О чём молчат ведьмы [Сигита Ульская] (fb2) читать онлайн

Глава 1

– Стася! Стася! Ну где же ты?! – Агния высунулась в окно в поисках дочери, оглядела двор и с таким шумом захлопнула створки, что с крыши испуганно вспорхнула стая голубей.

Стася всегда доставляла кучу хлопот. Сложный ребёнок. Когда она нужна, вечно куда-нибудь исчезает. Агния, тяжело переваливаясь, спустилась по крутой лестнице и вышла на улицу. Где же она? Ага. Так и есть. Женщина издалека увидела красную Стасину куртку. Дочь сидела под яблоней в тупике улицы между домами и что-то рисовала.

– Стася, – Агния слегка тронула дочку за плечо.

Та, вздрогнув, подняла на неё испуганные серые глаза.

– Ну что ты всё дрожишь! Вечно летаешь где-то в облаках! – с досадой произнесла Агния. – Пойдём в дом. Мне нужна твоя помощь.

Когда они зашли на кухню, мать усадила дочь и начала любимый разговор:

– Стася, что ты думаешь о своём будущем?

– Не знаю. Наверное, снова попытаюсь поступить в университет в следующем году, раз в этом не получилось.

– Вот это правильно. Бухгалтерские курсы ты уже закончила. Спасибо, хватило ума послушать меня. Но экономистом быть гораздо лучше. Все станут уважать тебя, ты вырвешься из нищеты и не будешь горбатиться всю жизнь, как я, – одобрительно кивнула Агния. – Однако, пока у тебя есть время, может, поживёшь с бабулей в Медовой бухте? Она совсем плоха. Сегодня заходил врач и сказал, что Ксении нужен уход. И потом, бабушка в таком случае, возможно, отпишет на тебя дом? Она же тебя любит…

Стася почувствовала себя неловко. Ей не нравились расчётливые разговоры матери.

– Мам, я и так с ней поживу, безо всяких причин. Я ведь люблю её… Но чтобы уговаривать бабушку переписать на меня дом – об этом не проси!

– Ладно-ладно, – примирительно проговорила мать, – ну, может, у вас будет повод побеседовать на эту тему. А то ты же знаешь нашу бабулю. Она странная. Возьмёт и оставит наследство чужому человеку. С неё станется…

– Мам, – желая поскорее закончить неприятный разговор, Стася встала, – так чем тебе помочь?

– Сбегай в лавку. Купи бабушке продуктов, вот тебе список. А потом поезжай к ней. Обрадуй её переездом. А осенью вернёшься в город. Хотя ты знаешь, что всегда можешь приехать – всего-то три часа пути! Тебе, молодой, это нетрудно…

Стася схватила сумку, натянула, не глянув в зеркало, шапку с помпоном и выскочила на улицу. Агния окинула худенькую фигурку дочери. Ей уже исполнилось 19, но со спины Стася выглядела щуплым подростком с развевающимися, вечно запутанными от ветра рыжими волосами.

Агнию огорчало и радовало в дочери, как ни странно, одно и то же. Стася не красилась, как её сверстницы. Не выпрашивала деньги на наряды – казалось, ей было всё равно, что носить. Стася подрабатывала почтальоном на почте и все деньги отдавала матери. Вернее, Агния сама получала зарплату дочки, так как работала там же, в бухгалтерии, и выдавала часть Стасе на её расходы уже дома. Девушка не бегала на свидания, а частенько читала книги, рисовала, что-то писала, сидя на заднем дворе или в тупике улицы, где сегодня обнаружила её Агния. Что за ребёнок? Ведь не девочка уже! Пора бы повзрослеть и жить как все.

Агния, вздохнув, стала собирать большую сумку для матери. Она складывала продукты, завёрнутые в плотную бумагу, и вспоминала своё детство. Старую Ксению, как теперь все называли её мать, Агния с раннего возраста не понимала и даже стыдилась. Вечно весёлая, ни на кого не похожая, Ксения казалась ей странной. Если все ходили в простеньких платьях, то мать вечно обшивала своё яркими лентами и бахромками. Подобным образом она украшала и одежду Агнии, однако та, выходя из дому, пряталась за углом и с рьяным упорством отрывала ленточки, а потом старательно выдёргивала оставшиеся нитки, чтобы ничего не напоминало о причудах матери. Агнии хотелось быть такой же, как все девочки в классе. Заметив это, Ксения перестала украшать юбки и платья дочери, но каждый раз, причёсывая девочку в выходные, спрашивала, не вплести ли ей маленькие цветочки в волосы или, может быть, уложить косы венком вокруг головы. Не украсить ли голову яркими бантами? Агния же всегда просила просто заплести две тугие косы, как у всех. Мать вздыхала, но подчинялась. Сама Ксения то делала себе ассиметричный пробор, то укладывала волосы в красивую ракушку. Никто из женщин в городке так не причёсывался…

А уж когда Ксения вышила на груди своего серого пальто красные маки, Агния и на улице стала прятаться в подворотню, только чтобы не встречаться с матерью. Если им приходилось идти вместе, то Агния обычно брела чуть позади, чтобы всем казалось, будто она идёт одна… Даже их дом Ксения старалась украсить особенно. Именно у них впервые в городке на окнах появились длинные, до пола шторы. Если у всех мебель была обычная – дубовая или сосновая, то лишь в их доме мать выкрасила буфет в угольный цвет, а его нутро – в ярко-алый. Ну где вы такое видели?!

Однако больше всего Агнию расстраивали вечные мамины выдумки. В их городке все жили небогато, ели примерно одно и то же. Меню жителей зависело от сезона и моря. А мать, бывало, скажет Агнии по дороге из школы, что дома их ждёт запечённый ёжик, хотя это оказывалась простая свиная котлета с воткнутыми спагеттинами вместо иголок и чёрными перчиками вместо глаз. То загадочным голосом объявит, что сегодня после ужина дети получат гору съедобных самоцветов. И подавала вместо них нарезанные разноцветные кусочки желе. Скажите, ну как можно жить с таким человеком? Подросшая Агния рыдала и ругалась с матерью, чтобы та прекратила врать… Но разве её остановишь?

А вот отцу и младшему брату Томасу выдумки мамы всегда были по вкусу. И они с радостью могли есть и нахваливать филе морского чудища, хотя это была всего лишь порезанная и обжаренная селёдка. Особенно Томас радовался свекольным или морковным котлетам, которые им «передавали лесные зайцы». Агнию же трясло от возмущения, ведь она, проснувшись ночью, видела, как мать сама их печёт!

Ксения развешивала рисунки дочери в гостиной, как вешают лучшие картины. Но Агнии всё время казалось, что это какая-то насмешка, хотя мать говорила ей, что она талант и большая умница.

Однажды пятилетний Томас вырезал из старой деревянной ложки цветок. Прикрепил к цветку булавку и торжественно вручил матери свой подарок. Ксения сказала, что это самая лучшая брошка на свете и в ближайшее воскресенье, когда они всей семьёй пошли на службу в церковь, нацепила её на платье. Агнии казалось, все смотрят на корявый цветок на груди матери. Он был глупым, неказистым и тяжёлым, отчего мамино платье некрасиво перекосилось и топорщилось. А Ксения шла так гордо, будто ей вручили главную в мире медаль… Вечером Агния пробралась к шкафу родителей, сняла брошь и бросила её в камин. Мать ещё долго потом искала подарок сына и горевала.

Радовалась Агния, только когда к ним приезжала баба Корнелия – мать отца, сухая старуха в чёрном платье, с поджатыми губами и кульком гладко прилизанных седых волос на голове. Когда в их доме появлялась баба Корнелия, Агния частенько засиживалась на кухне в углу за печкой, слушая разговоры женщин и втайне соглашаясь со старой Корнелией… Та отчитывала невестку за излишнюю расточительность: зачем она подаёт чай в красивых фарфоровых праздничных чашках, почему расшила рюшами и кружевами фартук для каждого дня? А уж когда однажды Ксения бабке, как и детям, подала манную кашу, щедро присыпанную корицей, с солнышком, нарисованным растопленным маслом, Корнелия шумно отодвинула тарелку и строго сказала:

– С меня хватит этого балагана! Сын, ты женился на безумной. Я же не ребёнок, такую кашу есть!

…Когда Агнии исполнилось семнадцать, Томас утонул. Ему было всего лишь четырнадцать. Мать надолго потухла и даже, казалось, стала такой, как все. Через пять лет отец перестал ходить в море, и ему предложили должность смотрителя маяка в дальней бухте. Её все называли Медовой. Там, за утёсом, был маленький домик, вполне пригодный для жизни.

Отец всё лето восстанавливал его, потом приехал, чтобы забрать к себе жену. Агния к тому времени уже закончила курсы и устроилась на почту. Она осталась одна в городском доме и наконец вздохнула свободно. Дочь сразу навела свои порядки, а Ксения, которая иногда приезжала за покупками, только молча качала головой, когда видела её новые правила жизни.

Агния быстро вышла замуж, родила Стасю и частенько отдавала девочку на всё лето матери, чтобы девочка «надышалась воздухом». Старая Ксения с мужем внучку обожали. Дед Казимир выреза́л ей игрушки из еловых корней и по вечерам водил Стасю на старый маяк, зажигать огни. Бабуля рассказывала ей чу́дные сказки и учила варить особенные варенья из цветов: роз и одуванчиков.

Потом дедушка умер, а Старая Ксения так и осталась жить у маяка, сменив на службе мужа. Теперь уже она поднималась каждый вечер по ста двадцати одной ступеньке и зажигала маяк. Дом, который Ксения с Казимиром успели перестроить и привести в порядок, обсадив садом, государство отдало ей, в качестве благодарности за долгую и верную службу.

И если, пока отец был жив, Агния ездила к родителям хотя бы раз в три месяца, то после его смерти она всё чаще посылала к своей матери Стасю. Старая Ксения была для Агнии всё так же тягостна и непонятна. В последний раз она видела её зимой, когда та приболела. Агния тогда собрала сумки, заехала за лекарством и долго тащилась от станции до маяка. Потом сидела за деревянным столом, поглядывая на то, как бушует море и ветер гнёт хлипкие кусты, поддувая в окна. Скукота здесь. Как не сойти с ума? И как тут живёт Ксения? Она взглянула на мать, сидевшую напротив, но не знала, о чём с ней поговорить.

– Может, переедешь к нам со Стасей? Что тебе тут делать одной? – наконец спросила она нерешительно, боясь ответа.

– Что ты, доченька! Не хочу я к вам, – махнула рукой Старая Ксения, – и потом, я здесь не одна. А с морем. И с маяком.

– Ой, не начинай, – поспешно и несколько раздражённо ответила дочь. – Так, может, я тебе чем помогу, раз приехала. Приберу, например…

– Доченька, так у меня же всё чисто.

Агния окинула взглядом скромную комнату и убедилась в правоте слов матери.

– Я даже в спаленке Стаси сделала небольшой ремонт. Нарисовала на стенах звёзды и цветы. Хочешь подняться посмотреть? – предложила старушка дочери.

– Нет-нет, верю, что красиво, – заторопилась Агния. – Ну, раз помощь не нужна, вот лекарства, – подтолкнула она кулёк к матери, – а я побегу, чтобы успеть на последний автобус.

Всю обратную дорогу она думала: в кого её мать такая? Словно из другого мира. С непонятными речами, странными традициями, глупыми нарядами. Хотя все их предки до седьмого колена жили здесь, у моря. Их покосившиеся кресты и могильные камни и сейчас можно было отыскать на окрестных кладбищах. Но в роду таких, как Ксения, не было.

…От воспоминаний о матери Агнию отвлекло возвращение Стаси. Сквозь запотевшее окно она увидела, как та зашла во двор, подобрала невесть где взявшуюся красную ленту и старательно обвязала её вокруг ствола старой липы, сделав большой бант. Агния покачала головой и со страхом в очередной раз подумала, как всё-таки Стася похожа на Старую Ксению. Малахольная её дочь. Как же она будет жить?

Глава 2

Стася купила билет, закутала свою длинную тоненькую шею сильнее в шарф и стала ждать автобус.

Была холодная весна. Сюда, на побережье, она всегда приходила позже. На небе клубились бледные облака, словно в чашку с чаем добавили молоко и теперь кто-то большой ложкой перемешивал всё это. «Может, это Бог?» – подумала Стася. А кто же ещё? Моросил лёгкий невидимый дождь. Или это капельки тумана повисли в воздухе? Рядом с остановкой росло дерево. Почки на нём уже набухли, а кора была чёрной и сырой. Интересно, что это за дерево? Ветла, кажется. На самой толстой ветке сидел большой взъерошенный ворон и сердито смотрел на Стасю. Он наверняка думает: «Хорошо ей, спряталась под навес остановки. А мне вот мокни здесь», – решила Стася. И похлопала по скамейке рядом с собой, приглашая ворона примоститься по соседству. Тот каркнул, взмахнул крыльями и полетел к ближайшим домам. «Вот ещё. Вам, людям, доверять нельзя», – перевела его действия Стася.

– Эй, да ты слышишь или нет? Садиться будешь? – вдруг донеслось до Стаси сквозь ворох мыслей.

Это кондукторша уже битых пять минут кричала девушке из дверей подъехавшего автобуса. Но Стася не слышала, а словно спала с открытыми глазами.

Она вздрогнула, схватила сумку на колёсиках, рванула к автобусу, потом вернулась к лавке, на которой забыла кошелёк. Заскочила в транспорт, протянула кондукторше билет. Та проверила его, назвала Стасю растяпой и всю дорогу недовольно косилась на неё, как чуть раньше это делал ворон.

Только девушка этого не замечала. Она уставилась в окно и опять погрузилась в себя. За стеклом мелькали последние промокшие домишки. Вообще-то Стасе нравился их маленький городок, потому что она прожила здесь всю жизнь. В основном он состоял из старых двух-трёхэтажных домиков с черепичными крышами. Его узкие извилистые улочки, мощённые древними булыжниками, плавно сбегали к маленькой нарядной пристани, переходившей в сосновый бор. Но сейчас городок выглядел озябшим и печальным. В глаза бросались угрюмые выбоины на стенах домов, унылый ветер трепал тоскливые объявления на столбах, краски за зиму поблёкли, заборы облупились… Ранняя весна, когда только сошёл снег, у них в городке всегда была такой.

Но Стася знала: скоро произойдёт чудо. Оно случится неожиданно. Кто-то большой, неведомый, могущественный дунет на город, и он преобразится за несколько часов. Стены, связанные жгутами девичьего винограда, вдруг зазеленеют, везде заизумрудится трава, заблагоухают цветы. Каждую пыльную подворотню украсят гирлянды весёлых одуванчиков. И о том, что это случится очень скоро, напомнили россыпи подснежников, которые забелели с обеих сторон дороги, как только автобус выскочил из города.

Неспешно потянулись поля, потом наконец показалось море. Стася, увидев его в просвете между холмами, замерла. Море для неё было живым. Она пробовала угадать, какое у него настроение, и оно тут же передавалось ей. Стасе всегда казалось, что, как только она видела первые волны, по её жилам начинала течь морская вода. Девушка прижалась носом к стеклу, разглядывая белых барашков, бегущих к берегу, и ей невероятно захотелось чего-то большого, настоящего в своей судьбе. Такого, как огромная морская волна. Чтобы её захлестнуло, понесло и закружило, а она бы выплыла, отфыркиваясь, глубоко вдыхая жизнь.

Автобусик пронёсся по улицам последнего посёлка и остановился рядом с главной площадью на станции. Стася вышла, попрощалась с кондукторшей и, пройдя пару улиц знакомым, хоть и подзабытым маршрутом, направилась к лесу, который уже виднелся за оврагами.

Это был густой хвойный бор. В городе слякоть и грязь, а здесь – торжественно и тихо. Умиротворение и покой. Влажная земля, от которой идёт пар. Яркий, словно праздничный, малахитовый мох на деревьях. Дыхание весны от каждой ветки. Природа уже проснулась и приоткрыла бездонные глаза. Она тихо смотрела на Стасю, а Стася – на неё…

Поляны были усыпаны белыми ветреницами. Девушка сошла с дорожки, насобирала букет для бабули. Этот лес, дорога через него с детства ей были хорошо знакомы. Сейчас она пройдёт дальше, покажется старая сломанная сосна, за ней дорога станет шире. А там уже и до края леса недалеко. Деревья резко расступятся, открывая холм, покрытый травами и кустами шиповника. На холме начиналась каменная припылённая дорожка, кое-где переходившая в старые истёртые ступени; она вилась до самого края утёса с маяком. Там дорожка раздваивалась. Одна тропка добегала до самого маяка, а другая спускалась вниз, к бабулиному домику, скрытому от шквалистых ветров большой скалой.

Стася вышла к старой сосне и замерла. На дорожке стояли три фигуры. Она их сразу узнала. Оробев, девушка уже задумала было повернуть обратно. Тем более что они стояли к ней спиной и, казалось, пока что не заметили…

Это были три Лесные ведьмы, как называли их в здешних краях. Они появлялись раз в два-три года, жили некоторое время где-то в окрестных лесах, а потом так же внезапно исчезали. Люди сторонились их, некоторые поговаривали, что они воруют детей. Иногда в базарные дни ведьмы появлялись в самом городке, и женщины бегали к ним гадать или за снадобьями, помогавшими от разных хворей.

Кем они были друг другу? Сёстрами? Подругами? Достоверно никто ничего о них не знал. Стася много историй слышала о Лесных ведьмах, но видела их только один раз, когда ей было лет шесть. Тогда она пошла с матерью на рынок. Там было, как всегда, шумно и многолюдно. Вдруг в толпе девочка увидела этих трёх женщин и услышала перешёптывания людей вокруг: «Лесные ведьмы… Лесные ведьмы…»

Одна из них, самая молодая, улыбнулась ей в тот момент и протянула леденец. Стася, испуганно вцепившись в юбку матери, спряталась за неё…

Пока девушка колебалась, её заметила чёрная птица, сидевшая на плече одной из ведьм. И, замахав крыльями, чётко произнесла: «Она! Она! Она!!!»

Стася обомлела и даже потёрла глаза – что за чудо? Птица разговаривает?!

Ведьмы обернулись, увидели девушку и направились к ней. А Стасины ноги словно прилипли к дорожке, от страха она не могла пошевелиться.

Та, что была с птицей на плече, медленно подошла вплотную к Стасе и заглянула ей в глаза. Кажется, в самую душу. Стася видела только два разноцветных глаза с расширенными зрачками, в которых плескался чёрный огонь. Птица снова ожила и заговорила: «Она. Она…» Стася как будто очнулась от гипноза и, встряхнув головой, сказала:

– Это волшебство, ваша птица разговаривает человеческим голосом!

– Разве волшебство? – громко засмеялась ведьма, закинув назад голову. – Это ворон, Арон. Я подобрала его птенцом. Во́роны умеют говорить не хуже попугаев. Они очень умные и не просто произносят слова.

Ведьма погладила птицу, Арон склонил голову и смешно заклокотал.

– Что ты здесь делаешь? Как тебя зовут? – спросила Стасю вторая ведьма, подошедшая к ним.

– Скоро будет темнеть. Тебе не страшно? – добавила третья.

– Я – Стася… Иду навестить бабулю. Она заболела, – робко ответила девушка.

– Ты как Красная Шапочка, – засмеялась ведьма, на плече которой сидел ворон.

– А вы что делаете здесь, в лесу? – осмелела девушка.

– Мы? Ждём тебя, – ответили хором Лесные ведьмы, и ей стало страшно.

В голове вдруг всплыли старые мрачные рассказы.

– Не бойся, мы тебя не съедим, – сказала одна из ведьм. – Мы ждали тебя, потому что здесь должна пройти наша будущая ученица, которой дано стать ведьмой. Ведьмой Ветра. И это ты…

– Я? – растерялась Стася. – Вы наверняка что-то путаете…

– Нет, дорогая. Ведь ты очень сильная ведьма. В тебе течёт ведьминская кровь. Ты из нашего рода…

– Правда? – опешила Стася. – А что же мне делать с этим?

– Мы научим тебя всему, что знаем, а ты уже сама решишь дальше, что с этим делать, – сказала ведьма – хозяйка Арона. – Меня, кстати, зовут Висия.

– Очень приятно, – Стася вежливо пожала сухую узкую руку молодой Висии.

– Моё имя – Урсула, а её – Лидия, – кивнула на самую старшую средняя.

– Мы будем ждать тебя в охотничьем домике завтра. Ты знаешь кривую скалу, которую называют Клык Дракона? – спросила Лидия.

– Да…

– За ней начинается тропинка, которая приведёт тебя к самому домику. Только никуда не сворачивай. А чтобы ты не сбилась, Висия повесит цветные ленты на ветки деревьев, обрамляющих тропинку, а то иногда её и не видно…

– Придёшь? – спросила Висия, опять близко наклонившись к Стасе, так, что та почувствовала тонкий запах фиалок, исходивший от женщины.

– Да, – почему-то не раздумывая ответила Стася, и её сердце замерло.

– Тогда беги сейчас к бабуле, – сказала Лидия, – и поспеши, через час начнётся дождь!

Лесные ведьмы углубились в чащу и быстро скрылись за деревьями. Как будто их и не было.

Стася стояла ошарашенная. Не привиделось ли ей это? Подняв голову, она посмотрела на верхушки чёрных деревьев. Они медленно качали резными ветвями, и Стася отчётливо слышала их шёпот: «Ведьма Ветра. Ведьма Ветра…»

Девушка постояла ещё немного, а потом ей на лицо упала капля, которая напомнила о грядущем дожде. Стася заспешила по дорожке дальше, таща сумку, жалобно взвизгивающую каждый раз, когда одно из её колёсиков наскакивало на камешек.

Вскоре Стася вышла на холм. Впереди на фоне моря и неба показался маяк. Ветер сорвал с девушки капюшон, и Стася посильнее укуталась в шарф. Ей стало весело и спокойно. Впервые за много месяцев. В последнее время что-то мучило её, грызло изнутри, какая-то печаль терзала душу, словно вирус. Она неспокойно спала, просыпаясь от каждого шороха, почему-то часто плакала, старательно пряча слёзы от матери, ведь и сама себе не могла их объяснить. Но сейчас девушке казалось, что за её спиной выросли два больших крыла и она понеслась над землёй, почти не касаясь её, над песчаными дюнами, над жёлтыми сухими травами, над изогнувшимися от ветра кустарниками.

Она быстро долетела до маяка и свернула на лестницу, ведущую вниз. Там начиналась Медовая бухта. В бабулину усадьбу можно было попасть только так. Со всех сторон дом окружала высокая скала. За ним утёс с маяком уходил далеко в воду, закрывая постройку от северных ветров. Правда, идя по берегу на юг, можно было дойти туда, где утёс заканчивался. Там, примерно в двух милях, был маленький перешеек, но потом начинались Чёрные скалы. Ещё более высокие и грозные. К ним надо было идти по песку, однако в приливы в некоторых местах вода подступала к основаниям скал. Поэтому самым коротким путём в дом оставалась эта надёжная старинная лестница – сверстница маяка.

У лестницы были достаточно крутые ступени, и Стася начала осторожно спускаться, цепляясь за влажные холодные перила. Они были резными, металл во многих местах покрылся ржавчиной и мхом.

Дойдя до первой площадки, девушка увидела крышу дома Старой Ксении. Когда-то он стоял, окружённый только утёсом, но дед и бабуля натаскали сюда земли, ведь место было отличное – солнце освещало его от рассвета до самых сумерек, здесь всегда был свой особенный микроклимат. Именно поэтому у бабушки в саду цвели разные диковинки, которые в своё время привозил ей муж. Даже рододендроны выросли большими, как деревья, и многие этому удивлялись… За садом в ста метрах начиналось море. От бабулиного участка его отделяла только невысокая дюна, через которую в нескольких местах были проложены побелевшие от времени дощатые настилы.

Стася помедлила. Почему же она так давно здесь не была? До двенадцати лет девочка проводила у маяка каждое лето… Потом смерть дедушки, новая школа, загруженность, новые друзья… Да и мама чаще настаивала, чтобы Стася оставалась в городе. И Старая Ксения приезжала к ним уже сама. Раз или два в год. Стася любила разбирать потёртый чемодан бабули. Все вещи в нём пахли морем и травами. И можно было найти много сюрпризов, которые Ксения приготовила внучке: горсть ракушек, маленькие мятные петушки, вязаные варежки с вышитыми снегирями или пакет с сушёными ягодами…

Девушка спустилась до самого домика, прислонила сумку к белому заборчику у задней калитки, а сама побежала дальше. Обогнув скалу, она быстро оказалась на морском берегу.

Вода выглядела уже не свинцовой и хмурой, какой бывает зимой. Она стала прозрачной, зеленоватой. Пустынный песчаный берег, старые сосны над обрывом и мягкие тихие волны, медленно качающиеся у Стасиных ног. То тут, то там шторм накануне накидал веток, словно старый колдун костей, разбросал цветные камни, будто зашифровал в них свои послания…

– Я слышу тебя, море, я читаю тебя… Я тоже тебя люблю… – сказала Стася, и девушку накрыло ликование и восторг.

Она хотела пройтись по берегу, но тут на неё обрушился дождь. Крупные капли, словно снаряды, взрывали песок вокруг, оставляя маленькие воронки. Стася опрометью бросилась к дому. Схватила сумку, пробежала по густому саду и, вскочив на крыльцо, открыла дверь в коридор.

Здесь было темно, сухо и тихо. Сквозь оконце пробивался свет, подсвечивая большие дутые зелёные бутыли и свисавшие с потолка пучки сладко пахнущих трав. Стася толкнула дверь в дом. И сразу увидела бабулю. Старая Ксения, разжигавшая огонь в камине, повернулась к ней, и радостная улыбка осветила её лицо.

– Девочка моя! – Ксения обняла Стасю, а та, уткнувшись в бабулино плечо, почувствовала знакомый запах детства, который убаюкивал и успокаивал её.

Вдохнув его, девушка ощутила себя в безопасности, словно лодочка, которая вернулась в бухту, чьи очертания стёрлись из памяти, но, оказывается, не забылись. И только сейчас она поняла, как скучала. А ведь когда-то ей стало казаться, что здесь тоскливо и ничего не происходит…

– Бабуля, я привезла тебе лекарств, – Стася начала раздеваться, вытаскивать из сумки покупки и одновременно рассказывать новости.

А Старая Ксения растопила камин и накрыла стол к ужину.

Стася оглядела комнату. В доме у бабули всё было просто, но необычно. Стены выкрашены в молочный цвет, от этого комнаты казались светлыми и большими. Ксения расписала двери картинками, нанесла искусные узоры вокруг окон. Везде были развешаны изящные толстые ивовые венки, перевязанные цветными лентами и украшенные деревянными сердечками или маленькими ягодками. Здесь было удивительно нарядно.

– Надо же! Бабуля, какая красота! – воскликнула Стася, указав на стол.

Старую деревянную столешницу Ксения старательно покрыла рисунком тонкого кружева, переплетённого с цветущими, будто живыми, веточками яблони.

– Это ещё что, а как чудесно теперь в твоей комнате! Я всегда знала, что ты вернёшься сюда! – ответила Старая Ксения и так светло улыбнулась, что Стасе опять стало тяжело на сердце.

Почему она-то забыла о бабушке? Почему не вспоминала о ней, хотя любила? В порыве нежности девушка снова прижалась к бабуле, а та понимающе заморгала, нежно и трепетно погладив внучку по плечу.

Потом были бесконечно долгие разговоры ни о чём за ужином, от которых на душе у обеих стало тепло, как от старого камина. И Ксения очнулась, только когда старинные часы пробили двенадцать. Она проводила внучку наверх, после чего долго ещё сидела в своей спаленке, прислушиваясь, как Стася умывается перед сном, как укладывается спать…

А девушка целую вечность ворочалась в своей кровати, рассматривая красивые золотые звёзды и цветы, нарисованные на стене бабулиной рукой. Всё это излучало любовь. Ветер с моря усилился и бился в стены. Стася укуталась в тёплое мягкое одеяло и уютно устроилась под ним, словно в норке… Ставни тихо поскрипывали, где-то царапались о стену ветки деревьев. И под эти мерные звуки девушка незаметно заснула.

Ей снились детские сны. Она сразу их узнала, будто открыла дверь в сказочную страну, где маленькой проводила каждую ночь. Взмахнув крыльями, она полетела. Над мягкими зелёными равнинами, покрытыми густыми травами, которые медленно колыхались под ней, словно морские волны.

Глава 3

Утро встретило Стасю щебетом птиц. Знакомые с детства звуки и запахи старого дома окутали её и заставили улыбнуться. Сквозь полуприкрытые веки она смотрела на легко качающуюся от сквозняка штору. Солнечные лучи отражались в гранях зеркала и, весело дрожа, разбегались по стенам. Девушка слышала, что Ксения уже не спит – с первого этажа доносилось тихое позвякивание посуды и пахло чем-то вкусным. Много лет подряд Старая Ксения выключала маяк в четыре утра и потом уже не ложилась, хлопоча по дому, но всегда отдыхала пару часов днём, называя это на испанский манер сиестой.

Стася оглядела свою комнатку при утреннем свете. Почти всё здесь осталось, как в детстве: массивная кровать, заваленная подушками, на которые бабуля нашила кружевных салфеток; льняные шторы; большое низкое окно, на широком подоконнике которого удобно было сидеть и мечтать; на полках стояли бутылочки, полные гладких стекляшек, обточенных морем, а другие были набиты разноцветным песком, который они ещё с дедушкой собирали по всему побережью. Диссонировал со всем этим только ноутбук, поставленный Стасей вчера на столик с резными ножками. Увидев его, девушка улыбнулась ещё шире.

У неё был секрет, который мама бы не поняла: ей нравилось писать сказки. Они получались длинными загадочными и совсем не детскими. Когда два года назад она попыталась прочитать свои первые произведения матери, та разнервничалась, не захотела слушать и взяла со Стаси слово, что дочь «выкинет эти глупости из головы», потому что писатели – «лентяи» и «лежебоки», к тому же «редко кто из них много зарабатывает». Но Стася слово не сдержала. Просто стала тайно писать дальше и рисовать к своим сказкам иллюстрации, когда мать этого не видела. И сейчас девушка надеялась дописать свою первую книгу до конца, здесь, у бабули, где ей не надо было прятаться.

Воодушевлённая планами, она вскочила и побежала в ванную. Стасе с детства очень нравилось маленькое окошечко рядом с раковиной. Можно было чистить зубы и смотреть через него на край скалы и кусочек моря.

Пока Стася умывалась, на подоконник села чайка. Большая белая чайка, одно крыло которой было чёрным. Девушка замерла, и какое-то время они с птицей смотрели друг на друга, потом чайка взмахнула крыльями, и тут же поток воздуха подхватил её и поднял. «Ведьма Ветра», – вспомнила Стася и посмотрела на себя в зеркало. Разве ведьмы такие, как она? Ведьмы же очень красивые и таинственные. Стася придала взгляду загадочность и начала себя разглядывать. Что необычного в серых глазах и рыжих волосах? Конопушки по всему лицу, и рот чуть больше, чем надо. Остренький подбородок, и немного вздёрнутый, ничуть не таинственный носик. Стася, вздохнув, пошла одеваться.

Спустившись вниз, она застала Старую Ксению за плетением корзины из ивовых веток.

Бабуля, отложив работу, посмотрела на внучку с улыбкой:

– Как спала, Солнышко?

– Замечательно! – Стася потянулась, обнажив плоский животик, который от утренней прохлады сразу покрылся мурашками.

– Тогда садись, поешь, – Ксения придвинула к ней тарелку с варёными яичками и толстым ломтём чёрного хлеба, щедро смазанного маслом и посыпанного крупной солью.

Завтракая, Стася рассказала Старой Ксении о вчерашней встрече и приглашении трёх Лесных ведьм.

– Как ты думаешь, пойти или нет? – сомневалась девушка. – Что-то мне боязно. И вообще непонятно и страшно…

– Не придумывай себе проблем заранее. Попробуй и узнаешь, – ответила Ксения. – Они добрые женщины, хотя про них много чего говорят, но зла они не делают. Сходи!

Убрав со стола, Стася с бабушкой оделись и пошли на улицу. Сколько здесь было воздуха! Девушка не могла надышаться, словно всё это время была без воды, а сейчас припала к кристально чистому ручью и пила-пила-пила. И не могла напиться. От количества кислорода, в который окунулась, кружилась голова.

– На, собирай мусор, – Ксения сунула в руки внучки корзину, и они вдвоём начали собирать в саду нападавшие от ветра ветки.

Весь дом густо зарос деревьями. Чего тут только не было! Даже не верилось, что когда-то здесь царила пустошь. Сейчас подросли тополя, окружавшие участок по периметру, изящно изогнул ветки клён, который летом покроется бордовыми листиками. Торжественно зеленели стройные туи и густые ёлочки. Из-за дома пушистыми ветками махали большие старые сосны. На них жили белки, и порой было слышно, как они сбрасывают на крышу пустые шишки. Те падали, ударяясь с гулким стуком о черепицу, а потом катились, подпрыгивая, пока не слетали вниз… Среди деревьев было много кустов спиреи, рододендронов, сирени, роз. А уж сколько в саду росло трав и цветов – не сосчитать! Как можно было всё это втиснуть на небольшой клочок земли? Но самое удивительное, что бабушка засадила свой сад так, что всё время что-нибудь цвело.

Сейчас горели жёлтым два огромных куста форзиций, покрытых мелкими цветочками, а в траве расцвели крокусы и пролески. У каждого камня или ствола, тесня друг друга, они показывали миру свои красивые разноцветные короны: белые, лимонные, фиолетовые, голубые…

По веткам скакали птицы, над садом кружили чайки, напоминая о близости моря, шум которого быстро стал привычным, отчего ухо уже не улавливало его.

Стася очищала дорожку вокруг дома, любуясь мягкими кочками весёлого мха вокруг каждого камешка. Она подошла к северной стороне дома, плотно увитой тёмно-зелёными резными листьями плюща. Здесь было тихо, словно в заводи, и стояла маленькая деревянная скамейка.

Стася поставила корзину, присела на скамью и вытащила блокнотик, который всегда носила с собой. Открыла его и стала делать наброски. Если девушка видела что-то, её вдохновлявшее (а вдохновить её могла любая мелочь), она тут же садилась писать или рисовать. Но это были необычные работы. В них реальность сплеталась с фантазиями. Сейчас Стасю воодушевили листики плюща, она быстро набросала резную веточку, но на самом крупном листке пририсовала маленького эльфа в венке, который гладил божью коровку.

– Какая красота! Можно посмотреть твои рисунки? – сказала незаметно подошедшая Старая Ксения.

Стася протянула ей блокнот, и бабушка стала внимательно рассматривать наброски, потом подытожила:

– У тебя, дорогая, талант. Рисуешь ты удивительно красиво!

– Правда? – воодушевилась Стася. – А я ещё и пишу… Сказки.

– Да? – настал черёд удивляться бабушке. – Ты прочтёшь мне что-нибудь вечером?

– Обязательно…

– А сейчас давай закончим уборку и пойдём в дом. Я буду заниматься хозяйством, а ты отправишься к Лесным ведьмам.

…Уже в одиннадцать, когда солнце прогрело воздух, Стася поднялась по лестнице на самый верх утёса. Ей вдруг очень захотелось свернуть направо и подойти к маяку. Она даже ощутила давно забытую шершавую поверхность его стен, выбеленных краской. На секунду девушка задумалась, глядя вверх, где поблёскивали стёкла маяка. Ветер сразу растрепал её волосы, она собрала их в хвост, спрятала под шапку и решительно направилась к лесу.

У старой сосны девушка свернула на еле приметную тропку в гущу леса. Трава была влажной, и Стася порадовалась, что по совету бабули обула жёлтые резиновые сапожки – теперь ноги не промокнут. Она быстро дошла до Зуба Дракона – большого чёрного камня, торчавшего среди деревьев, словно реальный клык огромного монстра. За ним Стася увидела белую ленточку на одной из веток осины, поодаль – ещё одну. И так, идя по белым лентам, она зашла в густую чащу, где лес над ней сомкнулся, а под ногами закончилась трава; здесь всё было усыпано плотным ковром жухлых прошлогодних листьев.

Но наконец впереди среди сосен показался маленький охотничий домик, над которым весело вился дымок. Стася подошла совсем близко к заросшим ступенькам и оробела. Весь домик окружала старая покосившаяся веранда, завешанная пучками трав. Подняться и постучать? Или уйти?

Но тут дверь распахнулась и вышла Лидия.

– О, пришла! Девочки, – крикнула она внутрь дома.

Тут же на веранду вышли Висия с Урсулой.

– Заходи! – пригласили они её в дом.

Стася зашла в хижину, пропахшую мхом и грибами. Здесь было жарко и темно, и только через несколько секунд, когда зрение прояснилось, она увидела открытый очаг, деревянный стол с лавками и стульями у окна, на котором на цветастом платке лежали наваленные в кучу корешки. Лидия, опустившись на одну из лавок, продолжила перебирать коренья. Висия устроилась у самого окна и стала что-то записывать в толстую тетрадь, подперев щёку кулаком, то и дело отвлекаясь на птиц, которые купались в большой поилке за окном.

Урсула подтолкнула Стасю к тёмному дивану за печкой. Тут стояла прялка и были набросаны тюки серой шерсти.

– Снимай куртку и подсаживайся ко мне, будешь помогать прясть.

Урсула ловко подоткнула юбку, села на самый краешек диванчика и, подпихнув ногой один из тюков к Стасе, сказала:

– Бери вон тот гребешок и вычёсывай шерсть. Делать это надо вот так, – она подхватила пучок и ловко-ловко заработала маленькой острой чесалочкой. На расстеленную на полу бумагу посыпались шелуха, мусор, и в руке Урсулы быстро остался только светлый пуховый комочек.

– И потом кидай мне, – она бросила комочек в очищенную кучу на диване.

Затем Урсула, пододвинув к себе старинную прялку, стала плавно нажимать ногой на педальку, и на конструкции задвигались колёсики, а из-под руки ведьмы появилась красивая ровная кручёная нить.

Повисла тишина, нарушаемая лишь звуками прялочки да шипением поленьев в огне.

Стася села на диван и неловко начала вычёсывать первый клок. Сначала у неё не получалось. То она брала слишком большой клочок, то слишком маленький, то в шерсти оставался мусор… Но через полчаса тренировки, вспотев, девушка приноровилась, и Урсула перестала кидать ей обратно плохо вычесанные комки. Теперь Стася могла за работой даже оглядеться.

Домик был одноэтажным, с высокой покатой крышей, под потолком комнаты виднелись массивные, почерневшие от времени балки. На них стояла и была подвешена различная кухонная утварь. Источником света вечером здесь, видимо, были два плетёных абажура над балками, но сейчас их выключили. Свет давали три больших окна. Стена же с входной дверью была полностью заставлена комодами, стеллажами, закрытыми весёлыми ситцами с кружевами и полками, ломившимися от склянок, жестяных банок и бутылок. Ещё одна стена, каменная, была выбеленной. К ней примыкал очаг и маленькая печь. С обеих сторон печи размещались двери, сейчас приоткрытые. За ними, видимо, скрывались две спаленки: видны были кровати, накрытые лоскутными одеялами.

– Хорошо тут у вас, уютно, – подытожила Стася впечатление от увиденного.

Но ей никто не ответил, ведьмы даже гóловы не повернули, и она не решилась сказать что-то ещё.

«Странно, – впав в какое-то забытье, – думала Стася, начёсывая шерсть уже автоматически. – Неужели так учат магии? Я представляла себе всё это по-другому. Ну там, волшебные книги, заклинания… Где я? Как-то всё так невероятно».

Ещё вчера жизнь была обычной и предсказуемой: дом – почта – мечтания и так по кругу… Она привыкла даже к череде чувств: с утра ей обычно было весело, в обед тоскливо, а к ночи совсем грустно… А сегодня? «Я чешу шерсть в лесной избушке, и меня окружают люди, которых я не знала…»

Скрипела ручкой Висия, глухо падали в банки отобранные Лидией корешки, и негромко шуршало веретенечко Урсулы. Девушка не заметила, как её глаза закрылись, а из рук тихо выпала чесалочка.

…Сколько Стася проспала, она не поняла, но, наверное, недолго. В комнате слышались всё те же звуки, под которые она засыпала. Девушка, заботливо прикрытая большой лёгкой шалью, очнувшись от сна, потянулась и, вспомнив, где находится, испуганно вскочила.

– Тише, тише, – успокоила её Лидия, – подумаешь, уснула. Здесь такое место волшебное – всё в душе успокаивается и тело засыпает.

Урсула, протянув Стасе конец нити, попросила скрутить её в клубок, а сама продолжила вить.

Стася исподтишка глянула на сосредоточенную женщину. Ей было лет 40. Длинные русые волосы обрамляли голову косами; тонкие губы делали её лицо не злым, а скорее, серьёзным. В серых глазах Урсулы словно серебрились переливы, от этого её взгляд был влекущим и таинственным. Одета она была в широкую горчичную блузу, расшитую ромашками, и длинную расклешённую коричневую юбку, украшенную резным поясом.

Лидия была старше лет на десять. Волнистые, до плеч тёмные волосы женщины уже посеребрила седина. Улыбчивое лицо покрывала сеточка первых морщин, а в глубоких голубых глазах невероятной красоты читалось много мудрости, и от этого – много покоя. Ведь мудрый человек всегда спокойный. На Лидии был чёрный подпоясанный балахон, обшитый белой бахромой.

Но больше всех Стасе нравилась Висия. Наверное, потому, что она была самой молодой. По виду ей едва стукнуло тридцать. Тихая, светловолосая, с длинной косой до пояса. Стасе она напоминала саму Весну, особенно когда улыбалась и у неё на щеках появлялись задорные ямочки. У Висии были необычные глаза: один – светло-зелёный, а другой – цвета тёмного янтаря.

…Стася довертела клубочек и, когда нитка закончилась, спросила:

– А зачем самим ткать ниточки? Не проще ли купить их в городе?

– Нет, не проще, – строго ответила Лидия, – там таких ниток нет. В вещах, сделанных машинами, отсутствует душа. Из таких амулет не изготовишь, а значит, защиты не попросишь. Только то, что сделано руками, имеет душу и характер. Но таких вещей на свете всё меньше. Люди не замечают, как окружают себя бездушием. Им так проще. И только ведьма чувствует в вещах жизнь… Ну, Висия, хватит, заваривай всем чай. Урсула, принеси сыр, а я пока нарежу хлеба. Стася, помоги-ка мне убрать со стола.

Стася с Лидией быстро убрали остатки корешков, расставили на полки заполненные банки и достали приборы к чаю.

– Вот это будет твоя кружка, – протянула Урсула Стасе маленькую коричневую чашку с белой птицей.

Все уселись пить чай, жуя толстые ломтики сыра и заедая его чёрным пахучим хлебом с тмином.

– А когда вы меня учить начнёте? – осмелев, спросила Стася.

– Так ты уже учишься, – ответила Урсула.

А Висия с Лидией переглянулись и засмеялись.

– А ты думала, мы тебя за парту посадим? – хохотнула Лидия. – Нет, уроки жизни надо постигать только через саму жизнь. В колдовстве мало теории, больше практики. Эти знания передаются в основном не через уши, а через глаза и кожу. Тот, кто тонет в колдовских книгах, останавливаясь на теории, умнее не становится, а сходит с ума… Поела? – спросила она у Стаси, отодвинувшей кружечку.

Та кивнула.

– Ну, тогда одевайся и отправляйтесь с Висией за хвоей.

Стася натянула куртку, Висия тоже оделась и взяла корзиночку. Они вышли во двор и углубились в лес.

На воздухе Висия сразу стала касаться деревьев, мимо которых они шли, покрылась румянцем, глубоко задышала. А потом и вовсе принялась напевать какую-то весёлую песенку на незнакомом языке. Стася за ней еле поспевала.

В лесу было тепло и тихо, на многих деревьях набухли почки, другие покрылись длинными серыми серёжками. Несколько раз девушки замечали зайцев, которые только-только меняли свои зимние шубки на весенние, и от этого хорошо были видны издалека…

Когда девушки подошли к ельнику, Висия поклонилась ближней пушистой ёлочке и попросила у неё разрешения сорвать пару веточек. Они со Стасей быстро собрали молодые побеги. У другой ели всё повторилось.

– А зачем мы собираем это? – спросила Стася.

– Будем делать отвар и настой. Еловые ветки очень полезны. Это лучше витаминов из аптеки.

Корзина наполнилась, и девушки двинулись в обратный путь. По дороге Висия рассказывала Стасе, как называются окружавшие их деревья и кусты.

– Ты столько знаешь! – удивилась Стася.

– Конечно. Я же заканчивала биологический факультет… – спокойно ответила Висия.

– Правда? Так отчего не стала работать поспециальности?

– Потому что у каждого своя стезя. Моя – быть Лесной ведьмой и находиться здесь, – развела руками Висия, указывая на лес.

– А как ты поняла, где твоя дорога?

– Когда её находишь, то сразу узнаёшь. Сердце волнуется и радуется.

– А как вы меня выбрали? Как поняли, что вам нужна именно я?

– По глазам. Вернее, по тоске в них. У каждой будущей ведьмы в глазах затаённая тоска. По тому миру, который она не знает. Но чувствует… – Висия помолчала, а потом продолжила: – Почти все вокруг живут с закрытыми глазами – слепыми…

– Как это? – растерялась Стася…

– С закрытыми глазами сознания. Но только у ведьмы они открыты с рождения. Как у тебя.

Оставшийся путь девушки провели молча, каждая думала о своём, пока не вышли на дорогу у сосны. Стася сразу узнала это место.

– Ну что же, беги к своей бабушке! А мы тебя будем ждать завтра! – помахала рукой Висия.

Попрощавшись, Стася, полная впечатлений, понеслась к дому Старой Ксении. Она даже не заметила, что над ней тихо кружит ворон Арон. Он проводил её до бабулиного сада и, только когда Стася закрыла калитку, полетел обратно.

Глава 4

Перед тем как зайти в дом, Стася оглянулась и сквозь ещё прозрачные кусты глянула туда, где в потёмках чернело море. По нему время от времени пробегали отсветы маяка, зажжённого Старой Ксенией.

– Спокойной ночи… – нежно сказала девушка морю.

«Ш-ш-ш-ш…» – набежавшей на берег волной ответило ей оно.

Когда Стася зашла в коридор и стянула с себя сапожки и куртку, у неё зазвонил телефон. Это была мать.

– Привет, – сказала Агния. – Ну как ты там? Как Ксения?

– Привет! Всё хорошо. Налаживаем быт. Бабуля бодра и весела, – Стася тщательно подбирала слова, чтобы чем-нибудь не огорчить маму, не вывести её из равновесия. – А ты как?

– Тоже хорошо. Только пришла с почты. Готовлю ужин.

– Тогда приятного тебе аппетита!

Обе помолчали, не зная, о чём говорить. Кажется, обеих разговор немного напрягал.

– Дочь, звони, если что. Пока. Целую тебя!

– И я тебя…

Стася положила трубку и, распрямившись, вдруг поняла, что разделась впервые за долгие годы. Нет, она, конечно, снимала с себя одежду каждый день. Но здесь, у бабули, – она освободила свою душу. Девушка не думала каждую секунду, что сказать, будет ли это правильно и как воспримут её слова… В городе Стася постоянно подстраивалась под всех, поэтому и скрывалась, будто рак-отшельник, потому что вечная игра, которой хотелось окружающим, требовала много душевных сил. Но здесь она была рада общению, ведь говорила только то, что думает…

Стася почувствовала себя свободной и, глубоко вздохнув, шагнула в тёплую комнату.

Её уже ждала бабуля. Они быстро сели есть. Стася жевала дымящуюся разваренную картофелину в мундире, щедро политую душистым маслом, и чувствовала себя абсолютно счастливой. Бабушка рассказывала, как она провела день. К ней опять приезжал врач, выписал ей новые лекарства.

– Ты будешь мне делать уколы? – спросила она у внучки.

– Конечно. Но я не умею, придётся почитать об этом. Бабуль, я всё сделаю, лишь бы ты выздоровела.

Ксения погладила её по щеке.

Затем они болтали и занимались хозяйством, а когда переделали все дела, Стася, просмотрев видеоуроки, сделала бабуле укол и села на краешек кровати, почитать ей свои сказки.

Закончив, внучка повернулась к Старой Ксении и увидела, что та плачет.

– Что ты, бабуля?! – испугалась девушка.

– Я плачу, потому что ты очень талантлива. Я никогда не слышала ничего лучше твоих сказок, – сказала Ксения, вытирая глаза краешком одеяла.

Вокруг, и в доме, и за его стенами, царила тишина. Вдруг на чердаке что-то заскрипело. Словно там кто-то медленно ходил. Стася покосилась на потолок и вжала голову в плечи.

– Не бойся. Это дух дома. Он добрый и такой же старый, как само это жилище. Ему уже больше ста лет. Он всегда так скрипит. Особенно весной и осенью, – успокоила её бабуля.

– Скажи, – спросила Стася, – а когда ты осталась одна в этом доме, тебе не было страшно? Одно дело жить с кем-то, а другое – одной…

Глаза Ксении потеплели:

– Милая, мне было очень страшно поначалу. Особенно вечерами. Так страшно, что казалось, я умру от ужаса. И сколько раз я так умирала по ночам – и не сосчитать. Ложилась спать и боялась. Прощалась со светом… Но всегда наступало утро. А потом я просто устала бояться и привыкла. Когда что-то повторяется сотню раз, то к этому привыкаешь. Поэтому нельзя терпеть плохое. К нему тоже привыкнешь…

Ксения закрыла глаза. Стася наклонилась к ней, крепко поцеловала в щёку, пахнущую лавандовым кремом, и сказала:

– Я тебе желаю, как ты мне в детстве, – цветных снов. Спокойной ночи!

Стася тихо вышла в коридор, прикрыв дверь. Сама она так рано не ложилась. Наступило её время. Она налила себе на кухне крепкого чаю, положила на поднос большое яблоко и печенья и в радостном предвкушении поднялась к себе в комнату, зарылась в кровати среди подушек и, открыв ноутбук, стала вдохновенно работать над новой сказкой.

За окном на чистом небе заблестели большие звёзды. В городе они не так видны из-за фонарей, а здесь на долгие километры вокруг, кроме маяка, ночью света не было. Стася вспомнила, что в детстве ей казалось, будто летом звёзды пахнут ванилью, а зимой – имбирным печеньем.

Сегодня у неё было столько вдохновения, которое, словно огромное море внутри, подбрасывало ей новые сюжеты и истории, что она едва успевала записывать мысли и делать зарисовки. Выплеснув всё то, что хотела, на белый лист, удовлетворённая и опустошённая, девушка сладко заснула…

Стасю разбудил солнечный зайчик, скакнувший ей на щёку. Он пощекотал ей нос, она поморщилась, чихнула и проснулась. Одевшись, спустилась вниз. Но Старой Ксении не было в доме. Стася схватила со стола кусок хлеба, заварила себе в огромной чашке кофе, бухнув туда три ложки сахара. Натянув бесформенный толстый тёплый свитер, длинные носки, она сунула ноги в большие тапки, в которых могла ходить, словно лыжник по талому снегу, почти не отрывая пяток от земли, и вышла на крыльцо.

Небо было ясным и высоким. Стася устроилась в старом кресле-качалке, где любил когда-то сидеть дед. Она отхлёбывала кофе и смотрела на покрывшийся нежным зелёным пухом сад. У самого крыльца расцвели маленькие голубые пролески. В ветках щебетали птицы, воробьи купались в песке у забора, и низко-низко над домом пролетели, свистя крыльями, два лебедя.

Стася коснулась рукой досок стены дома. Они были приятными – тёплыми от солнечных лучей. Словно руки бабушки. Вдруг Стася услышала странные звуки, и её сердце заныло. Ей показалось, что она слышит знак чего-то сладкого и долгожданного. Девушка подняла голову на звук – это над миром летели клинья уток. В небесной выси они окликали друг друга гортанными отрывистыми голосами, так взволновавшими сердце Стаси.

Из-за угла дома вышла Старая Ксения. Она заслонила ладонью глаза от солнца и, тоже улыбаясь, взглядом провожала клинья птиц, пока они не скрылись за утёсом.

– Знаешь, – спросила она Стасю, – почему так сладко ноет в груди каждый раз весной, когда возвращаются птицы? Они дают нам надежду, что после холода придёт тепло, а после печали – радость.

Старая Ксения присела на ступеньку и продолжила:

– Каждую весну моя душа расцветает вместе с природой. Кажется, что я старое занесённое снегом дерево. Но вот приходит весна, и душа моя даёт новые ростки. И не важно, сколько тебе лет, что тебя огорчило или сломало до этого. Весна – время надежд…

– Да, бабуля, ты права, – согласилась Стася, – меня весна тоже всегда вдохновляет. Особенно эта.

Обе помолчали. Каждая думала о своём.

– Сегодня не задерживайся в лесу, – предупредила внучку Ксения, – вечером будет буря.

– Хорошо, тогда я побегу к Лесным ведьмам прямо сейчас, как только сделаю тебе утренний укол!

Глава 5

Стася бежала знакомой дорогой, уже не обращая внимания на развешанные ленточки. Но, оказывается, она не так хорошо её запомнила. Очнулась, лишь когда выскочила на незнакомую поляну, усыпанную подснежниками, и у неё из-под ног вспорхнула небольшая пичужка. Она вила здесь гнездо, а Стася её сильно напугала. Птичка села на ветку на уровне Стасиных глаз, и теперь она и девушка заворожённо смотрели друг на друга… Это была небольшая светло-оливковая пичужка с желтоватым животиком и полосочками над глазками. Стасю заворожил её взгляд. В глубине зрачка птицы плескался целый космос. Девушке вспомнились учебники по астрономии с рисунками галактик. Одна из них была сейчас перед ней, в этой маленькой птичке…

– Что же меня тревожит и рвёт изнутри? – вдруг спросила у неё Стася.

Она видела осознанный взгляд, чувствовала, что птица её поняла. Ей казалось, ещё мгновение и та ответит…

Но тут к ним сверху слетел Арон. Он сделал круг и недовольно каркнул, видимо, раздражённый тем, что Стася сделала остановку. Маленькая птичка унеслась в лесную чащу, а девушка пошла вслед за низко парящим вороном, и он быстро вывел её обратно на тропу.

И вот уже знакомый домик сверкнул окошками среди веток, обсыпанных зелёной пудрой первых листочков…

Стася вбежала по ступенькам и радостно толкнула дверь. Вместе с девушкой влетел Арон и ещё раз каркнул, усевшись на балку.

– Здравствуй, Ведьма Ветра! – с улыбкой приветствовала Стасю Урсула. – Арон жалуется, что ты сбилась с пути.

Стася рассказала о встрече с птичкой.

– Ты видела пеночку-весничку, – объяснила Висия и не спрашивая сунула ей в руки кружечку, наполненную душистым еловым чаем с мятой.

– У пеночки был такой осознанный взгляд! И целый мир внутри, – вспоминала Стася.

– У каждого живого существа целый мир внутри. Только люди этого не замечают и часто топчут чужую галактику или хотят себе подчинить, – вздохнула Висия.

– Зачем? – растерялась Стася, присев за стол и отхлебнув чаю.

– Они говорят, что из любви… – отозвалась вышедшая из спальни Лидия, – на самом деле, просто хотят чужой мир себе. И думают, что имеют на это полное право.

Стася задумалась, глядя на букет подснежников, стоящий в вазочке на столе.

– Эй, пей скорее, и приступим! Сегодня дел много. Тем более что ещё будут гости, – сказала Висия, поглядев вверх.

– Гости? – удивилась Стася.

– Да. У нас частенько бывает кто-то. Почти ежедневно, – пояснила Висия. – Каждый приходит со своей бедой. Лидия умеет лучше всех лечить и заговаривать раны. Я вижу судьбу в хрустальном шаре и владею картами…

– А Урсула? – спросила заинтригованная Стася.

– А я знаю и умею столько всего, что тебе и не пересказать, – засмеялась та.

– Урсула – ясновидящая. Но дар к ней приходит независимо от её желания, – добавила Висия.

Сегодня в избушке разговоров было больше, чем вчера. Сначала Стася помогала Висии переписывать рецепты старых снадобий, потом они с Лидией чистили и резали апельсины.

– Откуда их столько? – удивилась девушка, глядя, как Лидия поставила на стол целый ящик оранжевых плодов.

– Вчера принёс посетитель. Нам платят деньгами, но нередко по старинке приносят и продукты, – ответила Лидия и высыпала часть апельсинов в корзину. – Оставшиеся мы должны нарезать и разложить на подносах. На печи они подсохнут и для многого сгодятся.

Стася, взяв нож, подцепила сочную кожуру. Ей на руки брызнул фонтан капель, апельсин сразу окружило ароматное облачко.

– Но и кожуру не выбрасывай, она тоже нужна, складывай сюда, – Лидия подтолкнула к Стасе пустую корзину.

В ней быстро начали скапливаться душистые спиральки срезанных фруктовых шкурок. Весь дом мгновенно пропитался свежим цитрусовым запахом.

– А зачем нам кожура? – спросила Стася. – Моя бабушка раскладывала её по шкафам, чтобы там вкусно пахло…

– Кожуру я высушу и перемелю, – объяснила Лидия, – из неё делаю ароматические палочки. И ещё этот порошок лечит даже самый сильный кашель.

– Оставьте мне один, самый большой! – подскочила к ним Висия и схватила крупный апельсин. – Я сделаю для Стаси поумэндер.

– А что это такое? – удивилась девушка.

– О! Поумэндер – волшебная штука. Сначала я погружу апельсин в горячую воду, а потом утыкаю его черешками распаренной гвоздики. Знаешь такую приправу?

– Знаю.

– Так вот, – продолжала Висия, вертя перед собой оранжевый мячик, – а потом я завяжу его в прозрачную тафту и украшу лентами. А ты подвесишь его в своей комнате, и он будет отгонять собой злых духов.

– Здорово! – восхитилась Стася.

Все снова углубились в работу.

– Я хочу задать вам вопрос, – чистя очередной апельсин, вдруг обратилась Стася к ведьмам.

– Какой? – спросила Лидия.

– Меня что-то мучает изнутри. На какое-то время перестаёт, но потом накрывает снова.

– А чего бы ты хотела сейчас больше всего на свете? – спросила Урсула.

– Наверное, любви. Я хочу встретить парня…

– Но ты ещё не готова к такой любви, – встревожилась Висия, – ты ещё не узнала себя. И пока этого не случится, не сможешь полюбить по-настоящему.

– Однако любят и младше меня, – упрямо сказала Стася.

Ведьмы молчали, и она повторила:

– Встречу ли я кого-нибудь, кого буду любить? Я очень хочу любви.

Висия, удалившись в спальню, вернулась оттуда с истрёпанной колодой карт. Она перетасовала их и обратилась к Стасе:

– Задай мне вопрос…

– Ответь, я – счастлива? – спросила та. – Потому что я не знаю…

– Такое по картам не определяют, – сказала Висия.

– Почему?

– Люди иногда бесконечно счастливы, но не понимают этого. Удивительно, правда? Если человек хочет пить, то он точно это знает – его мучает жажда. А если он счастлив, может и не догадываться…

– И что, нет рецепта для счастья?

– Есть настои для покоя, присыпки от боли. Только рецепта счастья нет. Людское счастье всегда разное. У каждого своё.

– А как же его определить?

– По глазам… В глазах счастливого человека всегда мерцающий свет и безмятежный покой.

– А в моих?

– В твоих нет покоя…

– Тогда… – помедлив, Стася задала ещё один вопрос: – Встречу ли я любовь? Будет ли у меня парень?

– Ты встретишь то, что хочешь. И очень скоро, но…

– Правда? – Девушка подбежала и обняла Висию. – Правда встречу?

Она запрыгала и захлопала в ладоши. Ведьмы переглянулись, но Стасю захлестнула радостная весть. Да, она мечтала о любви. Все её одноклассницы и знакомые уже познали это чувство. Она видела, как люди меняются, когда влюблены. Стася не раз наблюдала, как это происходит со сверстницами. В один прекрасный день в них загорался свет. Глаза становились по-кошачьи таинственными, взгляд покрывался туманной поволокой, а с губ не сходила блуждающая улыбка. Словно они только что вдохнули запах розы. Сладкий, загадочный, невообразимый… Неужели это случится и с ней?!

Всех отвлёк стук в дверь. На несколько секунд они застыли, а потом Урсула обратилась к тому, кто за дверью:

– Войдите, не заперто.

В комнату зашла усталая женщина и обратилась к ведьмам с такими словами:

– Помогите, дорогие ведьмы! Прошу вас и заклинаю! Помогите!

– Что случилось? – спросила у неё подошедшая Урсула.

Женщина торопливо стала копаться в больших карманах пальто, потом достала бумажку, развернула её и протянула Урсуле фотографию.

– Это мой сын, – пояснила она. – На нём какое-то страшное проклятие. Порча.

Урсула подошла к окну, где света было больше, и долго внимательно смотрела на фото. А потом, обернувшись к женщине, спросила:

– Откуда ты знаешь, что на нём порча?

– Моему сыну почти 30 лет… Ах, какой это был славный мальчик! – всплеснула руками женщина и, сев на предложенный Висией стул, продолжила: – Муж мой рано умер. Одно осталось счастье – мой сынок. Но сейчас куда ни пойдёт на работу, везде его обижают. Все к нему придираются. Ни в чём ему не везёт. Он целыми днями лежит дома и переживает. Снимите с него это проклятие!

Урсула протянула Лидии фото молодого мужчины. Та близоруко прищурилась, глядя на карточку, и спросила:

– Как зовут твоего сына?

– Адриан.

– Адриан тяжело болен, женщина.

– Чем?! – посетительница вскочила и от ужаса сжала руками собственное горло.

– Ленью.

– Чем?! Ленью? – переспросила она. – Но разве ею болеют?

– Да, – покачала головой Лидия. – И поверь, лень убила больше людей, чем все войны мира вместе взятые. Она живёт в каждом и порой, как в твоём сыне, постепенно побеждает все хорошие качества человека: доброту, сострадание, стыд… Заволакивая всё существо только собой…

– Я всё же не понимаю, как можно болеть ленью? – женщина бессильно опустилась на стул.

– Лень есть во всех, но когда человек растёт, он учится с ней жить и договариваться. Он владеет собой и своей жизнью. А существованием твоего сына давно завладела лень.

– Но он хотел бы работать. Он хотел бы стать нужным и найти своё место на земле. Просто Адриан хочет ещё и свободы, не терпит никакого насилия.

– Многие лентяи оправдывают свою жизнь стремлением к свободе. Однако свобода – это когда ты отвечаешь за себя полностью: что тебе есть и где тебе жить. А не рассчитываешь на вечную помощь и обслуживание окружающих.

– Что же мне делать? – растерялась женщина, её голова поникла.

– Вылечить лень можно только трудом. Оторви от себя сына. Пусть с этого дня он заботится о себе сам. Во всём.

– Но он же не работает! Он ищет, но не может найти себя. И сам страдает от этого.

– Пусть берётся за любую работу и, занимаясь ею, ищет себя дальше.

– Но что же ему, в дворники идти, что ли? – оправдывала сына мать.

– А хоть бы и в дворники! – начала сердиться Лидия.

– Но ведь он будет получать очень мало…

– А сейчас сколько он получает? – поинтересовалась старшая ведьма.

– Ничего.

– Женщина, ты не знаешь математики? – отрезала Лидия. – Мало – это больше, чем ничего. Бери своё фото и иди.

– Я что-то должна вам?

– Нет, – провожая её до порога, сказала Висия, – но ты должна сыну. Помоги ему освободиться. Ты, жалея, губишь его.

Когда за посетительницей закрылась дверь, Урсула задумчиво изрекла:

– Лень подобна условно патогенной флоре. Есть везде, но только при излишней заботе разрастается плесневелым грибком, заволакивая собой человека…

Стася удивлённо посмотрела на неё.

Урсула, поймав этот взгляд, сказала:

– Что смотришь? Одевайся! Сегодня я тебя провожу.

Пока девушка одевалась, Висия вынесла ей поумендэр. Он получился удивительно красивым и невероятно вкусно пах. Висия укутала его в лёгкую кисею, перевязала кружевами, пропитанными душистым маслом, и украсила бусинами и паетками. Стася спрятала его в свой рюкзачок.

Она распрощалась с Висией и Лидией и вместе с Урсулой вышла на улицу.

Какое-то время они шли молча, а потом Стася, не выдержав, спросила:

– А откуда ты знаешь про условно патогенную флору?

– Я когда-то была ассистентом профессора медицины, – нехотя ответила та. – Давно это было. В прошлой жизни… В несчастной жизни.

Они опять замолчали, но потом уже Урсула задала вопрос Стасе:

– Ты говорила, что хочешь любви. Но почему?

– Мне кажется, с ней я стану счастливее.

– Счастье не от этого рождается в человеке, а от гармонии с собой. Ты не умеешь находить равновесие в себе. Представь, насколько будет труднее найти его и удержать, когда на тебя ещё и любовь свалится.

– Но любовь же не мешок с картошкой, – возразила Стася.

– Да, не мешок, – согласилась Урсула, – она побольше будет. И потяжелее.

– А как же крылья, которые даёт это чувство? О которых пишут в стихах и книгах?

– Крылья у тебя и так есть. Ты же Ведьма Ветра. Только пока ты ими не пользуешься, – устало проговорила Урсула, а потом попросила Стасю: – Свернём ненадолго с дороги? Я наберу воды. Тут совсем недалеко, – указала она в сторону.

Действительно, буквально в нескольких метрах от тропки за большим валуном бил родничок. Здесь он вычистил себе ложбинку, наполненную переливающимися на солнце камешками, а дальше превращался в небольшой ручеёк, весело бежавший в глубь чащи. Журчала хрустальная вода, и Стася, даже не прикасаясь к ней, чувствовала её холод. Над ними щебетали птицы, и девушка явственно поняла, о чём они поют.

«Весна прекрасна, – пела одна птица, – она восхитительна! Спасибо природе за тепло!»

«И за корм!» – простучал где-то рядом азбукой Морзе дятел.

«Она дарит нам яркие краски! И много любви», – допела другая птичка.

Урсула достала из широкого кармана маленькую плоскую фляжку и нагнулась набрать воды.

– Я думаю, – воодушевлённо сказала Стася, глядя в небо и обхватив ствол дерева, – что любовь – это так красиво!

– Красиво? – Урсула резко разогнулась, побледнев. – Наверное, это слово я употребила бы последним, описывая любовь… – Она помолчала, подбирая слова, а потом продолжила: – Головокружение до ступора и внутреннего изнеможения. До опустошения и одновременного воскрешения. Ты летишь или падаешь? Не знаешь… Но точка невозврата мгновенно пройдена… Прежней жизни больше никогда не будет… Тебя накрыла любовь. Ты слышишь, как хрустят твои собственные кости под её гнётом, не выдержав натиска. И лишь подаёшься вперёд. Инстинкты отключены, всё твоё существо теперь подчинено не тебе… И здесь можно рассчитывать только на щедрость любимого. Если он, не наполненный ответным чувством, милосердно пожалеет тебя и не прикоснётся… Тогда ты просто будешь убита, но хотя бы не распята… Нервы оголены и натянуты до предела, но от этого они улавливают каждое движение души любимого… Любовь. Сладкая боль и абсолютная невозможность контролировать собственный разум. Всё подчинено ей одной – большой и безбрежной… И не важно, к кому накрыло тебя это чувство. Оно сожжёт душу дотла, однако ты будешь счастлива, потому что нет прекраснее этого огня… На планете любви солнечные затишья сменяются разрушительными бурями, после которых не остаётся ничего, кроме самой любви… Ты можешь быть в отчаянии, в обмане, в возбуждении… Но контролировать её невозможно, так же, как уже случившийся атомный взрыв… Я любила один раз… Снова и снова. Каждый день заново… Каждый день… И целую вечность… – она помолчала, а потом тихо добавила: – И да, это красиво… Это так же красиво, как увидеть прекрасную землю с высоты, выпрыгнув из самолёта. Но ты не знаешь, есть ли у тебя парашют за спиной. И раскроется ли он…

Стася стояла потрясённая. Ей нечего было сказать. Урсула двинулась вперёд, взяв девушку за руку. Шли они быстро и молча. Каждая была переполнена эмоциями.

Урсула довела Стасю до самого маяка. Здесь они расцеловались и обнялись, уткнувшись друг в дружку. Они долго стояли на тёплом ветру. И обе плакали, стесняясь своих слёз. На Урсулу нахлынули воспоминания, которые выплёскивались через край, а Стася плакала от того, что чувствовала боль Урсулы и не могла ей ничем помочь…

– Пойдём, – вдруг сказала девушка, наконец глянув на печальное, мокрое от слёз лицо Урсулы. Схватив Лесную ведьму за локоть, она повторила: – Пойдём со мной.

Стася потащила её по лестнице вниз. Они пробежали мимо домика по каменной тропинке, потом по выцветшим доскам настила, пока их ноги не увязли в песке и из-за дюны, покрытой белыми сухими травами, колыхавшимися на ветру, не показалось Оно. Огромное. Спокойное. Живое и величественное. Море.

Они медленно шли по берегу, и дыхание Урсулы стало легче, щёки опять порозовели, слёзы высохли. Подруги молчали, и только набегающие волны иногда нежно касались их обуви.

Почти у самого утёса Урсула благодарно сказала:

– Спасибо тебе… Море – великий растворитель… Оно растворяет печали, смывает грусть, успокаивает раны.

– Когда мне плохо, я всегда прихожу к морю, – прошептала Стася. – Здесь всё просто и понятно…

Вокруг сгустились синие сумерки. Опаловые волны поблёскивали и тихо шуршали. Только чайки закружили низко над берегом и стали печально кричать, о чём-то предупреждая.

Через полчаса над гладью моря стали быстро сгущаться тучи. Ветер усилился и уже не трепал нежно волосы, а рвал их, пытаясь сильнее запутать.

– Бежим! – подхватила Стасю Урсула.

И они понеслись обратно к домику.

У заборчика, белевшего в быстро надвигающейся темноте, Стася спросила:

– Может, зайдёшь к нам?

– Нет, я побегу домой. Я ещё успею до шторма, – и Урсула кинулась к лестнице.

Глава 6

На крыльце Стася встретила бабулю. Та натянула рыбацкий плащ и выглядела со спины как суровый моряк, но на её лице была усталость и болезненность.

– Иди в дом. А я побегу зажигать маяк, – Старая Ксения подтолкнула Стасю к двери. – Сегодня раньше, потому что из-за надвигающейся бури скоро стемнеет и потом будет трудно подняться по лестнице.

– Нет, я пойду с тобой, – твёрдо сказала девушка, лишь бы не отпускать сейчас бабулю одну.

– Ладно, хорошо. Только быстрее. Шторм налетит в любую минуту.

На перила крыльца вдруг села чайка. С чёрным крылом. Она посмотрела на Ксению и стала кричать, будто подгоняя их. Постояла так, покосилась на них чёрным глазом и улетела.

– Я вижу эту чайку не в первый раз, – сказала Стася.

– Да, она живёт здесь, на скале. Я кормлю её, она считает Медовую бухту своей. Пойдём скорее! – тревожно сказала Ксения, глядя на небо.

Стася кинула на крыльце рюкзак, и они, преодолевая порывы ветра, двинулись к лестнице. Ветер был такой сильный, что уже сбивал с ног, порой, чтобы устоять, приходилось хвататься за что-нибудь.

Наверху лестницы шквал усилился. На пустоши ветер склонил к земле кустики ивы и шиповника, и от этого место у маяка выглядело совсем голым. Ксения и Стася быстро добежали до здания и с трудом открыли старый засов.

Когда они зашли внутрь и закрыли за собой дверь, стало совсем тихо. Толстые стены маяка заглушали все звуки. Ксения включила свет. Лампочка тускло осветила небольшую комнату. Здесь находились тумблеры от маяка, стол и пара стульев. Из комнатки вела ещё одна дверь – в сам маяк. Он был полый, и только винтовая лестница по стене вела наверх.

Ксения включила огни, но на табло один из них не загорелся.

– Ох, боже мой! – она выскочила в помещение маяка, посмотрела вверх и всплеснула руками. – Ну надо же!

Ксения снова подёргала один из рычагов, но лампочка всё равно не зажигалась.

– Задержимся. Один рычаг надо включить вручную наверху. Видимо, застряла задвижка какого-то зеркала. Сиди здесь, а я схожу туда, – предупредила она внучку.

– Нет, бабуль, я это сделаю быстрее. Я помню, как поправлять зеркала́. Дед мне показывал.

Стася выскочила в гулкое чрево маяка и стала взбираться по ступеням. Ксения в это время притушила на пульте управления огни, чтобы Стасю наверху не ослепило…

Чем выше поднималась девушка, тем слышнее становились завывания ветра. Через пару минут восхождения Стася была на месте – перед маленькой дверкой. Она вспомнила, как они ходили сюда с дедушкой. Тот же запах пыли и влаги. Те же скрипучие доски под ногами… Стася с волнением дёрнула ручку и зашла внутрь маленькой круглой комнаты с огромной лампой посередине. Стася осмотрела оборудование, вспоминая, как называется каждая деталь, словно сейчас она снова вернулась в детство и дедуля, покуривая трубку, хриплым голосом объяснял ей устройство маяка. Действительно, застряло одно из зеркал. Стася легко всё исправила.

В панорамные окна вокруг лампы ветер швырял пригоршни воды – снаружи начался ливень. Стася придвинулась к одному из стёкол и, сделав руками туннель, пыталась разглядеть, что происходит за окном. Потом, несколько секунд подумав, оглянувшись на входную дверь, она решительно подошла к другой дверце – ведущей наружу. Рванула заглушку и… вышла на узкий металлический балкончик, опоясывавший весь маяк. Тяжёлая дверь за ней плавно закрылась.

Стасю встретил такой порыв ветра, что у неё потемнело в глазах и перехватило дыхание. Её прижало спиной к двери. Она судорожно вытянула руки, схватилась за перила и подтянулась к ним. Под ней было 50 метров до скалы и ещё примерно 70—80 до самого бушующего моря. Оно билось о прибрежные валуны с такой силой, что брызги долетали до Стаси и солёными каплями оседали на лице. А сверху, слева и справа хлестала пресная дождевая вода. Её было настолько много, что казалось, Стася плавает. Девушка мгновенно промокла.

Буря взбила и перемешала воздух и воду, словно в большом миксере, от этого всё вокруг пахло озоном, водорослями и ещё какими-то неведомыми глубинными запахами.

Над Стасей было чёрное небо в сверкающих молниях, под ней кипело море, а в душе царило ликование.

– Ура-а-а-а, – громко и протяжно закричала она, зажмурившись, – ура-а-а-а-а!

Хотя она кричала во весь голос, буря легко потушила её крик, мгновенно утопив его в раскатах грома.

А вода лилась и лилась, словно кто-то открыл наверху кран на полную катушку.

Через пять минут, счастливая, взъерошенная и утомлённая, Стася уже спускалась по лестнице.

Ксения, заслышав её шаги, включила на полную мощность фонари маяка. Но когда она увидела Стасю, напоминавшую всклокоченного помытого тощего котёнка, то сначала испугалась. Однако счастливый вид внучки говорил, что всё хорошо.

– Выходила на балкон? – только и спросила Ксения, качая головой.

– Ага, – заулыбалась Стася, – пойдём домой, бабуль, я кушать хочу.

Они еле открыли дверь – буря не давала им выйти. Заперли замки и стали аккуратно спускаться по лестнице. Первой шла Ксения, держась за перила. За ней – внучка. Металлические ступени были мокрыми и скользкими. На середине лестницы, чуть не поскользнувшись, бабушка обернулась, предупредить Стасю об осторожности, но сама не удержалась и покатилась кувырком вниз. Она пролетела пару пролётов и упала, ударившись головой о торчащий выступ. Стася ринулась к ней, несколько раз едва не сорвалась, повиснув на перилах.

Старая Ксения была жива, только из раны на голове сочилась кровь, смешиваясь с дождём и окрашивая песок под лестницей в алый.

– Там, в маяке, есть аптечка со всем необходимым, – слабым голосом пробормотала бабушка, показывая наверх.

Стася секунду думала, что делать. Возвращаться назад? А дойдут ли они? Нет, всё же лучше попробовать дойти до дома.

Заливаясь слезами, перекрикивая шторм, девушка пыталась поднять Старую Ксению. С третьей попытки ей удалось это. Она взвалила на себя бабушку, перекинула её руку через свою шею и аккуратно стала спускаться. У неё дрожали руки, с ладоней мгновенно стёрлась кожа, но больше всего на свете Стася боялась уронить Ксению. А та шла почти вслепую, кровь заливала ей глаза.

– Бабуля, потерпи… Бабуля, потерпи, – приговаривала Стася, как молитву.

Через полчаса они зашли в дом, девушка закрыла дверь и выдохнула. Они, не раздеваясь, сели на стулья. С них стекала вода и грязь, но они не обращали на это внимания, а с ужасом смотрели друг на друга, переживая случившееся снова и снова.

Стася вскочила; порывшись в комоде, нашла чистое полотенце и приложила ко лбу бабушки. Рана казалась небольшой, хотя крови было много, что сильно испугало их.

Когда масштабы бедствия были осмотрены, рана просушена и заклеена, обе вдруг стали смеяться. Это была странная сцена. В комнате сидели две мокрые фигуры, покрытые кровью и водой, со свисающими сосульками волос, и во весь голос хохотали. И не могли остановиться. Как только они пытались успокоиться, на них накатывала новая волна.

Смех растворил весь адреналин. Они вдруг разом обмякли, стянули одежду, привели себя в порядок, переоделись, помыли полы. Старая Ксения замотала голову на старинный лад белым платком, закрыв рану; обработала стёртые руки внучки. И тут Стася вспомнила, что голодна.

– Ой, мне же сегодня принесли подарок! – сказала Ксения и побежала в холодный коридор.

Она внесла оттуда большую корзину, наполненную мелкой серебристой рыбкой. В комнате сразу запахло свежестью.

– Это принесли рыбаки, – пояснила Ксения, – у них за утёсом временная база, они заходят ко мне между путинами.

– Корюшка! – узнала Стася, глядя на переливающуюся рыбку, покрытую мелкой сеточкой рисунка.

– Да. Весеннее богатство нашего моря, – Ксения вывалила рыбу на стол и скомандовала Стасе: – Доставай-ка муку и соль, приготовь сковороду и масло. А я пока почищу нашу добычу.

Хозяюшки занялись каждая своим, и уже через несколько минут над чугунной сковородкой вился дымок, разнося по дому аромат свежей жареной рыбы. А через полчаса они сидели за столом, словно две кошечки, жмурились от удовольствия и, обжигаясь, надкусывали сочное белое мяско рыбки. Только что разве не урчали от блаженства.

Потом Стася сделала бабуле уколы, они закрыли ставни с той стороны, откуда сильнее всего дул ветер, и пошли спать.

Как только Стася зашла к себе в комнату, зазвонил телефон.

Это была её подруга Вига:

– Стася, как вы там?! У нас настоящий шторм, в городе отключили свет, и я звоню тебе в полной темноте со свечкой.

– Вига, спасибо тебе, что волнуешься! – обрадовалась Стася, – Не переживай! Всё хорошо. Мы со светом. Шторм сильный, но дома тепло и сухо.

Они поболтали ещё немного, Вига сообщила последние новости про общих знакомых и, тепло распрощавшись, подружки закончили разговор.

Вига была, пожалуй, единственной близкой подругой Стаси. В школе они учились в одном классе, и как-то летом им досталось задание вместе сделать проект по биологии. Вернее, начали делать они вместе, потом Стася заканчивала его одна, потому что у Виги случилась первая любовь. Она приходила к Стасе как будто заниматься, но сама только и секретничала с ней про свои свидания, а иногда сбега́ла на них. Осенью, на школьной конференции, когда все защищали проекты, выступали и Вига со Стасей. И защитились блестяще. Но учительница биологии мадам Корневицкая не поверила, что Вига приложила к работе руку. В тишине перед всем классом она буравила глазами Вигу со Стасей у доски и строго вопрошала:

– Стася, признайся, что работу ты делала одна! Вига не выучила тему.

Стася стояла бледная, опустив глаза. Вига была напугана: все знали, что преподаватель биологии могла испортить жизнь.

– Так кто делал этот проект, Стася? – ещё раз спросила учительница.

– Мы вместе, – робко ответила та.

– Не слышу! Кто?!

– Мы вместе, – громко повторила Стася, оцепенев. Все боялись строгую мадам Корневицкую.

Тут раздался звонок, и ученики высыпали из кабинета. Но мадам Корневицкая заставила Вигу и Стасю остаться и ещё час распекала их, запугивая и применяя все знакомые ей методы воздействия, однако девочки не признались. И ей пришлось их отпустить.

Девчонки выскочили из школы, сцепившись потными ладонями, и долго бежали. Только на пристани, когда они, успокоившись, ели мороженое, сидя на парапете и болтая ногами, Вига с чувством сказала:

– Спасибо тебе, Стася, я никогда этого не забуду. Ты – настоящий друг.

С того момента они стали неразлейвода, хотя были абсолютно разными. Вига – яркой, фигуристой и очень общительной, всегда в кругу подруг. У неё были длинные блестящие чёрные волосы и хорошо подобранные наряды. Вига таскала новую подругу на встречи с девочками в кафе или прогулки в парке. Она пресекала любые разговоры о Стасе и защищала её в спорах. А Стася постоянно успокаивала Вигу после глупых женских стычек и сплетен в стенах школы, на которые та всегда очень бурно реагировала. И доверяла только ей чтение своих сказок, которыми Вига не переставала восхищаться.

– Ты будешь знаменитой, – не сомневаясь говорила Вига, когда они отдыхали после уроков, – это мне Бог дал только красоту, а тебе – талант и большое сердце. Я такая мелочная и склочная по сравнению с тобой. Всегда удивляюсь, что ты не обижаешься на других. Стася, я так тебя люблю, как хорошо, что ты есть у меня! – она прижималась к подруге и горячо её обнимала. – Я, кажется, готова для тебя на всё.

Стася только улыбалась в ответ. Она тоже очень любила подругу и тоже была готова на многое ради неё.

Всё это вспоминала Стася, укладываясь спать. В последнее время они общались с Вигой чаще в сетях, но разлука не сделала их дружбу холоднее. Каждое утро Стася получала от подруги СМС с тёплыми пожеланиями хорошего дня. И любую новость из жизни Виги: будь то новый поклонник или покупка платья, Стася узнавала первой.

…Девушка, забравшись под одеяло, посмотрела в окно. За ним бушевала стихия. На фоне тёмного стекла, за которым сверкали молнии, покачивался, разнося волнами запахи, поумендэр Висии. Увидев его, Стася вспомнила о Лесных ведьмах. Как они там в эту страшную ночь?

«Какой длинный странный день», – подумала она. Девушка сильно утомилась, перенервничала, поэтому, плотнее укрывшись одеялом, замотавшись в него, как бабочка в кокон, убаюканная грозной колыбельной шторма, быстро заснула.

Глава 7

Проснувшись, Стася услышала, что Старая Ксения ходит в своей комнате.

– Бабуля, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Всё хорошо, – успокоила её бабушка и открыла дверь в Стасину комнату, – буря закончилась, и у нас много работы. Вставай, а я пойду пожарю тебе блинчики.

Стася вскочила, быстро умылась, причесалась и сошла вниз. На столе уже лежала стопочка горячих тоненьких кружевных румяных блинчиков, пропитанных маслом.

– Бабуль, какие же они вкусные! – попробовав один, сказала Стася.

– Подожди, я достану к блинчикам мёду.

Старая Ксения принесла из чулана маленькую баночку, наполненную тягучим прозрачным золотом.

– Это вересковый мёд, – мне его приносит пасечник, живущий за утёсами.

– Бабуля, так, оказывается, ты в Медовой бухте не одна! – сказала удивлённая Стася.

– Да. Поживёшь со мной и поймёшь. Пусть не каждый день, но у меня частенько бывают люди. Из посёлка приходят женщины и покупают у меня соль. Я варю её из морской воды, и они говорят, что моя соль вкуснее покупной.

– А ещё к тебе заходят рыбаки, – добавила Стася, уминая блины.

– Да, они иногда оставляют у меня снасти, берут медикаменты и ту же соль, для рыбы. Если подняться к маяку и пойти не направо, к посёлку, а налево, там есть ферма. Я плету для них короба и корзины, а за это они дёшево продают мне свои продукты.

Стася вспомнила, что в холодильнике бабули в мисочках всегда был крупный жёлтый творог, бутылочки с молоком и сливками, которые Ксения сквашивала во вкуснейшую сметану или сбивала в масло, покрытое аппетитными капельками сыворотки.

– Так что скучать мне некогда, – подвела итог бабуля. – Ой, – она взглянула на часы, – нам пора!

Они оделись и вышли на улицу. Шторм поломал в двух местах заборчик, прибил к земле многие первоцветы, но трава стала изумруднее и все цвета мира словно засияли ярче: и небо, и море, и песок, и листва на деревьях.

Старая Ксения дала в руки Стасе знакомые корзины, кучу джутовых мешков, и бабушка с внучкой направились к морю. Ветер играл с волнами, гоняя по ним белых барашков. О буре напоминал только многочисленный морской мусор, разбросанный по берегу. Его они и стали собирать.

Чего тут только не было! Верёвки, бутылки, непонятные детали… Всё это было перемешано с длинными бурыми волнистыми водорослями, от которых остро пахло йодом. Иногда попадались маленькие кусочки янтаря, напоминавшие мёд, который они ели накануне.

– Смотри, что я нашла! – позвала Стасю бабуля.

Девушка, отставив корзину в сторону, подошла к Старой Ксении. На вытянутой руке у той лежала подвеска, запутанная в зелёной морской траве: птица с жемчужинкой в клюве.

– Какая красота! – взяла в руки подвеску Стася и аккуратно очистила её от налипшей грязи.

– Это море подарило тебе. Я уверена, – сказала бабушка.

– Как удивительно, что ты её нашла!

– Ничего необычного, – сказала Старая Ксения, продолжив собирать мусор. – После бури море всегда выбрасывает подарки. Оно вечный Санта Клаус. Я помню, как-то после шторма твой дедушка нашёл целый хрустальный бокал и красивую кружевную скатерть. Я подлатала её, а потом мне сказали, что это редкое ирландское кружево. – Она распрямилась и посмотрела на морскую гладь. – Спасибо ему! Оно дарит удивительные подарки. Много вещей в нашем доме из его воды.

Через два часа, собрав много мусора, уставшие, они вернулись домой. Стася сделала бабуле укол и уговорила её сегодня отдохнуть.

– Ты бледная, да и стукнулась вчера всё-таки сильно. Если тебе вдруг станет хуже, звони, – поцеловала она её, уложив в гостиной перед телевизором и прикрыв одеялом. – Бабуля, иногда нужно забыть обо всём и просто посмотреть телевизор.

Убедившись, что на столике рядом с бабушкой лежит телефон, лекарства, питьё и фрукты, Стася побежала к ведьмам.

Те тоже занимались уборкой. Буря завалила окрестности домика валежником. А на крышу повалилась массивная ветка от сосны. Хорошо, что она практически не повредила покрытие, только сбила один из водостоков.

Висия в широких штанах залезла на крышу и пилила большой пилой ветку, скидывая вниз её части. Лидия собирала их и оттаскивала в кучу у крыльца. А Урсула убирала вокруг дома.

Ведьмы очень обрадовались, когда пришла Стася. Девушка сразу же включилась в работу. Она рассказывала, какие приключения они пережили с бабушкой вчера.

– Я так испугалась, что бабуля умерла, – побледнела Стася, переживая ещё раз вчерашний ужас.

– Не бойся, – скидывая очередную ветку, сказала Висия, – твоя бабушка умрёт в тёплой постели и не от падения.

– А от чего? – сердце Стаси сжалось. – От чего? – повторила она.

– Хватит. Не надо о грустном, – строго сказала Лидия, – не надо о смерти, ведь мы ничего не можем изменить. О ней говорят только тогда, когда жизнь человека можно улучшить. Это не тот случай. Давайте о жизни.

С минуту все молчали, а потом Стася вспомнила, о том, что её беспокоило ночью, и задала вопрос:

– А почему у вас нет телефонов? Я вчера так волновалась за вас, а позвонить не могла. Ну хоть один, может, вам завести?

– Не знаю, как у девочек, – ответила Лидия, – а у меня его никогда не будет. Телефоны сейчас у каждого. И не по одному. Однако это средство разобщения людей, а вовсе не их соединения…

– Но почему? – удивилась Стася.

– Сны – зеркало нашей жизни. Наши подсказчики, – произнесла Лидия странную фразу.

– Я ничего не поняла, – честно призналась Стася.

– Заметила ли ты, что людям никогда не снятся телефоны? Хотя, казалось бы, раз это такая важная деталь, она должна пронизывать все человеческие сны, как и его жизнь. А телефоны, как вампиров в зеркале, во сне не видно.

Стася задумалась. Лидия зашла в дом, но тут же к девушке подошла Урсула.

– Лидия не сторонница прогресса, – шепнула она Стасе, – но у нас с Висией телефоны есть. Если что, пиши нам СМС. Номера́ я тебе дам позже. О, а что это за птица у тебя на шее?

Урсула прикоснулась к находке из моря, которую Стася подвесила на цепочку. К ним спустилась Висия.

– И правда, очень оригинально! – сказала она, разглядывая жемчужинку.

Стася рассказала о чудесном подарке моря.

– Надо же, как оно тебя любит! – восхитилась Висия.

– И оно признало в тебе Ведьму Ветра! Подвеска – это добрый знак. Она принесёт тебе любовь, – добавила Урсула.

Позади них раздались шаги. Ведьмы обернулись. На дорожке к дому показался мужчина, ведущий женщину. Они пришли к Лидии за помощью – женщина, видимо, сильноболела – она еле шла. Её лицо было бледным, покрытым капельками пота. Она морщилась и тяжело дышала.

Урсула помогла посетителям подняться в домик. Висия посмотрела им вслед, а потом – на небо, где, кружа, громко тревожно каркал Арон.

– Сегодня будет много клиентов. После бури их всегда много. Ураганы поднимают болезни из глубины тела, словно ветер на море то, что спрятано на дне. Они, как бубен шаманов, выкидывают на поверхность всё, что затаилось внутри людей.

Её слова сбылись. До самых потёмок Стася помогала Лидии смешивать травы, делать припарки, носить настои. В это время на веранде Висия раскладывала посетительницам старенькие карты и отвечала на вопросы, заглядывая в шар. Урсула же всех кормила и лишь иногда выходила помочь младшей Лесной ведьме.

В небольшой обеденный перерыв Стася вышла на веранду к Висии. Та сидела одна, отхлёбывая чай, и рассеянно наблюдала, как неподалёку в ветвях резвятся две рыженькие белки. Стася смотрела на хрустальный шар и видела в нём перевёрнутую Висию. Девушка нерешительно потопталась, поправляя пучки трав на верёвке, а потом спросила:

– Висия, скажи… А ты не могла бы мне ещё что-нибудь сказать о моём суженом? Как я его узна́ю?

– Узнаешь его и без меня, – успокоила её та. – Сердцем.

– Но всё же, – Стася подсела к ней за стол, в её глазах было любопытство. – Какой он? Красивый?

– Конечно красивый. Любимый всегда красивый, – улыбнулась Висия.

– Ну хоть что-нибудь ещё скажи о нём! Пожалуйста!

– Скажу. Если обещаешь больше ко мне не приставать с этим вопросом!

– Да-да, обещаю, – заторопила её Стася.

Висия вздохнула и внимательно посмотрела в шар, обхватив его руками. Стася увидела, как заблестели глаза ведьмы. Висия долго глядела в хрустальную гладь, а потом сказала:

– Когда вы встретитесь, он сравнит тебя со старыми сапогами…

– Что? – растерялась Стася.

– Со старыми сапогами, – повторила Висия.

– Я полюблю человека, который сравнит меня со… стоптанной обувью? Я что, сойду с ума? – возмутилась Стася.

– Когда влюбляются, всегда сходят с ума, – улыбнулась Висия, оперевшись рукой на щёку и довольно глядя, как разгорячилась Стася. – Поверь, так и будет. Шар никогда не ошибается.

– Вот ещё! – Стася даже топнула ногой. – Никогда я не полюблю такого человека, – сказала и удивлённо посмотрела на Висию, которая не удержавшись залилась весёлым смехом.

Но тут на поляну вышли новые посетители, и Стася снова пошла помогать Лидии.

Темнело ещё достаточно рано, уже в шесть вечера солнце оставило отсвет на облаках, утомилось и упало в деревья. Избушка наконец опустела от посетителей.

Ведьмы в полной тишине выпили вечерний чай. Стася тоже очень вымоталась, но зато она запомнила почти все снадобья на полках в кладовке и к ужину могла ориентироваться там не хуже самих хозяек.

– Уберём, и я тебя провожу, – сказала Лидия Стасе, поднимаясь. – Вычисти-ка очаг. Да золу не выбрасывай, а просей в чашку. Вот тебе сито.

– У вас прямо безотходное производство, – пошутила Стася, – вы редко что выкидываете.

– Это берёзовая зола, дорогая. Она заменит активированный уголь и вылечит живот не хуже антибиотика. И присыпка на раны, милая моя, такая, что получше любых медицинских порошков! И если бы люди поменьше ели синтетики, лечились природой, то и болели бы тоже меньше! – поучительно сказала Лидия.

Стася слушала её, аккуратно сметая золу.

Через полчаса, когда они с Лидией вышли из домика, одна сторона неба совсем потемнела.

Они уже почти дошли до края полянки, как их догнала Урсула.

– Подождите! – крикнула она, запыхавшись. – Стасенька, – Урсула взяла ладони девушки в свои, – меня что-то волнует. Я не пойму что. Береги себя сегодня! – Она сунула Стасе бумажку в руку, прижалась к её щеке и шепнула: – Это номера наших телефонов. Если что – звони или пиши!

– Хорошо, – кивнула Стася, сунув записку в карман куртки, но тревога Урсулы передалась и ей.

Стася с Лидией углубились в лес. Сначала шла Стася, за ней семенила Лидия в своих длинных юбках.

– Мне не нравится, как ты ходишь, – вдруг сказала Лесная ведьма Стасе.

– А как я хожу? – удивилась девушка.

– Осторожно, словно на цыпочках. Как будто крадучись. Ты напоминаешь ребёнка, который страшится потревожить злую собаку. Это всё из-за того, что ты боишься… Люди всего боятся. Не понравиться друг другу, быть непонятыми. Боятся быть высмеянными или не оправдать чьих-то надежд. Боятся не угодить или подвести. Боятся не успеть. В итоге – боятся жить … А ты боишься ходить… Ступай красиво и смело, выпрямись, – Лидия развернула Стасе плечи. – Посмотри, какая ты стала красавица!

Они продолжили путь, но теперь уже Стася старалась ступать твёрдо и высоко держать голову. Она думала о том, что Лидия сказала правду – самое сильное чувство внутри неё всегда было страхом. Страх преследовал её с детства. Страх подвести или расстроить маму… Теперь у неё был страх, что она не встретит любовь. Сколько Стася себя помнила, она всё время мучилась вопросом: как бы прожить жизнь так, как хочется ей, но не расстраивать окружающих людей, которые ей дороги? Угодить бы всем.

Лидия словно прочла её мысли и сказала:

– Если точно знаешь, чего хочешь, тогда не слушай никого, даже нас. Другие как-нибудь выживут. Да и вообще, по большому счёту, другим чаще всего наплевать. А ты ума не приложишь. Не устраивай себе ад в собственной голове. Если человек тебя любит, то он захочет лишь одного – твоего счастья. А счастлива ты будешь только тогда, когда станешь делать то, что хочешь.

Так они дошли до конца леса, распрощались, и к маяку по пустоши Стася побежала, сопровождаемая одним Ароном.

Глава 8

Спустившись по лестнице, в самых потёмках, Стася увидела белое дерево – это в бабулином саду распустилась старая алыча. Она покрылась тысячами мелких цветков и в темноте выглядела, как осевшее на землю облако. Стася загляделась на алычу и не заметила, что у самого забора кто-то копошится. Она налетела на что-то живое, большое и страшное.

Стася заорала во весь голос. Нечто разогнулось и потянуло к ней лапы. Девушка перешла на визг и, зажмурившись, стала отчаянно колотить по чудовищу сумочкой, пока не услышала:

– Хватит, хватит, сумасшедшая!!!

Стася застыла с разинутым ртом, услышав человеческую речь.

– Ты… ты не д-д-д-демон? – спросила она у существа.

Тот шебуршал под ногами, что-то ища, потом радостно воскликнул:

– О! Нашёл! – В руке существа зажёгся фонарик.

Перед Стасей стоял парень лет двадцати пяти и улыбался. Темноволосый, взъерошенный, плечистый. На щеке красовалась свежая царапина.

– Это я так тебя? – спросила Стася, указывая на его щёку.

– Ну да. Пустяки, – он потёр царапину, – заживёт.

– А ты кто такой? И что здесь делаешь? – продолжала допрос девушка.

– Меня зовут Януш. Я с фермы. Которая за мысом, – он махнул рукой влево. – Старая Ксения покупает у нас продукты. А сегодня попросила починить ей забор, который вам сломала буря.

– А-а-а-а, – засмеялась девушка. – Прости меня. А я – Стася.

– Да я уже понял.

Они вместе пошли в дом. Как только девушка открыла дверь, её окутал тёплый, знакомый с детства запах. Аромат свежевыпеченного хлеба. Старая Ксения вытаскивала новую буханку из печи. А две готовые уже отстаивались на столе на льняном полотенце.

– Бабуля, ну что же ты! Тебе же было плохо! – воскликнула Стася, снимая обувь.

– Мне уже лучше. А потом, какой толк валяться? Я вот хлеба напекла.

Ксения, улыбаясь, села на краешек стула, и Стася отметила, что бабуля разрумянилась и действительно выглядела отдохнувшей.

– Молодёжь, идите-ка за стол, попейте чаю, – сказала Старая Ксения и, отломив хрустящую корочку, поднесла её к Стасе: – Как пахнет, внученька! Можно на такой хлеб творожный сыр положить, как ты в детстве любила. С долькой помидора. И обязательно крупной солью присыпать… Или варенья ложечку. А можно и так съесть, – она снова села и, медленно жуя краюшку, продолжила: – Сейчас модны диеты разные. Правильное питание. А я живу по старинке. Что плохого в хлебе? Мне кажется, ничего нет его вкусней! Дом для меня живой, только если в нём пахнет хлебом…

– Согласен, – подал голос Януш. – Я, пожалуй, пойду.

– Нет, садись с нами поужинай, потом и пойдёшь! – настояла Ксения.

Они уселись чаёвничать, и Януш рассказал им, как накануне у них на ферме родился телёнок с отметиной в виде крылышек на голове.

– Мы его так и назвали – Ангелок, – улыбнулся Януш, и на его щеках появились забавные ямочки.

– Бабуля, – вдруг вспомнила Стася, – а ты выпила лекарства, которые тебе надо принимать до ужина?

– Ой, они же у меня закончились! Надо будет завтра купить… – растерялась Старая Ксения.

– Ты что! – вскочила Стася. – Врач же предупредил, что нельзя пропускать! А тебе же и с утра их пить. Надо пойти в аптеку! Ходу-то до посёлка час с небольшим!

– Не пущу! Даже не думай. Темнота какая! – схватилась за сердце Старая Ксения, поглядев в окно.

– Я могу проводить, – несмело предложил Януш, – только матери позвоню, что задержусь, чтобы она не волновалась.

– Ну, если только так, – согласилась бабуля, – ты парень надёжный.

Януш вышел поговорить с матерью. А Стасе позвонила Агния, пока девушка обувала сапожки.

Мать распекала её за то, что мало звонит и не сообщает их новости.

– Мам, да всё у нас как обычно, ты не волнуйся.

– А к экзаменам готовишься? – спросила та.

Стася молчала, не зная, что ответить.

– Ну так и знала, что нет. Пообещай мне учить! – твёрдо сказала Агния. – И ещё, я прочла, что у нас выше по улице будут строить новые дома. Думаю, надо уговорить Ксению купить там квартиру. Продать дом, да к тому же у неё есть ещё накопления. Ты, кстати, не знаешь, много ли?

– Нет, – промямлила Стася.

– Она жила бы рядом. Всем было бы удобно. А потом эта квартира досталась бы тебе! Её можно будет тоже после продать и переехать в столицу! Здорово я придумала?

– Мам, не будем об этом сейчас…

– Ну, ладно, – успокоилась Агния. – Но всё же, какая ты у меня… неповоротливая и к жизни неприспособленная…

Стася выдохнула, когда закончила разговор. Бабуля в это время положила одну из буханок в сумку и протянула Янушу:

– Бери. И спасибо за помощь!

Ребята вышли в темноту. Януш вытащил фонарь и освещал им путь. Сзади шумело море, над ними плыли тёмно-фиолетовые облака, тускло подсвеченные месяцем, и пахло чем-то сладким, тревожащим сердце.

До верха лестницы они дошли молча. Когда вышли к маяку, Януш предложил:

– Давай ты возьмёшь меня под руку, чтобы не упасть.

Так Стасе идти стало гораздо легче. Они разговорились. Януш рассказывал, что вырос на ферме и знает эту дорогу как свои пять пальцев, потому что бегал по ней в школу.

– А тебе не скучно жить на ферме? Не хочешь куда-нибудь уехать? – спросила его Стася.

– Никогда не думал об этом. Нет, наверное, не хочу. Я учился на водителя и уезжал из дома на три года, чтобы получить образование электрика. Но всё время скучал. По морю, по ферме… У нас большая ферма. Там всегда много работы… Нас двое у матери с отцом. У меня есть ещё брат, он младше, но уже женат. Мы только закончили строить ему с семьёй дом… А у тебя есть братья или сёстры? – спросил он у неё.

– Нет, – вздохнула Стася. – Я у родителей одна. Вернее, у мамы. У меня только бабушка и мама.

– А ты хочешь куда-нибудь уехать? – посмотрел на неё Януш.

– Не знаю, всё так сложно… Я не знаю, чего мне хочется… – задумалась Стася. – Пусть бы уже хоть что-то определилось. Мама хочет, чтобы я выучилась на экономиста. Курсы бухгалтера я закончила, а параллельно училась на оформителя. Но мама считает оформительство несерьёзным делом. Теперь я должна получить высшее образование, чтобы… – Стася замолчала.

– Чтобы что? – спросил Януш.

– Чтобы было хорошо.

– Кому?

– Не знаю. Наверное, маме. Она мечтает, чтоб я уехала в большой город и удачно вышла замуж за какого-нибудь богача…

– А о чём мечтаешь ты?

– Я не знаю…

– Мне кажется, все знают, о чём мечтают. Только некоторым страшновато себе признаться.

Стасю отчего-то эта фраза разозлила.

– То есть я боюсь себе признаться?

– Наверное, да. – Он посмотрел на её сомкнутые губы и продолжил: – Да ты не сердись. Может, я и ошибаюсь.

Они вошли в лес. Здесь сквозь кружевные ветки деревьев месяц светил ещё слабее. Из придорожных канав пахло прелыми листьями и мхом. Где-то ухнула сова. И совсем рядом запела растревоженная птичка. Её голосок напоминал детскую резиновую игрушку, на которую жмут с разным усилием, отчего она выдаёт писки на все лады.

– Кто это? – спросила Стася.

– Малиновка, – объяснил Януш, – вот такая чудесная песенка. Нам с тобой подарок!

– Какой подарок? – не поняла Стася.

Януш помолчал, а потом сказал:

– Знаешь, в семье у нас как-то не приняты подарки. Ты не подумай, у меня хорошие родители, но они простые люди, трудяги. Каждый день встают в пять утра и крутятся до самой ночи. С фермы не уедешь в отпуск, иначе кто же за скотом присмотрит? Каждый выезд в детстве был целым светопреставлением. Поэтому после возраста пяти лет нам не дарили подарки. Только чмокали в нос, пекли праздничный пирог с мясом на ужин. И этого было достаточно. А я очень любил сюрпризы. И как-то после Рождества придумал себе игру: каждый день – это подарок, каждый день чем-то тебя одарит, а завтра ты получишь новый! Главное, в обёртке дня найти этот самый сюрприз.

– И что, всегда находил?

– Да, всегда. Даже сегодня, – он засмеялся, и вокруг его глаз сложились весёлые морщинки.

Стася подумала, что к его старости эти морщинки углубятся, и тогда у него всегда будут лучистые глаза. И его внуки будут очень любить своего дедушку. А внуков у него будет много, и он им станет рассказывать длинные добрые истории.

– А я пишу сказки, – вдруг сказала она, – и рисую картинки. И мечтала бы издать книгу.

– Да? Здорово! А ты знаешь, двоюродный брат моей матери живёт в столице и работает в крупной редакции. Он очень деловой, я видел его всего раз пять от силы, но по виду человек он добрый. Хочешь, попрошу его замолвить за тебя словечко?

– А ты не врёшь? – удивилась Стася.

– Нет конечно, – опять засмеялся он.

И под его смех идти в лесу было не так страшно. И даже, кажется, стало светлее. В зарослях ивы пели малиновки, а запах леса смешался с ароматом хлеба, исходящим из рюкзака Януша. Стася потянула носом.

– У твоей бабушки всегда такой вкусный хлеб! – сказал парень, доставая буханку. – Должен тебе признаться, что в детстве я никогда не доносил Ксениных подарков домой целыми!

Он отломил огромный кусман от буханки и дал его Стасе. Внутри хлеб был ещё тёплым. Так, за разговорами и едой, они не заметили, как вышли на поселковую дорогу, освещённую фонарями, шуршащими от мошкары. Идти стало ещё веселее.

Глава 9

На улицах посёлка почти не было людей, хотя окна в домах светились. Из каждого двора неслись свои запахи, звуки техники, лаяли собаки. Януш по переулкам быстро вывел Стасю на центральную площадь. Даже сейчас, поздно вечером, это было оживлённое место. Здесь переливались витрины магазинов, мигал крестик аптеки, но самое шумное местечко было у клуба. Там толпилась молодёжь, звучали шутки, раздавался хохот. Однако всё это перекрывала музыка.

Кто-то из ближайшей компании окликнул Януша, он растерялся, но Стася сказала:

– Иди, здесь светло и не страшно. Вон аптека, я вижу. Дойти до неё смогу и сама.

– Хорошо, – выдохнул Януш, – я поговорю и буду ждать тебя у входа в клуб, там, где большая клумба, – показал он.

Ребята разошлись. Стася приблизилась к аптеке и вошла в помещение, пахнущее витаминами. Сонная аптекарша читала книжку, она тоскливо подняла глаза на позднего посетителя.

– Здравствуйте, – поздоровалась с ней девушка. – Мне нужны вот эти лекарства, – протянула она рецепты.

Продавщица медленно пошла на склад, потом стала выносить по одной коробочке из списка. В конце концов собрала всё в шуршащий пакет и протянула Стасе. Та расплатилась и, довольная, вышла на улицу.

Она подошла к клумбе, но Януша ещё не было. Девушка присела на скамейку рядом. Из клуба вывалилась компания подвыпивших парней. Стася, посмотрев на них, съёжилась. Ей хотелось, чтобы они не обратили на неё внимания. Но случилось обратное. Один из парней, самый пьяный, кивнул на неё и громко спросил:

– Что за краля? Новенькая?

Они подошли к девушке вплотную и обступили её. Парень, задававший вопрос, подсел к ней и, обняв за плечи, заглянул в лицо.

– И как нас зовут? И что мы здесь делаем? – задышал он на неё перегаром.

– Пожалуйста, отстаньте от меня! – легко отпихнула его Стася.

Это вызвало приступ гогота у друзей парня.

– А что это ты такая злюка? – сделал ещё одну попытку он, сильнее прижав её к себе.

– Отстаньте, пожалуйста!

Девушка хотела вырваться и вскочить, но нахал только крепче сжал её. Ей стало больно.

– Ну чего же ты трепыхаешься? – громко сказал он и выругался.

– А ты, Алекс, поцелуй её, может, ей понравится, – заржал один из друзей.

Стасе стало страшно. Очень страшно. Она пыталась вырваться, начала кричать, однако парень крепко держал её, а его друзья смеялись.

Вдруг из-за спины раздалось грозное:

– Ты не понимаешь слов?! Тебе сказали – отстань!

И тут же кто-то дал обидчику по лицу так, что тот, отпустив Стасю, скатился на землю.

Девушка обернулась. Перед ней стоял парень в белой рубашке.

– Что ты, Стас, я же пошутил, – заискивающе засюсюкал мигом протрезвевший Алекс.

Друзья подхватили его и быстро утащили в клуб.

– Вам помочь? – парень склонился к Стасе, и его светлый чуб коснулся её щеки.

От него пахло… она даже не поняла чем, но это было что-то умопомрачительное. От этого запаха у Стаси закружилась голова, и она пошатнулась. Парень, подхватив её, испуганно спросил:

– Вам плохо? Они вас обидели?

– Нет, сейчас пройдёт. Я сильно испугалась, – оправдывалась Стася, глядя на него широко открытыми глазами, не в силах оторваться.

В душе играла мелодия, но она не могла уловить какая. Незнакомец бережно придерживал её за руку, и она думала только о том, чтобы он её не отпускал. Время замедлилось, огни вокруг поблекли, и в целом мире были только его глаза. Стася почувствовала, как на долю секунды её сердце остановилось. Их вдвоём словно подбросило в воздух. Она откуда-то сверху, со стороны наблюдала за своей застывшей фигуркой с развевающимися волосами. В голове пронеслось: «Так вот как это бывает. Как сладко! Как необычно!»

– Как тебя зовут? – дрогнувшим голосом спросил он.

– Стася, – одними губами ответила она.

– А меня – Станислав… Стас.

– Какие похожие у нас имена… – сказала Стася.

И они вдвоём рассмеялись. В тот момент подумали, что это очень важно, что их имена похожи…

Из ниоткуда к ним подскочил Януш. Стасе больше всего хотелось бы, чтобы он задержался или даже не пришёл вовсе.

– Всё нормально? – спросил парень, тронув девушку за рукав.

– Да-да, всё хорошо.

Стася и Станислав отпрянули друг от друга, и видение пропало. Мир вокруг прояснился, снова громко играла музыка, мигали огоньки. Но всё же… Всё же что-то было иначе. В мире Стаси появился Стас. Он, как буря, пережитая ею на маяке, мгновенно пропитал собой всё её существо, и она так же, как тогда, хотела петь, кричать и плакать одновременно.

– Мне надо идти, – сказала девушка Станиславу.

Она словно сразу повзрослела. На её лице отражались блики цветных огоньков, и от этого она казалась Стасу неземной и волшебной. Рыженькая нежная девушка с глазами оленёнка. И он явственно, на какую-то секунду, увидел за её спиной два больших белых крыла. Он потёр глаза и посмотрел ещё раз. Конечно, никаких крыльев не было.

– А можно попросить твой телефон? Где ты живёшь? – Станислав стал торопливо забрасывать девушку вопросами, пока Януш тащил её за рукав в другую сторону.

– Да, записывай. – Она продиктовала ему номер, склонившись близко, так что они снова соприкоснулись головами и опять внутри вспыхнули звёзды. – А живу я у маяка.

Януш подгонял её.

– Пойдём, – говорил он, – уже поздно…

И Стася с Янушем двинулись в обратный путь. Она шла медленно, как во сне. И пока они не свернули за угол, оборачивалась. Станислав стоял на одном месте, смотрел им вслед и улыбался.

Когда они вышли на дорогу к лесу, Стася очнулась и спросила у Януша:

– А кто такой Стас? Расскажи мне про него.

– Стас? Он сын капитана. И он – командир бейсбольной команды. Любимчик местных девочек.

– А у него есть подружка?

– Кажется, он встречался с Маришей, но вроде бы они расстались…

Всю дорогу по лесу Стася мучила его расспросами о Станиславе. Пока Януш не сказал сердито:

– Ну, хватит, я больше ничего про него не знаю.

И весь остаток пути прошёл в молчании. Дойдя до лестницы у маяка, они распрощались, обменявшись электронными адресами.

Стася положила рюкзачок на крыльцо, взяла старую масляную лампу и спустилась к морю. Пока оно тихо плескалось у её ног, девушку накрывали волны счастья. Она вспоминала Станислава, видела близко его лицо, и её снова и снова охватывало ликование. Стася схватилась за горящие щёки, потом погрузила руки в холодную морскую воду и медленно потёрла лицо, чтобы остудиться…

Бабуля дремала в кресле у остывающей печи. За день Ксения очень устала, ведь кроме выпечки хлеба она занималась сегодня ещё одним делом. Целый день готовила в большом котле варенье из молодых сосновых шишек.

Стася вбежала в дом, перебудив сонные половицы крыльца, напугала бабулю, весело прыгая на одной ножке и стряхивая обувь с другой.

Девушка напоила лекарствами Старую Ксению, сделала ей укол, и потом они ещё долго разговаривали в темноте бабушкиной спальни. Стася рассказывала о Станиславе и полчаса расписывала, какой он замечательный.

– А как ты поняла, что дедушка тот самый единственный? – вдруг спросила она.

– На первом свидании мы пошли на танцы. Один танец может раскрыть человека лучше, чем множество разговоров. В танце человек показывает себя.

– Бабуля, сейчас не ходят на танцы!

– Да? Жаль. Вот поэтому люди перестали понимать друг друга…

– Сейчас есть клубы, но это немного другое.

– Да, – грустно повторила Старая Ксения, – вот и в отношениях немного другое.

Стася помолчала, а потом, шмыгнув носом, сказала:

– Как всё усложнилось. И запуталось… Ведь мама хочет, чтобы я приехала назад и училась. А я… Я думаю, что из меня выйдет плохой бухгалтер или экономист. Мне так скучно от всех этих бумаг… И тоскливо.

– В жизни всё просто. Не надо усложнять, – сказала Старая Ксения.

– Как же просто, бабушка? Что же мне делать? Мама хочет одного, а я… я не знаю, чего хочу и как мне будет лучше…

– А кто же знает, как тебе будет лучше? Кроме тебя, Стася?! – воскликнула Старая Ксения. – Разве ты рождена, чтобы всем угождать?

– Я просто не хочу, чтобы кто-то сердился.

– Кто-то всегда будет на тебя сердиться. Но ведь это его проблема. А не твоя.

– Но я не знаю, как правильно, бабушка.

– Не думай о том, что правильно, а что – нет. Делай то, что делает тебя счастливой!

– И всё? Так просто? – недоверчиво спросила девушка.

– Да, так просто, – бабушка повернулась на бок, положив руки под щёку. – Давай уже спать, Стасенька.

Они поцеловались, и Стася пошла к себе.

Конечно, спать она не могла. Качнула благоухающий поумэндер, сверкнувший паетками в лунном свете, села на подоконник и включила ноутбук. Она писала до рассвета сказки, и все её героини были влюблёнными, и во всех историях был хеппи-энд. Она вздрагивала, отвлекаясь от экрана только тогда, когда в окно глухо стучали – это майские жуки, предвестники жары, иногда врезались в темноте в стекло…

Глава 10

А рано утром она получила от Станислава СМС: «Привет, помнишь меня? Я Стас. Можно сегодня с тобой погулять?»

У неё от волнения запрыгали буквы перед глазами. И она смогла только коротко набрать «Да» в ответ.

«Когда и где?» – прилетело от него.

«В 19 у маяка».

«ОК. До встречи».

«Он написал: “До встречи!” Он хочет меня увидеть!» – ликовала Стася. Она вскочила раньше бабули, сбегала на маяк, выключила огни. Вернулась вихрем на участок и даже успела прибрать в теплице, топая босиком по прогретой мягкой земле.

Тут её и застала Старая Ксения.

– Да ты не спала, что ли? – воскликнула она, увидев, сколько дел переделала внучка. – Что ты такая горячая? – коснулась она её лба. – Ты не заболела?

– Бабуля! Я влюбилась! ВЛЮБИ-И-ИЛА-А-АСЬ!!! – запрыгала вокруг неё Стася.

За ночь её огромная любовь разрослась до краёв Вселенной. И заслонила собой всё. Теперь вся земля, и небо, и море, и каждый цветок были пропитаны Стасом и напоминали о нём.

Старая Ксения понимающе покачала головой и заулыбалась.

– Пойду завтрак приготовлю. Влюбилась – не влюбилась, а есть всё равно надо.

И она ушла в дом, мелькая среди свежих зелёных деревьев белым платочком.

Стася вышла из теплицы, вытащив ящички из-под рассады помидоров, и, разогнувшись, вдохнула полной грудью. Их сад был сегодня по-особенному праздничным. Везде группками цвели нежные нарциссы и наливались тюльпаны.

Над всем этим колыхалось облако старой алычи. Она широко разбросала цветущие ветки. Вокруг дерева летали пчёлы и бабочки. Воздух был тёплый, густой, тягучий.

Вдруг на алычу села птичка с лазоревым брюшком. Она беззвучно перепархивала с одной ветки на другую, и потревоженные цветки осыпа́лись шлейфом лепестков. Словно в сказке. Лазоревая птичка всё прыгала и прыгала, а лепестки всё осыпались и осыпались, медленно кружа в воздухе и убеляя собой землю и Стасины волосы.

– Как же красиво! – задохнулась от восторга девушка.

А птичка, вспорхнув на самый верх дерева, чисто пропела «до-ре-си-и-и-и» и улетела…

– Это варакушка, – вдруг сказал подошедший сзади Януш и смахнул лепестки с её плеча.

Стася отскочила:

– Тьфу, как же ты меня напугал! Почему ты появляешься всегда так неожиданно?! Что ты здесь делаешь? – спросила она у него, оттирая запачканные ладони о футболку.

– Вот что я подумал вчера по дороге… Как-то в прошлом году я разбирал оформительское оборудование одного из магазинов в городе. И они отдали мне много метров ненужной светящейся гирлянды. Она лежит у нас в сарае без толку. А здесь по ночам слишком темно. Я решил развесить её у вас в саду. Электричества она потребляет мало. Зато ты больше не испугаешься, – и он подтолкнул перед собой огромную сумку, набитую проводами.

– Хорошая идея! – обрадовалась девушка. – Только пойдём сначала поедим. А то я ещё не завтракала.

– А можно, я тебе перед этим паутину с макушки уберу? – предложил он, засмеявшись.

Завтракать сели на веранде. Стася щебетала, словно птичка. Ксения не могла на неё наглядеться. Растрёпанная, с выбившимися в разные стороны волосами, в грязной футболке и закатанных спортивных штанах, она выглядела, однако, будто сама Весна. На щеках играл румянец, а конопушки весело танцевали на её лице, когда она заливалась смехом.

Вот и наступила та волшебная ночь, когда ещё вчера была зима, а с утра ты понимаешь – всё, земля проснулась, природа налилась и расцвела. То же случилось в эту бессоницу и со Стасей. Она изменилась. Ей всё казалось забавным, и всё её веселило. Она порхала, и уже все видели её большие крылья.

После завтрака, пропитанного тёплым солнцем, Стасиным смехом и пчёлами, летавшими над вазочкой с вареньем, ребята довольно быстро развесили гирлянды. Их длины хватило, чтобы обмотать в саду все самые крупные деревья.

– Я думаю, будет очень красиво, – протянув провод до розетки в сарайчике, сказал Януш, – но увидеть это можно лишь в темноте.

– Спасибо, тебе! – улыбнулась Стася парню и побежала в комнату переодеваться.

Она отыскала в своих вещах старую плойку, старательно завила локоны, подкрасила ресницы и надела платье в розовых цветах.

Стася бежала к Лесным ведьмам и всю дорогу пела и танцевала с лёгким ветром, который закручивал у её ног маленькие пыльные вихри на дорожке.

Лесные ведьмы были на улице. Они обнимали деревья, переходя от одного к другому.

– Привет! Что вы делаете? – окликнула их Стася.

– Ты оделась так красиво к празднику? – ответила вопросом на вопрос Лидия.

– К какому празднику? – растерялась девушка, а ей на плечо сел Арон.

– Не видите разве, что Стася влюбилась? – спросила Висия.

– В кого? – поинтересовалась Лидия.

– У него светлые волосы… Он высокий… У него широкие плечи… И он тоже влюблён в Стасю, – закрыв глаза, медленно проговорила Урсула.

– Главное, чтобы у него хватило сил и смелости любить её. Ведьму любить трудно.

– Почему? – растерялась Стася.

– Потому что ведьма как животное. Приручить её можно только один раз, но если спугнёшь, то она не подойдёт больше. А если разобьёшь ей сердце, то потом будешь мучиться тоской по ней всю жизнь…

– Как всё серьёзно. Какая я роковая, оказывается, – засмеялась Стася. – Ну я уж постараюсь, чтобы у нас всё сложилось.

– Попытайся, – сказала Лидия. – Пойдём с нами обнимать деревья. Сегодня День весеннего равноденствия, и так мы чествуем Мать-Природу.

Они прижимались к стволу, сливаясь с деревом, и застывали, чувствуя, как его энергия проходит через них от пят до макушки.

– Ну всё, пойдём в дом, – скомандовала через час Лидия, – сегодня мы ещё должны сходить к Великому Отцу и отблагодарить его.

– А кто это такой? И где он живёт? – спросила Стася.

– Узнаешь. Но очень хорошо, что ты такая нарядная нынче.

Ведьмы наскоро перекусили сыром, молоком и принесённым Стасей хлебом. Потом они пошли переодеваться. Лидия вышла в широком серебристом платье, надев на голову смешную шапочку, украшенную ленточками. Урсула и Висия были в одинаковых белых платьях, украшенных вязью из рун. На голову они надели венки из молодых берёзовых листьев. Такой же подали и Стасе.

Они долго шли, углубляясь в лесную чащу. Стася здесь никогда не бывала. Лес то редел, то смыкался над ними, а они всё шли и шли. Ведьмы взяли с собой корзины с едой и водой. Стася думала: «Кто же такой Великий Отец? И как он выглядит? Почему я о нём не слышала, и если он такой важный для ведьм, то почему они не навещали его раньше?»

– А он чей отец? – подала голос девушка.

– Общий, – ответила ей Висия. – Скоро уже придём. Он во-о-он за тем холмом, – махнула рукой она.

Стася стала вглядываться в деревья, не мелькнёт ли крыша домика.

– Ну вот и Великий Отец, – наконец произнесла Урсула, указывая на огромное раскидистое дерево посреди леса.

Такого великана Стася никогда не видела. Толстый ствол, выше самых высоких сосен раза в два… Сосна и не сосна…

– Что это за дерево? – удивлённо спросила девушка.

– Это и есть Великий Отец, кедр. Ему уже больше трёхсот лет.

Когда Ведьмы подошли к дереву, кроной уходившему в небеса, далеко раскинувшему свои ветви, Стася увидела у самого ствола сделанный из камней стол.

– Это вы соорудили? – показала она на него.

– Нет, алтарь здесь был задолго до нас.

Ведьмы разожгли костёр и по очереди бросали в него шарики из смолы и трав. В огне они вспыхивали фонтанчиками разноцветных искорок.

– Так мы чествуем Кедр и дарим ему подарки, – объяснила Урсула и подала Стасе ленточку, которую та повязала, как и остальные, на нижние веточки дерева. Здесь же трепыхались на ветру выцветшие ленты, видимо, оставленные в прошлые годы.

Потом каждая ведьма прошла три круга вокруг ствола и, прижавшись руками к его тёплой коре, попросила у Кедра помощи в главном. Стася, конечно же, пожелала себе счастливой любви.

Затем ведьмы собрали целую корзину кедровых шишек и сели пить приготовленный Урсулой чай. Он был тёмным, чуть горьковатым на вкус и очень душистым, в нём плавали хвоинки и обесцвеченные лепестки лесных цветов. Такого вкусного насыщенного чая Стася не пила никогда.

– Чай пахнет багульником, – уловила один из его запахов девушка.

– Да, – кивнула Лидия, – и багульник там тоже есть. Это царь-трава. Она как полезна, так и опасна. Но ты не бойся – Урсула знает, сколько его положить, чтобы он был добром. Этот чай даст тебе силы до следующего праздника весеннего равноденствия.

– А ведьмы бывают только Лесными и Ветра? – спросила Стася, отхлёбывая напиток.

– Нет конечно, – ответила Висия. – Ведьм на свете много. Ведьмы Песка и Воды. Ведьмы Степи и Холмов. Ведьмы Камней…

– А Городские бывают? – рассуждала Стася.

– Да. Они берут энергию города. Мы её брать не умеем. Она для нас губительна, – сказала Урсула.

– Вы не можете жить в городе? – удивилась Стася.

– Ну, если только недолго, – ответила Висия.

– В лесу ты его часть, – добавила Лидия. – Он питает тебя. Ты живёшь, сливаясь с природой и переплетаясь с ней корнями. В ней и вместе с ней. А в городе ты словно цветок, отсаженный в горшок. Там чувствуется ограниченность пространства. Стенами, корнями других людей… Я там начинаю быстро чахнуть и задыхаться.

– А мне в городе жить можно? – спросила Стася.

– Это только тебе решать. Ты сама должна почувствовать, где тебе хорошо. И что питает тебя, – погладила её Урсула.

– А ведьма может быть счастлива в любви или ей дано жить одинокой, как вам? – задала новый вопрос Стася.

– Да, она может жить семьёй. И может быть счастлива в любви, – ответила Лидия. – У каждой из нас была своя семья и своя история, почему мы остались одни, но мы дали зарок не вспоминать о прошлой жизни. Она осталась там, за горизонтом, – Лидия неопределённо махнула рукой, – и всё же мы были по-своему счастливы. Просто у нас получилось вот так… Между тем это не значит, что у тебя не сложится.

– С ведьмой жить тяжело. Она среди людей существо одинокое. Живёт с родными, но и в параллельном мире. И видит то, чего не видят они. В её жизни есть ещё одно измерение. Она как зрячий среди слепых. И этого не понять даже самым близким и любящим. Не осознать и не представить. Лишь смириться и верить, – добавила грустно Урсула.

– Но не сомневайся, бывают и у ведьм гармоничные и счастливые семьи! Такая была у нашей наставницы, – подбодрила её Висия. – Давайте уже двинемся в обратный путь! Ведь нашей Стасе сегодня ещё идти на свидание!

Они собрали корзины и отправились назад. То ли от чая, то ли от кедра, но у Стаси прибавилось сил. Она порхала всю дорогу, а когда ведьмы дошли до большой поляны, покрытой белыми одуванчиками, девушка проскакала по ним, словно молодой олень, касаясь цветочных головок руками и поднимая пуховые облака, оседавшие на волосы и одежду смеющихся ведьм.

– Это Мать-Природа дала тебе столько сил и энергии! – сказала Висия. – И нет ничего более вдохновляющего, чем природа.

– Согласна, – звонко подхватила Стася, а потом, задумавшись, сказала: – А ведь я это знала и сама. Я очень любила передачи про путешествия. Команда из трёх человек снимала удивительные истории про Чудеса природы и про красивые места планеты. Но знаете, в какие моменты у них были самые счастливые и одухотворённые лица? Самые умиротворённые улыбки? Когда они плавали с дельфинами или кормили обезьянок. Когда они были в природных парках и видели могучие деревья или вулканы… Всё, что создал человек, не так вдохновляет, как то, что создаёт природа…

– Пожалуй, соглашусь только частично, – засмеялась Висия, – есть чудеса и среди созданного человеком – музыка, книги, картины, архитектура… Порой искусство обладает силой вулкана.

– Но в искусстве надо уметь разбираться. Знать виды живописи, жанры книг, чтобы понять его до конца, – возразила Стася.

– И опять я с тобой не согласна, – ответила Висия. – Пусть я не разбираюсь в живописи или фотографии, но для меня есть только один показатель: если это трогает душу, переворачивает её и делает чище, то это – настоящее искусство!

За разговорами они быстро дошли до лесной избушки.

Стася отпросилась пораньше и побежала домой. Она мчалась, боясь не успеть. Ворвалась в дом, наскоро перекусила, помогла бабуле и, поправив волосы, пошла к маяку.

Глава 11

Здесь уже стояла машина Станислава. Он вышел из неё и протянул Стасе огромный букет пионов.

– Откуда?! Они же ещё не цветут? – спрятала в букет счастливое лицо девушка.

– Я съездил в город в цветочную лавку и подумал, что они подходят тебе больше всех цветов. Ты любишь пионы?

Стася никогда не думала, какие цветы она любит, но в эту секунду полюбила пионы. Сразу и на всю жизнь.

– Да, – искренне ответила она.

– Мы можем пока оставить их в машине. Пойдём погуляем? – предложил ей Стас.

– Ну, до десяти вечера я свободна. А в десять мне нужно сделать бабушке укол.

– А я свободен для тебя всегда.

От его слов у Стаси замерло сердце. Он закрыл цветы в машине и, взяв девушку за руку, повёл по тропинке над обрывом.

Сначала они гуляли по утёсу, наблюдая за чайками и болтая обо всём на свете: кто где учился, чем увлекается, что любит. Каждое совпадение вкусов вызывало у них бурю восторга.

Потом по узкой тропке спустились к морю. Стася улыбалась, у неё сверкали глаза, а Станиславу было интересно узнать о ней любые подробности. Она говорила странные, будоражащие его вещи – никто из знакомых ему девушек так не рассуждал. Он даже рыжих таких никогда не видел. Сейчас, в закатном солнце, её волосы так ярко отливали медью, что слепили глаза. Ветер растормошил их и поднял вокруг её головы словно нимб. «Она такая… необычная, неземная», – опять подумал Стас.

Время пролетело слишком быстро, солнце стало клониться к горизонту.

– Давай поднимемся на утёс и оттуда посмотрим на закат! – предложил Стас.

Она кивнула, и вместе они стали быстро взбираться вверх. Успели вовремя; еле отдышавшись, прижались друг другу. Станислав накинул на озябшую Стасю свой пиджак, и они смотрели, как солнце погружается в море. Ничего особенного не происходило: тысячи влюблённых делали это до них, и тысячи будут делать после. Но для Стаси и Станислава это были первые сумерки, а значит, необыкновенные, волнительные и неповторимые.

Вот уже мелькнул последний луч, окрасивший горизонт в неожиданный изумрудный цвет, и небо погасло. Сразу стало тихо и холодно. Стас сильнее прижал к себе девушку, развернул её и поцеловал.

От неё пахло пряными травами, ветром, морем. Он никогда ещё не целовал таких губ. Все девушки обычно пахли духами, а на губах была помада…

Они оторвались друг от друга, и он заглянул в её глубокие глаза, излучавшие покой.

«Как же я счастлив с ней, – подумал Стас, – она не похожа на людей вообще. Она… словно неведомое существо. Но как же я с ней счастлив. Даже больно…» А вслух сказал:

– Я никогда не забуду этот момент.

Она молчала, но он явственно услышал: «И я…»

Они медленно в обнимку дошли до машины, Стася забрала цветы, и парень проводил её до дома. Сад был освещён тысячами огоньков, переплетённых с листвой.

– Место, где ты живёшь, такое же волшебное, как и ты сама, – сказал восхищённый Станислав. – Можно, я приду завтра?

– Да, я буду тебя ждать… – просто и открыто ответила Стася.

И они ещё раз поцеловались.

Всю ночь ей снились его губы. Много раз просыпаясь от их ласковых прикосновений, она чувствовала, что её сердце трепыхается, как маленькая птичка.

…Вот так, буквально за несколько недель, жизнь девушки стала совершенно другой. Сменились её ритм, её расписание. С утра Стася занималась у ведьм и теперь уже могла ассистировать каждой из трёх. И даже, заглядывая в хрустальный шар Висии, многое понимала и видела. Побывав у ведьм, Стася со всех ног мчалась помогать бабуле. Дома с каждым днём хлопот прибавлялось всё больше: подрастали помидоры в теплице, надо было успеть прополоть огородик, собрать мусор на берегу…

Пришло время вываривать соль в большом медном чане на заднем дворе. Старая Ксения разжигала костёр, а Стася носила воду из моря. Девушка шла, прямо держа спину, утопая ногами в песке. Она тащила в каждой руке по ведру. Вода гулко ударялась о края, расплёскивалась, норовя убежать, и лилась на ноги. Потом её выливали в глубокий чан, под которым уже плясал прозрачный огонь, и, долго помешивая, варили. Вода выпаривалась, оставляя на краях посудины красивые хрустальные кольца следов, пока не становилась густой, как кисель. Старая Ксения большим деревянным черпаком разливала варево по глубоким подносам и расставляла их под навесом на столах, чтобы окончательно образовалась соль. Через пару дней переливающиеся, будто драгоценности, кристаллы можно было ссыпа́ть в холщовые мешки и относить в сухой подвал.

Стася занималась делами дома или в саду, и это время казалось ей самым трудным. Потому что любая работа теперь была пропитана изнуряющим словом – «ожидание». Она постоянно ждала Станислава. Внешне это ни в чём не проявлялось, разве что девушка украдкой бросала взгляды на дорожку.

Казалось, Стася очень занята. Ей надо было переделать тысячу дел. Но в действительности её сердце словно жило отдельно. Вот что-то мелькало среди деревьев, слышался голос, и сердце мгновенно билось в сто раз быстрее, отдаваясь в висках. Кровь приливала к щекам, и эмоции фейерверками рассыпа́лись внутри Стаси.

Она бросалась к любимому, прижималась щекой к его холодному уху… От его кожи пахло прохладой и свежестью. Он сжимал её крепко-крепко, и она чувствовала, как гулко стучит и его сердце в ответ. Стася вдыхала родной запах, и он укутывал, успокаивал, утешал её. Мгновенно становились далёкими заботы и мелкие огорчения прошедшего дня… Обнять… раствориться… замереть… И больше ей ничего не надо…

А потом он её куда-нибудь увозил. Постепенно Стас перезнакомил её со всеми своими друзьями. Их со Стасей частенько видели в кафе на пристани. Но лучше всего им было вдвоём на берегу моря.

После свиданий девушка допоздна писала: разросшаяся любовь заплодоносила в ней бурлящим вдохновением и невероятной работоспособностью. Закончив в начале мая книгу, она воспользовалась помощью Януша и отправила её в редакцию. А теперь ждала ответа, каждый день проверяя почту.

Очнулась девушка, только когда как-то утром, перевернув календарь на своей стене, обнаружила дату 1 июня.

«Надо же, – подумала Стася, – как незаметно пришло лето!» Она выбежала в сад. Цвела сирень, наклонив до земли белоснежные и тёмно-махровые гроздья. Опьяняющий запах смешивался с благоуханием распустившихся у самого крыльца пионов. Стася сре́зала охапку цветов и расставила их по дому.

Сегодня у неё выдался неожиданный выходной. Лесные ведьмы уехали в город за покупками – они делали это впервые за их недолгое знакомство. Бабуля с утра ушла в лес, нарезать лозы для корзин. А Стас на неделю улетел сдавать экзамены.

Вокруг Стаси мгновенно образовалась пустота. Она проверила почту – нет ли ответа из редакции. Набросала тезисы для новой книги, но от жары писалось плохо. Потом Стася спустилась вниз, выпила чаю, сидя на прогретых досках веранды.

Было очень душно, воздух казался неподвижным и липким. Стася спустилась в сад, чтобы пройтись по участку, поискать для себя работу. В теплице земля была влажной, кусты помидоров вытянулись и буйно цвели маленькими жёлтыми цветочками. Нагрядочках красиво колосились редиска и морковь, свёкла выпустила бордовые листочки. Подросли укроп и петрушка. Везде был порядок. Даже две огромные дубовые бочки, в которых держали воду для полива, были полнёхоньки, и рядом с ними в кустах настурции резвились весёлые коричневые лягушата.

«Что же делать? Чем себя занять в такую жару?» – подумала Стася. И решила прогуляться. Она зашла в дом, надела сарафан и длиннополую шляпу, захватила шлёпанцы, потом закрыла дверь и, спрятав ключ под большой камень у крыльца, отправилась на берег.

Здесь, как всегда, было пустынно, однако с моря дул лёгкий, чуть освежающий ветерок. Стася медленно брела по мокрому песку и ни о чём не думала. Солнце грело макушку даже через шляпу. Казалось, оно расплавило внутри неё всё – ни одной мысли в голове не было. Но дышать у моря оказалось легче.

Тихое умиротворение после духоты. Иногда Стася заходила в воду и шла по отмели. Низ её сарафана, намокнув, облепил ноги, но это было даже приятно. Море прохладное, ласковое. Чистая вода со стайками серых рыбок и розовых медузок. Зелёные водоросли на волноломах, покачивающиеся в такт волнам. Только чайки, море и Стася.

Так незаметно девушка дошла до дальних утёсов. Там, в их приятной тени, был большой камень, похожий на стул. В детстве они с дедушкой окрестили его «троном». Сюда дед приводил Стасю только в самые ясные и тёплые дни. Это называлось у них «дальняя дорога».

– Пойдём в дальнюю дорогу? – говаривал ей дед Казимир, протягивая большую тёплую ладонь.

– Пойдём! – радостно восклицала Стася.

– А ты не забоишься? Не устанешь? Дойдёшь? – строго вопрошал он, сдвигая брови.

– Да! Да! Да! – прыгала Стася, хлопая в ладоши.

– Ты готова к приключениям? – спрашивал дедушка, выйдя с ней на крыльцо.

– Да, – бесстрашно кивала Стася, прижимая к себе плюшевого зайца и поправляя полосатую панамку.

И приключений всегда было много. То они наблюдали на отмели за крабиками. То смотрели, как кормят птенцов ласточки, живущие на косогорах.

Иногда дед с внучкой устраивали пиратские пикники. И обратно утомлённую Стасю дедушка нёс на руках, а она, надышавшись свежего солёного воздуха, убаюканная мерными покачиваниями, быстро засыпала.

«Каждый день – это подарок», – отчего-то вспомнила Стася слова Януша. «А ведь и у меня в детстве каждый день был подарком. Да и сейчас. Разве то, что происходит со мной, это не подарок?» – подумала она.

Стася дошла до груды огромных валунов. «Трон» был уже совсем рядом. Но когда она к нему приблизилась, то увидела, что на нём кто-то сидит. Девушка, растерявшись, остановилась. Обычно здесь никогда никого не было, и она уже хотела повернуть обратно, чтобы не нарушать покой сидящего к ней спиной человека. Возможно, он тоже искал тут уединения. Но сидевший на «троне» обернулся.

– О! Никак не ожидал здесь кого-то встретить! – сказал он, вскочив.

Это был полный низенький мужчина, похожий на румяную булочку и одетый в такую жару в костюм-тройку. Толстячок держал в одной руке белый зонтик от солнца, а в другой – платочек, которым всё время промокал лысину. Его лицо показалось Стасе смутно знакомым.

– Извините, что помешала, я тоже не ожидала здесь кого-нибудь встретить, – сказала она и опять вознамерилась уйти.

– Что вы! Останьтесь. Я думаю, нам здесь вдвоём места хватит. Садитесь, – и он указал зонтиком на валун рядом.

Стася подошла и присела. Некоторое время они молча смотрели на море. Отсюда было видно бухту и даже кусочек маяка.

– Живописно тут, – изрёк толстячок, обведя глазами окрестности, и очередной раз протёр платком лысину и щёки. – Раньше я здесь бывал часто. А теперь очень редко.

– Почему же сейчас бываете редко, раз вам тут так нравится? – вежливо спросила Стася.

– Живу далеко… Нынче у нас с женой дом на юге Франции… Большой роскошный особняк. И из него открываются прекрасные виды Лазурного побережья. Шикарные яхты… безбрежное небо… благородные кипарисы и яркие глицинии… высшее общество… – он помолчал, потом добавил, словно сам себе: – Но всё не то, не то, не то…

Толстячок опять задумался, глядя вдаль.

– А я когда-то тоже бывала здесь часто. С дедушкой, – поделилась воспоминанием Стася.

– Да, море умиротворяет. Там, во Франции, мне неспокойно. Такая тоска порой накатывает. И тянет сюда… Приедешь, сядешь и смотришь на волны… Они напоминают мне чистые страницы. Накатывает одна, другая… и с каждой новой волной всё светлее память и всё легче дышится. Не от того ли нам так привольно у моря? Почему оно солёное? Оно впитало столько человеческих слёз и страданий… Но от этого оно и мудрое… И с нами делится. Надо лишь услышать…

– Вы так красиво говорите, – заслушалась Стася.

– Да, я писатель. То, что вижу и чувствую, у меня тут же складывается в строчки. Но там, во Франции, мне отчего-то не пишется. Там такое яркое море, а мысли все блёклые. Я пишу и рву, пишу и рву…

– Так вы… Я узнала вас! – Стася старалась припомнить имя человека, сидящего перед ней. Оно крутилось на кончике языка, свербило в мозгу.

– О! Не надо имён! Я просто Писатель, – махнул он рукой.

– Писатель – это тот же волшебник, – сказала Стася.

– Да, вы правы. Кажется, человек всего лишь читает книгу. Взял предмет в руки и складывает из него буквы в слова, слова в предложения, словно заклинания. И незаметно происходит магия: кто-то невидимый уже играет на струнах его души, вызывая улыбку или приступ неиссякаемых слёз… Но только если писатель талантливый… А я… весь, кажется, исписался… Всё какое-то дурное, унылое… Самому читать тоскливо… – он тяжело вздохнул.

– Да что вы! Непременно ещё напишете что-нибудь прекрасное. Вот сейчас надышитесь правильным морем и напишете.

– Ах, оставьте меня успокаивать, – он нервно вытер подбородок, – ничего я уже не напишу…

Писатель сложил зонтик и стал рисовать им круги на песке.

– Знаете, что я понял только сейчас и меня это мучает? – он поднял глаза и серьёзно посмотрел на Стасю. – Всю жизнь я хотел создать идеальное рабочее место, чтобы написать свою главную книгу. Я мечтал, какой у меня будет вид из окна, какого цвета обои. И даже какая лампа будет стоять на моём письменном столе. И она у меня есть. Точно такая, о которой мечтал. Прекрасная бронзовая лампа с зелёным абажуром, купленная в Италии… И знаете, что удивительно? Что при этом самые лучшие мои книги появились у матери на пыльном чердаке. Потому что для книг нужно не место, а вдохновение.

И вдруг он нелепо, по-детски, во весь голос заплакал, прикрывшись платком. Стасе было жаль этого человека. Он шумно сморкался, не прерывая рыданий, и его плечи сотрясались.

– Каки-и-ие это бы-ы-ыли кни-и-иги-и-и! – захлёбываясь, растягивал он гласные. – Каки-и-и-ие книги! Чита-а-аю и сам себе-э-э завидую! Лёгки-и-ий сло-о-ог, интрига… полё-о-от мысли-и-и-и-и…

– Ну не плачьте, не плачьте вы так! – погладила его по плечу Стася. – А я уверена, что вы всё же ещё напишите что-то невероятно чудесное.

– Правда? Вы думаете? – шумно шмыгнул носом толстячок, показавшись из-за платка, и его взгляд посветлел.

– Вам просто нужен новый чердак, – покивала она утвердительно, – у вас есть опыт, есть талант. Вы же сами сказали, что нужно лишь вдохновение.

– А ведь вы правы, – засуетился Писатель, – вы невероятно правы! Мне срочно надо в дом к матери! На чердак! И к чёрту жилет и подтяжки!

Он стянул пиджак, снял жилет; скомкав, сунул их в сумку, которая стояла за камнем, схватил зонтик и повернулся, чтобы уйти. Потом, развернувшись, принял театральную позу и потряс перед собой зонтиком:

– Мы ещё покажем кое-кому! Мы ещё напишем кое-что эпическое! Я уже вижу: море, рыжая девушка… О-о-о! Это будет великолепно! – Он развернулся и заспешил прочь. У самых скал, снова обернувшись, сказал Стасе: – Благодарю вас! Благодарю!

И скрылся за выступом. А Стася ещё долго сидела на берегу, представляя воодушевлённого Писателя на пыльном чердаке среди паутины и летучих мышей…

Глава 12

Когда Стася вернулась домой, бабули ещё не было. Девушка получила кучу СМС от Стаса и в ответ послала ему фото и сто поцелуев…

Стася открыла ноутбук, попереписывалась с Вигой, у которой был новый роман. Девочки от души посекретничали, и каждая поделилась с подружкой своим счастьем. Стася послала Виге фото Стаса, и та восхищённо написала: «Да он красив как Бог! Подруга, круто. Наши девочки обзавидуются!!!»

«Не надо, не говори никому!» – попросила Стася, но уже успела огорчиться за свой длинный язык, потому что Вига была жуткая болтушка. «Конечно не скажу!» – отписалась подруга, но звучало это неубедительно.

Потом Стася попыталась писать, но от жары или внутренней тревоги ничего не сочинялось. Она посидела ещё немного и с досадой захлопнула крышку ноутбука, вспомнив Писателя. Да, необходимо вдохновение. И Стася опять представила Писателя на старом чердаке. А что на чердаке у них? Интересно. Она вышла в коридор второго этажа и окинула взглядом люк, ведущий на чердак дома. Потом притащила снизу лестницу, залезла на неё и рванула крышку…

На чердаке было сухо и пыльно. Пространства здесь оказалось не так много, и всё оно было забито ящиками, связками старых газет, какими-то тюками. Посередине пылился комод и каркасный металлический манекен на одной резной ножке. Стася сразу вспомнила, что когда-то он стоял в её спальне и бабушка сказала, что манекена зовут Люси. На аккуратную госпожу Люси надевали Стасины платьишки, и она хранила их в полном порядке.

Стася решила, что Люси снова будет жить с ней в комнате. Она с трудом спустила её по крутой лесенке и, удовлетворённая, вернулась обратно. На комоде нашёлся большой плоский ящик. Она рукавом стёрла с него пыль и замерла. Старый проигрыватель!

У бабушки с дедушкой в доме было не так много богатств, но одна из ценностей – этот проигрыватель. Дедушка привёз его, вернувшись после какого-то рейса. Бабушка же купила на рынке пару пластинок. И вот они тоже нашлись – лежали рядком в коробке.

Стася, с бьющимся сердцем, оттащила находки вниз в гостиную, села, как в детстве, перед печью на ковре, подключила проигрыватель и стала перебирать забытые пластинки. Здесь была пара её любимых сказок, сборники песенок… Но она с трепетом искала другую… Вот эту! На большом картонном чехле был нарисован строгий мужчина в белом кудрявом парике, в руках он держит скрипку. «Антонио Вивальди “Времена года”» – прочла Стася знакомое название. В детстве она думала, что Вивальди – это Бог, потому что он сочинил музыку, которая заставляла её переноситься в особенный мир. Скрипки Вивальди мгновенно отзывались у неё внутри, их вибрации пронизывали всё её существо до мурашек. Как будто она распласталась на море, которое заполнило её и, качая, несло в неведомые края.

Слушая музыку, Стася порой оказывалась в весеннем лесу, где с посветлевших веток тихо падала первая капель; иногда на рукав ей опускались снежинки, медленно сыпавшиеся с чёрного неба, а под ногами трещали заледенелые воды; временами над ней вились грозовые тучи, а она стояла среди моря колышущейся спелой нивы и заворожённо смотрела на сверкание молний…

На обороте чехла от пластинки были стихи, посвящённые каждой мелодии. Оказывается, Стася помнила их наизусть… Она сняла с проигрывателя крышку, осторожно локтём протёрла пластинку, поставила свой самый любимый отрывок – «Зиму». И стала слушать.

И вот уже перед ней хмурое заснеженное поле, старые тополя по краям дороги и озябший путник, который в бессилии бредёт по холодной неприветливой позёмке, кутаясь в старинный плащ. Он очень замёрз и еле передвигает ноги. А равнодушный ветер рвёт последние полевые травы, перемешивает их с колючим снегом и горстями швыряет ему в лицо. Руки путника давно закоченели и ничего не чувствуют. Он падает и, прислонясь к дереву, вглядывается вдаль, почти потеряв надежду. И вдруг видит огонёк. Путник встаёт из последних сил и ускоряет шаг, а Стася, закрыв лицо руками, как в детстве, заливается горючими слезами, надеясь, что он успеет дойти по этой жестокой метели, его пустят и обогреют добрые люди.

Такой её и застала вернувшаяся бабуля. Сначала Старая Ксения испугалась, увидев рыдающую внучку, но, услышав музыку, всё поняла.

В детстве Стася с закрытыми глазами, раскинув руки, кружилась по гостиной под Вивальди и припевала: «Бабуля, я летаю… Я вижу сверху море и каждый камешек на дне. Бабуля, там, в воде, играют русалки… Там стайка золотых рыбок. Как сверкает их чешуя! Как хорошо летать!!!» И кружила она так, пока в изнеможении не падала на мягкий ковёр, словно в траву.

– Стася, – тихо позвала Ксения.

Девушка вздрогнула и сквозь слёзы улыбнулась:

– Прости, я покопалась на чердаке.

– Всё в доме – твоё, – успокоила её бабушка.

– Значит, ты не рассердишься, что я взяла к себе госпожу Люси?

– Старый манекен? О! А я совсем и забыла о нём. Конечно, если она тебя не стеснит в комнате.

Ксения устало села на диван, и только сейчас Стася увидела, какая она бледная.

– Бабуль, ты хорошо себя чувствуешь? – встревоженно спросила внучка.

– Устала. И голова болит.

– Я всё время думаю, что тебя всё же надо было показать врачу после падения.

– Да ладно, мелочи всё это… – отмахнулась Старая Ксения, – полежу и пройдёт. Голову напекло.

Весь вечер Стася крутилась вокруг бабушки. Она заставила её раньше лечь спать, открыла в её комнате окна, впустив свежий воздух с моря, и лёгкие шторы весело затрепетали в отсветах заката, словно дом вздохнул полной грудью. Пионы в вазе на тумбочке от сквозняка тоже закачались, напомнив о себе запахом…

А потом Стася допоздна читала бабуле свои новые сказки, пока та не заснула с лёгкой улыбкой на устах.

Стася встала и у порога ещё раз оглядела бабушкину спальню: обои в мелкий цветочек, старенький сосновый комодик с белоснежной салфеткой и фотографиями в резных рамках; шляпка с плюмажем, висящая на стене; кровать, отделанная вязаными кружевами… Здесь каждая вещица необычная. Бабуля всё старалась украсить – любая коробочка была ею расписана и раскрашена; порванные книги она реставрировала так, что те после починки были лучше, чем из типографии, и выглядели как музейные в обложках из атласных лент и кружев. Старый абажур Ксения вышила бабочками и стрекозами из бисера и бусин, и он стал роскошным. Каждую вещицу хотелось потрогать, поразглядывать, удивляясь при этом неиссякаемой фантазии мастерицы. Мир Старой Ксении… Тут было спокойно и уютно. Стася тихо закрыла дверь.

Весь вечер она переписывалась с Вигой и Стасом. А потом перед сном вышла подышать в остывший от дневной жары сад. Она включила огни и сидела, отхлёбывая малиновый чай, словно в волшебном лесу. В полночь запел соловей. Невидимый певец заливался чарующими серебристыми трелями так сладко, что его песня мгновенно растревожила ей сердце, напомнила о любимом. Стася, как никогда, пронзительно почувствовала, что прямо сейчас отчаянно хочет к нему прижаться, ощутить его, прикоснуться к его волосам.

Она вынесла на крыльцо ноутбук, и у неё родилась грустная нежная сказка о расставании, но прекрасной встрече…

С утра, быстро переделав дела, уговорив бабушку не утомляться, Стася отправилась к ведьмам. На дворе опять было словно в парной. От земли шло марево, и трава переливалась, будто в дымке. Так бывает только перед душным днём, когда от солнца идёт марь, как от поставленной на плиту чугунной сковороды. Она ещё до конца не нагрелась, но ты уже знаешь, что ещё чуть-чуть и чугун будет исходить жаром, отчего в кухне станет нечем дышать. Само солнце напоминало засахаренный липовый мёд – секунда, и он растечётся, затопит весь мир, пропитав собой всё, до последней травинки. Тогда пахнуть им будут и деревья, и волосы, и песок, и море…

Даже металл лестницы к пустоши был таким горячим, что Стася почти не касалась разогретых перил.

Поднявшись вверх, она остановилась и огляделась. Зацвёл шиповник, которого здесь было видимо-невидимо. Издали казалось, что вечерние облака зацепились за колючие кусты и, за ночь разметавшись, так и остались на ветках нежными лоскутами. А ветер носил запах цветов, смешивая его с духом трав и нагретого хвойного леса, превращая в насыщенный аромат лета, юности и счастья.

Стася шла медленно, наслаждаясь летним днём. Особенно в те моменты, когда одно из малочисленных облачков заходило на солнце и наступал миг блаженной прохлады.

Вдруг Стася увидела, как по кромке леса, поднимая пыль, едет большая машина. Когда она поравнялась с девушкой, из окна авто высунулся Януш и приветливо махнул ей рукой:

– Здравствуй, Стася!

– Привет!

– Ты ещё не знаешь? Твою книгу взялись печатать. И редакция хочет подписать с тобой контракт, – огорошил её Януш.

– Правда? – застыла от неожиданной новости Стася.

– Правдивее не бывает. Сегодня тебе будет звонить редактор. И можешь смело поднимать сумму гонорара, который они предложат, в два раза. Это мне шепнул дядя.

Стася переваривала новость.

– А я еду город, – сказал Януш.

– Надолго? – спросила девушка.

– Еду присмотреться и устроиться. Если понравится, переезжаю навсегда, – на его щеках опять появились лучистые ямочки.

– Но ты же говорил, что любишь эти места.

– Благодаря тебе я стал много общаться с дядей. И он пригласил меня на работу. Он сейчас на высокой должности, имеет большие связи. Говорит, хватит тухнуть. Обещает перспективы. И я решился. А город что? К городу можно привыкнуть!

Они помолчали.

– Ну что ж, тогда пока, – сказала Стася, протянув ему руку, – и спасибо тебе за всё!

– Пока, Стася, – попрощался с ней Януш, – счастья тебе!

Машина двинулась дальше и, свернув, скрылась в лесу.

«Хороший человек – Януш, – подумала Стася. – Добрый. Надёжный. Пусть у него всё сложится в городе и он найдёт свою любовь. Такую же сильную, как у нас со Стасом».

Она всё стояла на обочине, задумчиво вычерчивая палочкой на песке формулу, понятную всем влюблённым: С+С= Л

Глава 13

…А ведьмы были очень довольны поездкой. Они накупили нужных вещей и успели переделать все намеченные дела в городе за один день. Поздно ночью, навьюченные, словно караван верблюдов, шли к дому почти на ощупь. А потом до утра разбирали покупки.

Но сегодня у них тоже был жаркий день. С самого рассвета в домик потянулись люди, так что отдохнуть ведьмы не успели. Когда Стася, подгоняемая Ароном, поднялась на крыльцо лесной избушки, Висия, оторвавшись от беседы со старой женщиной, сказала:

– Как же хорошо, что ты пришла! Беги помогать Лидии!

Стася зашла внутрь. Урсула беседовала со строгой подтянутой дамой среднего возраста, а в соседней комнате Лидия растирала ногу больной женщины.

– Стася, мазь заканчивается, надо растолочь в ступке палочки корицы и мускатный орех. И добавь к ним жидкость из чёрного горошка, – не здороваясь, торопливо попросила Лидия и снова повернулась к пациентке.

Стася, вымыв руки, устроилась в закутке рядом с Урсулой. Она вытащила ступку и, тщательно растирая в ней мускатный орех, стала прислушиваться к разговору ведьмы с Деловой Женщиной, так назвала про себя посетительницу.

Урсула гадала той на картах. Она смотрела на выложенный из них круг и говорила:

– Как же вы расчётливы! Вы всё в своей жизни подчинили разуму…

– Вы правы, – ответила посетительница, – и я уверена, что это моё главное достижение. Чувства – шелуха. Они только мешают. Достаточно того, что я не нарушаю законов. Я так считаю.

– Без чувств жить невозможно, – возразила Урсула. Разум и чувства дополняют друг друга, как день и ночь. Как тепло и свет…

– Всё это просто философия. Чувства лишь создают препятствия в жизни и в карьере.

– Так чего же вы хотите от меня? – Стася видела, как Урсула печально посмотрела на женщину.

– Я достигла всего, чего желала. Сделала карьеру. Занимаю высокий пост. Была на всех континентах, – дама расправила и без того ровную юбку. – Я училась очень многому. Знаю, как себя подавать, как разговаривать. Как правильно одеваться…

– Люди постоянно друг друга учат, как одеваться, сколько весить и как выглядеть, – перебила её Урсула. – А мне нравится только один стиль: люди, одетые в человечность.

– Ну, это всё пафос, – возразила собеседница, – а мне мои знания очень даже помогли.

– Хорошо, я рада за вас. Повторю свой вопрос: что вы хотите от меня?

– Теперь я хочу в жизни двух вещей: семью и ребёнка. Потому что уже пора. Я обратилась в брачное агентство, но там мне целый год не могут подобрать кандидатуру. Вот и пришла к вам. Возможно, некие ритуалы помогут мне в решении моих… э-э-э проблем.

– Вы верите в любовь? – спросила её Урсула.

– Вера – понятие для меня загадочное. Что значит – верить? Чаще всего к этому призывают шарлатаны…

– Или святые… – добавила Урсула.

– Ну, когда-то давно я для себя поняла, что любовь – это болезнь. А больной я быть не хочу. В любви теряешь над собой контроль. И это опасно…

– Если не лезть в воду, действительно, шанс утонуть уменьшается до нуля. Но какой в этом толк, когда ты не ощутишь себя в море? – внезапно вставила Стася, но тут же осеклась, увидев, что клиентка удивлённо вскинула брови.

– Вы сама себе противоречите. Вы не хотите любви или хотите? – спросила у женщины Урсула.

Деловая дама помолчала, размышляя, и ответила:

– Я хочу вступить в брак. Испытать любовь? Наверное. Только чуть-чуть. Но чтобы чувства были под контролем, не хочу терять голову… Так что насчёт моих вопросов?

– Любовь вы встретите сами. Безо всяких брачных агентств, – сказала Урсула. – Но, пожалуйста, откройте своё сердце прямо сейчас и научитесь делать чудеса. Тогда к вам придёт это чувство. И очень быстро.

– Делать чудеса? Как это? – растерялась женщина.

– Как творить чудеса? Очень просто. Дайте окружающим вас людям чуть больше искренности и тепла, чем, как вам кажется, они заслуживают. И не ждите ничего взамен… Вы отмеряете свои чувства к другим, будто лекарство в аптеке: «Ты сколько мне дал? Вот и получай столько же в ответ! А то что же я как дура – мне ничего, а я тут раздаривай свою любовь!!! Покажите сначала, какая я для вас ценная. А потом уж и моя очередь…» И ничего не меняется. Вернее, всё становится только хуже. И чувства иссякают. И конфликты накаляются… И никто вас не любит, хотя вы – женщина красивая. А вы дайте каждому человеку больше. Добра, уважения… Размашисто, щедро, тепло! И увидите чудо. Они начнут к вам возвращаться сторицей. Поверьте, это обязательно случится… А любовь – она свалится вам на голову ураганом, который вы сами вокруг себя закрутили. Дарите её – кошкам, детям, соседям… Не бойтесь, ваше сердце не иссякнет. Пока вы живы – оно вечный источник любви. Только сами в нём воду не застаивайте, жадничая в чувствах. А то придёт любовь, а вам и дать нечего – внутри скисшее болотце…

– Да? Интересная теория. Надо попробовать, – задумалась Деловая Женщина. – А ребёнок у меня будет?

– Нет, – ответила Урсула.

– Нет?! – опешила собеседница.

– У вас будет двойня.

Деловая Женщина заулыбалась и раскраснелась. Встряхнула головой, из её правильной причёски выбился локон, и она стала такая неправильно красивая, такая замечательная и милая. Стася тоже улыбнулась.

Женщина встала, с ней поднялась и Урсула. Проводив её до двери, ведьма напоследок сказала:

– Поверьте, любовь есть на свете. И она стоит того, чтобы её испытать.

Пациентка Лидии тоже ушла.. Когда дверь за ней закрылась и в домике воцарился покой, Урсула устало оперлась спиной о стену.

– Ты измотана? – спросила её Стася.

– Без тебя тут с утра был тяжёлый человек, – объяснила ведьма и рассказала об эгоистичном требовательном посетителе, которого, к счастью, Стася не застала.

– Почему люди бывают такими плохими? – вздохнула девушка.

– Людей действительно плохих почти нет, – возразила Лидия, присевшая у стола, – люди как химические вещества. Разные. Соприкасаясь друг с другом, они вступают в реакцию. Или нет. Реакция может быть мгновенной, а может затянуться на годы. Кто-то будет твоим катализатором, а кто-то потушит в тебе огонь. Но не из-за того, что он плохой. Просто вы разные. Одни, попадая в наш мир, как загустители, всё усложнят, а другие, словно усилители вкуса, – во всё внесут радость… Если ты называешь человека плохим, значит, он с тобой вступил в дурную реакцию или не вступил вовсе… Только и всего.

– Так что получается – приходил человек, с которым ты, Урсула, вступила в плохую реакцию, да? – спросила Стася.

– Получается – так. Он меня выпил и растревожил, – она прилегла на диван. – Мне надо восстановиться.

Стася вышла на крыльцо, там Висия заканчивала приём очень нервной женщины. Клиентка раздражённо задавала вопросы, и ей не нравились ответы Висии.

– Что значит, я сама разрушаю наш брак? – женщина повысила голос. – Я же вам объясняла – моя семья меня доводит! И муж… ах, за каких тупиц мы выходим замуж! И дети! Они ленивы, непослушны. А вы мне говорите, что виновата я. Вы в своём уме?!!

– Я ответила вам то, что сказали ваши карты, – спокойно произнесла Висия.

– Они сказали бред, – женщина покачала головой и стукнула кулачком по столу. – Я каждый день кричу. С утра до вечера только и отчитываю, делаю замечания… Как же я от этого устала, – она положила ногу на ногу и всхлипнула.

– То, что кто-то кричит чаще и громче других, не значит, что он самый недовольный, обиженный и пострадавший. Это значит только, что он тут самый… – Висия умолкла.

– Ну, договаривайте уже! – командным голосом приказала клиентка.

– Это значит только, что он тут самый истеричный, – закончила фразу ведьма.

– Ну, хватит! Бред этот слушать я не намерена, – женщина встала. – Так вы не дадите мне средство, чтобы они меня слушали и слышали?

– Нет, – твёрдо ответила Висия, – но я могу дать вам успокоительный настой.

– Так. Всё, – посетительница двинулась по ступенькам вниз, подхватив сумку и рассыпаясь в проклятиях.

Стася и Висия смотрели ей вслед.

– Ты не сердишься на неё? – спросила Стася. – Ведь она несправедлива.

– Мне её жаль, – вздохнула Висия. – Как же тяжело жить в мире, в котором все не такие, как хочешь ты! Даже собственные дети… Ты лишь представь, насколько ей сложно. Мы все стоим, лежим и едим не так, как желает она. Это же вечная мука. Куда бы она ни побежала, где бы ни искала утешения, мир будет не таким, каким хочет его видеть эта женщина. Солнце не так будет вставать, ветер не вовремя дуть… Она носит в себе ад. Источает его из себя и страдает от этого. А стоило всего лишь принять мир таким, какой он есть… Я твердила ей об этом битый час, но она не хочет слышать.

– Как грустно, – покачала головой Стася.

Когда они позже пили чай, вдыхая сладковатый запах леса, тянувшийся в открытые окна, Стася рассказала о слабости бабушки. Ведьмы переглянулись, и Лидия сказала:

– Я дам тебе настой, он поможет ей, но только временно. Он даст ей сил, и голова у неё больше не будет болеть.

– А что же с ней? – спросила Стася.

– Она скучает по мужу. Вместе с ним твоя бабушка похоронила своё сердце.

– И даже я её не развеселю? – расстроилась Стася.

Ведьмы молчали. Потом Висия сказала:

– Нет, дорогая. Если солнце погасло внутри человека, новым его заменить невозможно…

Урсула встала из-за стола и начала собирать чашки. Лидия сходила в кладовку и, вернувшись с тёмным запотевшим пузырьком, погладила Стасю по волосам:

– Иди домой. Все сегодня очень устали. Вот настой для Старой Ксении. Завтра мы пойдём на болото за кореньями. Они уже набрали свою силу. Поэтому приходи в резиновых сапогах. А сейчас беги.

Глава 14

Когда Стася вернулась домой, Ксения работала в огороде, подвязывая растения.

– Бабуля, Лидия сделала настой. Он тебе поможет, но предупредила, что он горький.

– Это хорошо, спасибо ей, пусть будет горький, – разогнулась Ксения.

– Хорошо, что горький? – не поняла её Стася.

– Хорошо, что хоть с каким-то вкусом, – Старая Ксения присела на скамеечку, вертя в руках бутылку с настоем. – Знаешь, накануне врач выписал мне лекарство. Капли без вкуса и запаха. Маленький пузырёк, который я поставила на кухонной полке. Накапаешь нужное количество капель в рюмочку, выпьешь и… ничего… К вечеру даже память успевает стереть зарубку в голове, что были капли… И сегодня мне невероятно захотелось, чтобы у них был вкус. Пусть даже горьковатый. Но вкус, – она умолкла, глянув на то, как в цветок наперстянки залетела пчела, и продолжила: – Точно так же и жизнь… Как только она становилась безвкусной, моя душа всегда бунтовала и требовала красок. Таких, которые осядут на неё воспоминаниями, оставят новый слой ощущений. Слой, способный напомнить мне потом… что я жила…

– Бабуля, – Стася подошла и обняла её, – ты говоришь, наверное, правильные слова. Но всё-таки я хотела бы, чтобы твоя жизнь была сладкой.

– Она больше никогда такой не будет, – тихо сказала Ксения, – с тех пор, как умер Казимир.

– А с дедушкой ты всегда чувствовала себя счастливой? – спросила Стася, нежно поправив седую прядь, выбившуюся из причёски бабушки.

– Да разве можно всегда чувствовать себя счастливой? – грустно улыбнулась Старая Ксения. – Но к тревогам и печалям я относилась как к болезням.

– И как же ты их лечила, бабуля?

– Если рядом был муж, я просто плакала на его плече, а он меня обнимал крепче. Так заканчивались все печали…

– Но ведь дедушка часто был в море. Как ты лечилась, без него? – спросила Стася.

– Пойдём, покажу. У меня лекарств – целый шкаф.

Когда они зашли в дом, Старая Ксения подошла к большому дубовому шкафу и, выудив из кармашка фартука ключик, открыла дверцы.

Вы, конечно, знаете, как порой изумительно пахнет старая мебель. У этого шкафа тоже был свой запах. Особенный, едва уловимый. Терпкие нотки смолы и тёплой коры дуба перемешивались со сладковатым ароматом сухофруктов и сухих трав.

– Я всегда лечилась вот этим волшебным шкафом, – Ксения указала на вещи, сложенные на полках. – Если мне было очень плохо, прежде всего я доставала вот это постельное бельё и перестилала им кровать.

Старая Ксения развернула белоснежное бельё, отделанное хлопковым кружевом. Оно пахло свежестью.

– Потом я хорошенько, долго мылась в ванной, оттирая печали с тела жёсткой мочалкой, – продолжала она, – натирала кожу лавандовым маслом… Надевала лучшую ночнушку, – Ксения вытащила из шкафа светло-розовую сорочку из тонкого батиста, с кокетливыми рюшками в два ряда, – и обязательно выпивала рюмочку абрикосового ликёра, – она показала на ополовиненную бутылочку с густым оранжевым напитком внутри, рядом стояла маленькая изящная рюмочка из зелёного стекла, с тонкой резной ножкой. – Только тут тоже была своя строгая инструкция, – добавила Ксения, – ликёр надо пить медленно, чтобы он успел разбежаться по телу. А после я ложилась спать. И это был маленький ритуал, из которого вырастал большой покой.

– А настоящие болезни? Как лечила ты их?

– Ну, если утро хмурое и простуженное, то у меня есть волшебная кружечка, – она достала с нижней полки шкафа глиняную чашку с отбитым краешком, – я просто пила из неё чай.

– И помогало? – удивилась внучка.

– Всегда!

– Так почему бы тебе сейчас не попить из неё чаю? – спросила Стася.

– Я пробовала. Но всё это больше не действует с тех пор, как ушёл Казимир. С ним исчезло всё волшебство жизни. Я как будто наполовину перестала чувствовать…

Старая Ксения закрыла дверцы «лечебного» шкафа.

У Стаси требовательно зазвонил телефон. Она вышла на крыльцо и приняла вызов. Звонили из редакции. Почему-то девушка думала, что ей позвонит оттуда какой-то солидный мужчина, но, услышав нежное женское сопрано, растерялась. Вообще, Стася совсем не так представляла себе этот разговор и даже внутренне выстроила ответы, ожидая, что её будут пытаться принизить или, более того, высмеять, как начинающего автора. Но девушка на том конце провода сказала:

– Меня зовут Катарина, я помощник редактора. Как же я рада познакомиться с вами, Стася! Ваша книга пронизана необыкновенной теплотой и глубиной. Я никогда не читала таких атмосферных сказок…

Катарина ещё и ещё говорила комплименты сказкам и Стасиным иллюстрациям и, кажется, была абсолютно искренна. Девушка подумала, что не сможет попросить больше денег, как ей советовал Януш, но Катарина заговорила об этом сама:

– Вы знаете, сначала вам назначили стандартную сумму, как и всем, с кем заключают первый договор, но потом мы, посовещавшись, решили её удвоить. Только мы хотим подписать с вами длительный контракт и выпустить серию из двадцати ваших книг…

Она назвала невероятную для Стаси цифру. Девушка поверить не могла, что теперь она будет зарабатывать такие деньги.

– Я приятно удивлена, – призналась она.

– Да, – Катарина засмеялась, – понимаю. Но у нашего издательства на вас большие планы. Я вышлю вам на e-mail все необходимые бумаги. Изучите их, пожалуйста.

На этом они распрощались.

Стася, ошеломлённая и сияющая, оперлась на перила, выгнулась и посмотрела в бездонное ночное небо. Сегодня на нём торжествовала идеально круглая бархатная луна, а вокруг неё, словно брызги, мерцали звёзды.

Девушка позвонила Станиславу.

– Привет, а я думал о тебе, хотя мне надо готовиться, – сказал он сразу, как только взял трубку. – Я вернусь раньше. Сдам два экзамена с другой группой и приеду. Через два дня. Не могу без тебя.

– А у меня невероятная новость! – объявила Стася и рассказала о контракте.

– Так ты теперь сможешь жить где угодно?! Поедешь со мной сюда? Как это было бы здорово!

– Да я за тобой хоть на край света! – не думая ответила Стася.

Как всегда, их разговор затянулся на час. Когда они в сотый раз распрощались и, наконец, рассоединили связь, Стася спустилась в сад и ещё долго бродила возбуждённая в темноте, слушая тихий плеск моря за деревьями, пока в кустах жимолости снова не запел соловей. Сегодня его трели звучали ещё слаще и печальнее. Его песня струилась то ярко и чётко, словно свист пастушьей дудочки, то, рассыпавшись, переливалась, как отблески хрустальной чаши с маминого комода, на которую попали солнечные лучи. Под конец пение соловья стало надрывно печальным.

– Не грусти, – тихо сказала ему Стася, – скоро ты обретёшь своё счастье. Но, жаль, больше не станешь так петь. Тебе будет не до этого…

Старая Ксения уже легла и потушила свет в своей комнате. А Стася ещё долго стояла у открытого окна и смотрела на ночное море. Каждая волна, сверкнув, исчезала, чтобы тут же родиться снова. Стася дышала и не могла надышаться. Свежестью, умиротворением и собственными мечтами.

Запах летних ночей особенный. А для влюблённой девушки – особенный вдвойне. Земля, нагревшаяся за день, отдавала природе тепло. Под окном Стаси росли ночные фиалки. Только с темнотой эти неприметные днём цветы начинали неистово благоухать. Их запах перемешивался с ветром от моря, с любовью девушки, с ночными шорохами, с шелестом листвы и кружил голову, не давая спать, нашёптывал сладкие обещания, от которых у неё замирало сердце. Она стояла в отсветах луны, опершись на подоконник, подставив лицо нежному лунному свету, и сквозь длинную светлую сорочку было видно её тоненькое хрупкое тело.

Потом Стася задумчиво расчёсывала волосы, сидя на краешке постели. Кажется, она только на секундочку прилегла на манящую подушку, но сон, изловчившись, тут же поймал её, убаюкал, и расчёска с мягким стуком выпала из её руки.

Глава 15

Уже через три часа, бодрая и отдохнувшая, Стася вскочила, полная сил.

Как хороша молодость! Тело, напитанное любовью и юностью, восстанавливается невероятно быстро. Порой достаточно и пары часов, чтобы вновь засверкали глазки, щёчки порозовели, а волосы зашелковились. Потянувшись, девушка улыбнулась. Ей хотелось петь и танцевать. Ведь первая мысль её была о Станиславе – он скоро вернётся!

Она отправила ему нежное СМС с пожеланиями удачи на экзамене, почитала письма из редакции, от которых у неё снова радостно подпрыгнуло сердце, и пошла помогать бабушке. Та попросила внучку после завтрака почистить берег.

День был солнечным и тихим. Когда Стася вышла из дома, её ослепили солнечные блики, отскакивающие от листьев, оконных стёкол и мокрой травы, которую поливала Старая Ксения. Стася видела, как в каждой капельке отражаются миллионы цветов. А вода из шланга, весело шумя, рассыпа́лась тоненькими струйками, в тумане которых образовалась радуга.

Через полчаса Стася вышла на берег. Она отложила в сторону корзину, скинула шлёпки и сарафан, оставшись в купальнике, и медленно зашла в воду. Море было тёплым. Только на границе сухой и мокрой кожи холодило, девушка, тут же ощутив ветерок, покрылась мурашками. Зайдя глубже, она с наслаждением погрузилась в воду. Потом изящно подпрыгнула и нырнула рыбкой.

Стася долго плыла под водой, широко энергично разводя руками и плавно перебирая ножками, как когда-то учил её дедушка. Вода была прозрачной, переливалась зеленоватым отливом, неровное дно покрывали волны белого песка.

Вынырнув на отмели, девушка сквозь мокрые ресницы посмотрела на солнце. Её захватил безудержный восторг и бесконечное счастье. Тело казалось невесомым и лёгким, как и мысли внутри неё. Повернувшись к берегу, она снова нырнула.

Через пару минут, отфыркиваясь и глубоко дыша, Стася вышла из моря. Прямо на мокрое тело натянула сарафан, подхватила обувь и пошла собирать мусор. В ней бурлила энергия, шла она быстро, а мусора было мало – в последние дни на море не случилось бурь и даже сильных волнений. Незаметно Стася оказалась возле утёса, за которым был «трон». Она удивилась, очнувшись, и решила дойти и посидеть в любимом месте.

В закутке с «троном» никого не было. Девушка обрадовалась, поставила корзину и начала пальцами расчёсывать свои длинные, ещё влажные волосы. За последний месяц от солнца они местами выгорели и теперь больше отливали золотом, чем медью. Если в городе они были прямыми, то сейчас начали виться, и стоило им только набрать влаги, как они превращались в лёгкие спиральки. Вот их-то безуспешно и пыталась распутать Стася. Она даже не заметила, что к ней подошёл человек.

– Здравствуй, Стася, – сказал кто-то, и девушка, вздрогнув, обернулась.

Перед ней стоял мужчина лет сорока. Его лицо было сильно обветрено и покрыто сеткой мелких морщин. Тёмно-серые глаза смотрели с прищуром, изучающе. Блёклые волосы трепал ветер. На мужчине была холщовая рубашка и джинсы. Он стоял, широко расставив ноги, обутые в закатанные рыбацкие сапоги.

– Вы кто? – вскочила, испугавшись, Стася.

Она удивилась, что незнакомец знает её имя. Но от него не исходило опасности. Стася сразу это почувствовала. В его взгляде она прочла усталость и отрешённость.

– Я приехал на рыбалку… Вот здесь недалеко, – он указал в сторону, – наши домики, в которых мы храним сети, – улыбнулся ей. – А вообще я – моряк. И начинал ходить в море под руководством твоего деда. Чудесный был человек. Пару раз я приходил к твоим бабушке и деду в гости, когда ты была ещё маленькой.

Моряк опять внимательно посмотрел на неё:

– Надо же, какая ты уже взрослая! Но всё те же большие глаза с огоньками внутри. И таких рыжих волос, как у тебя, нет на всём побережье! Хочешь? – он протянул ей бумажный кулёк с кусочками сухой рыбы.

Они сели вдвоём на камне и стали жевать янтарные ломтики аппетитной рыбки.

– После долгих рейсов я всегда приходил сюда, – сказал он, поддев ногой песок, – но никого здесь не встречал. Это было моё тайное место.

– Удивительно, но я тоже здесь никого ни видела. До последнего времени. Однако в прошлый раз встретила тут человека. Это было и его тайное место.

– Надеюсь, он хороший? – спросил моряк. – Обидно было бы иметь с плохим человеком одно тайное место на двоих.

– Он был очень расстроен. Искал здесь вдохновения.

– Да-а-а-а-а, – протянул моряк, – все мы здесь что-то ищем…

– А что ищете вы? – спросила Стася.

– Внутреннего покоя… Никак я его не мог обрести. С той поры, сколько себя помню, – он, закинув руки за голову, подставил лицо бризу и продолжил: – Знаешь, беспокойство всё время гнало меня куда-то. В дальние страны, в новые города… Однако нигде я его не встречал – этого самого покоя… Нет, сначала я восторгался экзотическими видами, необычной едой, незнакомыми людьми… Но в итоге всё приедалось, и беспокойство накрывало меня с новой силой. Пожалуй, ещё большей, чем раньше… И я бежал в новое место. Снова и снова. Искал город, где мне станет спокойно и хорошо.

– Так и не нашли? – спросила Стася.

– Мы ищем место на земле, где нет проблем. Но всегда проблемой являемся сами. Для себя… – ответил моряк. – Так что пока ты не найдёшь покоя в себе, ты не отыщешь его ни в одной точке мира.

– Да, это правда… – согласилась Стася.

Они вдвоём замолчали и долго сидели, застыв, глядя, как чайки, ловко лавируя, ловят мелкую рыбёшку в прибрежных волнах.

– Ой, – вскочила Стася, – я побегу! Иначе везде опоздаю.

Она подхватила корзину, распрощалась с моряком и пустилась в обратный путь.

Всю дорогу девушка думала о словах мужчины. Они породили в её душе смутные мысли и смятение. А она, она разве нашла себя? Есть ли в её душе покой? Жизнь в последнее время похожа на хаотичный калейдоскоп. Её закружило, как щепку, и крутит в водовороте событий. Может, то, что она сейчас называет покоем, просто её нежелание идти каким-то путём? Может, она всего лишь плывёт по течению? Так легче, но тогда она не владеет своей жизнью, ни к чему не идёт. И поэтому ни к чему не придёт… Стасе стало страшно. Но тут зазвонил телефон, и она услышала тёплый голос Станислава:

– Привет, Звёздочка. Я сдал экзамен! На отлично. После обеда – второй. И выезжаю к тебе. Я приеду к тебе завтра. Ты будешь ждать?

– Да! – её сердце подпрыгнуло до самых облаков. – Да! Я жду тебя каждую минутку.

Стася добежала до дома, быстро переоделась, собрала растрепавшиеся волосы в хвост и, попрощавшись с бабушкой, отправилась к Лесным ведьмам.

Те уже поджидали её на дороге у старой сосны. Вместе они пошли в незнакомую часть леса.

Через час пути ноги всё чаще стали увязать в чавкающих влажных травах. Началось болото. Ведьмы выстроились в ряд и шли за Урсулой. Деревья становились всё ниже, искривлённее. Наконец, Урсула указала рукой на заросли растений с длинными острыми листьями, уходившими корнями в мелкие заводи, которых здесь было очень многоЛидия выдала каждой небольшую острую лопатку и сказала Стасе:

– Это аир. Смотри, как нужно доставать его корни, – она опустила руки в воду, а затем быстро и ловко откопала первый корень. Он был длинным, бурым и кривым. Лидия надломила его и протянула Стасе: – Понюхай, как пахнет.

Внутри корень был нежно-розовым и пах смесью корицы и мандарина. Стася никак не ожидала такого приятного аромата от куска коряги, выловленной из мутной болотной жижи.

– Как вкусно! – поразилась она.

– Да, – сказала Урсула, – из-за этого запаха я люблю добавлять его в пироги, и тогда они пахнут очень аппетитно. Ниодна хозяйка не может отгадать секрет их приготовления, – Урсула звонко рассмеялась.

– А ещё эти корни лечат кашель, успокаивают боли в животе, – подала голос Висия, вытаскивая очередной, изогнутый как змея, корень.

Стася нагнулась и с опаской погрузила руки в тёмную воду. Быстро нащупав корень аира, она лопаткой отрубила от него кусок.

– Порошок этого корня лечит любые гнойнички, – перечисляла дальше Висия.

– А кроме того, им лечат мужскую половую немощь, – добавила Лидия.

Лесные ведьмы ещё долго рассказывали Стасе об аире. Они разбрелись по низинке и отрывисто переговаривались друг с другом, напоминая девушке сосредоточенных серых цапель на охоте. А Стася, доставая очередной корень опять чувствовал себя в нереальности: кто она? Как её сюда занесло? Что она делает? Девушка словно наблюдала за собой со стороны, но понимала одно – сейчас ей хорошо и спокойно.

Обратно шли медленно, нагруженные мешками с кореньями, с которых струйками стекала вода.

– Чего ты сегодня такая задумчивая? – спросила Лидия Стасю. – Скучаешь по Станиславу? Привела бы как-нибудь его к нам.

– Приведу, – пообещала девушка, – но думаю я о матери, – призналась она, – хочу рассказать ей о вас. О Станиславе. О своей новой работе. О том, что мне не по душе учиться там, где советует она. Однако моя мама вечно серьёзная, постоянно решает какие-то проблемы… Она так редко смеётся, так редко довольна… Я боюсь её расстраивать и не хочу доставлять лишних хлопот. И знаю, что всё, что скажу ей, огорчит её. Причём сильно.

– Смеётся не тот, у кого нет проблем. Смеётся тот, кто умеет это делать, – сказала Урсула. – Чаще всего постное лицо – это черта характера. Иной кричит и стонет, потому что ему укололи палец, а кому-то жизнь режет руку, а он держится. Болит у всех. Но надо залечить рану и двигаться дальше, а не цепляться за неё, требуя у всех подуть на больное место…

– Следи, чтобы самой не впадать в уныние. Гони от себя такие мысли, – сказала Висия, вздохнув, и бросила мешок из-за плеч на землю. – Давайте сделаем привал и отдохнём. Смотрите, какая славная полянка!

Она указала на заманчивый солнечный пригорок между старых сосен. Ведьмы одобрительно закивали, скинули тюки и прилегли среди высоких трав. Каждая нашла себе место по вкусу.

Висия положила руки под голову и продолжила разговор, глядя в небо:

– Печаль, как плесень, не остановится, пока не поглотит душу. Пока не покроет её чёрными пятнами тоски и безысходности. И не будет уже сил. Потому что печаль питается твоими яркими мечтами, искрящимися желаниями, чёткими планами, счастливыми надеждами… Постепенно она сожжёт всё в своём мрачном огне, обесцветит, оставив лишь пепел. И, вдохнув его, ты окончательно отравишься, обездвижишься и будешь бессильно повторять: «Зачем всё это? Смысла нет…» Поэтому так важно стирать следы печали с души.

– Ты всегда спокойна и весела, – подтвердила Стася.

– У каждого есть уголок, где давно поселилась печаль и, затаившись, ждёт своего часа. Просто я никогда не сдаюсь… – сказала Висия и умолкла.

Стася лежала на тёплом мягком мхе и думала о печали. Где-то стучал дятел, его удары отдавались многократным эхом в бору. Закуковала кукушка. По травинке над Стасей медленно ползла божья коровка. Она добралась до самого кончика былинки и, расправив крылышки, улетела. Над лицом девушки медленно прожужжал большой толстый жук. Было видно, как ему тяжело лететь. Стася опять улыбнулась. Надо гнать печаль. Надо находить ответы на свои вопросы. Но не сейчас. Сейчас она ничего не решит. Нужно время.

– Всему свой час, – будто прочитав её мысли, сказала Лидия и встала, отряхивая с одежды хвою. – Пойдёмте дальше.

Глава 16

Возвращаясь вечером домой, Стася встретила Старую Ксению. Та поднималась к маяку.

– Ой, какая же ты грязная, Стасенька, – засмеялась старушка, оттирая ладонью щёку внучки.

– Мы ходили на болота, – объяснила девушка.

Они вместе зажгли огни маяка и в сиреневых сумерках, добавивших в окружающий мир волшебства и уюта, вернулись домой. Стасю снова начала терзать тревога, и, когда они сидели за ужином, угощаясь запечёнными овощами прямо со сковородки, она спросила:

– Бабуль, а как ты принимала в жизни важные решения?

Старая Ксения, подложив внучке кусочек румяного перца, ответила:

– Всё очень просто. Я всегда спрашивала совета у маяка.

– Это как? – растерялась Стася.

– Надо подняться на маяк спросонок. В четыре утра, когда тело ещё спит, а душа бодрствует. Не отвлекаемая разумом и всякими мелкими глупыми хлопотами, ты услышишь ответ. Для правильного выбора всегда нужна тишина, – Ксения прожевала картофелину, а потом продолжила: – Сознание созревает тогда, когда мы перестаём спешить. В молодости всё проходит в суматохе. И только с возрастом ты учишься останавливать движение, а не торопиться везде и всюду. Ты замираешь, и тогда происходит чудо. Обыденность – все эти ненужные разговоры, шелуха эмоций, обострённые чувства… оседает, словно взвесь, и жизнь становится ясной и чистой. Ты начинаешь замечать каждую крохотную деталь своего бытия; понимать взаимосвязи, которые вдруг распутываются сами, хотя раньше казались тебе сложнейшим клубком проблем… И всё становится просто…

– И всё?

– И всё, – улыбнулась Старая Ксения. – Я тебе много раз в детстве говорила: «Когда торопишься – не спеши!»

– Точно! – вспомнила Стася.

Она рассказала бабушке о своих мыслях после встречи с моряком, о письме из редакции, об учёбе Станислава. И спросила совета. Ксения, подумав с минуту, обняла внучку, прижала к себе и, словно укачивая, сказала:

– Ты боишься не жизни, а перемен, которые с тобой случились. Ты не плывёшь по течению, а начала ясно выбирать собственную дорогу. То, что ты переживаешь, – это нормально. Всякий, кто выбирает своё будущее, волнуется. Это тревога художника, который сидит перед белым листом и собирается рисовать картину. Тем более если картина – это твоя жизнь. Но надо успокоиться, и тогда ответ придёт сам.

Чай они вышли пить на веранду, под аккомпанемент хора лягушек, которые прилежно старались перекричать друг друга. Ксения и внучка смеялись, вспоминали старые времена, пока с моря не задул ветер – надвигался небольшой шторм. Бабуля закрыла дверь, Стася убрала кухню, и обе поднялись наверх.

Через час в доме стало тихо.

Стася легла, ощущая сквозняк, гуляющий по комнатам. Она прислушивалась к звукам за окнами, к усиливающемуся ветру, от которого позвякивали стёкла, к шуму деревьев, скребущих по крыше. Стася вспомнила, как в детстве думала, что это чудовища бьются к ней. Они шкрябают своими когтями по крыше, неся страшные сны. И когда бабуля забывала закрыть у неё форточку, девочка испуганно бежала её захлопнуть, в полной уверенности, что если она сделает это быстро, то ей приснятся только добрые сказки. Обычно пол был холодным. Маленькая Стася добиралась обратно до кровати, представляя себя юрким ледоколом среди айсбергов, и грела ледяные ноги, плотно укутав их одеялом, под которым сворачивалась калачиком. Да, тогда это было целое приключение…

Только сейчас, когда Стася вернулась на побережье, она стала часто вспоминать детство. Удивительно, правда? Конечно, память о нём была внутри неё всегда. Но где-то похоронена, забыта, завалена повседневными мелочами… Знаете, как морской ветер незаметно оголяет на пляже большие камни, и ты одним прекрасным утром неожиданно обнаруживаешь их, хотя они были здесь всегда? Просто раньше эти глыбы прятал песок. Так и воспоминания Стаси тут стали появляться неожиданно…

Однажды, когда вечером на веранде она пила чай, слушая поскрипывания досок под креслом-качалкой, то увидела заходящее солнце, которое окрасило в розовый цвет барашки облаков, выстроившихся ровными рядочками над морем. И вспомнила, как в детстве думала, что земляничный зефир делают из таких вот облаков. Маленькая Стася в этом даже не сомневалась. А потом это стёрлось и забылось.

Когда Стася повзрослела, всё постепенно обесцветилось. Яблоки уже не так душисто пахли мёдом и звёздами, ночные сумерки перестали благоухать сказками и светлячками. Животные, которые окружали её, с возрастом уже не казались такими умными, как в детстве… А ведь раньше она ясно видела, что соседский пёс старательно предупреждает её о мальчишках за углом, а синичка за окном подсказывает математику…

И вот сейчас всё это снова стало возвращаться в её жизнь. Окружающий мир оживал, как фотография, погружённая в проявитель.

Как-то они с Висией сидели над обрывом, уставшие от сбора медовой полыни, которая только здесь, на утёсе, вырастала большими мощными кустами, и Лесная ведьма спросила у Стаси:

– Ну что, ты больше не плачешь, когда остаёшься одна?

– Нет, – ответила удивлённая девушка. – А откуда ты знаешь, что раньше в одиночестве я часто плакала? Ты увидела это в своём хрустальном шаре?

– Нет, – засмеялась Висия, потом стала серьёзной и объяснила: – Когда идёшь не своим путём, то до поры до времени хлопоты и заботы отвлекают от главного. Но лишь остаёшься одна, и не найти покоя. Что-то гложет изнутри, подтачивает. Просачивается из глубин души необъяснимыми слезами. Это забытые тобой детские видения и грёзы. В детстве ты знала точно, чего хочешь. Легко могла указать, в какую сторону идти. А потом навалились обязательства, выгода, ожидания родителей. Всё это нанизалось на нить собственного разума и утяжелило путь.

Висия замолчала, глядя на горизонт, а потом продолжила:

– Вот ты кем мечтала быть в детстве?

– Чайкой, – засмеялась Стася, – чтобы летать, куда захочу.

– Вот видишь. Чайкой быть неразумно. Гораздо разумнее быть экономистом…

Висия снова посмотрела вдаль и поднялась, схватив корзину с травой:

– Пойдём. Скоро стемнеет. А я хочу вернуться домой не за полночь.

…Стасину комнату осветила молния, сверкнувшая в окне. Пророкотал гром. Начинался шторм. Стены домика скрипели, и где-то размеренно хлопала ставня. Бум-бум-бум… От этого тревожного звука Стася не могла заснуть. Она встала, зябко ёжась, натянула старую бабушкину кофту и пошла искать незакрытое окно.

На обратном пути схватила с комода яблоко и взглянула в большое зеркало, прикреплённое в проёме между дверьми. Очередная молния, сверкнув, осветила фигурку девушки. Отражение ей улыбалось, у него сияло лицо. Стася подумала, что она очень даже миленькая. Она развела руки, и в зеркале напомнила сама себе большую белую птицу. Девушка вспомнила разговор с Висией на утёсе. «Да, – подумала она, – чайкой быть гораздо приятнее…»

Утром Стася заспалась. Шторм закончился, и было очень тихо. Иногда она просыпалась, но, прислушавшись, не открывая глаз, понимала, что ещё рано, и, повернувшись на другой бочок, проваливалась в медвяный сон. Ей снился Станислав. Они гуляли по пустоши и целовались.

Разбудил её требовательный стук по стеклу. Это Арон стоял на подоконнике и укоризненно косил на неё глазом, постукивая в окно острым клювом.

Стася вскрикнула, испугавшись Люси, на которую вчера накинула свою одежду. Одетый манекен со сна показался ей фигурой в белом. Потом она увидела, что на часах уже почти полдень. Ничего себе! А бабули не слышно. Стася похолодела – вдруг Ксении плохо? Она вскочила и понеслась к бабушке в спальню. Нет, постель застелена, всё прибрано.

Девушка, сбежав по лестнице, обнаружила на столе завтрак, заботливо прикрытый полотенцем и записку:

Стасенька, я сегодня еду в город сдавать анализы. Зайду к Агнии. Вернусь поздно. С. К.

Да, вспомнила Стася, бабушка накануне говорила об этом. Девушка быстро оделась, на ходу надкусила яблоко и выскочила на крыльцо. Там расхаживал Арон и, стукнув клювом по ступеньке, отрывисто сказал: «Плохо… Плохо…»

– Сама знаю, – согласилась с ним Стася и помчалась к Лесным ведьмам.

У них уже вовсю шёл приём, и девушка сразу же включилась в работу. Как всегда, Стася была на подхвате, но сегодня – особенно рассеяна. Разбила пару склянок, рассыпала колоду карт и перепутала порошки. Вместо успокаивающего разбавила в бокале нагоняющий сон. От него корпулентная пациентка Лидии заснула прямо на диване.

– Что же ты творишь?! – возмутилась ведьма. – Так же и отравить недолго. Там же на пузырьках чёткие надписи! Вот что мы с ней делать будем? Её ведь даже не перенесёшь в спальню.

Лидия ещё раз огорчённо оглядела громко похрапывающую гору кружев и тяжело вздохнула.

– Одна радость, что ты дала ей дозу, от которой она поспит недолго, – добавила Лидия. – А ты впредь будь внимательна! Ведьма не должна совершать ошибок. Что с тобой?

– Не могу ни о чём думать, – призналась Стася, – один Стас в голове. И все мысли только о нём.

– Ну уж соберись, – покачала головой Лидия. – Ромашковую мазь сможешь сделать?

– Да, – обрадованно закивала Стася.

Больше всего она боялась, что её отправят домой. Там бы на неё напала настоящая маета…

К вечернему чаю, наконец, проснулась полная клиентка. Сладко потянувшись, она сказала:

– Я спала как младенец! Давно со мной такого не было! И мне снился чудесный сон! Я была молода и на свидании, – она мечтательно закатила глаза, её щёки раскраснелись. – Пожалуй, я приду к вам поспать ещё!

В хорошем настроении, довольная, щедро заплатив, женщина ушла домой. Оставалась только одна посетительница. Урсула разговаривала с ней на веранде. Стася вынесла им чаю. Как она поняла из их диалога, посетительница всё время работала и очень устала.

– Ты с детства живёшь только обязанностями. Я вижу в твоей голове постоянный список дел. А иногда надо просто жить. И позволить себе расслабиться. Ты не умеешь ничего не делать. И это плохо. Порой надо просто полежать, отложив дела, – объясняла ей Урсула.

– Но я не умею лежать, если не болею, – возразила женщина.

– Значит, ты заболеешь, – сказала Урсула, – потому что телу иногда нужен отдых вне расписания. Научись его слушать. Это как пить, когда мучает жажда. Представь, как глупо пить по часам. Мы же не роботы.

– Я работаю всегда. И последнее время – превозмогая себя. Меня ничего не радует. Я просыпаюсь и хочу одного – снова заснуть.

– Так почему ты не возьмёшь отпуск? Ты же можешь себе это позволить, – удивилась Урсула.

– Поленившись раз, будешь лениться всю жизнь, – повторила чьи-то чужие слова женщина.

– А кто тебе сказал, что лениться – это плохо? Нельзя всё время только вдыхать. Надо и выдыхать, дорогая. Главное – гармония. Золотая середина, – Урсула сделала паузу и добавила: – Ты живёшь так, будто ешь одну бесцветную жижу. Без запаха и вкуса. Ты просто голодна. Ведь время от времени нужно кормить свои рецепторы счастья. Хорошими разговорами, приятной едой. Покорми свою душу. Дай себе что-то вкусное: пищу, человека, занятие, книгу… Прямо сегодня.

– Да? – задумалась женщина.

– Да, – похлопала Урсула её по плечу, – иди домой. И побалуй себя.

После этой посетительницы к Урсуле пришёл пожилой мужчина. Стася проводила его к ведьме, она разглядывала его старомодный костюм и седой пушок на голове. Пахло от него так, как пахнет от многих одиноких старых людей – прогорклым жиром, больной печенью и печалью.

Как только он сел перед Урсулой, тут же попросил зелье, чтобы вернуть любовь.

– Чью любовь ты хочешь возвратить? – спросила его ведьма.

– Дочери, – ответил мужчина и заплакал. – Я ушёл из семьи много лет назад. Теперь она уже взрослая. Недавно я увидел её, она ехала в машине и улыбалась. Я рад, что у неё все хорошо. Но с тех пор понял, как скучаю. Моя вторая жена умерла. Дети от этого брака со мной не общаются… – он громко высморкался в платок, – а моя дорогая Милена… Она так меня любила! Дайте мне зелье. Чтобы она снова любила меня. Как раньше!

– Вы уже сделали когда-то свой выбор, – строго сказала Урсула, посмотрев на его ладони, – и не в пользу Милены.

– Но тогда всё было сложно… Вторая жена не хотела нашего общения с Миленой, первая препятствовала…

– Ой, я вас умоляю, – отпихнула его руки Урсула, – только хватит этой чуши! Вы делали, как удобно вам.

– Но я осознал… я хочу видеть свою дочь… Дайте мне зелье!!!

– Я бы выгнала вас прямо сейчас. Но всё же попытаюсь объяснить. Может, вы поймёте, – Урсула посмотрела ему в глаза. – Когда нас бросают или отстраняются, то вырывают из нашего тела кусок живой плоти. Тут либо умереть от потери крови, либо выжить, но стать в чём-то инвалидом… Эта яма постепенно зарастает соединительной тканью. Да, она менее пластичная, но зато более крепкая. И даёт возможность жить дальше. Человек работает над собой, и со временем никто даже не замечает, что он был когда-то калекой. Но притяжения и связи с бросившим больше нет. Хотя порой и остаются ночные судороги обид, между тем и они со временем утихают.

– Но ведь всё можно исправить, пока мы живы! – возразил мужчина.

– Исправить можно то, что поломано. А вы пришли и принесли дочери обратно кусок её вырванного мяса. А место, где оно было, уже заросло. И что прикажете делать? Ради своего желания ушли, ради своего желания пришли… А брошенному предлагаете под нож ложиться, чтобы новую яму на старом месте вырезать? Это больно, чтоб вы знали. И тут надо спросить, а хочет ли она сама этого.

– Но я хочу …

– А она – нет. Не хочет настолько же, насколько вы хотите. И если вы уважаете своего ребёнка, то услышите её.

– Но я изменился!

– Вы ничуть не изменились. Такой же эгоист. Вы не услышали дочь в детстве. Вы не слышите её сейчас. Один раз уже сделали, как хотели. Теперь пришёл черёд делать так, как хочет она…

– Так что, не дадите мне зелья? – спросил он ещё раз, нервно поджав губы, и встал.

– Нет, – твёрдо ответила Урсула.

Стася проводила его до двери. Когда он ушёл, ведьмы отправились пить долгожданный чай. В избушке от жары были открыты все окна. Воздух в лесу прогрелся настолько, что над травой висело, колыхаясь, марево. Всех, кто вдыхал его, оно заражало медлительностью и ленью.

– Скоро День летнего солнцестояния, – отхлёбывая горячий напиток, сообщила Лидия, – это большой праздник.

– Мы будем его отмечать, как и в прошлый раз? – спросила Стася.

– Нет, гораздо красивее. И закончится он у реки. Она исполнит наши желания, – воодушевлённо сказала Висия.

– Здорово, я уже знаю, что попрошу, – мечтала Стася.

– Отгадать нетрудно, – засмеялась Урсула.

– Иди-ка ты домой, мечтательница, – закончила разговор Лидия, – никто больше не придёт. Мы будем отдыхать. В такую жару хочется лишь прилечь.

Лесные ведьмы проводили Стасю до двери.

В лесу было очень тихо, даже птицы попрятались от солнца. Казалось, неподвижный воздух тягуч и практически ощутим на вкус.

Стася шла медленно, думая о любимом. Она радовалась, что с каждой секундой всё скорее приближалась их встреча.

Его самолёт сядет в полночь, потом ещё два часа на машине. «Я не буду спать, – думала она, – дождусь, когда он мне напишет, что уже дома».

У маяка ей позвонила Старая Ксения.

– Я задержусь, переночую у твоей мамы. Мне надо завтра с утра на приём к врачу. Сможешь ли ты зажечь маяк и не забоишься ли спать одна? – спросила она.

– Бабуля, не волнуйся! Всё будет хорошо! – успокоила её Стася.

– Тогда пиши мне СМС каждый час о том, как у тебя дела, – попросила бабушка.

– Хорошо, – пообещала внучка.

Глава 17

После разговора Стася свернула к маяку. Ключей у неё с собой не было, но она знала, где бабушка прятала запасные. Так и есть – за кустами обнаружился тайничок с ключиком.

Стася открыла тяжёлую дверь и зашла внутрь. За жаркий день воздух в помещении нагрелся и был спёртым. Девушка не спешила домой и, чтобы растянуть время, решила подняться наверх, к открытой площадке.

Уже через несколько минут запыхавшаяся Стася открыла последнюю дверь и вышла на металлический балкон. Её встретил ветер. Но не такой, как в прошлый раз. Сейчас он был тёплым и ласковым, с запахом сухой земли и полыни.

Горизонт разделил мир на две синевы, проросших друг в друга. Внизу – тёмный ультрамарин, вверху – сияющая лазурь. И всё это царственно освещало огромное заходящее солнце. Оно проложило по морю широкую переливающуюся дорожку, которая ослепила Стасю и заставила зажмуриться. Через некоторое время девушка широко открыла глаза и осмотрелась. Море опалесцировало, словно состояло из жидкой золотой патоки. Теперь Стася ясно поняла, почему бухту называли Медовой.

Слева за лесом виднелись домики посёлка, в котором жил Стас. Справа – утёс, перелески, а вдали – Чёрные скалы, обрывающиеся в море. Пустынное место, но от этого оно и нравилось Стасе. Она опять оглянулась на посёлок, тщетно пытаясь разглядеть дом Станислава. За время его отсутствия в ней накопилось столько страсти и нежности, что она почти физически ощущала боль в сердце от невысказанности.

Стася опять посмотрела на солнце, которое почти коснулось моря. «Божественное время – закат, – подумала девушка. – Он заставляет замереть. Напоминает о времени, о недодуманных мыслях, об отложенных планах…»

Именно сейчас больше всего на свете ей хотелось признаться Станиславу в любви. Они ещё не произносили друг другу этих важных слов. Нет-нет, Станислав говорил, как Стася ему нравится, что она чудесная и необычная… Но…

«Я скажу ему главное на закате, в оранжевых сумерках, – решила она, – когда любовь самая сладкая. И даже если он не поймёт меня, слова эти осветятся последними лучами солнца и упадут в его душу золотыми искрами заката. Может быть, когда-нибудь они прорастут. А у меня будет ночь. На раздумья…»

С этими мыслями она спустилась вниз, включила огни, закрыла маяк и поспешила к лестнице.

До́ма было непривычно тихо. Стася поднялась к себе, переоделась, натянула на Люси своё платье, которое та пообещала бережно хранить до завтра, и с ноутбуком сошла на первый этаж. Есть ей не хотелось, но она всё же сделала себе бутерброд и, переписываясь с Вигой, нехотя его поглощала.

Что-то зашумело на улице. Стася, насторожившись, распрощалась с подругой и вышла на крыльцо. Так и есть – звуки извещали о том, что кто-то спускается по лестнице. Стасе стало ужасно страшно. Она побежала включать свет в саду.

– Кто там? – крикнула в темноту.

Но ей ответило молчание. Стася осторожно подошла к калитке:

– Эй, кто здесь?

На неё неожиданно выпрыгнула большая охапка цветов, из-за которой показалось счастливое лицо Стаса. Девушка бросилась к нему, они обнялись, но им мешали цветы. Тогда Стас просто кинул их на землю, схватил Стасю и прижал к себе так, словно хотел в ней раствориться.

– Знаешь, – сказал он охрипшим голосом, – кажется, я люблю тебя.

– Удивительно, но сегодня на маяке я думала, что скажу тебе это сама, – засмеялась Стася. – Но как ты оказался здесь?!

– Я не мог ждать. Узнал, что есть рейс с пересадкой, и полетел. Чтобы вернуться на пару часов раньше. И увидеть тебя.

– Пойдём, – потянула она его за руку, – я накормлю тебя.

Они собрали цветы и поднялись в дом. Стася стала накрывать на стол, но Станислав мешал ей – он обнимал её и целовал в шею. От этих поцелуев она покрывалась мурашками и её руки начинали дрожать. В конце концов, она не выдержала, положила нож, которым нарезала овощи, повернулась к Стасу, а он подхватил её на руки и понёс на диван…

Только когда они насытились друг другом, порозовевшие, с зацелованными губами, сели за стол. Они ели приготовленную Стасей яичницу, смеялись, время от времени опять целуясь, перегибаясь друг к другу через стол.

А потом они пошли к морю. Дул лёгкий прибрежный бриз, колыхая волосы влюблённых. Вдали мерцали огни кораблей. Стася подумала, что они не на Земле, а на какой-то загадочной планете. Мир вокруг был для неё новым, графичным: чёрным и белым. Он был прост, чёток и понятен, и от этого фантастически красив.

– Ты когда-нибудь плавала ночью? – спросил Станислав.

Она покачала головой. Тогда он разделся, стянул со Стаси платье, под которым ничего не было, и повёл её в воду. Наверное, одной ей было бы страшно в этой кромешной темноте. Но рядом был Стас, и она доверилась ему. А он, зайдя в воду по грудь, поднял Стасю на руки. Она обхватила его ногами, и они снова целовались под надкушенной убывающей луной. И не было больше никого в этом мире, только они вдвоём, упивавшиеся своим счастьем, только море, нежно омывавшее их тела и сохранившее их секрет…

А дома Стасю ждал телефон, который разрывался от звонков бабушки. «Я ложусь спать, у меня всё чудесно», – написала Стася в ответ, чтобы её успокоить.

Но, конечно, спать они не могли. Заснули, только когда потолок Стасиной комнаты окрасился в розовый.

«Странно, – думала она, проваливаясь в сон на плече у разгорячённого Стаса, – как удивительно приятно засыпать с ним в обнимку». Она ласково погладила любимого по груди. Теперь я буду скучать и по этому тоже, промелькнуло у неё в голове, и она заснула.

Вскочили они под звук будильника Станислава. Стася от нового неожиданного звука чуть не упала с кровати. Но её подхватил Стас.

Потом она нашла для него зубную щётку, и они вместе, хохоча и подтрунивая друг над другом, чистили зубы в маленькой ванной. Стас рассматривал Стасины картины, а она познакомила его с Люси.

– Я ещё не просыпался с двумя дамами в одной комнате, – улыбнувшись, сказал Станислав и приобнял манекен.

– Но-но, я буду ревновать, – ответила Стася.

– Даже к манекену?

– Ну, к Люси, пожалуй, нет, – засмеялась она.

За завтраком Стас проверил Стасины договоры из редакции и посоветовал подписать их прямо в таком виде.

– Да, и ещё, – добавил он, – мои родители хотят с тобой познакомиться. И приглашают тебя сегодня на ужин.

– О, а я тебя хотела познакомить с Лесными ведьмами. Я бы взяла к ним свою одежду и там себя привела бы в порядок! Ты придёшь за мной туда?

– Хорошо. Я буду к шести вечера!

Стася объяснила ему, как дойти до избушки ведьм, и проводила до порога. Позвонила бабуле, затем матери, потом поговорила с Вигой. Она была весела, много болтала, но главным ей не хотелось делиться ни с кем.

Подойдя к зеркалу, девушка посмотрела на свои припухшие, словно обветренные губы, коснулась их рукой, ощутив на пальцах запах тела Станислава, и улыбнулась своему отражению.

Когда шла к ведьмам, Стася потушила маяк и набрала им огромный букет цветов. Весь забор, окружавший владения бабушки, Старая Ксения обсадила красными розами и дикой лавандой. И теперь всё это разом зацвело и заблагоухало. Лаванда здесь росла некрупная, с бледными цветами, но невероятно душистая. Порывы ветра постоянно качали её, и казалось, словно это было ещё одно море – нежно-сиреневое.

Стася шла по пустоши, бриз колыхал её волосы, а она, вдыхая густой аромат букета, думала, что не забудет этот момент никогда. «Сейчас моя любовь пахнет лавандой», – крутилось у неё в голове. И она, вспомнив ночь, порозовела от счастья.

Ведьмам не надо было ничего объяснять. Они всё и так видели. Только Лидия качала головой, ей казалось, что для Стаси любовь – ранняя гостья. Выдержит ли она её силу? Не сломается ли?

Сегодня почти не было посетителей. Только две женщины пришли к Висии за советом. Стася помогла Урсуле прибрать домик, растолкла высушенные корни лопуха и разлила по бутылочкам настой одуванчика. В обед она созвонилась с бабушкой и, убедившись, что та уже дома и в хорошем расположении духа, отпросилась на встречу со Стасом.

Чем ближе было время свидания, тем больше девушка волновалась. В пять она уже достала и надела платье.

– Какая же ты хорошенькая! – воскликнула Урсула.

Стасе и правда очень шло лёгкое тёмно-зелёное платье в жёлтых хризантемах.

Около шести пришёл Стас. Он робко постучал в избушку. Ведьмы вышли его встретить.

– Ишь, какой красавец! – одобрительно сказала Урсула.

– Пойдём выпьем чаю, если, конечно, не боишься, – предложила ему Лидия.

– Не боюсь, – вскинул голову Стас и посмотрел на Стасю.

Они впятером пили чай с лимонными плюшками. Стас сначала притих, но потом, увидев, что женщины дружелюбны, разговорился.

Вдруг Лидия сказала:

– Стася, прошу тебя, перед уходом сходи набери в ручье родниковой воды, – и подала ей небольшой эмалированный бидончик.

Стася вышла на улицу, и, когда Лесные ведьмы убедились, что она отошла на такое расстояние, с которого не могла услышать их разговор, они повернулись к Стасу и Лидия сказала:

– Станислав, я знаю, сколько у тебя было женщин. Но Стасенька влюблена в первый раз. Не разбей ей сердце.

– Но я тоже её люблю. И так сильно люблю впервые, – возразил он.

Ведьмам понравилось, что парень не оробел и отвечает, защищая свои чувства.

– Естественно, впервые, ты ведь ещё не любил ведьму, – сказала Висия.

– Ведьму? Она что, настоящая ведьма? Я думал, Стася шутит или выражается образно.

– Нет, Станислав, она – самая настоящая, – посмотрела на него Урсула, – и ты не обязан любить её всю жизнь. Таких обещаний мы с тебя не возьмём. Но прошу тебя, просто будь с ней честен. Обещаешь?

– Обещаю, – тихо сказал Станислав.

– Я знаю, что тебя что-то тревожит, связанное со Стасей. Ты чего-то боишься? – спросила, вглядываясь в него, Висия.

– Да. То есть нет…То есть всё-таки, – он не знал, какие подобрать слова, – она… она иногда меня пугает, потому что как будто со мной и не со мной. Я окликаю её, а она словно не слышит. Но потом, потом словно просыпается.

– Стася – ведьма, – ответила Лидия и отошла к окну, задумавшись, – она живёт в другом пространстве. Когда силы внутри неё иссякнут, тогда она застынет: замолчит, замрёт, её взгляд застекленеет… Но не трогай её. Не касайся её. Не зови её… Она просто пьёт прохладный воздух. Ест горячее солнце. Закусывает солёной волной, впитывает блеск воды… Оставь её в покое. Не задевай её утомлённой души. Сейчас она завязана ветром, переплетена деревьями, обвита небом. В неё по капле вливается жизнь… Она насытится и сама вернётся в твой мир…

– И пока она любит тебя, всю эту энергию отдаст тебе, поверь. Пока ты с ней, у тебя будут самые настоящие крылья, – коснулась его плеча Урсула. – А вот и наша Стасенька, – сказала она, увидев девушку в окно.

…Когда Стас вёл любимую по лесу к машине, она, изнывая от любопытства, спросила:

– Они выпроводили меня, чтобы что-то тебе сказать, ведь так?

– Угу, – задумчиво ответил Стас.

– Что?

– Дали инструкцию по твоему использованию, – улыбнулся он и, развернув к себе, обнял девушку. – Я ещё не говорил сегодня, как я тебя люблю?

Он смотрел на её губы и чувствовал, что теряет контроль. Это болезнь или наваждение – Стасу было уже всё равно. Немного пугало только то, что впервые он испытывает чувства, в которых запредельная сладость граничила с невнятной болью.

Раньше под любовью он подразумевал игру. Забаву, которая происходит между двумя. Начинается она с перемигиваний и переглядываний. Он и она – двое кружат друг перед другом в осторожном танце. Непонятно, кто охотник, а кто – жертва. И это будоражит и сладко щекочет натянутые нервы. Игра, которая затягивает всё сильнее, словно сложная шахматная партия. И этот спарринг всегда выигрывал он, удаляясь и испытывая к побеждённой сопернице лёгкое сочувствие, которое оставляло на душе горьковатый след сожаления, но приятный привкус триумфа. В этой хитрой игре он достиг совершенства. Однако со Стасей всё было иначе.

Да, он был со многими женщинами. У него всегда был выбор, и он думал, что к 25-ти годам его ничем не удивишь… Но когда вчера они купались в море, Стася повернулась к нему спиной, и он увидел её хрупкие лопатки, они показались ему крыльями ангела. У него тогда потемнело в глазах. Она вся была как ангел – чистая, бесхитростная и открытая в своей любви, которую щедро, без оглядки дарила ему, ничего не требуя взамен. Она просто доверяла, повернувшись к нему в своей наготе, оголив вместе с телом и душу. И отчего-то Стасу впервые хотелось не показывать её всем, как тех, остальных, а затаить, уберечь, спрятать от чужих глаз…

Глава 18

Стас ловко вёл машину по неровной дороге, а Стася пыталась расспросить его о родителях.

– Да что о них говорить? Отец всю жизнь проходил в море, мать работает в администрации. Они хорошие люди, тебе понравятся, – успокоил он её.

Уже через полчаса Стася убедилась в правоте его слов, когда они подъехали к небольшому уютному коттеджу, спрятанному от посторонних глаз за деревьями. Родители Стаса действительно оказались добродушными людьми. Они приняли девушку очень ласково; видя, что она стесняется, не досаждали ей расспросами, проявив дипломатичность. Отец был немногословен – просоленный морем, он умел молчать. А мать Станислава любезно показала подруге сына дом и свои вышивки, которыми она увлекалась с давних времён. Потом они все вместе пили чай на задней веранде, и Стася совсем расслабилась.

После званого ужина Станислав повёз её кататься, но заехали они недалеко, в ближайшем же перелеске целовались как сумасшедшие. От этих поцелуев у Стаси кружилась голова, и ей снова казалось, что она парит…

Когда Стася приехала домой, бабуля ждала её на крыльце. Старая Ксения обняла внучку и долго рассказывала про обследования и о том, что всё вроде бы хорошо.

– Всё хорошо, – глухо повторила Стася, уткнув нос в бабушкино плечо, – ты даже не представляешь, как всё хорошо, бабуля.

Она обхватила лицо Ксении и стала его целовать. В щёки, в лоб, приговаривая:

– Как же я люблю тебя, бабушка! И пусть у нас с тобой и дальше всё будет хорошо!

– Хватит, хватит, – отпихивала внучку, смеясь, Старая Ксения, – мы с тобой всех лягушек распугали! Пойдём-ка спать!

Но Стася, улёгшись, долго не засыпала. Она гладила подушку, освещённую луной, на которой ещё недавно спал Стас, и улыбалась. Жизнь была бесконечно прекрасной!

…Проигрыватель судьбы опять приспособился к очередной пластинке в Медовой бухте и плавно заиграл новый мотив. В маленьком домике под маяком всё снова наладилось и вошло в иное русло. Стася подписала контракт с издательством, и ей скоро должны были перевести первые деньги. Для этого надо было ехать в город, но она всё медлила. С одной стороны, девушка очень скучала по Виге и даже по маме. Здесь, на расстоянии, образ матери смягчился, вспоминалось только хорошее. Мама всё же была к ней заботлива и добра, она любила дочь, как могла, всем сердцем – Стася это чувствовала. Пусть они и были не похожи.

Но, с другой стороны, при возвращении в город должен был состояться тот самый грандиозный разговор о её будущем. И Стася до сих пор не подобрала ни слов, ни выражений, она не могла понять, как донести до матери то, чего хочет душа. А ещё ей была невыносима мысль опять, хоть ненадолго, расстаться со Стасом…

Однажды, когда они сидели в любимом месте под обрывом, там, где кусты черёмухи сплелись с шиповником, и любимый целовал её, она вдруг оторвалась от него, приподнялась на локтях и долго смотрела на солнце, пока оно не коснулось моря, а потом сказала:

– Урсула говорила, что для настоящего счастья нужно очень мало… Мне кажется, я чувствую сейчас себя очень счастливой. И хочу только, чтобы ты любил меня так же, как люблю тебя я… Но теперь я всё время думаю…

– О чём?

Она пристально на него посмотрела:

– То, чего я хочу, – это много или мало?

Он промолчал. Потому что не знал, что ответить…

…Перед Днём летнего солнцестояния Лесные ведьмы дали Стасе передышку от занятий. Сами они должны были провести последние сутки в полном покое.

– Ничего нет волшебнее тишины, – сказала ей Лидия, когда они сидели со Стасей на веранде избушки и плели из ниток амулеты. – Если ты замолкаешь на сутки, то отчётливо слышишь голоса ангелов снаружи и внутри. А если можешь погрузиться в полную тишину, мгновенно ловишь все потоки этого мира. Для того мы и ходим в лесную пещеру, она здесь недалеко. Мы просто лежим там, пьём родниковую воду и плывём в потоке сознания. Когда-нибудь возьмём тебя туда, но не сейчас. Нынче ты вся пропитана Стасом. Ни сама не расслабишься, ни нам не дашь.

«А ведь она права, – думала Стася. – Я пропитана любовью. Но разве это плохо?»

– Любовь сделала меня сильнее, – произнесла девушка.

Лидия внимательно посмотрела на неё и ответила:

– Конечно. Любовь делает нас сильнее. Но она же и обезоруживает. В любви ты вывернута наизнанку, поэтому беззащитна.

– Ты так говоришь, потому что любовь всегда заканчивается плохо? – расстроилась Стася.

– Необязательно плохо. Но любовь всегда заканчивается, – объяснила Лидия.

– Всегда-всегда?

– Всегда-всегда…

– Но ведь любовь даёт нам крылья.

– А ты видела птиц, которые только летают? Таких нет. Они всё равно рано или поздно опускаются на землю, – Лидия, помолчав, добавила: – Или падают…

– Я не хочу об этом думать, – помотала головой Стася.

– Никто не хочет об этом думать. Главное, продлить чувство как можно дольше. Сначала всё в любви катится по инерции, а вот потом приходится прилагать усилия. Но должны стараться и он, и она. Если только один – ничего не получится. Любовь – она как танец. Двигаться нужно вдвоём, в одиночку любовь долго не унести.

– Но мы постараемся. Вдвоём! – воскликнула Стася.

Лидия, улыбнувшись, погладила её по щеке.

…Вечером ведьмы расцеловали Стасю и отправили домой, договорившись встретиться в праздник.

Обратная дорога была наполнена Стасиным воодушевлением. «Ура, – думала она, – завтра я весь день буду с Ним!» Она скакала, словно девчонка, поднимая босоножками на дороге облачка пыли, и радостно подпевала, едва касаясь разнотравья по обочинам, которое приятно щекотало ей ладошки. Её песня была проста и незатейлива: о солнце, о любви, о море. Слова сами складывались, мотив сам напевался, тут же подхватываемый ветром и уносимый в пустошь. Песенка застревала в ветках ближайшей опушки и, колыхаясь, постепенно гасла.

Позже Стася сидела на веранде, ела вкусный рыбный пирог, который обжигал ей рот, и поглядывала на солнечный пожар на море. Оно так неистово сверкало, словно было из горячей стали. А бабушкин пирог был ужасно вкусным, хоть и горячим, поэтому Стася не могла остановиться, застывая на секунду с открытым ртом, чтобы хоть чуть-чуть остудить очередной кусок.

Позвонил Стас, и пирог тут же был позабыт, как и всё остальное. Растворилось всё, только что ласкавшее девушку и доставлявшее удовольствие, – запах печёной рыбы, яркое море, тёплый ветер…

Стас предложил Стасе покататься завтра на яхте. И она не могла дождаться этого чудесного завтра. Перечистила кастрюли, переписала набело пару текстов, но стрелки часов двигались медленно, словно заговорённые. Бабуля качала головой, глядя на Стасину маету. Внучка слонялась по дому и поминутно вздыхала. Только бабушкин чай с травами хоть как-то успокоил Стасю, благодаря чему ей удалось уснуть после полуночи.

…Они встретились рано, когда зелень была ещё мокрой от росы, но над шоссе уже висело дымное марево миражей горячего дня, а тень деревьев, под которыми проезжала машина, не дарила прохлады.

Только когда дорога вырвалась к морю, задуло свежим ветром. Он ласково коснулся их лиц, взъерошил волосы, но тут же нагрелся на горячем капоте автомобиля.

Потом они долго ехали вдоль побережья до клуба, где у пристани их поджидала небольшая аккуратная яхта. И пристань была новенькая, пахнущая свежими досками, и яхта – беленькая, хорошенькая, такая, какой себе и представляла Стася.

Сначала Стас ставил паруса. Стася села на скамеечку, которую он называл кокпитом, и с восхищением наблюдала, как он проворно управляется с парусами и снастями. Стас напоминал ей сосредоточенное грациозное животное на охоте. Каждое движение было изящным и выверенным. Лицо – собранным и одухотворённым. Он постоянно смахивал длинную светлую чёлку с нахмуренного лба и щурился, принимая решения.

Когда Стас ловко вывел яхту из бухты, Стася звонко зааплодировала. А он только улыбнулся ей, воодушевлённо вдохнув свежий морской воздух. Парень попал в свою стихию. Здесь ему было хорошо и привольно.

Сначала Стас показывал девушке побережье. Они доплыли до Чёрных скал, с которых свешивались старые кривые сосны, и было совершенно непонятно, как они там, среди камней, держатся. А потом Станислав повернул яхту к маленькому необитаемому островку. У самого берега парень бросил якорь и позвал Стасю купаться.

Раздевшись, они прыгнули в воду, отчего подняли большие фонтаны брызг, и поплыли наперегонки до камня, торчавшего из воды. Стася смеялась и не могла плыть быстро, поэтому Стас ловко догнал её, закружил, вспенил воду вокруг и нырнул. Стася нырнула вслед за ним и открыла глаза. Их кожа в воде светилась от мелких пузырьков воздуха. На лице Стаса играли блики солнечных лучей, мягко преломлявшиеся через воду, волосы колыхались, словно водоросли, и она увидела, как он чётко одними губами сказал: «Я люблю тебя». Она ответила: «Я тоже». И вынырнула, вдыхая с воздухом невообразимое необъятное счастье. Оно было видимым, искрящимся, переливающимся вокруг всего радужными отсветами.

Потом они лежали на маленьком пляже островка и загорали. Стася погружала руки поглубже в песок, где он был прохладным, и, приподнимая горсти, наслаждалась тем, как он медленно сыплется между пальцами.

Стас склонился над ней. Она открыла глаза и сквозь мокрые ресницы смотрела на его лицо, которое было близко-близко, так, что она чувствовала, как от него пахнет апельсинами.

– Ты заслонил мне солнце, – ласково сказала она и погладила его по спине, – заслонил мне солнце… И весь мир…

– Это плохо? Что я заслонил весь мир? – спросил Станислав и наклонился ещё ближе, почти коснувшись своими губами её губ.

– Не знаю. Наверное, хорошо. Но только если всё рухнет, у меня не останется мира, – проговорила Стася.

Вместо ответа он поцеловал её.

…Когда они возвращались в Медовую бухту, обгоревшие, но переполненные счастьем, Стася сказала:

– Это был самый счастливый день лета!

– У нас будет ещё много таких дней, – пообещал Станислав.

«Да, – подумала Стася, – у нас ещё вся жизнь впереди!» И от волнения покрылась мурашками…

Только дома за ужином со Старой Ксенией Стася обнаружила, что потеряла кулон с чайкой и жемчужинкой.

– Не расстраивайся ты так, – утешала её бабушка, – море дало, море взяло.

Перед сном она написала об этом Стасу, и он пообещал, что купит ей подвеску ещё лучше и ещё красивее. «Не надо», – отвечала Стася, улыбаясь.

Она откинулась на подушки, с наслаждением потянулась, чувствуя обгоревшие плечи и спину, которым было приятно касание прохладных простыней. Закрыла глаза и перед ней снова встало лицо Станислава. И уже не покидало её до утра. Она прижалась к нему щекой, подумала, что долго не заснёт от жаркой ноющей боли на коже, и тут же, убаюканная длинным днём, утомлённая впечатлениями, провалилась в глубокий сон…

…С утра Стася, нарядившись, отправилась к Лесным ведьмам. Те уже вернулись из пещеры. Лидия с Урсулой собирались на праздник, а Висия пила кофе на веранде. Она предложила Стасе:

– Хочешь, тебе тоже налью, а потом погадаем на гуще?

– Давай! – обрадовалась Стася.

Они чинно сели рядышком и стали медленно, мелкими глоточкамипить чёрное варево Висии, которое та называла кофе. Опустошив кружечки, закрыли их блюдцами и перевернули. Потом начали разглядывать замысловатые рисунки.

– Смотри, у меня дорога, – сказала Висия, указывая ноготком на петляющий путь из кофейных остатков. – А что у тебя?

– Не пойму, то ли холм с крестом, то ли цепочка с крестиком… – рассуждала Стася, вглядываясь в свою чашку.

Висия посмотрела и сказала:

– Крест – нехороший знак… Больше похоже на холмик и дерево. А это – к счастью.

Урсула же, заглянув в Стасину чашку, пробормотала еле слышно:

– Вижу и то, и другое…

Но тут на крыльцо вышла Лидия, и они вчетвером отправились в Священную рощу.

Это было красивое светлое место, заросшее старыми берёзами с потрескавшейся белой корой, под которой обнажалось их угольное нутро. У корней одного из деревьев лежал старый жернов. Его использовали как кострище.

Ведьмы разожгли огонь, яркими померанцевыми лентами взвившийся к небу. Женщины приносили дары лесу, бросая в костёр тра́вы, которые он молниеносно пожирал, превращая в хрупкие алые прутики, рассыпа́вшиеся искрами от одного дуновения ветра.

Позже ведьмы гадали по рунам и плели венки из лесных цветов, росших здесь же рядом, в овраге.

Когда солнце начало жмурить глаза и в мире стало темнеть, ведьмы отправились к реке. Петляя среди деревьев, в конце своего пути она вырывалась на свободу в море. В удобном месте ведьмы спустились до самой тёмной её воды. Река медленно бурлила, извиваясь у их ног. Лидия брала каждый венок и читала заклинание на старинном языке. Это был забытый язык жизни, он звучал словно карканье, звериное завывание и птичий свист. Потом Лидия отдавала венок владелице. Один венок – одно желание. Стася сплела для себя два.

– Что ты просишь у духов? – тихо спросила, нагнувшись к девушке, Урсула.

– Любви прошу счастливой, – замерев, ответила Стася, – и ещё… найти слова и достучаться до матери. Чтобы она меня поняла!

Девушка взяла свои венки и опустила их в воду, подтолкнув рукой от берега. Вода зажурчала вокруг них, закружила и понесла полученный дар.

– Ну, теперь следи, – если не утонет венок, то всё исполнится, – сказала Висия.

Оба Стасиных венка накрыла волна, и они исчезли из виду. Девушка обомлела, сердце её упало в пятки. Но река пожалела её: прошёл миг и мокрые венки всё же всплыли, упрямо двинувшись навстречу морю.

– Хоть и через трудности, но получишь ты своё, – кивнула Лидия.

Ведьмы собрались в обратный путь. В тихих сумерках они медленно шли по хвойному лесу, который казался торжественным и печальным из-за островерхих елей, застывших в скорбном молчании. Где-то заухала сова. У Стаси тревожно заныло сердце, и она поспешила догнать подруг, от которых, задумавшись, подотстала.

Девушка прислушалась к мирному разговору Урсулы с Висией и сразу успокоилась. Те говорили о слабостях.

– Стасенька, а ты знаешь, какое самое слабое место в человеческой душе? – неожиданно спросила её Лидия.

– Любовь, наверное, – подумав, ответила Стася.

– Нет, дорогая. Нет, – покачала головой Лидия. – Самое слабое место души – чувство вины и жалости. Именно туда привычно пинают родители, знакомые и даже нищий с кружечкой для подаяний. Сгибаясь под мгновенной болью, гораздо легче уступить, чем сопротивляться. Иначе удары осуждения и критики обрушатся один за другим… И всё же – защищайся. Это очень важно. Чтобы не растратить себя по мелочи, чтобы не раздать без остатка. Чтобы самой выбирать, куда идти, что делать и как жить. Мы сами должны решать, что рисовать на листах своей жизни, в ином случае другие растратят нас, как стопку для заметок…

«Да, – подумала Стася, – как это верно».

Наконец, утомлённые паломничеством, они вышли из леса. У самой развилки дорог, перед тем как попрощаться, каждая ведьма обняла Стасю и что-то ей пожелала.

– Пусть твой путь будет лёгким, а сердце мудрым! – сказала Висия и поцеловала девушку в лоб.

– Пусть любая печаль не сломит тебя, а сделает сильнее, – пожелала Урсула и чмокнула Стасю в левую щёку.

– Будь сильной! – прошептала Лидия и коснулась губами правой Стасиной щеки.

Когда девушка повернула к дому, Лидия ещё раз окликнула её и спросила:

– Хочешь, мы проводим тебя до порога?

– Нет, – улыбнулась Стася.

– Тогда, если что – звони, – ответила ей самая старшая из ведьм и, посмотрев на удивлённую Висию, добавила: – Я знаю про телефоны. Так что, Стася, звони, если будет нужна помощь…

Глава 19

Задумчивая, Стася возвращалась домой, и, только подойдя к лестнице, она вдруг удивлённо увидела, что маяк не зажжён, хотя было уже темно. Она зашла и включила огни. С ноющей в сердце тревогой помчалась домой, и у неё совсем подкосились ноги, когда она не увидела огней ни в одном окне.

Трясущимися руками девушка открыла дверь и шагнула в пугающую темень дома. Нащупала кнопку и включила свет. На полу кухни лежала Старая Ксения. Это была какая-то неестественная, невозможная картина. Стол уютно накрыт к ужину, на тарелках разложена еда… И бабушка на полу. Стася на секунду замерла от ужаса и даже зажмурилась, но потом подскочила и потрогала шею старушки. Она была тёплая, и, хоть слабо, однако чувствовался пульс.

– Бабушка, бабушка! – Стася начала сильно, но аккуратно хлопать Ксению по посеревшему лицу.

Та застонала. Стася принесла ей воды и, приподняв голову, напоила. Потом помогла встать и уложила на диван.

– Что произошло? – испуганно расспрашивала внучка.

– Наверное, я перегрелась. Не волнуйся, – успокаивала её слабым голосом Старая Ксения, – я весь день провела на солнце…

– Бабуля, может, всё же ты тогда слишком сильно ударилась? – настаивала Стася.

– Брось, всё нормально, – отвечала бабушка, – отлежусь, и всё наладится.

– Хорошо, – сказала Стася с твёрдым намерением позвонить матери и вызвать для Старой Ксении врача на дом.

Но, чтобы не волновать бабушку, она ничего ей не сказала. Накормила, дала лекарства, помогла умыться, а потом они сидели в потёмках, и Стася расчесала мягкие длинные седые волосы бабули, заплела их в косу, после чего уложила Ксению спать.

Стася ушла к себе в комнату. Она открыла окно в прохладную ночь. На улице шёл дождь. Он подкрался незаметно, в потёмках, и тихо зашуршал по деревьям, жадно подставившим ему свои листья. Воздух густыми волнами врывался в комнату и в душу девушки. Он впитал пыльцу цветов, дневной крик чаек, запах каждой травинки…

Стася почувствовала благодарность сытой, посвежевшей, напившейся земли, которая давно скучала по небесной влаге. Девушка выставила руки под колючие струи, и ладони быстро стали мокрыми. В угольном мире за окном дождь чуть обозначил силуэты деревьев и каменную дорожку. Она переливалась в темноте, словно живая, напоминая чёрный ручей. Стася вспомнила свои венки. Сейчас они плыли где-то в море. А возможно, русалки давно утащили их к себе. «Какая же я эгоистка! – отчаянно подумала она. – Надо было попросить для бабушки здоровья!»

Чувствуя себя виноватой, Стася позвонила матери и попросила помочь. Они договорились, что завтра к Старой Ксении приедет врач.

Ночью Стася много работала. Из редакции ей прислали макет книги, и надо было его проверить. Она вносила правки в тексты до самого утра, пытаясь игнорировать смятение сердца. Пока не почувствовала, что ногам стало зябко. Стася оглянулась – по комнате в предрассветной мгле гулял сквозняк. Он поднимал лёгкие шторы, шевелил страницы книги, раскачивал рукава шёлковой кофточки, накинутой на Люси. Девушка посмотрела на манекен, и ей стало совсем холодно. Она закрыла окно. Дождь давно прекратился, смыв ночь с неба, но окрасил его и море в тревожный безжизненный цвет. Даже рассветное зарево сегодня было мутным и блёклым.

Стася тихо, стараясь не шуметь, спустилась на кухню. Ей было так холодно, что она решила сделать себе чаю, каким обычно грелась бабушка. На плите она вскипятила старый чайник. В кладовке в кружку отсыпала щепотку чёрного чая, нашла мясистый корень имбиря и срезала с него пару сочных пластин, которые сразу ударили в нос ядрёным запахом. Потом тоненькой спиралькой отрезала кружок лимона, плеснула ложечку коньяка и залила всё это кипятком. Когда чай подостыл, она добавила туда липового мёда и, замотавшись в плед так, что торчала только её взъерошенная макушка, села у окна, глядеть на светлеющее небо. Напиток моментально согрел её и даже немного унял внутренний озноб.

Стася сбегала на маяк выключить огни, потом быстро приготовила завтрак. Она разбудила бабушку и, когда та спустилась, робко сказала:

– Бабуль, ты не злись, но скоро приедет доктор.

– Ну вот к чему это? – рассердилась Ксения. – Со мной всё хорошо.

Они ещё минут сорок припирались и даже почти поссорились, но обе вздрогнули, услышав стук калитки. Это пришёл врач.

Он был достаточно молодым русоволосым мужчиной с гладко выбритым лицом и серьёзными глазами. На нём был твидовый пиджак, а в руках он нёс саквояж.

– Здравствуйте, доктор Петер, – поздоровалась с ним Старая Ксения, – вот не надо было вас беспокоить! Со мной всё хорошо! Это внучка забила тревогу!

– Здравствуйте. Я Стася, – решительно протянула врачу руку девушка, – не слушайте её. Вчера она упала в обморок. И я за неё очень волнуюсь!

– Правильно сделали, – спокойно ответил доктор Петер, раздеваясь.

Он привычно пошёл помыть руки, было видно, что врач здесь не впервые и хорошо ориентируется.

– Пойдёмте хотя бы наверх, – ворчливо сказала ему Ксения. – А ты, Стася, пока приготовь доктору кофе.

Петер и Ксения удалились.

Девушка накрыла стол и начала ждать, когда спустится врач. От страха она грызла ноготь и в попытке отвлечься от роя назойливых мыслей сосредоточенно смотрела, как за окном, сопротивляясь порывам, балансирует в воздухе чайка. Белая с чёрным крылом.

Стася, задумавшись, не заметила, что Петер уже спустился. Он тронул её за плечо.

– Ой, садитесь. Вот ваш кофе, – вскочила девушка.

Врач присел и отхлебнул из кружки.

– Знаете, – сказал он, – Ксения долго меня упрашивала никому ничего не говорить, обещая, что расскажет сама. Но это уже слишком затянулось, – он помолчал. – У вашей бабушки рак. Она умирает. И знает она это с зимы.

Стася осела, вглядываясь в лицо доктора. Она не могла понять, что именно он сейчас ей сказал. Его слова слиплись в чёрный противный кусок и не помещались в её голове.

– Ей надо в больницу. Я давно настаиваю. Но теперь ситуация ухудшилась, и я не могу больше ждать, когда она скажет вам всем сама.

– Ей надо в больницу, – словно заворожённая, медленно повторила Стася, пытаясь вникнуть, почувствовать на вкус то, что он говорил. Но вкус у этих слов был горьким и противным.

Слова врача проникали в душу Стаси, словно тяжёлые глыбы падали в море и медленно шли ко дну, поднимая облака взвеси, делая мир мутным. Бабушка умирает… Как это уложить в голове?

Стася закрыла глаза и отчего-то вспомнила себя в шесть лет. Она стоит, схватившись за край этого самого стола, и зачарованно смотрит на молодую бабулю. Та улыбается, поправляя косынку на голове, и убирает под неё светлые пряди. Ксения подхватывает мягкое упругое тесто и, подбросив его, кидает на столешницу, покрытую мукой. Белые облака взлетают, бабушка хохочет, показывая ровные влажные зубы, и у её глаз расходятся светлые лёгкие морщинки. Стася протягивает пальчик и вдавливает его в тёплое живое тесто. Она смотрит на доброе лицо Ксении и думает, какая та красивая в льняном переднике с вышитыми цветами…

– Вам плохо? – трогает её за плечо Петер.

Стася словно проснулась и зарыдала.

– Вот этого я и не хотела, – говорит, спускаясь Ксения.

Она неловко застёгивает кофту, пытаясь делать сердитое лицо, но ей отчаянно жаль внучку.

Стася бросается к ней. Старая Ксения гладит её по спине и говорит:

– Стася, ничего уже не поделаешь…

Врач вскорости ушёл, оставив на столе направление в больницу и строго приказав явиться туда не позже завтрашнего дня. А Стася вынуждена выдержать разговор с Агнией. Та рыдает, кричит в трубку, что «она так и знала, что ничем добрым эта жизнь на маяке не закончится!» У всех окончательно портится настроение. Стася обещает, что сегодня же вечером привезёт бабулю в город на лечение…

Потом Стася и Ксения долго сидели на крыльце. Обе без сил и без слов. Стася так много хотела спросить. И не решалась, украдкой глядя на прозрачные задумчивые глаза бабушки.

В обед девушка сбегала к ведьмам. Те встретили её объятиями. Они давно всё знали. Ещё ранней весной. Как только ведьмы пришли в этот край, к ним заглянула Старая Ксения. Она не просила об исцелении, не искала его и не надеялась. Хотела лишь получить средство от боли. И ведьмы снабжали её сильными травами…

Станислав, как только узнал, примчался к возлюбленной. Он встретил её по дороге от ведьм, обнял и долго утешал. Они сидели под маяком, Стася плакала, а Станислав гладил её по волосам и успокаивал, как мог. Потом он проводил её до дома и пообещал вечером отвезти их в город.

– Знаешь, мне кажется, всё будет хорошо, – сказал он ей напоследок.

– Правда? – она взглянула на него с надеждой.

– Да, – твёрдо произнёс он.

Ребята разошлись, чтобы через пару часов встретиться вновь.

Старая Ксения договорилась с братом Януша, что тот будет зажигать и тушить огни. Он каждое утро рано вёз с фермы в город продукты и мог, сделав крюк, заезжать к маяку.

Станислав перетаскал вещи наверх по лестнице в машину, потом помог подняться Ксении, и они, заперев дом, отправились в путь.

Через три часа уже въезжали в пыльный пригород. Стася показывала дорогу до их городского дома. В переулке ходила Агния. Она ждала их целый час, накручивая себя. Когда Агния увидела Ксению, выбиравшуюся из машины, кинулась к ней, громко рыдая.

– Матушка, на кого ты меня оставляешь?! – кричала она, вытирая слёзы.

– Ну, будет, будет. Я ещё не умираю, – обняла её мать.

Агния, схватив сумку Ксении, недовольно покосилась на Стасю, которая уж слишком долго прощалась с водителем.

– Кто это? – шёпотом спросила она у матери.

– Это мальчик Стаси – Станислав, – объяснила Ксения.

– Какой ещё мальчик? – недовольно проговорила Агния, поднимаясь на крыльцо. – Нам ещё мальчиков не хватало. И так горе в доме! То-то я гляжу, что Стася как-то изменилась. Мам, ну ты-то куда смотрела? – с упрёком сказала она Старой Ксении.

– Любовь – это же прекрасно! – ответила ей мать.

– Но Стасе учиться надо, а не в любовь играть. Вот специально же к тебе отправила, чтобы не загуляла. А она и там себе приключения нашла… Стася, иди в дом! – крикнула Агния дочери.

Девушке очень хотелось поцеловать Станислава. Но на крыльце стояла мать, и Стася только погладила его по руке.

– Я буду приезжать часто-часто, – пообещал Станислав и чмокнул её в щёку, уколов щетиной.

– А я буду ждать тебя, – помахала ему Стася.

Она смотрела вслед машине, пока та не скрылась из виду за поворотом. Потом, напряжённая, пошла к матери.

– Что за Станислав такой? – строго спросила её Агния.

– Мам… мы встречаемся, – робко подбирая слова, переминалась с ноги на ногу Стася, пытаясь прошмыгнуть в дом.

Но мать загородила проход.

– Он хоть из хорошей семьи? Ты знаешь его родителей? – заглядывала с тревогой в лицо дочери Агния.

– Да, мама. Его отец – капитан. У них свой дом, есть небольшая яхта, – пыталась задобрить мать Стася, но от этих слов на душе появился противный, мерзкий налёт. Девушка ненавидела себя в тот момент, словно продавала повыгоднее свою любовь.

– Да? Ну что ж, хоть здесь ты не сплоховала! – обрадовалась Агния. – Надо будет к нему приглядеться. Пригласи его к нам на ужин.

Агния отступила, пропуская дочь.

Дом встретил Стасю привычной чистотой. Она оглянулась, и тут же тысяча правил быта матери всплыла в её голове: «Дверь в гостиную всегда открыта, дверь же в кладовку приоткрыта наполовину, чтобы кошка могла заходить. На кухне лёгкие шторы задёрнуты. Всегда. В столовой же, наоборот, всегда открыты, но так, чтобы на их складках были видны красные пионы. Стулья за столом стоят параллельно друг другу и всегда наполовину задвинуты под сам стол…» Если в детстве Стася забывалась и делала иначе, то мать старательно поправляла всё «как нужно» и терпеливо обучала дочь, пока у той не выработалась привычка ставить каждую вещь на место. Стася была послушной и не сопротивлялась – нужно так, значит, нужно так.

Она ещё раз оглянулась и побежала наверх, в свою комнату. Стасе показалось, что здесь она не была много-много лет… Всё чисто прибрано, всё по полкам и местам. Лимонный абажур мягко освещал стеллажи с книгами и старыми игрушками – Стася собирала когда-то плюшевых медвежат и небольших куколок, которым шила одежду. У самого окна была её старая кровать, застеленная толстым сине-зелёным пледом, рядом стоял письменный стол со стулом. Вот и всё нехитрое убранство её комнаты. Однако там, где раньше над кроватью Стаси висели её рисунки, прикреплённые канцелярскими кнопками: русалки в море, девушки в кимоно с зонтиками в парке и сказочный дворец с красивыми витыми башенками, Агния повесила постер в рамке, на котором были изображены ярко-жёлтые нарциссы.

– Правда, теперь красивее? – спросила мать, зайдя вслед за дочерью в комнату.

– Да. Красиво, – ответила Стася.

Через полчаса три женщины сидели в гостиной и молча без аппетита ковырялись вилками в макаронах. Агния вздыхала, повторяя:

– Что же теперь будет, мама?

Старая Ксения сердилась и тоже вздыхала. А Стася старалась вообще не дышать, чтобы не привлекать к себе внимание. И, конечно, от напряжения, то роняла вилку, то разливала чай. Мать огорчённо смотрела на неё, качая головой.

После они обсудили завтрашний день и разошлись по комнатам.

Стася дождалась СМС от Станислава о том, что он приехал домой, и созвонилась с ним. Но пообщаться не удалось. Хотя девушка говорила шёпотом, через пять минут в стенку постучала Агния:

– Хватит болтать, Стася! Завтра рано вставать.

Но та ещё долго переписывалась под одеялом с Вигой и Станиславом. Он обещал приехать послезавтра вечером. На этом они распрощались. И Стася, закрыв глаза, услышала, как в коридоре со скрипом и шорохами старые часы надрывно отмерили два часа.

Глава 20

С утра мать ушла на работу, надавав дочери поручений. Старая Ксения и Стася наскоро поели и отправились в больницу. Корпуса́ клиники располагались не так далеко, пешком минут двадцать, поэтому решено было пройтись.

Как только они вышли из подворотни, Стасю окликнули. Это были две бывшие одноклассницы. В школе она с ними почти не общалась, поэтому сильно удивилась, что девушки улыбались ей и махали руками. Раньше, даже если Стася с ними здоровалась, они её просто игнорировали.

– Привет, Стася! Как здорово, что ты вернулась! – душевно сказала одна и протянула руку для приветствия.

Вторая подошла ближе и обняла Стасю, сказав:

– Так рада тебя видеть!

Стася растерялась и напряглась. Она не понимала, что происходит. Ей всегда казалось, что большинство сверстниц не замечает ни её появления, ни её ухода. Но всё прояснилось тут же.

– Говорят, ты учишься у Лесных ведьм? – спросила первая одноклассница.

– Кто говорит? – настороженно произнесла Стася.

– Да весь город! Ты нашей соседке на картах гадала, когда она ходила к вам в лесной домик. А мне разложишь? – попросила вторая. – У тебя ведь они с собой? Ты их носишь в этой сумочке? – указала она на Стасину сумку, в которой действительно лежала подаренная Висией колода карт.

– Мне сейчас не до этого. Мы спешим, – ответила Стася, схватив бабулю за руку.

Они шли по улице и молчали. Старая Ксения думала о своём, а Стася переживала и за болезнь бабули, и за то, что скажет мать, когда узнает про Лесных ведьм. Её охватила паника. Она еле волочила ноги, чувствуя себя выжатой. Удивительно, однако раньше ей казалось, что она любит их улицу. Теперь же видела только жёлтые потрескавшиеся стены и мутные окна. Взгляд искал зелени. Но её здесь было мало: лишь цветы в палисадниках и вырвавшиеся из запертых дворов деревья, махавшие им ветками сквозь решётки заборов, словно больные из окон закрытой лечебницы. Стася пыталась уловить запах растений. Но не могла – всё перебивала пыль. Мимо проехала поливальная машина, обдав их прохладным облачком капель; идти стало легче.

– Бабуля, ты только выздоровей, пожалуйста! – взволнованно попросила девушка, когда они подошли к больничным воротам.

Ксения опять промолчала.

В холле больницы было прохладно и пахло спиртом. По мелкой цветной плитке на полу скакали солнечные блики. Сновали загруженные медсёстры в строгих халатах. Ксения указала на кабинет доктора Петера.

Он принял их ласково, дал кипу направлений и отправил в больничный корпус, заметив:

– Если вы, милейшая Ксения, будете лечиться, то ещё долго нас не покинете. А вы, Стася, после того как проводите бабушку, найдите меня в парке на центральной аллее. Мы с вами побеседуем.

Больничный корпус встретил их тишиной, было слышно только, как где-то набирают воду. Многие пациенты принимали процедуры или гуляли в парке. Стася с Ксенией прошли по светлому гулкому коридору до последней палаты, на которую им указала врач, принимавшая документы. У двери бабушкиной палаты стоял разлапистый фикус.

– Вот мне и личное последнее дерево, – грустно улыбнулась старушка, глядя на его большие листья.

– Это же ненадолго – успокоила её Стася, – а потом ты вернёшься домой.

– Как знать, как знать, – покачала головой Ксения, – Агния вчера перед сном настаивала на моём переезде к вам. Она хочет, чтобы я продала дом… Мне страшно, что она меня не отпустит обратно.

Стася обняла бабушку:

– Не переживай! Вместе мы победим. Главное сейчас – лечиться.

Они зашли в чистенькую палату с белыми жалюзи на окнах. Здесь были четыре кровати, но только одна из них свободная. Её и заняла Старая Ксения.

Стася помогла бабушке разложить вещи и спросила:

– Что тебе принести? Я приду после обеда.

– Знаешь, принеси мне какую-то книгу. Я совсем забыла взять что-нибудь почитать.

Они попрощались, и Стася побежала к доктору Петеру. Нашла его очень быстро – он стоял в начале аллеи и разговаривал с пожилой пациенткой. Увидев девушку, обрадовался, улыбнулся и пошёл ей навстречу.

– Стася, давайте присядем здесь, – указал на одну из скамеек. – Я хотел, чтобы вы чётко представляли картину. Положение вашей бабушки непростое. Всё усложняется тем, что она не лечилась. Она дважды начинала и дважды сбегала из больницы. Сделайте так, чтобы третий раз довела начатое лечение до конца. Сейчас идёт речь о том, что, возможно, ей понадобится операция.

– Да, я постараюсь, – закивала Стася. – Теперь стану бороться вместе с ней.

– Отлично. Дайте мне свой телефон, и я буду сообщать вам первой новости о ней, – попросил доктор.

Он проводил её до самых ворот и долго смотрел ей вслед, думая о том, какая славная девушка эта Стася. Что-то в ней было особенное. Когда солнце переливалось в её волосах, они напоминали бочок пятнистого оленёнка. Он еле сдерживался, чтобы не коснуться их. И глаза у неё были бездонные, глубокие. Доктор вспомнил, как однажды зимой в детстве скатился на санках по припорошенному склону к занесённой реке. Он упал на снег и захотел увидеть, как выглядит замёрзшая вода. Петер расчистил пятачок до самого льда. Вот таким был тогда тот лёд: серым, в светлых прожилках, переливающимся и живым. Как Стасины глаза. В них были и кротость, и твёрдость, и невероятная притягивающая сила.

…А Стася в это время шла к рынку и звонила Станиславу. Тот её успокаивал, утешал, как мог, говорил много добрых, милых глупостей, и каждое его слово остужало её нервы и заставляло спокойнее биться сердце.

Улицы были полупусты. В такую жару в городе те, у кого не было дел, либо шли на пристань, либо сидели по домам. На очередной из улочек Стася опять встретила стайку знакомых девушек из школы. Они подошли поболтать с ней и выведать, каково это – учиться у ведьм. Стасю напрягали такие расспросы. Она опять отделалась извинениями, что очень спешит.

И вот среди домов разлилась, зашумела, заголосила ей навстречу рыночная площадь. Здесь всегда происходили самые важные события города. Тут узнавались первыми все новости и сплетни. Здесь награждали, раздавали титулы и клички, короновали и свергали. И всё это делали простые базарные торговки. Любое известие бежало по рынку быстро, как невидимая змейка по рядам среди людского моря, от уха к уху безо всяких телефонов. Пахло здесь сразу всем на свете: рыбой и фруктами, сладостями и выпечкой, зеленью и деревом из столярной мастерской.

На краю площади Стася свернула в магазинчик, на вывеске которого красовалась раскрытая книжка. Девушка открыла стеклянную дверь, шагнула внутрь и сделала глубокий вдох.

Запах книг. Этот запах будоражил, волновал, обещал, нашёптывал, заставлял трепетать всё её существо.

Как только Стася научилась читать, начала поглощать книги, которые ей попадались под руку, с таким же упоением, как голодный поедает пищу и не может насытиться. Она то глотала их за один присест, словно карамельки, то тянула медленно, наслаждаясь каждым словом, как наслаждаются большим фигурным леденцом… Вся её жизнь наполнилась книгами, и мать часто находила её, заснувшую с блаженной улыбкой на каком-нибудь новом романе…

Стася прошлась по рядам, рассмотрела красочные рекламы новых изданий, вдруг подумав, что скоро так же будет выставлена где-то и её книга. Сердце радостно заколотилось. Она попыталась представить, как кто-то берёт в руки её сказки. Кто это? Молодая девушка? Взрослая женщина? Старик? Она помечтала немного, листая книгу с картинками.

Очнувшись, девушка вернула книжку на полку и направилась в малозаметный подвальчик. Вход в него был в нише среди стеллажей. Там находился её любимый отдел.

Сюда вели три высоких каменных ступеньки, здесь был чуть приглушённый свет и спёртый воздух из-за маленьких окон под потолком, вырубленных в толстых стенах. Многие посетители не заглядывали сюда, не зная, какое богатство тут хранится.

Здесь был букинистический отдел. Чего только ни было на этих полках! Старинные открытки и древние проспекты для путешественников. Потёртые альбомы и связки писем. И книги. Много разных книг. Они лежали везде стопками: на полках, столах, на полу. Пара связок притулилась даже на ступеньках. Пахло здесь особенно: жизнью, историей. Копаться можно было в этих залежах бесконечно. Тут Стася надолго забывала о времени, выбирая, что купить. Но у неё был свой маленький секрет. Она искала самые зачитанные, самые старые и ветхие книги. И почти никогда не ошибалась. Они всегда были интересными.

Сегодня она нашла для бабушки сборник повестей итальянского писателя, себе выбрала книжку с акварелями, а Станиславу – «Старинный справочник морехода». Она коснулась тёплой шершавой поверхности книги, словно кожи самого Стаса, и на какой-то миг ей стало невообразимо одиноко. Девушка поспешила наверх, к людям, к шумной толпе…

Расплатившись, Стася выбежала на рынок. Он тут же окружил её, затолкал, заплясал вокруг. Стасе надо было купить немного продуктов по списку, который дала мать. Девушка достала его и в нерешительности вертела в руках, думая, с чего начать.

– Эй, Стася, – выхватила у неё список крупная торговка, стоявшая рядом, – дай погляжу, что тебе написала тут Агния. Марыська, дай лучшего лука Стасе, – обратилась она к соседке, – Марика, давай кочан капусты и те помидоры, которые ты оставила на завтра!

Стася стояла растерянная.

– Давай пакет, чего ждёшь? – скомандовала боевая торговка.

Стася вытащила сумку, и её быстро наполнили. Потом торговка вернула её девушке и сказала:

– Бери. Это всё бесплатно. Здесь, на рынке, много тех, кто скажет спасибо Лесным ведьмам. А мне они сына подняли. Мы умеем быть благодарными.

– Спасибо, – поблагодарила Стася, пытаясь всунуть женщине деньги.

– Иди уже, не серди меня, – притворно грозно сказала пышная торговка, поправив на себе необъятную юбку с фартуком.

Смущённая, Стася вернулась в больницу к бабуле, и они долго сидели на скамейке у корпуса.

Старая Ксения успела переодеться: ей выдали стандартную пижаму и халат. В них она тут же как-то постарела и выглядела измождённой и хрупкой. Бабушка аккуратно прижимала локтем примотанную ватку, прикрывавшую след от капельницы.

Удивительно, как больничная одежда сразу делает людей одинаково слабыми и немощными. Чувствуют ли это сами пациенты? В больнице, как нигде, одежда разделяет людей. Если ты в зелёном халате врача – ты практически Бог, сверхчеловек. Перед тобой расступаются и к тебе относятся почтительно. В пижаме и халате? Ты слабый больной. Часто к тебе даже на вы перестают обращаться. А если и обращаются, то звучит это как-то неубедительно. Ты превращаешься здесь в слабое тело, которое будут лечить. И какие уже обращения на вы и церемонии, если одним мановением руки тебя не только могут заставить оголиться, но и в состоянии рассечь твоё бренное тело до самых костей?

Отогнав эти мысли, Стася постаралась казаться беззаботной, повеселить и развлечь бабулю. Ксения была очень довольна принесённой книжкой.

– Знаешь, – сказала, улыбаясь она, – когда я была молодой и жила в городе, муж часто ходил в море, тяжеловато мне было одной с детьми. Но один самый любимый момент я ждала весь день: когда дети искупаны и уложены спать, посуда помыта, всё приготовлено на завтра, я с какой-нибудь книгой залезала в кровать, накрывалась одеялом и была самой счастливой.

Стася подумала, что и сама так часто делала.

Через час девушка с неохотой встала, потому что надо было возвращаться домой. К шести вечера приходила мать, и Стася знала, как та была недовольна, если коврик у двери не был намочен. Она чмокнула Ксению в прохладную щёку. И поспешила к воротам.

Успела Стася вовремя и переделала всё, о чём просила её мать. Ровно в шесть, когда Агния переступила порог дома, она удовлетворённо вытерла ноги о влажный коврик и громко сказала:

– Молодец, Стасенька. Всё, как надо. Ты меня сегодня радуешь.

Позже они сидели вдвоём в гостиной и церемонно пили чай.

– Стася, надеюсь, ты всё же возьмёшься за голову, – монотонно говорила мать, – я уже закрываю глаза на твоего Стаса, думаю, у тебя хватит благоразумия не совершать роковых ошибок. И даже на твои занятия с ведьмами. Да-да, не удивляйся, я знаю об этом. Уже две недели как… Мне сказала на работе моя начальница, сначала я разозлилась… но с тех пор, как все узнали, стали вокруг меня хороводиться. Все такие добрые и обходительные! Сама начальница в столовой два раза подсела ко мне за стол, она считает эти твои знания интересными и пикантными. Пожалуй, я с ней соглашусь… Но! Ты должна поступить в университет. И не вздумай мне перечить. Я знаю жизнь!

Стася устало слушала Агнию. Мама всегда была жестока к себе и к действительности. Никому не верила, ничего не ждала. Она считала, что надо прожить жизнь в тёмной норе, не высовываясь наружу. Потому что кругом опасности. Когда Агния читала или слышала о том, что там, «на свободе», с кем-то что-то случилось, она торжествовала и, поднимая палец, произносила: «Я же говорила! Всё этим заканчивается. Всегда только этим!!!»

Мать была прямолинейна и проста. Главное – всё должно быть сделано вовремя и по плану. Одежда должна быть чистой и аккуратной, дом прибранным, работа выполненной – тогда у Агнии всё было в порядке, всё было хорошо. В этом имелась, конечно, своя логика. И своё неприхотливое простодушное отношение к реальности. Мать, выработав этот несложный алгоритм жизни, настойчиво, при каждой возможности, внушала его дочери.

Стася понуро сидела, размешивая в стакане чаинки и наблюдая, как они закручиваются в маленький смерч. Думала она о своём, потому что слышала всё это от матери не в первый раз…

– Мам, можно я завтра вечером пойду погулять? – спросила она у Агнии, когда та перевела дух и сделала в проповеди остановку. – Ко мне приедет Станислав.

– Только если не поздно. И не забудь сходить к бабушке. Я зайду к ней с утра, а ты в обед принесёшь ей поесть. Домашняя еда всегда лучше.

На том и порешили.

Весь вечер Стася сидела в своей комнате, работая за компьютером. Иногда она вставала подышать – ей всё время было тесно в груди, словно тело стянули ремешками. Мир её маленькой спальни казался затхлым, будто её, взрослую, вернули в крохотную детскую колыбель, туго запеленали, уткнули в подушки и она не могла в них расправить затёкшие плечи и повернуться. Стася открывала окно и глубоко втягивала воздух, пытаясь уловить тонкие, почти неощутимые нотки солёного моря, долетавшие с пристани. Когда у неё это получалось, на лице появлялась блаженная улыбка, и на мгновение казалось, что за её спиной подрагивают белоснежные крылья, невесомые пёрышки которых легко колышутся от слабых порывов ветра.

Глава 21

Утром она проснулась поздно, вскочила, сбежала вниз и очень обрадовалась, что Агния уже ушла. Быстро наведя порядок, вытерев невидимую пыль с многочисленных статуэток в маминой спальне, она убрала ванную и побежала на пристань. Там назначила встречу Вига.

Подругу Стася увидела сразу. Вига стояла в светлом платье, красиво опёршись на парапет. Её волосы, словно грива вороной лошади, развевались по ветру. Вот кто был похож на яркую красивую ведьму с картинок! Чёрные глаза, алые губы, отстранённый взгляд сквозь людей. На неё оборачивались: мужчины – восхищённо, женщины – завистливо.

Вига увидела Стасю, и её бесстрастное лицо тут же расцвело.

– Милая, как же ты похорошела! – Вига кинулась к подруге, и они обнялись. – Стася, я принесла тебе подарок!

Вига вытащила из сумочки красивый розово-молочный шёлковый шарф.

– Его можно носить как угодно! – и она нежно обвила его вокруг талии подруги, прижавшись к ней. – Как же я скучала по тебе, Стасенька!

Они двинулись в любимое кафе, спеша рассказать друг другу все новости. Погрустили о Старой Ксении, поговорили о любви, потом, выпив по большому бокалу любимого лимонада, отправились в дамский магазин.

– Ах, Стася, сегодня вечером собирается наша компания! В кафе. И все ждут тебя. Ты должна прийти, – выглянула из примерочной в отделе белья Вига.

– Но ко мне приезжает Станислав, – растерялась Стася, сидевшая на пуфе перед подругой.

– Мы недолго, а потом все разбегаются на свидания, – успокоила её Вига. – Ну как?

Она вышла в ярко-алом купальнике, продефилировав перед Стасей.

– Моему Эрику понравится?

– Эрику? У тебя же был Свен.

– Ах, Свен… Он дурак, – надула губы Вига. – И очень жадный. Мне кажется, мы расстанемся. Сейчас я увлечена Эриком. Он такой опытный. И потом, он богатый. И невероятный душка.

Вига заскочила в примерочную, набрав новую партию нарядов.

Из магазина девушки вышли довольные. Вига купила себе новый купальник, а Стася – красивые лёгкие лодочки на низком каблуке, в которых было очень удобно.

К ним пару раз подходили знакомые, и все опять с интересом смотрели на Стасю, которая пока не привыкла к своей популярности. Многие о чём-то пытались её попросить. Спасибо Виге, та ловко всех отшивала. Стася была ей очень благодарна.

В обед девушки разошлись, договорившись встретиться в кафе позже.

Стася сбегала домой, приготовила бабушке еду, разложила её по контейнерам и отправилась в больницу. Она решила выбрать более длинный маршрут, но зато он проходил через пару скверов. Стася остро чувствовала, как ей не хватает зелени…

В городе сегодня было ветрено. Но от этого на небе не осталось ни единого облачка. Ветер разогнал все. Чистое голубое безбрежное пространство над миром. От такой лазури всё в природе казалось ярче: цветы, деревья, трава… Стася была бы и рада полюбоваться, да только ветер всё время сыпал ей в глаза невесть откуда подобранный песок. Всё вокруг в движении, в каком-то хаотичном неистовом танце. Ветер трепал волосы и подол платья. Но она любила такую погоду, когда вихрь перемешивает воздух, качает ветки, взбивает причёски прохожих на свой лад. И потом, каждый порыв приносил далёкий запах леса, моря. Свежий, тревожащий душу.

Стася по-детски пронеслась по аллее парка больницы, потом по коридору. И ворвалась в палату бабушки. Все женщины лежали на своих кроватях. Стася вежливо со всеми поздоровалась. Она вытащила еду; пока бабуля ела и рассказывала о том, какие сегодня делали процедуры, Стася разглядывала палату. У каждой кровати стояли тумбочки. У всех пациенток они были завалены лекарствами, газетами и разным хламом. И только тумбочка бабушки сияла чистотой. На ней стояла маленькая баночка с цветочком и лежала книжка. В этом была вся Старая Ксения. Где бы она ни появлялась, она во всё привносила красоту и покой. Даже если её пространство ограничивали больничной койкой и тумбочкой.

Стася погладила Старую Ксению по руке.

– Пойдём, – неожиданно предложила ей бабушка, – в другом крыле есть прекрасный кафетерий! Там пекут такие чудесные пончики!

Они взялись за руки и, как две школьницы, которые что-то задумали, побежали по коридору.

Кафетерий был маленьким и очень уютным. Чай надо было наливать самим из большого кулера. Стася растерялась, перед ней стояли чашки – одна роскошная, с розовыми цветами, остальные попроще – просто белые. Девушка не знала, какую взять. Ксения подошла и протянула ей красивую.

– Всегда бери от жизни лучшее, не раздумывай! – сказала она внучке.

Они, присев в уголке на кожаный диванчик, стали поглощать вкусные пончики, щедро обсыпанные сахарной пудрой, и тут же обзавелись белыми усами. А Ксения продолжила:

– Из двух кружек, даже когда у нас их было только две металлические, я всегда выбирала лучшую. Сначала лучшую – мужу, а потом лучшую – себе. И он делал так же. Поэтому мы с Казимиром и жили так славно. Потому что каждый хотел сделать жизнь другого проще и красивее… И вообще, – сказала Старая Ксения, откинувшись, – не спеши жить. Наслаждайся. Наполни свою жизнь смыслом и покоем. Каждое её мгновение. И не иди за кем-то. Иди туда, куда просит душа. Если встретила любовь, главное, чтобы вам было по пути. А иначе всё бессмысленно, всё равно рухнет, коль вы идёте в разные стороны и хотите разного.

Стася стала думать, идут ли они со Стасом в одну сторону? И решила, что да. Они хотят быть вместе. Им хорошо и свободно, когда они вдвоём…

В кафетерий заглянул доктор Петер. Он подсел к ним за столик и стал рассказывать, что на завтра назначен важный консилиум по поводу Ксении. Соберутся опытные врачи и будут решать, что делать дальше. Он случайно коснулся Стасиной руки, и та отдёрнула её, как ошпаренная. Врач покраснел.

– Кажется, ты очень нравишься нашему доктору, – шепнула ей бабушка, когда они возвращались в палату.

– Бабуль, я даже в голове такое уложить не могу. Знаешь, я ничего к нему не испытываю. Все мои мысли только о Станиславе.

Распрощавшись со Старой Ксенией, девушка в волнении помчалась домой. Она договорилась, что Стас приедет за ней позже, прямо в кафе. Стася надела самый красивый наряд, какой у неё был: белую блузку с кружевами и розовую юбку; причесала волосы, уложив их в аккуратный узел, и спустилась вниз.

– Хорошо тебе, – одобрила её вид мать, – только не забывай всё же, что мальчикам лишь одно и нужно! И возвращайся не позднее десяти.

Стася хотела обнять и чмокнуть Агнию, но та отмахнулась от дочери:

– Ой, ну ты же знаешь, я начинаю задыхаться! Не лезь ко мне!

Девушка со вздохом вышла на улицу. Она спешила, но у самого кафе остановилась. Помедлила, глубоко вдохнула, толкнула дубовую дверь кафе и вошла.

Шумную компанию одноклассниц она увидела сразу. Девчонки устроились в закутке за старой пальмой. Они тоже увидели Стасю, повскакивали, замахали ей руками. Девушка ещё раз набрала полные лёгкие воздуха и, улыбнувшись, направилась к ним.

– Эй, мы тебя заждались! – обняла её Аделия. – Ты совсем начала нас избегать, с тех пор как… как стала ведьмой. Почему?

Девочки усадили Стасю посередине и с любопытством впились в неё четырьмя парами глаз.

– Так почему? – повторила вопрос Аделии Рута. – Загордилась?

Стася взглянула на них и молча покачала головой из стороны в сторону. Пауза затянулась. Рута решила разрядить обстановку:

– Ну ладно, не хочешь, не говори! Пока мы заказали только выпивку. Тебе принесут «Аляску». Надеюсь, твои вкусы не изменились? Ты не пьёшь настой из лягушек?

Все засмеялись, и Стася тоже. Наконец она расслабилась, откинувшись на подушки. Девочки углубились в меню, обсуждая, кто что хочет заказать. Стася водила пальцем по странице с салатами, когда к ней наклонилась Рута и жарко зашептала в ухо то, чего так не хотелось слышать:

– Ты взяла карты? Скажи, что взяла? Я знаю, ты всегда носишь их с собой. Я помню, что ты говорила, но умоляю, – тут Рута трагично сложила бровки домиком, надула губки, схватила Стасю за руку, – мне так важно знать, как ко мне относится Томас. И что нас с ним ждёт. Я не засну ночью. Ты же посмотришь мне? Одним глазком? – она с надеждой просяще взглянула в глаза Стасе, потом добавила: – Я уже договорилась с администратором, у них здесь есть комната отдыха. – Рута кивнула на неприметную дверь в тёмном углу.

Стася вздохнула. Теперь это случалось всегда, когда она выходила на люди. Именно поэтому она стала избегать всех ещё больше. Да, она была ведьмой. Она умела гадать и действительно постоянно носила колоду с собой. Но скорее – как талисман. Сама она боялась заглянуть в карты и узнать даже о состоянии здоровья бабушки.

Стася закрыла глаза. Каждый раз гадание – прыжок в чёрный бездонный колодец. Стася будто снимала с себя кожу, чтобы погрузиться в постороннюю жизнь. Чтобы увидеть, она осознанно протягивала руки, зная, что её полоснёт током. Сердце начинало бешено колотиться, вместо крови в жилах вскипал адреналин… Но только тогда она начинала видеть… Больно ли это? Да, несомненно. Может ли это убить? Да, конечно. В итоге так и происходит. Особенно с теми, кто не бережётся. Именно поэтому у каждой ведьмы столь пронзительный грустный взгляд, подёрнутый тайной.

– Эй, – Рута нетерпеливо толкнула её плечом, – ты всё-таки загордилась.

– Но, может, завтра, – робко предложила Стася, – сегодня я бы хотела отдохнуть…

– Тебе совсем плевать на нас. Пару минут на меня жалко? – Рута обиженно засопела. – Я так и знала…

– Ну ладно, – Стася вздохнула, – только тогда пойдём сейчас.

– Так, куда это вы? – над ними грозно нависла Вига. – Девочки, хватит наглеть! Не приставайте к Стасе с гаданиями. Она пришла расслабиться!

Стася опять благодарно посмотрела на подругу.

Весь вечер девушки смеялись, болтали, но больше темы колдовства не поднимали, понимая, что с Вигой шутки плохи. Хотя о Стасе ещё раз говорили.

– Девчонки, а помните Стасино сочинение? – вдруг сказала одна из девушек.

– В пятом классе? – уточнила Аделия.

– Про маяк? – подхватила Рута.

– Да, оно, – засмеялась девушка. – Стася, ты так здорово описала тогда лето у бабушки на маяке. Всяких тамбукашек, варенье, море, что мне безумно захотелось тоже побывать там. Словно это была загадочная страна. Прямо какая-то волшебная. Я тебе отчаянно тогда завидовала, хотя мы отдыхали в то лето в Греции. Но мой отдых на фоне твоего сочинения казался неинтересным и блёклым…

– И я завидовала…

– И я тоже… – признались другие.

Стасю это очень удивило, потому что она считала, что отдых её одноклассниц в других странах гораздо лучше, чем её летние поездки на маяк к бабушке с дедом…

– Бо-оже, какой зая! Я его хочу! – вдруг громко зашептала подругам Аделия, перегнувшись над столом и указывая на дверь.

Все дружно повернулись, разглядывая зашедшего парня.

Рута присвистнула:

– Вот так красавчик!

Это был Станислав. Парень беспокойно мял пиджак в руках, оглядывая зал, но, когда увидел Стасю, его лицо расцвело, и он подошёл к их столу. Широкая улыбка Стаса добила компанию. Девочки уговаривали его посидеть с ними, но он подхватил Стасю, расплатился за неё и, извинившись, увлёк возлюбленную на вечернюю улицу, обняв так, что у Руты перехватило дыхание, и она схватилась за горло.

– Нет, вы видели?! Она точно ведьма! – сказала девица. – Почему он достался ей?

– Не завидуй, – ответила Вига, сверкнув глазами, – она заслужила это счастье. Она лучше нас всех вместе взятых.

– Почему это лучше? – возразила Аделия.

– Потому что чище. И всё тут. Девочки, она такая. Я её знаю. Она невероятная.

– Да прямо! Такая, как все. Все мы умеем быть недотрогами, – возмутилась Рута.

– Эх, – стукнула по столу захмелевшая Вига, опрокинув пустой бокал, и вдруг заплакала, уткнув лицо в руки, – дуры вы. Ничего не понимаете.

Девушки переглянулись. Аделия покрутила у виска пальцем, пока Вига не видела. Другие ей закивали.

Глава 22

А Стася чувствовала себя самой счастливой.

– Как же я скучал по тебе, родная! – шептал ей Стас.

И она крепче прижималась к нему.

Они гуляли по пристани, потом сидели в парке на самом берегу и целовались под сенью укромных кустов цветущего чубушника. Он пах так сильно, что Стася не знала, от чего у неё больше кружится голова – от близости Стаса или этого запаха. Чубушник уже начал сбрасывать цвет и засыпа́л влюблённых белым снегом. Они, откинувшись на спины в траву, наблюдали за тем, как из сумеречной темноты сверху вдруг появляются нежные невесомые лепестки и, кружась, медленно падают на землю…

Очнулась Стася в пол-одиннадцатого. Она стала судорожно набирать номер телефона матери, но та демонстративно не брала трубку. Тогда она послала ей СМС: «Мама, со мной всё хорошо. Я задержусь. Не волнуйся за меня. Стас меня проводит».

Когда Стася распрощалась со Станиславом у самой калитки и он уехал, она, захмелевшая от его поцелуев, поднялась в дом с блуждающей улыбкой на лице. И тут её встретила суровая мать.

Агния стояла, сцепив руки перед собой, и поза матери не обещала ничего хорошего. Она сделала шаг вперёд, набрала воздуха в лёгкие и начала:

– Как ты можешь гулять, когда в семье такое горе? Твоя бабушка больна, я переживаю, а ты… ты – конченая э-го-ист-ка, – произнесла она по слогам.

Стася промолчала. Она сникла, снимая туфли, и думала, как объяснить матери, что вовсе она не эгоистка…

– Иди ешь, – продолжала Агния, – хотя всё уже остыло…

– Я не хочу. Я ела в кафе, – попыталась объяснить девушка.

– Иди ешь, – повысила голос мать, – я тебя ждала! Знаю, как там кормят, в этих кафе. Сейчас подогрею.

Стася послушно поплелась за ней в столовую. Она вымыла руки и грустно плюхнулась за стол. Мать выложила перед ней огромную тарелку вчерашних макарон, присыпанных сыром. Стася с детства не любила это блюдо, но решила не злить Агнию.

Та села перед ней и опять стала воспитывать.

– Хорошо, Стася, – сказала мать, – если ты любишь образно, я объясню образно… Вот у тебя на плечах сидит чёрт и ангел. Помнишь, я тебе рассказывала в детстве? И ангел шепчет правильную дорогу с правого плеча, а чёртик с левого толкает на всякие безумства. Ты стала внимать чёрту. И это к добру не приведёт.

Стася слушала мать и думала, что в её собственной голове сидят тысячи существ. У неё каждый день в голове проходили многочисленные конференции… Какой там чёртик с левого плеча и ангелок с правого?! Их давно свергли.

«В моей голове, – размышляла Стася, – полно народа… И на собрания обычно приходят все… Пессимистка с утра ноет, что не хочет вставать. Оптимистка вскакивает и радуется всему подряд: отражению, новому листику, и для неё любая погода всегда хороша. Её не расстроить ничем. Во мне живёт и собственная мать, которая постоянно критикует и объясняет, что и как неправильно я делаю. Внутренняя бабуля утешает и успокаивает, подбадривая при каждой неудаче… Работяга вечно в движении и везде сканирует пыль. Ленивица ходит за ней и подкидывает идеи отдохнуть. Хозяюшка решит, что сегодня непременно будут пироги к вечеру… Влюблённая с утра до ночи поёт песни… А с недавних пор появилась ещё одна особа – Писательница. Старается всё подметить, анализирует ощущения и судорожно записывает мысли на любом попавшемся клочке, иначе они испарятся и через секунду от них будет только пшик с привкусом разочарования. Во мне живёт Леди и Деревенская девушка… Да много кто… Сейчас всеми временно управляет Мудрость Лесных ведьм. Надолго ли? Но разве всё это объяснишь матери?»

Стася вздохнула и отодвинула полупустую тарелку.

– Съешь всё, – сказала Агния, подтолкнула к ней тарелку обратно и продолжила учить дочь.

С каждым словом матери в девушке нарастало чувство вины и тревоги. Но было что-то ещё, новое. Это был протест. Стася вдруг поняла, что послушно выполняла всё, чего желает мать, не задумываясь даже сейчас, а хочет ли она есть. Нужны ли ей эти дурацкие макароны? Стасе на мгновение всё опостылело, ей даже на какую-то долю секунды расхотелось жить, дышать и больше всего – слушать нудный, монотонный голос матери. Всё внутри неё взбунтовалось. Ей стало плохо. Она еле успела добежать до ванной и выплеснуть съеденное наружу.

В проёме стояла удивлённая Агния и рассуждала вслух:

– Видимо, ты отравилась в кафе. Или макароны были несвежие?

Стася молчала, вытирая рот, её трясло. Она поняла, что здесь, в стерильном доме матери, всё было несвежим, всё было избитым: несвежие мысли, несвежие поступки, несвежий воздух и несвежая жизнь…

Она поднялась и отправилась наверх, в спальню. А мать шла за ней, бормоча, что хочет для дочери хорошей жизни.

– Я лучше знаю, я прожила дольше тебя. И зла тебе не желаю, – говорила Агния, присаживаясь рядом со Стасей, – у меня опыт…

Дочь слушала её, безвольно расчёсывая волосы, просто ожидая, когда мать замолчит. Наконец та иссякла и вышла, поцеловав Стасю в лоб, а девушка откинулась на кровать и стала думать, как здесь душно. В этой комнате, в этом городе… Словно в закупоренной банке. И если она будет слушать мать, то достигнет в жизни ровно того, что достигла Агния. А такого существования Стася не желала. С тяжёлой головой и грустными мыслями она попыталась заснуть.

Но мысли крутились стаями чёрных птиц в её голове, истощая разум, не давая спать. Они кружились и клевали, клевали, клевали, каждый раз унося в клювах кусочек покоя.

Вдруг её телефон блеснул огоньком – она получила СМС от Стаса. Он писал ей: «Не могу заснуть, думаю о тебе. Сладких тебе снов». «И тебе», – ответила ему Стася. Ей до безумия захотелось его обнять. «Я положил тебе в сумочку твой любимый апельсиновый шоколад, – написал Стас. – Когда будешь его есть, вспоминай обо мне».

Стася быстро нашла его подарок. Бессонными ночами, когда мы скучаем по любимым объятиям, иногда может спасти положение простая шоколадка. С ароматом апельсинов.

Девушка крадучись пробралась вниз, налила себе чаю и, открыв тихонько окно, ела шоколад и смотрела на звёзды. После, успокоенная, легла в кровать и улыбалась в темноте, вспоминая Стаса.

«Его слова как прикосновения лепестков, – думала Стася, – нежные и трогательные. Бабушкины – словно гладкие, нагретые солнцем морские камешки с берега. А мамины? Мамины речи обычно шершавые, с зазубринками. Они частенько царапают душу и рвут внутри какие-то струны, словно школьная скамья колготки…»

Сон незаметно припорошил её, окутал. И она наконец уснула, обняв подушку…

Разбудил Стасю звук капель, бьющих в окно. Над городом дождь заштриховывал небо. Сегодня девушка планировала сходить в банк, завести карточку, чтобы ей наконец перевели деньги из издательства. Потом она хотела навестить бабушку и узнать, что же решили врачи. Но первым делом надо было выполнить все поручения матери. Их список Агния, как всегда, оставила на столе кухни.

Стася спустилась вниз и, откусывая яблоко, села на краешек стола, читая мамину записку.

«1. Покорми Рысю». Ага, Рыся – это мамина кошка. Старая и строптивая. Она никогда не откликалась на имя, хотя Стася знала, что кошка его хорошо понимает. Она, как мать, не любила ласк и касаний. И жила в их доме словно сама по себе.

Стася налила кошке воды, помыла её плошку и насыпала туда корма. Потом вычистила обувь, прибрала в кладовке и вытерла подоконники на первом этаже. В общем, сделала всё то, о чём просила мать.

После Стася привела себя в порядок, волосы завязала в высокий хвост, чтобы их сильно не намочило дождём, надела голубой плащик и вышла под морось, раскрыв над собой весёлый алый зонтик.

Ей нравилась и такая погода: когда по их улице неслись вниз бурные мутные ручьи, в которых крутились веточки, листики и всякий другой мусор. Каждый дождь здесь чаще всего пах морем. И если подставить язык под его капли, то можно почувствовать их солоноватый вкус.

В детстве Стася любила выбегать под такой летний дождь и прыгать на заднем дворе их дома в лужах, глядя, как весело фонтанами разлетаются по сторонам капли. Или ходить по небольшой канавке, которая только во время дождя заполнялась водой. И тогда она представляла себя маленьким пароходиком, который мчится кого-то довезти до пункта назначения, бодро рассекая тяжёлые вóды океана. Так, сама с собой, она могла играть часами, до тех пор, пока мать, увидев Стасины посиневшие губы и промокшую, испачканную одежду, ни загоняла её домой. И после тоже было весело. Агния раздевала её и сажала в большой таз, поливая тёплым душем, который казался сначала горячим от того, что тело застыло. Вода вокруг Стаси пенилась, иногда от белой блестящей пены отлетали большие шары. Они были влажными и радужными, и надо было скорее дотронуться до каждого шара пальцем, тогда они, один за другим, восхитительно разбрызгиваясь, лопались. Ванная комната быстро наполнялась горячим паром. Он оседал на зеркале, и после на нём можно было рисовать цветы и узоры, которые начинали плакать, постепенно стекая вниз. И мама в клубах пара была такой большой и тёплой. Её строгие черты лица размывались, и она выглядела добрее. А из пенных гор вокруг Стася делала замки или корону с красивым воротником, в которых выглядела как Снежная принцесса.

«В детстве людям не нужны бриллианты, – подумала Стася. – Их вполне заменяет взбитая пена для ванны».

Мимо Стаси проехала машина, обдав её ноги грязной водой из лужи. Стася еле успела отскочить. Да, город всё же её не очень любил. Он рвал ей колготки, пачкал одежду. Потому что город не прощает задумчивых и забывающих о нём самом. Здесь всегда надо быть собранной и настороже, город полон опасностей – не расслабишься и не помечтаешь. Стасе было тяжело в нём, а ему – сложно со Стасей. Он тоже не понимал эту странную барышню, которая не соблюдала его здравых правил.

До банка Стася старалась больше не отвлекаться, хотя ей это удавалось с трудом. В красивом здании девушке быстро оформили карту и подключили на телефон систему оповещений.

Прошёл час, и довольная Стася уже торопилась к Старой Ксении. Дождь закончился. Она, сняв плащ, перебросила его через сумочку и наслаждалась омытым чистым воздухом и трелью птиц из ближайшего сквера.

Глава 23

В аллее больницы среди прогуливающихся больных Стася увидела доктора Петера. Она улыбнулась и помахала ему рукой. Но он был хмур.

– Здравствуйте, у вас всё хорошо? – спросила девушка, подойдя к нему.

– У меня для вас нехорошие новости, – ответил он, взяв её за руку, – мне тяжело, что приходится говорить это вам. Состояние здоровья Ксении гораздо хуже, чем мы предполагали. Даже операцию делать не будут. Потому что поздно.

Стася побелела и тяжело опустилась на скамью.

– Сколько у нас времени? – подняла она на него почерневшие глаза.

– Кто знает? Месяц… С лекарствами, вероятно, два-три…

Он хотел ей ещё что-то сказать, но она встала и пошла мимо него к бабушке.

Та тоже вышла ей навстречу, они кинулись друг к дружке и обнялись, стоя на ступеньках больничного корпуса. Обе долго молчали, чуть покачиваясь, словно убаюкивая друг друга. Потом бабушка взяла внучку за руку и повела в тихую аллею за больницей. Они сели на скамейку под навесом, и Старая Ксения сказала:

– Стася, не жалей меня. Мне от этого только тяжелее. Прошу тебя об одном – отвези меня домой. Не хочу я больниц, не хочу лечения и лекарств. Я хочу к Казимиру. Знаешь, ведь я знала, что заболею. Знала и приняла это. Когда его кремировали, моё сердце сгорело вместе с ним. Он просил разбросать его пепел над морем под маяком. И я, исполняя его последний наказ, рассыпая горсть за горстью то, что осталось от моей любви, смотрела, как он вьётся серым дымом над волнами, словно дышит в последний раз… Тогда я поняла, что никогда больше не буду жить. Так, как прежде. А по-другому мне было не нужно… Не осуждай меня. Не повторяй меня. Но прими мой выбор, Стася… Печаль от тоски по мужу прорастала во мне. Я чувствовала, как она разъедает меня, и ничего не могла с собой поделать. Вернее, не желала. Я хочу быть с Казимиром. И это моя непроходящая боль. Моё вечное страдание. А оно всегда пробивается болезнью. Когда мы мучаемся? Когда понимаем, что делаем не то, что хотим, находимся не там, где хотим… Поэтому всегда, Стася, делай то, что хочешь ты. Тогда любая работа будет в радость, любая ноша – по плечу…

Она замолчала. А Стася тихо плакала, глядя на высыхающий парящий асфальт. У её ног в траве бегали муравьи, недалеко воробышки собирали рассыпанные кем-то зёрна, где-то Стасю ждал Стас, где-то на почте сидела за счётами сосредоточенная мать, а её любимая бабушка умирала. Таков был мир Стаси сегодня.

Как в нём совместить большую любовь и большую боль? Они трутся друг о друга, вызывая горечь и чувство стыда, что в то время, когда ты наслаждаешься самым сладким, кто-то родной пьёт острую полынь. Стасе было стыдно за то, что она забывала о бабушке, когда была со Стасом.

– Увези меня! Прошу тебя! Я хочу домой. Я хочу умереть там. Где мой маяк и моё море. Только давай не скажем Агнии, а просто уедем.

Стася ничего не ответила. Она думала.

– Давай ты пройдёшь укрепляющий курс. А потом мы примем решение? – сказала наконец она.

Они ещё долго сидели в этом закутке, пока через пару часов их не нашла здесь мать. Агния уже побеседовала с врачом и, увидев мать, снова в голос завыла.

– Как ты могла? Как ты могла?! – повторяла она. – Мама, ну какая же ты эгоистка. Ты должна жить ради нас… Ты должна пройти лечение. Может, стоит подумать о трансплантации?

– Дочь, я не хочу остаток жизни провести в больнице в окружении чужих людей, – твёрдо сказала Ксения.

– Мы снимем тебе отдельную палату, – пообещала ей Агния.

– Я не об этом. Я хочу домой, – пояснила ей Ксения.

– Не может быть и речи! – отскочила в ужасе Агния. – Дом срочно надо продавать. Срочно! И перебираться в город! И тебе, и Стасе нечего там больше делать, в этой дыре. Наш дом, слава богу, вместит всех. А тебе можно будет позже купить квартирку рядом!

– Я не хочу жить в твоём доме, – упрямо сказала Старая Ксения.

– Но я же говорю – это наш дом, – растерялась Агния.

А Стася подумала, что он давно только Агнии. Там всё располагалось, лежало и стояло, как хотела она. До последней чашки и ложки, до самого крохотного предмета. Другим там отводились жалкие углы пространства, словно клетки, но и в них должен был соблюдаться неукоснительный устав хозяйки. В этом доме хорошо было только Агнии…

– Мама, это твой дом. Там твои правила, – прошептала Стася.

– Но разве это плохие правила? – непонимающе спросила Агния. – Разве я хочу для вас дурного? Разве у нас нехорошо?

«Нехорошо! Нехорошо!» – хотела крикнуть Стася ей в ответ, но промолчала.

– Ладно, не будем припираться, – примирительно сказала Агния, – и всё же лечиться надо до конца, и это не обсуждается.

Вскоре они со Стасей, попрощавшись со Старой Ксенией, ушли. По дороге домой Агния просила дочь повлиять на бабушку.

– Только ты её можешь уговорить лечиться. Меня она, как видишь, игнорирует. Она не в себе – хочет домой. Кошмар какой! – ворчала Агния, всплёскивая руками. – В голове не укладывается… Ты должна её уговорить. Обязана! Иначе ты её убьёшь, понимаешь? Если мы пойдём у неё на поводу, то станем убийцами. А я убийцей быть не хочу!

Стася сжалась от ужаса, слушая мать. Её раздирали противоречия. Голову заволокли тревожные, сумеречные мысли. В душе было смятение. Мать была, конечно, права. Но и бабушку она понимала тоже. Девушке казалось, что её разрывает надвое. Сердце Стаси словно полоснули ножом, и оно кровоточило. Ровно посередине.

Дома она отказалась от еды, хотя мать опять долго настаивала, рассказывая о пользе витаминов и регулярного питания. Но в Стасе не было место еде. В ней было столько всего: обрывки мыслей, фразы, диагнозы, какие-то медицинские термины, бабушка, мать… И всё это было щедро перемешано с пеплом страха. Какая тут еда, когда от ужаса леденеют руки?

Стасе захотелось согреться, как в детстве. И она попросила у матери разрешения принять душ. Агния подала ей свежие полотенца и, причитая, проводила до ванной.

Стася зашла в маленькую комнату, отделанную белой плиткой, и с облегчением закрылась.

Она стояла в душевой, прислонившись лбом к холодному запотевшему стеклу и смотрела, как по нему, внезапно меняя траекторию, стекают капли… Стояла не двигаясь, а струи били по спине, притупляя боль и страх. Сначала Стася плакала, но потом успокоилась и смотрела сквозь щель в двери душевой на брошенные на полу ванной комнаты вещи, оттуда шёл холод, и выходить не хотелось. Она чувствовала себя старой и разбитой…

В дверь забарабанила мать:

– Стася, у тебя всё хорошо?

– Да, – глухо ответила дочь.

– Как можно так долго мыться? Ну сколько раз говорить – раз-два и готово. Что ты там вечно торчишь? – недовольно рассуждала Агния, стоя под дверью.

Стася выключила воду и шагнула из кабинки в холодные клубы пара. В мутном зеркале она выглядела как большая ощипанная птица. Девушка провела по нему рукой и увидела своё расстроенное лицо, поникшие плечи и мокрые сосульки волос. Взяла полотенце, пропахшее хлоркой. Только этот едкий строгий запах мать обожала и считала ароматом чистоты. Стася быстро растёрлась и оделась. От надлома внутри она так и не избавилась и напоминала себе остановившиеся часы, ненужные и бесполезные.

Мать позвала её вниз попить чаю. Стася сидела и опять слушала речи Агнии. От каждого её слова рана в душе медленно разъедалась и увеличивалась…

Стася отхлёбывала мелкими глотками жидкость и оглядывала комнату, где всё ей было хорошо знакомо. Она физически чувствовала, что здесь всё пропитано унынием и каждая доска, каждая подушка, впитала в себя этого столько, что не отмыть и не выжать. Стасе самой бесконечно захотелось туда, обратно, в бабушкин дом.

Под однообразный голос матери она прикрыла глаза и почувствовала, что стоит у маяка. У её ног колышется лаванда, ветер гладит её по волосам. И всё просто и понятно. Сердце сжалось от того, что она может потерять этот счастливый мир…

В ту ночь Стасе снились противные вязкие сны, в которых она утопала и не могла выбраться.

С утра она чувствовала себя разбитой и больной. Девушку не обрадовало ни СМС от Стаса, что он приедет вечером её навестить, ни СМС из банка о поступлении первого гонорара из редакции. Сумма была внушительной – в три раза больше зарплаты её матери. Часть денег она сразу перевела Агнии, чтобы та купила себе что-нибудь нужное.

…Стася навестила бабушку, и они снова сидели в аллее за больничным корпусом – там всегда царила тишина. Другие пациенты больше любили ухоженные центральные аллеи. А здесь всё заросло, будто в лесу. Тут была своя жизнь, которая успокаивала: букашки ползали в траве, перепархивали с цветка на цветок бабочки, а на полянке перед их скамейкой собрались, кажется, все местные коты – погреться на солнышке. За ними можно было наблюдать часами – они вальяжно валялись среди травы, иногда переворачиваясь другим бочком к солнцу. А всё из-за резных листьев и бело-розовых цветочных зонтиков валерьяны, которой здесь было видимо-невидимо.

Ксения и внучка просто сидели и молчали, глядя на ленивых разноцветных котов, разлёгшихся вокруг любимых цветов. Стася не знала, что чувствует бабушка, но сама она смотрела на всё отстранённо – ни коты, ни бабочки с цветами не проникали в её душу. Там было темно и уныло, словно в пустом казённом коридоре. Только где-то в глубине этого коридора капала вода. Медленно, неумолимо, как приближающиеся звуки метронома – тихие внутренние Стасины слёзы…

И только когда девушка увидела машину Стаса, её сердце словно ожило и снова заколотилось.

Она бросилась к нему навстречу и увидела, как дрожат от волнения его руки.

Стас повёз Стасю в город, на пристань. Там они спрятались в тихом уютном кафе и глядели на закат. Позже официантка зажгла на их столе свечу в резном подсвечнике, который раскидал на их лица танцующие тени. Им принесли пледы, потому что к вечеру стало прохладно. И всё это было бы даже романтично и крайне уютно, если бы Стас не вытирал Стасе слёзы, слушая печальные речи девушки. Он утешал, обнимал, укачивал её, словно маленькую.

– Да, – подвёл он итог, выслушав, – такова жизнь. Боль и радость всегда рядом. Кто-то рождается, а кто-то в это время умирает… И главное – не сойти от этого с ума. Научиться управлять жизнью. Словно яхтой на волнах. И даже если на море штиль, то это временно. Я уже понял – ничего не бывает совершенного. Если что-то кажется идеальным – это нами выдумано. Кроме тебя, Стася.

– Я тоже неидеальная, – грустно улыбнулась девушка.

– И я, – он обнял её крепче. – Давай держаться вместе, такие неидеальные.

Поцеловав любимую в щёку, Стас вдохнул нежный запах её волос. Касаясь Стаси, он думал, что, может, она и неидеальная, но искренняя, как никто другой. Бесхитростная, открытая, загадочная, полная волшебства и простая одновременно. Стася напоминала ему море, без которого он не мог жить. И тот восторг, какой испытывал, выходя из гавани на яхте, он переживал каждый раз при виде её. Ему нравилось смотреть, как загораются её глаза и сколько в них плещется любви. Подобно тому, как солнце отражается миллионами бликов в каждой волне за бортом, – так и в этой девушке сиял огонь. И всё это пламя принадлежало лишь ему. От этого у него каждый раз захватывало дух.

Проводив Стасю до дома, Станислав с тяжёлым сердцем отпустил её тёплую руку. Ему бы хотелось увезти возлюбленную с собой. И видеть её каждую секунду. Она не навязывалась ему, как другие. Чувствовала, когда его надо оставить в покое, дать подумать. Она не изматывала его ревностью или подозрениями.

Станислав ехал домой и думал о Стасе. Фары его машины пару раз выхватывали весёлых красивых девушек на городских улицах. Некоторые знакомые махали ему. Он улыбался им в ответ, но в голове у него было только его рыжеволосое чудо.

Он вспомнил одну историю…

Однажды, уже после знакомства со Стасей, они плавали с отцом на яхте и бросили якорь у необитаемого острова, который был очень далеко в море. Когда-то тут располагались старые рыбацкие дома, давно заброшенные и обветшалые. Стасу было интересно походить среди развалин. Они бродили с отцом по маленькому островку, разглядывая, как быстро природа затянула раны от пребывания людей. Как вытянулись и расправили кроны деревья на месте бывших домов, от которых кое-где остались только остовы. Дороги заросли малинниками и кустами облепихи. Старые перевёрнутые лодки на берегу разрушились, покрылись бархатным разноцветным мхом и стали пристанищем для множества птиц. Они-то тогда и удивили Стаса больше всего. Птицы подходили к ним близко и брали из их рук корм, касаясь ног белыми крыльями. Шли рядом с ними, оставляя кружевные следы на песке. Отец сказал: «Они не боятся нас, потому что непуганые, не знают людей. И не ощущают от нас опасности…»

Станислав подумал, что Стася напоминала ему этих птиц с острова. Словно она не знала до него людей и не ждала опасности. Стас просто протянул к ней руку, и она подошла. Как чайка на берегу заброшенного острова. И от этого с ней было хорошо и вольно. И хотелось, чтобы это чувство длилось вечно…

Потом Стас много раз приезжал в город один или с компанией друзей, часто они сливались с шумной стайкой Стасиных подруг. Все обменялись номерами телефонов, завязалось несколько новых пар, но всё равно даже тогда он понимал, что Стася выделяется из всех, словно чайка с того острова, которая невесть откуда попала на фермерский двор к домашним птицам. И ходит неприкаянная белая птица среди важных гусынь и надутых индюшек.

…А Стася в тот вечер, немного успокоенная любимым, всю ночь писала новые сказки. Она придумала книжку о русалках и спешила набросать задумки в ноутбук.

Мать, довольная подаренными деньгами, сегодня не приставала к дочери. Не ругала за позднее возвращение и даже принесла Стасе чашку с печеньем наверх в её комнату, чем очень ту удивила, потому что обычно Агния строго заявляла, что вещи надо беречь и место еды – только в столовой.

…В течение последующей недели в жизни Стаси, Агнии и Ксении воцарилось подобие спокойствия. Их быт пришёл к определённому распорядку. Каждая из них старалась не нарушать хрупкого мира между ними, не упоминать о чём-то, не затрагивать какие-то темы. Стасе даже стало казаться, что мама многое поняла и, возможно, у них получится жить вместе. Но всё снова стало рушиться, как только бабушку отпустили на воскресенье домой.

Стася привезла Ксению к обеду, они сели за стол, Агния тут же начала наступление. Похоже, она все предыдущие дни готовила эту речь. Начала мать со Стаси:

– Я хотела поговорить с тобой при бабушке, – сказала она, подцепив вилкой картофельное пюре из тарелки. – Стася, хочу тебя предупредить, что ты катишься в пропасть. Деньги от книжки, конечно, хорошо. Но мне кажется, ты оставила идею учиться на экономиста. Ты упоминала, что Станислав зовёт тебя с собой в город, где он будет учиться. Если собираешься туда, то у меня только два условия: вы должны пожениться, я с ним поговорю об этом при первой же встрече, и ты обязана там поступить в университет.

Стася похолодела:

– Мама, не надо ни о чём говорить со Стасом. И я… – она сделала вдох, – я хочу писать книги. И буду поступать на филологический…

– Но ты мне обещала… К тому же филолог – почти нищий. Куда ты потом денешь эти знания? Господи, Стася, ты практически умалишённая. Всю жизнь хочешь провести в деревне?

– А что плохого в деревне? – удивилась Стася.

– Нет, я не могу тебя слушать. Ты как блаженная, – закатила глаза Агния и отшвырнула вилку, – ты даже не идёшь к беде, а бежишь к ней. Ты прекрасно знаешь: то, что я предвещаю, всегда происходит. Может, я тоже колдунья? – Агния задумалась, прислушиваясь к себе. – Ведь вот правда. Я всегда и на работе, и дома скажу о какой-нибудь беде, и она случается. Но в твоём случае, Стася, мне не хотелось бы пророчить. И потом говорить: «Я предупреждала». Однако, подумай, так получится! Ты не слышишь меня. Хоть ты скажи ей, мама! – обратилась она к Старой Ксении.

– Агния, просто ты всегда ждёшь только плохого. И пророчишь лишь плохое. И, конечно, рано или поздно что-то происходит, – спокойно сказала Ксения. – Сколько я тебя помню, ты всегда ждала бед и несчастий, которые по большей части в итоге не случались.

– Только потому, что я их предчувствовала и избегала. А сейчас я бьюсь о стену. Я вижу, что моя единственная дочь катится в бездну, и ничего не могу поделать. Я кричу, а меня не слышат.

– Знаешь что, дочь, – возразила ей Ксения, – ты всю жизнь страшилась того, чего не было. Ты этого не избегала. Всё, чего ты боялась, было лишь в твоей голове.

Агния смотрела на мать с нескрываемой обидой, а потом медленно спросила:

– Это месть? За то, что я не такая, как ты? Ты теперь решила отыграться на Стасе?

– Ты ошибаешься, – покачала головой Старая Ксения, – я люблю тебя. И всегда тебя любила. И принимала такой, какая ты есть. Но ты зря всё время сеешь на наши головы свои страхи и тревоги. В некоторых разговорах нужна грань. Особенно в поучениях. Возможно, ты воспринимаешь это как мудрость, пусть так… И всё же любая мудрость подобна специям. Нельзя переусердствовать. Иначе ты испортишь еду. Ты хочешь достучаться, а сама лишь сыплешь и сыплешь перец, отравляя отношения или отвращая человека от этой темы так, что он потом на дух её не переносит…

– Я не понимаю тебя, мама, – сухо сказала Агния и налила себе сока, – но больше говорить не хочу.

Глава 24

На следующее утро Старая Ксения вернулась в больницу. Стася ежедневно навещала её. И каждый день бабушка уговаривала внучку уехать с ней в Медовую бухту. Стася пыталась пару раз заговорить об этом с матерью, однако получала отпор и нежелание слушать.

Врачи разработали поддерживающую терапию, рассчитанную на ближайшие два месяца, которые Ксения обязана была провести в больнице. Но от лекарств ей становилось только хуже. Она теперь не вставала, стала вялой, сонной и равнодушной.

Стася с ужасом и тоской видела, как бабушка уходит. В ней, словно в старой лампе, до конца притушили радость к жизни, и она едва теплилась. Сначала это было почти незаметно: просто ещё одна морщинка легла тенью на лицо, стала чуть прозрачнее кожа, замедлились движения. Но потом это проступило явственнее, будто незримые вампиры выпивали из Старой Ксении по ночам кровь, силы и саму жизнь. Казалось, даже бабушкина фигура с каждым днём уменьшалась, как ёжатся и сжимаются, высыхая, осенние листья.

Ксения угасала. Она догорала, будто потухающий в темноте костёр. Порой ты ещё видишь языки пламени, что внезапно вырываются из покрытых оранжевой сеткой углей и тут же гаснут. И с каждой минутой от костра всё меньше тепла. Всё чернее ночь вокруг. Всё тягостнее на душе.

Только бабушкины серые глаза оставались тёплыми и живыми, как раньше. Но взгляд её порой тоже застывал, устремлённый на что-то невидимое, словно она уже витала в ином крае. Будто ей кто-то махал оттуда, и тогда она тихо улыбалась, посылая этот взор вглубь себя…

Однажды, когда они остались со Стасей одни в палате, Ксения обратила к ней глаза, полные слёз, и прошептала:

– Если ты не увезёшь меня завтра, я уйду сама. Пешком… Я буду идти и, может, упаду замертво. Но упаду у маяка. Почему вы отобрали у меня дом? Почему вы не слышите меня? Ведь я ещё жива… Стася, здесь меня травят. Они лишь думают, что лечат. Но я здесь умру раньше чем там, у себя дома…

У Стаси сжалось сердце. Она смотрела на белую обескровленную бабушкину руку, обтянутую тонкой пергаментной кожей, сквозь которую виднелась каждая вена. Девушке было страшно заглянуть Ксении в глаза. Что делать? Как быть?

Стася тяжело вздохнула и, наконец, сказала:

– Хорошо. Я попрошу Стаса. Он приедет за нами после обеда, когда будет пересменка. Соберись и жди. Я увезу тебя домой.

– Правда?! – Ксения привстала и заплакала. – Правда?! Я вернусь домой?!

– Да. Обещаю, – тихо, но твёрдо сказала Стася.

Она договорилась со Станиславом, придумав план. Потом подготовилась к побегу: собрав бабушкины вещи, засунула сумку с ними под кровать.

Утром Стася дождалась ухода матери и, как только за ней хлопнула калитка, вскочила и стала действовать.

Она выволокла сумки на крыльцо, написала Агнии записку: «Мама, прости, но мы возвращаемся домой. Бабушке там будет лучше», прикрепила её на видное место в столовой. И стала ждать Станислава.

Вскоре он подъехал. Загрузив сумки в машину, они поехали за Старой Ксенией в больницу.

Станислав остался в салоне ждать, а Стася направилась к больничному корпусу. В палате кроме Ксении опять никого не было – все ушли на процедуры. Стася быстро вытащила из сумки платье и ботиночки для бабушки, помогла ей переодеться и, поддерживая за локоть и талию, повела к выходу.

Они почти вышли на улицу, как вдруг открылась дверь и навстречу им шагнул доктор Петер.

Несколько секунд они смотрели друг на друга, Стася видела, что Петер всё понял. Он уже сделал шаг в сторону, позвать медсестру, но девушка умоляюще помотала головой. Из комнаты, предназначенной для врачей, кто-то вышел, и доктор Петер судорожно схватил обеих беглянок и втолкнул в ближайшую палату. Она оказалась пустой.

– Вы что творите? – нервно зашептал он Стасе, прислушиваясь к шагам в коридоре.

– Я прошу вас! Разрешите нам уйти! Разве вы не видите, что ей здесь плохо? – так же шёпотом стала объяснять ему она и заплакала в отчаянии.

– Вот только рыдать не надо. Вы совершаете преступление. А вы, пани Ксения, понимаете что делаете? – строго говорил врач.

– Отпустите вы меня, – устало произнесла Ксения, осев на ближайшую кровать. – Разве можно лечить против желания?

– Но с болезнью надо бороться. До конца, – тихо возразил Петер, – это битва, которую мы не выбираем. И всё же мы должны биться. До победы.

– Эта битва давно проиграна, – махнула рукой Ксения, – и вы прекрасно об этом знаете. Чего тут лукавить? Так зачем издеваться над тем, что осталось от меня, заставляя бороться в войне, в которой я не желаю участвовать? Я просто хочу уйти. Туда, где мне хорошо. А вы заставляете меня умирать там, где мне плохо. Вот и вся мораль…

Петер с минуту молча смотрел на них, принимая решение, потом сказал:

– Это ужасно, то, что я сейчас делаю, но… Уходите. Только уходите через чёрный ход, он находится в том же крыле, где кафетерий. В главной аллее сейчас много врачей, и вас обязательно увидят. Сюда идёт комиссия. А ещё, – он достал из кармашка блокнот, что-то написал, вырвал листок и протянул Стасе, – вот рецепт на сильнодействующее лекарство. Оно сможет заглушить боль. Когда она появится. Прошу только об одном – я вас не видел. Иначе мне грозит увольнение.

– Да-да, – закивала Стася, – спасибо вам, доктор Петер!

Она подошла, от души крепко обняла его и поцеловала в щёку. Петер, покраснев, шмыгнул носом. В тот момент он был похож не на солидного врача, а на растерянного вихрастого мальчишку.

– Идите сейчас, иначе потом будет поздно, – пытаясь придать голосу строгость, сказал он.

Уже через полчаса Стася, Ксения и Станислав неслись по ухабистой дороге за городом. С каждой минутой Ксения оживала всё больше. Она открыла окно и высунула в него руку, ловя ветер. Её седые волосы на висках развевались. На лице появилась спокойная улыбка.

Это было удивительно, но, когда они подъехали к маяку, из машины Старая Ксения вышла сама, причём достаточно резво. Она развела руки, будто с наслаждением обнимая маяк, небо, заросли пустоши. И глухо счастливо засмеялась.

Стас и Стася удивлённо переглянулись. Полдороги они обсуждали, как будут спускать бабушку вниз по лестнице, крутой и длинной. Но Ксения весьма ловко, пусть и медленно, спустилась сама. А когда показался дом, она скинула ботинки и пошла к нему босиком. Войдя в калитку, прошлась по огороду, заглянула на задний двор, обошла дом кругом и поднялась на крыльцо. Она притронулась, погладила и потрогала всё, чего могла коснуться. На крыльце села в кресло-качалку, её глаза задорно блестели. Она сказала:

– Ребята, давайте попьём чаю. Стася, принеси мне мою волшебную кружечку и ликёр. Мне кажется, сейчас это мне поможет восстановиться.

Они успели от души почаёвничать и наговориться до того, как начались звонки Агнии. Она трезвонила и в истерике орала в трубку. Сначала на Стасю, которая просто молчала в ответ. Потом на Ксению. Но та, перебив её, сказала:

– Прими как данность: я хочу умереть здесь. Если ты будешь на меня давить, то я вообще с тобой не стану разговаривать. И отпишу всё, что от меня останется, добрым людям. Кстати, хочу напомнить тебе, Агния, что дом, в котором ты живёшь, по документам тоже мой…

Это были магические слова. Агния сразу перестала голосить. Но спросила, может ли она приехать в выходные, чтобы навестить их.

– Конечно, дорогая, – сказала Ксения, – мы подготовим для тебя гостевую комнату.

Положив на стол телефон, Старая Ксения сказала Стасе:

– С этого момента я хочу жить как прежде. Ты станешь учиться у Лесных ведьм, Стас будет приходить к нам в гости. Я буду заниматься домашними делами. Такая жизнь мне по душе. Ты обещаешь мне, что мы будем жить именно так?

Стася кивнула.

– Ну вот и отлично, – Ксения встала и пошла в дом.

А Стася отправилась проводить Станислава. У самой лестницы он её обнял и поцеловал.

– Как хорошо, что ты опять рядом! – сказал он. – Я приеду вечером, и мы погуляем по берегу.

Стася забежала в дом. Она нашла бабушку в её спальне. Та блаженно улыбалась, сидя на кровати и гладя рукой подушку.

– Как же мне здесь хорошо!

– Бабушка, – Стася прижалась к ней, – может, ты всё-таки будешь лечиться? Надо об этом подумать. Надо что-то решать.

– Стасенька, – Старая Ксения погладила внучку по спине, – мне сейчас не хочется об этом думать. Я всё уже решила – хочу просто дожить свои дни. В больнице я так много размышляла, что у меня лопалась голова. Знаешь, иногда надо просто дать себе покой, а не мучиться, когда тебе не нравится результат. Его надо принять. Сейчас моей душе нужна тишина, а телу – физическая работа. Без особых мыслей. И тогда я буду счастлива. Порой приходят времена, когда следует просто жить. Одним днём.

– Но что же делать мне? У меня на душе тяжесть, – задумалась Стася.

– Я тебе дам хороший совет. Если ты хочешь успокоить душу, то просто что-то начни и закончи. Напиши сказку, вымой полы, перебери полку. Ты удивишься, но когда добиваешься законченности в малом, то и в большом постепенно наступает покой.

Весь остаток дня Стася и бабушка прибирали дом. Закончив, они, уставшие, но довольные вышли на крыльцо. На дворе уже сгустились сумерки. Пели сверчки, и сильно пахло лилиями, охапки которых распустились накануне в саду.

– Хорошо-то как! – сладко потянулась Ксения. – Пойдём прогуляемся к морю!

Они спустились по дорожке к настилам, прошли по ним через плотные заросли ивы на морской берег. Море встретило их ласковым плеском. Ксения прямо в одежде зашла в воду и стояла, глядя в быстро сгущающуюся черноту неба. Потом она повернулась к застывшей на берегу Стасе и позвала её:

– Иди ко мне! Это такое блаженство!

Стася сняла обувь и тоже прямо в платье вошла в тёплую воду.

Ксения, прижав внучку к себе, сказала:

– Не надо бояться. Мы пришли из моря и в море уйдём. Я хочу раствориться в нём пеплом, как Казимир. И тогда я всегда буду рядом с тобой.

Ксения погладила Стасю по волосам и поцеловала в лоб. Они стояли обнявшись, а вокруг них плескалось чёрное море, в котором отражалась, разбившись на тысячи отсветов, взошедшая луна.

– Как с тобой спокойно, бабушка, – сказала Стася. – Словно ты везде несёшь с собой свет.

– Знаешь, сколько я себя помню, у меня всегда был алтарь счастья. Он был разным, но что бы ни происходило, именно он давал мне надежду на будущее. В любом сарае я находила какую-то красивую мелочь – лоскуток, старый подсвечник, чашку, с которой начиналась красота. Потом её надо было просто увеличивать. Ежедневно, ежесекундно, шаг за шагом… Когда я была молода и работала в школе, мне дали самый страшный класс с прогнившими полами, алтарём там служила старая школьная доска, которую я привела в порядок и долго любовалась ею, представляя, как здесь будет красиво… В старом обветшалом доме, в котором сейчас живёт Агния, это была раковина, которую я отмыла первой, содрав кожу на руках, но именно от неё стала множиться красота. После я поставила букетик на её край, потом необычный пузырёк, найденный на чердаке… И красота разрасталась, увеличивалась, охватывая новые участки… А здесь, в этом доме, кто-то оставил Люси. Казимир починил этот манекен, потому что его единственная ножка развалилась. Я отмыла Люси и отполировала её. Она тоже была частицей красоты в нашей жизни. Я рада, что ты её опять нашла и снесла вниз. Знаешь, мне кажется, она живая и в ней душа нашего дома. Что бы ни разрушило твой мир, оглянись – ты обязательно найдёшь маленький осколок красоты. И начнёшь с него заново… Наш мир начинается с нас. Мы – центр своей Вселенной. И куда бы мы ни попали, мы освещаем всё тем светом, который в нас есть. Мы будем везде распространять вокруг себя свои порядки, правила, устои… Мы будем множить и множить то, что сеем, что кладём к своему алтарю и что ежеминутно приносим ему в жертву… Я всегда напоминала себе паучка. Видела, какие красивые паутинки они плетут? Вот я и плету всё время вокруг себя свою паутинку, надеясь сделать её как можно больше. И, конечно, вечно её что-то разрушает. И тогда я начинаю заново. Пока могу…

– Бабушка, так почему ты сейчас не начнёшь всё сначала? – оторвалась от неё Стася.

Ксения взяла её за руку и повела из воды. На берегу она ещё раз обернулась, посмотрела на море и сказала:

– Я начала заново и в этот раз. И буду делать так до самого конца. Но всему наступает предел… Всему. Поэтому просто живи. Завтра может не случиться.

Глава 25

Стася почему-то была уверена, что на следующий же день в Медовую бухту нагрянет мать. Но она всего лишь прислала утром сообщение: «Если будет нужна помощь, звоните. Я приеду в выходные». Стася прочла его и спросила у госпожи Люси:

– Как ты думаешь, это означает, что она смирилась?

Но Люси ничего не ответила, воспользовавшись тем, что манекенам отвечать необязательно. Она только покачала рукавом кофточки.

– Вот и я думаю, что нет, – сказала Стася и побежала в комнату бабули.

Старая Ксения давно встала. Её будто подменили. Она, напевая, с улыбкой ходила по кухне, болезни словно и не бывало. На её, вчера ещё бледных щеках, играл румянец. Подвязав волосы косынкой, Ксения надела холщовый фартук и, освободив стол, насыпала на его поверхность муки. Белый порошок облаками окутывал морщинистые руки и оседал обратно. Бабушка замешивала тесто.

– Я тебе уже говорила, – подмигнула она Стасе, – в живом доме должно пахнуть хлебом. А мы с тобой пока ещё живые.

– Бабуль, – Стася присела перед ней на табуретку, поджав под себя ногу, – давай я тебе помогу.

– Нет, дорогая. Поешь да иди к Лесным ведьмам. Они тебя заждались.

– Но я боюсь оставлять тебя одну!

– Ничего со мной не случится. Обещаю, – она ласково коснулась пальцем кончика носа Стаси, отчего он стал белым.

Девушка собиралась к ведьмам, несмелопоглядывая на бабулю. Она всё ещё опасалась уходить. Только когда бабушка пообещала созваниваться с ней почаще, Стася решилась.

Выйдя в сад вдруг увидела, что он наполнился новыми красками. Пришло время цветения бархатцев. Взметнувшись большими яркими кустами, напоминающими горы индийских специй на рынке, они захватили почти всё свободное пространство под деревьями. Здесь были и тёмно-бордовые цветы, почти коричневые, с жёлтой каймой по краю лепестков, и лимонно-молочные с огромными головками, и насыщенного оранжевого цвета, больше похожие на апельсинки. Стасе нравился их запах: тронешь бархатные лепестки или надломишь мясистый стебель, и они начинают источать резкий аромат гвоздичных пряностей и горькой полыни. Он долго оставался шлейфом на руках.

Стася нарвала большой букет для ведьм и, вдыхая густой аромат, пошла к лестнице.

«Сейчас моя жизнь пахнет бархатцами, – подумала девушка, – она такая же пронзительная, яркая и насыщенная».

…Сегодня она не узнавала сама себя: то спешила, и её сердце колотилось в горле, то останавливалась и шла медленно, словно прогуливалась. Поднявшись к маяку, окинула взором всю бухту и пустошь. В этом месте её часто накрывало необъяснимое ликование. И почему-то приходило на ум странное слово: «Спасена». «Да, – подумала Стася, – здесь я спасена от города и его шума». И направилась по дороге к лесу.

В пожелтевшей траве стрекотали сверчки, то тут, то там приветливо махали головками маки и васильки. А в лесу было жарко и тихо. Сильно пахло сосновой смолой.

Стася выбежала на полянку перед домом ведьм и, чуть постояв, кинулась к двери. Через секунду её окружили, начали целовать и обнимать Висия, Урсула и Лидия. Они ничуть не изменились, будто расстались с ученицей вчера. Дела́ были отодвинуты в сторону и, поставив на стол пышный букет Стаси, подруги уселись вокруг него пить чай.

– Бархатцы – ведьмины цветы, не всем нравится их запах, – сказала, потрогав бутон самого большого цветка, Висия.

– А мне нравится! – заметила Стася.

– На то ты и ведьма… Рассказывай, как дела у Ксении? – спросила Лидия.

Стася рассказала о состоянии бабушки и о том, что говорят врачи, а потом спросила:

– Неужели её нельзя вылечить? Бывают же чудеса!

– Стасенька, не мучь ты нас этим вопросом. Ты и сама знаешь ответ, – отвела взгляд Урсула.

– Нет, не знаю, – помотала головой и широко раскрыла глаза Стася.

– Значит, не пришла пора знать ответ. Ты же сама ведьма. И всё к тебе придёт в своё время. Ответы на все вопросы, – пояснила Лидия.

Она взглянула на каркнувшего Арона, который, сидя на балке, захлопал крыльями, и сказала:

– Идут люди. Трое. Каждый с большой ненавистью. Возьмём по одному. Стася будет помогать. Как всегда.

Через десять минут в дверь постучали.

– Урсула, это к тебе, – сказала Лидия и ушла в спальню.

Висия открыла дверь и, запустив в дом женщину лет сорока пяти, вышла на крыльцо.

– Здравствуйте, – робко сказала незнакомка, вглядываясь в темноту.

– Здравствуйте. С чем пришли? – шагнула к ней навстречу Урсула. – Садитесь, рассказывайте.

Дама боязливо осмотрелась, прижимая к себе красивую дорогую сумочку, и осторожно присела на краешек стула.

Ведьма внимательно взглянула на посетительницу, потом молча взяла её ладони в руки, ощупала и рассмотрела их. После чего сказала Стасе:

– Сделай женщине чаю из мяты. В ней слишком много огня.

– Огня? – спросила посетительница растерянно.

– Да. Огня гнева и мести, – кивнула Урсула. – Рассказывайте: кому же вы так хотите отомстить?

– Да, меня душит обида. Я не могу ни есть, ни спать.

Слёзы мгновенно выступили из глаз женщины, как выступают капли воды из намокшего болотного мха, и она продолжила:

– Меня бросил муж… Мы жили двадцать лет. А потом он пришёл и сказал, что хочет развода, – она помолчала, посмотрев на бархатцы, – хочет «интеллигентно развестись», как он заявил. Оставил мне дом, ушёл с одним чемоданчиком. И теперь живёт с другой женщиной. А я потеряла покой.

– Как он вам объяснил свой развод? – спросила Урсула. – Ведь он пытался вам объяснить, но потом решил, что говорить с вами бесполезно.

– Да-да, – закивала женщина, низко опустив голову, – всё точно так, как он сказал… Как объяснил? Будто я его не люблю. Что ему плохо со мной. Что общаемся на разных языках, – она отхлебнула принесённый Стасей чай. – Да много чего он говорил. Но самое обидное – обвинил меня в том, что я с ним только из-за денег!

Она подняла глаза, посмотрела на Урсулу и неожиданно закричала:

– Это та гадина с ним из-за денег! Живут припеваючи, ни в чём себе не отказывают! Как же я его ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!! Я встречаю их иногда в городе. Его новая жена воркует с ним. Но это же очевидно, что всё только из-за его средств, из-за его подарков. Я вижу её насквозь!

– Насквозь? Вы, что ли, ведьма, чтобы видеть людей насквозь? – удивилась Урсула.

– Нет, но вы бы поглядели на эту дрянь. Не надо обладать даром, чтобы видеть их лживые отношения! – воскликнула женщина.

– Знаете, что я вам скажу? «Вижу насквозь» – глупые слова. Окружающие люди всего лишь зеркала́, в них отражается ваша собственная душа. Поэтому то раздражающее, что вы видите в других, – это грязные места вашей собственной души.

– Не понимаю вас, – мотнула головой женщина, – да это и неважно. Я пришла просить вас о мести. Я живу только этой мыслью. Хочу, чтобы он страдал, чтобы она мучилась…

– Вот слушаю то, что вы говорите, и мне очень жаль вас. Оглянитесь вокруг себя. Вы с утра до ночи плачете, вы ненавидите, источая это, словно фонтан с отбросами. Ваш мир зловонен и ужасен.

– Зловонны и ужасны ваши цветы, – спокойно сказала женщина, кивнув на бархатцы, – а я хочу отомстить! Я заплачу любые деньги – благо, счета он оставил нетронутыми. Вы будете богатой, только сделайте так, чтобы его жизнь стала невыносимой!!!

– Месть – страшное чувство.

– Я хочу, чтобы он страдал!!! Я подарила ему лучшую часть своей жизни. Я была ему прекрасной женой! А он обманул меня. Он воспользовался мной…

– Но он тоже отдал вам лучшие годы. Разве не так?.. Нет, я не буду вам помогать. Идите с миром и попытайтесь успокоить свою душу. Не мстите.

– Но почему?

– Ну, люди сходятся, люди расходятся. Поймите, равновесие всё равно установится. Как бы вас ни раскачивала жизнь, в итоге всё и всегда приходит к равновесию. Когда мужчина бросает женщину, то тут одно из двух и третьего не дано. Возможно, он, действительно, поступил гадко и подло. И обидел хорошего, доброго, нежного человека, уйдя к двуличному монстру, который погнался за его деньгами. Так чем не месть? У вас есть возможность жить без предателя, подлеца. А ему за вас отомстит та, которую он выбрал. Ибо она, конечно, оберёт его, судя по вашим рассказам. Либо вы просто использовали его, и он, почувствовав это, ушёл в другие отношения, которые считает более искренними. И опять восторжествовала справедливость. Он помогает ребёнку?

– Да, но она у нас уже взрослая. И они общаются. Но дело не в ней, дело в наших с ним отношениях. Он – предатель. И должен быть наказан. Я порчу ему жизнь, как могу: звоню его новой жене, делаю разные гадости, отсылаю анонимные жалобы. Но я хочу настоящей мести. Я хочу, чтобы он страдал!!!

– Вы знаете, – сухо сказала Урсула, – из вашего рассказа я поняла, что ваш муж мне нравится гораздо больше, чем вы.

– Вы просто женоненавистница! Отвратная вы женщина. Вы мне сразу не понравились. Я тоже вас вижу насквозь. Лишь бы денежки прибрать к рукам чужие. Просто вы сразу поняли, что меня не проведёшь и много с меня не поимеешь. Вот и окрысились.

– Опять ты про деньги?! Ишь, как тебя разобрало! Иди-ка ты отсюда! – вскочив и подобрав юбки, насупилась Урсула. – А то сделаю так, что у тебя настоящие рога вырастут и свиной хвост. Я могу, я же – ведьма.

Урсула притопнула ногой.

Женщина ловко вскочила, подхватила сумочку и припустила к двери. Выйдя на крыльцо, она обернулась и, плюнув на порог, побежала к дорожке, отпихнув девушку с длинными тёмными волосами, которая едва успела отскочить, чтобы не упасть.

Девушка удивлённо посмотрела вслед женщине и поднялась на крыльцо.

Глава 26

Стася пообщалась с бабушкой и убедилась, что с ней всё в порядке. Только теперь она смогла улыбнуться новой посетительнице, которая была едва старше её.

– Здравствуйте, меня зовут Айя. Мне нужна ведьма. Погадать, – сказала девушка.

– Идите за мной, – позвала её Стася и, завернув за угол веранды, проводила молоденькую посетительницу к Висии.

– Здравствуйте, чем я могу вам помочь? – посмотрела на девушку та.

– Скажите, что меня ждёт? – попросила она, садясь на скамейку перед ведьмой.

…В последнее время в Стасе открывался новый, неведомый для неё дар. Она начала видеть нутро приходящих людей. Пока ещё не могла этот дар контролировать, но Урсула её как-то успокоила, что постепенно всё встанет на свои места. Иногда Стася видела плохо, между тем сегодня – очень хорошо. Темноволосая девушка понравилась ей. Однако, приглядевшись, она удивилась, что в таком светлом человеке внутри плавал огромный комок ненависти. Но только если у первой посетительницы ненависть была перемешана со злобой, то у этой девушки клубок состоял из ненависти, боли и печали.

Висия разложила свои карты, Стася заглянула в них и выдохнула – Айю ждала очень счастливая жизнь: путешествия, отличный брак, замечательные дети и долгие годы здоровья.

Висия стала рассказывать посетительнице о том, как сбудутся её желания. Но почему-то этот рассказ не радовал девушку. Стася, стоя сзади, видела её душу. Она заметила, как чёрный клубок поднялся к горлу Айи изнутри, и та вдруг перебила Висию, спросив:

– Скажите почему? Почему карма не работает? – она вдруг по-детски расплакалась, размазывая слёзы кулачками по щекам.

– Карма работает. Причём всегда и сразу, – спокойно ответила Висия и подала знак Стасе, чтобы та и этой посетительнице принесла чаю с заговорённой мятой.

– Нет, она не работает. По крайней мере, с одним человеком. С моей матерью… Она всю жизнь порхала как бабочка, практически не обращая на меня внимания. Все свои проблемы я решала сама. У неё на уме были только любовники, с которыми она часто встречалась, не стесняясь меня. А я была так – бесплатное приложение к весёлой жизни матери… Она постоянно делала только то, что хочет… Из-за этого у меня было много проблем, которые с детства приходилось решать самой. Потом я долгое время старалась заслужить её любовь, понравиться ей. Мать не всегда вспоминала о том, что меня надо накормить, а я, когда только чуть подросла, пыталась готовить для неё еду… И всё в таком роде… Но потом я выросла и взбунтовалась. И ей это не понравилось. Она начала ругать меня. Её любимыми словами стали фразы: «Не смей говорить со мной в таком тоне! Я – твоя мать!» И вот тут я её возненавидела. Потому что считала, что мать совсем по-другому заботится о детях. Я наблюдала за матерями своих одноклассников и отчаянно им завидовала…

Посетительница не могла говорить, потому что рыдания душили её. Стася видела, что горло бедняжки обвила боль и обида. Они не давали ей вздохнуть. Стася подошла ближе, провела рукой по шее девушки, снимая тяжёлые эмоции, и стряхнула их на траву. Айе сразу стало легче. Она смогла вздохнуть. Но всё так же печально смотрела на Висию. Та взглянула на неё с сочувствием и сказала:

– Твоя мать неплохой человек по отношению к другим. Она любит животных и посторонних людей. Для неё важно всем нравится. Она со страстью отдаётся мужчинам, и они платят ей тем же. Но больше всего на свете сейчас она хочет твоей любви. Чтобы ты обожала её, тянулась к ней, советовалась. Она смотрит на других мам и завидует чёрной завистью, видя их трепетные тёплые отношения с детьми. Но в тех семьях была иная предыстория, иные поступки, и поэтому итог тоже другой – светлый и добрый. А твоя мать извинилась один раз и считает, будто этого достаточно, ожидая возвращения твоей любви, но не меняясь при этом. Она хочет, чтобы кривое дерево, которое вырастила, ухаживая за ним время от времени и поливая мимоходом, только чтобы не засохло, вдруг стало давать ей плоды, как другие, которые она видит через забор, те, что заботливо поливали… Ты – молодец. Ты можешь собой гордиться, потому что выросла вопреки всему. И посмотри, какой стала красавицей! А насчёт кармы… Ты любишь свою мать?

– Нет, я её презираю… Раньше – ненавидела, а теперь она для меня – пустое место…

– Страшно это слышать. Разве карма не сработала? Но у твоей матери до сих пор есть шанс: измениться. Поменять своё отношение к тебе, попросить прощения и попытаться загладить свою вину… Если бы она это сделала, то ты простила бы её. Ведь так?

Девушка посмотрела на Висию глазами побитой собаки, заплакала ещё сильнее и, потеряв возможность говорить, просто кивнула.

– Значит, у неё есть шанс всё изменить… Она не давала тебе, маленькой, необходимой любви и заботы, в которых ты нуждалась. Ты же по-детски пыталась залить её своей любовью, чтобы получить хоть каплю в ответ. Но разочаровалась. А теперь, спустя годы, она стучит в дверь твоей души, требуя прежнего обожания. Но сама меняться не хочет. Скорее, она будет искать виноватых. И обязательно найдёт тех, кто, как ей кажется, разрушил её отношения с ребёнком. Жаль только, что не настоящего виновника – себя…

Потоки слёз Айи высохли так же быстро, как пересыхают ручьи после недолгой грозы. Стася принесла холщовый мешочек, перевязанный тугой лентой, и подала Висии. А та в свою очередь протянула его Айе со словами:

– Возьми. Это заговорённые травы. Пей их на ночь, пока они не закончатся. Печаль, которая разъедает тебя, уйдёт навсегда. А мать твоя… Не надо её презирать, не стоит ненавидеть… Я не заставляю тебя принять её или понять. Но она такая, какая есть. Вот это ты должна усвоить. Если мама тебе делает больно, вторгаясь в твою жизнь, просто старайся уберечься от неё, как от разрушающей стихии. Ведь никто не станет ненавидеть ураган, но от него берегутся. – Висия помолчала, раздумывая, а потом добавила: – Твоя мать не исчадие. Просто у неё что-то сломано внутри. Иногда с этим надо смириться. Не оплакивай то, что было. Радуйся тому, что есть. Такое детство, как у тебя, – это ненормально. Но и не повод страдать всю жизнь, оборачиваясь. Шрам останется навсегда. Как воспоминание. Однако не эта отметина будет виновна в твоих горестях и завтрашних проблемах. Теперь за свою жизнь отвечаешь ты сама. Твоя мать считает всех повинными в её бедах, а ты, следуя таким же путём, обвиняешь её в том, что происходит с тобой сегодня. Но это не так. За себя взрослых мы всегда в ответе сами.

– Да, – девушка встала, расплатилась и добавила: – Спасибо вам! Это были нужные слова. Но у меня ещё только один вопрос: я мучаю себя и думаю, почему, встречаясь иногда с матерью, мне всё хочется и хочется говорить ей о своей боли и обидах? Ведь я уже давно поняла, что она меня не слышит. Но зачем я возвращаюсь к этой теме снова и снова? И потом сержусь на себя. А остановиться не могу…

– Каждая женщина, которую в детстве недолюбили, всё равно в душе остаётся маленькой девочкой. Она приходит в то место, где её не любили, как на разрушенный алтарь, и раз за разом пытается услышать, что обидчик сожалеет и раскаивается. Что ему стыдно и больно. Что если бы он мог всё вернуть назад, то никогда бы так не поступил. Никто не может изменить прошлого, зато все в силах поменять будущее. Но большинство матерей, совершивших ошибку, не хотят её признать и произнести важное слово «прости». Скорее, они будут делать вид, что ничего не помнят, или своё вчерашнее зло попытаются выдать за добро, говоря: «Если бы я тебя тогда не била и не заставляла, ты бы сейчас не добилась того, что имеешь…» И вот именно это и обижает, они этими словами каждый раз словно говорят: я поступила с тобой тогда правильно; если всё повторить, я сделала бы так же. Именно от этого твоё сердце так болит каждый раз после общения с матерью… Но ты повзрослела. Теперь сама позаботься о маленькой девочке внутри себя. И дай ей много заботы и ласки, которую она недополучила…

Айя улыбнулась. Светло и чисто, как может улыбаться только человек с добрыми мыслями. Попрощавшись, она ушла домой. А Стася и Висия задумчиво смотрели ей вслед.

Из леса вышел мужчина. В такую духоту он был в костюме и шляпе. Мужчина бодро шёл к домику ведьм, изящно опираясь на модную трость. Было видно, что он носит её скорее для престижа. Это был клиент Лидии, и Стася проводила его к ней.

Урсула и Висия отправились в огород за домом, а Стася и Лидия остались с импозантным посетителем в гостиной. Они усадили его за стол и предложили воды.

– Спасибо, не откажусь, – протянул он к полному стакану руку.

Жадно выпив воду, поставил стакан на стол и начал рассказывать:

– Привело меня к вам вот какое щепетильное дело… Я хочу, так сказать, вселенской справедливости!

– А что, её в вашей жизни нет? – спросила Лидия.

– Нет. И это, знаете ли, весьма обидно, – потряс головой он.

– Вам кажется, что вас обидела жена? – задала ему вопрос в лоб Лидия. – Вернее, бывшая жена.

– Вы зрите прямо в корень! – поднял палец мужчина. – Это даёт мне надежду, что я обратился по адресу. Я, любезная Ведьма, жажду её наказать. За всё, что сделал со мной этот подлый человек. Вы уж извините, но она, выражаясь простым языком, гадина последняя.

– Правда? – удивилась Лидия. – И чего в ней такого гадкого?

Стася разглядывала мужчину и сначала не видела, что там, под его кожей. Но потом поняла, что изнутри он весь чёрный – до кончиков ушей покрыт злобой, желчью, завистью… А по виду и не скажешь – милейший господин.

В это время «милейший господин» разошёлся:

– Когда мы поженились, то вместе открыли архитектурное бюро…

– На чьи деньги? – перебила его Лидия.

– Ну… на деньги её родителей, но это неважно! – занервничал он. – Мы его вместе поднимали, пробивались вверх, участвовали в конкурсах…

– Вернее, это ваша жена участвовала в конкурсах, делая по ночам проекты, а вы в эти же ночи ходили в соседний с бюро дом. В гости к вашей секретарше, – добавила Лидия.

Мужчина заволновался больше:

– Ой, да бог с вами, там интрижка была на месяц! И потом эта дура забеременела…

– Да, и вы оставили её в одиночестве разбираться с проблемой, – сказала Лидия.

– Мне не нравится ваш тон! – резко произнёс он. – Это всё мелочи! Моя жена на мне подняла бизнес. Я её обогатил. А она воспользовалась мной и выкинула. Как щенка. Я требую сатисфакции!!!

– Сколько бы денег ни было, никто никогда не будет резать ослика из сказки, который одаривает золотыми. Вам это понятно? – спросила Лидия.

– Нет. Поясните! – строго потребовал мужчина.

– Вы так долго рассказывали эту историю другим, что сами в неё проверили, – устало сказала Лидия, – а всё было совершенно иначе. Вы альфонсом прожили с женщиной, которую не любили и не уважали. Вы за её счёт оделись и обулись, обрели хорошие манеры. Но, к сожалению, натура ваша такова, что вы стали гадить там, где ели. Вот вас и выбросили, дружок.

– Никакой я вам не «дружок»! – мужчина вскочил, размахивая тростью. – Я пришёл её наказать! Так делать, как она, нельзя.

– А так, как вы, – можно? – спросила Лидия.

– Я ухожу, – он кинулся к двери, – и я очень в вас разочарован!

– И я тоже. Но только в вас – сказала Лидия, подошла и закрыла за ним дверь. – Вот такой приём, – вздохнула она, повернувшись к слегка напуганной их разговором Стасе.

Больше в этот день посетителей не было. Лесные ведьмы поубирали вокруг дома и разожгли костёр, чтобы в нём сжечь весь собранный лесной мусор. В небо заклубился белый тягучий дым. Они стояли, вдыхая его горьковатый запах.

– А как твои книги? – спросила у Стаси Урсула. – Пишешь?

– Странно, однако порой у меня стал пропадать интерес к этому, – ответила Стася. – Раньше я стремилась, писала, рвалась. А теперь иногда заставляю себя. Я уже начинаю думать, может, мама права и это занятие не моё?

– Очень даже твоё, – возразила Лидия, – но всегда надо помнить, что, чем бы ты ни занималась, в какой-то момент происходит затухание. В делах, в отношениях, в работе. Такова жизнь. Сначала подъём, а потом падение. И в такой спад главное – не наломать дров, потому что потом подхватит новое вдохновение, придёт новый рассвет. Вечером, когда ты вымотана и бесконечно устала, трудно поверить в то, что наступит утро и снова взойдёт солнце. В то, что будут силы и желание жить. Жизнь дышит. Вдох – выдох. Сердце сокращается: сжимается – разжимается. И наша дорога имеет продолжение. Ты же любишь писать?

– Да, очень! – с жаром ответила Стася.

– Вот видишь, это твоё, – успокоила её Урсула.

– Но мне всё чаще становится страшно. Особенно когда я только начинаю работать. Раньше такого не было. Я творила без оглядки. А сейчас… – поделилась Стася.

– Чего ты боишься? – спросила Висия.

– Что не справлюсь. Что напишу чепуху. Что не получится, – перечисляла свои опасения Стася.

– Это потому, что ты выросла, – успокоила её Лидия, – и стала профессионалом. Дилетанту ничего не страшно. Он не знает настоящую цену ошибкам. А вот профессионалу понятны последствия. Только и всего. И потом, – она подошла к Стасе и обняла её сзади, прижав к себе, – я расскажу тебе одну историю. Когда я была молода, то очень любила шить. У меня была швейная машинка – самая большая ценность нашего дома. Чёрная, обтекаемая, с золотым филигранным рисунком по корпусу, с деревянной ручкой сбоку. Заводилась машинка большой педалью, которую надо было плавно двигать ногой. И шила она только вперёд и назад, но на ней я создала свои самые лучшие наряды. У моей матери в шкафу давно лежало шёлковое платье. Оно вышло из моды, но было сшито из очень красивой ткани. Натуральный шёлк всегда стоил дорого. И я задумала его перекроить в блузку. Но очень боялась приступить, обдумывая, как это лучше сделать. В голове я крутила эскиз так и эдак, и казалось, всё уже распланировала. И вот наступил день, когда я открыла шкаф и вытащила на свет платье, чтобы перешить его. Я разложила его на полу, тщательно по шаблону кусочком мыла нанесла детали новой блузы и взялась за ножницы. Разрезала платье на 10 нужных частей, и вот тут, когда взглянула на оставшиеся лоскуты, меня охватила паника. Ещё недавно это было пусть и немодное, но добротное платье. А что сейчас? Я ещё час не могла приступить к началу шитья – так у меня дрожали руки. Но заставила себя. Взяла иглу, нить и первые детали, приметала друг к другу. Потом аккуратно сшила их на машинке. И так, шаг за шагом, я получила новую прекрасную блузку. Она была моей самой любимой, и я долго её носила. Надеюсь, – повернула она к себе Стасю, – ты понимаешь, что это история не про одежду?

Стася закивала.

– Такой момент бывает в любой работе. Главное – довести задуманное до конца. И тогда тебе будет чем гордиться, – добавила Лидия. – И если тебе не нравится твоя жизнь или твоя работа, то надо всё взвесить, обдумать и перекроить. Однако понимать, что между прошлым и будущим будет момент, когда перед тобой останется только груда лоскутов…

…Возвращаясь к бабушке, Стася всю дорогу представляла швейную машинку Лидии, старомодное шёлковое платье и новую блузку.

Глава 27

А бабуля выволокла в сад ковёр из гостиной, расстелила его на траве и, подоткнув юбку, стояла на нём на коленях и чистила его щёткой. Пару цветных половичков она уже вымыла, развесила их по забору, и вода с них стекала шумной весёлой капелью.

– Бабушка, – подбежала Стася к Старой Ксении, – ну зачем же ты сама их моешь? Я бы всё сделала!

Ксения, поднявшись, ответила:

– Это доставляет мне удовольствие… Кому-то нравится жаловаться, кому-то – болеть или отдыхать. А мне – работать, чистить и создавать. И таких, как я, много. Ты, кстати, такая же.

Стася в спешке поела и присоединилась к бабушке. И вот они уже вдвоём весело тёрли щётками старый ковёр. И всё стало как раньше. Как будто болезнь была ночным кошмаром.

За этим занятием их и застал Станислав. Он тихо подошёл сзади и пощекотал голую Стасину пяточку травинкой. От неожиданности она вскрикнула, вскочила, но тут же, увидев Стаса, засмеялась и обняла его мокрыми руками.

Парень помог им домыть ковёр и повесить его на просушку. Сделать это было не так-то просто. Намокший ковёр был тяжёлым, выскальзывал из рук, и ребята изрядно повозились, таща его до забора. Их ужасно смешило то, что они чуть не падали, скользили по мокрой траве, но всё же водрузили ковёр на деревянный штакетник. Чтобы смыть с себя грязь, уставшие и мокрые, отправились искупаться.

Когда Стася и Станислав вышли на берег, море радостно протянуло им навстречу волну, но не дотянулось и, опав, отпрянуло в ожидании, пока влюблённые подойдут ближе. Солнце же торопилось закатиться за горизонт и снова разлилось тысячами оранжевых осколков по волнам Медовой бухты. Парень с девушкой быстро скинули одежду и, взявшись за руки, побежали в воду цвета кипящей лавы.

Она была тёплой и нежной, как Стася. Станислав прижал девушку к себе и почувствовал мурашки на её коже. Губы Стаси пахли спелой малиной. Стас целовал её и думал, что целует саму жизнь. Никогда до неё он не размышлял столько о природе. Ну, цветы и цветы, деревья, кусты… Но со Стасей мир для него словно ожил и заговорил. Стас почувствовал любовь от каждой ветки и каждого листка. Наверное, потому что сама Стася относилась ко всему, что их окружало, бережно, как к живому. Только с ней он ощутил себя частью огромного яркого мира.

– Как я жил без тебя? – спросил он у неё.

– Так же, как и я без тебя, – ответила она и крепко его обняла.

…Когда Стас уехал домой, а бабушка легла спать, Стася опять села за ноутбук. Ей надо было доделать новый сборник. У неё было несколько вопросов по его оформлению, и она решилась позвонить помощнику редактора Катарине. Та сразу ответила. Они обсудили работу, а потом ещё долго разговаривали на отстранённые темы. Катарина пооткровенничала, что сегодня рассталась с парнем, и рассказала, как ей грустно. Стася сидела на подоконнике, качала ногой и слушала далёкую девушку, которая вдруг стала близкой и осязаемой. Их взгляды во многом совпадали. Им нравились одни и те же вещи.

Как восхитительно невзначай соприкоснуться с незнакомым человеком и почувствовать в нём родную душу! Подруг ты угадываешь каким-то шестым чувством. И возникает неповторимое ощущение, будто знал человека всегда. Словно одним лёгким движением ты совпал с кем-то пазлами.

Потом, лёжа в постели, она ещё долго думала о Катарине и её приятном голосе.

…С этого дня бабушка снова занималась хозяйством, Стася помогала ей, писала сказки, училась у ведьм, а по вечерам гуляла со Стасом. Они объездили всё ближайшее побережье, целовались в каждом затаённом уголке, рассказали друг другу обо всём, и, казалось, между ними больше не было ни одного секрета.

Ночами Стася часто болтала с Катариной. Пару раз пыталась рассказать о Катарине Виге, но та восприняла это ревниво, и больше они не касались данной темы.

Старая Ксения расцвела. Болезнь отступила, и когда через пару недель их по собственной инициативе навестил доктор Петер, решивший проведать Ксению, а ещё больше хотевший увидеть Стасю, то он был очень удивлён внешним видом своей пациентки.

Ксения встретила его, неся таз с овощами из огорода. Она усадила доктора Петера на веранде, нарезала ему целую миску салата из мясистых помидоров и молодых огурчиков, которые на срезе покрывались капельками сока, потом всё это щедро присыпала укропом и добавила ложку густой сметаны. Придвинула ему тарелку, принесла печёной картошки и каравай хлеба с лопнувшей краюшкой.

– Вот эти лекарства мне помогают, – сказала она ему, указывая на еду. – За завтраком я принимаю пару капель криков чаек, за ужином – плеск моря. Так и лечусь.

Вскоре на веранду босиком вышла Стася, одетая в лёгкое летнее платье. Она только проснулась, откидывала распущенные волосы с лица и тёрла ладошками сонные глазки. Девушка сладко потянулась и лишь сейчас увидела гостя. Чуть опешила, извинилась и подсела к ним за стол.

Доктор Петер, зардевшись, сказал ей:

– Я рад, что вашей бабушке легче.

– Да, – схватив помидор и аппетитно его надкусив, ответила Стася, – видимо, у нас в Медовой бухте такое место. Лечебное.

Петер хотел бы поболтать с ней, но Стася была немного рассеяна и расстроена. Сегодня к ним должна была приехать мать. Причём на несколько дней. И совершенно непонятно было, чего ожидать от этого приезда, так что разговора не получилось. Петер померил Ксении давление, поговорил о её самочувствии, пару раз взглянул на Стасю, которая его словно не замечала, и, вздохнув, уехал.

К обеду прибыла Агния. Она тяжело взобралась на крыльцо, недовольно покосилась на море, сказав, что «здесь вечные сквозняки» и они «постоянно студят уши». А потом пошла устраиваться в гостевой комнате.

За обедом Агния попыталась заговорить о продаже дома. Она сказала, что агент по недвижимости объяснил, что дома́ на побережье сейчас сильно подорожали.

– Мы могли бы очень выгодно продать твою халупу. А там, в городе, живи себе как барыня, – объясняла она матери.

– Так я и здесь барыня, – спокойно поставила перед ней тарелку Ксения.

– Мам, но ты же… болеешь. Будешь слабеть. Тебе нужен уход, – сказала Агния.

– Не беспокойся. Тебе надо будет договориться только о моей кремации.

– Мама! Я не хочу об этом говорить! – воскликнула Агния.

– Хорошо, не будем.

Какое-то время они ели молча, а потом Ксения вдруг сказала:

– Мы пойдём сегодня на сельскую ярмарку. Они поставили шатры у посёлка. Мне рассказал об этом Станислав.

– Зачем это? Шумно. Много народу. Ещё подхватим какую-нибудь заразу, – поджала губы Агния.

– А когда вы были с братом маленькие, ты больше всего на свете любила такие ярмарки. Карусели, огоньки, аттракционы, – напомнила ей мать.

– Мама, ну глупости же. Я давно уже не маленькая! – возразила Агния.

– Сделай это для меня, – попросила её Старая Ксения.

Агнии пришлось согласиться.

Когда стало темнеть, женщины собрались. Агния надела кофточку цвета мяты и синюю юбку.

Когда её увидела Ксения, она улыбнулась:

– Агнешка, ты до сих пор любишь мятный цвет?

– Да, он мне нравится, – поправляя воротник перед зеркалом, ответила Агния.

– Ты была удивительным ребёнком. Девочкам обычно нравятся розовые цвета. А ты с детства выбирала зелёные. Именно такой, мятный, тебя завораживал больше всех, – сказала Ксения.

У неё заблестели глаза. Она подошла к комоду и, открыв нижний ящик, достала коробку с ярко-лиловой крышкой, вытащила из неё что-то блестящее и протянула Агнии. Это была маленькая брошка в виде четырёхлистного клевера. Вместо листиков в неё были вставлены четыре прозрачных голубых камешка.

– Ты помнишь её? – спросила она у дочери.

– Да, – у Агнии дрогнула рука, – я носила её на шапочке. Лет в пять.

– Она так шла к твоим голубым глазам! – вспоминала Ксения.

Агния прикрепила брошку на кофту и полюбовалась в зеркало, как та переливается у неё на груди.

– В таких старых вещах есть душа, дочка, – Ксения присела на диван и, положив коробку на колени, обвела взглядом комнату. – Здесь на каждом предмете трещинки и царапинки, которые мне напоминают о чём-то. Для меня это словно записи из прошлого. Мои дневники. В них воспоминания о моих близких, о нашем прошлом. Эта брошка мне всегда напоминала тебя маленькую.

Старая Ксения похлопала по дивану:

– Присядь возле меня.

Агния села. Ксения открыла крышку, стала вытаскивать из коробки разные вещицы. Сначала она подала дочери маленькую погремушку:

– Это твоя первая игрушка. Видишь, здесь по краю неровности? Ты точила об неё свои первые зубики. А это твоё первое фото, – она протянула дочери потемневший фотоснимок маленькой удивлённой девочки.

Затем Старая Ксения достала стопочку писем, перевязанных красивой ленточкой:

– Это твой отец присылал тебе открыточки с моря. На каждой он писал послание, которое я тебе читала. Потом, когда ты подросла и хотела эти письма выбросить, я вытащила их из мусорного ведра, думая, что они ещё пригодятся тебе.

У Агнии увлажнились глаза. Она с волнением перебирала вещи, которые подавала ей мать. Здесь был её первый локон и первые, совсем крохотные пинеточки… Вот фото Агнии-подростка перед соревнованиями по плаванию и все значки и наградные ленты, которые она когда-то получала. Целая папка детских рисунков. Обкусанный ею карандаш, которым писала на экзамене в институте… А вот чёрно-белый снимок Агнии-девушки и её первого парня. Они стоят у стены какого-то большого здания.

– Мы тогда собирались в кино. И он мне купил мороженое. А я испачкала им юбку и очень сердилась… Зелёная! Юбка была зелёная! Она мне ужасно нравилась. Её сшила мне ты, мама… А парень расстроился и оттирал пятно платком… А потом мы целовались. И пахло в тот вечер гиацинтами… – водя по снимку ногтем, вспоминала Агния.

Ей отчаянно захотелось вдохнуть запах гиацинтов. Отчего-то внутри неё вдруг разлилась, заныла необъяснимая тоска, перемешанная с радостью и блаженством.

– Это всё мои богатства, – сказала Ксения, погладив дочь по руке.

Агния молчала. К ним спустилась Стася. Она удивилась и обрадовалась тому, что мама и бабушка дружно и умиротворённо сидят на диване. А у Агнии было такое необычное выражение лица, какого Стася никогда у неё не видела.

Закрыв дом, они отправились на ярмарку. На удивление, дорога через пустошь и лес не показалась Агнии такой уж утомительной, как она ожидала. Рядом энергично вышагивала Ксения, впереди шла дочь. В тишине засыпающего бора далеко разносились их разговоры и смех. Они вспоминали пережитое, забавные моменты из Стасиного детства. Поэтому Агния сильно удивилась, когда лес быстро закончился, и перед ними засветилась огнями ярмарка.

Они вошли в переливающиеся ворота и влились в толпу зевак, гулявших повсюду. Чего тут только не было! Всё вокруг искрилось, громко играла музыка, сверкали аттракционы, фокусники и глотатели шпаг показывали своё мастерство, лавочники продавали всякие вкусности: у каждого прилавка что-то дымилось, булькало и завлекающе пахло. Кто-то нёс в руках кукурузу, кто-то жевал хот-дог…

Ксения купила своим девочкам сладкую вату – каждой по огромному мягкому розовому шару.

Когда ты взрослый, порой самая незначительная мелочь способна вызвать в тебе бурю воспоминаний. Это может быть аккорд давно забытой песни, знакомый запах или потерянные, казалось, ощущения. Они будоражат душу, наполняя её трепетом и чувством волнения.

Агния шла к центру ярмарки, где крутилась большая цветная карусель, ела вату и с каждым шагом словно уменьшалась в возрасте. К весёлым деревянным лошадкам она подошла уже маленькой девочкой с большим бантом на голове.

– Хочешь прокатиться? – легонько тронула её за руку мать.

То ли маленькая девочка, то ли взрослая Агния с блеском в глазах и искренней улыбкой ожидания на лице сперва покачала головой из стороны в сторону, отрицая, а потом тут же соглашаясь.

Ксения купила билеты и протянула Агнии. Она отправилась на карусель. Выбрала карету из тыквы, в которой очень хотела покататься ещё в детстве, и, еле уместившись, села в неё. Карусель закрутилась, музыка заиграла. Агния отправилась в путешествие. В карете пахло пылью, краской и беззаботностью. За окном всё слилось в один цветной поток. Агния же всё дальше и дальше уезжала от тревог сегодняшней жизни. Ксения махала дочери, когда та проносилась рядом в своей золочёной тыкве. Старая женщина видела умиротворённое лицо дочери, и ей тоже казалось, что Агния – её маленькая любимая девочка с двумя крупными зубиками, которые делали её похожей на бельчонка. И сейчас она сойдёт с карусели, и Ксения купит ей самый большой и красивый леденец.

Когда Агния вышла из аттракциона, у неё кружилась голова, но она тут же пошла на качели. Уселась на скамейку, висящую на цепях, вокруг неё закрепили спасательный пояс, и Агния понеслась по кругу. Качели приподнялись, и в толпе у освещённого дерева она увидела Стасю. Та целовалась со Станиславом. Сначала Агния нахмурилась, хотела закричать дочери, но вдруг отчего-то невероятно сильно запахло гиацинтами. Женщина прикусила губу, и на её глаза навернулись слёзы.

…Они ещё долго гуляли по ярмарке. Наелись всяких неполезных, но очень вкусных вещей, нахохотались до колик, когда выступали клоуны и проходил конкурс меткого бросания пирогов со сливками в соперников.

Глава 28

Они вернулись домой за полночь и, не торопясь ложиться спать, пили чай на кухне.

– Мама, как здорово, что ты вытащила нас на эту ярмарку! – с улыбкой сказала Агния.

– Да, мне тоже понравилось! – воскликнула Стася.

Ксения по-доброму посмотрела на них кротким взглядом и сказала:

– Знаете, что я сегодня подумала там, на ярмарке? Что каждый наш день как прозрачный хрупкий сосуд. Что-то в него кладёт жизнь. Но большинство ингредиентов добавляем мы сами. Да, он обязательно разобьётся о закат. День уйдёт, а то, чем мы его наполнили, останется. С нами.

– Да, ты права, мама, – ответила, задумавшись, Агния. Впервые ей не хотелось ни спорить, ни осуждать мать.

– Ты счастлива, доченька? – спросила её Ксения.

– Наверное, – подумав, ответила Агния, – однако, пожалуй, я бы ещё хотела увидеть мир. Попутешествовать. Но на это нужна куча денег!

– Я путешествовала всю жизнь. И много где бывала… – ответила Старая Ксения. – Я была в Семук Чампей в Гватемале. Там, в затерянных джунглях, я купалась в тёплых бассейнах маленькой реки под тенью кружевных листьев деревьев… А у священной тибетской горы Кайлас чуть не замёрзла. Когда обходила вокруг неё по традициям древнего ритуала, у меня стыли руки на холодном ветру, слепли глаза от белизны окрестного снега… Но там было прекрасно! Я видела Глаза Бога в пещере Проходна в Болгарии и удивлялась в другой пещере – Вайтомо в Новой Зеландии. Это светящаяся пещера светлячков… Я видела незабываемый огненный водопад Лошадиный хвост. И много чего другого… Была на самых высоких вершинах и спускалась в самые тёмные впадины этого мира. И он везде завораживающе прекрасен! Но ничего красивее Медовой бухты я не видела.

– Но ты же никогда не выезжала дальше нашего городка! – не поняла матери Агния.

– У меня были рассказы мужа, книги и моя фантазия. И этого достаточно. И поверь, я часто видела больше тех, кто возвращался из таких поездок, – засмеялась Старая Ксения.

…Когда все улеглись, Ксения услышала, что кто-то скребётся в дверь.

– Заходи, Стася, – сказала она тихо.

Но заглянула Агния. Она несмело потопталась у двери, потом подошла к кровати матери и опустилась на неё. Долго сидела молча, глядя в окно, за которым лунная ночь освещала качающиеся ветки сосны, а затем опустила голову и еле слышно сказала:

– Мама, извини меня, ты всегда для меня была странной… Я удивлялась, что ты совсем не расстроилась, когда я разбила ту красивую хрустальную вазу… Помнишь её?

– Нет, не помню, – сказала Ксения, нашла на ощупь в темноте руку дочери и погладила её.

– Да, я так и думала… Тогда ты вообще не огорчилась. Но… проплакала неделю, когда исчезла брошка… которую тебе сделал Томас. – Агния помолчала, а потом повернулась к матери. – Прости, но это я её тогда выбросила.

– Я знаю, доченька, – спокойно сказала Ксения, – и я плакала тогда не из-за брошки, а потому что поняла это…

– Прости, – Агния глухо зарыдала и кинулась к матери на грудь.

Её душили слёзы, она не могла успокоиться. В ней боролось одновременно столько чувств, но ни одно женщина не могла выплеснуть, лишь слёзы всё катились и катились по её лицу. В горле першило от застрявших слов. Агния видела старую морщинистую руку матери, которая гладила её, и от этого становилось ещё горше на душе.

– Почему? Почему так несправедливо? – задыхаясь, говорила она. – Ты же такой хороший человек! Почему тебе такая страшная болезнь и такое наказание?

Она приподнялась, вглядываясь в спокойное лицо матери.

– Я не считаю свою болезнь наказанием. Она дала мне время подготовиться: перебрать вещи, подвести итоги, попрощаться с родными, сказать вам всё то, что хотелось… Разве это наказание, доченька? Обычно похороны очень торжественны, но на них от самого покойника уже мало что зависит. Мне же повезло – мой уход я обставляю так, как хочу сама.

Агния, слушая мать, заплакала ещё сильнее. Она забралась к ней на кровать, прижалась и шептала: «Прости меня, прости…» А Ксения всё гладила и гладила её по голове, пока Агния не затихла. Так они, обнявшись, и заснули.

Утром Стася тихо заглянула к бабушке, но, увидев её спящей в обнимку с матерью, плотно закрыла дверь и побежала на маяк выключать огни. Вернувшись домой, она стала готовить завтрак, потирая и грея друг о друга застывшие в утренней прохладе ноги. Время от времени, медленно размешивая дымящуюся кашу, с улыбкой глядела в окно. Там, на нижних ветках сосны, резвились две коричневые птички.

Наверху проснулась Агния, она приподнялась и посмотрела на мать. Та спала. Лицо Ксении было спокойным.

– Мама, я люблю тебя, – сказала тихо Агния и аккуратно коснулась губами щеки Ксении.

Кожа была холодной. Тут Агния с ужасом заметила, что мать не дышит, и истошно закричала.

Прибежала побелевшая Стася. Она подскочила к бабушке и стала проверять пульс, пытаясь успокоить мать.

– Тише, – говорила она ей, – тише! Подожди… Кажется, пульс есть! Срочно звони доктору Петеру!

Следующий час они провели как во сне. Доктор Петер постоянно был на связи, он сделал практически невозможное – быстро нашёл машину и приехал вместе с бригадой врачей, которые транспортировали Ксению наверх на носилках. С ними поехала и Агния, договорившись, что Стася останется следить за домом.

Старую Ксению положили в отделение интенсивной терапии. Оказывается, у неё отекло одно лёгкое. Первая же капельница вернула её в сознание, но чуть позже врачи ввели её в искусственную кому. Оставалось только ждать.

Агния, побыв немного в больнице рядом с матерью, вернулась домой, позвонила Стасе, доложив состояние дел, и потом долго сидела у окна, гладя кошку, устроившуюся у неё на коленях. Она смотрела на кусок соседской стены через дорогу, разглядывала редких прохожих, многих из которых знала с детства, и думала, как всё-таки хорошо в городе. Там, в Медовой бухте, Агния чувствовала себя человеком со снятой кожей. Сейчас она поняла, что её тревожило и выводило из равновесия это состояние. «Нет, – думала Агния, – как-то всё же лучше, когда душа свёрнута и спит, как моя Рыся. – Она снова погладила кошку. – А то каждая былинка касается души и беспокоит её. Зачем это надо?»

А в Медовой бухте маялась Стася. Она сидела в бабушкиной комнате, не находя покоя. Потом позвонила Висии, та уговорила её сегодня отдохнуть.

– Стасенька, не переживай, – бормотала в трубку младшая Лесная ведьма, – мы справимся сами. Отдохни, поспи и не трави себе душу.

Стася пообщалась со Станиславом, он обещал приехатьпосле обеда, помочь по хозяйству.

Только они разъединились, позвонила Вига. Выслушав Стасю, подруга сказала:

– Стася, давай начистоту, жизнь – штука тяжёлая. Твоя бабушка пожила и умирает. Прими уже это. Дай Бог нам всем хотя бы столько прожить, сколько она…

Стася не нашла, что ответить, но слова Виги были очень горькими. После их разговора у девушки стало ещё пасмурнее на душе. Она решила занять себя хоть какой-то работой. Спустилась вниз, взяла большую корзину и пошла собирать мусор на побережье.

Сегодня море волновалось из-за небольшого ветра. Он взъерошил весь песок на берегу, покрыв его причудливым ребристым рисунком. Солнце светило холодно. Стася всё время сжималась и куталась в кофту: то ли от ветра снаружи, то ли от грусти внутри. Она шла, глядя невидящим взором вдаль; пытаясь разобраться в себе, думала: «Что я испытываю?» И отвечала: «Тревогу».

Тревога – липкое слово густого бордового цвета. Оно заливает собой нутро, заволакивает глаза пеленой и запутывает невидимой паутиной ноги. Тело становится вялым, движения неточными, а душа болит и ноет.

Стася даже не заметила, как дошла до выступа, за которым был «трон». Она остановилась и хотела повернуть назад. «Наверняка там кто-то есть», – думала девушка. В последнее время она вечно там кого-то встречала. А сейчас видеть никого не хотела. Но всё же что-то влекло её к «трону». Что-то тянуло за выступ. И она всё-таки пошла.

На камне сидел старик. Его лицо покрывали глубокие морщины, на черепе почти не осталось волос, вместо них клочками висел седой пух. Впалые щёки были небриты, с серебристой щетиной, они напоминали чешую рыбы. Старик держал в руках большую булку, которую крошил чайкам. Он сразу увидел Стасю.

– Иди уж, раз пришла. Садись, – сказал он ей по-свойски. – Ты же хочешь здесь посидеть?

Он пододвинулся, освобождая для девушки место. И продолжил кормить птиц. Старик бросал им большие куски булки, которые отламывал дрожащими руками.

– Ты приехала издалека? – спросил он у неё.

Стася помотала головой:

– Нет, я живу в Медовой бухте.

– А-а-а-а, понятно…

Они посидели в тишине, а потом старик спросил:

– Чем ты занимаешься?

– Я пишу книги, – ответила Стася.

– Много работаешь?

– Иногда да, – кивнула она.

– Вот и я… много работал. Да поди, всю жизнь, – он тяжело вздохнул. – Всю жизнь я хотел много денег… Много женщин… Много ощущений… Всё работал, работал… Строил дома. Сейчас думаю, что спроектировал и отстроил целый город… Копил, надеясь отдохнуть и получить от жизни всё, о чём мечтал, когда разбогатею…

Они опять помолчали. Стася глядела на больные морщинистые руки старика в ревматических узлах. Он стряхнул с коленей последние крошки и продолжил:

– А сейчас я хочу просто жить. Дышать полной грудью, сидеть здесь и ощущать жизнь на сто процентов. Но мои рецепторы притупились. Моё сознание замутнено болезнями и страхами, мой язык уже не так остро ощущает, мои глаза не так чётко видят, мои пальцы не так хорошо чувствуют… И вот сижу я и думаю: что же я сотворил со своей жизнью? Отец мне говорил: «Береги здоровье». Я же его не слушал… Мать говорила: «Не спеши жить»… Но мы никогда не слушаем старших. А потом расплачиваемся за это…

– Но ведь вы прожили жизнь так, как хотели. В тот момент, когда вы проектировали и строили дома, вы были счастливы, – тихо сказала Стася. – А те сожаления, которые вас теперь мучают, – это грусть по пройденной жизни. Но разве, вернувшись обратно, вы стали бы жить по-другому?

Старик повернулся и внимательно посмотрел на неё, задумавшись.

– Знаешь, пожалуй, что и нет. Не стал бы я жить по-другому… Ну, может, только отдыхал бы чаще…

– Значит, и живите по-старому. Только отдыхайте почаще, – сказала ему Стася.

Его взгляд посветлел:

– Так что, выходит, зря я грущу о прожитом?

– Выходит, что зря… Вы плохо видите, но всё же видите. И ваша жизнь продолжается, сколько бы её ни осталось. Живите сейчас, как хотите.

– Я бы хотел построить ещё один дом. Идеальный. Теперь я знаю, каким он должен быть, – размышлял старик.

Стася рассмеялась:

– Ну вот!.. Вы неисправимы. Значит, вам нравилась ваша работа, которую вы сейчас так отчаянно ругали…

– Да, нравилась. Я люблю строить дома…

– Ну, так что вам мешает?

– Пожалуй, что ничего, – засмеялся он, – и я обязательно его построю.

Старик встал, собираясь уходить.

– Как тебя зовут? – спросил он у неё.

– Стася.

– Я назову новый проект твоим именем! И ты ещё о нём услышишь, уверяю.

Он, воодушевлённо прощаясь, потряс девушке руку и, напевая «Марсельезу», быстро зашагал к дороге между утёсами.

Стася улыбалась ему вслед. Колоритный старик, боевой. Чувствовалось в нём ещё очень много огня.

Глава 29

Только к обеду Стася вернулась домой. На крыльце её уже ждал Станислав. Он прикорнул в кресле-качалке. Услышав звук открывающейся калитки, вскочил и ринулся к девушке. Стас – единственный, кто мог её сейчас утешить по-настоящему.

Она попросила его свозить её в город. Хотя Стася и пообещала маме, что останется приглядеть за домом, но после разговора со стариком ей очень захотелось отвезти бабушке вещи с её прикроватной тумбочки: фотографию деда, фарфоровую статуэтку девушки с оленёнком и шкатулку с часами. Стасе казалось, что, когда бабушка очнётся, ей будет очень приятно увидеть родные предметы и она хоть немного почувствует силу дома.

Станислав выполнил её просьбу и был рад, что на обратном пути Стася пару раз даже улыбнулась, немного расслабившись.

С этого дня парень ждал Стасю в машине в лесу у сломанной сосны. Она ровно в пять возвращалась от ведьм, и влюблённые решали, куда поехать. Иногда они ездили в гости к родителям Стаса или навестить бабушку Стаси, которая до сих пор лежала в реанимации, но чаще ехали в Медовую бухту. И там они до самых потёмок занимались хозяйством или сидели на берегу. Выезжать к друзьям Стася разлюбила. Ей легче было дома, вдвоём со Стасом. Она очень изменилась: всё время была встревоженная, напряжённая, грустная. Словно испуганное животное, которое готово в любую секунду вскинуть голову в ожидании опасности.

Порой Станислав оставался на ночь, и тогда она, вжавшись в его плечо, глухо плакала, а он гладил её по волосам и тихо убедительно говорил, что всё будет хорошо.

Но когда он не мог остаться, Стася старалась допоздна работать, не выключая в доме свет. Отчего-то ей было очень страшно. Она вздрагивала, прислушиваясь к шорохам и плескам за окном. А если поднималась буря, девушка не спала до утра. Она сидела в гостиной, закутавшись в одеяло, поджав под себя ноги, и с ужасом слушала, как ураган обрушивается на дом, пытаясь распахнуть ставни, измученно их сотрясая. Она сидела так, боясь пошевелиться, пока милосердный сон не наваливался на неё и не смыкал ей глаза.

…Незаметно наступило первое августа. В последнее время Стася много работала, но зато, общаясь по скайпу с Катариной, они успели в срок закончить работу над новой книгой.

И, наконец, позвонила Агния, сообщив, что бабушку отключили от аппаратов и перевели в палату. Поэтому сегодня Стася была в чудесном расположении духа. Поставив музыку на полную, она бегала, пританцовывая, по дому, то кружа со стулом, то схватив за рукава Люси. «Возможно, всё не так уж и плохо?» – сказала Стася сама себе, глядя в зеркало на свои веснушки.

Конечно же, она сразу поехала в город навестить бабушку. У её постели они встретились с матерью. Ксения осунулась, и её глаза ещё больше стали выделяться на лице. Она слабо улыбнулась, приподняв руку навстречу дочери и внучке.

– Девочки, подойдите, как хорошо, что я ещё могу вам сказать, – она закашлялась, говорить ей было трудно. – Агния, я переписала на тебя дом в городе. Стася, я хотела… чтобы ты знала… Всё другое, что имею, я записала на тебя. Документы на дом в Медовой бухте хранятся у нотариуса.

– А деньги? – заёрзала и нетерпеливо спросила Агния.

– Денег нет, – прошелестела Ксения.

– Как же? Ещё когда был жив папа, он говорил… – растерялась Агния, – там была большая сумма…

– Агния… на все собранные нами деньги мы выкупили с Казимиром пустошь с маяком…

– Что?!! – закричали в один голос Агния и Стася. Только Агния – шокированно, а Стася – удивлённо.

– Ты в своём уме, мама? – не выдержала Агния и схватилась за голову. – Зачем нам нужен старый маяк?!

Ксения же подозвала Стасю поближе и сказала:

– Это всё тебе. Я знаю, что ты распорядишься правильно. Вскоре достроят маяк у Чёрных скал, а этот уже будет не нужен… Он твой.

Стасю душили слёзы. Она не могла поверить, что бабушка подарила ей её любимую пустошь. Что ей принадлежит целый маяк и дом в Медовой бухте.

Агния же не в силах была сдержать эмоции. Она понимала, что здесь, в больнице, никому не нужны разборки, но её трясло и накрывало приступами обиды, злости и отчаяния. Как мать могла так поступить? Кому теперь можно продать эту дурацкую землю с маяком?! Агния рассчитывала на приобретение жилья в городе. Сейчас же все её планы рухнули. Она не могла спокойно смотреть на мать, поэтому, попрощавшись сквозь зубы, выскочила из палаты.

Агния бежала по коридорам больницы, и ею всё больше завладевало отчаяние. Всё пропало. Всё! От матери она ожидала чего-то подобного. Старая Ксения наверняка это сделала, чтобы поиздеваться над ней!

Выскочив из здания, Агния встала, опираясь на перила, и коротко отрывисто крикнула от безысходности и ярости, испугав двух женщин, которые отскочили от неё в сторону. А у Агнии брызнули слёзы. За что её так не любит мать?!

Она шла по аллее, зло отшвыривая шишки, попадавшие ей под ноги…

Стася долго сидела у бабушки. Она читала ей свои новые сказки, рассказывала о том, как дела в Медовой бухте. Иногда поила Ксению из стаканчика и массировала ей затёкшие руки.

– Стасенька, у тебя же скоро день рождения! – вспомнила Ксения, когда внучка покормила её ужином.

– Не больно уж и нужный праздник, – отмахнулась Стася.

– Как это? День рождения надо любить. Это же праздник, посвящённый тебе. Его избегают только те, кто не любит себя… Пообещай мне, что всегда будешь отмечать свои дни рождения.

– Обещаю, – улыбнулась внучка.

– И ещё, пообещай мне, что сегодня же найдёшь причину уехать в Медовую бухту. Приезжай ко мне реже. Тогда сюда будет приходить Агния, и мы с ней помиримся…

– Хорошо, бабуля, – неохотно ответила Стася.

– А теперь иди уже. Я буду спать, – сказала Ксения.

– Знаешь, бабушка, ты выздоровеешь, – горячо прошептала Стася, перед уходом целуя Ксению в щёку, – я в это верю! Всё же бывают на свете чудеса!

Ксения только улыбнулась и, когда внучка вышла, устало закрыла глаза.

После больницы Стася заехала к матери. Та, обиженная и оскорблённая, сидела дома.

– Она сошла с ума! – воскликнула Агния, как только увидела Стасю.

– Мама, это были её деньги. Её решение и её право, – погладила девушка по плечу мать. – Не сердись на неё. Мам, мне нужно уехать обратно, но ты сходи, пожалуйста, к бабушке.

Агния вывернулась, дёрнув плечом, однако всё же сказала:

– Хорошо хоть этот дом на меня записала. Иначе оказалась бы я на улице… Пусть уж… Пойду к ней завтра. А ты езжай домой.

…В посёлке Стасю из автобуса забрал Станислав. Он долго ждал её на остановке, вглядываясь в окна каждой проезжавшей машины. Когда наконец увидел, радостно выдохнул – его Стася счастливо улыбалась. В последнее время она делала это нечасто.

Стас подхватил её, почувствовав под тонкой тканью одежды тёплое тело девушки, и закружил, сказав:

– Ну как же я люблю тебя, моё Солнце!

– Знаешь, а ведь мне скоро двадцать, – прижалась она щекой к его щеке, – и я сегодня пообещала бабушке обязательно отметить свой день рождения.

– Я знаю про твой день рождения. 6 августа! Мне на днях позвонила Вига и напомнила о нём. И мы с ребятами решили сделать тебе сюрприз. Но не скажем какой. На то он и сюрприз.

Стася удивлённо посмотрела на Стаса. Ничего себе, вот это подарок!

Он проводил её до дома и остался ночевать. Обнявшись, они заснули, и Стася наконец впервые за последние ночи выспалась. Сны её были сладкими и добрыми.

Вскочив утром, она бегала в короткой рубашке по спальне и чистила зубы, потом зазвонил телефон, и Стас, лежавший в постели и с улыбкой наблюдавший за Стасей, замер. Теперь их отношения часто были подчинены её телефону, поэтому он напряжённо смотрел на выражение Стасиного лица. Если новости были хорошие, девушка долго была счастливой, если же плохие, – не находила себе места. Но сейчас Стася улыбнулась, подсела к Станиславу, и они стали беситься, валяясь в кровати…

Через два часа они целовались, прощаясь у сломанной сосны. Станислав поехал домой, а Стася пошла к Лесным ведьмам.

Сегодня у неё было прекрасное настроение. Её губы ещё помнили поцелуи Станислава, а душа пела, успокоенная его объятиями. Ей навстречу вылетел Арон и сел на плечо. Весь остаток дороги она рассказывала ему новости, а он внимательно её слушал. Только когда показался домик, ворон вспорхнул вверх и стал кружить над поляной.

У ведьм был выходной. Висия переписывала старинные рецепты снадобий в тетрадь, сидя на ступеньках крыльца. Урсула сушила малину, а Лидия устроилась в доме у открытого окна и что-то сосредоточенно писала.

Стася подошла к Лидии и спросила, не нужна ли ей помощь.

– Я пишу письмо дочери, – сказала старшая ведьма.

– Могу переслать ей его по электронной почте, – предложила Стася.

– Ну уж нет, – подняла на неё глаза Лидия. – Что останется после вас? У вас вся информация в ваших ноутбуках да телефонах. Одно мгновение – и нет её. Я же пишу письма, прилагаю к ним фотографии или открытки… В написании письма есть какой-то таинственный ритуал. Я вкладываю в него душу… И потом, скажу тебе, Стасенька, в любой непонятной ситуации – пиши письма. Себе, врагам, друзьям – неважно. Тому, кому что-то хочешь сказать о том, что тебя тревожит. Письма приведут твои мысли в порядок, ты выскажешь всё, что хочешь… Написала и оставь на сутки, а потом сама решишь, выбросить тебе его или отправить…

– Интересный совет! – улыбнулась Стася.

– Стася, помоги лучше мне, – позвала девушку Урсула.

Перед ней были насыпаны горы душистой лесной малины. Они вдвоём быстро перебрали всю ягоду и разложили, чтобы высушить. Их руки окрасились в красный, а вся комната пропахла сладким запахом с бархатной кислинкой.

Потом Урсула учила Стасю вязать. А Висия подсела к ним, читая вслух старинные заговоры из древней книги. Время от времени Лидия поправляла её произношение или исправляла неправильно поставленное ударение.

Когда стало темнеть и Стася засобиралась домой, Урсула сказала:

– У тебя скоро день рождения. Когда ты хочешь получить подарок?

– Конечно сейчас! На день рождения Стас мне готовит сюрприз и я весь день буду с ним!

Ведьмы переглянулись, и Лидия сказала:

– Мы выполним по одному твоему желанию. Проси что хочешь. Но только для себя.

Лидия разожгла в очаге огонь и достала с полки чёрную лаковую шкатулку. В ней был серый порошок. Ведьмы подошли к огню, и Лидия сказала Стасе:

– Изменить судьбу мы не в силах, но можем в чём-то помочь. Чего ты хочешь?

– Значит, для бабушки просить нельзя? – уточнила Стася.

– Нет. Мы и так помогли ей, чем могли. Проси себе.

Стася задумалась. Чего бы ей хотелось?

– Знаете, – сказала она, – я бы хотела быть здоровой, красивой и счастливой.

Лидия улыбнулась, зачерпнула горсть порошка из шкатулки и, бросив его в огонь, проговорила:

– Игнис, дай ей здоровья!

Огонь ярко полыхнул и рассыпался красными искрами.

Урсула, взяв шкатулку из рук Лидии, тоже бросила щепоть порошка в костёр, сказав:

– Игнис, дай ей красоты!

Огонь в этот раз словно расстелился паром, на мгновение погрузив ведьм в облако.

Настала очередь Висии. Свою щепотку она кинула в огонь со словами:

– Игнис, дай ей счастья!

И огонь рассыпался в разные стороны золотыми звёздами.

– Я тебе повторю, что мы не меняем жизнь, её нельзя изменить. Но мы делаем её лучше, – обняла Стасю Лидия. – Счастья тебе.

Когда девушка шла домой, ей казалось, что она до сих пор окутана лёгким туманом и на коже чуть искрятся почти невидимые звёздочки. С ней определённо произошли какие-то перемены. И она это чувствовала. Появилась странная тяжесть между лопаток. И порой Стася видела что-то боковым зрением. Она несколько раз оборачивалась, но ничего не замечала.

За ней не отрываясь, внимательно наблюдал Арон, сидевший на высоком дереве рядом. В его чёрном зрачке отражались два белых больших сложенных крыла, которые задевали высокие травы за Стасиной спиной.

Глава 30

…Ей снилось, что она летает. Парит высоко над землёй. Ей дышится легко и свободно, она поднимается всё выше и выше. Радость и беспечность захлёстывают её. И вдруг она попадает в длинные страшные провода. Их много, они исполосовали собой всё пространство. Стася, пытаясь из них выбраться, запутывается ещё больше. Они жалят её, бьют током. Искры разлетаются в разные стороны, прожигая на ней раны. Она бьётся и не может вырваться.

Девушка ощутила, как дымятся органы внутри неё. Она смотрела на свои крылья и видела, как они, испепеляясь, чернеют и рассыпаются. Чувствовала, как стремительно уходит из неё жизнь. Ещё мгновение, и… она камнем полетела вниз…

Проснулась Стася в холодном поту. Открыла глаза, не понимая, где находится, и долго смотрела в черноту потолка, разбирая завалы мыслей в тяжёлой, задурманенной голове. Потом, осознав сон, вскочила и тут же стала звонить бабуле. Сердце стучало в горле от страха. Но телефон не отвечал, а затем и вовсе стал недоступен. Стася начала набирать номер матери. Но её телефон тоже молчал. Предчувствуя что-то ужасное, девушка приняла решение ехать в город прямо сейчас. Она позвонила Стасу. Но он тоже не брал трубку.

«Что же это такое?! Я словно в стеклянной банке. Кричу, а меня никто не слышит…» – подумала она в бессилии, решительно направившись вниз. План созрел мгновенно: ещё не так поздно; она дойдёт до посёлка, попросит Стаса, и он довезёт её до города, потому что автобусы уже не ходят.

Девушка закрыла дом и побежала к лестнице. Всё время, пока шла по пустоши, Стася звонила. Всем, кому могла…

Бывают такие минуты, когда нам отчаянно нужна помощь, вернее, даже не помощь, а чтобы кто-то нас выслушал и успокоил. И самое печальное, если ты в этот момент ни до кого не можешь дозвониться. Так было сейчас со Стасей… бабуля, мать, Стас, Вига, ведьмы… Она набирала и набирала их всех по кругу, но телефоны отвечали длинными гудками или тишиной…

Стася вошла в лес и побежала. Если на пустоши ещё можно было что-то разглядеть, то в лесу стало совсем темно. Она бежала, чтобы не думать, как боится быть тут одна. Добравшись до поломанной сосны, на секунду остановилась, тяжело дыша, вглядываясь в тёмные силуэты деревьев и размышляя. Где-то здесь можно было сильно срезать путь – когда-то ей Стас показывал тропинку. Девушке показалось, что она видит её в просвете деревьев, и с удвоенной силой Стася рванула в чащу. Она слышала своё дыхание и чувствовала, как сильно бьётся сердце в висках. Дорожка сразу потерялась, и Стася бежала уже наугад. Подгоняемая страхом, она неслась так быстро, что у неё закололо в правом боку, а в горле ощутился солёный привкус собственной крови…

Остановилась Стася, только когда из темноты к ней выскочил олень. И он, и она испугались и замерли, глядя друг на друга. Стася пыталась успокоить дыхание, а олень, осторожно переступая тонкими ножками, подошёл к ней совсем близко, и она услышала его мысли: «Продолжай путь за мной!»

Олень повернулся к ней спиной и побежал. Она ринулась за ним, видя только, как мелькает его белое пятно под хвостом. Её хлестали ветки, Стася, спотыкаясь, падала, но вставала и продолжала бежать. Через какое-то время олень прыгнул в сторону и пропал. А Стася увидела сквозь кусты дома́ посёлка. Она вышла к ближайшему фонарю и вспомнила, что у неё есть телефон матери Станислава. Девушка набрала номер, и его мать тут же ей ответила:

– О, Стасенька, дорогая! А Стаса нет дома… Нет, не могу сказать, где он… Ну, ладно, раз срочно надо, то… Он с друзьями готовит тебе сюрприз. Они арендовали старое кафе на пристани, и Стас там. Но только не говори ему, что это я его выдала…

«Стас на пристани. Это совсем рядом!» – обрадовалась Стася и свернула к блестевшему между домами морю.

Старое кафе находилось на отшибе. Оно работало только по выходным, а в рабочие дни, как сегодня, народа в этом уголке не наблюдалось. Кафе было стилизовано под пиратскую шхуну, выстроено в виде большого корабля, окружённого деревьями. На центральную площадку вели высокие ступени. Именно у них на Стасю внезапно спикировал Арон. Оказывается, он всё это время летел за ней. Ворон сильно оцарапал ей плечо. От неожиданности девушка споткнулась и упала, скатившись под ступени в густые кусты. Она схватилась за рану.

Арон как будто растворился, а кто-то наверху вышел из кафе. Это были двое. Они сели на ступеньки прямо над Стасей.

– Уф, как там жарко и душно! Ах, как Стася будет рада сюрпризу! – услышала она ликующий голос Виги.

– Думаю, да, – удовлетворённо ответил Стас, – лишь бы она не узнала о нём раньше времени. Хочется её удивить.

После его слов Стасе стало неловко, и она не решилась дать себя обнаружить, а парень с девушкой продолжали болтать.

– Хорошая наша Стася, – сказала Вига.

– Да. Самая лучшая, – подтвердил Станислав, и Стася в темноте заулыбалась.

– Но только она порой непонятная… Странная, – добавила Вига.

Сквозь доски ступеней Стасе было видно, что подруга сидит в коротеньком платьишке «для соблазнений», как называла его сама Вига. В этом платье, державшемся на двух тоненьких бретельках, её грудь выглядела будто две ягоды на кружевном блюде. Стася замерла, ожидая ответа Стаса.

– Знаешь, Вига, – медленно сказал он, – Стася действительно странная. Она изменила мою жизнь. Я стал другим. И этот другой я гораздо лучше, чем прежний.

– Ты был такой ужасный раньше? – засмеялась Вига.

– Нет, – Стас задумался, его задели слова Виги, – но раньше я был… Не знаю… Мне кажется, я много играл. А сейчас я – настоящий.

Стас подумал о том, что со Стасей он реально стал классным: добрым, благородным, отзывчивым.

– Да, я таких замечательных, как ты, и не встречала, – подтвердила Вига и погладила его по рукаву.

– Ты даже не знаешь, какой я стал, – с сознанием собственного достоинства

ответил Станислав, – сам себя не узнаю и сам собой горжусь.

Они помолчали, но потом Вига продолжила рассуждать:

– Скажи, а тебе не бывает с ней скучно? Она порой говорит такие необычные вещи…

– Иногда она меня ставит в тупик, – согласился Стас, – но, знаешь, я никого так не любил. Она для меня как… как богиня. Она не похожа ни на кого… Какая-то неземная…

– Да что ты! Она самая что ни на есть земная, – обиженно сказала Вига, – только слегонца бывает не в себе. С чудинкой. Даже удивительно, что вы вместе. Вы такие разные. Ты – красавчик, – она погладила его по руке и положила голову ему на плечо. – Можно я прикорну к тебе чисто по-дружески? Я очень устала.

Стася видела, что подруга применяет свои любимые приёмы в соблазнении. Эту схему она наблюдала не раз. Ей хотелось выскочить, возмутиться, закричать, но её словно парализовало. Она с замиранием сердца ждала, чем завершится эта сцена. Ждала, молилась и надеялась.

Станислав погладил Вигу по волосам. Он видел, как она хочет ему понравиться. Он знал это давно. Конечно, Вига была доступной и легкомысленной, но какая же у неё аппетитная грудь. А тоненькое, невесомое платьишко так приятно вре́залось в её тело, которое подрагивало рядом с ним, как вытащенная на берег рыба.

Он не любил её ни капли, но сейчас от неё исходила такая животная магнетическая волна, что парень смотрел на неё как заворожённый. Она ласкала взгляд и будоражила тело.

Вига тоже его не любила, но этот золотоволосый бог волновал её сердце с тех пор, как она увидела его со Стасей. Все красивые мужчины до этого были только её и смотрели с желанием исключительно на неё, один лишь Стас – нет. Никогда она не чувствовала такой сильной ревности, как при виде Станислава, держащего её подругу за талию…

Вига, не дождавшись от парня действий, встала и медленно расстегнула платье. Под ним ничего не было.

Стас тоже поднялся. Какое-то время Стася видела, что он стоит, покачиваясь словно пьяный. Казалось, он задумался.

«Беги! Беги от неё!» – кричала ему про себя Стася, не в силах открыть рот.

Но он её не услышал. Он подхватил Вигу и понёс вверх по ступенькам на «палубу» кафе. Вниз к Стасе упало платье подруги. Оно соскользнуло со ступеней и накрыло ей лицо. Девушка судорожно вдохнула. Ткань пахла духами, которые она подарила Виге на день рождения.

Стася выбралась из ловушки. Она стояла раздавленная и потухшая. Сердце стремительно оборвалось с огромной высоты и разбилось вдребезги на мелкие кусочки, изрезав душу.

Сначала Стася хотела подняться в кафе, но понимала, что увидит там, и не могла сделать себе ещё больнее. Силы вмиг покинули её. Она развернулась и, прихрамывая, пыталась бежать от этого места, но двигалась, словно в замедленном сне. Она плакала и отчаянно хваталась за всё, что попадало под руки, лишь бы не упасть замертво. Она чувствовала, что тело не слушает её команд.

Вы видели подбитых на охоте птиц? Когда они, трепыхаясь, из последних сил, пробуют взлететь. Чтобы вернуться в гнездо. Чтобы всё было как прежде. Но как прежде уже никогда не будет. Они лишь окрашивают землю алым и бьются об неё, бьются, пока не замрут навсегда в страшном и грациозном изломе крыльев. Вот такой сейчас была Стася.

У неё зазвонил телефон. Она автоматически достала его и приложила к уху.

– Стася, ты чего звонила? – услышала бодрый голос матери.

– Волновалась за бабулю. Приснился страшный сон, – потухшим голосом ответила девушка.

– Не волнуйся, Стася. Я только что от неё. Ей делали капельницы. Сейчас она спит.

– Хорошо. Спокойной ночи, мама…

– Спокойной ночи, дочь. Ой, – вспомнила Агния, – кстати, мне тут на работе рассказывали про родителей твоего Станислава. Очень приличные люди. Ты когда его приведёшь в гости?

– Мама… Никогда… Он умер.

– Как?!! Когда?!! Что случилось?!

– Он… для меня… умер…

– Тьфу, дурочка. Разве с такими вещами шутят?! Поссорились, видимо? Ну, помиритесь.

– Вряд ли, – Стася села прямо на поребрик, потому что больше не могла стоять.

– Ой, не усложняй. Ладно, спи. Без тебя хлопот масса, – закончила разговор Агния.

– «Не усложняй», – тускло повторила Стася сама себе.

Она еле встала и поплелась домой. И только Арон, сидящий на ветке рядом, видел, что с её крыльев стекают кровавые струйки, смешиваясь с дорожной пылью и оставляя чёрный след. Арон грустно каркнул, тяжело поднялся с ветки и полетел.

Уже через полчаса он стучал в окно Лесным ведьмам.

Лидия, привстав, сказала Урсуле, лежащей на соседней кровати:

– Открой Арону, он принёс плохие вести.

Урсула подошла к окну и вместе с Ароном впустила в дом лесную влагу. Пахло болотом, прелой листвой, и весь лес пропитался Стасиными слезами.

– В такие моменты иной раз я хочу быть слепой, – тяжело вздохнув, сказала Урсула, – просто слепой, как другие люди. Ничего не чувствовать, не осязать и не видеть…

– Мы все это знали, – подошла к ней Висия в белой сорочке и печально положила голову ей на плечо.

– Мы должны ей помочь. Пойдёмте к ней навстречу. Через час она выйдет к пустоши.

Пока Висия и Лидия собирались, Урсула разожгла очаг.

– Что варить? – спросила она у подруг. – Если Вечное забвение, то к утру ей станет лучше, но оно сожжёт и то тёплое последнее, что связано с Ксенией. Или всё же – Временное облегчение? Но от этого боль просто размоется огромным глубоким синяком на душе…

– А что варили вы мне? – спросила, одеваясь, Висия.

– Вечное забвение. Но ты практически умирала от любви. Ты помнишь? – сказала, надевая плащ, Лидия.

– Смутно, – Висия приложила руку туда, где билось её сердце, и прислушалась. Оно стучало спокойно и холодно. – Порой я всё же хотела бы… помнить… Урсула, прошу тебя, свари Временное облегчение, – попросила Висия.

Урсула накидала в котелок нужных ингредиентов, и уже через десять минут перед ней кипело густое кровавое варево. Она аккуратно перелила его в маленькую фляжку.

– Пойдёмте, – сказала ведьма, – пока доберёмся до Медовой бухты, оно остынет.

Домик под покровом ночи покинули три тени в тёмных плащах и заскользили среди деревьев.

– Поспешим, – нервничала Урсула.

– Успеем, – успокоила её Лидия.

Арон кружил над ними и каркал.

– Он говорит, что она уже вошла в лес, – с тревогой посмотрела на ворона Висия.

Все ускорили шаги и уже через десять минут, запыхавшиеся, стояли у сломанной сосны.

Глава 31

Стасю они увидели издалека. Она медленно брела в чём-то светлом, низко опустив голову и не видя дороги. Стася потеряла где-то босоножки, и её ноги были в мелких порезах от острого гравия, который насыпали при въезде в лес, но она этого не чувствовала.

Когда девушка поравнялась с ведьмами, она даже не удивилась, увидев их, а только подняла на них своё бледное, обескровленное лицо и повалилась им на руки.

Лесные ведьмы легко подхватили её и понесли в Медовую бухту.

…В это время ничего не знающие Вига и Станислав оторвались друг от друга. У него возникла дурацкая мысль: «Зачем? Вообще не сравнить со Стасей… Бред… Скорее бы забыть…» Он посмотрел ещё раз на голое тело Виги и поморщился, вспоминая произошедшее.

– Тебе не понравилось? – спросила девушка, потянув к нему руку.

– Слушай, – он отвернулся, подбирая слова, – как-то всё это глупо. Нелепо. Понимаешь? Я люблю Стасю.

– Да? Но ты же сейчас со мной, – с вызовом сказала Вига. – Или ты забыл о том, что сейчас было?

– Вига… Ты извини. Но давай не будем ничего говорить Стасе. Я очень тебя прошу, – он старался не смотреть на лежащую рядом Вигу. Ему было неудобно, стыдно и противно. Будто он стоит голый на общественной площади.

– Не скажу, не бойся, – Вига вскочила, зло ударила его по макушке рукой и побежала искать платье.

Она нашла его под лестницей. Залезла в какие-то колючки, перепачкалась. Пока вытаскивала платье, оно зацепилось за ветки и треснуло.

– Чёрт! – крикнула Вига, а разглядев, насколько непоправимо испорчен её наряд – дырка оказалась на самом видном месте подола, она топнула в негодовании ногой и ещё раз закричала: – Чёрт-чёрт-чёрт!!!

Она надеялась, что Станислав выйдет на её крики, но он ждал, пока она уйдёт. Вига оделась и сама поднялась к нему.

– Я порвала платье. Ты довезёшь меня до дома? – хмуро спросила она, почему-то тоже боясь встретиться с ним глазами.

– Нет, не довезу, но я сейчас вызову тебе такси, – сказал он, вытаскивая телефон.

И похолодел, увидев сотню пропущенных звонков Стаси. Что он ей скажет? У неё что-то случилось? Сейчас он проводит Вигу и перезвонит.

Та тоже достала телефон и тоже обнаружила пропущенные.

– Стася нас искала, – подытожила она, – чувствую я, что ничем хорошим это не закончится. Зачем я это сделала?! – в отчаянии воскликнула Вига, озвучив вопрос, который крутился и у Стаса в голове.

Он вызвал ей такси, и они сидели, отвернувшись друг от друга, словно два вора, которые украли мешок золота, а оказалось, что в мешке был мусор. И от этого совершённое казалось ещё более противным и бессмысленным. Их немного успокаивало и утешало то, что преступление могло остаться безнаказанным, если они будут держать языки за зубами.

«Единственный человек, который уважал и искренне любил меня, это была Стася. Зачем я так поступила? Ну почему мне так хотелось этого?» – думала Вига, сердясь на Стаса.

А он тихо ненавидел её. «Зачем она разделась? – психовал парень. – Это она виновата. Ведь мне не нравится ни она сама, ни её дурацкие высокомерные манеры. Нет, всё, я больше никогда не изменю Стасе. И решено, я завтра сделаю ей предложение». Этой мыслью утешал себя Стас, когда наконец выпроводил Вигу, посадив её в такси. «Хоть бы завтра она нашла причину не приезжать», – подумал Станислав, глядя вслед уезжавшей машине. И постарался выкинуть Вигу из головы.

Он шёл домой, пытаясь уговорить себя: «Всё это сон, этого не было. Надо забыть и всё. Оправдываться не придётся. Нужно вести себя как ни в чём не бывало». Он попробовал вслух потренироваться, как говорить со Стасей, но голос его дрожал. Когда Станислав чуть-чуть успокоился, он всё же набрал номер телефона Стаси, приготовившись бодрым голосом спросить, что случилось. Но она не отвечала.

Стас звонил ей всю дорогу до дома, писал СМС-ки. Ответа не было. Когда он уже открывал входную дверь, к нему спустилась, зевая, мать. Она запахнула посильнее халат и спросила:

– Ну что, Стасенька тебя нашла?

– А она меня искала? – встревоженно спросил Станислав.

– Да, – растерялась женщина, увидев, как кровь отлила от его лица. – Что случилось, сынок?

– Ты сказала ей, где я? – занервничал он, предчувствуя катастрофу, но всё ещё надеясь на чудо.

– Д-д-да-а-а…

– Чёрт-чёрт-чёрт!!! – повторял он проклятия Виги, стуча кулаком в стену. Его лицо исказилось.

Мать была очень напугана.

– Да что случилось?! Прости меня… Но она тебя искала… И я сказала…

– Мама, ты, кажется, сломала мне жизнь! – закричал он и пошёл мимо застывшей матери к себе в комнату, теперь набирая номер Стаси безостановочно.

«Может, она всё же ничего не знает? И это перед днём её рождения!» – Он ходил по комнате, дёргая себя за волосы, покачиваясь и не понимая, что делать. Ему было страшно, как никогда в жизни.

…Ведьмы занесли Стасю в дом и положили на диван. Лидия нашла полотенце, намочила его и стала вытирать девушке ноги. Урсула приподняла ей голову и заглянула в поблёкшие глаза.

– Стася, ты меня слышишь? – тихо спросила она.

Стася, глядя сквозь неё, мотнула головой.

– Ты должна выжить, Стася. Должна. Это больно, но это не конец света. Стас просто человек, – опустилась перед ней на колени Висия.

– Он подарил тебе крылья. Но он же их и сломал. И всё же они у тебя есть. Им надо только дать зажить, – сказала Урсула, доставая фляжку. – Теперь ты настоящая Ведьма ветра. Первая чаша любви всегда самая сладкая и самая горькая… Отныне только от тебя зависит, сможешь ли ты выпить ещё одну. Захочешь ли. Я не смогла… Пей, ты заживёшь, – она приподняла ей голову и влила в рот жгучий напиток, похожий на тягучую кровь, – пей!

Стася сделала глоток. И по её сосудам заплясал огонь. Она почувствовала, что горит изнутри, как в своём сне. Перед глазами стали расплываться радужные круги, лица стёрлись. Она пыталась привстать.

– Не бойся, – погладила её по голове Висия, – это не убьёт тебя. Просто прижжёт рану, чтобы та быстрее зажила.

Лидия вытащила из маленькой сумочки, висящей у неё на поясе, склянку с мазью и смазала Стасе раны на ногах.

– Спи, Стася, спи, – шептала, гладя её, Урсула.

И постепенно девушка впала в небытие. Словно спала, но слышала, как рядом шептались ведьмы.

– Может, она захочет попытаться простить его? – тихо рассуждала Висия.

– А ты смогла? – спорила с ней Урсула. – Ведь ты же знаешь конец. Простить предавшего, это как пробежать ещё один круг. И вернуться к концу.

– Да, ты права, – зашептала Лидия, – и у Стаси всё будет замечательно. Пусть и не так, как думает она.

Они ещё о чём-то говорили, но девушка уже не слышала их, она крепко заснула, будто провалившись в бездонный колодец…

Глава 32

Проснулась она у себя в постели и первые минуты лежала пустой, незамутнённой, словно тихое лесное озеро, пока вчерашний день всплывал в её сознании. Он появился на поверхности, как нечто страшное, что поднялось со дна разума. Воспоминания запузырились, разлились грязным пятном. Стася нахмурилась, и её лицо исказилось. Неужели это был не сон?

Зазвонил телефон. Она ответила на звонок. Её поздравляли с днём рождения мама и бабушка.

– А что голос такой невесёлый? – спросила Ксения.

– Я только что проснулась, – ответила Стася.

Они пожелали ей отличного праздника. «Это вряд ли, – подумала Стася, – но вам лучше не знать».

Словно после тяжёлого гриппа, она встала и, пошатываясь, пошла в ванную. Сквозь стёкла бил солнечный свет, однако сейчас он ей резал глаза и был невыносим, как во время гриппа. Она без сил села на подоконник, вяло покачивая ногой. Снова зазвонил телефон. Она взяла трубку.

– Стасенька, я люблю тебя, – извиняющимся голосом заговорил Стас, – я не спал всю ночь.

– Мне очень жаль, что ты не спал, – устало сказала Стася.

– Стася, ты всё знаешь?

– Да… Я… Всё… Знаю…

Он молчал какое-то время.

– Мне нет оправдания, – хрипло заговорил он, – но… Я прошу, Стася, прости меня… Если сможешь, прости…

– Стас. Мне очень жаль тебя, и я тебя прощаю…

– Правда? – обрадовался он. – Я так на это надеялся! Стасенька…

– Подожди, я хочу тебе объяснить, – она набрала в лёгкие воздуха, почувствовав, как болит её тело. – Стас… Ты сейчас обращаешься к Стасе, которой больше нет. Она умерла вчера вечером. Я понимаю, что случайно, что никто не хотел… Но ты убил меня. Ты не хотел мне зла, ты просто хотел себе хорошего. И ты вчера это получил. Надеюсь, случившееся стоило того, что сейчас происходит, и тебе хотя бы было хорошо. Я всегда желала тебе счастья. И даже сейчас… Будь счастлив. Но без меня.

– Но, Стася… Я люблю тебя! Как я буду жить без тебя?!

Его слова, словно камни, падающие в воду, оставляли на её душе круги, однако больше не всплывали красивыми цветами на поверхность, как раньше.

– Я прошу тебя, – собрав последние силы, как можно спокойнее сказала девушка, – позаботься о себе. А я позабочусь о себе…

Она отключила телефон и, упёршись лбом в откос окна, заплакала.

Через час, умывшись, Стася спустилась вниз. На диване спали вповалку, прислонившись друг к дружке, Урсула и Лидия. Висии нигде не было. Пройдя мимо спящих ведьм, девушка вышла на веранду. Её всё ещё знобило. Она смотрела на мир, окружавший её, словно на незнакомый. Цветы, деревья, небо… Какое всё яркое, новое, неродное… Чужая планета. Где-то в душе у неё до сих пор тлела слабая маленькая отчаянная надежда вернуть прошлое. Но, оборачиваясь назад, она видела только взорванный чёрный космос. Все те ниточки, которые привязывали её к прошлому миру, были оборваны.

Стася спустилась по ступенькам и шла так, словно ходила впервые. Она с удивлением прислушивалась к новым ощущениям: шершавым камням, касаниям травы, мягкости листьев. Выйдя за калитку, она двинулась к морю. Она шла медленно, измученно. Дойдя до настила, села, отдышалась, потрогала гладкие тёплые доски, зачерпнула пригоршню песка… Потом подошла к морю и долго вглядывалась в его зелёную воду. Стася смотрела, как качаются волны, и покачивалась им в такт, это её убаюкивало. Волны настороженно плескались у её ног и не узнавали, не принимали эту незнакомку, похожую на Стасю. У этой девушки кожа была кислой, голос тусклым, и даже пахла она иначе – красными гвоздиками, холодным дождём и горечью. Это был запах расставания и печали. Море хорошо знало его: им пахла кожа тех, кто бросался в него и больше не боролся. И море принимало их выбор. А потом оно аккуратно выносило на берег их уставшие тела.

Стася зашла в воду и почувствовала всю соль земли. Море обожгло её израненные вчера ноги, но пекло и сердце. Одним рывком её пропорола острая боль навалившегося воспоминания. Стася осела, рухнув, как подточенный водой детский замок из песка, и опять зарыдала. Солёная вода снаружи, солёная вода внутри. Давление между внутренним и внешним мирами выровнялось, и боль распирала не так адски. Душа просто тлела, как тлеет под землёй горящий торф. Медленно, мучительно. Неизбежно.

Долго Стася была в море, и, когда вернулась в дом, ведьмы уже проснулись. Она решила напоить их чаем. Вынесла на веранду посуду, сделала сэндвичи и принесла найденную на кухне в столе плитку тёмного шоколада.

Подруги молча сидели втроём за столом, и было слышно лишь, как звенят ложечки о чашки, когда они размешивают сахар.

– А где Висия? – спросила Стася.

– Она скоро придёт, – уклончиво ответила Лидия.

– Хотите шоколада? – предложила Стася, развернув плитку. – Только он чёрный. Я такой не люблю…

Лидия протянула руку, отломила кусочек и поднесла к лицу, вдохнув его запах.

– Знаешь, – сказала она, – лишь когда я пережила разочарование в любви, начала любить горький шоколад. Моя первая любовь – навсегда с его вкусом… В детстве я обожала молочный шоколад. Само детское счастье было его вкуса. Но горький вызывал у меня непонимание – как такое можно любить?! Что за обман надежд, иллюзия? Как это может носить гордое сладкое имя – шоколад?! И только с возрастом ты начинаешь понимать его вкус. Насыщенные густые аристократические ноты шоколада с тонкой выразительной горчинкой. Он, как сама взрослая жизнь, – яркий, ошеломляющий, с чётким привкусом амертюма бытия. Я люблю жизнь. Но после первой любви она для меня теперь всегда с привкусом горького шоколада.

– Да, – сказала Урсула. – Жизнь полна неожиданностей. Она будто полка с книгами. Никогда не знаешь, что переживёшь, читая следующую главу. Мы выбираем по обложке и первым главам, но порой в книге всё складывается не так, как ожидали. И тогда надо поменять книгу. Надо жить дальше, понимая, что завтра ты можешь прочесть самую чудесную историю своей жизни, даже если сегодня листаешь хоррор. Всё перемелется, Стася, поверь. И очень скоро. Все раны в итоге заживают.

Скрипнула калитка, и среди кустов появилась Висия. Оказывается, она ходила в посёлок и принесла Стасе большой красивый торт. Висия поднялась на веранду и, водрузив на стол коробку, сняла с неё крышку.

– 20 лет – вся жизнь впереди! – сказала она. – Проведи этот праздник одна. Или ты хочешь, чтобы мы остались?

– Нет, пожалуй, я действительно хочу побыть одна, – подумав, ответила Стася. – Не бойтесь, со мной ничего не случится. И спасибо вам. За всё!

Ведьмы встали, собрали вещи, ещё раз поздравили Стасю с днём рождения и отправились к себе в избушку.

Проводив их, девушка опустилась в кресло-качалку и, опустошённая, сидела, глядя на море. Она сходила в дом, налила себе бокал вина, найденного в чулане, принесла большую ложку и, пододвинув торт поближе, сказала сама себе: «С днём рождения тебя, Стася». И стала есть торт ложкой, прямо из коробки, запивая вином.

Опять зазвонил телефон. Это была мать Станислава. Стася подняла трубку.

– Стасенька, девочка! Сын мне всё рассказал… Это ужасно. Прости его! Он так мучается! Места себе не находит… Я прошу тебя, как мать. Он обещает, что больше этого не повторится!

– Я знаю, что не повторится… Я не допущу.

– Но вы были такой красивой парой! Он тебя так любит… – растерянно повторяла женщина.

– Нет, вы ошибаетесь. Он не любит меня. Если бы любил, он бы так не сделал…

– Ты ещё слишком молода… Мужчины просто другие…

– Мужчины, женщины… Все мы одинаковы. Когда любят, не предают…

– Это в тебе говорит юношескиймаксимализм… У Стаса было помутнение…

– Знаете, я устала, – тихо сказала Стася. И положила трубку.

Она так и просидела до темноты, а потом зажгла огни в саду и пошла на маяк. Поднявшись в нему, опять решилась взобраться на самый верх.

Стася медленно восходила по лестнице, и эхо её шагов гулко отражалось от стен маяка. Выбравшись на балкон, она подошла к парапету. Её окружала темнота. Внизу глухо шумело море, но его не было видно. Словно Стасю погрузили в чернила. Только огни посёлка светились слева. Их далёкий свет делал ей больно, будто они все принадлежали Стасу. Она отвернулась от них, чтобы не видеть и не думать…

Сухой ветер трепал ей волосы, и на неё опять навалилась вселенская тяжесть. Она смотрела вниз, пытаясь разглядеть воду. Рядом с ней на парапет села чайка. Птица долго глядела на Стасю, потом, печально крикнув, исчезла в темноте. «Вот бы скинуться сейчас за ней и всё закончить!» – подумала Стася и сама испугалась этой мысли, отпрянула к двери. На дрожащих ногах она спустилась вниз, зажгла огни маяка, вышла, закрыв дверь, и вскрикнула, когда её обнял кто-то.

Это был Стас. Его машина стояла неподалёку с зажжёнными фарами.

– Стася, ну прости меня. Прошу! – он еле сдерживал слёзы.

Она высвободилась из его объятий и сказала, глядя на его осунувшееся лицо:

– Зачем ты мучаешь меня?

– Я? Я просто хочу быть с тобой. Я борюсь за тебя! И я докажу тебе свою любовь!

– За меня не надо бороться. И доказывать любовь не надо. Это не теорема. Она либо есть, либо её нет.

Стася шагнула к лестнице.

– Но я не хочу тебя отпускать! – сказал он и, схватив её за руку, попытался поцеловать.

А девушка смотрела на него с таким ужасом и даже, как ему показалось, омерзением, что он бессильно отпустил её.

– Стася, ты такая жестокая…

– Нет. Я просто другая. Уезжай. Ты делаешь мне сейчас больно…

Она решительно зашагала вниз.

– У меня есть шанс всё исправить? – крикнул он ей вслед.

– Не знаю, – честно ответила она и скрылась в темноте.

Когда Стася вернулась домой, открыла ноутбук и заглянула в почту, она увидела очень много писем с поздравлениями. И первое было от Виги. Сначала Стася хотела сразу стереть его, но зачем-то открыла.

Это было длинное письмо. Вига извинялась и корила себя, она писала, как любит подругу, что хочет восстановить их дружбу и что «когда-нибудь Стася поймёт её и простит…»

Прочитав послание, от которого ей не стало легче, Стася пообещала себе, что никогда больше не будет читать писем от людей, сделавших ей больно. Легче от таких извинений не становится, они вызвали в Стасе чувство стыда. За поступок Виги и за то, что она думала, будто после произошедшего можно, как в детстве, сцепиться мизинцами, прикоснуться лбами и произнести заветное: «Мирись-мирись-мирись и больше не дерись…» И всё. Всё будет забыто…

Стася опять смотрела невидящими глазами на лампочки в саду и вдруг, вспомнив совет Лидии, принесла лист бумаги, ручку и стала писать письмо.

«Подруге, предавшей меня» – вывела Стася начало.

Спасибо тебе за то, что ты была в моей жизни. Нас связывали тысячи приятных воспоминаний. И я, действительно, всегда считала тебя лучшей своей подругой. Нет, даже, скорее, единственной. Спасибо тебе за тот урок, который ты мне преподнесла, хоть он и был самым жестоким за всю мою жизнь. Надеюсь, я чему-то научилась. Но то, что он меня изменил навсегда, – это точно. Наверное, я буду иногда вспоминать наши вечерние прогулки и искренние посиделки, когда мы могли рассказать друг другу абсолютно всё. Я буду вспоминать наши телефонные разговоры и переписку до самого утра. Буду иногда думать о наших шутках, которые понимали только мы… Я буду всё это помнить с чувством большого сожаления. Но всё кончено. Прощай. И пусть тебя окружают те, кого ты достойна.

Закончив письмо, Стася снова заплакала, и слёзы, скатываясь по носу, закапали на текст, размывая буквы… Но этими слезами ей не дали насладиться в одиночестве. Позвонила Катарина – её ночная собеседница. Она хотела поздравить Стасю с днём рождения, но, услышав её голос, воскликнула:

– Что случилось?! Что-то с бабушкой?!

– Нет, – ответила упавшим тоном Стася.

И вдруг её прорвало. Она говорила и говорила. О Виге, о Станиславе. О своей любви, о предательстве… А Катарина её внимательно слушала и сочувствовала.

– Ты слишком добрая, Стася, я бы их поколотила прямо там, – возмущённо сказала Катарина. Она долго не могла успокоиться и ругала Вигу и Стаса последними словами.

Закончив разговор, Стася потушила огни и пошла спать. Но так и пролежала всю ночь, глядя воспалёнными глазами в потолок. Иногда на неё накатывали рыдания, в эту ночь было много слёз: то слёзы обиды, то бессилия, то одиночества и горечи.

Глава 33

Утром Стася еле открыла опухшие глаза, нашла написанное вчера письмо Виге и, не перечитывая, сожгла его. В конце концов, она ведь сказала ей, что хотела. Но той необязательно было это знать.

…Последующие дни перемешались между собой, как краски в акварели. Но побеждала везде чёрная. Стасе хватало сил лишь позвонить бабушке, чтобы узнать о состоянии её здоровья. Старая Ксения чувствовала, что с внучкой что-то происходит, но та объясняла, что на день рождения сильно простыла и теперь лечится…

К Стасе приходили ведьмы, пару раз приезжал Стас, заезжала Вига, ещё пыталась поговорить мать Станислава… Но она упрямо никого не пускала, ни с кем не общалась и только говорила через дверь, чтобы её оставили в покое. Никогда Медовая бухта не казалась Стасе такой многолюдной. Люди утомляли её, у неё не было сил ни слушать их, ни разговаривать с ними.

Лишь под покровом ночи она выходила к морю. Непричёсанная, унылая. У воды скидывала одежду и шла купаться. Темноты она больше не боялась. Скорее, чувствовала себя в ней защищённой.

Стася заныривала под воду и открывала глаза. В этой кромешной черноте она вглядывалась в подводное пространство, доводя себя до абсолютного изнеможения, пока животный инстинкт не выбрасывал её хрупкое тело на поверхность, где она вдыхала полной грудью кислород. И только в это короткое мгновение ей казалось, что она живёт. Потом всё вокруг снова становилось мутным.

Через неделю, когда Стася разговаривала с бабушкой, девушке вдруг очень захотелось обнять её и всё-всё ей рассказать. Она пообещала Ксении приехать завтра.

– Не надо, не приезжай, прошу! – засопротивлялась Старая Ксения. – Я плохо выгляжу и не хочу, чтобы ты меня лицезрела такой.

– Но я очень хочу увидеться. Я всё же приеду, завтра после обеда, – пообещала Стася.

Она взглянула в маленькое зеркальце, висящее в тёмном углу кухни, и содрогнулась: осунувшееся лицо, чёрные круги под глазами, спутанные волосы. Как давно она ела? Она уже и не помнила… Оглянувшись вокруг, ужаснулась ещё больше – никогда дом не выглядел таким грязным и неухоженным.

Стася зажгла везде свет, достала тазы, тряпки и стала драить всё вокруг. До самого рассвета она приводила в порядок каждый уголок в доме. В рассветной мгле пошла в огород – там в теплице сохли помидоры. Она срочно полила их и собрала зрелые плоды. На грядках набрала корзину огурцов, настригла зелени. Сняла созревшие кабачки.

Вернувшись в дом, пошла в ванную и долго мылась под душем, оттирая с себя грязь и печаль. Солнце только-только поднялось, но уже пекло, предрекая жару. Стася скинула с влажных волос полотенце на плечи и в одном халатике босиком пошла к морю.

Тихая вода ласково и радостно шуршала у её ног. Море, узнав Стасю, пыталось прикоснуться к ней, целуя её ноги. Стася бросила полотенце на песок и присела на него, теребя пятернёй волосы, чтобы высушить их быстрее. Она закрыла глаза от слепящего низкого утреннего солнца, которое приятно щекотало ей пятки, игриво дразня солнечными зайчиками. От лучей море снова стало всё сплошь золотисто-янтарным.

– Я люблю тебя, Медовая бухта, – тихо сказала Стася и, утомлённая, вытянулась на полотенце, нежась в тёплых потоках.

…Она была чайкой и летела над безбрежным морем. Низко-низко, задевая иногда белым крылом воду. Море, покрытое мелкой рябью, время от времени обдавало её свежими солёными брызгами. Капли, попадая ей прямо на сердце, привычно жгли рану. Она всё летела и летела, махая большими крыльями, чувствуя в них приятную усталость. Стася подлетела к берегу и поднялась высоко под облака. Она кружила над лесом и проводами высоковольтных вышек. Под ней замелькали домики и маленькие, словно игрушечные пупсы, люди. Где-то там, среди них были Вига, мама, Станислав… Как же они далеки от неё! Они там, внизу… Любили, страдали, обманывали, мучились… Пусть они живут, как хотят. Пусть… А ей было привольно здесь, в вышине, в другом мире, и в людской возвращаться не хотелось. Ветер шумел в ушах, ласкал ей крылышки, солнечные лучи грели белую спинку, и она, подхваченная потоком, наконец застыла, расслабилась, уносимая воздушными волнами туда, за облака, в бескрайнюю обитель спокойствия.

…Очнулась Стася лёжа на берегу. Над ней, вскрикивая и переговариваясь, носились стрижи, хватавшие утреннюю мошкару. Стася долго непонимающе на них глядела.

Это был сон? Она, приподнявшись, осмотрелась. Песок вокруг усеян следами чаек. Или это была явь? Она не знала. Девушка встала, все её мышцы болели. Но на сердце осталась та лёгкость, которую она испытала в измотавшем её физически и всё же таком прекрасном полёте. Пожар в душе закончился. Его залило морской водой и остудило ветром. На его месте зияла пустошь. И пускать на неё Стасе больше никого не хотелось. Она уже не обижалась, не злилась, не ревновала… Пусть все будут счастливы, но где-то в параллельной с ней Вселенной. Пусть не пересекаются, не трогают, не касаются, не тормошат её собственный мир. Он широкий и чистый, как безбрежное небо, и Стася одна здесь хозяйка.

Рана покрылась коркой, и откуда-то появились силы. Стася встала, взяла полотенце и направилась в дом, легко ступая по песку, словно паря над ним. В саду она нарвала цветов и начала собираться в город.

Перед самым выходом взглянула в зеркало и опешила. За эту неделю она очень сильно изменилась. Черты заострились, но само лицо стало красивее, взрослее. Только взгляд теперь был чуть жёстче и собраннее – будто она смотрела на полыхающий огонь. Тело Стаси налилось, стало грациозным…

Есть что-то невероятно волшебное в молодой женщине. Как в розе, которая только раскрылась, ещё не обнажив и не показав миру бутон, но уже распустив первые лепестки. На Стасе была лёгкая молочная блузка и голубой костюм. Когда-то, в прошлой жизни, она купила их, чтобы встретить свой двадцатый день рождения с любимым. Как давно это было! Много световых лет назад… Это был первый дорогой костюм в её жизни, и он ей очень шёл. Никогда Стася не выглядела лучше. Она надела белые лодочки, перекинула через плечо сумочку и решительно вышла из дома, подхватив букет.

Стася быстро взобралась по лестнице и, наслаждаясь свежим воздухом пустоши, направилась к лесу. Вступив под сень деревьев, она вспомнила, как вместе с матерью и бабушкой ещё недавно они шли здесь на ярмарку. Снова представив карусели и весёлую Агнию, Стася улыбнулась.

Когда показался посёлок, она замедлила шаги, думая только о том, чтобы, не встретив Стаса или кого-то из его друзей, добраться до остановки. Вдруг Стасю осенила мысль: «Мне надо купить машину, теперь я зарабатываю достаточно и уж недорогую могу себе позволить. И тогда я буду проезжать по верхней дороге, минуя посёлок. Пусть и делая небольшую петлю. На пустоши следует только свернуть к ферме Януша и там выехать на трассу». Она мысленно начертила карту и набросала путь – крюк получался незначительный… Водить она умела благодаря Виге, та несколько лет назад пошла учиться на курсы и уговорила Стасю пойти с ней за компанию. «Вот спасибо тебе за это, бывшая подруга», – подумала Стася.

Конечно, как это всегда бывает, она встретила практически всех близких знакомых Станислава. Они замирали, глядя на красивую девушку и пытаясь отыскать на её лице следы трагедии – о том, что случилось, судачило всё побережье. И как все узнали? Словно птицы разнесли. С Вигой перестали здороваться многие женщины в городке, о ней сплетничали, её осуждали, на рынке ей сразу же прилепили такое неприятное прозвище, что вряд ли она могла рассчитывать на достойную партию в ближайшем будущем. Станислава тоже избегали. Но Стася ничего этого не знала. Она просто шла на остановку, гордо глядя вперёд.

Она не знала и того, что Стас тоже её видит. Он стоял в магазине рядом с остановкой и смотрел на неё через окно. Ему казалось, что он чувствует запах её кожи. Он хотел бы обнять её за шею, просунув руку под копну волос. Станислав физически ощущал тепло, которое бы почувствовал на пальцах… Он не выдержал и рванул к выходу, решившись вымолить у неё прощение любым способом. Может, прилюдно встать на колени? Пусть даже так.

«Мне нет без тебя жизни, – думал он на бегу. – Сейчас я найду слова, и ты меня простишь. Я всё исправлю. Ты ведь очень добрая».

Стас был уверен, что Стася пожалеет его, он знал, как она любит. Он помнил это каждой своей клеткой. Чувствовал.

На отцовской яхте был современный навигационный прибор, который показывал их местоположение, и суда поблизости посылали им на него свои сигналы. Такой же сигнал Стас постоянно чувствовал от Стаси и верил, что только когда он пропадёт, закончится её любовь. И сейчас этот импульс поступал от неё отчётливо и непрерывно. Парень спешил на его зов, лавируя между прохожими так же ловко, как это делал, управляя яхтой. И всегда приходил первым. Всегда выигрывал…

Стас выбежал на улицу, обогнул здание магазина и, выскочив к остановке, остолбенел. Она была пуста. До него только что здесь побывал автобус, он подхватил всех пассажиров и его Стасю и увёз.

Станислав в ярости стукнул по скамейке. Сейчас он отчаянно завидовал кондуктору, который продаёт Стасе билет и разговаривает с ней, и даже тем, кто просто сидел с ней рядом и мог её коснуться… Мог коснуться… Кто может коснуться Стаси? Кто-то ещё кроме него может целовать её губы? Трогать её кожу? Нет, это невозможно! Стас ещё раз ударил по скамье.

А Стася через три часа въезжала в город. Она решила перед больницей заехать в книжный, благо, автобус высаживал пассажиров недалеко от базарной площади. Девушка выбрала две интересные книги и, довольная, пошла к Старой Ксении.

В больничном парке снова парами гуляли пациенты, и в главной аллее она опять увидела доктора Петера. Когда он заметил Стасю, то обомлел. Она была как солнце – тёплой и ясной. Длинноногая, медноволосая, медленно шла к нему, а он не мог оторвать от неё взгляда. «Ну разве бывают такими красивыми люди, может, она и правда ведьма?» – подумал он. Петер пошёл к ней навстречу, забыв о пациенте, с которым только что разговаривал.

– Стася, как я рад вас видеть, – пробормотал он.

– А я пришла навестить бабушку! – улыбнулась ему она.

– Я вас провожу, – сказал Петер и пошёл за ней следом.

Он собирался с духом, хотел её окликнуть, но не мог. Он должен был ей сказать. Но не решался. Пару раз протягивал к ней руку, но промолчал.

Стася легко вспорхнула по ступенькам лестницы, пробежалась по гулкому коридору и зашла в палату…

…На пустой кровати стояла заполненная коробка. На самом верху лежало фото деда.

Она повернулась к стоящему в дверях Петеру и пристально посмотрела на него расширившимися потемневшими глазами.

Он посмел только робко утвердительно кивнуть головой и отвёл взгляд.

Стасе казалось, на неё упала стотонная плита. Ноги подломились, и она бессильно осела на край кровати.

Она слышала, что в коридоре где-то плачет мать и с кем-то говорит о похоронах. Ни подняться, ни заговорить, ни даже заплакать Стася не могла. Она просто оторвалась от земли, и её несло куда-то чудовищным потоком воздуха, кидая о каменные стены.

– Стася, – услышала она голос матери, – Стася!

Мать обняла её, и девушка почувствовала, как её волосы пропитываются слезами Агнии.

– Я так много ей не сказала, – шептала мать, – я так хочу, чтобы она меня выслушала. Чтобы утешила… Я сделаю ей самую красивую могилу! И буду ходить на неё каждый день.

– Мама, бабушка хотела, чтобы её кремировали, – собравшись с силами, сказала Стася, – и развеяли, как прах деда, над морем.

– Нет-нет-нет! – захлёбываясь слезами, мотала головой Агния. – Я никому не дам отобрать у себя мать! Я уже подписала документы. И распоряжаюсь этим только я!

– Мама, выполни её последнюю просьбу! – подняла глаза на Агнию Стася.

– Нет. Нет. Нет!!! Я не дам её сжечь! Что тогда останется мне?! Что будет со мной? Куда буду приходить я?! Нет!!! Похороны будут через два дня. В одиннадцать. В церкви Святого Луки.

Стася встала и молча пошла к выходу. Доктор Петер опять побежал за ней. Он всё ещё не решался подойти к девушке, но не мог оставить её.

Выйдя из здания, Стася протянула какой-то женщине в больничной одежде букет, который всё это время держала в руках. Та растерянно взяла его, а Стася, ссутулившись, пошла к выходу из парка.

Доктор Петер нагнал её у ворот и предложил:

– Давайте я вас довезу домой. Вы сейчас в таком состоянии…

– Вы же знаете… Я очень далеко живу. Я не могу воспользоваться вашей добротой, – еле слышно сказала Стася.

– Я прошу вас… разрешите!

– Хорошо, – согласилась она.

И они пошли на стоянку к его машине. Когда сели в салон, Стася повернулась к Петеру и благодарно сказала:

– Спасибо вам за вашу доброту. Я даже не могу подобрать слов…

Почти всю дорогу врач рассказывал Стасе о Ксении. Он часто беседовал с ней в последние дни. Стася же корила себя за то, что, наоборот, общалась с бабушкой мало.

– Она вас очень любила, Стася. И не хотела, чтобы вы видели её больной. Поверьте, она всё понимала, – успокаивал её Петер, – только про вашу… историю… мы ей не рассказывали…

Стася посмотрела на него удивлённо, а он сказал:

– Я знаю, что случилось и почему вы не появлялись в больнице… Я очень расстроен за вас. И… всё это ужасно… Я… я бы так никогда не сделал.

Девушка, отвернувшись, стала смотреть в окно. Обсуждать свою жизнь она не хотела. Так до посёлка они и молчали. Только на площади Стася вспомнила, что у неё совершенно нет продуктов, и попросила Петера остановить машину у магазина.

– Я подожду вас и довезу до маяка, – сказал он.

Стася направилась в магазин и, набрав в корзину хлеба, молока и круп, встала в очередь. Она взглянула в окно и увидела, как к доктору Петеру подошёл Стас. Сначала они, нервно жестикулируя, о чём-то говорили, а потом Станислав ударил Петера наотмашь, тот повалил противника на асфальт, и они стали драться, катаясь в пыли.

Стася бросила корзину и выскочила на улицу.

– Остановитесь! – кричала она дерущимся.

Но они её не слышали.

– Помогите! – закричала Стася прохожим.

Однако те не спешили на помощь. А только расступались.

– Я тебе её не отдам! – орал Стас, колошматя Петера по лицу.

– Она будет моей, – отвечал ему ударами Петер.

– Да вы что?! С ума сошли?! – не выдержала Стася. – Я не вещь! Я не буду ничья!

Она отчаянно стала бить их сумкой, вкладывая в удары всю свою безысходность и возмущение.

– Как вы мне все надоели с вашей любовью! У меня умерла бабушка, а вы… – Стася развернулась и пошла домой.

Петер и Станислав, прекратив драку, смотрели ей вслед.

Глава 34

А Стася повторяла и повторяла то, что так боялась до этого сказать вслух: «У меня умерла бабушка… Умерла бабушка…» И с каждым шагом идти ей было всё труднее… Когда она зашла в лес, то еле волокла ноги…

Стася вдруг сошла с пути и побрела куда глаза глядят. Она всё шла и шла, пока не упала под каким-то большим деревом в траву. Встать уже больше не могла… Посмотрела вверх, где сквозь ветви пробивалось небо. Безрадостное, хмурое, блёклое…

На неё навалился шелест листьев. Ветер играл на ветвях, словно неумелый арфист, поднимая и разнося этой какофонией боль в её душе. Он перемешивал чудовищную огромную печаль с маленькими осколками покоя, которые Стася так старательно собирала накануне. И остатки светлых тонов заволакивались густой беспросветной угольной тоской, окрашиваясь в единый цвет – чёрный.

Она зарыдала во весь голос. Страшные хрипы и всхлипывания вырывались из её груди. Одинокая рыжая девочка, лежащая в лесу. Каждой клеткой она чувствовала пустоту пространства на дальние дали вокруг себя. Возможно, там, за горизонтами кончался этот липкий безысходный туман. Но где был неуловимый край дымки? До него не дойти, не доползти – нет сил… Она осталась одна… Ей ничего не хотелось, только бы не было этой острой боли в её истерзанных окровавленных крыльях. Только бы умерла уже душа, потому что она, словно избитый ребёнок, свернулась внутри неё калачиком ни жива ни мертва…

Плакала Стася некрасиво. Настоящее горе всегда делает лица некрасивыми. Потому что горе – самая безобразная вещь на Земле. Оно въедается в лицо и мгновенно искажает его в страшных муках. Только что человек был светел и чист и вдруг пригубил горя, которое плеснула ему судьба. Вмиг слепнут его глаза, покрываясь бельмами ужаса, истекают слезами отчаяния, на коже выступают пятна безысходности, и лицо передёргивают судороги страданий.

Вы никогда не плакали от горя? Нет? Вам очень повезло. Из этого состояния не найти выхода. Слёзы печали или грусти приносят душе долгожданное облегчение. Но после слёз скорби облегчения нет. Только опустошение. Горе, как аккуратный маньяк, старательно ломает каждую кость, не оставляя следов на теле. Человеку говорят: «Ну же, вставай! Будь бодрее! Всё в твоих руках!» А он может только открывать и закрывать глаза, беззвучно хватая воздух губами…

…Стася пролежала так до самой ночи, не испытывая жажды или голода. Рыдания постепенно умолкли, и она смотрела почти ослепшим взором в небо, которое затухало вслед за её душой.

В полной темноте она тяжело встала и, хватаясь ледяными пальцами за стволы деревьев, пошатываясь, как сомнамбула, пошла домой.

Угрюмо смотрела девушка на мир, на летучих мышей, носившихся в сумерках над пустошью… Дойти бы до дома, забиться в нору. Спрятаться под одеяло, как в детстве, чтобы ужасы, боль и страхи, летающие в воздухе, растворились и мир снова стал прежним.

У дома Стасю поджидали ведьмы. Они молча проводили её наверх, опоили травами и долго сидели рядом, убаюкивая и охраняя хрупкий, непрочный покой подруги…

Утром Висия взялась расчёсывать Стасю. Заплетая ей косы, Лесная ведьма незаметно пыталась выпутать из волос воспитанницы как можно больше чёрной печали. Урсула помогла Стасе одеться и, когда застёгивала на ней длинный ряд пуговиц сзади, старалась очистить невидимые людьми перья крыльев девушки, которые замялись и висели безжизненно вдоль спины. Лидия занималась хозяйством. Она напекла творожных оладий, добавив щепоть радости к жизни, и ведьмы заставили Стасю поесть.

Но она всё равно еле шевелила руками, только грустно смотрела, словно парализованная, лишённая возможности двигаться.

Её вывели на веранду и посадили в кресло. Сами ведьмы разбрелись по саду, занимаясь растениями. Говорили все приглушённо, почти шёпотом.

Стася вообще смутно помнила следующие сутки. Они были длинными и размытыми. Какие-то нечёткие запахи, смазанные звуки, плохо различимые ощущения. И призрачные очертания трёх ведьм, фантомами перемещавшихся по дому. Стася лишь спала и пила, заедая Лидиными варевами то, что в неё вливала Висия.

Очнулась девушка на рассвете. Он только начал покрывать румянцем посветлевшее небо. Стася подошла к окну. На подоконнике со стороны улицы стояла и смотрела на неё большая чайка с чёрным крылом. Она глядела на девушку моляще, будто чего-то ждала или просила. Стася прижала руку к стеклу. Чайка коснулась клювом того места, где были пальцы девушки. И Стася явственно услышала: «Ксения… Привези Ксению…» Птица посмотрела ей в глаза, тоскливо крикнула и взмыла вверх.

Стася спустилась к ведьмам. Они уже не спали, сидели за столом на кухне и пили кофе Висии, аромат которого, как обычно, окутывал весь дом. Урсула молча налила горячий напиток Стасе, и ведьмы продолжили разговор. Речь шла о любви.

– Любовь – это постоянные отдача и забота. Как уход за растением, которое любишь, – говорила Лидия. – Первая любовь всегда к самому себе. Если человек не любит себя, то есть не заботится о себе, он никогда не сможет правильно позаботиться о другом: или зальёт его своей любовью, или обделит… Пока не любишь себя, не можешь так, как надо, дарить это чувство окружающим…

– Я согласна с тобой, – кивнула Висия, – я без карт понимаю, что человека любят, если в присутствии любящего он расцветает и растёт. Если жизнь его становится лучше… А иначе – это что угодно, но не любовь. Какие бы ни произносились слова…

– Слова подобны одежде. Они могут быть изящными и нарядными, а правда – всегда голая и несовершенная… – добавила Урсула.

– Меня о чём-то просила чайка, – вдруг тихо перебила их Стася.

– О чём? – не поняла Лидия.

– Меня о чём-то просила чайка, – повторила Стася. – С чёрным крылом. Она живёт здесь, в бухте.

– И о чём же она тебя просила? – промолвила Висия.

– О Ксении. Она просила привезти Ксению. Но это невозможно… Бабушка хотела, чтобы её пепел развеяли над морем. Но мать решила иначе. Что же делать?

– Выполнить просьбу Ксении, – спокойно ответила Лидия.

– Но как?! – воскликнула Стася.

– Привези сюда локон её волос, – подсказала Урсула.

Стася задумалась. В принципе, наверное, она могла бы это сделать. Тогда следует приехать раньше, чем начнётся служба в церкви. Девушка заторопилась. Отчего-то задание Урсулы показалось ей очень важным. Словно она сделает для бабушки что-то серьёзное и нужное… Цель придала ей сил.

Лидия вызвала такси, и уже через час Стася неслась в нём в город. На ней было тёмно-шоколадное платье – чёрного ничего в доме не нашлось, кроме платка, который она повязала на шею.

В десять тридцать она стояла у церкви Святого Луки. Это было небольшое каменное здание, расположенное за городом. За ним начиналось кладбище, поэтому все люди их городка в итоге оказывались здесь. Даже если никогда не заходили в церковь при жизни. Так уж получилось, что в этой церкви не крестили и не венчали. А только отпевали. Даже пройти в церковь можно было по дорожке, которую окружали старинные захоронения. Всё пространство между древними могилами давно затянуло изумрудной травой.

Надо было спешить, чтобы успеть сделать задуманное. Стася быстро шла среди могил и думала: «Почему на кладбищах всегда такая красивая зелёная трава?»

– Что вам нужно? – спросил её появившийся из ниоткуда священник.

– Я пришла на службу… – сказала Стася, – проводить свою бабушку. Старую Ксению.

– А… – его взгляд потеплел, – скоро начнём отпевание, проходите в церковь, там уже собираются.

– Можно ли проститься с ней сейчас? Наедине?

Он подумал, а потом сказал:

– Да, пойдёмте, я вас провожу.

Они прошли в боковую пристройку, священник указал на чёрную дверь:

– Она лежит там. У вас минут пять, не больше. Потом её понесут в большой зал.

Стася подошла к двери и остановилась. Ей стало страшно. Что она сейчас увидит? Девушка сразу вспомнила пугающие детские рассказы о мёртвых. «Но ведь там твоя бабушка», – сказала она сама себе. И толкнула дверь.

Посередине небольшой белой комнаты стоял гроб. В нём лежала Ксения. Стася подошла и взглянула в её лицо. Спокойное, холодное, отстранённое. Девушка думала, что при виде Старой Ксении в гробу не сможет сдержать слёз, но нет. Стася явно видела, что это не её бабушка. Это только её старое, измождённое болезнью тело. Словно скинутая змеёй шкура, так и здесь была лишь оболочка от Ксении…

А бабушка? Она чувствовала её рядом. Стася прикрыла глаза и услышала шёпот… Голос бабушки, но и десятки других голосов. Она резко открыла глаза, и ей показалось, что серые тени разлетелись в разные стороны. Шёпот растворился вместе с ними.

Стася открыла сумочку, достала приготовленные ножницы, носовой платок и, наклонившись, решительно отстригла большую прядь волос у виска Ксении. Потом убрала локон в сумку и поправила причёску бабушки.

Тут же в комнату зашли люди в чёрном и, подхватив гроб, понесли его в зал. Стася последовала за ними.

Церковь была полна людей. Хотя Ксения давно не жила в городе, здесь её помнили и любили. Было очень душно, и пахло ладаном. В толпе Стася видела доктора Петера, соседей, но и много незнакомых ей людей.

Она сразу не подошла к матери, которая сидела в первом ряду, а решила выйти подышать воздухом на центральное крыльцо. Из ворот к церкви всё ещё шли люди.

Стася заметила, что ей навстречу в чёрном костюме идёт Януш. Он был очень строгим и печальным. За ним толпой шли, видимо, его родственники с фермы – они были чем-то неуловимо похожи друг на друга.

– Здравствуй, Стася… Соболезную… – обнял он девушку. – Я очень любил Ксению. И прилетел к ней на похороны, как только узнал.

– Ты надолго? – зачем-то спросила его Стася.

– Нет… Я… то есть мы с моей девушкой, – он показал на милую блондинку, которая шагнула к ним, – это Ева.

Девушка протянула Стасе руку.

– Мы с Евой скоро улетаем. Обратно в город.

Стася взглянула на девушку, которая показалась ей хорошенькой и доброй. Незнакомка ужасно напоминала Стасе кого-то, но она не могла понять, кого именно.

– Ну что, ты привык к городу? – спросила Стася у Януша.

– Видимо, да, – кивнул он.

Всех пригласили в зал. Стася села рядом с матерью. Та рыдала, обнимая свою подругу, потом Агния повернулась к дочери и под громкие всхлипывания стала обнимать её. А Стася была словно в прострации…

Всю службу она тоже будто не слышала. Смотрела на Старую Ксению и мысленно прощалась с ней.

Все встали, и Стася поднялась со своего места. Ей сунули какие-то цветы в руки. Потом все пошли, и она пошла… Процессия остановилась около вырытой могилы. Она выглядела мрачной дырой посреди зелени. Закрытый гроб медленно опускали в эту жуткую яму. Стасе казалось, что там, внизу, под землёй, очень холодно. Мать, голося, плакала. Она отчаянно кричала, обращаясь к гробу: «Матушка, почему я раздражалась и сердилась на тебя, почему-у-у не слушала тебя? Прости меня-а-а-а! Больше никогда я не услышу-у-у твоего голоса-а-а! Больше никогда тебя не увижу-у-у!»

Стася слышала, как кто-то сзади тихо, но отчётливо сказал: «Мёртвых любить удобно…»

Потом все хватали за руки Стасю и Агнию, говорили какие-то печальные слова. Хлопали их по плечам, обнимали. Но Стасе хотелось только одного – поскорее уйти отсюда.

Агния поехала с подругами в кафе, где были заказаны поминки, а Стася вышла наконец из ворот кладбища, сдёрнула с шеи платок и положила его на ближайшую скамью. Казалось, даже дышать Стасе стало легче.

– Мы можем тебя подвезти, – услышала она голос Януша.

Они с Евой садились в маленький автобусик неподалёку. Стася хотела отказаться, чтобы не мешать. Но тут вдруг увидела, что из редеющей толпы людей, которые ещё остались стоять у церкви, отделился один человек – это был Станислав. Он направился к ней. С кем бы ей точно не хотелось сейчас говорить, так это с ним. И она побежала к автобусу, из которого ей протягивал руку Януш, и закрыла за собой дверь прямо перед носом Станислава.

Машина плавно двинулась в сторону шоссе. Стася села рядом с Янушем. Его девушка сидела с другой стороны. Ева, сняв кофточку, положила голову на плечо парня и быстро заснула.

– Мы почти не спали, – объяснил Януш, – поехали в аэропорт прямо с работы. Я не мог не прилететь. Знаешь… я очень любил Старую Ксению. Для меня она с детства была волшебницей… Мне нравилось приходить к ней в гости. Наблюдать, как она готовит. Было в этом что-то грациозное, необычное. Я любил твоего деда… Вообще, в их быте всё выглядело необычным для наших краёв: их жизнь, их дом, их отношения… Я мечтал, что буду жить так же… Знаешь, – он осторожно повернулся к Стасе, мягко придерживая на своём плече голову Евы, – я ведь всегда очень хотел увидеть тебя… Хотел увидеть и боялся. Наши бабушки были лучшими подругами…

– Да? – удивилась Стася. – Я этого не знала.

– Моя бабушка умерла шесть лет назад… Но, когда она была ещё жива, мы постоянно ходили в гости в Медовую бухту. И Ксения часто рассказывала о тебе. И всё какие-то чудны́е истории, похожие на сказки или легенды. И уже потом я сам её просил: «Расскажите мне о Стасе». Наши бабушки смеялись, и твоя говорила: «Скоро ко мне, Януш, приедет твоя принцесса, приходи. И увидишь её своими глазами…» Но я боялся. Ты мне казалась выдуманной героиней. Почему-то я переживал, что если увижу тебя, то исчезнет очарование моего детства, самая главная его сказка…

Автобус выехал на побережье, и в окно задуло. Ева во сне поёжилась, Януш заботливо прикрыл её своей курткой и продолжил:

– Только иногда я приходил к скалам, ложился на край и смотрел издалека, как вы гуляете с дедом по берегу…

Стася погрузилась в воспоминания, но она очень захотела, чтобы Януш замолчал. Девушке казалось, что если ещё хоть одно его слово упадёт ей в душу, то она расплачется.

Он, словно почувствовав это, умолк. Почти всю оставшуюся дорогу они просидели молча. Только когда стал заканчиваться лес и показалась пустошь, Стася спросила у него:

– Так ты улетаешь сегодня?

– Да, сегодня ночью. У нас на днях начинается важный проект…

– Тогда прощай. Удачи тебе!

Машина остановилась, Стася встала, чтобы выйти; уже открыв дверцу, повернулась к Янушу и сказала:

– И счастья вам. Большого счастья.

Глава 35

У маяка Стася встретила Висию. Та собирала травы. Увидев Стасю, пошла ей навстречу и крепко обняла. Они стояли на ветру, греясь друг о друга, и не могли оторваться. Им было тепло и уютно, будто своими телами они сделали маленькое убежище, в котором укрылись.

«Вот так выглядит дружба или любовь, – подумала Стася. – Когда вдвоём тепло и хорошо. Что бы ни происходило там, в окружающем мире, настоящие чувства греют и утешают не хуже очага».

Погода испортилась. Август в этих краях всегда был капризным и плаксивым. На девушек с неба упали первые капли. И они, схватившись за руки, побежали вниз к дому.

Над крышей стелился дымок, льнувший к черепице из-за начинающегося дождя. Это Лидия разожгла печь. Стася и Висия, чуть промокнув, заскочили в дом, и небо за ними словно разверзлось – начался настоящий ливень. На улице за их спинами мгновенно потемнело, сверкнула ослепляющая молния, и грянул гром. Налетел шквалистый ветер, и на море началось волнение.

Стася, поднявшись наверх, долго смотрела в окно бабушкиной спальни, как искрятся разряды, освещая грозное море. Она переоделась, вытерла и причесала волосы и спустилась вниз, где её с нетерпением ждали ведьмы. Стася удивилась, что они все три стояли посреди гостиной в торжественной одежде, в той, в которой совершали ритуалы на праздники.

– Где волосы твоей бабушки? – спросила Урсула.

Стася принесла сумочку и вытащила носовой платок с завёрнутым в нём локоном Ксении. Лидия аккуратно взяла его и поднесла к печи. Она открыла задвижку, за которой полыхало пламя, Урсула и Висия взяли за руки Стасю и встали полукругом за Лидией. Она развернула платок, взяла оттуда прядь волос и, произнеся «Ксения, ты свободна», кинула её в огонь.

В это же мгновение в окно забилась чайка. Та самая – с чёрным крылом. Её хорошо было видно в зарницах сверкающих молний.

А из разбушевавшегося в печи огня вдруг пошёл густой белый дым. На секунду он застелил всю комнату, завертевшись вокруг ведьм ураганом, и вдруг уплотнился в хорошо узнаваемый контур Старой Ксении. Она улыбнулась и протянула руки к Стасе. За окном снова забилась в окно чайка. Контур Ксении дрогнул, сжался ещё сильнее и превратился в белую чайку. Она взмахнула крыльями и стала кружить по комнате.

– Выпусти её! – крикнула Лидия.

Стася подбежала к окну, распахнула его, и чайка стремительно вылетела на свободу, где к ней кинулась другая. Они ещё немного покружили над двором и, поднявшись над соснами в бушующее небо, быстро растворились в нём…

Гроза почти тут же закончилась. Небо расчистилось. Ещё где-то громыхало в стороне леса, но в Медовой бухте наступила тишина. В открытое окно хорошо слышался шум присмиревшего моря. «Ш-ш-ш-ш-ш», – накатывало оно на берег.

Всё случилось так быстро, что Стася стояла и думала, не показалось ли ей это.

«Нет, – услышала девушка ответ успокоенного моря, – ш-ш-ш-ш, теперь она свободна…»

– Какая сильная буря была… – растерянно сказала Стася, закрывая окно.

– Нет, сильная буря будет очень скоро, – положила ей руку на плечо Лидия, – и это будет твоё решающее испытание. Самое страшное. Но пройти ты его должна одна.

– Сегодня мы расскажем тебе свои последние, самые главные секреты, – сказала Урсула.

– И уйдём. Нам пора. Нас уже давно ждут в другом месте, – добавила Висия.

Стася застыла. Это было неожиданно и тоже больно. Как же они её покинут? Почему? Зачем именно сейчас, когда так тяжело?

Они сели за стол, и Лидия, взяв ладони Стаси в свои руки, сказала:

– Первое правило жизни – всегда прислушивайся к своим мечтам. Мечты – это тихий голос твоего предназначения. Это семена, которые ещё не проросли.

Будущая балерина не мечтает о полётах в космос, но испытывает трепет при виде сцены и грациозного танца… Прислушивайся к своим желаниям, и тогда твоя жизнь сложится благодатно, потому что нет большего счастья, чем следовать к мечте и достигать её. Только тогда находятся бесконечные силы, средства и желание…

– Мы научили тебя многому, – подхватила Урсула, – но если ты хочешь стать настоящей ведьмой, то научись понимать, чего ты желаешь конкретно в данный момент. Создай это в себе и размножь вокруг. Вот и всё.

– Но я хочу лишь покоя. И остаться здесь…

– И даже в этом случае решение только в тебе. Это самый главный ведьмин секрет. Ты растворяешь среду в себе, а потом меняешься. И вслед за тобой меняется окружающий мир, – сказала Висия.

– Это как?

– Хочешь радости вокруг? Но ты погружена в печаль? Расти её в себе. И мир вокруг тебя быстро изменится, – пояснила Урсула. – Посади в себе то, что хочешь получить снаружи. И через тебя это прорастёт в окружающий мир. Лечи свою душу. Твоя душа – и есть тот самый главный ведьмин котелок, в который нужно сложить проблемы и там же варить зелье от них. И мир вокруг тебя будет меняться.

– А можно таким способом помочь другим людям? – спросила Стася.

– Конечно. Мы, ведьмы, именно так и помогаем. Переносим чужую боль на себя и лечим её в себе. А человек выздоравливает. Так ты можешь помогать людям, животным, природе. Хочешь напоить водой землю? Слейся с ней и напои себя. И ты увидишь, как пойдёт дождь. У кого-то что-то болит? Прикоснись и возьми эту боль себе. И в себе же вылечи. Так выздоровеет и другой, – ответила Лидия.

– Но почему вы не вылечили так мою бабушку? – расстроилась Стася.

– Потому что она не хотела. И мы не всесильны. Иногда просто приходит конец. Так было с твоей бабушкой, – погладила её Лидия.

Стася заплакала:

– Не уходите! Как же я буду здесь одна? Может, вы останетесь тут на зиму?

– Нет, мы – Лесные ведьмы, не сидим на месте. Нам нужно брать энергию из разных источников. Мы – вечные путники, – покачала головой Урсула.

– Что, всем ведьмам надо рано или поздно переезжать? – спросила сквозь слёзы Стася.

– Нет. Ведьмы ветра гораздо сильнее. Они могут жить на одном месте, но при этом их душа будет летать везде и отовсюду брать энергию. Наша наставница так и делала, – сказала Висия.

– Она была Ведьмой ветра? – догадалась Стася.

– Да. Она была самая сильная Ведьма ветра на всём белом свете, – улыбнулась Лидия.

– И как её звали? – спросила Стася.

– Её звали Ксения, – ответила Урсула.

– Как и мою бабушку?

– Стася, твоя бабушка и была этой самой ведьмой, – сказала Висия.

Стася, потрясённая, молчала.

– Твоя бабушка была удивительным человеком, – коснулась её Урсула, – мудрая, любящая и очень счастливая. Ведь только мудрый человек умеет создать вокруг себя счастье. Только любящая женщина сделает свою жизнь и жизнь окружающих благодатной… И ты будешь такая же, как она.

– Даже лучше, – добавила Висия. – Твоя бабушка всегда говорила, что ты будешь сильнее её. И принесёшь в этот мир много света. И ты ещё будешь любить. И очень сильно…

– Я не жду больше никакой любви… – сказала Стася. – Нет уж, не надо мне такого добра…

– Вот тогда она и приходит, когда её не ждёшь, – засмеялась Лидия, – настоящая, большая… Твоя бабушка своей жизнью пошатнула мою веру в то, что любовь проходит. У неё она не прошла и не закончилась даже со смертью… Но Ксения была редким, исключительным человеком. Чтобы испытывать настоящие сильные чувства, надо и самой быть настоящей и сильной… И ты именно такая…

– Нам пора, – ведьмы встали.

Стася испугалась, что момент прощания наступил так неожиданно быстро.

– Мы ещё увидимся? – спросила она с замиранием сердца.

– Да, конечно, – обняли её Лесные ведьмы, – мы будем время от времени приходить в твои края.

Стася проводила их до маяка и долго махала вслед, до конца не веря в происходящее. Ведьмы уходили всё дальше, над ними кружил Арон. Он ещё раз подлетел к Стасе, прокаркал последнее «Прощай!» и быстро нагнал ведьм. Они все вместе скрылись в лесу.

За август, который ещё не кончился, Стася потеряла очень многое. Но нашла ли она что-то взамен?

Вернувшись в опустевший дом, девушка долго сидела на крыльце, укутавшись в плед и размышляя. Перед ней, медленно лавируя, опустился первый пожелтевший листок. Привет от осени. Она ещё пряталась где-то в лесу, но иногда по утрам можно было увидеть её нечаянные следы. Осень напоминала Стасе роковых женщин из старинных французских романов, которые после тайного свидания оставляли в комнате то шпильку, то шарфик, то шлейф аромата. Но всегда в этих романах тайное становилось явным. Стася понимала, что придёт пора и осень выйдет решительно, смело и возьмёт всё, что считает своим. Перекроит, переставит и перекрасит землю на свой лад. Так всегда было, так всегда будет.

«Я никогда не забуду это лето, – думала Стася, глядя на листик. – Оно было странное. В нём смешалось так много всего несовместимого: любовь, расставание, смерть… Я повзрослела. Нашла работу. У меня появилась новая подруга – Катарина, и хоть я её ни разу не видела, но она меня поддерживала в самые трудные моменты… Лесные ведьмы… Они меня изменили и многому научили. Без них я бы не смогла пережить потери».

Лето перевернуло Стасю, вытрясло, опустошило и заполнило новым содержимым. Тем, чего она ещё до конца не знала, не понимала и не принимала. Она была пропитана чем-то смутно-туманным и, с тревогой вглядываясь в себя, ждала, когда взвесь уляжется, чтобы увидеть, каков её новый мир.

…В последующие дни Стася пыталась наладить свой быт. Теперь ей приходилось надеяться только на саму себя.

Пару раз звонила Агния и либо плакала в трубку, либо уныло рассказывала, что без матери она не знает, как жить. Агниюзанимал только один проект – будущий памятник на могилу Ксении. Она заказала эскиз и искала обломок подходящего чёрного гранита. Агния могла часами рассказывать о своём монументальном замысле.

Часто звонила Катарина. С ней Стася теперь болтала подолгу. И Катарина грозила как-нибудь нагрянуть в Медовую бухту, чтобы воочию увидеть её красоту, которой любовалась лишь на фотографиях, присылаемых подругой.

– Я просто влюблена в это место! Старый маяк, пустошь, обрывы, море, – говорила ей Катарина, – Медовая бухта бесподобна, даже на фото.

А по ночам Стася со страхом ждала предсказанную ведьмами бурю. Она лежала, вслушиваясь в ночные шорохи. Пару раз налетали ветры, бушевали обычные для августа штормы, но девушка интуитивно понимала – это не то. Стася уже и сама стала предчувствовать, что надвигается нечто огромное, гигантское, пугающее…

И этот день наступил.

Глава 36

В одно спокойное утро Стася проснулась с мыслью, которая билась в ней, словно птица, – «Сегодня».

Она встала, полная неумолимой решимости и абсолютной внутренней собранности. Медленно и сосредоточенно позавтракала, крепко подвязала растрепавшиеся растения в огороде, а потом пошла на задний двор. Найдя старые доски, гвозди, молоток, лестницу, потащила всё это к дому. Сначала девушка закрыла изнутри ставни, а затем принялась заколачивать их досками ещё и снаружи. Иногда она посматривала на небо, которое тихо клубилось серыми низкими облаками, и на свинцовое море – оно шумело чуть сильнее, чем обычно, и в гуле его волн Стасе слышалась угроза. «Ш-ш-ш-ш… – предупреждало море всё громче, – идёт буря… ш-ш-ш-ш… берегись!»

Последнюю доску Стася прибила, когда было совсем темно. Укрепив дом, закрыв его на все замки, девушка поела и пошла наверх. Она надела на себя толстые носки, тёплую кофту и, устроившись на кровати с большой кружкой горячего чая, решила поработать. Стася отлично подготовилась ко встрече с бурей и теперь только посмеивалась, слушая, как на улице поднялся сильный ветер, быстро переросший в шторм. Ураган беспомощно кидал в стены дома ветки, песок, воду, хватался за ставни, пытаясь их выломать…

Стася оказалась умнее и разгадала его планы, заранее забаррикодировав стёкла. «1:0 в мою пользу!» – сказала она сама себе.

Циклон же разбушевался не на шутку. Его ярость достигла предела, и если бы Стася увидела, как он легко отшвырнул с участка заборчик, согнул до земли деревья вокруг дома, как одним касанием вырывал кусты, она, возможно, испугалась бы.

Но Стася спокойно писала. Телефонная связь и интернет пропали, иногда мигал свет, но девушка утешала себя тем, что, когда буря утихнет, всё восстановится.

Только дух дома сегодня топал и шумел над Стасиной головой больше, чем обычно. Она опасливо посмотрела на потолок и поёжилась.

– Ничего, не бойся, переживём, – громко сказала Стася Люси, которая от страха помахивала рукавами платья, и снова углубилась в ноутбук, продолжая писать текст новой сказки.

Через час вдруг раздался такой страшный грохот, что Стася вздрогнула. Это было с другой стороны дома. Она вскочила и побежала в спальню бабушки, пытаясь через щели забитых ставен разглядеть, что же случилось на улице. Молния попала в одну из сосен, та раскололась и вспыхнула. Стася испугалась, но сильный дождь почти сразу затушил огонь. А шквалистый ветер раскачал огромный конец ствола вековой сосны и со всего размаху швырнул на крышу дома. Удар был чудовищным. Дом затрясся. Девушке показалось, что это уже не ураган, а ужасный великан-циклоп пытается его разрушить. На неё сверху посыпались штукатурка, балки, какие-то ящики. Одна тяжёлая доска ударила её по голове, и Стася, потеряв сознание, полетела на пол…

Очнулась она в кромешной тьме – электричество в доме пропало. Над ней в зияющей дыре крыши безостановочно сверкали молнии. Сквозь пролом нескончаемыми потоками лилась вода.

У девушки сильно болела голова. Она потрогала висок, он был рассечен, но рана казалась неглубокой. Превозмогая слабость, Стася вышла в коридор. Путь в её комнату преградила упавшая балка. Дом было не узнать – повсюду грязь, вода и мусор. Стася решила спуститься вниз, чтобы найти лекарства и укрыться от дождя.

Когда она осторожно сошла с лестницы, то шагнула прямо в воду. В гостиной плескалось море, опрокидывая стулья, посуду, поднимая и качая коврики. Стася ужаснулась. Но её ноги подкосились ещё больше, когда она поняла, что вода прибывает. Причём достаточно быстро.

Девушка выскочила из дому и, пытаясь преодолеть шквалистый ветер, двинулась к лестнице на маяк прямо в воде, в некоторых местах доходившей уже до горла. Бесконечно сверкали молнии, но под ними она хотя бы видела, куда двигаться. Зарницы осветили лестницу, которая была уже совсем близко. Когда Стася с большим трудом добралась до первого пролёта, чуть отдышалась и взошла на него, он медленно со страшным скрипом оторвался от скалы и вместе с ней упал в воду. Её отнесло в сторону и бросило на выступ. Стася услышала, как хрустнули кости, и почувствовала, что ногу чем-то сдавило, в ней появилась резкая боль. Девушка рвалась, словно животное, попавшее в капкан. Вода заливала лицо, она почти не могла дышать. Набрав в лёгкие воздуха, нырнула и попыталась освободиться от пут. С третьего раза ей это удалось. Стася ощупала ногу – кажется, перелом.

Она держалась за выступ скалы и только сейчас поняла, какую ошибку совершила – эту бурю надо было переждать в маяке. Но теперь было уже слишком поздно.

Вода залила весь берег до Чёрных скал. Выбраться на сушу можно было бы только там. Плыть, даже здоровой, в хорошую погоду, далеко. А сейчас, с переломом, вымотанная, она не добралась бы и до середины. Ей просто не хватило бы сил.

Уцепившись за дерево, Стася поплыла к месту, где раньше была лестница, надеясь, что там остались ещё какие-то выступы, по которым могла бы взобраться, хотя не представляла, как можно сделать это с поломанной ногой. Волны всё время швыряли её на скалу.

Остатки лестницы торчали метрах в четырёх над поверхностью воды. До них было очень высоко. Что же делать? Вернуться в разрушенный дом, уповая на то, что он устоит? Но не снесёт ли её в море?

Вода бесцеремонно трепала уставшее тело девушки. Стася чувствовала себя тряпичной куклой, чудом зацепившейся за одну из металлических балок, на которой когда-то держалась лестница. Девушка часто уходила под воду, накрываемая мощными волнами, но каждый раз, барахтаясь, выныривала, долго откашливалась и судорожно хватала ртом воздух.

А море вокруг неё билось в новых приступах конвульсий. Оно скалилось, обнажая в темноте рваные клыки, бросалось на утёсы и, зловеще урча, грызло каменные глыбы. Словно душевнобольной в болезненном пароксизме, с помутневшим взором, непредсказуемый, неуправляемый, и от этого бесконечно страшный.

Руки Стаси устали, тело замёрзло, силы быстро покидали её. «Какая глупая смерть… Бабушка, помоги!» – в отчаянии подумала она, а потом стала кричать во весь голос:

– Бабушка, помоги! Бабушка, помоги!!!

Стасины руки уже ничего не чувствовали, она не знала, сколько времени висит здесь, под шквалом, методично бьющим её тело о скалу. Она кричала, пока голос не охрип, и дальше просто шептала одними губами: «Бабушка, помоги…»

Сил больше не было. И надежд тоже. Она смотрела на свои бледные исцарапанные руки, освещаемые молниями, и уже не пыталась унять озноб, от которого стучали зубы.

Вдруг ей показалось, что наверху мелькнул свет. Стася старалась приглядеться, но ливень мешал. Есть ли там кто? Возможно, её ищут? Однако теперь она даже крикнуть не может, совершая одну роковую ошибку за другой…

И вдруг её сердце бешено забилось – кто-то спускался по лестнице. Она с трудом стянула с себя светлую кофту, отяжелевшую от воды. Оставшись в одном белье, отчаянно начала размахивать ею в темноте. Её увидели. Она услышала сквозь гул:

– Подожди! Держись!

И фигура вновь стала подниматься. Прошли мучительные двадцать или тридцать минут. Стасин взгляд с надеждой был прикован к вершине спуска.

Тёмная фигура появилась опять, кто-то спустился до края уцелевшей лестницы и бросил Стасе верёвку. Пару раз девушка пыталась ухватиться за неё, но соскальзывала. Она совсем выбилась из сил, и всё же продолжала бороться. Пробовала вновь и вновь, но у неё не получалось. Стася видела, что человек в темноте что-то делает, и поняла, что он, привязал верёвку к лестнице, а потом прыгнул в воду. Прыжок был сильный, Стасю обдало брызгами и отнесло на какое-то расстояние, человек скрылся под водой и бесконечно долго не показывался. Наконец он вынырнул рядом с ней. Она узнала его. Это был Януш.

– У меня сломана нога, – прохрипела Стася.

Он кивнул, быстро подтянул девушку к себе, схватил верёвку, обвязал вокруг её талии, сильно сдавив кожу, и стал забираться по верёвке вверх, цепляясь за скалу. Добравшись до лестницы, начал тянуть Стасю наверх. Она тоже пыталась цепляться за скользкие выступы, но получалось плохо, поломанная нога висела плетью.

Когда он наконец подтащил её к краю уцелевшей лестницы и схватил, Стася увидела, что его ладони стёрты в кровь. Он освободил её от верёвки, взял на руки и понёс вверх.

Поднявшись на пустошь, парень направился к маяку. Дверь была выбита. Видимо, Януш сделал это, когда искал верёвку.

В комнатке с пультом управления от генератора горел свет, хоть и тусклый, с перебоями. Но здесь слишком дуло в зияющий дверной проём, и Януш занёс Стасю в сам маяк, который страшно гудел и стонал от урагана. Там было темно, зато безветренно.

В техническом помещении парень отыскал сухую робу, которую надел на Стасю, в аптечке обнаружил бинт и соорудил из него и дощечки лангетку на раненую ногу девушки. Кожа на том боку, которым Стасю кидало на камни, была чёрно-сизой, и Януш сорвал с окна шторку, сложил её и аккуратно подоткнул под кровоподтёки, чтобы девушке было удобнее… И только тогда, прислонившись к стене спиной, он сел рядом и откинул голову, стараясь отдышаться…

Над ними рычала буря. Она завывала, металась и колотила в стены. Но в маяке было сухо и пахло пылью…

Стася наконец согрелась и немного пришла в себя. У неё перестали стучать зубы.

– Как ты здесь оказался? – сорванным хриплым голосом спросила она.

– Я почувствовал, что ты в опасности. Отец и брат уехали на машинах в город, поэтому я пошёл пешком…

– Но ведь ты должен был улететь…

– Я не смог, – ответил он глухо, глядя вверх, в темноту маяка.

– А где Ева? – продолжала расспрашивать Стася, пытаясь собрать мысли и сложить в голове мозаику событий.

– Она всё поняла… Она очень хорошая девушка… Но… – он повернулся к Стасе и сказал: – Разве ты не понимаешь: я увидел, что она немного похожа на тебя, но… но не ты…

Он замолчал, зашмыгав носом, а потом продолжил:

– Я с детства хотел увидеть тебя и боялся… Боялся разочарования… Но оказалось, что ты в сто раз лучше выдумки… Я ведь тогда принёс тебе гирлянды, чтобы ты вспоминала обо мне. Чтобы осветить твою жизнь так же, как ты внезапно осветила мою… Но понял, что опоздал… И ничего не мог поделать… – Януш снова умолк, подбирая слова, а потом сказал: – Знаешь, как-то отец подарил мне добротные рыбацкие сапоги. Они были надёжные и прочные. В них было удобно и хорошо… Это была незаменимая любимая обувь… Но через какое-то время мать решила, что они поношенные, больше мне не нужны и выбросила их… И сколько бы у меня после этого не было сапог, я понимал, что лучше тех уже не будет. Можно и не искать… Когда я тебя увидел там, в темноте, в первый раз, я подумал, что ты, как те сапоги, можно и не искать другую – лучше уже не найдёшь… Что это раз и навсегда. Что это сильно и по-настоящему.

Он повернулся к Стасе. Она беззвучно плакала.

– Прости меня, вот я дурак… – расстроенно погладил он её по голове, неловко пытаясь утешить, – не умею говорить и делать комплименты. Обидел тебя… Сравнил с сапогами… Глупо всё получилось… Но я неспециально…

– Нет-нет, – мотала она головой, – я не обижаюсь.

– Ну, хорошо, – обрадовался он и прижал её к себе так сердечно и сильно, что опять испугался, не сломает ли ей что-то ещё.

Глава 37

Через час, немного обсохнув, Януш взял Стасю на руки и понёс до фермы. Четыре километра он нёс её не останавливаясь, по размытой дороге. Она обняла его за шею, а он, прерывисто дыша, рассказывал, как отстроит ей заново дом.

Стасе, укрытой непромокаемой робой, было на его руках тепло и спокойно.

Семья Януша, увидев их в окна, выскочила в полном составе. Они засуетились, помогая внести Стасю в дом, задавая вопросы и бегая вокруг сына и девушки.

Когда через час, умытая и перевязанная, Стася в чистой одежде была спущена к столу, то её досыта накормили и опять расспрашивали…

Ей очень понравились эти простые, скромные люди.

– Никогда не бывало такой бури в наших краях, – качал головой отец Януша.

– Да, – подтверждала, кивая, его жена Берта, – жуть, а не буря.

…Засыпая в их доме, в чистой сухой постели, Стася думала, что существует на земле и доброта, и искренность, и честность, и любовь.

К утру Великая буря, как её сразу же нарекли в окрестностях, прекратилась. Януш отвёз Стасю в городскую больницу, где ей наложили гипс и зашили пару рваных ран на теле. Януш боялся, что она захочет остаться у матери, но Стася решила вернуться к ним на ферму, куда её звала вся его семья. Только на обратном пути из города девушка попросила парня заехать в Медовую бухту.

У маяка он помог ей выбраться из машины.

Они стояли у края скалы и смотрели вниз. Над всем пространством Медовой бухты сияла огромная яркая радуга. Вода сошла, море выглядело так же, как и прежде, но вещи из полуразрушенного дома разбросало по всему побережью.

– Это было волшебное место… Сказочное, – с грустью сказала Стася. – А теперь… теперь остались только обрывки и обломки. Как и от моей жизни.

– Волшебными места делают люди. Можно превратить Медовую бухту в новую сказку. Всегда всё можно начать сначала, – Януш засунул руку за пазуху, вытащил толстую тетрадь в красивой кожаной обложке и протянул её Стасе. – На, возьми. Это тебе подарок. Чтобы ты записывала в неё свои мысли. Заново.

Стася взяла тетрадь, открыла её чистое нутро с голубыми листами и сказала:

– Знаешь, что я напишу туда первым делом?

– Что?

– Что ощущение счастья – это не отсутствие проблем, а умение их решать. Решать и жить дальше.

– Ну, такой ход мыслей мне нравится, – Януш улыбнулся и смешно сморщил нос.

…Вечером они вернулись на ферму. Януш отдал Стасе свой ноутбук, чтобы она могла продолжать работать. Сам же он трудился на ферме, а потом ехал в Медовую бухту восстанавливать разрушенное.

Мать Януша отнеслась к Стасе как к дочери, о которой давно мечтала. Они частенько сидели по вечерам на крыльце, пока ждали Януша, и Берта с гордостью показывала два дома на пригорке рядом с фермой, которые построили её сыновья:

– Младший привёл в свой дом жену. И умница, и красавица. А у Януша вроде и дом, смотри какой большой, а никто там не живёт. А разве парень не хорош? Красавец, сильный, хозяйственный… – сетовала она, посматривая на Стасю.

Но та молчала, думая о своём.

…Незаметно наступила осень. За домом семьи Януша был огромный цветник Берты, переходящий в старый фруктовый сад. В тёплые дни Стася работала там. Януш выносил ей ноутбук, устраивал девушку в беседке и, накрыв пледом, оставлял одну.

Она вдыхала влажный воздух, пахнущий грядущими холодами, от которого чуть лихорадило; наблюдала, как качаются ветки калины, инкрустированные, словно драгоценными камнями, полупрозрачными ягодами; смотрела на то, как раскидало ночным дождём огромные кусты пышных георгинов и ярких разноцветных астр. Сегодня они напомнили Стасе о бабушке. Такие астры выращивала и Старая Ксения.

Незаметно сад наполнился клубами белого дыма – где-то среди яблонь Януш сгребал и жёг опавшую листву. Отрезвляющая, пахнущая печалью пелена оживила горечь внутри Стаси, чуть поблёкшую, уже не так остро обжигающую. Где-то в сердце заволновались, ожили слёзы, но она не дала им выплеснуться. Стася ясно осознавала, что это останется с ней навсегда, как навечно остаётся рубец на коже. Вместе с окутавшим девушку дымом Старая Ксения словно растворилась, разлилась под этим низким небом, среди деревьев и трав. В клубящихся облаках, в промокшей листве, в каждом камешке на тропинке, в каждом листике и ярком цветке Стася ощущала её присутствие.

«Астра переводится как звезда», – услышала она внутри спокойный голос бабушки и ощутила её близко-близко. Душа заныла, запульсировала. Стасе показалось, что кто-то коснулся её головы и погладил по волосам. Нет, это не ветер, это бабушка приласкала её. Стася снова взглянула на астры. Звёзды осени, рассыпанные в пожухлой осенней траве. Звёзды, которые падают к нашим ногам на остывающую землю, чтобы сверкнуть самыми сочными красками, перед тем как природа потухнет. Чтобы дать нам надежду…

Стася прикрыла глаза, посидела немного, прислушиваясь к звукам вокруг, потом придвинула ноутбук и решительно стала писать. Новую сказку. Сказку длинную и страшную, конец которой она ещё не придумала…

Только сейчас Стася отчётливо и спокойно приняла прошедшую бурю. Где-то в глубине души она знала, что в её жизни такое больше не повторится. Ураган, который пережила, до конца уничтожил старое, то, что она никогда не посмела бы разрушить сама. Он расставил акценты, сорвал и скомкал всё ненужное, унёс потрясения, обнажив твёрдый фундамент Стасиного мировоззрения, без стыдливых кружев её комплексов. Буря насильно заставила девушку остаться наедине с самой собой и заглянуть на самое дно своей души. И за это Стася была ей благодарна.

…Через неделю на ферме настал сезон сбора урожая. С утра большой дом пустел – все шли в окрестные поля собирать картофель, свёклу, капусту. На эти работы семья Януша всегда нанимала помощников, которые приезжали большой шумной толпой и рассеивались по участкам. Стася тоже не сидела без дела. Всех надо было накормить, и она помогала готовить и разливать еду по плошкам во временной кухне, разбитой среди полей. Каждое утро Януш носил её туда на руках. Он, конечно, сделал Стасе хорошую трость, но по рытвинам и канавам ходить с ней было неудобно. Сначала Стася сопротивлялась и говорила, что дойдёт сама, но Януш всегда коротко отвечал: «Мог бы – носил бы всю жизнь».

А в природе с каждым днём всё сильнее и сильней чувствовался дух осени. Сначала в ельниках зазолотились осины, потом вспыхнули рябины. В тёплые дни небо ещё казалось летним, но караваны птиц уже сбивались в стаи и кружили над полями, тоскливыми голосами прощаясь с домом. Стася долго стояла, запрокинув голову, и смотрела на улетающие клинья. «Прощайте, прощайте…» – тихо шептала она им.

По ночам было уже зябко, и даже через плотно закрытые окна Стася слышала глухой стук падающих в траву яблок. Это осень ходила по саду, притягивая небо к земле, и наутро за окном стояли густые туманы. В Медовой бухте море быстро их рассеивало, а здесь, на ферме, они растворялись медленно, и порой до обеда местные ходили, окутанные облаками, словно привидениями. Рваные клубы тумана задерживались в низинах, дрожали у дверей, прятались в дровянике, но стоило посильнее пригреть солнцу, чуть колыхнуться ветру, и они пугливо исчезали, чтобы опять возникнуть в тёмной рассветной мгле.

…Перелом у Стаси оказался сложным, и она уже не могла дождаться, когда снимут ненавистный гипс. Нога под ним сперва болела, потом ныла, затем нещадно чесалась. Кожа на побитом боку девушки сначала была почти чёрной, после, когда спала опухоль, она стала переливаться бензиновым пятном от нежно-лилового до красно-жёлтого, пока не успокоилась и не исцелилась.

…Наконец, через два с половиной месяца наступил счастливый день – Стася, чуть прихрамывая, вышла из больницы на двух ногах.

Януш сразу же повёз её смотреть Медовую бухту. До того парень наотрез отказывался это делать, хотя сам ездил туда каждый вечер и оставался там часто за полночь.

От волнения всю дорогу у Стаси бешено колотилось сердце. Из-за нервных спазмов в горле она не могла говорить и только упоённо, не отрываясь, впитывала знакомые пейзажи, мелькавшие за окном автомобиля, боясь что-то пропустить. Вот лес, сломанная сосна, поворот, любимая пустошь, родной старый маяк…

Стася вышла из машины и зажмурилась. Постояла немного, пока её не коснулся Януш. Он ласково тронул девушку за руку и сказал:

– Пойдём, не бойся. Я с тобой.

И Стася открыла глаза.

Медовую бухту было не узнать. За это время Януш с отцом и братом восстановили лестницу. Они сварили прочную металлическую основу и заменили старые пролёты.

– Теперь её ни один шторм не разрушит, – гордо похлопав по новым перилам, сказал Януш.

Стася, поддерживаемая спутником, осторожно спустилась по лестнице до первого пролёта. И со страхом посмотрела на дом. Среди аккуратно срезанных деревьев, белевших незажитыми спилами, как ранами, дом стоял, показывая Стасе свою новую крышу. Януш с роднёй восстановили её и залатали пробоины. Отремонтировали и заменили проводку. Правда, вместо огорода был пустырь, многие растения в саду погибли и остались только самые прочные.

В доме всё просохло и оказалось не столь уж плачевно. Только пахло не так, как раньше, а стружкой и краской. На первом этаже Януш сгрузил все вещи, которые он собрал с побережья. Кое-какие из них уже починил и подкрасил. Парень с гордостью показал Стасе отреставрированную Люси, которую нашли разбитой у «трона». Девушка обрадовалась ей, как старой знакомой, она подскочила к манекену и приобняла его за стройный бочок.

В бабушкиной комнате, конечно, предстояло сделать большой ремонт. Но Стася так скучала по дому, что уже сейчас не захотела из него уезжать.

– Януш, можно я останусь здесь? – спросила она, с надеждой заглядывая ему в лицо.

– Ну, в принципе, можно, – растерянно сказал он, – да только ведь у тебя нет никаких продуктов. В кладовке лежит немного запасов, но этого не хватит… Сейчас я съезжу в посёлок и куплю еды.

Януш ушёл, а Стася начала перебирать утварь. В кухонном столе ей попалась старая бабушкина тетрадь с рецептами. Она стала листать пожелтевшие страницы, на которых ровным красивым почерком Ксении были написаны её любимые рецепты.

…Когда через два часа нагруженный сумками Януш спускался по лестнице, над крышей дома он увидел весёлый дымок. Парень втащил сумки на крыльцо и открыл дверь. Волнующе запахло тёплым домашним хлебом.

К Янушу вышла Стася в белой косынке, из-под которой кое-где выбились нежные рыжие локоны. Она была с закатанными рукавами, одна её щека перепачкалась мукой, а глаза светились радостью.

– Я думаю, – сказала девушка, – ты сегодня тоже можешь остаться здесь ночевать.

– Я не согласен… – ответил Януш. – Только если на всю жизнь.

Конец

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37