у него все руки не доходили. А однажды, на восемнадцатый день, ко мне поступил персональный вызов с указанием срочно прибыть в медблок. К счастью, я был недалеко, и уже через три минуты, расталкивая толпу у дверей, вбежал в операционную. На носилках, стоящих на столе, лежало тело – назвать это человеком уже было нельзя. Комбинезон, окровавленный, изорванный в клочья, с торчащими сломанными костями…

Пока я шел к столу, Тамара поспешно докладывала:

- Несчастный случай при прыжке с парашютом – порыв ветра, стропы перепутались, погас купол, а запасной открывать было поздно – падение с высоты триста метров.

Я подошел к столу, положил руки на грудь пострадавшего, и, закрыв глаза, включил «медицинское зрение». Так, множественные переломы ребер с повреждением легких, перелом позвоночника в шейном отделе, переломы таза и костей конечностей, разрывы внутренних органов… Клиническая смерть.

Прежде всего – запустить сердце и дыхание. Теперь – перелом позвоночника с разрывом спинного мозга. Восстановить! Дальше, уже не спеша, можно заняться всем прочим…

Через полчаса, когда пострадавший спокойно спал в медкапсуле, а Тамара отпаивала меня крепким чаем, распахнулась дверь, и вбежала молодая девушка:

- Вася! Мой Вася! Что с ним? Он жив?! – это был ее муж.

Я улыбнулся:

- А как тебя зовут?

- Лена…

- Знаешь, Лена, твой Вася в рубашке родился. Я был тут же, в соседнем корпусе. Если бы не это… Ну, да ладно! Все хорошо, что хорошо кончается. Он через неделю плясать будет.

Девушка, пошатнувшись, сползла по стенке на пол, Тамара подхватила ее и усадила на стул. Через несколько минут, когда Лена немного успокоилась и пришла в себя, мы ей объяснили, какие травмы получил ее муж, и что удалось сделать. Я не стал рассказывать про разрыв спинного мозга, который устранил – это выходило за рамки возможностей современной психохирургии, но Лена и без того, плача, долго благодарила нас. Мы показали ей ее спящего мужа через окошко медкапсулы, напоили чаем, и она, успокоенная, ушла.

Я снова развалился в кресле, а Тамара, внимательно глядя на меня и держа за руку, спросила:

- Вадим, как это возможно? Мне ты можешь сказать? Ну, остановка сердца – ладно! Переломы и разрывы внутренних органов – тоже пустяки! Но ведь у него был разрыв спинного мозга! Полный разрыв, в шейном отделе, с повреждением продолговатого мозга. Это не совместимо с жизнью! Как ты смог?..

Я пожал плечами:

- Ну, я тоже кое-что умею… Не только драться на ринге…

- Но это же невозможно! Этого не умеет никто!

- Знаешь, - я прикрыл своей рукой ее ладонь. – У меня к тебе большая просьба. Не говори никому, что у него был разрыв спинного мозга, хорошо? И все будет в порядке.

- Но как?.. Ты можешь меня научить?

- К сожалению, нет. Этому не научишь. Я один такой…

* * *

Вечером Кунья внимательно посмотрела на меня:

- Опять исцеление?

- А ты откуда знаешь? Тебя же целый день не было на базе, у вас полеты…

- По тебе видно…

- Да. – И я ей все рассказал.

- А если Тамара не станет хранить секрет?

- Ну, одним уникальным специалистом будет больше… - я улыбнулся.

- А тебя не задержат из-за этого на Земле?

- Не думаю. Да и Тамара никому не расскажет.

- Ну, ладно… Но ты сильно рисковал!

Я пожал плечами:

- А что было делать? Дать человеку умереть?

- Да, конечно… Ты прав. Я хорошо помню, как ты исцелял меня. – И она улыбнулась. – Я бы тоже тогда не выжила, если бы не ты.

- Ладно, забыли. Надеюсь, последствий не будет.

Но последствия все же были, хотя и не такие, каких мы опасались. Через неделю, когда Василия уже выписали, и он вернулся к тренировкам, меня вызвал Андрей.

Немного волнуясь, я вошел к нему в кабинет.

- Здравствуй, Вадим! Как дела? – спросил он.

Меня это не совсем деловое начало разговора, так для него не характерное, несколько встревожило.

- Нормально, Андрей. Тренировки, занятия, дежурства…

- Да, я в курсе. Но я не об этом. Я о Василии Круглове. Который разбился при прыжке. У меня была его жена.

Я насторожился еще сильнее:

- А что с ним?

- Да нет, с ним все нормально, они даже и не подумали уйти из экспедиции. Но она говорила с людьми, которые его принесли, и видели, во что он превратился после падения… Он был уже мертв, когда ты пришел.

- Ну, так что же? На то мы и психохирурги…

- Но я говорил и с Тамарой. Она утверждает, что если бы не ты, все могло закончиться иначе. Ты работал с ним всего полчаса! И все восстановил.

- А что особенного? У него ничего такого и не было… Множественные травмы, клиническая смерть. Пустяки!

- Но полчаса! Обычному психохирургу… Да что говорить, ты и сам знаешь!

Я вздохнул с облегчением:

- Но я же не обычный психохирург! Поэтому я и здесь, а не сижу в своем госпитале.

- Да, разумеется. Тебя, конечно, тоже выбирали из тысяч. Но я не думал, что это так серьезно, что у нас такие врачи! Ну, ладно, в вашу профессию я не собираюсь лезть. Но ты заслуживаешь поощрения!

- Какие пустяки, Андрей! Если тебя только это беспокоит…

- Не только. Любая работа, выполненная на таком уровне, заслуживает награды. Так что, жди появления твоей фамилии в приказе! – Андрей усмехнулся.

- Спасибо за высокую оценку, но я прошу, чтобы в приказе также была и фамилия Тамары. Благодаря ее предварительному обследованию и докладу я сэкономил время. Да и она помогала…

- Хорошо, тебе виднее. Будет. Но приказ – это приказ, а скажи, что еще я могу для тебя сделать? Ты сам понимаешь, что случай смерти на тренировке, не говоря уже о человеческой жизни – это не самое приятное, что может быть в нашем деле, так что, я тебе обязан.

- Это мелочи. Так уж получилось, что я был рядом.

- Но все же?

- Ну… У меня есть просьба… Ведь нам еще два года работать.

- Слушаю.

- За два года многое может случиться. И я бы хотел, чтобы, если моя жена будет выполнять какое-то особое задание… Ее работа все же сопряжена с немалым риском, в отличие от моей… Я хотел бы быть с ней рядом. Я имею свидетельство по пилотированию и обслуживанию малых кораблей, так что не буду бесполезным грузом на борту… в случае чего… Да и на земле тоже.

Андрей улыбнулся:

- Вы, наверное, очень любите друг друга?

- Да.

- А моя жена погибла… - сказал он буднично, почти равнодушно, но на мгновение из-под маски бесстрастного начальника выглянуло живое лицо страдающего человека. – Ладно, считай, что твоя просьба будет учтена. Если только это будет не в ущерб делу. Это все?

- Да.

- Тогда ты свободен. И спасибо! – Андрей встал, обошел стол, и пожал мне руку. – Можешь идти.

* * *

Когда я вечером рассказал обо всем Кунье, она надолго задумалась.

- Ты все-таки всегда добиваешься своего! Никак не хочешь, чтобы исполнилась моя мечта – умереть раньше тебя… - и она грустно улыбнулась. – Ну, что же, пусть будет так. Ведь вдвоем мы многое сможем, правда?

- Да. И почему непременно умереть? Я уверен, мы победим!

- Конечно. Нужно надеяться на лучшее, тем более, что мы не знаем… Но ты все же подстраховался, хитрец! – и она рассмеялась. – А Андрей… Что же случилось с его женой? Теперь понятно, почему он одинок, и ни на кого не обращает внимания.

- Поживем, может быть, узнаем. А пока будем радоваться тому, что мы вместе и живы. Через неделю – отлет на корабль. Ты рада?

- Очень! Наконец-то наступает следующий этап. Ты тут хоть что-то совершил. А я… Тренировки, учеба, экзамены…

- Ну, это тоже важно.

- Как будто я не знаю! Но хотелось бы чего-то большего…

- А большее – это то, что мы вместе, разве нет?

- Да! Да, любимый, прости, я все время забываю! – и Кунья, обняв меня, начала стаскивать с меня одежду.

Пришлось мне первому идти в душ – вдвоем в тесную кабинку было никак не втиснуться, потом Кунья стремительно заняла мое место, а когда вышла, набросилась на меня так, как будто мы не были вместе месяц. Мы вертелись на кровати, обнимали друг друга, принимали различные позы, и Кунья шептала:

- Да, милый, мы вместе! Мы пока вместе, и должны радоваться. Не у всех такое счастье! Если бы ты знал, как я счастлива с тобой!

А утром, позавтракав в столовой, мы снова разошлись на целый день. Мне предстояло дежурство до обеда, и, когда я вошел в медблок, меня встретила Тамара:

- Привет, Вадик!

- Привет, Тома!

- Я читала приказ. Что это ты там наплел про меня?

- Да ничего особенного, сказал, как есть. Ты доложила обстановку, пока я шел к столу. И помогала – чаем меня потом поила! – я засмеялся.

- Это нечестно! – она топнула ногой. – Я ничего не сделала! Ты не должен был тащить меня в приказ! Я и так никому ничего не скажу…

Я обнял ее за плечи и притянул к себе:

- Ну-ну, при чем тут это? Я просто не люблю присваивать всю славу себе. Мы были вдвоем, разве этого мало?

- Ты и один все можешь… Ты – лучший психохирург, какого я видела в жизни! И мне так хотелось бы знать, в чем тут секрет… Я специально отпросилась с занятий, чтобы поговорить с тобой.

- Хм… Ладно, поговорим. Хотя сказать мне особенно нечего.

Мы сели рядом на кушетку.

- Только ты должна обещать, что ничего не разболтаешь! Никому!

- Клянусь! Даже Стасу не скажу ни слова!

- Ну, как тебе объяснить? Это у меня врожденное свойство. Вот как ты ставишь диагноз?

- Как все. Чувствую вибрации организма пациента. Резонанс…

- Да, я в курсе. А вот я – вижу! Вижу все внутри человека. А как ты потом лечишь?

- Ну… Тоже, как все… Ввожу свой организм в резонанс, настраиваюсь, произвожу изменения…

- А я просто представляю, что должно измениться. И это меняется. Именно так я вылечил Круглова. Восстановил его спинной мозг. И все остальное.

- И ты с рождения такой?

- Можно сказать и так. Просто я сначала не осознавал это. И, конечно, классическую психохирургию я тоже знаю, но практически ею не пользуюсь. Мой способ гораздо вернее.

- Да… Ты был прав, этому научить невозможно. Но я все равно попробую! Теперь, когда я знаю, что это реально существует и работает, будет проще. И ты всех людей так видишь?

- Да. Вот давай проверим. – Я настроился и, закрыв глаза, сосредоточился, но тотчас взглянул на Тамару с большим удивлением.  – Да ведь ты беременна! Шесть недель… Мальчик!

Тамара густо покраснела:

- Да… Я пока никому не говорила, даже Стасу…

- Вот это да! И что же ты будешь делать?

- Что… Рожать! Там, на Ахернаре! Есть специальная инструкция, беременность не является препятствием…

- Знаю. Ну, что же, пусть все идет, как идет. Но Стасу ты все же скажи.

- Скажу. Попозже, через пару месяцев. Иначе он будет настаивать, чтобы я осталась на Земле. А я хочу быть с ним!

- Понимаю. Ну ладно, тебе виднее.

* * *

До отлета на орбиту оставалось два дня. Все зачеты и экзамены были сданы, все тренировки пройдены. Я, как все, неоднократно прыгал с парашютом, летал на атмосферных катерах, в том числе в последнюю неделю – вместе с Куньей, Андрей держал слово, делу это не мешало. Кунья меня натаскивала в самых сложных ситуациях, и искренне радовалась моим успехам. Только одно мне не давалось – математические прикидки в уме. Я полагался на искусственный интеллект корабля и свои инстинктивные навыки, а Кунья все сама просчитывала, хотя бы приближенно. Но Искины меня не подводили, и я справлялся, хотя Кунья меня поругивала:

- Ну что тут такого сложного, Вадик? Система дифференциальных уравнений, ведь это так просто! Вот, в частных производных… Теперь берем интеграл по скорости, вот видишь? И получается… Что Искин был прав! Но, если бы я сама не прикинула, разве я могла бы ему доверять?

Я смеялся:

- Катюша, да у тебя вместо мозгов квантовая электроника! Как ты можешь обгонять в расчетах компьютеры?

- А я не обгоняю, а просто прикидываю. И, если порядок результатов совпадает, я верю им. А вот если нет… Тогда приходится менять исходные данные, и иногда получается, что я была права, а Искин ошибался. Беда машины в том, что она не может учесть все. Что в нее заложим, то и получим, не более!

- А когда мы в постели, ты тоже все просчитываешь?

Кунья расхохоталась:

- Нет, милый! В постели все мои математические способности почему-то отказывают. Я ни о чем не думаю, я только чувствую! Тебя. И только тебя! – и она притянула меня к себе, перегнувшись с соседнего сиденья катера, и прижалась пластиком своего шлема к моему.

В последний день, утром, Андрей опять собрал всех в конференц-зале.

- Товарищи! Я с удовлетворением должен вам доложить, что первый этап экспедиции завершен успешно. Подали рапорта об уходе восемь человек, из них – шестеро иностранных ученых, все – по семейным обстоятельствам.

Был один серьезный несчастный случай, но благодаря нашим медикам, - тут Андрей бросил взгляд на меня, - мы с этим успешно справились. Пострадавший остался в составе экспедиции.

Завтра, после девяти ноль-ноль – вылет на орбиту. Всем собраться утром на площади перед зданиями базы, прибудут транспортные корабли, которые нас доставят на корабль Первой Звездной. С собой из вещей брать ничего не нужно, на смартфоны вам будет сброшен график отлета. Вопросы есть?

Выждав, как обычно, минуту, Андрей кивнул:

- Ну, тогда до завтра все свободны. Дежурство медперсонала – по обычному графику, столовая работает, включая и завтрашнее утро.

* * *

Мы с Куньей, выйдя из зала, остановились во дворе базы, на площади. К нам подошли Стас с Тамарой, Олег с Ниной, а также американцы – вулканологи, Джим и Бетти. В медблоке остался дежурить Володя, а Женя добровольно составила ему компанию.

Мы же все направились к лесному озеру, на котором уже побывали в первый день. Разулись мы сразу, а через пять минут Бетти, шагая босиком, спросила:

- А можно, я разденусь? Это вас не смутит? Это так здорово, что у вас нет запрета…

- Конечно! – рассмеялась Кунья. – Мы все разденемся, чтобы никто не смущался. – И она первая стала сбрасывать одежду на ходу, а я почему-то вспомнил, как она делала это во время нашего путешествия, на вечерних купаниях, увлекая за собой всех остальных молодых жителей поселка, мужчин и женщин.

- Да, наверное, не скоро мы снова сможем вот так, голыми, погулять по лесу! – засмеялся Джим, обнимая свою жену, которая, шагая рядом, положила голову ему на плечо, совсем, как Кунья. Русский язык американцев за этот месяц заметно улучшился, да и манеры их стали проще.

Наконец, мы подошли к берегу, и сразу, побросав одежду на песок, побежали в воду. И снова в заплыве наперегонки к другому берегу мы с Куньей оказались первыми, только на этот раз я не старался ее опередить, а плыл с ней рядом. Выйдя на берег, мы легли на песок, держась за руки и глядя в синее небо. Все остальные тоже выходили из воды и ложились тут же, рядом с нами.

- Олег, - спросил я, - а ты много нарисовал за этот месяц?

- Да нет, не слишком, - отозвался он. – Не больше двух десятков картин. Зато вместе со всеми тренировался – летал, прыгал с парашютом, осваивал оружие. В основном я и рисовал все это – тренировки, прыжки… Иногда даже по ночам не спал, не мог успокоиться, пока не сделаю набросок. Даже Нина обижалась! – он засмеялся, обнимая жену, голова которой лежала у него на груди.

- А Нина чем занималась?

- О, помимо тренировок, я работала в группе биологов! Мы в основном гибридизировали ДНК разных живых организмов и проигрывали результаты на компьютерах. И, знаешь, получается, что сказка, которую рассказал барон Мюнхгаузен о вишневом дереве, выросшем на лбу у оленя, вполне реальна! Геномы животных, внедренные в ДНК растений, и наоборот, придают им особые свойства. Правда, во всем этом нужна большая осторожность. Неконтролируемые мутации… Да ладно, что это я вам мозги пудрю! Вот куда интереснее то, что писал Циолковский о космических жителях, с хлорофиллом под кожей. Которые ни в чем не нуждаются, кроме солнечного света! И, как ни странно, это тоже вполне возможно. Не знаю, стоит ли выводить таких людей – ктосогласился бы жить в космосе, навсегда оставив Землю? Но вот чтобы люди и животные получали питание и кислород от солнечных лучей… В этом что-то есть!

- А что биологи будут делать на планетах Ахернара, если там совсем не будет жизни?

- Не может быть, чтобы не было! Мы непременно там что-то найдем!

* * *

Снова переплыв озеро, мы захватили одежду и пошли назад, к базе, продолжая разговор о возможных результатах экспедиции, так что, выйдя на опушку, чуть не забыли одеться, но обуваться так и не стали, и вернулись в свои комнаты босиком, и так же пришли в столовую на обед. Глядя на нас, многие другие тоже разулись, и даже зазвучали шутки в том плане, что нужно в последний раз перед отлетом прогуляться босиком по родной планете.

После обеда мы с Куньей заглянули в медблок, и оказалось, что Женя и Володя не теряли времени даром – к нашему изумлению, они встретили нас заявлением, что, всесторонне все обсудив, решили пожениться, и хотят сделать это до отлета, еще на Земле. Я крепко почесал в затылке, и мы все вместе направились к кабинету Андрея Дубровского, он в нашей экспедиции играл роль капитана корабля, который имеет все права и обязанности гражданских властей. А на дежурство в медблок до утра заступил Петр.

Андрей был занят подготовкой к завтрашнему вылету, но согласился уделить мне пару минут времени. Когда я изложил свою просьбу, он широко раскрыл глаза, засмеялся и сказал:

- Ну что же, дело важное! Если они так торопятся… Зови их сюда!

Я открыл дверь и поманил в кабинет Володю и Женю. Держась за руки, они подошли к столу Андрея, а тот, улыбаясь, спросил:

- Вы совершенно уверены, что хотите пожениться сейчас, еще на Земле?

Те, немного смущаясь, все же решительно ответили: «Да!». Андрей встал и сказал:

- Тогда, данной мне властью, я объявляю вас мужем и женой! Поцелуйте друг друга.

Они обнялись и поцеловались, а Андрей тем временем, не теряя ни минуты, распечатал на принтере и вручил им свидетельство о браке – оказывается, и такая программа была предусмотрена! Заглянув в документ, я заметил, что в качестве свидетелей обозначены мы с Куньей – все фамилии указывал Искин с помощью идентификаторов личности.

- Ну, а теперь, друзья, уж извините, мне очень некогда! Обратитесь к коменданту семейного общежития, пусть он вас там поселит. На одну ночь. Предъявите ему свидетельство. Вы – первая новая семья в этой экспедиции, поздравляю!

Мы все хором сказали ему «Спасибо!», и поскорее покинули кабинет – мы и так отняли у него не меньше десяти минут времени, и сразу направились к коменданту. Тот тоже широко раскрыл глаза, но возражать не стал, и молодожены тут же были заселены в одну из пустующих комнат. Мы с Куньей проводили их «домой», со смехом посоветовали на ночь сдвинуть кровати вместе, и сказали, что на ужин непременно ждем их в столовой, чтобы отметить свадьбу.

* * *

На ужин мы опять пришли босиком, и с удивлением обнаружили, что босиком были почти все поголовно! Движение «последний раз босиком по Земле» завоевало популярность, и все со смехом сбрасывали обувь, даже если пришли обутыми. Были тут и молодожены. Их усадили за столик посередине зала, и все по очереди подходили их поздравить. К сожалению, столы были устроены так, что сдвинуть их вместе было невозможно, но это никому не мешало.

А к концу ужина пожаловал и Андрей Дубровский, в официальном черном костюме, пиджаке, галстуке, и тоже… босиком! Он подошел к молодым, поздравил их еще раз с законным браком, а потом, обратившись ко всем собравшимся, заявил, что эта идея – пройтись босиком по Земле перед отлетом – ему очень понравилась.

- Я даже не помню уже, когда ходил босиком по Земле в последний раз. И неизвестно, когда придется еще… Поэтому я очень рад, что вы все это придумали. Большинство членов экспедиции – молодые люди, такими вы и оставайтесь! Вы еще успеете состариться, можете мне поверить. И сейчас, с вами вместе, я тоже чувствую себя молодым. До утра, друзья, до отлета! Но на корабль, уж извините, прошу по всей форме, в обуви. И ночью – спать, никаких гулянок. Ну, к молодоженам это, возможно, и не относится… - и Андрей, покачав головой и улыбаясь, удалился, под смех и аплодисменты присутствующих.

Ужин закончился веселыми шутками, и молодожены отправились в свою комнату, а все вышли на опушку леса, чтобы напоследок еще разок прогуляться босиком по Земле.

Мы с Куньей, обнявшись, шли по траве, вспоминали наш поселок, детей, друзей, но молчали. Наконец, Кунья вздохнула:

- Как ты думаешь, милый, как они там?

- Не сомневайся, Катюша, все у них хорошо. И у нас тоже все будет хорошо, я уверен! Смотри! – я поднял голову, показав на звезды. – Они добрые! И ждут нас…

Вернувшись в свою комнату, мы, как всегда, по очереди постояли под душем, и улеглись в постель. Кунья, задумавшись, обнимала меня. Я пошутил:

- Ну, что там получается в частных производных? Или твой компьютер не справляется с такой задачей?

Кунья встряхнула головой и засмеялась:

- Получается, милый, что сегодня – наша последняя ночь на Земле! Не будем терять времени! – и мы занялись друг другом.

Потом, когда, удовлетворенные, мы лежали рядом, Кунья, поглаживая меня по груди, сказала:

- А знаешь, милый… Даже если… Даже если нам не суждено вернуться живыми на Землю, я довольна! Это была хорошая жизнь. Жизнь с тобой.

- Катюшка, опять ты за свое! Мы вернемся. И в поселок – тоже. И увидим детей, уже совсем взрослых, и, возможно, даже семейных! Как же иначе? Ведь любая история должна иметь продолжение. Помнишь, как пишут в журналах? «Продолжение следует!»

- Да, наверное, я слишком мрачно смотрю в будущее, ты меня поправляй, если что. А как тебе Андрей сегодня понравился? Как он заявился босиком в столовую! Вот это был номер! Он совсем не такой уж мрачный нелюдим, каким хочет казаться иногда. Вот бы его женить! Но мы не знаем, через что он прошел в жизни…

- Да. Мне почему-то кажется, что его прошлое скрывает трагедию. Ты знаешь, он был командиром экспедиции за Нептун, в облако Оорта… А оттуда вернулось меньше половины. Я не знаю толком, что там случилось, и в Сети сведений нет, это закрытая информация. Не там ли погибла его жена? И он, как командир… ну, ты понимаешь?

- Понимаю.

- Ладно, Катюшка, спим, да?

- Спим. – И Кунья, как всегда, обхватила меня руками, уткнулась носом в мою подмышку и закинула на меня ногу.

* * *

Наутро мы проснулись, позавтракали в столовой, и вышли во двор. По графику, наш с Куньей вылет был первым – считалось, что врач должен прибыть на корабль и находиться там, на случай каких-либо происшествий. Все остальные мои подчиненные были распределены между предстоящими десятью рейсами, а Володя и Женя должны были дежурить в медблоке и вылететь последними. На всех, вышедших на посадку, был легкий комплект одежды – шорты и рубашки с коротким рукавом.

Ровно в девять часов утра нас попросили отойти к зданиям, и на середину площади приземлился сравнительно небольшой транспортник. Все, назначенные на первый рейс, потянулись к нему и ступили на эскалатор аппарели. Через пять минут мы уже расселись в кресла, стоявшие в несколько рядов в салоне, и ждали вылета. Место Куньи оказалось возле иллюминатора, и я тоже подглядывал в него.

Прозвучал мелодичный сигнал, и земля провалилась вниз. Очень быстро снаружи потемнело, поверхность планеты стремительно удалялась и превращалась в чашу, закруглявшуюся по краям. Ни перегрузки, ни невесомости не было – работали гравитационные установки, сохранялась обычная земная сила тяжести, но весь мир, казалось, движется вокруг нас. Кунья, прильнув со мной к иллюминатору, обнимая меня, прошептала:

- Помнишь, милый, ты обещал когда-то, что я увижу, какая она, наша Земля! Когда мы только-только начали встречаться…

- Да, Катюша.

Небо сделалось черным, на нем сияло множество звезд, а одна из них, ритмично подмигивая красными и зелеными огнями, увеличиваясь, приближалась, и, наконец, заполнила все поле зрения. Это был наш корабль!

Он походил на огромную тарелку. Множество окон сияло белым светом на его округлых боках, виднелись тонкие стволы противометеоритных излучателей, а на заднем плане висела наша планета, мы заходили со стороны открытого космоса. На этом полушарии Земли была ночь, и поверхность планеты слегка светилась в отраженном свете Луны. До Земли было далеко, несколько десятков тысяч километров.

- Корабль на суточной орбите, Вадик! – словно угадав мои мысли, прошептала Кунья. – Тридцать шесть тысяч километров. И все время в тени Земли.

Наш транспортник нырнул, огибая огромную тарелку снизу, и легкий толчок известил о прибытии. Все, начиная с задних рядов кресел, направились к эскалатору, уходящему в потолок, и через минуту уже сходили с него в корабле. На экране каждого смартфона навигатор указывал направление, по которому следовало двигаться, и мы с Куньей тоже направились по длинному, слегка изгибающемуся коридору вдоль стены, поднялись на следующий ярус, и вошли в дверь, которую указал навигатор, и которая открылась при нашем приближении.

* * *

Мы оказались в небольшой, три на три метра, каюте, возле стены которой были две койки, одна над другой, а возле другой стены – стол и два стула. Дверь закрылась, и мы сели на нижнюю койку, держась за руки и осматриваясь по сторонам.

- Вот, Катюшка, это наш новый дом! – сказал я. – И не на один месяц…

- Да… - немного разочарованно протянула Кунья. – Но как же тут мы будем спать вместе?

- Как-нибудь устроимся! – засмеялся я. – Не может быть, чтобы это не было предусмотрено.

Я подошел к маленькому пульту возле двери и вызвал инструкцию. Тотчас же все стало ясно. Коснувшись сенсора под номером два на экране, я увидел, как нижняя койка, с сидящей на ней Куньей, плавно отошла от стены, а верхняя так же плавно опустилась в образовавшийся проем, образуя двуспальную кровать. Кунья захлопала в ладоши, и бросилась на кровать, потянув меня за собой. Мы улеглись рядом, убедившись, что места вполне достаточно. Кунья положила голову мне на плечо, обняла, и прошептала на ухо:

- Как чудесно, Вадик! Я уже не могу дождаться ночи, чтобы… Я тебя хочу! Ужасно хочу! Никогда я так не хотела! Разве что, в первую ночь. Наверное, корабль так действует…

Я поцеловал ее, погладив грудь, торчащие под тонкой рубашкой твердые соски, и прошептал в ответ:

- Я тоже. Но все же подождем, милая! Думаю, что нам уже скоро пора на свои рабочие места…

И тут как раз ожил динамик где-то в потолке: «Товарищи, до прибытия последнего транспортного корабля около двух часов. Можете пока отдыхать, в случае необходимости вас вызовут. Об общем сборе в центральном зале, второй ярус, мы вас известим дополнительно».

- Ага! – обрадовалась Кунья. – Вот здорово!

Она бросилась к шкафчику, вделанному в стену, мигом достала оттуда и расстелила на кровати белую простыню, и тотчас стала раздеваться, и я тоже не отставал от нее. Спустя минуту, мы уже обнимались, совершенно голые, посередине каюты, стоя на упругом ворсе ковра, а потом уселись на койку, и стали ласкать друг друга. И целый час для нас, кроме нас самих, ничего не существовало – ни корабля, на котором мы вскоре отправимся к звездам, ни космоса вокруг, ни Земли под ногами…

* * *

Наконец, мы улеглись рядом, голова Куньи лежала на моем плече, а я обнимал ее, поглаживая грудь и живот.

- Ну, вот… - вздохнул я, поднимаясь. – Будем одеваться?

Взглянув снова на экран пульта, я коснулся сенсора, и в углу каюты с потолка опустилась шторка душа. Кунья первая забралась туда, я – следом, после нее. Одевшись, мы снова уселись на кровать, вернув ее на место, и стали ожидать вызова.

- А тут хорошо, Вадик, как ты думаешь?

- Да, Катюша. Везде хорошо, где мы вдвоем. Боюсь только, что мы не каждый день сможем так отдыхать – вахты, тренировки, дежурства… Работа, одним словом!

- Ну, нам и того, что будет, достаточно, правда? Пока мы вдвоем, я хочу использовать каждый час! – и она своей босой ногой погладила мою ногу, стоящую на ковре.

Я вспомнил, как это было в первый раз, когда она училась читать, и улыбнулся:

- Ты помнишь?

- Да. А ты?

- Я тоже.

Динамик опять ожил: «Товарищи, все приглашаются на общее собрание, в зал, второй ярус. Начало собрания в двенадцать ноль-ноль».

Мы обулись, еще раз поцеловались напоследок, и направились в зал по маршруту, указанному навигатором. Когда мы пришли, зал был уже почти полон. Поскольку никаких указаний о местах размещения не было, мы уселись вдвоем на свободные места в первых рядах, там было пока свободно.

Через несколько минут зал практически заполнился, люди перестали входить, а ровно в двенадцать на возвышении появился Андрей Дубровский. Шум в зале затих, и он начал говорить:

- Товарищи, я приветствую вас на борту корабля Первой Звездной экспедиции. Наш корабль пока не имеет имени, вы об этом знаете. Предлагается его наименовать, для чего в течение десяти дней принимаются предложения членов экипажа. Затем будет проведено общее голосование для определения имени. Все предложения, как и голосование, будут приниматься через ваши смартфоны, на соответствующей странице. Там же вы сможете увидеть, какие предложения уже были сделаны.

Наша экспедиция начинается. Первые полгода мы будем находиться на орбите суточного спутника Земли, отрабатывая слетанность экипажа, выполняя тренировочные и учебные задания в космосе и на корабле. Расписание дежурств и занятий вы получите, как всегда, на свои смартфоны. Просьба помнить, что, в отличие от тренировочного лагеря, вы находитесь на корабле, поэтому исполнение расписания, как и указаний командиров служб, являются обязательными и подлежат беспрекословному исполнению. Я являюсь командиром корабля, и мои распоряжения обязательны для всех.

Любые соображения и предложения, касающиеся экспедиции, если это позволяет обстановка, должны докладываться по команде, то есть подчиненными – вышестоящим начальникам, а ими – моим помощникам или лично мне. Распоряжения начальников групп и служб, отданные своим подчиненным, должны исполняться беспрекословно, а отдавший приказ несет за него персональную ответственность, точно так же, как я отвечаю за весь корабль и всех людей.

Вы все – взрослые люди, и, излагая все это простыми словами, можно сказать: игры закончились, начинается работа в экспедиции. От точного и своевременного исполнения приказов и указаний зачастую будет зависеть ваша жизнь, и, что еще важнее, жизнь ваших товарищей. Разумеется, никто не отменяет личной инициативы, но она должна быть в пределах разумного и не подвергать риску ничью жизнь, а также цели и задачи экспедиции. Сегодня всем дается день отдыха, а начиная с завтрашнего дня – дежурства, тренировки и обучение по расписанию, которое вы найдете в ваших смартфонах. Есть вопросы?

После чего Андрей, как всегда, помолчал минуту, а потом закончил:

- Я надеюсь на вас, товарищи! Экспедиция должна закончиться успешно. А сейчас все свободны до завтра, можете использовать это время для знакомства с кораблем и своими службами.

* * *

Мы с Куньей, выйдя из зала, прежде всего взглянули на смартфоны. Мое свободное дежурство по медблоку начиналось завтра, в девять утра, у Куньи – полеты с восьми.

- Ну, Катюша, я пока что пойду в медблок, посмотрю, что там и как. А ты?

- Я, естественно – в отдел навигации. Но сначала, думаю, нам нужно сходить на обед, чтобы потом не отвлекаться – уже тринадцать часов.

Я согласился, и мы отправились в столовую. Видимо, та же мысль пришла в голову многим, и почти все места были уже заняты. Столовая в точности повторяла устройство столовой тренировочной базы, только была рассчитана примерно на сотню человек – на каждом из десяти уровней корабля она была своя. К моей радости, я увидел, что весь медперсонал уже тут, и мы с Куньей уселись за столик рядом с ними, благо там была еще пара свободных мест.

После того, как все пообедали, я предложил:

- Ну что, идем смотреть медблок?

Все дружно встали, а Кунья сказала:

- Иди, милый, а я – к навигаторам. – И она убежала.

Мы все, десять человек, направились в медблок, который располагался тут же, неподалеку, в центре второго яруса. Нас не удивило, что он был устроен точно так же, как медблок базы – операционная, кабинеты, зал с тремя медкапсулами. Выяснилось, что завтра утром на дежурство заступают Володя и Женя, а потом – скользящий график для всех остальных, дежурства круглосуточные, по шесть часов. Все прочее время у каждого было расписано под тренировки и учебу, с перерывами на завтрак, обед и ужин, тоже по скользящему графику, сон – восемь часов, и два часа в день личного времени.

Обойдя все помещения медблока, мы собрались в моем кабинете, и все расселись на стулья вдоль стен.

Я сел за стол, оглядел всех своих людей, и сказал:

- Ну, что же, вы все  - специалисты с опытом, не мне вас учить, но если будет надобность – обращайтесь ко мне по любому поводу и в любое время. Но сейчас мне хотелось бы вас спросить: что вы думаете насчет имени корабля?

Девять пар глаз с некоторым удивлением уставились на меня. Видимо, никому это пока не приходило в голову. После минутного молчания Володя предложил:

- А что, если имя будет «Альфа»? Это первая буква греческого алфавита, а у нас – Первая Звездная. И летим мы на Альфу Эридана.

Были и другие предложения – «Земля», «Эридан», названия земных городов, причем каждый предлагал свой родной город, имена известных людей… Немного поспорив и обсудив все названия, мы сошлись на том, что первое предложение Володи, «Альфа», предпочтительнее – оно нейтральное, звучит кратко и красиво. Тотчас все достали смартфоны и подали предложения об имени, причем оказалось, что, кроме нас, было еще около десятка предложений, и из них половина – тоже «Альфа»! Не нам одним пришла в голову эта «гениальная» мысль. Остальные пока не торопились.

- Ну что же, друзья, предлагаю пока разойтись на отдых до завтра, вы не против? – спросил я.

- Не против! Согласны! – одобрили все, и уже было потянулись к выходу, но тут Тамара, догнав Володю и Женю, спросила их с простотой, свойственной этому миру:

- А как у вас дела, молодожены? Как прошла первая брачная ночь?

Женя слегка покраснела:

- Очень хорошо, Тома! Я даже не думала, что это будет так здорово. Володя – замечательный!

- А Женя – еще лучше! – весело добавил Володя, обнимая жену. – Словом, мы нисколько не жалеем, что вчера отняли у Андрея десять минут. Кто знает, что ждет впереди, но этого у нас уже никто не отнимет! К тому же, Женя – стоматолог, и, если выбьет мне пару зубов, то сама же и вылечит! А я – психохирург, и, если наставлю ей синяков, быстренько их уберу! Словом, мы – идеальная пара, не переживайте! – закончил он под смех присутствующих.

- Знаете, мы с Катюшкой, когда я начинал ее тренировать, как-то дрались в спарринге, и я, не рассчитав, уложил ее на землю так, что она приходила в себя целых пять минут. А потом, поднявшись, поцеловала меня и сказала, что ей очень даже понравилось!

- А меня Стас пытался научить драться, но все время жалел. Наверное, потому у нас ничего и не вышло, я уже говорила, – рассмеялась Тамара. – А Катя здорово дерется, на базе она со мной немного поработала, и я уже кое-то умею.

* * *

Выйдя из медблока, мы все разошлись в разные стороны. Справившись, где находится отдел навигации, я пошел к эскалатору на девятый ярус. В большой комнате, среди множества компьютеров, я нашел Кунью – она сидела за пультом Искина, и, с помощью обеих рук, прокладывала на сенсорном экране курс, время от времени набирая что-то на клавиатуре. Когда я подошел, она обрадовалась:

- Смотри, Вадик, какая интересная задача!

Я сел рядом и взглянул на трехмерный экран, на котором сейчас замерли планеты и центральная звезда со спутником – это явно была система Ахернара.

- Что это?

- Вот вводная: орбита планеты пересекается с крупным астероидом, который с ней может столкнуться. На планете – люди, быстрая эвакуация невозможна. Нужно найти решение!

- Ну, - сказал я, немного подумав, - наверное, надо выслать тяжелый планетолет и отклонить астероид от орбиты планеты.

- Молодец, я это уже сделала. А вперед выслала легкий разведывательный катер, чтобы уточнить параметры малой планетки. Катер уже на астероиде и передает данные, планетолет движется к нему. – И Кунья снова протянула руки к экрану, картинка ожила. Теперь я различал маркеры катера на поверхности астероида и планетолета – в космосе. И вдруг в том месте, где только что был планетолет, сверкнула вспышка, и маркер исчез.

- Попадание метеорита! Планетолет выведен из строя! – воскликнула Кунья. – Пока долетит резервный, пока сцепится с астероидом – орбиты пересекутся! Что делать?!

Лишь на мгновенье она задумалась, и вдруг бешено застучала по клавишам:

- Если воспользоваться тягой катера, я успею отклонить астероид!

Тотчас маркер катера на поверхности астероида засветился красным – заработал двигатель. Сначала едва заметно, а потом все сильнее, орбита астероида начала отклоняться от расчетной, обозначенной зеленым пунктиром. Наконец, красный маркер погас – на катере кончилась энергия, но орбита астероида уже достаточно отклонилась, он явно расходился с планетой. Чиркнув по верхним слоям атмосферы, он помчался дальше в космос, а спасенная планета продолжила свой путь. Кунья облегченно вздохнула:

- Получилось! К счастью, это все так маловероятно… - она откинулась на спинку кресла и обняла меня. – А ты откуда?

- Мы были в медблоке, он точно такой же, как на базе. Всё осмотрели, и даже придумали и послали предложение по названию корабля.

- И какое же? Я пока не задумывалась…

- «Альфа».

- А, Альфа Эридана, да? Мне нравится.

- Это Володя предложил.

- А как у него с Женей? Ты не спрашивал?

- Тома спросила. Им хорошо вместе, это очевидно!

- Ну, уж не лучше, чем нам с тобой! – и Кунья, обнимая меня, перебралась ко мне на колени.

Некоторое время мы обнимались и целовались, и наконец, я улучил минутку и спросил:

- А как у тебя тут? Ты уже кого-то видела из начальства?

- Да, главного навигатора, Сашу Ивакина. Мы хорошо знакомы, уже работали вместе на базе. Он пошел отдыхать, а я осталась тут, чтобы порешать задачки – интересно же! Ну что, Вадик, пойдем в каюту? До ужина еще далеко… - и, соскочив с моих колен, она потащила меня за собой.

- А ты подашь предложение об имени корабля?

- Да, сейчас же, чтобы не забыть! – и она тотчас достала смартфон. – Я присоединяюсь к вам. «Альфа»! Смотри, за это имя уже больше двух третей предложений!

- А сколько всего уже высказалось?

- Двести восемьдесят человек!

- Ну, тогда, наверное, мы выиграли. Когда мы предлагали, было всего два десятка.

* * *

Придя к себе в каюту, мы по старой привычке разделись догола и легли на кровать, опустив верхнюю койку. Кунья обнимала меня, положив голову мне на плечо.

- Милый, шесть месяцев – это так долго! Я думаю, что можно сократить срок. Может, начальство так и решит? Ведь корабль уже готов, правда?

- Да. Но это от нас не зависит. Что у тебя на завтра?

- Полеты звена на слетанность. Мы летим до Марса и обратно, с посадкой на Фобосе. Подлетное время – шесть часов. А у тебя?

- Занятия с группой экипажа по первой помощи. Расширенный курс. А ребята дежурят в медблоке.

- Мы вылетаем в восемь. Проводишь меня?

- Конечно, не вопрос! У меня занятия с девяти.

- Ну, и отлично! – и она уселась на меня верхом, обняла и начала целовать в грудь и шею. – Знай, я намерена использовать каждую свободную минутку, предупреждаю!

- У, ненасытная! – шутливо оттолкнул я ее.

- А что, ты разве не хочешь?

- Еще как хочу!

И мы опять ласкали друг друга, перекатываясь по кровати, а потом лежали рядом, и голова Куньи снова была на моем плече.

- Катюша, ну, не странно ли? – спросил я. – Мы женаты уже семнадцать лет, но любим друг друга, как в первый день, и всегда готовы! Тебе не кажется, что тут что-то не так? С медицинской точки зрения, это патология!

- А мне плевать на твою медицину в этом вопросе! С тобой мне всегда хочется… Вот и все! И тебе тоже, верно?

- Да! А помнишь, как мы встречались на берегу, и старались не касаться друг друга? Ждали свадьбы.

- Помню. Это так странно, как мне теперь кажется. Сидеть рядом, и никого вокруг… И только разговаривать! Глупость какая. Теперь бы мы…

- Конечно! Ну, так мы теперь именно это и делаем… И вокруг – никого. – И я опять притянул Кунью к себе.

- А ты совсем не устаешь? – спрашивала Кунья, снова целуя меня. – Ты – уникальный мужчина!

- А ты? Ты тоже? Ты – уникальная женщина!

- Я – не устаю! Когда я с тобой… Это счастье!

- И для меня – тоже! Как ты и хотела, будем использовать каждую минуту…

* * *

На следующее утро мы встали пораньше и позавтракали в столовой, а потом спустились на нулевой уровень, где стояли катера. Кунья надела легкий скафандр, и с откинутым забралом шлема направилась к катеру. Я поцеловал ее и остался за пределами красной линии. Все пилоты, десять человек, выстроились в одну шеренгу и выслушали инструктаж командира звена, это была Кунья, а потом забрались в катера, и Кунья на прощанье помахала мне рукой. Провожающие покинули летную палубу, через несколько минут послышался звук, похожий на вздох – открылись створки выходных шлюзов, и катера покинули корабль. Мы пошли к эскалатору.

Я шел рядом с Ивакиным, начальником отдела навигации. Саша, коренастый невысокий мужчина лет тридцати, положил мне руку на плечо:

- Не волнуйся, Вадим! Катя – отличный пилот, лучший из всех, я думаю. А уж как она считает в уме, никакому компьютеру не угнаться! Даже я так не умею.

- Да, я знаю. Я летал с ней, и она меня всегда ругала, что я слишком полагаюсь на Искин корабля, а она сама все прикидывает в уме.

- Они вернутся через двенадцать часов, к вечеру.

Я вздохнул и направился в комнату возле медблока, где должен был проводить занятия. Пока еще было время, я зашел в медблок, там все было в порядке – Володя и Женя уже были на месте. Мы поздоровались, и ребята остались на дежурстве, а я пошел в учебный класс.

Время до вечера прошло незаметно. Поужинав, я вернулся в нашу каюту. Было уже девять часов, а Кунья еще не вернулась. Я вызвал Ивакина:

- Саша, что там слышно с катерами?

- А, волнуешься, Вадим! Катя будет часа через три. Там произошло ЧП – сразу после вылета с Фобоса отказал Искин одного из катеров – у него засбоила система навигации. Катя пересела на неисправный катер, и ведет его на корабль. Остальные уже здесь.

- А почему она?..

- Ну, ты же знаешь, что ей никакого компьютера не нужно, она и так долетит. Сама вызвалась. Ты не волнуйся, мы с ней постоянно на связи.

Я поблагодарил и отключился.

Кунья появилась около двенадцати ночи, она вошла в каюту тихонько, чтобы меня не разбудить, но я не спал, а лишь притворялся спящим. Она разделась и только хотела залезть в душ, как я вскочил и в сумрачном ночном свете обнял ее:

- Привет, космический бродяга!

- Привет! Извини, что заставила тебя ждать, но что было делать? На том катере был совсем неопытный пилот, его никак нельзя было отпустить без Искина.

Я обнял Кунью, от ее тела шел запах пота и особый, резкий запах скафандра.

- Погоди, я помоюсь, все-таки пятнадцать часов в скафандре – не шутка!

- Мне ты и так нравишься! Я так давно не чувствовал, как пахнет твое тело!

- Фу, разве это тело? Это скафандр так пахнет, - ответила Кунья, целуя меня. – А тебе правда нравится?

- Правда. Помнишь, как ты сказала, что хочешь ощущать мой запах? После того, как я предложил тебе не мыться? Когда ты грела воду…

- Помню. Но сейчас я лучше все же помоюсь. Ты подождешь?

- Конечно! Я волновался…

- Никак нельзя было отпустить этого мальчишку с неисправным Искином, - повторила Кунья. – Он совсем не умеет считать, почти, как ты, даже хуже! – и она засмеялась.

- А ты хоть ела?

- Да, во время полета. На борту свой рацион, не такой уж плохой.

Помывшись под душем, Кунья скользнула на кровать рядом со мной, и мы уже через полчаса спали в объятиях друг друга.

* * *

Быстро пролетело десять дней. Дубровский снова собрал собрание, и объявил, что голосование по поводу названия корабля не потребуется – больше половины всех членов экспедиции высказалось за имя «Альфа». Кроме того, он обрадовал нас всех, проинформировав, что правительственная комиссия решила сократить время пребывания корабля на орбите суточного спутника до одного месяца, так что уже через двадцать дней корабль отправится в путь.

- Это в значительной мере ваша заслуга, товарищи! Подготовка проходит настолько успешно, что они сочли возможным не затягивать наше пребывание рядом с родной планетой. Так держать, экипаж «Альфы»! – и Андрей улыбнулся.

Занятия, дежурства и тренировки продолжались, и стали уже привычной частью жизни. Кунья иногда отлучалась на несколько дней – они с группой катеров и транспортников летали по Солнечной системе, добираясь до Юпитера. Никаких происшествий больше не было, пилоты набирались опыта, и я не слишком волновался.

На пятнадцатый день, лежа рядом со мной, Кунья сказала:

- Вадик, через три дня мы в составе трех катеров летим на Титан. Это хорошая проверка как кораблей с их оборудованием, так и нас самих. Хочешь со мной?

- Конечно, Катюшка! Ведь это не на один день, да?

- Да. Почти двое суток полета, да сутки на Титане, и двое суток обратно. Я уже вышла с предложением на Андрея, и он дал добро – врач в полете лишним не будет, а он помнит свое обещание тебе. Я была уверена, что ты согласишься!

Оставшиеся три дня Кунья натаскивала меня по пилотированию катера, я изучал его техническую документацию и управление, а также условия на Титане, где была постоянная станция.

Наконец, на третий день утром, мы с Куньей подошли к катерам. Три изящные металлические сигары стояли рядом на нулевом уровне, четверо пилотов, собравшись возле них, оживленно беседовали. Когда мы подошли, они дружно обернулись к нам:

- А, вот и командир звена! Привет, Катя!

- Привет, ребята! Это – мой муж, Вадим, наш медицинский бог! Решили, что врач в этом рейде лишним не будет, со мной полетит он. Он неплохо летает на катерах, не сомневайтесь, я сама его учила. А как летаю я, вы все в курсе…

- Да уж! Говорят, это он склеил Круглова, когда тот разбился?

- Да.

Пилоты взглянули на меня с большим уважением и интересом – Вася Круглов тоже был пилотом, и все его прекрасно знали.

Мы прошли в гардеробную, чтобы надеть легкие скафандры. Это были костюмы из специального пластика, армированные полыми трубками. В нужные моменты трубки автоматически поддувались, обеспечивая противодавление в космосе. В таком скафандре можно было работать в вакууме, он обеспечивал термоизоляцию и при необходимости – автономность до четырех часов. Прозрачное забрало гермошлема опускалось вручную или автоматически – при падении внешнего давления, либо в наружной атмосфере, непригодной для дыхания. Внутри шлема было небольшое табло с индикаторами.

Скафандр надевался обычно на голое тело, в нем была собственная система сбора отходов жизнедеятельности, поэтому Кунья без малейшего стеснения скинула шорты и рубашку, и натянула комбинезон скафандра. Это было в порядке вещей, так что все остальные, и я в том числе, последовали ее примеру. Поправив пластик на груди, она наложила верхнюю часть со шлемом на плечи, раздалось легкое шипение, и костюм слился в единое целое.

Взглянув на индикаторы внутри шлема, и убедившись, что все в порядке, мы все направились к катерам.

* * *

Забравшись в катер, я хотел сесть на место второго пилота, но Кунья втолкнула меня в левое кресло:

- Садись за командира, заодно и потренируешься.

Пристегнув ремни, я проделал предстартовую диагностику. Все было в порядке, и я сказал в микрофон:

- Второй, третий, доложить о готовности!

- Второй готов!

- Третий готов!

- На исполнительный старт!

Все три катера двинулись к шлюзам. Двери шлюза закрылись за нами, индикатор на пульте замигал зеленым.

- Второй, третий, старт по готовности!

Люк впереди раскрылся, как лепестки огромного цветка, в глаза кольнули искорки звезд, заработали двигатели. Я посмотрел на экран заднего вида – корабль стремительно уменьшался, тая в космосе, слева светились фиолетовые огоньки термоядерных двигателей двух других катеров, а через минуту из-за края земного шара сверкнуло Солнце. Я сориентировался по курсу, и задал направление к Сатурну. Два ведомых катера послушно развернулись и последовали за нами.

- Ну вот, Катюша, мы на курсе, все в порядке.

- Да, Вадик, впереди почти двое суток полета. Жалко, что нельзя сократить время – запас скорости почти трехкратный, мы можем идти со скоростью до одной десятой световой, но полетное задание предусматривает именно такой график. Спешить некуда.

Внешняя связь включалась только по запросу, забрала шлемов были подняты, и мы с Куньей могли свободно разговаривать.

- Чем будем заниматься два дня?

- Поболтаем, поиграем в шахматы, почитаем книги… Не так уж часто выпадает на все это время.

Мы вволю наговорились, в основном о доме, и много раз сыграли в шахматы без доски, в уме. Кунья делала это шутя, с легкостью, мне же приходилось напрягаться, чтобы держать в уме позицию, я старался, но Кунья почти все время выигрывала, только пару раз мне удалось свести партию вничью. Время от времени я проверял курс и скорость – все было в норме, Искин послушно докладывал о состоянии всех систем. Каждый час я связывался с двумя другими катерами и выслушивал доклад, что и у них все в порядке, экстренных вызовов тоже не было. К концу первых двенадцати часов мы связались с «Альфой», связь была гиперпространственная, без пауз на прохождение радиоволн,  Кунья доложила, что все в норме, и добилась от Ивакина разрешения увеличить скорость до максимальной, это позволяло сократить время в пути почти на сутки. Она тотчас поговорила с подчиненными и скорректировала полетное задание. Ребята откровенно обрадовались – перспектива скучать в кабинах двое суток их не очень радовала.

Наконец, поужинав в скафандрах специальной пастой нескольких видов, к слову, довольно вкусной, и запив еду кофе, Кунья сказала:

- Вадик, поспи, я подежурю. В твоем распоряжении шесть часов.

* * *

Я послушался – расслабился в кресле, и через несколько минут погрузился в сон. Мне снилось, что мы уже прилетели на Ахернар, расселились по планете, и выращиваем там пшеницу. Я пахал землю обычным ручным плугом, запряженным парой быков туров, как в Ку-Пио-Су. Сергей, мой сын, шел рядом, подгоняя быков, а я налегал на рукоятки плуга. Вдруг с неба упала темная тень, подхватила одного из быков, и понесла ввысь. В руках у Сергея появился лук, и он выстрелил. Стрела пронзила огромного птеродактиля, тот выпустил быка и стал пикировать на нас. Сергей непрерывно стрелял, стрелы поражали летучего ящера, но он, казалось, не чувствовал этого. Наконец, он обрушился на нас, сбив Сергея с ног, я бросился к нему, и нанес удар топором. Голова ящера отлетела в сторону, а я, тряся Сергея за плечи, кричал:

- Как ты? Сейчас я тебя буду исцелять, потерпи, будет больно! – а он смотрел на меня своими серыми глазами, и почему-то улыбался, сжимая мое плечо.

Я открыл глаза. Кунья, улыбаясь, осторожно касалась моего плеча рукой. Увидев, что я проснулся, она сказала:

- Ну что, соня? Ты проспал восемь часов, не хотелось тебя будить. Теперь твоя очередь, веди звено,  а я посплю.

- Мне снился такой сон! – сказал я, потягиваясь в кресле.

- Расскажи!

Я рассказывал, а Кунья, свернувшись калачиком на разложенном кресле, внимательно слушала.

- Счастливый! А мне дети давно не снились… Ладно, я буду спать, а то глаза слипаются. – И она тотчас уснула.

Я привел кресло в рабочее положение, запросил Искин о состоянии катера и связался с другими катерами. Все было спокойно, мы шли над плоскостью эклиптики, путь был свободен, и я задумался, поглядывая на звезды, горящие за лобовым стеклом. Мысли все время возвращались к дому, детям. Как они там? Как поселок?

Прошло уже часа четыре, полет проходил нормально, системы катера работали без замечаний, на двух других катерах, с которыми я связывался каждый час, тоже было все спокойно.

Вдруг запищал сигнал Искина. Я бросил взгляд на экран – мы догоняли какое-то небесное тело, оно было еще слишком далеко и чуть в стороне от курса, я не мог его видеть, и только маркер на экране обозначал его положение. Я запросил данные – по всем признакам, это было ядро крупной кометы, около ста километров в диаметре. Но встретили мы ее вне плоскости эклиптики, это с высокой вероятностью говорило о том, что комета – не из нашей системы. Как интересно!

Я взглянул на Кунью. Она спала, на лице ее было умиротворенное и мечтательное выражение. Будить ее очень не хотелось, но она же не простит ни мне, ни себе, если останется спать! Я протянул руку и коснулся ее плеча. Кунья, как всегда, проснулась мгновенно:

- Что случилось?

- Смотри! – я показал на экран. И правильно сделал – она восприняла информацию даже быстрее, чем я мог бы ей рассказать.

- Вадик, это комета из другой системы! Поворачиваем!

* * *

Пока Искин, повинуясь командам, нацеливал катер на отслеживаемое небесное тело, Кунья связалась с Ивакиным. Тот сразу заинтересовался:

- Катя, это же клад для науки! Ученые порвут нас, как Тузик грелку, если упустим! Догоняй, бери пробы, исследуй! Я доложу Дубровскому.

Кунья дала команду ведомым следовать за нами, но не подходить ближе, чем на сто тысяч километров, и быть все время на связи, а сама, взяв управление, пошла на сближение с кометой. Когда расстояние сократилось до десяти тысяч километров, мы ее увидели – небольшая, как казалось, глыба неправильной формы и темного цвета. С ее поверхности срывались и таяли в пространстве струи пара от замерзших газов – комета только недавно прошла проекцию орбиты Юпитера, и еще «дымилась» перед тем, как навсегда кануть в космос. Было очевидно, что вне плоскости эклиптики ее вообще никто не заметил, и мы встретились совершенно случайно.

Катер приблизился к комете и «приземлился». Гравигенераторы, работающие инверсно, прижали катер к поверхности – собственная сила тяжести небесного тела была совершенно ничтожна. Мы с Куньей переглянулись:

- Ну что, Катюша, выходим? Но ходить мы не сможем, любое движение унесет в космос навсегда, так что, только на реактивных ранцах!

Надев ранцы и захватив громадный ящик с лабораторными принадлежностями, благо, тут он ничего не весил, хотя инерция чувствовалась, мы по очереди прошли шлюз и ступили на поверхность кометы. Комета быстро вращалась, вид завораживал: звездное небо вокруг крутилось, как карусель. Но долго стоять и любоваться было некогда – разобрав приборы и емкости из ящика, мы разлетелись в разные стороны, заранее договорившись, что я занимаюсь твердыми образцами, а Кунья – газообразными.

Дело шло быстро – я отбил несколько образцов породы различного внешнего вида, собрал несколько камней, и упаковал все это в специальные пакеты и ящички. Оглядевшись, я никого вокруг не увидел. Где же Кунья? Тогда, взлетев метров на пятьсот над поверхностью кометы, я снова осмотрелся. И снова никого не увидел. Катер стоял на прежнем месте, но никаких объектов в космосе или на поверхности не наблюдалось. А тут еще постоянная звездная круговерть…

Я позвал в микрофон:

- Катя, ты где?

Ответа не было. Я запросил Искин катера, и получил ответ, что Кунья по расчетам должна находиться с другой стороны кометы. Я осторожно начал облет, и, выйдя из «радиотени», услышал:

- Вадик, слышишь меня? Отзовись!

- Слышу! Где ты?

- Меня сбросило с кометы внезапным ударом газовой струи, я удалилась примерно на десять километров. Возвращаюсь.

Я тщетно крутился в скафандре, пытаясь что-то рассмотреть, но ничего, конечно, не видел. Однако через несколько минут я снова услышал ее голос:

- Вадик, я уже рядом. Посмотри направо.

Повернувшись, я увидел приближающийся белый скафандр Куньи и вспыхивающий на ее шлеме яркий красный маячок, и вздохнул с облегчением. Через несколько секунд я уже обнимал ее. Прикоснуться к ее телу, хоть и через пластик скафандра, было приятно. Я прижался своим шлемом к ее прозрачному забралу, и сделал движение губами, как будто целуюсь. Кунья засмеялась – она держала в руках сетку с множеством емкостей для газа, часть из которых была заполнена, а я – мешок с образцами породы.

- Катюша, спускаемся и заканчиваем работу! Я буду тебя страховать.

Через полчаса мы уже сидели на своих местах в катере, Кунья отключила гравигенератор, и катер, медленно вращаясь, поднялся над поверхностью кометы. За то время, пока мы «гуляли» по небесному телу, Искин провел исчерпывающее астрофизическое исследование: масса, траектория движения, скорость вращения, плотность, вибрационное и ультразвуковое сейсмозондирование, солнечная и космическая радиация, плотность породы и газовый состав в месте посадки.

Уложив образцы в грузовой отсек, я вернулся в кресло. Кунья уже разворачивала катер, выводя его на курс к Сатурну, оставалось около десяти часов пути.

* * *

Когда катер вновь развил максимальную скорость, Кунья улеглась в кресле, собираясь продолжить прерванный сон.

- Вадик, подумать только! Эта комета путешествует в космосе миллиарды лет, а сегодня на нее впервые ступила нога человека. Это завораживает!

- Ей повезло, что мы ее встретили и навестили… Я оставил на ней флажок с гербом СССР. Если его случайно не унесет газовым выбросом в космос, кто-то, возможно, снова через миллиарды лет найдет его!

- Маловероятно. Ну ладно, я сплю, если что, сразу буди! – и она опять уснула.

Я снова остался на дежурстве, глядя на звезды, и раздумывая, что нас ждет на Ахернаре. Потом мысли вернулись к поселку. Я представлял, чем могут заниматься все наши друзья, дети… Потом я вызвал на экран книгу по Титану, и погрузился в чтение.

Незаметно пролетело восемь часов, и я разбудил Кунью. Она потянулась в кресле:

- Ну вот, через пару часов мы на месте.

Мы поели, и Кунья вывела катер в плоскость эклиптики. Мы приближались к Сатурну, его кольца виднелись во всей красе, сверкая в лучах далекого Солнца. Наконец, показался темный с этой стороны Титан. Мы заходили на посадку по приводному маяку, Искин вел катер на космодром постоянной базы, и скоро мы увидели контур ярких огней, окружающих место посадки. Катер завис над центром площадки, плавно опустился и замер. Кунья потянулась в кресле:

- Ну, все! Приехали.

Два других катера через несколько минут опустились рядом с нашим, и мы все вышли наружу. Нас встречали – десяток «аборигенов» в скафандрах, похожих на наши, окружил катера, а когда мы вышли, раздались приветственные крики и поздравления с благополучным прибытием, гости тутбыли редкостью. Тяжесть на планете была небольшая – даже чуть меньше, чем на Луне, хотя размеры Титана были немного больше, чем у спутника Земли.

Тотчас, всей толпой, мы направились к зданию базы – большому куполу в сотне метров от космодрома. Пройдя шлюз, все стали раздеваться, и Кунья снова оказалась голой в окружении десятка мужчин и пятерых женщин, молодых, стройных и красивых, как на подбор. Ничуть не смущаясь, она весело шутила, подтрунивая над теми из мужчин, кого это зрелище возбуждало, сочувствуя их «монашеской» жизни, и тотчас заявила, что прилетела с мужем, и им придется только смотреть и облизываться.

На это начальник станции, смеясь, ответил, что все они тут живут вместе с женами, так что особенно жалеть их не приходится, а удовольствие мужчин при виде такого совершенного женского тела вполне естественно.

- Вот погоди, расскажу их женам, те им живо мозги вправят! – смеялся он. Жены, стоя тут же рядом, ничуть не смущались, а смеялись еще громче мужчин.

Между тем, мы все оделись, и Кунья прежде всего заявила, что следовало бы помыться с дороги – больше суток, проведенных в скафандре, не улучшают самочувствия. Начальник предложил нам на выбор – бассейн, душ или баня. Переглянувшись, все прибывшие высказались за баню, и начальник в микрофон отдал соответствующее распоряжение, заявив, что все с удовольствием к нам присоединятся – они сами довольно редко баловали себя баней.

* * *

Баня, понятное дело, топилась не дровами, а электричеством, но каменка была самая настоящая, и когда один из обитателей базы плеснул на нее водой, пар так и рванулся во все стороны. Мы все, вместе с «аборигенами», за исключением двух дежурных по базе, полезли на полки, и взялись за веники. Веники были натуральные, березовые – их привезли по заказу месяц назад грузовым рейсом, вместе с продуктами и техническими материалами. То, что все были голыми, никого не смущало – в русских банях в старину всегда парились все вместе, мужчины и женщины.

Мы с Куньей не были в бане с самого отъезда из Ку-Пио-Су, поэтому испытывали истинное наслаждение, хлеща друг друга веником – мы оба были настоящими фанатами бани, впрочем, как и наши дети. Пар был горячий, полки и обшивка стен – из настоящего дерева, и вполне можно было на время забыть о том, что мы находимся на спутнике Сатурна, а снаружи – больше сотни градусов ниже нуля.

Наконец, удовольствие подошло к концу, все по очереди окатились ледяной водой и вышли в предбанник. Усевшись на лавки, мы не спеша натягивали шорты и рубашки на распаренное тело.

- Ну как, Катюша? – спросил я.

- Чудесно, Вадик, как дома! – ответила она, поправила мокрые волосы, и положила голову мне на плечо, а я обнял ее и поцеловал. На нас никто не обращал внимания, все были заняты своими делами – одевались и обувались.

- Знаешь, милый, - сказала Кунья, - я не стану обуваться, хоть один день похожу босиком! – с этими словами она встала и, взяв кроссовки в руку, направилась к выходу.

Мы все, пилоты катеров, переглянулись – нам вспомнился вылет с Земли, когда все мы ходили босиком перед отлетом. Я первый, не обуваясь, взял кроссовки и вышел в коридор вслед за Куньей, а за мной так же поступили и все наши. На вопросительные взгляды местных Кунья со смехом рассказала, как мы улетали с Земли.

- А вот теперь хотим прогуляться босиком по Титану! – шутила она. – Пусть не по самой планете, так хотя бы по полу станции. А если серьезно, то больше суток в скафандре очень располагает к хождению босиком.

В столовой на ужине мы все наелись до отвала, отведя душу после питания пастами в полете, а потом нас разместили в каютах, причем нам с Куньей предоставили «семейную», с довольно широкой койкой. Первым делом, усадив Кунью на кровать, я опустился на колени, взял в руки ее босые ножки и стал целовать пальчики, а она прижала мою голову к груди.

- Ты помнишь? – спросила она.

- Да.

Лежа рядом на кровати, мы страстно ласкали друг друга, ведь перед обратным полетом у нас была всего одна ночь.

* * *

Наутро, после завтрака, мы все шестеро надели скафандры, и вышли наружу. На Титане стояла пятнадцатидневная ночь, он, как и Луна, всегда был обращен к Сатурну одной стороной, на которой мы и находились. Облака ночью частично рассеивались, и в небе сияли кольца Сатурна, освещая станцию. Мы в сопровождении местных жителей шагали по поверхности и во все глаза смотрели по сторонам. Рядом были озера метана, а впереди виднелся огромный купол, где добывали гелий-3 и дейтерий – основные вещества, экспортируемые с Титана на Землю в качестве топлива для термоядерных электростанций и силовых установок кораблей.

Кунья попросила разрешения взглянуть поближе на метановое озеро, и мы, в сопровождении местных, подошли к каменистому берегу. Присев на корточки, мы все «потрогали» синеватую жидкость, заполнявшую впадину почвы. Она была почти неощутима – очень легкая и практически не оказывающая сопротивления погруженной в нее руке в перчатке.

Возвратившись после прогулки, мы переоделись и отправились в столовую. Праздничный обед был посвящен нашему прилету, жена начальника станции, Лариса, такая же молодая и красивая, как остальные, по этому случаю изготовила огромный торт, украшенный ягодами, выращенными в местной оранжерее. Мы наперебой восхищались и благодарили работников станции за гостеприимство, а они благодарили нас за то, что навестили их и скрасили их однообразное существование. Смена на Титане длилась год, а потом можно было улететь на Землю или остаться, по желанию. Как оказалось, все присутствующие «отбывали» уже второй срок, они привыкли, и им здесь нравилось, но следующий год, который начинался через три месяца, намеривались все же провести на Земле и отдохнуть, а потом опять вернуться. Поэтому они усиленно тренировали мышцы, отвыкшие от земной силы тяжести.

Я, как врач, вызвался осмотреть всех, здесь проживающих, обнаружил у них атрофию мышц и остеопороз костей конечностей, и незаметно, во время осмотра, привел все в норму. Когда все прошли медосмотр, они с удивлением отметили возросшую силу мышц, которую, как я надеялся, они не успеют растерять до отлета на Землю. Я рекомендовал им усилить тренировки на тренажерах.

Незаметно подошло время отлета. Мы простились с «аборигенами», которые проводили нас до катеров и долго махали руками, пока катера на гравитационных приводах медленно поднимались ввысь перед тем, как включить термоядерные двигатели.

И вот мы снова в космосе. Кунья вывела нашу тройку из плоскости эклиптики и задала курс на Землю. Снова потянулись однообразные часы вахт и отдыха, снова мы разговаривали, играли в шахматы, связывались с ведомыми и с «Альфой», читали книги. На этот раз никаких комет нам не попалось, и менее чем через сутки полета мы уже входили в шлюзы на нижней палубе.

Нас встречали Ивакин и сам Дубровский. Пожав нам руки, он поздравил с благополучным возвращением и отправил на отдых до послезавтра. До отлета из Солнечной системы оставалось всего несколько дней.

Однако, прежде чем пойти на ужин, мы с Куньей дождались планетологов, и передали им все собранные материалы по комете, которую, кстати, как первооткрыватели, официально назвали нашей фамилией – «комета Василенко». Сейчас эта комета следовала по своей орбите, уходя по пологой гиперболе все дальше в космос, чтобы уже никогда не вернуться в Солнечную систему. Кунья хотела, чтобы мы назвали комету моим именем, а  я – ее, так что, в конце концов, сошлись на фамилии.

Поужинав, мы отправились в свою каюту, и снова, конечно, пытались угадать, что нас ждет на Ахернаре, но так ничего и не придумали. Я опять припомнил свой сон, предполагая, что нас там ждет столкновение с какими-то чудовищами, а Кунья считала, что опасность будет исходить из космоса. Наконец, обнимая друг друга в постели, мы постарались наверстать все, что упустили в течение четырех дней.

* * *

Между тем, время старта приближалось. Связь с Землей была устойчивой, и все могли пообщаться напоследок со своими родственниками и друзьями, только нам с Куньей и Олегу с Ниной было немного грустно – наши дети и друзья были слишком далеко, в ином мире, хотя никто об этом не догадывался.

Наконец, знаменательный день настал. Все были на своих рабочих местах согласно аврального расписания. Точно в полдень корабль начал разворот, и вначале медленно, а затем все быстрее устремился в пространство, выходя из плоскости эклиптики в направлении альфы Эридана. Все системы корабля работали нормально, и после первых шести часов полета был дан отбой аврала, на местах осталась только дежурная смена. Неспешный разгон корабля должен был продолжаться трое суток, и только, когда корабль достаточно удалится от плоскости эклиптики, будет дан старт гиперпространственного прыжка. Конечно, при разработке проекта уже совершались пробные прыжки, в том числе, и на пилотируемых кораблях, но прыжок на такое расстояние, около ста сорока световых лет, будет выполнен впервые.

Вечером Кунья спросила:

- Милый, а во время прыжка корабль уцелеет?

- Да. Я ознакомился с историей экспедиции, правда, в самых общих чертах – в подробностях эта информация мне была недоступна, и теперь я понимаю, почему. Корабль успешно достиг Ахернара и вернулся на Землю через два года. Часть экипажа осталась на планете в системе Ахернар и основала там колонию.

- И ты не знаешь, что там случилось?

- Увы, не знаю.

- Ладно, хотя бы первый этап пройдет успешно. – И Кунья, как всегда, обняла меня, и мы уснули.

Следующий день прошел спокойно. Корабль ускорялся, удаляясь от эклиптики в направлении свободного космоса. А на третий день был снова объявлен аврал. Мы все были на своих местах, врачи со мной во главе – в медблоке, Кунья – в центральном посту, когда пришел вызов:

- Начальнику медицинского отдела экспедиции прибыть в центральный пост!

Я поспешно поднялся по эскалатору в центральный пост управления кораблем, на десятый ярус. Тут я еще не был, и, входя в зал, с любопытством огляделся по сторонам.

Казалось, потолка центрального поста не существовало – над головой сияли звезды. За пультами у стен сидели навигаторы, и я сразу увидел Кунью, которая, не отрываясь, смотрела на экран перед собой, по нему скользили цветные линии, иногда сменявшиеся графиками и цифрами. Я подошел к главному пульту, за которым сидел Андрей, а рядом с ним – Ивакин.

Ивакин кивнул мне, и я, подойдя к Андрею, по старой армейской привычке доложил:

- Начальник медицинского отдела по вашему приказанию прибыл!

Андрей улыбнулся и кивнул на кресло рядом с собой:

- Садись, Вадим! Я предполагаю, что при прыжке возможны любые фокусы, и присутствие психохирурга такого уровня, как ты, не повредит. Кстати, и твоя жена здесь, - он улыбнулся. – Как думаешь, все пройдет нормально?

- Уверен, что нормально, Андрей!

- А я волнуюсь, честно говоря. Тяжело это – отвечать за все! Ладно, ты побудь с Катей, пока мы прыгнем – тебе тоже будет интересно. Не будешь ее отвлекать?

- Не буду, на работе она не отвлекается.

- Хорошо, ступай! В случае чего, будешь рядом.

- Есть!

Я подошел к Кунье и сел возле нее, в свободное кресло.

- Вадик! Ты как тут оказался?

- Андрей вызвал, велел посидеть рядом с тобой. Волнуется.

Кунья бросила на меня быстрый взгляд и кивнула:

- Хорошо, и мне так спокойнее. – И она снова вернулась к экрану.

* * *

Я смотрел на экран, пытаясь в переплетении цветных линий увидеть какой-то смысл. В правом верхнем углу сменялись цифры, ведя обратный отсчет, и я вдруг понял, что это – оставшееся до прыжка время, в секундах. Около пяти минут.

Кунья, наблюдая за экраном, мимоходом пояснила:

- Я контролирую фон гравитационных полей, мы не должны перед прыжком попасть в узел. Конечно, есть Искины, но и человек не помешает. В случае приближения к узлу надо задержать старт. Вероятность практически нулевая, и все же… Встретили же мы ту комету!

Цифры в правом верхнем углу неуклонно стремились к нулю. Линии на экране все так же сплетались в своем кружении. Наконец, цифры показали ноль, мир вокруг вздрогнул, звезды на куполе мигнули и мгновенно изменили рисунок. Я ничего не почувствовал, и быстро осмотрел окружающих. Все, как ни в чем не бывало, сидели на своих местах, глядя на экраны, Андрей манипулировал рычажками на пульте и водил руками перед собой, воздействуя на объемный сенсор, Кунья продолжала напряженно смотреть на экран, цветные линии на котором тоже мгновенно изменились. Трудно было поверить, что за неизмеримо малый отрезок времени была высвобождена порция энергии, достаточная, чтобы превратить в пар планету размером с Луну. Я перевел дыхание, и всмотрелся в центр купола, где ослепительно сияла голубая звезда. Ахернар!

Через пару минут напряженной работы Андрей, наконец, облегченно вздохнул и откинулся в кресле:

- Все, товарищи, приехали. Прыжок прошел успешно. – Голос его прозвучал совершенно буднично и немного устало.

Несколько секунд царило молчание, а потом тишина взорвалась аплодисментами, и только это позволило мне понять, в каком напряжении все находились последние минуты перед прыжком. Андрей улыбнулся, улыбка его была облегченной и утомленной одновременно.

- Товарищи, мы – в системе Ахернара, до Земли сто сорок световых лет. До плоскости эклиптики – неделя полета. Распорядок вахт и дежурств – обычный, всем свободным от вахт – отдыхать! – и он снова повернулся к пульту.

Мы с Куньей, держась за руки, покидали центральный пост, направляясь к выходу на эскалатор. Перед самой дверью мы оглянулись и снова посмотрели на купол поста. Альфа Эридана ослепительно сияла в центре, словно напоминая, что мы – уже здесь.

* * *

Пока корабль на средней скорости приближался к плоскости эклиптики системы, астрономы работали, не покладая рук. В системе, кроме спутника Ахернара, небольшой звезды, было множество планет. За эту неделю их насчитали тридцать шесть! Среди них были маленькие и совершенно безжизненные, вроде Меркурия, опаленные чудовищным огнем звезды, были и газовые гиганты на периферии, типа Юпитера, холодные и мрачные, с большим количеством спутников. И, наконец, была восемнадцатая планета, к которой мы и направились. Размерами – чуть больше Земли, гравитация – практически земная, мощная атмосфера, которая, впрочем, не мешала видеть поверхность, облака в ней были с разрывами. Насколько позволяли рассмотреть телескопы, там были моря, покрывавшие восемьдесят процентов планеты, и суша, судя по результатам спектрального анализа – с богатой растительностью. В атмосфере обнаружился кислород, около двадцати пяти процентов, и азот – все остальное. Словом, это был двойник Земли! Судя по всему, нам невероятно повезло, и биологам будет, чем заняться.

 Кунья приходила со смены радостно возбужденная, и осыпала меня кучей сведений по планетной системе Ахернара – навигаторы помогали астрономам, выискивая малые планеты и метеоритные потоки с помощью оптических, радио-, и гравитонных телескопов. Я же, проведя день в медцентре практически без работы, жадно слушал.

- Милый, - говорила она, - представляешь, когда мы достигнем системы и обоснуемся на планете, сколько будет работы пилотам! Сколько полетов, исследований!

- Но это же риск! Можно потерять не один катер, и не одного человека!

- Мы будем очень осторожны. И никого не потеряем.

- Разве это зависит от вас? Столько разных случайностей…

- Но мы их все предусмотрим! Ты мне веришь?

- Конечно. Но я беспокоюсь за тебя.

- А ты не беспокойся. И, когда только возможно, мы будем вместе.

- Тогда я не боюсь. «Они жили долго и счастливо, и умерли в один день» - не так ли написано у Александра Грина?

- Да. И, если суждено, так будет и у нас. Но до этого я хотела бы увидеть поселок, наших друзей, детей…

- Не забывай, что нам еще предстоит что-то сделать. Очень важное, но мы пока не знаем, что.

- «Делай, что должно, и будь, что будет!», разве не так?

- Так.

- Тогда будем радоваться тому, что есть.

И мы опять радовались каждый день, а особенно – каждую ночь, стараясь прогнать прочь беспокойные мысли.

* * *

Корабль направлялся к восемнадцатой планете. Уровняв скорость, он вышел на круговую орбиту, и все занялись изучением Геи – так мы ее назвали.

Первый десант, в составе трех катеров, высадился на поверхность планеты на десятый день ее изучения. На первом катере шла Кунья, а я был за второго пилота. Мы сели на широкую поляну, возле леса, и сошли на землю. Группа биологов немедленно занялась исследованием воздуха, почвы и воды – по поляне протекал небольшой ручеек, а мы, все остальные, стояли в оцеплении и внимательно следили, не приблизится ли какая-то опасная живность. На всех были легкие скафандры, а вооружены мы были бластерами, которые стреляли тепловым лучом. В импульсном режиме каждый заряд позволял сделать сотню выстрелов, а в непрерывном – давал луч длительностью до десяти секунд. Обойма вмещала десяток зарядов, после чего ее можно было легко заменить.

Трава и листва деревьев, напоминающих пирамидальные тополя, были очень похожи на земные, такого же зеленого, только чуть более темного, цвета, и чуть более жесткие. Кунья, нагнувшись, потрогала траву рукой в перчатке, и сказала:

- А знаешь, милый, мне так хочется раздеться и побегать босиком! Тут совсем, как у нас на Земле…

- Не спеши, Катюша! Вот когда биологи все изучат…

- Конечно, я и не спешу. А вон, посмотри-ка! Сюда кто-то летит…

Мы все насторожились. Приближающаяся черная точка увеличилась и превратилась в летучего зверя, очень напоминающего птеродактиля, как его рисуют в учебниках – перепончатые крылья, большая пасть, полная белых зубов, маленькие красные глазки.

- Подстрелите его! – попросил начальник группы биологов, Антон. – Нам необходимы пробы его микрофлоры и ДНК.

Ящер кружил над поляной, присматриваясь к невиданным белым зверям, за которых он, несомненно, принимал людей в скафандрах, и раздумывал, годятся ли они ему в пищу. Некогда было дожидаться разрешения его сомнений – я вскинул бластер и нажал на курок. Бластер испустил почти невидимый луч, только по следу его прохождения светился воздух, голова ящера отвалилась от шеи, полетев на землю, а тело, судорожно забив крыльями, рухнуло в траву.

Мы, еще с двумя пилотами, подошли, и, дождавшись, пока почти двухметровое тело перестало биться, свернули крылья и положили его, вместе с головой, в специальный мешок. Кунья в это время стояла с бластером наготове, внимательно следя, не появится ли еще какой-то хищник. Кстати, когти ящера, длиной в несколько сантиметров, вполне могли бы с налета порвать пластик скафандра.

Тем временем биологи, собрав все необходимые пробы, занялись ловлей мелкой рыбы, кишевшей в ручье, крупных насекомых, реявших в воздухе, и жуков, ползающих по траве. Кто-то из них даже подстрелил небольшое животное, наподобие кролика, скачками приближавшееся по траве и павшее жертвой собственного любопытства. Еще через час, загрузив все пробы и объекты в катера, мы взлетели.

* * *

После прибытия на корабль все собранные образцы в герметичных мешках были доставлены в биологическую лабораторию, конечно, после наружного обеззараживания, которому подверглись также и мы все, и катера целиком. Для исследования было выделено десять дней, во время которых корабль оставался на круговой орбите, а мы неоднократно спускались на планету, обследуя различные ее области. Астрономы и навигаторы тоже не оставались без дела, они изучали систему, занося в память Искинов все объекты, представляющие интерес. Планетологи, включая и наших знакомых, Джима и Бетти, с орбиты изучали поверхность планеты, выискивая континентальные разломы и зоны вулканической активности.

Наконец, биологи закончили свои исследования. Результат их был поразителен – не было обнаружено никаких микроорганизмов и вирусов, отличных от земных! ДНК собранных биологических образцов также ничем не отличалась от знакомой, земной, хотя, конечно, принадлежала другим биологическим видам. Нам сказочно повезло – при первом же контакте с внеземной жизнью мы обнаружили мир, полностью идентичный нашему. Мы могли тут жить без скафандров, дышать местным воздухом, пить воду и есть мясо здешних зверей, разве что оно окажется слишком жестким или невкусным. Я, честно говоря, имел на этот счет свое мнение, но озвучил его только в разговоре с Куньей:

- А знаешь, Катюша, я как-то не очень и удивлен результатами биологических исследований. Ты же знаешь, как была создана Вселенная?

- Да, Вадик, я, признаться, тоже ожидала чего-то такого. Зачем, создавая жизнь на разных планетах, надо было бы делать ее принципиально различной?

- Скоро исполнится твоя мечта – побегать по траве босиком!

- Жду с нетерпением!

И мы дождались, уже на следующий день. Опять три катера приземлились на той же полянке, у ручья на опушке леса. Эксперимент решили произвести мы с Куньей и Стас с Тамарой, к нам добровольно присоединились также Джим и Бетти. Бетти пошутила:

- Должны же мы выяснить, как местный животный мир относится к черным!

Мы все вместе подошли к ручью и сняли скафандры, в то время, как остальные пилоты стояли рядом с бластерами, а биологи внимательно за нами наблюдали, готовые при необходимости оказать помощь. Под скафандрами на нас, как всегда, одежды не было, так что мы оказались совершенно голыми посреди чужого, но такого похожего на земной, мира. Звезда Ахернар сияла в небе ослепительным голубым блеском, и заметно пригревала, хотя и казалась непропорционально маленькой, в несколько раз меньше нашего земного Солнца.

Кунья первая ступила босой ногой на траву:

- Вадик, она мягкая! Как на Земле! – и она побежала к ручью.

В воздухе чувствовался запах травы, листьев и каких-то цветов. Осторожно, не спеша, Кунья вошла в воду, сначала по колени, а потом и по пояс – биологи уже установили, что никаких опасных животных в воде ручья не водится – ни хищной рыбы, ни змей. Постояв немного и плеснув себе на грудь прозрачной водой, Кунья нагнулась и сделала несколько глотков:

- Вода, как вода. Никакого особого вкуса! – обернувшись к нам, даже несколько разочаровано, сказала она.

* * *

Следом за ней мы все тоже полезли в воду, стали гоняться друг за другом и плескаться, как дети. Вода была теплой, температура воздуха достигала тридцати градусов. Биологи с живым интересом наблюдали за нами, а пилоты продолжали держать в руках бластеры, и не зря – скоро над лесом появился птеродактиль и стал кружить в вышине. Не было никакого сомнения, что на этот раз его нападение на голых людей добром не кончится, поэтому сразу три выстрела свалили его на землю. Мы, все шестеро, подбежали к его телу, которое уже перестало двигаться, и Кунья первая, присев на корточки, коснулась рукой его морщинистой кожи, покрытой мелкими чешуйками. Запах от мертвого ящера исходил не самый приятный – явственно разило падалью. Тем не менее, Кунья храбро намочила в темно-красной крови птеродактиля ладонь, провела себе по животу, а потом даже лизнула языком.

- Вкус крови такой же, как на Земле! – доложила она. – А как она воздействует на кожу, посмотрим!

Мы, все шестеро, уселись кружком на траву, биологи наблюдали за нами, а пилоты по-прежнему стояли с бластерами наготове. В течение получаса мы сидели под наблюдением биологов, и ждали, не случится ли с нами чего-либо, но самочувствие не менялось. Я, в свою очередь, время от времени оглядывал всех «медицинским зрением», и тоже не видел каких-либо изменений. А тут еще один из пилотов заметил приближающуюся со стороны леса стаю из десятка животных – уже знакомых нам «кроликов», и удачным выстрелом уложил сразу шесть из них.

Я подошел, собрал тушки животных, и, используя нож, входивший в комплект скафандра, быстро ободрал с одного из них шкурку. Собрав сухих веток на опушке, Кунья развела костер, разжегши огонь расфокусированным лучом бластера, и через несколько минут на длинных прямых ветках уже шипели над костром кусочки мяса.

Биологи, продолжая наблюдать за нами, высказывались в том смысле, что, чем больше мы проведем экспериментов, тем более будем уверены в полной биологической совместимости наших миров. Они нас не удерживали от продолжения опытов, так как после своих исследований местной биосферы были вполне уверены, что ничего вредного для человека в окружающем нас мире нет.

Когда шашлык изжарился, мы с Куньей осторожно откусили по кусочку мяса. Мясо было довольно приятно на вкус, и действительно напоминало крольчатину, мы с Куньей неоднократно ели такое, когда жили в Ку-Пио-Су. Но, понимая, что биоблокада предохраняет нас от отравления, впрочем, маловероятного, мы были очень рады, когда к нам присоединились сначала Стас с Тамарой, а потом попробовала мясо и Бетти. Вегетарианец Джим от пробы воздержался, заявив, что он лучше поищет в этом мире съедобные плоды и овощи. Все с похвалой отозвались о вкусовых качествах дичи, а потом Кунья снова вошла в ручей, и смыла кровь ящера с кожи живота. Внимательный осмотр показал, что никаких изменений на коже нет.

На этом биологи посчитали эксперимент завершенным, мы снова облачились в скафандры, причем забрали с собой в специальном мешке тушки кроликов, и на катерах вернулись на корабль. Там, после внешней обработки, не снимая скафандров, мы все проследовали в изолятор, где и остались на три дня. В изоляторе были предусмотрены все удобства, в том числе три отдельных «семейных» бокса с кроватями, так что жаловаться не приходилось. Была там и электрическая плита, а сковородки, картошку и приправы нам доставили, и мы, в дополнение к обычной пище, тушили и ели «крольчатину». Надо признаться, что, приготовленная надлежащим образом, она оказалась гораздо вкуснее, чем просто изжаренная на костре.

Когда через три дня карантина никаких последствий нашего эксперимента не обнаружилось (я, как врач, проводил ежедневный медосмотр), нас выпустили из изолятора и торжественно объявили по кораблю, что скафандры всем разрешено снять, а местными животными можно, при необходимости, питаться человеку. Впрочем, кроме нас с Куньей, да еще нескольких членов экипажа, когда-то игравших в ролевые игры на Земле, ни у кого соответствующего опыта не было.

* * *

Когда мы снова прибыли на планету, теперь уже в шортах и рубашках, здесь вовсю шло строительство. Доставленные с корабля блоки собирались в секции, монтировались на той самой полянке возле леса, и там быстро вырастал огромный купол из блестящего металла и пластика. Вокруг строительной площадки были установлены излучатели, которыми управлял Искин. Они пресекали любую попытку местных животных преодолеть периметр или подлететь сверху, никак не реагируя на людей. Кстати, животные очень быстро поняли, что приближаться к периметру смертельно опасно, и почти перестали гибнуть под лучами охранных систем.

Энергией все механизмы обеспечивала термоядерная установка одного из катеров, пока мы не смонтировали стационарную станцию в отдельном куполе, рядом с основным. В основном куполе был, в числе прочих помещений, выделен медблок, в котором постоянно дежурил кто-то из наших врачей. По периферии располагались каюты экипажа. Размер купола был таким, что в нем при необходимости могли разместиться все, прибывшие на корабле, однако большинство кают обычно пустовало.

Наконец, через месяц после начала строительства, первая стационарная станция для проживания людей на Гее была завершена, и «Альфа» начала готовиться к дальнейшему исследованию системы. На корабль вернулось около четверти экипажа, остальные остались на планете, чтобы заняться ее белее тщательным изучением и обустройством.

Кунья буквально разрывалась от противоречивых желаний – с одной стороны, ее тянуло в космос, а с другой – желание исследовать планету и каждый день ходить по траве босиком, было непреодолимо. В конце концов, я положил конец ее колебаниям, заявив, что мы остаемся, и, кроме того, большая часть людей тоже будет здесь, так что, если где и потребуется наше вмешательство, то именно тут, а не на корабле. Кунье поневоле пришлось согласиться. Как она мне потом призналась, она даже радовалась, что решение не пришлось принимать ей самой.

Спустя несколько дней после открытия станции «Альфа» ушла со стационарной орбиты, направляясь к периферии системы, чтобы начать исследование с внешних планет-гигантов, а мы стали обживать станцию и планету. Нам оставили три транспортных корабля и десяток катеров, а также большое количество различных запасов и материалов. Из врачей осталось пятеро, кроме меня, в том числе Володя с Женей. Осталась и Тамара, а с ней, конечно, Стас – для него беременность жены уже не была секретом. Начальником станции был назначен второй помощник Андрея, Константин.

Разумеется, остались и Олег с Ниной, которым в космосе делать было нечего, а здесь Нина в составе группы биологов работала над исследованием местных животных, мечтая их одомашнить – тут водились во множестве как ящеры, большие и маленькие, так и млекопитающие, в отличие от Земли, где появление млекопитающих и птиц совпало с массовым вымиранием рептилий. Олег всем помогал, а в свободное время рисовал, рисовал и рисовал. Остались и планетологи – они вместе с вулканологами собирались в первую очередь заняться исследованием приморского разлома, расположенного неподалеку от базы.

* * *

На второй день после отлета корабля мы с Куньей загрузили на борт одного из катеров двоих вулканологов, наших знакомых Джима и Бетти, остальные с оборудованием разместились на двух других катерах, и звено вылетело к берегу моря. Экспедиция предполагалась не на один день, поэтому мы взяли с собой запасы, а также секции для установки малого купола.

Через полчаса неспешного полета мы были на месте. Вдоль берега тянулись дюны, за ними начинались горы, поросшие лесом, а на песчаный пляж лениво накатывались волны. Мы приземлились за полосой дюн и дружно приступили к установке купола. Работы завершились только к вечеру, зато на ночь мы разместились с комфортом, в собственных каютах, хотя и небольших. Центр купола был отведен под лабораторию и склад.

Кунья ласкала меня в постели, говоря:

- Вадик, милый, как хорошо, что у меня есть ты! Терпеть не могу принимать сложные решения, а тут ты сам решил за меня…

- А как же математика? Разве не с точки зрения статистики мы тут нужнее, чем там?

- Ну, как сказать! Да, тут больше людей, но там – больше случайностей.

- Зато там этих случайностей легче избежать. Что может случиться с кораблем?

- А что может случиться с планетой?

- Кто знает! Одни только звери чего стоят!

- Я думаю, с этим справиться не так сложно. На что нам оружие?

- Зато там командует Андрей.

- Да, пожалуй. Он очень осторожен и предусмотрителен.

На этом мы закончили дискуссию и уснули – наутро группа в составе шести ученых отправлялась к разлому, ее должны были сопровождать мы с Куньей в качестве вооруженного эскорта.

Утром мы вдвоем встали пораньше и направились к берегу моря. Неизвестно было, водятся ли там опасные животные, поэтому мы не стали заходить далеко, а плескались на мелководье, где вода была не выше пояса. Она, кстати, оказалась соленой, хотя и не такой, как в земных океанах – соленость была меньше, чем в Черном море. Чуть подальше мелькали плавники каких-то тварей, похожих на акул, так что купаться, на всякий случай, приходилось с бластером на поясе, благо, он был водонепроницаем. Когда мы вышли из воды, зрелище было еще то – голые люди с оружием на ремнях! Мы переглянулись и расхохотались, натягивая рубашки и шорты. Обуваться мы не стали, а так и пошли босиком к куполу.

Вулканологи уже проснулись, умылись у ручья и собирались завтракать. Мы присоединились к ним, и за завтраком обсудили планы на сегодня. К счастью, все это были люди опытные, немало путешествовавшие на Земле, поэтому их не приходилось уговаривать соблюдать правила безопасности. Идти собрались пешком, чтобы по дороге исследовать геологическое строение пород и собирать образцы. С собой решили, на всякий случай, взять еще двух пилотов, а двое оставшихся должны были охранять катера и купол. Формально начальником экспедиции был я, как старший по должности, но весь поход, конечно, приноравливался к работе ученых.

* * *

После завтрака мы собрали запасы и приборы в рюкзаки и двинулись к горам. Я шел впереди, Кунья – сзади, двое пилотов – в середине колонны. Пройдя через редколесье, мы подошли к подножью горного хребта и начали подъем по склону. Склон был не крутой, идти было нетрудно. В середине дня мы устроили привал – выше начинались скалы. После обеда и короткого отдыха мы двинулись дальше, направляясь в ущелье, которое углублялось в горы. Ручеек, текущий по дну, издавал запах серы, и вода становилась все теплее – видимо, его питали горячие источники. В скалах по сторонам цвет породы менялся, стали попадаться жилки и гнезда белого серебристого металла. Геолог предполагал, что это никелевое железо, собирал образцы, но на анализы не было времени – до вечера мы хотели продвинуться как можно дальше.

Когда стало темнеть, мы выбрали полянку у ручья, с травой и кустиками, и поставили на ней три палатки, в которых и разместились на ночлег. Я связался с пилотами, оставленными охранять купол и катера, а потом и с базой. Связь была устойчивой, благодаря тому, что «Альфа» оставила на суточной орбите три спутника, перекрывающих зоной прямой радиовидимости почти всю планету. Приготовив ужин, все быстро уснули, установив охранный периметр из датчиков движения под управлением Искина. Засыпая, я вспомнил Ку-Пио-Су и наш ночлег на реке после боя с суаминтами, когда я тоже спал, просто пожелав проснуться при первых признаках опасности, полагаясь на свои сверхъестественные способности. Сейчас способности отсутствовали, зато нас охранял Искин.

Утром мы проснулись рано, позавтракали своими запасами и двинулись дальше. Ущелье сужалось, в окрестных скалах по-прежнему попадались прожилки и гнезда белого металла, которые переносной анализатор на ночлеге определил, как никелевое железо с содержанием никеля почти пятьдесят процентов. Мы уже думали, что скоро придется возвращаться и искать обходной путь, но за поворотом вдруг увидели впереди расщелину, и скоро вышли в большую котловину, в середине которой блестело озеро, над ним поднимался густой пар, а вокруг все было покрыто налетами серы и охры.

Мы направились к озеру, по пути отмечая вокруг множество горячих ключей, которые мы осторожно обходили стороной, и не зря – вскоре из трещины в скале, к счастью, довольно далеко от нас, вырвался мощный фонтан горячей воды, окутанной паром, и взлетел на высоту не менее сорока метров. Извержение гейзера продолжалось недолго, через пять минут все закончилось, и лишь над трещиной продолжал подниматься пар.

Мы осторожно обошли озеро, и, когда приблизились к противоположной стене котловины, увидели за клубами пара новую расщелину в ее дальнем конце. Узкий извилистый проход вел в соседнюю котловину, и, войдя в нее, мы замерли – в центре ее располагалась глубокая воронка, над которой клубился дым, подсвечиваемый снизу красно-желтыми отсветами пламени. Становилось трудно дышать из-за запаха серы и аммиака. Явственно чувствовалось содрогание почвы.

Поскольку время приближалось к вечеру, мы начали искать место для отдыха. Нам повезло – в одном из склонов котловины обнаружилась естественная лестница, составленная из каменных глыб, по которой мы, хотя и не без труда, поднялись на гребень каменного барьера и расположились наверху, подальше от центральной воронки. Установив палатки, мы приготовили поздний обед, или ранний ужин, и устроились на ночлег под охраной Искина и датчиков движения.

* * *

Ночью я проснулся, как от толчка. Мы с Куньей спали в отдельной палатке, в другой – Джим и Бетти, а в третьей, большой – ученые вместе с пилотами. Несколько минут я лежал неподвижно, обнимая Кунью, и пытался сообразить, что меня разбудило. Никакой зверь не мог к нам подобраться – сработали бы датчики, и Искин поднял тревогу. Вокруг было тихо, и я начал уже снова засыпать, как вдруг послышался нарастающий гул, идущий из-под земли, и палатка задрожала мелкой дрожью. Я вскочил, и, как был, голый, выбрался из палатки. В центре котловины, над которой мы расположились, стояло багровое зарево, и земля дрожала все сильнее. Из палатки выскочила Кунья, держа в охапке нашу одежду и рюкзаки, а я изо всех сил закричал, срывая голос:

- Вставайте! Землетрясение!

И тотчас мощный толчок бросил нас с Куньей на землю. Земля ходила ходуном, полотно палаток хлопало, а Искин, наконец, включил сигнал сирены. Наши люди начали показываться из палаток – к счастью, большинство спало в одежде. И тут раздался оглушительный грохот, и стало светло, как днем. Из воронки в котловине вырвался столб огня, и я увидел на его фоне, как воздух прорезали черные вулканические бомбы. Свет тотчас стал меркнуть – огонь заволокло дымом, и я понял, что надо срочно уходить – вся котловина с минуты на минуту могла превратиться в жерло вулкана. И тут вокруг нас по скалам застучали камни – это начали падать бомбы. Вспыхнули мощные фонари, осветив площадку, на которой мы ночевали.

Мы с Куньей в течение нескольких секунд оделись, и я скомандовал:

- Все за мной! Палатки оставить! – и, выхватив у Куньи рюкзаки, побежал к краю скальной стены, подальше от центральной впадины.

Оказавшись на краю обрыва, я извлек из своего рюкзака моток тонкой веревки, обвязал ее середину вокруг каменного зуба, и бросил конец веревки в пропасть – какова ее глубина, я точно не знал. Посветив туда фонарем, я увидел неровную каменную стену – дна видно не было.

- Спускайся первой! – сказал я, положив Кунье руку на плечо. – Будешь страховать остальных, – нас с Куньей специально обучали скалолазанью в гипносне, да к тому же я был уверен, что она удержится на веревке сколько угодно времени, а при необходимости сможет даже подняться обратно на гребень.

Не говоря ни слова, Кунья сжала мою руку, пропустила веревку через плечо, перекинув через нее ногу, и шагнула в пропасть. Ее фонарь, висящий на поясе, бросал вниз луч света. Тормозя веревкой спуск, она то упиралась ногами в скалы,  то отталкивалась от них, повисая в воздухе. Пятно света ее фонаря быстро удалялось.

Прошло несколько минут, и снизу послышался ее голос:

- Спускайтесь сюда! Тут площадка.

Я знаком приказал спускаться первому из группы ученых, это была Бетти. Шагнув к обрыву, она ловко перекинула веревку через плечо, точно так же пропустив ее под ногой, и быстро заскользила вдоль стены. И тут снова раздался грохот, земля задрожала у нас под ногами и вокруг снова посыпались вулканические бомбы. Бетти снизу закричала нам:

- Я на месте! Следующий!

Дальше последовал Джим, за ним еще один из ученых, затем еще и еще. На стене уже оставались только я и двое пилотов, когда в третий раз последовала бомбардировка. Один из пилотов, Женя, вскрикнул и осел на землю. Я посветил фонарем: он держался за ногу, стопа была раздроблена, текла кровь.

- Иван, вперед! – скомандовал я второму пилоту, и он повиновался, начав спуск. – Женя, руки!

Поняв меня, тот протянул руки перед собой, и я накинул на них веревочную петлю, а потом присел и взвалил его себе на спину, просунув голову между его рук. Вскинув Женю на плечи, я подтащил его к обрыву, он помогал мне здоровой ногой. Я зажал второй, свободный конец веревки зубами, и начал спуск.

Перевалившись за край обрыва, я повис на веревке, тормозя ногами и одной рукой, а второй придерживаясь за скалу. Скала была неровной, приходилось временами отталкиваться от нее, преодолевая выступающие участки и карнизы. Женя висел за спиной, временами издавая тихий стон, когда его раненая нога задевала стену. Фонарь, висевший на поясе, бросал вниз яркий, пляшущий по камням луч. Наконец, метров через тридцать, спуск закончился, и мои ноги коснулись опоры. Тотчас я почувствовал, как Женю снимают у меня со спины, и облегченно вздохнул.

* * *

Но расслабляться было рано. Потянув за второй конец веревки, я распустил петлю наверху, и веревка упала к моим ногам. Пока Кунья собирала веревку в моток, а Бетти перевязывала Жене раненую ногу индивидуальным пакетом, я подошел к краю площадки, на которой мы все оказались, и посветил вниз фонарем. Дальше склон был более пологим, кое-где росли чахлые кустики и деревца. На этот раз я пошел первым, снова закинув Женю себе на спину и обвязав веревку вокруг пояса. Джим сверху страховал нас. Сотней метров ниже склон перешел в ложбину, я положил Женю на землю и крикнул, чтобы спускались остальные.

Через десять минут все были внизу, Джим спустился последним, и сдернул за собой веревку. Тут почва дрожала не так сильно, а последовавший опять взрыв с выбросом вулканических бомб не причинил нам вреда – мы укрылись в небольшой пещерке в конце склона.

Присев рядом с Женей, я занялся восстановлением его ноги, и уже через полчаса он мог ходить, хотя я изрядно вымотался. Приказав остальным распределить вахты до утра, ведь датчиков у нас уже не было, я лег на землю и отключился.

Открыв глаза, я увидел, что давно рассвело. Все уже проснулись, и тихонько переговаривались, сидя в пещерке вокруг меня. Заметив, что я проснулся, Джим подошел ко мне:

- Что будем делать дальше, командир?

- Возвращаемся. Без снаряжения мы ничего больше не сделаем.

- Я сохранил образцы пород, - сказал геолог. – Они были у меня в рюкзаке.

- А я – пробы, взятые в котловине.

- Вот и отлично! Оружие у всех есть? – спросил я.

- Да.

- А где Катя?

- Пошла на охоту, с ней Иван. Ведь все запасы, кроме НЗ, пропали.

Выйдя из пещерки, я осмотрелся. Рядом журчал ручеек, в небе ослепительно сверкала Альфа Эридана, было довольно жарко. Охотников нигде не было видно, а извержение, очевидно, уже закончилось – вокруг стояла тишина.

Я вернулся в пещеру.

- С катерами связывались?

- Да. У них все в порядке. Чтобы прилететь сюда и подобрать нас, местность неудобная – в ущелье не сядешь. Так что, лучше нам идти пешком. На базе тоже все спокойно.

* * *

Кунья с Иваном вернулись через полчаса. За спиной у них висело по несколько «кроликов», которых они добыли. Быстро ободрав тушки, мы изжарили мясо на костре, и все уселись за завтрак. Джим был вынужден присоединиться к нам, пришлось ему пренебречь своей вегетарианской диетой – выбирать не приходилось, а силы были нужны.

После завтрака мы двинулись в путь, обходя по ущелью гору, в которой была котловина с кратером вулкана. Подойдя к тому месту, с которого мы проникли в первую котловину, с озером, мы в удивлении остановились – дорогу нам преградил довольно широкий ручей, над которым поднимался густой пар. Потрогав рукой воду, я убедился, что она почти кипит. Перепрыгнуть поток былоневозможно, а достаточно высоких деревьев рядом не было. Подумав, я принял решение:

- Мы с Катей вас перенесем. Мы можем некоторое время находиться в кипящей воде, не получая ожогов.

Никто не возразил, хотя все посмотрели на нас с удивлением.

- Не удивляйтесь, это специальная тренировка, похожая на психохирургию, - пояснил я.

Я и Кунья разулись, я подхватил Женю, а она – Бетти, и мы ступили в воду. Ноги обожгло, но уже через несколько секунд нестерпимый жар сменился легким теплом, мы благополучно преодолели пять метров горячего ручья, доходящего до колен, и ступили на землю. Осмотрев ноги, я убедился, что, кроме легкой красноты, никаких последствий не было, кожа даже не потеряла чувствительность. Вернувшись обратно и немного «остыв», мы перенесли еще двоих, потом еще… Кунья, разумеется, брала тех, кто полегче. Наконец, все участники похода с вещами оказались на другом берегу, и мы двинулись дальше.

К концу дня отряд достиг места первой стоянки, только палаток и датчиков движения у нас уже не было. Поужинав остатками мяса «кроликов», мы распределили вахты, и я быстро уснул рядом с Куньей у подножья скалы – нам с ней досталась последняя вахта, перед рассветом. Когда нас разбудили, и мы заняли свои места рядом с костром, разумеется, повернувшись к нему спиной и глядя в разные стороны, предыдущие дежурные быстро уснули, а Кунья тихонько спросила:

- Милый, а ты не думаешь, что это вот небольшое приключение – оно и есть то, ради чего мы здесь?

- Не думаю, конечно. Это слишком мелко. Будем ждать чего-то другого, посерьезнее.

- Разумеется, ты прав. Я тоже в этом уверена.

После этого мы больше не разговаривали, а только сидели молча, вглядываясь в темноту и прислушиваясь. Первый час прошел спокойно, и я уже надеялся, что до рассвета ничего не случится, как вдруг невдалеке хрустнула ветка и зашуршала трава под тяжелыми шагами. Я привстал, глядя в ночь – к костру приближалась темная тень. Мы с Куньей переглянулись, вытащив бластеры и проверив их готовность. Я взял фонарь, и, направив его на источник шума, нажал кнопку.

Яркий луч высветил метрах в двадцати серо-зеленую массивную тушу и морщинистую кожу. Блеснули длинные зубы. Ящер! Не ожидая, пока ошеломленное внезапным светом животное бросится на нас, я выстрелил. Ящер взревел, и, подпрыгнув, устремился к нам. Включив непрерывный луч, я хлестнул им ящера слева направо и сверху вниз. Туша развалилась на две части и забилась на земле, лапы продолжали подергиваться, а пасть – судорожно открываться и закрываться. Кунья не стреляла, держа бластер наготове. Мы подошли к врагу и убедились, что не зря поспешили со стрельбой – огромные когти, сантиметров по двадцать длиной и зубы соответствующих размеров выдавали опасного противника, ящер явно не был травоядным. Тем временем все проснулись от шума и собрались вокруг нас.

- Вот это зверюга! – восхищенно воскликнула Бетти – туша, не считая хвоста, достигала не менее пяти метров в длину.

- Да, - сказала Кунья. – А представляете, что эта зверюшка могла бы натворить, если бы мы все спали? Ну что ж, до подъема еще час, отдыхайте, пожалуй!

- Да нет, что-то не хочется! – заявил геолог. – Давайте лучше подумаем, что будем есть на завтрак?

- А вот этого зверька и попробуем, наверное, - улыбнулась Кунья. – Мясо  пресмыкающихся вполне съедобно, и, я думаю, довольно вкусно.

* * *

Достав ножи, мы легко содрали шкуру и срезали с ляжки ящера большой кусок почти белого мягкого мяса. Большинство смотрели на эту процедуру с отвращением, и только нам с Куньей, как бывшим охотникам, все было нипочем. Нарезав мясо на небольшие куски, я расположил их над костром, насадив на ветки, пока Кунья стояла чуть в стороне и наблюдала за обстановкой – ведь ящер мог быть и не один.

Попробовав поджаренное мясо (соль и перец были у нас в НЗ в достаточном количестве), я убедился, что оно достаточно вкусно, немного напоминает курятину, только чуть жестче. Остальные, отведав, согласились, что завтрак вполне удался. Наевшись, я сменил Кунью, а она подошла к костру. Уже светало, и я, сидя на камне, внимательно вглядывался в окружающие заросли.

Внезапно я заметил между стволов какое-то движение. Было уже светло, и я рассмотрел животное темного цвета, размером с небольшую собаку, осторожными быстрыми движениями приближающееся к костру. Держа в руке бластер, я внимательно наблюдал за врагом – а в том, что это именно враг, не приходилось сомневаться.

Когда животное приблизилось, я смог разобрать за частыми стволами деревьев, что это какое-то огромное насекомое. Характер движений не оставлял сомнения, что у него шесть ног. Его товарищей рядом видно не было, и я, тщательно прицелившись, выстрелил одиночным импульсом так, что луч прошил эту тварь насквозь, спереди назад. Зверь упал и закружился на песке, почти свиваясь в кольцо. Подбежав к нему, я увидел, что это огромный черный муравей, его размеры производили впечатление – более полуметра в длину! Большие мощные челюсти и острые когти на лапах не оставляли сомнения, что это опасный противник. Тело его было покрыто слоем хитина, который при постукивании палкой издавал глухой звук, как от удара в дерево.

Между тем, привлеченные моими действиями, рядом собрались все члены отряда, и только Кунья не спешила подходить, а внимательно оглядывалась по сторонам, и, как оказалось, не зря – еще три таких же муравья показались невдалеке. В два ствола мы с ней легко справились с этой угрозой, и скоро новые враги уже лежали на земле, подергиваясь и корчась в агонии.

Учитывая, что на нас может выйти целый отряд насекомых, я скомандовал остальным поскорее свертывать лагерь и двигаться дальше. Быстро собравшись, весь отряд, закинув за плечи рюкзаки, вытянулся в цепочку, покидая место стоянки. Мы с Куньей шли замыкающими с бластерами наготове, но больше нападения не было. По-видимому, догнавшие нас муравьи были всего лишь разведчиками. Однако, учитывая, что их поселения могут быть столь же многочисленны, как муравейники на Земле, мы не стали задерживаться, а только на ходу связались с базой и пилотами, узнали, что у них все спокойно, предупредили о возможном появлении муравьев, и быстрым маршем двинулись к морю.

* * *

Ближе к вечеру мы вышли из леса и направились к дюнам. Катера все так же стояли на земле, а пилоты, дежурившие рядом, радостно махали нам руками, пока мы приближались. Подойдя к катерам, мы немного отдохнули, перекусили имеющимися на катерах продуктами, и сразу занялись разборкой купола, чтобы вылететь в этот же вечер.

Пока мы занимались этим делом, пока грузили части купола в катера, все было спокойно, но, когда совсем стемнело, мы заметили неподалеку, в дюнах, черную шевелящуюся массу. Направленные на нее фонари высветили множество сверкающих фасеточных глаз и лап с коготками. Муравьи!

Я бы тотчас скомандовал катерам взлет, но на месте купола оставалось еще много запасов и оборудования, которые мы все лихорадочно грузили, стараясь ничего не забыть. Кунья запрыгнула в кабину своего катера, и крикнула:

- Вадим, продолжайте погрузку! Я их задержу.

Катер взлетел, Кунья поставила его почти вертикально, кормой вниз, и несколько раз прошлась над строем муравьев, поливая их смертоносным огнем термоядерных двигателей. Взвились языки пламени, заклубился черный дым, и от колонн муравьиного войска за несколько секунд ничего не осталось, кроме обугленных головешек на земле, продолжавших потрескивать и дымиться, издавая удушающий смрад. Когда Кунья посадила катер и вылезла из кабины, можно было лишь рассмотреть в свете фонарей дальние ряды убегающих насекомых.

Мы спокойно закончили погрузку оборудования, уселись в катера и взлетели. Сделав широкий круг над берегом, мы могли видеть в свете прожекторов множество насекомых, плотными рядами окружающих покинутый лагерь. Было совершенно ясно, что, если бы не ловкий маневр Куньи, наше отступление могло бы превратиться в паническое бегство.

Через полчаса мы были на базе, и я отправился с докладом к Константину. Мы обсудили с ним вопрос обороны от муравьев, если они нападут на базу. Несмотря на защитный периметр и практически неограниченные энергетические ресурсы, опасность представлялась вполне реальной. Во всяком случае, экскурсии небольшими группами становились очень опасными. Мы вызвали на совещание биологов и пришли к выводу, что необходимо отыскать и уничтожить ближайшие муравейники, чтобы обезопасить экспедицию от этих врагов, по крайней мере, в обозримом будущем.

* * *

Вечером, лежа рядом с Куньей, я советовался с ней, как быть дальше. Она была согласна, что следует найти и уничтожить муравейники. Мы решили завтра же вылететь на разведку, и, приняв это решение, уснули.

Наутро, позавтракав, мы с Куньей сели в катер и взлетели. Летая расширяющимися кругами, центром которых была база, мы с ней не нашли никаких признаков муравейников в окружности ближайших десяти километров. Когда мы вернулись на базу, и я доложил Константину о результатах разведки, опять было созвано совещание биологов.

После обсуждения специалисты предложили найти и по возможности пометить одного или нескольких муравьев, а потом по радиометке найти их жилища. Во второй половине дня мы с Куньей и двумя биологами на борту вылетели в сторону моря, где накануне подверглись муравьиной атаке.

Долетев до места недавнего сражения, мы увидели там только обугленные останки сожженных Куньей муравьиных полчищ, и начали методичный облет окрестностей. Никаких следов наших врагов мы не замечали. Долетев до того места, где впервые встретились с муравьями-разведчиками, мы полетели дальше. Кунья вела катер на антиграве, лишь слегка подрабатывая двигателями, так что мы двигались со скоростью пешехода, внимательно вглядываясь в землю, которая была от нас на расстоянии метров тридцати, и практически бесшумно.

Наконец, один из биологов заметил двух муравьев, тащивших что-то по тропинке. Подлетев поближе, причем муравьи не обращали на нас внимания, мы разглядели, что они волокут огромное яйцо, видимо, какого-то ящера. Катер снизился, я спустился по веревочной лестнице, свисавшей из грузового люка, почти до земли, и выстрелил в одного из муравьев иголкой, заряженной радиомаяком. Игла попала муравью в брюшко и легко пробила хитин, причем муравей на это действие почти не обратил внимания. Теперь можно было набрать высоту и ожидать, отслеживая перемещение противников.

Катер быстро взлетел, зависнув примерно на полукилометровой высоте, и мы по экрану планшета стали отслеживать перемещение нашей радиометки. Муравьи двигались в направлении гор, куда мы ходили с планетологами. Пока катер висел на высоте пятисот метров, мы по очереди поужинали, а потом катер направился к горам, где все еще просматривалась на экране наша радиометка, только теперь ее перемещение прекратилось.

Достигнув предгорий, мы обнаружили, что тут имеется множество пещер, в одной из которых и скрылись муравьи, которых мы отслеживали. Посовещавшись, мы решили вернуться на базу, а утром вылететь на место, которое теперь было нам известно, и через десять минут уже были дома.

* * *

Вечером мы с Куньей лежали в постели, обнявшись.

- Милый, как ты думаешь, что мы завтра будем делать с муравьями? – спросила Кунья.

- Наверное, нужно будет подобраться поближе к пещере, в которой их гнездо, и заложить туда термическую бомбу.

- А кто это сделает?

- Ну, это, конечно, моя работа. Не посылать же на такое дело биологов?

- А почему бы нет? И есть ведь еще отряд охраны…

- Просто потому, что рисковать своей жизнью гораздо проще, чем чужой, - засмеялся я. – И, кроме того, я гораздо лучше для этого подготовлен.

- А почему бы, в таком случае, не пойти мне? Ведь моя подготовка не хуже!

- Потому, что я тебе не позволю. Ты – женщина, и нужна нашим детям в будущем, когда вернемся в поселок.

- А ты нужен мне! Я уже говорила, что не смогу без тебя жить.

- Не волнуйся, Катюша, я буду осторожен. И еще, никто лучше тебя не сможет управлять катером, если придется что-то предпринять.

- А разве твое место – не в медцентре?

- Там прекрасно справляются остальные, пока нет ничего серьезного.

- Да уж, мне тебя не переспорить, это точно. Ну что же, я – жена, и должна слушаться мужа… Только помни, без тебя я жить не хочу, и не буду!

- А кто тебя будет спрашивать? Я прикажу – жить! И, кроме того, я не думаю, что муравьи – та проблема, из-за которой мы здесь… Это еще цветочки.

Утром, на совещании с Константином и другими руководителями служб, в том числе, биологами, было решено, что с нами полетит еще Стас, он лучше нас всех знал приемы обращения с термическими бомбами. Стас откровенно обрадовался – ему давно хотелось размяться. Тамара, не скрывая волнения, провожала его, когда мы шли к катеру. В первый полет мы отправились на разведку.

Подлетая к пещере-муравейнику, мы увидели массу муравьев, направлявшихся к выходу из ущелья, и решили, что необходимо прилететь вечером, когда муравьи, скорее всего, все собираются в свое жилище, а еще лучше – рано утром, перед рассветом, когда они еще спят. Так ничего и не предприняв, а только ознакомившись с местностью, мы улетели на базу. Кстати, мы обнаружили, что выход из пещеры не один, муравьи появлялись, по крайней мере, из десятка отверстий в скалах, поэтому стало ясно, что одна термическая бомба не решит проблему.

* * *

В середине ночи мы с Куньей, Стасом и двумя биологами вылетели на катере к пещерам. С собой у нас было два десятка термических бомб и бластеры. Кунья доставила нас на место, катер завис на антиграве, и мы со Стасом по веревкам мигом очутились на земле. На нас были очки ночного видения, но никаких признаков муравьев мы не замечали.

Бесшумно подобравшись к пещерам, мы стали раскладывать в их устьях бомбы с дистанционными взрывателями, и вдруг в одной из пещер были встречены муравьями-охранниками. Их было трое, и раньше, чем они успели поднять тревогу, лучи бластеров уложили их на месте.

В верхние отверстия пещер бомбы приходилось закладывать, поднимаясь на несколько метров по стене. Это делал я, а Стас оставался внизу, внимательно наблюдая, не покажутся ли еще часовые. Наконец, работа была окончена, мы отбежали от пещер, Кунья спустилась пониже, и через несколько минут мы были уже на борту.

Поднявшись на несколько сот метров над скалами, катер завис, и Стас нажал кнопку, запуская взрыватели термических бомб. Никакого звука не было, но внизу мы увидели десяток вспышек, и начало разгораться яркое белое сияние, которое через несколько секунд приобрело красный оттенок и потускнело – бомбы проплавляли скалы, на которых были установлены, погружаясь в камень. Вскоре нам уже казалось, что начал извергаться вулкан – в снопах яркого света скалы плавились и оплывали, как куски масла. Муравьев нигде не было видно, они, по-видимому, все остались внутри и погибли, сожженные во время сна.

Мы отлетели в сторону примерно на километр, приземлились, и, не выходя из катера, стали дожидаться утра, отдыхая по очереди. Через пару часов забрезжил рассвет. Кунья подняла катер, и мы полетели к тому месту, где еще вчера были пещеры. Там зияла обширная воронка с оплавленными краями, а весь участок горного массива, где раньше был муравейник, оплыл и превратился в стекловидную массу. Спустившись на землю, мы подошли к месту вчерашней термической атаки. По мере приближения становилось все жарче, скалы были раскалены, и никаких следов уцелевших насекомых мы не обнаружили.

Удовлетворенные результатами нашего нападения на муравейник, мы отправились на базу.

* * *

Днем, после доклада Константину, мы отдыхали, отсыпаясь после ночной вылазки. Кунья говорила мне:

- Милый, я так волновалась, когда ты лазил по скалам! Вдруг напали бы муравьи?

- Ну, так просто меня не возьмешь – ты же знаешь, на что я способен. Да и не тот это случай, нам еще предстоит что-то неизвестное. Нам обоим сразу, наверное.

- Да. Хорошо бы нам умереть вместе, в один день! Если уж придется…

- Наша задача будет не умирать, а работать. Делай, что должно… А умрем мы, или останемся в живых – к делу не относится. Я думаю, что от нас будет зависеть многое. А после я хотел бы вернуться домой и увидеть детей. И еще много-много лет обнимать тебя, целовать и чувствовать рядом твое тело!

- Узнать бы, что нем предстоит? Дождаться…

- Уж за это не волнуйся, дождемся.

- Нет ничего хуже, чем ждать и догонять!

- Ну да, когда придет время действовать, ты и не задумаешься, это уж точно.

- А вот я – не уверена… Ты веришь в меня больше, чем я сама!

- А как же иначе? – и я обнял Кунью и прижал к себе, ощущая запах ее тела и волос. – Не забывай, каждый день, пока мы вместе – это счет в нашу пользу!

На следующий день была обычная работа – Кунья вылетала на разведку, я дежурил в медблоке, продолжая натаскивать свободных членов экипажа по оказанию медицинской помощи и пытался обучать Тамару своим методам лечения. У нее получалось пока плохо, она автоматически сбивалась на обычные методы психохирургии, но входить в резонанс с телом пациента ей удавалось с каждым разом все быстрее. Ее беременность протекала нормально, самочувствие не менялось. Бывало легкое недомогание, но я его снимал, а она даже не догадывалась о моем вмешательстве.

Экспедиции малыми партиями возобновились, ведь представлявший единственную серьезную угрозу муравейник был уничтожен, а других вблизи пока не обнаружилось. Различные мелкие приключения с ящерами, охота за млекопитающими с целью пополнения запасов пищи, и прочая повседневная суета стали привычными и даже слегка приелись.

«Альфа» регулярно выходила на связь – Андрей с остальным экипажем обследовали внешние планеты, и, кстати, они обнаружили на спутнике одной из них целые озера почти чистого гелия-3, очень нужного на Земле. Уже одно это открытие обещало, что рейсы грузовых кораблей в систему Ахернара могут стать регулярными, гелий-3 в Солнечной системе был большой редкостью, а его добыча требовала немалых затрат. Кунья прикинула, что транспортировка гелия-3 отсюда на Землю окажется в несколько раз выгоднее его добычи на месте, несмотря на энергозатраты таких прыжков – гелий-3 представлял огромную ценность для термоядерной энергетики из-за слабого нейтронного  излучении этих установок, практически весь наш флот работал на нем.

* * *

Спустя три месяца после основания колонии на Гее, континент, на котором мы обосновались, был почти целиком осмотрен. Несколько континентальных разломов были тщательно исследованы вулканологами и даже изучены экспериментально. Джим радовался:

- Представляешь, Вадим, мы, кажется, нащупали ритм, чтобы, вводя в резонанс горные породы, можно было вызывать и подавлять извержения. Это очень поможет нам на Земле с Йеллоустоуном! Я уверен, что проблема будет решена, мы с Бетти станем миллионерами, а Земле больше не будет угрожать опасность.

Бетти смеялась:

- Можно подумать, что, став миллионером, ты бросишь работу на кафедре вулканологии!

- Нет, конечно. Но, чувствуя в кармане большие деньги, приятнее работать. Хорошо вам, в СССР, вам не надо думать о завтрашнем дне…

- А почему бы тебе не перебраться к нам?

- А кто же будет работать в Йеллоустоуне? Ведь это моя страна! Вот представь себе, что в твоем доме пожар. Что ты будешь делать – тушить огонь или прятаться под надежной крышей соседа? Да и всей Земле не поздоровится, если у нас рванет. Кто-то должен решить эту проблему раз и навсегда…

На нашем континенте, мы назвали его Пангеей по аналогии с Землей, было заложено несколько стационарных малых баз, на которых дежурный персонал регулярно менялся, так что пилотам во главе с Куньей работы хватало. Было обнаружено еще несколько муравейников, но при известной осторожности они хлопот не доставляли, и мы их не трогали. Биологи изучали эти муравьиные города, находя много общего с поселениями муравьев на Земле.

Наконец, примерно через год после нашей высадки на Гее, встал вопрос более подробного исследования островов в океане – других континентов, кроме Пангеи, на планете не было. Эта задача естественным образом возлагалась на звено Куньи из трех катеров, и, конечно, я собирался лететь с ней.

Кстати, Тамара в положенный срок родила здорового мальчишку, чему Стас очень радовался. Роды принимал я, и все прошло нормально. Сына, несмотря на мои возражения, они назвали Вадимом в мою честь.

За этот год «Альфа» дважды заходила на Гею, делала длительную стоянку, давая отдых экипажу, и снова улетала. В последний раз корабль ушел на исследование внутренних планет системы, вращающихся вблизи Ахернара и ее звезды-спутника.

* * *

На следующий день мы с Куньей вылетели на острова. С нами летели еще два катера, но у каждого экипажа была своя цель, обозначенная на карте, снятой из космоса, с определенными геокоординатами.

Архипелаг, который мы назвали Полинезией, включал свыше десяти тысяч островов и островков. Многие из них были коралловыми атоллами, с лагуной внутри. С нами было также двое женщин-биологов, одна из них – Нина. Ее, конечно, сопровождал Олег. Катер прибыл на место в середине дня.

Мы выбрали довольно большой остров, диаметром не менее десяти километров, с лагуной внутри. Кольцо вокруг лагуны имело от пятисот метров до километра в ширину, на нем росли пальмы, очень похожие на земные. В лагуну вел узкий извилистый канал.

Кунья посадила катер внутри лагуны, подвела его к берегу, и мы все выпрыгнули в воду. Шагая босиком по белому коралловому песку, мы направились к лесу пальм. В воздухе летали бесчисленные стаи птиц, реяли огромные стрекозы и жуки, на которых охотились птицы, в лагуне всплескивала рыба.

Олег уселся на песок, положил рядом свой компьютер, раскрыл экран, и занялся рисованием. Мы, все остальные, расположились рядом. Было жарко, больше тридцати градусов, хотя зной и смягчался легким бризом, дующим с моря, и Кунья первая предложила искупаться. Скинув одежду, но, как всегда, оставив бластеры на поясных ремнях, все вошли в воду. Лагуна была мелкой, глубина нарастала очень медленно и даже в ста метрах от берега едва достигала пояса.

Плавая и ныряя, мы убедились, что жизнь в лагуне буквально кишит – рыбы различных размеров, крабы, в основном мелкие, и моллюски населяли теплую соленую воду. Не тратя времени даром, биологи с помощью сетей занялись сбором образцов, мы с Куньей им помогали, и время прошло незаметно. Олег за это время сделал десяток набросков.

Выбрав несколько крупных рыб, мы развели костер из обломков дерева, собранных на берегу, и пожарили рыбу так, как это было принято у нас в поселке – не потроша и не снимая чешую. Вытащив испекшуюся рыбу из огня, мы почистили ее –  теперь чешуя легко сходила, и стали есть, убедившись, что рыба вкусная, не уступающая земной форели или семге.

Отдохнув после обеда, мы все вместе продолжили сбор коллекций, подстрелив несколько птиц разных пород и присоединив к ним насекомых, которых наловили большими сачками. Вообще, животный мир острова оказался на удивление разнообразным, а биологи только и успевали паковать собранные образцы в пластиковые мешочки и контейнеры. Мы собирались остаться до завтра и продолжить исследование, как вдруг поясной коммуникатор Куньи издал резкий писк.

* * *

Отцепив коммуникатор от пояса, Кунья ответила на вызов, и по мере разговора лицо ее становилось все мрачнее. Закончив разговор и вернув коммуникатор на место, она повернула к нам побледневшее лицо:

- Вылетаем! Срочно!

Мы вскочили и начали лихорадочно грузить собранные материалы в катер, Кунья тем временем готовилась к старту. Последовала команда:

- Надеть скафандры! – это означало, что катер пойдет через космос.

Расспрашивать, что случилось, было некогда. Мы мгновенно сбросили одежду и натянули пластиковые костюмы, наложили на плечи шлемы с нагрудниками и загерметизировали их. Я запрыгнул на место второго пилота, остальные разместились позади, и катер взлетел. Кунья гнала катер на пределе возможностей. Уже через пару минут небо потемнело, засверкали звезды, и катер, огибая планету, помчался к другому полушарию, к базе. Пользуясь возникшей паузой, я спросил:

- Катюша, что случилось?

- Внесистемный объект! Возможно столкновение с планетой. Необходимы срочные меры. – Она замолчала, продолжая пилотировать катер, как на тренировке, описывая параболу в космосе. Не прошло и десяти минут, как мы пошли на посадку и приземлились рядом с куполом базы.

- Выгружаться! Быстро! – последовала команда. – Вадик, за мной!

Мы выскочили из катера, и, не снимая скафандров, а только откинув забрала, побежали к куполу, но нам навстречу уже спешили несколько человек. Я узнал Костю. Мы встретились в сотне метров от катера, тотчас развернулись и побежали все вместе обратно. Константин кричал на бегу:

- Катя, срочный вылет! Всю информацию получишь в космосе. Координаты и курс уже в Искине, транспортник взлетел пять минут назад. С тобой – Вадим, другие пилоты не готовы.

- А ты думаешь, я полетела бы без него? – бросила в ответ Кунья, приближаясь к катеру. Рядом на траве уже лежала гора контейнеров с образцами, а Олег, Нина и еще один биолог, Оля, лихорадочно заканчивали разгрузку, даже не сняв скафандров. Только мы уселись в кресла, как грузовой люк захлопнулся и катер взлетел. На экран Искина начала поступать информация.

* * *

Вот как обстояло дело. Час назад, когда мы еще были на атолле, астрономы обнаружили астероид, диаметром около ста метров, движущийся навстречу Гее. Орбита его была близка к гиперболической, скорость – почти пятьсот километров в секунду. Это все свидетельствовало, что астероид – внесистемный, и предвидеть такое событие было совершенно невозможно.

Тотчас был разработан план перехвата, и тяжелый транспортник с экипажем в семь человек уже поднялся в космос, навстречу астероиду. Он должен встретить астероид, уровнять скорости и сцепиться с ним, а потом, используя свои мощные двигатели, отклонить астероид с орбиты и предотвратить его столкновение с планетой, которое могло бы иметь катастрофические последствия. Судя по состоянию биосферы, подобных ударов Гея в прошлом не испытывала еще никогда, вероятность такой встречи практически равнялась нулю. Но, если столкновение произойдет, вся жизнь на планете будет с высокой вероятностью уничтожена, а экспедиция погибнет. «Альфе» было отправлено сообщение, но что мог сделать Андрей, находясь с кораблем, в лучшем случае, в трех днях пути? Встреча планеты с астероидом ожидалась, самое большее, через сутки.

Наше с Куньей задание заключалось в том, чтобы, обгоняя транспортный корабль, совершить посадку на астероиде и уточнить его параметры, это позволит лучше организовать операцию.

Мне невольно вспомнилась задача, которую «проигрывала» Кунья в центре навигации «Альфы», когда мы только что прибыли на корабль. Но что может случиться с транспортником в реальности? Для отражения метеоритов у него имеется Искин и система противометеоритных пушек. Экипаж надежный и опытный…

Пока я ломал над этим голову, Кунья вела катер, приближаясь к цели. Мы опережали траспортник на несколько часов. И тут выяснилось, что астероид не один, его сопровождал целый рой относительно мелких обломков, движущихся с той же скоростью. Кунья обогнула скопление, уровняла скорости, и, ловко маневрируя между каменных глыб, начала сближение с астероидом на малом ходу.

Пока катер опускался на поверхность астероида, я связался с базой и доложил обстановку. Костю, конечно, этот доклад не обрадовал. Наличие мелких глыб создавало дополнительные сложности при столкновении метеоритного роя с планетой, хотя астрономы уже рассчитали, что удар придется на ее противоположное полушарие, в океан, а Пангея останется нетронутой. Да и рой был очень компактным, а глыб, крупнее нескольких тонн, в нем не было вообще. Но вот при столкновении с планетой «главного» астероида гибель ее биосферы и людей будет неминуема.

Наконец, мы «приземлились». Планетка практически не вращалась, делая один оборот вокруг оси более, чем за сутки, что облегчило причаливание. Катер закрепился на поверхности с помощью инверсных антигравов, Искин тотчас начал исследование и передачу информации об астрофизических данных астероида на транспортник и на базу, а мы с Куньей стояли рядом с катером и, несмотря на серьезность обстоятельств, в которых тут очутились, любовались видом неба над головой.

* * *

Альфа Эридана сверкала ослепительным голубим шариком, ярко освещая темные скалы. Мы, обнявшись, стояли под черным звездным небом и смотрели в даль космоса. Где-то там, над близким горизонтом, была Гея.

- Вадик, - сказала вдруг Кунья через несколько минут молчания, - вот это оно! То, зачем мы здесь…

Я вздрогнул. Несмотря на вспомнившуюся задачу, которую когда-то решала Кунья, я до конца не верил, что это может быть правдой.

- Катюша, это невозможно! Ведь сюда идет транспортник…

- Вадик, я чувствую. Это оно! С транспортником что-то случится. Он не дойдет.

- Тогда почему мы молчим? Их же нужно предупредить как можно скорее!

Кивнув, Кунья потянулась к кнопке включения связи. И тут запищал вызов.

- Вызывает транспортный корабль «Тариэль-3». Вызывает «Тариэль-3»!

- Слушаю! – тотчас откликнулась Кунья. – На связи катер «Муха-9».

- Катя, у нас авария! Отказ разгонного блока реактора, аварийное отключение! Мы лишились хода, база извещена, «Тариэль-2» готовится, вылет через три минуты.

- Не успеет… - пробормотала Кунья, больно сжимая мне руку.

- Что ты сказала, Катя? Плохо слышно.

- Я говорю, что поняла! Успехов, ребята, конец связи.

Мы за тросы, привязанные к поясам, подтянулись к катеру – тяготение было практически нулевым.

Оказавшись за пультом, Кунья повернула ко мне побледневшее лицо:

- Ну, что?

- Действуй, Катюша!

Тотчас, словно очнувшись, она застучала по клавишам. Искин замигал экраном, практически мгновенно выдав ответ – нужно немедленно запускать двигатели на полную мощность, тогда есть шанс отклонить астероид. Кунья переключила антигравы так, что катер уперся носом в основание скал, подняв корму, и включила двигатели. Ослепительный блеск термоядерной струи выплеснулся в космос, освещая скалы, корпус катера задрожал, словно в агонии. Кунья постепенно наращивала мощность, а я, связавшись с базой, как можно короче и точнее докладывал Константину о принятом решении.

- Вас понял! – ответил Костя после короткой паузы. – «Тариэль-2» только что взлетел, идет на пределе. Высылаю катера «Муха-3» и «Муха-7», старт по готовности, подлетное время шесть часов. Остальные катера заняты срочной эвакуацией людей с баз противоположного полушария.

- Понял, конец связи! – отозвался я, откидываясь на спинку кресла.

* * *

Кунья продолжала плавно наращивать мощность. Пятьдесят, шестьдесят процентов. Восемьдесят! Словно завороженный, я следил, как нос катера под чудовищным напором постепенно погружается в породу у основания скал. Экран Искина тревожно замигал, сообщая о грозящем разрушении носовых конструкций катера. Кунья, не отвлекаясь на команды Искину, переключила управление двигателями на ручное и продолжала наращивать мощность. Сто процентов! Больше резервов не было, и она откинулась в кресле. И тотчас раздался треск, лобовое стекло лопнуло и рассыпалось крошкой, а стекла гермошлемов щелкнули, переводя скафандры в автономный режим.

Я подумал, что у нас осталось четыре часа жизни, и подключил к скафандрам кислород от магистрали катера. Пока что давление в магистрали было. Катер дрожал, все больше углубляясь в камень, а мы могли только сидеть и наблюдать за этим. Я посмотрел на Кунью:

- Катюша, у тебя, наверное, все уже просчитано? И место посадки, и вектор тяги, и запас топлива?

- Да, Вадик. Я все рассчитала заранее. Я ждала этого. Ты не сердишься?

- За что, милая?

- За то, что ты здесь.

- Как я могу сердиться? Там, на Гее, все наши. Олег и Нина. Джим и Бетти. Там сын Стаса и Тамары, мой тезка.

- Да. И там сын Володи и Жени, который еще не родился. И все остальные.

- Катюша, мы дождемся! Они долетят.

Она посмотрела на меня долгим взглядом, в котором было даже не сомнение, нет – в нем была уверенность в неизбежном.

- А я очень рада. Мы умрем вместе, как я и хотела… Это была хорошая жизнь, и я не жалею. Увидим ли мы детей? После того, как умрем?

- Не знаю.

После этого мы ничего не говорили, а только сидели, держась за руки. Кунья, не отрываясь, смотрела на экран Искина.

- Вадик, мы не успеваем! Астероид столкнется с планетой – правда, по касательной… А катер уже никогда не взлетит.

- Катюша, форсаж! И ускорители! Это трехкратная тяга. Хотя и на короткое время.

- Я знаю. Но катер может разрушиться.

- А что мы теряем? Мы просто обязаны рискнуть.

Кунья кивнула, выпустила мою руку, и снова взялась за рычаги ручного управления. Тяга опять начала расти. Сто пятьдесят процентов. Двести. Двести пятьдесят. Триста!

И снова раздался треск. Носовые опорные балки корпуса сминались, экраны Искина погасли, и в заключение раздалось пронзительное шипение, передавшееся в скафандры через элементы конструкции, а манометры кислородной магистрали показали ноль.

- Ну вот, теперь – действительно всё! – и Кунья, подняв разделяющие нас подлокотники кресел, нагнулась и положила голову мне на колени. К сожалению, мы были в скафандрах, но чувствовали прикосновение тел друг друга сквозь тонкий пластик и пневмоскелет.

* * *

Спустя час грохот ускорителей умолк, двигатели перешли на нормальный режим, а нос катера ушел в скальный грунт до уровня кабины, так что кусочки дробленого камня начали сыпаться внутрь сквозь проем разбитого лобового окна, собираясь в кучки у нас под ногами. По-прежнему корпус дрожал, но уже не безнадежной, как раньше, а, казалось, победной дрожью. Искин, все еще живой, выдал информацию на экран внутри скафандра.

- Вадик, мы смогли! Мы сделали это! Астероид пройдет за пределами атмосферы, если двигатели будет работать в обычном режиме.

- Очень хорошо, Катюша. Значит, мы умрем не зря, правда? – я улыбнулся, поглаживая пластик скафандра у нее на груди.

Теперь Кунья лежала на спине, откинувшись, у меня на коленях, и мы могли видеть лица друг друга через прозрачные забрала. Антенны катера были разрушены, связи с базой не было, и нам никто не мешал.

- Как хорошо, Вадик! Я всегда мечтала умереть, держа тебя за руку и глядя тебе в глаза! И ни о чем не жалею. Разве что о том, что перед смертью не увижу детей.

Я вздохнул:

- Катюша, увы, я вынужден тебя огорчить. Я умру раньше.

Кунья рывком перевернулась и встала на колени на соседнем кресле, схватив меня за плечи руками в перчатках:

- Как?! Почему?

Я печально улыбнулся:

- Все дело в том, что запас кислорода в скафандрах одинаков для всех.

- Ну, и что?

- Ты же математик. Сообрази!

- Я знаю только, что кислород кончится у нас одновременно. Ну, плюс-минус несколько минут…

- Увы. Ты – маленькая. А я – вон какая махина. Я съедаю кислорода гораздо больше.

- Да… Я этого не учла… Опять ты меня перехитрил! Но я знаю выход. Я открою свой шлем. Не хочу жить без тебя!

- Ни в коем случае, Катюша!

- Почему?

- По многим причинам. Главная – у нас биоблокада, и мы сами не знаем, сколько времени сможем протянуть после того, как закончится кислород. Каково мне будет, если я выживу, а ты… Вспомни Ромео и Джульетту! Если бы не глупая ошибка…

- Да… Пожалуй… Придется тянуть до последнего. А еще?

- Мы должны дождаться спасателей, хотя бы один из нас. Недопустимо, чтобы… Ты понимаешь…

- Но что, если мне придется жить без тебя много лет?

- Дети. Ты должна вернуться, если мне не суждено. Но я постараюсь прийти к тебе. Ты должна верить!

- И это все?

- Нет. Перед тем, как потерять сознание, я попытаюсь, используя свои способности целителя, перевести нас обоих в такое состояние, при котором весь оставшийся кислород организм будет отдавать мозгу. Чтобы протянуть как можно дольше.

- Да. Это шанс.

- Ну, и последнее. Я просто тебе приказываю, любимая! Приказываю выжить! И дождаться меня. На сколько еще хватит энергии? Когда остановится двигатель?

- Примерно через два часа.

- Тогда давай просто помолчим, чтобы меньше расходовать кислорода. Мы ведь умеем молчать…

Мы молчали, глядя в глаза друг другу, и держась за руки. Потом двигатели отключились, и наступила звенящая, мертвая тишина. Тишина, когда в скафандре слышно собственное дыхание и биение сердца. Через некоторое время я почувствовал, что становится труднее дышать.

- Ну, Катюша, пора. Я начну с тебя, ты заснешь. А потом займусь собой. – Она доверчиво кивнула. – Прощай на всякий случай, любимая! Или – до встречи.

- До встречи, Вадик! – и она улыбнулась, сжав мою руку. – Жаль, что нельзя поцеловать тебя…

Я погрузил Кунью в сон, заставив всю кровь в ее теле отдавать кислород мозгу, а потом откинулся в кресле и закрыл глаза. Я лгал ей – я не мог сам на себя воздействовать силой своего целительства. Оставалось надеяться только на биоблокаду. В конце концов, сколько времени осталось? Часа полтора-два… Пустяки. Я дождусь. Выживу!

Стараясь дышать медленно и глубоко, я лежал с закрытыми глазами, пытаясь уснуть, но в условиях начинающегося удушья это было невозможно. В глазах плыли цветные круги, в ушах шумело. Я попытался в последний раз сжать руку Куньи, но моя рука не слушалась, я ничего не чувствовал. Наконец, незаметно даже для себя, я потерял сознание.

* * *

Открыв глаза, я рассмотрел над собой белый потолок, и удивился – сколько можно?! Это происходит уже в третий раз! И тотчас вспомнил все. С трудом повернув голову, я увидел Кунью. Она сидела рядом с кроватью в глубоком кресле, откинувшись на спинку, и спала, глаза ее были закрыты, на лице – выражение покоя. Я снова положил голову на подушку и попытался обдумать ситуацию. Где мы? На базе? Тогда почему я не в медкапсуле? Помещение, в котором я лежал, походило на обычную палату медблока, но я не мог с уверенностью сказать, что нахожусь там.

Я попробовал поднять руку, и, хотя с трудом, мне это удалось. Потянувшись к Кунье, я положил руку на ее плечо. Мгновенно, как всегда, она открыла глаза и посмотрела на меня. На ее лице появилось выражение такого восторга, что я, улыбнувшись, приложил палец к губам. Кунья нагнулась ко мне, и уже через миг наши губы встретились. Поцелуй длился долго, и когда, наконец, он прервался, я снова приложил палец к губам и сказал:

- Т-с-с! – я хотел сначала уяснить для себя обстановку.

Кунья тотчас пересела на кровать и обхватила меня руками.

- Вадик! Любимый! Я уже не надеялась…

- Катюшка! Милая моя Катюшка!

Мы снова обнялись и поцеловались.

- Ну, а теперь рассказывай! Где я? Сколько времени прошло?

- Мы на базе. Прошло два месяца. Ты был в коме.

- Два месяца! Что случилось? Давай с самого начала.

- Когда я очнулась в катере, не нашем, а «Муха-3», я прежде всего почувствовала, что можно дышать. Я ощущала удушье даже во сне! Они вытащили нас и подключили кислород. Ты лежал рядом, но не двигался. С ними была Тамара, она возилась с тобой. Потом сняли с нас скафандры. Тамара пыталась привести тебя в чувство, я тоже звала тебя, но ты не слышал. Тамара сказала, что запустила твое сердце и дыхание, ни того ни другого не было. Никто не знал, сколько времени. Потом мы взлетели, и через три часа уже были на базе.

- А астероид?

- Астероид прошел мимо планеты, на расстоянии примерно пятьдесят тысяч километров. У нас получилось!

- А метеорный рой?

- Большую часть самых крупных метеоритов расстрелял катер «Муха-7», когда мы улетели, на нем был командиром Вася Круглов. Оставшиеся упали в океан. Конечно, это вызвало мощные волны, но никто не пострадал, только на островах смыло часть растительности. Кстати, «Тариэль» привели на буксире через три дня, все остались живы и здоровы. Они ужасно переживали, что не смогли долететь.

- А потом? Когда мы прилетели на базу?

- Тебя сразу осмотрели врачи. Они все были единодушны – ты мертв. Хотя Тамаре удалось запустить сердце и дыхание, мозг молчал. Энцефалограммы не было. Но я верила, что ты жив. Они поместили тебя в медкапсулу, дали повышенное давление кислорода. Тамара каждый день старалась тебя вернуть, она говорила, что ты ее учил. Тебя питали внутривенно, растворами. Я каждый день входила в капсулу и проводила рядом с тобой два часа.

Я улыбнулся:

- И что ты мне говорила? Наверное, всякие глупости?

Кунья покраснела:

- Да. Я уговаривала тебя вернуться. И еще много такого… Но изменений не было.

- А потом?

- А потом, вчера, когда я лежала в каюте и не могла уснуть, появился Он.

- Он?!

- Да. Ты знаешь, Кто.

- Знаю.

- Я бросилась перед Ним на пол…

- И что?

- Он меня поднял, усадил на кровать, и сказал: «Успокойся, Катюша. Вы оба готовы были умереть, чтобы спасти людей, и Вадим действительно умер. Его живое сердце держит его в этом теле. Он давно уже мог бы быть у Меня, в Моем мире. Но ты слишком привязана к нему, и не даешь ему уйти. Пусть будет так. Он будет жить. Вы не должны расставаться».

- Ну, и? Что дальше?

- А дальше я помню только, что я проснулась на кровати, и было уже утро. Думала, что это сон. Я вскочила и побежала в медблок. Что там творилось! Они все собрались возле капсулы. У тебя появилась энцефалограмма! Я попросила, чтобы тебя перевели в палату, и осталась с тобой. А теперь ты очнулся. Скажи мне, Вадик, это действительно ты? Ты вернулся ко мне? Ты любишь меня по-прежнему?

* * *

Я откинулся на подушку, потрясенный ее рассказом. Два месяца!

- Да, Катюша. Это я. Я все помню, и люблю тебя.

- Как же так получилось, что ты умер? Ведь я выжила!

- Прости. Я тебя обманул. Я не могу сам управлять своим организмом, а биоблокады оказалось недостаточно. Ты простишь меня?

- Я уже простила! Ведь ты сделал это ради меня, да? Я догадывалась…

- Да. Я хотел, чтобы ты жила. Увидела детей. Чтобы мы встретились.

- Я понимаю. И что же будет теперь?

- Ничего. Мы будем жить дальше. Помоги мне встать!

Кунья обхватила меня за плечи, и я сел на кровати. Голова закружилась, и несколько минут я сидел, обнимая ее. Стены перестали вращаться, я с трудом встал, и, шатаясь, сделал несколько шагов. Кунья поддерживала меня, и я вернулся на кровать, а потом она помогла мне надеть шорты и рубашку. Некоторое время мы сидели, обнявшись.

- Я никак не могу поверить в такое счастье! Ты вернулся…

- Да, Катюша. Но я ничего не помню после того, как потерял сознание в катере. А потом очнулся и увидел тебя. А что сейчас происходит на Гее? Эти два месяца…

- Андрей прилетел через день после пролета астероида, он все знает. Он приходил в медблок, мы говорили. Он сказал, что обязан тебе еще больше, чем прежде, что благодарятебе экспедиция выжила. Ну, и меня благодарил тоже. Наши восстановили базы на островах. Андрей на «Альфе» снова ушел на внутренние планеты, а мне приказал оставаться рядом с тобой. Он верил, что ты выживешь!

- А о чем еще вы говорили?

- Знаешь, он рассказал… Тогда, в облаке Оорта… Когда погибла его жена… Он ее очень любил. Второй корабль оказался отрезанным от первого, на котором был он. Пылевое облако… И его жена уговорила его не рисковать, не пытаться спасти их. Она ему запретила! Если бы не это, наверное, вся экспедиция погибла бы. А от них ничего не осталось. Только пыль. Они до последнего были на связи. Они знали, что обречены…

- И что ты ему сказала?

- А что я могла сказать? Я сказала, что она была права. Лучше погибнуть кому-то, чем всем. Если все равно ничего нельзя сделать… И ради ее памяти он должен жить. И должен быть счастлив. Через полгода «Альфа» уходит к Земле. А мы?

- Мы полетим с ней. Мы свое дело сделали. Мы свободны.

- Но разве Он не мог Сам все сделать за нас? Отклонить астероид? Или уничтожить?

- Наверное, не мог. Не в том смысле… Это опять должен был быть выбор людей.

- Возможно. И мы выбор сделали, да?

- Да.

И потом мы снова ничего не говорили, а только сидели молча, держась за руки и глядя друг другу в глаза.

* * *

Через полчаса я встал и протянул Кунье руку:

- А знаешь, Катюша, я ужасно хочу есть! Пойдем в столовую.

- Я могу тебе принести. Но разве тебе можно? Ты не ел два месяца!

- Биоблокада. Ничего мне не сделается. И лучше давай-ка сходим потихоньку.

Когда мы покидали медблок, все собрались вокруг нас. Тамара бросилась мне на шею, и я едва устоял на ногах.

- Вадим, ты спас нас всех! Ты спас Стаса! И моего сына!

- Ну, не преувеличивай! Это Катя.

- Нет, это ты! Разве без твоего согласия она бы это сделала?

- А если бы не ты… Ты же прилетела на катере и запустила мне сердце. И потом старалась меня вернуть. У тебя правда получается то, о чем я говорил?

- Кажется, да. Немножко. Сердце я тебе запустила именно так. Просто захотела… А вчера появилась энцефалограмма. Я пыталась каждый день!

- Ну, вот, выходит, мы в расчете, - я улыбнулся.

Подошел Володя, и крепко пожал мне руку:

- Ты спас Женю. И нашего сына, ей скоро рожать…

Остальные стояли молча, но их взгляды были красноречивее слов. Мы пошли в столовую, расположенную недалеко. Когда мы уселись за столик, все, кто был в помещении, встали и собрались вокруг нас. Сначала они стояли молча, а потом раздались аплодисменты.

- Вадим! Катя! Вы спасли планету! Мы все вам обязаны!

Кунья покраснела, а я только улыбнулся:

- Ну, а как же могло быть иначе? Когда мы узнали, что на «Тариэле» авария, не могли же мы сидеть, сложа руки! Так что, товарищи, все нормально.

Кунья вскочила:

- Товарищи, ну дайте же человеку поесть! Два месяца…

- Да-да, конечно, ешь, Вадим! А тебе можно? – раздались голоса вокруг.

- Можно, можно, друзья, я ведь врач все-таки…

Я начал с куриного бульона с рисом, потом съел и курицу, из которого его сварили – на Гее стараниями Нины и других биологов, под охраной Искинов, уже успешно разводили кур, уток, овец и еще кое-какой скот. Потом я съел бифштекс с картошкой, винегрет, и закусил пирожными с чаем, но не наелся, а только отяжелел от еды, и Кунья повела меня в нашу каюту. Добравшись туда, я рухнул на койку и уснул раньше, чем Кунья успела расстелить простыню.

* * *

Проснувшись, я прежде всего почувствовал рядом Кунью. Она лежала, обнимая меня, уткнувшись своим прелестным носиком мне в подмышку, как обычно. На ней не было одежды, а я так и уснул в шортах и рубашке. Я погладил руку Куньи, лежащую на моей груди, и она тотчас проснулась.

- Любимый! Ты жив, ты снова со мной! – прошептала моя возлюбленная, целуя меня и обнимая. – Если ты еще не полностью восстановился…

- Я с тобой, милая моя Катюшка! И я себя чувствую вполне здоровым.

- Правда? Я так по тебе соскучилась!

- Я тоже. Хотя, правду сказать, для меня ведь прошло меньше суток. Мне было намного легче, чем тебе. Представляю, как ты измучилась без меня!

- Какие пустяки, Вадик! Я уже почти настроилась всю жизнь жить без тебя… Хотя и не знаю, как бы я выдержала. Ты запретил мне самой… Но, наверное, мне пришлось бы все время искать смерти. Если бы ты не вернулся ко мне…

- Постарался бы, конечно. Но не все от меня зависит.

- Да. И поэтому я счастлива. Я согласна была бы жить без тебя, терпеть, заниматься самыми рискованными делами, ожидая смерти… Только знать бы, что ты жив, что ты есть где-то и ждешь…

- Катюша, это все позади. И мы снова вместе. Я сейчас! – и я стал поспешно стаскивать с себя рубашку и шорты.

- Милый, а ты еще не слишком слаб? Ты уже совсем выздоровел? Я могу ждать хоть всю жизнь, если ты жив и рядом!

Я засмеялся:

- Катюшка, какая в этом надобность? Если я здесь и люблю тебя?

- А я… Да что говорить! Но, когда ты был в коме, и я обнимала твое тело в медкапсуле… Это было только тело! А мне нужен был ты, ты целиком! Я так мечтала, что ты обнимешь меня, поговоришь со мной…

Я бросился в душ, и уже через пять минут снова был рядом с Куньей, ласкал ее тело, шептал ей на ухо, как я ее люблю, и слышал в ответ, как она меня любит… Это было чудесно! И я искренне надеялся, что это – навсегда.

* * *

Мы слились воедино, Кунья стояла на коленях, я обнимал ее сзади, обхватывал руками ее грудь, гладил живот и бедра, изо всех сил прижимая к себе, и чувствовал ответные движения ее тела мне навстречу. Я сжимал ее крепкие упругие ягодицы, и думал о том, что вот эта женщина – моя, моя навсегда, вся целиком, без остатка, и ничто не сможет нас разлучить, даже смерть. Это было непередаваемое чувство, я никогда раньше не думал о Кунье так, как в этот миг. Она стонала от восторга страсти, и, наконец, все закончилось у нас вспышкой бешеной радости.

Потом мы опять лежали рядом и ласкали друг друга, и я видел следы своих рук на ее груди, а она прижималась ко мне и шептала:

- Милый, я хочу еще! Только не сдерживайся, я хочу чувствовать твои руки на своем теле, их силу, это так приятно!

- Прости, Катюшка, я, кажется, немного перестарался, у тебя синяки на груди. Тебе было больно?

- Это была такая чудесная боль! Такая счастливая! Я хочу еще!

И мы снова и снова целовались, обнимались, сжимая в объятиях друг друга, и снова стонали от страсти. Я покрывал грудь, живот и ноги Куньи поцелуями, она сжимала мое тело руками и бедрами, кусала меня за соски, садилась на меня верхом, а я целовал пальчики на ее ногах.

Наконец, когда, уставшие и счастливые, мы лежали рядом на кровати, держась за руки, и голова Куньи лежала на моем плече, она спросила:

- Милый, о чем ты думал сейчас, когда мы?.. Я чувствовала, это было что-то особенное!

- Да. Я думал, что ты – моя женщина, моя навсегда! А ты?

- Знаешь, почти то же самое. Я думала, какое это счастье – принадлежать тебе! Единственному мужчине. Делать для тебя все, что возможно…

И мы снова лежали рядом, обнявшись.

- Милый, когда я два месяца, каждый день, приходила к тебе в медкапсулу, и лежала рядом с тобой, и обнимала твое тело, я шептала тебе, как я хочу, чтобы ты пришел в себя, вернулся, чтобы мы опять могли быть вместе… Чтобы ты говорил со мной… И вот теперь, когда моя мечта исполнилась, и ты жив, ты рядом, когда мы снова можем говорить, у меня нет слов... Странно, правда?

- Бедная моя, милая Катюшенька! Любимая! Как ты настрадалась… Представляю, что тебе пришлось пережить. Это твоя заслуга, что мы снова вместе. Я никогда не смогу это забыть. Что мне сделать для тебя?

- Ничего, милый. Только будь рядом со мной, этого достаточно! Мне больше ничего не нужно от жизни…

* * *

На следующее утро мы встали пораньше, позавтракали, и пошли к ручью. Отойдя к самой границе периметра, мы разделись и вошли в воду. На середине ручья вода достигла пояса, мы обнимались и целовались, обливали друг друга водой, как дети, и, наконец, вылезли на берег. Здесь, лежа под ярким светом Альфы Эридана, мы обсыхали и загорали – Константин официально, по приказу Андрея, дал нам месяц отдыха.

Потом я обнял Кунью, она лежала на траве и улыбалась. Мы менялись местами, ласкали друг друга, а в паузах между объятиями и ласками лежали на траве и разговаривали.

- Знаешь, милый, я так тебя люблю, что могла бы умереть за тебя, не задумываясь!

- Катюша, ты уже умирала за меня когда-то. У Ойху в плену, помнишь? Ты думала обо мне, верила, что я жив, и все вынесла. Это куда больше, чем просто умереть!

- Но я тебе этим ничуть не помогла, когда ты лежал три дня без чувств, как мертвый.

- Как это – не помогла? Очень даже помогла! Каждый нуждается в том, чтобы в него верили.

- Может, ты и прав, любимый. Но я хотела бы чего-то большего. Например, как жена Адмета. Помнишь эту легенду?

- Да. Но я всегда возмущался, почему Адмет принял эту жертву? Я бы на его месте…

- Да, милый, я знаю, ты бы сам умер вместо меня. Но я думаю, что Адмету просто не оставили выбора.

- Как это, не оставили?! Он много дней искал того, кто согласится за него умереть.

- Ну, наверное, Алкеста просто поставила его перед фактом, иначе Адмет ни за что не пошел бы на это! А потом пришел Геракл…

- Может, и так. Знаешь, ты думаешь о людях лучше, чем они того заслуживают…

Наконец, надев шорты и рубашки, держась за руки, мы пошли к куполу базы. И тут на смартфон Куньи поступил вызов. Ответив, она некоторое время внимательно слушала, а потом сказала:

- Да, Костя, конечно! Я очень рада. Вадим? Ну, разумеется! Он тоже согласен!

Я вопросительно посмотрел на нее.

- Вадик, мы завтра летим на острова, с вулканологами! Ты согласен?

- Конечно, Катюша! С тобой – хоть куда!

* * *

За обедом Кунья объяснила мне суть этого задания.

- Понимаешь, остальные пилоты заняты, надо возить людей на временные базы, летать на разведку. А это – эксперимент. Мы повезем Джима и Бетти на вулканический остров, они должны проверить свои приборы – вызвать извержение вулкана и погасить его. Я была уверена, что ты согласишься – скучно ведь провести целый месяц без дела.

- Конечно, ты права, Катюша, мы полетим. Тем более, что этот эксперимент ведь, несомненно, поможет их работе по укрощению Йеллоустоуна на Земле, да?

- Да. Так что, по большому счету, мы поможем спасти Землю.

Вечером мы встретились с вулканологами. Джим и Бетти были в восторге от предстоящего полета, а тем более оттого, что летят с нами. Третьим в их группе был Курт Купер – американец немецкого происхождения, замкнутый молчаливый человек среднего роста, с живыми голубыми глазами, по отзывам Джима – прекрасный специалист.

Вечером мы с Куньей лежали в постели, отдыхая после любовных игр.

- Милый, - сказала Кунья. – Почему-то у меня плохое предчувствие. Что-то не сложится, я думаю.

- Что ты, Катюша! – отозвался я. – Все будет хорошо, ведь Джим уверен в успехе, да и Купер с этим согласен. Ну, в крайнем случае, придется дорабатывать аппаратуру. Но впереди еще полгода, они смогут.

- Да? Ладно, поживем – увидим! – и она, как всегда, уткнулась прелестным носиком в мою подмышку, обхватив меня руками.

Рано утром мы уже были у катера. Вулканологи грузили свою аппаратуру, довольно громоздкую, и прочие припасы – эксперимент должен был продлиться не один день. Наконец, все было готово, мы уселись в катер, Кунья ввела в Искин координаты острова, и катер взлетел. Наклон оси Геи был близок к земному, около тридцати градусов.

Катер шел в атмосфере, на высоте двадцати километров, на гиперзвуке в безоблачном небе. Быстро промелькнул континент Пангеи, сменившись ярко-голубой поверхностью океана, кое-где запятнанной буро-зелеными крапинками островов и архипелагов. Через три часа полета мы достигли нужного острова – он находился рядом с Южным полярным кругом, примерно на шестидесяти пяти градусах южной широты, и пошли на посадку. Остров был велик. На его побережье возвышалась гора высотой около трех километров, явно вулканического происхождения, это был конус потухшего вулкана. Безжизненный на первый взгляд берег был усыпан крупными и мелкими камнями, кое-где среди них прогладывали чахлые кустики и деревца, на пляж накатывались серые волны.

* * *

Кунья выбрала ровную площадку поближе к склону вулкана, на берегу залива, мы зависли на антиграве, а потом плавно опустились на песок. Все вышли на берег, чтобы размяться после полета, и подошли к воде. Дул резкий холодный ветер, бросая в лицо соленые брызги – на этом полушарии начиналась зима, да и широта была высокая, почти заполярье. Альфа Эридана сверкала низко над горизонтом. Джим поеживался в своей меховой куртке:

- Холодно. Ненавижу зиму!

Кунья подбежала к воде и пощупала ее рукой:

- Вадик, градусов десять, наверное. Искупаемся? Мы так давно не купались зимой!

- Вы что, с ума сошли? – удивился Купер.

- Нет, Курт! – засмеялась Кунья. – Мы с мужем очень любим зимние купания. А вы не хотите к нам присоединиться? – спросила она, уже сбрасывая одежду.

- Бр-р! – откликнулся Купер. – Даже смотреть на вас и то холодно…

Мы с Куньей быстро разделись и побежали к берегу. Холодный полярный ветер обжигал кожу, но благодаря биоблокаде тело скоро перестало ощущать мороз. Взявшись за руки, мы вошли в воду. Берег был крутой, и уже через несколько шагов Кунья поплыла, и я к ней присоединился, не чувствуя холода. Доплыв до скал, расположенных метрах в ста от берега, мы выбрались на камни и пошли вверх по склону. Зайдя за гранитный барьер, так что нас с берега не было видно, я обнял Кунью:

- Катюша, а давай мы… Помнишь, как это возбуждает зимой?

- Ладно, милый, только по-быстрому, а то на берегу будут беспокоиться.

Мы уселись на песок, лежавший между камнями, и обнялись.

- Не слишком жестко? – улыбнулся я. – Надо было захватить что-нибудь помягче, как ты думаешь?

- Нет, милый, в самый раз! – засмеялась Кунья, ложась на спину и притягивая меня к себе.

И правда, через несколько минут мы так увлеклись, что перестали чувствовать и жесткие камни, и холодный ветер. Постаравшись побыстрее покончить с любовными ласками, мы потом еще несколько минут посидели, обнявшись, на ледяном песке, ощущая, как всегда после секса в таких условиях, бодрость и эйфорию.

- Как хорошо, любимый, – сказала Кунья, - ужасно люблю секс на морозе! После этого такая бодрость, кажется, горы бы свернула! Что бы я делала, если бы ты умер?! Где еще мне найти такого партнера? – и она расхохоталась, вскакивая на ноги и протягивая мне руку.

- А, значит, только в этом все и дело? – пошутил я, вставая следом за ней.

Обнявшись, мы дошли до берега и поплыли обратно. Когда мы вернулись к нашим, Бетти подошла и погладила Кунью по груди:

- Да ты совсем теплая! Неужели ничуть не замерзла?!

- Нисколько. Дома мы зимой всегда плаваем и ныряем.

- А мне даже подумать страшно, чтобы в такой мороз просто раздеться, не то что залезть в воду!

- Разве это мороз? Мы с Вадиком плавали и в минус сорок! – она не стала добавлять, как мы тогда и сексом занимались прямо на льду, но я – то помнил, что мы вытворяли в Ку-Пио-Су зимой.

- Да, правду говорят у нас, что русские сродни белым медведям! – пробормотал Купер.

Тем временем мы оделись, и все вместе побежали к катеру. Забравшись внутрь, мы извлекли запасы продуктов, разогрели, и весело уселись за стол. Мы с Куньей, как обычно после такого экстрима, ели за четверых. В меню у нас были мясо, картошка, копченое сало с хлебом, рыба жареная и копченая, куриные яйца, сваренные вкрутую – в полном соответствии с зимним сезоном. Только Джим по-прежнему придерживался своей вегетарианской диеты, но и он налегал на сладости.

* * *

Плотно пообедав, мы занялись выгрузкой приборов и материалов. У подножья вулкана нашлась довольно большая пещера с ровным сухим полом, и мы заносили оборудование туда, перемещая его с помощью гравиплатформ. У дальней стены установили переносной термоядерный реактор и подключили к нему освещение и обогревательные приборы, вдоль стен расставили койки, оборудование и столы. В пещере сразу стало тепло и уютно. Основную установку с геовибратором предстояло смонтировать у стены, погрузив излучатель вибратора в породу. Этим мы и планировали заняться завтра.

Поужинав, мы разошлись по койкам. Купер, чтобы не мешать нам, поставил свою койку у противоположной стены, а мы с Куньей и Джим с Бетти расположились недалеко друг от друга, ничуть не стесняясь. И правда, ночью мы занимались сексом с Куньей, не обращая внимания на то, что делают наши друзья, а потом уснули, обнявшись. Любопытно, что Джим и Бетти тоже лежали в обнимку, почти как я с Куньей, это мы обнаружили утром, проснувшись, когда они еще спали, и приступив к приготовлению завтрака.

До обеда мы выгрузили из катера электробур, и, проделав в скалах большой колодец, установили туда излучатель геовибратора и залили его быстросхватывающимся бетоном, чтобы уже завтра можно было приступить к эксперименту, а сами в полном составе после обеда начали восхождение на вершину вулкана. Подъем был удобным, мы пользовались гравиплатформами, так что уже через час были на верхней точке конуса. Стоя на краю кратера, мы заглянули внутрь.

Почти отвесная каменная стена уходила вниз более чем на три километра, опускаясь ниже уровня океана. На дне колоссального провала курился дымок, поднимался желтоватый пар, не достигая, впрочем, даже половины глубины воронки. Это говорило о том, что вулкан, хотя и спящий, все же относился к числу действующих, что Джима очень порадовало, так как полностью отвечало условиям эксперимента. Оставалось выбрать место для установки дополнительных датчиков и камер наблюдения. Нас выручил Купер, он с помощью бинокля нашел подходящую нишу на противоположной стенке кратера, всего в тридцати метрах ниже его края, что позволяло при необходимости спуститься туда по веревочной лестнице.

Мы доставили в нишу оборудование, которое у нас было с собой, с помощью гравиплатформы, установили его, а потом все вместе вернулись в пещеру. Поужинав, улеглись спать, решив завтра же с утра приступить к эксперименту.

* * *

Утром мы с Куньей опять встали пораньше и приготовили завтрак. Потом Курт и Джим отправились на верхушку конуса, где Джим должен был остаться для наблюдения, а Курт – вернуться, и вместе с Бетти начать эксперимент. Мы с Куньей оставались пока не при делах, и решили снова искупаться.

Подойдя к берегу залива, мы сбросили одежду и вошли в воду. Сыпал небольшой снежок, но было безветренно, температура около нуля. Мы быстро доплыли до скал и снова, как накануне, занялись сексом на песке за скалами. На этот раз мы не были ограничены временем и не спешили, и оттого эйфория была еще заметнее. Потом мы спустились к морю за островком, и начали плавать и нырять в ледяной воде, обнимаясь и целуясь под водой. Наконец, обогнув скалистый островок, мы поплыли к берегу.

Обсохнув и одевшись на берегу, мы подошли к катеру, Кунья осталась забрать кое-какие припасы для обеда, а я не спеша направился к пещере. Войдя, я увидел в глубине ее две фигуры – Курт уже вернулся и стоял у стола с аппаратурой, Бетти сидела к нему спиной и внимательно смотрела на экран компьютера перед собой. Они тихо разговаривали. Я был от них на расстоянии более десяти метров и не слышал, о чем они говорят, когда вдруг разговор, как мне показалось, внезапно обострился, мне послышалось, что Бетти воскликнула по-английски «Никогда!», и вскочила на ноги. Курт отпрыгнул от стола на несколько шагов, в руке его вдруг появился бластер, Бетти негромко ахнула и повалилась на пол лицом вниз.

Не поняв вначале, что произошло, я бросился вперед, и, услышав шум, Купер обернулся и вскинул руку с оружием:

- Стоять!

Я замер на месте, поняв, наконец, что дело плохо. Рука сама метнулась к поясу, но бластера там не было, мы с Куньей не захватили с собой оружие. Первая моя мысль была о Кунье – она, ничего не подозревая, войдет в пещеру, и…

- Что вы делаете, Курт?! – нарочито громко воскликнул я, включая висящий на поясе смартфон на запись.

- Молчать, русский! – ответил он, поднимая бластер. – Я делаю то, что должен!

- Зачем? В чем дело?

- А, ты не знаешь? Ну, я скажу тебе, - ответил он, делая пару шагов вперед. –  Слишком много интересов сплелось вокруг Йеллоустоуна на Земле. Те, кто финансирует эту работу, хотят, чтобы извержения не было. Но у них есть и конкуренты, которым  нужно совсем другое. Смитам заплатили, чтобы они нашли способ предотвратить извержение, и я вижу, что это вполне реально – этот черный ублюдок нашел способ! А я с чем останусь? Это я должен был занять место профессора, а не грязный ниггер! Поэтому я на другой стороне. Вы все останетесь тут! – его лицо исказила гримаса, и я понял, что сейчас он выстрелит.

* * *

- И что же вы собираетесь сделать? – спросил я, просто чтобы потянуть время.

- Что? Очень просто! Извержение состоится, и вы все тут сгорите, а я улечу. И скажу, что спасся один, а ваш эксперимент провалился. Это мне и надо! Не зря же мне платят такие деньги…

- Кстати, сколько, Курт? Может, просто поделитесь с нами? И проблема решится без кровопролития.

- Ну, нет! Мне не нужны свидетели!

- А что вы сделали с Бетти? Она ранена? Могу я оказать ей помощь, пока не поздно?

- Поздно. Она мертва. А сейчас и ты будешь лежать рядом с ней! – и он поднял ствол бластера.

Между нами было почти десять метров, и, как бы ни хотелось, я не мог предотвратить выстрел. Мне оставалось только стоять и ждать, сжав кулаки, а в голове неотвязно вертелась мысль: «Вот это как раз то, ради чего мы здесь! Не пустяковая смерть нескольких сот человек в экспедиции, а гибель всей Земли». Ствол бластера смотрел мне прямо в глаза. Интересно, что я почувствую в момент выстрела, если Купер не промахнется? А Кунья? Она тоже погибнет?

- А как же Джим? – снова спросил я.

Купер фыркнул:

- За него не беспокойся. Он сидит в кратере, в той нише. И сгорит, когда я запущу вулкан. Веревочную лестницу я, конечно, убрал. Ну, ладно, хватит разговоров. Прощай, Вадим! Приятно было познакомиться.

- Погоди, Купер! Последний вопрос. Скажи, сколько же тебе заплатили?

Курт рассмеялся:

- О, любопытство! Ну, так чтобы ты знал – миллиард! Мне заплатили миллиард долларов. Они уже на моем счету. Но я согласился не из-за денег, а потому, что этот черный занял мое законное место. – И он нажал на спуск.

Я очень внимательно следил за его пальцем, и в тот же самый миг дернул головой в сторону, уходя с линии огня. Луч скользнул мимо, опалив волосы. И тотчас же произошло то, чего я совсем не ожидал – появившись у меня из-за спины, Кунья бросилась к Куперу. На мгновение он отвлекся, и ствол бластера качнулся в ее сторону, луч встретил ее тело в прыжке. Я видел, как отлетела ее левая рука, а из груди брызнула кровь, но остановить ее это не смогло – нога ударила руку Купера, и бластер улетел, вращаясь, к стене пещеры.

Дикая ярость захлестнула меня. Я стиснул кулаки, бросаясь вперед, и вдруг моя правая рука ощутила рукоять метательного ножа. Мгновенно проснулся инстинкт охотника и воина – без замаха, снизу, я швырнул нож, и он вонзился Куперу в солнечное сплетение. Удивленно хрюкнув, тот сложился пополам и боком завалился на пол.

* * *

Не теряя ни секунды, я бросился к Кунье, и, упав на колени, перевернул ее на спину. Ее левая рука была отсечена на середине плеча, а обрубок левой груди выглядывал в прореху рубашки. Текла кровь, но она, повернув ко мне побледневшее лицо, довольно спокойно сказала:

- Милый, я в порядке. Помоги Бетти, иначе ей конец!

Я не мог не признать, что она права – благодаря биоблокаде кровотечение через несколько секунд прекратится, я еще успею помочь Кунье. А что с Бетти? Купер так уверенно заявил, что она мертва…

Подскочив к ее телу, я перевернул его и заглянул в открытые глаза, одновременно включая «медицинское зрение». Луч бластера прошел через сердце, которое тепловым ударом буквально разорвало на куски. Восстановить! Убрать кровь из перикарда и левого легкого! Восполнить кровопотерю на сто процентов!

Тотчас глаза Бетти моргнули, и она взглянула на меня:

- Вадим, Купер!!! Это враг! Его надо остановить!

- Спокойно! Купера больше нет. Полежи немного. – И я снова подбежал к Кунье. – Милая, как ты?

- Нормально, Вадик. – Она говорила уже совсем обычным голосом, кровотечение прекратилось, и она сидела, опираясь о пол правой рукой. – Теперь давай к Джиму, а то как бы он не сорвался с обрыва, пытаясь выбраться из кратера. А я подожду, не впервой, - и она даже слегка улыбнулась.

Конечно, она снова была права, и пришлось подчиниться.

- Катюша, я быстро! – воскликнул я, выбегая из пещеры.

Я подбежал к гравиплатформе, стоявшей рядом, и вскочил на нее. И тут меня, хотя и с запозданием, озарила мысль: откуда взялся у меня в руке метательный нож? Значит, мои способности вернулись? Проверим! Я пожелал очутиться вместе с платформой на вершине горы, над нишей, и тотчас оказался там.

Упав грудью на край обрыва, я заглянул в пропасть. Джим, действительно, полз вверх по отвесной стене, он преодолел уже треть расстояния до края кратера. Я не решился окликнуть его – от неожиданности он мог сорваться, а пожелал очутиться вместе с платформой рядом с ним, и, схватив за рубашку, перетащил к себе, на платформу, одновременно сказав, по возможности спокойным голосом:

- Джим, это я. Все в порядке, летим домой.

Джим только охнул, уцепившись за меня изо всех сил, и сел на платформу, тяжело дыша.

- Вадим, как ты меня напугал! Полетели скорее, иначе Купер натворит такого! Он бросил меня здесь.

- Не натворит. Помолчи, и держись покрепче.

* * *

Платформа взмыла к краю кратера, а я мысленно ускорял ее полет так, что ветер свистел в ушах. Через десять минут мы уже были у пещеры, и, спрыгнув на землю, вбежали внутрь.

Кунья сидела у стены, Бетти обнимала ее за плечи, труп Купера валялся там, где его настигла смерть. Джим остановился, ошеломленный:

- Что тут произошло?!

- Не спеши, скоро все узнаешь.

Бетти вскочила, и, бросившись к мужу, обняла его. Припав к его груди, она, наконец, зарыдала, а я подсел к Кунье и сказал:

- Ты молодчина, я успел в самый последний момент, он уже взбирался по стене. Еще чуть-чуть, и мог бы сорваться.

- Я так и знала, что он не будет сидеть там и ждать. А что теперь?

- Теперь, милая, пока Бетти и Джим еще не пришли в себя, я займусь твоей рукой. Тебе очень больно?

Кунья потянулась обнять меня, но смогла это сделать только правой рукой, обрубок левой лишь дернулся, и она смущенно засмеялась:

- Вот видишь, я теперь – инвалид, хотя еще не привыкла! Мне совсем не больно, только ужасно чешется левая рука… Которой нет… Но это ведь не надолго?

- Конечно, Катюша. Сейчас я это поправлю. Хочешь пока поспать?

- Нет, милый, я хочу тебя видеть! А если даже будет больно – потерплю. Ты же знаешь, я терпеливая…

- Ладно. Тогда начнем.

Сняв с нее обрывки рубашки, я закрыл глаза, обнял Кунью, и занялся восстановлением ее тела. Это оказалось не так легко, но я очень старался – восстановил ее руку и левую грудь и восполнил кровопотерю на сто процентов. Когда я закончил, и, несмотря на усталость, шатаясь, поднялся на ноги, то увидел, что Джим и Бетти смотрят на нас во все глаза. Я улыбнулся:

- Ну-ну, друзья, не надо так удивляться, я же психохирург, и не какой-нибудь, а уникальный! Только вот устал, как собака… Лучше покормите-ка нас, думаю, что и Катюша не откажется.

- Я-то точно не откажусь, - откликнулась Кунья, помогая мне добраться до стола. – Джим, там возле входа лежит сумка с продуктами, я их захватила с катера. Несите их сюда! А потом мы вам все расскажем.

Но прежде всего Смиты оттащили труп Купера к стене, а потом уже отправились за сумкой.

* * *

Когда Джим и Бетти вывалили на стол кучу еды, разогрели кое-что, и мы все приступили к обеду, Кунья, усиленно жуя, начала рассказ:

- Когда мы вернулись после купания, Вадик пошел в пещеру, а я заскочила на катер и собрала кое-что к столу. А вернувшись, застала Вадима и Купера за интересной беседой. Я спряталась за выступом скалы, и все слышала, правда, не с самого начала. Мне очень хотелось броситься на Купера, но я выжидала, была уверена, что от первого выстрела Вадим уклонится, ведь оружия у нас с собой не было. Так и случилось: Купер выстрелил, Вадим увернулся, а я бросилась вперед.

- Милая, а если бы он прицелился в тебя получше?

- В конце концов, это не так уж важно. Если бы Купер меня убил, Вадик все равно получил бы несколько секунд форы. Главное для меня было – спасти его. – Она сказала это очень просто, искоса бросив на меня лукавый взгляд. – Но все получилось наилучшим образом, а руку он мне уже починил, как видите. – Она вытянула левую руку вперед, несколько раз сжав и разжав кулак. – Я ведь в курсе, какой он специалист!

- Катюша, я, конечно, тебе обязан жизнью, но я тебя слишком хорошо знаю, и ничего другого не ожидал. Я потом тебе скажу все, что думаю, ладно? Очень удачно, что ты успела как раз вовремя.

Джим и Бетти смотрели на нас во все глаза, а мы усиленно жевали и глотали куски мяса, заедая их картошкой и хлебом с салом и яйцами. Бетти спросила:

- Вадим, а меня сильно ранил Купер? Я, конечно, догадываюсь, что ты со мной тоже поработал…

- Честно?

- Честно!

- Тогда не очень широко раскрывай рот. Он тебя убил. Его выстрел попал точно в сердце, пришлось тебе его восстановить. Ты же знаешь, что происходит, когда луч бластера попадает в сердце?

- Тепловой взрыв… И долго я была мертва? – спросила Бетти, рассматривая кровь, черное пятно и дыру на своей рубашке, и приложила ладонь к груди, побледнев – темная кожа на ее лице приобрела серый оттенок.

- Не больше пяти минут. Я как раз успел, это была клиническая смерть. А что я могу, вы уже видели.

Вопреки предупреждению, наши друзья раскрыли рты очень широко, глядя на меня, но я продолжал есть, как ни в чем не бывало, и они, так ничего и не сказав, тоже занялись едой.

- Ешь, Бетти, не отвлекайся, ты, наверное, очень голодна, – сказал я с полным ртом. – Это побочный эффект таких операций. – И она кивнула, наконец-то через силу улыбнувшись.

* * *

Пообедав и отдохнув (я даже немного поспал, вымотавшись после исцелений), мы приступили к обсуждению сложившейся ситуации. Джим сказал, что уже пробовал связаться с базой, но безуспешно – Купер вывел из строя радио, а смартфон в таких высоких широтах был недоступен для спутника. Я прокрутил сделанную мной запись, и все внимательно ее прослушали.

- Я догадываюсь, о какой фирме говорил Купер, - сказал Джим. – Конкуренты наших спонсоров. У них свои интересы на других континентах. Но они ошибаются – в случае взрыва Йеллоустоуна погибла бы вся планета или на долгое время стала непригодна для жизни людей. Купер оказался совсем не таким хорошим специалистом, как я думал. Он что, не понимал этого?

- Деньги, Джим. За деньги такой и родную мать продаст, есть у нас в стране поговорка. А главное, он считал себя несправедливо обиженным, и ненавидел тебя. Хорошо еще, что сразу тебя не убил там, наверху. Видимо, хотел, чтобы ты перед смертью помучился…

- Но что же нам делать? – спросила Бетти. – К эксперименту все готово, но связи нет. Надо лететь на базу…

- Погодите пока. Я схожу посмотреть, что с передатчиком.

- Да уж ничего хорошего, не работает модуль селектора. Запасных блоков у нас тут нет, а с этим Купер сделал неизвестно что. Его ведь не спросишь!

Я незаметно подмигнул Кунье:

- Катюша, а может, случайно завалялся где-то блок селектора?

Не понимая еще, что я собираюсь сделать, она, тем не менее, мне подыграла:

- Может и так, Вадик. Сходи, посмотри в ящике ЗИПа. А мы пока тут приберем.

Я побежал к катеру – ведь мои способности восстановились! Что мне стоит создать новый блок селектора или устранить любую неисправность? Вот над чем надо действительно подумать, так это что я скажу? И кому?

Забравшись в катер, я увидел, что сделал Купер. Он вытащил блок селектора из  стойки, а стойку установил на место, так что сразу неисправность не бросалась в глаза. Создав новый блок, я воткнул его в гнездо и включил радио. И тут же чуть не оглох от непрестанных вызовов:

- Муха-9, Муха-9, ответь Центральному! Муха-9, почему не отвечаешь? Что у вас? Высылаем к вам катер Муха-7, вылет через тридцать минут. Муха-9, Муха-9, ответь Центральному!..

Послушав эти отчаянные призывы несколько секунд, и чувствуя, как лицо невольно расплывается в улыбке, я, наконец, нажал тангенту микрофона и сказал:

- Центральный, на связи Муха-9. У нас все в порядке, была небольшая неисправность. Отмените вылет Мухи-7, неисправность устранена, все идет по плану. Прошу на связь Константина.

- Муха-9, вас понял! Отменяю вылет. Рад, что у вас все в порядке. Переключаю на смартфон Константина.

* * *

Я отключил ретранслятор сигнала на смартфоны своих друзей – пока незачем им знать, о чем мы будем говорить, и стал ждать. Спустя несколько секунд послышался знакомый голос:

- Вадим, это я, Константин. Что у вас случилось?

- Костя, переключи на закрытый канал и включи запись. У меня важная информация.

- Сделано! – почти тотчас откликнулся Константин. – Слушаю, говори.

Я в кратких словах рассказал, что у нас произошло, и сбросил ему звуковой файл записи разговора с Купером. Костя помолчал некоторое время, прослушивая запись:

- Вадим, ты правильно мыслишь – пока следует сохранять полную секретность. Я немедленно перешлю Андрею твой доклад, пусть он решает, как быть дальше. А вы что будете делать?

- Работаем по плану, к эксперименту все готово, послезавтра приступаем.

- А справитесь сами, без Купера? Может, прислать вам кого-нибудь?

- Разумеется, справимся. Не нужно никого посвящать в это дело, помимо тех, кто уже в курсе, а их я предупрежу.

- Ну, службу безопасности подключить придется… - вздохнул Костя. – Но ты прав, конечно. Работайте по плану и хорошенько проверьте аппаратуру – Купер мог еще что-нибудь повредить. Люди не сильно пострадали?

- Я же здесь. Уже восстановились, только отдохнем денек, чтобы все пришли в себя.

- Ладно, тебе на месте виднее, не спешите. Пока что объявляю вам всем благодарность от имени командования. Желаю успехов!

Я чуть было не ответил по старой привычке: «Служу Советскому Союзу!», но вовремя удержался, усмехнувшись про себя, и сказал только:

- Благодарю! Прошу связаться со мной, когда Андрей примет решение.

- Обязательно. Кстати, Купера пока не хоронить, защитите труп от разложения.

- Это без проблем, тут холодно, около нуля.

- Вот и отлично, действуйте. Конец связи.

- Конец связи.

Включив ретранслятор, я вылез из катера и направился к пещере, застав всех сидящими за столом, они вопросительно уставились на меня.

- Ну, связь ты наладил, мы уже слышали. А потом отключил ретранслятор. Почему? – спросил Джим.

- Пока что никто лишний ничего не должен знать. Сейчас вам расскажу то, что можно. Кстати, не поужинать ли нам пораньше? – спросил я. – День сегодня был не из легких… Собирайте на стол, а мы с Катюшей сходим на катер, принесем еще что-нибудь, - и мы вышли.

* * *

Пока мы с Куньей шли к катеру, обнявшись, я пошутил:

- Ну что, Катюшка, рука уже не чешется?

Она засмеялась:

- Нет, конечно, милый! А как ты восстановил радио?

- Катюша, тебе я могу сказать. Ко мне вернулись мои способности, я опять все могу! Вот только управлять временем пока не пробовал, но думаю, что и это возможно.

- Чудесно! А почему ты отключал ретранслятор? Закрытый канал?

- Да. Я говорил с Костей, он свяжется с Андреем, и они решат…

- Разумно. Тебе виднее, что должны знать остальные, а что – нет. А насчет способностей… Ты должен быть очень осторожен! Чтобы никто ни о чем не догадался.

- Да, я и сам знаю. Но имей в виду, что на крайний случай у нас есть шанс.

Забравшись в катер, мы собрали кое-какие продукты, а напоследок я с видом фокусника достал из-за спины бутылку вина и протянул Кунье:

- Держи, Катюшка, я думаю, что сегодняшнее счастливое спасение надо отметить.

Она присмотрелась и захлопала в ладоши, как ребенок:

- Мускат! Фиолетовый! Мое любимое! Но… Вдруг завтра лететь?

- Завтра мы отдыхаем, так что полетов не будет. – И я добавил к бутылке четыре хрустальные стопки, по сто грамм каждая.

Когда я и Кунья вернулись в пещеру, мы с Джимом оставили женщин накрывать на стол, а сами, завернув тело Купера в плотный пластик, отнесли его к выходу и уложили в маленькую нишу, где было холодно.

- А его не следовало бы похоронить? – спросил Джим.

- Нет. Мы пока сохраним его труп, это приказ.

- Понятно. Но как удачно, что у тебя оказался нож! Откуда?

- Да, знаешь, я здесь на всякий случай всегда ношу его с собой. Куда больше нам повезло, что Катюша бросилась меня спасать.

- Да, твоя жена – это феномен!

- А твоя Бетти, что, хуже?

- Она, конечно, тоже бы не задумалась отдать жизнь за меня… Но у нее нет таких боевых качеств. Она бы просто погибла.

- А ты сам, что, скалолаз? Ты ведь полез на стену кратера, чтобы помочь?

- Думаю, что я бы вскоре сорвался, я полз из последних сил. Но я никак не мог спокойно сидеть там и ждать смерти, когда вы все могли погибнуть. И Бетти прежде всего…

- Вот видишь! Мы все одинаковы.

* * *

Подойдя к столу, мы увидели расставленные тарелки с аккуратно нарезанным сыром и копченым мясом, только у Джима вместо мяса лежали ломтики фруктов и пирожные. В середине стола торжественно возвышалась бутылка вина, и стояли рюмки. И тут я сообразил, что штопора у нас нет. Не создавать же его при всех! И тогда я применил старый способ русских любителей выпивки, которые попадали в такое же затруднительное положение. Я взял с лабораторного стола большую отвертку и аккуратно вдавил пробку внутрь бутылки.

Женщины захлопали в ладоши, а Джим рассмеялся:

- Правду говорят русские: голь на выдумки хитра!

Когда все расселись, я разлил вино, встал и сказал чуть-чуть торжественно:

- Друзья! Нет крепче той дружбы, которая прошла через испытания. Я думаю, что мы все можем сказать это о себе. Сегодня мы с честью встретили врага и выстояли. Давайте выпьем за это! За боевую дружбу и за чудесное спасение! По нашему обычаю, за это пьют стоя.

Все встали. Вино оказалось выше всяких похвал – я знал, что выбрал. Потом мы основательно закусили, потом снова выпили за нашу экспедицию, за успех эксперимента и за укрощение Йеллоустоуна на Земле. Положив смартфон на стол, я включил на воспроизведение какой-то медленный танец, право, не знаю, какой. Мы встали из-за стола и пригласили дам. Конечно, я танцевал с Бетти, а Кунья – с Джимом.

Бетти спросила:

- Скажи, Вадим, а Купер правда убил меня?

- Правда.

- Как странно! Я ничего особенного не почувствовала. Только кольнуло в груди… И вот, я снова жива, и даже ничего такого не могу вспомнить. Как я тебе благодарна! Ты спас меня, и не только. Я думаю, что Джим был бы очень огорчен. Так сильно, что… Ну, ты понимаешь… Мы с ним давно решили: если один из нас умрет, другой последует за ним…

- Понимаю. Ведь он тоже рисковал жизнью, когда полез на стену кратера. Я это как раз очень даже понимаю. Наверное, мы с Катюшей тоже не стали бы жить друг без друга.

- И, однако, она тоже рискнула жизнью, чтобы спасти тебя!

- Именно поэтому… Мы всегда считали и считаем, что лучше умереть вместе, чем жить порознь.

Когда мы снова уселись за стол и разлили вино в последний раз, Джим встал и сказал:

- Я предлагаю выпить за Катюшу. Она не побоялась броситься на врага с голыми руками, рискуя жизнью, обезвредила его и спасла нас всех!

Кунья смутилась и покраснела, а мы опять выпили стоя.

* * *

Закончив ужин, мы направились к выходу из пещеры. Альфа Эридана уже села, но, как всегда в высоких широтах, стояли еще светлые сумерки. Мы все не спеша шли вдоль берега залива. Было тихо, безветренно. Волны, шипя, накатывались на прибрежный песок. Дойдя до конца мыса, мы уселись на камни, только Кунья сидела на песке, опираясь головой о мое колено, глядя в море, а я гладил ее светлые волосы. Некоторое время все молчали.

- Какой длинный, тяжелый день! – сказала, наконец, Кунья, перехватив мою руку и прижимая ее к своей щеке. – Но мы все живы, и жизнь продолжается.

- Да, любимая, но это только благодаря тебе!

- Ну, Вадик, не преувеличивай! Каждый из нас сделал, что мог. Кстати, Бетти, а что тебе сказал Купер перед тем, как выстрелил?

- Разве это так важно? Ну, ладно. Он сказал, что ненавидит Джима, его карьера окончена, а эксперимент провалился. И что он, Купер, займет место профессора. На что я ответила ему: «Никогда!». А потом… Я до сих пор удивляюсь, что было совсем не больно, я уже говорила. Только кольнуло в груди. А дальше я сразу увидела Вадима, он смотрел мне прямо в глаза. Я еще подумала – откуда он взялся?

- Бетти, это Катюша тотчас послала меня помочь тебе, выходит, и ты ей обязана жизнью! А потом она отправила меня на вершину посмотреть, как там Джим, и помочь ему. Я думаю, что она единственная из нас полностью сохранила самообладание и сразу правильно оценила обстановку.

- Ну, а как же иначе, милый? Пока я стояла незамеченная и слушала ваш разговор с Купером, я успела все продумать и подготовиться. Это – как в шахматах!

- Кстати, Катюша – замечательная шахматистка. Мне очень редко удавалось у нее выиграть.

- Вот как? – удивился Джим. – Я тоже играю, и, думаю, не так уж плохо.

Кунья оживилась:

- Сыграем, Джим?

- Давай! У тебя белые.

Кунья тотчас среагировала:

- е2-е4!

- е7-е5! – тотчас ответил Джим. Его не удивило ни то, что Кунья бросила ему вызов, ни ее мгновенная реакция.

Я едва успевал следить за развитием партии. Оба противника оценивали позицию и делали ходы молниеносно, разыгрывая классический открытый дебют. Видимо, силы были примерно равны, так как ни один игрок не мог получить решающее преимущество. Скоро Джим пожертвовал слона, Кунья – коня. Фигур и пешек на доске оставалось все меньше, и, наконец, после примерно сорока ходов, Кунья протянула Джиму руку:

- Ничья! – и тот ее пожал. – А ты сильный игрок!

- Как и ты. Вот уж не думал…

Я засмеялся:

- Катюша, наконец-то тебе попался достойный противник!

Она вздохнула:

- Вот еще одно умирающее искусство… Квантовый компьютер победить невозможно.

- Ну, так что же? – возразил я. – Бегун никогда не обгонит автомобиль, но это не отменяет соревнования по бегу. Художник никогда не превзойдет видеоснимок в быстроте и точности, и, тем не менее, Олег – в составе нашей экспедиции. Люди соревнуются с людьми, а не с техникой! Которую, кстати, создали тоже люди…

Джим засмеялся:

- Катя, тебе шах и мат!

- На этом поле Вадик гораздо сильнее, так что я сразу сдаюсь! – она потерлась о мою руку щекой, а потом поцеловала ладонь. – Ну что, какие планы у нас на завтра?

- Отдыхаем и приходим в себя. Джим и Бетти должны тщательно проверить всю аппаратуру, чтобы знать, не испортил ли Купер что-то еще. А послезавтра, если все в порядке, начинаем эксперимент. Джим, мы справимся без Купера?

- Конечно, Вадим! Я скажу, в чем нам потребуется ваша помощь…

* * *

На следующийдень мы все поднялись на рассвете, позавтракали, и Смиты сразу занялись своей аппаратурой, а мы с Куньей, как обычно, пошли к берегу. Раздевшись и войдя в воду, мы поплыли на скалистый островок, и, усевшись на наше место за скалами, занялись любовными играми, после чего просто лежали и отдыхали, наслаждаясь чувством эйфории и особой бодрящей свежести.

- Катюша, - спросил я. – А ты уже догадалась, что это было? Насчет Купера?

Она насторожилась:

- Ты о чем, милый?

- Да все очень просто. Мы здесь вовсе не ради спасения нескольких сот человек нашей экспедиции, это мелочь, о которой и говорить не стоит. Ну-ка, дальше давай сама!

Кунья на мгновение задумалась, и, внезапно сев на песке, негромко ахнула:

- Йеллоустоун! Мы спасли Землю от катастрофы!

- Еще нет, но первый шаг сделали. Сделали, благодаря тебе. И, если на моем счету около пятидесяти миллионов спасенных жизней, то на твоем Бог знает, сколько…

Кунья потрясенно молчала, глядя на меня, а потом нерешительно протянула:

- Ну… Так вот зачем мы здесь…

- Да, это так, Катюша… Он по мелочам не играет. И именно поэтому вернул меня к тебе, обратно. А ты думала?

- Мне это и в голову не приходило!

- Мне тоже. Я стал о чем-то таком догадываться во время разговора с Купером, а потом, когда обнаружил, что восстановились мои способности, уже не сомневался.

- Вот это да! А я-то надеялась, что все позади, мы улетим на Землю, вернемся в поселок, увидим детей…

- Улетим. Увидим. Но, боюсь, придется нам немного задержаться…

- Ну, зато теперь ты уже не станешь меня дразнить моим «гениальным умом». А вот ты… И как я сама не догадалась?!

- Не все коту масленица…

Приплыв обратно, мы оделись и пошли к катеру. Забравшись внутрь, Кунья запустила Искин на тестирование всех систем, чтобы узнать, не оставил ли Купер нам «наследство». Нельзя было полагаться на то, что он был так уж уверен в успехе своего покушения. Я, в свою очередь, тоже занялся просмотром, пользуясь своими способностями, и не зря.

После того, как Кунья закончила все тесты, я спросил:

- Катюша, нашла что-нибудь?

- Нет. Все чисто.

- А я вот нашел!

- Что?!

- Катер взорвется через час после взлета, если только не ввести специальный код в Искин. Программная закладка. Вот, смотри мнемосхему.

- Как ты узнал?!

- Мои способности восстановились, ты же знаешь. А это не добычу охотникам посылать или Ойху прирезать, тут ставки повыше.

- И что же нам делать?

- Да просто ввести код, конечно. Наверняка, Купер так и рассчитывал сделать, если бы победил.

* * *

Код возник у меня в памяти, как только я пожелал этого. Введя его в Искин, я убедился, что команда прошла, но предложил все же проверить катер в режиме автопилота.

- А если все же взорвется? – спросила Кунья.

- Ну, тогда нам ничего не останется, как сидеть тут и ждать помощи. Давай-ка я на всякий случай свяжусь с базой…

Я опять вызвал на связь Костю по закрытому каналу. Он сказал, что переслал мой доклад Андрею, а тот связался с Землей, и теперь ждет решения. На «Альфе» все благополучно, работают по плану. Я доложил о новой проблеме, и то, что мы хотим испытать катер на автопилоте. Костя одобрил эту мысль и сказал, что, если через два часа я не выйду на связь, он пошлет к нам на помощь другой катер.

- Через три часа, Костя. На всякий случай, мы сначала хотя бы выгрузим кое-какие запасы.

- Идет. Действуйте.

Кунья заложила в Искин программу полета по замкнутому маршруту длительностью полтора часа, а я тем временем вытащил на песок пару ящиков продуктов с НЗ, рассчитанные на неделю каждый, и воду. Мы вышли из катера и направились к пещере, катер взлетел, а мы проводили его глазами.

Придя в пещеру, мы рассказали нашим друзьям о неприятной новости, и о том, что мы рискуем остаться без транспорта. Джим только покачал головой:

- Вадим, вы нас снова спасли. А мы ничего не обнаружили, и я думаю, что в нашем оборудовании закладок нет – Купер не настолько его знал, чтобы залезть в программы Искина. К тому же, ему требовалась безупречная работа установки, чтобы вызвать полноценное извержение. Но все же…

- А давай-ка я тоже взгляну. Моя психохирургия чего-то да стоит… Ведь именно так я обнаружил проблему в катере.

Джим с сомнением покачал головой, но уступил мне место у пульта. Закрыв глаза и положив руки на клавиатуру, я пожелал просмотреть все оборудование на правильность функционирования. Тут уж пришлось использовать свои способности на всю катушку, хотя, конечно, другим об этом знать незачем… И я увидел. Хотя и не понял, что именно.

- Джим, вот это что за контур? – спросил я, вызывая на экран мнемосхему.

Он присмотрелся, сел за пульт и застучал по клавиатуре.

- Да, этого контура тут не было! Сейчас посмотрим…

Я скромно отошел в сторонку, к Кунье, мы присели на стулья и стали ждать. Не прошло и нескольких минут, как Джим обернулся к нам – на лбу у него выступили капельки пота, а лицо посерело:

- Вадим, как ты увидел?! Режим резонанса был бы блокирован на второй стадии. Извержение начнется, но остановить его мы бы не смогли…

- Это можно исправить?

- Нет проблем, раз я вижу. Но как он это сделал?

- Я думаю, что это вирус, внедренный в систему. Кто-то еще на Земле очень хорошо поработал, а тут Куперу оставалось только внести коррективы, чтобы получить доступ к режимам.

- Да, ты, наверное, прав. Сейчас я это уберу… Но, выходит, ты знаешь установку лучше меня?

- Нет, все гораздо проще. Я только увидел отклонения, патологию, это так же, как при восстановлении человеческого организма.

Джим снова застучал по клавиатуре, и минут через пять попросил:

- Посмотри еще раз, можешь?

Я опять закрыл глаза и сосредоточился:

- Теперь не вижу ничего такого… Вроде, все в норме.

* * *

Джим откинулся на спинку стула и вытер платком пот со лба:

- Вадим, это уникально! Если бы не ты…

- Ну, не преувеличивай! Просто Купер перестраховался трижды – с катером, с установкой, и лично, с бластером. Если бы не Катя, наверное, никого из нас уже бы не было в живых.

- А если бы не ты…

- Да, результат был бы тот же, только немного позже и мучительнее. Интересно, он тут, в экспедиции, был один? Как ты думаешь?

- Один. Точно. Больше никого не было из тех, кто работал по этой теме или имел доступ к установке.

- Хорошо, если так…

- Но все-таки… Как у тебя это получается?

Нужно было как-то выкручиваться, и я сказал почти правду:

- Знаешь, это у меня проявилось после того, как я провалялся в коме два месяца… Кроме людей, я стал видеть технику.

- А больше ничего?

Я засмеялся:

- Надеюсь, что нет. Только ты не говори никому, ладно? Я еще сам не знаю, что мне с этим делать.

- Буду молчать… А Бетти сказать можно? Она сейчас на вершине конуса, проверяет датчики и камеры наблюдения.

- Наверное, можно, мы все и так уже в этом по уши.

Мы с Куньей пошли на берег встречать катер – пока все было в норме, Искин докладывал, что лег на обратный курс и приближается к острову. Усевшись на камни, мы некоторое время молчали.

- Вадик, как ты когда-то сказал? Мы по уши в дерьме… Помнишь, после набега суаминтов?

- Да, Катюша. Но что мне было делать? Допустить срыв эксперимента? Чтобы Купер достиг своей цели? Кстати, что он планировал делать после нашей гибели? Ясно, запустить вулкан. Но через два часа прилетел бы другой катер. Тут есть варианты. Он мог бы восстановить связь. Между прочим, блок селектора он спрятал среди запчастей установки, в пещере. Только и всего. И я надеюсь, что Джим будет молчать.

- Я тоже надеюсь… А что будет потом, на Земле?

- Катюша, давай решать проблемы по мере их возникновения, ладно?

- Ладно. Тут, вроде бы, все узелки развязаны?

- Не уверен, посмотрим. Выше нос, милая! Мы бывали и не в таких переделках…

- Увы, ты не прав, и не нужно меня успокаивать, с тобой я и так ничего не боюсь и готова ко всему. Но это – самая сложная ситуация, в которую мы попадаем.

- Не могу не признать… Наверное, ты права. Но мы выкрутимся.

- А у Купера тут и вправду нет сообщников?

- Нет. Я просмотрел все, что мог – теперь не до того, чтобы обходиться без своих способностей, раз уж они вернулись. А вот на Земле…

- Вадик, давай будем решать проблемы по мере их возникновения, ладно? – Кунья рассмеялась, обнимая меня. – Катер заходит на посадку, все прошло нормально.

* * *

Вечером, в дальнем конце пещеры (Джим и Бетти на этот раз были от нас на гораздо большем расстоянии), после того, как мы долго ласкали друг друга, и, наконец, успокоившись, лежали рядом, отдыхая после секса, я спросил:

- Милая, неужели ты правда вчера собиралась умереть раньше меня?

- Вадик, я просто об этом не думала! У меня была совсем другая задача – спасти тебе жизнь. А если бы при этом я сама умерла, ну, так что же? Это совсем не страшно и не больно. Всего один миг, а не три дня, как в плену у Ойху…

- А что бы я тогда делал один, без тебя?

- То, что должен. А потом пришел бы ко мне. Я бы тебя ждала.

- Выходит, мы и правда две половинки, которые невозможно разделить?

- Выходит, так…

- Катюша, любимая, вот теперь мне по-настоящему страшно! Когда я думаю, что мог тебя потерять… А тогда я об этом не задумывался. У меня тоже была только одна задача – остановить Купера.

- А я ничего не боюсь, я уверена, что мы никогда не расстанемся! Мы – звездное эхо друг друга… Помнишь песню, которую ты пел?

- Но до меня только сейчас дошло… Что же это значит? Что я тебя не люблю?

Кунья рассмеялась, обнимая меня:

- Вадик, любимый, конечно, любишь! Но не так, как я.

- Как – не так? Меньше, чем ты? Хуже?

- Да нет, просто ты – мужчина. Ты еще не знаешь, как любит женщина.

- Как?! Я прожил уже сотню лет, и не знаю?

- Конечно, не знаешь! Ты, как все мужчины, любишь умом. Твой ум постоянно занят чем-то еще.

- А твой? Разве нет?

- Да, конечно, мой тоже. Но женщина любит сердцем… Ум этому не мешает.

- Катюша, но я очень хорошо чувствую, что ты меня любишь сильнее, лучше, глубже… Не знаю, как выразиться. Мне горько это сознавать.

- Ну, так что же? Меня это вполне устраивает! – и она снова рассмеялась, лаская меня.

- Но не устраивает меня! Я хочу полюбить по-настоящему, как ты.

- Не расстраивайся, Вадик, ты еще полюбишь! Какие твои годы? Пройдет всего сотня-другая лет… - и она, смеясь, уселась на меня верхом в очередной раз, обнимая, целуя и заставляя на время забыть обо всех сомнениях и неприятностях.

Когда все закончилось еще раз, и мы, счастливые, опять лежали рядом, я осторожно спросил:

- Катюша, а что ты думаешь о сексе? О том, что связывает наши тела?

Она мечтательно улыбнулась:

- Вадик, это сказочно! Только ради этого я могла бы за тебя умереть. Но не хочу! Я хочу наслаждаться этим всю жизнь, хоть сто лет, хоть тысячу… Я испытываю с тобой такое блаженство, что не передать словами… А ты?

- Да, я тоже. Но это ведь не любовь, это удовольствие. Такое же, как от вкусной еды, комфортного отдыха… Без любви это было бы одинаково с любой из женщин!

- Да, ты прав, это еще не любовь, но ее существенное дополнение. Без такого мужчины, как ты, мне было бы ужасно пусто и плохо. Как женщине. Но без этого мы еще могли бы прожить, правда? А вот без любви – нет! Когда я знаю, что есть ты, когда в любой момент, если мне скажут: «ты должна умереть, чтобы он остался жить» я отвечу – да! – вот без этого не обойтись. Не отвечай, я знаю, что у тебя это точно так же, только ты – мужчина, и этим все сказано… Тебе нужен анализ, а я чувствую. Давай лучше не анализировать эти чувства, а просто жить! Просто наслаждаться друг другом…

* * *

На следующий день, после завтрака, мы все собрались у лабораторных столов.

- Джим, я думаю, что план эксперимента у вас уже давно готов, поэтому остается только распределить роли.

- Да, Вадим. В общем, мы вполне можем обойтись и без вас с Катей, но будет лучше, если кто-то из вас займет место Купера. Мы планировали, что, когда начнется извержение, вы подниметесь на катере и будете снимать вулкан сверху, так и для вас было бы безопаснее… А теперь придется лететь на катере одному, а второму побыть с нами, на всякий случай, и помогать. Кто это будет?

- Я! – одновременно сказали мы с Куньей, посмотрели друг на друга и рассмеялись.

- Я думаю, что я пригожусь тут больше, - настойчиво сказал я. – Вы уже знаете, я могу видеть, что происходит в вашей установке, поэтому принесу тут больше пользы. А Катюша побудет наверху, на катере. Так и мне будет спокойнее.

- А мне? – спросила Кунья.

- Тебе тоже, Катюша. И ты же понимаешь, что это для пользы дела?

- Но ты тоже должен понимать, что я не смогу спокойно смотреть сверху, если что-то пойдет не так?

- Ты и не будешь, – возразил Джим. – Если что-то пойдет не так, твоей задачей будет наша экстренная эвакуация. Ты – лучший пилот из нас всех, поэтому сможешь нас вытащить.

- Но ведь ничего такого не должно произойти?

- Думаю, что ничего. Скорее всего, Катя, твоя помощь и не потребуется. Но иметь запасной вариант не помешает. Кроме того, вся информация на всякий случай будет идти на катер, и в случае повреждения оборудования в пещере у нас будет дубликат.

- Ну, пусть так, - согласилась Кунья. – Но ты помни, Вадик… Если с тобой что-то случится…

- Знаю, милая, - шепнул я ей на ухо. – Ты же веришь Уоми? Все будет хорошо!

Она улыбнулась и обняла меня.

- Ладно, Джим. Мы готовы выслушать ваши указания.

Когда все было расписано чуть ли не по минутам, Кунья, поцеловав меня, побежала к катеру, а мы, заняв места за столами с мониторами, стали ждать. Наконец, Кунья сказала по радио:

- Я над кратером. Датчики и видео включены. Прием информации идет.

* * *

Джим дал команду, и Искин подал энергию на виброизлучатель. Мы ничего не почувствовали, излучатель был направленным, да и частота вибраций – несколько сот герц. Волны были устремлены на огромный лакколит, лежащий на глубине в несколько километров под вулканом. Начался его разогрев, это показали датчики температуры, но главное было – настроиться в резонанс. Искин начал менять частоту и амплитуду волн, добиваясь нужного эффекта.

- Дно кратера разогревается, началось плавление породы, - доложила Кунья.

Я не удержался:

- Катюша, поосторожнее там, возможен взрыв! Следи внимательнее.

- Не волнуйся, Вадик, я всегда успею уйти.

Показания датчиков внезапно прыгнули вверх.

- Внимание! – скомандовал Джим. – Прорыв лакколита в кратер!

И тотчас Кунья доложила:

- В кратере лава. Уровень стремительно растет! Пятьсот метров… Тысяча…

Дальний от пещеры край кратера был ниже, поэтому мы были уверены, что извержение нас не затронет, Искин продолжал подбирать режим резонанса. Теперь мы чувствовали это: стены пещеры дрожали, напряжение скальной породы росло. Раздался грохот. Перекрывая этот шум, Кунья доложила:

- Произошел выброс вулканических бомб, я уклонилась. Скорость выброса небольшая, меньше звуковой, – и, специально для меня, добавила: - Не волнуйся, Вадик, катер в порядке, я тоже.

Я вздохнул свободнее. В мою задачу входил мониторинг режимов виброизлучателя и стен пещеры. Все было в норме – хотя трещины в стенах появились, но пока не опасные, пещере ничего не угрожало, но я все же с помощью моих способностей дополнительно укрепил стены и потолок.

- Внимание! – сказала Кунья. – Лава достигла края кратера, начался перелив через его дальний конец. Вижу это в инфракрасном и радио- диапазоне, в видимом спектре – сплошной дым и пламя.

- Перевожу установку во второй режим! – сказал Джим. – Будем тормозить.

Вибрация пола и стен еще более усилилась, но мы видели, что температура лавы начала падать. Если на максимуме она достигала почти полутора тысяч градусов, то сейчас – не больше тысячи двухсот, падение было медленным, тепловая инерция была очень велика. Температура воздуха в пещере достигала уже пятидесяти градусов, с нас градом катился пот.

- Внимание! – доложила Кунья. – Начинается разрушение ближней к пещере стенки кратера. Через трещины изливается лава. Скорость движения по склону пока невелика, расчетное время достижения пещеры – два часа.

* * *

Джим манипулировал режимами Искина, добиваясь максимально быстрого охлаждения лавы, но прорвавшийся лакколит укротить так быстро не получалось. Лава продолжала изливаться, хотя и медленнее. Кунья вывела на наш монитор то, что она видела с помощью оптики – по пологому склону довольно быстро продвигался вниз высокий, около пяти метров, фронт лавового потока, состоявший из больших и маленьких черных глыб, в трещины которого прорывались языки пламени, и все это шевелилось и двигалось, как живое. Это совсем не соответствовало моим представлениям об извержении – я думал, что увижу стену огненно-жидкой лавы, а тут была просто стена раскаленной породы, правда, быстро перемещающаяся по склону под действием какой-то чудовищной силы.

Джим продолжал манипулировать режимом виброизлучателя, температура в кратере была уже ниже тысячи градусов, зато в пещере приближалась к шестидесяти. Я давно включил вентиляторы на полную мощность, это помогало, хотя и слабо.

Наконец, Кунья доложила, что выброс лавы прекратился, хотя кратер по-прежнему был заполнен до краев. Теперь нужно было выжидать в подобранном режиме, чтобы давление внутри лакколита уменьшилось – виброизлучатель способствовал расширению его полости внутри пород батолитовой платформы.

Джим скомандовал:

- Катя, возвращайся. Теперь предстоит ожидание в течение нескольких часов, пока извержение полностью прекратится.

Кунья посадила катер на прежнее место и прибежала в пещеру:

- Ну и жара у вас тут! – воскликнул она, и, не задумываясь, стала сбрасывать одежду. Мы переглянулись и тотчас последовали ее примеру, тем более, что уже гуляли когда-то голыми на Земле, и это нас ничуть не смущало. – Джим, какие результаты?

- В общем, положительные, но для окончательных выводов необходимо дождаться завершения эксперимента, еще около суток, и изучить записи.

- А где мы будем жить эти сутки? Тут у вас дышать нечем. Давайте перенесем столы и койки поближе к выходу!

Мы приняли это предложение, и через час новый временный лагерь обосновался у входа в пещеру. Труп Купера пришлось вынести на воздух, так как и тут было около тридцати градусов.

- А то как бы наш друг не протух! – пошутила Кунья, ее соседство мертвого врага ничуть не смущало, в то время, как Джим и Бетти не могли скрыть отвращения.

Мы расположились за столом и плотно пообедали, причем я опять раздобыл бутылку вина, и мы выпили в честь успеха эксперимента, только вся компания за столом присутствовала в совершенно голом виде, что, впрочем, только способствовало нашему веселью. Джим подвел предварительные итоги эксперимента, а мы внимательно слушали.

- Вы только представьте, как бы это выглядело, если бы он делал в таком виде доклад на заседании ученого совета! – веселилась Бетти, и мы все хохотали.

После обеда мы убедились, что установка, продолжавшая работать на расширение и охлаждение лакколита, функционирует нормально, а потом мы с Куньей побежали купаться. Стало еще холоднее, наступала полярная зима, но нас это не смущало. К берегу скалистого островка прибило ветром несколько льдин, и мы, взобравшись на льдину и взявшись за руки, разбегались и несколько метров ехали по льду босиком, как на коньках. Кунья откровенно радовалась:

- Ну вот, Вадик, наконец-то мы здесь разобрались с этим вулканом! Как ты думаешь, в Йеллоустоуне все пройдет так же удачно?

- Джим считает, что да. Ведь там будет не один излучатель, а много.

- Ну да, если только ему никто не подложит свинью.

- А вот это, боюсь, уже будет наша с тобой задача.

- Ты что же, полагаешь, что нас пошлют в Америку?

- Не исключаю такой вариант.

Потом мы обнимались прямо на льду, вспоминая наш поселок, и я шептал ей на ухо: «Катюша, я люблю тебя!». Потом я таскал Кунью по льдине за ногу, а она, хохоча, отбивалась от меня другой ногой, потом, сцепившись в спарринг-схватке на краю льдины, мы в обнимку скатились в ледяную воду, и, наконец, веселые и счастливые, приплыли обратно на остров.

* * *

Ужин прошел весело, мы все были довольны результатами эксперимента, в пещере стало немного прохладнее, и мы решили, что завтра могли бы уже вылететь обратно на базу. После ужина я с Джимом вышел прогуляться на берег, и прямо спросил его, считает ли он вероятным, что на Земле противники его проекта будут продолжать попытки сделать то, что не удалось Куперу.

Джим надолго задумался.

- Я считаю, Вадим, что это не исключено. Противников у нас хватает. Вот если бы вы с Катюшей…

- Что?

- Если бы вы были рядом, мне было бы гораздо спокойнее. Но я не смею вас просить… Во-первых, это небезопасно для вас. Во-вторых, я вряд ли сумею пробить фонды на оплату двух дополнительных помощников, да еще и русских…

- Вот это последнее, Джим, оплата, как раз не имеет для нас никакого значения.

- А первое?

- Понимаешь, это все вообще не от меня зависит. Я пока не знаю даже, что решат на Земле относительно Купера. А ты что предложишь? Поднять шум, опубликовать его признание? Или замять всю эту историю, промолчать?

- Если мы обнародуем откровения Купера, мало что изменится – конкуренты поднимут мощную дезинформационную волну, и весь народ будет убежден, что это самореклама с нашей стороны, что мы сами не уверены в своей теории, и хотим таким образом прикрыть свои задницы, как говорят у нас… По мне, так вообще не следовало бы людям знать, как и почему погиб Купер и что он сделал, но я понятия не имею, что по этому поводу скажут русские.

- Подождем ответа с Земли, так, что ли?

- Да, наверное. За нашу лояльность можете не беспокоиться – я соглашусь с любым вашим решением и со своей стороны сделаю все, что смогу. С нами уже сыграли не по правилам, так что моя совесть будет чиста. Но в любом случае, я был бы счастлив видеть вас с Катей в Йеллоустоуне. Как это говорят у вас в России? Локоть друга…

- Джим, если так решит руководство, с нашей стороны я это обещаю.

- Вадим, у меня есть вопрос. Хотелось бы провести еще один эксперимент… Он был запланирован, и на нем особенно настаивал Купер. Его интересовал результат, и теперь я, кажется, понимаю, почему. Перед тем, как улететь, мы снова запустим вулкан, но уже не будем его останавливать. То есть спровоцируем извержение. Это будет интересная проверка нашего оборудования. А для Купера это была бы репетиция взрыва в Йеллоустоуне… Которого теперь не будет. Но программы для этого разработаны.

- Но тогда ведь все оборудование тоже будет уничтожено?

- Да, но это не важно, мы же все равно не собирались демонтировать его и вывозить на Землю. Записи будут сохранены, программы Искина с поправками на обучение во время эксперимента мы скопируем. Как отнесутся к этому ваши?

- Думаю, возражений не будет. Чем больше результатов, тем лучше, верно?

Мы вернулись в пещеру и решили, что завтра с утра я свяжусь с Костей и запрошу дальнейшие указания. В постели, лежа рядом с Куньей, я пересказал ей наш с Джимом разговор и спросил ее мнение о поездке в Йеллоустоун.

- Ну что ж, Вадик, я согласна. Кто сказал «А», должен сказать и «Б», так?

- Подождем решения с Земли, Катюша.

* * *

Наутро я связался с Костей по закрытому каналу.

- Вадим, против последнего запуска вулкана мы не возражаем, ведь он был запланирован. Что с того, что Купера больше нет? Посмотрим, в чем он хотел убедиться. А труп Купера уничтожьте, везти его на базу незачем.

- А что мы скажем людям про его гибель?

- Скажете, что он погиб при исполнении… Несчастный случай.

- А доказательства?

- При необходимости смоделируют на компьютере видео, хотя необходимости не вижу. Мог же он просто сорваться в кратер вулкана? Все продумано, а доказательств не потребуется. Безопасники в курсе. Когда вернетесь, я объясню. Только как отнесется к этому Джим?

- Постараюсь сегодня выяснить. Но, в общем, он уже сказал мне, что примет любое наше решение. Ему совсем не понравилось, как с ним поступили. Заодно и обдумаем ход последнего эксперимента. Но это потребует задержки вылета на день, а то и больше.

- Что же, вас никто не торопит. Свяжись со мной вечером по результатам разговора с Джимом.

Мы, как обычно, сплавали с Куньей на островок, уже довольно плотно окруженный льдинами, и, лежа на песке между скал, говорили о новом плане, разработанном руководством. Вернувшись в пещеру, я собрал всех вокруг стола.

- Друзья, – начал я. – Получены указания о наших дальнейших действиях.

И я кратко изложил то, что узнал.

- Я уже говорил, что соглашусь с любым решением, - сказал Джим. – Но нужно продумать, как все это организовать. Я думаю, что лучший вариант «гибели» Купера – это та ниша в стенке кратера, где он хотел похоронить меня. При подготовке оборудования он по неосторожности «сорвался» и погиб на дне кратера.

- Бетти, как ты к этому относишься?

- Я, как и Джим, полностью согласна с тем, что предложите вы. Разве мало того, что Купер меня убил, а ты вернул к жизни?

- А что насчет последнего эксперимента? Это не опасно?

- Думаю, что нет, - сказал Джим. – Будут интересные результаты. Мы снова разогреем лакколит, запустим вулкан и, возможно, вызовем взрыв, режимы будет нетрудно просчитать. Если даже не удастся взорвать таким образом весь остров, то вулкан, во всяком случае, мы разрушим. Пангея далеко, наши базы на островах тоже в другом полушарии, а цунами, даже если возникнет, никому не причинит особого вреда.

- Хорошо, вот и займитесь сегодня расчетами, а завтра приступим.

* * *

Вечером Костя дал добро, и наутро мы приступили. Все лишнее было загружено в катер, термоядерная установка переведена в защищенный режим, чтобы избежать взрыва при ее разрушении, а в Искин введена новая программа. Я на платформе отнес труп Купера и «уронил» его в кратер, а когда вернулся, и все было готово, Кунья взлетела. Мы запустили программу и стали ждать результата, данные в реальном времени уходили на Искин катера.

Примерно через полчаса последовала реакция – магма начала разогреваться, уровень ее в кратере повышался, весь остров трясся до основания. На этот раз никакого ограничения не было, температура в пещере быстро достигла шестидесяти градусов, все охлаждение было направлено на аппаратуру, и через час мы покинули пещеру.

Кунья приземлилась на берегу, мы загрузились в катер, и он взлетел. Кунья барражировала примерно в трех километрах над вершиной вулкана, мы все на всякий случай надели скафандры – не исключался вариант, что придется экстренно уходить через космос.

Магма достигла краев кратера и поползла вниз по склону. Температура в пещере по показаниям приборов приближалась к ста градусам, но Искин должен был работать не менее, чем до трехсот, а стены пещеры я предусмотрительно укрепил – она не разрушится, пока ее не зальет лава, или пока не произойдет взрыв. По склонам вулкана катились раскаленные камни, фронт лавового потока достиг уже середины конуса, весь остров был скрыт завесой дыма, а извержение все усиливалось.

Наконец, когда температура в пещере приблизилась к двумстам пятидесяти, наступила развязка. С оглушительным грохотом конус вулкана расселся пополам, над вершиной взлетел столб дыма и пара, а лава хлынула на побережье острова. Извержение стало неуправляемым, аппаратура прекратила работу, и Кунья начала стремительно набирать высоту, чтобы уйти от ударной волны. Несмотря на антигравы, нас вдавило в кресла, через несколько секунд небо почернело, засветились звезды, а внизу мы видели только бешено кипящую воронку на месте нашего острова.

Еще около часа катер кружил над местом взрыва, от острова почти ничего не осталось, но цунами, как и показывали предварительные расчеты, оказалось умеренным. Джим был полностью удовлетворен результатами, и Кунья взяла курс на базу.

- Ну вот, теперь мы своими глазами видели, что может случиться на Земле при взрыве в Йеллоустоуне, с той лишь разницей, что лакколит под ним мощнее в сотни раз. Все Скалистые Горы разнесет в пыль! От Соединенных Штатов практически ничего не останется, да и всей Земле мало не будет… - задумчиво сказала Кунья.

- Учтите еще, что там будет несколько десятков геовибраторов, и процесс ускорится многократно! – заметил Джим.

* * *

Когда мы приземлились на базе, к катеру подошел сотрудник безопасности и проводил всех к Косте. Войдя в его кабинет, мы увидели там начальника службы безопасности экспедиции Ивана Корнейчука. Костя сказал:

- Присаживайтесь, товарищи! Господа Смит, вы не против такого к вам обращения?

- Не против, Константин, мы ведь в одной команде. А Купер был в другой. Я уже говорил Вадиму, со мной сыграли бесчестно, и я сделаю все, что нужно, чтобы предотвратить такое в дальнейшем.

- Это единственная причина вашего отношения к проблеме? – спросил Иван.

- Нет. Я обеспокоен еще тем, что мы пытаемся предотвратить катастрофу, а на Земле нашлись силы, готовые этому помешать, и даже напротив…

- Вадим, расскажи, пожалуйста, как можно подробнее, что и как произошло, - сказал Костя.

Я рассказал, стараясь, чтобы эмоции не мешали беспристрастному и точному изложению событий, а Константин и Иван внимательно слушали. В нужных местах Джим, Бетти и Кунья дополняли мой рассказ.

- Меня интересует, - спросил Иван, - как выжила Катя, пока ты занимался спасением Бетти и Джима?

Это мы с Куньей уже обсуждали, предвидя возможность такого вопроса.

- Очень просто. Как только Купер был убит, я остановил у нее кровотечение, это не потребовало много времени, и занялся Бетти, а потом полетел за Джимом. Катя сама настояла на этом.

Кунья подтвердила:

- Да, я в тот момент могла и подождать, а вот Бетти и Джим ждать не могли. Вадим, как психохирург, не имеет себе равных, вы же в курсе!

- Да, мы знаем. Я, со своей стороны, изучал случай Круглова и считаю, что всем нам очень повезло с Вадимом в качестве начальника медицинского отдела экспедиции, - кивнул Иван. – Итак, каковы наши варианты гибели Купера?

 Джим высказал свои соображения, почему не следует предавать огласке истинные обстоятельства смерти Купера и изложил детали нашей версии. Костя и Иван согласились:

- Значит, для общественности Купер погиб просто по неосторожности, о чем мы все искренне сожалеем, да?

- Да, вы правильно поняли.

- Отлично, так и решим. Вы все, разумеется, подпишете показания, когда мы их соответствующим образом оформим?

- Конечно.

- У меня есть просьба к руководству, - сказал Джим. – Не могли бы вы поспособствовать, чтобы по окончании экспедиции Катю и Вадима направили к нам, в Йеллоустоун, где они помогли бы нам с организацией эксперимента? Их помощь здесь была неоценимой.

Костя и Иван переглянулись.

- Я думаю, что пока рано об этом говорить, - ответил Костя, - да и не нам это решать. Вы можете идти, товарищи, - кивнул он Джиму и Бетти, - и прошу вас, твердо держитесь нашей версии гибели Купера.

- Есть! – по-военному ответил Джим. – Я служил в морской пехоте, сэр, и знаю, что такое дисциплина. Кроме того, это в наших интересах.

* * *

Когда Джим и Бетти ушли, Костя задумался, выбивая пальцами руки дробь на столе:

- А вы что скажете на предложение Смита?

- Мы готовы, Константин, если руководство посчитает это нужным. Джим Смит считает возможность дальнейших диверсий вполне вероятной, а нам с Катей он, разумеется, доверяет на сто процентов.

- Ну ладно, я, конечно, доложу обо всем Андрею, а Иван – на Землю, по своим каналам, пусть там тоже пошевелят мозгами. Ведь спасение Земли – наша общая задача! Но вы же понимаете, что это может быть опасно?

- А если Йеллоустоун взорвется, это не опасно? – воскликнула Кунья.

- Да-да, конечно… Хорошо, вы с Вадимом пока отдыхайте, распоряжение Андрея о вашем отпуске остается в силе.

Мы с Куньей, попрощавшись, вышли.

- Ну вот, Вадик, похоже, мы сами напросились, - грустно сказала Кунья. – А я так мечтала вскоре увидеть детей…

- Не расстраивайся, Катюша, не надо забывать, что мои способности вернулись, и я в любой момент могу перенести нас с тобой в поселок, и на любое время.

- И стрела будет висеть в воздухе, пока мы не вернемся? – радостно воскликнула Кунья. – А сработает ли это на таком расстоянии? Сто сорок световых лет…

- Думаю, да. Ведь это вообще другой мир. Но лучше все же давай дождемся окончания экспедиции и возвращения на Землю.

Мы пообедали, пообщались с нашими коллегами, а потом нас поймал Олег и попросил ему позировать – он задумал нарисовать новую картину, а возможно, даже изваять скульптуру. Причин отказываться не было, и мы сразу направились в его студию. Там он поставил нас рядом, я приобнял Кунью, положив руку ей на плечи, и мы посмотрели друг на друга. Олег воскликнул:

- Вот так и стойте! – и стал молниеносно набрасывать что-то на экране. Не прошло и десяти минут, как эскиз был готов, и Олег с облегчением выпрямился:

- Ну, все. Остальное я потом доделаю.

Я и Кунья подошли посмотреть. На экране мы с женой смотрели друг на друга, причем в моих глазах читалась любовь, а в ее – искреннее восхищение. Да, это не фотография! Каким чудом Олег сумел уловить в наших взглядах то, о чем мы и сами едва догадывались, и уж точно не собирались это выражать перед художником? Я только покачал головой, а Кунья смотрела, приоткрыв в изумлении рот, и молчала, а потом задумчиво сказала Олегу, повторяя свои слова:

- Ты веришь в нас больше, чем мы сами…

После того, как с позированием было покончено, я рассказал Олегу, что на самом деле произошло с Купером, и поделился мыслями, что теперь нам, по-видимому, придется спасать Землю. Немного подумав, Олег уверенно сказал:

- Вы сможете! Ведь вы никогда не думаете о себе, а именно это и требуется. С такой любовью к людям, как у вас…

- Ладно-ладно, пока рано об этом говорить. – О том, что информация о гибели Купера совершенно секретна, я даже не упомянул, Олег и сам все прекрасно понимает.

* * *

Наш «отпуск» продолжился – мы купались в ручье по утрам, загорали, занимались любовью на берегу и несколько раз летали с группой биологов на острова, охотились с ними за животными, птицами и насекомыми, ловили рыбу в лагунах, словом, помогали, как могли, а заодно отдыхали.

Женя благополучно родила сына и кормила его грудью, дети появились еще у нескольких супружеских пар, все они были здоровы. «Альфа» заканчивала исследование внутренних планет и собиралась возвращаться на Гею, чтобы предоставить экипажу отдых перед отлетом на Землю.

Я продолжал заниматься с Тамарой, обучая ее приемам целительства, причем теперь уже использовал свои вернувшиеся способности, так что у нее все получалось. Она не знала, что это зависит от меня, и была в восторге. А я, кроме того, наделил ее возможностью передавать эти приемы другим и надеялся, что с нее начнется новый клан целителей на Земле-2.

Наконец, на орбите Геи появилась «Альфа». Оставив на борту дежурную смену в десять человек, все остальные спустились на планету. Надо было видеть, с каким наслаждением люди ступали по траве, как они купались в ручье и загорали под светом Альфы Эридана! Два года в космосе…

На второй день Андрей встретился со мной, Куньей и Смитами. Мы долго беседовали, Андрей хотел лично услышать обо всем. Он не сказал вслух ничего о поведении Куньи, но то, как он смотрел на нее, стоило любой похвалы. А Кунья, видя его взгляд, напоследок очень просто объяснила:

- У меня ведь, фактически, и не было выбора – или погибнуть всем, или спастись. Что же еще оставалось делать? Мне повезло…

Андрей молча кивнул, встал, пожал нам всем руки и направился к выходу. Когда за ним закрылась дверь, мы подошли к окну и увидели, как, когда он показался из купола, к нему подбежала девушка, младший навигатор, как и Кунья. Они взялись за руки и, о чем-то разговаривая, медленно направились к берегу ручья.

Мы с Куньей переглянулись и улыбнулись, глядя им вслед, а Смиты ничего не заметили – они в это время оживленно обсуждали по-английски, какова вероятность того, что начальство после возвращения на Землю отпустит нас с Куньей в Йеллоустоун.

- Ее зовут Таня… - сказала Кунья, обнимая меня.

* * *

Прошло еще несколько дней, мы с Куньей, вместе с другими пилотами, возили «отдыхающих» с «Альфы» на острова, те купались, загорали, охотились, ловили рыбу… Андрей с Таней несколько раз присоединялись к нам, но разговор о событиях на вулканическом острове больше не возобновлялся. Дежурная смена на корабле менялась несколько раз, чтобы все имели возможность развлечься и отдохнуть на Гее.

Наконец, дней через десять после прилета «Альфы», Андрей снова собрал нас и ознакомил с заключением комиссии по расследованию «несчастного случая», произошедшего с господином Купером во время эксперимента вулканологов. Мы прочитали протокол и охотно его подписали, все четверо, причем Джим посетовал, что мои с Куньей заслуги в деле спасения всех участников эксперимента, к сожалению, остаются «за кадром», и с этим, увы, ничего не поделаешь. Мы с женой скромно промолчали, а Андрей только улыбнулся в ответ на это замечание.

Спустя еще месяц была назначена дата отлета «Альфы» на Землю. Все желающие могли остаться на Гее и основать постоянную колонию. Таких набралось 125 человек, не считая их детей, уже родившихся тут. Оставались Володя с Женей и своим сыном, оставался Константин в качестве главы колонии. Олег и Нина, безусловно, улетали с нами – они скучали по своим детям и по друзьям в поселке, куда собирались вернуться при первой возможности. Стас и Тамара улетали тоже – Тамара мечтала основать новое направление в земной медицине, пользуясь своими обретенными возможностями, и учить других психохирургов.

Когда оставалось десять дней до вылета, Андрей объявил общее собрание. За полчаса до начала зал был полон, пришли все – и «аборигены», которые прожили на Гее почти два года, и экипаж «Альфы», и те, кто улетали на Землю, и те, кто оставался. Только на «Альфе» дежурила группа из десяти человек, но и они использовали видео с эффектом присутствия. Вся наша команда медиков сидела в первых рядах, а рядом со мной была Кунья.

Ровно в полдень появился Андрей. Он приветствовал всех присутствующих, сделал краткий доклад, в котором подвел итоги экспедиции, а потом случилось неожиданное.

- А сейчас я прошу пройти на сцену… - и Андрей начал перечислять фамилии участников экспедиции – их было несколько десятков.

Я вздрогнул, услышав наши с Куньей имена. Мы все, немножко помедлив, поднимались на возвышение и строились в ряд перед сидящими в зале. Здесь были многие и многие из наших знакомых, членов экспедиции – Олег и Нина, Стас, Константин, Вася Круглов… Были и Смиты – Джим и Бетти.

Наконец, список закончился. Встав перед строем, Андрей, обращаясь к залу, зачитал приказ о награждении всех, кого он вызвал, орденами и медалями СССР, тут были самые различные награды. Джим и Бетти получили ордена Дружбы Народов, Олег и Нина – ордена Знак Почета, Константин – Героя Коммунистического труда, Стас – орден Красной Звезды… Награждены были также многие из летавших на «Альфе». Но когда дошло до нас с Куньей, и Андрей объявил о присвоении нам звания Героев Советского Союза, зал взорвался аплодисментами. Через несколько секунд люди начали вставать с мест и продолжали хлопать стоя. Даже я был смущен такой реакцией, что уж говорить о Кунье! Мы стояли, сжимая в руках красные коробочки с нашими наградами, смотрели на людей в зале, видя перед собой сотни блестящих глаз, и не знали, куда деваться от смущения.

После того, как собрание закончилось, к нам с Куньей начали подходить знакомые, малознакомые и вовсе незнакомые люди, они нас поздравляли, обнимали, пожимали нам руки и благодарили, а мне подумалось о том, что вот это, общая благодарность, дороже любых наград.

* * *

Наконец, мы с Куньей направились в медблок, а с нами пошли Смиты и Олег с Ниной. Придя на место, мы расположились в одном из кабинетов, и некоторое время сидели молча. Потом я отошел в угол и извлек из шкафчика с приборами и инструментами бутылку русской водки и тарелку с солеными огурцами. Излишне говорить, что еще за секунду до этого там ничего не было, но моим друзьям незачем было об этом знать. Поставив на стол бутылку и разлив водку в шесть больших стопок, я сел, выложил наши с Куньей «звездочки» и сказал:

- Друзья, в СССР давно существует обычай – награды следует «обмывать». – И я погрузил свою «звездочку» в стопку с водкой. В мире Земли-2, в отличие от Земли-1, к медали «Золотая звезда» не прилагался Орден Ленина, в свое время сам Ленин об этом позаботился, да это и к лучшему.

Следом за мной такую же процедуру проделали все мои друзья, обмакнув в стопки свои ордена, а потом мы молча встали и выпили. Все мы были людьми с опытом, так что никто не поперхнулся, как будто мы это делали каждый день, после чего закусили солеными огурчиками.

- Ну, друзья, - сказал я, – конечно, я очень рад, что заслуги каждого из нас оценены. И тот, кто получил награды, знает, за что они получены, независимо от того, что указано в наградных листах, - и при этом со значением посмотрел на Джима и Бетти. – С чем вас всех поздравляю.

После этого мы еще немного посидели, поговорив о результатах экспедиции, о предстоящем отлете на Землю, о колонии на Гее и остающихся, потом Джим и Бетти попрощались и ушли к себе, а мы остались. Олег сидел и задумчиво катал пустую стопку в ладонях.

- Что же, мы скоро будем дома. А потом?

- Нам с Катей, думаю, предстоит еще путешествие в Йеллоустоун. А вы?

- Мы с Ниной мечтаем вернуться в поселок, увидеть детей…

- Думаю, что я смогу это вам организовать. А с нами не хочешь?

- Нет, Вадим. Время моих подвигов прошло… Я мечтаю только об одном – пожить спокойно с женой и детьми. Ты уж не обижайся, но без нас вы с Катюшей справитесь лучше. Ты же прекрасно понимаешь, что эти звездочки – это не только признание ваших заслуг, но и аванс на будущее.

- Еще ничего не решено…

- С вашей стороны, или наверху?

- С нашей – мы готовы.

- Ну, вот видишь! Слушай, а у тебя не найдется в шкафу еще одна бутылка? Сто лет не пил водку…

* * *

Десять дней, остававшихся до отлета, пролетели быстро. Наконец настал день прощания. Все остающиеся, сто двадцать пять человек, некоторые – с детьми на руках или в колясках, стояли полукругом вокруг транспортника, в который грузились улетающие. Мы, поднимаясь по эскалатору аппарели, оборачивались и махали руками на прощание, а колонисты, стоявшие на земле, махали нам. Наконец транспортник поднял аппарель и взлетел на антигравах. Чтобы перевезти всех улетающих, нужно было сделать с десяток рейсов. Олег летел с последним рейсом, он сидел на траве и набрасывал сцену прощания.

Когда мы все оказались на корабле, «Альфа», словно совершая круг почета, по расширяющейся спирали несколько раз облетела планету (Куньяобъяснила мне, что для этого достаточно было лишь притормозить корабль), а десять катеров и три транспортника, остающиеся на Гее, следовали за ней. Мы оставили колонистам большую часть всех запасов, техники и материалов, находившихся на корабле, так что склады на базе были забиты под завязку.

«Альфа», выйдя из плоскости эклиптики в направлении Солнечной системы, набирала ход. Спустя три дня, достигнув расчетной точки, корабль приготовился к прыжку, все опять, как два года назад, заняли места по авральному расписанию. Меня Андрей снова пригласил в центральный пост, и я уселся рядом с Куньей, которая занималась знакомым делом – контролировала гравитационные поля.

На этот раз вместо Ахернара в центре купола светилась слабенькая желтая звездочка – наше Солнце. Цветные линии сплетались на экране монитора, а в углу бежали цифры, ведя обратный отсчет секунд. Наконец, цифры показали ноль, рисунок звезд на куполе мгновенно изменился, а желтая звездочка превратилась в маленький яркий шарик – мы совершили прыжок, сто сорок световых лет остались позади. Мы дома! Корабль, уже в обычном пространстве, направлялся к Земле. Прозвучал отбой аврала, и все потянулись к выходу из центрального поста.

Вернувшись в свою каюту, мы с Куньей улеглись на койку, и, обнявшись, задремали – напряжение авральных часов дало о себе знать. Оставалась еще неделя полета, корабль шел над плоскостью эклиптики, приближаясь к родной планете.

* * *

Мы все – я, Кунья, Стас, Тамара, Олег, Нина и Смиты сидели у нас в квартире за столом. И – вот нежданный сюрприз! – к нам присоединились Андрей с Татьяной. Стол был уставлен блюдами с самыми изысканными кушаньями и фруктами, а также – как без этого – бутылками с вином. Вина были на любой вкус – любимый фиолетовый мускат Куньи, сухие вина, десертные и крепленые. Было и шампанское, и коньяк, и, как водится у русских, обычная водка.

Все уже было сказано и за все выпито, в том числе за Андрея и Татьяну, которые собирались пожениться буквально на днях. Вот только Андрей разберется окончательно с отчетами экспедиции… Кстати, на груди у Андрея сияла точно такая же звездочка, как у нас с Куньей, полученная уже на Земле, а кроме того – усыпанный рубинами орден Александра Македонского, высшая награда, присуждаемая в мире Земли-2 за выдающиеся достижения в области науки. Андрей вообще-то не любил носить награды, но эти не стал снимать, собираясь на встречу с нами.

Мы с Куньей уже побывали на приватном приеме у Председателя Верховного Совета СССР, вместе с нами были Джим и Бетти. Председатель был в курсе всех наших приключений и официально дал свое согласие на участие меня и Куньи в Йеллоустоунском эксперименте, но – негласное, под прикрытием. Мы должны были изображать обычных туристов из СССР, а в действительности наша главная задача была – страховать Смитов. Фактически, мы выступали в роли шпионов, или, если вам так больше нравится – агентов, разведчиков.

Лично меня, с учетом вернувшихся способностей, это устраивало как нельзя лучше. Нам предложили на выбор любое оборудование и снаряжение, мы для вида не отказались, но в действительности я лишь ознакомился с отобранными образцами, собираясь при необходимости создать точно такие же. Оборудование собирались переправить в Америку по дипломатическим каналам, а мы должны были получить его уже на месте, при необходимости.

Сейчас же нам с Куньей предоставили отпуск, который мы могли провести как угодно, а все остальные, кроме Андрея, его помощника и заместителей, были отпущены из состава экспедиции по домам, как завершившие командировку. Олег сдал копии всех своих работ в Центральную Галерею, где открыли специальный раздел, и был свободен, как вольный ветер, так же, как и Нина.

Тамара возвращалась в свой Институт Психохирургии, где собиралась возглавить кафедру, Стас пока не решил, что будет делать дальше, а Смиты собирались домой –  готовить Йеллоустоунский эксперимент, мы договорились, что прибудем в Соединенные Штаты, когда они нас негласно известят.

Вечер закончился, все разошлись, остались только Олег и Нина. Мы, четверо, сидели за столом, потягивая вино из рюмок и дожевывая закуски. Наконец, Олег сказал:

- Вадим, а тебе не кажется, что пора нам с Ниной отправляться домой, в поселок?

Я рассмеялся:

- Что, не терпится поесть мяса с дымком костра и завалиться на лежанку в своей избе?

- Нет, - серьезно ответил Олег. – Не терпится увидеть детей, приступить к работе в школе. Привык. Это наш дом.

- А мне хочется посмотреть, как там дела на ферме, сколько самок тура отелилось, какой надой молока у зубров… - улыбнулась Нина, обнимая Олега.

- Ладно. Тогда поехали?

- Как это?

- Так же, как оттуда. Только я тут оставлю стену времени.

- Что это значит?

- А вот что – сколько бы мы ни пробыли там, тут время будет стоять, и при желании мы сможем вернуться в то же самое мгновение. Это нас с Куньей касается, вы-то с Ниной останетесь в поселке навсегда, я так понимаю?

- Да.

- Ну, тогда дайте мне руки, и вперед! – и я встал, вытянув перед собой руку ладонью вверх.

На мою ладонь положила руку Кунья, потом – Олег, потом Нина. И мир вокруг нас вздрогнул…

* * *

Конец четвертой книги

COMPUTERS

Как один день

Книга 5. Йеллоустоун

Приключения наших героев продолжаются. Земля в опасности, и им, хочешь, не хочешь, приходится, вернувшись обратно со звезд, страховать вулканологов в Йеллоустоуне. И не так опасно сражаться с силами дикой природы, как с людской злобой и ненавистью… А тут еще… Впрочем, сами увидите.

Доисторические приключения, фэнтези, героическая фантастика, эротика. 18+

Ты, не склоняя головы,

Смотрела в прорезь синевы

И продолжала путь…

Мы с Куньей сидели за столом в «большом зале» нашего дома в Ку-Пио-Су. Напротив нас сидели Сергей с Гутой и Керк с Машей. Мы с ними все никак не могли наговориться и насмотреться друг на друга. Олег и Нина давно уже ушли к себе домой вместе с детьми, а мы все сидели и разговаривали.

- Значит, выходит, именно женщины сделали свой выбор? – задумчиво сказала Кунья, вертя в руке бокал с фиолетовым мускатом и глядя на обе супружеские пары. – Как жаль, милый, что я в свое время не поступила так же, как Гута! Хотя… Ты – это не Сергей, и все могло быть иначе. Возможно, нам с тобой все равно пришлось бы ждать свадьбы, правда? Да и время было другое. А как ты думаешь, Вадик, на месте Сережки ты удержался бы?

- Не знаю, милая. – Я смотрел на нее и представлял, как Кунья, обнаженная, появляется передо мной в полумраке хижины. – Не исключено, что и не удержался бы… Не знаю…

- Катя, - жалобно, чуть не плача, пробормотала Гута, - но я ведь люблю его больше всего на свете! Я чувствовала, что мне без него не жить! И тогда, с волками, когда я думала, что он погиб… Я хотела покончить с собой, и, наверное, так бы и сделала, но оказалось, что он жив… И ведь ты сама… Ты рискнула жизнью, чтобы спасти Уоми… Вадима… даже не задумываясь!

- Ну-ну, все в конце концов получилось, как надо. Так уж было суждено. – Кунья ласково улыбнулась невестке, а Сергей обнял жену за плечи и притянул к себе. – А ты, Сережа, как думаешь?

- А я ничего не думаю, я просто люблю Галинку и счастлив, что женился на ней.

- А ты, Маша? Вы с Керком живете уже два года… Вам хорошо?

- Да, мама, лучше не бывает! За два года мы ни разу не сказали друг другу ни одного обидного слова. Правда, Керк?

Керк, обнимая Машу за плечи, только кивнул, глядя на нее – он и всегда был немногословен и сдержан.

- Ладно, дети. Уж так сложилось, и не нам вас упрекать. Но мы скоро снова возвращаемся в мир Земли-2. Как вы тут будете без нас?

- Я – с тобой, отец! – решительно заявил Сергей. – Я не могу остаться в стороне!

Гута широко раскрыла глаза:

- А я? Тогда и я с тобой! Лучше умереть вместе…

- Ну, кто же говорит, что надо непременно умереть? – я покачал головой. – Наша задача – победить! Да, может, ничего и не случится… Ладно, мы это еще обсудим. Скоро утро. Пошли спать, а?

* * *

Мы шли по редколесью на лыжах друг за другом – впереди я, за мной Гута, за ней – Сергей, и позади всех – Кунья. У нас за спиной висели колчаны со стрелами, в руках – луки с отпущенной тетивой, за поясом – длинные кинжалы. Я внимательно смотрел на снег – след небольшого стада оленей шел почти прямо. Время от времени, замечая кучки помета, я присаживался на корточки и подносил к помету руку – от него веяло теплом, помет был совсем свежий. Я подал знак– мы разделились, Сергей свернул направо, за ним последовала Кунья, я свернул налево, за мной – Гута.

Обойдя густые заросли, мы присели за кустами. Я бесшумно согнул лук и надел на него тетиву, Гута, сунув руку за пазуху, вытащила метательный нож, положив лук на снег. Мы, пригнувшись, сидели на корточках, стараясь не издавать ни малейшего шороха. Слабый ветерок тянул нам в лицо. Так прошло почти полчаса, и вдруг впереди зашевелился подлесок. На поляну, метрах в двадцати, вышел большой олень с великолепными рогами. Остановившись, он внимательно осмотрелся. Уши его шевелились, ноздри раздувались.

Не обнаружив ничего подозрительного, вожак медленно двинулся вперед. За ним из кустов показались еще четверо – две важенки и два оленя, побольше и поменьше. До них оставалось не более пятнадцати метров, когда Гута резко взмахнула рукой. Нож вылетел из руки с такой скоростью, что его даже не было видно в полете. Идущий позади всех олененок подпрыгнул и завалился в кусты – нож вонзился ему в шею.

Выдернув из колчана стрелу, я мгновенно выстрелил в вожака. Стрела еще не успела поразить цель, как с тетивы слетела вторая стрела, а за ней – еще одна. Больше не понадобилось – Гута метнула второй нож. Все олени лежали на земле, только ноги их еще судорожно подергивались. Мы встали и подошли к ним. Гута деловито и не спеша, вытащив из-за пояса кинжал, перерезала шейные артерии, и кровь струями полилась на снег. Сняв с лука тетиву, я прислонил его к стволу дерева, тоже достал кинжал, и, перевернув самого маленького оленя на спину, вспорол ему шкуру на животе.

Когда прибежали Сергей и Кунья, мы с Гутой уже закончили свежевать оленя. Отделив окорок, я порезал его на куски, пока Гута собирала хворост и разводила огонь. Через несколько минут уже весело трещал костер, а на сухих ветках жарилось мясо, распространяя аппетитный запах. Спустя полчаса все сидели вокруг костра, уплетая слегка прожаренную нежную оленину. Поев, мы развалились на снегу.

- Ну, отец, приятно видеть, что ты не утратил за два года свои навыки, - сказал Сергей, улыбаясь. – Бластер не отучил тебя пользоваться луком!

- А мне любопытно было посмотреть, как Галинка работает с ножами, - ответил я. – Наверное, даже тебе за ней не угнаться?

- Она – мастер! – отозвался Сергей, ласково обнимая и целуя жену, лежавшую на снегу рядом с ним. – Недаром она спасла мне жизнь, когда напали волки. Но ты, думаю, бросаешь нож не хуже. Сам же рассказывал, как достал Купера. А это не то, что сразить бедного оленя…

Отдохнув, мы срезали четыре прямых высоких деревца, подвесили оленей за ноги и, взвалив жерди на плечи, двинулись к поселку. Кунья и Гута несли двух важенок, а мы с Сергеем – вожака и второго оленя, причем рога вожака пришлось подтянуть веревкой повыше, чтобы они не мешали, цепляясь за землю. К жерди с меньшим оленем мы подвязали и остатки туши олененка.

* * *

Спустя два месяца мы вшестером снова сидели в зале нашего дома. Во время охоты на оленей я убедился, что Гута – закаленная молодая женщина, силе и навыкам которой вполне можно довериться, а значит, она может отправляться вместе с Сергеем в Йеллоустоун. За это время я с Куньей и Сергей с Гутой побывали в мире Иисуса и прошли в медкапсулах дополнительные курсы обучения. Гута и Сергей освоились как с условиями жизни в СССР мира Земли-2, так и с жизнью в США – они должны были там изображать местных жителей, фермеров, приехавших на отдых в Йеллоустоунский Национальный парк. Естественно, они также освоили американский диалект английского и поработали с разными видами оружия.

Мы с Куньей, в свою очередь, изучили американский образ жизни и язык, хотя и должны были изображать туристов из СССР. Разумеется, предполагалось, что мы и Сергей с женой пока не знакомы, и наши группы в Йеллоустоуне должны были вначале действовать самостоятельно. Теперь все было готово, и мы отправлялись в мир Земли-2 для отдыха и ожидания вызова из Америки. По «легенде» для СССР Сергей и Гута были нашими дальними родственниками, о чем в Йеллоустоуне, конечно, никто не должен был знать. Маша с мужем оставались в Ку-Пио-Су, на них ложилась задача охраны поселка и работа в школе. Они вдвоем пришли нас проводить.

Наконец, переговорив обо всем, мы стали прощаться. Я поцеловал Машу и пожал руку Керка, почувствовав при этом, как тот силен – несмотря на все старание, я не смог его перебороть при рукопожатии, и мы оба улыбнулись. Маше я вручил аппаратик персонального вызова по гиперсвязи, через который она могла со мной связаться в любой момент, даже из другого мира – мало ли что может произойти в поселке за время нашего отсутствия?

Вчетвером мы встали посреди комнаты, держась за руки. Маша погрозила Сергею пальцем и сказала:

- Ты смотри там, Сережка, не геройствуй зря, а то я тебя знаю… А ты, Галинка, тоже будь поосторожнее! Ну, до встречи!

- До встречи! Берегите друг друга! – сказал я, и мир вокруг нас вздрогнул.

Мы оказались в нашей московской квартире, рядом со столом, на котором еще стояли бутылки с вином и тарелки с закусками – с момента нашего ухода, благодаря стене времени, в этом мире не прошло и секунды. Сергей, а особенно Гута, с любопытством оглядывались по сторонам. Мы уселись за стол и продолжили прерванный несколько месяцев назад ужин.

Наконец, Кунья и Гута отправились на кухню наводить порядок, а мы с Сергеем, усевшись в кресла, просматривали на экране компьютера новости. Диктор говорил:

«Около месяца назад, как мы уже сообщали, вернулся на Землю корабль “Альфа” Первой Звездной экспедиции, пробывший два года в системе звезды Ахернар, или Альфы Эридана. В настоящее время все участники экспедиции распущены по домам и вернулись к своим земным обязанностям. Командир корабля Дубровский и группа ученых заканчивают обработку отчетов, данные которых будут вскоре опубликованы в серии монографий, готовящихся к изданию Институтом Звездоплавания. Основанная на планете Гея колония землян продолжает работу по изучению и освоению планеты, все колонисты чувствуют себя хорошо, гиперпространственная связь с Землей работает устойчиво. В этом месяце у женщин колонии родилось еще четверо детей – два мальчика и две девочки.

Иностранная хроника. В Соединенных Штатах Америки группа специалистов продолжает подготовку эксперимента по снижению вулканической активности в национальном парке Йеллоустоун. Возглавит работы профессор Смит, глава кафедры  вулканологии Колумбийского Университета США. Напоминаем, что профессор Смит принимал участие в Первой Звездной экспедиции и успешно провел на планете Гея предварительные эксперименты по управлению вулканической активностью. Начало эксперимента в Йеллоустоунском национальном парке запланировано на середину следующего месяца.

На этот час это все новости, с вами был Владимир Шестаков, до свидания».

* * *

Мы с Сергеем переглянулись.

- Что, отец, в конце месяца, видимо, двигаем в Америку?

- Возможно. Джим сообщит.

Кунья и Гута вернулись из кухни и присоединились к нам.

- Какие планы на завтра? – спросила Кунья.

- Думаю, что мы прокатимся за город, отдохнем на природе, - ответил я.

- Отлично! Тогда давайте спать, уже поздно. Галинка, вы с Сергеем располагайтесь в этой комнате, разложите диван, а мы с Вадиком – в спальне. Ну, кто первый идет в душ?

- Давайте сначала вы с папой, а мы с Галей – после вас.

Я и Кунья отправились в душ, а выходя оттуда, увидели Сергея и Гуту. Они стояли перед нами совершенно голые, Сергей, улыбаясь, обнимал жену, а та скромно глядела в пол. Мы невольно остановились, разглядывая их. Конечно, мы уже видели Гуту обнаженной, пока проходили обучение, но лишь мельком, а сейчас имели возможность, наконец, рассмотреть ее во всех подробностях. Сергей посмотрел на нее с гордостью:

- Ну, как вам моя Галинка?

Кунья подошла поближе и погладила Гуту по щеке:

- Галюся, милая, скажи, а ты правда любишь Сережку?

Гута вскинула глаза, ее щеки и так пылали, а теперь они, казалось, покраснели еще больше:

- Очень. Больше жизни!

- Ты, может быть, не знаешь, но ты необычайно красива!

- Что ты, Катя! Во мне ничего такого нет. Я самая обыкновенная. Что Сергей во мне нашел, я и сама не знаю… Вот ты…

Кунья обняла Гуту за плечи и встала с ней рядом:

- А ну-ка, Вадик! Ты в жизни видел больше женщин, чем мы все, вместе взятые. Посмотри на нас и скажи, кто красивее? – и она засмеялась.

Я взглянул на них. Обе они стояли обнаженные, стройные, практически одного роста, и очень красивые – Кунья с волосами, светлыми, как лен, а Гута –  с огненно-рыжими, с медным отливом. Кунья, конечно, была пошире в плечах и бедрах, Гута – тоньше и изящнее, но при взгляде на них трудно было отдать кому-то предпочтение. Однако, я долго не колебался:

- Конечно, ты, Катюша, ведь я тебя люблю! А что скажет Сергей?

Сергей подошел и встал со мной рядом, мы с ним тоже были одного роста, и он, улыбаясь, так же внимательно посмотрел на женщин:

- Ну, конечно, у меня не такой большой опыт, я только и видел обнаженными маму, Галинку, да еще Машу. Ну, иногда и Ная щеголяла перед нами в голом виде, вы же знаете, какая она бесстыдница. Но из всех перечисленных Галка – вне конкуренции!

- Как? Красивее, чем Катя? Или Маша?! Ни за что не поверю! – и Гута опять покраснела. Сергей засмеялся:

- Конечно, красивее! Ведь я тебя тоже люблю больше жизни! – и он, подойдя к жене, обнял ее и страстно поцеловал, а она прижалась к нему и тоже обняла, спрятав лицо у него на груди.

- Ну, вот, значит, наш конкурс красоты ничего не стоит! – засмеялась Кунья. – Ладно, идите уже в душ, дети! – и мы с женой, обнявшись, удалились в спальню.

* * *

Через полчаса, лежа на кровати и обнимая меня, Кунья спросила:

- А все-таки… Ведь Гута очень красивая, правда?

- Да, Катюша. Теперь, когда никто лишний не слышит, я могу тебе сказать. Она просто потрясающе красива!

- Красивее меня?

- Нет. Вы обе красивы по-своему, и в этом, пожалуй, равны.

- Как же все-таки повезло Сережке! Ты ему не завидуешь?

- Нет, потому что у меня есть ты. Мне тоже повезло. Причем, я тебя полюбил раньше, чем увидел. Ты же знаешь, что я пришел в тот мир к тебе, даже еще не видя. Но ты не обманула моих ожиданий!

- Да, милый, я знаю. И знаю, как тебе обязана.

- Катюша, ты сполна рассчиталась со мной!

- Когда спасла тебе жизнь?

- Нет, милая, когда ты меня полюбила!

Кунья вздохнула, положила голову мне на плечо и закинула на меня ногу, обнимая еще крепче.

Утром, когда мы проснулись, с кухни уже доносился звон посуды. Мы, не одеваясь, пошли туда, и застали Гуту и Сергея, тоже обнаженных, за приготовлением завтрака.

Гута подошла к нам, обняла Кунью и поцеловала:

- Доброе утро, Катюша! Это ничего, что я голая? Сережа меня убедил, что у вас дома так принято…

- Да, Галинка, это правда. Особенно, когда нет посторонних. Видишь, мы тоже не стали одеваться. Ну, ладно, вы заканчивайте тут, а мы пойдем в душ. Вы уже мылись?

- Да. А завтрак уже практически на столе. Тут так здорово готовить! Не то, что в обычной печке. И вода не в ведрах, а в кране.

- Я думаю, Галинка, что со временем мы в Ку-Пио-Су тоже сделаем водопровод. Это нужно, как ты считаешь? – спросил я.

- Ну, конечно! Особенно, на ферме…

- Вот, оттуда и начнем.

- А как будем качать воду?

- Есть такой насос, он работает благодаря потоку воды… Это труба переменного сечения с клапанами внутри. Вода сама себя будет поднимать. А небольшую водокачку мы построим.

Мы с Куньей быстренько помылись под душем и уселись за стол. Гута поставила на середину стола сковороду с омлетом, кастрюлю с пельменями, тарелки с салатами.

- Я не стала затевать ничего сложного, Сережа сказал, что и так сойдет, по-быстрому, мы же потом едем за город, да?

- Да, ты молодец, - улыбнулась Кунья. – Учитывая дефицит времени, просто отлично!

- Мне и Сережа помогал! Хотя я убеждала его, что сама справлюсь…

Сергей засмеялся:

- А мне просто приятно было потолкаться на кухне рядом с тобой! – и он обнял жену. – Помнишь, как я очнулся тогда, после волков, когда ты меня спасла? Я услышал, как ты возишься на кухне, и понял, что ты жива… И с тех пор очень люблю эти звуки!

* * *

После завтрака Гута перемыла посуду («просто удовольствие – загрузила в моечную машину, нажала кнопку – и все!»), и мы все оделись в шорты и рубашки. Одежда Куньи оказалась Гуте почти впору, так же, как и кроссовки, а моя одежда и обувь подошли Сергею. Одевшись и обувшись, мы вышли из квартиры, специально пропустив молодежь вперед, чтобы посмотреть на их навыки после обучения. С собой мы захватили кое-какие продукты, а переносная микроволновка еще с прошлого раза лежала в машине.

Гута уверенно вызвала лифт, и мы спустились на автостоянку. Она села за руль, нажала кнопку, и машина выехала на улицу. Задав прежние координаты, которые сохранились в бортовом компьютере, Гута направила машину к границе города, а когда мы туда прибыли, сама взяла управление. При желании машина могла бы доставить нас прямо на знакомую полянку у реки, но Гуте хотелось попрактиковаться.

Наконец, мы остановились на «нашей» полянке. Гута и Сергей тотчас разулись и босиком побежали к реке. Мы последовали за ними. Раздевшись на берегу, причем тут уж Гута нисколько не стеснялась – мы все, взявшись за руки, вбежали в прохладную воду и наперегонки поплыли на другой берег, а там улеглись на песок, чтобы отдышаться. Сергей обнял Гуту, а она без всякого стеснения обхватила его ногами, и мы с Куньей имели удовольствие наблюдать, как самозабвенно они отдаются друг другу. Это зрелище возбуждало, и мы, переглянувшись, присоединились к ним, после чего все вчетвером снова лежали на берегу, отдыхая.

- Сережа, - спросила Кунья, улыбаясь, - а интересно, сколько раз вы с Гутой испытали оргазм, когда делали это в первый раз?

Гута покраснела, но Сергея этот вопрос ничуть не смутил. Он улыбнулся:

- Ну, насколько помню, я – пять раз, а Галинка обычно кончает не меньше пяти раз на один мой…

Гута его поправила:

- Так было в самом начале, а потом мне стало хватать и трех раз… на один твой… Я тоже научилась сдерживаться, так даже приятнее, – и она рассмеялась, уже без смущения.

* * *

Приплыв обратно, мы с Куньей вспомнили, как боролись на траве в прошлый раз, два года назад, и решили повторить тренировку. Кунья мне уступила во всех трех схватках, зато потом она три раза победила Гуту, а Сергей один раз из трех уложил на траву меня.

- Молодец! – похвалил я, поднимаясь с земли. – Сразу видно, что эти два года не прошли даром. А с Галинкой ты не пробовал бороться?

- Нет пока. Она для меня все же слишком легкая.

- А мы с Катюшей начинали давным-давно, когда она вообще ничего не умела. И, как видишь, теперь положение иное, хотя со мной ей все равно не справиться. Женщина должна брать не силой и весом, а скоростью и точностью.

- Ладно, отец! Мы с Галей пока что сплаваем еще разок на тот берег, хорошо? – и, не дожидаясь ответа, они с Гутой, взявшись за руки, опять побежали к реке.

Когда они переплыли на другой берег, мы с Куньей видели, как они опять занялись на песке сексом. Переглянувшись, мы с ней присоединились к ним на своем берегу.

- А ты, милый, все так же неутомим, как раньше! – улыбнулась Кунья, когда мы опять лежали на траве. – Помнишь, как на «Альфе» мы ловили каждую свободную минутку?

- Ну, еще бы! Мы ведь не были тогда уверены, что останемся в живых…

- Да. И ты действительно умер. А потом вернулся ко мне. Через два месяца. Ты не представляешь, как мне было тяжело без тебя!

- Представляю. Не хотел бы я оказаться на твоем месте! Наверное, я бы не выдержал… Сошел с ума. Теперь я понимаю, как жестоко было с моей стороны приказывать тебе выжить…

- Я уже говорила. Ты – мужчина, и любишь умом. А я – сердцем. И сердце мне подсказывало, что ты вернешься… Я верила в это!

Мы достали из машины микроволновку и продукты, и подготовили все для обеда. Когда Сергей и Гута приплыли обратно, оставалось только включить печь. Рассевшись вокруг скатерти, расстеленной на траве, мы приступили к еде.

- Как хорошо! Совсем, как дома, - сказала Гута, даже не подозревая, что в точности повторяет слова Куньи, сказанные два года назад. – А как ты думаешь, Сережа, что нас ждет дальше, в Йеллоустоуне? Мы останемся в живых?

- Конечно! Нас ведь не так легко убить, мы кое-что можем, и еще, у нас биоблокада. А отец – такой целитель… Не мне чета!

- Да. На Гее он восстановил мне руку меньше, чем за полчаса, - сказала Кунья. – И вообще, наша задача – победить, а не умереть.

- Мама,  - спросил с любопытством Сергей, - а что ты думала, когда бросилась на Купера? Ты не боялась смерти?

- Я просто ни о чем не думала, а спасала Вадима. Умру я или нет – не имело значения.

- Ну да, - подтвердила Гута. – Я знаю это чувство. Точно так же было у меня, когда я бросилась отбивать Сережку от волков. Думать я начала уже после. Вот тогда я действительно испугалась, когда решила, что он мертв. И в один миг придумала, как смогу убить себя. И только потом обнаружила, что Сергей жив. Как глупо, правда?

- Ну, почему же глупо? – вступился Сергей. – А я, когда волки кинулись на меня со всех сторон, подумал о Галинке – каково ей будет, если меня разорвут на куски? А потом успел еще увидеть ее нож в шее волка перед тем, как потерял сознание…

* * *

После обеда мы отдыхали, лежа на траве, загорали, а потом даже задремали, и проснулись лишь тогда, когда солнце перевалило за полдень. Быстро собрав все в багажник и одевшись, мы поехали обратно. На этот раз машина шла сама по знакомому маршруту, а мы разговаривали.

- А если Йеллоустоун все-таки взорвется? Что будет с Землей? – спросила Гута.

- Ну, ты и сама знаешь, - ответил я. – Половина Северной Америки вообще взлетит на воздух, совсем, как у Жюля Верна в «Таинственном острове», только масштаб катастрофы будет другой. А мощный выброс дыма и пепла попадет в верхние слои атмосферы и уменьшит солнечную радиацию на десятки процентов,  причем не на день, а на годы. Средняя температура поверхности Земли значительно понизится, урожаев больше не будет, моря замерзнут, кроме, разве что, тропических. Так что, в основной своей массе, человечество эту катастрофу не переживет.

- На что же надеются те, кто добивается этого?

- Они-то выживут, денег у них достаточно. А потом будут диктаторами этого замерзшего мира.

- Но мы же не допустим такого?

- Постараемся не допустить…

Потом мы сидели молча, глядя на дорогу, стремительно убегающую под колеса машины. Гута тихонько напевала песню «Эхо любви», к сожалению, неизвестную в этом мире, Сергей обнимал ее.

- Хотите погулять по городу? – спросил я.

- Конечно! – ответил Сергей.

Остановив машину в нескольких кварталах от дома, мы вышли и направились к парку, в котором уже побывали с Куньей перед отлетом в тренировочный лагерь. Мы опять катались на вертикальной карусели, «американских горках», посмотрели на город сверху, с «колеса обозрения», с высоты более трехсот метров, а потом подошли к аттракциону, имитирующему старинное русское ярмарочное развлечение – на площади стоял шест, высотой не меньше тридцати метров, на вершине которого что-то виднелось. Вокруг толпился народ, и время от времени кто-нибудь пытался взобраться по шесту, но даже самые ловкие не могли влезть выше, чем до половины. У подножья шеста на десяток метров простирался огороженный мягкой сеткой батут, и даже, если кто-нибудь срывался и падал, травмы ему не грозили.

У Гуты загорелись глаза:

- Можно, я попробую?

Она подбежала к шесту, дождалась, пока очередной претендент отказался от попытки, и мигом перемахнула через ограждение. Скинув кроссовки, оставшись в шортах и рубашке с коротким рукавом, она, подпрыгнув, быстро полезла вверх.

Вокруг раздавались смешки и иронические замечания, которые, впрочем, постепенно смолкали по мере того, как Гута поднималась все выше и выше, не снижая темпа. Вот она достигла уже середины столба, вот уже до вершины осталось всего несколько метров… Наконец, Гута дотянулась до того предмета, который лежал в корзине, и, удерживаясь за столб одной рукой и ногами, показала зрителям плюшевого медвежонка.

А потом она всех удивила – вместо того, чтобы сползти обратно по столбу, отпустила руки, в одной из которых держала свой приз, отклонилась назад, и, приняв горизонтальное положение, разжала ноги. Все хором ахнули – тело ее летело вниз не меньше трех секунд, в полете она сгруппировалась и упала на батут спиной. Ее подбросило высоко в воздух, она перевернулась и второй раз ловко приземлилась на ноги. Погасив инерцию падения, она уже через несколько секунд обувала кроссовки, а потом торжествующе помахала медвежонком, подняв его над головой, перескочила ограждение и подошла к нам, под приветственные крики толпы, глядя на Сергея сияющими глазами.

Сергей, шагнув навстречу жене, обнял ее и поцеловал, а тем временем небольшой дрон, жужжа, поднялся к вершине столба и положил в корзину новый приз, какой – никто не видел, приз был в пакете, который дрон, улетая, выдернул из корзины и унес.

Мы направились в сторону от аттракциона, и еще успели услышать, как какой-то парень говорил, глядя нам вслед:

- Ну, не иначе, она в цирке работает! Видели, как она спрыгнула?

Гута улыбалась, одной рукой обнимая Сергея и положив голову ему на плечо, а в другой держа медвежонка.

Мы дошли до ресторана, уселись за столик и поужинали, причем медвежонок сидел рядом с Гутой на столе, а потом направились к машине.

* * *

Через полчаса Гута уже загнала машину на подземную парковку, и мы поднялись в квартиру. Разувшись, мы, после того, как Гута заботливо пристроила своего медвежонка на полочке, уселись на диван и начали обсуждение плана дальнейших действий.

- Я думаю, - сказал я, обращаясь к Сергею и Гуте, - что следует переправить вас в Америку заранее. На этот раз у нас нет никакой помощи по созданию «легенды» и внедрению, так что придется действовать самим. Мы перебросим вас в штат Вайоминг, но подальше от Йеллоустоуна, купим маленькую ферму, где вы поселитесь, будете заниматься хозяйством и ждать нас, а мы доберемся туда попозже, вполне легальным путем. Как вы на это смотрите?

- Ну, что же, отец, - ответил Сергей, - мне кажется, что это вполне приемлемый порядок действий. Мы с Гутой охотно поживем на ферме, поработаем, а потом присоединимся к вам в Йеллоустоуне, как только придет время. Когда отправляемся?

- Завтра. Денег я могу раздобыть сколько угодно, надо лишь выбрать глухой уголок, в который, до поры до времени, никто не будет совать нос.

- А почему бы тебе, Вадим, используя свои способности, не выполнить все, что требуется, просто так, без всякого физического вмешательства? – спросила Гута. – Насколько я понимаю, тебе достаточно пожелать, и все исполнится. Конечно, я теперь знаю, что это не Дабу тебе помогает, а таковы законы мироздания, которыми ты можешь успешно управлять. Так зачем же нам самим лезть в это дело? Нет, ты не подумай, я ничего не боюсь, напротив, мне очень интересно быть в центре событий, но не надежнее ли защитить Землю, просто пожелав этого?

- Галя, в логике тебе не откажешь, но, увы… Все не так просто. Дело в том, что одного желания тут мало. Да, я могу изменить реальность, просто пожелав, например, так: «пусть исчезнут все, кто хочет взрыва в Йеллоустоуне». Или: «те, кто мешает Смитам осуществить свой проект». И дело с концом! Но тут есть серьезные препятствия. Во-первых, таких людей много, и, устранив одних, мы лишь выдвинем на первый план других. Цепочка потянется все дальше, и не придется ли устранять всех? Но гораздо важнее иное…

- Что же? – спросила Гута.

- Мне уже объяснили это, когда я в первый раз планировал изменение истории с целью убрать Сталина, предотвратить вторую мировую войну и спасти тем самым пятьдесят миллионов человек. Дело в том, что реальность, измененная одним лишь желанием, обладает свойством упругости. Она стремится вернуться к первоначальному «сценарию», становится нестабильной. Только физическое вмешательство человека закрепляет изменения. Я не могу объяснить это более подробно, потому что и сам до конца не понимаю, это недоступно человеческой логике, но это так. Поэтому придется нам «поработать ручками», подвергаясь риску – иного пути нет.

- Ну, что же, отец, - сказал Сергей, внимательно слушавший наш разговор. – Мы с Галинкой готовы!

Я достал из воздуха и расстелил на столе карту штата Вайоминг. Карта была туристическая, с множеством картинок, нарисованных откровенно схематично, с целью привлечь путешественников, но нашим планам она вполне отвечала.

- Вот тут, - сказал я, нарисовав фломастером в центре карты жирный красный кружок, - будет ваша ферма, и отсюда вы направитесь в Йеллоустоун, на встречу с нами, когда придет время, вот сюда. – И я ткнул пальцем в левый верхний угол карты.

* * *

Гута

Мы, все вчетвером, шагали по пыльной степной дороге. Одеты мы были в потертые джинсы и ковбойки, из-под кроссовок поднималась пыль. Свой старенький «Форд» пикап мы припарковали под деревьями, у ручья, а сами направлялись к воротам в невысоком бревенчатом заборе, за которым виднелись обшарпанные деревянные строения.

Приоткрыв створку ворот, я первой протиснулась внутрь, за мной – Сергей, а потом – и Уоми с Куньей. Никак не привыкну называть Уоми Вадимом, а ведь пора бы уже! Впрочем, здесь он – не Вадим, а Владислав, или, по-простому, Влад, Кунья – Катерина, или Кэт, Сергей – Серж, а я – вот смеху-то! – Гута, как и прежде.

К нам от дома с лаем бросилась пара собак, но я, без всякого страха шагая им навстречу, дала себя обнюхать, а потом осторожно, чтобы не испугать, даже погладила и потрепала их по головам. Не зря Нина учила нас обращению с животными – не родилась еще такая собака, которая меня укусит.

Дверь дома распахнулась, и на крыльцо выбежала темноволосая босая женщина средних лет, в юбке и кофточке:

- Не бойтесь, они не кусаются! Ганнибал, Буфка! Назад, это свои!

Но собаки не торопились исполнять приказ, а крутились вокруг меня, повиливая хвостами и заглядывая в глаза.

- Здравствуйте! – сказал Вадим, делая шаг вперед. – Мы вам звонили вчера. Это же ферма Льюисов, не правда ли?

- Да-да! – ответила женщина. – Проходите в дом, прошу вас!

Мы вошли, разувшись в прихожей и, пройдя маленький темный коридор, попали в комнату, обставленную потертой, но добротной старой мебелью. Навстречу нам из-за стола поднялся коренастый мужчина с открытым простым лицом. Вадим, шагнув вперед, протянул ему руку:

- Мистер Льюис? Здравствуйте, меня зовут Адамс. Влад Адамс.

- Очень приятно, мистер Адамс! Я – Барт Льюис, я разговаривал с вами вчера по телефону. Присаживайтесь, сейчас Грета принесет нам чай.

Мы расселись вокруг стола, а женщина, встретившая нас на крыльце, тотчас поставила на середину стола старый алюминиевый чайник внушительного объема, вазочку с вареньем из яблок, и глубокую деревянную миску, сделанную на манер корзиночки, с кусками пирога. Разлив чай в фарфоровые чашки, женщина расставила их перед нами, положив рядом ложечки, а сама уселась за стол рядом с мужем.

- Итак, - начал Барт, когда мы отведали варенья и съели по куску пирога с ягодами, - вы сказали, что хотели бы купить нашу ферму?

- Да, - ответил Вадим. – Я увидел в газете ваше объявление. Можно ли ее осмотреть, прежде чем мы поговорим о цене?

- Разумеется, мистер Адамс! Пойдемте. – И Барт, встав из-за стола, направился к выходу.

* * *

Мы обошли домик и прошли через калитку в заборе, оказавшись в обширном загоне, поросшем густой травой. Сначала мне показалось, что загон пуст, и только чуть погодя я увидела, что под деревьями в его дальнем конце лежат темные туши животных, а подойдя поближе, рассмотрела их. Это были бизоны! Удивительно похожие на знакомых мне зубров, они лежали в тени и лениво обмахивались хвостами.

- Вот, - сказал Барт, - это наше лучшее стадо. Бизоны в природе вымирают, их слишком интенсивно истребляли, но у меня есть лицензия на их содержание в неволе, и они тут прекрасно размножаются. Мы продаем их для зоопарков в разные страны мира, на этот товар хороший спрос!

К хозяину подошел мужчина в ковбойке и шортах, среднего роста, черноволосый и сухощавый:

- Мистер Льюис, Чернушка утром родила двойню! Она с телятами в третьем сарае.

- Отлично, Джон! Мы сейчас пройдем туда и посмотрим на них. А вот это – мистер Адамс, который, возможно, будет новым хозяином фермы. Мистер Адамс, это Джон, наш главный пастух и управляющий.

- Очень приятно, мистер! – Джон с достоинством поклонился, как человек, знающий себе цену, пристально поглядел на меня, и направился впереди нас к сараю.

Мы вошли. Бизониха устроилась в углу, облизывая двух телят, лежавших рядом с ней на чистой свежей соломе. Я сразу обратила внимание на проплешины с запекшейся кровью на ее крупе.

- Что это у нее, Джон? – спросила я.

- О, мисс, да вы, похоже, не в первый раз видите бизонов! Это вчера Муха лягнула ее, ободрав шкуру…

- И что же вы предприняли?

- Увы, мисс, ничего. Мазь с антибиотиками  закончилась, нужно ехать в город.

- Принесите воды и чистых тряпок, Джон! Серж, сбегай, пожалуйста, к машине, там должна быть мазь! – и я выразительно посмотрела на Вадима, который все понял – когда Сергей добежит до «Форда», мазь там будет.

Пока Сергей бегал за баночкой с мазью, я осторожно обмыла бизонихе ободранный бок, а потом смазала ссадины.

- Ну, вот, так-то лучше! – сказала я, поднимаясь с колен и отряхивая джинсы. – Пойдем дальше?

Мы вышли, и, сопровождаемые Джоном, перешли в соседний загон. Там паслись лошади, около десяти голов. При нашем приближении они недоверчиво покосились, отходя в сторону. Лошади были не очень крупные, но отлично ухоженные и с тонкими бабками. Я вопросительно посмотрела на Джона.

- Это двухлетки, мисс, - сказал тот. – Я только начинаю их объезжать. Мы используем лошадей, чтобы посещать другие загоны и соседние фермы.

- А ну-ка… - я направилась к крайней кобыле, серой в яблоках.

- Осторожно, мисс, она еще совсем дикая! – предостерег меня Джон.

Не обращая внимания на его слова, я приблизилась к лошади. Та прижала уши и оскалилась, но я спокойно подошла и положила ей руку на холку, погладила и потрепала густую гриву. В Ку-Пио-Су было совсем немного лошадей, однако я хорошо их знала и часто ездила на них. Погладив и потрепав у лошади гриву, я провела рукой по ее спине. Кобыла насторожилась и переступила с ноги на ногу, но я, не дав ей опомниться, ухватилась за гриву и мигом оказалась верхом. Закружившись на месте, лошадь несколько раз взбрыкнула, подкидывая круп, встала на дыбы, но вскоре успокоилась, поняв, что попытка избавиться от всадника не удалась. Управляя коленями, я заставила ее пройти по кругу, проскакать до изгороди и вернуться обратно, а потом соскочила на землю.

- Отличная лошадь! Непременно еще покатаюсь на ней. Ну что, Джон, пойдем дальше? – и, встретившись с ним глазами, я поймала его восхищенный взгляд.

* * *

После полудня все снова сидели в комнате за столом. Осмотрев ферму, мы остались довольны – на ней было почти две сотни голов бизонов, три десятка лошадей, десяток коров. Обслуживали все это хозяйство пятеро пастухов, не считая Джона, и десять собак. В гараже стояли два маленьких грузовичка, трактор с косилкой и легковой джип.

Барт объяснил, что продает ферму, так как переезжает в город к детям, а Вадим, в свою очередь, сказал, что хочет купить ее для нас с Сергеем, а у него самого есть большое ранчо в Техасе. Немного поторговавшись, они ударили по рукам. Грета подала на стол обед, после чего мы собрались в город, оформлять сделку. Поехали на нашем «Форде», в кабине которого было пять мест. Я села за руль, а Кунья осталась дома, с Гретой.

В маленьком городке, который был неподалеку, нотариус оформил продажу, переписав ферму на нас с Сергеем «в равных долях», и переведя на меня лицензию по содержанию и разведению бизонов, тут пригодился диплом ветеринарного колледжа, заранее «изготовленный» на мое имя Вадимом. Все животные, строения и машины, находящиеся на ферме, тоже переходили в нашу собственность. Вадим рассчитался кредиткой, перекинув на счет Барта соответствующую сумму, и мы поехали домой.

Заехав за Гретой, которая уже собрала в чемоданы все личные вещи, мы взяли джип, теперь уже наш, бывшие хозяева фермы уселись в машину, я села за руль и повезла их в Шайенн, столицу штата, за триста километров от дома, где был аэродром – они должны были улететь к детям, во Флориду, на самолете.

Через три часа мы были на месте. Льюисы, выгрузив вещи возле аэропорта и поблагодарив меня за доставку, распрощались и пожелали успехов в работе на ферме, я пожелала им счастливого пути, и не спеша поехала обратно.

Выехав из города, я залила полный бак бензина, перекусила в закусочной на заправке, и погнала джип по шоссе в направлении нашей фермы. По сторонам от дороги расстилались поля, иногда сменявшиеся рощами, изредка я проезжала через небольшие городки, кое-где в них зажигались фонари – спускались сумерки. Уже совсем стемнело, когда я подкатила к ферме. Сергей и Джон вышли мне навстречу, и вместе распахнули створки ворот. Я заехала во двор, поставила джип в гараж, а затем, выяснив у Джона, что срочных дел на сегодня нет, обняв и поцеловав Сережку, пошла с ним вместе в дом.

Вадим и Кунья сидели за столом, Кунья уже приготовила ужин. Мы с мужем к ним присоединились и договорились, что они после ужина уедут на своем «Форде», а мы с Сергеем останемся и завтра займемся хозяйством. Вадим передал Сергею аппаратик персонального вызова, размером с кредитную карточку, только потолще, и посоветовал всегда носить его при себе. Эта маленькая коробочка могла связаться с Вадимом на любом расстоянии, хоть на звезде Ахернар, до которой, как известно, сто сорок световых лет, хоть в другом мире.

Мы вышли проводить родителей, они уселись в «Форд», и вскоре красные огоньки машины скрылись вдали. Мы, конечно, знали, что они только немного проедут по дороге, а потом просто переместятся домой, машина же, скорее всего, исчезнет, растаяв в воздухе.

Подойдя к ручью, мы с Сережкой сбросили одежду и залезли в прохладную воду. Поплескавшись, выбрались на берег, и тут, на мягкой траве, я, наконец, отдалась ему, чувствуя, как соскучилась. Сергейобнимал меня, целовал, мы менялись местами, ласкали друг друга, и, наконец, улеглись рядом на траву. Я положила голову на плечо Сергея, а он меня обнимал, и время от времени целовал, ласкал мне грудь, гладил живот, а я прижималась к нему и сладко вздрагивала, чувствуя, как мы близки и любим друг друга.

И вдруг мне почудился в кустах какой-то шорох. Я прикрыла ладонью рот Сережки и указала в кусты, где уловила этот звук. Мы замерли, но звук тоже, как будто бы, исчез. Прислушиваясь в течение нескольких минут, мы лежали неподвижно.

- Наверное, показалось, - прошептала я.

- Нет, я тоже слышал, - отозвался Сергей.

Тогда я тихонько встала и направилась к кустам. И тут, несмотря на темноту, я увидела примятую траву и сломанные ветки. Там явно кто-то был! Следы вели к ручью и исчезали на береговых камнях. Сергей, рядом со мной, склонившись к траве, тоже внимательно изучал следы. Наконец, переглянувшись, мы пожали плечами и вернулись к тому месту, где лежала наша одежда. Одевшись, мы пошли домой.

Дома я застелила кровать, мы разделись и снова занялись сексом, а потом уснули, лежа рядом. Спать в обнимку мы, как всегда, не стали, это слишком возбуждало и мешало уснуть. Я даже немножко завидовала Уоми и Кунье – они спали, обнявшись, и им это было нипочем. Может, через несколько лет мы с Сережкой тоже так сможем?

* * *

Ночью я внезапно проснулась. За окном было темно, шуршали листья деревьев от легкого ветерка, в небе висела луна, заглядывая в окно. Некоторое время я лежала, думая, что меня разбудило, но не уловила никакого постороннего шума. Сергей лежал рядом, чуть слышно дыша. Спать почему-то совсем расхотелось, и я осторожно, чтобы не разбудить мужа, скользнула из постели на пол и накинула ковбойку, она едва прикрывала мне живот. Дверь из комнаты открылась беззвучно, и, пройдя коридорчик, я оказалась на крыльце.

Полная луна ярко светила, на земле была видна каждая травинка. Я некоторое время стояла на досках крылечка, прислонившись к двери, а потом вспомнила про Чернушку. Как она там? И я, как была, в одной рубашке, спустилась с крыльца во двор. Босые ноги ощутили поросшую травой прохладную землю. Ко мне подбежали собаки, обнюхали и, узнав, отошли, виляя хвостами. Огибая дом, я направилась в загон.

Бизоны по-прежнему лежали под деревьями и, видимо, спали. Подойдя поближе, я услышала громкое урчание их животов. Ну, совсем, как наши зубры! Вот и третий сарай. Я открыла дверь и щелкнула выключателем – под потолком зажглась тусклая лампочка. В отличие от привычных уже светодиодных светильников, это была старинная лампа накаливания, ватт на пятнадцать, не более. Чернушка лежала на своем месте и подняла голову мне навстречу. Телята приткнулись под ее брюхом и спокойно спали на соломе.

Присев рядом с бизонихой, я осмотрела ободранный бок. Ссадина уже не кровила, и начала, как будто, подживать. Достав баночку с мазью, стоявшую на полке, я снова нанесла ее на ранку. Чернушка спокойно перенесла эту процедуру.

- Ну, вот и все, милая! – ласково сказала я, вставая с колен и ставя мазь обратно на полку.

Я направилась к двери, но та внезапно сама открылась передо мной, и я отпрянула, с изумлением увидев перед собой Джона. А он, казалось, ничуть не удивился:

- Доброй ночи, мисс! Пришли проведать Чернушку?

- Да. Я снова помазала ее ссадину мазью. А вы что здесь делаете?

- Я всегда ночью обхожу ферму, чтобы посмотреть, все ли в порядке.

- Ладно, Джон, я пойду…

- Постойте, мисс! Можно мне узнать…

- Что, Джон? И я не мисс, а миссис. У меня есть муж, как вы прекрасно знаете.

- Извините, но у нас так принято, без церемоний. Миссис – это звучит слишком официально. У вас очень редкое имя… Гута… Откуда оно?

- О, это индейское имя. Среди моих предков были индейцы. В четвертом или пятом поколении, уже и не помню. И первую женщину в нашем роду звали Гута.

- А кем же был ее муж?

- Ирландцем. Думаю, это от него у меня рыжие волосы.

- Хм, я тоже на четверть индеец. Из племени сиу.

Я улыбнулась:

- А я  - из апачей… Ладно, Джон, если можно, давайте займемся разбором нашей родословной завтра. А сейчас я хотела бы вернуться домой, – и я направилась к выходу.

Джон внезапно сделал шаг вперед, загораживая дверь, глаза его потемнели:

- Мисс… Я видел, как вы были с мужем… Там, на берегу…

- А, так это были вы? Мы услышали шорох. А потом я видела ваши следы.

- У вас очень хороший слух…

- Ну, не зря же среди моих предков были индейцы!

- А ваш муж – кто он? Вы его любите?

- Джон, направление этой беседы мне не нравится. Давайте на этом остановимся, хорошо?

- Нет, мисс! Я полюбил вас, как только увидел. Я вас хочу! – и он шагнул вперед, положил руки мне на плечи и попытался притянуть к себе. От него сильно пахло виски.

Рефлексы сработали мгновенно – я обхватила его правое запястье своей правой рукой, слегка вывернула, делая шаг назад, а моя левая рука снизу захватила его локоть. Не ожидавший такого приема, Джон качнулся вперед, а я повернулась вправо, поймав его руку в захват, и мгновенно оказалась от него сзади. Джон попытался вырваться, он был силен, но меня хорошо учили – я только больше вывернула его руку, заставив упасть на колени, и навалилась сверху.

Джон зашипел от боли, и я отпустила его, но на этом схватка не закончилась. Он отскочил и в ярости выхватил нож:

- Ах ты!.. Я научу тебя слушаться! – и он кинулся на меня.

Теперь это была уже совсем стандартная ситуация. Выкинув вперед в блоке обе руки (он пытался нанести удар ножом снизу), я вывернула его руку, перехватив нож, и, продолжая движение, нанесла ему удар ножом под левую лопатку. Он захрипел и свалился на землю, и я только тогда сообразила: что же я наделала?! Я же убила его!

Сделав шаг назад, я обернулась: в дверях стоял Сергей, тоже в одной рубашке.

- Галинка, я все видел. Отлично сработано, но как же нам теперь быть? Если начнется расследование…

- Да, прости, милый, я сделала большую глупость… Уж пусть бы лучше он меня изнасиловал!

- Ну, этого еще нам не хватало! Попробую исправить ситуацию…

Он встал на колени возле тела Джона и положил ладони ему на спину, рядом с раной.

* * *

Спустя несколько секунд кровь перестала течь из раны, а еще через минуту дрожь пробежала по телу Джона, и его спина стала равномерно подниматься и опускаться – он начал дышать! Сергей, шатаясь, поднялся на ноги и подолом рубашки вытер пот со лба.

- Ну, вот, пока он пусть поспит, а мы подумаем, что делать дальше. Как Чернушка?

- Нормально, я как раз нанесла мазь на рану, когда он вошел. Кстати, он был пьян.

Мы уселись на скамейку, стоящую у стены.

- Так что же мы будем с ним делать? – спросил Сергей.

- А ты можешь заставить его все забыть?

- Конечно. Но, наверное, это не самое лучшее решение. Что, если уже завтра он снова начнет приставать к тебе? И как объяснить ему кровь на рубахе и шрам на спине?

- Тогда, может быть, просто поговорить с ним и положиться на его здравомыслие? В конце концов, мы ведь всегда можем снова отправить его в нокаут и испытать другой способ.

- Ладно, давай попробуем так. Заодно я избавлю его от опьянения.

Сергей снова коснулся рукой Джона и сосредоточился, а потом сел на лавку.

- Подождем минуту.

Минуту спустя Джон зашевелился, застонал, и, поджав ноги, уселся на полу. Помотав головой, он приложил ладони к вискам, а потом, наконец, взглянул на нас:

- Что это было со мной? Мистер Адамс, как вы здесь оказались?

- Ты, друг мой, пытался напасть на мою жену, и ей пришлось обороняться.

- Да… припоминаю… я сделал глупость. Когда я ее увидел впервые… А потом я пошел за вами, и на берегу ручья следил… Я не мог этого вынести, ушел к себе и выпил целую бутылку виски, а я ведь почти не пью… В голове у меня помутилось, и я… Но… она ведь меня ударила моим же ножом! – Джон загнул руку назад и пощупал спину, а потом посмотрел на ладонь – она была в крови. – Я ранен?

- Нет, я тебя убила, извини, так уж вышло, – я улыбнулась. – Но Серж – целитель, из рода друидов, он тебя подлечил, так что ты снова жив и можешь опять делать глупости.

Джон, широко раскрыв глаза, смотрел на меня.

- Не веришь? Тогда сними рубашку и посмотри. А твой нож лежит рядом, можешь взглянуть на него тоже.

Джон схватил нож и осмотрел – лезвие было в крови по рукоятку. Потом он стащил рубашку и увидел разрез на спине, против сердца. Побледнев, он поднял глаза на меня:

- Мисс, и что же вы теперь со мной сделаете? На меня нашло затмение, я виноват. Клянусь, это больше никогда не повторится! Ведь у меня есть невеста, мы хотели пожениться осенью… А теперь меня посадят в тюрьму!

- Ты же на четверть сиу, Джон?

- Да.

- Чем клялись в твоем племени? Вы верили в Великого Духа?

- Я и сейчас в него верю… Хотите, мисс, я поклянусь его именем?

- Да.

Джон закрыл глаза и поднял руки к небу:

- Клянусь, что не буду помнить зла, буду служить вам верой и правдой, и вечно буду вам благодарен за спасение моей жизни! Я, Джон, сын племени сиу, сказал.

- Хорошо, Джон! Я, Гута, дочь племени апачей, слышала твою клятву, обещаю помнить о ней и не держать на тебя зла. А теперь иди и занимайся своим делом.

Джон поднялся на ноги, медленно, с достоинством поклонился и вышел, оставив свой нож лежать на полу. Сергей спросил:

- Как ты думаешь, мы можем ему доверять?

- Думаю, да. Он понимает, что, если бы мы затаили на него зло, то не стали бы спасать ему жизнь.

- Ладно, тогда пошли спать дальше?

* * *

Кунья

«Форд» мчался по темной дороге, Вадик, не отрываясь, смотрел вперед, в темноту, рассекаемую светом фар.

- Милый, может, достаточно? – спросила я. – Мы уже километрах в десяти от фермы.

- Да, пожалуй.

Он вырулил на обочину, и мы вышли из машины. Вадим провел по крылу рукой:

- Прощай, верный конь!

Машина растаяла в ночи, вокруг стало совсем темно, луна еще не взошла, только в небе горели крупные звезды. Я обняла мужа, наши губы встретились, и некоторое время мы стояли на обочине дороги, прижавшись друг к другу.

- Милый, кажется, все прошло хорошо, как ты считаешь?

- Думаю, да. Теперь нам предстоит ждать дома, пока Джим нас вызовет. Он, наверное, в Москве, еще даже не уехал к себе.

- Где будем ждать – в Москве или в Ку-Пио-Су?

- Конечно, в Москве. Мы должны быть на месте, чтобы не вызывать подозрений.

- Ну, тогда – домой?

Вадим кивнул, взял меня за руку, и мы оказались в своей московской квартире. Тут светило солнце – мы переместились на много часовых поясов на восток. Тем не менее, у нас за плечами был долгий день в Вайоминге, так что мы пошли в душ, поужинали, на этот раз в Москве, а потом уснули, обнявшись, в спальне.

Проснулись мы на следующее утро, проспав чуть ли не сутки, и Вадим сразу вызвал Сергея по каналу гиперсвязи. Во время разговора его лицо становилось все мрачнее, и, наконец, вздохнув, он закончил беседу.

- Что там, милый? – спросила я, сразу поняв, что что-то пошло не так.

- В общем, ничего особенного, однако… Джон пытался изнасиловать Гуту.

- Что?! И чем же кончилось?

- Гута его просто убила прежде, чем задумалась о последствиях. Его же ножом – девочку хорошо учили. Жаль только, что она действует исключительно на рефлексах, раньше, чем успевает подумать. Но, чтобы избежать лишних сложностей, Сергей его исцелил.

- И?

- Они поговорили, Джон дал клятву верности, и сказал, что не будет держать зла. Гуту он считает потомком апачей, а сам он на четверть сиу. Он поклялся Великим Духом, и Сергей думает, что ему можно верить. И Гута тоже.

- Вот еще нежданное осложнение! Как ты полагаешь, все будет хорошо? Нам не нужно туда смотаться?

- Сергей – уже не маленький мальчик, положимся на него.

- Ты прав, ему на месте виднее. А мы чем займемся?

- Погуляем по городу. Пусть видят, что мы – здесь.

И мы отправились на прогулку после завтрака. Пешком прошли по магазинам, для вида взяли кое-какие безделушки, в том числе новые смартфоны – наши, слетавшие на Ахернар, давно уже устарели. Платить ни за что не надо было – коммунизм, он коммунизм и есть. Красота! Потом мы просто гуляли по бульвару, вспоминая наши приключения. И вдруг Вадим сказал:

- Милая, обрати внимание на типа в желтой рубашке, что идет за нами – я замечаю его уже второй раз за сегодня. Впервые я видел его в магазине, где мы брали смартфоны.

Я не стала оглядываться. Мы просто свернули в переулок, ведущий к параллельной улице. Там никого не было, и Вадим сделал нас невидимыми, после чего мы отошли за кусты.

* * *

Наш «знакомый» в желтой рубашке появился из-за угла через минуту. Никого не увидев, он быстро осмотрелся и ускорил шаг, все время оглядываясь, и скоро скрылся за другим углом. Мы переглянулись.

- Я был прав, его явно интересуем мы. Пойдем за ним, попытаемся выяснить, кто это.

- А просто так выяснить ты не можешь? – спросила я.

- Ты же знаешь, что такое вмешательство создает нестабильность, лучше уж им не пользоваться, пока есть другой путь.

Мы двинулись по переулку, свернули за угол и сразу увидели парня – он стоял и вертел головой по сторонам, но нас, конечно, не видел, выражение лица у него было напряженное и растерянное. Ясно – агент, причем не из опытных. Поняв, что окончательно потерял нас, мужчина быстро пошел по улице. Спустя несколько минут он остановил такси и сел в него. Мы, невидимые, следовали за ним. Повинуясь желанию Вадима, к тротуару подкатила машина, как все такси, без водителя, с черно-желтыми «шашечками» на боку, мы сели и задали режим преследования. Искин послушно устремился за указанной целью.

Такси колесило по Москве не меньше получаса, и, наконец, направилось к центру. Пассажир вышел возле здания посольства США, и, отпустив машину, исчез в боковом подъезде. Мы с Вадимом переглянулись и поехали домой. Не доезжая до дома, мы вышли и тоже отпустили машину. Обедая в знакомом ресторанчике возле парка, мы обсуждали происшествие.

- И что это было? – спросила я.

- Понятно что – нас «пасли». Нами интересуются американцы.

- Но откуда они узнали?

- Совершенно очевидно, что в окружении верховной власти СССР завелся «крот».

- А детям ничего не угрожает?

- Думаю, нет – ведь мы с ними переместились в Вайоминг не на обычном транспорте. Насчет детей они вообще не в курсе.

- А как же мы от них избавимся?

- Никак. Пусть «пасут». А дальше посмотрим по обстоятельствам.

После обеда мы направились домой. Зайдя в квартиру, Вадим просканировал все вокруг, и обнаружил четыре только что установленных телекамеры в трех комнатах и в кухне. Убирать их не имело  смысла – поставят новые, зато узнают о наших возможностях, поэтому он их просто «оглушил» - пусть смотрят на нас с Вадимом, нам не жалко, а вот услышать реальную речь не смогут – камеры будут передавать ничего не значащие разговоры. Уже после этой операции Вадим объяснил мне, как обстоят дела и что он сделал.

- И они будут смотреть на нас, пока мы тут голые будем развлекаться?

- Ну и что? Это их проблемы, а не наши. Или ты стала стеснительной?

- Вроде бы, нет.

- Ну вот, и пусть себе смотрят, но ничего не услышат. Вернее, услышат, но не то, что мы будем говорить.

Мы, как обычно, разделись и пошли в душ. Кстати, тут камеры не было – может, американцы действительно постеснялись? Но, как сказал Вадим, это их проблемы.

* * *

Вадим

Следующие две недели мы честно отдыхали. Гуляли по городу, ходили в кино с эффектом присутствия, посетили цирк, зоопарк, выставки и кучу аттракционов.

Однажды мы в парке увидели большой павильон, на котором виднелась надпись «Прогулка по Африке». Заинтересовавшись, мы вошли. В просторном холле ожидали желающие. Они по двое, трое или четверо проходили в дверь напротив. Дождавшись своей очереди, мы тоже вошли в дверь, прошли небольшой тамбур и зажмурились от яркого света… казалось, солнца? Холл, двери, стены – все исчезло. Мы очутились на берегу бурной реки. Спустя всего несколько секунд к берегу причалило каноэ. В нем сидели шестеро негров в одних набедренных повязках, держа весла. Седьмой замер на корме с рулевым веслом, он сделал нам знак, приглашая садиться. Мы прыгнули в лодку, расположившись на носу. Негры по команде рулевого оттолкнули лодку от берега, и мы поплыли. Я слышал шум воды, чувствовал запах гниющего дерева, когда мы проплывали мимо притопленных громадных бревен, на которых сидели крокодилы, раскрывавшие огромные зубастые пасти, пока мы проносились мимо.

Бурное течение отнесло лодку от берега, рулевой резкими криками подавал команды, негры гребли, лодка неслась по течению. На берегах паслись стада антилоп, слонов и носорогов, в одном месте отдыхало несколько львов. Вокруг пенились волны, на нас летели водяные брызги, берег все более отдалялся. Река сделала резкий поворот, и мы увидели, что вдали из воды торчат скалы. Река разделялась на два рукава, над левым из которых дрожало радужное марево брызг – там был водопад. По команде рулевого гребцы налегли на весла, и лодка прижалась к правому берегу, войдя в узкую протоку круто падающего вниз русла. Все это намного превосходило размеры павильона, в который мы вошли, я понимал, что все – река, водопад, крокодилы – лишь видео, но иллюзия превосходила все мыслимые пределы.

Лодку швыряло из стороны в сторону, Кунья сидела, вцепившись руками в скамейку. Я обнял ее, и она заглянула мне в глаза. Она улыбалась! Лодка все быстрее скользила по течению – крутизна русла нарастала. И вдруг из-за скалы впереди показалось облако брызг – там тоже был водопад! Негры, будто по команде, когда лодка прижалась к берегу, выпрыгнули, оставив нас одних. Лодку развернуло, и боком прижало к скале, торчавшей посередине русла. У нас было всего одно мгновение, и мы прыгнули на мокрый камень, увидев, как лодку, перевернув, потащило вдоль скалы, и она скрылась в пене водопада.

Со скалы на берег вел хлипкий мостик – доски, закрепленные на двух канатах, протянутых над водой, без перилл, висели над бездной. Я пощупал мостик ногой – он дрожал и шатался, однако другой дороги не было, и я шагнул вперед, протянув Кунье руку. Не колеблясь, она двинулась за мной. Стараясь ставить ноги вдоль веревок, чтобы не раскачивать мостик, мы быстрыми шагами направились к берегу. Вода ревела у нас под ногами, и нас порой обдавало пеной. Да тут еще на середине мостика доска, затрещав, проломилась у меня под ногой, и обломки ее полетели в воду, но я удержался от падения. Кунья перепрыгнула пролом, и, сделав еще одно усилие, мы ступили на берег. Перед нами, как будто прямо из воздуха, возникла дверь, и, открыв ее, мы оказались в холле, откуда все началось.

* * *

Нас встретил улыбающийся менеджер, он поздравил с прохождением аттракциона и вручил памятные медальки, как прошедшим его до конца – редко кому это удавалось. Вспомнив о золотых звездочках, хранящихся в Ку-Пио-Су, я только усмехнулся.

Пройдя на выход, мы увидели рядом со входом красочный плакат, на который раньше не обратили внимания. Там, с иллюстрациями и пояснениями, был описан весь маршрут путешествия, который нам пришлось пройти. Плакат разъяснял, что нам ничто не угрожало, а в случае падения мы просто оказались бы в холле. В то же время настоятельно рекомендовалось воздержаться от прохождения аттракциона лицам с неустойчивой психикой или сердечно-сосудистыми заболеваниями.

Выйдя из павильона, мы из любопытства обошли его кругом и убедились, что размеры не превышают пару сотен метров – внутри никак не могла поместиться река, да еще с водопадами и саванной вокруг.

- Катюша, тебе понравилось? – спросил я.

- Очень! Но я рада, что мы не читали рекламный проспект перед входом, иначе не восприняли бы все это всерьез. Но какая потрясающая иллюзия! Это искусство…

Каждый день я связывался с Сергеем. Все у них было в порядке, сын с другими работниками фермы занимался ремонтом загонов, сараев и дома, которые были сильно запущены, Гута вместе с Джоном ухаживала за животными. Джон строго соблюдал свою клятву, у них с Гутой установились дружеские отношения, как у брата с сестрой.

Нас с Куньей по-прежнему «пасли», в основном, все тот же паренек, только уже в другой рубашке, и мы больше не пытались избавиться от слежки. Наконец, пришел долгожданный вызов от Джима – они с Бетти благополучно добрались домой и со своей командой усиленно работали, подготавливая эксперимент в Йеллоустоуне – все уже было в основном готово, эксперимент назначен на конец месяца, ждали только нашего прибытия. Я заказал на следующий день места на рейс до Нью-Йорка, планируя оттуда добираться до Вайоминга на местных линиях, турпутевки в Йеллоустоун давно лежали у нас в карманах, а никаких въездных виз в мире Земли-2 не требовалось.

Этой ночью, лежа в постели, мы с Куньей обсуждали, что нас может ждать по дороге в США. Камера нас не смущала, учитывая, что наш разговор она все равно не слышала, а передавала операторам всякую чепуху.

- Милый, а ты не думаешь, что мы можем туда не долететь? – спросила Кунья.

- Это возможно. Но не забывай, что я могу в любой момент выдернуть нас с самолета и переместить куда угодно.

- А остальные погибнут? Сколько там пассажиров?

- Триста. Но я, конечно, сначала попробую спасти самолет. А от взрыва защищу его заранее.

- Неужели они готовы пойти на уничтожение трехсот человек?

- Не исключено, ведь на кону стоят триллионы долларов. И миллиарды жизней. Что для них триста человек в такой игре? Вспомни Купера.

- Да уж. А если не взрыв? Что еще можно придумать? Что бы придумал ты?

- Я бы сделал программную закладку в компьютер самолета. Это труднее всего обнаружить, а в нужный момент или выключится двигатель, или перестанет работать управление.

- А ты не можешь заранее это выявить?

- Только, если буду рядом с компьютером, да и то – не факт. Как на Гее обнаружил вирус в Искине катера и в установке Джима. Но кто меня туда пустит? Придется ждать, пока что-то произойдет, а потом действовать по обстоятельствам.

- Ну, ладно. Нам же не в первый раз рисковать жизнью…

На этом мы и уснули.

* * *

На следующее утро мы захватили для вида небольшой чемоданчик с вещами и поехали в аэропорт. Регистрации, как это было принято в моем мире, на Земле-1, тут не было, пассажиры сразу пошли на посадку. Мы заметили знакомого уже парня из посольства США, он тоже летел этим рейсом. Можно было бы предположить, что катастрофу нам не устроят, но я не обольщался – одной жизнью больше или меньше, какая им разница?

Самолет фирмы «Боинг», только неизвестной мне модели, стоял на поле, мы входили в него через гибкий коридор сразу из здания вокзала. При входе система распознавания назвала наши имена и указала ряд и место. Мы с Куньей прошли в салон и уселись на свои места. Я закинул чемоданчик на полку и сел к окну, из которого было видно правое крыло самолета с одним из двигателей, места были расположены очень удачно в этом отношении, что, конечно, произошло не случайно – я постарался при их заказе. Третьим пассажиром в нашем ряду оказался какой-то пожилой джентльмен, видимо возвращавшийся домой, в Штаты – он не говорил по-русски, и мы поболтали с ним на английском. Как оказалось, он был в Москве на конференции по экономике.

Самолет запустил двигатели, вырулил на взлет и оторвался от полосы. Впереди – десять часов полета. Я считал, что, пока самолет не достигнет Атлантического океана, ничего не произойдет, и мы можем отдохнуть, о чем и сказал Кунье. Мы с ней разложили кресла и спокойно уснули, правда, перед этим я пожелал проснуться, как только что-то пойдет не так. Совсем как в Ку-Пио-Су, после битвы с суаминтами, двадцать лет назад.

Я проснулся через пять часов и разбудил Кунью. Под нами был океан. Если что-то и случится, то именно здесь – до берегов в обе стороны будет примерно одинаковое расстояние. Как раз настало время обеда, и стюардессы разносили пассажирам подносы с едой. Мы выпили бульон, съели по своему кусочку цыпленка с гарниром, салат, и запили чашкой кофе с пирожным. Ностальгия – точно так же было на рейсах в моем родном мире…

И, только лишь стюардессы успели собрать посуду, это началось! Я как раз смотрел в окно, и увидел, как задний край крыла пополз назад и вниз. Закрылок! А между тем, до посадки еще ого-го! Интересно, один закрылок выпущен, или оба? И я тотчас получил ответ: самолет вздрогнул, как от толчка, и резко накренился – возник разворачивающий момент.

- Что там, милый? – спросила Кунья.

Я дал ей взглянуть в окно. Ей, как пилоту, все сразу стало ясно.

- Что же дальше?

- Ну, крен и разворот пилоты скомпенсируют рулями и элеронами, а вот расход топлива резко возрастет. Да и как садиться с одним выпущенным закрылком? К тому же, это взлетный режим – закрылок выпущен не на тридцать градусов, как при посадке, а на сорок пять, как при взлете.

- И что мы будем делать?

- Сейчас посмотрю…

Я закрыл глаза и сосредоточился – попробовал убрать закрылок. Это получилось неожиданно легко, крыло снова приобрело прежнюю форму. Я представил себе замешательство пилотов – не хотел бы я быть сейчас на их месте! Что они предпримут? Возвращаться так же далеко, как и лететь дальше. К тому же, впереди – свой аэродром. Так они и решили, и самолет не изменил курс. Можно себе вообразить, что сейчас творится на связи! Теперь – что они предпримут при посадке? Я бы на их месте сразу проверил закрылки, пока есть запас высоты. Несинхронный выпуск закрылков при посадке гораздо опаснее. Так и есть – закрылок снова полез из крыла, но на этот раз самолет просто просел, крена не было. Ага, закрылки выпускаются синхронно. Теперь вопрос, не произойдет ли во время полета что-то еще?

Я в двух словах объяснил Кунье, что проделал экипаж. Она согласилась, что действия пилотов правильные, однако неизвестно, что будет дальше. Ну, что же, поживем – увидим, но мне нужно быть наготове. Между тем пассажиры, конечно, ни о чем не подозревая, отдыхали после обеда.

* * *

Полчаса прошло спокойно, и вдруг, совершенно неожиданно, шум двигателей смолк. Несколько секунд мы еще слышали затихающий свист турбин, вращавшихся по инерции. Так и есть – вторая попытка! Самолет, как будто наткнувшись на препятствие, резко сбросил скорость, загорелось табло «Пристегнуть ремни!». Теперь уже пассажиры встревожились, стюардессы побежали по проходам, проверяя, все ли пристегнулись, на ходу кое-как успокаивая людей. Самолет наклонил нос, начиная падение в океан. Пилоты выпустили закрылки, чтобы снизить скорость, и тут – опять сюрприз. Один из закрылков не вышел, самолет снова дал крен. Видимо, пилоты попытались убрать закрылки, но без всякого эффекта, да еще самолет перестал слушаться управления – отказала гидравлика. Крен становился все больше, и машина стремительно теряла высоту. Я, закрыв глаза, прилагал все усилия, чтобы выровнять самолет. Это удалось, я убрал закрылок, скорость снижения упала, крен исчез, но что дальше? Я лихорадочно пытался определить причину отключения двигателей, и вскоре нашел ее – перекрыты топливные клапаны! Так, открыть! Ага, вот снова раздался шум двигателей, по-видимому, пилоты постоянно предпринимали попытки их запуска. Скорость снижения уменьшилась, начался набор высоты. И тотчас заработала гидравлика, стало ясно, что была заблокирована резервная система управления, основная работает. Неужели победа?

Я откинулся на спинку кресла, вытирая пот со лба, Кунья сидела рядом, сжимая мою руку. Я в нескольких словах рассказал ей, что сделал, и она кивнула:

- Как ты думаешь, милый, это все?

- Не знаю. Возможно, будет третья попытка, при посадке. Я постараюсь подстраховать.

Пожилой джентльмен, сидящий рядом с нами, был бледен, как смерть – он ведь не дурак, и отлично понял, что самолет готов был разбиться. Но он ничего не сказал.

Мы заходили на посадку через три часа. Вот и четвертый разворот – так принято называть начало выхода на посадочную прямую. Пилоты не рискнули выпускать закрылки, боясь их несинхронной работы, но я сделал это за них, и они не стали их убирать. Самолет, снижаясь, вошел в глиссаду, и я, прилагая все усилия, держал его по курсу, крену и тангажу. Правда, никаких отклоняющих моментов я не чувствовал. Есть касание! На стоянку мы зарулили без происшествий. Тут использовался обычный трап на автомобильном шасси, и два трапа исправно подкатили к самолету. Только тогда я, наконец, свободно вздохнул. Интересно, как объяснят пилоты все фокусы, которые произошли в полете?

Выходя из самолета, я увидел множество спецавтомашин, стоявших наготове вдоль полосы с включенными «мигалками» – тут явно ждали катастрофы. Мы сразу направились в ближайший ресторан – есть хотелось зверски, как после исцеления. Усевшись за столик, мы дождались, пока принесут еду, и я набросился на нее. Съев, по крайней мере, три порции, я, наконец, почувствовал себя лучше.

- Ну вот, милый, ты записал на свой счет еще триста жизней, да? И куда мы теперь направимся? – спросила Кунья.

- Узнаем, когда рейс в Вайоминг.

- А может, просто возьмем самолет в аренду, как ты думаешь?

- Это возможно, но обратит на нас еще большее внимание. Так что, разведаем лучше насчет местных авиалиний.

Мы узнали, что ближайший рейс в город Каспер, примерно в середине штата Вайоминг и довольно далеко от Йеллоустоуна, идет завтра утром, и взяли на него билеты, а потом пошли в отель, расположенный недалеко от аэропорта, и заселились в номер на один день. Идти никуда не хотелось, навалилась усталость – ведь в Москве день уже заканчивался, и мы с Куньей, улегшись в постель, уснули и проспали до следующего утра, но я на всякий случай все же включил свой «дежурный режим». Видеокамер и микрофонов в номере не обнаружилось. Как говорится, картина Репина «Не ждали». Конечно, ведь по их расчетам, мы – дважды покойники, зачем зря беспокоиться?

* * *

Проснувшись рано утром, мы пошли в душ, а потом занялись сексом – мы опять не были уверены, что переживем этот день, как когда-то на Гее, и хотели использовать представившуюся возможность, к тому же секс хорошо успокаивает и снимает нервное напряжение. Снова душ, и мы отправились на завтрак, а потом – на посадку в самолет.

Небольшой самолетик на шестнадцать мест был наполовину пуст. Наши «друзья» то ли не успели вовремя подсуетиться, то ли в их планы ничего такого вообще не входило, но самолет благополучно взлетел и так же благополучно приземлился в Каспере, маленьком, по нашим меркам, уютном городке примерно на пятьдесят тысяч жителей.

Там, тем не менее, нашелся сносный отель и контора по сдаче в аренду автомобилей. Мы заселились в двухместный номер, а на стоянке к тому времени уже стоял арендованный на месяц (мы не стали мелочиться) «Лендровер» с бензиновым двигателем на четыре литра – электромобилей здесь не было, как и не существовало для них инфраструктуры – их негде было бы заряжать и ремонтировать.

Мы с Куньей пообедали, погуляли по городку, прошлись по набережной небольшой реки, протекающей через город (она называлась, по-нашему, Северное плато), и даже посетили геологический музей, где, кстати, были и образцы пород из Йеллоустоуна. Никакой слежки за собой мы не заметили – либо нас временно оставили в покое, либо, что вероятнее, тут агенты были поопытнее и их не так просто было обнаружить. К вечеру мы вернулись в отель.

Я просканировал комнату – камер и микрофонов в ней по-прежнему не было, и вызвал Сергея. Рассказал про наши приключения, причем Сергей на это отреагировал спокойно, зная мои возможности, и велел ему выдвигаться с Гутой в направлении Йеллоустоуна. Сергей ответил, что они готовы и завтра же выезжают. Он уже закончил ремонт на ферме, Гута обследовала и подлечила всех животных, вдоволь накаталась на своей любимой лошадке, так что отъезд как раз придется кстати. Ее отношения с Джоном оставались ровными, дружескими, и Джона вполне можно будет оставить на ферме за старшего. Кстати, они прикупили на ферму еще одну легковушку, и Джон вовсю ей пользовался – ездил за лекарствами, продуктами и прочими мелочами.

После этого мы с Куньей сходили на ужин в ресторанчик при отеле, и снова поднялись в свою комнату. Лежа в кровати, мы ласкали друг друга, как когда-то на Гее, а потом Кунья положила голову мне на плечо, и мы уснули.

Утром мы проснулись рано, рассчитались за номер и спустились к машине. Я просканировал автомобиль. В нем вполне ожидаемо оказалось заложено взрывное устройство в районе бензобака, примерно на пару килограммов тротила, и я его обезвредил. Бомба должна была взорваться через три часа после выезда. Там же был установлен «жучок» - просто маяк, позволяющий отследить машину, его я оставил на месте, даже не отключив – мне нужна была гарантия, что нас не потеряют в дороге. Ни камер, ни микрофонов в машине не оказалось.

Позавтракав в ресторане отеля, мы сели в «Лендровер» и тронулись, направляясь на северо-запад, к Йеллоустоуну. Кунью я посадил за руль, чем она была очень довольна – конечно, не звездный катер, но хоть какая-то техника, а сам внимательно следил за окружающей обстановкой.

* * *

Дорога вилась среди полей и перелесков, иногда попадались маленькие городки, речки и озера, а на горизонте виднелись горные вершины. Встречных и попутных машин почти не было.

Выйдя на относительно ровный участок, Кунья вдавила педаль газа до пола, чтобы проверить возможности машины. Двигатель взревел, нас откинуло на спинки сидений, стрелка спидометра быстро поползла вправо. Сто миль в час, сто двадцать, сто сорок! Был еще небольшой запас, но Кунья перестала насиловать двигатель, и дальше мы ехали относительно спокойно, шестьдесят – семьдесят миль в час. Дорога то ныряла в ложбины, то поднималась на возвышенности. Когда прошло четыре часа, мы сделали остановку в маленьком городке – заправили машину и пообедали.

- Ну что, милый, наверное, наши «друзья» уже тревожатся, не могут понять, почему мы еще живы? – сказала Кунья. – А не следовало ли отключить маяк через три часа, как будто мы взорвались?

- Нет. Я хочу выманить их на себя.

- Думаю, скоро мы их увидим. Вот начнутся горы…

Действительно, через пару часов дорога заметно пошла вверх, по бокам появились скалы, перемежающиеся обрывами, иногда до ста – двухсот метров глубиной. Я время от времени поглядывал на дорогу позади, но Кунья все равно заметила их раньше:

- Вадик, обрати внимание, черный «Линкольн» сзади! Он идет за нами уже километров десять.

Так и есть, большая черная машина следовала в нескольких сотнях метров, не отставая, но и не приближаясь.

- Как ты думаешь, что они собираются делать? Стрелять?

- Не обязательно, но я на всякий случай поставил на нашу машину защиту. Пули, и даже гранаты, не смогут ее повредить, а просто исчезнут.

- А что будет при столкновении?

- Толчок будет, хотя до кузова они не достанут, следов не останется.

- А, ну и замечательно!

Я догадывался, что имела в виду Кунья – в подходящем месте они могут попытаться столкнуть нас с дороги.

- А оторваться мы не сможем?

- Нет, у них двигатель – втрое! Двенадцать цилиндров… Да и дорога для гонок не очень подходящая – горы.

- Я бы мог при желании повредить их машину…

- А смысл? Так мы хотя бы увидим, что они станут делать, и выведем их из игры. Посмотрим, чего стоят мои навыки пилота!

Долго ждать не пришлось. Дорога вилась серпантином, и, когда слева она прижалась к скалам, а справа появился зияющий обрыв, «Линкольн» стал нас быстро нагонять.

Выехав на встречную полосу, он шел параллельным курсом. Его затонированные  стекла не позволяли рассмотреть тех, кто сидел внутри, а между тем машина преследователей начала прижиматься к нашей, пытаясь «отжать» нас вправо. Кунья посигналила и притормозила, но «Линкольн» тоже снизил скорость и еще плотнее прижался к нам. И тогда Кунья вдавила педаль газа до пола –  «Лендровер» взревел и прыгнул вперед. Не ожидавший этого водитель «Линкольна» слегка отстал, но тотчас снова догнал нас.

Правое переднее стекло их машины опустилось на несколько сантиметров, оттуда высунулся ствол пистолета, и я увидел несколько вспышек выстрелов – звука за ревом мотора слышно не было. Защита поглотила пули, и ничего не произошло. Тогда «Линкольн» опять стал притираться к нам слева. Заскрипел металл – «Лендровер» зацепил правым бортом ограждение проезжей части. Скорость была около ста миль в час, а между тем впереди дорога круто уходила сначала вправо, а потом влево, вдоль скал. Я, на всякий случай, приготовился выдернуть нас из машины, но тут, перед самым поворотом, Кунья резко затормозила. «Линкольн», заскрежетав железом, промчался мимо, снес ограждение, и начал длинное и красивое падение с обрыва…

* * *

Мы сидели в машине и наблюдали этот полет. «Линкольн» сначала летел горизонтально, потом наклонился вперед, зацепился за выступающую со дна пропасти скалу, так что оторвался капот и одна из дверей, перевернулся, врезался еще в одну скалу и взорвался, эффектно, словно в кино…

Кунья молча пожала плечами, и наш «Лендровер» не спеша тронулся. Подъехав к небольшому расширению дороги, Кунья остановилась, мы вылезли и заглянули вниз, в обрыв. Пропасть была глубиной метров триста, со дна ее поднимался черный дым, и взлетали языки пламени – очевидно, у «Линкольна» был полный бак бензина. Вернувшись к своей машине, мы осмотрели ее. Защита не подвела, никаких следов от столкновения с «Линкольном» и ограждением дороги не осталось.

- Ну как, милый? – спросила Кунья, обнимая меня и прижимаясь ко мне сзади.

- Отлично, Катюша, - улыбнулся я, ласково прикрыв своими руками ее ладони, лежавшие у меня на груди. – Не знаю, как им, а мне понравилось. Как видишь, они готовы были пойти на все, в том числе, не избегая стрельбы.

- Да. Ну что, поедем дальше?

- Поедем. Чуть позже.

И я достал из воздуха аппарат персонального вызова.

- Сергей, Гута, как у вас? Где вы? – спросил я, нажимая кнопку.

Сергей тотчас откликнулся:

- Мы недавно выехали с фермы. Следуем на северо-запад, в направлении Йеллоустоуна, на нашем джипе. Гута за рулем, я слежу за обстановкой. Если ничего не случится, будем на месте в течение дня. Что у вас нового?

Я кратко изложил наши сегодняшние приключения и добавил:

- Будьте предельно внимательны, в случае любой угрозы свяжись со мной немедленно. Помните, мы ждем от вас помощи отнюдь не в силовых операциях. Главное – вы должны добраться до Национального парка незаметно!

- Так точно, сэр! – весело отозвался Сергей. – Конец связи.

Кунья, прослушав нашу беседу, задумчиво покачала головой:

- Сережа, все-таки, совсем еще мальчишка. Как ты думаешь, у него хватит выдержки и благоразумия?

- Надеюсь, что да. Волнуешься?

- Да, за них.

Мы сели в машину, Кунья тронулась, и мы поехали дальше.

- Как тебе машина, Катюша? – спросил я.

- Неплохо. Хотя я бы предпочла механическую коробку передач, а не автомат.

- Почему?

- Потому, что с механикой можно в более широких пределах манипулировать скоростью и тягой.

- Да, пожалуй. Ну, я думаю, что нападений сегодня больше не будет. Еще каких-то пара часов – и мы на месте.

- Как ты считаешь, наши «друзья» уже в курсе того, что произошло?

- Конечно. Не говоря даже о том, что на «Линкольне» наверняка был маяк, они вполне могут следить за нами со спутника.

* * *

Дорога все больше забирала вверх – мы приближались к конечной точке нашего маршрута. Наконец, после очередного поворота, впереди показался большой красочный плакат на английском языке – «Йеллоустоунский национальный парк».

Плакат был оформлен нарочито грубо и укреплен на бревенчатых опорах. Рядом с плакатом стоял полицейский, который сделал нам знак остановиться. Кунья затормозила, и он подошел к машине, я обратил внимание на то, что кобура у него на поясе была расстегнута. Он обратился к Кунье:

- Мисс, можно посмотреть ваше водительское удостоверение?

Кунья протянула ему документ и спросила:

- А можно узнать, в чем причина вашего любопытства?

- Можно, - буркнул он, изучая документ. – Нам поступил сигнал, что ваша машина по дороге сюда попала в аварию, причем тот автомобиль, с которым вы столкнулись, упал в пропасть, пассажиры погибли.

- Каким образом это возможно, если на нашей машине нет никаких следов? – спросил я.

- Да, я и сам вижу, - пробормотал полицейский, возвращая Кунье удостоверение. – Наверное, это какая-то ошибка. А есть у вас еще какие-нибудь документы?

Я протянул наши советские паспорта и турпутевки. Прочитав бумаги, полицейский расплылся в улыбке:

- О, руссо туристо! – сказал он, явно гордясь своим «знанием» языков. – А почему вы решили приехать именно сюда?

- Тут работает наш знакомый.

- Могу я спросить, кто это?

- Профессор Джим Смит. Мы, как и он, были в межзвездной экспедиции.

- Как?! Вы летали к звездам вместе с ним? Мы все его хорошо знаем, можно сказать, что это наш национальный герой!

- Да. Только, скорее, не мы с ним, а он с нами, - я засмеялся. – Я – начальник медицинского отдела экспедиции, а моя жена, –  я кивнул в сторону Куньи, – младший навигатор.

Полицейский даже изменился в лице:

- Прошу прощения, сэр! Наверняка, произошла ошибка. Я так и доложу, что ваша машина не имеет к аварии никакого отношения. – И он протянул мне документы.

- А откуда поступили к вам сведения о нас? – принимая документы, небрежно поинтересовался я.

- Из полицейского управления штата, сэр!

- Спасибо. Счастливо оставаться!

- Счастливого пути! – ответил мне полицейский, отдавая честь.

Машина тронулась, и несколько минут мы ехали молча.

- Вот видишь, Катюша, они уже все знают, - сказал я.

- Да. И, разумеется, мы тут и шагу не сможем сделать без их «опеки». Теперь и я вижу, как полезны нам будут Сергей и Гута.

* * *

Через несколько километров пути я достал из кармана обычный смартфон и вызвал номер Смита – не было смысла маскироваться, раз о нашем визите тут хорошо известно.

- Джим, привет! Это Вадим, как дела?

- О, Вадим, ты уже здесь? И Катя тоже? Я очень рад! Где вы?

- Мы только что заехали на территорию парка. Где тебя искать?

- Поезжайте по дороге, тут не заблудишься. Переедете реку по мосту, справа будет мотель. Можете там пока остановиться, вечером я к вам заскочу. До встречи!

Через полкилометра мы проехали по мосту через бурную реку, текущую в глубоком ущелье. Река тоже называлась Йеллоустоун, именно от нее получил свое название Национальный парк. Еще через несколько сот метров, справа от дороги, мы увидели здания мотеля, носившего громкое название «Супервулкан».

Поставив машину на стоянку, мы прошли в холл и взяли номер на двоих. Приняв душ и немного отдохнув, мы направились в маленький ресторанчик, располагавшийся здесь же, на территории мотеля, но только успели приступить к еде, как нас атаковал экскурсовод. Он с ходу предложил намширокую программу – экскурсии на автобусах, посещение зоопарка, гейзеров, горячих озер, и даже сплав по реке на байдарках. Мы от всего вежливо отказались, пояснив, что машина у нас своя, и мы вообще-то приехали к знакомому.

Не успели мы отделаться от экскурсовода, как со двора послышался свист турбин и стрекот вертолетного двигателя, и в зал, улыбаясь, стремительно вошел Джим. Он ничуть не изменился, оставшись все таким же, большим и энергичным, каким мы его помнили по экспедиции. Подойдя к нашему столику, причем экскурсовод, очевидно, прекрасно его знавший, моментально ретировался, оставив нас в покое, Джим пожал нам руки, подозвал официанта, и заказал ужин в своем вкусе – по-вегетариански.

- Если бы вы знали, друзья, как я рад видеть вас тут!

- А где Бетти? – поинтересовалась Кунья.

- Здесь, здесь! Она осталась в домике возле административного корпуса, мы там живем. И вас тоже заберем к себе, в доме есть свободные комнаты, вся наша команда уже уехала. А сейчас, после ужина, давайте слетаем на вертолете – еще не стемнело, и я покажу вам окрестности.

Мы загрузились в вертолет, там было четыре места, он взлетел, и, заложив вираж, взял курс на север.

- Как доехали? Без приключений? – спросил Джим по внутренней связи.

- Потом, Джим, - ответила Кунья. – Сначала посмотрим, что у вас тут.

Вертолет набрал высоту более километра. Внизу виднелись лесистые равнины, кое-где рассекаемые реками и озерами. Наконец, впереди показалась пустошь, в середине которой располагалось большое озеро странного цвета.

Зелено-голубые воды были окружены широкой каймой оранжево-желтых оттенков, по-видимому, из отложений серы и охры, в котловине вились густые пары, температура воды озера явно была близка к точке кипения.

- Вот эта пустошь и есть знаменитая кальдера Йеллоустоуна! – комментировал Джим. – Под ней, совсем близко к поверхности, всего в нескольких километрах, залегает огромный лакколит. Его размеры измеряются десятками километров, а температура магмы приближается к тысяче градусов. Видите пары над озером? Вода в нем почти кипит, а в окрестностях – множество мелких горячих озер и гейзеров. В скалах вокруг пустоши стоят наши геовибраторы, их тридцать семь! В каждой искусственной пещере установлен Искин, все они соединены компьютерной сетью. Питается вся эта система от гидроэлектростанции, расположенной на реке Йеллоустоун, в десятке километров отсюда.

- А где управление? – спросил я.

- Центр управления расположен в административном здании, куда мы сейчас полетим. Но в каждой пещере есть свой автономный центр.

* * *

Пройдя над кальдерой, вертолет опять заложил вираж и скоро пошел на посадку возле двухэтажного здания. Когда мы вылезли из кабины, к вертолету уже бежала Бетти.

- Катюша, Вадим! – закричала она, обняла Кунью и повела нас к дому. Джим шел следом.

Через пять минут мы уже сидели в зале за пультом Искина, и слушали пояснения Джима:

- Вот отсюда управляются все Искины, стоящие в пещерах рядом с геовибраторами. Чтобы получить доступ к сети, необходимо идентифицироваться. Идентификация проводится с помощью карточки памяти с цифровой подписью, вот такой, – и Джим вставил в гнездо передней панели Искина карточку наподобие обычной кредитки.

Экран мигнул, и Искин сказал:

- Приветствую вас, профессор Смит! Жду команды.

- Проверка системы.

- Выполняю. Проверка Искинов… Один, два, три … тридцать семь! Все Искины на связи, геовибраторы отключены, неисправностей не обнаружено.

- Ну, ладно, а как обеспечивается безопасность? – спросил я.

- В каждой пещере имеется пост охраны, состоящий из трех сотрудников ФБР. При заступлении на пост каждый из них проходит биометрическую идентификацию. Они меняются три раза в сутки. Здесь, в центральном здании, имеется свой пост охраны, состоящий из трех сотрудников полицейского управления штата.

- А почему нас с Катей пропустили без проверки?

- Вы же были со мной! И меня, и Бетти, все знают в лицо. А сейчас мы как раз пройдем к начальнику охраны и оформим на вас пропуска.

- Хорошо. Только давайте вначале прогуляемся по территории центра управления.

Мы вышли и направились к расположенному неподалеку небольшому озеру. Дойдя до берега, мы сели на камни, лежавшие на берегу, и некоторое время смотрели на воду. Кунья, как когда-то на Гее, уселась на песок, прислонившись к моей ноге, оперев голову о мое колено.

- Ну, вот, Джим, а теперь послушай, как мы сюда добирались, - сказала она.

* * *

Кунья начала с московских событий. Мы с ней давно уже обсудили, что следует знать Джиму. Про нашу отлучку из Москвы, Ку-Пио-Су, Сергея и Гуту не было сказано ни слова. Зато про покушение в самолете и битву на дороге она рассказала подробно, как и о встрече с полицейским у въезда в Йеллоустоун.

Я слушал и в очередной раз прокручивал в голове, что сказать Джиму о своих способностях, и как это преподнести. Когда Кунья закончила, мы все долго молчали. Наконец, Джим сказал:

- Судя по всему, Вадим, после двух месяцев в коме, у тебя появились еще кое-какие возможности, о которых ты не говорил на Гее.

- Да. Я не только могу видеть технику, но и воздействовать на нее.

- А в каких пределах?

- В довольно широких. Например, управлять механизацией крыла самолета, как ты уже понял. Или предотвратить столкновение машин на дороге. Или заставить пистолет противника дать осечку. Но гораздо важнее то, что, как видишь, о нашем приезде знают. Причем даже на уровне полицейского управления штата. И тщательно отслеживают все наши действия. И в том, что в вашей охране у них есть свои люди, можешь не сомневаться. А какой доступ охрана имеет к вашей системе?

- Ограниченный. У них нет допуска по картам и биометрическим данным.

- Ты думаешь? Я очень сомневаюсь. Если на Гее через Купера они получили доступ к управлению установкой, то тут – и подавно.

- Но они же не самоубийцы! При взрыве вулкана они погибнут первыми.

- А кто им об этом сказал?

- Да, пожалуй.

- Когда планируется начало эксперимента?

- Буквально на днях, у нас все готово, мы ждали только вашего прибытия.

- А кто еще из ученых участвует в эксперименте, кроме вас?

- Никто. Только я и Бетти. Это решение на уровне президента, который в курсе того, что произошло на Гее с Купером и о вашей роли. Нам он безусловно доверяет, и у него есть советники, которым не безразлична судьба Соединенных Штатов. Все управление централизовано.

- А можно управлять из другого места? Например, в любой из пещер?

- В принципе, да. Но нужно получить допуск от периферийного Искина. И подтверждение от меня.

- Я думаю, что ваша система давно взломана, и в любой момент готова выполнять не твои команды, а команды ваших противников. Не зря же они так не хотели допускать нас с Катей сюда.

- Да, но существует ведь и контроль физического доступа. Агенты ФБР.

- Джим, это даже не смешно! Они все давно куплены со всеми потрохами. Если не все, то многие. А если они такие честные, то что стоит их устранить в нужный момент?

* * *

Мы все замолчали, глядя на исходившую паром поверхность озера.

- Что же нам делать? – спросил, наконец, Джим. – Все отменить и отказаться от эксперимента?

- Нет, зачем же? – отозвался я. – Мы же здесь. И есть у нас пара тузов в рукаве, о которых наши противники пока не подозревают.

- Каких тузов?

- В свое время узнаешь, Джим. А сейчас вы ступайте к себе, а мы с Катюшей прогуляемся.

- А потом?

- А потом вернемся в мотель.

- А почему не сюда?

- Поверь, так будет лучше для дела.

- А как же охрана? Вы подставляете себя под удар!

- И, тем не менее, сделаем так, как я сказал. Завтра увидимся, я позвоню. А пока… У тебя же есть карта расположения пещер с Искинами? Сбрось ее нам.

Поднявшись на ноги, мы пожали Джиму руки и направились к скалам, окружавшим озеро.

- Постойте, вы же заблудитесь! – воскликнул Джим. – Давайте, я отвезу вас на вертолете!

- Не заблудимся, Джим, не беспокойся. До завтра!

Мы с Куньей углубились в окружавшие озеро скалы, и, убедившись, что никто нас не видит (я даже просканировал окружающую местность), присели на камни. Я извлек из воздуха аппарат персонального вызова и нажал кнопку:

- Сергей, Гута! Где вы?

Сергей тотчас откликнулся:

- Мы в мотеле, за мостом через реку. Поужинали и сидим в номере, ждем указаний.

- Отлично, мы сейчас у вас будем. В номере вы одни?

- Да.

- Хорошо, закройте дверь на ключ.

- Дверь закрыта.

- Мы идем к вам!

С этими словами я взял Кунью за руку, и мы оказались в номере мотеля.

* * *

Сергей и Гута сидели на кровати, обнявшись, совершенно голые. Впрочем, это зрелище нас не смутило, не в первый раз мы видели их в таком виде. Возможно, после ужина они собирались заняться сексом. Они поднялись нам навстречу, Кунья обняла Гуту, я пожал Сергею руку, а потом мы все уселись за стол, причем я поставил защиту, чтобы ни один звук не вышел за пределы комнаты, и, просканировав помещение, убедился, что никакой видео- и аудиоаппаратуры в нем нет.

- Ну, как доехали?

- Без происшествий, никто на нас не нападал, никто не следил, и на территорию заповедника мы заехали без вопросов. А вот потом…

- Что? – насторожился я.

- Когда мы сидели в ресторане за ужином, там же ужинала компания, чем-то напоминающая ковбоев «дикого запада», человек десять. Они изрядно подвыпили и без всякого стеснения болтали друг с другом, а ты же знаешь, какой у нас слух. Так вот, они в курсе, что Джим здесь и готовит эксперимент… Они называли его «грязным ниггером», и говорили о каком-то «сюрпризе», который его ожидает. По их словам, сюда едет его «дружок», чтобы подложить ему «хорошую свинью». Говорили и о больших деньгах, которые их всех ждут.

- А вас они не заметили?

- На нас не обратили внимания, там были еще посетители. А мы сидели от них довольно далеко, и после ужина сразу ушли. Я уже хотел было тебя вызвать, но ты меня опередил.

- Очень интересно! Надо будет проследить за ними, но только так, чтобы они ничего не заподозрили.

- Кстати, они еще говорили о «легавых», которые охраняют оборудование, и о том, как с ними справиться: «На что у нас оружие?».

- Замечательно! Это все очень интересно, так что продолжайте за ними наблюдать. А где они живут?

- Здесь же, в мотеле, только в соседнем коттедже.

- Еще лучше! Но будьте очень осторожны.

- Не волнуйся, отец, мы не подведем.

Поговорив еще о том, что произошло за это время на ферме и сбросив на смартфоны Сергея и Гуты карту, мы уже собирались уходить, как вдруг мне поступил персональный вызов. Поскольку Сергей сидел рядом со мной, это могла быть только Маша, из поселка. Чтобы все могли слышать, о чем речь, я достал из воздуха аппарат и нажал кнопку:

- Да, Маша, я слушаю!

Прерывающийся голос, который донесся до нас, был совсем не похож на обычно спокойный и рассудительный голос дочери:

- Папа, тревога! Нам срочно нужна помощь! На поселок напали суаминты! Их много сотен!

- Держитесь, мы идем! – закричал я, и все завертелось.

* * *

Мы все вскочили. Сергей и Гута схватились было за одежду, но я остановил их. В поселке сейчас весна, еще лежит снег, и я тотчас же создал для нас всех одежду из белого меха, и мы ее стали лихорадочно натягивать. На столе появились четыре автомата АК-74, четыре пистолета «Глок-17», четыре кинжала и перевязи с метательными ножами. Через пять минут мы все были готовы к бою – пистолеты мы сунули за пояса, кинжалы в ножнах висели на ремнях, перевязи с метательными ножами – крест-накрест под куртками. Я поставил стену времени, и, закинув за плечи автоматы, мы все взялись за руки и оказались рядом с Машей, на окраине поселка Ку-Пио-Су, в рядах защитников, спрятавшихся за крайней избой. Здесь стояли уже густые сумерки.

Я протянул Маше автомат и пистолет, и тотчас поставил защиту на всех жителей поселка, включая и нас самих. Для своих я громко сказал:

- Имейте в виду, патроны в оружии пополняются автоматически, магазины менять не надо! Маша, доложи обстановку! – приказал я, обратив внимание на то, что дочь тяжело дышит.

- Они напали примерно час назад. Аза погиб! – воскликнула Маша. – Я не успела помочь, было уже поздно. Он бросился на помощь своему старшему сыну, и его убили… Копьем… Сына тоже… А потом изрубили их топорами. У меня не было с собой аппарата связи, и пока я добежала домой, вызвала вас, а потом вернулась обратно… А Керк ранен, но легко, ничего страшного.

Я выглянул из-за избы, и тотчас свистнула стрела, но, встретив защиту, ушла в сторону. Две соседние избы горели, очевидно, суаминты подожгли их зажигательными стрелами.

- На нас всех защита, так что не бойтесь выходить под обстрел! – закричал я. – Вперед, мы их должны прогнать, пока они не подожгли весь поселок!

- Осторожно, папа, их больше пяти сотен! А у нас есть раненые.

- Ранений больше не будет, я поставил защиту на всех. Маша, займись ранеными, мы пока тут справимся сами. Вперед! – и я опять выглянул из-за угла избы.

Суаминты растянулись в линию метрах в пятидесяти от нашего укрытия и обстреливали нас из луков. Я встал на колено и дал длинную очередь – лучники повалились в снег, как трава под косой. Вскочив, я бросился вперед. В голове стучала мысль: «Аза убит! Как же мы теперь без него?! Как Дамма? И дети, они же его так любили!», но предаваться скорби было некогда. Мы вдвоем с Сергеем перебежками неслись к толпе суаминтов, которые еще не поняли, что положение изменилось, и старались нас напугать, громко крича и размахивая копьями. Брошенные копья отлетали от наших тел, отклоненные защитой, а мы непрерывно стреляли, и, когда добежали до толпы нападающих, толпы уже не было – на снегу лежали кучи тел. Какой-то суаминт бросился на меня, размахивая палицей, но я даже не стал уклоняться – палица отскочила от моей головы, отброшенная защитой, а я выстрелил в упор.

Сергей бежал рядом, не отставая от меня ни на шаг, и стрелял короткими очередями. Левее нас, выскочив из-за избы с другой стороны, бежали Кунья и Гута, стволы их автоматов в темноте все время вспыхивали огнем.

* * *

Суаминты не выдержали и побежали – их оружие не могло причинить нам вреда, а их войско таяло на глазах. Мне вспомнилось из Пушкина:

Везде главы слетают с плеч,

И с воплем строй на строй валится!

Со всей возможной скоростью враги уходили за реку, покрытую льдом, в лес на противоположном берегу. Снег был глубокий, и суаминты, которые были на лыжах, имели перед нами преимущество. Я криком предупредил своих, и на всех нас появились лыжи – мы сразу прибавили в скорости и стали нагонять врагов. Автоматы по-прежнему грохотали очередями, суаминты впереди валились на снег.

Пробегая мимо трупов врагов еще при свете горящих изб, я обратил внимание на то, что все это были довольно молодые люди, около двадцати лет или немногим старше, и понял: это выросшие дети, которых мы пощадили почти двадцать лет назад. Они не забыли и пришли отомстить. Такое больше не должно повториться! Мы истребим их всех! Но… убивать женщин и детей? Все во мне восставало при этой мысли. Между тем, различать врагов в темноте за деревьями становилось все труднее. По моему желанию у нашей четверки появились мощные подствольные электрические фонари, и яркие лучи света пронзили темноту. Стоило тени мелькнуть между деревьями, как я нажимал на спуск, и тело врага падало на снег.

Суаминты разбегались в разные стороны, лучи фонарей Куньи и Гуты все больше удалялись – их уже почти не было видно в лесных зарослях. Мне пришло в голову, что дальнейшее преследование врагов бессмысленно, и я закричал Сергею:

- Стой! Ко мне!

Он послушался, я схватил его за руку, и мы мгновенно оказались рядом с нашими женщинами. Я снова закричал:

- Стойте! Сюда!

Они поняли и подчинились – мы все собрались в кружок и погасили фонари. Тьма ночного леса окутала нас со всех сторон.

- Друзья, - сказал я, - наше преследование стало неэффективным. Не будем тратить время, возвращаемся!

- Но они же вернутся и снова нападут! – воскликнула Гута.

- Нет. Завтра мы их найдем и уничтожим. А сейчас, в темноте, мы только зря тратим время и силы. Подойдите ко мне!

Когда все собрались вокруг меня и взялись за руки, мы перенеслись в поселок, оказавшись рядом с крайними избами, откуда начали бой. Избы по соседству уже не горели, пожар был потушен. Вдоль улицы светились редкие фонари – суаминты не имели понятия об электричестве, поэтому и не пытались захватить электростанцию или повредить провода.

* * *

На снегу сидели и лежали десятка два раненых, а Маша, склонившись над одним из них и прикрыв глаза, занималась его исцелением. Я приказал Сергею присоединиться к ней, и он, подойдя к одному из лежавших, в свою очередь склонился над ним. Хотя, благодаря биоблокаде, они и так бы восстановились, но процесс не мешало ускорить. Ко мне подошел Олег – я его только теперь заметил. Мы пожали друг другу руки.

- Как ты? Где Нина и дети?

- Дома. Они в порядке. Вот только лучник из меня никакой… Мне бы автомат!

- Держи! – я протянул ему автомат и пистолет, и он живо схватил оружие, а глаза его радостно блеснули:

- Вот это по-нашему! А запасные магазины?

- Патроны пополняются автоматически. Оставляю на тебя оборону поселка, суаминты вряд ли вернутся, но все же расставь посты и охраняйте поселок до утра. Мы – домой, у нас дела, а утром идем в погоню за врагами.

- Есть!

Мы с Куньей и Гутой направились к центру поселка, по пути поздоровавшись с Суэго, Сойоном и Карасем:

- Как вы? Не ранены?

- Сойгу ранен, но легко, сидит с другими ранеными, скоро ему помогут. Тэкту тоже там. А вот Аза…

- Да, я знаю. Отец, пока ты будешь за старшего в поселке. Олег займется охраной поселка ночью, я дал ему оружие. Мы – домой, завтра идем за суаминтами.

- Как скажешь, сын!

Подойдя к дому, мы прежде всего зашли в радиорубку. Дежурный оператор вскочил и доложил:

- Я говорил с Ку-Они, у них все тихо, в поселке двадцать два человека, все на месте.

- Передай им приказ: никуда не отлучаться, быть готовыми к обороне.

- Есть!

Мы втроем собрались вокруг стола в зале, и я разложил на столе интерактивную карту местности, прилегающей к нашим поселкам. Вот – Ку-Пио-Су, а вот – Ку-Они. Красные точки веером удалялись от Ку-Пио-Су за реку, в направлении болота, а за болотом виднелась целая россыпь красных огоньков, это был основной лагерь суаминтов. В направлении Ку-Они двигалось около сотни красных точек, они уже прошли две трети расстояния до соседнего селения. Я указал на них:

- Вперед, друзья! Они не должны дойти!

Мы закинули автоматы на спины, взялись за руки, и оказались на льду реки, в нескольких километрах от Ку-Они. Суаминтов пока не было ни видно, ни слышно. Я велел женщинам занять позиции у береговых скал, в двухстах метрах выше по течению, где русло сужалось, и открывать огонь по суаминтам вслед за мной, а сам уселся на лед посередине и стал ждать.

* * *

Прошло около часа, и, наконец, из-за поворота реки показались огоньки факелов. Толпа приближалась, слышались крики и брань. Наконец, метрах в пятидесяти, меня заметили, враги остановились, и вперед выступил коренастый мужчина:

- Кто ты такой? – спросил он на своем языке.

- Я – Уоми, сын Дабу. Вы слышали обо мне?

- Да, я слышал. Что ты хочешь нам сказать до того, как мы тебя убьем?

- Вы вернетесь в свой лагерь, и тогда, может быть, я оставлю вас в живых.

Предводитель суаминтов презрительно расхохотался:

- Ты слишком много о себе воображаешь, Уоми. Убейте его!

Пятеро врагов, выскочив вперед, бросились ко мне, размахивая копьями. Подождав, пока они приблизились, я перекинул автомат на грудь и открыл огонь. Пять трупов покатились по снегу и замерли. Предводитель, в свою очередь, кинулся вперед, а за ним повалила вся толпа. Я начал стрелять, и тотчас заговорили автоматы женщин за спинами суаминтов. Через пять минут все было кончено, только неподвижные тела усеяли лед на реке, да валялись, догорая, факелы, которые выронили враги. Кунья и Гута подошли ко мне.

- Вы все сделали правильно. Осталось уничтожить тех, кто случайно остался в живых.

Над некоторыми из лежащих тел засветились синие огоньки.

- Незачем им зря мучиться.

Женщины двинулись вперед. Грохнуло несколько пистолетных выстрелов, и огоньки погасли. Все мы в молчании собрались вместе, взялись за руки и оказались снова в зале нашего дома. Я опять расстелил на столе карту:

- Вот их основной лагерь, все оставшиеся в живых к утру соберутся туда, тогда мы их и навестим.

- А ты придумал, что мы будем делать с женщинами и детьми? Уничтожим? – спросила Кунья.

- По возможности, нет. Я еще подумаю.

Я снова взглянул на карту и нашел на ней Каменную Щель. В том направлении красных огоньков видно не было, только на месте пещеры Урхату мерцало десятка два  зеленых точек.

- Ну, а теперь – отдыхать до утра!

- Я пойду к Сереже! – тотчас вскочила Гута.

- Ладно. А мы с Катюшей утром наведаемся в лагерь суаминтов.

- А это не опасно? Мы вам понадобимся?

- Думаю, нет.

Мы прошли в свою комнатку, где жили до ухода на Землю-2, в Первую Звездную, а затем недолго после возвращения, и, обнявшись, уселись на кровать. Разговаривать не хотелось, и мы долго сидели, прижавшись друг к другу. Наконец, Кунья встряхнула головой, как бы приходя в себя:

- Давай отдыхать, милый! Это был тяжелый день…

Мы разделись и улеглись в постель, как всегда, обнявшись, словно находя утешение в близости тел друг друга. Кунья положила мне голову на плечо, и мы уснули.

* * *

Утром мы проснулись рано, и, одевшись, сразу пошли на край поселка, где вчера были Маша и Сергей. Раненых там уже не было, только стоял Олег с автоматом наперевес. Когда я подошел, он доложил:

- Вадим, ночью противника замечено не было. Маша и Сергей в избе рядом, отдыхают. Ночью люди посменно патрулировали поселок.

- А ты?

- Я тоже патрулировал, но успел и поспать, не волнуйся.

- Ладно, мы с Катюшей идем в лагерь суаминтов, попробуем спровадить их подальше.

- Перебьете всех?

- Полагаю, что нет.

- Помощь нужна?

- Справимся сами.

Олег не возразил, он знал мои возможности. Мы с Куньей на лыжах углубились в лес, в направлении болота, туда, где я видел на карте лагерь суаминтов. Когда поселок скрылся за деревьями, я взял Кунью за руку, и мы оказались рядом с лагерем, на опушке. Впереди, на большой поляне, виднелись костры, окруженные десятками шалашей, а также множество людей, спавших прямо на снегу.

- Ну, что будем делать? – спросил я. – Как думаешь?

- Есть у меня одна мысль. Если мы просто войдем в лагерь, ничего, кроме драки, не выйдет, и придется убить их всех. А помнишь, по дороге к Большой воде, я первая выходила на берег и разговаривала с местными жителями? И они меня не боялись. А в Свайном поселке я боролась с воинами и победила. А когда отбивалась от воинов Ойху, свернула шеи нескольким из них. Вот, я хотела бы повторить все это тут. Это заставит их подчиниться. А потом ты отправишь их, куда хочешь, подальше отсюда, откуда они не вернутся.

- Ладно, давай попробуем. Но защиту у тебя я оставлю, мало ли что они захотят сделать! И еще, теперь ты будешь говорить на языке суаминтов и все понимать. Действуй.

Кунья кивнула, сняла лыжи и воткнула их концами в снег, поставив вертикально. Затем она скинула меховые сапожки, став босиком на снег. Я почему-то вспомнил, как она впервые после исцеления босиком вышла к жителям Ку-Пио-Су, не обращая внимания на мороз, а потом я согревал пальчики на ее ногах поцелуями. А сейчас у нее биоблокада, и, тем более, холод ей не страшен.

А Кунья, между тем, продолжала раздеваться. Она сняла меховую куртку, а потом и штаны, и предстала передо мной совершенно голая. Ее кожа, еще смуглая от загара, полученного на Гее, смотрелась просто потрясающе на фоне снега. Улыбнувшись, она протянула ко мне руки, а я обнял ее и прижал к груди, гладя по голой спине. Потом я обнял ее сзади и обхватил ее живот и грудь, нащупав твердые торчащие соски. Повернув ко мне голову, она слилась со мной в поцелуе, а я скользнул рукой по ее животу, погладив внизу мягкие волосы, и, как всегда, она при этом вздрогнула, прижимаясь ко мне.

Еще раз поцеловав меня, Кунья освободилась из моих объятий, повесила одежду на концы коротких лыж, воткнутых в снег, поправила свои светлые, как солома, волосы, и решительно направилась вперед, к лагерю суаминтов.

* * *

Я шел в нескольких шагах позади, и любовался обнаженным телом Куньи и ее легкой изящной походкой. Оружие Куньи я пока уничтожил, а свой автомат висел у меня на груди – в случае чего, и его одного будет достаточно. Наконец, когда мы подошли поближе к лагерю, нас заметили. Дремавшие у костров часовые вскочили, глядя на Кунью, широко раскрыв рты, в лагере поднялась суматоха. Кунья продолжала приближаться, не делая даже попытки прикрыться руками, как обычно поступают обнаженные женщины.

Спустя несколько минут из одного из шалашей показался бородатый и косматый мужчина. Поднявшись на ноги, он двинулся навстречу обнаженной и, казалось бы, беззащитной девушке. Подойдя на несколько шагов друг к другу, они остановились. Кунья была ниже своего оппонента почти на голову, но стояла перед ним прямо, спокойно глядя ему в глаза. Так они и стояли друг против друга, суаминт в меховых штанах и куртке, и голая девушка, и молчали.

Наконец, мужчина встряхнул головой, сбрасывая оцепенение, и спросил:

- Кто ты?

- Меня зовут Кунья, я из поселка, на который вы напали.

- Наверное, ты колдунья?

- Нет. Я обычная женщина, а вот мой муж, - и она показала на меня кивком головы.

- Зачем вы пришли?

- Вы должны уйти, и никогда больше тут не появляться, иначе будете уничтожены.

Суаминт ухмыльнулся:

- Легко сказать, но трудно сделать!

- Нет, сделать тоже легко. Сколько ваших воинов осталось в лесу сегодня ночью? Вы можете остаться тут все.

Мужчина нахмурился:

- Почему же не сделаете?

- Мы не хотим убивать вас всех.

- Вы не сможете! – и мужчина поднял копье.

- Сможем. Так же, как перебили ваших людей вчера. Но у меня есть к тебе предложение.

- Говори.

- Я вызываю тебя на поединок. Если ты проиграешь, вы уйдете и никогда больше не вернетесь.

- А если проиграешь ты?

- Ты сделаешь со мной, что захочешь.

- Я сделаю тебя своей женой!

- Хорошо. Но тогда я буду биться с тобой, пока я тебя не убью. Согласен?

- Да. – Мужчина ухмыльнулся.

- Позови твоих людей, пусть они будут свидетелями.

Суаминт подозвал нескольких мужчин из собравшейся вокруг нас толпы:

- Вот Агни, Бер, Муг и Пет, мои лучшие воины и охотники. А меня зовут Рег, я – вождь племени.

* * *

- Для поединка нужно место, - сказала Кунья.

Рег кивнул, по его знаку толпа раздвинулась, освобождая круг метров десяти в диаметре. Я тоже отошел и встал в первом ряду зрителей.

- Какое оружие ты выбираешь? – спросил Рег.

- Никакое, - ответила Кунья. – Я буду сражаться с тобой голыми руками. А ты можешь пользоваться любым оружием.

- Нет, тогда я тоже буду драться с тобой голыми руками.

Рег сбросил куртку, обнажившись по пояс, отцепил и положил на снег костяной кинжал, висевший под курткой, и копье, которое держал в руках.

- Я готов!

- Я тоже, - ответила Кунья, стоя напротив него. – Но я предупреждаю, что я тебя убью. Поэтому заранее прикажи своим людям, чтобы, если ты проиграешь, они подчинились нам.

Рег расхохотался, и, обернувшись к одному из охотников, которых он выбрал из толпы, с ухмылкой сказал:

- Агни, ты слышал условие. Если она победит, выполните их требования.

- Да, вождь!

- Ну, нападай! Но я передумал. Если ты проиграешь, я тебя тоже убью!

Кунья и не думала нападать, а просто стояла напротив Рега и смотрела на него. Тому это скоро наскучило, и он начал мягкими кошачьими шагами приближаться к Кунье. Подойдя вплотную, он протянул к ней свои длинные волосатые руки, покрытые буграми мышц, и попытался схватить ее за шею. Кунья молниеносно упала на колено, и, захватив бедро Рега, перебросила его через себя, а сама отскочила на пару шагов. Рег, никак не ожидавший такого результата схватки, вскочил.

- Может, достаточно? – спросила Кунья. – Я вовсе не хочу тебя убивать, а если мы продолжим – придется.

Но теперь Рег окончательно рассвирепел. Не думая уже ни о чем, он вскочил и бросился на Кунью. Это только облегчило ее задачу. Рег попытался нанести удар кулаком, но Кунья, поймав его руку в захват, вывернула ее и моментально оказалась сзади упавшего на колени противника. Обхватив рукой его шею, Кунья нажала другой рукой на подбородок и резко, всем телом, выполнила рывок. Я услышал треск шейных позвонков, тело вождя обмякло, и он упал на снег. Кунья отошла на два шага и замерла.

- Я же предупреждала… - негромко сказала она.

Толпа стояла, не шевелясь. Вперед вышла седая старуха, она присела рядом с телом вождя на корточки и положила руку ему на грудь. Прошло несколько секунд, и старуха, обернувшись, тихо, словно не веря себе, пробормотала:

- Он умер…

- Выполняйте волю вождя! – громко сказал я. – Иначе вы все умрете!

Толпа шевельнулась, но суаминты остались на месте. Кунья, повернувшись к телу вождя спиной, сказала:

- Быстро соберите вещи, которые можете унести с собой! Ну, делайте!

Поднялась суматоха – люди забегали, бросились к шалашам, спешно сворачивая шкуры, собирая оружие и припасы. Женщины подхватили на руки маленьких детей. Через десять минут все снова собрались вокруг нас.

- Возьмитесь все за руки, а все, что взяли, положите на землю! – скомандовал я, и, когда они подчинились, еще не понимая, в чем дело, положил руку на плечо одного из суаминтов. Мир вздрогнул, и все суаминты, собравшиеся вокруг нас, исчезли. Остался только примятый снег, остатки лагеря и лежащий на снегу труп вождя. Кунья, вздохнув, подошла ко мне и обняла.

Некоторое время мы так и стояли – Кунья, прижавшись к моей груди, и я, гладя ее волосы. Наконец, еще раз вздохнув, Кунья подошла к воткнутым в снег лыжам и оделась. Она делала все это медленно, как будто нехотя. Потом она снова уткнулась лицом в куртку на моей груди, и мы перенеслись в зал нашего дома в Ку-Пио-Су.

* * *

Взглянув на интерактивную карту, я убедился, что красных точек в окрестностях Ку-Пио-Су больше не осталось. Кунья спросила:

- Милый, а куда ты их отправил?

- Далеко. На полуостров Крым. Там сейчас никто не живет, зато теплый и мягкий климат, им там будет хорошо, но сюда они никогда не вернутся. А учитывая, что собрались практически все суаминты, что были в окрестностях поселка…

Кунья кивнула:

- А что дальше?

- Надо похоронить Азу, а поселку нужен будет новый старшина. Пока же немного отдохнем. Ты помнишь, мы не были вместе уже два дня? Целых два дня! – и я погладил рукой ее щеку, а она прижалась ко мне.

- Да. Если не возражаешь, пойдем на реку, на лед!

- Хорошо, давай.

Мы зашагали по поселку, направляясь к реке, а там я взял Кунью за руку, и мы оказались на реке, в нескольких километрах от Ку-Пио-Су, и пошли вверх по течению. На берегах рос густой лес, на льду лежал слой плотного, слежавшегося снега, прибитого ветром. Остановившись под береговым обрывом, мы обнялись, и я почувствовал, как руки Куньи скользят по моей одежде, развязывая ремешки. Я, в свою очередь, помогал раздеваться ей, и через пять минут мы уже сидели рядом на снегу, обнявшись, и ласкали друг друга. Потом Кунья улеглась на спину и притянула меня к себе, потом уселась на меня верхом, потом она стояла на четвереньках, а я обнимал ее сзади… Благодаря биоблокаде мы не чувствовали холода, а только возбуждение. Наконец, после нескольких оргазмов, мы улеглись рядом на снег, и голова Куньи лежала на моем плече, а мы наслаждались чувством эйфории, как всегда после секса на морозе.

- Милый, а что будет с Землей-2? – спросила Кунья. – Ты ведь оставил там стену времени? Когда мы туда вернемся?

- Когда наладим все в поселке и немножко отдохнем.

- А кто теперь будет старшиной, вместо Азы?

- Я думаю, Суэго, мой отец. Он ведь не откажется?

- Не откажется. Эта задача ему по силам. Ты прав, давно пора забыть об обычае назначать старшину из самых старых. Наверное, все жители поселка будут довольны таким выбором. Ты – Уоми, тебе и решать.

- Ладно. Побудем здесь еще немножко? – спросил я, снова обнимая Кунью и сажая ее на себя верхом.

- Конечно! Сколько ты захочешь! – ответила Кунья, улыбаясь и обнимая меня.

- А ты? Ты разве не хочешь домой?

- Мой дом там, где ты… и я тебя всегда хочу!

* * *

Наконец, более чем через час такого «отдыха», одевшись, мы на лыжах, которые я раздобыл, пошли в направлении поселка.

- Катюша, - спросил я, - а что ты думаешь о том, что тебе пришлось убить Рега в поединке?

- А что я могу думать? Это было не слишком приятно, откровенно говоря. Но он был такой наглый и самоуверенный… А благодаря этому, все племя нам подчинилось без проблем, и удалось избежать лишних смертей. Оно того стоило! Ведь там было множество женщин и детей. Несколько сотен!

- Тебе это трудно далось?

- Морально – да, пожалуй. Я впервые после нападения воинов Ойху убила человека буквально своими руками. Во время вчерашнего боя, конечно, мы тоже убивали, но там было огнестрельное оружие, это совсем другое… Однако, я понимала, что это неизбежная жертва, и сама же предложила. А физически – очень легко, нас хорошо учили, и ты, в том числе, учил меня, а я учила других. Он был такой неуклюжий и медленный… И довольно слабый, честно говоря, несмотря на свой внушительный вид. Но… Это все равно было неприятно.

- Прости, что тебе пришлось через это пройти…

- Милый, разве мы – не одно целое, и делаем не общее дело? Не о чем говорить!

- Спасибо, я в тебе и не сомневался. А ты не хочешь перекусить?

- Да, очень хочу, как всегда, после секса на морозе! – рассмеялась Кунья. – Но могу и подождать, пока мы вернемся в поселок. Я же знаю, как неохотно ты прибегаешь к управлению реальностью без крайней нужды…

- Милая, пока мы только вдвоем, это не важно, можно ничего не опасаться.

Мы нашли уютную полянку на берегу, под деревьями. Я расстелил на снегу кусок брезента и поставил на него синтезатор.

- Вот, распоряжайся! Накрывай на стол.

Кунья достала из синтезатора казан плова, салаты, шашлыки, ложки и мы приступили к еде. Уплетая за обе щеки, Кунья говорила:

- Как здорово! У нас получился чудесный отдых, а потом еще и пикник! Давненько мы так не отдыхали. В последний раз, пожалуй, еще на Гее, разве только без синтезатора. А потом – все рестораны, столовые… Ну, разве что оленины поели, когда все вместе ходили на охоту.

В заключение Кунья достала из синтезатора фрукты и сладости. Наевшись до отвала, мы отдыхали, лежа на снегу. Кунья положила голову мне на грудь, я перебирал пальцами ее светлые мягкие волосы, а потом не удержался и, схватив ее в объятия, поцеловал.

- Что, милый, хочешь еще? – засмеялась Кунья. – Ничего не имею против!

И мы, сбросив одежду, снова занялись сексом на снегу, а потом лежали, отдыхая, и время от времени Кунья извлекала из синтезатора что-нибудь вкусненькое, и мы ели, наслаждаясь горячей едой, лежа без одежды на весеннем снегу под деревьями этого дикого леса.

- Даже не верится, милый, что где-то есть города, автомобили… Что мы недавно летали к звездам… Что нам предстоит спасать Землю… А теперь – сражения с суаминтами, секс на снегу, и такой замечательный пикник. Как же я счастлива, что ты меня нашел, мы встретились и полюбили друг друга!

- А я счастлив, что нашел тебя – такую!

Мы помолчали.

- А скажи, Вадик, те женщины, с которыми ты был в той, прошлой жизни… Как у тебя было с ними? Ведь ты был женат несколько раз?

- Иногда было не так уж плохо. Но… Это были всего лишь женщины. А ты…

- Что – я?

- Ты совсем другая…

- В чем же?

Я рассмеялся:

- Ну, прежде всего, у них по вечерам слишком часто болела голова…

- Как это?

- Очень просто. Когда женщина не хочет…

- Как же можно не хотеть? Да еще тебя?

- Не понимаешь? Я тоже не понимал. Но это так. Иногда одно обидное слово, или усталость, или неприятности на работе…

- Что же с того? Стоит мне подумать, что это ты, что мы вместе… О каких обидах может идти речь?

- Бывает еще ревность, чаще всего, незаслуженная.

- Фу, какие глупости! Я в самом начале уже говорила тебе, что, даже если бы пришлось тебя делить с другими женщинами, я тебя все равно любила бы. На мои чувства это бы никак не повлияло! А на твои?

- Не могу сказать. Просто не представляю подобную ситуацию. Никогда и ни на кого не смог бы променять тебя…

- А если бы я полюбила другого?

- А это возможно?

Кунья расхохоталась и снова уселась на меня верхом:

- Разве только ты перестанешь меня удовлетворять… Или, у тебя начнет слишком часто болеть голова по вечерам…

* * *

Отдохнув еще немного, мы оделись и, снова встав на лыжи, направились к поселку, который был уже не так далеко. Кунье, помимо верхней меховой одежды, я сделал еще тонкую безрукавку. Пройдя мимо электростанции, где деловито жужжал генератор, мы подошли к нашему дому, когда уже начинало темнеть, а на улице зажглись электрические светильники. Сбросив верхнюю одежду в прихожей, мы прошли в зал и увидели там всех наших, сидящих вокруг стола. Там были Маша с Керком, Сергей и Гута, Олег с Ниной, брат Тэкту с женой, Витой, с которой он вернулся из свадебного путешествия, Суэго с Гундой, Карась с двумя своими женами. Был Ходжа, постаревший, но еще бодрый, со своей Ханной и неизменной гитарой. Был и Сойон с женами. Детей не было – в зале и так почти не осталось свободного места. Наше появление все встретили радостными криками.

Когда мы уселись за стол, Суэго спросил:

- Ну, как вы справились? А то мы уже волновались. К счастью, Гута была дома и видела вас, когда вы приходили. А потом опять ушли.

- Да, простите, что ничего вам не сказали. Мы просто хотели немного отдохнуть.

- А что вы сделали с суаминтами?

- Кунья боролась с их вождем и победила. По условию, заключенному перед схваткой, суаминты выполнили наши требования, и я отправил их всех подальше отсюда.

- Куда?

- К далекому теплому морю.

- О, это гораздо лучше того, что они заслуживают! После того, как они убили Азу и его старшего сына…

- Да, очень жаль… Но там было много женщин и детей, а воины в большинстве были перебиты прошлым вечером. Сойон, ты же помнишь, как в прошлый раз мы тоже пощадили их детей и женщин?

- И напрасно, как я теперь думаю! – пробурчал Сойон. – Если бы не это, наверное, Аза остался бы жив.

- А больше никто не погиб?

- Нет, хотя раненых было много.

Я посмотрел на Машу:

- Много было тяжелых?

- Да, хватало. Хотя, благодаря биоблокаде никто не умер, а потом мы с Сережей их быстро исцелили. Но и вымотались же мы! Только недавно проснулись. Представляю, как ты справлялся двадцать лет назад, после предыдущей битвы, когда был один, а биоблокады ни у кого не было!

- Да, тогда пришлось попотеть. Но я был еще молодой, неженатый, сил было больше…

Кунья и Гунда переглянулись и расхохотались:

- Да уж, помним, как ты тогда приполз в хижину едва живой!

- Зато всех раненых исцелил! – ничуть не смутившись, ответил я, и, наконец, занялся стоящим передо мной блюдом с жареным мясом и вареной гречкой, обильно сдобренной шкварками, заедая их солениями из корчаги с овощами, стоящей посередине стола, и свежим, еще теплым, хлебом.

* * *

Поев и запив еду кружкой кваса, я выпрямился за столом, и оглядел всех присутствующих.

- Ну, друзья, - спросил я, - что вы думаете о делах, предстоящих нам завтра?

Суэго поскреб в бороде:

- Прежде всего, надо похоронить Азу. И его сына. Но они оба так изуродованы… Суаминты рубили их топорами, пока мы не отбили их тела.

- Об этом я позабочусь, - заявил я. – Вместе с Дабу. При похоронах они будут в обычном виде. А как будем хоронить?

- Как всегда. Для всех, погибших в бою, мы зажигаем погребальный костер. Для умерших своей смертью – роем могилы.

Все помолчали, и, наконец, Карась поднял вопрос, который беспокоил всех:

- Нужно будет избрать нового старшину охотников.

Я сказал:

- Нет смысла, думаю, выбирать самого старого, как было это испокон веков. Поселку требуется человек, который сможет не только разговаривать, но и сражаться. Который будет защищать поселок и оберегать всех его жителей. Я так считаю, и мне это подсказал сам Дабу.

- Наверное, он тебе сказал и имя нового старшины? – усмехнулся Карась.

- Да. Но я хотел бы сначала послушать вас. Что вы об этом думаете?

- Уоми! – прогудел Сойон своим низким голосом. – Кто ты и кто мы? Мы хорошо знаем, что все мы – под властью Дабу, а ты – его сын. Как он скажет тебе, а ты – нам, так и будет. Поэтому просто назови его имя. Я только могу сказать, что не хотел бы, чтобы это был я.

- Почему?

- Не по душе мне это. Я больше всего люблю лес и охоту. И еще – учить молодых. Как идти по следу, как пользоваться оружием…

- Ладно, Сойон. Я скажу. Дабу хочет, чтобы старшиной стал Суэго, муж моей матери Гунды.

Глаза всех устремились на Суэго, сидящего рядом с Гундой в конце стола. Суэго кивнул головой и встал:

- Раз Дабу так хочет, мне остается только согласиться.

- Может быть, кто-то считает, что следует выбрать кого-то другого?

- Нет! – сказал Сойон. – Это хороший выбор.

Я обвел глазами всех, сидевших за столом, и каждый, на кого я смотрел, отвечал мне таким же прямым взглядом и кивал головой.

- Хорошо! Тогда завтра, после похорон Азы и его сына Аркина мы объявим об этом решении всем жителям.

* * *

Наутро я пошел в крайнюю избу. Там лежали тела Азы и его сына, того самого мальчишки, которого я спас почти двадцать лет назад от пневмонии, введя ему пенициллин… Только теперь это был уже зрелый мужчина лет тридцати. Головы обеих были изуродованы – суаминты били их каменными топорами.

Я положил руку на тело Азы и сосредоточился, закрыв глаза. Открыл – и передо мной, как живой лежал Аза, он как будто спал. Ту же операцию я проделал с телом его сына, и увидел перед собой мужчину со спокойным мужественным лицом. Как мне рассказали, Аркин дрался с суаминтами, пока не сломал копье, а когда он упал, Аза бросился ему на выручку, суаминты окружили их, и другим долго не удавалось к ним прорваться, а когда отбили их тела – было поздно. Тогда и получили ранения большинство наших.

Я вышел из избы и сделал знак Дамме, что все готово, можно заходить и прощаться с погибшими. С ней пошли пятеро детей – три старших сына, приемные дети Азы, и двое младших, родные дети Азы и Даммы, а также вдова Аркина, молодая черноволосая женщина, неся на руках их маленького сына. Я отошел в сторонку, туда, где за околицей поселка уже была сложена большая ровная куча дров, и стояли Суэго, Сойон и все остальные жители.

Спустя несколько минут из дверей дома показались два старших сына Азы, они вынесли его тело, лежащее на носилках, и водрузили на дрова. Следом вышли Тэкту и Сойгу, неся на носилках тело Аркина. Дамма шла следом, держась рукой за крайносилок с телом сына, а с другой стороны носилок шла его вдова. Вторые носилки заняли место на дровах рядом с первыми. Все молчали.

Я вышел вперед, коснулся рукой носилок, на которых лежал Аза, и громко сказал:

- Дабу! – и вся толпа повторила:

- Дабу! Дабу! Дабу!

Я отошел от костра, и куча дров, на которой стояли носилки с двумя телами, разом вспыхнула, и огонь скрыл от наших глаз и носилки, и тела погибших. Дамма упала на землю рядом с костром и отчаянно заголосила. Суэго подошел к ней, нагнулся, положил ей руку на плечо, и что-то сказал. Она замолчала, и, лежа ничком на земле, лишь тряслась от рыданий. Вдова Аркина, держа на руках его сына, опустилась на колени, глядя в огонь, слезы текли по ее щекам.

Я вспоминал, как вернулся домой двадцать лет назад, как исцелил Азу, как Аза, когда мы с Куньей поженились,  помогал строить нам хижину… Как я исцелил Аркина, когда он заболел… Как у Азы с Даммой родились дети… Так мы молча стояли вокруг костра больше часа, пока костер прогорел и огонь погас. От тел ничего не осталось, лишь куча пепла лежала на месте погребального костра. Я подошел, взял горсть золы, бросил ее в воздух, и сказал:

- Дабу! – и толпа снова повторила:

- Дабу! Дабу! Дабу!

Потом я повернулся и пошел к центру поселка, где на весеннем снегу стояли столы, а женщины уже начали таскать туда угощение для поминального пира.

* * *

Мы собрались в зале нашего дома в Ку-Пио-Су в том же составе, что и в прошлый раз, только из женщин присутствовали лишь Кунья, Маша и Гута.

Прошел уже поминальный пир, после которого я объявил жителям, что новым старшиной поселка по решению Дабу будет Суэго, чем все жители остались довольны, и приветствовали это решение громкими криками «Дабу!». Перед этим Ходжа под звуки бубна долго распевал свои песни, восхваляя мудрость Азы и отвагу его сына Аркина, а Ханна ему подпевала, аккомпанируя на гитаре. Кстати, я давно уже «обработал» гитару, благодаря чему она все время идеально держала строй, а струны не рвались. Пир длился до вечера, после чего все разошлись по домам.

Наутро жители поселка занялись своими делами. Часть мужчин и женщин по приказу Суэго приступили к ремонту изб, которые подожгли суаминты – нужно было восстановить на них кровли и подправить стены, поврежденные огнем. Подростки собирали на месте боя стрелы и дротики и относили их в мастерскую, где Карась с помощниками осматривали и при необходимости подправляли оружие. Тела суаминтов оставили там, где их настигла смерть, а я одним своим словом их уничтожил, чтобы не пришлось хоронить.

Мы с Куньей, взяв с собой также Сергея и Гуту, снова устроили пикник «с выездом на природу», занимались сексом на льду реки (оказалось, что дети давно уже «открыли», как это здорово), а потом пообедали – словом, отдыхали вовсю.

Ближе к вечеру, после возвращения в поселок, я пригласил Суэго, Сергея, Гуту, Керка и Машу, а также Олега, и сказал им, что, хотя суаминты частью уничтожены, а частью удалены из нашей местности навсегда, но не исключено, что когда-нибудь объявятся еще какие-то враги, поэтому Дабу хочет снабдить жителей Ку-Пио-Су современным оружием, с помощью которого они смогут отбить любое нападение. После чего в углу зала я создал стальной шкаф, а в нем – десяток автоматов и столько же пистолетов. Доступ к сейфу с оружием я дал Суэго, Кунье, Маше, Сергею, Гуте и Олегу – любому из них было достаточно приложить руку к замку, что они тотчас же проверили.

Олега я попросил после нашего возвращения на Землю-2 заняться обучением стрельбе тех жителей поселка, кого он посчитает нужным научить. Но это оружие, подчеркнул я, по решению Дабу должно неизменно храниться в сейфе и использоваться исключительно для обороны поселка, но никак не для охоты. «Ответственным оружейником» был назначен Олег, охотно на это согласившийся – огнестрельное оружие он знал и любил.

Когда наше импровизированное «собрание» подошло к концу, я сказал:

- Ну, а сейчас, друзья, нам пора возвращаться. Мы повоевали, избавились от суаминтов, проводили Азу, отдохнули, а теперь – обратно.

Сергей и Гута подошли к нам с Куньей, мы все взялись за руки, и мир вокруг нас привычно уже вздрогнул…

* * *

Мы опять оказались в мотеле, в комнатке Сергея и Гуты. Они тотчас скинули меховую одежду и надели свои легкие шорты и рубашки, мы тоже переоделись в ту одежду, в которой приехали. Одежду из белого меха я уничтожил. Некоторое время мы молчали.

- Ты запустил снова время? – спросил Сергей.

- Да, конечно. Так о чем мы говорили? Итак, вам необходимо проследить за этими «ковбоями», и засечь момент, когда они проникнут в одну из пещер и попытаются запустить вулкан. Наверняка, они планируют сделать это с помощью такой же вирусной программы, как Купер на Гее. Или как-то аналогично. Привезти программу должен, видимо, именно тот «друг», о котором они говорили. Ваша задача – отследить его появление и известить меня.

- Понятно. Скорее всего, они предпримут что-либо ночью.

- Хорошо, - ответил я. – На всякий случай, вот вам. – И я передал им трико темно-серого цвета. – Обувь, думаю, вам не понадобится? Вот еще темные носки, перчатки и черные нейлоновые сеточки на головы. Итак, ждем от вас информации.

- А оружие?

- Надеюсь, оно вам не потребуется. Но на всякий случай… - и я подал Гуте перевязь с метательными ножами, и она серьезно кивнула.

Мы с Куньей взялись за руки и переместились примерно за километр от мотеля, а затем не спеша направились к тому коттеджу, где поселились. Проходя мимо нашей машины, я ее просканировал и никаких новых «сюрпризов» не обнаружил. Видимо, от минирования машины наши «друзья» пока что отказались, а возможно, у них просто не было соответствующего специалиста.

Наконец, мы вошли в свою комнату, разделись и улеглись в постель. Просмотрев помещение, я убедился, что никаких устройств в нем не появилось.

- И что же мы теперь будем делать, милый? – спросила Кунья.

- Пока ничего. Просто ждать, что смогут выяснить Сергей и Гута. Надеюсь, что они не привлекут к себе излишнего внимания.

Мы долго лежали рядом, и никак не могли заснуть.

- А помнишь, - сказала Кунья, - как мы вернулись из похода? Я была беременна, и ты не позволял мне ничего делать… Сам ломал дрова, разжигал очаг… А я возмущалась и требовала, чтобы все было, как обычно. А потом ты старался меня уложить спать пораньше, чтобы я выспалась, и сам укладывал детей…

- Помню. Я же видел, что ты устаешь больше, чем прежде.

- Тебе казалось. В действительности мне все это было нипочем, но так нравилось, что ты обо мне заботишься! А за год до того ты учил меня читать и писать… Я еще ничего не знала, и даже подумать не могла, что мы когда-то полетим к звездам. А сейчас я могу решить в уме систему дифференциальных уравнений и рассчитать режимы облета планеты на звездном катере… И на Гее я победила Купера, а ты его убил…

- А почему ты все это вспомнила сейчас, любимая?

- Потому, что от нас теперь ничего не зависит. Мы спасаем Землю, но вынуждены ждать, пока дети выслеживают каких-то подонков… И почему ты просто не используешь свои способности?

- Все по той же причине. Чтобы не вызвать нестабильность реальности. Все будет хорошо, Катюша, не переживай! Они справятся. Давай-ка лучше спать.

Кунья вздохнула, обняв меня, как всегда, положила голову мне на плечо, и мы, наконец, уснули.

* * *

Сергей

Мы с Гутой сидели, спрятавшись в кустах возле стены соседнего коттеджа и внимательно наблюдали за всеми входящими и выходящими. Перед этим мы поужинали и убедились, что наши знакомые «ковбои» были там в полном составе, только на этот раз они почти не пили, «заправлялись» только пивом, да и говорили совсем тихо, так что мы почти ничего не слышали, но зато пришли к выводу, что этой ночью «что-то будет».

Дождавшись, пока они ушли к себе, мы тоже направились в свою комнату, захватили трико, черные носки, перчатки и сеточки, и вышли на улицу. Присмотрев подходящее место, мы забрались в кусты и быстро переоделись. У Гуты под трико были две перевязи с метательными ножами, я положил в нагрудный карманчик трико устройство персонального вызова. Затем, спрятав свою одежду возле стены, мы заняли позицию в кустах. Посмотрев на Гуту, я остался доволен: в темноте ее практически не было видно.

Так мы сидели уже больше двух часов, но никто не входил и не выходил из коттеджа. Было довольно прохладно, гудели комары, но что для нас эти мелочи? В Ку-Пио-Су мы привыкли и не к такому. Я сидел, прислонившись спиной к стене дома, Галинка – у меня между ног, как в кресле, опираясь на мои грудь и живот. Я ее обнимал и ласкал ее грудь, поглаживая твердые торчащие соски, а она, улыбаясь, шептала мне на ухо:

- Сережка, отстань, ты меня отвлекаешь!

Но делать все равно было нечего, и она не особенно возражала против моей ласки. И вдруг дверь коттеджа отворилась и появились четыре человека. Трое из них принадлежали к знакомой нам компании «ковбоев», я их узнал, а вот четвертый… Его я явно еще не видел – несмотря на темноту, я был в этом почти уверен. Они немного постояли перед дверью, осмотрелись по сторонам и быстрым шагом направились к выходу с территории мотеля.

Гута, также как и я, во все глаза смотрела им вслед.

- Галинка, мне не кажется, что один из них – новенький, мы его раньше не видели? – прошептал я на ухо жене.

- Не кажется, я тоже в этом уверена. А куда они пошли?

- Не знаю. Но в той стороне – четырнадцатая пещера. Недалеко!

- Идем за ними?

Мы вскочили и, пригибаясь, последовали за группой из четырех человек, которая привлекла наше внимание. В темноте нас было совсем не видно в наших трико, а на головы мы тотчас натянули плотные нейлоновые сеточки. Босые ноги в черных носках ступали совершенно бесшумно.

- Может, свяжемся с Вадимом? – спросила шепотом Гута.

- Пока не надо. Мы же не знаем, куда и зачем они идут.

Так мы прошли около километра и приблизились к скалам, за которыми, как мы знали, был вход в пещеру. По-видимому, идущие впереди люди были знакомы с местностью гораздо лучше нас – они уверенно лавировали между камнями, и мы с трудом поспевали за ними. Через несколько минут они вообще исчезли в каменном лабиринте, а мы вынуждены были двигаться медленно и осторожно, стараясь не споткнуться и не привлечь их внимание.

По моим расчетам, вход в пещеру был уже где-то рядом. Держа Гуту за руку, я перебегал от одного каменного укрытия к другому, и тут, после одного из поворотов, мы вдруг увидели впереди тусклый луч света. Отпрянув в сторону, мы прижались к одной из скал и замерли. Пещера была перед нами, метрах в пятидесяти.

* * *

Мы стояли, стараясь слиться с темнотой, и внимательно всматриваясь. По бокам от входа в пещеру различались темные тени – «ковбои» неподвижно стояли, словно выжидая. Потом один из них склонился к другому и что-то прошептал, после чего три силуэта мелькнули на фоне освещенного входа, а четвертый замер, прижимаясь к скале.

Мы с Гутой, воспользовавшись моментом, перебежали на несколько шагов вперед и снова замерли, прислонившись к другой скале, уже в каких-то десяти метрах от входа. Некоторое время все было тихо, и вдруг в пещере раздался крик: «Стоять!», затем  грохнул выстрел, и одновременно послышалось несколько хлопков.

«Пистолет с глушителем!» - понял я, и мы с Гутой бросились вперед. Добежав до входа, мы убедились, что стоявший там человек исчез – видимо, вошел внутрь. Скользя по стенке, мы тоже двинулись в пещеру. Через несколько шагов каменный коридор закончился, блеснул свет, и мы замерли, всматриваясь в картину, открывшуюся перед нашими глазами.

Под потолком горел светильник, неярко озаряя внутренность помещения в три десятка квадратных метров. У стены стоял стол, на нем Искин, а рядом – несколько стульев. На полу лежали четыре тела – три в форме, а четвертое явно принадлежало одному из наших знакомых «ковбоев». Два других «ковбоя» замерли у стен с пистолетами в руках, а на стуле перед Искином сидел незнакомый нам человек в темном спортивном костюме. Его рука с зажатой в ней карточкой, такой, с помощью которой Джим получил доступ к главному Искину, как рассказывал отец, тянулась к окошку ввода на панели Искина.

Все мгновенно сложилось у меня в голове: «ковбои» ворвались в пещеру, фэбээровцы уложили одного из них, но и сами были убиты. А человек, которого мы не знаем, и есть тот, кого «ковбои» ждали. Сейчас он получит доступ к Искину, и…

Раньше, чем я успел додумать мысль до конца, Гута взмахнула рукой, и метательный нож до рукоятки вошел чуть ниже уха сидящего за столом человека, и он, выронив карточку, стал заваливаться на стол. Тотчас мелькнул еще один нож, и один из «ковбоев» осел на пол. И вслед за этим хлопнуло два выстрела.

Гута ахнула и, сложившись пополам, рухнула на пол, а я почувствовал сильнейший удар в грудь и отлетел к стене. Мысли понеслись вскачь: Гута ранена! А я? Почему я не теряю сознание, ведь пуля попала мне в грудь! Но я сидел у стены, не в силах вздохнуть, и смотрел на подходившего ко мне «ковбоя» с пистолетом в руках и мерзкой ухмылкой на лице. Ствол пистолета смотрел мне прямо в глаза. Сейчас последует выстрел, и… Время как будто остановилось.

И выстрел действительно последовал, но у меня за спиной. Голова «ковбоя» разлетелась кровавыми брызгами, а его тело, пролетев чуть ли не десяток метров, растянулось на полу. Несколько секунд время все так же тянулось, ползя сонной мухой, а затем вдруг сорвалось в галоп.

Я, наконец, смог вздохнуть, чувствуя резкую боль в груди, встал на четвереньки и подполз к Гуте. Она, скорчившись, лежала на полу, прижимая руки к животу, и под ее телом расплывалось кровавое пятно. Перевернув ее на спину, я увидел рану вверху живота, справа – оттуда толчками выбивалась струя темной крови. Не обращая внимания на свое состояние, я положил руки на рану и сосредоточился. Пробита печень! Небольшое усилие, и кровь перестала течь, а Гута глубоко вздохнула. И тогда, наконец, в глазах у меня стало темнеть, а потолок со светильником, закачавшись, начал уделяться, как будто я падал в глубокий колодец.

* * *

Я открыл глаза оттого, что горло мне чем-то обожгло. Закашлявшись и морщась от боли в груди, я, опираясь руками об пол, сел. Гута лежала рядом, а передо мной на коленях стоял Джон, держа в руках флягу, только лицо его качалось и расплывалось перед глазами.

- Как ты? – спросил он.

Я встряхнул головой, и окружающее перестало уплывать и качаться.

- Джон, откуда ты взялся? – пробормотал я.

- Из дома. Вслед за вами. Может, глотнешь еще? – и он протянул мне фляжку.

Но я только покачал головой и протянул руку к груди, нащупав в кармане устройство персонального вызова. Вытащив его, я увидел по центру плоской коробочки, там, где была кнопка, глубокую вмятину. Сама коробочка была согнута и деформирована, а трико под ней – мокро от крови. Вот, значит, куда попала пуля из пистолета «ковбоя»!

Я посмотрел на лицо Джона, с удовольствием отметив, что оно больше не расплывается в воздухе.

- Джон! Беги в мотель, найди моего отца, он живет в четвертом номере, первый корпус, и тащи его сюда! Скорее!

Джон только кивнул и исчез. Я сел поудобнее, опять поморщившись от боли в груди, и посмотрел на Гуту, включив «медицинское зрение». Она была жива, кровь из раны перестала течь, но была в глубоком обмороке. Тогда я, наконец, осмотрелся.

Возле противоположной стены пещеры лежал труп «ковбоя», которого застрелил Джон, головы у него не было, от слова «совсем». Я поразился: из чего же стрелял Джон? По результату это напоминало выстрел из крупнокалиберной винтовки. Ладно, скоро все выяснится.

И ждать мне долго не пришлось – через несколько минут в середине комнаты из воздуха появились отец, мать и с ними вместе – Джон. Они стояли, держась за руки и смотрели на меня, на лице Джона было совершенно ошеломленное и растерянное выражение. Отец бросился ко мне:

- Как ты? Что произошло?

- Гута! Помоги Гуте, - пробормотал я, чувствуя, как все вокруг снова уплывает куда-то.

Когда я вновь открыл глаза, Гута сидела рядом со мной, держа меня за руку, а грудь уже совсем не болела. На стуле сидел Джон, глядя на нас во все глаза, мать, сидя на втором стуле, вертела в руках карточку доступа, которую выронил человек, пришедший вместе с «ковбоями», когда его поразил нож Гуты.

Я встал с пола:

- Отец, надо действовать быстро! Скоро их хватятся.

- Не хватятся, - ответил он. – Мы за стеной времени. Рассказывай!

И мы с Гутой рассказали все, как было, по порядку. В конце рассказа Гута добавила:

- Я поняла, что сейчас он получит доступ к Искину и запустит вулкан, а тогда – все кончено! И я бросила нож, а потом – второй. А третий не успела – этот, - она мотнула головой в сторону безголового трупа, - выстрелил. Я поняла, что он убьет Сергея, но уже ничего не могла сделать, было так больно, что я потеряла сознание.

- А откуда взялся Джон?

Джон, наконец, пошевелился и ответил:

- Как раз это очень просто. Когда вы сказали, что едете в Йеллоустоун на экскурсию, мне это показалось подозрительным, я взял вторую машину и поехал за вами, стараясь не попадаться на глаза, решил, что другие пастухи и без меня пока справятся, а вас нельзя оставлять без присмотра, мне было не по себе, я что-то предчувствовал. Так я попал сюда, а потом оставил машину подальше от мотеля и наблюдал. Когда вы вечером вышли из комнаты в темной одежде, мне стало ясно, что происходит что-то особенное, и я пошел следом, считая, что может понадобиться помощь. И не ошибся.

- А из чего ты стрелял? – спросил я.

Джон достал из-за пояса за спиной большой револьвер с толстым стволом:

- Это «слоновый револьвер», калибром в полдюйма. Другого оружия у меня не было. На ферме я пользовался им, когда надо было убить бизона,  больного или бешеного. А теперь, быть может, вы расскажете, наконец, кто вы такие, и что здесь произошло?

* * *

Вадим

- Придется рассказать, - вздохнул я, взглянув Джону в глаза.

И я рассказал все, начиная с того, что мы – из другого мира, что Земле угрожает страшная опасность, если взорвется Йеллоустоун, что Джим, с которым мы вместе летали к звездам, проводит эксперимент по укрощению вулкана, а мы должны подстраховать его, потому что есть люди, готовые ему помешать. И то, что сейчас, благодаря стене времени, мы можем никуда не торопиться и спокойно все обсудить.

Когда я закончил рассказ, Джон долго молчал.

- А что же теперь будет со мной? – наконец спросил он. – Ведь по всем законам я теперь – убийца, и, когда вы закончите свое дело и уйдете, меня ожидает пожизненное заключение, если я попадусь. А то и просто повесят, это даже лучше, на мой вкус.

Немного помолчав, Джон продолжал каким-то бесцветным голосом:

- Только вот Джину жалко, мою невесту. Мы мечтали, что поженимся, она будет жить со мной, у нас будут дети. А теперь – всему этому конец… Мне предстоит всю жизнь скрываться, даже если вы меня не выдадите.

- А она тебя любит? – спросила Гута. – Пойдет с тобой?

- Да. Она тоже на четверть сиу. Только вот куда нам идти?

- Ну, это проблема решаемая. Вадим, как ты считаешь, мы сможем забрать их с нами? В Ку-Пио-Су?

- Сможем. Вот только захотят ли они? В древний мир, с луком, копьем и кинжалом? И ведь это – дорога в один конец, без возврата.

- Я согласен, - ответил Джон. – Все лучше, чем казнь за убийство. И Джина… Думаю, она тоже согласится.

- Ладно, у нас еще будет время это обсудить. Так или иначе, ты спас моего сына, и теперь мы все перед тобой в долгу. Поэтому не беспокойся за свое будущее.

Джон отрицательно покачал головой:

- За вами нет долга – я ведь поклялся Великим Духом в верности!

- Ну, тогда считай, Джон, что мы просто тебе поможем. Я думаю, вам с Джиной понравится у нас в поселке. А теперь, Гута, пожалуйста, взгляни, что там у них всех в карманах.

Гута кивнула и быстро обыскала трупы. У агентов ФБР оказались служебные удостоверения, у «ковбоев» и их товарища в спортивном костюме ничего не было. Мы сложили оружие и документы на стол, я достал из кармана смартфон и, вздохнув, набрал номер:

- Джим? Разбудил? А мы тут давно не спим. Мы в четырнадцатой пещере. Было нападение, три агента ФБР погибли, четверо нападающих уничтожены. Можешь запустить эксперимент прямо сейчас? Да, немедленно! Хорошо, ждем.

Я поднял голову:

- Ну вот, сейчас прибудет Джим с начальником охраны и агентами ФБР. Я думаю, что лишним лучше пока удалиться. А, впрочем… Вот что, побудьте-ка здесь, но вас никто не увидит. Станьте вон там, у стены. Стойте спокойно, как будто вас нет. И не вмешивайтесь, что бы ни произошло. Вы все поняли?

Они кивнули в ответ и встали у дальней стены, а мы с Куньей остались сидеть на стульях.

* * *

Спустя двадцать минут снаружи послышался свист турбин вертолета, крики, и в помещение ворвалось несколько человек в форме ФБР, с пистолетами в руках. Впереди бежал полный человек среднего роста, в полицейской форме полковника.

- Всем стоять! Вы арестованы по подозрению в убийстве! – выкрикивал он, наводя пистолет попеременно то на меня, то на Кунью. Я, конечно, заранее поставил на нас защиту, предвидя что-то подобное, поэтому остался совершенно спокоен.

- Но, полковник, - вмешался Джим, входя в пещеру, - это же мои люди, я вас предупреждал!

- Смит, меня не интересуют ваши объяснения! Это русские! И я арестую их, а если вы будете мне мешать, то и вас тоже! И мне плевать на все, что вы мне скажете!

Он обернулся и приказал идущему следом за ним человеку, высокого роста и худощавому, в форме сотрудника ФБР:

- Боб, наденьте на них наручники!

Мы с Куньей послушно протянули руки, и Боб защелкнул «браслеты» у нас на запястьях:

- Извините, сэр… Извините, мисс, приказ…

- Боб, вы идиот! – снова заорал полковник, брызгая слюной. – Это русские шпионы, невзирая на то, что говорит о них Смит. Какие могут быть извинения?! Поставьте их лицом к стене! Руки за голову!

- Но, сэр! – возмутился Смит. – Разве вы не читали инструкцию президента?

- Плевать мне на вас и на президента! Я здесь начальник, а не вы! Извольте заниматься своим делом, а мы обеспечим охрану.

- Джим, не возражай ему, - сказал я. – Запускай вибраторы. Скорее!

- Молчать! Если вы еще раз откроете рот, я вынужден буду вас пристрелить!

Джим, не пытаясь больше что-либо сказать, сел за стол и вставил карточку в приемное гнездо Искина.

- Приветствую вас, профессор Смит, жду команды!

- Проверка системы.

- Выполняю. Проверка Искинов… Один, два, три … тридцать семь! Все Искины на связи, геовибраторы отключены, неисправностей не обнаружено.

- Режим один! Запустить вибраторы в режим инактивации.

- Вы уверены, профессор Смит? Подтвердите команду.

- Команду подтверждаю. Режим один, инактивация.

- Принято, режим один. Выполняю.

Пещера наполнилась негромким басовитым гудением.

- Вадим, не волнуйтесь, это звуковая индикация, она не связана непосредственно с работой вибраторов, – сказал Джим.

- Замолчите, Смит! – завизжал полковник. – Не смейте разговаривать с арестованными!

- Вибраторы включены, идет настройка. – доложил Искин. – До входа в резонанс ориентировочно четыре минуты.

Мы все молчали – Джим, сидя за столом, агенты ФБР – стоя у стен с пистолетами в руках, мы с Куньей, стоя у стены, полковник – нервно расхаживая от стола к выходу из пещеры и обратно.

* * *

- Смит, что вы там делаете? – вскричал, наконец, полковник, не выдержав молчания. – Эта ваша установка, она не взорвется? И не убьет нас всех?

- Не волнуйтесь, полковник! – с усмешкой отозвался Джим. – Это не ваша компетенция. Эксперимент идет по плану.

- Смит, я вам запрещаю! Что это за спешка? Вы поднимаете нас всех ночью, по тревоге. Тащите в эту пещеру. Неужели нельзя было дождаться утра?

- Полковник, ваше дело – безопасность. Не вмешивайтесь. Процесс пошел, и его остановить невозможно. Просто пришлось несколько изменить планы. А вот, кажется, и для вас работа! Слышите?

Снаружи раздались голоса и резкие окрики агентов ФБР. Грохнуло несколько выстрелов. Полковник подскочил на месте и бросился к выходу, крича на бегу:

- Боб, оставайтесь здесь, вы отвечаете за арестованных! Остальные – за мной!

Все агенты, кроме Боба, устремились за полковником. Джим покачал головой:

- Боб, я надеюсь, что вы не такой упертый псих, как ваш шеф? С вами можно говорить?

- Можно, проф. Вы можете присесть, господа! Но, извините, наручники с вас я пока не сниму, хотя понимаю, что это абсурд, полковник просто сбрендил от страха, я думаю, что его карьера окончена. А мне, в отличие от него, не наплевать на указания президента и моего начальства, и я в курсе, кто вы такие. Но сейчас он – мой командир.

- Не смущайтесь, Боб, мы все понимаем, - отозвался я, а Кунья просто улыбнулась.

Между тем, стрельба снаружи продолжалась – грохочущие выстрелы пистолетов агентов ФБР гулко отдавались в пещере, перемежаясь тихими хлопками пистолетов с глушителями нападающих, очевидно, наших знакомых «ковбоев».

Боб с беспокойством прислушивался:

- Господа, может, вы в курсе, что происходит? И что будет, если они прорвутся внутрь? У нас там всего восемь человек, включая полковника! А пилоты, конечно, не в счет, они же не идиоты, чтобы лезть под пули.

Между тем, гудение в пещере становилось все громче.

- Джим, долго еще ждать?

- Нет, Вадим, думаю, всего пару минут. – На лбу его выступили капли пота. - Слушай, если меня подстрелят, пусть Искин работает дальше, по программе. И передай привет Бетти!

- Ну, Джим, не расклеивайся! Работай спокойно. Мы с Бобом отобьемся.

- Да, сэр! – сказал Боб. – Дайте-ка, я все же сниму с вас наручники. – И он вытащил ключи из кармана.

- Нет необходимости, Боб, - ответил я, и наручники, звякнув, открылись и упали на пол.

Боб выпучил глаза.

- Не удивляйтесь, наше дело тут – укротить вулкан. Надеюсь, вы не станете в нас стрелять? – и я, взяв со стола один из пистолетов, перебросил его Кунье, а сам взял второй.

К чести Боба, он не сделал даже попытки нас остановить, а только подбежал к выходу из пещеры и примостился там за выступом скалы.

Мы тоже поднялись со стульев и встали возле выхода по другую сторону.

* * *

Тем временем, стрельба снаружи постепенно затихала.

- Черт побери! – вскричал Боб. – Они перебьют всех моих людей! Нужно помочь!

- Нет, Боб, – сказал я, хватая его за плечо. – Наше место здесь! Джим, что у тебя?

- Все в порядке, Вадим! Вибраторы вышли на режим, можно расслабиться! Теперь не меньше часа в нашем распоряжении, пока начнется заметное воздействие на лакколит. Все идет по плану.

Между тем, стрельба снаружи совсем прекратилась. В коридоре мелькнула тень, и кто-то закричал:

- Вы там, сдавайтесь! Мы перебили всех ваших! Гарантируем вам жизнь!

Боб поднял пистолет, но я покачал головой и приложил палец к губам.

- Надеюсь, вы знаете, что делаете… - пробормотал Боб.

Я кивнул и громко сказал:

- Эй, кто там есть, заходите по одному, и тогда, может быть, останетесь в живых.

Тот, кто был у входа в пещеру, расхохотался:

- Ага, уговорил!

Мы с Куньей посмотрели друг на друга:

- Давай, я!.. – и глаза ее вспыхнули азартом.

- Хорошо, Катюша, – прошептал я ей на ухо. – Только желательно живым. У тебя защита.

Кунья кивнула, засунула пистолет за пояс и бесшумно двинулась вперед. Обойдя последний выступ скалы, она, казалось, исчезла – с такой немыслимой скоростью она двигалась. Хлопнул выстрел, и все стихло. Мы с Бобом осторожно выглянули – «ковбой» лежал на земле, руки его были сзади скованы наручниками, Кунья спокойно стояла рядом, направив на него пистолет.

- Спасибо, Катюша! – сказал я. – Ты, как всегда, на высоте.

Она пожала плечами:

- Это было не так уж трудно.

Я подошел и присел рядом с «ковбоем», ткнув ствол пистолета ему в затылок:

- Говори, сколько еще ваших там осталось? – приказал я, мысленно давая команду отвечать правду.

- Никого. Я последний. Двое раненых.

- Великолепно! Пошли, Боб.

Мы выглянули из пещеры. Два вертолета стояли неподалеку, их винты крутились на холостом ходу, на земле лежали тела. Боб сразу бросился к своим.

- Сэр, - он обернулся, - трое еще живы, им срочно нужна помощь!

Я подбежал и присел рядом с ранеными. Так, ранение в шею. Небольшое усилие, и кровотечение прекратилось. Следующий – пуля в легком. Убрать! Следующий – ранение в живот. Восстановить! Одновременно я всем им возмещал потерю крови и снимал боль. Раненые открыли глаза и зашевелились.

Боб раскрыл рот:

- Сэр, как вы это делаете?!

- Я – бывший начальник медицинского отдела Первой Звездной. Психохирург. Не обращайте внимания, это моя работа. А где наш полковник?

- Вот он. Убит. Ему прострелили голову.

- Не очень жалко, честно говоря. Это было как раз его слабое место.

- Да, я с вами согласен. А террористов лечить будете?

- Извините, нет – у нас уже есть пленный, они нам не нужны. Если выживут – тем хуже для них, а я не стану тратить на них силы.

* * *

Из вертолетов показались пилоты – они благоразумно не вмешивались в перестрелку и остались невредимы. Боб, принявший на себя командование, связался с местным отделением ФБР, доложил о потерях, вместе с пилотами загрузил часть тел в один из вертолетов и отправил его на базу, а потом мы с ним присели на камни. Кунья подошла и села рядом со мной.

- Ну, вы, ребята, и даете! – покачал головой Боб. – Откуда вы? Нет, то, что вы из СССР, я знаю, но ваша подготовка – это нечто… Нашим бы такую!

- Чему удивляться, Боб? – сказал я. – Отбор в Первую Звездную был очень жестким.

- А не хотите к нам, в ФБР? Я помогу. У нас неплохо платят.

- А в СССР вообще все бесплатно! – рассмеялась Кунья. – И у нас другие интересы.

- Ах да, конечно, я не учел, - несколько разочарованно отозвался Боб. – Не обижайтесь.

Джим выглянул из пещеры:

- Вадим, можно тебя на минутку?

Я подошел.

- Пойдем-ка, посмотри, как идет процесс!

Мы вошли в пещеру.

- Слушай, только что из пустоты раздался голос, он назвал меня по имени и попросил позвать тебя. Это не галлюцинация?

- Нет, просто тут есть еще наши люди, только их никто не видит. Сергей, как вы там?

- Нормально, - отозвался голос из угла пещеры. – Сидим, отдыхаем.

- Ага, это и есть, наверное, ваши «тузы в рукаве»? – усмехнулся Джим.

- Да, потом познакомлю, если получится. Может быть. Ну ладно, вы пока поскучайте. Скоро я что-нибудь придумаю. Что у вас с вулканом, Джим?

- Началось охлаждение лакколита, пока идет медленно. Оценить эффект можно будет ориентировочно через сутки.

- Хм… Сергей, давайте сделаем вот что. Выберите подходящий момент и отправляйтесь в мотель. Я снова дам тебе аппарат персонального вызова, надеюсь, второй раз пуля в него не попадет. Когда придете в вашу комнату, свяжись со мной, и я уберу невидимость.

- Понял, готовы выполнять.

- Хорошо, только будьте осторожнее, чтобы никто вас не засек. До связи!

- До связи.

Я махнул рукой, и тотчас же они направились, судя по звуку шагов, к выходу из пещеры.

- Сергей, аккуратнее, - предупредил я. – Вас слышно. Не спешите. И наблюдайте за следами на земле. А чтобы не потеряться, лучше возьмитесь за руки.

- Понял.

Они пошли, теперь уже почти бесшумно, дальше к выходу.

Я тоже вышел вслед за ними, провожая невидимок. Пленный «ковбой» лежал там, где его захватила Кунья, не делая попыток освободиться.

* * *

Показавшись снаружи, я подошел к Бобу и Кунье, все так же сидевшим на камнях.

- Ну, как там, милый? – спросила Кунья.

- Нормально. Охлаждение лакколита пошло, оценка результата будет возможна примерно через сутки. Боб, что слышно от вашего начальства?

- Обещали прислать подкрепление, видимо, к началу дня.

- Сколько?

- Полсотни человек, примерно. Они серьезно отнеслись к нападению на пещеру – в отличие от террористов, хорошо понимают, что может произойти в случае взрыва вулкана. Обо всех происшествиях докладывают президенту, он лично курирует операцию со своими советниками. Уже взяты под усиленный контроль электростанция и линии связи.

- Отлично. Когда подкрепление прибудет, нужно будет сменить агентов во всех пещерах и отправить людей отдыхать.

- Сделаю. Обещали прислать еще десяток вертолетов.

Между тем, уже начинало светать, ночная тьма сменялась серой мглой. Мы загрузили оставшиеся тела во второй вертолет и отправили его на базу. Едва мы покончили с этим делом, как послышался стрекот первого вертолета. Он приземлился рядом с нами, и пилот, подойдя к Бобу, доложил:

- Сэр, на базе все спокойно, мы поменяли людей в десяти пещерах, остальные ждут смены, отдыхают по очереди. Охрана базы усилена.

Тем временем, к нам подошел пожилой мужчина в сопровождении молодой женщины, с медицинской сумкой через плечо:

- Сэр, говорят, тут есть раненые? С вашего позволения, я ими займусь.

- Хорошо, док. Вон они лежат возле камней. Это террористы, нашим помощь уже оказана.

Следом подошла Бетти, мы поздоровались, и она убежала в пещеру, к Джиму.

Я издали наблюдал, как врач подошел к раненым и занялся оказанием им помощи, женщина ему помогала. Наконец, когда совсем рассвело, послышался шум моторов, и десяток винтокрылых машин приземлился поодаль от пещеры. Выскочивший из одной из них фэбээровец подбежал к Бобу, они отошли в сторону и заговорили, время от времени бросая взгляды на нас с Куньей. Тут как раз вышел на связь Сергей:

- Отец, мы на месте, забрали одежду, вошли в комнату, закрыли дверь на ключ. Никто не видел!

- Хорошо, убираю невидимость, отдыхайте. Джон пусть пока не показывается, а вы переоденьтесь, сходите в ресторан и ему тоже принесите что-нибудь поесть. Сбегай сам за его машиной, перегони ее к мотелю на стоянку.

- Есть!

Боб вернулся и опять уселся рядом с нами.

- Сэр, прибывшие будут по очереди менять дежурных в пещерах, тут останется пять человек, так что можно заняться другими делами. С ними прибыли следователь и военный прокурор, они вместе с вами собираются отправиться в мотель и приступить к обыску комнат, где жили террористы, а также заберут пленного.

- Дайте им в помощь еще людей, мало ли что может случится.

- Конечно, мы так и сделаем. Возможно, не все террористы были здесь. Я пока что побуду рядом с пещерой. Но уверяю вас, среди прибывших больше нет таких идиотов, каким был покойный полковник. Нам его навязали из полицейского управления штата.

- Хм, вот как? Я думаю, что тогда он, как минимум, был в курсе дел, которыми занимались террористы. Впрочем, это работа прокурора и следователя, а не ваша. Но вы, когда прибудете на базу, на всякий случай опечатайте его комнату и сейф, там могут быть интересные вещи… И проследите, пожалуйста, чтобы Джиму никто не мешал.

- Да, сэр, я в курсе, это указание президента.

Мы вместе с двумя немолодыми людьми в военной форме и пятью фэбээровцами направились к одному из вертолетов и сели в него. Пленный со скованными руками уже был там, прикованный второй парой наручников к креслу. Вертолет взлетел и через пять минут опустился на полянку перед мотелем. Я попросил Кунью остаться в вертолете, а сам пошел вместе со следователем и прокурором.

* * *

Мы вошли в тот корпус, где обитали «ковбои», один из военных предъявил администратору удостоверение и сказал:

- Тут у вас живет больше десятка молодых людей, приехавших вместе. Где их номера? Вот санкция на обыск.

Администратор от волнения начал заикаться:

- Конечно, сэр! Пойдемте, сэр, я вас провожу!

Мы все поднялись на второй этаж.

- Вот эти четыре комнаты! – показал администратор и постучал в дверь.

В трех номерах никто не отозвался, зато из четвертого послышался голос, предложивший нам убираться к черту.

- Откройте, полиция! – крикнул один из военных.

В ответ за дверью грохнул выстрел, и пуля пробила доски недалеко от головы следователя, предусмотрительно спрятавшегося за косяк.

- Да они серьезные ребята! – воскликнул прокурор и сделал знак фэбээровцам ломать дверь.

- Постойте, сэр! – прошептал я, отводя прокурора в сторону. – Не поднимайте шума, мы возьмем их и так, иначе могут быть жертвы, а зачем это нам? Лучше срочно пошлите людей на улицу, пусть караулят под окном.

Прокурор кивнул своим людям, и трое из них, выхватив автоматы с короткими стволами, наподобие знакомых мне еще по моему миру УЗИ, бегом направились во двор. Сделав знак всем отойти, я вытащил из кармана небольшую палочку, похожую на карандаш. Прижавшись к стене, я повернул обе ее половинки в разные стороны и быстро втолкнул через дырку, пробитую пулей, за дверь. Тотчас снова грохнул выстрел, и щепка отлетела от двери рядом с моей рукой. Хотя, благодаря защите, мне ничто не угрожало, я все же инстинктивно отдернул руку и снова прижался к стене. Сосчитав про себя до десяти, я сказал:

- А вот теперь можно открывать дверь, сэр. Все, кто там был, уже без сознания.

- Что это? Газ? – спросил прокурор.

- Нет. Это наша отечественная разработка. Я сам не знаю, что это, но не газ. Они придут в себя не слишком скоро.

Администратор, по знаку прокурора, трясущимися руками попытался вставить ключ в скважину, но ничего не вышло: изнутри в замке тоже торчал ключ. Прокурор снова подал было знак ломать дверь, и опять я остановил его:

- Погодите, сэр, я сейчас открою и так. Есть какая-нибудь толстая тряпка?

Прокурор мотнул головой администратору, и тот, метнувшись в конец коридора, подал мне большую тряпку для стирания пыли. Я критически осмотрел ее и намотал на руку, прикрыв правый кулак, а затем встал возле двери, согнул руку в локте и нанес удар на уровне замка. Кусок доски вылетел, я просунул руку в дыру и при помощи ключа, торчащего изнутри, открыл дверь.

Мы увидели двух парней, лежавших на полу – один из них валялся возле двери с пистолетом в руке, второй – возле окна, которое было полуоткрыто, его пистолет лежал на подоконнике. Агенты ФБР ворвались внутрь, тотчас взяв лежавших на прицел, а затем вошли следователь и мы с прокурором, причем он по пути нагнулся и осмотрел сломанную доску на двери:

- Ну, сэр, не хотел бы я встретиться с вами на узкой дорожке! – сказал он мне, качая головой. – Неплохой удар. А они скоро придут в себя?

- Примерно через час, сэр. Но вы не волнуйтесь, все будет в порядке, и вы сможете спокойно с ними побеседовать.

- А где ваш «карандаш»?

Я показал на полу кучку трухи:

- Вот.

- И вы по-прежнему утверждаете, что не знали, что это такое?

- Не знал и не знаю. Могу только предполагать, что это какое-то электронное оружие, воздействующее на мозг. Меня лишь проинструктировали, как с ним обращаться.

- А как вы его провезли с собой?

- Что провез, сэр? Карандаш?

- Ах, ну да, конечно, всего лишь карандаш… Хотел бы я, чтобы у нас были такие «карандаши»!

- Сэр, я вас очень хорошо понимаю, но могу лишь посоветовать связаться с нашими специалистами по дипломатическим каналам.

- Гм, разумеется… Ладно, сэр, во всяком случае, вы нам очень помогли. Хотя, если бы не инструкция президента…

- Ну да, мы бы с вами разговаривали в другом месте… - и мы оба понимающе улыбнулись друг другу.

* * *

Между тем, агенты ФБР надели на лежавших без сознания террористов наручники, вытащили их из комнаты, и вместе с теми, кто вернулся с улицы, занялись тщательным обыском. Остальные три комнаты администратор открыл без проблем, потом снова закрыл и отдал ключи следователю.

- Сэр, не смею вас отвлекать, – сказал я. – Если вы не возражаете, мы с женой позавтракаем и пойдем немного отдохнуть. Вы сможете нас найти в соседнем корпусе, комната четыре, если мы понадобимся.

- Не смею вас больше задерживать, еще раз благодарю! – ответил прокурор, пожимая мне руку, и мы оба опять улыбнулись.

Я спустился вниз, к вертолету, и мы с Куньей отправились в ресторан. Плотно позавтракав, мы прошли в свою комнату, и я вызвал Сергея. Как оказалось, они уже сходили в ресторан, накормили Джона, и ожидают в своей комнате. Машину Джона, которая стояла в укромном месте за кустами, Сергей решил пока не трогать, чтобы не привлекать внимания, и я согласился с ним.

Я переместился в их комнату, взял их за руки, и мы все вернулись обратно, к нам с Куньей. Тут я, наконец, рассказал всем, как мы обезвредили террористов, и что следственная группа сейчас занимается обыском. Потом я позвонил Джиму. Он сказал, что охлаждение лакколита идет, хотя и не так быстро, как ожидалось, Искин продолжает подстраивать режим геовибраторов, охранники принесли им с Бетти завтрак, словом, эксперимент проходит нормально. Я доставил Сергея с Гутой и Джоном в их комнату, вернулся к себе, и мы все завалились спать – все-таки бессонная ночь сказывалась.

Нас никто не беспокоил. Мы с Куньей проснулись в конце дня, и я тотчас позвонил Джиму. Ответила Бетти. Джим спит, она дежурит, все идет по плану, лакколит остыл уже почти на сотню градусов, охранники на посту, носят им еду, чтобы не отвлекались. Затем я связался с Сергеем. Они только что проснулись, дверь на замке. Мы переместились в их комнату.

Все трое сидели рядом на кровати и встали нам навстречу. Я махнул рукой, чтобы они сидели, и мы примостились на стульях.

- Ну что, Джон? – спросил я. – Уходишь с нами в поселок? Подумал? А то ведь ты нигде особо не отсвечивал, и вполне мог бы остаться тут, думаю, никто на тебя не выйдет. Ферму оставим тебе.

- Подумал. Я лучше с вами. Вот только… - замялся он.

- Что?

- Первое, как вы отнесетесь ко мне в дальнейшем? Ведь на мне все же вина, я имел глупость напиться и приставал к Гуте.

- Джон, - ответила Гута, - что за ерунда? Ты достаточно наказан и все понял, разве нет? В свою очередь, прошу прощения, что, так сказать, превысила пределы обороны, и всадила тебе в спину нож. Но я действовала на рефлексах, и только потом сообразила, что наделала. Словом, забыли! А то, что ты спас Сережку… Это вообще! Ты даже не представляешь, что сделал для нас… Для меня… Если бы он погиб, а я выжила… Я бы не смогла без него жить!

- Ладно, - сказал я, - С этим все. А второе?

- Мне надо еще переговорить с Джиной.

- Ну, в этом нет проблем. Давай сделаем так. Сейчас я тебя провожу к твоей машине, тебя никто не увидит. Потом доведу машину до моста, а дальше сам поедешь домой. Правда, тебя срисует полицейский на выезде, но ведь он все равно тебя видел, когда ты приехал. Когда выедешь из Йеллоустоуна, позвонишь нам. А когда доберешься до дома, поговори с Джиной. А кто она, чем занимается?

- Она фельдшер. Там неподалеку есть больница…

- О! Такой человек нам пригодится в поселке. А сам ты что скажешь о том мире?

- Мне очень понравилось то, что рассказали Сергей и Гута. Я смогу там принести пользу. А какая там природа!

- Я думаю, что тебе найдется работа по душе на ферме, ведь наши зубры – это почти то же, что бизоны. Только вот Гута работает там же…

Гута рассмеялась:

- Ничего страшного, Джон уже все давно осознал, мы с ним теперь – как брат и сестра. Да и, честно говоря, мы сами с Сережкой виноваты, не следовало нам заниматься сексом на природе, но мы же не предполагали, что Джон окажетсярядом…

* * *

Так мы и сделали. Сергей и Гута снова сходили в ресторан и набрали Джону кое-каких продуктов в дорогу. Я под невидимостью проводил его до машины, и он уехал, а через час позвонил нам, что благополучно выбрался из Йеллоустоуна и едет домой.

Мы с Куньей сходили к Джиму в пещеру, убедились, что все у них в порядке, лакколит остывает, до конечного результата по расчетам остается около двух недель. Когда мы уже собирались уходить, появился Боб вместе с прокурором. Мы уселись на камни неподалеку от пещеры, и они нам рассказали о кое-каких результатах расследования. Покойный полковник был уличен в связях с одной корпорацией (она не была названа), которая спланировала теракт и наняла «ковбоев» для его осуществления. На счету полковника обнаружилась очень крупная сумма денег, их следы ведут туда же.

Все это они рассказали нам по личному указанию президента, и передали его же просьбу остаться до окончания эксперимента, причем взяли с нас подписку о неразглашении «тайны следствия». Мы не возражали и подписали бумаги, после чего прокурор с нами попрощался и ушел, оставив нас с Бобом наедине.

А Боб помолчал, и очень осторожно сказал:

- А знаете, мы тут провели небольшое расследование…

- Какое? – поинтересовался я, а сам подумал, что вот оно – началось… И, на всякий случай, поставил на нас с Куньей защиту.

- С рейсом, которым вы прилетели к нам, произошло много непонятного. Пилоты до сих пор объясняются со своим начальством, пишут докладные записки, прошли внеочередную медицинскую комиссию, техники проверяют оборудование лайнера… Не подскажете, в чем тут секрет? И сразу же, еще вопрос. «Линкольн», который вас преследовал на пути в Йеллоустоун, действительно упал с обрыва, а на вашей машине – никаких следов.

Я вздохнул. И мысленно отключил диктофон, который лежал в кармане у Боба и был включен на запись.

- Ладно, Боб. Я расскажу. Хотя поверить вам в это будет трудновато. Ничего в подтверждение того, что вы услышите, вы предъявить не сможете, ваш диктофон, уж извините, ничего не запишет. Поэтому, что вам сказать президенту, да и остальным тоже, вы уж придумайте сами. Но мы с вами побывали в довольно серьезной переделке, и вы мне нравитесь. Как принято у нас говорить, с вами я бы пошел в разведку… Ну как, все еще хотите услышать мой рассказ?

Боб пристально посмотрел на меня и полез в нагрудный карман своей форменной ФБР-овской куртки. Вытащил диктофон, посмотрел, попробовал включить запись, убедился, что не получилось, со вздохом положил его обратно и сказал:

- Согласен. Говорите. Хотя теперь уже думаю, что лучше бы мне этого не знать… И, в свою очередь, хочу вам сказать, раз уж пошла такая игра, с открытыми картами, что я не просто агент, а первый помощник начальника ФБР, полковник юстиции. Имею опыт оперативной работы, начинал простым агентом. И меня приставили к вам, да и к покойному полковнику полиции тоже, далеко не случайно, как вы, наверное, догадываетесь. В лицо меня тут никто не знает, считают старшим агентом.

- Ладно, я расскажу вам правду. Только вам придется примириться с тем, что наш мир окажется гораздо сложнее, чем вы думали. Вы, конечно, в курсе, как мы попали в Первую Звездную, и, наверное, пытались отследить наше происхождение в СССР?

- Пытались, но без успеха… Наши агенты оказались бессильны. Создается впечатление, что вы появились там из ниоткуда.

- Правильно. И исчезнем в никуда. Потому что мы не из этого мира.

- Как?! Вы что, духи? Один наш аналитик высказал такое предположение в ходе «мозгового штурма», но его чуть на смех не подняли. Только потому, что это был «мозговой штурм», этого не случилось. Вы же знаете, что это такое?

- Знаю. Он был близок к истине, как это вам не покажется странным.

- Так что же, он угадал?

- Нет, не угадал. Точнее, не совсем угадал. Так вот, миров много. Не скажу, сколько, сам точно не знаю, но больше одного.

- Но ведь вы – обычные люди, вы прекрасно говорите по-английски, правда, на наш американский взгляд, слишком уж правильно. Вы великолепно владеете приемами рукопашного боя и оружием. В СССР вас сопровождали двое, юноша и девушка, по легенде – ваши близкие родственники, а сейчас они – здесь, рядом с вами, но не въезжали в пределы Соединенных Штатов ни на каком транспорте, и как попали в страну, мы установить не смогли, хотя по номеру их автомобиля легко узнали место их нынешнего обитания. Но туда мы пока не лезли, чтобы не привлечь вашего внимания. Мы знаем только, что с вами был еще один человек оттуда, Джон Теккерей, а теперь он уехал.

- Что же, Боб, могу только сказать, что вы не зря едите свой хлеб. Вы проделали просто великолепную работу.

- Я знаю. Если бы дело не обстояло столь серьезно и всей планете не угрожала опасность, мы никогда бы не позволили вам тут появиться и не пустили дело, в некотором роде, на самотек. Мы имели сведения о группе террористов, но и их дружка, который привез поддельную карточку доступа, и Купера на Гее, мы упустили, и решили, что ваша помощь нам не повредит. А если бы вы только знали, какие силы и средства ФБР были задействованы в этой операции! Даже на Гее был один наш человек, хотя он работал под прикрытием, и ни во что не вмешивался.

- Мы догадываемся. И поэтому решили сыграть с вами в открытую.

* * *

- Итак, - продолжал я, - мы из другого мира. Мир этот расположен на территории СССР, только в далеком прошлом. Не буду в подробностях рассказывать, как нас подготовили и внедрили в состав Первой Звездной, вы и сами знаете – мы там сделали, что смогли, и что требовала обстановка. Джим успешно провел там эксперимент по управлению вулканом, и, вернувшись на Землю, мы были направлены сюда. Наши «родственники», которых вы отслеживали, в действительности – наш сын Сергей и его жена, очень смелые и способные молодые люди. Попали они на территорию Соединенных Штатов не с помощью транспорта, а непосредственно из другого мира, обосновались на ферме, о которой вам известно, и приехали к нам. Тут они отследили террористов и вмешались как раз вовремя, чтобы предотвратить катастрофу, которая принесла бы гибель всей планете, и прежде всего, Соединенным Штатам. Ну, и мы помогали им, как могли.

- Хорошо, а что случилось с самолетом на пути сюда, и с «Линкольном» на горной дороге?

- Дело в том, что у меня есть кое-какие возможности управления техникой. Были две попытки вывести из строя самолет, на котором мы летели. Обе мне удалось предотвратить. То же касается и «Линкольна», который нас атаковал в горах. Моей жене, которая была за рулем, удалось обмануть преследователей, и они сорвались в пропасть при попытке столкнуть туда нас. Вот и все, в общих чертах. Кстати, нашу машину, пока она стояла возле отеля в Каспере, заминировали, она должна была взорваться по пути сюда, но я перед выездом обезвредил взрывное устройство. Я не знаю точно, но не трудно догадаться, что все эти неприятности – дело рук тех же террористов и их пособников.

Боб долго молчал, размышляя.

- И что же это за ваши возможности? Разве такое реально?

- Вполне. Так же я отключил диктофон в вашем кармане, не прикасаясь к нему.

- И все равно, я не очень-то в это верю.

- Ладно, тогда смотрите, я вам что-то покажу.

Говоря это, я подумал, что скоро уже нас тут не будет, да и возвращаться в СССР мы не собираемся. Ничего не случится, если я продемонстрирую Бобу кое-что, чтобы он мне поверил. Я перевернул руку ладонью вверх, и на ней появился пистолет «Глок-17», я прицелился в ствол дерева, стоящего от нас шагах в десяти, выстрелил, и продолжал колотить пулями мишень, пока магазин не опустел. Новых следов от пуль на стволе не появилось, только несколько раз осыпалась труха с краев глубоко продолбленного отверстия. После чего протянул Бобу оружие:

- Возьмите. Это мой подарок вам. Такая модель неизвестна в этом мире, пусть ваши оружейники разберутся.

Боб взял пистолет, повертел его в руках и поднял на меня глаза:

- Он очень легкий. Пластмасса?

- Да. Особый армированный пластик. Думаю, ФБР пригодится такое оружие.

- Спасибо. Но как вы это делаете? Магия? Я теперь готов в это поверить…

- Можно и так сказать. Это особый способ управления реальностью.

- А почему, обладая такими возможностями, вы просто не снизили активность вулкана в Йеллоустоуне до безопасных пределов? Зачем вам нужен был Смит и его геовибраторы?

- Тут работают глубинные законы мироздания. Внесенные иным способом столь масштабные изменения могут дестабилизировать реальность.

- Понятно.

- И у меня есть еще одна просьба.

- Говорите.

- Когда мы уйдем отсюда в свой мир, мы заберем с собой Джона и его невесту. Пусть вас не смущает их исчезновение.

- Хорошо, я обещаю, что мы закроем глаза на это обстоятельство.

Следующие две недели мы с Куньей, к радости туристической фирмы, путешествовали по Йеллоустоуну, причем к нам как бы случайно присоединились и Сергей с Гутой. Мы делали вид, будто только что познакомились, и общались, как посторонние люди. Мы посетили многие туристические объекты и могли наблюдать, как вулканическая активность в Национальном парке заметно, прямо на глазах, снижается – остывали озера, гейзеры перестали извергаться, и вообще вокруг стало заметно прохладнее, все же это горы. Менеджеры турфирмы и экскурсоводы, конечно, были не в восторге. Не понимая, что происходит, они заверяли туристов, что это – временное явление, и скоро все нормализуется. Но мы-то знали, что это – навсегда.

Время от времени мы возвращались в мотель и встречались с Джимом и Бетти. Они каждый раз нам рассказывали, как протекает эксперимент – все шло по плану, неожиданностей не было. Джон прибыл домой, встретился с Джиной, все ей рассказал, и они договорились, что уйдут вместе с нами. Мы обещали вернуться за ними на ферму, как только позволят обстоятельства.

* * *

В конце месяца мы с Джимом и Бетти сидели недалеко от бывшей кальдеры Йеллоустоуна. Озеро ушло, красочная кайма на его берегу сменила цвет на однообразный серо-бурый, а на месте воды зиял в его центре казавшийся бездонным провал, из которого поднималась небольшая струйка пара.

- Жалко! – сказала Кунья. – Оно было такое красивое…

- Ничего, - отозвался я. – Зато Земле больше не угрожает опасность.

- Да, - подтвердил Джим. – Но все это благодаря вам. Сами мы бы не справились.

- Не только нам. Помнишь, я обещал тебя познакомить? – и я послал на устройство персонального вызова Сергея сигнал.

Как мы заранее договорились, Сергей и Гута появились из-за соседней скалы и направились к нам.

- Вот, - сказал я Джиму, когда они подошли. – Это Сергей, наш сын. А это Галинка, его жена. Именно ее нож остановил террориста, когда он собирался перехватить управление Искином. Еще несколько секунд, и было бы поздно!

Джим встал, подошел к нашим, и пожал руку Сергею, а потом и Гуте, и просто сказал:

- Спасибо! Вы очень храбрые. Чего не могу сказать о себе.

Я усмехнулся:

- А кто просил меня передать привет Бетти, если тебя подстрелят террористы?

Джим смутился:

- Ну, я же и говорю, что особой смелости у меня нет. Когда я подумал, что меня могут убить…

- Но ты же не убежал от Искина!

- Не убежал. Это был мой эксперимент, это моя родная страна, и я не мог нарушить свой долг.

- Ну, вот видишь, мы все сделали, что смогли. И есть еще один человек, которого ты не увидишь, но который тоже оказался на нужном месте и в нужное время. Если бы не он…

- А кто это?

- Его зовут Джон. Мы забираем его с собой.

- А я с вами когда-нибудь еще увижусь?

- Думаю, нет, Джим. Но ты помни, твой долг – следить за вулканом, чтобы никто не смог больше угрожать Земле.

- Я знаю. Мы уже заглушили геовибраторы и стерли программы управления в Искинах. Теперь, даже если кто-то захочет запустить вулкан, уже не сможет.

- Ну, вот и отлично! Тогда – пока! И тебе, Бетти, всего наилучшего!

Мы, все четверо, направились к проходу в скалах, и, прежде чем скрыться из виду, обернулись и помахали руками.

* * *

Мы с Куньей стояли на высоком берегу реки, напротив поселка, и смотрели вниз, на островок Ку-Пио-Су. Отсюда, двадцать лет назад, я впервые увидел поселок, придя в этот мир. И вот я снова сюда вернулся.

Мы пришли вместе с Сергеем, Гутой, Джоном и Джиной. Они уже отправились в поселок, Сергей должен был познакомить Джона с Суэго, определиться с их жильем, пока они не построит себе дом, и с работой на ферме.

Стояло начало лета, весь островок был в зелени, и я с удовольствием смотрел на него. Мы с Куньей сбросили обувь и босиком начали спускаться с обрыва по крутой тропинке, держась за руки. На полдороги мы опять остановились и стояли, глядя на дома поселка. И тут я почувствовал, как кто-то положил руку мне на плечо, и обернулся. Рядом стоял Иисус и с улыбкой смотрел на нас.

- Ну вот, Вадим и Катюша, вы и вернулись, - сказал он. – Поздравляю с успехом, Земля спасена, человечество продолжит свое существование… Как я и думал, у вас все получилось!

- Да! – живо откликнулась Кунья. – Но это благодаря Сергею и Гуте. Без них мы бы не справились.

- Я знаю, - серьезно ответил Иисус. – Хорошие у вас дети, и Маша тоже, передайте им привет от меня.

- А что нам делать теперь? – спросил я. – Нам еще предстоит выполнить какое-нибудь твое поручение?

- Если потребуется, я помню, где вас найти, - улыбнулся Иисус. – А пока просто живите. Жить – хорошо!

- Да, это так, - кивнул я. - Жить – хорошо!

- Ну, вот и отлично! Прощайте! – и он исчез.

Мы посмотрели друг на друга.

- Милый, а что же будет дальше? – спросила Кунья.

Мне вспомнился роман Рея Олдриджа «Освободитель»:

- Теперь мы будем жить. Будем мечтать. Неторопливые дни и долгие ночи, - ответил я, беря ее за руку и улыбаясь. – Мечты и время…

И мы стали спускаться по тропинке с обрыва вниз, в поселок.

Конец

Оглавление

Книга 1. Как один день…

Книга 2. Я - Уоми

Книга 3. Брат и сестра

Книга 4. Звезды

Книга 5. Йеллоустоун