Ростерия (СИ) [Александра Шпатова] (fb2) читать онлайн

РОСТЕРИЯ 1

Ростерия 1

Гром — это не страшно,

это уже после молнии.

Если слышишь, как гремит,

значит, молния ударила мимо.

Владислав Крапивин

"Журавленок и молнии"

Недосып: предпосылки и последствия

Итак, попробуйте представить себе такую ситуацию: вы, разумеется, уже пропавшие и сгнившие в цикле ежедневной рутины, проживаете в довольно крупном загазованном городе недалеко от центра страны, а может, даже можете похвастать квартиркой в столице. Но живёте вы не там, а в собственных дрёмах о далёком государстве, родине знаменитых писателей, композиторов, фольклора и хорошей кухни (что немаловажно), там своеобразная культура и архитектура, богатая история, полная подвигов и сражений, и множество рабочих мест (по крайней мере, так пишут в справочных материалах). Там, конечно же, можно было бы полностью реализоваться, не ощущать угрызений по поводу несбывшихся проектов и наконец почувствовать себя на своём месте. В конце концов, вы решаетесь, собираетесь, увольняетесь… И приезжаете к нам. Хотя нет, посетить наше государство вам точно не суждено (позже поймёте, почему), но представим для чистоты эксперимента, что такое возможно. Неверие. Разочарование. Думаю, этих двух слов достаточно, дабы охарактеризовать ваше состояние по приезду. А местные жители, узнав о вашей беде… А что, местные жители? Им никакого дела до вас нет, много они уже встречали таких, мечтателей. На самом деле наши края действительно славились всеми этими вышеперечисленными качествами, но только, известная ситуация, это было около полувека назад, при политическом подъёме. А сейчас на троне кто? Правильно, немощный, с предшественниками не сравнится. Не подумайте, что мы жалуемся, нет, но менять свою обыденность на нашу усилий не стоит, хотя, может по дороге развлечётесь, надеждами потешитесь. Да у нас бывает довольно скучно, особенно в пригороде, поэтому часто деревенские (и не только) забавляются тем, что выдумывают занимательные сказки-сплетни о нашей родине, а потом сами же их разносят. Особенно им не угодил небольшой город Юрган, поэтому в последнее время он стал прямо знаменитостью. Например, говорят, что город Юрган славится своей красотой, и проживание в нём нельзя купить, а лишь заслужить. Мол, летом трава там такого зелёного лакричного цвета, что сразу вспоминается знаменитая книга «Чарли и шоколадная фабрика», и во избежание наказания все жители каждый день начисто моют подошвы своей обуви и ходят только по специально отведённым тропинкам. В том городе растут крупные белые дикие цветы, и деревья плодоносят чуть ли не круглый год. Осень не уступает по красоте весне, не бывает ни противной слякоти, ни мерзкой гололедицы, ни жары-потворщицы всяких летающих гадов. Некоторые люди продолжают жить только для того, чтобы ещё раз бросить уже сотый прощальный взгляд на рассвет или закат, потому что словами это не описать. Где-то, в недосягаемой дали, приземистые горные вершины поблёскивают на солнце. А за этими горными вершинами… Ах, эти горные вершины, скрывают за собой Урал, где другие люди, другие страны, другая жизнь, ещё более недосягаемая… Впрочем, я отвлеклась. И этот чудный вид не портят даже редкие дорогие особняки, скорее всего построенные из камня, добываемого на тех скалах. Красиво, не правда ли? Просто рай. Местные жители тоже порой слушают эти сказки да диву даются, как они не замечают такой красоты? В реальности дела обстоят немного по-другому: трава слишком длинная и густая, из-за чего спутывается в колтуны, а кое-где гниёт. Про специально оборудованные дорожки и говорить нечего — нет их вовсе, а закаты и восходы… а что они? Самые обыкновенные. Хотя, если постараться, этот фольклорный образ можно увидеть на одиноких частных участках, хаотично разбросанных вдоль Большой дороги. Там богатые владельцы пытаются, как могут, придать своей земле опрятный рекламный вид, что, впрочем, даже получается. Например, этот, ближайший к дороге: огромный яблоневый сад, аккуратно подстриженный газон и высокий тощий серый дом с несколькими ажурными балконами и колоннами настолько хлипкими, что казалось, будто они висели на хорах, а не поддерживали их. На открытой веранде, перевесившись через перила, стояла моложавая полная женщина сорока лет и курила дорогую сигарету. Розоватый дымок перистыми завитками поднимался в небо. Ох, неэкологично всё это, нехорошо. А самое главное, если пойдут слухи о тайном пристрастии представительницы древнего рода, конечно, ничего ужасного не случится, но будет неприятно. Тишину и грустные раздумья вдруг нарушило приближающееся шлёпанье босых ног.

— Давно ты встала? — послышался сонный детский голос.

— Час назад, наверное. Час, — ответила Олеся, вздохнула и затушила о парапет тлеющие благовонные травки. Рассерженно нахмурилась, но положила сигарету в изящную пепельницу из яшмы. Пора заканчивать со старыми привычками.

— Ты бы обулась. Холодно ведь, простудишься, — посоветовала мать девочке, неодобрительно оглядев её лёгкий наряд. Лето, конечно, тёплое, но сейчас едва ли семь утра, дует прохладный ветер, и роса не успела высохнуть. Так и поблёскивает.

— Я быстро, — Саша перепрыгнула через две-три ступени, почавкала ногами по сырой земле и развернулась лицом к женщине. Последняя задумчиво смотрела на дочь, словно бы вспоминая её черты, подзабытые за ночь. Совсем не похожа. Нет, разумеется, внешне сходств много: румяная кожа, тёмно-песочные волосы, серые глаза, высокий рост, здоровая полнота и крепкие широкие кости. Да только на щеках уже появились ямочки от постоянных улыбок, и смотрела она весело и позитивно. По мнению Олеси, сама фамилия Заболоцкие не предусматривала наличия в ассортименте эмоций радости. Александра вдруг хитро сощурилась и затерялась в тени сада. Женщина постояла ещё немного в одиночестве, потом сошла по ступеням на траву и направилась следом за дочкой. Каблуки туфель то и дело застревали в рыхлой почве, так что когда Олеся дошла до деревьев, настроение у неё приобрело этакий болотно-коричневый оттенок. Тем временем Саша занималась вандализмом около одной из яблонь: оторвав спелый фрукт с веточкой, она уже подносила его ко рту.

— Стой, подожди! — выдохнула женщина с таким ужасом, словно этот плод был, по меньшей мере, отравлен или сорван с запретного райского древа, — Они… — раздался неизбежный хруст. — … Для компота, — кисло закончила Олеся.

— Ты пожалела одно единственное яблоко? — грустно спросила девочка.

— Нет, — мать вздохнула, — но скоро завтрак, а я знаю, как хорошо ты умеешь перебивать аппетит. — С этими словами женщина, неуклюже выдёргивая ноги из спутанной травы и высоко задирая подол платья, ушла обратно в дом. Саша решила ещё немного постоять на свежем воздухе, прежде чем возвращаться, но время шло, и уже пора. Девочка взлетела на веранду, внутрь особняка, дальше по коридору, вверх по винтовой лестнице, прямо на самый последний, третий этаж. И она, наконец, у двери в свою спальню. Там она быстро переоделась, всё нужно делать в темпе вальса, если хочешь успеть выбрать себе удобное место за столом, а не довольствоваться оставшимися. В спешке огляделась: у неё очень уютная комната (в отличие от коридоров и большей части всех комнат в особняке: интерьер холодный, светло-мраморный и пусто, пусто…), с коренастой тяжёлой мебелью и преобладанием древесных и мятных оттенков. Почему Санька остановилась? Потому что ей нужно подумать, будет ли удачной её затея, и наконец она решила: хуже точно не будет! Она хихикнула и надела на левую ногу под сарафан ярко-зелёный носок, а на правую — красный в бордовую клеточку. Теперь можно спускаться к завтраку. Пару секунд спустя Саша уже на первом этаже, на пути на кухню. Девочка открыла двери и совсем не удивилась, увидев на кухне не Зиночку, а родителей; семейная традиция, по выходным дням и праздникам Заболоцкие отпускали кухарку Зину и сами готовили и накрывали на стол, мотивируя это тем, что всё нужно уметь делать самому, на всякий случай, так что папа сидел на мягком табурете около камина и в большом котле варил манную кашу (интересно, с комочками или без?), он периодически помешивал своё варево и, кажется, даже с поощрением на него смотрел. Мама же, не наделённая особыми кулинарными способностями, подготавливала стол, доставала сервиз и другие, нужные для удобства штуки. Александра, которая тоже была с готовкой на «Вы», присоединилась к Олесе. При этом девочку не покидало ощущение того, что она что-то забыла.

— А мы что, будем есть здесь? — спросила Санька у родителей, — не в столовой?

— Мы решили сегодня с утра пораньше не суетиться насчёт большого стола и прочих мелочей, — ответил её отец Николай, — кстати, насчёт мелочей… Где Лиза?

Саша облегчённо вздохнула. Вспомнила. Вспомнила, что она забыла сделать — разбудить сестру. Но она сразу же сморщилась, — Я к ней идти не собираюсь! — с почти искренним возмущением сказала девочка, — Она спросонья пихается и дерётся!

— Алекс… — открыл рот отец, но вдруг его прервали. — Я ещё и кусаюсь, если вы не знали.

— Лиза! — обрадованно воскликнула Санька и уже пошла навстречу только что прибывшей, ради утренних объятий, разумеется.

— Ухх, не сейчас, — хмуро выдохнула Лиза, выставляя руки вперёд, как защиту. — Я словно бы с жестокого похмелья.

— Лизавета, — осуждающе протянула Олеся, и дочь быстро (правда, неискренне) прикусила губу, видимо сообразив, что сказала.

— Давайте, — тем временем окликнул девочек Николай, — не стойте без дела, пайки сократим, — отец снова повернулся к каше, но вдруг продолжил, обращаясь уже к Лизе. — Если быть честным, то выглядишь действительно не очень, — и улыбнулся в ответ на угрюмый взгляд жены. Да, а если быть совсем честным, искромётным чувством юмора их семья никогда не блистала.

Помещение было довольно внушительных размеров и, казалось бы, создать толчею здесь было просто невозможно, но с прибытием четвёртого члена семьи это получалось довольно неплохо. Елизавета протолкнулась ко второму камину в углу кухни и достала из шкафа котелок как у папы, только поменьше, потом накачала воды, достала заварку и начала делать зелёный чай (дабы успокоить нервы и поднять давление), а Саша тем временем поглядывала на сестру. На самом деле, вряд ли бы кто-то догадался, что Лиза им всем родственница. Потому что девочка была альбиносом. Её кудрявые длинные белые волосы после сна спутались в колтуны, а снежная кожа казалось помятой. Создавалось ощущение, что Лизавета не спала вовсе, а если и спала, то чуть-чуть.

— Эй, — похоже, это её, — я и не знала, что ты работаешь редактором журналов о современной моде. — Лиза сдвинула широкие брови и указала взглядом на Сашины ноги. Может, для кого-то это прозвучало бы как едкое ехидство, но в прозрачно-серых с фиолетовым глазах старшей сестры было одобрение, и на скулах Саньки появился польщённый румянец. Хотя любой другой явно усмехнулся бы и буркнул тихонько: «Тебе и на тему ног шутки отпускать…» Дело в том, что сейчас блондинка стояла на холодном каменном полу почти босиком, в одних лишь тоненьких носках, потому что её стопы были непропорционально длинными и узкими и найти обувь по размеру в местных провинциальных магазинчиках не представлялось возможным. Приходилось покупать ботинки, сшитые специально на заказ, что, разумеется, дорого. Кстати, подобная деформация костей являлась почётной отличительной чертой всех Заболоцких, но у Лизы оказалась наиболее выраженной, а у Саньки и вовсе незаметна. Итак, стулья и столы расставлены, вилки-ложки-тарелки разложены, еда приготовлена, и пора завтракать. Елизавета, похоже, задремала и не видела, что чай уже закипел. А Саше что, сложно? Конечно, нет, поэтому она подошла к мехкамину[1] и сняла котелок с подставки. Только она забыла кое-что учесть: посудину примерно полчаса свободно лизали синие языки огня, и ручка очень горячая, в общем, не прошло и десятой доли секунды, а всё варево уже растекается зеленоватой лужицей по полу. Саня всегда знала, что не отличается ловкостью и элегантностью, но всё равно обидно, что она снова всё испортила.

— Именно для этого и придумана прихватка, — хмуро подсказала ей Лиза.

— Лизавета…

— Что, Лизавета?! А если бы на ноги? Мне или ей?

— Вы обе сейчас доводите ребёнка! Прекратите! — посчитал своим долгом вмешаться отец.

И вдруг… Дзынннь!! по кухне эхом пронёсся гулкий дребезжащий звон. Все разом замолчали и обернулись на звук. Около ещё чуть покачивающегося пустого котла на полу стояла Саша с железным половником в руках, которым только что с размаху ударила по чугунным стенкам, и сама недоумённо глядела на свои руки.

— Хорошо, — первым заговорил папа, — думаю, нам всем нужно поесть…

— Ты прав, — вздохнула мать, — сейчас позавтракаем и уберёмся.

Сашка достала половую тряпку из шкафа и начала елозить ею по полу.

— Садись, — махнул рукой Николай, — сестра уберёт.

Прошло какое-то количество времени, прежде чем Елизавета поняла, что именно она та пресловутая сестра, причём не просто, а которая уберёт.

— Я уже ем, — намекнула она и взяла в руки половник.

— Она уже ест, — подтвердила Саня, — к тому же пролила я, — и продолжила возить носком ботинка по мокрой противной тряпке.

— В таком случае, — папа повернулся к старшей дочери, — Лиза. Сделай чай ещё раз, пожалуйста. — Девочка отложила кашу в сторону, молча подняла котелок, снова набрала воды и подвесила его над минутой ранее огнём, теперь же лишь дымом. Александра всё так же «наводила чистоту» — объём посудины был действительно впечатляющим — и украдкой поглядывала на сестру: она думала, что же вскипит быстрее: чай или Лиза? Но у Лизаветы, похоже, не было сил вскипать, поэтому она тихо кипятилась. Последние минут десять все трое сидели за столом, и только старшая дочь стояла около камина, и из-за этого Саше было жутко неловко. Наконец всё готово, и можно прервать это тягучее молчание стуком столовых приборов.

— Кажется, ты забыла принять таблетки… — с напускным равнодушием протянула блондинка.

— Не волнуйся, — с капелькой гордости и злорадства сказала мама, — я уже напомнила Санечке. Санечке стало неуютно, а Елизавета надулась. Похоже, давнее соперничество за внимание младшего члена семьи так и не прекратилось, и сейчас вела Олеся.

Родители и Саня ели, хотя, в случае последней, просто заглатывали пищу, не отрывая взгляда от тарелки. Да, сестра действительно была неуклюжей, что раздражало Лизавету, но ещё больше злило это выставляемое напоказ раскаяние. Лизе же пока не удавалось затолкать в рот ни куска, поэтому она сонно клевала носом, рискуя обмакнуть его в кашу. А ещё она думала, о самых разных вещах: например, что если сейчас она не прекратит размазывать свою порцию по тарелке и не заставит себя орудовать ложкой, то манке суждено будет засохнуть, потрескаться, стать холодной и безвкусной. Но не только. Ещё фигурировали такие мысли, как: почему Саша младше, но при этом выше и учится лучше? Это не честно. Девушке стало противно, она попыталась как можно быстрее очистить свою голову от таких завистливых циничных раздумий. Было немного стыдно за то, о чём никто не узнает. Остальные члены семьи уже расправились с завтраком и просто молча сидели за столом, впрочем, через минуту Олеся поднялась и вышла из комнаты, за ней последовали Николай и Саша, открывшая было рот, но не рискнувшая вымолвить ни слова по отношению к Лизавете. Девочка осталась одна. Кое-как покончив из жалости с кашей, Лиза ополоснула тарелку, зевнула и без сил опустилась на широкий подоконник. После забралась туда с ногами, открыла окна и свесила голову на грудь. Попыталась снова провалится в мягкую перину тревожной дрёмы, но тусклый солнечный свет раздражал глаза. Чай во второй раз получился просто отвратительным, наверное, вся Лизина желчь просочилась туда. Всё сегодня раздражало, жутко злило. Разумеется, виновата вовсе не Саня, подумаешь, чай… от воспоминания пальцы девушки судорожно сжали ткань блузы. На самом деле всему виною недосып. Да, её ночное приключение. Звучит интригующе, правда? Нет, ни капельки, это не приключение и даже не ночное. Просто Димка то ли дурак, то ли пристаёт, то ли задумал пакость какую. А вот что произошло: примерно шесть часов назад.

Лиза сидела в Зальной комнате около расстроенного пианино, подперев щёку кулаком, и делала абсолютное ничего. Нет, правда, ничего. И сейчас она судорожно пыталась придумать, чем бы ей занять себя в скучный вечер понедельника, или утро вторника, не важно. Девочка тоскливо поводила пальчиком по отвратительно чистой крышке музыкального инструмента. Вдруг острый слух Лизаветы уловил слабый вибрирующий звук. Она заозиралась, пытаясь понять, что отвлекает её от мыслительного процесса. Наконец повернулась в сторону окна. Щёлкнула ручками, дёрнула на себя ставни и… лихой молодецкий свист чуть не оглушил её. Ошалевшая девушка, чуть помедлив, высунулась наружу, и в следующий миг её губы раздражённо скривились. Она набрала побольше воздуха и прошипела: «Если ты разбудишь моих родителей, мне тебя не жаль!» С этими словами девочка захлопнула окно и сердито оперлась о пианино. Однако уже через минуту, пробормотав что-то, похожее на «Бог с ним», Лиза тихонько вышла из залы, очень медленно ступая, перенося весь свой вес с носка на пятку, чтобы не потревожить домашних, спустилась с лестницы, приоткрыла тяжёлую дверь и юркнула быстрой тенью на улицу. Девочка глянула в сторону горизонта: темень непроглядная, как будто текучая патока, какая обычно бывает перед рассветом. Лизавета осторожно обошла особняк и встала под окном, из которого минуту назад заметила Диму. Пусто. Абсолютно никого нет. От липкого волнения девушка перебирала своими длинными и узкими ступнями, словно пытаясь вытянуть их из болота. И только глаза успели переключиться на ночное видение, как вдруг снова стало очень темно. Вмиг охрипшая и онемевшая Лиза прислушалась к своим ощущениям: на лице явственно чувствовались чьи-то руки. Сзади послышался смешок.

— Моряков! — зарычала девочка. Хихиканье повторилось, и она уверилась в своей догадке.

— Правда, надоел уже! Я же просила! Ничего нового на ум не приходит? — Елизавета раздражённо вывернулась из его ладоней, уже успевших вспотеть.

— А зачем что-то новое, если ты пугаешься каждый раз, как первый? — продолжал потешаться мальчишка. Блондинка резким движением оправила платье.

— Ты хоть когда-нибудь спишь? — устало сменила она тему разговора. Ответное пожимание плечами. — Зачем звал то? Есть что-то новенькое? Из столицы может…

— Подожди ты, — рассмеялся Дмитрий, — подожди. Какая быстрая. Я думал, сначала поговорить надо. — Девочка уныло глянула на первые лучи раннего солнца, прощаясь с возможностью хорошенько выспаться. Потом посмотрела на Митю. Слабый свет сразу же отразился в его золотисто-рыжих прядях, поблёскивая. Несмотря на то, что Митя был ровесником блондинки, на его младенчески гладком лице и не думал проклёвываться не то что пучок бороды, но и первый прыщ. Мальчик сощурил свои приторные светло-карие глаза и придал им этакое лисье выражение, разумеется, девчонкам из школы всего этого было больше, чем достаточно, впрочем, и Заболоцкая повелась пару лет назад.

— Ты хотел пообщаться, — Лиза из осторожности приблизилась почти вплотную к стенам дома, чтобы случайный взгляд не мог выхватить их фигуры, — Начинай.

— Говорю же, быстрая, — чуть ли не промурлыкал Дима, — дай мне настроиться. — Девушка насторожилась — ей очень не понравился тон собеседника. Потому что если он собирается…

— Кстати, — быстро перебила его Лизавета. На две секунды замолчала, придумывая, о чём бы поговорить, и продолжила. — Кстати, — всего лишь попытка подловить мальчишку на слове, — в прошлый раз ты обещал мне…

— Эээ, нет, — ухмыльнулся рыжий, очевидно, понявший её с полуслова, — так дело не пойдёт. Я лишь обещал, что если ты сама верно отгадаешь, то я подтвержу.

Девочка вздохнула. Не получилось.

— Но я уже несколько лет бьюсь над твоей головоломкой! — возмутилась она. — Можешь прямо ответить на вопрос, каким образом ты сюда пробираешься, и не ломаться, как дешёвый карандаш?

— Именно так, — вздохнул собеседник, — ты уже несколько лет не можешь решить простейшую, элементарную задачу… — под гневным взглядом он с театральной виноватостью вжал голову в плечи. — А тебе это вообще не обязательно знать. Пробираюсь себе и пробираюсь, какое тебе дело?

— А вдруг ты вор? — подозрительно сощурилась блондинка.

— Ничего себе, обвинение! — оторопел Моряков. На секунду остановился. — К тому же, не объявляйся я здесь, сомневаюсь, что мы с тобой виделись бы. — И вдруг перешёл в наступление, — Почему ты больше не приходишь на ту Дорогу? Раньше всегда приходила!

— А сейчас у меня появились дела, — кажется, получилось резковато — мальчик словно подавился очередной репликой и замолчал. Ребята обошли вокруг башни, прежде чем Лиза решила подшлифовать углы.

— Послушай, — девушка выбрала самую мягкую интонацию, на которую была способна, — я ведь эти твои ходы никогда не найду, а мои родители, особенно отец, — запросто. Потом ещё подумают, мол, ко мне поклонник по ночам пробирается…

— Жаль, что только подумают, — хмыкнул мальчишка, тем самым давая знать, что принимает и засчитывает её старания. Было в его голосе кое-что такое… редкое. И неприятное. Но знакомое. Словно Моряков всеми силами пытался вытянуть из Лизы что-то, какие-то слова, сведения. Фальшь — именно это и не нравилось девушке больше всего. Хотя были ещё карие глаза с поволокой и длинными рыжими ресницами, какие-то не такие… В общем, очень странные отношения: блондинка раз за разом по доброй воле виделась с ним, каждый раз убеждаясь, что ей это абсолютно противно, и пытаясь довести его до белого каления. Правда, почти всегда это работало в другую сторону. Лиза в ответ закатила глаза так, что стало видно лишь белки, и легонько ткнула его в бок локтем.

Так что? — она снова сгорала от нетерпения, — какие новости?

— Новости? — парень удивлённо поморгал, — На самом деле, никаких, о которых бы ты уже не знала. Я, в общем-то, пришёл поговорить, посоветоваться… — Он сник, увидев выражение лица Лизаветы. Девочка тем временем мысленно прикрыла глаза, выплюнула все нецензурные слова, что знала, и выдохнула. Ей часто советовали, прежде чем заводиться, сосчитай до пяти, лучше десяти. Но только это полная протестантская ересь, за которую следовало сжигать в лучших традициях средневековья. Однако девушка всё же взяла себя в руки.

— Хорошо, — являя собой образец невозмутимости, кивнула она, — тогда я спать. — Митя весь будто выцвел.

— Почему, спать?

— Потому что мои родители ранние пташки, — Елизавета вздохнула, — Но, если хочешь, можешь рассказать, что там у тебя…

— Не хочу, — быстро замотал головой рыжий, — действительно, уже очень поздно… рано, и мне пора домой… кстати, ты скоро сможешь познакомиться с моими друзьями, они хорошие ребята, и, надеюсь, убедят тебя… — со столь загадочными словами мальчишка быстро ретировался, оставив после себя ощущение волнительной недосказанности.

«Интересно, а я ведь даже ни разу не слышала о его семье, — задумалась Заболоцкая, — Точнее, о семье-то Моряковых слыша, а про его родителей…» Казалось, она думала вовсе не о том, о чём нужно было призадуматься. Димка, похоже, обиделся, причём сильно, хотя она изо всех сил старалась погасить конфликт, даже навстречу пошла, а это достижение, что же ему ещё нужно? С этими мыслями девушка вернулась домой.

И снова в настоящее время. Кажется, девочка всё-таки погрузилась в чуткий сон, но ей не удалось сполна насладиться им. Что-то, какая-то дрожь разбудила её, Лизавета распахнула глаза, но, ослеплённая солнцем, снова зажмурилась, правда, успела увидеть маленький, только что отскочивший от косяка предмет, кажется, камешек, пущенный не очень ловкой рукой. Секунда — и ещё одна пуля почти попала в увернувшуюся цель. Лиза быстро перегнулась на улицу и успела заметить золотую вихрастую макушку хулигана, который вовсе не пытался скрыться, а нахально махал ей рукой. Девушка вяло скрежетнула зубами: конечно, можно было бы остаться здесь, но ей уже не заснуть, так что какая разница? Скорее всего, мириться пришёл. Блондинка огляделась: похоже, родители были где-то близко, а с ними делиться собственной тайной не очень хотелось. Девушка задумчиво оценила расстояние до земли, потянулась, встала на подоконник, выпрямилась и, недолго думая, шагнула вперёд. Короткий «уф» огласил комнату. «А хотела без шума» — уныло подумала Лизавета в полёте. Нет, падение, конечно было недолгим, но хорошим глазомером девочка никогда не хвастала (потому что не имела привычки хвастать без причины), в общем, приземлилась она не очень удачно — на мягкое место, но отнюдь не мягко.

«Уф!» — повторила она и подняла голову. Нахмурилась и немного потрясла ей. Лизу окружало живое кольцо, состоящее из множества подростков, постоянно передвигающихся с места на место, от чего кружилась голова, а слабые глаза видели ещё хуже. Дети о чём-то переговаривались, а девочка пыталась привести в порядок свои мысли. Как они все здесь оказались? А где же Дима? Неужели почудилось? Нет, не может быть. «Моряков, — про себя произнесла девушка, — не появишься здесь сейчас же и не объяснишь, что происходит — убью».

— Это было неожиданно, — ухмыльнулся кто-то — Я уже приготовился ловить. — Между другими телами и конечностями вдруг просунулась чья-то рука, а затем и её обладатель — Митя. Парень с широкой улыбкой схватил Лизавету за запястье и рывком поднял. Девочка быстро вылепила недовольное выражение, но при том облегчённо вздохнула: её сверстники выглядели совсем не дружелюбно, и Заболоцкая не знала, что у них на уме, а Дима смотрелся очень уверенно, и создавалось ощущение, что он — лидер. Однако со временем это ощущение стало пропадать; Дмитрий был словно сам не свой, а лицо казалось чересчур пластичным.

— Ещё общаться захотелось? — сумрачно спросила девушка, тщетно пытаясь оценить масштаб катастрофы, и сильно ли ей попадёт за то, что она испачкала неотстирывающимся травяным соком новый костюм.

— С такой очаровательной злюкой, как ты? Всем хочется, видишь, сколько народу пришло? — Мальчишка откинул волосы со лба и торжественно обвёл рукой товарищей. Девочка подняла брови и задумалась, из-за чего её знакомый внезапно начал разговаривать, словно какой-нибудь пафосный плохо прописанный юмористичный персонаж-ловелас из дешёвого романа. Вероятно, он захотел таким способом впечатлить её, или самоутвердиться в глазах подростков, или просто волновался.

— Помнишь, я обещал привести моих друзей? — не унимался Митя. — Итак, познакомимся… — мальчик уже ткнул было пальцем в рядом стоящую остроносую девчонку с тёмным каре, потом оценил количество присутствующих и время, которое он бы потратил на представление каждого, и быстро исправился: жестом описал круг около себя и сказал — Мои друзья… а это Лиза.

Девушка без энтузиазма растянула губы. Похоже, Дима впервые ораторствовал перед такой большой компанией. Но хотя бы обиды быстро забывал. Она едко заметила: — Раньше друзей у тебя было меньше.

— Да… — больше рыжему, кажется, нечего сказать.

— А кто у тебя был первым: я или они? — Елизавета не знала, зачем задала этот вопрос. А эти самые «они», кстати, уже заскучали стоять в роли немых зрителей и наблюдать за диалогом.

— Ты, конечно! — быстро сказал парень, словно боясь, что его перебьют. Блондинка сразу же потеряла интерес и стала бессовестно прямо разглядывать присутствующих. Ого! Глаза девочки распахнулись. Это же Женя! Там, с краю… или нет… она не знала, ведь прошло уже пару лет, а подростки меняются особенно быстро. И очки девушка дома оставила. Моряков внезапно прервал её размышления:

— А знаете, что? Времени у нас достаточно, поэтому предлагаю для большей сплочённости, так сказать, пообщаться… или рассказать о том, как мы с Лизой познакомились.? — это было сказано то ли с вопросом, то ли с утверждением, девочка не поняла точно. И всё-таки, как же изменилась манера Димкиной речи в толпе! Нет, оратором ему не быть, митинги за собой не вести. Или может, он так только из-за неё волнуется? Ей бы польстило… Остальные, кстати, тоже к тому времени успели впасть в терпеливую тоску. Рыжий, когда волновался, был невероятно велеречив, и рассказ определённо затянется надолго.

— Итак, никто не против? — Митин голос уплывал куда-то вдаль, а Лиза уже который раз за день тонула в нахлынувших воспоминаниях (да сколько можно?) Примерно пять лет назад:

Девочка, вся напряжённая, словно пружина, кралась, сняв обувь для верности и пригнувшись к земле, как дикий кот. Её неподвижный взгляд устремлён вперёд, от нетерпения она что-то растирала между большим и указательным пальцем подрагивающей руки. Цель хищницы — Саша, сидящая на пороге дома, подогнувшая под себя ноги и подставившая загорелое лицо солнцу. На коленях лежала книжка «Юный ботаник». Лето скоро закончится, и они уедут обратно в Кирилльск, но пока тепло, и родители отправились по делам, оставив их с сестрой дома. Лизавета часто сетовала на скорое окончание каникул, но Санька настаивала на том, что есть и хорошая сторона в школьных буднях, например, сейчас блондинка обитала исключительно в своей комнате, а уже через месяц младшие Заболоцкие будут видеться каждую перемену. В опровержение Сашкиных обвинений Лиза, по-прежнему пребывая в тени кровли, нависла над девочкой и… С весёлым визгом обхватила её за бока. Та вскрикнула в унисон, мгновенно оправилась и возмущённозадрала голову.

— Что ты вытворяешь? — сурово повторила она мамину излюбленную реплику.

— Прекращай навевать тоску! Учебники заставляют меня задумываться о нашем лицее раньше, чем это совершенно необходимо, — она плюхнулась рядом.

Александра фыркнула, но демонстративно захлопнула книгу и прислонила её к стене. Блондинка, не ожидавшая столь быстрого окончания перепалки, поёрзала на месте, размышляя, на что направить неистраченную энергию.

— Снова нос обгорит, — нашлась средняя Заболоцкая.

— И что? Может, хоть веснушки появятся, — ответила Саша, но всё же вползла обратно в тень.

— Веснушки так не появляются, сколько раз тебе говорить… — заныла блондинка. Александра показала ей язык и хихикнула.

— А тебе точно загар не пойдёт на пользу! — Елизавета испуганно юркнула за дверь, будто вампир, и побежала в общую гардеробную, очевидно, за головным убором и солнцезащитными очками. Скоро Лиза вернулась и, бесцеремонно переступив через младшую сестру, направилась на улицу. Странно, что Саша не увязалась за ней, как обычно. Лизавета быстро зашла за угол дома, при этом недовольно морщась: в тени оказалось достаточно морозно. Но даже через прищуренные веки смогла мгновенно уловить что-то… шевеление. Казалось, стало ещё холоднее в считанные секунды. Сначала девочка крепко зажмурилась, но сразу же распахнула глаза и увидела уже достаточно точно: там, а точнее тут, в паре метров от неё стоял человек-незнакомец. Воздух сразу же перестал поступать в организм, блондинка отступила назад, и ей померещились ещё две фигуры у ограды, а потом ещё одна — за воротами… Лиза не собиралась мучить себя ещё больше, выискивая глазами других нежелательных гостей, поэтому безо всякого стеснения бросилась обратно в дом, дожидаться родителей. Саша, которой даже не пришлось уворачиваться от поучительного сестринского подзатыльника, изумлённо посмотрела той вслед: интересно, когда у самой Сани наступит переходный возраст, она начнёт себя так же вести? В таком случае, маме и папе точно придётся нелегко.

Через какое-то время, достаточно осмелев, чтобы хотя бы мысленно вернуться к недавним событиям, девочка задумалась: а что, если всё не так страшно и плохо, как она по началу представляла? В конце концов, оказавшись в своей комнате, Лиза вспомнила, что забыла закрыть входную дверь, но спуститься не решилась и ограничилась щеколдой на пути в свою комнату. Похоже, внизу было тихо и спокойно, а до приезда родителей осталось совсем недолго. В общем, как-нибудь продержимся. Стоп, почему во множественном числе? Точно! Она совсем забыла про Саню! Лиза долго мялась, перетерпеть ли ей муки совести в безопасности или совершить ровно противоположный поступок, настолько страшный, что девочка не могла назвать его даже в мыслях. Однако, успокоив себя тем, что времени прошло достаточно, и что бы тем людям ни было нужно, они уже это сделали и ушли, Лизавета быстро и бесшумно покинула комнату и начала спускаться вниз по лестнице. Чем ниже она спускалась, тем лучше осознавала, что на первом этаже было далеко не так тихо, как казалось сначала: из приёмной доносились неразборчиво шепчущие голоса, непонятный разговор. Девочка опять похолодела. Но кроме озноба она почувствовала ещё что-то — любопытство и нежелание отступать, кажется, даже боевой настрой. Так что она прошла до самого конца лестницы, прокралась до угла, выглянула из-за двери…

— Доброе утро, — поздоровался Николай с дочкой и снова отвернулся к жене. Лизавета оторопела. Повернулась к Олесе, к Саше. Оглянулась — никаких незнакомцев. Подняла голову — на лестнице и пролётах пусто. Не прячутся же они за родственниками? Значит, их здесь нет.

— Почему утро? — выдавила Лиза. На часах было почти два. Её пробивал невидимый озноб.

— Почему утро? — усмехнувшись, повторила мама, — Потому что кто-то весь день проспал.

— Даже видно, что сонная, почти ничего не соображает, — кивнул на гримасу удивления, появившуюся на лице дочери, отец. — Сашенька просила тебя не будить, сказала, устала ты, а от чего, спрашивается? — мужчина потрепал Саню по голове. — Эх, береги сестру, Лизавета, хорошая она у тебя… — Младшая девочка улыбнулась папе, а затем, уже с более заговорщицким выражением, — Лизе, мол, родителям я ничего про твои странности не скажу, это твоё дело, мне ничего за это не надо, и так далее. А блондинка даже не злилась на неё за подобострастие — скорее, на себя. Сейчас жгучий, кажется, первый за её жизнь стыд разливался по телу девочки, грозя окрасить щёки малиновым. Позор, какой позор. А ведь в классе все считали её самой смелой, самой храброй, самой задиристой. Она могла сказать что-то недозволенное учителю и выйти из класса, но с достоинством, с высокомерным смешком и высоко поднятой головой. Могла честно и без стеснения признаться, что прогуляла урок или не сделала домашнее задание просто так, без причины. Даже могла бросить вызов какому-нибудь нахалу-здоровяку из другого, может, более взрослого класса, а потом подраться, не щадя себя, не боясь синяков и царапин, и не важно, был ли действительный повод к борьбе, например, этот толстяк-переросток обижал более мелких и худых, или девочке просто нужна была разрядка. А теперь самая драчливая и бесстрашная ученица всей Первой школы позорно струсила, да как! Аж отказалась от любимой драки, забилась в комнату на пару часов, забыла про младшую сестру, хотя бы до туалета добежать успела, и на этом спасибо. А ведь эти самые люди, судя по очертаниям, были вряд ли выше или крупнее Лизы, может, сами ещё дети, подшутить решили. А если они из её блока… Наверное, именно в этот момент девочка решила стать абсолютно самостоятельной и научиться ничего не бояться. Нет, это, конечно, громко сказано, но попробовать то можно? Тем более ребёнком Елизавета была оптимистом. Спустя несколько дней Лиза всё ещё не забыла о том случае, мало того, злость на себя усилилась настолько, что перестала помещаться в эти рамки и хлынула прямиком на незнакомцев. Нет, что за противные инфекции, а? Лютые вирусы! Разумеется, охранникам у ворот тоже мало не показалось — несколько чужих подростков на участке! Всё было бы не так плохо, если бы Лизавета не горела желанием их найти. Она сама не знала, зачем. Просто ей было нужно, и всё. Но это то же самое, что искать книгу в огромной библиотеке, абсолютно забыв название и автора и лишь смутно помня содержание, одним словом — очень сложно, особенно если всё, что ты для этого предпринял — два раза выглянул в окно, вышел на улицу и громко их обругал. Однако кое-что девочка не учла: книга ведь сама тебя найти не может, а кто-то другой — это уже другое дело.

Холодало. Поразительно, как быстро. Лиза издалека наблюдала за Сашей, что сидела на террасе, как обычно, и готовилась к школе, поглощала программу за следующий год. Помнится, блондинка однажды спросила у сестры, откуда у той нездоровая страсть к получению знаний, переходящая в манию, и девочка призналась, что хочет, чтобы родители могли ею гордиться. Ведь если Лизавета была одарена, то Саньку не перепало из копилки со способностями ровным счётом ничего. Она, конечно, любила выращивать цветы, но не считала это талантом, и, кажется, мама расстраивалась из-за этого — очень ей хотелось, чтобы младшая дочь была лучше старшей во всём.

— Опять мечтаешь? — лениво окликнула Сашу сестра мальчишески ломающимся голосом, приблизившись. — А родителям сказала, что учиться будешь, — с интонацией ябедничества сказала она. Александра помахала под носом у средней Заболоцкой учебниками. — Да, а в небо что смотрела? Интагралы увидела?

— ИнтЕгралы, вообще-то, — поправила Саша, за что получила лёгкий подзатыльник и сразу же дала сдачи. Блондинка довольно заулыбалась, похоже, ей нравилось драться, поэтому она подхватила одну из тетрадей потолще и встала в боевую позицию. Саня решила подыграть, как вдруг донёсся шум из гостиной: «Не мешай сестре учиться!» Лиза обиженно скривилась, глянула на Саню и скрылась в доме, бормоча выражения, не принадлежащие художественной лексике. Подобное развитие событий отнюдь не ново для всех Заболоцких, но Елизавета сомневалась, что, с её-то вспыльчивым характером, когда-нибудь привыкнет. Поэтому получите, дорогие родственники, пустующий стул на сегодняшнем обеде и нетронутую остывающую порцию. А если этого окажется недостаточно, то и на ужине. А кухарка Зинаида обязательно покормит любимицу (оттого, что ела больше и исправнее остальных) отдельно, так что голодовка обойдётся без жертв. Девочка, раздражённо топая, отбивая смутно знакомый такт на каменных ступенях, гулко ей вторивших, поднялась в свою комнату и спряталась за дверью, хлопнув ею, но в меру. Холодный воздух, беспрестанно поступающий из открытого окна, остудил хозяйку спальни. Та с недоумением застыла посередине помещения, уперев руки в бока. Возможно, она погорячилась и следовало остаться рядом с Сашей? Последняя ведь не виновата. Хотя в таком случае вся уже истраченная злость выплеснулась бы на неё, так что Лиза поступила правильно. Спускаться или не спускаться? «Сначала оценю обстановку», — решила она, подошла к проёму и выглянула наружу. В первые несколько минут ничего интересного не происходило, в отсутствие сестры Саша отложила энциклопедии и откинулась на парапет, размышляя о чём-то. «Наверное, опять думает, как помирить меня и Олесю», — насмешливо хмыкнула Елизавета. Она потомилась ещё немного, втайне от себя надеясь, что Александра сама пойдёт проведать её, но девочка явно не собиралась исполнять скрытых мечтаний блондинки. Та вздохнула, оттолкнулась было от подоконника с целью вернуться на террасу, когда… Над книгами сестры кто-то завис, создавая густую чёрную тень. Лиза встрепенулась и чуть отклонила вектор взгляда — около Саньки обнаружился совершенно неожиданный гость, непонятно, как пробравшийся в особняк, — какой-то рыжий мальчишка, почти ровесник ей. Рядом обнаружились ещё пара ребят: очень субтильный, маленький и, если честно, страшненький мальчик с густыми кудрявыми волосами, важными-важными глазами и огромными оттопыренными ушами, делающими своего хозяина ещё менее пропорциональным, а также темнокожая девочка с двумя светло-русыми косичками, наверное, выгоревшими на солнце, которая была словно бы худее блондинки (хотя, казалось бы, как такое возможно?), почти прозрачная. Заболоцкая средняя оказалась в труднейшей ситуации: проблемы со зрением вынуждали склониться как можно ниже, а нежелание стать замеченной, наоборот, спрятаться и прикрыть ставни. Выбрала девочка нечто среднее: притворила правую створку, откуда изредка высовывалась, пристально рассматривая странных визитёров. Все трое выглядели немного взволнованными, если не напуганными. Саня, кажется… Приветливо улыбнулась?!

— Здравствуйте! — в конце концов, они были чуть постарше — скорее всего, именно подобным рассуждением руководствовалась Сашка. — Вы Лизины друзья?

— Да, — мальчик повыше облизнул губы и немного осмелел, — хотя, как сказать, друзья… наверное, просто хорошие знакомые, — Елизавета задохнулась от негодования: лгун! она его знать не знает! но вовремя прикусила язык. Тем временем парень продолжал: — Ты нас, кажется, раньше не видела… Позовёшь сестричку? — осведомился рыжий, совсем освоившись. А блондинка, не дожидаясь ответа, уже выскочила из комнаты и неслась по лестнице вниз, рискуя при неудачном раскладе сломать что-нибудь важное. А Саша действительно уже зашла в прихожую и сразу же натолкнулась на искомого человека. Заболоцкая средняя подлетела к Саньке.

— Где? — и выглянула из-за девочки.

— Кто? — несколько растерялась Санька, но потом вдруг заговорщицки наклонилась к Елизавете и шепнула. — А твои друзья, они тебя уже ждут! — Лиза нахмурилась, пожала плечами и направилась прямиком к выходу. В тот момент, когда она уже схватилась за ручку, кто-то по ту сторону резко толкнул дверь и тем самым поставил хорошенькую шишку на белом лбу. Саня ойкнула и замерла, а Лизавета, потирая лоб, была готова вновь продемонстрировать весьма богатый для её возраста запас нецензурных слов, когда увидела гостей. Тоже замерла на какое-то время, так как теперь имела возможность тщательнее рассмотреть подростков, после чего покровительственно загородила сестру собой. Последняя нахмурилась: — Вчём дело?

— Они не мои друзья! — возмутилась та, повернувшись. — Ты кого привела?

— Во-первых, я их не приводила, — вдруг очень по-взрослому заметила Сашка, — а во-вторых, не враги же они тебе? — Лиза замотала головой, соглашаясь, однако ни капли не смутилась от своей же враждебности — лишней предосторожности не существует. — Отлично! Как раз друзей заведёшь! — искренне обрадовалась Александра, но поймав злобный взгляд сестры, стушевалась, перехватила учебники поудобнее и скрылась за ближайшим проёмом. Гости тем временем продолжали топтаться на пороге, а девочка не спешила их приглашать. Напротив, она огляделась и вперила тяжёлый взгляд во всех троих. Те снова разом смутились.

— А я вас знаю! — объявила Лизавета. Ребята обрадованно расправили плечи:

— Правда?

— Конечно! Вы — те хулиганы, что пытались меня напугать, кстати, где четвёртый? — блондинка встала на цыпочки, заглядывая за спины новых приятелей.

— Витя струхнул не меньше тебя, — хихикнула девочка-мулатка.

— Я не струхнула! — едва не взвыла Елизавета. Девчонка злорадно заулыбалась, но сразу же получила мальчишеским локтем в живот. Лиза порозовела от негодования.

— Хватит! — нервно рявкнул вдруг лопоухий, до этого аморфно стоявший в сторонке. Знакомиться будем или нет? — Ребята притихли, изумлённые, а мальчишка протянул маленькую ладонь Лизавете.

— Питер, — с невероятно важным видом произнёс он и в ответ на удивлённый взгляд блондинки пояснил, — Петя я. Но первое звучит лучше.

И снова девушку нагло выдернули из раздумий. Оказалось, её погружение в себя длилось не больше секунды, потому что Дима явно сейчас собирался начать рассказ о невероятной истории их дружбы. Тем же, что привело Лизу в чувство, был звонкий властный девичий голос:

— Я против. Меня мама на час отпустила, не больше, — внутрь круга проникла высокая смуглая девушка с широкими плечами и внушительных размеров кулаками, которые хозяйка, видимо, часто пускает в дело. Женька! Надо же, раньше однокурсники её костью и палкой дразнили, а теперь, наверное, глотают свои зубы. Но видимо её острый язык ничуть не затупился, это бесило и радовало Лизу одновременно.

— Старый друг лучше новых двух, — ухмыльнулась девушка и пожала руку Евгении. — Так зачем пришли то? В смысле, все. Двор у меня не резиновый.

— Знакомиться, — уверенно сказал рыжий, ещё пару минут назад посчитавший такую трату времени нерациональной. Что-то не так… — Давай начнём с Люси… — Ребята разом обречённо вздохнули, но теперь избежать нудной процедуры не представлялось возможным. Следующие минут десять девочка потратила на пожимание самых разных рук, в общем, не запомнила она ничего и никого, кроме той Люси — девчонки с острым носом и каре, и факта, что Питера нигде не было. Слух постоянно выхватывал из гула голосов отдельные слова.

— Да, я хотел спросить…

На секунду глаза Заболоцкой словно застлало поволокой. В ушах глухо зашумело. Девушка растерянно моргнула, и взгляд снова сфокусировался на отдельных лицах. Неужели знакомства уже закончились? Она и не заметила. Количество людей словно сократилось вдвое. Или она уже привыкла? Оставшиеся, пряча лица, собирались уходить, а девушка не стала их задерживать. Спать хочется… Блондинка скрыла осоловевший взгляд под разомлевшими веками и устало провела ладонью под губой. Удивлённо осмотрела влажные пальцы. Надо же, как быстро пролетело время; ещё совсем недавно солнце колыхалось над горизонтом, а сейчас зависло почти над головами подростков, даже припекало. Интересно, который час?

Женя, кстати, тоже успела куда-то улизнуть, и Елизавета заметила её уже на Большой дороге. Мигом взбодрившись, Заболоцкая быстро и бесцеремонно протолкнулась между медлительными подростками, что, кажется, их только осчастливило, после чего вылетела через ворота, отпихнув стражников, и побежала наперерез Евгении.

— Стой! — задыхаясь, прошипела Лиза, и мулатка удивлённо обернулась. Сейчас, когда они были лишь вдвоём, блондинке очень хотелось расспросить приятельницу обо всём, ведь она врать не будет, и ситуация наконец прояснится. Но все вопросы вылетели из головы во время недавнего спринтерского забега.

— Как ты вышла? Я имею в виду, с моего участка. — Женька снова удивилась и ответила, как будто что-то очевиднейшее: — Очень просто, пешком.

— Да поняла я! — разозлилась Заболоцкая. — Но хватит меня изводить. Как?! Где они, ваши лазы? Я уже весь участок обыскала…

— Значит, плохо искала. — Лиза устало и недовольно фыркнула, после чего быстро прикоснулась к широкому Женькиному плечу. Евгения лениво сбросила руку: похоже, объяснять что-либо она не собиралась и в то же время не хотела очень грубо обрывать разговор.

— Спроси у Мити, — наконец извернулась она, отходя от приятельницы.

— Я уже спрашивала, — уныло сказала блондинка. — Сотни раз, в первую очередь у него.

— Значит, попробуй у Питера, — настаивала та, и что-то в её голосе заставило Лизавету охладить собственное рвение и прекратить допрос.

— Тогда… до скорого! — довольно дружелюбно попрощалась Женя и снова отвернулась от собеседницы.

— Подожди!

— Что ещё? — поморщилась уходящая.

— Почему Петя не пришёл?

— Пришёл… Но сегодня в последний раз. Надоела ему наша игра в войну, кажется, — поморщилась Евгения. А Лиза на всякий случай запомнила её слова. — Да и родители могли не отпустить. — После этого девушка ушла, оставив блондинку в задумчивости. Когда она пришла обратно в особняк, то обнаружила, что никого уже не осталось и она стояла на обширном газоне совсем одна. Девочка обессиленно плюхнулась на траву (всё равно одежда грязная) и стала гневно покрывать ругательствами то себя, то Митю. На самом деле она не так сильно злилась, а скорее была в недоумении, но привычка обругивать всех и вся, только чтобы снять напряжение, скрыть растерянность и подумать, давно укоренилась. К тому же девочка загрустила: из всей этой троицы девушка больше всего уважала и липла к Женьке, в то время как та совсем Лизой не интересовалась и общалась, может, только из вежливости. С Питером тоже было приятно проводить время, он был умный малый (вот так каламбур)) и много чего знал, к тому же, несмотря на свою специфическую внешность, ни капельки людей не стеснялся и знал себе цену. Впрочем, он, кажется, тоже не получал особого удовольствия от компании блондинки. Хотя может именно в этом и крылся секрет такого Лизиного к ним отношения? А вот Димка получал по полной: в отличие от своих друзей он не был ни харизматичным, ни самодостаточным, ни храбрым, а его постоянное желание сблизиться заводило Елизавету ещё больше. Именно на нём она отыгрывалась за недостаток внимания. А что? Он действительно быстро забывал обиды, да и мог бы давно все отношения с Лизой разорвать, если бы ему что-то не нравилось…

— Ах!… — похоже, больше у матери слов не было, а ведь она только выглянула на улицу и явно ещё не успела оценить масштаб катастрофы. Лизавета раздражённо вздохнула, быстро поднялась на ноги и направилась в сторону быстро красневшей Олеси.

Все прелести семейных уз

Опять ссора. Господи, как же надоело. Саша любит и родителей и сестру, но поэтому не может встать ни на чью сторону и обижается на всех. Вроде близкие родственники, а лаются как кошки с собакой. И повод был дурацкий, как всегда; Лиза испортила дорогой костюм. С одной стороны, да, он был относительно новый и такими вещами не разбрасываются (как говорили мама с папой), но ведь это произошло случайно, и с их-то достатком можно было себе позволить ещё кучу таких же тряпок (что, крича, пыталась доказать Елизавета), в общем, девочка правда не понимала, что ей принять за истину. Наконец она осторожно выглянула в прихожую: родители в ужасе рассматривали неотстирывающееся зелёной пятно на брюках (особенно мама), а хмурая Лиза в одной майке и трусах сидела на небольшом сундуке, сведя острые коленки вместе и сгорбив худую узкоплечую спину так, что стало видно каждый позвонок. В костлявых пальцах она мяла кофту. Алекс не знала, что вдруг заставило её проникнуться жалостью именно к хрупкой сестре (может быть то, что она уже перешла к обороне), но это самое вывело её из-за угла и усадило рядом с Лизаветой. Олеся подняла строгий взгляд, но стоило ей увидеть младшую дочь, как лицо её выразило недоумение, быстро приняло нормальный оттенок и смягчилось.

— Нет, ты только глянь! Что произошло с этими штанами, — уже скорее жаловалась женщина. В её глазах снова появился упрёк, и она вперила его в блондинку. — Как так можно было, а?

Запал Николая уже давно кончился, так что он участия в перебранке не принимал, оставив этот удел женской части. Лиза только полыхнула взглядом, клацнула зубами и ссутулилась ещё больше.

— Я думаю, можно попробовать это постирать… а потом покрасить, — пробормотала Саня. Сестра обиженно глянула на неё.

— В том то и дело! — победно сказала мать, очевидно ожидая такое предложение. — Это не отчистить!

— Может, тогда отдадите мне?

— Что?.. — растерялись родители. — Зачем?

— Ещё не знаю, но, наверное, пригодятся. Всё лучше, чем вы выбросите, — Саша несла чушь и знала это. Где ей может это понадобиться? Кому-либо понадобиться?

— Да нет… Мы ещё замочить попробуем… — стушевалась мама, и спор на этом иссяк. Брюки были брошены в корзину для стирки, а Николай с Олесей ушли в зальную комнату то ли пить кофе, то ли ещё что-то. Девочка облегчённо выдохнула и повернулась к Лизе. Поза последней не стала ни капельки более расслабленной.

— Не нужно было мне помогать, — выдавила, наконец, она, — я сама всё смогла бы, если бы не ты.

— Ох, — простодушная Саня, уже привыкшая к подобным настроениям, почти не обиделась и сжала тростиночку сестру в крепких объятиях. Первую секунду та ещё брыкалась, но потом успокоилась и обвисла, завалившись на Александру. Саша даже проверила, не задушила ли Лизавету, так удивилась столь резкой смене настроения. Спустя минуту девушка заерзала и немного отстранилась от Сани.

— Хватит на сегодня, — буркнула она довольным тоном, поёжилась, оглядела себя и начала энергично растирать ноги ладонями. — Прохладно как-то. Пойду, накину что-нибудь.

— Подожди, — остановила её любопытная девочка, — как ты умудрилась так… — и Саня жестом показала нежно-зелёное пятно на штанах.

— И ты, Брут, — простонала Елизавета беззлобно.

— Пожалуйста! Мне же интересно, — взмолилась та. Наверняка родители её об этом не спрашивали, им нет дела до истории.

— Ох, я… вывалилась из окна на кухне.

— ???!!!!!!!

— Нет, не совсем, я, скорее, неудачно спрыгнула.

— Вопрос, конечно, очевидный и банальный, но зачем?

— Хотела кое с кем поговорить. Хотя не очень-то хотела. Но было нужно.

— Ааааа, — в глазах сестры появилась хитрая перчинка. — Встречалась со своим кавалером?

— Он не мой кавалер! — вспыхнула в один миг блондинка. — И не забывай — ты меня с ним свела!

— Эх, всё я да я… Уже начинаю привыкать к тому, что я во всём виновата.

— Не виновата, но, — средняя Заболоцкая смутилась, а после медленно ухмыльнулась, — отбоя ведь теперь нет! — и под хихиканье Александры продолжила. — А сегодня ещё и целую ораву в придачу привёл.

— Как? И все мальчишки?! — ахнула Алекс.

— Нет, что ты! — поспешила успокоить её Лиза. — И мальчики, и девочки.

— Вот так артист, — улыбнулась младшая, — ой, будь с ним помягче, он, кажется, забавный…

— Не говори раньше времени взрослых вещей, ты не понимаешь, — вдруг веско возразила девушка. Помолчала и продолжила — Странно, вы вроде похожи: болтливые, навязчивые, улыбаетесь постоянно, так почему же меня от него так выворачивает? Не могу я с ним помягче! — ответила возмущённо на немой вопрос сестры она. — Вижу его до смерти слащавое радостное лицо, и сразу хочется расстроить чем-нибудь, стереть его сахарную ухмылочку.

— А здесь уже есть что-то маньячное, — заметила Саша. Лиза фыркнула, окончательно разрядив обстановку, и, посчитав ритуал излияния души законченным, направилась в свою комнату, одеваться.

— Родителям, конечно, опять ничего не говорить? — хихикнула Саня и, когда Лизавета послала ей страшный взгляд, заулыбалась ещё шире. — Оба артисты.

Итак, мама с папой в зале, сестра у себя, а Сашка с чувством выполненного долга наградила себя новой книгой.

***

Уже две недели в доме царил долгожданный нейтралитет. У родителей кончались выходные, так что Олеся с Николаем стали чаще выбираться в город на ярмарки (якобы чтобы больше «отдохнуть» перед работой), а Лиза сидела у себя в комнате и, судя по мерным приятным чавкающим звукам, с возобновившейся страстью погрузилась в давно заброшенное хобби. Саша пару раз пыталась пробраться к сестре, дабы поглядеть на новых кукол и, возможно, выпросить понравившуюся, но блондинка с упорством закрывала дверь перед носом Сани, утверждая, что не хочет показывать незаконченные работы. И Александра, не любившая одиночества, бродила целыми днями по Большой дороге, то и дело натыкаясь на людей. Однако сегодня девочка уже который час шла через лес, никуда не сворачивая, пока не наткнулась на другую Большую дорогу, поменьше. Заболоцкая глянула на наручные часы на заводе, кстати, подарок на последний день рождения, и вдруг действительно заприметила вдали знакомый силуэт.

— Дима! — замахала руками Саша и бросилась другу навстречу. Последний широко заулыбался и тоже ускорил шаг. Парень на секунду крепко прижал её к себе и сразу выпустил. И сразу увлёк в жизненно-необходимый для него разговор. На самом деле, после довольно долгой разлуки оба хотели поговорить, говорили много, быстро и бессмысленно, к тому же большая часть их беседы состояла из шуток и каламбуров, понятных только им, так что привести здесь сделалось возможным только самые значительные и запоминающиеся отрывки их диалога:

Мальчик быстро и воровато пробежался взглядом по лесу сзади девочки.

— Проверяешь на наличие слежки? — хихикнула та.

— Честное слово, если ещё раз её увижу на этой неделе, то за себя не ручаюсь! — чересчур категорично заявил мальчик.

— Именно это ей и нужно, — хмыкнула Александра, — и всё-таки, по-моему, у вас прогресс…

— Регресс! — разозлился Димка. — Я, конечно, всё понимаю, но понравиться твоей сестре невозможно! И не смотри на меня так осуждающе! Мне кажется, ты слишком много на себя берёшь, во всё свою лепту внести пытаешься! Разве мы не можем дружить просто так? — Если начало его монолога было ещё более или менее шуточным, то к концу рыжий старательно себя накрутил и был почти по-настоящему сердитым.

— Знаю, она трудный человек, — вздохнула Алекс. — Но мне так хотелось, чтобы вы все сблизились… мне было бы гораздо удобнее гулять! — возмутилась она. — А не делить себя на ваши враждующие лагеря.

— Да, ты прямо как горячие пирожки — нарасхват! — хохотнул мальчишка. — Но Лиза твоя, конечно… — и он уже приготовился поносить отсутствующую всеми нехорошими словами.

— Кстати, Лиза! — обрадовалась Заболоцкая. — Ругала тебя недавно. Ой, как ругала! И ругает постоянно, — увидев вытягивающееся от шока и несправедливости лицо Мити, девушка хихикнула. — Говорит, итак сплошь вокруг потенциальные мужья, а ты слишком навязчив.

— Да я же… я же… — задохнулся от возмущения парень, — я же просто по-доброму хотел! Разве не так ведут себя люди, если хотят подружиться? — он взлохматил волосы.

— Она уже к тебе привязалась, — пафосным уверенным тоном сказала Александра.

— Бьёт — значит, любит? — кисло предположил рыжий.

— Продолжай в том же духе, — согласно кивнула Саня, — с ней просто построже нужно…

— В следующий раз проявлю максимум своей маскулинности. — На это девушка фыркнула и собралась закрыть эту тему.

— Лишь одного я не понимаю: если так хочешь, чтобы мы с твоей сестрой общались почаще, почему не скажешь ей прямо, что я твой друг, и тебе было бы приятно…

— В этом-то всё и дело, — вздохнула Саня. — Она почему-то наотрез отказывается дружить с близкими мне людьми. Говорит, мол, терпеть их не может, что странно, меня ведь любит…

— Это называется вредностью, и не лечится.

— Ох, — Александра заоглядывалась. — А где Женька, Витя…

— Здесь, — сильная девичья рука хлопнула по плечу Саньку, а справа показалась кареглазое круглое веснушчатое мальчишеское лицо в обрамлении выгоревших на солнце волос. После неуклюжих объятий и других выражений чувств Заболоцкая наконец выбралась из общей кучи и снова огляделась.

— Что, до последнего прятались в лесу для эффектного появления? — ухмыльнулась Саша.

— Конечно, а как иначе? Кстати, Димка, — Женя ловко продолжила подслушанный диалог, — совершенно неправ. С сестрицей твоей только силой можно. Например, — быстро пояснила она, — про меня она наверняка слова дурного не скажет, не за глаза, не в лицо.

— Потому что вы даже не стараетесь! Витька уже года два, как дорогу к нам забыл, и вспоминать не хочет, — недовольный взгляд в сторону чуть смутившегося мальчишки. — А Питер… Подождите-ка… — она бросила взгляд на ребят, — а где Питер? — подростки немного замялись.

— Родители не отпустили, — буркнула помрачневшая Евгения. Саню расстраивать не хотелось, к тому же девушка отчего-то всегда чувствовала некую вину и неуверенность перед властными твёрдыми глазами на робком личике.

— А вы опять за старое, — быстро догадалась Заболоцкая. — Снова в великих деятелей истории играете? (но об этом чуть позже) — фраза была мастерски отточена, словно заготовлена заранее, и из уст Саши прозвучала очень хорошо, так, как она и хотела: в меру обвиняюще, чуть испуганно и заговорщицки и с нотками уставшего терпения.

— Ты говоришь так же, как он, — кисло сказал Дима. — А мы, вообще-то…

— Конечно, потому что я вас осуждаю, — быстро перебила его девочка. — Не маленькие уже, меня старше, должны понимать…

— Что понимать?! Мы действительно уже не маленькие и имеем свою точку зрения! Это, кстати, наше право как жителей свободной страны! — Митя, как обычно, волнуясь, неосознанно перешёл в нападение и сделался невыносимым болтуном.

— Что если взрослые узнают о ваших точках зрения, то взбучку вам такую устроят, чтобы сразу про все эти глупости забыли, — вздохнула Александра, снисходительно поглядывая на Димку, лицо которого имело свойство лучше всего отображать волнение. Остальные ребята тоже неодобрительно восприняли этот патриотический порыв.

— Сдашь? — уныло, но спокойно осведомился Витя.

— Надо бы. Но я не ябеда, — успокоила Саша друзей таким голосом, которым обычно говорят взрослые, уверенные, что шалости детей, даже зашедшие немного дальше обычного, не будут иметь никаких серьёзных последствий. Ребята обречённо обменялись взглядами, Митя сделал широкий шаг назад. Девочка поёжилась, буквально почувствовав разрежённость воздуха — её как будто окружал вакуумный кокон. В следующий момент боковое зрение уловило какое-то мельтешение справа, Заболоцкая младшая дёрнулась, но никого не увидела. Единственное что, тени от деревьев словно бы чуть удлинились. «Почудилось?» — рассеянно покачнулась девочка, медленно поворачиваясь к друзьям. Голова взорвалась мигренью. Приятели смотрели с сочувствием. Она плохо выглядит?

— О чём мы говорили? — едва орудовала она разбухшим языком.

— О погоде, — задорно пошутила Евгения. Между подростками моментально растаяло напряжение, они зашагали по дороге, общаясь на самые непринуждённые темы. Сашу не покидало чувство дежавю.

***

Стоял знойный, необычайно жаркий для местного климата день. За несколько часов палящие солнечные лучи успели глубоко иссушить землю, из-за чего в почве образовались многочисленные трещины; листья на деревьях, особенно очень раскидистых и высоких, поникли и завяли; воздух плавился, словно над костром; пузырилась и вскипала подошва на ботинках нескольких смельчаков, что решили выйти на улицу: одним из таких храбрецов был мальчишка пятнадцати лет, что шёл по Большой дороге в противоположенную от столицы сторону. В подростке не наблюдалось ничего необычного: среднего роста, полный, с конопатым лицом и светло-русыми волосами. Единственное, что в нём казалось подозрительным, — то, что каждую минуту он нервозно оглядывался, то ускорял, то замедлял шаг, то вовсе начинал вилять из стороны в сторону, и в глазах его постоянно читалось сильное волнение, поэтому вывод, что юношу было, в чём подозревать, напрашивался сам собой. Явно на душе у этого маленького странника неспокойно, иначе зачем таиться? В общем, конспирации никакой. Ещё триста метров вдоль редких особняков, несколько обманных петель и крюков около одного из участков с огромным садом у ограды (юноша не удержался и сорвал фрукт с ближайшей яблони), и парень смог позволить себе спуститься в лесную чащу и скрыться между деревьями, что он сделал с явным облегчением. Мальчик привалился спиной к стволу, вытащил из кармана яблоко, обтёр рукавом и яростно откусил почти половину, пытаясь успокоиться. Казалось бы, сколько раз он уже проделывал этот трюк, а никак не может привыкнуть к внутреннему напряжению, похожему на туго скрученную спираль: как только выходишь из дома, сразу кажется, что все на тебя смотрят, что все знают, что всем под силу с лёгкостью проникнуть в твою голову или, на худой конец, прочитать мысли, написанные на твоём лбу. Но нет, благодаря то ли безлюдным в такую погоду улицам (а собрания всегда назначались либо в палящую жару, либо в проливной дождь), то ли его собственной выдержке и умению держать себя в руках, не показывая свои эмоции, с ним ещё никаких казусов не случалось. Порой, например, сейчас, на мальчика нападали страх и неуверенность в своих силах: если уже на данном этапе он боится до дрожи и вынужденного заедания стресса, то что же будет потом, когда придёт время? Справится ли он? Достоин ли? Но успокоение тоже приходило быстро и внезапно: если не он, то кто? Ведь не он же сам напросился под крыло ПаПе, нет, учитель его выбрал, как и всех остальных, сильных, смелых, уверенных в своём решении молодых людей. Значит, достоин, значит, он рАвен и рОвен и сможет. Подросток глубоко вздохнул и, выпячивая вперёд грудь и выпрямляя осанку, после чего собрался выбросить огрызок — всё, что осталось от яблока, — но передумал и положил во внутренний карман жилета — душного, но полезного. Мальчишка отлип от могучего дуба и пошёл дальше, старательно огибая сухие ветки и прочие потенциальные источники звука. Посмотрел на небо — почти полдень. Мама думает, её сын решил погулять с друзьями (если не углубляться в детали, так оно и есть), и предупреждена, что его не стоит ждать до самого обеда. Итак, время ещё есть, но не очень много — слишком долго он лисой петлял, путая следы. Наверняка все уже давно собрались. Наконец-то мальчик на месте — это маленькая, вряд ли площадью больше десятка метров, поляна, ничем не примечательная, пустая, даже земляника не растёт. Юноша торопливо огляделся, вытягивая короткую шею, и пригнулся к земле. Неожиданно с берёзы сорвалась птица, похожая на ястреба, и с криками полетела прочь, как будто специально отвлекая на себя внимание наблюдающего рассказчика. Когда он снова повернулся к полянке, мальчишки и след простыл.

Витя, а это был именно он, медленно продвигался по узкому коридору, проходя и светлые участки под фонарями, и тёмные, где особенно чувствовалась затхлость воздуха и безысходность, которая возникает абсолютно у всех людей вдали от солнечных ласковых лучей. Но только не у Витьки. Он намеренно в самых узких и лишённых света промежутках, вслушивался в шуршание осыпающегося низкого потолка, изредка стряхивая пыль с волос, и ощущал приятную дрожь по всему телу. Покинуть зону комфорта — не каждому под силу, и мальчик казался себе способным на что-то и особенным, даже избранным, если мог простоять в кромешной тьме, которую остальные старались побыстрее проскочить. Но достаточно геройства, нужно ещё успеть попасть на сбор, послушать новости и вернуться вовремя домой. Мальчишка тихо вздохнул — хотел бы он тоже стать таким полезным, приходить на встречи с новой информацией, как Женька, но пока что ему отведена лишь роль немого слушателя. Ничего, умение внимать и запоминать тоже пригодится, обязательно пригодится, например, в будущем его будут знать как известного летописца. Впереди показался особо яркий источник света, и юноша поспешил в ту сторону, предвкушая чувство значимости и единства со всеми… Неожиданно, прямо у самих дверей на входе в зал, земля ушла у мальчика из-под ног: он завис в воздухе, дёргая коленями и вырываясь из крепкой хватки двух высоких парней стражников, что держали его за локти.

— Кто таков? — донёсся строгий голос из-за топорной маски, что скрывала лицо.

— Виктор… Глотов, — растерялся мальчишка.

— Точно? Как-то неуверенно, — придирчиво сказал второй охранник. — Надо бы к ПаПе отвести, на дознание.

— Ребята, вы что? — по-настоящему испугался юноша, ещё яростнее вырываясь, — неужели меня не узнаёте? Это же я, Витька! Артём, Дарий, это же вы, да?

— Не знаем никакого Витьку, — отрезал первый. — Ты шпион, признавайся!

— Нет, я же член клуба! — задохнулся мальчик. — Вы же видели меня на одной из встреч, помните? Вы оба!

— Допустим, но если ты не шпион, то какой пароль? — сурово спросил стражник справа, предположительно Дарий.

— Я… не помню, — пролепетал бедняга, тщетно пытаясь отыскать в своей голове что-то хотя бы отдалённо похожее на слово-ключ. Парень почти омылся холодным потом, осознавая, что теперь накликал настоящие неприятности. «Голова моя порожняя…» — звенела единственная, отчего-то писклявая мысль. Вдруг маски охранников задребезжали от дружного глупого хохота.

— Так это была шутка? — пробормотал мальчишка, снова крепко стоявший на земле.

— Конечно, ха-ха! Как же легко тебя провести, ха-ха-ха! А расскажешь кому — ябедой будешь, — наклонился к уху юноши Артём, и Виктор вынужденно сглотнул обиду.

— А никому и не нужно рассказывать. Все, кто должен, всё сами увидели, — невозмутимо сказал незаметно вышедший из залы полный и на вид добродушный мужчина. Смех моментально притих. — Что же вы не смеётесь? — продолжал он спокойным, поощряющим тоном. — Мы на собрании страшные вещи обсуждаем, новые ужасные подробности узнаём, даже у самых стойких нервы не выдержат. Слушаю я эту жуть, голова на две половины раскалывается, и вдруг слышу — веселится кто-то, и решил устроить себе небольшую разрядку, напряжение снять, дай, думаю, посмотрю, что же там такого весёлого творится? И любопытство потешу, и развлекусь. Отчего же вы больше не смеётесь? Неужели я настолько плохо выгляжу?

— Нет, — осторожно ответил Дарий, но, увидев всепрощающее выражение в глазах ПаПе, сделал ту же ошибку, которую допускали и многие другие — поверил. — Хотя на самом деле, неважно, — и растянул губы в бессмысленной улыбке, поддержав шутливый настрой учителя.

— А теперь подумай, как я могу выглядеть хоть относительно хорошо, — лицо мужчины вмиг посуровело, такие мягкие ещё секунду назад глаза блеснули сталью, — если мои подопечные во время серьёзнейших переговоров позволяют себе вольности и глупые шутки? Более того, вы не просто лишаете себя шанса узнать о постоянно меняющейся ситуации из первых уст — вы отбираете этот шанс у своего товарища, опоздавшего, что я, кстати, тоже не одобряю, — и бросил строгий взгляд в сторону Витьки, — потому что не люблю неорганизованность, но ему, в отличие от вас, хотя бы стыдно за проступок. Я не представляю, как мы подготовимся с такой хромающей дисциплиной. А если бы, в конце концов, в то время как вы дурачились, здесь присутствовала бы настоящая опасность, например, профессиональный шпион, от которых вы сами вызвались нас оберегать? А?

От подобного напора оба великана повесили головы, сцепили руки в замочек, ковыряя почву носком сапога, и едва не шмыгали носом.

— Очень надеюсь, этого больше не повторится, — хмуро закончил ПаПе, — я не даю вторых шансов.

— Мы обещаем, — проревел громила с высоты своего двухметрового роста. — Простите нас.

— Видите, как легко всегда прийти к компромиссу, — мгновенно смягчился тот, — я сделал замечание, вы поняли и, надеюсь, усвоили. Можете остаться караульными, если считаете, что справитесь с этим заданием.

Парни благодарно закивали и, с двойным усердием отдав честь («Это уже лишнее, не рабовладелец же я», — поморщился мужчина), встали по краям ворот, закаменев.

— Виктор, — мальчик подпрыгнул, услышав своё имя и подобострастно глядя на учителя, — пойдём в зал.

Стражники раскрыли двери ещё шире, как будто внутрь готовилась пройти целая толпа. Юноша семенил за мужчиной. В помещении оказалось очень светло — множество старых ржавых фонарей развешано по трём бугристым глиняным стенам. Вместо четвёртой красовалось нагромождение булыжников и разного сора толщиной примерно в десяток метров, скреплённое для надёжности каким-то раствором серо-бурого цвета. Комната была вытянутой и очень большой, из мебели здесь находились только несколько абсолютно разных по цвету, размеру, форме и новизне и стилю столов, около каждого из которых столпились подростки и тихонько что-то обсуждали, Вите даже показалось, что в самом углу он заметил пару знакомых лиц, но, что удивительно, Юры не было видно, вероятно, опять забыл или поленился; кроме того, посередине залы располагалось овальное возвышение, которое использовали, как сцену, и именно туда сейчас направлялись двое только что вошедших. Мальчишка захотел обратить на себя внимание куратора.

— Павел Петрович, пожалуйста, простите меня за опоздание, я… — молчание. Глотов попытался снова. — Вам не обязательно было так строго отчитывать тех ребят, они же не со зла… — начал он смиренно.

— Мальчик мой, фальшивая забота о своих обидчиках хуже искренней недоброжелательности.

Парень покраснел и, опозоренный, опустил глаза в пол. Почувствовал, как тёплая широкая рука потрепала его по волосам и радостно встрепенулся.

— Больше так не делай, — предупредил его мужчина, — а теперь иди к товарищам.

Виктор кивнул и подбежал к дальней столешнице, которую недавно утилизировал местный ресторан из-за того, что на лаковом покрытии образовались маленькие трещинки. А соседняя длинная почти новая стойка была сворована Дарием из одного разоряющегося бара («От него не убудет», — оправдался он тогда), в общем, всё это помещение детям и подросткам пришлось обустраивать сами, но никто не жаловался, наоборот, благодаря этому теперь казалось, что зала насквозь пропиталась юными обитателями, стала их местом.

— Ребята, когда начнётся речь и выступления? — подлетел к приятелям мальчик.

— Ты, как всегда опоздал, — со скучающим видом ответила Евгения, лениво отпивая воду из старого гранёного стакана.

— Почему? — не понял Глотов. — Я же пришёл как раз к полудню, может, немного позже… — он осёкся, когда Дима показал ему наручные часы.

— Десять минут второго, — певуче озвучила Женька.

— Нет, не правда! — вытаращил глаза парень. — Я же следил за временем.

— Это я слежу за временем, — хмуро поправила бестолкового друга девушка, — всегда прихожу немного заранее. А ты так и не научился ориентироваться по солнцу и звёздам, сколько раз повторять, летом другие мерки, нежели зимой!

— Я знаю, — сник тот, — значит, обсуждение уже закончилось?

— Конечно.

— Что-то интересное говорили? Ой, то есть, я имел в виду, вы что-нибудь запомнили?

— Язык у тебя вперёд мыслей бежит, — хихикнул Митя. — Сегодня никаких новых сведений не было.

— Плохо, — огорчился опоздавший и сразу заметил, что на него косятся, как на дурака.

— Или хорошо? — неуверенно предположил он.

— Разумеется, хорошо! — воскликнула Женя. — Наконец-то за долгие месяцы стабильность, без изменений, а значит, уверенность в завтрашнем дне!

Виктор застыл, когда понял слова подруги.

— Неужели назначена дата?!

Ребята переглянулись.

— Да, назначена, — короткий, рубленый ответ, словно обухом по голове.

— Когда? — жадно спросил юноша.

— Шестнадцатое марта триста девятого года. Всё ещё может измениться, сдвинуться, но… — дальше парень не слушал, объятый то ли торжеством, то ли ужасом. Как скоро, уже этой весной.

***

За окном чудесная ночь: тёмная, но в то же время лунная и звёздная, тёплая, лёгкий ветерок играет с веточками кустов, и всё, что она накрывала своим невесомым одеялом, вмиг серебрилось, замирало на месте в приятной прохладной дрожи, что пробегает вниз по позвоночнику, и прекращало всякую с ней борьбу — засыпало. Однако даже такая властная, всеобъемлющая ночь не могла проникнуть внутрь особняка Заболоцких; свечи, что горели на первом этаже, не были ей помехой; дело было в том, что Лиза, потирая заспанные подслеповатые глаза, уже второй час сидела напротив двери в туалет, беспомощная и растерянная. Саша забыла принять лекарство. Точнее, не забыла, а, как она сама утверждала, решила попробовать обойтись без него, так как заметила улучшения. О том, где сестра заметила улучшения, и что для этого разглядывала, Лизавета её спрашивать не стала. Да и какая теперь разница? Попробовала. Обошлась. Молодец.

— Может, всё-таки пойдёшь спать? Ты устала, а я вполне в состоянии просидеть здесь всю ночь без моральной поддержки, — в очередной раз предложила блондинке Саня, мучавшаяся от режущей, скручивающей кишечник боли.

— Итак, я не поняла, что это за голос из клозета? — недовольно отозвалась средняя Заболоцкая. — Родители пусть спят. К тому же, — здесь она усмехнулась, — кто-то же должен проконтролировать процесс?

— Какой-то у тебя сортирный юмор…

Девушка против воли кашляюще засмеялась. Какое-то время девочки просидели молча: одна — волнуясь и скучая, другая — занятая делом, не терпящим отвлечения.

— Эй, Хатико, ты всё ещё там?

— Да конечно, — завозилась задремавшая Лиза, — но ты, главное, не торопись, этот стул весьма удобный…

Снова смех, но уже по ту сторону двери.

— Слушай, да про тебя хоть сиквел пиши: Саша Заболоцкая и другая тайная комната. А? Как тебе?

— Замечательно, — натужно отозвалось оттуда, — наверное, ещё более тайная?

— Ага. Могу тебе, кстати, журнальчик туда просунуть, познавательный.

Прошло ещё полчаса, и на свет божий наконец вышла Алекс, бледная, уставшая, но почувствовавшая себя лучше.

— Поздравляю, — Лизавета встала, растирая конечности. — Всё хорошо, что хорошо кончается, НО! таблетки пить будешь?

— А я не знаю, — пожала плечами та. — На самом деле уже поздно, к тому же об этом я всегда спрашивала у мамы…

Последняя фраза словно подстегнула блондинку, она воинственно выпрямилась, и, будучи всё ещё существенно ниже Сашки, повела её в комнатку с аптечкой, исполняя роль заботливой старшей сестры.

— А ты уверена? — спросила Александра по дороге. — Что ночью не случится никаких… казусов?

— Не волнуйся, — быстро проговорила и улыбнулась девушка, — если что, возьму ответственность на себя!

— Но мне-то от этого не легче…

Родители вышли на работу несколько дней назад, а так как их офис находился в городе, то, чтобы не ездить туда-сюда, Олеся с Николаем решили, что лучше останутся там, в основной квартире, отдельно от своих взрослых и самостоятельных дочек: просто Саша отчего-то очень любила деревню, и она умолила отца позволить ей пожить здесь. Разумеется, оставить её одну мама с папой не согласились, так что Лиза до окончания лета поселилась в особняке с сестрой. Сначала средняя Заболоцкая жаловалась, мол, её отлучают от цивилизации, но, узнав, что родители будут навещать их только по выходным, быстро умолкла. В конце концов, не так уж и плохо на природе, верно? Хотя Сане намного лучше было бы уехать, поближе к больницам и прочей ерунде. Очевидно, тот случай был кульминацией летнего обострения, и, хотя сейчас девочке было гораздо лучше, болезнь ещё не отступила, и Алекс большую часть времени или молча лежала на диване или бледным призраком реяла в коридорах. Мать узнала об этом, уже когда прибыла в Приречный (Лиза чуть приуменьшила масштаб проблемы), и обещала привезти в субботу новое лекарство и гостинцы. Сегодня Александра чувствовала себя приемлемо, поэтому в данный момент они с Лизаветой сидели в зальной комнате, поедали жареную курицу с яичницей, запивали всё это морсом и лениво играли в карты.

— Хм… А если… Так? — пробормотала Саня, чуть приподнимаясь в кресле и скидывая пару валетов на журнальный столик. Лиза бросила туда быстрый взгляд из-за собственного веера карт. Задумчиво и нервозно покусала изнутри щёку. Она ещё несколько раз переводила взор с колоды на сестру и обратно, задумчиво проводила пальцами по картонным загнутым пожелтевшим краешкам и резко отдёргивала. Младшая девочка, приложив холодную ладонь к ноющему животу и заулыбавшись, с убеждённостью предположила, что у блондинки есть, чем бить карты, но она не уверена, стоило ли ради этого отдавать какого-нибудь, к примеру, козырного короля.

— Слушай, у тебя лицо такое… сложное, — хихикнула Саша.

— Не надо на меня смотреть! — возмутилась Лиза. — Имею право подумать! Не в покер играю.

— Ты лучше тузами не свети, — поддразнила её сестра и игриво изогнулась, словно бы заглядывая в колоду сестры. Девушка испуганно поплотнее прижала клетчатый веер к груди, но, осознав, что над ней насмехаются, быстро щёлкнула им по Саниному носу.

— Ух я тебя! — замахнулась на веселящуюся девочку блондинка. — Если бы не болела. Чтобы знала, каково это, над старшими издеваться!

— Ты ход свой уже сделаешь, или нет? — прыснула та. Елизавета вздохнула, покачала головой и, в конце концов, взяла злосчастных валетов, глядя на них крайне осуждающе. Саша с довольным видом откинулась обратно и целиком поместила горячий желток в рот, заев хлебным гренком.

— Очень вкусно, спасибо, — пробубнила девочка, покачав пустой тарелкой, после чего была удостоена ястребиного взгляда из-под бровей.

— Я тебе готовлю, первый раз в жизни, могла бы, между прочим, и подыграть, — пробормотала средняя Заболоцкая, — в конце концов, тебе со мной до осени одной жить.

Последние несколько дней маленькому ребёнку кухарки Зинки нездоровилось, и женщина могла работать только полдня, отпрашиваясь после обеда. Лизавета решила не говорить об этом маме и папе и разобраться во всём самой, в конце концов, девочки уже взрослые и в состоянии состряпать ужин, к тому же, благодаря этому девочки до ночи оставались в особняке одни (не считая круглосуточную охрану, конечно же) и были бесконечно рады этому.

— Вот так угроза! — закашлялась Алекс, не прекращая улыбаться. — Кстати, сегодня какой день недели, пятница?

— Четверг, — при этом Лиза злорадно ухмыльнулась. — Так что на скорую помощь родителей не надейся! Ой, а у тебя все карты на виду!

— Правда? — делано удивилась девочка. Неторопливо вернула колоду в прежнее положение и понизила голос до заговорщицкого шёпота: — Я думаю, мы договорились.

Блондинка, пребывающая сегодня в прекрасном настроении (что случалось редко), после маленькой паузы искренне и очень громко, очень заразительно расхохоталась, даже не потому, что шутка была смешной (семейная черта — отсутствие чувства юмора, помните?), а просто так, потому что ужин был вкусным, потому что играть в «Дурака» было интересно и сидеть в просторных уютных креслах с сестрой, когда стрелки часов уже показывали полночь, было хорошо. Сандра тоже окончательно развеселилась и без стеснения заливалась некрасивым, но радостным смехом. Наконец девочки успокоились, и Лизавета, всё ещё в эйфории, без сил закрыла глаза и запрокинула голову, после чего размашистым движением подбросила карты в воздух, так чтобы они с шелестом целиком покрыли собой пол, тарелки, её саму.

— Уффф… Я устала! Не хочу больше играть! Ха-ха-ха!.. Давай пойдём в мою комнату? С яблоком… Хочешь яблоко?

Саша щелчком сбила с колен полненькую белокурую даму с множеством заломов на лице.

— Как ты разошлась. Собирать теперь придётся, и явно не мне, — и при этом всё равно с обожанием глядела на радующуюся Лизу. Какая она красивая, когда не сердится! Когда родители не рядом…

— Подождут, — беспечно сказала сестра. — Завтра утром соберём.

— Точнее сегодня, — посмотрела на часы Саня.

— Ой, да что ты…

— А яблоко… Яблоко хочу.

— Так бы сразу и сказала! — одобрительно кивнула Елизавета. — Я мигом! — и исчезла за дверью. Ох, какая же чудесная ночь… Саша, совсем забыв про тянущее чувство в животе, блаженно улыбнулась, прикрыла глаза. И сама не заметила, как заснула.

Россия. Вступление во взрослую жизнь

Постоянное, непрерывное жужжание множества шин по асфальту стало за долгие годы вождения таким привычным, что Света перестала его замечать. Точно так же и какое-то молодёжное радио, включённое на стандартную громкость с самого начала поездки — совсем не раздражало слух. Если что-то сейчас и раздражало водителя — так это слишком яркое солнце, недавно показавшееся из-за горизонта, что било в глаза и вынудило надеть старые тёмные очки. Женщина воровато огляделась и на секунду отпустила руль, быстро вытирая потные руки о кофту. Нет, это какое-то издевательство! Отправить бедных детей сдавать экзамен по физике в Бибирево! Слава Богу, она смогла добиться возможности отвезти дочь самостоятельно. Правда, с раннего утра сил на то, чтобы злиться на некомпетентность Министерства Образования, не было, остались лишь жалость и волнение — несильное, все нервы уже успели поистрепаться за одиннадцатый класс. Света посмотрела в зеркало заднего вида, задержала взгляд на искусанных тёмно-вишнёвых губах и мерно двигающейся нижней челюсти.

— Может, возьмёшь ещё? — женщина прошуршала упаковкой с жевательными конфетами. Пассажирка мотнула головой в сторону, сильнее вжалась в сиденье и с бессмысленно-сонным измученнымвыражением смотрела куда-то вверх, за окно. Светлана пожала плечами и положила себе на язык две сладкие пластинки. Снова ласково поглядела на девушку сзади. Через несколько минут монотонное получасовое пережёвывание ириски прекратилось, после чего вновь продолжилось, но уже старательно попадая в бодрый ритм новой песни — явный признак того, что дочке нравилась музыка. И действительно, почти сразу большие круглые агатово-чёрные глаза обратились к небольшому светящемуся экранчику. Света, всё так же внимательно следя за дорогой, скосила один глаз на табло встроенного радио.

— Это, кажется… Zedd — Beautiful now. Запомнила?

— Ага, спасибо.

Рита задремала, и остаток пути был преодолён молча.

— Оп-па! — с самодовольством произнесла женщина, с первого раза точнёхонько припарковавшись в узком месте. Девушка одобрительно кивнула головой и, заложив большой палец за щёку, сымитировала звук, с которым пробка вылетает из бутылки.

— Боже мой, Ритка, — захихикала Света. — Какой ужас! Папа, что ли, научил?

Пассажирка сделала вид, словно смутилась:

— Наглядная иллюстрация: оставался один час до экзамена.

Светлана, всё ещё посмеиваясь, не спешила выходить из автомобиля; она открыла окна себе и дочери и осторожно выглянула.

— Пожалуйста, поглядите только, — неодобрительно цокнула мама, рассматривая небольшое трёхэтажное здание, — вот он, твой ППЭ[2]! — её критический тон был вполне справедлив. Школа № 254, считавшаяся одной из лучших, являла всем довольно мрачное, унылое и угнетающее зрелище: обыкновенная кубообразная коробка с высочайшим фундаментом, серыми стенами в грязно-оранжевую полосочку и маленьким редкими зарешеченными окошками.

— Тюрьму напоминает. Или психлечебницу.

— Да ты просто мастерски умеешь обнадёживать, — пробормотала Маргарита, неуверенно разглядывая стайку таких же, как она, учеников. Похоже, внутрь ещё не пускали, поэтому все заранее столпились у дверей, и даже на расстоянии ощущалось это настроение концентрированной тугой нервозности. Девушка вздрогнула от щелчка — Светлана разблокировала дверь.

— Как-то мне туда не хочется… Может, увезёшь меня обратно? — но сразу же покорно вышла. Она оказалась неожиданно высокой, чуть не доросла до 1,8 метра, и была выше матери почти на голову. Женщина обратила на неё крайне сочувствующий взгляд.

— Зато представь: уже сегодня всё закончится, мы с тобой потом куда-нибудь… Господи! — она не сводила глаз с наряда дочери, а точнее, с самой экстравагантной его составляющей. Во-первых, чёрный пиджак оказался… нет, не мал, а, как утверждала Маргарита, специально укорочен, и в самом лучшем случае доставал до бёдер. Во-вторых, он был сшит, хотя, скорее, сделан из очень качественной ткани: жёсткой, немнущейся и негнущейся, и на сутулых плечиках хозяйки лежал (да-да, именно лежал))) так же деревянно, как и на вешалке, благодаря чему без труда делал девушку шире раза в два, даже несмотря на то, что она не всовывала руки в рукава, а придерживала длинными цепкими пальцами воротничок у горла. И, в-третьих, как вишенка на торте, бесчисленное количество бесполезных миниатюрных кармашков. Остальные предметы гардероба, к счастью, более или менее вписывались в общепризнанные нормы, но ситуацию это мало спасало. Света уныло опустила глаза на толстый кожаный ремень, узкие прямые брюки мужского покроя и тяжёлые кроссовки на высокой рельефной подошве. Всё чёрное.

— Баловница, — охнула женщина. Дочка немного потупила глаза.

— Готическая моя, — почти искренне рассердилась мама, — в следующий раз буду сама тебя одевать! Как маленькую! Выглядишь комично.

— Вообще-то это мой личный стиль, — чуть виновато и игриво задрала нос девушка, — и я горжусь им…

— Помяни моё слово. Как маленькую!

Маргарита хихикнула, будто ребёнок, прекрасно понимающий, что на него не только не сердятся, но и не могут сердиться в принципе.

— А главное, я ведь очень лояльный человек. Стерпела, когда ты обкромсала все волоса… Кстати, наш спор по этому поводу всё ещё в силе, помнишь? Ничего, скоро как раз будет выпускной вечер. Ох, что я с тобой сделаю! — размечталась Светлана. — Серьги, кольца, побрякушки понавешаю, в платьице розовенькое детское наряжу. А что ты хотела? Для маленьких деток только детское!

— Я не против, но маленькие детки не сдают ЕГЭ, — горестно вздохнула Рита и обернулась к школе. — Кажется, уже можно заходить.

Света мигом стёрла с лица мнимую строгость, жалостливо вздохнула, развела в стороны руки и сжала дочь в крепких объятиях. Последняя с довольным видом зарылась подбородком в мамину макушку.

— Главное, не вздумай волноваться, — наказывала девушке Светлана, — волнение тебе ничем не поможет, только нервы испортишь.

— Который раз ты мне это говоришь?

— Даже если и тысячный, ты ведь всё равно не слушаешься, — женщина немного отстранилась, в глазах её стал заметен озорной блеск. Вдруг она резко взметнула руку и взъерошила короткие волосы на затылке Маргариты, нарушая аккуратную укладку, пальцами спустила длинную косую челку на левый глаз. Рита зафыркала и заплевалась, пытаясь сдуть щекотящиеся волоски.

— Шалость удалась, — она ласково опустила руки на дочкины плечи. — Зато теперь ты целиком соответствуешь своему стилю, а то прилизанная такая была… Иди же, ни пуха…

И, проверив, всё ли необходимое девушка взяла с собой, мать ещё раз обняла её и легонько подтолкнула в сторону ППЭ, наблюдая за тем, как будущая выпускница старательно поправляет причёску.

Вход в эту злосчастную школу, сдача посторонних вещей, распределение по группам и даже путь до аудитории — всё для несчастной сдающей прошло, словно в тумане, и вовсе не потому, что она не успела ещё стряхнуть с себя сонливость (хотя это было и так), а потому, что спокойная до последней секунды Рита, только переступив порог, испытала жутчайший страх и неуверенность в собственных силах. Только лишь один момент отвлёк на себя внимание ученицы:

Она стояла в очереди, осматривая ребят, что мнутся впереди, и сразу же их забывая; она думала. То судорожно повторяла все основные формулы и законы, то понимала, что в любом случае всё не вспомнит, то излишне бодрым голосом переговаривалась с этими самыми незапомнившимися кем-то. Впереди, уже совсем недалеко, два суровых охранника с особым усердием и крайне подозрительными лицами досматривали вновь и вновь подходящих к ним подростков. «И правда, тюрьма как будто» — мелькнуло в Риткиной голове. Уже почти подошла её очередь, и лишь один мальчишка-толстяк стоял перед ней, но в отличие от многих других сейчас, именно сейчас, девушка спокойна — ей нечего прятать.

— Пик-пик-пик-пик-пик! — завыл вдруг металлоискатель, где-то на уровне паха того самого паренька.

«Хотя, наверное, не пик-пик-пик, а виу-виу-виу?..» — задумалась Маргарита, невольно обращая своё внимание на эту сцену и незаметно выглядывая из-за плеча несчастного.

— Хмммм… — глаза пожилого обрюзгшего мужчины ещё более подозрительно сузились, почти совсем утонув в жирных складках щёк и бровей. Он переглянулся с прибором у себя в руке и ещё пару раз немного двусмысленно поводил им около ремня школьника.

— Пик-пик-п… Виу-виу-виу-вик! — снова заверещал металлодетектор. Совсем измучилась девушка, пытаясь уловить хоть какой-то определённый звук. Охранник уже поросячьими щёлочками просверлил подростка, медленно спускаясь взглядом к подозрительной области и, видимо, чтобы доконать последнего, сделал очередную проверку.

— Аиии-аиии! — уже в истерике надрывался электронный приборчик, а наблюдательница решила бросить все попытки понять его мудрёную речь и полностью посвятить себя подсматриванию, чуя, что дело идёт к развязке. Внезапно Рита почувствовала чьё-то тёплое дыхание у себя на ухе и кадык у плеча и недовольно заёрзала, зацепив взглядом сзади стоящего — похоже, не только она заинтересовалась этим действом.

— Да просто у меня молния железная, — начал оправдываться донельзя смутившийся школьник. Охранник что-то неразборчиво пробурчал, и после минутных препирательств парень неохотно отогнул ткань, скрывающую ширинку. Мужичок раздражённо кивнул и удосужился пропустить его. Сразу же подошедшая на обыск Марго только сейчас поняла, что у неё стальная пряжка на ремне, однако дядька больше не намерен был устраивать спектакли и легко пропустил ученицу в основное здание.

После, как уже было сказано, туман, вплоть до момента сдачи работы и выхода из кабинета. Тётушки-указатели (как про себя их именовала девушка) заботливо провели её по замысловатым лабиринтам школы, где и заплутать было немудрено, в сторону лестницы (оказывается, что экзамен Маргарита писала на самом последнем, третьем, этаже!) и отправили на выход. Медленно спускаясь по ступеням, школьница постепенно выходила из транса; её мучили мерзкие мысли: а занесла ли она в бланк все ответы? А не забыла ли она написать в конце «что и требовалось доказать»? а правильно ли она прочла условие задачи? Вдруг она в ужасе остановилась. Забыла, определённо забыла, всё! Хотя, может, и не забыла… Рита едва ли преодолела один пролёт, когда услышала скрип двери на втором этаже.

— …теперь вниз.

— Ага, спасибо.

Девушку как молнией пронзило. Она быстро преодолела остаток пути до ближайшей площадки и с разбегу впечаталась в Никиту.

— Ах!..

В школе ребята почти не общались, хотя и были сверстниками, лишь перекидывались дежурными фразами да несколько лет назад приглашали друг друга на дни рождения, и то лишь потому, что их родители были дружны.

Непонятно, почему, но физику сдавать в этом году из одиннадцатиклассников не решился почти никто, и вдруг, так спонтанно, не надеясь, встретить знакомца — настоящая удача, и оба выпускника искренне обрадовались этому.

— …Знаешь, — перебил спутницу, пересказывающую все задания, что она могла вспомнить, юноша, — сложный ли вариант, или нет, не важно, а энтузиазма и хорошего настроя совсем не прибавляет, когда надзирательница на тебя волком смотрит, — и поёжился.

— А почему волком смотрит?

Парень как-то странно глянул на собеседницу. У той сразу возникло ощущение, что Никита уже это объяснял.

— Я же говорю, — терпеливо повторил школьник, — что остался один в аудитории. А учительница, верно, домой хотела.

— Подожди, почему… один остался?

— Вижу, ты совсем оторвана от реальности, — развеселился Ник. — Смотри, — и показал ей свои наручные часы.

— Как?! — ахнула девушка. — Уже всё время вышло?

— Конечно. Мы с тобой последние, почти.

Маргарита покопалась в мозгу, но так и не смогла понять, остался ли в кабинете кто-то, кроме неё, или нет. Она нахмурилась. Её кольнула внезапная мысль, и девочка повернулась к Никите, внимательно его осматривая, старательно напрягая память и расчищая кашу в голове.

— Что-то случилось? — прервал слишком затянувшееся молчание мальчик.

— Нет, только хочу спросить. Нет, не спросить. Хотя, я… В общем, наверное…

— М-да, а как это будет по-русски? Ты уж определись, пожалуйста. Что, экзамены сданы, думаешь, можно расслабиться? — поддел он Риту.

— И гуманитарий, и техник, не много ли на себя берёшь? — покосилась на него ученица. — Хочу рассказать.

— Да, рассказать и спросить — это ближайшие синонимы!

— Тьфу на тебя! Будешь ты слушать, не будешь, я всё равно расскажу! — неожиданно разгорячилась Марго, быстро перебив парня, чтобы успеть высказать свою мысль к месту, и описала случай, произошедший этим утром на входе, при обыске, не забывая при этом пристально всматриваться в лицо собеседника. Ник периодически на протяжении её рассказа долго и громко смеялся, и смех его неприятно отзеркаливал эхом от стен.

— Ха-ха! Бедный парень, ха-ха!

«Не он», — разочарованно вздохнула про себя Рита, без удивления отмечая нарастающее раздражение и скуку. Волнение по поводу экзамена уже немного поумерилось (действительно, нервами ничему уже не помочь, что будет, то будет), и девочка уже не так нуждалась в общении с другим человеком как в способе отвлечься. Она вообще была весьма недружелюбным и зажатым в общении подростком, тем более если собеседника едва знала в лицо, и теперь ей отчаянно хотелось как-нибудь избавиться от спутника, позвонить родителям, поговорить с ними обо всём, прийти домой… Мальчишка, похоже, чувствовал то же самое, но никак не мог придумать, как закончить диалог приличным образом, и они продолжали вдвоём плестись по коридору в сторону выхода в абсолютном безмолвии. На самом деле, чаще всего Маргарите нравилось гулять молча (потому что чаще всего гуляла она одна))), особенно с папой, так как тот тоже был не особенно словоохотлив и с такой же лёгкостью и удовольствием переносил тишину, но в данном случае всё было иначе. Пропасть между малознакомыми людьми не может заполниться иначе, кроме как словами, а в противном случае только разрастается, усугубляя взаимоотношения собеседников. Ник, вдруг вспомнив, что они совершенно забыли про личные вещи, оставленные на хранение сопровождающим их педагогам, покинул-таки девушку на некоторое время, отыскивая кабинет, в который были посажены на время экзамена все преподаватели. Вернулся парень, по-джентльменски неся в правой руке Риткин рюкзачок, очевидно, отданный ему учителем. Последняя коротко поблагодарила его и снова повернулась к дверям — она на финишной прямой! Девочка уже повернулась к Никите, собираясь с облегчением распрощаться.

— Молодой чело… Молодой человек! — вдруг раздался чей-то голос сзади.

Ник порыскал глазами по сторонам и, лишь убедившись, что он со своей барышней здесь единственный, кого можно было бы окликать, осторожно повернулся.

— Да-да? — так же осторожно спросил юноша.

— Нет, не вы. Позовите своего друга, пожалуйста.

Первую секунду лицо парня представляло собой каменную маску. После чего его глаза едва не вылезли из черепа, ноздри раздулись, и мальчишка стремительно отвернулся от мужчины (голос однозначно был мужской), зажимая рот ладонью, дабы хоть немного заглушить хохот. Марго же, воспылав почти искренним праведным гневом, смешанным со смешливостью, оглянулась на, кажется, местного учителя и абсолютно спокойно и вежливо осведомилась:

— Простите, что-то произошло?

Ещё более забавным момент делало то, что у выпускницы был приятный, медовый и всё же низкий для женщины голос, но девушка даже с коротко стрижеными волосами оказалась весьма миловидной.

— Ой, — пробормотал смущённый пожилой педагог, — я просто хотел сказать, что… Вот, вы обронили, из пиджака выпало… — и протянул ей небольшую сложенную бумажку. Ученица подошла к мужчине, забрала у него листочек, поблагодарила и с любопытством посмотрела на предмет, скорее всего, записку, в своих руках. Дело в том, что этим утром она одевалась впопыхах, и, разумеется, ей в голову не пришло даже посмотреть, чистой ли была форма, не то, что проверить на наличие посторонних предметов в карманах, и теперь Марго ни малейшего понятия не имела, что же здесь написано. У неё аж руки зачесались, так хотелось скорее развернуть этот клочок.

— О, а что там? — раздался совсем рядом голос Ника. Девочка незаметно с раздражением повела бровями и спрятала бумажку. Вот же, везде суёт свой нос!

— Слушай, а забавно получилось, да? — быстро сменил тему парень.

— Очень! — фыркнула девушка. — Меня спутали с парнем.

— Ага, но зуб даю, что ты именно этого и добивалась, — и на вопросительный взгляд знакомой продолжил. — Я имею в виду, эта одежда, причёска. Кстати, стиль унисекс!

— М-м-м-м, возможно, — не стала спорить та.

— А ведь правда, я уже не помню, когда в последний раз видел тебя с длинными волосами…

— В четвёртом классе, — быстро ввернула Рита.

— Жалко… У тебя такие красивые волосы были! Густые, длинные, загляденье, — сделал комплимент Никита, просто чтобы хоть что-то сказать, очевидно, почувствовав тупиковость диалога.

— Спасибо, — кивнула выпускница и зачем-то поделилась, — возможно, через несколько лет твоя мечта исполнится.

— Неужели решила отращивать? — спросил парень.

— Пока не знаю… Через два месяца скажу.

— Ух ты, как всё сложно, — оценил он. — Объяснишь?

— А чего объяснять, — отмахнулась та, — мы с мамой поспорили на кое-что.

— На что? — спросил парень дежурно.

— На… а, не важно. Не хочу рассказывать раньше времени.

Собеседник без сожаления отвернулся, и в этот момент его профиль осветил свет солнца, бьющий из окна. Рита подумала, глянула на юношу и достала-таки снова тот таинственный листочек.

— О-о-о-о, это же его тебе вернул старик? — загорелся непритворным любопытством Ник, наблюдая за тем, как его спутница разворачивает клочок. Она кивнула и, с неким трепетом расправив бумажку, всмотрелась в её содержимое. Вдруг Ритино лицо смертельно побледнело, пальцы мгновенно скомкали листок, и вид девушка приняла предобморочный.

— Что там? — заволновался парень. — Признание в любви к тебе от тайного поклонника?

— Пошёл к чёрту, — слабым голосом сказала Маргарита, передавая мальчишке записку. Он пробежался глазами по неровным строчкам. Сначала парень даже не понял, что здесь было накарябано, но через несколько секунд мозг перестал выискивать русский лексикон и переключился на другой отсек знаний. Глаза выпускника полезли на лоб.

— Воооот значит, как ты получаешь свои высокие баллы! — громко, но недостаточно, чтобы быть услышанным кем-то ещё, кроме них двоих, съехидничал он. Девушка стояла ни жива ни мертва. — Всё расскажу экзаменаторам, всё расскажу! — насмехался он.

— Я не знала, что это. Что это у меня, — прошептала одиннадцатиклассница так, что вряд ли у кого-то могли возникнуть сомнения в её искренности. — Я же сделала это… — она забрала обратно бумагу, вдоль и поперёк исписанную формулами по физике за последние несколько классов, — …Я сделала это около года назад, перед итоговой контрольной работой, потому что где-то услышала, что написание шпаргалок помогает усвоить и закрепить материал…

— Оправдывайся, сколько хочешь, но меня тебе больше не обмануть!

— Никита, — Марго не обратила внимания на его подтрунивания, — а ты представляешь, что бы было, если бы ЭТО вывалилось во время?..

Выпускник посмотрел на ослабевшую от ужаса и переживаний подругу и без стеснения залился неудержимым смехом.

Ростерия. Философия, политика и цыганские сказки

Очень многие говорят, мол, людям свойственно запоминать только самые плохие и отвратительные моменты из жизни, остальное, хорошее и позитивное, оставляя позади. Я же так не считаю, скорее даже наоборот. По-моему мнению, мозг человека ставит перед собой ровно противоположную задачу: заставить сожалеть о прошедшем, невольно его идеализируя. Всё, что бы мы не оставили навсегда в прошлом, подвергается строжайшей чистке, отчего воспоминание практически о каждом, даже очень неприятном предмете откладывается в нашей голове как что-то лучистое, лучшее и достойное сожаления. Например, я. Никогда не любила свой загородный домик. Нет, вы сами посудите, сколько в деревенской жизни недостатков по сравнению с городской: во-первых, гораздо меньшее количество удобств и худшее их качество (чего стоит только процесс помывки или необходимость топить печь, не ради забавы, а чтобы просто, по-настоящему, не замёрзнуть); во-вторых, разнообразие и обилие летучих кусающих, жалящих тварей-кровопийц; в-третьих, почти полное отсутствие новых, особенно привычных для молодёжи, развлечений; и, наконец, нескончаемая, постоянная черновая, грязная работа, подобная перекапыванию грядок, которую я терпеть не могу. Однако в силу некоторых обстоятельств, мне было ниспослано счастье: деревня с тем ветхим загородным домиком, пригодным разве что для ночёвки, исчезла, осталась нематериальным воспоминанием, и вот ведь незадача, не прошло и пары лет, как я с удивлением обнаружила невольную тоску, связанную с ранее нелюбимой дачей. Как ни старалась, не могла я воскресить в памяти то отвращение, постоянную усталость и желание поскорее вернуться в родную квартиру, нет, я знала, что там мне приходилось поминутно дёргаться от комариных укусов, стирать в холодной воде бельё вперемешку с утопившимися мухами, скучая, искать хоть каких-нибудь сверстников и по ночам укутываться в несколько пуховых одеял, знала, но не чувствовала, не видела больше этого. Вопреки всему, я вновь хотела побывать в том странном месте и скучала. Скучала по вдохновению. В конце концов, даже там были идеальные моменты, например, прохладные вечера со светлым, розовым закатом, чернеющими на его фоне старыми деревенскими избушками, прелестными какой-то деревенской прелестью, зелёной высокой непослушной травой и огромными берёзами, осинами, дубами; особенно забавные, а порой и таинственные интриги и ссоры между соседями, переходящие в какой-то мистицизм и подозрения друг друга в ведьмовстве. Всё вышеописанное было романтично, волшебно, вдохновляюще, так невероятно вдохновляюще, и теперь мне этого не хватало. Неужели именно подобными ощущениями руководствуются люди, приобретающие загородные домики, или эти чувства возникают только в городских жителях, вроде меня? Не знаю…

***

Но Лизу Заболоцкую такие переживания не посещали, ведь в последние недели, когда родители работали до заката, оставались ночевать в Приречном и приезжали навестить дочерей только по выходным дням, сёстры становились полными хозяйками целого поместья. В комплекте с полной вседозволенностью шла чудесная погода, в меру прохладная, безветренная… А к полной радости Лизаветы мать с отцом в последний раз смогли остаться в особняке только лишь на полсубботы, и девушка про себя ликовала: невиданная самостоятельность, даже несмотря на постоянную прислугу.

В тот вечер Саше поспать так и не удалось. Она лишь вздремнула на пару минут, а так как сон у неё всегда был очень чутким, то проснулась почти сразу, как сестра с разными фруктами и сладостями вошла в комнату и направилась в сторону их журнального столика.

— Эх, ты! Признавайся сейчас же, спала бессовестно?

— Немножко, — сладко потянулась Алекс, замечая, что Лиза всё в том же весёлом расположении духа.

— Вот и хорошо, — быстро переменила мнение она. — А то ведь мы с тобой сегодня больше не ляжем!

Младшая девочка удивлённо-радостно подняла брови, не понимая, как она могла согласиться на такое дебоширство, но в то же время это решение было столь стремительным и не терпящим возражений, что Саня не смогла сказать и слова «против», к тому же живот уже почти не болел, что она восприняла в качестве одобрения и возможности в кои-то веки расслабиться. Так что Саша чуть кивнула головой, медленно встала с кресла и схватила несколько яблок и кружку, наполненную разными конфетами.

— Не люблю сливы, — с улыбкой пояснила она.

— Ишь, какая привереда! А тебе, кстати, они очень полезны!

Саша лишь махнула рукой.

— Пойдём на третий этаж, к тебе? — предложила теперь она. — А то здесь, — она ухмыльнулась и ногой легонько отодвинула от себя «шестёрку», — грязновато стало.

Сестра перехватила сладости поудобнее, чуть не выронив персик, но ловко подставив колено, и первая направилась вверх по лестнице. Спальня у Елизаветы была, на вкус Сани, не самой уютной, зато стильной. Очень просторная, даже пустая, с мизерным количеством мизерной по объёму изящной тонкой мебели: туалетный столик на трёх ножках с парочкой флакончиков дорогих духов на нём, гардеробный высокий шкаф с резьбой, компактное кресло у стены и огромная широкая кровать с балдахином прямо посередине комнаты. И главное, всё вокруг имело эдакий солнечный, янтарный и медовый цвет, а Алекс не любила жёлтый. Но здесь, неоспоримый факт, устраивать маленький праздник с такими банальными развлечениями, как битва подушками (хотя именно от этого аттракциона девочки решили отказаться, так как подушки у Лизы были такими плотными и тяжёлыми, что хоть убивай) было гораздо удобнее.

— Эх ты, слабачка, — глумилась блондинка, глядя на Александру, что зевала так, что челюсти трещали, и едва могла держать глаза открытыми. — Неужели ни разу ночь напролёт не веселилась?

— Ага, слабачка, уже четвё-о-о-ртый час, — потирая глаза, ответила девочка, после чего сверкнула хитрым взглядом из-под ресниц, — А ты веселилась?

Лизавета, пойманная на слове, усмехнулась и добродушно посмотрела на Сашку.

— Знаешь, ты, наверное, лучшая младшая сестра, которую можно себе представить.

— Это ещё почему? — удивилась лучшая младшая сестра, ожидая подвоха.

— Потому что родителям ничего не рассказываешь.

Саша понимающе хихикнула.

— Действительно, я самое настоящее сокровище!

Средняя Заболоцкая крепко обняла рукой девочку за шею, поцеловав в щёку и прижав к себе.

— А впрочем, ты действительно натренированная, — заметила Саня. — Если от заката и до рассвета любуешься деревенскими пейзажами с тем рыжиком, — и девочка аж заурчала от удовольствия и осознания того, что наконец сказала это, поглядывая на покрасневшую Лизу.

— Не мучай меня. Я и представить себе не могу такое… фу.

— Но всё же, меня изводит любопытство, — капризно сказала Алекс. — Каким образом ты всегда успеваешь вовремя вернуться домой? В смысле, до той Большой дороги путь не близкий, а тебе нужно успеть туда-обратно, да ещё и кавалера своего отвадить.

— Ты перестанешь издеваться надо мной, или нет? — рассердилась блондинка. — Я… — девушка замолчала, нахмурилась, подумала. С одной стороны, тайна перестаёт быть тайной, если о ней знают трое и более, а с другой Саша почти никогда не совала свой нос в чужие дела и не изнуряла допросами, и она, хотя любила поговорить, была не болтлива и с достаточным количеством костей в языке.

— Мы с ним встречаемся здесь, на участке вокруг особняка, — неохотно ответила она. Сестра подавилась шоколадной конфетой.

— Тогда я не понимаю, зачем весь этот спектакль. Вы, ребята, артисты самые настоящие, если родители всё и так знают, почему я должна была скрывать?..

— Они ничего не знают.

Молчание длилось, кажется, десять минут, на самом же деле секунд сорок. Александра старательно пережёвывала и переваривала информацию, очевидно, не найдя причин не верить блондинке.

— А с этого момента, если можно, поподробнее.

И Лизавета всё ей рассказала: о ночных визитах Митьки, о том, что охранники у ворот ничего подозрительного не видели и не замечали, и как бы Лиза их ни расспрашивала и даже ни угрожала, ничего толкового добиться от них не смогла (они не имели понятия о семье Моряковых вообще), о том, что сама годами пыталась подкараулить мальчишку, но тщетно.

— Какие дела… — пробормотала впечатлённая девочка. При следующей встрече с Димой нужно будет осторожно у него всё повыспрашивать, потому что здесь дело явно нечисто или, по крайней мере, неясно. Но ещё больше Александру поразило то, что, оказывается, не только у неё с ребятами есть секреты от Лизаветы, но и у ребят с Лизаветой от неё. Вот так, не постесняюсь сказать, паутина интриг, осталось только им с сестрой сговориться против Мити, и будет полный комплект. И внезапно в голову Александры пришла страшная и сюрреалистичная мысль: а вдруг Лиза тоже упрашивает Морякова подружиться с Сашей, чтобы не разрываться между близкими ей людьми, а мальчишка слушает, со всем соглашается, да тихонько насмехается над обеими? Невозможно, нет, бред душевнобольного! Ух, взрыв мозга…

— Эй! — щёлк пальцами у неё перед носом. — Пора тебе уже выходить из транса, только медленно, потихоньку.

Саша с трудом вернулась в себя и сфокусировала взгляд.

— А ты никогда его не спрашивала? Как, мол, да зачем.

— Спрашивала, разумеется, — фыркнула старшая Заболоцкая.

— А он?

— Не отвечает, разумеется! — она немного помолчала. — Это его головоломка, загадка. Уже который год не могу решить… Он говорит, что если я сама пойму, каким образом ему удаётся проникать сюда незамеченным, то он отрицать не будет и подтвердит.

— Извращенец! — захихикала Саша. — Какие-то странные у него развлечения. Значит, так и не разгадала, задачку-то?

— Нет, разумеется! — Елизавета вдохнула, успокаиваясь. — Все варианты перепробовала, и возможные, и невозможные. И лаз в заборе, и сговор с охранниками, и туннель в земле. Склоняюсь к варианту, что давно уже всё поняла, а этот рыжий гад не признаётся.

— И про магию спрашивала? — брякнула сестра.

— Что?! — не поверила ушам Лизавета, и быстро скопировала постоянное выражение лица матери. — Некоторые твои шутки неудачны, особенно последняя.

Саня немного обиделась, — Это ты насмехаешься надо мной! А я говорю серьёзно.

— В таком случае меня извини, но, кажется, ты перегнула палку.

— А что такого? Это же не невозможно… — Лиза перебила её безмолвно, одним лишь взглядом.

— А то, — выждав паузу, продолжила она, — что Митька, если бы я ему такое сказала, имел бы полное право оскорбиться.

Младшая девочка не стала говорить, что Митя имеет такое право во время каждой встречи с Лизаветой.

— Потому что, сказать ему такое — это то же самое, что обвинить в воровстве. Покуситься на монополию королевского двора на магию, скажи спасибо, что тебя никто не слышал! Теперь-то я понимаю, почему родители не любят, когда мы обсуждаем политику, не детское и не женское это дело! Так рассуждая, ты, в худшем случае, придёшь к выводу, что если кому-то очень хочется, то, значит, и можно, только осторожно, да? А потом что? Будешь с лозунгами а-ля «Магия Для Всех» по Большой дороге ходить?

— Хм, кажется, тебе уже хватит, — пробормотала Александра, забирая у Елизаветы винные конфетки. Она смотрела на стремительно краснеющую Лизу и думала о том, какая же сестра спорщица. Хотя в этот раз, кажется, говорила серьёзно, неужели действительно боится, что кто-то стоит под окнами и подслушивает их антиправительственные речи? Странная…

— Почему обязательно покуситься, — сдаваясь, возразила Саша. — Может быть, Моряковы… были приближены.

— Всей стране, от министра и до нищего, уже всё известно, когда Король только собирается или подумывает о том, чтобы облагодетельствовать какую-либо фамилию, что уж говорить, если кто-то действительно получает благодать! Помнишь, какое было празднество по всему государству год назад, когда Лихоборовы стали фаворитами.

— Да, — мечтательно возвела глаза к потолку Алекс. — Целая неделя была неучебной.

Разгорячившаяся Лизавета застыла, махнула рукой на сестру и окончательно подобрела.

— Иногда мне кажется, что тебе уже не меньше тридцати, — задумчиво сказала девушка. — А иногда ведёшь себя, словно малый ребёнок, например, сейчас. Впрочем, теперь-то ты понимаешь, почему твоя версия просто не имеет права на существование?

— Теперь понимаю, — кивнула та. — Но всё же попытка не пытка, я бы на твоём месте спросила, на всякий случай.

Блондинка застонала и повалилась на подушки. Повернула голову к Саше, лениво запустила пальцы в чашку, бросила в сестру карамель на палочке и тихонько завыла.

— Ты что? — удивилась Саня.

— Хорошо мне, не видишь? Хорошо.

— Этот стон у нас песней зовётся? — понимающе кивнула та.

— Наверное. Но чтобы… это… я или кто-то другой, тем более кто-то другой, от тебя такого бреда больше не слышали, — этими словами девушка, похоже, решила закрыть неприятную тему.

— Ага, у тебя ведь у самой глаза слипаются!

— Это всё из-за тебя. Только слышу слово о политике, сразу в сон клонит, — засыпая, пробормотала Лиза. Саня посмотрела в окно.

— Ух ты, уже светает.

— Да и Бог с ним. Ложись лучше, времени ещё много.

— Что, прямо к тебе?

— А ты брезгуешь? — насмешливо спросила девушка.

— Нет, наоборот, — Саша радостно опрокинулась на мягкий матрац. Давно уже она не спала рядом с кем-то, с самого раннего детства. Интересно, это так же волшебно и хорошо, как и тогда?

— Только не пихайся, — успела вставить улыбающаяся Саня.

Лизавета тихо фыркнула, свернулась калачиком около сестры, после чего обе почти сразу же заснули.

***

Вероятно, в данный момент вы мало что понимаете: возвращаясь к самому началу моего повествования, наверное, многие из вас узнали себя в том бедном лирическом герое-мечтателе, наверное, многим из вас очень хорошо знакома ситуация, описанная мною, но, скорее всего, это и есть то единственное «мало» которое вы смогли понять. А далее… Что за люди, что за места, что за настроения? Всё незнакомое, неправильное, неродное, не встречавшееся вам ранее ни единого разу. Но вы не пугайтесь, не злитесь, ибо вы не одни такие, даже для меня сейчас остаётся много тёмных неясных провалов, и именно так и должно быть, именно так всё и задумывалось и на это рассчитывалось. Не знаю, правильно ли я поступлю, но всё же открою вам тот маленький кусочек правды, коим была облагодетельствована по чистой случайности, а если же вы начнёте насмехаться надо моей историей, опровергать все мои доказательства, называть меня клоунессой или сошедшей с ума, призывая к этому остальных, то я на вас обиды не держу — страх не порок, и я не обязываю вас дальше выслушивать меня, в конце концов, вам могут и не понадобиться эти знания, и зачем тогда, спрашивается, были все страдания, неверие, крушение собственного внутреннего мира? Правильно, незачем, поэтому, дабы избавить меня от оскорблений, выпаленных в минуту горячности, а вас от ненужных излишних переживаний, лучше не слушайте меня. Или заранее представьте, словно всё, сказанное мной, искусная выдумка, запаситесь терпением и готовьтесь слушать сказку. Возможно, вы предполагаете, что я, подобно множеству уличных сказителей, начну повествование с того, что ночью, разгоняя пламенем свечи тьму, с таинственным и жалостливым видом провою: «То, во что вы верили, то, чему вас учили, есть ложь!» Не бойтесь, не настолько всё плохо, но бОльшая часть ваших знаний действительно не точна. И, первым делом, ваши карты. Я, разумеется, имею в виду не игральные карты, а географические, и больше всего ошибок находится в политических и физических атласах России. На самом деле, наша страна не самая большая на планете, хотя так и считают большинство людей (меньшинство же попросту не имеет ни малейшего понятия о науках в целом), и занимает площадь, равную примерно 3,5 млн км^2, то есть, лишь европейскую её часть, до самых Уральских гор — это и есть Российская Федерация. А дальше, на восток, почти на всю Азию, вплоть до Охотского (точнее, Пресного) моря простирается совершенно другое государство — Великая Русь. Да шучу я, шучу, не кривите носы раньше времени. Настоящее имя его — Ростерия, и, разумеется, это название никак не характеризует особенности или уникальные признаки той земли, не содержит в себе никакого скрытого смысла и не имеет перевода с иностранного языка. Жители той страны, ростерийцы или ростеряне, я, по правде, не имею понятия, да и не важно, знают в тысячи раз больше нашего, хотя бы потому, что им известно о нашем существовании, обычаях, цивилизации и местности, и называют нас просто, зауральцы, почему, думаю, не стоит объяснять. К сожалению, пообщаться с этими загадочными людьми нет ни малейшей возможности: с их стороны коммуникация полностью запрещена, так же, как и пересечение границы, будь то суша или море, а мы, то есть Россия и её население, даже не подозреваем об их, ростерян (всё-таки, так красивее звучит) существовании. Как же такое может быть? Ответ прост, как дважды два, так как является единственным возможным — чары. Теперь можете кривиться и морщиться, сколько душе угодно, я говорю серьёзно. Скорее всего, не сразу, через несколько лет, вы поймёте, что лишь это является разумным объяснением. Откуда же в Ростерии взялось волшебство и почему именно там? Особенно углубляться в историю не буду, ибо в силу скудности полученной информации не имею такой возможности, так что довольствуйтесь крохами: когда-то давно, по-настоящему давно, вся Земля, не почва, как вы могли подумать, а целая планета, была пропитана магией, словно губка водой. Вообще-то, это не совсем магия в том смысле, в котором мы привыкли о ней думать, даже ростеряне не знают точно, как её назвать: жизненная сила Земли, просто Жизнь, реже, жидкие чары (позже поймёте почему), но колдовство, я считаю, самое близкое по значению и простое для понимания слово из мне известных. Однако я снова отвлеклась. То, о чём я говорила, происходило (хотя нет, этот глагол употребляем по отношению к каким-либо мимолётным в сравнении с жизнью планеты событиям) или имело место до 17–18 века, до промышленного переворота и глобального перенаселения, и сильнее всего было развито во времена Средневековья. Логическую связь уловить очень легко: как я уже говорила, это нечто, названное волшебством, также некоторыми именуется жизненной силой Земли, поэтому сразу становится понятно, что это производится природой, окружающим нас миром, и, следственно, чем более этот самый мир здоров и силён, чем более в нём ресурсов, тем более он полон жизнью и магической энергией. А чем больше мы, люди, развивались и развивали производство и науку, чем быстрее двигался прогресс, чем сильнее мы загрязняли и разоряли родную планету, тем слабее и опустошённее становилась она. Наконец мы добились того, что уже почти нигде не осталось не только магии, но и воспоминания о ней обратились в легенды, конечно, людям стало слишком горько от осознания потери, поэтому легче было притвориться, словно никакой потери не было вовсе. А это измученное, умирающее, забытое существо, буквально изгнанное из собственного дома, отступало, стремительно откатывалось назад, искало приюта, спасения, в областях и землях, которые ещё не успели навсегда отравиться ядовитыми парами новой цивилизации, где ещё сохранялась нетронутая или почти нетронутая человеческой рукой природа и где была возможность надеяться на людское понимание, жалость и защиту. Обрывки Жизни поселились в самых неразвитых и обширных на тот момент территориях Земли, одной из которых оказалась азиатская часть России, будущая Ростерия. Надо признать, что такой выбор был замечательно хорош и разумен, может, даже достоин какого-нибудь даровитого знаменитого полководца, хотя, скорее всего, имело место лишь случайное везение. Отчего я так расхваливаю выбор именно этого места? Потому что в нём оказалось необъятное количество преимуществ. Например, Российская Империя во время мировой промышленной революции являлась самой большой, и главное, одной из самых медленно развивающихся стран, кроме того, невообразимое богатство и разнообразие окружающей среды и ресурсов, надёжная материальная граница в виде Уральских гор, разрезающих напополам материк, и очень маленькая плотность населения. Однако сейчас вам не так интересно выискивать достоинства размещения или выглядывать причины такого разумного поведения со стороны такого, казалось бы, неразумного, эфирного и, может быть, не совсем живого существа, как узнать, каким же образом волшебству удалось мастерски и надолго спрятаться от разрастающейся и прогрессирующей, постоянно голодной и жадной человеческой натуры, как минимум, укрыться от туристов и спутников, обитающих в космосе, безжизненной пустой среде? Насколько мне удалось понять, Жизнь-Магия, в попытках защитить себя, скрыла чем-то вроде невидимого неосязаемого купола всю занятую собой территорию: от горного хребта и через всю Азию вплоть до острова Сахалина и Берингова пролива, захватывая кусочек мирового океана, и ввысь на несколько километров. Но барьер не ставит своей целью остановить кого-то, по крайней мере, не в том же топорном смысле, в каком это делает стена или запертая дверь, теоретически каждый из вас сможет беспрепятственно его пройти. Настоящее его предназначение — обмануть, запутать, отпугнуть. Ни одна техника, ни воздушная, ни подводная, ни сухопутная, не сможет доставить какие бы то ни были факты о Ростерии в правдивом, неискривлённом виде. Ни один человек не засомневается в информации о Ростерии, предоставляемой ему картами и географическими атласами. Ни один путешественник не поставит себе целью добраться до Ростерии, а если и поставит, то не доберётся в силу непредвиденных обстоятельств. И ни один правитель не сочтёт нужным проведать азиатскую половину якобы своих владений. Но, как вам уже известно, ростерянам тоже практически невозможно покинуть своё государство, и вовсе не из-за защитного барьера, а по воле местных королей и правительства, которые ревностно охраняют свой секрет и сокровище от всех посторонних, не допуская и случая разглашения страшной тайны. По внутреннему периметру страны они, один за другим, уже на протяжении веков располагают стражу, караул, солдат, офицеров, там же и суды на случай поимки потенциального будущего эмигранта. И свобода передвижения — далеко не самая последняя ростерянская жертва в обмен на энергию жизни — им пришлось навсегда отказаться практически ото всех благ научного прогресса, чтобы сохранить девственную чистоту природы и не изничтожить остатки волшебной энергии. Да, уже многим поколениям там не знакомы такие понятия как электричество, телевидение, бензин и автомобили, химическая промышленность и прочее. Как же им удаётся выживать, спросит любой среднестатистический современный подросток. А как выживают и вовсе не развитые племена Африки? Разумеется, я сильно преувеличиваю, не настолько всё плохо; местные жители создали и изобрели несметное множество собственных механизмов и приборов, не загрязняющих среду, но, конечно же, тем людям живётся намного менее удобно и комфортно, нежели нам, мы, по сравнению с ними, можно сказать, избалованы. Я, признаться, с удовлетворением, вижу на ваших лицах высшую степень удивления. «Неужели…» — задаётесь немым вопросом вы (а если не задаётесь, то советую задаться, и как можно скорее): «Неужели магия — это вовсе не уникальный дар, присущий людям, называемым колдунами, неужели магия — это какое-то самостоятельное, живое нечто, неужели люди даже не имеют права обладать ею, а лишь наблюдать?!» Дааааа… Людей всегда интересует только практическая сторона вопроса. Готова поспорить, что никто из вас не хотел расспросить меня поподробнее про политический режим, культуру или верования и обычаи Ростерии, чтобы просто пополнить собственные знания, конечно, вам это не нужно и не важно. Зато я знаю, что для вас теперь важно: выведать, можно ли как-нибудь использовать эту таинственную земную энергию в своих целях, выгоду из неё извлекать, а если можно, то как, если же нельзя, тои чёрт с ней, верно? Я обещала быть честной, поэтому скажу прямо — да, можно. Каким образом? Это объяснить уже сложнее. Попробуйте на некоторое время отвлечься от моего рассказа и воскресить в своей памяти всё, что вы изучали в школьном курсе географии, а после ответить на мой простой вопрос: что такое щит? Что? Ха-ха, да, мальчик мой, у рыцарей они тоже были, но я имела в виду щит как область платформы, на которой фундамент выходит на поверхность Земли, но это чересчур по-научному и, как я догадываясь, не всем понятно, так что я скажу попроще: платформа (отдельный кусок земной коры) состоит из кристаллической породы (фундамента) снизу и осадочного чехла сверху, и не важно, известны ли вам все эти научные термины, главное, запомните названия и расположение, хорошо? Низ, верх — это же всё несложно! Итак, продолжим: когда кристаллической породе становится слишком тесно под чехлом, она пробивает его и выходит наружу. Зачем я вам это рассказываю? Потому что то же самое, или почти то же самое, произошло и с этой энергией жизни. Спустя некоторое время после размещения на крошечном по сравнению с целой планетой участке, это существо, восстанавливаясь и разрастаясь благодаря бережному человеческому к ней отношению, почувствовало, что ей перестало хватать занятого пространства, и тогда, в точке наивысшей магической концентрации разверзлась почва, и появились живые источники, те самые ранее упомянутые мной «жидкие чары». Практически все водные ключи возникли в одном месте, недалеко друг от друга, поэтому несложно догадаться, что именно там был построен королевский дворец, огороженный десятью заборами и охраняемый огромной армией — защита от больших охотников до волшебства. Остальные же два-три одиночных источника были завалены по приказу правителя, чтобы ни капли колдовства не досталось постороннему. С тех самых пор королевский двор получил монопольное право пользоваться Жизнью, а за посягательство на неё принята высшая степень наказания — смертная казнь. Говорят, стоит лишь один единственный раз испить той чудесной воды, и навсегда завладеешь частицей этой волшебной силы… Слышу чей-то вопрос… Какой силы? В этом-то вся и штука: до последнего не знаешь, что за дар достанется тебе. Энергия природы — всего лишь энергия, она не имеет определённой формы, цвета, признаков, это только жидкость, принимающая форму сосуда, то есть человека, в котором хранится, поэтому сущность наших чар целиком зависит от нас, от наших личных моральных и физических качеств, дааа…

Стоп! Подождите-ка… Что это, там? Это, это… Нет, не может быть, не верю глазам! Видите ли вы, все, видите? Смотрите: вон там, на Народной горе, почти у самой вершины. Видите теперь? Что этой девчонке там понадобилось? Она же не… Она ведь не собирается пересекать границу? Нет! Несчастная сама не понимает, что делает. Она уже у барьера… Остановите же её кто-нибудь! Ах!..

Ростерия. Лихо одноглазое в роли почтальона

Погода переменилась очень быстро и неожиданно: ещё день назад светило солнце, на небе не было ни облачка, хотя и дул прохладный ветер, а сегодня — пожалуйста, дождь, хотя нет, ливень, едва ли не с градом. Саша сидела на узком дорогом деревянном стуле с высокой спинкой, закинув босые ноги на низкий дубовый журнальный столик, и читала какую-то новую толстую приключенческую книгу с жёсткой красивой обложкой. Её густые русые волосы впервые за очень долгое время не были стянуты в косу, а распущены, и, когда девочка закидывала голову назад, доставали почти до пола. Вдруг относительную тишину прервал грохот, потом топот, и в зальную комнату влетела раскрасневшаяся и запыхавшаяся Лиза, сразу наткнувшись на отвлёкшуюся от истории сестру. Последняя удивлённо заулыбалась: уже пару недель Лизавета находилась в несвойственном ей приподнятом, иногда весёлом настроении, что не могло не радовать Сашу, но порой девушку и вовсе захватывала отчаянная эйфория, например, как сейчас, и это наводило на разные тревожные мысли и подозрения, чаще всего, небезосновательные. И на этот раз лицо средней Заболоцкой светилось от довольства и гордости, она смешливо поглядела на девочку и хихикнула:

— Знаешь, почему я сразу же тебя нашла? — и, не дождавшись ответа, продолжила. — Потому что ты всё там же, где я тебя оставила несколько часов назад! Что с тобой, совсем тебя не узнаю! Обычно ты такая подвижная, егоза, а в последнее время всё сидишь на мягком месте, даже скучно.

— Я тоже тебя совсем не узнаю, — заухмылялась Александра.

Елизавета пропустила это мимо ушей, кажется, пребывая в экстазе.

— Аааа, поняла, это из-за твоей болезни, — догадалась она. — Хотя выглядишь ты уже гораздо лучше, посмотрите, какая румяная! — девушка попыталась ущипнуть Сашу за щёку, но та неловко увернулась, при этом чуть не упав со стула.

— Успокойся! — рассмеялась та. — Отчего ты сегодня такая возбуждённая?

Лиза таинственно поиграла бровями, после чего резким движением руки вытащила из кармана… Панфлейту[3].

— Откуда это у тебя? — округлила глаза Саня.

Оказалось, что ещё утром девушка решила порыться в мамином и папином старом сундуке, что стоял в углу кладовой (услышав такое, Александра осуждающе покачала головой) и нашла это чудо, как сама его постоянно называла, в совершенно неизношенном, новом и прекрасном состоянии, а после ещё получаса поисков и обучающую инструкцию, и всё это время старательно впитывала в себя новые знания и тренировалась.

— Нет, ты представляешь! — радовалась она. — Какая же прелесть, а!

Это действительно была прелесть: элегантная, изогнутая, тонкая и лакированная, явно сделанная для женской руки (точнее, рта))) и из эбенового дерева, но правильную Александру этот аргумент не разжалобил.

— Всё замечательно с одной стороны, но не очень хорошо с другой, — и, увидев недоумение на лице сестры, пояснила. — Инструмент, в конце концов, не твой, и на твоём месте я бы положила его обратно, а лучше вообще не брала бы без спроса.

Поняв, что Саше каким-то непонятным невозможным образом не передался её восторг, Лизавета закатила глаза и поспешила оправдаться.

— Я знаю, и обещаю тебе, что скоро верну, но, во-первых, мы родителям не чужие люди, чтобы разделять вещи на «моё-твоё», а во-вторых, этот сундук стоит там с начала времён! И вряд ли родители вообще помнят о его существовании. Санечка, а?

Младшая Заболоцкая рассмеялась, неожиданно для себя услышав просящий тон блондинки и закивала.

— Ладно, раз уж взяла, развлекла бы меня хотя бы. Посмотрим, как у тебя выходит.

— На самом деле, всё совсем не сложно, хотя ты и могла так подумать… Впрочем, и я сначала то же подумала, да не суть, ты посмотри только!

В следующую секунду она поднесла инструмент к губам, сделал глубокий вдох, сосредоточилась, в чертах её выразилось напряжение и удовольствие, после чего она подула. Нет. Запела. Запела то ли Лиза, то ли флейта, то ли их единство, Саша не знала, она просто с зачарованным видом смотрела и слушала, как не слушала, казалось, ещё не на одном оркестре в жизни. И вовсе не потому, что у девушки-подростка получалось производить на свет мелодию гораздо искуснее и красивее, чем у всех тех скучных пожилых знаменитых мастеров, разумеется, такого даже и не могло быть; а потому, что у неё получалось. Признаться честно, сперва девочка не верила, что Елизавета сможет создать музыку, хотя и простенькую, хотя и с фальшью, хотя и подглядывая в журнальчик с нотами, но всё же… Кажется, сама игравшая получала огромное наслаждение от процесса.

Ух, — представление закончилось, и младшая девочка с серьёзным и немного торжественным видом зааплодировала.

— Что скажешь? — спросила смущённо выступавшая.

— Скажу, что если бы я обладала хотя бы десятой долей твоего невероятного дара осваивать любое мастерство в считанные минуты, то жизни бы не пожалела, чтобы научиться всему.

Лиза смогла уловить лёгкую грусть в голосе сестры и поспешила успокоить.

— Зато ты самая умная-разумная и трудолюбивая в нашей семье, — сказала она, привычным движением обнимая сестру за шею.

— Спасибо, — благодарно отозвалась та, отложила в сторону книгу и вытянула из пальцев Елизаветы инструкцию.

— Так что скажешь-то? — не отставала блондинка.

— Очень понравилось. Конечно, если ещё потренироваться неделю-другую, совсем хорошо будет, но ты же не будешь.

— Почему не буду? — возмутилась Лизавета. — Может, я с этим жизнь свою свяжу…

— Потому что очень быстро и часто увлекаешься. В прошлом месяце ты была в восторге от рисования, а в позапрошлом от вязания спицами. Прикладывала бы ты хоть сотую часть этого упорства к учёбе.

— Что правда, то правда, — не смогла не согласиться девушка.

— А жаль. У тебя так хорошо получалось лепить игрушки из глины. Между прочим, ты нескольких кукол так и не доделала, а мне они нравились.

— Доделаю, — беспечно пообещала та. Саша лишь недоверчиво повела головой.

— Пойду, положу обратно, — с излишней демонстративностью помахала инструментом перед Саниным носом Лиза.

— Подожди! — она призадумалась и с неуверенным видом забрала флейту у старшей сестры.

— Первый раз вижу, чтобы ты так внезапно чем-то загоралась, — удивилась последняя.

— Всегда мечтала играть на чём-нибудь… Теперь я отчасти понимаю, отчего ты в таком восторге.

— Да, но не только поэтому, — злорадно хихикнула девушка, — сегодня ведь твоя очередь готовить ужин!

Александра с мученическим видом застонала.

— И не отпирайся! Всю прошлую неделю кухаркой была я. А ты сама сказала, что чувствуешь себя уже совсем хорошо!

Саша без возражений оставила на столике панфлейту, зажала подмышкой книгу, с трудом отлипла от стула и пошла в сторону кухни.

— Выздоровеет уже Зинкина дочка, или нет, — проворчала она себе под нос.

На первом этаже отчего-то оказалось гораздо холоднее, и девочка поёжилась, морально готовясь к спуску в погреб. Она уже решила, какие продукты возьмёт: макароны, сыр, масло и помидоры, то есть те, что требуют наименьшей термической обработки и самые простые в приготовлении. Саша откинула люк в полу, легла рядом на живот и спустила руки в подвал, заранее посмотрев внутрь и обнаружив, что всё нужное находится в зоне досягаемости и лезть внутрь совершенно необязательно. В лицо сразу пахнуло, как ни странно, свежестью. Ух, бодрит! Там, наверное, чуть больше нуля. Достав будущий ужин, Саня быстро захлопнула дверцу и потёрла ладони. Тааак, полдела сделано, осталось только сварить спагетти. Зина перед уходом помыла посуду и накачала воды в бак, какая удача! Не придётся тратить время на ерунду. Александра схватила казанок, наполнила его из той канистры и подвесила над уже разведённым в мехкамине огнём. Хорошая штука — механический камин, новая, модная и удобная: нажимаешь на рычаг — и из камня с железом высекается искра; проворачиваешь ручку — и искра раздувается, перекидывается на другие поленья. А эта модель ещё и с дополнением — функция рубки и формирования дров. Девочка с гордым видом помыла овощи, достала столовые приборы, поставила стул ближе к котлу и в ожидании того, когда закипит вода, снова раскрыла на заложенной странице том.

— Ага, вот как ты, оказывается, ужин готовишь! — торжествующе вскричала Лиза.

— Да, так и готовлю, не мешай, — почти не смутилась Александра.

Лизавета поцокала языком; хитрый прищур её глаз выдавал какой-то замысел; после чего в мгновение оказалась около девочки и взглянула на обложку, напрягая зрение.

— Пикс… Пиксельный город! — прочитала она. — Ух ты! Для людей старше шестнадцати лет, — и озорно посмотрела на сестру. — Как нехорошо!

— У меня всё равно гораздо больше компромата на тебя, — сказала Саша, опять чуть покраснев.

— Ишь, как заговорила, — улыбалась девушка, — это так интересно?

— Да, но ты же не любишь… Ой, кипит! — и побежала забрасывать в казанок макароны. Блондинка тем временем двумя пальцами перехватила несколько страниц и с усилием прочла:

— «А я считаю, что у нас так быстро кончаются припасы из-за чрезмерного аппетита кого-то из участников команды, — сказала Настя и многозначно покосилась на Шурика». Смотри-ка, здесь героя-обжору зовут так же, как и тебя! М-да… — Елизавета повертела в руках книгу и заметила на себе пристальный недобрый взгляд. — Что? Огорчилась из-за обжоры? Да я…

— Знаешь ли ты, что я ещё не успела дочитать до этого места, и ты мне разрешила всю интригу? — мрачно осведомилась девочка.

— Да ладно тебе! И это называется интригой? Если да, то я не жалею, что не читаю ничего, кроме обязательной школьной литературы, — сказала Лизавета, усаживая обратно Саньку и заходя ей за спину, перехватывая свободной рукой расчёску и поправляя тяжелейшую копну волос, после чего начала мягко распутывать эти космы и обдумывать будущую причёску.

— Очень плохо. Потому что читать нужно с начала, — почти заурчала успевшая совсем разомлеть от умелых прикосновений Александра.

Ответ Лизы заглушил неожиданный стук в дверь. Девушку раздражённо выдохнула и пошла к выходу, приговаривая «И кого Лихо Одноглазое в такую погоду…». Саша напряжённо выглядывала в коридор, помешивая спагетти. Вернулась сестра быстро, с недоумённым видом и конвертом в руках.

— Почтальон приходил, — сказала она, о чём несложно было догадаться. — Скорое письмо прислал.

— Кто отправитель? — задала риторический вопрос Саша, провернула рычаг мехкамина в обратную сторону, затушив огонь.

— Родители, — подтвердила её мысли старшая Заболоцкая, распечатала, хотя скорее разорвала конверт, и, пощурившись с минуту, отдала плотную вощёную бумагу Александре. Та начала читать: «Первое, что хотим сообщить — не волнуйтесь, ничего страшного или неприятного не произошло (и происходить не собирается), а пишем мы вам для того, чтобы заранее предупредить вас о нашем скорейшем приезде, намеченном на четверг, в силу того, что…»

***

— Мы идём на бал к Лихоборовым? — бессмысленно повторила Лиза, до которой отказывался доходить смысл произнесённых слов.

— Да, Олег Ярославович Лихоборов прислал приглашение твоему отцу, — отозвалась мать, занятая тем, что разбирала чемоданы после приезда и судорожно раскладывала вещи в шкафу и комоде.

— Мне кажется, или папа не очень этому рад, — пробормотала тихонько Саша, наблюдая за нервно расхаживающим туда-сюда Николаем.

— Он очень рад, правда, Коленька? — напряжённо бросила Олеся, возвращаясь к своей одежде.

— И приём начнётся завтра в два часа дня? — уточнила девочка.

— Да-да…

— Тогда зачем суетиться уже сейчас? — продолжила Санину мысль Лиза.

Мама дёргано повернулась к дочерям.

— Скажите мне, звали ли нас Лихоборовы хоть раз с тех пор, как стали придворными? Или вы хотя бы много раз были на балах?

— Нет…

— И я тоже, поэтому пытаюсь сделать всё возможное, чтобы исправить ситуацию!

После этого Олеся снова захлопотала о гардеробе, а сёстры удивлённо переглянулись и вдвоём отправились в свои комнаты.

— Секунду! Лизавета! — донёсся снизу голос матери. Девушка остановилась.

— Найди свои серые туфли, они хорошо подойдут к тому фиолетовому костюму и серьгам… И-и-и-и, да, а ты, Саня… Впрочем, я скоро сама поднимусь к тебе и подберу одежду.

Елизавета недоумённо нахмурилась.

— Те туфли остались в Кирилльске… — осторожно напомнила она.

— Что? В Кирилльске? Вот же гадство! И что же теперь делать? Почему ты вечно всё забываешь?!

От подобного обращения даже Лиза не смогла ничего сказать, а лишь вытаращила глаза и открывала-закрывала рот, как рыба.

— Я же… Я же!.. — начало колотить от злости девушку.

— А другие нельзя надеть? — крикнула Саня, поглаживая сестру по спине.

— Да какая разница! — неожиданно вмешался Николай. — Какая разница, что за обувь, что за одежда! Лично я считаю, что главное — одеться чисто и не неряшливо, а остальное — пустяки. В конце концов, перед кем вы собираетесь красоваться? Перед Лихоборовыми? Оооо, не следует отбирать у них хлеб, хвастаться — их прерогатива. Так ведь? Иначе зачем устраивать приём, специально для этого покупать новый особняк и приглашать нас?

— Очень надеюсь, что ты не скажешь подобного на балу, — ответила мама спокойно. Дочери удивлённо переглянулись: они впервые видели отца таким вспыльчивым и раздражённым. Что-то здесь нечисто.

— И кстати, срочно напиши в «Башмаки от Марфуши», скажи, что нам уже к завтрашнему утру нужны туфли на заказ, цвета… А впрочем, ничего не делай, я сама напишу, ты не знаешь мерок…

— Нам можно идти? — осторожно спросила Александра. Похоже, родители были слишком заняты и не расслышали девочку, так что ответом ей послужило молчание, и, восприняв это за согласие, сёстры поспешно удалились в свои комнаты.

На следующий день почти все Заболоцкие встали раньше обычного: Николай с Олесей — чтобы заранее всё подготовить к поездке, Саша — услышав возню и шум, а Лиза… Её и пушечный выстрел не поднимет. Мать с отцом жутко суетились, брались то за одно дело, то за другое, и Саньке совершенно не удавалось не то, что помочь чем-либо, но и понять, чем родственники занимались в данную секунду; лишь раз она смогла расслышать более или менее самостоятельную часть диалога:

— …Да, и надо срочно вызвать какой-нибудь транспорт, путь неблизкий, — это, кажется, мама.

— Думаю, четвёрка лошадей нам отлично подойдёт, — пробурчал папин голос.

— Коля… — уже осуждающе, — не строй из себя шута. Я поручаю тебе серьёзное дело.

— Хорошо! Кибитка… И не смотри на меня так! Хорошо. Я прикажу привезти ту самую, последнюю кибитку. Она же тебе нравится, да?

— Пожалуй, да, — со скрипом согласилась Олеся, — но ты ведь знаешь, я была не против автомобиля[4].

— А я против, — категорично заявил Николай, — в том случае Олег Лихоборов обязательно решит, что мы красуемся, а мне этого не надо! Пусть другие на машинах приезжают, я не запрещаю.

— Ох, беды одни с этим приглашением! — простонала мать, и на этом варианте старшие Заболоцкие пришли к компромиссу.

Зинаида вынуждена была уволиться из-за болезни дочки, родители не поскупились на выходное пособие, но с радостью наняли другую кухарку, которая обещала приступать к работе засветло и уходить на закате, поэтому сегодня завтрак был подан не в девять часов утра, а аж в семь. Александра привыкла, что мама с папой регулярно меняли обслуживающий персонал и почти не отреагировала на известие об уходе Зины Прокофьевны, тем более что эта женщина ей всегда отчего-то не очень нравилась. Кстати, совершенно неожиданно Олеся решила позавтракать со всеми церемониями — в столовой и в присутствии нескольких дворецких (вызванных специально для этой клоунады), очевидно, заранее готовилась к приёму. Итак, вся еда, хотя в данном случае кушанье, уже была сервирована в лучшем виде, а Заболоцких до сих пор за столом присутствовало лишь трое, и Сашу снова отправили наверх будить сестру. Однако когда девочка открыла дверь, то обнаружила Лизу, полностью одетую и умытую, лежащей поперёк незастеленной кровати и болтающей ногами.

— Так ты уже не спишь? — возмутилась Саня.

— А должна?

Этот вопрос, очевидный и наглый, сбил Александру с толку.

— Мы тебя, вообще-то там, внизу, ждём!

— Да? Тогда сейчас приду, — казалось, девушка о чём-то крепко призадумалась. Младшая Заболоцкая мгновенно смягчилась и плюхнулась на жёсткое кресло в углу.

— Как всё странно, да? — первой начала разговор девочка, у которой внутри словно бурлило от волнения, не испытанного ей ранее.

— Что?

— Как же, что? Мы — и на самый настоящий бал; слово даже такое смешное, несерьёзное, понимаешь? Как будто всё, что нас касается, сразу становится детским, а этот бал взрослый, там будут и другие, и всё это уже сегодня; нам и костюмы подобрали взрослые, меня раньше только в платья с рукавами-фонариками и кружевом наряжали; да ведь это всё в первый раз, ты понимаешь? — Саня совсем изнервничалась под конец своего путаного объяснения.

— Ничего странного не замечаю. Всё в жизни бывает в первый раз, — с напускным равнодушием ответила Лизавета, не вставая с кровати.

— Хммм… Ан нет, я вижу! Ты губы поджимаешь, и глаза у тебя блестят! Что ты таишься? Я уже поняла, что тебе хочется на этот приём так же, как и мне!

— Хорошо-хорошо — замахала руками та, — ты меня раскусила. Мне, правда, было бы гораздо приятнее, если бы приглашение нам с тобой прислали отдельное

— Не злись на них. Открою тебе секрет, они волнуются не меньше нашего…

— Никакого секрета ты мне не откроешь, и так всё подмечаю. Особенно отец почему-то очень беспокоен, даже зол.

— Я заметила. Но это же не помешает нам наслаждаться вечером у Лихоборовых, да?

Елизавета немного насмешливо поглядела на сестру.

— Зуб даю, добрая половина твоего восторга связана с возможностью примерить парадную бальную одежду. Я же знаю, ты жутко любишь красивые тряпки.

— Что правда — то правда, — чуть смутилась Саня, — наряды — это моя слабость. Да, тебе же скоро принесут новые туфли на примерку? Мама говорила.

— Да пропади оно всё пропадом, — преувеличенно сердито пробурчала девушка. Саша с интересом зацепилась за эту реплику.

— Если ты так, как сама постоянно говоришь, презираешь… — это слово она произнесла с какой-то комичной интонацией, коверкая его, что-то похожее на «прэзираэшь», — … все эти дорогие «тряпки», то отчего так сгораешь от нетерпения? Уверена, кроме разнообразных нарядов и сплетен, на этом приёме ничего не будет.

— Во-первых, ты забыла про вкусную еду.

— И правда! — рассмеялась Александра.

— Во-вторых, это же бал, а на балах обязаны быть танцы!

— Не уверена… — пробормотала Саня. — А в-третьих?

— А в-третьих, у меня там хороший друг, — таинственно поиграла бровями та.

— Скажешь тоже, ты этого своего друга, кем бы он ни был, видишь только летом, и то пару раз!

— Не важно, — отмахнулась Лиза, обиженная отсутствием интереса со стороны Сашки относительно личности неизвестного товарища блондинки, — главное, мы понимаем друг друга! Да, и он рассказывал мне кое-что об Олеге Лихоборове, говорит, очень серьёзный, даже суровый, особенно в отношении своих работников…

— Да что ж такое?!

Сёстры подскочили на месте. На пороге комнаты стоял Николай, уперев ладони в косяк, скорее нервный, чем разозлённый.

— Нужно ведь совесть иметь! Мы с матерью вас там ждём — не дождёмся.

Девочки через секунду прошмыгнули под руками отца и чуть ли не кубарем скатились по лестнице.

Во время завтрака, необычно неуютного и несемейного, Александра вдруг отложила вилку, вскочила из-за стола и убежала куда-то. Лиза недоумённо посмотрела ей вслед — что же это сегодня со всеми творится? До полнолуния же ещё далеко. Родители тоже на секунду вытянулись, отслеживая путь меньшой дочери, пока та не скрылась за поворотом, а потом продолжили есть мягкие большие горячие вафли, запивая какао. Лизавета без стеснения уже третий раз брала добавку, щедро поливая и без того сладкое тесто вареньем.

— Я бы на твоём месте сократил темпы поглощения, — сказал Николай, почти не притронувшийся к еде. Вилка с особенно большим и пропитанным джемом куском замерла на полпути к Лизиному рту.

— Чтобы вечером нанести как можно больший убыток Лихоборовому столу.

Напрягшаяся было девушка хихикнула, а Олеся не выдержала.

— Может, прекратишь уже, а? Сам ведь себя накручиваешь.

Папа насупился, и тут в столовой снова показалась Саня, немного бледнее обычного. Она села обратно на своё место рядом с Елизаветой и как-то вяло начала ковыряться вилкой в тарелке, хотя была известной сладкоежкой, так же, как и сестра.

— Что-то случилось? — нетерпеливо спросила мать, неприязненно посмотрев на дворецких и отослав их резким движением руки.

— Ничего, я просто подумала, что, может, было бы лучше, если бы вы пошли на приём… Без меня.

— Что? Почему? — первая вскинулась блондинка. Провести всю вторую половину дня за столом с чопорно-учтивыми гостями и хозяевами — нет уж, увольте!

— В приглашении упомянуты четверо членов семьи Заболоцких, то есть, все мы, — нахмурилась мама, — и это будет крайне неучтиво с нашей стороны…

Кажется, папа очень хотел сказать какую-нибудь колкость, всё также связанную с будущей поездкой, но, недавно осаждённый, решил промолчать.

— Я знаю, но боюсь, как бы не вышло ещё более неучтиво, уже с моей стороны, — сказала девочка. Она выглядела очень расстроенной и, судя по всему, по прежнему мечтала о бале, но уже приготовилась к тому, что останется дома, одна, в то время как остальные её родственники отправятся развлекаться на званый ужин к ни много ни мало всеобщим знаменитостям. Низко склонённое завешенное волосами личико Саши, пока ей в голову приходили подобные мысли, стало настолько грустным и жалобным, что Лизавете ложка мёда поперёк горла встала, и пришлось отодвинуть от себя недоеденный завтрак. Получилось слишком демонстративно, и Олеся, без того уже на взводе, взорвалась.

— Зачем вы мне эти спектакли устраиваете?! Думаете, у меня терпение бесконечное? Не хотите все трое есть, пожалуйста, не надо, но надеюсь, к вечеру вы придёте в себя и не станете меня позорить! — в следующую секунду она тоже оттолкнула своё блюдо. Саня приняла вид ещё более несчастный, но подняла лицо на родителей и уверенным голосом припечатала их:

— Я не поеду. Просто не могу. У меня, скорее всего, опять это приключение началось, — и приложила руку к животу.

Олеся застонала и потёрла в изнеможении глаза.

— Снова обострение?

Кивок головой в ответ.

— Лекарство пила?

На этот раз отрицательное качание туда-сюда.

— Тогда иди пей!

Девочка быстро прошмыгнула в соседнюю комнату. Надежда на то, что снадобье поможет и Саня будет способна отправиться с родными, очень мала; в конце концов, не в первый раз. Да и лекари рекомендовали «пережидать» спазмы, отлёживаясь в тёплой постели. Ох, ничего не меняется…

— Похоже, Сашу действительно придётся оставить дома, — вздохнул отец, и мама, как ни странно, согласно взяла его за руку.

— Значит, мы всё равно поедем? Опять? — подняла брови Лизавета.

— А что ты ещё предлагаешь? У нас нет выбора, приглашение Олега, особенно нынешнего Олега-приближённого, — настоятельная рекомендация, которую не следует нарушать. Он явно собирается осветить что-то важное, возможно, свой дар. К тому же, такие сплетни пойдут…

— Это будет очень некрасиво со стороны Лихоборовых, распускать про нас сплетни, — заметила девушка.

— Конечно. Они и не будут, ибо такой поступок грозил бы ещё бОльшим количеством слухов, но теперь уже о них самих… — на этом моменте Николай довольно хмыкнул. — Но можешь не сомневаться, на сегодняшнем приёме болтунов со злыми языками соберётся бесчи-и-и-исленное множество! — прозвучал весь этот монолог весьма устрашающе. А Лиза задумалась: надо же, как всё непросто… Блондинка неожиданно усмехнулась — ей вспомнились Санькины любимые слова «как же сложно жить эту жизнь». Саша тогда совсем маленькая была, да и Елизавета не особо старше. От мыслей Заболоцкую спас дребезжащий звон маленького золотого колокольчика в материных руках. Оказалось, родители уже встали из-за стола, а спустя секунду в дверях появилась Лариса Дмитриевна — новая кухарка, молодая женщина самой обычной незапоминающейся наружности, но с весёлыми яркими глазами.

— Мы закончили, убери, будь добра, — показала на оставшуюся еду и грязную посуду Олеся и окинула взглядом старшую дочь, выходи, мол.

Несколько следующих часов родители снова были заняты организацией (хотя, казалось бы, что такого сложного нужно организовать для обычной поездки?), а Лиза сидела в своей комнате вместе с Сашей и ждала прихода Марьи — специального курьера того самого обувного магазина, которому вчера отослала заказ мама. Тем временем девочки успели полюбоваться Саниным костюмом — чем-то наподобие обожаемых ей сарафанов, всё равно немного детским на вкус старшей сестры, погоревать о том, что Александра снова не сможет побывать на званом ужине, но уже у самих фаворитов, сделать множество предположений по всякому поводу: сколько приглашено гостей, какая будет еда, где Лихоборовы купили дом и тому подобное. На секунду их разговор прервала мать, зашедшая в спальню дочери и объявившая о скорой доставке заказа, поэтому Елизавете следовало нарядиться прямо сейчас, дабы понять, подходят ли новые туфли костюму, или нет. Последняя послушно оделась и повернулась к зеркалу.

— Красавица, красавица, — беззлобно хихикнула Саня, а Лиза польщённо выпрямила плечи. На девушке действительно очень хорошо смотрелась лёгкая жемчужно-сиреневая блуза с длинными рукавами и прямая юбка того же цвета до середины голени. Блондинка наклонила голову так, чтобы кудри упали на плечи.

— Нет, правда красавица, — всё посмеиваясь, повторила младшая девочка, подходя к сестре сзади. — Этот оттенок очень идёт твоим глазам, — с этими словами она взяла двумя пальцами вытянутую аметистовую серёжку. — И думаю, тебе стоит как-нибудь эдак прибрать волосы, — её руки ловко подняли и скрутили в жгут белые пряди, формируя беспорядочную высокую причёску, — а что? Очень даже вся из себя, ммм?

— Тебе тоже никто не мешает одеться в твоё платье, а у меня как раз найдётся подходящее украшение, — подмигнула ей Лизавета. Александра обрадованно дёрнулась, но сразу же вернулась на прежнее место.

— Оно же совсем новое.

— И что?

— Хочу надеть его в первый раз, когда по-настоящему буду собираться на бал, — со спокойной улыбкой объяснила та. Девушка в ответ задумчиво хмыкнула.

— А жаль. Я бы тебе такие косы заплела.

— Что тебе мешает сделать это сейчас?

И тут — очередной стук в дверь. Однако теперь — вежливый, терпеливый, услужливый.

— Войдите? — неуверенно, словно спрашивая, крикнула Лиза.

В следующий момент на пороге показалась девушка, которая, приветливо улыбнувшись, поспешила пройти в комнату. Хотя, скорее протиснуться, ибо девочки так и не смогли понять, каким образом не пренебрегая законами физики человек… подобной комплекции смог преодолеть такое узкое пространство, не выбив при этом косяка. Марья, а это, судя по гербу магазина на одежде и вытянутой обувной коробке в руках, именно она, оказалась очень масштабной женщиной и наглядно иллюстрировала собой пословицу «Хорошего человека должно быть много». Если и можно как-то описать её габариты, то только сравнением: Маша — это четыре-пять Лиз.

— Здравствуйте, меня зовут Марья, и я курьер лавочки «Башмаки от Марфуши», принесла Ваш заказ. Будете мерить?

Средняя Заболоцкая быстро пришла в себя, натянула на лицо маску приличия и кивнула, усаживаясь в кресло.

— Вот и славно, — защебетала молодая женщина, вновь смутив Елизавету. Пока Маша о чём-то беспрерывно рассказывала, попутно распаковывая туфли и одевая их на непропорциональные стопы клиента, Саня из-за её объёмной спины делала сестре разные знаки, жесты, строила рожицы, а блондинка грозно хмурилась, стараясь не рассмеяться.

— По-моему, вам очень идёт, — промурлыкала Марья, поднимаясь и рывком поднимая за собой онемевшую от такого напора Лизу. — А в сочетании с вашим платьем совсем загляденье!

«Это не платье, а костюм», — про себя возмутилась девушка, ведь вслух ей и слова вставить не давали.

В дверь снова постучали. Сёстры, до сих пор не привыкшие к наплыву посетителей, дёрнулись. Блондинка быстро пришла в себя, величественно подняла голову и открыла рот, дабы пригласить очередного гостя. Но тому не нужно было приглашение: створка распахнулась, открывая взору девушек довольно экстравагантного мужчину неопределённых лет. Волосы вишнёвого цвета, как-то опрятно всклокоченные, укороченные штаны, гольфы с весёленьким детским орнаментом. «Стильно», — Елизавета решила, что данное слово будет самым вежливым из всех приходящих на ум эпитетов.

— Я не помешал? — абсолютно не сочетающимся с внешностью безэмоциональным мужественным голосом спросил вошедший. — Замечательно. Тогда давайте без долгих представлений: меня называйте Григорий или никак, ваши имена я знаю…

— Подождите, — с нотками мольбы заговорила девушка, поскольку Саня и рта не могла раскрыть, так глубок был шок от вида чудаковатого визитёра. — Замедлитесь хоть немного. А теперь повторите всё, что сказали до этого.

— Григорий Николаевич. Сроки поджимают, — плевал он рублеными фразами. — Ваша матушка, — обе сестры поперхнулись от шока — «матушка»! — попросила меня уложить вам волосы. Какие-нибудь собственные пожелания относительно причёски имеются?

— Эммм… — слабо начала причёсываемая, но была перебита.

— Я думаю, ей бы подошло… — ввязалась мигом в разговор Саша.

Почти час бедная Лизавета неподвижно стояла перед зеркалом, мучимая то Гришей, что усердно дёргал её за кудри, то Машей и Санькой, которые отчего-то посчитали себя сведущими в парикмахерском деле и постоянно советовали что-либо изменить. После очередного замечания мужчина наградил женщину курьера долгим тяжёлым взглядом, и та поспешила ретироваться, пятясь к проёму, не в силах усмирить любопытство и заглядывая под гибкие пальцы мастера, порхающие, словно мотыльки. Да, глагол «дёргал» вовсе не подходил к умелым движениям Григория. Наконец мучения прекратились.

— Во-о-о-от. Теперь совсем другое дело. Да посмотри же ты на себя, Лиза! — последняя подняла глаза на своё отражение — мужчина, теперь задумчиво смотрящий куда-то поверх головы клиента, действительно постарался, все волосы он собрал в две короткие косы и туго переплёл их на затылке, так что на лицо девушки не падала больше не одна непослушная прядка. Теперь блондинка выглядела немного старше своих лет, что очень даже хорошо в столь юном возрасте. Картину портило только несчастное загнанное выражение во взгляде и искривлённых губах блондинки.

— Вам не нравится? — чуть забеспокоился парикмахер, наконец заметив угрюмость Елизаветы. — Я переделаю, если настаиваете…

— Нет!!! — в ужасе взвыла та. — Мне! Всё! Нравится!

Гриша начал терять невозмутимость: он скрестил руки на груди и выглядел довольно растерянным, если сравнивать с его прежним состоянием. Наверняка бедняга привык, что его работой восхищаются, а талант боготворят. И вдруг столь неблагодарная девчонка…

— Не беспокойтесь, она всегда такая, — обнадёжила мастера Саня и подмигнула сестре, — наконец-то тебя узнаю. С возвращением.

Уже перед самим отъездом Саша из-за угла коридора позвала к себе Лизавету. Последняя оглянулась на родителей: они оба стояли у зеркала и расправляли складки на одежде; отец — в официальном костюме и лаковых тёмных туфлях, а мать — в чёрном приталенном вечернем платье в пол на бретельках; вдруг с улицы послышался вопрошающий голос кучера, и Олеся что-то раздражённо ему бросила — им явно было не до старшей дочери. Лиза подбежала к Александре (туфли на невысоких каблуках оказались очень удобными):

— В чём дело? — нетерпеливо спросила она, то и дело оглядываясь.

— Ничего, только… Постарайся всё запомнить, хорошо? И мне потом рассказать.

— Конечно, — пообещала средняя Заболоцкая, — жди новостей и сплетен. Эй, только не расстраивайся, а? Я уверена, ты в ближайшем будущем ещё на десятке таких же приёмов успеешь побывать. А представь, каково мне? Ты не идёшь, и я там, совершенно одна, буду сидеть в обществе этих разряженных снобов…

— Скажи спасибо, что родители тебя не слышат, — слабо заулыбалась Саня. Елизавета поплевала через левое плечо.

— Лиза! Нам уже пора ехать, торопись!

— Я тебе сувениров привезу, — быстро прошептала девушка, хватая сестру за руки и отстраняясь.

— А разве там продаются сувениры? — усомнилась та.

— Даже если и нет, что мне помешает всё равно тебе его привезти? — подняла белёсую бровь Лизавета и, на прощание сжав Сашины ладони крепче, выскочила на улицу вслед за Николаем.

Долгожданная и не очень встречи

Девушка уже какое-то время тряслась (определение, данное Лизой, было несправедливо жестоко, впрочем, как и все данные ею определения, ведь на самом деле Большая дорога была очень ровной, а ход плавным) в просторной пёстрой коляске. Сидела девочка по направлению движения, напротив родителей и поглядывала в окно: лес, постоянная тайга, уже надоело — чересчур однообразно, посмотреть не на что! Кто-то, например богатый дворянин, просто обязан здесь, да, именно здесь, всё вырубить, расчистить и построить себе какой-нибудь большой замок с множеством башенок и шпилей, дабы хоть немного оживить пейзаж. Лиза так размечталась, продумала все детали дворца и высчитала относительно небольшой расход, который, разумеется, стоил бы просто сказочного вида из предполагаемого окна, что даже удивилась, почему этому выдуманному кому-то никак не придёт в голову настолько чудесная идея.

«Или мои мысли слишком сложные, или остальные слишком глупые!»

— Принцесса, — неумело поласкалась вдруг мама. Дочь с удивлением обернулась и осторожно подняла краешки губ. Папа отогнул тюль со своей стороны и надменно присвистнул:

— Какая каменная коробка в стиле зауральских спальных районов. Он в своём репертуаре.

Девушка вытянула шею, но ничего не увидела и вопросительно посмотрела на Олесю, мол, что происходит между отцом и Олегом Ярославовичем? Та хмуро повела головой в сторону — не сейчас. Скоро раздался резкий оклик кучера, и лошади медленно остановились. Первым из кареты вышел Николай, помог двум оставшимся Заболоцким выбраться из кибитки и сразу же направился в сторону козел, расплачиваться и назначать время обратного отъезда.

— Так что? — только оказавшись на твёрдой земле, обратилась к матери Лизавета.

— Какая ты быстрая, — неодобрительно бросила та.

«От кого-то я уже это слышала», — подумала девушка.

— Но ты же обещала! — девушке очень хотелось узнать как можно больше об их соседе, ведь, судя по папиному поведению и рассказам одного её знакомого, он очень необычная, если не эпатажная личность. Граф Дракула новейшего времени.

Олеся рассерженно вздохнула.

— А ты разве не помнишь? Наверное, совсем маленькая была… Твой отец и Олег Ярославович раньше соперничали за звание фаворита.

— Да? И что? — с замиранием сердца поторопила Елизавета.

— А сама не догадываешься? Чуть больше года назад, после Выборов, Семья Лихоборовых была облагодетельствована. Говорят, Олег оказал какую-то большую услугу нашему королю.

— Да, он раскрыл заговор против правительства.

Олеся от неожиданности коротко взвизгнула и подпрыгнула, как только она умела это делать, услышав совсем рядом голос мужа, а девочка беззастенчиво принялась разглядывать его.

— Значит, когда я была совсем ребёнком, в нашей стране назревала революция? — спросила Лизавета с восторгом, свойственным всем активным подросткам, осознающим, что и на их коротком веку творилось что-то интересное и романтичное.

Николай ухмыльнулся.

— Пойдём, — он подтолкнул женщин в сторону особняка, на который девушка до этого и не обращала внимания, — нас уже заждались.

— Нет, вы только посмотрите на это! — возмутилась Олеся, очень внимательно рассмотрев поместье Лихоборовых. — Думают, что им отныне всё можно и прощается!

— А я-то ждал, когда ты поймёшь, о чём я говорю, — ухмыльнулся отец.

— А в чём, собственно, дело? — вмешалась Лизавета.

— Совсем не ценят того, чем нас одаряет Земля, — поцокал языком Николай. Голова девочки безостановочно крутилась, поворачиваясь то к одному, то к другому родителю. — И это-то странно, ведь именно им достался самый ценный дар…

— Ничего странного в этом нет, — отрезала мать, — они получили, что хотели, и ради чего, клянусь вам, на коленках без стеснения ползали, и сразу же встали, с коленей-то, отряхнулись, маску раболепную сняли… А что? Сила теперь их по праву, не отнимешь!

— Не думал я, что такое скажу, но, дорогая, постарайся быть повежливее с ними, в конце концов, они здесь хозяева…

— Хмммм… Однако! Готова поспорить, — мама проигнорировала последнюю реплику мужа, — что до того, как стать частью королевского двора, они себе такого не позволяли.

— Конечно, — согласился папа. — Ни разу. Все их дворцы и дома были построены по оптимальному плану, разработанному ещё твоим прапрапрадедом, Якобом.

— Да что случилось? — рассердилась Лизавета, не понимающая больше половины диалога и удивлённая столь резкой сменой материного настроя.

— А ты не видишь? — удивлённо повернулся Николай к дочери и показал ей на распластавшийся перед ними особняк. Да, он совсем не был похож на другие, в том числе и их, поместья; в отличие от тянущихся вверх, расширяющихся к крыше домов, что старались занять как можно меньше места на земле, чтобы не травмировать лишний росточек, это плоское, огромное по площади здание, развалилось на почве, впиваясь в неё своим тяжёлым фундаментом, погребая под собой миллионы тонких, жаждущих света травинок. Даже цвет замка был какой-то не такой, не живой — чёрно-серый.

— Поняла? Как тебе такое? — удовлетворённо спросил папа.

— Это, конечно, не очень хорошо, но ничего ужасного и стоящего таких переживаний я не вижу, — с деланым пренебрежением пожала плечами та, просто потому, что любила спорить и не собиралась полностью разделять родительское мнение, как-то раз в детстве услышав, что у каждой личности точка зрения должна быть своя.

— Ничего ужасного? — ахнула мама. — Да ведь это же личное оскорбление!

— Кому? Земле? — фыркнула девушка.

— Нет, нам. Не знаю, чем ты нас слушала, но, видишь ли, девяносто девять процентов всех особняков построено по гениальной схеме, благодаря которой количество травмированной почвы сводится к минимуму. Данный проект был разработан, а после рассмотрен и с почестями принят и утверждён самим королём ещё в сто двадцатом году, а изобретателем этого самого проекта…

— …Является твой давний предок, великий архитектор, Якоб Никитич.

— А наш дорогой Олег Ярославович отказался от, можно сказать, нашего плана именно тогда, когда решил пригласить нас.

Девушка от такого беспрестанного словесного потока с обеих сторон едва сдержалась, чтобы не присесть и не закрыть уши. На самом деле она прекрасно поняла, чем Николай с Олесей так возмущены (а ещё поняла, что лучше с ними не спорить), но ей показалось, что родители слишком мнительны идраматизируют, в смысле, Елизавета сильно сомневалась в том, что первой целью Лихоборова старшего во время строительства поместья являлось нанести оскорбление бывшему сопернику, и лишь потом — устроить себе комфортную жизнь. Неужели он действительно оказался столь дальновиден, что заранее от корки до корки освоил курс современной истории, надеясь, что там будет фигурировать носитель невзлюбившейся ему фамилии, а потом составил хитроумный план, дабы как-то осквернить его память и показать это противнику? Если правда, то он просто гений злодеяний и вполне заслуживает звания королевского фаворита. Блондинка аж заухмылялась, так ей понравился созданный ею чуть ли не пиратский образ мужчины, который обязательно должен был кардинально измениться после посвящения. «Но, конечно же, в реальности всё будет совсем не так», — вздохнула про себя она.

— Чего ты улыбаешься? Мы тебе возмутительные вещи объясняем, а ты хихикаешь! А может, ты и вовсе нас не слушаешь?

— Нет, слушаю, но мне показалось, что, как гостю, невежливо мне будет хмуриться при хозяевах, — хихикнула девочка. Заболоцкие старшие побледнели и обернулись, не забыв натянуть на лица донельзя искреннюю радость. По мощёной дорожке навстречу только прибывшим направлялись трое, двое из которых также корчили улыбки от уха до уха, а тот, что шёл посередине и чуть позади, и вовсе не стыдился своих чувств, поэтому, недобро сморщившись, уставился на Лизавету. Она же, в ответ на его гримасу, с каким-то садистским удовольствием воссоздала на своём фарфоровом личике самое сахарное, ванильное и очаровательное выражение, на которое только была способна. Ах, да, я совсем забыла представить новых людей, итак, справа налево: отец семейства, уже известный вам Олег Ярославович — мужчина высокий, статный, черноволосый, но с беспечным выражением больших светлых глаз («не пират», — подумалось девушке); его жена Ольга Викторовна — довольно крупная… Да что там, весьма толстая женщина со светло-русыми волосами; ах, совсем забыла, худой паренёк Илья, тот самый, посередине, сильно похож на старшего Лихоборова, но взгляд тёмный, поумнее и позлее.

— Добрый день, — вежливо поздоровался отец, и Олег в ответ учтиво склонил голову, после чего мужчины обменялись рукопожатиями. Дамы приобняли друг друга за локти пальчиками и, немного наклонившись вперёд, легонько поцеловали губами воздух около щеки знакомой. Мальчик сумрачно подошёл к Лизе, которая только и дожидалась момента, чтобы кокетливо протянуть ему отставленную для поцелуя руку, и он крепко, до хруста, сжав ладонь гостьи, клюнул её запястье. Блондинка незаметно поморщилась и потрясла травмированной кистью. Наконец с любезностями покончено.

— Ах, Лизаветочка, выглядишь сегодня обворожительно! Впрочем, как и всегда, — быстро добавила Ольга, тем самым лишив девочку возможности двусмысленно истолковать комплимент.

— Да, это правда! Здравствуй, Лизанька, — обратился к ней уже хозяин особняка. — Значит, эта прелестная девочка твоя дочь? Жаль, раньше не был знаком, — теперь он говорил с её отцом.

— Ой, а где же ваша младшая, Сашенька? — спросил Олег таким тоном, словно вообще сомневался в наличии этой самой младшенькой.

— К сожалению, Александра заболела и не смогла поехать с нами.

— Какая жалость. Когда вернётесь, обязательно передайте ей наши пожелания скорейшего выздоровления.

— Конечно, спасибо. Илья-то, как я посмотрю, так возмужал. А какой высокий! Сколько вашему сыну, семнадцать?

— Только недавно исполнилось шестнадцать, две недели назад праздновали.

— Надо же, всего лишь на полгода старше нашей Лизы!

«Очень странная традиция», — подумала девушка: «хвалить друг друга посредством лести детям».

— Да, почти ровесники… — пустая фраза, если не продолжать эту тему и не вкладывать в свои слова никакого намёка. Очевидно, именно это и хотели сделать Лихоборовы, всего лишь по постоянному родительскому рефлексу сватать своё дитятко к любому представителю противоположного пола примерно того же возраста, но потом вспомнили одну маленькую деталь и осеклись на полуслове, неловко прервав диалог.

— Думаю, уже пора идти в дом, вдруг погода начнёт портиться… — прервала молчание Лихоборова и повела всех за собой к поместью. Чем ближе девушка подходила к дворцу, тем меньше понимала, почему так назвала его про себя, ведь если, издалека разглядывая этот одноэтажный пласт горной породы, девочка надеялась, что просто не всё смогла рассмотреть из-за кустов, то теперь, один на один с этим собирательным образом всех казематов, она не разочаровалась, а почувствовала себя крайне неуютно при мысли, что ей придётся переступить через этот порог. А где же высокие белые с бирюзой башенки? Где острые шпили и большие фигурные окна? Где, в конце концов, изогнутый мостик с периллами через речку и арка с воротами? Да даже простой разводной мост через небольшой прудик с тиной (хотя тина — уже перебор) был бы лучше, чем ничего! Собственный особняк, казавшийся раньше Лизе недостаточно романтичным и красивым, вмиг приобрёл статус замка. Фавориты же богатые, очень богатые люди, неужели не могут себе позволить чего-то более приличного? В следующий момент Елизавета ощутила тычок под рёбра со стороны матери — кажется, вся гамма чувств девочки отобразилась на её лице. Действительно, надо брать себя в руки; итак, преодолеваем входную дверь… Удивительно, но внутри совсем не так плохо, как представляется, когда осматриваешь поместье снаружи. Точнее, совсем неплохо. Стены покрыты светлым деревом, пол вымощен чем-то, похожим на брусчатку, множество свечей и канделябров. Лихоборовы явные ценители старины и антиквариата, потому что девочка не заметила ни одного нового, облегчающего жизнь механизма, коими доверху набит её деревенский дом. А может, всё дело в Жизни? Теперь они могут что-то особенное, и им все эти изобретения без надобности? Мало ли, в чём заключается Сила Земли. Ох, как же тяжело ничего не знать. Всё то время, пока Заболоцких вели куда-то вглубь здания, хозяева рассказывали про размещение комнат, форму особняка, особенности строения и всё тому подобное. Лизавета честно пыталась слушать и впитывать все знания и информацию, касающуюся архитектуры — в будущем пригодится — но поняла мало; например, что направляются они в Большую столовую, которая находится в самой середине дома и немного углублена в землю, а ещё, что все коридоры здесь представляют собой один лабиринт. Девушка ощутила совершенно неожиданный приступ панической клаустрофобии.

Чем ближе обе семьи подходили к центру, тем больше различной прислуги встречалось им на пути. Её было много, словно муравьёв, и Елизавете пришло в голову, что почти все дворецкие непостоянные и вызваны лишь на сегодняшний день, чтобы обеспечить достойный приём и продемонстрировать достаток хозяев. Не напрасно мама вызвала нескольких людей к сегодняшнему завтраку, подготовка здесь явно не лишняя. «Но если бы все коридоры в этом особняке были по-настоящему запутаны, и проходы знали бы только Лихоборовы и перманентная прислуга, то все остальные девяносто процентов поваров, официантов и прочих уже давно бы заблудились, а значит, Олежа сильно преувеличивает, эм, извращённость конструкции своего дома», — успокаивала себя блондинка. Надо же, она сама и не заметила, что встретив в детстве уважаемого ею Олега Ярославовича и признав его «не пиратом», она сразу же изменила своё к нему отношение и даже про себя стала называть его так уменьшительно-пренебрежительно (не ласкательно!) — Олежик. Спустя несколько минут вся процессия зашла в огромный зал со множеством стоящих в ряд подсвечников, со стенами, выложенными мозаикой, и большим прямоугольным столом (девушка почему-то ожидала, что он будет круглым, и теперь чувствовала себя обиженной. Она вообще старалась выискивать изъяны во всём, что здесь видела, во-первых, из-за нелюбви к некоторым членам этой семьи, во-вторых, чтобы мысленно оправдаться перед Санькой). Абсолютно пустая зала, если не считать пары слуг-поварят, бегающих туда-сюда с пустыми подносами.

— Итак, вам, как первым прибывшим, предоставлена величайшая честь — выбрать самое лучшее место, — Лихоборов старший хитро прищурил глаза, но в меру, только чтобы дать понять, что шутит. Его жена так же в меру хихикнула, а сын едва заметно улыбнулся. — Отдаю вас на милость моих людей.

— А вы, куда-то уже уходите? Успели поесть перед нашим приходом? — отец, похоже, решил поддержать шутливый тон беседы, но, как всегда, его остроты были либо не смешны, либо обидны, и в данном случае, судя по тому, как закашлялась Лизавета, стараясь скрыть хохот, совсем неудивительно, что чуть хмурая троица Лихоборовых скоро ретировались под предлогом, что они отправились встречать основную массу только прибывших гостей.

— Ты бы всё-таки следил за языком, милый, — прикрыла пальцами довольную ухмылку Олеся.

— ЗдОрово ты с них спесь сбил, пап! — весело поддакнула дочка, уже окончательно разуверившаяся в эпатажности хозяина, и Николай даже немного зарделся.

— Буду впредь осторожнее, — постарался со степенностью и без озорства сказать он, но не сдержался, — боюсь, больше они нас не позовут.

— А мне больше и не надо, — заносчиво заявила девочка. — Уже почти год, как не надо.

— Слушайте, а я-то думала, отчего нам вдруг оказали такие почести — встретили у самых ворот — а оказалось, это чистая случайность, и мы всего лишь пришли первые, — вставила мама.

— Конечно. Будь мы хотя бы вторыми, сами бы петляли в этих «лабиринтах».

— Я тоже так думаю, но, насчёт лабиринтов, вряд ли это чистая правда… Лиза? Лиза!

— Мммм? — девушка отвлеклась от созерцания девочки-служанки с медной косой.

— Что-то интересное увидела?

— Нет. Разве здесь можно увидеть что-то интересное? Задумалась.

Родители подозрительно оглядели Елизавету и вернулись к разговору, в который иногда встревала и блондинка. Она уже в который раз убеждалась, что ничто не скрепляет так, как обсуждение сплетен, да и Сашке будет что рассказать. Довольно скоро в столовую зашла целая толпа людей, разодетых так же по-вечернему нарядно, и гости начали занимать места. Главный повар, заметив грандиозный наплыв потенциальных едоков, свистнул, что-то крикнул помощникам и сам юркнул на кухню. Хозяин же поместья сел (разумеется, во главе стола) только тогда, когда все остальные были размещены, поднял каким-то чудом незаметно наполнившийся вином, причём только у него, бокал («Может, у него магический дар такой — бокалы незаметно наполнять?» — про себя захихикала Лиза) и начал речь, а девушка тем временем стала разглядывать остальных приглашённых. Надо же, глаза у всех такие внимательные, лица одухотворённые, расчувствовавшиеся, как будто действительно слушают, о чём Олег говорит. Мать периодически бросала на Лизавету взгляды, осуждающие за такое прямое, неприличное и пристальное рассматривание, и словно убеждала повернуть голову к Лихоборову старшему и тоже сделать вид, как будто ей есть дело до его слов, но Елизавета даже не замечала этих жестов. После детального разглядывания комнаты и людей, сидящих рядом, девочка с сожалением пришла к выводу, что все те аргументы о совершенной малоинтересности приёма, выдуманные ей же для Саши, чтобы немного успокоить сестру, могли оказаться совершенно справедливыми. Даже относительных Лизиных сверстников на балу не наблюдалось, а судя по неподходящей форме, размеру и размещению мебели помещения, это предприятие и балом нельзя назвать. Правда, как можно танцевать, если посередине залы стоит огромный стол, и не то, что вальсировать, ходить нужно осторожно, чтобы не задеть какую-нибудь свечу? Блондинка посмотрела на наручные часы и сразу же про себя ругнулась — она забыла сегодня утром их завести, так что теперь точного времени не узнать. Тогда Лиза незаметно отогнула манжеты на мамином запястье, благо, именно на ближайшей руке оказался циферблат. Итак, приём начался в два часа дня, когда Заболоцкие только-только подъехали на кибитке к воротам особняка… Кстати, очень странно, девушка только сейчас поняла, что основная масса гостей опоздала, ненамного, но опоздала. Или родители неправильно поняли и приехали раньше, чем были позваны? Ох, неважно, продолжим: приём начался в два часа дня, а сейчас… Два шестнадцать! Издевательство какое-то! Этот вечер обещает быть долгим…

Два тридцать. Олежа закончил свою речь, поднял, наверное, уже задеревеневшую руку с кубком, и Елизавета только сейчас поняла, что это пятнадцатиминутное нечто было тостом. Пока мужчина говорил, между рядами гостей то и дело появлялись слуги с красивыми кувшинами и наполняли (или подливали в случае особой скорости некоторых приглашённых) прозрачные рюмки до середины бордовой густой настойкой с невероятно дурманящим запахом. Девушка глубоко вдохнула аромат и в нетерпении покручивала тонкую ножку бокала. Наконец-то и к Лизавете подошёл официант, молодой мальчик. Девочка даже особо не рассматривала юношу, что было для неё вопиюще, а лишь резким движением пододвинула свою чарку. А парень, совсем наоборот, очень внимательно разглядывал дворянку и мялся в нерешительности, прижимая к себе заветный кувшин. Девочка не выдержала и поторопила парня:

— Я польщена, что заставила тебя язык проглотить от восхищения, но не собираюсь знакомиться на голодный желудок, так что… — и снова недвусмысленным жестом покрутила кубок. Мальчишка весь покраснел, а Лиза, кажется, в первый раз увидела, чтобы цвет лица менялся так сильно и в такой короткий срок.

— Нет, я просто… Всё дело не в этом. Ой, я имел в виду, вы действительно очаровательны, но я не из-за того… — окончательно сбился бедняга.

— Так что же ты не подливаешь очаровательной даме? — удивилась Елизавета.

— Вы меня простите, но… Сколько вам лет? — выпалил он, и его уши заалели, словно лепестки мака.

— А сколько нужно? — хитро усмехнулась девушка. Молодой официант окончательно растерялся.

— Так уж и быть, семнадцать мне, — округлила она, — достаточно?

Парень быстро закивал, наполнил Лизину рюмку до самого верху и, бормоча оправдания, поспешил удалиться.

«Смотрите-ка, засмущался, словно девица», — заулыбалась девочка и осторожно, чтобы не выплеснуть ни капли драгоценной жидкости, пригубила вино. И в тот же миг ей показалось, что волосы на затылке у неё встали дыбом. «Ничего вкуснее не пробовала!» — восхитилась девушка и отпила ещё немного. Возможно, вечер удастся скоротать. Настойка, как и показалось блондинке сначала, оказалась тёплой, ОЧЕНЬ тёплой, и сладкой, совсем как горячий шоколад, только пряный, со вкусом переспелой рябины и с щепоткой дурмана, что побуждал смотреть на вещи более позитивно. Девочка так увлеклась напитком, что не заметила, как в считанные минуты стол заполнился и стал ломиться от различных яств и кушаний (всё было подано так необычно и дорого, что назвать угощения просто едой язык не поворачивался). Елизавета жадными глазами обвела блюда, находившиеся в пределах досягаемости; несмотря на компактность девочки, желудок у неё был поистине бездонный, и она успела сильно проголодаться. Ух, берегись, вражеский стол, разворую, разорю, не пожалею! Итак, что поближе? Ага, холодная закуска: рулетики из кабачков и баклажанов с дроблёными орехами и мягким сыром — они первые попались под руку, поэтому их ряды быстро расстроились; пюре из батата с маслом и укропом — гарнир, и при том горячий, совсем непонятно, как оказался здесь, но и его вниманием не обделю; сырно-орехово-медовое ассорти — тоже хорошо; салат из манго, авокадо, апельсинов, базилика, помидоров и чего-то ещё — и тебя туда же, не потеснишься. Ближе к середине — супы, их сразу в сторону, ишь, что придумали, набивать желудок крашеной водичкой. О-о-о-о, горячее! Девушка задумалась, но скоро оправдала себя тем, что бокал довольно внушительных размеров до краёв наполнен неизвестной настойкой (интересно, сколько градусов?), и нужно побольше есть (закусывать), дабы после бала (да-да, теперь празднество в глазах Лизы походило на бал) ещё быть в состоянии не только до дома дойти, но и всё в подробностях рассказать сестре. В общем, блондинка без стеснения нанесла урон огромным подносам с жареной говядиной, бараниной, свининой, тушёным кроликом в молочном соусе, не прикоснувшись к гарнирам. Мясо — вот мой фаворит! Девочка аккуратными, изящными и неторопливыми движениями орудовала вилкой, но, несмотря на это, тарелка её опустошалась мгновенно. Средняя Заболоцкая доела стейк в грибном соусе и сделала большой глоток из кубка, который исправно пополнялся каждые несколько минут благодаря расторопной прислуге. Елизавета, не таясь, посмотрела на мамины часы, и, ого, уже почти шесть! Как быстро время летит. А Олеся с Николаем только сейчас вдруг заметили гранёный бокал около дочери.

— Откуда у тебя вино? — удивилась мать и посмотрела жидкость на просвет.

— Как, откуда? Оттуда же, откуда и у вас, — пожала плечами та. — Подливают официанты.

— И давно ты уже пьёшь? — старшая Заболоцкая проворно схватила девочку за подбородок и заглянула в кристально (почти) чистые глаза, выискивая признаки опьянения.

— С начала вечера. Мама, успокойся! Я словно стёклышко, мутноватенькое, правда…

— Кажется, вино не особо хмельное, — заметил папа. — И мы не пешком домой пойдём. Так что, немного можно.

— Немного! А твоя дочь опустошает уже не-знаю-какую рюмку! Я была уверена, что в доме Лихоборовых имеется возрастной порог, людям ниже которого запрещена дегустация некоторых… горячительных напитков.

На последнее Олесино заявление девушка застенчиво промолчала.

— Успокойся, солнышко, мы просто попросим, чтобы Лизавете больше не добавляли.

— И очень быстро уйдём с приёма, — пробормотала девочка.

Семь часов вечера. Совсем скоро, через час, Лизе нужно незамеченной родителями покинуть столовую и так же тихо вернуться обратно, чтобы никто не заподозрил о её тайном знакомстве в замке. Почти все яства съедены, всё вино и что-то покрепче, чего девушке так и не удалось попробовать, выпито, — гости готовы к развлечениям. Олег Ярославович произнёс последний тост, после чего с загадочным видом попросил гостей на несколько минут встать из-за стола и пройти в картинную галерею, полюбоваться новыми приобретениями семьи Лихоборовых. Приглашённые, очевидно, предчувствуя что-то, с покорно-наивными лицами вышли в широкий холл, разбились по парам и тройкам и начали культурную бессмысленную беседу о каких-то художниках-зауральцах, чьи произведения совсем недавно были завезены в Ростерию по приказу главного министра, и о том, как тяжело далась Охотникам эта последняя поездка.

— Говорят, их чуть не рассекретили! — сказала незнакомая Лизе женщина, периодически бросая якобы незаинтересованные, ничего не подозревающие взгляды в сторону запертой залы. Девочка же почти не слушала окружающих и сильно отстала от родителей, что прогуливались по коридору. Она стояла очень близко к закрытым дверям, чуть ли не приложив к ним ухо, и пыталась по шумам понять, что же происходит внутри. Однако, вот странность, ничего не было слышно, и блондинке оставалось только строить догадки.

— Лизавета, посмотрела бы картины, — возмутилась неожиданно оказавшаяся рядом Олеся. — Олег Ярославович приобрёл одно очень интересное произведение Серова, оно так ценно…

— Не люблю Серова, — отрезала девушка и опять повернулась к столовой.

— Лизавета, — теперь к ней обратился отец. Он наклонился к уху дочери и вполголоса произнёс: — Не порть сюрприз.

Блондинка согласно сделала пару шагов по направлению к родителям, но на этом остановилась — ей хотелось стать первой, кто всё увидит. Наконец раздался тихий шорох, и Лизавета, уже приготовившаяся, резко развернулась и громадным скачком приблизилась к открывающимся створкам (юбка, кстати, хорошая, ткань качественная, отлично тянется, всем рекомендую). Мать в последний момент успела оттащить дочку за шиворот.

— Почти шестнадцать лет человеку, а вести себя прилично до сих пор не умеет! Не позорь нас с отцом! — шёпотом отчитывала пытающуюся справиться с головокружением Елизавету. — Подожди, или тебе уже хмель в голову ударил? — и испуганно посмотрела на девочку.

«Кстати, вполне возможно», — подумалось средней Заболоцкой. «Тот напиток казался таким лёгким, но ведь недаром говорят, в тихом омуте градусы водятся», — и в доказательство мысленно, про себя икнула. Надо же, как быстро и неожиданно, буквально за несколько минут… В то время как лицо Олеси больше и больше белело от ужаса, а Лиза пыталась вспомнить хоть какие-то слова, чтобы успокоить маму, двери в столовую распахнулись полностью, открывая дрожащим от любопытства гостям… Загораживающую всё фигуру Лихоборова старшего.

— Дорогие гости! — начал он пафосно, уперев руки в косяк, чтобы полностью закрыть собой действо, происходящее внутри. — Уверен, вы успели вдоволь налюбоваться картинами, а если нет, то не бойтесь, они никуда не убегут!

Толпу всколыхнул сдержанный смешок, а Лизавета задумалась: может, у всех богатых людей отсутствует чувство юмора?

— В любом случае, я собираюсь показать вам кое-что гораздо более увлекательное, нежели безмолвные и неподвижные холсты. Сейчас я попрошу вас снова зайти в столовую и сесть, обещаю, что не пожалеете!

На этом Олежа закончил и отошёл в сторону, пропуская в залу длинную цивилизованную очередь. Заболоцкие шли где-то в середине процессии, когда Лизавета, насквозь пробуравленная родительским взглядом и по-прежнему хранившая молчание, поняла одну неприятную вещь: она слишком много выпила, и, нет, не алкоголя (хотя и данное утверждение являлось справедливым), девушка просто слишком много выпила. И, как результат, она жалась, переступая ногами и всеми силами пытаясь вспомнить слово, обозначающее другую тайную комнату, но в спасительные мысли в мозгу давно смешались в радостный калейдоскоп. Что делать, непонятно. Узнать у других гостей не получится, так как девочка не знала, что и, главное, как спрашивать. Попытаться найти самой? Нет, количество настойки в крови совсем не улучшило зрение и координацию, да и Олеся вряд ли дочку и на шаг от себя отпустит в таком состоянии. Остается только терпеть и ждать. В неопределённом настроении Лизавета вошла в столовую, осмотрелась вокруг и грустные думы вмиг улетучились! Невероятно… Ранее очень светлая комната оказалась погружена в полумрак, а тёмные бархатные шторы на стенах, непонятно для чего нужные в помещении ниже уровня земли, создавали дополнительную атмосферу какой-то таинственности и романтичности. Девушка пьяно хихикнула: как будто на свидание пришла! Более того, отныне вместо одного длинного широкого стола посередине залы стояло несколько, поуже, и сведённых вместе в форме буквы «П», так что внутри оставалось очень много незаполненного пространства.

— Прошу вас, располагайтесь с наружной стороны, — послышался голос Ольги Лихоборовой.

Семья Заболоцких расположилась ближе к краю, чтобы как можно быстрее и незаметнее покинуть бал, и только сейчас Лиза заметила, что пир не кончился, и всю скатерть полностью закрыли собой блюда с разнообразными десертами и сладостями. Совсем рядом, рукой подать, нашёлся графин с какой-то подозрительно весело пахнущей жидкостью, но отец в один миг отодвинул напиток на другой край стола. Пожалуйста, не больно-то и хотелось!

— Лучше ещё поешь, — шёпотом посоветовала мама, и Елизавета, на удивление, решила беспрекословно её послушаться. Все гости окончательно раскрепостились, расслабленные чудесной настойкой, едой и уютом, а девочка, уже немного пришедшая в себя (какая же необычная штука!), задумчиво отрезала ребром вилки ещё кусок шоколадного пирога с клюквой и насадила его на зубцы, подняла столовой прибор и стала медленно его покручивать. Есть или не есть… Об этом вопроса и не стоит, блондинка лишь сомневалась, хочет ли съесть его сейчас. Она положила вилку обратно на тарелку. Позже. Вдруг девушка почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Осмотрелась. Илья Лихоборов. Парень, ничуть не смутившись, продолжал рассматривать среднюю Заболоцкую с несвойственной ему беззлобностью, любопытством, возможно, чем-то похожим на дружелюбие. Надо же… В данном случае любая бы застеснялась, и Лиза замерла на секунду, но потом весело показала юноше язык и очень скоро забыла о нём и принялась за пирог. Нужно отметить, что мальчишка был весьма симпатичным и знал это: есть в нём что-то такое-этакое, может, извечная печаль и тайна в тёмных глазах, может, отстранённое самостоятельное поведение, может, намеренно пониженный голос, но благодаря некоторым своим качествам Илья пользовался популярностью, и поэтому почти все его знакомые сверстницы считали себя обязанными публично вздыхать по нему. Но не Елизавета. Потому что водиться с бывшим — себя не уважать. Схема «Останемся друзьями» изначально обречена на провал, ибо дружбы между девушкой и парнем, причем, если оба привлекательны, быть не может; и ребята только недавно заключили холодное перемирие, включающее в себя хмурые переглядывания и попытки встречаться лишь изредка. Неожиданно что-то в восприятии мира Лизой изменилось; она с ужасом поняла, что перестала видеть собственную еду. «Неужели всё настолько плохо? Я так захмелела, что у меня темнеет в глазах, и я вот-вот с громким храпом упаду за стол?» но дело оказалось отнюдь не в девочке — это слуги незаметно прокрались за спинами приглашённых и потушили оставшиеся свечи, почти все. С разных сторон послышались не на шутку перепуганные ахи и охи, даже словно бы болезненные стоны, и средняя Заболоцкая уже готова была поддаться общей панике, но сильно вздрогнула от внезапного тёплого прикосновения к своей руке чужих пальцев сзади.

— Не бойся, — очень тихо прошептал знакомый голос, и Елизавета, без труда узнав его, успокоилась, — это только часть представления.

— Хозяин у тебя, конечно, юморист, — неодобрительно прошипела девушка, но ей уже никто не ответил.

— А? Что? — боязливо зашевелился едва различимый силуэт матери. — С тобой всё хорошо? Ты с кем-то говорила?

— Нет… — Лизавета увлеклась тщетным разглядыванием высоких гибких тонких теней, что абсолютно незамеченными недавно прошли мимо девочки и бесшумно крались вдоль параллельно стоявших столов, скоро остановившись.

— Папа, — блондинка дёрнула за рукав отца, также пребывающего в крайнем замешательстве. При этом почти никто из гостей не решился встать из-за своего места, что очень нелогично, существуй реальная опасность, — папа, кто это? — и она указала пальцем в сторону застывших, словно изваяния, фигур.

— Где? — Николай начал выискивать их глазами.

Пых! И снова несколько огней озарили помещение. Приглашённые защурились, привыкая к слабому свету. Четверо длинных подтянутых людей в рыжих с ромбиками трико и с разрисованными лицами стояли посередине пустого пространства между столешницами, собравшись в круг и спрятав руки за спину. «Артисты», — как будто послышался Елизавете Санькин голос. В следующий момент один ряженый шагнул вперёд, жестом фокусника извлек скрипку и смычок, положил инструмент себе на плечо и, прижав для надёжности подбородком, заиграл. Полилась тягучая ленивая музыка, ассоциирующаяся с заклинателями змей и востоком. Следующий человек, вышедший из круга, достал железный обруч и начал подтанцовывать — гимнаст. Третий, обходя товарищей по кругу, стал аккомпанировать первому, легонько постукивая по небольшому барабану, подвешенному на уровне живота. Всё это убаюкивало, успокаивало так стремительно, что гости, минуту назад в высшей степени напряжённые, затихли, откинулись на жёсткие спинки, что оказалось их большой ошибкой. Последний выступающий, о котором все позабыли, подпрыгнул на полтора метра вверх, одной рукой схватил гигантский факел, другой плеснул что-то на самый его просмоленный верх, дунул со всей мочи…

— АХ!!!!!! — пронеслось по всему залу вместе с гигантским перекатывающимся огненным шаром, словно привязанным тонкой ниточкой к свече в руках артиста. Когда пламя беснующимся на цепи зверем наскакивало на кого-то из гостей, лишь обдавая его жаром, этот дворянин с широко распахнутыми завороженными глазами вскрикивал, откидывался назад, падал со стула, под общее одобрение поднимался и долго оставался под впечатлением. У Елизаветы, одной из первых испытавших такое, всё действие алкоголя мгновенно сошло на нет. Она пару раз моргнула и громко захлопала в ладоши. А спустя несколько минут, только бедные гости начали немного привыкать к представлению, как Олежик решил окончательно доконать их. Он с возмущённым видом вышел на импровизированную арену и стал отчитывать актёров и акробатов за то, что те работают совершенно непрофессионально и спустя рукава. Люди вокруг начали защищать выступающих, несправедливо оскорблённых.

— Старик, наверное, просто с настойкой переборщил, с кем не бывает, — услышала Лиза краем уха.

— И это называется повелитель огня! — продолжал дебоширить хозяин особняка. При этом ни жены его, ни сына, нигде поблизости видно не было. «Могли бы, между прочим, выйти, успокоить, отвести в спальню, неужели им тоже нравится смотреть, как он позорится?» — осуждающе нахмурилась девушка.

— Дай сюда эту штуку! Смотри, как надо! — не успел несчастный артист и дёрнуться, а Олег Ярославович уже выхватил у того погасший факел и какую-то жидкость.

— Что это у нас? — пробормотал мужчина, рассматривая горючее через стекло. — Явно ничего интересного! — он отбросил бутыль в сторону. — Дайте-ка мне… — Лихоборов старший пробежался взглядом по столу, быстро взял графин с настойкой и сделал большой глоток. Сразу после этого дунул на огромную свечу в своих руках — разумеется, ничего не произошло. Нет, произошло: Олежа выкатил глаза и захрипел, задыхаясь — наверное, подавился. Уже который раз за этот вечер все впали в лёгкую панику. Елизавета взволнованно приподнялась с альтруистичным намерением помочь человеку, но всё те же пальцы остановили её.

— Говорю же, не бойся, — насмешливо произнёс голос. — Это всё часть спектакля.

— Вот это твой хозяин юморист! — повторила девушка.

— Ты помнишь? Встретимся через десять минут…

Блондинка нетерпеливо кивнула и снова повернулась к представлению. Похоже, этот великий актёр так вжился в роль, умирая на сцене мнимой смертью, кашляя и синея, что чуть не довёл до настоящего инфаркта некоторых особо впечатлительных женщин. Наконец-то он решил окончить спектакль; выгнувшись назад, отбросил ненужный факел, и вдруг пламя изверглось из его открытого рта. На этот раз никаких фокусов, никаких иллюзий, никаких обманов. Огня было в несколько раз больше, чем обычный артист до этого смог произвести с помощью своей спички. Пфффф, действительно, теперь понятно, почему хозяин поместья начал возмущаться. Все замерли в благоговейном восхищении и страхе — вот она, Жизнь, точнее, всего лишь маленькая её часть, а сила… Даже в человеке этой силе мало места, она выплёскивается, требует выхода. Средняя Заболоцкая засмотрелась на раскалившиеся с красными венами щёки Олега, на его порыжевшие, словно залитые раскалённым золотом глаза. Тепло. Ему всегда тепло и никогда не холодно. Он всегда ощущает себя наполненным и никогда опустошённым. А Лизавета мёрзнет, даже сейчас. Неожиданно для себя в голове мелькнула мысль, что она до безумия желает получить хоть сотую долю этой горячей согревающей чудо-энергии. На секунду колдун прервался, запрокинул голову и выплюнул вверх сноп рыжих искр. Когда комната вновь погрузилась в сумрак, Лиза с максимальной бесшумностью, на которую сейчас была способна, встала из-за стола, но тот час же замерла, схваченная Николаем за запястье.

— Ты куда?

— Эммм… Носик припудрить, — и в довершение ко всему тихонько икнула.

Отец грустно вздохнул и нехотя выпустил руку дочери. Та быстро юркнула в коридор. Пройдя несколько метров прямо, она заметила неприметную дверь слева от себя, осторожно дёрнула ручку — разумеется, открыта — и вошла в комнату. Внутри тоже оказалось довольно темно, но всё же девочка легко смогла различить человека, стоящего к ней спиной у противоположной стены. Елизавета на цыпочках подкралась к нему, благодаря мягким коврам абсолютно неслышно, и зловещим шёпотом завыла:

— Вот, оказывается, как ты отрабатываешь своё жалование, девчонка!

Рыжая юная официантка подскочила на месте и с гримасой раскаяния и жалобности обернулась. Её брови от возмущения взлетели вверх.

— Ах, ты!..

Лизавета громко засмеялась, и девочка с силой зажала ей рот.

— Тихо! — она боязливо выглянула, подбежала к дверям и закрыла их. — Иначе мне по-настоящему влетит… И всё же дура ты редкостная!

Лиза в ответ снова хохотнула.

— Подожди, — официантка подозрительно подошла к подруге и осмотрела её, — у тебя глаза словно залитые. М-да, мой старший товарищ так нахваливал эту Лихоборовскую настойку, говорил, чудо, как хороша, но мне никак не удавалось её попробовать. И как, действительно, амброзия?

— Чудесная, — мечтательно зажмурилась Лизавета. — Ой, Соня, ты обязательно должна выпить хотя бы глоток, иначе не поймёшь! Это нельзя описать, ни на что не похоже… Лучшее!

— Боюсь, суждено мне маяться в неведении, — вздохнула Софья. — Когда мы работаем на кухне, нас, как в древние времена, петь заставляют.

— Зачем? — не поняла девушка.

— Ты совсем не интересуешься историей, да? — и проигнорировав Лизино «Я вообще школьной программой не особо интересуюсь…», продолжила, — Несколько столетий назад в России, при крепостном праве, девушек, собирающих плоды на господском огороде, заставляли петь, не прекращая, чтобы те не могли съесть ни единой ягодки.

— Надо же, — удивилась средняя Заболоцкая, — никогда бы не подумала, что Олежик — жестокий рабовладелец!

— Работаем, как мама Джан, зато оплата хорошая, — пожала плечами рыжая.

Блондинка оглянулась и только сейчас заметила, что стены этой залы тоже полностью завешаны различными редкими картинами.

— А Лихоборовы, кажется, любят искусство… Или щегольство.

— В этой комнате собраны произведения только местных художников, — сообщила Соня, — смотри-ка! Это Иван Алексеев, наш почти современник, мне особенно нравится, — и указала на большое полотно, около которого недавно стояла. Лиза прищурилась, разглядывая. На холсте в ярких, преимущественно фиолетово-сине-зелёных красках были изображены несколько кошек (причём очень забавно изображены: кто в пенсне, кто с галстуком, кто в средневековых припудренных париках), что сидели ночью вокруг костра и смотрели на звёздное небо. Снизу на слишком рельефной тяжёлой раме выгравировано: «Кошки и звёзды. И. Алексеев, 231 г).

— Как тебе? — с нетерпением спросила рыжая девочка.

— Название жуткое.

— Как будто ты смогла бы придумать лучше, — обиделась Соня. — Он художник, а не писатель!

— Мне больше нравится эта… — Елизавета ткнула пальцем в соседнее произведение, как вдруг относительную тишину нарушили чьи-то голоса; постепенно к ним прибавился звук шарканья подошв. Кто-то, скорее всего двое, стремительно приближался к зале.

— Олег Ярославович, — побледнев, узнала Софья поступь нанимателя. У Лизаветы волосы зашевелились. — Идёт сюда!

И правда, шаги снаружи стихли аккурат перед дверью.

— Не сносить мне головы! — отчаянно зашептала рыжая девочка. — Премии лишит, а если не повезёт, то и оштрафует! Или ещё хуже…

— Ты уже пятый год так говоришь, — неуверенно попыталась подбодрить подругу Заболоцкая.

— Да, но в этот раз всё намного, намного серьёзнее! Раньше он не замечал меня за прогулами или общением с тобой, — обречённо почти всхлипнула та.

Лиза на удивление быстро и здраво принялась соображать и вдруг, о чудо, наткнулась взглядом на небольшой, низкий, вряд ли больше метра в высоту, комод в углу. Она схватила подругу за руку, протащила через комнату, открыла тумбу и сначала затолкала внутрь спутницу, а потом, сама не зная, зачем, с трудом втиснулась следом и сдвинула створки вместе за секунду до того, как скрипнула ручка и хозяева вошли в картинную залу. Шкаф был очень маленьким, и девушки смогли поместиться в него только из-за миниатюрности обеих. «Да, если бы на месте Соньки оказалась Сашка или Женя, мне пришлось бы остаться снаружи», — размышляла Лиза, всё ещё не понимая, почему спряталась вместе с приятельницей. Тем временем вошедшие остановились где-то недалеко.

— … И всё же я недоволен…

— Меня не волнует! Это моё дело, как проводить свободное время! — второй голос, мальчишеский, только казался грубым, на самом деле в нём сквозило отчаяние и неуверенность.

— Ты грубишь, — вздохнул, наверное, Олег. — Это наше общее дело. Ведь если отбросить мораль, то чисто материально я за тебя отвечаю, и буду отвечать в случае хоть малейшего твоего проступка, а за нами сейчас ведётся особая слежка вследствие нашего особого положения.

— Вот именно, положения! Мне и даром этот дар, прости за каламбур, не нужен! Мы отлично жили…

— А сейчас живём плохо?

— Нет, но… Чего тебе стоило тогда уступить? Пусть Заболоцкие бы слюнями от счастья изошли, а мы бы налог не платили.

— Тебе жалко денег? Первый раз от тебя слышу. Хотя, возможно, ты, наконец, становишься хозяйственным.

— Смешно, пап. А гости в восторге от твоего представления, лучшая актёрская игра, а умение салютом плеваться — однозначно одно из самых полезных и нужных в последующей жизни.

— Я не понимаю, чего ты хочешь добиться. Спровоцировать на конфликт? Вынужден тебя огорчить, я флегматик, и у тебя ничего не выйдет. Отвлечь меня от основного вопроса и выставить виноватым? Не получится, так что вернёмся к нему: скажу прямо, мне не нравятся твои друзья. Они кажутся не самой лучшей компанией…

— Они все из богатых благополучных семей!!!

— Я не настолько консервативен, чтобы судить детей по таким меркам, и был бы не против, если бы ты общался, хоть чуть-чуть, с обычными ребятами. Брал бы пример с нашей гостьи, Лизы, — девочки в безмолвном ужасе переглянулись, не веря, что раскрыты. — Например, некоторые мои юные поварята очень честные, добрые, трудолюбивые…

— Ты советуешь мне, с кем дружить, а с кем нет?

— Согласен, перегнул палку, но твои приятели, точнее их увлечения, очень меня беспокоят. Вы каждую неделю собираетесь вместе, пропадаете на день.

— Скажи, я как-то подводил тебя раньше?

— Нет, но ты не дослушал. ХОдите толпой, да ещё с такими таинственными лицами, словно знаете что-то такое, чего не знает никто другой… Скажи честно! — спокойный ровный голос вдруг сильно повысился, выдавая невероятное волнение. — Вы что-то замышляете?

Такой прямой вопрос, очевидно, обескуражил мальчишку.

— Н-нет… — неуверенно ответил он.

Молчание. Долгое.

— Хорошо. Я давить на тебя не буду, захочешь — сам сознаешься, — собеседник фыркнул, — но помни, что провинись ты в чём, нам всем — и мне, и матери — за тебя отвечать.

— Отец, я же…

— Я знаю! И всё же Дима Моряков, — Лизавета зажала себе рот ладонью, — очень меня беспокоит. Он и его свита, та смуглянка и веснушчатый. Но Дмитрий в особенности. Какой-то он ненастоящий, кукольный. Не знаю, как объяснить.

— Зато я знаю, — грубо перебил его Илья. — Ты хочешь держать меня под колпаком, потому что я твой единственный сын, и когда у меня появились секреты, тебе это не понравилось. Но пап! Я человек, в конце концов, неужели нельзя относиться ко мне более лояльно?

«По-моему, лояльнее некуда», — про себя возмутилась Заболоцкая, поражаясь подобной терпимости Олега Ярославовича. Эх, будь она на его месте, за такое неуважение и хамство соответствующую трёпку задала бы младшему Лихоборову. Впрочем, он в чём-то прав, единственный ребёнок в семье почти всегда очень избалован, если только сам не устанавливает для себя нравственные нормы и не старается держать себя в них, так что Олежа отчасти сам виноват в том, что сейчас выслушивает такое.

— После бала ещё поговорим, — пообещал (да-да, не пригрозил, пообещал!) хозяин поместья. — Посоветуемся с матерью, кто прав, кто нет, — и оба в спешке вышли из комнаты. Нет. Только он вышел. Его сын остался. Похоже, парень уселся на маленькую банкетку около выхода. Лизавета мысленно выругалась. Она поняла, что если сейчас же не найдёт уборную, то… Да вы сами знаете, что, необязательно это знакомое всем чувство детально расписывать! Софья жалобно заскулила.

— Я срочно ДОЛЖНА попасть на кухню, чего бы мне это не стоило! Потому что со мной Олег так, как с Ильёй, любезничать не станет, — она обречённо всхлипнула. — Он ещё и знает про нас с тобой! Как ни крути, всё равно мне не сладко придётся.

— Почему не сладко-то, — не выдержала Лиза. — Всего лишь часть зарплаты за этот месяц вычтут.

— Нет! — шёпотом захрипела та. — У меня в последнее время было очень много казусов и ошибок, и Ярославович сказал, мол, ещё один промах, и всё…

— Что, всё?

— Всё. Уволит. Говорит, и так слишком долго терпел.

Поверить её словам оказалось нетрудно. Софья была умелой и профессиональной, но не очень трудолюбивой работницей, так что не раз хозяину особняка приходилось извиняться перед гостями за её нерасторопность. Елизавета понятия не имела, есть ли финансовые проблемы в Сониной семье, скорее всего, нет, но таким, как она, лишние деньги никогда не повредят: просто у таких, как она, никакие деньги лишними не бывают. Средняя Заболоцкая снова принялась думать: итак, проблемы две, по штуке на девочку, а решение одно. Не самое приятное, особенно для Лизы, но она всё равно не сможет упасть в глазах юноши ещё больше, так что вперёд! Она напоследок обернулась к подруге и приложила палец к губам, а потом резким пинком открыла створку со своей стороны и вылезла на свет Божий. Быстро закрыла за собой дверцу, чтобы мальчишка не заметил Софью, опустилась на пол и уставилась на Илью.

***

Тем временем Евгения Опрасник сидела на скамеечке около небольшого, но аккуратного, обвитого виноградной лозой дома с кукольными белыми окошками и смотрела вдаль размытым взглядом. Её сознание явно пребывало где-то далеко, отдельно от тела, смуглянка думала о чём-то важном, решалась на что-то и не видела чудесного светлого заката, бледного солнца на фоне тёмной тайги, собственный ухоженный участок с цветочными клумбами. Женька вернулась из столицы всего несколько часов назад, и это стоило ей немалых волнений и стресса: её родители были купцами, одними из немногих кого,помимо Охотников за произведениями искусства Зауралья, выпускали из страны, однако сразу же после подобных разъездов они должны являться в Королевский двор с подробным докладом. Императора интересовало всё: успехи в торговле, предпочтения местных жителей, наиболее скупаемые товары, достаток определённых районов. Мать с отцом вернулись в Ростерию вчера утром и в тот же час приготовили коляску, взяли упирающуюся дочь с собой и отправились в Кирилльск. Там чета Опрасников обосновалась в местной квартире, и только собралась раскладывать вещи, как девушка упёрла руки в боки и, приводя неоспоримые аргументы пользы пребывания растущего организма на свежем воздухе, отвоевала своё право уехать обратно. Разумеется, она рассорилась с родителями, но сейчас её мысли были заняты не этим: Женя раз за разом воспроизводила в своей голове то, что смогла услышать и узнать за время своего короткого визита в столицу. На самом деле, пока что всё протекало спокойно, никто ничего не подозревал, только в августе намечался большой наплыв туристов в Юрган. Евгения понятия не имела, может ли это как-то помешать их планам, но решила рассказать ПаПе в первую очередь. Девушка так погрузилась в свои мысли, что не услышала шороха приминаемой травы, а лишь почувствовала, как чьи-то потные ладони закрыли её глаза.

— Не страшно. У тебя совсем нет фантазии? — не дрогнув, спросила она.

— Но как ты поняла? — поднял рыжие брови мальчишка, обойдя подругу.

— Только ты в нашей кампании любитель глупых шуток.

— Говоришь точь-в-точь как Елизавета Заболоцкая, — фыркнул парень, надеясь таким образом пристыдить Женю.

— Да? Тогда мне становится понятно, почему она не хочет с тобой дружить. Придумай что-то новое, — посоветовала она, поднимаясь. — Темнеет. Самое время идти на собрание.

— Именно это я и хотел тебе сказать, — Дима Моряков схватил Евгению за рукав, — собрания не будет.

— Что? Почему? Это же глупо — дёрнулась девушка, сверкнув глазами.

— Это решение ПаПе, — заметил мальчишка, и Женька замолчала, — и если тебя это так расстраивает, то никто тебе не запрещает встретиться с ребятами неофициально.

— Но всё же… Почему? — уже не так запальчиво повторила девушка.

— Видишь ли, есть несколько причин: во-первых, в последнее время нет почти никакой новой информации, всё, к счастью, тихо и спокойно, даже тебе, хотя ты наш главный оповещатель, вряд ли есть, что рассказать.

— В конце лета сюда нахлынет огромная толпа туристов, что может помешать нам проводить периодические сборы, — упрямо произнесла заученную фразу девушка.

— И именно поэтому мы отныне договорились встречаться реже и менее организованно, чтобы никто не мог нас ни в чём заподозрить. Это всего лишь меры предосторожности, реальной опасности пока не существует, но бережённого Бог бережёт. К тому же из-за того, что всё идёт гладко и без изменений, нам даже ничего обсуждать и согласовывать не нужно, так что куратор решил проредить наши всеобщие сборы. А я ведь только сейчас понял: несколько десятков подростков, в один день, в одно и то же время покидают свои дома под разными предлогами, идут в одно и то же место и возвращаются почти в одни и те же часы. Бр-р-р-р, жутко. Кто-то умный свяжет всё увиденное воедино — и наступит крах наших планов, идей и подготовки. Что скажешь?

— Ничего не скажу. Остаюсь при своём мнении, — буркнула Евгения.

— Женька, что с тобой? — юноша удивлённо заглянул в лицо подруги. — Ты сама не своя. Ты всегда была самой объективной и незаинтересованной из всех, а сейчас… как это назвать… пристрастная! — он внимательнее посмотрел на девушку. — Ты разругалась с родителями из-за поездки?

— Какая разница? Просто думала, ссора будет стоить сегодняшнего собрания, а оказалось, — она развела руки, — что я могла остаться. Кстати, а почему вы меня не предупредили? — она сурово нахмурилась.

— Потому что мы договорились совсем недавно, накануне, а накануне ты… — Димка цокнул языком. — Сама знаешь. Женя, давай прогуляемся, потому что если я сейчас не встану с твоей, наверное, железной лавочки, то не встану уже никогда! — ловко сменил тему парень и с очень натуральным старушечьим скрипом разогнулся.

— Не хочу, — безразлично ответила Евгения, при этом поднимаясь со скамьи и направляясь в сторону ограды. Какое-то время ребята молча шли молча по Большой дороге, но девушка неожиданно остановилась и вперила сверлящий взгляд в один из особняков. Митя, заинтригованный, последовал её примеру: перед ним выросло поместье Заболоцких. Дмитрий понимающе улыбнулся.

— Тебе их тоже жаль, да?

— Нет, наверное, — задумчиво протянула девушка. — За что их жалеть? Они сами сделали выбор. Просто я их не понимаю, — смуглянка пошла дальше, демонстративно засунув руки в карманы просторных штанов. Мальчик поспешил догнать приятельницу. Налетевший порыв ветра пробрался под одежду, ощупал тело ледяными пальцами и унёсся прочь.

— Шестнадцатого марта будет самая лучшая погода, — непонятно, зачем, с нервной дрожью в голосе и преданным блеском в глазах сказала Женька. Дима повторил в голове слова подруги и на всякий случай запомнил — герои ведь всегда говорят что-то величественное — эта фраза вполне подойдёт.

Рассекречивание или попытка объясниться

— …А потом, видела бы ты его лицо! Я сомневаюсь, что в нашем богатом русском языке найдутся подходящие выражения для того, чтобы хоть приблизительно это описать, потому что это не понять, не увидев! — хихикая, рассказывала Лиза хохочущей сестре о своих приключениях на следующее утро.

— Бедный мальчик! — смеялась Санька.

— Кстати, никогда бы не подумала, что Митьку, Митьку! посчитают дурной кампанией. Мне казалось, все взрослые наоборот должны видеть в нём образцового ребёнка.

— Мне тоже, — пробормотала Саша. А вопросов-то всё больше и больше.

— Хотя, нет, чего же здесь есть такого удивительного? Он не спит по ночам, скрывает что-то, проникает в чужие особняки… Удивительное здесь есть только то, что я почему-то всегда про себя называла его тихоней, как ты считаешь?

— Ага… А он наверняка не ожидал такого, да? — сменила тему Александра, вновь вернувшись ко вчерашнему случаю в комоде, — Послушай, неужели тебе не стыдно? В конце концов, оказалась невольным свидетелем той ссоры с его отцом и прочее.

— Когда я только подумала о том, чтобы это сделать, было, — призналась средняя Заболоцкая, — но сразу после, как ни странно, нет. Если честно, мне вдруг стало так весело, что больше ни о чём не хотелось думать.

— Тебя почти никогда не удавалось смутить, — понемногу успокаивалась Саша. — Может быть, они спорили из-за спектакля, что устроил Олег? Ты что-то подобное говорила.

— Может быть, — эхом отозвалась блондинка и неожиданно вскипела. — Я совсем перестала понимать этих людей после вчерашнего представления: зачем столько месяцев скрывать собственную магию, а потом бестолково и бессмысленно показывать её большинству аристократичных семей? Ради сюрприза?

— Ты же сама постоянно повторяешь, что Лихоборовы — великие хвастуны. Наверное, сначала решили держать интригу, но не удержались, хе-хе… А что произошло потом?

— М-м-м-м-м… Как я уже говорила, Илья посмотрел на меня так, словно этот шкаф меня, по меньшей мере, только что выносил и родил, — искренний смех Саньки подбодрил и раскрепостил рассказчицу. — А я, ты знаешь, не тот человек, которого одним взглядом стеснить можно, поэтому сразу и прямо перешла к самому главному…

Тишина, нарушаемая хлопаньем ресниц, затянулась — юноша понятия не имел, что в данной ситуации положено говорить, а девушка, явно знавшая, как разрядить обстановку, решила предоставить это право мальчишке, хозяин — барин, всё-таки. «Он мог бы поступить любезно и не обратить внимания на это происшествие» — наблюдала за младшим Лихоборовым Лиза, всё ещё сидя на полу с любопытным и совсем не виноватым выражением лица.

— Что ты там делала? — подал с того конца комнаты голос Илья, сверля гостью злющими глазами. «Мог бы, но не стал этого делать» — прокомментировала про себя Лизавета.

— Искала уборную, — спокойно и уверенно ответила она.

— Ты ведь понимаешь, и мне не обязательно объяснять, что ты несёшь несусветную чушь? — изо всех сил сжимая на коленях кулаки, спросил парень.

— Нет, сначала я правда пошла искать уборную. До этого…

— До чего, этого?! До того, как подслушивать наш с отцом разговор?! — он совершенно рассвирепел, причём до такой степени, что Елизавета в голове прикидывала, каковы шансы, что Илья сейчас её ударит. Однако и она не из робкого десятка.

— Ты отведёшь девушку в туалет, в конце-то концов, или нет? — рассердилась она.

Юноша заскрежетал зубами, и, мотнув головой в сторону выхода, быстро направился к двери. Девочка неуклюже поднялась и побежала следом. Когда ребята уже шли по коридору в противоположную от столовой сторону, Лиза услышала позади тихий звук скорых мелких шагов и удовлетворённо кивнула: похоже, Соня будет на кухне вовремя. Илья резко свернул в тёмный холл, что сразу же натолкнуло спутницу на нехорошие мысли. Впрочем, поход закончился достаточно благополучно: мальчишка остановился около небольшой невзрачной двери и с кривой ухмылкой и шутовским поклоном указал на неё. Девочка мгновенно скрылась внутри, а выйдя через некоторое время с довольной улыбкой, уже не обнаружила Лихоборова младшего. Впрочем, это и к лучшему.

— Лизавета? Лизавета, вот ты где! — мать, покрывшаяся красными пятнами от волнения, подбежала к блондинке. — Мы так долго тебя искали, а ты совсем не откликаешься!

— Я не слышала.

— Благо, нам по пути попался этот милый мальчик, он помог, а что бы мы без него делали!

— Какой милый мальчик? — не поняла Лиза.

— Сын Олега, Илья, — объяснил Николай, стоявший рядом. — Хороший парень, надеюсь, отец его не испортит.

Девушка подняла брови. Иногда ей казалось, что только она видит целую картину мира, а остальные то ли слепы, то ли притворяются.

— Зачем вы меня искали? Мы уже едем домой?

— Понимаешь, — виновато сказала Олеся, — тебя так долго не было, и мы боялись, что ты…

— Натворю что-нибудь, — закончила средняя Заболоцкая.

— Да, — кивнул папа, — и потому мы вдвойне рады, что всё обошлось. Лизанька?

Девочка молчала. В её голове пронеслись обрывки воспоминаний и недавних образов, после чего она не выдержала, нервно прыснула и расхохоталась в голос.

— В чём дело, Елизавета? — испуганно вскричала мать. — Что ты наделала в этот раз?

Но блондинка никак не могла уже остановиться.

— Даааа, — протянула Сашка уважительно, откинувшись на Лизину кровать и почти утонув, когда перина на миг сомкнулась над русой головой. — Как я и думала, вам на приёме было очень весело. Рада, рада.

Средняя Заболоцкая мгновенно догадалась, отчего радостный настрой младшей сестры так неожиданно и быстро изменился, и, придав своему голосу больше ласки, сказала:

— Как я и думала, нам на приёме было не очень весело, во-первых, потому что кроме еды и небольшого представления там ничего не предусматривалось (в общем, скука самая настоящая), а во-вторых, потому что из-за тебя мне пришлось сидеть там весь вечер… С родителями… Совсем одной! Как ты могла так поступить, для меня эти несколько часов обернулись сущим кошмаром! — разумеется, она преувеличила, но Саню это вмиг успокоило. А Лизавета вошла во вкус. — Несколько часов подряд, только и развлечение, что набивать свой живот всё новыми и новыми нескончаемыми блюдами, сверстников нет, танцевать не приглашают, и, ко всему прочему, могильная тишина, так как у одной половины гостей язык уже стёрся в кровь, а другая половина, как я, например, так распробовали фирменную Лихоборовскую настойку, что уже не в состоянии были и рта открыть, не то что что-нибудь сказать.

— Хорошо, я поняла, что жалеть мне не о чем, — снова засмеялась Александра. — Так что можешь перестать поминать Олега Ярославовича лихом, а то он, бедный, наверное, от икоты сейчас на стену полезет. Да, настойка, я слышала, тебе понравилась. Ты ведь вчера вечером ещё немного тёпленькая приехала. Родители сердились, возмущались…

— Ой, а я-то думаю, отчего весь прошлый день как в тумане… — довольно кивнула Елизавета, — Надеюсь, мою мысль ты поняла: у тебя ещё столько балов впереди! Поэтому даже не думай расстраиваться из-за такой ерунды.

— Говорю же, всё хорошо. Значит, ты встретилась там со своим таинственным другом.

— Да, я же сказала.

— Можно вопрос? Ты скрываешь от родителей Димку, от меня — этого своего приятеля…

— Не только от тебя.

— Не важно, я имею в виду, у тебя такая подсознательная тяга к тайнам и секретам, или на это раз действительно найдётся стОящий повод?

— Санёк, — Лиза нахмурилась, — ты же знаешь, я почти сразу всё тебе рассказываю, если только имею такую возможность, — и, помолчав, вздохнула, — всё, чем смогу, поделюсь: этот мой приятель, назовём его Икс, сам попросил меня не выдавать его имени и личности, причём очень настойчиво.

— Я очень надеюсь, что ты шутишь или хотя бы преувеличиваешь, — осторожно перебила её Саня, — ведь если твой друг, прошу прощения, Икс, окажется диссидентом и революционером или каким-то беззаконником, я вынуждена буду сообщить родителям…

— О Силы Земли, Саша! Поэтому я и не хотела ничего говорить! Да простит Икс мне это, но она всего лишь маленькая девочка, работающая в доме Олега Ярославовича, а не рассказывать о нашей с ней дружбе она просила потому, что недавно, а точнее, год назад после получения дара, её наниматели стали очень мнительными людьми и запрещают всем своим работникам тесно общаться с кем-то из других представительных семей во избежание случайного раскрытия какой-либо из Олежиных тайн, подслушанных или иным образом узнанных слугами, и в противном случае мою подругу уволят, а её родители отнюдь не олигархи! — девушка перевела дух. — Видишь, как ты ко мне не справедлива. Я совершенно ничего не могу от тебя скрыть, всё ты выведаешь, да ещё заставишь чувствовать себя виноватой. А у самой наверняка секретов воз и маленькая тележка. Ты в последнее время стала очень любопытной.

Санька ощутила укол совести. Действительно, было кое-что, о чём Лизавета не знала и не догадывалась, но ведь это для её же блага, нет? «Обязательно ей расскажу», — решила Александра: «когда-нибудь».

— Я всего лишь интересуюсь твоей жизнью, цени это, — шутливо обиделась девочка, — и пользуюсь своим привилегированным положением младшей сестры. Так что я жду историю.

— Какую историю?

— Вашего знакомства, конечно же! Заметь, я не прошу от тебя имени или других личных данных твоего Икса и буду вполне довольна псевдонимом.

— Чувствую, у меня нет выбора, — уселась на кровати поудобнее, готовясь к долгому рассказу, Елизавета.

— Конечно, не получится! Сейчас едва ли светает, и родители ещё спят, к тому же выходной день, и позавтракаем мы, скорее всего, попозже. Поэтому у тебя ещё несколько часов впереди, не торопись.

Средняя Заболоцкая закатила глаза, уселась, скрестив ноги по-турецки, и заговорила медленным хорошо поставленным языком.

— Это произошло около пяти лет назад…

Коляску тряхнуло, и Лизавета в очередной раз подпрыгнула на сиденье, завалившись на мать.

— Лиза! Можно поаккуратнее, ты мне бусы порвала! — вскрикнула, отстраняясь, Олеся. Девочка обиженно насупилась и скрестила руки на груди.

— Милая, они всё равно не шли к твоим серьгам, — попытался успокоить жену Николай.

— Я была права, — мученически вздохнула женщина, — надо покупать новую кибитку, сил никаких уже нет! А ещё лучше машину.

— Когда-нибудь, обязательно, — согласился отец и недовольно сморщился, когда карета проезжала всхолмленный участок.

— Даже поездка становится не в удовольствие! — жаловалась мама.

Старшая девочка в сотый раз поправила рукава-фонарики и погладила бежевый подол. Младшая же с самого начала поездки положила голову на папино плечо и задремала.

— Мне кажется, или Лиза сливается с эти платьем? Ох, нужно было надеть другое, цвета хаки…

— Дорогая, хватит суетиться! В любом случае, сейчас ничего уже не исправить.

— Прости, я так волнуюсь; мы первый раз едем на встречу с Лихоборовыми, а они очень влиятельны…

— Не более влиятельны, чем мы. Я вообще не считаю, что ужин с конкурентом был такой хорошей идеей, и отношусь к этому, как к заданию, которое надо выполнить.

— Соперник? — переспросила Елизавета. Родители в ответ махнули рукой.

— А куда мы едем? — через некоторое время полюбопытствовала девочка.

— Мы же говорили, — ответила Олеся, — на встречу с семьёй Лихоборовых.

— Да я поняла, зачем! — стукнула по сиденью кулаком блондинка. — В смысле, в какое место?

— В Енисей, — сказал отец и объяснил, — этот город расположен по соседству с Приречным.

— В Приречном вы работаете, — констатировала девочка.

— Мы с Олегом Ярославовичем договорились встретиться и отпраздновать знакомство у него дома, — добавила мама. — Правда, Олег в последнюю минуту прислал телеграмму, что его срочно вызвал министр внутренних дел, потому сам присутствовать не сможет. Он очень извинялся и сообщил, что нас с радостью будут ждать Ольга Викторовна и Илюша — жена и сын.

Лизавета снова вздрогнула, когда коляска наехала на камень, закрыла глаза, только на секунду. И проснулась оттого, что кто-то легонько тормошил её.

— Доброе утро, — улыбнулась мама. — Мы уже приехали. Выходим.

Николай почти вынес обеих дочек наружу и поставил на ноги. Елизавета потёрла глаза, нахмурилась, чтобы быстрее сфокусировать зрение, поморгала, и вдруг перед ней появился большой коттедж, самый обычный, отличающийся только своим великанским размером и огромным количеством балконов.

— А наше городское поместье гораздо красивее, — заметила Саша.

— Милая, давай договоримся: мы все знаем, что это так, но при хозяевах об этом так же дружно забудем! — ласково сказала мама, взяв младшую дочь за руку.

— Почему?

— Правила приличия, — с высокомерным взрослым видом пояснила Лиза, и в кои-то веки заслужила уважающий родительский взгляд. Заболоцкие подошли к забору.

— Сейчас уже… одиннадцать утра, — бросив взгляд на часы, произнёс Николай. — Мы приехали вовремя, а нас заставляют ждать.

Словно услышав осуждающие речи мужчины, из неоткуда около ворот появились швейцары, что вдвоём очень синхронно открыли ворота и застыли в пригласительной позе. Интересно, сколько людям платят за такое унижение? Семья прошла внутрь и, сопровождаемая (или конвоируемая, кто знает) всё той же парой слуг, направилась к дому. Дверь особняка Заболоцким открыли уже новые дворецкие, коренастые мужчины в одинаковых костюмах, прежние же бесследно испарились. В то время как Саня в восторге забегала вперёд мамы и папы, рассматривая средневековый интерьер, мебель с позолотой и множество других занятных вещей, Лизавета с хмурым, хотя тогда ей казалось, со степенным видом шла следом — у неё не было ни сил, ни желания, чтобы любоваться красотами. Во-первых, Николай ещё до поездки предупреждал, что Лихоборовы любят красоваться и показывать своё богатство, так что Лиза, не любившая, когда её заставали врасплох, заранее готовилась; во-вторых, эти туфли, новые, вкусно пахнущие кожей и неразношенные, натирали пятки, и девочка употребляла все свои силы на то, чтобы как можно понятнее отобразить на своём лице немое мученичество.

— Как я понимаю, Лихоборовы нас встречать не собираются, — мрачно сказала мать, и, не дождавшись ответа от дворецких, резко остановилась, обернулась к ним и повторила собственные слова теперь уже с вопросительной интонацией.

— Ольга Викторовна и Илья Олегович ждут вас в Красной зале, — помолчав, ответил мужчина, что стоял слева, — поэтому прошу следовать за нами.

Николай осуждающе покачал головой, очевидно, таким образом показывая своё недовольство по поводу столь негостеприимных невежливых хозяев. Однако Лихоборовы всё-таки решили снизойти до гостей, поэтому неожиданно нарисовались перед ними спустя несколько поворотов и коридоров, отозвав прислугу.

— Здравствуйте, надеюсь, наши люди оказали вам хороший приём, прошу простить нас за опоздание, возникли некоторые, впрочем, легко устранимые и уже устранённые проблемы на кухне, — на одном дыхании скороговоркой выпалила Ольга, ничуть не раскрасневшись и не запыхавшись. Сразу видно, шла медленно и степенно, никуда не спешила. Родители со всё ещё недовольными лицами раскланялись перед хозяйкой, Саша, как всегда вызвала умильный восторг всех взрослых, собравшихся здесь, а Лизавета с тусклым предупреждающим видом стояла в стороне, так что Ольга Викторовна не осмеливалась задержать на старшей девочке взгляд дольше, чем на секунду. Зато её сын, Илья, рассматривал ровесницу без стеснения, и, кажется, даже хотел что-то сказать, но мать не давала вставить ему и слова. Знакомство, нянченье детей друг друга, взаимные извинения, похвала и объяснение причин отсутствия Олега Ярославовича заняло чуть более десяти минут, и Лизе, не принимавшей участия в разговоре, не оставалось ничего другого, кроме как переглядываться с мальчишкой напротив. «Было бы гораздо логичнее с их (взрослых) стороны общаться на пути в Красную залу, а не стоять на месте столбами и тратить время зря», — думала девочка, оценивая своего товарища на ближайшие несколько часов. Симпатичный. Главное, чтобы рта не раскрывал и не портил хорошо сложившегося Лизиного к нему отношения. Как говорится, помолчи — за умного сойдёшь, а такие смазливые мальчики, как Илья, часто оказываются дурачками, и очень скоро Лизавета точно узнает, так ли это в данном случае.

— Ты прямо поедаешь его глазами! — рассмеялась рядом Сашка. Средняя Заболоцкая покраснела и рассержено толкнула сестру; мальчишка же, напротив, заулыбался. Замечательно, теперь, по Санькиной вине, у девочки в общении с младшим Лихоборовым не будет никаких преимуществ!

— Ты почти опозорила меня! — возмутилась Лиза, отходя с Александрой немного назад. — Теперь придётся как-то исправлять ситуацию, чтобы он не смел даже и подумать!

— Не обижайся, этот мальчик кидал на тебя пламенные взгляды с начала нашего знакомства, нужно же было дать ему надежду! — весело зашептала Саня, посматривая на Илью.

— Ты сейчас совсем загубишь мою репутацию! — больше не могла злиться девочка и повернулась с бесстыжей ухмылкой к мальчишке. Первое и самое важное впечатление испорчено, но Лиза не унывала — в детстве у неё всегда получалось находить решение проблемы, причём выгодное ей решение. Взрослые, не прекращая разговора, неожиданно тронулись с места, оставив детей позади, и последние спешно отправились следом. Младший Лихоборов ловко вклинился между сёстрами.

— Доброе утро, я Илья.

— Я знаю, — незаинтересованно кивнула Лизавета.

— Очень приятно, а я Саша, — ответила вторая девочка.

— Саша, Лиза, рад знакомству, — обиженно поглядывая на блондинку, сказал мальчик. Саня из-за его плеча тоже недоумённо смотрела на девочку. Та раздражённо повела плечом. «Ох, как же натирают!»

— Как долго ещё идти до Красной залы? — спросила средняя Заболоцкая у будущего хозяина поместья.

— Довольно долго, обсерватория примыкает к левому крылу, — растерялся он.

— Тогда прошу меня извинить, — Лиза привыкла маскировать стеснение наглостью, поэтому с независимым видом сняла сначала одну, потом другую туфлю и, держа обувь в руке, дальше пошла босиком. Это совсем лишило Илью дара речи. Интересно, как Лихоборовы представляли себе Елизавету Заболоцкую до встречи? Явно не так. А Александра, привыкшая к таким выходкам, лишь взволнованно подбежала к сестре.

— Ах, а я и не думала, что эти башмаки могут оказаться не по размеру. Почему же ты раньше не сказала? Мы бы вернулись, нашли другие, а тебе теперь мучиться.

— Всё не так плохо, — заверила её Лиза. В скором времени Ольга Викторовна остановилась около двух больших дубовых створок, которые поспешили открыть дворецкие.

— Прошу, — мурлыкнула хозяйка особняка, жестом приглашая всех войти. Скрипя зубами, блондинка снова надела туфли и похромала внутрь комнаты, надеясь поскорее сесть. Но не тут-то было: Помещение, кстати вовсе не красное и абсолютно круглое, представляло собой обсерваторию с телескопом, картами, куполом, разрисованным под звёздное небо, и специальным в нём окошком для обозрения. Никаких горизонтальных поверхностей, пригодных для посадки. Новый скрип зубами: они издеваются! Хозяйка тем временем взяла колокольчик, подвешенный к стене около дверей, и позвонила в него.

— Не беспокойтесь, уже через несколько минут нам принесут еду и напитки, — хвастливо улыбнулась она.

— Хорошая идея, надо бы и нам с тобой попробовать такое же, — услышала, как Олеся прошептала это отцу на ухо, Лиза.

— Прошу прощения за столь неожиданный и нетрадиционный приём, но я подумала, что обычным застольем уже никого не удивишь, поесть мы все успеем, а днём увидеть звёзды и планеты… — она интригующе улыбнулась и подозвала гостей к телескопу. Родители с плохо скрываемым любопытством подошли к Ольге, а Лиза сделал лишь один маленький шажок: для вида, и уставилась на настенные часы, будто нарочно спрятанные от чужих глаз в тени. Один оборот минутной стрелки, два, три, четыре. Девочка сбилась на семнадцатом. Всё, мочи нет! Она быстро направилась в сторону выхода, никем не замеченная вышла в коридор и побежала по нему, скинув туфли в сторону ванной комнаты, случайно замеченной на пути сюда. Внезапно из-за угла показался неопределённых размеров и формы силуэт, также двигающийся на большой скорости. Уже находясь в метре от него, Елизавета поняла, что это ребёнок, такой же, как она, девочка официантка, катящая впереди себя столик на колёсиках с различными закусками. Буквально высекая на мраморном полу искры пятками, Заболоцкая попыталась увернуться, затормозить, избежать столкновения, но слишком поздно. Болезненный толчок в живот, переворот, звон посуды, холодный камень под ладонями и грязные ругательства служанки. Блондинка оттолкнулась руками от поверхности, поднялась на ноги и, несмотря на головокружение, остаточное мельтешение в глазах и жуткие вопли девчонки, ринулась дальше. Вот она, цель — узкая белая незапертая дверь! Туда, скорее! Уже внутри девочка с блаженным видом сидела на краю ванной на протяжении получаса, опустив ноги в тёплую воду (к счастью, бак заранее был наполнен и разогрет). Сначала Лизавета, еле прикасаясь к ногам, мокрым полотенцем стирала с них кровь — ситуация оказалась хуже, чем предполагала средняя Заболоцкая. Ступни стёрлись жёсткими туфлями да синяков и кровоподтёков, особенно на косточках щиколоток и больших пальцах. Сейчас Лиза знала, что виновата сама, ибо даже не попробовала пройтись в этих башмаках, а лишь один раз надела их в примерочной, но всё же злилась, как всегда, на всех. Раздражение также подогревал факт, что просидеть до конца приёма в ванной комнате не получится, и скоро опять придётся всовывать свои бедные ноги в туфли и идти к родителям и хозяевам, но девочка постоянно отодвигала этот момент — ещё минуту, ещё сорок секунд. «Хватит!» — рассердилась она сама на себя: «Досчитаю до двадцати и точно пойду». Заветное время закончилось, и Елизавета со стоном перенесла ступни на мягкий ковёр, потом поставила их внутрь лодочек. «Чувствую себя русалкой из произведения Андерсена», — про себя хмыкнула Лизавета, переступая с ноги на ногу: «Живу, как в сказке». Кое-как Заболоцкая преодолела расстояние до Красной залы, но внезапно около самых ворот обернулась назад: на том злосчастном повороте никого и ничего уже не было. Пусто и обыденно. А чего она ожидала, что там, как экспонат современного искусства, останется лежать опрокинутый столик с разбросанной едой? Кстати, наверное, хороший получился натюрморт, такой хаотичный. Лихоборовы, кажется, ценители художеств, может, им бы понравилась подобная композиция, зачем же лишать их возможности любоваться видами, не отходя от обожаемого ими космоса? Елизавета последний раз осмотрела место происшествия и тихонько приоткрыла двери, скользнув внутрь. В комнате оказалось достаточно темно, темнее, чем было до Лизиного побега, наверное, из-за закрытого просвета в куполе, взрослые стояли около телескопа и по очереди наклонялись к глазку, охая и ахая. Илья с Сашей сзади на цыпочках заглядывали за спины родителей, словно так можно рассмотреть звёзды. Девочка незаметно присоединилась к ребятам. Похоже, никто и внимания не обратил на её отсутствие. Но не успела она оскорбиться, как мать, в тот момент, когда Ольга в очередной раз начала разглядывать небесные тела, схватила старшую дочь за руку и отвела в сторонку.

— Где ты была? — зашипела Олеся.

— В… туалете, — абсолютно случайно соврала Лиза, от неожиданности.

— Больше получаса?!

«Они всё-таки заметили», — удивилась блондинка и, не сопротивляясь и не злясь более, осторожно приподняла пятку так, чтобы только она выскользнула из туфли, и показала на свою ногу. Мама отследила заданное направление взглядом, и глаза её полезли на лоб.

— Замечательно, — простонала она. — Ты хотя бы раз можешь без происшествий пережить приём?

— Олесенька, у вас всё хорошо? — спросила отвлёкшаяся от созерцания хозяйка.

— Да, всё замечательно, — замялась мать. — Но боюсь, мы очень долго здесь не задержимся — через некоторое время, никуда не торопясь, поедем домой, заранее подготовим девочек к школе, им же выспаться нужно, а не засиживаться до ночи.

Николай недоумённо смотрел то на жену, то на дочь, и ничего не понимал. Ольга Викторовна важно кивнула, как умеют кивать только мамы, и предложила:

— Хорошо, но я попрошу задержаться вас ещё немного. Софья! Сонечка! А, ты здесь? Принеси нам сюда, пожалуйста, десерт.

Только заметив шевеление в тени, той самой, что скрывала часы, Лизавета поняла, что в Красной зале они не одни: у стены притаился субтильный человек, прислуга, девочка, которая, согласно качнув голову в сторону Лихоборовой, взяла пустой столик на колёсиках, также ранее прятавшийся где-то, и покатила его к дверям. Это же… Глаза Лизы расширились, она поперхнулась воздухом. Это же та официантка из коридора! И судя по недоброму взгляду, брошенному мельком, она блондинку тоже узнала.

— А хотя, знаете, что? Ждать — слишком долго, вы торопитесь…

— Мы не торопимся, — нервозно перебила мама.

— Вы торопитесь, — как ни в чём не бывало продолжила Ольга, — поэтому, думаю, будет лучше, нам сразу направиться в столовую, к тому же, всё с пылу с жару, не успеет остынуть.

Служанка в неуверенности застыла на выходе.

— Сонечка, предупреди всех на кухне, чтобы готовились к нашему налёту!

Девочка скрылась, таща за собой столик с дребезгом, несвойственным такой изящной новой смазанной маслом мебели.

— Ты с нами пойдёшь или здесь останешься, подождёшь? — шёпотом спросила Олеся у дочери.

— Наверное, здесь, — здраво оценила свои силы она. К шепчущимся подошла взволнованная хозяйка поместья.

— Мне не послышалось, дорогая? — встревожилась та. — Ты хочешь отказаться от обеда? Плохо себя чувствуешь, милая?

Даже ласковый взгляд карих глаз не заставил Елизавету забыть, что она не имеет права плохо себя чувствовать в гостях, поэтому улыбнулась с максимальной умильностью, на которую был способна.

— Нет, что Вы! Всё замечательно, но я, увы, слишком долго отсутствовала и не успела даже глянуть в Ваш чудесный телескоп, а мама расхвалила его в таких восторгах…

Ольга польщённо зарумянилась.

— Так что я хочу побыть здесь и посмотреть на звёзды. Я не имела такой возможности и в ясные ночи, не то, что в полдень! К тому же, я абсолютно сыта!

— Хорошо, Лизанька, — легко приняла подправленную версию событий женщина. — Но если тебе вдруг надоест или ты захочешь перекусить, любая прислуга с удовольствием укажет тебе путь!

— Мы не очень долго, — пообещала мать и, взяв мужа за руку и что-то тихо сказав ему, последовала за хозяйкой поместья и её сыном. Саша, что-то смутно понявшая, напоследок приблизилась к сестре.

— Я принесу тебе столько пирожных, сколько смогу унести, — пообещала она.

— Иди-иди, не отставай, — махнула рукой Лизавета.

— Тётя Оля, а почему эту залу назвали Красной? — услышала блондинка Санькин голос уже за дверью.

— М-м-м-м, потому-у-у-у что-о-о… Она красивая! — извернулась женщина. — Ты же знаешь, раньше эти слова были синонимами: красна девица и всё тому подобное.

— А разве остальные комнаты у вас не красивые? — с детской непосредственностью спросила Саня.

— Александра! — скорее со стыдом, чем сердито одёрнул её отец.

— Всё хорошо, Николай Романович. Ребёнок просто любопытный.

Дальнейший разговор средняя Заболоцкая, уже выглядывая в коридор, расслышать не смогла, поэтому со вздохом снова обвела глазами помещение позади, надеясь, что здесь волшебным образом появится какой-нибудь диванчик или пуфик. Разумеется, этого не произошло, так что девочка в поисках горизонтальных поверхностей, на которые можно было бы присесть, вышла в холл. «Кажется, где-то за углом, по дороге в ванную комнату, я заприметила очень удобные ступенечки с мягким ковриком», — вспомнила Лиза и поковыляла туда, где, она думала, они находились. Память не подвела и уже спустя минуту блондинка с комфортом расположилась на невысокой лестнице, откинувшись на неё и вытянув многострадальные ноги. Но отдохнуть ей почти не дали: спустя тридцать восемь щелчков секундной стрелки огромных часов, что казались очень громкими в полной тишине, сзади и над головой послышались неуклюжие спешащие шаркающие шаги. Елизавета понятия не имела, как смогла сразу разгадать человека, создающего шум, может быть, просто хотела встречи с ним, но когда девочка открыла глаза, то обнаружила склонившуюся над ней девчонку официантку с медными космами. Довольно долгий немой зрительный контакт. Именно так животные обычно провоцируют друг друга на драку.

— Ты специально меня искала? — спросила Лиза, переворачиваясь и поднимаясь.

— Больно надо, — фыркнула та. — Но мы с тобой сегодня подозрительно часто встречаемся, — и обвела дворянку хищным взглядом.

— Правда? Не замечала такого. Хотя, что значит «часто» для нас? Явно разные вещи, — спокойно уронила блондинка. И на этом моменте уже и без того заведённая рыжая вскипела.

— Какая же ты гадкая, гадкая зазнайка! — взвизгнула она. Лизавета, больше привыкшая к светским словесным перепалкам, чем к прямым оскорблениям, опешила.

— Почему это? Ты сама виновата! Видела же, что я спешу, неужели пропустить нельзя было?

— Нет, нельзя! Если хочешь знать, эта тяжеленная телега с продуктами, не знаю, как в вас столько влезло, сильно затрудняет управление, так что это ты могла бы отойти!

— Я?! Говорю же, что спешила, не могла я отойти! — оправдываться перед ровесницей Лиза не собиралась.

— Конечно, такая важная, уступить дорогу не может, барчонок! А целую гору еды съесть, или ещё лучше, просто выбросить, всегда пожалуйста! А мне из-за тебя взбучку устроили, теперь премию не дадут!

— Из-за меня? Из-за себя! — разгорячённая Заболоцкая смутно представляла в том возрасте, что такое премия, но почему-то думала, что ничего важного. Конечно, что действительно важное может касаться маленькой вредины? — Можешь винить в этом только себя саму!

Наверняка многим из вас уже известно, что когда два человека, особенно психически неуравновешенных, не важно, в силу юного возраста ли, действия алкоголя или чего-то ещё, испытывают друг к другу сильнейшую антипатию, то им даже повода не надо, чтобы начать драку — несколько обидных бессмысленных слов, которые в обычной обстановке вызовут лишь презрительную улыбку обоих и заставят разойтись, теперь могут стать сильнейшим и быстрейшим катализатором, так что не нужно удивляться, что диалог наших героинь получился столь коротким и что времени с их встречи прошло совсем не много, но девочки набросились друг на друга, словно давние враги; они устроили настоящую бойню, тихую, без криков и писков, намертво сцепившись в разноцветном пыхтящем клубке. Лишь чудом дети не скатились вниз по ступенькам, но тогда их это не заботило. Лиза была, пожалуй, одной из самых отчаянных забияк в школе, и сначала уверилась в собственной победе, но после серии довольно умелых, то есть бесчестных, но достигших своей цели, ударов поняла, что всё же присутствует разница между богатыми детьми аристократов и такими рабочими среднего достатка. «Их, что, с младенчества драться учат?» — поразилась про себя блондинка и, наплевав на правила приличия в боях, с ещё большим ожесточением схватила соперника за растрёпанные волосы (к счастью для Заболоцкой, они оказались длинными). Девочки могли бы ещё долго кататься по ковру, но неожиданно недалеко раздался звук множественных шагов. Лиза и Соня мгновенно остановились, прислушались и отскочили друг от друга, после чего дворянка, в чудом не слетевших с её ног туфлях, побежала к Красной зале, а официантка скрылась за маленькой дверью с табличкой «для горничных». Елизавета опередила-таки взрослых и встала к ним спиной, лицом к телескопу, переводя дыхание. Осмотрела себя. «Платье порвала, инфекция такая!» — это ругательство девочка переняла от родителей, не терпевших грубостей. «Впрочем, оно мне никогда не нравилось». Повеселевший и оживившийся после пирожных диалог приблизился, и его участники вошли внутрь помещения. Олеся и Николай весело общались с Ольгой, Саша с Ильёй.

— Возможно, я смогу задержать вас хотя бы на несколько лишних минут? — хихикала хозяйка поместья.

— Разве что на несколько, — скромничал отец.

— Подождите меня секундочку, не обсуждайте ничего интересного без меня! — необычно весело крикнула мама и направилась к старшей дочери. Когда женщина подошла вплотную, девочка смогла почувствовать почти неуловимый пьянящий чужеродный запах. Что бы это значило…

— Так жаль, что ты не пошла в столовую залу с нами, а сидела здесь одна и скучала, — начала мать, — Оленька устроила нам чудесный уютный приём!

— Это хорошо, — нетерпеливо согласилась та. — Надеюсь, вам всё понравилось, и скоро мы вместе поедем домой.

— Да-да, — вспомнила Олеся, возвращаясь к своему привычному недовольному состоянию. — Скоро… Стой! То есть, повернись. Что у тебя с лицом?

Не успела Елизавета осмыслить вопрос, как была схвачена за подбородок.

— О, все Силы Земли! Ты меня домучаешь! Когда и как ты успела сотворить с собой такое? Я ведь оставила тебя меньше, чем на полчаса!

Вдруг девочке показалось, что она увидела мелькнувший силуэт за дверью, и выпрямила плечи.

— На ступеньках поскользнулась, — невероятно гордо соврала Лиза.

— Где ты умудрилась найти ступеньки? — недоверчиво спросила мать. Конечно, любой удивиться что, казалось бы, отнюдь не радостное известие о падении с лестницы пропитано таким пафосом.

— Это же особняк, мама, — закатила глаза блондинка — у неё было алиби. — Здесь, за углом. Можешь проверить, если подозреваешь что, — судя по всему, хитрость вышла правдоподобной. В следующий миг между Олесей и Лизаветой бесцеремонно втиснулась Саня, спокойно посмотрела на старшую сестру, словно бы уже привыкла к произвольному появлению синяков на лице последней и приняла это, как данность, пошарила в складках своего платья и протянула Лизе обещанные сладости, в основном, сдобные булочки, и, не сказав ни слова, вернулась к Илье.

— Допустим, — протянула женщина, проследив взглядом за младшей дочерью. — Но как же неаккуратно и не осторожно надо идти, чтобы не заметить лестницу! Ты из принципа и любви к приключениям под ноги не смотришь?

— Ты, что забыла? — возмутилась средняя Заболоцкая. — Я же просто не могу сейчас ходить осторожно! — и показала на стёртые ступни.

— А у тебя абсолютно ко всему находится оправдание, да? — прищурилась Олеся. — Ничего уже не поделаешь, я потороплю отца, и сразу же по приезду обратно ты хорошенько обмажешь своё лицо той новой мазью, её многие хвалят…

— Олесенька, мы с детьми и Николаем решили, что было бы неплохо нам всем посмотреть картинную галерею. Ты не против?

— Нет, конечно, Олечка, но только если это займёт немного времени, ты же помнишь, мы спешим, точнее, спешили, до того, как ты нас познакомила со своей чудесной кухней! — Лихоборова в ответ кокетливо заулыбалась, а Елизавета задумалась, когда толстая хвастливая инфекция успела подняться по социальной лестнице аж до Олечки. Мать тем временем схватила обеих дочерей за руки и повела за собой.

— Мама, я не хочу! У меня ноги болят, лишний шаг ступить больно, — упиралась старшая.

— Больше я тебя одну без присмотра не оставлю, если не умеешь ещё вестисебя, как взрослая.

— Но, мама, я обещаю тебе, что на этот раз ничего не случиться! Я буду сидеть на одном месте и ждать вас, не нравятся мне картины, — заныла та, и Олеся замешкалась.

— Вы успеваете за нами? Может, вас подождать? — предложила впереди идущая хозяйка поместья.

— Нет-нет, мы уже бежим, не беспокойтесь, — и, шепнув напоследок Лизе «Ни звука чтобы!..», последовала с Санькой за остальными. Старшая девочка еле-еле сдержала позыв крикнуть «Второй раз допускаешь ту же ошибку!», подождала, пока стихнут голоса, и снова вышла в коридор, с изяществом, отклонив колени в сторону и вытянувшись стрункой, села на уже знакомые ступени. Дежавю, красивое звучит. Лизавета точно не знала, что это такое, но хотела, чтобы данное слово подходило к текущей ситуации. Если в правильном свете представить всё случившееся у себя в голове, то можно подумать, происходит что-то загадочное и важное: беловолосая девочка Лизавета, переплетая тонкие алебастровые пальцы, с напряжением вглядывалась серебристыми глазами в пустоту, ожидая кое-кого… А если ещё и «дежавю» добавить, совсем хорошо получится. Размышления бесцеремонно прервала девчонка официантка.

— Почему ты не рассказала про меня?

— Ты же сама говорила, премии лишат, всё тому подобное, — небрежно пожала плечами блондинка.

— Нет! Я знаю, почему ты так делаешь! — Лиза удивлённо обернулась на вспыхнувшую горничную. — Чтобы выставить меня виноватой, или чтобы я оказалась в долгу. А я не люблю быть в долгу! Расскажи обо мне Ольге Викторовне, прямо сейчас!

— Не хочу, — отодвинулась от рыжей Елизавета. Помешательство какое-то!

— Расскажи!

— Да не хочу я! — тоже повысила голос Заболоцкая и отодвинулась ещё больше. Кажется, Сонька, так её зовут, наконец, успокоилась, замолчала и с хмурым видом опустилась рядом. Какое-то время девочки сидели в тишине, не двигаясь. Лизавета внезапно тихо зашипела и сбросила обувь. Служанка побледнела, когда соседка стала растирать фиолетовые от кровоподтёков пальцы. Неожиданный толчок в плечо заставил блондинку вздрогнуть и повернуться: рыжая девчонка протягивала ей хлопковую подкладку, которую часто использовали в качестве пластыря.

— Больше не буду у тебя в долгу, — хмуро объяснила та.

— Это мы ещё посмотрим, — беззлобно ухмыльнулась Заболоцкая и взяла мягкую ткань, обматывая ступни и щиколотки.

— Ты здОрово дерёшься, — заметила после небольшой паузы юная официантка.

— Ты тоже.

— Нет, я имею в виду, для дворянки. Я-то думала, вы все такие воспитанные, нежные.

— Разочарована? — Соня отрицательно мотнула головой, заулыбавшись, и Лизавета продолжила. — А на самом деле, я лучший боец в школе!

— Говорю же, зазнайка!

— Тебе мало показалось? — сурово сдвинула брови Лиза.

— Нет, это тебе мало. А я Соня, Кунжутова, — очевидно, предложение знакомства с её стороны было равносильно предложению мира.

— Как кунжут, — поддразнила её блондинка. — Меня зовут Елизавета.

— А фамилия?

— Заболоцкая, — самодовольно выговорила Лиза.

— Сочувствую, — искренне пожалела её рыжая девчонка.

— Что?! Я не жалуюсь, мне моё имя нравится целиком!

— А, да? Извини, не поняла, — и опять, ни грамма шутки. Блондинка долго серьёзно смотрела на соседку, а потом рассмеялась. Вскоре к ней присоединилась и Софья.

С тех пор девочки стали часто встречаться: Лизавета постоянно напрашивалась с родителями в гости к Лихоборовым, и Соня, чувствуя что-то или обходясь без выходных, всегда была там. Ребята порой уходили вглубь левого крыла особняка, куда хозяева своих гостей ни разу не приглашали (якобы потому что оно для прислуги), но чаще закрывались изнутри в заброшенной неиспользуемой кухне, слава источникам, находившейся в шаговой доступности от Красной залы. Старая качающаяся люстра с засохшими подтёками воска, деревянные, где-то обгоревшие, тёплые стены, ни одного окна, стол на толстых грубых ножках, старый низкий шкаф, на который девочки поставили зажжённые свечи, чтобы хоть немного разогнать полумрак.

— Жаль, что ты ко мне приехать не можешь, — сокрушалась Лизавета в один из подобных дней.

— Я почти всё время или работаю, или учусь, — пожала плечами рыженькая. — А путь до тебя неблизкий.

— Знаю, знаю… Скажи, если не секрет, к чему такая скрытность? Нет, мне всё нравится, здесь очень уютно, но мы же таимся от других, правда? Мне каждый раз приходится говорить родителям, мол, не могу терпеть, бегу в обсерваторию любоваться звёздами и прочими небесными телами.

— И они верят? — донельзя удивилась Сонечка.

— Мои отец с матерью не настолько наивны, — закатила глаза та. — Подозреваю, они догадываются, что я нашла приятеля среди персонала, но не хотят меня смущать и подыгрывают. И ты не ответила на вопрос.

— Во-первых, в это время я работаю, — резонно заметила Кунжутова.

— Аргумент, — согласилась блондинка.

— А во-вторых, мой работодатель очень мнительный. Он заставляет всех, кто трудится на него, подписывать разные бумаги, документы о неразглашении, моих родителей в том числе…

— Никогда бы не подумала, что у Олега Ярославовича есть что-то, что можно разглашать, — засомневалась та.

— У всех есть, и все скрывают.

— И ты уже знаешь что-то, чем можно шантажировать Лихоборова старшего? — подмигнула Лиза.

— Ещё нет, но ведь всё только впереди, посвящение в фавориты, например, тогда, я уверена, у него появится много тайн.

— Ты думаешь, именно он станет фаворитом? — нахмурилась девочка.

— Не обижайся, но да. Я всё-таки кое-что иногда слышу, не глухая же, и договоры о неразглашении чего-бы-то-ни-было никто просто так заставлять подписывать не станет. Есть у него какой-то козырь в рукаве. Но ты не расстраивайся, может быть, твой отец понравится королю больше.

— Я и не расстраиваюсь! А какой козырь?

— Надо же, какая ты простая! Такие тайны мне, разумеется, неизвестны, я и работаю здесь недолго. Но если бы и знала, вряд ли бы рассказала тебе.

— Вот, оказывается, какая ты! А ещё другом называется!

— Лиза, мы знакомы с тобой не больше двух лет…

— А ты привыкла измерять дружбу временем? — на такой категоричный вопрос Софья ничего не смогла ответить.

— Своя рубашка ближе к телу, — начала оправдываться она.

— Почему ты постоянно используешь поговорки? Речь у тебя, как у сапожника, — прервала приятельницу блондинка.

— Я же частенько нахожусь на кухне, среди поваров, а они с сапожниками одного поля ягоды. С кем поведёшься, от того и наберёшься.

— А сейчас ты специально перебарщиваешь.

— Ты меня раскусила. А теперь моя очередь, — Сонечка грозным следователем глянула исподлобья на подругу. — Каждый раз, когда вместе с вами приезжает твоя сестра, ты остаёшься и общаешься с ней.

— Ты имеешь что-то против? — хихикнула блондинка.

— Нет, но мне интересно, почему я так редко её вижу? Ей у нас не нравится?

— Во-первых, ты должна радоваться, потому что навещай она вас чаще, сразу бы тебя раскусила, смышлёная больно. Во-вторых, она много болеет, мы оставляем её на попечении врачей.

— А что же сами ездите? — хитро спросила рыжая девочка.

— Не знаю, — буркнула Лиза. — Кажется, отец что-то говорил о королевском дворе и тяжёлом положении…

Соня милостиво закончила опрос, встала, задвинула ногой табурет под стол и пошла к обшарпанному, но милому шкафчику, что стоял около сломанного мехкамина. «А в правом крыле новых приборов совсем нет, наверное, гостям не хотят показывать», — решила про себя средняя Заболоцкая. Тем временем Сонечка достала из тумбы припрятанный кусок пирога с вишней, конфеты и потемневший от гари чайник.

— Ого, кто-то ещё использует такие штуки? — воскликнула Лиза, указывая на последний предмет, извлечённый официанткой из буфета.

— Да. Я, — коротко и исчерпывающе сказала Софья. Девочка поставила на испещрённый нацарапанными надписями стол еду, потом две не очень чистые, с благородным налётом чая, как говорила Соня, чашки, развела своими силами в камине огонь и подвесила над пламенем чайничек.

— Как ты это сделала??? — блондинка подорвалась со стула и в мгновение ока оказалась рядом с подругой.

— Что?

— Ты с помощью двух булыжников получила искру!

— Это не булыжники, а кресало и кремень. А ты не знаешь, как работает ваш механический камин? — поинтересовалась рыженькая. Елизавета покачала головой, внимательно рассматривая руки приятельницы, словно те были сделаны из золота.

— Если коротко, то при ударе железки о камень высекается искра. Прекрати поедать меня глазами, мне неловко. Я сама этому совсем недавно, две недели назад, научилась. Обычно я использую огниво, оно для меня гораздо удобнее, но своё я забыла дома, а те, что выдаёт Лихоборов старший, всегда остаются на той кухне.

— Научишь меня? — спросила жадно Заболоцкая.

— Зачем тебе? — удивилась та. — В твоём доме наверняка есть подходящее устройство. Если не несколько.

— Для чего-нибудь, да пригодится, просто научи. Пожалуйста!

— Какие же вы дворяне амбициозные, — рассмеялась Кунжутова. — Всё вам нужно, всё вам обязательно, всё вам интересно. На двух стульях не усидишь.

— Ты меня ещё не знаешь, я усижу, так что не беспокойся, — весь вид Лизаветы выдавал воинственный настрой.

— Давай попробуем. Будущий чай убегает!

Когда горячий малиново-травяной напиток был разлит по чашкам усилиями обеих девочек, Соня вытерла руки и опять взяла кусок железа с кремнём.

— Всё ещё хочешь пробовать? — вдруг засаленная дверная ручка задёргалась, затряслась, косяк заходил ходуном. Лизавета с Софьей испуганно примолкли, последняя на цыпочках приблизилась к буфету и задула свечи.

— Что же это… Заело, — услышали они ворчание по ту сторону двери. Ребята не смели и вдохнуть.

— Олег Ярославович, это же старая кухня, ею уже давно не использовали. Может, присохла или вовсе кто закрыл, — прошепелявил неприятный заискивающий голос.

— Антон Павлович, — едва разомкнула губы Софья. — Один из главных поваров. Подлиза и ябеда.

— Хм, да? А что же ты раньше не сказал? — снова заговорил первый человек, очевидно, хозяин поместья.

— Я говорил, всю дорогу сюда говорил, Олег Ярославович.

— Допустим, — ещё две бестолковые попытки выламывания ручки. — Тогда веди меня обратно к гостям. Я в этой части особняка редко бываю.

Антон Павлович что-то неразборчиво ответил, и мужчины удалились. Выждав несколько секунд и еле нацедив храбрости обеих на один кулак, девочки осмелились глотнуть долгожданную порцию воздуха.

— Чуть не попались, — вытерла пот над губой Елизавета, — странно, ведь кому-кому, а мне, если бы они обнаружили нас, ничего бы не было, однако разволновалась, словно в противном случае именно я отвечала бы головой. Ох, кажется, начинаю перенимать твои пословицы-поговорки!

— Подожди, это ещё цветочки, — Сонино лицо едва стало вновь приобретать живой розовый цвет. — Кажется, Лихоборов старший только что вернулся. Головой бы отвечала я. Точнее, не головой, а своим местом.

— Ты говоришь так уже третий год, — заметила Лиза. — Да, я не совсем поняла… Если главный повар считает, что эта кухня уже старая, никому не нужна и должна быть закрыта, то откуда у тебя ключи? Я не замечала, чтобы тебя повышали до должности первого помощника Антона Павловича.

— Эм-м-м-м, — промычала официантка.

— Ага, теперь понятно, за что Олег Ярославович может уволить тебя в любую минуту. Так ты, получается, дерзкая бунтарка, крадёшь вещи из-под подушки хозяина, пока тот спит…

— Не выдумывай глупостей, — обиженно заговорила Кунжутова. — Я, в общем, даже ни в чём и не виновата. Один мой приятель, поварёнок, как-то раз сделала копию с ключей Палыча, знаешь, с мылом и свинцом…

— !!!!!

— Да, и я не скажу, как его зовут, тебе же палец в рот не клади. Я однажды помогла ему, покрывала пару дней его отсутствия, и он дал мне в благодарность одну из копий.

— Только одну? — недоверчиво хмыкнула блондинка.

— Нет, ещё от пустой кладовки, но больше ничего!

— Ты ходишь по лезвию ножа, — глубокомысленно повторила услышанную раз от родителей фразу Лиза, — острого-острого. Неужели старший Лихоборов совсем не следит за собственными вещами и домом, если позволяет новым дворецким и горничным вытворять такое?

— Наверное, Иван… То есть, мой приятель сделал всё очень незаметно, — сказала рыжая девочка и покраснела.

— Вот мы и узнали, кто… Не бойся, я же с самого начала обещала, что никому ничего не скажу. Мы будем, наконец, учиться высекать искру, или нет?

***

— Ого, ты научилась самостоятельно разводить огонь? — не выдержала и вскрикнула Саша.

— Ты перебиваешь, — строго осадила сестру Елизавета.

— Ты не понимаешь, я не могу больше слушать; столько информации, мне нужно свыкнуться! — у девочки оживлённо заблестели глаза, она поближе подсела к Лизе и стала засыпать её вопросами.

— Сразу тебя узнаю! Только ты могла подружиться с кем-то после ссоры и драки. А твоя подруга тоже хороша: ни стыда, ни совести, — эти слова были сказаны со странным одобрением и уважением. — Но признайся, ты научилась разводить костёр, или нет?

— Научилась, — нехотя ответила девушка, — но вряд ли уже умею, столько лет прошло.

Саша понимающе улыбнулась — с Лизаветой всегда так: стоит чем-то овладеть, и сразу остывает интерес.

— Тебе, наверное, очень грустно.

— Почему? — не поняла блондинка.

— Ты со своим другом так редко встречаешься, только летом. Это печально.

— На самом деле гораздо чаще, — обнадёжила девочку средняя Заболоцкая и пояснила. — Если что-то и рассказывать, то рассказывать всё… Икс учится со мной.

— Как? В твоём блоке? Но наша школа очень хорошая…

— И что такого? Икс — человек Лихоборова, может себе позволить.

— Это правда, но тогда я совсем ничего не понимаю.

— Чего ты не понимаешь? — рассердилась девушка. — Я всё тебе растолковала, разжевала, почти в рот положила.

— Да, но ты сама говорила, что Олег Лихоборов хочет сохранить конфиденциальность.

— И из-за этого следить за всеми, даже самыми незначительными своими работниками? — казалось, Лизавета шокирована. — Во-первых, Олежа, как ты бы сказала, жуткий артист, и после того, как он вчера устроил представление (и, скорее всего, этим и раскрыл большинство своих тайн), я не удивлюсь, если все эти подписи и бумаги о секретности были только для того… Чтобы быть! Чтобы привлечь внимание к своей персоне, они же жить без этого не могут, чтобы все вокруг думали, как будто ему есть, что скрывать. К тому же, у нас же частная школа, и там, насколько я знаю, нет представителей известных всем фамилий. Кроме нас, конечно.

— И это правда, — с облегчением выдохнула Саша, наконец-то всё поняла, но как же сложно! Сколько у людей неясных мотивов, сколько неправильных мыслей, сколько решений, совершенно иррациональных, причём цели, которых таким образом пытаются достигнуть, требуют гораздо более меньших и простых манипуляций! Да что там, сами эти пресловутые цели зачастую бессмысленны. Честное слово, Лизин рассказ о её давних приключениях и знакомствах занял меньше времени, чем объяснение всех этих Олежиных действий.

— То есть вы регулярно общаетесь? Невероятно.

— Что невероятно для тебя? Ты не думала, что у меня есть друзья? — прыснула, отшучиваясь, Елизавета. Санька тоже посмеялась, но осторожно и стыдливо — именно так она и думала.

— Обыкновенные люди обыкновенно рассказывают о своих приятелях, товарищах.

— А я необыкновенная, — выпятила грудь вперёд девушка. — И у меня должны быть какие-то тайны, а ты упорно лишаешь меня этого права!

Относительную тишину прервал шорох, сонные голоса, скрип лестницы (на самом деле она и не думала скрипеть, но девочки так себе представляли, как их родители спускались по ступеням на кухню) и позже — едва слышимый треск поленьев в мехкамине на первом этаже.

— Мама с папой проснулись, — констатировала факт Саша.

— Да, — обречённо вздохнула Лиза, — и это означает, что… — сёстры хором тихонько сосчитали до трёх:

— Александра! Лизавета! Подъём, — звучный бас отца за секунду поднялся по ступенькам до третьего этажа. Обе Заболоцкие повернулись, хлопнули в ладоши друг друга, на мгновение переплетя пальцы, синхронно поднялись с кровати и вышли из Лизиной комнаты.

Россия. Самобичевание как смысл жизни

Хммм… Кажется, я старею — становлюсь брюзгой. Или у меня депрессия. Или кризис юных лет. А может, просто с жиру бешусь, да, скорее всего так и есть, ведь у людей, загруженных делами и проблемами, просто нет времени на подобные размышления. Видимо, во мне развился тот недуг, о котором я ещё недавно вас предупреждала, а себя уберечь не смогла — возникает чувство, словно всё то хорошее и приятное, рассчитанное на мою жизнь, уже произошло, а я это бесполезно потратила. Хотя нет, промотала. Да, «промотала» будет самым ёмким и подходящим для моих ощущений словом. Эта пагубная привычка — мазохистски изводить себя болезненными мыслями, обостряется поздними вечерами, когда все домашние уже спят, и некому отвлечь меня различными шумами и разговорами от философствований, коими я заразилась от величайшего мыслителя-графомана Льва Толстого. Иногда мне кажется, я понимаю причину подобного самобичевания, если это странное чувство можно назвать таковым. Например, недавно я узнала, что неудовлетворённость собственной работой или невозможность самореализации могут дать подобный эффект, и с головой погрузилась в творчество, а ещё позже услышала, что чрезмерная самоотдача также способна породить ощущение опустошённости и моральной усталости. Одним словом, я совсем запуталась в причинах, и теперь знаю только факты: в последнее время, когда темнеет, мне становится очень одиноко, я словно стала зависима от света и посторонних звуков и голосов, появляется неожиданное желание написать кому-нибудь письмо (чего я раньше никогда не делала первой), длинное-длинное, и чтобы обязательно ответили. Как-то раз даже захотелось романтики, совсем чуть-чуть, хотя бы малую часть того, что перепадёт на долю моих книжных друзей. А может, всё дело во вдохновении, что так внезапно обрушилось на меня, ведь недаром же говорят, что людям для успешного выражения творческих порывов нужны страдания, а если их нет, как в моём случае, то мы их себе просто-напросто выдумываем? Или же я слишком глубоко анализирую, и здесь имеет место обычный недосып, являющийся следствием этих ночных дум? Но в таком случае получается круговорот без начала и конца… Но я в очередной раз увлеклась, так увлеклась, что не заметила, как наступила ночь.

***

Маргарита же, несмотря на то, что на улице уже давно стемнело, не спала, а в самом унылом расположении духа теперь сидела в пижаме на своей кровати и грустно смотрела в окно, чуть отогнув штору. Марго пребывала в подобном состоянии уже несколько дней, и ничто не могло надолго развлечь её. Нужно настроить себя на сон, и как можно скорее, чтобы уже через мгновение очутиться в утре завтрашнего дня, однако эти противные бесконечные мысли, словно издеваясь, лишают девушку всякой надежды на то, чтобы хотя бы подремать. Вдруг скрипнула дверь, и Рита быстро завозилась, пытаясь выключить ночник, лечь и набросить на себя одеяло одновременно, но не успела.

— Ты почему не спишь? — почти неслышно спросила мама, входя в небольшую спальню дочери. Последняя что-то промычала.

— А почему мы говорим шёпотом? — так же тихо осведомился папин голос совсем близко. Света подпрыгнула от неожиданности и повернулась к Максиму.

— Что ты здесь делаешь?!

— То же, что и ты.

— Что вы оба здесь делаете? — удивлённо вмешалась в диалог родителей Марго.

— Я… — начала было Светлана, после чего оглянулась на мужа, — Мы увидели свет в твоей комнате и решили проверить. У тебя всё хорошо, солнышко?

— Да… — при этом девочка не делала почти никаких усилий, чтобы её слова походили на правду. Рита вдруг страстно пожелала, чтобы мама с папой остались с ней на пару минут, расспросили поподробнее, но в то же время самой рассказывать ничего не хотелось. Да, капризно; да, глупо; да, по-детски. И оправданий у девушки нет.

— Нет, не хорошо, — всмотрелся в лицо дочки отец. — Только не говори мне, что из-за экзаменов переживаешь; во-первых, это же полная… А во-вторых, чтобы тебя приняли в педагогический университет, если ты всё так же собираешься стать преподавателем (хотя я не восторге от этой идеи), не обязательно набирать триста баллов из трёхсот возможных.

— Не из-за экзаменов… Не переживаю, — путано ответила Маргарита.

— Тогда в чём дело? — мама села на кровать рядом. — Уже не нравится собственный выбор?

— Нет, я хочу работать учителем, у меня довольно скромные планы на жизнь… Я не знаю, — сдалась Рита. — Такое странное ощущение, неудовлетворённости, — девочка почувствовала себя, словно новорожденный младенец, который хочет чего-то или, может, испытывает дискомфорт, но ещё не знает, как пожаловаться, поэтому с досады и чтобы на него обратили внимание, начинает реветь. И сейчас Рита поняла, что не находит слов (кроме, разве что, пары междометий), которые бы точно смогли описать, что творится у неё внутри, и с некоторым усилием подавила слёзы. Поплакать родителям в плечо, конечно, всегда облегчает, но для уже почти выпускницы чересчур. Света с Максимом нахмурились, переглянулись и пододвинулись поближе к дочери.

— Может, хотя бы попробуешь объяснить? — подбодрил её папа.

— Да здесь нечего объяснять, — махнула рукой та. — Ты же сам когда-то говорил, каждый имеет право иногда погрустить без причины, это нормально и скоро пройдёт. Я всего лишь немного устала и перенервничала из-за баллов, будущего поступления в институт…

— Действительно, всем нам иногда бывает печально, — согласилась мама, — но это не норма, которой следует держаться, а ты ходишь как в воду опущенная уже больше недели.

Девушка удивлённо посмотрела на мать. Так они всё замечали? А Маргарита-то думала, что мастерски и по-взрослому скрывала всё за бесстрастной маской. Когда-то давно её любимая учительница со смешком говорила, что они все — ученики, то бишь — ещё дети малые, и их можно с лёгкостью читать, словно открытую книгу. Неужели правда?

— Что же случилось? — повторила Света ласково.

— Мы не отстанем, ты же знаешь, — добавил Максим.

— М-м-м-м, — неопределённо, но уже более согласная на разговор, промычала Рита.

— Итак, мы всё равно не спим, — неожиданно оживилась мама, сползая с кровати, — поэтому предлагаю немного подебоширить и пойти на кухню пить чай.

— Я поддерживаю, — кивнул отец.

— Подождите! — виновато спрыгнула на пол Марго. — Не надо. Вы устали, лучше идите спать. Я тоже сейчас лягу.

— А мы уже не хотим спать! К тому же, завтра выходной день, отоспимся. А с тобой, — она строго указала на дочь, — что-то срочно нужно делать!

И родители спешно вышли из небольшой спальни.

Девушка сидела на обтрёпанном диване, поджав под себя голые ноги в шерстяных носках и грея руки подмышками. Вдруг прямо перед ней на стол приземлилась её любимая большая кружка, наполненная чаем. Девушка сразу же обхватила её ладонями и подставила лицо горячему пару, мгновенно почувствовав запах тёплой мяты, зверобоя, лимона и прочих мелочей, нужных для поднятия настроения. Она как будто случайно посмотрела в зеркало, расположенное напротив — большие фиолетовые тени под глазами и тонкая бледная кожа болезненного голубоватого оттенка. Выглядит, словно упырь… нет, вампир, последнее определение звучит как-то благороднее.

— На часах без пяти два, а мы устроили чаепитие, — заулыбалась Рита, когда родители со своими чашками уселись рядом, — спасибо.

— Кстати, — оживился папа, — помните ли вы, что давно, когда Маргошка ещё совсем маленькой была, мы по вечерам собирались здесь за такими же чайными церемониями?

— Помним, конечно, — фыркнула в кружечку мама.

— А почему перестали? — задумалась дочка.

— Ты же сама, когда пошла в школу и начала пить кофе, сказала, что больше не любишь чай, — напомнил ей Максим.

— Правда? Ах, да, что-то подобное было… Но в итоге я тогда переусердствовала с ним, и теперь мне нельзя даже чашечку «американо». А чай — хоть три раза в день…

— И в ночь, — добавил отец.

— Что же? Отныне снова введём вечернее чаепитие?

— Не знаю… Возможно, уже сегодня утром мне будет как никогда не хватать кофе. Но сейчас мне хорошо.

— Это же замечательно! — воскликнули родители. — В смысле, мы так волновались — сидишь такая бледная, несчастная, молчаливая, не признаёшься нам, в чём дело…

— Я всегда молчаливая, — заметила Рита.

— Да, но в сочетании со всеми остальными вышеперечисленными признаками твоя обычная безмолвность кажется ещё страшнее.

— Сейчас мне уже лучше, — успокоила их Марго.

— Если раньше было так плохо, почему не рассказывала нам? Видишь, сразу ведь стало легче, и не мучилась бы напрасно.

— Эммм… Наверное, потому что, когда грустно, кажется невозможным описать то, что чувствуешь, правильно; не получается понять причину своей печали, появляются мысли, что она возникла сама по себе и никогда не исчезнет, — девушку словно прорвало, она не могла и не хотела останавливаться. — К тому же стыдно говорить.

— Почему стыдно? — подняла брови мать.

— Потому что думаешь, что если сам не можешь справиться с плохим настроением, то с чем-то более серьёзным справиться точно не сможешь.

— Глупости! — рассердился папа.

— Ты говорила, что никак не догадывалась о причинах своей грусти. А теперь? Что-то же послужило катализатором?

— Да, — неохотно согласилась девушка, — усталость, нервы, одиннадцатый класс… Всё как у всех.

— Маргаритка, — сурово перебил её Максим, — не надо темнить!

Дочка вздохнула, сделала большой глоток чая и судорожно втянула воздух — обожглась.

— Не пытайся отсрочить ответ, — улыбнулся папа и пододвинул Рите баночку с вареньем, только недавно вытащенную из холодильника. Девушка быстро положила холодную ложку сладкого джема в рот.

— От меня ушла муза, — сообщила девочка.

— Это поправимо, — облегчённо закрыла глаза Светлана, — и случается со всеми, ведь не от зари до зари же тебе строчить…

— Прошу прощения, я неправильно выразилась: она ко мне и не приходила.

— Как?! — поперхнулись родители. — Не стоит себя недооценивать. Мы читали начало твоей книги, и уже говорили тебе, что она потрясающая! У тебя невероятный слог.

— Ага, и это было описание пейзажа и персонажей, на котором я остановилась; дальше продвинуться не могу.

— Творческий кризис, как мы уже пытались тебе объяснить, нормальное явление. Спустя время снова начнёт всё получаться, а пока что отдохни после учёбы, расслабься.

— Да, но у меня он продолжается уже несколько недель! — она помолчала. — Наверное, больше я ничего написать не смогу.

— Ох, Риточка, прекрати самобичевание! Во-первых, не стоит судить о чём-то и делать выводы за одну лишь ночь, а во-вторых, не напишешь — не надо, значит, что-то другое для тебя в большей степени привлекательно.

— Нет, мне очень нравится авторство, — серьёзно покачала головой Марго. — И моя учительница по русскому языку говорит, что у меня самые лучшие сочинения в классе.

— Тогда что? — совсем запутались мама с папой, и девушка успокаивающе им заулыбалась.

— Очень вкусный чай… А можно ещё? А то я собираюсь долго рассказывать, в горле уже заранее пересохло.

Родители немного расслабились, и когда кружка снова заполнилась горячим напитком, девочка продолжила.

— Если честно, мне нравится описывать что-то, и у меня хорошо выходит.

— А о чём писать дальше, не знаешь, — понимающе прищурился отец.

— На самом деле, нет… Подождите ка, я вам кое-что покажу, — она встала и побежала в свою комнату. Вскоре она вернулась, держа в руках толстую зелёную тетрадь в линейку, которую передала маме. На обложке было бисерным почерком выведено: «Пробный проект. Моя первая книга». Света в нетерпении открыла блокнот. На протяжении получаса мама с папой листали страницы, внимательно вчитываясь в их содержимое, а на родительских лицах всё больше и больше проступало изумление. Девочка же нервно дула на остывший чай, ожидая реакции и критики. Отец осторожно положил тетрадку на стол.

— Я только одного теперь не понимаю, — нахмурился он, — на что ты жалуешься? Твой сценарий просто волшебный, его лишь нужно описать и развить, и у тебя отлично получается! Я… Я правда не понимаю, чем ты недовольна.

— Согласна с отцом, — кивнула Светлана. Маргарита же заглянула в собственный блокнот — он весь исписан, изрисован различными картами местности, схемами взаимоотношений персонажей и последовательности событий; на страницах в общих чертах изложен весь сюжет; несколько изображений людей сопровождаются именами, титулами, дополнительной историей и прочим. Как и утверждал Максим, почти готовое произведение.

— В этом-то всё и дело, — Марго спрятала глаза, — я не могу развить этот скелет так, чтобы он выглядел натурально и ненадуманное. Я не могу создать живых героев, мотивам которых можно было бы поверить, я не могу подробно расписать событие или простое действие, чтобы оно вынуждало читателей понервничать и задуматься, как бы они поступили в такой ситуации.

— Ты просто должна потренироваться, — утешил девочку отец. — Это умение обязательно появится вместе с опытом.

— Боюсь, опыту просто неоткуда взяться. Моя жизнь неинтересная даже в режиме реального времени, не то что по книжным меркам. Не смейтесь, — никто не смеялся, — все вокруг хвалят меня, мол, умею слушать людей, а на самом деле мне просто не о чем рассказывать.

— Вот, оказывается, где собака зарыта! — наконец догадался папа и облегчённо заулыбался. — Быт опротивел!

Рита уже собралась рассержено нахмуриться, но вдруг замерла: она подумала, что есть вероятность, небольшая, совсем маленькая, что отец прав.

— В данном случае есть только одно решение проблемы, — уверенно сказала Света.

— Какое?

— Тебе нужно развеяться! Последние три года ты только за учебниками сидела, конечно, так любую музу можно спугнуть. Отдохни, поищи себе приключений на…

— Это уже слишком! — испугался Максим.

— Хорошо, найди себе друзей. Ты же, кроме как с нами, почти ни с кем не общаешься. Уверена, у некоторых твоих сверстников есть, что рассказать, поэтому проводи с ними больше времени, может, что-нибудь полезное и нужное почерпнёшь.

— Да, это важно, — поддакнул папа.

— Слишком сложно, — усмехнулась девушка.

— Тебе не угодишь! — нахмурились родители.

Девушка пожала плечами. Волковы взяли перерыв и пили чай молча, каждый погружённый в свои думы.

— Я написала письмо, — призналась вдруг Рита, обводя пальчиком рисунок на кружке.

— Кому? — забеспокоилась мама.

— Сообществу Юных Выдумщиков, — девочка посмотрела на ничего не понимающие лица напротив и пояснила. — Это организация, созданная специально для того, чтобы помогать молодым начинающим писателям искать себе друга, помощника или соавтора.

— Надо же, никогда раньше не слышал… И как оно работает?

— Очень просто: я заполнила анкету, в которой подробно расписала все собственные проблемы и недостатки, и указала качества, которые хотела бы видеть в будущем возможном товарище, точно так же делают и остальные участники; сотрудники данной компании читают и сверяют письма, в случае же нахождения двух или более потенциально совместимых, связываются с авторами этих заявок и сообщают персональные данные подходящих их требованиям людей, в том числе номер телефона, адрес и тому подобное, и устраивают ребятам личную встречу, чтобы те могли пообщаться, узнать друг друга поближе и понять, смогут ли они работать вместе.

— Встречал я одного юного автора, — ухмыльнулся Максим, — юноша бледный со взором горящим. А какой выдумщик был!

— А ты всё об одном, папа, — закатила глаза Маргарита.

— Ого, это очень… Смелый шаг. Кажется, раньше ты всегда была против подобного, в смысле, разве это не разновидность сайта знакомств?

— Именно так. Но мне это показалось единственным решением, к тому же, я не одобряю только знакомства в социальных сетях, а эта организация почти полностью отказалась от интернета, они даже писем электронных не принимают, я и узнала о Сообществе благодаря листовкам, что раздавали на улице.

— Интересно. Тебе ещё не нашли пару?

— Ещё нет, — Марго вздохнула. — Возможно, я слишком требовательный человек. Но ничего, подожду.

— Ритка, — мама хитро мигнула, — а если не секрет, какие запросы по отношению к своему партнёру ты указала в той анкете?

— Я-я-я-я… — девочка замялась, вспоминая. — Обычные, наверное. Хотя бы небольшой писательский талант, лёгкость и непринуждённость в общении, умение подстраиваться под людей… А, и ещё насыщенная жизнь и любовь к приключениям!

— В общем, полная тебе противоположность, — заметил отец.

— Мы должны дополнять друг друга! — оскорбилась девушка.

— А если бы ты выбирала, то каким бы был твой будущий товарищ? — осведомилась Света. — Я имею в виду, старше или младше тебя, симпатичный или не очень, парень или девушка…

— Я не знаю, — растерялась та, — наверное, для меня это не имеет никакой разницы.

Несколько минут на кухне вновь царило молчание, вплоть до того момента, как задремавшая Рита обмакнула нос в чае и ойкнула, шаря рукой по столу в поисках салфетки. Папа хохотнул и протянул девочке полотенце. На таком моменте чаепитие было признано удавшимся и завершено. Уже когда Рита легла в остывшую кровать, поёжилась, свернулась клубком и натянула одеяло до подбородка, женщина взяла руку сонной зевающей дочери и развернула ладонью вверх, проводя пальцем по линиям. Девушка дёрнулась и зажмурилась от щекотки, пытаясь сдержать смех.

— Ты точно всё нам рассказала? Больше нет никаких проблем или причин для депрессии? Например, разорванные отношения, и не надо так фыркать! Может всё, что угодно, случиться, а ты же молчишь, из тебя информацию тянуть, словно клещами…

— Не беспокойся, мама, — просто сказала Марго.

— Ты и несколько дней назад говорила то же самое.

— Нет, теперь мне, правда, лучше. Говорю же, всего лишь перенервничала из-за экзаменов, это и есть… Основной повод, — девушка лежала в постели, еле-еле удерживая глаза открытыми.

— Утром поговорим, — пообещала мать, — и ты мне подробнее расскажешь об этом Сообществе. А сейчас, — ЩЁЛК! и свет погас, — спокойной ночи.

Стоило Риткиной голове коснуться подушки, как внезапный шум, чьи-то голоса заставили девочку подскочить на месте. Она недовольно сощурилась — глаза болели, словно от недосыпа, а после заслезились от рези. Кто-то опять включил лампочку? Нет, прямые солнечные лучи пробиваются через занавески. Надо же, как быстро светлеет в июне. Рита перевела взгляд на часы: восемь утра. Не может быть, неужели она проспала эти несколько часов и даже не заметила? Мамин чай творит чудеса. Марго уже собиралась откинуться обратно на подушки, чтобы возместить потраченное на чаепитие время, но снова услышала в крайней степени возбуждённый разговор, который сначала посчитала частью сна. Кажется, это родители обсуждали что-то, очень их поразившее, в своей комнате. Что за жестокость и отсутствие гуманности! Они легли в половину четвёртого ночи, неужели нельзя было встать хоть немного позже! Примерно десять минут девушка ворочалась в кровати, но осознав, что сонливость прошла, оставив только ломоту в висках, как напоминание, Маргарита спустила ноги на пол и босиком преодолела короткое расстояние до родительской спальни. Света с Максимом стояли около компьютерного столика, хотя нет, они прыгали от счастья, как маленькие дети, и девочка застыла на пороге, изумлённо глядя на них.

— Что произошло? У нас есть повод для радости?

Светлана подскочила к дочери и схватила её за руки.

— Ты проиграла, проиграла! — смеялась она.

— Что? — сократила свой вопрос до минимума растерявшаяся Рита.

— Ваш с мамой спор, — хихикнул папа, — ты проиграла! Придётся теперь тебе волосы отращивать!

Чёрные глаза ещё шире распахнулись и приобрели неверяще-восторженное выражение.

— Не может быть… — она проскочила мимо родителей и подбежала к компьютеру, всматриваясь в экран.

— Ты молодец! — крикнул Максим, хватая Марго за плечи. — У тебя получилось! Ты понимаешь это?

А Маргарита, шокированная, и мгновенно взбодрившаяся осела на кровать, прижимая холодные ладони к запылавшим в один миг щекам — она набрала нужное количество баллов для поступления. Набрала 284 балла за все три экзамена.

***

Вокруг всё блестит, сверкает, взрывается фонтанами огоньков, словно гирлянды на ёлках или салюты, в глаза то и дело бросается ярко-алый, кисло-жёлтый, химозно-зелёный и все остальные цвета радуги. У потолка парит множество воздушных шаров, аппликации, слова поздравлений покрывают стены, а подвешенные бумажные и ленточные канатики, имитирующие шторы, мешают пройти через дверные проёмы. Пол усыпан самодельным конфетти (уборщицы от этого праздника жизни явно не в восторге, зато детям нравится, хотя что здесь вообще делают первоклассники?), парты убраны в каморки, стулья расставлены по периметру комнат, все окна в актовом зале раззанавешены, и помещение буквально заливает светом, сцена и места для зрителей, напоминающие трибуны, блестят, затёртые почти до дыр. В общем, всё выглядит довольно пошло и гротескно, как это всегда бывает на глобальных школьных мероприятиях. По ковру из старательно вырезанных учениками треугольничков, кружочков и квадратиков, подворачивая ноги и спотыкаясь, бежала Ольга Сергеевна, и вместо привычного стука каблучков по паркету раздавался тихий шорох. В руках она сжимала несколько папок с документами, вспотевшее лицо её выражало высшую степень напряжения. Давно позабыты времена, когда она увлекалась лёгкой атлетикой, теперь даже подобная пробежка даётся с трудом. Женщина остановилась около лестницы, заглотнула воздух, собралась с силами и понеслась вверх, на второй этаж. Там всё было так же ярко, красочно и беспорядочно, как на первом, а впрочем, и третьем. Пытаясь справиться с одышкой, Ольга Сергеевна осмотрелась: справа и слева от неё простирался коридор со множеством дверей, на которых висели таблички с номерами аудиторий. Где же, где же двести восьмая комната? Ах, она же прямо здесь, за спиной. Женщина откинула назад короткие волосы и резко дёрнула ручку на себя.

— Прошу прощения, одиннадцатый класс «М»?… — начала она, но не успела договорить, когда преподаватель, незнакомый ей, сидевший в одиночестве за одной из парт и смотревший на тёмно-зелёную доску, равнодушно оборвал вошедшую.

— Даже не заходили. Вероятно, большинство из них сейчас уже собрались в актовом зале. Больше ничем не могу Вам помочь, — и вернулся к своему прежнему занятию — ностальгировать по очередному ушедшему году и ребятам, что являлось своеобразной традицией некоторых учителей. Женщина тихонько ругнулась — снова бег по ступенькам — и махнула на своего взгрустнувшего коллегу рукой; на большее не оставалось времени, ровно как и на печаль, необходимо было найти этих «неуловимых», за которыми она гоняется всё утро (увидит — сразу уши всем пообрывает, как цветочные лепесточки!) и расставить их определённым образом на сцене, для вручения аттестатов. На самом деле бедная Ольга Сергеевна Мушкина работала обыкновенным учителем биологии, единственное, что отличало её от всех, — это неумение отказывать, собственно, именно из-за этого своего недостатка сегодня женщина примеряла на себя роль организатора мероприятий. Оказавшись на первом этаже, преподавательница добрела до ближайшей лавочки и упала на деревянное сиденье. «Ножки мои, ножки», — простонала она, растирая лодыжки. И вдруг откуда-то сверху прогремел робкий бас.

— Ольга Сергеевна, с вами всё в порядке? — она подняла голову и увидела высоченного крупного в школьном парадном костюме парня с чёрной щетиной. Игорь Маврахян, 11 «М».

— Нет, всё со мной не в порядке, — закричала несчастная учительница. — Ведь если бы со мной всё было нормально, я бы не согласилась на такие пытки! А вы, добавляете мне мучений, ироды! Довели бедную женщину! — и с кряхтением замахнулась на выпускника, однако тот благоразумно ретировался.

— Подожди, вы хотя бы в актовом зале собрались или нет? — страдальчески бросила вдогонку та.

— Да, конечно, Ольга Сергеевна, там уже все ребята расположились, — услышала она удаляющийся, чуть испуганный голос, совсем не вяжущийся с грозной внешностью выпускника. Вездесущие стереотипы. Спустя некоторое время преподавательница преодолела ещё несколько лестничных пролётов, распахнула створки дверей, и её оглушил ропот всех голосов вокруг, свет сотен лампочек под потолком. Учительница биологии поморгала и прошла между рядами. Остановилась только около своей хорошей приятельницы Марии Петровны, с которой они часто пили чай (да-да, только чай) со сладостями после уроков и злобной конкурентки Алевтины Михайловны, что каждый раз забирала под своё руководство самые лучшие и желанныеклассы лишь потому, что была на короткой ноге с директором. Конечно, Алечка же такая старательная, профессиональная, умная, одно непонятно, почему тогда организацию праздника поручили не ей. Может, потому что она слишком красивая? Ногти у неё слишком ухоженные, волосы слишком длинные, юбка слишком узкая, испортит что ненароком. Поэтому, разумеется, серая учительница средней квалификации — самый подходящий кандидат. А как же Владимир Александрович, директор, обычно не обращающий абсолютно никакого внимания на Ольгу Сергеевну, лучезарно и ласково смотрел на неё и называл её Олечкой, уговаривая согласиться на эти мучения. Алевтине, преподавательнице музыки, он улыбался постоянно. Да, школа, хотя многие её и хвалят, гнилая, и ученикам этого не увидеть, а женщина не будет им рассказывать. «Уволюсь», — в очередной раз подумала она и заметила про себя, что стоило ей остановиться и перевести дух, как в голову сразу полезли грустные мысли.

— Ты, кажется, сейчас Алевтину Михайловну насквозь взглядом пробуравишь, — хихикнула Мария Петровна, местная девчушка-хохотушка преклонных лет.

— Я ничего… — возмутилась учительница биологии и спохватилась, — я ведь должна проверить аппаратуру, совсем чуть-чуть времени осталось.

— А разве это не забота нашего Егора Михайловича, техника? — нахмурилась Маша.

— Он недавно ушёл в отпуск, поэтому… — Оля простодушно пожала плечами.

— Я хочу, чтобы ты поняла: то, как ты позволяешь директору и остальным использовать себя, просто недопустимо! — с осуждением сказала Мария Петровна.

— Я понимаю, — вздохнула женщина.

— Однако продолжаешь выполнять все их поручения, как будто тебе за это платят! Или я чего-то не знаю? — она пытливо всмотрелась в лицо подруги. — Не может человек быть настолько безотказным и бесхребетным, чтобы разрешать так вытирать о себя ноги!

— Я бы на твоём месте осторожничала: Владимир Александрович тебя, конечно, не слышит, а Алевтина Михайловна обладает слухом, как у летучей мыши.

— И пищит на таком же ультразвуке, — хохотнула Маша.

— Не отвлекай меня, у меня ещё много дел! А для чего я вообще сюда подошла? Точно, аппаратура же за сценой, — и скрылась за шторками, отгораживающими края площадки. Наконец всё настроено, всё налажено, все собрались в этой зале, и директор, предварительно постучав пальцем по микрофону, толкнул речь. Надо отметить, в чём Владимир действительно был мастером, так это в выступлениях на публике, поэтому его слова не имели ничего общего с тривиальными наставлениями в остальных школах; мужчина говорил такое и с таким выражением, что даже у двоечника и лодыря, еле-еле сдавшего последние выпускные экзамены, появилась идея исправиться, получить высшее образование и всё тому подобное. К огромному своему сожаления, Ольга Сергеевна почти ничего не разобрала, хотя из всех сил старалась, потому что в это время пыталась решить всё новые и новые проблемы, которые незаметны до самого решающего момента. Пока ворчащий Егор Михайлович, полчаса назад вызванный ею в школу, настраивал пианино, женщина тайком из-за занавесок наблюдала за директором и вздыхала. Какая несправедливость.

— Оль, готово, — скрипнул мужчина сзади, отвлекая от мыслей.

— Сколько раз говорить, не называйте меня Олей, — буркнула учительница биологии и протянула Егору несколько купюр.

— Я могу возвращаться домой уверенный, что меня больше не потревожат? — осведомился он, заталкивая деньги в маленький кармашек.

— Да-да, только идите поскорее! — и вернулась к рассматриванию Владимира Александровича. Именно в этот момент он закончил говорить, поклонился толпе и повернулся в ту сторону, откуда и выглядывала женщина. Она покраснела и мгновенно спряталась обратно. Какой позор, мать честная… Но произошедшее оказалось не самым худшим: спустя несколько секунд чья-то рука схватила ткань шторки и рывком отдёрнула, открывая несчастную Ольгу Сергеевну всему миру; прямо перед ней стоял директор. Большего женщина просто не смогла бы вынести, её сердце бы остановилось, но к счастью (хотя к счастью ли?), потрясения на том закончились.

— О, дорогая Олечка! А я Вас как раз ищу, — сверкнув крепкими зубами, улыбнулся мужчина. «Снова чего-то хочет от меня», — подумала учительница биологии, невольно обращаясь в слух.

— Во-первых, почему Вы стоите здесь, вдали от людей, словно бедный родственник? Я, право, чувствую себя теперь неловко. Выйдите же, постойте вместе со своими ребятами, подбодрите их, ведь скоро уже непосредственное вручение аттестатов, очень торжественный и волнующий момент.

Женщина лишь машинально кивала. «Обязательно о чём-нибудь сейчас попросит», — кричало что-то на самом краю сознания.

— Да, вынужден Вас просить…

«Кто бы сомневался».

— Хотя это даже не просьба, а, скорее, наоборот, привилегия.

«Все привилегии уже давно отданы Алевтине Михайловне».

— После этого мероприятия Вы со своим классом вместо встречи с бывшими выпускниками, организованной Алевтиной Михайловной, можете съездить на Печатную улицу, сегодня там в одном из павильонов проводится бесплатная экскурсия, посвящённая первым школам на Руси и появлению Кириллицы, более того, у детей появится возможность попробовать себя в роли педагога, потому что часть истории им предстоит рассказать самим!

Сначала Ольга Сергеевна не поняла смысла сказанного. Потом понадеялась, что ослышалась. Потом заподозрила, что собственный слух её подводит. И лишь после всего этого её захватил восторг. Неужели, неужели директор наконец-то предложил ей что-то действительно полезное и интересное! Труды её, хотя пока что малая их часть, вознаграждены! Женщина быстро закивала, принимая предложение, поблагодарила мужчину, впиваясь в него глазами, и вышла в зал, вставая в один ряд с учителями и пристально разглядывая своих учеников, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

— Что, снова загоняли тебя? — сочувственно спросила оказавшаяся рядом Марина Петровна.

— Зато я со своими ребятами еду на Печатную улицу! После окончания мероприятия Владимир Александрович обещал рассказать мне более подробно…

Маша отнеслась к радостному известию на удивление прохладно.

— Ты, разумеется, согласилась, — и, получив утвердительный кивок, мотнула головой. — Не верю я, что на тебя так неожиданно упала манна небесная.

— Ой, не порть мне настроение! Лучше посмотри на моих выпускников! Между прочим, все, кто с красными аттестатами, мои, смогла из-под носа у Алевтины Михайловны увести! Самые умные…

И правда, с четвёртого, заднего ряда встала девочка, бывшая ученица одиннадцатого математического класса, которую собирались наградить золотой медалью, и направилась к сцене. Женщина посматривала на неё. В зелёном платье до колен, очень высокая, стройного подтянутого телосложения и короткими густыми волосами тёмно-каштанового цвета. На ногах — чёрные туфли-лодочки, как всегда начищенные до блеска. Преподавательница даже не удивилась бы, узнав, что девочка только что сидела и старательно натирала их влажными салфетками. Больше всего учительницу удивило то, что все остальные выпускницы — одноклассницы, которые были довольно субтильными, низенькими и костлявыми, имели вид невероятно независимый, смелый и наглый, в то время как вызванная девушка выглядела очень напряжённой (причём не только сейчас, а практически всегда), зажатой, и словно бы постоянно испуганной. Ольга Сергеевна почти видела, как выпускница всеми силами пытается предугадать, что же может пойти не так и выставить её дурном свете перед сверстниками: здесь стул качается, возможно, упадёт, так что Маргарита Волкова, а то была именно она, обошла его; здесь гвоздь торчит, подол может порваться… Девушка, преодолев полный скрытых опасностей путь, встала рядом со сценой, напротив учительницы биологии, выжидающе заложив руки за спину и нацепив скорбное выражение. «Что ей от меня нужно?» — не поняла женщина, всё так же улыбаясь выпускнице с почти искренней доброжелательностью. «Получай медаль на шею и катись на все четыре стороны. А, нет, вам же всем ещё предстоит посетить бесплатную экскурсию, чего вы пока не знаете. Ох, так закрутилась, что даже и сказать детям забыла. Впрочем, меня же тоже уведомили недавно».

— Олечка, — шепнул стоявший позади Владимир Александрович, — аттестат.

«Точно!» — вспомнила женщина, засуетилась, начала судорожно перебирать документы в своей папке, выискивая нужный, и под торжественную музыку (Алечка села за настроенное пианино) вручила Рите клубнично-красную плотную бумагу с золотым теснением. Затем директор вышел на середину площадки и, поздравив девушку, надел на её шею медаль. Фотограф сделал несколько снимков, и только тогда Маргарите Волковой позволили вернуться на своё место. Ольга Сергеевна проследила за выпускницей; та, как только села, сразу перевесилась через ручку кресла и стала о чём-то говорить со своей приятельницей Яной Белкиной, местной активисткой: девочка неунывающая, любимица учителей, в особенности Ольги Сергеевны, лёгкая на подъём; во все мероприятия обязательно вносит свои пять копеек, организацию чего бы то ни было берёт на себя, к тому же участница волонтёрского движения. Как такая весёлая румяная светлоглазая девушка может общаться с Маргаритой? Наверное, это заслуга Яночки — она с любым умудрится найти общий язык. После окончания церемонии женщина остановила ребят из своего бывшего класса и объяснила им ситуацию: так, мол, и так, сейчас мы поедем на Печатную улицу, 16, где прослушаем и даже сами поучаствуем в ведении экскурсии. На удивление, выпускники оказались сговорчивыми и на всё согласными, так как встреча с предшественниками им представлялась гораздо более скучной. Проблема возникла лишь с Глебом Сорокиным, тоже медалистом. Маленький худой парень в очках, подняв руку, как первоклассник, пробормотал, что должен остаться в школе, так как обязан восстановить, якобы, «связь поколений» и встретить старшего брата, ранее здесь же учившегося. Учительница подняла брови, но уже через секунду махнула рукой. Знает она таких затравленных детей: шаг влево, шаг вправо — расстрел. Мальчишка тихонько поблагодарил и, тряхнув огромным портфелем, побежал к одному из классов. Когда Ольга построила юных людей в хотя бы немного цивилизованную колонну и собралась вести их на улицу, неожиданно по коридору к ним подошёл директор, придерживая за руку девочку-выпускницу в коротких шортах, на первый взгляд не страдавшую от переизбытка интеллекта. Шепнув на ухо преподавательнице биологи, что его дочь Ира, также недавно окончившая школу, хотела бы тоже посетить экскурсию, он хлопнул Ириночку по плечу и оставил на попечение Ольге Сергеевне. Последняя вздохнула — делать нечего (теперь понятно, отчего вдруг такая щедрость со стороны Владимира Александровича), она в общих чертах представила ребят друг другу, и шеренга, преобразовавшись в бурлящую толпу с кишащими в ней ребятами, толчком выплеснулась из здания и отправилась к автобусной остановке. Женщина несколько минут наблюдала за Ирой — та шла, обособившись от всех и смотря в экран телефона. Так дело не пойдёт, поэтому преподавательница схватила за руку Яну Белкину и «посоветовала» ей развлечь гостью, дабы та не чувствовала себя неуютно. Девочка радостно согласилась, и уже через секунду девушки шли рядом, что-то обсуждая. Где-то на середине пути выяснилось, что Ольга Сергеевна вынуждена купить несколько билетиков на проезд для своих учеников, так как некоторые из них, не подозревавшие о таком продолжении банкета, даже не взяли деньги.

— Поднимите руки те, у кого нет с собой никаких средств, — раздражённо крикнула женщина. Неприятностей всё больше и больше. Пересчитывая недальновидных подростков, учительница заметила ещё один свой промах: Маргарита, ранее разговаривавшая с Яной, теперь шла в самом конце процессии, одна, смотря себе под ноги и словно бы говоря всем своим видом: «Ах, как же вы со мной поступили». Слишком много проблем и обязанностей упало на бедную Ольгу Сергеевну, и она еле удержалась, чтобы не завыть. Хотя, почему только она должна постоянно чувствовать себя виноватой? Она выбирает самые рациональные и правильные решения, а совсем без жертв нельзя обойтись, как говорится, лес рубят — щепки летят. К тому же юная плакса могла бы присоединиться к девочкам, а не плестись сзади, выставляя напоказ оскорблённость. Если она хочет обижаться, унывать и ощущать себя всеми брошенной — пожалуйста, ничто не в силах ей помешать, даже если бы сразу несколько ребят пытались её развлечь. Такие оправдания помогали мало, и момент, когда Рита чихнула, а никто не обратил на неё внимания, окончательно выбил женщину из колеи, так что она, попросив Яну с Ирой продолжать вести всех за собой, якобы замешкалась и поравнялась с выпускницей.

— Будь здорова, — девушка удивлённо подняла голову и ничего не ответила.

— Как тяжело мне идти в одном темпе с вами, молодыми, — продолжала Ольга. Снова молчание, лишь немое изучение.

— Представляешь, для меня эта поездка тоже была спонтанностью, я до самого начала праздника не догадывалась ни о чём, и внезапно наш директор устраивает мне такой… Сюрприз, — последнее слово добавило в реплику бочку сарказма, и женщина осеклась.

— Я так жалко выгляжу? — поинтересовалась Марго с любопытством.

— Что? — учительница не поверила своим ушам.

— Извините, вырвалось, — коротко ответила девушка, достала из маленького рюкзака телефон и опустила на него глаза. В голову выпускнице пришло угнетающее сравнение: Риту ведь тоже часто заставляли брать ответственность на себя; вспомнить хотя бы случай, произошедший в восьмом классе, когда девочка, отчитываясь за весь класс, готовила доклад ко Дню Победы. Ольга Сергеевна же вспыхнула, покраснела от возмущения и прекратила все попытки завести разговор. Случайно взгляд её мазнул по экрану и выхватил из контекста одно словосочетание: «Сообщество Юных Выдумщиков».

— Ого, так ты хочешь стать писателем? — не сдержала интереса та.

— А Вы знаете об этой организации? — соизволила принять участие в диалоге выпускница.

— Да, она существовала и раньше, только называлась по-другому, «Компания Любителей Сказок», кажется. Помню, в твоём возрасте я тоже посылала им письма, — и преподавательница мечтательно прикрыла веки.

— Вы пробовали стать автором? — у Маргариты загорелись глаза. — Но Вы не рассказывали. И чем всё закончилось, у Вас получилось?

— Ты же умная девочка, посуди сама: если бы у меня получилось, я бы вам не похвастала? — и, не заметив, как побелела, а точнее, посерела девушка, продолжила рассказывать о захватывающих историях из своей юности.

***

Для Максима и Светы было, мягко говоря, неожиданностью обнаружить свою дочь после выдачи аттестатов не переодевшейся, распластавшейся на кровати и в одной позе бездумно смотревшей в потолок. Маргарита не хотела устраивать сцен и волновать родителей, правда, но когда она вернулась в квартиру после экскурсии (которая оказалась отвратительной), то не обнаружила в себе ни капельки сил больше. Зайдя в подъезд своего дома около часа назад, она первым делом с трепетом проверила почтовый ящик: пусто, никаких ответных писем от Сообщества. Думаю, не обязательно говорить, как это подействовало на впечатлительную Марго. Пока девушка лежала в своей спальне, мама с папой то входили, то выходили из её комнаты, переговариваясь тревожным шёпотом. Такое на их памяти случилось впервые. Отец решился и сел рядом с Марго.

— Что-то ты стала совсем никакая после экзаменов, — начал он. — Как думаешь, может быть, тебе просто следует отдохнуть?

Выпускница подняла голову и посмотрела на него, как будто соглашаясь.

— Скажи честно: о чём ты думаешь? — на удивление, Рита ответила сразу и прямо.

— О том, что никогда не стану писателем и сгнию в местной школе среди неблагодарных детей.

Максим растерянно обернулся на жену, находившуюся в не менее шокированном состоянии.

— Надеялась я, что не произнесу подобного, но, кажется, настало время для серьёзного разговора.

И снова — кухня, обтрёпанный родной диван, зеркало напротив, отражающее девочку, подпиравшую кулаком щёку. Любимая кружка с розовым цветочным орнаментом, но на этот раз от неё исходил давно забытый, запретный и оттого такой сладкий запах. Девушка удивлённо подняла брови.

— Кофе?..

— Сегодня можно, — сумрачно разрешил папа. Младшая Волкова подула на напиток и сделала маленький глоток. У-у-у-х, надо привыкнуть. Как же вкусно. За спиной девочки послышалось тихое постукивание, стремительно учащающееся, Маргарита обернулась и увидела, как по обратной стороне окна стекают капельки воды. На улице стремительно темнело, дождь набирал темп. До чего же знакомая и затасканная книжная ситуация.

— Итак, давай поговорим, — мама повернула стул спинкой вперёд и села на него.

— О чём? — подозрительно ссутулилась девочка.

— Да о том же. Ты должна нам всё рассказать, — родители стали похожи на следователей.

— Я же рассказала: устала немного, перенервничала, расстроилась из-за творческого застоя.

— Разве относительно последнего мы не всё расставили по полочкам? Сегодня что-то произошло.

— Ничего особенного, но… Вы знаете, сколько людей в России хотят стать писателями? А сколько действительно становятся? Я посмотрела статистику, и это просто ужасно! А потом посмотрела ещё одну: «Количество людей, которые смогли устроиться на работу своей мечты». И результаты ничуть не лучше, даже наоборот! Почему же у меня должно получиться?

— Потому что люди, добровольно участвующие в таких соцопросах, заведомо имеют гораздо меньшие возможности реализовать что-то в жизнь, а запросы у них воистину космические, — заметил Максим. — Ты же, вместо того, чтобы заниматься такой ерундой, действительно стараешься. И если мы начали говорить о статистике, то продолжим: знаешь, сколько подростков поступают в ВУЗы своей мечты?

— Нет, — неуверенно пробормотала девушка.

— Тогда советую тебе впредь рассмотреть несколько сторон ситуации, а не только самую близкую тебе, прежде чем впадать в свои депрессии и апатии, — строго подвели итог родители.

— Наверное, вы правы, — задумчиво произнесла Ритка, по старой привычке опустив пальчик в чашку и поболтав им, но сразу же выдернула обратно, зашипев. Горячо.

— Не «наверное», а точно, — утвердила Света и взлохматила волосы дочери. — Отдохнёшь за лето, придёшь в институт, куда всегда так хотела, встретишь товарищей по интересам, вдохновение рекой хлынет. Слышишь? А на самом деле у меня с отцом всегда в школе хорошие сочинения получались. Кто знает, вдруг помочь чем-нибудь сможем.

Маргарита немного улыбнулась и вдохнула аромат: действительно, не всё потеряно. А бесхребетную Ольгу Сергеевну вместе с доброй девочкой Яночкой и остальной школой можно забыть, как неприятный сон.

Сегодня первое сентября, и это единственный случай за всю Ритину жизнь, когда календарная осень совпала с климатической. Кажется, ещё вчера красный кленовый лист, что теперь, подгоняемый ветром, рассекает лужу, висел, крепко ухватившись за ветку, и почти что дышал сочной живой зеленью; асфальт был абсолютно сухим и горячим, а погода стояла солнечная и тихая — ни дуновения. Очередной порыв воздуха настиг студентку уже на выходе из метро и с силой ударил в спину. Девушка споткнулась о ступеньку, оказавшись на поверхности, отбежала в сторону, чтобы не мешать другим людям, и в очередной раз попыталась пригладить растрёпанные космы. К данному моменту волосы успели отрасти до самой неудобной длины: слишком короткие, чтобы убирать их в хвост, но достаточно длинные, чтобы лезть в рот, нос, глаза и прочее. Маргарита в отчаянии огляделась, покрутилась вокруг, в спешке кое-как сбросила с плеч огромный рюкзак и начала искать что-то внутри. Наконец она вытащила оттуда огромную карту местности, которая из-за сильного ветра никак не желала распрямляться, и беспомощно всмотрелась в помеченное красным крестиком здание. Институт. А сегодня Риткин первый день в нём. И она понятия не имеет, куда идти. Девушка набралась смелости и решилась.

— Простите, — она робко подошла к проходящей мимо женщине, — Вы не подскажите мне, где…

— Desole, je ne vous comprends pas[5], - ответила та, бросила недобрый взгляд из-под бровей и быстро увеличила расстояние между собой и девочкой. Неудавшаяся студентка грустно вздохнула: «Туристы». Оставался лишь один выход из сложившейся ситуации — звонок маме. Марго достала из кармана телефон, набрала номер, который единственный знала наизусть, и стала ждать ответа. Её лицо вскоре оживилось.

— Да, привет… Нет, всё хорошо. Ты уже доехала? Ага, хорошо-хорошо… Я, нет, ещё не дошла. Знаю, что времени осталось немного. Просто… Просто я чуть-чуть заблудилась, — её маленький ротик искривился в детской виноватой улыбке. — Извини, но ты же знаешь, я плохо ориентируюсь на местности, к тому же здесь я ещё ни разу не была! Хм-м-м… Разве была? Ах, да, припоминаю… Но ты мне поможешь, пожалуйста? Ох, тебе же известно, что техника меня боится, и я не умею обращаться с навигатором или чем-либо подобным. Да-да, понимаю, что пора бы уже научиться, но не сейчас ведь… Карта? Да, карта у меня в руках. Вижу, да. Да я знаю, куда идти! Я не знаю, откуда… — некоторое время девушка слушала Светины инструкции и указания, после чего с радостным видом торопливо защебетала в трубку слова благодарности, отложила телефон в сторону, с трудом нашла в рюкзаке синий фломастер и поставила им жирную точку на чертеже около неприметной буковки «М», после чего побежала в сторону МФМУ, бряцая портфелем, как оружием.

Сентябрь пролетел на удивление незаметно, хотя обычно он наоборот тянулся нескончаемо долго, особенно после того, как Рита пошла в первый класс школы. Теперь же что-то изменилось, и девушка с нездоровым удовольствием, которое, впрочем, она подозревала, продлится недолго, вставала раньше обычного, тратила каждый день по часу в вагоне метро и бежала слушать лекции, делать конспекты да участвовать в семинарах. Вполне возможно, что так плодотворно на Маргариту повлиял внешний вид университета — надо отметить, это здание было похоже больше на королевский дворец, чем на учебное заведение, и постоянно напоминало студентке Хогвартс. Правда, жизнь как в сказке! На самом деле, ещё когда девочка впервые заметила этот МФМУ, то сначала приняла его за зАмок, старинный волшебный замок — огромная, высоченная тёмная готическая постройка с башнями, мостиками между ними, балконами, воротами и прочими атрибутами средневекового дворца; после же того, как Марго разочаровали, сказав, что это всего лишь институт, она поняла, что хочет непременно там учиться. Да, сколько бы девушка сама себя не осуждала, сколько бы ни пыталась не судить о книжке по обложке, она оставалась сорокой, и мало что могла с собой поделать. К счастью, наружность каким-то чудом совпала с внутренними качествами, то есть, МФМУ оказался одним из лучших московских университетов, посвящённых физике и математике (откуда и пошла данная аббревиатура). Сейчас у Маргариты выдалось свободное время между уроками (в смысле парами, никак не запомнить), и она смотрела в окно, облокотившись на широкий каменный выступ. В помещении стоял умеренный гул голосов, гораздо тише, чем некогда в школе. Видимо, здесь учились люди уже более взрослые и цивилизованные, что не могло не радовать. Если постараться, абстрагироваться от шума и сосредоточиться, то с помощью воображения (благо, его у девочки хоть отбавляй) можно озеленить каменные джунгли и представить, что она в этом дворце одна, юная принцесса. Смешно, Ритке уже семнадцать с половиной лет, а она играет в принцессу. Девушка воровато осмотрелась, словно бы убеждаясь, что никто не догадывался о её мыслях, и вернулась к своим фантазиям.

— Мечтаешь, Маргаритка? — раздался голос за спиной, и студентка, отвлекаясь от созерцания своих владений, обернулась. В глаза ей бросилось кисло-синее пятно. Она сморгнула. И перед ней волшебным образом появился невысокий улыбчивый парень с татуированными руками и экзотическим цветом причёски.

— Хм, здравствуй, — кивнула та, тщетно пытаясь вспомнить юношу.

— Не смущайся, ты со мной не знакома, — успокоил Риту мальчишка и протянул руку, — меня Андрей Масленцов зовут.

Девочка осторожно пожала, но не ладонь, а пальцы юноши.

— Я друг Никиты, — тем временем продолжал он, — и от него-то о тебе узнал.

— Никиты?

Парень посмотрел на Риту с весёлым сочувствием, как бы странно и несовместимо это ни звучало.

— Да, вместе с которым ты сдавала экзамен по физике, — девушка сразу заулыбалась и покивала, — ты, кстати, знала, что он тоже хотел поступить в этот же университет, но баллов не хватило?

— Нет, не знала, — честно ответила та.

— Да, на факультет энергомашиностроения… Прости за навязчивость, а ты на каком факультете?

— Ракетно-космическая техника.

— Ого, очень… Смело.

— Да, но скорее всего я вряд ли пойду работать по специальности…

— Меня скорее удивило бы обратное, — ухмыльнулся Андрей.

— Я бы хотела работать учителем физики в какой-нибудь специальной школе, гимназии или институте, но мы с родителями решили, что если я поступлю на это направление, у меня будет гораздо больше возможностей, в том числе и преподавательство.

— Не смотри на меня так вопросительно, я всё равно ничего не понимаю, — замахал руками синеволосый, — если честно, для меня главное — закончить университет, потому что здесь есть военная кафедра, и я надеюсь…

— Вот так откровенность, — действительно удивилась девушка, — неужели существуют парни, которые в наше время не хотят в армию? — и покосилась на собеседника. Не думайте, что девушка не умела держать язык за зубами, потому и произнесла обидные слова; она, наоборот, выверяла и оттачивала каждую реплику. Цель же, которую она пыталась достичь, уже другой вопрос.

— У меня, например, нет ни малейшего желания, — вздохнул её собеседник, — так что не имеет смысла врать и храбриться.

Марго, обыкновенно не любившая, чтобы её отвлекали от мыслей, и поддерживающая диалог с товарищами зачастую только из-за вежливости, против воли опять заулыбалась.

— Твоя причёска, — она указала пальцем на волосы юноши, милостиво сменив тему, — я же вижу, ты маргинал. Так ты показываешь протест?

— Нет, проспорил другу, жду, когда же наконец смоется эта краска.

— Не удивлюсь, если этот друг — Никита, — уже рассмеялась Ритка.

— Нет, у Ника хотя бы присутствует чувство юмора, а это, — парень обиженно схватил себя за прядь и дёрнул, — издевательство!

— А я-то думала, творческая личность… Кстати, а на каком факультете ты?

— Теоретическая и Прикладная лингвистика! — гордо ответил он.

— Как ты в физико-математическом институте умудрился найти гуманитарную дисциплину? — подавилась та.

— Я старался, — скромно ответил парень.

Неожиданно и непонятно откуда, очевидно, из недр университета, раздался громкий дребезжащий звонок, предупреждающий о скором начале очередной лекции. Марго грустно отошла от окна — славно поговорили, жаль, придётся расстаться…

— Подожди! А что ты делаешь сегодня после института? — окликнул её юноша.

От лёгкого шока студентка вытаращила глаза; она сама не знала, почему, но за время всей этой беседы ей в голову ни разу не пришла мысль, что Андрей подошёл поздороваться с ней не просто так. Парень смотрел на неё как-то очень странно, с любопытством, как будто ситуация пробуждала в нём только интерес, как у её зрителя, не участника. Очень заразительный интерес.

— Если ты что-то предложишь, то ничего, — ляпнула девушка, стараясь не думать. Флирт — не её конёк, так что лучше говорить честно и открыто, как Андрей.

— Погуляем по Красной площади? Она совсем недалеко, а количество пар у нас сегодня одинаковое, — предложил он.

— И давно ты за мной наблюдаешь? — сощурилась Маргарита.

— Перед нашим разговором расписание посмотрел, но если тебе будет приятнее, то скажу, что с самого начала учебного года. Так ты пойдёшь?

Студентка всё так же, без мыслей, кивнула и побежала в свою аудиторию в самом смешанном настроении. Этим же днём девушка, запершись изнутри в кабинке общественного туалета, говорила с папой по телефону.

— Ничего себе! Удивила ты меня, удивила, — хохотнул Максим. — Получается, сегодня ужин на тебя не готовить?

— Попробую вернуться как можно раньше, — пообещала Рита.

— Чем очень расстроишь своего поклонника. Кстати, какой он, этот твой Андрей? Симпатичный хотя бы?

— Не знаю.

— Как это? — поразился отец.

— Сама не понимаю. Я запомнила каждую его черту, но по отдельности, кажется, всё довольно симметрично.

— Вот это да! А впрочем, наверное, ты права, недаром же говорят, что мужчина должен быть не страшнее обезьяны.

— Я не это имела в виду. Я считаю, тогда мне более важным показалось обратить внимание на его речь, манеры, поведение, мимику — это я помню очень хорошо.

— Что же, предположим, думаю, у тебя впереди ещё достаточно времени, чтобы получше его разглядеть, в обоих смыслах, кхм. Значит, говоришь, приятный в общении мальчик?

— Я ещё не разобралась. Что-то меня словно крючком подцепило, а что, понятия не имею.

— Ого, он настолько скрытный?

— Нет, наоборот, очень честный и прямолинейный.

— Никак не могу составить в голове его образ, — пожаловался папа.

— И это немудрено, познакомишься с ним — и всё поймёшь.

— У вас всё уже так серьёзно? — удивился отец. Сама Марго тоже себе поразилась: обычно она всегда думала, прежде чем что-то сказать или сделать, и из-за этого часто упускала какую-то возможность или момент, а сейчас так спонтанно и без сомнений решила, что обязательно должна показать Андрея родителям. Чудеса.

— Ты столько вопросов задаёшь, я не могу ответить на все, — нашлась девушка, — я…

— Знаешь, — перебил её Максим, — мы с мамой здесь в лёгком потрясении. Ты с самого детства была, прости за подобную формулировку, немного тугодумом, любила сначала хорошенько что-либо обмозговать и вдруг… В смысле, вы так быстро всё решили, несколько часов назад только познакомились и почти сразу же собираетесь на свидание. Я, конечно же, не против, и знаю, что такое любовь с первого взгляда.

— Папа, не переживай, — поспешила успокоить отца девочка, — во-первых, сомневаюсь, что это любовь, просто интерес; а во-вторых, это даже и не свидание, а смотр.

— М-м-м-м?

— Я хочу сказать, что цель нашей встречи — всего лишь узнать друг друга получше, понять, нравимся ли мы друг другу, погулять по Красной Площади, в конце концов. Ещё ничего не решено.

— Я же говорил, что не против, — буркнул Максим, пристыженный текущим разговором, послышалась возня, неясное бормотание, и вдруг из телефона донёсся мамин голос.

— Милая, не слушай папу, мы тебя не ограничиваем ни в чём (потому что ты уже ограничила себя во всём, в чём только можно), мы просто по своему родительскому праву готовы перегрызть горло любому, — на этих словах Света преочаровательно засмеялась, — кто посмеет приблизиться к тебе с непонятными намерениями. Но я верю! что с неблагонадёжным мальчиком ты бы водиться не стала.

— Ма-а-а-ама, — закатила глаза та.

— А ещё мне отчего-то кажется, что у тебя есть корыстные планы на этого юношу.

— Что? — девочка понадеялась, что ослышалась. — Какие планы?!

— Ты однажды говорила, что твоя жизнь слишком ровная и однообразная, и поэтому ты не можешь правдоподобно писать свою книгу. Возможно, ты подсознательно, увидев Андрея, решила таким образом набраться опыта, как ты считаешь? Он ведь, судя по твоему описанию, весьма колоритный персонаж.

— Хочешь сказать, он моя муза? — через силу усмехнулась Ритка, обдумывая слова матери. Нет, так не может быть.

— Вполне вероятно. Твоя персональная Мальвина. А как иначе объяснить, что в данное время по расписанию должна идти лекция, и ты решила позвонить нам именно теперь? Опишешь этот эпизод в своём произведении? — хихикнула Светлана.

— Обязательно. А я действительно заболталась, ждите моего звонка сразу после урока истории космонавтики.

— А главный герой в твоём романе бунтарь? Наверняка бунтарь! — не унималась мама. — Но давай ты не будешь лично тестировать все прелести жизни сложного подростка, даже из чисто научного интереса, не начнёшь прогуливать институт, кататься на мотоцикле и прочее, договорились?

— Не мелите чепуху. Вы же меня знаете. Подождите… Кажется, кто-то вошёл! Я перезвоню.

— Будем, ждать, солнышко.

И студентка, хлопнув дверью, побежала на лекцию.

***

Пока ребята гуляли около Кремля, успело произойти несколько вещей: каким-то образом Андрей улучил момент и повесил руку спутницы на своё предплечье; следующим к юноше перекочевал Риткин рюкзак, который девушка всё же осторожно попросила вернуть; парень выведал адрес Марго; солнце поспешно скрылось за крышами домов, и теперь студент направлялся в сторону ближайшего метрополитена с целью проводить Риту если не до дома, то хотя бы до поезда.

— Итак, значит, ты сейчас учишься на втором курсе? — уточнила девушка.

— Да, а что? Слишком старый?

Маргарита тихо фыркнула.

— Нет, я просто не знала. И как тебе МФМУ? Наверное, уже давно освоился, компанию нашёл, а у меня собственное мнение об этом институте ещё не сложилось. Интересно послушать чьё-то отношение, помимо информации из интернета.

— Даже не представляю, что сказать. Мне здесь комфортно, а сравнивать не с чем, это мой, так сказать, первый опыт. А вообще-то, недостатки и преимущества университета — явно не та тема, которую я привык поднимать на первом свидании.

Услышав последнее слово, девушка не удержалась и незаметно сморщилась. Какое-то оно чересчур точное, неживое… неподходящее Ритке! Как будто её из этой жизни начал вытеснять выдуманный, но реалистично прописанный герой романа. Бр-р-р-р, жуткое ощущение. Студентка, как и все писатели, хорошие ли, плохие, отличалась могучим воображением, впечатлительностью и любовью к витиеватому выражению мыслей, так что не удивительно, что ей стало как-то неуютно.

— И много у тебя было первых свиданий? — поинтересовалась она.

— То есть, сколько у меня было девушек? — уточнил юноша и усмехнулся. — Не много, не мало. В меру.

Студентка опять чуть нахмурилась, неожиданно вспомнила недавний разговор с родителями и посмотрела Андрею в лицо: самая обыкновенная внешность, открытая, русская, приятная. Парень заметил это внимание и улыбнулся, поудобнее перехватив руку девушки.

— А как ты поступил на бюджетное место? Тоже набрал достаточное количество баллов? — перевела в другое русло разговор Маргарита.

— Нет, победил в олимпиаде по обществознанию в десятом классе.

— Надо же… Мне этот предмет всегда очень тяжело давался.

— Мне тоже. Но, видимо, легче, чем остальным. О, смотри, вот и вход в метро.

Парень остановился около большого светящегося в вечернем полумраке здания и повернулся к Рите.

— Давай, я тебя провожу, — услышав долгожданное предложение, девушка облегчённо мотнула головой, ведь если бы Андрей просто молча повёл её дальше, то у студентки не было бы никакого выбора, а сейчас она может с чистой совестью сказать…

— Нет, спасибо, — улыбнулась она. — Я помню дорогу домой.

— Хорошо, — юноша расстроенно вздохнул, — Ты уверена? Уже стемнело.

«Какой ответственный», — с приятным удивлением отметила Марго.

— Да, — и в доказательство вытащила из внутреннего кармана куртки маленький фонарик. — Как ты опекаешь меня, даже приятно, — неожиданно для себя добавила она.

— Правильно, ты же ещё ребёнок, — хмыкнул парень и, увидев, что спутница готова возмутиться, сказал, — не спорь, пока не перейдёшь на второй курс, ребёнок.

— Я, наверное, не против, — смягчилась та. Повисла неловкая пауза, когда нельзя просто уйти, но и продлевать эту тишину нежелательно. Девушка судорожно копалась в памяти, пытаясь найти выход из подобной ситуации, Андрей тоже стоял, опустив взгляд на ботинки. Случай, который мог произойти только с первоклассниками, не знающими, как выражать симпатию, и мнущимися, оглядываясь на родителей. Жутко неловко. Точно, родители! Маргарита вспомнила, что подобает делать и что может спасти вечер.

— Спасибо, мне очень понравилось… — так и не сказав, что же ей понравилось, Рита подошла к юноше и, не размышляя, прикоснулась губами к его щеке, не сразу отстранившись. «Какая гладкая кожа, словно у девушки», — немного удивилась Марго. «Неужели каждый день бреется?» Андрей смотрел на спутницу со смесью шока и польщённости.

— Я рад, — парень неожиданно взял Ритку за руку и вежливо пожал, — до встречи.

Маргарита быстрой походкой направилась вглубь метрополитена, а юноша всё то время, пока студентка не скрылась из виду, смотрел ей вслед.

Ростерия. Хороший тамада и конкурсы интересные

Лето, приносящее каждый день новые приключения, кончилось, наступила унылая пора больших густонаселённых городов, дождей, облетевшей листвы и школ. Даже Саня, обыкновенно радующаяся началу учебного года, сидела с грустным лицом в автомобиле на пути домой. Особняк Заболоцких был гораздо больше, красивее и удобнее, а Кирилльск располагался в самом центре страны, так что там можно найти множество развлечений и прочего, но, как я уже говорила, порой хочется душе нашей деревенской… Но не будем углубляться в философию. Сразу по приезду Николай отправил лакеев в дом с поручением разобрать чемоданы и разложить вещи по шкафам, а сам вместе с семьёй захотел прогуляться по ярмарке, что устраивалась в честь появления ещё одного источника жидких чар в королевском дворце. Лиза со скучающим видом бродила между многочисленными лавочками, столами, шатрами, что достигали в высоту чуть больше десятка метров, без тени заинтересованности или настороженности обходила акробатов на длинных тонких ходулях. Кстати, эти циркачи сегодня заполонили улицы, так что Волшебная Аллея напоминала скорее лес из лысых деревьев, чем оживлённый город. Девушка видела такое третий или четвёртый раз в жизни, и для неё всё это было ново, но Лизавета из принципа никогда на людях не показывала удивления, дабы случайно не польстить им зря. Блондинка сама не поняла, как отделилась от родителей и сестры, но её это не сильно взволновало; до того, как посетить ярмарку, все четверо Заболоцких договорились, что в случае пропажи кого-либо они встретятся на главной развилке. Проталкиваясь между толпами, Елизавета отдавила кому-то ногу, скинула несколько вещей с прилавка, за что была обругана в крайне нецензурных выражениях, но народ, словно течение, нес её дальше. На глаза Лизе наконец попалось распутье, она ухватилась за ближайший столик и перебросила своё тело в сторону, где смогла вдохнуть полной грудью. В голову пришли слова учительницы ССБ (сохранения собственной безопасности): «Толпа — это не совокупность людей; толпа, как муравейник, — единый неразумный организм, подчиняющийся своим, непонятным нам инстинктам; в толпе невозможно выделить кого-то отдельного, невозможно самому быть автономной личностью, все вы, попадая в толпу, становитесь её частью, поэтому запомните мой совет: во время давки помощи ждать не от кого, и чтобы сохранить свою жизнь и не умереть от удушья, скрестите руки на груди — это обеспечит вам дополнительное пространство». «Почему же я вспоминаю что-то, уже не нужное в данный момент времени?» — разозлилась на себя Елизавета. Она осмотрелась: сейчас она находилась в маленьком ресторанчике, почти пустом, если не считать группы ребят около барной стойки, что через трубочки потягивали… Воду? Или что-то покрепче? Молодые люди бросили на внезапно появившуюся мимолётный взгляд и вернулись к прежнему занятию. Лиза же решила переждать здесь несколько минут, когда с улицы схлынет основная масса народа; к счастью, произошло это действительно быстро, и средняя Заболоцкая мелкими перебежками достигла развилки и остановилась. Дальше дорога делилась на три, и прямо посередине той, что продолжала Волшебную Аллею, стоял, вкопанный… Указательный камень. Блондинка ухмыльнулась: «Клоуны», — и стала читать выгравированные надписи (шрифт оказался достаточно крупным). «Ага», — про себя проговаривала Лизавета: «Направо пойдёшь — совесть потеряешь, налево пойдёшь — деньги потеряешь, прямо пойдёшь — ни с чем домой вернёшься». Девушка долго колебалась, не зная, какую же сторону выбрать: последний вариант любительница приключений отбраковала сразу, но потом встала проблема — совести у Лизы отродясь не водилось, а денег с собой почти не было, ибо за все покупки платили родители, так что бедной девочке оказалось даже нечего терять! «Обидно», — надула губы Заболоцкая и свернула влево: времени ещё много, а встретиться у распутья с семьёй она всегда успеет. Стоило пройти двести метров, и блондинка увидела другую часть ярмарки, гораздо более интересную, завораживающую и атмосферную. В отличие от буйства красок и огней на той улице, здесь всё оформлено в таком восточном стиле, фиолетово-зелёном цвете; на шатрах, витринах и магазинчиках налёт поволоки и старинности, лёгкая фата на входе в какую-нибудь лавку изредка соблазняюще приподнималась тихим ветром, заманивая внутрь. Людей гуляло совсем немного, чуть-чуть, и отовсюду лилась негромкая шаманская мелодия, чем-то напоминающая музыку на последнем приёме у Лихоборовых. И товары здесь однозначно лучше и нужнее. «Теперь понятно, почему деньги потеряешь», — думала Елизавета, заглядываясь на дивные ловцы снов, скляночки с порошками, статуэтки, мастерски вырезанные из дерева и камня, черепаховые гребни, инкрустированные янтарём, ароматные золотистые масла для ногтей и мази для кожи.

— Девушка, не хотите купить шёлковые ленты для волос? То, что нужно, для красавицы, — она вздрогнула и осмотрелась — по ту сторону двери соседнего шатра стоял пожилой смуглый крепкий мужчина с тюрбаном на седых, но всё ещё густых волосах. В руках он держал несколько струящихся лент цвета индиго, пурпурного и жемчужного. Глаза у продавца так и сверкали живостью и молодостью, и блондинка не удержалась. Она облокотилась на прилавок и улыбнулась.

— А почём?

— Семьсот родников за штуку, — ответил торговец. Девушка фыркнула — бессовестная цена! — и пересчитала купюры в сумочке. Скрипнула зубами. Не хватает. Не то, чтобы у неё не было дома дорогихголовных уборов и вещей для создания причёсок, или она не могла купить желаемое позже, но ей хотелось приобрести эти ленты именно сейчас и именно здесь, самостоятельно.

— А не сделаете ли скидку красивой девушке? — спросила она нагло, протягивая мужчине чуть больше шестисот родников.

— Как мне отказаться? — усмехнулся продавец, взял деньги и положил товар на прилавок. — Выбирайте, душенька.

— А какой цвет мне подойдёт лучше?

— Думаю, этот синий будет очень хорошо сочетаться с молочным оттенком, — он взял ленту, приложил к волосам юной покупательницы, откуда-то достал овальное зеркало и повернул отражающей поверхностью к Заболоцкой. — Что скажете?

— Скажу, что мне нравится, — довольно оценила девушка и забрала товар. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста. Заходите ещё, леди, буду ждать. Думаю, мы в любом случае сможем сторговаться, — красивый старик витиевато махнул рукой на прощание, а Елизавета отправилась дальше, вглубь чУдного рынка, по пути вплетая мягкую невесомую ткань в причёску. По мере отдаления от Волшебной Аллеи улица и шатры с товарами становились всё более экзотическими и странными. Девушка успела пройти мимо сказителя с гуслями, который в окружении ребят её возраста, скрестив ноги, сидел в тени раскидистого дерева и с завываниями о чём-то повествовал. Собравшиеся внимали ему со смесью ужаса и благоговения, одними губами шепча молитвы, иногда кто-то из слушателей вскакивал и, бормоча возмущённо-испуганные речи, убегал на главную ярмарку, однако на его место сразу же собиралась очередь. Лизе с трудом удавалось выглядеть незаинтересованной, она, словно случайно, прогуливаясь и рассматривая прилавки, сделала крюк и, приблизившись на секунду к сказителю, зацепилась за фразу:

— … Мы все достойны жизни!

— Ах! Ах! — раздавалось со всех сторон.

Заболоцкая нахмурилась, отошла обратно на дорогу и погрузилась в думы, случайным образом переставляя ноги и продвигаясь по странному рынку дальше и дальше. «Он имел в виду жизнь или Жизнь? Разница ведь огромная. Потому что если вдруг окажется, что я стала невольным свидетелем провокации…» она споткнулась о камень, больно ударившись ногой в тонких полусапожках, и только это заставило её остановиться и оглядеться. Нет, атмосферность — это, конечно, хорошо, но такое — уже чересчур! «Как будто забрела в трущобы», — с опаской осматривалась Лизавета: «Пора возвращаться к развилке, Санька меня, наверное, уже обыскалась». Блондинка развернулась, и сразу же её взгляд наткнулся на маленький открытый почти полностью стеклянный ларёк с куполом из лёгкой ткани. Девушка как заворожённая подошла к витрине, достала из сумочки округлые очки без оправы и начала читать названия различных товаров. «Мазь для упругости кожи кистей с добавлением зёрен подсолнуха», «Чай с королевских плантаций на территории Китая, дарующий невиданную бодрость», «Масло каштана для увеличения роста волос», «Паста с экстрактом лаванды и бадьяна, освежающая дыхание и отбеливающая зубы», «Шоколад с мятой и мёдом, облегчающий симптомы ангины», «ДухИ с меняющимся на протяжении дня ароматом», «Энергия Земли из источника, бутилированная»… Предыдущие этикетки усыпили бдительность Елизаветы, и девушка в недоумении протёрла глаза, прочла маленькую надпись около последней скляночки ещё раз и лишилась дара речи. Что же здесь происходит, в конце концов? Нет, пора, пора домой! Лакеи уже наверняка разобрались с чемоданами, ей и Саше завтра уже в школу — нужно заранее подготовиться. Блондинка была уверена, что название явно ложное, особенно если учитывать цену: слишком дорого для обычной воды с запахом свежести, но если сравнивать с бесценной Жизнью, то всё становится понятно. И всё же такие шутки и попытки недопустимы даже на королевской ярмарке, тем более на королевской ярмарке! А тот сказитель? Все словно с ума посходили после известия о четвёртом источнике. Заболоцкая торопливо убрала очки в сумочку и скорым шагом, нервно оглядываясь, пошла прочь из этого странного места. Через пять минут девушка уверенно расправила плечи: уже близко, даже пара стражников стояла в нескольких метрах от распутья.

— Вы все, все! Узурпаторы! Ходите здесь, такие безэмоциональные, вежливые, ничего вам не нужно, а как только дело касается чего-то действительно стоящего — сразу глаза кровью наливаются! Готовы зубами грызть, ногти ломать, собаки! — от ужаса и неожиданности блондинка оцепенела. Она, широко распахнув веки, следила глазами, единственным, что ещё подчинялось её сознанию, за худым, сутулым, как будто поломанным мужчиной, со спутанной рыжей бородой и волосами и сущим безумием во взгляде, что вдруг выпрыгнул из кустов прямо перед дворянкой, загораживая ей дорогу, и качался, как тонкая осина на ветру. Человек, до этого не обращавший внимания на блондинку и стоявший к ней полубоком, повернул голову на длинной шее и пробуравил глазами Лизавету.

— Да-а-а-а, вы все! — повторил он бессмысленно. — Жадные и корыстные! Вам всё мало, мало! Вы не только отобрали то, что принадлежит всему народу, вы уничтожили то, что не смогли присвоить! — судя по бессмысленному выражению слепой ярости, сумасшедший не видел до смерти перепуганной девочки, которая от потрясения не могла с ноги на ногу переступить; перед его замыленным взором стоял нагло ухмыляющийся, ранее недосягаемый противник, что теперь был так близко…

— А-а-а-а-а-а!!! — закричал он вдруг, нелепыми, но огромными скачками приближаясь к Елизавете. — Прекратите отбирать у нас Жизнь!

Заболоцкая средняя даже не смогла зажмуриться, а лишь инстинктивно прижала сумочку к груди. Вдруг страшный мужчина с воем упал на землю — это подоспели стражники. Вокруг места происшествия мгновенно собралась толпа, как бы охранники не пытались разогнать чересчур любопытных зевак, а Лиза, стоило ей прийти в себя, поспешила скрыться за спинами подоспевших зрителей. Она увидела, как три здоровенных хранителей спокойствия в бело-зелёной форме скрутили сумасшедшего, вдавливая его голову в брусчатку с такой силой, что блондинке послышался странный хруст. Мужчина рычал и вырывался, и тогда один из стражников перевернул его и начал, не щадя кулаков, с каким-то плохо скрываемым удовольствием, бить задержанного по груди, горлу, лицу, без остановки, для удобства усевшись сверху и придавив коленями слабо дёргающиеся руки. Неестественный скрежет, хлюпанье, и костяшки городового в крови, но не своей, а вместо рта, носа, бездумного взгляда сумасшедшего — одно красное месиво. Елизавета в ужасе закрыла глаза руками и, снова проталкиваясь через толпу, побежала прочь. Кто-то схватил девушку за запястье, и она дёрнулась всем телом, быстро развернувшись.

— Лизавета, совести у тебя нет! — Олеся раскраснелась от волнения и тяжело дышала. — Мы тебя ищем уже больше получаса, ты хотя бы можешь представить, уф, как всех нас испугала? Мы же договорились, что встретимся у развилки, или ты специально нас с отцом и сестрой доводишь до нервного срыва? — заметив, что отчитываемая дочь никак не реагирует на ругательства, а лишь смотрит в пол неестественно расширившимися зрачками, женщина догадалась — что-то неладно, — а затем расслышала несвойственные для ярмарки крики и оскорбления и заглянула за спину девушки.

— Что там происходит? — недовольно спросила она.

— Ничего, — резко откликнулась блондинка, — пойдём домой.

— Домой? Подожди нас, будь любезна. Ты нашлась, всё хорошо, а мы с Санькой ещё хотели кое-что купить.

— Это долго? — серьёзно свела брови Лиза.

— Что? Не знаю, — раздражённо ответила Заболоцкая старшая. — Если так не терпится, можешь идти домой одна.

— А ты дашь мне ключи? Я свои забыла.

Олеся недовольно выдохнула, но протянула связку отмычек дочери.

— Подожди, — остановила её женщина, — сначала сообщу Коле и отведу тебя к выходу, а то здесь народа много, мало ли, что случится.

Папа с Санькой стояли около лавочки с разнообразными необычными сладостями и поедали яблоки в карамели.

— Может, останешься ненадолго? — предложила мать, немного не доходя до магазинчика. Александра откусила ещё один кусок заморского (Зауральского) лакомства и помахала сестре, подзывая к себе. Карамель была ярко-красная. Губы Саши и Николая окрасились в этот цвет. Блондинка еле сдержала рвотный порыв и мотнула головой.

— Можно быстрее, пожалуйста? — мать, заподозрившая что-то, молча проводила дочку к выходу.

— Хочешь, мы пойдём с тобой? — Елизавета мгновенно отказалась, пожелав семье хорошо повеселиться.

— Ты в состоянии дойти до особняка? — девушка медленно кивнула. Издалека послышался голос отца, что-то вопрошающий. Олеся посмотрела в ту сторону и опять на Лизу.

— Верю тебе на слово, — и, шепнув девочке неизбежное «Дома поговорим», отпустила её домой, что находился на соседней улице.

***

Когда трое Заболоцких вернулись в поместье, наперебой обсуждая товары и развлечения ярмарки и делясь впечатлениями, то обнаружили старшую дочь на удивление притихшей и задумчивой. Большую часть вечера она сидела в своей комнате, выйдя только к ужину, где родители попытались разговорить её, но тщетно; «Зов природы» — просто ответила она, не переставая есть. «Если не хочет, не надо заставлять» — предложил Николай, и Олеся вынуждена была согласиться. Уже почти ночью Саша постучалась в дверь и зашла в Лизину спальню.

— Ты так быстро приготовилась к школе? Я и вещи собрать не успела, — произнесла девушка.

— Если ты продолжишь лежать на кровати, то так и не успеешь, — заметила Александра. Сестра пожала плечами. — Ты сама не своя сегодня. С мамой опять поссорилась?

— Что? Нет, не волнуйся, — блондинка взбила подушку и приподнялась на локтях. — Между нами всё спокойно.

— В чём же дело?

— Не знаю. Иногда в голову приходят странные мысли, хочется от них избавиться, но задним умом понимаешь, что должна об этом думать. Так что перевариваю свои умозаключения, переосмысливаю ценности.

— Ты полдня занималась самокопанием? Плохи дела. Признавайся, что-то произошло?

— Помнишь, — проигнорировала вопрос Лизавета, — когда в конце четвёртого класса на выпускном из первого блока тебе рассказали, что за горами есть ещё одна страна, более всех остальных похожая на нашу, Россия.

— Конечно, помню, — отозвалась Александра, понятия не имевшая, к чему ведёт сестра. — Я была шокирована. Лучшая в классе по географии и биологии, а не знала простейших вещей.

— Да. А помнишь, что ты спросила, громко, при всех? «Почему мы не делимся жидкими чарами с зауральцами, если они наши соседи?» Родителям некуда было глаза девать.

— Точно, — развеселилась девочка. — Стали мне объяснять, что сил Земли не хватает даже на ростерян, не то что на жителей других государств.

— А ещё, что источники — собственность королевского двора и только ему решать, как ими распоряжаться, — добавила Лиза.

— Ага, припоминаю. А что? — насторожилась Санька.

— Ничего, стоящего времени. Просто захотела понастольгировать.

Александра растерянно потопталась на месте.

— О, совсем забыла рассказать, — оживилась она, копошась в карманах брюк, пытаясь что-то найти. — Я же научилась, давно, в начале августа, — и вытащила ту самую флейту Пана.

— Правда? — средняя Заболоцкая заинтересовалась. — Продемонстрируй-ка.

И Саня продемонстрировала. Когда пятиминутное выступление закончилось, на лице старшей сестры уже почти не осталось следов внутренних переживаний.

— Ого! Теперь понятно, отчего ты в последнее время засиживалась в своей комнате, — и добавила, — играешь почти как профессионал!

— Что же тогда профессионал в твоём понимании…

— У тебя получается намного лучше, чем у меня когда-то получалось, — похвалила блондинка.

— Я ведь и тренировалась намного дольше. Инструкцию эту зачитала до дыр.

— Знаю, если ты чего-то хочешь, то даже Великая Китайская стена тебя не остановит, — хмыкнула девушка.

— Тебе понравилось?

— Конечно, я же сказала.

— И ты больше не злишься? — спросила Александра, внимательно следя за средней Заболоцкой.

— Силы Земли… Почему в твоём понимании я постоянно злюсь?

— Потому что ты постоянно злишься. За редким исключением, — ответила та без обиняков.

— Хорошего же ты обо мне мнения, — покосилась на Сашу Лизавета. — Родителей наслушалась? И сейчас я вовсе не сердилась, мне просто было грустно. Вопрос «Почему» здесь неуместен, — отрезала блондинка.

— Но теперь тебе уже не грустно? — уточнила Саня. В ответ Лизавета лишь закатила глаза.

— Нам всем уже пора спать, чтобы отдохнуть перед школой. Может, исполнишь мне напоследок колыбельную? — с лёгкой иронией сказала старшая сестра, и Александра с невозмутимым видом воссоздала на панфлейте всем с детства знакомый простой мотив.

— Я, конечно, не думала, что ты действительно исполнишь мою просьбу, но… — блондинка с уважением подняла брови, — молодец. Ты настолько увлеклась этим?

— Да, наверное, мне очень нравится, — Саня выглядела польщённой.

— Родителям ещё не хвасталась? — предположила девушка с улыбкой и сразу же получила подтверждение своей догадки. — Тогда иди скорее. У тебя хорошо получается.

Обрадованная Саша выпорхнула из комнаты, оставив Лизу в одиночестве раздумывать над увиденным сегодня.

***

Сегодня ночь была тёмная, хмурая, тяжёлые кучевые облака заволокли небо, скрыли лунный и звёздный свет — она словно бы скрывала юных бунтарей, которым именно сейчас, накануне первого учебного дня, не сиделось дома. Юра, хороший знакомый Виктора, вздрогнул от неприятных щелчков по чувствительной тыльной стороне ладони раскручивающейся пружинки — будильник на заводе, ещё два часа назад настроенный мальчиком на полночь, разбудил владельца. Парень с трудом встал, игнорируя повизгивающий скрип кровати — родители спят точно таким же беспробудным сном, что и их сын, поэтому бояться нечего. Мальчишка посидел на мягкой перине, отвернулся от зазывающей подушки, потянулся и заразительно зевнул. Он медленно протёр глаза, пытаясь разлепить веки, подошёл к окну (благо, его комната находилась на первом этаже) и распахнул створки. Повеяло неожиданной свежестью, и Юрий мгновенно закрыл ставни с глухим хлопком, совсем не опасаясь пробуждения домочадцев или просто забыв о всякой секретности. Как же холодно! Что странно, лето же на дворе. Мальчишка оглядел себя и обнаружил, что стоит в тоненькой пижаме. Он удивлённо зажмурился и посмотрел снова, не веря глазам: он же не собирался спать и знал, что ночью пойдёт на собрание, а будильник настроил лишь из предосторожности. Зачем же тогда переодеваться, по старой привычке? Но это дело поправимое, поэтому юноша не стал долго выискивать причины в своём странном поведении и, не таясь, прошёл по коридору к гардеробу, вытащил первые попавшиеся вещи (сначала ими оказались три пары брюк), кое-как оделся, причём выглядел весьма комично: тонкие обтягивающие штаны, тёплая кофта почти до колен, ботинки скрипуче затрещали на шерстяных носках. «Я ведь иду не на свидание», — оправдался мальчик: «а у романтических революционных личностей всегда должен быть необычный вид, показывающий протест». Удовлетворённый таким аргументом, он, не таящийся и никем не замеченный, вернулся обратно в свою спальню, застелил постель особым образом, чтобы в темноте казалось, будто под одеялом кто-то есть, снова открыл створки, едва не забыл захватить заранее заготовленный именно на случай такой безлунной ночи фонарь с огарком свечи внутри, закинул на подоконник сначала одну полную ногу, потом вторую, и тяжелой тушей перевалился через него на улицу. Поднялся, отряхнулся, забыл прикрыть ставни и сонно поплёлся к лесу, вдоль по другой Большой дороге. На самом деле его деревенский домик располагался с этой стороны чащи, и обыкновенно мальчик старался выйти на главную улицу, чтобы запутать возможных следопытов, но сейчас парень даже не успел полностью проснуться, и как сомнамбула шёл к месту встречи. Он споткнулся о поваленное бревно и упал, исцарапав руки и испачкав штаны, но не обратил на это внимания, только осмотрел одно из стёкол фонаря с разошедшимися от середины трещинами, мысленно пребывая в собственной тёплой уютной постели. Хм, такой ели с облезлой корой он не припоминает, неужели заблудился? Нет, оказывается, это та самая огромная ёлка, которая приносит множество шишек осенью, Юркина любимица, просто мальчишка никогда раньше не рассматривал дерево с другой стороны. Значит, совсем рядом должна быть круглая полянка! Юноша покрутил головой и с трудом обнаружил хорошо скрытый просвет в плотной стене необъятных стволов. Ломая ветки, он напрямик продирался между соснами и скоро, ещё более потрёпанный, оказался посередине знакомой лужайки. Ни разу не оглянувшись, он опустился на колени, вялыми пальцами с пятой попытки зажёг промасленный фитиль свечи и присмотрелся мутными глазами к сочной траве. После чего обе руки запустил глубоко в землю, почти по локти, поднатужился и… буквально снял толстенный верхний слой почвы, ровно обрезанный под небольшой квадрат площадью метр на метр. Точнее не снял, а откинул, так как к деревянному пласту, великолепно имитирующему живой грунт, был намертво прикреплён железный люк, ныне открытый и гостеприимно приглашающий проследовать прямиком в преисподнюю. Юноша прыгнул вниз (высота вертикального туннеля была совсем небольшой — Юра легко мог высунуть руки по локти наружу), чуть не забыв поместить качественную подделку на место и тем самым скрыть следы преступления, и отправился вдоль по странному, кое-где освещённому коридору. Дарий и Артём, занятые какой-то карточной игрой, не заметили плетущегося к зале Сборов юношу. Даже когда тот с ними вежливо поздоровался, не нашли в себе сил оторваться от очередной партии. Парень пожал плечами, в течение нескольких минут пытался открыть ворота (кстати, к этому моменту стражники уже обратили на него своё внимание и с интересом ждали развязки событий), в конце концов, ему это удалось, и он вошёл внутрь помещения. Юноша, как всегда, успел к самому началу: Евгения стояла на сцене, оправляя одежду и готовясь к выступлению, ребята собрались за разного вида столиками, с нетерпением посматривая на одного из главных докладчиков. Только вошедший мальчишка лениво поводил физиономией по сторонам, пропуская мимо ушей насмешки, обращённые в его сторону «Мне кажется, или сегодня этот чудак ещё чудеснее обычного?», «Не представляю, как его могли включить в наш клуб», «Мне стыдно за него, во что он одет!» «Совершенно несерьёзное отношение к такому важному делу» и «Ему, наверное, даже чувствовать лень, истинный Обломов!». Ему неинтересны сплетни — его мало что занимало, он лишь выискивал глазами ПаПе, и довольно быстро его мутные, но острые глаза нашли куратора — тот стоял в тени, скрестив руки на груди и внимательно наблюдая за подопечными. Юра без сомнений подошёл к нему и остановился, прислонившись к стене рядом.

— Добрая ночь, — поздоровался мальчишка.

— Добрая, — задумчиво ответил мужчина, повернулся к подростку и спросил. — Ты не слышал, когда проходил через залу, ребята очень недовольны тем, что я назначил собрание в столь позднее время, да ещё и перед таким важным днём? Вам явно не суждено выспаться сегодня, — и с сочувствием и виной в глазах осмотрел необычайно бодрую для подобного времени суток толпу.

— Не слышал, — подавил зевок и зажмурился парень, — но я уверен, никто из них не обвиняет Вас. А если кому-то что-то не нравится, то вслух он точно ничего не скажет, поэтому Вам не о чем беспокоиться.

— Ты умеешь обнадёживать, — улыбнулся Павел Петрович, — зато всегда говоришь, что думаешь, не стесняясь, за это я тебя и ценю.

— А ребята не могут понять, чем я Вам так угодил, что удостоился чести стать посвящённым, — без тени шутки произнёс юноша, при этом вовсе не жалуясь, а просто рассказывая, — я много успел про себя услышать и понять. Может, Вы объясните им?

Куратор рассмеялся, и его толстый живот и щёки затряслись. Совершенно не верилось, что такой человек способен на твёрдое проявление характера и имеет собственные идеи и стремления.

— А я ведь не шутил, — немного занудливо и замедленно оповестил его Юра, — на самом деле у меня полностью отсутствует чувство юмора. Меня ничего не может рассмешить, кроме щекотки, естественно.

— А твой друг, Виктор, совсем на тебя не похож, — невпопад вставил ПаПе, очевидно, устав от долгих излияний и монотонного неизменчивого голоса, — Кстати, он ещё не пришёл. Ты знаешь, что с ним произошло?

— Он придёт, — пообещал парень, — он всегда опаздывает. Меня это немного злит.

— Мы все не без недостатков, — заметил мужчина, тонко намекая на излишнюю размеренность и неторопливость собеседника. Надо отметить, что в помещении была превосходная акустика: то, что предназначалось для всех ушей, то есть, звуки, исходящие из центра, прекрасно и равномерно распространялись по всей зале, а личные разговоры, а именно те, которые имели место в тёмных закоулках, оставались в тайне. Вот и сейчас по подземной пещере пронёсся уверенный кашель, привлекающий к себе внимание, подростки встрепенулись, Павел Петрович с гордостью обратил взгляд к своей подопечной, а Юрий, набросивший на голову капюшон и откинувшийся назад, только искусно делал вид, что спал и не интересовался происходящим, на самом же деле он внимательно слушал.

— Полагаю, все, кто хотел, уже собрались здесь, так что я могу начать, — громко и чётко произнесла невозмутимая девушка, одетая в безупречную строгую юбку и рубашку, словно на официальной докладе, — я привыкла первыми сообщать плохие новости, так что вынуждена вас огорчить: я…

— Ой, простите! Простите-извините! — по толпе пробежала недовольная рябь. Кто-то активно работал локтями, стараясь пробраться к желаемому столику в самом углу. Началась толчея, раздражённые выкрики, обзывательства и оскорбления, в которых фигурировало одно имя — Виктор.

— Твоя правда, пришёл, — удивлённо отметил ПаПе. Юрий промолчал, посчитав лишним что-либо отвечать или комментировать.

— Ты что, издеваешься, толстяк? — воскликнул кто-то, особенно вспыльчивый.

— Разговоры! — прикрикнул Павел Петрович, ценитель высокого слога и светских вежливых бесед. Витька торопливо пристроился к барной стойке, с восторженно-взволнованным выражением и уставился на Женьку. Девушка также проводила мальчишку взглядом и продолжила с нажимом.

— Так что вынуждена вас огорчить: я завтра утром уезжаю в Целинск, на весь учебный год, в специальную школу, поэтому придётся вам, тем, кто останется, искать другого осведомителя.

Зала наполнилась многочисленными горестными стонами и вздохами разочарования. Евгения подняла руку, призывая к молчанию.

— Однако у меня есть и радостные вести, — все примолкли. — Во-первых, я буду возвращаться в Юрган в свободные дни и, однозначно, приеду сюда перед самым восстанием, кроме того, я знаю, здесь присутствует хорошая мне замена, — и устремила взор на смутившегося коренастого парня с длинными, собранными в хвост волосами. — Я сомневаюсь, что в ближайшем времени ситуация хоть как-то изменится или появятся жизненно важные новости. По крайней мере, в последние несколько недель всё протекает гладко и спокойно. Большая часть народа покинет этот город, и вам станет легче незаметно проводить собрания, я же во время учёбы попытаюсь найти нам новых сторонников и единомышленников.

— В этом нет никакой необходимости, моя дорогая, — возразил, выйдя в свет, Павел Петрович. — Я, конечно, уважаю твоё рвение, но не боишься ли ты выдать наш замысел незаинтересованным личностям? Я нисколько не ограничиваю тебя в действиях и решениях, но предупреждаю: в Целинске с тобой рядом не будет Питера, и никто не сможет исправить твою ошибку. Если кто-то узнает о наших намерениях, то его уже нельзя заставить забыть.

— Я обещаю быть очень осторожной, Вы же знаете меня. Сначала прощупаю почву, выведаю о его отношении к нынешним порядкам и власти и лишь тогда, — она хлопнула в ладоши, утвердительно обводя аудиторию взглядом.

— Я тебе доверяю, — кротко кивнул мужчина и вернулся на своё прежнее место наблюдателя.

— И всё же, есть какие-нибудь новости? — выкрикнул кто-то.

— Да, разумеется, они всегда есть, — девушка откашлялась, — совсем недавно, например, два дня назад, мы с уважаемым Павлом Петровичем и несколькими взрослыми ребятами провели очень хорошую попытку, к сожалению, неудачную, вербовки Алексея Романова…

Тем временем Виктор стоял рядом со своими приятелями и то тихо что-то нашёптывал им, то отвлекался на Женькину речь. Людмила и Дмитрий казались не очень обрадованными такому соседству и еле-еле сдерживались, чтобы не прекратить какой-нибудь резкой репликой этот нескончаемый поток бессвязных слов.

— А я ведь горжусь, что дружу с такой девушкой. Настоящий оратор, вы только послушайте! — восклицал он, не осознавая, что сам мешал приятелям в полной мере оценить талант Евгении. — А опоздал я не потому, что не смотрел на время или проспал, вы же знаете, как важно для меня каждое собрание, опоздал я потому, что по дороге сюда за мной погналась страшная огромная собака! — и он, описывая размеры пса, максимально развёл руки в стороны. — И это всего лишь туловище, без учёта головы и хвоста, вы представляете? Сущее чудовище из ада! И собак я до смерти боюсь, так что пришлось мне убегать от неё целых полчаса, через лес, между особняков, по дороге, а этот монстр такой быстрый, конечно же, на длиннющих лапах! Как вы поняли, если бы не эта жуть, я бы даже пришёл заранее, раньше вас.

— Конечно, — закатил глаза Дима, а Люся не выдержала.

— Зачем же ты убегал, глупый? Ведь на уроках ССБ с самого начала учат, что при встрече с такими животными категорически нельзя делать резких движений, а только замереть и медленно, не глядя в глаза, опуститься на землю! Мы с тобой рядом в тот день сидели, как ты слушал?

— Да? — удивился парень, — запамятовал… — и вдруг покосился в сторону ПаПе. Оказалось, его вечно сонный друг на минуту ожил, активно помахал рукой Витьке, кажется, вслух поприветствовал и снова задремал. Виктор стремительно отвернулся, на лбу его было написано, что мальчишке стыдно за своего приятеля. — И как только бедный Павел Петрович Юрку терпит, — пробормотал он и неловко хихикнул, ища поддержки в глазах рядом стоящих товарищей. Некоторые ребята согласно кивнули, другие осуждающе покачали головой. Вокруг раздались аплодисменты, и под нестройный хор похвал Женя спустилась со сцены, окончив выступление. Сразу же её место занял куратор.

— Я хочу сказать всего пару слов, — он добродушно распахнул руки, словно желая всех обнять, — как давно мы уже знакомы? Относительно истории — совсем малость, но на самом деле время измеряется отнюдь не годами и месяцами, хотя глупцы, назвавшие себя первооткрывателями, упрямо пытаются так делать. Им постоянно не хватает этого самого времени, они стараются вычислить, куда же оно уходит, вписывают в свои уравнения всё новые факты и данные, но что-то у них не сходится. Конечно, ведь они забывают маленькую, но важнейшую деталь — результат потраченных часов и оставшиеся навсегда воспоминания. Всем же известно, что иногда минута может казаться бесконечной, и всё можно успеть лишь за один оборот стрелки, а иногда целый день пролетает за мгновение, если был прожит безо всякой пользы, бездарно, в бездельничестве. Чем больше в нашей памяти отложится мгновений, тем дольше мы жили, а нам, определённо, есть, что вспомнить, верно? — его поддержал гул голосов. — Вижу, вы согласны, что знаем мы друг друга уже невероятно долго. Многие из вас сдружились, сплотились, что похвально, некоторые предпочитают держаться обособившимися, что я не могу осуждать, а некоторые всеми силами стараются вам показать, как нуждаются в дружбе и общении, а вы бессердечно их игнорируете. Нехорошо, нехорошо, — на этих словах Дмитрий с Людмилой стыдливо вжали головы в плечи. — Однако вернёмся к времени: к счастью ли, к сожалению, в последние недели наступило затишье во всей стране, так что мы впервые смогли составить примерный план действий. Шестнадцатое марта — кому-то покажется, что ждать придётся нескончаемо долго, однако вынужден вас ошеломить: эти несколько месяцев пробегут абсолютно незаметно из-за отсутствия полезной деятельности, ведь очень многие покидают нас, — он грустно ссутулился, — ребята, милые, не первый раз вам это уже говорю, но мне будет не хватать вас! Мы научились очень хорошо понимать друг друга, привязались к новым друзьям, и последнее, что хочу сказать, помните: уже совсем скоро роковой момент, роковой для всех нас. Вы уже взрослые, сами сделали выбор, и знаете, что без жертв не возможна революция, однако даже те, кто… Возможно… Не доживёт до создания новых законов и принятия нового правительства, всё равно прожил гораздо дольше, чем старики, просидевшие всю жизнь у окон и готовые на любую подлость ради возможности не покидать любимое старое кресло! — мужчина закончил с дрожью в голосе и, смаргивая с ресниц подозрительную влагу, спустился к толпящимся, страстно желающим объятий или хотя бы прикосновений детям, что мгновенно обступили его, едва не плача от обожания и осознания священности происходящего. Жар человеческих тел, крики, толчея — всё это очень напоминало типичную встречу известного посредственного музыканта с многочисленными обезумевшими фанатами, стоявший в стороне Юрка даже удивился, отчего товарищи не разорвали ПаПе на сувениры. Однако мужчина ни капли не пользовался своим положениям и не преувеличивал своих чувств, едва сдерживая слёзы и протягивая руки всем подопечным.

— Не горюйте, слышите? Не смейте горевать. Ещё многое успеет измениться: чьи-то пути разойдутся навсегда, кто-то, ныне враждующие, станут лучшими друзьями. К нам могут примкнуть новые люди, понимающие плачевное положение нашей молодой и неопытной Родины, но и старые знакомцы способны навек поменять своё мировоззрение или струсить или попасть под влияние проправительственной пропаганды и покинуть нас… — многочисленные разочарованные восклицания и обещания вечной верности эхом отразились от стен, а один юноша, до того момента стоявший отдельно от товарищей с печальным и виноватым, но решительным видом, вдруг вспыхнул, его глаза загорелись зелёным пламенем; он по освободившейся дорожке, провожаемый взглядами сверстников, прошёл к куратору. Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, и парень резко обнял мужчину, крепко прижавшись к нему. Павел Петрович с грустью и любовью положил ладонь на затылок мальчишке. Зала погрузилась в полную тишину — ребята понимали, что происходит что-то очень важное, неизвестное им, и ждали объяснений. У каждого в груди сжалось сердце, готовясь к печальному известию и тоске, Юрий оттолкнулся от стены и встал рядом со всеми остальными, также внимательно наблюдая.

— Ты всё точно решил? — тихо спросил Павел Петрович. — Это совсем как расстриг из монахов — шанса вернуться не будет, — и шутливо поднял уголки губ. Юноша с твёрдостью посмотрел на куратора и прикрыл веки, показывая согласие. — В таком случае мы с тобой позже поговорим, после общего собрания, чтобы обсудить кое-что, — пообещал мужчина.

— Больше двух — говорят вслух! — обиженно топнул ногой какой-то маленький невежа — младший участник движения справедливости, за что сразу же был схвачен цепкими пальцами соседа за круглое ухо. Но эффект домино уже не остановить: ребята, начиная малышами и заканчивая старшими, начали роптать, мол, действительно, если произошло что-то важное, касающееся их клуба, то каждый имеет право знать. ПаПе поцокал языком и поднял обе руки: воцарилось молчание.

— Надеюсь, каждый из вас понимает, что существуют проблемы коллектива, и личные, так что вам вовсе необязательно знать обо всех семейных, например, распрях вашего товарища — он сам решит, хочет ли вам рассказывать.

Подростки утихли, но Питер, парень, так неожиданно заключивший в объятия своего куратора, поднял голову и напряжённо произнёс:

— Вы правы, — он на секунду повернулся к Павлу Петровичу и повторил, — они правы. Вы должны знать, что случилось, поэтому я прошу, — снова взгляд, брошенный на ПаПе, — чтобы Вы разрешили мне обсудить это «кое-что» с Вами прямо сейчас, при всех моих товарищах.

— Я, разумеется, не могу тебе запретить, — похоже, мужчина был поражён. — Но пойми, что в противном случае неловко и неудобно станет именно тебе.

— Я не собираюсь искать поддержки у друзей или обвинять в чём-либо Вас, Павел Петрович, — он упрямо выпрямился, — мне не нужна защита. Я принял решение, и должен сказать о нём всем, должен знать, что насчёт него подумают.

— Хорошо, — сдался куратор. Ребята стояли, как громом поражённые — им стало ясно, что одной плохой новостью собрание не ограничится. Мальчишка встал рядом со сценой, повернулся ко всем лицом, набрал побольше воздуха.

— Я собираюсь покинуть клуб, — коротко и сразу отрубил Питер Лутчанов. — Подождите, сначала дайте мне договорить, — остановил он нарастающий шум. — Многие из вас, особенно мои приятели, замечали, что в последнее время я перестал радоваться новым заданиям, реже посещал встречи, а если и не замечали, то я вас уже… оповестил. Я не люблю долгие предисловия, — он оглядел собравшихся ястребиным взглядом, — я просто больше не разделяю ваши идеи и интересы. Хотя нет, убеждения у меня прежние, но способы их осуществления я считаю крайне неправильными и безнравственными, поэтому отказываюсь участвовать в терроре. У меня всё, — он отошёл в тень.

— Петька, что с тобой произошло? — раздался чей-то растерянный голос. — Неужели ты не шутишь?

— Клоун из здесь присутствующих только один, и он рядом со мной, — хмуро сказала Женька, показывая на Митю, — а Питер говорит абсолютно серьёзно. Только его это нисколько не оправдывает.

— Как же так, друзья? Мы ведь такими сплочёнными были, а только на пути первое препятствие хилое показалось, и наш коллектив уже рассыпается. Что же дальше будет?

— А ничего не будет, такими темпами нас останется полтора человека к шестнадцатому марта, и не оскорбляйтесь, каждый из вас способен уйти, это нормальное явление, Павел Петрович недавно говорил — любой может струсить.

— М-да, а как многообещающе всё начиналось… — зала заполнилась осуждающими выкриками. Куратору вновь пришлось призвать к спокойствию. Пётр высоко поднял голову и продолжал смотреть прямо без чувства вины — представить сложно, как ему это удавалось.

— Разговоры! — повторил Павел Петрович. — Давайте договоримся, никто не нарушает порядок, если хотите высказаться, то только по делу, без субъективной точки зрения — друзьям пожалуетесь, — без разного рода оскорблений и предварительно подняв руку. Я провожу собрание, а не митинг, протесты поберегите до весны. Обсуждению, выяснению причин и прочей дипломатии здесь не место, поэтому будьте так любезны, — он сомкнул вместе большой и остальные пальцы в форме клюва, очевидно, прося помолчать. — Отлично, — довольно улыбнулся мужчина, — итак, Пётр, мы выслушали твоё мнение, однако я бы хотел кое-что уточнить: отчего ты так смачно назвал наш протест терактом и чем ты конкретно недоволен? Когда конкретно ты переменил своё решение?

— Видите ли, в мае этого года, мы в школе более подробно знакомились с темой, да-да, не смейтесь! С таким историческим событием, как восстание декабристов в Зауралье, и нашёл невероятное количество сходств с тем, что мы делаем сейчас. Мысли и идеи у революционеров были благородные, гуманные, но методы абсолютно неправильные и нечестные, даже неудивительно, что бунт подавили: восставшие требовали всеобщего равенства, знакомо, правда? но действовали отдельно от народа, которому и сулили независимость, потому что боялись непонимания. Они почти не пытались найти общий язык с простыми людьми! И результат получили соответствующий…

Некоторые подростки неуверенно посмотрели друг на друга, другие же оставались столь же предубеждёнными.

— Поэтому я сначала тоже хотел поговорить с несколькими бедными ребятами и включить их в наше собрание, но вы не разрешили! — перекрикивал он толпу.

— Спасибо, Петя, за разъяснение причин, мы поняли, что заставляет тебя покинуть нас. Однако остался ещё ряд вопросов, более общих.

Мальчишка приготовился к новой словесной атаке и отражению её. При всеобщем обсуждении Павел Петрович надел маску, скрывающую все личные чувства, обратился в строгого судью.

— Пётр, как ты сам понимаешь, эта ситуация касается не только тебя, но и всех нас. На данный момент, мальчик мой, ты уникален, и нашему клубу придётся очень нелегко без твоих талантов, — сотня злых взглядов нацелилась на юношу. — Вполне возможно, без твоей помощи наш план обречён на провал, — удивительно, как бедный мальчишка не окаменел, так накалилась обстановка. — Ты единственный человек, который в случае ошибки может дать нам ещё один шанс. Почему же, осознавая подобную ответственность, ты решаешься покинуть нас?

— Потому что считаю, что без прежнего рвения я лишь замедлю или помешаю вам, — ответил парень, с трудом поворачивая задеревеневшую шею к, возможно, бывшим товарищам.

— Не спорю, ты тоже прав, — смилостивился мужчина. — Но ты не задумывался, отчего вдруг так охладел к нашим замыслам?

— Я ведь уже объяснял, я…

— Не оттого ли, что ты получил дар, за который мы все боремся, и решил, что не хочешь отвоёвывать такие же права для остальных людей, в том числе и своих товарищей, которые ничуть не хуже тебя? Ты необязательно осознавал это, возможно такие рассуждения, вполне логичные для любого человека с инстинктом самосохранения, возникли в твоём подсознании.

Питер, открывший рот, чтобы возмутиться, медленно закрыл его и замер. На лице его отобразился настоящий шок и неверие, сомнение, так что несложно было догадаться, что такое мальчишке и в голову не приходило, поэтому он не приготовил заранее защитную реплику на этот случай. Ребята ждали. ПаПе ждал. А юноше нечего сказать. Из последних сил он выдавил:

— Не знаю. Как вы говорили, возможно всё, но я не считаю, что дело в этом. Я по-прежнему прошу разрешения покинуть ваше движение.

Момент наивысшего напряжения остался позади, и куратор, казалось, удовлетворённо потёр руки.

— Мы всё выяснили, я надеюсь, ни у кого нет больше вопросов, недопонимание не возникло? — молчание — знак согласия. — Думаю, после такой пытки мы разрешим Пете проститься с нами. И всё же… Не до конца.

— Почему? — эмоционально иссушенный парень вновь напрягся.

— Теперь ты меня послушай: последние несколько месяцев я замечал происходящие в тебе волнения и перемены и потому всё реже и реже отправлял на задания, кроме того, все они были очень просты и невинны. С сегодняшнего дня я вовсе перестану поручать тебе дела, в особенности вербовку, отныне ты не мой подопечный и подконтрольный, но ты всё равно останешься участником нашего клуба. Чтобы за тобой проще удавалось следить. Ты не ослышался, но теперь, когда ты не разделяешь наши убеждения, то во избежание утечки секретной информации, я вынужден приставить к тебе одного из моих ребят, кого — не скажу.

— Я не буду болтать! — оскорбился мальчишка.

— Я в этом почти уверен, но то же самое ты говорил про сохранение верности нашим идеям. Это лишь мера предосторожности, не принимай близко к сердцу. Ты согласен на такие условия?

Питер медленно кивнул.

— Отлично! В таком случае объявляю собрание законченным, расходитесь по домам скорее, вы ещё выспаться должны перед завтрашним днём. Первое сентября, всё-таки, — и дёрнул за старый ржавый рычаг. Все огни постепенно погасли.

***

Сегодняшнее утро однозначно не входило в десяток самых лучших в списке Лизы. Во-первых, потому что началось оно неоправданно рано — в пять тридцать, и во-вторых, потому что сейчас девушка с хмурым невыспавшимся видом осматривала в зеркале свой школьный наряд. Голубая блузка с длинными рукавами и светло-коричневый комбинезон с расклешёнными штанинами. На ногах поблёскивают тёмные лаковые туфли, у горла повязан галстук цвета манго. Конечно, это всё замечательно, но даже новая шёлковая лента в косах не поднимает настроения. Лизавета вовсе не была отпетой лентяйкой, хотя и любила бездельничать, в школе никто не смел её обижать, помня о крайне боевом настрое и беспроигрышной тактике боя, вставать с лучами солнца девушка давно привыкла, но сегодня с самого утра в сердце копошилось что-то непонятное, отвратительное, не дающее покоя — какое-то мерзкое чувство, часто возникающее у людей, забывших о чём-либо неприятном, но важном. Так же и Лиза тщетно углубилась в воспоминания, желая найти мучившую её причину своего плохого настроения. Девушка напоследок придирчиво оглядела своё отражение и вышла из комнаты, медленно сходя вниз по винтовой лестнице. При этом блондинка не забывала себя корить себя за то, что в детстве решила жить на самом верху башни, потому что теперь спуск занимал приличное количество времени, а подъём… Кстати! Елизавета остановилась на половине пути, закусила губу, чтобы не выругаться вслух, и направилась обратно в спальню, за сумкой с тетрадями и перьями. На первом этаже ученица появилась десять минут спустя, с крайне недовольным видом, горчичного цвета рюкзаком на плече и большим ломтем белого хлеба с шоколадной пастой в правой руке, который она немедля куснула, и пошла к выходу, хмуро пережёвывая булку. Но стоило ей распахнуть ворота и сделать первый шаг навстречу новому учебному годы, как её остановил окрик матери:

— Стоп. Что ты ешь? — Олеся в деловом удобном тёмно-синем костюме неожиданно преградила дочери дорогу. Девушка продемонстрировала скромный завтрак. — А знаешь ли ты, что мы уже давно ждём тебя в столовой? И Саша, и Коля, и я, в конце концов. Сидим за столом и размышляем: скоро ли ты соблаговолишь к нам спуститься или суждено нам всем ждать до обеда? Кажется, Лиза уже проснулась, говорю я, наверное, в школу собирается, не буду подгонять…

— Я действительно собиралась, — блондинка встряхнула сумкой в доказательство.

— Как долго? Пять минут?

— Вам ничто не мешало поесть без меня, — огрызнулась девушка, — вы же помните, с утра у меня нет аппетита.

— Конечно, на геркулесовую кашу нет. Зато на хлеб с шоколадом — всегда!

— Мама, кажется, ты учила меня, как нужно правильно питаться, когда мне было семь лет.

— Не многое же ты усвоила запрошедшие восемь, — скептически фыркнула Олеся. — Как я понимаю, завтракать ты не собираешься? Могла бы тогда хотя бы посидеть с нами, подождать. Или ты считаешь, семьянинам так поступать необязательно?

Лизавета с мрачным торжеством осознала, что нашла повод для своего плохого настроения.

— Ты забыла? Я всегда ухожу в школу раньше, у меня нет времени, — она попыталась протиснуться в щель между матерью и косяком.

— Разумеется, его у тебя нет. И не будет, если продолжишь тратить его не-пойми-на-что, — женщина устало потёрла глаза и сдалась. — Меня всегда интересовало, почему выходишь ты сильно заранее, а на уроки частенько опаздываешь.

— Понятия не имею, — буркнула девушка, после чего встала на цыпочки и быстро поцеловала маму в щёку. Та рассерженно одёрнула рукав на запястье и пропустила блондинку. Средняя Заболоцкая воспользовалась случаем и, громко попрощавшись со всеми остальными домашними, размеренным шагом отправилась в школу.

— Подожди! — девушка снова остановилась и повернулась к Олесе с выжиданием. — Как ты успела взять булку, если даже не заходила в столовую?

— Мне на кухне дали, — пожала плечами та.

— Эх, Ленка, Ленка… — осуждающе пробормотала мать.

— Вам с папой тоже пора собираться, — заметила Елизавета, взглянув на наручные часы. — Вы ведь должны ехать в Приречный.

— Знаю, — отмахнулась женщина. — Я, в отличие от кого-то, лучше на работу опоздаю, но с родственниками посижу.

Девушка уже открыла рот, чтобы как-нибудь колко ответить, но за спиной матери внезапно показалась Саша, с большой чашкой чая в руках.

— Опять спорите? — беспечно спросила она, осторожно делая маленький глоток.

— Санечка, я уже множество раз повторяла, мы не спорим, просто обсуждаем, — отрезала Олеся.

— Я верю вам на слово. Меня немного отвлекали ваши крики, и я решила посмотреть, обе ли вы ещё живы.

— Не говори глупостей, Саня, — вмешалась девушка в разговор, — Мама же сказала, у нас всё хорошо.

— А я сказала, что я вам верю, — Александра ещё немного отпила из кружечки. — Удачи в школе, Лизон.

Блондинка, осознав, что диалог окончен, махнула бутербродом на прощание и с тяжёлым сердцем отправилась дальше; к счастью, её школа располагалась совсем недалеко. Всего десять минут по ещё пустующим широким улицам, встреча с несколькими одноклассниками, вежливое их игнорирование, отряхивание пальцев от крошек, и вот перед глазами высокая цилиндрическая постройка, так же расширяющаяся к верху — Лизин блок. В самой школе не наблюдалось ничего необычного, а в её расположении — очень даже: она была как будто центром «солнышка», образованного пересечением шести главных дорог и пяти побочных. По точно такому же принципу строились и прочие муниципальные здания: остальные учебные заведения, госпитали, дворцы правосудия и другие, в результате чего сверху можно было увидеть подобие созвездия: высокие башни — звёзды, лучики — улочки и остальное пространство — травяно-зелёное небо. «Жаль, что на самом деле оно совсем не такое чистое и почти круглый год серое и унылое», — мельком подумала девушка, натягивая рукава рубашки на озябшие пальцы и ускоряя шаг. «Целыми днями одно и то же: тёмные грозовые тучи и ветер. Говорят, в Зауралье гораздо светлее, и облачность реже». Лизавета подбежала к школе, кое-как прислонилась к шершавой стене и, не обращая внимания на неуверенные жесты охранников, увещевающих, чтобы студенты скорее заходили внутрь и не задерживались снаружи, осталась ждать. Спустя пару минут к Заболоцкой подошла рыженькая девочка с таким же хмурым выражением и, бессловесно поздоровавшись, встала рядом.

— Ты сегодня рано, — отстранённо уронила Лиза, — я надеялась увидеть тебя не раньше середины первого занятия.

— Расстроена, что придётся провести со мной чуть больше времени? — осведомилась Софья. Елизавета бросила на неё внимательный взгляд, словно проверяя, после чего неожиданно заухмылялась (ответы Сони всегда были колкими и лаконичными), и подруги сжали друг друга в медвежьих объятиях.

— Терпеть не могу такую погоду, так зябко, — уже совсем другим тоном пожаловалась девушка.

— Никто не мешает тебе… Одеваться! Как тебе это гениальное предложение? — спросила Соня и без предупреждения нахлобучила на белокурую голову зимнюю шапку из толстой пряжи.

— Я же знаю, что ты в любом случае обо мне позаботишься, — блондинка нащупала рукой на затылке огромный мягкий помпон и стянула убор, чтобы получше его рассмотреть: кремовый с вкраплением золотых нитей, соответствующий сегодняшней моде. Новый. Лизавета подняла глаза на приятельницу — на той было приталенное бежевое пальто с косыми отворотами и на двух рядах пуговиц, опять же обновка. Рыженькая заметила, что девушка пристально разглядывает предметы её гардероба, и радостно повертелась.

— Что ты думаешь?

— Тебе очень идёт, — оценила средняя Заболоцкая, — как я понимаю, Олежа расщедрился? Даже не знаю, кого тебе благодарить за то, что никто не узнал о твоём временном отсутствии на кухне.

— Какая наглая! Тебе палец в рот не клади, — хихикнула Софья. — Именно из-за тебя я оказалась в той картинной зале!

— И подслушала много чего интересного, — Соня лишь немного нахмурилась. — Что случилось? Только не говори, что муки совести! Ты лучший работник у Лихоборова…

— Не преувеличивай, — справедливо оценила свои достоинства рыжая девочка.

— В любом случае, никто не безвинен, — резонно утешила подругу Лиза. — Кстати, чем закончился тот интригующий разговор?

— Не поверишь, Илье даже выговора не сделали, а хамства в нём не убавилось ни на грамм.

— Отчего я в этом не сомневалась? — призадумалась девушка. — А, наверное, оттого, что именно по данной причине мы расстались. Грубиян, и притом ханжа. Слова некультурного не скажет, а обидит похлеще невежи.

Мимо подруг пробежали трое ребят с одинаковыми крупными бусами на шее, подобные украшения Лизавета видела на базаре, ими торговала женщина на входе.

— А тебе понравилась вчерашняя ярмарка? — заметила сувениры и Кунжутова. — По-моему, организация на высшем уровне, Олег Ярославович позволил нам погулять, и я до сих пор впечатлена. Ой, ты как будто позеленела.

— Несварение от цветастости и блёсток, — буркнула дворянка.

— Ух, какая мужественная, — подбоченилась та. — А я считаю, что было роскошно.

— Лучше поговорим о занятиях…

Сотни колокольчиков, развешенных около дверей и окон, оповестили о скором начале первого занятия. Девочки не заметили, как за разговором прошло больше пары десятков минут.

— Зайдём внутрь? Хотя бы для того, чтобы погреться? Или у меня осядем? — спросила блондинка.

— Думаю, в первый учебный день стоит посмотреть, может, что-то изменилось.

— Я в это не верю, но… Напомни, какой урок нам поставили первым?

— Как будто я интересовалась, — закатила глаза Соня и лениво пошла ко входу, около которого бедные замёрзшие охранники делали им отчаянные знаки. Девочки поднялись на самый верх сооружения, долго стояли у лестницы, хватая ртом воздух в попытках отдышаться и грозя пальцами невидимым составителям расписания. От дежурных педагогов ученицы узнали, что первая дисциплина сегодня — политология (блондинка со стоном возвела глаза к потолку, в то время как Софья не позволила себе такого), разумеется, с опозданием вошли в большую круглую залу и осмотрелись: в центре площадка, на которой стоял тёмный стол с многочисленными надстроенными полочками и стул. Вокруг располагались поднимающиеся вверх трибуны с прикреплёнными к ним одним концом досками — партами. Уже почти все заняли свои места, примерно четверть от всего количества сидений; между рядами, девушки только сейчас заметили, расхаживал толстый преподаватель в галстуке, с сахарной улыбкой и блестящей лысиной. Ученики с прилежным интересом разглядывали нового учителя — первое в жизни занятие по политологии, как-никак. Маленькие глазки толстяка обратились на подруг с некоторым удивлением.

— Ты ведь частенько говоришь: встречают по одёжке, провожают по уму, — шепнула приятельнице Лизавета. — Первое впечатление самое важное, да? Поздравляю, мы уже выделились. А так как нас не по чему провожать, — в доказательство Софья намеренно глупо хохотнула, — то думаю, что хорошее отношения этого политолога, — он выговорила букву «П», словно плюнула, — нам не светит, как солнышко в этих краях…

— Здравствуйте, девочки, — очень благодушным невнятным голосом начал он. — Почему же опаздываем на первый урок? Может, вам не нравится изучать курс нашего государства? — и рассмеялся каким-то жеманным смехом, словно подобное казалось ему невозможным.

«Весёлое же у нас будет времяпрепровождение», — мелькнула мысль в голове Лизы, пока та стояла с неопределённым видом.

— Простите, пожалуйста, Евгений Витальевич, — запела Кунжутова. «Когда она успела узнать его имя?» — Мы так торопились, готовились, волновались, а в результате… Всё равно опоздали! Вот так незадача!

— Да, у девчонок всегда такие приключения: помаду, диетическое питание, юбку запасную! не забыть положить, а на время внимания не обращают, — понимающе кивнул он. «Похоже, в его воображении девушка — это существо, на пятьдесят процентов состоящее из косметики, меняющее гардероб минимум пять раз в день и всю жизнь ограничивающее себя в еде безо всякого результата», — у Заболоцкой тоже успел сложиться примерный образ этого учителя, не самый льстящий. Так странно, строгих преподавателей блондинка терпеть не могла, а бесхребетных — не воспринимала всерьёз.

— Надеюсь, такого больше не повторится, — попытался строго сказать педагог.

— Конечно, — с едва заметным сарказмом ответила Соня. — Вы, надеюсь, ещё не начали? Можно нам сесть? — Мужчина снисходительно разрешил, и подруги выбрали два соседних места подальше от учителя.

— Вот она, оказывается, какая! — Лиза с торжественным видом подняла палец вверх. — Дипломатия! — девочки растеклись по жёстким партам от смеха. — Мне отныне даже на урок ходить не обязательно, всё знаю!

— Только не проговорись при нашем Пивном Животике.

— Точно, а я-то думаю, как же его назвать… Он совсем как бочонок с пивом!

— Да, а я ведь почти забыл рассказать вам одну забавную историю, — бубнил Евгений Витальевич самозабвенно. Урок прошёл достаточно неплохо: первую его половину Елизавета только и делала, что шёпотом передразнивала нового преподавателя, а Софья с трудом удерживалась, чтобы не захохотать. После одной особенно удачной, но обидной шутки, рыжая девочка всё же прыснула и прибавила.

— Ты сегодня немного злая.

— Это моё обычное состояние, — самокритично, но без раскаяния ответила Лиза.

— Да, но сейчас немного больше, чем обычно. Лизавета?..

— Не важно, небольшая перепалка дома, — отмахнулась та.

— Как вы успели? — ахнула Сонечка. — Ты же специально уходишь раньше, чтобы избежать ссор!

— И именно на почве этого разгорелся конфликт.

Вторую же половину занятия средняя Заболоцкая мирно проспала. Лишь на секунду блондинка приподняла голову и спросила у подруги, рисующей карикатуру на учителя в тетради:

— Он всё так же расхваливает себя и свои достижения в жизни или соизволил перейти к политологии?

— Увы, — коротко пожала плечами Кунжутова и вывела на белом листе бумаги широкую подобострастную улыбку от уха до уха.

— Похоже, — девушка успела сказать только это, прежде чем снова провалилась в сон. Спустя сорок минут Соня растолкала соседку — кончился урок, и пора выходить из кабинета. Девушки смахнули все вещи с парты в рюкзак и поспешили в коридор, обсуждая изменившихся и не очень за лето сверстников.

— Надеюсь, вам понравился урок? — окликнул их уже на пороге Евгений Витальевич.

— Конечно, понравился, — на секунду отвлеклась Лиза и вновь повернулась к приятельнице. — Куда нам идти теперь, что следующее?

— Хотелось бы домой, — вздохнула девочка и пробежалась взглядом по огромной настенной доске с индивидуальным расписанием почти каждого, — но, кажется, на следующем занятии мы расстаёмся.

— Что? Да, правда… Я же говорила тебе выбирать то же, что и я!

— Какая хитрая! Мне, между прочим, совершенно не нравится черчение.

— Мне тоже. Но у меня нет выбора. Родители… — она развела руками.

— А кем работают твои родители? Я совершенно забыла.

— Отец — адвокат, мать — прокурор, — невозмутимо напомнила девушка.

— Ты серьёзно? — округлила глаза Кунжутова.

— Нет, разумеется! Наоборот, — увидев абсолютно растерянное выражение лица подруги, блондинка злорадно рассмеялась. — Шучу я, конечно же. Мама и папа оба архитекторы, иначе зачем бы мне понадобилось черчение? Даром не нужно, — тем временем девочки проходили мимо небольшого школьного магазинчика. — Я хочу пить, подожди.

Средняя Заболоцкая приблизилась к буфету и что-то сказала улыбчивой женщине в чепчике около прилавка с различными сладостями, булочками и прочим. Та повернулась к стойке с товаром и указывала на полочки и отсеки — уточняла. Вскоре блондинка вернулась с двумя баночками яблочного сока, одну из которых отдала спутнице, и девочки тронулись с места.

— Значит, ты сейчас меня бросаешь? — протянула Лиза.

— Да, мне нужно спуститься на этаж ниже.

— Что будешь изучать? — осведомилась та.

— Скуку смертную — литературу Зауралья, не понимаю, как я могла год назад согласиться на подобные муки.

— Странно, — подняла брови девушка, — мне всегда казалось изучение наших соседей и всё, что с ним связано, довольно интересным…

— Потому что ты не знаешь, о чём говоришь. Наша учительница на мёртвого тоску напустит, а на занятии мне даже поспать не удаётся; стоит задремать — а она как взвизгнет! Не потому, что заметит — особенность голоса у неё такая.

— Кстати о здоровом сне, какие впечатления оставил первый за всю жизнь урок политологии?

— Я буду рада, если всё продолжится в том же духе, — сладко потянула одну руку Соня, так как в другой держала уже наполовину опустошённую баночку. — Я просто встаю довольно рано, и мне дополнительные часы отдыха отнюдь не помешают.

— Хм, — подруги остановились у лестницы, Лизавета выбросила в урну почти не тронутый сок. — А мне он не понравился. Пивной Животик, я имею в виду. Он совсем недавно перевёлся в наш блок, в конце лета. Он такой бестолковый. Ты иди, — она указала приятельнице на спуск, — а я следом, сестру найду. У неё должна быть биология.

— Встретимся на ССБ, — и, перепрыгивая через ступеньки, поспешила на урок. Лизавета же разыскала Саньку, обитавшую в стайке ровесниц и, проворно вытащив её из этого улья, отвела в сторону. Спросила, как дела дома, как мама. Получив более или менее обнадёживающий ответ, отпустила девочку и, о, чудо! Заранее зашла в учебную залу. Этот кабинет был обустроен гораздо привычнее и удобнее для Заболоцкой: прямоугольный по форме, с устойчивыми крепкими столами (не досками!) для трёх-четырёх человек и короткие серые диванчики. В правом переднем углу — учительское место. Большинство сидений уже занято к приходу блондинки, на партах разложены карандаши, линейки и прочие принадлежности для черчения, ребята развернулись на девяносто градусов на диванах, вытянув ноги в проходы между столешницами и переговариваясь в полголоса. Алёша Белкин, что сидел ближе всех к учителю, с плотоядным видом разглядывал свои ногти, после чего поднёс пальцы ко рту. Девушка брезгливо передёрнула плечами и отвернулась. Вскоре она нашла место себе по душе: предпоследняя парта, около окна и рядом с Плясуновым Мишей — спокойным тихим парнем, прилежно выводящем прямые линии без помощи линейки, и не любителем разговоров. «Настоящий хамелеон», — то ли восхитилась, то ли огорчилась девочка. С начала их знакомства Мишка со своим другом Игорем Грачёвым запомнились блондинке как лютые озорники и весельчаки, выходки которых частенько повышали Лизе настроение. С прошлого же года Михаил (думаю, теперь его следует называть полным именем) несколько изменился и стал таким, каким его недавно представили читателю. Но старых товарищей не бросают, и Елизавета без спроса метко кинула сумку на соседнее сиденье. Юноша и ухом не повёл. Лиза решила не изменять традициям и покинула залу, отправилась гулять по лестницам и коридорам, а со звонком нарочито медленно стала возвращаться. К удивлению девочки, она вошла не последняя — сразу после неё в помещение забежал пунцовый от нехватки дыхания мальчишка с дребезжащим рюкзаком. В опоздавшем Заболоцкая выявила того самого Игоря, о котором знала лишь то, что он ранее был неразлучен с Плясуновым. Юноша, пыхтя, прошествовал вглубь класса и остановился лишь у одиночной парты, на которой гордо возвышался скрючившийся мешок. Похоже, парень забронировал себе место. Ещё всплыло в памяти: бывший хулиган всегда старался садиться как можно дальше. Игорь сбросил тяжёлую ношу с плеч, с блаженным видом потянулся, похрустел шеей и доброжелательно махнул Плясунову. Тот лишь кивнул (крайне невежливо!) и склонился ещё ниже над чертежом. Только сейчас Лизавета заметила, что мальчишка рядом тщательно занавесил волосами лицо, чтобы скрыть что-то. В голове зачалось подозрение, но прежде чем эмбрион хоть чуть-чуть сформировался…

— БА-БАХ!!!! — грохот, состоявший из нескольких последовательных ударов, заполнил комнату, стремясь выдавить барабанные перепонки и глаза — учащимся, окна с рамами — из стен. Вздрагивающий от каждого звука, стоящий ближе всего к его эпицентру Грачёв крепко держал в своих руках ручку и ещё пару секунд после наступления тишины не шелохнулся, тупо уставившись на груду металла и дерева — бывший стол. Вероятно, я должна объясниться — итак, стОило ничего не подозревающему мальчику бросить портфель на парту, а затем чуть толкнуть его (что было ужасной ошибкой), предмет мебели мгновенно разобрался на первоначальные элементы и простейшие детали, с недавнего времени не закреплённые ничем, кроме надежды да крепкого словца. Елизавета, отчасти оглушённая и потому сбитая с толку, сидела, уставившись на Игоря, в то время как её менее впечатлительные одноклассники в большинстве своём лишь дёрнулись и продолжили монотонный разговор. Из-за этого девушка даже не заметила, что Мишка не шелохнулся и продолжил сидеть в прежней позе, опустив голову. «Где же учитель?» — возник чужеродный вопрос под белыми кудрями. Первым относительную тишину в глубине класса нарушил именно объект всеобщего краткосрочного внимания. Медленно отходя от шока, он издал странный короткий звук. Потом ещё один. Потом вереница из этих звуков слилась воедино, и до Лизаветы дошло — он смеялся! Через секунду парень, ошеломлённо хихикая, повернулся к Михаилу и булькающим голосом осведомился:

— Ты серьёзно?!

На большее выдержки Лизиного соседа не хватило — он сам задохнулся от хохота.

— Я тебе говорил, что месть моя будет страшна, — выдавил между приступами веселья мальчишка. Наконец, Лиза осмыслила всю ситуацию и, сама себя не помня, присоединилась к приятелям. Она судорожно спрятала глаза за руками и заскрипела от беззвучного нервного хихиканья:

— Чёрт вас подери, ха-ха-ха!

Останься у школьницы способность анализировать, она бы непременно удивилась, отчего всем ребятам не передалось буйная радость троицы. Однако сейчас она была занята совсем другим. Успокоившись достаточно, чтобы сочетать буквы слова, она повернула голову к Мишке. Тот, упёршись лбом в столешницу, мелко подрагивал — единственное, что выдавало его.

— Как ты это провернул? — прошелестела Заболоцкая средняя на ухо товарищу. Тот поднял покрасневшее, но счастливое лицо, наклонился к сумке и с готовностью вытащил из неё небольшой холщовый мешочек, в котором что-то интригующе звенело. Девочка второпях развязала верёвку, стягивающую его протёршееся горлышко, а, заглянув внутрь, опять прыснула. Там обнаружились все чудом пропавшие гайки, шурупы и прочие держатели, ранее превращающие груду деталей в парту.

— У-х-х! — девушка энергично обмахивала себя руками, пытаясь согнать со щёк позорную алую краску. — Искатели приключений. По-моему, ты обошёлся с Игорем слишком жестоко, — и вновь хихикнула. Объективно говоря, нынешние проделки этой весёлой двоицы меркли по сравнению с прошлыми их выходками, но девочка успела отвыкнуть. Хорошо, что Плясунов не остепенился так окончательно, как показалось сперва.

— И что мне делать? — напомнил о себе Грачёв. Мишка откашлялся и с почти суровым видом протянул другу пресловутый мешочек.

— Собирать конструктор!

— Отлично сказано, — одобрила Лиза, а Игорь собирался вновь зайтись в каркающем смехе, как вдруг…

— Я вижу, скучать мне в новом году не придётся, — голос явно гораздо тише недавнего грохота, но на него отреагировали все до единого. Конечно, ведь определённые нотки и интонацию любой ученик выучит за столько-то лет, и чутьё не подвело: новая преподавательница, имени которой Лизавета не запомнила, замерла в дверях, прислонившись к косяку, и, видимо, уже довольно долгое время наблюдала за подростками, или просто хорошо притворялась. На этот раз тишина воцарилась отнюдь не относительная.

— И, да, Боря, как ты и предсказывал, учительница по черчению — сущая бабушка дьявола. По крайней мере, так меня зовут ваши сверстники. Когда, думают, что я не слышу, — добавила она, подмигнув, а неосмотрительный мальчишка, похоже, действительно рассматривал перспективу провалиться сквозь землю к рогатому. Иначе почему так увлечённо изучал пол?

— И мне, как Грачёву, тоже очень интересно, что же делать дальше, — продолжила женщина. Сделала вид, что призадумалась. — Наверное, чинить. Миш, я так понимаю, ты у нас такой талантливый инженер? Будешь помогать другу.

Наконец Валентине Тарасовне (точно! Так её зовут) надоело стыдить нерадивых учеников, она сменила гнев на милость, прошла к своему столу, поправила съехавшую на один миллиметр кипу тетрадей. Придирчиво оглядела подростков.

— Итак, как я вижу, вы уже выбрали места себе по вкусу. К сожалению, мы с вами ещё не знакомы, и я не знаю ваших привычек и особенностей, так что в процессе учёбы возможны пересадки, а сейчас, чтобы хотя бы немного упорядочить… Девочка на третьей парте, Алексеева, верно? меняется местами с мальчиком, эм, Анатолием, на ряду у окна («Надо же, всего один раз пробежалась глазами по списку, а уже всех помнит!» — оценила Елизавета).

Наблюдая за недовольным передвижением подростков, конечно, каждый ведь уже облюбовал диванчик по душе, девушка пришла к выводу, что учительница всего лишь самых низких передвигает вперёд, самых высоких — назад.

— Баба Яга, точь-в-точь из народных сказок, — сообщила она малость присмиревшему соседу и в ту же секунду заметила, как дрогнуло чуткое ухо чертёжницы. Непонятно, откуда, появился отвратительный стыд, не за слова, за то, что их услышали. «Сначала думай, потом делай!» — мысленно стукнула себя по темени блондинка. Разумеется, ждать не пришлось, и санкции сразу же обрушились на провинившуюся:

— Лизавета пересаживается на первую парту к Белкину, — девочка посмотрела на мальчишку, которого ничто не могло отвлечь от его трапезы, и, чувствуя, что не существует предела её наглости, громко вежливо попросила:

— Могу я остаться на прежнем месте? У меня дальнозоркость, — и показала чехол для очков из тёмной искусственно состаренной толстой кожи. Женщина помолчала, подумала, и, судя по всему, отметила среди остальных (не в самом лучшем смысле) после чего великодушно разрешила ученице сидеть позади и начала объяснять какую-то новую тему. «Вряд ли я этого не знаю или не узнаю позже», — думала Заболоцкая, расслабляясь и не вслушиваясь.

— Ты бы не выступала, если не хочешь собирать стол с нами. Не помню, чтобы проблемы со зрением тебя когда-либо останавливали, — отвлёкся на секунду от чертежей Михаил.

— Конечно же, никогда, но Алёша… — она красноречиво замолчала. Парень снова склонился над манускриптом, исписанным разными математическими значками, обозначил середину какой-то прямой линии точкой «А» и без циркуля мгновенно наметил идеальный круг. Блондинка из любопытства заглянула под руку соседу.

— Разве это не наше завтрашнее задание на дом? — удивилась она.

— Именно, но мне не сложно, — не отрываясь от занятия ответил мальчик, чтобы не вызвать лишний раз неудовольствия преподавательницы.

— А дашь потом перерисовать? — хитро сверкнула глазами девушка.

— Сама справишься — не глупая, к тому же хорошистка, — лаконично отказал тот. У девушки же почти получилось изобразить натуральную обиду на лице, но неожиданно по кабинету пронёсся окрик:

— Заболоцкая! То, что ты сидишь на последней парте, не значит, что я тебя не вижу, и ты имеешь право валять дурака на, между прочим, факультативном занятии!

Лиза послушно, с видом прилежной ученицы выпотрошила рюкзак, добыв тетрадь, линейку, карандаши и прочее и начала перерисовывать с меловой доски схему какого-то нового невероятно полезного механизма, так и не узнав, что это было внутреннее устройство мехкамина.

— Она, похоже, злая, как ведьма, — фыркнула Лизавета, идя в сторону залы ССБ с Мишей, которого к концу урока ей всё же удалось разговорить.

— А мне понравилась, — не согласился мальчик, — строгая, да, но она хороший учитель, а многие из подростков только из-под палки, в данном случае, указки, готовы слушаться.

— Интересно, кого же ты имел в виду? — девушка в недоумении взялась пальцами за подбородок. Юноша улыбнулся. Через некоторое время он вдруг остановился и спросил:

— У тебя какое следующее занятие? Тоже сохранение собственной безопасности?

— Конечно, а зачем бы я ещё шла туда же, куда и ты? Думал, я тебя проводить решила? Ты уж, будь добр, оставь это право своим поклонницам.

Разумеется, подобной колкости мальчишке было нечего противопоставить, а ведь Михаил Плясунов всегда за словом в карман тянулся, правда, раньше он для решения споров использовал свои легендарные кулаки, так что он просто промолчал.

— Представляешь, я ведь тебя сначала даже не узнала, — поделилась со спутником блондинка.

— Разумеется, мы не виделись несколько лет.

— Я не о том! В начальных классах ты был таким забиякой, ни дня без драки. Помню, сначала мы с тобой не поладили и постоянно выясняли отношения, а потом решили объединиться. Ух, как нашу банду боялись! — мечтательно смежила веки та.

— Да, меня всегда это удивляло, — тоже предался воспоминаниям парень. — Мы никогда боевой комплекцией не отличались, а даже здоровенные мальчишки не рисковали с нами связываться.

— Потому что главное не масса, главное — решительность! — подхватила Лиза.

— Да, а пару лет назад один умник, едва прочитав произведение «Война и мир», всем однокурсникам прозвища придумал. Я тогда из-за детской полноты стал Пьером Безуховым.

— Как такое забыть? Меня тоже потрепали — я ведь тогда разорвала с этим шутником отношения и сразу окрестилась Наташей Ростовой.

— И ребята нашли очень забавным соотносить нас с книжной парой, — хмыкнул парень.

— Но, к счастью, нескольких поставленных синяков хватило, чтобы снова стать самими собой!

— Мы смотримся как бандиты, с ностальгией обсуждающие свои прошлые подвиги и победы.

— Да, сейчас мы уже не те, постарели, — ухмыльнулась Заболоцкая.

— А ты не особо изменилась, — задумчиво протянул парень. Ребята вошли в кабинет ССБ, Лиза ещё издалека заприметила рыжую макушку за третьей партой, махнула рукой Мише и рухнула на диванчик рядом с подругой.

— Даже не прозвенел колокольчик, а ты уже на месте.

— Не могла же я бросить своего спутника на середине дороги, — она села вполоборота и обвела глазами аудиторию. — Пустовато.

Словно в опровержение её слов в залу зашла небольшая стайка ребят. Потом ещё одна. И ещё. Вскоре помещение заполнилось.

— Ого, аншлаг! — недоверчиво хмыкнула Лизавета. — Никогда бы не подумала, что такую скучную дисциплину будет посещать столько народа.

— Наверное, родители заставили, — предположила Соня. Блондинка пожала плечами и провела контрольный осмотр класса. Несколько раз взгляд её споткнулся на ком-то, и девушка решила задержаться на каждом: Арсений, Катя, Лиля, Алёша, какая-то брюнетка, Питер, Маша… Одну секундочку, Питер? Заболоцкая пригляделась — вдруг зрение подвело. Но нет, это именно он, её давний знакомый, Пётр Лутчанов, или же, как Лиза про себя его называла, Димкин друг. И сейчас девочка неприлично пристально смотрела на него и не могла оторваться — она была поражена. Дело даже не в том, что мальчишка учился в другой школе и вдруг так неожиданно решил сменить учебное заведение — мало ли какие у кого навязчивые идеи (хотя это тоже казалось немного странным), а то, что Елизавета с трудом узнала приятеля. Она помнила его маленьким худеньким некрасивым ребёнком с умным, но слишком важным лицом, а теперь на соседнем диванчике сидел стройный подтянутый парень среднего роста с копной густых кучерявых тёмно-русых волос, раскосыми ярко-зелёными глазами и длинными ресницами, невероятно симпатичный. Ему годы действительно пошли на пользу. Удивление девушки вызвала не столько обаятельность старого знакомца — в их школе красивых подростков было много — а изменения, казалось бы, невозможные.

— Увидела что-то интересное? — Софья перегнулась через столик.

— Не то слово, — она несильно сжала щёки подруги пальцами и развернула её лицо в сторону нового однокурсника, — смотри.

— Не могу поверить, значит, он по-настоящему решил уйти из лицея?

— Ты знала? — ещё больше удивилась блондинка.

— Слышала от кого-то, летом, — не стала вдаваться в подробности Кунжутова, — но думала, это простые сплетни.

— Как оказалось, нет, — она последний раз взглянула на мальчишку («Не так уж он хорошо выглядит: синяки под глазами, заспанный, постаревший…») и достала очередную тетрадь из рюкзака. Колокол оповестил о начале занятия, и в кабинет вошёл… Евгений Витальевич.

— Разве мы сейчас изучаем политологию? — непонимающе скрестила руки на груди Сонька.

— Если мы и сошли с ума, то не все сразу, — Лизавета заметила, как остальные ребята тоже заозирались по сторонам с неуверенными лицами.

— Здравствуйте, дети, — радостно начал мужчина, — сегодня нам очень повезло — мы вплотную познакомимся с государственным строем России, нашей таинственной соседки, да-да, я расскажу вам всё, что знаю сам, а значит, всё, что известно даже нашим дорогим Охотникам и Осведомителям… Минуточку, — он собрал губы бантиком, как обиженный ребёнок, — а куда же я попал? Какая это зала?

— Восьмая, — обрушился на него хор ломающихся подростковых голосов.

— Ба! — он хлопнул себя ладонью по лысине. — А я должен быть в Одиннадцатой! Извините за беспокойство, и удачи вам в изучении истории!

— У нас сейчас… — начал кто-то из учеников, но Евгений Витальевич уже выбежал в коридор. Лизавета ещё смотрела ему в след сочувственным взглядом, когда вдруг услышала захлёбывающийся смех слева. В очередном приступе хохота Соня чем-то подавилась и закашлялась, не переставая веселиться.

— Никак не могу понять, что же ты нашла смешного, — похлопала её по спине подруга. — Здесь плакать надо.

— Ты не заметила? — отдышалась рыженькая девочка. — Лиза вопросительно подняла брови. — Я думала, такие растяпы-учителя встречаются только в книгах в качестве юмористических персонажей! Ведь абсолютная копия, словно с него некоторые авторы писали портрет, ха-ха!

— А ты права, — задумалась блондинка, тоже замечая нелепость и картонную безжизненность, присущую многим героям произведений. — Словно со страниц романа сошёл.

— Не льсти ему — рассказ на десяток страниц максимум! — обе девушки прыснули.

— Кстати, в разных историях такие персонажи чаще всего оказываются Осведомителями под прикрытием, так что, — она игриво погрозила Заболоцкой пальчиком, — будь с ним настороже.

— Я думаю, сидячий образ жизни и пристрастие к сладкому уже наложили вето на карьеру шпиона. Его воистину трудно не заметить.

— Зачем же так жестоко!

В следующий момент в классе появился молодой преподаватель Сохранения Собственной Безопасности, явно недавно окончивший педагогический университет.

— Желторотый, — припечатала беднягу дворянка.

— Да, в этом году много новеньких учителей, — согласилась рыжая. Мужчина тем временем, щелчком сбив невидимую пылинку с плеча и поправив глухой серый воротник, и без того безукоризненно охватывающий шею, направился к своему новому рабочему месту, тишайше положил на стол кипу документов и бумаг, так же подровняв их до миллиметра, и наконец поднял голову на подростков.

— Здравствуйте, уверен, почти все занятия сегодня были вводными, но, так как мою дисциплину учебным временем сильно обделили, предлагаю сразу начать урок, а познакомиться уже по ходу его…

— Ух, ты, что-то новенькое, — прислушалась Соня, откладывая в сторону изрисованный блокнот. К сожалению, её прогнозы не оправдались: Олег Степанович («Слишком много Олегов», — вынесла вердикт Лиза) оказался несмелым и бесхребетным типичным отличником из института, предмет понимал от А до Я, очень эрудированный, но передать свои знания не умел. Наверное, не суждено ему научиться большему, чем получать хорошие оценки. Ребята, такие чуткие в этом возрасте, сразу разгадали преподавателя и без стеснения общались, поворачивались к задним партам, перебрасывались записками (на листочках, вырванных из учебных тетрадей), но в меру, так, чтобы шум и прочие улики хулиганства не покидали кабинет. Лиза прислушивалась к мелодичному урчанию в животе; конечно же, одного бутерброда на завтрак растущему организму недостаточно. Вдруг слева от девочек послышался щелчок — это Питер слишком сильно ткнул остриём перьевой ручки в бумагу, и теперь сжимал в кулаке сломанный инструмент, чернила из которого окрасили и парту, и парня. Последний недолго смотрел на разлившуюся тёмную лужицу с безразличием, а после его густые брови резко сошлись на переносице, и он со злостью ударил ладонью по столу. На этот раз заинтересовался даже преподаватель.

— Прошу меня извинить, но что у вас происходит? — он продвинулся в сторону Петра. Мальчишка никак не отреагировал, лишь спрятал в ладонях лицо, взлохматил волосы, словно пытаясь успокоиться, и, уже весь посиневший, выскочил из зала.

— Учтите, вам придётся убирать этот беспорядок! — крикнул ему в след Олег Леонидович, совершенно расстроенный и уже не уверенный, что профессия учителя была такой хорошей идеей.

— Какой нервный, — с удивлением отметила Сонечка. — Он с момента вашего знакомства такой?

— Нет, — протянула девушка. Юноша действительно очень изменился — раньше хотя и был лилипутом, но умевшим себя поставить и держать в руках, а сейчас очень уж беспокойный, словно гложет что-то.

— Наверное, у него проблемы в семье, — решила Кунжутова.

— Не думала, что вы так тесно общаетесь, чтобы сразу делать такие выводы, — заметила блондинка.

— Всего лишь основываюсь на известных фактах… — («Шерлок Холмс нашего поколения», — поиздевалась Лизавета), — ты тоже после каждой ссоры очень вспыльчивая.

— Но от меня-то все уже знают, чего ожидать, а Лутчанова и всю его остальную кампанию было невозможно вывести из себя, — заметила она.

— Вы же с ним давно не виделись, — предположила Соня. — Каждый может измениться, а в подростковом возрасте время бежит быстрее, — Лизавета неопределённо пожала плечами. — А ещё он с тобой даже не поздоровался!

— Это его дело, я тоже не разговариваю с бывшими одноклассниками.

— А ты уверена, что он тебя узнал? — задумалась Сонечка.

Молодой преподаватель вещал что-то на фоне, ребята буквально сели ему на шею. В кабинете снова появился Петя, умывшийся, успокоившийся, и сел на диванчик, старясь не прикасаться к уже впитавшимся в дерево чернилам. Мокрые волосы шлемом покрывали голову. А уши остались такими же оттопыренными. Девушка нагнулась к старому приятелю и щёлкнула пальцами около его глаз. Тот вздрогнул и решился посмотреть на Елизавету.

— Здравствуй, — она улыбнулась, показав белейшие зубы, — чем тебе не угодила перьевая ручка?

Парень неуверенно изобразил усмешку.

— Просто родители поставили условие — пока старая не сломается, новой мне не видать, — казалось, юноше стыдно общаться с Заболоцкой. Блондинка предприняла ещё одну попытку.

— Тебе уже говорили, что ты симпатичный?

— Прости, что? — переспросил снова погрузившийся в свои невесёлые думы мальчишка, старательно избегая взгляда одноклассницы. Та неодобрительно поджала губы («Странный»), её интерес мгновенно остыл. Похоже, этот день пройдёт не менее скучно, чем все остальные. Заметив, что подруга подозрительно часто украдкой посматривает на неё, оставляя карандашный след в тетради, Лиза мигом среагировала — она выхватила блокнот из-под носа соседки и увидела набросок, к счастью, пока только набросок очередного шаржа, на неё саму.

— Я тебя предупреждала, — осторожно выдирая листок с рисунком, сказала она насупившейся Соне. — У меня чудовищно плохо с самоиронией. И ты должна была спросить разрешения!

— Я же знала, что ты не согласишься, — буркнула та. — А я такую карикатуру продумала! Ты всегда относилась к себе слишком серьёзно.

— Какая есть. Я даже когда в зеркало смотрюсь — не улыбаюсь, — рыжая девочка хихикнула, а потом просяще протянула руку. Заболоцкая, наоборот, спрятала картинку за спиной. Завязалась шуточная драка.

— Девочки за последней партой! — визгливо крикнул Олежа (да, он тоже не был достоин зваться именем второго князя Древнерусского государства). — Может, хотя бы немного послушаете меня? Не из уважения к старшим, а на случай чрезвычайной ситуации!

— Мы как раз обсуждаем Вашу лекцию! — ответила Софья, не прекращая попыток вернуть своё произведение. Преподаватель вдруг покраснел, как варёный рак, и не на шутку оскорбился:

— У вас, барышни, ни стыда, ни совести! Человек, может быть, совсем недавно на работу устроился, волнуется, вам бы подбодрить, а вы… Бесчеловечны! Но как вы ко мне относитесь, так и я к вам — будьте уверены, я донесу вашему старосте… — он рассерженно выдохнул и отвернулся ото всех. Елизавета покрутила пальцем у виска.

— Теперь я поняла, кто действительно относится к себе слишком серьёзно, — сняла прошлые обвинения Сонечка.

— Интересно, когда он узнает, что у нас нет старост? — в предвкушении потёрла ладони Лиза.

— А ведь его действительно жалко — наверняка с детства мечтал стать учителем, приукрасил у себя в голове эту профессию, а на самом деле… — Пётр развёл руками.

— Ты со мной заговорил? — удивилась блондинка. Мальчишка вновь смутился и замолчал. — Хм, какой стеснительный.

Спустя бесконечно долгое время занятие по ССБ закончилось, и девочки, в отличие от Олежи на удивление отдохнувшие, вышли в коридор.

— Что теперь? — лениво спросила Елизавета, всего лишь по привычке, она сама прекрасно знала, куда им идти.

— Прошлое Руси, России и Ростерии, хотя бы что-то интересное.

— Чем я думала? Надо было выбирать только два факультатива: черчение и историю. Может быть, изящные искусства и художество тоже бы пригодились.

Весь день прошёл как в дымке, ничего не запомнилось, только по дороге на последнее занятие подруги натолкнулись на маленькое собрание девочек посреди коридора, самых обычных недалёких ветреных учениц-болтуний. Они щебетали, корча таинственные лица. Сначала девушки не поняли, о чём шла речь, но, подойдя ближе, расслышали обрывки разговора.

— Вы представляете, Лихоборовы действительно были облагодетельствованы! Они всё это время скрывали свои дары, и только недавно Олег Ярославович продемонстрировал кое-что… — рассказчица, вокруг которой и собрались её приятельницы, сделала паузу и прикрыла дрожащими веками глаза.

— Не томи же! Что умеет Лихоборов старший? — шёпотом поторопила её какая-то пухленькая брюнетка.

— Летом он впервые устроил грандиозный бал, — нарочито медленно и издалека начала та. Лиза тоже остановилась — ей стало интересно, неужели к концу того вечера она настолько захмелела, что не заметила этого самого грандиозного бала? Скорее всего, девочка преувеличивает. — И все гости сразу поняли, пришло время долгожданной сенсации! И хотя приглашение держалось в тайне, разумеется, почти вся Ростерия затихла, стараясь уловить хотя бы клочок информации, ведь очевидно, Олег Ярославович собирался раскрыть секрет.

— Ах, Маша, скоро начинается урок, прошу, быстрее! — «А по моему мнению, девочка — мастер слова, и хорошо рассказывает. Но глупа…»

— Перехожу к самой сути, — согласилась говорящая, — к сожалению, Ольга и Илья Лихоборовы то ли не рискнули показывать всем свои умения, то ли до нас не дошли слухи, то ли им не ничего не досталось, но зато отец семейства устроил настоящее представление! — ещё одна драматическая остановка. — Он самый настоящий огненный демон! — все собравшиеся очень по-женски впечатлились: кто-то приложил руку к сердцу, кто-то закрыл рот ладонью, возможно, маскируя зевок. — Повелитель огня! — подобрала синоним Маша, словно считала своих подруг умственно отсталыми. Впрочем, подобного Лизавета не исключала.

— Как быстро разносятся слухи, — неодобрительно покачала головой Соня. Всё-таки Олежа был её работодателем, и рыжая девочка беспокоилась за репутацию благоволящей ей семьи. — Правда, странно, то мероприятие было закрытым и если не секретным, то не разглашалось всей округе, Ольга специально составляла список самых близких и максимально осведомлённых людей… Неужели кто-то проговорился? Конечно, иначе как?..

— Фи, — скривила губы блондинка. — Как некультурно. Обсуждать и разносить слухи о чужой семье такой моветон, а копаться в чьих-то тайнах — совсем некрасиво, — Софья оценивающе посмотрела на Заболоцкую, но ничего не сказала. Образец приличия, ага.

— Не осуждай их так, — нравоучительным тоном возразила проходящая мимо Алёна. — Это же Машкино единственное развлечение.

— М-м-м-м-м?

— Сама посуди, у неё больше ничего нет, чем можно похвастать: она не красавица, чтобы все на неё засматривались, не отличница, чтобы все хотели сесть с ней за одну парту, её родители не богатые, смотрите-ка, рюкзачок старый, прошлогодний, одежда потёртая и почтитрещит на Марии по швам, — приятельницы невольно осмотрели себя: да, на обеих красовались новенькие вещички, сидящие по фигуре, и крепкие надёжные портфели. — Единственное, чем она выделяется, так это родственниками, у которых связи, представляете, как паутинка по всей стране, — он жестом изобразил тонкую ниточку, — и они обо всём и всех всё знают первыми. К тому же Машка талантливый сказитель, и умеет преподносить даже самую мелкую новость красиво.

— Говоришь, она страдает от недостатка внимания? — насмешливо осмотрела однокурсницу Сонечка, и не подозревающую, что эти слова относились не только к сказительнице.

— Это уже ты сделала выводы. Я сказала всё, что хотела, — и с гордостью удалилась. Подруги не замедлили осклабиться.

— А мне понравилось, — невзначай сообщил Мишка, недавно спустившийся с лестницы. — Меня, в отличие от вас, на приём не пригласили, а последние новости хотелось бы знать.

— Хорошо, — Сонечка подняла руки, — но голову на плечах нужно иметь. Кто-то же услышит её болтовню и при должном старании докажет, что она нарушила закон.

— Но мы с вами промолчим, верно? — парень подмигнул девушкам и пошёл дальше.

— Он забавный, — улыбнулась рыженькая.

— Пойдём в кабинет, — блондинка посмотрела вслед бывшему боевому товарищу, — уже совсем скоро начнётся история, а преподавательница, инфекция такая, строгая.

***

Саша в печальных раздумьях сидела в уборной; печально — потому что боль в животе радости не приносит, а в раздумьях — потому что девочка пыталась найти способ примирить домашних. Нет, после того утреннего недоразумения месячной давности родители с сестрой не ссорились — они не разговаривали. Например, сегодня родители после тяжёлого рабочего дня занесли сумки с покупками и прочим домой, ласково потрепали по плечу младшую дочь и, сославшись на какие-то срочные поручения, покинули поместье. Лиза же, придя из школы, поднялась в башню и сидела там уже пару часов, мастеря игрушки, заводные и обычные. О, легка на помине! Дверная ручка задёргалась.

— Сашка, ты сидишь? — сумрачно спросила Лизавета. Девочка же в очередной раз задумалась, что мама с папой, такие осведомлённые в архитектуре, поступили совсем неразумно, сделав всего лишь один туалет на семью из четырёх человек.

— Да-а-а-а, — осторожно ответила Александра.

— О, Силы Земли, ты решила там поселиться? Я жду уже час, не меньше, — рассерженное неразборчивое бормотание. Санька нахмурилась — она понимала, как тяжело с терпимостью относиться к больному человеку, причём больному абсолютно не романтизированной, «бытовой», если так можно сказать, болезнью, но всё равно обидно, девочка же не виновата, что сейчас корчится от острых спазмов в животе.

— Саш, — спустя некоторое время донёсся глухой голос, — ты меня прости. Можешь сидеть внутри, сколько душе угодно, я не выгоняю. Мне, — девочка услышала звук, с которым обычно хорошенько прикладываются лбом к чему-то деревянному и твёрдому, — мне это уже ос-то-чер-те-ло.

Александра прикусила губу: она знала, что сестра воспринимает всё чересчур близко к сердцу и преувеличивает, возраст такой, но всё равно пожалела Лизу: та в последний месяц постоянно говорила, что в школу идёт охотнее, чем домой, совсем расклеилась, и надо бы её чем-то подбодрить.

— Хотя, — продолжила девушка, — освободила бы ты трон быстрее, а то я ведь не шучу, продержусь, самое большее несколько минут!

Саня фыркнула и пообещала в таком случае вообще не выходить из клозета. Когда девочки поменялись местами, младшая Заболоцкая побежала наверх, в Лизину спальню, рассматривать новых кукол. Легко преодолев дверь (хорошо, не додумалась от родной сестры запираться на ключ), она подошла к большому столу, на котором царил этакий творческий хаос: посудины с неизвестной смесью, похожей по цвету и структуре на необожжённый фарфор, только этот материал застывал самостоятельно; многочисленные шестерёнки с цепочками и рычажки; инструменты для лепки и прочее. Саша почти потеряла надежду, когда обнаружила в плетеной корзиночке, бережно обложенную салфетками… Какая прелесть! маленькую, с ладошку, гладкую, молочно-белую лошадку. Девочка мгновенно схватила игрушку — расписанная синей краской, с мельчайшими деталями и почему-то пронизанная насквозь тонкой изящной палочкой с завитушками.

— Ах ты, фашист[6]!

— Ой, — только и смогла выдавить девочка. На пороге комнаты объявилась хозяйка.

— Совсем совесть потеряла, я, между прочим, именно эту вещь не хотела никому показывать, — она забрала лошадку и бережно упаковала в тканевые салфетки.

— Почему? У тебя замечательно получилось.

— Я ещё не доделала, — объяснила Елизавета. — Это большая задумка и очень сложная. Не уверена, что смогу воплотить в жизнь. И не спрашивай меня, что я делаю!

— Я и не собиралась, — вздёрнула нос Санька и, заметив выжидающий взгляд сестры, вынесла вердикт, — мне очень нравится. Но лучше приберись к приезду родителей, ты же знаешь, они скажут, мол, постоянные жалобы от учителей из-за невыполненной домашней работы, а ты совсем не тем занимаешься.

— Стану я их слушать, — закатила глаза девушка. — У меня все отметки хорошие, не понимаю, что их не устраивает.

— Кстати, — вспомнила Саня, — если уж мы заговорили об оценках, то хочу кое-что рассказать: можешь себе представить, моя однокурсница Елена Синицына утопает в двойках, как топор в пресной воде, учителя даже поговаривают о возможном переводе в сельскую гимназию!

— Синицына? Не припоминаю такой…

— Конечно, не припоминаешь, она ведь только в этом году перешла в нашу школу! Вместе со своим братом Славой. Понятия не имею, как её могли взять в такое хорошее учебное заведение, на втором месте по всей Ростерии, как — никак.

— Стой, ты сказала она новенькая? — вскинула голову блондинка.

— Да… Мне не нравится твоё выражение лица, выкладывай всё, что за душой.

— Дело в том, что в сентябре в нашей группе тоже появился неместный мальчик, — Саша ждала продолжения, словно такое не служило для неё достойным удивления поводом.

— Это даже совпадением назвать нельзя, — уверенно отчеканила девочка. Глаза у неё, словно сталь: могут быть растопленными, послушными, а иногда становятся неожиданно твёрдыми и упрямыми — не смягчить. Сейчас именно такой, застывший металл зеркальным блеском смутил разгорячённую Заболоцкую среднюю.

— У старших ребят в этом году тоже пополнение — два мальчика, — не сдавалась Лиза, быстро выплёвывая слова, не давая сестре вставить ломающий всю теорию железный аргумент. — А в прошлые лета абсолютное затишье, ни единого перешедшего ученика, хотя школа и тогда была известной и знаменитой.

Саша пожала плечами, как будто подтверждая свою правоту.

— Ты стала подозрительной, — поставила диагноз она.

— Потому что это подозрительно, — проворчала блондинка.

— Нет, — захихикала девочка. Елизавета же утратила всякую надежду донести свою глубокую и важную мысль до Саньки и перевела разговор в другое русло. Она поведала младшей девочке о небольшом происшествии в кабинете ССБ.

— Наверное, скоро полнолуние, — заключила она. — Все становятся такими беспокойными.

— Я вижу, — улыбнулась Александра, и сёстры услышали, как внизу хлопнула входная дверь. Лиза бросила взгляд на часы.

— Семь вечера, — оповестила та.

— Ужин, — подвела итог другая, и обе Заболоцкие пошли встречать родителей, вернувшихся с очередной ярмарки.

Россия. В полёте вдохновения

Рита сидела за партой в огромном кабинете истории Греции, не понятно, для чего нужном в техническом ВУЗе, и вполуха слушала преподавателя, рассказывавшего о древних легендах и их реальных прототипах. Изредка девушка всё же поднимала глаза с учебника по высшей математике на педагога, выхватывала из длинного монолога бессвязный отрывочек лекции и неспешно конспектировала его, чтобы создать хотя бы иллюзию деятельности. Марго с самого начала не особо заинтересовалась этим предметом, а сейчас ей нужно было подготовиться к грядущему спаренному уроку высшей математики, так что она без сожалений пропускала мимо ушей древнегреческие мифы. Девушка на секунду прервалась, остановившись на основных правилах интегрирования, покрутила головой в разные стороны, ощутив неприятный хруст в шее. Затем, для удобства, со стулом отодвинулась чуть назад и упёрлась подошвой в испещрённую непристойными надписями парту и довольно устойчиво расположила на колене учебник. Решив, что впереди у неё достаточно времени для повторения нескольких формул, Маргарита позволила себе отдохнуть и начала рассматривать других студентов — Волкова всегда выбирала самое дальнее место, так как, во-первых, никогда не жаловалась на маленький рост, а во-вторых, сзади очень удобно разглядывать однокурсников, самой оставаясь вне поля зрения. За вторым столиком (всего рядов пять) сидела, закинув одну ногу на другую, Марина и, невпопад кивая на восклицания преподавателя, барабанила пальцем по светящемуся экрану телефона. Привычным движением руки она откинула прядь распущенных высветленных волос (Ритка по инерции тоже завела руку за голову и потрогала короткий торчащий хвостик), а после скинула небрежно наброшенный на плечи чёрный свитер и оказалась в одной только открытой маечке с тоненькими бретельками. Блондинка выпрямилась и откинулась на спинку стула, словно тыча в лицо бедному парню, сидящему позади, своими острыми голыми лопатками. Маргарита перевела взгляд: справа от неё изнывала от скуки Настасья. Девушка пыталась и подпереть кулаком подбородок, и лежать на жёстком столе, и пальцами держать глаза открытыми, пока её не осенило — Настя поставила свою сумку, покрытую, словно чешуёй, разноцветными значками, и достала оттуда зеркальце с жидкой помадой. Рита снова повернулась в другую сторону — Даниил, не таясь, ел большую горячую булку с вареньем, судя по запаху, клубничным, и запивал выпечку чаем из термоса. Крошки посыпались на парту, и Риту передёрнуло. Педагог, пытаясь привлечь внимание незаинтересованную публику, повысил голос.

— Как вы знаете, Древние Греция и Рим принадлежали уже к эпохе античного мира, и главное их отличие от стран древневосточных цивилизаций заключалось в том, что данные государства находились близ моря, а не рек, СЛЕДОВАТЕЛЬНО! — да, он решил выделить именно это слово, — местные жители не так сильно зависели от природы, как их предшественники, им не приходилось стоять на коленях около Нила и умолять о разливе. Из-за этого изменилась религия греков и римлян: они перестали обожествлять природу, их боги почти ничем не отличались от людей, например, за редким исключением, жители Олимпа также появлялись на свет, уверен, многие из вас помнят легенду о рождении Зевса и свержении им Кроноса, отца его…

Марго вздохнула и открыла на заложенной странице учебник, скользя взглядом по ранее незнакомым ей значкам. Разумеется, готовиться следовало дома, но совершенно неожиданно, вечером почти сразу после института Андрей предложил девушке пройтись по «тёмным аллеям», и последняя, несмотря на весьма сомнительную игру слов, не смогла отказаться, но всё же осторожно намекнула юноше, что впредь предпочитала бы гулять в выходные, праздничные или каникулярные дни. Рабочее и учебное время оставалось для Маргариты неприкосновенной святыней. Последние свободные десять минут занятия Ритка отправляла фотографии класса, студентов, Даниного обеда, в общем, всего, что не несло особой смысловой нагрузки, Масленцову. Тот подозрительно молчал в ответ, видимо, злой учитель древнерусской литературы в очередной раз устроил контрольную работу. Девушка вдруг подумала, что Андрей с его синими волосами и открытым характером является собирательным образом всех студентов-гуманитариев, то есть, не знай Марго, на каком факультете учился парень, сразу отвергла бы все технические специальности. Следом в голову пришла мысль, что она ни капли не похожа на своего молодого человека, несмотря на любовь к писательству (которая после знакомства с Андреем возросла многократно), и в этой чёрной кофте-водолазке и строгих брюках около зелёной доски с формулами и прочими крючками да значками смотрелась очень к месту. Учитель истории продолжал самозабвенно вещать о мифах Древней Греции, и даже звонок, к причудливой мелодии которого Рита никак не могла привыкнуть, не смутил его. Марина с повязанным на поясе свитером, Настя с алыми губами, жующий Даниил и ещё несколько безымённых людей смахнули тетради в рюкзаки и с чувством выполненного долга вышли из кабинета. Студентка же неторопливо оперлась о стол, поднялась, и вдруг в глазах её потемнело от мимолётной боли: что-то стрельнуло в спине. Ритка разогнулась и хмыкнула — отчего-то факт, что она трещит, почти как дряхлая старуха, развеселил её. Девочка потёрла поясницу и покинула залу. На лестнице Маргариту нагнал бледный уставший Андрей.

— Ты плохо выглядишь, — заметила девушка, поравнявшись с ним и заглядывая в лицо.

— Спасибо, — фыркнул, впрочем, без своего особого выражения, юноша, а потом возвёл глаза к небу и с чувством произнёс, — прошу, услышьте мои мольбы, верните нашего старого преподавателя литературы Алексея Ивановича! Недавно пришедшая учительница — зло во плоти, заставила нас писать сочинение вместо семинара третий раз подряд, за такое ведьмовство и сейчас следует на кострах сжигать!

— А к кому ты обращаешься? — полюбопытствовала Рита. — К Богу?

— Нет, к директору нашего института, — парень тяжело вздохнул и поправил куртку цвета хаки на плечах, при этом открытый карман немного отогнулся и оттуда шаловливо показался краешек коробочки… Брови Маргариты сошлись на переносице, она сверлила глазами пачку дешёвых сигарет. Масленцов заметил её реакцию, виновато потупил взгляд и затолкал пальцами обратно цветную упаковку.

— Экзамены приближаются, я становлюсь более беспокойным, — начал оправдываться он. Как ребёнок, честное слово. — Но я выкуриваю не больше половину пачки в день…

— Ты этим хвастаешь? — сухо спросила студентка. Юноша замолчал. Он проводил девушку до нужной ей аудитории и явно собирался уходить, но Марго решила смягчиться и разрядить обстановку.

— Значит, ваша нынешняя преподавательница Древнерусской литературы — демон во плоти? — ухватилась она за, казалось бы, уже закрытую тему разговора.

— Да, не то слово, — обрадованно подхватил парень, прислонясь к стене около Риты. — Сущий кошмар!

— Меня, к счастью, чаша сия минует — я инженер, и мне такие глупости не нужны. Да, а эту учительницу… — девушка сморщилась, вспоминая имя. Масленцов понял спутницу с полуслова. Он с гримасой ужаса на лице выдохнул:

— Её зовут ОЛИМПИАДА МАКСИМИЛИАНОВНА!

— Ого, — даже Маргарита, любительница подобного, впечатлилась, — и награду за самое несуразное имя получает…

— Насколько мне известно, ваш педагог по математике тоже в этом смысле отличился, — усмехнулся парень.

— Может быть, зато он хороший человек и дело своё знает, — парировала студентка. Ребята говорили и говорили, только начало очередного занятия заставило Андрея отправиться в кабинет изучения права. В последний момент девушка схватила Масленцова за рукав. Юноша вопросительно поднял брови.

— Я только хотела сказать, — Рита замялась — она никогда не была мастером словесных перепалок, к тому же робость постоянно мешала высказать упрёк, особенно людям старше неё, но всё же девочка собралась с силами и закончила, — о сигаретах…

— Я брошу курить, обещаю, — медленно ворочая языком, вернулся к неприятной теме парень. Маргарита заметила, как ловко он упустил временную составляющую. — Встретимся после окончания учёбы, — он едва поцеловал мочку уха девушки и заспешил на урок.

Ребята действительно отправились домой вместе: Андрей уже некоторое время провожал Марго до самого её подъезда, но в гости никогда не напрашивался. «Ненавязчивый!» — обрадовались родители. Молодые люди почти дошли до здания метрополитена, когда начался дождь, причём, безо всяких предупреждений и предпосылок — одним словом, очень подло с его стороны. Совсем недавно небо было серо-фиолетового, болезненного, но «чистого» цвета, и в один миг его заволокло кучевыми нездорово-зелёными тучами, которые не промедлили ни секунды: на прохожих обрушился ливень. «Кажется, метеорологи обещали солнечную безветренную погоду», — рассерженно плюнула девушка, забегая вместе с Масленцовым в метро. Студенты, уже продрогшие до костей, бегом спустились по эскалатору и поспешили зайти в тёплый полупустой вагон подземного поезда. Ребята удобно облокотились о поручни, прижавшись друг к другу, пытаясь согреться, и уставились в экран большого плоского телевизора напротив. Как ни смешно, но в этот момент красивая девушка ведущая на фоне проецируемой на стену студии карты осадков предупреждала зрителей о возможном повышении скорости ветра и кратковременных дождях. «Очень вовремя, спасибо», — вставил Андрей, переступив с ноги на ногу в насквозь мокрой чавкающей обуви. Тем временем эта чушь закончилась, и на студентов уже строго взирала женщина средних лет с туго затянутыми в пучок волосами. Она молчала несколько секунд, очевидно, ожидая команды оператора, и быстро, чётко, даже зло заговорила.

— Добрый день, с вами Мария Семёновна… — больше девушка не расслышала — она увлеклась разглядыванием весьма эксцентричной бабушки в кожаной куртке, модных «ношеных» штанах и с выбритыми висками. Задумчивое «хм» со стороны Масленцова заставило девочку вновь повернуться к телевизору. Студентка случайно задержала взгляд на спутнике. «У него и раньше были синяки под глазами и морщина посередине лба?» — удивилась она внезапной перемене, а после обратила внимание на экран.

— И, пожалуй, самой главной новостью этого дня становится долгожданная задержка преступника, что на днях пытался украсть из Третьяковской галерея картину И. И. Шишкина «Утро в сосновом лесу». К счастью, произведение не пострадало, а ценители искусства вновь могут любоваться его красотой, — ведущая попыталась показать радостную улыбку, после чего на экране сменилось изображение — зрителям показывали панораму огромной картинной залы, по которой прогуливались несколько человек, усердно изображавшие интеллигентность и просвещённость на лицах, считая своим долгом подойти по очереди к камере и почти заглянуть в объектив. Надо же, какие старательные! Андрей был настроен скептически.

— Как думаешь, репортёры пообещали каждому из них по билету в кинотеатр за такие мучения? Потому что признаков большого ума в этих людях незаметно, — произнёс он. Рита вынуждена была согласиться. И снова Мария Семёновна с выдавленной ухмылкой взирала на молодых людей.

— Грабитель, который не имел, кстати, российского гражданства, пытался сбежать за границу нашей страны, но каким-то странным образом: видимо, от волнения он забыл политическую карту и решил искать убежища за Уралом. Преступник почти пересёк горный хребет, когда полиции всё же удалось схватить его вместе с драгоценным полотном. После допроса человек был признан невменяемым и не способным отвечать за свои поступки, а после отправлен в психиатрическую лечебницу. Картинка в очередной раз сменилась, показывая вырывающегося мужчину, убеждающего двух огромных держащих его под руки санитаров, что он не местный. Странно, но он не выглядел безумцем, скорее, очень испуганным. Это заметил и Андрей.

— Сегодня каждому готовы титул сумасшедшего присвоить, — недовольно сказал он.

— Сначала И. Е. Репин, потом А. И. Куинджи, теперь за Ивана Ивановича принялись. Что же это за массовая истерия? — пробормотала девушка.

— Ты включишь этот случай в своё произведение? — осведомился студент, разумеется, знавший о Риткином увлечении.

— Я не настолько отчаялась, чтобы переписывать на бумагу свою жизнь, — покачала головой та. Внезапно, кое-что вспомнив, она, как будто незаинтересованно, отвела взгляд в сторону и незаметно ощупала карман куртки своего спутника. Пустой. Марго облегчено выпрямилась.

— Проверяешь? — скосил глаза парень. Маргарита опять ссутулилась и покраснела. — Я же обещал. О, давай присядем, путь ещё неблизкий, — он указал на полупустую скамеечку. Студентка неопределённо пожала плечами, опустилась на мягкое сиденье рядом с Масленцовым и не заметила, как мерный стук колёс убаюкал её. На улице невероятно быстро стемнело, и Ритка впервые осознала все преимущества рослого сильного спутника, провожающего до самого дома. Ребята уже подходили к подъезду, Марго достала из рюкзака телефон с целью оповестить родителей о своём приближении и совершенно неожиданно обнаружила несколько сообщений от матери, отправленных… секунду назад! «Я смотрю на вас через окно!» — гласило первое. «Может, пригласишь наконец-то на чай своего кавалера? Мы хотим познакомиться!» — требовало следующее. Девочка заулыбалась и, убедившись, что Андрей не заглядывает ей через плечо, быстро ответила: «Он ещё не готов». «Но почему? Я же вижу его синюю макушку рядом с тобой», — Маргарита тихо прыснула: «а преодолеть входную дверь он точно в состоянии. Что же ты медлишь?» Студентка не сочла нужным объясняться, выключила гаджет и стала обмахиваться им наподобие веера.

— Снова обо мне говорили? На меня напала жуткая икота, — встал перед Волковой юноша.

— Как ты постоянно об этом узнаёшь? — поразилась Рита.

— Говорю же, нутром чую, — парень не стал выяснять, каково же мнение родителей о нём, и Марго промолчала, не желая рассказывать такие подробности. Молодые люди остановились у самого подъезда, и Ритке показалось, что Масленцов как-то выжидающе смотрел на неё. Чего он хочет? Знакомить его с родителями студентка не собирается, не сегодня. Девушка обняла его за плечи и по обыкновению поцеловала на прощание в гладкую щёку и, подумав, немного приблизила и повернула лицо.

— Мы же договорились? Больше никаких сигарет, — произнесла она, почувствовав запах табака, и чмокнула Андрея в губы.

— Такими методами я согласен бросать курение, — обрадованно заключил студент, напоследок прижал к себе девушку и подтолкнул её к входной двери и сам зашёл внутрь. Лишь убедившись, что за Марго закрылись створки подъёмника, Масленцов отправился домой.

***

Календарь отображает последние числа ноября, погода шепчет. Дует холодный злой ветер, раз в сутки выпадают дожди, лужи за ночь покрываются тонкой ледяной коркой, которая утром превращается в слякоть. Погода, впервые за несколько десятков лет, предсказуема (но не для синоптиков))) и точно соответствует древним приметам. Осень же — совершенно особенное время года, когда не знаешь, чего тебе точно хочется: выпить кофе или повеситься. Маргарита не помнила, от кого унаследовала эту фразу, но такие слова замечательно описывали меланхоличный настрой девушки. Ничего необычного, что могло бы её расстроить, сегодня не произошло, просто для Ритки, совсем как для печально нам всем известного Обломова, это было привычным состоянием, а сегодняшний день отличался от предыдущих лишь тем, что студентка, наконец, смогла обвинить непогоду в своём нерадостном настроении. МФМУ стал постоянным местом обитания девушки, например, сейчас она в коротком плаще, не греющем, зато красиво развевающемся, прижималась спиной к белой облупившейся батарее, что находилась под лестницей, сев на пол и немного согнув ноги в коленях. На голове у неё красовались массивные наушники, в руках, всего лишь для антуража, — учебник по углублённой астрономии. Был большой перерыв между занятиями, студенты вели себя подозрительно тихо и чинно, Андрей почему-то сегодня не пришёл, а волшебное устройство, обменивающее пятидесятирублёвую купюру на стаканчик чудесного какао, сломалось. Одним словом, тоска, и Марго впервые за долгое время так жаждала скорейшего начала урока, поэтому внезапные шум и топот были для девушки как глоток свежего воздуха, впрочем, ненадолго. Она повернулась на звук и сфокусировала замыленное зрение: прямо на неё по коридору с немыслимой скоростью неслись три школьника в дорогих костюмчиках по размеру, с галстучками и огромными заплечными сумками, почти перевешивающими ребят. У Маргариты и в мыслях не мелькнуло отползти с дороги маленьких нарушителей скуки и спокойствия или, хотя бы, выставить вперёд руки для малейшей защиты — в конце концов, за девочкой тупик, и ничего больше; вместо этого она размышляла: что в институте делают дети? Будем честны, студентка недолюбливала всех за редким исключением людей в возрасте до десяти лет, а если ребёнок ко всему прочему оказывался чересчур активным и громким, то Ритино лицо непременно само собой перекашивалось, руки скрещивались на груди, а взгляд приобретал неодобрение и предвзятость. Именно такие метаморфозы и происходили с Волковой по мере приближения шумной троицы. К счастью, мальчишки остановились около лестницы, не рискнув подходить ближе к недоброжелательно настроенной Маргарите, сбросили на керамическую холодную плитку рюкзаки (наблюдая за детьми, девушка догадалась подложить сумку под мягкое изрядно замёрзшее место) собрались в кружок, споря о чём-то и тряся кулачками (Рита не сразу поняла, что школьники устроили жеребьёвку), после чего проигравший с бойким видом нахохлившегося воробья выступил вперёд, поплевал на ладони, пошаркал ногами, подпрыгнул и уцепился за ступеньку возвышающегося лестничного пролёта. Двое приятелей же мгновенно достали из карманов гигантские телефоны, непонятно, как помещающиеся в их коротких пальчиках, и засекли время. Пока Марго бессовестно подсматривала за мальчишками, даже не прикрывая заинтересованный взгляд книгой, название которой ни о чём бы не сказало первоклассникам, лицо висящего от натуги приобрело бордовый цвет, губы сжались в воинственный бантик, пиджак сильно задёрнулся.

— М-м-м-м-м??? — издал вопросительный возглас проигравший, очевидно, спрашивая, сколько ещё он должен терпеть такое издевательство.

— Ты даже половины не выдержал! — сказал один из его друзей с недетским злорадством, из чего Маргарита заключила, что время давно вышло.

— Не может быть! — взвыл висящий.

— Он врёт, две минуты истекли! — не перетерпел мук совести второй товарищ. Тогда первый от обиды дал хороший подзатыльник своему честному приятелю. Мальчишка с облегчением разжал пальцы, тяжело приземлился на пол и нахально поставил руки в боки.

— Теперь ваша очередь, как и договаривались! — объявил он. Школьники, надо отметить, несколько толще своего спортивного одноклассника, с кислым видом подошли к лестнице (как будто на эшафот))) и тоже повисли на ней виноградными гроздьями. Но не продержались они и двадцати секунд, как за их спинами раздался вопль: «Ах, вы «…»! Я весь университет обыскала, с ног сбилась, уже ни в чём не повинных студентов подозревать начала, а вы здесь вытворяете такое!» Ребята (девочка вдруг увидела поразительное сходство между всеми тремя) отвлеклись от своего спора и с ужасом повернулись в сторону коридора — там стояла взмыленная взбешённая женщина-преподаватель. «Взгляд как у Медузы-Горгоны», — невольно содрогнулась Ритка.

— Бабушка?.. — испуганно пискнул самый спортивный мальчик. «Теперь ясно, что в институте делают дети», — сложила два и два наблюдающая.

— Не-е-е-ет, — злорадно протянула та. — Отныне я для вас, негодяев — Олимпиада Максимилиановна, потому что ни один родственник не сотворит с вами такого, что сейчас я… Куда вы? Стоять, ждать заслуженной кары! — и погналась за с визгом убегающими внуками. Ритка проводила семью смеющимися глазами. «Прав был Андрей, их учительница по литературе — сущая ведьма!» — подумал она с неким одобрением. Женщина вызвала у девушки скорее веселье, чем раздражение. Дребезжащая мелодия, созывающая на занятия, подняла Марго с пола, заставила её отряхнуть портфель и зайти в ближайший кабинет астрономии. На пороге студентка остановилась как вкопанная и напрягла слух: судя по жалобному далёкому вою, коротенькие ножки хулиганов не спасли их от разгневанной бабушки. Напоследок довольно улыбнувшись — поделом! — она ступила в залу, моргнула… И уже шла домой несколько часов спустя по широкой грязной улице, положив на плечо раскрытый, полностью прозрачный зонтик. Ужасная погода! Моросит, слякоть под ногами, темно — настоящий ноябрь! «А дома тепло», — про себя ворчала Маргарита: «Мама с папой уже давно освободились и ждут меня. Конечно, ведь нас задержали в университете ради сомнительного мероприятия, словно у нас собственных дел нет! (оказалось, все педагоги по приказанию директора привели своих маленьких детей, чтобы на открытом уроке «связь поколений» познакомить чад с «умными людьми» и перепоручить студентам опеку над малышами, в то время как сами они пили чай со сладостями). Сегодня последний день осени, и родители, наверное, испекли апельсиновые печенья с лимонными кексами. А мне до квартиры добираться ещё более получаса!» Рита сама не поняла, что же толкнуло её на тот поступок: или пронизывающий ветер, или сгущающийся мрак, или усталость, или мечты об уюте, но девушка, обычно от метрополитена идущая пешком, неожиданно захотела преодолеть остаток пути на общественном транспорте. Если бы она издалека заприметила огоньки приближающегося к остановке автобуса, то в сердцах бы ругнулась, без надежды махнула рукой и скоро бы забыла о досадной неприятности, но по воле рока горящие фары дразняще замигали совсем недалеко, рукой подать, как будто звали, упрашивали. Они многократно усилили Риткины грёзы о родной светлой комнате, вкусном ужине и заботливых родителях, и девушка больше не могла терпеть: уже на бегу она поправляла сумку на плечах, на бегу складывала зонт, на бегу искала кошель, и чем быстрее она неслась, тем явственнее представляла себя дома, в котором не была целую вечность. Остановка уже совсем близко, осталось чуть-чуть — лишь спуститься по лестнице, а внизу желанная награда в виде свободного сиденья у мутного окна. Студентка как обезумела: в её голове навязчивой идеей билась лишь одна мысль.

Всё испортила лужа. Маленькая, у края дороги, подмёрзшая за вечер. Которую Марго не заметила. Рита замесила в слякоть ногой тонкий лёд, ботинок поехал вправо, девушка поскользнулась, тело её опасно накренилось, она взмахнула руками… и зависла. Она бы удержала равновесие, точно бы удержала. Если бы не новый гладкий рюкзак, что благополучно по мокрой куртке сполз на голову хозяйки. Свист в ушах, несколько мерных, скатывающихся ударов о ступеньки, резкая боль в спине и спасительная темнота.

***

Маргарита злилась. Нет, она была в ярости, да в такой, что любая еда должна прокисать от её ядовитого взгляда. Впрочем, готовили здесь настолько отвратительно, что испортись несколько продуктов, на вкусовых качествах блюд, как будто пластмассовых, это никак не отразилось бы. Порой девушке казалось, что повара по наказу начальства просто пытаются отравить клиентов, чтобы побыстрее освободить места для всё пребывающих и пребывающих больных. Например, совсем недавно Рита, как знатная особа, хозяйничала в целой палате, теперь же ей и ещё четырём её соседкам приходилось ютиться в одном помещении. Но хуже всего то, что вся злость была направлена на себя, конечно, ведь других виновников происшествия нет — Марго целиком и полностью ответственна за своё нынешнее положение. Неужели она не могла подождать десять минут? Неужели таким ужасным ей представилось тогда простоять лишнее время под навесом остановки? Почему она, всегда такая осторожная, предусмотрительная, решила рискнуть — и ради чего? Чтобы немного пораньше вернуться в квартиру? «Молодец, теперь благодаря твоей нетерпеливости мы дом не скоро увидим», — похвалила себя девочка: «Анна Не-помню-какая-фамилия сказала, что ещё на две недели я пленник больницы № 123». У Риты с детства развилась неприязнь к подобного рода заведениям: болела она очень редко, поэтому вынуждена была узнавать о госпиталях из рассказов других, её сверстников, а дети всегда любят преувеличить, так что к восемнадцати годам студентка если не боялась, то опасалась лечебниц; во-вторых, девочка, словно пуповиной, связалась с маленькой родной спальней, и каждый день вне дома усиливал гнетущее чувство в Риткиной груди. Единственной отрадой оставалось то, что родители приезжали каждый день в одно и то же время, когда заканчивали работать, развлекали дочку, убеждали, что скоро она вылечится и уедет вместе с ними из этого жуткого санитарно-белого места, и Волкова с нетерпением ждала вечера. Ещё проницательные мама и папа постоянно привозили суточный рацион еды, чем несказанно радовали юную пациентку: смотреть на потуги местных поваров состряпать хотя бы что-нибудь съедобное было жалко.

Сегодня особенный день — так бы сказала Рита недельной давности, но нынешняя девушка уже привыкла к тому, что кто-то выздоравливает, кто-то заболевает и занимает койку прежнего товарища по палате, кто-то отправляется страдать домой и портить жизнь родственникам, в общем, люди меняются. Поэтому Маргарита никак не отреагировала, кроме короткого «Здравствуйте» (да, здоровье здесь никому не помешает) на появление ещё одной пациентки — весьма преклонного возраста дамы с радикулитом. «Спиноломы» или «Колясочники» — такие обидные устрашающие прозвища давали врачи обитателям Риткиной палаты. Девочка не успела воспринять эти слова близко к сердцу — почти сразу узнала, что то был лишь чёрный юмор персонала, не предназначенный для чужих ушей, однако новых посетителей пугал сильно. Волкова мгновенно успокаивала несчастных, но почему-то не могла пересилить себя и предупредить новых соседей раньше. Порывшись в себе (времени, видит Бог, хватало), она с ужасом осознала, что ей было необходимо посмотреть на «живую» реакцию пациентов на жуткую новость. Что с ней такое? Неужели она жестокий маньяк или, того хуже, извращенец? Но ведь удовольствия от наблюдения за чужим страхом она не получала, наоборот, чувствовала вину и стыд. В чём же тогда выгода? Она способна на такие издевательства ради материала для книги? Ах, бесчеловечно, эгоистично!

— Что же ты о себе в столь юном возрасте не заботишься, — подала голос из угла напротив сегодняшняя старушка. — Какой у тебя недуг, внученька?

Марго незаметно поморщилась — она не любила, когда её отвлекали от размышлений, даже неприятных. А ещё не выносила, когда её так называли, даже настоящие бабушки, пока ещё были живы.

— Грыжа, по-моему, — вежливым тоном ответила та.

— Бедняжка! А как такое лечить? — девушка собиралась навести порядок в мыслях, вычистить собственную одежду и в особенности обувь (терпеть не могу пыль!) и, возможно, попробовать продолжить писать книгу, но, видимо, не суждено — женщине отчаянно хотелось поговорить.

— Насколько я знаю, можно лишь убрать симптомы и стараться не провоцировать обострение, тогда всё будет замечательно, — закончила она на несвойственной ей оптимистичной ноте. Дама озабоченно поцокала языком, а девушке пришлось, соблюдая правила приличия, поддержать диалог:

— А чем вы болеете? — осведомилась она.

— Ох, внучка, — «Меня зовут Марго!» — про себя застонала та. — Спина моя совсем меня измучила. Врачи заставили множество проверок-анализов проходить, мол, не уверены, шарлатаны! что же именно вызывает такие боли в пояснице, но я-то уверена, что это радикулит мой родненький, я же знаю его, всю жизнь прожили вместе! — именно потому Рита и не хотела заводить разговор со старыми пациентами — большинству из них доставляет такую радость хвастаться своими недугами, что они готовы обсуждать их сутки напролёт. Вот и старушка пустилась в разъяснения, описывая подробно каждую растянутую за её долгий век связку, при этом обе их соседки, тоже преклонного возраста, мирно спали и не могли отвлечь внимание Аделаиды Петровны — как выяснилась позже — на себя. Родители также сильно удивились, услышав бодрое приветствие и став посвящёнными во многие подробности болезней Ады уже с порога.

— Солнышко, — едва слышно прошептала мама, — а кто она? — Маргарита со страдальческим и вместе с тем весёлым видом развела руками.

— Не бойся, осталась всего лишь неделя, — опасливо поглядывая на старуху, сказал Максим. — Кстати, чуть не забыл: мы приготовили тебе яблочный пирог…

— Ой, слышу запах свежей выпечки! Не поделишься со мной, внучка? — донеслось с дальней койки. У Светы с Максимом от такой наглости отвисла нижняя челюсть; прежде чем они успели что-то возразить, Марго пересилила себя и сказала:

— Конечно же, поделюсь! — на самом деле больше всего на свете её раздражали бесцеремонность и бестактность, когда человек не осознаёт границ дозволенного. По мнению девочки, даже мнимое родство не могло послужить достаточным поводом для покушения на её еду. Родители, всё ещё шокированные, пробормотали: «Скоро, скоро мы заберём тебя», а младшая Волкова извлекла из прикроватной тумбочки пластиковый нож и аккуратно, так, чтобы ни единой крошки, не дай Бог, ни упало на кровать или пол, отрезала сначала треть. Расщедрилась, и разделила пирог пополам — нельзя жадничать, Маргарита! К тому же, судя по всему, бабушке придётся долго здесь пробыть. Мама послушно взяла стерильную больничную тарелку и понесла даме один кусок выпечки, сопровождаемая сыплющимися благодарностями.

— Как её зовут? — спросил отец.

— Аделаида Петровна, — без запинки выпалила девочка.

— Она всегда так себя ведёт? Ей, конечно, простительно, в её возрасте, но…

— Понятия не имею, её привезли в мою палату только сегодня, — пожала плечами она.

— Зуб даю, она любительница потрепать языком, — ткнула пальцем в небо мать и попала.

— Да, как гласит пословица, об интроверте что-то может сказать его пристрастия к разным жанрам музыки, литературе, желание побыть одному в ночном сумраке… а об экстраверте всё говорит его никогда не закрывающийся рот!

— Папа, — засмеялась Марго, — что же вы ругаете бедную женщину на чём свет стоит! Вам жалко один кусочек торта?

— Кусочек — нет, — усердно спрятала улыбку Света. — А та-а-акой кусок! — и она развела руки, показывая исполинский размер. Все Волковы захихикали. К счастью, Аду, расправлявшуюся с яблочной выпечкой, внезапное веселье не смущало. Марго последовала её примеру и осторожно откусила от своей половины. И сразу же зажмурилась от удовольствия: тесто мягкое, пышное, горячее, с хрустящей корочкой, наверное, дрожжевое, потому что песочное девушка терпеть не могла — слишком сильно крошится — начинка из сладких сочных яблок обильная, с ароматом корицы, ванили и мускатного ореха. Невероятно вкусно!

— Понравилось? — не удержалась мама.

— Конечно! — воскликнула та. — Научите меня?

— Если поскорее выздоровеешь, — пообещал отец, прищурился и усмехнулся. — А твой чудесный молодой человек не приходил?

— Нет, сегодня у него важная контрольная работа по обществознанию, и он не смог отпроситься, — с набитым ртом прошамкала девочка.

— Да, он же такой ответственный, — подтвердила мама. — Хотя ты другого бы и не выбрала, я же тебя знаю… Очень хороший мальчишечка! — вдруг похвалила Масленцова мать.

— Конечно, потому что, как я и говорил, спутника по жизни нужно искать в институте, — с таким же одобрением сказал отец. Дочка же переводила недоумённый взгляд с одного родителя на другого. Разве они не должны быть злыми следователями? Знакомство явно пошло не по плану.

— Мы уже волноваться начали, думали, почему ты нам Андрея не показываешь? А тебе же всегда нужно время. К счастью, нам, старикам, — Светлана убедительно закряхтела, — бояться нечего! В надёжные руки тебя отдаём.

— Мама, папа, вы опять дразните меня! — прервала спектакль Рита.

— Всего лишь по-доброму шутим, и имеем на это полное право, — одновременно прыснули сговорившиеся родители.

— Давайте отложим неловкие разговоры хотя бы до моего выздоровления. Я ведь не собираюсь выходить за него замуж!

— Почему бы и нет? Он заботливый, — почти серьёзно заметил Максим, после чего крепко прижал скуксившуюся дочь к себе. — Не обижайся, солнышко, но, боюсь, здесь у тебя пропадает чудесное чувство самоиронии!

— Я уже успела испугаться, что вы так намекаете мне, мол, пора тебе уже расправить крылья и перепорхнуть в чужой дом — слезть с родительской шейки, — кисло буркнула та. Она была в замешательстве: материнский и отцовский восторг по поводу Андрея окончательно выбил девочку из колеи. Хотя парень действительно поступил очень достойно: едва узнав о Риткиной травме, сразу приехал в больницу лишь немного позднее Максима и Светы, и навещал Марго, конечно, не каждый день, но часто. Его поведение немного смущало студентку, так как такое внимание её персоне было ново, и она перешла на другую тему разговора. К сожалению, время посещения скоро закончилось, Рита печально попрощалась с родителями, и только сейчас заметила толстую книгу с рельефной красивой обложкой, которую Света с Максимом незаметно положили в шкафчик дочери. Ведь именно её долго рассматривала студентка в магазине, но так и не решилась купить! Невероятно, как они всё подмечают? Ноющее чувство внутри мгновенно заменилось теплом и горячей благодарностью. Новая сказочная история её любимого автора. «Я совсем не повзрослела за последние пять лет», — улыбнулась девочка и открыла форзац, внимательно изучая аннотацию. Но погрузиться в магический мир Александра Колькина ей было не суждено: дама, бодренько одолев свою порцию, захотела общения.

— Это твои родители? — она кивнула в сторону двери.

— Да, — не стала спорить девушка.

— Какие забавные, — умилилась Аделаида Петровна. — Лопотали что-то непонятное. И смешливые. А ты так на них не похожа, даже странно!

Маргарита бы не согласилась со старухой — все её знакомые, наоборот, утверждали, что девочка со Светой и Максимом — одно лицо; мама и папа тоже стройные, высокие, чернобровые, а ещё очень красивые и моложавые. Наверное, соседка по палате плохо видит. Тем временем бабушка рассказывала о язве желудка, обнаруженной у неё в 1956 году, и Марго уже подумывала о том, не отдать ли ей остатки родительского кулинарного шедевра, чтобы хоть ненадолго занять той рот, но неожиданно юный мозг выхватил из длинного монолога дату. Девочке стало невероятно интересно, сколько же на самом деле даме лет. Спрашивать возраст у женщины нехорошо, но студентка довольно быстро решила эту проблему.

— Простите, а в каком году вы родились? — прервала поток нескончаемыхпредложений она.

— Я? — Аделаида словно удивилась, что кто-то посмел перебить её. — В тридцатых годах прошлого века, кажется… Точнее не помню, — призналась та. «Надо же, не помнить дату собственного появления на свет! Впрочем, в такие лета такая информация и не понадобится». — Конечно! Мне ровно четыре годика исполнилось, когда началась Великая Отечественная Война…

Надо сказать, со стороны Марго это был очень умный ход: заставить Аду повествовать о чём-то, где не требуется периодической реакции собеседника вроде «Ах!» или «Бедняжка!», а хуже всего «Как же вы измучались!». Нет, женщина на протяжении нескольких часов медленно с выражением, погрузившись в воспоминания раннего детства, описывала свою жизнь в те страшные времена, потом трудности восстановления, как государства, так и каждой семьи, а Рита молча слушала, и на удивление, её это ни капли не раздражало, однажды она и вовсе поймала себя на том, что ей не терпится узнать продолжение. Конечно, ведь своих бабушек она не хотела мучить расспросами о страданиях, пусть и послевоенных, к тому же не успела. Поздним вечером, когда история старушки превратилась в тихое невнятное бормотание, Маргарита испытала странное чувство: не опустошённость, как это обычно происходит после долгого эмоционально тяжёлого и грустного рассказа, не сочувствие по отношению к даме, а насыщение. Она словно стала губкой, которая иссушила ведро воды, обернулась комаром, готовым лопнуть от тяжести в налившемся алом брюшке. Всю усталость и раздражение как рукой сняло, ей больше не хотелось спать. «Обязательно упомяну подробности жизни Ады в произведении», — загорелась творческим порывом девочка. А женщине, напротив, нельзя позавидовать: сказывался возраст, и из-за столь длительной истории и вновь перенесённых старых переживаний она не на шутку притомилась.

— Вредно мне так поздно ложиться, — пробормотала она, остановившись на середине рассказа. — Закончим завтра, внученька. Устала я… — и рухнула на постель, умиротворяюще засопев.

С тех пор, начиная с раннего утра и заканчивая тёмным вечером, Рита брала у женщины «интервью», сначала робея, но с каждым разом всё смелее и увереннее, едва соглашаясь оставлять старушке перерывы на завтрак, обед, ужин и прочие необходимые дела. Всю неделю, до мозолей на языке, Аделаида Петровна рассказывала о приключениях, историях, анекдотических ситуациях, коих в её долгой жизни оказалось немерено. Регулярно наполняемый и осушаемый стакан воды навечно поселился на тумбочке почтенной дамы, а ручка и тетрадь стали продолжением рук девушки — она не могла допустить ни малейшей утечки драгоценной информации — в Ритиной голове уже сложилось, кому из героев её книги она припишет эти слова и связь их со всей сказкой. Одним словом, надоедливая бабушка была неоценённым сокровищем и мечтой любого писателя; конечно, такой материал. Когда женщину уводили на процедуры и проверки, Волкова до боли в пальцах редактировала и исправляла текст, а после возвращения соседки вновь примеряла на себя профессию репортёра, изнуряя бедную Аду до беспамятства. При этом, как ни странно, творчество шло девочке на пользу, уже которые сутки она чувствовала неожиданный прилив сил и выздоравливала семимильными шагами, так что даже рассчитывала на досрочную выписку. Так и случилось; спустя шесть дней родители приехали в лечебницу с небольшим пластиковым чемоданчиком, дабы сложить в него немногочисленные вещи дочери. Когда пухлая часовая стрелка остановилась на не менее плотной двойке и за окном лениво светило солнце, даже не стараясь пробиться сквозь толщу облаков, Маргарита, полностью одетая, занималась тем, что упаковывала одни сумки в другие ввиду их ненадобности — родители явно переоценили срок заключения Риты в больнице. Девушка была в приподнятом настроении: наконец-то, милый дом! От радости она даже захотела первая начать общение с Аделаидой Петровной, чего раньше никогда бы не сделала, помимо тех расспросов о её увлекательной жизни, конечно же. Студентка подошла к даме и недоверчиво хмыкнула: минуту назад убеждающая в чём-то врача, она так и заснула, сидя. «Не молодеем», — ощутила неприятный холодок во всём теле девочка и осторожно окликнула подругу по несчастью.

— Бабушка, — с трудом произнесла она. Та дернулась, раскрыла глаза, прошелестев «Не сплю» и с вымученной улыбкой повернулась к Рите.

— Это ты, внученька. Какая нарядная, — неужели любая одежда, отличающаяся от белого халата, кажется ей нарядной? — Домой, али как?

— Да… Вы… Выглядите, прошу прощения, словно выжатый лимон.

— Знаю, девочка, но мы ещё повоюем, с этими немцами, — и шутливо погрозила кулачком кому-то из персонала госпиталя.

— Я… — Марго заикалась от неловкости разговора и некоторой боязни, присущей всем молодым людям, видящим, как бы романтично ни звучало, печать смерти на собеседнике, — Хотела поблагодарить Вас за те истории. Вы мне очень помогли.

— Это я собиралась сказать тебе «спасибо». Мало кто так интересовался моей биографией, и мне очень приятно, — она терпеливо растянула губы в улыбке, словно гадая, когда же девушка уйдёт. Последняя не заставила себя долго ждать и с облегчением вернулась к родителям. Интересно, все люди во время прощания становятся похожи: благодарят друг друга за ерунду, извиняются за любую чушь? Или только… Девочку опять передёрнуло, и она поспешила скрыться за тёмными стёклами маминой машины. Перед отъездом Максим и Света о чём-то недолго говорили с главным врачом, и студентка, прислонившись к окну, пыталась расслышать хоть что-то, кроме прерывистого мычания. Волковы старшие сели в автомобиль, и спустя несколько секунд больница № 123 осталась позади.

— Мы с матерью еле-еле вытерпели две недели без тебя, — сказал отец, поглядывая на дочь в зеркало дальнего вида. — А что мы испытали, узнав о твоей госпитализации… Да, ты же выздоровела, значит, можно начинать с тобой серьёзную беседу, — папа хмуро переплёл пальцы на коленях, немо поддерживаемый мамой. — Скажи, сколько раз мы предупреждали тебя, чтобы ты не торопилась, пытаясь поспеть за транспортом? — Маргарита виновато втянула голову в плечи. — Наверное, не достаточно часто, потому что уповали на то, что ты умная и сама знаешь такие простые вещи. Так что повторяю специально для тебя: НЕЛЬЗЯ БЕЖАТЬ ПО ЛЬДУ ЗА АВТОБУСАМИ!

— Простите, — пискнула с заднего сиденья Ритка. Она-то надеялась, что за такой срок родительское негодование если не остынет, то поумерится, но нет, донесли в полном объёме.

— Мы думали, что сами окажемся в лечебнице с нервным срывом или передозировкой успокоительными лекарствами, — подала голос Светлана. — Девушке восемнадцать лет, совершеннолетняя, поступила в МФМУ, а до сих пор надеется на авось. И не думай, что нам смешно.

Какое-то время было слышно лишь шуршание множества шин по асфальту. Девушка резко выпрямилась, мгновенно поморщившись, и попыталась отвлечь маму с папой.

— А что вам рассказала Анна Кракина, главный врач? — спросила она извиняющимся тоном. — Со мной что-то не в порядке? — На удивление, сработало, но как-то необычно: теперь уже оба родителя потупили глаза. На их лицах не осталось и следа гневливости.

— Милая, мы кое-что увидели и потом это кое-что уточнили… — издалека начала мать, но, получив толчок от супруга, осеклась.

— Если коротко, то твою Аделаиду Петровну срочно переводят в отделение реанимации. Не знаю, что произошло… — без предисловий констатировал факт отец. И вновь молчание, гораздо более долгое. У девушки, как ни боялись Волковы старшие, не было дыры в груди (от чего? Недельного знакомства?), Рита не грустила, не тосковала, не боялась. Только недоумевала.

«Странно, — отстранённо думала она: а я думала, мы хорошо провели время».

Ростерия. Польза обучения в школе

Кто-нибудь из вас обращал внимание, как же забавно наблюдать за эволюцией гардероба школьников с течением времени? Особенно заметно развитие осенью: сперва лёгкая кофточка и штаны, захваченные с собой из летнего сезона. Спустя несколько дней, обратно пропорционально похолоданию уменьшается количество одежды на теле подростков — это своеобразные бунт, смелый митинг; некоторые и вовсе оголяют отдельные конечности, показывая, что не готовы сдаваться, и надеясь таким сомнительным образом вернуть тёплые месяцы. Далее, испугавшись больше родительских угроз, чем заморозков, ученики оборачиваются дополнительным слоем накидок, курточек, кардиганов, но яро выступают против шерстяных носков и шапок. Бабье лето, как небольшой, но неминуемый регресс: особо шустрые вновь успевают облачиться в безрукавки и босоножки, а остальные уберут зимнюю одежду в шкаф, лишь когда потепление кончится. С середины октября никаких восстаний — по-настоящему холодно. Далее же всё идёт плавно и равномерно: молнии постепенно застёгиваются, брюки обрастают шерстью, голенища сапог растут на глазах. Даже отъявленные хулиганы в начале ноября смиряются если не с шапкой, то с капюшоном, но чтобы обязательно закрывал ушки. К концу осени самые бестолковые дети обзаводятся зонтом и сменной обувью, а особо умные ребята догадываются, что можно надеть целых две пары штанов! Во второй школе в каждой зале работали мехкамины, но ребятам, особенно худеньким девочкам, оказалось этого недостаточно. На уроке истории трёх «Р» (как любила сокращать Соня) Заболоцкая и Кунжутова сидели очень близко друг к другу, деля один клетчатый плед на двоих.

— Не понимаю, что есть такого сложного в том, чтобы взять своё «укрывало»? — осведомилась блондинка, чьё одеяло спасало от холодной смерти обеих.

— Оно не вмещается в мой рюкзак.

— Разумеется, ведь он у тебя миниатюрный, а я говорила: смотри на размер!

— Не будь занудой, как говорится, в тесноте да не в обиде.

— Любительница пословиц…

— Итак, кто готов объяснить, развитие какой отрасли хозяйства процветало в азиатской части бывшей Руси до индустриальной революции? — вторгся в девичью перепалку голос учительницы. Пока школьницы думали, спрятаться ли им под столом, ибо лишняя двойка никому из них не нужна, пришло неожиданное спасение, откуда не ждали. Подружки-отличницы за первой партой синхронно подняли руки.

— Я готова отвечать! — выкрикнула первая

— Нет, я готова!.. — перебила соседку вторая.

— Эти болванки готовы отвечать, — шепнула на ухо Софье Лиза.

— Не большие болванки, чем мы, — резонно заметила та.

Преподавательница, не в силах больше слушать стоны умирающих чаек, спросила правую девочку, Алёну. Та сперва показала приятельнице язык, а потом почти дословно пересказала несколько абзацев параграфа из учебника.

— Замечательно, Клюквица, — перебила на половине ответа ученицу женщина. — Отлично, как всегда. Но хотелось бы, чтобы и другие работали! — она строго обвела глазами класс, и каждому присутствующему показалось, что именно на нём она остановила взор. Мучительный опрос вскоре закончился, и ребята приступили к новой теме: «Добыча полезных ископаемых на Плоском хребте в семнадцатом веке».

— Давай послушаем ради разнообразия, — предложила Сонечка.

— Ты на каждом занятии истории так говоришь, — фыркнула Лизавета.

— А ты постоянно отказываешься. Плоский хребет — это же Юрган, Лиза! Неужели неинтересно узнать побольше о месте, где живёшь?

— Юрган? — Заболоцкая была удивлена. Рыжая девочка ткнула пальцем в строку следующей главы в учебнике. — Да, правда. Ты меня убедила, — девушка подпёрла голову обеими руками, изображая почти неукротимую тягу к знаниям. Из всей часовой лекции Елизавета усвоила только одно, прочем, единственное значимое, сказанное педагогом, но растянутое на весь урок: на территории, где находился второй особняк Заболоцких, раньше велась добыча различных драгоценных металлов и камней, в том числе и ростерита — самого распространённого полезного ископаемого в Азии. Глубоко под землёй проходила целая система туннелей, и несколько веков назад толпы рабочих людей спускались туда каждый день в надежде найти новые залежи берилла. Сегодняшнее занятие Лизавета признала весьма познавательным и отнюдь не таким узкопрофильным, каким представлялось на первый взгляд: ученикам рассказали о разнообразии видов этого драгоценного камня, тяжёлых условиях труда шахтёров, а также об очевидной связи названия молодого государства и ростерита: оказывается, вплоть до семнадцатого века основным занятием и способом получения прибыли на Руси была добыча полезных ископаемых: в западной части обнаружили огромные месторождения так называемого «чёрного золота», а в восточной — берилла, так что все жители Зауралья носили прозвище «Нефтяники», а Послеуральцы стали «Ростерянами» (что, на мой взгляд, более обидно). Люди так привыкли к этой кличке, что после раздробления старой страны надвое, первая половина, не подозревавшая о расколе, лишь в результате реформы вековой давности нареклась Россией, а вторая была названа в честь основного рода деятельности её жителей, то есть Ростерией.

— Сейчас, разумеется, раскопки в той области и многих других запрещены, — заключила учительница. — Наша земля и так истощена по милости предков, и мы должны быть благодарны Жизни за то, что она согласилась поселиться в этих краях, поэтому больше мы не собираемся мучить почву и осквернять её лопатами и молотами, — блондинка недоверчиво улыбнулась: если добыча остановлена, то откуда на безымянном пальце девушки появился дорогой перстень с огромным аквамарином? — И только один раз в году, в Памятный день, двум самым большим компаниям разрешено мизерными количествами — не более полутора килограммов — разрабатывать месторождения берилла, за непомерную пошлину, конечно же, — вынужденно добавила женщина, а Лизавета удовлетворённо кивнула.

— Как говорится, забота о земле не отменяется, но кушать хочется всегда, — пробормотала Сонечка.

— Лирическое отступление закончилось, вернёмся к теме урока: Юрганские туннели больше не используются, так что около двух десятков лет назад, то их засыпали… правда, не очень старательно и равномерно, — вновь вмешалась преподавательница.

— Вы хотите сказать, что где-то под Плоским хребтом до сих пор существуют пустоты? — спросила дотошная Алёна.

— Да, так и есть, — согласилась учительница истории.

— Значит ли это, что у некоторых там живущих есть возможность провалиться под землю? — елейным голоском спросила ученица. Софья толкнула соседку локтем.

— На тебя намекает.

— Думаю, всем это известно, — средняя Заболоцкая отвечала, абсолютно не слыша вопроса — в её голове постепенно формировалась мысль: если глубоко под Юрганским поместьем Заболоцких проложены ходы, и теперь они находятся в открытом доступе, то…

— Лиза, ты в трансе или медленно замерзаешь? — отвлекла подруга рыжая девочка.

— Тихо! — цыкнула та. — Возможно, я решила загадку.

— Что? — не поняла Соня. — Объясни, будь добра.

— Только если уверюсь, что права, — Елизавета поплотнее закуталась в плед, пряча в колючую шерсть побелевший нос.

Звонкие колокольчики звучали сегодня как-то необычно: не хором, а словно каждый захотел запеть отдельно, на свой лад, к тому же в мелодии, если так можно назвать происходящее, бьющее по ушам безобразие, отчётливо слышались нотки тревоги. Блондинка хотя и не была суеверной, но в знаки верила, так что подобное её насторожило.

— Ты увидишь, что-то произойдёт, — настаивала она, идя по коридору с Софьей.

— Ага, чёрная кошка дорогу перебежит, — хмуро предположила спутница, на лице которой рельефно проступил скепсис. Позже она узнала, что ошибалась, стоило девушкам подойти к очередному кабинету. В рекреации образовалась толпа — ребята неровным кругом, масштабу которого позавидовала бы даже сплетница Маша. Ой, она же тоже среди зрителей! Если Мария позволила кому-то отбирать свой хлеб, то новость точно стоящая. Соня с Лизой протолкались к самому центру и увидели… Что он пуст! Девочки недоумённо заморгали и внезапно поняли, что каждый участник был и оратором и слушателем одновременно.

— Понятно, откуда такой пчелиный гул, — произнесла Софья.

— Тише, давай узнаем, о чём идёт речь, — Елизавета обратилась в слух. К счастью, ничего пропустить она не могла, хотя и сильно опоздала к началу собрания, поскольку новость закольцевалась, повторяясь из раза в раз через равные промежутки времени, только разными устами, и девушка отчаянно крутила головой.

— Разве ты не хотела найти сестру? — задала почти риторический вопрос Соня. Разумеется, ответа не последовало.

— Ужас, о, ужас!

— Такого не могло произойти, ты уверен, что понял всё правильно?

— Согласен, это очень маловероятно, все представители Трёх «О» проходят специальное обучение.

— Но они люди, им свойственно ошибаться!

— А я сразу говорила, как только нынешний король решил увеличить поставку зауральских произведений искусства, что это небезопасно и их могут обнаружить, — одна половина присутствующих с осуждением обернулась к автору реплики, вторая же сделала вид, что не расслышала.

— Я могу подтвердить правдивость слухов, ребята! Мои родители…

— Маша, прекрати! Это кошмарное событие, нельзя из него извлекать выгоду.

— О, все Силы Земли, за что…

— Кто-нибудь возьмёт на себя труд объяснить, что произошло? — сложив руки рупором, выкрикнула Заболоцкая средняя, мгновенно остановив распри. Почти сразу вперёд выступила девочка Мария. «Я не сомневалась» — закатила глаза блондинка.

— Ты не знаешь? Твои отец с матерью тебе не говорили?

— Они работают, а не разносят сплетни, — ощетинилась та.

— Я ни в коем случае не нападаю на тебя, — стала оправдываться Маша. — Я лишь… Неважно, мы обсуждаем то, что одного из сотрудников Второго «О» рассекретили во время работы.

— Что? Наш Охотник задержан в России? — подруги были поражены.

— Да, и сейчас он томится в местной психиатрической лечебнице.

— Последний гвоздь в крышку гроба, — прокомментировала Софья.

— Меня более интересует, что случится, когда местные властители узнают, что его второе гражданство недействительно, — задумчиво протянула блондинка. Все резко замолчали — никто не смотрел на ситуацию с такой стороны. Да, если Лизе приходилось с трудом исправлять оценки почти по всем дисциплинам, то в черчении и политологии она была очень хороша.

— Что за несогласованный пикет? — Евгений Витальевич умудрился незаметно подкрасться к толпе и засмеялся, при этом пуговицы на его рубашке в районе живота жалобно заскрипели. Ребят словно ветром сдуло. Весь оставшийся учебный день девушка не могла дождаться того, чтобы пойти домой — так хотела она проверить свою догадку. Она знала, что до поездки в Юрган ещё далековато, но отчего-то окончание занятий в воображении блондинки приближало дату отъезда. Известие о поимке Охотника совсем немного обеспокоило её — Лиза понимала, что безумец, открыто осудивший желание Императора, был прав, и рассекречивание — лишь вопрос времени, а российские художники и деятели культуры дворянке никогда не нравились: скучно, однообразно и бесфантазийно. Заболоцкая мечтательно зажмурилась: скоро она закончит игрушечную карусель с маленькими лошадками — осталось только прикрепить рычажок, чтобы платформа кружилась (к сожалению, вместить ко всему прочему музыкальную шкатулку не получилось). Почти всю неделю девушка прожила в ожидании, что, с одной стороны, хорошо, ведь помимо дежурных и необходимых фраз они с родителями не общались, а у Саньки был плотнейший график со множеством репетиторов, послеурочных часов, секций и прочим, и девочкам редко удавалось поговорить. Например:

— Ох, я совсем не успеваю доделать задание по бионауке.

— Если у тебя нет времени, почему бы не отказаться от нескольких занятий? Я же живу, посещая всего семь дисциплин, а не все двадцать.

— Меньше, шестнадцать.

— Не вижу разницы. Лишние, бездарно потраченные четыре часа, тебе не привыкать.

— Как ты не понимаешь, я не могу пропустить ни одного урока, они все одинаково важны.

— Конечно, ведь ты обязана знать всё лучше всех, и не отрицай. Кто в здравом уме и светлой памяти заинтересуется лекциями о многообразии похоронных обрядов? Это же дикость!

— Не поверишь, но много людей посещает эти занятия, например, Августа и Октябрина Столяровы, Настя Корина, Артём Забиякин… Перестань насмехаться! Алёна Клюквица…

— Можешь дальше не продолжать: уроки, на которые ходит Алёнка, однозначно извращённые. Кроме истории, разумеется.

— За что ты так не любишь её? Я имею в виду твою однокурсницу. Из-за того, что она отличница?

— Да, я ей, конечно же, завидую, всегда мечтала нервничать до истерик и слёз перед финальным оцениванием. А потом с рыданиями курить за школой дешёвые сигареты.

— ????????

— Ты не знала? Считай, я открыла тебе глаза.

— Какие новости… А ведь я вчера обнаружила у мамы портсигар на комоде.

— И что?

— Ты не помнишь? Она летом собиралась бросить эту вредную привычку.

— Я не первая, кто такое говорит, но собираться и бросать — разные вещи.

— Да, правда. А знаешь, я не против, у матери же дорогие сигары.

— Дорогие и полезные — не одно и то же, Саня…

А девушка действительно заболела идеей скорейшей поездки в деревенский домик — ей казалось, чем дольше она будет медлить, тем скорее потеряет свою гениальную мысль, а порой она просыпалась ночью в холодном поту, стряхивая обрывки сна, в котором подземные лазы быстро затягиваются и исчезают, весело хихикая и поддразнивая девочку. Бред и помешательство, ерунда и чушь, но дворянка решительно не могла ждать несколько дней; она с детства слыла увлекающейся особой — загоралась молниеносно и ярко. Пожалуй, именно поэтому Лизавета не хотела терять времени — боялась, что по приезду в особняк уже не сочтёт нужным принимать какие-либо меры предосторожности, в конце концов, несколько лет ничего непоправимого не происходило, а Дима не посмеет подставить её, тогда зачем с ним лишний раз ссориться? Пусть думает, что глупая Лиза ничего не знает и ни о чём не догадывается — терпимее будет. За прошедшую неделю оценки Елизаветы ощутимо испортились, а родители либо не заметили, либо сделали вид, и всех такой расклад событий устраивал. «Я всегда успею всё исправить», — легко утешилась девушка: «А сейчас главное — уговорить семью на ближайших долгих праздниках поехать в Юрган». Совпадение или удача — непонятно, но на выходных днях, посвящённых чествованию плодородия и урожайности, Олеся с Николаем сами предложили детям посетить их второе поместье. Саша без сомнений радостно согласилась, что было очевидно, а старшая дочь вызвала всеобщее удивление, когда без скандалов начала собираться в дорогу. Мать и отец, наивные, сочли это благим знамением и, расщедрившись, вызвали шофёра.

— Сегодня поедем на автомобиле, — сказал папа, чем несказанно обрадовал девочек, особенно Сашу. В общем, машина очень плавно шла и имела множество других преимуществ: бОльшая скорость, элегантность и изящность — блестящий чистый корпус винного цвета — и, самое главное, специальный отсек для угольного дыма, то есть забота об окружающей среде. Также внутри было довольно просторно и уютно, так что сёстры, вставшие рано утром во избежание задержек на дороге, смогли хорошо выспаться. В Юргане сложилась чудесная погода, и, если бы не прохладный ветер, Лиза бы даже похвалила местный климат. Вместо этого она со снисходительным видом просунула руки в тёплое пальто.

— Лизон, до особняка идти несколько минут, — удивилась Александра.

— А чтобы заболеть достаточно одной секунды, — проворчала блондинка.

— Мы задержимся здесь на пару дней, так что будьте всегда готовы, чемоданы не следует полностью опустошать, — повернулась к дочерям Олеся. «Маловато времени», — нахмурилась девушка: «Попробую успеть». Шанс подернулся почти сразу, стоило Заболоцким переступить порог дома. Родители получили приглашение от одних их своих хороших знакомых, живущих неподалёку (и, вероятно, именно поэтому решили приехать в Юрган) и собирались завтра посетить их поместье — замечательная возможность обыскать участок без посторонних: из-за охранников девушка не беспокоилась. Дело оставалось за малым (опять эти Сонькины поговорки!) — убедить родственников, что на будущем празднике ей находиться необязательно.

— Что это значит? Тройчановы пригласили всех нас!

— Да, так же, как и Лихоборовы летом, — возразила блондинка.

— Тогда у Саши имелась уважительная причина, — поддержал Олесю Николай.

— Но ведь я не хочу идти! Мне просто неинтересно, — Елизавета почти не кривила душой: она сомневалась, сможет ли оценить по достоинству хотя бы чей-то ещё приём после первого в своей жизни, Лихоборовского бала, который создал определённые, немного завышенные внутренние стандарты у девочки.

— А ты думала, нас развлекаться зовут? Нет, выстраивание отношений и связей — кропотливая работа, требующая наличия навыков дипломатии и терпения.

— Неужели вы не можете расслабиться всего лишь на один день?

— Ты, если судить по твоим отметкам, делаешь это за всех нас, спасибо.

Заболоцкая средняя скрипнула зубами: конечно же, родители не упоминали о снижении её успеваемости, чтобы припрятать в рукаве такой козырь. Но и девочка подготовилась.

— Мама, папа, пожалуйста! Вы же знаете, какая я плохая примета…

— Не говори глупостей!

— Я хочу отдохнуть: посижу одна, попробую почитать учебники. А стражники и кухарка Лариса находятся здесь круглосуточно.

— Лиза права: необязательно ехать всей семьёй, — миролюбиво промурлыкала внезапно появившаяся Саша и, подойдя к отцу, тихо шепнула ему «Позвольте ей выпустить пар» и незаметно подмигнула. Николай обдумал слова каждого и потёр переносицу: придётся идти на компромисс.

— Лизавета, я согласен, можешь оставаться в особняке…

— Коля! — ахнула Олеся, прервав супруга и заломив руки.

— … Если пообещаешь, что по возвращению мы не обнаружим разрушенный замок, — закончил он.

— Положитесь на меня! — слишком быстро пообещала им старшая девочка, хотя и не была уверена, возможно ли огромную дыру в земле прикрыть соломкой, ибо родители вряд ли обрадуются находке. «А почему ты думаешь, что что-нибудь отыщешь? — нахально поинтересовался внутренний голос: насколько нам обеим известно, за несколько лет поиски не сдвинулись с мёртвой точки ни на миллиметр». Но Лиза догадывалась, что в этот раз ей улыбнётся удача: во-первых, она знала, что и где предположительно спрятано; во-вторых, последние годы Заболоцкая принималась за дело спустя рукава и без очков, маловероятно, что такой способ был самым эффективным; в-третьих же, Елизавета чувствовала, что ей должно повезти. Итак, у неё получилось приехать, весь следующий день никто не побеспокоит её, можно сказать, лазы найдены, загадка решена. «Как же мне дождаться?!» — с кипящей в венах кровью ложилась в холодную постель девушка, предвкушая невероятные приключения. А родителям и Сашке она ничего не расскажет — товарищей не выдают, а власти сами виноваты, что не засыпали подземные ходы должным образом. И у Лизы появилось если не преимущество, то равенство перед ребятами: но, как бы ни хотелось, она им не сознается, умнее поступит. Рано утром, едва позавтракав, скорее перекусив, она надела самую старую и потрёпанную одежду, хотя таковой у Лизаветы не нашлось, если не считать одну ниточку на подоле оранжевого сарафана. Елизавета покрутилась перед зеркалом, дабы заставить юбку расправиться и кружиться, и уже подумывала о том, не дополнить ли образ кокошником, когда вспомнила о своих планах, с досадой отложила красивый головной убор, спрятала волосы под шляпку, а нежные пальцы в рабочие рукавицы, что любезно одолжила ей Лариса, и отправилась на поиски. Первые полчаса Заболоцкая старалась: она тщательно протоптала землю вокруг дома, ища пустоты, скрытые слоем почвы. Дальнейшая работа не сопровождалась подобным рвением — девочка постепенно уставала и разуверялась в правильности сделанных выводов. Она наскоро промяла газон на целом участке, и к концу третьего часа тщетного расследования неосмотренной осталась лишь земля у изгороди, где росла особо живучая, наглая, злая и высокая крапива, своего рода достопримечательность — её не скашивал ни один серп. Лизавета застыла в нерешительности — а ей это надо? Придётся довести дело до конца, недаром же она пропустила сегодняшний приём. Максимально обезопасив руки, блондинка начала методично раздвигать стебли.

— Ой, — она потёрла пострадавший локоть, — как только такое растение земля носит… — она обиженно пнула ботинком обильный куст, а в следующий момент громко закричала.

— Юная мисс, с вами всё в порядке? — обеспокоился ближайший охранник, немного тугоухий.

— Д-да, — растерянно протянула девушка и добавила, повысив голос, — можете не беспокоится, Родион! И перестаньте звать меня на английский манер, — тихонько пожурила мужчину она. Потом поплотнее натянув на нежные пальчики перчатки, она разгребла заросли и заглянула внутрь — её нога после мстительного удара не ощутила под собой твёрдой поверхности и провалилась куда-то, вынудив свою владелицу рухнуть на землю, дабы не последовать за конечностью. Под крупным кустом обнаружилась широкая тёмная яма, которую девочка поначалу ошибочно приняла за компостную и брезгливо выдернула стопу. Но нет, ведь кто осмелится выкопать углубление для разных объедков в дворянском поместье? «Медленно же я соображаю», — рассеянно потёрла лоб девушка, вглядываясь в темень подземного туннеля: «Кажется, нашла».

***

«Неплохо было бы исследовать этот ход — куда он ведёт, что из себя представляет», — Заболоцкая средняя постепенно замуровывала свиную котлету в картофельный цемент, слушая щебетание Саши. По её мнению, старшая сестра пропустила невероятный бал, и она считала своей обязанностью рассказать Лизе о приёме в подробностях.

— А какие ковры! Ты нигде не увидишь таких ковров. А тюли…

— Насколько я знаю, Тройчановым принадлежит крупнейшее ткацкое предприятие, — еле сдерживая смех, произнёс папа.

— Это не имеет значения. Зато какие платки, салфетки! Ты однозначно должна жалеть, что не поехала!

— Теперь мы квиты, — хмыкнула блондинка.

— Лизавета, прекрати издеваться над едой, — вступилась за несчастную котлету мама. Старшая дочь закатила глаза и демонстративно откусила кусочек и моментально подавилась.

— Так тебе и надо. Нельзя играть с ужином, — хорошо приложив ладонью Лизу по спине, сказал отец. В ответ очередное фырканье.

— А вы завтра случайно никуда не собираетесь, к Лихоборовым, например? — невинно спросила блондинка.

— А ты нас выпроваживаешь? — с подозрением прищурилась Олеся. — Кстати, как поживают учебники? Наверное, от корки до корки зачитаны? Мы тоже хотим отдохнуть, с книгой в кресле посидеть…

— Как будто я вас выгоняю! Любой вопрос воспринимаете в штыки. Я хочу погулять завтра, — поставила ультиматум она. — Недолго.

Родители махнули рукой, показывая, что не запрещают, и девушка победно выпрямилась. Пора покончить с четвертованной котлетой и ложиться спать — завтра сложный день. Утро началось по обычному сценарию — раннее пробуждение, настройка часов, семейный завтрак (отец сварил манную кашу без комочков!) и последующее разделение — Саша пошла читать очередной роман или сочинять письмо школьным подругам, родители заняли залу с главным мехкамином, а Елизавета поняла, что сегодня придётся лучше подготовиться — борьба с крапивой и прогулка под землёй — немного разные вещи. Девушка влезла в узкие тянущиеся брюки, такие же мягкие сапоги почти до колена, рукава водолазки спрятала под Ларисиными перчатками, волосы туго стянула на затылке и натянула шляпу до бровей, глаза защитила очками без диоптрий. Тонкая свеча и огниво в карманах, крепкие ножницы для крапивы под поясом штанов.

— Я немного прогуляюсь! — крикнула, спустившись на первый этаж, девушка, стараясь быстрее выскользнуть на улицу, чтобы никто не заметил её необычного гардероба. Услышав одобрительное мычание со стороны Николая, блондинка выскочила из дома, злорадно обкромсала самые жгущиеся верхушки растения-привратника, поправила очки на носу и спустила ноги в лаз. Там, кажется, холодно — голени словно тонкими иголочками закололо. «А вдруг глубоко?» — внезапная мысль заставила девушку замедлиться и приглядеться: «Хотя, нет, видно дно». А если выбраться без снаряжения не получится? Осторожность никогда не была превалирующим качеством Заболоцкой средней, но инстинкт самосохранения присутствовал. «Пожалуй, это самая безумная моя затея», — собралась вытаскивать ноги из туннеля Лиза. У всего существует предел допустимого — в данном случае самое меньшее, что понадобится юной исследовательнице — верёвка, крюк и надёжный спутник. Разум бы одержал верх над любопытством, если бы не досадная случайность: на веранде послышались чьи-то шаги. Выход был только один: девочка, не медля, зажмурилась, глубоко вдохнула, как перед погружением в воду, и соскользнула вниз.

«Ого», — всплеснула руками Лиза, забыв о грязном пятне на штанах, что пыталась оттереть, и озираясь вокруг: «Никогда бы не подумала, что подземелье выглядит именно так». Спуск оказался не слишком длинным, средним — глубина составляла примерно пару метров. Девушка приземлилась довольно удачно, на ноги, но почувствовав, как разряд боли пробежал от ступней до затылка, упала на колено; конечно, в грязь. Лизавета брезгливо, двумя пальчиками тёрла снятой с правой кисти перчаткой кляксу, лишь сильнее размазывая её, и вдруг поняла, что может стоять в туннеле в полный рост. Она не великан, но всё же и это не гостиная зала; Заболоцкая всегда представляла себе вырытые лазы как длинные, узкие и низкие — пробираться только ползком — извивающиеся ходы, без малейшего источника света, с сыплющимися сверху насекомыми и почвой, а ещё очень жаркие и душные. Всё оказалось абсолютно наоборот: потолки достаточно высокие, чтобы здесь мог пройти один из нанятых охранников, ширина коридора соотносилась с размерами огромного отцовского письменного стола, стены и своды гладкие, ровные, даже блестят, холодно (надо было надеть курточку!) и, самое удивительное, светло. Лизавета сняла очки и напрягла глаза, осматриваясь — да, обратно без посторонней помощи она точно не залезет — стены вертикальные и скользкие, ни травинки, за которую можно было бы ухватиться; более того, тоннель вовсе не казался заброшенным или когда-либо закопанным, он чистый, ни пылинки на зеркальных глиняных стенах (если не считать единственной грязевой лужи, куда умудрилась упасть девушка, впрочем, при её везении это не удивительно). «Какая прелесть!» — воскликнула она, не в силах сдержать эмоции. Повсюду росли, заботливо высаженные чьей-то лёгкой рукой, Ростерийские лилии, эндемики[7], растущие в основном на влажной глине, предпочитающие полную тьму и, важнейшая их особенность, накапливающие любые немногочисленные солнечные лучи и в дальнейшем излучающие их. «Теперь ясно, почему здесь так светло — кто-то явно разместился под землёй с комфортом и всё продумал до мелочей». Досюда долетали обрывки голосов: Олеся о чём-то разговаривала с

охранниками, Лиза попыталась подслушать, но крапива, которая, к счастью, мгновенно скрыла ход за толстыми стеблями, также и заглушала звуки. Судя по материному тону, она была чем-то недовольна (впрочем, это не новость), а глуховатый стражник талантливо делал вид, что не разбирал слов нанимательницы, что раздражало Заболоцкую старшую ещё больше. Пару раз в монологе фигурировало имя юной исследовательницы, и Лиза на всякий случай отошла подальше от входа в туннель. Придётся идти вперёд: вернуться таким же путём не получится, не выдав при этом тайну приятелей, а девушке стало любопытно, куда же ведёт тропинка. Блондинка ненадолго отложила путешествие, достав ножницы и аккуратно выкопав с их помощью маленькую лилию, нарушив стройный ряд цветов; вернувшись в особняк, она посадит растение в кашпо в своей комнате. Елизавета обернула испачканной рукавицей луковицу и пошла прямо, вдоль голубоватых звёздочек и стен, по которым то и дело стекали капельки воды, впитываясь в почву под ногами. Она постоянно оглядывалась, рассматривала всё вокруг, стараясь запомнить мельчайшие подробности; разумеется, она никому доносить не собирается, но хотелось сохранить в памяти каждую особенность этого места. «Невероятно», — восклицала про себя она. «Я одна, здесь, самостоятельно расследую… что-то. Невероятно!» Девушка действительно не могла поверить — а она же готовилась, ждала несколько дней, прокручивала в голове сценарий разоблачения Димки, к сожалению, невозможный и химерный. Но ни разу не размышляла о немыслимости своего плана. Только сейчас сильнейшее удивление накатило на девочку. Дворянка ползает по тёмным тайным туннелям и хочет скрыть это от всех! «А мне казалось, такие приключения случаются лишь с крестьянскими детьми, а наша жизнь гораздо менее насыщенная и увлекательная. Или мне одной повезло? На скуку я точно не жалуюсь, особенно после знакомства с ребятами. Прав был Олежа, весьма подозрительная компания». Лизин восторг, как всегда, быстро угас; путешествие затянулось на час, холодное голубое свечение нежных лилий совсем не грело, и блондинка изголодалась по скудным лучам местного бледного солнца. «Если бы ребята оборудовали бы здесь несколько механических каминов, то я бы назвала подземелье очень уютным», — Заболоцкая средняя засунула руку в карман, нащупала огниво и зажгла фитиль на свече, надеясь, что пальцам станет хотя бы немного теплее. Девочка твёрдо решила, что пока не захочет кушать, возвращаться не станет, поэтому ещё десять минут шла вперёд. Неожиданно дорожка вильнула влево… И после поворота продолжила свой ровный бег. «А чего я ожидала увидеть? Склад продовольствия?» — ехидно поддела саму себя дворянка: «Скорее всего, хитроумные шахтёры таким образом избежали встречи с подземной речушкой». Вдруг Лизавета, не отличавшаяся хорошим глазомером, заметила, что лаз стал расширяться, как будто готовился разделиться надвое. «Замечательно. А ведь Алёнка, хотя и глупая, но верно сказала: как мы все в тартар не провалились? Слой коры маленький, опорные столбы отсутствуют, и вода рядом! Даже жутко». Вскоре, как Лиза и предполагала, она оказалась у распутья. Разделительная стена делила ровно на две половины подземелье, причём левый туннель ничем не отличался от основного лаза — с высоким потолком, Ростерийскими лилиями, но немного уже; а правый полностью воплощал созданный девичьим воображением образ тёмного зловещего лаза размером с кроличью нору и с тысячами копошащихся отвратительных тварей. Заболоцкую передёрнуло.

— Даже проспорив, не полезла бы, — убеждая себя, пробормотала вслух Лизавета, бросила прощальный взгляд на опасный ход и свернула влево. Больше разветвлений не предвиделось, и спустя полчаса, когда в животе подростка заурчало, лилии по мере продвижения стали медленно увядать и засыхать, а это означает, что… Впереди забрезжил тёплый золотистый свет! Если честно, то у девушки уже началась лёгкая паника, хотя она знала, что заблудиться на прямой тропинке невозможно и, в случае поражения, ей обязательно помогут выбраться на поверхность, разумеется, устроив потом неслыханную взбучку, но долгое пребывание в тёмном туннеле развило небольшую клаустрофобию. «Ноги моей больше здесь не будет!» — Елизавета радостно встряхнулась и побежала к солнцу. «А вдруг подъём ничем не отличается от спуска?» — забеспокоилась она, вспоминая вертикальную нору-вход, и ускорилась. Через несколько секунд послышался возглас, полный торжества: Лиза почти врезалась в пологую стену с выпирающими толстыми корешками одуванчиков и прочих сорных растений, уже совсем не гладкую, а словно перекопанную. Наверху виднелась густая высокая спутанная трава, также надёжно скрывающая от непосвящённых лаз. Едва пересилив желание избавиться от цветка, мешающего подъёму, девочка небрежно затолкала луковицу в карман и, выдалбливая коленями и локтями углубления в глине для удобства (одежда все равно уже испорчена), хватаясь за любые бугорки, медленно и целеустремлённо карабкалась на поверхность. Ухватилось за крепкий пучок зелени и усилием забросила туловище на газон, вытянула ноги. И распласталась на земле, тяжело дыша и пряча глаза от слишком яркого света под шляпой. «Самое настоящее приключение», — едва дыша, думала она, сжимая озябшими пальцами травинки.

— Устала, — охнула девушка и тяжело поднялась сначала на колени, потом на ноги и выпрямилась в полный рост. Глаза привыкли к свету, и вокруг появилось огромное сочно-зелёное поле, простирающееся далеко на юг и врезающееся в тёмный лес на севере. Вся земля была усыпана разноцветными мелкими цветами, пахнущими мёдом. «Похоже, я на Малиновом лугу. Получается, туннель проложен от моего особняка через «горлышко бутылки» (самое узкое место еловой чащи), две Большие дороги и заканчивается здесь. Интересно, почему тайный лаз ведёт именно к нашему поместью, по случайности, или ранее там жил известный добытчик берилла? А родители знают?» — но сразу же успокоила себя: «При таком раскладе событий, они бы без промедления уничтожили проход. К тому же, они никогда не любили обходы участка и поиски чего-либо — слишком взрослые и серьёзные». Она довольно улыбнулась: Олеся и Николай не догадываются, а Лизавета им не расскажет! Вернувшись в хорошее расположение духа, она сгребла и сорвала целый букет полевых ромашек, васильков, незабудок, колокольчиков и медленно направилась к лесу, плетя венок. Однажды мелькнула мысль, не украсить ли головной убор Ростерийской лилией, но Заболоцкая стойко удержалась. Вернулась домой она к обеду, усмехаясь тому, как смешно, наверное, выглядит: грязная изношенная одежда и цветочное украшение на голове. Девушка остановилась около ворот, напротив охранника Василия Кузнецова и деликатно кашлянула. Тот поднял средневековое забрало, открывая красное, запотевшее лицо (отец веселится) и посмотрел на юную хозяйку. Некоторое время он не двигался, в голове его шёл тяжёлый мыслительный процесс. Наконец он произнёс.

— Я не видел, чтобы Вы выходили, Елизавета Николаевна, — и опять замолчал.

— Разумеется, в таком шлеме и слона заметить трудно, — благодушно ответила девушка. — Я уже давно гуляю, покинула поместье ещё утром, после завтрака.

— Не припоминаю, —прошумел он из-под вновь опущенного забрала, но отпер ворота и пропустил девушку на участок.

— Ох, Лиза, где ты умудрилась так замараться? — немного позднее ужасалась мама.

— В грязь упала, — устало сказала блондинка.

— А шляпу для чего надела? Ой, ты же постоянно обгораешь, — сама ответила на собственный вопрос Олеся и продолжила отчитывать валящуюся с ног девочку.

***

Осень, или же наступление зимы, окончательно изгнало солнце из местных краёв. Заболоцкие и прочие любители удобств давно перебрались в Приречный и топили камины, кто-то — механические, кто-то — обычные (это зависело от достатка), каждый день, или даже несколько раз в сутки. Елизавета с унылым видом безуспешно пыталась вернуть таким трудом добытую лилию к жизни, в очередной раз увеличивая размеры кашпо, меня его местоположение и наполнение, но цветок не оценил старания и заботы и с каждым часом увядал. Девушка уже собиралась под шумок избавиться от прихотливого растения, когда в её комнату зашла Саня.

— Ого, где ты раздобыла такое сокровище? — мгновенно сверкнула глазами девочка, подбежав к подвесному горшку.

— Я бы на твоём месте сначала поздоровалась с сестрой, — проворчала блондинка, вычищая липкую грязь из-под длинных прозрачных ногтей. Однако Саша и не думала о приветствии.

— Где же ты нашла это чудо? — не унималась она, кружа вокруг вазы.

— В глине, — немного обобщила хозяйка комнаты, и Санька не стала переспрашивать.

— Бедняжка, — ласково проворковала она и, не дотрагиваясь пальцами, подула на лепестки. С них посыпались комочки земли. Младшая Заболоцкая осуждающе взглянула на Лизу.

— Разве можно так небрежно обращаться с цветами?

— Что? — поперхнулась от возмущения Лизавета, и обвиняюще кивнула на лилию. — Я днями и ночами с неё пылинки влажными салфетками стирала!

— Очень плохо, — нахмурилась Александра. — Эти растения не переносят прямых касаний…

— Тебе знакомо словосочетание «переносный смысл»? — осведомилась старшая сестра, вытирая руки о подол платья.

— Ты загубишь его, — заключила девочка. — Всем живым существам нужна забота и внимание.

— Может быть, сама тогда будешь за ним ухаживать? Ты изучаешь садоводство, верно? Тогда начинай применять теорию на практике! — рассердилась Заболоцкая старшая. — Ишь, какая кисейная барышня — кашпо не по вкусу пришлось!

— А ты права. Я, пожалуй, заберу лилию себе — целее будет, — решила Александра, сняла горшочек с жёрдочки на стене, предназначенной для вешалок, и направилась к выходу мимо растерявшейся блондинки. Она вовсе не хотела в тот момент избавляться от растения, всего лишь погорячилась, а Саша восприняла её слова совершенно серьёзно — девушку никто за язык не тянул.

— Подозреваю, скоро твою комнату заполонит зелень. Не слишком ли много растительности?

— Мне нравится, — уже из-за двери донеслось до Лизаветы. Она надула губы, хотя в тайне и радовалась тому, что с неё сняли ответственность за цветок. Копошиться в земле нравится не каждому, а если кому-то и удастся вернуть лилию к жизни, то только Саньке.

***

— Итак, что же я пропустила? — Софья шла по школьным коридорам рядом с Лизой, прижимая к груди перебинтованную кисть, которую умудрилась сломать самым мастерским образом: в трёх местах. Елизавета предположила, что мелкие косточки приходилось собирать по кусочкам, а потом спросила, где же подруга ухитрилась пораниться. Та рассказала душераздирающую историю о том, как на работе взяла слишком тяжёлый поднос, и когда блюдо начало падать, официантка неуклюже подхватила его и услышала хруст в нескольких пальцах сразу. Ни одно кушанье не пострадало, зато девушка провела две недели дома.

— Не могу точно сказать, на большинстве дисциплин меня не присутствовало. Гулять по местному парку гораздо интереснее, недавно землю припорошило лёгким снегом, а цветы и листья увясть не успели. Такая красота! А ещё теплее и светлее стало.

— Кто бы сомневался, что ты найдёшь занятие себе по вкусу, — вздохнула Кунжутова.

— Но урок истории, или, в данном случае, географии, могу вкратце тебе пересказать: учительница показывала нам Российские атласы. Ты знаешь, самая большая река, Неизвестная, около Тихой равнины делится на Безликую и Безымянную, а наши соседи-лопухи считают, что на их месте находятся два ручейка: Енисей и Лена и Среднесибирское плоскогорье! И это не самое парадоксальное преобразование: вместо Лазурных Пиков, Пустых гор, Кромешного и Белого озера и гряды спящих вулканов они нарисовали Западно-Сибирскую плиту. Где это видано, чтобы на такой огромной площади не наблюдалось ни единого всхолмленного участка?

— Бедняги, неужели у них не сохранились сведения или атласы со времён Руси?

— Нет, они всё уничтожили в период Глобального Переосмысления (у россиян — Революция 1917 года).

— Сами себе наставили палок в колёса, — протянула рыжая девочка. — Мне немного жаль их: считают себя умными и развитыми, а дальше своего носа не видят.

— Но нам только лучше от их самоуверенности… Ах, да, — спохватилась она, потирая руки. — Нет. Больше ничего не помню. Или… В начале недели в нашей группе появился новый мальчик, из провинции. Глупый и драчливый.

— Нашёлся судья, — хмыкнула Софья и спустя пару минут раздумий неуверенно добавила. — В мой класс, кажется, тоже собираются перевести ученика из другой школы.

— Ты шутишь! — получив опровержение своим словам, блондинка крепко сдавила виски руками, словно надеясь, что сможет поймать ускользающую мысль, но она рыбкой вильнула и затерялась в подсознании, оставив после себя неприятное чувство тревоги. — Мне это не нравится.

— Взаимно. В элитное учебное заведение начинают набирать совершенно неподходящих детей. Наша школа такими темпами лишится второго места, и из прилежащих территорий исключат парк!

— Ты серьёзно лишь об этом беспокоишься? — бледный лоб собеседницы пересекли морщины, сочившиеся недоумением и насмешкой.

— Я простая официантка, мне не дано узреть то, что доступно вам, аристократам, — желчно отозвалась Сонечка.

— Ты бываешь такой злой и обидчивой.

— Сама догадаешься, от кого научилась?

В пылу перепалки Лиза забыла о прежних опасениях и не вспоминала о них ещё долгое время: жизнь для большей увлекательности решила подкинуть неприятностей, а так как девушка была заметной фигурой на социальной арене, то и огорчение случилось соответствующее. После уроков обе Заболоцкие вместе шли домой, но внезапно дорогу им преградила кибитка, очень знакомая.

— Смотри, это же наша старая повозка! — дёрнула за рукав сестру Саня, заметив фамильный знак на боковой стенке, выжженный по дереву.

— Я вижу, — недоумённо откликнулась девушка. Что же родителям на этот раз взбрело в голову?

— Разве раньше мы не могли дойти до поместья самостоятельно? Или мы стали настолько важными персонами? — спросила младшая девочка у спрыгнувшего с козел лакея — посыльного, что приглашающе распахнул дверь. — Тимур, что произошло?

— У нас мало времени, объясню по дороге, если позволите, — скороговоркой выплюнул давний служащий Николая, дёргая за ручку створки, чтобы та нетерпеливо поскрипывала. Тройка лошадей в яблоках злились, мотали головами, прижимая уши, и били копытом. Александра пожала плечами и первая поднялась по складным степнячкам, усевшись на мягкий диванчик. Лиза же старательно парировала колкости на тему нежных ножек аристократии, прилетавшие со стороны однокурсников, и немного задержалась и влезла в коляску только после вежливого шипения кучера.

— Какие отвратительные дети! — поцокала языком, оправляя складочки на брюках.

— Полностью с Вами согласен, — с затаённой злорадностью ухмыльнулся мужчина.

— Тимур Остапович, расскажите, что случилось? — напряжённо повторила Сашка. — Почему за нами отправили транспорт?

— Ваши родители попросили меня сопроводить вас во второй особняк.

— Зачем? — девочки были поражены, но блондинка не стала вмешиваться в диалог — у сестры лучше получается поддерживать светскую беседу.

— Они несколько часов назад срочно уехали в Юрган на их последней приобретённой коляске и не успели предупредить вас. Теперь, чтобы не оставлять вас в пустом доме, так как слуги тоже на время разместились в том поместье, они послали за вами. Не беспокойтесь, меньше, чем через полдня, окажемся на месте.

— Вы так и не ответили на вопрос! — вспылила блондинка. Лакей сам виноват — для чего так долго ходил вокруг да около? — Почему мать и отец отправились в Юрган? Явно не из-за того, что всё хорошо и безоблачно.

— Да, у них крупные неприятности, — Тимур вмиг перестал лукавить, а пассажирки обеспокоенно замолчали. Действительно, плохи дела, — И прошу меня не спрашивать, что именно, я подробностей не знаю, а вас, скорее всего, проинформируют на месте.

Последующие несколько часов поездки прошли в полном молчании, хотя у девочек не было сна ни в одном глазу — они не смогли бы заснуть, даже если бы старая (относительно) карета не подскакивала на каждом холме. Но Заболоцкие не замечали этого; обеих охватило всем знакомое гнетущее чувство тревоги и томительного ожидания, а Лиза всегда верила, что ничего хуже неизвестности быть не может. Рассохшаяся древесина последний раз жалобно всхлипнула, средняя лошадь чихнула от поднявшейся пыли, и кибитка остановилась, чуть не доехав до маленького гаража за воротами. Сёстры, не дожидаясь услуг лакеев, буквально выбили двери и выскочили наружу, прямо перед поместьем. Их глазам открылась странная картина: родители, красные от злости, стояли на участке, с виду полностью сохранившимся со времени их последнего пребывания здесь. Кроме отца и матери девочки заметили высокого пожилого человека в форме государственного служащего (или следователя?) и толстого мужчину во фраке, отчего-то очень испуганного и потного. Саня и Лизавета одновременно побежали, но быстро перешли на степенный шаг, стремительно приближаясь к толпе.

— Как доехали? — на секунду прервал гневные обвинения Николай.

— И что вы предлагаете нам теперь делать? — прошипела Олеся, наклонившись к круглому франту.

— Прошу вас, госпожа, не горячитесь… — заикаясь, пропищал тот и допустил огромную ошибку.

— А я вас прошу не просить меня не горячиться! — взорвалась женщина.

— Мадам, я всё улажу, Вам с мужем нужно лишь подписать договор Слежения… — вступил в разговор высокий гость.

— Вы обещали нам всё рассказать! — вмешалась девушка.

— Лизавета! Перебивать невежливо! — накинулась на дочь Олеся.

— Я не в обиде, а детям нужно знать, — заверил её государственный служащий.

— Силы Земли, объясните же нам ситуацию, и мы уйдём! — взмолилась уже Александра. Родители переглянулись и молча показали на особняк. Сначала блондинка не поняла, что они имеют в виду, но потом увидели зияющий тёмный провал на месте оконного витражного стекла. Их ограбили!

— Но как? — не успокаивалась Саша. — Невозможно так легко совершить преступление и уйти незамеченным.

— Успокойся, я более чем уверена, им это далось с трудом, — сумрачно произнесла Лиза.

— Вы обещали подождать до конца оформления документов, — сухо осадила их мать.

— Отчего же? Я скажу, — шагнул вперёд отец. — Посмотрите на забор, точнее на землю около него. Да, в самых зарослях крапивы.

Сёстры последовали совету и подошли к ограде: огромный куст живучего растения истоптан и изрезан, так что от него осталось несколько жалких стеблей, не способных скрыть… спуск в туннель. Саша прижала руку ко рту, а Елизавета оцепенела, желая, чтобы всё происходящее оказалось сном.

— Вы уверены? — выдавила последняя.

— Абсолютно, — разрушил последние чахлые надежды, наверное, следователь. — Злоумышленник пробрался по подземному ходу на участок в один из тех дней, когда вы пребывали в Кирилльске.

— Вы говорите, что неизвестные успели за несколько суток восстановить старую шахту? — с издёвкой спросила Олеся.

— Нет, из моих наблюдений следует, что грабитель очистил туннель в первых числах ноября, когда большинство местных жителей переехали в большие города.

— И всё же маловероятно, — отказался верить Николай. — Вы недавно оговорились, Алексей Степанович, что туннель очень длинный, и его решительно невозможно освободить от камней и глины за такой короткий срок, к тому же наши охранники периодически совершали обход, а, судя по Вашим словам, преступник неподготовленный: взял лишь то, что лежало на виду, даже сундуки не проверил…

— Надеюсь, вас его неопытность не расстроила, — хохотнул высокий мужчина, но быстро посерьёзнел. — Вы правы, скорее всего, злоумышленник — обычный подросток, и всё же прокапывать дорогу можно с перерывами, выжидая, пока стражники закончат осмотр, а ко всему прочему, зарыты были лишь выходы лаза, весь остальной путь был свободен со времён добычи берилла.

Мать обратила яростный взор на трясущегося коротышку в костюме.

— Когда мы покупали у Вас участок, то услышали заверения, мол, подземные ходы, возможно, и остались в Юргане, но в наше поместье ни один точно не ведёт. «Самое бОльшее, туннель выходит на дорогу около ворот», так вы говорили?

— Вы же понимаете, моя работа требует приукрашивания кое-чего… — пробормотал мужчина.

— А честь должна быть! — закричал Николай. — Продавец обязан нахваливать товар, но без обмана! Иначе это не реклама, а бессовестный обман. Вы же утверждали, что шахты полностью засыпаны и уничтожены!

— Я немного преувеличил…

— Спасибо, за такое своевременное предупреждение! Будьте спокойны, Вы возместите нам все убытки…

— И снова я вынужден призывать вас к молчанию, господа…

Саша бегала от одного родителя к другому, Алексей Степанович убеждал обе стороны, что нет ничего непоправимого, круглый мужчина по имени Василий, если верить карточке на фраке, пыхтел и оправдывался, Олеся причитала, а Лиза стояла на одном месте, не шелохнувшись, и не верила. Отказывалась верить. В её голове из мельтешащих фрагментов неохотно складывалась картинка: начало ноября, подросток-злоумышленник, подземный ход. Всё оказалось до наивного просто: один из Лизиных однокурсников, достаточно нищий, чтобы пойти на крайние меры. Узнал на уроке истории о туннелях в Юргане, тайно приехал сюда, каким-то чудом нашёл лаз и принялся за работу, прервавшись на время, когда Заболоцкие навестили поместье и когда Лиза отправилась исследовать якобы Димкину загадку, а потом тихо пробрались в особняк и забрали всё, до чего рука дотянулась.

— Я бесконечно прошу меня извинить, — как заведённый, повторял торговец, как будто его слова могли вернуть утраченное. Вероятно, Олеся считала точно так же.

— Вы понимаете, что наглец даже старых подсвечников из калёного стекла не пощадил? Всё вынес! — мать с отцом окончательно голову потеряли. Елизавета в ужасе схватилась за волосы, молясь о том, чтобы прямо сейчас провалиться в злосчастные шахты и не испытывать больше невыносимых терзаний совести. Ох, именем всех источников королевского двора, какая же она бестолочь! Дурочка с переулочка! Девушка пару раз, не жалея, стукнула себя по темени. Почему она не рассказала о находке родителям? Блондинка впилась ногтями себе в лицо.

— Лизанька, что с тобой? — испуганно спросила Сашка. Старшая сестра не заметила, когда люди вокруг стихли, ибо в её голове поднялся невообразимый шум и скрежет, и уставились на неё. — Не бойся, мы же не последних крох лишились, вернём всё с лихвой, и года не пройдёт, увидишь!

Заболоцкая средняя дико посмотрела на присутствующих, чувствую, как щёки её наливаются раскалённой медью, и стрелой побежала в пострадавший дом, не в силах выдержать хотя бы одну секунду пребывания вместе с остальными. Она не помнила, как взлетела на третий этаж и оказалась у дверей своей спальни. Страшная мысль поразила девушку: почему она так категорично отринула причастность ребят? Может, они помогали искать или очищать туннели или сообщили об их местонахождении; не случайно же Дима постоянно заявлялся на участок Заболоцких, потому что вряд ли кто-нибудь согласился бы регулярно встречаться со вздорной, острой на язык девчонкой безвозмездно. И не важно, что у Митьки и его друзей, будь они неладны, богатые родители — это не снимает подозрений! И Лизавета уже злилась на знакомцев, как на саму себя. Вдруг кто-то окликнул её:

— Лиза! Остановись же, — запыхавшаяся раскрасневшаяся Саня тяжело преодолела последние ступеньки — полнота всегда мешала ей добиться успехов в лёгкой атлетике.

— Саша, сейчас не время… — сквозь стиснутые зубы просипела девушка.

— Прекрати! Родители в замешательстве, я беспокоюсь. Что произошло, неужели дело только в грабеже?

Заболоцкая средняя собиралась посоветовать сестре вернуться к маме и папе, но неожиданно для себя брякнула:

— Нет, но нас обокрали из-за меня, — и вкратце объяснила сложившуюся ситуацию. Увидев, как Сашкино лицо удивлённо вытягивается, а рот приобретает форму буквы «О», поспешила добавить. — Я на девяносто процентов уверена, что Моряков со своими друзьями приложил руку. Недаром Олежа предупреждал сына, что они — плохая кампания.

— Неправда, ребята не могли сделать такого, — слишком запальчиво отрезала Александра.

— А ты откуда знаешь? Вы же едва знакомы, — раздражённо фыркнула девушка.

— Мы… — и Саша тоже решила обо всём рассказать, за компанию. Позже она поняла, что худшего способа раскрыть секрет и не придумать, но девочку было не остановить, и она поведала блондинке о многочисленных тайных встречах, дружбе, её желании сблизить дорогих ей людей и прочие вещи, которые не следовало так торопиться объяснять. К концу пламенного монолога Лизины лоб, щёки и подбородок неприятно, горячо порозовели, губы, в начале дрожавшие, сжались до ниточки, а глаза метали молнии.

— Но в последнее время мы отчего-то очень редко видимся, — втянула голову в плечи Санька.

— Напомни, зачем ты мне исповедуешься? — спокойным ровным голосом осведомилась девушка.

— Чтобы доказать тебе, что ребята не виноваты, — она гордо выпрямила спину, обрадовавшись, что буря миновала.

— Отлично, тогда, наверное, ты и пойдёшь к своим безгрешным друзьям, чтобы вместе посмеяться на тем, как вы обвели вокруг пальца глупую доверчивую сестру, и как ловко подставили её?

— Что? — побледнела Александра, невольно отступая.

— Ничего! Забудь! Мои слова — пустой звук! — закричала, кажется, первый раз, на девочку Лизавета. — Уходи! Уходи к ним! Убирайся! — она метнулась в сторону, забежала в комнату и оглушительно хлопнула дверью. Прежде, чем Саня успела что-либо предпринять, лязгнул ключ в замочной скважине, клацнул шпингалет. Заболоцкая младшая бросилась к спальне. Но сколько бы она ни колотила несчастное, трещавшее под кулаками дерево, сколько ни умоляла, ни просила прощения, но не услышала ни одного слова в ответ. Уже тогда Александра догадалась, что холодная война продлится не один день.

Россия. Исчерпание лимита.

«Ох, нелегка работа писателя…» — так печально размышляла Рита, бессовестно расположившись посередине деревянной лавочки в МФМУ и вяло выводя буквы на разлинованном листе большой тетради без обложки. Уже третий раз за сегодняшний день девушка бралась за перо, но не смогла выдавить из себя ни одного внятного предложения и, что самое обидное, понятия не имела, в чём причина — погода стояла солнечная, занятия были лёгкими, позыв к писательству никуда не пропадал, но… Что-то не заладилось с самого начала: то поза неудобная, то чернила кончились, то шумно. Девушка с усилием выпрыснула на бумагу два слова — подлежащее и сказуемое, главный герой и глагол; снова почти слышимый скрип сложного творческого механизма и его остановка. Складывалось ощущение, что персонаж просто ещё нежился в воображаемой постели, видел ненастоящие сны и отказывался действовать, иначе почему всё, выходящее из-под пера Марго получалось наивным и надуманным? Она-то надеялась, проблема с реализмом исчезла навеки ещё несколько месяцев назад.

— У меня дежавю. Каждый раз, встречая тебя, вижу одну и ту же картину, — студентка подняла голову и увидела, разумеется, Андрея. Она похлопала ладонью по скамье, призывая юношу присесть. Тот послушно опустился рядом, и обычно ненаблюдательная Ритка заметила кое-что.

— Ты в последнее время выглядишь усталым, — проявила заботу она и обречённо отложила рукопись — не сегодня.

— Да, не высыпаюсь, много дел, — беспечно улыбнулся парень. — А ты опять строчишь? Не думал, что ты поступила на второй, литературный, факультет. Потому что в институте учиться надо.

Маргарита потёрла глаза, ничего не сказав — не смешно.

— Первую тетрадь-то уже исписала? — полюбопытствовал Масленцов.

— Не поверишь, третью, — она продемонстрировала потрёпанный блокнот, которому явно не шла на пользу постоянная тряска в тесном рюкзаке.

— Итого… Четыре страницы за день! Ты настоящий рабочий у станка.

— Даже не знаю, похвала это для автора или оскорбление, — хмыкнула та. — Но что-то у меня не выходит…

— Может, писательство — не твоя сфера деятельности? — живо откликнулся студент.

— Нет!

— Отлично, этот вариант мы отбраковали. Можно посмотреть? — и, не дожидаясь согласия, схватил рукопись. Девушка дёрнулась было, но быстро смирилась — он ведь за прошлую неделю успел прочесть больше половины, так что стесняться поздно. И отношение своё говорит честно.

— Но что тебе не нравится? — спросил он пару минут спустя. — На мой вкус, маловато активности, но я же любитель быстрого развития событий, готов сюжет есть, не запивая описаниями и философией (вероятно, таким опосредованным образом он назвал рассуждения в литературе — водой))), поэтому можешь не переживать и не считать мою оценку объективной…

— Ты сам напросился в жюри, — напомнила девушка.

— Не мешай, я читаю. Хм… По-моему, всё замечательно, только меня сильно смущает, — юноша хохотнул, — синеволосый герой, — он надел иллюзорные очки на нос и зачитал с особым выражением: «Это был уверенный в себе, высокий и накаченный капитан футбольной сборной, не оставляющий равнодушной ни одну женщину…»

— Ты не завирайся, там такого не написано, — быстро разоблачила шутника Волкова, впрочем, зарумянившись и сделав попытку вернуть произведение.

— А могла бы прислушаться ко мне и написать! Между прочим, Вы эксплуатируете меня, мадам!

— Подашь заявление в суд из-за нарушения твоих авторских прав? — усмехнулась девушка, почти оправившись от смущения.

— На этот раз пощажу, О-О-О-О! — парень перевернул страницу, попавшую под горячую руку (или ручку) рассерженной девушки: лист был безжалостно исчеркан отрывистыми, вдавленными в бумагу, а в некоторых местах рвущими её линиями, под которыми слабо просматривались различные варианты развития событий. — Похоже, у кого-то кончилось терпение, — произнёс Андрей, опасливо поглядывая на подругу.

— Именно так, — подтвердила она. — Потому что у меня не получается правдоподобно описать собрание «Озеленительного» движения, в котором участвует персонаж. Мучаюсь с этим абзацем целый день!

— У меня есть несколько предположений, в чём корень проблемы, конкретно два.

— Я слушаю, — вся подобралась Маргарита, скрестив ноги в позе йога.

— Во-первых, ты никогда не посещала такие митинги…

— Неправда! — она осеклась под изумлённым взглядом Масленцова.

— Какая многогранная личность… Продолжим: а во-вторых, твоя Клавдия Петровна, судя по имени, дама почтенного возраста, если не преклонного, а людям легче описывать героя-ровесника; я знаю, часто встречался в книгах начинающих авторов с такой ошибкой — они переносят качества людей своего времени на более старших или младших персонажей, и кажется, как минимум, странным, если взрослый мужчина имеет внутренний мир, как у десятилетней девочки.

— Мне даже стало интересно, что же ты читаешь, — улыбнулась Рита, оценив, как ловко парень дал оценку всем юным писателям.

— Ты меня слушаешь? Я советую тебе избегать выражения эмоций от лица человека с большой разницей в возрасте!

— Поняла, я попытаюсь, — ржавая мелодия звонка снова заставила студентов разойтись по кабинетам.

***

— Маргарита, — прошелестел кто-то слева от неё, отвлекая от конспектирования. Девушка обернулась и увидела новобъявившуюся соседку, Анюту-отличницу. Рита вспомнила, как её одногрупница тянула руку и завывала, упрашивая куратора выбрать старостой именно её; как потом она с учёным видом навещала Марго в больнице и делилась конспектами и заданиями на дом. Насколько же надо любить власть, чтобы принять такую коллективную ответственность!

— Маргарита! — повторила девочка, а Маргарита удивилась: как однокурсница посмела слово вымолвить во время драгоценной лекции? — Ты не забыла, что сегодня мы с тобой и Дашами едем в Третьяковскую галерею? — и зачем Рита согласилась на подобную авантюру? Студентка не знала. Заветное «да» само слетело с языка, стоило увидеть умоляющие глаза Анюты, увеличенные толстыми стёклами очков. Сначала эта самоорганизованная экскурсия рассчитывалась на всю их группу, но… Самоуверенная староста договаривалась с сотрудниками музея, не спрашивая мнения товарищей. Результат на лицо.

— Я помню, — коротко ответила Марго и вернулась к конспекту.

— Я вчера отдала тебе твой билет, — напомнила она. — Встречаемся на автобусной остановке в шесть часов, — добавила девочка и тоже взялась за ручку.

После последней пары ребята опять встретились: Андрей, как всегда, ждал девушку у выхода, намереваясь по старой сложившейся традиции проводить её до подъезда.

— Ты занята на ближайших праздниках? — начал Андрей. Он уже усвоил, что романтичные прогулки под луной в учебные дни лучше не предлагать. Девушка невнятно пожала плечами — она ещё не знала. Налетел холодный ветер, и Марго, не ожидая повторных порывов, надела на голову шерстяную шапку, мгновенно ощутив приятное согревающее покалывание. Короткая коса распустилась, и пряди рассыпались по плечам, Рита же принялась шарить глазами по асфальту вокруг, выискивая потерянную резинку. Та обнаружилась в ближайшей луже, и Волкова, почти без колебаний, развернулась и пошла прочь. Да, может себе позволить! Масленцов попытался разрядить обстановку неумелым комплементом.

— У тебя так волосы отросли… — но не удержался. — А без головных уборов на морозе не следует щеголять!

— Да? — спутница проигнорировала последнюю фразу парня, схватила себя за чёлку и поднесла к глазам, измеряя пальцами — действительно, немного длиннее. — А в прошлом месяце было короче на одну фалангу мизинца.

— Отлично, отныне тебе не нужен календарь или часы — у тебя появился персональный метод фиксирования времени!

Маргарита улыбнулась: чушь, а забавно. Вспомнились школьные годы, когда Яночка рассказывала глупые несмешные шутки в женской раздевалке, но все девочке надрывали животы от хохота. Эх, Яна — Яна… Рита крепко схватила рукой пряди у самой головы протянула вниз — после подобной процедуры в ладони всегда оставалось некоторое количество выпавших волос.

— А когда я коротко стриглась, такого не случалось, — пожаловалась она, встряхивая пальцами.

— Лысеешь, — грустно вздохнул Масленцов, за что был одарен тяжёлым взглядом и толчком под рёбра.

— Шутник, — колко отозвалась девушка.

— Не умеешь ты юмор воспринимать, — откашлялся и отдышался парень.

— Потому что он у тебя двухмерный, — увидев недоумённое выражение лица собеседника, она растолковала. — Ты ни разу в кинотеатре не бывал? Плоский!

— Я не математик и не обязан говорить на вашем сухом техническом языке. Да посмотри же! У меня такая же проблема, — он стянул шапку и тоже провёл рукой по волосам. Рита присмотрелась и обескураженно округлила рот. «Странно», — подумала она: «мне казалось, шевелюра у него была заметно ярче и синее. Наверное, изменение освещения роль сыграло», — и согласилась на перемирие. В этот день Марго аккуратно намекнула юноше, что хотела бы от здания метро дойти до дома самостоятельно. Андрей долго выпытывал, в чём же причина, и девушке пришлось приплести плотный график и распланированный вечер. Родители немного удивились, не заметив из окна рядом с Ритой её спутника, но выпрашивать не стали — знают, когда нужно остановиться. Спустя полчаса после возвращения домой Марго сидела за письменным столом в своей комнатке и прилежно изучала учебник в мягкой обложке, судя по состоянию которой, он был свидетелем второй мировой войны, а то и октябрьской революции.

— Итак, что мы имеем? — вдумчиво произнесла она, читая условие задачи. — Усталость, плохое настроение, билет в музей и абсолютное нежелание читать скучный параграф. Прости, астрономия, — она оттолкнула книгу, — дело не в тебе.

Телефон разразился громкой трелью — слабой пародией на популярную три года назад песню, — сразу выдавая звонящего. Девушка закатила глаза, схватила трубку, прижала её к уху и заговорила.

— Здравствуй. Да, доехала. Почему не сообщила? — переспросила она и с мученическим видом растеклась по столешнице. — Извини, забыла. Ты-то добрался до дома? Отлично, тогда… Чем занимаюсь? — о, мой Бог. — Готовлю домашнее задание и боюсь, это отнимет у меня весь вечер. Так что можешь заранее пожелать мне спокойной ночи. Ага, — одобрила она что-то. — Да, до встречи, — она отложила телефон в сторону и взлохматила волосы. Врать она не умела, потому делала это редко, и её отговорки наверняка выглядели жалко. Но она же просила не приглашать её на прогулки в будние дни!

— Что? — спросила она у матери, опёршейся о косяк и наблюдавшей всю беседу.

— Какой заботливый, — издалека начала Света. — Каждый день проверяет… — не дождавшись ответа, женщина попробовала снова. — Значит, ты едешь в Третьяковскую галерею сегодня?

— Да, любоваться на голую стену вместо картины А. Куинджи. Кражи заметно участились.

— Ты не пригласила Масленцова? — осторожные мамины слова сорвали остатки маски с лица девушки — она с жалобным стоном проехалась на стуле по линолеуму. Светлана подошла к дочери и приготовилась слушать.

— Мне очень интересно общаться с Андреем, ты даже представить не можешь, насколько. Никогда не думала, что есть молодые люди, которые в жизни своей столько попробовали и испытали, например, поездка на Урал…

— Да, я знаю, — ласково улыбнулась женщина. — Читала твою рукопись.

— Для своих лет он очень опытный и мудрый, в голове целая библиотека.

— Но?.. — подбодрила Риту мама.

— Но я устала ждать, когда же вспыхнет симпатия! — она в сердцах хлопнула ладонью по столу. — Не нравится он мне! Мне надоело гулять с ним по Красной площади, надоело его целовать, надоело!

— Почему бы вам не стать просто друзьями? — предложила Света.

— Потому что это слишком жестоко. И он точно перестанет рассказывать мне о своих приключениях.

— Ты слишком много хочешь, солнышко, — заметила женщина. — Я же не слепая, вы состоите в отношениях несколько месяцев, а ты до сих пор не познакомила нас с ним. Подожди, — она воинственно нахмурилась, — он тебя не обижает?

— Мама, — рассмеялась девочка, обняв Светлану за талию. — Я бы пожаловалась тебе в первую очередь, что, собственно, и делаю. Ох, как же мне поступить? — она всплеснула руками.

— Сейчас я советую тебе переодеться, потому что иначе ты опоздаешь на встречу с подругами, — мать задумалась, — а проблему с Андреем мы решим, но позже. Договорились?

***

Выйдя из общественного транспорта вместе с тремя приятельницами, Марго судорожно достала из кармана куртки влажные проспиртованные салфетки, которыми стала тщательно вытирать руки.

— Это обязательная операция? — с любопытством заглянула ей через плечо Первая Дарья.

— Ты же двумя пальчиками за поручень держалась! — хихикнула вторая.

— Девочки, — строго прикрикнула Анюта. — У нас мало времени, потому что кое-кто, — она многозначительно мигнула Дашкам, — опоздал. Так что идём в темпе вальса, скоро начнётся экскурсия, — и поцокала маленькими каблучками в сторону огромного роскошного здания с лепниной и средневековыми воротами. Вскоре студентки преодолели порог музея, продемонстрировали охранникам билеты, впрочем, не без происшествий.

— Ой, — побледнела Дарья, хлопая себя по бокам, бёдрам и прочему, — а где же мой пропуск?

— Прошу не задерживать очередь, — рявкнул грозного вида мужчина на входе, протягивая широкую ладонь в белой перчатке.

— Как же так, — захныкала девушка.

— Подождите! — воскликнула её подруга. — У меня два абонемента!

— Какая неорганизованность, — пожурила одногрупницу Анюта уже после того, как всё благополучно разрешилось. Следующие полтора часа девушки гуляли по бесконечным залам, коридорам, сначала в сопровождении сонного тусклого гида, поднимавшего жуткий крик, стоило подойти к какому-нибудь малоизвестному пейзажу в рамочке чуть ближе дозволенного, потом — поодиночке. Дашкам больше нравилось исподтишка фотографировать картины и прятаться от музейных работников (количество которых в свете последних краж увеличилось многократно), чем любоваться произведениями, Анюта же засматривала полотна до дыр, а у Ритки была цель — найти место, где ещё на прошлой неделе красовался холст «Лунная ночь на Днепре». Волкова забрела в маленькое помещение, спрятавшееся за большим рекламным объявлением, и наконец, обнаружила прореху среди пейзажей. Разумеется, долго пустовать стене не дали — «дыру» закрыли плоским экраном, демонстрирующим утерянное произведение, историю его создания, первые эскизы, биографию художника.

— Интерактив заменяет искусство, — печальный голос старосты заставил Марго вздрогнуть.

— Что ты здесь делаешь?

— Это Третьяковская галерея, Маргарита. Любуюсь, — минута тянулась в гнетущем молчании, и Рита уже направилась к выходу, от греха подальше, когда однокурсница резко остановила её. Анюта топталась на месте, не зная, как начать разговор, и Марго мгновенно заподозрила, что приятельница хочет чем-то её обременить.

— Я знаю, на тебя можно положиться, — начала та, разглядывая свои туфли. — Видишь ли, у меня появились неотложные дела и… Не могла бы ты взять часть обязанностей старосты на себя, на время?

Рита закусила губу, чтобы не обречь себя на вечные муки. Почему помощи постоянно просят у неё? Потому что не умеет отказывать. Это несправедливо! Скоро полгорода повиснет на её шее — нужно что-то менять, иначе она станет копией Ольги Сергеевной.

— Аня… — с нечеловеческим усилием выдавила она. — Не обижайся, но я не могу!

— Что? — несказанно удивилась та. — Почему? — но почувствовала слабость и надлом собеседницы и заныла, увлажняя взгляд. — Но пожалуйста!

Марго зажмурилась, подавляя желание крепко сжать виски.

— Значит, ты для этого позвала меня в музей? — лучшая защита — нападение; ей не за что извиняться, нужно заставить себя ощутить злость! — Чтобы переложить всю ответственность на меня? — ещё, ещё больше обиды. — Конечно… А я ведь на экскурсию пойти согласилась только из-за тебя!

— Нет, как тебе в голову такое взбрело, — отступила одногрупница. В том, чтобы победить в словесной перепалке со старостой, нет ничего геройского, но уже достижение. — А если не хочешь мне помогать, то не надо, сама справлюсь! — рано было трубить победу. Маргарита вся сжалась, представляя себя следующие несколько месяцев бегающей по коридорам МФМУ, выполняя поручения педагогов, Анюта воинственно блеснула стёклами очков, понимая, что подавила однокурсницу и избавилась от тяжкого бремени. Ритка чувствовала себя смертельно раненной в бою, и даже увидела такую картину: она, в помятых латах, зажимая бок, мешком лежит на земле, а приятельница, с гербом противника на доспехах и блестящим мечом стоит над ней. «Кстати, замечательная зарисовка, обязательно нужно описать её в книге. Или чересчур избито?»

— Тебя никто за язык не тянул, — удар из последних сил, грязный, подлый, но удар — не ждали? — Сказала, значит, сама разберёшься.

После этого Марго замолчала и встряхнула плечами, сбрасывая неподъёмный груз. Тяжело хамить людям, смотря им в глаза.

— Как же так, — скорее поражённо, чем расстроенно выдохнула староста, и не известно, чем бы всё закончилось, если бы не плоский телевизор, временно заменяющий картину Архипа Куинджи, что вдруг решил заговорить голосом диктора, чем очень удачно отвлёк девушек.

— К сожалению, в июне этого года произошла настоящая трагедия: неизвестный, — на экран выведена размытая фотография человека в странном плаще до пола и несуразном головном уборе, — похитил произведение, причём ни один из посетителей музея не заметил или не счёл нужным воспрепятствовать злоумышленнику. Грабитель до сих пор на свободе и, судя по размытым показаниям свидетелей, на тот момент собирался вывезти картину за границу. Некоторые мотивы и детали преступления остаются неясными и по сей день.

— Спасибо большое, Ирина Марьина, — телеведущий сменился, и на девочек смотрел мужчина сорока пяти лет, — за подробное описание ситуации, но недавно нашим учёным-криминалистам стали известны новые факты: во-первых, хищения памятников искусства по статистике сильно увеличились с 2002 года и продолжают набирать обороты — за уходящий год были украдены несколько предметов живописи, скульптуры и прочего. Однако два месяца назад полиции удалось задержать неудавшегося преступника; напомним, позже его признали невменяемым и насильно отправили в психиатрическую больницу для оказания медицинской помощи, — и вновь вставка: тот самый мужчина, но теперь уже тощий, со впалыми щеками, безумным взглядом, раскачивался взад-вперёд на белой койке. Марго вздрогнула от отвращения — местными процедурами любого можно с ума свести. Тем временем диктор продолжал. — Однако злоумышленник оказался нам полезен: его лепет разъяснил многие детали расследования. Так, например, наши специалисты обнаружили, что существует временная закономерность между «набегами» — они совершаются сразу после больших политических праздников, очень продуманно, да?

— Он только что похвалил злой гений? — удивилась Анюта, а Рита промолчала, не желая вновь обращать на себя внимание.

— Также манера поведения и одежда грабителей имеют невероятное количество сходств! Из всего выше перечисленного мы можем сделать вывод, что… — драматическая пауза. — Преступники действовали не поодиночке — существует целая банда, причём, хорошо кем-то поддерживаемая!

— Какой ужас! — воскликнула староста, а Маргарита, заставив себя оторвать взгляд от экрана, незаметно выскользнула из помещения. В коридоре, гораздо лучше освещаемом, слава Богу, перестало теснить грудь — девушка смогла вдохнуть спокойно. Она знала, что в позорном бегстве не было смысла, не станет же девушка прятаться от однокурсницы вечно! Рано или поздно придётся ещё раз объясниться, и, возможно, что все недавние Риткины усилия канут в лету. Но ей абсолютно не нравится общественная деятельность! «Сегодня чёрный день», — успокаивалась студентка, отдаляясь от роковой залы: «Совсем скоро он закончится и…»

— Маргоша? — звонкий Дашкин (или Дашкины?) голос облетел весь музей, и окликаемая вынужденно остановилась и повернулась к приятельницам. Про себя Марго всегда называла их вишенками: во-первых, из-за того, что они были тёзками; во-вторых, потому что имели одинаковые круглые розовые лица; и в-третьих, с самого рождения они были соединены, как черенком, проводками наушников. — Ты уже уходишь?

— Да… — участливые взгляды размягчили девушку. — Настроение отвратительное, очень устала. Поеду домой.

— Хочешь, мы тебя проводим? — хором спросили Дарьи. Сначала Марго действительно думала согласиться: если бы только иметь возможность увидеть удивлённое глуповатое выражение Анютиного лица, когда она поймёт, что спутницы бросили её в Третьяковской галерее! Ох, как же Ритка оскорбилась… Пригласить в музей, чтобы заставить другого взяться её работу! А девочка наивно считала, что староста умоляет составить ей кампанию потому, что ей интересно общество однокурсницы. Но всё же оставить Аню здесь одну — бесчеловечно.

— Спасибо большое, — искренне поблагодарила она студенток, — но я сама смогу сесть в автобус, — ещё раз тепло улыбнулась (вдруг ответ получился грубым?) и поспешила к выходу.

***

Два с половиной месяца зимы пролетели со скоростью стрижа, а первые скворцы запаздывали; на улицах бугристые плотные сугробы, на удивление белейшие, без соринки, и искрящиеся. Снег отражает свет, и даже в тёмное время суток бывает светлее, чем летом. Ветра утихли далёкой осенью, декабрьские морозы, и январские, и февральские Россию обошли стороной, и пуховые куртки и шубы продолжили без надобности висеть в шкафах. Каждый день происходило то же, что и вчера — говоря проще, ничего. Ни одного знаменательного события не осталось в Маргаритиной памяти — словно этот сезон выпал из её жизни. Тяжёлый подъём, прощание с родителями, поездка, учёба, поездка, возвращение домой. Серая рутина, к которой девочке не привыкать. Единственное, что изменилось — вагон метро стал Рите вторым домом. Отчего-то девушка уверилась, что подземный поезд, что так любезно подвозил её, всегда одинаковый, родной; только временные товарищи — пассажиры — разные, и студентка постоянно пыталась отыскать знакомое лицо в толпе, но безрезультатно. Это расстраивало и одновременно вдохновляло — увидеть целые полчаса жизни незнакомца! Словно он сам позволил тебе кое-что рассмотреть, а что-то, нелицеприятное, наоборот, скрыл. А ещё Марго выискивала среди живых людей своих книжных персонажей, желая убедиться, что выдуманные герои ведут себя по-человечески, и в то же время отрицая любое сходство: прохожий то оказывался слишком обыкновенным, то чересчур экстравагантным, то откровенно гадким и тошнотворным, то внешность (на которую Рита опиралась в первую очередь) неподходящая. Да, наступило время, когда студентку вдохновляло всё на свете: и огорчения, и плотный график, и обыденность, и собственные мысли, а времени и сил писать не было. Редкие мгновения творчества служили настоящей отдушиной. Хотя нет, произошло за зиму немного больше — отношения с Андреем ухудшились. Вполне возможно, последний об этом и не подозревал, однако Ритестановилось всё сложнее и сложнее радоваться, когда её кавалер провожал её до самого подъезда. Отчего, спросите вы? Не оттого ли, что изначальное любопытство иссякло, или у Масленцова закончились интересные истории, или юноша вдруг сильно изменился? Нет, коренной перелом произошёл после новогодних праздников, которые Марго к своему счастью провела с семьёй; тогда парень не намекнул, а со свойственной ему честностью и прямолинейностью попросил познакомить его с Риткиными родителями. Здесь девушка не смогла отказать, ибо способ она нашла только один — прекращение всяческого общения, а студентка не была к такому готова. Мама с папой повели себя наилучшим образом — встретили гостя, как родного (девочка удивилась, как Андрей после такого горячего приёма не захотел навечно поселиться в её квартире), весь вечер наблюдали за молодыми людьми, а после проводов в один голос заявили дочери, что отношения пора разрывать.

— Он же говорит только о себе! — ужасались они. — Очень интересно, конечно, но слова вставить не даёт!

— Не поверите, но только поэтому я с ним и дружу, — призналась Марго. Ей показалось, что она вмиг полюбила отца с матерью ещё больше. А ведь Маргарита даже пожаловаться и повздыхать не успела! Они сразу всё поняли. Масленцов воспринимался больше как источник знаний, как Волкова давно заметила, энциклопедия, а не как спутник жизни, потому что после нескольких сотен совместных перерывов между занятиями и проведённых вместе праздников, студентка поняла, что больше не может терпеть. Нашлась и вторая причина внезапного охлаждения — девушке было стыдно. Она с октября чувствовала, что нагло использует юношу для своего романа (да-да, забавный каламбур), выжимает из Андрея все соки, требует ещё и ещё, ведь казалось, две недели упорного труда — и произведение закончено. Но, многим писателям известно, чем быстрее она двигалась, тем дальше виднелось логическое заключение. Появлялись новые и новые подробности, неведомые ранее самому автору, всплывали старые тайны героев, конфликты. Не подумайте, Рита в восторге от прилива вдохновения, но, к своему ужасу, она обнаружила, что её кавалер бледнел и слабел с каждым днём, становился каким-то пустым, плоским, даже его бесстыдная искренность и глупые шутки выглядели порядочнее и умнее. «Колорит растерял», — шутили родители.

— Однажды, несколько лет назад, — вновь погрузился в воспоминания парень, увидев из окна университета пробегающую собаку, — я случайно встретил на улице бездомного пса, чистого, ухоженного, но без ошейника, и, главное, он на прохожих смотрел с такой мольбой в глазах, на какую способны лишь брошенные животные. Он ни на кого не бросался, не лаял, а я маленький был, пожалел его, купил миску в ближайшем магазине, воды налил, а Васька (так я его назвал) пить отказывался, а лишь продолжал грустно на меня глядеть.

Девушка незаметно поёжилась — её дрожь пробирала от подобных слёзных исповедей, которых в последнее время становилось всё больше.

— Я не удержался, позвал зверя за собой, тот так обрадовался, хвостом завилял, подбежал. Мы до дома вместе шли, я придумывал оправдания для родителей, а пёс тёрся о мою руку. И один раз случайно клыком задел, совсем несильно, оцарапал чуть. А отец как узнал, испугался страшно, выгнал собаку и, ничего не объясняя, повёл меня в госпиталь.

— Уколы от бешенства? — осведомилась Марго.

— Именно.

— А Васька действительно был заражён?

— Да, — юноша помолчал, вдруг его губы растянулись в широкой улыбке, и он подвёл итог. — Мораль: даже большая любовь не отменяет контрацепции.

Девушка рассеянно кивнула. «Ах, а как поживает Аделаида Петровна? Здорова ли?», — печальные думы атаковывали девушку. С утра на улице потеплело, образовались проталины, и снег теперь не искрился так красиво на солнце, а студентка с мазохистским удовольствием отметила новый повод для унылого бездельничества. Анюта окончательно перестала разговаривать с одногрупницей, таинственно шепчась с подругами, едва увидев её. Зато Рита не составляла списки отсутствующих и не бегала отчитываться в деканат. Задание на дом после первых экзаменов (которые девушка тоже не запомнила, но сдала хорошо) уменьшилось втрое, и студентка не знала, чем себя развлечь, или хотя бы придумать занятие, дабы не идти на прогулку с Андреем.

***

Последняя неделя февраля, грязь на улицах, простуда, середина семестра. Студентка ненавидела этот месяц, потому что дни перед весной тянутся непростительно долго. Маргарита же для себя решила, что в марте всё наладится, нужно только закончить зимние и осенние дела. В теории всегда что-то выглядит проще, нежели на практике, но тащить за собой старые проблемы в тёплый сезон девушка не хотела. В вагоне метро она заснула, как только опустилась на сиденье, едва не пропустила нужную станцию, в институте тоже клевала носом, предусмотрительно договорившись с однокурсниками о том, чтобы позже одолжить их конспект. Кстати, круг Риткиных хороших знакомых сузился в одночасье, после совместной поездки в Третьяковскую галерею, а Дашки, наоборот, стали теснее общаться с Волковой. «Молодцы, вишенки. Свои головы на плечах». Марго после первого спаренного урока стояла у левой главной лестницы и ждала Масленцова, изредка вглядываясь в толпы людей. Неужели он опаздывает? Сообщения, оповещающего о пропуске занятий, Ритка не обнаружила.

— Ты всегда такая унылая? Здравствуй, — постоянное Андреево приветствие, но где он сам? Студентка заозиралась в поисках синей макушки. Рядом раздался смех, и чья-то ладонь помахала перед её глазами. Девушка увидела-таки товарища, но, силы небесные, он на себя не похож!

— А-а-а-а… — только и произнесла та.

— Не узнала меня? Конечно, — он радостно тряхнул головой, — краска, качественная, негодяйка, насмерть въелась. Пришлось в парикмахерскую идти, стричься, — парень довольно взлохматил ворс русых волос. — Не молчи же! Что думаешь?

— Ты словно другой человек, — юноша, приняв оценку за похвалу, хмыкнул и наклонился для поцелуя.

***

Девушка сидела на кухонном диване и слизывала с губ слёзы, попутно восполняя жидкостные потери организма холодной водой из кулера. Почему, почему она вечно чувствует себя виноватой?

— Не понимаю, из-за чего ты плачешь, — успокаивал её отец, гладя по голове, как маленького ребёнка. — Я бы понимал, если бы с тобой разорвали отношения, но ведь это твоя инициатива.

— Я… самая… послед-ледняя…

— Попрошу без ругательств, — строго топнула мама. — Расставания — нормальное явление, а ты бы сильнее корила себя, если бы продолжила мучиться. Хватит. Это новый период жизни, радоваться надо, что не стоишь на месте. К тому же, мне Андрей с самого начала не понравился.

— Ты раньше говорила по-другому, — всхлипнула дочь.

— Людское мнение непостоянно, — невозмутимо поддержал супругу Максим. — А ты поступила правильно. Он бы понял, что не любим, а от этого ещё горше.

— Такой лоб, хотя и поступил на гуманитарное направление, вряд ли обладает эмпатией, — тихо усмехнулась Рита. Она поставила кружку с водой на стол, но рука дернулась, и содержимое выплеснулось на стол.

— Ой…

— Не переживай, — папа быстро вскочил, с секунду подумал и вместо салфеток принялся вытирать скатерть сегодняшней газетой. Рита, разумеется, не специально всмотрелась в убористый шрифт.

— Новости? Опять новости?

— Да, солнышко. Ты взгляни, их наглость просто возмутительна! — и невзначай пододвинул дочери мокрые, но почти не пострадавшие листы. Та принялась читать.

— «Новый набег похитителей предметов искусства». Неужели снова кража?

— Ты сама посмотри, — посоветовал Николай с победной интонацией в голосе.

— Угу, это понятно, это не интересно… Ага! «В произошедшем есть, как положительные стороны, так и отрицательные: злоумышленникам не удалось украсть ни одного произведения, кроме того мы теперь можем с уверенностью заявить, имеем дело с профессиональной бандой, однако, к сожалению, пока один преступник отвлекал внимание правоохранительных органов, инсценируя пожар, его сообщник проник в психиатрическое отделение специализированной больницы и вызволил содержащегося там пойманного ранее грабителя, которого готовили к новому допросу и переводу в тюремную камеру. Все трое мужчин скрылись в неизвестном направлении». Кошмар! Надеюсь, они никого не ранили или…

— Да, настоящее проклятие, — согласилась Света. — Ты, возможно, в декабре в последний раз посетила музей, потому что все картинные галереи и прочее закрываются с катастрофической скоростью.

— Всё настолько серьёзно?

— Ты же сама прочла. Происходящее гораздо важнее и глобальнее твоего глупого Андрея. И выбрось его скорее из головы!

— Хорошо, — хлюпнула младшая Волкова. — Так и поступлю.

Девушка глубоко вздохнула, встала из-за стола, ушла в свою спальню, но скоро вернулась, с чистым листом бумаги и шариковой ручкой, вновь села на диван и принялась, периодически вытирая мокрые глаза, строчить.

— Милая, что ты делаешь, — осторожно спросила мама.

— Пишу письмо Сообществу Юных Выдумщиков. Старое-то я отозвала…

Ростерия. Жизнь никогда не будет прежней.

Наступил полдень, а на улицах до сих пор сумерки — в восточной части материка редко выглядывало солнце, впрочем, здешние жители уже приспособились. Но, несмотря на привычку, девяносто процентов населения с наступлением холодов перебрались в большие города, например, Григорьевск, Приречный, Юрьев[8]. Но в Кирилльске — столице и красе этого государства, даже в такое время, было на удивление немноголюдно, хотя здесь проживало большинство ростерян, конечно, численность-то народа в северных странах всегда маленькая. Тучи с усердием капиталистов забирали почти весь солнечный свет, оставляя продрогшей земле жалкие два-три луча, но даже они помогали разглядеть местную архитектуру и ландшафт: соотношение культуры и природы примерно четыре части к семи, или, выражаясь языком

ненаучным, почти две трети поверхности занимает неприкосновенная растительность: темнохвойные деревья, сочная густая трава, кустарники, дикие цветы; всё же остальное скромно арендовали узенькие дорожки, рассчитанные на двух человек, и тоненькие, но высокие готические постройки из тёмного крепкого глянцевого камня (хребты не всегда были Плоскими), в котором после дней Чистки можно увидеть своё искажённое отражение. Самым большим и коренастым зданием являлась школа, выглядевшая, как шляпа заправского фокусника, но детей, которых ожидал целый день каторги, такое сравнение ни капли не веселило. На самом деле данное учебное заведение не имело ничего общего со смехом — говорили, что на Руси оно служило тюрьмой для самых отъявленных преступников, приговорённых к казни; отчего правители решили создать на этом жутком месте лицей, из-за наивности ли или хорошего чувства юмора, ученики не знали, но даже самых храбрящихся и насмехающихся над ужасающей историей строения пробирала дрожь. Куда же теперь отправляют бедных обделённых заключённых дожидаться смерти, спросите вы? Не поверите, но лобных мест в Ростерии не существует из-за крохотной численности населения — злоумышленников отправляют в северный город Сибру на общественно полезные работы, иначе говоря, каторгу, по дороге Искупления, пешком. Месячный путь в истрёпанной обуви и изношенной робе по каменистой почве и суровому климату уже заставляет задуматься: а стоила ли игра свеч? А в сочетании с ожиданием рабского труда, недостижимости свободы и общего унылого настроя исправление преступников и их сожаление о содеянном не оставляло сомнений. Преподавательница истории рассказывала ребятам о тяжёлой жизни приговорённых в мельчайших подробностях, словно намекая: учтитесь, дети, прилежно, соблюдайте приличия, не мешайте вашей обожаемой Вере Степановне вести урок, иначе Охранники покинут границу, замуруют школу, и станете вы новыми заключёнными Исправительного учреждения № 1 (смешно, темницей здание было на первом месте. А учебным заведением — на втором). Но бесстрашная Лиза не следовала правилам, и поэтому сейчас с независимым видом сидела в кабинете директора, коего здесь не наблюдалось, зато присутствовали психолог, куратор и оскорблённый учитель ССБ.

— Это возмутительно! — кричал последний, пока двое других пытались его успокоить. Становится непонятно, кто здесь ведёт себя неподобающим образом? — У Лизаветы Заболоцкой полностью отсутствуют представления об уважении к взрослым! То, как она унижает меня перед сокурсниками, недопустимо! Юной леди следует объяснить, как нужно относиться к учителям, или я больше не собираюсь терпеть такое обращение!

— Олег Степанович, прошу, возьмите себя в руки, — убеждала коллегу Ирина Михайловна, — и расскажите, что именно произошло, я уверена, тогда мы сможем прийти к компромиссу, увидеть корень проблемы, выслушаем обе стороны…

— Вы хотите, чтобы я защищал свои права наравне с маленькой… — он запнулся, а девушка, уже навострившая уши, расстроенно откинулась обратно на спинку кресла. — Итак, всё началось с того, что Ваша подопечная, — обратился он к куратору, губы его побелели от усердия, глаза засверкали от воспоминаний недавнего позора, — передразнила меня!!!

Заболоцкая средняя удовлетворённо заёрзала на мягком сиденье — хамить людям без причины она не очень любила, но с учителем ССБ это оказалось до смешного просто — блондинка всего лишь отзеркалила его фразу (на вопрос педагога, не хотят ли Соня с Лизаветой помолчать и послушать его, последняя осведомилась у него о том же). Но какой эффект! Превзошедший самые смелые Лизины ожидания..

— Да, а потом, — Олежа злорадно поправил галстук, — обозвала меня крайне некультурным словом, которого леди и знать не должны!

— Что? Это ложь! — не стерпела клеветы ученица. Она, конечно же, хотела довести до белого каления педагогов, но девочка никогда не использовала в словесных поединках грязных приёмов!

— Молчать! — взвизгнул преподаватель и, кажется, сам испугался своего крика.

— Ирина Михайловна, я готова понести ответственность за содеянное, но за то, чего не совершала, не надо меня судить.

— Как благородно, — скривился Олег Степанович. — Тогда я требую немедленного оповещения родителей Лизаветы.

— Мы уже отправили человека в Приречный, — вздохнула куратор.

— А дорога займёт много времени? — недоверчиво спросил мужчина.

— Нет, что Вы, Николай и Олеся Заболоцкие работают на окраине города.

Девушка прикрыла глаза, ощущая в животе горячий тугой ком волнения, томления от неизвестности и в то же время сладкую непокорность; очень смешанные, неопределённые чувства. Скоро она поговорит с родителями!

— Лизавета, — психолог, убедившийся, что на его подопечную никакие увещевания не действуют, окликнул блондинку. Она вопросительно подняла голову, — можешь идти.

Ученица вынырнула из зыбучего кресла, кинула пренебрежительный взгляд победителя на Олежу, у которого дым из ушей шёл, легко накинула на плечо невесомый портфель (конечно, ведь самого тяжёлого учебника по ССБ там не было) и вышла из кабинета. Снаружи на скамеечке сидели Соня и Саша. Вдвоём. Нужно разузнать, как же их свело вместе. Обе вскочили и уставились на подругу со смесью нетерпения, обеспокоенности и осуждения. Причём последнее чувство превалировало. Но Лиза не стала первой открывать рот — они хотят узнать, пусть сами спрашивают.

— Чем закончился конфликт? — сдалась Александра. Заболоцкая средняя пару секунд размышляла, стоит ли отвечать любимой сестрёнке, но потом смилостивилась и, не смотря на неё, сказала.

— Олег Степанович заставил Ирину Михайловну послать за родителями.

Девочки побледнели, переглянулись, и Софья жалостливо начала.

— Бедная, наверное, оглохла от Олежиных воплей. Но признай, в этот раз ты перегнула палку!

— Да не голосите вы! — возмутилась блондинка. — Во-первых. А во-вторых, почему опять я получаюсь виноватой? Как будто другие ребята походили на выпускников института благородных девиц. Я, по сравнению с некоторыми экземплярами, душка!

— Душка-то ты душка, но ведь намеренно выводила из себя преподавателя? — предположила проницательная Саня.

— Это оказалось несложно, — не сдержала довольную ухмылку Лизавета, вспоминая недавний подвиг: как её за руку выволакивал из кабинета ССБ учитель под летящие ему вслед насмешки и одобрительные аплодисменты и крики одноклассников, адресованные уже Елизавете.

— Ты специально подставлялась под удар? — поразилась рыжая. — Глупо! Нет никакого смысла в том, чтобы доводить родителей до белого каления, они взрослые умные люди и мгновенно тебя раскусят!

— А можно подробнее для неосведомлённого участника разговора? — Сашкины глаза едва не вылезли из орбит.

— Соня, — предостерегающе нахмурилась блондинка.

— Твоя сестра придумала себе, что отец с матерью перестали с ней общаться из-за произошедшего в Юргане недоразумения, — наперекор подруге произнесла Сонечка. Заболоцкая средняя раздражённо насупилась: не удаётся ей сохранять секретность чего бы то ни было дольше, чем пару месяцев — и про туннели однокурснице рассказала, и Саня, скорее всего, узнала, кто же Лизин таинственный друг Икс. Да, конспиратор из неё посредственный. Поняла бы она это раньше…

— О, святые источники, умеешь ты драматизировать, — фыркнула Александра, а блондинка снова сделала вид, что не заметила. Сашка сконфузилась, но продолжила. — Вам же с родителями ссориться не в первый раз, отчего же такая досада? Я уверена, они забыли давно об ограблении и твоём… Своего рода пособничестве, а ты всё ещё обижаешься то ли на себя, то ли на них. Но ничьего греха здесь нет.

— Давайте разъясним: виновата Лиза, иначе отчего бы так рьяно старалась доказать обратное?

— Замолчите обе! — зарычала девушка. — И без вас тошно, — вспомнился вечер того же злосчастного дня кражи, когда сёстры узнали, что Николай с Олесей, обеспокоенные поведением старшей дочери, направились за младшей и услышали обрывки диалога, закончившегося первой серьёзной ссорой девочек. Отец с матерью сложили два и два и уже больше месяца игнорировали Лизавету. — Хорошо. Может, вернёмся в залу ССБ? Мутит…

— И правда, настоящая дворянка, — закатила глаза Кунжутова. — При любой проблемной ситуации — обратный ход. Тошно ей, мутит…

Блондинка укусила себя за язык — сохраним весь запас ругательств на чёрное время. Вдруг её охватило нездоровое мрачное веселье; она широко улыбнулась и повернулась сначала к одной спутнице, потом к другой.

— Отлично, Соня, отлично, ты права! — заявила она занервничавшей подруге. — Да, я не могу остановиться и признать ошибку, но! я хочу заключить пари.

— Какое? — в голос спросили девочки.

— Ирина Васильевна отправила родителям письмо с просьбой приехать. Готова поспорить, они откажутся.

— Лиза, ты ведь знаешь, мама с папой занятые, и путь неблизкий… — открыла рот Санька, но махнула рукой. — Я принимаю.

— Я тоже. Что на кону?

— Плитка шоколада зауральского образца с картиной Шишкина на упаковке, — выпалила блондинка.

— Договорились, — но только девушки собрались разбить кулаки, как из кабинета вышел взлохмаченный и злой Олежа. Он застыл изваянием, всматриваясь в представшую перед ним картину и заверещал:

— Заболоцкая! Азартные игры в школе! Совращение других учеников! — раньше, чем он успел закончить пламенную речь и приступить к действиям, подруг уже и след простыл.

Спустя два урока Лиза сидела на мягком табурете в зале истории и подслушивала разговоры то одних сплетников, то других. Стук каблучков о паркет не отвлекал девушку, пока нежданный гость не остановился рядом и объёмная тень не погребла под собой парту целиком. Только тогда Елизавета подняла голову и увидела чересчур радостную Саню. Девушка подняла брови, прося разъяснений, и мгновенно получила их в виде сладкого брусочка в цветастой обёртке, положенного на столешницу.

— Родители сказали, что у них появились неотложные дела, — затрещала младшая Заболоцкая, — и они увидятся с нами только дома. Но, возможно, у них есть хорошие новости! — она подсела к сестре. — Ешь шоколадку.

Блондинка пожала плечами, с аппетитным хрустом развернула упаковку и следующую за ней фольгу, после чего откусила огромный кусок и принялась методично пережёвывать. На самом деле, она была почти уверена, что выиграет спор и никак иначе (конечно, денег-то у неё с собой не наблюдалось), а потом прокручивала у себя в голове сцену отказа от сладости, чтобы ещё жальче себя стало, ага. Нет, жертвовать законно полученной конфетой ради показной обиды она не собиралась.

— Хм, — оценила ситуацию и пришла к единственно возможному логическому заключению Соня, только появившаяся рядом. — Понятно. Я так полагаю, Саня же купила шоколад от нас обеих?

— Не обнаглела ли ты? — рассеянно спросила Лиза, разламывая оставшуюся плитку на три части и делясь с девочками.

— Кто бы говорил? Дворянке у работницы сладости выпрашивать! — целиком запихнула в рот свою долю Кунжутова. Заболоцкая средняя задумчиво окинула взглядом довольную подругу — не отобрать ли у неё остатки лакомства? Сонечку неожиданно спасло одно обстоятельство: Миша и Игорь, пыхтя, спотыкаясь, и каждую минуту меняя направление, тащили большую парту, держа её за противоположные края; в данный момент мальчишки пытались занести мебель в дверной проём, даже визуально более узкий, и уже который раз терпели поражение. Лиза выждала паузу, поднялась, с видом капитана очевидности подошла к однокурсникам и изящным движением руки распахнула вторую створку. На секунду ребята застыли, ошеломлённые.

— Ого, — только и сказал Плясунов, пытаясь вытереть пот со лба плечом, — спасибо.

— Ты будешь ногами передвигать, или нет?! — вскрикнул его помощник, похоже, на пределе человеческих возможностей. Мишка же перехватил край стола поудобнее, улыбнулся Лизе и спиной вперёд, ориентируясь на предупреждения товарища, пошёл вглубь залы. Следом зашли ещё два мальчика, неся по табурету. «Неужели ещё пополнение?», — недовольно подумала девушка. В последнее время свободное место в кабинетах резко сократилось, проходы сузились. Что за наплыв новых студентов? Подозрительно прожигая глазами парты, блондинка вернулась к девочкам.

— Это было эффектно, — хмыкнула Соня, оторвавшись от разговора с Сашей.

— Полностью согласна, — хихикнула младшая Заболоцкая и вновь повернулась к Кунжутовой. — Значит, ты думаешь, Алёна остаётся в школе не на дополнительные занятия?

— О чём вы сплетничали без меня? — ревниво спросила Лизавета. — И кстати, у тебя скоро должна начаться биология, — она подтолкнула Александру к выходу, — тебе ещё на второй этаж спускаться.

— Прогоняет тебя родная сестра, — цокнула языком Софья.

— Я привыкла, — притворно вздохнула та.

— Иди-иди. А с тобой, Сонечка, мы ещё поболтаем, — ученицы прыснули. — Ты, Саш, главное, не попадись на глаза Олеже — он готов выместить злость на любой Заболоцкой.

— Приму к сведению, — и скрылась за дверьми. В классную комнату сразу зашли двое: светловолосый костлявый мальчик и девочка с тёмным прямым каре. Люся? Елизавета похлопала себя по щекам и сняла очки, щурясь от солнечного света. Она — не она? Не понятно… Димка познакомил девочек мельком, едва, и блондинка, посчитав встречу разовой, не стала внимательно (вообще) рассматривать ровесницу, и теперь мучилась из-за незнания. Эх, вернуться бы обратно, в лето…

— Как думаешь, твоя Санька догадалась, что я работаю у Лихоборовых? — дёрнула за рукав соседку Кунжутова.

— Понятия не имею. Наверное, да. Она отвратительно сообразительная личность. Не важно. Лучше скажи, — Лиза сдержалась, чтобы не ткнуть пальцем в сторону новой ученицы, занимающей последнюю парту, совсем недавно буквально обмытую пОтом, — кто она?

— Ты считаешь, я знакома со всей Ростерией? — постучала по голове кулачком Соня.

— Кирилльска было бы достаточно.

— Опять тобою завладела теория глобального заговора? — догадалась та.

— Хм…

— Ты параноик. И сестру свою обижаешь напрасно. Не горячись, — она остановила жестом подскочившую подругу, — дай договорить. Я не знаю точно, что произошло месяц назад, но вам следует помириться. Хорошая ведь девчонка, и извинялась много.

— Теперь ты послушай, — блондинка выставила вперёд руки, призывая к молчанию, но, видимо, запал почти испарился, и она едва нашлась с ответом, — почему ты решила, что я её ещё не простила?

— В таком случае ты просто над ней издеваешься.

— Я не… С тобой совершенно невозможно не то, что спорить, общаться! Спросила об одном — в результате получила гневную тираду. Ты, часом, не резонёр[9]?

— Хватит вам порознь ходить, — отрезала рыжая девочка.

— Замечательное умозаключение. И как ты предлагаешь его воплотить?

— Перестань ёрничать. Уверена, сегодня будет достаточно поводов для примирения, — Лизавета фыркнула, не подозревая, как права оказалась приятельница.

После школы блондинка, вдев ноги в кожаные высокие ботинки, накинув на плечи тяжёлый тёплый плащ и аккуратно скрыв причёску под капюшоном, смело зашагала по лужам, в то время как Софья осторожно огибала их, приподнимая края светлого пальто.

— Ох, терпение моё на исходе! — прикрикнула она на спутницу, которая в очередной раз прыгнула в наполненное водой углубление, а Кунжутова едва успела увернуться от брызг. Та захохотала, после чего побежала вдоль стен лицея. Соня устремилась за ней, и скоро подруги оказались у второго выхода из здания. Створка хлопала по косяку, ребята, принадлежащие более юным классам, выбегали на улицу, стараясь поднырнуть под рукой однокурсника, дабы не придерживать дверь товарищам. Несколько учениц, одетых в весьма условные платьица и чулки, мгновенно скуксились и, нарушая сплошной поток, попытались вновь спрятаться под крышей.

— Мы ждём Сашу? — решила уточнить Сонечка.

— Конечно, ведь с недавнего времени я твой арестант.

— Всё верно. Домой отправишься только в компании сестры.

— Только неизвестно, кому от этого хуже, — хмыкнула Лиза, осматривая насквозь промокшую собеседницу, милостиво приподняла полу плаща и пустила под него приятельницу, как под навес. — Как долго нам ещё ждать? — проворчала она вскоре, хотя её можно было понять — мантия, делимая двумя девочками, пропускала холод. Блондинка переступила с ноги на ногу.

— Не вздумай, — уже не так уверенно сказала Кунжутова. — Ты обещала…

— Как будто я нарушаю слово, — огрызнулась та и потянула Софью за собой. — Я лишь предлагаю зайти внутрь, а не приманивать снаружи простуду.

Девушки бросились к дверям, поднимая множество брызг, ибо промокнуть более не представлялось возможным. Ученицы ввалились в здание, Лиза хлёстким шлепком оправила мокрый плащ и прошла вглубь, ища выход из рекреации в коридор.

— Давненько я здесь не была, — поделилась она с подругой.

— Память как у золотой рыбки. Всего лишь полгода.

Поплутав немного, девочки всё же оказались в нескончаемом туннеле одинаковых резных дверей и высоких толстых окон в прямоугольной отвратительно-синей раме. Около входа в один из кабинетов стояли две фигуры: высокая, тощая и низкая, попухлее. На цыпочках продвигаясь в сторону беседующих по скрипучему полу в хлюпающей обуви, приятельницам всё лучше и лучше удавалось разглядеть незнакомцев, а после и осознать, что те не являлись таковыми — в полном человеке Лизавета узнала Сашу, в худом — родительского личного посыльного. Последний что-то втолковывал недоумевающей и немного потерянной сестре, а та молчала и изредка кивала головой, скашивая глаза в стороны, словно искала поддержки. Разумеется, скоро она заметила приближающихся подруг и, не прерывая мужчину в дорожном плаще (наверное, ещё более тяжёлом, чем у блондинки) и высокой шляпе-цилиндре, поманила их к себе пальцем.

— А кто эта юная леди? — с неуловимой издёвкой спросил мужчина, увидев Софью. — Я пропустил неожиданное пополнение в семье? — Кунжутова даже растерялась: вежливые колкости вместо приветствия — с таким она не успела столкнуться.

— Не принимай близко к сердцу — Тимуру Остаповичу не всегда удаётся найти верные слова. Кстати, здравствуйте, — последние Лизины слова обращались уже к старому работнику Николая.

— И Вам не хворать, — ни капли не оскорбился тот. — Итак, вы очень вовремя подошли: Заболоцких я сопровожу к кибитке, а их подругу попрошу удалиться.

Порой блондинка думала, отчего отец не уволит нахала, ведь любая его реплика заранее защитная, как будто его постоянно в чём-то обвиняют. Например, последний его ответ: говорит о детях работодателя в третьем лице, куда это годиться? Но, увы, упрекнуть мужчину не в чем: обязанности исполняет идеально, а насмешку, упрятанную в красивую светскую речь, трудно разглядеть.

— Тимур Остапович, а можно довезти Соню до её дома? На улице ливень, а путь неблизкий, — спросила Саня.

— Нет! Спасибо, — мгновенно отреагировала рыжая девочка, очевидно, боясь отказа. — Я сама дойду… — и направилась дальше по коридору.

— Стой, — окликнула её Елизавета. Стянула непромокаемую мантию и передала подруге. — Завтра вернёшь.

— Спасибо, — повторила Кунжутова, но теперь искренне, и скрылась за поворотом.

— Замечательно, — вздохнул посыльный. — Поставлю карету поближе ко входу, — и широко зашагал в другую сторону. Сёстры нарочито медленно пошли следом.

— Что произошло на этот раз? — без предисловий прошептала Сашке в ухо блондинка. — Очень похоже на последнюю нашу поездку, не самую приятую… — девушка знала, если родители прислали Тимура, то дело не терпит отлагательств — всё надо сделать быстро, послушно и без лишних вопросов — то, что нужно, объяснят на месте, а если не объяснят, значит, их не должно это волновать.

— Ты права, — невероятно взволнованно ответила Александра. — Я не уверена, что поняла правильно, но… Кажется, грабителей поймали!

Заболоцкая старшая недоверчиво хмыкнула.

— Не может быть… Кто же они?

— Я не знаю, — протянула та и вдруг сникла, — но в ближайшие часы мы их увидим.

— Как? — ахнула Елизавета.

— Ты не услышала? Мы едем в Правский Суд — выступим истцами. Мне не по душе такая затея.

— А я хочу, — загорелась девушка.

— Ты бредишь, — засомневалась Саня. — Стоять в душном помещении, чувствовать на себе молящие взгляды осуждённых, бр-р-р.

— Зато я узнаю, наконец, из-за кого я мучаюсь последний месяц. К тому же, если мы поздно вернёмся, то будет повод не делать задания на дом.

— Хм. Возможно, и мне не помешает отвлечься, — она глубоко втянула воздух и слёзно пожаловалась. — Сегодня на уроке биологии нам раздали тесты, а я забыла подготовиться! Уверена, мне поставят неудовлетворительную отметку…

— Тебе? Саш, не говори глупостей — учитель хорошо оценит даже самую твою кошмарную работу из-за прошлых заслуг. Ведь твой проект, посвящённый Ростерийским лилиям, занял первое место в конкурсе? Мне, в отличие от тебя, предстоит выправить целый аттестат за несколько недель, а я даже не волнуюсь! — и, оживлённая и обрадованная скорой встречей с виновниками её бедственного положения, пробежала под дождём и запрыгнула в кибитку, любезно распахнутую лакеем.

Дворец правосудия в маленькой Праве был, пожалуй, самой главной достопримечательностью и, как считают многие, определил название городка. Потому что местный суд славился справедливейшими приговорами, а ещё он имел все основания, чтобы называться замком (хотя это его качество в данной ситуации ни к селу ни к городу, Лизавета не могла его не отметить) — возмутительно широкий, круглый, с толстыми колоннами, подпирающими устойчивые закрытые балконы. Стены ровные, белоснежные, купол позолоченный — здание явно возведено до индустриального переворота и разделения, иначе почему блистает неприкосновенными ресурсами? Коляска с притомившимися лошадьми осталась позади, а девочки под конвоем Тимура приближались к постройке, такой ослепительно-светлой, но гнетущей. Заболоцкие поспешили зайти внутрь, минуя огромные гипсовые ворота, и к удивлению своему остановились в узком закругляющемся проходе: между внешними стенами и непонятной внутренней столбообразной конструкцией было самое наибольшее три метра.

— Насколько я помню, нам следует идти направо и подняться по лестнице на передний балкон, который мы видели снаружи, — произнёс мужчина сзади, неся в руках шляпу. — Там будет проходить заседание.

— А что это? — девочки махнули в сторону огромного белого цилиндра радиусом не менее десяти аршин и занимающего почти всё пространство.

— Тюрьма, сударыни, — хмыкнул тот.

— А разве все темницы находятся не в Сибре?

— Там расположены постоянные места заключения, а здесь — промежуточные пункты.

«А ведь очень удобно», — пришло в голову Лизавете: «не нужно долго вести до камеры упирающегося вырывающегося преступника — сразу после вынесения приговора под руки его и — оп! — дело сделано. Только стены давят». Троица добралась по кругу до небольшой арки, ведущей к винтовой лестнице (естественно, другая бы здесь и не поместилась) и начали пониматься. По мере продвижения вверх шум приобретал форму множества спорящих голосов.

— Уф, — позволила себе Саня, и Лиза могла её понять: казалось бы, не самое высокое здание, да и блондинке, живущей в башне, не привыкать, но подъём длился бесконечно! «Как такое возможно?» — недоумевала блондинка: «Я уже чувствую себя гайкой на шурупе!». Ступеньки кончились совершенно неожиданно: ни слепящего света, ни длинного коридора, ни указателей — просто вдруг серый щербатый камень под ногами сменился мозаичным чёрно-жёлтым полом, а вокруг…

— Я, конечно, ни разу не была в такого рода заведениях, но представляла их себе совершенно иначе.

— Уф, — утвердительно повторила Саша, а Тимур сзади хмыкнул. «Всё правильно», — убеждала себя средняя Заболоцкая, стирая с лица удивление: «БОльшую часть здания занимает тюрьма, поэтому судье и господам присяжным приходится ютиться здесь. В этом улье». Помещение, в котором оказались вновь прибывшие, так же имело цилиндрическую форму, но, по мнению Лизы, чересчур камерное. Девочки стояли в маленьком подобии пещерки с мутным окном, едва пропускающем солнечные лучи — наверное, балкон, который выглядит снаружи таким большим и открытым. Отсюда гостьи могли в подробностях рассмотреть залу: несколько рядов жёстких стульев, расставленных на полу, и два этажа кресел, наипрочнейше прикреплённых к стенам металлическими штырями… «Как будто в театре — балконы, дополнительные места, хотя, тоже рациональное решение — потолки какие высокие, а площадь маленькая — максимальная занятость пространства». В этих навесных конструкциях сидели юристы, обхваченные для безопасности специальными ремнями, и строчили что-то на белых листах, предварительно подложив твёрдые дощечки под бумагу (нет, никак не привыкнуть), причём остроносые туфли верхних почти касались голов тех, кто сидел ниже.

— Кажется, сейчас башмак слетит-таки с ноги дальнего от нас мужчины и стукнет по макушке его соседа, — прошептала Саша, указывая куда-то наверх рукой. Лизавета против воли забегала глазами в поисках описанной сцены.

— Самая странная комната из когда-либо увиденных мной, — поделилась та, так и не найдя забавной картины.

— А вы думали, Правские процессы славятся только справедливыми решениями? — скептически сощурился Тимур и, увидев работодателей, делающих ему какие-то знаки, подтолкнул к ним девочек. Последние, держась стеночки, послушно прошли до родителей, по-плебейски сидящих на обычных стульях, но вдруг сверху раздался жуткий ржавый скрип. Санька ойкнула, Елизавета задрала голову и увидела железную тесную клетку, очень ненадёжно подвешенную крюком к потолку. В ней… Раскачивался босой грязный худой человек. Подсудимый. Подросток. Девушка схватила оторопевшую сестру за руку и потащила к Олесе и Николаю. Отец прижал палец к губам.

— Почему так тихо? — спросила младшая дочь, с трудом отводя взор от ответчика.

— Ещё не начали обсуждение, только рассматривают дело.

— Прошу молчания, — каркнул судья, ужасно похожий на старую ворону. Он наклонился, опасно натянув ремень на заплывшем жиром теле. — Господа присяжные, вы готовы?

— Какой дерзкий, — озадаченно потёрла лоб Лиза. — Напомните, почему мы выбрали именно это заведение? — теперь на неё зашипели родители, и ей пришлось временно умерить любопытство. А у неё ещё много вопросов, например, зачем их с сестрой сюда привезли, в педагогических целях?

— Итак, начинаем заседание, — один хлопок ладонью по подлокотнику, и стало возможным услышать полёт комара. Похоже, персона в напудренном парике (интересно, откуда пошла такая традиция) очень уважаемая. Оно и видно, если мужчина в любой момент может твёрдым носком туфли поставить «шишку» на лбу каждого в этом зале. — Предлагаю для начала описать ситуацию для неосведомлённых. Алексей Воронов, присутствующий здесь, обвиняется в том, — жалобный скрип наверху, — что, во-первых, нанёс непростительное оскорбление нашей Земле, восстановив Скверные шахты, во-вторых, уничтожил труд множества образцовых граждан, закапывающих гнусные туннели, — «какой похвальный запас синонимов!» — и в-третьих, вторгся на частную собственность и совершил ужасную кражу! — лязг гиббеты[10] всё чаще повторялся, Саша незаметно зажала уши. Подслеповатой Лизе померещилось, что звенья цепи и крюк немного растянулись; она мысленно провела вниз перпендикуляр из середины дна клетки и увидела, что под ней пространство пустует. Значит, судья не отрицает, что конструкция может упасть. Всё интереснее и интереснее. — К сожалению, свидетелей преступления или не существуют, или они отказываются раскрывать себя. Зато нас посетили многоуважаемые истцы, — мужчина сверкнул очками в сторону Заболоцких, — к тому же эксперты обнаружили множество улик, явно оставленных непрофессионалом, кхм, в таких бесславных делах, — к скрипам прибавились всхлипы, присяжные возмущённо зашикали и опять склонились над записями. — Ели нет возражений, то давайте заслушаем господина Олега, — «Немереное количество Олегов!» — Владимировича, нашего следователя.

Поднялся так же сидящий в зале человек, очень похожий на Тимура Остаповича, возможно, тем, что тоже носил тяжёлый плащ и шляпу. И хотя широкие поля скрывали часть лица, девушке он показался знакомым. Внезапно её осенило.

— Саня! — она горячо зашептала сестре на ухо. — Это же Олег Владимирович!

— Спасибо, что просветила, — сумрачно кивнула та, посматривая на осуждённого.

— Ты не поняла. Он ведь бывший Осведомитель, предотвратил несколько побегов и восстаний, но недавно вышел на пенсию и стал известным частным сыщиком, наивостребованнейшим, кстати. Сколько родителям пришлось заплатить?

А откуда ты знаешь? — округлила глаза Александра. — Неужели так увлеклась политологией?

— У тебя свои игрушки, у меня свои, — не стала разъяснять блондинка. — Ох, из-за тебя прослушала его выступление.

— Но ведь ты первая начала разговор… — слова в пустоту. Лизавета уже облокотилась о спинку папиного стула и наблюдала за ходом заседания. Следователь действительно закончил выступление и сел (лаконично, только по делу, ни секунды лишней не занял), судья же взял и продемонстрировал всем с самого начала находившиеся у него улики: зарисовка грязного следа узорной подошвы и обронённую в особняке булавку и показал мальчишке.

— Это же Ваше, я полагаю? Разумеется, я прав, — посчитал он за подтверждение очередной стон.

— Потому что нужно было сначала подумать, что делаешь! — крикнул кто-то из зрителей, которому наскучило постоянное звуковое сопровождение. Поднялось волнение, шум. Хлопок по подлокотнику — и снова затишье.

— Так-то лучше, — удовлетворённо поправил сбившийся парик мужчина. — Если все успокоились, то хочу напомнить: в зале присутствуют прокурор, адвокат, господа присяжные, истцы, ответчик, свидетели процесса. Также хочу напомнить уважаемым заявителем, вы можете прямо сейчас отозвать обвинение и решить конфликт мирно. Если вы соглашаетесь, подсудимый не освобождается от приговора, так как он умудрился нарушить несколько законов.

— Мы желаем продолжать, — быстро сказала мама.

— Тогда вы имеете право высказывать своё видение событий, когда вам предоставят возможность говорить, и претендовать на полное или частичное возмещение ущерба.

Лиза, не вслушиваясь, перенесла вес на другую ногу. И всё же обувь немного не по размеру.

— Папа! — блондинка вздрогнула и повернулась к Сане, повисшей на отцовском локте. — Я его знаю, осуждённого!

— Замечательно. Наши дети якшаются с воришками, — вздохнула мать.

— Нет, — поспешила успокоить родителей Саня. — Мы не общались, я даже имени его не помню…

— Алексей Воронов, — любезно подсказал Николай.

— Да-да, но мы несколько раз сталкивались между уроками.

— Саша, — Олеся взяла руку дочери и спрятала в ладонях. — Ты переживаешь? Даже не думай, твой отец, например, долгое время приятельствовал с Ярополком, и видишь, спокойно живёт.

— Вы о зачинщике бунта семилетней давности, который предотвратил Лихоборов? — уточнила Лизавета.

— Да. Хороший был парень, — девушка не поняла, о ком именно говорил папа.

— Господин Болонов, выступите в защиту своего подопечного, если Вам есть, что сказать, — адвокат в подвешенном кресле перерыл кипу разных тетрадей и ловко, не рассыпав листы, достал из середины стопки картонную папку с прикреплёнными к ней документами.

— Да, я располагаю несколькими данными, способными смягчить наказание для Алексея. Во-первых, он ещё не окончил учебное заведение, значит, не достиг совершеннолетия.

— Мы выносили приговор уже с учётом этой информации, — оборвал юриста судья. — Продолжайте.

— Мой подзащитный, хотя и определён во Второй государственный лицей, воспитывается в малообеспеченной, даже нищей семье, поэтому мог решиться на преступление из-за обычного голода или другой подобной нужды, — хруст бумаги под перьевыми ручками, — Также мальчика, возможно, подтолкнули на злодеяние его родители, по тем же причинам.

— Неправда! — вскрикнул парень неожиданно. Голос такой странный, совсем не похожий на злодейский: ломающийся,с проскальзывающими петухами, плачущий. Мужчина посмотрела на подростка — молчи, мол, — и снова повернулся к судье.

— Последнее, Воронов совершил мелкую кражу, и на фоне не существовало других нарушений, таких как порча имущества, нанесение вреда здоровью и так далее.

— Мы поняли Вас, — «Он о себе говорит во множественном числе?» — Если Вы закончили, то я передаю слово Елизавете Николаевне Заболоцкой.

Девушка растерянно моргнула. Ещё раз. Обернулась к родителям. Такого удара ниже пояса она точно не ожидала.

— Надеюсь, Вы поведаете нам о своём увлекательном путешествии по подземным ходам Юргана, — с едва заметной усмешкой подбодрил блондинку мужчина.

«Ясно, зачем я здесь понадобилась», — закручинилась Лиза: «Никто, кроме меня и подсудимого в шахтах не бывал, расследование и обыск обязательны, а терять лучших специалистов из-за внезапного обвала не хочется. Поэтому и интересуются, крепки ли стены, далеко ли воды, надёжны ли потолки». Дворянка набрала в грудь побольше воздуха и приготовилась к длинному монологу — ей не привыкать выступать на публике. Спустя двадцать минут непрерывной речи Лизавета в последний миг сдержалась, чтобы не высунуть отсохший язык подобно собаке. В зале впервые за долгое время наступила полная тишина, даже юристы решили сначала обдумать и разобраться в огромном потоке данных, а не хватать сразу перьевые ручки и новые тетради.

— Спасибо, — наконец произнёс судья, — эта информация очень важна для нас. Можете садиться.

«Куда?!» — возмущённо подумала выступавшая, обводя глазами помещение: «Все горизонтальные поверхности заняты». Неожиданно девушка увидела мельтешение и пригляделась — Саня, каким-то чудом отвоевавшая стул, активно махала рукой сестре, периодически хлопая по ногам. Блондинка колебалась недолго; она быстро прошла к Саше и уселась той на колени. Младшая девочка мгновенно обхватила руками тонкую талию Елизаветы.

— Итак, мы заслушали мнения каждой из сторон…

— Прокурор выступал в самом начале, — объяснил шёпотом Николай дочерям.

— И, если не случиться непредвиденных обстоятельств, готовы вынести приговор: четыре месяца исправительных работ…

— Нет! — выкрикнул парень, качнув гиббету. Взоры каждого устремились вверх. — Подождите! Я располагаю ценной информацией, — судя по паузам, ему трудно подбирать слова высокого стиля. — Я кое-что знаю, я ведь бывал в туннелях не раз, осматривался, выискивал разные ходы.

— Говорите по делу, будьте добры, — строго сказал судья.

— Да, конечно…

***

— Ты представляешь, под нашим особняком настоящая магистраль проложена, а мы и понятия не имели! — восклицала Саша, обрадованная долгожданной встречей с подругой. Евгения Опрасник сидела на поваленном ураганом дереве и внимательно слушала девочку, изредка поощряя её драматическими вздохами и всплёскиванием рук. — А ведь совсем рядом подземные воды, как только кому-то ума хватило расчищать туннели! Ведь затопит, и никакие ворота не спасут.

— Правда, — на этот раз смуглянка по-настоящему удивилась, а после крепко задумалась, — буду знать…

— Да, но я поражаюсь такой наглости, — продолжала Санька. — Люди трудились, восстанавливали повреждённую биосферу, а кто-то нашёл вход в подземелье и решил: «Здесь мы будем собираться для антиправительственных заговоров, идеальное место». Смешные они, бунтовщики, жалуются на то, что королевский двор не заботится о нашей земле, хотя сами же её разоряют и эксплуатируют.

— Какое интересное мнение, — протянула Женька и оглянулась, услышав посторонний шум. Белочка. Всего лишь рыжий пушистый зверёк, ловко опустошающий очередную кедровую шишку. Вдруг грызун насторожился, дёрнул кисточками на ушах, слился с серой корой дерева, поползнем добрался до ближайшего пустующего дупла и юркнул внутрь, позабыв о недоеденных орешках. Через секунду объявилась причина такой небережливости — маленький, но быстрый сокол щёлкнул клювом, почти успев схватить мелькнувший хвост. Птица взмахнула крыльями от досады, оттолкнулась когтистыми лапами от ветки, что недовольно зашуршала листьями, и улетел на поиски менее осмотрительной добычи. Ах, как же Евгения любит лес. Особенно темнохвойную тайгу. Особенно Королевскую, что с трёх сторон окружена горячими реками: Неизвестной и её притоками, из-за чего жизнь здесь бурлит почти круглый год, прерываясь лишь во время февральских морозов. Например, сейчас, середина января, а созревают жёлуди, то и дело резвятся лесные звери. Жаль, что такое хорошее место приходится портить плохими, но полезными разговорами.

— А самое главное, какие же эти революционеры неосторожные: факелы новые в держателях оставили, ворота не спрятали, постоянных стражников не оставили, входы не замаскировали, неудивительно, что моя сестра провалилась внутрь.

— Она так сказала? — не сдержалась Женька и хмыкнула. — Зная Лизу, я бы в первую очередь исключила, что наша Алиса случайно упала в кроличью нору.

— Какая разница, специально или нет, я же говорю о другом…

— Да, сетуешь на то, что преступных дел мастера перевелись на свете.

— Я совсем не чувствую различий — ты стала такая же раздражительная, как Лизавета! — нахмурилась Саша, и девушка быстро замолчала. — Мы с тобой, конечно, долго не виделись, но… Кстати! Куда ты пропала на несколько месяцев? Ни единой весточки.

— У меня были проблемы, — не желая придумывать отговорок, сказала Женя. Некоторое время подруги слушали голодные жалобы невезучего сокола. Розовый закат, проглядывающий сквозь ветви деревьев, предвещал ночь, все мышки-белки-ёжики попрятались в норках, и, похоже, птице суждено сегодня заночевать натощак. Девушка устало взлохматила волосы и исправилась. — Ты не подумай того, о чём ты обычно думаешь с таким выражением лица.

— О чём же? — подпёрла кулаком подбородок Саня.

— Например, что я устала от тебя и пытаюсь таким образом прервать общение с тобой. Это неправда.

— Повтори, — потребовала девочка.

— Это неправда. Я действительно откусила кусок, который не могу проглотить, а выплюнуть не имею права. У меня появились неотложные дела, много работы. Я очень вымотана в последнее время. А как только освободилась, предложила тебе встретиться.

— А ребята?

— У них забот не меньше, — вздохнула Евгения.

— Да, Питер выглядит совсем измученным. Что? — не поняла Александра острого взгляда приятельницы. — Он перевёлся в нашу школу и учится вместе с Лизой.

— Знаю. Петька хотел лучшего качества образования, — девушка удобнее устроилась, закинув ноги на ствол, и натянуто улыбнулась. — Чем же кончился суд? Мне очень интересно.

— Когда Алексей рассказал о разветвляющихся ходах, следователь Олег Владимирович предложил немедленно подготовить отряд для тщательного обыска.

— Не может быть!

— Да, но его вынудили немного подождать.

***

— Ты словно на иголках, — заметила Соня, наблюдая за подругой, что не могла усидеть на диване, ёрзала, меняла положение ног, но не успокаивалась. — Как будто уж на сковородке. Места себе не находишь…

— Я уже поняла, спасибо! — прервала девочку Лиза, натягивая на себя край пледа. Снова без предупреждения ударили морозы, а разжечь камины да разместить дополнительные факелы требовало времени, поэтому приходилось спасаться подручными средствами. Кабинет же ССБ был самым холодным помещением в школе, ибо располагался у стены и имел наибольшее количество окон, к тому же распахнутых, потому что учителю стало жарко. Разумеется, он бы ещё две шубы надел, мог бы хоть на улице урок вести!

— Тогда расскажи, отчего ты сегодня взвинченная. Проверь, вдруг Олежа тебе шило подложил? Судя по его злорадному лицу, такое вполне вероятно, — хихикнула Софья, дёргая на себя одеяло с другой стороны.

— Нет… — Лизавета сильнее потянула плед.

— Осторожно, порвёшь! — ойкнула Кунжутова, пододвигаясь к подруге и заворачиваясь в тёплый мех. — Так и не поладили с сестрой?

— Наоборот, — мотнула головой та. Вечером того же дня после суда и почти помилования Алексея Воронова у девочек состоялся серьёзный разговор, в итоге которого они помирились, едва не задушив друг друга в объятиях, и на радостях договорились больше не ссориться из-за глупых мальчишек. — Мы уже полмесяца дружны, как приказывала, — и отвесила шутливый поклон соседке, — а как ты этого не заметила, внимательная моя?

— Я лишь уточнила. Но что-то же должно было случиться?

— Со мной с завидной постоянностью что-то происходит, — согласилась блондинка. — Утром мы с Саней договорились идти в школу вместе, так и поступили, у входных ворот стояли вдвоём, а потом она словно испарилась! Я между занятиями искала её на этажах, лестничных пролётах, а найти не смогла. Куда она запропастилась?

— Думаю, ты себя накручиваешь. Александра, насколько я её знаю, преодолеет любые опасности и трудности, только бы на урок не опоздать. Хочешь, помогу тебе: поспрашиваем у её однокурсниц, учителей, в конце концов, они же ведут журнал посещаемости.

— Саша всеобщий любимец, преподаватели в любом случае не рискнут испортить её идеальный аттестат «прогулом без уважительной причины».

Олежа в очередной раз чуть не прожёг приятельниц взглядом, но ничего не сказал. «Спокойствие, спокойствие», — твердил он себе: «Их не существует, ты учишь заинтересованных в твоей дисциплине людей и никого более. Они лишь соринки», — посмотрел на наручные часы из самой дешёвой коллекции и ускорился.

— В случае непредвиденного митинга…

— Он не мог бы говорить чуть тише? — возмутилась Заболоцкая средняя. — Мешает нам обсуждать план Сашкиного спасения!

— Поспорим, ты не посмеешь повторить это, но громко? — засмеялась Сонечка.

— Как некультурно друзей на гадости подстрекать, — поцокала Лиза, поднялась с дивана, приняла серьёзный вид.

— Что ты! Прекрати! — давясь хохотом, хватала подругу за подол юбки Соня.

— Олег Степанович, — позвала Елизавета.

— Да-да? — с затаённой усмешкой откликнулся педагог, предвкушая чудесную перепалку. Ребята навострили уши, пододвинулись вперёд в ожидании очередного скандала. Атмосфера накалилась, в груди приятно потеплело.

— Вы хотели что-то у меня спросить? — вкрадчиво переспросил учитель.

— Да… — пол под ногами буквально закипал. «Остановись, безобразница, остановись!» — повторяла Соня. Ни за что! Блондинка тряхнула кудрями и… Резко распахнутая дверь наглым образом оборвала нарастающую ссору. Лиза расстроенно осела, медленно остывая, и, кажется, Олежа разочаровался не меньше!

— Входите, — недовольно пригласил он, и в кабинет зашла взволнованная Валентина Петровна, преподавательница биологии.

— Извините, что прерываю, — скороговоркой затрещала она, — я отниму не больше минуты.

— Она же куратор твоей сестры? — спросила Сонечка, и Лиза напряжённо кивнула, мгновенно позабыв о запланированной словесной дуэли.

— Замолчите все! — прикрикнула девушка на зашумевших одноклассников, чей ропот заглушал тихий голос учительницы. — Давайте послушаем, — и, игнорируя обидные колкости в ответ, вперилась взглядом в женщину. Та прокашлялась.

— Простите, Олег Степанович, у меня глупый вопрос, но Вы не видели Александру Заболоцкую?

— Нет, что Вы. Мне старшенькой, — сальная улыбка в сторону Лизаветы, — достаточно, так что, нет, не встречал. Что-то произошло?

— Не беспокойтесь, ничего страшного… — и скрылась за дверью. Приятельницы встревоженно переглянулись.

— Лизанька, — мурлыкнул мужчина, — Вы хотели спросить о чём-то?

— Вы ошиблись, — бросила девушка и обратилась к Кунжутовой. — Теперь ты понимаешь, что у меня есть повод для волнения?

— Да. Подожди же две минуты, — удержала она подругу, уже вскочившую с места, и скосила глаза на Питера, внимательно и всё так же виновато за ними наблюдавшего. — Потерпи до конца урока. А потом пойдём искать Саню вместе. Вы, старшие сёстры, всегда так драматизируете…

…! — коротко охарактеризовала ситуацию Софья, пытаясь отдышаться после гонки по лестницам.

— Говорю же, как сапожник, — прохрипела багровая Лиза, держась за живот.

— У тебя ещё остались силы наставления читать?

— Ой, девочки, измотали вы меня… Десять минут за вами бегаю, зову, а вы как будто специально дразните! — присоединилась третья одышка. Подруги окаменели, выпрямились, позабыв об усталости, и повернулись на голос. Перед ними, с тощим рюкзаком за плечами, согнувшись вдвое и пыхтя, стояла Саня. — Я едва успела зайти в школу, мне бы учебники раскладывать, а вы надумали в горелки играть, и я, как гончая, ха-ха, — Сашка быстро замахала руками, условно показывая внеорбитную скорость, и захихикала; лишь потом она догадалась, что на обычного человека как на приведение смотреть не должны и, всё ещё посмеиваясь, осторожно спросила: — У вас лица так вытянулись. Запыхались? — зря она ждала ответа от шокированных девушек. — Да, ты обронила, — вспомнила Санька и протянула шёлковый платочек Лизавете, после чего настойчиво затолкала мягкую ткань в сжатый кулак последней. Лиза стремительно побагровела, Соня же, наоборот, с несколько испуганным выражением протянула руки в сторону спутницы, что-то предчувствуя.

— Спокойно…

— Я что-то пропустила? — заволновалась Александра, повинуясь инстинкту самосохранения и отходя назад.

— Ах ты, негодяйка! — взвилась блондинка и, с собственным платком наперевес, бросилась на девочку. Та, не стыдясь, заверещала и побежала прочь. — Нет старой больной сестре с тобой, проказницей, покоя! Где тебя черти два урока носили?

Спустя несколько минут неистовой беготни три девочки уже сидели в кабинете истории и снова пытались отдышаться. Лизавета недобрым взглядом хищника следила за притихшей Сашей, что с целью защиты подтянула колени к груди и отгородилась от сестры длинной партой. Сбоку от стола, ровно между Заболоцкими поставила табурет Соня, выступавшая в роли если не переводчика, то дипломата.

— Лиза просто больно горячая, — начала та, поворачивая голову в сторону младшей приятельницы. — И ей больше важен результат, чем причины, приведшие к нему. А сейчас, после заслуженной взбучки, готова выслушать оправдания.

— Глядите, как заговорила-то, — буркнула блондинка. Саня с некоторой опаской посмотрела на девушку и обиженно сказала:

— Вспыльчивая ты! Я всего лишь прогулялась в ближайшем парке…

— Ближайший парк находится в километре отсюда!

— Пропустила два урока…

— Без предупреждения исчезла!

— Поболтала с подругой…

— Довела родную сестру до крайнего беспокойства!

— Ты прекратишь меня перебивать или нет? — повысила голос беглянка, потом опустила глаза. — Я же вернулась.

— Действительно, почему я возмущаюсь? — призадумалась Елизавета. — Всё же кончилось благополучно, значит, и переживать не надо, да? — и, увидев радостное кивание головой напротив, взорвалась. — Нет! Это так не работает!

— Давайте остынем, — миролюбиво предложила Софья. — Тебе, Лиза, правда, совсем не много надо, с одной спички загораешься. А ты, Сашка, предупредила бы нас, что не собираешься заявляться на первые уроки, мы же мысли не читаем.

— А хотелось бы, — вымученно вздохнула средняя Заболоцкая. — Скорее бы следующие Выборы… — девочки недоумённо посмотрели на переменчивую соседку.

— Понимаете, прогул был очень неожиданным решением, я уже подходила к школе и вдруг, — Саня пожала плечами, смиряясь с тем, что ей не дано понять сестру, — всё так быстро завертелось, а вы уже зашли внутрь, к тому же стали бы меня расспрашивать.

— Что же произошло? — полюбопытствовала Сонечка. — На слух воспринимается очень загадочно.

Александра замялась, а Лизин мозг на удивление быстро заработал — по коре словно пробежали иголочки, едва касаясь остриями. Девушка вспомнила, что у ворот мимо неспешно идущих и разговаривающих о чём-то сестёр пробежал Питер, ещё более усталый и виноватый, чем обычно. Путём сложных логических размышлений дворянка докопалась до истины и сурово положила ладони на парту, уперев тяжёлый взгляд в Саню. Та мгновенно почувствовала себя неуютно и взмолилась.

— Говори сразу, нет мочи терпеть!

— Та подруга, с которой ты благополучно общалась — не Женька ли часом?

— Ой, а как ты догадалась? — не стала отнекиваться Саша, даже не подозревая, что её подловили. Заболоцкая средняя отказалась раскрывать профессиональные секреты.

— Выходит, снова объявились эти воришки, — потёрла переносицу она.

— Что? Даже в суде доказано, что они не причастны, — оскорбилась Саня. — Они не грабители.

— А разве они не похитили мои доверие? — резонно спросила Лиза. Саша закатила глаза. — Так о чём же вы разговаривали?

— Это моё личное дело, — задрала нос та. Не выдержала испытующего взгляда и сдалась, — Мы очень давно не виделись, нам было, что друг другу рассказать!

— Хорошо, — почти успокоилась Лиза. — Но впредь предупреждай меня, если захочешь погулять в учебное время! Я уже думала, как в глаза родителям буду смотреть, когда придётся сказать, что ты таинственным образом исчезла. В конце концов, старшая сестра — защитник, или кто?

— Самый настоящий, — заверила её девочка, вышла из-за укрытия и приблизилась к уже доброжелательно настроенной блондинке. — Ты больше не злишься?

— Я всегда злюсь, как ты говоришь, — проворчала та, позволив Сане задушить её в объятиях. — А сейчас тебе пора на занятия, твоё обожаемое природоведение, — услышав хриплый звонок, подтолкнула её к дверям Заболоцкая старшая. Но Александра, к изумлению подруг, остановилась, потопталась на месте и с неуверенным видом развернулась.

— А вы думаете, это обязательно? — промямлила она. Соня с Лизой свели брови, маскируя усмешку, отказываясь верить в услышанное и вынуждая девочку расшифровать свои жалобные гримасы. — Я имею в виду, что уже пропустила две дисциплины… Какой смысл заявляться на оставшиеся?

— Медведь в берлоге сдох, — присвистнула Кунжутова. — Наша отличница взяла-таки с нас плохой пример!

— Не надо глумиться, — запротестовала младшая Заболоцкая. — Представьте, учителя наверняка заметили моё отсутствие, и вдруг я появляюсь живая-здоровая на пороге кабинета, мол, здравствуйте. Меня же заживо съедят.

— А у тебя есть варианты? — хмыкнула Сонечка. — Кстати, как тебя вообще в школу пропустили?

— Зашла вместе со старшим курсом, который на полдня отпрашивался.

— Да, ты же рослая… Но всё же, как ты планируешь остаться незамеченной? Выходят из лицея по одному.

— Я собираюсь, — глаза её загорелись, — провести оставшееся время с вами! — Елизавета нарочито закашлялась, выражая крайнюю степень удивления.

— Отложить казнь — не значит избежать её, — философски заметила Софья. — Уверена, твой куратор уже послал гонца к родителям с оповещением.

— Это правда, но если мне удастся до конца дня не попадаться на глаза учителям, то Лиза сможет сказать, что у меня снова заболел живот, и я, не дойдя до школы, вернулась домой.

— Пригрели несчастные отец с матерью авантюриста на груди, — притворно вздохнула блондинка, но одобрительно махнула рукой.

— Убедила, — хихикнула рыжая девочка. — Оставайся с нами, у нас есть плед и пирожки.

Сашка быстро помогла передвинуть парту в прежнее положение, бросила рюкзак рядом и уселась между девушками. Подруги мгновенно начали о чём-то ворковать, шутить, сплетничать, искренне радуясь тому, что обычно пунктуальная преподавательница запаздывает.

— Никак в толк не возьму: если не хотела попасться, почему сразу не пошла домой, — вернулась к на секунду забытой теме Кунжутова.

— Ключи взять забыла.

— Что? — подпрыгнула дворянка. — Я же утром строго наказывала тебе их положить в портфель! — обречённо опустила руку в рюкзак. — Воспользуешься моими…

— У меня память девичья. А отмычки мне не нужны, с вами посижу. А теперь тихо, — и сама затаилась, частично съехав под стол, — ваша Вера Степановна пришла, — и указала на высокую костлявую женщину в туфлях на длинных шпильках. Ученицы максимально близко поставили табуреты, чтобы скрыть Саню от посторонних. Некоторые однокурсники насмешливо посмотрели в их сторону, но промолчали.

— Напомни, какой урок следующий? — спросила, беспорядочно царапая перьевой ручкой тетрадь, Лиза.

— К которому мы не готовились, — сумрачно ответила Соня.

— Политология?

— Именно. А у Пивного Животика появилась дурная привычка: проверять выполнение домашних заданий.

— Не бойся, — обнадёжила подругу блондинка и незаметно потрепала по голове подслушивающую Саню. — Чую, сегодня нам удастся избежать нового лебедя в журнале.

Неожиданно предчувствие девушку не обмануло: после истории ученицы поднялись на третий этаж и прошли втроём в нужный кабинет, но встретили там вовсе не Евгения Витальевича, чьё лицо было вечно перекошено такой улыбкой, словно учителя настиг инсульт в самый радостный момент его жизни, а куратора, Ирину Михайловну, что-то торопливо объясняющую толпе подошедших ребят. Троица присоединилась, при этом Сашка предусмотрительно попыталась спрятаться за спины спутниц.

— Мы что-то пропустили? — спросили девушки одновременно, но у разных людей.

— Конечно, — радостно воскликнул мальчишка, набрал в лёгкие воздуха и выкрикнул от избытка эмоций, — политология отменяется!

— Можете вести себя потише? — сурово глянула в ту сторону преподавательница. — Иначе кто-то вдруг подумает, что ликуете вы не только из-за ежегодной акции высадки новых деревьев! — посмотрела на отнюдь не одухотворённые лица и покачала головой. — Хотя бы попробуйте изобразить воодушевление и патриотизм, большего не требую…

— Мы снова будем рыться в земле? — ужаснулась Лизавета. — Руки после таких мероприятий не удаётся отмыть несколько дней, — и придирчиво осмотрела длинные гладкие прозрачные ногти.

— Неужели ты не любишь готовить ростки ко Дню Весны? — так удивилась Саша, что забыла о всякой конспирации.

— Говорила уже, у тебя свои игрушки, у меня — свои. А если любишь копать да окучивать, помогла бы мне.

— Замечательная идея! — восхитилась Александра и бойко прошептала Соне. — Бедную Ростерийскую лилию замучила до гнилой луковицы, хотя, кто бы что ни говорил, неприхотливое растение — поставь в тень и поливай почаще.

— Все за мной! — громко позвала ребят Ирина Васильевна, обходя толпу и направляясь к лестнице. — Спускаемся в мой кабинет! Саженцы, чернозём, горшки и прочее уже имеются, — и ученики, кто в предвкушении, кто обречённо, засеменили следом. Девочки на секунду задержались, Лиза обвела взглядом толпу и прыснула: «Стадо овечек да пастух» — и не спеша пошла вниз.

Который раз Заболоцкая средняя бывала в классе куратора, но до сих пор поражалась обилием растительности, коему даже учитель биологии позавидует. «Кажется, теперь я понимаю, с кого Саня берёт пример», — подумала Лиза, рассматривая прибавление в семействе: шарики-кактусы, орхидеи, обвившие и без того чахлое дерево.

— Ой, а это не анчар? — не поверила глазам Саня, пригибаясь, чтобы не быть увиденной.

— Кто? — переспросили девочки.

— Эх, с Пушкиным бы вам познакомиться, — шёпотом пристыдила подруг та, одновременно выбирая место по вкусу — длинный стол, самый далёкий от учительского, с мягким синим диванчиком рядом. Елизавета тихо одобрила выбор сестры и попыталась так же незаметно проскользнуть мимо Ирины Васильевны.

— Что же ты кашпо-то взять забыла? — ехидно осведомилась женщина, и девушка резким, агрессивным движением смела весь набор юного садовника в подол тёплого шерстяного платья. Елизавета присела рядом с подругами, кисло посмотрела на опытную в таких делах Соню, уже почти справившейся с третью работы, и уныло приступила к собственному заданию. Что за саженец попался под горячую руку? Ага, судя по именному флажку, Кикиморица… Слева послышался кашель, маскирующий смех.

— От судьбы не уйдёшь, — заикалась Сонечка.

— Я считала, мы переросли возраст, в котором уродовали фамилии друг друга, — холодно сказала дворянка, брезгливо поднимая двумя пальцами хлипкую лопаточку, явно бывшую в употреблении.

— Но ведь сама Жизнь велела поиздеваться! — не успокаивалась Кунжутова.

— Отдай мне, — не выдержала Саша и отобрала у сестры инструмент, который та до недавнего времени с крайне неопределённым видом втыкала в жирную почву. — На тебя смотреть жалко, — и в мгновение ока сделала ямку для корешка. Заболоцкая средняя скромно промолчала и без возражений поделилась своими обязанностями. — У вас этот урок последний?

— Да, — подсматривая в Санькин горшок, ответила Соня. — Ловко же у тебя получается! Может, и мне подсобишь?

Лиза возмущённо толкнула подругу в бок и тоже стала изображать деятельность, то подавая Александре верёвочку для подвязывания, то подливая воды (и едва не затопив подопечного).

— У семи нянек дитя без глазу, — тихонько фыркнула Софья. Тем временем за соседним столом дела обстояли гораздо интереснее: там сидели Миша и Рома (ещё один новый ученик) тоже не особо вдохновлённые порученным им занятием. Впрочем, они выдумали замечательное развлечение, которое должно было скрасить ближайшие полтора часа (каждому ученику предстояло подготовить ко Дню Весны — первому марта — не менее шести горшков) — соревнование. Разумеется, они не заключали банальных и обыденных споров, например, кто профессиональнее посадит росток, нет, хотя выигрывал действительно тот, чьё деревце к концу занятия будет целее. Мальчишки всячески пытались столкнуть кашпо друг друга на пол, затолкать в почву записочку с не самым приятным содержимым или забрать листочек с саженца соперника в качестве сувенира, и всё это сопровождалось сдавленным смехом и вознёй. Роман не сдержал победного клича: ему, наконец, удалось повалить растение оппонента. Михаил нахмурился, сжал губы, напряг плечи — не знай его кто-нибудь, подумал бы, что тот действительно обижен и настроен серьёзно.

— Зря ты это сделал, — с кровожадной улыбкой произнёс парень. — Сейчас мало тебе не покажется, мелкий… — он занёс руку и… Начал посыпать землёй голову противника. Мальчишка заплевался, стряхивая комья с волос, тоже зачерпнул рукой почву и бросил в Плясунова. Последний хрустнул пальцами, разминая их, с явным намерением похоронить приятеля. Ребята начали бороться, правда, не вставая со стульев и посмеиваясь. Но, увы, у Михаила явно оказалось больше практики, так что он ловко подцепил носком ботинка ножку стула товарища и дёрнул на себя. Ромка с грохотом упал на пол. Ирина Васильевна дёрнулась всем телом, резко подняла голову и строго оглядела кабинет, выискивая нарушителей спокойствия. Как вдруг зала снова сотряслась от грома: кто-то на задних рядах безудержно хохотал. Мишка повернулся на звук — напротив сидела Лиза, которая заливалась звонким колокольчиком, не в силах остановиться; очевидно, её впечатлила шуточная драка однокурсников. Девушка на секунду запрокинула голову, вдохнув немного воздуха и стирая выступившие слёзы. Плясунов против воли широко улыбнулся — уж очень заразительный смех!

— Мальчики, — с усилием отвлекаясь от веселящейся Заболоцкой, спросила учительница, — чем вы занимаетесь?

— Он меня обижает! — по-детски надув губу, пожаловался Роман.

— Но он первый начал! — почти искренне возмутился Михаил. Лизавета, только что успокоившаяся, вновь согнулась от хохота, и даже преподавательница не удержалась от хихиканья. Урок определённо был сорван.

— Лучший день за последний месяц, — делилась впечатлениями с подругами блондинка после занятия. Заболоцкие неспешно прогуливались в сторону выхода, провожая Соню.

— Пожалуй, — согласилась та. — А Мишка виртуозно Рому повалил.

— Ловко, — кивнула Лиза. — А тебе обязательно уходить? Могла бы вместе с нами пойти домой, мы бы посидели у меня в башне, а то Сашка никого не пускает в свою оранжерею.

— Это неправда, — фыркнула Саня.

— К сожалению, меня совершенно неожиданно вызвал к себе Лихоборов старший. Даже гонца прислал, — похвасталась девочка. — Возможно, хочет мне работу в послеурочное время предложить.

— И ты собираешься ехать в Юрган? — неодобрительно скрестила руки на груди Елизавета.

— Нет, разумеется! Олег Ярославович здесь, в Кирилльске. Оплатил проживание в каком-то замке до апреля.

— Ого, — протянула блондинка и задумалась. — Все тянутся в столицу…

— Что? — не поняла Сонечка.

— Теория всемирного заговора, — объяснила Саша. Лизавета не отреагировала на комментарий; вместо этого она, заметив небольшое скопление людей у противоположной стены, поманила за собой подруг и присоединилась к толпе. Как девушка и подозревала, ребята, привыкшие быть в курсе последних новостей, собрались вокруг Маши, которая говорила о чём-то, явно тревожном. Лиза же давно стала считать рассказчицу одним из лучших информаторов в городе, поэтому не скривилась, как прежде, а внимательно прислушалась. Поняв, что голос Марии непривычно тих, она попыталась просочиться ближе к центру.

— Суд и вынесение приговора состоится на следующей неделе, — печально закончила ученица.

— Ах, Силы Земли…

— Несправедливо!

— Мы должны им помочь.

— Поделом! — все осуждающе повернулись в сторону инакомыслящего, и тот стыдливо замолчал.

— Неужели Император не войдёт в положение? — спросил кто-то сзади.

— К сожалению, нет, — вздохнула Маша. — Королевский двор уже назначил дату рассмотрения дела, хотя все уже догадываются, что Владимира, Бориса и Владислава обвинят в предательстве и сошлют в Сибру. То, что произойдёт через несколько дней, — условность, красивый ритуал.

— Но ведь они не хотели зла! — воскликнула ранимая Алёна Кислица, а блондинка крутилась юлой, жадно ловя обрывки информации. — Влад и Боря лишь хотели помочь другу, а Володя не специально отправился в загорскую психиатрическую лечебницу! Каждый имеет право ошибаться!

— Охотник — нет, — отрезала рассказчица. — Все сотрудники трёх «О», конечно, товарищи, но, рискуя собой и сохранностью нашей тайны, отправляться на спасение кого-либо — не профессионально.

— Да, — подтвердил мальчишеский голос. — Из-за них местные власти узнали, что похитители предметов искусства действуют не поодиночке и их деятельность спонсируется. А вдруг зауральцы заподозрят что-то и создадут новый механизм, остановить который наша земля будет не в состоянии?

— Но так поступать неправильно! Мы обязаны исправить ситуацию…

— Ребята, мы обсуждаем новости, а не организуем митинг, — осторожно заметила Мария. Почуяла, что палёным пахнет, и это её шкура. Все медленно успокоились. — Мы уже ничего не изменим, единственное, мы можем сохранить наше уважение к Охотникам — не прийти на объявление приговора. Большее нам не подвластно.

— А где они прятались последние месяцы? — после длительного молчания произнёс парень рядом с Лизой. — И почему обнаружили себя, если предполагали подобное? Скрывались бы ещё несколько лет, пока о них не забыли бы.

— Владислав с другом обосновались в Пункте Помощи № 3, потому что он находится ближе всего горному хребту, а Владимиру нужна была медицинская помощь и отдых, потому что наши соседи — настоящие варвары! Госпитали как будто созданы не для лечения, а для контролирования численности населения! Я отвлеклась… Охотники закрылись изнутри и никому не давали о себе знать, но у них закончились лекарства и продовольствия, так что у них не оставалось выбора.

— Как жестоко, — протянул Питер, неожиданно оказавшийся сзади. — А где огласят приговор?

— Около Дворца, — ответила Маша, с подозрением разглядывая юношу. — В парке Пепла. Но мы ведь решили, что не станем позорить несчастных своим приходом…

— Я и не собирался приходить, — заверил её Пётр. «Интересно, он хотя бы раз в жизни выспался?» — размышляла Лиза, увидев замученность, проступившую на лице однокурсника. Девушка ещё несколько минут послушала Марию, удовлетворённо улыбнулась и вышла к подругам, ибо мозаика в голове сложилась полностью.

— Ни дня без происшествия, да? — спросила Соня, тем самым побуждая подругу поведать обо всём.

— А я говорила, — восторжествовала блондинка, — что в воздухе витают разные настроения! — и, до крайности заинтриговав девочек, направилась к дверям, по пути пересказывая услышанное.

***

Шестое февраля. Мокрые снежинки липли друг к другу в полёте, воздушными хлопьями покрывали не успевшие подготовиться к холодам растения, подошвами многочисленных зевак спрессовывались в плотный ровный пласт. Деревья, слишком поздно обнаружившие смену сезона, в кратчайшие сроки сбросили подгнившую листву и мигом обернулись сухими серыми безжизненными стволами, мол, мы всё сделали по правилам, с нас взятки гладки. Мощёная прямая дорожка, расчищаемая рабочими несколько раз в сутки, всё равно слилась с белой землёй вокруг, и удивительно, как зрители ловко находят её среди однообразного ковра под ногами. Может, по следам предшественников? Белки, поменявшие красочную шубку на камуфляжную серую, почуяв большое скопление людей, стремительно преодолели несколько веток, в надежде на угощение или, на худой конец, ласку. Но вскоре зверькам пришлось разочароваться: двуногие существа, обычно любящие восхищаться красотой и умильностью рыжих грызунов, сегодня даже внимания не обратили на них, торопясь куда-то с взволнованными лицами, не замечая ничего вокруг. Вдруг виновата новая невзрачная шёрстка? Лесные жители подождали немного, повздыхали и отправились на поиски пропитания самостоятельно. Лишь одна, самая маленькая и незаметная белочка продолжила наблюдать за длинной вереницей, вытягиваясь вперёд и балансируя хвостом. Раньше не замечала она в этой местности подобного оживления, не больше десятка человек в день подходили к парку, с мечтательными видами останавливались и кормили вкусными неместными орешками. Теперь же сотни людей без перерыва целеустремлённо идут в одну сторону, очень торопятся, даже почти не разговаривают, только натягивают капюшоны посильнее, запахивают мантии и пальто и ускоряются. Значит, произошло что-то действительно важное, если нет времени и на то, чтобы замереть и посмотреть на любопытного зверька, максимально приблизившегося к тропинке. Неожиданно наблюдательницу заинтересовал один человек из общей массы. Казалось, он нисколько не отличался от других двуногих, так же спешил, кутался в плащ и молчал, но кое-что в нём было подозрительным даже для грызуна: во-первых, девочка (да-да, человек оказался женского пола и гораздо младше своих собратьев) выглядела чересчур смуглой и южной для их северных краёв — медовые пряди выбивались из-под одежды, а тёмная кожа почти источала тепло; во-вторых, девушка нервничала, что выражалось в частых оглядываниях и судорожных попытках спрятать блокнот с карандашом под мантией. «Замышляет пакость какую», — наверное, мелькнуло в маленькой головке, и белка, после недолгих колебаний, поскакала за странной дамочкой. Спустя некоторое время толпа прошла через ворота и наконец-то замедлилась, и гостья, скрытая от посторонних глаз пушистым хвостом, увидела то, что заставляло так нервничать и торопиться двуногих. «Весьма вторично, — расстроенно подумала та. — Я бы ради такого не пожертвовала и кедровым орехом». Перед ней распростёрлась огромная круглая площадка — деревянный настил, — на которой красовалось непонятное извращённое устройство. Грызунья мало ведала в людских делах, но догадывалась, что механизм служит им явно не для утех. А Евгения, которая была той самой загадочной девочкой, знала, как используют конструкцию. Точнее, использовали. К счастью, применение дыбы по назначению давно кануло в Лету, но страх орудие пыток навевало славно и стояло здесь именно для создания антуража. А также в качестве вешалки — на одной из балок висел прямоугольный однородно-чёрный плакат, тоже часть церемонии. Девушку пробрала дрожь, но Женька быстро сосредоточилась — она пришла не любоваться, а работать. Судя по Сашкиным словам, скоро Осведомители излазают Юрганские туннели вдоль и поперёк и лишат ребят зала заседаний, а при дурном раскладе, всерьёз обеспокоятся, поэтому нужно ускориться. За площадкой стояло небольшое, но роскошное сооружение: из крепких тёмных брёвен, с покатой крышей и резными ставнями, прочным балконом на втором, последнем этаже. Широкое. Не пожалели земли, для правительства-то. «Двойные стандарты!» Люди вокруг оживились, девочка встрепенулась — открывались массивные двери, оставляя рытвины на снегу. «Пора заняться делом». На улицу, на всеобщее обозрение, вывели трёх человек, худых, коротко стриженных, с бездумным унынием в глазах. На заключённых красовались изношенные рубаха и штаны, затёртые башмаки, новенькие блестящие наручники. Приговорённых вывели на постамент.

— Как обезображены, не узнать… — послышались ошеломлённые голоса.

— Не мудрено, месяц провести в Пункте Помощи и две недели в тюрьме.

— Не могу различить, кто Владислав, а кто Владимир!

— Правосудие должно быть одинаково строгим для каждого, какой опасности они подвергли наше укрытие!

— Неужели их не пощадят? — Евгения, до этого момента внимательно слушавшая обрывки фраз, резко повернула голову на звук, увидела говорящего — молодого парня в дорогом костюме и плаще — и быстро набросала на бумаге черты его лица; бесталанно, но невероятно узнаваемо. «Когда закончатся странички в блокноте, сделаю обход», — решила Женя, снова навострив уши и высматривая возмущённых и недовольных. Она не интересовалась происходящим на площадке, оглашением преступлений и вынесением приговора — об этом клуб узнает от любого другого доносчика. Сегодня её цель — вербовка, а так как Питер (девушка неприязненно поморщилась, вспомнив о бывшем друге) отказался помогать им, то придётся быть чрезвычайно осторожной: второго шанса нет, говорить следует лишь мутными полутонами, понятными только тем, кто серьёзно задумывался о чём-либо в таком ключе. «Жаль, почти все зрители — взрослые люди, ровесники бы поняли меня гораздо лучше…» Тем временем бывших охотников подтолкнули ближе к краю площадки, чтобы больше человек смогли разглядеть преступников. Евгения не удержалась и бросила взгляд: на улице мороз, а приговорённые в тонкой прохудившейся одежде. Один из сопровождающих, то ли сжалился, то ли покрасовался, но стянул тёплую мантию и отдал мужчинам. Те мгновенно встали поближе друг к другу и укрылись ею. Жуткое зрелище. Девушка вновь приступила к высматриванию потенциальных единомышленников. На сцену поднялся разодетый в кричаще яркую одежду юноша, придворный, судя по старательному выражению лица, развернул берестяной свиток…

— Франт, — зло выплюнул кто-то, и Женька быстро подметила возмущённого.

… И принялся выговаривать, едва ли не по слогам, оделяя особым вниманием и даже злостью каждую букву.

— Наш Император… Эммануил Данилович, — с краткой паузой и предварительно скосив глаза на бумагу, зачитал глашатай, — очень милостив, но существует предел даже его терпению. Он гарантировал лучшую плату Охотникам, более того, из собственной средств одаривал особо отличившихся, в том числе и вас! — Карающий перст нацелился на опальных, мальчишка набирал темп. — И как вы с ним, со всеми нами поступили: едва не раскрыли тайну нашего существования этим варварам! — установилась припозднившаяся тишина — суета, свойственная любой толпе, растворилась, все устремили взгляды на постамент. Даже Евгения ненадолго приостановила свою революционную деятельность. «Вот, значит, как зовут нашего правителя», — с заторможенностью подумала девушка. За последние сто лет имя королей ни разу не слышали ни в чьих устах; помнится, однажды маленькая Женя имела неосторожность спросить у отцовских товарищей, отчего данное знание так старательно скрывается — благо, родительские знакомые умели молчать. Иначе, неизвестно, оставались бы Опрасники главными купцами… Девочка подозревала, изначально обезличивание Императоров использовалось для стирания всех человеческих их черт, создания иллюзии концентрации чистой власти без властителя, но с годами такой приём всё более и более служил возвеличиванию государя над гражданами (что свойственно практически любой стране, где главенствует монархия) — ни у кого не было права осквернять его имя. И вдруг священное таинство открылось простому люду; хотя нет, смердам, да, последнее определённо уместнее. Наверняка Эммануил или его советники почувствовали, что народ крайне недоволен ссылкой лучших Охотников и по совместительству бывших общественных деятелей (что не маловажно), и чтобы задобрить подданных, правитель снизошёл… Евгения тряхнула головой и почти услышала зазвеневшие внутри бубенчики-мысли — нужно продолжать работу. А король уже упустил момент, раньше следовало снисходить.

— Владислав Скакунов Алексеевич, Борис Замётов Абрамович и Владимир Баранов Дмитриевич обвиняются в нарушении сразу нескольких правил регламента Охотников, которому по вступлении в данную организацию давали клятву, — вживался в роль юноша. — Во-первых, они отступили от своих профессиональных обязанностей, не выполнили норму поставки ценностей, ослушались начальство, подвергли опасности конфиденциальность Ростерии, нанесли ущерб Пункту Помощи № 3, скрывались от властей…

«И это только первый пункт!» — удивилась девушка, невольно вслушиваясь в длинный ряд синонимов.

— Во-вторых, они выказали явное неуважение Жизни…

— Чушь, — прошелестела добрая половина толпы, а Женя понятия не имела, как себя повести, судорожно листая блокнот.

— Таким образом, злодеи приговариваются к пожизненной ссылке в Сибру, — с довольным видом закончил парень, поклонился толпе, демонстрируя чудеса гибкости, и скрылся в ранее упомянутом доме позади возвышения. На месте глашатая появился главный судья (Интересно, для чего мужчина надел шапку, если парик наверняка греет лучше любого головного убора?), задачей которого было лишь сказать:

— Я полностью согласен с формулировкой злодеяния и определением меры наказания, решение вступает в силу с… — он сделал непонятный знак рукой, задние ряды смогли увидеть Олега Лихоборова, вышедшего вперёд с очень мрачным видом. Мужчина набрал в грудь воздуха, повернулся в сторонусимволической дыбы и полил её жидким огнём. Всё действие сопровождалось грозным рёвом, жаром, от которого подтаял на площадке снег, и искрами, что блохами прыгали по близстоящим. И вот плакат, точнее, верхний его чёрный слой полностью истлел и открыл зрителям… огромного красного петуха, с недавнего времени, символа правосудия. Метафорично, не правда ли?

— Кощунство! — выругался человек из толпы тихо. — Превращать такое мероприятие в представление… — Евгения скользнула меж людей, опять отыскала сочувствующего и схематично зарисовала. Краем глаза она заметила опоздавших: четверо людей тоже были знатью, о чём говорила дорогая стильная одежда, и тоже имели кислые лица. На входе они остановились, подошли к придворному около маленькой стоечки и расписались на уже заполненном чернилами листе. «Ага», — подумала маленькая шпионка, прошмыгнувшая на огороженную территорию, слившись с толпой, и потому не заметившая человека у ворот: — «значит, большинство присутствующих здесь не по своей воле; ведётся учёт. Тем лучше для меня». По окончанию первого часа народ стал медленно уходить, и Женя, посчитав, что хорошо поработала, также незаметно вышла в парк и поспешила к небольшому родному домику на границе Кирилльска, рассудив, что не хочет смотреть на торжественные проводы упирающихся ссыльных. Вечером того же дня она впервые повздорила с ПаПе, в усадебке которого ребята и решили собираться, пока шторм не стихнет. Ссора возникла на совершенно неожиданной для девушки почве — из-за её задания. Евгения надеялась на похвалу, а получила выговор и, уставшая, не сдержала обиды.

— Я не понимаю, в чём виновата! У Вас в руках целый список возможных сторонников, составленный мной, все они из влиятельных семей, что я сделала неверно?!

— Хотя бы то, — устало потёр глаза куратор, — что я просил тебя о совершенно другом. Мы уже набрали необходимое количество ополченцев, к тому же из-за недавнего суда находимся в зоне риска, поэтому сейчас для нас главное — затаиться, не привлекать внимания и быть в курсе самых последних новостей. А не вербовать каждого, косо посмотревшего в сторонукоролевского двора!

— Но ведь число сочувствующих тоже очень важно, — возразила Евгения. — И мы сможем в подробностях узнать о сегодняшнем мероприятии из первых уст завтра же!

— Слухи имеют свойство несколько искажать информацию, — прервал её Павел Петрович. — И ещё кое-что: я уверен, все люди, подмеченные тобой, — взрослые!

— Я не вижу проблемы.

— Тогда посмотри повнимательнее! — вспылил мужчина. — Родители вынуждены будут поддержать детей, а дети родителей — нет!

— Но Вы сами сказали, что важен каждый новобранец, — буркнула Женя, не желая признавать ошибку.

— Да, но я повторюсь: сейчас нам важно правильно расставить приоритет задач, и только после этого приступать к их выполнению. И, да, взрослый человек с гораздо большей вероятностью сообщит о попытке провокации, чем ребёнок.

— Разъяснили, Павел Петрович, — сдалась девушка.

— Вот и замечательно, — мгновенно успокоился куратор. — Тогда иди домой, отдохни, ведь, если не смотреть на результат, поработала ты на славу. — Он встал с кресла, точнее попытался, потому что при первом же усилии охнул и согнулся пополам от стрельнувшей боли в спине. Смуглянка тревожно нахмурилась и оглядела мужчину, уже успевшего принять подобающее положение и сделать вид, словно ничего не случилось. Ладони его покрывали вздувшиеся мозоли и натёртости, так что для девушки не составило труда догадаться, что всё утро ПаПе вместе с мальчишками уничтожали следы их пребывания в Юрганских туннелях.

— Зачем, Павел Петрович? — с лёгкой укоризной спросила она. — Парни сами бы справились, крепкие, а силе применения не нашли.

Мужчина ответил ей таким же чуть осуждающим взглядом, растёр поясницу и поплёлся в столовую.

— Иди домой, Женечка, — повторил он. — Или перекуси со мной, если время терпит.

«Он идеальный человек», — с обожанием подумала она: «Как я могла сомневаться в его решениях?» — и послушно засеменила следом.

***

После школы девочки никак не могли дождаться возвращения родителей, сёстры, в особенности младшая, не находили себе места от зудящего волнения: скорее всего, оповещение об отсутствии Сани на занятиях Заболоцкие старшие уже получили, и теперь или недоумевают, или злятся, или до смерти перепуганы и мчатся домой. Но при всех вариантах входящих данных результат возможен только один — разочарование, сердитые взгляды и молчание в течение всего ужина. Одним словом, Александра едва не искусала кулаки до крови, а Лиза, которой очень легко передавалось чужое настроение, ходила взад-вперёд, словно это она сегодня прогуляла учебный день, хотя для девушки такое дело уже привычное, и она бы за себя меньше беспокоилась.

— Ты уверена, что они знают? — в очередной раз спросила Саша.

— Ирина Васильевна отправила гонца, конечно, родителей «обрадовали», слава источникам, посыльный уже знал, что ты нашлась.

— Ох, — простонала Санька. — Почему они задерживаются? Должны были вернуться десять минут назад…

— Ты так нервничаешь сейчас, а чем ты думала, когда убегала с уроков? — строго нависла над девочкой Елизавета.

— Не знаю! Я хотела увидеться с Женей, поговорить…

— Какая занятая личность, — съехидничала блондинка, — если время на болтовню приходится отрывать от школьных часов!

— Она действительно много работает, — запротестовала Саша.

— Правда? — округлила рот в притворном удивлении Лиза. — Где, не постесняюсь спросить? — в ответ напряжённое молчание. — Вот именно. Я, например, если прогуливаю, то никогда не оправдываюсь, а Сонька, герой, совмещает профессию и учёбу. И отчего ты волнуешься? Как будто тебя ссылают в Сибру…

— Просто я помню, чем заканчивались твои праздники непослушания, — хмуро ответила Саня.

— Я тебе в сотый раз предлагаю: скажи, что живот внезапно заболел, как сама придумала днём, я не выдам.

— Я не умею врать!

— Тогда я не знаю, чего ты от меня хочешь, — обессиленно опустилась в кресло Лизавета. Спустя чуть менее получаса вернулись донельзя взволнованные родители, задержавшиеся в дороге из-за поломки колеса. Александра, не успели мать с отцом переодеться, вышла к ним с повинной, являя собой образец стыдливости. К безмерному удивлению Лизы, после честного признания девочки, Заболоцкие старшие не то, что не пожурили её, но утешили, потрепали по голове и, напустив на себя шутливо-сердитый вид, попросили пообещать, что подобного не повторится.

— Это не справедливо, — возмущалась блондинка, когда вновь оказалась наедине с сестрой. — Дискриминация, надругательство над равноправием!

— Я-то думала, ты порадуешься, что всё так благополучно разрешилось, — хихикнула Саша.

— Да, всё замечательно, виват, но как-то не честно получается! Конечно, ты впервые оступилась, но я требую одинакового отношения! Никто меня не любит!

— Я тебя люблю, — быстро откликнулась Саня.

— Это понятно, — проворчала Лиза уже совсем другим тоном, после чего продолжила грозную обличительную речь.

Спустя пять с половиной суток без предупреждений началась немыслимая метель, и людям, хотя бы немного умудрённым опытом, стало ясно, что подобная погода установилась в междуречье надолго, поэтому отныне по улицам ходили не купцы, дворяне и рабочие, а однообразные припорошенные снегом тулупы да шубы. Жители Кирилльска, как разбуженные медведи, бродили по дорогам, сонные и злые, жизнь замедлилась, зимний воздух словно давил на плечи и веки прохожих, так что он старались как можно быстрее укрыться в ближайшем здании, и, наверное, уже давно школа № 2 не принимала такое количество желающих обогатиться знаниями учеников. Кстати, занятия, к сожалению всех ребят и педагогов, закончились, и бедные люди нехотя покидали приют. Почти все. Например, задержался на работе охранник, долго осматривавший и проверявший классы и помещения, на наличие незваных гостей. Мужчина особенно старался сегодня, даже сделал обход дважды, но более не мог тянуть время, надел поочерёдно несколько слоёв обмундирования и несмело шагнул наружу, в белую даль. А спустя ещё несколько минут платяной шкаф в кабинете биологии распахнулся и изрыгнул двух девушек, неловко повалившихся на пол и утянувших за собой одежду.

— Уф, — выдохнула та, что пополнее. — Эти шали ужасно колются.

— Согласна, — потянулась тростиночка, по совместительству сестра толстушки.

Думаю, теперь вам не составит труда догадаться, кто же незаметно пробрался в комод и переждал опасный осмотр охранника, и покрывать их личности дольше не имеет смысла.

— Ты специально толкалась? — обиженно спросила Саша. Лиза же лишь скептически оглядела девочку — если кто-то и занимал бОльшую часть пространства, то явно не блондинка. — Отлично, твой план мы исполнили. Какие сейчас предложения? Мы же не остались в школе просто ради шалости, да? Ты обещала…

— Подожди немного, — замахала руками Елизавета, медленно подходя к окну и пытаясь выглянуть так, чтобы её не заметили снаружи. — Будь потерпеливей. Я не отменяла своего слова, и если другие составляющие не подведут, то… Сюрприз почти готов.

— Хм, — Саня передёрнула плечами. — Ты не посвятишь меня?

— Прошу же, не торопись, — пробормотала девушка, подпрыгнула на месте, о чём-то вспомнив, подошла к тумбочке рядом со шкафом и извлекла оттуда огромную доверху заполненную пирожками корзинку, которую припрятала пару занятий назад.

— Я, конечно, тронута твоей заботой, но, несмотря на мою комплекцию, не осилила бы и четверти… Как ты смогла уговорить поваров?

— Это обед на нескольких человек, — блондинка решила, что держать интригу дальше — бессмысленно, к тому же по ту сторону окна замелькал знакомый силуэт.

— Мы ждём гостей? — обрадовалась Саша. Старшая сестра лишь прижала палец к губам. Тогда девочка напрягла слух и приготовилась к элементу внезапности. Но всё же вздрогнула, услышав тихий стук по раме снаружи. Лиза, как ужаленная, подскочила к стеклу, распахнула ставни, и Саня смогла увидеть растерянную разрумянившуюся Сонечку.

— Я так и знала! — радостно похвалилась Александра и с любопытством спросила: — Что ты делаешь?

Лизавета схватила подругу за руки и с натугой пыталась втащить в помещение.

— Помогла бы, — пропыхтела блондинка, и Саша, перегнувшись через подоконник, схватила гостью за шиворот. Та тоже старалась, отталкиваясь ногами от стен школы, и совместными усилиями вновь прибывшая оказалась в тепле.

— Никогда бы не подумала, что такие компактные девочки бывают такими тяжёлыми, — со стуком закрыла окна Лиза.

— Это тулуп, — нашлась Соня, стягивая с себя предметы уличного гардероба. — Кстати, теперь не объяснишь, зачем позвала меня в школу в неучебное время, так подло заинтриговав? Потому что учиться я не намерена.

— Ты тоже ничего не знаешь? — поразилась Саня.

— Я не сомневалась, что подобное приходит только в Лизину голову, — прокомментировала Кунжутова. — Итак, мы обе жаждем ответов. И прекрати гипнотизировать нас лукавым взглядом!

— Дурного у меня и в мыслях не было! — театрально закатив глаза, в тон девочкам мурлыкнула Заболоцкая средняя. — На самом деле, я просто захотела узнать, действительно ли Алёна после уроков остаётся в школе и пьёт «Зелье-Почти-Жизни». Вы сами общались на эту тему, не раз.

Сонечка перевела скептический взгляд на Сашу, и та постаралась быстрее оправдаться:

— Я изначально не одобряла затею Лизаветы!

— Потому что в шкаф с трудом поместилась, — фыркнула та, и Саня прикусила язык. — Итак, но я предусмотрела, что шпионить за однокурсницей несколько часов — скука, поэтому… — она взяла огромную корзинку с пирожками и с трудом потрясла ею.

— Так с этого и надо начинать! — обрадовалась Соня, спрятала тулуп в пресловутый платяной шкаф, подбежала к двери и с энтузиазмом поманила подруг за собой. — Посмотрим, что творится в школе после погашения огней.

Разумеется, о слежке за неблагополучной Алёной девушки забыли в одночасье: они гуляли по тёмным коридорам школы, абсолютно одни, пробовали отпереть каждую дверь, встречавшуюся на пути, рассказывали о нелепых бытовых случайностях, приключившихся с ними на днях, и (основной атрибут весёлого вечера в хорошей компании) и оседали в некоторых кабинетах, дабы придумать очередную страшную историю и перекусить. Особенно они задержались в кабинете черчения, где сдвинули несколько диванов вместе; Саша лежала на мягких сиденьях, положив голову на колени Сонечке, которая то расплетала, то заплетала длинные волосы девочки в косы. Елизавета тоже разместилась рядом, наблюдала за быстрыми пальцами Кунжутовой и поедала пирожки, скорее из-за любопытства, нежели от голода. Ого, в этот раз повара не поскупились на маковую начинку. Интересно, способна ли блондинка осилить ещё одну булочку?

— А я только теперь поняла, зачем ты спрашивала про мои отпускные дни, — хихикнула рыжая. — Кстати, а ваши родители не против того, что вы задержитесь?

— Папа с мамой сегодня тоже припозднятся. В последнее время они работают на износ…

— Да, очень многим людям добавили новых заданий. Королевский двор словно с ума сошёл, — разговор оборвался; каждая его участница крепко задумалась. «Сейчас все немного на взводе», — размышляла Лиза: «Прошедший суд, грядущий суд, День Весны, ярмарка — настоящий калейдоскоп». Обстановка разрядилась сама собой — беседа вновь оживилась, корзинка понемногу опустошалась. Вскоре Саша с невероятной причёской, Соня с гребнем и Лизавета с выпечкой вышли из класса, едва не забыв уничтожить свидетельства пребывания здесь. А во время прогулки по коридору на втором этаже совершенно случайно обнаружили… Нет, не Алёну. А юношу, что, повернувшись к шумной компании подруг сутулой спиной, что-то увлечённо то ли чертил, то ли рисовал на бумаге, растянув ватман на полу. Девушки, оторопевшие от столь невероятной встречи, переглянулись. Мнения, по крайней мере, двух из них совпадали: бесшумно скрыться в ближайшей аудитории, приникнуть к щели в двери и подождать, пока мальчишка не соизволит уйти, пробуравленный тремя парами глаз насквозь. И Соня с Саней уже приступили к воплощению гениального плана, сделали маленький шажок назад.

— Мишка! — радостно окликнула Лиза пшеничную шапку волос, так как единственная знала, что охранник, будучи дальним родственником Михаила, позволял тому оставаться в школе после окончания уроков и выполнять задания на дом. Парень оторвался от работы и недоумённо обернулся, впрочем, узнав однокурсницу, он сразу заулыбался.

— Здравствуй. Как неожиданно, — юноша отряхнулся, свернул чертёж в трубу и поднялся на ноги. Осмотрел всех присутствующих и выдал: — Вы же сюда пришли не домашнюю работу готовить, я прав?

— Силы Земли, вот на что ты тратишь свободное время! — ужаснулась блондинка. — Прекращай такие глупости, — Саня, сперва, мягко говоря, недовольная таким поворотом событий, присматривалась к старому знакомцу, и предубеждение медленно таяло. Действительно, разве кампания из четырёх человек хуже, чем из трёх? К подобному выводу приходят те, кто не дружит с арифметикой. — Мы занимаемся гораздо более полезными вещами, — девушка хвастливо подняла до середины полную корзинку. — Хочешь присоединиться?

— Хочу, — мальчик убрал ватман в тубу, лежавшую неподалёку на полу, и подошёл к девушкам.

— Правильно, — милостиво сказала Софья, а блондинка протянула гостю пирог.

Ребята гуляли по лицею ещё полтора часа, и, как ни странно, общение было лёгким и непринуждённым. Боевой товарищ Лизаветы оказался не очень разговорчивым, зато улыбчивым и весёлым. Постепенно смеркалось, и подростки к собственному изумлению сделали вывод, что в темноте, когда не знаешь точно, кто перед тобой стоит, гораздо интереснее и загадочнее. Ученики бегали по этажам, прятались друг от друга в кабинетах, выскакивая со зловещим воем, рассказывали ужасно смешные небылицы, вели себя, как будто сбросили десяток лет. Наконец они устали и облюбовали рекреацию-музей, посвящённую различным типам почв. Девушки оставили портфели на стеллажах («Святотатство!» — подала голос Саша) и сели на мягкие табуреты. Забавно, но такое простое действие вызвало массу проблем: Соня самонадеянно опустилась там, где, по её мнению находилось сиденье, и через секунду оказалась на холодном полу. Лизавета, наученная чужим опытом, близоруко прищурилась, выставила вперёд руки, нащупала горизонтальную поверхность и аккуратно приземлилась. Она различила высокий силуэт, приближающийся к ней и таким же образом ищущий стул. Мишка так же, то и дело проверяя наличие табурета под собой, сел рядом с однокурсницей.

— Лиза, ты?

— Нет, — засмеялась девушка. — Валентина Тарасовна. Ты сделал домашнее задание по черчению?

— Разумеется, — без тени улыбки ответил парень. — Меня этим не напугаешь. Вот новый политолог с его улыбкой Джокера — жуткий тип.

— Ни капельки! Он — безмозглый, — она помолчала. — Слушай, что с тобой произошло? Такой образцовый ученик, домашние задания выполняешь, даже не верится, что когда-то был грозой учителей.

— С образцовым учеником ты, конечно, хватила, — справедливо опроверг юноша, — не думаю, что… да хотя бы Валентина Тарасовна меня забыла.

— В любом случае запал твой притушился! Ой… — она осеклась, — я не то хотела сказать.

— Вечно с тобой так, — хохотнул Миша, а потом, якобы смиренно склонил голову, — я привык. Хорошо-хорошо, — сгорбился он под шутливыми ударами девушки, посмеиваясь. — В общем, мать меня настоятельно попросила взяться за учёбу. Мотивировала тем, что торговать на ярмарках и отбивать её клиентов — не вариант, а механизация и конструирование — очень перспективная сфера.

— Ох, — Лизавета не любила таких задушевных разговоров, потому что они заставляли её грустить и ощущать себя лишней, потому что выражать даже искреннее сочувствие так, чтобы не казаться глупой и чтобы другие поверили, она не умела. Человек-праздник, больше и говорить нечего. Заболоцкая спрятала ладони подмышками, насупившись. — А ты много страшных сказок знаешь? — всё же перевела тему она. — Самая подходящая атмосфера, — и повернулась к собеседнику, в ожидании.

— Я не люблю пУгала, — но снова заинтриговал подругу, — мне больше нравится смешить людей. Таким образом, выяснилось, что парень — мастер травить анекдоты. Вместе ученики почти покончили с выпечкой, и к концу непредвиденного праздника все решили, что вечер удался на славу.

— Уже семь с половиной часов, — расстроилась Александра. — Кажется, пора расходиться, — остальные вынужденно согласились.

— Где вы живёте? — вдруг спросил парень. Кунжутова закатила глаза.

— Очень близко. Я обитаю в доме напротив, а они, — жест в сторону Заболоцких, — в соседнем особняке.

— Так что провожать нас не надо, — подтвердила Лиза. — Особенно учитывая то, что тебе самому долго добираться.

— В таком случае две минуты погоды не сделают, — парировал Миша. Подростки вместе направились к двери.

— Ой… — неестественный шорох заставил чуткую Лизу насторожиться. Она незаметно покачала головой, немо предостерегая спутников, и прислушалась. Более странные звуки не повторялись, но блондинка уже упоминала, что в последнее время стала чересчур подозрительной. Она каким-то чудом определила, из какой стороны доносился скрежет — адреналин обострил чувства. Похоже, ребята ощущали то же самое. Дальше медлить нельзя, иначе наблюдатель поймёт, что вычислен, и сбежит; Лизавета молча подала знак Плясунову (как в старые добрые годы), тот в мгновение осознал, что от него требуется. Ребята слаженными бесшумными движениями подкрались к колонне, словно специально сделанной для удобства шпионажа, с разных сторон, напряглись и в скачке схватили чьи-то мускулистые руки…

— А! — коротко взвизгнул девичий голосок. Ребята в полной растерянности застыли, не отпуская злоумышленника лишь потому, что забыли об этом. Они глядели на человека, прятавшегося за колонной, абсолютно бессмысленными глазами, не желая даже думать, что же происходит в школе № 2. На помощь подоспели Сонька с Сашкой.

— Поймали? — азартно выдохнула последняя. — И кто же… — слова от шока застряли в горле, и девочка замолчала. — Женька?..

Евгения Опрасник, в тёмном плаще и брюках, отрицающих существование школьной формы, прижималась к колонне и с недобрым прищуром смотрела на ребят, отчаянно вырываясь. Лиза с Мишей по инерции сжали руки девушки сильнее.

— Что ты делаешь в нашем лицее? — тихо спросила Саня, оглядывая подругу с шокированным выражением.

— Решила в вашу школу перевестись. Говорят, качество образования здесь намного лучше, — не оставляла попыток освободиться смуглянка. При очередном резком неаккуратном движении раздался знакомый шорох, из-за пазухи шпионки выпал блокнот. Елизавета медленно нагнулась, не разрывая зрительно контакта с пленницей, и подняла тетрадь. Полистала. Передала Михаилу. С лицом её случились занятные метаморфозы — на нём отразилась гремучая смесь торжества, обиды, злости и предвкушения.

— Ты следила за нами? — уточнила она, хотя на это не было необходимости. Все доказательства на исписанных мелким почерком листах. Евгения сверкнула глазами, уже не удерживаемая никем, но прижимаемая к бетону всеобщим возмущением.

— И за лицеем! И за учителями! — гневно добавил парень.

— Неладно что-то в Датском королевстве, — пробормотала Соня.

— Ничего не понимаю, — жалобно шепнула Саня.

— Отпустите меня! — рявкнула красная от стыда Женя, окружённая негодующим кольцом. — Психологическое давление разного рода противозаконно, и если вы сейчас не разойдётесь, то я не промолчу, — в полнейшем молчании она вышла из круга, толкнув плечом Плясунова, всё ещё изучающего блокнот, тоскливо посмотрела на тетрадь и побежала в кабинет биологии.

— Я в полном недоумении, — произнёс юноша, передавая листочки спутницам.

— Не ты один, — протянула Лиза. Ох, как неспокойно…

— Ты говорила, она твоя подруга? — осведомилась Соня у Александры.

— Да, — неуверенно ответила девочка, заламывая руки. Очевидно, она была удивлена и расстроена. Софья пренебрежительно хмыкала. Лизу же окутала тревога, и, как блондинке казалось, надолго.

***

В двери стучалась весна. И, пожалуй, такое выражение было самым подходящим для описания погодных условий, потому что февральские град и ливень с особой злостью барабанили по ставням и крышам домов. Но даже буйство природы не помешало Лизавете, упавшей на мягкое плечо сестры и мирно спящей уже второй час. Саша и сама с трудом держала глаза открытыми: жирные объятия мягких сидений, плавный ход и пуховая обшивка кареты, что не пропускала внутрь звуков беснований ледяного дождя, очень убаюкивали. Родители погрузились в некое подобие дрёмы — смотрели в окно, не моргая и не перебрасываясь ни единым словечком. Зачем же Заболоцкие покинули приют и отправились невесть куда, спросите вы. Ответ прост: каждый год в конце холодного сезона ученики второй кирилльской школы оставляли парты и уезжали на неделю (которая объявлялась нерабочей) в центр города, где должны были высаживать молодые деревья и заботиться о старых, а также посещать множественные увеселительные мероприятия и ярмарки, посвящённые Дню Весны, вплоть до четвёртого марта. Не беспокойтесь, местные власти изучали справочники по ботанике в былые годы и знают, что конец зимы — не самое благоприятное время для неокрепших саженцев, но именно двадцать седьмого февраля полвека назад Кирилл Второй профинансировал строительство огромной королевской оранжереи, где самолично окучил первую былинку. Разумеется, такое грандиозное событие мгновенно переросло в традицию, поэтому обычные подростки уже который год тратили на путешествие, трясясь в общей повозке вместе с однокурсниками и учителями, без разного рода комфорта и удобств. Но даже несмотря на все подобные увещевания, Лиза всё равно обиделась, когда отец настоял на том, чтобы она поехала отдельно от ребят — очень девушка хотела провести время с Соней и Мишей. Кибитку вдруг несильно тряхнуло; родители на секунду очнулись, переглянулись и опять повернулись к окну. Лизавета заворчала и несильно боднула Сашу, решив, что девочка — причина толчка. Саня подумывала, стоит ли ответить блондинке тем же, когда карета подпрыгнула на очередной кочке, покачалась и замедлилась. Девушка не замедлила пробудиться и недовольно мигнула.

— М-м-м?..

— Мне тоже интересно узнать. Тимур! — окликнула мама, постучав по ставням. Дверь приоткрылась чуть, и внутрь скользнул мужчина в плаще, почти сухой. Разумеется, в такую погоду хозяин собаку на улицу не выгонит, а Заболоцкие не тираны, поэтому вместо козел в этой коляске был оборудован застеклённый навес, для кучера и сопровождающего.

— Вы звали? — задал риторический вопрос лакей.

— Обо что мы только что споткнулись? — сурово спросила Олеся.

— О корень дуба, — спрятав усмешку под стоячим воротником, сказал Тимур Остапович, постоял двадцать секунд, следуя правилам приличия, и выскочил на улицу. Карета вновь тронулась.

— Раньше около дороги не росло больших деревьев, — неловко произнесла мама и вернулась к рассматриванию видов. Вскоре мокрые уставшие лошади остановились, забредя под крышу, специально оборудованную для гостей королевского двора. Точнее, Королевского Двора, ведь, по сути, столицей Ростерии являлся именно он, а Кирилльск — всего-то окрестные территории.

— Хорошо, что мы воспользовались кибиткой, — опасливо выходя наружу и проверяя землю носком на устойчивость, заметила Олеся. — Машина слишком хрупкая…

Семья свернула к узкой мощёной дорожке, ведущей из стойл к неприметной крепкой двери с горящим ажурным фонариком из древнего чугуна, и Николай несколько раз стукнул тяжёлым кольцом по железному обрамлению замочной скважины, хотя догадывался, что долгожданных постояльцев владельцы гостиной заприметили издали. Створка распахнулась меньше, чем через секунду.

— Ах, Вы уже приехали, — с несвойственным жеманством проворковал высокий крепкий мужчина с курчавой бородой. — Прошу, проходите.

Заболоцкие поздоровались кивком и неспешно переступили порог. Они оказались в тёплом светлом и уютном помещении, обставленном пухлой приземистой мебелью, тоже очень старой, доростерийской, но надёжной. Потолки довольно низкие, а люстры вычурные («Красивые», — оценила Лиза) и внушительных размеров, поэтому пройти до стойки, за которой стояла хозяйка — кузина встречавшего их Анатолия, — не нагибаясь, смогла только блондинка.

— Ирма, давно не виделись, — оживилась мать, приблизившись к приятельнице.

— Целый год, Олеся Павловна, — улыбнулась женщина, смахнув со столешницы невидимую пыль мастерским движением. Девочки не стали вмешиваться в разговор и продолжили изучение приёмной комнаты. «А ведь здесь почти ничего не изменилось».

— Лиза! — девушка подскочила к стойке, откликаясь на зов. — А ведь Тёмка заждался тебя, — и хозяйка хитро мигнула.

— Артём? — чуть взбодрилась блондинка. — Где он?

— На ярмарку утром отправился, за новым сервизом, — рассмеялась Ирма. — Переждёт в хлебопекарной лавке дождь, к вечеру вернётся.

Елизавета учла новые данные и поднялась по лестнице на последний этаж, в свою комнату, дабы переодеться в сухую приличную одежду, набраться сил после дороги и перед встречей с приятелем. Тёма был сыном Анатолия и совершенно случайно повстречался с девушкой в прошлом году, накануне праздника. Он оказался старше блондинки на два года и одобрял если не все, то добрую половину сумасшедших Лизиных идей, которые к тому же помогал воплощать. «Интересно, он сильно изменился за год?» — думала Лиза, падая на свежую постель. К счастью, принудительные садовнические работы стартуют только завтра, так что у средней Заболоцкой имелось предостаточно свободного времени, и девушка, посчитав отдых слишком скучным занятием, встала с кровати и озадачилась: куда же поселят её однокурсников? Блондинка стремительно подошла к окну; с треском расступились ставни, пискнула слюда в раме, в комнату ворвался колючий ветер со снегом. Девушка поёжилась, но оперлась о подоконник и выглянула наружу — в округе не виднелось ни единого муниципального здания, где могли разместиться школьники. На самом деле, никаких построек, кроме дорогих гостиниц в этом районе не наблюдалось. Значит, ребята будут жить далеко отсюда. «Жаль», — с досадой хлопнула створками Лизавета и сверилась с наручным циферблатом. До ужина оставалось целых два часа, коих абсолютно не на что потратить. Блондинка обежала глазами маленькую спаленку, явно не предназначенную для развлечений, и вышла за дверь — патрулировать этажи и коридоры в ожидании вечера. На улице стремительно вечерело, тучи превратились в перистые облака, ливень поутих. Хозяева и постояльцы сидели за обеденным столом, поедая блинчики со сгущённым молоком, когда входная дверь отворилась и на пороге объявился Артём, держащий в руках однотонную прямоугольную коробку, очевидно, с покупкой.

— Тёмка! — обрадовалась Ирма. — Поставь же посуду на пол, присоединяйся, — и активно замахала ему руками. — У нас гости, — она таинственно поиграла бровями. Лиза, как будто случайно, выпрямилась, поэлегантнее перехватила вилку и нож.

— Здравствуйте, — сухо склонил голову парень. — Папа, — мальчишка посмотрел в сторону отца, — я, пожалуй, пойду в свою комнату, отдохну. Не голоден, — и взбежал вверх по лестнице. Блондинка проводила его изумлёнными глазами. Как невежливо. Девушка с подпорченным настроением вернулась к трапезе. Неужели за один год так портятся характеры? «На кого-то он стал похож… Такой же уставший».

— Осечка? — едва сдерживая смех, толкнула сестру локтем Саша.

— Не злорадствуй, — легонько наступила той на ногу Лизавета. — Было бы во что стрелять.

***

Следующий день прошёл весьма приятно. Погода смилостивилась над бедными учениками, и ребята высаживали подросшие деревца, греясь под слабыми ласковыми лучами. Заболоцкие с лёгкостью отыскали Соню и Мишу, поэтому теперь школьники вчетвером имитировали бурную трудолюбие, на деле же подростки рассказывали сёстрам о путешествии в телеги и казусах, случавшихся на пути.

— …И вдруг из кармана у уже тёпленькой Алёны выпадает флакончик! Она запротестовала, якобы, в бутылочке духи, но к ней подскочил Олежа! — Лиза с Сашей слушали, затаив дыхание. — Какой же крик поднялся! Он начал звать Ирину Васильевну, стекло в его руках лопнуло, «Зелье Жизни»[11] брызнуло на костюм, прибежала куратор…

— Представляю, как вы веселились, — прыснула блондинка.

— Да, насмеялись, но юмор был исключительно плебейский, ведь, разумеется, ни одна особа хотя бы немного знатных кровей не соизволила составить нам компанию, — спокойно сказал юноша.

— Я же попросила прощения! — возмутилась Елизавета.

— Я тебя не обвиняю, — притворно вздохнул Михаил. Лиза незаметно повела глазами в сторону в очередной раз за день, а Софья несильно, но ощутимо ущипнула её.

— Ай! — пострадавшая выронила лейку. — За что?

— У тебя паранойя! — в свою очередь рассердилась рыжая девочка. — Который раз ты уже оглядываешься, десятый? Никого нет за твоей спиной, сядь прямо, уймись.

Дворянка тихо огрызнулась, но просьбу выполнила.

— Какие у учителей планы на нас? — спросила Саня у подруги, не обращая внимания на перепалку.

— Завтрашний день свободен. Меня снова вызвали Лихоборовы…

— А меня мать отправила на базар, торговать горшками и прочим, на протяжении целой недели, — отозвался Плясунов.

— Кажется, я поняла, куда пойду завтра, — потёрла ладони в предвкушении блондинка.

— А как же ты успеешь на праздник? — повернулась к Михаилу Сонечка.

— Разумеется, никак. Наша лавка важнее, а посмотреть на парад я успею в следующие годы.

Девочки сочувствующе вздохнули, Лиза ободряюще хлопнула товарища по спине.

— Маленькие лодыри! — ахнул преподаватель изящных искусств, материализовавшийся за спинами подростков. — Языками чешут, пока остальные работают!

Ребята синхронно схватили лопатки и с удвоенным энтузиазмом приступили к заданию.

***

Холодно. Лизавета, подавляя зевоту, мелкими шажками продвигалась по мощёной извилистой тропке, покручивая черенок у едва надкусанного яблока — пропал аппетит. Налетел новый порыв ветра, вынудивший девушку закутаться в шаль и съёжиться. Заболоцкая, как и обещала, шла на местный базар; шла без желания, вынужденно, из принципа. Сегодня у дворянки было плохое настроение, вялое и раздражённое, и ситуация усугублялась от того, что блондинка не могла найти ему причины. Саша тоже встала не с той ноги: не съела ни крошки на завтрак, а после заперлась в комнате. Впереди показались игриво подмигивающие огоньки праздника, разноцветные шатры, торговцы и ресторанчики. Лиза нехотя ускорилась. Дорожка под ватными ногами плавно переросла в мостовую. Гостья осмотрелась: та же самая ярмарка, которую устраивали в честь появления нового источника, только расположение товаров немного поменялось. Девушка сильнее завернулась в шерстяную колющуюся ткань и степенно направилась вглубь улицы. Чувство дежавю укрепил акробат, шагающий на ходулях между восхищёнными посетителями. Елизавета не ответила на приветствие клоуна, обойдя его по максимально возможному радиусу, и начала выискивать скромную палаточку с глиняными горшками. Через полчаса, так и не найдя однокурсника, блондинка увидела странно бликующую лавочку. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что стены её скрыты под зеркалами всевозможных размеров, форм и стоимости. Одна из серебристых поверхностей с готовностью отобразила хмурое лицо со следами явного недосыпа. Всю ночь девушка мучилась от кошмаров и задремала лишь под утро. Противоестественная паника и предчувствие не давали покоя, возможно, после того злосчастного случая в школе даже развилась мания преследования.

— Что-то приглянулось? — выплыла из-за ширмы женщина в балахоне.

— Нет-нет, — Лиза заторопилась дальше. Побродив по ярмарке ещё немного, она наткнулась на указательный камень со знакомыми смешными надписями, предваряющий распутье. «Ни родника не потратили на организацию», — рассеянно подумала Заболоцкая средняя, сворачивая в ту же сторону, какую выбрала в прежний раз. Удивлённой девушке открылась поразительная картина: загадочный флёр не менее загадочно исчез, обнажая кривые непритязательные конструкции и забрав с собой бОльшую часть волшебной атмосферы, ранее царившей здесь. Сюда ворвались толпы людей, а тенистые лужайки и сказители с гуслями исчезли. В магазинчике эфирных масел с витрин исчезли все баночки с сомнительными этикетками. Обыкновенный базар.

— Здравствуй, красавица, — раздался знакомый мелодичный голос за спиной. Лизавета крутанулась на месте: на неё хитро смотрели ярко-синие глаза, какие можно встретить только у народов восточной Ростерии. Густые серебристые волосы, не скрываемые тюрбаном, оттеняли смуглую кожу.

— Вы? — с облегчением улыбнулась блондинка. — Не надеялась снова увидеться.

— Отчего же так пессимистично? — рассмеялся мужчина. — К слову, понравилась ярмарка?

— Ничего не изменилось, — закручинилась девушка. — Как будто августовский базар поставили на колёса и перевезли сюда.

— В таком случае я бы на Вашем месте побывал везде, куда не добрался в прошлый раз, — заметил собеседник, — Вы же пришли от развилки, верно? Только тропинку, где можно совесть потрерять, лучше обходить стороной.

— Это же левая дорожка, да? А куда она ведёт?

— В бордель, — пожал плечами тот. Блондинка чуть не поперхнулась и похвалила себя за то, что не постеснялась спросить, иначе не миновать конфуза. Хотя ответ логичен, самой следовало догадаться… Внезапный ветер игриво стянул шаль с головы девочки.

— Где же синяя лента? — мужчина жестом обрисовал тонкую струящуюся ткань.

— Сегодня оставила дома, — Елизавета собрала в хвост растрепавшиеся волосы. — А Вы совсем меня не забыли.

— Я узнаю каждого своего покупателя, — показал белые зубы пожилой продавец.

— У вас такая хорошая память? — Заболоцкая облокотилась о прилавок.

— Нет, у меня мало клиентов, — склонился мужчина к девушке. — В тот день Вы единственная приобрели мой товар.

— Этого и следовало ожидать — бесчеловечная цена.

— Но я всегда готов договориться, — блеснул он глазами.

— Сейчас Вам не на что надеяться — у меня в кармане ни речушки.

— А у меня конфисковали почти всё добро, — парировал продавец. — Мы квиты.

— Да… — что, во имя всех источников, происходит? — Я заметила, что внешний вид шатров в некотором роде претерпел изменения. Возможно, Вы… — она замешкалась, не зная, как обратиться к собеседнику.

— Родион, — протянул сухую ухоженную ладонь мужчина.

— Лиза, очень приятно, — осторожно пожала руку блондинка.

— Правда Ваша, Лизанька, — задумчиво произнёс он. — Атмосфера сильно поменялась, и не в лучшую сторону. Мою палатку обыскали, перевернули вверх дном, отобрали половину товаров. Даже головной убор заставили снять.

— Но почему? — недоумевала Заболоцкая. Мимо прошла пожилая супружеская пара, и мужчина замолчал. Дворянка перегнулась через прилавок.

— Что-то назревает, — доверительно сообщил ей Родион. — И королевский двор это чувствует.

Вникнув в суть последних слов, девушка похолодела. В мозгу как будто щёлкнул или шевельнулся, показавшись на миг, давний сон, ужасным предчувствием пробежавший по коже и заставивший покрыться мурашками. Она бросила короткую благодарность знакомцу и помчалась домой. Достаточно с неё геройств — пришло время обо всём рассказать.

***

— Мы пропали! Все наши планы рухнули, идеи стали прахом!

— Прекрати драматизировать и не суетись. Объясняй по порядку. Каждому, здесь присутствующему, интересно знать то, что известно тебе.

— Я… Я… «сдавленный мученический кашель и всхлипы».

«Голос из толпы» — Выведите его из круга! Это обоюдные мучения. Кто-то один должен выпытать у Макса новости, а потом передать остальным. Найдётся герой? «Сконфуженный ропот».

— Как всегда, любое задание перепоручают мне, замечательно… Максим! «Две минуты напряжённой тишины».

— Итак, товарищи, дела наши действительно плохи: гвардейцы обыскали туннели, и, собственно, учитывая их принципиальность и педантичность, глупо было бы надеяться, что они ничего не найдут.

— Ах! Ах!

— Тишина! Не время впадать в панику и расслабляться. Мы ещё повоюем, следователям понадобится время для опроса и дознания, а колонны Осведомителей проредились, но грядущие четыре дня обещают стать самыми тяжёлыми, нужно браться за работу с утроенной силой. Приготовления не завершены, орудия не доставлены, место не назначено, сроки поджимают, так что…

— Секунду, трое с лишним суток? Отчего так скудно?

— Наступает последний общенародный праздник, который нам подходит. Взрослые непременно должны видеть наше выступление, иначе план не удастся воплотить. Ещё вопросы? «молчание». Отлично! Тогда ускоряемся!

***

Путь до гостиницы не сохранился в памяти Елизаветы. Единственное, что осталось напоминанием о длительной пробежке — спёртое дыхание и саднящая боль в горле, мешающая объясниться. А объясниться следовало: например, почему, стоя на пороге, девушке приходилось держаться за дверь во избежание падения; почему выходила на улицу она в шали, а вернулась без; почему она заслонила собой проход, не пуская родителей и сестру, также очень встревоженную. Но для начала следует дождаться, когда же из горла начнут появляться звуки, а не хрип. Отцу с матерью тоже требовалось время, чтобы прийти в себя, и лишь по его истечении они подхватили старшую дочь за руки, внесли в прихожую и усадили на мягкое кресло. Олеся скрылась за хозяйской стойкой, Николай присел на корточки, обеспокоенно взял Лизу за подбородок и повернул в одну сторону, затем в другую, Саша встала за спиной и положила руки на плечи сестры.

— Тебя кто-то обидел? — выпалила мама нетерпеливо, поднося ковш с водой. — Ты поранилась? Тебе угрожали? Молю, не молчи!

«Вот, оказывается, как она разговаривать умеет», — проползла отстранённая мысль, пока блондинка огромными глотками опустошала чарку; холодная жидкость стремительно остужала полыхающую гортань.

— Лиза! — хором взвыли Заболоцкие.

— Нет, — в конце концов, оттолкнула посудину девушка и откинулась в кресло. — Со мной всё в порядке. Только устала.

— Ты бежала, словно за тобой гнались гепарды, — выдохнула Саня. — Должна быть веская причина.

— Так и есть, — блондинка наполнила лёгкие кислородом. Сейчас, дома, среди родных, неконтролируемый страх отступал, и дворянка не понимала, что же её испугало. Нынешний год выдался тяжёлым, щедрым на ссоры, разборки и прочие неприятности, школьная программа стала ощутимо сложнее, а продавец, обиженный на гвардейцев за особо пристрастный досмотр, преувеличил то, что уже известно. Недовольные будут в Ростерии и любом другом государстве всегда, но никто не считал это поводом для серьёзных опасений. Но три пары глаз смотрели на Лизавету с неведомым ранее участием… И девушка, сперва решившая промолчать, начала повесть: — Я думаю, рассказать придётся многое.

Тёплая гостиничная комнатка, рассчитанная на одного человека, погружена в предрассветную темень, хотя солнце давно поднялось над горизонтом — пожелтевшие от времени окна были закрыты, а любому проникновению света препятствовали цветные расписные ставни. Обустроено помещение в меру аскетично: широкая кровать с сиреневым постельным бельём; низкая тумба рядом и серебряный подсвечник на ней, тщательно отмытый от воска; большой старый немеханический камин, за оградой которого чернел уголь. Сразу становилось ясно, что спаленка предназначена более для ночного отдыха, чем для постоянного обитания. Блондинка лежала на заправленной постели, в домашних туфлях, белом ажурном платьице с кружевами на подоле и декольте и с воздушными рукавами. Она второй час не меняла позы, уставившись в потолок и считая мелкие трещинки: один, два… Всё тело затекло, требовало малейшего движения, но Заболоцкая стойко держалась. Она надеялась, что родители, случайно ли, специально, заглянув в спальню и увидев стольвыразительный укор совести, вмиг сгорят от стыда. Ещё девочка едва терпела, чтобы не начать колотить ногами и руками по кровати и не завизжать от злости и обиды, потому что вся ярость без остатка должна или излиться на родственников, или помочь придумать план освобождения. И Елизавета, дабы достичь обеих целей одновременно, сосредоточенно вспоминала, а вспомнить было что: её вчерашний длинный монолог, никем не прерываемый, поначалу бессвязный, но всё более чувственный по мере продвижения и погружения в историю. Девушка, как на допросе, выдала то, чего раньше не осмеливалась рассказать родным: и про давнее знакомство с ребятами, которых поначалу она приняла за злоумышленников (как выяснилось, не без оснований). И про двойственное впечатление, произведённое ими. Ведь на это и повелась девочка, именно поэтому и стала общаться с загадочной троицей что-то скрывающих подростков, вечно появляющихся без предупреждения, вырастающих, словно из-под земли, и так же таинственно исчезающих, оставляющих на прощание только зыбучий провал в памяти. И про развитие с ними отношений, первые недели продвигающееся со скрипом, но потом всё больше ускоряющимся под непонятным напором прилипчивого Димы, действующего с какой-то целью, умудрявшегося без устали трепать языком, вызнавая всё о собеседнице, но ничего толком не рассказывая о себе. И про Митькины загадки да тайны, где одной из самых запоминающихся являлась так и не разгаданная головоломка о способе проникновения в имение Заболоцких, попытка разобраться в которой и привела Лизавету к ещё более ветвистой истории с подземными ходами. И про её, Лизину, исследовательскую деятельность, так печально закончившуюся ограблением, ссорой, подозрением в причастности ребят, оказавшемся абсолютно пустым, последующий суд, раскрывший новые подробности, прояснивший всё и запутавший одновременно… Юганские Скверные тоннели, слежка в школе, гигантский наплыв учеников, подозрительный из-за полной незаинтересованности в предыдущие сотню лет, и безумец на августовской ярмарке, послуживший катализатором для начала мыслительного процесса, тоже случайно сорвались с языка. В общем, после разговора дворянка ощущала неведомую доселе опустошённость. И успокоение. Но реакция матери и отца вновь заставила насторожиться девочку. Нет, мама не стала, как всегда, ужасаться и впадать в истерику, папа не начал делать дочери ошеломлённые и обвиняющие жесты. Родители только переглянулись. Очень быстро, так, что определить выражений их лиц в тот момент представлялось невозможным. Затем со снисходительностью посмотрели на сестёр, ибо Саша немо поддерживала Лизавету. Олеся ласково потрепала обеих по волосам, отчего блондинка окончательно растерялась. Разве не должен был вечер закончиться скандалом на почве, якобы, недоверия или хотя бы серьёзной озабоченностью всей семьи? Или старшие Заболоцкие и не слушали вовсе чистосердечные излияния? Наверное, именно этот вариант самый реалистичный, потому что девушка, по собственному мнению, привела неоспоримые аргументы в защиту теории. Почему же они молчат?!

— Милая, — ласково («Ласково?» — изумилась блондинка) сказала мать, — не хочу тебя обижать, но, боюсь, этот ужас — только у тебя в голове.

— Что? — отказывалась верить собственному слуху. Неужели её слова, такие убедительные, не принесли никакого результата? Папа стоял напротив и изредка кивал, а Саня… Она как будто растворилась, отошла на второй план.

— Мама права, принцесса. Мы уже давно начали замечать странности, творившиеся с тобой. Заговоры, иллюзии слежки, сочувствия — всё! лишь твои домыслы и фантазия.

Девушка переводила шокированный взгляд с одного родителя на другого. Они шутят, или так близоруки, или…

— Но я же слышала многое, что точно нельзя истолковать двояко — прямым текстом неизвестные выражали свои намерения! И осведомители нашли под землёй множество доказательств. А мои новые однокурсники? Отчего вдруг подобный всплеск нездорового ажиотажа? А странные совпадения, особенно частые в последнее время?

Чета Заболоцких прервала девочку.

— Нам грустно такое говорить, но непомерная нагрузка в лицее, приближение полнолуния и шероховатости в наших взаимоотношениях справились со своей задачей. Ты, разумеется, могла что-то нелицеприятное увидеть — недовольные были и будут всегда — но большею частью ты просто додумала, потому что очень боялась такого или, наоборот, очень хотела, — Олеся взволнованно прикоснулась тыльной стороной ладони ко лбу дочери и сильнее помрачнела. Невольно часть беспокойства передалась Елизавете: здорова ли она?

— Нет, у меня бы фантазии не хватило… Бред, — засомневалась она, порывисто выскочив из кресла. Её насильно усадили обратно

— Ты не представляешь, как мне стыдно за то, что наши ссоры довели тебя до этого состояния, — с трудом произнёс отец, скрывая глаза рукой и сгорбившись. Блондинка же перепугалась не на шутку. И запуталась. — Но мы обещаем, что всё исправим. В скорейшие сроки приедет целитель, — Николай обнадёживающе сжал плечи девочки, — и кошмары прекратятся.

— А сейчас тебе пора спать, — пропела Олеся. — Отдых — лучшее лекарство.

Ведомая и слегка подталкиваемая в спину родителями, Заболоцкая покорно поднялась по ступеням, открыла дверь, разделась, легла в кровать, стерпела отцовское укрывание тяжёлым одеялом; растерянная, погружённая в себя, она не сопротивлялась. «Хорошо, если слова мамы — чистая правда. Намного легче. Но где же Саша?».

— А ты уверен, — кинула она уходящему Николаю вслед, — что не следует сообщить Королевскому Двору? Бережёного Земля сбережёт.

Мужчина застыл в дверях, повернулся и вздохнул:

— Сомневаюсь, что накануне мартовского ликования можно отвлекать правительство по пустякам. А чем быстрее ты избавишься от ерунды в голове, тем быстрее поправишься, — напоследок от его губ разошлась забавная сеточка морщин. — Отдыхай, — и покинул комнату. Не прошло и секунды, как Лиза погрузилась в тёмный беспробудный сон. Тем временем Николай тихонько проскользнул в помещение, на цыпочках подошёл к окну, откуда веяло ласковой прохладой, свёл створки вместе и закрыл их ключом, что позаимствовал у хозяйки. Затем он не менее осторожно преодолел спальню, нарочито отвернувшись от дочери, дабы случайно не взглянуть на неё, переступил порог и, оказавшись снаружи, притворил дверь, повернулся на каблуках и встретился с напряжённым, но решительным взглядом жены. Отец опустил руки и на секунду повесил голову со вздохом. Если честно, он ожидал, что Олеся утешающе положит руку ему на плечо и крепко сожмёт, сопроводив сию скудную ласку ободряющими словами, но этого не последовало. С некоторым недоумением подняв взор, мужчина увидел, что уверенность супруги хрупкая, словно необожжённый фарфор, и способна треснуть под малейшим натиском укора или риторических вопросов. Заболоцкий с усилием сглотнул, и ему показалось, что бушующие душеизлияния, позорный стыд и вина ненадолго отступили, провалившись обратно в нутро. Остался лишь непозволительный, но оттого столь живучий страх, теперь, правда, весьма полезный — подстёгивающий к скорейшему действию. Николай сделал осторожный шаг назад, не отрывая блестящих глаз от женщины напротив, опёрся о створку и едва приложил чуткое ухо к гладкой древесине. Тишина. Но если прислушаться, то можно различить ровное замедленное дыхание спящего человека, которое так легко узнать и невозможно сымитировать… Мужчина тяжело отпал от двери. У него с Лизой и так довольно натянутые отношения, страшно представить, насколько всё может ухудшиться. Верно говорят, пришла беда, отворяй ворота. Рядом молча примостилась Олеся — очевидно, и ей было нелегко.

— А Саша? — позволил себе отец, вдавливая большим и указательным пальцами глаза в череп.

— Спит, — кротко выдохнула жена. Мужчина заметил, как она привычным жестом похлопала по карманам в поисках сигары, но вскоре руки её обессиленно упали на подол, заставив струящуюся ткань покрыться мурашками. — Похоже, она шокирована признанием сестры, мне не составило ни малейшего труда проводить её в спальню, она шла послушно, как сомнамбула. Испугалась, бедная.

— Или притворяется, — задумчиво произнёс Заболоцкий старший. Супруга его недоверчиво пожала плечами, но подкралась к соседней двери и так же, как Николай минуту назад, прислушалась. Убедившись, что младшая дочь спит, но более беспокойным сном, нежели старшая, женщина вернулась на прежнее место, между двумя прикреплёнными к стене подсвечниками. Чета Заболоцких помолчала немного, собираясь с силами. Вдруг Олеся вскинула глаза на мужа, в них Николай прочёл вопрос, который сам хотел задать. «Понятия не имею», — намеривался ответить он, потому особенно удивился, когда с языка слетело:

— Да, я уверен. Мы это делаем для их же безопасности. Ты сама слышала, о каких ужасах рассказывала Лизавета: вербовка, проповеди, контрабанда — и всё на улицах столицы! А её подозрительные знакомые? Они наверняка уже успели попытаться прибрать наших девочек под крыло. Лиза явно не могла такое выдумать, и она не способна на столь жестокие шутки. Да, не способна, я убеждён! Так что у нас нет причин обвинять её во лжи; разве что, себя утешить.

— Особенно учитывая то, что мы сами стали случайными тому свидетелями, — подхватила мать со странным, болезненным азартом. — Ты ведь помнишь тот путч, устроенный учениками третьего строительного лицея, в Приречном, в прошлом году? Нам едва удалось усмирить их.

— И не только, — протянул мужчина, — вспомнить хотя бы нововведение — якобы клубы филантропов, подозрительно быстро набирающие участников…

Супруги одновременно вздохнули, осознав, что дольше разговорами откладывать неприятное нельзя.

— Это тяжелее, чем я думала, — призналась Заболоцкая старшая.

— Нет, нам просто, к счастью, ещё не приходилось думать в подобном ключе, — мужчина постоял в раздумье. — И не смей надеяться на их благодарность! — строго сказал он, непонятно кому адресуя наставление. — Современные дети всегда считают, что правы или, по крайней мере, менее неправы, чем остальные.

— Я знаю, знаю, — кивнула, храбрясь, жена и… щёлкнула позолоченным шпингалетом, тем самым запирая старшую дочь внутри. Николай же, с невиданной для аристократии силой, перехватил тяжёлую балку и опустил её на две крепкие скобы по бокам от двери, окончательно закрепив за Лизаветой, сейчас мирно спящей и ни о чём не подозревающей, статус пленницы. Проделав такие же манипуляции в отношении младшей дочери, родители буквально сбросили тяжёлый груз с плеч, не весь, конечно, но ощутимую его долю.

— Мы же скоро их выпустим? — безо всякой надобности осведомилась Олеся.

— Конечно. Ведь, как я понимаю, кульминации ждать недолго.

— Нужно сообщить Императору…

— Разумеется, но утром. А пока подготовим речь.

***

Очнулась Елизавета не оттого, что солнечные лучи обжигали кожу; в комнате было темно, словно ночью, но блондинка чувствовала, что впервые за долгое время набралась сил. Она сбросила плед, с хрустом потянулась и опустила ноги на пол — она выспалась и жаждет или деятельности, или поесть. Девушка легко поднялась, сделала зарядку, с удивлением отметила хорошее настроение и на цыпочках подкралась к двери — домашние наверняка ещё не проснулась. Дёрнула за ручку. Ещё раз. И ещё. Тщетно. Упрямый замок не желал поддаваться и выпускать пленницу наружу. Лизавета в недоумении отошла. Затем последовала серия беспощадных ударов. Крепкая древесина стойко промолчала, зато заскрипела щеколда с той стороны. Дворянка, в ещё большем шоке, снова остановилась и задумалась: её заперли снаружи на засов. Заперли. «Наверное, Сашка или Илья подшутили», — без злости, несколько заторможенно решила блондинка. Родители ещё спят и скорее всего не слышали остервенелую дробь и хруст косяка. Альтернативный выход из ситуации возник в Лизиной голове довольно быстро: перевеситься через подоконник и попросить у прохожего помощи, ибо дожидаться утра девушка не желала. Она развернулась на сто восемьдесят градусов… И остатки сна мгновенно слетели. Обескураженная, она подбежала к плотно захлопнутым ставням. Судя по всему, кто-то ночью закрыл створки на ключ изнутри. Елизавета прижалась к миллиметровой щели между досками, и глаза резанул яркий, отнюдь не восходный свет. Девушка взглянула на часы — теперь ясно, отчего вернулось давно её покинувшее ощущение бодрости — часовая стрелка издевательски пронзала двузначное число на самом верху циферблата. Полдень. Спустя минуту размышлений Заболоцкая недоверчиво хмыкнула и вновь попытала счастья около двери, надеясь на, не много-не мало, авось. Окончательно убедившись, что щеколда случайным образом не исчезла, блондинка прислонилась к стене, уже не отвергая первоначальное предположение. Вчерашняя исповедь, неестественно спокойно настроенные родители, ласковые увещевания в её неполном психическом здоровье. Очевидная и короткая цепочка раздумий, наконец, привела Лизу к единственно-возможной догадке.

— А-а-а-а-а-а!!! — в бешенстве закричала девушка, сбивая костяшки о дерево. Гул от ударов наполнял всю гостиницу — проникал в щели, спускался по лестнице, ввинчивался в фундамент. По крайней мере, так казалось узнице. — А! А! А! — каждый возглас сопровождался новым грохотом. Блондинка обессиленно охнула и облокотилась о косяк. Во внезапной тишине послышалось неуверенное топтание на месте и шёпот. Разумеется, дворянка почти сразу узнала невидимых наблюдателей.

— Откройте немедленно, — устало хлопнула она ладонью по двери. — Вы слышите меня? Мне срочно нужно в уборную! — прибавила она неоспоримый аргумент.

— Принцесса, — выдержав паузу, заговорил папа, — госпожа Ирма обязательно выпустит тебя на некоторое время для посещения общественных мест, но не раньше, чем ты успокоишься.

У невольницы дыхание спёрло от возмущения.

— Вы считаете, я смогу угомониться после того, как родные отец с матерью посадили меня под замок, словно цирковое животное и велели выводить только по нужде?

— Не стоит себя накручивать, — строго сказала Олеся. — Мы не изверги, и нам очень тяжело было принять это решение. Ваша безопасность — самое главное, а что вы о нас подумаете…

— Наша? — переспросила Заболоцкая средняя. Воцарилось молчание. — Саша тоже взаперти?

— Конечно, она ничуть не меньше тебя способна на глупые поступки, — отрезал Николай. — Поэтому не грусти — её комната рядом.

— То, как вы с нами поступили — нечестно! — взвилась девушка. — Если бы я хотела принять участие в восстании, то не рассказывала бы вам!

— Мы очень ценим твою честность, — заверила её мама, — но подростки сейчас склонны в одночасье менять мнение, особенно под влиянием друзей и за компанию.

— Я не настолько непостоянна, и могу отвечать за свои слова!

— Дорогая, — начал отец, — тебе известно, что мы давно знакомы с купцами Опрасниками. Пару недель назад мы вновь повстречались, и, положа руку на сердце говорю, они абсолютно довольны и режимом в стране, и условием проживания, и их положением. Но если верить тебе, то их бунтарка-дочь радикальный и убеждённый революционер. Ты понимаешь, что не провести параллели мы не могли. Поэтому мы решили перестраховаться. Ведь не только себя погубишь, мы будем вынуждены тоже тебя поддержать, Лиза! — последнюю фразу папа почти выкрикнул.

— Почему?

— А ты сама подумай, — посоветовала мама. Девушка прижалась лбом к холодному дереву.

— Хорошо. Хорошо, — выдавила она. — Сколько продлится моё заключение?

— К сожалению, понятия не имеем. Пока волнения не улягутся, — насторожился Николай из-за внезапной смены настроения. Елизавета застонала.

— Я же умру от тоски…

— Нет, что ты! — обрадовались родители тому, что дочка всё же пошла на попятную. — Пятиразовое питание и регулярное посещение купален, отхожих мест и прочего мы тебе и Саньке обеспечим — мы договорились с Ирмой о доплате… Впрочем, не важно. Книги, Зауральские! принесём. А околоисточная глина? Ты ведь давно хотела попробовать с ней работать («Даже об этом вспомнили", — вяло удивилась та). И современными Российскими игрушками интересовалась. Опрасники совсем недавно вернулись из очередной командировки. Уверена, что-то подобное у них отыщется. Есть ещё пожелания?

— Да. Граммов двести свободы, пожалуйста.

— Лиза!

— Я всё поняла, — смирилась со своим положением она. — Можете идти. А кстати, куда?

— Предупредить императора, — неохотно ответила Олеся. — Молчать мы не имеем права, извини. Надеюсь, мы ещё не опоздали.

Собственно, далее смысла рассказывать нет — вам уже понятно, что утро у Лизаветы выдалось на редкость паршивое. Мало того, что обида жгла изнутри раскалённой кочергой; девушка, неподвижно лёжа на кровати, открыла совершенно новый вид деятельности — умственный, а именно самокопание. Неуловимая мысль мельтешила на задворках сознания, не желая остановиться ни на секунду, чтобы дать себя разглядеть. Единственное, что удалось выловить из общей пучины — число «шестнадцать», отчего-то вызывавшее сильнейшую тревогу. Но сколько бы ни старалась Заболоцкая найти связь — в голове опять мутнело. «Я хозяйка собственной памяти!» — рассердилась та: «Что за нелепые шутки?» Дворянка скосила глаза на прикроватную тумбу, помешкавшись, взяла большую чашку остывшего какао и без особого удовольствия, скорее, от безделья, пригубила. Час назад раздался шорох щеколды, в спаленку прокралась Ирма, оставила поднос с завтраком, пробормотала извинение и удалилась, не забыв закрыть дверь. Тем временем начали раздаваться мерные глухие удары, размеренные, но полные ярости. «Санька проснулась», — заключила дворянка. Спустя тридцать минут безостановочного стука («Упорная») воцарилась тишина, но лишь затем, чтобы вновь прерваться ритмичным звуком, требовательным голосом, чеканившим одно слово. Лиза. Сначала блондинка решила проигнорировать зов; впрочем, она догадывалась, что целеустремлённая Сашка не остановится, пока не охрипнет, и смилостивилась: в сумерках по стеночке добралась до двери и хмуро осведомилась:

— Что?

— Ты тоже взаперти? — чтобы различать более двух слогов, приходилось прижиматься ухом к дереву.

— Какая сообразительная. Дабы предотвратить твоё возмущение, я не иронизирую, потому что сама с трудом додумалась. До подобного бреда.

— Я подозревала, что этим закончится твоё признание ещё вчера, — призналась Александра.

— Почему же тогда не остановила меня? Пропала куда-то.

— Я целый вечер была рядом.

— Правда? А я не заметила…

— Вы прекратите кричать на всю окрестность? — присоединился кто-то, явно знающий о двух заключённых и поощряющий такие методы воспитания. Девочки хором посоветовали грубияну не вмешиваться в чужие дела, не в самых вежливых выражениях.

— А где родители? — спросила Санька, убедившись, что нахал замолчал.

— Побежали докладывать правителю о готовящемся бунте.

— Но ведь они делают это не только из-за нас? Они, наверное, тоже что-то знали? — молчание. — Ах, Лиза, это просто ужасно! Если ребята действительно готовят восстание, то они…

— Сказочные глупцы, — закончила та.

— Нет же, они в опасности — им грозит наказание похлеще выговора.

— Они сами виноваты. К тому же, мы не можем быть уверены в наших выводах. Однако ты права, сидеть сложа руки крестом на груди я не собираюсь.

Сёстры замолчали и прислушались — не стОит продолжать беседу в том же духе, они же в гостинице не одни.

— Надеюсь на тебя, — позволила себе напоследок Саня.

***

Чета Заболоцких возвращалась на ранее так горячо любимый постоялый двор, едва переступая ногами, нехотя и в скверном расположении духа: во-первых, потому что там их ждали узницы, очевидно чувствующие себя преданными, непонятыми и злее ростерийской зимы; во-вторых, новости были отнюдь неутешительные. Супруги давно ощущали гнетущую атмосферу нарастающего недовольства, причём имеющую очень странную структуру — как будто аллергия, выступающая на холёном лице ростерийского общества красными очажками заразы. Если размыть взгляд и смотреть издалека, то кажется, словно болезни и не существует, но если подойти ближе… Разумеется, супруги приняли тяжёлое решение изолировать девочек на некоторое время от внешнего мира не без оснований, особенно Лизу — она такая впечатлительная. А император… Заболоцкие не озвучивали думы вслух, но внутри у обоих, словно расплавленное масло на сковороде, бурлило и выплёскивалось негодование. Интересно, правитель действительно не замечал очевидного, следовательно, нельзя и надеяться на мирное разрешение конфликта, или с завидным мастерством притворялся, дабы не вносить лишнюю смуту, а сам расправлялся с последними ополченцами? Одним словом, дворяне не знали, что и думать, и это было самым страшным: они понятия не имели, что предпринять. Если опасность миновала, то стеснение свободы дочерей и затворнический образ жизни в ближайшее время вызвет множество вопросов у общественности, если же властитель правда несколько недальновиден, то сейчас вместо сожалений и душевных терзаний следовало уезжать из столицы, куда-нибудь подальше, на Майские ущелья, укрепиться там с прислугой. Но не надо сейчас строить слишком далекоидущие планы, мало ли, Елизавета частенько в запале ссоры попрекала родителей тем, что они чересчур драматизируют. Конечно, и те в долгу не оставались, в пику называя дочь очень ветреной особой, но всё же частенько задумывались — а не слишком ли они осторожничают? Даже Император к их приезду отнёсся довольно холодно: сам на аудиенцию не явился, заставил Заболоцких битый час, терпеливо сложив ладони на коленях, просидеть в одиночестве на жёстких стульях с высокой спинкой в зале ожидания. Супруги успели до рези в глазах и дыр на обоях рассмотреть каждую деталь в помещении, хотя рассматривать было, в общем, нечего. Поражающий воображение высочайший потолок, испещрённый потрескавшимися древними фресками, изображающими сказочные сюжеты зауральских мифов, невероятный размах — таких широких комнат Заболоцким видеть не приходилось; толстые, как будто слоновьи ноги, колонны, покрытые целлюлитом лепнины. Пусто. И эту пустоту не смог заполнить даже нерасторопный суетящийся советник Императора, всячески пытавшийся доказать собственную значимость, вследствие чего, видимо, не обращавший внимания на все приводимые дворянами аргументы.

— Как думаешь, Николенька, — обратилась к мужу Олеся, чтобы немного отвлечься, — можно показать девочкам сегодняшний выпуск газеты? В нём описываются только последние события из сферы образования, нет никаких провокационных статей.

— Они само отсутствие скандальных ситуаций воспримут за провокацию, — отрезал мужчина, — потому что очень обижены. И просить прощения у них до поры до времени не нужно — посчитают, что мы раскаиваемся, значит, признаём, что поступили неверно.

— Как всё сложно, — пробормотала она. — И почему бунтовщики выступили именно здесь? — в сердцах воскликнула женщина. — Как будто других стран мало.

Пара подошла к заветному порогу. Николай распахнул ворота, пропуская вперёд жену, та поколебалась, но ступила вперёд.

Сначала родители захотели навестить младшую дочь, которую утром перед своим уходом не осмелились будить и разъяснить ново установленный режим тотального контроля — пожалели. Но чем больше они откладывали разговор, тем неприятнее он становился, так что мама приблизилась к проёму, как будто взиравшему на гостей с заведомой укоризной, и робко постучала.

— Ждёшь, пока откроет? — съязвил отец, но сразу исправился. — Извини.

Олеся раздражённо откинула локон со лба и негромко позвала.

— Саша? Золотце? Ты внутри?

— Один из самых риторических вопросов в моей жизни, — нервно прокомментировал папа.

— Не ёрничай, — шикнула женщина. — Санечка, мы хотим поговорить. Не молчи, пожалуйста.

— Александра! — не выдержал Николай, но результата тоже не добился.

— Доченька, мы войдём, ты не против? — Олеся уже судорожно снимала засов. Крепкая доска с грохотом упала на пол, супруги нетерпеливо толкнули створку. А та даже не шелохнулась — по-прежнему твёрдо упиралась в косяк, смотря с долей ехидства на незваных посетителей. Родители несколько раз повторили попытку, но упрямое дерево не сдвигалось ни на миллиметр.

— Что за фокусы? — вытерла пот над верхней губой мать.

— Она заперлась изнутри! — поразила страшная мысль отца. — Отворяй, негодная девчонка!

— Какие вы слова знаете нехорошие, — раздалось певучее сопрано за соседней дверью. — Саша придвинула комод со своей стороны, так что теперь возникает вопрос: кто из вас закрыт?

Заболоцкие старшие метнулись вправо, вдвоём сдвинули массивную щеколду и ворвались в комнату старшей дочери, к счастью, не догадавшейся так же выстроить изнутри баррикады. Лизавета лежала поверх одеяла, неестественно выпрямившись, закинув босые ступни на спинку кровати и даже не повернув головы в сторону визитёров. Нетронутый ужин (на самом деле пару минут назад принесённый))) стыл на тумбе. Мама жалостливо опустилась на постель.

— Мы тебе газету принесли, — хрустящая бумага приземлилась рядом с едой.

Лизавета вздохнула тяжело и повернулась к женщине спиной. Лопатки и позвонки горбинками с упрёком выпирали через тонкую ткань платья.

— Мы, пожалуй, завтра утром зайдём, — произнёс Николай, взял жену за плечо и вывел из спальни. Какой смысл в односторонней беседе?

Первое марта. Худший день в году. Именно так подписала в календаре кривым почерком женщина, еле державшаяся на ногах после бессонной ночи. Её муж тоже выглядел не лучшим образом — одетый в серый официальный костюм, с измятым галстуком и тёмным пятнышком на туфлях, он пил вторую порцию кофе. Сегодня Заболоцкие собирались нагрянуть в гости ко всем знакомым Осведомителям, следователям и градоправителям, чтобы заручиться их поддержкой и снова нанести визит Королевскому Двору.

— Если бы император услышал нас и пообещал бы, что погасит пыл неразумных детей, то мы бы в тот же миг отпустили бы девочек, — возмущалась Олеся. — Верно же?

— Узнать бы, кто курирует нашу несовершеннолетнюю банду, — туманно отозвался мужчина.

— Ты меня не слушаешь? — нахмурилась она.

— Я предлагаю навестить девочек прямо сейчас, — подтвердил догадку жены Николай, поставил опустошённую чашку на стол и широко зашагал к лестнице. Супруга едва ли поспевала за ним. Поднявшись на второй этаж, они без особой надежды встали у ближайшего проёма, сняли задвижку и налегли на дверь.

— Как же она похожа на Лизу. Такая же упрямая! — выпустила пар женщина. — Я никогда не думала, что это будет меня так раздражать.

— Ей нужно время, чтобы остыть, — мягко возразил отец, — ведь она пострадала из-за знакомств своей сестры. Возможно, Санька понятия не имела о разного рода интригах.

Олеся подняла руки, сдаваясь, и перешла к другой створке.

— Предупреждаю, — с угрозой начала мама, пока Николай прислонял тяжёлый засов к стене, — если ты взяла с Саши пример…

Но стращания не пригодились — дверца гостеприимно и послушно распахнулась настежь от одного касания. Не ожидавшие подобного родители пожали плечами и с улыбками прошли внутрь.

— Доброе утро, принцесса. Надеюсь, сегодня ты настроена благожелательнее… — отец застыл с открытым ртом, не договорив слова, жена его полностью отражала его позу и выражение лица. И такое поведение немудрено, ведь посетители поняли, что комната их старшей дочери абсолютно, полностью и определённо пуста.

— Лиза! — кричала в ужасе мать, хлопающими движениями проверяя постель, заправленную с наглой аккуратностью.

— Лиза! — вторил ей отец, ощупывая каждый угол спальни и десятый раз заглядывая в миниатюрную тумбочку. Всё напрасно. Супруги кружили по помещению, сталкиваясь, ругаясь, болезненно всматриваясь в каждую точку.

— Под кроватью! — осенило женщину. — Мы ещё там не искали!

Плюнув на дорогие костюмы, люди распластались на полу, по обе стороны от мебели.

— Ты что-нибудь видишь?

— Тебя, — Олеся стукнула кулаком по ковру и вскочила. Зашипела, обнаружив, что подол почернел от сажи. В очередной раз она обратила внимание на взметнувшуюся угольную пыль, особенно густым слоем осевшую около камина, которую Заболоцкие качественно распространяли и втаптывали в старые доски. В голову женщине пришла очередная идея, особенно безумная, и оттого наиболее правдоподобная.

— Коленька, — осторожно дёрнула мужа за рукав. — А ты не думал, что наша изобретательная Лизавета могла… — и ткнула пальцем в потолок. Николай вник в слова жены мгновенно («Значит, тоже предполагал подобное») но стал активно отрицать:

— Забралась на крышу по дымоходу, спрыгнула с высоты четвёртого этажа, не повредила себе при падении ни единой конечности и сбежала, никем не замеченная? Вздор!

Мужчина сердито выдохнул, уперев руки в бока. Потом чета переглянулась и одновременно выбежала из комнаты, опережая и отталкивая друг друга. Помещение опустело. Хотя нет, не совсем. Тем временем Лиза, уцепившись руками и ногами в каркас кровати и прижавшись к её основанию всем телом, красная от натуги, наконец позволила себе разжать пальцы и рухнула на пол. Она протяжно охнула, выкатилась из-под мебели и подула на дрожавшие ладони.

— Нельзя было быстрее обыск заканчивать? — проворчала она, с трудом поднимаясь на ноги. Немного отдохнув от продолжительной физической нагрузки, девушка с гордостью посмотрела на пепел, небольшими завихрениями перемещающийся по комнате. Фиктивные доказательства побега она когда-то подсмотрела в Сашиной книге и сейчас с удовольствием думала, что чтение — не такое бесполезное занятие. Ведь спектакль был не напрасен — прямо перед Елизаветой её заслуженная награда: поскрипывающая дверь, в спешке позабытая и незакрытая. Свобода. Блондинка радостно взвизгнула, быстро сменила домашнюю обувь на тёплые сапоги, схватила накидку и выбежала в коридор. Сощурилась от непривычно яркого света, сориентировалась и бросилась к ступеням, по дороге постучав в Сашкину створку и отперев её. Заболоцкая почти соскользнула с перил, пропустила мимо ушей озабоченные оклики Ирмы и её брата. Услышав топот за спиной, ускорилась, нырнула влево, плечом толкнула ворота и выскочила на улицу. Оглянулась — хозяева гостиницы с намерением схватить бывшую пленницу, гнались следом. Лизавета ойкнула, на бегу набросила шаль и уже через две секунды оказалась за территорией негостеприимного дома. Дворянка заметалась — куда идти? Признаться, девушка растерялась: она не планировала такое дерзкое дезертирство — её идея не выходила за пределы освобождения, но сейчас становилось понятно, что если Лиза не хочет снова сесть под замок, но уже с более жестокими условиями, то она должна спрятаться где-нибудь и переждать бурю вплоть до шестнадцатого марта, если память её не подводит. И ребят следует натолкнуть на путь истинный. Не место детям на войне! Елизавета выбилась из сил и согнулась пополам, уперев ладони в колени. Внезапно её поразило странное обстоятельство: главная улица впервые за всё время Лизиного пребывания здесь опустела, обезлюдела. «Розыгрыш?» — мнительно обозрела всё вокруг Заболоцкая средняя и в тот же миг хлопнула по лбу ладонью: «Шляпа! Сегодня же День Весны, все горожане собрались на площади перед дворцом». Блондинка уже пошла в обратном направлении, когда приметила объёмную расплывчатую фигуру, плывущую по тропинке и скрывающуюся в тени деревьев. Сама не зная, зачем, девушка покралась следом, почти сливаясь с еловыми стволами. Неизвестный направлялся на праздник. «Прекрати немедленно!» — приказала себе дворянка, продолжая слежку за странным прохожим: «Каждый второй здесь живущий идёт полюбоваться на торжество. Бедный мужчина запоздал немного, по личным причинам. Останови шпионаж!» Но, увы, ноги сами плелись за громоздким человеком в мантии. И вдруг небо вознаградило её подозрительность: гражданин резко остановился и юркнул за сосны, а Елизавета едва успела спрятаться и предотвратить собственное обнаружение. Она внимательно обводила глазами лес вокруг, когда от ближайшей пихты отслоился тонкий силуэт. Угловатый и длинноногий. Принадлежащий подростку.

— Павел Петрович, — почтительным шёпотом обратился мальчик к плащу, и это единственное, что удалось различить Заболоцкой. Последующий короткий, но, видимо, содержательный диалог вёлся очень тихо, не более двух минут, после чего юноша кивнул, пообещал «не подвести» и затерялся меж деревьев. Мужчина же вернулся на дорогу, капюшон спал с его лица…

— Евгений Витальевич?! — девочка стояла посередине тропы, шокированная, с округлившимся ртом. Учитель политологии раздосадованно выдохнул, но изумлённым не выглядел. Преподаватель смотрел на девочку снизу вверх, в прямом и переносном смысле, от его разведённых плеч исходила уверенность, широко расставленные ноги крепко держали их обладателя, глаза утратили отвратительную сахарность и блестели сталью. Он вообще перестал быть похожим на самого себя. Волосы, разумеется, не отросли, но даже круглый череп демонстрировал мужество. «Какие неожиданные метаморфозы делает с людьми обычный плащ», — давалась диву Лиза.

— Что ты здесь делаешь? — равнодушно спросил мужчина. — Разве ты не должна развлекаться на празднике Весны?

Девушка молчала, так как не знала, что сказать, а мямлить и путаться в онемевшем от шока языке гораздо хуже, чем не отвечать. Она бы с удовольствием поучаствовала в мартовском представлении, если бы чьи-то домыслы не заставили родителей принять крайние меры.

— Я не смогу разговаривать с тобой, если ты не будешь отвечать. И не следует буравить меня оскорблённым взглядом, я не ростеритовая скважина. Спрашивай же, — подбодрил он ученицу, — а я подумаю, хочу отвечать или нет. Но не тяни время — мне нужно спешить. И желательно побольше конкретики, как учитель политологии тебе говорю, на абстрактную тему можно рассуждать несколько часов, так и не удовлетворив любопытства собеседника.

— Кто Вы? Павел Петрович или Евгений Витальевич? — белёсые брови требовательно взлетели на лоб.

— Скажу тебе по секрету, на самом деле я Иван Владимирович, — осклабился тот, окончательно запутав собеседницу. — Но до завтрашнего дня никому не слова, договорились? — он перевёл взгляд с задохнувшейся от непонимания девочки (Что это? Шутка или всерьёз?) на наручные покоцанные часы. — А теперь дела, дела, дела… Заболтался я.

Он развернулся и стремительно, едва не срываясь на бег, зашагал прочь от сражённой наповал девушки, когда из леса вдогонку ему выбежала стайка ребят, в которой дворянка с ужасом разглядела Женьку, Тёмку, пару новых учеников из её лицея…

— Павел Петрович! — заверещали они в унисон. — Нам нужно поторопиться, люди уже заполнили площадь.

— Поверить не смею! Артём, ты якшаешься с ними? — компания обернулась на обличающий голос. Позади стояла Лизавета, грозно сверкавшая потемневшими очами и уже оправившаяся после потрясения. — А твой отец? Он считает, ты помогаешь в организации торжества! Ты не сойдёшь со своего места, пока всё не расскажешь мне! — она чувствовала нестерпимый зуд в мозгу, как будто от множества комариных укусов, увеличивающийся с каждой секундой и бесконечно раздражавший. Будучи не в силах держать накопившееся в себе, подбежала к бывшему преподавателю и не менее бывшим друзьям и со злобой дёрнула Тёму за плечо. Он тоже погорячился: резко развернулся и… с неожиданной силой толкнул блондину. Та аж подлетела, преодолела в воздухе добрых полметра, вытянула руки, словно желая ухватиться за воздух и предотвратить неминуемой приземление или же, наоборот, утянуть ребят за собой… А потом со свистом рухнула на спину, да так, что почти совершила кувырок назад. Удар был не столько болезненным, сколько вышиб весь дух, и девушка, с непониманием на лице, замерла, заглатывая воздух. Она с трудом оперлась на локти и успела увидеть, как куратор со своей свитой бесшумно заворачивал на узкую тропинку, ведущую к большой площади — только полы плаща взметнулись на прощание, а затем тень деревьев с готовностью поглотила заговорщиков. Некоторое время Заболоцкая не двигалась, а потом брови её взметнулись вверх, она ударила кулаком по твёрдой земле. Всё! Достаточно! Она хотела им помочь, честно хотела! Но если они такие самостоятельные, то она тоже вольна делать, что ей угодно, трепать языком, мешать их планы. И она точно больше никого не попробует предостеречь, если за ценные советы теперь платят побоями. Она вернётся домой, но не сразу, чтобы не сидеть оставшийся месяц в спальне, и забудет об этом бардаке до большого коллективного суда. Ни словечка не замолвит! Девочка, злая как дьявол, маршировала по улице, сердито стряхивая пыль с одежды. Первый километр преодолён, второй, и виднеется вдалеке забор гостиницы. Подумав, девочка всё же поменяла направление и с повинной направилась к калитке. С заключением она мириться не собирается, но надо показаться Саньке, предупредить, что заночует она у Софьи, наверняка в людской у Лихоборовых много свободного места. Заболоцкая толкнула ворота, разумеется, открытые, переступила ограду. Но провидение и не думало пожалеть бедную Лизу и подарить ей немного покоя. Потрясения не заканчивались — на скамеечке, нервно постукивая каблуками туфель по мощёной дорожке и сцепив пальцы до покраснения костяшек в плотный замочек, сидел Питер. Девушка упёрлась ногами в камень, скрестила руки на груди и кашлянула. По всем законам жанра парень вздрогнул, подскочил, завертел головой, а отыскав источник беспокойства, выпрямился по струнке, оправил рубашку и нервно вздёрнул подбородок. Лизавета не спешила начинать беседу, ибо считала, что первый заговоривший заведомо ставит себя ниже второго. Её почти колотило от злости: она не желала видеть кого-либо из ребят в ближайшие полгода. Возможно, такой неумолимый срок сокращался бы по мере остывания девушки, но, к несчастью юноши, он явился в самый разгар страстей.

— А я тебя ждал здесь со вчерашнего дня, — признался мальчишка. — Даже ночью приходил под окна, но ставни были закрыты. Даже пробовал камешки бросать, но ты не обращала внимания. Не верю, что ты отлучалась почти на сутки.

— А я целую ночь сидела под замком, — парировала она.

— Родители зверствуют? — жалостливо спросил Петя. И блондинка взорвалась.

— А какое для тебя имеет значение, кто меня запер — отец, мать, сестра или Ирма — и запирали ли вообще? Я, может, нагло тебе лгу? Откуда ты, гнилые источники, знаешь подробности из моей личной жизни?!

— Следил, — честно ответил несколько опешивший гость.

— Замечательно, — прошипела девушка, ощущая, что притупившийся зуд в голове возобновился с утроенной силой, стараясь выжечь остальные чувства, и беспрестанно от этого роящегося беспокойства отколупывались новые и новые пчёлы — мельтешащие мелкие мысли. — В таком случае убирайся отсюда, иначе я закричу.

Парень глубоко вздохнул, собираясь с мыслями и пытаясь расслабиться. Морщины между бровей медленно разглаживались.

— Чего ты ждёшь? — свирепствовала Елизавета. — Спешу огорчить, твои друзья уже давно ушли на праздник, поэтому скатертью дорожка и… — она обдумала наиболее обидную фразу. — Передай им моё пожелание счастья и здоровья, — последние слова прозвучали, как проклятье. — И почему ты до сих пор не присоединился к торжественному параду?

— Они уже отправились на центральную площадь? — в ужасе взлохматил волосы юноша, но сразу же спохватился. — Я приходил именно по этому поводу — их нужно немедленно остановить! Хотя бы кого-нибудь!

— Я и с места не сдвинусь, пока меня не введут в курс дела, — для убедительности блондинка закрыла собой калитку. Парень почти взвыл от досады.

— Нет времени на пререкания, всё случится уже сегодня! Лиза! — юноша оказался рядом и схватил недоумевающую Заболоцкую за плечи. — Миленькая, вспоминай, пожалуйста! Я ничем не смогу тебе здесь помочь, — он отступил и с горечью добавил, — я умею только вводить людей в заблуждение, а распутывать они должны уже сами. Год назад, вербовка… — он с надеждой взглянул на девушку.

— Я не поняла не единого слова, — буркнула Елизавета, тщетно порывшись в подёрнутом поволокой сознании. — Не мудрено, ведь у тебя в мыслях такой сумбур. Но ты не отчаивайся, — неожиданно прониклась она жалостью к поникшему мальчишке, — лучше расскажи, отчего спешка — шестнадцатое марта, конечно, не за горами, но несколько недель в твоём распоряжении есть.

— Даты уже пересмотрены, — убито сообщил он, — восстание вспыхнет на празднике весны.

Девушке понадобилось несколько секунд, чтобы сопоставить числа и события. Она покрепче прижалась к ограде, чтобы не осесть на землю.

— Сегодня? Хм… Тогда ты опоздал, — она помолчала. — Если говорить честно, то ты как будто не спешишь спасать друзей от величайшей ошибки в их жизни.

— Я больше не состою в их клубе, — пасмурно оповестил её Питер. — Поэтому обо всех нововведениях узнаю в последний момент. И нам нужно поторопиться, если мы надеемся остановить хотя бы кого-то из ребят.

— Не убивайся так, — неуверенно ободрила его Лиза. — Твоим приятелям грозит месяц в местной тюрьме за хулиганство, но условия там не самые плохие, и заключение послужит им уроком.

— Ты не слушаешь! Их план гораздо масштабнее, чтобы пройти по графе «проступок». И почему я пытаюсь объяснить тебе элементарные вещи, когда должен… — внезапно вспыливший юноша махнул рукой, подвинул девушку и вышел за ворота.

— А моя сестра? — выкрикнула девушка Пете вдогонку.

— Всё вспомнила. И помогает мне, — донеслось до блондинки. Та прислонилась к забору, мучительно зажмурившись и массируя виски — неужели дети стали такими деловыми, что у них каждая минута на счету и им некогда даже внятно сформулировать проблему? Эти отрывочные пояснения, не желающие складываться в единую картину, уже порядком надоели дворянке. И муть в голове. «Питер хорошо постарался», — всплыл образ якобы учителя политологии. Мозг словно кольнуло раскалённой иглой, болезненный импульс пронёсся по извилинам, пощипывая и пронзая мелкими разрядами тока, срывая полупрозрачную фату. Год назад семья Заболоцких на два дня поехала в Юрганский особняк… Нарастающий топот и загнанное дыхание заставили Лизавету очнуться и выглянуть на улицу.

— Саня, — изумлённоопознала она сестру в красной мчащей навстречу девочке.

— Ты ещё здесь? — не снижая скорости, взвизгнула та. — Бежим быстрее, я на Ветвистую Аллею, ты на Гостевой Сквер!

— Но зачем? — с недоумением спросила блондинка, мгновением позже обнаружив, что замелькали перед глазами ранее неподвижные дома, смешались деревья в одно зелёное расплывчатое облако, почва сменилась прямой дорожкой, крики Саши с поразительной скоростью отдалялись. Девушка летела в указанном направлении, перепрыгивая через кочки, выбоины, грозно выдыхая пар на каждом третьем шаге, сильно наклонившись вперёд и, кажется, потеряв где-то шаль. Но это совсем неважно. Главное — перестать думать, усыпить мысли, беспрестанно бьющиеся о череп и готовые выплеснуться наружу. Чувствуя, как загорелись лёгкие, блондинка с мазохистским рвением ускорилась. Главное — частично лишить мозг кислорода и способности вспоминать, остановить поток ярких беспорядочных картинок, с радостью освободившихся от гнёта гипноза и сообщающих невообразимое количество информации: иерархии клуба, отношения между участниками, страшная тайна ПаПе… Или Евгения Витальевича? Дворянка, оставляя борозды каблуками, остановилась около знакомого дома. Здесь, судя по Санькиным рассказам, поселилась Евгения с Люсей. Девушка, придерживая бок, который грозил отвалиться, так сильно в нём кололо, похромала к двери, но на середине пути хлопнула себя по лбу: Женька ушла на площадь вместе с куратором! И Людмила, конечно же, последовала за ней. Здание без сомнений пустое — тёмные окна спрятаны за тяжёлыми ставнями. Заболоцкая средняя проглотила новую порцию воздуха и побежала к ярмарке, уповая на то, что там обнаружит отколовшихся от общей массы горе-революционеров, по дороге выискивая глазами гостиницы или особняки, в которых теплился свет. Елизавету не покидало предчувствие, что она не успела. Спустя неопределённое время окончательно обессилевшая, едва держащаяся на ногах Заболоцкая плелась по опустевшей улице, стреляя взглядом направо и налево. Её повело, она с тихим стоном опустилась на скамейку, растирая пылающие икры. «Бесполезно», — уныло думала Лиза: «Ребята наверняка пришли на представление заранее, чтобы застигнуть гостей врасплох. Бедные зрители. Зрители… Мама и папа!» — озарило девочку. Она вновь вскочила: до недавнего момента она считала происходящее невинным детским протестом, но теперь… А вдруг кураторов больше, чем один? А вдруг выступление перерастёт в теракт? А вдруг! Как гром среди ясного неба на необитаемой дороге появилась крадущаяся тень! Лиза вскинула голову — из переулка вынырнул мальчишка с покрытой головой, жмущийся к стенам домов и в крайней степени подозрительно. Блондинка даже не размышляла — она бросилась на подростка, взмыла в прыжке, издала то ли боевой клич, то ли звериный рёв и повалила бунтаря на землю.

***

Дима злился. Дима ужасался. Дима нервничал. Дима бросался от одного к другому. В общем, Дима катастрофически опаздывал и делал именно то, что свойственно делать всем спешащим людям, будь то повар, аристократ, повстанец или примерный отец. Он срывал плохое настроение на тех, кто точно не мог ответить: на подушках, шкафе, стульях, на конспиративных поношенных штанах и рубахе в заплатках, которые отказывались налезать на широкие кости мальчика.

— Поешь с нами, — ворчал он, рывками дёргая трещащую ткань вверх, — убери в комнате, попроси прощения у поварёнка, найди парадную одежду. А кусты в саду не подстричь? — воскликнул он, вероятно, жалея, что не сказал этого капризной вездесущей мачехе, с начала утра ломающей планы пасынка и при малейшем признаке неповиновения пускающей крокодилью слезу и зовущей отца. Парень скосил глаза на часы у стены и пнул уже поверженный стул. Моряков задерживался минимум на полчаса! Мальчишка живо представил себе картину: его ровесники, скрытые под балахонистыми запылёнными мантиями, стоят среди своих же родителей, готовые к обнаружению, шоку, последующему захвату инициативы… Дмитрий обиженно сглотнул; он не останется в стороне!

— Митенька! — знакомое требовательное мурлыкание резануло слух. — Ты выбрал пиджак?

Юный заговорщик судорожно обвёл взглядом спальню. Сбежать через коридор, сбив с ног Алину? Жалко. Выскочить в окно?

— Митя!

Мальчик толкнул распухшую деревянную раму. Та поддалась со второго удара, со странным чпокающим звуком распахнувшись наружу. В помещение ворвался весёлый шум, постоянный спутник ярмарок, одна из которых виднелась совсем недалеко. «Разве окна открывались не внутрь?» — мелькнула побочная мысль. Парень перепрыгнул через подоконник, приземлился на прямые ноги, воровато пригнулся, как дикий кот, и потрусил к большой площади. Он незамеченным преодолел несколько гостиниц, спрятался от пожилой, занятой разговором пары, вышел на аллею, ведущую прямо к базару и позволил себе воодушевиться собственной удачливостью. Вплоть до того момента, когда неизвестный с отчаянным воем вцепился ему в шею, вместе с ним рухнул на тропу и кубарем покатился по ней, крепко прижимаясь к парню, хватая его за одежду ползущими по ткани тонкими, словно змеи, руками. «Гвардейцы! Проведали о нашем плане!» — похолодел от страха парень, яростно отбиваясь от многочисленных Осведомителей. Стражники попались отнюдь не тривиальные: страдающие фетишем на девичьи платья и с длинными острыми ногтями. В очередной раз занесённый кулак замер.

— Лиза? — ахнул, наконец, Дима. Девочка только крепче обвила приятеля конечностями.

— Не пущу, — глухо припечатала она, намертво вцепившись в Морякова. Тот сморгнул, уставился на блондинку и криво усмехнулся.

— Слезай немедленно. Ты мешаешь, — он попробовал подняться, но покачнулся и упал обратно.

— Я же сказала, НЕТ. Ваш глупый протест — верная и бессмысленная гибель, потому что Королевский Двор вряд ли остановится на Сибре при вынесении приговора, — в течение всего монолога продолжалась борьба.

— А почему ты уверена, что у нас там нет союзников? — прошипел юноша и стряхнул ошарашенную девочку. — Отпусти же ты!

Блондинка молниеносно перекатилась с живота на спину и выбросила руку вперёд. Пальцы цапнули всколыхнувшийся воздух. Моряков, оправившись, побежал прочь, спотыкаясь и оглядываясь.

— Припадочная! — выкрикнул он напоследок, показав вовсе не аристократичный жест. Девушка в отчаянии схватилась за голову. Это проигрыш, окончательный и бесповоротный. Видимо, то же самое решил и Дима, в очередной раз обернувшись, дабы поглумиться. Парень с торжеством стрельнул глазами в сторону бывшей приятельницы, не останавливая бег. Пока не врезался во что-то очень твёрдое и крепкое. Юноша отшатнулся, с трудом сохранил равновесие, сделав два шага назад, поднял голову и встретился с хмурыми голубыми глазами. Моряков, не разрывая зрительного контакта, попятился, выставив полусогнутые руки вперёд для защиты, но уже в следующую секунду был схвачен стремительно подлетевшим Мишкой.

— Отпусти! — завёл прежнюю песню Моряков. Михаил вздохнул, просунул жилистые руки подмышками парня и приподнял того над землёй. Рыжий мальчишка задёргал ногами.

— Куда? — коротко спросил Плясунов, обратившись к Лизе.

— В беседку, — пролепетала ещё секунду назад обмякнувшая блондинка, ошеломлённая внезапным появлением спасителя. Однокурсник без слов кивнул и понёс брыкающегося Митю к крытому беленькому сооружению. Уже минуту спустя двое подростков судорожными движениями сдёргивали с себя всё, что могло послужить им в качестве верёвки, будь то галстуки, ремешки, лямки от рюкзака, даже меховые нашивки на капюшоне, добротно пристроченные и упорно не желающие покидать своё законное место. Лиза с Мишей, в какой-то заразной и подстёгивающей саму себя истерике срывали её вдвоём, при этом коленями, локтями и прочим удерживая вырывающегося мычащего мальчишку на скамье. Наконец ребята, почти полностью обвив руки несчастного вокруг широкой ветки дуба, услужливо заглядывающей в окно, туго связывали Димкины запястья всеми им известными узлами, пока тот, ворочая языком с целью избавиться от предусмотрительно вбитого ему в рот кляпа, дёргался и бился в судорогах, норовя лягнуть кого-нибудь из палачей. Наконец уже не красные, белые от нехватки воздуха однокурсники отошли от узника на пару шагов, чтобы вдоволь налюбоваться творением. Злобный Митя взирал снизу вверх на ровесников, явно желая им если не скорейшей смерти, то огромных неприятностей. На скуле его медленно проступал синяк, случайно поставленный кем-то из товарищей в процессе его пленения. Приятели без сил опустились на лавку.

— Нужно прикрытие на случай, если какому-либо гражданину не сидится дома или не нравится праздник, — сообразил Михаил. Елизавета без слов стянула с плеч изуродованную куртку и передала парню.

— Жарко, — коротко пояснила своё действие она, убирая с липкого лба прилипшие отдельные пряди. Мишка отрицательно качнул головой и вернул накидку подруге, сделав знак, чтобы девочка снова оделась.

— Настоящее чудо, что ты так вовремя подоспел, — благодарно произнесла девушка после короткой паузы, не привыкшая к мысли о более или менее благоприятном исходе дела.

— Ничего чудесного, — чуть шевельнул губами парень, — все потенциальные покупатели предпочли ярмарке праздник, а кратчайший путь к моему дому лежит через Гостевой Сквер, — и похлопал по рюкзаку с нераспроданным товаром.

— Пожалуй, ты стал свидетелем невозможного: я в замешательстве, — Лизавета улыбнулась, — не знаю, как тебя благодарить.

— Я подброшу идею: расскажи, что за бардак здесь творится. Спросить раньше возможности не было.

Оказалось, что Мишкина расторопность вовсе не признак его глубочайшей осведомлённости.

— Действовал по ситуации, — просто сказал он, когда юный бунтарь был обездвижен. — Но теперь готов послушать, что же вы не поделили.

Девушка недоверчиво моргнула.

— А если бы я, серийная убийца, высматривала себе жертву для кровавого обряда? Откуда ты знал, что Диму стОит ловить, а не меня?

— Бывших боевых соратников не сдают. Он бы при любом раскладе остался виноватым.

Моряков закатил глаза и отвернулся.

— Итак, злоумышленники, — Плясунов подпёр кулаком подбородок, — кто меня просветит? Дима, ты начнёшь? — не без злорадства осведомился он. Моряков только пожевал плотную смятую ткань скомканного галстука. Лиза разбитыми губами ухмыльнулась удачной шутке. Чувствуя, что скоро у неё отсохнет язык от постоянных рефлексий, она приготовилась к долгому рассказу. На деле же повесть получилась очень короткой, бессвязной, постоянно прерывающейся сиплыми вздохами. Да и в Лизиной голове ещё не до конца улеглись все прежние-новые знания на места. Девушка откашлялась (ковш Лихоборовскую настойки не помешал бы) и взглянула на собеседника. Тот был крепко озадачен. Выражение лица скептическое, если не сказать недоверчивое. И невероятно тревожное. Он сидел, обняв рюкзак и переваривая полученные сведения. Блондинка же только сейчас почувствовала, как укладывается недовольный гул в стоптанных ногах. И по мере отступления дикой усталости, в мозгу возникали мысли более развитые, чем односложные приказы вроде «Бежать!» или «Схватить!». Самым первым возникло слово, навевающее множество ассоциаций и вопросов: «Саша?..»

— Прости за сумятицу, — торопливо добавила Заболоцкая, вскакивая, садясь и снова вскакивая, беспокойно озираясь вокруг. — Мои мозги тоже словно закипают на медленном огне — столько информации за несколько секунд…

— На самом деле ситуация предельно ясна, — произнёс юноша.

— Правда? — ущемлённо съехидничала девочка, обегая беседку по периметру и высматривая кого-то.

— Да, — глаза парня неотрывно следили за подругой. — Некий Павел Петрович захотел устроить государственный переворот, но догадываясь, что от переизбытка харизмы не страдает и что собрать большую преданную армию ему не грозит, заручился поддержкой впечатлительных детей, а через них опосредованно добравшись до влиятельных родителей.

— Вылитый Шерлок Холмс, — блондинка на секунду остановилась и взлохматила волосы.

Негодование во взоре рыжего мальчишки сменилось удивлением. Он тоже не понимал внезапного оживления девушки.

— У меня складывается впечатление, — Михаил тоже поднялся на ноги и приблизился к Заболоцкой, — что ты отвечаешь совершенно случайным образом и думаешь вовсе не о том, что говоришь? Возникли какие-то проблемы?

— Моя сестра, — нервно отозвалась девушка, — выбегая наружу, но всё ещё держась рукой за одну из колонн. — Я только сейчас вспомнила, что она отправилась на Ветвистую аллею…

— Которая ведёт прямиком к Дворцу, — закончил мальчик, хмурясь.

— Именно. Я не представляю, где искать Саню. А найти её надо. В кратчайшие сроки.

— Лиза, сомневаюсь, что с момента поимки нашего преступника прошло более пяти минут, — возразил юноша. — Дай себе и Саше немного времени, особенно ей. Вдруг у неё тоже есть успехи, или именно в этот момент она остужает чей-нибудь революционный пыл?

— Да, ты озвучил то, чего я больше всего боюсь. Ей вряд ли повезло так же, как мне, — и ясными широко распахнутыми глазами посмотрела на своего спасителя. Тот сразу улыбнулся.

— Выжди хотя бы немного, — посоветовал он блондинке, прислонился к пилястре и добавил, чтобы немного отвлечь спутницу, — смотри-ка, как наш подпольщик разоделся. Это дань уважения старой власти или заранее готовишься к погребению?

Елизавета хмыкнула, а Митя покраснел и быстро спрятал, поджав под себя, остроконечные новенькие туфли, начищенные, навощённые, фирменные.

— И не смотри на меня так, — осадил Морякова он. — У меня за годы, проведённые в школе, к разного рода сглазам выработался иммунитет.

— Ненавижу, — так и говорил его взгляд.

Троица опять замолчала, только девушка нетерпеливо впечатывала носком в землю ростки свежей травы. В полной тишине раздался скрип; блондинка резко обернулась — незакрытая калитка протяжно мурлыкала ржавую песню на ветру. «Достаточно», — решила Заболоцкая.

— На улице ни души, — вслух промолвила она.

— Не переживай, — верно истолковал мысли однокурсницы Миша. — Я уверен, твои родители и сестра в полной безопасности, а заговорщики задержаны и раскаиваются.

— Им бы не помешала встряска. И тем, и другим, разумеется, — Плясунов фыркнул. — Но мне было бы гораздо спокойнее, останься мать с отцом сегодня дома.

— Ты считаешь, они празднуют День Весны? Возможно, они целый день бегают по городу в поисках дочерей. Ох, не поздоровится же последним, когда домашние их всё же найдут, — и со значением посмотрел на девушку, пытаясь ещё немного задержать её. Но Елизавета отрицательно мотнула головой, подёрнула плечами.

— Сомневаюсь. Городок небольшой, за несколько часов можно обойти все главные аллеи, особенно в компании городничих. В общем, что бы наши юные вольнодумцы не планировали, они уже успели реализовать это или провалиться, — сказала она, толком не веря собственным словам. Время текло отчего-то невероятно медленно: вся погоня, драка и последующий разговор с Плясуновым занял вряд ли больше двадцати минут. — Даже если не успели, — остановила она однокурсника, — меня не заботит. Я отправляюсь на поиски.

— А я, видимо, с тобой, — Мишка ободряюще хлопнул затосковавшую подругу по спине, тоже выходя из бельведера.

«А как же Моряков?» — в смятении подумала Лиза. Безвыходная ситуация. «Следовало изначально бежать за Сашкой!» Заболоцкая средняя печально вскинула брови, понимая, что без Мишки не справится, или, по крайней мере, совсем загрустит. Неужели придётся отпустить и тем самым погубить таким трудом задержанного Митю? Оставить здесь связанным? Всё равно, что отпустить, разницы нет. Кажется, последний размышлял о том же — вокруг его лисьих глаз собрались морщинки, и девочка уверилась, хотя его рот полностью скрывал кляп, что мальчишка ухмыляется. «Подбить бы тебе глаз», — замечталась блондинка и сделала шаг в сторону узника.

— Смотри! — воскликнул вдруг взволнованный голос Миши. Лиза рывком развернулась, встала на мысочки и увидела человека, стремительно приближающегося к ярмарке, то есть, к ним. Девушка немедленно пригнулась, подав знак Мишке; он весь подобрался, скользнул к Дмитрию, закрыв его собой и предварительно показав внушительный кулак. Моряков мгновенно перевёл жест в словесную форму и послушно съёжился. Елизавета, чуть высунувшись из-за перил, настороженно наблюдала за бегущим силуэтом, постепенно приобретающим знакомые очертания: округлые бока, раздувающаяся тёплая шаль, длинная коса… Санька! Блондинка выпрямилась и замахала сестре, старательно обращая на себя внимание. Саша, слава источникам, не имевшая проблем со зрением, быстро узнала родственницу и свернула к миниатюрному бельведеру. Заболоцкая средняя выпрыгнула навстречу, а в следующий момент была сжата в тисках объятий.

— Я даже не протестую, — без возражений повисла на Санькиных руках Лиза.

— Я надеялась, что ты останешься на Гостевом Сквере, — не отпуская блондинку, сипло проворковала Александра. Елизавета задёргала ногами, требуя свободы, а когда ощутила твёрдую почву под ногами, подняла глаза и увидела на бледном лице девочки красные растёкшиеся пятна от недавних слёз. Девушка воинственно нахмурилась и стёрла мокрый след с Сашиной щеки.

— Кто-то из ребят тебя обидел?

— Нет, — улыбнулась через силу та, — но я… — губы её задрожали, а потом сжались в тонкую ниточку. — Я опоздала. Их дома пусты. Я не то, что никого не смогла остановить, но даже и не застала. Они ушли на площадь…

Саня окончательно повесила голову. Но, как будто о чём-то вспомнив, ожила.

— А как твои успехи? — горячо спросила она. — У тебя получилось задержать хоть кого-нибудь?

Девушка неопределённым движением указала на сооружение, где обосновались мальчишки. Младшая сестра вгляделась в расплывающуюся сгорбившуюся тень и ахнула, но быстро пришла в себя и с обречённым осуждающим видом приблизилась к бывшему другу.

— Дима, неужели ты не отказался от тех ужасных идей? Ты не создаёшь впечатление способного на террор радикала, я думала, ты всё же покинешь компанию…

— Сомневаюсь, что он тебе ответит, — вскинула брови блондинка. — А насчёт обманутых ожиданий ты права: мне казалось, Питер последний, кто отринет философию ПаПе, особенно после того, как получил дар, кстати, до сих пор непонятно, каким образом. — Саша выглядела по-настоящему разбитой — она едва дошла до лавочки и опустилась на неё, положив ладони на колени.

— Не стоит так горевать, — насколько могла мягко произнесла Елизавета. — Твоему лопуху сейчас ничто не угрожает.

— Как ты не понимаешь? Ведь значит, ребята общались с нами только ради полезных сведений! — Александра завесила бледное лицо растрепавшимися волосами.

— Для меня это не откровения, — ухмыльнулась Лиза. — Со мной мало кто согласен контактировать по доброй воле, — хотя подобный вывод и резанул, не по сердцу, конечно же, но по самолюбию точно. Мальчишки сидели на скамейках молча, не прерывая разговор, не утешая и не оправдываясь.

— Лопух! — Моряков повернулся к Лизавете. «Какая прелесть, отозвался!» — едко усмехнулась она. — Пришло время доставать скелеты из шкафов: как ты с ребятами пробирался в наше поместье? Утаивать больше не имеет смысла, так что советую не хитрить. — Михаил склонился над рыжим бунтарём, повозился с завязочками да узлами, и вскоре изжёванная ткань свилась восьмёркой на земле, а пленник вновь мог говорить. Дима, как загнанный волк, под прицелом трёх пар глаз с шипением втянул воздух и повёл плечами, но, в конце концов, сознался.

— Питер; он внушил охранникам, что мы лишь порыв ветра, поэтому я спокойно входил и выходил через ворота.

— То есть, вы не использовали туннели? — вмешалась Санька. — Но ведь ваш зал для обсуждений располагался именно там…

— Конечно, — фыркнул парень, но, опасливо глянув на ребят, смягчил тон, — потому что расчистить подземные лазы не предоставляло никакой сложности и впоследствии обеспечивало секретность, — он сверкнул очами, — до того момента, как твоя сестра всё не испортила.

— Какой забавный сюрприз, — словно витая в облаках, проговорила блондинка. — И как часто ты наносил нам визиты?

— Гораздо чаще, чем вам известно, — с намерением обидеть и шокировать, самодовольно сказал он. Заболоцкие не стали его разочаровывать фактом, что они уже около получаса тому назад вспомнили обо всех похождениях ребят и ПаПе к ним на участок.

— Смеркается, — констатировал факт Михаил спустя малый промежуток времени. Дмитрий, смирившийся с тем, что не сможет поучаствовать в создании истории, горько откинулся на перила.

— Саня, — позвала тихо Лизавета, — Миша, — приятели повернулись к ней, — пора домой.

— Ты считаешь? — засомневалась девочка.

— По-твоему, карнавал уже закончился? — добавил юноша.

— Да, и наши родители наверняка волнуются, — ответила на оба вопроса сразу девушка. — Поэтому собираем вещи…

— А я? — робко напомнил Митя.

— Проводишь здесь, на холоде, ночь в наказание, — хмуро припечатала Заболоцкая старшая.

Грохот! Треск! Свист! Лизе показалось, что содрогнулась сама земля, а почва под ногами вот-вот разверзнется и с плотоядной жадностью поглотит бельведер вместе с подростками. Ребята, чуть не завалившись друг на друга, зажали руками уши и присели; Лиза, измученные ноги которой отказывались удерживать хозяйку в вертикальном положении, повалилась на ступени беседки; Дима вжал голову в плечи, зажмурившись и сжавшись в комок. Спустя пять мучительных секунд пытки наступила долгожданная тишина. Но не успели подростки оклематься, как мир снова раскололся от шипящего дробного скрежета.

— Что это? — выкрикнула Саша, пытаясь слиться с колонной. — Канонада? — действительно, грохочущие выстрелы и залпы свидетельствовали о том, что сражение на площади приняло серьёзные обороты и кто-то противопоставил сопернику пушки. Но кто? Елизавета в смятении запустила пальцы в волосы: неужели гражданская война?

— Не похоже, — заставил себя прислушаться Мишка.

— Использование порохового оружия запрещено, за исключением самых крайних случаев, — медленно привыкая к грому и осознавая свою ошибку, разгибалась блондинка. — Я сомневаюсь…

Девушка буквально лишилась дара речи. Она в ужасе смотрела в светлые глаза Михаила, в которых отражался разноцветный фонтан огненных искр, каждая из которых взрывалась и расплёскивалась по небу множеством светлячков.

— Лиза? — с волнением в голосе позвал стоящий напротив юноша. Заболоцкая средняя медленно повернулась и в установившемся затишье устремила взгляд на дворец. Брызги всполохов на миг ослепили её, заставили зажмуриться; чуть запоздавший рёв терзал уши.

— Зауральский салют? — Сашкин вопрос повис в воздухе. Дети, не отрываясь, смотрели на зарницу, полыхающую над большой площадью. — По какому поводу?

— В честь Дня Весны? — неуверенно подбодрил девочек Плясунов.

— В прошлые года торжества обходились без фейерверков, — заметила Елизавета, не зная, радоваться ей или тревожиться. — В их составе содержится порох и горючие взрывные вещества, поэтому они предназначены только для особых праздников.

— Сегодня юбилей Мартовского карнавала, триста десять лет, — не желая сдаваться, сорванным голосом произнесла Саня и вышла из беседки. Лиза с Мишей последовали за ней. Вдруг к уже пообвыкшемуся грохоту прибавился трубящий низкий звук. Духовой оркестр. Дима злорадно рассмеялся, а Лиза изнутри покрылась инеем. Новая очередь весёлых огней на фоне тёмного неба, и девушка крепко обняла себя за плечи, переступив с ноги на ногу и подавив желание юркнуть за ближайшую крепкую постройку или, на худой конец, чью-либо широкую спину. Приятели тоже были не в состоянии оторваться от жуткого зрелища.

— По какому поводу салют? — как в трансе, повторила Александра, а старшая сестра промолчала, потирая руки в попытках прогнать озноб. Она не знала. И чувствовала, что не хочет знать.

[1] Мехкамин — механический камин

[2] ППЭ — пункт проведения экзамена

[3] Панфлейта — класс деревянных духовых инструментов, многоствольная флейта, состоящая из нескольких пустотелых трубок различной длины.

[4] В Ростерии существуют автомобили, работающие на угле. Выхлопная труба выводится в специальный герметичный отсек с двумя целями: во-первых, не допустить выделения угольной пыли и загрязнения атмосферы (внутри установлены фильтры грубой и тонкой очистки); а также использовать спрессованную угольную пыль для вторичного использования. Подобный вид транспорта очень дорого стоит в силу своего губительного воздействия на окружающую среду, поэтому только самые влиятельные семьи могут позволить себе автомобиль, предварительно заплатив огромную сумму, чтобы встать в очередь на покупку. Гораздо доступнее (но тоже недёшево) стоит аренда государственного автомобиля.

[5] Извините, я вас не понимаю (фр. яз.)

[6] В лексиконе ростерян этому слову был синонимом «предатель», так как местные жители знали некоторые неафишируемые подробности внешней политики соседнего государства в 1940-ых, и не стыдились ими делиться. Если пересказывать летописи вкратце, то в 38-ом году прошлого века, Советский Союз, также отчасти не принимаемый союзом западных стран, заключил с Германией, уже тогда готовящей план войны, договор о ненападении и взаимопомощи, однако Адольф Гитлер, несмотря на то, что Россия поставляла его армии оружие и продовольствие, без предупреждения и веских на то причин нарушил условия соглашения, введя войска на территорию бывшего союзника, вследствие чего наградил собственную нацию таким обидным прозвищем.

[7] Эндемик — специфический представитель флоры или фауны (в данном случае флоры), который можно встретить только на одной ограниченной территории.

[8] Ростерия — молодое государство, ему чуть более трёхсот лет, поэтому правителей в его истории наблюдалось немного, и каждый, известное дело, желал уважения и признания потомков. После отделения азиатской половины Руси и образования новой страны, императоры начали переносить важные продовольственные, военные и жилые центры на новые места, чтобы оставить как можно меньше совпадений на своей земле с атласами, сохранившимися в России (ибо рельеф человеку изменить неподвластно), а также для улучшения качеств жизни. Главным неудобством являлся холодный жестокий климат, и Кирилл, первый властитель, основал столицу у разделения незамерзающей реки Неизвестная, назвал её в свою честь и построил там дворец красоты невиданной, а также учредил лестничное право (родовой принцип наследования престола). Юрий и Григорий, сын и внук великого монарха, последовали его примеру. Следующий же глава государства сказал, что поступки предшественников продиктованы большим самомнением и чувством собственной всемирной важности (злые языки твердят, у него были плохие отношения с отцом) и создал Приречный — ранее неприступную крепость, теперь же из-за отсутствия междоусобиц и прочих конфликтов город-музей с крепостными стенами и памятниками архитектуры.

[9] Резонёр — персонаж пьесы, не принимающий активного участия в развитии действия, а призванный увещевать или обличать других героев, высказывая длинные нравоучительные рассуждения, как правило, с авторской позиции.

[10] Гиббета — орудие для исполнения смертного приговора в средневековой Англии, представляющее собой подвешенную к чему-либо узкую железную клетку, почти лишающую приговорённого возможности двигаться.

[11] Зелье Жизни — нерекомендуемые к употреблению стимулирующие препараты, вызывающие кратковременное чувство эйфории, ощущение собственной значимости.

Оглавление

Ростерия 1